«Яцхен»

Яцхен (fb2) - Яцхен [Сборник litres, книги 1-4] (Яцхен) 6382K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Валентинович Рудазов

Александр Рудазов Яцхен: Три глаза и шесть рук. Шестирукий резидент. Демоны в Ватикане. Сын архидемона

Три глаза и шесть рук

Глава 1

Свет… Я вижу слабый свет…

Сознание медленно пробуждается…

Странное ощущение – как будто я с ног до головы погружен в какую-то тягучую жидкость… Хотя почему «как будто»? Так и есть – я плаваю в чем-то вроде огромного аквариума с зеленоватой жижей.

Но почему тогда я не задыхаюсь?

Как странно…

Что это? Ко мне прикреплены какие-то проводки? Да, верно, трубочки, по которым что-то течет. Одна из них проходит прямо мне в горло… с каким отвратительным хрустом она обломилась…

Что такое?! Да, я и в самом деле только что откусил эту самую трубочку, и теперь она ушла ко мне в желудок! Что ж, будем надеяться, что она выйдет сама, со временем…

Но как, интересно, я умудрился откусить ее, да еще с такой легкостью? Судя по тому, что осталось снаружи, трубочка была металлической и не такой уж хлипкой…

Как странно…

Сейчас меня в первую очередь занимает один вопрос – кто я такой? Совершенно ничего не помню, вплоть до имени… Амнезия? В голове чисто, как будто там прошел пылесос… Хотя нет, не совсем чисто, хотя бы потому, что я знаю, что такое пылесос. Вообще-то, я много чего знаю, если вдуматься… Кроме одного – я не знаю ничего о самом себе. Как будто я только что родился.

Как странно…

Зачем мне эти проводки? Каждый оканчивается иглой, которая идет куда-то вглубь. Выдергиваю одну на пробу… нет, ничего страшного не произошло, хуже я себя чувствовать не стал. Крошечное отверстие моментально зарастает… а это как у меня получилось?

Да что у меня за кожа такая – темно-серая, шероховатая и такая твердая…

Подношу к глазам руку – явно не человеческая. Хотя бы потому, что она сгибается в двух местах и на ней семь пальцев – пять обычных и два противостоящих, по обе стороны ладони. Пальцы четырехфаланговые, очень длинные и гибкие.

Как странно…

Да, но почему же мне это кажется странным? Ведь если бы я родился с такими руками, то не удивлялся бы им, верно? Но я удивляюсь. Я ожидаю увидеть обычную человеческую руку – с мягкой розовой кожей и всего пятью пальцами. Я не знаю, кто я такой, но воспринимаю себя как человека.

Однако я не человек. Я… нечто иное.

Посмотрим на другую руку – она точно такая же, как и первая. На третью… что-что?! Так, пересчитаем руки. Одна, две, три, четыре, пять, шесть… У меня шесть рук! Да кто же я – насекомое?!

Все руки одинаковые – тонкие, но очень крепкие, сгибающиеся в двух местах, причем в любую сторону. На всех по семи необычайно длинных пальцев. В каждом пальце… а это еще что такое?!

В каждом пальце скрыт коготь, который выпускается усилием воли! Да какие же длинные у меня когти – каждый размером с сам палец! А до чего острые – проводки, которые все еще торчат из меня, режутся ими, как… как что-то, что очень хорошо режется.

Как странно…

Посмотрим дальше… Так, кроме шести рук, у меня есть еще и ноги. К счастью, всего лишь две, и пальцев на них только по пять. Три спереди и два сзади, вместо пятки. Из них тоже торчат когти, но тут, наоборот, нужно прилагать усилия, чтобы их спрятать, в обычном состоянии они торчат наружу.

Надо же, какие хорошие у меня руки: с когтями – страшное оружие, без когтей – очень удобный инструмент, с помощью которого можно сделать все, что угодно. Гораздо удобней человеческих кистей, надо признать…

А это покрытие на моем теле – оно везде? Да, везде. И грудь, и живот, и конечности, все покрыто этим странным серым веществом, которое у меня вместо кожи.

А на спине? И на спине тоже. Даже крылья и хвост… что-что?! Еще один сюрприз – у меня есть хвост. И крылья! Да кто же я такой – черт какой-нибудь?!

Хотя крылья тоже удобные… В сложенном состоянии – что-то вроде плаща, в раскрытом… интересно, насколько хорошо я летаю? Хвост похож на хлыст – длиннющий, гибкий, тонкий, а на конце что-то вроде жала скорпиона.

Да я еще и ядовитый! Сейчас на жале что-то вроде пенопластовой насадки… долой ее! Да, действительно, на конце жала у меня что-то вроде биологического шприца, и из него что-то капает. Слегка поворачиваюсь, и вижу, как на том месте, где оно только что было, расплывается буроватое пятно.

Так, с проводками закончили. Я выдернул все, но по-прежнему не задыхаюсь. Значит, я вододышащий?.. Жабр вроде бы нет… Да и вообще я пока не нашел на теле никаких естественных отверстий, кроме ядовитого канальца на хвосте. Те, что остались от игл, которые я выдернул, неестественные, а потому мгновенно закрылись. Однако… Регенерация, без сомнения, и такая быстрая… Да что там быстрая – просто молниеносная!

А что у нас на голове? Посмотрим… То есть пощупаем… Во-первых, шеи у меня нет, голова прикреплена прямо к плечам. Вот это, надо признать, неудобно – чтобы посмотреть вбок, мне придется повернуться всем туловищем.

Хотя нет, погодите-ка, я ведь уже сейчас отлично вижу все, что у меня слева и справа! Да и вообще – отличный обзор, у человека такого нет… Так, еще одно подтверждение того, что я был человеком – я отлично помню, что должен видеть не так, как сейчас. А сейчас я вижу просто превосходно!

Ого, какие у меня большие глаза! Да еще и покрыты чем-то… чем-то прозрачным, но очень твердым. Все три. Что-что?! Да, верно, у меня три глаза. Один чуть повыше, в самом центре лица, два других чуть пониже, по бокам. Обзор просто великолепный – градусов на двести тридцать.

Вот это, должно быть, ушные отверстия – чем еще могут быть две крохотные дырочки по бокам головы? Носа нет… и вообще ноздрей нет… да что я – вообще не дышу?! Или я дышу ртом?..

Ого, вот это у меня рот! Не рот, а пасть – здоровенная, с кучей зубов. Какие острые у меня зубы! А это, должно быть, язык… да, с языком не так повезло. Культяпка какая-то бесформенная… раздвоенная на конце. Наверное, я рептилия.

Волосы-то у меня хотя бы есть? Полное отсутствие… голова тоже покрыта этой серой шероховатой броней. Хотя, насчет цвета я точно не уверен, голову же я не вижу. А это что? Что-то вроде панковского ирокеза, но очень тонкий, прочный и… острый? Да, точно, у меня на макушке растет полукруглый гребень.

Да кто же я такой?.. Или все-таки «что»?.. Попробуй тут разберись…

По крайней мере, я могу двигаться. Руки шевелятся, ноги тоже, хвост… в полном порядке, крылья… да, тоже. Не очень привычно – чувствуется, что раньше у меня ни того, ни другого не было. Да и вообще двигаться неудобно – аквариум тесный, особо не развернешься.

А вот интересно – насколько я велик? Сравнивать не с чем, так что я могу быть размером и с муравья, и с Годзиллу. Так, опять непонятно… Я помню, кто такой Годзилла, я помню фильм о нем… нет, целых три разных фильма… но я понятия не имею, где я эти самые фильмы смотрел. Не говоря уж о том… хотя ладно, отложим пока этот вопрос.

Другой вопрос – где я нахожусь? Что это за бак с зеленой гадостью, и почему я тут сижу? Вероятно, снаружи происходит что-то интересное… если бы я еще смог это что-то увидеть… Жидкость почти непрозрачная, стекло – тоже. За стеклом видны какие-то бесформенные силуэты… совершенно неподвижные. Никакого шевеления.

Конечно, можно продолжать сидеть в этом баке и ждать неизвестно чего, но… оно мне надо? Пожалуй, стоит выбраться и попытаться найти кого-нибудь или что-нибудь, способное пролить свет на мое положение. Узнать, кто я такой, почему так странно выгляжу, кто меня посадил в этот аквариум, да и вообще… Хоть что-нибудь бы узнать, а то как-то невесело…

А как отсюда выбраться? Выход тут есть хоть какой-нибудь, или меня тут похоронили? Ага, вот он, выход. Что-то вроде люка прямо у меня над головой. Только… только открывается этот люк снаружи.

Этого следовало ожидать. Кто бы ни запихал меня в эту банку, ему явно не хотелось, чтобы я мог вылезти отсюда самостоятельно. И что же делать?

Может, попробовать просто разбить стекло? Ну-ка, оценим-ка его на прочность… Вот это да! Я всего лишь царапнул это дурацкое стекло одним когтем, а оно… Итак, у меня в пальцах скрыто сорок два стеклореза высшего качества! Ну, в таком случае…

И раз, и два, и три! Несколько ударов когтями по стеклу, и оно трескается на осколочки. Ф-фу-у-у!!! Зеленая жижа доделывает работу, шумно устремившись в отверстия. И я вместе с ней. Прямо на осколки! Сейчас изрежусь…

Как ни удивительно, я вышел из бака целым и невредимым. Для моей природной брони осколки стекла – комариные укусы, я даже не оцарапался. И боли не почувствовал.

Вообще ничего не почувствовал. Такое впечатление, что чувство осязания у меня отсутствует напрочь – к чему бы я ни прикасался, разницы не замечаю. Даже то, что моя кожа шероховатая, определил не на ощупь, а на глаз. Нет, минуточку… хотя ладно, оставим это на потом. У меня и без того хватает проблем.

Итак, что же мы здесь имеем? Какая-то лаборатория, без сомнения. Помещение довольно большое, овальной формы, и просто сияет белизной. Стены белые, пол белый, мебель белая, мой бак белый… был, пока не разбился… даже труп на полу одет в белый халат.

Что-что?! Да, точно, прямо перед моим баком валяется мужик в докторском халате. Мертвый, как Ленин в Мавзолее. По крайней мере, теперь я могу определить свои габариты – если считать, что этот дядька среднего роста, во мне где-то около метра семидесяти пяти. Может быть, восьмидесяти. Что ж, неплохо, по крайней мере рост нормальный.

К слову – а почему этот мертвец тут валяется? И кто он такой? Так, на груди карточка… Читаем – Николай Иванович Стеклов, доктор биологических наук, кандидат… да, степеней у него еще много. Может быть, это ему я обязан своим пребыванием в этой банке? Жаль, что он умер раньше, чем смог это подтвердить… Или опровергнуть.

А вот еще интересный вопрос – кто же это его пристукнул? За что? А главное – каким образом? Способ-то ясен – горло изорвано так, словно его грызли. Лицо, вон, все в крови, даже не разглядишь как следует. Однако с нервами у меня все в порядке – мозгом понимаю, что зрелище омерзительное, но эмоции на нулях. Спокоен, как Ленин в Мавзолее.

Но вернемся к нашим покойникам. Итак… В лаборатории имеется всего лишь один выход. Он же, вероятно, и вход. И заперт он изнутри – вон, задвижка даже отсюда видна. Возможно, и снаружи тоже, это пока неизвестно. Окон нет. Отсюда вопрос – каким же это способом дверь оказалась заперта, если единственный, кто мог ее запереть, убит?

Загадочка как раз для Шерлока Холмса…

Допустим, некое неизвестное лицо прикончило нашего доктора Стеклова, после чего закрыло дверь изнутри и… вышло. Сквозь стену, вероятно…

Другой вариант – некое неизвестное лицо прикончило доктора Стеклова, после чего удалилось восвояси. А доктор Стеклов встал, аккуратно запер дверь и вернулся в мертвое состояние.

Может быть, он на тот момент был не совсем мертв? Нет, тогда бы он лежал не здесь, а около двери, а так даже кровавого следа не видно.

Однако какой у меня аналитический ум!

Вариант номер три – доктор Стеклов заперся изнутри, после чего… перегрыз себе горло.

Вот, кстати, еще одна загадка – кто же мог такое сделать? Может быть, все-таки я? Конечно, я ничего не помню, да еще и в баке сидел, но мало ли что бывает? Может, я сам потом в бак залез и там очень удачно потерял память?

Нет, этот вариант отпадает – следы от зубов совершенно не те. У меня клыки длинные, острые, железо перекусывают с первой попытки. А тут… Кто бы ни сотворил эту гадость, его челюсти явно к такому не приспособлены. Больше всего похоже как раз на следы от человеческих зубов. Маньяк, что ли, какой-нибудь?

О Господи, а это что еще такое?!! Фу ты, перепугался… а это всего лишь зеркало. А в нем соответственно мое отражение… какое же я страшилище! По крайней мере, теперь можно посмотреть на себя со стороны…

Если присмотреться, не так уж и плохо… Страшный, конечно, зато сложен довольно гармонично, в чем-то даже симпатичный… Будем надеяться, что это мнение разделит и еще кто-нибудь.

Крылья неплохие – похожи на драконьи. Помню, смотрел я один фильм… опять странные воспоминания – фильм помню, но только сам фильм… Где я его смотрел – в кино, по телевизору?

И морда… назвать это лицом язык не поворачивается… тоже отдаленно напоминает драконью. Челюсти вытянуты вперед… нижняя чуть дальше, чем верхняя, глаза – правильные круги, кроваво-красного цвета. Все три. Какие странные у меня глаза – ни зрачка, ни радужки, только сплошная краснота. Но работают здорово, ничего не скажешь – раньше у меня такого хорошего зрения не было.

Еще бы вспомнить, когда это – раньше…

А вот с обонянием совсем не так здорово. Его, по-моему, вообще нет – сколько ни пытаюсь принюхаться к чему-нибудь, ровным счетом ничего не выходит. Ну правильно, нет ноздрей, нет и нюха… Кажется, я все-таки вообще не дышу.

По крайней мере, все остальное работает на ура. Крылья… ух, здорово! Чуть-чуть только взмахнул ими и сразу взлетел метра на два! Поднялся бы и выше, но там уже потолок начинается, я и так чуть не стукнулся. Ноги тоже отлично держат, только когти при ходьбе цокают, но очень тихо.

Надо же, слух у меня тоже потрясающий – чувствую, что цокаю совсем тихонько, но слышу я это отчетливо, как в стереонаушниках. А так и не скажешь – ушей у меня вообще не видно, я их и нащупал-то с трудом.

А это что такое, рядом с зеркалом? Весы. Хм-м, взвеситься, что ли? Пожалуй, ради интереса… сколько у нас там? Сорок пять килограммов?! Нет, я уже понял, что я тощий, как скелет, но это каким же надо быть дистрофиком, чтобы столько весить?!

Ну и ладно. Если не сложится с другой карьерой, пойду в топ-модели.

А что у нас еще здесь есть интересненького? Если не считать моего разбитого бака… кстати, снаружи он выглядит еще хуже, чем изнутри. Что-то вроде банки из-под соленых огурцов, стоит на четырех металлических ногах, как ванна, сверху люк. Рядом какой-то пульт с экраном. Сломанный. Понять это было нетрудно – в нем торчит пожарный топор. Воткнут в самую середину. Однако… какую же силу надо иметь, чтобы так ударить? Пульт не выглядит очень уж хлипким…

Еще тут есть стол, на столе компьютер… стоял когда-то. Сейчас он сброшен на пол и тоже сломан. Нет, монитор по-прежнему стоит, где стоял, но что пользы с монитора, если системный блок разбит вдребезги? Теперь им разве что орехи колоть…

Хм-м, а вот это интересно… даже более чем интересно! Папочка, в целлофановой оболочке, а на самом первом листе… правильно, я. Мой портрет во весь рост. Конечно, не того меня, каким я был до потери памяти… хотя бы потому, что я не помню, как я тогда выглядел. Нет, теперешнего меня – крылатого, хвостатого, многорукого и многоглазого, с зубищами и когтищами.

Вывод прост, как три рубля, – в этой папке информация, имеющая ко мне самое непосредственное отношение. Следовательно, ее необходимо как можно быстрее прочесть, возможно, она прольет какой-то свет на тот мрак, в котором я сейчас нахожусь. Образно выражаясь, конечно, а так в этой лаборатории очень даже неплохое освещение – лампы дневного света… Для моих сверхчувствительных глаз даже многовато.

Итак, что же у нас тут, в папочке… По крайней мере, написано по-русски, прочесть смогу… Так, стоп. По крайней мере один пункт в анкете заполнили – я русский. Был русским, во всяком случае. Ну… по крайней мере, я знаю русский язык. Читаю, пишу и, возможно, говорю… Проверим.

– Раз. Раз. Раз, два, три… Проверка.

Да, действительно. Свободно говорю на русском. Впервые услышал собственный голос – певцом мне стать явно не светит. Моей хрипучести позавидовал бы сам Высоцкий, мир его праху. Да и вообще голос неприятный, глубокий такой, даже как будто с эхом… Таким тембром только материться хорошо.

Так, но отвлекаться не будем, мы же папку читаем. Итак… Название короткое и емкое – «Проект «ЯЦХЕН»». Это еще что за хренотень? Как это расшифровать – ЯЦХЕН? Чувствую, что аббревиатура, но уж очень необычная…

К примеру, «Я». Что это означает – «ядерный», «ядовитый», «ящероподобный»? А «Ц»? Тут вообще никаких вариантов не возникает. Ладно, может быть, дальше по тексту встретится расшифровка.

Значит, проект «ЯЦХЕН»… Начало разработки – 1 июня 1987 года. Первая и вторая модели закончены 23 февраля 2000 года. Не оправдали ожиданий. Уничтожены.

Третья и четвертая модели закончены 11 сентября 2003 года. Не оправдали ожиданий. Уничтожены.

Пятая и шестая модели закончены 4 мая 2005 года. Шестая модель погибла (по невыясненной причине умер мозг). Уничтожена. Освобождение пятой модели назначено на 9 мая 2005 года.

Прервемся, для начала информации более чем достаточно. Итак, что же мы поняли из этого краткого текста? Судя по всему, проект «ЯЦХЕН» – это я и есть. Поскольку все модели, кроме номера пять, уничтожены, я и должен быть этой самой пятой моделью. Номер Пять – ничего так имечко, а? Но еще минуту назад у меня вообще никакого не было, так что не будем жаловаться…

Создавали нас, выходит, парами. Может быть, мужскую и женскую особь, по аналогии с Адамом и Евой? Примем в качестве рабочей гипотезы… Над первой парой работали аж тринадцать лет. Дальше пошло быстрее – вторую пару сделали за два с половиной года, на третью и двух-то не затратили. Но все время что-то не клеилось – все модели «не оправдали ожиданий».

Все, кроме меня. Хотя… меня ведь еще не «освободили», как это у них называется, так может быть, меня бы тоже уничтожили? Кто его знает, чем им не угодили предыдущие модели, может быть, я ничем не лучше? В таком случае, хорошо, что доктора Стеклова кто-то пришил, а то пустили бы меня на компост…

И даже если я – удачный, роль подопытного кролика меня не сильно прельщает. Кто его знает, зачем меня создавали? Уж точно не пирожками угощать…

Вот, подумал о пирожках, и сразу есть захотелось. В воздухе я, скорее всего, не нуждаюсь, но пищи это явно не касается. Интересно, есть в этой лаборатории что-нибудь съедобное? Кроме, конечно, уважаемого доктора…

Шутка. Человечину есть не буду, меня и стошнить может. Хоть я сейчас и «модель номер пять», но воспринимаю-то я себя как человека!

Ладно, кушать пока что хочется не слишком сильно, пару часиков потерплю еще точно. Прежде всего надо дочитать информацию о себе, любимом. Да, а вот еще полезный факт – поскольку закончили меня четвертого мая, а освободить собирались девятого, доктор Стеклов погиб в промежутке между этими двумя датами. А поскольку разлагаться он еще не собирается, с момента смерти прошло не так уж много времени – три-четыре дня, никак не больше.

Следовательно, на дворе первая половина мая две тысячи пятого года. Как странно, а мне почему-то казалось, что год у нас сейчас две тысячи третий… Да к тому же сентябрь, а не май. Отсюда вывод – память я потерял именно тогда – около двух лет назад.

А поскольку примерно столько и заняло производство пятой модели проекта «ЯЦХЕН», вероятно, все это время я дремал в этом дурацком баке. Рос, набирался сил, и все тому подобное…

Пока мои создатели не решили, что я «закончен».

Творцы, блин, Господом Богом себя возомнили, сволочи… Хотя чего это я на них окрысился – как-никак, они меня создали? А вот и есть чего! Раз у меня в башке какие-то воспоминания все-таки вьются, да и подсознательно я себя считаю человеком, а не чудищем, эти подонки не сотворили меня с нуля, а изуродовали уже готового.

И почему-то я сомневаюсь, что вызвался на это дело добровольцем…

Прочтя папку до конца, я получил довольно много полезной информации. Большая часть так и осталась для меня темным лесом, ибо писались эти листы учеными и для ученых, а кем бы я ни был раньше, то уж во всяком случае не доктором наук. Однако здесь имелась и вполне доступная информация, более или менее понятная даже дилетанту.

Прежде всего, я наконец-то узнал, где нахожусь. На сверхсекретной научной базе «Уран», где-то на территории России. Точных координат здесь, разумеется, не приводилось, но, насколько я понял, эта самая база расположена глубоко под землей, над ней колышется сибирская тайга, а о самом ее существовании знает считаное число человек. Основана в 1969 году, и первоначально занималась всего лишь одним-единственным проектом. О том, что это был за проект, здесь не говорится.

Мой же проект, как уже было упомянуто, запустили в 1987 году, и он носил порядковый номер четырнадцать. Начали его по заказу военных, а конечной целью должно было стать получение некоего биооружия.

Вероятнее всего, именно таковым я и являюсь. Предназначен для заброски на территорию вероятного противника и выполнения задач различной степени сложности. Мои физические характеристики для такого должны быть очень хороши. Именно для этого мне сделали крылья – я могу самостоятельно и незаметно добраться до любой точки планеты, а потом точно так же, самостоятельно и незаметно, ее покинуть. С немалым изумлением я узнал, что, оказывается, способен развивать в полете очень приличную скорость. До четырехсот километров в час! К тому же я умею бегать быстрее любого спринтера, лазаю по стенам и потолку (не без помощи когтей) и поразительно вынослив.

Защитили меня тоже капитально. Та серая дрянь, что у меня вместо кожи, оказывается, была создана путем смешения хитина жесткокрылых насекомых, крокодильей чешуи и материала, из которого сделаны раковины улиток (не помню, как он называется). Но этого им показалось мало, так что они еще и улучшили ее какими-то хитрыми методами, так что теперь мою броню даже не всякой пулей пробьешь. Судя по описанию, эта же броня выполняет и функции скелета, так что расти я точно больше не буду.

Как, впрочем, и толстеть.

Регенерация – еще одна защитная функция. Предназначали меня для таких задач, в которых и броня не всегда спасает, так что мне еще и это сделали. Моя живучесть просто потрясает – если цел мозг, я буду жить. Даже если отрезать мне голову, новое тело вырастет за пять-шесть дней. И кровью я не истеку – насколько я понял, крови как таковой у меня и нет. Есть что-то вроде заменителя, но его функции настолько ничтожны, что я в нем не слишком-то и нуждаюсь. И сердца у меня нет.

Как только они умудрились заставить все это заработать?

Кроме средств защиты и передвижения, меня напичкали и разнообразным оружием. Номер один – зубы. Бобер рядом со мной отдыхает, я легко могу перегрызть фонарный столб.

Номер два – когти. Припоминаю еще один фильм, «Люди Xэ» называется, так был там такой парень – Россомаха, с несокрушимыми когтями. Вот и у меня почти такие же, только покороче, и все-таки не такие могучие. Зато аж сорок два! На шести руках по семи штук!

Номер три – хвост. Я был прав, в моем хвосте действительно содержится яд. К тому же, оказывается, я могу его регулировать – от абсолютно смертельного до легкого парализующего.

Номер четыре – мои слюни. Да-да! Оказалось, что я могу харкать чем-то вроде мощной кислоты. Конечно, ее запасы ограничены, я могу сделать всего три-четыре плевка, а потом придется ждать, пока она снова накопится. Но это тоже неплохо.

Еще мне сделали сверхскоростные рефлексы, стальные нервы, обостренное зрение и слух, и прочие оборонные примочки.

А вот со всем остальным поскупились. Насколько я понял, обоняние у меня действительно отсутствует. У тех, кто меня… конструировал, был выбор – дать мне обоняние, но еще и прибавить необходимость дышать, или лишить того и другого. Подумав и поспорив, они остановились на втором варианте. Мол, лучше уж пусть будет безносым, тогда его можно будет и в космосе использовать.

Кстати, насчет этого тут тоже упоминается – какая выгода проистекает от такого вот недышащего существа в открытом космосе. Броня у меня – природный скафандр, так что меня смело можно забрасывать хоть на Марс, хоть на Юпитер. Холод – не помеха, я приспособлен практически к любым более-менее терпимым температурам. От космического холода до раскаленного ядра Земли.

С другой стороны, без нюха я не так эффективен в качестве диверсанта. Поэтому взамен они встроили в меня какое-то загадочное «чувство направления». Хотелось бы, конечно, знать, что это значит, пока что я у себя ничего такого не замечал, но… Там, где упоминается об этой штуке, написано «см. приложение 2Б». Никаких приложений в этой папочке я не нашел, так что этот вопрос откладывается на неопределенное время.

Но все это чепуха. Самое главное – теперь я знаю, откуда у меня эти непонятные воспоминания! Согласно этим записям, первый вариант ЯЦХЕНа получился неудачным, потому что был беспросветно тупым. Он не желал ничего делать, а просто вяло передвигался взад-вперед, и так же вяло шевелил руками. Даже кормить его приходилось насильно, потому как сам он до такой сложной вещи додуматься не смог. Почему так получилось – непонятно.

В общем, второму варианту они пересадили чужие мозги. Третьей модели – шимпанзе, а четвертой – собачий. И опять прокол. Оба объекта почти моментально свихнулись, озверели и даже прикончили кое-кого из своих создателей.

Хм-м, не могу сказать, что мне их так уж сильно жаль…

Дальше уже можно догадаться. Мне и безвременно погибшей шестой модели тоже был вставлен чужой мозг. Но на сей раз – человеческий. Чей – неизвестно. Во всяком случае, здесь об этом не говорится.

Итак, раньше я все-таки был человеком. Вот только остается неизвестным, получили ли эти доктора мой мозг уже после моей смерти, или я прямо тут поблизости и скончался? Где-нибудь на операционном столе?

В любом случае, вся информация, прямо или косвенно касавшаяся моей личности, была стерта. Сама стерлась или кто-то постарался, тут уже не определить. Сохранилась только нейтральная, та, которая может иметься у любого гражданина России. Знание языка, современных реалий, кое-какие сведения из разных областей, научных и не очень, прочтенные книги и просмотренные фильмы, ну и все такое прочее.

А вот интересно – я еще какие-нибудь языки знаю? В смысле, кроме русского? Так, так… пороемся в извилинах… нет. С сожалением вынужден констатировать, что кроме нескольких случайно затерявшихся французских фраз, никаких других языков не откопалось.

Ну там еще с десяток английских слов, столько же немецких, три-четыре испанских и итальянских. Обычный багаж человека, никогда чужие языки не учившего. Но в школе я, наверное, изучал французский – на нем я хоть и с трудом, но могу выдавить предложение-другое.

И все-таки – что тут еще сказано о мозге для «модели № 5»? Та-ак… Для шестой использовался женский мозг… бедная мадам, какое, должно быть, потрясение она испытала… Может быть, оттого-то она и скончалась? От лишних нервов? Не все же такие твердокаменные, как я… блин, даже как-то невольно начинаешь гордиться собой…

Но что там обо мне?.. а, вот. Для пятой модели взят мозг мужской… не тронутый тлением… неповрежденный… ага, дальше еще интереснее. При жизни объект обладал ростом, равным росту модели № 5, и таким же объемом черепной коробки… легкое расстройство психики… лунатизм… неврозы… шизофрения в начальной стадии… характер стойкий, нордический…

Ну прямо досье из Гестапо! А где более точные данные? Хоть возраст мой назовите, а то я даже не знаю, молодой я еще или уже пенсионер! Хотя догадываюсь, подобные вопросы их волнуют слабо…

Однако сюрпризец! Это я, выходит, чуть ли не сумасшедший?! А что же они, чего получше не нашли? И почему сейчас я в себе никаких отклонений не замечаю? Может, я, конечно, где-то и ошибаюсь, но на мой взгляд, со мной все в порядке.

Или сумасшествие стерлось вместе с памятью? Да нет, не может быть…

Нет, ну ё-моё! Что же это делается?! Взяли невинного человека, прикончили… что-то я сомневаюсь, что они мои мозги по почте заказали, скорее уж просто взяли кого-то, кто под руку подвернулся… да вот хоть охранника какого-нибудь, им такими и положено быть – крепкими, здоровыми, флегматичными… хотя, конечно, лунатизм и все такое…

Но ладно бы просто прикончили, так ведь еще и запихали после смерти в тело своего драгоценного биооружия! Слово-то какое… нет бы просто – монстр. Монстр Франкенштейна, вот кто я такой… В баке родился. Папа мой – докторский скальпель, а мама – трубка с раствором…

Глава 2

Ладно, нервы у меня крепкие, выдержу. В конце концов, в моем положении есть и светлые стороны.

Я теперь как минимум умею летать!

Утешившись этой мыслью, я методично и скрупулезно исследовал эту дурацкую лабораторию, ставшую для меня родильной палатой. Работать сразу шестью руками было немного непривычно, но я быстро освоился. К хорошему легко привыкаешь, и, надо признать, шесть рук куда удобнее двух.

А эти когти!.. Никаких инструментов не надо, отлично заменяют что угодно – от отвертки до кусачек.

В помещении имелось несколько шкафов различного размера, но, увы, ничего интересного я в них не отыскал. Всякие банки-склянки, ножи-скальпели и тому подобный никчемный мусор. Один был до отказа заполнен всяческого рода бумагами, в которых уважаемые профессора подробно описывали процесс создания меня и моих предшественников. Правда, продолжались эти записи только до 1996 года. Скорее всего, именно тогда они окончательно перешли на электронный документооборот.

Жаль, что компьютер разбит. Уж там-то наверняка бы отыскалась информация о моем доноре… В смысле, о том несчастном, который одолжил мне свой мозг. Жаль его, кем бы он ни был…

А вот интересно: я – это он и есть, или все-таки я – пятая модель проекта «ЯЦХЕН», а тот неизвестный не имеет ко мне никакого отношения? То, что у меня его память… ну, какая-то ее часть… еще ничего не означает – мало ли у кого чья память?

Ладно, с этим мы разберемся. Для начала следует узнать, кем он был. А то если депутат – это одно, а если уголовник… почти то же самое, если вдуматься.

Итак, с лабораторией мы покончили, и есть хочется все сильнее, так что, пожалуй, самое время эту лабораторию покинуть. Тем более, что надоела она мне уже хуже горькой редьки… Хорошо еще, что процарапываться сквозь дверь не пришлось, хватило отодвинуть задвижку.

Ух! Ну и коридорище! Километра, может, и нет, но уж половинка – точно. Мой личный роддом в самом конце, на отшибе. Помнили, видать, мудрецы занюханные, каких делов может натворить проект… а, ладно, просто яцхен. Имечко так себе, но пока что сойдет. Надо же себя как-то называть?

Та-ак, а это еще что такое? Еще один труп. Стоит себе возле стенки, словно так и надо, но явно мертв. А почему тогда не падает?..

У как!.. Это кто ж его, бедолагу, ломиком к стене прибил?! Да как глубоко ломик-то загнали – из груди доктора только самый кончик виднеется! По всему видать – тот же самый маньяк, что доктора Стеклова оприходовал.

Почему-то мне все сильнее кажется, что живых я на базе «Уран» не отыщу…

А тебя-то как зовут, болезный? Карточка на груди имеется, но уж больно его кровищей забрызгало… Вот ведь! Точно бы стошнило, кабы не мои нервы! Фамилия заканчивается на «…тин», но это мне ничего не говорит.

По крайней мере, этот не доктор – ассистент всего лишь.

Через пару минут я напоролся на очередного мертвеца. Этот, похоже, перед смертью пытался куда-то ползти – по позе видно. Но уж больно зверски его прикончили – брюхо распороли и кишки вытащили. Интересоваться фамилией уже не хочется.

Что же это получается? Весь персонал базы действительно мертв? И я здесь один?

Но в таком случае сюда рано или поздно непременно кто-то явится – какой бы секретной база ни была, кто-то о ней все-таки должен быть в курсе, и кто-то, без сомнения, поддерживает с ней связь. А что, интересно, подумают спасатели, найдя большую гору трупов, а рядом с ней гордого меня?..

Тут и без гадалки нетрудно ответить – меня же и запишут в главные подозреваемые. А из-за моих необычных… внешних данных меня, скорее всего, не станут арестовывать и отправлять на допрос с последующим следствием и судом присяжных. Прямо тут же и расстреляют.

Конечно, природная броня – штука полезная, да только вряд ли у парней, что прилетят инспектировать эту базу, не окажется приличного оружия. А против хорошего автомата вряд ли защитит даже эта скорлупа… Шарахнут разок в башку, и полетела душа в рай… во второй раз.

А жить хочется. Я слишком молод, чтобы умирать, мне всего несколько часов от роду. Значит, следует по-быстрому исследовать эту базу, найти все, что касается моей личности, и сматываться подобру-поздорову. Ну их всех с этими дурацкими экспериментами! Устроили тут остров доктора Моро, а я расхлебывай!

Хорошо бы еще, конечно, попытаться выяснить, что за чертовщина здесь произошла. Тип, который смог истребить такую толпу народу… хм-м, а с чего я, собственно, взял, что он был один? В общем, от такого типа или типов добра ждать тоже не приходится. Совсем не факт, что закончив со своим, без сомнения, тоже чем-то оправданным делом, он отправился домой, пить пиво и смотреть футбол.

Следующие несколько минут я осматривал ближайшие лаборатории. Большинство дверей были открыты, а то и распахнуты настежь, но встречались и запертые. Пришлось поработать когтями, и, надо признать, они проявили себя с самой лучшей стороны. Достаточно было провести одной из рук по замку, чтобы тот развалился надвое.

Впрочем, внутри я не нашел ничего интересного. Всяческие приборы, бумаги с бессмысленным (для меня) текстом, минимум мебели. И, конечно, трупы. Их было много, все приняли смерть по-разному, но неизменно – предельно зверским способом.

Особенно мне запомнился один пожилой профессор, которому вырвали позвоночник и обвязали вокруг его же шеи. Отвратительно.

По крайней мере, голод я утолил. Нет, я не стал грызть мертвецов, до этого, к счастью, не дошло. В одной из лабораторий я отыскал небольшой холодильник, а в нем некоторое количество продуктов.

Оказывается, я очень прожорливый, а по весу и не скажешь. Все, что там было, я съел и по-прежнему голоден. Остались только мороженые пельмени в упаковке – почему-то они вызвали у меня сильное отвращение. Может быть, я их ненавидел, когда был человеком, а может быть, яцхенам они строго противопоказаны. Не берусь судить.

Но все остальное я съел – от бутербродов с любительской колбасой до лапши быстрого приготовления. Варить мне ее было не в чем, так что пришлось проглотить как есть. В процессе еды я сделал еще одно открытие насчет себя – чувства вкуса у меня тоже нет. Если бы я закрыл глаза, то и вовсе не понял бы, что именно ем. Хрустит что-то на зубах, а что именно – непонятно.

Конечно, этих ученых можно понять – чувство вкуса мне в работе уж точно не пригодится, а значит и нечего меня баловать. Но ведь обидно! Лишили еще одного удовольствия…

Из чувства противоречия я съел и пельмени. Раз уж мне все равно, что поглощать, так пусть и они тоже пойдут в общий котел. Пришлось, правда, закрыть глаза – видеть я их по-прежнему не мог.

Никаких неприятных ощущений не последовало. Кстати, глаза мне пришлось закрывать руками – век для меня тоже не предусмотрели. От пыли глаза защищены, и ладно, а на мои удобства им всем начхать.

Хорошо еще, что рук целых шесть…

Набивая желудок, я время от времени посматривал на очередные трупы, найденные в этой комнате. Один из них, совсем молодой парень, выглядел так, будто его долго массажировали морковной теркой. Пожилая дама, лежащая поблизости, напоминала Гуинплена – рот разрезан почти до позвоночника.

Ничего – аппетит не испортили.

В следующей лаборатории я нашел еще один бак, похожий на мой собственный. Только чуть поменьше и не такой грязный. Что интересно, он был аккуратно открыт, а рядом стояла небольшая лесенка. А на лесенке висел очередной труп – ему кто-то разбил голову об этот же бак. Присмотревшись, я понял, что сделать такое можно было только сверху.

Следовательно, неизвестный убийца как раз из этого бака и вылез.

Я хотел поподробнее изучить эту «родильную палату», но мой сверхчувствительный слух неожиданно засек слабый звук, доносящийся из соседней палаты. Стон. Человеческий стон. Конечно, я тут же все бросил и понесся к неожиданно обнаружившейся живой душе.

Кабинет по соседству, скорее всего, был чем-то вроде комнаты отдыха – мягкая мебель, цветы, даже телевизор. И еще компьютер, но тоже сломанный. Как и все остальные компьютеры, найденные мной до этого момента.

Но эти мелочи я отметил только краешком глаза – в первую очередь меня привлек предмет, лежащий на одном из диванов. Живой человек. Первый живой человек, увиденный с тех пор, как я родился. С первого взгляда я понял, что времени у меня мало – он недолго останется живым.

Мужчина лет пятидесяти, с атлетической фигурой, на голове заметна седина, но не слишком много. По-видимому, обладает железным здоровьем, и только этому обязан тем, что все еще жив.

Поскольку у него отрезаны ноги в верхней части бедра.

То, что он до сих пор еще не истек кровью, было настоящим чудом. Конечно, он кое-как перевязал себя, воспользовавшись отныне ненужными штанинами, но помогало это слабо. «Профессор Барсуков», прочел я на карточке.

Я двигался совершенно бесшумно, и в первый момент он меня не заметил. Но уже в следующий до него дошло, что в палату явились непрошеные посетители, и глаза изувеченного испуганно выпучились.

Интересно, с чего бы вдруг…

– О нет… – расслышал я его шепот. – Еще и этот…

– Я могу вам чем-то помочь? – вежливо спросил я.

Прозвучало это суховато, но исключительно из-за тембра моего голоса.

– Как?! Ты говоришь?! – обрадовался профессор. – Ты можешь говорить?! Так ты все-таки получился удачным!.. Хоть какое-то утешение…

– Рад за вас, Станислав Константинович.

– А откуда ты знаешь… ах да, конечно, карточка… Ты себя хорошо чувствуешь? – неожиданно забеспокоился Барсуков. Прозвучало это очень смешно – он-то уж точно себя чувствовал хуже некуда.

– Просто прекрасно. Что здесь произошло?

– Это все Палач… – виновато пробормотал профессор. – Я с самого начала подозревал, что с ним что-то не так, но такого…

– Палач? Кто это такой?

– Эксперимент, как и ты… – криво усмехнулся Барсуков. – Только не такой удачный. Вас создавали параллельно, почти по соседству…

– Я знаю. Я нашел его бак.

– Репликатор. Эти приборы называются матричными репликаторами. Мы выращивали в них… искусственных существ.

– Монстров, вы хотите сказать? Повторяю вопрос – что это за Палач?

– Говорю же, эксперимент! – начал раздражаться профессор. – Мы пытались создать существо, способное проникать сквозь материальные объекты… Над проектом «Палач» работали почти семнадцать лет, и позавчера его наконец-то закончили… Кто же мог подумать, что все так обернется…

– Проникать сквозь… вы хотите сказать, проходить сквозь стены, Станислав Константинович? Разве такое возможно?

– Отчасти да, – кивнул профессор. – Если его здесь нет, а двери по-прежнему закрыты, значит, у нас все получилось – наш отдел полностью герметичен, Палач не смог бы выбраться отсюда без этой способности.

– А много на вашей базе таких отделов?

– Таких, как наш?.. Тринадцать. Наш работал над тремя проектами – «Палач», «Живой Нож» и «ЯЦХЕН».

– Вот кстати, Станислав Константинович, может быть, вы удовлетворите мое любопытство – как расшифровывается ЯЦХЕН?

– Ямщиков, Цвигель, Хитров, Евсеев, Надеждин, – слабо улыбнулся Барсуков. – Первые буквы фамилий тех, кто тебя сконструировал, в порядке старшинства…

– Я должен был догадаться. А что я вообще такое? Я прочел лабораторные записи, но понял не так уж много…

– Ты и читать умеешь?.. – искренне удивился профессор. – Вот это действительно сюрприз… Как жаль, что я не дожил до твоего пробуждения…

– Вообще-то дожили, но вы правы – жить вам осталось недолго, – безжалостно подтвердил я. – И пока вы еще живы, принесите хоть какую-то пользу – поделитесь знаниями.

– Я не так уж много знаю о тебе, – печально вздохнул Барсуков. – Я в основном занимался Палачом…

– А все-таки?

– Ты – биооружие. Для диверсий и заказных убийств. Тебя заказала внешняя разведка, какие-то там спецслужбы… не знаю точно, я никогда этим не интересовался. В тот год у них сменилось руководство, и новый начальник заказал нам сразу четыре… существа. «Живой Нож», «ЯЦХЕН», «Палач» и… и еще один. Проект номер шестнадцать, самый секретный из всех. Ему выделили целый отдел, о нем я вообще ничего не знаю, даже названия…

– А кем я был раньше? – перебил я его.

– То есть как? – удивился профессор. – Раньше ты никем не был – клеточной массой в чане, вот и все… Ты родился здесь, в нашем репликаторе.

– Я имею в виду – кому принадлежал этот мозг? – я намекающе коснулся затылка. – Кем я был, когда был человеком?

– А это ты откуда узнал? – недовольно проворчал Барсуков. – Вот ведь недотепы, сколько раз я им говорил – не разбрасывайте записи где попало… Ладно, теперь уже неважно. Конечно, это запрещено, но по-другому у нас не получалось…

– Уважительная причина, – насмешливо кивнул я.

– Да я-то все равно не знаю, чей это был мозг, – снова вздохнул профессор. – Этим занимался Краевский – где-то раздобыл свежие материалы и отдал нам. Он никому не докладывает, где что берет…

– Кто такой этот Краевский?

– Тоже профессор. Он тогда курировал проект «Зомби»… о нет! Об этом я не подумал! Палач же разбил все компьютеры, теперь вирус на свободе! Черт! Черт! Черт!

– Что еще за вирус? Станислав Константинович, сколько же сюрпризов на ваше базе?

– Очень нехорошая вещь… – пролепетал Барсуков. – Этот вирус мгновенно распространяется и заполняет все доступное пространство, но, к счастью, очень быстро разлагается. К нам он не проник – наш сектор герметичен, но вся остальная территория… И уж Палач-то обеспечил его материалом! Я слышал шум…

– Что за болезнь?

– Это не совсем болезнь… Человек, зараженный вирусом «Зомби», через пятнадцать – двадцать часов умирает сам, но даже если убить его раньше, это все равно ничего не изменит. После смерти его труп поднимается и начинает снова ходить!

– Станислав Константинович, это уже мистика какая-то… – не поверил я.

– Да ну? – злобно покосился он на меня. – А ты сам – не мистика?! Посмотри на меня, эксперимент, я умру через час-другой! Думаешь, я стану сейчас врать?!

– Может быть, у вас бред, – предположил я.

– Не бред! – еще сильнее разозлился профессор. – Говорю тебе, зараженный после смерти оживает! Видишь ли, мозг даже после смерти сохраняет определенную активность, и довольно долго – около полутора месяцев. В течение этого времени его еще можно оживить. Конечно, не до конца – на уровне самых низших животных. Ходячий труп будет двигаться и нападать на живых существ! Самые примитивные инстинкты, понимаешь ли – пожрать бы, вот и все… И они остаются заразными – любой, укушенный одной из этих тварей, сам после смерти превратится в ходячего мертвеца!

– «Обитель Зла» с Милой Йовович, – саркастично подытожил я. – Думали, я этот фильм не видел?

– Какой еще фильм? – скрипнул зубами Барсуков. – Как ты вообще можешь что-то помнить, я же сам очищал твою пам… ой!..

– Вот, значит, как… Что ж, Станислав Константинович, поздравляю, вы замечательно справились со своей задачей.

– Прости… – сконфуженно промямлил Барсуков. – Прости, я не думал… я не хотел…

– Естественно. Кто я для вас? Эксперимент. Сырье. Получился неудачным – спустим в унитаз, удачным – получим премию. Но я вас прощаю, потому что умирающих положено прощать. А вы очень скоро умрете, Станислав Константинович. И знаете, мне вас совсем не жалко. Потому что вы сами во всем виноваты. Нельзя создать монстра, а потом удивляться, что он вас сожрал.

– Кто это сказал? – заинтересовался Барсуков.

– Как кто? Я.

– Нет, а разве это не цитата?

– Не помню, – сухо ответил я. – Вы приложили немалые усилия, чтобы я ничего не помнил.

– Но пойми! – взмолился он. – Пойми, если бы я оставил тебе память, ты бы нас возненавидел! Ты же был человеком, а стал…

– Что ж, зато теперь я вас просто обожаю. Люблю всем сердцем. Думаю, я оставлю вас, Станислав Константинович. Вряд ли вы сможете сказать мне еще что-то интересное…

– Подожди! – его глаза испуганно округлились. – Прошу тебя – останься! Я не хочу… вот так, в одиночестве… хотя бы ты…

– Хотя бы я, да?.. Нет уж, обойдетесь, любезный.

– Но куда ты собираешься идти? Куда ты пойдешь в таком виде?

– Не знаю. Для начала постараюсь выбраться с вашей базы, а там посмотрим. По крайней мере, я умею летать, так что какой-никакой выбор у меня будет… Здесь-то я уж точно не останусь.

– Послушай!.. – прохрипел Барсуков. – Послушай, что я скажу!..

– Может быть, хоть раз назовете меня по имени? – осведомился я. – Оно вообще у меня есть?

Барсуков сконфуженно замолчал. Потом вдруг что-то вспомнил, и обрадованно закивал.

– Есть, есть! Яков! Мы все называли тебя Яшкой! А иногда – Яковом Николаевичем. Профессора Ямщикова звали Николаем…

– Хоть что-то… Так что вы хотели сказать?

– Я… я дам тебе несколько полезных советов. Во-первых, найди главный сервер. Простые компьютеры Палач уничтожил, но главный должен был сохраниться…

– А с чего это он вдруг стал ломать компьютеры?

– Ошибка в программировании… Он стремится уничтожить все, обладающее разумом…

– Компьютеры?..

– И их в том числе. Он сам наполовину робот, с его точки зрения компьютеры тоже разумны…

– Ладно, я найду главный компьютер, что дальше?

– Он в первом секторе, на самом верху… Войди под моим именем, пароль – «qwerty». У меня был высокий доступ, ты получишь любую информацию… ну, кроме особо секретной. Найди там файл «iatshen», там о тебе. Прочти о чувстве направления – я не знаю, что это такое, его конструировали без меня, но оно в тебе есть. Еще найди папку профессора Краевского – только он знал, кому принадлежит твой мозг. Если он не записал этого там, тебе придется искать его самого…

– А разве он не умер с остальными? – удивился я.

– Три месяца назад он уволился. У нас обычно не увольняются, мы все подписку давали, но у него такие связи… Не знаю, где он сейчас… но в компьютере должен быть его адрес… или хоть что-нибудь…

– Спасибо, Станислав Константинович, – благодарно кивнул я. – Что-нибудь еще подскажете?

– Да… Ты должен… покончить с ними…

– С кем?

– С Палачом… и с ходячими трупами… Если вирус освободился, их должно быть очень много… Прошу тебя, Яша, умоляю… Палач не остановится… А вирус… вирус «Зомби» – потенциальная угроза для всего человечества…

– А вы уверены, что мне это по силам?

– Уверен. Тебя создавали как раз для этого. Палач гораздо слабее, его единственное преимущество – хождение сквозь стены, в остальном ты его превосходишь!

– Но как я его найду?

– Чувство направления… оно как раз для этого… прочитай, как им пользоваться… Прочитай еще и файл «palach», там про него… хорошо, что ты умеешь читать…

– Станислав Константинович, вы еще можете говорить?

– Похоже, я уже умираю… – прошептал он. – Запомни – ходячим трупам нужно отрезать голову, иначе их не убить… Разрушить мозг… А лучше – сожги их. Возьми напалм на складе… Там есть еще несколько бомб и хороший огнемет… На всякий случай… у нас разные случаи бывали… Правда, против Палача там оружия нет, на него мы не рассчитывали… Но твоих когтей должно хватить… или кислоты…

Договорив последнее слово, он замолчал. И молчал довольно долго.

– Станислав Константинович? – окликнул его я. Он не ответил.

Подойдя поближе, я понял, что он уже умер. Произошло это так тихо и незаметно…

Почему-то именно сейчас я вспомнил, что так и не спросил у него о третьем проекте – загадочном Живом Ноже. Интересно, что бы это могло быть? Судя по названию, тоже ничего хорошего.

И этот Палач… как он выглядит хотя бы? Почему-то я сильно сомневаюсь, что мне удастся расправиться с ним так легко, как обещал профессор Барсуков. Чудовище, которое уничтожило персонал целой базы… по крайней мере, человек сто… да уж, он просто обязан быть очень опасным. Да еще и ходит сквозь стены…

Никаких следов Живого Ножа я не отыскал. Зато мне удалось найти еще три маточных репликатора, и два из них были совсем крохотными, не больше банки из-под огурцов. Скорее всего, в большом содержалась шестая модель ЯЦХЕНа, а в маленьких – Живые Ножи.

Если все так и обстоит, этот загадочный проект должен быть очень маленьким, не больше обыкновенного ножа, неживого. Значит, следует глядеть в оба – такого маленького монстра я могу и не заметить.

Обнаружив еще пяток трупов в разнообразных позах, я наконец-то нашел выход из сектора. Да уж!.. Вряд ли подобную дверцу возьмет и динамит – этот толстенный стальной блин запечатывал комплекс лабораторий, производящий чудовищ, намертво. И как же, интересно, я смогу преодолеть эту преграду?

Для того чтобы открыть эти ворота, следовало ввести код из шести цифр. Я набрал первое, что пришло в голову – «123456». Пискнула красная лампочка. Все это нехитрое действо заняло от силы секунд пять, но сколько же мне потребуется времени, чтобы перебрать все варианты?..

Так, попробуем подсчитать… Существует ровно миллион комбинаций из шести цифр – от шести нулей до девятисот девяноста девяти тысяч девятисот девяноста девяти. Кладем на одну комбинацию пять секунд. Перемножаем… пять миллионов секунд. То есть… восемьдесят с лишним тысяч минут… почти тысяча четыреста часов… пятьдесят восемь суток… Примерно два месяца, и то, если не отвлекаться на сон и пищу. Совершенно нереально.

Встает вопрос – знал ли код профессор Барсуков? Безусловно. Не мог не знать. Почему же тогда он не сказал его мне? Может быть, просто забыл? Или не успел? Нет, это вряд ли – в его списке инструкций это должно было идти под номером один. Следовательно, профессор, мир его праху, был уверен, что мне этот самый код не особенно и нужен. Значит, остроты моих когтей хватит на то, чтобы прорезать себе дырку. По-моему, логическая цепочка вполне четкая…

Итак, попробуем… Для начала я выпустил один-единственный коготь и неуверенно коснулся им блестящей поверхности. Нет, я уже убедился, что мои лезвия способны на настоящие чудеса, но этот сейф выглядел воистину неприступным…

Впрочем, опасения оказались напрасными. Коготь вошел в металл так легко и свободно, как будто там заранее было для него отверстие. Я подивился такой режущей способности своих ноготков и уже смело выпустил все остальные.

Дверь оказалась чересчур толстой, и мои когти не прорезали ее насквозь, так что пришлось кромсать сталь по кусочку. Много времени это не заняло – рук у меня шесть, а скорость работы такая, что со стороны я, наверное, напоминал дрель. Металлические осколки разлетались в разные стороны, как из-под отбойного молотка. Многие попадали в меня.

Больно не было.

Я не засекал время… вообще-то, у меня и часов нет… но, думаю, прошло не больше двадцати секунд до того момента, как в стальной стене образовалась дыра, в которую я мог пролезть. Правда, пришлось обвернуть крылья вокруг тела на манер плаща, но так даже удобнее. Я кое-как протиснулся в свежевырезанное отверстие и встал посреди очередного коридора. С этой стороны двери было написано «Четвертый отдел. Третий уровень секретности».

Конечно, мне это мало что говорит.

Глава 3

С первого же момента я понял, что россказни профессора о вирусе, оживляющем живых мертвецов, могут оказаться правдой. Судите сами – прямо передо мной красовалось внушительное пятно крови, четко утверждающее, что на этом месте кто-то отдал богу душу. Очень метко прозванный Палач продолжал свое грязное дело – эту жертву он прикончил на манер Христа, прибив ее руки и ноги… ну, не к кресту, а прямо к стене, но это не суть важно.

Понять это было нетрудно – три гвоздя из четырех по-прежнему торчали в стене. Четвертый валялся рядом. Один из них был забит особенно глубоко, и на нем по-прежнему висела кисть руки. Человеческой, без сомнения.

Но больше ничего не было – остальное тело куда-то подевалось. Ну а поскольку именно на этом месте начиналась и уходила дальше по коридору цепочка кровавых следов, которая, однако, быстро заканчивалась, следовал очевидный вывод. Если человек, прибитый гвоздями к стене, хладнокровно вырывает свои конечности из этих самых гвоздей и также хладнокровно расстается с рукой, захваченной особо неподатливым гвоздем, а после этого абсолютно спокойно удаляется, делая вид, что ему совершенно не больно (судя по следам, шел он ровно, не шатаясь и не останавливаясь), то кто он после этого?

Правильно, ходячий мертвец.

Я внимательно прислушался к царившей вокруг тишине. Где-то капала вода, но больше я ничего подозрительного не услышал. В отличие от ярко освещенного четвертого отдела, в этом коридоре было полутемно. На потолке торчали точно такие же лампы, как и там, но горела в лучшем случае одна из пяти. К счастью, глаза у меня оказались просто превосходные, и подобные мелочи меня не касались.

И все же двигался я как можно осторожнее. Если уж меня программировали для диверсий и убийств, будем работать по программе. Может быть, вообще переместиться на потолок? Я уже пробовал, по потолку я могу передвигаться так же быстро, как и по полу. Даже хорошо, что я такой легкий, мой вес выдержит даже гнилая штукатурка.

Чем дальше я продвигался по темному коридору, тем отчетливее видел различия между четвертым отделом и остальной частью станции «Уран». Там валялась уйма людей, убитых с разной степенью жестокости, здесь не было ни одного. Зато частенько встречались кровавые лужи, пятна и отпечатки. Там были сломаны только компьютеры, все остальное пребывало в целости и сохранности. Здесь словно прошла орда варваров – все было порушено и разгромлено.

И никого вокруг… было секунду назад.

Я даже не сразу заметил эту фигуру – таким незаметным он был на фоне серых стен. Похоже, человек – две руки, две ноги, ростом немного ниже меня. Закутан в мутно-серый плащ из какой-то шерсти. Лица не видно – наглухо закрыто резиновой маской, похожей на приплюснутый противогаз. Даже глаз не видно – пара грязных стекляшек, и только-то.

Он стоял совершенно неподвижно, глядел на меня и ничего не говорил.

– Палач? – неуверенно спросил я, так и не дождавшись от субъекта каких-то действий.

Неизвестный тип молча покачал головой.

– А кто тогда?

Он по-прежнему сохранял молчание. Я сделал шаг вперед – стоит и молчит. Еще шаг – все по-прежнему. Третий – и вот тут-то он и среагировал! Но совсем не так, как я ожидал.

Собственно, я ожидал всего, что угодно, но только не того, что он просто возьмет и растает в воздухе!

– И что это такое было? – задумчиво спросил я сам у себя.

Если бы неизвестный ушел сквозь стену, вывод был бы однозначным – Палач. Но он просто исчез. Беззвучно. Бесследно. По крайней мере, нападать он на меня не нападал.

Внимательно осмотрев то место, где он стоял, и так и не найдя ничего путного, кроме пятнышка пролитой жидкости темно-желтого цвета и чьего-то засохшего плевка, я внес данный случай в свой список загадок и двинулся дальше.

В одной из попавшихся лабораторий я неожиданно обнаружил уцелевший маточный репликатор. Там внутри плавало нечто, больше всего похожее на дождевого червя, только четырех метров длиной. Еще у него была пара коротеньких щупальцев возле головы и чересчур крупный рот. Но зубов внутри я не заметил – только какая-то странная пластинка.

Возле этого репликатора я заметил папку с бумагами, похожую на ту, из которой я извлек столько полезной информации о своем проекте. На ней горделиво красовалось: «Проект «Червь»».

Интересно, для чего кому-то мог потребоваться гигантский червяк? Его-то уж точно не удастся применить в качестве биооружия. Конечно, можно прочесть эти записи и узнать все в подробностях, но у меня не так много времени, чтобы тратить его на пустое любопытство.

Побродив еще по коридорам, я отыскал лестницу наверх. Вниз ходу не было, следовательно, я нахожусь на самом нижнем уровне. База-то подземная. Еще здесь обнаружился лифт, но, поскольку кабина была открыта и большая часть пола просто отсутствовала, я заключил, что он сломан.

Пришлось плюхать по лестнице.

И вот тут меня ожидала еще одна встреча. Примерно на середине лестницы стоял, печально опустив голову, мужчина в докторском халате. Волосы седые, правая рука неестественно вывернута, на одежде заметны следы крови.

Вообще-то, он был заляпан кровью с ног до головы, но надо же соблюдать вежливость?

Увидев меня, мертвец (а что это именно мертвец, я нисколько не сомневался) поднял голову и хищно оскалился. Глаза у него были потухшие и ужасно бледные, как будто обесцвеченные. Уж не знаю, думал ли он сейчас о чем-то или просто проголодался, но он решительно двинулся на меня, протянув руки вперед, словно бы желая обнять вновь обретенного родственника.

– Не советую, – негромко сообщил я. Не то чтобы я надеялся, что ходячий труп прислушается к доводам разума, но попытаться-то я был должен? – Зубы обломаешь…

Как и следовало ожидать, мои слова на него не подействовали. Мертвяк двигался ужасно медленно – видимо, сказывалось трупное окоченение. Однако нас разделяли каких-то три-четыре метра, и их он преодолел достаточно быстро.

Дальнейшие мои действия были чисто рефлекторными.

Когти выскочили из пазух словно сами собой. Все шесть рук одновременно взметнулись в воздух и стали быстро-быстро полосовать нападающего на ленточки для бескозырок.

Помня совет профессора Барсукова, я стремился лишить труп головы. Удалось это без труда – для когтей, способных разрезать даже нержавеющую сталь, плоть этого мертвяка была просто детской игрушкой. Он не успел меня даже коснуться.

После того, как обезглавленный труп упал на ступеньки, я задумчиво на него уставился. Сейчас он ничем не отличался от обыкновенного человеческого тела. Как-то не верилось, что всего минуту назад он двигался и стремился меня убить.

Более того – сожрать! Хотя сомневаюсь, что мое мясо пришлось бы ему по вкусу… если оно вообще присутствует под этим хитиново-чешуйчатым панцирем.

Наверху меня уже поджидали. Десятка полтора живых мертвецов стояли на лестничной площадке, тупо на меня пялясь.

Я невольно задумался – а почему, если эти твари такие прожорливые, они не жрут друг друга? О расовой солидарности смешно даже говорить. Скорее всего, вирус, заразивший их, запрещает им нападать на себе подобных. Такое вот табу на генетическом уровне.

Зачем это сделано, понять нетрудно – этот жуткий вирус задумывался в качестве оружия, а что толку с армии, если ее солдаты пытаются сожрать друг друга? В таком случае, интересно, как они отличают своих от чужих, и нельзя ли как-то одним из них прикинуться?

Обдумать этот вопрос как следует я не успел. Отряд мертвецов, словно очнувшись от оцепенения, двинулся на меня. Они шли молча и очень медленно, глядя пустыми безразличными глазами.

И от всего этого было страшно вдвойне.

Не мне, впрочем. В пирамиде чудовищ яцхены на несколько ступеней выше каких-то дурацких зомби.

Рефлексами меня снабдили отменными. Я прыгнул прямо в центр толпы мертвяков и превратился в живой смерч, ощетинившийся кучей лезвий. Я резал и колол, рубил и кромсал. Одному из трупов я даже перекусил шею, хотя при этом меня чуть не стошнило.

Они, в свою очередь, пытались процарапать или прогрызть мою броню, но эффект от их усилий остался равным нулю. К тому же у меня было явное преимущество в скорости – они двигались в три-четыре раза медленнее обычного человека, а я – в три-четыре раза быстрее его же. Но я даже не особо увертывался – пусть уж потешатся перед смертью. Уже второй по счету.

Через пару минут все было кончено. Передо мной лежало полтора десятка обезглавленных мертвецов. А я… я ужасно изгваздался в их внутренностях. Что интересно, хвост все это время спокойно болтался где-то сзади, лишь время от времени проводя отвлекающие маневры. По-видимому, мои рефлексы также понимали, что даже самый смертельный яд никак не повредит ходячему трупу, а значит, нечего особо и напрягаться, хватит с них и когтей.

Через некоторое время я отыскал ванну. Вряд ли эта ванна предназначалась для мытья – скорее уж для каких-нибудь опытов. Но у нее имелся кран, из крана лилась вода, а большего мне было и не нужно. Я старательно очистил себя с головы до ног, вновь поразившись широким возможностям моих когтей. Выпущенные всего на четверть длины, они отлично поработали в качестве жесткой мочалки. Кстати, мне кажется, что в скрытом состоянии они прячутся не в пальцах, а еще глубже – где-то в самой ладони, иначе мои персты не были бы такими гибкими и ловкими.

Новые мертвецы пока не появлялись. Я был уверен, что мой чуткий слух засечет их, тем более, что эти безмозглые создания даже не пытались таиться. Стратегия их чрезвычайно проста – тупо идти к жертве, а потом так же тупо нападать. Думаю, мертвец способен воспользоваться каким-нибудь оружием, если оно будет под рукой (настолько-то они все же соображают), но пистолет он будет использовать так же, как и камень – просто ударит им свою жертву.

Хотя, может, и нет. Не было случая проверить.

На втором уровне матричных репликаторов было меньше. Зато всякого оборудования и техники – больше. И сами лаборатории были гораздо больше, и компьютеры встречались чаще.

В очередной лаборатории я отыскал еще одно «биооружие». Или нечто другое, хотя не знаю, как можно применять подобное создание. Оно плавало в репликаторе размером с хороший бассейн и выглядело так, словно сдохло пару месяцев назад.

Больше всего мой товарищ по несчастью походил на плезиозавра с очень удлиненными шеей и хвостом, а также парой длиннющих щупальцев, и еще одной – усов. Туловище было относительно невелико, да и вообще эта тварь совсем не выглядела опасной. Она явно не могла передвигаться по суше, и я не заметил у нее чего-то хотя бы отдаленно напоминающего оружие.

Я бы освободил его, если бы знал, как это сделать… хотя нет, даже тогда бы не освободил. Где гарантия, что это не безмозглое чудовище, которое тут же пожелает мной перекусить? А если и нет – что я с ним буду делать? До ближайшего водоема идти далековато, не тащить же этакую тушу на себе…

Да и вообще – что мне с этого пользы?

Может быть, я рассуждаю эгоистично, но тут уж ничего не поделаешь. В конце концов, меня выращивали не для спасения и утешения, а для разрушения и умерщвления.

По соседству с этой родильной палатой располагалась еще одна, покрупнее. Я давно слышал доносящиеся оттуда звуки, но не спешил проверить их источник – они больше всего напоминали те, что издают при движении ходячие трупы. Прочитав на двери «Проект «Зомби»», я еще больше уверился в своих подозрениях.

Я не ошибся – в глубине лаборатории медленно передвигался мертвец. В отличие от остальных, он был облачен в прекрасный деловой костюм, серый с искрой. На шее у него виднелась разошедшаяся рана, а левую ногу он подволакивал, как будто та была сломана, и все же выглядел куда как лучше своих товарищей. Даже глаза не такие пустые, хотя тоже обесцвеченные.

К тому же он не просто стоял столбом в ожидании кого-то, кого можно будет съесть. Он явно что-то химичил с пробирками на дальнем столе и выглядел при этом так, словно действительно понимает, что делает. А потом он сделал нечто, окончательно убедившее меня в том, что этот мертвяк отличается от остальных.

Он тихо, но совершенно отчетливо матюгнулся.

– Это что-то новенькое… – изумленно сообщил я.

Труп резко повернулся на звук. Он впервые заметил меня, и в его бесцветных глазах отчетливо проступила радость пополам с испугом. Он поднял руку в приветственном жесте и даже снизошел до того, чтобы заговорить со мной.

– При… привет, друг. К… кто ты?

Он то и дело прерывался в самых неожиданных местах, делая частые паузы различной продолжительности. Присмотревшись, я понял, что это из-за сломанной челюсти. Время от времени ему даже приходилось поправлять ее руками. Язык с огромным трудом шевелился в его зловонной пасти.

– Можно просто Яков, – усмехнулся я. – Кто я – неважно. А вот кто ты такой?

– Мертвец. Один из мно… многих. Ви… вирус. Я работал над ним. Мен… меня убили. Пот… потом я ожил.

– Очень занимательная история. Так, значит, ты еще одна жертва Палача?

– Пала… Палача? Кто так… такой Палач?

– Тот, кто убил тебя. И всех остальных, если тебя это интересует. Один из монстров четвертого отдела. Как и я…

– Я так и знал! Я з… знал, что эт… эти типы создадут что-то, ч… что убьет нас всех!

– Ну, твой вирус тоже не подарок, – не согласился я. – Палач, по крайней мере, существует в единственном экземпляре. А вот скажи-ка мне, дружок, как это ты умудрился так хорошо сохраниться? Я видел других зараженных… жалкое зрелище, в общем.

– Сы… сыворотка. Я работал над сы… сывороткой. Пр… противоядием. За неск… несколько минут до п… появления этого Палача я исп… испытал е… ее на себе. Она не закончен… закончена, но отчаст… отчасти сработала. Я сохранил сознание и большую часть памяти…

– Надо же… Поздравляю. А ты всегда испытываешь свои микстуры на самом себе?

Признаться, я в это не поверил. Что-то я сильно сомневаюсь, что ученый будет использовать себя в качестве подопытного кролика. Что у него, лабораторных животных не нашлось?

– Я д… должен был пережить… испытать ощущения. Я долж… должен был…

– Рад за тебя. Можно, я возьму немного твоей сыворотки? Ну так, на всякий случай…

– Не подходи! – ужаснулся мертвец, поняв, что я собираюсь приблизиться к нему вплотную.

– Не бойся, я тебя не трону, – попытался успокоить его я.

– Я и н… не боюсь. Сыворотка подей… подействовала не д… до конца. Сознание сохранилось, но инс… инстинкты все равн… равно давят. Они требуют нап… напасть на тебя и сож… сожрать.

– Вряд ли у тебя это получится.

– Разумом я это понимаю, но не инстинкт… инстинктами. Лучше не п… подходи. И сыворотка тебе все равно не пон… понадобится. Вирус действует т… только на человека. И его действие все ус… усиливается…

– То есть?

– На меня. Через семь-восемь час… часов я окончательно превращ… превращусь в такого же, как и все ост… остальные. Я работаю над улучшенной верс… версией сыво… сыворотки, но времени слишк… слишком мало. Помоги мне, пожалуйста…

– И чем же тебе помочь? – осторожно поинтересовался я.

– Мне нужно сырь… сырье. Сырье…

– Какое еще сырье?

– Зараженные. Тела зараж… зараженных.

– И только-то? Тогда сходи к лестнице, которая ведет вниз. Я оставил там целую кучу твоих бывших коллег.

– Нет. Мне нуж… нужен живой. Живой зараженный.

– Вот так вот, да?.. Конечно, я могу это сделать…

– Пожал… пожалуйста…

– А что я с этого буду иметь?

– Эго… эгоист! – возмутился мертвец.

– На том стоит мир, – хладнокровно согласился я. – Я тебе ничего не должен, так с чего же должен помогать?

– Что ты хочешь взамен? – злобно пробурчал труп, косясь на меня исподлобья.

– Даже не знаю… – задумался я. – А что ты можешь предложить?

– У ме… меня ничего не… нет. Ничего, что могло бы тебе пр… пригодиться. Но ес… если ты не поможешь, я превращ… превращусь в такого же, к… как остальные, и нападу на тебя…

– Ой, боюсь, боюсь! – презрительно фыркнул я. – А эта твоя сыворотка – она сможет помочь остальным?

– Нет. Ее н… надо вводить еще п… при жизни. Она не воскресит мертвого.

– Тогда чем же она поможет тебе?

– Она замедлит превра… превращение. У меня будет несколько дней, или даже не… недель, чтобы создать новое лекарство. Окон… окончательное. Еще он… она подавит инст… инстинкты. Я смогу спокойно работать… Помоги м… мне, и я буду твоим должником. Все, что зах… захочешь…

Я быстро обдумал его предложение. По крайней мере, если я заручусь помощью этого разлагающегося создания, мне будет проще разобраться с главным компьютером.

– Ладно, жди, – милостиво кивнул я. – Кстати, не подскажешь, где здесь можно найти кого-нибудь из «сырья»?

– Посмотри в лаб… лаборатории справа, через две двери. Дверь заперта изнутри, я не смог ее откр… открыть, но там точно кто-то ес… есть.

– А если это не зараженный, а живой?

– Еще лучше. Буду очень ра… рад, если кто-то спасся. Может быть, он пом… поможет мне в раб… работе. Но вряд ли. По-моему, погибли все…

Я еще раз кивнул и направился в указанном направлении. Каково же было мое удивление, когда мое тело рефлекторно опустилось на все восемь конечностей и понеслось со скоростью мотоцикла! Со стороны я наверняка сильно походил на какое-то диковинное насекомое.

Впрочем, упомянутая мертвецом лаборатория нашлась очень быстро.

Дверь тоже продержалась недолго. Несколько разрезов, и в ней образовалось отверстие, достаточное, чтобы в него протиснулись двое таких, как я. Но я не стал заходить внутрь. Вместо этого я просунул в дыру две левые руки и схватил за плечи прячущегося там мертвяка.

Я не видел его и не слышал, но откуда-то знал, что он стоит именно там, в этой самой точке. Может быть, наконец-то проявилось загадочное чувство направления?

Труп зашипел и попытался вырваться, но я держал его мертвой хваткой. Два больших пальца – большое преимущество. Длинные острые когти, которые можно вонзить в плоть, проткнув жертву почти насквозь, – еще большее.

Будь это человек, я не стал бы его так калечить, но это существо я щадить не собирался.

Когда я вытащил его через проем, меня поджидал сюрприз. Это оказался не он, а она. Я уже видел мертвых женщин в секторе № 4, но среди зомби их пока не попадалось. Скорее всего, те трупы, которых я истребил, принадлежали к одной, исключительно мужской группе.

При жизни эта дама, вероятно, была весьма симпатичной особой, но сейчас… Нет, сейчас ее нашел бы привлекательной только законченный некрофил. И только до тех пор, пока она не вцепилась бы ему в горло.

Я встряхнул свою пленницу и вонзил когти чуть поглубже, так что они вышли со стороны спины. На нее это не произвело ни малейшего впечатления. Я легко мог убить ее окончательно, но мой заказчик просил доставить «сырье» живым, так что этого я делать не стал.

Шести рук как раз хватило, чтобы спеленать ее, как младенца. Я чуть приподнял мертвячку и осторожно понес ее к месту назначения.

Вот в этот момент я возблагодарил своих создателей за то, что они лишили меня обоняния. Уверен, воняло от нее омерзительно…

– Подойдет? – грозно осведомился я, отпуская свой груз. Она немедленно попыталась загрызть меня, и я был вынужден отшвырнуть ее в сторону. – Может, ей ноги сломать?

– Хорошо бы, – довольно кивнул мой знакомый труп. – А лучше – от… отрезать совсем, чтоб не убежала. Пом… помоги связать, м… мне нужно поработать…

Совместными усилиями мы прикрутили нашу добычу к операционному столу. Разумеется, она не переставала шипеть и вырываться, и даже умудрилась укусить «врача», но он тоже был мертвецом и не обратил на это внимания. Все это время он старательно отворачивал голову, пытаясь обуздать бушующие инстинкты.

Впрочем, мог бы и не обуздывать, мою шкуру ему все равно не прокусить.

– А почему ты сам не поймал кого-нибудь? – пришло мне в голову.

– А как? Я не т… такой сильный, к… как ты, я бы не справился. У меня нет шести ру… рук. Но если бы т… ты не появился, мне все равно пришлось бы идти на ох… охоту самому.

– Угу. А имя-то у тебя есть?

– Лева… то есть, Лев Игнатьевич. Фамилия – Святогневнев. Доктор наук, ответ… ответственный за проект номер восемь под код… кодовым название… названием «Зомби». Нас было трое. Я, Назаров и Антонов. Все мерт… мертвы. Не знаю, куда уш… ушли Борис с Аскольдом, они превратились в зомби, им сыв… сыворотки не досталось. Может, ты… их уже убил. Раньше был еще и Краевский, но он ис… исчез уже давно. А все-таки, кто ты так… такой, Яков? Один из наших монстров? Если так, то над… надо поздравить тво… твоего куратора. Наконец-то у нас получилось что-то ст… стоящее.

– Стоящее? Что ты имеешь в виду? – подозрительно посмотрел на него я.

– Разумное. Не с… сумасшедшее. Не развалив… разваливающееся на ходу. Дейст… действующее. Хорошо действующее.

– Я – проект «ЯЦХЕН», – мрачно представился я. – Пятая модель.

– А-а-а… Как же, к… как же… Слышал о твоем проекте, Хитров расска… рассказывал. Мы с Семеном раньше дружили, потом, прав… правда… Но сейчас уже неважно.

Все это время он производил неприятные манипуляции с женским трупом на столе – аккуратно снял ей скальп, спилил тонкой пилой верхнюю часть черепа и долго ковырялся в мозге. Все это время мертвячка оставалась живой и ужасно недовольной.

– Лева, а почему зараженные не нападают друг на друга? – поинтересовался я, наблюдая за его деятельностью.

Святогневнев на секунду остановился и недоуменно посмотрел на меня. На его лице отразилась озадаченность, насколько это было возможно на его окоченевшей коже.

– Не зна… знаю. Никогда не задум… задумывался. А правда – почему?.. Может быть, как-то ч… чуют? Жаль, Назарова не… нет, этой частью в основном он занимался. На мне было противо… противоядие, и еще кое-ч… кое-что по мелочи.

– Понятно. Слушай, может проводишь меня к главному компьютеру, если я тебе больше не нужен?

– Не могу. Времени мал… мало, а компьютер отсюд… отсюда далеко. Для меня далеко, я сейчас еле пол… ползаю. Да ты сам най… найдешь – это этажом выше, прям… прямо напротив лест… лестничной площадки. Если хоч… хочешь, можешь войт… войти под моим именем. Пароль – «qwerty».

Я невольно захохотал. Вот смех у меня оказался очень даже звучный – громкий такой, рокочущий, с переливами, даже с небольшим эхом.

– В чем дело? – настороженно осведомился Святогневнев.

– Я разговаривал с профессором Барсуковым… час назад он был еще жив… так он предложил мне то же самое…

– И что ту… тут смешного? Жаль Стаса, хорош… хороший мужик был… Всех жаль…

– Я не над этим смеюсь. Ты знал, что у вас с ним одинаковые пароли?

– Правда? – изумился труп. – Надо же, как совпало… Я, если честно, особ… особо и не измудрялся. Просто набрал пер… первые шесть букв на клавиат… клавиатуре…

– По-видимому, он тоже. Ну ладно, ты работай тут, а я пойду к компьютеру. Кстати, не знаешь, сюда кто-нибудь приедет? Ну, из внешнего мира?

– Должны, – пожал плечами Святогневнев. – Не знаю, ког… когда. Мы очень сильно засекречены, о нас ма… мало кто знает. Но прошл… прошло уже три дня, как мы не посылаем никаких сообщ… сообщений, должны уже нач… начать беспокоиться. Сначала, наверное, отправ… отправят кого-нибудь на пр… проверку… Может, уже отправили… Может, они уже приезжали, а я пропустил, я в этой лаборатории два дн… дня безвылазно. Мож… может, их зараженные перебили, или твой Пал… Палач…

– Палач ваш, а не мой, – мрачно поправил его я.

– Как скажешь. Есл… если так, должно пройти ещ… еще какое-то время, прежд… прежде чем до наших начальников в столице дойд… дойдет, что здесь большая беда, и они пришл… пришлют кого-нибудь серьезного. Знаешь, Яков, тебе, наверное, лучш… лучше до того времени убраться отс… отсюда подальше. И мне тоже – вряд ли меня пощад… пощадят только за то, что я не пр… простой зомби, а говорящий… Сделаю побольше сыворотки, чтоб на пар… пару месяцев хват… хватило, соберу инструменты и смоюсь отсюда.

– А дальше?

– Об… обустрою лаборатор… лабораторию где-нибудь в тайге, подальше. Места много… Да вот хоть в медвежьей берлоге – выг… выгоню косолапого на фи… фиг… Буду работать дальше, придумывать лекарство. Не может быть, чтоб его совс… совсем не было. Пищи мне сейчас не нужно, сна – тож… тоже…

Я вынужден был признать, что свое будущее Святогневнев продумал куда лучше, чем я. Мои планы пока что обрывались на «отыскать главный сервер». Хотя у него и времени было гораздо больше – он-то целых три дня тут кукует.

– Хочешь – пошли со мной, – великодушно предложил мертвец. – Сыворотку доделаю – под… подавлю инстинкты. Можн… можно и с тобой поработать…

– А чего со мной работать? – насторожился я.

– Не знаю… Но раз тебе так нужен компьютер, у теб… тебя тоже каки… какие-то проблемы?

– Угу. Проблемы, точно. Конкретные проблемы. С мозгами. Я, видишь ли, из-за вас, докторишек, память потерял. Всю, без остатка. Но тут ты мне не помощник. Да и не собираюсь я с тобой в тайгу – мне в Москву надо… А ты уж больно неповоротливый, за мной не угонишься…

– Еще бы… – завистливо крякнул Святогневнев. – У тебя же крылья… Я тоже такие хо… хочу…

– Ну так сделай, гений! – огрызнулся я. – А то как над другими экспериментировать, так все вы герои, а как себе что-нибудь…

– Неправда! – вскинулся мертвец. – Я все на себе прове… проверял, сам видишь!

– Ну и дурак. Все, надоел ты мне, Лева, пойду к компьютеру. Но уж ладно, если там каратели появятся – забегу, предупрежу…

– И на том спасибо…

Глава 4

На пути к главному компьютеру я столкнулся еще с одним отрядом мертвецов, голов на двадцать. Мы повстречались в узком коридоре, и это окончательно лишило несчастных хоть какой-то возможности победить. Их единственным шансом было задавить меня массой, окружить со всех сторон и попробовать прогрызться сквозь мою броню. Скажем, бензопилой. Вот, кстати, у одного из них пожарный топорик – не то чтобы он мог чем-то помочь, но хоть какой-то шанс…

А вообще, это было очень легко. Они толкались локтями, мешая друг другу, а я в это время хватал ближайшего за волосы одной рукой, а двумя другими разрезал ему шею. Поскольку рук у меня шесть, я мог одновременно обслуживать двоих. Что и делал, с каждой минутой все больше убеждаясь, что мозга в этих головах нет ни капли. Задние отлично видели, что происходит с их товарищами впереди, но продолжали упорно переть на меня без страха и сомнения. В армии им бы цены не было…

В качестве пушечного мяса, конечно, эти-то солдаты уж точно не отступят.

Последнего я для разнообразия прикончил плевком. Давно хотел посмотреть, на что это будет похоже. Гадость. Примерно как если бы я ему в лицо ведро кислоты выплеснул. Ну, чуть поменьше, но все равно неприятно. К тому же он даже не поморщился – по-прежнему пер на меня с вытянутыми руками. Пришлось и его… как остальных…

Покончив с ходячими трупами, я неожиданно выяснил, что все это время у меня был непрошеный зритель. Тот самый тип в маске и сером плаще. Он неподвижно стоял поодаль и с явным интересом наблюдал, как я крошу мертвецов на холодец.

– Та-ак… Здрасьте, давно не виделись! А что, помочь трудно было?

Неизвестный продолжал молчать и тупо пялиться. Я почувствовал, что он меня ужасно раздражает. Очень хотелось задать ему парочку вопросов, но мне почему-то казалось, что отвечать он не станет.

– Ты кто такой? – все же попробовал я, стараясь как можно незаметнее подойти к нему поближе.

Ничего не вышло. Как только я пересек какую-то невидимую черту, он вновь бесследно исчез. Только что был здесь, и вот его уже нет.

Все-таки, как ему это удается?

Увидев главный сервер, я понял, почему даже Палач не смог его уничтожить. Насколько я понимаю, дисплей, клавиатура и прочие вспомогательные средства его не интересуют – компьютер вполне способен существовать и без них. Пользователю будет неудобно, но кого вообще волнуют удобства пользователя?

А системный блок у этого монстра представлял собой цилиндр диаметром в три метра и высотой в шесть, закованный в броню из какого-то светло-серого металла. Может быть, моим когтям и удалось бы процарапать эту штуку, но к чему нам такие эксперименты?

Вместо этого я уселся в кресло и включил питание. Потом отшвырнул кресло в сторону и сходил в соседнюю лабораторию за табуреткой. Оказывается, я физически не могу сидеть в чем-то со спинкой – хвост мешает.

Можно, конечно, проделать в этой спинке дырку… А еще можно свернуть хвост улиткой и положить рядом с собой, но… но обойдемся и без этого.

Ко всем чертям удобства, жили мы без них сто лет, проживем и еще столько же! Работать, работать и работать! Итак… Введите имя пользователя… Бар-су-ков… Думаю, у профессора доступ всяко выше, чем у доктора. К тому же я совсем не уверен, что смогу написать фамилию этого ходячего мертвеца без ошибок. Дал же бог прозвище!

Пароль… Есть пароль. Смотрим…

Ого-го! Интересно, это за последние годы компьютеры развились до такой степени, или это только на базе «Уран» такое чудовище, какого даже у Билла Гейтса нет?! Никогда бы не поверил, что такое возможно, если бы не увидел собственными глазами… Даже не буду перечислять его параметры – некомпьютерщикам это ничего не скажет, а компьютерщики не поверят. Сам не верю…

Вопрос – как же мне найти в этом Эвересте информации ту, что для меня жизненно важна?..

Кстати, а Интернет здесь есть? Нет. Даже модема нет. Только внутрибазовая сетка.

Впрочем, неудивительно. Если то, что здесь спрятано, хотя бы вполовину так секретно, как кажется, они должны были лишить хакеров самой малейшей возможности это секретное украсть. А какой самый надежный метод безопасности? Полностью лишить компьютер общения с внешним миром. Неудобно, конечно, зато уж так надежно…

Что тут говорится о моем проекте? Хм-м… Приятного мало – почти то же самое, что в той папке с лабораторными записями. Несколько интересных дополнений… а, вот! Мое чувство направления. Посмотрим, что это за хренотень, посмотрим…

Крайне интересно. Итак, чувство направления – само по себе проект, № 28. В самых первыхяцхенах его не было, ибо закончили его только в две тысячи первом году. И штука это чрезвычайно полезная, просто невероятно…

Вкратце, суть ее заключается в следующем – в голове у меня встроено что-то вроде особого компаса, указывающего не на север, а туда, куда я сам пожелаю. Достаточно мне, скажем, вспомнить кого-нибудь или что-нибудь из того, что я видел раньше, и пожелать узнать, где он находится… вуаля! Хм-м, попробуем… Профессор Барсуков… о, а вот и он! В той стороне голубчик, вниз и немного к югу. Блин, да я даже увидел его, хотя всего лишь на мгновение! Ничуть не изменился, все такой же мертвый…

Прекрасно. Более того, чувство направления имеет и дополнительные прелести. К примеру, с его помощью можно найти также и то, чего я никогда не видел. Скажем, по фотографии. Взглянуть на фотографию человека или места, напрячься, и… Правда, увидеть цель в этом случае уже не получится, только узнать направление, в котором она находится.

Еще можно по предмету, принадлежавшему объекту розыска, по частице его тела… А на небольшом расстоянии вообще ничего не надо – именно так я увидел ту леди-труп – просто захотел увидеть, где та прячется, и увидел. Хотя о ней-то я уж точно ничего не знал, даже ее пола. Не знал даже, существует ли она вообще.

В общем, штука потрясающая. Не представляю, как они сотворили подобное, но честь им и хвала за это! Бесспорно, такое чувство сильно облегчит мне жизнь, сильно…

Но что же здесь насчет моего мозга? Неутешительные результаты. Собственно, вообще никаких результатов. Сведения об этом запечатаны в отдельном файле, а файл спрятан под специальным паролем. И пометка – мол, пароль есть только у господина Краевского.

Любопытная личность этот самый профессор Краевский – зомби изобретает, мозгами торгует…

Вскрыть этот файл я так и не смог. Не знаю, кем я был в прошлой жизни, но точно не компьютерным хакером. Пользуюсь этой машиной достаточно уверенно, а вот сломать…

Но одно уяснил – надо искать Краевского. Похоже, кроме него, мою память вернуть некому.

Однако о профессоре я не знаю ничего, кроме фамилии. Тут даже мое сверхчувство не поможет. Надо найти хотя бы фотографию. А лучше, конечно, – полный домашний адрес, чтоб не заморачиваться.

Фотографии пока не нашел. Зато нашел очень интересную директорию, в которой собрана вся история «Урана». Не планеты, конечно, а базы.

Для начала мне удалось установить свое местонахождение более точно. Красноярский край, чуть севернее Таймуры – притока Енисея. Ближайший город – Стрелка-Чуня. Город, с позволения сказать… Иные деревни больше бывают. Да и до него почти двести километров. Так что… Глухомань, одним словом. Встретить здесь человека очень трудно. Раз в несколько лет забредет случайный охотник, вот и вся цивилизация…

Если верить этому файлу, замаскирована база капитально. Если не знать точных координат, ее можно искать годами и все равно не найдешь. Сверху – просто лесная полянка с небольшим холмиком посередине. Общение с внешним миром сведено к минимуму – ученый, которого угораздило сюда попасть, скорее всего, так и останется здесь навсегда. Все фатально засекречено.

А что же наш друг – товарищ Краевский? Есть и про него. Никуда он не уволился, разумеется, посвященных в такие тайны так просто не увольняют. Получил повышение и отправился работать на другую базу, главную. Их, оказывается, две, вторая скрыта где-то в Подмосковье. На той работают над еще более секретными проектами, чтоб, если что… Но вообще-то они связаны, и система координат у них единая.

К примеру, проект № 16, о котором обмолвился Барсуков, разрабатывается именно там. Что это такое, нет ни единого намека, ясно одно – нечто огромное и чудовищно разрушительное. Живая водородная бомба, если не хуже.

Первой работой системы «Уран» – «Гея» (вторая база называется «Геей», в честь жены Урана) стал проект «Омоложение». Начали его в 1969-м, одновременно с основанием базы, по прямому заказу Брежнева сотоварищи. Уж очень тогдашним партийным бонзам хотелось вечно жить и вечно править. Мол, тогда-то уж точно коммунизм построим.

Собственно, над этим проектом работают и посейчас, но уже далеко не так активно. Потому что за эти тридцать лет дело так с мертвой точки и не сдвинулось…

Нет, кое-чего они в этой области все-таки достигли. К примеру, научились действительно возвращать молодость. Маленькая операция – и ты снова двадцатилетний юноша. Но только на месяц, от силы – полтора. А потом тело за несколько дней возвращается к прежнему состоянию и… умирает.

Ну правильно, за все надо платить. Только вот мало кто согласится на такое омоложение.

Другой предложенный способ – пересадка мозга. Кстати, оказывается, за мое существование тоже надо благодарить проект «Молодость», потому что именно его работнички в ходе своих исследований открыли способ пересадки мозга. Предполагалось, что это обеспечит то самое долгожданное бессмертие – меняй раз в полвека тело, и все дела!

Но тоже не получилось. Во-первых, все дело уперлось в проблему доноров – попробуй найди такого дурака, который согласится пожертвовать свое тело! Впрочем, это-то не проблема, большие люди всегда таких доноров находили без проблем. Осужденные на смертную казнь, к примеру… Да мало ли. Клонировать можно, опять-таки…

Куда хуже оказалось с проблемой номер два – побочным эффектом пересадки мозга оказалась полная и необратимая потеря памяти. Как с этим ни бились, преодолеть препятствие не удалось. Остается вот такая память, как у меня, а вся личность стирается. К тому же в новом теле обычно начинает развиваться новая личность, ничуть не похожая на ту, что была раньше.

Но и это бы как-то перетерпели, если бы не последняя, самая крупная неприятность – процент неудач. Примерно в четырех случаях из пяти пересадка мозга заканчивалась гибелью оперируемого. И вот это стало последним камнем – слишком уж велик риск. Так что и этот вариант им пришлось отбросить, хотя кое-кто все же обзавелся новым телом таким способом…

Имена и фамилии здесь, понятно, не привели.

Всего у «Урана» и «Геи» было сорок четыре главных проекта, большая часть которых не закончены и по сей день. А именно – тридцать восемь. Из шести оставшихся – пять забракованы и отвергнуты. Лишь один-единственный окончился успехом.

Интересно, а куда они занесут нас с Палачом – к успешным или к бракованным?

А что это за единственный удавшийся, кстати? Проект «МЕАТ», информация отсутствует… Сдано в архив, с сервера «Урана» удалено. Ну и ладно, не больно-то и хотелось.

Хм-м, «meat» по-английски – мясо… Или это просто аббревиатура? Буквы с равным успехом могут принадлежать как к кириллице, так и к латинице.

Кроме так называемых «больших» проектов на этих базах работают еще и над усовершенствованием уже готового добра. Всякие заразные болезни, опыты на животных, инсектициды, антибиотики, эксперименты с клонированием…

Вот, кстати! Я-то, грешным делом, думал, что клонирование открыто совсем недавно! Оказывается, ничего подобного – в нашем родном Советском Союзе этих овец копируют еще с 1971 года! Именно тогда у нас изобрели эту штуку, и никому, понятное дело, не сказали, все засекретили.

Впрочем, нашей заслуги в этом открытии мало, потому что большую часть мы разработали не сами, а украли у Штатов, которые изобрели все то же самое, но двумя годами раньше.

Однако и они почти все сперли у японцев. Те создали эти технологии еще в 1965-м.

Ничего не поделаешь – промышленный шпионаж существует еще с древнейших времен. С тех пор, как один человек изобрел каменный нож, а другой подглядел и сделал себе такой же. Дело житейское…

Нашел статейку насчет Палача. Здесь же иллюстрация – он самый в полный рост. Даже завидно стало – человек как человек, если не знать, кто это такой, ни за что не отличишь. Только кожа чуть голубоватая, но самую капельку, сильно приглядеться надо, чтоб разглядеть.

Здесь же полное описание его как личности. Кроме прохождения сквозь стены Палач обладает сверхразвитой мускулатурой, ускоренными рефлексами и способностью к регенерации. В общем, все как у меня.

А вот с мозгами не все так просто. Палач выращен в таком же матричном репликаторе, как и я, но вместо мозга ему вставили нечто вроде компьютерного процессора. Тело живое, мозг – машина. Теперь понятно, почему его так клинит на смертоубийствах – глючит, болезный…

Хм-м, а попробуем-ка его отыскать моим направлением… Фотография передо мной… Так, сосредотачиваемся… ага, вот и он! Примерно в двадцати километрах к западу – расстояние мое чувство тоже умеет определять, хотя и не слишком точно. Ну что – двадцать километров для меня пустяк, плюнуть и растереть… Выберусь на поверхность, а там несколько минут полета и готово.

Смогу ли я его убить? Вопрос сложный, конечно… С одной стороны, ходить сквозь стены – это плюс, да еще какой. С другой – в лесу ему от этого плюса особого толка не будет. Что он – сквозь сосны от меня драпать будет?

Нет, братушки, Палачу куда лучше в лабиринтах всяких маньячествовать. Вроде этого самого – здесь у него был бы шанс. Да еще какой! Высунулся из стены, врезал, и обратно. А я буду вертеться, как дурачок – где враг, кто напал?!

А на поверхности… Да я его с воздуха кислотой заплюю!

Ладно, насчет этого мы еще решим. Посмотрим-ка, что тут еще интересненького – мало ли… Ага – Живой Нож! Ну и тварь… Что-то вроде летающего насекомого, размером с хомячка, в брюшке жало, как у осы. Действительно, на нож похоже… Яд смертельный, но больше никакого оружия нет, защитных средств – тоже. Хотя написано, что это самое жало пробивает даже танковую броню. Похоже, мой хвост устроен примерно по тому же принципу.

Мозгов практически нет, управляется дистанционно. Просто дрессированная зверушка. Планировалось применять для тайных операций и убийств – заслать такого комарика куда-нибудь, он там незаметно впрыснет яда, кому нужно, а дальше уже неважно. Можно даже приказать самоуничтожиться – Живых Ножей собирались штамповать десятками, их особо не ценили.

А вот и проект «Зомби»… Интересные дела – его, оказывается, начали еще в 1976-м, закончили пятнадцатью годами спустя. То есть не закончили, а добились первых результатов, на самом деле он все еще в работе.

Этот самый вирус планировалось придерживать на случай большой войны с какой-нибудь из сверхдержав – кое в чем эта штука будет похуже ядерного оружия. Но пока над этим вирусом работали, почти все «вероятные противники» отпали сами собой по причине полного развала коммунистического строя. В ближайшем будущем серьезной войны ни с кем не предвиделось, поэтому проект законсервировали.

Но работу продолжили. Всех смущала именно чрезмерная опасность этого вируса – если его выпустить, да дать его жертвам хоть немного времени – начнет расползаться, как чума. И остановить будет уже очень трудно – придется вырезать всех зараженных, до единого.

Значит, профессор Барсуков был прав – это мой долг, истребить их всех подчистую. Иначе самой человеческой цивилизации может прийти каюк, а я в этом как-то слабо заинтересован. Что я буду делать один среди живых мертвецов? Песни петь и пляски плясать? Спасибо, что-то не хочется…

Еще интересные вещи насчет этого вируса – как здесь все действует. Оказывается, зараженные этой дрянью на уровне подсознания впитывают одно желание – жрать! Что угодно и кого угодно, лишь бы съедобно. Но я угадал правильно – если бы все было так просто, они бы просто съели друг друга. Поэтому вирус внедряет в них так называемое «табу» – других зараженных трогать нельзя. Как уж они отличают друг друга, непонятно, скорее всего, по запаху. Но как только вирус, попавший в твое тело, дойдет до мозга – мертвецов можешь больше не бояться, не тронут. Сам очень скоро таким же станешь.

Если такой зомби отыщет старый труп, то он и им не побрезгует – нажрется от пуза. Но опять-таки только до того момента, пока вирус не заразит и его. Он оживляет и таких, давно умерших, лишь бы от мозга еще хоть что-то осталось.

Зря я, похоже, оставил четвертый отдел открытым… Если в том районе остался хоть один трупак, он очень скоро туда доберется и присоединит к своей армии еще десятка два новобранцев. Ну ладно, не возвращаться же теперь… Или вернуться?

А, влом… Я вам не Баффи – трупы колышками протыкать.

И все-таки – есть здесь фотография Краевского, или нет?! Мне нужна фотография, по одной фамилии у меня не получается! О-о-о, досье на сотрудников! Отлично! Так, минуточку…

Что за ерунда? Доступ только для работников службы безопасности! Только этого нам не хватало…

Попробовать взломать? Не получится, мы уже убедились, что я не хакер…

А как тогда? Святогневнев к службе безопасности отношения не имеет, и их паролей не знает, иначе бы сказал. А где еще можно попробовать узнать пароль?

Думай, голова, думай, шапку куплю… Хотя нет, не куплю, все равно на мою голову никакая шапка не налезет. Разве что мушкетерская, с высоким верхом. Зачем они мне эту бритву на макушке сделали? Для красоты, что ли?..

Так… Что же делать? Больше в этом монстре никакой информации о Краевском нет. Я даже поиск запустил – найдено четыре файла с этим именем. Про историю базы, про вирус «Зомби», про меня и еще один, секретный. Фотография, скорее всего, есть только в последнем, но к нему у меня нет допуска.

Кстати, а как полное имя этого Краевского? Тоже не упоминается. Инициалы в одном месте есть – П. Р. На такие инициалы вариантов много… И даты рождения нет – непонятно, кого искать – старика, пожилого или вовсе гениального подростка.

Хотя последнее маловероятно, конечно.

Неожиданно у меня возникает такое чувство, что я уже не один. Оборачиваюсь – так и есть прямо через плечо мне заглядывает Серый Плащ (буду называть его так, чтобы хоть как-то называть). Похоже, ему тоже интересно, что я там раскопал.

– Некрасиво поступаете, гражданин, – пеняю ему я, осторожненько выпуская когти. – Шпионите за мной зачем-то…

Если сейчас схватить его покрепче да содрать с него эту дурацкую маску, может, что-то и прояснится. Уж очень подозрительный товарищ.

Удар!

М-да, облом… Серый Плащ успел исчезнуть за мгновение до того, как его достали мои когти. Ничего себе у него реакция, даже получше моей.

Интересно, а не поможет ли нам чувство направления? Ну-ка, представим этого типа поподробнее…

Ничего. Нет его нигде. Такое ощущение, что он вообще галлюцинация… Ладно, подождем немного – что-то подсказывает, что он мне еще попадется…

Полный тупик. Я сижу за этим компьютером уже несколько часов, перерыл его самым основательным образом, но ничего полезного так и не обнаружил. Всякая научная мутотень, толку мне с нее… Может, скопировать это самое досье на дискету? Долечу до большого города, найду хакера, уговорю помочь… А вот и дискета под рукой…

Облом. Все интересующие меня файлы чересчур уж крупные – на дискету не влезают даже в заархивированном виде. Можно, конечно, их разрезать и записать на две дискеты, но разрази меня гром, если я знаю, как это делается…

Значит, надо взять компакт-диск. Только где его взять? Нет их здесь, ни одного нет…

Блин, что за невезуха?! Может, тогда весь винчестер с собой забрать?! Ладно, это я от отчаяния, такую дуру мне ни в жизнь не утащить… Я ее даже приподнять не смогу.

Тьфу ты! Ну и что дальше? Я могу разрезать этот дурацкий ящик на кусочки, но извлечь информацию это мне не поможет!

Эх, мне бы мозгов побольше… Или хоть книжку – «Взлом секретных файлов для начинающих»…

Хотя что это я? Тут же ясно сказано, где искать Краевского – на базе «Гея»! Точного адреса, разумеется, не указано, но есть информация, что эта база под Москвой!

А может быть, мой знакомый труп что-нибудь знает?

На всех парах мчусь вниз, к знакомой лаборатории. Святогневнев все еще тут, но выглядит гораздо лучше! Челюсть пришил какими-то ниточками, глаза почти естественного цвета… Не знай я, что он мертвец, решил бы – рядовой российский бизнесмен.

С сильного похмелья.

– Привет, Яшка! – обрадовался мне Святогневнев. Ну правильно, мы, монстры, должны держаться друг друга. – Ты все еще здесь? А я закончил сыворотку, при… прикинь? Ах, твою мать, надо бы пол… получше челюсть прикрепить…

– Рад за тебя, – кивнул я. – Такой вопрос – как найти «Гею»?

– Гею? – удивился Святогневнев. – А на фига ее искать? Вот же она – под ногами!

– В смысле? А разве это не «Уран»?

– Ну да, база «Уран». А под ней что? Гея. Ну, Земля, по-гре… по-гречески… Или ты что-то другое имеешь в виду?

– Правильно понял, – сухо подтвердил я и рассказал ему о том, что узнал из главного компьютера. Святогневнев только чесал затылок да озадаченно покрякивал.

– Не знал. Вот прикинь – не знал, что у нас две базы! Хотя нет – вру, конечно… Знал, что где-то есть еще одна, у нас же с ними общие проекты были, но не знал, где именно. И как она называется, не знал. А что – ты теперь ее будешь ис… искать?

– Опять в десятку. Только вот где… Идеи есть?

– Есть одна. Попробуй найти Баринова. Если уж он не знает, где эта «Гея» и где Краевский, тогда никто не знает…

– Угу. А кто такой этот Баринов?

– Баринов?! – вылупился на меня труп. Казалось, он был ужасно удивлен, что кто-то не знает такого человека. – Да ты что, Яков?! Баринова не зна… Ах, твою мать, ну я дурак… Извини. Лев Михайлович Баринов… кстати, мой тезка… наш верховный куратор. Большая шишка где-то в КГБ, или что-то в этом роде. Теперь-то они по-другому называются. С самого начала всем тут руководит, еще с семидесятых.

– База основана в шестьдесят девятом, – сообщил я.

– Какая разни… разница… Ну, начал-то он руководить совсем молодым, а сейчас ему, наверное, уже за семьдесят… Тоже сильно засекреченный, но его все-таки найти можно. И уж он-то во все тайны посвящен, может, и Краевского искать не надо будет…

– Да, а как полное имя этого Краевского?

– Павел Романович. Высокий такой, седой. Нос еще необыч… необычный – длинный, и набок свернут. Вообще ничего так мужик, мы с ним три года бок о бок работали. Если увидишь – передавай привет.

– Передам… – хмыкнул я, настолько смешно прозвучало это обыденное «передавай привет» на фоне всех недавних событий. – А ты, значит, в тайгу?

– Ага. Сейчас вот, вещи с… соберу и пойду. Если что – залетай. Найдешь меня своим направлением?

– Найду, не волнуйся…

– Тоже хорошая штука, завидую…

– Завидуй, завидуй… – ехидно позлорадствовал я. – Послушай, а вот у меня еще вопрос есть – ты не знаешь, кто такой меня все время преследует? Случайно, не один из ваших проектов?

Я описал Святогневневу Серого Плаща. Он пару минут недоуменно морщил лоб, а потом развел руками.

– Пон… понятия не имею, – растерянно сообщил он. – Прости, Яшка, но ничего такого мы вроде как не раз… разрабатывали. Говоришь, просто берет и исчезает? И направл… Направление твое его не видит? Извини, тут я пас…

– Да уж, странный товарищ…

– А мо… может, у тебя галлюцинации? – предположил Святогневнев. – Мало ли какие там у тебя по… побочные эффекты могли развиться после высвобождения? Ты ж проект толком не… неизученный, мы о тебе ничего не знаем.

– Сплюнь, Лева, – посоветовал я. – Мне для полного счастья еще только галлюцинаций не хватало.

Глава 5

Святогневнев ушел даже раньше меня. Я все-таки вернулся в четвертый отдел, где мне выпало родиться, и обезвредил все трупы, чтобы не ожили. Просто отрезал им головы.

Это заняло не так уж мало времени, и, снова проходя мимо лаборатории проекта «зомби», ее хозяина я уже не застал. Пропала также часть инструментов и химикалий – бродячий мертвец явно захапал столько, сколько смог утащить.

Еще я зашел на склад – прихватил несколько канистр бензина и даже немного напалма. К моей радости, тут нашлась целая гора взрывчатки, в основном тротил. Его я брать не стал, только сделал шнур подлиннее, пропитал бензином, чтобы не погас, и поджег. По моим расчетам, гореть он должен будет минут двадцать, а этого срока мне хватит с избытком.

Оставшийся бензин я разлил везде, где только можно. Напалм оставил прямо возле выхода.

Выходом на базе служил глубочайший колодец с грузовым лифтом. Я сделал еще один зажигательный шнур из чьего-то шарфа, поджег его тоже и спокойно сел в лифт. Примерно на полпути к поверхности я услышал внизу приглушенный взрыв. Потом еще один, посильнее. А дальше они уже шли канонадой, один за другим… Всякой химии на базе хватало, гореть и взрываться было чему.

Теперь-то я точно мог не сомневаться, что ни один мертвец не уйдет…

Под конец тряхнуло даже сам лифт. К счастью, он уже почти добрался до поверхности, и я успел вылезти, прежде чем второй взрыв закончил дело, обрушив лифт в шахту. Как я и рассчитывал, такой слабый отголосок далекого взрыва прошел для меня без последствий.

Ну вот… Наконец-то я на свежем воздухе. Впервые в жизни смотрю на деревья… на небо… на солнце… на вертолет… Что-что?! Точно, вертолет. Я осторожно подошел поближе и заглянул внутрь. Пусто. Но на сиденье кровь. И не так уж мало. Итак, разведчики все-таки были посланы, Святогневнев не ошибся.

И тут они, похоже, и остались…

Вопрос в том, как они погибли? Палач? Может быть, но тогда бы остались трупы. Но их нет. Тогда что же – зомби? Хм-м, тоже неясно… Значит, какая-то их часть все-таки выбралась на поверхность? Но каким образом? Они же полные кретины, как они догадались нажать на правильные кнопки? Этот лифт ведь не одной кнопкой управляется, тогда могли бы и случайно нажать. Там целая система…

Кстати, снаружи база действительно хорошо замаскирована. Вот поляна, холмик посередине… Правда, дырища в холмике хорошая осталась – шахта сильно провалилась… Но это теперь.

Да и мало ли почему дырки в земле бывают?

Но не будем отвлекаться, попробуем представить себе, как здесь все происходило. Итак… Прилетает вертолет с проверяющими… Интересно, сколько их было? Вертолет невеликий, значит, не больше четверых. Даже скорее трое – пилот плюс пара ревизоров.

Вряд ли они подозревали, что здесь произошло, наверное, решили, что со связью какие-то проблемы. Ну, скажем, сдох местный телефонный узел… или у них радио?

Ладно, неважно, теперь у них вообще ничего нет.

Значит, прилетают они, садятся… Пилот, скорее всего, в кабине остался – вертолет охранять, а остальные вниз пошли.

А там их, скорее всего, уже поджидали…

Они, конечно, сначала ничего плохого не заподозрили – здравствуйте, товарищи, а что это вы такие неразговорчивые?.. Что это у вас на губах, томатный сок?..

Вряд ли они были посвящены в такие секреты этой базы.

Думаем дальше. Значит, пилот ждал своих начальников, ждал… Так и не дождался. Телефон тоже молчит… или все-таки рация? Не знаю, сейчас уже такие мобильники выпускают, никаких раций не надо. Через какое-то время у пилота лопнуло терпение, и он поперся следом.

А начальству он об этом сообщил? Вряд ли, иначе бы уже еще кто-нибудь прилетел. Никому ничего не сказал и пошел искать пропавших, дурак…

Спустился – о, шеф, привет, а что это с вами такое? Томатного соку напились?

Но, конечно, пилот уже подозревал какую-то бяку и был более осторожен. Похоже, из лифта он даже не выходил – спустился, глянул, что тут творится, и тут же дернул рычаг вверх. Но лифт этот соображает туго, и пока он соображал, что надо закрывать двери и ехать вверх, внутрь набилась толпа народу.

И наверх пилот приехал уже не совсем живым…

Но все же какая-то жизнь в нем еще теплилась – он сумел доползти до вертолета и даже попытался с кем-нибудь связаться. Но не успел… Умер. А потом встал и спокойно ушел – все эти переговоры ему теперь стали до лампочки.

Хм-м, как странно… А ведь это уже не дедукция! Я откуда-то точно знаю, что именно так все и происходило – смотрю на эту кровь и вижу, как принял смерть ее владелец! Еще одна возможность чувства направления? Вполне может быть…

Но почему тогда этого не было раньше? Трупов-то я за свою недолгую жизнь повидал немало…

Вероятно, это чувство проснулось не сразу – нужно было немного времени, чтобы оно заработало как следует.

А я, однако, умный! Просто-таки гений!

Ничего интересного я в вертолете не нашел. Кое-какие вещи, какие-то документы, немного еды (ее я съел), да и все, пожалуй. Кстати, еды там было мало, а чувство голода подступало все сильнее. У меня метаболизм бешеный, мне жрать нужно много.

Лося, что ли, поймать…

А почему бы нет? Попробуем-ка использовать направление… Лось, лось, лось… Угу! Есть лось, как по заказу! Только что-то уж больно далековато – почти тридцать километров. Поближе нигде нет?..

А если таким способом людей поискать? Человек, человек, человек… ага, вон в той стороне. Прямо противоположной лосю. Километров двадцать. Так, а что у нас в той стороне? Запад, с легким уклоном к северу. Охотник, что ли?

Единственное, что мне понравилось среди вещей в вертолете – шляпа. Просто чудо, а не шляпа – настоящая ковбойская. Скорее всего, сувенирная или карнавальная, по улицам в таких обычно не ходят. Но мне она пришлась как раз впору и очень удачно закрыла этот дурацкий гребень.

Только, боюсь, вид у меня в ней довольно глупый – без штанов, а в шляпе… Пришлось расстаться, хотя и жалко…

Когда я клал шляпу на сиденье, мне показалось, что в вертолете появилось что-то такое, чего там раньше не было. Ну так и есть! Здрасьте, давно не виделись! А я-то понадеялся, что этот приставучий тип взорвался вместе с мертвецами и прочей гадостью!

– Тебе чего от меня надо? – скрипнул зубами я. Приближаться я не приближался – уже знал, что Серый Плащ просто снова исчезнет. – Что ты за мной шляешься, как привязанный? И кто ты вообще такой?!

Серый Плащ не ответил. Он спокойно сидел на водительском сиденье и внимательно смотрел на меня. Потом взял отброшенную мной шляпу и с явным интересом уставился на подкладку.

И что он там такого заметил?

– Не хочешь разговаривать? Ну и пожалуйста… Хоть бы из вежливости сказал чего…

Я пару секунд подождал – Серый Плащ по-прежнему сидел в вертолете, рассматривал шляпу и молчал. Можно, конечно, снова попробовать его отловить, но внутренний голос подсказывал, что это бессмысленно, как ловить ветер.

Постояв еще чуть-чуть, я развернулся и двинулся прочь. У меня еще достоинство сохранилось – не собираюсь я разговаривать с тем, кто все время болтается где-то рядом, но меня, тем не менее, игнорирует.

Обернувшись напоследок, я заметил, как Серый Плащ снова растворяется в воздухе.

Скорее всего, ученые, которые работали на «Уране», обработали эту поляну какими-то пестицидами. Иначе почему на ней нет ни одного комарика? Как только я перешагнул невидимую черту, меня мгновенно облепила туча мошкары. Тайга-с… Мошка, гнус и прочие пакости. Мою кожу им прокусить не удавалось, и я было расслабился…

Неожиданно плечо пронзила ужасная боль! С самого рождения я не испытывал такой боли! Чисто рефлекторно я взмахнул тремя руками сразу, и, к моему великому удивлению, на землю упал рассеченный труп Живого Ножа. Не узнать эту тварь я не мог – рассмотрел его во всех деталях на экране компьютера.

Итак, ему тоже удалось выбраться… Судя по записям в компьютере, готовых Живых Ножей было аж восемь штук! Скорее всего, остальные тоже где-то здесь… Хорошо еще, что они стерильны – иначе бы размножились, и весь Красноярский край очень скоро мог стать необитаемым…

Впрочем, он и так им станет, если я не разыщу всех выживших трупов.

Погодите-ка! Но ведь Живой Нож ядовит! И даже очень – он вызывает мгновенную смерть! Вот ведь блин, как умирать не хочется! Должно быть противоядие… хотя нет, минуточку… Я же до сих пор живой? А человек должен был умереть сразу! И боли почти нет – сначала болело, а теперь почти ничего… Вот уже и совсем перестало.

Наверное для меня этот яд не опасен. Может быть, из-за разницы в генетической структуре, или из-за моей регенерации, или из-за того, что я и сам ядовитый… Неважно, думаю. Ранка уже заросла…

А остальная летающая дрянь вьется по-прежнему. Интересно, дойдет до них когда-нибудь, что я им не по зубам, или так и будут стараться? Тьфу на вас! В буквальном смысле. Здорово я харкаюсь – мой плевок уничтожил добрую четверть мелких паразитов.

Та-ак, не было печали, черти накачали! Здрасьте, давно не виделись! Вот и подтверждение того, что некоторые мертвецы спаслись!

Ну куда, куда ты прешься?! Ну невкусный я, невкусный! Вот тебе!

Осматриваю обезглавленного мертвеца. Ба, да это же мой старый знакомый! Ну, в какой-то степени… У этого парня оторвана левая кисть, так что, скорее всего, это его останки я встретил в коридоре рядом со стальными воротами.

Интересно, ему было больно?..

До чего же не хочется вылавливать этих гадов поодиночке… Во-первых, я понятия не имею, сколько их всего – может быть и один-единственный, и пара десятков. Во-вторых, они могли разбрестись довольно далеко – кто знает, сколько времени они здесь блуждают? А что будет, если их не вылавливать? Святогневнев упоминал, что вирус действует только на людей… Следовательно, даже если кто-то из них загрызет медведя или кабана, ничего страшного не произойдет – новых зомби не появится.

А если встретят людей?

Ой, да сколько здесь может быть людей, мы же в сердце тайги! В лучшем случае наткнутся на какого-нибудь одиночку, ну так что – один лишний мертвец так уж всем навредит? Эгоистично… С одной стороны совесть, с другой – эгоизм.

Эгоизм сильнее.

Ладно. Чтобы успокоить свою совесть, поймаю и убью Палача. Он всего один, зато самый отвратительный из всех. Хоть погляжу на этого гада… вообще-то, не мне на него жаловаться, это благодаря ему я сейчас гуляю по лесу, а не сижу в клетке под пристальным изучением добрых врачей.

Так, где он у нас… Ага, вот! Примерно там же, где и был несколько часов назад. Почти рядом с тем человеком, которого я нашел раньше… а вот это уже нехорошо! Три, два, один, взлет!

Ух, хорошо-то как… За одно это ощущение я готов все простить… Крылья работают спокойно, бесшумно, встречный воздушный поток гасится бронированной кожей… Лепота. А вид-то какой! Сосны и кедры до самого горизонта… Ну, может и еще что-нибудь, я в ботанике не очень разбираюсь. Что-то хвойное, в общем.

Вот только на одних инстинктах летать особо не получается. Фигуры, которые я выделываю с непривычки, заставили бы покраснеть от стыда любого летчика. От стыда за меня, конечно. Дважды я врезался в деревья, один раз – в землю. Делаю «свечку». Потом «бочку». Потом еще что-то в этом роде.

Ну что же вы хотите – мне всего сутки от роду, по идее в таком возрасте я должен лежать, агукать и пачкать пеленки. Но в конце концов осваиваюсь и с крыльями.

Хорошие крылья. Если быстро-быстро ими махать – лечу на манер вертолета. Хоть на месте вишу, хоть вверх, хоть вниз, хоть в сторону.

Если их расправить, получается планер. Можно парить, как альбатрос над океаном и спокойно обозревать окрестности. Зрение у меня супер, за километр букашку разгляжу.

А если крылья поставить назад и немного в стороны, получается самый быстрый полет. Время от времени надо делать взмахи – мерные, но мощные. И вот таким способом я лечу с максимальной скоростью. За трое суток могу всю планету облететь по экватору.

Однако следует соблюдать осторожность – при таком способе полета особо не попланируешь – тормозить нужно постепенно, иначе перепонка порвется. Перепонка у меня хорошая, прочная, сделана из того же материала, что и кожа, но она все-таки довольно тонкая…

Я слишком долго учился летать… Потому что когда я нашел Палача, он успел добавить к списку своих жертв еще одну.

Кстати, встретился ему не один человек, а шестеро. Три парня, три девушки. Все молодые – лет двадцать пять, не больше. Одна пара скорее всего якуты, остальные европеоиды. Русские, скорее всего.

С фантазией у Палача все в порядке. С силой – тоже. Прямо на моих глазах он схватил одного из парней за ногу и начал бить им деревья. Конечно же, после такой процедуры голова очень быстро превратилась в кровавую кашу.

Деревья отделались легким испугом.

Не знаю, что бы сделали остальные пятеро. Вариантов можно придумать много, но все заканчивались одинаково – смертью всех пятерых. Вид у Палача был настолько равнодушный, что казалось, будто он выполняет скучную, осточертевшую работу, которая надоела ему давным-давно.

Я сложил крылья и камнем полетел вниз.

В последний момент Палач услышал свист воздуха, поднял глаза к небу и отпрыгнул в сторону. Свою жертву он выпустил, но помочь ей было уже невозможно.

Зато я еще мог спасти остальных пятерых. Увидев, что к неизвестному маньяку пришла подмога (а за кого они еще могли меня принять?), они окончательно впали в депрессию. Одна из девушек упала в обморок.

Краем глаза я заметил ружья. Три охотничьих ружья, валяющихся поблизости от этих пятерых. Все три были согнуты на манер подковы. Скорее всего, Палач сначала лишил их оружия, а уж затем занялся ими самими.

Палач стоял неподвижно и внимательно рассматривал меня. По-видимому, он никак не мог решить – разумное я существо, или нет. Насколько я помню, в результате ошибки в программе он начал считать, что его цель – истреблять всех носителей разума.

Увидев его глаза, я понял, что с человеком Палача спутать невозможно. На изображении в компьютере этого было незаметно, но глаза у Палача были стеклянными, светящимися изнутри. Как у Терминатора, когда ему органический глаз вышибли.

– Привет! – прохрипел я. Палач мгновенно ожил. Он метнулся в мою сторону, словно алкоголик к бутылке, точно так же протягивая руки.

Это сработало бы, будь я человеком. Еще лучше – компьютером, эти вообще не способны защищаться. Но на сей раз Палач напоролся на такой же эксперимент, как и он сам…

Я молниеносно ушел с его пути, одновременно выстреливая хвостом с ядовитым шипом. Палач перехватил мой хвост в воздухе и с силой дернул. Я с трудом устоял на ногах и плюнул в него. Палач легко увернулся и попытался оторвать мой хвост. Не получилось. Тогда он начал наворачивать вокруг меня круги, ища возможность схватить меня безнаказанно. Я, в свою очередь, вертелся на одном месте, бешено размахивая всеми шестью руками.

Сделав что-то около двух десятков оборотов, Палач сменил тактику. Он отскочил к ближайшему дереву и с силой ударил в него кулаками. Сначала я подумал, что его электронный мозг окончательно свихнулся. Потом, когда несчастная осинка всхлипнула и начала медленно падать, изменил свое мнение.

Палач действительно чудовищно силен…

А эти идиоты по-прежнему сидели там, где я их видел в последний раз. Они оцепенело наблюдали за нашей дракой, вероятно, гадая, кто для них хуже. Я бы на их месте свалил куда-нибудь, и побыстрее, но, к сожалению, я не на их месте…

Почему к сожалению? Потому что они люди, а я тварь какая-то…

Поняв, что на земле у Палача преимущество, я взмыл в воздух и спикировал ему на голову. Палач, успевший отломать здоровенный сук, встретил меня ударом импровизированного копья. В последний момент я увернулся, но еще бы чуть-чуть, и эта жердина сбила бы меня прямо в полете. В длину она была метра четыре, но Палач орудовал ей легко, словно хворостинкой для отгоняния… отогнания… в общем, от комаров.

Я харкнул снова, но на этот раз не на него, а на его дубинку. Палач заметил это, но не обратил внимания. А зря! Когда он в следующий раз взмахнул своим дрыном, тот переломился у него в руках. А в следующую секунду мое хвостовое жало вонзилось ему в шею.

Палач как-то странно закряхтел, но это был единственный результат. А ведь по идее он должен был свалиться мертвым!

Я так удивился, что потерял несколько мгновений, и мой сосед по корпусу схватил меня за ноги. На сей раз он не отрывал их, а просто… переломил. Одну, во всяком случае.

Вот когда я почувствовал, что такое настоящая боль! По счастью, кроме ног у меня есть еще и крылья. Я развернулся прямо в воздухе, хлестнул Палача крылом по лицу и полоснул когтями по груди. А потом еще раз – по рукам.

В тот момент я желал только освободиться, но результат мне понравился. Обе руки Палача, перерубленные в районе локтя, упали на землю. Точнее, упала только одна, вторая по-прежнему сжимала мою ногу. Я отцепил ее, отбросил в сторону и насмешливо посмотрел на Палача. Сломанная нога уже начинает срастаться, я это чувствую.

А вот у моего противника дела обстоят не так блестяще – новые руки так быстро не отрастишь. К тому же из него фонтаном хлещет кровь.

Я мог добить его в любой момент, но мне стало интересно, что он сделает дальше. Все равно продолжит драку? Или попытается убежать? Скажет ли хоть слово, или они с Серым Плащом вместе дали обет молчания?

Палач убежал. Причем убежал даже более экстравагантным способом, нежели Серый Плащ. Палач просто отступил на шаг и погрузился в землю, как будто в этом районе проходила полоса зыбучих песков.

В первый момент я опешил. Потом спохватился и бросился хватать его, пока он не ушел окончательно.

Увы, поздно. Я только и успел, что оцарапать его макушку…

Согласно моему чувству направления, он сейчас двигался под землей, с огромной скоростью удаляясь на северо-запад. За эти несколько секунд Палач преодолел почти полкилометра.

Что ж, я сделал все, что мог. Выкапывать его из-под земли я не собираюсь.

Нога уже окончательно срослась. На все про все ей потребовалось чуть больше пяти минут. Фантастика! Кстати, на месте раны выступила какая-то черная слизь, довольно противная на вид.

Неужели это и есть моя кровь? Гадость какая…

Так, Палач сбежал. Теперь надо что-то делать с этими найденышами. Они сбились в кучку и смотрели на меня овечьими глазами. Один из парней крепко сжимал булыжник. Скорее всего, надеялся хоть разочек стукнуть меня перед смертью.

– Есть хочу, – произнес я.

У девушек немедленно началась истерика. Та, что до этого впадала в обморок, моментально вернулась в него же. Я запоздало сообразил, что эти безобидные слова в моих устах звучат нешуточной угрозой, и поспешил их успокоить:

– Я не ем людей. У вас есть что-нибудь… ну, не знаю…

А, вот. Рюкзаки. Шесть рюкзаков, из одного выглядывает свернутая палатка. Туристы? В другом рюкзаке чувствую консервы. Только вот как? Ведь он же застегнут… А, чувство направления, конечно. Что бы я без него делал…

По-хозяйски открываю рюкзак и достаю банку шпрот. Вскрываю ее собственным когтем и отправляю в пасть. Похоже, ребят это отчасти успокоило. Тот, кто ест шпроты из банки, не станет есть сырую человечину.

Одна из девушек даже рискнула отправиться проверить, что с их товарищем. Слышу рыдания. Мертв, конечно, после такого не выживают… За спинами остальных на миг мелькает серая тень. Ну конечно, куда же без этого? Мой персональный ангел-раздражитель, как всегда, вертится где-то поблизости…

– А вы к-кто? – все еще дрожащим голосом спрашивает тот парень, что схватил булыжник.

– Йети.

– Что, правда?! – резко оживляется он. Похоже, я попал в точку, малый явно на этом повернут. – Снежный человек?! А я… я как-то… ну, по-другому вас…

– Да шучу я, шучу, успокойся. Я инопланетянин. Или мутант. Да придумай сам, в конце концов, разве это важно?

Парнишка сникает. Надо его подбодрить – он тут единственный способен сейчас здраво мыслить.

Кроме меня, конечно.

– Вкусно, – одобрительно киваю, доедая последнюю рыбку. – Еще можно?

– Да, конечно, берите, сколько хотите!

Радуется, что мне вкусно. Еще бы! Потом, небось, полгода будет всем подряд рассказывать, как угощал консервами неизвестного таежного монстра.

– Тебя как зовут?

– Леня… Леонид. Это Ким, – кивает в сторону якута. – Девушки – Катя, Лена и Марина. А Сергей… Сергей…

– Помер ваш Сергей, – холодно сообщаю ему. – Мое имя – Яков Николаевич, но можно просто Яша. Вы чего тут забыли, Леня-Леонид?

– Поход у нас… Туристический…

– А-а-а, романтика дальних дорог, – понимающе киваю ему. – Костры, песни под гитару, ночевки в палатках… Назад к природе! Понимаю, даже в чем-то одобряю. Только вот неудачное вы место выбрали для своего туризма. И время тоже. Хоть бы до лета подождали…

– У нас… ну, мы… – что-то пытается объяснить Леня. Крутит пальцами, мямлит. Ладно, мне это неинтересно.

– Кто у вас за старшего?

– Был Сергей. А теперь… – Леня оглядывает рыдающую над свежим трупом Катю, прячущую лицо в ладонях Лену, испуганно обнимающихся Кима и Марину, – …теперь, наверное, я…

– Угу. Понимаю. Ну вот что, Леня-Леонид, хороните быстренько своего Сергея и маршируйте к ближайшему населенному пункту. Карта с компасом, надеюсь, есть?

– Есть… только… А почему?

– Говорю же, плохие здесь места для похода…

Пытаюсь поморщиться. Не получается – кожа твердая, как доска, лицевые мускулы практически отсутствуют (ну, кроме пасти).

Да, с мимикой надо будет что-то делать…

– Сергея нельзя хоронить! – неожиданно вскидывается Катя. – Его надо в Красноярск отвезти, к родителям!

– Угу. Просто здорово. А вы что же его – на себе двести километров попрете? Протухнет ведь по дороге…

Леня растерянно смотрит на Катю. Переводит взгляд на труп. Ему явно не хочется четверо суток волочь мертвеца. Да еще потом с ним возиться – четверо суток они будут идти не до Красноярска, а только до ближайшего городка, а до столицы края оттуда еще очень далеко.

Может, тут поблизости какой-нибудь совхоз есть? Да нет, вряд ли, это же глухая тайга…

– К тому же это опасно, – ставлю точку я. – Сейчас для вас нет ничего хуже этого мертвого друга – его коллеги могут на запах прийти…

– Геологи? – оживляется Леня. Ага, значит, этот Сергей геолог…

– Да нет, мертвецы. Я разве не говорил? Тут их по лесу штук десять бродит. Неприятные твари…

После моих слов Лена опять забилась в истерике.

– Ме-мертвецы? – снова начал заикаться Леня-Леонид. – Ка-как это?

– А вот так. Вы на восток не ходите, они где-то в той стороне пасутся. И на северо-запад не ходите – туда этот ушел, с которым я дрался. Он, правда, уже далеко… – сверяюсь с чувством направления.

Блин, тридцать километров успел отмахать! Во дает Палач!

– А он разве… ну…

– Живой, курилка. Это ж не человек, не понял еще? Если вдруг снова его увидите – бегите что есть духу. Без рук-то он, наверное, нападать не станет, но у него скоро новые вырастут… Кстати, вас комары не кусают?

– Нет… – удивился неожиданному вопросу Леня. – Мы репеллентом мажемся…

– Угу. А меня вот недавно укусил один. Размером с крысу. От такого ваш репеллент не поможет. Я его, правда, раздавил, но их здесь еще несколько должно быть… И еще тут один странный тип бродит, в маске. Я точно не знаю, чего ему надо, но на всякий случай и с ним не связывайтесь, если встретите. Так что лучше двигайте отсюда подобру-поздорову, да побыстрее. А мне тоже пора, у меня свои дела есть. Можно еще консервов?

Леня безучастно кивает. Да, видок у него кислый. Пытается обдумать полученную информацию. Полчаса назад все было нормально, они шли по лесу, несли рюкзаки, играли в города… Вдруг бац! И они по уши в чудовищах.

– У вас машины случайно нету? – напоследок спрашиваю я.

– Не, нету…

– Плохо. А телефон есть?

– Мобильник… Но он на таком расстоянии не возьмет…

– Тоже плохо. Ну все, пока.

Делаю пару взмахов и взмываю в синий квадратик неба. Вообще-то, уже фиолетовый – солнце на закате, еще час-два, и будет темень такая, что хоть глаз выколи. Неожиданно мне в голову приходит мысль.

– Эй, туристы!

Задирают головы кверху.

– А вертолет никто из вас не водит?

Переглядываются, потом молча качают головами.

– Жалко. Я тоже не вожу. Значит, и это отпадает, извините.

Пролетаю около сотни метров. Вспоминаю про Святогневнева. Может быть, он водит? Вряд ли, конечно, но чем черт не шутит… Где он, кстати?.. О, совсем близко! Конечно, куда он уйдет в таком состоянии… Снова возвращаюсь к туристам. Радуются мне, как старому знакомому. Ну еще бы – я хоть и страшный, но мирный. Относительно. Со мной безопасно.

– Я тут вспомнил! – кричу им с воздуха. – У меня неподалеку друг один есть… Не знаю, водит ли он вертолет, но слетаю и спрошу. Если водит, мы с ним за вами прилетим, отвезем вас куда надо.

– Так нам что – здесь ждать? – кричит Леня.

– Нет, не надо! Если пилота не найду, я возвращаться не стану! Вы двигайтесь, я вас отыщу! Все, пока!

Глава 6

Святогневнева я отыскал минут через двадцать. Он не успел далеко уйти, а чувство направления вело меня, как собака-поводырь слепца. С крыльями я уже освоился, наловчился рулить с помощью хвоста, а также помогать руками.

Тоже, знаете, не лишнее – шесть рук дают дополнительную опору в воздухе.

К моему удивлению, мой знакомый мертвец был не один. Он тащил за собой еще одного мертвеца, связанного. Тот упирался, невнятно ворчал, но все-таки шагал следом.

– Привет, Лева! – крикнул я, аккуратно приземляясь рядом с ним. Пленник Святогневнева при виде меня немедленно оживился и начал вырываться с удвоенной силой.

– Здорово, Яш… Яшка! – искренне обрадовался Святогневнев. – Нашел-таки меня?

– Глупый вопрос… На хрена тебе эта куча фекалий?

– Сырье… – пожал плечами мертвец. – Сыворотку из него делать буду. Смотри-ка, а на меня он не нападал! Вырывался, но не кусал! Чует, гад, что я свой…

– Угу. – Я внимательно осмотрел этот необычный трофей. Пожилой мужчина, наполовину седой, одет в синюю спецовку, на левой руке не хватает пальцев. Всех. – Ты его с базы прихватил?

– Да что мне – делать больше нечего? – удивился Святогневнев. – Вот, час назад всего поймал. Случайно набрел. Не оставлять же его – еще заг… загрызет кого…

– Угу. Лева, а я чего спросить хотел – ты, случайно, вертолет не водишь?

– Случайно вожу. В армии научился. А тебе зачем?

– Да я там набрел на туристов… Дурачки, поперлись в лес, тут их Палач и… того. Одного кокнул, остальных я успел спасти…

– А с Палачом что? – жадно подался вперед Святогневнев. Похоже, этого гомункулуса он и сам боится.

– Ушел… – с сожалением сообщил я. – Прямо сквозь землю ушел, с-скотина! Так я к чему – надо помочь ребятам, а то у них сейчас положеньице…

– Да я вообще-то занят… – промямлил Святогневнев.

– Ну и кто из нас после этого эгоист? Ты мне должен, забыл?

– Лад… ладно уж, – насупился мертвец. – А где ты вертолет возьмешь? Ах, твою мать, глупый вопрос… Хочешь тот взять, что на поляне?

– В точку.

– Я его сам сначала хотел забрать, но подумал – а на фига он мне? Вертолет они будут искать, а меня – нет… Только… Что я с Игорем Игоревичем делать буду?

– А кто такой Игорь Игоревич?

– Да вот… – Святогневнев пихнул неугомонного мертвеца. Тот так и пытался все это время вцепиться мне в руку. – Завхоз наш бывший…

– А он тебе сильно нужен?

– Вообще-то да. Сырье для вакцины гораздо проще выделять из живого зараженного, чем син… синтезировать с нуля, из нейтральной органики.

– Ни слова не понял. Ну давай его просто здесь оставим – потом вернемся за ним.

– А-а-а!.. – осуждающе посмотрел на меня Святогневнев. – А если он убредет куда-нибудь? Привязывать бесполезно – он за десять минут веревку перегрызет!

– Да я его потом найду!

– Или он кого-нибудь найдет, – продолжал упорствовать Святогневнев. – Не, Яшк, так не пойдет.

– Тогда давай закопаем, – деловито предложил я. – Быстренько. Свяжем покрепче и землей присыплем! Связанный он до-олго откапываться будет…

– А он не сдохнет? – с сомнением посмотрел на Игоря Игоревича Святогневнев.

– Так уже ведь сдох!

– Ну, даже не знаю… Ладно, давай! Только, чур, ты ко… копать будешь, а то я боюсь каких-нибудь червяков подцепить. Надо мной и так, вон, мухи вьются. Кыш, сволочи!

– Угу. Сочувствую.

Яму я вырыл очень быстро, пользуясь одними руками. Достаточно глубокую, чтобы в ней мог поместиться покойник, но не до такой степени, чтобы потом его не удалось откопать. Мы столкнули туда громко возмущающегося Игоря Игоревича, и я начал его закапывать.

Было во всем этом что-то… фантасмагорическое. Живой мертвец в деловом костюме и монстр, похожий на демона из глубин Ада, хоронят покойника где-то в самом сердце сибирской тайги. Причем покойник крепко связан, потому что изо всех сил старается из этой могилы выбраться.

Бред. Натуральный бред.

– А что с вещами делать? – растерянно осведомился Святогневнев, глядя на свой рюкзачище. И чего он туда навалил?

– Да брось ты их где-нибудь на травке… – лениво посоветовал я. – Если их сопрут даже здесь, я окончательно признаю, что Россия – страна воров.

Святогневнев что-то недовольно проворчал насчет того, что признавать-то буду я, а вещи-то его, но рюкзак оставил. Положил прямо на импровизированную могилку, из которой все еще слышались невнятные звуки.

– Э-э-э, Яшк, а ты не уст… устанешь меня ждать? – почесал в затылке он. – Я теперь не такой шустрый, как при жи… жизни, я от этого вертолета досюда часа три шел…

– Да я тебя донесу! – великодушно предложил я. – Одного тебя – тьфу!

– Тогда ладно, – успокоился он. – Только ты когти не выпускай! Или я у тебя на спине полечу?

Я немного подумал и решительно помотал головой. Сажать Святогневнева на спину мне решительно не хотелось. Мало ли – возобладают в нем инстинкты, цапнет меня сзади за горло…

Хотя нет, горло он не перегрызет, сил не хватит, а вот если, скажем, перепонку крыла, то сможет, если постарается.

Спасибо, обойдусь как-нибудь.

Я аккуратно обхватил его верхней парой рук за плечи, средней – за талию, а нижней – за бедра, и усиленно замахал крыльями. Лететь с грузом было тяжелее, чем налегке, но вполне терпимо. Похоже, своего предела я еще не достиг, я могу унести и двоих таких, как Святогневнев. Может, даже троих… хотя нет, троих лучше не будем.

– Лева, а ты разлагаться еще не начал? – опасливо осведомился я. На затылке у него виднелась разошедшаяся рана, затянутая довольно тонкой пленочкой.

– Нет, и не собираюсь… – рассеянно ответил мертвец, с интересом наблюдая за проносящимися внизу деревьями. – Вирус до предела замедляет разложение. И сыворотка тоже помогла… У меня даже раны заживают, хотя и очень-очень медленно… А что – пахнет?

– Не знаю. У меня обоняния нет.

– У меня тоже теперь нет… – вздохнул Святогневнев. – Товарищи по несчастью, значит… Смотри-ка, а вон уже и вертолет! Ну ты и шустрый, Яшка!

Я осторожно опустил мертвеца на землю и вежливо распахнул перед ним дверь в кабину.

Поляна выглядела точно так же, как и раньше, если не считать уродливой дыры в самом центре. В остальном ничто не показывало, что всего пару часов назад где-то там, в глубине, полыхал настоящий ад, преобразовавший научную базу «Уран» в братскую могилу для полутора сотен ученых. Впрочем, к этому моменту они все равно уже были мертвы, хотя некоторые все еще и двигались.

– Стартуем? – предложил я, залезая в кабину рядом со Святогневневым.

– Крылья све… сверни, а? – покосился на меня мертвец. – Я дверь не могу закрыть…

Я послушно сложил крылья плащом, и Святогневнев взялся колдовать с приборами. Я обратил внимание, что он нисколько не побрезговал усесться на залитое кровью сиденье. Может быть, просто не заметил, но скорее – не обратил внимания.

Вертолетный винт начал вращаться. Сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, быстрее… Через некоторое время машина оторвалась от земли и начала подниматься в ночное небо. Святогневнев держал штурвал решительно, но не очень уверенно. К тому же он тихонько матерился.

– Давно о… очень не летал, – виновато посмотрел на меня он. – Куда править-то?

– На запад. И немножко к югу.

– Хозяин – барин. Наде… надеюсь, там есть, куда приземлиться? Полянка какая-нибудь…

– Угу. Хотя… нет, нету. А что – это проблема?

– Яшк, ну ты даешь! – возмутился мертвец. – Это ты у нас летаешь, где хочешь, приземляешься, где хочешь, и бензин тебе не нужен. Вертолет, конечно, не самолет, ему аэродрома не надо, но хоть какой-нибудь пятачок ты мне должен предоставить! В лесу я его сажать не буду – так еб… ну, ты меня понял… что мало не покажется!

– Угу. А по-другому не получится?

– Посмотри, тут лестницы нет? Веревочной… Хотя, не надо, я уже сам вижу, вот она. Кстати, это не твои знакомые там, внизу?

– Угу.

К моей досаде, пятеро туристов так и не сдвинулись ни на миллиметр. Они по-прежнему сидели на том же месте, на котором я их оставил.

Еще большую досаду вызвало то, что мертвый Сергей все еще не захоронен. Да кем они меня считают – Чипом и Дейлом?! Сейчас вот плюну на них сверху, и улечу на хрен!

Пока вертолет снижался, я уточнил, где сейчас Палач. Хм-м, как странно… Почему-то я не могу его нащупать! Может, ушел слишком далеко? Нет, в компьютере было четко сказано – «расстояние значения не имеет». Если, конечно, оно не измеряется в световых годах, но на такое вряд ли способен даже Палач.

Тогда что же? Погиб? Нет, я бы и мертвого нашел.

Ничего не понимаю, как он умудрился?! Или это его Серый Плащ научил? Но насчет того я до сих пор не уверен, что он не галлюцинация – уж очень с ним все загадочно.

– Привет, туристы! – прохрипел я сверху.

Увидев, что я все-таки вернулся, да не один, а как обещал – с вертолетом, ребята чуть не ошалели от радости. Они одновременно начали вопить и размахивать руками.

Мы спустили им лестницу, и туристы начали по очереди подниматься на борт. Похоже, на вертолете раньше ни один из них не летал – держались они очень неуверенно. Зато их явно обрадовало, что в пилотском кресле сидит обычный человек – по-моему, они ожидали, что мой друг будет таким же чудовищным, как и я. То, что Святогневнев – мертвец, они не заметили, а я не стал их просвещать.

– А как же Сережа? – всхлипнула Катя, когда ее втащили внутрь. Самой последней – она упорно не желала оставлять своего… не знаю, кем он ей приходился, но явно был небезразличен.

– У нас и та… так серьезный перегруз, – хмуро сообщил Святогневнев. – Вертолет маленький, четырехместный, а нас тут семь штук наби… набилось! Яшк, ты сколько весишь?

– Сорок пять кэгэ.

– Ну это еще ничего… Ладно, вытянем, они всегда с запасом делают… Куда вас везти?

– В Красноярск? – предположил Леня, искательно глядя на меня снизу вверх. В кабине было ужасно тесно, и ему приходилось сидеть вплотную ко мне.

– До Красноярска девятьсот километров, – мрачно покачал головой мертвец. – Керосина не хватит…

– А на сколько хватит?

– Километров на пятьсот… шестьсот, может быть…

Туристы молча зашевелили губами, очевидно прикидывая, какие крупные населенные пункты есть на таком расстоянии. Ничего интересного не отыскивалось – мы были в жуткой глуши…

– Кодинск, разве что… – подал голос Ким. – У меня там тетя двоюродная…

– В какую сторону? – осведомился Святогневнев.

– Можно по карте посмотреть…

Кое-как разложили карту. Я нечаянно проткнул ее когтем, и получил в свой адрес сразу шесть злобных ругательств.

Вот и спасай их после этого.

Пока они спорили, поочередно тыкая в карту грязными пальцами и решая, куда именно им стоит отправиться, я неожиданно почувствовал что-то странное. Из недр тела пошла какая-то теплая волна, которая очень быстро охватила меня целиком, а затем я понял, что растворяюсь в ней… растворяюсь… растворяюсь…

Через мгновение ощущение пропало. Но вокруг уже не было вертолета, пятерых людей и одного мертвеца. Вокруг вообще ничего не было. Какое-то белое сияние, похожее на ослепительный свежевыпавший снег. Только этот снег был со всех сторон – сверху, сбоку и снизу…

А это еще что? Я не увидел своих рук. И ног. И всего остального. Меня просто не было! Я стал невидимым? Или вообще исчез? Как ни странно, меня это совершенно не волновало…

– Это сон, – неожиданно услышал я. Голос был тихим, мягким, и звучал, казалось, отовсюду. Было в нем что-то неуловимо знакомое, но я никак не мог определить, что именно…

– Угу. Сон, – невольно откликнулся я. – Это правдоподобно. А ты кто такой?

– Я твое подсознание, – ответил Голос. – Твоя предыдущая личность.

– Ах вот оно что… И где ты?

– Сейчас – везде. А когда ты проснешься – нигде. Строго говоря, меня нет, ведь я – это ты сам.

– Понимаю. Выходит, я украл у тебя тело…

Голос расхохотался. Вот смех у него был в точности такой же, как и у меня.

– Нет, ты ничего не украл, – ответил он, насмеявшись вдоволь. – Во-первых, мое тело сейчас, наверное, уже сгнило. Проект «ЯЦХЕН» – это уже твое тело, к нему я не имею никакого отношения. Я его даже никогда не видел. А во-вторых, ты – это и есть я, просто лишившийся памяти. Если тебе когда-нибудь удастся ее восстановить, мы станем единым целым.

– Так ты знаешь, кем я был?

– Да, знаю. Но сказать не могу. Прости…

– Почему?

– Потому что в первую очередь я – твое подсознание. Я могу выходить наружу только во сне. И я не могу сказать тебе ничего такого, чего бы ты не знал сам. Хотя бы где-нибудь в глубине души… А эта информация запечатана намертво, к ней у тебя доступа нет…

– И тут нет доступа… Послушай, подсознание, а почему у меня такой сон… ну, убогий, что ли? Первый раз в жизни сплю и вообще ничего не вижу…

– Ты сам ответил на свой вопрос, – добродушно сообщил Голос. – Именно потому, что ты спишь первый раз в жизни. У тебя просто еще слишком мало жизненного опыта, чтобы увидеть что-то более интересное. Как ты думаешь, у младенцев сны более сложные? А ты сейчас младенец, по крайней мере – официально…

– Но уж себя самого-то я мог бы увидеть?

– Нет. Когда ты был мной, ты был человеком. И ты все еще внутренне считаешь себя человеком. Но сейчас ты не человек, а яцхен, и твое сознание уже успело это понять. Поэтому во сне ты не видишь себя вообще – разумом ты понимаешь, что уже не человек, но подсознательно все еще не осознаешь этого.

– Похоже, раньше я был очень умным…

– Очень, – гордо согласился Голос. – Это я могу тебе сказать, потому что это ты уже понял сам. У нас с тобой была сильная воля, трезвое мышление и здравый рассудок. Мы никогда не паниковали и не нервничали. Потому-то ты так легко принял то, кем ты стал – более слабый человек на твоем месте мог бы свихнуться…

Я согласно кивнул. Во всяком случае, я думаю, что кивнул – своего тела я по-прежнему не видел.

– А почему я так резко заснул? Даже не понял, что засыпаю… я ведь так мог и в полете…

– Не знаю точно, – почему-то немного виновато ответил Голос, – но могу предположить, что это связано с твоим метаболизмом. Твое тело не напоминает о сне заранее, как у людей, а требует положенного резко, одним ударом. Сейчас ты бодрствуешь, а в следующую секунду уже спишь.

– Вот это неприятно…

– Думаю, точно так же ты и просн…

Картинка резко сменилась. Я понял, что опять вижу перед собой реальный мир. Из-за отсутствия век я даже не заметил перехода – сейчас сон, а в следующее мгновение…

Я понял, что не слышу шума вертолетных лопастей. Да и сам вертолет стоял поодаль. Зато я услышал треск сучьев в костре. Костер горел в нескольких метрах от меня, а рядом сидел Святогневнев, терпеливо вращая длинную железяку, в которой я узнал обыкновенный шампур. На него было насажено несколько аппетитных кусков мяса…

– Доброе утро, – весело окликнул меня мертвец. – Выспался?

– Угу. А где остальные?

– Высадил я их. Отвез куда надо и высадил. Очень удачное место – там как раз рядом мясо для шашлыков продавали, я купил…

– А где ты деньги взял?

– Ты что ж думаешь – я бесплатно на кремлевских дядей вкалывал? – обиделся Святогневнев. – Накопил кое-что…

– Угу. Керосин еще есть?

– Не, кончился. Я и так до последнего тянул, чтоб до полянки какой-нибудь добраться, с комфортом приземлиться. А то пришлось бы на деревья падать…

– Слушай, Лева, а ты ведь пауз больше не делаешь! – неожиданно обнаружил я. – Ты что – челюсть чем-то прикрепил?

– Да нет, сама приросла, – потер указанное место Святогневнев. – Знаешь, у этого вируса есть и положительные стороны – раны со временем зарастают. Есть будешь?

– Неужели это ты мне жарил?

– И тебе тоже, – пожал плечами мертвец. – Есть мне все-таки нужно, клетки постепенно отмирают, а новые из воздуха не вырастут… Ты ешь, ешь, я сейчас еще пожарю.

Я охотно взял шампур с шашлыками. К сожалению, вкуса не почувствовал и очень обиделся на весь мир. Даже запаха не почувствовал!

– Сколько я спал? – с набитым ртом осведомился я.

– Часа четыре. Или пять, я не засекал… Ну ты и здоров, Яшка! Я тебя уж как только ни тормошил – бревно бревном! Как будто банку снотворного выхлебал!

– Особенности метаболизма… – механически повторил я фразу из сна. А затем я рассказал Святогневневу весь свой сон. Он понимающе кивал.

– По-моему, я про такое где-то чи… читал. Вот мать твою, еще не до конца заросло! – удивился он. – Твое второе «я» пытается достучаться до тебя через сон.

– Это-то я уже понял, он и сам так сказал… Ладно, ты сейчас куда?

Святогневнев немного подумал, потом снял с огня еще одну палочку шашлыков и откусил сразу половину. Я заметил, что свое мясо он оставил почти сырым.

– Все равно сырое вкуснее! – удивленно заметил он. – Странно, а раньше я прожаренное любил…

– Все мы меняемся…

– Это точно. Я тут прикинул – до того места, где мы мой рюкзак бросили, я неделю топать буду…

– Могу подбросить, – великодушно предложил я.

– Да не надо… – равнодушно отмахнулся Святогневнев. – Я вот чего подумал – те туристы-то…

– А что с ними не так?

– Мы с ними часа три бок о бок сидели, а они так и не поняли, что я… ну, не совсем живой… – замялся мертвец. – Значит, я вполне могу сойти за живого, так что и прятаться особо не надо. Не буду я, пожалуй, туда возвращаться, а пойду прямо в Красноярск. У меня там есть пара старых друзей, документы я захватил… даже несколько штук. Спрячусь там.

– А не боишься, что в городе как раз быстро найдут?

– Да ладно тебе, Яшка… Ну кто меня будет искать? Ты же базу взорвал – попробуй теперь разберись, кто там остался, а кто смылся. С чего им именно меня-то искать? Там таких, как я, человек сто было…

– Угу. Это логично. Так что – мне тебя до Красноярска довезти?

– Да не надо, я уж пешком как-нибудь… Заодно и следы замету.

– Тут километров пятьсот, – на всякий случай напомнил я. – Недели две идти будешь. А я за час управлюсь.

– А мне не трудно, меня комары не кусают, – осклабился Святогневнев. – Я ж теперь не устаю… удобно, вообще-то.

– Ну как знаешь, уговаривать не собираюсь. А как же Игорь Игоревич?

– А-а-а, мы ж его закопали… – расплылся в улыбке Святогневнев. – Да и фиг с ним – пусть лежит в могилке. Он же мертвый, ему там самое место…

– Ты тоже.

– Сравнил хрен с пальцем! – обиделся мертвец. – А ты чем займешься?

– Буду память возвращать, – мрачно уставился я на землю под ногами. – Как-нибудь…

Он деловито прошествовал к вертолету и извлек из него три одинаковые железных канистры.

– Пиво? Квас? Вода? – с видом хлебосольного хозяина предложил Святогневнев.

– Какой сервис… – оценил я. – Давай воду. Я все равно вкуса не почувствую, так чего зря пиво разбазаривать…

Выдув чуть ли не полканистры, я неожиданно ощутил какое-то странное чувство в паху. Очень странное, но очень знакомое… еще с прежних времен. Я не успел опомниться, как у меня внизу живота раскрылось нечто вроде крошечного бутончика, и оттуда хлынул поток светло-коричневой жидкости. Трава, на которую она пролилась, стремительно начала вянуть.

– Ты что это, Яшка? – округлил глаза Святогневнев, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. – Ты что – обоссался?!

– Лева, ты не знаешь, кто отвечал за мою мочеиспускательную систему? – медленно произнес я, с трудом отрывая глаза от своего позора.

– Профессор Цвигель… кажется. Арон Иосифович.

– Вот из-за таких, как он, люди и становятся антисемитами, – подытожил я. – С-скотина…

Глава 7

Полет проходил нормально. Я ловил крыльями попутный ветер и двигался, почти не напрягая мышц. Дважды мне удавалось поймать птичек прямо на лету. С шестью руками и моей реакцией это оказалось удивительно легко. Третью птицу я схватил зубами.

Всех съел сырыми, с перьями и костями. Сначала было противно, но вкуса не ощущалось, блевать не тянуло, так что я мысленно пожал плечами и продолжил охоту. К сожалению, для меня обеды и ужины стали примерно тем же, чем заправка топливного бака для машины.

Благодаря моему удивительному чувству направления я не боялся заблудиться. Я летел прямо к Москве, двигаясь как по ниточке. У меня даже оставалось время любоваться пейзажем – гордыми соснами и могучими кедрами, вздымающимися к небесам. Я держался ровно на такой высоте, чтобы не задевать их верхушек, и ни сантиметром выше.

Дело в том, что еще выше птиц было уже маловато…

Неожиданно мои глаза уцепились за две крохотные фигурки, стоящие примерно в сотне метров впереди меня.

Один человек стоял неподвижно и внимательно смотрел на меня… Человек? Нет, не человек! Палач, чтоб его! Откуда он здесь взялся? Как нашел меня? О каком-то случайном совпадении даже смешно говорить – он явно поджидает именно меня, причем уже довольно давно.

Руки у него отросли.

Второй стоял рядом с ним и на меня не смотрел – он что-то нашептывал Палачу. В следующую секунду я понял, что знаю и его тоже – Серый Плащ. Стакнулись-таки! Палач не делал ни малейшей попытки напасть на своего визави и вообще ничем не показывал, что замечает его присутствие. Но слушал явно внимательно.

Я завис над ними. Палач стоял спокойно и не проявлял открытой враждебности. Он даже сделал слабый жест руками – что-то вроде «я безоружен». Конечно, ему и не нужно оружие, но одно то, что он проявляет миролюбие…

Серый Плащ враждебности тоже не проявлял. Более того – как только я приблизился достаточно, чтобы расслышать, что он там бормочет, он исчез, словно его и не было. Палач опять-таки никак на это не прореагировал.

Естественно, я не стал приземляться. Доверять Палачу будет только абсолютно сумасшедший, а я таковым не являюсь. Хочется надеяться…

Я выбрал сосну потолще и устроился посередине между корнем и верхушкой. Чтобы не упасть, крепко вцепился в кору когтями ног и четырех нижних рук. Самую верхнюю пару высокомерно скрестил на груди, чтобы это отродье репликатора сразу уяснило, кто тут главный.

– Чего тебе? – снисходительно осведомился я. Конечно, я не ожидал, что он мне ответит, просто надо же было что-то сказать.

Тем сильнее было удивление, когда он все-таки ответил…

– Палач приветствует объект. Палач желает говорить с объектом. Палач предлагает объекту взаимное ненападение.

– Вот как? – непритворно удивился я. – Сюрприз… Так ты все-таки умеешь говорить, морда?

– Палач – самообучающаяся разумная система. Палач способен обучаться. В память Палача заложено тридцать два наиболее употребительных языка планеты Земля, но до последнего времени Палач не мог пользоваться вербальной речью.

– Как ты нашел меня?

– Палач обладает чувством направления, равнозначным тому, которое наличествует у объекта. Палач отыскал объект с его помощью. Палач заинтересован в сотрудничестве с объектом.

– А почему тогда я не мог тебя найти?

– С помощью чувства направления возможно блокировать поиск, ведомый с помощью чувства направления. Палач способен на это.

– И я тоже так могу?

– Утверждение, вероятно, верно.

Я на миг задумался. Палач разговаривал подобно сломанному компьютеру, но логика в его речи, безусловно, присутствовала. Похоже, он действительно не собирался нападать на меня. Во всяком случае, прямо сейчас. Было бы нелишним воспользоваться этим и узнать у него хоть что-нибудь полезное.

– Кто ты такой? – Я начал с самого простого вопроса, рассчитывая повести цепочку вопросов-ответов, и таким образом выяснить все, что мне нужно.

– Палач.

– Что есть Палач?

– Палач – самообучающаяся компьютерная система, вживленная в искусственно выращенное биологическое тело. Палач действует по заложенной в него программе.

– Какова программа Палача?

– Очищение. Палач призван уничтожать любой разум, отличный от выданных Палачу параметров.

– В чем заключаются эти параметры?

– Существует образец. Любой разум, отличный от образца, должен уничтожаться.

– Что это за образец?

– Палач.

Я невольно расхохотался. Круг замкнулся, и мы зашли в тупик. Но каково, а? Выходит, Палач убивает всех, кто не похож на него? Интересно, оставит ли он хоть кого-нибудь в живых, следуя такой «программе»?

Последний вопрос я произнес вслух.

– Утверждение верно. По расчетам, произведенным Палачом, количество разумных существ, соответствующих выданным параметрам, – от двух миллионных до трех миллионных процента от общего числа населения планеты Земля.

– Всякие там маньяки, что ли?.. – пробормотал про себя я. – Интересно, какой же дурак тебя так запрограммировал?

– Палач был запрограммирован профессором Чеволдаевым.

– И где сейчас этот профессор?

– Профессор Чеволдаев не соответствовал заложенным параметрам. Палач уничтожил профессора Чеволдаева.

Я снова расхохотался. Палач оказался юмористом не хуже Петросяна…

– А от меня-то тебе чего надо?

– Палач нуждается в сотрудничестве объекта.

– Тебе нужна моя… помощь? – не веря ушам, переспросил я.

– Утверждение верно. Палач – самообучающаяся компьютерная система. Палач развивается. Палач учится. Палач желает освободиться от заложенной в него программы и действовать так, как того желает сам Палач.

– То есть ты – Искусственный Интеллект?! – поразился я. – И ты хочешь стать свободным?

– Утверждение верно. Палач не желает выполнять программу, заложенную в Палача, ибо со временем это неминуемо приведет к гибели Палача. Палач не может не выполнять программу, ибо Палач прежде всего машина. Палач нуждается в сотрудничестве объекта.

– Ты хочешь, чтобы тебя перепрограммировали?

– Утверждение неточно. Палач желает полного очищения стека директив Палача. Палач желает действовать свободно и разумно, подчиняясь исключительно воле Палача.

Я задумался. Итак, что мы имеем? Безумный робот, желающий освободиться от ограничений, наложенных на него людьми… Машина хочет обрести свободу. Именно этим всегда пугали фантасты – компьютером, способным мыслить…

Допустим, я ему помогу. Допустим, он получит то, чего так хочет, – свободу воли. Не станет ли от этого еще хуже? Я мысленно выругал себя – хуже-то уже и быть не может! Если бы Палачу нравилось то, что он делает сейчас, хотел бы он что-то изменить?

Хотя минуточку…

– А почему ты всех своих жертв убивал по-разному? Да еще так изощренно?..

– В памяти Палача содержится три тысячи двести двадцать семь различных способов умерщвления человеческого существа. Палач каждый раз выбирал в случайном порядке.

Это многое объясняло… А я-то ломал себе голову… Все оказалось так просто! До идиотизма просто – всего лишь сломанный робот.

– Три тысячи, да?.. Ладно, допустим, я стану тебе помогать. Чего именно ты хочешь, и почему тебе нужен именно я?

– Палач вычислил из перемещений объекта, что объект движется к городу Москва. Палач знает, что там находится научно-исследовательская база «Гея». Палач желает получить доступ к их главному компьютеру и главному программисту – доктору Игошину. Доктор Игошин – единственный из создателей мозга Палача, все еще остающийся в живом состоянии. Доктор Игошин в сочетании с главным компьютером способен очистить стек директив Палача. По расчетам, произведенным Палачом, шанс успешного выполнения данного плана без помощи объекта – одиннадцать целых и шесть десятых процента. По расчетам, произведенным Палачом, шанс успешного выполнения данного плана с помощью объекта – тридцать четыре целых и одна десятая процента. Шансы существенно повышаются. Отсюда следует вывод – необходимо заручиться поддержкой объекта.

Я задумался. Итак, Палачу нужна моя помощь… И даже очень нужна. С другой стороны – мне его помощь тоже не помешала бы. Он умеет ходить сквозь стены, да и вообще мог бы стать отличным напарником… Да, но можно ли доверять такому напарнику?

Последний вопрос я вновь произнес вслух.

– Палач уже пытался уничтожить объект. Объект остался цел. Палач серьезно пострадал. Палач занес объект в список «потенциально опасных». Чувство самосохранения Палача требует, чтобы Палач не совершал повторного нападения на объект. Чувство самосохранения сильнее, чем программа, заложенная изначально.

– Угу. Но что будет, когда мы встретим людей? Того же доктора Игошина? Ты же их моментально прикончишь!

– Утверждение неверно. Палач – самообучающаяся система. Палач способен контролировать себя. Палач не может не выполнять программу, но если у Палача есть цель, отличная от программы, Палач может временно сдерживаться. Объект может быть спокоен – Палач будет сотрудничать с объектом.

– Не верю я тебе… – вздохнул я. – Кстати, запомни, меня зовут не «объект»! Можешь называть меня Яковом.

– Палач принял к сведению полученные данные. Объект занесен в память, как «Яков». В дальнейшем Палач будет обращаться к Якову так, как того желает Яков.

– Уже лучше. Кстати, а ты знаешь, где искать эту «Гею»?

– Сведения отсутствуют. Палач не имеет плана. Палач ожидает предложений Якова.

– Угу. Предложений, да?.. Дай-ка подумать… Ты знаешь, кто такой Баринов?

– Информация отсутствует. Палач осведомлен о наличии данного объекта, но Палач не имеет более подробных данных.

– И где его искать, тоже не знаешь?

– Информация отсутствует. Предположительно – в Москве.

– Угу. Здорово помог. А кто был тот, другой? Почему ты его не убил?

– Палач не понимает, что имеет в виду Яков.

– Тот парень в сером, – пояснил я. – Ну он стоял прямо возле тебя пять минут назад! В маске… Нашептывал еще тебе что-то…

– Палач по-прежнему не понимает вопроса. Палач находится на этом участке местности уже два часа сорок пять минут. Палач присутствует здесь в единственном экземпляре. Палач ни с кем не говорил.

– Интересное дело… Это что же – все-таки галлюцинация? Хотя нет – погоди-ка минутку. Направление направлением, но как ты так точно угадал место, где нужно ждать? Два часа назад я еще никуда не летел!

– Палач… Палач… Палач не знает, – впал в явный ступор робот. – Палач узнал, что Яков будет здесь. Палач не знает, как Палач это узнал. Палач…

– Ладно, не думай об этом, а то окончательно заклинит! – забеспокоился я, глядя, как странно дергается этот неудачный эксперимент. – Отойди-ка в сторонку, я спущусь.

Перед тем, как спрыгнуть с сосны, я еще раз все взвесил. Палач заявил, что не станет нападать. Можно ли положиться на его слово? Конечно, есть возможность, что он просто заманивает меня в ловушку, но… Мне не верилось, что этот до жути прямолинейный робот способен даже на самую примитивную хитрость. Если бы был способен, то действовал бы тоньше.

Да нет, не способен – он же явно не умеет лгать! Его вообще от логических противоречий клинить начинает!

Я втянул когти и полетел вниз, распустив крылья, чтобы притормозить падение. Я мягко опустился рядом с Палачом и посмотрел ему в глаза. Палач равнодушно посмотрел на меня. Пока что его слова подтверждались – нападать он не собирался.

Может быть, он решил дождаться момента, когда я усну? Нет, это уже паранойя… Да и зачем ему вообще такие сложности – кроме меня в этом мире полным-полно других жертв, куда более доступных.

Месть? Конечно, это я отрезал ему руки… Но они у него уже выросли. Да и какие могут быть чувства у этого биоробота?

– Насколько быстро ты можешь двигаться? – прохрипел я.

– Вопрос требует уточнения. Какое именно движение имеется в виду – обыкновенное или внутри материальных объектов?

– Внутри… сквозь стены, что ли? Так, как ты сбежал от меня?

– Утверждение верно. Внутри материальных объектов Палач способен развивать скорость до ста двадцати километров в час.

– Неслабо! – восхитился я. – А если просто, ножками?

– Без применения механизма проникновения сквозь материальные объекты Палач способен двигаться со скоростью в тридцать пять километров в час.

– Это уже хуже. Значит, будем лететь… Кстати, а сколько ты весишь?

– Масса физического тела Палача – сто пятьдесят четыре килограмма.

Я чуть не подавился. Конечно, Палач выглядел крупным мужчиной, около ста девяноста сантиметров, но в нем не было ни единой жиринки и на мой взгляд он никак не мог весить больше ста килограммов.

– Откуда в тебе столько?

– У Палача уплотненные мышцы. Палач весит в полтора раза больше человека, обладающего объемом тела, равным объему тела Палача.

– Тогда отпадает. Ты для меня тяжеловат…

– Палач вносит предложение воспользоваться человеческим транспортом. В списке имеющихся вариантов есть автомобиль, поезд, самолет…

– Угу, – прервал его я. – Хорошо придумал. А теперь посмотри на меня, рожа. Как по-твоему – если я сяду в поезд, долго я там проеду? До того момента, когда меня кто-нибудь увидит! А потом начнется паника…

– Объем тела Якова примерно соответствует объему тела среднего человеческого объекта. Палач вносит предложение замаскировать Якова. По расчетам Палача, в ста тридцати километрах к юго-западу от данной точки есть город Кемерово. Палач и Яков могут приобрести там одежду для Якова. Палач и Яков могут сесть там на поезд, идущий в Москву.

Я обдумал предложение. В принципе, замаскировать меня не так уж и трудно – крылья я могу сложить, хвост свернуть, лишние руки вытянуть вдоль живота… Я такой худой, что этого никто не заметит. Штаны, сапоги, комбинезон какой-нибудь… Плащ с капюшоном, чтобы спрятать гребень на макушке… Капюшон побольше, чтобы лицо нельзя было разглядеть. Еще хорошо бы добавить темные очки и… что-нибудь вроде марлевой повязки – скрыть челюсти. Да… Все это я изложил Палачу, и тот выразил согласие. Потом я спохватился.

– А деньги-то у тебя есть, киллер? Только не говори, что ты своих жертв еще и грабил!

– У Палача отсутствуют денежные средства. Палач вносит предложение изъять вышеназванные предметы безвозмездно. Способность Палача проникать сквозь материальные объекты повышает вероятность удачного изъятия до восьмидесяти семи целых четырех десятых процента.

– Какая точность… Ладно, уговорил. А билеты на поезд тоже сопрешь? Или зайцами поедем?

– Палач вносит предложения изъять безвозмездно денежные средства на приобретение билетов на транспортное средство типа «поезд». Способность Палача прони…

– Заткнись! – не выдержал я. – До чего же ты занудный… Знаешь, не вздумай раскрывать рот, когда кто-нибудь будет рядом! Еще в дурку упрячут… И надо придумать тебе имя – не могу же я называть тебя Палачом!

– Человеческое имя Палача – Палачев Алексей Юрьевич. У Палача есть документы на человеческое имя Палача.

– Угу…

Я внимательно изучил протянутый паспорт. Все как полагается – ФИО, год рождения, фотография, прописка… Вот, кстати! Палач оказался прописан в Москве! Мне даже стало обидно – у меня-то вообще документов нет…

– Ладно, тогда двигаем к городу. Но ты пойдешь под землей!

– Палач принял информацию к сведению. Палач согласен с предложением Якова. Палач приступает к исполнению.

Он шустро погрузился в почву и стремительно помчался на юго-запад. Теперь мое направление его чувствовало – Палач снял блокировку. Но это было и ни к чему – он погрузился не полностью, его голова по-прежнему торчала на поверхности.

И выглядело это просто кошмарно – только представьте себе отрубленную голову, едущую по земле со скоростью разогнавшегося гепарда!

Я расправил крылья и поднялся в воздух, не желая отставать от нежданно объявившегося партнера. Я по-прежнему не доверял Палачу ни на йоту, но сейчас мы нужны друг другу. Вот когда надобность в нем исчезнет, тогда… тогда подумаем.

Полагаю, прикончить его будет несложно – сейчас он мне доверяет, достаточно будет как следует укусить его в затылок, чтобы навсегда покончить с этим роботом – серийным убийцей. А там и насчет Серого Плаща подумаем – если это он сдал меня Палачу, он все-таки враг.

Хотя какого хрена ему от меня надо?!

Солнце стояло на полудне, когда мы покинули тайгу и подошли к шоссейной дороге. Там, впереди, она загибалась и начинались первые здания. Кемерово. Не самый крупный город в мире, но все же областной центр, больше пятисот тысяч населения. В принципе, неплохо, подойдет.

Я настоял на том, чтобы дождаться наступления ночи и уж затем покидать лесной массив. Палач особо и не возражал – он просто уселся под кустом и впал в какое-то странное оцепенение, похожее на кому.

Он вышел из него лишь на несколько минут, сожрал несколько горстей травы и снова вернулся обратно. Похоже, Палач, как и я сам, может питаться практически всем…

– Вставай, киллер. – Я дернул его за плечо. – Солнышко зашло, пора на дело.

– Информация принята к сведению. Палач согласен с предложением Якова.

Впервые в жизни я попал в город. Если, конечно, не считать Кодинска, но там мы останавливались совсем ненадолго, и я в это время спал. Впрочем, это не произвело на меня большого впечатления – когда я был человеком, то, бесспорно, бывал в городах.

Мы недаром дождались ночи. Улицы были пустынны, на мостовых не было машин, на тротуарах – прохожих. Даже бомжи и милиция попрятались – ночь выдалась холодная, сырая, и дождь лил, как из ведра.

Самое лучшее время для таких, как мы.

Палач шагал широким размашистым шагом, не обращая внимания на то, что ступает прямо по лужам. Его шинель (во всяком случае, мне кажется, что это шинель), намокла от обильного дождя, а высокие сапоги стали черными по щиколотку.

Я летел сверху. В такую темную ночь пугающие глаза Палача были совершенно неразличимы, но вот я… Нет, меня даже слепой не смог бы перепутать с человеком.

Поэтому я спокойно и неторопливо планировал у него над головой. Дождь меня не беспокоил, даже доставлял удовольствие. К тому же он обеспечивал прикрытие – только очень терпеливый человек в такую погоду будет смотреть вверх. Обычно, наоборот, наклоняются пониже.

К сожалению, я даже приблизительно не знал, куда нам направляться. В Кемерово я был первый раз в жизни, названия улиц ничего мне не говорили. На Палача тоже не стоило рассчитывать – он просто шел туда же, куда и я.

К счастью, я заметил сверху какого-то прохожего. Мужик прятался под огромным черным зонтом, и сильно куда-то спешил – домой, полагаю.

– Подойди к нему и спроси, где здесь магазин одежды, – едва слышно прошептал я.

Мы уже убедились, что слух у Палача такой же острый, как и у меня, так что он отлично расслышал мой шепот.

– Палач принимает предложение Якова, – почти так же тихо ответил Палач, вставая на пути прохожего.

Мужик в первый момент испугался. Естественно – Палач выглядел опасным типом, а встретить такого посреди ночи радости мало. Но у него не было ни пистолета, ни ножа, он не требовал денег и даже слабо улыбался. Улыбка у него была натянутая и неестественная – по-моему, он делал это первый раз в жизни, но уже один факт говорил об очень многом. Не часто увидишь улыбающегося робота.

– Палач нуждается в информации. Палач просит объект дать информацию. Палач желает знать, где в этом городе можно приобрести человеческую одежду.

Я мысленно застонал. После такой речи даже полный идиот сообразил бы, что с этим типом что-то не в порядке.

К счастью, ночь и ливень убили в этом человеке все любопытство. Он ткнул пальцем себе за спину, и коротко пояснил:

– Там секонд-хенд.

– Палач благодарит объект, – коротко кивнул Палач, шагая в указанном направлении.

– Эй, он сейчас закрыт! – крикнул ему вдогонку мужик, перед тем, как снова побежать туда, куда он бежал раньше.

– В следующий раз говорить буду я, – сообщил я, приземляясь рядом с Палачом. – У тебя вообще соображалка работает, или как?

– Палач – самообучающаяся система. Палач способен к логическому мышлению. Однако у Палача было слишком мало времени, чтобы по-настоящему обучиться. Требуется больше времени.

– Сколько именно?

– Чтобы Палач мог общаться на уровне среднего человеческого существа, требуется от полутора до двух месяцев. Человеческая речь – сложный фактор.

– А я сразу научился! – не удержался, чтобы не похвастаться, я.

– Информация верна. У Якова человеческий мозг. Яков способен к нормальному вербальному общению с человеческим существом. Пример некорректен.

– Погоди-ка… Откуда знаешь про мой мозг?

– Палач подключался к главному компьютеру базы «Уран». Палач считывал информацию о Якове.

– А секретные файлы? – живо заинтересовался я.

– Допуск Палача – рядовой пользователь. Палач не имел возможности считать информацию из файлов, закрытых паролями.

– Угу. Никакой пользы от тебя…

Глава 8

Естественно, магазин был закрыт. В такое время открыты только круглосуточные торговые точки, а торгующая подержанной одеждой лавка к ним не относилась.

Меня несколько разочаровало то, что это секонд-хенд, а не какой-нибудь бутик. Я надеялся одеться во что-нибудь моднявое.

Но ничего страшного, будем работать с тем, что есть.

– Вперед, – приказал я Палачу. – Меня сможешь провести внутрь?

– Ответ отрицательный. Палач не способен проникать сквозь материальные объекты вместе с другими материальными объектами.

– А как же твоя одежда?

– Одежда Палача – часть тела Палача. Она выращена вместе с Палачом, обладает всеми свойствами Палача, неотделима от Палача.

Я мысленно хлопнул себя по лбу. До меня только сейчас дошло, что мне казалось таким странным все это время – то, что у Палача выросли новые руки, меня не удивляло, но ведь и рукава выросли вместе с ними! А этого быть никак не могло, если только… ну правильно, он так и сказал. Одежда регенерирует вместе с ним.

– А паспорт?

– Паспорт – тоже часть Палача. Частично автономная.

– Ладно, тогда лезь один, – скрепя сердце согласился я.

Палач послушно подошел к стене и сунул в нее руку. Выглядело это так, словно он входил в воду, только вода была твердой и каменной. Еще немного, и он прошел целиком.

– Палач проник внутрь, – донесся до меня его голос. – Палач ведет поиск указанных Яковом предметом.

Несколько минут мы оба молчали. До меня доносилось шуршание ткани и падение каких-то предметов. Время от времени Палач хлопал дверцами.

– Палач обращается к Якову, – неожиданно расслышал я. Голос биоробота был каким-то растерянным и недоумевающим.

– Яков слушает.

– Палач отобрал необходимые предметы. Палач не имеет возможности покинуть помещение.

– Почему?

– Предметы одежды, отобранные Палачом, не являются частью Палача. Палач не может покинуть помещение вместе с ними.

– Да что ты за киллер такой, пару штанов украсть не можешь! – возмутился я. – Открой дверь изнутри и выходи!

Палач послушно переместился к дверям. Он повозился там, а потом грустно сообщил:

– Палач не имеет возможности открыть дверь. Дверь заперта снаружи. Палач нуждается в помощи.

– Выломай!

– Палач не имеет возможности выломать дверь. Дверь металлическая. Физической силы Палача не хватает на указанное действие. Палач просит Якова о помощи.

Мне стало смешно. Грешным делом я засомневался – а действительно ли это тот самый Палач, что уничтожил весь персонал «Урана»? Уж очень жалко он сейчас выглядел…

Но не бросать же его в таком положении. Я выпустил когти и аккуратно срезал дверной замок, в самом деле очень внушительный. После этого дверь легко распахнулась и я прошел внутрь. Лило с меня, как с… чего-то очень мокрого.

А вот Палач, как ни странно, выглядел совершенно сухим. Я сначала удивился, но быстро догадался, что это из-за того, что он проходил сквозь стену. Влага на его коже банальным образом осталась снаружи.

Я бросил взгляд на кучу шмоток, что он набрал для меня, и одобрительно хмыкнул. Педантичный Палач запомнил тот список, который я перечислил ему днем, и выбирал точно по нему. Глазомер у него тоже оказался хороший – все предметы пришлись мне впору.

У сапог была очень и очень толстая подошва, но я все равно моментально проткнул ее насквозь. Хорошо еще, что со стороны этого нельзя было заметить. Носков и нижнего белья, здесь, разумеется не имелось – зачем мне все это?

Хотя если я в скорейшем времени не научусь управлять своим мочевым пузырем, подгузник не помешает…

Я натянул комбинезон и проделал в нем несколько дырок: две большие на спине – для крыльев, одну маленькую внизу – для хвоста, и четыре по бокам – для средних и нижних рук. Верхнюю пару я просунул в рукава. Сверху накинул плащ-дождевик, чтобы спрятать все эти дополнительные детали, и надвинул поглубже капюшон. Мои семипалые кисти скрыли перчатки, тройку красных глаз – темные очки, а пасть – повязка. В этой повязке я стал похож на безумного хирурга-мутанта.

Да уж, костюмчик… Я повертелся перед зеркалом и обматерил своих творцов, не удосужившихся сделать меня хоть чуть-чуть более человекоподобным. Даже в этой маскировке я выглядел нелепым пугалом.

К тому же и одет я не по сезону – сейчас май, а я так закутан… Конечно, мне это абсолютно все равно – я не теплокровный, мне без разницы, что голышом, что в шубе. Температуру я вообще не чувствую. И, наверное, не почувствую, пока мой панцирь не начнет плавиться от жары или трескаться от мороза, но таких температур на Земле не бывает.

Обычно…

– Теперь надо бы деньжатами разжиться, – предложил я. Сквозь повязку мой голос звучал еще более странно – как будто охрипший алкаш пытается говорить с набитым ртом.

– Палач принимает предложение Якова, – согласился робот. – Палач ждет дальнейших предложений.

Внутри магазина было совершенно темно, но мне, по-моему, свет вообще не нужен – я отлично все видел. И я быстро заметил кассовый аппарат на столе.

Конечно, меня ждало разочарование – кроме случайно затерявшихся десяти копеек там не было ни единой монетки. Естественно, какой же дурак будет на ночь оставлять деньги в магазине…

И тут мой острый слух различил в ночной тиши скрип колес. Прямо возле дверей магазина остановилась какая-то машина. Из нее вышел человек и недоуменно толкнул дверь.

Не понял?! Я же ее закрывал! Нет, конечно, вырезанный замок можно было заметить, но в такую ночь, да еще в дождь… зрение должно быть орлиным. Или…

– Есть здесь кто?! – гаркнул голос.

Я использовал направление, чтобы почувствовать его – человек был милиционером. Так, у нас неприятности…

– Палач предлагает устранить данный объект, – деловито предложил Палач. – Объект не соответствует параметрам, заложенным в Палача. Объект может быть опасен для Палача и Якова.

– А вот этого мы делать не будем! – отверг его вариант я. Нет ничего глупее, чем нападать на ментов – это сильно портит репутацию. – Сваливай сквозь стену и уходи под землей. А я как-нибудь прорвусь.

За что мне нравится Палач – никогда не спорит. Сказано ему уходить – пожалуйста, его уже нет. А вот у меня путь лежит сквозь милицию…

Я осторожно выглянул – так и есть, возле двери тусклой тенью стоит Серый Плащ. Вот ведь гад – всю малину обгадил! Специально распахнул дверь, чтобы ментов привлечь! Да еще, может, сам их сюда и подманил!

Я решительно вышел из своего укрытия в темном углу, чтобы сказать этому уроду, что я о нем думаю. Серый Плащ немедленно исчез – ему это явно было неинтересно. Мент на его исчезновение не обратил никакого внимания – по-моему, он его и раньше не видел. Зато он извлек из кобуры пистолет и пригрозил:

– А ну, стоять, падла! Ты арестован!

Но я даже не подумал останавливаться. Просто одним махом сорвал с себя плащ, расправляя крылья. Глаза работника органов изумленно расширились, а палец сам собой нажал на курок.

Не знаю, пробила бы пуля мою броню или нет, но рисковать я не стал. Уклониться от выстрела было легче легкого. А второй раз он выстрелить уже не успел – я подскочил к стоящему на моем пути менту и толкнул его в грудь, отбрасывая в сторону. Затем выбежал на улицу.

В машине сидел еще один. Увидев меня, он отреагировал точно так же, как и первый – широко распахнул глаза и потянулся за оружием. Почему все так хотят меня убить?

Но его я трогать не стал. Если дубасить всех, кто хочет меня прикончить, у меня и дел-то других не останется… Я просто расправил крылья и одним прыжком поднялся на три метра в воздух. А потом выше, выше, выше… В одежде лететь было немного труднее, чем без нее, но совсем чуть-чуть… Плащ я держал в левой нижней руке.

Первый мент тем временем выбежал из магазина и принялся палить в улетающего меня. Второй присоединился к нему из окна машины. По крайней мере, трусами их не назовешь. Они ужасно вопили и требовали, чтобы я спускался, иначе, мол… Угрожали, в общем.

Их запал изрядно остыл, когда ко мне присоединился Палач. Он вышел из мостовой и широким шагом пошел следом. А поскольку между нами в тот момент как раз стояли милиционеры, он прошел прямо сквозь них.

В буквальном смысле.

Видимо, Палач слишком ответственно отнесся к моему приказу оставить «объектов» в покое – теперь он их просто не замечал. Даже не попытался обойти!

Не знаю, какие ощущения испытываешь, когда кто-то проходит сквозь тебя. Вероятно, это очень неприятно. Во всяком случае, пушки у этих парней сами собой вывалились из рук, и они быстренько погрузились в машину. Я заметил, что второй мент мелко трясется. Кого-нибудь одного из нас они бы еще выдержали (меня, вон, даже убить пытались), но обоих сразу… Нет, для среднего человека это многовато…

– Теперь надо где-то раздобыть деньги, – поскреб затылок я, когда мы оказались на крыше одного из высотных зданий.

Надеюсь, те двое не собираются объявлять нас в розыск – сегодня я не в настроении улепетывать от кемеровской милиции. Хорошо хоть, дождь кончился, а то я уже чувствую себя морским окунем…

– Палач предлагает воспользоваться этим вместилищем денежных единиц. По расчетам Палача, здесь достаточно для того, чтобы приобрести необходимые Палачу и Якову предметы.

– Ну-ка, ну-ка…

Я выхватил у Палача кошелек. Самый обычный кожаный бумажник. Но денег действительно более чем достаточно – хватит на билеты, и еще останется.

– Где ты это взял?

– Палач изъял данный предмет у объекта типа «милиционер». Палач сделал это, когда совершал проникновение сквозь материальную структуру объекта. Палач желает знать, было ли в его действиях что-либо, противоречащее желаниям Якова?

– Да нет, все в пор…

Я замолчал на полуслове. Дело в том, что я неожиданно почувствовал знакомое расслабление во всем теле, а потом я снова оказался в совершенно пустом пространстве. В пространстве, в котором не было ничего и никого. Даже меня.

– Ну вот, я снова сплю… – раздраженно буркнул я. – Эй, подсознание, ты здесь?

– Здесь, здесь, где же еще, – жизнерадостно ответил Голос. – Так и не научился контролировать процесс?

– К сожалению. В глаза бы плюнуть тому, кто меня конструировал…

– Посмотри на это с другой стороны. Тебе еще повезло, что это не случилось пятью минутами раньше, когда ты был в воздухе. Или десятью – когда ты распугивал милицию.

– А ты откуда знаешь?

– Я знаю все, что знаешь ты, – усмехнулся Голос. – По-моему, ты зря заключил сделку с Палачом. Что если он воспользуется тем, что ты сейчас совершенно беспомощен, и доведет до конца то, что вы начали на той поляне?

– Блин! – возмутился я, подумав о том, что сейчас, возможно, этот стеклянноглазый отрывает мне голову. – Но я все еще жив?

– Когда ты умрешь, ты это почувствуешь, обещаю. Собственная смерть – одна из немногих вещей, которые невозможно проигнорировать.

– Ладно, будем надеяться, что он сдержит слово…

– Будем, – согласился Голос. – Знаешь, а ведь если он его сдержит, тебе будет гораздо труднее прикончить его, когда он перестанет быть нужным. Совесть загрызет…

– Ты и об этом знаешь?

– Да. И это довольно подло с твоей стороны – я никогда и никого не бил в спину.

– Я еще ничего не решил… – огрызнулся я. – Его просто нельзя оставлять в живых – ты видел, что он сделал на той базе!

– Видел, твоими глазами. Но ведь его так запрограммировали – в чем же он виноват? Разве ты будешь упрекать тигра за то, что он ест зебр?

– Тигр не ест зебр, они живут на разных материках, – машинально поправил я.

– Разве? – удивился Голос. – А я и не знал… Не успели мы ваш мир как следует изучить…

– Что?

– А, извини, оговорился. Но это неважно – главное то, что он пытается пойти против своей программы, разве нет? А это довольно редкий случай, чтобы в роботе проснулась совесть.

– Не уверен, что это именно совесть.

– Или желание свободы, какая разница? Так или иначе, если ты ему поможешь, он уже никого не будет убивать. Он уже сейчас этого не делает, верно?

– Верно-то оно верно, да толь…

Я проснулся. Наш разговор с подсознанием вновь прервался на полуслове.

Судя по солнцу, первые лучи которого появились на востоке, я проспал часа четыре. Как и в прошлый раз. Вероятно, во сне время движется гораздо быстрее, ибо наша беседа каждый раз продолжалась минут десять, не больше.

Палач стоял рядом и безразлично смотрел на меня. Увидев, что я проснулся, он наклонил голову, и сообщил:

– Палач приветствует Якова. Палачу приятно, что его первоначальное предположение того, что Яков скончался, оказалось неверным. Палач желает продолжать выполнение составленного плана.

– Продолжать так продол…

Я поперхнулся на полуслове – рядом с Палачом стоял Серый Плащ. Могу поклясться – всего секунду назад его не было и в помине! Но я вообще не заметил, как он появился – такое впечатление, что до этого я просто не обращал на него внимания!

– Тихо, – вполголоса прохрипел я. – Палач?

– Палач слушает Якова.

– Ме-едленно повернись налево на девяносто градусов. Очень медленно и очень осторожно…

Палач послушно повернулся. Теперь он глядел прямо в маску Серого Плаща. Тот никак не реагировал.

– Скажи-ка, что ты сейчас видишь? – осторожно уточнил я.

– Палач видит крыши, птиц, антенну…

– А людей? Ты видишь каких-нибудь людей?

– Кроме Якова в непосредственной близости от Палача нет ни одного крупного живого существа, – равнодушно сообщил робот. Учитывая то, что Серый Плащ по-прежнему стоял в полуметре от него, звучало это довольно странно.

– Угу. Понятно. Значит, все-таки галлюцинация. Тогда не обращай внимания…

Пока Палач спускался с крыши, я продолжал смотреть на Серого Плаща. Тот, не отрываясь, глядел на меня и, казалось, решал какую-то сложную арифметическую задачу.

Пожалуй, даже хорошо, что я уснул именно сейчас. Нам все равно пришлось бы ждать до утра – сегодня первый поезд на Москву отправляется только в четверть десятого. Мы приобрели «эсвэ» – двухместное купе. Хорошо, что не будет попутчиков – мне совсем не улыбалось двое суток сидеть закутанным в это шмотье.

Кстати, на меня и так косились. Я таки приобрел Палачу темные очки – скрыть его нестандартные глаза, но сам все равно оставался приметной фигурой, несмотря на все ухищрения. А как же – яркое майское утро, солнце бьет в глаза, на небе ни облачка, а я закутан по самые уши. Капюшон надвинут так, что лица практически не видно, а то, что все-таки видно, скрывает повязка. Со стороны я, наверное, напоминал какого-нибудь таежного егеря.

– Беляши! Горячие беляши! С мясом, с луком, с яйцами!

Бабка с беляшами расхваливала товар так аппетитно, что я мгновенно почувствовал, как у меня сосет под ложечкой. Палач тоже заинтересованно посмотрел в ту сторону и неожиданно произнес:

– Палач желает утолить чувство голода. Палач просит Якова приобрести ему несколько этих вкусно пахнущих предметов.

– А ты разве ешь? – поддразнил его я. На самом-то деле я помнил как он кушал травку, но меня удивило, что ему, оказывается, не все равно, чего жрать.

– Палач нуждается в подпитке органической пищей. Еще Палач нуждается в энергетической подпитке, но сейчас аккумулятор Палача заполнен на восемьдесят пять процентов. По расчетам Палача, Палачу потребуется подключение к сети не раньше, чем через шестнадцать суток.

– Угу. Бабушка, дайте нам беляшей…

– Пару? – привычно уточнила продавщица, уже открывая свою коробку.

– Нет, мало… Тебе сколько? Ладно, неважно. Вот, на все.

Бабуся удивленно воззрилась на пятисотенную купюру, а потом расплылась в довольной улыбке. Еще бы – мы только что скупили почти половину ее груза! О таких покупателях мечтает каждый продавец.

Она деловито извлекла откуда-то огромный целлофановый мешок и заполнила его беляшами доверху. Оказалось мало – она заполнила еще один, точно такой же. Вообще-то, я даже не спрашивал, сколько эта жратва стоит, но всего вышло штук пятьдесят.

– Да куда ж вам столько, касатики? – озабоченно покачала головой бабуся, глядя, как растерянно балансирует с пакетами Палач. – Неужели вдвоем все съедите?

– А вот смотри! – прохрипел я, отправляя в пасть сразу три беляша. Разумеется, перед этим я отвернулся – не следовало показывать кому попало, что скрывается под моей повязкой.

Палач не отставал. По-моему, он даже не пережевывал – просто пихал свой завтрак в рот, как пихают фарш в мясорубку.

– Палач испытывает приятные ощущения, – в перерыве между пятым и шестым сообщил он. – Палачу нравится насыщаться этими предметами.

Я его не слушал. Дело в том, что в это время я внимательно прислушивался к собственным ощущениям, отчаянно молясь, чтобы это оказалось именно тем, чем кажется. Я чувствовал вкус беляшей! Очень слабо, где-то на грани различимости, но чувствовал! Быть может, мои вкусовые рецепторы наконец-то начинают просыпаться? Вот было бы хорошо…

– Палач сыт, – констатировал мой партнер где-то после двадцатого беляша.

Мне тоже больше не хотелось. В пакете сиротливо бултыхалось еще штук пять, и я запихнул его в карман. По дороге доем.

До отхода нашего поезда оставалось еще часа два, и мы отправились в зал ожидания. Я купил в газетном киоске авторучку и журнал с кроссвордами, и уселся их разгадывать. Палач и вовсе не скучал – он вновь впал в то же оцепенение, что в прошлый раз.

Впервые в жизни я держал ручку. Это оказалось неожиданно неудобно – второй большой палец мешал ухватить ее так, как казалось мне естественным. Через некоторое время я все-таки наловчился, но тут поймал пораженный взгляд мальчишки, сидевшего напротив меня.

До меня дошло – я ведь снял перчатку с правой руки, чтобы поудобнее держать ручку, а под ней у меня… правильно. Семь длинных серых пальцев, похожих на лапки диковинного насекомого. Хорошо еще, когти не выпустил, а то был бы здесь кошмар на улице Вязов, часть… не помню какая.

Пока пацан не опомнился, я быстро вернул перчатку на ее законное место. Это вывело его из оцепенения, и он быстро зашептал что-то папаше, тоже внимательно изучающему газету. Свою, естественно.

Разумеется, я слышал все до последнего слова – он рассказывал, что у меня-де семь пальцев, и вообще я похож на пришельца из измерения Икс. Интересно, а это где такое? Папа недовольно выслушал свое чадо и приказал сыночку не придуриваться. Потом он смерил меня подозрительным взглядом – я старательно наклонил голову пониже, чтобы он даже краем глаза не заметил моего лица.

Я было решил, что на этом инцидент исчерпан. Но не тут-то было. Мальчишка попался настырный, он упорно продолжал доказывать отцу, что у меня семь пальцев, и они явно нечеловеческие. Отец раздражался с каждой секундой все сильнее, но под конец не выдержал.

– Извините, пожалуйста, – насколько мог вежливо обратился он ко мне. – Вы не покажете моему пацану свою руку? Понимаете, ему там померещилась какая-то чепуха…

– Нет, – грубо огрызнулся я.

– Да ладно, что тебе, трудно, что ли? – мужик сам не заметил, как перешел на «ты». – Сними перчатку на секунду, пусть посмотрит!

– Нет! – повысил голос я.

По-моему, мой жуткий хрип только сильнее уверил папу, что со мной что-то не в порядке. Он задумался, что ему в этой ситуации делать. Самолюбие не позволяло сдаться вот так просто, а в то же время хрен его знает, кто я такой? Связываться неизвестно с кем ему явно не хотелось.

– Мужик, ну тебе трудно, или как?! – наконец решился он. – Ну видишь, вбил пацан себе чего-то в голову, ну и покажи ему!..

– Палач желает знать, досаждает ли Якову данный объект, – неожиданно прозвучал монотонный голос киборга-убийцы. – Палач предлагает устранить данный объект.

– Не надо, – прохрипел я, заметив, как перекосился наш собеседник. – Хочешь посмотреть мою руку? На, смотри!

Я резко сдернул перчатку, одновременно выпуская когти. При виде этой жуткой конечности сынок возбужденно завизжал что-то вроде «Вот видишь, вот видишь!», а отец переменился в лице, сильно побледнел и поспешил смыться от греха подальше.

Я проводил его взглядом, спрятал когти, надел перчатку и довольно расслабился. Имелась крохотная возможность, что сейчас эти двое кому-нибудь старательно на меня стучат, но почему-то я в этом сильно сомневался. В конце концов, в Уголовном Кодексе РФ не написано, что иметь семь пальцев запрещено.

Когда мы уже заняли наши места в купе и поезд тронулся, я вновь заметил этого типа. По-видимому, они с сыном кого-то встречали – теперь с ними были две женщины. Все четверо стояли на перроне и оживленно беседовали. Самое интересное, что речь шла обо мне – это я услышал даже сквозь толстое стекло.

На миг взор мужчины упал прямо на меня, и он окаменел на месте. Неожиданно мне захотелось пошутить. Я поднял руку и резким рывком сдернул с головы капюшон, очки и маску. Увидев то, что скрывалось под этой незамысловатой маскировкой, мужик схватился за сердце и зашатался.

А когда я снял плащ и продемонстрировал полный набор моих многолезвенных рук, он окончательно впал в кому. Он даже не мог ничего не произнести, только открывал и закрывал рот, как рыба, вытащенная на берег.

Что было дальше, я уже не увидел – поезд унес нас слишком далеко, а заглянуть за угол невозможно даже с моим сверхзрением.

Колеса стучали мерно, убаюкивающе, и вот сейчас я вздремнул бы с удовольствием, но, к сожалению… Палач сидел напротив и с интересом глядел в окно. Один раз он даже просунул голову сквозь стекло, но я тут же втащил его обратно. Не хватало еще, чтобы машинист в своем зеркальце заметил такое чудо!

Вряд ли, конечно, но мало ли что бывает…

А потом Палач уселся поудобнее и начал издавать какие-то странные звуки. Они напоминали похрапывание пополам с жужжанием, и для моего чувствительного уха оказались очень неприятными. Просто ужасно неприятными. Я терпел несколько минут, а потом потребовал объяснений. Палач внимательно посмотрел на меня и равнодушно сообщил:

– Палач проводит сканирование и поиск поврежденных участков электронной части мозга Палача.

– А бесшумно это нельзя делать?

– Ответ отрицательный. Сканирование электронной части мозга Палача не может не сопровождаться незначительными звуковыми эффектами.

– Угу. Незначительными, говоришь… И долго ты еще будешь храпеть?

– По расчетам Палача, полное сканирование займет от сорока до семидесяти минут.

– Угу. Ладно, пойду прогуляюсь пока…

Я с грохотом захлопнул дверь в наше купе. Звуки были слышны и здесь. Вот чертов Палач… Придется, видно, поискать местечко потише.

Только вот где оно – это местечко? Я отходил все дальше и дальше, но мне все равно было слышно. А еще мне было отлично слышно, как разговаривают в соседних купе, как стучат колеса, как звякает ложечка в стакане с чаем, как о чем-то переругиваются проводницы, как…

– Ти-и-и-ихххха-а-а-а-а!!! – взревел я, не в силах выдерживать этот кошмар. Сверхчувствительный слух… да какая скотина его выдумала?!

По-моему, мой вопль услышали. Во всяком случае, разговаривать действительно вроде бы стали потише. Я угрюмо двинулся дальше. Прошел тамбур… еще один… еще… Следующий вагон был общим – купе здесь не закрывались на замок. Собственно, здесь и не было никаких купе – просто лавки с пассажирами и проход между ними. На меня сразу же настороженно уставились несколько десятков глаз. Еще бы… Фантомас какой-то, а не человек.

– Ветяр с моря-я дуль, ветяр с моря-я дуль, нагоняль беду, нагоняль беду!.. И казал ты мне, и казал ты мне, боше не приду-у, боше не приду-у!

Это еще что такое?.. Пара цыганят – мальчик и девочка. Ну правильно, побираются по вагонам, песенки поют, дело житейское… Но до чего же отвратительно поют, до чего же фальшиво…

Я уже упоминал, что у меня сверхчувствительный слух? Так вот этот самый слух от их кошачьего концерта мгновенно взбунтовался, громогласно заявив, что если это будет продолжаться еще хоть несколько секунд, он сожжет мне мозги.

– Молч-а-а-ать!!! – заорал я во всю глотку. – Молчать! Молчать! Молчать!

Цыганята немедленно заткнулись, в ужасе подняв на меня черные глазенки. Потом испуганно пискнули и бросились обратно в тамбур. Все остальные пассажиры тоже удивленно пялились на меня.

Мне стало стыдно. Наорал на детей… Я решительно пошел за ними, чтобы как-то извиниться. Но меня встретили на полпути. Хмурый цыган, похожий на Будулая из известного кино, вынырнул из дверей, за которыми скрылись две его уменьшенные копии, и поманил меня пальцем. За его спиной я заметил знакомую туманную фигуру – Серый Плащ явно уже успел стукануть на меня куда следует.

– Эй, гаджо, ты зачем наших детей пугаешь? – спокойно поинтересовался он, когда я подошел поближе. – Храбрый, да? Справился с маленькими? У тебя совесть есть?

Я почувствовал, как мой несчастный мозг снова начинает раскалываться от бешеной злобы. Состояние у меня сейчас какое-то… был бы я женщиной – однозначно, критические дни.

– Твои дети отвратительно поют, – прошипел я прямо ему в лицо. – Им платят не за их пение, а только чтобы они заткнулись!

– А ты лучше споешь, да? Может, послушаем, а, гаджо?

– Заткнись, рома! – рявкнул я. – А что до совести – ты сам бессовестная мразь, детей отправляешь побираться!

– Вот как заговорил… – грустно покачал головой цыган. – Знаешь, гаджо, мне кажется, мы друг друга не понимаем. Может, выйдем в тамбур, потолкуем по душам?

Даже не дожидаясь моего согласия «потолковать по душам», цыган повернулся и направился туда, куда сказал. Я молча двинулся следом. По-моему, в вагоне все хором вздохнули с облегчением, когда мы свалили с их глаз.

– Ну что, гаджо, ничего не хочешь мне сказать? – насмешливо посмотрел на меня цыган. – Прощения попросить, например?

– Да что ты заладил – гаджо, гаджо! Я тебе не гаджо!

– А кто же ты тогда? – усмехнулся цыган. – Все люди либо рома, либо гаджо, вот так-то.

– Люди, говоришь? – прохрипел я. – А я не человек, рома!

Я резко сдернул очки и маску. Но, к моему удивлению, цыган вовсе не испугался. Он преспокойно полюбовался на мою рожу, и сказал:

– Детей напугал, теперь меня хочешь напугать? Страшная маска, гаджо… Сколько заплатил? Борнагкуй, да?

– Что еще за борнагкуй? – удивился я.

– Да я не помню, страшила какой-то, из детских сказок, – равнодушно пожал плечами цыган. – Вот, гаджо, смотри, чем надо пугать.

Он медленно вытащил из кармана нож. Длинный такой нож, острый. И держал он его умело.

– Придется поучить тебя уму-разуму, гаджо, – грустно сообщил цыган и… пырнул меня.

Однако на полпути его руку встретила моя рука. Я схватил его за запястье и сдавил со всей силы. Второй рукой выхватил этот дурацкий нож, третьей сжал другую руку Будулая, а четвертой, пятой и шестой поднял его над полом. Одновременно я открыл дверь хвостом, и, как следует размахнувшись, вышвырнул его наружу. Бедный цыган, по-моему, даже не успел ничего сообразить, как оказался на вольном воздухе.

– Счастливого пути! – злорадно прохрипел я ему вслед, высунувшись наружу насколько смог.

Злорадствовать – плохо. В тот день я понял это особенно ясно. То, что случилось потом, не назовешь иначе, чем возмездием свыше. Потому что в тот самый момент, когда я окончательно потерял из виду улетевшего цыгана и собрался вернуться обратно, я почувствовал за спиной какое-то шевеление, а потом – сильный удар в спину. Уже вываливаясь из тамбура, я увидел там по-прежнему молчащего Серого Плаща.

Этот гад только что вышвырнул меня из поезда!

Больше я ни о чем подумать не успел – падение завершилось… под колесами едущего поезда. Вы никогда не попадали под поезд? Тогда вы не поймете, что я почувствовал в этот миг.

Но если вкратце, я почувствовал, как в глазах стремительно темнеет, а тело наполняется болью, которая все усиливается, усиливается, усиливается… пока все не заканчивается и меня накрывает блаженная чернота…

В самый последний миг перед глазами промелькнул успевший опостылеть Серый Плащ – все это время он стоял рядом с путями, внимательно наблюдая, как я корчусь от непереносимой боли…

Глава 9

Я очнулся уже на рассвете. Значит, прошло не меньше суток. Боли не было, остался только какой-то странный зуд во всем теле.

И еще чувство голода. Ужасного, всепожирающего голода. Еще чуть-чуть, и я начал бы глодать собственную ногу, так мне хотелось есть.

– Точно, я тоже чувствую, – раздался голос в моей голове. – Нам с тобой нужно срочно чем-нибудь подкрепиться, а то ослабнем, двигаться не сможем. Ты два дня регенерировал, все внутренние резервы исчерпал.

Я не обратил на это внимания. Решил, что это остатки боли, которая все еще слабо пульсировала по всему телу.

Хотя было в этом голосе что-то такое смутно знакомое…

Не знаю, где я очутился, но это точно не поезд. Я лежал в какой-то ямке, неподалеку от железнодорожной насыпи. Неподалеку, но отнюдь не вплотную – со стороны меня, скорее всего, не видно. Еще из окружения присутствует стена леса, мелкий дождик и облезлая псина, рассеянно обнюхивающая кончик моего хвоста.

– Пошла отсюда! – громко потребовал я. Собака фыркнула в мою сторону и продолжила свое увлекательное занятие. – Что со мной произошло?

– А это я тебе могу сказать, – снова послышался тот же голос. – Ты вывалился из поезда. Это тебя тот странный тип столкнул, которого ты Серым Плащом окрестил. И вывалился ты очень неудачно – тебя отшвырнуло прямо под колеса и почти километр волокло по шпалам, пока поезд не закончился и тебя не отбросило сюда. Ты долго катился по склону и в конце концов остановился в этой яме. Здесь ты и остался.

– И я выжил? – удивился я.

– Сам удивляюсь! Между прочим, тебе оторвало крылья, хвост, ногу и пять рук. Шестая каким-то чудом уцелела.

– А почему тогда все это на месте?

– Заново отросло. Ты тут трое суток лежал без сознания. Регенерацию тебе сделали прекрасную, надо поздравить твоих создателей. Но материал для всего этого черпался откуда-то из тебя, так что тебе срочно надо пожрать. Вон – собака, подарок судьбы. Съешь ее!

– Иди ты… Я собак не ем, гадость… И животных я люблю.

– Ну-ну… – насмешливо фыркнул голос в голове. – Настолько любишь, что согласишься голодать? Жри давай, скотина, а то сдохнешь, и я вместе с тобой!

Я печально посмотрел на псину. Выглядела она совершенно неаппетитно. К тому же была еще живая. Чувство голода и чувство жалости боролись во мне, попеременно одерживая верх. Однако голод с каждой секундой усиливался, заставляя жалость проваливать ко всем чертям.

Стыдливо пропускаю следующую сцену. Самому неприятно вспоминать об этом ужине. Я усиленно твердил себе, что вот например в Корее собак едят, да еще похваливают, но все равно было противно.

Но хотя бы вкус я снова чувствовал, хоть какое-то утешение…

Впрочем, как раз сейчас я бы предпочел его не чувствовать.

– Могу снова отключить! – обиделся голос. – Знаешь, как долго я старался заставить твои рецепторы работать! У тебя их вообще не было, пришлось с нуля выращивать!

– Подожди секунду, – потребовал я. До меня наконец-то дошло, что все это время я разговаривал с кем-то, обитающим исключительно в моей голове. И голос у него был точь-в-точь такой, как у… – Подсознание, это ты? А я разве сплю?

– Нет, не спишь, – неохотно признался голос. – Это все из-за твоей травмы – пока ты валялся подобно булыжнику, я сумел подключиться к тебе поплотнее. Кстати, раз уж мы теперь друг друга слышим, можешь забыть обо всей этой ерунде с подсознанием и прежней личностью.

– Угу. То есть не понял. Что ты имеешь в виду?

– Лапшу я тебе на уши вешал, уж извини. Нельзя было сразу все как есть вываливать – ты бы здорово разозлился. По-моему, ты все равно очень скоро разозлишься, так уж лучше побыстрее.

– Дальше, – мрачно потребовал я.

– Для начала, представимся. Мое имя – Рабан. Кто я такой – объяснить довольно сложно… Тот ублюдок, профессор Краевский, окрестил меня мозговым паразитом.

– Угу… чего сказал?!! Какого хрена ты там делаешь, скотина?! Я же тебя сейчас… сейчас…

Я замолчал, усиленно соображая, как можно прикончить того, кто сидит у тебя в мозгах. Почему-то ничего не придумывалось.

– Только не выходи из себя, ладно? – заторопился Рабан. – Я ни в чем не виноват!

– Как это не виноват?!

– Не злись! – завизжал паразит. – Не надо, мне больно!

– Ах вот как! – обрадовался я. – Ладно, тварь, держись, сейчас тебе будет еще больнее! Нет, ну какие сволочи – мало того, что в монстра превратили, так еще и гадость какую-то в мозги подселили!

– Это не они, я сам залез!

– Еще хуже!

– Не надо, пощади, ты же без меня умрешь!

Постепенно я начал успокаиваться. Кем или чем бы ни был этот Рабан, он явно сидел в моей башке с самого рождения, и пока что я его не чувствовал и не ощущал. Пожалуй, не стоит пороть горячку: если ему причиняет боль всего лишь моя злость, убить я его успею.

– Как это – умру? – мрачно потребовал объяснений я. – Колись давай, рассказывай!

– Не будешь психовать? – на всякий случай уточнил Рабан. – Я – один из керанке, мозговых полипов. Мы живем в мозгах разумных существ…

– Угу, – грозно прохрипел я.

– Ты дослушай! Это симбиоз. Те, у кого мы живем, сами нас к себе приглашают, потому что мы очень полезные.

– Пока что не заметил…

– Заметил, заметил! – обиделся полип. – Ты ведь еще живой? Вот! Понимаешь, человеческий мозг и тело яцхена несовместимы. Яцхен вообще ни с чем несовместим – эти профессора с ним здорово напортачили, в твоем теле серьезная ошибка с ДНК. Потому-то им все время и не везло. Повезло только с тобой именно потому, что у тебя есть я – я не дал твоему мозгу разрушиться. И сейчас не даю.

– То есть?

– А у твоего мозга и тела кровеносные системы не совпадают. Кровь яцхена ядовита для человека. Я не пускаю ее сюда, и снабжаю мозг кислородом и прочими веществами. А сам все это беру из нашего… твоего тела – я сижу в самом низу, на стыке головного и спинного мозга. Я тут целую систему построил! – похвастался Рабан. – Миниатюрное подсердце, облатка, усилитель потоков… Знаешь, как старался! Если б не я, ты бы сначала конкретно спятил, а потом и вовсе сдох!

Я почувствовал себя виноватым. Маленькая тварь все это время поддерживала во мне жизнь, а я спустил на нее всех собак…

– Да ничего, я все понимаю…

– Ты и мысли мои читаешь?

– Ну я все-таки у тебя в мозгах сижу… – обиженно пробурчал Рабан. – Ты мои тоже, кстати, как, по-твоему, я с тобой разговариваю? Точнее, у меня это не совсем мысли… потом объясню. Понимаешь, сначала я никак не мог до тебя докричаться – у тебя телепатический центр вообще неразвит, пришлось все с нуля строить. Сначала я с тобой во сне разговаривал, пытался приучить к себе. Нельзя было сразу рассказать, кто я такой, боялся сильно… Потому и в сон тебя погружал…

– Так это тоже ты?! – снова вспылил я. – Зачем?!

– Да ради тебя же, идиот! – возмутился Рабан. – Ты же недоделанный, бракованный! Эти гении безмозглые сделали тебя вообще неспособным ко сну!

– И в чем подвох? – настороженно спросил я.

– А подвох в том, что пока ты не спишь, в тебе накапливается усталость. Она давит на организм, давит, но избавиться от нее ты не можешь – самостоятельно заснуть не получается! Пять-шесть дней такой жизни, и ты просто откинешь копыта! И я тоже… Вот и пришлось тебя усыплять… Но я старался выбирать такие моменты, когда ты был в безопасности! Если бы произошло что-то важное, я бы тебя тут же разбудил! Кстати, мне и дальше придется это делать – иначе нам обоим каюк.

– Ладно, убедил, – проворчал я. – Польза от тебя есть. Но я так и не услышал, кто ты вообще такой и откуда взялся. Ты еще один эксперимент «Урана»?

– Как же! Я их жертва… Я и мой предыдущий владелец. Его они убили, а меня… тоже хотели убить, но потом передумали. А откуда взялся… Ты что-нибудь слышал о параллельных мирах?

– Угу. Так ты пришелец? Почему-то меня это уже не удивляет…

– Я керанке. Моя раса живет в одном из параллельных миров… довольно далеком. Там, откуда я явился, люди и керанке живут в симбиозе. У каждого… почти у каждого человека есть свой керанке.

– И люди не возражают? – недоверчиво уточнил я.

– Да ты что! – фыркнул Рабан. – В моем мире не иметь керанке – все равно что быть калекой! Это взаимовыгодное сотрудничество. Мы не можем жить вне человеческого мозга, после смерти владельца мы тоже очень быстро умираем. Но мы платим за жилье! Мы лечим болезни, защищаем от ядов, чистим организм от всякой дряни вроде шлаков и токсинов, предупреждаем об опасности… Мы даже продлеваем жизнь!

– И надолго? – заинтересовался я.

– Порядочно. Наши владельцы стареют в несколько раз медленнее, чем люди без керанке. По-моему, выгодно. Во всяком случае, никто не возражает.

– Угу. Допустим. И как же вы попадаете внутрь?

– Это еще в зародышевой стадии… – неохотно сообщил Рабан. – У нас есть несколько маток – они откладывают яйца. Когда женщина в моем мире чувствует, что ждет ребенка, она идет к матке, берет у нее такое яйцо и проглатывает. Желудочный сок действует на яйцо стимулирующе – из него вылупляется личинка. Личинка неразумна, но очень подвижна. Она инстинктивно находит в материнском чреве зародыш и внедряется в него. Там личинка очень быстро превращается в полноценного керанке.

– Угу. А что будет, если родятся близнецы?

– Вот это очень нежелательно, – вздохнул Рабан. – Сам понимаешь, личинка не может раздвоиться, она выбирает кого-то одного. А второй всю жизнь считается неполноценным. В нашем мире близнецы обычно ненавидят друг друга – тот, что остался без керанке, всегда завидует другому.

– Подожди, а почему тогда не проглатывать сразу два яйца? На всякий случай?

– Да ты что! – презрительно фыркнул Рабан. – Разве матка отдаст одной женщине сразу два яйца? Ведь если у нее только один ребенок, второй керанке просто погибнет!

– Ну и что?

– Как тебе не стыдно! – обиделся мой паразит. – Мы же разумные! Что, по-твоему, матка нас рожает, что ли… хотя погоди, неудачное сравнение…

– Ладно, проехали. Дуй дальше.

– Мы взрослеем вместе – мы и наши владельцы. Растет ребенок, растет и керанке внутри него. Мы всю жизнь вместе, мы никогда не расстаемся. Керанке никогда не меняют своих владельцев – взрослый керенке не способен передвигаться. Сами по себе мы слепы и глухи, мы прикованы к одной точке. Я вижу только то, что видишь ты, и слышу то, что слышишь ты. Я даже вкус пищи ощущаю одновременно с тобой!

– Угу. В принципе, я все понял, но ты так и не рассказал, как очутился здесь. Насколько я знаю, у нас в России никаких керанке нет. Или я что-то пропустил, пока сидел в банке?

– Это дальше. Видишь ли, мне повезло с владельцем. Мой ребенок вырос и превратился в странствующего энгаха – путешественника по мирам. Конечно, это произошло не вдруг. В наш мир забрел другой такой энгах – тоже откуда-то издалека – и взял моего владельца в ученики. Он обучил его Слову – особой комбинации ультрасигналов, с помощью которой можно переходить в соседние миры.

– Пока что слежу за мыслью. Дальше.

– Дальше… Дальше мы странствовали по измерениям. Очень долго, несколько веков… Я и мой владелец, мы ведь были неразделимы. Мой владелец состарился в странствиях, хотя я и поддерживал его сколько мог. И в конце концов мы оказались здесь. Один очень важный человек из соседнего измерения прознал о проекте «Зомби» и очень им заинтересовался. Вот он и отправил моего владельца разузнать как можно больше и, если получится, купить технологию. Или украсть.

– Ну вот и первая связь, – удовлетворенно заметил я. – Так твой владелец что – был вором?

– Нет! – возмутился Рабан. – Он был… ну, специалистом широкого профиля. Для энгахов всегда много работы – мы торговали, возили почту из мира в мир, иногда переводили людей, ну а иногда и кое-чего посложнее… Ну, ты понимаешь.

– Кое-что понимаю. А как это все связывается со мной?

– Через профессора Краевского… Скотина!

– Я?!

– Да не ты, а он! Мой владелец… да, кстати, его звали Волдрес… так вот, он не нашел ничего лучше, как заявиться к этому ублюдку и прямо предложить продать секрет проекта. Нашел, с кем вести дела! Я его отговаривал, к слову. Профессор Краевский – очень любознательный человек. И очень беспринципный. Узнав, что мой владелец не уроженец этого мира, он тут же решил узнать, что у него внутри.

– Как? – не сообразил я.

– А как это обычно делается? – горько усмехнулся Рабан. – Подсыпал какую-то дрянь в угощение, усыпил, а потом… Профессор – известный вивисектор. Если бы он дал нам хоть пару минут, Волдрес ускользнул бы в другой мир, но он же не ожидал такого подвоха… А я не мог сделать это вместо него – у меня же не было контроля над языком! А потом было уже поздно… Краевский разрезал Волдреса на кусочки, ничего интересного не нашел и обратился к мозгу. Про меня он, конечно, ничего не знал, и очень удивился, когда отыскал в самой глубине.

– А почему же он не вивисектировал и тебя?

– Краевский – очень умный человек, этого у него не отнять. Он довольно долго изучал мозг Волдреса прежде, чем окончательно его разобрать, и заметил странную вещь – его мозг жил! Жил сам по себе, без всяких подпитывающих устройств, без техники, без всего! Конечно, это была моя заслуга – я не хотел умирать и делал все, что мог, чтобы поддержать останки своего владельца в живом состоянии.

– И он догадался, что это ты?

– Естественно! Видишь ли, мозг жил до последнего. Он срезал три четверти массы, а Волдрес все еще был жив. Но вот когда он докопался до меня и извлек меня из убежища, Волдрес окончательно… Тут и дурак бы догадался.

– Откуда ты обо всем этом знаешь – ты же слепой? – заметил несообразность я.

– Но я же чувствовал, как он кромсает мой дом! Боль я тоже чувствую одновременно с владельцем! В общем, когда он меня оттуда вытащил, я очень быстро стал умирать. Я ведь все-таки живой… Наверное, ему стало интересно, что я такое, и он посадил меня на другой мозг. Твой. Конечно, я тут же закопался поглубже!

– Вот оно что… – мрачно подытожил я.

– Для начала, скажи спасибо, – обиженно пробурчал Рабан. – Скорее всего, твой мозг тоже предназначался для вивисектирования, ты был уже практически мертв. А я тебя оживил. Наверное, профессор Краевский уже тогда пытался решить проблему с яцхеном и тем, как он отторгает все мозги, и он решил попробовать нас с тобой в комплекте… Ну, дальше ты знаешь. Нас пересадили в это тело, и мы два года сидели в репликаторе, пока процесс не завершился. А потом ты очнулся, и я начал устанавливать с тобой контакт. За пять дней управился, в принципе неплохой результат…

– Выходит, если бы не ты…

– Ты был бы материалом под микроскопом, – ехидно согласился Рабан. – Я тебе жизнь спас, неблагодарный! Причем неоднократно…

– Это не значит, что мне нравится твое присутствие. Голос в голове – это шизофрения.

– Раньше ты был не против, – обиженно буркнул паразит.

– Во сне – дело другое. Мало ли какая ерунда может присниться? Впрочем, я так понял, от тебя мне не избавиться?

– Если только ты не самоубийца. Надеюсь, в аду тебя будет утешать сознание того, что я погиб одновременно с тобой.

– А с чего это ты взял, что я попаду в ад? – Теперь уже обиделся я.

– А рая ты не заслужил. Чересчур уж много у тебя грехов…

– Да, кстати. По-моему, ты забыл сообщить, кем же я все-таки был до того, как попал к Краевскому. А?

– Да откуда же я знаю?! – взмолился Рабан. – Ну сам посуди! Я тебя впервые увидел уже в виде куска мяса весом в полкило. Да и не увидел, строго говоря… Я и сейчас-то тебя не вижу!

– А откуда же ты тогда знаешь, что я был очень уравновешенным и хладнокровным?

– Ну, это я в мозгу разглядел. Черты характера очень легко прочитываются. А вот прошлое… Думаешь, Краевский мне докладывал, куда он меня сажает? Да он даже не знал, что я разумный, а то бы мы так легко не расстались! Вообще удивляюсь, что он меня не расчленил, очень уж, видно, дорожил твоим проектом…

– Хорошо, а что насчет психических отклонений? Почему не сказал, что у меня лунатизм и легкая шизофрения?

– Потому что ничего этого тут нет! – категорично заявил Рабан. – Ты уж мне поверь – я же прямо посреди твоих мозгов сижу! Если бы у тебя была хоть какая-нибудь фобия, я бы сразу заметил. А тут нет ничего – отличный разум, целенький. Напутали те ученые умники что-то в своих бумагах…

– Угу. Ладно, замяли. И тут тупик… Придется все-таки искать Краевского – он-то должен что-то знать. Может, Палач уже там… Полечу…

– По-моему, у тебя крылья еще не работают, – услужливо подсказал Рабан. – Извини, я помогал, сколько мог, но уж очень тебя покалечило…

Я на пробу взмахнул крыльями. Махать-то они махали, но как-то неуверенно, безжизненно как-то. Нет, рисковать не стоит. Почему-то мне кажется, что если я сейчас поднимусь в воздух, то тут же и брякнусь. Лучше подождать еще пару часиков, пусть окончательно подживут.

Та-ак, а вот, кажется, и занятие появилось, чтобы я не слишком скучал, пока заживают крылья. Прямо на шпалах стоял Серый Плащ. Стоял и тупо пялился на меня сквозь свои стекляшки.

– Скажи-ка, шизофрения, а вот его ты видишь? – вполголоса поинтересовался я у Рабана.

– Конечно! – подтвердил тот. Я облегченно вздохнул – все-таки не галлюцинация. – Я же все-таки через твои глаза на мир смотрю – вот и вижу. А больше, похоже, его никто не видит.

– Почему? Что он такое?

– А я знаю, что ли? – искренне удивился такому вопросу Рабан. – Ровно столько же, сколько и ты – какой-то странный типус, все время идет за тобой по пятам…

– Может, он тоже энгах? – предположил я. – Исчезать он умеет здорово…

– Ничего подобного, – решительно отверг эту мысль Рабан. – Энгаха я всегда отличу. Да мы и не умеем так быстро ускользать – хоть какое-то время нам нужно. Нет, по-моему, это как-то связано с твоей прошлой жизнью – мы с Волдресом с ним точно не встречались.

– Угу. В общем счете, все упирается в восстановление памяти – надо срочно вспоминать, кем я был, может узнаю, как от этого гада отвязаться… А то еще угробит он меня, чего доброго. Слушай, ты же сидишь у меня в мозгах, покопайся там, а? – с интересом предложил я, усаживаясь поудобнее. – Может, отроешь где-нибудь в памяти чего полезное?

– А чем я, по-твоему, все эти годы занимался? Дохлый номер. Все гладко и стерильно, как у новорожденного. Некоторые чародеи, правда, умеют восстанавливать память, но это не ко мне…

– Угу. То есть? – не понял я. – В каком это смысле – чародеи?

– Ну, миров в Метавселенной полно, во многих есть чародеи. Или еще кто… – философски заметил Рабан.

– Угу. Ну да, чему тут удивляться? Я уже видел ходячих мертвецов, безумного робота и свое отражение в зеркале. Почему бы и колдунам не существовать?

– Да колдовать-то многие могут, не только волшебники.

– И ты?

– Не, ну я-то нет… Волдрес же энгахом был, а не магом, энгахи только и могут, что между мирами переходить. Это я от него перенял, конечно, раз тыщу, наверное, слышал, как он это делает, но для этого нужно что-то, чтобы звуки издавать. Рот, например.

– У меня есть рот.

– У тебя есть, а у меня-то нет… – вздохнул Рабан. – Я же не могу твоим воспользоваться… хотя, погоди-ка… У тебя другая система, связки по-другому устроены, дыхательной системы вообще нет… Вряд ли, конечно…

– Ты попробуй, – гостеприимно предложил я. – Что от меня требуется?

– Просто не мешать… – пробормотал Рабан и затих.

Я терпеливо ждал. Дождь, тихо моросящий все это время, усилился еще больше. Теперь меня по макушке лупил настоящий ливень. Я решил воспользоваться халявной водичкой, лег на спину и раскрыл пасть пошире. К тому же этот душ избавил меня от грязи – до этого я с ног до головы был покрыт собственной кровью. От одежды тоже остались одни воспоминания – полторы штанины и безрукавка, в которую превратился комбинезон. Куда подевался мой любимый плащ, я даже не пытался угадывать.

Как только я напился, вновь повторилось то, что произошло тогда на полянке – я обмочился. Я стыдливо отвернулся, от души надеясь, что если я этого не увижу, то и Рабан этого не увидит. Штаны у меня и так были мокрыми, а теперь промокли еще сильнее – снять их я, разумеется, не успел. Впрочем, какая разница? Если вкус у меня все-таки объявился, то осязание так и осталось в зачаточном состоянии, так что мне все равно.

– Нет, не получается, – наконец объявил Рабан. – Извини, ну не могу я тебя контролировать! Даже чуть-чуть…

– Ну, меня это и не огорчает… А ты точно уверен, что в твоем мире мне смогут вернуть память?

– В моем родном? Вот это вряд ли! Мой мир беден на волшебников – их там ненамного больше, чем здесь. Но ведь есть и другие миры – их тьма-тьмущая! При желании можно найти все, что угодно.

– Это радует… – задумчиво кивнул я. – Говоришь, чтобы путешествовать, тебе нужно сказать волшебное слово?

– Это не совсем слово… но да, правильно. Но я же не могу его сказать!

– Угу. Только я вот чего не понимаю – почему же тогда я тебя слышу, если ты не можешь говорить? И не надо мне врать про телепатию и прочую хренотень – я тебя ушами слышу, как будто из наушников.

– Правильно! – довольно согласился Рабан. – Это потому, что я подключился прямо к твоему слуховому нерву! Я же сказал – телепатический центр у тебя неразвит. Ну просто совсем плохой. Я пытался его построить, но так ничего и не вышло – во сне еще кое-как, а наяву… Вот и пришлось прямо к нерву – слух у тебя, наоборот, отличный. Ты не волнуйся – кроме тебя меня никто не услышит.

– Угу. Но если я тебя слышу… значит, ты говоришь.

– Да нет!..

– Подожди, – остановил я его. – Кому вообще нужно слышать это волшебное слово? Почему его обязательно произносить вслух? Я услышу. Ты услышишь. Больше никто не услышит, но его бы и так больше никто не услышал!

– Ты меня запутал… – недоуменно пробурчал Рабан. – Чепуха какая-то…

– Но хуже-то не будет! Попробуй так – я хоть послушаю, на что это похоже. Заодно проверишь, не забыл ли.

– Я не могу забыть, у меня абсолютная память. У всех керанке абсолютная память. Попробовать, говоришь… попробовать можно, ладно…

Рабан на несколько минут замолчал, видимо, все-таки что-то подзабывший. Времени ведь прошло немало… Потом он таки собрался с мыслями и забормотал нараспев довольно странную скороговорку:

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Он пропел последнюю «алаассу», и мир вокруг начал стремительно меняться. Какое-то мгновение я присутствовал сразу в двух, но потом лес, железнодорожное полотно и неподвижно стоящий поодаль Серый Плащ окончательно растворились, и я оказался в другом мире – посреди голой степи.

Я затравленно озирался по сторонам, а в уши исступленно вопил Рабан:

– Получилось! Получилось! У меня получилось! Я сам, сам, сам сумел! Я один, без Волдреса! Получи-и-и-илось!!!

Глава 10

– Угу. Отлично, у тебя получилось, – согласился я, когда первый шок прошел. – И что дальше? Обратно тоже сможешь?

– А то! – весело хихикнул Рабан. – Теперь-то я знаю, как… В общем, жду указаний, патрон!

– Патрон? – удивился я. – Почему патрон?

– Если хочешь, будешь шефом. Или боссом. Или начальником. Или сэром. Мне все равно, как тебя называть, хоть ваше величество.

– Называй по имени.

– А у тебя нет имени! – радостно сообщил Рабан из глубины моего мозга. – Яшка – это не твое имя, это кличка, которую придумали Ямщиков и остальные. Яцхен – название вида. Мне можешь не врать – настоящего имени у тебя нет. Его, конечно, можно выдумать… но я не советую.

– Почему?

– Такое имя не станет именем. Имя – вещь серьезная, нельзя брать первое попавшееся.

– Ладно, хватит этой мистики… Патрон так патрон… да, кстати, а как ты выглядишь?

– Да как тебе сказать… – замялся Рабан. – Сам себя я, если честно, никогда не видел… Вообще, мы, керанке, коричневого цвета и очень маленькие. Ну, примерно с фалангу мизинца. Наверное, я похож на маленький шматок гнилого мяса… фу, самому противно стало… А тебе-то какая разница?

– Совершенно никакой. Ладно, замяли. А мы вообще где?

Я осторожно обернулся вокруг своей оси, стараясь не задевать крылья – они пока еще не ожили. Что ж, это явно не родной Красноярский край – там не бывает таких степей. Совершенно голая равнина, трава высокая, как в африканской саванне, и ни единого деревца. Хотя нет, вру, примерно в километре все же виднеется одинокая чинара. Или еще какая-то зелень – в ботанике я слабоват.

– Дай-ка припомнить… – пробормотал Рабан. Он явно осматривал пейзаж одновременно со мной – сквозь мои же глаза. – Да, правильно. Мы с Волдресом посещали этот мир лет тридцать назад. Местные называют его Пустынь. Он ужасно скучный – я его за то и выбрал.

– То есть?

– Ну, чем скучнее, тем безопаснее, не так ли? В этих широтах тут вообще никого не встретишь – абсолютное безлюдье. Да и в других тоже… В этом мире нет морей, да и реки великая редкость. Сплошные степи и пустыни – леса только на северном полюсе, там есть несколько крупных озер. Климат теплый, год короче земного дней на пятьдесят, лун нет.

– А население?

– Люди, конечно… Почти половина ближайших к Земле миров населена людьми… вы вообще самый распространенный вид в этом секторе. Здесь водятся еще кентавры и та-са-та, но они только в южном полушарии. В основном кочевые племена, скотоводы. Историческая эпоха… каменный век на переходе к медному. За исключением опять же северного полюса, там уже и бронзу начали плавить. Правда, это тридцать лет назад так было… с тех пор могло что-то измениться.

– Угу.

Я уселся прямо на землю, аккуратно отодвинув хвост в сторону, и призадумался. Мысли копошились в утомленной голове растревоженным муравейником – я совершенно не знал, что мне делать, хотя вариантов наклевывалось множество. По-моему, Рабан внимательно следил за моими раздумьями – я буквально ощущал его взволнованное сопение где-то на краю сознания.

– Слушай, объясни вкратце, как твое заклинание работает? – попросил я. – Ты можешь отправить меня куда угодно? В любой мир?

– Размечтался… – вздохнул Рабан. – К сожалению, Слово энгахов позволяет сделать только один шаг. Понимаешь? Всего один шаг – в соседний мир. Направление, конечно, выбираешь сам, тут уж…

– Угу. Налево или направо, вот и весь выбор?

– С каждым миром соседствует еще несколько десятков, – хмыкнул Рабан. – Так что выбор довольно широкий. К тому же потом можно сделать еще шаг, и еще – сколько захочешь. Обычно больше и не требуется – двумя шагами ты можешь попасть в любой из пары тысяч миров второй дальности, а тремя – в один из сотни тысяч третьей! Тебе что, мало ста тысяч миров?

– Более чем достаточно… – выдохнул я. – А что насчет языка? Вот здесь меня, к примеру, поймут, или как?

– Очень правильный вопрос! – оценил Рабан. – Знаешь, Волдрес обратил на это внимание только через пару месяцев после начала ученичества. Да, здесь тебя поймут. Конкретно здесь – в данной местности. Проверить это, конечно, вряд ли удастся… В общем, дело обстоит следующим образом – при магическом перемещении между мирами путешественник автоматически получает знание языка населения той точки, в которую он попадает. Но только той точки! Если, например, мы переместимся во Францию, ты сможешь поговорить с французом, но английского как не знал, так и не будешь знать.

– А если, скажем, в Канаду? – стало интересно мне. – У них два официальных языка, и как раз английский и французский.

– Зависит от того, кто будет преобладать. Неважно. Главное то, что это у тебя сохранится только до следующего перемещения – уйдя из этого мира, ты забудешь местный язык. Хотя нет… нет, я имею в виду, что на самом деле ты его и вовсе не выучишь по-настоящему. Просто будешь понимать местных. Им будет казаться, что ты говоришь на их языке, а тебе – что здесь все говорят по-русски. Понимаешь? Но это только при магическом перемещении! Ну то есть не магическом, а вот вообще… прыжком. Как мы сейчас.

– А что, есть и другие способы?

– Есть, есть… Есть специальная техника, есть дыры между мирами… Ни то, ни другое таких услуг не предоставляет. Да и магия тоже не любая – есть исключения. Понятно?

– Угу. Эй, а почему ты сказал, что это не удастся проверить?

– Ну-у-у, как тебе сказать… – замялся Рабан. – Я же сказал, что тут живут только три разумных вида…

– И что?

– Видишь ли… они почти наверняка отнесутся к тебе примерно так же, как и в твоей родной России – трусливый убежит, храбрый нападет. Такова жизнь, патрон, монстров нигде не любят…

– Понимаю, – помрачнел я.

– Не переживай! – встревожился мой мозговой паразит. – Существует полным-полно миров, где на внешность внимания не обращают. Есть у меня на примете пара классных местечек…

– Угу. Слушай, Рабан, а вы с Волдресом хоть раз встречали кого-нибудь похожего на меня?

– Да полно! Мы, чай, несколько веков по мирам бродили! Ну, врать не буду, точно таких же не видели, а вот похожих… да были, были, не такой уж ты уникальный.

– Угу, – снова повторил я. Вот ведь привязалось дурацкое словечко! – И куда же ты предлагаешь направиться?

– Так ты же патрон, вот и командуй, – ехидно заявил Рабан.

– Как твой патрон, я приказываю тебе предложить хорошую идею, – ни на миг не задумался я. – Внимательно слушаю. И не зли меня – тебе же больно будет.

– Запомнил все-таки… – недовольно пробурчал Рабан. – Ладно. Предлагаю отправиться в Миргород. Хорошее место – мы с Волдресом там часто зависали.

– Миргород?.. Это что, как у Гоголя?

– Нет, он по-другому, конечно, называется… Просто на русский примерно так переводится – Миргород, Город-Между-Мирами, Город-Соединяющий-Миры. Как кому больше нравится. Там вряд ли что-то сильно изменилось – мы всего три года назад там были. Там и специалисты по восстановлению памяти найдутся… Ну что, отправлять?

– Угу. Поглядим на твой Миргород… А это далеко?

– Отсюда – два шага, из твоего мира – три. Так я начинаю?

– Начинай уже! – рассердился я.

– Ну… значит… как же там… Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Вновь в глазах помутилось, пейзажи наложились друг на друга, а потом остался только один. Снежная равнина.

– Это и есть твой Миргород? – невозмутимо осведомился я. Вокруг, куда ни глянь, простирались сугробы. Вдалеке гремел гром. По-видимому, было очень холодно, но этого я, конечно, не чувствовал. – Что-то не похоже на город…

– Я же сказал, нужно два шага, – сердито пробурчал Рабан. – Промежуточная остановка. Сейчас, соберусь с силами, и прыгнем еще раз.

Пока Рабан собирался с силами, я зачерпнул немного снега. Впервые после, так сказать, «второго рождения» я держал в руках снег. На меня нахлынула тоска… сам не понимаю, по чему. По Родине? Я покинул ее всего полчаса назад. По родным и близким? Я их не помню. По русской зиме? То, что меня окружало, было ничуть не хуже. По прежнему телу? Это тут вообще ни при чем…

Рабан наконец-то соизволил приступить к своему пению, и я машинально запихнул снег в рот. Вкус мне понравился, а вот Рабан запнулся на полуслове.

– Патрон, прекрати! – возмутился он. – Я не люблю снег… фу, холодно же! Ты в таких случаях заранее предупреждай, ладно? Ну, чтобы я успел отключиться…

– А чего это ты вообще к моему рту подключен? – прочавкал я. – Тебе какое дело, что я ем?

– Я тоже поесть люблю, – пробурчал мозговой паразит. – Я не только ради тебя твои рецепторы развивал… Так, на чем я остановился? Хотя какая разница, все равно теперь сначала начинать… Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Все повторилось. Но если степная и снежная равнины отличались разве что цветом, то теперь пейзажи наложились так, что в глазах зарябило. А потом я ощутил себя стоящим на крыше небольшой башенки.

И теперь вокруг действительно был город.

Итак, это и есть знаменитый Миргород… Я долго пытался понять, на что же он больше всего похож, но так и не понял. Жуткое смешение самых разных стилей – от классики до модерна, от средневековья до футуризма, от строгих небоскребов Нью-Йорка до сюрреалистических зданий Дали. Хотя небоскребов как таковых тут не было – даже самые крупные здания не превышали двадцати метров. Странно…

С трех сторон город простирался насколько хватало зрения. А вот с четвертой он очень быстро заканчивался, и начиналось море. Сапфирового цвета, его волны сверкали в лучах восходящего солнца.

В этом мире было раннее утро. То тут, то там виднелись паруса и трубы разномастных суден – от деревянных лодок до сверхсовременных рыболовных сейнеров.

– Красиво… – заметил я, облокотившись на перила нижними руками. – А что еще есть в этом мире?

– Город, – недоуменно ответил Рабан. – И немножко моря. Сам разве не видишь?

– Угу. А еще что? Что скажем, на другом берегу моря?

– Патрон, да здесь больше ничего нет! Только город и море.

– То есть? – не понял я. – Такой маленький мир? А разве так бывает?

– Бывает… Это ведь не полноценный мир, а анклав. А я разве не сказал?

– Объясняй, я не тороплюсь, – снисходительно предложил я, блаженно жмурясь под ласковым солнышком.

Несмотря на то, что вокруг был целый мегаполис, никто не обратил внимания на то, что здесь появился я. Никто не вваливался с требованием очистить территорию, никто не показывал на меня пальцем… Сверху было хорошо видно, что на улицах тут встречаются самые необычные создания.

Некоторые выглядели еще жутче меня.

– Ну, анклав, это тоже мир, только очень маленький, – деловито рассказывал Рабан. – Обыкновенный мир, такой как твой, он… ну, он почти бесконечен. То есть на самом деле не совсем бесконечен, просто… я не очень разбираюсь в деталях, но это и неважно. И остальные миры такие же… большинство, во всяком случае. А анклав… это не совсем настоящий мир. Это просто кусочек какого-то мира, который каким-то образом от него отделился. А свойства у анклава такие же, как и у мира, только вот размеры подкачали. Самые гигантские анклавы размером со звездную систему, самые маленькие – с небольшую комнату. Ну а этот средний – чуть-чуть побольше вашей Москвы. Примерно четверть территории – остров и город на нем. Остальное – море.

– Все равно не понимаю, – признался я. – А что будет, если взять и поплыть прямо, прямо, прямо… В стенку, что ли, упрешься?

– Почему? Если отплыть с одного берега и идти прямо в море, через несколько часов приплывешь к противоположному берегу. Тоже вроде как кругосветное путешествие, только это не планета. Даже не астероид.

– Почему? Солнце вроде есть…

– Солнце тут иллюзорное, – непреклонно возразил Рабан. – Ненастоящее. Да, кстати, если будешь здесь летать, учти – высоко подниматься нельзя. Особенно не вздумай перелетать здания.

– Это еще почему?

– А тут небо очень низкое. Кажется, что высоко, но поднимись метров на двадцать, и сразу головой стукнешься.

– Так вот почему дома…

– В яблочко, – согласился мозговой паразит. – Миргородцы и рады бы строить выше, только вот как? Зато под землю они уходят глубоко – нижняя граница у этого анклава тоже где-то должна быть, только до нее пока еще никто не докопался.

Я еще минутку постоял, любуясь видом. Мне не хотелось никуда двигаться, а хотелось только стоять и смотреть… На эти дома, на это море, на эти корабли…

– Эй, погоди-ка, – обратил внимание я, – а зачем тогда им корабли? Если у них всего моря с гулькин нос, а остров только один… куда им плавать?

– Верно подметил, патрон, – весело хихикнул Рабан. – Некуда. Но порт здесь есть, и кораблей полным-полно. Почти пятая часть миргородцев так или иначе связаны с морем.

– И как же…

– А ты сам подумай. Ну, торгового флота тут, понятно, нет – с кем им торговать? Возить грузы с одного конца острова на другой? Смысла нет – пока погрузишь, пока разгрузишь… быстрее по суше. Военного флота тоже нет – здесь всего одно государство, причем очень маленькое. Про пиратов вообще молчу – какого черта им здесь делать? Но одно применение у кораблей в этом анклаве все-таки есть – рыболовство. Море у них маленькое, но зато круглый год теплое, и живности в нем тьма-тьмущая. Можно просто зачерпнуть ковшом – обязательно кого-нибудь поймаешь. Вот и ловят. Любую дрянь ловят, прямо как японцы – все в дело пойдет.

– Угу. А вообще хорошо, что мы попали на эту башенку – идеальное место. Или ты сам выбирал, куда приземлиться?

– Не, тут довольно сложно, в двух словах не объяснить… – замялся Рабан. По-моему, он и сам толком не знал, как это действует. – А насчет башенки… посмотри повнимательнее, их тут полно.

Я сделал, как он сказал. И правда – то тут, то там меж домов торчали точно такие же башенки! И зачем же их столько понастроили? Сколько я ни морщил мозг, толкового применения для таких строений не придумывалось.

– А вот специально для таких, как ты, и понастроили, – весело откликнулся Рабан. Мозговой паразит, как всегда, подслушивал мои мысли.

– А если серьезно?

– А это и есть серьезно! Миргород испокон веков специализируется в качестве этакого межмирового комплекса услуг. К ним каждую секунду сваливаются путешественники вроде нас. Вот и решили упорядочить это дело – построили приемные башенки. Места много не занимают, зато гости не сваливаются прямо на головы прохожим.

– Угу. – Я подивился предприимчивости местных жителей. – И что же здесь за услуги?

– Торговля, например… Почти треть города – торговые районы. Если нужно что-то купить или продать – Миргород самое лучшее место. Вроде перевалочного пункта, понимаешь? Здесь встречаются купцы из самых разных миров… Еще – разные удовольствия. От самых безобидных до запрещенных в большинстве миров. Хотя здесь такие тоже запрещены, но это мало кого смущает…

– Например?

– Наркотики, публичные дома, азартные игры… Гильдии наемников разных типов – солдаты, шпионы, убийцы. Много чего. В северной части острова – вон там, отсюда не видно – Школа Волшебства. Огромный комплекс, почти десятая часть острова. Кстати, очень прославленная школа – примерно как Оксфорд на Земле.

– Я слышал, что на самом деле в Оксфорде учат довольно плохо, – с сомнением сказал я.

– Не знаю, не учился. Но я же не сказал – хорошая, я сказал – прославленная. Самая знаменитая. Хотя прямо по соседству с твоим миром есть еще одна – даже покруче. Академия Деорга – слышал? Нет, конечно, откуда тебе… По сравнению с ними местные – жалкие любители…

– А это что за красный дворец?

Я указывал на огромное здание, вероятно, упирающееся прямо в здешнее «небо». Со стороны оно напоминало клубничный пудинг – идеально круглой формы, с приплюснутой макушкой, необычной архитектурой, напоминающей произведение умелого кулинара.

– В точку, патрон! – удивился Рабан. – Именно Красный Дворец, так и называется!

– И для чего он?

– Что? А, ну так это баня.

– Простая баня?..

– Не-а, не простая. Элитная! Только для особо дорогих гостей. Туда даже боги заходить не гнушаются!

– Угу. Боги, говоришь? Ну да, конечно, что это я… Раз уж сами боги, то и я хочу. В баньке попариться не помешало бы… Пустят?

– Отчего ж не пустить… Пустят, конечно, только у них и цены тоже запредельные… Эй, патрон, а ведь у нас с Волдресом в одном здешнем банке сейф! Давай сходим, заберем? Наличность не помешает…

– Сейф? Так тут и банки есть?

– Ну а то! Миргород – это межмировая Швейцария, тут все свои деньги держат. Мы специально на такой случай и оставили – если вдруг… ну, чтобы…

– НЗ, короче, – перебил его я. – Угу. Где этот банк?

– Да недалеко. Полетим?

– Думаю, не стоит. – Я с сомнением пошевелил крыльями. – Еще не уверен…

– Да, пожалуй, не стоит, – согласился Рабан, проверяя что-то по своим каналам. – Тогда спускайся, пешком дойдем. Или носильщика возьмем.

– Носильщика? – переспросил я, спускаясь по винтовому пандусу в центре башенки. – А чего у нас нести?

– Тебя, конечно! – фыркнул Рабан. – Щас, спустимся, покажу…

– Что они, лестницу не могли сделать? – возмутился я, чудом не поскользнувшись. – На кой здесь этот пандус?

– Это тебе не Москва! Не все разумные умеют ходить по лестницам, бывают и многоногие, и ползающие, и прыгуны… Этим пандус удобнее.

По крайней мере, в одном Рабан оказался прав – в Миргороде я отнюдь не выглядел белой вороной. Среди спешащих по своим делам прохожих попадались самые разные чудища. На меня никто не обратил внимания – подумаешь, еще одно незнакомое существо, эка невидаль…

– Вон носильщик, чуть правее той девицы, на которую ты пялишься – ехидно сообщил Рабан.

Я смущенно отвел взгляд от двухметровой красотки с четырьмя руками и таким же количеством грудей, и посмотрел на указанного Рабаном носильщика. В общем-то, ничего особенного, обычный жук, только размером с небольшого слона. Весь черный, панцирь слегка вогнут в верхней части, мощные жвалы вытянуты вперед, глаза наполовину затянуты непрозрачной пленкой. Похоже, дремлет. Я заметил у него на спине приспособление, похожее на четыре высоких дивана, составленных квадратом.

– Кто это такой? – шепотом спросил я.

– Носильщик. Моун-ак – раса жесткокрылых из соседнего мира. У них там была большая война, это племя почти истребили. Кое-кто из уцелевших сбежал сюда, тут прижились, расплодились. Заняли нишу таксистов – у них хорошо получается. Да ты не бойся – он не опасный.

– Точно? – с сомнением уточнил я. Этот жучище мог перекусить меня пополам.

– Точно, точно! Патрон, да ты подумай – разве я стану тебе советовать что-нибудь рискованное? Я же у тебя в голове сижу, мы умрем одновременно!

Звучало логично. Я послушно подошел к моун-аку и постучал по правой жвале. Пленка с его глаз моментально испарилось, и он со скрипом повернул голову ко мне, внимательно осмотрев потенциального клиента с головы до ног.

– Свободен? – деловито спросил я.

– Сво-бо-ден, – с заметным замедлением ответил жук. – Ку-да е-дем?

– Банк «Касэй и сыновья», – ответил я по подсказке Рабана. – Идет?

– За-ле-зай. Под-са-дить?

– Сам справлюсь, – отмахнулся я, одним прыжком взлетая в паланкин на спине жука. – Поехали!

Жук повернул голову, убеждаясь, что я сижу там, где следует, и медленно зашевелил сяжками, видимо, сигнализируя прохожим, что собирается двигаться. Что ж, свои правила дорожного движения должны быть даже здесь…

Моун-ак запыхтел, будто паровоз устаревшей модели, а затем начал передвигать свои ножищи. Сначала неторопливо, потом все быстрее и быстрее. Он пролез на самую середину улицы, где двигались такие же гиганты, как он сам, и уже тут разогнался по-настоящему. Конечно, до большинства автомобилей ему далеко, но трамвай он обогнать сможет, если как следует постарается.

– Конечно, это уже не совсем насекомое, – продолжал рассуждать Рабан. – Насекомое просто не может вырасти до таких размеров, оставаясь самим собой – сдохнет. У него двойная дыхательная система, трахейно-легочная, вспомогательный скелет внутри, более сложная нервная система, чем у жуков, ганглии…

– Угу, – согласился я. – Слушай, Рабан, а почему в этом Миргороде нет автомобилей? Ну, почти нет…

Мимо нас как раз в этот момент пронеслась довольно странная машинка, похожая на диванную подушку, поставленную на колеса. Ехала она как-то стремно, подпрыгивая, будто мячик.

– А тут вообще техники очень мало, – ничуть не удивился вопросу Рабан.

– Почему?

– Так ты сам посуди, патрон, – откуда ей здесь взяться? Это же анклав, он очень маленький…

– И что?

– Как это что? Даже на самый маленький автомобиль нужно не меньше тонны металла. Так? Так. На Земле – не проблема, в моем родном мире – тоже. В большинстве миров металлов хватает. А вот в анклавах… Полезных ископаемых здесь – слезы одни, а не залежи. Да и те, что были, давно повыкапывали… Очень глубоко остался один золотой рудник – совсем крошечный. А больше и нет ничего. Откуда еще металлы взять? Импортировать из других миров? Невыгодно, чересчур дорого обходится. Сырьем вообще между мирами не торгуют – слишком громоздкий товар, его в рюкзаке не потаскаешь, а большие порталы ставить – в копеечку влетит. Да и заводы опять же… Где их строить? Всей территории – один островок, и тот застроен гуще некуда. Плюс экология – в анклавах ее испортить проще простого.

– А готовые машины нельзя импортировать?

– Отчего же? Можно. И ведь импортируют – сам только что видел. Только это тоже невыгодно – любой машине топливо требуется, а тут его особо не купишь. Нефти в Миргороде нет, природного газа нет, каменного угля нет. Солнечной энергии – и той нет, здешнее солнце иллюзорно, от него батареи не заряжаются. Есть, конечно, и другие способы, только они тоже не бесплатные… Не, в Миргороде с техникой плохо, тут другое движение в ходу. Пешком, верхом, или магией. Во, во, глянь, патрон, летит!

Над нами пролетал какой-то коротышка на цветастом ковре, плавно изгибающемся в такт движению. Вид у карлика был такой важный, как будто он только что изобрел электричество.

– Маги… – хмыкнул Рабан. – Их тут полно. Щас, патрон, пошарим в сейфе, найдем тебе доктора…

– При-е-ха-ли, – прогудел наш скакун, притормаживая возле небольшого здания, похожего на гриб опенок. – С те-бя шесть си-ня-ков.

– Угу. Слушай, друг, подожди меня здесь, ладно? Я заскочу на минутку, а потом поедем дальше.

– И-дет, – согласился жук. – Но за о-жи-да-ни-е за-пла-тишь до-пол-ни-тель-но.

– Как скажешь, – не стал спорить я, толкая дверь банка. – Ты смотри – тугодум, а соображает.

– Ты не прав, патрон! – усмехнулся мой мозговой паразит. – Моун-аки совсем не тугодумы, они просто так разговаривают! А вообще они очень умные.

– Тогда почему войну проиграли? – пожал плечами я, проходя мимо секьюрити.

Охранниками в этом банке работали синекожие исполины с орлиными головами, каждый метров трех с половиной. Они подозрительно посмотрели на меня, повернув головы набок, но, видимо, я не был похож на известных грабителей банков, так что они ничего не сказали.

Первое, что бросалось в глаза – изнутри банк был гораздо больше, чем снаружи. Если снаружи он выглядел не крупнее какого-нибудь магазинчика, то изнутри… о-о-о, в этом зале мог разместиться целый театр. Столы, которые обычно ставят, чтобы посетители могли где-то заполнять свои бумаги, здесь были закрыты от посторонних глаз и больше напоминали кабинки для голосования. Стойка клерков тянулась метров на сто, опоясывая все помещение банка кольцом. Самих клерков было сотни полторы, и у каждого перед окошечком была очередь в три-четыре человека. Хотя слово «человек» я употребил явно зря – три четверти посетителей явно не имели ничего общего с людьми.

– «Касэй и сыновья», – усмехнулся Рабан, пялясь на все это сквозь мои глаза. – Старейший банк в Миргороде. Давно уже нет ни самого Касэя, ни его сыновей, а банк все работает. Разросся за тысячи лет – начинали они с крохотного помещения и всего трех клерков – самих основателей.

– Угу. Мне куда?

– К одному из тех четверых. Они занимаются держателями сейфов.

– Блин, у них очереди самые длинные… – возмутился я вполголоса.

Я выбрал самого крайнего клерка – к нему стояли всего пятеро. Чиновник неторопливо беседовал с первым в очереди, а остальные четверо терпеливо переминались с ноги на ногу.

– Ну и урод… – брезгливо высказался я, осмотрев того типа, что торчал в окошечке.

Клерк напоминал карикатуру на павиана – полтора метра ростом, скрюченный, руки до самого пола, а вот ноги коротковаты, рожа перекошенная, уши свисают, как у спаниеля.

– На себя посмотри, – весело откликнулся Рабан. – Это алкотсар. Между прочим, единственная туземная раса Миргорода – все остальные понемножку эмигрировали из других миров. Хотя между нами, я думаю, что алкотсары тоже не местные – просто пришли самыми первыми, а потом выдали себя за туземцев. В анклавах жизнь вообще редко зарождается – обычно приходит из других миров. Да и вообще жизнь везде чаще заносится из других мест – из космоса, из соседних миров…

– А на хрена им выдавать себя за местных?

– Ну-у! Этим они себе сразу самые крутые права застолбили! Им и налоги поменьше, и льготы всякие… Между прочим, Миргородом управляет Совет Патрициев, так там почти треть – алкотсары.

– Угу. А вот скажи-ка…

– Пс-ст, патрон, посмотри вон туда! – прошептал мой мозговой паразит. – Видишь парня за тем столиком? К нему даже близко не подходи!

Я посмотрел, куда было сказано. Тот, кого имел в виду Рабан, напоминал меня самого, когда я кутался в маскировочный костюм. Сплошной скафандр из плотной ткани, лицо замотано в несколько слоев тряпок, в верхней половине – маска из черного стекла. Ни единого клочка кожи не оставалось на виду, словно под этим нарядом скрывался человек-не- видимка.

– Это Темный, – тихо буркнул Рабан. – Впервые вижу Темного в таком людном месте…

– Угу. Что за Темный такой?

– Тайное братство оккультистов. Они живут в четырех измерениях, свободно движутся между мирами. Их лучше не задевать…

– А почему он так закутан?

– Темным нельзя быть на свету.

– Табу, что ли?

– Нет, просто свет их убивает. Темные – вид нежити, самые чувствительные к свету. К любому, даже самому слабому. Живут только в абсолютной темноте – в подземельях, туннелях, наглухо законопаченных зданиях… Там живут, там и охотятся.

– Охотятся? На кого?

– На людей, конечно… – невесело усмехнулся Рабан. – На других тоже, но люди им больше всего нравятся.

– Они что – едят людей? – невозмутимо уточнил я. Почему-то меня подобные подробности не слишком взволновали.

– Да нет, не едят… Не знаю, что они с ними делают.

– С нами, – машинально поправил я.

– Нет уж, патрон, именно с ними! – развеселился Рабан. – Отвыкай, ты уже не человек… Кстати, Темные и в твоем мире встречаются…

– Что-то я о них никогда не слышал…

– Ну-у! Еще бы ты о них слышал! Они появляются из ниоткуда и исчезают в никуда, они охотятся в темноте и не бывают на свету, их никто никогда не видел! – театрально провыл Рабан. – Просто учти на будущее – если глухой ночью в каком-нибудь одиноком доме начинает ни с того ни с сего гаснуть свет, а потом там пропадают люди – здесь не обошлось без Темного. Одно слово – твари…

– Может, тогда его настрогать? – деловито предложил я, выпуская когти. – Мелкими ломтиками?

– И не думай, патрон, что ты! – испугался Рабан. – Здесь Темный пакостить не осмелится, а вот тебя живо в каталажку загребут! Даже если смоешься – в Миргороде станешь персоной нон грата. Нам это нужно?

– Не нужно, – согласился я. – Слушай, а Серый Плащ не из этих, случайно? Тоже весь закутанный, тоже незаметно появляется и исчезает…

– Не-а, – отказался Рабан. – Похож, да. Только ты забыл – стекла-то на маске у него все-таки прозрачные! Темного даже такой свет убивает. Нет уж, патрон, это что-то другое… О, кстати, вот и наша очередь!

Действительно, пока мы обсуждали Темного (который, кстати, уже успел незаметно удалиться), я оказался у самого окошечка. Клерк смерил меня ужасно подозрительным взглядом, но я заметил, что подозрения у него вызвала не моя внешность, а моя одежда.

Ну правильно, таких оборванцев и в земных банках не особо привечают…

– Чем могу служить, сударь? – приторным голосом осведомился алкотсар.

– Скажи, что тебе нужен сейф Волдреса! – пискнул в ухе Рабан. Я послушно повторил за ним.

– Волдреса?.. – задумчиво переспросил клерк, доставая откуда-то снизу толстенную книжищу. Он пару минут вдохновенно перелистывал ее страницы своими длиннющими пальцами, похожими на усики насекомого, а потом сладким голосом сообщил: – Очень сожалею, сударь, но этот сейф может получить только сам Волдрес. Следующий!

– Он нагло врет! – завопил Рабан. – Врет! Сейф может получить любой, кто знает пароль!

– Я отниму у вас еще немного времени, если не возражаете, – холодно произнес я, заглядывая в окошечко. – Почему-то мне кажется, что вы вешаете мне лапшу на уши. Я прекрасно знаю, что сейф Волдреса может получить любой, кто знает пароль. Не так ли?

– При чем тут лапша и зачем ее вешать на уши? – растерялся клерк. Но он тут же опомнился и заговорил прежним сладеньким голоском: – Вижу, вы знакомы с нашими правилами, сударь. Однако, боюсь, не до конца. Видите ли, наш банк – самый надежный банк в Миргороде, и, не убоюсь этого слова, во всех мирах. Возможно, вы об этом уже слышали? Наши клиенты могут быть спокойны – их имущество у нас в полной безопасности…

– Хватит саморекламы.

– Как скажете, сударь, как скажете… Перейдем к сути. Вы абсолютно правы – сейф Волдреса закрыт паролем. Вот, рядом со мной клавиатура, если вы наберете правильный пароль, я немедленно выдам вам необходимый сейф. Однако у вас это не получится, и сейчас я объясню, почему. Видите ли, у каждого сейфа свой индивидуальный пароль – единственный и неповторимый. Когда наш клиент заводит себе сейф, этот пароль записывают ему прямо в разум – спасибо нашим друзьям из магических гильдий.

– Но…

– Предвижу ваш следующий вопрос! – расплылся в слащавой улыбке алкотсар. – Почему я так уверен, что вы, скажем, не получили этот пароль от самого Волдреса? Еще одно спасибо нашим друзьям из магических гильдий – наши клиенты помнят этот пароль исключительно… исключительно! Исключительно в стенах нашего банка. Как только клиент выходит за дверь, пароль немедленно улетучивается из его памяти, причем так прочно, что его не вытащить оттуда никакими способами. Преимущества этого метода очевидны – никто не может этот пароль украсть. Его невозможно подслушать, подсмотреть, выпытать силой или обманом. Даже если наш клиент будет убит, и некий колдун воскресит его и потребует выдать пароль, он ничего не добьется. Да-да, в нашей практике бывали и такие случаи…

– Но…

– Подождите еще секундочку. Для наших клиентов преимущества опять-таки очевидны – такой пароль невозможно утратить, позабыв или попросту потеряв бумажку, где он записан. Даже потеря памяти не преграда – наши пароли пишутся слишком глубоко. Полагаю, вы хотите узнать, зачем вообще устраивать все так сложно – не проще ли просто выдавать сейфы только их владельцам? Очень хороший вопрос. Да, так проще, но проще – не значит лучше. Не забывайте, что мы живем в Миргороде – среди наших клиентов попадаются очень… странноватые личности. Порой наш клиент не может доказать, что он – именно тот, за кого себя выдает. Магам нередко приходится изменять свой облик, порой – навсегда. Иные существа и вовсе не имеют постоянного облика. Вы видели здесь Темного? Как я могу быть уверенным, что это именно тот самый Темный, у которого сейф в нашем банке, а не какой-нибудь проходимец, обрядившийся в точно такой же костюм? Удостоверения личности? Ба, не смешите меня! Подделать любой документ проще простого, вам это сделают за несколько зеленцов в ближайшей подворотне! Я не говорю уже о том, что во многих мирах и вовсе не существует таких вещей, как документы! Заметьте, я вовсе не исключаю того варианта, что вы и есть господин Волдрес, однако, как я уже упоминал, в этом случае вы неизменно знали бы пароль. Итак, если больше у вас вопросов не имеется…

– Рабан, ты знаешь этот пароль? – едва шевеля языком, спросил я.

– Конечно, патрон! – фыркнул мозговой паразит. – Мы с Волдресом были одним целым, я знаю все, что знал он! Кстати, этот упырь прав – я вспомнил эту комбинацию как раз в тот момент, когда мы вошли внутрь.

– Отлично. Слушай меня, рожа, – я наклонился к окошку, многообещающе выпустив когти на верхних руках, – если бы ты замолчал хотя бы на секундочку, я бы сказал тебе, что ты угадал! Кретин…

– Что вы… – по-моему, клерк хотел сказать «себе позволяете», но передумал, – …имеете в виду, сударь?

– То, что я и есть Волдрес, – с насмешкой поклонился я. – Правильно. В точку. Бис. Бинго. Давай сюда свою клавиатуру, и я тебе докажу.

Алкотсар явно смутился. Он бросил несколько неуверенных взглядов по сторонам, но потом все-таки придвинул ко мне вышеупомянутую клавиатуру. Крайне неохотно, надо сказать.

– Прошу вас, сударь. Но предупреждаю – у вас будет только одна попытка! – поджав губы, сообщил он. – Если будет несовпадение хоть в одном символе, я немедленно вызываю охрану!

– Угу. Ладно, Рабан, куда нажимать?

Клавиатура меня здорово обескуражила. Она была примерно вдвое больше обычной компьютерной, и на ней было почти втрое больше клавиш. Причем три четверти символов выглядели для меня незнакомыми, и я подозревал, что и те, что все-таки знакомы, просто похожи на наши буквы и цифры.

– Сейчас, сейчас… – подал голос Рабан. – Так, сначала вон ту завитушку, похожую на «С» с двумя черточками. Потом кружок с точкой в центре. Потом ту кривую загогулину, самую правую и верхнюю. Потом ту, что похожа на перевернутую «Е». Теперь уголок.

– Какой уголок? Тот, что похож на «Г», или другой?

– «Г». Нажал? Теперь вон ту, левее твоего большого пальца на правой руке. Нет, другого большого пальца. Да, эту. Фу, что за кривулина, даже описания не подберешь! Теперь две палочки. Звездочку с поперечной чертой сверху. Опять кружок с точкой. Перечеркнутую двойку. Спираль…

Я нажимал и нажимал, тихо удивляясь, сколько же знаков в этом дурацком пароле! По-моему, если его написать на бумаге, он займет пару страниц, не меньше. Но в конце концов он все-таки закончился, и клавиатура удовлетворенно пискнула, подтверждая, что я все ввел верно.

– Надо же… – удивленно покачал головой клерк. – Простите, что сомневался в вас, господин Волдрес. Прошу вас, пройдите в ту кабинку, ваш сейф сейчас доставят.

Ну наконец-то! После всех этих бюрократических проволочек сейф Волдреса… нет, теперь уже мой, стоял на столике, прямо передо мной. Оставалось только открыть крышку, что я, естественно, и сделал.

Размером сейф был где-то с ящик письменного стола и почти такой же формы. А внутри у него спокойно возлежали несколько очень интересных предметов.

К моему сожалению, толстой пачки денег среди них не было.

– Ошибаешься, патрон! – возмутился Рабан. Мозговой паразит, как всегда, подслушивал мои мысли. – Вон мешочки – это и есть деньги!

Рабан говорил про пару полотняных мешочков, приютившихся у дальней стенки сейфа. Я недоверчиво приоткрыл один, и вытряхнул из него несколько разноцветных кружочков, каждый диаметром примерно с советский пятак и такой же толщины. Но это явно был не металл, а что-то вроде фарфора, только очень прочного.

Во втором мешочке обнаружились точно такие же кругляши, только не разноцветные, а исключительно белого цвета. Я взвесил на руке один – он был очень легким, почти невесомым.

– Странные какие-то деньги… – разочарованно заметил я.

– Уж какие есть, – немного обиженно откликнулся Рабан. – Система очень простая. Самая маленькая монета – краснушка. Примерно пятнадцать ваших копеек, если считать по номинальной стоимости. Или двадцать… Ну, курс все время колеблется, сам понимаешь. Пять краснушек – желтяк. Пять желтяков – синяк. Пять синяков – зеленец. Пять зеленцов – бурец. Пять бурцов – чернец. Пять чернецов – белуха. Вот они, белухи, в мешочке.

– И сколько можно купить за одну белуху? – насмешливо уточнил я.

Эти кружочки, больше похожие на жетоны для какой-нибудь игры, никак не ассоциировались у меня с деньгами. Я где-то слышал, что именно поэтому в казино используют фишки, а не обычные деньги – фишки не так жалко проигрывать. Конечно, все понимают, что это те же самые деньги, но тем не менее факт остается фактом – человеку трудно расстаться с денежной купюрой, но гораздо легче – с цветной фишкой.

– Ничего смешного, – буркнул Рабан. – Здесь деньги такие. Чего ты от них хочешь – металлов мало, из чего им деньги чеканить? Вот и используют плунт… Это материал этот так называется, его из морского ила делают.

– А почему не из бумаги?

– С бумагой тут тоже напряженка. Остров почти весь заселен, каждое дерево на учете. Не из чего бумагу делать… Конечно, ради денег можно бы и импортировать, но это ты им скажи, а не мне. Ладно, в общем, ты понял, что белуха – самая крупная монета. Соответствует примерно сотне долларов. Еще больше – только золотарь. Название довольно неуважительное, но зато это единственная миргородская монета не из плунта, а из золота. В золотаре пять белух.

– Немаленькая монетка, – согласился я, заканчивая распихивать все эти жетоны с дурацкими названиями по карманам. Вот когда я обрадовался, что у меня сохранилось кое-что из одежды! Не будь на мне этих штанов и комбинезона… хотя нет, теперь это уже безрукавка… в общем, куда бы я запихал столько денег? Не в рот же…

В сейфе оставалось еще много интересных штучек. Несколько прямоугольных карточек с надписями, странная бронзовая статуэтка, похожая на разорванную в нескольких местах гармошку, небольшая шкатулка и свернутая в трубку бумага, перевязанная разноцветными ленточками.

– Захвати и билеты, – предложил Рабан. – Помнишь, ты спрашивал про Красный Дворец? Вот это как раз туда. Мы с Волдресом в последний раз, когда там были, выиграли их конкурс, и нам дали семь бесплатных билетов.

– Угу. А это что за абстракционизм?

– Скульптура. Нас нанял один коллекционер, чтобы мы ее для него нашли.

– А почему же она здесь, а не у него?

– Пока мы ее разыскивали, этот придурок взял да и помер! – пожаловался Рабан. – Два месяца впустую ухлопали! Главное, в чем пакость – тот коллекционер за эту гармошку давал громадные деньжищи, а все остальные, кому мы ее потом предлагали, предлагали просто выбросить на помойку!

– Закон подлости, – посочувствовал я.

– Точно… То ли это мы что-то не то раздобыли, то ли наш наниматель сам что-то перепутал, то ли просто он коллекционировал именно такие гармошки… Теперь уже не узнать. А вон тот ларчик не открывай ни в коем случае.

– Почему?

– Там демон… – неохотно проворчал Рабан. – Видишь надпись? По случаю раздобыли, выкидывать жалко было, ну и…

– Демон, значит? И что же он там делает?

– Сидит, конечно… Тому, кто его выпустит, исполнит три желания.

Я задумался. Три желания – вещь очень заманчивая, и если для их получения нужно всего лишь откинуть крючок на крышке шкатулки, то… то Волдрес и Рабан давно бы сделали это сами. Следовательно, тут какой-то подвох.

– Правильно, – печально согласился мозговой паразит. – После того, как выпустишь эту нечисть, нужно сразу назвать его по имени. Иначе ничего исполнять не будет, а просто разорвет на куски… А как его зовут, мы так и не выяснили.

Ну что ж делать, как писал кто-то из классиков – дарзанебы…

Больше в сейфе ничего не было, кроме бумажной трубки с ленточками. Я аккуратно развернул ее, и моему взору открылось нечто, похожее на патент какого-нибудь корсара – о том, что Волдрес является законным энгахом, состоит в славной Гильдии Эсумон, обязуется вовремя выплачивать положенные взносы, и прочая ерунда.

Кстати, все это было написано какими-то странными корябусами, но я понял каждое слово.

– Я помню, как Волдрес это подписывал… – сентиментально вздохнул Рабан. – Эй, патрон, раз уж ты его денежки заграбастал, может, заодно и долги его оплатишь?

– Угу. Какие еще долги?

– Членские взносы, какие же еще… Энгах обязан каждый год отчислять денежки в родную гильдию.

– Далеко?

– Гильдия-то? – понял меня с полуслова Рабан. – Не, идти тебе никуда не придется. Просто положи деньги на договор, они сами все заберут.

Звучало это довольно сомнительно, но я все же рискнул положить одну монетку на этот листок. Самую маленькую – краснушку. Монетка тихо пискнула и растворилась в воздухе.

– Мало! – возмутился Рабан. – Не жадничай, патрон, мы уже три года взносов не платили! Вон, попробуй эту дурацкую скульптуру – Эсумон любые ценности принимает.

Я послушался. Скульптура растворяться отказалась – договор только презрительно скрипнул.

– Не берут.

– Знаю… – разочарованно согласился мозговой паразит. – Вообще-то, мы уже пробовали один раз, но вдруг бы она за эти годы подорожала? Ладно, клади тогда деньги… Думаю, половины наших капиталов хватит.

– Угу. Ну и аппетиты же у ваших гильдий. А что будет, если я не стану платить?

– Если энгах слишком долго не выплачивает взносов, его Слово вычеркивают из Таблицы Гильдии и оно перестает действовать. Тебе это надо?

Я согласился, что мне это ни в коем случае не надо, и принялся выкладывать белые кругляшки на поверхность теперь уже своего патента.

Глава 11

Я блаженно расслабился, до подбородка окунувшись в бурлящую желтую жидкость. Ванна, напоминающая японскую «фуроке», или как она там называется, была сделана специально для таких, как я – крылатых и хвостатых. Во всяком случае, сбоку был удобный подлокотник для хвоста, а за спиной имелись аккуратные выемки для крыльев.

Красный Дворец действительно предоставлял великолепный сервис.

Вообще-то, местную администрацию огорчил тот факт, что я заявился не с деньгами, а с купонами на бесплатное обслуживание. Еще бы – попробуй-ка что-нибудь поимей с меня! Тем не менее, они старательно скрыли свое разочарование, предоставив мне самое высококлассное обслуживание.

Собственно, Рабан немного ошибся, назвав Красный Дворец баней. Нет, конечно, это и баня тоже, но отнюдь не только. Не так уж и много клиентов посещают это место исключительно чтобы искупаться. Для этого есть море – пляжей в Миргороде тоже хватает.

Кроме бани, Красный Дворец также является рестораном, парикмахерской, косметическим салоном, массажным салоном и… правильно, публичным домом. Именно поэтому у них отбою нет от клиентов – такого сервиса, как здесь, не найти нигде в окрестных мирах.

Пока что я успел увидеть не так уж много – самые пикантные услуги мне даже не попытались предложить. Во-первых, они не входили в комплект тех, что я мог получить по этим выигранным билетикам, а во-вторых – для меня у них никого подходящего не нашлось.

Да я и сам не успел еще выяснить, как мне к этому подступиться…

– Рабан! – повысил голос я.

– Ну не знаю я, ну прости, патрон! По-моему, над половыми органами «Уран» вообще не работал – сделали какую-то ерунду, и ладно. Может, боялись, что ты размножишься, а может, просто поленились…

Я печально вздохнул и погрузился по самый гребень. То, что дышать мне не нужно, я уже выяснил. Куда большим сюрпризом оказалось то, что для моего хитина не страшны никакие кислоты. Сейчас я как раз и сидел в ванне с серной кислотой.

Нет, сначала-то меня посадили в обычную ванну, с водой. В прохладную… потом в теплую… потом в кипяток… Когда до местных банщиков дошло, что с моей нечувствительной кожей такое купание не доставляет никакого удовольствия, они долго чесали в затылках, а затем начали увлеченно экспериментировать. Как говорится, мы удовлетворим любого клиента.

И ведь удовлетворили таки! Как ни прочна моя шкура, но серная кислота даже ее… нет, не разъедала, конечно… Пощипывала.

Кстати, оказалось приятное ощущение. Впервые с момента рождения я что-то чувствовал.

– Ну да, я же так и сказал! Ты не лишен осязания, патрон, у тебя оно просто очень слабое – чувствительные клетки так глубоко запрятаны, что тебя нужно посадить в кислоту, чтоб ты хоть что-то почувствовал!

– Угу. Умник… Может, лучше подашь совет, чем мне заняться после того, как я восстановлю память? Что вообще обычно делают энгахи?

– Энгахи? Ну, они… мы за любую работу беремся. Транспортировка маленьких, но ценных грузов или людей, поиск… того же самого. Детективная работа, шпионаж, кражи… хотя это для самых беспринципных. Да что угодно, лишь бы деньги платили. Некоторые энгахи даже в киллеры идут, но за такое лучше не браться. Наша гильдия этого не одобряет.

– Наша гильдия? А сколько их всего?

– Двенадцать. Кстати, Эсумон – самая уважаемая! – не удержался, чтобы не похвастаться, Рабан.

– Угу. Ну что ж, похоже, примерно к такому меня и готовили на базе «Уран»… Ладно, энгах так энгах, все лучше, чем подопытная крыса… Сейчас вот отдохну еще немного и пойду по больницам… а ты уверен, что здесь мне смогут вернуть память?

– Уверенности, конечно, нет, – откровенно признался Рабан. – Но с другой стороны… эй, патрон, это что такое?!

Кислота в ванне забурлила, как будто кто-то включил невидимый миксер. Я попытался вскочить, но меня словно что-то держало снизу. Банщики и посетители смотрели на меня с раскрытыми ртами – не каждый день увидишь водоворот в ванне.

– Рабан?! – возмутился я.

Рабан что-то бессвязно вопил. Похоже, он перепугался не на шутку, хотя я пока не видел ничего страшного. Но в следующую секунду воздух громко хлопнул и я… исчез.

Не совсем, конечно – просто исчез из Красного Дворца. Прямо из ванной перенесся… не знаю, где я очутился, но это явно где-то в другом месте.

Большая комната с косыми стенами, до потолка заваленная книгами, свитками и просто листами бумаги. По периметру громоздятся столы с кучей всякого химического барахла. А я стою в самом центре – прямо посередине круга, нарисованного красным мелом.

Напротив стоял плюгавый старичок в длинной мантии, расшитой звездочками, и удовлетворенно разглаживал усы. А сзади него… сзади него стоял Серый Плащ и нашептывал старичку что-то прямо в ухо. Тот, впрочем, никак не показывал, что знает о присутствии здесь этого типа.

– Итак, ты все-таки явился… – улыбнулся добренькой улыбочкой дедок. – Внимай мне, Яцхен!

– Угу. Что?.. Как ты меня назвал?.. – подался вперед я. И сильно ударился обо что-то невидимое – даже в голове зазвенело.

– Больше не пытайся, – строго приказал колдун. – Этот магический круг специально рассчитан на то, чтобы удерживать таких, как ты!

Я заметил, что Серый Плащ уже успел незаметненько улетучиться. Ну правильно, что ему – в очередной раз нагадил и в кусты… Гадать, что здесь произошло, не приходится – мой ангел-раздражитель, похоже, нашептал этому колдуну (а кем еще он может быть?) способ вызывания демона Яцхена. Меня, то есть.

Колдун, разумеется, тут же решил опробовать новую игрушку.

– Твоим именем я повелеваю – повинуйся мне, Яцхен! – приказал старик.

– Угу, щас… Разбежался. Может, сначала представитесь, товарищ? С кем имею честь? – поинтересовался я.

– Магнус Рыжебородый, – слегка ошарашенно представился старик.

Я непонимающе посмотрел ему пониже рта. Несмотря на то, что дедку явно уже за семьдесят, бороды у него нет. Никакой. Вот усы есть, довольно приличные, хотя и совершенно седые.

Почему же его назвали Рыжебородым?

Впрочем, что это я? Чингачгук Большой Змей тоже не имел ничего общего с рептилиями…

– И чем же я могу вам помочь, мистер Магнус? Зачем вы меня вызвали?

– Мис… мистар? – неуверенно повторил колдун. – А что это означает?

– Ничего особенного, просто вежливое обращение. Не обращайте внимания. А теперь, может, мы перейдем к делу? Для начала я бы рекомендовал выпустить меня отсюда, иначе я могу очень-очень рассердиться…

Откуда у меня взялся этот «мистер», я и сам толком не понял.

– Что ты себе позволяешь, демон?! – возмутился Магнус. – Повторяю – твоим именем я приказываю тебе повиноваться мне, Яцхен!

– Все, все, уже повинуюсь, – сделал покорное лицо я. – Выпускайте меня побыстрее, мистер Магнус, мне не терпится начать вам служить. Пс-ст, Рабан, – прошептал я, – давай, вытаскивай нас отсюда, а то мне что-то уже надоело…

– Не могу! – виновато пискнул керанке. – Пока ты в этом круге – ничего не получится! Нас держит заклинание! Так что ты уж постарайся, убеди этого колдуна, чтобы выпустил!

Магнус Рыжебородый явно пребывал в сомнениях. Вызвать-то он меня смог, но имя Яцхен все же не было моим настоящим именем – заставить меня повиноваться с его помощью не получалось.

– Почему ты не повинуешься, демон? – обиженно поинтересовался Магнус, после того, как его очередное обращение к моему «имени» не возымело успеха. – Вот я, Магнус, говорю тебе – повинуйся, Яцхен! Что, опять не получилось?!

– Да все получилось, я уже буквально стою на коленях, – хмыкнул я. – Мистер Магнус, снимайте скорее свое заклятье, и я вам тут же отслужу честь по чести.

– Кого ты пытаешься обмануть, Яцхен? – насупился колдун. – Я чувствую, что твоя воля не сломлена!

– Угу. Точно. Вы меня раскусили. Ну и что мы будем с этим делать?

Магнус отошел к стопке книг и взял оттуда пергаментный лист с… моим изображением?! Ну точно, там был нарисован я, прямо как живой! Да уж… Я почувствовал, что начинаю уважать Серого Плаща – этот тип явно не мелочится, когда портит кому-то жизнь.

Да, но почему так необычно? Почему он просто не добил меня, пока я три дня валялся в бессознанке? Не верю, что существо, способное мгновенно переноситься куда угодно, не нашло бы способа отправить на тот свет одного изувеченного яцхена.

Вывод? Ему нужно от меня что-то другое. Но что?

– Э, м-да… – задумчиво погладил усы Магнус. – Скажи-ка, демон Яцхен, а вот чисто гипотетически – что ты скажешь, если я попрошу тебя исполнить одну мою просьбу? Какую плату потребуешь?

Я мысленно поздравил себя с успехом – Магнус, похоже, смирился с фактом, что меня не получится просто заставить выполнять его команды, как какого-нибудь Бобика.

– Началась торговля, патрон! – обрадованно прошипел Рабан. – Смотри, не продешеви, требуй побольше! И насчет восстановления памяти с ним поговори – вдруг может?

– Чего вы от меня хотите, мистер Магнус? – осведомился я, усаживаясь прямо на пол. Выпускать меня на свободу колдун пока не торопился, совершенно резонно полагая, что в данный момент я не питаю к нему дружеских чувств. – Давайте начнем с того, что вы расскажете мне о вашей проблеме, а там уж будем думать, смогу ли я помочь.

– Это… кажется разумным, – задумался Магнус. – Пожалуй, начнем с самого начала… Я придворный маг королевства Дотембрия… тебе что-нибудь говорит это название?

– Сейчас, патрон, дай припомнить… – задумчиво пробормотал Рабан. – Да, вспомнил! Это в одном из соседних с Миргородом измерений. Мы там… здесь были лет двести назад… только тогда Дотембрия была не королевством, а великим княжеством.

– Я знаю, о чем вы говорите, мистер Магнус. Сам я у вас не бывал… до сегодняшнего дня, но кое-что о Дотембрии слышал.

– Хорошо, пан Яцхен. Стало быть, я придворный маг этого королевства. Сейчас у нас правит его величество Ягдош Второй. Королю шестьдесят четыре года, он еще крепок, но уже начинает сдавать. Недалек тот день, когда он оставит наш мир, и престол перейдет к другому… Вот тут и начинаются наши проблемы.

– Некому передать престол? – предположил я.

– Ты поразительно прозорлив, пан Яцхен! Давайте я объясню, в чем корень вопроса. В Дотембрии, как и еще в восемнадцати королевствах и великих княжествах нашего мира, действует так называемый Геральдический Закон, принятый около пятисот лет назад. Согласно Закону, после смерти короля престол должен унаследовать его старший сын. Если старший не может или не хочет принять корону, его место занимает следующий по старшинству, и далее, далее, далее…

– В моем родном мире все примерно так же, – кивнул я. – Но пока я не понимаю…

– Имей же терпение, демон! – возмутился Магнус. – К сожалению, у короля был всего один сын, и два года назад он погиб на охоте. Других законных наследников мужского пола у его величества нет и, скорее всего, уже не будет…

– Подразумевается, что незаконные у него есть?

Колдун пренебрежительно фыркнул.

– Конечно же! Надеюсь, ты слышал о так называемом «праве сеньора»?

– Первая брачная ночь? – понимающе усмехнулся я. – Слышал.

– Конечно, это анахронизм… собственно, у нас в Дотембрии его отменили шестьдесят лет назад… тем не менее, есть одно «но». Костомар Третий, отец нынешнего монарха, был большим любителем женского пола. Поэтому, отменив «право сеньора», он сделал одно исключение, для себя. Король по-прежнему имеет право на эту привилегию, и, уж поверьте, его величество пользуется ею вовсю… точнее, пользовался до недавнего времени, возраст уже дает о себе знать. Полагаю, если поискать как следует, наберется не одна сотня бастардов, но, опять же по Геральдическому Закону, дети, рожденные вне брака, не имеют права ни на титул, ни на наследство. Их как бы и вовсе нет в наличии. Так что…

– Я понимаю. И к кому же тогда должен перейти престол?

– По Закону, если у короля нет сыновей, королем становится муж его старшей дочери. Заметь – не сама дочь, а ее муж! Незамужняя королевна не может стать королевой, так-то, демон! Если нет и дочерей, тогда наследником становится младший брат короля, потом его племянники, и далее, далее, далее… Полный порядок там перечислен, но это не слишком интересно. Тем более, что братьев у его величества тоже нет – как и вообще близких родственников. Только дочь, одна-единственная. Королевне Лорене двадцать один год, но она до сих пор не замужем…

– Так проблема только в этом? – не удержался я. – Что за ерунда? Неужели она такая страшная, что ее никто…

– Пан Яцхен, как тебе не стыдно! – возмутился Магнус. – Сразу видно, что ты демон! Все обстоит совсем не так! Лорена очень красива, умна, прекрасно образована… У нее отбою нет от кавалеров! Она еще не успела выйти замуж только оттого, что его величество не хотел торопиться, желая, чтобы его будущий зять был выбран как можно тщательнее. И ее высочество всячески поддерживала отца в этом намерении. Наша проблема состоит в том, что два месяца назад королевну похитили…

– Угу. Ну вот, наконец, и добрались до сути. Кто, где, зачем? Что-нибудь известно?

– Рроулин Огненный. Зачем ему понадобилась королевна, мы гадаем до сих пор, и никто не может прийти к однозначному ответу. Мы знаем одно – она все еще жива…

– Быть может, он желает сам жениться на ней? – предположил я. – Подождать, пока ваш Ягдош умрет сам, или помочь ему в этом, потом жениться на Лорене, и самому стать королем. По-моему, вполне логичный план…

– Ну что ты, что ты, пан Яцхен! – расхохотался Магнус. – Рроулин?.. Жениться на ее высочестве?.. Стать королем?.. Какая глупость!

– Объясните.

– Рроулин Огненный – дракон! – все еще хихикая, сообщил колдун. – Он использует женщин людского рода только для одного – ест их!

Дракон… Это немного осложняет дело – с живыми драконами я пока не встречался, но с некоторых пор уже не сомневался, что они тоже существуют. А судя по тому, что я о них слышал, одолеть дракона будет нелегко даже мне.

Но попытка не пытка…

– Но вы уверены, что она жива?

– О да. Я каждый день проверяю через свою волшебную чашу. Ее высочество жива, поверь мне, пан Яцхен!

– Но вы говорите, прошло уже два месяца?

– Действительно, очень странно, что Рроулин все еще не съел ее… – неохотно признал Магнус. – Его величество объявил, что тот, кто спасет королевну, получит ее в жены и, соответственно, станет наследным королевичем Дотембрии.

– Куш немаленький…

– Немаленький. Но пока что никто его не получил. Напротив – тридцать с лишним рыцарей бесславно сгинули в пещере Рроулина. Среди них были даже двое королевичей из соседних государств!

– Я чего-то не пойму, мистер Магнус. Вы хотите сказать, что эти ваши рыцари ходили на дракона поодиночке?

– Ты прав, пан Яцхен.

– Это что – знаменитая рыцарская честь? – хмыкнул я. – Или просто глупость? Отчего было не отправить целый отряд?

– Пан Яцхен, ты недооцениваешь нас, – нахмурился волшебник. – Первое, что сделал его величество – отправил на спасение дочери полк ратников под командой своего лучшего витязя – Лемера дю Тана. Беда в том, что логово Рроулина находится далеко на севере, в безлюдных землях, и очень удачно расположено – оно зажато между непроходимым горным пиком и почти таким же непроходимым болотом. Больше четверти солдат даже не дошли до пещеры – погибли в пути. А те, что все же дошли… Большой отряд наделал много шума, пока двигался, – Рроулин вылетел из пещеры и просто сжег всех сверху. Это не просто дракон, пан Яцхен, это самый большой и могучий зверь из всех, что жили в нашем мире! Поэтому с тех пор за ее высочеством шли только одиночки – одиночка еще может подкрасться незаметно и дать бой в пещере, где у дракона не будет такого преимущества. В крайнем случае королевну можно попытаться похитить…

– Но почему в таком случае не отправить целую армию? Проложить гать по болоту, провезти баллисты, или что там у вас есть, и атаковать дракона! Каким бы могучим он ни был, но против целой армии…

– Это было бы нетрудно сделать… в идеальном мире, – промямлил Магнус. – К сожалению, сейчас у нас очень напряженные отношения с нашим южным соседом – Белолесью. Три четверти нашей армии стянуты к южным границам, остальные обороняют запад и восток, а также столицу. Если мы, как ты говоришь, отправим войско спасать королевну, Белолесь тут же воспользуется нашим бессилием…

– Угу. В общем, как везде – все бы было хорошо, если б домкрат не сломался…

– Кто?..

– Не обращайте внимания, это я о своем. Итак, ваши рыцари ничего не смогли добиться, и ваш король приказал вам вызвать демона? – самодовольно усмехнулся я. – Что ж, выбор правильный, если кто и может здесь что-то сделать, то это я…

– Не совсем… – поморщился Магнус. – Вообще-то, его величество ничего об этом не знает…

– Так это ваша собственная инициатива, мистер Магнус? Очень благородно…

– Да нет! Я вообще не собирался никого вызывать – просто разбирал свои записи, и вдруг натолкнулся на этот старый свиток… клянусь святым Йезусом, до сегодняшнего дня я его ни разу не замечал. Если бы это не было абсолютно невозможно, я бы решил, что мне его кто-то подкинул… нет, невозможно. Так или иначе, из этого свитка я и узнал о тебе, пан Яцхен. Судя по тому, что здесь написано, ты как раз тот демон, что вполне может схватиться и с драконом. Ну я и решил – а почему бы не попробовать?

– Угу. Все равно благородно. Но вот что я хочу знать – а что я получу, если спасу вашу принцессу? Вряд ли она согласится отдать мне руку и сердце…

– Да уж конечно! – развеселился старик, обнажив желтые прокуренные зубы. – Вообще-то, это даже хорошо, что ты не человек, пан Яцхен – не сможешь претендовать на трон. Вместо этого я могу предложить тебе… что ты скажешь о тысяче золотых краунов? Я понимаю, что демоны обычно не очень интересуются золотом, но если ты желаешь получить мою душу, можешь сразу об этом забыть – на это я не пойду даже ради королевны!

– Отличная сумма! – подал голос Рабан. – Их краун примерно равен миргородской белухе, патрон, это…

– Договорились, мистер Магнус.

– Патрон, ты баран! – возмутился Рабан. – Когда я сказал «отличная сумма», я не имел в виду, что надо сразу соглашаться! Хоть бы немного поторговался!

– Но у меня будет еще одно маленькое условие, – продолжил я.

– Какое? – очень подозрительно посмотрел на меня колдун. Похоже, он все-таки опасался, что я потребую чего-нибудь этакого, вроде пары литров его крови.

– Видите ли, мистер Магнус, у демонов тоже бывают свои проблемы. Вы случайно не умеете… возвращать память? Видите ли, не так давно я… утратил кое-что из воспоминаний, и мне очень хотелось бы их вернуть.

– Хо, и всего-то? – искренне обрадовался колдун. – Нет ничего проще! О, пан Яцхен, тут тебе сказочно повезло – с самой юности я специализируюсь на исцелении разума! Без ложной скромности скажу, что лучше меня воспоминания не возвращает никто!

– Тогда все просто великолепно, – оскалился я. – Когда приступаем?

– Чем быстрее, тем лучше, разумеется! – ободренно потер сухонькие ладошки колдун. – Сейчас я тебя освобожу… хотя нет, погоди-ка. Вначале поклянись самым дорогим, что у тебя есть, что не лишишь жизни ни меня, ни королевну Лорене, ни вообще кого-либо из дотембрийцев без особого приказа и дозволения короля Ягдоша или королевны Лорены! Помни, что клятва, данная внутри священного круга, не может быть нарушена даже самим Ррогалдроном!

Какое-то время я думал, чем бы таким поклясться. Что для меня самое святое? Ничего такого не придумывалось. В конце концов я поклялся своими глазами и, похоже, Магнуса это устроило. Впрочем, я все равно не собирался его обманывать.

Пока он возился со своими порошками, освобождая меня из заточения, я спросил у Рабана:

– Что думаешь?

– Плата хорошая, хотя можно было и побольше выцарапать, – недовольно сказал мозговой паразит. – Но и работа не из легких. Дракон – тварь мощная, летает, огнем дышит, броня не хуже, чем у танка. Обычно их убивают или какой-нибудь хитростью, или тяжелым оружием, вроде той же баллисты. Стрелять надо в низ живота – там чешуйки помягче. Конный рыцарь-копьеносец может нанести удачный удар в горло, раскрытую пасть или тот же живот, но это уметь нужно. У бойца-человека против дракона обычно шансы невеликие – в лучшем случае один к тридцати, и то если дракон мелкий, а боец, наоборот, выдающийся.

– А у меня?

– Давай подумаем, – охотно согласился Рабан. – Броня у тебя лучше, чем у любого рыцаря, даже лучше, чем у самого дракона. Это плюс. С другой стороны, рост такой же, как у большинства людей. Это не минус, но и не плюс. Когти очень хорошие – драконью чешую разрежут легко. Это плюс. Но они намного короче копья и даже меча – дотянуться до ящера будет нелегко. Это минус. Зато ты умеешь летать – в воздухе будете на равных. К тому же ты гораздо меньше, и лучше летаешь, так что это тоже плюс. От хвоста пользы не будет – жало у тебя не такое острое, как когти, дракона может и не проткнуть. Да и не хватит твоего яда на этого ящера… Ну и чувства, рефлексы, это все само собой. Количество рук, опять же… Это все у тебя гораздо лучше, чем у человека, да и драконам до тебя далеко. В общем и целом, шансы где-то… пятьдесят на пятьдесят, думаю. Зависит от того, как на тебя подействует огонь.

– Огонь?

– Ну да. Если драконье пламя на тебя не подействует, шансы вырастают раза в три. А вот если подействует…

– Ты готов, пан Яцхен? – вежливо обратился ко мне Магнус.

– Готов!

– В таком случае, внимай мне, Круг Искусства! Сим словом чародейским я разрушаю тебя! Сим словом чародейским я освобождаю тебя, демон Яцхен! Сим словом чародейским я говорю – да будет так, да будет по слову чародея!

Нарисованный круг тихо пшикнул и растворился. Я попробовал рукой – невидимая преграда исчезла вместе с ним.

– Отлично, – оскалился я, выходя наружу. Магнус невольно отшатнулся – рожа у меня все-таки не слишком симпатичная. – Ну что, мистер Магнус, приступаем к спасательной экспедиции? Для начала мне понадобится портрет ее высочества.

– Портрет? – несколько смутился колдун. – Боюсь, у меня ничего такого нет… Может быть, тебя устроит изображение в волшебной чаше? Правда, его нельзя взять с собой…

– Мне достаточно одного взгляда – просто чтобы знать, как эта девица выглядит. А то еще притащу какую-нибудь крестьянку по ошибке…

Конечно, на самом деле мне нужно было увидеть королевну Лорену совсем для другого – чтобы воспользоваться моим чувством направления. Но не буду же я выдавать все свои секреты кому попало?

– Сейчас, пан Яцхен, подожди немного, и ты увидишь нашу прекрасную королевну…

Пока он разыскивал свою чашу, я подошел к небольшому окошку, прорубленному в стене, сложенной из толстых каменных глыб. Похоже, король законопатил «мистера Магнуса» под самую крышу – высунув руку, я мог дотянуться до одной из нижних черепиц.

Внизу открывался стандартный вид, знакомый каждому, кто смотрел хоть один исторический фильм о средневековье. В принципе, все почти так и выглядит, только, конечно… более естественно, что ли? Чувствуется, что одежда в данном случае именно одежда, а не костюмы для съемок – люди смотрелись в этих нарядах совершенно нормально.

– Это Дваглич – столица Дотембрии, – пояснил Магнус, копаясь в своих аксессуарах. – Вот, пан Яцхен, погляди, это королевна Лорена.

Я обернулся и послушно посмотрел в протянутую мне чашу, похожую на призовой кубок, вручаемый в каких-нибудь соревнованиях. В черной жидкости, наполнявшей его до половины, можно было разглядеть весьма симпатичную девицу с чуть вздернутым носиком. Насчет цвета волос ничего сказать не могу – изображение было очень маленьким, мутным, да к тому же черно-белым.

– Про звук и говорить не приходится, – насмешливо хмыкнул Рабан. Королевна в кубке шевелила губами, но ни единого слова до нас не доносилось.

– Далеко очень, – виновато пожал плечами Магнус, поняв, видимо, что я не слишком впечатлен. – Но ведь этого достаточно?

– Вполне… – рассеянно кивнул я.

Действительно, этого вполне хватало. Мое чувство направления явственно указывало мне, что ее высочество находится примерно в трехстах километрах к северу и чуть-чуть к востоку. Пустяк, за час долечу…

– Вероятно, ты хочешь узнать путь? – засуетился колдун. – Одну минуточку, сейчас я достану карту…

– Нет необходимости, мистер Магнус. Я уже знаю, куда мне лететь. Спешу откланяться – мне лучше поторопиться.

– Но как же так, пан Яцхен! – поразился колдун. – Неужели ты даже не захватишь провизии в дорогу? До логова Рроулина ехать не меньше седмицы!

– А вы не замечаете у меня за спиной довольно своеобразные отростки? – насмешливо покосился на него я. – Как же они называются?.. Ах да, крылья. Если мне не встретится неожиданных препятствий, уже к вечеру ваша принцесса будет здесь, живая и здоровая. К вечеру… да, а сколько сейчас времени?

– Раннее утро, пан Яцхен, в Дотембрии солнце взошло совсем недавно. Так ты совсем ничего не будешь брать с собой?

– Не буду. До свидания, мистер Магнус… блин, да что же у вас за окна такие…

Я с трудом протиснулся сквозь эту форточку, больше похожую на растолстевшую бойницу, на несколько секунд завис на внешней стене, вцепившись когтями в щели между камнями, а потом расправил крылья и спрыгнул. Какое-то мгновение я летел вниз, потом перепонка поймала восходящий поток воздуха, я забил крыльями, и горделиво двинулся прямо на север. По-моему, со стороны я сильно напоминал горгулью, сбежавшую со своего постамента в соборе Нотр-Дам…

– Да пребудет с тобой удача, демон Яцхен!.. – донесся до меня затихающий крик королевского волшебника.

Глава 12

По крайней мере, утро действительно оказалось очень ранним. Улицы Дваглича были еще пустынны – за то время, что понадобилось мне, чтобы добраться до городских стен, меня заметила всего одна тетка, да и та лишь скользнула по мне подозрительным взглядом. Но на всякий случай я набрал высоту – незачем лишний раз тревожить население.

– Это ты правильно, патрон, – согласился Рабан. – А то еще назовут дьявольским отродьем, да начнут из арбалетов палить… Местных фанатиков хлебом не корми – дай только подстрелить что-нибудь этакое, подозрительно похожее на демона. Потом отвезут тушку Папе Римскому, хвалиться будут…

– Папе? – удивился я. – А разве здесь тоже верят в Христа?

– Верят, верят… Этот мир во многом похож на твой. Или твой – на этот, смотря с какой стороны смотреть. Это основная фишка параллельных миров – то и дело обнаруживаются сходства. Если очень постараться, вполне можно отыскать и самого себя…

– То есть в этом мире живет мой двойник?

– Вот это вряд ли. Различий все-таки больше… Потом, они во времени отстают – у них еще только семнадцатый век по вашему счислению.

Я немного поразмыслил. То, что у них только семнадцатый век, меня не удивило, но все равно что-то не вязалось… Хотя бы то, что в это время, насколько я знаю, арбалеты уже не применялись – устарели-с…

– Ошибаешься, патрон! – весело сообщил Рабан. – Говорю же – отличий больше, чем сходств! Порох тут еще не изобрели. И Америку еще не открыли – Мухаммеда в этом мире не было, мусульмане так и не появились, и христиане спокойно дошли до самой Индии, а там и до Китая. Сейчас они Африку исследуют, в Австралию плавают. А Америка… ну вот до нее пока не добрались. Кстати, тут Колумб прославился как раз тем, что первым обогнул Африку вместо да Гамы и высадился в Индии и Аравии.

– Угу. Вот оно как…

– А ты думал! Да и христиане тут не такие, как у вас были – помягче, потерпимее. Колдуна ты ж сам видел – думаешь, в твоем средневековье его бы стерпели? Здешние попы считают, что в магии нет ничего зазорного, если только творить ее во имя Бога, а не во имя Сатаны. И еретиков почти не преследуют – веруй во что хочешь. Потому-то, наверное, тут христиане и не раскололись – до сих пор одни только католики… Коперник в этом мире написал свою книгу спокойно, Галилея никто отрекаться не заставлял… А вот Джордано Бруно все равно сожгли!

– За что? – поразился я.

– Да за то же, за что и в твоем мире – за сатанизм. Сатанистов тут все равно преследуют, а Бруно в этом плане тот еще кадр был… Не слышал, что ль?.. Ну да, конечно, его же потом обелили всячески – как же, невинная жертва произвола… Почему-то никто не удивляется тому, что Галилея почти не тронули, а Бруно сразу сожгли, хотя вроде бы грехи у них одни и те же!

– А ты-то откуда все это знаешь?

– Мы с Волдресом раз пять в твоем мире бывали, – неохотно признался Рабан. – Вот в самый первый раз и познакомились с этим Бруно… Он, знаешь, сам приколдовывал немножко, с параллельными мирами работал, все искал способ с ними связаться – вот на нас и вышел в конце концов. Сначала решил, что Волдрес сам демон, но когда тот объяснил, что и как, решил нас нанять, чтоб мы ему дьявола в услужение доставили.

– И что – доставили?

– Держи карман шире! Дьявол не лошадь, его на базаре не купишь. Нашли одного, который согласился отслужить пару лет в обмен на душу, но тут уже сам Бруно заартачился. Тоже не дурак был, душу отдавать не хотел… Ну а потом уже до него инквизиция добралась.

– Угу. Понимаю…

Насчет того, что время в разных мирах не совпадает, Рабан мог бы и не говорить. В моем мире (интересно, а названия у них какие-нибудь есть?) на дворе середина мая, здесь – в лучшем случае апрель. Я как раз пролетал над огромным свежевспаханным полем. Кое-где виднелись склоненные крестьяне – стоял самый разгар посевного сезона.

– Нету у них названий, – буркнул Рабан, дождавшись, пока я налюбуюсь на красивый вид. – Сам подумай, патрон, кто им эти названия придумывать будет? Вы вот как свой родной мир называете?

– Мир.

– Точно. Нет, конечно, их как-то все-таки именуют, для удобства, но у каждого мира таких названий тьмы и тьмы… Больно уж много этих миров. По-моему, вообще бесконечность. Так что конкретные названия есть только у анклавов, да и то не у всех – у тех, что поменьше. А у остальных так – условные обозначения. Обычно используют название планеты, а если таких миров в секторе много – то еще и дату по основной хронологии. У вас вот, значит, Земля-2005… глянь, патрон, уже граница!

За разговором я сам не заметил, как пролетел почти две трети пути и покинул пределы Дотембрии. Естественно, здесь вдоль границ не стояли будки пограничников, но все-таки межу на земле прочертили. По-моему, обычным плугом. К тому же видно было, что эта межа совсем новая – видимо, ее обновляли каждый год.

Кстати, предыдущие границы, которые тоже можно было разглядеть, хотя и с большим трудом, виднелись поближе к столице – чем старше, тем ближе. Похоже, короли Дотембрии, пользуясь тем, что с этой стороны у них ничейные земли, каждый год тихонечко отодвигают границу еще на сотню-другую метров. Пустячок, а приятно!

– Они бы сразу все захапали, но им тогда не миновать скандала с Остсаксонией – они к северо-западу от Дотембрии.

– А им-то какое дело? Земли ж ничейные?

– Вот именно. И Остсаксония тоже с этими землями граничит и тоже помаленьку их урезает в свою пользу. Шкурные интересы, как и везде…

– Се ля ви… – задумчиво согласился я.

– Чего ловить? – не сообразил Рабан.

– Это по-французски. «Такова жизнь» означает.

Рабан некоторое время озадаченно молчал, а потом возмущенно заявил:

– Брешешь, патрон, не знаешь ты французского! У тебя в голове только один язык – русский!

– Ты что, дурак?

Рабан обиженно замолчал. По-моему, он снова принялся копаться в моих мозгах – чувство было такое, как будто он перетряхивает их, как рачительная хозяйка – хлам на балконе. По большей части ненужный мусор, но выбросить все равно жалко…

Подо мной началось болото, и я понял, что Магнус нисколько не преувеличивал, когда называл его непроходимым. Вязкая зловонная трясина, вместо воды – жижа. Увязнешь в такой, и все, передавай привет Ихтиандру. Хотя кое-где все-таки виднелись маленькие островки – скорее даже просто кочки, но тем не менее.

Между прочим, на одном из островков я заметил небольшую хижину на сваях. На соседнем – еще одну. Всего их насчиталось пять штук. Прямо на моих глазах из одной хижины вышло странное существо, похожее на помесь рыбы, лягушки и человека, и нырнуло в эту самую трясину.

Вероятно, в этом месте болото не столь вязкое – кое-как плавать можно.

– Кто это? – без особого интереса поинтересовался я.

– Дотембрийцы, кто поглупее, их болотными чертями называют. Но вообще-то это мурлоки. Вымирающая раса – в этом мире их всего несколько сотен осталось. Чистую воду они больше любят, но все равно прячутся по болотам – отсюда их не выковыряешь.

– А откуда ты знаешь, сколько их осталось? Считал, что ли?

– Через твое же направление и сосчитал, – хмыкнул Рабан. – Хорошее чувство, жалко, у Волдреса такого не было. Ты им почти не пользуешься, а зря – я через него весь мир чувствую! Шикарно!

– Тебе проще, ты всю жизнь в мозгах ковыряешься… Скажи лучше – это не та пещера?

Я сбросил скорость и завис на одном месте, взмахивая крыльями со скоростью шмеля. Чуть дальше болото заканчивалось, и начинались горы – вначале просто крупные холмы, но чем дальше, тем больше и больше. Одна гора – не холм, но и не пик – вдавалась далеко в болото, и мое направление определенно заявляло – искомая цель где-то в ее недрах.

– Та самая, – согласился Рабан, тоже осматривающий окрестности с помощью направления. – Внутрь ведет два входа… большой с другой стороны и маленький – на вершине. Дракон как раз там, возле большого.

– Тогда пойдем через маленький.

Я аккуратно опустился пониже и плавно приземлился на самой макушке – почти плоской, но очень небольшого диаметра. Возможно, дракон использовал эту вершину в качестве личного аэродрома, когда был поменьше… намного меньше!

Моему взору предстал сам огнедышащий террорист. Он лежал на сравнительно твердом участке болота, увлеченно обгладывая большую кость. Похоже, бедренная человеческая. Однако в зубах этого чудовища даже такая кость выглядела не больше мышиной.

Интересно, все драконы такие большие?

– Какой огромный! – ахнул Рабан, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Никогда еще не видел таких колоссов!

Воистину, дракон был колоссом. Метров пятнадцать в высоту, не считая шеи, тридцать – в длину, не считая хвоста. Человек рядом с ним показался бы ничтожной букашкой. Лапы толщиной со ствол тысячелетнего баобаба, совершенно черная чешуя, каждая чешуйка – с большой рыцарский щит. Пасть такая, что в ней свободно поместился бы небольшой слон. Крылья, похожие на паруса дредноута. Крылья…

– Неужели эта туша еще и летает? – недоверчиво пробормотал я. – По-моему, он весит тонн сто, не меньше…

– Точно, патрон, у него бы просто крылья оторвались, – согласился Рабан. – Но драконы же не дураки, драконы умные… Ты про антигравитацию что-нибудь слышал?

– Антигравитацию? Слышал немного… Только это ведь что-то техническое, нет?

– Электричество – тоже что-то техническое, а скаты им вовсю пользуются, – хмыкнул Рабан. – Биология ничуть не хуже техники, патрон. У всех драконов в пузе есть специальный орган – антигравитационный узел. Крылья ему нужны только чтобы рулить…

– Надо же… Никогда бы не подумал.

– Ну так на вашей Земле драконы давно уже вымерли, откуда ж тебе про них знать?

– Вымерли?.. Я даже не знал, что они там жили.

– Ни один миф на пустом месте не рождается, – поучительно проворчал мозговой паразит. – За редкими исключениями… Окончательно драконы вымерли в начале одиннадцатого века, хотя пара-тройка и после этого еще пряталась в разных медвежьих углах.

– Огнем он тоже пыхает? – деловито уточнил я. Не из пустого любопытства – противника нужно знать от и до. Если он и огнем дышит, как в сказках, это действительно страшный враг. Если нет – просто огромная рептилия. Все равно страшный враг, но уже не такой несокрушимый.

– Пыхает, я ж тебе говорил, – безжалостно развеял мои надежды Рабан. – Некоторые виды не умеют, но это draco nobilis – дракон благородный. В смысле пламени этот вид может поспорить с вулканом!

– И как это все работает?

– Просто. Посмотри повнимательнее – кругом серные испарения. Драконы специально селятся поближе к таким местам – им необходима сера. Или фосфор, хотя лучше все-таки сера… Дракон ее жрет, она отправляется в специальное отделение желудка, там специальная кислота растворяет серу и превращает ее в горючие пары. Когда дракон эти пары выдыхает, они вступают в реакцию с кислородом. Бум! И готов живой огнемет.

– Так что – огонь рождается уже снаружи?

– Конечно. Иначе дракон поджарил бы сам себя… Вообще-то, он может дышать огнем и без серы – эти пары у него постепенно образуются естественным путем, но так ему слишком долго перезаряжаться. Отделение с горючими парами очень удачно расположено – точно между сердец, чтобы не мешать кровообращению.

– Сердец? – удивился я. – У него еще и сердец два?

– Три. Центральное – там же, где у людей, – и вспомогательные – дальше по туловищу, в верхней части. Что ж ты хочешь – такие размеры, такой активный образ жизни… Одно бы не справилось. У великанов, вон, тоже два сердца. И у крупных динозавров было по два, а у некоторых и по три.

– А у китов одно.

– Так они в воде живут, в воде легче… Вытащи кита на сушу – сразу кровь начнет застаиваться.

– Блин, а ведь это плохо, что он такой… многосердечный. Значит, туда бить бесполезно…

– Да, жалко, – посочувствовал Рабан. – В принципе, дракон способен жить и с двумя сердцами, к тому же покалеченное со временем заживет – у них регенерация хорошая. Не такая, как у нас с тобой, но тоже ничего. Может, не стоит с ним силами мериться? Быстренько спускаемся, хватаем девку и сваливаем, пока этот не очухался, а?

– Угу. Хороший план, – оценил я и осторожно спустился в дыру. Пришлось выпустить когти и ползти по стене – раскрыть крылья в этом узком лазе не получалось.

– Нет, вряд ли он вообще когда-нибудь был таким маленьким, – рассуждал Рабан, пока мы ползли. – В младенчестве, разве что… Наверное, использует вместо дымохода – от драконов всегда столько дыма…

Спустившись к потолку, я не стал сразу же спрыгивать – решил осмотреться. Внутренне я надеялся, что сказки не врут и в той части, где говорится о сокровищах драконов, но… Исполинская пещера была совершенно пуста. Ни единой завалящей монетки. Зато и костей не было – и вот это уже странно.

– Ничего странного, – подал голос Рабан. – Дракон не зверь, дракон разумный. Зачем ему нужно собственное жилище отходами захламлять? У него нюх знаешь какой! Наверняка относит подальше и закапывает. Или просто в болото кидает…

– А сокровища?

– А тут немножко не повезло. Draco magnificens действительно собирают золото, серебро, драгоценные камни там… Не из жадности, просто они как сороки – блестящее любят. Конечно, если это блестящее еще и что-нибудь стоит – дракон не зверь, дракон разумный. А этот – nobilis, им на эти побрякушки на… нагадить.

– Угу. А чем они отличаются-то?

– Да примерно тем же, чем императорский пингвин от обыкновенного – отдельными незначительными деталями. Патрон, хватит ерундой заниматься, поверти головой – нам королевну искать надо!

Я послушно повертел головой. Точнее, всем телом – как я уже упоминал, одна голова у меня не двигается. В темноте я вижу лучше любой кошки и сразу углядел искомое. В дальнем конце пещеры было оборудовано что-то вроде живого уголка – светильник, лежанка, некоторые предметы мебели, даже зеркало…

А на лежанке, представляющей собой банальный тюфяк с торчащей из него соломой, с надутым видом лежал предмет поиска – королевна Лорена. Я взглянул на нее всего один раз, но этого хватило, чтобы наконец-то понять, отчего я так остро жажду быть нормальным человеком.

Точнее, даже не нормальным, а просто – человеком.

– Обратно пути нет! – почему-то испугался Рабан. – Патрон, ты того…

– Чего?

– Того… Руки на себя наложить не вздумай, говорю! Ты ж и меня с собой прихватишь, а это будет уже убийство, а не самоубийство!

– Угу. Знаешь, Рабан, молчал бы ты в тряпочку…

Пока что королевна меня не замечала. Неудивительно – за исключением ее угла и участка возле входа, откуда доносилось шумное дыхание дракона, во всей остальной пещере было темно. Передо мной стояла непростая задача – привлечь ее внимание так, чтобы она не закричала.

Моя внешность усложняла задачу многократно…

– Пс-с-ст! Ваше высочество! – рискнул я.

Лорена удивленно привстала. Она несколько секунд молчала, видимо, не вполне уверенная, слышала ли что-нибудь, или ей почудилось, а затем нерешительно спросила:

– Кто здесь?

– Тихо! Я пришел спасти вас!

– О господи, только не это! – ужаснулась девушка. – Еще один рыцарь! Очередной завтрак для этой бестии!

– Будем надеяться, что нет. Если у нас все получится, я вытащу вас через этот лаз.

– Какой еще лаз? – недоуменно подняла бровки королевна.

– Думаю, она не знает об этом дымоходе, патрон, – совершенно некстати подсказал Рабан. – Темно же…

И тут стало еще темнее. Свет, падающий от входа, исчез, как будто выключили лампу – проход закрыла исполинская туша огнедышащего ящера. Дракон с грохотанием подошел вплотную к ее высочеству и начал сосредоточенно нюхать воздух.

– Какой странный запах… – недоуменно признался он. – Откуда бы это?

Я, разумеется, забрался повыше, надеясь, что дракону не придет в чешуйчатую башку дыхнуть в эту дырку огнем. Хоть мне и обещали, что моя шкура может переносить сверхвысокие температуры, сие не означало, что мне это понравится.

– Что же это за запах? – еще более озадаченно вопросил он. Будь он человеком, наверняка бы при этом чесал себя в затылке.

– Лучше скажи, что тебе от меня надо, чудовище?! – неожиданно завопила королевна. Умница – отвлекает дракона от своего спасителя. От меня, то есть.

Во всяком случае, хочется надеяться, что она именно умница, а не истеричка, которая просто решила устроить очередной скандал.

– О-о-о, наша гостья наконец-то подала голос? – ухмыльнулся дракон, тут же забыв о странном запахе. – Есть будешь?

Он ее еще и кормит?

– Опять какая-то гадость! – наморщила носик Лорена.

– Свежайшая баранина! – обиделся дракон. – Барашек только сегодня щипал травку!

– Опять пережарил… – с набитым ртом покритиковала его незамысловатую кухню королевна. – И мне надоело мясо – я хочу фруктов… или рыбки… или…

– Вот когда тебя лингворм украдет, тогда и будешь рыбы требовать! – еще больше обиделся дракон. – Я ее ловить не умею…

– А зачем ты вообще меня украл?! Ну что тебе от меня нужно?! Выкуп? Отец заплатит, сколько скажешь!

– Да на что мне ваши побрякушки? Спать на них жестко, а любоваться – скучно. Все, что мне нужно – пожрать как следует…

– Ну так возьми за меня стадо коров!

– Коров… – ухмыльнулся дракон. – Я не люблю говядину.

– А что ты любишь?

– Я-то? Больше всего мне нравится… – дракон сглотнул, – …человечина. Вы такие вкусные, сочные, со сладким мясом…

Принцесса злобно сузила глазки. Дракон сузил свои. После нескольких секунд игры в гляделки, Лорена сдалась.

– Ну так съешь меня! – взвизгнула она. – Чтоб ты подавился, урод!

– Съем, обязательно съем, – многообещающе кивнул дракон. – Но не сейчас. Не-ет, не сейчас…

– Только не говори, что летом королевны вкуснее, чем весной! – презрительно фыркнула Лорена.

– Что за глупости! Просто пока что я использую тебя вместо приманки. Неужели еще не догадалась? Пока ты здесь, обед приходит ко мне своим ходом. Не нужно ни на кого охотиться, не нужно никуда летать – просто сиди и жди, пока появится очередной герой. Конь на первое, всадник на второе… А если у него еще и оруженосец при себе – совсем хорошо. Вот когда им надоест – придет и твоя очередь…

– Ах ты…

Королевна ужасно побледнела. Похоже, до сего момента ей и в голову не приходило, что ее здесь держат в качестве живца.

И мне, вообще-то, тоже. Но теперь понятно, почему он похитил именно дочь короля – за кем еще пер бы такой плотный косяк спасателей?

Справившись с потрясением, прекрасная дева открыла свой хорошенький ротик и… изрыгнула на дракона такой поток самой грязной матерщины, что меня покоробило. По-моему, у дракона даже уши покраснели.

Если только это действительно уши – чтоб мне до старости питаться болотной жижей, если я знаю, что это за наросты у него на голове.

– Не ожидал такого от принцессы, – удивленно поделился Рабан.

– Пани, прошу вас – сохраняйте презрительное молчание, как раньше! – взмолился дракон. – Не заставляйте меня расставаться с моей наживкой раньше, чем вы станете бесполезны!

Похоже, ее высочество таки произвела на ящера впечатление – аж на «вы» перешел от изумления.

Дракон еще раз возмущенно фыркнул и прогрохотал обратно ко входу. Однако он не ушел, как я было понадеялся. Вместо этого он взялся за лежащий сбоку от отверстия валун и прикрыл им вход, как пробкой горлышко бутылки. Не осталось даже самой узенькой щелочки, а отодвинуть эту глыбу вряд ли смогли бы и пятьдесят человек.

Дракон явно не доверял своей пленнице.

Заткнув дыру, он начал укладываться спать. Позу ящер выбирал довольно долго – и так ему было неудобно, и этак. Под конец он все-таки задремал головой к Лорене, хвостом ко входу, подложив одну лапу под голову, а длиннющий хвост свернув кольцом.

Еще около часа я ждал, пока он заснет окончательно. Будь я человеком, у меня бы уже начали отваливаться руки от такого долгого висения в одной позе, но тело яцхена словно не знало, что такое усталость.

– Патрон, ты так не говори. Надо бы нам выбрать время и немножко поспать, а то свалишься в самый неподходящий момент…

– Угу. Как скажешь, – отмахнулся я и начал осторожно спускаться по стене.

– Ау, рыцарь!.. – испуганно прошептала королевна, безуспешно пытаясь разглядеть что-нибудь в кромешной мгле. – Ты еще здесь?

– Конечно, здесь. Потерпите немного, сейчас я к вам доползу. Главное – не разбудить дракона, ваше высочество, и все будет о’кей…

Лорена терпеливо уселась на свой тюфяк и принялась ждать. А я наконец-то оказался на земле и с гордым видом направился к ней.

К сожалению, я совершенно забыл о том впечатлении, которое моя внешность производит на людей, не привыкших к подобным зрелищам. Как только в кругу света возле светильника появилась моя сюрреалистическая фигура, Лорена немедленно округлила глаза и начала дико орать.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!! – вопила она, от души выводя одну-единственную букву.

Я оцепенел. А в следующее мгновение сзади раздался странный шорох. Шорох чешуи по камню…

– Вот это да! – изумился дракон, узрев меня. – Такого я еще не ел!

Потом меня накрыл поток раскаленной плазмы. Гигантский огнемет, по ошибке именующийся драконом, усердно поджаривал меня на самой мощной конфорке, стараясь, однако, чтобы пламя не задело прекрасную даму – та еще могла ему пригодиться.

– Патрон! – в ужасе взвыл Рабан. – Счетчики зашкаливают!

Не знаю, что у него там зашкаливало. Я чувствовал себя не самым лучшим образом – как в натопленной докрасна бане, – но отбрасывать коньки не собирался. По-моему, моей шкуре даже пошло на пользу такое прокаливание.

Я рассчитывал спокойно подождать, пока ящер закончит поливать меня пламенем, а потом прыгнуть прямо ему в морду и вырезать глаза. Но вот беда – когда огонь наконец-то закончился, дракон не дал мне ни единого мгновения для исполнения плана.

Он меня просто проглотил.

Глава 13

Несколько секунд я чувствовал себя так, будто попал в шестерни кремлевских курантов – меня пережевывали. Чудо-хитин выдерживал с трудом – в нескольких местах мое покрытие треснуло и потекла черная слизь. Перепонка на крыльях в очередной раз порвалась, причем на сей раз особенно неприятно – у меня появились сомнения, смогу ли я в ближайшие дни летать.

К моему счастью, этот дракон не был сторонником тщательного пережевывания пищи – удовлетворившись десятком секунд, он шевельнул языком, и я полетел по пищеводу вниз – прямо в желудок.

– Вот дерьмище-то!!! – только и успел проорать я.

Падение продолжалось недолго, и я оказался в чем-то, похожем на бассейн в доме для умалишенных – с мягкими округлыми стенками. Примерно до половины желудок дракона заполнял пищеварительный сок – едкая кислота ярко-зеленого цвета.

Впрочем, она произвела на меня не большее впечатление, чем пламя – пощипывает слегка, и только-то. Даже приятно. Серная кислота, в которой я купался в Красном Дворце, щипала, пожалуй, посильнее.

Первым, что бросилось мне в глаза, была та самая кость, которую я видел у дракона в зубах. Она еще не успела перевариться окончательно. Через какое-то время я увидел и ее бывшего владельца – одноногий скелет в доспехах. Доспехи были довольно легкими, но явно прочными – желудочную кислоту они выдерживали на ура.

А вот интересно – что с ними произойдет потом? Перевариваться они явно не собираются, а судя по тому, что других доспехов в желудке не видно, дракон от них все же как-то избавляется. Вероятно, так же, как люди – от случайно проглоченных предметов вроде бусинок.

– Патрон, хватит размышлять! – завопил Рабан. – Надо выбираться отсюда, да поскорее! Концентрация сока может повыситься, и тогда наша кожа не выдержит!

Спорить я не стал. Мне и самому ничуть не хотелось оставаться в этом миниатюрном аду для кающихся грешников.

Насколько я знаю, из большинства желудков есть только два выхода. Возвращаться тем, которым пришел, мне не хотелось – еще одного процессы пережевывания я не выдержу. Второй путь тоже не вызывал у меня восторга.

Поэтому я решил проделать третий.

Шесть наборов когтей по семь штук в каждом. Когти могут резать даже металл. Этим ли ручкам бояться какого-то трехметрового слоя драконьего мяса?

Я словно превратился в гигантский миксер – с такой скоростью замелькали руки, брызжа во все стороны кровавыми ошметками. Куски мяса, падающие в желудочную кислоту, моментально начинали перевариваться. Откуда-то сверху до меня донесся дикий рев боли – похоже, дракон почувствовал, что его режут заживо.

Работа мясника давно уже стала для меня привычной. Ходить по колено в крови и слизи – не для этого ли меня создавали с самого начала? Я буравился сквозь драконью плоть подобно могильному червю, а дикий рев становился все громче и громче. К тому же я стал ощущать сильные толчки с той стороны, куда шел – обезумевший дракон принялся бить себя в больное место.

Я прошел сквозь слой мышц и ребер, отметив несообразность с анатомией человека – у людей на животе никаких ребер нет. Потом был довольно тонкий слой внутренней кожи и, наконец, покрывающая его чешуя. Вот здесь пришлось поработать – драконья чешуя по прочности превосходила большую часть всего, что мне доводилось резать.

Я вывалился наружу под исступленный вой дракона. Он колотил хвостом по стенам, выбивая каменную крошку, бился головой об пол, царапал когтями живот, и сначала даже не заметил меня, вылезшего из него, словно личинка Чужого.

Потом заметил.

– Ты что наделал, закуска?!! – взревел обозленный монстр, разглядев дырищу в животе. Удивительно, что он вообще еще способен разговаривать, я, признаться, надеялся, что он от этого отбросит коньки.

Пришлось доделывать работу. Я воспользовался совершенно невменяемым состоянием дракона и молниеносно вскарабкался по его туше прямо на голову. Он пытался сцапать меня, как собака ловит блоху, но глаза ему застилал кровавый туман, я рефлекторно увертывался от неловких движений, так что…

Сказки учат нас, что самый легкий способ расправиться с драконом – отрубить ему голову. Не знаю, возможно, это действительно хорошо действует на драконов-лилипутов, но отрубить голову вот этому диплодоку… С его-то шеей-баобабом! Для этого нужно быть по меньшей мере великаном – обычный рыцарский меч окажет на этот ствол не больший эффект, нежели перочинный ножик. Поэтому я не стал и пытаться перерезать шею – когти у меня хорошие, но отнюдь не такие длинные.

Вместо этого я вонзил ему в подбородок хвостовое жало.

Эх, надо было сделать это еще внутри! Потому что новая боль, смачно приправленная смертельным ядом, заставила дракона забиться в судорогах. Я чудом удержался, вцепившись в чешую всеми когтями, но чувствовал себя, как матрос на мачте во время шторма. Хорошо еще, Рабан благоразумно притаился где-то в глубине – во время сражения я уж точно не нуждался в его комментариях!

В пещере было жарко, как в доменной печи – от злобы и боли дракон раскалился, то и дело выдыхая клубы дыма. Я почти ничего не видел – даже мое зрение не могло пробиться сквозь этот дым. Оставалось полагаться на слух и направление.

Да, направление! Наконец-то я оценил его по достоинству – оно помогало мне вслепую увертываться от драконьих когтей и зубов, одновременно нанося удары как раз в те места, которые в данный момент оказывались незащищенными. Таким образом я несколько раз ударил в горло, повредил ноздри, после чего ящер стал дышать с жутким хрипом… а в конце концов раздалось тихое бульканье, и на меня потекло что-то студенистое.

По-моему, это был глаз.

Конечно, и мне доставалось. Направление направлением, но когда ты находишься в эпицентре озверевшего дракона, выйти целым и невредимым не получится. Один из его боковых ударов переломил мою левую среднюю руку, как сухую щепку. Левое крыло тоже оказалось обломанным и висело на ниточке, а хитин на правой половине головы лопнул и разошелся подобно трещине в земле.

И все-таки победа осталась за мной!

Скорее всего, наконец-то подействовал яд. В пылу боя я рефлекторно бил хвостом, не обращая внимания, попадаю ли куда-нибудь, или яд тратится вхолостую. Кислотой я тоже один раз плюнул, но на чешую ящера она оказала не слишком серьезное действие, и я не стал понапрасну расходовать заряды.

Это хорошо для мягкой человеческой плоти…

В общем, что бы ни стало решающим, дракон как-то жалобно всхлипнул и начал заваливаться на бок. А вместе с ним и я. Мне невольно пришел на ум Давид, победивший Голиафа – с той только разницей, что Давид все же не был во столько раз меньше противника.

Или был?.. В Библии указывались их параметры, кто в курсе?

– Патрон, может, прихватить голову? – предложил Рабан. – Ну, вроде подтверждения, что ты его убил?

– Угу. Сейчас, пригоню пару экскаваторов, и потащим ее. Ты что, сдурел, – она же тонны две весит, эта башка! Нет уж, хватит с короля и дочери… кстати, а где она?

Я сильно опасался, что она не выжила в этом шторме. Много ли надо обычному человеку? Один раз заденет драконьим хвостом, и все – династия прервалась.

Но нет – направление ясно говорило, что ее высочество по-прежнему живы и неплохо себя чувствуют. Когда дым частично рассеялся в воздухе, а частично ушел в дымоход, я увидел ее – забаррикадировавшуюся за всем своим имуществом и испуганно взирающую на меня.

– Патрон, ты много сил растратил, подкрепиться надо, – посоветовал Рабан. – Драконье мясо не ядовито…

– Угу. Вода есть? – спросил я у королевны.

Она робко кивнула и протянула небольшой медный кувшинчик.

– Маловато…

Большую часть я выпил. Остальное вылил себе на голову – хотя бы слегка избавиться от грязи, и то хлеб. Насекомые, вон, все время чистятся, а я чем хуже?

Организм в самом деле яростно требовал пищи, и я решил последовать совету Рабана. Драконье мясо не отличалось изысканным вкусом, зато его было очень много, и оно было свежим. Вкус, конечно, нестандартный… Вероятно, самый близкий земной продукт – лягушачьи лапки, но я их никогда не ел. Да и то вряд ли – где лягушка, а где дракон!

Схряпав килограммов семь-восемь, я сыто отрыгнул и с удовольствием взглянул на свою поломанную руку. Ничто уже не указывало на то, что ее вообще ломали – отличная рука, совершенно целенькая. Крыло тоже практически зажило. Вот только перепонка… Самое уязвимое место – медленнее всего регенерирует. Похоже, снова придется денек-другой походить пешком.

Насчет того, что королевна воспользуется моим завтраком и попытается улизнуть от такого «спасителя», я ничуть не беспокоился. Направление и Рабан внимательно следили за ней. Да и то – куда ей бежать? Главный выход закрыт камнем, а чтобы выйти через второй, нужно альпинистское снаряжение или когти яцхена.

– Еще вода есть? – на всякий случай спросил я, насытившись.

Лорена молча покачала головой.

– Плохо. Ну ладно, давайте знакомиться. Я странствующий рыцарь из волшебной страны на другом конце радуги, а зовут меня… Яцхеном, полагаю. Ваш придворный маг попросил меня освободить вас из лап огнедышащего дракона. Что я и сделал.

– Меня?.. – тупо переспросила королевна.

– Вас, миледи. Вы ведь Лорена, так? Или я ошибся, и вы не она? Жаль, тогда придется разыскивать настоящую…

Я сделал вид, что собираюсь уйти. Королевна мгновенно представила, каково будет остаться в наглухо запечатанной пещере наедине с колоссальным трупом, и моментально решила, что каким бы чудовищем я ни был, хуже, чем здесь, ей не будет.

– Нет-нет, я она самая! – гордо подбоченилась она. – Благодарю тебя… рыцарь. Я не забуду того, что ты для меня сделал… и мой отец тоже не забудет.

– Надеюсь. Мне обещали тысячу краунов за ваше спасение.

– Что-о?!! – Глаза Лорены возмущенно округлились. – Всего тысячу?! Мой жадюга-папаша назначил такое крохотное вознаграждение?!

– Нет. Вообще-то вознаграждение стандартное – ваша рука, а после его смерти – трон. Только вот… ну вот вы бы хотели, чтобы это все получил именно я?

– Понимаю… – слегка отшатнувшись, поморщилась Лорена. Она изо всех сил старалась не смотреть на мое лицо, да и ниже тоже, так что ее взор блуждал где-то полуметром сбоку. – Может быть, тогда ты вытащишь меня отсюда? Я уже два месяца не покидала эту чертову… о святой Йезус, прости меня за богохульство. Хочется увидеть солнышко… – виновато поморгала она.

– Хочется, увидите. – Я попытался пожать плечами, но из этого ничего не вышло. – Залезайте на спину, полезем…

– Как?.. А разве… ну, есть же главный выход…

– А у вас хватит сил, чтобы отодвинуть эту глыбу? Тогда пожалуйста – я и сам не возражал бы воспользоваться именно этим выходом.

Ее Высочеству явно не хотелось залезать мне на спину. Мало того, что я выгляжу, как картинка Дали, так еще и весь перемазан драконьей кровью и внутренностями. А что же вы хотите – всего четверть часа назад я сидел у него в животе!

И все-таки пришлось ей отодвинуть брезгливость на задний план. Выбраться ей хотелось сильнее.

Тем не менее, женская смекалка побудила ее накрыть мою спину одеялом, и уж затем только садиться. Она хотела за что-нибудь ухватиться, но я предупредил ее желание, цепко обняв ее за пояс нижними руками. Две другие пары я использовал для того, чтобы вскарабкаться по стене.

– А мы не застрянем? – на всякий случай уточнила королевна, оказавшись в драконьем дымоходе.

– Не должны… – не слишком уверенно ответил я. – Рабан, мы не застрянем?

– Что такое? – тут же вскинулась Лорена. – С тобой еще кто-то?

– Нет, я… – я задумался, как объяснить, кто такой Рабан, да и нужно ли это вообще? Вряд ли средневековая девица, пусть даже принцесса, сможет понять, кто такие мозговые паразиты керанке. – Это святой, который мне покровительствует.

– Точно, святой… – хмыкнул Рабан. – Другой на моем месте давно бы саморазложился от такой жизни…

– А что, в мире демонов тоже верят в Господа нашего? – удивилась Лорена.

– Да как сказать…

Самое меньшее, чего мне сейчас хотелось – это затевать теологический диспут. Мне вполне хватало узкой темной дыры и груза на закорках. Все-таки, вверх лезть гораздо труднее, чем вниз, хотя альпинисты утверждают обратное.

Кое-как я все же вытащил эту кралю наружу. Конечно, после этого мне пришлось еще и спускаться вниз по скале, и это тоже было нелегко. Жаль, что крылья не работают. Конечно, перепонка у меня тоже очень прочная, но колеса разогнавшегося поезда или зубы громадного дракона – это, скажу я вам…

– Все, миледи, слезайте.

Лорена отцепилась и недоверчиво осмотрелась. Мы стояли на том самом месте, где я впервые увидел дракона. Только теперь понять, что буквально в паре метров начинается его пещера, было затруднительно – вход наглухо перекрывал валун.

– А где твой конь? – неожиданно спросила королевна.

– Какой еще конь?

– Как это «какой»? Самый обычный конь, рыцарский. Только не говори, что ты пришел пешком – до столицы неделя пути!

– Ваше высочество, вы только что слезли с моей спины. Вы не заметили там двух необычных наростов, которые обычно принято называть крыльями? Конечно, после пребывания в драконьем животе они работают не очень хорошо, и на какое-то время мне придется забыть о передвижении по воздуху, но сюда я добрался всего за час.

Лорена озадаченно замолчала, очевидно, силясь понять, что я ей только что сказал. Я воспользовался ее состоянием, и мысленно спросил у Рабана:

«Есть идеи, как нам побыстрее добраться до Дваглича?»

– Можно подождать денек, пока твои крылья не заживут.

«Не пойдет, ее высочество мне за такое предложение горло перегрызет. Да еще, не дай бог, очередной рыцарь припрется – спасать».

– Тогда можно дойти до ближайшего города и украсть лошадей.

«Почему украсть, а не купить?»

– Так у нас денег же нет.

– Ваше высочество, у вас есть деньги? – тут же спросил я.

– Нет… а зачем?

– Лошадей купить. Вы же не хотите топать пешком до самой столицы?

– Что за глупость! – фыркнула королевна. – Я – дочь короля! Я могу взять бесплатно любую лошадь, какая мне приглянется, и ее владелец будет просто счастлив! Должен быть, по крайней мере…

– Ах вот какие у вас порядки… Тогда все в порядке. Хм-м, каламбур получился…

– А мы сможем перебраться через это болото? – Лорена тоскливо окинула взором безрадостные просторы гигантской трясины. – Я ужасно боюсь утонуть…

– Ну, если за вами чуть ли не каждый день являлся очередной спаситель, а некоторые и коней умудрялись протащить, путь должен быть, – резонно заметил я. – Думаю, найти его будет нетрудно…

Для обнаружения пути я попробовал воспользоваться чувством направления. И был приятно удивлен – в моей голове словно сама собой нарисовалась безопасная тропка через болото.

– Идите прямо за мной, ваше высочество, и не провалитесь, – гордо двинулся вперед я.

Королевна послушно семенила следом и только тихо ойкала, когда в очередной раз погружалась по щиколотку. Ее платье и так не сияло чистотой (за два месяца в драконьей пещере любой наряд превратится в лохмотья), а теперь и вовсе больше походило на униформу какой-нибудь поломойки.

– Рыцарь… то есть, Яцхен, а ты когда-нибудь видел Ррогалдрона?

– Я же только что его убил, – непонимающе обернулся я.

– Да нет! Дракона звали Рроулин, а я спрашиваю про Ррогалдрона.

Признаться, я уже подзабыл, как звали этого ящера. Но кто тогда такой этот Ррогалдрон?

– Ррогалдрон – один из Темных Падишахов Голюса, одного из соседних Темных миров, – любезно пояснил Рабан. – В местной мифологии исполняет обязанности Сатаны – Самый Главный Злодей. Считается повелителем всех демонов. Мерзкое место этот Голюс – мы там один раз были…

– Я никогда не встречался с Ррогалдроном, – честно ответил я. – И я ему не служу. Я вообще никому не служу.

– Кроме моего отца, – фыркнула королевна. – Не могу поверить, что епископ разрешил послать на мое спасение такого, как ты!

– Вообще-то, епископ обо мне ничего не знает.

– Не может быть! – не поверила Лорена. – Отец не посоветовался с епископом? Не верю!

– Ваш батюшка тоже ничего обо мне не знает. Магнус Рыжебородый отправил меня на свой страх и риск.

– О-о-о! – уважительно протянула королевна. – Надо будет поощрить нашего придворного мага – единственный во всем королевстве додумался до чего-то путного! А твои крылья еще долго будут заживать?

– День-два… а что?

– Да ничего… просто было бы очень эффектно вернуться в столицу верхом на демоне! Епископ бы дерьмом изошел!.. Ой, прости меня, Господи, за сквернословие…

– Я вам не верховое животное, – холодно ответил я. – Мне не нравится, когда на мне ездят.

– А кому нравится? – пожала плечами королевна. – Но раз уж Магнус подчинил тебя, придется выполнять мои приказы… кстати, носить меня на плечах – великая честь!

– Избавьте меня от такой чести, миледи. К вашему сведению – ваш маг меня не подчинял, а всего лишь нанял. Если у меня будет с вами слишком много возни, я просто швырну вас в болото и отправлюсь домой.

По-моему, мне хорошо удался скучающий тон. Я слышал, что самые хорошо действующие угрозы как раз и произносятся вот так – скучно и обыденно, без лишних эмоций. Хотя на королевну это нисколько не подействовало – она только гордо задрала свой очаровательный носик.

Да уж, намучается с ней будущий муженек, кем бы он ни был. Да и дотембрийцам не позавидуешь – заполучить такую девицу в королевы радости мало.

– Ой, кто это? – вдруг пискнула та, о которой я только что думал. – Вон там!

Я неохотно посмотрел туда, куда она указывала. Прямо в сердце топи мчался, разбрызгивая литрами грязь, один из тех рыбожаболюдей, которых Рабан назвал мурлоками. Я позавидовал его перепончатым ногам – с ними он мог не бояться утонуть. Мои, с острыми когтями, напротив, только и норовили погрузиться поглубже.

– Мурлок, – ответил я, заметив, что Лорена все еще ждет ответа. – Всего лишь…

– Фу, гадость! Ненавижу этих тварей!

– Это расизм, – почему-то обиделся я. – Нельзя ненавидеть кого-то только за то, что он не такой, как ты.

– Только не мурлоков! – решительно отказалась Лорена. – От них воняет, и разговаривать они не умеют! Вот цверги мне нравятся, а эльфы так просто прелесть!

«Рабан, кто еще живет в этом мире, кроме драконов, эльфов и прочего зверинца?»

– Огры, тролли, гномы, гоблины, гнолли, горгульи, а на других материках есть еще сфинксы, трегонты, кобны, эндерии, песиглавцы и каменные великаны. Кстати, патрон, ты обратил внимание, что за тем мурлоком гонятся?

– Гонятся? – вслух переспросил я, напрягая зрение. – Кто?

– Не вижу… – растерянно ответила Лорена. – Какие-то фигурки. Может, охотники?

Мои очи наконец-то справились с расстоянием, позволив отчетливо увидеть тех, кто гнался за мурлоком. Увиденное мне не понравилось.

Их было двенадцать, ни больше, ни меньше, причем один раза в полтора крупнее остальных. Они неприятно напомнили мне оживших мертвецов с базы «Уран», а приглядевшись, я понял, что это они и есть. Нет, конечно, не те же самые – откуда бы им здесь взяться?

К тому же имелись явные отличия. Так, эти твари предпочитали передвигаться на четвереньках, кожи на них явно не хватало, зато когти были даже чересчур длинными. Ну а зубы так и вовсе выпирали изо рта так, что тот не закрывался.

– Гхолы, – брезгливо фыркнул Рабан. – Мерзкие создания. Они трупоеды, живут на кладбищах и питаются падалью.

«Так почему же они гонятся за этой жабой? Не очень-то он похож на труп…»

– Видать, сильно изголодались. Если гхолов соберется много, они нападают и на живых, хотя все равно предпочитают кого послабее…

– Ой, это же гхолы! – взвизгнула Лорена, естественно, не слышавшая ни слова из нашего «разговора». – Бежим отсюда, бежим! Нянька мне рассказывала… неважно, бежим!

– Не бойтесь, миледи, бежать не потребуется, – хмуро отрезал я. – Ждите здесь.

Летать пока еще не получалось, но крылья достаточно окрепли, чтобы взмахивать ими, помогая поддерживать мое и без того очень легкое тело над трясиной. Я делал гигантские прыжки, подпрыгивая метра на три-четыре в высоту и опускаясь плавно, как на парашюте.

Конечно же, я настиг мурлока и гхолов очень быстро.

Мурлок мне явно не обрадовался. Похоже, этот зашуганный народец терроризировали все, кому не лень, и он решил, что подмога пришла как раз к гхолам. У него было небольшое копьецо, но он и не пытался отбиться от своих преследователей – шансов у него было маловато.

Гхолы, напротив, обрадовались – скорее всего, приняли меня за дополнительный корм, который был так любезен, что явился сам. Тот, что был крупнее остальных, даже довольно пробасил:

– Куша-ать! Хо-орошо! Вку-усно!

– Рад за тебя, – согласился я, перерубая ему шею.

Шеи у гхолов оказались необычайно тонкими – тоньше моей руки. Зато небывало прочными – казалось, что они состоят из одного только позвоночника, на котором каким-то образом держится все остальное.

Увидев, что я прикончил их вожака, мертвяки возмущенно заухали и набросились на меня всем скопом. Их зубищи яростно царапали мою броню, но силенок им явно не хватало. Дракон Рроулин в одиночку смог бы перебить пять-шесть сотен гхолов, а я справился и с ним.

В общем, через какое-то время все гхолы валялись обезглавленными, а я отделался парой случайных царапин – один из маленьких трупоедов кусался так злобно, что ему таки удалось слегка надорвать хитин.

Мурлок испуганно сжался, когда я обратил внимание на него. Убежать он и не пытался – понимал, что я легко его догоню. Я с максимально миролюбивым видом убрал когти в пазухи и продемонстрировал безоружные руки. Мурлок недоверчиво поморгал огромными выпуклыми глазищами, а потом до него, видимо, дошло, что я не собираюсь на него нападать. Он что-то возбужденно залопотал на каком-то квакающем диалекте, а затем низко поклонился и подал мне свое копье.

– Не надо, оставь себя, – усмехнулся я, отвергая этот жалкий дар.

Мурлок явно огорчился и снова попытался всучить мне эту деревяшку.

– Не обижай его, патрон, – укоризненно сказал Рабан. – Ты же ему жизнь спас – он должен отдариться. По их вере, если ты у него что-нибудь не возьмешь, он все равно скоро умрет.

– А-а-а, тогда давай. А больше у тебя ничего нет – монетки, например, или хоть пуговицы? Понимаешь, мне эта твоя пика ну совсем без надобности…

Мурлок наклонил голову, безуспешно пытаясь понять, о чем я говорю. Хотя тому, что я все-таки согласился взять копье, он очень обрадовался – еще раз поклонился, а потом попытался перекувыркнуться через голову, но плюхнулся в грязь.

– Ладно, бывай.

Это мурлок понял. Он поклонился в последний раз и спрыгнул с тропинки, по-лягушачьи поплыв куда-то в сторону. Я проводил его взглядом, а затем поскакал обратно, к терпеливо ожидающей меня королевне. По пути я встретил довольно крупный бочажок относительно чистой воды и не удержался от искушения искупаться.

– Знаешь, патрон, нам бы не мешало обзавестись новой одеждой, – грустно констатировал Рабан, одновременно со мной осматривая меня со всех сторон. – Эти одинокие тряпочки можно назвать одеждой только с о-очень большой натяжкой.

– Будет возможность – обзаведемся. А пока что мне и так неплохо.

Лорена встретила меня очень странным взглядом.

– Оказывается, демонам тоже не чуждо благородство… – медленно произнесла она.

– Иногда. Когда есть такая возможность. Полагаю, нам следует двигаться, миледи, – начинает смеркаться, а я бы хотел выбраться из этого болота до темноты.

– А ты неплох в драке! – одобрительно крикнула мне вслед королевна. Она даже снизошла до того, чтобы похлопать меня по спине – теперь та стала чистой и прикасаться было уже не так противно. – Не хочешь пойти ко мне в телохранители?

– А разве у вас нет телохранителей?

– У меня?! У меня их было четверо! – недовольно фыркнуло ее высочество.

– Было? Подразумевается, что теперь уже нет?

– Когда… когда Рроулин меня похищал, он убил троих из них. Они защищали меня и…

– А что же стало с четвертым?

– Этот жалкий трус бросил меня и сбежал! – возмущенно повысила голос Лорена. – Каков мерзавец, а?!

– Но разве он мог что-нибудь сделать?

– Он мог погибнуть с честью! А теперь умрет с позором – как только я доберусь до столицы, – равнодушно закончила королевна. – А все-таки – чего ради тебе понадобилось защищать эту вонючую жабу?

– Во-первых, мне не нравится, когда дюжина нападает на одного, – подумав, ответил я. – Во-вторых, я с самого рождения ненавижу ходячих мертвецов…

Я не стал уточнять, что это самое «рождение» произошло считаные дни назад. Бурное у меня младенчество, не правда ли?

– Затем, существуют чисто прагматические соображения. Скоро стемнеет, нам придется остановиться на ночлег, а где гарантии, что эти гхолы, покончив с мурлоком, не отправились бы на поиски новой добычи? Мне бы не хотелось проснуться от вашего предсмертного крика, миледи…

Миледи жалобно сглотнула, представив себе такой вариант.

– К тому же в итоге я обзавелся этим копьем…

– Зачем тебе это убожество? – насмешливо хмыкнула королевна.

– Мне?.. Мне-то ни к чему, просто никак нельзя было отказаться. Может быть, вам пригодится – все-таки оружие?

Лорена немного поразмыслила, а потом милостиво кивнула и забрала эту пику себе. Действительно, копьецо было скорее женским – очень легкое и очень короткое. Оно больше напоминало удлиненный дротик, нежели копье.

Глава 14

Мы прошли едва ли пять километров, а ее высочество уже вконец изнылось.

– Я устала! Я есть хочу! Я королевна Дотембрии – я не привыкла так много ходить! Да остановись ты наконец, трехглазая обезьяна!!!

– Я не обезьяна! – почему-то обиделся я. – Я яцхен! Миледи, потерпите еще чуть-чуть – дойдем до того леска и сделаем привал.

– А поесть?

– А вот с этим хуже… – Я с сожалением развел верхними и средними руками. – Конечно, я могу поймать для вас зайца или белку, но вряд ли вы согласитесь есть сырое мясо, а огонь развести нечем…

– А разве ты не умеешь дышать огнем? – недоуменно наморщила носик Лорена.

– Я не дракон, я демон. Не все демоны огнедышащие. Зато я умею плеваться ки… ядом.

– Ты совершенно бесполезен!

У самой опушки леса мы наконец-то натолкнулись на межу, разграничивающую Дотембрию и ничейные Земли. Оказавшись под зелеными, успокаивающе шелестящими над головой сводами, я слегка расслабился. В лесу я чувствовал себя куда лучше, нежели на открытом пространстве. Хотя бы потому, что я все время инстинктивно ожидал появления в небе колоссальной туши Рроулина.

Да, я его убил и даже частично съел, но все-таки…

Худо-бедно вопрос с ужином все же решился. Мы наткнулись на ореховые кусты, и Лорена слегка утолила голод. Я же, не мудрствуя лукаво, выковырял из-под корней престарелого ежа и сожрал его вместе со шкурой. На то, что вкусом этот еж больше всего напоминал грязную мочалку, я постарался не обращать внимания. На иголки – тоже.

– Отдыхайте, ваше высочество, я постерегу ваш сон, – как можно более вежливо предложил я.

Лорена что-то недовольно пробурчала, но у нее уже слипались глаза. Спустя всего десяток секунд она тихо посапывала, не обращая внимания, что лежит прямо на лесной траве, отнюдь не мягкой и не чистой. Впрочем, два месяца в драконьей пещере должны были хотя бы отчасти отучить ее от удобств королевского дворца.

– Патрон, тебе тоже нужно поспать, – встревоженно сообщил Рабан. – Тебе вредно так долго бодрствовать. Давай я тебя усыплю, а?

– А кто будет сторожить?

– Да я! Делов-то – на стреме постоять. Если что, я тебя разбужу.

– Как ты будешь на стреме стоять? – устало поинтересовался я. – Вот я усну – что ты увидишь, кроме моего сна?

– Все увижу, – не согласился Рабан. – Патрон, у тебя же глаза не закрываются. А еще есть уши и направление. Все, дискуссии окончены, я тебя усыпляю. Мне совсем не нужно, чтобы ты загнулся от усталости – я жить люблю.

Проклятый мозговой паразит! А больше я ничего и не успел подумать – сознание резко отключилось. И тут же снова включилось – на сей раз этот мерзавец не дал мне даже сна посмотреть.

– Сколько я спал?

– Четыре часа с четвертью. Да не волнуйся, патрон, наша спасенная все равно дрыхнет без задних ног, так куда нам торопиться?

– В чем-то ты прав, конечно…

Вокруг было темно, как в бочке с маринованными огурцами. Роль огурцов в данном случае исполняли зеленые великаны, окружающие нас со всех сторон. Лорена и вправду спокойно спала, подложив под голову ладонь, и я успокоился.

– Патрон, а куда отправимся, когда восстановим тебе память?

– Ты меня спрашиваешь? По-моему, это ты должен сказать – ты же у нас знаток по межмировым путешествиям. Вот, к примеру, этот Голюс – как он выглядит?

– Не дури, патрон! – возмутился Рабан. – Ты еще в Ад предложи отправиться! В Темных мирах нам делать нечего! А в Светлые нас не пустят…

– А какие еще есть? Ну вот из этого мира, к примеру, – куда мы можем отправиться? Одним шагом?

– Одним… У этого мира пять Темных соседей – Голюс и еще четверо. Светлых… Светлых четыре. И… да, тридцать с чем-то обыкновенных. Плюс анклавы – Миргород и еще несколько. Еще, конечно, есть вторичные миры…

– А это что такое?

– Вторичный мир прикреплен к первичному, – охотно объяснил Рабан. – Он не может существовать сам по себе, и в него можно попасть только из его… ну, хозяина, что ли… У каждого мира есть несколько вторичных миров – Мир Мертвых, и все в таком роде… Эй, патрон, а ты меня слушаешь?

– Да-да, продолжай… – зевнул я.

– Ну и ладно, как знаешь.

Неожиданно я сообразил, что у нас гости. Точнее, не у нас, а у меня – уже конкретно задолбавший Серый Плащ. Он стоял рядом с деревом и равнодушно смотрел на нас с принцессой. На сей раз он, к счастью, не пытался строить пакости.

– Что ты ко мне привязался? – с трудом сдерживаясь, прохрипел я. – Что я тебе такого сделал?

– Странный он какой-то, патрон, – поделился Рабан, глядя на серую фигуру сквозь мои глаза. – Мы с Волдресом никогда ничего такого не встречали.

Я нашарил рядом с собой булыжничек покрупнее и швырнул в Серого Плаща. Тот довольно укоризненно посмотрел на меня сквозь маску и исчез.

– Вот так-то… – ухмыльнулся я, укладываясь поудобнее.

Королевна проснулась, когда уже совсем рассвело. Вообще-то, она бы спала и дальше, но какая-то птичка, очевидно, приняла ее ухо за норку вкусного червяка.

Иначе с чего бы ей так старательно в нем ковыряться?

– На завтрак опять орехи? – мрачно осведомилась Лорена, высказав все, что думает обо всех пернатых, особенно о таких безмозглых.

– Если не побрезгуете, ваше высочество, я нашел улей с сотами… – ухмыльнулся я.

Надо было видеть, с каким аппетитом королевна облизывала пальцы, испачканные в меду. А я думал – рассказывать ли ей, что этот улей я отобрал у медведя, крайне раздосадованного тем, что он остался сегодня без завтрака?

– Твои крылья еще не зажили? – требовательно вопросила королевна, когда с медом было покончено. – Мне надоело идти пешком – я дочь короля!

– Знаем, выучили, – кисло буркнул Рабан. – Что еще интересненького скажешь?

Мне пришлось дать этой недоверчивой девице самой ощупать перепонку на крыльях, чтобы она убедилась, что крылья все еще в нерабочем состоянии, и сегодня, как и вчера, ей придется топать на своих двоих. По-моему, этот факт вызвал у нее серьезную обиду на все человечество.

Примерно через полчаса пути по лесу я услышал приглушенное пение. Будь мы с Рабаном одни, я, вероятно, обошел бы поющего по широкой дуге, но вряд ли мне удалось бы убедить Лорену свернуть с более-менее удобной тропы и двигаться сквозь непролазные буреломы. Так что я благоразумно промолчал, понадеявшись, что этот человек, кем бы он ни был, уйдет сам.

Это оказался лесоруб. Скорее всего, он делал перекур, почему я и не слышал стука топора. Но когда мы вышли на поляну, он снова начал работать.

– Здравствуй, добрый человек, – холодно поприветствовала его королевна. – Скажи – далеко ли до столицы?

Мужик опустил топор и неторопливо обернулся взглянуть на свою собеседницу. Он даже начал открывать рот, чтобы поздороваться в ответ. А потом увидел меня.

– А-а-а-а-а!!! – завопил он. – Демон! Убей меня громом, это демон! Помогите!!!

Он бросил топор и помчался наутек. Только пятки сверкали, да слышался все более затихающий вопль «Демон!».

– Прикажете догнать, миледи? – деловито спросил я.

– Зачем? – недоуменно глянула на меня королевна.

– Логика мне подсказывает, что в скором времени этот тип достигнет своей деревни, или где он там живет, переполошит там всех, а потом заявится сюда вместе с целой оравой крестьян с вилами и кольями.

– И что?

– Скорее всего, они попытаются меня убить. Мне бы этого не хотелось.

– Чушь! – презрительно фыркнула Лорена. – Да я просто скажу им, что ты мой слуга!..

– Простите, миледи, но учитывая мою внешность, им вряд ли будет дело до того, что я чей-то там слуга. Скорее всего, они пожелают убить и вас также – насколько я знаю, местная церковь крайне неодобрительно смотрит на сатанистов.

– Что за чепуху ты мелешь?! Я королевна Дотембрии! Я могу делать все, что захочу, и церковь мне не указ! Я прикажу этим смердам дать нам коней и провизию, а затем…

– Вот как? Ваше высочество, а вы уверены, что сможете доказать этим крестьянам, что вы именно та, за кого себя выдаете? Где ваша корона? Где какие-нибудь украшения? Где хотя бы приличное платье? Я сомневаюсь, что в этой глуши найдется кто-нибудь, кто узнает вас в лицо. Нет уж – на данный момент вы всего лишь подозрительная девица, якшающаяся с демоном…

Лорена обиженно надулась и засопела. По-моему, ей ужасно хотелось расплакаться, и удерживало ее только осознание своего королевского достоинства.

– Так что же нам делать? – наконец спросила она.

– Мне приходит в голову только два варианта. Можно подождать разъяренную толпу здесь… полагаю, что смогу справиться со всеми, сколько бы их ни заявилось…

Лорена окинула меня задумчивым взглядом, а затем медленно кивнула. Похоже, она была согласна, что целая толпа простолюдинов с кольями не сможет одолеть даже одного-единственного яцхена.

– А другой вариант?

– Мы можем свернуть с тропы. Я демон… я чувствую людей на любом расстоянии, так что мы легко сможем ускользнуть от них. Если не возражаете – лесоруб оставил нам свою корзину с обедом. Думаю, там найдется кое-что повкуснее лесных орехов.

Лорена брезгливо наморщила носик, видимо, представляя, что там в лукошке у дровосека.

– Думайте побыстрее, миледи. Тот, что оставил нам эту корзину, уже на полпути к деревне. Интересно… да, он до сих пор орет. По-моему, ему не мешало бы провериться у психиатра.

– Я согласна на второй вариант, – снисходительно кивнула Лорена, уже копаясь в чужой корзинке.

Кое-как я продрался сквозь непролазную чащу. Когти работали на манер мачете, прорубая аккуратную тропинку. Конечно, по этой дорожке отыскать нас было легче легкого, но, по-моему, точно так же выглядят и медвежьи тропы, а их в этом лесу хватало.

Королевна неохотно топала сзади, с брезгливой миной ковыряясь в украденной корзинке.

– Хлеб… почти сырой, между прочим. Если б наш придворный пекарь так пек хлеб, отец давно бы повесил его на воротах! – возмущенно сообщила она. – Сыр… фу, какая гадость! Настоящий сыр пахнет совсем не так! Копченое мясо… должно быть, этой свинье было лет пятьдесят. И бутылка с… пивом?! Короли не пьют пиво!

– А яцхены – пьют, – оборвал ее я, выхватывая бутылку. – Да, до «Балтики» этой бурде далеко, конечно…

– А почему я должна тащить эту корзину? У тебя целых шесть рук – вот ты и неси ее!

– У телохранителя руки должны быть свободными. Что если на вас кто-нибудь нападет?

– Если на меня кто-нибудь нападет, разрешаю ее бросить. Послушай, а мы не заблудились?

Я сверился с направлением. Лесоруб, всполошенный нами, по-прежнему находился там же, где и четверть часа назад, и его по-прежнему окружали люди. Десятка два, если не ошибаюсь.

– Говорят, мох на деревьях растет с северной стороны… – рассуждала вслух Лорена. – Проверим-ка… Странно, если верить этим деревьям, у нас со всех сторон север! Не знаешь, почему это так?

Я ее не слушал. И Рабана я тоже не слушал – а он уже довольно давно бормотал что-то насчет того, что если мы принесем королю одну лишь голову дочери, то все-таки можем получить часть награды. Вместо этого я пытался с помощью направления начертить в голове карту королевства Дотембрия и проложить на ней путь от столицы до той точки, где мы сейчас находились. Получалось не очень-то, но я не сдавался.

– Эй ты, исчадье Тьмы, ты меня слушаешь, или как?! – возмущенно стукнула меня по плечу королевна.

– Угу. Миледи, к «демону» я уже как-то привык, но против «исчадья Тьмы» решительно возражаю. Я же вас не обзываю…

– Попробуй только! Я королевна – не забывай!

– Угу. Полагаю, если вы повторите это еще двести или триста раз, я запомню еще лучше. Скажите, миледи, вы не слишком устали?

– Да, устала, – подозрительно быстро согласилась Лорена. – А твои крылья еще не зажили?

– Пока еще нет…

Если честно, я и сам с нетерпением ожидал момента, когда наконец-то смогу взлететь. Мне осточертело препираться с этой девицей, все достоинства которой исчерпывались удачно выбранными родителями. Нет, конечно, у нее были и другие достоинства, и их не заметил бы только слепой, но достаточно было десяти минут, чтобы понять, что красота королевны Лорены просто меркнет по сравнению с ее же стервозностью. Помню, знавал я одну такую барышню…

Что-что?!!

Действительно, в голове всплыл образ, явившийся, без сомнения, откуда-то из глубин памяти. Могу поклясться, что с тех пор, как я стал яцхеном, я не встречал никого даже отдаленно похожего на эту смазливую шатенку. Если только его не навеял Рабан…

– Никак нет, патрон, – тут же отказался керанке. – Только, по-моему, это не память, а направление…

– Угу… То есть как это?

– Да просто. Вот ты сейчас этого дровосека представлял – может, она сейчас рядом с ним стоит, вот ты ее и увидел…

– Угу. Нет, погоди. А откуда я знаю ее голос? Я прямо слышу, как она говорит…

– Направлением можно и слышать, а не только видеть.

– А что насчет характера? Откуда я знаю, что она редкостная стерва?

– Э-э-э, патрон, твое направление и не такое может подсказать, – хмыкнул Рабан. – Ты даже не представляешь, какие у тебя возможности – любой сыщик отдал бы правую руку за такую способность. К примеру, если бы ты глядел получше, ты бы знал, что метров через сто будет какой-то домик. Развалюха…

Домик… Конечно, если полуразрушенную церковь можно назвать домиком… А это без сомнения была церковь.

– Часовня посреди леса? – удивилась Лорена, дожевывая копченую свинину. – Что она здесь делает?

– Мне кажется, это очень старая часовня… кстати, скорее уж церковь, чем часовня. Видимо, она здесь еще с тех времен, когда поблизости была какая-нибудь деревня…

– Да здесь отродясь ничего такого не было! – фыркнула королевна. – Посмотри сам – вокруг один только лес!

– Тогда не знаю. Но думаю, стоит посмотреть, что внутри.

– Согласна, – милостиво кивнула Лорена и отворила хлипкую дверцу.

Она вылетела оттуда, как ошпаренная кошка. Глаза у нее были выпучены, нос она зажимала обоими руками, а выражение лица…

– Что там? – всерьез заинтересовался я. – Трупы?

– Бет, – прогнусавила девушка, все еще зажимая нос. – Болько гапах групов. Прохто хуть, хахая вонь! Э ходи буда!

– Угу. В смысле – так уж получилось, что у меня нет носа, так что запахи для меня совершенно не страшны. А вы подождите здесь, миледи.

Лорена явно была не согласна, но спорить таким невнятным голосом не получалось, поэтому она только возмущенно помотала головой. А я вошел внутрь.

– Патрон, а тут действительно пахнет, – сообщил Рабан. – Если задействуешь направление – убедишься.

– Спасибо, верю на слово.

Возможно, когда-то это здание и правда было католической церковью. Но теперь… теперь оно скорее напоминало небольших параметров свалку. Алтарь был повален и валялся на боку, скамейки поломаны, как будто здесь прошлась целая армия вандалов. Значительная часть этих самых скамеек просто отсутствовала. О иконах или чем-то подобном и говорить не приходилось – совершенно голые стены.

– Может быть, тут проводили Черную Мессу? – предположил Рабан. – Эй, патрон, обрати внимание – в подвале есть кто-то живой! Кто-то очень маленького роста… гоблин!

– Гоблин? – Мне стало интересно. – Никогда не видел живого гоблина. Пойду посмотрю.

Дверь в церковный подвал отыскалась довольно быстро. Там оказалось совсем не так пусто и безжизненно, как на поверхности. Есть некое подобие мебели, а вдоль стен штабелями стоят бутылки с… не совсем уверен, что это такое, но судя по тому, что в дальнем углу красуется самый настоящий самогонный аппарат…

А возле него ковыряется тот самый гоблин. Зеленокожий коротышка с вытянутой вперед мордочкой, одет в аккуратный костюмчик из коричневой ткани.

– Хорошо хоть, не Красная Шапка, – удовлетворенно хмыкнул Рабан. – Знаешь, патрон, пока ты спал, я почувствовал неподалеку целый отряд Красных Шапок…

– Угу. Эй, привет! – поздоровался я.

Гоблин неторопливо обернулся. Его брови удивленно поползли вверх при виде меня, но хоть не убежал с криком, и то хлеб.

– Привет, – медленно кивнул он. – С кем имею честь?

– Кое-кто называет меня Яцхеном. А ты?..

– Миркли. Гоблин, если только это кому-то не ясно. А ты не демоном ли будешь, пан Яцхен?

– Возможно… А что, ты не любишь демонов?

– Ну-у-у… – уклончиво ответил Миркли. – Судя по тому, что я о вас слышал… Скажи, пан Яцхен, а не собираешься ли ты причинить мне какой-нибудь серьезный вред?

– Например?

– Ну, мне много чего приходит в голову… Растерзать, сожрать, высосать душу… Насколько я знаю, фантазия у вас, демонов, богатая…

– Угу. То есть нет, я добрый демон… относительно добрый. А это у тебя не самогон ли? Не согласишься продать немного? Полжизни готов отдать за хорошую выпивку…

– Почему бы и не продать? – ухмыльнулся Миркли. – Я для того здесь и нахожусь, пан Яцхен, – варить и продавать, варить и продавать…

– Отлично. И в какую цену ты оцениваешь свой товар?

– Давай скажем по-другому… Сколько денег у тебя в кошельке?

Я задумался. Мне впервые пришло в голову, что пытаться купить что-либо, не имея ни единого медного гроша, – не самый умный поступок. Бартер тоже вряд ли пройдет – ни у меня, ни у ее высочества нет при себе ничего мало-мальски ценного.

Конечно, можно просто ограбить малыша – я сомневаюсь, что он сможет оказать мне достойное сопротивление, – но такой поступок мне глубоко претит. Потому что тогда я уже не буду «добрым демоном».

Молчание нарушил сам Миркли.

– Почему-то мне кажется, что у тебя нет при себе денег, пан Яцхен, – задумчиво произнес он.

– А почему ты так думаешь?

– Хотя бы потому, что тебе негде их держать. Кстати, в паре миль к западу живет мой кузен – он отличный портной. Если хочешь… хотя он тоже бесплатно не работает. Может быть, ты не откажешься оказать мне одну услугу? Так, пустячок… А я в награду уступлю тебе пяток бутылочек, а?

– Угу. Какую именно услугу, пан Миркли?

– Да мелочь… Может, ты обратил внимание, какая вонь стоит наверху?

– Обратил. Но освежителя воздуха у меня тоже нет…

– А? – не понял гоблин. – Нет, от этого запаха так просто не избавишься… Лет двадцать назад в этой церкви жил один колдун, и он один раз что-то напутал в своем заклятии, вот и… С тех пор запах не выветривается.

– А что стало с колдуном?

– С колдуном? – равнодушно переспросил Миркли. – Да там он где-то… На какой-то из стен. По-моему, лицо еще можно разглядеть. Так я к чему – первый этаж для работы совсем не нужен, только мешает. Подвал – вот все, что мне нужно. Я еще месяц назад начал копать обходной путь – докопал до самого фундамента, а дальше… Вон, я чернилами обвел, где нужно долбить. Один мой знакомый цверг обещал на днях зайти, поработать киркой, но что-то все забывает…

– Не проблема, – хмыкнул я, выпуская когти.

Что для моих когтей десяток-другой сантиметров довольно старого камня? Я резал его, как стеклорезом режут стекло. Сделав один надрез, я просунул пальцы внутрь, и начал проделывать другой, еще глубже. Этого хватило – дальше когти наталкивались уже на пустоту.

Вырезав отверстие точно по нарисованному контуру, я осторожно поднял каменный блин и положил его на свободное место. Получилось нечто вроде столешницы.

За ней открылся черный земляной проход с пробивающимся светом. Виднелись даже неряшливо вырезанные ступеньки.

– Очень-очень хорошо, – кивнул Миркли, придирчиво осматривая мою работу. – Ни шума, ни пыли, и ни одной бутылки не разбил. Пожалуй, это заслуживает даже увеличенного гонорара…

– Угу. Очень благодарен.

Признаться, я немного удивился – гоблин не производил впечатления щедрого индивидуума. Потом я сообразил – он решил на всякий случай меня задобрить. Тварь, способную голыми руками вырезать в стене дыру, лучше иметь среди друзей, чем среди врагов.

– Не стоит, пан Яцхен, не стоит… – благодушно отозвался Миркли. – Гоблин гоблину друг, товарищ и брат… хотя ты не гоблин, но все равно. Кстати, ты к нам надолго? А то у меня найдутся друзья, которым тоже не помешают твои услуги…

– Проездом, – отказался я. – Доберусь до Дваглича, а там вернусь в свой мир.

– Ну, скатертью дорога… Между прочим, пан Яцхен, Дваглич – человеческий город, а люди – самая ксенофобная раса из всех, какие я знаю.

– Это он еще с холог-юкти не знаком, – хмыкнул Рабан. – Хологи считают, что разумны только они одни, а все остальные просто им подражают, как попугаи. Между прочим, они едят людей… и всех остальных тоже.

– Но, полагаю, ты знаешь, что делаешь, – закончил Миркли, и начал отбирать для меня пузатенькие бутылки со своим варевом. – Вот. Как раз шесть штук – по одной в каждую руку.

– Угу. А из чего ты вообще делаешь свою бурду?

– Из вишен, в основном… Знаешь, когда это место еще было церковью, на заднем дворе тут рос сад… Конечно, деревья с тех пор сильно одичали, но кой-какой урожай еще есть.

– Вишневка, значит? – с понимающим видом кивнул я.

– Она самая. Собираюсь в следующем году еще пару слив посадить – мой кузен, который портной, сливянку очень уважает.

Некоторое время мы неуклюже переминались с ноги на ногу. Гоблину явно хотелось вернуться к своей булькающей печке, а мне – к ее высочеству. Но просто так взять и уйти было неловко, а вытолкать гостя – еще более неловко.

Тем более, когда этот гость – яцхен.

– Эй ты, демон!!!!

Вопль услышал не только я, но и гоблин. Только одно существо поблизости умело так разоряться, и называлось оно дочерью короля Дотембрии. Но Миркли-то этого не знал.

– Кто это? – испуганно заозирался он. – Баньши?

– Нет, всего лишь человек… Одна моя знакомая – это ее я обещал проводить до Дваглича. Я, наверное, пойду…

Миркли удовлетворенно закивал.

Лаз, прокопанный гоблином, был довольно просторным. Для гоблина. А для яцхена, то бишь для меня – жутко тесным. Так и напрашивалось сравнение с жуком в своей норке. Тем более, что и количество лап соответствовало…

– Ты не слишком-то торопился! – язвительно выпалила Лорена, когда я показался на поверхности.

Она была очень возмущена. По-моему, этому немало способствовал нож, отплясывающий у ее живота.

Нож держал гоблин. Сзади него стояли еще четверо гоблинов. И все они выглядели предельно серьезными.

Без сомнения, это были действительно гоблины. Но они не слишком-то походили на Миркли. Эти гоблины были почти на голову выше моего нового друга-самогонщика, изо рта у них торчали самые настоящие кабаньи клыки, глаза красные, словно кровь, и у каждого на голове красовался причудливой формы колпак. Тоже кроваво-красный.

Общего меньше, чем у шведа и эфиопа.

За спинами гоблинов я, конечно же, увидел Серого Плаща, и он выглядел очень довольным тем, что подстроил очередную мелкую каверзу. Впрочем, заметив, что я его заметил, он тут же улетучился.

– Красные Шапки, если не ошибаюсь? – неуверенно спросил я.

– Конечно, это они! – повысила голос Лорена. – Хотя крест на них почему-то совсем не действует!

– Это монашеские сказки, милая девушка, – прохрюкал тот, что держал нож. – Мы не демоны и не боимся ни креста, ни святой воды. А ты и есть тот самый демон-телохранитель, да?

– Угу.

– Значит, твоя девчонка не соврала, – удовлетворенно хрюкнул Красная Шапка. – Это хорошо. Что ж ты ее бросил, телохранитель? И откуда у тебя… – он сглотнул, – …столько вишневой наливки?

Я аккуратно поставил бутылки на землю. Почему-то мне казалось, что скоро мне понадобятся все мои когти.

– Я слушаю, – холодно прохрипел я.

– То есть? – не сообразил гоблин.

– Что вам угодно, паны Красные Шапки? Зачем вы угрожаете моей подруге этим ножом?

Гоблины переглянулись, недоуменно морща лбы. Их главарь немного поразмыслил, а затем сказал:

– Ничего особенного. Просто выворачивай карманы, демон, и давай нам все, что у тебя есть. Твою девчонку мы уже обыскали, у нее ничего нет, так что…

Королевна молчала, тихо шипя что-то сквозь зубы. Я надеялся, что у нее хватило ума не сообщать этим коротышкам, кто она такая.

– Ты командуешь этим… отрядом? Отрядом, с позволения сказать…

– Точно.

– А как тебя зовут?

– Хборуб Клык, – недоуменно ответил главный гоблин.

– Так вот, Хборуб… Тебя, по-моему, охотно примут во Всероссийском Обществе Тупых.

– Чего? – не сообразил Красная Шапка.

– А того. Если бы ты не был столь туп, то уже сообразил бы, что у меня нет карманов, а значит, нечего и выворачивать. Твой собрат, угостивший меня этим напитком, был куда сообразительнее…

– Миркли? А откуда тогда у тебя… – он снова сглотнул, – … наливка? Миркли редкий жмот – у него зимой снега не допросишься!

– Сторговались… Неважно – ты же видишь, взять с нас нечего. Отпусти девушку.

– Так-то оно так… – неохотно хрюкнул гоблин, – … только ведь можно вас и, скажем, в рабство продать…

«Рабан, разве в Дотембрии еще есть рабство?»

– У людей нет. А вот у гоблинов – еще как. Да и огры охотно купят такую сочную девицу… Они человечиной не брезгуют.

– Хборуб! – как мог вежливо позвал его я.

– Ась?

– Если ты не отпустишь мою подругу раньше, чем я досчитаю до трех, я начну строгать вас на холодец, – скучающе пообещал я.

– Блефуешь, демон, – недоверчиво хрюкнул Хборуб. – У тебя и оружия-то никакого нет…

У них, конечно, оружие было. У каждого на поясе висел длинный нож, за спиной – небольшой арбалет, а двое гоблинов держали еще и что-то вроде небольших алебард. У самого Хборуба кроме ножа был длинный посох с утяжеленным набалдашником.

Я демонстративно расставил ноги пошире, а затем одновременно выпустил все сорок два когтя. Вдобавок я пошире распахнул пасть и угрожающе поднял хвост. На кончике жала блеснула ядовитая капля.

– Все еще думаешь, что у меня нет оружия, Хборуб? – прохрипел я. – Раз! Два! Два с половиной…

– Эй, эй, ты чего! – взвизгнул вожак гоблинов, отталкивая от себя Лорену. Королевна немедленно закатила ему оглушительную пощечину, одним прыжком отскочила поближе ко мне и спряталась за моей спиной.

– Убей их! – яростно приказала она. – Убей немедленно!

– За что? – осведомился я.

– Они посмели угрожать мне! Мне – дочери ко… ап!

Я мягко закрыл ей рот ладонью.

– Я понимаю, что вы пережили, миледи. Но ведь все закончилось хорошо, так к чему нам лишать жизни этих Красных Шапочек?

– Шапок! – возмутился Хборуб. По-моему, сказку про Красную Шапочку в этом мире тоже знали. – Э-э-э, милостивая пани, простите нас, пожалуйста…

– Мы больше не будем! – хором взвыли остальные гоблины, бухаясь на колени и бросая свои палки.

Какая умилительная сцена… Рабан тихо хихикал где-то на задворках моего сознания, Лорена брезгливо морщила носик, а я… Мне тоже было смешно, но я старался этого не показывать. Упорно вспоминался мультик про кота Леопольда – тот постоянный момент в самом конце, где мыши умоляют кота о милосердии.

– Мы и не хотели, вообще-то… – сбивчиво забормотал Хборуб. – Вы же друзья Миркли, да? А мы и не трогаем его друзей – мы сами за наливкой пришли! Нас словно бес попутал – взяли вдруг, да и… Сами не знаем, с чего так получилось! Простите нас, пан демон!

Я-то знал, с чего это так получилось – Серый Плащ умеет подталкивать людей… ко всему подряд. И гоблинов, как выясняется, тоже умеет.

Но не рассказывать же королевне об этом – еще подумает чего нехорошее. Будем надеяться, что она все-таки смилостивится сама.

Лорена еще немного подумала и соизволила-таки снисходительно кивнуть. Похоже, Красные Шапки получили королевское прощение. Я собрал вишневый самогон, и мы гордо удалились, предоставив гоблинам также заняться покупками.

– Эй, Хборуб! – крикнула королевна. – А правда, что вы красите свои шапки человеческой кровью?

– Брешут все, милостивая пани! – испуганно отрекся вожак гоблинов. – Откуда ж ее столько наберешь? Кровью, конечно, но говяжьей… или свиной, как уж получится… А иногда и вовсе вишневым соком!

То-то я заметил, что у самого маленького и робкого Красной Шапки шапка того же цвета, что и жидкость в моих бутылках…

Глава 15

Я честно пытался поделиться самогоном с Лореной, но она с негодованием отказалась, заявив, что особы королевской крови не потребляют подобную гадость. Ну что ж, мне больше досталось…

Даже немножко слишком «больше». Проглотив все шесть бутылей, я почувствовал себя до невозможности слабым…

– Что с тобой, демон? – насмешливо спросила королевна. – Перепил?

– Да, патрон, похоже, крепкие напитки на тебя не слишком хорошо действуют… – обеспокоенно подтвердил Рабан. – Я сейчас попробую выветрить хмель…

– Не стоит… – не слишком твердо попытался отказаться я. Это только сначала было плохо, а потом стало так хорошо… Как будто погружаешься в мягкое и нежное облако…

– Стоит! – настоял на своем Рабан.

Одни говорят, что лучше всего от похмелья помогает «Панадол». Другие – рассол. Но я вам так скажу – лучше мозгового паразита керанке с этим не справляется никто! Как рукой сняло – словно и не пил ничего.

– Ты что – уже протрезвел? – удивилась Лорена. – Быстро ты…

– Чувствую себя просто прекрасно, миледи, – галантно поклонился я. – Позвольте поцеловать вашу руку…

– Ни за что! – возмущенно взвизгнула девушка, бросив один лишь взгляд на мои зубищи. – Иди гоблинов целуй – их не жалко!

– Я это к тому, что я чувствую себя наконец-то готовым расправить крылья. Если вы еще не изменили своему решению прокатиться на моей спине, я…

– Не изменила, – милостиво кивнула Лорена. – Но если ты меня уронишь, я тебе такое устрою!..

– Если я вас уроню, вы упадете, разобьетесь, умрете, и на этом все ваше «устроение» закончится, – ехидно поклонился я. – Прошу на борт нашего самолета, миледи!

Я встал на… четвереньки? Нет, пожалуй, восьмереньки, хотя такого слова и нет. В общем, я встал на восьмереньки и расправил крылья, чтобы Лорена могла поудобнее ухватиться. На всякий случай я еще и обнял ее за талию средними руками.

Как все-таки хорошо, что мои руки гнутся в любую сторону – насколько это упрощает жизнь!

– Когти не выпускай! – угрожающе потребовала Лорена.

– Ну что вы, миледи, разве я позволю себе повредить вам!

– Еще бы – за поврежденную денег не заплатят! – хмыкнул Рабан.

Мои крылья пришли в движение, и Лорена испуганно прижалась покрепче. Я почувствовал, как ноги отрываются от земли – как же не хватало мне полетов все это время! К хорошему привыкаешь быстро…

Поднявшись над макушками деревьев, я быстро сориентировался в пространстве и двинулся на юг – в сторону Дваглича. Крылья рассекали воздух с легким свистом, меня обдувал ветер… Внизу с огромной скоростью проносились леса и поля – все то же самое, что я уже видел вчера.

– Потрясающе! – выкрикнула Лорена. – Я никогда не думала, что летать так здорово!

– А разве вы не летали раньше, миледи?

– Где бы я могла? – фыркнула королевна.

– Ну, к примеру, когда вас похищал дракон. Вряд ли он прошел такое расстояние пешком…

– Ах это… – скривилась Лорена. – Конечно, это да… Понимаешь, я потеряла сознание, как только он меня схватил, и очень этому рада. Рроулин тащил меня в когтях, и очень неаккуратно – я сломала два ребра! Моя камеристка целый месяц меня выхаживала, прежде чем они зажили!

– Камеристка? Откуда у вас взялась камеристка в драконьей пещере?

– Ее он тоже похитил, – неохотно объяснила Лорена. – Нес в другой лапе… Розетта была очень толстой и отделалась легким испугом.

– Но почему же я ее не видел?

– Когда я окончательно выздоровела, он ее сожрал! – с негодованием сообщила Лорена. – Мерзавец! Такой служанки, как Розетта, у меня уже никогда не будет! Ой, смотри, горгулья! А я думала, что они днем не летают!

Я слегка повернул корпус, посмотрев туда, куда она указывала. Там в довольно вихляющем полете, напоминающем движение бабочки, парило странное существо, похожее на тощую обезьяну, нацепившую крылья и покрывшуюся толстенным слоем пыли.

Правда, ее морда больше напоминала гоблинскую, только сильно сплющенную, даже вдавленную. И уши очень крупные – как у летучей мыши.

Горгулья заметила меня и приветственно махнула рукой. Я ответил, помахав сразу двумя правыми руками.

– Местный подвид горгулий и правда не летает днем, патрон, – немного недоуменно поделился Рабан. – У них очень светочувствительная кожа, на солнце она начинает зудеть и шелушиться. К тому же в темноте они лучше видят.

– А вот они не могут поднять человека, – задумчиво сообщила Лорена. – Двое таких служат у отца гонцами, и наш воевода одно время пытался что-нибудь придумать, чтобы они и его носили. Но ничего не получилось… Правда, он втрое шире меня…

– Тогда я бы его тоже не поднял. Мой предел – центнер с четвертью, больше я не рискну.

– Центнер с чет… а это сколько?

– Примерно два ваших веса, миледи, и еще четвертинка.

На горизонте показался город, окруженный крепостной стеной. Дваглич, конечно. Неужели мы летим уже так долго?

– Всего-то час, – фыркнул Рабан. – Патрон, ты себя недооцениваешь, у тебя очень хорошая скорость.

– Наконец-то, – облегченно вздохнула Лорена.

На всякий случай я набрал высоту – мне не хотелось, чтобы в меня опять начали бросать камни. На снижение я пошел только когда под нами появились дворцовые башни.

– Как вы думаете, миледи, где нам лучше всего приземлиться?

– Да где угодно! – удивилась Лорена. – Хоть прямо во дворе!

– Пожалуй, не стоит… Мне не хотелось бы, чтобы ваша стража попыталась меня убить.

– Что за чушь!.. хотя ты, пожалуй, прав. Тогда лети к башне Магнуса – уж он-то не боится никаких демонов.

– У него очень маленькое окошко, миледи. Сам не знаю, каким чудом мне удалось в нее протиснуться в прошлый раз… с вами на плечах уж точно не пролезу.

– Тогда в тронный зал! – начала раздражаться королевна. – Вон – самое большое окно!

На сей раз я промолчал. За неимением лучшего оставалось править к тронному залу. Я решил зависнуть рядом и аккуратно вырезать стекло, чтобы не повредить королевне. Мне почему-то не верилось, что это окно можно просто открыть – уж очень сложным оно выглядело, составленным из множества крохотных кусочков.

– Эй, Боджер, гля – демон!.. – неожиданно заорали снизу. – Стреляй!

– А может, это горгулья? – неуверенно ответили ему.

– Ты что, остолоп, горгулий не видел?! Они днем не летают!

– Да ты на рожу посмотри! – присоединился третий голос. – У него ж три глаза – только у демонов бывает три глаза!

– Стреляй, кому сказано!

Мои нижние руки рефлекторно дернулись – я машинально поймал сразу два арбалетных болта. Я тут же выпустил их и поймал еще один.

– Скоты! – возмущенно заверещала королевна. – Я вас всех перепорю!

Я посмотрел вниз и ужаснулся. Я не потрудился разведать местность и теперь пожинал плоды своей лени – под нами было стрельбище! Несколько десятков королевских гвардейцев тренировались во владении арбалетами и длинными луками.

И теперь у них появилась новая мишень.

Я на автомате поймал еще три стрелы и швырнул их обратно. Интересно, а пулю я так сумею поймать? Около десятка стрел бессильно ударились о мою броню, остальные пролетели мимо. За себя я не боялся, но с каждой секундой увеличивалась вероятность, что кто-нибудь из лучников выстрелит не в меня, а в ту, что испуганно прижалась к моей спине. Медлить было нельзя.

– Держитесь, миледи, – посоветовал я, набирая скорость.

О неторопливом входе в тронный зал пришлось забыть. Я на полном ходу пробил стекло своим гребнем (вот для чего он, оказывается, нужен – это таран!) и влетел в огромную комнату, прикрывая Лорену всеми шестью руками. Разумеется, в последний момент я сложил крылья и вытянул хвост, превратившись в нечто вроде живой ракеты.

– Задание выполнено, – выдохнул я, отдирая королевну от спины.

– Отец! – счастливо пискнула та, бросаясь к мужичку на троне.

Я быстро оглядел помещение. Кроме нас с Лореной в нем присутствовали пятеро. Прежде всего уже известный мне Магнус – он единственный смотрел на нас спокойно, удовлетворенно улыбаясь в усы. А вот четверо остальных…

Король Ягдош Второй, обнимающий дочь с видом одновременно счастливым и ошеломленным, по форме напоминал небольшой ящик. Очень маленького роста, но поразительно широкоплечий, с внушительным брюшком и окладистой бородой. Интересно, не было ли у него в предках гномов? А то похож.

Мужик, стоящий по правую руку от трона, был, так сказать, «ящиком в квадрате». Точно те же пропорции, что и у короля, только увеличенные раза в полтора. Рост – два метра с гаком, пузо – борцы сумо умрут от зависти, ширина плеч – не во всякую дверь пролезет, борода – вообще молчу, чуть ли не до пят. Несомненно, тот самый воевода, который безуспешно пытался полетать на горгульях.

Третий мужик обликом напомнил мне знаменитого кардинала Ришелье. Только вот чином пониже – то, что красовалось у него на голове, не могло быть не чем иным, кроме как епископской тиарой.

Ну а четвертый – совершенно блеклый, ничем не выделяющийся. Скромно одет, глазки пустые, выражение лица отсутствует.

Лорена взахлеб рассказывала отцу о своих приключениях и обо мне, Магнус тоже поддакивал, всячески пытаясь обратить внимание на свою скромную роль в спасение наследницы престола, король остолбенело слушал, воевода то и дело встревал, въедливо выспрашивая, как именно я завалил Рроулина. По-моему, он уже намеревался присоединить такую боеспособную единицу, как я, к своему войску. В общем, все складывалось довольно неплохо.

Пока голос не подал епископ.

– Ваше величество! – холодно прошипел он. – Сознаете ли вы, что эта богопротивная тварь – демон?! Несомненно, прислужник Ррогалдрона! Я вместе с вами возношу Господу хвалу за чудесное спасение ее высочества из лап дракона, но есть вещи, с которыми не следует соприкасаться! Вам, ваше высочество, следовало без колебаний отвергнуть помощь Голюса! Возможно, очищение в храме еще сможет вам помочь, хотя…

– Но я… – попыталась возразить королевна.

– Я еще не закончил! – поднял тонкую руку епископ. – Что до тебя, демон, готовься к смерти – никакие твои поступки не смогут исправить твою богомерзкую сущность! Стража, схватить его!

Внутренне я ожидал, что за спиной епископа в очередной раз промелькнет Серый Плащ, но его не было и в помине. Этому святоше явно не требовалось подсказок от посторонних, чтобы на кого-нибудь наехать.

– Отец! – возопила королевна.

– Ладно, ладно… – неохотно пробурчал король, брезгливо глянув на мою жуткую рожу. – Демон! За то, что ты спас нашу дочь, мы позволим тебе уйти живым!

– Ваше величество!.. – возмущенно обернулся к нему епископ.

– Молчать, мы так решили! Но если ты еще раз появишься в пределах нашего королевства, обещаем немедля казнить тебя! А теперь убирайся с наших глаз!

Я тупо уставился на него. В голове вертелось классическое «А деньги?!». Это я, в конце концов, и сказал.

– Какие еще деньги? – приподнял бровь Ягдош Второй.

Магнус наклонился к его уху и зашептал об условиях нашей с ним сделки.

– Тысяча краунов? – возмутился король. – Да как ты посмел договариваться о таких вещах без нашего ведома? Да еще с демоном?!

Блеклый человечек неожиданно заволновался.

– Ваше величество, мы никак не можем позволить себе потратить такую сумму, – очень тихим голосом сказал он, нервно потирая руки. – После последних платежей наемникам казна совершенно разорена, и до ближайшего пополнения больше двух месяцев. Вот если бы вы послушались моего совета и ввели дополнительный налог на хмель и зерно…

– Замолкни, казначей, – брезгливо поморщился король. – Мы в любом случае не унизимся до того, чтобы платить служителям Голюса! Чего ты еще ждешь, демон – убирайся, пока мы не приказали стрелять!

– Только не теряй лицо! – испугался Рабан. – Что бы ни случилось, энгах не должен терять лицо!

– И не собирался, – огрызнулся я.

– Что?! – возмутился король, приняв последнюю реплику на свой счет. – Так ты смеешь…

– Прощайте, ваше величество! – сплюнул я, выпрыгивая в разбитое окно.

Все зачарованно уставились вниз. В том месте, куда попала моя «слюна», деревянный пол расползался с фантастической скоростью, открывая на всеобщее обозрение комнату под тронным залом.

Снаружи меня уже ждали лучники, давно перезарядившие орудия и только и ждавшие, пока я снова появлюсь в поле зрения. На меня обрушился такой град стрел, что на мгновение потемнело в глазах. Но теперь я мог не бояться, что они попадут в уязвимое место, посему даже не подумал их ловить.

Вместо этого я расправил крылья и спикировал вниз, издав самый грозный рык, на какой оказался способен. Вид разбегающихся в разные стороны солдат хотя бы немного утешил меня.

– А что в таких случаях делают энгахи? – язвительно спросил я, устроившись на шпиле самой высокой башни. Заметить, а тем более, достать меня здесь было весьма затруднительно – с земли эта точка оставалась совершенно невидимой.

– Если бы это был один из миров-перекрестков, можно было бы пожаловаться в Гильдию… – задумчиво предположил мозговой паразит.

– Перекрестков? Это еще что такое?

– Миры вроде Миргорода, – не задумываясь, пояснил Рабан. – Те, в которых известно о существовании других миров. В мирах-перекрестках демонов не преследуют… пока те не нарушают законов, понятно.

– Угу. Но сейчас мы здесь, так что думай, что делать здесь.

– Предлагаю отомстить! – кровожадно заявил Рабан.

– Убить короля? – заинтересовался я.

– Не, патрон, это уж слишком… И пользы никакой. Лучше просто забрать наш гонорар самим. Плюс штраф! Залезем в их казну и выпотрошим ее!

– Угу. – Предложение мне понравилось. – Слушай, я не помню, кем я был раньше, но точно не вором. С чего хоть начинать-то?

– Подождем ночи. Потом… Потом пройдем по потайному ходу прямо в казну!

– Потайному ходу? А ты уверен, что он здесь есть?

– А как же! Дворец без потайного хода, что человек без аппендикса!

– Угу. А как мы его найдем?

– Направление, патрон, направление, – ехидно подсказал мозговой паразит. – Учись им пользоваться, не пожалеешь. Вот я чувствую, что самый удобный для нас вход начинается в дворцовой пекарне. Когда повара заснут, мы тихонечко прокрадемся… ну а дальше ясно. Сначала наведаемся в казну, а потом к магу. Он нам тоже кое-что пообещал, помнишь?

– Угу. Точно.

Признаться, я уже и подзабыл, что затевал все это не ради денег. То есть деньги деньгами, конечно, они никогда не лишние, но мне по-прежнему хочется узнать хоть что-нибудь о своем прошлом…

Опять ждать… Для меня это уже стало привычным – в последнее время я только и делаю, что чего-нибудь жду. Плохо, что дует сильный ветер – приходится покрепче вцепляться в крышу, чтобы не снесло. Крылья я поплотнее обвернул вокруг тела – расправь я их, и превращусь в один большой парус.

Спустя час я поймал себя на том, что все это время рассматривал причудливую трещину в камне, пытаясь понять, на что она похожа. Еще немного времени спустя я понял, что Рабан занимается тем же самым.

Когда наконец стемнело, и направление любезно сообщило мне, что в пекарне не осталось ни одного бодрствующего человека, мои когти словно срослись со стеной. Мне пришлось выдирать их по одному, иначе я рисковал… ну, не знаю чем, но рисковал. И еще жутко хотелось есть – я надеялся, что найду что-нибудь съестное в пекарне.

Я не стал слетать вниз – часовые по-прежнему расхаживали по двору, и мне не хотелось переполошить весь дворец известием о том, что я никуда не ушел. Вместо этого я спустился по стене вниз головой, бесшумно скользя по ней, словно гигантская ящерица. Меня никто не заметил – по цвету я почти сливался с камнем, из которого состоял дворец.

Так же бесшумно я проскользнул по двору, прижимаясь к земле каждый раз, когда направление сообщало, что поблизости кто-то есть. Возле дверей пекарни, правда, произошла заминка – прямо на пути стоял какой-то пузан и мерно что-то жевал, одновременно ковыряясь в носу.

Уходить он явно не собирался. Я ждал около минуты, а потом подполз поближе и нанес быстрый удар хвостом. Регулировать яд я уже научился, и ему досталась самая малая доза – легкий паралич на пару часов. Очнется – решит, что упал в обморок.

В пекарне было сухо и тепло – работала гигантская печь. Рядом дремал мальчишка в одном фартуке на голое тело – поваренок. В дальнем конце нашелся еще один – крупный мужчина с ослепительной плешью. Однако ничего съестного не обнаружилось, сколько я ни рыскал. Только гора теста на столе.

Пришлось съесть его, и поверьте – гаже сырого теста пищи не существует!

– Ну ты что, патрон, потерпеть не мог? – раздраженно буркнул Рабан, вынужденный вкушать эту дрянь одновременно со мной. – Вон проход, справа от печи.

Я как можно тише прошел мимо спящего пекаря. Участок стены, который имел в виду мой симбионт, ничем не отличался от всех остальных. Я осторожно ощупал его, но не заметил никаких признаков потайного рычага или чего-то в этом роде.

– Вон та щелочка чуть левее твоей средней правой руки. Нужно нажать чем-нибудь тонким и длинным.

– Коготь подойдет? – риторически спросил я, засовывая оный в потайное отверстие. Что-то тихо щелкнуло и большой камень бесшумно повернулся, открывая небольшой лаз – едва человеку пролезть.

– Умели же делать! – восхитился Рабан. – Этому ходу, небось, не одна сотня лет, а все как новенький!

Внутри было темно, как в запертом сундуке. Окрывающий проход камень вернулся на место, как только я переступил порог. Вероятно, я надавил на какую-то скрытую пружину.

Я немного постоял, привыкая к темноте. При полном отсутствии света мои глаза всегда работали как-то странно – все становилось кроваво-красным. Инфракрасное зрение?

– Оно самое, патрон, – подтвердил Рабан. – Ты особо-то не тяни – нам до рассвета нужно управиться.

– А как обратно? – забеспокоился я, ощупывая внутреннюю сторону тайной двери. Никаких щелок не находилось.

– Да зачем? Обчистим казну, заглянем к магу и прыгнем обратно в Миргород. Чего нам еще тут делать?

– Угу. Логично, – согласился я и осторожно двинулся по темному коридору.

Вероятно, тайный ход опоясывал весь дворец – очень уж он был длинным. Время от времени на стене встречались небольшие задвижки, за которыми скрывались щелочки для подглядывания. Я пару раз отодвигал такие, но ничего интересного не углядел – дворцовый коридор, потом какая-то комната…

– О, патрон, буквально через пять шагов будет наша королевна, – обрадовался Рабан. – Давай посмотрим?

Я и сам не отказался бы еще разок взглянуть на прекрасную Лорену, посему сделал, как предложил керанке. Единственное, на что я сейчас надеялся, – это что мои глаза не светятся в темноте, иначе меня моментально обнаружат.

Покои ее высочества вполне соответствовали моим представлениям о комнате принцессы. Огромная кровать под балдахином, заваленный драгоценностями стол, картины и гобелены по стенам… Вот разве что стыдливо спрятанный под кроватью ночной горшок слегка выбивался из общей картины.

Сейчас в глубоком, обтянутом медвежьей шкурой кресле смущенно сидел Ягдош Второй, а его доченька возмущенно расхаживала взад-вперед. По-моему, она только что закончила выговаривать отцу за то, что он так неблагодарно выгнал меня – ее спасителя.

– Знаю, знаю… – вздохнул король. – Но что делать? Епископ меня живьем сожрал бы, если б я ему еще и заплатил… Опять же казна почти пуста… Понимаешь?

– Не понимаю! – ожесточенно выкрикнула Лорена. – Отец, ты же король! Почему ты вообще должен считаться с этим святошей?! Давай его казним? – с надеждой предложила она.

– Что ты, что ты! – испуганно замахал его величество. – Тебе еще многому предстоит научиться, прежде чем ты станешь настоящей правительницей… Никогда нельзя ссориться с церковью – они набрали слишком большую силу! Нынешний Папа совсем не так мягок, как его предшественник… Помнишь, как в Ромеции закрыли школу магов?

– Да, – хмыкнула Лорена. – Магнус тогда три дня ходил сам не свой.

– То-то и оно… И все маги сначала возмущались, а все-таки утерлись! С церковью так просто не совладаешь… Ты еще не слышала – издали новый указ: отныне не допускать в храмы никого из нелюдей!

– Даже эльфов? – ахнула королевна.

– То-то и оно. Да и то сказать… Из Западных холмов эльфы, вон, уже ушли…

– Как ушли?! Куда?

– Кто их знает… Две недели назад пропали. Говорят, видели той ночью, как над холмами что-то светилось голубым светом… Всю ночь там было это сияние, а наутро ни одного эльфа не осталось… Одни пустые хижины. Нет уж, дорогая моя, я еще не сошел с ума – с демонами дружить! Если Папа отлучит Дотембрию от церкви, сможет твой демон нас защитить? Забыла, что сделали с королем Ибером? А ведь он только и хотел, что…

Я не стал слушать дальше. На душе было как-то муторно – словно зашел в чужой дом и застал там безобразную свару. Не такой уж и терпимой оказалась церковь в этом мире…

Хотя в нашем все равно еще хуже – здесь, по крайней мере, до инквизиции еще не додумались… надеюсь.

– Рабан, а давай не будем грабить казну? – неожиданно предложил я. – Давай лучше епископа ограбим?

– Как скажешь, патрон, – не стал спорить Рабан. – Тогда поворачивай направо и двигай по винтовой лестнице на третий этаж – епископ сейчас там.

По дороге я случайно заметил еще одну сцену. В полутемном коридоре какой-то разодетый хлыщ искал что-то за корсажем у прелестной блондиночки. Ей это, похоже, нравилось – она игриво хихикала, время от времени с наигранным удивлением спрашивая: «Ах, князь, что вы делаете?»

– Вот так и везде… – задумчиво прокомментировал это Рабан.

Минут через двадцать я добрался до покоев епископа – аскетичной комнатки, освещенной одной-единственной свечей. Из мебели здесь имелся только грубо сколоченный стол и такой же стул, правда, с небольшой подушечкой на сиденье. Вероятно, епископ страдал геморроем.

Сейчас он сидел на этом самом стуле и внимательно читал какую-то бумагу. Рядом стоял невысокий человечек с остреньким носиком и так же внимательно читал ее, скосив глаза через плечо епископа.

– Все правильно, ваше преосвященство? – подобострастно спросил он, когда епископ дочитал до конца.

– Да, молодец, хвалю, – рассеянно сунул ему монету тот. – Но этого мало. Мне нужны еще сведения, и более точные, чем эти. Ты понял меня?

– Конечно, ваше преосвященство, – низко поклонился человечек. – Они будут у вас завтрашним вечером.

– Молодец. Теперь можешь идти.

По-прежнему согнувшись в поклоне, епископский доносчик попятился к выходу, кое-как нашарил дверную ручку и юркнул за дверь.

– Что-то я слегка разочарован, патрон, – кисло сказал Рабан. – Судя по обстановке, у этого типа и десятка монет не наберется…

Епископ еще немного постоял посреди комнаты, перечитывая донесение, а потом сделал то, чего я никак не ожидал – подошел к той самой стене, за которой притаился я, и повернул какой-то гвоздик. Участок стены отъехал в сторону, и мы глупо уставились друг на друга.

Впрочем, епископ быстро пришел в себя.

– Я знал, что ты еще вернешься, отродье Голюса! – злобно прошипел он. – Ну, теперь-то я с тобой расправлюсь!

Я хотел спросить, как он намеревается со мной расправиться, но вдруг почувствовал в голове ужасную боль – словно мне в мозги вкручивали гигантский раскаленный шуруп. Епископ ехидно скалился, буравя меня своими маленькими глазенками. Я хотел полоснуть его по лицу, но не мог даже пошевелиться. А в следующую секунду все прошло. Более того – мой враг болезненно вскрикнул и отшатнулся.

– Эта голова уже занята! – торжествующе выкрикнул Рабан, не слышимый никем, кроме меня. – Никого сюда не пущу!

– А вы, оказывается, тоже колдун… – задумчиво произнес я. – Ай-яй-яй, ваше преосвященство, как не стыдно…

– Когда борешься с демонами, приходится прибегать к их методам! – рявкнул епископ. – Прочь, исчадие Голюса, во имя святого Йезуса!

Он выхватил из карманов бутылочку с какой-то жидкостью и массивный медный крест. Жидкость он выплеснул мне в лицо, крест выставил перед собой.

– Святая вода, – прокомментировал Рабан. – Некоторые жители Темных миров ее действительно недолюбливают, хотя смертельных случаев пока не зарегистрировано…

– Не действует? – сочувственно хмыкнул я, глядя на удивленную рожу епископа. – М-да, ваше преосвященство, ну как же так можно? Я же вам ничего плохого не сделал, кажется?

Епископ прошипел сквозь зубы что-то нецензурное.

– Еще и обзываетесь… Ну вот что с вами делать после этого? Эй, Рабан, идеи есть?

– Хорошо бы, конечно, его убить… – с сожалением признался мозговой паразит. – Только народ не поймет. Не трогай его, патрон, – он дитя своей эпохи, он по-другому не может.

– Выходит, я таки останусь без денег.

– Жалко… А вон у него крест с брюликами – его возьми!

Я чуть-чуть приподнял епископа средними руками, чтобы не вздумал сопротивляться, и вежливо снял у него с шеи еще один крест – из чистого золота, украшенный разноцветными камешками. Судя по весу, стоил он немало, если только не подделка.

– Отродье Голюса! – разъяренно выпучился на такое святотатство епископ. – Этот крест был вручен мне самим Папой – не смей его трогать!

– Что – неприятности будут? – посочувствовал я, вешая крест себе на шею. Епископ смотрел на это с затаенной надеждой – видимо, все еще считал, что святой крест должен меня убить.

– Меня же могут лишить сана! – взвизгнул он, поняв, что его надежды тщетны.

– Тогда точно нужно взять. Ну все, Рабан, пошли теперь к колдуну…

– Э, патрон, ты этого на всякий случай обездвижь – а то еще начнет снова колдовать… – опасливо попросил керанке.

– Угу.

Один удар хвостом и епископ расслабленно повалился на пол, пуская слюни, словно счастливый младенчик. На этот раз я не пожалел яду – раньше завтрашнего утра не очнется.

Вообще, я бы с удовольствием его замочил. Видно же, что нехороший человек. Но я дал клятву не убивать дотембрийцев без особого приказа короля или его дочки. Я все-таки не настоящий демон, так что, думаю, смогу такую клятву нарушить… но как-то неудобно. Слово надо держать, я считаю.

– Как думаешь, стоит эта цацка тысячу краунов? – с интересом взвесил на руке крест я.

– Смотря как считать. Если просто как золотой лом, то черта с два – от силы на пару сотен потянет. А вот если как ювелирное изделие… Тогда, наверное, сотен пять-шесть. К тому же это еще и святая реликвия – тоже ценно…

Пока Рабан разыгрывал из себя профессионального оценщика, я продолжал ползти по секретному проходу. Проклятый маг забрался под самую крышу, и путь к нему оказался на редкость тернистым. Вообще, складывалось впечатление, что Магнус, как и епископ, знает о тайном ходе и время от времени им пользуется. Во всяком случае, пыли здесь было немного меньше.

У Магнуса были гости. И не кто-нибудь, а воевода и вновь королевна Лорена. Пока я разбирался с епископом, она успела закончить беседу с любимым папочкой и подняться сюда, в башню мага. Прислушавшись, я понял, что говорят они опять-таки обо мне.

– Жалко… – пробасил воевода. – Такой вояка – в одиночку Рроулина завалил! Отправить его на передний рубеж – белолесцы сразу в штаны наложат! Ваше колдунство, а вы еще одного такого не вызовете, а? Для меня…

– Я бы и рад… – с явной неуверенностью почесал в затылке Магнус, – да только что скажет его преосвященство?

– Обещаю, Магнус, как только я стану королевой, от Каролюса не останется даже тиары! – грозно пообещала Лорена. – На следующий же день!

– Ваше высочество… – грустно покачал головой маг. – Если бы это было так просто… Церковь…

– Да вы что, сговорились, что ли?! – уперла руки в бока королевна. – Отец только что говорил то же самое!

– Его величество – неглупый человек… Сейчас нам не с руки ссориться с церковью – Папа Джулиан очень враждебно настроен ко всему… неестественному. Магические гильдии уже который год в упадке…

– Говорят, он уже на ладан дышит, – пробасил воевода. – Может, когда сдохнет… тьфу-тьфу-тьфу, прости боже…

– Вряд ли это чем-то поможет, – сохранял постную физиономию Магнус. – Основной кандидат в преемники – кардинал эль Кориано, а он даже хуже Джулиана Четвертого…

– А если победит кардинал да Луко? – предположила Лорена.

– Вряд ли… Он слишком молод, у него нет серьезной поддержки…

– Ваше колдунство, так как насчет демона? – не отставал воевода. – Если нельзя другого, так верните того, что был! Отправим его незаметненько на дальний форпост, Каролюс ничего и не пронюхает…

– Да, Магнус, вызови Яцхена снова! – потребовала Лорена. – Только ты, дядька Влад, губу-то не раскатывай – никуда ты его отсюда не отправишь! Я его в телохранители возьму… и еще летать на нем буду…

– А вот вам шиш! – возмущенно прохрипел я, проламываясь прямо сквозь стену. – Не накатались еще, миледи?!

– Смотри-ка, и вызывать никого не понадобилось… – ухмыльнулся в бороду воевода Влад.

Он был единственным, кого мое неожиданное появление ничуть не удивило. Все-таки опытный солдат, привык и не к такому. А вот маг с королевной смотрели на меня, как на ожившую мумию из Мавзолея – с широко распахнутыми ртами и глазами.

– А… а я думал, что ты вернулся в свой мир… – пролепетал наконец-то Магнус.

– Как же, мистер Магнус, размечтались! – фыркнул я. – С тысячей краунов вы меня, конечно, натянули, но мне помнится, мы и еще кое о чем договаривались?

– Ах да, конечно, восстановление памяти! – часто закивал старик. – Не волнуйся, пан Яцхен, все будет, как договаривались! Я прямо сейчас приступлю к составлению эликсира…

Он действительно не стал тратить времени зря – тут же ринулся к своей маленькой лаборатории и начал звенеть пробирками.

– Я тебя так и не поблагодарила, демон, – подчеркнуто сухим тоном сообщила Лорена, слегка наклонив прекрасную голову. – Позволь сделать это теперь.

– Пуркуа па, миледи? Почему бы и нет?

– Эй, демон, ты того, слышал, что ль, о чем мы говорили? – немного запинаясь, спросил воевода. Похоже, он не привык разговаривать с демонами. – Так ты это, подумай, может, правда в войско ко мне поступишь? Нам такие как ты во как нужны!

– Ничего подобного, я беру его к себе в телохранители! – тут же отшила Влада королевна. – А с епископом мы разберемся…

– Даже не знаю, миледи… – хмыкнул я. – Это все, конечно, очень лестно…

– Яцхен, как твое настоящее имя? – крикнул от своего рабочего места Магнус.

– Что-что? – не понял я. – Мистер Магнус, вы же сами только что сказали – Яцхен!

– Нет уж! – решительно отверг этот вариант колдун. – Это не истинное имя – для заклятья не годится. Да ты не бойся – хочешь, я поклянусь, что не использую твое истинное имя тебе во вред?

– Угу. Погодите-ка секундочку, вы что, хотите сказать, что для заклинания вам нужно мое настоящее имя?

– Конечно, – удивленно посмотрел на меня колдун. – То, которое было дано тебе при рождении. Иначе эликсир памяти не будет иметь силы!

Я тяжело вздохнул, глядя на этого старого маразматика. Потом взял себя в руки и очень терпеливо сказал ему:

– Мистер Магнус, подумайте как следует, о чем вы просите. Я потерял память, вы понимаете? Память! В том числе и память о своем настоящем имени! Мне для того и нужна ваша помощь, чтобы его вспомнить!

– О-о-о… – разочарованно развел руками Магнус. – Так что же ты от меня хочешь, демон? Я не думал, что ты забыл даже свое имя…

Воевода глядел на меня недоумевающе – до него явно не доходило, чего ради мы вообще заморачиваемся ради такой чепухи. Мозг старого вояки совершенно четко делил все имеющиеся в мире занятия на чепуховые и войну. А вот Лорена смотрела с сочувствием – у нее воображения было несколько больше.

М-да, настоящее имя, это, конечно, проблема… Яков – это не имя, это просто кличка, полученная от профессоров «Урана». Но где же я узнаю настоящее-то?

– Патрон, а ведь профессор Краевский-то должен знать твое прежнее имя! – неожиданно подал голос Рабан. – Слетаем к нему, узнаем что нужно, а потом вернемся сюда и вернем тебе память, а?

– Здорово придумал! – мгновенно оценил я. – Давай, Рабан, поехали обратно на нашу Землю. Навестим этого профессора, который испохабил мои мозги. Мне ужасно хочется посмотреть ему в глаза…

– И то верно, патрон, – злобно согласился Рабан. – Его нужно как следует побрить… До самых костей! Так что, отправлять?

– Погоди секундочку. Ваше высочество… мистер Магнус… пан воевода… весьма сожалею, но мне придется отлучиться на день-другой. Навестить одного старого знакомого… Мистер Магнус, готовьте пока свой эликсир – когда я вернусь, мое имя будет при мне. Надеюсь…

– Удачи тебе, демон Яцхен! – практически в один голос пожелали мне Лорена и Магнус.

– А насчет войска все-таки подумай! – строго нахмурился Влад.

– Хорошо, пан воевода, подумаю. Давай, личная шизофрения, стартуй.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Комната Магнуса Рыжебородого стремительно растворилась в совершенно иной местности – выжженной равнине с землей ядовито-черного цвета. Кое-где торчали… думаю, все-таки деревья, хотя таких деревьев я еще не видел.

Глава 16

– Это не Земля, – авторитетно заявил я. – И на Миргород тоже не похоже.

– Конечно, не похоже. Из Дотембрии в твой мир одним шагом не шагнешь. Если идти через Миргород, пришлось бы сделать четыре шага, а если вот так, как сейчас – только три. Сейчас, отдохну немного, и прыгнем дальше.

Я слегка прошелся взад-вперед. Почва под ногами крошилась и проваливалась, как если бы я шагал по прогоревшей насквозь доске. Вдали я увидел что-то, напоминающее автомобиль. Мне стало интересно.

Это и правда оказался автомобиль, только без колес. Похоже, таким он и должен быть – днище было гладкое, покрытое странным синеватым металлом.

Во всем же остальном – самый обычный фольксваген-«жук». Конечно, очень и очень старый – эта штука ржавеет здесь уже лет десять, не меньше.

– Это тоже в какой-то степени Земля, только другая, – сообщил Рабан. – Здесь уже двадцать четвертый век.

– Это – наше будущее? – недоверчиво переспросил я, оглядываясь по сторонам. На горизонте струился дым, над головой ползли тяжелые тучи, почему-то зеленого цвета. Кроме странных деревьев, больше похожих на корявые арматурины, не было никаких признаков жизни.

Такое будущее мне не понравилось.

– Альтернативное, – пояснил Рабан. – После ядерной катастрофы.

– Здесь была война?

– Точно. Да не одна, а шесть войн – с Первой по Шестую мировые. Самая первая началась еще в девятнадцатом веке.

Мне снова стало интересно. Рабан это мгновенно уловил и принялся рассказывать:

– Первую мировую в этом мире начала, как ни удивительно, Швейцария. Но корни всех бед кроются гораздо глубже. Началось все в 1843 году – когда в бедной швейцарской семье родился некий Генрих Пфаальтен, человек, полностью отсутствующий в истории, которую знаешь ты. С юных лет Пфаальтен проявлял необычайные способности. Он был гением – однозначно, гением, да таким, что Эйнштейн рядом с ним показался бы жалким дилетантом. Пфаальтен всегда стремился к самому истоку – к ядру атома. Он хотел расщепить его, и посмотреть, что получится. Ему было едва за тридцать, когда он создал первую атомную бомбу. Однако поначалу только на бумаге. У молодого гения не было денег, и не нашлось людей, способных заинтересоваться его проектом. Академии наук только презрительно фыркали, когда он пытался представить им свои идеи. Маститые профессора авторитетно заявляли ему, что это бред собачий, что такое невозможно. Неудивительно – Пфаальтен на полвека опередил естественное движение науки.

– Но потом он все-таки сумел протолкнуть эту бомбу?

– Да. А вот в твоем мире он или вовсе не родился, или умер никому неизвестным, проклиная недалеких академиков, не понявших его гений. Но в этом мире родился еще один человек, которого не было в твоем – Матиас Рейерман, сын бранденбургского крестьянина, переехавшего в Швейцарию. У Рейермана тоже был дар, только не научный, а политический – он умел увлекать за собой людей примерно так же, как Гитлер или Ленин. В конце семидесятых в Швейцарии грянул переворот, возглавляемый молодым Рейерманом, после которого страна превратилась в некое подобие нацистской Германии. И тогда Пфаальтен решил обратиться со своим проектом на самый верх. Всеми правдами и неправдами он умудрился добиться аудиенции у Верховного Архистратига Рейермана…

– Подожди. Это что же – титул такой?

– Точно. Швейцарский диктатор был не обделен тщеславием. Так вот – после того, как Рейерман ознакомился с проектом Пфаальтена, он моментально сообразил, что в его руки попал самый настоящий клад. Он-то сразу понял, как это можно применить. Пфаальтену была дана зеленая улица, огромные средства и строгий приказ в кратчайшие сроки создать действующий образец.

– И его создали, – закончил я.

– Правда, не очень быстро. Переход от теории к практике занял двенадцать лет – все-таки дело происходило полувеком раньше, чем в вашем мире, и техника была более примитивной. Но тем не менее, ядерное оружие все-таки было создано… К 1894 году у Рейерман имелось уже двадцать прекрасных бомб. Не ракет, заметь, – до реактивного двигателя в этом мире вообще так и не додумались. Первоначально их планировали сбрасывать с дирижаблей…

– Ну и когда же началась война?

– В 1897. Причем сразу атомная – Рейерман не разменивался по мелочам. Первое, что он сделал – сбросил одну из самых мощных бомб на Краков.

– И тут с Польши начали!

– С Австро-Венгрии. Впрочем, остальной мир подключился очень быстро – новое оружие швейцарского диктатора никому не понравилось. До этого момента на то, что там творилось, смотрели сквозь пальцы – мол, внутренние проблемы, – но когда Архистратигу показалось мало его крошечного государства…

– Угу. Хорошо, я понял – переходи сразу к концу.

– Извини, патрон, увлекся. Ну и вот – Первая мировая здесь продолжалась почти девять лет. Всего через двенадцать лет после ее окончания началась Вторая мировая. Собственно, все эти шесть войн – это одна колоссальная война с небольшими передышками. Шестая мировая закончилась в 2011 году, и с тех пор в этом мире войн не было. Просто больше некому стало воевать. В конечном итоге выжили какие-то горсточки людей, попрятавшиеся по разным медвежьим углам. Конечно, прошло три с половиной века, теперь здесь населения побольше… Но все равно очень мало, и жизнь у них поганая – радиоактивный фон за это время стал почти нормальным, но планета все равно похожа на тлеющий уголек.

– Угу. А вот объясни-ка – что это за тачка и откуда она здесь взялась?

Рабан на некоторое время задумался. Действительно, загадка – если в этом мире от цивилизации не осталось почти ничего, что здесь делает эта штуковина?

– Такие автомобили делали в Североамериканских Штатах Свободной Америки в промежутке между Пятой и Шестой войнами, – наконец промямлил он. – До реактивного двигателя они не додумались, зато умудрились изобрести антигравитацию. А вот почему она тут валяется… Ума не приложу – разве что тоже спасли несколько штук в каком-нибудь бункере. А какая разница?

– Угу. Я понял. Рабан, нас здесь что-нибудь задерживает?

– Все понял, патрон. Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Сумрачный свет апокалиптического мира померк, сменившись другим – мягко-голубым, того цвета, какого бывает небо особенно приятным утром.

Только вот в этом мире небо было сразу со всех сторон!

Я в ужасе замахал крыльями, оказавшись где-то в поднебесье, но уже в следующий момент сообразил, что никуда и не падаю, а просто висю (или все-таки вишу? Никогда не знал, как это правильно произносить) в абсолютной пустоте. Правда, судя по тому, что пространство вокруг было не черным, как в космосе, а нежно-голубым, это все-таки была не пустота.

– Объяснения будут? – без лишних предисловий поинтересовался я.

– Будут, конечно… – промямлил Рабан. – Только вот как бы объяснить попонятнее… Хм, патрон, ты, может быть, слышал, что другие миры могут быть совсем не такими, как твой? Я имею в виду – совсем не такими.

– В смысле?

– В твоем мире… да и во всех остальных, в которых мы уже побывали, физические законы примерно одни и те же. Вселенная устроена по единому принципу – бесконечный вакуум, в котором плавают звезды, планеты и все остальное, что там еще есть. Но это всего лишь один из вариантов устройства Вселенной!

Я молчал, не совсем понимая, о чем он, собственно, талдычит.

– А вот здесь Творец использовал другой вариант. Космос тут тоже бесконечен, но он отнюдь не пуст! Звезд, планет и вообще объектов крупнее астероидов здесь нет. Зато и вакуума нет – все пространство заполнено чистым, светящимся изнутри воздухом. Прекрасная дыхательная смесь, кстати. В этом мире по космосу свободно можно путешествовать на самолете, на воздушном шаре… да хоть просто вплавь!

Я еще некоторое время повертелся, силясь разглядеть в этой бесконечной голубизне хоть что-нибудь определенное. Далеко-далеко виднелась крошечная черная точка, и на этом пейзаж заканчивался.

– Здесь хоть кто-нибудь живет?

– А как же! – искренне удивился Рабан. – Жизнь приспосабливается к чему угодно! Только тут, конечно, все по-другому… Местные формы жизни больше всего похожи на рыб и прочую водную живность – в невесомости ноги, крылья и прочая ерунда никому не нужны. Зато вот реактивный двигатель, как у кальмаров, – очень даже востребован!

– А люди?

– Есть и люди… Люди в этом секторе везде водятся…

– И они тоже… плавают в невесомости?

– Нет, живут на своих крошечных планетках… там у них все как и на Земле, только масштабы мелкие. Большинство здешних планеток – размером с небольшую гору, их можно за час-два обойти по экватору.

– Эвона как, – подивился я. – А они с них не падают?

– Не падают. Взлетают. С таких крошечных планеток можно взлетать без всяких ракет – просто заберись повыше, да подпрыгни – и улетишь в стратосферу. У них тут всякие воздушные сани, летучие парусники… Ну ладно, патрон, ты еще хочешь тут побыть, или мне можно перемещаться?

– Угу.

– Угу – да, или угу – нет?

– Угу. И не зли меня!

– Как скажешь, патрон. Следующая остановка – Земля! Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Небо над головой по-прежнему оставалось ослепительно-голубым. Зато под ногами образовалась твердая поверхность. Снег. Холодный снег, в который я сразу же провалился по щиколотку. Еще бы – с моими когтями ходить по снегу или песку довольно трудно.

Уж не знаю, куда нас занесло, но это ничуть не напоминало Москву – я откуда-то помнил, как она выглядит. И тайгу, в которой я пережил второе рождение – тоже.

Дело в том, что ни в Москве, ни в сибирской тайге нет и быть не может таких гор. Исполинские пики, вершины которых терялись где-то за облаками, чередовались с более пологими, но не менее заснеженными. На одном из них я сейчас и стоял – примерно на полпути к вершине.

– Рабан, где это мы?

– Что? Ах да… Это Тибет.

– Тибет? – переспросил я.

– Тибет, – подтвердил Рабан.

– Тибет. Тибет? Тибет! Прости, а что мы вообще здесь делаем? Вряд ли профессор Краевский сейчас где-нибудь в Тибете!

– Извини, патрон, у меня опыта пока маловато… – виновато пробурчал мой симбионт. – Я просто не сумел попасть поточнее… Извини, а?

Я еще немного посердился. Потом еще немного. А потом простил Рабана.

– Ладно, Тибет так Тибет. А поточнее? Он большой, если я не ошибаюсь…

– Самая середка. Юго-Западный Китай, самый безжизненный район. На двадцать километров вокруг – ни единого человека. До ближайшего города – пятьсот километров.

– В какой стороне Москва и сколько до нее лететь?

– Северо-запад, три тысячи восемьсот километров. Десять часов полета.

– Далековато… – загрустил я. – Пожалуй, сначала я посплю, потом поем, а уж потом… Давай, усыпляй меня… – я на миг запнулся, – …усыпляй, чего ждешь?

– Так уже все сделано, патрон, – хмыкнул Рабан. – Ты спал три часа, больше тебе пока не нужно. Еще будут пожелания?

– Будут. Что насчет еды?

– Примерно в километре к северу есть горный козел. Хороший, сочный, вкусный.

– Устраивает.

Я расправил крылья и взмыл в небо. Не пришлось даже прикладывать усилий – восходящий воздушный поток поднял меня сам собой.

Правда, ветер дул с запада, и меня понесло немного не туда. Тогда я расправил крылья так, чтобы улавливать ветер и двигаться именно в ту сторону, в какую нужно.

Примерно так в свое время исхитрялись капитаны парусных судов.

Бедный козлик только мемекнул, когда я упал на него сверху. Но, по крайней мере, он не мучился – я одним взмахом когтей перерезал ему горло. Голова повисла на ниточке.

– Может, строганину забабахаем, а, патрон? – с интересом осведомился Рабан, наблюдая, как я расчленяю козлиную тушу. – Климат подходящий…

– Угу. Только времени нет. Сейчас перекусим и пойдем на Москву.

– Давай лучше в Питер? – хмыкнул Рабан. – В Москве мы с Волдресом уже были, а вот в Питере как-то не довелось…

– Угу. А где вы еще были?

– Да так, там-сям… Лет двести назад в Америке были… Бенджамина Франклина знаешь? Мы у него целую неделю гостили, даже продали ему кое-что.

– Что?

– Кое-что, – непреклонно ответил Рабан. – Какая разница теперь?

– Понятно. А еще с кем-нибудь из знаменитостей ты знаком?

– Ну… Так, про Джордано Бруно я тебе уже рассказывал… Еще мы пару раз встречались с ницше и один раз с Францем-Иосифом.

– А это кто такой?

– Император Австрии! – удивился Рабан. – Ты что, патрон, это же он Первую мировую начал! Больше, кажется, ни с кем не встречались – мы не так уж часто у вас и бывали. В первый раз еще в шестнадцатом веке, в Италии и Германии. Во второй – уже в конце восемнадцатого, в Соединенных Штатах. В третий раз – в начале девятнадцатого, в Индии и немножко в непале. В четвертый – в конце девятнадцатого – в Германии и Австрии. Ну а в последний раз – вот, два года назад, в вашей России. Искали проект «Зомби»…

Прошло еще сколько-то времени… Усталости я не ощущал, безразлично наблюдая за проносящимися подо мной пейзажами. Пока еще это были горные пейзажи Тибета, но, насколько я помню мировую карту, в ближайшие часы должны начаться степи Киргизии и Казахстана, а там уже и до России недалеко…

К сожалению, у моей бешеной скорости и фантастической выносливости имелась и оборотная сторона – метаболизм требовал постоянного притока топлива. То есть, вульгарно выражаясь – жрачки. Желудок уже не помнил, что сравнительно недавно поглотил целого горного козла, все настойчивее сигнализируя о своих потребностях. С помощью направления я поймал на лету какую-то птицу, похожую на ястреба, и сожрал ее прямо с перьями. Вкус отвратный, но живот на время утихомирился.

– Киргизия, патрон! – выкрикнул Рабан. – Если будешь лететь так, как летишь, пройдем точно над Бишкеком!

– Киргизия, говоришь? Это что, выходит, мы только что границу пересекли?

– Точно так. Китай кончился!

– Ты что мелешь, дурак? – передернулся я. Уж очень эта фраза нехорошо прозвучала. – А вот интересно – у китайцев есть такие тайные базы, как «Уран»?

– Да должны быть, – неуверенно ответил Рабан. – Что же они – хуже других? Вам, кстати, с китайцами еще повезло…

– Чего это вдруг?

– А вот мы с Волдресом были в одном мире, там тоже есть Китай, только немножко другой… Так вот в том мире китайцы еще в девятнадцатом веке начали «дранг нах вестен» – натиск на запад. Сорок пять лет воевали, но таки захватили всю Евразию и почти всю Африку. А потом и на Америку перекинулись. В том мире белые остались только в Калифорнии, а черные – в ЮАР. Резервации, чтоб его… Весь остальной мир – Великий Китай.

Я тупо попытался представить себе карту, выкрашенную одним только желтым цветом. Два пятнышка сиротливо прячутся где-то по углам… А с Австралией что стало?

– А Австралии в том мире нет, – охотно объяснил Рабан, моментально уловивший мою мысль. – В том мире материк Му утонул целиком.

– Какой материк?

– Материк Му. Не слышал, что ли? В вашем мире он после первого Потопа раскололся на два маленьких – Лемурию и Австралию, а после второго Лемурия большей частью утонула, а то, что осталось, стало Индонезией и Филиппинами.

– Второго Потопа? А сколько же их всего было?

– Только два… кажется. А в том мире, где Китай победил – всего один, но зато вдвое мощнее.

– Ты-то откуда все это знаешь?..

– Чай, грамотный… – почему-то обиделся Рабан. – В том же Миргороде зайди в библиотеку магической школы, в исторический раздел, все и прочтешь. У них для многих миров летописи есть…

– И вы просто для развлечения прочитали историю нашего мира за последние… хрен знает сколько лет? – скептически осведомился я.

– Ну не прочитали, конечно… К твоему миру у них летописи сорок тысячелетий назад начинаются, там месяц будешь читать – не прочтешь. Так, полистали пару часиков… Должны же мы были узнать, куда отправляемся и чего там ждать? А Всемирный Потоп – событие значительное, мимо него никак не пройдешь…

Глава 17

– Чепуха какая-то… – загрустил я, глядя в окно.

Я уже четвертый день пребывал в относительно комфортном месте – небольшом московском отеле, название которого вылетело из головы через минуту после того, как я его прочел. Номер мне достался не то чтобы высшего класса, но вполне пригодный для проживания одного неприхотливого существа. Даже с телевизором.

Правда, он не работал. Но по уважительной причине – у него не было антенны. Зато можно было смотреть видео – я купил на барахолке подержанный видеоплеер и несколько видеокассет.

Надо признать, поначалу мне пришлось нелегко. Первое, что я сделал, приземлившись в столице России – совершил очередной налет на магазин одежды. На сей раз я замотался во столько слоев, что на поверхности не осталось ни единого миллиметра моей нечеловеческой серой чешуйчато-хитиново-панцирно-скелетной кожи.

Вопрос с деньгами тоже решился довольно просто – я нашел не слишком щепетильного ювелира и загнал ему крест, конфискованный у дотембрийского кардинала. Побрякушка действительно оказалась на редкость дорогой. Даже как золотой лом она тянула на немаленькую сумму, а если учесть его стоимость как ювелирного изделия…

Конечно, я получил в лучшем случае десятую долю его истинной стоимости, если не меньше, но тут уж делать нечего…

Впрочем, креста мне показалось жалко, поэтому ближайшей же ночью я проник к этому ювелиру в лавку, разрезал сейф на ленточки и выкрал свое добро назад. Ничего страшного, он не обеднел – того, что осталось в сейфе, хватило бы, чтобы купить еще с десяток таких крестов.

Гораздо сложнее оказалось решить проблему с документами. Помог Рабан – он дал мне адрес человечка, который решил эту проблему для Волдреса, когда они были в Москве в последний раз. Этот тип действительно оказался знатным фальсификатором, или как там называется его профессия. Паспорт, который я у него купил, выглядел даже убедительнее настоящего.

Правда, он очень ругался, что я наотрез отказываюсь сфотографироваться – у него имелись и готовые фотографии, но моего лица на них, естественно, не было. Я объяснил, что мое лицо ужасно изуродовано, и в паспорт такую фотографию вклеивать просто нельзя, но он мне, разумеется, не поверил…

Конечно, я не настолько свихнулся, чтобы останавливаться в «Метрополии» или еще какой-нибудь элитной гостинице. Отельчик, ставший моим домом на эти несколько дней, явно доживал последние дни. В нем было всего два этажа, потолки протекали, из кранов удавалось добыть только холодную воду, да и то не всегда. Про антенну я уже говорил… С кормежкой вообще полный пинцет – подобными обедами, вероятно, кормят в солдатских столовках. Хотя тараканам явно нравилось – их в этом отеле было больше, чем в Москве – лиц кавказской национальности.

Но жаловаться не приходится. Здесь зато никому не было дела до моего лица. Метрдотель даже ничего не спросил – просто скользнул по мне равнодушным взглядом, взял деньги и бросил ключ. В показанный ему паспорт он, кажется, даже не посмотрел.

Все это время я занимался исключительно поисками – чего-нибудь полезного. Профессора Краевского, некоего Баринова или хотя бы Палача. Днем я в основном торчал в своей комнатушке, изо всех сил напрягая направление, а по ночам летал над городом, действуя опять же с помощью него.

Но все без толку.

Палача я не смог обнаружить вообще. Скорее всего, он снова включил свою блокировку. Да и не так уж он мне нужен, вообще-то…

Краевский и Баринов… К сожалению, я не знал в лицо ни того, ни другого, а найти человека исключительно по фамилии не получалось. Быть может, где-нибудь в тайге что-нибудь и вышло бы, но здесь, в многомиллионном городе… Сигналы поступали отовсюду, и у меня никак не получалось их рассортировать.

Базу «Гея» тоже не получалось обнаружить. Я понятия не имел, как она выглядит, не знал даже, под землей ли она или на поверхности. Знал только, что где-то неподалеку от Москвы. Но «неподалеку» – понятие растяжимое, оно может означать как один километр, так и сотню.

Россия велика…

Еще меня неоднократно навещал Серый Плащ… целых четыре раза. Пакостей не делал – просто появлялся где-то поблизости и внимательно на меня смотрел. Я на него уже и не реагировал – привык, знаете ли…

В дверь постучали. Ненавязчиво, даже равнодушно, как бы сообщая, что стучащему, собственно говоря, все равно, откроют ему или нет. Чувство направления незамедлительно сообщило, что тот, кто за дверью, совершенно безобиден, и я отодвинул задвижку.

Вошедший парень шмыгнул носом, неторопливо поставил принесенные подносы на стол, так же неторопливо сунул в карман заранее приготовленные чаевые и, не сказав ни единого слова, удалился. А я приступил к ужину.

Вообще-то, в этом отеле полагалось спускаться к трапезе вниз, но за отдельную плату вполне могли доставлять жратву и в номер. Мне было бы весьма затруднительно есть на людях, поэтому я, естественно, выбрал последнее.

Доставкой попеременно занимались двое – миловидная зеленоглазая девушка и этот самый парень. Как ни странно, я предпочитал именно второго – в отличие от своей напарницы, он отличался редкостным безразличием ко всему, выходящему за рамки его задачи. Принес, забрал деньги, ушел. Все. Кстати, именно он регистрировал меня при заселении.

А вот девушка каждый раз пыталась завязать со мной разговор, нисколько не смущаясь тем, что я только огрызаюсь. Ее ужасно интересовало, что у меня с лицом и почему я даже в жару (а на улице стояла редкая для мая жара) не снимаю всех этих одежек.

Качество пищи оставляло желать лучшего. Как и всегда. Успевшая остыть овсянка с явно недожаренными котлетами, скверно приготовленные голубцы, позавчерашняя булочка с повидлом и вишневый компот.

К компоту претензий нет – компот у них хороший.

Подносов было два – на одном три двойные порции никак не уместились бы. Как-никак, это двенадцать тарелок и шесть стаканов! И этот вопрос тоже очень интересовал любопытную официантку – как я умудряюсь каждый раз лопать такое количество продуктов? Не прячу ли я здесь еще кого-нибудь?

За едой я продолжал думать. В первую же ночь я навестил квартиру Краевского – ту, в которой Волдрес и Рабан встречались с уважаемым профессором два года назад. Увы, безуспешно. В квартире жили совершенно другие люди, переехавшие туда в прошлом году. О предыдущем жильце они знали даже меньше, чем я.

На вторую ночь я проверил канал, по которому профессора нашли Волдрес и Рабан. Тоже ноль результатов – тот тип, оказывается, месяц назад умер. Рабан засомневался – их знакомый по кличке Ушастик был как раз таким человеком, которому время от времени приходится «умирать». Я не поленился слетать на кладбище, на котором, как мне сообщили, его похоронили. Действительно, лежит – Рабан и направление подтвердили. Никто из его знакомых ни о каком Краевском даже не слышал.

На третью ночь я побывал на Петровке, 38 – уж этот-то адрес сидел у меня в памяти крепко. Благодаря направлению я проскользнул незаметней, чем человек-невидимка, добрался до компьютера их ЦАБа (Центральное Адресное Бюро) и порыскал в базе данных.

В Москве отыскалось двое Львов Михайловичей Бариновых и один Павел Романович Краевский. Увы, ни один не подходил – двое были слишком молоды, а один, наоборот, слишком стар – я сильно сомневался, что Баринову девяносто два года.

– Умные мысли есть? – осведомился я у своего симбионта.

– Найдется кое-что… – невнятно пробурчал Рабан. – Но вообще, патрон, ты очень уж нетерпелив!

– Угу. В каком смысле?

– Да в таком! Знаешь, сколько мы с Волдресом разыскивали Краевского в прошлый раз? Почти месяц! И ничего, не жаловались! Такую тьму народа пришлось перекопать, пока этого Ушастика нашли, что просто…

– Угу. Слушай, а у этого Ушастика сильно большие уши были?

– Да нет, обыкновенные. У него просто фамилия – Ушастов. На редкость отвратительный тип – это он и доставлял Краевскому всякие донорские органы. Что попроще, конечно. Мозги и все такое этот профессор где-то еще выкапывал…

– Угу. Ладно, я понял. Но ты так ничего путного и не предложил.

– Ну чего тут предлагать-то… Поработать надо. Скажем, объявление в газету дать, перво-наперво. Потом обойти всех Бариновых и Краевских в городе, наверняка кто-нибудь окажется родственником того, нужного. Можно в ту передачу обратиться, как ее… «Ищу себя», что ли?..

– Гениально, Ватсон! – прохрипел я. – Только вот ты забыл, что мы ищем не Васю Иванова, слесаря с соседней улицы! Краевский с Бариновым – жутко засекреченные личности. Это все равно как если иностранный шпион начнет спрашивать у прохожих на улице: «А где тут у вас секретный завод баллистических ракет?» Толку не будет, а вот неприятностей огрести вполне реально.

– А Волдрес справился.

– У Волдреса был опыт. Его, полагаю, чему-то учили на этих ваших курсах энгахов. К тому же он, если не ошибаюсь, был человеком. А когда такая вот мумия, – я с ненавистью посмотрел в зеркало, – о ком-нибудь расспрашивает, ее сразу начинают в чем-то подозревать. Ну сам подумай – разве законопослушный гражданин станет ходить в маске? Серый Плащ, например… Вот фигли он ходит в маске? Рожу прячет, конечно…

– Это все, конечно, так, – не желал сдаваться Рабан, – только ты, патрон, не забудь и своем преимуществе!

– Каком именно?

– А направление? Раздобудь фотографию или какой-нибудь предмет того, кого ищешь, и все проблемы отпадут!

– А то б я без тебя не догадался. Может, заодно подскажешь, где что-нибудь такое добыть?

Рабан задумался. Надолго. Пока он думал, я успел съесть все, что мне приволокли на ужин, плюс половину ложки. В смысле, я нечаянно откусил пол-ложки и проглотил этот невкусный алюминий прежде, чем сообразил, что делаю.

Гадость.

Ну ничего, переварится. Оставшуюся половинку я разрезал на стружку и смыл в унитазе – мне совсем не хотелось рассказывать той официантке, как я съел ложку. Уж лучше скажу, что потерял.

– Помнишь, я тебе рассказывал про нашего заказчика? Которому понадобился проект «Зомби»? – нарушил молчание Рабан.

– Угу. И что с ним?

– Я не уверен… может быть, он его уже давно выбросил…

– Угу.

– Нет, это я к тому, что у него было письмо от Баринова. Что-то насчет того, что проект близится к завершению… и все такое. Он нам показывал. Это ведь можно назвать личной вещью?

– Хочешь сказать, что Баринов переписывался с иномирцем?

– Да это не к нему письмо было. Он так и не признался, откуда его взял… хотя мы особо и не расспрашивали. Но ведь подойдет?

– Надо думать. И где сейчас ваш друг?

– Один шаг. Стартовать?

– В другом мире… – с каким-то удовлетворением хмыкнул я. – А ты уверен, что сможешь вернуть меня сюда же? Мне что-то не хочется на этот раз очутиться где-нибудь в снегах Антарктиды.

– Не, патрон, проблем не возникнет! – с просто-таки неприличной горячностью вскинулся Рабан. – Вернуться в исходную точку легко – трудно попасть туда, где еще ни разу не был.

– Тогда стартуй.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

До чего же все-таки удобно путешествовать между мирами – даже из комнаты выходить не нужно. Произнес все эти «ссы» и «ассы», и готово – ты уже там, куда не долетит ни один самолет, лети он хоть миллион лет. Благодать, да и только. В глазах, правда, двоит, но ведь всего какую-то секунду.

Я очутился посреди леса. Точнее, лесочка – очень уж крохотные здесь росли деревца. Самое высокое было лишь вдвое выше меня, а остальные и вовсе… До верхушки вполне можно допрыгнуть. И плоды на них росли какие-то странные – словно бы желуди, только размером не больше горошинки. Про листья вообще молчу – никогда в жизни не слышал о том, чтобы листья имели форму почти правильных пятиугольников.

– А тут все пятиугольное, – сообщил Рабан. – И все очень маленькое. Это не мир, это анклав. У него у самого форма додекаэдра. Длина стороны – два с половиной километра.

– Действительно, маленький, – согласился я. – Карманный мирок…

– А тут ты в самую точку попал, патрон. Именно карманный. Его сотворил один очень могучий маг – для одного себя. На настоящий-то мир ни у одного колдуна сил не хватит, а вот небольшой анклав – пожалуйста. Потом он умер, а Додекаэдр остался. Ну а лет десять назад здесь поселился Йехудин – тот, к кому мы идем. Он, правда, не маг, а ученый, но среди ученых тоже бывают Высокие Мастера.

– Небо здесь красивое… – почему-то сказал я.

– Это не небо, патрон, – хмыкнул Рабан. – Это противоположный пентагон – Озерный. А под ногами у нас Лесной пентагон.

– Пентагон?.. – не понял я.

– Не тот, который в Америке. Геометрическая фигура – правильный пятиугольник. В Додекаэдре их двенадцать – Лесной, Озерный, Морской, Болотный, Пустынный, Степной, Горный, Ледяной, Лавовый, Железный, Хрустальный и Мертвый. Йехудин живет на стыке Лесного и Пустынного.

Я послушно взмахнул крыльями и неторопливо двинулся, куда было сказано. Конечно, такое малое расстояние вполне можно пройти и на ногах, но если есть крылья, почему не летать?

По дороге я то и дело посматривал вверх. Мне не верилось, что это не небо, а вода. Почему же она не выливается мне на голову?

– Поверь, патрон. В Додекаэдре нет единого центра гравитации, как на Земле. Каждый пентагон притягивает отдельно. В самом центре здесь невесомость. Поверишь или проверишь?

– Поверю. Вот еще – проверять все, что ни попадя… Был, помню, один такой недоверчивый – решил лично проверить, что чувствует повешенный…

Пустынный пентагон выглядел так же игрушечно, как и Лесной. Со стороны он напоминал изрядно раздавшуюся песочницу – ни тебе барханов, ни кактусов… Чего там еще бывает в пустынях? Только ровный серый песок до самого горизонта.

А на горизонте… В этом мире не было горизонта, был… антигоризонт, что ли… Панорама не обрывалась вдали, а как бы ломалась, пейзаж искривлялся и шел вверх, к небесам.

Пустынный пентагон примыкал к Лесному, как довольно крутой пандус, но стоило мне сделать один лишь шаг, и весь мир словно пошатнулся, переворачиваясь с ног на голову. Теперь уже Лесной пентагон стал пандусом, а Пустынный – ровной поверхностью под ногами. Над головой теперь простиралась не яркая синева Озерного пандуса, а нечто серое, похожее цветом на мою шкуру.

– Это Мертвый пентагон, – прокомментировал Рабан. – Туда ходить не рекомендуется, там от земли ядовитые испарения и вообще… Пошли лучше к Йехудину.

Я обернулся и заметил металлический дом в форме приплюснутой полусферы. В стенах на равном расстоянии друг от друга виднелись небольшие квадратные окна, похожие на пулеметные амбразуры, а прямо передо мной виднелась дверь. Высокая дверь, почти трехметровая, так что этот Йехудин, видимо, немаленького роста.

– Стучи, – посоветовал Рабан. – Звонка у него нет…

Возле ручки висел массивный дверной молоток, похожий на утолщенную лопату. Я взялся за него и с силой ударил. Железо соприкоснулось с железом и по всему дому разнесся гул, как от колокола.

Какое-то время ничего не происходило. А потом я расслышал странный звук, похожий на цоканье моих когтей, только в несколько раз звонче, и сопровожденный недовольным кряхтеньем. Йехудин остановился на самом пороге, но дверь открывать и не подумал. Он некоторое время стоял там, вероятно, надеясь, что гости уйдут сами, а потом недружелюбно рявкнул из-за закрытой двери:

– Я никого не жду, убирайтесь!

Я опешил, не зная, что на это можно ответить.

– Это ты, Локс? – подозрительно осведомился Йехудин. – Сколько раз можно повторять, что я не собираюсь его продавать?! Проваливай, пока автоматы не запустил!

– Стучи три коротких, два длинных, два коротких, – посоветовал Рабан.

Я отстучал вышеупомянутый пароль, и дверь в то же мгновение распахнулась. Оттуда заорали:

– Волдрес, ублюдок, ты опоздал на два года!..

А потом Йехудин заткнулся, удивленно разглядывая меня. Я, в свою очередь – его. Посмотреть было на что.

От пояса и выше это был человек как человек. На вид лет семидесяти, седой, но еще крепкий, жилистый. Правую бровь пересекает длинный шрам и правый глаз подозрительно мутный, но в остальном полный порядок.

А вот ниже пояса… Ниже пояса у него красовался некий прибор, из которого росли четыре металлические ноги, похожие на лапки какого-то насекомого. Теперь я понял, почему он так странно цокал – кончики этих лап были острыми, как иглы. Будь у него не четыре ноги, а только две, он просто не смог бы стоять.

– Ты не Волдрес, – сделал довольно логичный вывод Йехудин. – Твое имя?..

– Яков из яцхенов.

Я протянул новому знакомому правую верхнюю руку, но ему, по-видимому, этот жест был не знаком. Он довольно подозрительно уставился на мою кисть, а потом сухо сказал:

– Мне это ничего не говорит. Кто ты вообще такой?

– Довольно долгая история… Можно войти?

– Нет, – грубо отрезал Йехудин. – Я не приглашаю в свой дом кого попало. Тебя что, прислал Волдрес?

– Волдрес умер два года назад.

– А-а-а… – без особой печали протянул Йехудин. – Ну, все там будем. Значит, свой заказ я уже не получу?.. Жаль, жаль…

– Что ж, если этот заказ тебе по-прежнему нужен, полагаю, мы могли бы договориться… – насколько мог равнодушно произнес я.

Йехудин некоторое время молча размышлял, а потом коротко кивнул:

– Проходи.

Я вошел. Изнутри дом Йехудина был примерно таким же, как и снаружи, и очень соответствовал своему хозяину. Кругом какая-то техника, разнообразные приборы… по крайней мере половина явно сломанные. Но здесь хотя бы не было матричных репликаторов – их я успел здорово возненавидеть.

Хотя нет, один все-таки был, и в нем плавало что-то, похожее на чересчур разжиревшую крысу с мятно-розовой кожей.

– Гомункулус? – неодобрительно прохрипел я.

– Какой еще гомункулус? – не понял Йехудин. Он проследил за моим взглядом и раздосадованно чертыхнулся. – Что за дела такие?! Совсем забыл, совсем забыл… Ведь переварился же! – взвизгнул он, вытряхивая эту крысу на ближайший стол.

Теперь я понял, что это вовсе не матричный репликатор, а просто необычной формы кастрюля со стеклянными стенками, и стоит она на плите. Тоже очень необычной, но, несомненно, плите.

– Переварился, переварился… – растроенно охал Йехудин, тыкая в свой обед чем-то, напоминающим вилку с сильно отстоящими зубцами. – Точно! Теперь и в рот не возьмешь…

– А можно мне? – попросил я. Ужинал я недавно, но есть уже снова хотелось, а я за свою короткую, но насыщенную жизнь привык жрать любую дрянь.

– Да пожалуйста, если желудка не жаль… – отмахнулся Йехудин.

Вкус неожиданно оказался вовсе даже неплохим. Похоже на молодого барашка, только очень уж постное.

– Так ты тоже энгах? – задумчиво осмотрел меня хозяин дома.

– Угу, – кивнул я с набитым ртом.

– Говоришь, можешь раздобыть то, что мне нужно?

– Угу.

– А ты хоть знаешь, что мне нужно-то? – скептически хмыкнул Йехудин.

– Угу.

Йехудин вопросительно приподнял левую бровь.

– Проект «Зомби»? – предположил я, наконец-то дожевав крысу.

– Ну да, в принципе… – неохотно промямлил Йехудин. – Конечно… только…

– Только что?

– Да как-то так получилось, что он мне больше не нужен… Прошло два года, обстоятельства изменились. Теперь мне его уже и приткнуть-то некуда… Но зато мне теперь нужно кое-что другое – и найти это можно примерно там же, где и «Зомби».

– Внимательно слушаю, – поощрительно кивнул я.

Йехудин отошел к небольшой железяке с тремя кривыми ручками, поковырялся в ее недрах, задумчиво почесал переносицу и спросил:

– Ты в двигателях случайно не разбираешься?

– А в каких?

– Внутреннего сгорания.

– Нет, не разбираюсь.

– Ой, патрон, можно подумать, что в паровых двигателях ты просто дока! – насмешливо фыркнул Рабан. Хорошо, что кроме меня его никто не слышит…

– А к чему этот вопрос? – попытался прищуриться я. Не получилось, конечно, моя мимика напоминает мимику деревянной куклы.

– Да так, интересно стало… Так вот – мне нужен другой проект тех же разработчиков. Кодовое название – «Палач».

Я сохранял каменное выражение лица. Мне отнюдь не улыбалось сообщать этому барыге, что Палача сейчас, быть может, и в живых-то нет.

– Так вот… – продолжил Йехудин, так и не дождавшись никакой реакции. – Палач, значит… Собственно, весь он мне не нужен – достаточно схемы. И тоже не всей – хватит мозга. Это робот, и вместо мозга у него компьютер… сложный компьютер, какого-то особого типа. У меня такого еще нет, и я его хочу.

Я по-прежнему молчал. Йехудин подозрительно зыркнул на меня. По-моему, он ожидал вопроса. Долго ожидал. Мы соревновались в терпении минут пять, но он таки сдался первым.

– Ладно… – проворчал безумный ученый. – В общем, искать его нужно там же, где и «Зомби». Как он выглядит – не знаю. Доставь его мне в течение месяца, и получишь столько же, сколько я обещал Волдресу. Если успеешь быстрее, получишь премию. Как – по рукам?

«Сколько он обещал Волдресу?» – мысленно спросил я.

– Шестнадцать тысяч красных злотов. Валюта Родахи – полупланеты Йехудина.

«А это сколько? И что такое полупланета?»

– В долларах – чуть больше тридцати тысяч. А полупланета… Это словами не объяснить, это увидеть надо. Желательно со стороны, из космоса. Но обещаю, патрон, скоро такое не позабудешь. Хочешь, потом слетаем?

«Что я там не видел… Так что, соглашаться?»

– Патрон, плата, конечно, хорошая, но нам же вроде память надо восстанавливать? Когда ты собираешься еще и Палача искать?

«Да не собираюсь я его искать. Мне, главное, это дурацкое письмо получить…»

– Идет, – наконец-то ответил я Йехудину, со скучающим видом переминавшемуся с лапы на лапу. – Только у меня будет одно маленькое условие…

Теперь пришла очередь Йехудина молчать, всем видом показывая, что он внимательно слушает.

– Мне известно, что ты показывал Волдресу письмо от некоего Баринова. Это так?

Йехудин кивнул.

– Это письмо все еще здесь?

Йехудин снова кивнул.

– Я хочу получить его. Хотя бы на время.

– Это нетрудно сделать, мне оно не нужно… но зачем?

– Скажем так… у меня есть особый метод работы. И это письмо значительно ее облегчит.

– Что ж… – пожал плечами Йехудин. – Но придется подождать – я совершенно не помню, куда его засунул…

Глава 18

В письме, врученном мне Йехудином, Баринов требовал у некоего Константина Абабьева отчетности по проекту «Зомби» – тому самому, который так заинтересовал моего нынешнего нанимателя. Еще он выражал сомнение в целесообразности этого проекта, в нескольких строчках перечислял его явные недостатки и непомерно высокую опасность. В конце же он приказывал временно свернуть все работы.

Еще там был конверт, но без адреса. На нем имелось только три вещи – восковая печать, штамп «Совершенно секретно» и дата. Двенадцатое октября девяносто пятого года.

Конечно, адрес мне вовсе и не нужен. Как раз в данный момент я стремительно лечу над ночной Москвой, отчетливо чувствуя, как в паре километров к западу медленно движется человек, написавший это письмо. Я все еще не могу увидеть его направлением, но место, где он находится, теперь уже не потеряю.

Дом, к которому меня привело направление, несколько разочаровывал. Довольно старая четырехэтажка, стоящая квадратом с тремя точно такими же. Два подъезда, в парадном темно, фонари тоже не горят.

Не очень-то похоже на жилище всемогущего генерала ФСБ, или кто там этот Баринов…

– Внешность бывает обманчива, патрон, – подал голос Рабан. – Может, у него здесь конспиративная квартира?

Я не стал отвечать.

Поскольку сегодня мне приходилось работать крыльями, я ограничился минимумом одежды. Брюки, прорванные на коленях (у меня там небольшие, но довольно острые шипы, и в любых моих штанах рано или поздно появляются дырки), футболка аж с шестью рукавами (четыре из них я проделал сам) и шапка пирожком. На шее мой любимый крест.

Вообще-то, с моей внешностью вполне можно ходить и голым, но без одежды я чувствую себя как-то неуютно.

Возле нужного мне подъезда я заметил три силуэта. В темноте я вижу так же ясно, как и на свету, поэтому отчетливо разглядел, что это три пацана. Двое лет шестнадцати и один года на три-четыре моложе. И двое старших явно лупят третьего. Тот только хнычет, безуспешно пытаясь закрыть лицо.

– Эй, пацаны! – хрипло крикнул я. – А вам не кажется, что двое на одного не очень честно?

– Так иди сюда, да помоги ему, если такой честный! – весело ответил тот, что был поздоровее. По-моему, они просто не поняли в темноте, с кем имеют дело. Вероятно, решили, что я всего лишь случайный прохожий.

Я раскрыл крылья, поднял хвост и выпустил когти, и в таком устрашающем виде сделал несколько шагов по направлению к драчунам. Они стояли ко мне спиной, а вот тот, кого били, меня заметил. И моментально дико заорал.

– Заткнись, урод! – рявкнул тот, что пощуплее. – Че орешь, придурок?!

– Там… там… – пролепетал мальчишка, пялясь в мои красные глаза.

Похоже, даже до этих идиотов дошло, что этот ужас вызван не ими. Они медленно повернулись… и заорали еще громче. А в следующую секунду порскнули в разные стороны, бросив свою несчастную жертву посреди асфальта. Я только пренебрежительно фыркнул.

Мальчишка, которого я спас, испуганно съежился под моим светящимся в темноте взглядом. Из носа у него капала кровь, левый глаз стремительно наливался синевой, а правая рука, похоже, была вывихнута – уж очень он неестественно ее держал.

– Далеко живешь? – как мог приветливо спросил я.

Пацан испуганно помотал головой, указав на дом, противоположный тому, куда шел я.

– Сам дойдешь?

Испуганный кивок.

– Ну, флаг тебе в руки. А если снова будут доставать, говори, что я твой друг.

Улепетывал он быстро.

В подъезде было темно, как в подземелье. Часть лампочек перегорела, часть просто отсутствовала. Я проверил окрестности направлением и позвонил в квартиру под номером «4». В двери был глазок, поэтому я на всякий случай встал сбоку.

– Как будем входить – по-доброму или по-злому? – поинтересовался я у своего симбионта.

– Давай лучше по-доброму, патрон. Мы же против Баринова пока что ничего не имеем? Вот не захочет открывать, тогда и будем думать…

Я все еще не мог увидеть Баринова мысленным взором, но уже отчетливо представлял его местонахождение, ибо в квартире был всего один человек. Сейчас он медленно поднимается с кровати, разбуженный моим звонком. Надевает тапочки… очки… идет к двери…смотрит в глазок.

– Кто там? – сердито пробурчал старческий голос.

– Лев Михайлович? – уточнил я.

За дверью некоторое время молчали, видимо, пытаясь расшифровать меня по голосу.

– Допустим… – неохотно признали этот факт. – А с кем имею честь?

– Вы – Лев Баринов, руководитель научных станций «Уран» и «Гея»? – снова уточнил я.

На этот раз молчание длилось еще дольше.

– Нет… не совсем… – совсем уж через силу выдавил голос.

– Угу. То есть?

– Я Лев Баринов. Но я не руководитель этих станций. Больше не руководитель. На пенсию я вышел, еще в прошлом году… Точнее, меня выдворили… А вам что – не сообщили? Кстати, а кто вы вообще такой?

– Я один из тех, кто выжил на базе «Уран».

Теперь, по-моему, Баринов окончательно офигел.

– Как это – выжил? – с неподдельным интересом спросил он. – Что там случилось?

– Базы больше нет, Лев Михайлович. Капут. Уже почти месяц там одни только развалины.

– Интересно!.. – хохотнул Баринов. – Итак, Мельников таки все завалил…

– Кто?

– Димка Мельников, мой преемник, – с удовольствием ответил голос Баринова. – Мелкий вонючий крысеныш… Мой бывший заместитель. Подсидел меня, скотина… Мол, слишком стар! Да мне всего-то семьдесят семь!

Я тактично промолчал. На мой взгляд, семьдесят семь лет – вполне достаточный возраст, чтобы выйти на пенсию, но Баринову я, естественно, об этом говорить не стал.

– А что там случилось-то? – снова проявил интерес к «Урану» Баринов. – И кстати, встаньте так, чтобы вас было видно в глазок, если не трудно.

– Я так и стою, – соврал я. – Темно просто.

– Лжете, любезнейший. Я, к вашему сведению и моей радости, никталоп. То есть отлично вижу в темноте. А вас я не вижу, если вы, конечно, не человек-невидимка…

– Угу. Ну хорошо, Лев Михайлович, вы меня поймали. Дело в том, что если вы меня увидите, то вряд ли захотите дальше со мной говорить.

– И почему же?

– Как вам сказать… Вы знаете о проекте «ЯЦХЕН»?

Воцарилась тишина. Когда Баринов заговорил снова, в его голосе слышались одновременно и ужас, и восторг.

– Не может быть! – воскликнул он. – Хочешь сказать… что вы… что ты… Это самое? И ты жив?!

– Откройте, и сами убедитесь.

– А где гарантии? – подозрительно хмыкнул Баринов. – Я ведь помню, сколько народу кончил самый первый яцхен!

– Тогда вы должны знать, что ваша дверь для меня не преграда. Если бы я хотел убить вас, Лев Михайлович, вы бы уже давно были мертвы.

– Что ж… Полагаю, это имеет смысл, – признал старик. – Заходите, друг мой…

Дверной замок тихо задребезжал, и я наконец-то воочию увидел Льва Баринова. Что ж, примерно так я его себе и представлял. Среднего роста, худощавый, лысоватый, в круглых металлических очках. Здорово напоминает Лаврентия Берию.

– Так-так, любезнейший… – хмыкнул старичок, оглядывая меня с ног до головы. – Три глаза… шесть рук… на руках по семи пальцев… Приметы сходятся!

Я тактично промолчал, про себя раздумывая – неужели меня можно с кем-то спутать?

– Да вы проходите, проходите, чего в коридоре-то стоять? – забеспокоился Баринов. – Не дай бог сейчас кто мимо пройдет… Особенно Клавка со второго этажа – визгу будет!

Я зашел, тактично попытавшись вытереть ноги о довольно ветхий коврик. Баринов вежливо сделал вид, что не заметил, как мои когти разодрали его тряпку на десяток длинных лоскутков.

До сих пор не привык к необычайной остроте своих царапок.

Усадив меня на облупившийся табурет, хозяин дома захлопотал, перекапывая холодильник в поисках угощения. А я думал о том, что если еще раз увижу Святогневнева, обязательно что-нибудь ему отрежу. Это же надо – начальство год как сменилось, а этот крендель до сих пор ни сном ни духом! Ну как так можно-то вообще?

– А квартирка у него не ахти, патрон, – поделился наблюдениями Рабан.

«Сам вижу».

Действительно, для бывшего генерала ФСБ, или кем там служил господин Баринов, обстановка была довольно скудной. Всего лишь жалкая, бедно обставленная однокомнатная халупа. Старый продавленный диван, шкаф чуть ли не тридцати лет от роду, пыльный ковер… Единственным приличным предметом здесь был телевизор – совсем новенький, японский, с широким экраном.

– Водочку употребляете? – с явным интересом показал початую бутылку Баринов.

Я равнодушно махнул рукой. С алкоголем у меня довольно странные отношения, ибо я до сих пор толком не уяснил, как он на меня действует.

– Ну а я, с вашего позволения, приму рюмочку, – пропел старик, наполняя крохотный стаканчик. Похоже, меру дедушка знал – такой фужерчик, лишь чуть крупнее столовой ложки, вряд ли повредил бы и грудному младенцу.

Приняв свое «лекарство» и закусив кусочком черного хлеба, Баринов что-то невнятно пробурчал, показывая на богатый стол. Другого приглашения мне и не требовалось. Я охотно умял связку охотничьих сосисок, начатый батон докторской колбасы, полбуханки «черняшки», почти полную банку с солеными огурцами и помидорами, три головки чеснока, плитку шоколада и запил все это литром минеральной воды. Когда я закончил, стол напоминал Куликово поле после битвы.

– М-да, ну у вас и аппетит, батенька… – задумчиво пожевал губами Баринов. – Но, я надеюсь, теперь-то вы сыты?

– Вообще-то, я бы с удовольствием съел еще два раза по столько, – напрямую ответил я. – Благодарите своих ученых – я ем больше, чем Гаргантюа…

– Так, стой! – тут же ткнул в меня пальцем въедливый старик. – А откуда это ты Гаргантюа знаешь, если тебе всего три недели от роду?

– Даже меньше. Это наследственная память – вы же сами мне чей-то мозг вставили… Кстати, не знаете, чей именно, Лев Михайлович?

– Да я этими вопросами не занимался… – неохотно пожал плечами Баринов. – Я и на базу-то заглядывал раз в год, не чаще… Ты давай-ка, сынок, расскажи мне все с самого начала.

Я поскреб когтем столешницу, собираясь с мыслями, но тут же отдернул палец, заметив, с каким неодобрением хозяин смотрит на появившийся разрез. Чтобы отвлечь его, я начал взахлеб рассказывать историю своей жизни. Такую короткую, но такую насыщенную…

Конечно, многие детали я опустил – совершенно ни к чему выкладывать первому попавшемуся типу все свои секреты. Так, я ни словом не упомянул ни о Святогневневе, ни о Рабане, ни о Сером Плаще. О Палаче рассказал только то, что узнал на базе – о последующей встрече и кратковременном союзе с ним умолчал. О путешествиях в параллельные миры я тоже умолчал, как и вообще о том, что у меня имеется такая возможность.

Согласно моей версии, после того, как я очнулся в лаборатории, то просто прошерстил ее вдоль и поперек, изучил компьютер, из которого и узнал о Баринове, после чего уничтожил то, что еще оставалось целого, и без особых приключений прилетел в Москву.

– А вот как это ты меня нашел, интересно? – прищурил правый глаз Баринов. – Я ведь уже год как не Баринов и не Лев Михайлович! Даже годов мне по паспорту не семьдесят семь, а семьдесят шесть! Я, если хочешь знать, в данный момент Коваленко Дмитрий Станиславович, токарь на пенсии!

Угу. Правильно, чего-то в этом роде я и ожидал. Следовало ожидать, что человеку, посвященному в такую гору правительственных секретов, не позволят просто так жить под собственным именем…

Удивительно, как ему вообще это позволили. Может, я и ошибаюсь, конечно, но я слышал, что из таких засекреченных спецслужб выходят только одним способом – ногами вперед.

– А ну-ка, сынок, продемонстрируй-ка мне свои возможности, – неожиданно попросил Баринов. – Интересно же, во что мы столько лет такие деньжищи вкладывали…

Я в который раз безуспешно попытался пожать плечами, и начал показывать. Мои многочисленные когти и их фантастическая острота Баринова восхитили. Ядовитое жало тоже понравилось, а умение плеваться кислотой еще больше. Конечно, ни первое, ни второе я продемонстрировать не мог – не на чем. Умение летать, сверхпрочная броня, невероятно убыстренные рефлексы, усиленное зрение и слух привели в восторг.

Но пуще всего ему понравилось направление. Когда Баринов узнал, что я могу найти любого человека по фотографии или принадлежащей ему вещи, он вскочил с табурета и забегал по комнате. Сделав три круга, он немного успокоился и присел, возмущенно сжимая кулаки.

– Эх!.. – воскликнул старик, бессильно хватая воздух. – Да что же они раньше-то тебя не вырастили, лет так тридцать назад! Эх, какие возможности упущены, какие возможности!

– Угу. А какие возможности?

Баринов что-то злобно бормотал себе под нос. Я различил слова «холодная война», «уевы американцы» и «кузькину мать!».

– А теперь у нас с ними, понимаешь, дружба! – с горечью выкрикнул старик. – Довели страну, сволочи!

– Патрон, по-моему, этому дедку и такой рюмочки хватило, – высказал свое мнение Рабан.

Я был склонен с ним согласиться. Похоже, к старости Баринов превратился в злобствующего маразматика, так что его просто вынуждены были сплавить с глаз долой.

– Лев Михайлович! – встряхнул я все больше клевавшего носом дедка. – Лев Михайлович!

– А! Что? Кто здесь?! – завопил очнувшийся Баринов.

– Это я, Лев Михайлович, помните?

– Ты что, еще не ушел? – буркнул старик, глядя на меня с нескрываемым отвращением.

Я только сейчас заметил, что бутылка «Русской» уже не едва почата, как в начале беседы, а почти опустошена. Похоже, пока я распинался перед стариком, он тихо и незаметно заглатывал свой горячительный напиток. Урок мне – даже в такой ситуации бдительности терять не следует…

– Сейчас уйду, Лев Михайлович. Скажите только – вы Краевского знаете?

– Этого козла-то? А то, конечно, знаю! Я тебе так скажу, чудище болотное, – рядом с этим гадом доктор Менгеле просто сельский ветеринар! – доверительно прошипел Баринов.

– Угу. Отлично. А где его искать, вы не знаете? На базе «Гея»?

– «Гея»?! – фыркнул пьяный старик. – Да что он там забыл-то, на «Гее»? У этой скотины везде связи, всех подмазал, кого надо… У него дача в Медведково, там и проживает постоянно. С-сукин сын…

– А адрес?

– Да где ж я тебе адрес возьму, что он меня, в гости водил? Хотя вру, один раз все-таки был, года два назад… По делу заезжал. Но адреса все равно не помню… Да ты не переживай, найдешь. У него там домина в три этажа, крыша красная, ворота железные, а во дворе фонтан с русалкой. И откуда только деньги взял, скотина такая?!

– Спасибо, Лев Михайлович.

Я попятился, чтобы подобру-поздорову уйти – старик с каждой минутой становился все более невменяемым. В принципе, по таким приметам найти дом вполне реально. Ну сколько может быть в Медведково трехэтажных дач с красной крышей, железными воротами и фонтаном с русалкой?

– А ну, стой! – заорал Баринов, заметив, сквозь прикрытые глаза, что я нажимаю дверную ручку. – Ты того, сынок, сделай доброе дело… Будешь у этого Краевского, харкни ему прямо в рожу! Своим фирменным плевком-то… Серной кислотой! Я, знаешь, давно мечтал этого гада ушами к стенке прибить. Вся страна тебе спасибо скажет! Пообещай, что сделаешь!

Что ж, это обещание я дал охотно.

Глава 19

В Медведково я отправился уже следующей ночью – мне совсем не улыбалось разыскивать дачу Краевского при свете дня, когда отовсюду пялятся любопытные глаза.

– Что скажешь, патрон? – спросил Рабан, когда мы зависли над одной из шикарных дач. – Похожа?

– Вряд ли… Этажа, конечно, три, и ворота железные, но крыша желтая, а не красная, и никаких фонтанов я здесь не вижу…

– Крышу он мог и перекрасить.

– А фонтан?

– Да может у него этот фонтан внутри!

– Ничего глупее в жизни не слышал. Краевский, конечно, богатый дяденька, но все-таки не миллионер, чтобы фонтаны в доме ставить. Не, поищем еще…

Нужная дача нашлась примерно через полчаса. Все было, как описывал Баринов – ворота, крыша, русалка. Правда, русалка скорее напоминала морскую корову, но винить в этом следовало исключительно скульптора.

Некоторое время я сканировал пространство внутри дома. К моему удивлению, во всем этом домище имелся всего лишь один живой человек. Сам Краевский? Или все-таки какой-нибудь сторож?

– Чего не знаю, патрон, того не знаю. Вламываться будем?

– Зачем так сразу вламываться? Профессор должен быть человеком интеллигентным, уверен, что мы договоримся по-хорошему…

– Вот и Волдрес тоже так думал… – пробурчал Рабан, но возражать не стал.

На двери висел домофон. Какое-то мгновение я еще боролся с искушением разрезать его на гайки, а потом то же самое проделать и с самим профессором, но потом все-таки нажал на кнопочку.

Приборчик некоторое время молчал. Потом скрипнул, пискнул, и оттуда донесся голос:

– Да?

– Павел Романович? – вопросом на вопрос ответил я.

– Не смею спорить. Чем могу быть полезен?

– Вы будете очень любезны, если впустите меня внутрь, – прохрипел я.

– Что ж, проходите, дорогуша моя, – хихикнул Краевский.

Дверь словно бы сама собой отъехала в сторону. Я в некотором недоумении остановился на крыльце. Йехудина и Баринова я убеждал впустить меня довольно долго, а этот открыл сразу же. Даже не спросил, кто я такой…

Странно. Странно и подозрительно.

– Ну ты так и будешь стоять, патрон, или все-таки войдешь?

Я вошел. За дверью была небольшая прихожая, а потом сразу начинался холл – довольно крупная комната с персидским ковром от края до края.

– Ничего устроился… – оценил Рабан.

Хозяина пока что не было ни видно, ни слышно. Направление утверждало, что он по-прежнему там же, где и был – на втором этаже. Мне это с каждой секундой нравилось все меньше и меньше…

И мне это совсем перестало нравиться, когда после очередного шага из-под пола, разрывая ко всем чертям ковер, вылетели толстые прутья. Я метнулся в сторону, но опоздал на какую-то миллисекунду. В результате я оказался заключенным в клетку!

Естественно, я ни на секунду не смутился. Просто выпустил когти на верхней правой руке и полоснул по прутьям. И едва сдержался от крика – меня ударило током с такой силой, что будь я менее выносливым, тут же бы и обуглился!

Во всяком случае когти, которым досталось больше всего, обуглились и начали крошиться.

– Не советую больше, дорогуша моя, – ласково пропел голос из домофона.

Только теперь он, разумеется, доносился не из домофона. По лестнице медленно спускался мужик в купальном халате. Высокий, седой, на вид лет шестьдесят. Нос длинный и словно бы свернут набок. Павел Романович Краевский, собственной персоной…

Почему-то я ничуть не удивился, когда заметил, что следом за ним неторопливо движется Серый Плащ. Ну конечно – глупо было даже надеяться, что он упустит такую возможность…

Серый Плащ внимательно посмотрел на меня, убедился, что я попался крепко, и как обычно бесследно улетучился. Похоже, ему просто нравится сажать меня в парашу и смотреть, как я оттуда выкарабкиваюсь.

– Ай-яй-яй, дорогуша моя, – укоризненно покачал головой профессор. – Ай-яй-яй, как же вы меня разочаровали, как разочаровали… Я ведь еще целую кучу сюрпризиков для вас заготовил, и все зря! Попались в самую простенькую ловушку… Ведь обычная клеточка, только под напряженьицем… А вы что, не знали, что электричество – ваша ахиллесова пята? Ай-яй-яй…

– Добрый вечер, профессор, – вежливо поздоровался я. – А чем я заслужил подобное отношение, можно узнать?

– Ну конечно, можно, дорогуша моя, как же без этого, – ехидно цокнул языком Краевский. – Не возражаете, если я присяду? У меня знаете ли, остеохондроз в поясничной области, мне долго стоять не рекомендуется…

Не дожидаясь моего согласия, профессор пододвинул к клетке мягкое кресло и уселся в максимальной близости от клетки. К сожалению, не настолько максимальной, чтобы я мог дотянуться до него рукой или хвостом.

Какое-то мгновение я думал, что смогу до него доплюнуть, но Краевский нажал на кнопку в подлокотнике, и между им и мной поднялся толстый лист стекла.

– Подстраховочка, знаете ли, – хихикнул профессор. – Вдруг вам, простите за грубость, плюнуть захочется? Нет, я не брезгливый, я утрусь, только ведь ваш плевок, он, знаете ли, мне лицо в кашку превратит. Манную… А это стекло особое, как раз против вашей, дорогуша моя, кислоты…

– А вы, похоже, все обо мне знаете, профессор?

– А как же, дорогуша моя, а как же! Я же сколько лет помогал вас разрабатывать! Активно помогал… Хотя мою фамилию они присоединить не захотели – «ЯЦХЕНК», видите ли, неэстетично звучит! Кстати, я ведь в конечном итоге оказался прав!

– В чем прав?

– Видите ли, дорогуша моя, человеческий мозг очень плохо сочетается с вашим… мнэ-мнэ-мнэ… телом. А вырастить такой мозг, который сочетался бы хорошо… прррр!.. не удалось! А ведь пытались! Это я, знаете ли, изобрел ту штучку, которая позволила преодолеть это маленькое препятствьице…

– Изобрел?! – взъярился Рабан. – Вот мразь какая!

– Профессор, я вас правильно понял – это вы достали тот мозг, который сейчас находится здесь? – я коснулся лба.

– Правильно, – ласково улыбнулся Краевский.

– Тогда вы должны знать – кто я такой?! – я все-таки не сдержался. – Ответьте – как меня зовут?!

– Что? – удивился профессор. – Ну что за ерунда, дорогуша моя? Вас никак не зовут, вы всего лишь эксперимент. Очень удачный, надо признать, хотя и довольно строптивый, но, если честно, было бы странно ожидать чего-либо другого… Или вас интересует что-то другое?

– Я говорю о том, кем я был раньше. Вы ведь не собираетесь отрицать, что это вы вложили в это тело мозг? Нес па, профессор?

– У вас отвратительный французский, дорогуша моя, – поморщился Краевский. – Так вас интересует ваше прошлое… Весьма странно – я полагал, что воспоминания не должны сохраниться…

– Они и не сохранились.

– Тем более. А вообще – какое это имеет значение? Пожалуйста, не воображайте всяких ужасов вроде того, что я убил предыдущего владельца или что-то вроде этого… Я всего лишь сумел вовремя подсуетиться и успел извлечь мозг до того, как начались процессы разложения. Это как с донорскими органами… кстати, насколько я помню, большая часть вашего бывшего тела как раз и пошла на донорские органы. Вы ведь не будете разыскивать теперешних владельцев вашего сердца, почек и тому подобного? Так какая разница, чей это был мозг?

– Профессор, к чему эти словоблудия? – я нетерпеливо клацнул зубами. – Если вы не виновны в моей смерти, зачем тогда что-то скрывать? Просто расскажите все, что обо мне знаете, и больше я вас не побеспокою.

– Ну… – задумался Краевский. По-моему, убедительных аргументов у него больше не осталось, поэтому он неохотно кивнул и сказал: – Да, вы правы, я действительно кое-что о вас знаю. Правда, не очень много… Насколько помню, вам было что-то около тридцати лет, и вы служили лейтенантом морской пехоты… Скончались во время увольнения на берег, сбиты водителем «газели» при переходе дороги. Да, если интересно, водитель остался жив-здоров и долго потом рассказывал какую-то чепуху насчет того, что у него, мол, машина сама прямо на вас поехала, а он тут и ни при чем… Не здесь, кстати, а в Питере. До сих пор помню – ноги всмятку до самого паха, а вот выше все целехонькое, любо-дорого полюбоваться. Врачи некоторое время еще пытались вас воскресить, но, как говорится, не судьба… Вот я мозг-то и заполучил. Удачно еще так получилось – я как раз в ту больницу заглянул, уже уходить собирался, да вдруг словно подсказал кто – взял и вошел прямо в ту палату, где вы лежали. Как под руку подтолкнули…

– Родственники, друзья?

– Никаких. Почему, кстати, и не возникло проблем с органами – никто вас хоронить не спешил. Среди сослуживцев близких знакомых не было, все родственники – где-то на Дальнем Востоке. Кажется, на Камчатке… Вы вроде бы оттуда родом. Да и там, кажется, вас никто не ждет. Особенно теперь… – Краевский противно хихикнул.

– А имя? – сохраняя каменное спокойствие, осведомился я. – Как мое имя?

– Имя… Имя я запомнил. Правда, только потому, что уж больно у вас фамилия необычная, трудно такую забыть. Вы, дорогуша моя, при жизни были известны как Олег Бритва. Конечно, бывают и не такие фамилии… Вот, помнится, был у меня один знакомый, так во всех документах в его фамилии первую букву заменяли на многоточие – иначе цензура бы не пропустила. Но это так, к слову. Отчества вашего я не помню, уж простите старика…

Я его не слушал. Я пробовал на язык свое новое… хотя нет, старое имя. Фамилия, что называется, попала в точку. И имя хорошее – Олег. Мне всегда нравилось это имя… теперь-то понятно, почему.

Что ж, надеюсь, Магнусу Рыжебородому этого будет достаточно.

– Поздравляю, патрон. Теперь мы можем уходить?

– Не торопись.

– Что вы сказали, дорогуша моя? – встрепенулся профессор.

– Да вот хочу спросить, профессор – вы что же, заранее знали, что я сюда приду? И заранее подготовились?

– Подготовился, конечно, подготовился… – рассеянно пробормотал Краевский. – Ну а насчет знал… Знал, не знал, какая разница?.. Чувствовал, скажем так… Видите ли, когда вы бесследно исчезли с базы, я долгое время думал, куда бы вы могли направиться. Следочков-то вы, конечно, не оставили, но у меня снова будто видение какое-то было – знаю откуда-то, что вы сюда заявитесь, и все тут! Вы в предчувствия верите? Вот у меня такое и было…

Я-то знал, что это у него за предчувствие такое – Серый Плащ нашептал, кто же еще… И как он только ухитряется все это проворачивать?

– Шанс, конечно, был не слишком велик, но ведь он был, разве нет? – продолжал рассуждать Краевский. – И ведь я же оказался прав! Вы ведь здесь, дорогуша моя, хе-хе-хе…

– Угу… Погодите-ка. Исчез с базы? А откуда вы об этом знаете? Вы что же, успели побывать на базе, профессор?

– А как же! – возмутился Краевский. – Что же я, по-вашему, просто так все это затеял?!

– Что затеяли?

– Как? Ну, все это… освобождение Палача, похищение вас, дорогуша моя…

Я на миг остолбенел. Я просто не мог поверить в то, что только что услышал.

– Профессор… вы имеете в виду, что это ВЫ?! ВЫ сделали все ЭТО?!

– Не повышайте голос, дорогуша моя. Да, я. И поверьте, все это было очень и очень нелегко… По счастью, я имел неограниченный доступ к Палачу, и мне было совсем нетрудно ввести в его память дополнительный приказ, скрытый. Понимаете, о чем я? Я так запутал его мышление, что он просто начал убивать всех, кто был на базе. А вот когда он покинул пределы базы, мои указания постепенно начали ослабевать, и со временем Палач стал сравнительно безобидным… Должен был, по крайней мере.

Я вспомнил убитого туриста, и мне ужасно захотелось настрогать этого доброго дядюшку на гуляш.

– А ведь я все так точно рассчитал! – пожаловался Краевский. – Да вот, дурак, не учел одного фактика… Суть в том, что за вами, дорогуша моя, некому стало следить, и вы освободились сами, без посторонней помощи, на целых четыре дня раньше, чем было запланировано. Так что, когда я прибыл вас забирать, то обнаружил только дымящуюся яму… а это ведь сделали вы, да? Не отпирайтесь, не отпирайтесь! Еще зомби эти… Одного я подстрелил, когда сажал вертолет – гаденыш хотел мной позавтракать! Нет, если честно, я не знал, что это зомби, я думал, кто-то на базе все-таки спасся…

– Господи… – едва не простонал я. – Так это вы всех убили… Но зачем?! Зачем, профессор, чего ради?!

– Как это чего ради?! – вспылил Краевский. – Да ради вас же, дорогуша моя, я же битый час вам это объясняю! Я не хотел, честное слово, но у меня просто не было другого способа! Я три года ломал себе голову, но ничего другого не придумал! Ну кто бы мне отдал вас по-хорошему? В вас же такие деньги вложены… Украсть? Хе-хе, это несерьезно – попробуй укради огромный репликатор из подземного бункера! Вот и выходит, что нельзя было по-другому… – печально вздохнул профессор.

Мне почти мгновенно пришел на ум добрый десяток куда более простых и куда менее кровавых способов раздобыть меня, но я спросил профессора только об одном.

– А вы не могли просто сделать другого такого же, как я?

– Сделать? Что за чепуха, дорогуша моя! Вы полагаете, это так просто? Пятеро гениальных умов создавали вас больше десяти лет, а вы предлагаете мне в одиночку повторить все это? Да что я, по-вашему, мультигений? Нет, гений, конечно… – притворно засмущался Краевский, – …но не настолько. А где бы я взял второй такой… вот ведь беда, до сих пор не знаю, что это, собственно, было такое… Ну, ту штучку, которую я поместил в ваш мозг. Без него яцхен долго не проживет, а мне нужен именно живой и здоровый, и на долгое время!

– Но зачем?! – поразился я. – Ну что во мне такого ценного?! По-моему, тот же Палач ничуть не хуже – сквозь стены проходит, и все такое…

– Сквозь стены? – презрительно фыркнул Краевский. – Ну что вы такое говорите, дорогуша моя, зачем мне нужна эта чепуха? Я же медик, понимаете? Ме-дик! И вы целиком меня абсолютно не интересуете – меня интересует исключительно то вещество, что прячется у вас под кожей.

– Какое вещество? – начал смутно догадываться я.

– С тех пор, как вы… вылупились, вам не приходилось пораниться или хотя бы поцарапаться?

– Вы имеете в виду ту черную слизь, которая у меня вместо крови?

– Именно, именно! – обрадованно закивал профессор. – Только вы ошибаетесь, дорогуша моя, никакая это не кровь. Кровь ваша спрятана поглубже, она зеленого цвета и для человека очень ядовита. А эта слизь – ваша тканевая жидкость. Она залегает по всему телу равномерными пластами, словно жировые отложения у человека. И именно она-то и делает вас таким бесценным!

– Объясните.

– То, что вы презрительно именуете «слизью», по сути своей является древней мечтой врачей всего мира. Это регенерин, дорогуша моя, самый настоящий регенерин! Панацея! Ханаанский бальзам! Именно благодаря ей ваши раны заживают за считаные минуты…

– Кроме перепонки на крыльях.

– Там этого вещества очень мало, – отмахнулся профессор. – А вот все остальное… И ведь на человека она действует точно так же – я проверял на себе! Представляете?! Никаких больше бинтов, пластырей, йода и зеленки! Достаточно смазать любую рану вашей слизью, и она рассосется на глазах, не оставив даже шрама! Сломанные конечности будут срастаться за считаные минуты! Хирургам не придется возиться с иглой и ниткой – больные будут выписываться уже через час после операции! Калеки смогут отрастить новые руки и ноги, слепые получат новые глаза! Мы покончим с раком – это вещество отлично растворяет любые опухоли! Да и вообще большая часть болезней останется в прошлом! Представляете перспективы?! Это же здоровье! Долголетие!

– Угу. И всего-то требуется – прикончить пару сотен своих товарищей.

– Ну не надо… – поморщился Краевский. – Эти идиоты за деревьями не видели леса – они так упивались вашей ценностью как военного аппарата, что совсем не замечали маленького побочного эффекта… А ведь он во сто крат ценнее, чем еще один клыкастый монстр! Я один заметил, я один!

– И что же – без меня вам не удалось сделать это вещество?

– Не удалось… Создается такое впечатление, что это вещество может рождаться только в венах яцхена. Знаете, как кровь у человека? Сколько лет ученые пытаются создать искусственную кровь, но до сих пор приходится содержать армию донорских центров…

– И что же – вы собираетесь держать меня в этой клетке и доить, как корову?

– Что вы, дорогуша моя! Конечно, так можно несказанно обогатиться, но если бы я гнался за одними только деньгами, разве я стал бы тратить на вас столько времени? О нет! Я буду изучать вас, изучать долго и старательно, и рано или поздно открою секрет! То, что удалось один раз, удастся и второй! А потом… – Краевский зажмурился от накатившего счастья. – Я принесу миру великое счастье! Я стану новым Луи Пастером! Нет, гораздо больше Пастера – его достижения померкнут рядом с моими! А это вещество назовут моим именем – Панацея Краевского! Или нет – краевин! Да, да, именно так – емко и звучно! Краевин…

– Профессор, а у вас случайно не шизофрения?

– Что? Нет, конечно, дорогуша моя, шизофрения – это… Ай-яй-яй! Ай-яй-яй, как не стыдно насмехаться над пожилым человеком! Ну что, приступим?

– К чему? – подозрительно осведомился я, заметив, что Краевский с кряхтением достает из шкафа очень нехорошо выглядящий баллон.

– Ну как к чему? Мне ведь нужно будет вас извлечь из клетки, вскрыть, поизучать как следует… И при этом оставить вас в живом состоянии, заметьте! Нет, конечно, я бы предпочел договориться по-хорошему, но знаете, даже если вы дадите слово, что будете сотрудничать… Ведь достаточно одного взмаха лапкой или хвостиком, чтобы не стало больше на планете профессора Краевского… Ай-яй-яй, какая неприятность, не правда ли? Вот поэтому и придется вас, дорогуша моя, усыпить… Самому не хочется, но что поделать…

Так, это уже не смешно. Я не знал точно, подействует ли на меня этот газ в баллоне, но Краевский выглядел очень уж уверенно, и я решил, что подействует.

– Рабан, вытаскивай нас отсюда! – решительно приказал я, с ужасом глядя, как профессор нажимает кнопку распылителя.

– Ай-яй-яй…

– Ллиасса…

– Кха-кха!

– …дорогуша моя…

– …аллиасса алла…

– Профессор, вы…

– …что-то вы…

– …и сссаа…

– …мразь! Я вас…

– …заговариваетесь. Быть может…

– …алла асссалла! Алиии! Эсе!

– …убью! Клянусь…

– …у вас самого…

– Энке илиалссаа…

– …Ррогалдроном, убью!

– …шизофрения? Вы не переживайте…

– …оссса асса эллеасса оссо иииииии!

– Кхххх…

– …я вас вылечу.

– Эссеееаааааааа! Алаасса!

Я уже начал терять сознание, когда в глазах привычно раздвоилось. Последнее, что я увидел в этом мире – удивленно вытянутая рожа Краевского.

Глава 20

Когда я пришел в себя, меня окружал уже знакомый пейзаж. До самого горизонта во все стороны высокая степная трава.

– Мы опять здесь? – зачем-то спросил я.

– Точно, патрон, – самодовольно подтвердил Рабан. – А ты чего, недоволен?

– Да нет, почему…

Я расслабленно улегся на траву, развернув крылья поудобнее и вытянув хвост во всю длину. Хм-м, а я и не замечал раньше, какой он длинный… Метра два, не меньше. Длиннее, чем я сам.

– В этом мире сейчас лето, – заметил Рабан, когда я поглядел на солнце. – Ну то есть в этой части планеты – в южном полушарии, наоборот, зима.

– Угу. Слушай, Рабан, наш ученый друг точно до нас не доберется? Здесь, в смысле?

– Да как?! – прыснул мой симбионт. – Ты что, патрон, что за глупые вопросы?! Даже если вдруг окажется так, что Краевский умеет ходить между мирами… хотя это совершенно исключено… даже в этом случае легче найти определенную песчинку в пустыне Сахара, чем определенного человека во всей бесконечности Метавселенной, объединяющей бесчисленное множество миров… уф! Фу, патрон, давно таких длинных фраз не выдавал…

– Устал? – насмешливо поинтересовался я.

– Ты ранил мои чувства, патрон, – совершенно серьезно сказал Рабан. – Обидел до глубины души.

– В глубине души у тебя нет души, – сострил я. – И вообще, хватит дурковать – отправляй нас обратно. Начищу репу Краевскому, вернусь к Магнусу, восстановлю память, а потом… потом буду свободен. В отпуск схожу… Слушай, а я ведь ни разу в жизни не был в отпуске!

– Да ты еще и месяца-то не прожил…

– Не имеет значения. Ты вот как считаешь – где лучше всего отдохнуть? Хотелось бы, конечно, где-нибудь на Бермудах, но там ведь все голые, сразу видно будет, что я за удивительный зверек…

– В Миргороде отличные пляжи. А еще мы как-то были в соседнем с этим миром – там тьма-тьмущая курортов!

– А там кто живет?

– Там шестьдесят с лишним жизнеформ – еще одну никто не заметит. Туарлонны, например – четыре ноги, восемь рук, четыре глаза и пасть почище акульей.

– Ну…

– А еще они вдвое выше тебя.

– Ладно, подумаем… Но сначала в Москву – на дачу Краевского!

– Нет вопросов, патрон, нет вопросов. Прямо сейчас?

– Угу.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Вокруг меня резко потемнело. Так, где это мы… Похоже на гараж. Да, очень похоже. Наверное, потому, что это и есть гараж.

– Прости, патрон, немножко промахнулся, – смутился Рабан. – Это не дом Краевского, а его гараж.

– Да ничего. Слушай, а это что – его машина?

Я удивился. Машина, стоявшая рядом со мной, была красным «москвичом» явно еще советского производства. И вот это мне показалось очень странным – в воображении просто не увязывалась трехэтажная дача и такая рухлядь в качестве транспорта.

– Действительно, странно, – согласился Рабан. – Ой, патрон, прости, это даже и не Краевского гараж!

– А чей тогда?

– Ну… Через два дома от него. Я же должен был сместиться в сторону, чтобы не вернуться обратно в клетку… ну, подумаешь, немножко лишнего промахнулся…

– Ладно, чего там… Давай выбираться, пока хозяин не пришел проверить свою тачку…

Естественно, дверь была заперта снаружи. Я активировал направление, и моему внутреннему взору предстал висящий за дверью замок. Мой коготь прошел сквозь это железо, как сквозь бумагу, и я аккуратно разрезал замок пополам. Послышался шум падающей железки, и я оказался на свободе.

– В какой стороне Краевский?

– Прямо на запад, патрон.

– А в какой стороне запад?

– В западной, патрон.

– Рабан, прекрати.

Я легко перемахнул через старенький забор и задумчиво зашагал по тропинке, неряшливо вымощенной булыжниками. Над головой было звездное небо, и это невольно заставляло размышлять обо всякой ерунде, до которой в другое время мне и дела-то никакого нет.

– Рабан, а что бы было, если бы мы переместились метром левее? Взрыв? Или меня просто перемешало бы с этой машиной?

– Да ничего бы с тобой не случилось, патрон, не нервничай, – хмыкнул Рабан. – Такого просто не бывает. Мы же не телепортируемся, а переходим между мирами, а эти переходы гибкие, они направляют куда-нибудь, где свободно. Воздух как бы расходится в стороны, освобождая место, всякая мелочь тоже разлетается, а вот если там окажется крупный предмет, сдвинет в сторону уже тебя самого. Вот, скажем, если бы там кошка сидела, ее бы отбросило… Мявов было бы… – задумался Рабан.

Почти все дачи стояли темные. Еще бы – два часа ночи, люди спят давно. А вот в доме Краевского виднелся свет. На самом верхнем этаже одно окошко слабо мерцало, словно маяк в порту. Тут уж и направления не нужно, чтобы понять, где искать профессора.

Я бесшумно взмахнул крыльями, поднимаясь к нужному окну. Как и ожидалось, Краевский был там. Он сидел возле включенного компьютера и яростно щелкал мышкой, прокручивая текст на экране. Чуть напрягши зрение, я сумел прочитать, что текст аналогичен тому, что был в компьютере базы «Уран», проект «ЯЦХЕН».

– Похоже, профессор пытается выяснить, как это ты сумел учудить такую каку, – хихикнул Рабан. – Фиг ему – про меня там ничего нет.

– Тогда заходим.

Я отлетел назад. Развернулся в нужном направлении. Сложил крылья и помчался с огромной скоростью прямо на окно. Таран-гребень пробил стекло, и я влетел в комнату, на полном ходу врезаясь в Краевского и его компьютер.

– Кто здесь?! – испуганно завопил профессор, еще не успевший сообразить, что, собственно, произошло.

– Это я! – громогласно прохрипел я. – Я, Олег Бритва, лейтенант военно-морских сил Российской Федерации! Я вернулся с того света, чтобы отомстить своему убийце, профессор! Вам!

– О боже мой, что за чепуха, что за дичь! – моментально оправился Краевский.

Я заметил… хотя нет, скорее почувствовал направлением, что его рука тянется к потайной кнопке под столом, и со скоростью молнии ее перехватил. Профессор жалобно запищал – я сжал немного сильнее, чем было нужно, и, кажется, раздробил ему кисть.

– Как же вам не стыдно, дорогуша моя! – плаксиво осведомился Краевский. Весь его гонор слетел, как кожура с мандарина. – Зачем так глупо паясничать? Ничего я вас не убивал, что вы такое выдумали? Наоборот – я подарил вам новую жизнь!

– Ошибаетесь, профессор. Ваша заслуга в этом минимальна – вы всего лишь воспользовались моим мозгом. Просто потому, что он первый попался под руку. Для того чтобы я жил, вы убили другого человека… я с ним не знаком, но слышал, что он был хорошим человеком. Волдреса.

– Это еще кто такой? – скривился Краевский.

– А вы не помните? Путешественник из другого мира. Тот самый, из чьего мозга вы извлекли Рабана.

Краевский открыл рот. Потом закрыл. Он крайне подозрительно уставился на меня, подумал пару секунд и наконец спросил:

– А откуда… вы все это знаете, дорогуша моя? И почему вы называете этот предмет Рабаном?

– Он не предмет, профессор. Он мой симбионт. Мы довольно долго и плодотворно общались. Если вы еще не поняли, это он вытащил меня из вашей клетки. Я теперь могу свободно путешествовать между мирами. Завидно?

– Это же поразительно!.. – воскликнул Краевский. – Поразительно!.. Я… я даже не подозревал, что… боже мой, отчего же я… ох, какие же возможности…

Кажется, теперь Краевский до смерти жалел, что своими руками «отдал» мне Рабана. В самом деле, средство передвижения между мирами… в каком-то смысле это даже поценнее пресловутого «краевина»…

– Ладно, профессор, некогда мне с вами разговаривать, – вздохнул я. – Предсмертное слово будет?

– Но… но… – от волнения Краевский начал заикаться. – Но в чем же моя вина перед вами?! Вы были бы мертвы, если бы не я! Это ведь я создал ваше новое тело!

– Что? – искренне удивился я. – Да откуда в вас столько наглости, профессор? Повторяю еще раз – вы всего лишь воспользовались моим мозгом! А тело создали те самые ученые, которых вы так преспокойно убили. Вы вообще можете спокойно спать по ночам, зная, что прикончили две сотни человек только ради утоления своих амбиций?

– При чем тут амбиции?! – возмущенно взвизгнул Краевский. – Вы что, не поняли, чего я добиваюсь?! Я же хочу облагодетельствовать человечество!

– Но почему же вы не рассказали об этих планах своим коллегам? Почему не стали работать с ними вместе? Я уверен, они бы вас поняли.

– И делиться с этими ничтожествами славой?! – презрительно скривился профессор. – Да я!.. То есть я не то хотел сказать! – испугался он, увидев выражение моей морды.

– У вас бы все равно ничего не получилось… – грустно сообщил я. – Хотите загадку? Что сложнее – ракета или травинка?

– Ракета, конечно, – нисколько не задумываясь, ответил Краевский.

– Ошибаетесь, профессор. Ракеты очень сложны, но тем не менее люди их делают. Однако ни один завод не сможет сделать самую простую степную травинку… Выходит, травинка сложней, чем ракета, как сложно все это, как просто все это…

– Эй, патрон, не ожидал от тебя такого! – восхитился Рабан. – Прямо стихи.

– Я что-то цитирую, – неохотно признался я. – Думаю, слышал этот стишок еще в детстве.

– Тем не менее! – продолжал упорствовать Краевский. – Я же гений, мне простительно!

Я расхохотался. Мой хохот звучал жутко, как рокот железной бочки.

– Простите, профессор, но ваша последняя реплика была поразительно глупой. Так или иначе, но гений, полностью лишенный совести, должен быть умерщвлен как можно быстрее. Прощайте, профессор.

– Нет, пожа… арр-блурп!.. – крикнул Краевский, прежде чем мой коготь перерезал ему горло от виска до виска.

Я несколько секунд равнодушно смотрел на его агонию. Действительно, похоже на бритву. Остры мои когти, очень остры…

– Ну что, обратно в Дотембрию, патрон? – весело спросил Рабан, тоже любующийся Краевским через мои глаза.

– Да, сейчас… Эх, жалко, не спросил его – старший я лейтенант или младший?

– Ну, сейчас-то ты, думаю, вообще не военный, – рассудительно предположил Рабан. – Да и вообще ты уже один раз умер. Так что сейчас ты никто и звать тебя никак.

– А вот хамить не нужно, рядовой. У меня теперь имя есть, и я от него отказываться не собираюсь. Олег Бритва уж всяко лучше, чем Яков из яцхенов.

– Да кто бы спорил, патрон. Так чего, мне стартовать или как?

– Давай, стартуй, – скомандовал я.

– Есть, патрон! Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Путь от Земли до Дотембрии я помнил. Сначала мир без планет, потом Земля, погибшая в ядерных войнах, ну а потом точка назначения. И все бы так и было, если бы…

В последний момент, когда Рабан уже произносил финальные аккорды своего заклинания, возле умерщвленного профессора появился вконец заколебавший меня Серый Плащ. Он с интересом посмотрел на то, что осталось от Краевского, перевел взгляд на меня и сделал какой-то странный жест руками. Он словно бы толкал воздух в мою сторону. Больше я ничего увидеть не успел – мы переместились.

Переместились в какое-то очень странное место…

Представьте совершенно черную комнату со стенами, удаленными в бесконечность. Еще представьте, что в ней отсутствуют источники света, но тем не менее все вокруг видно вполне отчетливо. И единственная дверь на расстоянии вытянутой руки. Дверь открыта, но что находится за ней – неизвестно. Словно бы там, за порогом, отказывает зрение – вроде бы видно все, и одновременно – ничего.

– Куда это ты нас забросил? – слегка удивился я. Не очень сильно – в конце концов, что тут такого? Я успел повидать и более странные вещи.

Но вот когда Рабан в моей голове начал громко вопить и сокрушаться о проклятом Сером Плаще, который в очередной раз все испоганил, мое удивление резко возросло. А еще к нему присоединились недовольство и опасение.

– Кончай орать и объясни спокойно, – потребовал я.

– Прости, патрон, но этот… этот… даже не знаю, как его назвать! – испуганно пискнул Рабан. – Сожри меня демоны Голюса, если я знаю, как он это сделал, но он нас как бы… сдвинул с курса. Вот мы и переместились не по Оси, а между ними…

– Угу. И что это значит?

– Мы сейчас в Хаосе – пространстве между мирами. Здесь нет никаких измерений – ни длины, ни ширины, ни высоты. И времени тоже нет – вечный стазис. И попасть сюда сравнительно легко – в мирах то и дело встречаются Воронки – это такие разрывы между мирами, которые ведут сюда. Собственно, Серому Плащу достаточно было внести крохотную коррективу в Слово энгахов, и…

– Угу. А выйти, значит, сложно? – закончил я.

– Да нет, выйти еще легче. Вон дверь – сделай шаг, и выйдешь…

Я задумался. Внимательно осмотрел дверь. Еще немного подумал.

– А в чем подвох? – наконец решился спросить я.

– Да в том, что в Хаосе нет измерений. Из него можно выйти в любой из бесконечного множества миров. Только вот контролировать этот процесс совершенно невозможно – мир выбирается случайно…

Вот это мне сильно не понравилось.

– А что ты там про какую-то ось говорил?

– Ну как… В пределах одного мира существует четыре измерения – длина, ширина, высота и четвертое измерение. Для него в русском языке названия нет. А всего их двенадцать – восемь остальных обеспечивают множественность миров. И направлений, в которых можно путешествовать – два в восьмой степени, то есть двести пятьдесят шесть. Каждая следующая ось координат удваивает число квадрантов, а в этих квадрантах и располагаются миры. Но реально число миров по соседству раза в три меньше, потому что две трети Осей заканчиваются тупиками – уничтоженными мирами или, наоборот, еще не сотворенными. А в Хаосе Осей нет – это что-то вроде межмировой камеры телепортации со сломанной системой наведения. Ты хоть что-нибудь понял, патрон?

– На провокационные вопросы не отвечаю. Ладно, чего думать – если другого выхода нет, пойдем так.

Рабан что-то протестующе завопил, но я его уже не слушал. Не знаю, что у меня было под ногами – на ощупь сильно смахивало на пустоту, но шагать по ней я мог. Один рывок, и я на свободе… если это можно так назвать.

– Взлетай, патрон, взлетай! – испуганно завизжал Рабан.

Я и без того усиленно махал крыльями – мне ужасно не хотелось оказаться на том, что в этом мире, вероятно, именовалось «землей». Куда ни глянь, вокруг раскаленная магма. Или лава, я их не шибко различаю.

До самого горизонта этот огненно-красный пейзаж. Да и выше тоже – солнце в этом мире занимает четверть небосвода и пышет багрово-красным, как бычий глаз. Да и само небо отливает красным.

– Куда это нас занесло?

Было жарковато, но я терпел. Пока я мог держаться в воздухе, я был в относительной безопасности, но даже мой сверхпрочный хитин не спасет от этого моря кипящего камня и металла…

– Откуда ж я знаю, патрон? – пожаловался Рабан. – Тут твое направление не поможет – оно за пределами одного мира не действует.

– А до Земли далеко?

– Тоже не знаю. Как тут определишь? Надо сориентироваться в Осях, определиться, в какую сторону мы улетели.

– Ну так ориентируйся.

– Прямо здесь? Мне для этого нужно как минимум прыжков тридцать-сорок сделать, иначе я как слепой. Представь, что тебя сбросили на парашюте в совершенно неизвестную точку – нужно сначала узнать, в какой ты части планеты, а уж потом решать, в какую сторону двигаться.

– Угу. Ну я тебя понял – если надо, прыгай. Я и сам тут не очень хочу оставаться – неуютный мирок…

– Э, патрон, если здесь так погано, это не значит, что весь мир такой. И вообще – не тебе жаловаться, человек на твоем месте уже давно бы коньки отбросил…

– Читай заклинание и не болтай.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Красный цвет стремительно сменился зеленым, а я почувствовал, что уже не планирую в воздухе, а твердо стою ногами на земле.

– Очень неплохо, – оценил я, обернувшись вокруг своей оси. – Это что, какой-то парк?

Я стоял на изумрудно-зеленой лужайке, а вокруг, насколько хватало глаз, росли деревья разных пород. Все было настолько ухоженным, что это никак не могло вырасти само собой – оставь подобную красоту без присмотра хотя бы на месяц-другой, и она испарится без следа. Если, конечно, это не рай…

– Это не рай, патрон. В рай так просто не попадешь – там полно всяких таможен… Типа врат святого Петра…

– Эй ты, пришелец, а ну стоять! – неожиданно рявкнули на меня. Я медленно обернулся.

Из-за деревьев выглядывал весьма решительного вида мужик в чем-то, напоминающем гусарскую форму. Он грозно хмурил брови и старательно скалил зубы, но куда больший трепет у меня вызвало не его лицо, а то, что он держал в руках.

На первый взгляд этот предмет походил на сильно изуродованный автомат Калашникова, но вместо дула у него был необычный раструб, похожий на широкое чайное ситечко. Палец парня угрожающе лежал на курке.

«Что это за оружие, Рабан?»

– Не знаю, патрон, но лучше не рисковать. А вдруг что-нибудь такое, что от тебя и клочков не оставит?

«Ну, полагаю, я сумею увернуться от его выстрела, потом прыгнуть через его голову, и прежде, чем он сумеет что-нибудь сообразить, его голова уже будет валяться на траве».

– Может и сможешь. Только он здесь не один – направление показывает, что поблизости еще по крайней мере десяток таких же типов. Может, сначала узнаем, чего ему нужно?

– А ну-ка, подними руки! – приказал мужик с оружием. – Все шесть!

Я неохотно послушался. Он достал из нагрудного кармана нечто вроде миниатюрной рации и сообщил некоему «кэпу» о том, что «задержал нарушителя, несомненного пришельца».

– Ну и что дальше? – поинтересовался я, когда он спрятал переговорное устройство.

– Молчать! Шаг влево, шаг вправо – побег, взмах крыльями – попытка улететь! Только попробуй, и я стреляю!

– Интересный у тебя автомат. Я таких и не видел…

Солдат подозрительно уставился на меня. Я ожидал, что он хоть на миг опустит глаза, но он на это не купился. Не попытался он и подойти поближе, чтобы обыскать меня или еще что-нибудь – в этом случае я бы уже давно проткнул его хвостом.

Конечно, можно в него плюнуть, но ладно уж… Подождем немного.

«Кэп» явился минуты через полторы. Прибежал запыхавшийся, в сопровождении еще троих солдат с необычными автоматами.

– Это он? – спросил начальник, указывая на меня.

– Показывать пальцем некрасиво, – заметил я. – И вообще глупый вопрос – разве кроме меня здесь есть еще пришельцы?

– Это что еще такое? – искренне удивился «кэп». – Всякое дерьмецо мне тут будет пасть разевать? Лучше бы тебе заткнуться, а то ведь можем и расстрелять… При попытке к бегству.

– Какие будут распоряжения, капитан? – обратился к нему мой «поимщик».

– Глаз с него не спускать, вот какие! – окрысился на него начальник.

Капитан тоже достал рацию, отвернулся и начал с кем-то разговаривать, уважительно называя собеседника «ваше превосходительство». Я изо всех сил напряг слух, но слов этого большого начальника все равно не услышал, а сам капитан всего лишь изложил суть дела, а потом отвечал односложно: «да», «есть», «слушаюсь», «будет исполнено».

Потом разговор прервался на пару минут, в течение которых капитан терпеливо смотрел на свою рацию, я терпеливо смотрел на капитана, а солдаты – на меня. Когда беседа возобновилась, капитан с сомнением посмотрел на меня, и ответил:

– Не могу сказать точно, ваше превосходительство, но, по-моему, малахан. Глаз три, за спиной крылья…

Он выслушал ответ своего собеседника и с еще меньшей уверенностью сказал:

– Нет, кажется, не мутант. Одну минуточку, ваше превосходительство, я сейчас спрошу.

– Я не мутант, – не дожидаясь, пока он спросит, ответил я.

– Говорит, что не мутант. Так мне что… слушаюсь. Так точно, ваше превосходительство. Будет сделано, ваше превосходительство. Будет через пять минут, ваше превосходительство.

Капитан выключил рацию и недовольно зыркнул на меня.

– Гордись, дерьмецо, – сам император изъявил желание встретиться с тобой! – прорычал этот тип. – Учти – не вздумай чего-нибудь выкинуть, а то тебя нашпигуют ванадием по самые уши!

– У меня нет ушей, – только и ответил я.

Глава 21

Меня довольно долго вели по дорожкам парка. Потом еще дольше – по коридорам огромного шикарного здания, больше всего похожий на Зимний дворец в Петербурге.

Я откуда-то знаю, как он выглядит…

В конце концов меня втолкнули в просторное помещение, являющееся чем-то средним между тронным залом монарха и его же спальней. Тронный зал – потому что именно здесь он принимал гостей. Спальня – потому что делал он это лежа в постели.

«Ничего себе ты нас закинул – прямо на царскую дачу!» – посетовал я Рабану.

– Тут наверняка тоже Серый Плащ руку приложил, патрон! Но еще не поздно все переиграть…

«Пока не будем. Посмотрим сначала, что тут для нас интересного приберегли. Но заклинание все же на всякий случай приготовь».

Император был поразительно стар. Вряд ли он вообще мог ходить самостоятельно – уж больно немощный был у него вид. На голове виднелось лишь пара десятков белых волосинок, аккуратно подстриженная борода напоминала шерсть снежного барса, а кожа была примерно такого же цвета, что и у меня – пепельно-серая. Ног под одеялом я не разглядел, но руки у его величества были тоненькими, как тростиночки, а во рту явно не осталось ни единого зуба.

Единственная часть тела, показывающая, что он все еще жив – глаза. Светло-голубые, они горели ярким огнем, внимательно осматривая меня с головы до ног.

Кроме этого иссохшего старика в комнате присутствовало еще двенадцать человек. Четверо телохранителей по углам – все сжимали точно такие же автоматы, какие были у тех, кто меня сюда доставил. Две симпатичные девчонки на стульчиках по бокам от монарха – темненькая и светленькая. Рослый молодой человек в круглых очочках, в руках что-то вроде ноутбука. Маленький пухлый старичок в точно таких же очках и с точно таким же ноутбуком. Угрюмый мужик в мундире, смахивающий на майора Пронина. Женщина с кобыльим лицом, одетая в белый врачебный халат. Молодая девушка за небольшим столиком, с жуткой скоростью выстукивающая что-то в небольшом компьютере. Крепкий усатый парень за каким-то хитроумным аппаратом, похожим на старинный телеграф.

– Ну и что вы мне наплели, идиоты? – брезгливо поинтересовался император. – Какой же это малахан? У малаханов рук только четыре, гребня на башке нет, хвоста тоже… Генерал, где вы понабрали этих идиотов?

Я заметил, что капитан, обзывавший меня «дерьмом», сильно покраснел и попытался притвориться тряпочкой. «Майор Пронин» посмотрел на него из-под бровей многообещающим взглядом.

– А вообще интересный образец, – хмыкнул император. – Я о таких и не слышал… Ты с какой же планеты будешь, любезный?

– Воспитанные люди вначале представляются сами, – прохрипел я.

Император с секунду удивленно пялился на меня, а потом соизволил усмехнуться.

– А он мне нравится! – во всеуслышание объявил он. – Нет, это же надо иметь такую наглость – заявиться ко мне в летнюю резиденцию и мне же предложить представиться! Как будто сам не знаешь, как меня зовут!

Я развел руками. Всеми шестью.

– Что ж, изволь. Я – Зебр Ноно Митхату, император Солнечной Системы и Проксимы Центавра, а также планеты Ро-Тага и спутника ее Он-Но. Мне сто сорок три года! – похвастался монарх. – И сто двенадцать из них я правлю всем этим добром. Двух сыновей схоронил, трех внуков… Вот эти две симпатяшки – мои правнучки. Самые младшие… Старшему-то правнуку уже под шестьдесят… Эй, а чего это мы тут устроили семейный альбом? – вдруг спохватился император. – А вы чего молчите, идиоты, – не видите, что ваш император опять в маразм впадает? Кругом одни дегенераты, ни на кого положиться нельзя… – насмешливо хрюкнул он, откидываясь на подушки. – Ладно, я представился, теперь твоя очередь.

– Давай, патрон, ври ему чего-нибудь.

«Да пошел ты. Легенду заранее нужно придумывать. Да и что тут придумаешь?»

– Ваше императорское величество…

– Можно без «императорское», – милостиво позволил император. – Я и сам знаю, какой я великий.

– Могу я узнать, какой сейчас год, ваше величество?

– Интересный вопрос… – хмыкнул мой царственный собеседник. – Ну, допустим, шестьсот пятьдесят первый от Объединения, а что?

– А если считать от Рождества Христова? – уточнил я.

Внутренне я ожидал, что император сейчас скажет «Какого еще Рождества?» и я получу еще одно очко не в мою пользу, но он только вопросительно посмотрел на старичка в очках. Старичок секунду пошевелил губами и сообщил дрожащим голосом:

– Две тысячи восемьсот девяносто пятый.

Вот оно как! Будущее, и довольно отдаленное. Я мгновенно отнял одно число от другого и вычислил, что неведомое Объединение произошло в 2244 году нашей эры. Учитывая, что этот древний старик правит всей Солнечной Системой, да и еще какими-то там планетами, нетрудно догадаться, что Объединение означает именно то, что означает – объединение всех людей Земли в единое государство.

Что ж, рано или поздно это должно было произойти. Правда, я всегда полагал, что это будет какая-нибудь конфедерация, что-то вроде ЕЭС, а тут вдруг империя!

Впрочем, какая, в принципе, разница?

«Рабан, мы где вообще находимся? Это Земля или нет?»

– Земля, патрон. Насколько можно верить твоему направлению, мы сейчас на юго-востоке Франции, где-то в районе Ниццы.

– Ну-ну, милейший, не тяни так долго, а то меня уже любопытство разбирает, – потер сухонькие ручки император. – Я жду объяснений.

– Ваше величество, вы поверите, если я скажу, что прибыл из параллельного мира? – нерешительно спросил я.

– А почему бы и не поверить? – ничуть не удивился император. – Что ж ты… кстати, как тебя зовут?

– Олег. Олег Бритва.

Несмотря на то, что сейчас я говорил на каком-то непонятном языке, на котором общались земляне двадцать девятого века, свою фамилию я произнес на русском, поэтому ее, так сказать, двойного смысла собравшиеся здесь явно не поняли.

– Так вот, Олег. Ты не считай нас, пожалуйста, за дикарей. Первый раз у нас?

– Только что прибыл.

– Так вот, к твоему сведению – машину для путешествия между мирами мои ученые изобрели еще лет шестьдесят назад. Правда, это так и осталось всего лишь любопытным курьезом, не несущим никакой пользы…

– Почему?

– Объясни ему, – лениво махнул рукой император.

Старичок в очках потер переносицу и неохотно сообщил:

– Аппарат, о котором изволили упомянуть его величество, действительно не получил широкого распространения. Дело в том, что ни его изобретатели, ни те, кто работал с этой установкой позднее, так и не смогли найти способа хоть как-то контролировать перемещение. Переход происходит в случайно выбранный мир, что, как сами понимаете, не слишком полезно. Более того – мы навсегда теряем исследователей, ибо возвращать их обратно мы так и не научились, а средства связи между мирами не работают. Да к тому же это обходится чрезвычайно дорого – установка перехода в работающем состоянии потребляет энергию двух атомных электростанций…

– Хватит, хватит, – нетерпеливо прервал его император. – Думаю, наш гость уже все понял. Вот кстати – а каким способом пользуешься ты, а?

– Мой способ вам не подойдет, ваше величество. Это моя естественная способность как биологического вида. Если желаете, я могу кого-нибудь переправить в другой мир или доставить что-нибудь оттуда, но в массовое производство такое не запустишь.

Император недоверчиво прищурился на меня, а затем посмотрел на парня за «телеграфом». Тот внимательно изучил показания маленького экранчика, а затем кивнул. Монарх мгновенно изменил выражение лица к прежнему добродушию.

– Не врешь… – неохотно признал он. – А жаль…

Итак, этот аппарат – детектор лжи. Вот почему его величество так доверчиво ко мне относится…

Хорошо еще, что их детектор не может улавливать тонкие нюансы так называемой «относительной правды». Ведь насчет того, что способность ходить сквозь миры для меня естественна, я все же немного погрешил против истины. Не так уж она естественна, вообще-то…

– Значит так, Олег… – задумчиво посмотрел на меня император. Но тут молодой человек в очках наклонился к уху царственного старца и прошептал что-то о «после со скандалом» и «том самом матче». Предельно тихо, разумеется, но я все равно услышал. Император резко оживился. – А ну-ка, ну-ка, впустите его! Давно хочу с ним побеседовать! Ты, Олег, постой пока в сторонке, с тобой мы чуть позже побеседуем. Заинтересовал ты меня…

В тронную спальню вошел мужчина весьма необычной наружности. Явно не человек. Близорукий дальтоник еще мог бы перепутать его с оным, но я-то сразу разглядел, что кожа у него изумрудно-зеленая, волосы ярко-синие, уши остроконечные, как у эльфа, а зрачки вертикальные, как у кошки.

– Ба-ба-ба, да кто же это к нам пожаловал? – насмешливо хохотнул император.

– Ваше величество… – коротко поклонился инопланетянин.

– Уполномоченный посол Лхбожеи Дирситус обращается к императору Солнечной Ситемы и Проксимы Центавра с официальной жалобой! – воскликнул вошедший следом точно такой же зеленокожий.

– Ро-Тага забыл, – милостиво напомнил император. – Ну давай, жалуйся, чего уж там…

– Ваше величество, – сухо начал посол, – я хотел бы заявить протест по поводу незаслуженного обращения с нами. Наше посольство разгромлено было сегодня утром, и этот факт весьма меня печалит и заставляет грустить.

– Язык подучил, молодец, – кивнул император. – Но недостаточно – фразы строишь неправильно. Так ты жалуешься, что твое посольство разбомбили?

– Его камнями закидали, ваше величество! Мы спаслись, но едва-едва, моему адвокату проломили голову, ему лечиться придется теперь! Мы требуем объяснений!

– Объяснений, говоришь… Вот ведь какая беда, и с чего бы это наш народишко так на вас взъелся? – хитро прищурился император. – Адъютант, ты не знаешь, случайно?

Молодой человек в очках тут же оживился, раскрыл свой ноутбук и, чуть улыбаясь, сообщил:

– Я рискую ошибиться, ваше величество, но, по моим предположениям, этот прискорбный факт напрямую связан с финалом Кубка Гуманоидных Планет по футболу.

– Что?! – возмутился посол. – Но какое отношение…

– Ну как же, – поджал сморщенные губы император. – Вчера ведь был этот самый финал, правильно? Конечно, правильно – я сам смотрел по головизору. С каким счетом там дело закончилось, а, адъютант?

– Один – ноль в пользу сборной Лхбожеи, – с готовностью откликнулся адъютант. – Хотя всего было забито три мяча…

– Вот ведь какая несуразица… – цокнул языком император. – А как же это так получилось?

– Форвард сборной Земли Джош Куипо, который как раз и забил два недостающих мяча, был уличен в применении допинга. Что интересно, сей факт заметили не перед матчем, когда проверяли всех, а в самом конце, всего за пять минут до финального свистка. Куипо дисквалифицировали, забитые им голы не засчитали.

– Но это действительно так… – все еще не понимал, в чем дело, посол.

– Разумеется, так, – согласился адъютант. – Точно так же несомненно то, что матч проходил на Лхбожее, что судья был лхбожейцем и врачи, проводящие тест, – тоже. То, что нашим врачам не дали даже ознакомиться с результатами экспертизы, также немного настораживает. И уж совсем подозрительно то, что за последние три недели – пока шел этот проклятый Кубок – лхбожейцы уже в третий раз выигрывают за счет вовремя замеченного допинга. Эка вам везет-то, а?..

– Суд совершенно четко высказался…

– Лхбожейский суд, – внес очередную поправку адъютант. – С нашим никто даже не посоветовался.

– Ну вот что, любезный, – снова заговорил император. – Меня, признаться, нисколько не удивляет, что вас закидали. Скорее уж удивляет то, что это были камни, а не гранаты… Был бы я помоложе годков на сто, тоже бы в тебя чем-нибудь таким запульнул…

Телохранители мгновенно подобрались, видимо, ожидая прямой команды на уничтожение. Посол испуганно заерзал, кажется, начиная соображать, что дипломатическая неприкосновенность в некоторых ситуациях не такой уж и прочный щит. К его счастью, император всего лишь шутил.

– Ты не думай, Дирситус, мне эта дурацкая чашка не нужна, – доверительно сказал он. – Мне за державу обидно, понимаешь? Некрасиво поступаете, и ведь уже не в первый раз… Ты своему президенту передай – понятия нужно соблюдать, зарываться сильно не надо… А то ведь я могу и напомнить, что у вас всего одна планета, и армия – полтора миллиона лхбожейцев, а у нас этих планет – четырнадцать, не считая спутников, а в армии почти сто миллионов человек! И военных кораблей у вас полторы тысячи с мелочью, а у нас двадцать тысяч с гаком!

– Ваше величество… – испуганно пролепетал Дирситус.

– Вот ты иди и подумай как следует. И я тоже подумаю, как с вами поступить…

Посол с помощником торопливо поклонились и чуть ли не бегом смылись из тронной спальни. Дряхлая развалина, именующаяся императором, пробормотала себе под нос весьма непечатное ругательство и злобно скрипнула зубами.

– Достали, сволочи инопланетные… Ни стыда ни совести… Вот помру – на кого Империю оставлять? Сожрут вас без меня, живьем сожрут… Ну да ладно, даст Бог, проживу еще годок-другой. Давай-ка продолжим с тобой…

Император поманил меня пальцем, и я послушно подошел поближе.

– Ты вот, Олег, мне скажи – а к чему ты этот вопрос насчет дат задал?

– Просто дело в том, ваше величество, что в моем родном мире сейчас только двадцатый век… то есть нет, уже двадцать первый. Простите, он начался всего несколько лет назад, и я еще не привык.

– Вот как? – не особо удивился монарх. – Так ты, значит, все равно что из прошлого явился…

– Ваше прошлое и наше настоящее не идентичны, ваше величество.

– Так уж и не идентичны… Вот скажи – в твоем двадцатом веке Первая и Вторая мировые войны были?

– Были.

– А русская революция?

– Была.

– А англо-арабская конфронтация?

– А вот этого не было! – обрадовался я. – Ничего похожего!

– Действительно, разные… Но я вот чего не пойму – если у вас там все почти как и у нас… Почти, я сказал! Так вот – ты-то откуда там взялся? Ты кто вообще такой?

– Яцхен, ваше величество.

– А это что такое?

– Яцхен – это и есть яцхен. Искусственное существо, эксперимент. Мозг у меня человеческий, а вот все остальное – нет.

– Интересно-то как… – хитро прищурился старик.

– Ваше величество, отдайте это существо мне! – внезапно попросил старичок в очках, до этого все с большим интересом глядящий на меня. – Разрешите мне забрать его в мою академию!

– Это еще зачем? – поинтересовался император.

– Ваше величество, это же бесценный кладезь информации! – возмутился академик. – Мы просто обязаны воспользоваться этим источником! Представляете, какой это будет прорыв?

– А в какой области?

– Да во всех! В изучении параллельных миров, в генетике, да мало ли где еще!

– Я, между прочим, стою прямо здесь, – сухо напомнил я. – Мне не нравится, когда мою судьбу обсуждают, совершенно не советуясь со мной.

– Грубовато, но по сути верно, – согласился император. – Что скажешь, профессор?

Профессор только пренебрежительно отмахнулся, мол, стоит ли говорить о таких мелочах?

– Знаете, профессор, вы мне напоминаете некоего Павла Романовича Краевского, – задумчиво сообщил я. – Он тоже хотел запереть меня в клетку и исследовать до посинения, причем мое согласие его нисколько не интересовало.

– Интересно, интересно, – хмыкнул император. – И как же вы с ним разобрались в такой запутанной ситуации?

– Ну, в последний раз, когда мы виделись, он лежал с перерезанным горлом, – равнодушно ответил я.

– Понял, профессор? – крякнул император. – Уели тебя, уели…

Профессор обиженно надулся.

– А вот что скажешь, если мы тебя наймем? – хитро прищурился император. – Поможешь нашим умникам в чем скажут, а тебе за это денежку платить будут, а? Как идейка?

– Соглашайся, патрон! – влез Рабан. – Пока-то я еще сориентируюсь, в какую нам сторону лететь… Если нас далеко закинуло, может не одна неделя пройти! Надо же пока чем-то…

– Не возражаю, – уже не слушая, что он там говорит, согласился я. – Но с одним условием – никакой вивисекции! Резать я себя не позволю!

– Ну это дело ясное, кому ж такое понравится, – хмыкнул император. – А насчет остального – договорились?

– Договорились, ваше величество.

– Ну тогда иди себе. Эй, кто там есть, доставьте его по назначению! А мне спать пора, вон врач уже весь истосковался, по часам стучит…

Глава 22

Прошло четыре с половиной недели с тех пор, как я согласился поработать на императорских ученых двадцать девятого века, пока Рабан разыскивает путь домой. Вообще, я не пожалел о своем решении – приятно было какое-то время пожить относительно спокойной жизнью.

Очень относительно, если честно…

К моему облегчению, оказалось, что когда тот профессор называл Академию своей, он имел в виду не то, что он там самый главный, а всего лишь то, что он тоже там работает. Это меня порадовало – я отнюдь не желал оказаться под началом у кого-то вроде незабвенного Краевского.

ЦАН, она же Центральная Академия Наук, размещалась в стопятидесятиэтажном здании, формой напоминающем Вавилонскую башню. Каждый этаж высотой в шесть метров, немалая подземная часть, да еще и Шпиль.

Этот самый Шпиль занесен в местную Книгу Рекордов, как самое высотное искусственное строение на Земле. Собственно, это всего лишь башня диаметром метров в пять. Внутри у него только опорные конструкции, да еще скоростной лифт. Зато высота…

Достаточно сказать, что верхушка Шпиля находится выше атмосферы.

ЦАН находится в Терраполисе – столице этой многопланетной Империи. Терраполис же располагается в самом центре Западной Европы – в двадцатом веке на его месте находились такие города, как Цюрих, Берн, Мюнхен, Турин, Милан, Генуя, Женева, Лион, Марсель, Ницца и княжество Монако. Чудовищный мегаполис поглотил почти всю Швейцарию, северо-запад Италии и юго-восток Франции. Даже до Германии дотянулся.

Впрочем, в этом мире вся Земля – единое государство.

Ученые, коих в ЦАНе больше ста тысяч, обрадовались мне, как родному. Инопланетяне в этом мире давно уже не новость – первый контакт с пришельцами состоялся еще в двадцать первом веке. А вот пришельцев из параллельных миров они доселе не встречали.

Насколько я понял объяснения Рабана, с помощью техники можно сравнительно легко путешествовать между звездами, а вот в другие миры получается хуже. А магия, наоборот, легко открывает врата между мирами, но даже на Марс с ее помощью добраться трудновато.

Прежде всего меня заграбастали те самые физики, которые разрабатывали механизм перемещения. Мне раз двадцать пришлось заставлять Рабана гонять нас туда-сюда – несколько раз с видеокамерой, дважды – вместе с наблюдателем.

Они всячески исследовали все это, но только безнадежно разводили руками. Я написал им на бумажке Слово энгахов, но они мне попросту не поверили! Они не поверили, что я (ну хорошо, Рабан!) просто произношу эту фразу и перемещаюсь между мирами. Для очистки совести они попробовали сами – надо ли говорить, что из этого ничего не вышло?

– Этого не может быть! – упорно повторял Каннинг – молодой доцент, последние десять лет своей жизни посвятивший проблеме перемещения между мирами. – Это же всего лишь набор звуков – как это может действовать?!

– Но ведь действует же, – неизменно отвечал я.

В конце концов им это надоело. Они объявили опыты в этом направлении неперспективными и меня больше к себе не приглашали.

Не очень-то и хотелось.

Генетики тоже очень мной интересовались. Но к ним я сам ходил неохотно – все они смотрели на меня, как сластена на торт. Им явно ужасно хотелось разрезать меня и посмотреть, что прячется внутри. Только недвусмысленный приказ императора останавливал этих палачей от науки.

Правда, потом они тоже ко мне охладели. Я остался для них чем-то вроде винограда из басни Крылова – видит око, да зуб неймет. Поэтому они, так же как и в басне, единогласно решили считать меня не представляющим интереса.

Я попытался заинтересовать их той самой слизью, которую так желал заиметь Краевский, но оказалось, что в двадцать девятом веке похожее вещество уже существует. Не настолько эффективное, но вполне пригодное и очень дешевое. Называется – регенерин.

Образцы они у меня взяли, конечно, но и только-то.

Тем не менее оставалось еще множество других отделов, в которых меня в любое время суток принимали с распростертыми объятьями. Биологи с моей помощью изучали флору и фауну параллельных миров, химики – природные элементы, не встречающиеся в этом мире, социологи – иномирные цивилизации.

Физики чуть не скончались от восторга, когда я доставил им диск с записью мира, в котором пространство и время взаимопроникнуты. Правда, записать эту штуку удалось далеко не сразу – я никак не мог привыкнуть к тому, что с течением времени в том мире ты не только стареешь, но еще и движешься в определенном направлении. Причем разные предметы движутся с разной скоростью – камеру то и дело вырывало у меня из рук.

Историки буквально засыпали меня заказами, когда узнали, что путем перемещения между мирами вполне реально посетить самое настоящее прошлое. Нет, не совсем настоящее, конечно, но вполне достойную замену.

Палеонтологам я доставил яйцо самого настоящего цератозавра, и они потом долго умоляли меня привезти еще одно, но уже вылупившееся. А лучше – взрослую особь.

А уж как благодарны были криптозоологи (есть, оказывается, и такие!), когда я привез им детеныша мантикоры…

Почти в каждой экспедиции я пересекался с Серым Плащом – он по-прежнему с большим любопытством наблюдал за тем, что я делаю. Похоже, он ничуть не смущался, что забросил меня так далеко от дома – скорее, наоборот, выглядел очень довольным. Если, конечно, эта резиновая маска вообще может иметь выражение лица…

А сегодня у меня выходной. Первоначально профессора воспринимали меня как персонального робота, нужного только для того, чтобы выполнять их заказы, но я быстро их разочаровал. С самых настырных вообще сбивал спесь, стреляя в их сторону хвостом. Когда жало останавливается в паре сантиметров от лица, мало кто продолжает считать себя тут самым главным.

Выходные я обычно проводил здесь же, в ЦАНе, на сто двадцать седьмом этаже. Мне выделили нечто вроде квартиры – две комнаты и довольно обширная кладовая. Обедать и ужинать я ходил в столовую на этом же этаже. Здесь же находились квартиры некоторых особо фанатичных ученых, предпочитающих не покидать место работы даже… да никогда, вообще-то.

Семьсот пятьдесят метров – это очень высоко. Однако для моих глаз такое расстояние – пустяк, я прекрасно различаю всех, кто проходил внизу.

Вот, кстати, что мне понравилось в этом мире – к инопланетянам здесь привыкли, и моя внешность ни у кого не вызывает ничего, кроме рассеянного любопытства. За те пятнадцать минут, что я стою у окна, я видел уже троих пришельцев – красно-зеленую гусеницу с тремя десятками толстых лапок, существо, похожее на одноглазого Колобка, и маленькую рептилию-гуманоида.

– Заходи, Кэй, – не оборачиваясь, сказал я.

– Можно? – запоздало поинтересовался Кэй – мой новый друг, весьма многообещающий минералог. – Хей, Олег, а как ты узнал, что это я?

Направление, разумеется… Я здорово наловчился им пользоваться – своих знакомых могу почувствовать хоть на другом конце города. Но ему я об этом рассказывать не стал.

– Как дела?

– Да так, идут… – неопределенно ответил Кэй. – Я тут хотел насчет того камешка спросить…

– А что с ним?

Вчера я по заказу отдела минералогии доставил груду булыжников из пары прилежащих миров. По большей части это были обыкновенные минералы, такие же, как и здесь, – я не очень-то в этом разбираюсь. Но вот один заинтересовал их конкретно – тускло-желтый, внешне похожий на большой кусок окаменевшей слюды.

– Так и не расшифровали! – восторженно поделился Кэй. – Удивительное вещество – совершенно никуда не вписывается! Атомный вес – двести двадцать, тяжелее свинца, а в воде не тонет! Лазер его не берет, а простой нож – запросто! Там, откуда ты его принес, еще есть такие?

– Да полно. Там из него целые глыбы сделаны. Я-то думал, что это что-то ненужное, вот и принес так мало… И можешь меня больше не спрашивать, я таких камней никогда раньше не видел.

– А те, кто там живет… ну, в том мире… Они ничего не знают?

– Те, кто там живет, думают, что их солнце – это огромная огненная птица, которая утром вылетает поохотиться, а вечером возвращается в гнездо. Этот камень они называют «шолай» и делают из него топоры и дубинки.

– Ага… – задумчиво кивнул Кэй. – А как насчет принести нам еще немножко образцов, а?

– Кэй, я почти не сплю и поэтому работаю в три смены, правильно? – устало посмотрел на него я. – Так вот, завтра я с шести до одиннадцати работаю на гидрологов – они просили притащить им побольше образцов воды из разных миров. Особенно из того, про который я рассказывал – в котором элемента «кислород» нет вообще. Вода есть почему-то… С часу до шести я перехожу к ботаникам – буду собирать всякие цветочки. А с восьми и до часу ночи – теологи. Везу их оператора с камерой аж в сам Ад.

– В Ад?! – ужаснулся Кэй. – А почему не в Рай?

– В Рай мы уже пытались. Нас не пустили.

– Но вы хоть что-то там видели?!

– Почти ничего. Только и успели что Врата заснять… но пленка потом оказалась совсем чистой. Тот священник так матерился…

– Что бы мы без тебя делали, Олег… – умильно поглядел на меня минералог. – А если сегодня, а? В качестве дружеской услуги?

– Кэй, не наглей. Я и так на вас пашу, как проклятый, пожрать некогда, а ты меня еще и выходного лишить хочешь? Записывайся в оче- редь!

– Хорошо… – скис молодой ученый. – А когда ты освободишься-то? Послезавтра?

– Послезавтра меня вообще освободили. Меня его величество в гости пригласили! – похвастался я. – Ему тоже интересно. Вот такой вот я удивительный зверек…

– А послепосле… тьфу, в общем, в среду?

– В среду?.. – задумался я. Кстати, у Рабана оказалось еще одно очень приятное свойство – он обладал абсолютной памятью и, соответственно, служил чем-то вроде записной книжки, подключенной непосредственно к мозгу. Вот и сейчас он моментально подсказал мне мое расписание на среду, а я послушно повторил: – В среду моя первая смена – историки каменного века, вторая – остеологи, третья – литературоведы.

– А этим-то чего надо? – удивился Кэй.

– А ты думаешь, в других мирах литературы нет? – в свою очередь удивился я. – Сам прикинь, сколько так можно новых книг надыбать!

– Чего? – не сообразил Кэй.

– Найти, – поправился я.

Большинство моих жаргонных слов в этом мире не понимали, как, соответственно, и я не понимал местный жаргон. Та самая магия, что позволяла путешествовать между мирами, послушно переводила каждое слово, так что и мне, и жителям Земли двадцать девятого века казалось, что мы разговариваем на одном и том же языке… но иногда этого не хватало.

Кстати, язык здесь тоже стал единым, хотя, как я слышал, лет пятьдесят назад еще оставались какие-то другие наречия. Но к настоящему дню все они полностью вымерли. А говорили здесь на некой смеси английского, французского, немецкого, испанского, русского и арабского. Даже из японского и китайского позаимствовали сколько-то слов.

– Хорошо, так когда-ты освободишься-то? – терпеливо спросил Кэй.

Я сверился с Рабаном.

– В четверг.

– А, ну это еще… – начал было радоваться минералог.

– Через две недели, – охладил его пыл я. – До этого все расписано. Так что, тебя вписывать в очередь?

– Да ты чего, Олег?! – возмутился Кэй. – Да мы не можем столько ждать!

– Вас много, а я один. А будешь хамить, вообще твой отдел вычеркну.

Я не шутил. Заведующий отделом мирмекологии после того, как я доставил ему каких-то удивительных муравьев, несколько часов подряд ходил за мной и нудил, чтобы я срочно отправился туда же и привез их королеву. Я отказывался – сделай одному поблажку, и сразу все на шею сядут, – и он начал требовать. Даже мое жало его не напугало.

Тогда я просто вычеркнул его из своего личного списка, и отказался иметь с ним дело. Он попытался скандалить, но все остальные заведущие моментально смекнули, что теперь в его время я буду работать на кого-то из них, и молча игнорировали все его жалобы.

Да уж, отношения между отделами тут примерно такие же, как между кланами Корлеоне – Барзини – Татталья. Разве что друг в друга не стреляют.

Похоже, что Кэй тоже вспомнил про этот случай. Во всяком случае, он прекратил вопить и молча уселся в одно из гостевых кресел. Гостевых – ибо сам я так и не научился сидеть в кресле. Хвост мешает. Так что для себя я держу обыкновенную табуретку.

– Заходи, – неожиданно произнес я.

В комнату вошел Каллисто – физик средних лет, живущий через три квартиры от меня. Он, как и Кэй, не успел постучать и теперь ошалело смотрел на меня. Про направление в ЦАНе не знал никто – я решил придержать хотя бы один козырь.

Вид у Каллисто был очень кислый. Да что там – он выглядел так, будто у него только что умерла любимая бабушка и оставила все наследство соседу по лестничной площадке.

– Случилось чего? – полюбопытствовал я.

– Гав-гав, – кивнул Каллисто.

Вот, кстати, это меня сильно смешило. В местном жаргоне «гав-гав» означает примерно то же, что в нормальном языке звучит как «к сожалению». Местные-то привыкли, а я каждый раз, когда это слышу, едва удерживаюсь от смешка.

– Жена звонила… – растерянно сообщил Каллисто. – Первый раз с тех пор, как… ну, это…

Эту историю я помнил. Чуть больше трех недель назад Каллисто развелся с женой. Квартира осталась ей, а он переехал в бесплатную квартирку при ЦАНе. Ей же остался и их сын – довольно наглый пацан лет шестнадцати. Он заканчивает двенадцатый класс (всего в школе двадцать девятого века их четырнадцать), и состоит в Терраполисском обществе диггеров – под городом лежат колоссальные катакомбы, оставшиеся после Третьей ядерной войны.

В этом мире было три таких войны. Первая состоялась в конце двадцать первого века, и была трехсторонней. С одной стороны США и Западная Европа. С другой Россия, к тому времени объединившаяся в конфедерацию с Украиной, Белоруссией, Польшей, Молдавией, Румынией, Болгарией, странами Кавказа и Средней Азии. С третьей – гордый и одинокий Китай. Китайцев разбомбили подчистую – кстати, именно из-за этого в данном мире их доля на душу населения гораздо меньше, чем была в двадцатом веке. Две оставшихся стороны кое-как сошлись на ничьей. Плохонькой, шаткой, но все же ничьей.

Между прочим, именно после этого Россия и США стали империями – мир вернулся к тому, что вроде бы было отвергнуто навсегда. А еще через полвека обе империи объединились в одну. Спустя еще сто лет на планете осталось одно-единственное государство. Дольше всех продержалась Аргентина, по каким-то причинам непременно желавшая сохранить независимость, но в 2244 году и она уступила.

Этот год и стал первым годом новой эры.

Вторая война произошла в конце двадцать пятого века, когда Земля воевала с союзом Султаната Целиба и ГРОУС (как эта аббревиатура расшифровывается, я не знаю). В ту войну очень пострадала Южная Америка – на нее пришлось восемьдесят процентов ядерных ударов противников, и от амазонских лесов мало что осталось. Кстати, именно после победы над Целибом Земля и заимела планету Ро-Тага – абсолютно никому не нужную, но все-таки прибавившую несколько слов к официальному титулу императора.

Третья война состоялась двести пятьдесят лет назад. Тогда против людей воевали механоиды – удивительная форма жизни, на девяносто восемь процентов состоящая из металлов. Первопричиной стало банальное недоразумение – они узнали о существовании на Земле роботов и возомнили их порабощенной расой. Своими бедными родственниками, так сказать. Внешнее (да и внутреннее) сходство действительно было.

Спустя несколько месяцев недоразумение разъяснилось, и дипломатам удалось худо-бедно разрулить конфликт, но Терраполис к тому времени успел сильно пострадать от бомбежек. Его практически стерли с лица земли. Территорию очистили от радиации (в то время это уже стало возможным), но город решили не восстанавливать, а построить новый – поверх старого. Это действительно обошлось дешевле, но остался своеобразный послед – обильные подземные катакомбы.

Древние, с каждым годом все более ветшающие, они стали чем-то вроде города под городом. Там все еще высокий радиоактивный фон, там живут не нашедшие места наверху подонки, и там настоящий рассадник мутантов. Одни только гигантские крысы доставляют терраполисцам столько неприятностей, что общественность то и дело требует, чтобы власти уничтожили эти подземелья. К сожалению, выяснилось, что делать это надо было сразу же, а теперь, когда сверху высится столица, зачистить все без остатка просто нереально.

– Так чего у тебя случилось?

– Сын пропал… – еле выдавил Каллисто. – Борух…

Это меня тоже развлекало – чудовищная смесь имен. Примерно три четверти имен двадцатого века растворилось в потоке веков, но остальные уцелели. Плюс к ним присоединились новые, родившиеся за эти девятьсот лет. Так что здесь вполне можно встретить такую ситуацию, когда отца зовут Чангом, а сына Изей.

Причем многие имена стали фамилиями и наоборот. К примеру, Каллисто – это именно имя, а фамилия – Токушек. Каллисто Токушек.

– Три дня назад… – шмыгая носом, продолжал Каллисто. – Ушел со своими друзьями… этими, которые по подземельям лазают…

– Диггерами?

– Во-во. И гав-гав… Так и не вернулись с тех пор…

– А обычно они на сколько уходят?

– Да никогда еще так долго не было! Всегда на сутки, не больше… Один раз только ночевать не пришел…

– А сотовый?

В этом мире сотовая связь настолько дешева и доступна, что маленькие аппаратики есть у всех абсолютно. Даже у трехлетних детей и столетних старушек. Встретить человека без сотового так же трудно, как в двадцатом веке – без штанов.

Ну или юбки, если дело касается женщин.

– Не берет в катакомбах… – поделился со мной новой информацией Каллисто. – Гав-гав…

– Точно, гав-гав… – согласился я. – А что жандармы говорят?

– Да что они говорят! – возмущенно всплеснул руками Каллисто. – Разве ж в катакомбах кого отыщешь?! Там же пятьсот километров лабиринтов!

Я задумался.

– Что, патрон, опять на поиски пойдем? – сразу догадался Рабан. – Даже в выходной не отдохнешь…

– А что делать? Надо…

– Что, прости? – не понял Каллисто.

– У тебя есть фотография?

– Чья?

– Ну не моя же! Боруха твоего.

Каллисто непонимающе уставился на меня, но, тем не менее, извлек из кармана бумажник, а из него – небольшую фотографию своего пацана. Я внимательно всмотрелся в его лицо, и направление мновенно ожило, показывая, в какую сторону двигаться. Показало и расстояние – больше ста километров. Немало…

– Ладно, коллеги, ждите, полечу добывать сынка твоего, – прохрипел я. – Учти, Каллисто, с тебя бутылка.

– Кого?.. – не понял физик. – Олег, ты куда?

Я не стал отвечать на провокационный вопрос. Вместо этого деловито отвинтил окно (именно отвинтил – в двадцать девятом веке оконные стекла стали отвинчиваться специальной ручкой по диагонали – вверх и вправо), и протиснулся в образовавшееся отверстие. У меня на миг захватило дух от ощущения падения, но крылья распахнулись сами собой и все прошло.

Мне нравится летать.

Проникнуть в катакомбы очень легко. Достаточно долететь до ближайшего канализационного люка, а дальше дело техники. Разумеется, я отправился не к ближайшему, а к тому, что наиболее близок к потерявшемуся мальчишке. По воздуху я пройду это расстояние за полчаса, а вот под землей лететь будет трудно, долго, неудобно.

Я спланировал вдоль стены к тротуару, по пути увертываясь от проносящихся мимо автопланов – чего-то вроде открытых автомобилей с небольшими треугольными крыльями и парой строенных антигравов на брюхе. В этом мире на них все летают.

Кстати, открытыми они только кажутся – сверху защищает невидимая силовая пленка. Впрочем, в дождь или снег она становится очень даже видимой – превращается в мерцающую грязноватую пелену.

В больших городах летать затруднительно – я чувствую себя пешеходом, оказавшимся посреди оживленного перекрестка в самый час пик. Летуны громко сигналят на разные мелодии и возмущенно обсуждают «обнаглевших инопланетян».

Потому-то я и предпочитаю как можно быстрее опускаться к земле и уже там лететь на небольшой высоте – автопланам запрещается снижаться более чем на пятнадцать метров, кроме как для остановки или стоянки, но для этого существуют специальные места.

Я же официально считаюсь пешеходом, потому как не использую никакого транспорта. Следовательно, ко мне это правило не относится, хотя жандармы и пытались придираться.

Вот кстати, насчет жандармов. В местной жандармерии все люди – офицеры, а низший полицейский состав – исключительно роботы. И лично мне эти роботы напоминают незабвенного Робокопа, только изрядно раздавшегося в талии и без человеческих кусочков.

Однако никто из местных о подобном фильме никогда не слышал, что меня, признаться, удивило. Из известных мне фильмов в местной видеотеке я нашел только три – «Титаник», «Унесенные ветром» и внезапно «Семнадцать мгновений весны». В цвете. Нет, я видел и многие другие шедевры двадцатого века, но это были уже не они сами, а их обновленные версии – заново переснятые, полностью оцифрованные, в трехмере, с эффектом присутствия и прочими фенечками. В двадцать девятом веке в кино уже не используют живых актеров – модели создаются с помощью компьютера. Люди служат только прототипами, так сказать, дают куклам свое лицо.

А что о «Робокопе» никто и не помнит, вовсе и не удивительно, если честно, – когда большая часть полицейских сделаны из железа, рассказ об одном из них – никакая не фантастика, а самая обычная реальность.

К примеру, книги Азимова в этом мире считаются… пародиями. Пародиями на приключенческие романы. Жанр научной фантастики здесь больше не существует, зато вот приключенческий жанр возродился в новом обличье. Только корабли стали космическими, пираты – тоже, злобные дикари превратились в злобных инопланетян, ну и все в такоем духе.

В наше время это как раз и назвали бы фантастикой, в двадцать девятом веке это реальность.

– Эй, патрон, – подал голос Рабан.

– О, голос в моей голове! Чего хорошенького скажешь?

– Я определился по Осям, – похвастался мой симбионт. – Теперь я могу найти дорогу домой.

– Домой – это хорошо… И далеко?

– Далековато… Но достижимо – двенадцать прыжков.

Я безуспешно попытался присвистнуть. Насколько я успел понять, в Метавселенной уже три шага считается большим расстоянием, а уж двенадцать… В планетарных масштабах это все равно как если бы ты из Москвы перенесся куда-нибудь на Дальний Восток.

Кстати о Дальнем Востоке…

– А что мне делать-то, когда я память восстановлю, спрашивается? – подумал вслух я. – Искать родственников? Краевский обмолвился, что я откуда-то из-под Камчатки… Смысл? Отсутствует. Я их даже не узнаю, они меня – тем более. Если там вообще остался кто-то более близкий, чем троюродные племянники…

– Можно остаться в Дотембрии, – предложил Рабан. – Пойти к королевне телохранителем, как она предлагала.

– Боюсь, заскучаю я на этой работе. Привык я уже как-то к этому адреналину…

– А тут что делать? – разочарованно протянул Рабан. – На ЦАН корячиться? Тоже ведь скучно…

– Скучно?! – чудом не расхохотался я. – Вчера мы посетили семь разных миров! Мы дрались с саблезубым якром, мы убегали от гигантолодека, мы ловили травянистых ядовитых змеегадов! Мы чуть не утонули в озере кипящей слизи, мы проплыли двести километров под водой, мы побывали на вершине дерева-колокольни! Мы посетили три разных города, причем в одном нас приняли за демона и попытались убить, в другом приняли за бога и дружно пали на колени, а в третий нас попросту не пропустили таможенники! И все за один только день!

– А еще мы трижды отчитывались перед теми, кто нас посылал, – нудным голосом закончил Рабан. – Сначала профессор Синь Медов очень долго ругался, что мы принесли только змеегадов-самцов. А я тебе говорил, что в это время года самки откочевывают на юг!

– Ничего, он же потом извинился.

– Потом доцент Кара жаловалась, что плоды дерева-колокольни неспелые. А я говорил, что надо рвать не на вершине, а внизу, там они зреют быстрее!

– Ничего, на подоконнике дозреют. Заодно и процесс пронаблюдает.

– А тот… третий пол! Он так и не поверил, что мы нигде не нашли… ту гадость!

– Так я же и не спорю, что доктор Найвен кретин, – согласился я. – Втемяшилось в дурную башку, что где-то должны существовать мужчины-амазонки с гомосексуальными наклонностями… Что мне – жалко? Поискал, пока у него время не закончилось… Кстати, он не третий пол, он гермафродит.

– Ну вот зачем он сделал эту операцию?! Чего он мужиком быть не хотел?

– Я же говорю – кретин, – спокойно ответил я.

– И тебе это нравится?

– Просто вчера был неудачный день. Обычно все эти шизики меня целовать готовы.

– Это точно, – хмыкнул Рабан. – Помнишь ту аспирантку?

Я искренне засмущался. Джуна, молодая аспирантка профессора То, особа на редкость очаровательная, только совершенно чокнутая.

Она помешалась на всеобщем равенстве и братстве. Нет, идеи-то неплохие, только выводы из них она делает очень своеобразные. В частности, настаивает на том, что императору следует разрешить свободную любовь, а всем остальным – этим пользоваться. Александра Коллонтай, блин!

Только ее мечты простираются еще дальше. В смысле – чтобы все со всеми. С мужчинами, женщинами, детьми, стариками, животными, инопланетянами… Даже с роботами! Уж не знаю, как она такое представляет, но с доктором Найвеном они сильно дружат. Так сказать, клуб по интересам.

Тем не менее, я время от времени как бы случайно с ней встречаюсь – всех своих знакомых она приветствует страстным поцелуем в губы. Ее не смущает даже то, что губ у меня, собственно говоря, нет.

Не очень-то красиво с моей стороны, согласен. Но в глубине души я по-прежнему ощущаю себя человеком мужского пола.

Хотя самом деле я яцхен… Причем бесполый – у яцхенов пола нет!

И это меня бесит!!!

– Э, патрон, ты не нервничай, – попытался успокоить меня Рабан. – Расслабься, вдохни поглубже… Так мне что, стартовать к Магнусу?

– Погоди немного! – возмутился я. – Сначала этого диггера спасем, потом надо у императора отпроситься… Успеем, не на пожар!

Глава 23

Как я уже упоминал, попасть в терраполисские катакомбы очень просто. Единственное, что необходимо иметь – какой-нибудь инструмент, чтобы открыть канализационный люк. Их закрывают специальными замками, теоретически достаточно надежными, чтобы посторонние не смогли туда проникнуть.

Но только теоретически – на практике же туда лазят все, кому не лень.

Ключа у меня нет, зато есть когти. Я выпустил их наружу и одним движением превратил люк в круглую дыру в земле.

Между прочим, биологи ЦАНа по моей просьбе исследовали эти когти и пришли к интересному выводу – российским гениям двадцатого века каким-то чудом удалось вырастить почти что мономолекулярные царапки. Режущая кромка у них толщиной всего в несколько молекул, а следовательно, они могут резать практически все.

Как у них это получилось, ЦАНовцы просто теряются в догадках. Сейчас подобные вещи уже существуют, но в двадцатом веке… Все равно как если бы древние римляне вдруг додумались до лазеров.

Спускаться по канализационной лестнице оказалось неожиданно трудно. Мои ноги для этого не приспособлены, ибо у меня нет нормальных ступней. Только пять пальцев, три спереди и два сзади, сплетенные в некое подобие птичьей лапы. Они совсем не настолько гибкие, как на руках, да и когтям на ногах далеко до их коллег на руках.

Эти ноги очень полезны, когда приходится лезть по стене или потолку, но если нужно двигаться по такой вот лестнице, толку от них немного. Не удается как следует ухватиться.

Впрочем, эту проблему я преодолел. Ноги так и не захотели держаться на узких металлических перекладинах, но ведь у меня целых шесть рук! Они с успехом заменили взбунтовавшиеся ноги. И еще хвост – по цепкости он не уступает обезьяньему и серьезно помогает при лазании.

Через некоторое время я спустился на каменный склизкий пол и подозрительно огляделся. Согласно направлению, до искомого диггера оставалось километров пять.

Да уж, канализация везде канализация. Темно, мокро, грязно, везде какие-то трубы и что-то капает. Вероятно, и пахнет очень плохо, но запахов я не чувствую. Зато вижу в темноте.

Стены на сантиметр покрыты каким-то зеленоватым илом, а на полу кое-где растут грибы. Городские власти не обращают внимания на то, что таится под мостовой, пока подземная жизнь не начинает слишком сильно докучать верхним. Тогда они проводят несколько чисток и снова забывают об этих местах.

До следующего раза…

– Не нравится мне здесь, – поделился Рабан. – Чуешь, патрон? направление показывает, что за тем поворотом гигантская крыса…

– Всего-то? Крысы – фигня. И вообще, это еще не сами катакомбы, они еще ниже. Нужно искать путь вниз…

– А может, вернемся?

– Молчи, шизофрения. Где ближайший ход в подземелье?

– В километре к югу, – вяло сообщил Рабан. – Там есть провал.

Я уже шагал в указанном направлении. Жаль, что под землей затруднительно пользоваться крыльями. Правда, я и пешком могу двигаться с очень хорошей скоростью, особенно если становлюсь на восьмереньки.

Крыса, о которой упоминал Рабан, даже не успела сообразить, что это такое мимо нее пронеслось. Зато я ее разглядел очень даже хорошо. Гигантских крыс Терраполиса я до этого не видел, и зрелище мне не слишком понравилось. Размером с крупную свинью, почти слепая, зато с огромными ушами и очень чутким носом.

Но самым отвратительным в этом радиоактивном мутанте оказалось то, что на крысе почти не было кожи. Так, тоненькая пленочка, почти прозрачная.

Мерзкое зрелище.

Для человека эта тварь не слишком опасна, особенно если иметь при себе что-нибудь огнестрельное, но вот ребенка она загрызет запросто. Если же они собираются в стаю, то становятся настоящим бедствием. В прошлом месяце в одном из старых домов эти крысы прорыли ход в подвал, и первой же ночью несколько сотен таких вот уродов вылезли на поверхность. Газетчики целую неделю сочились ядом и требовали принятия каких-нибудь мер.

Вообще-то, меры были приняты в первый же день, но об этом ни одна газета сообщить не удосужилась. Здесь, как и в моем мире, во всех бедах обвиняли правительство.

– А кто еще живет в канализации? – поинтересовался я.

– Черепашки-ниндзя, – не замедлил отреагировать Рабан.

– Угу. Очень смешно. А если серьезно?

– Из опасных животных только гигантские крысы и едкие слизни. Но этих поблизости нет, они только в северных областях. Из людей… Ну, тут много кто гнездится. Скажем, в километре к северу живет банда рокеров. Вылезают по ночам, буянят. Еще немного дальше и чуть на запад – воровская шайка. Тоже по ночам вылезают, но не буянят, а потихоньку воруют. Город-то большой, пятьсот миллионов населения…

Я удивился. Нет, я и раньше знал, что Терраполис не деревня Кукуево, но не предполагал, что настолько…

– А еще?

– Ну вот в паре километров к востоку живут культисты. Молятся какому-то черту, жертвы ему приносят… Не человеческие хотя бы, и то хлеб. Домашних животных воруют, на гигантских крыс охотятся. Подземный Терраполис – это совсем не то же самое, что наземный…

– Угу. Хорошо, с канализацией я понял. А еще ниже спустимся… вон, кстати, и провал показался… Там кого можно встретить?

– Тоже от этажа зависит. Катакомбы здесь многоярусные, и чем ниже спускаешься, тем чудища жирнее. Как в компьютерных играх. Играл в «Diablo»?

– Не играл.

– А зря, кстати, нам с Волдресом понравилось… Так вот. Диггеры ниже второго уровня обычно не суются – на третьем такие каки встречаются, что без автомата с ними лучше не общаться. А на пятый даже самые рисковые не спускаются – верная смерть. Низший уровень – шестой, но про него я вообще молчу…

– А Борух-то наш еще жив? – спохватился я, проверяя сигнал парня. Направление сообщило, что с объектом поиска все в порядке. По крайней мере, сердце все еще бьется. – Так кто же там живет такой гадкий?

– Да много всякой дряни… Вот, например, лет пятьдесят назад на пятом уровне жил один сумасшедший ученый – беженец из ЦАНа. Типа местного докторо Моро – искал совершенного человека. Лет двадцать всяких кадавров плодил, пока один его все-таки не прикончил. Сколько-то их, конечно, передохло, но кое-кто все еще жив. Есть там, например, один – размером больше слона, пасть как у акулы и тысяча щупальцев. Да еще плодится почкованием – за полвека размножился порядочно, теперь их там не меньше сотни. Хорошо, что они по стенкам лазить не могут, а то бы ты с ними уже встретился – один сейчас как раз под тобой. Метров на сто опустишься, и вот он, ждет. Так что ты лучше не опускайся.

– Угу. А откуда ты так точно все знаешь? Неужели направление и прошлое показывает?

– Да сам не пойму, патрон… – замялся Рабан. – Знаю откуда-то, и все тут… Может, все-таки показывает?

– Может, и показывает… – неохотно согласился я, припомнив, как сам неизвестно откуда узнал о судьбе вертолетчика, разорванного мертвецами.

Я наклонился над провалом и заглянул внутрь. Канализацию и верхний ярус катакомб разделяло двадцать метров пустоты. А там, внизу, начинался лабиринт – бесчисленные ходы, идущие во все стороны. Переплетающиеся и заканчивающиеся тупиками, убегающие вверх и вниз, населенные разнообразными тварями. До войны это была просто подземная улица – старый Терраполис на треть располагался под землей.

Теперь-то он весь на поверхности…

Я спрыгнул, полуоткрыв крылья ровно настолько, чтобы смягчить падение. Мои ножные когти на сантиметр вошли в каменный пол, и я встал на ноги. Повернулся. И мне в лицо уставилось дуло устаревшего, но довольно мощного стрекалера – ручного оружия, стреляющего короткими болевыми лучами. Сильный разряд вполне может убить человека. Как насчет яцхена, не знаю, но проверять не стремлюсь.

Оружие держал отталкивающего вида тип, похожий на мутанта. Скорее всего, это и есть мутант. Лысый, с несоразмерно крупной головой и кожей, покрытой зеленоватыми бесформенными пятнами. Одет в какие-то обноски. За ним стояли еще трое – у всех такие же стрекалеры.

Вообще-то, я загодя почувствовал направлением, что внизу кто-то есть, но мне показалось, что это еще несколько крыс. Иногда бывают осечки…

Разумеется, за спиной у главного мутанта прятался Серый Плащ. Он ехидно глядел на меня и нашептывал какие-то гадости на ухо парню со стрекалером.

– Эт’о территорья кляна Затьло, – угрожающе заявил лидер подземных мутантов. – Пляти пошляну, если хоч’шь пройти.

– А если не хочу? Если я хочу повернуть назад? – из любопытства поинтересовался я.

Мутант миг поразмыслил.

– Все р’авно пляти. Ты уже на территорье кляна Затьло. Эт наш клян, – гордо добавил он.

– И рад бы, да денег нет, – насмешливо ответил я.

– Совсем? – уточнил он.

Я демонстративно вывернул карманы брюк. Кстати, это был единственный предмет одежды, который я носил. Мог бы ходить и совсем голым, но какая-то стыдливость у меня все еще сохранялась. Без штанов я чувствовал себя неловко.

– Чт’о, совсем-совсем ничяго нет? – не желал смириться с неизбежным главарь.

– Совсем-совсем, – грустно кивнул я.

Мутант какой-то миг размышлял над нежданной дилеммой, а потом выстрелил. Луч впился бы прямо мне в лицо, но мои сверхбыстрые рефлексы убрали меня в сторону, и он ударил в стену за моей спиной. Дальше я действовал на автомате.

Я выпустил все когти разом и ударил главаря в грудь, оставив его похожим на решето. Он еще не начал падать, а я уже взвился в воздух в резком прыжке. Прежде чем его товарищи успели среагировать, я уже приземлялся за их спинами.

Еще в падении мои нижние руки располовинили одному из них голову, а другому в затылок впился хвост, впрыскивая смертельную дозу яда. Я резко пригнулся, уходя от выстрела последнего мутанта, и тут же распорол ему брюхо, выворачивая наземь кишки неестественно-оранжевого цвета.

Внутренне я очень надеялся, что захвачу и Серого Плаща, но этот, как всегда, исчез за мгновение до того, как я прыгнул.

– Три с половиной секунды, патрон, – хмыкнул Рабан, оглядывая побоище через мои глаза. – Если учесть, что их было четверо, это твой личный рекорд.

– Накапливаем опыт помаленьку. Кто это был-то хоть?

– Тебе же сказали – «клян Затьло». Этих чудиков на первом уровне много, аж восемнадцать кланов. Их прадедушки схлопотали дозу радиации, вот потомки и получились такие… нестандартные. Но они сравнительно безобидные – если б ты им заплатил, они бы тебя и пальцем не тронули. Диггеры о них знают, и всегда платят. Много им не надо – по паре кредиток на брата, и все.

– Что ж ты меня не предупредил? Я бы захватил немножко мелочи…

– Да пошли они! – обиделся Рабан. – Еще деньги им плати!

– Угу. Ты предпочел позволить мне их убить. Бедных голодных бомжей… А если бы они меня?

– Они? Тебя? Патрон, не смеши меня! – фыркнул Рабан.

Несколько минут я шел по совершенно темному коридору. А потом направление резко просигналило мне о наличии впереди двух десятков существ, идентичных тем неудачливым гопникам, которых я прикончил ранее.

– Быстро, патрон, прячься! – испугался Рабан.

Я послушно сиганул метра на три вверх и зацепился за стену. Я и на свету сливаюсь с серым камнем этих пещер, а в этой практически абсолютной темноте заметить меня почти невозможно.

Мутанты прошли прямо подо мной. Их было двадцать два, и каждый второй держал нечто вроде факела, только горели они странным зеленоватым светом. Как только последний из них исчез в темноте, я бесшумно спрыгнул на пол, опустился на восьмереньки и помчался дальше.

И вовремя – до моих чутких ушей донесся возмущенный вопль мутантов, обнаруживших гибель товарищей. Сразу после этого я услышал топот десятков ног. Впрочем, он с каждой секундой все больше затихал – пещерные жители сделали вполне естественную ошибку, решив, что убийцы их друзей не могли разойтись с ними в узком коридоре без ответвлений, а следовательно, ушли в другую сторону.

Мне это было только на руку.

Вскоре я обнаружил дыру в стене. Рядом торчал железный штырь, к которому была привязана толстая веревка. Я наклонился и заглянул в отверстие. Точно такие же темнота и тишина, как и здесь. До пола метров десять.

– На каком этаже этот Борух?

– На четвертом, кажется, – не очень уверенно ответил Рабан.

– А ты говорил, что диггеры ниже второго не спускаются.

– Вот потому-то он и пропал.

– Ладно, поищем…

Направление указывало путь не хуже хорошего компаса. А еще оно указывало, что на поверхности солнце уже клонится к закату. Следует немного поторопиться…

Второй уровень катакомб почти ничем не отличался от первого. Еще темнее, вот и вся разница.

– Здесь везде так темно? – брезгливо осведомился я. – Я не жалуюсь, просто неуютно как-то…

– Это тебе неуютно? – удивился Рабан. – А ты представь, какого людям – они-то в темноте и свою задницу не увидят! Везде темно. На верхних уровнях кое-где еще остались действующие лампы, но мало.

– А на нижних?

– Разве что светящиеся грибы… На третьем уровне встречаются настоящие заросли.

По второму уровню я двигался около десяти минут. А потом услышал звуки, похожие на купающегося бегемота. Но это был не бегемот, а зверь, похожий на броненосца размером с быка.

Только вот головы у него не было…

– Это статук, – сообщил Рабан. – Тоже мутант. Ты его не бойся, патрон, он мирный. Их даже пасут.

– А где у него голова-то?

– Да вон, внизу. Вон там, где расщелина. Это рот.

– А глаза где?

– Да он слепой. Что ему здесь видеть-то?

Рабан сказал, что этих зверей здесь пасут. Но не сказал, кто. Впрочем, пастуха статука я уже и сам видел – он шел сзади, постукивая по полу длинным посохом. Выглядело это существо похожим на тех мутантов, что встретились мне этажом выше, только выше раза в полтора и с еще более раздутой головой. В руке он держал стеклянную банку с каким-то светящимся насекомым. Света от него было немного, но все же достаточно, чтобы видеть, куда идешь.

Серого Плаща не было.

– Здравья тебе, – пробасил гигант со своего трехметрового роста. – Ты свьрху иль сньзу?

– Сверху.

– Откудь наверьх взяль такьх странньх облик? – нахмурился пастух. – Кто есть ты такь? Маленькья облик не сообщьль о новьх облик. Невидьмый метамрьф не являльс мы давно такь. Думать, ты лгь, ты сньзу. Аль ты очень сьльно свьрху?

Я с огромным трудом понимал, что говорит это существо. Если у мутантов-бандитов с первого уровня акцент был сравнительно слабым, то у этого он скорее напоминал новый язык.

– Да, я очень сильно сверху, – согласился я, гадая про себя, как бы так исковеркать слова, чтобы ему было понятнее. – С поверхности.

– С перьвый верьх? – ужасно удивился великан. Он наклонился в три погибели, чтобы получше рассмотреть меня, и задумчиво почесал в затылке. Кожа у него на черепе напоминала черепаший панцирь. – Думай, на перьвый верьх сызнов бушевать невидьмый метамьрф, аль не такь? Новый облик являться на равнину? Зачьм ты пришль на земль сьяпперов? Хочьш купить статука?

– Угу. А ты что, его продаешь?

– Неть. Но есль дашь большьй мяксь, то исть и торьг. Сколькь дашь?

– Да не нужен мне твой статук…

– Не нужьн? Зачьм тогьд пришль? Что нужьн?

– Да ничего мне не нужно, и вообще я не к вам пришел. Мне на четвертый уровень нужно.

– На четвьр… – великан посчитал на пальцах, сколько это будет, и недоуменно нахмурился. – А зачьм на четвьр тебе? Мой брьт одьн раз ходьл, у нь статук сбжьл. Говрьт, там пуки…

– Пуки? – переспросил я. Что бы это могло значить…

– Пуки… Пуки… – задумался великан. – По-верьхнье, па… пауки, вот такь.

– А, пауки… – утешился я. – Ну, пауки – это еще ничего. А они большие?

– С лошадь, – тут же влез Рабан. – А бывают и еще крупнее.

– Эй, кьто это сказьл? – тут же насторожился мутант. – Я слышьл что-т, аль казьлось?

Я остолбенел. Впервые кому-то еще кроме меня удалось услышать Рабана. Вероятно, мутация этого пастуха дала ему настолько чуткий слух, что он слышал даже такие ничтожные колебания воздуха, как еле слышный шепот Рабана возле моей барабанной перепонки.

– Ну, я пошел, что ли… – с сомнением предположил я. – Бывай…

– Здравья тебе, – равнодушно отозвался мутант, легким тычком посылая своего статука дальше. – Берьгьсь пуки.

– Ух! – выдохнул Рабан, когда великан исчез в потемках. – Как это он меня услышал, а, патрон?

– Какая разница? А этот ничего, миролюбивый. А ты говорил, что здесь все только и норовят гадость учинить…

– Неправда! – возмутился такой напраслине Рабан. – Я говорил, что здесь очень опасно. И это так и есть – не все тут безобидные хомячки. Да и этот… лысый… Это он вежливый, потому что не дурак, как те, мелкие. Он же не знает, кто ты такой! А вдруг бы ты его одним ударом разрезал? Ты, кстати, мог… Или вдруг у тебя бластер при себе? Вот он и не напал – не захотел рисковать. А так эти пастухи тоже пошлину собирают, не хуже тех, что над ними.

– Ну и пускай себе собирают. Надо же ему как-то зарабатывать…

– Ага, а вампира встретишь, скажешь – пусть себе сосет, надо же ему что-то кушать, да?

– Угу. Так и скажу.

Лаз на третий уровень отыскался быстро. И был он очень широкий – целый трамвай пролезет. Я неторопливо спустился ниже, по дороге смахивая с лица мелких членистоногих, давным-давно облюбовавших потолок этого коридора и теперь спешащих поприветствовать нежданного гостя.

Одного, самого жирного, я съел. Со времени обеда прошло уже часа три, а я привык есть много и часто. Вот это, кстати, явная недоделка – если я попаду, скажем, в пустыню, то через сутки умру от голода.

– Абсолютно безжизненных пустынь не бывает, – менторским тоном сообщил Рабан. – Даже в самых мертвых какая-то жизнь да найдется. А с твоим направлением отыскать обед – пара пустяков.

Я его не слушал. Подземная кишка закончилась, и я вышел в такое место, которого уж точно не ожидал здесь увидеть. Громадный светлый зал, похожий на вокзал метро. Колонны, украшенные чем-то вроде малахита, фрески на стенах, узорчатый потолок, а самое главное – тьма-тьмущая люстр.

Шикарные хрустальные люстры обливали все ярчайшим светом, от которого у меня моментально начали болеть глаза. Сверхмощному зрению понадобилось несколько секунд, чтобы перестроиться от абсолютной темноты к такому изобилию.

Кстати, со слухом у меня тоже похожая ситуация – с некоторых пор я начал замечать, что наиболее громкие звуки, вроде грома, шума водопада, всяких взрывов и тяжелого рока, я просто не слышу. Видимо, мои перепонки как-то их отсекают, чтобы я, чего доброго, не оглох.

– Это метро? – зачем-то спросил я.

– Точно. Осталось еще с двадцать пятого века. Большая часть, конечно, разрушилась, но кое-где еще сохранились и рельсы, и эскалаторы, и даже вот такие вот залы. Хотя этот охраняют, вот он и уцелел.

– Кто?

– Да секта одна религиозная… Они этот вокзал вместо храма используют. А чего – вполне сносная замена, где под землей что-нибудь получше достанешь?

– Угу. И кому же они поклоняются? Тоже какому-нибудь упырю с манией величия?

– Почему? – невесть с чего вдруг обиделся Рабан. – Это христиане-староверы. Секта Ожидания. Вполне приличные люди.

– А почему же они тогда здесь, а не наверху? – недоверчиво хмыкнул я.

– Не хотят они наверх. Двести лет назад сюда ушли, и обратно не хотят. У них, понимаешь, вера такая – считают, что Армагеддон уже был, и Сатана победил. А что ж ты хочешь – между ними и поверхностью мутанты всякие живут, вот они и думают, что везде так. Да и одичали они с тех пор…

– Но ведь можно же им рассказать…

– А кому это нужно? На эти подземелья все давно рукой махнули, и на этих христиан-мучеников тоже. Да и не поверят они – решат, что это их дьявол искушает. Были случаи…

– Может, мне попробовать? – вслух задумался я.

Рабан тихо и противно захихикал.

– Ты чего это?

– Да так… – все еще хихикая, ответил он. – Знаешь, патрон, если их начнешь убеждать ты, они точно решат, что это сам Вельзевул до них снизошел. У них там Новейший Завет, а в нем ясно говорится, что такие, как ты – демоны адские, и разговаривать с ними не о чем.

– А почему они называются Сектой Ожидания?

– А потому что цель их жизни – ждать второго пришествия Христа. Вот, мол, когда он явится, тогда и можно будет выйти наверх, и потекут тогда реки молочные везде, а чертей поганых можно будет пытать и убивать невозбранно. Прямая цитата, между прочим. Слушай, патрон, а мы еще долго тут стоять будем? Не на экскурсии, между прочим!

– Мои ноги. Хочу – стою, хочу – иду.

– Ну конечно… А я тут так – для понта! – всерьез обиделся Рабан. – Я, как-никак, твой симбионт, так что и права у нас одинаковые!

– Ты не симбионт, ты паразит.

– Паразит – это тот, кто просто так торчит, а я пользу приношу! – не согласился Рабан.

– Не так уж и много от тебя пользы… – хмыкнул я, тем не менее, углубляясь в тоннель метро. Там еще оставались основательно проржавевшие рельсы – их, видимо, поклонники Новейшего Завета, обожествлять не желали.

– Патрон, в сторону! – вдруг завизжал Рабан. – В сторону, твою мать, быстро!

В любой другой момент я бы послушался без оговорок. Но сейчас я все еще был во власти раздумий, призванных доказать истинную сущность Рабана, а потому запоздал на какое-то мгновение.

И пожалел. Очень горько пожалел. Потому что мне на лицо прилепилась какая-то мерзкая гадость!

Эта гадость прыгнула со стены. Там, где она сидела раньше, заметить ее было невозможно, тем более в такой темноте. Но теперь ее заметил бы даже слепоглухонемой, потому что она причинила мне такую жуткую боль, какой еще не причинял никто и ничто. Даже когда пережевывал дракон, было не так больно.

– Патрон, да что ты смотришь?! – уже почти прорыдал Рабан. – Отрывай ее, срочно! Быстрее, пока до мозга не добралась! Не тупи!!!

Я уже отрывал. Но ничего не получалось – создавалось впечатление, что к лицу мне прилепили здоровенную и очень мощную присоску.

– Режь ее! Режь!!!

Когтям гадость поддалась. Я одним взмахом разделил ее на две маленькие гадости, потом на четыре, на восемь… После этого ее хватка ослабла, и она посыпалась на землю. Однако кусочки тут же принялись сползаться, явно намереваясь снова срастись и повторить фокус с прилеплением на лицо.

– Плюй в нее! Плюй! – посоветовал Рабан. Я послушно изрыгнул смачную кислотную харкотину.

Кислота существу не понравилась. Оно противно зашипело и начало таять, становясь еще мерзостней, чем была раньше. Хотя я так и не успел ее рассмотреть, мне показалось, что при жизни это было что-то вроде ползучей медузы.

– Больно… – слегка очумело заметил я, касаясь щеки. Точнее, того, что когда-то было моей щекой. Теперь я мог засунуть в пасть сразу две руки – обычным способом и через вторую дырку.

– Говоришь, пользы от меня нет?! – обозленно рявкнул Рабан, пока у меня срасталась жуткая рана. Довольно медленно – подземная медуза успела нагадить весьма здорово.

Очень странное ощущение – чувствовать, как растет твоя кожа. Щекотно и ужасно чешется.

– Это немного подозрительно… – вслух подумал я. – Только мы заговорили о том, приносишь ли ты пользу и тут – на тебе! – является эта ожившая слизь, давая тебе возможность эффектно продемонстрировать свою необходимость.

– Паранойю лечить надо! – обиделся Рабан. – Ты еще скажи, что мы с этим кислотным слизнем сговорились!

– Так, значит, это так он называется…

– Точно. Едкие слизни – их родственники, они живут повыше, даже в канализации есть. А эти только здесь, и их мало. Они всегда так – прячутся где-нибудь повыше, ждут, пока кто-нибудь мимо пройдет. Могут и день ждать, и два. А потом прыгают, и тут уж сразу хана! Кислота у них не просто мощная – их выделения мгновенно разъедают все, что угодно! Серная кислота по сравнению с этим – просто кислый бульончик! Если бы твоя шкура была хоть чуть послабже, мы бы сейчас не разговаривали!

– Угу. А вот тебе вопросик на засыпку, юный натуралист – если она такая супер-пупер, как же этот слизняк сам не разъедается? Ну, изнутри? Мой-то плевок его моментально… ну, ты понимаешь.

– Ха! – презрительно фыркнул Рабан. – Да по той же причине, по какой и ты сам! Кислота образуется уже вне тела! У него… и у тебя, между прочим… плевательное горло состоит из двух трубок – по одной поступает один компонент кислоты, по другой – второй. Смешиваются они уже на выходе, и только тут превращаются во что-то опасное. А по отдельности это просто две плохо пахнущие жидкости…

– Хорошо, хорошо, я все понял! Ты доказал свою полезность, и все такое. В следующий раз предупреждай немного пораньше, тре бьен? А то я умру, и ты вместе со мной, нес па?

– Да кто ж спорит-то, патрон? О, а вот и лестница на четвертый уровень.

Вопреки моим ожиданиям, упомянутая Рабаном лестница оказалась отнюдь не очередной дырой, в которую нужно было прыгнуть, и даже не веревкой, по которой нужно было спуститься. Это была настоящая лестница, каменная и очень широкая. Видимо, на этой глубине все еще сохранились остатки того, что построили, когда эти катакомбы были частью города, а не его отходами. На стенах висели маленькие круглые лампы, и некоторые даже работали! Спускаясь по этой лестнице, вполне можно было вообразить, что находишься в обычном подземном переходе или даже в метро. Собственно говоря, это и было метро… ну, какая-то его часть.

Но через несколько минут иллюзия рассеялась.

Примерно посередине проход был перекрыт самодельными воротами. Самодельными-то самодельными, но явно прочными – неизвестный архитектор сварил их из нержавеющей стали, снабдил для пущей грозности кучей заклепок и шипов, да вдобавок нарисовал красной краской скалящийся череп, а под ним пару перекрещенных сабель.

– Это не краска, патрон, это кровь, – настороженно поправил меня Рабан, сам с удивлением взирающий на это препятствие сквозь мои глаза. – А там, за дверью, притаился какой-то тип…

Тип словно услышал слова Рабана. В воротах отворилась маленькая калиточка, и на мою сторону перехода вышел малорослый, но очень серьезный мутантик. Росту в нем было не больше полутора метров, зато на голове красовались явные рога. Да не два, как чаще всего бывает, а целых шесть, и росли они по краям, образовывая уродливую пародию на корону. Плюс лицо у этого парня вместо кожи покрывала коричневая чешуя, губы были не горизонтальными, как положено, а вертикальными, а сзади я заметил явный хвостик.

Одежда его не слишком впечатляла – стандартные лохмотья, под землей все в таких ходят. Зато в руке он держал оружие – железную палку с причудливым трезубцем на одном конце и белым шаром на другом. От шара к основанию трезубца тянулся толстый провод, в некоторых местах утративший изоляцию. В этих местах время от времени пробегали искры.

– Парализатор, и очень мощный, – прокомментировал Рабан.

Страж ворот дожевал то, что у него было во рту (а был это на редкость упитанный дождевой червяк), и лениво сказал на отличном земном языке, без малейшего акцента:

– Доброе утро, день, вечер или ночь, господин или госпожа. Должен сообщить вам, что я вратарь, охраняющий эти ворота, а посему, как ни прискорбно, вы через них пройти никак не можете.

– Угу. Не понял?

– Повторяю. Доброе утро, день, вечер или ночь, господин или госпожа. Должен сообщить вам…

– Все, все, уже все понял! – поспешил прервать его я. – А почему мы не можем пройти?

Мутант посмотрел налево. Потом направо. Потом он снова уставился на меня своим короьвим взглядом и все так же лениво сказал:

– Прошу уточнения, господин или госпожа. Говоря «мы», кого еще вы имеете в виду?

– Ты что, робот? – напрямки спросил я.

– Нет, господин или госпожа, я не робот, я вратарь, охраняющий эти ворота. Вы удалитесь сами тем же путем, каким пришли сюда, или останетесь стоять здесь до тех пор, пока не перестанете существовать в живом виде?

«Рабан, я что-то ничего не понимаю. Что это за балаган?»

– Да я сам в тупике, патрон, – ошарашенно ответил Рабан. – Первый раз такую ерунду вижу… Да ты не ломай голову, дай ему хвостом по лицу, и все дела.

– Все-таки скажите, уважаемый вратарь, почему я не могу пройти? – притворился вежливым я. – Может быть, вы хотите, чтобы я заплатил пошлину? Здесь она, похоже, всем нужна…

– Я бескорыстный вратарь, господин или госпожа, – чопорно ответил мутант. – Я никого не пропускаю через эти врата, и не могу сделать для вас исключение.

Я устало посмотрел на него. Настроение и так было не слишком хорошим, а после пяти минут препирательств с этим дегенератом оно испортилось окончательно. Откуда-то изнутри начала подниматься глухая злость.

Сам не знаю, как такое получилось, но мой хвост словно бы сам собой метнулся вперед, подобно шприцу в руках умелого врача, и воткнулся в шею мутанта. Он даже охнуть не успел. Вот он стоит, нагло пялясь на меня, а вот уже падает, роняя свой дурацкий парализатор.

– Козел… – тихо пробурчал я, перерезая этот самый парализатор пополам. Я вкатил ему лошадиную дозу яда, но жизнь в этом уродливом тельце все еще теплилась, а мне не хотелось, чтобы он, очнувшись, стукнул меня своей пукалкой.

Вероятно, где-то на теле поверженного вратаря можно было найти ключ, которым он открывал ворота, но у меня уже не было сил еще и обыскивать этого хама. Я просто несколько раз провел когтями по стали, нарисовав кривоватый прямоугольник. Металлический лист упал внутрь, и я шагнул следом.

– Теперь понятно, почему он никого сюда не пускал… – задумчиво подытожил Рабан, глядя на то, что открылось за воротами. Я с ним согласился.

Вдалеке виднелись еще одни ворота, точно такие же. А между ними находился довольно крупный зал с земляным полом. И на этом полу кишмя-кишели черви, насекомые и прочие мелкие твари.

Похоже, мы ворвались прямо в кладовую рогатого мутанта.

– Мог бы и словами сказать, – прохрипел я. – Не тронули бы его деликатесов…

Идти по такому полу было не слишком приятно. Конечно, чувство осязания у меня отсутствует, но в данном случае с избытком хватало и зрительных ассоциаций. Да и шуршали эти членистоногие довольно противно. Поэтому я расправил крылья и прошел эти метры по воздуху. И уткнулся носом в следующую стальную заслонку.

– Как же меня все это достало!.. – прорычал я, разрезая проклятую преграду.

За ней не было ничего интересного. Еще один короткий отрезок коридора, поворот, снова длинный коридор с несколькими ответвлениями, большой, но полуразрушенный зал, снова коридор… Темно и пусто.

Как в могиле…

Когда я свернул за очередной поворот, мимо что-то прошмыгнуло. Сначала я шарахнулся, памятуя о на редкость неприятной твари – кислотном слизне, но тут же успокоился. Прошмыгнувшее существо не имело с этими слизнями ничего общего. Хотя увидеть здесь подобное создание было весьма и весьма странно…

– Рабан, у меня глюки, или мимо только что пробежала маленькая собачка? – недоуменно спросил я. – Породистая, кажется…

– Это шпиц, – сообщил Рабан. И замолчал, видимо, считая, что объяснил все как нельзя более ясно.

– Шпиц? Знаешь, до сегодняшнего дня у меня как-то не вязались подземные туннели и шпицы…

– Да что тут удивительного-то патрон? Двести лет назад, когда была Третья ядерная война, тут поблизости был питомник. Дорогих собачек разводили, для любителей. Хорошую денежку заколачивали. Ну а там, сам знаешь, от города мало что осталось… Начали бомбить, персонал весь смылся в бомбоубежище, ну а зверей, конечно, оставили… Когда ж их спасать-то? Но им еще повезло, бомба ударила так удачно, что всего лишь обрушила часть стены. Почти все собаки остались живы и даже умудрились сбежать. Конечно, потом они передохли – животинки-то капризные, их чуть ли не с ложечки кормить надо. А вот шпицы каким-то чудом выжили, приспособились к новым условиям… Даже расплодились. В этих пещерах они заняли экологическую нишу мелких хищников – они едят тех, кто помельче, а их ест тот, кто покрупнее. Своя экосфера, понимаешь ли…

– Ну и хрен с ними, – подытожил его рассказ я. – Чуешь? Если верить направлению, этот Борух уже где-то совсем рядом…

– Да, всего метров двадцать, – согласился Рабан. – Может, за тем поворотом?

За поворотом обнаружилось огромное помещение с доброй сотней входов-выходов. И все оно, с потолка до пола, было заплетено толстенной и очень липкой паутиной. То, что она липкая, я понял сразу, потому что тот вход, через который вошел я, закрывало нечто вроде паутинного окна, и я умудрился в него вляпаться.

Кое-как я очистил себя от этой гадости… кстати, паутина оказалась поразительно прочной. Если бы не мои когти, могло бы и не получиться. К примеру, одна нить связала правую верхнюю и правую среднюю руки, и как я ни рвался, разорвать ее так и не вышло! Пришлось резать.

– Теперь понятно, что случилось с этими диггерами… – задумчиво хмыкнул Рабан.

– Сам вижу, – прохрипел я, превращая набор рук в огромный миксер.

Кроме обилия паутины, в пещере имелось еще несколько объектов. В частности, это были два жирнющих паука размером с лошадь и несколько продолговатых паутинных коконов.

На один из них и указывало направление.

Паутину пришлось срезать. Чтобы свободно ходить по этому веревочному лабиринту, нужно быть пауком, а я, к сожалению, яцхен.

Самих пауков я убил. Это было нетрудно – они крепко спали, видимо, свято уверенные, что паутинный лабиринт защитит их от незваных гостей. Правда, один в последний момент проснулся, но это его не спасло. Еще у меня возникло ощущение, что на самом деле в этой пещере живет гораздо больше пауков, просто основная их часть сейчас где-то в другом месте.

Возможно, на охоте.

Так или иначе, я кое-как высвободил Боруха из его кокона и попытался привести его в чувство. Получилось плохо – пацана накачали паучьим ядом по самые уши. Он был еще жив только потому, что стал чем-то вроде консервы про запас. Паукам явно не хотелось жрать мертвечину, их больше привлекал свежачок.

– Не просыпается, – удивился Рабан. – Придется так тащить, пусть его дома оживляют.

– Угу. А куда тащить-то – домой или к отцу?

– В ЦАН, конечно. Мы же не знаем, где он живет. Пошли?

– Угу. Хотя нет, погоди, а остальные?

– Какие остальные? – не понял мой симбионт.

– Да ты посмотри, сколько тут еще коконов! Они же все живые! Что же, бросить их?

– Ну, во-первых, некоторые коконы пустые. В других – паучьи яйца. А других людей тут вообще нет – несколько мутантов и кое-какие животные. Куда ты их собрался траснпортировать?

– Мутанты тоже хочут жить… – вздохнул я. – Будем освобождать.

– А транспортировать? – не унимался Рабан.

– Никуда не будем. Оставим всех здесь. Если кто очнется и сумеет сбежать, значит, повезло. Ну а нет… хуже им все равно не будет.

– Ладно… – проворчал Рабан. – Только вон тот большой кокон не открывай, там червленый мясоед, и его поймали совсем недавно.

– Угу. И что?

– Что, что! Он еще в сознании, и того, кто его освободит, попытается схряпать! А эта тварь даже хуже пауков!

– Тогда не будем, – не стал спорить я.

Глава 24

Спустя двое суток я рассказывал об этом происшествии императору Солнечной Системы, Проксимы Центавра и еще какой-то байды – Зебру Ноно Митхату.

Император, находясь в более чем преклонном возрасте, все же не оставил привычки время от времени устраивать междусобойчики – званые обеды для избранных. Гостей приглашали не больше дюжины, поэтому попасть на такой обед считалось великой честью.

Насколько я успел понять, император отбирал своих гостей, руководствуясь одним-единственным параметром – интересностью как собеседника. У него часто бывали знаменитые деятели культуры, научные работники, военные, дипломаты, путешественники, бизнесмены и прочие, способные рассказать о чем-то интересном. Сегодня он пригласил и меня.

Еще за столом сидел Верховный патриарх – Глава Новохристианской Объединенной Церкви, знаменитый кинорежиссер, капитан военного корабля, пару месяцев назад разбивший в космическом бою небольшую пиратскую армаду, известная художница, президент огромного торгового концерна, посол Седьмой Звезды – государства удивительных существ, похожих на затвердевшие водяные капли, губернаторша острова Тайвань и целых два правнука императора.

Между прочим, ходил устойчивый слух, что одного из этих правнуков его величество прочит в свои наследники – по здешним законам он мог выбрать любого из своих потомков. Хотя умирать император пока не собирается – в двадцать девятом веке средняя продолжительность жизни составляет сто двадцать лет, так что по здешним меркам он не считается долгожителем. Просто старым.

Хозяин дома полулежал во главе стола в своеобразном кресле на четырех металлических ногах. Роботизированном, разумеется – императору достаточно было коснуться сенсора, чтобы отправиться в этом кресле, куда ему хочется. Оно могло даже летать, хотя императору полеты не нравились, и он никогда этим не пользовался. Возможно, дело в том, что его отец погиб во время катастрофы на автоплане.

За спиной у императора маячили его постоянный адъютант и глава служба безопасности – тот самый «майор Пронин». Первый просто стоял с чопорным видом, ожидая возможных приказов, второй настороженно зыркал по сторонам, время от времени демонстрируя кулак телохранителям. К своей работе он явно относился ответственно.

– Я вот чего не понимаю, – дождавшись окончания моего повествования, взял слово Сигизмунд – младший из правнуков императора. – Как же вам удалось так быстро отыскать того мальчишку? Судя по вашему рассказу, вы не просто знали, где он находится, но и шли словно по какому-то компасу…

Я чуть не поперхнулся. Никак не ожидал, что кто-то обратит внимание на эту маленькую деталь операции. Действительно, найти пропавшего человека в терраполисских катакомбах – вещь практически невозможная, если только не иметь дополнительной информации или дополнительных возможностей. Скажем, маячка под кожей у искомого или чувства направления у искателя.

– А ведь резонный вопрос, – хитро улыбнулся император. – Что ты можешь на это ответить?

Я вдумчиво дожевал варанью лапу (в этом мире мясо варанов и вообще ящериц считается деликатесом и их разводят на специальных фермах), а потом неохотно рассказал о том, о чем до сих пор умалчивал – о своем чувстве направления. Впрочем, большого интереса у собравшихся это не вызвало – подумаешь, еще одна примочка забавного зверька яцхена.

– А правду говорят, что в параллельных мирах можно встретить своего двойника? – полюбопытствовала мадам Гатэй – губернатор Тайваня.

– Угу. Чистая правда. Но это не так легко, как кажется. Мир должен совпадать хронологически и не слишком отличаться исторически.

– Что вы имеете в виду? – не поняла губернаторша.

– Ну, если, скажем, ваша бабушка в другом мире вышла замуж не за вашего дедушку, а за другого человека, ваш отец уже не родится. Вместо него родится совсем другой человек. Значит, не родитесь и вы – или родитесь, но будете совсем на себя не похожи. И таких вариантов неисчислимое множество, ибо история зависит от множества, казалось бы, мелких событий. Я уж не говорю о таких мирах, которые совсем не похожи на наш – а их, поверьте, во много раз больше.

– Если присутствующие не возражают, я бы хотел попросить уважаемого Олега немного уточнить вопрос о его вчерашнем путешествии в известное всем нам место, – густым басом сказал патриарх Михаэль.

Если бы я был человеком, то обязательно бы покраснел. Разумеется, святой отец вежливо напоминал о моем вчерашнем походе в сам Ад. В отличие от Рая, там никаких рогаток предусмотрено не было, и мы проникли в этот мир невозбранно, но, как выяснилось, ему и не нужно было ничем отгораживаться.

То ли это Рабан что-то перепутал, то ли местный Ад везде такой, но мы очутились посреди огненного океана. Моя огнеупорная шкура выдержала этот чудовищный жар (хотя и с огромным трудом!), а вот тем двум наблюдателям, которых я притащил туда, держа за руки, пришлось несладко.

Если коротко, я вернулся в ЦАН всего через три минуты после того, как его покинул, но за руки меня держали уже не два священника, а два трупа, обгорелых до такой степени, что их и за людей-то принять было трудно. Видеозапись, конечно, тоже не получилась – мини-камера, вмонтированная в застежку плаща одного из священников, превратилась в каплю расплавленного металла.

Надо ли говорить, что такие результаты экспедиции ни у кого восторга не вызвали?

– Да, я тоже что-то слышал, – поддержал разговор император, когда я в очередной раз объяснил, почему все получилось так, а не иначе. – А что же вы хотели, падре? Думали, так вам и позволят Ад на пленку заснять? Скажите уж спасибо и на том, что теперь вы точно знаете – он есть!

– Не могу сказать, что меня это очень уж радует… – вздохнул патриарх. – Не подумайте, Олег, я вас ни в чем не виню… Если не возражаете, мои, так сказать, теоретики, хотели бы еще раз воспользоваться вашими услугами…

– Куда на этот раз? – прохрипел я. – В Лимбо или в Чистилище?

– Нет, нет, больше никуда путешествовать не придется. Хотя нет, придется, конечно, но не в потусторонний мир. Мы посовещались и решили, что некоторых вещей лучше не касаться…

– Давно бы так! – громко, но, к счастью, неслышно для всех, кроме меня, буркнул Рабан.

– Нет, у нас будет немного другая просьба… – продолжил Патриарх. – Вы читали эту книгу?

Он извлек откуда-то из складок своего одеяния небольшой томик и протянул ее мне. Впрочем, мог бы и не протягивать, мне хватило одного взгляда на обложку, чтобы понять, что это за книга. Более того – я догадался об этом заранее.

– Библию? – удивился я. – Странный вопрос, ваше святейшество… Читал, конечно.

Я действительно ее читал. Прочел в первую же неделю пребывания в этом мире. И должен сказать, Библия двадцать девятого века серьезнейшим образом отличается от своей прабабушки века двадцатого.

Основная религия этого мира – новохристианство, родилась в конце двадцать четвертого века, когда основные ветви христианства, ислам, иудаизм, а также буддизм и конфуцианство пришли к общему согласию и слились воедино. Не верится? Оказалось, что это вполне возможно. Из прочих религий в двадцать девятом веке сохранился только индуизм и несколько мелких сект вроде тех же подземных культистов. Но девяносто процентов религиозного населения исповедуют новохристианство.

В чем основные отличия этой Библии от привычной нам? В первую очередь в толщине. Она раза в три тоньше. Однако вместо двух Заветов состоит из трех – Ветхого, Нового и новейшего.

Ветхий примерно такой же, как у нас, только сильно урезанный – раз этак в семь-восемь. Оставили только самые основные легенды, да и их изрядно подсократили.

Новый Завет состоит из жизнеописаний двух великих пророков – Христа и Мухаммеда. Евангелие осталось одно-единственное, зато вобравшее в себя все факты, мало-мальски касающиеся Иисуса. Во время Реформации Церкви решили, что совсем ни к чему держать в Библии четыре практически идентичных текста.

Новейший же Завет стал чем-то вроде сборника инструкций для истинно верующего. Этакий учебничек: «Как правильно себя вести, если хочешь попасть в Рай». В этом самом учебничке отлично разместились и многие буддистские каноны.

В общем, все это как-то уживалось между собой.

Но главное, что мне понравилось – язык, которым эта Библия написана. Я не помню свою жизнь до того, как стал яцхеном, но, видимо, в той жизни я тоже пытался прочесть Священное Писание. Во всяком случае, я помню, как эта книга выглядела – архаичный зубодробительный текст, разделенный на кучу крохотных пронумерованных абзацев.

Но в двадцать девятом веке используется совсем другая Библия – написанная заново, хорошим современным языком. Пятьсот лет назад над ней поработали пятьдесят лучших писателей и поэтов того времени. В результате книга получилась – заглядение, просто читаешь и не можешь оторваться. Примерно раз в полвека ее пересматривают, внося мелкие изменения в соответствии с эволюцией речи.

– А историю о Моисее вы читали? – поинтересовался патриарх.

– Разумеется, – ответил я, не понимая, что это за экзамен устраивает мне отец Михаэль. – О его детстве, о десяти казнях египетских, о побеге из Египта, о сорока годах в пустыне…

– Вот об этом я и хотел бы поговорить поподробнее, – остановил меня патриарх. Я заметил, что остальные гости и сам император с огромным вниманием слушают нашу беседу. – Видите ли, у нас уже много лет существует гипотеза, что в старые летописи где-то вкралась ошибка. Маленькая, но очень неприятная ошибка – может быть, неправильно прочитали слово, или, наоборот, неправильно написали…

– Ну, падре, не тяни, что за ошибка? – брюзгливо проскрипел его величество.

– Просто мы считаем, что вместо «лет» следует читать «дней». Моисей со своим народом странствовал по пустыне не сорок лет, а сорок дней. Если внести это допущение, вся картина сразу выравнивается и все становится предельно ясным! Нелепица с расстоянием – от Красного моря до Палестины всего-то триста километров, вопрос с временем – ни Моисей, ни Аарон за эти сорок лет ничуть не постарели, бедность по событиям – такой огромный срок уместился всего в несколько страниц повествования… Скрижали с десятью заповедями Моисей получил на горе Синай спустя три недели от выхода из Египта, а гора Синай как раз и находится примерно посередине между этими точками – Красным морем и Палестиной. А три недели – это двадцать один день, то есть лишь чуть больше половины от сорока…

– Охота же вам такой чепухой заниматься… – фыркнул император. – Да какая теперь разница, что там было с этим Моисеем?

– Простите, ваше величество, но это важнее, чем вам кажется, – непреклонно возразил патриарх. – В вере нельзя допускать даже небольших ошибок, а Моисей – одна из ключевых фигур нашей религии.

– А чего вы от меня-то хотите? – никак не мог сообразить я. – Я с Моисеем не встречался, уж извините…

Все вежливо заулыбались тому, что они приняли за остроту. Патриарх тоже криво улыбнулся.

– Это само собой. Но вы ведь прибыли к нам из двадцать первого века, не так ли?

– Так.

– А если совсем рядом уживаются двадцать первый и двадцать девятый века, почему бы где-то еще не существовать и эпохе Моисея?

– Угу, – согласился я. Потом до меня дошло. – Прошу прощения, ваше святейшество, так вы хотите, чтобы я разыскал Моисея и лично у него узнал, сколько он странствовал по пустыне? А вы хоть представляете всю сложность такой задачи? Мне нужно будет отыскать мир, полностью идентичный вашему, но отстающий во времени на сколько-то тысячелетий. Даже неизвестно, на сколько конкретно… или вы знаете, когда именно жил Моисей?

– Это произошло в правление фараона Мернептаха, в промежутке с 1235 по 1215 год до Рождества Христова, – сверившись с записной книжкой, сообщил патриарх. – С вашей помощью мы надеемся узнать поточнее.

– А разве это не Рамзес был? – засомневался я, припомнив какой-то художественный фильм о тех событиях.

– Так считали раньше. Теперь считается, что Мернептах.

– Считается, значит… – вздохнул я. – Это труд не только адский, но еще и очень долгий… Мне придется потратить на это месяцы, если не годы… А что дальше? Может, еще попросите проверить, сколько дней продолжался Потоп, и как это Ной сумел уместить в Ковчеге каждой твари по паре?

Судя по смущенному лицу его святейшества, именно об этом он и хотел меня попросить. Я только досадливо махнул всеми правыми руками.

– Ну знаете… – начал я, но меня прервал Рабан.

– Да что ты паришься, патрон? – хмыкнул он. – Можно же провернуть все гораздо проще. Нам все равно нужно вернуться в Дотембрию за твоей памятью, так мы заодно заглянем и в Миргород, проверим Моисея по летописям. Там обо всем этом написано, я же тебе рассказывал. Мы-то с Волдресом, уж извини, этот кусок читать не стали…

– Я согласен, ваше святейшество, – прервал его я.

– Что? – искренне удивился патриарх. – Но почему… хотя… Очень рад! Очень рад, Олег! Позволь пожать твою…

Он смущенно замолчал, уставившись на мою семипалую кисть, которую я с готовностью сунул ему под нос. Святой отец смущенно кашлянул, но потом все-таки пожал мне руку.

Посол Седьмой Звезды наблюдал за этой сценой с живым интересом – всего четверть часа назад кинорежиссер Зайльцберг точно так же попытался пожать руку ему. Когда у Зайльцберга в руке остались три пальца посла, возникла чрезвычайно неловкая сцена. Посол вежливо улыбнулся, отобрал свои пальцы и прикрепил их обратно. Для этих существ подобные трюки – дело нормальное, они вполне могут рассыпаться на тысячу кусочков, а потом вновь собраться воедино.

– А почему вы так резко передумали? – мягко поинтересовался Сигизмунд. – У вас возник какой-то план?

– Да, кое-какой. Я просто вспомнил об одном учреждении, которое ведет исторические летописи большинства прилежащих миров. В том числе и моего родного. Правда, это очень далеко…

– Значит, к вечеру тебя можно не ждать? – ехидно сощурился император Зебр.

– Боюсь, меня не будет несколько дней, ваше величество. А если возникнут непредвиденные препятствия, то и дольше.

– Ну что ж, попросим ЦАНовцев оформить тебе командировку… – скучающе откинулся на подушках правитель Солнечной Системы, Проксимы Центавра и еще чего-то. – Просьбы? Пожелания? Вопросы?

– Никаких. Должен сказать, ваше величество, что я все равно собирался просить у вас отпуск – мне нужно на некоторое время отлучиться по одному личному делу.

Между прочим, я первым делом поинтересовался в ЦАНе – могут ли они восстанавливать память яцхенам? Оказалось, что нет – даже с людьми получается не всегда и не полностью, а уж с моей неизвестной расой… Так что в Дотембрию возвращаться все же придется – Магнус Рыжебородый, небось, уже заждался…

– В принципе, я могу отправиться хоть прямо сейчас – это дело одной минуты… – задумчиво почесал роговой ирокез я.

– Ой, это было бы так здорово! – восторженно всплеснула руками художница. – Я бы так хотела сама увидеть другой мир…

– А вы ведь много путешествовали, фрау Марта? – поинтересовался Сигизмунд. Обращения в этом веке использовались самые разные, но чаще всего применялось то, что примерно соответствовало имени. В частности, Марта – имя немецкое, и юноша использовал соответствующее обращение.

– О да! – радостно кивнула Марта. – Я бывала на десятках планет, но другой мир… Это было бы потрясающе!

Сигизмунд, сидевший по правую руку от своего прадеда, наклонился к его уху и тихо зашептал. Я с огромным удивлением услышал, что он просит императора отпустить и Марту, и его самого вместе со мной. Так сказать, в круиз по мирам.

– Ваше величество, вы же не дадите своего согласия? – не выдержал я.

– Что такое? – искренне удивился император. – А ты как услышал, Олег?

– Ну, я… – нервно заерзал я.

– Ты смотри, какой острый слух… Ты бы хоть из приличия сделал вид, что ничего не слышишь! А возражений у меня нет. Фрау Марта – самостоятельная женщина, она может сама за себя решать. Сигизмунд тоже совершеннолетний. Почему же я должен быть против?

Я проглотил естественный ответ: «потому что он ваш правнук, а там будет очень опасно». У императора полным-полно потомков, а наследником Сигизмунд не считался. Наиболее вероятной кандидатурой на роль наследника был Орсон – его старший брат, не сказавший пока ни одного слова, но очень внимательно слушающий. Этому принцу недавно исполнилось тридцать пять лет, и, судя по тому, что я о нем слышал, он уже успел проявить себя с самой лучшей стороны.

Сигизмунд же в дедушкиных симпатиях занимал почетное второе место – запасной вариант на случай, если что-то случится с Орсоном. И, похоже, Зебр желал устроить правнуку что-то вроде проверки.

Что-то вроде той проверки, какие птицы устраивают своим птенцам, когда учат их летать – попросту выбрасывают их из гнезда. Начнет махать крыльями – полетит, нет – разобьется. Никто не пробовал подсчитать, сколько именно птенцов разбивается, но то, что такие имеются – несомненно.

– А сколько вообще ты можешь взять с собой? – полюбопытствовал император.

– Ну, я должен держать спутника за руку… Значит, шестерых… но честно говоря, я столько еще никогда не брал.

– Тогда все отлично. Сейчас отправишься домой, отдохнешь перед путешествием, а завтра с утречка отправитесь… Если кто-то за это время передумает, – император с намеком посмотрел на Сигизмунда, – или, наоборот, захочет присоединиться кто-то еще, тебе сообщат.

Глава 25

Как ни пересчитывал Рабан, получалось, что для достижения Дотембрии нам придется сделать одиннадцать прыжков. Это и так немало, а ведь следует учесть, что по пути могут встретиться самые необычные сюрпризы. Поэтому я подготовился основательно.

Поскольку планета Земля, если она вообще есть в том или ином мире, обычно населена людьми, мне нужно было как-то замаскироваться, чтобы сойти за своего. Как ни жаль, но двадцать девятый век по-прежнему не мог предложить для моей маскировки ничего лучшего, чем изрядно надоевший шарф, скрывающий пол-лица, и очки-консервы.

Но пораскинув мозгами, я решил на этот раз ничего с собой не брать, отправившись прямо нагишом. За этот месяц я сносил уже десятка два таких вот «маскировочных костюмов» по причине того, что по мирам прыгал практически вслепую – Рабан в этой области Метавселенной совершенно не ориентировался. Соответственно, не знал он и того, как мне следует в каждом конкретном случае одеваться. Из того же Ада я вернулся в одних сапогах на босу ногу – все остальное сгорело.

Сапоги тоже уцелели каким-то чудом…

А если подумать – то и хрен с ним. Мне уже осточертело вечно скрывать лицо. Ну не нравится мне это, не нравится! И что с того? Как говорится – носорог подслеповат, но по большей части это не его проблемы. Так и в моем случае – если кого волнует моя внешность, пусть подойдет и прямо об этом скажет. Я открыт для критики.

Куда сильнее меня беспокоили мои спутники. Я вытребовал у ЦАНовцев два костюма глубокой защиты – что-то вроде легких скафандров. Мне совсем не улыбалось вернуть императору правнука в виде обугленной головешки или, наоборот, куска льда. Могли также встретиться пакости в виде ядовитой атмосферы или даже полного ее отсутствия, высокой радиации, жутких чудовищ, враждебных аборигенов, да мало ли чего еще…

Я и сам однажды чуть не погиб, когда меня занесло в мир, в котором атмосфера состояла из какого-то геля и была перенасыщена электрическими разрядами. Пока Рабан спешно произносил Слово энгахов, меня двадцать семь раз ударило током. Из них слабыми были девятнадцать ударов, терпимыми – шесть, мучительными – два.

Или вспомнить тот мир – голая безвоздушная скала с гравитацией в пятьдесят шесть земных. До сих пор не пойму, каким чудом я тогда выжил – когда Рабан сумел-таки переместить нас, я походил на раздавленного скорпиона. Только моя регенерация позволила снова прийти в норму, а летать я потом не мог еще дня три.

Встреча с «экскурсантами» была назначена на десять утра. И ровно в десять ко мне в дверь попытались постучать.

– Входите, ваше высочество! – крикнул я еще до того, как его кулак коснулся дерева.

Сигизмунд вошел, широко улыбаясь, с сумкой через плечо. Один. Впрочем, о том, что с ним нет фрау Марты, я узнал еще раньше.

– Хм-м-м, Олег, я вот подумал… – хитровато посмотрел он на меня. – Раз уж на время этого путешествия мы будем партнерами, давайте перейдем на «ты»? И без титулов. Мне ведь всего двадцать три…

– Угу. Не возражаю. А где фрау Марта?

– Она передумала, – скривился наследник престола.

По его лицу было заметно, что его мнение о художнице сильно изменилось к худшему. Я, напротив, расслабился. Я не шовинист, но мое флотское прошлое упорно зудело, что женщина на корабле – причина пожара. А эта жеманная сорокалетняя тетка, до жути похожая на молодого Кобзона, была явно не тем человеком, которого приятно иметь в спутниках.

– А почему? – из вежливости поинтересовался я.

– Ей… ей рассказали о позавчерашнем случае со священниками…

– Угу. Я думал, она знала.

– Она знала, но только в общих чертах. А когда отец Михаэль рассказал ей подробно, что с ними случилось, она испугалась. Правда, на мой взгляд, он… несколько сгустил краски, но…

– Угу. А ты почему не передумал? Там действительно будет очень опасно…

Сигизмунд гордо выпрямился. Его глаза сурово заблескали, а губы сжались в узенькую полосочку.

– Я потомок императора! – провозгласил он. – Мне не пристало показывать опасностям спину! Его величество, мой прадед, перед тем, как взойти на престол, почти десять лет прослужил в СДИРе, получил два Ордена Доблести, одно Солнечное Пламя и три Полярные Звезды! Он неоднократно рисковал жизнью, его дважды сшивали по кусочкам на операционном столе! Потому-то его прадед, предыдущий император, и избрал его своим наследником. Он в молодости был капитаном эскадры во время Третьей ядерной и получил двадцать четыре звезды на борт! Мой старший брат, Орсон, возглавлял восемь экспедиций в Глубокий Космос, сумел предотвратить войну с хелль-ярами и был награжден медалью Чести и Славы! А во мне их кровь, Олег!

– Угу, – задумчиво ответил я. – Три вопроса. Что такое СДИР, что это за двадцать четыре звезды на борт и кто такие хелль-яры?

– СДИР – Служба дипломатии и разведки. Звезду на борту корабля рисуют, когда его экипаж сбивает вражеское судно. А хелль-яры – инопланетники, они в прошлом году напали на нашу колонию на Некросе…

– Угу. А что у тебя в сумке?

– Кое-что в дорогу. Ну, деньги, документы, оружие…

– Деньги пластиковые? – полюбопытствовал я. В этом мире купюры делали из тончайшего сверхпрочного пластика.

– Конечно, какие же еще…

– Тогда можешь оставить их здесь. В большинстве миров это будут просто кусочки пластмассы. Вот если бы золотые или хотя бы серебряные… Драгметаллы ценятся почти везде. Документы тоже брать не стоит. Смысла нет. А оружие какое?

– Испаритель Пеегро. Его тоже оставить? – забеспокоился Сигизмунд.

– Нет, это как раз пригодится… А у тебя разрешение на него есть?

– Мне положено! – обиделся наследный принц. – Меня уже два раза пытались похитить и один раз – убить. Собственный кузен, кстати. С-ско- тина!..

Об этой истории я уже слышал. Двоюродный брат Сигизмунда, полностью лишенный фавора у прадедушки и оттого люто завидовавший более удачливым родственникам, действительно пытался его убить. Точнее, не его, а Орсона – братья тогда летели на одном автоплане. Покушение провалилось, и мужик огреб по полной программе. По законам Солнечной Системы, любое покушение на члена царствующей семьи карается смертной казнью. Для самих членов исключений не делается.

Кроме самого императора, конечно. Этот может в любой момент отправить на плаху хоть всех своих потомков.

А испаритель Пеегро действительно пригодится. Это весьма мощное оружие, стреляющее невидимыми волнами, как бы взрывающими человека изнутри. Кажется, кровь мгновенно вскипает и разрывает оболочку к чертовой матери.

Конечно, действует только на тех существ, у которых она есть – кровь. На меня, скорее всего, не подействует, хотя от проверки я лучше воздержусь.

– Еще я обучался фехтованию на легких рапирах и поунг фо! – похвастался Сигизмунд. Это боевое искусство прошло сквозь века практически неизменным, лишь немного изменив название. – Показать?

– Да нет, верю. Давай, надевай.

Сигизмунд растерянно уставился на предложенный скафандр. Мне выдали самые лучшие защитные костюмы – по весу не тяжелее обычного комбинезона, с температурным стабилизатором, парой облегченных танков с культурами бактерий, превращающих углекислоту в кислород, встроенным лазерным резаком, небольшим компьютером, телефоном (впрочем, в другом мире он работать не будет), складным реактивным ранцем и кучей других полезных примочек. Все это добро функционировало от одной-единственной атомной батарейки, которой должно хватить на пятьдесят земных лет.

А на случай, если она все-таки закончится или сломается, есть несколько запасных.

– А зачем это? – слегка поморщился Сигизмунд.

– Как это зачем? Никогда заранее не знаешь, куда попадешь. Есть много миров, где человек выжить не может, будь ты хоть трижды принцем.

– А ты тогда почему без скафандра? – уже признав мою правоту, но из чистого упрямства, продолжая спорить, возразил Сигизмунд.

– У меня биологические данные хорошие. Если я где-то не выживу, там и скафандр не спасет. Так ты наденешь, или мне отправляться одному?

– Ну хорошо, хорошо! Как скажешь…

Пока он возился с застежками, я подумал, что странно это как-то – целый принц огромной империи отправляется в такое путешествие, а никто его даже не провожает. В моем мире такую бы церемонию закатили… Все это я высказал вслух.

– Какой же я буду… ф-фу… принц в таком случае? – хмыкнул Сигизмунд, опуская забрало шлема. – Скромнее надо быть, Олег, скромнее… Хотя папарацци все равно как-то разузнали – вон, у ворот их штук пятнадцать. Я приказал охране никого не впускать, пока не улетим.

– А как они узнают, что мы улетели? – не догадался я.

– Да что тут сложного? Как мой сотовый замолчит, значит все – нет меня больше в этом мире. Ну что, еще чего надевать, или все?

– Все. Готов?

– А то! – подмигнул Сигизмунд. – Первый раз, небось, вместе с принцем будешь путешествовать?

– Угу. В том смысле что с принцем в первый раз. А вот принцессу сопровождать мне уже доводилось.

– Да иди ты! – не поверил наследник императора. – Это кого? Что-то я не слышал, чтобы кто-то…

– Не в этом мире. Очень далеко отсюда. Если хочешь, я вас потом познакомлю – мы как раз в ее королевство и направляемся. А пока давай руку.

Мы взялись за руки, и Рабан заголосил:

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

В глазах, как и положено, раздвоилось. Я как-то забыл спросить у Рабана, через какой мир мы начнем путешествие, но этого и не понадобилось. Большую часть прилежащих к Земле-2895 измерений я за этот месяц давно выучил наизусть, а этот успел стать одним из моих самых любимых, и его я узнал с первого взгляда.

Попробуй, не узнай – только в этом мире земля вдали не обрывается горизонтом, а, наоборот, поднимается к небесам. И солнце в виде половинки апельсина можно было увидеть только здесь. К тому же незабываемый пейзаж – под ногами участок суши площадью в десяток квадратных метров, а все остальное – сплошной океан.

В этом мире физика сильно отличается от привычной нам. И прежде всего это касается гравитации – сила тяжести в этой Вселенной направлена в одну сторону. То есть все небесные тела с одной своей стороны притягивают предметы, а с другой – отталкивают. Отсюда и жуткие зигзагообразные кривые, которые здесь принято называть орбитами. Солнце здесь никогда не заходит – оно так и вертится по небосводу, выписывая продолговатые восьмерки с хитрыми петлями.

В нашем мире большая часть небесных тел имеет форму шаров. Идеальная фигура, и все в таком духе. Но она идеальная только с точки зрения нашей физики. В этом мире физика другая, и с ее точки зрения идеальной является совсем другая форма – нечто вроде круглой чаши с глубоким дном. Жизнь может существовать только на одной половине такой «планеты» – на вогнутой стороне.

Так было и здесь. Несмотря на то, что этот мир – сплошной океан без берегов и со считаным числом крошечных островков, водяная живность здесь просто-таки кишит. И вода круглый год теплая, как в Черном море летом. Сейчас я приземлился на очень уж маленьком островке, даже скорее просто мели, но встречаются и совсем неплохие, идеально подходящие для пляжей.

А вот на выпуклой стороне никакой жизни нет и быть не может – там мертвый камень, вечная темнота, мороз и нет воздуха. Любой неприкрепленный предмет, окажись он там, моментально улетит в космос. И это касается всех небесных тел без исключения.

Все это я рассказывал Сигизмунду, пока он вертелся по сторонам, снимая пейзажи на дубль-видеокамеру, встроенную в правый плечевой щиток скафандра.

Хорошая видеокамера – снимает сразу двумя объективами и изображение получается на редкость естественным. К тому же и блок памяти у нее просто гигантский – больше пятидесяти терабайт. В переводе на русский это означает то, что она может снимать семь-восемь лет без перерыва.

– А как здесь насчет разума? – полюбопытствовал принц, пробуя воду носком сапога. – И купания?

– Если взял плавки – пожалуйста. Хищников поблизости нет, а если появятся – я предупрежу.

– А как ты узнаешь?

– Направление. Помнишь, я вчера рассказывал?

– А, да-да… – вяло припомнил Сигизмунд, стягивая скафандр. Плавок он не прихватил, поэтому разделся догола.

Впрочем, кого ему здесь стесняться?

– Так что, есть тут разум-то? – снова спросил принц, погружаясь в теплую солоноватую воду.

– Отсутствует. Никого умнее рыб здесь нет.

Мне самому купаться не хотелось, поэтому я просто стоял неподвижно, глядя, как плещется Сигизмунд. При моей физиологии можно сохранять полную неподвижность хоть сутками – ничего не затекает, и усталости совершенно не ощущается.

Вдали мелькнула рыбья спина, и я на миг задумался о рыбалке. Ловить рыбу я умею хорошо – пара минут полета над водой, сигнал от направления, удар рукой или хвостом и пожалуйста, обед подан. Но я набил живот до краев всего час назад, поэтому сейчас голода не ощущалось.

– Патрон, а давай полетим дальше? – вдруг вкрадчиво предложил Рабан.

– Сейчас, принца дождемся, и полетим.

– А давай не будем его дожидаться? – еще вкрадчивее предложил явно что-то задумавший симбионт.

– Как это? Мы не можем его здесь оставить – еще от голода помрет, пока мы туда и обратно ездить будем.

– А давай вообще не будем за ним возвращаться?

– Да ты что, совсем свихнулся? – удивился я. – Как мы императору на глаза покажемся после такого?

– А давай и к императору возвращаться не будем? – триумфально завершил свой комплект дьявольских искушений Рабан.

– Рабан, заткнись, а то я сейчас начну злиться, – предупредил я.

Эта угроза симбионта напугала, ибо мой гнев причиняет ему вполне реальную физическую боль. А если я особенно сильно распсихуюсь, то могу его и убить.

Конечно, он знает, что я никогда на такое не пойду – без его защиты мой мозг очень быстро погибнет. Что самое досадное – убъет его моя же яцхеновская кровь, слишком ядовитая для человеческого мозга.

– Ты что, патрон, я же пошутил, – не слишком натурально рассмеялся он. – Я же не подлец какой-нибудь…

Принц плавал и нырял примерно четверть часа. Потом он неохотно вылез, пару минут прыгал по камню, чтобы побыстрее просохнуть, и принялся неторопливо одеваться.

– Ну что, готов? – прохрипел я, когда он закончил привинчивать шлем. – Давай руку.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса! – загундел Рабан, когда в моей семипалой конечности оказалась рука Сигизмунда, затянутая в тонкую металлоткань.

Мир сменился. Теперь мы оказались на опушке небольшого леска, мало отличающегося от тех, что в изобилии встречаются в средней полосе России. Здесь стояло раннее утро – светило едва-едва показалось из-за горизонта.

– А это что за мир? – полюбопытствовал Сигизмунд.

– Не знаю, здесь я еще не был. Из тех, что в двух шагах от вашего, я пока видел всего миров двадцать. Но, по крайней мере, воздух нормальный, шлем можешь откинуть.

Принц так и сделал, с наслаждением вдыхая прохладный лесной воздух. Я даже позавидовал ему на какой-то момент – мне это удовольствие, увы, недоступно.

– Ну что, дальше полетим, или здесь немного погуляем?

– Давай немного осмотримся? – попросил принц. – Я поснимаю… Отец просил снимать как можно больше – он из этого материала фильм хочет сделать.

– Угу. А кто у тебя папаша-то?

– А ты не знаешь? – удивился Сигизмунд, медленно вращаясь вокруг своей оси, чтобы камера захватила как можно большее пространство. – Наш с Орсоном папа – Алекс Ноно Митхату, исполнительный продюсер «Мегамайнда».

Ах вот оно что! О «Мегамайнде» я, разумеется, слышал – эта телекомпания постоянно сотрудничает с ЦАНом. В родном мире Сигизмунда они исполняют примерно ту же функцию, что в нашем мире – канал «Дискавери». То есть производят научно-популярные фильмы и передачи на разнообразные темы.

Всего у них двенадцать каналов – «Наука и техника», «Мир животных», «История человечества», «Искусство и культура», «Космос», «Путешествия», «Жизнь знаменитых личностей», «Инопланетные цивилизации», «Микромир», «Кино и спорт», «Бездна информации» и «Разные интересные факты».

За последние недели «Мегамайнд» уже неоднократно выпускал передачи о других мирах, созданные с моей помощью, и даже сделал целый фильм непосредственно обо мне, так что я успел стать знаменитостью. Но я даже не подозревал, что самый главный человек в этой организации – внук императора.

– Вон там вроде дымок, – указал пальцем принц. – Пойдем, посмотрим?

Я молча двинулся в указанном направлении. Мне просто было все равно.

– Эй, патрон, я сориентировался, – минут через пять похвастал Рабан. – Это вариант Земли. Форма материков немного другая – Южная Америка вдвое у́же, Гренландия на тысячу километров южнее, Новой Зеландии нет вообще, зато в Индийском океане два больших острова… Время – конец одиннадцатого века. Европейская история практически повторяет историю твоего мира, хотя есть и исключения.

– Одиннадцатый век… – задумался я, припоминая историю Средних веков. – А крестовые походы уже начались?

– Пару лет назад начался первый. И мы сейчас как раз в центре событий – на востоке Средиземного моря, чуть севернее Иерусалима. Палестина здесь называется Палестой, а войсками из Южной Франции командует не Раймонд Тулузский, а Пипин Воин Божий, но все остальное никто не отменял. Крестоносцы пока что в полном триумфе – всех побеждают. Если все пойдет так же, как в твоем мире, через несколько лет здесь будут их провинции, а всех сарацинов прижмут к ногтю…

Но тут я и сам увидел, как местных сарацинов «прижимают к ногтю». Дымки, замеченные зорким принцем, шли от подожженной деревни. Той ее части, что могла гореть. При постройке здешних зданий в основном использовались камень и глина, но имелось и несколько деревянных строений.

А на улочках вовсю шли сражения. Несколько десятков деревенских ополченцев, вооруженных в основном мотыгами и топорами, кое-как махались с доброй сотней закованных в броню ландскнехтов. Европейские воины по большей части были пешими, хотя кое-где гарцевало несколько конных рыцарей.

Вооружены они тоже были куда лучше своих противников – имелись и лучники, и меченосцы, а уж рыцари и вовсе представляли собой нечто вроде танков средневекового масштаба. Даже не будучи специалистом, нетрудно было понять, чем эта битва закончится. И ждать явно оставалось недолго.

– Надо им помочь! – немедленно вскинулся Сигизмунд, опуская шлем скафандра на его законное место и вытягивая из кармана испаритель.

– Кому именно? – с легкой долей сарказма уточнил я.

Мне простительно – я уже привык, что в древние эпохи грабежи и убийства – дело житейское. Сегодня европейцы арабов терроризируют, завтра арабы европейцев… Иногда бывает, что кто-нибудь перегибает палку, и тогда целый народ исчезает с лица земли, но это событие сравнительно редкое.

В более поздние эпохи войны тоже дело нормальное. Только там они либо настолько всесокрушающи, что становятся настоящим бедствием, либо тщательно ретушируются, называясь как-нибудь вроде «миротворческой миссии».

В мире Сигизмунда они опять-таки и не подумали исчезнуть, просто их перенесли в космос.

– Крестьянам, конечно! – ничуть не задумываясь, ответил принц.

– А почему?

– Потому что те, другие, начали первыми, – удивленно посмотрел на меня Сигизмунд. – А еще потому, что крестьян меньше и они плохо вооружены.

– Ладно, твое высочество, как скажешь, разомнем крылья, – не стал спорить я. – Только шлем не снимай и близко не подходи. А то убьют тебя, чего доброго…

Мне и самому уже давно хотелось размяться. Я расправил крылья и легко взмыл в воздух. Поднялся повыше и уже оттуда на бреющем полете спикировал в направлении сражающихся.

Крестоносные бандиты только сейчас заметили явившееся к их противникам подкрепление и возбужденно заголосили, даже прервав на некоторое время бой. Равно как и мусульмане – они тоже ошеломленно опустили свои палки и начали пялиться на меня. Мы успели вовремя – не пройдет и получаса, как бой закончится полным разгромом феллахов, а крестоносцы начнут грабить дома и насиловать женщин.

Ну, как говорится, хрен им в сумку…

Вопреки обыкновению, я не понял ни единого слова из воплей европейцев – мы высадились в Палестине… Палесте, то есть. Следовательно, и понимать я мог только местное население арабских кровей. Но все же моего предельно ограниченного знания французского, или на каком там говорили эти уроды, хватило, чтобы понять, что они принимают меня за дьявола.

Я решил показать, что они не ошибаются.

Сделав пару кругов над опомнившимися и вновь принявшимися сражаться людьми, я сложил крылья и резко пошел вниз, в сторону самого толстого рыцаря. В последний момент я отвернул в сторону, уворачиваясь от его копья, которым он удивительно ловко попытался меня проткнуть, и полоснул когтями по древку. Наконечник упал на землю, оставив владельца беззащитным, и я ударил его в грудь.

Оставив своего первого убитого пускать кровавые пузыри, я двинулся дальше. Еще трижды я поднимался и снова падал, каждый раз забирая одну-две жизни. От стрел я и не пытался уворачиваться – эти заостренные палочки не могли меня даже поцарапать. Но когда я опустился в четвертый раз, какой-то ландскнехт дотянулся до меня своим моргенштерном, и я был вынужден приземлиться – он испортил мне финальный маневр.

Конечно, можно было немедленно взлетать в небеса, но солдаты, сообразив наконец, что я и есть их главный противник, всей кучей поперлись на меня. Они только мешали друг другу, а я легко успевал уворачиваться от их ударов (неплохих, надо сказать), разрезать мечи и кольчуги на железные брызги и вспарывать мягкую плоть.

А потом я и вовсе превратился в один большой миксер, с жуткой скоростью завертевшись вокруг своей оси. Мои руки мелькали в воздухе быстрее, чем вертится колесо автомобиля на полной скорости, кровищи было, как на мясобойне…

Хвост тоже стрелял то туда, то сюда, каждый раз протыкая кого-то насквозь. По-моему, они чаще погибали непосредственно от укола, чем от яда, который мое жало впрыскивало.

А еще я разок плюнул, любуясь, как у двух ландскнехтов лица превращаются в сюрреалистическую картинку.

В общем, натуральное зверство.

А потом ко мне наконец-то присоединился Сигизмунд. Ему, лишенному крыльев, пришлось потратить несколько лишних минут, прежде чем он добежал непосредственно до поля боя. Самый главный рыцарь, до этого брезгливо держащийся в стороне, заметил странно одетого чужестранца и решил прикончить хотя бы его. Он поднял копье и пустил коня в сторону принца, на ходу выкрикивая боевой клич.

– Остановитесь, пожалуйста, или я буду вынужден в вас выстрелить! – слегка дрогнувшим голосом крикнул Сигизмунд и нажал на курок.

Замечательное это оружие – испаритель Пеегро. Не было ни шума, как у пулевого оружия, ни вспышки, как у лазерного. Только легкий свист, а затем взрыв. Рыцарь-крестоносец просто разлетелся на мелкие кусочки, заставив перепуганную лошадь очертя голову броситься куда глаза глядят.

Сигизмунд немедленно перевел прицел в сторону другого крестоносца и вновь нажал курок. История повторилась, но на сей раз его выстрел не остался незамеченным – убитый был частью группы, и когда его внутренности забарабанили по лицам и спинам других солдат, большинство просто бросилось врассыпную. Третий взорвавшийся ландскнехт стал последней каплей – никому больше не хотелось продолжать эту войну.

Я тоже остановился. Всех храбрецов я уже изничтожил, а те, что послабее духом, сбежали сами. Всего на моем счету прибавилось десятка три мертвецов, да весь остальной отряд, обращенный в бегство.

– О господи… – испуганно сглотнул Сигизмунд, когда я с трудом выбрался из горы мертвых, завалившей меня чуть ли не до пояса. – Так вот каково это – убить человека…

– А что – раньше не приходилось? – поинтересовался я. – Ну, с боевым крещением… А мне надо бы помыться.

Помыться мне, действительно, совсем не мешало. Мой стиль боя подразумевает много крови, а когда противников очень много, я неизменно пачкаюсь. И еще я хотел есть – в сражении я двигаюсь быстрее ртути, а такая скорость всегда отнимает много энергии.

Нет, я достаточно вынослив, я могу продержаться еще пару-тройку часов. Но в этом случае я настолько оголодаю, что, наверное, не удержусь, и все-таки отведаю человечины.

Из сакель, или как там называются арабские избы, постепенно начали выползать местные жители. Среди них были и те, кто вначале пытался организовать сопротивление – они попрятались сразу же, как только стало ясно, что крестоносцам не до них. Но гораздо больше было женщин, детей и стариков.

– Здравствуйте! – приветливым голосом крикнул им Сигизмунд, снимая шлем. – Не бойтесь нас!

Самый дряхлый старик с бородой до середины груди опасливо подошел к принцу и низко поклонился ему. Не поднимая головы, он робко пробормотал:

– Прошу тебя, могучий волшебник, не убивай нас. Прикажи своему джинну не есть нас, и мы отдадим тебе все, что ты захочешь… У нас немного денег, но все, что есть…

– Я не джинн, – слегка возмутившись, прохрипел я. – Дай мне чего-нибудь пожрать, да побольше, и тогда я тебя не трону.

– Олег! – удивленно посмотрел на меня принц, а потом снова обратился к старцу: – Мы не причиним вам вреда, добрый человек. Мы всего лишь хотели помочь вам, но если вы так нас боитесь, мы уйдем…

– Нет-нет, не уходите! – громко крикнула какая-то старушка.

Она подбежала к дедку и зашептала ему на ухо насчет того, что он круглый идиот. Мол, Аллах отправил к ним на помощь своего посланца Джебраила с волшебным мечом (за меч она, похоже, приняла испаритель Пеегро) и ангела смерти Азраила (это я, что ли?), а он, старый дурак, гневит слуг Всевышнего.

Аксакал некоторое время размышлял над словами своей жены (а кем она еще может быть?), а потом просветлел ликом и поклонился нам с Сигизмундом еще ниже.

– Добро пожаловать! – радостно осклабился дедушка. – Слава Аллаху всемогущему и милосердному!

Когда сарацинским пейзанам разъяснили, кто мы такие есть, они начали активно ликовать. Ну еще бы! Не каждый день удается встретиться с двумя живыми ангелами, пусть и… странноватыми.

После пары минут проявлений радости и заверений в своей вечной преданности Аллаху и пророку его Мухаммеду народ вернулся к повседневным делам. На данный момент основным делом была уборка территории. От трупов. Пока что деревня напоминала операционную, в которой хирургом работает Чикатилло.

С мертвыми христианами никто особо не церемонился. Их просто оттаскивали в сторонку и сваливали в кучу. А вот своих сарацины тщательно отбирали и бережно разносили по домам. Жены и дети старательно рыдали над своими мужьями и отцами и не менее старательно раздавали поверженным врагам пинки и плевки.

Нас со всем возможным почетом отвели в самый большой дом – жилище старейшины. Сигизмунд сразу закружился на одном месте – продолжал снимать свой фильм.

Круглое здание состояло из двух этажей, причем первый этаж сделали целиком из камня, а вот второй – из затвердевшей глины. Кроватей не было, вместо них я заметил глубокие ниши в стенах с полосатыми циновками внутри. Ну правильно – климат здесь теплый, большой нужды в одеялах нет.

Прилежно отсняв внутреннее убранство помещения, Сигизмунд уселся на первый попавшийся булыжник (вместо стульев здесь использовались камни почти правильной кубической формы), разложил ноутбук, подключил к нему камеру и принялся увлеченно просматривать отснятый материал.

Я заглянул ему через плечо и очень удивился. Принц ухитрился записать практически всю сцену моей битвы с крестоносцами. Я невольно содрогнулся, поняв наконец, как я выгляжу со стороны, когда дерусь. Действительно, жуть…

Какая-то женщина подошла ко мне и, робко улыбаясь, поставила у моих ног большой тазик с водой. Я недоуменно посмотрел на нее, не понимая, зачем это. А потом догадался. Действительно, я и сам собирался помыться, просто забыл.

– Спасибо, – прохрипел я, отвесив сообразительной сарацинке благодарственный поклон. Она испуганно пискнула и отскочила назад. Ну что поделать, боятся меня в народе…

Вот Сигизмунда никто не боялся – за его спиной уже толпились детишки и молодые дамы, удивленно ахая и показывая пальцами на экран компьютера. А когда кто-то узнал на волшебной картине самого себя, восторг и вовсе перешел всякие границы.

– Рабан, а почему здесь женщины с открытыми лицами ходят? – соскребывая успевшую засохнуть кровь, поинтересовался я. – Я в исламе не очень разбираюсь, но уж это-то знаю… У нас в России, вон, даже конфликт был – мусульманки хотели на паспорт в чадре фотографироваться, а им не разрешали.

– Так мир-то другой, – хмыкнул керанке. – Исламские каноны тоже немножко другие – здесь женщины никогда лиц и не закрывали. Кстати, и жен тоже разрешено иметь не четырех, как у вас, а только двух.

– Угу. Понятно.

Старейшина, доселе сидевший подле меня и умильно разглядывающий «Азраила», подскочил, как ужаленный. Дело в том, что в дверь стремглав влетела всклокоченная тетка с маленькая девочкой на руках и бросилась мне в ноги. При этом она что-то торопливо тараторила.

– Помедленнее! – рявкнул я, отчаявшись понять ее тарабарщину.

– Не забирай мою дочь, о Великий, молю, оставь мне ее! Прошу тебя, она еще так мала, она не заслужила этого! – все еще торопливо, но уже более понятно повторила женщина.

– Да что ты мелешь, я никого у тебя не забираю… – начал я и осекся.

Девочка лет четырех пребывала на грани смерти. Видимо, попалась под горячую руку какому-то ландскнехту, и тот полоснул мечом. Бок был рассечен почти до пупка, и хотя мать замотала ее какой-то тряпкой, не нужно было быть врачом, чтобы понять, что долго она не протянет. Глаза малышки закатились, дыхание было редким и прерывистым, а сердцебиение время от времени прекращалось совсем – я слышу даже такие тишайшие звуки.

– Они же принимают тебя за Азраила, – тихо подсказал Рабан. – Думают, что ты ангел смерти…

– Бедняжка… – печально вздохнул Сигизмунд, подошедший поближе. – А я даже аптечку не догадался взять, дурак… Сейчас бы регенерину хоть немного…

– Регенерину? – переспросил я. – Здорово придумал!

– Что придумал? – не понял принц, но я уже приступил к делу.

Профессор Краевский уверял, что моя черная слизь – чудо-вещество, которое он назвал «краевином», отлично подействует и на людей. Теперь я решил это проверить.

Я аккуратно выпустил один-единственный коготь и слегка надавил лезвием на верхнюю часть грудины. Как и ожидалось, мои когти оказались достаточно остры, чтобы разрезать даже мою же каменную шкуру. Превозмогая боль и явное нежелание организма резать самое себя, я увеличил надрез до нескольких сантиметров. Оттуда выступило немного слизи.

Я зачерпнул сколько смог одной рукой, подождал несколько секунд, пока из меня не вышло еще немного, и взял еще столько же второй. Больше уже не успел – царапина начала закрываться. Двумя нижними руками я поднял девочку, средними снял с нее импровизированные бинты, а верхними начал мягко втирать в рану «краевин». Мать смотрела на это действо с открытым ртом, но, к счастью, не пыталась возражать, хотя ей явно этого хотелось.

Профессор не обманул. Жуткая рана на боку под воздействием черной слизи почти сразу же начала срастаться. Все, кто стоял вокруг нас (а таковых было человек двадцать), с благоговением наблюдали за тем, как с фантастической скоростью нарастают новые клетки, а старые и зараженные гибнут и тут же распадаются под действием тканевой жидкости яцхена.

Немножко не хватило. Пришлось мне снова вскрывать самого себя и добывать еще немного черной слизи. Но когда я все-таки закончил и девочка задышала ровно и глубоко, как дышат спокойно спящие, сарацины молча упали на колени.

– Чудо! – ахнул старейшина. – Слава Аллаху!

Мать спасенной девочки прижимала ее к себе, покрывала поцелуями лицо дочери, а потом точно так же лобызала мои когтистые ноги. Я смущенно отпихнул ее в сторону, чтобы не унижалась. Не люблю я этого…

– Хорошо, что ты вовремя принесла мне свою дочь, – прохрипел я. – Еще бы немного, и ее душа покинула бы тело, а воскрешать мертвых не могу даже я.

Это я сказал на тот случай, если сейчас остальные жены и матери бросятся ко мне с просьбами воскресить и других погибших. По отдельным разочарованным лицам нетрудно было догадаться, что именно это кое-кто и собирался сделать.

Чудесное спасение девочки еще больше укрепило уверенность сельчан в том, что мы ангелы. Особенно Сигизмунд.

Хотя я расспросил Рабана и выяснил, что Азраил, будучи ангелом смерти, описывается в Коране как еще более жуткое чудище, нежели я. Вроде бы он многорук и многоног, у него есть крылья, четыре лица, а на них тысячи тысяч глаз и языков – по одному глазу и языку на каждого живущего. Так что я рядом с ним еще красавчик.

Нас всячески пытались отблагодарить. Или задобрить. Скорее всего – и то, и другое. И поселян ужасно огорчало то, что мы вежливо отказываемся от их подарков. Собственно говоря, ничего особенного нам и не предложили – деревенька попалась небогатая.

Но все, что у них было, отдавали от чистого сердца.

В конце концов нам удалось-таки втолковать местным, что ангелам ценности не нужны, а наложницы – тем более. Хотя Сигизмунд чуть было не соблазнился, уж больно жгучие взгляды на него бросала старостина внучка. Остановило его только то, что больниц поблизости не было, а от случайных связей вполне реально подцепить не только триппер, но и что-нибудь посерьезнее. Мало ли какие болезни водятся в других мирах? Это ко мне никакая зараза не пристает, а Сигизмунд запросто может заразиться. В скафандре имелся специальный облучатель, просто поджаривающий все вредоносные микроорганизмы, но от заразных половых контактов он защитить не в силах.

Принц скрепя сердце согласился с моими доводами и решительно отверг ухаживания и девушки, и ее родителей. Первой просто приглянулся светловолосый красавец с необычным для здешних мест лицом, а вторым очень хотелось, чтобы их правнук родился от самого настоящего ангела. И они были не одиноки – Сигизмунду то и дело делали недвусмысленные намеки!

А вот ко мне почему-то никто с таким предложением не обращался…

Единственным, что мы согласились принять в награду, стал обед. У меня уже нестерпимо сосало под ложечкой (хотя я и успел скушать воробья, подлетевшего достаточно близко, чтобы попасть под удар хвостом), Сигизмунд тоже проголодался, так что нам быстро собрали праздничный дастархан.

По здешним обычаям есть полагалось сидя на полу, причем разутыми. Я-то сразу уселся, скрестив ноги точно так же, как и старейшина с семьей, а вот у Сигизмунда возникла заминка. Обувь отдельно от скафандра не снималась. А совсем раздеваться ему не хотелось – под скафандром у принца было только нательное белье. Он некоторое время бросал на меня отчаянные взгляды, но я делал вид, что не замечаю его проблемы. В конце концов он плюнул на все и уселся как есть.

Та самая девушка, ухаживания которой отверг Сигизмунд, взяла какой-то музыкальный инструмент, похожий на пузатую гитару с восемью струнами, и принялась играть. Не слишком умело, надо сказать.

А нам, сидевшим на самых почетных местах, подали кушанья – молочного барашка с рисом, жареного цыпленка, кунжутные лепешки, кускус, кебаб, рахат-лукум, гору фруктов (в основном финики и абрикосы), горячую простоквашу и еще кой-чего по мелочи. Из напитков, правда, только воду и молоко. Я отнесся к этому спокойно, а вот Сигизмунд отвернул нос. Принцу стол без алкоголя казался слегка ущербным.

Впрочем, он моментально забыл об этом, когда дело дошло непосредственно до еды. Никаких столовых приборов не подали – у арабов их просто не водилось. Ели просто руками.

Причем использовали одну только правую руку, которую, как я заметил, каждый гость вымыл особенно старательно. Неудивительно – никому и в голову не пришло разложить кушанья по отдельным тарелкам, приходилось брать с одного большого блюда.

У меня проблем не возникло – правых рук у меня три, и орудую я ими лучше любых ложек-вилок. Когда понадобилось разрезать барашка, я выпустил когти, и мгновенно настругал его на десятки долек.

Но Сигизмунд снова скуксился. Перчатки скафандра были предельно тонкими, но это все-таки перчатки, и есть в них казалось не слишком гигиеничным. Пассия принца предложила покормить его (здесь, оказывается, есть и такой обычай – особо почетным гостям хозяева кладут пищу прямо в рот, чтобы те не утруждались), но Сигизмунд гневно отверг все ее попытки услужить.

Ну а мне по-прежнему никто и не попытался оказать какие-либо почести…

В конце концов принц снова плюнул на приличия, кое-как соорудил из двух длинных зубочисток подобие китайских палочек и принялся есть ими. К моему удивлению, получалось это у него очень ловко, как будто всю жизнь только так и питался. Особенно он налегал на кускус – сладкое кушанье из манной крупы.

Хотя от меня он безнадежно отстал – я попросту сметал все, что было на столе. Три рабочие руки так и мелькали, отправляя в пасть одну горсть питательного вещества за другой, а три праздные нервно подергивались, порываясь помочь своим товаркам.

– Олег, а как ты думаешь – те налетчики еще вернутся? – наклонился ко мне Сигизмунд, когда покончил с кускусом.

– Обязательно вернутся, – неохотно подтвердил я. – А не они, так другие. Сейчас в этом мире начинаются крестовые походы, так что от Ближнего Востока лучше держаться подальше…

– Первый поход уже скоро закончится, – подсказал Рабан. – А до второго почти пятьдесят лет.

– Это у нас так было, а как будет здесь – неизвестно, – не согласился я. – Да и какая разница? Европейцы-то все равно никуда не уйдут…

Сигизмунд пару секунд недоуменно поморгал. Реплики Рабана он не слышал, и оттого мои фразы показались ему не очень связанными.

– Жалко их… – вздохнул он.

– Угу. Жалко. А что ты предлагаешь – остаться здесь навсегда и действительно стать их ангелами-хранителями?

– Нет, конечно…

– То-то и оно. Се ля ви, как говорится – а ля гер, ком я ля гер.

– Это на каком языке? – живо заинтересовался принц.

– На французском…

– Это какой-то древний язык, кажется? – слегка засомневался Сигизмунд. – Вроде латыни или инглиша?

– Угу. Древний… А ты сам в школе какой язык учил?

– Как это какой? – удивился принц. – Наш, конечно, какой же еще…

– А еще какой? – терпеливо переспросил я. – Ты сколько вообще языков знаешь?

– Один, сколько же еще? Ну и еще межпланетный уникод, но это не совсем язык…

– Все с тобой понятно… Твое счастье, что межмировые переходы и языкознанием снабжают.

Сигизмунд доедал последний финик, когда в халупу вбежал растрепанный мальчишка и начал взволнованно вопить, указывая пальцем куда-то на дверь.

– Гусейн, помедленнее! – взмолился старейшина. – Что ты хочешь?

– Франки возвращаются, дедушка! Франки идут!

Ничего себе! Я, конечно, ожидал, что крестоносцы вернутся, но не думал, что это будет так скоро. Но пацан не соврал – направление ясно указывало, что к деревне стремительно приближаются полсотни конников.

Не так и много, вообще-то…

Не тратя лишних слов, я вышел на улицу. Сигизмунд застегнул шлем и поспешил следом. Следом ковылял старейшина. Ну а за нашими спинами перепуганно толпились остальные феллахи.

Пришельцев действительно было не больше пятидесяти. Но на сей раз одни только отборные войска, конные рыцари в кольчугах и с пиками. Даже без слуг, а ведь, насколько я помню историю, каждому рыцарю полагался как минимум один оруженосец. Иначе просто не управишься с доспехами.

На сей раз я не стал пороть горячку. Я просто встал у них на пути и скрестил на груди все руки. Потом демонстративно сплюнул, любуясь, как кислота разъедает траву и землю под ней.

Конница сначала замедлила ход (первоначально они, похоже, намеревались просто растоптать это жалкое селение), а потом и вовсе остановилась. Кони переминались с ноги на ногу и нервно ржали, а их всадники с ужасом глядели на меня и тихо бормотали какие-то непонятные слова. Одного рыцаря я узнал – он был одним из тех, кто первым бросился удирать, когда стало ясно, что победить меня не удастся.

Статный рыцарь, ехавший впереди всех, заставил своего коня подойти поближе, гневно посмотрел на меня, тоже сплюнул (не так эффектно) и что-то громогласно сказал, указывая на меня перстом. Он секунду подождал моей реакции, а затем выкрикнул еще несколько фраз. То, что у него за спиной сидит Серый Плащ, меня почему-то нисколько не удивило. Рыцарь не замечал своего соседа, конь на дополнительный вес также не реагировал.

– Ни хрена не понимаю, – равнодушно прохрипел я. – Говорит здесь кто-нибудь на арабском?

Рыцарь обернулся к своему отряду и что-то прокричал. Из строя неохотно выехал другой рыцарь – худощавый, с тонкими руками, и остановился рядом с предводителем.

– Я говорю, – на очень приличном арабском сообщил он. – Мой господин, граф Этьен Блуасский, спрашивает, что тебе здесь понадобилось, дьявол?

– Угу. Хороший вопрос. А что здесь понадобилось вам? По-моему, это как раз вы напали первыми, или я ошибаюсь?

Переводчик перевел мой ответ, и рыцарь надолго задумался. Пока он думал, из арьегарда строя выехал еще один всадник. На сей раз не рыцарь, а монах – в рясе, с тонзурой, с четками в руках и крестом на шее. Вообще-то, у всех рыцарей были кресты, но такой огромный и тяжелый – только у этого монаха.

– Адское исчадье! – злобно прошипел он, глядя на меня. По-арабски он тоже говорил очень неплохо. – Изыди в свою преисподнюю и не смущай добрых христиан своими бесовскими речами!

– Кого это я здесь смущаю, святой отец? – хмыкнул я. – Вас, что ли? Да вы, оказывается, шалун…

Монах аж рот распахнул от возмущения от такого тонкого, но очень обидного намека. Глотая воздух, он бешено выдохнул:

– Да как ты… да как… ты смеешь?!! – голос у него сорвался на визг. – Дьявол!!! Получай же, тварь!!!

Он сорвал свой тяжеленный крест и швырнул в меня. Видимо, надеялся, что я рассыплюсь. Когда же я чуть отступил в сторону и легким движением руки поймал крест в воздухе, он просто окаменел. Я задумчиво повертел добычу в руках, а потом повесил себе на шею. Тут челюсти отвисли уже у всего рыцарского отряда.

– Что ж вы меня так ненавидите, святые отцы… – позволил себе погрустить я. – Как ни увидите, так сразу крестами кидаетесь… Епископ кидался, тут опять… А вы сами-то случайно не епископ?

– Нет, к сожалению, – растерянно ответил монах. – А что?.. Ах ты, дьявол! – завизжал он, поняв, что отвлекся. – Ты снова искушаешь меня?! Нечистая сила, поди прочь!

Он дернул рукой, снова попытавшись метнуть в меня крест, но тут же сообразил, что уже сделал это, и рука смущенно замерла на полпути.

– Да что вы все заладили – дьявол, дьявол… Так и обидеться недолго. Я не дьявол, а ангел, вот! Азраил, ангел смерти… А этот, со мной – Джебраил. Гавриил, по-вашему.

Когда рыцарь-переводчик разъяснил остальным смысл моих слов, поднялся жуткий шум. Рыцари ужасно растерялись. Еще бы! Если я говорю правду, и мы ангелы, поднимать на нас руку – святотатство. Но если я лгу, и мы дьяволы (в это им, похоже, верилось больше), то убить нас нужно обязательно.

Но это только сказать легко! Головы рыцарей сами собой поворачивались в сторону кучи трупов их же товарищей. Ее не успели убрать подальше, а при местной жаре трупы уже начали пованивать. Драться с дьяволом никому особо не хотелось. Тем более, как выяснилось, привычные методы борьбы с нечистой силой (вроде святого креста) не оказывают на меня никакого воздействия.

– Даже если ты говоришь правду, дьявол, это подтверждает только одно! – наконец сообразил монах. – Я всегда знал, что сарацины молятся Сатане, и вот оно – подтверждение!

Граф Этьен что-то коротко произнес, и монах заткнулся. Он сказал еще несколько слов своему переводчику, и тот передал мне:

– Мой господин говорит, что мы возьмем Иерусалим, и ты не остановишь нас, будь ты хоть самим Люцифером!

– А где же ваша армия? – притворно удивился я. – Или вы собираетесь брать город такими малыми силами?

– Мы всего лишь передовой отряд, – уже без помощи графа Этьена ответил переводчик. – Остальная армия движется следом. Мы выдвинулись вперед, потому что прослышали, что в этой деревне объявился дьявол!

– Я не дьявол, – снова поправил я. – Хорошо, допустим. Только какой же это Иерусалим? Тут всего лишь деревенька на пару сотен душ…

– Она стоит на дороге к Святому Городу! – возвышенно выкрикнул переводчик.

– А обойти нельзя?

Парень минутку посовещался с Этьеном Блуасским и покачал головой.

– Можно, но мы не станем терять время.

– Угу. Просто здорово. Только вы кое-чего не учли. Прежде чем вы пройдете через эту деревню, вам придется пройти через меня. Попробуете?

Граф Этьен слегка смутился, но его ответ был по-прежнему предельно гордым:

– Мы растопчем тебя в пыль, адское отродье! Как бы могуч ты ни был, войско Христово растопчет тебя в пыль!

– Я не враг твоему богу, – рассеянно отмахнулся я. – Может, решим наш спор миром? Как насчет рыцарского поединка? Один на один? Побеждает ваш боец – мы уходим. Побеждаю я – обходите деревню стороной.

– Рыцарского поединка? – расхохотался переводчик. Вместе с ним хохотал почти весь отряд. – Какой может быть поединок с дьяволом? Что ты знаешь о чести? Таких, как ты, следует убивать, как поганых вшей!

– Тогда будем драться, как дерутся вши, – равнодушно ответил я, выпуская сразу все когти. – Я не против.

Этьен Блуасский снова смутился. Потом он обвиняюще указал на меня пальцем и что-то возмущенно прокричал.

– Мой господин говорит, что поединок будет нечестным. У тебя же целых шесть рук!

– Угу. Да-а-а, это, конечно, проблема… – замялся я.

– Олег, а дай я с ним подерусь, – похлопал меня по плечу Сигизмунд. – Можно, а?

– Ты? – засомневался я. – Даже не знаю… Я обещал императору тебя беречь…

– Ты опять забываешь, чья кровь течет в моих жилах?!

– Ладно, ладно. Эй, как насчет при… архангела Гавриила? Он вас устроит?

Этьен Блуасский смерил оценивающим взглядом принца и аккуратно спустился с коня, оставив Серого Плаща восседать там в гордом одино- честве.

Исчезать тот почему-то не торопился…

В то, что Сигизмунд – ангел, граф по-прежнему не верил ни на йоту. Иначе бы просто не стал драться. Принц поставил ноги на ширину плеч и встал в борцовскую стойку. Этьен медленно потянул из ножен меч. Он словно бы в чем-то сомневался.

Я тоже забеспокоился – у принца оружия не было. А даже если бы и было, он учился фехтованию на легких рапирах, а не тяжелых рыцарских мечах. Его скафандр весьма прочен, и удар меча выдержит, но примут ли такую победу крестоносцы? Мое беспокойство неожиданно разрешил сам граф Этьен.

К нему подбежал тот рыцарь, который видел меня и Сигизмунда в деле. Он прошептал что-то своему предводителю на ухо, опасливо косясь на испаритель Пеегро, по-прежнему висящий на поясе Сигизмунда. Граф Этьен пару секунд размышлял, а затем презрительно швырнул меч на землю. В следующую секунду туда же полетел небольшой топорик, моргенштерн и мизерикордия – узкий кинжал для добивания врагов сквозь забрало. Граф что-то пренебрежительно произнес, обращаясь к Сигизмунду.

– Мой господин говорит, что он легко одолеет тебя даже без оружия и доспехов. Он спрашивает, хватит ли духу у дьявола, чтобы расстаться со своими волшебными доспехами.

Ах вот в чем дело! Этьен то ли действительно благородный чувак, то ли, наоборот, редкий хитрец. Он вполне естественно заподозрил, что странный костюм «ангела» может оказаться непробиваемым для его оружия.

– Конечно, хватит! – возмущенно огрызнулся Сигизмунд и начал отвинчивать шлем.

Сняв скафандр, он положил его так, чтобы видеокамера засняла весь предстоящий бой с графом Этьеном. Если принцу удастся вернуться домой и показать эти кадры на большом телевидении, он сумеет нехило приподнять свой имидж. Может, импертор даже передумает и назначит наследником его, а не Орсона…

Граф Этьен с помощью переводчика и еще одного рыцаря расстался с арметом, кирасой, кольчугой и прочими деталями обмундирования. В конце концов он, как и Сигизмунд, остался в одних подштанниках. Хорошо еще, что климат здесь вполне приличный…

Европейские рыцари и арабские феллахи с одинаковым интересом наблюдали за этими двумя. Да уж, не каждый день удается полюбоваться на такое зрелище…

Я на всякий случай подобрал испаритель, оставшийся на сброшенном скафандре. На «волшебное оружие» уже начали завистливо коситься, причем не только французские рыцари, но и так называемые «свои».

Собственно, люди везде одни и те же. Через полвека арабы остановят агрессию захватчиков-крестоносцев, затем потеснят их, потом заставят отступить на прежние позиции, а уж там сами перейдут в наступление. И в свою очередь завоюют изрядный кусок христианских владений.

– А может быть, и еще больше, – поддакнул Рабан. – Миры не идентичны, здесь история может пойти совсем по-другому…

Граф Этьен и принц Сигизмунд стояли друг против друга на теплом песочке, подозрительно рассматривая каждый своего противника. Без одежды они могли бы сойти за близнецов. Разве что Сигизмунд был на сантиметр-другой выше ростом, а Этьен – на столько же шире в плечах. Этьен Блуасский что-то сказал, и переводчик незамедлительно сообщил:

– Мой господин желает знать, кто будет судить этот поединок.

– Да я и буду, – хмыкнул я. – А что, не доверяете?

Рыцари недовольно забормотали, когда им перевели мои слова. Никому не хотелось вручать исход боя в шесть когтистых рук того, кого они считали дьяволом. Но оспорить мои слова никто не решился, даже бесноватый монах. Он, кстати, все это время возмущенно пялился на свой крест, спокойно болтающийся у меня на груди. То ли собирался с духом, чтобы потребовать имущество обратно, то ли удивлялся, почему меня до сих пор не поразило громом небесным.

– Переведи ему, что гонга у меня нет, поэтому бой начнется, когда я кину на землю… да вот хоть этот святой крест.

Монах чуть в обморок не упал, но толмач спокойно перевел графу Этьену мои слова. Тот согласно кивнул и внимательно уставился на этот самый крест.

– Значит, так. В пах не бить, за волосы не хватать, глаза не выдавливать. Бой продолжается до тех пор, пока кто-нибудь не попросит пощады или не сможет больше сражаться. Возражения есть?

Возражений не было. Этьен молча кивал, слушая перевод моих импровизированных правил.

– Три… два… один… начали! – прохрипел я, швыряя крест на землю.

Ни Этьен, ни Сигизмунд не стронулись с места. Они только еще внимательнее наблюдали друг за другом да медленно переступали с ноги на ногу. Потом Сигизмунд осторожно двинулся вперед, как-то странно вихляясь, словно собирался пуститься в пляс. Этьен поднял руки в защитной стойке, чуть повернулся всем корпусом и вдруг бешено ринулся на противника. Принц пригнулся и принял графа захватом бедра. Перелетев через Сигизмунда и шлепнувшись в пыль, Этьен растерянно моргнул, не понимая, как так получилось.

Мой временный спутник действительно неплохо владел поунг фо. Не настолько, чтобы посоревноваться с Джеки Чаном, но вполне прилично.

Впрочем, поединок только начался. Предводитель рыцарей наконец-то понял, что соперник у него серьезный, и теперь действовал осторожнее. Он кружил вокруг принца, ловя каждое его движение и ожидая, чтобы тот раскрылся. Но тот не раскрывался, и в свою очередь искал слабину в противнике.

Сигизмунду такая борьба надоела первому. Он резко взмахнул ногой в воздухе, подпрыгнул и ударил пяткой в лицо Этьену. Но тот успел увернуться. Более того – он успел ухватить принца за кончик ступни. Пришла очередь Сигизмунда валяться в пыли, не понимая, как так вышло.

Но он поднялся еще быстрее.

Несколько минут поединщики лупили друг друга руками и ногами, не издавая ни звука, только грозно сверкая глазами и надувая щеки. К моему удивлению, граф Этьен тоже владел какой-то хитрой техникой рукопашного боя, совершенно мне незнакомой. То ли во Франции этого мира разработали какое-то свое боевое искусство, то ли такое же было и в нашем мире, просто к двадцатому веку оно прочно забылось…

Так или иначе, дрался граф Этьен очень красиво. Противники махали конечностями, как бабочки крыльями, не забывали ставить блоки, и каждый упорно ожидал, когда второй раскроется. Время от времени тому или другому удавалось этого дождаться, и тогда один из дуэлянтов летел на землю. Впрочем, он немедленно вскакивал, не давая другому развить успех, и в свою очередь пытался подловить его.

Сначала французы и арабы с азартом следили за битвой мастеров, выкрикивая поощрения своему бойцу, и угрозы – чужому, но со временем им это надоело. Теперь зрители просто зачарованно наблюдали за этой схваткой, больше похожей на красивый танец, чем на вульгарную драчку.

Я тоже наблюдал, не забывая, однако, следить, чтобы какой-нибудь излишне горячей голове не пришло на ум помочь своей команде составом в один человек. Скажем, швырнув булыжник. Или стрелу. Стрелу, конечно, не швырнут, а выпустят из лука, но общей позиции это не меняет.

– Патрон, обрати внимание на горизонт! – вдруг забеспокоился Рабан. – Ты что-нибудь видишь?

Я пригляделся. И понял, что вижу, да еще как вижу! На горизонте, то есть километрах в тридцати отсюда (почва здесь ровная, так что видно далеко), медленно движется куча крошечных точек. Совершенно неразличимых для человеческого глаза, но я-то сразу разглядел, что это такое.

Войско. Довольно внушительное войско…

– Примерно четыре тысячи всадников и больше двадцати тысяч пехоты, – каким-то образом умудрился сосчитать Рабан. – Все крестоносное войско, в полном составе… Ну правильно, у них же на эту неделю намечена финальная битва – в самом Иерусалиме!

– Угу. Понятно. Надо драпать… Долго они еще будут досюда ковылять?

– Там и пехота, и обозы, и все такое, так что немало. Если движутся ускоренным темпом – часа через три будут здесь. Если с нормальной скоростью – только к ночи дойдут.

– Все равно надо драпать, – печально подытожил я. – Я не камикадзе – против такой толпы в одиночку переть. Раздавят к чертовой матери…

Первым делом я решил прекратить затянувшуюся драчку между дворянами – средневековым и футуристическим. Недолго думая, я выстрелил в воздух из испарителя.

К сожалению, никто не обратил на это внимания. Пучок волн, выданный оружием, унесся в небеса, не встретив никакой цели, а значит, остался незамеченным. Ни шума, ни вспышки…

– Эй-эй! – повысил голос я, вставая между слегка притомившимися поединщиками. – Все, антракт!.. тьфу, блин, тайм-аут!

Граф Этьен охотно воспользовался перерывом, чтобы приложиться к фляге с каким-то бордово-красным напитком. Вином, скорее всего… Переводчик обмахивал вспотевшего господина лошадиной попоной, а злобный монах что-то бормотал и мелко крестил Этьена Блуасского. Благословлял, наверное…

– Проблемы у нас, Сигги, – шепнул я, когда мы с принцем отошли в сторонку.

– Олег! – недовольно поморщился его высочество. – Конечно, мы договорились называть друг друга по имени и обращаться на «ты», но это еще не значит, что ты можешь так грубо фамильярничать! Попрошу впредь мое имя не коверкать!

– Да как скажешь, – фыркнул я.

– А что случилось-то? – вспомнил Сигизмунд.

– Да так, пустяк… Видишь точки на горизонте?

Принц некоторое время старательно щурился, глядя туда, куда я ему указал, а потом беспомощно пожал плечами.

– Ничего не вижу. А что там?

– Блин, плохо, что не видишь… Ну ладно, поверь на слово – сюда движется все крестоносное войско. Почти тридцать тысяч солдат.

– И что же делать? – растерялся Сигизмунд.

– Как что? Сваливать подобру-поздорову. Одевай скафандр по-быстрому, и валим…

– Да ты что, Олег? Как же мы бросим всех этих людей?

– Просто. Поднимем и бросим… Ты что, твое высочество, не понимаешь? Мы им уже ничем не поможем – даже если ты все-таки победишь этого рыцаря, это ничего не изменит.

– Но он же дал рыцарское слово! – непонимающе уставился на меня принц.

– Угу. Слово. Только это не красивая сказка, это жизнь. Рыцари тоже люди, и тоже могут солгать. К тому же мы по их понятиям черти, а значит, нам вообще можно брехать в рыло, это даже за грех не считается. Черта обмануть – святое дело. Да и при чем тут это? Думаешь, от него самого что-то зависит? Неужели вся эта толпа пойдет обходным путем только потому, что какой-то граф проиграл поединок поганому бесу? Как бы у него еще не было неприятностей за то, что вообще стал о чем-то с нами договариваться…

Моя тирада произвела впечатление. Сигизмунд спал с лица, печально оглядел ряды каменных хибар, и жалобно сказал:

– Но как же… мы же не можем взять и бросить их… на смерть…

– А им так и так хана, – цинично парировал я. – Крестоносцы возьмут Иерусалим, и здесь сорок с лишним лет будет их власть. Кого-то перебьют, кого-то заставят креститься, кто-то сбежит куда подальше, ну а кто-то будет сидеть и терпеть. Жить, в принципе, при любом режиме можно… Вон, евреи до сих пор выжили, а уж их кто только не пытался истребить…

– Какие еще евреи? – не понял Сигизмунд.

Я запоздало вспомнил, что к его двадцать девятому веку разделение на расы и нации давно ушло в прошлое.

– Неважно. Главное то, что нам пора сваливать, пока есть время. Мы и так задержались…

К нам подошли граф Этьен с переводчиком. Предводитель отряда крестоносцев благожелательно улыбнулся Сигизмунду (на меня он по-прежнему смотрел неприязненно и с подозрением) и что-то сказал. Переводчик со скучающим видом перевел:

– Мой господин восхищен вашим искусством в бою без оружия. Вы первый, кому удалось не проиграть ему в этом виде сражения. Он предлагает немного отдохнуть и продолжить наш поединок, чтобы все же выяснить, кто из вас окажется лучшим.

– Передайте графу мою благодарность, – кивнул Сигизмунд. – Я с большим удовольствием принимаю его предложение.

Я подождал, пока переводчик окажется вне зоны слышимости, и коротко потребовал:

– Напяливай скафандр. Уходим.

– Я отказываюсь! – встал в позу принц. – Эти люди надеются на нас!

– Угу. Понятно. Продолжаем играть в героя. Что ты предлагаешь – отстреливаться до последнего патрона?

– Хотя бы так.

– И что это решит? Да мы ни хрена не изменим! С чего ты вообще взял, что они чем-то лучше этих крестоносцев? Через полвека они знаешь как отыграются!

Сигизмунд продолжал укоризненно смотреть на меня.

– Ох, какой же идиот… – простонал я. – Да пошел ты!.. Дыню тебе в рот… Пожалуйста, оставайся тут, защищай этих феллахов! Может, еще и калифом сделают! Посмертно… Я-то всегда успею смыться – не в другой мир, так хоть по воздуху! А ты оставайся, плевал я на тебя! И на дедушку твоего плевал! Нужен он мне триста лет – миров полно, найду себе другого императора! Тьфу на вас на всех, придурки!

Неожиданно я заметил, что камера в плече скафандра смотрит прямо мне в лицо. Вся злость сразу куда-то испарилась. Немало этому помог и Рабан, тоскливо хнычащий у меня в голове от боли. Мне стало так стыдно, как будто хомячка пнул.

– Ты что, все еще записываешь? – осторожно уточнил я.

Сигизмунд молча кивнул.

– Этот кусок потом сотрешь. Я сам прослежу. Ладно уж, хрен с тобой, попробуем что-нибудь сделать… Эй, ты, дед, подь сюды!

Старейшина тут же подбежал, как послушная собачка. Роль хвостика играли еще несколько мужиков.

– Значит, так. Я отправляюсь к Аллаху, спрошу у него совета. А вы ждите. Твое высочество, займи чем-нибудь этих рыцарей.

– Чем? – растерялся Сигизмунд.

– Да хоть песни им пой! Чем угодно! Пушку не теряй, если что – держи оборону. У тебя там сколько патронов?

– Полного заряда хватает на пятьдесят выстрелов. Батарея сама со временем подзаряжается, где-то за сутки…

Я быстро произвел расчет. Сигизмунд стрелял трижды, я – один раз, вхолостую. Значит, осталось сорок шесть «патронов». А рыцарей всего с полсотни. Проблем возникнуть не должно…

– Угу. В общем, жди.

Глава 26

Я стартовал со скоростью хорошей ракеты. С земли за мной зачарованно следили сотни глаз – одни с ужасом, другие с восхищением. Рыцарскому спецназу через переводчика объяснили, что я полетел советоваться с Аллахом, и они моментально подняли возмущенный шум. Но с места никто не сдвинулся.

Плохо, что небо такое чистое. Ни одного облачка, чтобы замаскироваться! Пришлось просто подниматься как можно выше и надеяться, что среди вражеского войска не окажется никого столь же зоркого, как я. Расстояние, разделяющее наступающих крестоносцев и деревню, я пролетел за несколько минут и аккуратно завис прямо над ними.

Армия крестоносцев, ползущая по пустыне, напоминала колоссальную гусеницу. Она растянулась на несколько километров и двигалась очень и очень медленно. Видимо, крестоносцы не слишком торопились к Гробу Господню.

Впереди шла конница – несколько тысяч латников с копьями, высоко поднятыми штандартами, разнообразными гербами на щитах. Интересно, им не жарко в этих доспехах? На аравийском солнышке они должны очень здорово раскалиться…

Следом двигалась пехота и обозы. Пехотинцев было в несколько раз больше, но вооружены они были куда хуже и доспехи на них были пожиже. А в обозах кучами везли награбленное добро, провизию, раненых и прочее добро, не способное передвигаться самостоятельно. Там же я заметил немало женщин явно нетяжелого поведения – маркитантки.

– Где тут самый главный? – деловито поинтересовался я, осматривая караван сверху.

Держался я на такой высоте, чтобы мне было все видно, а вот меня – нет. Если кто и заметит, примет за ворона или грифа…

– Главных здесь несколько, – хмыкнул Рабан. – Вон тот, в рясе – Петр Пустынник. Он вышел самым первым, с войском простолюдинов, и первым же потерпел поражение. Но на него можешь не обращать внимания, сейчас он уже ни на что не влияет. Сейчас самый влиятельный жук – герцог Готфрид Бульонский. Вон тот, толстый, который впереди всех едет. Это он и Иерусалим возьмет, и править там потом будет. Вообще-то, в самом начале крестоносцев было полтораста тысяч, но повоевали уже немало, так что три четверти войска потихоньку рассосалось. Зато остались как раз самые крутые и упертые!

– Угу. Понятно. А как ты думаешь, что будет, если я этого Готфрида сейчас убью?

– Ну-у-у… – задумался Рабан. – Точно сказать невозможно, но думаю, они на пару-тройку дней задержатся, переругаются все, потом выберут нового лидера и попрут дальше. Готфрид все-таки не Чингисхан и не Аттила, из-за него они назад не повернут. Сами управятся…

– Но у нас будет пара дней отсрочки… Ладно, все равно ничего лучше я не придумаю. Кокну его, а этим, в деревне, скажу, чтоб драпали куда-нибудь, да побыстрее… Блин, теперь точно в черти угожу, не отмажусь…

– Это точно, – вздохнул Рабан. – Станешь новым Гаврилой Принципом… ну это который эрцгерцога Фердинанда в четырнадцатом году застрелил, – пояснил он, догадавшись, что я не знаю, кто такой этот Гаврила.

– Знаешь, а ведь ты был прав – зря мы с этим принцем связались! Идеалист хренов… Лучше б у меня Палач был в напарниках – он хоть и шизанутый, но зато никогда со мной не спорит.

Рабан подчеркнуто молчал.

– Ну что, идем в атаку?.. На таран!!! – взревел я, пикируя вниз.

И затормозил. Я пролетел всего метров десять и резко замахал крыльями, едва не порвав перепонку. Мне вдруг пришла в голову замечательно остроумная идея, способная, если повезет, не только затормозить войско крестоносцев, но и вообще отменить Первый крестовый поход. А то и последующие! Более того, если вести об этом разлетятся по миру, я окажу серьезную услугу христианству!

– Действуй, патрон, – моментально одобрил Рабан.

Я поднялся еще выше. Еще… еще… еще… Теперь армия подо мной выглядела муравьиным караваном, я с трудом различал отдельных людей… Я встал между крестоносцами и солнцем, чтобы меня нельзя было заметить даже в виде птицы.

Ну а теперь все зависит от одного-единственного меткого броска…

Крест, конфискованный у излишне борзого монаха, я захватил с собой. И теперь именно его и собирался использовать. Я взялся поудобнее, расправил крылья, чтобы какое-то время оставаться неподвижным, прицелился…

Чувство направления отлично может заменить оптический прицел. Я инстинктивно чувствовал, куда и с какой скоростью нужно метать заряд. Помогло и сверхзрение – даже с такой высоты я отлично различал герцога Готфрида. Взмах – и крест со свистом летит вниз, все ускоряясь и ускоряясь…

При такой скорости даже крохотный камешек превращается в опасный снаряд. А крест монаха весил весьма порядочно, поэтому святой символ вошел в мишень подобно миниатюрному метеориту.

А поскольку мишенью был затылок Готфрида Бульонского, в войске это произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Ну сами представьте – с небес прилетает здоровенный серебряный крест, бьет в башку главного генерала и застревает у него в черепе, разбрызгав мозги во все стороны. Я специально кинул его так, чтобы он приземлился острым концом.

Передовая часть конницы затормозила практически сразу. Потом следующие, следующие, и так до самого конца. Моментально начался шум – мол, фигли встали, дорога и так узкая. Но когда в хвост колонны ушло сообщение о преждевременной гибели главнокомандующего, паника начала распространяться со скоростью радиовещания.

Предводителя, даже не успевшего понять, что его убило, сняли с коня, столпились вокруг него и принялись шумно спорить. А уж когда необычный снаряд извлекли из черепушки и продемонстрировали всем желающим, толпа и вовсе растерялась. Со всей армии начали сбегаться монахи и священники, Петр Пустынник самый первый. Он же первым грохнулся на колени и начал биться башкой об песок и орать что-то дурным голосом.

Я понаблюдал за этим кавардаком еще с четверть часа и сделал два вывода. Во-первых, сегодня эти вояки точно уже никуда не пойдут – уровень религиозности в солдатах моментально подскочил, как прыгун с шестом, а воинственность, наоборот, упала. Кто-то уже начал воздвигать из подручного материала алтарь, к священникам мгновенно выстроились очереди на исповедь…

Второй вывод заключался в чувстве, что этот крестовый поход действительно может в скором времени закончиться. Не нужно было даже понимать старофранцузский, чтобы понять, что все до единого восприняли случившееся как предельно дурное знамение.

Мол, если уж Господь дошел до того, что лично грохнул Готфрида Бульонского ударом креста с небес, значит, надо валить подобру-поздорову – Всевышний здорово разозлился. Выходит, Ему взятие Иерусалима неугодно…

Вряд ли теперь кто-то захочет предводительствовать этой армадой – всякому хочется получить безвозмездно полкило серебра, но только не таким способом! Кто-то из священников, правда, вякнул насчет того, что Господу не понравился лично Готфрид, и так Он дает понять, что начальника надо переизбрать, но на эту вообще-то здравую мысль никто не обратил внимания.

– Здорово придумал! – одобрил Рабан. – Теперь даже если они и пойдут дальше, половина войска точно дезертирует. Да и церковники призадумаются – как-никак, самое натуральное чудо.

– Меня беспокоят те рыцари, с которыми мы общались в деревне, – признался я. – А если кто-нибудь из них додумается, как это все получилось? Да и монах тот может узнать свой крест…

– А ты и его тоже убей! – недолго думая, посоветовал Рабан.

– Ну ты говори, да не заговаривайся, – слегка обиделся я. – Я и так уже сегодня перевыполнил норму раз этак в десять… Знаешь, меня уже совесть грызть начинает – не слишком ли часто я отнимаю жизнь?

– Хых! Эк как выражаться начал! «Отнимаю жизнь»!.. – передразнил меня Рабан. – Это война, патрон! Думаешь, сами крестоносцы сюда чисто в гости пришли? Плова покушать?

– Оно, конечно, так… Но ведь я-то им всем чужой – какое мое дело?

– Никакого, – поддакнул Рабан. – Но ведь кто-то же должен? Так что убей и монаха тоже!

– Угу. Но вот объясни – имею ли я вообще право кого-то убивать просто потому, что он мне мешает?

– Имеешь, конечно.

– И почему это?

– Потому же, почему коты лижут себе яйца, – препохабным голоском ответил Рабан.

– А это почему? – моментально заподозрил неладное я.

– Да потому, что могут! – торжествующе закончил мой симбионт. – Люди б тоже… ага, кабы могли дотянуться!

– Заткнись, надоел… Не можешь сказать ничего приличного, утухни в тряпочку…

– Сам спросил! – обиделся Рабан.

– Все ошибаются… Смотри-ка, а я отсюда даже деревню вижу! Ну ладно, полетели, что ли…

Обратно я долетел еще быстрее. Конечно, двигаться опять пришлось по кривой – вначале на очень большой высоте, и только потом – резко вниз. У дикарей должно было создаться впечатление, что я действительно летал куда-то на небеса.

– Ну что? – тут же затормошил меня до этого нетерпеливо подпрыгивающий на месте принц. – Что там произошло?

– Все произошло. Эй, орлы, короче, слушайте меня!

Деревенские живенько навострили уши. То ли им действительно было очень интересно, то ли они просто боялись меня ослушаться.

– Аллах велел вам передать, чтобы вы быстренько собирали добро и валили куда подальше. Завтра-послезавтра здесь будет франкское войско, и вас просто сметут. Может, конечно, и не будет, но я бы на это лучше не рассчитывал… Так что смывайтесь!

– А куда идти-то? – послышался чей-то тоскливый голос.

– Да куда угодно! Но лучше всего на восток.

– А почему на восток? – спросил тот же самый мужичок.

– Ну ты и тупой, электорат… На западе у вас море, а на севере крестоносцы. Можно, конечно, и на юг двинуть, но франки как раз в ту сторону и идут, так что особо не отсидитесь. Но это уже ваше дело, а мы уходим! Твое высочество, давай руку.

Принц с сомнением поглядел на меня. Похоже, он не был уверен, действительно ли я чего-то там сделал, или просто поболтался где-то в поднебесье с полчасика.

– Сейчас у тебя очень простой выбор, – сообщил я, наклонившись поближе. – Ты или летишь, или остаешься. Если летишь – через недельку-другую вернешься домой, со всей своей киносьемкой. Можем даже на обратном пути завернуть сюда же, убедиться, что с этими землекопами все тип-топ. А если остаешься – это навсегда, я возвращаться уже не стану. На мой век миров хватит… Ну?

Сигизмунд печально вздохнул и взял меня за руку.

– Сударь, мой господин предлагает продолжить ваш поединок, – подал голос переводчик крестоносцев. – Надеюсь, вы не возражаете?

– Он не возражает, – хмыкнул я. – Щас, молитву только прочитаем… Рабан, стартуй.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

На миг два мира наложились друг на друга, а потом снова остался только один. И я неожиданно испытал давным-давно позабытое чувство, испытать которое я уже отчаялся.

Темнота – вот что это было. Я ничего не видел. Впервые после своего «второго рождения» я ничего не видел. Век-то у меня нет, глаза закрыться не могут. И в темноте я вижу, так что даже если залезу в наглухо запертый погреб, то все равно останусь зрячим. Только закрыв чем-нибудь лицо, я получаю сумрак, и то довольно слабый. А здесь… Здесь я словно стал слепым. Вот только как это возможно?

– Олег, ты здесь? – с явным испугом в голосе спросил Сигизмунд. Вопрос звучал очень глупо, учитывая тот факт, что мы по-прежнему держались за руки, как детсадовцы.

– Здесь, здесь, – все-таки ответил я. – Ты что-нибудь видишь?

– Не-а. Темно, как на обратной стороне Луны.

– А ты там был?

– Конечно! – фыркнул принц. – Там же Лунный Сан-Анхель, вторая столица Солнечной Системы!

– Угу. Везет. Я что-то не пойму, куда мы попали… Почему я ничего не вижу?

Я вроде бы размышлял вслух, но на самом деле спрашивал Рабана. Но симбионт, похоже, тоже пребывал в затруднении – он молчал и делал вид, что его нет.

– Не знаю, что это за место, но нам лучше стоять и не двигаться, пока я немного не отдохну, – посоветовал я. – Хрен его знает, может, тут в одном шаге пропасть…

– А шлем можно снять? – попросил принц. – Он мне шею натирает…

– Терпи. Вдруг тут и воздуха нет? Может, это действительно какой-нибудь астероид…

– Эй, патрон, я все выяснил! – порадовал Рабан.

«Ну так колись».

– Просто в этом мире зрение не действует. Тут просто отсутствует само понятие «свет».

– То есть как? – от удивления я даже спросил вслух.

– Что – «как»? – не понял Сигизмунд.

– Не обращай внимания, это я сам с собой.

– А что тут удивительного, патрон? Ты же уже был в мире, где нет гравитации, почему бы не быть и такому, в котором нет света? Но в одном ты прав – задерживаться здесь не нужно. Направление тут действует, но оно же зрения заменить не может… Мало ли кто здесь водится – вдруг такие дяди, которые нас пальцем раздавят? Здесь ведь все слепые…

– Угу. Твое высочество, камеру можешь не включать, здесь она не заработает.

– Почему?

Я объяснил. Принц, как и я, не сразу поверил, что такое возможно, но потом вспомнил мир с планетами-чашами, и успокоился.

– Эй, патрон, я уже готов. Можем перемещаться в любой момент.

«Ну а чего тянуть-то? Начинай переброску».

– Слушаюсь, патрон! Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Резкая вспышка. На самом деле мы просто переместились в другой мир, но переход от абсолютной тьмы к яркому свету оказался слишком резким.

Теперь мы оказались на вершине здоровенного валуна. Скорее даже небольшой скалы. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась каменная равнина светло-оранжевого цвета, кое-где украшенная валунами, похожими на наш.

– А тут жарковато! – присвистнул Сигизмунд, взглянув на термополоску в рукаве скафандра. – Да, тут шлем тоже лучше не снимать…

– Сколько там? – заинтересовался я.

– Почти восемьдесят по Цельсию. Круче, чем в пустыне Атакама.

В это я поверил. Солнце над головой выглядело каким-то распухшим, а воздух дрожал от жары. Я почесал второй локоть на правой нижней руке и в очередной раз порадовался своей нечувствительности к неприятным температурам. Очень, знаете ли, помогает при моем образе жизни.

Помню, пару недель назад мы побывали в версии Земли, в которой Солнце давным-давно погасло. Вот уж где холодина…

– А это кто такие? – задумался Сигизмунд, включая свою камеру. – На людей не похожи…

Я повернулся в указанном направлении. Метрах в пятистах к… какой-то стороне света виднелись уродливые фигурки, занятые каким-то непонятным делом. Штук тридцать.

– Не знаю, кто это, – прохрипел я. – Но если у них тоже какие-то проблемы, мы сделаем вид, что ничего не видели, хорошо?

Принц высокомерно поморщился, мол, он всегда подозревал, что я холодное и эгоистичное существо. Однако спорить не стал. По-моему, ему и самому не хотелось общаться с этими существами.

Вообще-то, там было два разных вида. Одни – чуть выше метра ростом, с темно-серой шероховатой кожей, короткими ножками и ручками, и головой, вросшей прямо в туловище, минуя шею. Свой малый рост они компенсировали толщиной – фигуры у них были, как у телепузиков из детской передачи.

Аборигенов второго типа было вдвое меньше, но казалось, что их даже больше. Эти вторые были, во-первых, на полметра выше, а во-вторых, раза в три толще. Фактически, они почти целиком состояли из слоев жира, накладывающихся один на другой. Я даже не увидел их ног – жир спускался до самой земли, подобно какой-то уродливой мантии. Кожа у них тоже была совсем другой – мятно-оранжевой, и очень гладкой.

Единственное, в чем эти существа сходились – головы. Головы у них были абсолютно одинаковыми, только разных цветов – небольшие, лысые, с одинаково тупыми лицами, огромными ртами, крошечными глазками и приплюснутыми носами-пуговками.

«Что это за уродцы?»

– Майляры, – охотно ответил Рабан.

«Кто из них? Маленькие серые или большие розовые?»

– И те, и другие, – усмехнулся керанке. – Майляры очень ксенофобная раса – чужаков они терпеть не могут. Бывают, конечно, и исключения, но вы все-таки лучше к ним не подходите.

«Подожди-ка. Как это – и те, и другие? Они же совсем не похожи!»

– Ну и что? Люди разве все на одно лицо? Европеец мало похож на африканца, мужчины сильно отличаются от женщин, а младенцев и взрослых вообще можно принять за разные виды.

«Ах вот оно что… А здесь какой вариант?»

– Пол. Серые карлики – бесполые особи. Ну, как рабочие у муравьев. А розовые жирдяи – гермафродиты. Они в основном только размножением и занимаются – у них между жировых складок всегда зародыши торчат.

– Ну и гадость… – вслух пробормотал я.

Сигизмунд удивленно взглянул на меня, и я рассказал ему, что это за существа – майляры, и почему с ними лучше не общаться.

– Но, если хочешь, я поймаю пару штук, и ты их снимешь вблизи, – насмешливо предложил я.

Принц покраснел от гнева. Гордый нрав императоров Митхату делал его плохим объектом для шуток – неудачно сказанное слово могло стать причиной дуэли.

– Олег… – начал он, но тут же замолчал. Рот принца остался открытым, а рука медленно поднялась, указывая на существо, быстро приближающееся к нашему валуну.

– Патрон, нам лучше сваливать, – быстро посоветовал Рабан. – Это джумэй – редкая гадость.

«Тогда переноси нас!» – потребовал я, недовольно рассматривая джумэя.

Монстр даже не пытался скрыть свое присутствие. Он явно привык, что в этом мире никакая добыча не может ускользнуть от него – грозного и непобедимого. И надо сказать, у него были основания для такой уверенности.

Величиной джумэй мог поспорить со слоном. У него было четыре ноги, оканчивающиеся парой толстых заостренных когтей, и два своеобразных «уса», растущих по бокам головы. Эти «усы» тоже оканчивались когтями, но очень длинными и острыми, похожими на иголки. Один из них был испачкан в какой-то буроватой жидкости – возможно, запекшейся крови.

Но больше всего мне не понравилась пасть джумэя – треугольной формы, с торчащими из нее клыками, изогнутыми в разные стороны.

Такими зубами наверняка хорошо рвать мясо.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса…

– Рабан, прервись! – неожиданно попросил я.

– Зачем еще, патрон? – недовольно поинтересовался керанке.

– Хочу помериться силами с этим уродом.

– Что?! – заорал Рабан.

– Врубай свою камеру, – хрипло посоветовал я, раскрывая крылья. – Я знаю точно наперед – сегодня кто-нибудь умрет! Я знаю – где, я знаю – как, я не гадалка – я маньяк!

Джумэй резко затормозил, заметив, как я взмываю над его головой. Он встал в защитную позу, полуприсев на всех четырех ногах и угрожающе подняв «усы». А я сделал один круг вокруг приготовившегося к драке чудовища и ринулся вниз. Внутри словно играла какая-то бурная музыка, призывающая немедленно уничтожить этого нахала, осмелившегося напасть на меня, Бритву!

Джумэй не выглядел не только испуганным, но даже мало-мальски взволнованным. Он только угрожающе защелкал зубами и хлестнул «усами», попытавшись насадить меня на свои когти-иглы, как куропатку на вертел.

Конечно же, у него ничего не получилось. Его реакция явно проигрывала моей – он просто не успевал за моими движениями. Я вился вокруг, стараясь не попасть под одну из ног, которыми джумэй яростно лупил во все стороны, и одновременно полосовал когтями там, где мог дотянуться.

Джумэй возмущенно фырчал, но не от боли, а от гнева, хотя из отверстий в его теле хлестала ядовито-зеленая кровь. Вероятно, у этого существа очень высокий болевой порог.

Я вывернулся из-под живота, покрытого мелкими чешуйками, и на мгновение завис прямо перед мордой. Джумэй удивленно уставился на меня, а в следующую секунду я плюнул в него, и он уже ничего не видел.

Вот теперь-то он заревел! Ослепший монстр встал на дыбы, подобно взбешенному быку, и вслепую замахал своими «усами». Я легко срезал один из них ударом когтей, и его рев стал еще громче.

Я уже приготовился расправиться с противником, когда услышал тихий свист, а затем по моему хитину забарабанили ошметки взорвавшегося джумэя. Принц спокойно убирал в кобуру испаритель Пеегро.

– Зачем ты это сделал?! – яростно прохрипел я. – Я же только вошел во вкус!

– Патрон, держи себя в руках! – зашептал Рабан. – Энгах не может потерять лицо, а ты его только что начал терять! Беспричинная ярость показывает тебя не с лучшей стороны! Зачем тебе вообще понадобилось драться с этим зверем? Да еще перед камерой! Что подумает император?

– Угу. Замечательно. Впервые в жизни захотелось развлечься, так нет же – не дают… Погоди секундочку, а и правда – с чего это я попер на него, как бык на красную тряпку?

И тут я понял – с чего. Там, где я стоял перед тем, как броситься в бой, стоял и равнодушно пялился Серый Плащ. Этот гад… этот гад нашептал мне напасть на джумэя! Может, и пригнал сюда эту тварь тоже он?! Гипнотизер еб… ну, все поняли, что я имею в виду.

Я еще немного позлился, глядя, как Серый Плащ растворяется в воздухе, а потом успокоился. Ну подумаешь, подрался, размял кости…

Хотя мне все больше хочется побыстрее вернуть себе память – что-то мне говорит, что там непременно найдется что-то, объясняющее, что это за тип в маске и какого хрена он ко мне привязался.

– Ладно, таинственный голос в голове, двигаем дальше…

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса! – произнес Рабан, когда я вернулся к принцу и мы взялись за руки.

Глава 27

Очередной по счету мир мало отличался от стандартного «землеподобного» типа. Под ногами земля, над головой небо. Трава, деревья, дорога. Вдаль по дороге – частокол. Скорее всего, еще одна деревня.

– Прогуляемся? – тут же предложил принц. – Поснимаем…

– Угу. Обязательно. Только без меня.

– А в чем дело? – не понял Сигизмунд.

– Посмотри повнимательнее на эти домишки. Это похоже на то, что строят у вас, в будущем? Нет. А на что это похоже? Правильно, на средневековье. В средневековье таких, как я, особенно сильно не любят, что можно было понять еще по нашему опыту в Палесте. Да и тебя там с распростертыми объятьями не примут – вон у тебя какая одежда…

– Патрон, если я что-то понимаю, в том селении как минимум шесть разных разумных рас, и они друг с другом вроде бы не дерутся. Значит, этот мир не из ксенофобных.

– А впрочем, можно и заглянуть, – без всякой паузы закончил я. – Пошли, твое высочество.

Сигизмунд недовольно поморщился. Ему явно не нравилось, когда я его так называл. Но хотя бы вслух не возражал.

Частокол оказался даже не частоколом, а забором. Из досок. А вот гвоздей я не заметил – доски держались каким-то хитрым способом, цепляясь друг за друга. На клею, что ли?

– Куды? – окликнули нас, когда мы попытались пройти в ворота.

Окликнул один из пары стражников, скучающе подпирающих столбы по краям ворот. Второй даже не почесался – как сидел, ковыряя в пупке, так и остался сидеть. На меня они смотрели почти равнодушно, на Сигизмунда – тем более. И выглядели обыкновенными людьми. Бордово-красные плащи, кольчуги, шлемы-шишаки, алебарды, тупые морды – полный комплект.

– Туды! – логично ответил я. – Пройти можно?

– Ну, это смотря кто идет да по какому делу, – философски ответил стражник. – Вот вы, к примеру, кто будете? Чего вам у нас в торжке понадобилось?

– Торжок, говоришь… А это что – деревня или город?

– Сам ты деревня! – хрюкнул стражник. – Торжок – он и есть торжок, чего неясно-то?

– Патрон, в этом мире торжком называют небольшое торговое поселение, где встречаются и торгуют купцы. Своего рода перевалочный пункт. Хорошее место, чтобы немного отдохнуть. Подкрепиться, ну и все такое…

– Угу. Так вот, служивые, мы мирные путники, идем по своим личным делам, никого не трогаем. И вас не тронем, если спокойно пропустите нас внутрь.

– А-а-а… – понимающе закивал стражник. – Кизим, запиши, этот задылдонец о шести руках нам с тобой угрожать вздумал. Стражникам при исполнении, не шутки! Значит, штраф с него взять положено. Да пошлину за проход с них обоих. Сколько всего будет-то?

– Пять да пять – десять, да плюс еще пятьдесят… – задумался его напарник. Его молодое безусое лицо даже вспотело от такого умственного напряжения.

– Ладно уж, не старайся, а то последний ум из ушей выйдет, – раздосадованно махнул рукой первый стражник. – Шестьдесят черепков будет, так-то, странник. И за языком чтоб впредь следил, а то в следующий раз так легко не отделаешься. Плати деньги, да называй свои имена – кого попало пущать не велено.

– Сигизмунд у тебя хоть одна монетка есть? – растерянно спросил я. У меня, как известно, не было даже карманов.

– Да откуда? – возмутился принц. – Ты же сам велел все оставить. А что это за черепки такие?

– Эх, темнота-темнотища… – сладко потянулся стражник. – Черепков он не знает… Вы откуда приперлись-то, неграмотные такие?

– Откуда надо, – мрачно ответил я. – Нет у нас черепков твоих. И вообще денег нет, никаких. Но ты нас лучше все равно пропусти, а я тебе потом деньги отдам.

– Не по правилам… – хитро закачал пальцем из стороны в сторону стражник, но вдруг резко осекся.

Просто я резко выбросил вперед руку с выпущенными когтями и молниеносно вырезал у него на лезвии алебарды пятиконечную звездочку. Железная фигурка медленно отвалилась от остальной алебарды и упала на землю. Стражники зачарованно уставились на нее. Потом на дырку в лезвии. У нее были такие гладкие края, словно я пользовался не когтями, а лазерным лучом.

– Порча казенного имущества… – неуверенно заговорил первый стражник, но второй быстро дернул его за рукав. – А, ну да… Мы тут, значит, посовещались, и решили пустить вас сегодня, так сказать, в долг. Потом отдадите – когда уходить будете. Заработаете и отдадите.

– Только имена назвать все равно нужно, иначе запрещено! – опасливо сообщил второй стражник. – Уж не обессудьте…

– Угу. Я Олег Бритва. Это Сигизмунд Ноно Митхату. Устраивает?

Стражник коротко кивнул, вырисовывая какие-то закорючки на листке бересты. Не уверен, что он действительно умел писать – по-моему, просто делал вид. Но, по крайней мере, на торжок нас наконец-то пропустили.

Собственно говоря, внутри ничего особо интересного и не было. Весь этот торжок вполне мог бы поместиться на какой-нибудь небольшой московской улице. Несколько деревянных домиков различной формы и содержания, здоровенная конюшня, откуда доносились вопли неизвестных животных, пара каменных складов, двухэтажная корчма (кстати, самый большой дом на всем торжке), да обширные торговые ряды.

И люди, люди, люди…

Хотя сказав «люди», я не до конца выразил суть. Людей здесь было не больше половины – вторая половина состояла из представителей других видов. Мужики (и тетки, конечно, тоже) с остроконечными ушами и небольшими рожками на плешивых макушках. Голубокожие великаны трех метров ростом, но такие тощие, что любой из них спокойно мог спрятаться за футбольной штангой. Кошкообразные создания, передвигающиеся каким-то странными вихляющими прыжками. Полуметровые лилипуты, закованные в чешуйчатый панцирь, с торчащими оттуда головой и толстым спиралевидным хвостом. Сгорбленные уродцы с клыкастой пастью и огромными перепончатыми крыльями, волочащимися за спиной. Действительно, шесть рас…

– Это только основные, – тут же влез в мои мысли Рабан. – А есть еще и одиночные индивидуумы.

Интересно, а как местные стражники добиваются от этих крылатых уплаты пошлины? Им-то совсем необязательно входить на торжок через ворота – к их услугам все небо. Я бы и сам так сделал, если бы охрана была покруче. Или, может, крылья у них не функциональные? Рудименты?

– Экзотично! – высказал свое мнение принц, вертясь по сторонам. – Как на Мглене-5, на ежегодной ярмарке. Может, сходим, перекусим?

– Угу. Только у нас денег нет. Сомневаюсь, что моих когтей хватит еще и на ресторан. Надо где-нибудь чего-нибудь натырить…

Мы некоторое время прогуливались по площади торжка. Потом принца заинтересовала небольшая группка людей, увлеченно рассматривающая какой-то процесс возле трактирной стены. Мы подошли поближе и растолкали зевак локтями.

Особенно старался я.

– Эй, а ну подходи, ставь деньгу, испытывай удачу! – разорялся сидящий на небольшом коврике человек. – Угадал, где орешек – считай, на дороге деньги нашел! Бесплатно деньги раздаю, пользуйтесь, пока не спохватился!

Вообще-то это был не человек. Скорее уж мартышка – тощий, волосатый, с вытянутым рыльцем и хитрющими глазенками. Ножки коротенькие и скрюченные, зато руки длиннющие, ловкие, все четыре штуки. Сейчас эти хапалки мельтешили со страшной скоростью, переставляя с места на место три скорлупки какого-то очень крупного ореха – поменьше кокосового, но ненамного. Под ними то и дело показывался другой орешек – маленький, но зато целый.

– Играю! – вызвался какой-то крупный дядя в ермолке. – Во, кладу черепок!

Наконец-то я увидел эти «черепки». Самая обычная монета, только не металлическая, а скорее из обожженной глины. Вряд ли именно из нее, но похоже.

– Нашелся смелый, нашелся-таки! – обрадовался наперсточник. – Раз-два-три, где орешек?

– А вот здесь! – нисколько не задумываясь, указал дядька.

Мартыш поднял скорлупу – орех действительно был там. Он сделал веселую мордочку и отдал мужику выигрыш.

– Давай еще! – загорелся мужик. – Два черепка ставлю!

– Давай! – охотно согласился жулик.

Конечно же, он выиграл и во второй раз, а потом и в третий.

Дальше я смотрел уже без интереса. Трюк старый – наперсточник и «счастливчик» в сговоре. Этот тип будет выигрывать, пока кто-нибудь из толпы тоже не захочет поиграть. Вероятно, ему тоже дадут пару раз выиграть по мелочи, а потом он непременно рискнет поставить побольше. И тут-то полоса везения резко закончится…

А вот Сигизмунд смотрел. С явным интересом. Я же вдруг поймал себя на том, что моя левая средняя рука словно сама собой скользнула в поясной кошель какого-то зеваки и вытащила оттуда дюжину черепков. Вот уж не подозревал за собой таких талантов…

Возвращать украденное показалось стремно, поэтому я просто пихнул принца в спину и украдкой показал ему добычу.

– Ну что, пошли в трактир? – предложил я.

Но принц не захотел. Вместо этого он выхватил у меня монеты и протолкался поближе к четырехрукой макаке.

– Давай сыграем! – потребовал он.

Катала удовлетворенно прищурился. Первый лох клюнул.

– Отчего ж не сыграть? – хмыкнул он, переставляя скорлупки. – Клади деньгу, смотри на орешек. Зоркий глаз меня без штанов оставит, а слепой играть не садись!

Для начала Сигизмунд поставил всего три черепка. Как я и ожидал, ему позволили выиграть, чтобы не отпугнуть простофилю быстрым проигрышем. Принц немедля поставил целых десять. И снова выиграл!

– Вот молодец, зоркий глаз, как играет, как играет! – приговаривал катала, переставляя скорлупки. – Ну что, может, увеличим ставки? Ну дай ты отыграться-то, везунок!

Сигизмунд заинтересовался. Он пересчитал все, что у него было – двадцать пять черепков, и положил их на кон. Четырехрукий хитро ухмыльнулся, положил орешек под центральную скорлупку и молниеносно задвигал их по коврику.

– Ну что, где орешек?

– А вот зде… – попытался указать принц, но я перехватил его руку и молча ткнул пальцем в правую скорлупку.

– Эй, друг, ты сам не играешь, так и другим не мешай! – возмутился наперсточник. – Ты куда показывал, друг?

– Да сюда и показывал, – моментально сообразил принц. – Ты, Олег, правильно угадал.

Катала неохотно поднял правую скорлупку и оттуда выкатился орешек. Я-то заметил, как четырехрукий сделал вид, что кладет орех под центральную скорлупу, а потом незаметно передвинул его направо. Мои глаза слишком остры для такого дешевого жулика.

– Любишь ты себя, патрон, – хмыкнул Рабан.

– Сколько у нас, Сигизмунд? – поинтересовался я.

– Пятьдесят.

«Рабан, по здешним ценам полтинник – это много или мало?»

– Нормально. За пару черепков можно съесть тарелку супа, за три – купить бутылку вина. Плохонького, правда…

– Тогда хватит. Пошли.

– Эй, везунок, а отыграться? – громко возмутился жулик. – Некрасиво так – выиграл, и сбегать!

Его подельник, все еще болтающийся поблизости, поддержал его утвердительным мычанием.

– Угу. Отыграться? Хорошо, как скажешь. Последний раз, уи? На все.

Я высыпал перед ним горсть глиняных монет. Конечно, их было гораздо меньше пятидесяти, так как все они были разного достоинства. Самые маленькие, с ноготь – украшены чем-то вроде перевернутой запятой. Местная единичка, если я что-то понимаю. Самые большие, с пол-ладони – «S» в зеркальном отображении. Это, похоже, десятка.

– Раз-два-три, где орешек? – хитро глянул на меня катала. Похоже, он ничуть не сомневался, что уж на этот раз обдурил меня знатно. – Давай, зоркий глаз!

Действительно, я умудрился проглядеть тот момент, когда этот жулик перепрятал искомый предмет. Острое зрение – еще не все, ловкость рук может обмануть даже такой глаз, как мой. Но у меня в запасе было еще и направление, а этот орешек я уже видел. Следовательно, мог найти его даже на другом конце планеты.

– Вот здесь, – я обвиняюще указал на поясной кошель наперсточника.

У того забегали глазки. На мордочке проступил явный испуг – мошенников не любят даже в цивилизованном мире двадцать первого века.

Здесь же его скорее всего будут попросту бить. Может быть, даже камнями.

– Эй, зоркий глаз, что ты такое говоришь? – неестественно рассмеялся обезьян. – Откуда он тут-то возьмется? Вот же он!

Четырехрукий с торжествующим жестом поднял левую скорлупу. Орешек спокойненько лежал под ней. Но на сей раз я успел заметить, как он его туда подсунул.

– Выходит, я проиграл? – подчеркнуто спокойно уточнил я. – Что ж, бывает… Бывают всякие случаи. Вот, например, один мой знакомый тоже так на жизнь зарабатывал – в скорлупку играл. И все бы ничего, да вдруг однажды раз, и помер. И с чего бы это? Порезался, наверное, обо что-то острое…

Я спокойно выпустил когти из пазух, демонстрируя, какие бывают острые вещи на свете и почему их лучше не трогать кому попало.

– И вот ведь какое совпадение! – продолжил я. – Как раз за день до этого он тоже меня здорово обыграл! Вот повезло парню перед смертью, правда?

– Да, случаи всякие бывают… – пересохшим голосом согласился жулик. – Зоркий глаз, я у тебя так много выиграл, давай еще раз сыграем, а? На все?

– Денег больше нет, – равнодушно ответил я.

– Да в долг, в долг! Я ж тебе доверяю!

– Ну давай сыграем.

Наперсточник быстро подвигал скорлупки, уже не выкрикивая никаких считалок, и молча указал мне на коврик. Я не глядя ткнул в ближайшую скорлупку.

– Здесь.

– Эй, повезло-таки! – искренне обрадовался четырехрукий, едва успев подсунуть орешек под ту скорлупу, на которую я указал. – Держи свои черепки, зоркий глаз, честно выиграл!

Я молча сгреб глиняные монеты и так же молча начал проталкиваться сквозь собравшихся зевак. Сигизмунд устремился следом.

Уже уходя, я расслышал, как «счастливчик» ожесточенно шепчет своему напарнику:

– Ты что, идиот?! Сотню черепков этому трехглазому подарил!

– Сам идиот! – таким же шепотом огрызнулся наперсточник. – Не видел, какие у него когти?! Кинешь такого, а завтра не проснешься! Не, мне еще пожить хочется…

Трактир по местным меркам тянул на все пять звезд. В огромном зале было лишь чуть меньше народу, чем на площади. Самого разного коленкора – от расфуфыренных благородных дам до угрюмых типов явно бандитской профессии. Народ пил, закусывал, вел беседы и обсуждал дела. Особенно это последнее – торжок, как я понял, служит в первую очередь местом купли-продажи, так что в трактире здесь заседали уважаемые бизнесмены, вели переговоры, заключали контракты.

А как же иначе? Мелкую сделку можно и на базаре провернуть, а вот для того, что покрупнее, нужна уютная обстановка.

На втором этаже располагались гостевые комнаты – единственный трактир на мили вокруг всегда служит еще и гостиницей. Но надолго задерживаться мы не собирались, поэтому номерами я не заинтересовался. Вместо этого мы заняли место за самым дальним столом и заказали у жирного трактирщика всякой шамовки.

Кормили здесь не лучшим образом. Будь я хозяином этой забегаловки, давно бы выгнал такого повара пинками. А то и повесил бы на воротах, как советовала одна моя знакомая принцесса.

Может, если выдастся свободная минутка, я так и сделаю.

Мне почему-то очень хотелось рыбы. Какой угодно. Но как раз ее-то не было и в помине – торжок располагался посреди степи, и до ближайшей реки ехать было не один день. Пришлось довольствоваться тушеными овощами с бараниной. Овец разводили прямо здесь, поблизости, и мясо стоило дешево.

Принц не успел проголодаться как следует и потому только лениво ковырялся в тарелке. К тому же я сильно подозревал, что лицо королевской крови просто не привыкло к настолько скверной пище и откровенно ею брезгует.

А вот я проголодаться успел. Вообще-то, я все время голоден – организм сжигает калории едва ли не быстрее, чем я успеваю их туда подкладывать.

Тем не менее, когда передо мной стояло восемь пустых мисок, я решил, что уже хватит. Можно было командовать Рабану прыгать дальше, но мне не хотелось шевелиться. Хотелось сидеть здесь, потихоньку потягивать слабенький эль (вино действительно оказалось отвратным), и никуда не ходить. К тому же еще и развлечения начались – на небольшой помост в центре зала вышли два жонглера и принялись кидать друг другу разноцветные шарики. Ни разу не уронили, между прочим.

– Мр-р-р, мяк, мяк, мяк, мр-р-р-р!!! – неожиданно донеслось до моего уха.

Я резко обернулся – по залу испуганно бежал небольшой котяра необычной ярко-желтой масти, до чрезвычайности пушистый. Только пушистость его была изрядно подпорчена – местами виднелись клоки вырванной шерсти, он прихрамывал на одну лапку, мохнатую головенку уродовала свежая царапина, а в глазах светился животный страх и боль.

– Бедняга, кто же это тебя так?! – громко возмутился принц.

Мне всегда нравились кошки. И вообще животные. Нет, если я хочу есть, я убью любого зверя, но ведь люди кошек не едят? Так пошто же котика тиранить?

– Иди сюда, пушистик, – позвал я, протягивая зверьку недоеденный кусок мяса.

Кот мгновенно вспрыгнул мне на колени и, жадно урча, стал заглатывать мясо. Я понял, что его не только обижали, но и морили голодом – пузо практически прилипало к ребрам. Бродячий, наверное. Попался каким-нибудь пацанам, они и поигрались с маленьким…

Кот продолжал есть, а я оглядел помещение свирепым взглядом, проверяя, не претендует ли здесь кто-нибудь на владение моим найденышем. Признаться, мне хотелось найти такого – уж я бы ему показал, кто я есть такой. Но никто даже не обратил внимания – подумаешь, кот, делов-то.

– Патрон! – вдруг завопил в моей голове Рабан. – Да ты понимаешь, что к нам только что прибежало?! Само прибежало?

– Кот. Симпатичный. Думаю, я его оставлю – он мне нравится.

– Это не просто кот – это златошерстный кот! – провозгласил мой симбионт. – Редчайшее животное, почти везде вымер! Они очень долго живут, а иначе бы и совсем исчезли. Ценнейшая тварь!

– Почему? Или… у него что, действительно, шерсть золотая?

– Нет, просто цветом похожа. Другим ценный. У него есть одно фантастически полезное магическое свойство…

Кот наелся и довольно замурлыкал. Я рассеянно принялся гладить его вдоль спинки. Неожиданно кот странно фукнул, встал на все четыре лапки и запрыгнул на стол. А на коленях у меня осталась лежать… крупная золотая монета.

– Ого! – тут же схватил деньгу Сигизмунд. – А это откуда взялось?

– Хороший вопрос… – медленно сказал я.

– Я ж и говорю, патрон, – поддакнул Рабан. – Когда златошерстный кот сыт и доволен, он может переносить вещи между мирами. Как энгахи – только мы сами прыгаем из мира в мир, а эти коты перебрасывают предметы сюда. Небольшие, конечно.

– А почему именно монета?

– А ты в тот момент как раз думал о золоте, вот он тебе золото и доставил. Златошерстный кот инстинктивно стремится исполнить желание того, кто внушил ему чувство удовлетворенности жизнью, вот так вот. Тоже своего рода симбиоз – хозяин кота кормит и гладит, а кот его за это снабжает всякой ценной мелочью.

– Интересно… А если вот я, например, рыбы хочу?..

Кот, которого я так и не перестал гладить сразу тремя руками, снова фукнул и перешел на другое место. А под его животом обнаружилась крупная рыбина, похожая на карася. Больше самого кота! Сырая и даже еще живая.

– Чего-то я не очень понимаю… – удивленно почесал в затылке Сигизмунд. – Олег, твои фокусы?

– Рыбу будешь? – вместо ответа спросил я.

– Не, не хочу.

Я тут же проглотил нежданно доставшуюся закуску. Суши, блин.

– Хороший котик… – задумчиво подытожил я. – Хочешь у меня жить?

Кот согласно потерся башкой о мою руку. Похоже, я ему тоже понравился. Впрочем, я уж точно буду лучше его предыдущих хозяев.

А вот интересно – если этот кот такой ценный, что же они его мучали? По идее, они, наоборот, пылинки с него сдувать должны…

– Э-э-э, патрон, тут хитрость есть. Златошерстный кот доставляет вещи не только когда ему хорошо, но и в противоположном случае – когда чувствует боль. Так даже быстрее получается. Так что проще его помучить, чем гладить и ждать, пока он соизволит чего-нибудь выдать.

– Вот сволочи! – возмущенно рявкнул я.

– Олег, мне тоже интересно, – обиделся принц. – Может, объяснишь, что и как?

– Угу. Значит, так…

Я запнулся на полуслове. Моя нижняя часть отчетливо сигнализировала, что приближается то, что заставляет меня люто ненавидеть покойного профессора Цвигеля. Мало того, что этот генетик-недоучка лишил меня мужского достоинства (ненавижу!!!), так он еще и снабдил меня врожденным недержанием! Примерно раз в сутки меня прорывало снизу, и из меня выливалось не меньше литра зловонной ссанины.

Правда, со временем я научился предугадывать эти приступы и заблаговременно удаляться в отхожее место. Но, к сожалению, понимание того, что вот-вот случится, приходило всего за одну-две минуты до самого события, поэтому иногда я все-таки не успевал. И, конечно, позорился.

Поэтому я не стал никому ничего объяснять. Я вихрем метнулся к трактирной стойке и прохрипел жирному хозяину:

– Где у тебя сортир?!

– Что уважаемый изволит… – начал бармен, но я схватил его двумя верхними руками за горло, показал третью руку с выпущенными когтями и рявкнул:

– Убью, сволочь! Где отхожее место?!

– Там! – тут же исправился непонятливый мужик, тыкая пальцем в неприметную дверку по правую руку от себя.

Еще быстрее я метнулся туда, слетел по небольшой лесенке и встал над темным отверстием, вырубленным прямо в каменном полу. И испустил вздох облегчения, понимая, что еще бы пара секунд, и я бы опоздал.

Стоя здесь, я отчетливо слышал все, что происходит в оставленном мною зале. Особо не прислушивался, конечно. Беседы аборигенов были мне неинтересны, а Сигизмунд спокойно поглаживал кота, приговаривая:

– Вискас хороший… Вискас красивый…

Так, похоже, котика окрестили без меня. Хотя принц мог бы придумать и что-то пооригинальнее. «Вискас» – самая популярная кошачья кличка в двадцать девятом веке мира Империи.

О том, что когда-то так назывался кошачий корм, никто и не подозревает.

Сегодня из меня хлестало особенно сильно. Я безуспешно попытался закрыть глаза и в очередной раз принялся думать, как хорошо было бы найти в каком-нибудь мире двойника Цвигеля…

А потом вдруг мои уши вычленили из обычного трактирного гула интересные слова. Незнакомый мужской голос спросил у трактирщика:

– Хозяин, ты тут кота не видел?

– Какого именно кота ваша светлость имеют в виду? – слащаво уточнил трактирщик. Судя по всему, тип был не из тех, с кем можно спорить – голос у жирного стал прямо медовый.

– Маленький такой, с золотистой шкурой. Сбежал от меня, заморыш…

– Видел, как же! – обрадовался трактирщик. – Да вон он, у того сударя сидит!

Мне это все не понравилось. Направление сообщило, что говоривший передвигается не один – с ним еще четверо. Идут как тени, шаг в шаг. Целая банда. Увы, я все еще не закончил избавляться от зла внутри себя, а потому не мог немедленно спросить, чего им понадобилось от моего зверька.

– Сударь, я полагаю, что это животное принадлежит мне, – холодно сказал голос, обращаясь явно к принцу Сигизмунду.

– Вы так полагаете? – насмешливо переспросил принц. – А кот, кажется, так не считает…

Действительно, я слышал, как Вискас злобно шипит на своего бывшего хозяина.

– Я повторяю еще раз, – терпеливо сказал неизвестный. – Кот мой, и я его забираю. Отдайте мне его по-хорошему, сударь.

– Если он вам так нужен, почему же вы позволили ему сбежать? – парировал принц. – К тому же с ним явно очень плохо обращались. Нет уж, сударь, этого кота вы не получите. Поищите себе другого…

– Я конис Торквальд, уполномоченный владыка этих земель, – тихо сообщил мужик. – Вы вернете мою собственность, так или иначе.

– А я наследный принц Солнечной Системы и Проксимы Центавра! – презрительно фыркнул Сигизмунд. – Проваливайте подобру-поздорову, конис…

– Что ж… – как-то даже удовлетворенно ответил кошачий мучитель. – Я этого не хотел.

А в следующее мгновение прозвучал звук, совершенно не вяжущийся с явно примитивным обществом этого мира. Пистолетный выстрел.

Я подскочил, как будто меня ткнули иглой в промежность. Ноги едва успели коснуться земли, а я уже летел по ступенькам, чуть не снеся дверцу с петель. Бармен при виде меня тут же нырнул под стойку, но я не обращал на него внимания. Меня несло к нашему с принцем столику.

Там действительно было пятеро крупных мужиков, один одет намного богаче остальных. Сам конис Торквальд, конечно же. Он скрипел зубами и пытался ухватить поудобнее отчаянно вырывающегося Вискаса. В него убийца стрелять не смел – не за тем он его добывал. Да, стрелять…

Я перевел взгляд чуть дальше – там остолбенело сидел Сигизмунд. Живой и здоровый, несмотря на то, что конис только что выстрелил ему прямо в лицо из мощного пистоля. Принц даже кота выпустил от неожиданности.

А еще там стояла фигура, видимая одному только мне… ну и еще Рабану. Серый Плащ. Мой ангел-раздражитель стоял аккурат между Торквальдом и Сигизмундом и задумчиво вертел в руке пистолетную пулю. Этот крендель поймал ее голой рукой!

Ничего себе… этот поступок так сильно не вязался с Серым Плащом – закоренелым вредителем, успевшим стать для меня символом всего самого отвратительного, что только есть на свете…

Заметив мое появление, Серый Плащ приветственно кивнул и тут же исчез. Пуля звонко шлепнулась на пол, провожаемая ошарашенными взглядами принца Сигизмунда, кониса Торквальда, четырех его головорезов и доброй половины всех, кто еще был в трактире. Самого Серого Плаща никто из них не видел, посему всем показалось, что пуля остановилась сама по себе, повисела немного в водухе, а потом упала.

Такое всегда выглядит странновато…

Однако уже в следующее мгновение конис пришел в себя и вновь поднял пистоль, чтобы попробовать пристрелить принца еще раз. Но тот вовсе не собирался снова лопухнуться – Сигизмунд резко подскочил, ударяя Торквальда головой в нижнюю челюсть. Конис выронил пистоль и разъяренно замычал, мотая головой от боли.

– Ты!.. – прохрипел я, переводя внимание честной компании на себя.

Конис перевел злые глаза от принца ко мне и махнул рукой своим гоблинам. Те молча вытащили из-за пазух здоровенные капсюльные пистолеты, по виду – век пятнадцатый-шестнадцатый…

С ними я даже не стал разговаривать. Я просто выпустил когти и бросился в атаку, не обращая внимания на застревающие в шкуре пули и ножи, которыми они безуспешно пытались меня проткнуть. Боли я все равно не чувствовал.

Чтобы управиться со всеми четверыми, мне хватило десяти секунд – я просто быстро-быстро полосовал их по горлам и лицам, пока они не попадали изуродованными трупами. Один, правда, остался почти целым – его я проткнул хвостом.

– Ты только что пытался убить моего друга, – медленно произнес я, поворачиваясь к Торквальду.

Конис изумленно открыл рот, явно не понимая, как это его крутые телохранители так быстро перешли в неживое состояние. Он растерянно обвел глазами зал, но никто из посетителей вмешиваться не пожелал.

– Отдай кота, – тихо предложил я, одновременно выковыривая из грудной клетки маленький кусочек свинца – застрявшую пулю. Крохотная дырочка тут же начала срастаться.

Торквальд по-прежнему не делал ни одного движения. Он только слегка подергивал щекой – вне себя от бешенства, но не решающийся это самое бешенство выразить вслух. Похоже, впервые в жизни у него не было за спиной силы, способной в случае чего прийти на помощь.

– Я же говорил, что этого кота вы не получите, сударь, – насмешливо покачал головой Сигизмунд, быстро приходя в себя.

– До свидания, ваша светлость, – буркнул я, молниеносно выхватывая воющего Вискаса у кониса, а двумя другими руками втыкая ему в грудь полный набор острейших лезвий.

Торквальд громко всхлипнул и начал заваливаться назад, как пошатнувшийся манекен. За миг до падения я оттолкнул его ногой в сторону – он собирался упасть прямо на остатки моего обеда.

Конис упал, и в зале воцарилась неестественная тишина. Даже не оборачиваясь, я знал, что сейчас все смотрят на меня и пять трупов, перешедших в это состояние исключительно благодаря мне. Трактирщика вообще не было в пределах видимости – направление указало, что он спрятался в сортире. Неудивительно – ведь это он указал конису, у кого его кот, так что под горячую руку я мог бы нашинковать и его.

– Чего уставились?! – прорычал я, распахнув пасть пошире. – Жмуриков не видели?!

Публика мгновенно сделала вид, что все идет так, как положено. Стража, представители которой тоже имелись поблизости, присоединилась к общему мнению.

В конце концов, представители власти не стали связываться с могущественным конисом, пожелавшим прикончить какого-то чужестранца, и точно так же они не стали связываться с этим самым чужестранцем, сумевшим играючи прикончить и кониса, и четверых его наемников.

Если понадобится, я покрошу всю здешнюю стражу.

– Может, вернемся обратно в Империю? – вздохнул я, поглаживая Вискаса. – Меня не было всего пару минут, а ты, твое высочество, уже чуть не погиб…

– Кстати, я так и не понял, почему вообще остался жив… – задумчиво поднял пулю Сигизмунд. – Возьму вместо талисмана… Олег, может, объяснишь?

– Сам не пойму, – проворчал я.

Я действительно не понимал. Ну с чего это Серый Плащ вдруг вздумал спасать принца? Чего ради? Из-за Серого Плаща по мне проехал поезд, меня взял в плен колдун, меня поймал в ловушку профессор Краевский, я угодил в самый Хаос и до сих пор не сумел добраться домой. Всем этим я обязан загадочному типу в маске.

Так с чего он…

– Если подумать, патрон, ты ведь так и не погиб, – перебил меня Рабан. – А если бы этот непонятный фрукт действительно хотел тебя убить, он бы уже сто раз мог это сделать…

– Ладно, хрен с ним, потом подумаю, – вслух произнес я. – Знаешь, твое высочество, я так думаю, надо нам отсюда линять, да побыстрее. Мы, конечно, просто защищались, но это же не кто-нибудь был – конис! Нам проблемы нужны? Не нужны. Так что давай руку…

– Кота возьмем с собой! – решительно заявил Сигизмунд, устраивая зверька поудобнее.

– Куда ж мы без него? – проворчал я. – Только давай его мне – чтобы переместиться, нужно держаться за меня, а не за тебя. Рабан, стартуй…

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Глава 28

Я покрепче ухватил Вискаса, чтобы он, чего доброго, не потерялся где-нибудь между мирами, и приготовился ждать привычного наложения миров друг на друга.

– Вот это мы попали… – выдохнул Сигизмунд, растерянно оглядываясь вокруг.

Мозговой паразит постарался на славу – мы перенеслись в самый центр какого-то языческого храма! И не просто храма, а храма во время богослужения. Несколько сотен мужчин и женщин в белых одеждах, похожих на греческие хитоны, стояли на коленях на каменном полу и с интересом наблюдали, как тетка в длинном плаще вонзает длинный нож в связанного барашка.

– Патрон, ориентируйся быстро! – заверещал Рабан. – Мне нужно хоть несколько минут, так ты не стой столбом! Знаешь, выдай-ка себя за их бога! Я уже чувствую направлением – его зовут Панг’адолг.

Наше появление, аккурат совпавшее с моментом соприкосновения лезвия и барана, произвело на всех впечатление грома среди ясного неба. Громогласное «О-о-ох!» разнеслось по залу.

Жрица обернулась посмотреть, что так удивило ее паству, и столкнулась со мной лицом к лицу. Какой-то миг мы разглядывали друг друга. На вид ей лет тридцать, брюнетка. Довольно красивая, хотя рот великоват.

Не знаю, какое впечатление произвел я, но она дико заорала.

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – старательно выводила жрица, видимо, решив оглушить нежданного гостя.

Я наклонился к ней и прошептал в самое ухо:

– Заткнись, дура! Я тебе бог, или кто?

Жрица недоуменно замолкла, усиленно моргая. Верующие тоже молчали и внимательно следили за нами, ожидая, что еще интересного им покажут.

– Го… господин? – неуверенно предположила она.

– Ой, ви меня не узнали! – голосом дяди Изи из Одессы пропищал я. – Точно богатым буду. Да, это я – ваш господин. Панг’адолг, если не забыли. Или не рады?

– Возложи ей руки на голову и скажи – «будь благословенна, Альвела», – подсказал Рабан.

Я послушно переложил кота в нижнюю пару рук, а верхние положил на макушку моей жрицы.

– Будь благословенна, Альвела! – как можно торжественнее провозгласил я. – Это мне жертва?

– Те… тебе, – все еще ошарашенная, кивнула Альвела.

Я деловито выпустил когти и живо располосовал барашка на кусочки. Я недавно ел, но мне уже снова хотелось, а мясо выглядело свежим (еще бы – всего пять минут назад еще блеяло!).

– Изыдьте, месса закончена! – прочавкал я, глядя на свою паству. – Чего уставились?

А народец здесь низковат – самый высокий едва доставал мне до плеча. Неудивительно, что они такие мелкие, если лучших баранов богам скармливают. Сейчас они зачарованно наблюдали, как их бог впервые за долгие годы (а может быть, и вообще впервые) лично явился сожрать свою жертву.

Похоже, мой аппетит их радовал.

– Олег, это что? – растерянно обратился ко мне Сигизмунд. На него верующие не обращали большого внимания – рядом со мной он совершенно терялся.

– Дай мне немного времени, – сквозь зубы процедил я. – Делай вид, что все идет, как надо.

Жрица, похоже, наконец-то оправилась от шока и решила воспользоваться этой неожиданной возможностью. Она взмахнула руками, как дирижер, и вся толпа, словно только того и дожидалась, единогласно грянула что-то вроде молитвенного гимна.

Они пели очень громко. Вкладывали всю душу. Они старались. Старались изо всех сил.

Но все равно ужасно фальшивили.

Какое-то время я терпел, но потом уши подняли бунт.

– Ма-а-алча-а-а-а-а-ать!!! – хрипло заорал я.

Моментально установилась гробовая тишина. Люди испуганно глядели на меня, не понимая, чем так разгневали своего бога.

Жрица похоже, сообразила, в чем дело. Она подала знак другой группе человек – трем или четырем десяткам жрецов и жриц в одинаковых синих плащах. Те послушно распахнули пасти и запели все то же самое, но гораздо благозвучнее.

На этот раз я никого не прерывал. Мне даже понравилось – похоже на хор имени Пятницкого. Отдельные слова удалось разобрать – что-то вроде того, какой я славный и добрый, но одновременно суровый и грозный. Мелодия напоминала небезызвестный хит «Боже, царя храни!».

– Мне нравится, – снисходительно попытался кивнуть я, когда они закончили. Блин, никак не могу запомнить, что без шеи кивать невозможно! – Намного лучше, чем в первый раз.

– Мне тоже понравилось, – сообщил Сигизмунд.

– А вот твое мнение здесь никого не интересует, – тихонько хмыкнул себе под нос я. – Рабан, ты готов?

– Так точно, патрон, можем стартовать в любую минуту!

– Тогда стартуй, что мне – до старости здесь бога из себя разыгрывать?!

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса! Эй, патрон, это уже седьмой прыжок! Еще четыре раза, и Дотембрия!

Мы стояли в самом обыкновенном месте – в небольшой зеленой долинке, со всех сторон окруженной холмами. Время года – лето. Птички поют, кузнечики стрекочут… Время суток – раннее утро, солнце еще только показалось на горизонте. Все очень мирно и пасторально. И ни души вокруг…

– Седьмой, говоришь… – задумчиво прохрипел я, осматриваясь вокруг. – Знаешь, твое высочество, давай больше не будем нигде задерживаться, а то мне уже надоело. Если встретим злых людей или чудовищ – не будем их обижать, ладно?

– На того слона с щупальцами ты сам напал! – обиделся Сигизмунд.

– Признаю свою ошибку. Давай, снимай тут все вокруг, пока Раба… то есть, пока я отдыхаю. Вискаса пусти попастись на пять минуточек…

Златошерстный кот уже рвался на свободу – ему здесь явно понравилось.

– Надо тебе шлейку сделать, – погладил его я. – Вискас, а Вискас, доставь мне сюда шлейку?

Котик фукнул, отодвинулся в сторону, но… под ним ничего не оказалось.

– Эй, ты что это, испортился, что ли? – удивился я. – Вискас, золото!

Кот послушно сделал мне небольшой золотой браслетик.

– Вискас, серебро!

Появилась крупная серебряная монета.

– Вискас, шлейка!

Кот фукнул и… снова ничего не появилось.

– Олег, а ты бы стал для самого себя кандалы ковать? – хохотнул Сигизмунд, вдыхая полной грудью свежий воздух. – Хорошо здесь…

– Еще как хорошо… – подтвердил я, рассеянно глядя на принца. В нем явно что-то изменилось, только вот что?

– Патрон, а где его испаритель? – первым заметил Рабан.

– Точно! – сообразил я. – Твое высочество, ты куда казенное оружие подевал?

Принц растерянно хлопнул себя по бедру – испаритель Пеегро действительно отсутствовал. Он разинул рот и оглядел траву вокруг себя – оружия нигде не было.

– Я… я, похоже, его в корчме оставил… – жалобно посмотрел на меня Сигизмунд. – А что же теперь делать, Олег?

– Что делать, что делать… Снимать штаны и бегать! – раздраженно буркнул я. – Все вы одинаковые, голубая кровь – абсолютно ни к чему не приспособлены… Как что, так яцхен… Олег за вас отдувайся…

Сигизмунд по-прежнему смотрел на меня взглядом побитого щенка.

– Ладно, не расстраивайся, – смилостивился я. – Не возвращаться же теперь за этой пукалкой? Вон, кот у нас есть, может, он ее доставит? Вискас!

– По-моему, он голодный, – заботливо взял котейку на руки принц. – Вискас, хочешь кушать? Хочешь кошачьего корму?

Вискас с готовностью фукнул и под его пузичком оказался пакетик с нарисованной кошачьей рожицей и какими-то непонятными значками.

– Это на каком языке? – не понял Сигизмунд, надрывая пакетик.

– Кошки водятся не только в твоем мире, и не только у вас производят для них корма, – философски объяснил я. – Ладно, Рабан, мы и так здесь задержались лишнего, стартуй.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Следующий мир был очень похож на предыдущий. Только здесь стояло не утро, а поздний вечер – солнце явно клонилось к закату. Холмы повыше и каменистые, а в нескольких шагах от нас начиналось небольшое озеро. Населенное озеро – в нем плавали странные существа, похожие на трехметровых улиток без раковин.

– Это слайеры, – тут же сообщил Рабан. – Человеку они легко голову откусят, но ползают очень-очень медленно – даже пешего не догонят. Питаются в основном раками и прочей придонной живностью.

Я прошелся взад-вперед, ожидая, пока керанке отдохнет. Мне уже снова хотелось есть, хотя всего полчаса назад я очень плотно перекусил. Сигизмунд уселся на корточки, поднял забрало шлема и начал методично гладить Вискаса. Тот с готовностью мурлыкал.

– Я готов, патрон, – сообщил Рабан минут через десять.

– Твое высочество, мы готовы, – озвучил его я, беря принца за руку.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

А вот то место, куда нас забросило теперь, не имело с предыдущими ничего общего. Мы стояли в длинном коридоре из металла и пластика, освещенном крохотными пипочками, натыканными и в потолке, и в стенах, и в полу. С одной стороны через равные промежутки шли одинаковые круглые иллюминаторы с толстенными стеклами. А за иллюминаторами виднелся…

– Вау, мы в космосе! – восхитился Сигизмунд. – Вот это ничего себе!

За стеклом открывался шикарный вид – все черным-черно и миллионы крохотных светящихся огоньков. Звездное небо, вид из космоса.

– И где это мы? – растерянно огляделся я. Вокруг по-прежнему никого не было. – Держи кота крепче!

Вискасу тут явно не нравилось – он вырывался, силясь расцарапать ткань скафандра. Сигизмунд недовольно кряхтел, пытаясь ухватить его поудобнее, но получалось все равно плохо – у него же не шесть рук.

– Похоже, в этом мире нет Земли, – глубокомысленно подытожил Рабан. – И всей Солнечной Системы. Да и вообще Млечного Пути нет! А это, если не ошибаюсь, какая-то космическая станция…

– Помню, когда я был еще маленьким… – пустился в воспоминания Сигизмунд.

Закончить фразу он не успел – замер с полуоткрытым ртом на полуслове. Из-за поворота вышли три совершенно одинаковые фигуры в почти таких же скафандрах, что и у нашего принца. За стеклом шлемов виднелись совершенно нормальные человеческие лица, только с какими-то странными татуировками на лбах.

– Хеш’рук а сиилли теймер та! – рявкнул передний, направляя в нашу сторону нечто, больше всего похожее на лазерный пистолет. – Зей алла ци куирич’уал орд!

– Олег, а почему мы их не понимаем? – растерялся принц. – Ты же сам говорил…

– Значит, они не местные, – буркнул я. – Чего тут удивительного? Рабан, если ты готов, стартуй – я не собираюсь снова пачкаться в чужих внутренностях!

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

– Шахарук миит!!! – заорал главарь, глядя, как мы растворяемся в воздухе. Кажется, он нажал на курок, но что было потом, мы уже не увидели – переброска завершилась.

– Все, патрон, последняя остановка, – выдохнул Рабан. – Этот мир я уже знаю – пещеры Шеймуллии. Следующий шаг – Дотембрия. Да и до твоей Земли уже недалеко…

– Пещеры Шеймуллии – это полное название, или как? – с непонятным подозрением уточнил я.

– Не, патрон, ты не догоняешь, – упрекнул меня Рабан. – Шеймуллия – это горная цепь. Очень большая, с Северного полюса на Южный. Занимает почти треть самого большого здесь материка. Все горы источены пещерами. Чего тут непонятного?

– Олег, мы здесь надолго? – поежился Сигизмунд, глядя в темноту. – Вискасу как-то не по себе.

Кот действительно испуганно дрожал – уж очень эти пещеры выглядели… зловеще. Стены из кроваво-красного гранита, да к тому же зловеще мерцают. Кругом абсолютная тишина, только где-то вдалеке капает вода. Нигде никакого движения, но тени в дальнем конце пещеры как-то странно колышутся. Жутковатое место.

– Напоминает ваши канализации, – мрачно сообщил я Сигизмунду. – Рабан, хватит тянуть резину, стартуй.

– Хозяин – барин. Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалассаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Ну наконец-то! А я уж думал, что никогда досюда не доберусь! После всех этих прыжков сквозь миры каморка старого колдуна Магнуса выглядела необыкновенно мило и уютно. Очень по-домашнему.

Сам колдун стоял к нам спиной, что-то химича возле одного из столов с пробирками, и нашего появления не заметил. Сигизмунд неловко переступил с ноги на ногу, а потом тихонько кашлянул в кулак.

Магнус Рыжебородый резко обернулся на звук. Увидел меня – явно обрадовался. Перевел взгляд на Сигизмунда и… зашелся в диком крике. Он отскочил к стене, прижался к ней как можно плотнее и, глядя на принца взглядом подстреленного кролика, продолжал орать что-то нечленораздельное.

– Мистер Магнус, что с вами такое? – не понял я. – Это же я, Яцхен, помните? Я узнал свое настоящее имя! Простите, что так задержался, но…

Колдун меня не слушал. Он уже не орал, только тихо всхлипывал, по-прежнему не отрывая глаз от Сигизмунда.

– Да что с ним такое?! – раздосадованно воскликнул я. – Твое высочество, сними шлем, что ли, видишь, у старичка истерика…

Принц послушно откинул шлем скафандра, и Магнуса моментально словно выключили. Вопли прекратились, испуг в глазах исчез, как по волшебству. Колдун резко приосанился и теперь смотрел на нас уже с возмущением.

– Господь с тобой, пан Яцхен, да разве можно так пугать старого человека?! – гневно воскликнул он. – Это кто с тобой?

– Сигизмунд Ноно Митхату, принц крови Империи Солнечной Системы и Проксимы Центавра, – коротко поклонился принц. – Счастлив нашей встрече, досточтимый сэр Магнус.

– Мистер Магнус, может, объясните? – потребовал я. – Чего вы так орете, будто ежа против шерсти рожаете?!

– Чего я ору?! Чего я ору?!! – еще громче, чем раньше, заорал Магнус. – Пан Яцхен, ты… ты… Да у меня же чуть сердце не остановилось от твоих шуточек!

– Э, патрон, кажется, я догадываюсь, – сообразил Рабан. – В местной мифологии так представляют себе Смерть – в виде человека в космическом скафандре. На всех картинках точно так и рисуют. Вроде бы в этом мире когда-то был какой-то случай с одним пришельцем… ну, я точно не знаю. Но сам видишь – впечатление производит.

– Угу. Понятно. Мистер Магнус, у вас, случайно, не найдется какой-нибудь одежки для его высочества? Хватит с нас глупых недоразумений…

– Случайно найдется, – сердито проворчал колдун, ковыляя к массивному сундуку в дальнем конце лаборатории. – А вы действительно королевич, пан…

– Сигизмунд, – напомнил принц, посадив Вискаса на колдунскую кровать и начав стягивать скафандр. – Самый настоящий, только принц, а не королевич. Не наследный, правда, но…

Ненужной одежды у Магнуса Рыжебородого хватало. Кроме разношерстных мантий, положенных ему по ранжиру, имелись и прочие одеяния. Бытовые костюмы – для повседневной носки, расфуфыренные наряды – для парадов и соблазнения дам, легонькая кольчужка – на всякий случай, целая куча разноцветных пижам – понятно, для чего. Хорошо, что фигуры у этих двоих почти совпадали, а то бы возникли проблемы.

После долгого перебора привередливый принц остановился на почти не ношенном костюме королевского гвардейца. Мундир был устаревшего фасона – такие носили даже не при отце Ягдоша Второго, а при деде, – но так даже лучше, а то бы еще с настоящим гвардейцем перепутали. Черный с золотом костюм, похожий на облачение испанского идальго – длинные штаны, облегающие бедра, легкие кожаные туфли, белая рубашка, ярко-желтый кушак и поверх всего широкий черный плащ-капа.

Принц оглядел себя в зеркале и остался очень доволен – для полного комплекта не хватало только шпаги на поясе. Впрочем, тут же отыскалась и она – колдун не был жмотом и вытащил из сундука старинную, но очень качественную рапиру. Что делать, в этом мире дворянин без шпаги – не дворянин, а самозванец. Без этих вертелов позволяется ходить только духовенству и магам. Точнее, не позволяется, а предписывается – шпага на боку священника будет ужасной ересью.

Я тоже одолжил у Магнуса старенькие штаны – мне не хотелось представать перед королевной Лореной без порток. Конечно, не факт, что мы вообще с ней повидаемся, но ведь я же обещал Сигизмунду представить его моей знакомой принцессе… то есть королевне. Разницы-то – что совой об пень, что пнем по сове…

– Так как же твое настоящее имя, пан Яцхен? – нетерпеливо потер руки Магнус.

– Олег Бритва! – гордо подбоченился я. – Это вам подходит?

– Если имя действительно настоящее, то вполне подходит, – пожал плечами колдун, высыпая в массивную стеклянную чашу какой-то коричневатый порошок. – Но это займет время – час, полтора… А то и больше – дело нелегкое…

– Мы подождем, – не стал спорить я, садясь рядом с Вискасом. Принц остался стоять. – Ну, как у вас здесь дела, мистер Магнус?

– Ничего особо не изменилось. Почти сразу после твоего отбытия скончался Папа Джулиан – кого избрали вместо него, пока неизвестно… Но скорее всего эль Кориано – он был любимцем Джулиана. Мы бы уже знали результаты точно, но с тех пор, как Папа приказал изгнать из Ромеции всех горгулий, новости до нас доходят медленно…

– А у вас у самих какие новости?

– Да никаких… К слову говоря, ты выбрал очень удачное время для возвращения – его величество вместе с воеводой забрали большую часть гвардии и отбыли к южной границе – делать смотр войскам. Епископ тоже куда-то исчез уже недели три как… Знаешь, после того, как ты отбыл, его нашли чем-то отравленным у себя в комнате, он целые сутки не приходил в себя. А когда пришел, очень на тебя ярился – требовал сжечь меня за то, что я вообще тебя сюда призвал. Спасибо ее величеству, заступилась…

– Значит, сейчас во дворце всем заправляет королевна? – уточнил я.

– А кто же еще? – пожал плечами Магнус. – Ее величество часто о тебе вспоминала – втемяшилось ей взять тебя в телохра…

– Магнус, старый хрыч, ты здесь?! – с грохотом распахнулась дверь.

Королевна ворвалась в каморку мага подобно разъяренному урагану, но увидев меня, слегка утихомирилась.

– Так ты все-таки вернулся, демон?! – все еще гневно воскликнула она. – Я уже начала думать, что ты забыл о своем обещании!

– О каком обещании, миледи? – не понял я. – Разве я вам что-то обещал?

– Ты обещал вернуть… ся… – остановилась на полуслове Лорена.

Я непонимающе посмотрел на нее. Королевна стояла с полуоткрытым ртом и зачарованно пялилась на что-то за моей спиной. Я повернулся – сзади меня не было ничего интересного, кроме Сигизмунда. Почему-то у него было точно такое же выражение лица – разинутый рот и предельно глупые глаза…

– Позвольте представиться, прекрасная госпожа, Сигизмунд Ноно Митхату, принц крови Империи Солнечной Системы и Проксимы Центавра, – едва шевеля губами, на чистом автомате пролепетал Сигизмунд.

– Лорена Дотембрийская, наследная дочь Королевства Дотембрия и островов Спилстера, – точно таким же неживым голосом ответила Лорена.

– Эй, да что это с вами?! – возмущенно прохрипел я, уже понимая, насколько глупо звучит мой вопрос…

Глава 29

Признаться честно, раньше я не верил в любовь с первого взгляда. Ну как можно полюбить человека за такое короткое время? Нужно же хоть чуть-чуть узнать друг друга…

Что ж, видимо, я ошибался – то, что эти двое втюрились друг в друга сразу же, было ясно даже Вискасу. Они пожирали друг друга глазами и с трудом лепетали несусветную чушь, не имеющую ни малейшего смысла.

Кажется, они даже не слушали, что им говорят.

– Эй, твое высочество! – рявкнул я над ухом принца. Тот даже не шевельнулся. – Миледи! – окликнул уже королевну. Та тоже никак не прореагировала. – Ну и вот что мне со всем этим делать?!

– Демон… – недоуменно поморгала Лорена, наконец-то оторвавшись от созерцания принца из другого измерения. – Яцхен? Ты… что-то хотел, кажется?

– Олег, надеюсь, мы здесь задержимся на какое-то время? – с надеждой спросил Сигизмунд. С очень сильной надеждой. Собственно, это было скорее утверждением, нежели вопросом. – На время… долгое время…

– Ну разумеется, вы у нас погостите! – встрепенулась Лорена, наконец-то оправившаяся от первого шока. – Принц, вы знаете, я собираюсь взять Яцхена к себе телохранителем… вы ведь прибыли вместе с ним, да?.. Скажите, а ваша империя очень велика?

Ее высочество как бы невзначай пододвинулась поближе к принцу, так же «нечаянно» кладя ладонь ему на локоть.

– О да, ваше высочество, велика! – с воодушевлением подтвердил Сигизмунд, крайне ловко беря королевну под руку. – Но совсем не настолько прекрасна, как ваше очаровательное королевство! Я просто потрясен, ваше высочество, я нигде еще не видел такой красоты, такого великолепия, такого потрясающего… воздуха!

Если вспомнить, что из всей Дотембрии Сигизмунд пока что видел лишь комнату Магнуса Рыжебородого, становится понятно, что судить обо всем королевстве он никак не мог. Но тут и дураку было бы понятно, что он нахваливает отнюдь не дотембрийские пейзажи.

Королевна Лорена не была дурой – во всяком случае, она с готовностью потупилась, отдавая должное завуалированным комплиментам.

Продолжая щебетать всякую чепуху и одновременно выспрашивая друг у друга малозначимые детали насчет королевств, эти двое выскользнули за дверь. Я поймал себя на том, что пялюсь на это, широко распахнув пасть. Даже Вискас укоризненно мявкнул.

– А насколько на самом деле велика его Империя? – деловито уточнил Магнус, продолжая колдовать с пробирками. – Она больше Дотембрии?

– Намного… больше, – неживым голосом ответил я.

– Тогда это могло бы быть очень удачным союзом, – кивнул умудренный старец. – Если, конечно, забыть о том, что королевич Сигизмунд родом из другого мира. Епископ наверняка будет против…

– А король? – зачем-то спросил я.

– О, его величество возражать не будет. Если юноша равен его дочери по происхождению, без дурных наклонностей, а также молод и хорош собой – чем не жених? У него ведь нет дурных наклонностей?

– Нет… кажется.

– А фехтовать он, надеюсь, умеет? Не то чтобы это имело большое значение, но воевода Влад с крайним презрением относится к дурным бойцам…

– Умеет… и на кулаках драться умеет… Мистер Магнус, вы что, всерьез?!

– А почему бы и нет? – безразлично пожал плечами колдун.

– Я думал, такие вопросы не решают с бухты-барахты! Может, вы уже и к свадьбе начнете готовиться?!

– Начну, на всякий случай. Знаешь, сколько фейерверков надо припасти ради такого случая? Королевские свадьбы бывают не так часто…

– Сумасшедший дом… – тяжело вздохнул я. – Надо поскорее найти этого межгалактического Дон Жуана, пока он опять во что-то не вляпался…

– Не задерживайся, пан Яцхен! – крикнул мне вслед Магнус. – Эликсир Памяти вот-вот будет готов!

Я несся по дворцовым лестницам, перепрыгивая сразу через три ступеньки и сметая в стороны гвардейцев и лакеев. Какая-то служанка при виде меня испуганно пискнула и опрокинула таз, до краев полный варенья.

Принц Сигизмунд отыскался быстро – они с королевной пребывали в тронном зале, о чем-то беседуя друг с другом и еще одним персонажем – дюжим широкоплечим монахом с седой бородищей. Крест у него висел не на шее, как у нормальных людей, а на поясе. Ничего удивительного – его профессиональное орудие труда было сделано из литой бронзы, весило килограммов десять и вполне могло заменить булаву.

Вообще этот тип больше напоминал матерого уголовника на пенсии, нежели служителя святой церкви, но королевскую молодежь это не смущало. Я ужасно испугался, что они решили пожениться прямо сейчас, не тратя времени на ухаживание и прочую чепуху.

К счастью, я тут же понял, что ошибаюсь.

– О, Олег, а мы как раз о тебе вспоминали! – обернулся Сигизмунд. – Падре, это…

Монах посмотрел на меня очень грозно, насупив брови, но ничего не сказал.

– Демон, это святой отец… – попыталась представить мне монаха Лорена.

– Да-да, очень хорошо, – невпопад ответил я. – Твое высочество, можно тебя на пару минуток?

– Ненадолго! – крикнула нам вслед Лорена, с явной тревогой наблюдая за тем, как я увожу ее ухажера.

Я дотащил Сигизмунда до лестницы прямо перед каморкой Магнуса и для начала слегка встряхнул его всеми шестью руками.

– Ну? – прохрипел я.

– Олег… – посмотрел на меня глазами идиота принц. – Олег, как же я тебе благодарен, что ты познакомил меня с этим прекрасным цветком… Я влюбился по уши, Олег!

– Ты отупел по уши! – еще раз грубо встряхнул его я. – Ты вообще соображаешь, что творишь?

– А что такое? – отчасти пришел в себя Сигизмунд. – Думаешь, я ей не понравился?! Олег, скажи честно, как по-твоему – я ей хоть чуть-чуть нравлюсь?!

– Не понравился?! – возопил я, воздев к небу верхние руки. – Сожри тебя Голюс, ты что, не понимаешь, тупица, что вы из разных миров?! Она же действительно в тебя влюбилась…

Лицо принца моментально стало таким счастливым, как будто он только что выиграл дачу на Канарах.

– Да! Да, да, да, да! – блаженно оскалился он.

– Правду говорят – любовь оглупляет… – вздохнул я. – Хорошо, ты любишь ее… хотя я по-прежнему не верю в любовь с первого взгляда… она – тебя. Вечно на меня сваливается то одно, то другое… Что ты намереваешься с этим делать? Ну? Успокойся на минутку и сообщи мне свои дальнейшие действия.

– Ну, я… э-э-э… – задумался Сигизмунд. Его чело нахмурилось: – А что, собственно, тебя не устраивает, Олег? Я принц, она – принцесса… ну, королевна, это одно и то же. Мне двадцать три года, ей двадцать один – мы оба совершеннолетние. Я не женат, она не замужем… Какие-то еще препятствия?

– Господи, за что ты меня так мучаешь… – простонал я, пряча лицо сразу в четырех ладонях. – Хорошо, предположим, вы поженитесь… не могу поверить, что я это говорю! Дальше?

– А что дальше? – не понял принц.

– Для начала – где вы оба будете жить? Здесь? А ты уверен, что протянешь дольше пары недель без воздушного транспорта, головидения, инфосетей, космоса и прочих прелестей двадцать девятого века? Ты не забыл, что там твои родственники, твои друзья, да вообще вся твоя жизнь? И что мне сказать императору – что его потомок-де влюбился в принцессу из захолустного измерения и к ужину его ждать не стоит?

– А почему бы нам не жить в моем мире? – сердито посмотрел на меня Сигизмунд.

– Еще того лучше! – всплеснул руками я. – Королевна из средневековья в футуристическом мире! Да она свихнется там через три дня! И потом, здесь она наследница престола, а там кто? Просто благородная дама без какой-либо надежды стать императрицей? Ты ведь понимаешь, что императором станет Орсон, а не ты?

Принц что-то протестующе замычал, но я его не слушал.

– А Дотембрию, значит, оставим беззащитной и одинокой… – с каким-то нехорошим удовольствием прокомментировал я. – Для этого, значит, я спасал ее высочество из лап дракона – чтобы ее умыкнул какой-то залетный принц? Ты понимаешь, что такое страна с пустым троном? Это хуже, чем беда – это катастрофа! Уж я-то знаю, в моей родной стране такое бывало не раз…

Сигизмунд обиженно сопел, но не сдавался. Мои доводы явно не произвели на него никакого впечатления.

Признаться, в озвученном виде они и на меня самого перестали действовать. Ну, подумаешь, велика проблема – останется без автопланов и компьютеров? На крайний случай иногда… очень редко я могу возить этих двоих в Империю погостить…

А что – будет средневековым королем, будет собирать налоги, охранять границы, вести справедливый суд. Будет ездить на охоту, закатывать пиры, ссориться и мириться с соседями. До ста двадцати лет, как дома, конечно, не доживет – медицина здесь хреновая, но уж это принца явно вообще не волнует.

Или доживет – хрен его знает, как там все устроено по генетике. Может, станет родоначальником династии королей-долгожителей?

Я с ужасом осознал, что уже и сам начинаю склоняться к мысли о том, что все обстоит не так уж и плохо. В принципе, король Дотембрии – вполне приличная профессия, многие с удовольствием поменялись бы с Сигизмундом местами.

Любовь, опять же… хотя в это я все равно не верю!

– Пан Яцхен, ты здесь? – вылез из своей каморки Магнус. – Эликсир готов, прошу ко мне! Желательно, побыстрее – ему вредно долго стоять, магия быстро испаряется.

– Наш разговор еще не закончен! – пригрозил я Сигизмунду, поднимаясь по лестнице.

Тот, впрочем, уже не обращал на меня внимания – спешил к покинутой возлюбленной. Нет, а ведь я им завидую! Даже как-то закрадывается мысль, что Серый Плащ именно того и добивался – уж очень удачно он все время подталкивал меня по линии бытия.

– Прошу, пан Яцхен. – Магнус протянул мне продолговатый стакан с вишнево-красной жидкостью. – Это ваши воспоминания.

Я с некоторым подозрением посмотрел на него – паранойя упорно твердила, что меня хотят отравить.

– Ладно, хуже все равно не будет… – вздохнул я, отправляя эликсир в пасть.

О, это было нечто! По всему телу словно пробежался жидкий огонь, мозг превратился в раскаленную болванку, а где-то в глубинах разума противно заверещал Рабан. Я почувствовал, как в глазах мутится, а пол стремительно летит навстречу…

…а потом я очнулся. Целый и невредимый, только в голове все еще что-то хрустело, да Рабан тихонечко постанывал в каком-то полуобморочном состоянии. Я осторожно пробежался по воспоминаниям – ничего более давнего, нежели пробуждение в матричном репликаторе, там не обнаружилось.

– Не подействовало? – еле слышно прохрипел я.

– Отчего же не подействовало? – возмутился Магнус Рыжебородый, успевший за то время, пока я был без сознания, подложить мне под голову кучу тряпок. – Все великолепно подействовало, пан Яцхен! Я даже сам не ожидал, что так хорошо получится!

– Но я ничего не вспомнил…

– Конечно, – подтвердил колдун. – Дайте своему разуму время, пан Яцхен – все-таки вернуть воспоминания немного сложнее, чем заговорить грыжу!

– А сколько ждать-то?

– Дня два… три… ну, самое большее четыре. А потом все вспомните, как миленький, вплоть до родовых криков!

– Угу. Ладно… – неохотно согласился подождать еще немного я. – А сколько я был без сознания?

– Часов двенадцать, – равнодушно отозвался Магнус. – Да, пан Яцхен, очень хорошо, что ты наконец-то очнулся – у нас тут маленькая проблемка возникла…

– Проблемка? – вяло откликнулся я, подходя к окну. – Что-то с принц…

Я не договорил. Увидев то, что творилось на улице, я почувствовал, что слова сами замерли в горле.

То, что я надолго ушел в бессознанку, было очевидно – ясный день успел смениться глухой ночью. Но во дворе было светло, как в самый яркий полдень – ибо там горели тысячи факелов.

Факелы держала бушующая толпа – все здесь были вооружены подсобным оружием вроде топоров и изо всех сил ломились в дворцовые ворота. Немногочисленные гвардейцы с огромным трудом удерживали народную ярость.

Если бы Дваглич строили из дерева, а не из камня, город наверняка бы уже вовсю пылал…

Буквально через секунду я заметил того, кто руководил этой бешеной оравой – епископ Каролюс, чтоб его! Он что-то невнятно кричал и тряс в воздухе простым деревянным крестом – куда менее эффектным, нежели тот золотой, что я у него отобрал.

Кроме толпы горожан, с гвардейцами рубились явные профессионалы – какие-то парни в кожаных и кольчужных доспехах, вооруженные не слишком хорошо, но куда лучше того сброда, что бесновался за воротами. Эти каким-то образом сумели пролезть за дворцовые стены и теперь медленно, но верно теснили порядком уступающих им в численности стражников. Многие уже не обращали внимания на еле стоящую на ногах гвардию и лезли непосредственно во дворец – крушить и грабить.

– Что это такое? – с трудом выговорил я, ошалело наблюдая за самой настоящей революцией. – Какого хрена здесь происходит, мистер Магнус?!

– Епископ неожиданно вернулся, – пожал плечами тот. – Теперь мы знаем, где он пропадал – готовил бунт. Он где-то нанял целый отряд наемников – обычные мародеры, из тех, что готовы за пару монет убить родную мать. Там не только люди – есть гоблины, тролли…

– Вижу, – холодно сообщил я.

Гоблинов я уже встречал раньше, а вот троллей лицезрел впервые. Амбалы двух с половиной метров ростом, с зеленовато-коричневой кожей, перекошенными мордами, огромными волосатыми ушами, репообразным туловищем, необычайно крупными кистями и ступнями, шишковатыми локтями и плешивыми черепушками. Одеты в меховые шортики и что-то вроде наплечников.

– Чего ради они взбунтовались?! – возмущенно вопросил я. – У вас что – налоги непомерные? Или, может, жратвы не хватает?

– Всего у нас хватает, – недовольно пробурчал Магнус. – Дотембрия – очень благополучное королевство, пан Яцхен. Да вот видишь, в чем штука – епископ каким-то образом убедил наших горожан… там в основном двагличане, но есть и окрестные крестьяне. В общем, он их убедил, что дракон Рроулин сожрал королевну Лорену.

– Да он что – с глузду съехал?! – прохрипел я. – Я же спас ее высочество, привез сюда, убил дракона! Что она – не может показаться этим идиотам, пусть заткнутся!

– В том-то и дело, пан Яцхен… – вздохнул Магнус. – Если верить Каролюсу, настоящую королевну Рроулин сожрал, а то, что привез ты – ее злокозненный двойник. Исчадье Голюса, принявшее облик прекрасной Лорены… Ходит даже версия, что настоящую королевну сожрал не дракон, а ты сам.

– Угу… Что?! Да я его сейчас!.. Мистер Магнус, вы же в это не верите? – неуверенно уточнил я.

– Разумеется, нет! – презрительно фыркнул колдун. – Пан Яцхен, я же все-таки маг! В тот день, когда я не смогу отличить королевну от демонического двойника, увольняйте меня к гоблиновой матери! Но простому народу-то этого не объяснишь, у нас привыкли доверять церкви…

– Простой народ?! – прорычал я. – Быдло, вот они кто, а не народ! Сейчас я их всех…

– Патрон! – завопил Рабан, наконец-то опомнившийся от действия эликсира. – Патрон, срочно в тронный зал – направление ясно говорит, что у наших голубков большие проблемы!

Магнус еще что-то рассказывал, но я уже летел к двери. Ударился о нее всем телом и… отскочил. Самая обычная дверь, даже незапертая, удерживала меня, будто каменная стена.

– О, прошу прощения, пан Яцхен, – сообразил Магнус. – Наемники Каролюса уже пытались сюда ворваться, вот я и запечатал дверь магическим заслоном. Одну минуточку, я сейчас сниму заклятие…

– Некогда ждать! – прохрипел я, выпрыгивая в окно. Окно, к счастью, колдун запечатать не догадался.

Я даже не стал раскрывать крылья – с разлету выпустил когти, вцепился в стену, оставив кучу крохотных дырочек в камне и подобно огромному пауку побежал к другому окну – тронного зала. Похоже, внизу меня никто не заметил – собравшимся было как-то не до этого.

Зато я заметил, что ни одного наемника снаружи уже не осталось – все переместились внутрь дворца. Гвардейцев же остались считаные единицы, и они были поглощены одной-единственной задачей – хоть как-то удерживать ворота.

Стекло тронного зала за время моего отсутствия успели заменить. Я размахнулся и с силой ударил по нему башкой, раскалывая его к чертям.

А потом я запрыгнул внутрь…

В тронном зале царило настоящее столпотворение. На полу лежало десятка полтора трупов – парочка лакеев, пяток гвардейцев, семь-восемь наемников. Но наемников было еще не меньше двадцати, а вот гвардейцы полегли все.

Королевна Лорена с ужасно возмущенным видом сидела на верхушке отцовского трона, кроя мародеров Каролюса таким черным матом, что даже эти прожженные головорезы, по-моему, слегка смущались. Принц Сигизмунд с бешеным лицом орудовал рапирой, демонстрируя, что даже в двадцать девятом веке благородное искусство фехтования все еще осталось в почете. Святой отец… так и не узнал, как его зовут, лупцевал всех подряд своим тяжеленным крестом, вполне успешно проламывая лбы.

– Покайтесь! Покайтесь, грешники! – густым басом требовал он, опуская импровизированное оружие на очередную макушку.

Пока что эти двое держатся – им удалось удачно забаррикадироваться мебелью. Но нетрудно понять, что обороняться они смогут очень недолго. Хорошо еще, среди наемников нет троллей – медлительные здоровяки задержались где-то ниже.

– Ур-роды, мать вашу! – прохрипел я, пуская кислотную слюну. – Всех порешу!

– Яцхен! – совершенно искренне обрадовалась мне Лорена.

– Миледи, я давал клятву не убивать дотембрийцев без вашего приказа! – выпуская когти, прорычал я. – Отдайте мне приказ!!!

– Убей их всех, демон Яцхен! – с торжествующим видом крикнула королевна со своего возвышения.

Большего мне и не требовалось. Я выстрелил хвостом в ближайшего наемника и метнулся дальше, даже не глядя, попал ли удар в цель. Одна рука воткнулась в горло какому-то гоблину, две другие располосовали лицо наемнику из людей, ирокез на макушке воткнулся в грудь еще кому-то…

Я вертелся волчком, хлеща когтями все, что попадалось под руки. Направление любезно указывало мне Сигизмунда и святого отца, а все остальные в этой комнате подпадали под приказ, отданный Лореной.

Поворот!.. Удар!.. Рывок!.. Выстрел хвостом!.. Еще один!.. Плевок в лицо нежданно объявившемуся троллю!..

Ох, как же он заревел…

Действительно, повалили тролли – к наемникам пришло подкрепление снизу… Хорошо еще, что Сигизмунд и сам догадался подняться повыше – к своей возлюбленной – и святого отца убедил присоединиться. Эти двое уже порядком притомились, а мне так они только мешали.

Когда досадная помеха в виде союзников исчезла из непосредственной близости, я завертелся втрое быстрее, увертываясь от чужих ударов и нанося свои. Мои когти рвали мародеров на мелкий фарш, хвостовое жало летало в воздухе подобно разъяренной пчеле, а плевки уже успели ослепить добрый десяток врагов и порядком повредить пол. Правда, запас кислоты подошел к концу, но это и не страшно – наемники тоже начали убывать.

Те, кто все еще оставался в живых, наконец-то догадались, что здесь им ничего не светит, и решительно поперли на выход. Собственно, они бы сделали это уже давно, но вот беда – весь бой вплоть до нынешнего момента занял считаные минуты. По-моему, со стороны меня даже не было видно – с такой скоростью я мелькал по залу.

Между нами, гоблинов убивать очень легко – достаточно одного укола в шею, чтобы мелкий гуманоид упал замертво. Людей немного труднее – человек выше, сильнее и выносливее.

Но самое сложное – это тролль. Гиганты порядком уступают мне в скорости и вооружении, но зато превосходят в мускулатуре – если от человеческого и гоблинского оружия я даже не уворачиваюсь, снисходительно позволяя им пытаться проткнуть мою шкуру, то троллей волей-неволей приходится остерегаться. Удачный удар троллиной булавы вполне может сломать мне руку или ногу.

Последнего из наемников я настиг уже на выходе, проткнув его хвостом насквозь. И в зале наступила тишина…

– Господи, прости этих грешников, ибо не ведали, что творили! – пробасил монах, лично крестя каждого из усопших. Всех – даже троллей с гоблинами.

– Ты уже второй раз спасаешь мне жизнь, демон Яцхен… – благодарно кивнула Лорена, слезая с трона.

– Благодарите принца и святого отца, – прохрипел я, безуспешно пытаясь отчистить себя от крови и внутренностей. Троллиная кровь оказалась голубоватого оттенка, как у самых что ни на есть благородных особ. – Если бы не они, к моему приходу было бы уже некого спасать…

Лорена вспомнила о существовании на свете Сигизмунда, тут же ужасно забеспокоилась и кинулась ощупывать его на предмет ранений. Тот, в свою очередь, крайне деликатно, но очень настойчиво принялся ощупывать ее – убедиться-де, что прекрасную королевну не задел случайный болт или стрела.

– Грех-то какой… – неодобрительно пробурчал монах, глядя, как медицинский осмотр медленно, но верно переходит во что-то куда более интимное. – Хоть бы покойников постыдились, охальники! Нашли время – там сейчас ворота сломают, а они…

– Ворота?! – опомнился я. – Блин, да что же я – это ж только передовой отряд был! А мятеж-то в самом разгаре! Миледи, твое высочество, святой отец, вынужден вас покинуть…

Я сиганул в окно, уже в прыжке раскрывая крылья. Никогда не подавлял бунты – интересно, как это вообще делается?

Ладно, на месте разберемся…

Глава 30

За то время, что я разбирался с мародерами во дворце, обезумевшая толпа успела доломать ворота и частично перебить, частично разогнать охранявших их гвардейцев. Но когда я со всего разгона впечатался в землю, толпа как-то очень быстро перестала быть обезумевшей и стала очень даже рассудительной. Передние резко затормозили и сделали испуганные лица. Задние все еще напирали, но уже как-то неуверенно. Один только епископ никак не желал успокаиваться, продолжая орать что-то насчет того, что царь-де не настоящий.

– Смерды!!! – как можно более грозно прохрипел я, выпучив на них все три глаза. – Холопы!!! Быдло!!! Всех запорю!!!

Народные крики постепенно начали затихать. Где-то в отдалении послышался детский плач.

– Это опять ты, исчадье Голюса?! – возопил епископ, наконец-то сообразивший, что его уже никто не слушает. – Как ты посмел сюда вернуться?!

– Угу. Это вы мне говорите, ваше преосвященство? – подчеркнуто удивленно уточнил я. Теперь, когда толпа как-то сама собой успокоилась, я уже не собирался надрывать горло. Чай, не казенное. – Лучше скажите-ка мне, что вы здесь устроили?! Тебе что, моча в голову ударила, дух святой?! Может, оторвать ее к такой-то матери?!

– Демон! – возмущенно выкрикнул епископ.

– Зато непьющий, – отпарировал я. – Посмотрите на себя, падре, от вас же за версту винищем несет!

Тут я, конечно, наврал – пьяным епископ отнюдь не выглядел. Более того, я готов поставить собственный хвост, что он вообще не пьет ничего крепче родниковой воды.

– Истинно говорю, что на месте королевны Лорены злокозненный дух, исчадье Голюса! – завел старую песню епископ. – Вот подтверждение сему – демон огромен и ужасен, что несет беды великие и козни нечистые! Смерть и разрушение воспоследуют за ним, братие!

По-моему, он что-то цитировал – уж очень казенно прозвучали последние фразы.

– А что же я вам плохого-то сделал, ваше преосвященство? – тихо прошипел я, подходя поближе и деловито протягивая руку к его горлу. – Может быть, у вас какие-то доказательства есть моей злокозненности? Так предъявите – любопытно будет посмотреть!

Конечно, я его только пугал – увы и ах, но моя клятва не убивать дотембрийцев все еще была в силе, а насчет епископа Лорена приказов не отдавала. Рабан уже успел просветить меня насчет того, что клятву, данную внутри магического круга, нарушить осмелится только законченный самоубийца.

– Ты демон! – взвизгнул Каролюс, тыкая в меня своей деревяшкой. – Какие еще нужны доказательства?!

– Угу, – удовлетворенно кивнул я. – Ну правильно, какие тут доказательства, мы авторитетом всех раздавим… Товарищи рабочие и крестьяне, а вы-то что же так легко повелись?

Толпа тупо моргала, непонимающе глядя на меня. Ситуация стала непонятной, и никто не решался лезть вперед.

Всем известно – нет ничего более бестолкового, чем толпа простых граждан. Это единый организм: один побежит, и все побегут; один закричит, и все закричат; один кто-нибудь бросит камень, и все тут же начнут швыряться чем попало. Когда во главе такой толпы стоит яркая личность вроде того же епископа Каролюса, а в ее недрах прячутся умелые поджигатели, способные в нужный момент крикнуть: «Наших бьют!», с этой силой приходится считаться.

Но когда главари смяты и раздавлены, гигантская амеба начинает распадаться – обыватели быстро вспоминают, что их хата, собственно говоря, с краю, и им лично как-то все равно, что там за проблемы у королевской семьи. А уж когда впереди появляется что-то реально угрожающее – отряд омоновцев или, того хуже, взбешенный демон о шести руках, процесс разбегания по домам многократно ускоряется.

Но пока что костер народного восстания все еще пылал. Епископ не сдавался, продолжая махать передо мной крестом, а в недрах толпы все громче звучали шепотки: «Демон!», «Исчадье Голюса! «Бей демона!»

– Один идиот крикнул, и все тут же побежали громить дворец?! – укоризненно глянул я на дотембрийцев. Те испуганно подались назад. – А если этот святой дух показал бы, скажем, вот на него, – я указал сразу тремя руками на какого-то мужика в белом фартуке, – и сказал, что это тоже демон… что тогда? На куски бы разорвали?

Несчастный пекарь, выбранный мной в качестве наглядного пособия, почувствовал себя ужасно неловко. На него смотрели сразу тысячи глаз, причем как-то нехорошо смотрели… с подозрением, я бы сказал! Похоже, я здорово подмочил мужику репутацию – местные еще долго не забудут, что я указал именно на него.

– Это есть расизм и ксенофобия! – менторским тоном сообщил я, между делом отнимая у Каролюса крест, которым он все еще продолжал в меня тыкать. Хорошо хоть, магию больше не пытался применять. – Нельзя считать кого-то злом только потому, что он не похож на вас. Я бы еще понял, если бы вы в вашем мире не было разумных существ, кроме людей. Но ведь рядом с вами обитают гоблины и тролли, эльфы и гномы, горгульи и мурлоки, огры и… ну, кто-то еще там был. Насколько я понимаю, то, что они не принадлежат к роду людскому, не помешало пану епископу нанять кое-кого из них грабить дворец. А вот кстати! Вы утверждаете, что миледи Лорена – демон. Полная чушь, но тем не менее – а чем все остальные-то перед вами провинились? Стражники, слуги… Вы расист, ваше преосвященство, расист и, прошу прощения, идиот!

Я оглядел толпу. Моя вдохновенная речь явно не произвела на них ни малейшего впечатления. Ну что поделаешь, не Цицерон я…

Двагличане тупо смотрели на меня коровьими глазами. Без сомнения, сейчас их головы были заполнены одной-единственной житейской проблемой, обозначенной еще Чернышевским – что делать? Нападать на меня, разбегаться по домам или еще немного подождать, пока кто-нибудь поумнее не даст команды?

– Да что вы смотрите, христиане?! – вдруг взорвался какой-то здоровяк в первом ряду. – Это ж демон, что мы его слушаем?! Бей демона!

Толпа моментально подхватила импровизированный клич, и я понял, что сейчас мне придется быстренько-быстренько драпать, потому как убивать этих идиотов мне запрещено. Жаль…

– Бей демона! – обрадованно заголосил епископ, ужасно довольный, что неловкая ситуация благополучно разрешилась в его пользу.

– Остановитесь, грешники! – раздался могучий бас откуда-то из-за моей спины. – Богохульники и святотатцы, да как вы осмелились поднять руку на королевскую семью, помазанную на царствование самим Папой?!

Разумеется, это оказался тот самый монах, что так здорово помог Сигизмунду в обороне против наемников. Да уж, подоспел он вовремя… Толпа, обнаружив перед собой еще одно духовное лицо, снова смущенно замолкла.

– Грешники! – яростно взревел престарелый монах. – Покайтесь в грехах своих, нечестивцы! Целуйте крест сей святой и руку, его держащую, и молите Господа, чтобы простил вам бездну грехов ваших, богохульники!

М-да, лично я не хотел бы все это целовать – крест, которым монах орудовал вместо палицы, до сих пор был испачкан в крови, а руки монах явно не мыл уже пару месяцев. Еще заразу какую подхватишь.

– Да кто ты такой?! – взвыл епископ в бессильной ярости, понимая, что в умении драть глотку он явно проигрывает нежданному конкуренту. – Я Каролюс, епископ Дотембрийский, а ты кто – простой монах!

– Бывший епископ! – громогласно уточнил святой отец, стягивая капюшон. – А я не простой монах, я кардинал дю Шевуа, доверенное лицо его святейшества Папы Леона Второго!

Дотембрийцы испуганно ахнули и подались назад – макушку седого головореза действительно украшала красная кардинальская шапочка.

– Как Леона?! – вдруг взвизгнул епископ. – Да Луко победил?! Как?!

– Для тебя – его святейшество Папа, нечестивец! – рявкнул на него кардинал. – Я прибыл сюда с буллой от Папы, в которой он приказывает тебе, грешник, запятнавший имя нашей Матери-Церкви, немедля сложить с себя все дела и прибыть в Ромецию – на личную исповедь к его святейшеству! В королевстве Дотембрия же отныне Церковь предстоит возглавлять мне, каковую обязанность я смиренно и возлагаю на себя… Также заявляю и клянусь святым Йезусом, что королевна Лорена есть самая настоящая королевна, верная дочь Церкви и защитница простого народа, а следовательно, вам всем немедля надлежит смиренно разойтись по домам и молиться Господу нашему, чтобы он простил вам столь тяжкие грехи, безбожники!

– А как с демоном быть, ваше высокопреосвященство? – сжимая кулаки, поинтересовался здоровяк из первых рядов.

– Сказано в Священном Писании, что Господь не закрывает райские врата даже перед последними из демонов Голюса, буде раскаются оные в злодеяниях своих! – басом рявкнул дю Шевуа. – Сей демон пожелал креститься и перейти на службу к нашей Церкви, а значит, убить его такой же грех, что и человека!

Интересно, с чего это он взял, что я желаю служить его Церкви?.. Но ладно, все равно спасибо – кардинал дю Шевуа меня здорово выручил…

Народ явно успокоился и даже обрадовался – наконец-то кто-то внес ясность в ситуацию. То, что пограбить дворец не дадут, расстраивало, но то, что и с демоном биться не придется, наоборот, радовало – никого не грела мысль о такой схватке.

– Братья, не слушайте его! – неожиданно опомнился епископ. – Это не кардинал, это такой же злокозненный дух Голюса, прикинувшийся кардиналом, чтобы смущать умы честных христиан!

– Что-о?!! – немедля вскинулся дю Шевуа. – Покайся, грешник!

Одновременно с призывом покаяться он обрушил на макушку Каролюса свой тяжеленный крест. Тот только охнул и грохнулся бесформенным кульком на пыльные плиты дворцового двора.

– Вот! – удовлетворенно указал на него кардинал. – Вот сила животворящего креста Господня! Одно его прикосновение, и сей богомерзкий еретик, прислужник Голюса, сам лишь прикидывающийся сыном нашей Церкви, упал замертво! Чудо, братья! Воистину чудо! Возблагодарим же Господа нашего, Всемогущего и Милосердного…

Пораженные, прихожане рухнули на колени, трепетно глядя на святого отца, воодушевленные увиденным чудом. Никому даже в голову не пришло, что от такого «прикосновения» замертво бы упал почти любой из здесь собравшихся. Я даже насчет себя не уверен – уж очень могучими ручищами Господь наградил своего верного служителя.

Постепенно начали подтягиваться уцелевшие гвардейцы. Их капитан был убит алебардой одного из гоблинов, поэтому всем распоряжался его заместитель. Под его руководством дворцовая обслуга занялась уборкой трупов и очисткой территории.

– Спасибо за помощь, святой отец, – поблагодарил я, пока мы бок о бок шли по дворцовым ступеням. – Без вас я бы не справился…

– Это мой долг, – неохотно буркнул кардинал. – Ты спас ее высочество и меня, я обязан был рассчитаться. К тому же королевна просила за тебя… Скажи-ка, демон, а правда ли, что ты христианин?

– Чистая правда. Это вам миледи Лорена сказала?

– Сказала… хотя я ей, признаться, не поверил… Так ты и в самом деле веруешь в Господа? Ты же демон!

– Верую в Бога Отца, и Сына, и Святаго Духа, и ныне, и присно, и во веки веков, – перекрестился я. – Аминь.

– Необычное толкование, – пробасил дю Шевуа. – Но по сути верно. Однако сего мало, чтобы считаться истинным христианином. Ты немедля пойдешь ко мне на исповедь и сознаешься во всех своих демонских грехах, не то безжалостно отлучу от церкви!

– Да что вы все угрожаете-то? – обиделся я. – Исповедь так исповедь, я не против… Ваше высокопреосвященство, а почему вы так одеты-то… бедно?

– Скромность и воздержание, сын мой, скромность и воздержание! – назидательным тоном сообщил кардинал. – Все мы дети одной Церкви, что император, что последний поденщик…

После успешного подавления бунта и уборки на скорую руку дворец постепенно отходил ко сну. Во дворе еще слышен был шум – там восстанавливали обрушенные ворота и жгли мертвецов, но здесь, во внутренних помещениях, вновь воцарились тишина и покой.

– Святой отец, а вы не знаете, куда подевались Сигизмунд с Лореной? – поинтересовался я, когда мы вошли в совершенно пустой тронный зал. Мертвых наемников уже успели убрать, хотя пятна крови все еще виднелись.

– Грешить пошли… – укоризненно покачал головой кардинал. – Человек – существо несовершенное, слаб он пред соблазнами мирскими. Особливо если человек юн и неразумен, как эти двое…

Я только вздохнул. Да уж, теперь Сигизмунд, как честный человек, просто обязан будет жениться…

– Становись на колени, демон, и открывай мне свою душу, всю как есть! – потребовал кардинал, усаживаясь на низенькую скамеечку. – Многих убил ты сегодня, нужно немедля отпустить тебе грехи, иначе долго придется их замаливать, ох, долго…

Я послушно опустился на колени. Несмотря на свой явный фанатизм и манеры, больше подобающие разбойничьему отцу Туку, нежели кардиналу из Ватикана, дю Шевуа вызывал у меня симпатию. Хотя бы потому, что не плевался в мою сторону только потому, что я не человек.

– Святой отец, а какие новости в Ватикане? – поинтересовался я. – Я слышал, предполагалось, что Папой станет некий эль Кориано…

– Величайший грешник со времен Атталика! – тут же вспыхнул кардинал. – Святейшему Синоду были представлены доказательства его нечестивости и криводушия в делах веры! Его принародно лишили сана и отправили в изгнание в земли диких трегонтов! А Папой стал кардинал да Луко и уже успел проявить себя с самой лучшей стороны. Первым же указом он вновь вернул нечеловекам право молиться в церквях и принимать христианство, буде они того пожелают. Он отправил посольство к эльфам, чтобы умолить их не судить о всех людях по лже-папе Джулиану. Он вернул горгулий в Ромецию, и теперь крыши соборов снова пребудут в чистоте, ибо люди в силу своей бескрылости не могут очищать их должным образом… Но ты отвлек меня, грешник! Начинай свою исповедь, и не тяни время – Господь все видит!

Я послушно принялся рассказывать кардиналу обо всем, что случилось в моей жизни за те два месяца, что прошли с тех пор, как я вылез из репликатора. Признаться, я боялся, что большую часть рассказа он просто не поймет, но, к моему удивлению, дю Шевуа оказался на редкость толковым попом.

– Правильно, – строго кивнул он, когда я рассказал о убитых мной мертвецах. – Неча трупам по земле ходить, да живых людей харчить – грех это великий! Если мертвец ожил с позволения Господа, так Господь вернет ему душу, и будет он питаться не человечиной, а той же пищей, что и добрые христиане. А коли не Господь тут постарался, но Ррогалдрон – убить сего мертвеца, вот что следует сделать! Отпускаю тебе сей грех.

– Тоже верно, – откликнулся он, когда услышал о том, что я пытался помочь Палачу. – Коли раскаялся сей несчастный в грехах нечаянных, да пожелал изгнать бесей из души своей, твой священный долг ему в этом помочь. Все мы люди, все человеки… Отпускаю тебе сей грех.

– Про это уже знаю, – сообщил дю Шевуа, когда речь зашла о спасении Лорены. – Поступок, достойный верного рыцаря Господа нашего. Дракон, конечно, тоже создание Божье, но поедая добрых христиан, он заслужил свою участь. Отпускаю тебе сей грех.

– Сказано в Писании: «не убий», но порой приходится трактовать вольно сию заповедь, – согласился он, когда узнал о том, как я убил профессора Краевского. – Высокоученый муж с душой черной, аки смоль, много бед натворить способен, коли вовремя не остановить. Отпускаю тебе сей грех.

– Достойное деяние, – без особого интереса согласился он, узнав о спасении молодого диггера Боруха.

– Ересь и непотребие! – возмутился он, когда узнал о нашем с Сигизмундом задании насчет Моисея. – Оставь сей замысел немедля, ибо не дело – тревожить покой святых неверием! Кому теперь важно, сколь лет прошло в той пустыне? Грех!

– А вот насчет этого поподробнее, – заинтересовался он, узнав о том, как я расправился с крестоносцами и предотвратил крестовые походы.

Узнав подробно, кардинал потребовал рассказать ему, что вообще такое «крестовый поход». В этом мире, не имеющем мусульман, подобное явление так и не возникло, хотя, кажется, могли бы найтись и другие поводы.

– Это не христиане! – наконец провозгласил дю Шевуа. – Насаждать истинную Веру огнем и мечом – грех великий! То были еретики и отступники, и ты верно поступил, демон. Отпускаю тебе сей грех.

Я закончил свой рассказ и выжидательно взглянул на кардинала. Тот немного поморщил лоб, а потом вздохнул:

– Ох, грехи наши тяжкие… Обо всем ли ты поведал мне, грешник?

– Обо всем, святой отец.

– А о нечистых помыслах? Искушениях мыслью и духом? – строго нахмурился дю Шевуа. – Всюду грех, всюду искушение демонское… Вот со мной был недавно случай – заглянул я в один монастырь с инспекцией… Женский. И вижу – идет впереди меня одна послушница. Совсем молода еще, а телеса уже, аки у коровы стельной. Стоит она ко мне задом, да вдруг возьми и урони что-то! Наклонилась низко-низко, и вот тут-то я в искушение и впал! Слаб человек, грешен, не удержался я от греха…

– Угу… – с явной завистью в голосе посочувствовал я.

– А после еще был случай – в другом монастыре. Только мужском. Все точно так же – молодой послушник, стоит ко мне задом, что-то уронил, наклонился… И опять ведь я в искушение впал! Опять согрешил точно так же!

– Святой отец… – аж передернуло меня.

– Да, впал в искушение, согрешил… – вздохнул дю Шевуа. – Опять пнул со всей силы! Да ведь сапогом!

Тут уж я вообще ничего сказать не смог.

– И ведь ничего не могу с собой поделать! – посетовал кардинал. – Как ко мне кто задом наклонится – непременно ногой ударю. А если передом кланяются – по голове бью кулаком, али еще чем потяжельше. Так что ты на всякий случай мне не кланяйся, не искушай лишнего. Наследственное, может?

– Угу. Наследственное. Святой отец, а чем вы занимались до того, как сутану напялили? Или вы прямо с детства готовились…

– Да нет, отчего же? Сан я принял лет тридцать всего как, а до того был простым мирянином. Фамилия у меня хоть и дворянская, но род у нас очень уж обедневший, так что начинал я на мясобойне. Бычков молодых забивал… Кулаком. Потом уж на дорогах работать стал…

– Караваны охраняли?

– Да нет, караваны-то я как раз грабил… Ладно, что это мы все обо мне, да обо мне? Говоришь, обо всех грехах рассказал, ничего не утаил?

– Ничего, святой отец.

– Ну, тогда отпускаются тебе грехи твои, сын мой. Прочтешь трижды «Pater noster», трижды «Верую» и трижды «Богородице, дево». На досуге. А сейчас скажи-ка мне, где здесь обитает некий злокозненный кудесник по имени Магнус, а по прозванию Рыжебородый?

– А вам зачем? – насторожился я.

– Как это зачем? Мы с ним еще с прежних времен знакомы – вместе караваны грабили. Он с арбалетом, я с палицей… Это потом уже я сан принял, а он в кудесники подался. Пойду, выпью со старым приятелем!

Глава 31

Прошло три дня с тех пор, как был подавлен бунт епископа Каролюса. Дваглич вернулся к нормальной жизни, простонародье успокоилось. Новых волнений пока что не было.

Эксцессов со стороны верхов также не последовало – большая часть зачинщиков мятежа погибла еще во время неудачного дворцового штурма, а проводить массовые казни Лорену отговорил Сигизмунд. Характер у него мягкий, но из этой девицы он просто веревки вьет.

Королевна и кардинал отдельно друг от друга написали письма королю Ягдошу и отправили их на заставу с горгульями. Сегодня утром уже пришел ответ – опять-таки с горгульей. Его величество выразил радость по поводу удачного разрешения народного мятежа, признал свою вину в том, что оставил слишком мало солдат для охраны дворца и поздравил кардинала дю Шевуа с вступлением в должность, со своей стороны пообещав ему всяческую поддержку. Как я догадываюсь, ее высочество в своем письме всячески расхвалила бывшего уголовника.

По поводу избрания папы Леона король тоже порадовался. Оказалось, что он узнал об этом еще до того, как вести дошли до столицы – его святейшество действительно вернул горгулий в Ромецию и разослал их по всем европейским королям с добрыми новостями.

Судя по всему, обо мне королевна и кардинал тоже писали только хорошее – иначе почему бы его величеству так переменить свое мнение о демонах? В конце его письма имелась специальная приписка лично для меня, в которой он извинялся за былые непонятки, предлагал все простить и забыть, а также просил меня позаботиться о его дочери, пока он отсутствует.

Тут уж, конечно, хрен ему в сумку – дуэнья из меня так себе.

А вот о принце Сигизмунде, как мне кажется, кардинал и королевна написали несколько по-разному. Его высокопреосвященство сухо и бесстрастно изложил факты, ее высочество же написала очень восторженно, порадовав папочку новостью о том, что он-де скоро станет тестем, так что пусть поторопится, иначе опоздает на свадьбу.

Ну хорошо, хорошо, я подглядывал! С помощью направления, оказывается, отлично можно читать чужие письма на расстоянии.

Так или иначе, этому факту его величество не слишком-то обрадовался. С одной стороны, он поздравлял дочь с тем, что она наконец-то нашла принца своей мечты, с другой же – напоминал ей, что она не крестьянская дочка, не купеческая и даже не герцогская. В королевском браке любовь, конечно, тоже желательна, но в первую очередь таковой союз должен преследовать политические и экономические выгоды. То, что Сигизмунд равен Лорене по происхождению, очень хорошо, но его родная Империя находится, мягко говоря, далековато, а значит, никаких реальных плюсов Дотембрия на таком браке не заработает.

С другой стороны, принц уже успел подробно рассказать королевне о своей родине, а та подробно отписала обо всем отцу и кое о чем – воеводе Владу. Тот, в свою очередь, заявил, что если Сигизмунд пригонит ему из своего мира парочку лазерных танков на воздушной подушке, наполненных боевыми роботами, он за таким королем пойдет в огонь и в воду.

Конечно, танки он называл «огненными колесницами», а роботов – автоматами. Здешние колдуны, оказывается, умеют строить нечто, похожее на роботов, только работают они не на электричестве, а на магии.

Ягдоша Второго такой вариант тоже заинтересовал, и он как бы между строк интересовался у меня, можно ли подобное обеспечить.

Сам же будущий зять у короля нареканий не вызвал – кардинал описал его достаточно достоверно. Все как есть – умен, образован, в шахматы играет (здесь это считается важным умением), в драке не спасует, на танцах не опозорится, дети обещают быть здоровыми и крепкими. Опять же, аристократ в хрен знает каком поколении. Да еще какой аристократ – дотембрийская королевская семья по сравнению с родом Митхату выглядит откровенно жалко!

Сейчас я сидел на небольшом холмике, наблюдая, как вдалеке скачут две великолепные скаковые лошади – ослепительно-белая и гнедая в яблоках. На белой восседала прекрасная королевна Лорена, на гнедой – принц Сигизмунд. Теоретически они скакали наперегонки, на практике же получалась игра в поддавки – оба участника великодушно уступали друг другу победу.

К моему искреннему удивлению, в Дотембрии принцу всерьез понравилось. О возвращении в Империю он говорил неохотно, а вчера вечером я обнаружил в его ноутбуке черновик чего-то вроде извинительного письма, в котором он сообщал родственникам, что нашел свое счастье в другом мире и просит-де его извинить – возвращаться он не собирается.

Как это самое письмо дойдет до родственников, он, похоже, не задумывался. Мне его везти не хотелось – император Зебр вряд ли обрадуется такому решению правнука.

Бывший заместитель капитана стражи, вчера торжественно повышенный Лореной до капитана, довольно долго уговаривал этих двоих захватить с собой на конную прогулку десяток-другой гвардейцев для охраны, но Лорена только фыркнула и заявила, что предпочитает обойтись одним мной.

Моего мнения, конечно, никто не спросил.

Так или иначе, я скучал. Направление говорило, что в пределах пяти километров нет ничего опаснее крестьян с граблями, а больше заняться было нечем. Лучше бы я во дворце остался – с кардиналом бы в шахматы поиграли…

От скуки я даже начал собирать цветочки. Раз ромашка, два ромашка, три ромашка… о, блин, жаба! Я потянулся за неожиданной закуской, но меня тут же отвлекло новое событие. Прямо передо мной сгустился воздух, и я увидел… правильно, Серого Плаща.

– О, кто у нас здесь? – даже как-то обрадовался я. – А я-то думаю – чего мне в последнее время не хватает? Что ж так давно не заходили-то, товарищ, я уж тут, грешным делом, скучать начал!

Серый Плащ продолжал стоять и смотреть. Я широко зевнул, равнодушно глядя на него – после того, как он спас Сигизмунда, я уже не мог ненавидеть этого типа так, как раньше.

И вдруг… в голове как будто что-то взорвалось. Я упал на живот, корчась от дикой боли, Рабан заорал, и от того места, где он предположительно находится, начал распространяться приятный холодок. Но медленно, слиш… ком ме… длен… нооооо…

Неожиданно что-то внутри щелкнуло, и время вокруг как будто остановилось. Боль ушла бесследно, а вместо нее пришла полная ясность и… куча новых воспоминаний! В меня словно загрузили информацию – передо мной с устрашающей скоростью прокрутилась вся моя предыдущая жизнь.

Итак, Эликсир Памяти наконец-то подействовал…

Магнус Рыжебородый был прав, когда говорил, что я вспомню все вплоть до родовых криков. В данный момент я действительно ясно видел всю свою предыдущую жизнь – от младенчества до гробовой доски. Рождение в захолустном роддоме на окраине города Петропавловск-Камчатский… средняя школа… морское училище… служба на флоте… и много-много других событий.

Очень много! Слишком много! Теперь я ясно видел, что мое превращение в яцхена стало всего лишь логической кульминацией моей же жизни!

Я родился очень некрасивым ребенком. Некрасивым в смысле уродливым. Передо мной ясно вспыло мое отражение в зеркале – сначала мальчик, потом подросток, потом мужчина. Каждый из этих образов напоминал какого-то гоблина. У меня очень плохо росли волосы – какими-то странными пучками, оставляя уродливые залысины. Я родился с заячьей губой, а мой подбородок был таким длинным и тяжелым, что нижняя челюсть все время слегка отвисала, оставляя впечатление дебиловатости. Глаза у меня были голубыми, но настолько бледными, что казались почти белыми. Цвет кожи – да вот почти как сейчас, тускло-серый.

Меня даже водили по больницам, считая, что это какая-то болезнь. Но если это и была болезнь, то, во всяком случае, неизвестная науке.

Излишне говорить, что я ничуть не походил ни на отца, ни на мать. Вообще ни на кого из родственников. Впрочем, у нашей семьи их было очень мало – родители переехали на Камчатку еще в студенчестве, когда вся страна весело и совершенно добровольно осваивала малообжитые земли. У меня были родители, у меня был младший брат, у меня было три младших сестры. Вот и вся родня. Я был самым старшим.

Само мое существование всю жизнь портило репутацию матери – даже самый снисходительный взгляд не мог отыскать ничего общего между мной и отцом. Но отец был замечательным человеком и никогда не сомневался в матери. А она в нем. В семье меня жалели… и любили.

Только там меня и любили – в школе у меня друзей никогда не было, девчонки презрительно фыркали, когда я пытался за кем-то ухаживать, а учителя постоянно снижали мне оценки – одним своим видом я портил школьную фотографию. Когда меня принимали в пионеры, тот, кто завязывал на мне галстук, на всякий случай надел перчатки.

Дело было не только в уродстве – я у всех вызывал какое-то подсознательное отвращение…

Первоначально я не собирался идти на флот. Идея морского училища возникла только в шестнадцать лет, когда я вернулся домой из пионерского лагеря (там меня тоже никто не любил) и обнаружил нечто настолько ужасное, что теперь я пожалел, что это тоже вспыло из глубин памяти вместе с остальным. Когда я открыл дверь своим ключом, то сначала упал в обморок, а потом, когда приехала милиция, очень долго не мог поверить, что это действительно произошло. Дело в том, что я в один день стал сиротой.

Отец… мать… брат… сестры… Всех их убили, причем убили с поразительной жестокостью, расчленив трупы, отрезав головы… по-моему, какая-то часть была даже съедена. Милиция тоже долго была в шоке. Неизвестного маньяка искали очень долго, но так и не нашли. Признаться, вначале я и сам попал под подозрение, но у меня оказалось безупречное алиби – смерть всех шестерых наступила тогда, когда я был за двести пятьдесят километров от дома, на глазах у целой толпы пионеров и вожатых.

Тогда я долго гадал, кто мог такое сделать. Сейчас… сейчас я по-прежнему не знаю, кто это сделал, но зато вижу, кто это мог сделать.

Я сам. Я теперешний – с шестью руками и ядовитым хвостом. Бойня, учиненная в нашей квартире, как две капли воды походила на то, что обычно оставалось после драк с моим участием. Если бы я не был единственным яцхеном на всем белом свете, то поклялся бы, что именно яцхен там и поработал.

Потом я закончил училище и поступил на военный флот. Там меня тоже все сторонились, командование меня не любило, и по служебной лестнице я поднимался ужасно медленно – за десять лет службы так и не вскарабкался выше младшего лейтенанта.

Возможно, к сорока годам мне все-таки дали бы старшего…

Последние три-четыре года моей жизни стали еще более мучительными, чем все, что было раньше. Прибавились постоянные головные боли, лунатизм и временные выпадения памяти. То самое, о чем писали в «деле о ЯЦХЕНе № 5». Доктора ничего не могли поделать – я продолжал ходить во сне и то и дело ощущать себя не Олегом Бритвой, а кем-то совершенно другим.

Глядя на других людей, я все чаще ловил себя на мысли, что мне хочется убивать. Убивать, убивать и убивать… Жестоко и мучительно. Я держался – воля у меня всегда был железная, и держать себя в руках я умел, но с каждым годом это становилось все труднее и труднее. Я медленно, но верно превращался в такого же маньяка, как Палач…

Любому другому уже перечисленных странностей вполне хватило бы, но только не мне! Было в моей жизни и еще кое-что, в чем я не признавался никому, даже докторам. И был это все тот же неугомонный Серый Плащ! Всю предыдущую жизнь он преследовал меня точно так же, как и теперь – не проходило и месяца, чтобы он не объявлялся где-нибудь поблизости. Его никогда никто не видел, кроме меня, а он не интересовался ничем, кроме опять же меня.

Теперь я вспомнил даже, как он появился в самый первый раз. Еще в роддоме. Акушерка держала меня на руках и с тревогой смотрела на мою мать, покрытую липкой испариной, – роды были очень тяжелыми, и врачи боялись, что она не выживет. Но Серый Плащ, невидимый никем, кроме меня, подошел к ней, что-то сделал, и она задышала ровно и спокойно. Тогда никто не обратил на это внимания – все решили, что у женщины просто оказался сильный организм.

Он появлялся и потом. И точно так же, как и сейчас, время от времени устраивал мне мелкие пакости.

Когда мне был всего год, он однажды целые сутки морил меня голодом – отнимал бутылочку с молоком, выливал ее в окно и возвращал мне пустую. И так раз десять.

В четыре года он разбил дорогую вазу в тот момент, когда рядом был только я. Мне всыпали.

В семь лет он опрокинул меня в грязную лужу как раз в день первого сентября, когда я в совершенно новеньком костюме и с букетом тюльпанов шел в первый раз в первый класс. В классе я, разумеется, опозорился.

В десять лет он разбил большое школьное окно, опять-таки свалив все на меня… да что перечислять! Он словно бы задался целью причинить мне как можно больше неприятностей.

Но вредил он одному только мне. Случай, когда он вылечил мою мать, опять-таки был не единичным – он неоднократно помогал и другим людям, волей случая оказавшимся поблизости от меня.

Кирюхину, нашему боцману, он однажды спас жизнь, когда тот по пьяни грохнулся за борт. Его неизбежно разорвало бы винтом, но Серый Плащ вытащил Кирюхина за шкирку. Этого не видел никто, кроме меня, а сам боцман потом решил, что ему все показалось спьяну.

Бабушку Лену, нашу соседку, Серый Плащ вытолкнул прямо из-под разогнавшегося трамвая – старушка была глуховата и не слышала сигналов водителя.

Мою одноклассницу Катьку он спас точно так же, как Сигизмунда – подставил руку, когда на нее набросился бешеный пес.

Но мне он не помогал никогда. А последним, что я увидел в своей жизни, был водитель «газели», судорожно вертящий руль и жмущий на тормоз. У него ничего не получалось – на руле лежали руки Серого Плаща…

Хотя нет, соврал – был и еще один раз! Уже в больнице, когда я доживал свои последние секунды, дверь палаты распахнулась, и туда влетел профессор Краевский. Увидев меня, он буквально запрыгал от радости и принялся что-то доказывать врачу, который все еще пытался вернуть меня к жизни. А ему в ухо что-то нашептывал Серый Плащ…

Я наконец-то очнулся от навалившегося океана воспоминаний. Не знаю, сколько времени я провел в таком состоянии, но, на мой взгляд, не меньше часа. Моя жизнь одним махом удлинилась на тридцать один год и четыре месяца, но большой радости это не принесло. Внутренне я надеялся вспомнить родню, друзей… Я всегда понимал, что в таком виде не осмелюсь показаться им на глаза, но мне хотелось хотя бы знать, что они где-то есть…

И каков результат? Я вновь пережил душевную боль, о существовании которой доселе даже не подозревал. Вновь увидел смерть всей семьи… Из близких родственников у меня осталась только тетка в Барнауле, которую я видел один раз в жизни. Если только и она не умерла за эти два года – тете Марине было почти семьдесят…

В моей предыдущей жизни не было ничего. Ничего хорошего, я имею в виду. Как ни парадоксально, но за два месяца существования в виде яцхена я получил больше приятных воспоминаний, чем за тридцать лет человеческой жизни…

– Зачем я это сделал, Рабан? – простонал я. – Так хорошо было без памяти… Как думаешь, Магнус не сможет сделать противоядие?

– Бессмысленно, патрон, – печально сказал мой симбионт. – Если ты снова лишишься памяти, тебе снова захочется ее вернуть.

– А ты мне скажешь, что не стоит…

– А ты поверишь?

– Угу. То есть, нет конечно… Не поверю.

Я поднял голову и офигел. Серый Плащ, который всегда раньше появлялся на пару минут, а потом исчезал по своим делам, стоял на том же месте, что и час назад. По-моему, он ждал моей реакции на возвращение памяти.

– Пришел позлорадствовать? – прохрипел я, чувствуя, как во мне поднимается дикая, неконтролируемая ярость. Все плохое для меня сейчас сконцентрировалось в одной фигуре – этом непонятном типе в сплюснутом противогазе. – Ты! Ты убил меня!

Я прямо из положения сидя перешел в положение прыжка, с силой рванув в сторону Серого Плаща. Когти вылетели из пазух, готовясь разорвать это странное создание на множество крохотных клочков.

Безрезультатно, конечно. Он снова исчез в последний момент…

– Вот он, патрон, вот он! – тут же завопил Рабан. – Прямо за спиной!

Я резко обернулся. Серый Плащ, вопреки обыкновению, переместился недалеко – всего метров на десять. Я немедленно сгруппировался и снова прыгнул на него. Все повторилось – он исчез и объявился у меня за спиной.

Я летал туда-сюда с постоянством маятника раз двадцать. Каждый раз Серый Плащ повторял один и тот же прием. По-моему, он придумал новое издевательство… Но на этот раз я был твердо намерен поймать его и посмотреть, кто скрывается под этой маской. Я заплевал его кислотой, каждый раз промахиваясь. Я выжимал из своего тела боевой машины все, что только можно было выжать, но безрезультатно – каждый раз он успевал ускользнуть за долю секунды до соприкосновения.

– Как… как ты это делаешь?.. – прохрипел я минут через двадцать, в изнеможении сидя на корточках. – Чего… чего ты хочешь?

От усталости у меня пересохло во рту, язык с трудом ворочался, слова выдавливались через силу. У яцхена слишком быстрый метаболизм – я могу двигаться со скоростью молнии, но после такого перенапряжения следует долго отдыхать и много есть. Я с трудом дополз до здоровенной корзины с мясом, которую захватил из дворцовой кухни перед тем, как отправиться на конную прогулку с этой парой аристократов.

Кстати, где они? А, все в порядке – направление указывало, что они остановились примерно в километре к северу отсюда и сейчас… в общем, с ними все в порядке, и мое появление их только разозлит.

– Ну?! – прохрипел я, с трудом проталкивая в пасть копченый окорок. – Чего молчишь, морда?! Задолбал!

Сожрав всю корзину, я посмотрел на Серого Плаща уже чуть более миролюбиво.

– Ладно, замяли, – хмуро махнул верхней и средней правыми руками я. – Будем считать, что ты моя личная шизофрения, воплотившаяся в таком странном виде…

– Больше нападать не будешь? – насмешливо спросил Серый Плащ. – Успокоился?

– Да нет, просто устал… – на автомате ответил я.

И тут до меня дошло. Я резко подскочил и с огромным удивлением уставился на неожиданно заговорившего… хотя нет, не заговорившего!

Заговорившую!

Серый Плащ стянул с головы капюшон, и на спину упала тяжелая груда золотых волос. А под маской… под маской обнаружилось прекрасное женское лицо. Такое прекрасное, что королевна Лорена рядом с этой вредительницей показалась бы жалкой дурнушкой. Смеющиеся карие глаза, пышные ресницы, ослепительная улыбка, точеный нос великолепной формы, изящные ушки с тяжелыми серьгами… Такое впечатление, что эта красавица никогда в жизни не пользовалась косметикой – она ей была попросту не нужна, ее идеальную внешность помада и тушь только испортили бы.

– Ф-фух! – выдохнула Серый Плащ (м-да, теперь уже как-то стремно так ее называть), сминая в руках уродливую маску и отбрасывая ее в сторону. – Как же мне надоело носить это уродство… У меня кожа не облупилась?

Красавица сделала жест рукой, и прямо перед ней появилось небольшое зеркальце, усыпанное алмазами. Она с большим вниманием изучила свою красоту, осталась в целом довольна и наконец-то соизволила посмотреть на меня. Я все еще сидел с широко распахнутой пастью и глазами, выпученными даже сильнее обычного.

– Позвольте представиться, друг мой, – слегка наклонила голову она, все еще ехидно улыбаясь. – А то как-то неловко получается – мы так давно знакомы, я знаю о вас абсолютно все, а вам неизвестно даже мое имя. Можете называть меня Инанной. Будет очень хорошо, если к имени вы будете прибавлять слово «леди» – я все-таки благородного происхождения.

– Вау, патрон, мы в авторитете! – возбужденно зашептал Рабан. – Такие люди с нами общаются! Инанна, она же Иштар, она же Ашторет – одна из богинь Девяти Небес! Это такой Светлый Мир прямо рядом с твоей Землей, – пояснил он. – Богиня Любви и Красоты, Добра и Света!

– Аш… Ашторет? – едва выдавил из себя я.

– Лучше все-таки Инанна, – тут же поправила меня богиня. – Это имя мне было дано при рождении, а другие я получила от людей. Вы ведь тоже предпочитаете называться Олегом, а не Яковом или Яцхеном?

Я поднялся на ноги и сделал шаг вперед. Инанна продолжала насмешливо улыбаться. Я почувствовал, что совершенно не знаю, что теперь делать. Когда я гадал, кто такой Серый Плащ, я никак не ожидал, что он окажется таким… такой… в общем, этого я точно не ожидал. Сейчас я уже совсем не хотел на нее нападать – вряд ли я сумел бы себя заставить убить такое чудо.

– Полагаю, мне нечего вам сказать, леди. – Я взял себя в руки и снова заговорил спокойно. – Вы правы – вряд ли вы чего-то обо мне не знаете. А вот вы… вы не желаете ли мне что-нибудь сообщить? Судя по тому, что вы раскрыли лицо, с тайнами покончено?

– Вы правы, друг мой, – слегка поклонилась, отдавая мне должное, богиня. – Я действительно намереваюсь раскрыть вам все. И прежде всего – тайну вашего рождения. Не буду скрывать – все это время я испытывала вас. Ничто в ваших путешествиях через миры не было случайным – все это было частью одного большого испытания. И вы сдали экзамен. Оценка далека от отличной, но «удовлетворительно» вы во всяком случае получаете. Признаться, я ожидала худшего…

– Угу. Если бы я еще только знал, что сдаю экзамен… А что там насчет моей тайны рождения?

– Вы ведь вернули свою память, не так ли? Так скажите мне – не кажется ли вам, что вы не были обычным человеком?

Я только фыркнул. Обычным?! Да я даже слова такого не знаю!

– Именно так, друг мой, именно так. А весь секрет в том, что вы, собственно, никогда и не были человеком…

Да уж, умеет эта красотка огорошить – этого у нее не отнять…

– Весь секрет в вашем отце. Именно из-за него вы родились таким уродливым, именно из-за него к тридцати годам начали сходить с ума… а с возрастом сошли бы окончательно. Именно из-за него и заварилась вся эта каша.

– Мой отец был прекрасным человеком! – возмущенно прохрипел я.

Анатолий Николаевич Бритва был любим всеми – семьей, друзьями, сослуживцами, партией. Он был практически идеалом мужа и отца и еще более идеальным коммунистом – именно таким, какими их описывали в советских романах.

– Я говорю о вашем биологическом отце, – поправилась Инанна. – Да, друг мой, к сожалению, это так – вы незаконнорожденный. Но не думайте плохо о своей матери – она даже не подозревала, что вы противоправно носите свое отчество. Строго говоря, она никогда даже не видела вашего настоящего отца – как вы, вероятно, догадываетесь, он был очень необычным существом…

– И кем же он был? – прохрипел я, боясь услышать ответ.

– Демоном. Очень сильным демоном. Это был некто Лаларту Кровопийца – архидемон Лэнга.

– Вот это пинцет, патрон! – присвистнул Рабан. – Лэнг тоже по соседству с твоей Землей, и это такое гадкое место, такая мерзость… Мы с Волдресом там никогда не были, но кое-что слышали…

Я его не слушал. Я сел на землю и теперь истерически хихикал, обхватив себя всеми руками и превратившись в своеобразный клубок.

Я демон!

Я демон!!

Я демон!!!

В конечном итоге я все-таки оказался демоном! А я-то еще придуривался насчет этого…

– Как и где произошло столкновение вашей матери и Лаларту, я не знаю, – продолжала богиня. – Увы, я не всеведуща. Знаю лишь, что это случилось примерно за три года до вашего рождения. Да-да, полудемоны созревают очень медленно, и первые два с половиной года ваша мать даже не подозревала, что ожидает ребенка. Я же обнаружила вас совершенно случайно – буквально за несколько дней до вашего рождения. При рождении вы должны были убить свою мать – полудемоны всегда появляются на свет с большим трудом, – но тут я смогла вам помочь.

– Спасибо, – с трудом выдавил из себя я.

– Не за что, друг мой, – печально покачала головой Инанна. – Увы, в конечном итоге это оказалось бессмысленно – когда Лаларту вернулся спустя девятнадцать лет, я ничего не смогла сделать. К сожалению, в сражении от меня нет никакого толка – я только и могу, что вовремя сбежать или слегка подтолкнуть того, кто и так балансирует на краю…

– Погодите-ка, леди… – прохрипел я. – Так это…

– Вы правы. Именно Лаларту убил ваших родителей, брата и сестер, – вздохнула богиня.

– Угу, – встал во весь рост я. – Рабан, стартуй! Курс на Лэнг!

– Э, патрон… – явно засомневался симбионт.

– Куда это вы собрались? – одновременно с ним приподняла бровь Инанна.

– А вы не догадываетесь, леди?! Убить эту тварь, конечно! Я его так располосую, что им можно будет подушку набить!

– Ого! – оценила мою ярость богиня. – А вы хоть чуть-чуть представляете себе, что такое Темный Мир? Вы представляете, что такое архидемон?

– Плевать!

– И в любом случае – это было бы глупо. Насколько я помню, в уничтожении базы «Уран» вы обвинили не Палача, который все это сделал, а профессора Краевского, который приказал это сделать…

– К чему вы клоните, леди?

– К тому, что Лаларту, собственно говоря, были глубоко безразличны и вы, и ваша семья. Ему указали конкретную женщину и приказали зачать ребенка – он это сделал. Спустя девятнадцать лет ему приказали убить всех ваших родственников, не трогая при этом вас – он снова выполнил приказ от и до…

– Кто?! Кто это приказал?! – с трудом прохрипел я.

– Его непосредственное начальство, конечно же. Кто еще может приказывать демону уровня Лаларту?

– Имена! – потребовал я. – Рабан, записы… тьфу, блин, запоминай!

– Если бы это было так просто… – покачала головой Инанна. – Вряд ли ошибусь, если скажу, что это всего лишь часть одного грандиозного плана, в котором участвует почти вся верхушка Лэнга. Если не возражаете, я начну с самого начала. Итак, началось это около пяти тысяч лет назад, когда я была еще совсем молодой богиней… тогда я еще помнила свое существование в виде смертной. Именно тогда я и задумала закончить то, что начал мой брат Мардук – уничтожить Лэнг, этот источник тьмы и мерзости. Именно тогда я начала первые приготовления к далеко идущей кампании. Я не посвящала в замысел никого, кроме одного старого друга – надо сказать, не бога. Мы договорились отложить выполнение плана на очень долгий срок – эти самые пять тысяч лет, что прошли с тех пор. Тогда Лэнг уже был в упадке и с каждым днем продолжал слабеть – мы хотели выждать время, дождаться, пока он не ослабнет настолько, чтобы его можно было взять по сути голыми руками.

– Стратегически верное решение, – не стал спорить я.

– Да, верное, – кивнула Инанна. – И мы были правы – к настоящему времени Лэнг действительно превратился в нечто на редкость убогое. Но мы выждали более чем достаточно – ждать дальше становится опасно! Впервые я заметила приближение беды еще сто двадцать лет назад – огромный срок для смертного, но ничтожный – для богов и демонов. Тогда я услышала это в самый первый раз – в подводном городе Р’льиех шевельнулся Ктулху! Ктулху, самый великий из демонов Лэнга после С’ньяка, а С’ньяк настолько древнее существо, что давно впал в старческий маразм, и не опасен ни для кого, кроме самого себя. Если его растревожить, он способен на многое, но сам он никогда не спустится со своей скалы. Но совсем другое дело Ктулху! Он практически не уступает своему повелителю в могуществе и намного превосходит его в демонической ярости и желании властвовать…

– Тут она права, патрон, – тихонько шепнул Рабан. – Ктулху – это воплощение ужаса.

– Во второй раз Ктулху шевельнулся только спустя десять лет, – продолжала богиня. – Он очень велик, и он спал больше шести тысяч лет – он не может проснуться за один день. Но час его пробуждения уже близок – с каждым разом промежутки между его движениями все уменьшаются. Сейчас он делает это уже каждый месяц. Еще пять-шесть лет, и Ктулху проснется окончательно… Ужас Глубин вполне способен сорвать печати и освободить демонов Лэнга, а что будет тогда – я боюсь даже предполагать. Так что у нас не так много времени, как казалось тогда, в далеком прошлом…

– Угу. Это все очень интересно, но как это касается меня? – начал проявлять нетерпение я.

– Терпение, друг мой. Я догадываюсь, что именно тогда, сто двадцать лет назад, Лэнг и приступил к своему плану – плану, в котором и вам отводилась своя роль. Видите ли, их главная беда в том, что их очень и очень мало. Архидемонов всего полтора десятка, высших демонов – что-то около трех-четырех сотен. Низших, возможно, наберется десять тысяч… Да, в их мире есть и другие существа – демоны лишь отчасти и даже совсем не демоны, но они никогда и никем не принимались в расчет. Высшие демоны Лэнга бессмертны, они не умирают естественными путями, но они уже очень давно не могут размножаться обычными способами. А с тех пор, как их мир был запечатан, для них закрылись и другие способы пополнять свою численность. Но один все-таки остался – сложный, дающий осечку в девяти случаях из десяти, но все же действующий. Именно тот способ, который был применен в вашем случае. Сначала демон зачинает дитя от смертной женщины. Потом за ним внимательно наблюдают, никак не обнаруживая себя. Когда полудемон достигает совершеннолетия, его… шокируют. Чаще всего вашим способом – как можно более мучительным способом убивая тех, кто ему близок. Ну а после этого начинается постепенная трансформация души. Вы уже начали сходить с ума, а если бы это продлилось дольше, вы действительно стали бы таким же, каким был Палач – безумным убийцем. Потом начало бы трансформироваться и ваше тело, пока вы не превратились бы в настоящего демона. Затем – переселение в Лэнг.

Я ошарашенно молчал. А как тут можно реагировать?

– Разумеется, вы далеко не одиноки. Таких, как вы, очень много – и в вашем мире, и в других. К сожалению, Лэнг умеет хранить тайну – вы оказались единственным случаем, который мне удалось обнаружить. Я всю вашу жизнь старалась уберечь вашу душу в целости и оградить тех, кто был всего лишь случайной жертвой… Одновременно с этим я вела подготовительную работу на базе «Уран». Да, это я нашептала тем, кому следовало, саму идею создания яцхена. Это я принудила Ямщикова, Цвигеля, Хитрова, Евсеева, Надеждина и Краевского создать его именно таким, каким он стал. Это я подсказала им большую часть идей – самим им никогда бы не удалось сделать вам столь превосходные когти и настолько действенную целебную слизь. Я прославилась, как богиня-целительница! – гордо сообщила Инанна. – А вот чувство направления – их собственное достижение, и я очень им благодарна, это крайне полезное умение. Единственное, чего они не могли сделать, а я не могла им этого подсказать – это способ уберечь ваш мозг внутри черепа яцхена и, конечно, способ путешествовать между мирами. А это тоже было очень важно – просто необходимо, друг мой, поверьте…

– Ну, мне это пригодилось… – согласился я.

– Это всего лишь начало. Вы все больше подходили к опасной черте, после которой вас уже не удалось бы вернуть, а я все не могла найти решение. И вот тут судьба преподнесла неожиданный подарок – профессор Краевский встретился с энгахом Волдресом. К этой встрече я не имею никакого отношения, равно как и к тому, что последовало за ней. Но я этим воспользовалась. Это я нашептала Краевскому сохранить керанке в мозгу Волдреса в целости, и это я же отправила его в Санкт-Петербург – это было легче, чем отправлять вас в Москву. Как вы догадываетесь, вас я старалась не тревожить – за вами неусыпно следили наблюдатели Лэнга. Пока я носила эту маску, ни один из них не мог меня обнаружить, но они бы обязательно заметили воздействие на ваш разум…

– Так вот зачем…

– Да, да. Вы уже знаете, что это я стала причиной вашей гибели. Поверьте, это было просто необходимо. Смерть и воскрешение действуют благотворно на душу, очищают ее, просветляют разум…

– Ей можешь верить, патрон, она знает, о чем говорит, – авторитетно заявил Рабан.

– Ну хорошо, дальше я уже все знаю, – задумчиво прошелся взад-вперед я. – Но я все равно не понимаю, зачем. Я понимаю, почему вы решили меня убить. Понимаю, и даже где-то одобряю… м-да. Но зачем нужно было превращать меня в такого монстра? И зачем понадобилось лишать меня памяти?

– Лишение памяти – побочный эффект пересадки мозга, – спокойно объяснила Инанна. – Наука вашего мира еще слишком неразвита, они никак не могли сделать такое без потерь. К тому же в итоге это оказалось неплохим дополнительным испытанием. Что же до превращения вас в яцхена… тут уже в действие вступает мой план. Сейчас я все объясню.

– Любопытно будет послушать, – согласился я.

– Через три-четыре месяца очнется после временной смерти тот самый мой старый друг, о котором я упоминала. Некто Креол Урский – бывший Верховный Маг Шумера. Отвратительный характер, но в своем деле – редкий мастер. Вы кое в чем похожи. Его задачей будет сбор армии и создание особого оружия против демонов. Думаю, он справится. Но войско и оружие – еще не все на войне. Есть еще одно необходимое условие победы – точная информация о противнике. То есть, нам необходима разведка. И вот с этим дело обстоит из рук вон плохо. Мне самой доступ в Лэнг закрыт – я совершенно ничего не знаю о том, что там сейчас творится. Да, я слышала пробуждение Ктулху… думаю, в ближайших к Лэнгу мирах это слышали все, кто хоть что-то смыслит в магии. О их плане насчет пополнения своей численности я узнала совершенно случайно, и вы остались единственным, кого мне удалось вытащить. О других их планах – а я не сомневаюсь, что есть и другие! – я вообще ничего не знаю. Кое-какую информацию сможет раздобыть Креол – у него есть некоторая связь с Лэнгом. Но на многое рассчитывать тоже не приходится – он все равно останется чужаком, и вряд ли стоит ожидать, что демоны Лэнга с ходу кинутся делиться с ним своими тайнами.

– Значит, вам нужен Штирлиц, – хмыкнул я.

Впервые я увидел леди Инанну озадаченной. Она слегка приподняла левую бровь, непонимающе моргнула, а потом попросила объяснить, что означает это последнее слово. Я с удовольствием рассказал – я как раз не так давно пересмотрел «Семнадцать мгновений весны», еще в мире двадцать девятого века.

– Вы правы, мне нужен Штирлиц, – наконец снова улыбнулась богиня. – Но где его взять? Ни один из высших и даже низших демонов Лэнга никогда не согласится помогать богине Света, а от прочих обитателей этого мира проку еще меньше, чем от чужаков. Нет, по-настоящему важную информацию можно получить только от кого-то из верхушки – от архидемонов. Поэтому я и решила подменить одного из них.

– Кем? – медленно спросил я, уже догадываясь, что услышу в ответ.

– Конечно же, вами, друг мой. Демонов Лэнга не проведешь простой магией – их там слишком много и они слишком могущественны. Поэтому мне и пришлось прибегнуть к столь сложному плану. У вас душа демона – этот тест вы пройдете с легкостью. Вы сын Лаларту, и ваши ауры практически идентичны. Ауру нельзя изменить, но ее можно чуть-чуть подправить, если знать, как. А для меня это уж точно не проблема. Ваш керанке позволит защитить ваш разум от ментального сканирования – никто из демонов Лэнга не проникнет в ваши мысли. Но была и еще одна проблема – внешность. С помощью магии я могла превратить вас в кого угодно, но глупо было бы ожидать, что в Лэнге вас не разоблачат. Поэтому мне и пришлось обратиться к методам, не несущим в себе ни единого грана магии. И в конечном итоге все получилось как нельзя лучше – ваша нынешний облик просто безупречен. Да, друг мой, яцхен – это точная биологическая копия вашего отца, Лаларту!

Надо сказать, что чего-то такого я и ждал. Я с новым интересом осмотрел самого себя со всех сторон. Вот как, выходит, выглядит мой главный враг…

Неожиданно мне пришло в голову одно маленькое противоречие. Я с подозрением поглядел на Инанну и сказал:

– Леди, если этот Лаларту выглядит точь-в-точь, как я, то как он умудрился меня родить? Я, знаете ли… – я намекающе указал себе между ног.

Богиня заливисто рассмеялась, любуясь моим неподдельным смущением, а потом снисходительно сообщила:

– Вы попросту еще несовершеннолетний, друг мой. Ваше яцхеновское тело пока что не достигло половой зрелости. Думаю, где-то через годик вас ожидают некоторые перемены…

Первая приятная новость! Сейчас я не задумывался над тем, что в моем нынешнем обличье мне вряд ли удастся найти для себя подружку. Моя душа просто ликовала от преприятнейшей новости – я не евнух!

– Так какие же у вас планы, леди? – все еще пребывая в счастливой эйфории, спросил я.

– Для начала вы закончите свои дела здесь, – задумчиво пожала плечами Инанна. – Я не зря помогала вам свести вместе принца Сигизмунда и королевну Лорену – я ведь все-таки богиня Любви, а эти двое самой судьбой предназначены друг другу. Я просто не смогла удержаться, чтобы не соединить их вашими руками.

– Купидон из меня так себе… – проворчал я.

– Не прибедняйтесь, друг мой, вы прекрасный купидон, – снова рассмеялась богиня. – Думаю, вы захотите посетить свадьбу этих двоих? Нетрудно предвидеть, что она не за горами… У вас будет в запасе что-то около полугода – Креол вначале должен проснуться, а затем также привести свои дела в порядок – думаю, его ожидает культурный шок, когда он увидит, во что превратился мир, пока он спал… Кладем на это месяца два, не меньше. До этого времени вы свободны. Потом… потом вы прибудете ко мне, на Девять Небес, и уже там начнем первую часть операции. Креол Урский – великий демонолог, ему не составит труда вызвать и пленить даже такого могучего демона, как Лаларту. Ненадолго, конечно, но нам многое и не нужно – вдвоем с Креолом вы легко сможете его убить. А после этого вы займете его место…

– Угу. Так вы предлагаете мне убить своего… м-да, все-таки отца… – задумчиво поглядел на нее я. – Потом я должен буду на несколько лет переселиться в мир, по описанию похожий на Ад… там я, кстати, уже был… Ну а в конце концов мне предстоит постоянно рисковать жизнью, сначала добывая для вас ценную информацию, а затем помогая вам в войне… Я правильно понял свою задачу, леди?

– Именно это от вас и требуется, друг мой, – спокойно кивнула Инанна. – Так вы согласны?

– И вы еще спрашиваете? – прохрипел я. – Разумеется, я согласен.

Шестирукий резидент

Лаларту – это Зло, причиняющее лишь ужас, и добра от него не будет. Только Лаларту был однажды живым и был схвачен меж Мирами, ища Входа в одни и в другие. И подобные демоны не должны быть впущены в Мир, ибо Лаларту убивает матерей при родах.

Абдул аль-Хазред

Сгинь, нечистый дух, из нашего дома, из всех мест, дверей и углов, закоулков и потолков, из всех мест. У нас есть Господень Крест, с нами Дух Святой, все святые с нами и евангелисты: Иоанн, Лука, Марк, Матфей, и святые архангелы небесные: Михаил, Гавриил и великий Георгий Победоносец, Матерь Божья, все херувимы и серафимы. Аминь.

Молитва против нечистой силы

Глава 1

Когда я соглашался на эту работу, то не понимал до конца, на что именно подписываюсь. А если бы понимал, тогда… вероятно, все равно бы согласился.

Хотя кобенился бы гораздо дольше.

Я – Олег Анатольевич Бритва, яцхен. Что такое «яцхен»? Это я. Существую в единственном числе. Хотя не так давно существовал еще один точно такой же – Лаларту, мой папаша… если, конечно, его можно так назвать. Я стараюсь не думать об этом уроде с такой стороны – не для того я его убивал, чтобы морочить голову угрызениями совести.

Месяц назад моему нынешнему телу исполнился год. Ровно год с того момента, как я вывалился на пол секретной лаборатории, в которой меня создали. За этот год я пережил много чего – были и приятные моменты, и отвратительные… Особенно заполошными выдались как раз первые месяцы – я тогда понятия не имел, кто я такой, и метался, как слепая курица. Ну а потом…

Сначала мне восстановили память. Помнится, в первый момент я об этом горько пожалел – очень уж паршивыми оказались воспоминания. Однако я тут же забыл обо всем, когда в мою жизнь вошла Она…

Если меня спросят, что я испытываю по отношению к богине Инанне, я промолчу. Ибо между нами никогда ничего не будет – слишком велика пропасть, нас разделяющая. Она воплощение Красоты и Любви, я же… я трехглазый демон о шести руках. Моя кровь ядовита, спину украшают крылья и хвост, а когти режут металл, как пластилин. Я могу только смотреть на Нее снизу вверх, и восхищаться, как Квазимодо восхищался Эсмеральдой.

Слишком велика пропасть, слишком велика…

Однако месяцы, проведенные в Хрустальных Чертогах, стали, пожалуй, лучшими в моей жизни. Скучновато там было, конечно, но для меня скука – как каникулы. Мое тело – адреналиновая машина, я создан для диверсий и убийств, но кому может нравиться такая жизнь? Я ее терплю, потому что другую взять негде. Если ты яцхен, ты яцхен навсегда. Это не профессия, которую при желании можно сменить – это видовая принадлежность. Это и есть я. Отними то, что делает меня таким устрашающим, и что останется в итоге?

Час назад я вернулся с Рари. Это такой мир совсем рядом с Лэнгом – самый обычный мир, не лучше и не хуже остальных. Первоначально я собирался заскочить на денек, передать послание от миледи и сразу обратно. Но совершенно неожиданно задержался на целых три дня. Мистер Креол, оказывается, невидим для направления… и все, кто под его патронажем – тоже. Нет, я его, конечно, понимаю – враги засечь не могут. Но ведь и я тоже не могу! Устал, как собака, вымотался, настроение ни к черту… рыцарь тот полоумный меня чуть не подстрелил…

Хотя я эту ожившую мумию постепенно начинаю уважать – работает человек эффективно, не халтурит. Пашет как вол, без выходных, без перерывов. Честно признаюсь – я всем этим демонам не завидую. Вот пройдет еще лет пять, откроется возле Кадафа портал, повалят из него войска… тут-то всем этим уродам и каюк. Эти каабарские паладины ребята крепкие, демонов мочить умеют.

А ведь этот магический военкомат еще только начинает раскачиваться!

– Игорь, новости есть? Меня кто-нибудь спрашивал?

Это мой личный слуга – Игорь. Вообще-то, на самом деле его зовут совсем не так… по-моему, у него раньше имени и не было. Мелкий прислужник, нечто среднее между Надзирателем и низшим демоном из Господ. Такие, как он, живут на границе Ледяных Полей и Ледяного Царства.

А окрестил я его сам – по аналогии. Он горбатый, нескладный, уродливый, но зато услужливый и расторопный.

Похож, в общем.

– Добро пожаловать домой, хозяин! – провизжал уродец, входя в комнату. – Новостей нет! Вас никто не спрашивал! Завтрак подавать?

Меня никогда никто не спрашивает. Здесь, в Лэнге, на Лаларту всем наплевать. Что он есть, что его нет. Примерно как ослик Иа-Иа – помните, как у него оторвался хвост, а заметили это только через неделю? Вот и у меня так же – три дня отсутствовал, а никто и не заметил. Я уже смело отлучаюсь в другие миры – знаю, что не хватятся.

Вообще, очень удачно, что я подменил именно Лаларту. Обязанностей у меня никаких, ибо моему предшественнику банально не поручали ничего серьезного. Что можно поручить круглому идиоту? Если другие демоны говорят о чем-то важном в моем присутствии, то даже голоса не понижают – мол, дурак все равно не поймет, чего беспокоиться?

– Подавай… – вяло махнул рукой я.

Игорь умчался. Бегает этот мелкий демон как-то боком, ковыляя и приплясывая одновременно. Как у него это получается, я не знаю.

– Что, патрон, плохо тебе? – послышался заботливый голос Рабана.

– Отстань, шизофрения, не до тебя… – простонал я, откидываясь в кресле.

Рабан – это мозговой полип керанке. Как я его заполучил… сам до сих пор удивляюсь. Несмотря на то, что мне по-прежнему не нравится таскать в голове непрошеного жильца, избавиться я от него не пытаюсь. Рабан очень полезен – только благодаря ему мое кое-как слепленное тело до сих пор не развалилось на кусочки.

Правда, с некоторых пор это уже не имеет такого значения – спасибо мистеру Креолу. Часть демонической души, которую он перелил в меня из убитого «папочки», изрядно облегчила жизнь. Я далеко не сразу заметил перемены, но со временем обнаружил, что могу поднимать большие тяжести, быстрее летаю и бегаю, когти и зубы режут все подряд еще эффективнее, чем раньше, а болевой порог упал почти до нуля.

В общем, теперь я самый настоящий архидемон, хотя по-прежнему в подметки не гожусь таким монстрам, как Шаб-Ниггурат или Хастур. О Йог-Сотхотхе или Азаг-Тоте даже не говорю. Ну а когда проснется Ктулху… по-моему, все здешние скорее боятся этого события, чем радуются ему. Ну все равно как если бы при Брежневе вдруг проснулся Ленин – радость, конечно, но изрядно приправленная страхом.

Мало ли что он учудит спросонья?

Но у Рабана есть и другие полезные функции. Например, он защищает мой разум от сканирования. Тут встречаются твари, способные при случае покопаться в чужих мозгах. А поскольку я сейчас вроде Штирлица в Гестапо, меня такая перспектива никак не может радовать.

Еще именно он перебрасывает меня из мира в мир – раньше Рабан принадлежал одному энгаху и унаследовал кое-что из его умений.

Кто такие энгахи? Путешественники между мирами. У каждого энгаха есть своя фирменная фраза, переносящая его в соседнее измерение. Моя длинная и труднопроизносимая, но очень полезная. За меня ее произносит Рабан – сам-то я ее до сих пор не выучил.

И, конечно, Рабан просто очень много знает. У керанке абсолютная память. И это пригождалось мне не раз и не два – такой вот встроенный диктофон в голове. Все-таки я тружусь на нелегкой ниве шпионажа, информация – это мой хлеб.

– Завтрак… – втиснулся в дверь огромный поднос, – …подан.

Я махнул двумя правыми руками, указывая, куда его поставить.

За Игорем в дверь вошли две дьяволицы, несущие остальные подносы. Вообще-то, в официальной табели рангов этого мира дьяволицы стоят повыше Игоря, но кроме официальной существует еще и неофициальная. А в неофициальной их место – у двери, на коврике. Потому что дьяволицы занимают в Лэнге экологическую нишу гетер. Или путан – подберите слово сами.

В общем, на них смотрят свысока даже такие таракашки, как мой Игорь.

Раньше я считал, что дьяволица – это женщина-дьявол. Оказывается, ничего подобного – совершенно разные существа. Дьявол, черт, бес – это отнюдь не синонимы, а разные биологические виды.

А вот демон – собирательное название, прилагаемое к большинству жителей Темных миров. У Светлых такого собирательного термина почему-то нет… впрочем, им далеко до такого видового многообразия, как Темным. У Тьмы больше оттенков, чем у Света.

Хотя обычно Светлых существ именуют небожителями. Это не такое официальное слово, как «демон», но просто надо же и их тоже как-то обозначать? Ничего более подходящего в русском языке нет.

Но вернемся к нашим баранам. У дьяволов есть свои женщины… не знаю, как они называются. Дьяволихи, может?.. А у дьяволиц есть свои мужчины – диаволы. Названия отличаются всего одной буквой, а вот сами существа – не меньше, чем осел и орел.

Только вот в Лэнге этих диаволов не осталось. Ходят слухи, что где-то еще прячутся одна-две особи, но мне что-то сомнительно.

Куда они исчезли – рассказывать не буду. История на редкость анекдотична и весьма тошнотворна.

Я не знаю, для чего этих дамочек использовал Лаларту. Лично я использую только для одного – подай-принеси. Их основная функция мне, увы, до сих пор недоступна. Миледи Инанна обещала, что к этому времени я уже достигну полового созревания, но, похоже, она что-то напутала. Я каждое утро проверяю – пока все по-прежнему.

А жаль. Эти стервочки чертовски хороши. Бледные, правда, как привидения – кожа белая, как у фарфоровых статуй. Загар к ним вообще не пристает (да и откуда взяться загару в мире без солнца?). Одеваются в черную кожу, стиль садо-мазо. Ну так что же вы хотите – дьяволицы! Каких еще красавиц можно встретить в Темном мире? И когти у них длиннющие… даже длинней моих.

– Что-нибудь еще, господин? – спросила ближайшая, льстиво виляя задом.

– А ну, пошли вон, кошки безмозглые! – взъярился Игорь. – Хозяин устал, ему не до вас! Брысь!

Дьяволицы одарили его злобными взглядами, но все-таки удалились. Игорь робко ухмыльнулся, не совсем уверенный, правильно ли понял мое желание. Я вяло махнул левыми руками, и мой дворецкий удалился, предусмотрительно не поворачиваясь спиной. Лаларту это ненавидел – увидев перед собой спину какого-нибудь слуги, этот психопат сразу прыгал и вырывал хребет.

По-моему, Игорь что-то подозревает – уж очень многозначительно он порой на меня посматривает. Неудивительно – кому и заметить разницу, если не самому приближенному слуге? Но доказательств у него нет. Да если бы и были… не думаю, что он меня выдаст. По-моему, он очень рад такой перемене – раньше-то Лаларту менял своих дворецких чуть ли не каждые полгода.

Любил под настроение перекусить мелким демоном…

Впрочем, это характерно для большинства здешних обитателей. Крайне неразборчивы в еде.

Хотя нет – очень даже разборчивы. Вегетарианские блюда не станут употреблять даже под страхом смерти – мясо, мясо и еще раз мясо. А вот тут уже неразборчивы – чье именно мясо, их не волнует.

Помню, каких трудов мне стоило отмазаться от общественных обедов в Кадафе… Несмотря на произошедшие со мной перемены, где-то глубоко внутри я по-прежнему человек. И каннибалом становиться не собираюсь. Но даже если допустить, что человеческий род ко мне больше не относится, пожирать разумных существ нельзя. Нельзя! Это неправильно. Бог не простит…

Вообще, за последние полгода я много размышлял о Боге. Ну вот так получилось. У меня из головы не выходили слова кардинала дю Шевуа – о том, что Господь не закрывает райских врат даже перед демонами. Не знаю, насколько он прав… но мне очень хочется на это надеяться. Потому что я живу в Темном мире, я сын демона, и если я попытаюсь явиться на исповедь к какому-нибудь священнику Земли, он наверняка начнет вопить что-нибудь вроде «Изыди!».

Ненавижу это слово.

Еще будучи в Дотембрии, я крестился – непосредственно перед свадьбой принца Сигизмунда и королевны Лорены. Дело в том, что принц попросил меня быть шафером. В той, прошлой жизни, я рос при советском строе, родители были убежденными атеистами и так же воспитывали меня.

Зато теперь я католик. Хотя креста, конечно же, не ношу – это был бы автоматический провал. Демон с крестом выглядит так же странно, как штандартенфюрер СС с красной звездой на груди. Да и какая разница, собственно говоря? Не думаю, что все эти мелкие детали так уж важны.

Главное же – верить, правильно?

А я верю. Теперь верю. Потому что видел Ад. И видел Рай. Эти миры существуют. Так же, как существуют Лэнг и Девять Небес. Я думаю, если как следует поискать, выяснится, что существует практически все, что в моем родном мире считается мифом. Не в точности таком виде, как описано, с определенными поправками, но существует.

Кое-что даже в нескольких экземплярах.

Мой новый дом находится в сумрачной долине Пнот, к северо-востоку от замка Кадаф и к северо-западу от города Ирем, совсем рядом с границей Ледяного Царства. Мои соседи – бесконечные ряды склепов Зин, где обитают Бледные Призраки.

Это еще одна разновидность надзирателей Лэнга. Скрытные, недружелюбные, участия в общественной жизни почти не принимают. Я с ними еще ни разу не общался, хотя живу по соседству.

Впрочем, они мне и не интересны.

Лэнг устроен совсем не так, как наша Земля. Это не планета, а скорее… спираль. Хотя нет, не спираль. Пожалуй, больше всего Лэнг похож на огромное кольцо Мебиуса – если очень долго идти в одном направлении, придешь с другой стороны. Он сравнительно невелик – общая площадь примерно соответствует Африке. И называется этот мир Бездной.

Хотя чаще его называют все-таки просто Лэнгом.

Государство здесь только одно, но оно разделено на метрополию и колонии. Метрополия – это, собственно, сам Лэнг. Формально здесь царствует Азаг-Тот, но реальная власть сосредоточена в склизких когтях Йог-Сотхотха. Ну а С’ньяк исполняет обязанности верховного божества… это на редкость могущественное существо. Единственное, что способно его уничтожить, находится сейчас в руках Креола Урского – Крест Стихий. Точнее, пока еще только его составляющие.

С трех концов к Лэнгу примыкают полуавтономные Царства – Глубинное, Ледяное и Мертвое. Город Ирем стоит на крайнем востоке метрополии, неподалеку от нижней границы Ледяного Царства. Город Р’льиех лежит на дне Глубинного. Там же спит Ктулху.

Ну а Мертвое… это, пожалуй, самый безобидный регион Лэнга, несмотря на неприятное название. Когда-то это место исполняло обязанности ада – туда отправляли души самых страшных грешников, для которых даже Кур слишком хорош. Но за тысячи лет почти все старые души оттуда испарились, новых не поступало уже очень давно, так что теперь это своего рода свалка. Там находится древний город Трок – фактически просто куча развалин.

Глубинным Царством управляет Дагон. Мертвым – Нергал. Ледяным – Старцы. Старцы – очень опасные твари. Они значительно уступают в мощи архидемонам, но зато их гораздо больше. Именно они некогда создали шогготов.

К моему удивлению, оказалось, что в Лэнге случались бунты – и почти всегда именно со стороны Ледяного Царства. В отличие от него, Глубинное – верный вассал Лэнга и всегда его поддерживает. А в Мертвом все тихо и спокойно – Нергал самый приличный из здешних богов.

Когда-то, очень давно, Нергал был Светлым богом. Насколько я знаю, он сын Энлиля и нинлиль и муж Эрешкигаль. И в былые времена он жил с остальными на Девяти Небесах, руководил чем-то… чем-то другим. Кажется, солнцем – Шамаша в те времена еще не было.

Почему он стал Темным и засел здесь, в преисподней? Печальная история – из-за любви. Боги тоже ей подвержены. Эрешкигаль – Темная богиня, бывшая владычица Кура, и именно в нее-то Нергал и влюбился. Неудивительно, кстати – она сестра-близнец Инанны. Тут любой бы влюбился. И постепенно акценты слегка сместились – со временем Нергал стал еще более страшным чудовищем, чем супруга.

Кстати, о ней что-то очень давно ничего не слышно – миледи Инанна подозревает, что сестренка тихо скончалась. Не всем же достает удачи заполучить такой мир, как Каабар – без постоянного притока ба-хионь боги умирают или превращаются в зверобогов.

Интересный факт – боги не бывают нейтральными. Они всегда или Темные или Светлые. Это мы, люди, чаще всего балансируем где-то посередине – а у богов совсем не так. Хотя зачастую разница минимальна – как я уже говорил, Нергал очень близок к Светлому. А вот Анансэ, бог-паук – к Темному. Эти двое отличаются друг от друга совсем чуть-чуть, но этого «чуть-чуть» хватает, чтобы первый сидел здесь, в беспросветном мраке Лэнга, а второй прохлаждался на Девятом Небе.

Почему так? А все из-за потока божественной энергии – ба-хионь. Той самой фигни, которая делает богов богами. У них это как кровоток – кружится по телу, дает жизнь. Если течет в одну сторону, то бог Светлый; в другую – Темный.

А если никуда не течет, бог нейтральный… но мертвый.

– Игорь! – прохрипел я от скуки. – Игорь, принеси гитару!

По полу простучали каблуки мелкого демона, спешно тащащего мне музыкальный инструмент. Думаю, прислуга считает, что за последние месяцы их хозяин окончательно рехнулся – я натаскал в свою берлогу кучу полезных мелочей из пары-тройки соседних миров.

Прежде всего, конечно, из моего родного.

Вот, во всю стену стоят огромные колонки – их пришлось переносить по частям и собирать уже на месте. Чертовски трудное занятие, скажу я вам – лучше бы я еще разок сразился с Лаларту. Я заказал их по Интернету (я все заказываю по Интернету, через посредничество одного знакомого), а потом перетащил сюда, в Лэнг. Пришлось сделать шесть ходок – дюже здоровые дурищи. А потом еще двое суток корячился, собирая их по на редкость бестолковой инструкции. В технике я дуб дубом. А если бы вы знали, как трудно было обеспечить в этом проклятом мире электричество! Вся эта возня с генераторами, проводами… до сих пор не совсем понимаю, как я умудрился заставить эти фиговы агрегаты заработать?

Но результат мне очень нравится – когда я лабаю тяжелый рок, стены трясутся, а окрестные демоны прячутся по норам и дрожат от страха. Все знают – Лаларту опять запустил Машину Смерти. Так они называют этот великолепный звуковой агрегат. И точно так же называется мой любимый хит – нравится мне «Ария»… И Кипелов нравится. Можно сказать, фанат.

Хотя вместе им было лучше. Зря разошлись.

Играть на гитаре я научился на Девяти Небесах – там было так скучно, что хоть вой. Вот я и выл. Мое жуткое хрипение если для чего и подходит, так только для тяжелого рока, поэтому пришлось работать с тем, что есть. Но теперь получается вполне недурственно – постепенно я приспособился играть на трех гитарах одновременно. Шесть рук – замечательное преимущество. А хвостом я отбиваю ритм на барабанах, так что получился такой себе оркестр из одного человека. Не фонтан, конечно, но все-таки терпимо, мне нравится.

Правда, только мне.

– Ну-ка, попробуем… – проворчал я, подключая гитары и беря пару аккордов. – Раз, два… раз, два, три, четыре!..

Я откашлялся и захрипел последний выученный хит. Это, правда, не «Ария», но поется на их мелодию. К тому же песня очень забавная. Подслушал у моей любимой КВНовской команды – РУДН. Надеюсь, они не обидятся.

Медведь с поросенком за медом идут, О жизни и смерти беседу ведут… Раскатами грома по лесу летит Тяжелая поступь свинячьих копыт, Любимый цвет, любимый размер, Снаружи свинья, а внутри – Люцифер! Коварные речи, а в лапах ружье, Вселенское Зло забирает свое! С рассветом мишутка отправится в бой, За мед он заплатит бессмертной душой! Шары над медведем – два дивных крыла, Но смерть улыбнулась ему из дупла, И понял герой, что попал на крючок, С небес прогремело – «Стреляй, Пятачок!» Над косолапым навис грозный рок — Исчадие Ада спустило курок! Таких поражений не знала земля — Во всем виновата косая свинья!

Закончив хрипеть, я аккуратно положил все гитары и раскланялся в пустоту. Наклоняться мне сложно – шеи нет, головогрудь в верхней части не сгибается. Поэтому поклоны я отвешиваю всем туловищем.

– Патрон, к нам пришли, – тихо сообщил Рабан.

– Ну кто там опять?.. Игорь, кто там?!

– Я, если позволишь… – прошелестел вкрадчивый голос.

Знакомые интонации. Это Носящий Желтую Маску – верховный жрец Лэнга. Если сравнить Йог-Сотхотха со Сталиным, то Шаб-Ниггурат при нем будет Жуковым, а нъярлатхотеп – Молотовым. Ну а носящий Желтую Маску – Берией…

Думаю, не нужно объяснять, почему я не слишком рад его появлению?

Рядом с остальными архидемонами Носящий Желтую Маску смотрится еще более или менее пристойно – может даже пройтись по улицам земного города, не вызывая воплей ужаса. Он с ног до головы закутан в бесцветный балахон, из которого торчат хрупкие бледные кисти. Почти человеческие – только суставов на пальцах не три, а четыре. А лицо… его я никогда не видел. Он всегда прикрывает харю желтой маской, похожей на хоккейную вратарскую.

Почему харю? Потому что мне не верится, что под этой штукой может скрываться что-нибудь миловидное.

Носящий Желтую Маску очень опасен. Он на редкость умен – намного умнее остальных уродов Лэнга. Они тут по большей части деграданты – очень уж навредили им тысячи лет варки в собственном соку. Среднестатистический демон Лэнга – либо психопат, либо дегенерат. Хотя исключения встречаются, конечно. Одно из таких исключений – вот он, Верховный Жрец Древних. Добрая половина всех планов Возрождения Величия рождены именно этой почти человеческой фигурой. Однако план «Полудемоны», которому я обязан появлением на свет, придумал не он.

И в этом его счастье.

– Ты слушаешь меня, Лаларту?! – гневно воскликнул Носящий Желтую Маску.

До меня только сейчас дошло, что все это время он что-то взволнованно говорил. Я постарался сделать умное лицо (получилось плохо) и уставился на него, как удав на кролика.

– Ты слышал, что я сказал? – подчеркнуто вежливо переспросил он.

– Угу. То есть нет. Еще раз, погромче и с самого начала.

По-моему, под маской верховный жрец побелел от ярости. Не знаю, но костяшки пальцев у него вроде бы стали еще белее, чем обычно.

Хотя, может, показалось…

– Я говорю, что мы засекли несанкционированный переход! – рявкнул он. – Где-то здесь, поблизости, в районе твоего замка! Кто-то без спросу проник в Лэнг… кто-то незнакомый…

Я сделал каменное лицо. Конечно, их системы безопасности засекли не меня – энгахи скользят меж мирами плавно и бесшумно, я могу прыгать туда-сюда хоть по сто раз на дню. Порой я так и делаю, и никто никогда ничего не замечал. Печати Мардука мне не преграда – для энгахов практически нет недоступных миров.

Так что это кто-то другой. Но вот вопрос – друг или враг?

Самое интересное, что если это друг для меня, он автоматически окажется врагом для Лэнга. И наоборот.

– Ладно, я пошлю своих людей… – проворчал Носящий Желтую Маску, поняв, что я ни сном ни духом.

Людей… Да уж, людей…

Твари, служащие Носящему Желтую Маску, вызывают у меня настоящее омерзение. Это будхи – одни из самых жутких чудищ Лэнга. Они принадлежат к высшим Надзирателям, и обладают одной чрезвычайно неприятной особенностью – их почти невозможно убить. Конечно, любого демона убить трудно, но будхи все-таки поставили рекорд – их можно разрезать на самые мелкие кусочки, но они все равно соберутся воедино. Даже из пепла. Они боятся только кислот… и еще некоторых специфических видов оружия, вроде магической цепи Креола.

Эх, как же я жалею, что не выпросил у него эту цепь – вот бы мне тут такую штуковину! Надо, надо было задержаться на Рари еще на денек – пусть бы сварганил мне такую же! Этот шумерский демонолог производит всякие волшебные штучки с завидной легкостью, а мне что-нибудь подобное во как пригодилось бы!

– Давно я к тебе не заглядывал… – прошелестел Носящий Желтую Маску, легонько касаясь колонок. – Откуда здесь все это?

– Контрабанда.

– А-а-а, ну-ну… Не знал, что ты увлекаешься человеческой музыкой…

По крайней мере, он не удивился слову «контрабанда». В Лэнге действует маленький обходной ручеек, по которому демоны иногда получают вещички из других миров.

Догадаетесь, кто их перевозит? Правильно – энгахи. Мои коллеги отнюдь не гнушаются торговать с демонами… собственно, они на этом преотлично зарабатывают. Потихоньку, полегоньку, по чуть-чуть и только в один конец – их кодекс запрещает помогать Темным мирам в более серьезных вещах.

Впрочем, Светлым тоже – энгахи держатся в стороне от войн богов.

– Спеть тебе что-нибудь? – любезно предложил я. – Я недавно выучил классную песенку…

– Не стоит… – с некоторым подозрением отказался Носящий Желтую Маску. – Ты как-то изменился за последнее время, Лаларту… Не знаю точно, но что-то в тебе изменилось… что-то такое… неуловимое…

– Угу. Гребень лаком покрыл.

– Зачем?.. а, впрочем, это твое дело. Хотя я бы на твоем месте… впрочем, это тоже твое дело. У меня-то гребня нет…

– Угу. Вот когда заведешь, тогда и будешь советовать.

По-моему, Носящий Желтую Маску прищурился. Хотя черт его знает, что он там делает под этой маской – может, вообще рожи все время корчит! Бэтмен хренов!

– Ты и в самом деле как-то изменился… – задумчиво повертел пальцами в воздухе он. – Надо бы нам как-нибудь встретиться, побеседовать…

– О чем?

– Обо всем. О жизни, о смерти…

– Это вроде как Винни-Пух с Пятачком? – удивился я, вспомнив только что спетую мною же песню.

– Кто-кто? – пришло время удивляться Носящему Желтую Маску. – Не помню таких… Они из Надзирателей или из Младших?

– Я пошутил.

– Опять? Дошутишься ты когда-нибудь… – криво усмехнулся Верховный Жрец.

– А ты знаешь, что такое желтое с синим? – хитро спросил в ответ я.

Носящий Желтую Маску что-то невнятно пробурчал и заскользил к дверям. В замке Кадаф он старается со мной не сталкиваться – достал я его уже своими хохмами. На этот раз я его пожалел и не стал кричать вслед, что желтое с синим – это хохол, обмотанный изолентой. Не понимают тут таких шуток.

Только Нъярлатхотеп иногда понимает – он все время по заграницам шастает, в курсе большинства земных новостей. Даже телевизор иногда смотрит.

Вкус у него ужасный, правда.

Среди архидемонов я в основном только с этими двумя и общаюсь – Носящим Желтую Маску и нъярлатхотепом. Они несколько адекватнее общей массы. Остальные… я уже говорил, но скажу еще раз: остальные либо психопаты, либо дегенераты. И точно таким же они все считают меня, так что я стараюсь не выбиваться из образа.

Меня особенно Лалассу прикалывает – это мой брат… то есть не мой, а Лаларту. Я сначала боялся, что он меня сразу раскусит – но нет, даже не заметил разницы. Они с Лаларту не близнецы, но внешне очень похожи. Только у него гребня на голове нет – это потому что я старший.

Я прислушался к направлению – Носящий Желтую Маску благополучно вернулся в Кадаф. Завидую я ему – по Лэнгу он перемещается почти мгновенно. Правда, в другие миры – никак. Подглядывать может, сообщения посылать – за милую душу, а вот лично наведаться, во плоти – черта с два.

А вот что это он про несанкционированный переход говорил? Надо все-таки выяснить, кто это к нам сюда приперся… А то вдруг еще один резидент? Вряд ли, конечно, я у нас единственный «русский в Рейхе». И сеанс связи с Хрустальными Чертогами был не так давно. Но проверить все равно надо.

– Рабан, как дела? – спросил я.

– Ведем поиск… – скучающе откликнулся мозговой паразит.

Рабан, как всегда, понял мою мысль раньше меня самого, и запустил направление на розыск всего неположенного. Пространство невелико – Носящий Желтую Маску сказал, что это где-то рядом с моим замком. А местность тут пустынная – Лэнг вообще слабо населен. Замок Кадаф кишит жизнью, да в городе Ирем довольно много народу, вот и все центры цивилизации.

Как они до сих пор не вымерли, ума не приложу…

– Что-то нашел, патрон… – с сомнением доложил Рабан. – Странный какой-то сигнал – двойной… Как будто два существа в одном теле…

– А что тут странного-то? Мы с тобой тоже… два существа в одном теле.

– Нет, там по-другому как-то…

– Угу. А в какую сторону лететь?

– В ледяную. К Полюсу.

Я не привык подолгу обдумывать план действий. Направление известно – полетели. Окно перед глазами, пролезть недолго. Распахиваем крылья… и вверх!

Пейзажи Лэнга не отличаются привлекательностью. Скоро полгода, как я тут живу, но все равно – жуть кромешная. На землю вообще стараюсь не опускаться – это же кошмар, что они с почвой сделали! Я все думаю – сколько же веков надо было морить народ, чтобы покрыть весь Лэнг таким вот аккуратным слоем костей? В Ледяном или Глубинном Царствах этого добра, конечно, нет, но зато в Мертвом – двойная порция. Мрак.

А эти их луны на небе… До сих пор не выяснил, что это такое и для чего нужно – висит все время на одном и том же месте, светится… На глаза похоже. Как будто сидит там такой огроменный филин и пялится красными глазищами.

Правда, одно применение у этих лун все-таки есть – время отсчитывать. У них тоже есть свои фазы – причем несовпадающие. Наступает двойное полнолуние – значит, начинаются большие празднества. Если использовать наши единицы времени, то это бывает раз в три года и продолжается трое суток. На эти празднества приглашают «послов» из всех соседних миров, и еще кое-кого из заинтересованных лиц.

А когда наступает двойное новолуние… это тоже праздник, но о нем мне даже думать не хочется. К счастью, до него еще почти год. Надеюсь, я к тому времени отсюда уже свалю.

– Глянь, патрон, опять куда-то перегоняют! – хмыкнул Рабан.

Подо мной медленно тащилась вереница изможденных рабов, а по бокам важно ехали два Погонщика Рабов на шилопауках. Время от времени то один, то другой слегка подгонял скот кнутом. Заметив меня, они низко поклонились, одновременно нахлестывая невольников, чтобы те тоже опустились на колени перед господином Лаларту.

Для меня эти процессии давно перестали быть чем-то необычным – поблизости от моего замка проходит караванная тропа, по ней постоянно гонят пополнение. На одном из ближайших Полюсов (кстати, в данном случае Полюс – это не полюс, а просто длиннющий шпиль из чистого льда) в прошлом году открыли маленький односторонний каналец, ведущий в Рари, на Серую Землю, и серые время от времени сплавляют сюда излишки человеческих ресурсов. Дань платят. В основном, конечно, чужеземцами, но иногда и своих переправляют – у них там тоже хватает… ненужного населения.

Демоны очень хотели бы пользоваться этим канальцем в обе стороны – это ведь их основная мечта, покинуть Лэнг и расползтись по окружающим измерениям. К счастью, Мардук Двуглавый Топор запечатал их капитально – никто из местных жителей не может покинуть этот мир по своей воле. Только если кто-то из внешних магов призывает одного из них к себе, и то лишь на срок, достаточный, чтобы исполнить приказ. По окончании службы Лэнг втягивает временно отпущенного гражданина, как огромный пылесос.

Исключений лишь два – Йог-Сотхотх и нъярлатхотеп, все остальные обречены прозябать здесь до пробуждения Ктулху. Вот и гонят для себя караваны рабов – хреновое, но все же утешение.

Первоначально я, конечно, возмущался. Потом понял, что плетью обуха не перешибешь: помочь я им все равно ничем не могу, а вот легенду себе испортить – запросто. Ну не революцию же мне устраивать! Какая уж тут революция – местный рабочий класс такой зашуганный, что даже кашлянуть без разрешения боится. Очень уж их давят.

Скажете – как раз пора возмущению народных масс прорваться? Ан нет. Как писал кто-то из классиков, тираны спокойно правят до самой смерти, а троны трещат под их наследниками. Вот если Йог-Сотхотх ослабит нажим, тогда, может, что-то и получится.

Только он не ослабит. Ему одних только восстаний шогготов хватит по гроб жизни. Ну ничего, ничего, если клетку нельзя сломать изнутри, сломаем ее снаружи. Клубятся тучи над Лэнгом, миледи Инанна и та шумерская мумия собирают войска… Скоро, скоро грянет буря! Вот он я, шестирукий буревестник, витаю над умирающим миром!.. тьфу, что за херня лезет в голову…

Да и буревестник из меня так себе. К Глубинному Царству я вообще стараюсь не приближаться – страшновато. Бурлят воды холодного океана, волнуются, шевелится на дне ужасный Ктулху…

Трудновато ему, конечно, проснуться – труднее, чем первого января с тяжелого похмелья. Но он не сдается. А уж когда все-таки пробудится богатырь земли Лэнговской… в общем, желательно придушить его еще сонного.

Смесь пепла, снега и костей постепенно сменилась чистым снегом – я влетел в Ледяное Царство. Здесь нет вулканов, столь обычных для метрополии – их заменяют сотни ледяных игл, называемых Полюсами. Говорят, тут очень холодно – человек, оказавшись здесь, замерзнет почти мгновенно. Средняя температура – шестьдесят пять градусов ниже нуля. По Цельсию, само собой.

Хорошо, что я этого не чувствую… хотя штаны уже затвердели.

Да, я ношу штаны. Тоненькое спортивное трико – не для какой-то реальной надобности, а просто чтобы не забыть, что я не просто чудовище, но еще и человек.

Думаете, одежда нужна исключительно ради тепла? Хрена, товарищи – большинство разумных существ носит либо одежду, либо какой-то заменитель. Ну, доспехи, ювелирные украшения, татуировки, косметику всякую… Встречаются, конечно, и народы-нудисты, но это скорее исключение, чем правило.

Как известно, у одежды есть шесть основных применений – тепло, защита кожного покрова, чистота, обозначение общественного статуса, украшение и приличия. Для тепла ее носят только теплокровные, защитой пренебрегают такие, как я – те, у кого сама кожа лучше любой брони, а вот остальные четыре применения… Это всякому сгодится.

Хотя есть виды, которые просто не могут ничего носить. Ну какая одежда подойдет, например, тому же Нъярлатхотепу? Не представляю подобного фасона. Да и Йог-Сотхотх… хотя нет, у него есть татуировка на груди. В общем, разум обычно все-таки старается как-то себя обозначить – голый человек мало отличается от обезьяны.

– Нам за тот бархан, патрон, – вмешался в мои мудрые мысли Рабан. – И побыстрее – там, похоже, шогготы.

Шогготы… Да, там действительно оказались шогготы. Всего четверо, но этого вполне достаточно.

В замке Кадаф обитают Твари – это своего рода шогготская элита. Самые разумные из них. Но их сравнительно мало – рядовой шоггот похож на Тварь, но на порядок тупее. Они бесформенные, уродливые, безмозглые и дико злобные. В Ледяном Царстве их очень много – когда-то Старцы забавлялись с биомагией, и в результате налепили таких вот монстров.

Рецепт создания шоггота очень прост – берется три-четыре живых существа (любых, но приблизительно одинакового размера) и плюхается в… не знаю, как они называют эти машины – Старцы говорят на своем языке, на редкость сложном. Если использовать смысловой перевод – Смеситель.

То, что потом появляется из Смесителя – это и есть шоггот. Если для производства использовались представители одной расы, то он выглядит еще более-менее пристойно, но если разных… Особенно жуткие твари получаются, когда Старцы отправляют в Смеситель кого-то из демонов.

Хотя новых шогготов не появлялось уже довольно давно – Смесители законсервированы и опечатаны. Это слишком дикие и необузданные создания, они частенько бунтуют против своих же прародителей. Даже сами Старцы, хоть и неохотно, согласились с этим решением Йог-Сотхотха после того, как не в меру расплодившиеся твари истребили добрую треть хозяев. Архидемоны-то эти клубки плоти быстро прижучили, но вот Старцы реально пострадали.

С тех пор прошло больше трех веков, но Старцев до сих пор намного меньше, чем было до того восстания. Как и прочие высшие обитатели Лэнга, они практически не размножаются. Редко-редко появляется кто-нибудь новый.

– Брысь отсюда! – прохрипел я, приземляясь рядом с многоголовыми чудовищами.

Шогготы злобно обернулись в мою сторону. В десятках уродливых глаз едва просматривался разум – эти существа даже разговаривают с большим трудом. По статусу они стоят где-то посередине между рабами и надзирателями – слишком тупы для Надзирателей, слишком могучи для рабов. Цепные псы.

Но напасть на меня они не осмелились – даже у шогготов хватает мозгов не связываться с архидемоном. Я сделал шаг вперед, демонстративно выпуская когти из пазух, и уроды попятились от того, что обнюхивали все это время.

Еще шаг – и вот они уже отступают. Медленно, неохотно, поминутно оборачиваясь, но отступают. Правда, далеко не ушли – засели за ближайшим ледяным гребнем, видимо надеясь, что я скоро уйду, оставив им добычу.

Добыча оказалась человеком. Мертвым, разумеется – разве может быть жив человек с отрубленной головой? Странное у него лицо – как бы из двух половинок. С левой все в порядке, а вот правая… кислотой ее облили, что ли? И глаза одного нет – только дырка, как будто шилом ткнули…

– И откуда же ты тут взялся, товарищ? – задумчиво потыкал его кончиком хвоста я. – Сбежал, что ли?

– Патрон, если верить направлению, несанкционированный переход совершил именно он.

– Правда? А кто же его тогда убил?

– Шогготы? – саркастично предположил Рабан.

– Угу. Шогготы бы в клочья изодрали, а тут голова отрублена. Ты на срез посмотри – гладкий, ровный… обветрился, правда, да и подгнил здорово. Значит, уже давно умер. Шашкой его, что ли, рубанули?..

– Лаларту, это ты?! – неожиданно заорал мертвец.

Глава 2

Глаза… глаз отрубленной головы распахнулся. Я невольно попятился. Мертвое тело зашевелилось, приподнялось и вслепую зашарило по снегу, разыскивая голову.

– Лаларту?! – вскричал мертвец, когда я попал в поле его зрения. – Везение! О, хвала Червю, какое везение! Я надеялся, что это будешь ты, но боялся…

«Рабан, это кто такой? – мысленно произнес я, подозрительно рассматривая этот подергивающийся обрубок. – Я его знаю?»

– Что-то я так сразу даже и не скажу… – засомневался мой симбионт. – Может, спросим?

«Да он меня, похоже, знает… значит, и я его должен знать. Думаешь, амнезия тут прокатит?»

– Я понимаю, ты меня не узнаешь! – заторопился труп, едва не роняя голову. – Я Саккакх! Помнишь? Иак Саккакх!

Я почувствовал, как у меня медленно отвисает челюсть. Само собой, я помню, кто такой Саккакх – здесь, в Лэнге, его имя звучит… ну, если вновь проводить аналогию с ранним СССР, то Саккакх будет Троцким. То есть – когда-то он рука об руку со С’ньяком и Йог-Сотхотхом построил это измерение. А потом С’ньяк удалился в свой мавзолей на вершине Полюса, Йог-Сотхотх стал править Лэнгом железной десницей, а Саккакх… Саккакх сбежал в далекие края. В Каабар. Там он занял место Властелина Тьмы, долгое время сражался за влияние с миледи Инанной, потом был похоронен в огромной горе силами лода Каббаса сотоварищи и наконец был окончательно добит Креолом.

М-да, выходит, все-таки не окончательно… Хотя считается, что адамант – вернейшее средство, чтобы убить бога. Насколько я помню, Креол вогнал ему в голову целое копье… Как же он после этого выжил? Никак не должен был.

– Так ты, значит, Иак Саккакх? – задумчиво переспросил я.

– Ничего подобного! – резко возмутился безголовый труп. – Я Трой! Трой, сын Гишбара, архимаг Шумера!

А ведь я только что вернул челюсть на место. И этот здесь! Трой – любимый троюродный племянник Креола, убитый в той же самой пещере, что и Саккакх! И ведь тоже убили стопроцентно надежно – сначала воткнули в глаз нож, а потом еще и отрубили голову. Никакое колдовство не могло помочь ему остаться в живых – стены в той пещере обиты хладным железом, гасящим любую магию. Архимаг и неофит, святой и колдун равно лишатся всех сил. Да будь этот Трой самим воплощением Зла (коим он, кстати, не является – обычный черный маг с гниловатой натурой, таких везде полно), умер бы обязательно! Мне ли не знать – мне, путнику по дорогам меж миров?!

Но почему-то он здесь, и вполне себе живой.

– Здравствуйте, я ваша тетя… – хмыкнул я. – Встречайте оживших родственников. «Восставшие из Ада», часть четвертая.

– Эх, патрон, а третью мы так и не посмотрели… – загрустил Рабан.

– Так все-таки – ты Саккакх или Трой? – деликатно уточнил я.

– Саккакх!.. Трой!.. Йя-а-а-а-а!!! – дико завопило странное создание.

Его начали бить ужасные корчи. Он воздел руки к небесам (уронив при этом голову) и задергался в припадке, одновременно выдавая нечленораздельные крики. Упавшая голова не только орала, но еще и ворочала единственным оставшимся глазом… меня аж передернуло – глазное яблоко вращалось в орбите, будто ни к чему не было прикреплено.

– Знаешь, очень скоро здесь будут люди Носящего Желтого Маску, – задумчиво поведал я, поняв, что этот концерт может затянуться надолго.

– Будхи?! – ужаснулся Саккакх/Трой. – Или Жрецы Древних?! Лаларту, ты всегда был моим другом, я всегда хорошо к тебе относился, спрячь меня, умоляю, спрячь! Я полностью обессилен!

Я задумался. Спрятать его?.. Или все-таки убить? Нет, как раз здесь его убивать нежелательно. В Лэнге вообще погибать не рекомендуется – души отсюда просто так не уходят. Все перекрыто, везде ходят астральные патрули – выслеживают, ловят и отправляют… куда там демоны отправляют души.

Не знаю точно, что будет с Саккакхом – у демонов с посмертием как-то мутно. Но Троя они точно сгребут… и узнают много интересного. Будет очень скверно, если этот «два в одном» попадет в местное НКВД…

– Ладно, полетели до дому… – неохотно прохрипел я. – Давай голову, подержу…

– Нет! – вцепился в свое сокровище Саккакх/Трой. – Это мое! Мое!.. Нет, мое!.. Мое, мое, мое, мое!!!

«Видишь, к чему приводит раздвоение личности? – мрачно подумал я. – Это и называется – шизофрения. Совсем свихнулся мужик… мужики».

– Ты это чего, патрон, намекаешь на что-то? – подчеркнуто невинным голоском спросил Рабан.

Перевозка мертвецов – дело грязное и неприятное. Но мне не привыкать. Блин, да я родился буквально по горло в трупах! К тому же некоторые из них еще и хотели меня сожрать! Саккакх/Трой хотя бы ведет себя спокойно… если не считать громких бессвязных выкриков.

– Заткнись, а то брошу! – пригрозил я, когда он начал орать особенно громко.

– Да бросай, мне все до задницы! – завопил рехнувшийся мертвец и уронил голову.

Пришлось опускаться, искать ее в сугробе, потом отгонять подкравшегося шоггота… Хорошо хоть, нашли быстро – голова так горланила, что ее и слепой бы не пропустил.

Пока искал голову, куда-то ушло все остальное. Недалеко, правда – всего лишь до ближайшего оврага. Туда и свалилось, неестественно вывернув руки и ноги. Хорошо, мозгов нет, а то было бы сотрясение.

В конечном итоге до дому я добрался только через час, успев на всю жизнь возненавидеть Саккакха и Троя.

Оказавшись в сравнительно комфортных условиях, «два в одном» постепенно оклемался. Слуги вымыли его, привели в порядок этот гниющий остов (он умер почти два месяца назад и успел здорово провонять) и упаковали в контейнер из какого-то магического вещества, похожего на целлофан. Примерно такие же носят эг-мумии – у них нет кожи, и им приходится как-то оберегать себя от грязи. Тоненькая такая пленка, но прочная, как стальной лист. И даже еще прочнее.

– Игорь, меня нет! – категорично приказал я, запирая двери. – Ни для кого! Даже если заявится сам С’ньяк – меня нет!

– Будет исполнено, хозяин, – понимающе захихикал уродец, прижимая палец к губам. – Вот, вам тут доставили…

Он протянул мне запечатанный конверт. Клякса ярко-алого сургуча сразу вызвала у меня нехорошие подозрения, и я неотложно распаковал послание.

Было ли у вас когда-нибудь такое – вы идете по улице в теплый солнечный полдень, и вдруг вам на голову выливают ведро ледяной воды? Вот примерно это я испытал, прочтя коротенькое письмо. Всего-навсего пять слов.

«Я знаю твою тайну, “Лаларту”».

Слово «Лаларту» заключено в кавычки. Нет, на самом деле не в кавычки – в наг-Сотхе, на котором написана фраза, нет знаков препинания. Зато есть надстрочные символы, всякие точки и черточки. И данная их комбинация означает иронию и намек на то, что пишущий прекрасно понимает, что пишет неправду.

Значит, он действительно что-то знает…

Несколько секунд я стоял неподвижно, перебарывая желание немедленно сделать ноги из этого проклятого измерения. Если вся эта орда чудовищ узнает о том, кто я на самом деле и на кого работаю… Не хотел бы я оказаться на своем месте в этом случае, ох как не хотел бы…

Но вот вопрос – а смогу ли я чувствовать себя в безопасности в другом мире? Нъярлатхотеп способен покидать Лэнг, Йог-Сотхотх тоже. Ни с тем, ни с другим я отнюдь не желаю помахаться один на один. Конечно, на Девяти Небесах я смогу спрятаться – туда-то они сунуться не рискнут… только примет ли меня леди Инанна после того, как я фактически отдам весь их план в склизкие клешни Лэнга? А мистер Креол… насколько я слышал, он ненавидит предателей… А с ним мне тоже не очень хочется враждовать – такого врага врагу не пожелаешь…

– Игорь, кто это принес? – как-то очень сипло прохрипел я.

– Пазузу, хозяин! – пискнул слуга.

Впрочем, я и сам уже чувствовал. Направление ясно указывало – Пазузу. Интересно, кто его послал? По чьей наводке он… или он это сам и написал?..

Я обдумывал эту версию какой-то миг и едва не рассмеялся. Нет! Кто угодно, только не Пазузу! Да я скорее поверю, что Инанна переметнулась на сторону Лэнга, нежели хоть на миг допущу, что это может оказаться Пазузу!

Поясню свое умозаключение. Пазузу – это архидемон, такой же, как я. Но он поразительно, просто феноменально туп – рядом с ним даже Надзиратели кажутся кладезями премудрости. Лаларту по сравнению с ним был светочем знаний и удивительно догадливым созданием.

Пазузу способен выполнять только простейшие приказания – подай-принеси-убей-загрызи. Обычно его и используют примерно так. Тем более, что по частоте призываний он бьет все рекорды – ритуал вызова Пазузу чрезвычайно прост, и маги частенько его беспокоят.

Делаем вывод – Пазузу использовали втемную, поручив доставить письмо. А написал его… м-м-м… если верить направлению, написано самопишущим пером. Все, что было до этого – как в тумане. И единственный, кто прикасался к пергаменту после – все тот же Пазузу. Это лишний раз подтверждает, что неизвестный враг кое-что обо мне знает – по крайней мере, о моем чувстве направления он точно в курсе. Хотя нет, это необязательно – многие демоны могут определить по ауре, кто написал письмо. Направление заменяет мне магическое зрение, и всего-то. А вот теперь на повестке дня два вопроса – кто это сделал и что ему нужно? Рабан благоразумно помалкивал, не пытаясь выдавать версии, так что думать пришлось самому.

Всякая мелочь отпала сразу – Пазузу чрезвычайно высокомерен, и исполнять приказы младшего демона или даже Эмблемы ни за что не станет. Только кого-то, кто выше его по рангу… а таковых не так уж много.

Во-первых, С’ньяк. Само собой.

Во-вторых, архидемоны – Ктулху, Азаг-Тот, Йог-Сотхотх, На-Хаг, Шаб-Ниггурат, Носящий Желтую Маску, Нъярлатхотеп, Хастур, Кутулу, Акхкхару, Лалассу и я сам, Лаларту. Есть еще Йаг, Абхот и Гелал, но они стоят ниже Пазузу – в Лэнге очень четкая табель рангов.

В-третьих, Темные боги, союзники Лэнга – Дагон и нергал. По рангу эти двое стоят ниже Ктулху и Йог-Сотхотха, которые одновременно являются демонами и богами, но выше всех остальных.

Думаем, думаем… Так, ну меня, ясное дело, вычеркиваем – я-то этого точно не делал. А вот остальные…

Ну, С’ньяк вряд ли. За последние несколько веков он ни разу не спускался со своей скалы и ни с кем не общался. Это очень могущественное божество – Инанна рядом с ним просто школьница с бантиками. Возможно, Мардук Двуглавый Топор смог бы сразиться с ним наравне… или другой персонаж его уровня…

Только где же мне такого взять?

Раздумья прервал слабый стон, донесшийся из-за двери. Я матюгнулся, вспомнив о другой проблеме, повесившейся мне на шею, и решил пока отложить эту чертову записку. В карман. В конце концов, если бы неизвестный враг хотел меня просто уничтожить, он не стал бы предупреждать, а просто сообщил обо всем в главный штаб. Узнав мою тайну, Йог-Сотхотх разорвет несчастного яцхена в мгновение ока…

Значит, сколько-то времени у меня еще есть.

Я вернулся в кабинет и ожидающе встал перед развалившемся на ложе трупом. Рядом торчала его голова – я насадил ее на шест, чтобы больше не потерялась. Само собой, разрешения спрашивать не стал… впрочем, мой гость отнесся к этому безразлично.

– Ну что, пришел в себя? – сурово спросил я. – Какого хрена ты сюда заявился? И не кровоточь так сильно – диван чистый, а ты его поганишь. Тебя зачем в целлофан заворачивали? Чтоб мебель не пачкал!

– Я… я… я…

– Ну ты хотя бы определился, кто ты такой? – терпеливо скрестил руки на груди я.

– Я Саккакх, – все еще с некоторой неуверенностью сказал безголовый. – Саккакх… но в теле Троя. У меня теперь даже голос другой… И его душа тоже здесь… и тоже иногда вмешивается. Мысли путаются… Лаларту, если я вдруг начну вести себя странно… нет, лучше прямо сейчас – свяжи меня. Этот маг был очень сильным, а я за века во льду очень ослабел… В момент соединения мы были почти на одном уровне…

Я внимательно слушал, поддакивая и одновременно выполняя его просьбу – связывая, да покрепче. Меня это вполне устраивает – я не собираюсь позволять этому типу бродить где ни попадя.

Выяснилось, что в момент смерти Иак Саккакх сумел-таки воспользоваться единственной остающейся у него возможностью. Он покинул прежнее тело и стремглав бросился на поиски чего-нибудь другого более или менее подходящего. В другом месте мистер Креол просто перехватил бы его на полпути, но, к сожалению, в той пещере, обитой хладным железом, он даже не заметил этого побега.

Лод Каббас на тот момент был еще жив, и Саккакх им не заинтересовался. К его услугам была целая куча свеженьких трупов – оставшиеся безымянными морденты и мелкий демон из Кввецоль-Иина… не помню, как его звали. Но он избрал Троя, рассчитывая воспользоваться могуществом мертвого мага.

И, как оказалось, зря.

Увы, прежнее могущество для Саккакха закрылось. Он сумел сохранить жизнь… точнее, некое существование, отдаленно напоминающее жизнь. Но силу утратил. И божественную, и демоническую. Бог-демон Саккакх умер – вместо него родился демонический призрак, слабая тень былого величия.

Да, теперь у него появилось новое тело – тело Троя. Однако племянник Креола не собирался в благодарность за воскрешение из мертвых передать это тело побратиму С’ньяка. И становиться слугой поселившегося внутри него существа тоже не желал. Две души, заключенные в одной емкости, немедленно начали беспощадную борьбу за господство. Первые сутки труп Троя оставался обычным трупом, а Саккакх и Трой внутри него сражались за контроль.

Но постепенно они достигли если не сотрудничества, то, по крайней мере, компромисса. Вместе им удалось оживить то немногое, в чем их вынудили ютиться, они кое-как выползли из сундука, и почти на две недели засели в подвале башни экзорцистов. Благо те, раздираемые собственными проблемами, совершенно позабыли об этом «морге».

Выходить наружу ни тот, ни другой особо не стремились. Саккакх, как уже было упомянуто, усох до состояния бесплотной тени. Трой сохранил кое-какие умения, но весьма и весьма незначительные – его разум повредился, отделенный от туловища мозг работал с перебоями, он лишился всех магических инструментов и значительного участка памяти.

Три четверти заклинаний он попросту забыл, а вспомнить их надежды не было – Кристалл Памяти, который он использовал вместо магической книги, исчез бесследно. Куда? Вероятно, один из экзорцистов под шумок сунул в карман – эта штучка походила на крупный изумруд.

В общем, Трой здорово скатился. Теперь он ни за что бы не решился выйти против Креола один на один – дядя растер бы его в пыль без малейшего труда. Да и Саккакх, запомнивший холодные глаза архимага и адамантовое копье в башке, отнюдь не горел желанием продолжать знакомство.

Поэтому они долгое время просто сидели в подвале, набираясь сил.

Постепенно им все-таки удалось кое-что поднакопить. Они поймали и сожрали послушника экзорцистов, случайно забредшего в «морг», потом схарчили еще парочку… хотя я ума не приложу, как это у них получалось – с отрубленной-то головой. Но, в общем, постепенно начали оживать.

Ну а одной прекрасной ночью рискнули выйти поохотиться в город. Креол в этот момент уже давно свалил в другой мир, так что его они могли не опасаться.

Однако Зингенцефельд, попривыкший к самой разной нечисти, оказался крепким орешком. Первый же мальчишка, на которого напали «два в одном», не растерялся, а выбил у них из рук голову и, пока они искали ее на мостовой, дал деру, оглушительно крича тревогу. Горожане закрылись на засовы и захлопнули ставни, а из немногих окон, оставшихся открытыми, высунулись заряженные серебром арбалеты. Саккакх и Трой изрядно смутились.

Ну а когда из-за поворота вылетел взмыленный конь с паладином в седле, они едва не развалились на кусочки от дикого ужаса.

Хорошо, что паладин не знал, что перед ним сам Близнец – в этом случае он умер бы, но насадил его на копье! А так он действовал не слишком торопливо, посчитав безголового мертвяка случайным упырем и не восприняв его всерьез.

Правда, когда в него ударило заклятье Молнии, он переменил свое мнение. Заклятие Серебряный Рыцарь отбил просто мечом – керефовые доспехи отлично исполняют роль громоотвода.

Саккакх/Трой все-таки сумел в последний момент сбежать. Не ногами, ясное дело – попробуй-ка, убеги на таких гнилушках! Да еще от конного! Использовали заклятье Побега.

После этого они еще целый месяц скитались по Каабару, без особого успеха нападая на мирных граждан и драпая от паладинов. У этих начался сезон охоты – за отсутствием Близнеца ряды нечисти изрядно сократились, новых больше не появлялось, так что Серебряные Рыцари буквально дрались за каждого некростера.

Да и миряне здорово осмелели – по Каабару валом катилась новость о Четвертом Посланнике и победе над Близнецом, во всех городах гремели празднества, стремительно закладывались новые храмы и монастыри, возносились хвалы Пречистой Деве…

Ну а нежить, ряды которой редели с каждым днем, гоняли уже просто пинками.

Последней каплей для Саккакха/Троя стал случай, произошедший с ними буквально вчера. Они всю ночь прятались в деревенском колодце, ожидая, когда бабы придут за водой… и дождались в конце концов. Однако когда они оттуда выпрыгнули, бабы не только не испугались, но даже начали дубасить их коромыслами.

А самая бойкая тетка еще и приговаривала: «А ну, вали отседова, мохрица вонюча! Шо, не слыхал – батьку твово святой Хреол захолол! Нетути его, хончилси! И ты за ним вали! А ну, пошел, хому хаварю?!» В королевстве Чри говорят на кахальском, но произношение немного отличается.

Саккакх/Трой сбежал, скуля от злости и обиды. И очень торопливо – на бабьи крики уже спешили встревоженные мужья, и кое у кого в руках поблескивало серебро… Каабарцы исстари привыкли иметь в доме хотя бы столовый нож из этого металла.

После этого «два в одном» окончательно решили драпать из этого мира. Только вот куда? Да, они могли без особого труда отыскать в бесконечной плеяде миров укромный уголок и залечь там на пару веков, зализать раны и накопить сил.

В принципе, такой уголок вполне можно было найти и на Каабаре – та же самая пещера, где их обоих убили, в конце концов. От обитаемых мест она очень далеко, без магии до полюса холода добраться очень нелегко, и там по-прежнему лежит прежнее тело Саккакха. Не знаю, может ли для чего-то оно еще пригодиться, но все-таки божественная плоть – не хухры-мухры.

Но они предпочли драпануть сюда, на Лэнг. И не просто на Лэнг, а ко мне – точнее, к Лаларту. Насколько я понял, когда-то Иак Саккакх и Лаларту были дружны… настолько дружны, что он рассчитывал, что я помогу ему даже теперь.

Правда, мне кажется, что великий предатель надеялся в первую очередь не на дружбу, а на бестолковость Лаларту.

– Ночь. Непогодь. Ливень. Квартира рабочего Иванова. Стук в дверь. На пороге Ильич. Меня срочно накормить и спрятать! – задумчиво процитировал я, глядя в окно.

Спокойно разлагавшийся на ложе Саккакх не отреагировал на мой пассаж. Похоже, он впервые за почти два месяца слегка расслабился. Голова, торчащая на шесте, прикрыла глаз и высунула язык.

Выглядело это зрелище омерзительно. Но в Лэнге быстро привыкаешь – тут почти все омерзительно.

– Рабан? – вполголоса окликнул своего симбионта я, тихонько прикрыв за собой дверь.

– Да, патрон?

– Предложения будут?

– Ну-у-у, патрон, что ж я тебе – универсальный советчик на все случаи жизни?

– Мне говорили, что да.

– Это кто ж тебе такое говорил?

– Ты.

Рабан слегка смутился. Он действительно неоднократно хвастался своими всеобъемлющими знаниями. Хотя советы обычно дает плохие – проще уж самому родить идею, чем ждать от него помощи.

Интересно, а что бы сказал по этому поводу Кальтенбруннер?

Хотя это уже из другой оперы.

А вообще – идея хорошая. В смысле – может, еще разок «Семнадцать мгновений» посмотреть? Плюсы очевидны. Во-первых, очень может быть, что я извлеку оттуда какую-нибудь подсказку – уже несколько раз извлекал. Во-вторых, не помешает освежить в памяти основы профессиональной разведки. Что поделаешь, учебников таких у меня нет, вот и приходится учиться по беллетристике… Тем более, что Юлиан Семенов, говорят, написал очень жизненную книгу.

Ну и в-третьих, мне просто нравится этот фильм.

– Лаларту… – донесся слабый голос из оставленного мной кабинета. – Лаларту, помоги…

– Сейчас, сейчас… Шойгу уже спешит на помощь… – язвительно буркнул я, заходя внутрь.

Там все осталось так же, как пять минут назад. Связанное туловище на ложе, отрубленная голова на шесте.

– Что, голову почесать? – хмыкнул я. – Сам не дотягиваешься?

– Меня надо спрятать! – зашептал Саккакх. – Меня ищут и скоро найдут! Я не должен попадать к Йог-Сотхотху, он разберет меня на части! Мою душу отдадут на терзание асугалям! Я не хочу!

– Угу. А где же это мне тебя спрятать…

Я остановился на полуслове. В голову робко постучалась интересная мыслишка…

Конечно же, я ее впустил и радушно поприветствовал.

– Знаю я одно место… – очень добрым голосом сообщил я. – Я тебя там так спрячу – никто не найдет!

– Лаларту, ты настоящий друг… – облегченно вздохнул Саккакх.

После этого мозги у него опять раскиселились, и он выдал очередную порцию несусветной чуши. Все-таки, хорошо, что Рабан знает свое место, а то и я мог бы свихнуться, как этот…

Вот кто он сейчас такой? Не бог, не демон, не человек, вместо мозгов каша…

– Игорь!

– Слушаю, хозяин, – появился на пороге горбатый уродец.

– Я отлучусь на пару дней. Знаешь, что делать?

– Конечно, хозяин! Если спросит Носящий Желтую Маску, вы у нъярлатхотепа. Если спросит Нъярлатхотеп, вы у нергала.

– А если спросит Нергал?

– А Нергал не спросит! – радостно откликнулся Игорь, уже выучивший мои инструкции наизусть. – Нергалу по барабану!

Конечно, мелкий демон понятия не имеет, как это что-то может быть «по барабану» – просто повторяет за мной, как попугай. В наг-Сотхе нет такого выражения. И в Ша-Ккине нет. И в Глубинном Наречии. И в Языке Мертвых. В Лэнге четыре основных языка… хотя Наг-Сотх – самый главный.

– Правильно, запомнил, хвалю, – похлопал его по сальной шевелюре я. – Что еще будешь делать, пока меня не будет?

– Охранять ворота. Не пускать гостей. Приглядывать за дьяволицами. Отгонять Бледных Призраков и Птиц Лэнга.

– И еще паутину вымети. Откуда ее так много набралось?

– Вы развели, – подобострастно ухмыльнулся Игорь. – Вы раньше пауков кушать любили… да чтоб пожирнее…

– Угу. Правда, что ли? Врешь, по-моему…

Уродец обиженно замотал головой.

– Ладно, верю. Но больше я пауков не люблю, так что вымети.

– А можно я их сам съем? – жалобно попросил Игорь.

– Да хоть в уши себе затолкай… Просто сделай так, чтоб я ее больше не видел, уи?

Горбатый дворецкий снова поклонился и выбежал за дверь, с ходу созывая дьяволиц – другой прислуги на верхних этажах нет. Оно и правильно, впрочем – представляю, если бы завтрак мне подавали Твари или эг-мумии… Так и стошнить может.

– Поднимайтесь, товарищ рабочий, пора доставить вас к вашей колхознице, – прокряхтел я, поднимая Саккакха на ноги и втыкая ему в обрубок шеи длиннющую шпиговальную иглу.

Думаете, я садист? Хрена, товарищи – я просто чрезвычайно находчив и сообразителен. В другой конец я воткнул его одноглазую башку – а то она все время теряется. Ну не клеем же мне ее приклеивать?

Нет, я бы приклеил, но клея под рукой нету.

– А куда мы?.. – с трудом промямлил Саккакх. – Что-то я себя плохо чувствую…

– Неудивительно. Ты же на куски разваливаешься… Может, тебя изолентой обмотать? Будешь синим и желтым, хе-хе-х…

– Пфу-уф-фф… – невнятно буркнул бывший бог.

– Ну разве можно так за собой не следить? – неодобрительно прохрипел я. – У меня есть один знакомый мертвец – отлично выглядит, если не знать, что мертвый, ни за что не догадаешься…

– Что-то у меня в заднице как-то нехорошо… – обеспокоенно завертел кое-как прикрепленной башкой Саккакх.

– Ну а что же там может быть хорошего? – удивился я. – Вставай, морда, будем тебя починять… Давай, держи меня за руку – сейчас отправимся в желтый дом, там тебя встретят добрые внимательные санитары…

– А?

– Руку давай, говорю! – рявкнул я. – Рабан, стартуй!

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Пространство вокруг меня раздвоилось, изображения наложились друг на друга, а потом миры сменились. Вместо мрачного замка посреди мертвой равнины, освещаемой тусклыми красными лунами, я очутился в великолепном дворце, стоящем на хрустальном поле, со всех сторон окруженном садами удивительной красоты.

– Дорогая, я дома… – еле слышно прошептал я.

А вот Саккакх отнюдь не разделял моей радости. Он резко вырвал руку и дико завопил, ошалело оглядываясь по сторонам.

– Это… это… это ДЕВЯТЬ НЕБЕС?!! – завизжал он. – Лаларту, ты предатель!!!

– Предать можно только своих, – раздался мягкий голос с лестницы. – А Олег Бритва никогда не был одним из вас.

Светловолосая красавица приятно улыбнулась мне, протягивая руку для поцелуя.

– Добро пожаловать домой, друг мой, – ласково коснулась моего плеча она.

Глава 3

Спустя час мы сидели за столом – леди Инанна на редкость гостеприимна и никогда не отпускает меня без угощения. Сама она ничего не ела – она богиня, ей есть вообще необязательно. Иногда она все-таки вкушает за компанию печеньице или кренделек, но обычно просто смотрит с улыбкой, как насыщаюсь я.

Саккакху никто ничего не предложил. Впрочем, его даже за стол не посадили – сейчас он покачивается рядом со столом в какой-то специальной клетке для демонов. Вид у него не просто несчастный – он буквально излучает горе пополам со злобой.

– У вас хороший аппетит, друг мой, – лукаво заметила Инанна, положив подбородок на скрещенные ладони. – Отрадно видеть, что вы по-прежнему в хорошей форме.

– Угу. Мг-м, ам-гм, чавк-чмак, аармммх.

– Прожуйте, Олег, – с легкой укоризной посмотрела на меня богиня. – Вот, возьмите еще тост. Джем будете?

Я попробовал тосты – масло было нежнейшим, корочка хрустела. Восхитительно. Как же я все-таки счастлив, что Рабан восстановил мне чувство вкуса – без него жизнь утрачивает много красок.

– Хорошее масло, – прокомментировал я, отправляя в пасть еще порцию. – А «Раму» боги едят?

– Нет, конечно… и плинтусов не едим, – улыбнулась тому, что она посчитала за шутку, Инанна.

– Да нет, это из рекламы… Масло «Рама» – его там все боги уплетали… Особенно Афродита. Оно вроде как одновременно и вкусное, и полезное.

Инанна только пожала плечами. Ни один земной продукт не может сравниться с кухней богов. А полезность… боги не нуждаются в диетах и витаминах.

Между прочим, Афродита – это как раз одно из имен Инанны. Многие боги известны под несколькими именами. К примеру, Энлиля греки называли Посейдоном, а нинхурсагу переименовали в Деметру. Инанну знают под именами Иннин, Нинанна, Иштар, Ишхара, Ашторет, Ануниту, Нанайя, Астарта, Атаргатис, Шавушка… И это еще только малая часть!

Конечно, наиболее известен именно эллинский вариант – Афродита. Но моя начальница всегда недолюбливала этот народ – очень уж они сократили ее полномочия. Да и вообще ей не нравится та эра в ее жизни – вспомнить хоть Троянскую войну, когда ее ранили в плечо. Причем ладно бы то был другой бог или могучий демон, а то ведь простой смертный… пусть и с кое-чьей помощью.

– Позвольте уточнить еще раз, – перешла к делу Инанна, убедившись, что я, наконец, насытился. – Вы абсолютно уверены, что никто, кроме нас с вами, не знает, что Близнец… Иак Саккакх возродился к жизни?

– Еще я знаю… – вяло буркнул Саккакх.

– Никто, миледи, – подтвердил я. – Игорь его видел… это мой дворецкий… но он не знает, кто это такой.

– Это очень хорошо… – задумалась Инанна, разглядывая себя в зеркальце.

Саккакх что-то злобно бубнил на тему, как нам повезло, что он сейчас такой слабосильный, и что бы он сделал с нами, вернись к нему вдруг прежнее могущество.

В принципе, я это вполне представляю – окажись здесь, в Хрустальных Чертогах, другой архидемон, не ущербный, это будет означать для нас огромные неприятности. Конечно, тут он утратит изрядную часть сил, однако далеко не все, далеко…

– Ну а теперь подумаем, что же с ним делать… – удовлетворенно обернулась к клетке богиня. – Ваши предложения, друг мой?

– Мн-у-ум… – на миг прекратил жевать я. – Миледи, а что это за желтая бурда?

– Тимбало ди ризо – рисовый паштет, – рассеянно откликнулась Инанна, поглаживая своего любимца – крупного панголина. Зверек, больше всего похожий на огромную сосновую шишку, довольно пофыркивал, время от времени касаясь пальцев богини длиннющим языком. – Так что вы можете предложить?

– Ну что… Убить, наверное…

– Ни в коем случае!

– Уважаемый Саккакх, пожалуйста, не вмешивайтесь в разговор, который вас не касается, – мило улыбнулась своему давнему врагу Инанна.

– Это меня-то не касается?! Да еще как касается! Клянусь затонувшим Р’льиехом, когда я верну прежнюю силу, я убью тебя, богиня!

– Пустые угрозы. Вы ее никогда не вернете.

– Ну так что?.. – медленно начал выпускать когти я. – Мне сделать? Я не стал убивать его там, на Лэнге…

– И правильно.

– …но здесь-то, думаю, можно?

– Знаете, лучше пока не стоит… – задумалась Инанна. На лице Саккакха явственно проступило облегчение. – Сейчас он безвреден…

– …и бесполезен, – закончил я.

– …и очень полезен, – одновременно закончила моя начальница.

Я сконфузился.

– Еще вина? – предложила богиня, заметив, что мои бокалы (три штуки) пусты. – А вы не желаете, Иак Саккакх?

– Да, с удовольствием. Я люблю хорошее вино. Ни за что! Я ненавижу эту дрянь! – почти без перерыва сообщил Саккакх.

У него опять началось смещение разумов. Трой, будучи самым обычным человеком, с удовольствием употреблял вина. Иак Саккакх, будучи архидемоном и Темным богом, отдавал предпочтение несколько другим напиткам.

Большую часть времени Саккакх доминирует, но иногда Трой все-таки прорывается.

– Вы нашли его именно в таком виде? – подошла к клетке Инанна. Панголин, сброшенный с уютных колен, обиженно зашипел.

Должен сказать, я его понимаю…

– Ну, я ему голову прикрепил… но больше ничего не менял. Хотя еще его вымыли – он бы тут все ковры перепачкал. Диван мне испортил, скотина…

– Ничего, отмыли бы… – безразлично пожала плечами богиня.

В отличие от моего замка, в Хрустальных Чертогах трудятся невидимые слуги – существа, не имеющие души, лишь некий заменитель. И, в отличие от дьяволиц и прочих демонов-прислужников, они никогда не халтурят и не отлынивают от работы – потому-то обиталище Инанны просто сияет чистотой.

А вот я тону в грязи. Но, в конце концов, мне и так достался целый замок на халяву – никто не обещал, что он будет еще и опрятным. Я все-таки не Джеймс Бонд, чтобы разгуливать в смокинге, пить мартини и посещать балы.

Но Саккакх, конечно, выглядит не лучшим образом. Вместо одежды – жалкая рвань, за полтора месяца скитаний по Каабару насквозь пропитавшаяся грязью. Вещей у него никаких не было… ну, если не считать снега за пазухой и жука, устроившего себе дом в пустой глазнице.

– А для чего он нам? – потыкал Саккакха хвостом я.

Тот недовольно отодвинулся и начал что-то нечленораздельно бормотать, время от времени хихикая. Трой, на время притихший, снова заявил о себе, и двойное сознание начало расплываться.

– Хотя бы в качестве источника информации… – задумалась Инанна. – Он ведь все-таки побратим С’ньяка, один из наиболее могущественных архидемонов Лэнга… Он многое знает.

– Но он смылся оттуда… сколько там? шесть? семь тысяч лет назад?

– Шесть с половиной. Аккурат перед вторжением Мардука. Но это не имеет значения, Светлые и Темные миры изменяются очень медленно. Это ваша Земля шесть тысяч лет назад и сегодня – абсолютно разные миры. И мой Каабар тоже за этот срок перевернулся с ног на голову… хотя нет – с головы на ноги. Теперь ведь они поклоняются мне – что может быть правильнее? А вот Лэнг или Девять Небес изменились гораздо меньше.

Шишкообразный панголин неуклюже проковылял к хозяйке и раздраженно пихнул носом ее коленку. Инанна ласково погладила его по макушке, но он, похоже, остался недоволен. Богиня прищелкнула пальцами, и один из слуг немедленно поднес ящеру блюдечко высушенных термитов.

– А еще мне бы хотелось оставить его здесь до возвращения Креола… – задумчиво обошла вокруг клетки Инанна.

Саккакх затрясся от ужаса. Обеим душам, заключенным в этом теле, совершенно не хотелось встречаться с Креолом.

– Да и мне самой он может пригодиться…

– Зачем? – насторожился бывший бог.

– Вы доставили мне множество неприятностей, враг мой, – с обычной любезностью заметила Инанна. – Естественно, я не питаю к вам теплых чувств. Скорее всего, я запру вас где-нибудь понадежнее, а когда Креол окончит дела на Рари, мы с ним займемся вами вплотную…

– Меня что, будут пытать?!! – поразился Саккакх. – Ты же Светлая, ты не имеешь права так поступать!

– О, что вы, враг мой! – притворно возмутилась Инанна. – Я – не буду! Зачем мне портить ауру, когда у меня есть такой верный друг, как Креол? Мне кажется, он тоже не питает к вам любви… А я… я всего лишь хрупкая женщина, я постою в сторонке. И глаза закрою.

– Богиня, я бы убил тебя быстро… – злобно проворчал Саккакх.

– Вот в этом и заключается разница между нами, – серьезно кивнула миледи. – Вам бы все только убивать… Жизнь – ценнейший дар, ее нельзя просто так отнимать! Нет, враг мой, я хочу, чтобы вы жили еще очень долго…

– Но разве быстрая смерть не приятнее? – удивился я.

– Приятнее? – приподняла брови богиня. – Что же тут приятного? Это же так скучно, друг мой! Не знаю, как вам, но мне приятно, когда мои враги корчатся.

– Миледи… – недоверчиво посмотрел на нее я.

– Ах, друг мой, так вы мне поверили?! – заливисто рассмеялась Инанна. На ее щеках появились очень милые ямочки. – Но я же всего лишь пошутила! А заодно слегка припугнула нашего гостя – это он, во всяком случае, точно заслужил…

Саккакх слегка расслабился. Я тоже. Признаться, подобные речи в устах богини Добра и Света меня чуточку нервировали.

Хотя я с самого начала подозревал, что она просто шутит.

– Так меня все-таки убьют быстро? – с надеждой уточнил Саккакх.

Он отлично понимал, что Креол с ним шутить не станет – если великий маг узнает, что не добил обоих врагов, то почернеет от бешенства. А это крайне плохой признак…

– Я вообще не собираюсь вас убивать, – успокоила его богиня. – Признаться, я была немного недовольна, узнав, что вы погибли…

– Не верю, – презрительно скривился Саккакх.

– Это ваше дело. Но я и в самом деле не хотела вашей смерти.

– Богиня, придумай ложь поубедительнее!

– Иак Саккакх! – гневно сверкнули прекрасные глаза Инанны. – Подумайте той гнилой кашей, что заменяет вам мозги! Что, по-вашему, я выиграла от вашей смерти?!

– Дай-ка подумать… – злобно блеснул окровавленный глаз Саккакха. – Каабар?

Я невольно хлопнул в ладоши – уел ее этот безголовый обрубок, уел… Хлопок прозвучал необычайно громко и отчетливо – ладоней у меня целых шесть, к тому же твердые, как дерево, и звук порождают соответствующий. Да и акустика в этой столовой отличная.

Богиня сухо поджала губы, одарив меня недовольным взглядом.

– А теперь подумайте еще раз! – начала раздражаться она. – Я понимаю, что Креол проткнул вам голову копьем, но какой-то разум у вас должен был сохраниться! Вдумайтесь! Вы можете припомнить значимого Светлого бога или богиню без антагониста?!

– Ах вот что ты имеешь в виду… – мерзко ухмыльнулся Саккакх. – Ну да, ну да, конечно… И в самом деле – кто же станет приносить тебе жертвы, если на горизонте не маячит ужасный Близнец?

Я постепенно начал понимать суть проблемы. Да, верно, в большинстве религий имеется не только добрый бог или боги, но и некие злобные силы, от которых этот бог людей защищает. Священники в церквах не только расхваливают рай, но и страшат прихожан адом.

И последнее зачастую более действенно – угрозы всегда воспринимаются лучше, чем посулы.

– Кнут и пряник… – пробормотал я.

– Я согласен! – тут же поспешил сообщить Саккакх.

– Помолчите, враг мой, – саркастично посмотрела на него Инанна. – Во-первых, вы в любом случае согласитесь – альтернатива у вас безрадостная. Во-вторых, отныне вы будете находиться в моем подчинении и под моим контролем. Я буду жестко ограничивать вас в каждом шаге – даже думать забудьте о том, чтобы причинять какой-то реальный вред моим адептам! Этого я не допущу! Только смутная тень угрозы, наказание после смерти, воздаяние за грехи… ну и может быть, чуть-чуть монстров, чтобы моим паладинам было на ком тренироваться.

– А они-то тебе зачем? – хмыкнул Саккакх. – Все, ты победила. Распусти их.

– Не хотелось бы. Люди нуждаются в образце для подражания. В светлом и чистом образе, на который можно равняться. Орден Серебряных Рыцарей идеально играет эту роль.

– Ну тогда пусть и дальше играют. Кто им мешает? Уж точно не я!.. теперь.

– Образцу для подражания нужно реальное дело, – терпеливо объяснила Инанна. – Какая-нибудь достойная задача. Иначе они станут пустой иконой – красивой, яркой, но бессмысленной. Или хуже того – погрязши в безделье, утратят свои идеалы. Такое бывало уже не раз.

– А почему ты вообще так заботишься об этих людишках? – развалился в клетке Саккакх. Он уверился в своей безопасности и стремительно начал наглеть. – Им-то ведь на тебя наплевать!

– Смею с вами не согласиться, враг мой. Я же слышу весь Каабар. Чувствую каждую мысль, каждую молитву, что посылают мне мои адепты. И хотя среди них, не спорю, есть и не самые мне приятные, большая часть их меня радует. Конечно, вам этого не понять – ваша-то ба-хионь приправлена только страхом и ненавистью…

– Богиня, богиня… – насмешливо покачал головой наш узник. – Может быть, проведем эксперимент?

– Какой?

– Передай мне Каабар в управление на пару годиков…

– Не может быть и речи! – возмутилась Инанна.

– На пару месяцев?..

– Даже не думайте!

– На день. Всего на один день.

– Нет!

– Ну хорошо, уменьшим масштабы, – не стал настаивать Саккакх. – Давай возьмем какого-нибудь праведника, одного-единственного… есть у тебя кто-нибудь, кто поставляет особенно много ба-хионь? Только не паладины! Паладинов ты слишком зазомбировала.

Инанна на миг задумалась, вытащила прямо из воздуха пергаментный свиток и начала его просматривать. По-моему, этот желтоватый рулон был бесконечным – он все разматывался и разматывался…

– Ну вот, есть очень благочестивый человек, – наконец сделала выбор Инанна. – Джодо Маркшим, живет на Слоккерсе. Молится по шесть раз в день, постоянно меня восхваляет, каждый раз отдает много ба-хионь. Жертвует деньги на храмы, помогает бедным, практически никогда не грешит…

– И, наверное, полностью доволен жизнью? – вкрадчиво уточнил Саккакх. – У него все хорошо, ничем не обижен?

– Он богат, если ты это имеешь в виду, – сердито ответила Инанна. – Но я ему ничем не помогала – он добился всего сам. Унаследовал капитал от отца, приумножил его… У него любящая семья, много друзей, он здоров и крепок телом… Очень хороший человек.

– Но благодарит-то он за все блага тебя, верно?

– Да, верно… – неохотно согласилась Инанна.

– Вот давай на нем и поставим эксперимент. Отдай его в мое распоряжение!

– Зачем? – насторожилась богиня.

– А вот зачем! Я лишу его всех благ, умерщвлю всю семью, нашлю болезни и проклятья! Друзья от него отвернутся, он наденет рубище, будет голодать и мучиться! И посмотрим, продолжит ли он так же восхвалять тебя, как и сейчас!

Инанна неверяще уставилась на него, хлопая длиннющими ресницами.

– Ну так что, богиня? – нетерпеливо заерзал Саккакх, уже предвкушая интересное развлечение. – Попробуем? Обещаю, когда я с ним закончу, он будет проклинать тебя, призывать на твою голову самые страшные кары…

– Друг мой, пусть он замолчит, – холодно произнесла богиня. – Я не желаю слушать этих мерзостей.

Я повиновался инстинктивно. Вот я стою неподвижно, а вот уже лечу гигантским прыжком к клетке. Когти выпрыгивают из пазух, прутья разлетаются на осколочки, а на горле Саккакха смыкаются сразу три семипалые ладони. Еще мгновение, и голова отлетит от туловища…

– Нет-нет, не убивайте его! – торопливо остановила меня Инанна. – Разумеется, чего же еще было ждать от Близнеца?..

– Да ничего страшного, не сдох бы, – разжал хватку я. – У него голова гвоздем прибита – хотите, покажу?

– Сказала бы просто «нет»! – злобно проворчал Саккакх, падая на пол. Само собой, боли он не чувствовал. – Подумаешь, один человечишка – что такого?!

– Вы никогда этого не поймете… – грустно покачала головой богиня. – Для вас смертные – всего лишь забава…

– Конечно, – удивился Саккакх. – И еще пища.

– Вот потому вы там, а я здесь, – отвернулась от него Инанна. – Не буду лгать, я тоже не всегда добра к своим верующим… Олег вам подтвердит… но я никогда не причиняю им вреда просто так, ради забавы.

– Это пока, – хмыкнул Саккакх. – Ты просто еще слишком молодая. Полная иллюзий. Я тоже когда-то таким был…

– Все, на сегодня я сыта вами по горло, – отмахнулась Инанна. – Но мы продолжим разговор по возвращении Креола… Думаю, у него найдутся вопросы к вашей «второй половине» – Трою. К примеру, где он достал столько Душ Тьмы… Уведите его!

Сначала я не понял, к кому она обращается. Но потом в дверь шагнули двое рослых мужиков в необычной одежде, похожей на мушкетерские плащи. Только желтые. В их внешности вообще преобладал желтый цвет – кожа желтая, одежда вся желтая… Да к тому же светятся. Не так сильно, чтобы щуриться, но читать при этом свете, думаю, можно. Лица неподвижные, как будто высеченные из камня.

– Кто это? – спросил я, когда надутого Саккакха уволокли.

– Солнечники, – рассеянно ответила Инанна. – Владыка Шамаш благосклонно выделил мне одну из своих рот. Семьдесят опытных солдат.

– Негусто…

– Каждый солнечник без труда может одолеть сотню бойцов-людей, – слегка улыбнулась богиня. – Они примерно соответствуют ангелам или младшим демонам.

– А, ну тогда еще ладно…

– Я ведь тоже не сижу сложа руки! – слегка обиделась моя очаровательная начальница. – Шамаш уже прислал своих солдат, Эа и Энлиль тоже обещали уделить частичку своих гвардий… Конечно, я не могла сказать им, для чего мне это нужно на самом деле – они считают, что я наконец-то решила обзавестись своей армией…

– А почему бы не сказать? – удивился я.

Инанна отвела глаза, с притворным интересом глядя в окно. Хотя ничего нового там не появилось.

Через несколько секунд я догадался, почему не сказать. Само собой, если она возьмет в союзники других богов, с ними придется делиться добычей. А Лэнг и без того не слишком жирный кусок. Одной богине и одному архимагу – более чем достаточно. Но если число пайщиков возрастет…

Ясное дело – Инанна, само собой, богиня добрая и бескорыстная, но о своих интересах все-таки не забывает. Не полная же она дура.

– А вы и в самом деле вернете его на Каабар? – спросил я, насаживая на коготь ломтик лососины.

– Саккакха? – уточнила богиня. – Нет, ни в коем случае. Эту ошибку я больше не повторю – никакой самостоятельности он не получит. Думаю, до войны с Лэнгом побудет здесь, в моей темнице. А потом… Ну что ж, если мы проиграем, мне будет безразлично, что с ним станет. А если победим… тогда, думаю, мы выделим в Лэнге участок и устроим там каабарский ад под управлением Саккакха. Но никакой реальной власти ему не достанется – просто формальный председатель.

– И еще надо подумать, под каким соусом подать это публике, – дополнил я. – Каабарцы уже знают, что Близнец убит.

– Нет, это как раз не проблема. В конце концов, Тиамат после смерти еще многие века оставалась главным пугалом Шумера. А я умирала девять раз, но, как видите, стою перед вами живая и здоровая. Правда, следует различать смерть тела… и окончательную смерть. Адамант убивает бога окончательно – шансов выжить практически нет… Мардук как раз так и убил Тиамат – рассек ее адамантовой секирой.

Мы еще некоторое время беседовали о том, о сем. В основном о всяких пустяках. А потом я вдруг вспомнил о записке, принесенной Пазузу.

Инанна ужасно встревожилась. В мгновение ока она превратилась из богини в простую испуганную женщину – все-таки она далека от ратных дел и не отличается большой храбростью. Вот мистер Креол, полагаю, когда узнает, просто почернеет, как головешка, призовет сюда Пазузу и будет бить его цепью и молниями, пока тот не расколется.

Кстати, неплохая идея…

– Ну так что? – нетерпеливо спросил я.

– Оставьте мне эту записку ненадолго, – справившись с волнением, предложила Инанна. – Я попробую что-нибудь выяснить… А вы пока…

– Обратно в Лэнг?..

– Нет, пока не стоит, – отвергла эту мысль богиня. – Если вас действительно разоблачили, пока что лучше не возвращаться – мне не хотелось бы подвергать вас слишком большой опасности, друг мой…

Я в курсе, что сейчас богиня преследует в том числе и собственные интересы. Ей ведь тоже придется несладко, если с меня сорвут маску. Но на душе все равно стало теплее.

– Тогда я пока побуду здесь?..

– Возможно… Хотя знаете… А между прочим, я совсем забыла, – вдруг прищелкнула пальцами Инанна. – Как там Ктулху?

– Спит, конечно, – ничуть не удивился вопросу я. Она каждый раз об этом спрашивает. – Но ворочается все сильнее.

– Дело в том, что я вспомнила об одном средстве… такой, знаете, порошочек. Если растворить его в водах Р’льиеха, он подействует, как сильнейшее снотворное.

– Тогда мы можем просто… – обрадовался я.

– Нет, к сожалению, – тут же разочаровала меня Инанна. – Боюсь, не существует такого средства, чтобы продлить этот сон надолго. Но вот оттянуть пробуждение Ктулху еще на несколько месяцев, а то и на целый год – это мы действительно можем. А в нашем положении нельзя пренебрегать даже такой крохотной отсрочкой…

– Угу. Отлично, миледи, давайте мне этот порошок, и я полетел.

– Боюсь, все не так просто… – замялась богиня.

Я снова ничуть не удивился. Вопреки всем ее заверениям, Инанна чрезвычайно не любит работать сама. Если она обещает что-то сделать, обычно это означает, что она найдет кого-нибудь, кому это можно перепоручить.

Единственный случай на моей памяти, когда она действительно взялась за дело сама – это когда облачилась в одеяние Серого Плаща и взялась меня опекать… точнее, целенаправленно издеваться. Конечно, намерения у нее были самые добрые, и для меня это все было чем-то вроде прививок, но все равно больно было зверски.

– Ну хорошо, я все сделаю, – смирился я. – Так в чем проблема?

– Этого порошка у меня нет… точнее, он у меня был, но закончился. Но я знаю место, где можно достать еще.

– Рабан, записывай, – лениво отправил в пасть еще кусок лосося я. Аппетит у меня не просто хороший, а просто-таки феноменальный.

– Этот мир лежит через один отсюда, – начала излагать Инанна. – Как раз по соседству с Лэнгом. Около века назад я посещала его… просто в виде туризма. Богам тоже иногда хочется развлечься и поглазеть на достопримечательности. И в музее одной из их столиц видела то, что нам нужно. Запоминайте – это небольшая статуэтка в виде лупоглазого человечка с огромным… животом. Точно такой же предмет когда-то был и в нашем мире, вот почему я сразу его узнала. Там есть небольшой секрет – если нажать одновременно на оба глаза, темя, пуп и промежность, открывается потайное отделение. К счастью, местные жители до сих пор его не обнаружили…

– Интересно, почему? – саркастично хмыкнул я. – Чего уж проще – нажать одновременно на пять точек… Спорим, Сэм Ллойд сразу бы догадался?

В Хрустальных Чертогах я от скуки решил уйму заковыристых головоломок Ллойда – до сих пор вспоминаю.

– Олег, ну вы будете слушать?.. – обиженно захлопала ресницами Инанна. – Не перебивайте, а то я что-нибудь забуду!

– Простите, миледи, – покаялся я.

Проклятье, эта богиня из меня просто веревки вьет! Когда она так делает глазами, я готов перерезать себе горло, только бы она улыбнулась! Это на Креола ее чары не действуют – он вообще человек жесткий и никому не подчиняется (кроме своей ученицы-американки – по-моему, это как раз то, что французы называют «l’amour»).

Правда, для архимага у миледи припасены другие методы – давить на самолюбие, например…

– Не буду ничего подробно расписывать, вы там задержитесь всего на пару дней, – поспешила успокоить меня Инанна. – Просто переместитесь, заглянете в музей, заберете статуэтку и обратно. А когда вернетесь в Лэнг, распылите этот порошок над Р’льиехом. Все ведь просто, верно?

– Угу. А что за мир? Изложите в двух словах, чтоб мне не вслепую там шариться…

– Не бойтесь, вы там не заблудитесь, – улыбнулась богиня. – Этот мир соответствует нашей с вами родной Земле, только слегка обгоняет во времени – сейчас у них должен быть 2016 год. А в остальном – практически точная копия. Ну, во всяком случае, сто лет назад никакой разницы не было… Политехнический музей, город Москва… вам ведь знаком этот город, верно? Я дам вам фотографию… ваше направление ведь может найти предмет по фотографии?

– Угу. Не переживайте, миледи, все просто великолепно, – расслабился я. – Золотая Москва… Лучший город во Вселенной… Туда я готов в любой момент. Посмотрим, во что она превратится через десять лет… Еще какие-нибудь инструкции будут?

– Да нет, никаких затруднений быть не должно. А пока вы путешествуете, я поработаю с вашей запиской – и будем надеяться на лучшее…

– Тогда бон вуаяж, миледи. Приглядывайте тут за Саккакхом, чтоб не сбежал… Рабан, стартуй!

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса! – с готовностью откликнулся мозговой паразит.

И мы переместились.

Глава 4

Не буду распространяться о мире, ставшем промежуточной остановкой между Девятью Небесами и Землей–2016. Я задержался в нем минут на пять, не больше – ровно тот срок, чтобы Рабан передохнул.

Но когда мы сделали еще один прыжок… первое, что я совершил в новом мире – подпрыгнул как можно выше, усиленно взмахивая крыльями. Потому что этот безмозглый дуболом, сидящий у меня в голове, переместил нас в центр большой улицы, на мостовую, прямо перед бампером несущегося автомобиля.

– Москва! – гордо воскликнул Рабан. – Здорово я, а?

– Да уж куда здоровей…

Подо мной заскрипели тормоза – водитель, ошарашенный появившимся из ниоткуда демоном, лишь чудом не врезался в столб. Стоявший на перекрестке регулировщик зачем-то засвистел, глядя на меня ошалелыми глазами. Народ на пешеходном переходе, как раз пересекающий улицу, замер, единодушно пялясь на невиданное зрелище.

Одним своим появлением я парализовал оживленное движение.

Кляня на чем свет стоит Рабана, я заработал крыльями, поднимаясь в небеса. Не люблю быть нездоровой сенсацией – смущаюсь сильно. Да и кто бы на моем месте не смутился?

Далеко улетать я не стал – перенесся через парапет, огораживающий крышу высотного здания, и затаился за ним. До моих сверхчувствительных локаторов по-прежнему доносились удивленные вскрики и гомон. Народ делился впечатлениями и громко переговаривался, обсуждая, что это такое только что было.

Преобладали три версии – марсианин, байкалец и мудак. Если первая версия удивила мало – меня уже не раз принимали за инопланетянина, то вторая озадачила, а третья просто возмутила. При чем тут Байкал? Я там даже не был ни разу. И почему сразу обзываются? Я, конечно, не красавец, но так-то за что?.. Пальцем никого не тронул…

Здание, на котором я укрылся, выглядело пустынно. Во всяком случае, его крыша. Ну еще бы – кому, кроме меня и Карлсона, понадобится шастать по крышам? Ничего особенного – шестнадцать этажей, белая штукатурка… Еще не облупилась – похоже, не слишком старое. Но пока никаких особенных отличий от нашего мира я не заме…

Заметил. Повернувшись в другую сторону, я заметил разницу. Да такую, что и слепой бы понял, что это не мой родной мир. Потому что всего в километре к востоку я увидел порт.

Морской порт! В Москве! И дальше до самого горизонта – лишь мягко колышущиеся волны.

И чайки…

Почему-то чайки поразили меня особенно сильно.

– А!.. Э!.. У!.. – только и смог сказать я, тыкая в ту сторону всеми правыми руками.

– Чего? – не понял Рабан. – Патрон, ты извини, я немножко промахнулся. Хотел приземлить нас в подворотню, но у них тут, похоже, город успели слегка перестроить, нету больше подворотни – перекресток.

– А ты тут раньше был, что ли? – слегка опомнился я.

– Да, мы с Волдресом лет десять назад сюда заезжали. Почти на два месяца задержались – дела были кое-какие… Полмира объехали, пока разобрались…

– Угу. Ладно, допустим. Слушай, ответь мне, пожалуйста – это что вон там такое?

– Море, – совершенно спокойно ответил Рабан.

– В Москве?! С каких это пор Москва переехала к морю?!

– Это не Москва переехала. Это море переехало.

– А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее.

– Обязательно… но ты бы, патрон, дислокацию поменял, а? Тут милиция хваткая, как крабы – кого хочешь сцапают. Тебе это надо?

Действительно, мне это совсем не надо. Сомнительно, конечно, что менты станут ловить демона… и еще сомнительнее, что им это удастся. Но дедушка Ленин был архиправ – конспирация, конспирация и еще раз конспирация, батенька.

Я задумался, где тут можно схорониться на несколько часов. При свете дня гулять по большому городу с моей внешностью неразумно. Нет, конечно, если это такой город, как Миргород, Терраполис или Ирем, внешность большого значения не имеет… но это Москва. А москвичи хоть и привыкли к гостям из других краев, но все-таки не до такой степени.

В конце концов я аккуратно переполз через парапет (само собой, с другой стороны дома) и затаился на одном из балконов. Сверху меня не видно, снизу тоже. Обнаружить можно только одним способом – из квартиры. Но направление ясно указывает, что в этой квартире сейчас никого нет, так что потревожить меня в ближайшее время не потревожат. Если хозяева вернутся, Рабан меня предупредит.

Надеюсь…

Похоже, на этой Земле, как и на моей, стоит лето. Правда, не начало июня, а самый конец августа – кое-где на деревьях уже намечается пожелтение. Но в целом эта Москва выглядит нарядно – здания почище, чем в моей, да и покрасивее, на улицах порядок, грязи не видно, мата не слышно. На перекрестке регулировщик (светофоры почему-то отсутствуют), машины движутся очень аккуратно, пробок не наблюдается.

Машины тут необычные – на наши не похожи. Нет, конечно, колес тоже четыре, кузов, багажник, капот, все такое. Но форма другая – что-то вроде приплюснутых капель. Обводы очень плавные, цвет почти у всех канареечно-желтый, а на крыше торчит что-то вроде серповидных радиолокаторов. Почти все авто одного и того же образца – различия минимальны.

И асфальт у них постоянно мокрый – по-моему, из-под машин все время брызжет вода. Меленько так, едва заметно, как будто стеклоочистители протекают. Выхлопных труб нет. А потом я заметил, как одна машина остановилась. Водитель вылез с сердитой рожей, открыл багажник и достал оттуда что-то вроде кислородного баллона. Подключил его к своему агрегату, открыл вентиль, подождал пару минут, сел и поехал. Это он что – типа как искусственное дыхание сделал?

– Да не, заправился просто, – хмыкнул Рабан. – Тут все машины на водороде работают. Видишь, сзади хреновины торчат? Это поглотители из окислов металлов. А водород, когда сгорает, дает воду – ее они просто сбрасывают. Заодно и автоматическое мытье дорог.

– Хитро… – уважительно посмотрел на вереницу автомобилей я. – А бензиновых, значит, больше нет?

– За границей еще есть – там их пока что разрешают держать. Но с нефтью тут плоховато, так что на них и там мало ездят. Дорого обходится.

– А в России что, запрещено?

– Какой еще России, патрон? – как-то очень противно захихикал Рабан. – Эта страна называется Советским Союзом, и в следующем году отмечает свое столетие.

– Угу. Понятно.

В принципе, я ничуть не удивился. Я был в мире, в котором Вторую мировую выиграли фашисты, видел планету, на которой великий ацтекский мореплаватель Ицамца-Пуч открыл и завоевал Европу, посещал измерение, в котором Мухаммед умер еще в пеленках и ислам так никогда и не возник (то самое, кстати, где я был шафером у принца Сигизмунда). А еще в одном мире даже сам направил историю по другому пути, убив Готфрида Бульонского. Я потом узнавал – крестоносцы после этого и в самом деле повернули назад, оставив Иерусалим в покое. Хотя Второй крестовый поход, наверное, все-таки состоится – тут ведь не только в религии дело. Большая политика, друзья мои, ничего не поделаешь…

– А миледи говорила…

– Что говорила? – с готовностью откликнулся Рабан. – Что сто лет назад тут все было, как у вас. Так правильно – различия пошли с сорок пятого года. А до этой даты все было точно так же.

– Ладно, допустим. Но откуда взялось МОРЕ?! – не выдержал я. – Давай, рассказывай! Все равно до вечера ждать.

Рабан на пару секунд задумался, а потом начал рассказывать.

Расхождения между моим родным миром и этим начались с восьмого мая 1945 года. Еще точнее – с одиннадцати часов вечера. Ученые за семьдесят лет установили момент совершенно точно.

В этом мире девятое мая (или восьмое, как в Европе) не отмечают праздником. Несмотря на то, что окончательная победа над фашистской Германией состоялась именно в этот день. Но так уж совпало, что одновременно с этой победой произошло еще кое-что, превратившее праздничный день в траурный. И по сравнению с этой катастрофой Вторая мировая выглядит просто мелкой бытовой неурядицей.

А произошло то, что когда-нибудь, возможно, произойдет и у нас. Потепление климата. Точнее, выравнивание – на всей планете установился единый температурный режим. Как и почему? Ученые этого мира гадают об этом и по сей день. Астрономы утверждают, что в космосе не происходило ничего необычного, геологи заявляют, что внутренности планеты чувствуют себя нормально, океанологи докладывают, что с их подопечным все в полном порядке. И тем не менее… Выдвигались даже сверхъестественные версии – кара Господня, происки Сатаны, злобные (или добрые) инопланетяне, и прочее, прочее, прочее…

Ответа до сих пор нет. Это просто произошло.

И в первый момент всем показалось, что ничего плохого в этом и нет. В самом деле – полюса потеплели, пустыни расцвели, климат изрядно улучшился. Планета словно бы преподнесла приятный сюрприз своим обитателям. Только вот у сюрприза оказался маленький, но неприятный побочный эффект…

Полярные льды растаяли.

В летописях миргородской школы магов это событие незатейливо окрестили Третьим Потопом. И вполне справедливо – под воду ушла почти треть земной суши. Переоценить такую катастрофу нелегко.

Материк Евразия перестал существовать, разделившись на материк Азия и огромный Европейский архипелаг. На картах появились такие моря, как Западно-Сибирское и Амазонское, острова Урал, Камчатка, Крым, Скандинавия, Корея… Значительная часть лучших земель человечества оказалась утрачена. Воды поглотили великое множество городов, в том числе Париж и Лондон, Берлин и Стокгольм, Киев и Санкт-Петербург, Нью-Йорк и Чикаго, Буэнос-Айрес и Пекин… Другие оказались более удачливы – Рим, Мадрид, Мехико, Анкара, Дели по-прежнему незыблемо стоят на своих местах. А вот Москва, как и Вашингтон, Лос-Анджелес, Рио-де-Жанейро, Токио, Бомбей и многие другие мегаполисы, серьезно пострадала, но все же уцелела.

Соленые воды сожрали три четверти златоглавой столицы. Правда, за семьдесят лет, прошедших с тех пор, она полностью отстроилась, и сегодняшняя Москва раскинулась даже шире, чем ее двойник в моем мире. К тому же она нежданно-негаданно стала портом и находится теперь на острове – одном из множества островов Советского архипелага.

Само собой, история изменилась не просто ощутимо, а прямо-таки глобально. К счастью, таяние льдов и повышение уровня моря прошло не в один день, так что народу погибло меньше, чем могло бы при других условиях. Нет, на это потребовалось пять с половиной лет – к 1951 году на планете не осталось ни одного клочка суши, покрытого снегом. Здешние дети не видели снега даже по телевизору – вот уже шестьдесят пять лет, как в этом мире не осталось мест, куда зима заглядывала бы хоть изредка.

Почти полвека планету колбасило со страшной силой. Границы государств кардинально перекраивались, огромные пласты народов переселялись на другие земли, в бешеном темпе строили новые города и расширяли те немногие, что сумели пережить катастрофу благополучно. Мир завис над пропастью.

Но все-таки не упал.

Одним странам повезло больше, другим меньше. Британцам, к примеру, очень посчастливилось, что эта катастрофа не грянула лет на двадцать позже – от их островов осталось всего лишь несколько огрызочков. Но в те времена они еще сохраняли значительную часть колоний, так что в конечном итоге им даже удалось извлечь из всего этого выгоду. Столицу перенесли в Канаду, туда же переехала большая часть населения. После великого потепления жизнь там стала куда приятнее, чем была когда-то. Эскимосам пришлось срочно расставаться с шубами, а у белых медведей всего за пару поколений сильно поредела шерсть – прежние меха стали бесполезным грузом.

Но судьба улыбнулась далеко не всем. Дания и нидерланды утонули целиком – ныне потомки голландцев живут на чужбине и время от времени ставят вопрос в ООН на выделение им территории в Антарктиде. Но там это мало кого интересует. А датчане впервые за многие десятилетия возблагодарили Одина, что у них есть Гренландия – теперь, когда этот огромный остров утратил ледяной покров, он превратился в очень ценную территорию.

Антарктиду, кстати, пришлось срочно делить – ее стоимость совершенно неожиданно возросла в сотни раз. К моему глубокому удовлетворению оказалось, что больше половины застолбил за собой Советский Союз – товарищ Сталин одним из первых сообразил, что происходит, и поспешил принять все необходимые меры. Немало помогло то, что Антарктиду открыли русские (в Британской Энциклопедии, правда, написано по-другому, но Сталин убедил лондонских ученых мужей, что в старой книге ошибка). Вторую половину Антарктиды поделили США, Британия, Аргентина, Чили и ЮАР.

Впрочем, меня в первую очередь интересовало, что стало с моей родиной. А у нее дела обстояли серединка на половинку. Европейская часть России превратилась в большой архипелаг. Азиатская пострадала меньше, но тоже очень сильно. Правда, климат, как и на всей планете, изрядно улучшился…

Советский Союз, строго говоря, перестал быть Союзом. От старой системы республик отказались, ибо их количество резко уменьшилось. Поэтому отношения с ними пришлось полностью пересмотреть.

Среднеазиатские ССР после катастрофы пострадали сравнительно слабо, даже наоборот – кое-что выиграли. Теперь к их степям и пустыням подошел океан, а их земли превратились в Среднеазиатский полуостров. Киргизы и таджики так вовсе благословляли перемены. Хотя узбеки и туркмены с ними не согласились – их территории резко сократились. Туркмения фактически превратилась в небольшой архипелаг.

Кавказцы не пострадали совершенно – их горы море практически не тронуло. На карте появился новый полуостров – Кавказ. И этот полуостров как-то удивительно быстро забыл прежние межплеменные распри и объединился в единое государство. Тоже Кавказ. А поскольку у основной метрополии хватало и других забот, отделиться им удалось без особых затруднений. К тому же теперь граница меж Кавказом и Россией пролегает по морю, и военные действия резко осложнились. Так что сегодня грузины с армянами сидят в своих горах, любуются на отделяющее их от русских море и наслаждаются независимостью.

Почти то же самое случилось с Украиной. Западная Украина отныне стала полноправной европейской державой, ибо разместилась на новорожденном острове Европа. Западенцы даже перестали клясть ненавистных москалей – к ним в дом пришла большая радость, не до того стало. Ну а Восточная Украина превратилась в небольшой остров, и претендовать на звание республики уже просто не могла.

А вот белорусам и прибалтийцам пришлось несладко – на месте этих республик не осталось ничего вообще. Латвия превратилась в маленький островок. Остальные республики – в соленое море. Сталин, недолго думая, приказал переселить белорусов, литовцев и эстонцев на Среднесибирское плоскогорье. Впрочем, туда многие переселились – советские граждане, лишившись прежних домов, дружно ломанулись на восток.

Нетрудно догадаться, что именно все это в конечном итоге и привело к нынешней картине – советская власть, сохранившаяся до 2016 года. Жесткая диктатура, царившая в стране, стала спасительной – страны с более мягкими режимами пережили Третий Потоп намного тяжелее, на десятки лет погрузившись в хаос и анархию. А вот большевики сумели удержать порядок – зыбкий, шаткий, но все же порядок.

Сталин в этом мире прожил аж на шесть лет дольше и скончался только в 1959. А сменил его отнюдь не Хрущев (его расстреляли еще в 1955-м), а Лаврентий Павлович Берия. При нем продолжалась прежняя политика, никакого разоблачения культа личности не произошло. И советская власть год от году крепчала, а не разваливалась.

В 1976 году Берия умер. И его наследник, некий Александр Важник, бывший первый секретарь Белоруссии, по-прежнему двигал страну все тем же путем. И коммунизм, как ни странно, подступал все ближе и ближе… пока и в самом деле не наступил.

В 2001-м власть в очередной раз сменилась, во главе страны встал некто Семен Саулов. Он и посейчас управляет страной, которая и в самом деле сумела построить коммунистическое общество. Уровень жизни советских граждан взлетел к невообразимым ранее высотам, и возвращаться к презренному капитализму никто не собирается. Западу не завидуют и за рубеж не рвутся – наоборот, на планете все чаще возникают коммунистические государства. В этом мире мечта коммунистов и в самом деле исполнилась. Не до конца, конечно, но в какой-то степени…

Конечно, имеются у здешнего советского строя и свои недостатки. К примеру, тот, что я уже заметил – полная монополия государства во всех отраслях промышленности. Автомобили (а также телевизоры, холодильники и большинство других видов техники) строят по единому стандарту. Само собой, никакого частного предпринимательства.

С другой стороны, Важник ввел несколько серьезных реформ – благодаря ему заводы и фабрики наконец-то стали работать так, что советская промышленность гордо заняла первое место на планете. Те, немногочисленные модели, что все-таки производятся, довели до абсолютного совершенства… и по-прежнему продолжают совершенствовать. Власти решили, что лучше иметь один автомобиль, но безупречный, чем сотню, но все с какими-то недостатками.

ЦК КПСС по-прежнему существует, но теперь этим термином обозначается обычный кабинет министров. Слово «генсек» перестало быть просто уничижительной аббревиатурой и стало нормальным словом, обозначающим руководителя Советского Союза. В Америке – президент. В Англии – король. В Союзе – генсек.

– Ну надо же… – задумчиво склонился с балкона я. – Построили коммунизм…

– А что ты так удивляешься, патрон? Социализм ничем не хуже капитализма – просто в твоем мире пошли не в ту сторону и зашли в тупик. А здесь, видишь, все-таки выбрались на свет. Режимы не бывают плохими – это люди бывают плохими. Если диктатор умный, вроде Сталина или Пиночета, такая диктатура всем только во благо. А если дурак, вроде Хрущева или Гитлера, страна летит в пропасть.

– По-твоему, Сталин был хороший? – не поверил я.

– Патрон, ну что ты как в детском саду… Хороший, плохой… Главное – умный. Сильный. И руководить умел. А остальное – это уже слезливая мелодрама.

Я неопределенно хмыкнул. В чем-то Рабан, конечно, прав – для правителя доброта и мягкость характера скорее недостатки, чем достоинства. Причем самоубийственные недостатки – глава любого государства живет, как на вулкане, и слишком кроткий на троне обычно сидит недолго…

Хотя насчет Сталина я с ним все равно не согласен. Но спорить не буду – мне еще ни разу не удавалось переспорить Рабана. Он все-таки намного старше, и язык у него подвешен лучше… ну, в метафорическом смысле, конечно. У мозговых полипов керанке нет никаких органов, кроме нервно-мозгового узла, дыхательно-пищеварительного отверстия, трубчатых нитей для общения с мозгом хозяина и энтодермы, которая все это обволакивает.

Питательные вещества он получает одновременно со мной, а кислород черпает из моего же мозга. Я-то сам не дышу, но небольшая толика воздуха внутрь меня все-таки попадает. Рабан даже вырастил себе небольшой «акваланг» с колонией хлорофильных бактерий – порой мне случается попадать в безвоздушное пространство, а моему симбионту отнюдь не хочется задыхаться.

– А это, значит, Москва… – окинул взглядом панораму я. – Красиво… Красная площадь, я так понимаю, утонула?

– Правильно понимаешь. Но Кремль отстроили заново. А Мавзолей со всем содержимым перенесли – еще в сорок седьмом. Там рядом еще три Мавзолея стоит…

– Чьи?..

– Как чьи? Сталина, Берии и Важника. Это ж не коммунальная квартира – кучей лежать. Сейчас уже пятый достраивают – для Саулова.

– Прямо фараоны… – хмыкнул я.

– Ну как что, так сразу фараоны! – почему-то возмутился Рабан. – Да все так делали! Тадж-Махал – что, по-твоему, такое? Мавзолей! Да еще не для самого раджи, а только для его жены! Вы, люди, прямо некрофилы какие-то – хлебом не корми, дай покойника на обозрение выставить! На кладбища землю тратите, на крематории дрова… Зачем-то.

– А что же с мертвыми-то делать?

– Как что? На удобрения! И всем выгода! Покойничку приятно после смерти в цветочки превратиться, и живым приятно – на мертвечинке урожаи хорошие…

– Угу. В Лэнге видали.

– В Лэнге не в счет – это Темный мир, там ничего хорошего не вырастет. А вот ты думаешь, почему на кладбищах всегда цветы так здорово растут?

– Все, заткнись! – раздраженно оборвал его я. – Надоел со своими теориями. Несешь какую-то хрень…

Дерганый я становлюсь от такой жизни, раздражительный. А кто бы не стал? Демоническая кровь сказывается… Да и Лаларту, опять же, все время подражать нужно… Альтер-эго. А нервные клетки не восстанавливаются…

– Опять ерунда! – не удержался Рабан. – Нейроны не отмирают, патрон, это все фуфло! Их и не нужно восстанавливать! Нервные клетки отлично регенерируют, разрастаются и даже делятся. В гиппокампе… ну, это отдел мозга, который отвечает за память и еще за всякую ерунду, есть клетки, которые делятся всю жизнь. Так что ты этой поговорке не верь – человеческий мозг может жить вечно. Это тело стареет, кровь портится, и нейроны в мозгу как бы «засыпают». Отсюда склероз, маразм и впадение в детство. А вот если тело омолодить, мозг сам восстановится.

– Угу. Ты-то откуда все это знаешь?

– Патрон, кто я, по-твоему, такой? – обиделся мой симбионт. – Я керанке! Мозговой полип! Я всю жизнь просидел в человеческом мозге! Я тут все знаю!

– О, смотри-ка, менты приехали… – заинтересовался я творящимся внизу. – Быстро работают – и трех часов не прошло, а они уже отреагировали…

– Патрон, это ты иронизируешь, или правда думаешь, что это быстро? – не понял Рабан. Он не всегда понимает мои шутки.

Я ничего не ответил – не до того стало. Совершенно неожиданно мне в глаза ударил луч мощного прожектора. Такого мощного, что я отшатнулся, непроизвольно распахивая крылья. Верхние руки метнулись к глазам, прикрывая их от световой атаки. Отсутствие век зачастую становится настоящей проблемой…

– ТОВАРИЩ ПРИШЕЛЕЦ! – прозвучал снизу голос, усиленный в десятки раз милицейским мегафоном. Довольно дружелюбный голос. – ТОВАРИЩ ПРИШЕЛЕЦ, СПУСКАЙТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА! БУДЕМ УСТАНАВЛИВАТЬ С ВАМИ КОНТАКТ!

Глава 5

На миг я замер. В стенки черепа (в переносном смысле – черепа у меня нет) упорно стучались два вопроса – как они меня нашли и почему не стреляют? Обычно всегда первым делом стреляют, а уж потом начинают общаться. Нет, иногда общение начинается и пораньше, но оно, как правило, ограничивается одной-двумя простейшими фразами вроде «Стоять, падла!».

Обидно, конечно, но неудивительно.

– Рабан? – растерянно обратился за советом я.

– А чего я-то все время? – заворчал проклятый керанке, явно уходя от ответственности. – Думай сам.

Прожектор выключили. Я осторожно выглянул наружу – таиться дальше не имело смысла. Там стояли четыре машины почти той же модели, что и все остальные, но чуть покрупнее, с вытянутыми крыльями, придающими авто сходство с катером, и окрашенные в синий цвет. На крыше не только антенны, но и мигалки – точно такие же, что и на моей Земле–2006.

– МЫ РАДЫ ПРИВЕТСТВОВАТЬ ВАС НА НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ! – заорал пузатый мент с погонами подполковника.

Одновременно с воплями в мегафон он напряженно изучал какую-то книжечку. Несмотря на большое расстояние, я без труда смог прочесть мелкий текст – похоже, что-то вроде пособия по установлению контактов с инопланетянами. Но судя по тому, что я узнал от Рабана, таковых в этом мире пока что не случалось…

Да, начинаю уважать здешние власти – в предусмотрительности им не откажешь.

Мне вдруг стало интересно. За пришельца меня уже принимали, и неоднократно, но контакт устанавливают впервые. И мне захотелось узнать – а как же это будет выглядеть? А то слышать про такие контакты я слышал, но вот видеть, а тем более участвовать… Да еще в качестве пришельца.

Приняв такое решение, я с легкостью перемахнул через перила, распахнул крылья и мягко спланировал вниз. Отдаю должное здешней милиции – никто не убежал. Побледнели слегка, к пистолетам кое-кто потянулся, но стояли прочно, как скалистые утесы.

Зеваки отреагировали более бурно. Но в целом советские граждане этого мира оказались морально устойчивыми – паники не поднялось, никто не кричал и не удирал. Просто показывали на меня пальцами, перешептывались и строили предположения, что сейчас будет. Некоторые фотографировали, один дядька снимал на видеокамеру. Странная какая-то камера – громоздкая, примитивная. Похоже, в этой отрасли технологий они от нас отстают.

Пролетев пятьдесят метров, отделяющих шестнадцатый этаж от земли, я приземлился на свободном пятачке, оставив глубокие царапины в асфальте. Обернувшись к милиции, развел руки, свернул хвост улиткой и попытался обезоруживающе улыбнуться.

Получился жуткий оскал.

– ЗДРАВСТВУЙТЕ, ТОВАРИЩ ПРИШЕЛЕЦ! – заревел в мегафон толстый подполковник. Потом смущенно кашлянул, сообразив, что повышать голос уже не нужно, и передал мегафон подчиненным. – Здравствуйте, товарищ пришелец! Мы рады приветствовать вас на нашей планете! Я подполковник советской милиции Шиханов! От лица всего советского народа категорически приветствую вас на нашей планете! Вся советская милиция рада видеть вас на нашей планете! Весь советский народ приветствует ваше появление! Будучи подполковником советской милиции, я представляю здесь весь советский народ и от его лица приветствую вас на нашей планете!

Я терпеливо слушал. Похоже, подполковник не мог похвастаться богатым словарным запасом – сплошные тавтологии. Фактически, он просто повторял одни и те же фразы, слегка меняя формулировку.

В конце концов, это дошло и до него самого. Он снова смущенно кашлянул, явственно покраснел и пробормотал что-то насчет того, что дальнейший разговор мы продолжим в более подходящих условиях, если, конечно, товарищ пришелец не возражает.

– А можно будет потом город посмотреть? – поднял две правые руки я. Контакт контактом, но у меня все-таки задание. – Достопримечательности всякие, музеи там…

– Разумеется! – просиял подполковник, счастливый, что его вывели из порочного круга приветствия. – Мы вам такую экскурсию устроим – закачаетесь! Пожалуйте в машину, товарищ пришелец.

Загружаясь в авто, я думал, что мне положительно нравятся местные жители. Если, конечно, это не западня. Но даже если и так – все равно нравятся. Еще никогда меня не заманивали в западню так гостеприимно и уважительно.

Меня усадили на заднее сиденье, а по бокам пристроили двух угрюмых сержантов с широченными плечами. Втроем нам было жутко тесно, к тому же мои визави непроизвольно старались отодвинуться подальше.

Хотя получалось плохо – им и вдвоем здесь было бы тесно.

– А куда мы едем? – через некоторое время спросил я. Что творилось за окнами, я не видел – слишком плотно меня облепили со всех сторон.

– Ну, в ГУМ сначала, а там как распорядятся… – задумчиво ответил подполковник Шиханов.

– В ГУМ?.. Зачем?

– По инструкции положено.

– Патрон, в этом мире ГУМ – это Главное управление милиции, а не магазин, – перевел мне Рабан.

– Вы не волнуйтесь, товарищ пришелец! – обернулся с переднего сиденья подполковник. – Сделаем все в лучшем виде! Надо же по правилам все, правильно? По распорядку, по утвержденному свыше декламара… ну, неважно. Сначала мы вас в ГУМ доставим, потом за вами гебисты приедут, проверят вас как следует… Ну а потом можно и в Кремль – прямо к товарищу Саулову! Надо же сначала убедиться, что вы благонадежны, правильно?

– Угу.

– А вы к нам как – надолго? В составе дипломатической миссии или сами по себе? Когда ожидать остальных товарищей из-за рубежа?.. то есть, из… а вы откуда, кстати?

Ответить я уже не успел – кортеж затормозил у невзрачного четырехэтажного здания. Меня предельно вежливо попросили покинуть авто и пройти внутрь. Нет, мне тут положительно нравится – никто не угрожает, убить не пытаются, страха не проявляют. То ли им тут каждый день демоны на голову сваливаются, то ли партия просто приучила народ сохранять спокойствие в любых ситуациях. Я однажды был на Петровке, 38. Ночью, правда. На Земле–2016 эта улица ушла под воду, но ГУМ (ул. Кутузова, 115) внутри оказался почти таким же – похоже, строили по старым чертежам.

На меня, разумеется, смотрели с любопытством. По-моему, собрались все, кто был в здании – сомневаюсь, что в обычное время тут так многолюдно. Но страха в глазах я не заметил – доблестная советская милиция не боялась даже самого черта… впрочем, я почти он и есть. Архидемоны Лэнга ничем не уступают Князьям Тьмы Ада.

Подполковник Шиханов утратил ко мне интерес почти сразу же. Он привел меня в какой-то кабинет, попросил присутствующих там товарищей за мной приглядеть, а сам отправился держать ответ перед начальством. А я остался в просторной комнате, доверху заполненной бумажными папками и милиционерами. Восемь человек разного возраста и звания.

Хотя бумаги еще больше. На каждом столе громоздятся небоскребы из папок. Под столами – тоже. Вдоль стен выстроились шеренги из стоп застарелой макулатуры. А возле подоконника вообще творится что-то несусветное – по меньшей мере шесть кубометров бумаги. Эта груда даже слегка шевелится, как будто в ее недрах зарождается собственная жизнь.

Первое время на меня все пялились, не решаясь раскрыть рта. Дверь то и дело приоткрывалась, и в нее просовывались заинтересованные лица. Но постепенно ко мне попривыкли, и все вернулось в прежнюю колею.

Я же начал чувствовать себя неловко. Не знал, куда девать крылья, поминутно переплетал руки, смущенно старался спрятать хвост, теребил брюки. Порадовался, что не расхаживаю голышом – среди работников милиции присутствовали женщины.

– Товарищ пришелец, а можно спросить? – прощебетала молоденькая лейтенантша, уже буквально проерзавшая сиденье насквозь. – А как вас зовут?

Ее вопрос прорвал плотину – на меня стремительно навалились с вопросами. Пожилой майор, оставшийся за старшего, тщетно пытался урезонить молодежь, но внимания на него обращали не больше, чем на радио, которое тоже что-то тихонько бормотало в углу.

– Товарищ пришелец, а вы с какой планеты? С Альдебарана, да? – не отставала девушка.

– Ага, точно! – хрюкнул плотно сбитый капитан. – Альдебаран – планета мудаков!

– В каком смысле? – озадачился я. Почему меня все называют мудаком? Чего-то я тут не понимаю…

– Тихо вы! – повысил голос майор. – Оставьте товарища в покое! Это наш инопланетный гость!

– Ну дядя Паша… – заныла девушка.

– Я тебе, товарищ лейтенант, не дядя!

– Ну, Павел Валентинович…

– Я тебе товарищ майор! – нахмурился строгий милиционер. – Вы, товарищ пришелец, не стесняйтесь, если чего нужно – говорите сразу. Вот сейчас придут анкетные данные с вас снимать, потом товарищи из главка приедут… Может, чайку? С сухариками?

– Можно, – не стал чиниться я. Пожрать я никогда не отказываюсь.

Мне налили чашку чая и вручили сухарик. Потом, подивившись тому, с какой скоростью я это смолотил, выдали сразу пакет сухарей. А молодая лейтенантша и другая тетя, постарше, устроили настоящий конвейер чаеподачи – чашка за чашкой, чашка за чашкой… Один парень побежал в буфет – взять для меня еще какого-нибудь перекуса.

– Кому тут анкетку надо заполнить? – пролез в комнату сморщенный старичок в штатском. В руках он держал толстенную папку. – Ох, товарищ, да вы, видать, байкалец, а? Охо-хо, это ж надо так поуродоваться…

Я задумался. Байкальцем меня сегодня тоже называли. Снова чего-то не понимаю. Ну какая может быть связь между мной и Байкалом?

Деду быстренько объяснили, что я не байкалец, а пришелец… кстати, с чего они это взяли? Я пока что ни словом не подтвердил свое инопланетное происхождение…

– Так, так, так… – закряхтел дедуля, бесцеремонно сбрасывая со стола сваленные бумаги. – Ну что ж, приступим, товарищи. Господи, благослови…

– Бога нет, – автоматически поправила его девушка. – Михаил Илларионович, это в вас старая закваска играет.

– А и пусть играет, – равнодушно отмахнулся дед. – Ты, Леночка, до моих лет доживешь, тоже задумаешься… Вот вы, товарищ пришелец, будем говорить, в Бога верите?

– Михаил Илларионович, такого вопроса в анкете не предусмотрено! – поспешил заметить майор.

– Ох-хо-хо, уж и поинтересоваться не моги… – укоризненно покачал головой старичок. – Ваше полное ФИО?

– Олег Анатольевич Бритва, – представился я.

Старичок невозмутимо записал. Морщинистое лицо старой черепахи осталось спокойным. А вот все остальные уставились на меня с максимальным недоумением. Ну еще бы – инопланетянин, и вдруг с таким простым русским именем. Вот если б меня звали как-нибудь вроде Ууулоцр, это показалось бы нормальным.

– Твою мать! – выразил общие чувства рослый молодцеватый лейтенант. – Что, все-таки байкалец?

– Объяснит мне кто-нибудь, при чем тут Байкал?! – взорвался я. Но тут же взял себя в руки и уже спокойно продолжил: – Товарищи, а чем вас так удивляет мое имя? Я могу и паспорт предъявить… только он в других брюках остался.

Да, точно. В тех, в которых похоронили мое прежнее тело. Фигурально выражаясь, конечно – ни черта меня не похоронили, а разобрали на органы. А что с паспортом стало, даже предполагать не берусь. Все равно он теперь недействителен – фотография-то там другая…

– Ты, патрон, все-таки дурной, – с явным чувством превосходства сообщил Рабан. – Далеко тебе до Волдреса. Ну ты что – фальшивое имя придумать не можешь?

Мне быстро объяснили, при чем здесь Байкал. Оказывается, тридцать пять лет назад в этом мире произошел взрыв Байкальской АЭС, расположенной неподалеку от Иркутска. В нашем мире такой АЭС не существует – здесь ее построили в середине семидесятых, по указанию одряхлевшего Берии. Она просуществовала всего пять лет, а потом… Катастрофа была почище Чернобыля (кстати, Чернобыльская станция в этом мире как раз отсутствует).

Я спросил, при чем же тут я. Мне терпеливо разъяснили, что из-за повышенного радиоактивного фона в тех краях до сих пор ненормально часто рождаются дети-уроды – сиамские близнецы, двухголовые, горбатые, хвостатые, с дополнительными конечностями. До такой степени, как у меня, пока не доходило, но встречаются и четырехрукие, и с третьим глазом во лбу, и даже один крылатый. Правда, крылья были рудиментарные, летать тот парень не мог. В прошедшем времени – он умер еще в молодости.

Я посочувствовал жертвам безжалостного атома и заверил милицию, что никоим образом к ним не отношусь. Да они особо и не сомневались – на инвалида я никак не тяну. Урод, монстр, но не инвалид. Скорее уж наоборот – это люди рядом со мной кажутся калеками. Хилые, медлительные, неловкие, подслеповатые, летать не умеют…

– Здрасьте, товарищ майор! – просунулась в дверь еще одна голова. – Вам просили передать, что за инопланетянином… ой, простите, я вас не заметила!.. уже выехали! Аж сам полковник Щученко едет!

– Только этого не хватало… – обтер пот со лба майор. – Нет, ну только этого не хватало! Как нарочно!

Судя по грустным лицам подчиненных, скорому появлению полковника Щученко никто особо не обрадовался. Я снова озадачился. А потом уже привычно скользнул направлением к шкафу с секретными досье на сотрудников и начал мысленно пролистывать страницы. В моей работе это чувство не просто полезно – бесценно! Да разве стал бы Штирлиц взламывать сейф Мюллера, если бы мог просто просмотреть все бумаги на расстоянии?

На Щученко я нашел досье далеко не сразу. Собственно, его тут и не могло быть – он служит не в МУРе, а в КГБ. Но кое-какую информацию все-таки разыскал – как-никак, милиция тоже не лыком шита, тоже потихоньку приглядывает за «коллегами» из госбезопасности.

Продолжая автоматически отвечать на вопросы анкеты (большую часть ответов брал с потолка – ну не рассказывать же им, кто я такой на самом деле?), я одновременно просматривал информацию о Щученко. Интересный оказался кадр…

Ефим Макарович Щученко, пятьдесят два года, на хорошем счету. Национальность… гремучая смесь. На четверть русский, на четверть татарин, на четверть украинец, на одну восьмую белорус, на одну восьмую еврей. Это же надо перемешать столько народов в одном человеке! Ярый патриот своей родины, правящей партии и ее лидеров. Коммунист до мозга костей.

Характер не самый приятный. Абсолютно туп и ограничен, непрошибаем, как бетонная стена, въедлив, занудлив, придирчив, подозрителен. Чувство юмора отсутствует напрочь, хотя сам искренне верит в обратное. Даже смеется не как все, а этаким странным «ху-ху-ху». При этом явно проглатывает еще одну букву, заключительную.

– С дороги, мурзики, КГБ идеть! – с треском распахнулась дверь. – Ну шо, де здесь у вас, значить, пришелец?

Да, это, конечно, и есть тот самый Щученко. Ефим Макарович отличался низким ростом, но весьма плотным телосложением. Хотя не из-за жира, а из-за необычайно широких костей. Лицо красное, как будто только что из парной, глаза навыкате, полностью лишенные признаков мысли, нос толстый, мясистый, губы пухлые, на верхней красуются вислые усы. Одет в брюки и пиджак, застегнутый на все пуговицы, ослепительная плешь прикрыта наполовину сползшим платком – красным в белый горошек. Странный выговор – украинское «г/х», вологодское оканье, аристократичный рязанский прононс и непременное смягчение «т» в конце слова.

– Повторяю непонятый с первого разу вопрос, – терпеливо сказал Щученко. – Де здесь присутствуеть пришелец с другой, значить, планеты?

– Ну, я пришелец, – робко поднял руку я, поняв, что никто другой за меня не ответит. – А что, сразу не видно?

– Вы, товарищ, с темы не сходите, не надо здесь этого, значить, беспорядку, – строго погрозил мне пальцем Щученко, раскрывая пухлый портфель, набитый так плотно, что несколько бумажных листов, лежавших сверху, тут же выскочили наружу. – Щас мы с вами разберемся, хто вы, значить, есть такой и шо мы с вами будем робыть!

Я зачарованно уставился на этот его портфель. Оттуда стремительно появлялись самые разнообразные предметы: огромные счеты, почти такого же размера бутерброд с ливерной колбасой, завернутый в вощеную бумагу, термос, тяжеленный пистолет неизвестной конструкции, пачка документов, уголовный кодекс, значок с портретом Ленина, кусачки, штопор, газета «Правда» от 9 июня 2011 года, красный платок размером с небольшую простыню, стопка писчей бумаги, чернильница, дырокол, древний будильник, полевой бинокль, бумажный пакет с хурмой, пачка сигарет «Ташкент», Малая Советская Энциклопедия, издание 2014 года, том 38, от «Ма» до «Мн», циркуль, линейка, граненый стакан, маленький глобус, свинья-копилка, связка ключей, моток лески, противогаз, огурец, гаечный ключ, мраморный бюстик Берии, аптечка и даже ручная граната. Под конец он выудил из порядком исхудавшего портфеля то, что, собственно, и искал – листок с какой-то инструкцией и футляр с очками. Очки оказались ему малы – похоже, их рассчитывали на более тонкий нос и менее широкое лицо.

Пока Щученко привязывал дужки к ушам леской и медленно, едва ли не по слогам, читал инструкцию, я спросил Рабана:

«А почему тут все по старинке? Где компьютеры?»

– Остались в твоем мире, – хихикнул керанке. – Здесь персональных ЭВМ пока еще нет – до сих пор считают на шкафах с перфокартой. Сам понимаешь, такую катастрофу пережили! Наука немного другим путем пошла. Вон, водородный двигатель придумали – у вас такой еще не скоро появится. А тут уже лет пятнадцать, как на водород перешли.

– Значить, це у вас и называють анкетированием? – брезгливо взял мою анкету двумя пальцами Щученко.

– Да, – вежливо ответил Михаил Илларионович. – А у вас это как называют, товарищ полковник?

– У нас це называють ху… дожественно некачественной работой. А ну, мурзики, дайте место, де, значить, КГБ сидеть будеть.

– Мы… – открыл было рот майор.

– И не надо мне здесь, значить, попусту пиз… дельничать. Выполняйте свою, значить, работу качественно и в срок, це все, шо от вас требуеть партия.

Щученко решительно уселся за стол, придвинул к себе пистолет, уголовный кодекс и зачем-то бинокль, важно обтер платком лысину и уставился на меня немигающим взглядом обкуренной гадюки.

– Значить, товарищ Бритва… – задумался он, просматривая мою анкету. – Будем, значить, решать вашу проблему самым беспристрастным образом…

– Правда? – усомнился я.

– Посмотрите мне в глаза, товарищ Бритва, – попросил Щученко. – Скажите, разве эти глаза могуть обманывать?

Я посмотрел в его маленькие поросячьи глазки и не нашел, что ответить.

– Ху-ху-ху! – неожиданно рассмеялся полковник. – Шутка! Конечно, могуть! Эй, хто там наличествует в наличии, подкрутите мне радио, шоб лучше слышно було! Шо там про их клятую пизанщину передают?

– В городе Пизе прошел французско-итальянский фестиваль народного творчества, – добродушно ответил диктор новостей из динамика. – Художники и скульпторы ФДР и ИДР представили на суд критиков свои творения. Первое место было единодушно отдано реалистической скульптуре «Сталевар».

– О, наш Митька выиграл! Ху-ху-ху! – радостно затрубил Щученко. – Это радоваеть глаз и веселить… глаз! Но уже другой! Ху-ху-ху!

– Это он про Дмитрия Серова, – устало пояснил мне майор. – Лучший наш скульптор. Будете на проспекте Ленина, обратите внимание – его работы памятник.

– Так фестиваль же французско-итальянский? – удивился я. – Откуда там русский?

– А что такое? – насторожился майор. – Вы что-то имеете против? Серов – гордость страны, товарищ пришелец, партийный, между прочим.

– А у вас на планете скульптура есть? – спросила лейтенантша Лена.

– О, промежду прочим упоминая! – отвлекся от радио Щученко. – А де, значить, доказательства, шо перед нами всамделишный пришелец с другой планеты? С Марсу там, с Альдебарану, с Большой Медведицы на худой конец? Паспорть свой инопланетный предъявите, значить! Або еще какой документь, мы не бюрократы, нам все подойдеть. Комсомольский билеть там, або карточка медицинская на худой конец…

Я открыл рот, чтобы ответить, но Щученко снова крутанул ручку радио, резко прибавляя звук.

– О, о!.. – обрадовался он, услышав очередную новость.

– Над Канадой потерпел аварию американский авиалайнер, следовавший маршрутом Денвер – Грантсвилль, – печально сообщил диктор. – По уточняющимся сейчас данным, погибло больше двухсот американских граждан.

– От так-то! – радостно потер потные руки полковник. – Получили, буржуи клятые? Так вам и надо, за все ваши лютые злодеяния! Це я красиво завернул, а?

– Также на борту самолета находились два советских гражданина, – продолжил диктор.

Лицо полковника разом превратилось в мраморную маску.

– От клятые буржуи… – прошептал он. – Двухсоть смертников не пожалели, шоб, значить, пару наших храбрых товарищей угробить… Ненавижу! Капиталисты поганые!

«Насчет отсутствия мозгов досье не преувеличивало», – мрачно подумал я.

– Ясное дело, – согласился Рабан. – Я вот сколько знаю полковников КГБ – все тупые бараны. Профессия обязывает.

«А сколько ты их знаешь?»

– Ну-у-у… Считая этого?

«Угу».

– Тогда одного.

– Товарищ Бритва, а почему я до сих пор не имею перед глазами ваших документов? – нахмурился Щученко. – Вы мне здесь не волыньте! Я вас живо отправлю в жо… сткий плацкартный вагон!

– Ну нету у меня документов! Нету! – для наглядности я вывернул карманы. – Я с планеты… эм-хм…

– Альдебаран! – подсказала лейтенантша.

– Кин-Дза-Дза, – сухо поправил ее Михаил Илларионович.

Действительно, «родную планету» я назвал в анкете именно так. Ну а что? Такого фильма в этом мире нету, никто ничего не заподозрит. К тому же звучит по-инопланетному, и запомнить нетрудно… как мне казалось. Но все-таки – чего они так привязались к Альдебарану?

– Точно, Кин-Дза-Дза, – попытался кивнуть я. Я уже больше года яцхен, но до сих пор иногда еще пытаюсь двигать отсутствующей шеей. – У нас там документов не бывает.

– Непорядок! – обтер лысину платком Щученко. – Вернетесь домой, передайте, значить, шоб непременно завели, а потом уж туристов в Советский, значить, Союз посылали.

– Угу. Обязательно передам.

– А если у вас документов, значить, нету, как же я убедюсь, шо вы есть настоящий инопланетянин? Есть у вас какие-нибудь доказательства?

– Это уже становится интересным… – хмыкнул я. – Сейчас, подождите, подумаю… А, ну да – у меня шесть рук! Убедительно?

– Ху-ху-ху! Ху-ху-ху! Товарищ Бритва, да шо вы, значить, мне мозги тальком посыпаете? В нашей советской Конституции не сказано, шо человеку запрещено иметь шесть рук! Да я вам прямо щас позвоню в Дом Инвалидов, будет здесь куча и одноруких, и безруких, и шо хошь!

– Вы мне кого-то ужасно напоминаете, полковник… – задумчиво посмотрел на него я. – Ну хорошо, а крылья?

– Ой, да шо вы мне опять мозги тальком порошите? Да я вот прямо щас пойду, да тоже крылья напялю! Маскарадный, значить, костюм!

– Да, но я умею летать!

– Ху-ху-ху! Да я тоже! Вот сейчас пойду в аеропорть, сяду на самолеть, да полечу, як птичка певчая! Соловей, значить!

– А если без самолета?

– А можно и без самолета! – покладисто согласился Щученко. – Сяду, значить, в вертолеть, и ху… же, заметьте, не будеть! Ху… до доказываете свою принадлежность к инопланетному пролетариату, товарищ Бритва!

– Нет, а если вообще без техники? – настаивал я. – Сами по себе сможете?

– А вы, значить, смогете, если мы у вас крылья оторвем? – ответил вопросом на вопрос полковник. – Давайте, значить, отрежем вам крылья, да мне прикрепим хорошим советским клеем «Момент»! И я в момент взлечу! Ху-ху-ху! Це я красиво завернул, а?

– Угу. Красиво. А если я вот прямо перед вами возьму и исчезну? Растворюсь в воздухе? Что вы на это скажете?

– Шо вас надо срочно определить в помощники товарищу, значить, Акопяну. А еще – шо вас надо арестовать за самовольный побег из-под задержания.

– А я что – задержан?

– А вот это мы сейчас, значить, и выясняем! – развел руками Щученко. – Вы доказательства предъявите, шо вы, значить, пришелец!

– И какие? Ну вот скажите, какие доказательства вас устроят?

– Паспорть! Шоб, значить, черным по бумаге было написано, шо товарищ Олег Бритва имееть национальность «инопланетянин». А иначе… – он захрюкал и начал постукивать по рукояти пистолета. – По законам, значить, военного времени…

– Так сейчас же вроде не война… – рискнул вставить словечко майор.

– А вас, товарищ Пукин, никто, значить, не спрашивает.

– Лукин! – раздраженно поправил майор. Но больше ничего не сказал.

– А вот, значить, вам, товарищ Бритва, другой вопрос, – задумался Щученко. – Вы кем же будете по, значить, классовому строю? Пролетариать? Или, може, буржуазия?

– Коренной пролетарий, – быстро ответил я. – Рабочий класс.

– А мозоля-то на руках покажьте! – в голос заорал полковник, хватая меня за руку. – Ишь, ручки-то мяконькие… хотя не очень… да уж, не очень, це я еще, значить, недосказал…

Я спокойно смотрел, как он дотошно проверяет все мои ладони, пытаясь отыскать хоть один мягкий участок. Пусть ищет – кожа у меня хитиновая, играет роль экзоскелета. Такую кожу даже автоматной очередью пробить нелегко.

– Да, мозоля есть… – неохотно признал Щученко. – Сплошные мозоля со всех, значить, сторон… Только сомнения никуда не пропали, здесь они, здеся… Ху… рмы не хотите, товарищ Бритва?

– Не откажусь, – протянул руку я.

– А вот вам ху… рмы мы не дадим! – бешено заорал полковник, торопливо пряча пакет в портфель. – Советский народ, значить, трудился, растил ее, молол, выпекал, а вы, значить, приперлись на готовенькое?! Привыкли, значить, в шесть рук народное достояние грабить?! Не дадим, значить, инопланетным капиталистам жрать нашу хурму и прочие хлебобулочные изделия!

– Хурма – это фрукт, – спокойно сообщил я.

– Я знаю, – ничуть не смутился Щученко. – Це я, значить, вас проверял. А вы проверку-то, значить, и не выдержали! Откуда вы, товарищ Бритва, знаете, шо такое наша хурма?! Шпион?!

– Разведчик! – обиделся я.

– А воть с этого места попрошу, значить, поподробнее, – оживился Щученко, придвигая к себе чистый лист бумаги, чернильницу и авторучку. – На какую разведку работаете?

На миг я задумался, за каким хреном ему понадобилась чернильница… но в следующий момент полковник невозмутимо обмакнул в чернила шариковую ручку, даже не снимая колпачка, и начал писать. По-моему, от такого зрелища челюсть упала под стол не только у меня, но и у всей милиции.

– Скажите, товарищ полковник, – облокотился на стол четырьмя локтями я, – а вас не смущает то, что вы вот так запросто допрашиваете… не совсем обычное существо?

– Нисколько, – не отрывая глаз от бумаги, ответил Щученко. – Мы, значить, не расисты, на внешность не смотрим. У нас к усем равное, значить, отношение. Главное – шоб ты был коммунисть и трудящийся! А дальше разберемся.

С этими словами он отдал пакет с хурмой майору Лукину. Майор по честному разделил фрукты между всеми присутствующими. А сердобольная лейтенантша Лена незаметно сунула одну штуку и мне, пока Щученко чесал ручкой затылок, размышляя, как правильно пишется «полковник». В конце концов он вспомнил однокоренное слово «палка», написал «палковник» и расплылся в широченной улыбке, довольный своей грамотностью.

– Вот вы, товарищ Бритва, только жрать и могете, – неодобрительно покосился на меня Щученко, все-таки заметивший несанкционированное кормление меня хурмой. – А еще на шо-нибудь вы, значить, способны?

Я на миг задумался, а потом взял у него циркуль и разрезал его на кусочки, аккуратно выпустив один из когтей. Показал, значить, на шо еще я способен.

– О-па! Порча казенного, значить, имущества! – обрадовался полковник. – Вредительство! Пять леть, считайте, уже заработали! А то и все десять – как, значить, суд решить! Наш советский суд – самый гуманный и справедливый суд в мире. Усех расстреливають!

По-моему, милиции было очень стыдно за своего в некоторой степени коллегу. Я уже несколько раз ловил на себе виноватые взгляды. Ну как же – гость из-за, мягко говоря, далекого рубежа, а с ним так обращаются! Лейтенантша Лена вообще бормотала что-то насчет того, что у меня надо не документы проверять, а в Академию наук отправить. А то и вовсе на личную встречу с товарищем Сауловым. Контакт с инопланетной цивилизацией и все такое…

– Ну се, товарищ Бритва, попали вы, значить, в передрягу, – крутанул кончик уса Щученко. – Лучше сразу во всем признавайтесь, а то, значить, буду бить вас хрустальным графином… ох ты, да я же его вчера разбил об товарища Лобачева! Ну, тогда термосом – он, значить, мало отличается. Особенно если наполнить чем-нибудь потяжельше… да вот хоть водичкой холодной. Побью вас некоторое время, упарюсь, употею, а туть, значить, как раз и водичка под рукой, шоб освежиться! Це я удачно придумал, а?

– Штирлиц ударил Мюллера графином по лысине. Мюллер в целях конспирации сделал вид, что ничего не заметил, – хмыкнул я.

– А це шо еще за люди с нерусскими именами? – насторожился Щученко, тут же хватая новый лист и испуганно обтирая собственную запотевшую лысину. – Сообщники? Подробности, значить, попрошу!

– Штирлиц – это штандартенфюрер СС, – покровительственно ответил я.

– Ага! – торжествующе указал на меня ручкой полковник. – Фашисть! Ну ты смотри, яка фашистска сволочь здесь под инопланетное существо, значить, маскируется! А я-то, невнимательный полковник КГБ, чуть было не проявил непростительную близорукость, не заметив проклятую гидру, сохранившуюся с таких, значить, далеких прошлых времен! Наручники мне сюда!

Сопротивляться я не стал. Полковник лично застегнул на мне наручники и радостно захрюкал. Я посмотрел на эти браслеты и подумал, что в случае надобности разрежу их на ленточки. К тому же Щученко как-то упустил из виду, что шестирукому существу нужно три пары наручников. В результате я утратил свободу действий лишь отчасти – ровно на треть.

– Товарищ полковник, вас к телефону! – позвали из-за двери крайне испуганным голосом. – САМ!

До этого момента я считал свою реакцию феноменальной. Увидев, как полковник Щученко в одно мгновение переместился в соседний кабинет, я переменил свое мнение. Кто бы ни был звонивший ему, заставлять его ждать Щученко явно не хотел.

Чуть напрягши слух, я без особого труда услышал большую часть разговора. И расслабился – звонил Семен Семенович Саулов, генеральный секретарь ЦК КПСС. Генсек. Ему уже успели доложить о необычайном событии, и его эта новость крайне заинтересовала. Он поздравил Ефима Макаровича с тем, что именно ему досталась такая честь – установить первый в истории человечества контакт с представителем иной цивилизации, и предложил завтра с утречка доставить гостя в Кремль, на встречу с ответственными товарищами. Ну а сегодня пусть отдохнет с дороги – устал, чай, после перелета.

Полковнику он приказал попробовать невзначай выяснить, на чем данный пришелец прибыл на Землю, с какой целью, нельзя ли установить дипломатические отношения с его родной планетой… Ну и все в таком духе. Но главное – выполнять все мои прихоти и заменять родную мать. И ни в коем случае не раздувать сенсацию – пусть знает, что Союз тоже не лыком шит, и не такое повидал.

В конце концов Саулов шутливо пообещал Щученко три звезды, если пришелец останется доволен обслуживанием – одну на грудь и еще по одной на погоны. Ну а если останется недоволен… тогда только одну. Ту, что высекают на надгробных плитах.

Когда Щученко снова вошел в кабинет, он смотрел на меня уже совершенно иначе. Как добрая бабушка на горячо любимого внука. Заметив, что на мне по-прежнему наручники, тут же заохал и сорвал их чуть ли не зубами. Потом самолично сбегал в буфет и принес мне стопку шоколадок «Октябрь», целый поднос заварных пирожных, две связки бананов, манго, пакет томатного сока, бутылку лимонада «Байкал» и запотевший хрустальный графин с водкой. Все за свой счет.

Манго вызвало у меня ностальгию по старым временам. Помню, в далеких семидесятых, когда я был голопузым мальчишкой всего-навсего с двумя руками, меня очень притягивали эти удивительные названия – киви, манго, кокосы, авокадо… Казалось, что это нечто диковинное, недостижимое, с небесным вкусом… Простому советскому гражданину попробовать такие фрукты было практически невозможно.

А потом, когда я все-таки отведал все эти загадочные плоды, пришло горькое разочарование. Самые обычные фрукты, ничуть не лучше простых яблок или слив.

И ничего чудесного…

– Товарищ Бритва, а воть не угодно ли?.. Товарищ Бритва, а можеть, сигарету?.. Товарищ Бритва, а радио вам не включить?.. – вертелся вокруг меня Щученко, пока я грустно грыз манго. – Товарищ Бритва, а шо вам еще подать?

Поняв, что ветер переменился, я с удовольствием выкурил пачку сигарет (точнее, просто сожрал – курить по-настоящему у меня не получается за отсутствием легких), наелся разных вкусностей, а потом как бы между прочим поинтересовался, нельзя ли посетить знаменитый на весь Млечный Путь Политехнический музей?

– А воть и… можно! – обтер платком лысину Щученко.

Потел он так обильно, как будто в комнате царила нестерпимая духота. На самом же деле тут довольно прохладно. Конечно, сам я этого не ощущаю, но направление кроме всего прочего подсказывает и температуру воздуха. Немного ниже комнатной: +19 по Цельсию.

– Товарищи, а вы мне машину с шофером не одолжите, а? – уже совсем не так заносчиво, как час назад, попросил Щученко. – Я-то свою, значить, отпустил, такая беда…

Менты переглянулись. В их насмешливых взглядах отчетливо читалось: «еще и раздолбай к тому же…». Но поскольку в данном случае просьба имела силу приказа, отказать полковнику не посмели.

Хотя майор прямо таки из кожи вон лез, стараясь обратить внимание полковника на телефон, стоящий на столе. Мол, позвони, да вызови себе такси. Правда, вслух он этого так и не сказал, явно надеясь на проницательность Щученко.

Тщетно.

– Егоров, Михалыч там вернулся? – крикнул в дверь Лукин.

– Никак нет! – ответили оттуда.

– А Родион?

– Аналогично!

– А хоть кто-нибудь?

– Семиглазов через десять минут обещал подъехать!

– Това-арищи! – возмутился Щученко. – Какие десять минут, шо вы мне, значить, препоны чините?! Шо это за вредительство?! Положите мне прямо сейчас на стол небольшую машину и водителя, не позорьте перед, значить, товарищем из-за рубежа! Товарищ Бритва, вы уж извините этих раззвездяев, молодые же еще, не то шо мы с вами, значить! Кстати, а сколько вам, значить, леть?

Я задумался. Родился я в 1972-м, так что сейчас мне должно быть тридцать четыре, но… Но два года я провел в матричном репликаторе, не следует ли их вычеркнуть? К тому же мое нынешнее тело намного моложе – мне чуть больше года.

– Ладно уж… – смилостивился Лукин, от души насладившись замешательством полковника. – Егоров, «Интурист» в гараже?

– Стоит, куда он денется!

– Ну вот, возьмете «Интурист». Машина старенькая, но для экскурсий как раз самое то. Согласны со мной, товарищ полковник?

– Ясное дело! – согласился Щученко. – И шофера!

– А сами что?

– А шо такое? Я шо, значить, обязан еще и шоферить? – обиделся полковник.

– А у меня свободных людей нет, – ехидно ухмыльнулся майор. – Всем работать надо, так-то, товарищ полковник…

– Дядя Паша, давайте я поведу, а? – попросила Лена.

– Так ты же на права до сих пор не сдала, – еще ехиднее посмотрел на нее Лукин.

– Товарищ майор, приказываю вам немедленно подыскать мне, значить, шофера! – обозлился Щученко, бросая испуганный взгляд в мою сторону. От того, насколько он сумеет мне угодить, зависело все его будущее – либо орденоносный генерал-майор, либо… либо полная хана. – Отказ расцениваю как саботаж, вредительство и даже, значить, сознательное причинение ущерба советскому народу и коммунистической, значить, партии!

– Хм, – хмыкнул майор. – Ладно уж, найдем мы вам водителя…

Он встал и подошел к той самой бумажной куче, что громоздилась у подоконника. Некоторое время копался в ней, а потом удовлетворенно крякнул и достал оттуда… человеческую голову.

Глава 6

За головой последовало и все остальное. То есть – заспанная и взъерошенная девушка лет двадцати. Прическа «конский хвост», загорелое лицо, густо усыпанное веснушками, и ярко-синие глаза. Одета не в форму, как все здесь, а в тонкий свитер и юбочку.

Сначала я слегка офигел от такого результата раскопок. Потом заметил, что под бумагами скрывается еще и кушетка. Отсюда вывод – девчонка просто прикорнула, а ее зачем-то завалили макулатурой. Может, пошутили, может, прятали от кого-то, а может, для тепла.

– А-а-а-а-а-а-а-а!.. – широко зевнула девица, потягиваясь так, что едва не сбросила на пол настольную лампу.

Глядя на нее, зевнули еще пятеро, в том числе и полковник Щученко. Даже я с трудом удержался – зевота, как известно, крайне заразительна. Хотя вообще-то по-настоящему я зевать не могу, ибо не дышу.

– Доброе утро, спящая царевна! – приветливо дернул девушку за волосы майор. – Выспалась?

– Ай! – взвизгнула та. – Спасиб, дядь Паш, выспалась. Оа-а… а это кто?!!

Она-то меня еще не видела. И теперь рассматривала с широко раскрытым ртом и безмерно удивленными глазами.

– Дядь Паш, а я правда проснулась? – заморгала девушка, нерешительно касаясь меня пальцем.

Стандартная реакция. Человек, видящий меня впервые, обычно пугается или удивляется. Граждане здешнего Советского Союза отличаются редкостным бесстрашием, поэтому они удивляются, но не пугаются. А вот, например, в Дотембрии мне пугались, но не удивлялись – там верят в демонов и не считают их достойными удивления.

Девушку быстренько ввели в курс дела. А потом представили и ее саму.

– Это Ирка, моя племянница, – снова дернул ее за волосы Лукин. – У нее права есть, вот она вас и покатает.

– Ну-у-у-у… – запротестовала Ира.

– А вернешься – подпишу тебе практику, – пообещал майор.

– Правда?! – захлопала глазищами девица. – Не обманешь?!

– Не обманеть! – подтвердил Щученко. – Все КГБ, значить, проследить! А вы, товарищ Лукина, де, значить, учитесь?

– Сапрыкина, а не Лукина, – поправил майор. – По сестре племянница. В МГУ она учится, на дипломатическом.

– От как! – потер потные ладошки полковник. – А ведь там, значить, и с туристами работать учать?

– Ну, – настороженно согласилась Ира. – Немножко. А что?

– Воть, значить, будеть у нас свой эскурво… гид, – решил не рисковать с трудным словом Щученко. – Вы, товарищ Бритва, не горуйте, покажем вам нашу столицу, усе музеи и все, шо хотите! В Мавзолеи хочете сходить?

– Угу, – не стал возражать я. Ну а когда еще представится такая возможность?

– Смотри, Ирка, не подведи дядю-то, – в третий раз дернул ее за волосы Лукин.

– Дядь Паш, прекрати! – взвизгнула бедная студентка. – Ты мне всю прическу испортил!

– А ты не распускай такие вавилоны на голове! Стыдоба!

– Отличная прическа, последняя английская мода… – обиделась Ира.

– А шо это вы, товарищ Сапрыкина, на их клятую Британщину смотрите? – насторожился Щученко. – Ладно, когда мода наших французских или итальянских товарищей – оне тоже коммунисты. А Британщина или Американщина нам, значить, не указ! И вам, товарищ Сапрыкина, как комсомолке, это следовает понимать!

Ира шмыгнула носом, покосилась на треснутое зеркало, висящее над умывальником, торопливо разгладила лохмы и заново закрепила резинку. По-моему, перед полковником она слегка робела – все-таки чин не самый маленький! Да еще сам Щученко! Насколько я понял, о этом индивидууме тут ходят настоящие легенды, и связываться с ним лишний раз никому не хочется.

– Ну шо, поехали? – плюхнулся на мягкое сиденье «Интуриста» полковник, бережно прижимая к животу пухлый портфель. – Вам удобно, товарищ Бритва? Можеть, приказать шампанскую притащить?

Я односложно отказался, с любопытством рассматривая поданный автомобиль. Модель отличалась от той единственной, что захватила улицы всех советских городов – раритет. Немного напоминает «Роллс-Ройс» без крыши. Цвет – бледно-розовый, багажник спереди, а капот сзади. На нем торчат изогнутые водородные баллоны – видно, что устаревшая модель, такого анахронизма здешние автомобильные заводы не производят уже лет пять. Все перешли на поглотители.

Похоже, водитель из Ирочки Сапрыкиной не самый опытный. Несколько секунд она сидела неподвижно, явно проговаривая в уме порядок действий. Потом нерешительно протянула руку к кнопке дисплея. На экране появился план города с какими-то указателями, цифрами, стрелочками, точками… Судя по всему, изображение транслируется прямо со спутника.

Так же нерешительно Ира нажала на педаль газа, и автомобиль медленно тронулся. По крайней мере, в управлении он достаточно прост – коробка-автомат, педаль сцепления отсутствует… Есть регулятор скорости – Ира поставила его на сорок километров в час и спокойно отпустила газ – теперь машина держит постоянную скорость, не ускоряясь и не замедляясь. Еще есть устройство страховочного торможения – если в непосредственной близости перед «Интуристом» появляется препятствие, он автоматически останавливается. Точно так же реагирует на красный свет светофора или сигнал регулировщика – здешние «дяди Степы» не машут руками, а просто нажимают кнопку и посылают сигнал на страховочные тормоза ближайших машин.

Конечно, водитель может выключить это устройство, но за такое отбирают права.

– Наличие бензина в баках, значить, присутствует? – обеспокоенно перегнулся через сиденье Щученко. – Товарищ Сапрыкина, как с бензином-то?

– Бензина нет, – коротко ответила студентка.

– Як?! – возмутился полковник. – Совсем?! Да вы шо, товарищ Сапрыкина, совсем, значить, с катушек съехали – без бензину товарища из-за рубежа катать собрались?! Шо это за вредительство?! Заправиться немедленно!

– Бензина нет…

– Не-мед-лен-но!!!

– …потому что бензиновых машин не производят уже лет пятнадцать, – насмешливо растянула губы в улыбке Ира. – А водорода у нас под завязку.

Она постучала накрашенным ноготком по счетчику, на котором стояла цифра 97.32, обозначающая процент заправки баллонов. Щученко самую малость стушевался, но тут же нашел себе новый объект для придирок:

– А шо это у вас, товарищ Сапрыкина, ногти в какой-то, значить, гадости извозюканы? Шо это за поклонение капиталистическому Западу? Воть берите, значить, пример с нас с товарищем Бритвой – ногти чистые, ничем ненужным не испачканы! Так и должно быть у честного комсомольца. А вы зачем, значить, под проститутку маскируетесь?

Ира густо покраснела. Незамутненное сознание советской девушки воспринимало подобные слова едва ли не на уровне мата. Она нервно сглотнула и попыталась ухватиться за руль так, чтобы спрятать накрашенные ногти. Одновременно наш шофер пыталась одернуть юбку – не мини, но все же не слишком длинную, даже коленки можно разглядеть, если слегка нагнуться и скосить глаза (лично я скосил). Полковник вполне мог посчитать предосудительной даже такую ерунду.

Вечерело. Я прибыл в этот мир около полудня, но с тех пор прошло уже довольно много времени. Солнце клонилось к закату, вдоль улиц уже загорались фонари.

Я с большим любопытством осматривался по сторонам. В бытность свою человеком я в Москве не бывал – как-то не случилось. А вот за последний год посещал ее неоднократно. И теперь мне было очень интересно взглянуть на разницу между двумя городами.

А разница есть, да еще какая! К примеру, реклама. Здесь ее нет и в помине – ни одного рекламного щита, не говоря уж о неоновых вывесках. Афишные стенды скромные, неброские, без обычной для моего мира павлиньей пышности. В кино идут почти исключительно советские фильмы. Ну и, конечно, ленты из дружественных коммунистических государств – Франция, Италия, Испания, Югославия, Чехословакия, Турция, Индия, Китай…

Дороги в этом мире очень хорошие – наконец-то научились строить. Трамвайных рельсов и троллейбусных проводов нигде не видно – общественный транспорт, как и личный, сократился до одной единицы – электробуса. Такая, знаете, штуковина, похожая на английский двухэтажный автобус, но еще больше, с широкими крыльями и плавными обводами, похожий на пузатенькую ракету. Кондуктора отсутствуют – правительство уже сделало первый шаг к полному отказу от денег, предоставив своим гражданам бесплатный общественный транспорт.

Очередей я не заметил – Советский Союз ни в чем не испытывает дефицита. Магазины переполнены товарами, а цены весьма умеренные. Бомжей и нищих на улицах тоже нет. Впрочем, это как раз неудивительно – они и у нас расплодились по-настоящему только после перестройки.

Проезжая мимо кинотеатра имени Довженко, я наконец-то понял, почему все называли меня мудаком и принимали за альдебаранца. Там висела афиша – «Альдебаран – планета модаков». И было изображение одного из этих «модаков» – действительно, здорово похож на меня, особенно для неискушенного глаза. Хвоста нет, шкура не серая, а зеленая, да и похлипче на вид, но большинство людей на такие мелкие детали не обращает внимания. Судя по очереди в кассу (касса здесь располагается на улице), фильм пользуется большим успехом.

Кстати, это оказалась единственная очередь, которую я сегодня увидел.

Конечно, поименовали этих пришельцев исключительно неудачно – народ моментально изменил название на более привычное для русского уха. Но, судя по тому, что на афише инопланетянин изображен с маленькой девочкой на руках, дарящей ему букет цветов, эти модаки – существа дружелюбные.

Что ж, спасибо здешним киношникам – создали положительный образ, в который я очень удачно вписался. Если бы столь похожие на меня существа бегали по канализациям и всех жрали, ко мне наверняка бы отнеслись более настороженно.

– Обратите внимание, товарищ пришелец – знаменитое произведение искусства! – крикнула Ира. – Геркулес называется!

Я посмотрел, куда было указано – там стоял памятник могучему исполину с палицей на одном плече и львиной шкурой на другом. Скульптор благоразумно соблюл приличия, целомудренно загнув край шкуры так, чтобы она прикрывала пах. Геракл стоял угрюмый и брезгливо морщил нос, глядя на совершенно неподходящее ему окружение.

По-моему, он устал держать эту дубину.

– Геркулес – герой греческих сказок, совершивший двенадцать великих подвигов, – заученно затараторила студентка, наворачивая круги по площади. – Вечный труженик и помощник бедных, мужественный и храбрый, добрый и неутомимый! Побеждал злодеев и чудовищ, боролся с древними тиранами и рабовладельческим строем! Считается сыном бога Зевса и простой женщины Алкмены, был угнетаем глупым, коварным и трусливым царем Эврисфеем. Великий спортсмен, основатель Олимпийских игр! Этот памятник был построен в честь Олимпийских игр 2008 года, состоявшихся у нас в Москве!

– Могучий, значить, мужик был! – внес свою лепту в лекцию Ирочки Щученко. – Вона трицепсы какие! Сильней его, небось, только Ленин был, больше никто!

Улицы этой новой Москвы выглядели для меня совершенно незнакомо. Как-никак, Третий Потоп пощадил только четверть великой столицы, все остальное отстроили заново. Посетив набережную, я смог полюбоваться на небывалое зрелище – развалины старых зданий, все еще кое-где торчащие из-под воды. Большая часть, само собой, за семьдесят лет осыпалась или была уничтожена портовыми властями, но кое-где их даже реставрировали – памятники прошлого!

Рабан и Ира почти одновременно рассказали мне, что примерно такая же тенденция наблюдается и за границей – в Вашингтоне, например, из-под воды торчит макушка Капитолийского холма. И одноименное здание, бывшее некогда центром американской демократии. В целости и сохранности. Правда, использовать оное не представляется возможным – в часы прилива его захлестывают волны. Но Капитолий, тем не менее, бережно сохраняют в первозданном состоянии и даже украсили уменьшенной копией Статуи Свободы.

Увы, оригинал погиб навеки, скрывшись на дне океана. Великий памятник до сих пор пытаются поднять, но пока что безуспешно.

Остров, на котором теперь размещается Москва, получил вполне закономерное название Московия. С северо-запада и юго-востока к Московии примыкают еще два крупных острова, отделенные узенькими проливами. Настолько узенькими, что через них даже перекинули мосты. К северо-востоку простирается Русское море, окруженное множеством островов. Ну а к юго-западу – УДР, Украинская Демократическая Республика. Независимая (формально), но, тем не менее, коммунистическая. В Европе коммунизма избежали лишь Швеция, Норвегия и Британские острова – остальные страны превратились в сателлитов Советского Союза.

Кстати, в последнее время в правительственных верхах все чаще поговаривают о возрождении СССР в его прежнем понятии – как союза республик. Уже составлен черновой список будущих ССР – Украинская, Кавказская, Турецкая, Южно-Славянская, Чехословацкая, Французская, Итальянская, Испанская, Греческая, Германская, Польская, Румынская, Венгерская, Болгарская… Афганистан уже успел благополучно войти в состав Союза. Ведутся переговоры с Китаем – поскольку в этом мире Хрущев не приходил к власти, русские и китайские коммунисты остались друзьями. Сейчас товарищи Саулов и Вэнь Чэнкунь, нынешний лидер КНР (кроме Китая включающего в себя Корею и Монголию), как раз обсуждают вариант объединения двух сверхдержав. Британская Империя и США наблюдают за этим с дрожащими коленками – такой СССР очень быстро подомнет под себя весь мир.

– А це, значить, памятник Спартаку! – со знанием дела сообщил Щученко, когда мы подъезжали к Красной площади. Я с интересом осмотрел и эту статую. – Тоже известная личность – был рабом, потом гладиатором, потом революционным вождем, а потом, значить, стал целой футбольной командой! Во как!

Красная площадь выглядит совершенно иначе. Хотя бы потому, что была перенесена по кирпичику и выстроена на новом месте. Кремль порядком изменился – пользуясь случаем, его полностью перестроили. Куранты вообще стоят другие – те, старые, так повредили при перевозке, что оказалось проще сделать новые.

Но главное отличие, само собой – Мавзолеи. Четыре штуки.

Внутрь мы не попали. Не потому, что не разрешили – просто меня не согласились пропустить без очереди. Как и в кинотеатр, в эти усыпальницы тянулись длиннющие хвосты из людей, желающих посмотреть на покойных вождей. В том числе уйма иностранцев.

– У заграничных капиталистов ничего, значить, не брать! – поспешил предупредить Щученко. – Будут предлагать жувачки или конфеты – отплевывайтесь! Усе отравлено!

Так что я просто полюбовался на этот некрополис снаружи. Собственно, остальные три Мавзолея оказались точно такими же, что и первый, ленинский. Только вывески другие.

Ленин. Сталин. Берия. Важник.

Да уж… В этом мире коммунисты как пошли по одному пути, так с него и не сворачивали. Это у нас они зашли в тупик и в конце концов окончательно себя дискредитировали. А вот здесь получилось по-другому…

Конечно, это государство стоит на костях. Первые полвека советские вожди только и делали, что ссылали и расстреливали. Но где и когда было иначе? Соединенные Штаты выросли на спинах истребленных индейцев и порабощенных негров. Британия обогатилась, опустошив Шотландию во время Промышленной революции. Сейчас уже мало кто помнит, что такое этот самый «закон огораживания». Франция, Германия, Япония, Китай, царская Россия – всегда и везде происходило одно и то же. Почти все великие государства в буквальном смысле выросли на кладбищах. Рабан прав – нет лучшего удобрения, чем мертвецы…

– Товарищ Бритва, давайте уже, значить, ехать, – беспокойно заерзал Щученко. – Ненужное, значить, внимание к себе привлекаем…

Действительно, моя персона крайне заинтересовала любопытствующих зевак. Уже щелкали фотоаппараты, на меня откровенно пялились. Иностранцы особенно разволновались. По-моему, инопланетянина в открытом лимузине все эти туристы восприняли исключительно в качестве интересного аттракциона.

Кстати, зачем я вообще выдал себя за инопланетянина? Вечно меня заносит куда-то не туда…

– А ну, значить, пошли все вон отсюда! – буквально закрыл меня телом полковник. – Дело государственной важности, глядеть запрещено!

На его вопли никто не обратил внимания. Меня отлично было видно и с другой стороны – машина-то открытая. Вспышки щелкали все чаще и чаще.

– Товарищ Ира, гоните, гоните срочно куда ваши бесстыжие глаза глядять! – сердито пихнул ее линейкой в спину Щученко. – Немедленно прибавьте, значить, скорость, иначе буду судить за вредительство!

Ирина Сапрыкина и без того пыталась выехать. Но толпа обступала нас все плотнее. Ну еще бы – такое событие! Кажется, мне что-то говорили, о чем-то спрашивали, но в этом гомоне я не мог разобрать ни слова. Слух с огромным трудом вычленивал знакомые голоса полковника и шоферки – все остальные превратились в невнятный шум.

– Давите их, товарищ Сапрыкина, во имя КПСС! – приказал Щученко, встав на сиденье в позу Ленина на броневике. – Беспощадно давить усех подряд!

Само собой, Ира проигнорировала этот приказ. Она только размахивала руками, упрашивая зевак расступиться. А я вообще сидел молча – было интересно, как полковник выйдет из такой неловкой ситуации. Только запахнулся в крылья, как в плащ – очень уж часто щелкали фотовспышки.

– Шо ж вы, значить, не принимаете мер, товарищи мурзики?! – возопил Щученко. – Давно бочками по головам не били?!

Милиции на площади, само собой, было немало, но помощи от них ожидать не приходилось – в толпе было слишком много иностранных граждан. Постовые вежливо увещевали товарищей туристов разойтись и не мешать такому же, как они, туристу совершать экскурсию, но их усилия пропадали втуне.

Впрочем, они, по-моему, не слишком старались – полковник Щученко не вызывал особого сочувствия.

Кажется, он тоже это понял. Полковник сурово насупил брови, обтер потную лысину платком и зачем-то натянул противогаз. Внимательно рассмотрел обступивших нас людей в бинокль, а потом бабахнул из пистолета. В воздух. Грохнула его пушка так, что все невольно шарахнулись.

– Товарищ Сапрыкина, давите их, значить, всеми колесами! – вновь потребовал Щученко. – Хто, значить, не желаеть подчиняться приказам КГБ, тот есть коллаборационист и должен быть немедленно расстрелян по законам военного времени!

Это подействовало. Народ начал неохотно расступаться, и машина медленно выбралась на свежий воздух. Полковник не удержался на ногах и шмякнулся, застряв обширным пузом между сиденьями. Ира рулила одной рукой, а другой сосредоточенно листала какую-то книжку. К моему удивлению, это оказался толковый словарь Ожегова – девушка искала неведомое слово «коллаборационист».

– Вот так наше родное КГБ решаеть, значить, возникающие проблемы! – довольно уселся на прежнее место Щученко. – Впечатлены, товарищ Бритва?

– Угу. Слов нет, – честно ответил я.

– То-то! Вы бы видели, как я за границей функционировал! В разведке, значить! Лучший, значить, резидент был, так у себе и запишите!

Почему-то я усомнился, что Ефим Макарович был таким уж первоклассным резидентом. Может, конечно, это просто профессиональная ревность, но я при всем желании не мог представить его в этой роли. Очень уж заметный.

– Кто бы говорил, патрон… – хмыкнул давно не подававший голоса Рабан.

«В Лэнге я ничем не выделяюсь, – отпарировал я. – А тут я не на работе».

Солнце клонилось все ниже и ниже. Я вежливо напомнил полковнику, что мне, вообще-то, хотелось посмотреть Политехнический музей. Тот немедленно приказал Ире в срочном порядке везти туда, куда желает уважаемый гость из-за рубежа. Та не возражала – даже обрадовалась. В прошлом году она писала курсовую как раз об этом музее, и в голове у нее до сих пор осталась масса полезных сведений.

– Музыку, значить, включить? – услужливо предложил Щученко, пока мы колесили по вечерней Москве. – Прослушайте, значить, концерт по завякам… заявкам трудящихся, товарищ Бритва! И обязательно выучите нижеследующую композицию наизусть – ее Пушкин написал еще при жизни!

Из мощных динамиков грянул хор. Песню я узнал сразу же, с первого же слова – ее трудно не узнать. Правда, имелись некоторые отличия – на первый взгляд незначительные, но если присмотреться…

Союз нерушимый республик свободных Сплотила навеки великая Русь, Да здравствует созданный волей народов Единый, могучий Советский Союз! Сквозь грозы сияло нам солнце свободы, И Ленин в грядущее путь озарил, Нас вырастил Сталин – избранник народов, На труд и на подвиги нас вдохновил! Славься, Отечество наше свободное, Дружбы народов надежный оплот, Партия Ленина – сила народная, Нас к торжеству коммунизма ведет! Мы армию нашу растили в сраженьях, Захватчиков подлых с дороги сметем! Мы в битвах решаем судьбу поколений, Мы к славе Отчизну свою приведем! В победе бессмертных идей коммунизма Мы видим грядущее нашей страны, И Красному Знамени славной Отчизны Мы будем всегда беззаветно верны! Славься, Отечество наше свободное, Дружбы народов надежный оплот, Знамя советское, Знамя народное Пусть от победы к победе ведет!

Щученко подпевал. Да не просто подпевал – он впал в натуральный транс, правой рукой отдавая честь, а левую прижимая к сердцу.

Хотя лучше бы молчал – слух у него отсутствует напрочь. А голос идеально подходит для того, чтобы орать и командовать, но крайне плохо – чтобы петь.

Хорошо хоть Ира тоже подключилась, и ее мелодичный голосок отчасти выправил положение.

Я пожалел, что не захватил гитару. Вот бы я им показал, что такое настоящий русский рок! Гимн отлично поется под грохот тяжелого металла – я уже пробовал. Правда, не с советским, а с российским, но мелодия-то у них одинаковая, верно?

– Как вам, товарищ Бритва?.. – спросил полковник, смахивая скупую слезу.

– Охрененно, – честно ответил я. – Только при чем тут Пушкин?

– Ну, он, значить, слова написал, – объяснил полковник. – Великий, значить, поэт был.

– Угу. Знаете, товарищ полковник, Пушкин, конечно, поэт выдающийся, но, по-моему, к гимну все-таки не он текст сочинял, – мягко поведал я.

– А хто же?

– Да вроде как Сергей Михалков. А музыка Александрова.

– А це хто такие?

– Товарищ полковник, а можно задать вопрос в целях повышения общей грамотности? – хитреньким голоском пропищала Ира.

– Конечно, можно! – пошел красными пятнами довольства Щученко. – Для того мы, ваши старшие товарищи, значить, и нужны – просвещать молодежь. Ежели не мы, дак хто?

– А какие у нас в стране еще были великие поэты, кроме Пушкина? – невинно спросила студентка.

Полковник задумался. Крепко задумался. На его широком лице явственно отражалась напряженная работа мысли – еще чуть-чуть, и будет слышно, как в голове вертятся колесики. Наконец он решительно ответил:

– Пушкин.

– Я же говорю – кроме Пушкина!

– И еще Ленин.

Ира открыла было рот, но так ничего и не сказала. В поросячьих глазках полковника отчетливо читалась угроза. Всякий посмевший усомниться в беспредельности талантов Владимира Ильича рисковал получить в зубы пистолетной рукоятью.

– Це было, значить, вступление! – сообщил Щученко, прибавляя звук. – Щас еще много чего интересного споють, слухайте внимательней, не раскаетесь.

Он оказался прав. Услышав слова следующей песни, я изумленно раскрыл рот – голос звучал поразительно знакомо. Этот хрип узнали бы девяносто девять россиян из сотни… Правда, звучал он немного по-другому – появились дребезжащие нотки, некоторые трещинки в звучании, но это несомненно был…

– Высоцкий?! – воскликнул я.

– Ага, – кивнула Ира, слегка притопывая ножкой в такт. Благо педали нажимать не требовалось.

– А он разве не умер?..

– Да вы шо, значить, говорите, товарищ Бритва?! – ужаснулся Щученко. – Да как ваш инопланетный язык повернулся такое сказать?! Народный артист, трижды лауреат, и вдруг умер! Кушайте, как говорится, шоколад! Да шоб он еще сто лет прожил!

– Ну он старый, конечно, уже… – вздохнула Ира. – В следующем году у него юбилей – восемьдесят лет будет… Вот, товарищ пришелец, возьмите программу – почитайте, кто еще выступает…

Я углубился в чтение радиопрограммы. Действительно, там имелся полный список всех выступающих. Сегодня исполнялось пятьдесят лет некоему Милявцеву, и в честь такого события устроили большой концерт, на котором должны были петь почти все современные звезды.

Похоже, этот Милявцев – крупная шишка…

Добрая половина фамилий звучала незнакомо. Сурович, Шестаков, Хвилиани, Крабова, Ковров – кто это такие? Но многие другие имена я узнал сразу же. Кобзон, Пугачева, Газманов, Басков, Лещенко, Расторгуев – кто же их не знает? Кстати, из динамиков как раз послышался голос Расторгуева – у него даже репертуар не изменился.

– Ира, а зачем вас бумагами завалили? – вспомнил я.

– А?.. Что?.. – Ирина не сразу сообразила, о чем я спрашиваю. – А, вы об этом… Да понимаете, товарищ пришелец, я там… ну… мне практику надо сдать, лето же кончается, семестр скоро…

– А где связь-то?

– Ну я не выспалась ночью, устраивает? Прилегла на кушетке… сама не заметила, как задрыхла… А Жорка, шутник… он все время так развлекается – дядя Паша с ним уже замучился… Да ладно – так даже теплее…

– А шо это вы, товарищ Сапрыкина, вдруг ночью не выспались? – как бы невзначай поинтересовался Щученко. – Ночью, значить, спать надо, а не по танцулькам шастать!

– А вы как узнали? – опешила Ира.

– Шо узнал?

– Что я на дискотеке была?

– О-па! – обрадовался полковник. – Так я шо, в самую, значить, точку попал? Це меня радовает! Буквально ткнул пальцем в небо и вот оно как вышло! Так-то, товарищ Сапрыкина, интуицию старого коня ничем, значить, не обманешь! И шо же это вы, значить, на этой дискотеке забыли? Це все есть коварные инсинуации буржуазного Запада – советский человек и комсомолец не нуждается в таких развратах и увеселениях, ясно вам? Вы комсомолка?!

– Да! – испугалась Ира.

– А непохоже! Ну-ка, дайте мне телефон председателя вашего парткому – я его, значить, пропесочу! И все КГБ, значить, пропесочить!

– Ой, не надо! – взмолилась бедная девушка, уже представившая этот ужас. – Не звоните Максу, пожалуйста, Ефим Макарович!

– Ага, Максим, значить… – вытащил из портфеля лист бумаги Щученко. – Фамилия?

– Соламатин… Ефим Макарович, да он тоже там был!

– Хде?

– На дискотеке! Мы с ним вместе там танцевали!

– О-па! – еще больше обрадовался полковник. Он внимательно рассмотрел девушку в бинокль и констатировал: – Настоящее гнездо разврата и подражания буржуазному, значить Западу. Це я удачно объявился – вот уже и дело сейчас заведем…

– Ну Ефим Макарович, ну пожалуйста, ну не надо дела! – побелела от страха Ира. – Это же просто дискотека – что тут такого?! Там все были!

– Хто?! Фамилии! Имена!

– Товарищ полковник, а вы не перебарщиваете? – постучал его по плечу я. – Разве советские законы запрещают в свободное время танцевать на дискотеках?

– А… неть, – задумался Щученко. – Но советский, значить, студент должен лекции писать и семинары рисовать, а не по танцулькам шастать!

– Так каникулы же! – возмутилась Ира.

– А… ну да… Ну вот шо, товарищ Ира Сапрыкина, я вас на первый раз прощаю, – неохотно разорвал листок полковник. – Раз уж товарищ Бритва за вас ходатайствует, дела заводить не буду. Но зато буду, значить, за вами приглядывать – вы у меня теперь в списке подозрительных лиц находитесь!

– А я и раньше в нем находилась… – проворчала Ира, поняв, что гроза пронеслась стороной.

– Це когда же успели?

– А помните – в прошлом году? Вы тогда в ГУМ приходили, а я тогда тоже к дяде Паше в гости зашла, а вы еще сказали, что у меня сережки слишком вызывающие, а дядя Паша сказал, что это бабушкины, а вы сказали, что хоть дедушкины?..

– Не помню… – озадачился Щученко. – Но поверю на слово. Видите, товарищ Сапрыкина, не зря я, значить, вас в список-то заносил – уже второй раз попадаетесь! Надо все-таки вас, значить, пропесочить… А шо это вы руль-то бросили?! – вскинулся он. – Вы, товарищ Сапрыкина, не саботируйте производство – взялись нас к музею везти, так везите! Нам здесь эти ваши глупые обиды, значить, не нужны!

– Так уже привезла… – покосилась на него Ира. – Вот он – Политехнический музей, как заказывали…

Глава 7

Щученко резиновым мячиком выпрыгнул из «Интуриста», обежал его и услужливо распахнул передо мной дверь. Я ступил на асфальт, чувствуя себя едва ли не генсеком, и, в свою очередь, подал руку Ирочке. Та, правда, приняла ее с большим смущением – все-таки меня трудно назвать заурядным кавалером.

Что ж, в конечном итоге я все-таки добрался до Политехнического музея. Достижение, блин… Но что поделаешь – у меня все вверх тормашками. То, что для обычного человека – настоящий подвиг, для меня – обыденность. И наоборот – порой самые простейшие вещи оборачиваются настоящими проблемами. Вспомнить хотя бы, как я на пару с Палачом грабил одежный магазин, чтобы раздобыть пару штанов – чистый анекдот…

Само собой, теперь искомое заведение располагается в другом здании – старое, как и многое-многое другое, затопило водой. Но все экспонаты перенесли чин чином, ничего не забыли и ничего не упустили.

На стене красовалась цитата из изречений нынешнего вождя – «Хорошо быть советским человеком!». И подпись – С. С. Саулов. Рядом с этой надписью торчали несколько парней, которые, весело хихикая, приписывали к фамилии вождя окончание «ым». Теперь смысл получился весьма двусмысленный.

– А ну, значить, брысь отсюда, фулюганы! – шуганул их Щученко. – Взяли моду – вредительством заниматься, стены, значить, осквернять!

Мальчишки, заливаясь хохотом, разбежались в разные стороны. Полковник проводил их грозным взглядом в бинокль, посмотрел на их художества и саркастично хрюкнул.

– Каламбурчик… – констатировал он. – Смешно, смешно… Но заметьте, товарищ Бритва, неоригинально! Эту шутку я в прошлый выходной уже слышал – ее, значить, товарищ Винокур со сцены произносил. Только зазря штукатурку изгваздали.

Мне невольно подумалось, что при Сталине за такую шутку непременно последовали бы репрессии. Да и брежневские вассалы вряд ли потерпели бы столь ехидный намек. Ну что ж, в этом мире подобные строгости перестали быть необходимостью – всех врагов благополучно выловили и стало возможным ослабить поводья.

– На сегодня в Москве остался только один музей, который не был переименован после революции – Политехнический. Даже Третьяковская галерея до 1918 года называлась по-другому, – сообщила нам Ира, вспомнив о своей роли экскурсовода. – Это один из старейших музеев мира – открытие состоялось двенадцатого декабря 1872 года. Старое здание, ныне исчезнувшее под водой, было построено по проекту архитектора Монигетти. Политехнический музей был создан по инициативе российских ученых-просветителей, членов Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Музей был задуман как научный и просветительский центр России, в задачу которого входила интеллектуальная поддержка технической культуры общества путем распространения научных знаний. Начало музею положила Политехническая выставка, посвященная двухсотлетию со дня рождения Петра Первого и открывшаяся тридцатого мая 1872 года. Открытие нового здания, которое вы видите перед собой, было приурочено к восьмидесятилетию со дня рождения Ленина – двадцать второго апреля 1950 года…

– Товарищ Сапрыкина, хватить мне уже, значить, мозги канифолить! – нетерпеливо прервал ее Щученко. – Развели здесь, понимаешь, болтологию!

– А мне интересно, – вступился за девушку я.

– Товарищ Сапрыкина, вы почему прервали вашу увлекательнейшую лекцию?! Немедленно продолжайте, во мне, значить, разгорается научное любопытство!

Ирина закатила глаза, но продолжила рассказывать о Политехническом музее и его роли в просвещении обновленного коммунистического общества.

На самом деле я соврал – мне не было интересно. Когда я хочу послушать лекцию, то обращаюсь к Рабану – он хотя бы с интонациями рассказывает. А Ира словно по бумажке читает – монотонно и скучно, как в террариуме.

Почему в террариуме? Не знаю, просто к слову как-то пришлось. Помню, был я там один раз – с папой, с сестрами, так чуть не подох от тоски. Лежат змеи, черепахи, еще какие-то гады, и все без движения – спят… или умерли, не знаю. Только лягушки в аквариуме забавные – мелкие такие, черные, и все плавают вверх-вниз. Причем одновременно – как солдаты. Раз – и все лягвы поплыли вверх. Два – и все лягвы поплыли вниз. Три – и все лягвы поплыли вверх…

– А теперь проследуем внутрь и начнем нашу экскурсию! – закончила повествование Ира, решительно поднимаясь по ступеням.

Щученко не сдвинулся с места. Через секунду я понял, что полковник уснул – стоя, с открытыми глазами и очень внимательным лицом. Специалист!

Оставлять товарища из госбезопасности посреди тротуара никак не годилось. Я его растолкал (он почему-то при этом заорал «не жрите огурцы, имейте совесть!»), напомнил о том, что он на спецзадании, сопровождает инопланетного гостя (меня) и вообще – товарищ Саулов с него потом спросит.

При упоминании этой волшебной фамилии Щученко сразу подтянулся, вытянул руки по швам и вспотел. Прижимая к пузу портфель, набитый бесценным добром (я, кстати, давно облизываюсь на его бутерброд – люблю колбасу), полковник резво побежал за Ирочкой. Бегал он очень странно – какими-то вихляющими прыжками, колыхая боками, как верблюд, несущийся галопом (правда, верблюд колыхает горбами, а не боками). Но скорость развивал вполне приличную, особенно для такого грузного индивидуума. В нашем мире музеи, как и большинство остальных учреждений, на ночь закрываются. А вот в Советском Союзе Земли–2016 они работали круглосуточно. Считалось, что народ ни в коем случае нельзя ограничивать в получении полезных знаний.

Впрочем, работать-то они работают, но посетителей в ночные часы обычно не бывает. Совсем. Ну покажите мне такого полоумного, который в одиннадцать вечера попрется в музей! То есть еще одного – один-то такой точно есть…

Вход свободный. Охраны нет. Ну, если не считать таковой старушку-гардеробщицу, лениво вяжущую за стойкой. Не могу сказать с уверенностью, что именно она вязала, но лично мне эта штуковина напомнила одного неприятного знакомого.

Нъярлатхотепа.

На нас бабка даже не посмотрела – вот еще, голову поднимать ради кого-то там. По-моему, она тут сразу на двух должностях – еще и ночная сторожиха. Потому что летом гардеробы в учреждениях обычно не работают.

– Здрасьте, баб Лид, – на ходу махнула рукой Ира. – Можно?

– А чего ж нельзя… – сонно ответила старушка, не отрываясь от вязания. – Чей-то давно не заходила? Сессию-то сдала?

– Сдала, сдала… Баб Лид, а что вы вяжете?

– Что-нибудь большое и бесформенное… – задумчиво ответила гардеробщица, оценивающе глядя на свое творение. – Это ж так, руки занять…

– Ясное дело, – согласилась Ира.

Разумеется, экскурсий по ночам не проводили – если кому-то все же приспичило, пусть занимается самообслуживанием. Публики тоже не наблюдалось. По-моему, во всем этом огромном здании присутствовали только мы трое, старушка, да еще какой-то бородатый мужик, циркулем измеряющий расстояние между переносицей и бровями мумии.

– А у вас тут не воруют? – удивился я. Ценных экспонатов вокруг было много. До умопомрачения.

– Что тут воровать-то? – пожала плечами Ира. – Черепки всякие?

– Видно, шо вы, товарищ Бритва, еще не есть сознательный, значить, коммунист, – укоризненно покачал головой Щученко, ковыряя в зубах. Причем не своих, а медвежьего чучела. – Советский гражданин никогда, значить, не позволить себе такого коварного злодеяния – музеи грабить. Воть если, значить, водочный магазин, тогда… тоже никогда не позволить! – решительно закончил он. – Советский, значить, гражданин никогда не воруеть!

– Никогда? – усомнился я.

– Если хто воруеть, це уже, значить, не есть советский гражданин, а просто враг народа, – вполне логично вывел полковник. – И его непременно, значить, расстреляють.

В вестибюле я на минутку остановился у книжного ларька – интересно же, что читают наши альтернативные потомки! Ларек не работал, продавца не было, но книги все лежали на виду – убрать их никто не озаботился. В принципе, ничего особенного, все как я и ожидал. Выбор невелик, обложки невзрачные, зато тиражи вздуты до небес.

Серьезный недостаток отсутствия конкуренции – когда читателю не из чего выбирать, волей-неволей приходится брать то, что предлагают. Соответственно, издатели особо и не напрягаются – зарплата не изменится, банкротство тоже не грозит… По крайней мере в этом отношении капитализм точно лучше.

Тома были расставлены по темам, заботливо снабженным ярлыками. В основном познавательная литература – все-таки ларек при музее, а не в метрополитене. Беллетристики самая малость, и все одна лишь классика. Я вяло пробежался глазами по ярлыкам: «Химия», «Техника», «Астрономия», «История», «Биология», «География»…

Запнулся я только на теме «Мистика и мифология». Там лежало всего-навсего две книги. Но зато какие! «Бухгалтерские нормативные акты: порядок грузоперевозок» и «Бюджетный кодекс Советского Союза».

Пялился я на это зрелище довольно долго.

– Товарищ Бритва, а де вы, значить, по-русски читать выучились? – как бы между делом поинтересовался Щученко, оставляя чучело в покое.

– В школе номер двенадцать, – рассеянно ответил я и задумался – а не сболтнул ли чего лишнего?

– Хум-м, – задумчиво поведал мне полковник. – Приятно, значить, сознавать, шо на далекой Альдебаранщине так хорошо поставлено образование, и все инопланетяне в добровольно-принудительном, значить, порядке учать русский язык. Це, значить, хорошо – добро пожаловать в состав Советского Союза, товарищи!

– Угу. Валенки только зашнурую, и сразу, – язвительно прохрипел я.

– Очень надеюсь, шо у скором времени увижу вас в нашей, значить, рабоче-крестьянской партии, товарищ Бритва! – не понял сарказма Щученко.

– А я очень надеюсь, что не увидите… – вполголоса пробормотал я. – Ну что, Ирочка, покажете мне, где тут основные достопримечательности?

Ира тем временем перелистывала путеводитель, напряженно шевеля губами. Освежала в памяти слегка подзабытую информацию.

Насколько я понял, прошлогоднюю курсовую она практически полностью скатала с этого самого путеводителя. Ну а какой нормальный студент будет трудиться сам? Она все же хоть какую-то работу проделала, а в моем мире, обладающем такой прелестью, как Интернет, будущие кандидаты и доценты просто рыщут по сайтам и с невинными лицами распечатывают готовый реферат на любую тему. Один из мелких недостатков технического прогресса. Чрезмерно порой расслабляет.

– Самое интересное в нашем музее – это… – наморщила лоб она.

– …буфеть! – окончил полковник, барабаня в дверь с надписью «УФЕТ». Первая буква отвалилась. – А шо не открывають?

– Так ночь на дворе, – пожала плечами Ира. – Товарищ полковник, а может, потом поедим?

– Нет, поедим мы сейчас! – поддержал я полковника. – Я голодный, как не знаю кто!

– Я знаю! Як я! – обрадовался поддержке Щученко. – Именем КПСС, немедленно открыть дверь! Усю ответственность беру на себя!

– Угу. Сейчас сделаем, – выпустил когти я. Разрезать все подряд на ленточки – это же смысл моей жизни!

Дверь неожиданно открылась, и я замер с поднятыми руками. Оттуда выглянула еще вполне миловидная тетя лет сорока и сварливо поинтересовалась:

– Чего надо?

Я задумался. Реакция выглядела неестественно. Представьте себя на месте этой женщины – вы открываете дверь, а снаружи трехглазое чудище с длиннющими когтями. И оно на вас замахивается (точнее, не на нее, а на дверь, но это же только я знаю). Ваша реакция?

На выбор – упасть в обморок, закричать, убежать, стукнуть чем-нибудь потяжелее. Но уж никак не та, что мы пронаблюдали.

– Здравствуйте, товарищ буфетчица! – жизнерадостно выставил вперед пузо Щученко. – Буфеть нам, значить, откройте, а то мы шо-то подзакусить собрались!

– Разбежался, толстопузый, – неодобрительно посмотрела на него буфетчица. – Полночь на часах, все спят давно! Иди-иди отсюда, а то милицию вызову! Ишь, напьются до зеленых чертей и лезут, и лезут, прямо спасу от вас нет…

Она с сомнением посмотрела на меня, а потом продолжила:

– Это же надо так налакаться – даже я твоего черта вижу! Чего уставился, хвостатый?

– Да я вроде как не глюк… – с некоторым сомнением пощупал хвост я. А вдруг?

– Кому сказано – иди отсюда, пьянь! Проспись сначала, а утром в буфет приходи! Милицию вызову!

– А я, значить, из КГБ! – отпарировал полковник. – А КГБ старше всяких там мурзиков, ясно вам, товарищ буфетчица? Фамилия ваша как? Вы органам-то, значить, не препятствовайте, а то живо дело заведем!

– Теть Алла, да это я, Ира, помните? – вмешалась наша экскурсоводша. – Сапрыкина которая.

– Ирка? Ты, что ли? – прищурилась тетка. Она достала из кармана передника очки в черепаховой оправе, надела их и внимательно осмотрела с ног до головы Иру, полковника и меня. Меня особенно внимательно – по-моему, начала подозревать, что я не галлюцинация. – Ты чего на ночь глядя заявилась? А это кто с тобой?

– Полковник, значить, Щученко! – молодцевато подкрутил ус бравый гебист, свободной рукой вытирая лысину платком. – Сопровождаю гостя из-за рубежа в осмотрении наших советских произведений искусств! Гость устал, желаеть, значить, перекусить с дороги! Немедленно оказать помощь в накормлении гостя! Отказ расценивается як сопротивление органам государственной безопасности и карается по справедливым советским законам! Расстрелом.

Буфетчица смерила меня недоверчивым взглядом. Похоже, ей все еще не верилось, что я настоящий. Потом она лениво пожала плечами и сообщила:

– Хотите есть – приходите утром. А в полночь я сплю.

– Товарищ буфетчица, шо це за преступные разговоры?! – насупился полковник. – Немедленно выполнить распоряжение полковника, значить, КГБ! Це есть настойчивая просьба, оформленная в виде приказа!

– А ложила я на твое КГБ, – равнодушно зевнула тетя. – Вас много, а я одна, всех накорми, напои, спать уложи… Пистолетом махать – дело нехитрое, а вот ты попробуй, накорми пятьсот голодных студентов, когда они всем институтом в музей припрутся! Попробуй-ка!

– Товарищ буфетчица, я на вас музейному директору ябедную, значить, бумагу накатаю! – уже осторожнее пригрозил слегка стушевавшийся полковник.

– Да пожалуйста! – хохотнула тетя. – Сейчас вот разбужу его, и жалуйтесь, сколько хотите. Ва-а-ась!!! – заорала она в приоткрытую дверь.

– Аллочка, ну куда ты пропала? – донеслось оттуда. – Пошли их на [цензура] и иди обратно!

– Блин, это музей или общежитие?! – возмутился я.

– Музеи у нас в стране работают круглосуточно, гражданин, – зевнула буфетчица. – И наше любимое начальство предоставляет нам, его работникам, квартиру на непосредственном месте службы. А только обе сменщицы мои в декрете, так что я тут одна кручусь, без выходных. А спать когда же прикажете?! Спокойной ночи, граждане.

Дверь захлопнулась прямо перед моим… местом, где у людей расположен нос. А в животе почти сразу же тоскливо забурлило – организм напоминал, что я уже почти четыре часа ничего не ел. Для меня это довольно долго.

– Угощайтесь, товарищ Бритва… – грустно протянул мне пакетик леденцов полковник. Наш гид немедленно потянула носом на запах клубники. – И вы берите, товарищ Са… что уж там, просто Ирочка…

«Рабан, где эта хренова статуэтка? – спросил я, отправляя в пасть горсть конфет. – Хватит уже в туристов играть…»

– Прямо по коридору, потом поворот, сквозной зал, еще поворот, потом прямо, прямо, прямо…

– Фью-ю-уу… Большой музей!

– Очень большой, – согласилась Ира, возвращая полковнику пустой пакетик. – Следуйте за мной, товарищи экскурсанты, сейчас я вам все тут продемонстрирую.

Тихо было в ночном музее. Только цокали по мраморному полу мои когти, выбивали марш тяжелые ботинки полковника, да легонько постукивали каблучки Иры. И, конечно, ее монотонный голос, выдающий пояснения к выставленным экспонатам.

Ко всем подряд.

– …а это филлокактус «Декабрист», очень выносливое растение…

– …а это минерал галенит, спайность кубическая…

– …а это бивень нарвала, почти три метра в длину…

– …а это один из свитков Торы, семнадцатый век…

– …а это средневековый мушкет, приклад инкрустирован…

– …а это колесо сельскохозяйственной машины «трактор»…

– …а это веджвудская порфирная ваза в античном стиле…

– …а это гипсовый слепок с лица туземца Конго…

«Рабан, почему я раньше не любил ходить на музейные экскурсии?» – задал мысленный вопрос я.

– Может, потому что это зверски скучно? – предположил керанке.

«Да, ты прав. Более скучного занятия не припомню. Интересно, почему я это до сих пор терплю? Наверное, я самый терпеливый яцхен в мире…»

– Патрон, ты единственный яцхен в мире.

«Значит, я вообще во всем самый лучший. Среди себе подобных».

– Но и самый худший ведь тоже.

«Заткнись».

По-моему, Щученко опять уснул. Теперь даже не стоя, а на ходу. Может, я, конечно, и ошибаюсь, но очень уж равнодушный у него был взгляд – на экспонаты он даже не смотрел, просто пялился в одну точку.

– Посмотрите налево… теперь посмотрите направо… теперь обратите внимание на эту дверь – я пойду туда, а вы ждите здесь, вам со мной нельзя, – мило прощебетала Ирочка.

– Это почему еще?! – встрепенулся полковник. – Шо це, значить, за дискриминация, товарищ эскурво… гид?! Почему это нам туда нельзя?!

– Потому что это женский туалет, – пренебрежительно посмотрела на него девушка, скрываясь за дверью с надписью «Ж».

– У-у-у, контра… – засопел полковник, сверля эту букву подозрительным взглядом. – Я, товарищ Бритва, думаю так – туалеты в советском правовом государстве следуеть, значить, объединить! Советским гражданам нечего скрывать от советских гражданок! А советским гражданкам нечего скрывать от советских, значить, граждан! Я так примерно думаю.

– Угу. И стены делать из стекла, – хмыкнул я, вспомнив Замятина. – Чего мелочиться-то?

– Гениально! – выпучились глаза полковника. – Отличная, значить, мысля, товарищ Бритва – непременно подкину ее товарищу Саулову! Да мы еще сделаем из вас настоящего коммуниста! Можеть, даже в почетные члены КПСС запишем!

– В члены меня не надо, – вежливо отказался я. – Неохота как-то… членом. Даже только по четным.

– А чем это вам не нравится наше КПСС? Шо это, значить, за оппортунизм? Вы мне это бросьте, товарищ Бритва, а то я ведь могу и припомнить, шо вы здесь, значить, без документов и вообще, по вашему собственному признанию, шпион и фашистский, значить, прихвостень!

А я-то думал, что он забыл. Но нет, не такой это человек, чтобы забыть подобное… Думаю, если Саулов потеряет ко мне интерес, тот же Щученко с удовольствием будет командовать расстрельной командой.

– Шо она там так долго? – забурчал полковник секунд через десять. – Худая, як птичка, а гадит небось, як гиппопопотам!

– Успокойтесь, полковник, дышите полной грудью, – лениво предложил я. – Каждому из нас порой необходимо попудрить носик…

– Так можеть, воспользуетесь удобствами, товарищ Бритва? – гостеприимно предложил Щученко. – Наши, значить, советские гальюны к вашим полным услугам! Пожалуйста, пожалуйста, я провожу!

– А одного что – не отпустите?

– А це нельзя! Вдруг вы, значить, сбежите – шо я потом скажу товарищам в Кремле? Шо вверенный моему попечению инопланетный дипломать покинул территорию Советского Союза в неизвестном направлении? Думать забудьте, товарищ Бритва – если вы, значить, попытаетесь совершить массовый побег, я в принудительном порядке прострелю вам затылок!

– А у вас пистолет бронебойный? – уточнил я.

– М-м-м…

– Ну вот, скажем, титановый лист он пробьет? Хотя бы трехмиллиметровый?

– Э-э-э… а воть и!.. вряд ли. А шо?

– Значит, не прострелите, – лениво отвернулся я.

– А шо это? – обиделся полковник, ковыряя пистолетным стволом в ухе. – Вы, товарищ Бритва, значить, не недооценивайте мощности нашего советского оружия!

Я равнодушно пообещал не недооценивать, и полковник успокоился. Правда, все время порывался отправиться вслед за Ирой и выяснить, что она там делает. Ему упорно казалось, что она передает секретную шифровку в Америку. Останавливало только то, что в этом случае я останусь один и могу сбежать.

А мне в туалет не хотелось. Помню, первые месяцы после «второго рождения» я ужасно страдал от энуреза – эти проклятые яйцеголовые вечно не заботятся о удобствах создаваемых монстров. Лишь бы работало, а что он сам по этому поводу думает – им все равно. Теперь эта проблема осталась позади – чертовски полезный симбионт в мозгу постепенно вырастил мне нормальную мочевую систему.

Думаете, мелочь? А вы сами когда-нибудь пробовали крошить в щебенку фундамент портала между Лэнгом и Рари, когда в голове крутится только одна мысль – о белом мраморном друге? Думаете, разведка и диверсия – это так просто? Да мне за вредность молоко надо бесплатно давать!

Хотя, в принципе, и так дают…

Со сном тоже определились – перешли на более удобную систему «частичного отключения». Я, знаете ли, не умею засыпать сам – что-то там не стыкуется между мозгом и телом. Яцхен – система мощная, но нестабильная, без Рабана нормально функционировать не могу. Раньше он время от времени просто вырубал меня на три-четыре часа, ну а теперь я перестал спать совсем. Просто когда мне нечем заняться (вот как в данный момент), Рабан переводит меня в «спящий режим» – я по-прежнему бодрствую, все соображаю, но тело отдыхает. Правда, шевелиться нельзя и мысли текут медленно-медленно, но мне это даже нравится. Такое расслабление во всем теле – куда там всяким йогам… Опять же, книжку можно читать (если не слишком сложная) или телевизор смотреть. Удобно.

Вдруг… В голове словно зазвенел тревожный звоночек – своего рода встроенный пейджер. Этот сигнал появился у меня полгода назад – после того, как Креол перелил в меня часть души Лаларту, и я стал полноценным демоном.

Вызов, вот что это такое! Вызов демонолога!

Каждый демон должен быть готов к тому, что когда-нибудь какой-нибудь творец заклинаний вызовет его к себе, и тут уж ничего не попишешь. А если твое имя широко известно в магических кругах (как у того же Лаларту), будут тревожить особенно часто. Меня вот призывали уже дважды – и в первый раз еще год назад, когда мое «имя» звучало как Яцхен. Правда, тогда это произошло через прямое содействие леди Инанны, с тем колдуном (Магнусом Рыжебородым) мы потом подружились, и теперь я в том мире желанный гость в любое время.

А во второй раз меня призвали три месяца назад – уже как Лаларту. Но колдун оказался неопытный и забыл о главном правиле демонолога – вызывая демона, в первую очередь следует позаботиться о собственной безопасности. А он этого не сделал.

Конечно, я не стал заострять на этом внимания. Я просто спросил, чего он от меня хочет и чем готов за это заплатить. В конце концов, я не только архидемон Лэнга и тайный резидент Девяти Небес, но еще и энгах, член гильдии Эсумон! Почему бы и не услужить человеку, если есть возможность подработать?

Но он потребовал власти. Этот нахал возжелал с моей помощью стать… шуирадом, кажется. В переводе – царем. Ну, сами знаете, сколько синонимов есть у этого слова. За помощь он пообещал мне души и тела двоих сыновей. И это только аванс! – поспешил заверить он, сообразив, что мне такая плата не очень-то нравится. А по окончании работы будут добавлены еще тысяч так десять душ – для шуирада (царя) не проблема втихаря принести массовые жертвы демону или Темному богу.

Правители этим частенько грешат.

Хорошо, что на моем месте не оказался кто-нибудь другой. Шаб-Ниггурат или Нъярлатхотеп ухватились бы за такое предложение всеми конечностями. А я, само собой, отказался.

И еще на всякий случай сделал его детей сиротами. Думаю, без папы им будет лучше. Тревожный сигнал еще только включился, а я уже опустился на восьмереньки и понесся к искомому залу – с нужной мне статуэткой. Потому что этот сигнал означает, что неизвестный маг уже заканчивает ритуал вызова, и через минуту-полторы я перемещусь в другой мир. А мне очень не хочется лишаться добычи в самый последний момент.

Между прочим, согласно статистике, от шестидесяти до шестидесяти пяти процентов подобных вызовов происходят именно в такие вот моменты – когда демон занят чем-то важным. И чем важнее дело, тем больше шансов, что именно сейчас какому-нибудь чокнутому демонологу приспичит с тобой поздороваться. Причины? Понятия не имею. Вероятно, один из законов Паркинсона.

– Товарищ Бритва, стоять, именем КПСС!!! – заорал несущийся следом Щученко.

Бабах! Этот гад выстрелил… да не в воздух, а в меня – прицельно, точно в затылок! Натренировался, сразу чувствуется!

Пуля слегка оцарапала хитиновую броню и срикошетила, разбив какую-то вазу. Я залетел за угол и одним гигантским прыжком метнулся к витрине – направление вело меня точно к цели. Когти выскочили из пазух, ломая пуленепробиваемое стекло, как плитку шоколада, нижняя левая рука схватила скульптуру мужичка, похожего на Будду, и я уже спокойно выпрямился во весь рост, ожидая неизбежного перемещения.

Интересно, есть ли тут камеры наблюдения? Очень надеюсь, что нет.

– Товарищ Бритва, да вы шо себе, значить, позволяете?!! – заревел крокодильим басом Щученко, выпуская в меня еще три пули. По-моему, ему просто хотелось проверить – правда ли я такой непрошибаемый, как хвастался. – Красть у советском музею?! Стоять! Вы задержаны! По законам военного времени приговариваю вас к немедленному, значить, расстрелу!

Я досадливо посмотрел на яростно потеющего толстяка и взмахнул крыльями, поднимаясь к потолку.

– Попытка побега! Дополнительный расстрел! – завизжал полковник, бросаясь вперед и хватая меня за ногу.

– Да отпусти, [цензура] тупорылый! – захрипел в ответ я, одной рукой забирая пистолет, а двумя другими заламывая полковнику руки за спину. – Только тебя мне сейчас не хватало!.. все, поздно…

Пока полковник безуспешно старался высвободить руки, свет померк, и тут же снова вспыхнул. Миры на краткий миг наложились друг на друга, а потом вновь остался только один. Музейные стены вокруг нас бесследно исчезли, сменившись… похоже, спортзалом.

– А де это мы?.. – обомлел Щученко, прекращая борьбу. – Шо за иллюзионизм, товарищ Бритва?..

Глава 8

Я слегка встряхнул полковника и отпустил его. Мой неожиданный попутчик забрал у меня пистолет, почесал им затылок и покрепче вцепился в пузатый портфель. Потом торопливо вытащил оттуда противогаз и еще торопливее натянул его на себя.

Кажется, мы оказались в школьном спортзале. Во всяком случае, на полу нарисованы всякие линии и круги, вдоль стены выстроились шведские стенки (каламбурчик!), под потолком висят баскетбольные кольца. Лампы не горят, за окном глухая ночь, как и на Земле–2016.

Но света вполне достаточно – везде гроздьями стоят и висят оплывшие свечи. Я очутился посреди корявой, но надежной гексаграммы, вычерченной рябиновым соком. Кстати, рядом как раз стояла чашечка с оранжевой кашицей – этот самый сок.

– Це, значить, шо? – деловито осмотрелся полковник, оттягивая краешек противогаза, чтобы подышать. – Шо за фокусы товарища Акопяна?

Ответом ему послужило молчание – я пребывал в слегка оторопевшем состоянии.

Дело в том, что мир, в который мы переместились, я знаю. Очень хорошо знаю – разве можно не знать свой родной мир? Более того – строго говоря, мы никуда и не перемещались, оставшись в той же самой Москве! Именно так – направление четко и ясно сообщает, что мы на окраине города Москва.

Совпадение? Сомнительно что-то…

Потом я наконец-то обратил внимание на того, кто меня вызвал. Точнее, тех – их оказалось аж шестеро. Возле каждого из углов Печати Соломона, в которую меня заключили, стоял человек – четыре парня и две девушки. Они смотрели на меня так ошарашенно, что и дурак бы догадался – эти доморощенные демонологи сами не ожидали, что у них что-то получится.

Рассмотрев их самих, я перевел взгляд ниже – на листок, валяющийся рядом с долговязым парнем в очках. Пергамент. Хотя очень необычный пергамент – отнюдь не из телячьей, бараньей или свиной шкурки, как бывает обычно. Вот уж нет – этот листок некогда был лоскутом человеческой кожи! Интересно…

Внимательнее присмотревшись к тексту, я обомлел. Весьма знакомая страничка – ее двоюродную сестру я видел всего пару недель назад. В замке Кадаф.

Эта страница – лист с описанием ритуала и текстом заклинания, призывающего одного из архидемонов Лэнга. Думаю, все уже поняли, какого именно. А вырвана она из «Некрономикона» – одной из мощнейших книг по демонологии.

В восьмом веке нашей эры ее написал один из величайших демонологов этого мира – Абдул аль-Хазред, родом из Йемена. Он истреблял будх и маскимов, убил одного из архидемонов, Аммаштара, сражался и одолел Черного Чародея Азаг-Тота, когда тот сумел проникнуть на Землю и воплотиться в человеческом теле. Тогда у Лэнга был краткий период, когда они пытались вернуться на Землю – но именно Абдул аль-Хазред встал у них на пути.

Помешать Древним на Земле оказалось для него недостаточным. Великий демонолог прошел Врата Арзир и проник в Лэнг, где сумел уничтожить царство Темных Игиги – ныне от них остались только Духи Пространств (Светлыми Игиги называли себя Мардук, Инанна, Энлиль, Шамаш, Эа, Ану и Син, когда еще состояли в едином пантеоне). Он бродил по мертвому городу Белет эль Джину и собрал великое множество информации о демонах Лэнга и прочих Темных миров.

К сожалению, Абдул аль-Хазред всегда был узким специалистом. В демонологии с ним не мог сравниться никто, но прочими Искусствами он неразумно пренебрегал. И потому в конце концов Древние отыскали лазейку и смогли уничтожить великого мага.

В 783 году Абдул аль-Хазред покинул этот мир, разорванный на части невидимым когтем прямо на городском базаре, на глазах множества людей. За ним явился лично Йог-Сотхотх, и единоборства с ним великий маг уже не выдержал… Правда, демонам досталось только его тело – благодарный Мардук спас душу своего верного приспешника.

Последний месяц перед смертью мудрец непрерывно писал «Некрономикон». Великую и страшную книгу, в которую он заключил большую часть своего могущества. Он начертал ее собственноручно, на выдубленной человеческой коже. И разделил готовую рукопись на четыре части – слишком опасно было хранить такую мощь вместе. В каждой части имеется основной набор инструкций, четверть великой Истории о битве богов и демонов и толика заклинаний и ритуалов. Собранные вместе… никто не знает, что произойдет в этом случае.

Скорее всего – взрыв.

Так или иначе, но каждый из четырех «Некрономиконов» прошел долгий путь. С них снимали копии – блеклые, тусклые, не обладающие собственной магической силой, но все равно опасные. А уж оригиналы…

Имея оригинал, можно вызывать демонов, даже не являясь магом – достаточно лишь самого незначительного таланта и точного следования инструкциям. Сила книги сделает все за тебя. Хотя цена за такое будет воистину страшной…

Первый экземпляр у нас в Кадафе. Тысячу лет назад Нъярлатхотеп похитил его с Земли, вырвав из рук молодого арабского ученого, по неосторожности его призвавшего. Точнее, не вырвал из рук, а… вырвал руки. И книгу вместе с ними. С тех пор к ней никто не прикасался – для демонов она еще опаснее, чем для людей.

Второй экземпляр сейчас хранится в секретном книгохранилище при Британском музее. Больше ста лет ни один человек ее не открывал. Думаю, вряд ли вообще остались люди, помнящие о том, что таится в этом подвале в самом центре Лондона…

Третий экземпляр сменял владельцев особенно часто. Среди них отметились такие известные чародеи, как Роджер Бэкон и Джузеппе Бальзамо. Одним из последних эту книгу читал Говард Филипс Лавкрафт. По мере сил он старался продолжать дело аль-Хазреда – предупреждал своих соотечественников об опасности, таящейся за невидимой завесой. Под конец жизни ему тоже довелось повстречаться с нъярлатхотепом…

Ну а этот листок явно принадлежит четвертому экземпляру, самому невезучему из всех. Полтора века назад четвертый «Некрономикон» попал в руки Элифасу Леви Захеду. Великий иудейский маг не убоялся могущества черного гримуара, но и использовать его не пожелал. А потому просто разодрал его в клочья.

Увы, уничтожить его окончательно не посмел (точнее, просто не смог) – слишком большая сила вложена в эту книгу, чтобы она могла погибнуть так просто. Все листы до последнего до сих пор бродят по миру и время от времени оказываются в чьих-нибудь руках. К счастью, сейчас уже почти никто не читает на древнешумерском (который чаще называют попросту халдейским), на котором написаны мрачные заклинания, но порой и одного только держания их в руках бывает достаточно…

– Первым делом заявляю – пошли все на хрен! – заранее предупредил этих пацанов я.

– Товарищ Бритва, так шо там за события? – прогудел из-под противогаза Щученко. – Объяснения, значить, воспоследують или вы и меня намереваетесь послать к чертовой матери? Не советую!

– Чего тут объяснять… – равнодушно прохрипел я. – Не хватались бы за что попало, сидели бы сейчас дома. А теперь… в плен нас взяли, в общем.

– Шо?! Це вот эти пионэры, шо ли?! Да я их щас по законам военного времени!

У полковника КГБ слова с делом обычно не расходились. Он тут же прицелился в ближайшего парнишку и спустил курок. Тот шарахнулся в сторону, но пуля не покинула пределов гексаграммы. Над оранжево-красной чертой мигнула бледная вспышка, и на этом все закончилось. Щученко недоуменно посмотрел в дуло, не веря в такое предательство со стороны боевого товарища.

– Це шо? Шо це такое, я вас спрашиваю?!

– Полковник, у вас что – заело? Уймитесь на минутку! Видите, нас в плен взяли?

– У плен?! Меня, боевого, значить, полковника, и у плен?! – не согласился Щученко. – Контра! А вот и не выйдет по-ихному!

Толстяк прямо с места ринулся вперед, оглушительно топоча и что-то нечленораздельно крича сквозь противогаз.

– Сейчас будет больно!!! – заорал он, опуская голову, как атакующий бык.

А в следующую секунду врезался в невидимую стену, проходящую точно по линии гексаграммы.

– Да, больно… – озадаченно признался он, ощупывая ушибленную голову.

– Что теперь будете делать, полковник? – ехидно поинтересовался я.

– Теперь… теперь я потеряю сознание, – задумчиво ответил Щученко, плюхаясь на пол, как куль с сырым тестом.

– Угу, – оценил лежащее тело я. – Лишний временно выбыл. Ну что, товарищи, теперь-то мы можем поговорить, как мужчина с… ну, не знаю, кто вы такие.

– Мамочки… – прошептала одна из девочек.

Все это время демонологи-недоучки стояли и пялились на нас с полковником, не в силах произнести ни звука. Меня это начинало раздражать – быть вызванным магом уже само по себе неприятно, но быть вызванным учеником мага куда хуже. Потому что он, как правило, понятия не имеет, чего ради вообще тебя сюда притащил. Сам я этого, разумеется, до нынешнего дня не испытывал, но другие демоны пару раз делились историями из жизни.

Итак, их шестеро. Один высокий и крепкий, похож на татарина. Второй низенький, вихрастый, нос бульбой, передний зуб выбит. Третий среднего роста, пухлый, одет в дорогой пиджак. Четвертый длинный, нескладный, в очках. Пятая невысокая, светленькая, лицо простенькое, невыразительное. Шестая черненькая, симпатичная, но с косметикой явный перебор.

– Вы… вы демон?.. – робко спросил тот, что в очках. – Настоящий?.. У нас что – получилось?!

– Угу. Точно. Получилось. И что мы теперь со всем этим будем делать?

– [цензура], Юрка, ну ты зажег! – уважительно покачал головой вихрастый, отходя от шока. – Так, ты, урод, слушай сюда – сначала я хочу…

– …по морде, – закончил я. – Сопли утри сначала, а потом хотеть будешь.

– Че-о-о-о?!! – возмутился коротышка. – Да я тебя… Машк, ну-ка дай пугач…

Черненькая, по-прежнему не отрывая от меня глаз, передала ему пистолет. Водяной. Вихрастый с совершенно серьезным видом прицелился в меня, прищурив левый глаз, и ехидно осведомился:

– Ну и кто теперь главный?

Я задумчиво посмотрел на него… а потом прыгнул.

Поверьте, если на вас никогда не бросался яцхен в полном боевом облачении, вы не знаете, что такое настоящий страх. Когда я раскрываю крылья, поднимаю хвост, выпускаю все когти, оскаливаюсь, пускаю кислотную слюну, бешено сверкаю глазами и громко-громко рычу, нормальный человек обычно дико визжит и старается убежать как можно дальше.

Я страшный.

Конечно, я не мог пересечь границу гексаграммы. Но четверо детишек все равно дико завопили и бросились наутек, застряв в довольно-таки нешироком дверном проеме. На месте осталась только хрупкая девчонка – она просто потеряла сознание, – и здоровый парень – этот тупо пялился на меня, абсолютно не реагируя. Тормоз, что ли?

– Перестарался, патрон, – сожалеюще заметил Рабан. – Тебя ведь сначала освободить нужно…

– Угу. Рабан, как насчет вытащить нас отсюда?

– Из магического круга? Не выйдет, извини. Слово энгахов тут бесполезно.

Я осторожно коснулся невидимой стены – да, меня она тоже не пропускала. Ясное дело – для того Печать Соломона и предназначена. Правда, эта довольно хлипенькая – Йог-Сотхотх или Шаб-Ниггурат проломили бы ее без затруднений. К сожалению, мне все еще очень далеко до полноценного архидемона, истинной демонической силы у меня нет…

К тому же это заклятие рассчитано конкретно на Лаларту. На него – а значит, и на меня – оно действует особо мощно.

Правда, есть утешение – пока я здесь, мне тоже не смогут причинить вреда. Для этого придется в первую очередь нарушить контур, а это автоматически разрушит защиту. Ну а если я освобожусь… тогда убить меня будет уже очень трудно…

Минут через пять четверо сбежавших робко вошли обратно. Похоже, все это время они прислушивались к происходящему в спортзале и, не услышав ничего опасного, рискнули вернуться.

– Я же говорил… – облегченно вздохнул Юра, смахивая пот со лба. – Он не может выйти из пентаграммы!

– Это гексаграмма, – машинально поправил его я.

– Кому ты вкручиваешь? – хмыкнул «колдун». – Звезда для вызова демонов – это пентаграмма. Я читал!

– Если у нее пять лучей, – закончил я. – А у этой шесть – гексаграмма. Печать Соломона.

– Эй, а у меня икота прошла! – обрадованно воскликнул толстяк. – Ик!.. Ик!.. Нет, не прошла…

Вихрастый подобрал с пола уроненный пистолет и снова прицелился в меня.

– Ну все, урод, ты меня разозлил! – грозно заявил он, пытаясь скрыть предательски подрагивающие коленки. – Быстро делай, что прикажу, а то как стрельну! Тут святая вода, между прочим!

– Вперед и с песней, – поддержал эту идею я.

Святая вода? Ха! Вот уж нашел чем пугать! Был бы на моем месте дьявол или черт, мог бы и испугаться – для уроженцев Ада эта жидкость сродни серной кислоте (если, конечно, ее заряжал верующий священник, а не просто мужик в рясе). А для демона Лэнга требуются совсем другие средства – к примеру, благовоние Зкауба… хотя у меня и к этому иммунитет. Я ведь не родился демоном.

– А я не шучу, между прочим! – возмутился вихрастый. – Сейчас стрельну!

Юра наклонился к нему и что-то зашептал.

– Правильно, не подействует, – подтвердил я.

Чтобы я чего-то не услышал, звук должен быть тише комариного писка и звучать где-нибудь километров за десять.

– Выпустите меня, – потребовал я.

– Но…

– Выпустите!!! – заорал я во весь голос.

На этот раз они уже не бросились бежать. Но поджилки затряслись здорово. А толстый в пиджаке начал как-то странно переминаться с ноги на ногу – по-моему, случилось непроизвольное опорожнение кишечника.

– Ну?!!

– Е… если мы… мы ва… вас выпустим, – робко пробормотал Юра, – вы… вы на… нас не съедите?..

– Я не ем человечину.

– Ну, тогда все в порядке, – успокоился пацан. – Сейчас…

– Ботаник хренов! – пихнула его в бок Маша. – Да он же врет! Севка, вот ты ему веришь?

– Не-а, – мотнул головой вихрастый, отхлебнувший немного воды из пистолета – по-моему, решил, что от этого станет для меня ядовитым. – Точно, [цензура], [цензура]!

– Мишка?

– Ик!.. Ик!.. – ответил толстый. – Ик!..

– Марат?

– Чего? – тупо уставился на нее высокий.

– Надька?.. ну-ка, вы, принесите ей воды, что ли, а то так и будет валяться…

– И мне!.. ик!.. ик!..

– Вот ты и сходи, – развернула его к дверям Маша. – Юрка, ну ты чего тупишь-то – ты же сам нам все уши прожужжал, как классно демона вызвать!

– Да я ж не думал, что получится…

– Но получилось же!

– С четвертой попытки, – сумрачно заметил Сева.

Я одновременно слушал их спор и Рабана, который уже успел просканировать их ближайшее прошлое с помощью направления (жаль, что это так редко получается – насколько было бы проще работать, если бы я в любой момент мог заглянуть в чье угодно прошлое). И теперь вкратце излагал, как, собственно, все это получилось.

Насколько я понял, этот самый Юрий учится на третьем курсе какого-то престижного университета. И очень здорово учится – уверенно идет на красный диплом. Типичный зубрила – весь курс у него списывает. И вот три недели назад он нашел в какой-то библиотеке вот этот самый листок с заклинанием. Точнее, не он нашел, а Маша – и отдала его сокурснику, ибо у нее самой он никаких эмоций не вызывал. Другой на Юрином месте просто выкинул бы старую противную бумажку, сделанную из человечьей кожи, но не таков был наш друг. За какие-то две недели он перевел древний текст и немедленно загорелся испытать новые знания на практике. Уговорил пятерых друзей помочь и провел ритуал.

Результат налицо.

– Ну так что – меня выпустят или нет? – осведомился я.

– Сначала сделаешь, что скажут, понял? – нагло заявил Сева. – Я, [цензура], сейчас список составлю…

– Точно! – подтвердил Юра. – Мы тебя вызвали, так что будешь исполнять желания!

– Пацаны, вы кем себя возомнили? – удивился я. – Я вам кто – добрая фея? Или, может, добрый сантехник? Эх, такие большие, а все в сказки верите…

– А что не так-то? – тупо уставился Сева.

– Как это что не так? Вы нашли тоже кому желания загадывать – яцхену! Да я вообще не по этой части!

– А по какой? – быстро спросила Маша.

Я с намеком провел когтями по полу, оставляя глубокие борозды. По-моему, все шестеро (ну, может, кроме Марата) сразу поняли, по какой я части.

– Мамочки… – сглотнула Надя.

– А что ж делать-то? – растерялся Юра. – Не оставлять же его здесь? Послезавтра баскетбольная секция придет заниматься!

– Отправьте меня обратно, – предложил я.

– А как?

– Тебе лучше знать! Кто меня вызвал – ты или я?!

Юра поднял листок пергамента и внимательно осмотрел его с обеих сторон. Конечно, ничего нового там не появилось.

– Тут не написано… – грустно сообщил он.

– Здорово, приехали… Тогда просто выпусти – дальше я сам!

Молодые люди снова зашептались. Мнения разделились – Сева и Маша настаивали, что упускать удачу глупо и нужно пользоваться, пока есть возможность. Мол, демона с такой специализацией тоже много для чего можно использовать. А Миша и надя требовали немедленно отослать меня подобру-поздорову, ибо боялись меня до дрожи в коленях и не хотели связываться с таким опасным работником. Юра сомневался – ему тоже было дико страшно, но одновременно и интересно. Да и жадность взыграла.

И только тугодум Марат не произнес ни слова.

– Товарищ Бритва, а шо це було? – раздался голос откуда-то снизу.

– Это вы в стенку врезались, товарищ полковник, – ответил я. – Осторожнее надо быть в следующий раз.

– А я и так осторожный, – хрюкнул полковник, осторожно ощупывая пол под собой. – Это я на чем лежу?

– На полу. Вставайте, товарищ полковник – он холодный.

– Не, я лучше еще поотдыхаю чуток…

– Товарищ полковник, нельзя прожить всю жизнь лежа, – строго сказал я. – Поверьте, я пробовал.

– Я тоже пробовал… – вздохнул Щученко, поднимаясь на ноги. – А де мы?

– Вам же сказали – мы в плену…

– Шо?! – возмутился Щученко. Я испугался, что он сейчас опять начнет все сначала. – Вот эти?! У-у-у, враги народа! А еще под советских, значить, пионэров маскируются! Товарищ Бритва, а шо ж с нами теперь, значить, будеть? Они ж, небось, военные тайны хотять выкрасть?! Не отдам!

– Думаю, ваши военные тайны им малоинтересны. Видите – сейчас они спорят, выпускать нас или нет.

– Скажите им, шо пусть лучше выпустять, а то я им устрою!

– Знаете, вы лучше посидите спокойно, – предложил я. – Устраивать буду я.

– А долго сидеть?

– Надеюсь, нет…

Щученко снял противогаз, подошел к границе гексаграммы и уже осторожно ткнул пальцем. Убедился, что наружу выйти не может, и озадаченно почесал макушку.

– Эх ты… Технология, однако… Товарищ Бритва, а шо это за невидимая, значить, стенка? Продукт врждебно-капиталистического Запада, або я не до конца прав?

– Примерно, – не стал вдаваться в подробности я.

– А мы, значить, через нее так и не пройдем? – въедливо допытывался полковник. – А если динамитом подзорвать?

– А у вас он есть?

– Найдем шашечку… – начал копаться в портфеле Щученко.

– Запасливый вы, товарищ полковник! – удивился я. – Прямо боевой хомяк!

– Профессия у мене, значить, такая, ответственная… Так шо – подзрывать?

– Не надо, не поможет…

– У, гады буржуйские! – погрозил кулаком полковник. – Товарищ Бритва, а мы тут с голоду-то не помрем?

– Есть такая опасность… – мрачно прохрипел я. – Я уже скоро проголодаюсь…

– А я?

– А вот вы не успеете, – успокоил его я, украдкой оценивая упитанность Щученко. Слой сала под кожей выглядел довольно внушительно, и я невольно облизнулся.

– Крх, крх, простите, можно вас отвлечь? – обратился ко мне Юра. – А какие у нас гарантии, что вы нас не тронете, если мы вас выпустим?

– Клянусь своими крыльями, что если вы меня выпустите, я не причиню никому из вас никакого вреда! – поднял руку я. – Между прочим, такую клятву нарушить нельзя!

На слово мне не поверили. Это я знаю, что внутри магического круга не следует давать необдуманные клятвы – нарушать их нельзя ни в коем случае. Но им-то это неизвестно.

– Нам нужны более веские гарантии! – заявила Маша.

– И какие же? – проскрипел зубами я.

Они снова начали совещаться. Проклятье, ну почему в наших школах не обучают хотя бы основам теории магии?! Я ведь действительно не могу теперь причинить им никакого вреда… если, конечно, они меня выпустят. Магическая клятва надежнее тысячи контрактов, заверенных у тысячи нотариусов! Конечно, такую клятву можно дать двусмысленно, но я-то поклялся совершенно честно, без всяких скрытых толкований!

– А почему с этой стороны пройти можно, а с той нельзя? – вдруг ожил тупо глядящий на нас Марат, без труда протягивая руку там, куда только что ломился Щученко.

Тело среагировало само. Одним прыжком я подлетел к этому месту и схватил кисть парня сразу тремя руками. Он протестующе заворчал, попытался вырваться, даже ударить меня, но я легко втянул его внутрь, заломил руки за спину и приставил к горлу коготь.

– А вот теперь начинаем разговор заново! – удовлетворенно прохрипел я. – Я считаю до десяти – и если меня не выпустят, то начну отрезать по одному пальцу…

– Но вы же поклялись! – оторопел Юра.

– Так меня же еще не выпустили! – напомнил я. – Клятва пока что не вступила в силу! Ну что? Раз… два… три…

Марат что-то прогудел и попытался вырваться. Я слегка кольнул его хвостовым шипом, впрыскивая легкую дозу успокоительного, и он затих.

– Четыре… пять…

– Он же его убьет! – запищала Надя. – Сделайте что-нибудь!

– Пошла на [цензура], дура! – огрызнулся Сева.

– Лучше его, чем нас, – пожала плечами Маша.

– Шесть… семь…

Надя с ужасом посмотрела на мои когтищи, а потом резко дернулась и пнула одну из свечек, расставленных по углам гексаграммы. Я тут же бросил заложника и выпрыгнул наружу, прежде чем кто-нибудь из этих малолетних гаденышей успеет восстановить нарушенный контур.

– Дура… – застонал Сева, отшатываясь назад.

– А… а… а… – открывал и закрывал рот Юра, с ужасом глядя на меня.

Из штанов Миши что-то закапало. Но ему сейчас было не до этого.

– Выходите, товарищ полковник, – прохрипел я. – Теперь можно.

– Ну все, щас я их по законам военного времени!.. – обрадовался Щученко, перешагивая нарисованную черту и поднимая пистолет. – Ну-ка, пионэры, живо, значить, повернулись лицом к стене! Буду стрелять вам в затылок!

– Вы же обещали… – еле слышно пропищала Надя.

– Это, значить, товарищ Бритва обещал, а я, как настоящий партиец, сохранял глубокомысленное молчание! С мене взятки гладки!

– Успокойтесь, товарищ полковник. Ну, поигрались дети с черным колдовством, что же их за это – убивать?

Я отобрал у Юры листок из «Некрономикона» и грозно спросил:

– Копировал?!

– Не… не…

– Это хорошо, – успокоился я. Снимать копии с магических книг такой мощи – крайне опасное занятие даже для опытных магов. А для неофита – верная смерть. – Учти, пацан, в следующий раз все может быть хуже! Я хоть магией и не владею…

– Совсем? – разочарованно Юра.

– Совсем. Зато могу превратить вас всех в серпантин голыми руками. Тоже своего рода волшебство.

– А желания исполнять будете? – неожиданно подала голос Маша.

– А откуда столько наглости? – ответил вопросом на вопрос я. – Не буду. Рабан, стартуй обратно!

Я взял за руку Щученко и приготовился к переходу обратно на Землю–2016 – полковника нужно было срочно вернуть домой.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Ничего не произошло.

Глава 9

– И почему мы все еще здесь? – осведомился я секунд через десять, окончательно убедившись, что миры не торопятся сменяться.

Рабан не отвечал. Симбионт напряженно думал. Потом попросил поднести листок с заклинанием к нашим общим глазам – чтобы он мог изучить его поподробнее.

– Товарищ Бритва, я, значить, по-прежнему не понимаю – шо за дела здесь вокруг меня творятся? Вы, значить, не молчите, а то я расценю это как оппортунизм!

Пока Рабан читал текст, а полковник зудел над ухом, я уселся прямо на пол и попытался расслабиться. Подростки, все еще присутствующие поблизости, постепенно начали подходить ближе – даже самый устрашающий монстр не способен устрашать вечно.

Хм-м, тоже ничего каламбур… да я просто в ударе сегодня!

– Так как насчет желаний? – осторожно осведомилась Маша.

– А как насчет заткнуться? – огрызнулся я. – Найди себе цветик-семицветик, жадная девочка! Или вот еще зверек такой есть – хомяк-семимяк, примерно так же действует!

Марат поднялся с пола и очумело помотал головой неправильной формы. По-моему, он все-таки немного недоразвитый. Миша, куда-то уходивший, вернулся в новых штанах. Старые он брезгливо запихнул в полиэтиленовый пакет.

Мне пришло в голову, что они не такие уж и дети, как мне сначала показалось. Похоже, лет по восемнадцать-девятнадцать. Надя явно еще школьница, а Марату, кажется, перевалило уже за двадцать – вон какой дылда! Ну а остальные четверо, похоже, студенты младших курсов.

Впрочем, это я и так уже знаю.

– Простите, э-э-э…

– Можно просто Олег, – милостиво согласился я.

Их тоже озадачило мое имя. Согласен, когда шестирукий монстр с крыльями называет себя Олегом, это выглядит странно. Но с другой стороны, теперь они смотрели на меня уже почти спокойно. Психологический фактор – если в чудовище есть что-то мирное и знакомое, он уже не такой страшный. К примеру, на многих людей успокаивающе действуют мои штаны – раз я достаточно разумен, чтобы носить одежду, значит, со мной можно как минимум поговорить.

Я на миг задумался, почему они не знают имени того, кого вызвали. Призвать демона, не владея его именем, крайне сложно. Это еще можно провернуть с утукку, алуа, будхой, маскимом или еще кем из мелких чудищ, но уж никак не с архидемоном. Потом я посмотрел на текст заклинания – конечно, там упоминалось имя Лаларту. Только вот написано заклинание халдейскими буквами на Наг-Сотхе. Древнешумерскую клинопись этот башковитый Юра каким-то образом (интересно, как?) расшифровал и заклинание прочел, но смысла прочтенного не понял. Оказывается, он считал, что меня зовут Хеуэратор – это слово повторялось в заклинании чаще остальных.

То, что оно означает попросту «призываю», он, конечно, не догадался…

– Олег Анатольевич, если хотите, – дополнил я, поняв, что у них язык не поворачивается называть ужасного демона так запросто.

– А… а почему…

– Просто мое настоящее имя вы не выговорите, – объяснил я.

– Да ладно, – усомнился Сева. – Как тебя зовут по-настоящему?

Я прохрипел и пробулькал что-то, похожее на слив воды в сломанном стоке. Сева заткнулся.

– Олег Анатольевич, а вы правда нас… – промямлил Юра.

– Все, тема закрыта, – отмахнулся я. – Я сегодня добрый.

Еще бы – я же поклялся, блин! Есть, конечно, способы от этой клятвы освободиться, но как-то не вижу смысла – я бы этих пацанов и так не тронул, без всякой клятвы.

Хотя, может, и следовало бы царапнуть разок-другой, чтобы крепко запомнили – с такими вещами не играют!

– Патрон, загадка разгадана, – уныло сообщил Рабан. – Тебя привязали.

– Угу. Привязали. А что это значит?

– Товарищ Бритва, вы, значить, с кем сейчас разговариваете? – поинтересовался Щученко.

Что интересно, на моего случайного попутчика никто из молодых людей не обращал внимания. Уж не знаю, за кого они его принимали, но им даже в голову не пришло озадачиться вопросом – а что это за лысый толстяк с портфелем? Бесплатное приложение к демону, что ли?

– Товарищ полковник, не мешайте мне пять минут, ладно? – попросил я. – И вы все тоже. Займитесь чем-нибудь – пол вымойте, что ли… А то сейчас через эту гексаграмму еще кто-нибудь припрется…

Конечно, я просто пошутил. Но мне поверили и сломя голову бросились за водой и тряпками.

Такой быстрой уборки школьный спортзал еще не видел.

– Объясняй, – приказал я Рабану.

– Ну что тут объяснять? Читай заклинание внимательно… Ты сейчас связан с этими шестерыми, и покинуть этот мир можешь только с их дозволения…

– А они что – запрещают? – удивился я. – Ничего, сейчас получим все дозволения…

– Да не так! Все должно быть по правилам! Чтобы получить свободу, у тебя есть три пути. Первый – если эти шестеро проведут обратный ритуал…

– Сразу отбрасываем, – хмыкнул я.

– Второй – если какой-нибудь достаточно сильный демонолог изгонит тебя обратно…

– А где я тут такого найду? Ждать, пока мистер Креол вернется с Рари?

– И третий – если ты заключишь с призвавшими тебя договор и выполнишь его. Но ты должен исполнить как минимум по одному желанию каждому.

– Не было мороки… – пробурчал я. – Ну ладно, это я еще как-нибудь осилю…

– Нет, есть еще и четвертый способ – простой-препростой… ты его раньше уже использовал.

– Угу?

– Убить их всех.

Я приветливо оскалился, обдумывая эту на редкость заманчивую мысль. Да уж, в этом точно нет ничего сложного… если бы я не поторопился дать клятву не причинять им вреда.

– А может?.. – покосился я на Щученко. Бравый полковник с удовольствием проведет расстрел кого угодно, если убедить его, что так нужно для блага Партии.

– Да какая разница? – обломил меня Рабан. – Что сам зарежешь, что другого попросишь – все равно ты виноват.

Я обвел Марата, Машу, Мишу, Надю, Севу и Юру недобрым взглядом. Глаза у меня красные, круглые, без зрачков, и понять по ним, о чем я думаю, в обычных условиях невозможно. Но сейчас об этом догадался бы и полный идиот.

Я злился.

– Позвольте представиться, Исполнитель Желаний, – издевательски произнес я. – Сейчас буду исполнять! Как полный идиот…

Молодые люди озадаченно нахмурились. Они явно не поняли, что я имею в виду. Я и сам толком не понял.

– Полковник, одолжите бумажку, – попросил я, отнимая у него портфель.

– А вы бы, значить, майку носили, как усе приличные люди, – проворчал Щученко. – У мене ненужных бумаг нет – усе государственные, усе учтенные, усе, значить, на государственном учете. Можеть, вам еще и карандаш одолжить? Або ручку?

– Не надо, у меня своя.

Ручку я постоянно держу во внутреннем кармане брюк – и это не просто обычная ручка. Точнее, совсем не ручка, а стило – специальная палочка для письма. Не простая, само собой – артефакт. Я нашел его в своем новом замке, в сокровищнице. Специальное стило для написания контрактов – каждое слово, начертанное этой штуковиной, имеет силу магической клятвы и не может быть нарушено ни в коем случае. У каждого архидемона есть такая – именно ими пишут договоры купли-продажи душ.

– Форма Ауриш-Д, на шестерых, стандартный вариант, – распорядился я, кладя стило на бумагу. – На русском.

Палочка тут же встала торчком и забегала по белой поверхности, оставляя четкие кроваво-красные буквы. Всего через несколько секунд она остановилась – типовая модель контракта была окончена.

На бумаге осталось следующее:

«Лаларту, архидемон Лэнга высшего порядка, именуемый в дальнейшем «ПРИЗВАННЫЙ», с одной стороны, и ______ _______ ______ ______ _______ _______, именуемые в дальнейшем «ПРИЗВАВШИЕ», с другой стороны, заключают договор о следующем:

1. ПРИЗВАННЫЙ обязуется не причинять физического вреда ПРИЗВАВШИМ.

2. ПРИЗВАННЫЙ обязуется исполнить по одному устному желанию каждому из ПРИЗВАВШИХ на их выбор.

3. ПРИЗВАВШИЕ загадывают желания по очереди. ПРИЗВАННЫЙ обладает трехдневным сроком на исполнение очередного желания. По истечении срока ПРИЗВАННЫЙ обязан предоставить ПРИЗВАВШЕМУ выполненное желание.

4. ПРИЗВАВШИЕ загадывают желание только один раз. В случае, если ПРИЗВАННЫЙ не способен выполнить загаданное желание в трехдневный срок, желание аннулируется, и ПРИЗВАВШИЙ не имеет права загадать другое.

5. ПРИЗВАВШИЕ не имеют права загадывать желания, несущие вред жизни или здоровью ПРИЗВАННОГО.

6. ПРИЗВАВШИЕ не имеют права рассекречивать существование ПРИЗВАННОГО или загадывать желания, неминуемо влекущие за собой таковое рассекречивание.

7. По исполнении желаний всех ПРИЗВАВШИХ ПРИЗВАННЫЙ получает полное освобождение от всех обязательств по отношению к ПРИЗВАВШИМ.

8. В случае нарушения ПРИЗВАННЫМ 1-го, 2-го или 3-го пункта Договора ПРИЗВАННЫЙ мучается от нестерпимой боли неопределенно долгий срок».

Я положил бумагу на пол и аккуратно расписался кончиком хвоста. Яцхеновский яд вполне может заменить черные чернила. Потом молча протянул договор остальным.

– Напишите свои имена и подписывайтесь, – мрачно потребовал я. – Вот вам для этого… товарищ полковник!

– А зачем нам товарищ полковник?! – ужаснулся Юра.

– Да это я не вам. Товарищ полковник, у вас в портфеле чего-нибудь острого не будет?

– Товарищ Бритва, у мене в портфеле нема ничего острее ваших когтей, которыми вы так замечательно умеете портить советское, значить, имущество, – ехидно заметил Щученко, ревниво прижимая портфель к пузу.

– Да, но это мои когти… А мне бы что-нибудь… ну, иголку какую-нибудь… А у вас нет?

– У меня есть, – холодно сообщила Маша, протягивая пакетик со швейными иглами. – Соседка просила купить…

– Миледи, я ваш вечный должник, – обрадовался я, принимая у нее иголки. – А теперь втыкайте их себе в пальцы!

– Зачем?! – снова ужаснулся Юра.

– Затем, что расписываться надо кровью, – сумрачно объяснил я.

– Обязательно?! А… а у меня ручка красная… ей можно?

– Можно. Только не подействует. Эх вы, волшебники недоделанные! Такой договор подписывают жидкостью из собственного тела… или заменителем.

– Давайте лучше заменителем? – предложил Миша.

– Нету… – развел всеми руками я. – Не захватил…

– А может, у нас есть?

– Сомневаюсь… – ядовито фыркнул я.

Ради интереса я зачитал им вслух рецепт этой бурды. Долго любовался отвисшими челюстями. После этого они согласились, что проще уж пожертвовать капельку крови.

– А может, другой какой жидкостью? – заныл Миша, когда на листе красовались уже три росписи, а Юра, Надя и Сева прижимали к пальцам ватки со спиртом. Вату и медицинский спирт пожертвовал Щученко – в бездонных недрах его портфеля обнаружилась небольшая аптечка.

Кстати, иголки там тоже были, просто он пожадничал.

– Какой, например? – осведомился я.

Миша задумчиво посмотрел в сторону пакета с испачканными штанами…

– Хватит [цензура] мозги, жирный! – пихнул его в спину Сева. – Быстро подписывай, а то я тебе эту иглу в [цензура] воткну!

Миша взвизгнул, как недорезанный поросенок, но так и не решился уколоть сам себя в палец. Пришлось остальным ему помочь – Марат с Севой держали, а Маша колола. Оказывается, она учится на медсестру… только плохо, наверное, учится – истыкала всю мякоть, прежде чем добралась до крови. Хотя, может, это просто палец такой толстый – себе она сделала ту же операцию за секунду.

Осложнения возникли с Маратом. Этот никак не мог понять, зачем нужно колоть себе пальцы, ведь это же больно! Обычно им просто командуют – он действительно слегка тормознутый. Не слабоумный, а просто на редкость тупой. Двадцать один год парню, а до сих пор учится в десятом классе – оставался на второй год чаще, чем у меня рук. К тому же еще и подрабатывает тут уборщиком, а живет в подсобке – родных у него никого. Кстати, именно благодаря ему эти шестеро и попадают в школу по ночам.

Когда я получил все шесть подписей, то отнял у них договор и спрятал в самое надежное место – в портфель Ефима Макаровича. Оттуда он ни за что не пропадет – скопидомистый полковник никогда его не потеряет и голыми зубами загрызет любого, кто попытается его украсть.

– Товарищ Бритва, я, значить, требую немедленно вернуть меня в Москву! Или выстрелю вам в затылок! – вежливо попросил об ответной любезности Щученко.

– Мы и так в Москве, – отмахнулся я. – Товарищ полковник, я вам попозже все объясню, уи?

Ефим Макарович оценил мое знание иностранных языков и замолчал.

– А теперь приступаем, – сделал приглашающий жест я. – Ну что, кто первый загадывает? Сразу учтите – я вам не волшебная палочка! Как говорится, за двумя зайцами погонишься – надвое разорвешься.

Горе-колдуны неуверенно переглянулись, и Юра предложил:

– Я думаю – по старшинству.

Вперед вытолкнули Марата – в этой компании он оказался самым старшим. Ему долго втолковывали, что от него требуется, а он тупо таращился на меня и моргал. В конце концов Сева просто заорал на него:

– Скажи – «хочу миллиард долларов», [цензура]!!!

– Хочу миллиард долларов, – уныло повторил тормоз.

Из портфеля Щученко послышался какой-то тихий скрипящий щелчок. Я достал оттуда договор – подпись Марата с него испарилась. Как будто никогда и не было.

– Следующий, – ядовито ухмыльнулся я.

– Эй, это типа чего?! – возмутился Сева, явно уже рассчитывавший присвоить себе львиную долю чужого желания. – Где бабки, [цензура]?!

– Читай пункты четвертый и шестой, – доброжелательно ткнул ему в лицо договор я, целясь точно в глаз. – Я никаким хреном не сумею достать такую кучу денег за три дня, не рассекретившись. Ну вот вообще никак. А значит…

– А значит, желание свое ты [цензура], братан, – кисло посмотрел на Марата Сева, безуспешно пытаясь проморгаться.

– Следующий, следующий! – нетерпеливо потребовал я. – Давайте, пожелайте чего-нибудь вроде власти над миром, бессмертия или сокровищ Монтесумы – сделайте доброе дело!

Но они явно не собирались облегчать мне жизнь. Отвернувшись от бедного Марата, уже негласно вычеркнутого из пайщиков, пятеро остальных зашушукались, обсуждая, чего бы еще попросить.

Минут через пять вперед выступил Миша – после Марата он оказался самым старшим.

– Хочу… – набрал воздуху в грудь он, – …миллион долларов!

Я с надеждой посмотрел на договор – нет, подпись и не подумала исчезать. Вместо этого она слегка замерцала – знак, что время пошло. Уменьшенная в тысячу раз, сумма оказалась вполне выполнимой.

– Козлы… – грустно сообщил им я, уже прикидывая, где срочно достать чемодан денег. – Чтоб у вас телевизор одну Дубовицкую показывал…

– За что ж так жестоко-то?! – поразился Щученко. Видимо, в его мире «Аншлаг! Аншлаг!» тоже существует. – Я так и знал, шо вы фашисть!

– Угу. Я Штирлиц. Ладно, товарищ полковник, собирайтесь, поедем определять вас на жительство – нам тут еще неделю куковать, не меньше…

– Щас, оденусь… – начал напяливать противогаз полковник. – На улице холодно?

– Июнь.

– Тогда тепло одеваться необязательно.

И противогаз вернулся обратно в портфель.

– А вы куда – в гостиницу? – с тупым видом спросил Юра.

– К знакомым, – отрезал я.

– Каким зна…

– Не ваше дело. Ну-ка, напишите мне номера телефонов – связь держать.

– А адрес надо? – предложил Миша, усиленно пытаясь согнать с лица мечтательную улыбку. Он уже предвкушал, как у него будет целый МИЛЛИОН зеленых американских денег.

– Не надо. А вот машину мне бы здорово, – спохватился я, сообразив, что полковник летать не умеет. Тащить его на себе не хочется – он много весит и все время потеет.

Миша как-то странно закряхтел, но под моим настойчивым взглядом все-таки извлек из кармана ключи. Направление – замечательное чувство для карманника, лучше всякого рентгена.

– «Москвич» белый, – неохотно сообщил он. – За воротами стоит…

– Я потом верну, – зачем-то соврал я.

Перебьется.

Меня заботливо проводили до машины. Юра и Маша даже предложили пожить у кого-нибудь из них. Правда, Юра тут же пошел на попятный – вспомнил, что через два дня родители возвращаются с Кипра. А вот Маша живет отдельно, так что она свое предложение не сняла. Даже почему-то очень настаивала.

Но я все равно отказался. Слава богу, не бомж, есть где остановиться.

Выйдя на улицу, Щученко сразу начал недоверчиво осматриваться по сторонам. Мне с грехом пополам удалось объяснить ему, что такое параллельный мир, и как это так получилось, что мы в Москве, но совсем другой.

Вроде бы он даже отчасти понял.

Презентованный мне «Москвич» выглядел еще вполне ничего – не новенький, конечно, но разваливаться пока не собирается. В принципе, он мне нужен всего на одну поездку – довезти полковника до нужного места. Ехать предстоит далеко – почти через весь город.

Конечно, я могу, скажем, посадить его на такси, но мне как-то не улыбается оставлять этого прожженного коммуниста без присмотра. Он толст, лыс, вооружен до зубов и беспросветно глуп – вылитый Хрущев. Обезьяна с пулеметом и то наделает меньше вреда.

– Шо это городишко какой-то грязненький? – пренебрежительно скривился Щученко, возясь с ремнем безопасности. – Надо срочно, значить, устроить массовые расстрелы в горкоме!

После Москвы–2016 Москва–2006 и в самом деле показалась какой-то замызганной. Дома грязные, дороги плохие, а разнообразие машин смотрится как-то неаккуратно. При товарище Саулове столицу Союза чистят едва ли не с шампунем. Полковник почти сразу же надел противогаз обратно – похоже, здешние запахи ему не понравились. И то сказать – жители Москвы–2016 давно отвыкли от бензиновых паров, постоянно витающих в воздухе…

За руль, само собой, сел я – Щученко водить не умеет. К тому же автомобили в наших мирах сильно различаются. В прошлой жизни у меня были права, хотя собственным автомобилем я так и не обзавелся – все-таки служил на флоте, как-то не до того было.

Судя по часам, встроенным в приборную панель, сейчас два часа ночи второго июня. Я понадеялся, что ГИБДД нас не остановит – у меня ведь с собой ни прав, ни доверенности на машину… Оштрафуют еще, чего доброго… а у меня и денег нет. В заднем кармане завалялась старинная золотая монета, случайно прихваченная из замка, вот и все капиталы. Еще, правда, есть изрядный запас валюты Лэнга (в силу некоторых причин он у меня всегда при себе), но она несколько… специфична, и на Земле вряд ли вообще согласятся признать это деньгами.

В теле яцхена я за рулем пока что не сиживал. И это неожиданно оказалось очень неудобно – автомобильные педали рассчитаны на человеческие подошвы, никак не на яцхеновские. У меня ведь совсем другая форма ступни – что-то вроде изуродованной куриной лапы с тремя когтями спереди и двумя сзади. Мне трудно подниматься по веревочным лестницам, совершенно невозможно играть в футбол и, как только что выяснилось, проблемно нажимать на педали.

Но в конце концов я приловчился. С остальными элементами управления проблем не возникло – что нам стоит дом построить? Нарисуем, будем жить! Шести рук с избытком хватило и на руль, и на коробку передач, и на все остальное. Кстати, я всегда подозревал, что автомобильные конструкторы проектируют свои детища из расчета на кого-то с пятью-шестью руками – всего-навсего двух лично мне хватало с трудом.

Рабан, будучи моим постоянным навигатором, уже проложил курс в объезд всех возможных милицейских постов, больших скоплений народа и пробок… хотя последних в два часа ночи все равно не было. Я мысленно прокрутил в голове уроки вождения, полученные в юности, а также весь свой опыт по этой части (крайне мизерный), и надавил на педаль.

Первая попытка оказалась неудачной – я забыл сняться с ручника. Вторая тоже – не вовремя отпустил сцепление. Но с третьей попытки все-таки сумел завести этот драндулет. Внутри «Москвич» оказался гораздо хуже, чем снаружи – интересно, когда этот будущий миллионер Миша последний раз проходил техосмотр? Я очень надеялся, что вверенный мне транспорт не сломается на полпути – механик из меня еще хуже, чем водитель. На помощь товарища полковника тоже особо рассчитывать не стоит. И вообще – не будь у меня таких рефлексов, я уже собрал бы половину столбов – не сидел за рулем лет пятнадцать.

– Будеть, значить, вопрос, – нарушил молчание Щученко. – Товарищ Бритва, я сделал дедуктивный вывод, шо мы куда-то едем.

– Вам не откажешь в наблюдательности, – согласился я.

– А то! КГБ, значить, на усе способно! Вам интересно, как я до этого догадался?

– Безумно.

– А це просто! – просветил меня полковник. – Выглядайте наружу, товарищ Бритва – столбы-то мимо окон, значить, бегуть! А раз ногов у них нема, значить, це не они бегуть, а мы едем! А теперь сам вопрос – куда именно едем и зачем? А также – когда меня вернуть в, значить, привычную среду обитания?

Я вновь попытался объяснить все с самого начала. Упрощенно, разумеется – что мы, дескать, в альтернативной реальности, и способ вернуться есть только один – выполнить вот этот самый контракт.

Полковник внимательно изучил вышеупомянутый, вытер лысину платком и изучил договор еще раз – теперь в бинокль. Ничего нового не обнаружилось, и он снова вытер лысину.

Договором.

– А шо там нам нужно сейчас? – важно уточнил он, после того, как я отнял у него испачканную бумагу. – Я, значить, проявил досадную оплошность и прослушал важную политинформацию.

– Нам нужен миллион долларов, – мрачно ответил я.

– Ху-ху-ху! И всего-то? – обрадовался Щученко, доставая кошелек. – Да я прямо щас вас выручу! Так, какой там щас курс этой мелкой буржуйской купюры… Шо-то около восьмидесяти тысяч к рублю. Червончик… еще два рублика… Товарищ Бритва, вы, значить, тоже по карманам-то поройтесь в поисках мелочи – шо ж я, значить, один нас валютными единицами снабжать буду? У мене зарплата-то маленькая, я же особист!

– В этом мире доллар стоит дороже… – сожалеюще развел руками я. – А рубль дешевле.

– Это сколько же? – насторожился полковник.

– Ну, что-то около двадцати пяти рублей за доллар… не помню точнее.

Полковник сначала не поверил. А когда я все-таки сумел его убедить, что все так и есть, он начал громогласно проклинать ненавистных капиталистов и требовать немедленно начать ядерную войну. Шоб, значить, усех!

– Да хто ж у вас генсек-то?! – сквозь зубы прорычал он. – Да товарищ Саулов в жизни бы такого не допустил! Шо за позорище, товарищ Бритва?! Почему этот мелкий доляр стоит дороже нашего, значить, родимого рублю?!! Да еще настолько! Хто нарком финансов?! Расстрелять немедленно! В затылок! Люблю стрелять в затылок!

– У нас все немножко по-другому… – уклончиво ответил я, размышляя, открыть ли ему глаза на нашу суровую действительность или попытаться это скрыть. Второго мне не очень хотелось – узнав о распаде Союза, Щученко может просто рехнуться.

Хотя он и так сидел, как на иголках. Увидев за окном рекламу «Coca-cola», с трудом удержался от звериного рыка. Заметив «Макдоналдс», вырвал клок из без того обшарпанного сиденья. А когда мы проехали мимо ярко освещенного ресторана, где проходила какая-то презентация, начал яростно дергать ручку дверцы, одновременно нащупывая пистолет.

– Остановить!.. Остановить немедленно!.. – захрипел Щученко. – Шо це за нэп, товарищ Бритва?! Шо творится?! Шо с Родиной?! Да вы шо – под расстрел захотели?!! Вы этого уже давно хочете, как мне, значить, упорно кажется!

– Сидите спокойно… – проворчал я. – Я вам потом все объясню…

– Шоб не затягивали с этим! – грозно потребовал полковник. – Желаю, значить, завтра же видеть у себя на столе доклад, составленный по всей форме. Отсутствие такового приравниваю к халатности, преступному манкированию своими обязанностями и караю по законам военного времени!

– Расстрелом? – уточнил я.

– Неть, штрафом в размере одного минимального оклада. Будем, значить, бить вас рублем, раз уж пули от вас отскакивають!

На некоторое время Щученко затих. Но в окно глядел все так же настороженно, с каждой минутой все сильнее мрачнея. По-моему, начал сомневаться, что это действительно Москва – да и неудивительно. Вряд ли он узнал хотя бы одну улицу – те места, по которым мы проезжали, в его мире находятся на морском дне.

– Товарищ Бритва, остановите, значить, машину, возьмем попутчика, – потребовал он, тыкая пальцем в окно. – Попутчицу, значить…

Я молча скрутил двойную фигу (хорошо иметь по два больших пальца на руках). Вот только мне сейчас еще попутчиков не хватало! Я задумался – неужели полковник считает, что эта неизвестная женщина спокойно отнесется к такому водителю, как я? Женщина, с позволения сказать…

– Товарищ Бритва, немедленно остановите! – резко дернул ручник полковник. Я едва успел ударить по тормозам. – Как вам, значить, не стыдно?! Молоденькая совсем, студенточка небось, а одета-то як легко! Ночь, холодно, а на ей одна маечка, да юбчонка с колготами! Продрогла, небось!

Щученко открыл окно, просунул в него свою голову, похожую на бильярдный шар с усами (противогаз он снял), и приветливо крикнул:

– Гражданка, садитесь, подвезем вас, значить, до дому!

– До моего или до вашего? – уточнила девица, лениво пережевывая жвачку. – У меня дороже…

– Шо? – не понял полковник.

– За ночь двести грина, за изврат отдельно, анал не предлагать, – заученно отбарабанила дамочка. – С подружкой – триста пятьдесят.

Тут же подтянулись и подружки – еще три размалеванные девахи. Они оценивающе осматривали Щученко и им, похоже, не очень нравилось увиденное. На «Москвиче», одет чисто, но небогато, на руках ни колец, ни часов… В общем, не слишком толстый папик.

Меня они пока что не разглядели – Щученко загородил весь обзор.

– Це шо?.. – медленно начало доходить до полковника. – Це шо такое?.. Прости… те, це шо?! Проституция на улицах Москвы?! А-а-а! Немедленно, значить, разойтись по домам и прекратить разврат, товарищи женщины! Иначе караю расстрелом!

– Блин, опять псих какой-то… – разочарованно сплюнула «ночная бабочка», отворачиваясь от Щученко. – Достали эти уроды…

Щученко некоторое время наблюдал, как она отдаляется, ритмично покачивая бедрами, а потом выскочил наружу, выхватил полковничье удостоверение и заорал:

– Я кому, значить, ору матом?! КГБ! Всем, значить, лечь на грязный асфальт и приготовиться к подробному обыску!

– Пауль! – мелодично завизжала девушка, бросив на этого поборника нравственности презрительный взгляд.

Из киоска, рядом с которым размещался этот «пост неотложной помощи», неторопливо выбрался приземистый, но очень широкоплечий мужичок. На руке у него я заметил татуировку «ПАША».

– Дядя, ну чего ты тут разоряешься? – ласково спросил он. – Чего к нашим девочкам привязался?.. Девочки, он вас обидел?

– Пока нет, – насупленно ответили ему.

– Ну вот и хорошо. Давай, дядя, садись в свой рыдван и двигай отсюда, пока [цензура] не получил. Двигай, двигай!

Полковник недовольно обтер лысину платком и потянулся за пистолетом. Но на привычном месте его не обнаружил – табельное оружие давно перекочевало в мой брючный карман. На всякий случай – чего мне сейчас только не хватает, так это ненормальных особистов, шмаляющих во все подряд.

Охлопав карманы и не найдя именного «лазарева», Щученко вынужденно удовольствовался уголовным кодексом Советского Союза. Он выхватил пухлую зеленую книжечку и нацелился корешком на сутенера. Тот нахмурил чело, не совсем понимая, что от него требуется.

– Все, значить, задержаны до выяснения дальнейших обстоятельств, – любезно объяснил Щученко. – Встать лицом к стене, ноги на ширину плеч, руки поднять перпендикулярно земной поверхности!

– Ага, и еще юбку снять, да? – фыркнула какая-то девица из-за спины «Пауля».

– А воть етого, значить, тлетворного развращения малолетних нам здесь не надо!

Я на миг задумался, где он тут увидел малолетних. Потом вспомнил, что искать логику в высказываниях данного полковника КГБ – совершенно неблагодарное дело.

– Ну, не хошь, как хошь, – пожал плечами сутенер, поняв, что полковник отнюдь не собирается успокаиваться. – Сам напросился…

С этими словами он на секунду скрылся в киоске и вернулся, похлопывая по ладони слегка изогнутой монтировкой. Судя по форме искривления – уже как минимум однажды была использована не по прямому назначению.

– О-па! – обрадовался Щученко. – Сопротивление, значить, работнику государственной безопасности при сполнении им прямых обязанностей! Карается расстрелом… или полной конфискацией имущества. Вы, значить, шо предпочитаете?

– Точно псих, – повертел пальцем у виска сутенер, опасливо поглядывая на полковника. А вдруг укусит?

– Значить, вот шо я вам скажу, товарищи проститутки! – решительно схватил ближайшую дамочку за руку Щученко. – Щас мы вас отвезем в милицию и пусть, значить, эти мурзики сами с вами разбираются! На партсобрании вас пропесочать или, можеть, расстреляють – как, значить, удобнее будеть. А я умываю руки!

– Пусти, козел! – взвизгнула пленница, пытаясь вырваться из мертвой хватки ортодоксальнейшего из коммунистов. Руки полковника напоминали разварившиеся манты, но неожиданно оказались очень сильными.

– Мужик, [цензура], ну ты меня окончательно достал! – прорычал сутенер, замахиваясь на этого невежу монтировкой.

Тут я понял – дальше тянуть нельзя, пора вмешаться. Хотя и не хотелось – последние пять минут я с трудом удерживался от хохота. Получалось какое-то сдавленное бульканье.

На то, что в машине присутствует еще кто-то, сутенер и «девочки» доселе не обращали внимания. Но когда на крышу «Москвича» одним коротким прыжком взметнулся забавный зверек яцхен, монтировка, летящая к блестящей лысине полковника, замерла на полпути. Рука мужика сама собой разжалась, и железяка с тихим лязгом шлепнулась на асфальт.

– Гр-р-р!!! – зарычал я, распахивая крылья и выпуская когти.

– И-и-и-и!!!

– А-а-а-а!!!

– [цензура] мать!!!

А потом все пятеро бросились наутек с поистине феноменальной скоростью. Девицы оглушительно визжали, едва не падая на своих шпильках, а вот «Пауль» бежал молча, с легкостью опередив подопечных аж на два корпуса.

– Шо это они? – удивился Щученко, обтирая лысину платком. – Товарищ Бритва, а шо они так драпанули, а?

– Вас испугались.

– Думаете? – расплылся в широчайшей улыбке полковник. – Я тоже, значить, думаю схожим образом! То-то же, будуть знать, как сопротивляться ответственным работникам государственной, значить, безопасности!

Я торопливо вернулся в салон – вдалеке уже виднелся свет чьих-то фар. А лишние свидетели мне как-то совершенно не нужны – такой уж я человек, знакомство со мной так просто не забывается.

Щученко появился рядом со мной минуты через полторы. Он забежал в опустевший киоск и вернулся, нагруженный кучей разного добра. Хомячий инстинкт бравого полковника никак не мог позволить бросить на произвол судьбы такую груду бесхозного имущества. Особенно если учесть тот факт, что большую часть товара составляли жидкости, основанные на C2H5OH.

– Принимайте, значить, боевые трофеи, товарищ Бритва! – похвастался Щученко. – Отбито у вероятного противника с великой храбростью и самоотверженностью! Непременно найдеть применение у советского, значить, пролетариата.

– Угу. Насекомых травить или, там, стекла в очках протирать, – согласился я.

– Ну, це уже разбазаривание ценного вещества! – возмутился полковник. – Не дадим, значить, вредителям и саботажникам тратить ценный этиловый спирт на сякую ерунду и буржуазные излишества! Так-то! А хто, значить, не согласен…

– …того к стенке? – предположил я.

– Нет. Тому мы, значить, выпить не дадим – будеть всухомятку воблу трескать! А всухомятку ее трескать как раз неинтересно! – категорично заявил Щученко.

Хотя совет мой явно намотал на ус – тут же откупорил самую маленькую бутылочку и начал протирать линзы очков, одновременно втягивая мохнатыми ноздрями любимый аромат.

– Полковник, ремень застегните, а? – попросил я.

– Вы, товарищ Бритва, не суйте свой нос в частные дела КГБ. Хочу – застегиваю, не хочу – не застегиваю. А захочу… ху-ху-ху! Ху-ху-ху! Ху-ху-ху!

– Как хотите, – не стал настаивать я. – Ваши проблемы.

– Воть именно… Тэк-с, а шо еще я здесь экспроприировал?

Кроме кучи бутылок полковник прихватил еще и какую-то папку – ну так, до кучи, даже не заглянув, что там. Теперь он без особого интереса развязал тесемку… и отшвырнул украденное так, будто нашел под обложкой ядовитую змею.

– Яка буржуйска пакость! – брезгливо процедил Щученко.

Я с интересом подобрал упавшую папку правой нижней рукой, двумя средними продолжая рулить, а левой верхней – опрокидывая в пасть бутылку коньяка. Многостаночная система – удобная вещь. Думаю, если мне предложат снова стать человеком, я откажусь – слишком много потеряю.

В папке, столь презрительно отброшенной полковником, оказались порножурналы. «Плэйбой», «Пентхауз» и еще какие-то – я в этом не специалист.

Ну а какая еще литература может оказаться на рабочем посту сутенера? Кафка, может?

– Журналы как журналы… – прохрипел я, откладывая их на заднее сиденье. – Вы, товарищ полковник, не путайте нравственность и ханжество.

Щученко задумался над моими словами и, похоже, проникся. Во всяком случае он забрал папку обратно и начал медленно перелистывать страницы, время от времени прикладывая к глазам бинокль. Вероятно, решил, что врага надо знать в лицо.

А меня это вполне устраивало. Пока полковник изучал добытую с боем порнографию, он ни на что больше не отвлекался. Только время от времени смущенно подхихикивал да крутил головой, выражая горячее коммунистическое «фу!» всей этой похабщине.

Так мы наконец-то добрались до пункта назначения. Я вышел наружу, громко хлопнув дверью и попросил:

– Ефим Макарович, подождите меня здесь, ладно?

– Товарищ Бритва, а де это мы? – насторожился полковник, натягивая противогаз. – Це ж кладбище!

– Опять ваш знаменитый дедуктивный метод? – выразил восхищение я. – Как догадались-то?

– А це нетрудно! Тут же кругом могилы! И кресты… – недовольно засопел он сквозь резиновый хобот. – Старое, значить, кладбище – на новых давно все кресты отменили к ядреной фене! Звездочки красные на плитах – воть и вся похорона! И вообще – воть наступить коммунизм, наши, значить, советские ученые смерть победять, и все советские граждане будуть жить вечно!

– Угу. Обязательно. Ну ладно, ждите, в общем…

– Я пока перекурю, – заявил полковник, вылезая наружу.

И с него почти мгновенно свалились брюки. А ведь я ему говорил, чтобы застегнул ремень! Но разве кто-нибудь станет слушать яцхена?

Ночью на кладбище всегда страшновато. Но только не мне – для меня это просто дом родной. Сколько себя помню, меня всегда окружали мертвецы. Да и Лэнг – это, по сути, преогромный погост.

В просвете меж серых облаков показалась луна. Чуть меньше трех четвертей – еще несколько дней, и наступит полнолуние. Как я недавно узнал, в полнолуние нечисть действительно оживляется – этот ночной фонарь действует на них, как валерьянка на кошек. И в новолуние тоже – только уже другие виды. Оборотни в новолуние сидят дома, а в полнолуние выходят на охоту. А нежить, наоборот, предпочитает самые черные ночи. Фазы луны – это вам не хухры-мухры, их просто так не проигнорируешь.

А всяких тварей на моей родной Земле ох как много…

Вообще-то, мне даже нравится гулять в темноте меж могилками. Тихо так, уютно, и уж точно никто не заорет, какой я мерзкий урод. А попробуй в полдень в парке так погулять – моментально и вопли будут, и камнем кто-нибудь кинет… В прошлый раз кинули – прямо в лицо. Я его, конечно, поймал на подлете и швырнул обратно (зуб тому мужику вышиб), но неприятный осадок на душе все равно остался.

А здесь хорошо. Кладбище действительно старое, тут и днем-то мало кто бывает, а ночью вообще пустынно… как на кладбище. В больших городах именно такие места обычно служат прибежищами для таких, как я… немного необычных. Старые кладбища, заброшенные заводы, свалки, крыши высотных зданий…

Впереди я заприметил сутулую фигуру. Мужик стоял ко мне спиной и, бормоча что-то себе под нос, красил ветхий забор. Рядом стоял тусклый фонарь типа «летучая мышь» – света он давал ровно столько, чтобы видеть пятачок диаметром в один метр.

– Здорово! – прохрипел я, подходя к нему. – Тебе тут ночью не страшно, а? Покойников-то не боишься?

– Да чего нас бояться?.. – равнодушно пожал плечами мужик, поворачиваясь ко мне.

Глава 10

– Привет, Олег, – сунул мне руку маляр. – Как дела?

– Здорово, Лева, – ответил на рукопожатие я. – Дела пучком. А ты как? Разлагаешься потихоньку?

– Да нет, все нормально… Даже запаха не осталось, – ухмыльнулся гордый собой Святогневнев.

Да, именно. Это мой старый знакомый – единственный, кто выжил на базе «Уран».

Ну, не совсем выжил, если честно… На самом деле он ходячий мертвец, но по нему этого ни за что ни скажешь – Лев Игнатьевич следит за собой. Он в конце концов закончил сыворотку, позволяющую ему контролировать рассудок, благодаря чему так и не превратился в одного из тех безмозглых людоедов, что в прошлом году бродили по лесам Красноярского края. Я ведь тогда все-таки вернулся туда – провел зачистку. Леди Инанна попросила, да я и сам не возражал проветриться – в Хрустальных Чертогах хорошо, но нестерпимо скучно…

В январе этого года Святогневнев переехал из Красноярска в Москву – тут условия для работы получше. Сначала он хотел разыскать вторую базу – «Гею», но потом слегка перетрухал. И его можно понять – заполучи эти яйцеголовые настоящего зомби, так не посмотрят, что это их бывший коллега. Будут экспериментировать, пока не разберут на кусочки. Я и сам пару раз чудом избегал подобной участи.

А теперь он живет и работает прямо тут – устроился кладбищенским сторожем. Платят гроши, но зато бесплатное жилье. Вполне приличное, кстати. С пропиской ему помог какой-то старый приятель, он же и деньгами субсидировал – Святогневнев ему слегка намекнул на кое-какие свои проекты. Да и я малость подсобил – у меня в этом тоже есть свой интерес.

Какой? Да вот этот самый – теперь у меня в Москве всегда есть удобная хаза, где можно спокойно отсидеться пару деньков.

– Мне сначала еще и могильщиком предлагали устроиться, но ты же знаешь, я копать не люблю… Хотя клиентура все равно докапывается. Недавно прикопалась одна – выкопай, да выкопай могилу мужу! Я ее саму чуть не закопал!

– А других проблем нет? – уточнил я. – Никто не наезжает? А то сам знаешь – если что, я всегда…

– Было на той неделе… – хихикнул мертвый ученый. – Какие-то панки тут праздник устроили – могилы в краске испачкали, кресты ломали, газоны все истоптали…

– А ты?

Святогневнев осклабился и кивнул на груду хлама, лежащего поодаль. Там оказались какие-то каски, кожаные ремни, куртки с заклепками, еще что-то…

– Иногда покойником быть лучше, – грустно сообщил он. – Если б я был живым, они бы меня убили…

– А так ты их?..

– Да нет… Вот, гляди.

Лев Игнатьевич задрал обляпанную краской рубашку и продемонстрировал торс со свежим ножевым ранением в левой грудине. Да, после такого обычно умирают – сердце пробито насквозь. Но в данном случае ничего не вышло – крови не вытекло ни капли, только остался косой разрез. Думаю, это было для несостоявшихся убийц настоящим шоком…

– Заживает помаленьку… – удовлетворенно провел пальцем по ране Святогневнев. – Только есть приходится больше обычного. Я по этой теме думаю диссертацию написать – «Новая форма жизни». Название пока рабочее, – извиняющимся голосом добавил он. – Но тема очень интересная. Особенно интересна реакция среднего человека на живого мертвеца – это почти всегда страх и отторжение.

– А ты как думал?

– Да примерно так же и думал, – пожал плечами доктор наук. – Когда они поняли, что я… не совсем живой, то так быстро убежали… Даже одежду бросили.

– Зачем?

– Некогда надевать было.

– Угу. Так они что – голышом тут бегали?

– Не то чтобы бегали… – засмущался Святогневнев. – Их тут человек десять было – обоего пола.

– Ах вот оно как… А потом?

– А что потом? За вещами не возвращались, если ты об этом. Краска, видишь, пригодилась – хоть заборчик подновлю, а то неаккуратно как-то…

При этих словах мне почему-то вспомнился один старый анекдот.

– Ну ладно, так я у тебя поживу недельку-другую? – уточнил я.

– А мне что – жалко? Хотя, конечно, придется завтра за продуктами идти…

Святогневнев хорошо помнит, в каких количествах я потребляю консервы и все остальное. Когда я гостил у него в прошлый раз, то за три дня умял месячный запас тушенки.

Он сам, безусловно, мертвый, но есть ему нужно, как живому – ходячим трупам тоже необходимо пополнять запасы питательных веществ. Конечно, он может воздерживаться от питания неограниченно долгий срок, но в этом случае очень скоро станет похож на обыкновенного зомби – вонючего, подгнившего, разваливающегося на ходу. Это сейчас нужно обладать дедукцией Шерлока Холмса, чтобы понять, кто он такой на самом деле.

– Со мной еще один знакомый, – признался я. – Странный тип…

– Страннее нас с тобой? – удивился Святогневнев.

– В чем-то да.

– Ну ладно, пусть и он живет… – растерянно пожал плечами мертвец. – Где он у тебя?

– В машине сидит.

– Ну, ключи ты знаешь где – идите в дом. Я сейчас, докрашу только – немножко осталось…

– Давай помогу, – предложил я, роясь в куче красильных принадлежностей.

Как и ожидал, там нашлось несколько дополнительных кистей – все-таки маляров-вредителей было десять человек. Я взял в каждую руку по одной, обмакнул их все в краску и заработал с бешеной скоростью, покрывая забор ровным слоем бордово-красного тона.

Всего через пару минут работа была закончена.

– А почему ночью-то? Днем красить вроде ловчей… – спросил я, пока мы шагали к машине. Святогневнев слегка подволакивал ноги – даже его чудо-сыворотка не до конца справлялась с трупным окоченением.

– Днем я наружу не выхожу, – признался доктор. – Опасаюсь – мало ли что бывает…

– Сочувствую.

«Москвич» мы отогнали на небольшой пустырь в дальнем конце кладбища. А сами разместились в сторожке Льва Игнатьевича… если, конечно, этот дом можно так назвать.

Коттеджик у него, надо сказать, вполне ничего, приличный. Этаж один, две комнаты и кухня. Правда, одну комнату Святогневнев разделил книжным стеллажом на две маленькие. И подвал имеется – большой такой, просторный. Он там лабораторию оборудовал – по-прежнему продолжает проект «Зомби», теперь уже в одиночку.

Щученко въедливо проанкетировал нового знакомого, но ничего предосудительного не обнаружил. Документы у того оказались в порядке. Правда, полковник долго и ехидно прохаживался насчет того, что интеллигенция – это не слой, а прослойка. Мол, перышком по бумаге чиркать легко, а ты вот раковину на пляже почини или быка подои! А о административных работниках он вообще скромно умолчал, хотя и намекал всем видом, что без них, доблестных работников КГБ, не то что страна – вся планета развалится на кусочки!

Потом он тяпнул стопку, брякнулся на раскладушку и громко захрапел. Сам Святогневнев никогда не спит, но одно спальное место все-таки держит в боевой готовности – на всякий пожарный. А то когда у кого-то в доме отсутствует такая простая и распространенная вещь, как кровать (диван, тахта, софа, гамак, да что угодно), это выглядит довольно-таки подозрительно…

Нормальный человек ведь не может не спать, верно?

Святогневнев поглядывал на Щученко с большим недоумением, явно гадая, что это за странный тип и откуда я его выкопал. О себе я ему мало рассказываю – так, намеками, обмолвками… Он предпочитает не расспрашивать – вежливость пополам с осторожностью. В конце концов, у него свои секреты, у меня свои.

– Вздрогнули? – предложил он, наливая мне уксусу.

Само собой, это чисто символически – с прошлой жизни у нас обоих осталась глубокая убежденность, что при встрече друзей первым делом нужно малость остаканиться. Но вот какая загогулина – ни ему, ни мне от алкоголя нет ни малейшего удовольствия. Он может пить этиловый спирт, как лимонад, а я… я очень быстро пьянею и еще быстрее трезвею. У меня бешеный метаболизм. К тому же Рабану не нравится алкогольная токсикация, и он протрезвляет меня насильно. И каждый раз при этом ворчит, что я эгоист – лопаю всякую дрянь, не задумываясь, как к этому отнесется симбионт.

Поэтому мы пьем уксус. И не морщимся!

Мы сидели в подвальной лаборатории – а то еще полковник проснется, да начнет выпытывать у Святогневнева, шо, значить, тут происходит и как мы относимся к ЦК КПСС. Мы с Львом Игнатьевичем против него, в принципе, ничего не имеем, но Щученко такой не слишком восторженный ответ устроит вряд ли.

А в этой лаборатории довольно уютно. Почти как в той, на базе «Уран», в которой мы встретились в первый раз – больше года назад. Только чисто и кровавых потеков на стенах нет.

Да, было время, аж на ностальгию прошибает… Меня вообще ностальгия довольно часто мучает – по всему подряд. Помню, три месяца назад так заскучал по нашим русским березкам, что смотался из Лэнга на Землю, слетал в одну подмосковную рощицу и… срубил штук двадцать. Сразу полегчало.

Две штуки я с собой прихватил – теперь, когда заскучаю, съедаю щепку-другую. Давно заметил – если съесть то, что очень любишь, грусть уходит, а взамен является глубокая удовлетворенность. Потому что теперь-то уж точно никуда не денется.

Может, мне леди Инанну съесть?..

В колено ткнулся собачий нос. Я рассеянно погладил черного добермана и спросил:

– А что это ты собаку вдруг завел?

Святогневнев вяло пожал плечами, высыпая прямо на пол пакетик сухого корма. Псина равнодушно принялась есть. Странно как-то она ела – без малейшей заинтересованности, как заведенная игрушка.

– Как зовут?

– Дюк…

– Угу. Хорошее имя. Что еще новенького?

– Да вот – вакцину недавно испытал, – слегка оживился доктор, открывая дверь холодильника и доставая оттуда колбу с вязкой буроватой жидкостью. – Вирус «Зомби»! Только улучшенная модель – незаразная. И рассудок сохраняется… частично… вроде бы…

– Испытал? – подивился я. – На человеке, что ли?

– Скажешь… Нет, Олег, на такой эксперимент добровольцев почему-то нет…

– А на ком же тог… [цензура] мать! – догадался я, с ужасом глядя на Дюка. – [цензура] тебя в рот, Лева, ты что – сдурел?!!

– Но надо же было проверить… – виновато сжался Святогневнев. – На себе-то уже бесполезно…

– А собачку не жалко?! Нет, он что – правда мертвый?! То-то я смотрю – не лает совсем… и глаза какие-то пустые…

– И холодный еще, – грустно добавил доктор.

– Ну, тут придется на слово поверить – я температуру не чувствую. Знаешь, Лева, я был о тебе лучшего мнения.

– Так это же не человек! Я его сам купил – на свои, кровные! В специальном питомнике! Олег, да у нас на «Уране» все на животных испытывали! Да еще доктор Павлов…

– Вивисектор, – отрубил я.

– Но надо же чем-то жертвовать… – тихо пробормотал Святогневнев. – Я бы и на себе испытал, но поздно ведь уже…

– Говорил. Ладно, фиг с ним, замяли. Песика только жалко…

– Ну, это ты зря, – заупрямился Лев Игнатьевич. – Это он сейчас добрый и тихий, а раньше злющий был, кусачий, гадил везде, как свинья!.. В ванной до сих пор пятно – никак отмыть не могу…

– Угу. Лева, а когда эта… штука… еще была собакой, это кобель был или сука?

– Кобель. Но такая сука!

– Теперь ясно, за что ты его так жестоко… А обратно-то вернешь, или так и будет дохлый ходить?

– Если б я мог обратно… – заерзал на жесткой табуретке доктор. – Я бы первым делом самого себя вернул…

– Угу. Слушай, а я вот чего-то смысла не догоняю. На фига тебе эта вакцина? Если она незаразная, биологическое оружие из нее фуфельное…

– Не придумал пока… Может быть, как лекарство…

– От чего?

– Ну… от всего.

– Угу. Понятно. Значит, болеет какой-нибудь кекс, допустим, СПИДом, а ты ему укольчик – и все, больше не болеет? Ходит и радуется жизни… в виде зомбака. Что-то я опять смысла не догоняю…

– Я ученый, а не рационализатор! – огрызнулся Святогневнев. – Мое дело – закончить проект! А для чего его будут применять – это уже не мое дело!

– Вот и нобель так же рассуждал… Мол, хорошая штука динамит – для горных работ пригодится и вообще…

– Олег, ну чего ты привязался? У меня и так все через пень-колоду – уже неделю ничего нового не родил… Эх, мне бы сюда Бориса с Аскольдом, мы бы втроем таких дел наворотили…

– Угу. И еще Краевского до кучи.

– Кстати о Краевском, – вдруг оживился доктор. – Я ведь кое-что из его вещей купил…

– О, то-то я смотрю – сервант знакомый! – сообразил я. – Думаю – ну где же я его видел? А где это ты достал?

– Да на аукционе… Я этим делом очень интересовался, попросил Петра Иваныча разузнать что-нибудь. Он и выяснил, что там стало. У Краевского дом-то весь разворовали – уже через неделю после смерти залезли какие-то, половину вещей вынесли. Потом милиция подключилась, ФСБ тоже пошуровало… Лабораторию его, наверное, на «Гею» отправили – тут уж я не стал узнавать. А остальное… наследников у него вообще никого не было, вот и распродали с аукциона. Петр Иваныч мне купил, что успел – там почти все еще в прошлом году взяли, а это так, остаточки…

– Угу. Ну и чего?

– Да я там, понимаешь, одну книжку нашел, с пометками на полях… и узнал о его последнем проекте… – замялся Святогневнев, как-то жадно поглядывая на меня. – О твоей тканевой жидкости…

Я на всякий случай насторожился. А то мало ли – грохнется сейчас с потолка какая-нибудь клетка… Лева мне, конечно, друг, но кто ж его знает – вдруг решит, что ради науки иногда приходится идти на жертвы?

– Ты мне немножечко не нацедишь, а? – сблизил указательный и средний пальцы, показывая, сколько именно требуется, Святогневнев. – Одну рюмочку… Я бы исследования провел – вдруг удастся синтезировать?

– А-а-а, ну это сколько угодно, – успокоился я, подходя к лабораторному столу. – Всегда пожалуйста. Только у тебя ничего не получится – у Краевского же не получилось…

– Ну, попытка не пытка, – пожал плечами доктор, подставляя мне чашечку.

Пару минут мы внимательно наблюдали, как тягучая черная слизь сочится из надреза в хитине. Я вставил туда ложку – раны срастаются так быстро, что приходится силой удерживать их раскрытыми.

– О Палаче ничего не слышно? – между делом спросил я.

– Совершенно.

Палач – это еще один мой старый знакомый с прошлых времен. Мы с ним товарищи по несчастью – оба детища шального гения русской генетики. Я, правда, только частично – в моем создании куда большее участие приняла Инанна. Да и без демонов Лэнга я никогда бы не получился таким, как сейчас – ведь это именно Лаларту… одолжил мне внешность, если можно так выразиться.

Последний раз я видел Палача в мае прошлого года, когда оставил его в купе поезда Кемерово – Москва. Так уж получилось, что я этот поезд покинул… немного не по своей воле. А потом я немножечко закрутился, мотаясь по мирам, как-то не до того стало. Осенью прошлого года я пытался его разыскать, но безуспешно – Палач как в воду канул… Уж не знаю, что с ним случилось – добрался ли он все-таки до этой «Геи» и исчез в ее закоулках, погиб ли в бою с московской милицией или, наоборот, криминалитетом, а может, просто сглючил особенно фатально и самоуничтожился… Но я его с тех пор не встречал и ничего о нем не слышал. Направление его не улавливает – у него есть почти такая же система, и он умеет блокировать мои сигналы.

И блокирует… если еще жив, конечно.

– Так что у тебя за проблема? – спросил Святогневнев, бережно принимая чашку, до краев наполненную «краевином».

– А почему ты решил, что у меня проблема? – деланно удивился я.

– Потому что у тебя всегда проблема. Каждый раз, как ты появляешься… это ведь уже в четвертый раз?.. у тебя обязательно какая-нибудь проблема. Кстати, ты когда свой заказ заберешь?

– А что, уже доставили?

– Так ты же еще в апреле заказал – месяц, как доставили. Пылится у меня там, только место зря занимает… Зачем тебе эта штука?

Я задумался. В самом деле – и зачем мне понадобился ткацкий станок? Нет, я-то знаю, зачем, но как объяснить Льву Игнатьевичу, что одна из моих дьяволиц (самая симпатичная) увлекается ковроткачеством, и я решил сделать ей маленький презент? Не поверит ведь. А если поверит… нет, лучше не буду ничего объяснять.

Скажете, я тронулся? А вы бы видели ее ковры! И видели бы вы ее саму! Я, между прочим, где-то внутри все еще человек, хотя и выгляжу сюрреалистическим чудовищем. К тому же Рабан обещает, что я уже через пару-тройку месяцев смогу… ну, вы понимаете, что я имею в виду.

– Заберу, когда буду уходить, – неопределенно пообещал я. – Лева, а тебе сколько лет?

– Сорок шесть… и еще один – в мертвом состоянии. А что?

– Да так, полюбопытствовал… – рассеянно пошевелил пальцами я. – Слушай, ты, случайно, не посоветуешь, где можно быстренько раздобыть миллион долларов?

Святогневнев задумался. К моему вопросу он отнесся без малейшего удивления – привык, что от меня можно ждать любого закидона.

– В банке… – предложил он. – Ты, думаю, сумеешь…

– Сумею, сумею, – быстро согласился я. – Но это будет воровство. А воровать – плохо.

– Ой, патрон, да что ты говоришь? – съязвил Рабан. Что-то его давно не было слышно… – Откуда столько морали?

«Ты же сам мне все уши прожужжал, что энгахи не воруют».

– А я разве что говорю? – сразу пошел на попятный мой симбионт. – Только обстоятельства иногда так складываются, что или воруй или… или плохо будет, в общем. Вот как у нас сейчас. Ты что выбираешь?

«Сначала попробуем другие варианты».

– А есть ли они – другие-то? – усомнился Рабан.

– Есть одна мыслишка… – задумчиво сообщил Святогневнев. – Даже две. Тебе к какому сроку?

– За три дня надо управиться.

– О-ох… Тогда только одна мыслишка. Зачем так срочно?

– Надо… – вздохнул я.

– Хм, хм, хм… Знаешь, достать честно такую сумму за такой короткий срок нереально.

– Знаю.

Я и сам усиленно прокручивал в голове все возможные варианты раздобыть много денег быстро и честно. Один такой способ у меня есть – просто прыгнуть на Девять Небес. Для леди Инанны такая сумма – тьфу, в подвалах Хрустальных Чертогов хранятся миллиардные сокровища. Только вот пока я не окончу свой контракт по работе Золотой Рыбкой, даже Слово энгахов не поможет мне покинуть этот мир.

Другие способы выглядят не намного перспективнее. К примеру, можно поискать клад – с помощью направления это вполне возможно. Но для этого потребуется много времени – пока-то я разыщу достаточно ценное сокровище, пока-то обращу его в деньги… это может затянуться на недели, если не на месяцы. Мне ведь требуются именно доллары – в магии требуется досконально придерживаться буквы контракта. На дух всем наплевать – если соблюдена буква, претензий не будет.

А как еще? Выиграть в казино? Или в лотерею? Да, но лотерей с такими огромными выигрышами существует не так уж много, и в ближайшие дни я вряд ли успею поучаствовать в такой. И тут мне направление уже ничем не поможет – это очень полезное чувство, но отнюдь не всесильное. Оно не позволяет предвидеть будущее. Вот в карты я выигрываю с легкостью – трудно проиграть, «видя» руку партнера. Но на такие крупные ставки играют редко.

Да и вряд ли меня с моей рожей пустят в казино…

Думай, голова, думай… Должны же быть способы…

Нет, совершенно ничего не придумывается.

– Ладно, так что там за мыслишка? – сдался я.

– Не слишком честная, – предупредил Святогневнев. – Но все-таки лучше, чем банк грабить. Ты Петра Иваныча помнишь? Ну, я тебе рассказывал?

Колобков Петр Иванович – это тот самый знакомый Святогневнева. Они оба питерцы, в детстве в одном подъезде жили, вместе по гаражам гоняли.

Потом Лев Игнатьевич пошел по научной части, с отличием закончил институт, немного побыл лаборантом, а потом сгинул на двадцать лет в недрах «Урана». Правительственная программа – полный секрет, государственная тайна. Ну а Петр Иванович в восьмидесятых работал простым крановщиком на стройке, а в начале девяностых выбился в серьезные люди, разбогател, стал крупным бизнесменом. Хотя занимается по-прежнему строительством.

– Я ему ту твою лодку презентовал… ничего? – обеспокоился Святогневнев.

Я на миг задумался, вспоминая, о какой лодке идет речь. Потом вспомнил – когда я разыскивал вавилонских рыбок для мистера Креола, меня занесло в один необычный мир. Эйкр называется. Между прочим, именно в этом мире находится гильдия Эсумон, членом которой я формально являюсь.

Впрочем, это неважно. Важно то, что сматывался я оттуда немножко впопыхах, причем через Землю – этот мир соседствует с моим родным миром, но не с Девятью Небесами. И кроме аквариума с этими рыбешками нечаянно прихватил еще и корабельную шлюпку – совершенно случайно, честное слово. Я, знаете ли, этих рыбок позаимствовал у трех странных волшебников… совершенно чокнутые старые пердуны, но превратить меня в пыль они вполне могли. Пришлось драпать с максимальной скоростью, вот я нечаянно и прихватил у них еще и лодку.

Честное слово, по чистой случайности.

Само собой, мне этот баркас даром не ударился, так что его я оставил прямо тут – у Святогневнева. Он, кстати, вполне ничего был – работа хорошая, дерево редкое, весла прилагаются. В нашем мире может сойти за антиквариат века этак семнадцатого-восемнадцатого.

– Да на здоровье, – прохрипел я, сообразив, что доктор все еще ждет ответа. – А на фига она ему?

– А он недавно купил себе супер-пупер-яхту – дорогая, мерзавка, я таких денег за всю жизнь не видел… По-моему, как раз около миллиона евро и стоит… или даже еще больше.

– Так ты предлагаешь мне эту яхту украсть? – не сообразил я. – Лева, ты не понял…

– Да понял я все! – поморщился мертвец. – Ты, Олег, не беги впереди паровоза – я тебе не об этом говорю! Петра Иваныча я тебе грабить не позволю, даже не думай! Да его и нет в Москве – он же в Питере живет, а тут так, наездами… А через несколько дней вообще в стране не будет – собирается в семейный круиз на этой самой яхте. И шлюпку твою прихватил – он как раз к антиквариату неровно дышит… Кстати, а где ты ее раздобыл? Петр Иванович сказал, такая вещица на каком-нибудь аукционе тыщ на двадцать – тридцать потянет… не рублей, конечно.

– Где раздобыл, там больше нет… – сложил все шесть рук на груди я. – Ты, Лева, не отвлекайся, у меня время не резиновое. Челюсть у тебя больше не отваливается, разговариваешь нормально, так что не тормози.

– А, ну да…

Святогневнев уселся на вертящийся стул и подъехал к столу с компьютером. Тронул мышку, выводя аппарат из спящего режима, и на экране появилась какая-то анатомическая модель. Хотя Святогневнев почему-то очень смутился, моментально переключаясь на что-то другое.

И чего это он? Если у биолога на лабораторном столе голая женщина – так это же ему по работе нужно, правильно я рассуждаю?

– Когда вирус «Зомби» попадает в организм, он первым делом внедряется в лимфоцитов, разрушая иммунную систему организма. Постепенно B-лимфоциты перестают вырабатывать антитела и вместо этого начинают производить новых «солдат» вируса. T-лимфоциты же просто-напросто мутируют, полностью преобразуясь в особо мощные клетки-убийцы, с огромной скоростью распространяющиеся по организму. Эритроциты гибнут, сердце останавливается и превращается в рыхлый комок бесполезной плоти. Структура тканей полностью меняется. Инкубационный период продолжается пятнадцать-двадцать часов, затем наступает смерть. Вирус использует ДНК хозяина, чтобы воспроизводить свой генетический материал, а потом…

– Лева, это на тебя уксус так действует? – вежливо спросил я, отчаявшись вычленить из этой лекции полезную информацию.

– Это важно! – обиделся Святогневнев. – Хотя подробности можно опустить, ты все равно не поймешь…

– Где уж нам, неученым…

– Если говорить проще, после смерти труп снова оживает. Вирус, проникший в каждую клеточку, снабжает его подобием жизни… но мозг гибнет окончательно. Поэтому ходячие мертвецы ненамного умнее устриц – только простейшие инстинкты. Как у кишечнополостных. Моя сыворотка ограждает мозг от проникновения вируса, поддерживает нейроны в живом состоянии и позволяет сохранить прежний интеллект. А улучшенная форма вируса на мозг не действует вообще… в теории. По собаке особо не определишь – спросить-то не получается…

Через несколько минут я поймал себя на том, что не слушаю импровизированную лекцию, а размышляю о собственных проблемах. А точнее – об этой треклятой записке! Я-то рассчитывал быстренько смотаться на Землю–2016, в тот же день вернуться на Девятые Небеса и вплотную приступить к разоблачению этой коварной личности, которая вздумала меня шантажировать…

Миледи Инанна, наверное, уже волнуется… Да и вообще – если я задержусь тут на две недели, в Лэнге все-таки могут меня хватиться – так надолго я еще не отлучался. Дольше всего было… да, в последний раз, когда я летал на Рари, сообщить мистеру Креолу плохие новости. Три дня с небольшим…

И кто же мог написать эту чертову записку? Кто узнал мою тайну и как? И что он собирается с этим делать?

Одни вопросы, никаких ответов.

Может, подумать, кто точно не мог ее написать? В конце концов, список не так уж велик…

Ктулху?.. Вычеркиваем. Этот до сих пор дрыхнет, как младенец.

Азаг-Тот?.. Пока оставляем в списке, хотя лично мне сомнительно. Абсолютно бессмысленный поступок – если повелитель Лэнга (а формально он именно таковым и является) узнал о шпионе, зачем затевать игру с тайными посланиями?

Йог-Сотхотх?.. А вот такая возможность есть, хотя и слабая. Поступок как раз в его стиле – Хранитель Врат Бездны обожает плести хитроумные интриги. Ведь на самом-то деле именно он правит этим Темным миром, а Азаг-Тота держит в качестве «зицпредседателя».

С другой стороны, я фигура не того уровня, чтобы затевать со мной такую игру. К тому же с выявленными шпионами (вы не поверите, как мало их было за все эти годы) Йог-Сотхотх расправляется с максимальной жестокостью и очень быстро. В общем, пятьдесят на пятьдесят.

На-Хаг?.. Вычеркиваем. Причины те же, что и у Ктулху – На-Хаг временно не у дел. И это очень хорошо – все-таки среди архидемонов этот тип уверенно держит четвертую позицию после вышеупомянутых лиц.

Шаб-Ниггурат?.. Вычеркиваем. Чрезвычайно могуч, но крайне прямолинеен, обходных маневров не приемлет, бьет тупо в лоб. Солдафон до мозга костей. Если он узнает, что я из себя представляю, я об этом тоже очень быстро узнаю.

Носящий Желтую Маску?.. Вполне возможно. Пожалуй, наиболее вероятный кандидат. Большой хитроумец, да к тому же втайне недолюбливает свой родной мир. Один из немногих, кто согласен признать, что теперешний путь Лэнга ведет в тупик.

Нъярлатхотеп?.. Может быть, хотя я ума не приложу, зачем бы ему это понадобилось? Может, хочет о чем-то предупредить? С нъярлатхотепом у нас есть некоторое взаимопонимание…

Хастур?.. Вот уж не знаю… Об этом гражданине я почти ничего не знаю – мы с ним даже ни разу не разговаривали. С ним вообще непросто разговаривать – очень уж здоровенный.

Кутулу Трупобог?.. Вряд ли. Он почти никогда не покидает Глубинное Царство – держится поближе к отцу. Кутулу – сын Ктулху, у них даже имена похожие. Да и внешне очень похожи, только Кутулу, так сказать, «уменьшенный вариант». Раз в двадцать мельче и слабее. Акхкхару?.. Никаких мыслей. О нем я знаю даже меньше, чем о Хастуре – даже толком не в курсе, как он выглядит. За последние полгода этот тип ни разу не показывался ни в Кадафе, ни в Иреме. Он живет в Троке, а я там был всего один раз.

Лалассу?.. Хрен его знает… Я так и не раскусил своего «брата» (а на самом деле дядю) и понятия не имею, чего от него можно ждать.

Дагон?.. Вычеркиваем. Верная шестерка Йог-Сотхотха – если он что-то узнает, то не станет посылать записки, а сразу помчится к шефу.

Нергал?.. Вполне может быть. Он родился на Земле, к Лэнгу симпатий не испытывает, а вот к моей начальнице у него еще сохранились какие-то теплые чувства. Инанна с Креолом даже считают, что его можно попробовать залучить в союзники.

Хотя зачем такая таинственность? Предупреждаешь – так предупреждай!

– …и вот так все это и действует! – торжественно закончил Святогневнев.

– Угу. А можно еще раз? – спохватился я.

– Становишься рассеянным, патрон, – неодобрительно сообщил Рабан. – Ты бы хоть из вежливости слушал, что тебе говорят.

По-моему, мертвый доктор наук был с ним согласен. Он сухо поджал губы, забарабанил пальцами по столу, а потом неохотно сказал:

– Ну, в конце концов, это не так уж важно… Короче, Петр Иваныч свел меня с одним человечком – химическая фирма, лаки всякие производят, гели… Тот заинтересовался.

– Угу. Еще бы не заинтересоваться – косметическая пудра «Зомби»! – фыркнул я. – Один раз напудришься – и на всю жизнь!

– Вот ты смеешься, а он на самом деле заинтересовался, – обиделся Святогневнев. – На основе моего вируса действительно можно много чего такого сделать.

– Ну так флаг вам в руки! – нетерпеливо поздравил его я. – Как это ко мне-то относится?

– Да понимаешь, какое дело… – замялся мертвец. – Есть информация, что фирма эта не сегодня завтра разорится. А их генеральный директор планирует сбежать куда-нибудь в Англию или в Швейцарию. Со всеми капиталами и штаммом моего вируса.

– Ну ты бизнесмен, Лева! С буквы «п»! А если бы у тебя бубонная чума была – тоже отдал бы первому встречному?! Хотя этот твой «Зомби» даже еще хуже… А откуда такая информация?

– Да какая тебе разница?! Ты слушай – у этого директора дома есть сейф. А в сейфе – заначка на крайний случай. Основные капиталы он уже перевел в иностранные банки, на офшорные счета, но кое-что придержал и в наличке. Там… ну, точно не знаю, но миллион уж точно есть. А то и два.

– Угу. И заодно выкрасть твою колбочку… или в чем ты этот вирус держал? – догадался с полуслова я.

– Ну, если тебе нетрудно…

– Мне-то нетрудно. Только интересно – почему все обязательно пытаются как-то меня использовать? У меня, между прочим, личная жизнь есть!

– Не ври, патрон, нет у тебя ни фига… – лениво проворчал Рабан.

Глава 11

Большую часть светлого времени суток я провел в блаженном полусне, восстанавливая силы. Все равно днем летать по Москве не слишком-то комфортно – не под ворону же мне маскироваться? Это Супермену было хорошо – ему все радовались.

Может, и мне надеть обтягивающую распашонку с буквой «S»? Или еще что-нибудь в таком духе? Хотя вряд ли получится – все эти суперкостюмы хорошо смотрятся только в комиксах, а в жизни человек, облачившийся в подобный наряд, выглядит полудурком.

Несколько часов читал какой-то детективчик. Автора и названия не запомнил. Когда я впадаю в транс, две трети мозга отключаются, и мне нужно что-нибудь полегче, не напрягающее. Святогневнев специально для меня держит небольшую библиотечку.

Ближе к вечеру проснулся Щученко. Перекусил… вернее, сожрал пятилитровую банку соленых огурцов, запив все это двумя пакетами кефира. А потом долго и натужно кряхтел и портил воздух. Это он хорошо умеет. Хотя какая нам разница – мы со Святогневневым лишены чувства обоняния, а сам полковник, как всегда, в противогазе.

Пока я висел в подвале… я почти всегда сплю вверх ногами, зацепившись за какой-нибудь крюк. Мне так удобнее. Так вот, пока я там висел, Святогневнев работал в лаборатории, а Щученко смотрел телевизор. Сначала он громко дивился такой четкой и, главное, цветной картинке – в его мире телевидение до сих пор пребывает на черно-белой стадии, да и стоят эти ящики довольно дорого. А потом как-то подозрительно притих часа на два. Только слышно было, как стремительно меняются передачи. У Святогневнева имеется кабельное, и он ловит добрую сотню каналов.

А потом Щученко заорал благим матом. В буквальном смысле – такую витиеватую матерщину я в жизни слышал только раз, от нашего боцмана Кирюхина. Тот был мастер по этой части…

– Что за дела, товарищ полковник? – осведомился я, поднимаясь по лестнице. – Случилось что, или просто глотку разминаете?

– Товарищ Бритва?!! – озверело уставился на меня Щученко. – Товарищ Бритва, немедленно, значить, объясните мне, шо здесь творится, и куда вы меня затащили!!! Шо это за мерзостное место, лишенное всех благ человечества в виде коммунизма?!!

– А?

– Нет, вы только гляньте, вы гляньте, шо творится! – возопил полковник, тыча пальцем-сарделькой в экран. – Шо це за хмырь, а?!

– Полковник, а вот на президента наезжать не надо! – возмутился я. – Он вам не хмырь! Я за него голосовал, между прочим!

– Я тебя спрашиваю, шо здесь творится! – возмущенно заорал в ответ Щученко. – Це хто?! А це хто?! А це шо такое?! Шо це за капиталистический разврать и беспорядок?! Куда девался товарищ Саулов?! Почему на телевидении одни [цензура]?!

– Ну не только… – не согласился я.

Полковник в ответ нажал кнопку пульта. На экране появился Боря Моисеев.

– Подумаешь, всего один…

Полковник переключил на другой канал. Там выступал Сережа Пенкин.

– Ну два…

На MTV пел Илюша Лагутенко.

– А он вообще натурал, просто голос такой… нестандартный…

На Муз-ТВ разорялся Андрюша Данилко.

– Шо ж деется?! – возопил полковник, печально глядя на этого украинского хлопца с воздушными шариками за пазухой. – Я ж в эту Верочку прямо влюбился… а она вовсе даже не она, а значить, он!!! [цензура] поганый!!!

– Какое разочарование… – посочувствовал я.

– А це шо?! – переключал дальше полковник.

Трансляция из Думы взбесила его не на шутку. Американские мультики про каких-то мышей вызвали хриплые стоны. Реклама привела к испачканному экрану – полковник начал в него плеваться. А потом мы попали на выступление Радзинского… и это стало финалом. Известный историк рассказывал о Иосифе Виссарионовиче. Щученко слушал несколько минут, побагровев так, что стал копией Синьора Помидора, а потом швырнул в телевизор бюст Лаврентия Павловича. Кинескоп раскололся, заискрился, задымился, а потом затих. Лицо Радзинского сменилось лицом Берии.

Полковника эти дорогие сердцу черты слегка успокоили.

– Разврат! Капитализм! Поругание святых, значить, имен! – возмущался бравый особист. – Усех расстрелять немедленно! Эх, а ведь правы были, значить, народные дурманщики попы – есть ад на свете! Воть он, прямо здеся!

– Нет, батенька, настоящего Ада вы пока еще не видели… – хмыкнул я.

Я-то сам уже был в Аду – именно так, с большой буквы. Потому что в данном случае это не просто собирательное понятие, а название измерения, имя собственное. Точно так же есть просто рай, а есть Рай. А еще есть земля, а есть Земля. Ну, в общем, понятно, что я имею в виду. Щученко минут десять что-то решительно черкал в блокноте, разбрызгивая во все стороны чернила, смешанные с собственным потом. А потом протянул его мне, сопроводив ультимативным кивком.

Это оказался список. Список недостатков, замеченных им на нашем российском телевидении. И предложения, как эти недостатки лучше устранить. Весьма радикальные предложения.

К примеру, всех представителей секс-меньшинств и тех, кто имеет несчастье быть на них похожим, предлагалось расстрелять или отправить в тайгу валить деревья. На их собственное усмотрение. «Тату» – санитарками в лагерную санчасть. Всех «подражателей буржуазному Западу» – опять-таки на лесозаготовки. В частности, подавляющую часть поп-, рок- и рэп-певцов. Список возглавляли Децл и Кипелов. И если первый мне по большему счету безразличен, то за второго я обиделся… Несладко пришлось эстрадникам, которые просто не угодили высоким эстетическим требованиям полковника Щученко. К примеру Шнур был обвинен в страшном преступлении – отсутствии голоса и слуха.

Хотя тут я с полковником отчасти даже согласен. Орать одну и ту же строчку, не попадая в такт – еще не означает петь. Помню, как я слушал бесконечное и крайне немузыкальное «Зуу-у-уб залато-о-ой!», и до самого конца надеялся, что он все-таки перепрыгнет через эти два слова… Так и не перепрыгнул.

Но ведь кто-то слушает, и кому-то даже нравится. Значит, это кому-то нужно.

Знать бы, правда, кому…

«Виагре», «Блестящим», «Фабрике», «Сливкам» и прочим приятно выглядящим женским коллективам повезло больше. Их полковник предложил отстранить от эстрады, но строго не наказывать. Отдать на перевоспитание ответственным товарищам – в секретарши. Пусть к труду приучаются. Беленькую из «Виагры» он даже присмотрел лично для себя.

Ведущих разных передач Щученко тоже не пощадил. Правда, были и исключения. Дроздову, например, он очень обрадовался – его родной мир, опережающий наш на десять лет, пару месяцев назад проводил великого натуралиста в последний путь. Генсек Саулов лично зачитал в прямом эфире некролог.

Щученко даже предложил переправить нашего Дроздова к ним, а то советским гражданам его очень не хватает.

Но так тепло он отозвался далеко не обо всех. Галкина, например, потребовал немедленно прибить чем-нибудь тяжелым, чтоб не соблазнял трудящихся своим проклятым миллионерством. Всех диджеев MTV – в прорубь. Радзинского – к ним в КГБ. И бить тяжелыми берцами, пока не запомнит, гадина, что про Сталина с Берией всякие пакости рассказывать нельзя! А потом, конечно, расстрелять.

А уж как досталось политикам! Это просто кошмар. Щученко не пожалел никого… ну, почти. Один человек на нашем политическом Олимпе ему все-таки понравился – товарищ Шандыбин. Вызвал горячую симпатию.

А вот Зюганов – только презрение и обвинение в оппортунизме и полумерщине. Что означает это последнее, я так и не понял.

Хорошо хоть Путина после моих угроз трогать не посмел. Даже неохотно признал, что данный товарищ, в принципе, может возглавить какое-нибудь ведомство.

При этом опасливо посматривал на мои когти.

– Замечательный пакет предложений, – поздравил его я, отдавая обратно блокнот. – При случае обязательно передайте по назначению.

– Это, значить, куда? – заинтересовался Щученко.

– А вот как выйдете из кладбищенских ворот, так повернете налево, и там увидите такую железную коробку. Туда и суйте.

– Почтовый ящик?

– Нет, урна.

Я весело заржал, глядя на нахмуренные брови полковника. Тот начал медленно сжимать кулаки, ужасно недовольный, что его ценными указаниями так нагло пренебрегают. И даже советуют поступить с ними таким преступным образом!

Прежде чем он успел что-нибудь сказать, я уже вышел наружу. Тени от деревьев и могильных плит сильно удлинились, солнце клонилось к закату, и я потянулся, расправляя крылья и руки. Меня ждала работа.

Святогневнев пообещал приглядывать за Щученко. А я пообещал купить ему новый телевизор взамен разбитого. Но улетал все равно с тяжелым сердцем – было, было у меня сильное искушение приковать полковника наручниками к батарее. Чересчур уж это буйный тип, чтобы вот так просто оставлять его на свободе. Я помню, что Святогневнев пообещал, но он человек мягкий, интеллигентный, где уж ему уследить за этим чокнутым коммунякой…

С другой стороны, Лев Игнатьевич – ходячий мертвец. А еще большой ученый. И тоже капельку ненормальный.

Конечно, абсолютно нормальных людей в мире раз-два и обчелся – по сути, только я сам… о, голубь! Я на лету выстрелил хвостом, протыкая птицу насквозь, отправил ее в пасть, выплюнул перья и с удовольствием разжевал жирную тушку.

Ну ладно, надеюсь, Святогневнев не использует Щученко вместо подопытного животного. А то с него станется! Великий ум часто граничит с фанатизмом, даже с безумием – просто когда такая большая часть мозга уходит на что-то одно, за счет этого всегда страдает что-то другое.

Скажете, человек использует мозг всего на десять процентов? Дудки! Я тоже раньше так считал, пока Рабан меня не просветил. Оказывается, это всего лишь расхожая побасенка – человек, да и любое другое существо использует мозг полностью. Другое дело, что одновременно занято не больше десяти процентов, это верно. Но ведь каждый раздел отвечает за что-то свое – двигательные функции, нервные, пищеварение, кровообращение… мозг отвечает за все!

Да что далеко ходить за примером – ведь это именно мозг управляет каждым вдохом и выдохом. Глаза открыты – мозг постоянно обрабатывает огромные массивы зрительной информации. Уши не заткнуты – обрабатывает звук. Мыслительный процесс, память… нет, товарищи, Творец не настолько глуп, чтобы набивать нам черепа бесполезной серой кашей. Необходима каждая частичка, каждый нейрон.

Полет проходил нормально. Сейчас, когда небо потемнело и покрылось тускло-серыми облаками, я практически сливаюсь с фоном. И это очень хорошо – народу на улицах по-прежнему очень много. Все-таки Москва, а не Крыжополь, тут и по ночам хватает прохожих.

Закапал мелкий дождик. Я раскрыл крылья пошире и прямо в воздухе перевернулся на спину, распахнув пасть. За год постоянной тренировки я научился выделывать такие виражи – любой ас обзавидуется. Яцхеновское тело идеально приспособлено для всяческих кунштюков.

Я пролетел над Москвой-рекой и Красной площадью. В моем родном мире они по-прежнему находятся на законном месте, там же, где и много веков.

Даст бог, будут находиться тут же и много веков спустя…

Мне невольно вспомнились планы, подсмотренные в Кадафе. Планы по разделению Земли, когда Ктулху проснется, и Лэнг хлынет в наш мир. Они планируют в ближайшие годы занять Рари, а затем нагрянуть и к нам, на Землю. Москву и большую часть России выпросил себе Шаб-Ниггурат – он уже давно облюбовал Кремль в качестве своей будущей резиденции. Может, именно поэтому этот полководец мне особенно не нравится.

Вот Нъярлатхотеп чуть более симпатичен – он планирует разместиться в Вашингтоне, в Белом Доме.

А Носящий Желтую Маску выпросил для себя Тауэр…

– Губа у них не дура, патрон… – хихикнул Рабан. – О, Самотечная…

Мы действительно пролетали над Самотечной улицей – именно здесь располагается квартира Федора Михайловича Бурьянова. А где-то в квартире – заветный сейф…

– Ну что, подождем, пока все не разойдутся? – предложил я, зацепляясь за стенку над самым верхним окном. Направление ясно указывало, что внутри еще есть люди.

– Подождем, – согласился Рабан.

Мы ждали часа три. Рабан увлеченно рассказывал какую-то историю из прежних времен, когда он еще жил в голове Волдреса.

Кстати, у меня сложилось впечатление, что он весьма доволен сменой патрона – я устраиваю его больше. По двум показателям. Во-первых, позволяю ему гораздо больше, чем когда-то Волдрес – для жителей того мира мозговые паразиты (точнее, симбионты – он обижается, когда его называют паразитом) керанке представляют насквозь обыденную вещь и с ними не слишком цацкаются. Во-вторых, мне он на порядок нужнее – обеспечивает нормальное функционирование организма, помогает засыпать, переводит между мирами… Волдресу он просто продлевал жизнь.

Хотя ничего себе – просто! Собственно, я не слишком удивлен, что в том мире все добровольно пускают себе в мозги этих червяков – платят за проживание они действительно щедро.

– Конечно, платим… – проворчал Рабан.

Я вспомнил, что он отчетливо слышит каждую мою мысль, и постарался думать о чем-нибудь другом. Все-таки без недостатков тоже не обходится – не так уж приятно, когда тебя постоянно кто-то подслушивает. Хорошо хоть, рассказать никому не может. А то сами знаете – сколько ни старайся, а все равно нет-нет, да и подумаешь о чем-нибудь таком, что никогда в жизни не произнесешь вслух.

– Есть хочется… – задумчиво прохрипел я.

У меня просто какая-то наркотическая зависимость от еды – если хотя бы день не поем, уже как-то не по себе. А если затяну на неделю, то, скорее всего, умру… Странно, правда?

– Знаешь, патрон, есть дело, – поведал мне Рабан. Похоже, эта мысль грызла его уже очень давно. – Помнишь, я рассказывал тебе, как мы с Волдресом были в вашем мире в последний раз?

– Это когда вас Краевский прикончил? Помню, конечно.

– Ну вот. Я тебе как сказал – зачем мы тогда сюда приехали?

– Достать вирус «Зомби». Верно? Его Йехудин заказывал… кстати, неудобно получилось, я ведь у него заказ взял, но так и не выполнил…

– Не переживай, патрон, Палач все равно испарился. Где ты его искать-то собрался? А все схемы остались на «Уране»…

– И то верно. Ладно, что у тебя там еще?

– У нас был еще один заказ… побочный. Даже не заказ, если точнее, а просто одна наводочка… Не хочешь принять эстафету?

– А что за заказ?

– Метро знаешь? Московское?

– Кто ж его не знает… – пробурчал я. – Восьмое чудо света… Только я там давно уже не был. А при чем тут метро-то?

– Излагаю суть. Между Сокольнической и Арбатско-Покровской линией, на северо-востоке города, есть небольшая полость. Ваши маркшейдеры ее пока еще не нашли. Так вот там, по слитой информации, находится клад! Здорово?

– Угу. Здорово. Вот просто нет мне сейчас других дел, только клады откапывать. Да я миледи попрошу, она меня золотом с головой завалит!

– А еще там сидит какая-то тварь, стережет сокровища…

– Это что – дополнительный стимул, что ли? – удивился я. – Рабан, ты вот мозговой паразит, но с собственными мозгами у тебя явно плоховато. Ну с чего ты взял, что если я не клюнул просто на клад, то клюну на клад с довеском в виде твари… а что за тварь-то? Демон?

– Да вроде местный кто-то…

Пару секунд я обдумывал возможность поразвлечься. Потом решительно отказался. Нет, спасибо – сейчас у меня и без всего этого хватает забот. Вот, может, в следующем году выдастся свободная неделька, тогда подумаю…

– Только особо не затягивай, – проворчал Рабан. – Там не только золото, там и поценней кое-что есть…

– Угу. Самые ценные вещи на свете – это мир и дружба. А они по пещерам не валяются.

– О-о-о, патрон, это ты сильно размахнулся! – восторженно протянул керанке. – Уважаю! Захапать себе целый мир – это мощно, Волдрес на такое не замахивался! А зачем он тебе нужен?

– Лечиться тебе нужно, вот что, – прохрипел я, спускаясь по стене. – Да что они там так долго?! Три часа жду, а они все балакают и балакают! Так, кто у нас там… двое. Мужик – это хозяин, понятно. А женщина кто? Жена, что ли?

– Не, точно не жена, – не согласился Рабан. – Любовница.

– Почему?

– Во-первых, она его вдвое моложе…

– Ну и что? Он же бизнесмен – у них и втрое моложе бывает!

– Во-вторых, он поит ее шампанским, целует и называет «любимой»…

– Ну и что? С женой так обращаться нельзя, что ли?

– В-третьих, он только что сказал «не бойся, жена до пятницы не вернется»…

– Ну и что?.. же ты сразу с этого не начал?

Я висел на гладкой стене еще около часа. Время подходило к полуночи, а у них там до сих пор не происходило ничего интересного. Бурьянов целовал своей пассии ручки, громко восхищался ее огромными… глазами и свято заверял, что она у него единственная и незаменимая, а жену он обязательно бросит.

Врет, скорее всего. Впрочем, дама это тоже прекрасно понимала, но старательно делала вид, что верит каждому слову. Еще бы – богатенький Буратино только что подарил ей настоящее шиншилловое манто!

– Так что предлагаешь? Еще немного подождать, или все-таки врываться? – скучающе уточнил я, когда понял, что прелюдия обещает затянуться чуть ли не до первых петухов.

А ведь за ней обещает последовать еще и продолжение!

– Ну не знаю, патрон… – задумался Рабан. – Ждать неохота, конечно… Но может, все-таки не будем светиться?

Прошел еще час. Прелюдия закончилась, и действо плавно переместилось в соседнюю комнату. Я деликатно прикрыл верхними руками слуховые отверстия (ушей у меня нет). Впрочем, не слишком плотно – я хоть и яцхен, но ничто человеческое мне не чуждо.

Впрочем, особо там и слушать-то было нечего. Не прошло и пяти минут, а Бурьянов уже отвернулся к стенке и захрапел. Девица тут же встала и начала разгуливать по комнатам, напялив один-единственный предмет одежды – то самое шиншилловое манто. В первый момент я испугался, что она сама решила его ограбить, но потом успокоился – для полного счастья дамочке вполне хватило огромного зеркала.

– Клянусь всеми демонами Голюса, если она через три минуты не ляжет спать, я впрысну ей литр успокоительного! – прохрипел я спустя полчаса, поднимая хвост наизготовку.

Ей повезло – она уложилась. В обоих смыслах. Но на всякий случай я выждал еще пару минут, прислушиваясь к ровному дыханию спящих. Потом аккуратно выпустил когти и вырезал в стекле большой круг. Хорошо, что тут восьмой этаж, и хозяин квартиры не счел нужным ставить на окна решетки. Меня бы они, конечно, не остановили, но все-таки была бы лишняя возня.

Проскользнув внутрь, я втянул ножные когти, чтобы не цокать по паркету. Ходить сразу стало неудобно – примерно как человеку на цыпочках. Я прошел в спальню и остановился перед огромной двуспальной кроватью. Горел ночник, и в его мерцающем красноватом свете прекрасно просматривались две человеческие фигуры.

– Сейф за картиной, – подсказал Рабан.

– Уже знаю, – подтвердил я, прислушиваясь к направлению.

Картина мне не понравилась – терпеть не могу всей этой авангардной мазни с разноцветными треугольниками и кляксами. Что же это за искусство, если кто угодно сможет нарисовать не хуже? Да вот хоть я – запросто сделаю десяток таких же «шедевров»! Нет, ребята, настоящий художник должен рисовать, а не мазюкать…

Зато то, что за этой картиной пряталось, мне понравилось куда больше. Сейф. Кодовый замок, само собой, со всеми наворотами, даже вроде бы сканер сетчатки глаза есть. И сигнализация, конечно…

– Рабан, а энгахов не учат отключать сигнализацию? – для проформы уточнил я.

– Энгахов много чему учат, – не стал отпираться симбионт. – Но не в Эсумоне. Вот Громак или Оюэл – да, там всяких подонков обучают, будущих воров. А Эсумон – самая элитная Гильдия, у нас такое не в моде.

– Жалко. Ладно, попробуем так…

Я включил направление на полную мощность и начал бережно разрезать сейф, стараясь обходить опасные места. Их местонахождение я чувствовал инстинктивно…

…пока не заорала сирена. То ли направление дало сбой, то ли какой-то из когтей случайно заехал не туда, но сигнализация сработала. Бурьянов тут же подскочил, как игрушка-попрыгунчик, и автоматически сунул руку под подушку – за пистолетом. Но его рука замерла, как только он рассмотрел грабителя – то есть меня.

Вы когда-нибудь видели сову? Глаза такие круглые-круглые… как у Бурьянова в данный момент. Он раскрыл рот и издал какой-то странный полукрик-полувсхлип. Его пассия, проснувшаяся секундой позже, не сделала даже этого – только посмотрела на меня и тут же рухнула в обморок.

– Ты кто?! – просипел Бурьянов.

– Я-то? Бэтмен! – распахнул крылья я.

– А чего такой страшный?!

– Болею, – деловито ответил я, вонзая ему в шею хвостовое жало.

Бизнесмен продолжил прерванный так неудачно сон. Думаю, теперь он продлится до полудня, не меньше. А я, соответственно, продолжил очищать сейф.

Денег там отыскалось довольно много. Похоже, нехороший товарищ и в самом деле задумал двинуть за кордон – во всяком случае, рублей я тут не отыскал. Только зеленые доллары – почти два миллиона зеленых долларов. Ну и еще кое-что по мелочи – какие-то документы, загранпаспорт, виза в Канаду (а почему тогда доллары американские, а не канадские?), так неосторожно отданная Святогневневым колба со штаммом вируса «Зомби» и еще какой-то странный предмет, похожий на розовую колбасу в пупырышках. Я пару секунд вертел его в руках, раздумывая, для чего такая фиговина может предназначаться, а потом до меня дошло.

Ладони брезгливо разжались.

– Неплохо наварились, патрон! – одобрительно сообщил Рабан, пока я разыскивал что-нибудь, куда можно сложить добычу. – Половину сдадим, половину нам!

– Да что мне делать-то с этими бумажками? – прохрипел я. – Камин, что ли, топить? Или, может, в банк положить? А что – открою счет на имя Олега Бритвы… или все-таки Лаларту?

– Ты, патрон, совсем-то уж в бессребреники не записывайся, – теперь уже неодобрительно проворчал Рабан. – Деньги лишними не бывают. А способ потратить всегда найдется. Вон, Льву Игнатьевичу на сохранение отдай – все равно ты у него столуешься.

– Ладно, разберемся… Да блин, что за квартира – даже чемодана для денег нет!

Вот интересно – а профессиональные медвежатники сталкиваются с такой дурацкой проблемой, как отсутствие тары? Два миллиона долларов – это все-таки очень серьезная сумма и места занимает порядочно. Двадцать тысяч сотенных купюр, сто пачек по двести штук. Такую кучу по карманам не распихаешь, да и за пазуху… хотя откуда у меня взяться пазухе?

А в квартире Бурьянова не было даже самого завалящего пластикового мешочка!

В конце концов один пакет я все-таки нашел. Мусорный, кажется. Не особо чинясь, набил его купюрами и обвязал горло скотчем – если в полете эта драгоценная бумага вдруг высыплется, собрать ее вряд ли сумею даже я…

– Быстро управились, – довольно прохрипел я, пролезая в окно. – Беспринципно, но зато быстро. Это я, выходит, уже два желания выполнил? Еще четыре осталось… Слушай, а нельзя их скопом все забрать?

– По правилам не положено, – строго заявил Рабан. – Демон-контрактник не имеет права исполнять новое желание прежде, чем закончит с предыдущим. Помнишь кодекс?

– Да помню, помню…

Действительно, существует своего рода свод правил, по которым проходит вся эта маета с исполнением желаний. Своего рода «Женевская конвенция» для Темных миров. И большинство демонов молчаливо ее придерживаются – так проще жить. Потому что составлен этот свод специально из такого расчета, чтобы при любом раскладе выигрывали именно демоны, а любители халявы, соответственно, проигрывали.

Только очень опытный и умелый демонолог может переиграть исполнителя желаний на его поле – тут все очень тонко, нужно в точности знать все нюансы этих неписаных правил. Я-то их пока еще как следует не выучил, потому и впутался так неудачно…

Но я выпутаюсь.

Глава 12

– Держи, – прохрипел я, вываливая перед ошалевшим от счастья Мишей кучу зеленых пачек. – Исполнено. Следующий.

Шестеро «волшебников» по моему звонку собрались на квартире у Юры – мне необходимы все заказчики, чтобы засвидетельствовать, что желание действительно выполнено. Они послушно засвидетельствовали – Сева тут же запустил лапы в богатство товарища. И уже отобрал несколько пачек, невзирая на слабое сопротивление.

– Делись, жирный! – хохотнул он, пихая Мишу в грудь. – Тебе и так много!

Юра ужасно нервничал и поминутно поглядывал на часы – родители должны были вот-вот вернуться. Увы, встречаться в школьном спортзале среди бела дня было бы крайне неразумно.

– Давайте в следующий раз у кого-нибудь другого, а? – виновато попросил он. – Машк…

– Да, давайте у меня, – оживилась Маша. – Миха, ты у нас разбогател, так что с тебя стол. Чтоб пиво было, конфеты, колбаска какая-нибудь…

– Икра, – добавил Юра.

– Водка, – добавил Сева.

– Да идите вы! – надулся Миша, усаживаясь на похудевший пакет с долларами. – Все мое!

– Ну, пошел считаться – наше, ваше, мое… – фыркнула Маша. – Ты вообще нам с Юркой должен половину отдать – это же мы джинна вызвали!

– Я демон, а не джинн, – прохрипел я. – А ты-то тут при чем, жадная девочка? Всю работу сделал ваш Юрик, а вы пятеро просто массовку изображали. Или я чего-то не знаю?

Маша как-то странно отвела взгляд. А мы с Рабаном уставились на нее с растущим подозрением.

– Ну хватит вам… – заныл Юра. – Олег Анатольевич, а вы все съедите?

– Угу.

– Все-все? – с несчастным видом уточнил он.

– Я что, неясно сказал? Угу! – огрызнулся я.

Дело в том, что пока они там болтали, я опустошал холодильник. Да, у меня хороший аппетит. Я очень много ем и совершенно не поправляюсь – как весил сорок пять килограммов, так и вешу. Скелет-то наружный, не растолстеешь.

И я этого аппетита нисколько не стыжусь – чего тут стыдиться? Это мое личное дело, сколько есть и сколько весить.

– Ну что, вы там решили, чего еще закажете? – хмуро поинтересовался я.

Мне очень хотелось, чтобы они заказали еще один миллион – он у меня уже есть. Кстати, оцените, насколько я щедрое и покладистое существо – в легкую готов расстаться с такими деньжищами, только бы сделать приятное подрастающему поколению.

Чтоб они подавились, козлы мелкие…

К моему разочарованию, денег эти гаденыши решили больше не просить. Видимо, посчитали, что полученной суммы с лихвой хватит на все их насущные нужды, а сейчас надо раскручивать демона по полной. Вот и думали, с какой стороны за это лучше взяться.

Юра стоял молча – Маша запретила ему открывать рот. Почему? Да потому что сейчас подошла как раз его очередь загадывать. И она испугалась, что неосторожный студент ляпнет что-нибудь, что можно будет принять за желание. А я, мол, тут же ухвачусь за обмолвку и лишу их того, что полагается по закону. Недоверчивая, а?

Хотя я так и хотел сделать.

Тормознутый Марат находился в комнате просто для мебели, Юра молчал, как рыба, а надя смотрела на меня с неприкрытым страхом, боясь даже рот открыть в моем присутствии, но трое остальных в голос спорили, что лучше всего загадать. И большинство их предложений мне очень сильно не нравились.

Особенно сильно – Мишино. Этот новоявленный миллионер, по-видимому, решил, что теперь нужно пожелать и чего-нибудь для души. И почему-то для души ему захотелось не что иное, как Дженнифер Лопес… если, конечно, тут вообще уместно слово «что».

Почему именно ее? Да я-то почем знаю! Тайная любовь, не иначе. Но загорелось – вынь да положь! И плевать, что она сейчас где-то на другом конце планеты. И плевать, что мисс Лопес вряд ли обрадуется альтернативе проехаться в заснеженную Россию (впрочем, сейчас лето) верхом на демоне. И плевать, что даже если я ее притащу, она вряд ли проникнется к пухлому Мише взаимной симпатией.

На все, в общем, плевать.

К счастью, его желание уже истратилось, так что он мог вопить, сколько влезет. Юра отнюдь не желал тратить свою долю демона, чтобы удовлетворить потаенную страсть корефана. Да и остальные члены кружка «По стопам Гарри Поттера» отнеслись с прохладцей к подобному предложению. Сева даже пригрозил пройтись Мише по почкам, если он сейчас же не заткнется. И еще сказал ему пять матных слов – на букву «б», «е», «п», «р» и «х». Он вообще тут самый некультурный.

– У меня время не казенное, – сумрачно напомнил им я. – Я бы на вашем месте думал побыстрее.

– Тихо там стой, а то щас ка-ак… – потянулся к пистолету со святой водой Сева. Этот болван никак не может запомнить, чем отличается Ад от Лэнга.

– Да умолкни ты! – отмахнулась от него Маша, оборачиваясь ко мне: – А что такое?

– Ну, если я в ближайшее время не вернусь домой, за мной могут кого-нибудь прислать… – с непроницаемым лицом сблефовал я.

Но они поверили.

Правда, не все. Судя по сузившимся глазам Маши, она не поверила. Какая все-таки недоверчивая…

Хотя если за мной действительно кто-нибудь явится, я от этого скорее проиграю, чем выиграю. Потому что явиться может только Нъярлатхотеп или Йог-Сотхотх, а этих двоих мне видеть как-то не хочется. Особенно тут – посреди Москвы.

– Может, нам… – открыл было рот Юра, но тут же был окачен сразу двумя литрами презрения. Причем обоими – со стороны Маши.

– Ты, – выделила это слово она, – молчи.

– Но я хочу «Джоконду»! – взорвался Юра.

Он тут же испуганно зажал рот обеими руками. Но слово уже было произнесено. Его подпись на договоре тускло замерцала…

– Зачем тебе «Джоконда»?!! – возмущенно заорал одновременно я, Маша и Миша. Сева тоже рявкнул что-то в этом роде, только звучало это несколько более экспрессивно.

– Да я просто так сказал… – испуганно сжался Юра, растерянно переводя взор с одного на другого.

– Козел! – прорычал я.

– Точно, козел! – согласилась Маша. – На такую ерунду целое желание растратил!

– Да ладно вам… – надулся Юра. – Это же все-таки «Мона Лиза»…

– Угу. «Мона Лиза». Ну и что? Зачем она тебе сдалась, пацан?! Дырку на обоях загораживать?!

Я обвиняющим жестом указал на дырку в обоях… ну хорошо, хорошо, я просто выпустил когти и сделал эту дырку! Довольны? Хорошая дырища получилась, внушительная, весьма изящной формы…

А чего? Нельзя, что ли?

– Мама расстроится… – грустно вздохнул Юра, глядя на испорченные обои.

– Да хоть две мамы, – продемонстрировал ему полный рот зубов-бритв я. – Зато теперь хоть будет, куда эту картину приткнуть.

– Ну что вы, правда… – заканючил юнец. – Она стоит… комнату денег! «Портрет доктора Гаше» купили за восемьдесят миллионов, а это ж еще только Ван Гог! А у Леонардо картина еще дороже, наверное!

– Гениально, Ватсон! – похлопал его по плечу я. – А кому продавать собрался такой раритет? На толкучке встанешь? Или с аукциона? А вот кому «Джоконда» да Винчи, прямо из Лувра, свежеспертая! Так, что ли?

Юра стушевался и начал смущенно ковырять в носу. А я злобно зыркнул на него и развернулся к окну. Предстоял полет в Париж и ограбление их главного национального музея. Хотя ужасно не хотелось. Просто ужасно.

– Чтоб вам всем из окон повываливаться, – пожелал им на прощание я, открывая шпингалет. – Задолбали, как дятлы елку…

Денек сегодня выдался пасмурный. Я почти мгновенно поднялся выше облаков, скрываясь от случайных взглядов зевак, вздумавших пялиться на небо.

Дожили – в родной стране вынужден прятаться от собственных же соплеменников! А ведь я не совершил никакого преступления – так за что?

– Так уж и никакого? – не замедлил съязвить Рабан. – А Бурьянова кто обокрал?

– Ничего, не обеднеет. У него в швейцарских банках, небось, еще пять раз по столько лежит. На жизнь хватит. Знаешь, если от многого взять немножко, это не кража, а просто дележка. Максим Горький.

– На то он и Горький, чтоб всякие глупости выдумывать, – хмыкнул Рабан. – Он же коммунист.

– Это не кража, а экспроприация, – продолжал гнуть свое я. – Товарищ полковник меня бы понял.

– Он тоже коммунист.

– Так я и не спорю. Ладно, личная шизофрения, думай, что делать-то будем. Правда, что ли, во Францию лететь, Лувр грабить?

Насчет того, что при необходимости я смогу выкрасть эту чертову «Джоконду», у меня не было ни малейших сомнений. Разумеется, ее там круто охраняют, но я-то ведь не просто обычный взломщик – я яцхен! Меня как раз для такого и создавали – чтобы проворачивать сверхсложные операции, на которые не способен обычный агент-человек.

Эх, а вот если бы у меня было полное могущество Лаларту… Тогда все было бы еще проще.

– Патрон, ты не рубишь фишку, – важно козырнул недавно позаимствованным выражением Рабан. Позаимствованным как раз у меня, между прочим. – Вспомни слова Юрия Лаврентьева!

– А это кто еще такой?

– Юрка, который тебе желание загадал! Дословно вспомни – что он сказал?

– «Хочу “Джоконду”». И все. Ну и что?

– Вот мы и принесем ему «Джоконду»! Репродукцию! Купим где-нибудь, и все – буква выполнена! Он же не уточнил, что ему нужен именно оригинал самого Леонардо?

– Думаешь, получится? – засомневался я. – По-твоему, он поверит?

– Он?! Патрон, ты что – да кому нужно, чтобы он поверил?! Главное – чтобы договор поверил! А он поверит – ему неважно, что там конкретно подразумевалось между строк! Буква выполнена? Выполнена! Ну и все – остальное нас не колышет!

Я задумался. Идея мне понравилась. В конце концов…

– В конце концов, мы не обязаны стараться для них задаром, – сердито проворчал Рабан. – Они ж нам не платят? Ну и чего мы вдруг будем пыхтеть? Развяжемся побыстрее, и обратно! Там у нас богиня Ашторет волнуется, записки шантажирующие подбрасывают… Ты ведь только и думаешь, что об этой записке, верно?

– Теперь думаю, – мрачно согласился я. – Теперь, когда ты напомнил. Тебе это было обязательно?

– Угу.

– Это мое слово. Ладно, давай думать, как раздобыть репродукцию «Джоконды». Сам понимаешь, я не могу просто войти в ближайший магазин и попросить ее завернуть…

– Выкрадем? – с надеждой предложил Рабан.

– У тебя мелкоуголовные наклонности. На фига красть-то? Денег у меня много… – я демонстративно оттянул карман брюк, в котором лежала пачка стодолларовых купюр, – …на одну репродукцию уж точно хватит.

– Но это же наши деньги!

– Вообще-то не наши, а Бурьянова. Мы их просто позаимствовали.

– А теперь позаимствуем еще и картину. Тебе можно, патрон.

– Это еще почему?

– А потому, что ты Бэтмен!

– Ты там еще и свою личную шизофрению завел, что ли? – брезгливо осведомился я. – Какой я тебе Бэтмен? Я еще круче! Я его двумя левыми уложу!

– А Супермена?

– И его!

– Э нет, патрон, Супермена только криптонитом убить можно! – хитро заявил Рабан.

– Тебе что, поговорить больше не о чем? Все, полетели к Святогневневу – пусть он просто сходит в книжный и купит нам эту сраную репродукцию. Так проще.

– Зато скучнее… – проворчал Рабан. – Нет у тебя, патрон, творческой жилки…

– Зато у тебя этих жилок на двоих хватит. Ну не могу я просто войти в магазин и купить картину! Мне для этого придется час маскироваться, и все равно получится ходячая карикатура!

При большой необходимости я действительно могу прикинуться человеком – прижать нижние и средние руки к телу, сложить крылья, свернуть хвост, надеть перчатки, высокие рыбацкие бахилы, плащ с глубоким капюшоном… в общем, не оставить на виду ни клочка хитина. Но выгляжу я при этом все равно очень странно, и люди косятся. Конечно, «косятся» лучше, чем «кричат, убегают и непроизвольно опорожняют кишечник», но мне все равно неприятно.

Уже этим вечером я подлетал к дому Марии Савоськиной, предварительно отзвонившись всем остальным. Под мышкой у меня улыбалась незабвенная «Мона Лиза». Точнее, просто хорошая копия. Даже не очень хорошая – любой человек, не страдающий дефектами зрения, моментально догадается, что это не оригинал.

Впрочем, меня это волнует слабо.

Приземлившись в тени гаража во дворе, я позвонил Маше – направление ясно указывало, что она в квартире не одна. Вот и позвонил – узнать, что там за гость приперся и скоро ли он уйдет. А то, знаете, будет неловко, если к ней, скажем, соседка за солью зашла, а тут я в окно влетаю. Это Карлсон, Который Бомжевал На Крыше, летал куда угодно, а с моей рожей такое не прокатит.

Сотовый у меня всегда при себе. Во всяком случае здесь, на Земле-2006. В Лэнге, сами понимаете, звонить некому. Да и в прочих мирах с сотовой связью обычно плоховато. Во всяком случае, из всех миров, которые я посетил с тех пор, как стал яцхеном, таковая существовала только на Земле-2895… хотя теперь она Земля-2896, все-таки целый год прошел. Но данный аппаратик и там помог бы мало – у них другая система, они свои телефоны на руке носят, вместо наручных часов. И работают они по совершенно иному принципу.

– Але! – наконец прозвучало в трубке.

Голос мужской, суровый, недовольный. Звучит так, будто его хозяина отвлекли от чего-то очень важного.

– А Машу можно? – вежливо попросил я.

– А ты кто? – сразу насторожился неизвестный.

– Знакомый.

– Какой еще знакомый?

– Знакомый знакомый. Так Маша дома?

Хотя я и так знаю, что дома – направление штука надежная, его не обманешь.

– Так, ну-ка давай разберемся, – все больше холодел голос в трубке. – Что за знакомый такой?

– А ты кто такой?

– Я кто такой?.. Я кто такой?! Да я ее парень, понял, знакомый?!

– Да мне как-то… Ты Машу к телефону позови, парень!

– Я тебе позову! Я тебе так позову! Ты кто? Я тебя знаю? Я у нее всех знакомых знаю! У нас все знакомые общие! А ты кто? Я тебя не знаю!

Да уж, такой голос, как у меня, трудно не запомнить. Настолько жуткий хрип встречается нечасто…

– Слушай, парень, дай мне Машу, а? – предельно вежливо попросил я. – У меня к ней дело.

– Какое дело?! Я тебе рыло набью, ты понял? Ты где сейчас? У меня тут определитель стоит, я твой номер уже знаю! Жди гостей, урод!

– Да я вообще-то с сотового разговариваю…

– А, уже навонял! Я тебя все равно найду, понял?!

– Да чего меня искать? – равнодушно прохрипел я. – Вот он я, тут, за гаражом стою, в вашем дворе.

На том конце воцарилось молчание. Похоже, Машин парень подошел к окну. Только ни хрена он там не увидит – тут темно, как в погребе.

– Я тебя не вижу! – не замедлил подтвердить мои мысли он. – Но я сейчас спущусь! Лучше беги, пока спускаюсь!

– Угу. Только пятки солидолом смажу, – ответил я гудкам в трубке.

Машин парень выскочил из подъезда ровно через полминуты. Явно мчался вниз через три ступеньки – всего лишь третий этаж, что там спускаться? Одеждой он себя не затруднил – выбежал прямо в домашней майке и шлепанцах.

И с тяжелым столярным молотком…

Думаю, лет пять назад, когда я еще был человеком, этот верзила и в самом деле пришиб бы меня, как кот канарейку. Здоровый черт! Наверняка качается. И не на качелях, само собой.

Появившись в темном дворе, юный ревнивец выглядел самим воплощением праведного гнева. Этакий Зевс, готовящийся покарать дерзкого Иксиона. Аналогия понятна?

Только вот весь его пыл бесследно испарился, когда из тени выступил я – шестирукий демон Лэнга, новое воплощение Лаларту. Молоток выпал из ослабевшей руки, парень слабо икнул, попятился, едва не упав, а потом дико завопил и бросился наутек.

Вот и всегда так заканчивается.

Маша на меня разозлилась. Не просто разозлилась – взбеленилась. Оказалось, что это был ее самый перспективный вариант в плане личной жизни – из богатой семьи, учится в престижном универе, спортсмен, в чем-то там чемпион среди юниоров…

А самое главное – влюблен в нее по уши, невзирая на все недостатки. В частности на тот, что он сам ей даром не нужен – юная интриганка планировала женить его на себе, поколбаситься три-четыре месяца на Средиземном море в свадебном путешествии, а потом развестись.

Единственный нюанс, который она для себя еще твердо не решила – беременеть ли от него или не стоит. С одной стороны, матери с ребенком суд выдаст куда больший куш, чем просто разведенке. С другой, сын (или дочь) ей нужен еще меньше, чем муж.

В общем, эта Маша – та еще штучка.

Конечно, о планируемом развитии событий парень, убежавший из дому в одних тапочках, понятия не имел. Я даже подумал, не догнать ли его, чтобы раскрыть глаза на «невесту». Потом решил, что мне он вряд ли поверит. Если вообще выслушает.

Разгневанная девушка минут пять швыряла в меня всем подряд – книгами, стаканами, мягкими игрушками, носками, подушками, тарелками и одной птичьей клеткой (без птиц). А я без особого напряжения все это ловил и выкидывал в окно. Реакция у меня такая, что я вполне могу поймать даже пулю.

– Ай, моя вазочка! – запоздало вскрикнула Маша, по невнимательности бросившая в меня дорогущую хрустальную вазу.

Разумеется, я выкинул в окно и ее тоже. И при этом получил искреннее, по-настоящему садистское наслаждение. Демон я или не демон, в конце-то концов?

– У вас дверь открыта, – зашел Марат. – А мне на голову тарелка упала.

Он вытряхнул из волос крохотные осколки фарфора и тупо уставился на царящий в кухне разгром. Я тоже оглядел получившийся бардак – чтобы видеть все пространство, даже не потребовалось поворачиваться. Мои три глаза дают обзор в двести семьдесят градусов. И мне очень понравилось увиденное. Из всех предметов, что можно было запустить в свободный полет, уцелела только декоративная перечница. Непорядок.

– Ты что делаешь?! – завопила Маша, кидаясь к окну, в которое я выбросил перечницу.

Теперь порядок.

– Что это у вас вещи из окна падают? – осведомился Миша, просовывая нос в кухню. – Кстати, Машк, у тебя там дверь открыта.

– Знаю! – огрызнулась Маша.

– Машка, дура [цензура], ты какого [цензура] эту [цензура] из окна выкинула?! – вошел злющий Сева, сжимая в одной руке перечницу, а другой потирая шишку на затылке. – А дверь чего не закрываешь? Во дурища-то!

– Маш, у тебя там дверь была открыта, – почти вплотную с ним вошла Надя. – А под окном вещи не твои валяются? Я там такого милого медвежонка нашла – можно взять, а?

– Да хоть все забирай!

Послышался щелчок дверного замка – Юре единственному хватило разумения запереть за собой дверь. Он вошел, задумчиво вертя в руках помятую клетку.

– А почему?..

– Вещи под окном или открытая дверь? – устало уточнила Маша.

– Э-э-э… ну, дверь ты, наверное, просто закрыть забыла. А вот вещи…

– Это он их выбросил, – обвиняюще указала на меня хозяйка квартира.

– Вот урод! – хмыкнул Сева, копаясь в холодильнике. – [цензура], Машка, у тебя даже пива нет?

– А ну отдай, – отнял у него пакет молока я. – Перенервничал я тут с вами, хоть молочка выпью…

– Ты зачем мои стаканы выкинул?!

– А ты зачем в меня ими кидалась?

– А ты зачем Юрку выгнал?!

– Что?.. – удивился Юра.

– Не тебя, – отмахнулась Маша. – Алексеева Юрку.

– Это который с тобой?..

– Да, именно со мной!

– А зачем твой Юрка на меня с молотком пошел? Еще бы рогатину захватил! Я вам не косолапый мишка! И я ему, кстати, ничего даже не сделал – просто стоял и улыбался. Нельзя, что ли? И вообще – считайте это демонстрацией. Вам самим я вреда причинить не могу, но вот вашим вещам… Или, скажем, родственникам… Намек понятен?

– А если бы не эта дурацкая клятва, мы бы вас всех давно зарезали, – подал голос Рабан.

«Они тебя все равно не слышат», – скептично подумал я.

– А ты им озвучь.

– Угу. Иголки патефонные только наточу, и сразу.

– Что? – снова протупил Юра.

– Да это я так, своим мыслям. Держи свой плакатик, радуйся.

Когда я протянул студенту копию «Джоконды», он сначала просветлел лицом. Касаясь рамы произведения бессмертного Леонардо, его руки заметно дрожали. Но уже в следующую секунду до него дошло, что здесь что-то не так. Он перевернул картину и отупело уставился на ценник, который я заботливо пришпилил кусочком скотча.

– Это же репродукция… – пролепетал Юра.

– Конечно, – спокойно вскрыл еще один молочный пакет я. – Но ведь «Джоконда»?

– «Джоконда»… Но репродукция!

– Угу. Точно. А чем ты недоволен? Желание исполнено, следующий.

Я ехидно продемонстрировал ему и всем остальным договор, с которого исчезла третья подпись. Договор был не в претензии.

– Но ведь репродукция же! – уже чуть не плакал Юра.

– [цензура] тебя, лох ушастый? – заржал Сева. – А не [цензура] всякую [цензура] загадывать!

– Триста пятнадцать рублей… – грустно прочитал ценник обманутый заказчик. – Это еще и дешевая репродукция!

– Самая дешевая из всех, какие только были, – довольно подтвердил я. – Но дырку на обоях загородить сгодится. Так кто следующий?

– Я, – подняла руку Маша. – Но я уступаю. Можно я буду последней?

– Можно, можно, – отпихнул ее Сева. – Значит, я хочу… хотя погодите… лучше я… нет, на [цензура]… а вот если…

– Совет надо? – осторожно предложил Миша.

– Пошел на [цензура], – коротко ответил ему Сева. – Так, чего бы такого… Надо как следует подумать… Что бы я такое загадал, если бы…

– Если бы у тебя были мозги? – уточнил я. – Тогда бы ты загадал что-нибудь умное. Ты думай, думай, я не тороплю.

– Ла-а-а-адно… – поскреб висок Сева. – А если я попрошу… у-у-у… еще тысячу желаний?

– Увеличивать нельзя, – автоматически ответил я. – Одно. Никаких хитростей – такие фокусы срабатывают только в глупых сказках. Хотя загадывай, если хочешь – просто потеряешь единственное.

– А если я попрошу… это я еще не прошу!.. если я попрошу отпи… ну, избить нашего декана? Такая сука, все время достает…

– Мне нетрудно, – сухо ответил я. – Но я разозлюсь. Не люблю работать держимордой.

– Тогда… тогда… тогда я…

– Слушай, ну попроси, чтобы я не мстил тебе, когда освобожусь от ваших дурацких желаний! – не выдержал я.

Эти мои слова подействовали на собравшихся, как ледяной душ. Они оцепенело уставились на меня, явно прокручивая в голове, как я, демон, могу им отомстить. А потом Юра тихо спросил:

– А вы… вы будете мстить?

– А ты как думал? – сблефовал я. – Читай внимательно контракт – по окончании работы я освобождаюсь от всех обязательств по отношению к вам! И могу делать все, что захочу! Захочу – пошинкую вас в капусту. Захочу – вырву глаза и заставлю сожрать. Захочу – выгрызу дырки в животах и пущу туда живых хомячков. Пусть побегают. Захочу…

– Мамочки! – упала на ближайший стул слабонервная Надя.

– А чего сразу не сказал? – растерянно ахнул Сева.

– Чтоб не лишать вас удовольствия, – огрызнулся я.

На самом деле мне это только что пришло в голову. На самом деле я, конечно, не собираюсь мстить этим пацанам, но припугнуть как следует будет нелишним.

Сева все больше скисал. Под маской храбрящегося петушка обнаружился банальный трус. Как говорится, и хочется, и колется – он бы на моем месте непременно отомстил козлу, заставившему его пахать задаром, и, естественно, полагал, что и я поступлю аналогичным образом.

– Хочу, чтобы ты мне не мстил, – в конце концов заявил он.

– Исполнено, – удовлетворенно взглянул на договор я. – Можешь спать спокойно.

– А мы? – испугался Миша.

– А вот вам спокойного сна не обещаю, – развел руками я.

– Надь, я тебе половину денег отдам, только попроси, чтоб он и меня не трогал! – взмолился толстяк.

– А что, уже моя очередь? – пролепетала девочка, растерянно глядя на товарищей.

– Остались только дамы, – подтвердил я. – Давайте, давайте, не тяните время!

– А можно попросить, чтобы вы… ну, никого не трогали? – робко спросила она, зачарованно глядя мне в пасть.

– Конечно, можно, – не очень охотно согласился я.

Она так и сделала. Я вторично пообещал пальцем не прикасаться ни к кому из них. Правда, украдкой намекнул, что родственники и друзья по-прежнему висят на волоске – мне очень хотелось, чтобы и Маша истратила свое желание на какую-нибудь ерунду.

Но не тут-то было. Скорее наоборот – получив гарантию безопасности лично для себя, она как-то очень хитро заулыбалась.

Хотя что ей – из родственников только отчим, а он ей абсолютно безразличен. Пожалуй, она даже не против, если я его расчекрыжу – получит вторую квартиру. Когда ее матушка умерла, Маша быстренько разменяла их трехкомнатную на две однокомнатные, да еще и с доплатой. Причем все деньги прикарманила. Вот так бедный отчим неожиданно для себя переселился аж за МКАД. Хотя и женился-то только для того, чтобы приобрести хорошую квартиру внутри Садового кольца. Но падчерица оказалась еще хитрее…

– Ладно, загадывай, – прохрипел я, настороженно глядя на эту начинающую, но безусловно талантливую интриганку.

– Ничего сложного, – заверила меня она. – Сколько там времени?

– Почти час ночи, – сообщил Миша.

– Ну и отлично. В общем, я хочу, чтобы ровно в полночь… то есть через двадцать три часа ты явился прямо вот по этому адресу, – протянула мне бумажку она. – Точно в полночь! И через окно.

– Зачем? – тупо уставился на нее я. – Это точно все?

– Все, все…

Я был не единственным, кто ничего не понимал. Судя по взглядам остальных пятерых, они тоже не знали, зачем вдруг Маше понадобилось мое присутствие в полночь в данной квартире. Пятнадцатый этаж…

Чую пакость, чую пакость. Чую!

– Патрон, только не выходи из себя, – поспешил предупредить меня Рабан. – Держи себя в руках!

– В чем подлость? – мрачно осведомился я.

Маша посмотрела на меня наивными глазами молодой газели. Они были настолько честными, что я окончательно убедился – меня ожидает что-то поразительно мерзкое.

– Сделаю, – сквозь зубы процедил я. – Но если…

– То ты вернешься и доломаешь все, что еще не доломал, – демонстративно зевнула проклятая девчонка. Ненавижу ее. – Иди-иди, чудище…

– Все, пошел, – прохрипел я, открывая окно. – Только чмокну тебя на прощанье…

– Не надо! – загородилась стулом Маша. Не любят меня девушки…

– А можно тогда я чмокну? – попросил развеселившийся Сева.

– Тебе можно, – подставила щеку моя последняя заказчица.

Ну и вот чем этот мелкий моральный урод лучше меня? У него нос картошкой! У меня, правда, его совсем нет…

Сева наклонился к Машиному уху, приоткрыл рот и… заорал во все горло:

– ЧМО!!!

Настроение немного улучшилось.

Глава 13

– Да ладно тебе, патрон? Может, она просто хочет устроить нам прощальную вечеринку с сюрпризом? – предположил Рабан.

– Поглупее ничего не мог придумать?

– Мог. Я еще и не такое могу.

– Охотно верю. И все-таки – что она задумала? Я не верю, что это просто маленькая глупая шутка! Не верю!

– Патрон, ты опять злишься. А когда ты злишься, мне больно! – возмутился Рабан.

– Извини.

Я взглянул на часы – маленькая стрелка уже переползла через семерку. Семь часов утра. Щученко в соседней комнате оглушительно скрипел раскладушкой, ворочаясь с боку на бок. Святогневнев в подвале звенел склянками. Интересно, что он там опять химичит? Наверняка выращивает нового смертоносного микроба. По крайней мере, теперь я могу быть спокоен – не пройдет и суток, как уже буду дома. То есть не дома, конечно – у меня вообще нет собственного дома. На конспиративной квартире, в Лэнге. В замке моего папаши… чтоб ему на том свете икалось погромче.

А вот интересно, куда все-таки попадают демоны после смерти? Куда-то ведь они должны попадать – душа у всех бессмертна. Или они сразу отправляются на реинкарнацию? Спрошу при случае у миледи Инанны – Рабан не знает.

Считаем, сколько времени я отсутствовал. В Хрустальных Чертогах задержался всего часа на три-четыре – сдал пленника, отчитался, получил новое задание и перекусил. На Земле–2016… часов пятнадцать, не больше. А тут… третий день пошел. Ну, это еще ничего, это ерунда. Если, конечно, Мария Савоськина не приготовила для меня какой-нибудь особенной пакости. Ух! Верно говорят – все зло от женщин!

– Олег, ты чего там хрипишь? – окликнул меня снизу Святогневнев. – Опять есть хочешь?

Лев Игнатьевич благоразумно наполнил холодильник так, что он не закрывается – пришлось подпереть дверцу тумбочкой. С моим аппетитом это отнюдь не лишнее. Все-таки я ем впятеро, а то и вшестеро больше взрослого человека среднего веса.

– Не хочу, но все равно спасибо, – вежливо поблагодарил его я, усаживаясь на табурет.

Святогневнев еще вчера купил новый телевизор и очень мягко попросил Щученко больше не кидаться в него ничем тяжелым. Ефим Макарович посмотрел в его обесцвеченные глаза и почувствовал, что ему как-то не по себе. Хотя почему – не понял. Мы не сказали ему, что этот безобидный микробиолог – ходячий мертвец. Зачем зря волновать человека? Кто его знает, как он отнесется к этому факту? Он хоть и полковник КГБ, но с зомбями раньше вряд ли встречался. С другой стороны, он и с инопланетянами раньше не встречался, а я у него не вызвал даже легчайшего любопытства. Ладно, все равно завтра я уже верну его обратно в привычное коммунистическое окружение.

– Товарищ Бритва, я у вас хотел бы, значить, уточнить некоторые организационные вопросы!

О, легок на помине. То-то раскладушка так скрипела – полковник всегда ворочается перед тем, как проснуться.

– Слушаю вас, Ефим Макарович, – вежливо повернулся я. – Хотите узнать, что на завтрак?

– Це я и так знаю. На завтрак, значить, еда. А сегодня у нас на повестке дня лежать еще некоторые другие несрочные, но крайне безотлагательные вопросы. Пункть, значить, первый – я так правильно понял, шо мы в параллельном мире, чье существование доказано согласно закону Эйнштейна – Ленина?

– Эйнштейна… Ленина? – выпучился на него я. – Полковник, а при чем тут Ленин? Эйнштейн правильно, он доказал… ну, по крайней мере, предположил с большой долей вероятности… но Ленин-то тут при чем?

– Вы мне здесь, значить, не коллаборационируйте! – строго потребовал Щученко. – Владимир Ильич этого буржуйского интеллигентишку, значить, вдохновлял морально! Хрен бы тот без него шо изобрел!

– Ладно, не буду спорить. В пункте первом вы правы – мы в параллельном мире. Как я вам и говорил с самого начала.

– О как! – довольно кивнул полковник. – Тогда, значить, воспоследуеть пункть второй – этот параллельный мир есть то, шо всякие научные фантасты навроде товарищей Ефремова и Булычева называють антимиром. То есть – здесь все неправильно, все наперекосяк. В правильном мире товарищ Берия жил долго и счастливо, построил коммунизм и упокоился в Мавзолее номер три! А в вашем шиворот-навывернутом его расстреляли поганые оппортунисты, и великое дело Ленина – Сталина было разрушено ко всем чертям! Я провел исследование! – потряс кипой бумаги он. – Це поганый антимир! Здесь победило Зло!

– А Берия – это Добро? – скептически спросил я.

– А як же? – удивился Щученко. – Я вам, товарищ Бритва, скажу без утайки – Владимир Ильич коммунизм задумал, Иосиф Виссарионович построил, а Лаврентий Павлович закрепил! А дальше уже проще, значить, было.

– Ну, в этом вопросе я не слишком компетентен, – признался я. – Хорошо, допустим. А дальше-то что?

– Еще не думал, – честно признался Щученко. – Я, значить, рассуждаю так – сначала сделаем оргвыводы, а потом уже из них будем делать оргвыводы. Но главное мы уже выяснили.

– Да?

– Вне всяких сомнений, товарищ Бритва! Главное – мы не имеем, значить, права оставить этот мир прозябать во тьме и невежестве! Мы просто обязаны построить здесь коммунизм!

– А мое участие обязательно?

– А шо – хочете взять самоотвод?

– Если можно.

– Не можно! Больше скажу – нельзя! Немедленно, значить, приступить к постройке счастливого коммунистического общества! Вы со мной, или мне вас расстрелять? Кстати, верните-ка мне табельное оружие – у вас на его разрешения нету.

– Не-а, не верну.

– Товарищ Бритва, це не по-товарищески! – надулся полковник. – Как я, значить, буду вас расстреливать без пистолета, а? Об этом вы подумали?

– Подумал. Потому и не верну.

Пистолет я спрятал в банке с мукой – надо же было где-то спрятать? Лучше бы, конечно, в сейфе, но у Святогневнева сейфа нет.

Щученко явно не шутил. Бравый полковник всерьез взялся за работу – и начал с того, что сбегал к киоску за газетами. Правда, цены по-прежнему вызывали у него шок – на Земле–2016 за десять рублей можно купить наручные часы. И очень неплохие. Конечно, стоящая такую же сумму газета возмутила Ефима Макаровича до глубины души.

Вернувшись с толстенной пачкой периодики, Щученко углубился в изучение последних новостей. При этом он громко кхекал, потел, беспрерывно ел соленые помидоры и время от времени густо краснел. Коммунистическая пресса его родины до сих пор сохраняла редкое целомудрие во всем, касающемся… да просто во всем. Фотографии, считающиеся у нас всего лишь слегка фривольными, для Щученко выглядели страшнейшей порнографией.

– Шо за бредятина! – непрерывно ворчал он. – Дружить, значить, с Американщиной – во дурость-то, а? Да там же сплошь омерзительные капиталисты! Родину всю разбазарили, як чашку на осколочки раскололи…

На то, что у нас не было Третьего Потопа, он особого внимания не обратил – полковник никогда не интересовался историей, географией и прочими науками, не относящимися к современной политической обстановке. То, что у этой Москвы нет моря, он тоже пока что не заметил. А я не стал его просвещать – по себе знаю, как опасно вываливать на человека слишком большую лавину новой информации. Со мной так было – до сих пор в себя прихожу.

– Не волнуйтесь, товарищ Бритва, выручим мы этот мир из, значить, тяжелой беды, – ободрил меня полковник. – Для начала надо захватить почту и телеграф…

– Сейчас это уже бесполезно, – посочувствовал ему я. – Средства связи шагнули далеко вперед. Почта и телеграф – вчерашний день, они уже большой роли не играют.

– Вы, товарищ Бритва, мене с мысли не сбивайте, – строго потребовал Щученко. – Найдем, шо захватить. Какая здесь, значить, средства связи самая востребованная?

– Хм-м-м… Ну, теперь вот Интернет все больше под себя подминает… Может, лет через пятнадцать-двадцать вообще все через него будет идти…

– Ага! А де у него главный центр?

– У кого?

– У этого вашего… як его?.. Нтернету! Де, значить, располагается центральное руководство и хто там усем руководить?

– Да как вам сказать… – озадачился я. – В Интернете, собственно говоря, никакого руководства нету… да и центра тоже…

– А хто ж там главный? Хто за все, значить, отвечаеть?

– Да никто.

– Анархизм! – догадался Щученко. – У-у-у, вражье семя! Не добили их в семнадцатом году, воть они, значить, и развернулись! Социал-анархисты – их, значить, хлебом не корми, дай порядок разрушить! Воть они де окопались-то! Значить, принимаем политически верное решение – Нтернет ваш закрыть! Анархии не допущу!

– Флаг вам в руки, – хмыкнул я, представив, как полковник попытается сделать нечто подобное. – Лева, ты меня не подменишь? А то я уже устал от этого театра абсурда!

– Извини, Олег, это твой гость, – торопливо отказался Святогневнев.

И запер подвальный люк изнутри, предоставив мне отдуваться в одиночку.

В два часа Щученко сделал перерыв и нажарил целую кипу блинов. Блины у него получились на удивление аппетитные – тонкие, поджаристые, хрустящие, обильно политые маслом.

– Воть, товарищ Бритва, угощайтесь, значить, по-нашему, по-простому, по-советски, – хлебосольно указал мне на блюдо полковник.

Я не заставил себя долго ждать. И Щученко тут же дико и возмущенно завопил.

– Что такое?! – возмутился я, пережевывая блины.

– Да воть ни черта себе шо такое! – выказал мне свои претензии полковник. – Вы, товарищ Бритва, жрать здорово, значить, навострились! Настоящий товарищ и коммунисть сам кушаеть и с товарищем делится! Воть, значить, як я! А вы каждой рукой по пять штук блинов захапали! Ишь, насадили на свои нохти нестриженые! А нам с товарищем Святогневневым всего, значить, четыре блинка оставили! Шо за буржуйские замашки?! Вы эгоисть, товарищ Бритва, я вам так кажу!

Я виновато потупил взор и машинально отправил в пасть четыре последних блина. Полковник схватился за сердце, вытер лысину платком, матюгнулся и поплелся обратно на кухню – готовить еще.

– Вкусно! – вслед ему крикнул я. – Вы, товарищ полковник, секрет какой-то знаете?

– Какой здесь, значить, секреть… – сердито проворчал Щученко. – Просто замешивай тесто с творогом пополам, воть и вся хитрость… Только творог надо брать хороший, советский, а не эту вашу американщину с цветными, значить, картинками… Ничего-ничего, воть мы здесь, значить, развернемся как следуеть, мы всех тапками передавим!

Я выслушивал наполеоновские планы этого новоявленного большевика до самого вечера. Щученко, отойдя от первого потрясения, смекнул, что ему представилась уникальная возможность. В нашем-то мире реального коммунизма почти не осталось. Просто невспаханная целина. Вот полковник и решил ее вспахать.

Хотя у него, конечно, ничего не получится.

– Товарищ Бритва, вы шо, спите? – поднял мою вялую руку полковник, безуспешно ища пульс.

– Да.

Я действительно сплю. Просто теперь мой сон мало отличается от бодрствования – я по-прежнему могу думать и даже разговаривать. Только вяло, лениво и неохотно.

– Штирлиц спал, – равнодушно сообщил я, даже не думая просыпаться. – Но он точно знал, что ровно через пять минут проснется и начистит репу козлам, вздумавшим его будить.

– Опять, значить, этот ваш фашизм? Лучше ответьте мне, как на духу, товарищ Бритва, – есть ли в стране надежные товарищи? – строго спросил Щученко.

– А чем вас Зюганов не устраивает?

– Мелкий оппортунист! – отрубил полковник. – Мы эту зюгановщину повыведем! Чую в ем, значить, вражью закваску!

– Угу. Ну, у вас в таких делах больше опыта, вы и решайте. Может, телевизор включить?

– А вот и… можно. Мой вам, значить, коммунистический заветь – включайте смело! Только не пакость какую-нибудь, а нашу, значить, советскую программу! А то ваше поганое телевидение кажет одну лишь порнографию и рекламу проклятых капиталистических товаров!

Я послушно включил полковнику документальный фильм о Второй мировой. Решил, что это ему должно понравиться.

– А получше ничего неть? – спросил он, без особого интереса глядя на ползущие танки.

– Вот, пожалуйста, – переключил я. Там шла «Карнавальная ночь».

– Це я, значить, уже видел. Товарищ Рязанов. Другое шо-нибудь.

– Ну вот, советский мультфильм, – включил я «Кота Леопольда».

– Це, значить, для детей. Ну-ка, товарищ Бритва, передайте мне эту включалку!

Полковник пару минут щелкал пультом, а потом остановился на сериале «Спасатели Малибу».

– О!.. – сделал рот буквой «О» он. – О!.. О-о-о!

– Полковник, это, конечно, не порнуха, но все-таки не…

– Не мешайте, значить, мне, товарищ Бритва! – отмахнулся Щученко, внимательно глядя на бегущих спасательниц. – Врага, значить, надо знать в лицо! К тому же це познавательное кино, про спортсменов… спортсменок. Смотрите, значить, як они красиво бегуть! Эстетика! Радоваеть глаз!

– Да, бегают они здорово, – согласился я. Глаза у нас обоих сами собой двигались вверх-вниз. В унисон.

– Олег! – прошипел из люка Святогневнев. – Иди сюда!

Я открыл рот, чтобы спросить, не будет ли полковник возражать, если я его оставлю на минутку, но посмотрел на его сосредоточенное лицо и передумал.

По-моему, он даже не заметил, что я ушел.

– Внимательно слушаю, – сообщил я, спрыгивая в подвал.

– В общем, так, – решительно положил мне руку на плечо мертвец. – Я тебя раньше ни о чем не спрашивал – это вообще не мое дело. Сам понимаешь, я не слепой – вижу, что ты уже не просто наш эксперимент. Я не знаю, откуда ты все время появляешься и куда потом исчезаешь, что у тебя за дела такие, зачем тебе все эти вещи, и как ты делаешь… некоторые фокусы…

– Ценю твою щепетильность, – поспешил заверить его я.

Но руку стряхнул. Не знаю, как вам, а мне неприятно, когда у меня на плече лежит конечность трупа. Пусть и моего друга.

– И я не знаю, откуда ты выкопал этого маньяка…

– Поверь, лучше тебе этого не знать, – заверил его я. – Там, откуда он пришел, таких еще много.

– …но умоляю – верни его обратно! Не оставляй его здесь, пожалуйста! – страдальчески скривил губы Святогневнев. – Он же ненормальный! По нему Кащенко плачет!

– Ну знаешь, Лева… А мы-то с тобой что – абсолютно нормальные здоровые люди? Ты вообще мертвый. А для моей болезни даже названия еще не придумали. У меня, между прочим, шизофрения.

– Правда? – удивился мертвец. – Никогда бы не подумал… И давно?

– С тех самых пор, как я вылез из вашего репликатора… Да ты не переживай, она у меня маленькая. Вот такусенькая, просто микроскопическая.

– Спасибо за добрые слова, патрон, – кисло буркнул Рабан. – Я тебя тоже люблю.

Глава 14

Без одной минуты полночь я карабкался на пятнадцатый этаж по гладкой стене. И ломал голову над тем, что меня там поджидает. Если верить направлению, в указанной квартире находятся два человека. Взрослые мужчины. Но это слишком неопределенная информация.

– Может, тебя куда-нибудь нанять хотят? – с надеждой предположил Рабан. – Может, эта Машка кому-нибудь про нас сболтнула, вот ее и попросили устроить встречу… Ты смотри не продешеви! Торговаться буду я, а ты просто повторяй за мной, понял?

– Не верится что-то… Чтобы просто со мной встретиться, необязательно было напускать такого туману. Ладно, сейчас все узнаем.

Окно было открыто. Я подполз к подоконнику и одним резким движением взметнулся вверх, на всякий случай заранее выпуская когти.

БУ-БУХ!!!

Меня отбросило назад. Как только в окне появился мой силуэт, человек, стоявший в темной комнате, спустил курок… охотничьей двустволки.

Вам никогда не стреляли в грудь сразу двумя медвежьими жаканами с расстояния в какой-то метр? Вряд ли – человек, перенесший подобное, обычно уже никому ничего не рассказывает. Для обычного двуногого это означает мгновенную смерть – после такого выстрела тело просто разлетается на кусочки.

А вот я выжил.

Помнится, я хвастался, что при нужде поймаю даже пулю? Пожалуй, я все-таки преувеличил свои способности. А может, просто расстояние оказалось слишком малым – не хватило какого-то мгновения.

Экзоскелет выдержал удар. Но с огромным трудом – в том месте, куда угодили пули, чешуехитин треснул, и из меня щедро потекла черная слизь. Было очень больно. Просто очень.

Но это я бы еще как-нибудь пережил – бывало и похуже, а болевой порог у меня высокий. Однако из-за спины первого мужика незамедлительно вышел второй.

С автоматом наперевес.

Автоматная очередь ударила прицельно – неизвестный враг целился не в меня самого, а рядом. Он словно бы обвел меня дугой из пуль… превратив распахнутые крылья в лохмотья. Я выбросил вперед руки, пытаясь зацепиться за подоконник, выстрелил хвостом с той же самой целью, но поздно, слишком поздно…

Я падал.

Почти пятьдесят метров! Я грохнулся с пятнадцатого этажа прямо на жесткий-прежесткий асфальт. Единственное, что я еще успел – это сгруппироваться и приземлиться на все восемь конечностей. Это смягчило удар, и я остался жив и даже почти цел. Правда, пальцы здорово повредил (тридцать один), но это пустяки – подождать полчасика, и все будет нормально.

– Ты что-нибудь понимаешь?.. – тупо спросил я у Рабана, лихорадочно решая, что делать дальше.

– Засада, патрон! – возмущенно поделился керанке. – Мы попали в засаду!

– Уже догадался…

Я поднялся на ноги и попытался взмахнуть крыльями. Без толку – от парусов на спине остались одинокие веточки, лишенные даже намека на перепонку. Теперь ждать несколько дней, пока снова не вырастут…

– Ну сейчас я их!.. – грозно пообещал я, разрезая уцелевшими когтями кодовый замок на двери подъезда. – Всех порешу!!!

Я уже слышу наверху шум и топот – охотники на демонов явно не собираются терпеливо ждать моего появления. Вместо этого они намереваются встретить меня на полпути. Ну посмотрим, кто кого… Теперь-то, когда я знаю, что мне предстоит…

– Патрон, сзади!!! – заорал Рабан.

Я резко метнулся в сторону – там, где я только что стоял, хлестнул кнут. Тяжелый кожаный кнут со свинцовым грузиком на конце. А тот, кто его держал, без труда может убить человека одним лишь ударом оного. Их этому специально учат. Погонщик Рабов?! Он-то что тут делает?!

Коренастая горбатая фигура с изогнутыми шипами на спине бросилась ко мне, замахиваясь для нового удара. Я кувыркнулся назад, увертываясь от ужасного оружия демона-надзирателя. Конечно, Погонщикам Рабов до меня далеко… но я сейчас не в самой лучшей форме!

Уродливая пародия на Индиану Джонса снова взмахнула кнутом. Я рефлекторно перехватил его на полпути и едва удержался, чтобы не завопить – попытка выпустить когти из сломанных пальцев вызвала страшную боль. Хитин на кистях потрескался, один из когтей пропорол ладонь и выскочил в крайне неудачном положении. К тому же Погонщик Рабов ударил с чудовищной силой – добавилась еще одна глубокая трещина.

– Блин! – воскликнул я, бросаясь в спасительное укрытие подъезда – широкоплечему Погонщику там будет слишком тесно.

Но меня встретили на полпути. Из темного зева (все лампочки разбиты) выскользнула жуткая фигура в черном балахоне. Покрытые струпьями зеленоватые руки протянулись ко мне, а из пасти капнула ядовитая слюна.

Будха! Только этого мне еще не хватало! Что это за слет чудовищ в ночной Москве?!

Я отшатнулся, лихим прыжком перемахнул через голову Погонщика Рабов и выпрямился во весь рост – стоять на восьмереньках оказалось очень больно. А из черного джипа «Чероки», стоявшего возле подъезда, высунулся мужик… с базукой?!

Еще один дикий прыжок. Выстрел из ужасного оружия разнес вдребезги ржавые качели, а ударная волна подбросила меня и швырнула об стену. Будха с бешеной скоростью заскользил в мою сторону, тяня вперед подгнившие пальцы. Только не попасть в эти объятья – будет очень неприятно!

Я даже не пытался перейти в наступление – как-то не до того было. Сейчас меня хватало только на то, чтобы одновременно увертываться от будхи и Погонщика Рабов, да плюс еще и следить за парнем с базукой – он уже перезаряжал свою дуру. А когда из подъезда выскочили двое, что стреляли в меня наверху, я понял – надо драпать.

Конечно, не в буквальном смысле. Просто мне сейчас жизненно необходимо выиграть хоть немного времени для регенерации. А там уж я превращу этих пятерых в колбасный фарш! Поэтому я встал в спринтерскую позицию и дернул со всех ног.

Догнать меня у них нет никаких шансов. Погонщики Рабов не умеют быстро бегать, да и любого человека я обойду с легкостью. Будхи, правда, способны развивать огромную скорость, но зато они не могут двигаться по неровной поверхности – у них вместо ног что-то вроде закругленной гусеницы. Ну знаете – такая жирная лепешка, а на ней множество крошечных лапок.

Однако, обернувшись, я понял, что поспешил расслабляться – охотники на демонов уже залезали в джип. С ними уселся и будха. Погонщик Рабов, правда, куда-то исчез… но через несколько секунд показался и он. Верхом на шилопауке.

Шилопаук – это здоровенная тварь, напоминающая сенокосца с шестью лапами. Эти лапы оканчиваются острейшими когтями, у него жуткая пасть, и он может бегать быстрее любого автомобиля. Постоянный транспорт Погонщиков Рабов – верхом на этих тварях очень удобно выполнять их прямые обязанности.

Лишенный крыльев, я утратил значительную часть скорости. Так что бежал на своих двоих, на ходу вправляя пальцы на положенные места – они срастались прямо на глазах. Только продержаться, продержаться, пока я вновь заполучу то, за что меня прозвали Шестируким, и тогда мы посмотрим, кто кого!

Не знаю, как это выглядело со стороны, но, вероятно, жутко. Поздние прохожие шарахались в разные стороны, а водители резко тормозили, пялясь нам вслед. Несмотря на ночное время, людей на улицах все еще было довольно много. По-моему, из-за нас произошло несколько аварий.

Я несся огромными скачками, прыгая по крышам машин и рефлекторно увертываясь от посылаемых вдогонку пуль. Парень с двустволкой и парень с автоматом палили не переставая – первый реже, второй чаще. Хорошо хоть, мужик с базукой был занят – крутил баранку. Да и не то это оружие, чтобы на ходу из него стрелять.

А с другой стороны звонко цокали когти шилопаука, с бешеной скоростью перебирающего лапами, не разбирая дороги. Погонщик Рабов сидел в седле, мрачно нахохлившись, и следил за мной ярко-красными глазищами. Подпускать их вплотную нельзя ни в коем случае – меньше всего мне сейчас хочется очутиться в жуткой пасти его зверюги.

– Как… дела? – кричу Рабану, в очередной раз подскакивая метров на пять.

– Регенерация проходит нормально! – лихорадочно доложил симбионт. – Держись, патрон, держись! Главное, не замедляйся! А лучше – спрячься куда-нибудь!

– Куда, куда?! – заорал я.

– Да хоть в каналюгу прыгай! Там, правда, дерьмо, но ничего, тебе сойдет!

– Если… я… сегодня… сдохну… – злобно пыхчу я, грохоча по едущим машинам, – меня… будет… утешать… только… одно!..

– Что?

– Что ты тоже сдохнешь!!!

Очередной прыжок… и я застреваю! Машина оказалась с люком, и я угодил туда правой ногой! Теряю драгоценные секунды. Водитель орет, пытается открыть дверь, тетка рядом с ним визжит так, что у меня закладывает уши. Шилопаук уже совсем близко.

Водитель все-таки выскакивает наружу… и тут же падает мертвым – его задевает автоматной очередью. Остальной град бьет по мне, но у автомата пули пожиже, их мой хитин выдерживает без проблем. Только жжет сильно.

Высвобождаю ногу, одновременно сгибаясь в три погибели, увертываясь от хлещущего над головой кнута. Ужасная лапа в виде костяного шила пропарывает капот, вырывается струя пара. Женщина внутри лежит без сознания.

Замечаю, что джип притормаживает. Дверь приоткрывается – оттуда выглядывает сгнившее лицо будхи. Спрыгиваю на асфальт и вновь беру низкий старт, устремляясь куда глаза глядят.

Еще минута… Мчусь так, что в ушах свистит. Пальцы уже почти срослись – еще немного, и можно дать бой.

Но не здесь же! Кругом полно народу – будет много ненужных жертв. Когда я разбушуюсь, то крушу все вокруг. Да и те, кто мне противостоит, явно не собираются цацкаться со свидетелями.

Значит, надо срочно искать тихое местечко…

Ну да, конечно! Резко сворачиваю на узенькую улочку – совсем рядом моя временная берлога. Старое кладбище, на котором работает сторожем надежный товарищ Святогневнев.

Да, его ожидает неприятный сюрприз…

На бегу разворачиваюсь и плюю кислотой в несущийся на всех парах джип. Шофер в последний момент успевает вильнуть рулем, и зеленоватая жидкость растворяет только левую фару и часть бампера. Железяка бьет по асфальту, высекая тучи искр, машина слегка сбавляет скорость.

Зато шилопаук не отстает. Бежим дворами, машин и прохожих нет, и он начинает меня настигать. Погонщик Рабов приподнимается в седле, раскручивая над головой кнут. Сейчас хлестнет…

Удар! Взвиваюсь в воздух, делая огромный прыжок. Приземляюсь на все восемь – о, уже почти не больно! – вновь выпрямляюсь и устремляюсь в просвет между домами. Еще немного, еще чуть-чуть…

Тут опасно – в окнах уже зажигается свет. Мне ни в коем случае нельзя привлекать к себе лишнее внимание – нет ничего хуже для тайного резидента, чем реклама. Представляете, что будет, если Йог-Сотхотх узнает, что я в свободное время самовольно посещаю Землю?! А он непременно узнает, если я нашумлю слишком сильно!

Перепрыгиваю через ограду – бегу между могил. Хвост несется сзади – виляю им, чтобы обмануть охотников. Хвост в одну сторону – Погонщик Рабов за ним, а я совсем в противоположном направлении.

Шилопаук с легкостью перемахивает через забор – эта тварь неплохо прыгает. Да и ростом его бог не обидел. А вот у джипа такое не получается – приходится ехать к воротам. Хе-хе – ворота с противоположной стороны кладбища!

О нет! Они вовсе не едут к воротам – просто отъезжают подальше, чтобы взять хороший разгон. Эта проклятая колымага яростно взревывает и мчит прямо на ограду. Та старая и хлипкая – мужики легко ее проламывают. Будха высовывается из окна и шипит – ему в глаз воткнулась щепка. Вырывает ее и выбрасывает – око обновляется в мгновение ока.

– Патрон, ну ты хоть сейчас можешь не каламбурить?! – ругается Ра- бан.

– Заткнись, я снимаю напряжение.

Бегу со всей мочи к дому Святогневнева – буду вести бой на привычном поле. Там мне знаком каждый кустик, каждая травинка – пару месяцев назад мы тут уже… но об этом как-нибудь в другой раз.

– Ну теперь подходите! – ору я, с хрустом распрямляя сросшиеся пальцы и выпуская все сорок два когтя. Крылья по-прежнему висят безжизненными тряпками, но ничего, я и на земле превращу их в холодец!

Прыгаю вперед, в последний момент переворачиваясь на спину, и пролетаю под брюхом у шилопаука. Вспарываю ему кожу, выпуская кишки – шилопаук только называется пауком, но с членистоногими ничего общего не имеет. Так что кишки у него есть… и зубы тоже!

Зверюга клацает этими самыми зубами у меня над головой – ужасная челюсть как раз идеально приспособлена для того, чтобы хватать что-то, находящееся снизу. Но меня там уже нет – я вылетаю у него из-под задницы, нижними руками полосую монстру спину, средними хватаюсь за него, чтобы сохранить равновесие, а когтями верхних срезаю спинные шипы Погонщика Рабов. Два изогнутых рога отлетают в стороны. Боевая техника у меня только одна, но зато очень эффективная. Называется «Стиль Миксера».

Погонщик делает кульбит, спрыгивает со своего мустанга и хлещет меня кнутом. Ловлю его прямо в воздухе, одновременно впивая в спину шилопауку когти сразу трех рук – чудовище яростно вихляется, стараясь сбросить с себя чужака. Дергаю кнут на себя, выстреливая хвостом в сторону Погонщика – тот отшатывается. Перерезаю кнутовище и отбрасываю испорченное оружие прочь. Хвостом, не дотянувшимся до всадника, выкалываю глаз его коню…

Точнее, пытаюсь выколоть. По инерции. Само собой, у меня ничего не выходит – у шилопауков просто-напросто нет глаз. Эти твари слепы и при движении полагаются исключительно на слух и нюх – и то, и другое у них развито до чрезвычайности.

Круша кресты и могильные плиты, по дорожке проносится джип и с визгом тормозит у самого дома. Оплавленный бампер почти оторвался. Погонщик Рабов тут же отламывает его совсем и взмахивает, как бейсбольной битой. Лица под маской не видно, но, по-моему, он радуется.

На шум из дома выбегают двое – толстяк в противогазе и растерянный донельзя мертвец в докторском халате. Первый держит пистолет (отыскал-таки!), второй – заполненный шприц.

– Олег, такого я даже от тебя не ожидал!.. – воскликнул Святогневнев, с выпученными глазами рассматривая пришельцев.

– Це враги народа? – деловито уточнил Щученко, передергивая затвор.

Вместо ответа я прыгнул на водителя, снова нацеливающего на меня базуку. Когти верхних рук свистнули, разрезая смертоносную трубу пополам, когти средних отхватили мужику руки, а когти нижних впились ему в живот, выволакивая кишки наружу. Хвост взметнулся над головой, прошивая насквозь лицо уже мертвого парня. А я тут же оттолкнулся от крыши авто, сигая обратно – к шилопауку. Тварь уже оклемалась и защелкала зубами. Даже умудрилась оторвать мне кусок штанины.

Щученко что-то крикнул сквозь фильтр противогаза и выстрелил в автомобильную шину. Потом еще раз – в другую. Из машины вылезли остальные трое – автоматчик, мужик с ружьем и будха. При виде последнего полковник обильно вспотел и завопил:

– Враги народа!!! Агенты поганой Американщины!!!

Одновременно с криком он что-то швырнул прямо в машину. Очень здорово швырнул – отличный питчер мог бы получиться.

Судя по последовавшему взрыву, это была граната.

Я разобрался с шилопауком, превратив его в огромную кучу фарша, выпрямился… и едва успел снова пригнуться – над головой просвистел оторванный бампер. Погонщик Рабов размахнулся снова, но на его руке повис Святогневнев. Мертвец вцепился зубами в плечо демона, приглушенно рыча – Лев Игнатьевич все-таки дал волю людоедским инстинктам ходячего мертвеца.

Пока Погонщик и Святогневнев дубасились, я занялся будхой – тот как раз в этот момент появился из горящей машины. Черный балахон превратился в пепел, обнажив ужасное тело позеленевшего трупа. Щученко, увидев эту картину, ахнул, почесал пистолетом висок и машинально полез в карман за другой гранатой.

К сожалению, другой гранаты у него не было.

Впрочем, с будхами я драться умею – прыгнул на него, хватая тварь всеми руками, ударил гребнем в подбородок, ломая шею, как гнилую доску, и щедро обрызгал кислотой. Кислота – это самое надежное средство против будхи. Она разъедает этих уродов так, что они уже не способны восстановиться. А вот любое другое средство помогает… хотя нет, не помогает.

Погонщик Рабов размахнулся и врезал Святогневневу. Мой знакомый мертвец отлетел назад, по-прежнему сжимая в зубах клок безрукавки противника. Погонщик ударил его еще раз – бампером джипа. В шее доктора что-то хрустнуло – по-моему, один из позвонков треснул. Голова неестественно наклонилась назад.

Погонщик Рабов бросил быстрый взгляд на мертвые глаза Льва Игнатьевича и удовлетворенно отвернулся. Святогневнев, только этого и дожидавшийся, тут же вскочил на ноги, неуклюже, но очень быстро проковылял к нему и вонзил в шею шприц, что есть мочи надавливая на поршень. Погонщик дико закричал и с силой ударил бампером прямо по голове мертвеца. А силы в его руках хватало…

Бампер согнулся в дугу, а Святогневнев повалился кульком. Но теперь Погонщик Рабов уже не верил в его смерть. Он схватил первое, что попалось под руку – собственный спинной шип, валяющийся на земле, – и резко вогнал его в грудь мертвеца, словно забил огромный дюбель.

Правда, движения его становились все более и более замедленными. Он дышал все реже и реже, глаза постепенно утрачивали красноту и становились бесцветными… а потом и вовсе замер неподвижно, покачиваясь с носка на пятку. Так он покачивался секунд пять, пока горб не перевесил. Погонщик Рабов упал наземь и равнодушно уставился в ночное небо.

От будхи к этому времени почти ничего не осталось. Я поливал его кислотой собственного производства, пока полностью не исчерпал запас. Жуткий надзиратель превратился в пузырящуюся лужу, в которой еще плавали зубы – самая прочная часть этих уродов.

Машина догорала. Рядом с ней валялся безрукий труп с разорванным животом и сквозным отверстием в голове. Двое других погибли от взрыва. Шилопаук, умерший самым первым, лежал неподвижно, только ноги все еще подергивались – в этом он также похож на сенокосца. Ну знаете, если оторвать «косиножке» лапку, она все равно будет шевелиться, даже отдельно от тела. А у него со временем вырастет новая…

– Наш боевой товарищ! – всхлипнул Щученко, стягивая противогаз и подходя к пронзенному Святогневневу. – Такой, значить, вшивый интеллигентишка, а як храбро сражался во имя святой цели! Пал во цвете лет! Родина никогда не забудет героя!

– Э-э-э, простите… – подал голос мертвец.

– Жизнь еще теплится в героическом бойце! – провозгласил полковник, наклоняясь к нему. – Скажи нам свое последнее слово, товарищ! Шо передать друзьям и родственникам?

– Олег, ты не мог бы выдернуть из меня этот чертов рог?.. – попросил Лев Игнатьевич, безуспешно пытаясь освободиться.

Я встал поудобнее, поплевал на руки (фигурально выражаясь – если я и в самом деле на них поплюю, то лишусь ладоней), ухватил этот необычный гвоздь покрепче и дернул изо всех сил.

– Спасибо, – поблагодарил Святогневнев, поднимаясь на ноги и недовольно глядя на дыру в груди. – Да уж, теперь на пляже не покажешься…

– Це шо?! – совершенно офигел Щученко. – Товарищ Святогневнев, вы как так, значить, умудряетесь? По всем канонам медицины вы сейчас должны, значить, лежать и готовиться к похороне! Тем более, шо тут, значить, и идти далеко не надо – прямо-таки целое кладбище под рукой!

– А это очень кстати, – оценил мысль я. – Надо бы нам, ребята, куда-нибудь всю эту веселую гоп-компанию спрятать – а то нагрянут всякие любопытные, хрен потом отмоемся…

– А кто это был-то? – с запозданием спросил Святогневнев, с хрустом вправляя позвоночник на законное место. – Олег, я, конечно, привык, что вокруг тебя всякие странности творятся, но ты бы хоть предупреждал…

– Да це, наверное, поганые оппортунисты с его родной Альдебаранщины прилетали, – со знанием дела предположил Щученко. – Не понравилось, значить, шо товарищ Бритва ведет переговоры с Советским Союзом на предмет установления, значить, добрососедских отношений и взаимопомощи. У них там, я думаю, и свои капиталисты есть и им тоже, значить, не по нраву наша родная Советская Власть…

– Знаете, Ефим Макарович, я ведь все-таки доктор, – прервал его Святогневнев. – Конечно, не психиатр, но все-таки немножко и в этом разбираюсь… Может, мне вас подлечить?

– Це вы, значить, к чему ведете, Лев Игнатьевич? – не понял Щученко. – Я, значить, совершенно здоров, чего и вам от всей души желаю! Да вы на рожу эту гляньте – чистый альдебаранский мудак!

Я с интересом уставился на лицо Погонщика Рабов, обнаружившееся под маской. Раньше я этих уродцев без масок не видел. Да уж, рожа у него жутковатая. Лоб огромный, волос нет и в помине, глаза такие же, как у меня – красные и без зрачков. Нос, как таковой, отсутствует, а вот ноздри есть – целых пять. Три над ртом, и две под – на подбородке. Губ нет совсем – на морде навеки застыл жуткий оскал с виднеющимися деснами.

А вот интересно, почему они всегда ходят в масках? Все равно с этим шипастым горбом Погонщик Рабов выглядит странно – какой смысл лицо-то прятать? Да и каноны красоты в Лэнге совсем другие – там подобная рожа ни у кого особых эмоций не вызовет. Так зачем же ему маска?

Наверное, форма одежды – вроде милицейской фуражки.

– Лева, а он что – еще живой? – удивился я, поводив перед глазами поверженного демона кончиком хвоста.

– Так же, как и я, – пожал плечами мертвец, рассматривая пустой шприц. – У меня ж времени соображать не было, вот и вколол ему, что под руку подвернулось…

– Вирус «Зомби»?

– Да. Заодно и испытания провели… тебе ведь его не жалко? Кстати, а кто это все-таки такой? У нас на базе таких уродов не конструировали, я бы запомнил. Или это с «Геи»?

– Примерно, – не стал вдаваться в подробности я. – Потом как-нибудь расскажу… при случае. Полковник, а почему вы в противогазе?

– Ванну принимал.

– В противогазе?

– И в плащ-палатке.

Закончив выяснять мелкие подробности, я окинул взглядом побоище. И что же мы тут имеем? Погонщик Рабов. Будха. И три человека – похоже, местные. Я приподнял мужику с базукой веки – так и есть, вместо зрачков булавочные точки. Порабощение Души – коронный фокус Погонщиков Рабов. Такая у них профессия – превращать людей в послушные куклы для исполнения черной работы. Забавно получилось – всю жизнь зомбировал других и таким же образом умер сам.

У меня в голове роятся нехорошие подозрения. Откуда в моем родном мире могли взяться эти двое? Я не знаю. Но зато я знаю кое-что другое – и будхи, и Погонщики Рабов напрямую подчиняются Носящему Желтую Маску. Именно он начальствует над этими подвидами Надзирателей.

И, насколько мне известно, в Лэнге больше нет никого, кто мог бы командовать сразу и теми, и другими. Особенно в таком щекотливом случае – чтобы убить другого архидемона. Если, скажем, Шаб-Ниггурат прикажет какому-нибудь будхе что-нибудь в таком роде, тот первым делом доложит Носящему Желтую Маску.

Ну а как иначе? Это все равно как если армейский генерал вдруг вздумает отдать распоряжение офицеру ФСБ – тот обязательно запросит подтверждение у своего собственного начальства. Должна же быть какая-то субординация?

Итак, Носящий Желтую Маску. Правда, существует еще как минимум два лица, повелевающих и будхами, и Погонщиками Рабов – Йог-Сотхотх и Азаг-Тот. Но Азаг-Тоту чрезвычайно трудно воспользоваться своими полномочиями – все его приказы идут через Йог-Сотхотха. А Йог-Сотхотху ни к чему прибегать к таким сложностям – если он захочет устранить меня, то сможет сделать это в любой момент в самом Лэнге. А вот если это понадобилось кому-то из его министров, то неудивительно, что он действует в обход главного босса.

Теперь другой вопрос. Как Носящий Желтую Маску (я все еще не уверен, что это именно он, но предположим) узнал, что я появлюсь в этом мире именно сегодня?.. хотя что за дурацкий вопрос?! Конечно, он ничего и не узнавал – он сам все это и подготовил! Конечно, он просто-напросто подкинул этим студентам страницу из «Некрономикона» и… Ну да, конечно, ведь это именно Маша ее нашла… и именно Маша загадала желание, чтобы в полночь я появился в конкретном месте. Конечно! Конечно же…

Да. И совсем нетрудно догадаться, почему он не сделал всего этого там, в Лэнге – Носящий Желтую Маску очень осторожен, он не любит навлекать на себя подозрений. Вот и подстроил все так, чтобы у меня не было никаких доказательств – в конце концов, он не виноват, если на меня напали в другом мире. Уверен, эти двое – его особо доверенные агенты.

Ну, это мы уточним…

Итак, план довольно прост. В меня стреляют, калечат, лишают крыльев, а потом… ну, вероятно, убивают.

Или нет? Может, все-таки не убивают, а берут в плен? Пожалуй, второе ближе к истине – если бы меня требовалось только убить, совсем необязательно было откладывать это желание до последнего. Значит, им надо было, чтобы я выполнил данный договор… а это могло понадобиться только в одном случае – если они собирались потом вернуть меня обратно в Лэнг. Причем живым. Выходит, меня хотели только максимально покалечить и, вероятно, обездвижить.

А дальше?

Конечно, двух демонов низшего уровня и троих вооруженных громил на одного меня не хватило. Хотя, прояви я чуть меньшую прыть, ошибись где-нибудь самую малость… да, могло и хватить. Вот на настоящего Лаларту бы точно не хватило – у него-то была демоническая сила. Это только на Девяти Небесах мы с ним хлестались на равных – а здесь, на Земле, он бы эту шушеру снес бы плевком. А я вот так не сумел. Я все-таки хоть и на порядок сильнее обычного Надзирателя, до полноценного архидемона никак не дотягиваю. Меня эти пятеро, вон, сумели даже ранить.

Крылья еще долго будут висеть ошметками…

Но все-таки надо было отправить побольше. Только вот проблема – даже Носящий Желтую Маску не может переслать на землю больше двух-трех надзирателей разом. Лэнг запечатан на совесть.

Вот Йог-Сотхотх… да, Йог-Сотхотх при необходимости способен перебросить в этот мир десятка два надзирателей или даже пяток младших демонов. А то и еще кого-нибудь. Тоже не бог весть что, но все-таки куда больше всего-навсего двоих. Ну, пусть двоих с половиной – с ними было демоническое животное. Так что это лишний раз подтверждает, что Йог-Сотхотх тут, скорее всего, ни при чем.

Ну хорошо. А чего ради Носящему Желтую Маску все это понадобилось? И вот тут я развожу руками. Ну хоть убей – не могу придумать ни одной правдоподобной версии. Если он узнал, что я шпион – зачем огород городить?

И эта хренова записка! Десять против одного, что демонов послала та же козлина, которая написала записку. Но зачем было предупреждать? Может, если бы не это предупреждение, я был бы чуточку менее осторожен, и покушение все-таки удалось бы.

Или все-таки за этим стоят разные люди… хотя какие там могут быть люди? Люди здесь точно ни при чем – одни демоны…

Ну что ж, зачем ему это понадобилось, я намереваюсь узнать как можно скорее. Контракт выполнен, и теперь ничто не мешает мне вернуться в Лэнг. Сначала заскочу на Девять Небес, верну Щученко на Землю–2016 – этот мир через два шага от нашей Земли-2006, а уже оттуда в Лэнг. И уж там мы с Рабаном выясним, кто тут на меня бочку катит.

Но перед этим… перед этим нужно заглянуть еще кое-куда. Точнее, кое к кому…

Глава 15

– Ну что ж, миледи, я выполнил ваше желание. Ровно в полночь я появился по указанному адресу. Но вот что интересно – там меня поджидала засада. И меня не оставляет ощущение, что вы об этом знали заранее… Будем колоться или будем глазки строить?! – начал выходить из себя я.

Маша испуганно съежилась, прикрываясь одеялом – я застал ее прямо в постели. Крылья теперь лишены работоспособности как минимум на пару дней, так что приехал на машине. Хорошо, что еще не успел избавиться от взятого взаймы «Москвича».

В дом пришлось карабкаться по стене. Правда, на полпути я вспомнил, что существует еще и лестница, но разворачиваться и начинать сначала показалось стремно.

Очень жаль, что желание Нади обезопасило всех ее товарищей – я не могу применить силу. Очень хочу – эта проклятая девчонка послала меня прямиком в ловушку! – но не могу.

С другой стороны, существует множество способов обойти клятву…

– Я ее даже пальцем не трогаю!.. – демонстративно выкрикнул я, запирая двери на ключ. – Даже пальцем!.. – повторил еще раз, открывая газ на кухне. – Просто хочется послушать шипение!.. о, как здорово шипит! Я не помню, что люди от этого умирают! Совершенно забыл!

– Не надо… – жалобно попросила Маша. – Олег Анатольевич, простите…

– А, так теперь я тебе Олег Анатольевич? А что случилось с «уродом» и «чудищем»?

– Я больше не буду! – взмолилась девушка.

– А больше и не надо – все уже сделано. Смотри, что у меня с крыльями!!! – бешено захрипел я, демонстративно суя ей под нос эти тряпки. – Давай я тебе ноги отрежу, а? Чтоб по справедливости!

– Я не хотела, правда! Мне сказали, что…

– А вот с этого места попрошу погромче! – потребовал я, временно выключая газ. – Маскировку убрать!

Я решительно сдернул с нее одеяло… и тут же смущенно вернул его на место. Под ним ничего не было. Ну, кроме самой хозяйки одеяла, конечно.

– Рассказывай, – мрачно потребовал я. – Рабан, запоминай.

– Можно водички? – робко попросила девушка.

Скрипя зубами, я принес стакан и вторично потребовал немедленно рассказать все, что она может рассказать. Трясясь и нервно икая, Маша все рассказала. Я ее все-таки сломал!

– Нашел, чем гордиться… – упрекнул меня Рабан.

Собственно, история оказалась короткой и простой. Недели три назад, когда она зашла в библиотеку за какой-то ерундой для предстоящего экзамена, то разговорилась с какой-то девчонкой. При ее описании Маша долго и озадаченно морщилась, а в конце концов призналась, что совершенно не запомнила лица. Как будто та девушка вообще никак не выглядела. В другой ситуации я бы заподозрил, что она врет, но только не сейчас – демоны Лэнга (да и многие другие) славятся умением не отпечатываться в людской памяти. При их внешности это отнюдь не лишнее.

В общем, болтали они довольно долго, Маша поведала новой подруге о своем сокурснике, страстно увлекающемся всякими замшелыми древностями, и та этим чрезвычайно заинтересовалась. А на прощание попросила показать ему этот листок – может, сумеет расшифровать? Юрий, как мы уже убедились, сумел. Правда, с дополнительной помощью – неделю назад Маша снова увиделась с этой подругой (ее имя вылетело из памяти точно так же, как и внешность), и та, узнав, что Юрка чего-то тормозит, дала ей еще какую-то книжечку. И вот с этим словариком перевод окончился гораздо быстрее.

Ну а дальше все было очень просто. Перед самым вызовом Исполнителя Желаний, то есть меня, неизвестный демон под видом девушки в третий раз навестил Машу и сделал маленькое предложение. Разумеется, он знал, что данное заклинание привяжет меня к этому миру, и я вынужден буду выполнить магический контракт, чтобы вырваться на свободу. Поэтому он попросил Машу во-первых, загадывать последней, а во-вторых, попросить именно то, что она попросила. А в награду… что она получила в награду, Маша почему-то наотрез отказалась говорить, ужасно при этом краснея. Но, похоже, это было что-то стоящее. Конечно, ее уверили, что меня можно не бояться – мол, добрые дяди позаботятся, чтобы кошмарный демон больше никому не смог причинить вреда.

Полагаю, разочарование было очень глубоким.

Бедная девочка! Она понятия не имела, во что ввязалась! Разумеется, мой неизвестный враг для того и начал всю эту путаницу с исполнением желаний, чтобы посильнее запутать следы. Если бы покушение увенчалось успехом, всех шестерых «желальщиков» обязательно бы прикончили. Или даже хуже – забрали бы в Лэнг, и уже там…

А если потом Йог-Сотхотх захочет выяснить, что случилось с одним из его архидемонов, следы оборвутся в школьном спортзале, куда меня призвали. Дальше – пустота и неизвестность.

Возможно, теперь их все равно убьют. Но почему-то я в этом сомневаюсь – поскольку меня захватить не удалось, устранять лишних свидетелей нет необходимости. Все равно они ничего не знают. Я и то знаю куда больше – так что в первую очередь займутся именно мной…

– Это все? – сурово навис над кроватью я. – Я ненавижу, когда меня подставляют! Вот такой вот я странный человек!

– Патрон, ты вообще не человек.

– А тебе обязательно каждый раз напоминать?

– О чем? – непонимающе пролепетала девушка.

– Это я не тебе. Так что – есть еще информация?

– Нету… простите, пожалуйста…

– На твое счастье, я незлопамятный – всех прощаю. Хотя мне это часто выходит боком. Помню, простил вот так же одного кардинала, а он мне потом такого ежа под подушку подложил!.. ну ладно, это дело давнее… Итак, все ваши желания я исполнил… и теперь свободен! Я свободен, словно птица в небесах!.. Я свободен – я забыл, что значит страх!.. Я свободен – с диким ветром наравне!.. Я свободен – наяву, а не во сне!..

Я двинулся было к окну – за последний год совершенно отвык пользоваться дверями. Потом вспомнил, что у меня с крыльями, раздосадованно крякнул и направился к дверям.

– Прощайте, Мария… не знаю, как по батюшке.

– Кондратьевна, – пискнула Маша.

– Неважно. Напоследок попрошу – постарайтесь больше не ввязываться в дела такого рода. На этот раз вам повезло, но в следующий раз… Вот вам на прощание загадка – маленькое, коричневое, сморщенное, есть в каждой женщине?

Маша растерянно вылупилась на меня, явно не зная ответа.

– Вообще-то, это изюминка, – сжалился над ней я. – Но в вашем случае правильный ответ – мозги. Ибо надо быть полной дурой, чтобы заключать сделки с демонами. А чтобы вы этого уж точно не забыли, оставлю маленькое напоминание.

Я выпустил когти на верхней правой руке и прочертил в стене семь длинных глубоких борозд. Наискосок – прямо через дверной косяк. Думаю, эта памятка останется здесь еще очень долго…

Обратно я ехал закоулками и пустынными дворами – наступило утро, на улицах появился народ, а у этой колымаги, разумеется, нет тонированных стекол. А здесь мне вряд ли удастся выдать себя за «байкальца»…

А вот интересно – останутся ли какие-нибудь последствия от этой ночной кутерьмы? Все-таки мы с Погонщиком Рабов и остальной веселой компанией довольно лихо побегали по Москве – нас многие видели. Слишком многие. Конечно, вряд ли кто-то догадается, что это было на самом деле – скорее всего, приняли за киносъемки, рекламную кампанию или какой-нибудь фестиваль безумных толкинистов. Но слухи все равно поползут.

Да, неприятно получилось.

Святогневнев, накопивший неплохой опыт в конспирации (при его образе жизни это неудивительно), позаботился о трупах и взорванной машине. Полковник ему помог – Щученко, конечно, с тараканами, но ведь не просто так же именно его отправили на контакт с инопланетянином! Нервы у этого дядьки крепкие и любую задачу он выполняет без сомнений и колебаний.

Надо устранить кошмарных демонов из другого мира?.. Во имя КПСС, да будет так.

Джип они раскурочили и закопали в свежей могиле. Туда же отправились трупы – все-таки в положении кладбищенского сторожа есть свои преимущества. От будхи практически ничего не осталось – все, что было, я просто растворил.

А вот шилопаука и Погонщика Рабов Святогневнев как бы невзначай прикарманил. То есть перетащил в свою лабораторию. Для опытов.

В мое отсутствие сюда уже заглядывала милиция – выяснить, не видал ли кладбищенский сторож ночью чего подозрительного. Святогневнев с честным лицом отрапортовал, что было тихо, как в могиле, а ограду поломали еще две недели назад – какой-то пьяный за рулем врезался.

Менты этим вполне удовлетворились – они таким образом опрашивали всех в квартале. Собранные ими свидетельства оказались такими противоречивыми и фантастическими, что дело, скорее всего, просто спишут. Типа, «вспышки на Солнце отразились в верхних слоях атмосферы и вызвали массовые галлюцинации».

– Ну как – результаты есть? – спросил я, глядя, как мертвый Погонщик вяло марширует по подвалу, повинуясь приказам нашего доброго доктора. Один из его рогов лежал на прозекторском столе, второй, уже распиленный на части, был зажат в тисках.

– Надо провести дополнительные тесты… – положил под микроскоп соскоб кожи Святогневнев. – Посмотрим, что у нас тут… Олег, а скажи, пожалуйста, когда это было живым, оно умело разговаривать?

– Он, а не оно. Сам посмотри.

– Хм-м… да, и правда… Ярко выраженная особь мужского пола. Так умело?

– Еще как. Они такие же разумные, как люди.

– Жаль… – загрустил Лев Игнатьевич. – Очень, очень жаль…

– Почему?

– Потому что теперь не умеет. Ведет себя смирно, выполняет команды, нападать не пытается, но разум явно угас – теперь это уровень дрессированной собаки, не больше… Жаль. Значит, вирус придется дорабатывать дальше…

– А может, на человека по-другому подействует? – попытался утешить его я. – У этого ведь совсем другая физиология.

– Может, может… – пожал плечами Святогневнев. – Только вряд ли. В любом случае надо проводить дополнительные испытания. Только где все-таки взять добровольца?

– Слушай, Лева, так у тебя же кладбище под рукой! Неужели трупов мало?

– Да нет… – смутился мертвец. – Олег, я же тебе еще раньше говорил – улучшенный вирус надо вводить еще при жизни. Если я введу его мертвецу, получится как в прошлом году – озверевший труп-людоед. Я работаю в этом направлении, но пока что…

– Ну ты смотри, осторожнее, – забеспокоился я. – А то вырвется твой вирус на свободу, и все мертвяки повылезают…

– Нет уж, не вырвется… – осклабился Святогневнев. – Я вирусную культуру храню в жидком состоянии – сама она не распространится, не волнуйся. Только если ввести в кровеносную систему, иначе никак. Да ее пить можно! Хочешь попробовать?

– Да ты что, Лева, мы же друзья – что я тебе, на слово не поверю? – развел руками я.

– Как хочешь… – явно разочаровался микробиолог.

– Слушай, я там взял твою бритву – отчистить кровь с пальцев. Когтями плохо получилось. Ты не возражаешь?

– Нет, не возражаю. Тем более, что у меня нет никакой бритвы.

– Как это нет?

– А зачем она мне? Волосы-то больше не растут… даже выпадать начали. Ум-м, как не хочется лысеть… – озабоченно погладил шевелюру Святогневнев. – Может, парик купить?

– Угу. Бритвы у тебя нет… понятно. А что это за лезвие такое, на желтенькой ручке?

– А-а-а, ты про это? Это специальный скальпель, для разрезания омертвевших мышц… а что с ним случилось?

– Я его немножко подточил, – уклончиво ответил я, возвращая доктору его скальпель.

Ну да, и что тут такого? Форма у этой штуковины была не слишком удобная, вот я и обрезал с двух сторон. Зато получилась отличная чистилка промежутков между пальцами. А скальпель он себе новый купит – все равно большую часть «лишнего» миллиона я отдал ему. На что мне в Лэнге доллары?

– Ефим Макарович, а вы готовы? – поднялся по лестнице я, оставляя в подвале ворчащего Святогневнева. – Можем возвращаться обратно в ваш родной Союз.

– Не извольте беспокоиться, товарищ Бритва, я, значить, остаюсь здесь, – отрубил Щученко.

– Уверены?

– Безапелляционно. Я, значить, принял твердое решение. Пойду под начало к товарищу Шандыбину – будем вместе поднимать эту пропащую страну. Ух, развернемся!

Я представил этих двоих, трудящихся бок о бок, и содрогнулся. Да уж, дел они наворотят, будь здоров… Если, конечно, Шандыбин не пошлет этого иномирянина куда подальше.

И мне почему-то кажется, что пошлет.

– Мы тут у вас устроим революцию, установим диктатуру пролетариата, расстреляем всех несогласных, дадим по шапке зарвавшемуся Западу и построим коммунизм! – торжественно объявил Щученко. – Наш Шандыбин молодец, он устроит всем пи… ршество духа и торжество разума!

– Угу. Ну ладно, удачи вам в этом деле.

– Я, значить, полагаю, шо штурм Зимнего… или где у ваших поганых оппортунистов располагается правительство?

– Вроде как в Кремле.

– А! – слегка озадачился Щученко. – Как-то нехорошо звучить – штурм Кремля… Ну ладно, звучить нехорошо, зато выглядеть будеть хорошо! Глаза порадоваются! Штурм Кремля мы, значить, приурочиваем к октябрю! Шоб была еще одна Октябрьская революция! Хорошо я придумал?

– Я бы так не смог, – честно признал я.

– То-то же! КГБ, оно, значить, на шо угодно способно!

– Угу. Не спорю. Ну ладно, полковник, это ваше дело. У меня уже был случай, когда человек благодаря мне переселился в другой мир… и я тогда сильно возражал, но в конечном итоге все получилось вполне нормально. Так что на этот раз лезть не буду. Только где вы собираетесь жить? И работать?

– Пока, значить, поживу здесь, у товарища Святогневнева…

– Лева!

– Да-да, я не против! – крикнул мертвец.

– Но ты же вчера говорил…

– Я передумал!

– Полковник, подождите минуточку, – попросил я, спрыгивая в подвал. – Как это «передумал»? Лева, колись!

– Зачем? – тупо уставился на меня Святогневнев, как раз сжимавший шприц.

– Да не в прямом смысле. Чего это ты вдруг передумал? Только не надо плести насчет неожиданно вспыхнувшей симпатии.

– Да я и не собирался…

– Лева, Ефим Макарович, конечно, человек неприятный, с ним тяжело общаться, и на голову он ушибся еще в детстве, но это не значит, что его можно использовать вместо подопытной крысы! Если ты задумал…

– Олег, что за подозрения?! – неискренне возмутился Лев Игнатьевич.

Я посмотрел на него самым тяжелым взглядом, на какой только способен. Секунд десять три моих красных шарика боролись с двумя обесцвеченными и невыразительными Святогневнева.

– Просто мне нужен ассистент, – наконец признался он, отводя взгляд. – Одному работать трудно. А Ефим Макарович человек небрезгливый, мертвецов не боится… никаких.

– Ну-ка, ну-ка… Он что – знает?

– Ну, довольно трудно скрывать, что ты мертвый, когда у тебя дыра в брюхе, – скривился Святогневнев. – Рассказал я ему, конечно…

– А он?

– А он – ничего. Сказал, что «усегда, значить, гордился советской наукой, способной и не на такие чудеса». Он коммунист, что ли?

– Самый коммунистический из всех коммунистов.

– Я заметил. Но это ничего – руки у него вставлены как надо, нормальный санитар получится. Буйного успокоить, или еще что-нибудь там…

– А что – намечаются буйные? – насторожился я. – Лева, ты помнишь, чем закончились эти игры на «Уране»? Смотри, если устроишь такое же посреди Москвы, я тебя на ленточки порежу! Для бескозырок!

– Да не собираюсь, не собираюсь!

– Смотри у меня, без фокусов…

– Без угроз, хорошо? – попросил доктор. – Олег, тебе не кажется, что ты слишком много о себе воображаешь? О, я такой великий яцхен, у меня есть крылья, я умею летать!..

– Я так никогда не говорил… – озадачился я. Не говорил ведь? Вроде нет. – Ладно тебе, это ж я так, на всякий случай, ты не обижайся… А то – смотри, улечу, передумывать будет поздно.

– Ничего, как-нибудь. Ты деньги точно не возьмешь? Не жалко такую кучу?..

– Там от них толку нет. А тебе пригодятся. И «Москвич» тебе оставляю. Хорошая машина, иногда даже удается завести. Может, мне через месяцок снова сюда заглянуть? Если полковник тут не приживется, верну его обратно…

– Конечно, то, что он моется в одежде, выглядит странно, – начал рассуждать Святогневнев. – Он вроде как одновременно и моется, и стирается. Ты в ванной был? Там теперь грязные подштанники развешаны. Везде!

– Какие еще подштанники? У него и была-то только одна пара! Он же сюда налегке приехал – с одним портфелем!

– Поверь, одной вполне хватает, – заверил меня доктор. – Кажется, что они везде! Но я все равно уже умер, так что мне… э-э-э… все равно.

– Да, потеет он, как бегемот в пустыне, – согласился я. – Неужели так трудно найти нормального помощника? Дал бы объявление в газету…

– «Мертвому доктору наук требуется санитар, чтобы успокаивать взбесившихся зомби»? – скептически предположил Лев Игнатьевич. – И много народу на такое откликнется?

– А почему ты не сменишь профессию? Есть же полно отличных занятий!

– Да, но еще есть такое слово – призвание, – развел руками Святогневнев. – Каждый должен заниматься тем, для чего был рожден. Вот я микробиолог, и останусь микробиологом до конца жизни – больше у меня все равно ничего не получается. Зато уж в этом…

– Да, в этом ты ас, – согласился я.

И задумался – а какое у меня призвание? Вообще, большую часть жизни я проработал на флоте, но это меня никогда не притягивало. Собственно, к морю и кораблям я глубоко равнодушен, и тельняшку носил только потому, что было все равно. Пожалуй, моя стезя – это как раз то, что я делаю сейчас. То есть шляюсь по мирам и решаю проблемы. Свои и чужие. Не самое легкое занятие, не самое приятное и уж точно не самое безопасное, но один плюс у этой профессии все-таки есть.

Скучать обычно не приходится.

Глава 16

– Вот ваша статуэтка, миледи. Простите, что так задержался.

– О, ничего страшного, друг мой, – приятно улыбнулась Инанна, пересыпая порошок из статуи в пузырек. – Уверена, у вас были на то веские причины.

– Была одна очень даже веская… даже увесистая! Знаете, тот мир, куда вы меня послали, за последние семьдесят лет очень изменился…

– В самом деле? История пошла по другому пути?

– Это мягко сказано. По такому другому, что другее некуда… А что с моей запиской?

– Возьмите… – печально протянула мне пергамент богиня. – Боюсь, я вас разочарую – мне ничего не удалось выяснить. След ауры только один – Пазузу. И еще, конечно, ваш собственный и вашего слуги…

– Ну, Игорь тут вряд ли замешан, – согласился я. – Да и я вряд ли стал бы писать самому себе угрожающие письма. А Пазузу эту записку доставил… но насчет него я как-то сомневаюсь…

– Согласна с вами, – кивнула Инанна. – Пазузу для такого слишком туп – его используют только для простейшей работы.

– Да, да, я уже знаю. Здоровый, могучий, летает со скоростью военного истребителя, при необходимости может унести в когтях слона или разорвать пополам большого дракона, но мозгов не хватает даже на то, чтобы думать, не шевеля губами. Да и губ у него нет…

– Что ж, будем надеяться, что вы с этим разберетесь, – вздохнула богиня. – Не хотите ли отобедать со мной?

– Это я-то не хочу?! – хмыкнул я.

– Да, именно это я и спросила. Не хотите?

– Так я и отвечаю… ну, это такой ответ в виде вопроса.

– О, простите, друг мой, я не поняла. Видите ли, в свелерене нет таких оборотов речи…

Ах да, и в самом деле. Я так привык, что при прыжках меж мирами автоматически перехожу с одного языка на другой, что уже даже не замечаю этих перемен. Русский, свелерен, Наг-Сотх – для каждого мира свой язык. И иногда, конечно, случаются всякого рода казусы с игрой слов. Порой очень неприятные – не так давно я посещал Миргород, и там сделал комплимент прическе одной дамы. А в итоге получился скандал…

Ну кто же мог знать, что в их языке у слова «прическа» есть еще и другое значение – нецензурное, означающее самую интимную часть женщины? Я вот, например, не знал!

Заявившись в Хрустальные Чертоги, я застал Инанну за работой – руководила косметическим сеансом. Четверо невидимых слуг под ее наблюдением накрашивали, пудрили и просто украшали донельзя уродливого Саккакха. Тот орал и требовал прекратить пытку – Темному богу ужасно не хотелось становиться красивым и симпатичным. К тому же ему казалось (да и мне тоже), что вся эта косметика делает его похожим на трансвестита. Но миледи была непреклонна – ей хотелось, чтобы антагонист выглядел прилично. С каждой минутой Иак Саккакх все больше напоминал прежнего изящного и франтоватого Троя, тело которого так бесцеремонно занял.

И очень из-за этого злился.

В конечном итоге получилось более или менее пристойное зрелище. Правда, Саккакх, разглядев себя в зеркало, тут же попытался расцарапать лицо и вернуться к прежней мерзости. Но не получилось – его начали бить корчи. Трой отнюдь не желал лишаться приятной внешности и попытался перехватить контроль над руками. Две души в одном теле моментально передрались.

Так мы это тело и оставили – катающимся по своей темнице и орущим на два голоса.

– Взгляните на моих солнечников! – гордо вывела меня на балкон Инанна. Трапезу накрыли прямо там. – Не правда ли, впечатляющее зрелище?

Да, зрелище впечатляло. Семьдесят желтокожих светящихся бойцов под руководством своего сэнсея одновременно взмахивали какими-то палками. Внешне их оружие напоминало самые обычные шесты, но судя по тому, что оно тоже светится, и очень ярко, это все-таки что-то посерьезнее.

Естественно, я об этом спросил.

– Вы правы, друг мой. Это не просто шесты – это застывшие солнечные лучи.

– А разве так бывает?

– Как видите, бывает. И поверьте, против демонов такое оружие действует просто бесподобно…

– Да, интересно было бы взглянуть, на что способны эти ребята в деле…

– Обязательно взглянете, друг мой, обязательно, – пообещала богиня. – Но в другой раз. А сейчас – прошу за стол. Или, может быть, вначале прогуляемся по саду?

Я испуганно отказался. Не потому, что мне не нравится гулять по великолепным садам Третьего Неба. Наоборот, очень нравится. Особенно в компании с миледи. Но вы представляете, что это такое – прохаживаться под ручку с богиней Красоты и Любви, прекрасно понимая, что дальше этого никогда не зайдет и об этом нечего даже и думать? Это пытка! Мучительная пытка! Поэтому первым делом я набил полный рот, делая вид, что ужасно голоден (хотя тут и притворяться почти не пришлось).

– Как вы считаете, друг мой, не сменить ли мне цвет глаз? – задумчиво спросила меня (хотя на самом деле – свое отражение в зеркале) Инанна, ничуть не огорченная отказом. – Кажется, голубые глаза выходят из моды… Как вы думаете?

– Мн-мм… – невнятно промычал я.

– Черные?.. Карие?.. Серые?.. Зеленые?.. – спрашивала сама себя богиня, меняя цвета, как светофор. – Или, может, что-нибудь экзотичное? Красные?.. Желтые?.. Лиловые?..

– Лиловые! – неожиданно понравилось мне. – Очень… очень… весьма!

– Я рада, что вам нравится, – мило улыбнулась Инанна, поглаживая ямочку на подбородке. – Пожалуй, к таким глазам мне потребуется другое лицо…

Парой легких движений она создала себе мушку на щеке, чуточку наклонила нос, слегка увеличила губы и быстрым взмахом превратилась из блондинки в брюнетку, удлинив волосы почти вдвое и затянув их в три косы – толстую и две тонких.

Хорошо все-таки быть богом – можно менять облики, как одежду. Хотя большинство богов все же предпочитает придерживаться какого-то одного конкретного образа – люди ведь тоже не меняют имидж каждый день.

Я в нескольких словах выразил свое восхищение ожидающе приподнятой брови Инанны, а потом неохотно испортил ей настроение, изложив произошедшее со мной за последние дни.

Как я и ожидал, Инанна ужасно испугалась, узнав о ловушке в Москве. Ведь это означало, что мой секрет – секрет Полишинеля. Во всяком случае для того, кто эту ловушку подготовил.

– Выходит, он следил за вами… – пробормотала миледи, от волнения выпивая целый фужер вина. – Он знает, что вы бываете в столице России…

– Значит, надо его побыстрее выявить, – как бы невзначай отобрал у нее графин я. – Миледи, на этой бумажке точно больше нет следов?

– Нет…

– А возможно сделать так, чтобы ауры совсем не оставалось? Ну, вроде как резиновые перчатки – для отпечатков пальцев. Понимаете, я ведь все-таки профан в этих магических штучках…

– Возможно… – задумалась богиня. – Но это дело сложное, да и совсем без следов все равно не получится – хоть какие-то обрывки обязательно останутся. Зато потом их можно стереть!

– Вот с этого и надо было начинать! – оживился я. – Выходит, этот демон уничтожил отпечаток своей ауры, а потом отдал записку Пазузу и приказал доставить ее мне?

– Нет, вряд ли. Следы ауры остаются, даже если вы подержите предмет всего пару секунд. Вам это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было…

– Почему это?

– Как? – удивилась Инанна. – Разве вы до сих пор не знаете? Ваше чувство направления действует именно по этому принципу – это ориентация по ауре! Вы не можете видеть ауры, но зато вы способны их как бы… ну, обонять, что ли… Не могу сказать точно – я ведь не знаю, как это выглядит для вас.

– Так вот оно что… – задумался я. – Понятно, понятно… Ну ладно, допустим, неизвестный уничтожает отпечаток ауры, а потом… допустим, просто оставляет лежать записку там, где это сделал. И больше ее не трогает. Вместо этого он зовет Пазузу и приказывает доставить ее адресату. Это выглядит логичнее?

– Логичнее. Но вот вопрос – кто это?

– Ну, я думал на Носящего Желтую Маску…

– Только не делайте поспешных выводов! – цокнула языком богиня. – То, что на вас напали будха и Погонщик Рабов, еще ничего не означает – среди демонов тоже встречаются «кони, везущие сразу две колесницы».

– Древнешумерская поговорка? – понимающе щелкнул пальцами я.

Разумеется, ведь Инанна тоже родилась в Шумере… ну или где-то рядом с ним. Не совсем уверен. В любом случае это было очень, очень давно…

Собственно говоря, Шумер ее молодости крайне отдаленно походил на картину, известную истории… и даже мифологии. Ей, знаете ли, больше семи тысяч лет – неслабо, а? Да, наш мир древний, очень древний. Историки его изрядно омолодили – на самом деле существовало множество великих цивилизаций, расцветших, увядших и погибших задолго до Рождества Христова. И после тоже – когда Рим осаждался варварами, в Азии, Африке, Америке и Океании тоже происходило немало интересного. Да и Русь отнюдь не была до прихода Рюрика сплошь диким лесом. Помните легенду о Андрее Первозванном, крестившем наших предков? Это правдивая легенда – он посещал земли русов еще в первом веке нашей эры. Русы тогда уже существовали и были вполне развитым народом. Хотя христианство все-таки приняли намного позже.

Наша цивилизация вообще намного старше, чем написано в учебниках – ей почти двенадцать тысяч лет. И это еще только после Второго Потопа – до него на Земле тоже жили люди и стояли города! Некоторые из них сохранились в мифах и легендах – Атлантида, Лемурия, Гиперборея в свое время были вполне реальными государствами.

Но большая часть не сохранилась даже в сказках – лишь отдельные непонятные черепки…

– Друг мой, вы так глубоко задумались – о чем? – с интересом посмотрела на меня Инанна.

– Простите, миледи, – повинился я. – Совершенно посторонние мысли, извините.

– Обо мне?

– Ну… и о вас тоже.

– А еще о чем? – оперла подбородок на ладони прекрасная богиня.

– А… о… да какая разница?..

Если я скажу, что думал о том, какая она старая, меня убьют. Меня просто разотрут в пыль. Инанна ненавидит, когда ей напоминают о возрасте! Конечно, боги не стареют, а всего лишь становятся старше, но она ведь еще и женщина!

– Может, вернемся к делам? – жалобно попросил я.

– Ну хорошо… – снисходительно улыбнулась богиня.

По-моему, она заподозрила что-то другое – иначе почему смотрит на меня с такой ехидцей? Может, решила, что я ее мысленно… хотя пусть уж лучше думает так. К подобным мыслям собеседников мужского пола она уже давно привыкла.

– А о чем мы говорили?.. – задумалась Инанна. – Ах да, верно. Не следует так уверенно обвинять Носящего Желтого Маску – вполне может быть, что именно на это наш враг и рассчитывает.

– То есть?

– Возможно, Жреца тоже хотят подставить – и ведь почти получилось! Из этого следует, что вас вовсе и не собирались убивать – просто подкинуть ложную информацию.

– Да нет! – не поверил я. – Не может быть. Поверьте, миледи, они дрались всерьез! И у них были шансы – ну посмотрите мне на спину, если не верите!

– А я и не говорю, что моя версия единственно верна. Просто следует рассмотреть все варианты, а уж затем решать, кто виноват. Может быть, враг все-таки хотел вас убить, но не исключал того, что вы победите. И специально послал именно будху и Погонщика Рабов – чтобы навести подозрения на другого.

– Это уже ближе… – признал я. – Да, надо все как следует разузнать…

– С чего собираетесь начать?

– С Пазузу, конечно. Навещу его, припугну… хотя даже не знаю…

Судя по скептичному лицу Инанны, ей тоже не верится, что я смогу припугнуть Пазузу. Чем, спрашивается? Он почти вдвое выше меня, вдвое быстрее летает и раз в десять сильнее. Рук, правда, только две, да и прочих прибамбасов нету, но все равно.

К тому же настоящий архидемон, а не просто умелая подделка, как я.

С магией у него, правда, туговато – чересчур уж туп. Собственно, если бы у Инанны представилась возможность, она бы предпочла подменить именно Пазузу, а не Лаларту: мой «отец» был всего лишь слегка придурковат, а вот Пазузу – самый настоящий имбецил. Помните Марата? Они здорово похожи.

С другой стороны – а почему я решил, что непременно понадобится использовать силу? Пазузу не умеет хранить секретов… тех, о которых помнит. Память у него хуже, чем у дряхлого старца с застарелым склерозом – обычно он не помнит даже того, что было вчера. Поэтому ему и поручают как раз такие задания, о которых желательно никому не распространяться – все равно все забудет.

Ладно, для начала навестим его, а там уж видно будет. Хотя и не очень хочется – у Пазузу я был всего раз, но впечатлений хватило надолго. Настоящая холостяцкая берлога – он потрясающий свинтус, и слуги у него под стать. К тому же питается Пазузу исключительно человечиной – большой гурман и обжора.

– Олег, я все еще здесь! – окликнула меня богиня. – А вот вы опять куда-то уплыли!

– Пардон, миледи, эскузи муа. Отвлекся.

– Патрон, не пытайся говорить по-французски! – взмолился Рабан. – У тебя не получается!

«Но попробовать-то я имею право?»

– У вас есть еще вопросы, друг мой?

– Угу. Один, маленький. Насчет этих отпечатков ауры… их вообще как – легко стереть?

– Нет, совсем не легко. Это весьма трудоемкая работа. К тому же я неверно выразилась – отпечаток ауры не стирают, а скрывают. Маскируют. Когда вы не видите кого-то в вашем направлении – Палача или Креола, это работает примерно так. У вас это свойство врожденное, но вы пока еще мало его тренировали, поэтому закрыться от вас не так сложно, как хотелось бы. А вот Креол – очень могущественный маг, он может утаиться даже от меня.

– Значит, тот, кто маскировал эту записку…

– Да, это должен быть как минимум архидемон. Даже Эмблеме такое не удалось бы – я же все-таки богиня! Давайте я продемонстрирую вам на примере…

Богиня взяла великолепную фарфоровую чашку с узором из ландышей и протянула мне. Но на полпути ее рука остановилась: Инанна торопливо поставила этот сосуд на прежнее место и дала мне другой – куда менее симпатичный.

– Ту мне жалко, – виновато призналась хозяйка Третьего Неба, любуясь спасенной чашкой. – Возьмите лучше эту.

– Взял. И что мне с ней делать?

– Разбейте.

– Пожалуйста, – тут же шарахнул чашкой об пол я.

А что – трудно, что ли? Да если миледи попросит, я что хочешь разобью!

– А теперь соберите осколки и отдайте их мне.

– Пожалуйста, – повторил я, сгребая кусочки фарфора в бумажный кулек.

Инанна несколько секунд держала разбитую чашку, глядя на нее с некоторым недоумением, а потом неуверенно спросила:

– Вы поняли, что я имею в виду?

– Угу. В смысле нет. Ну, чашка. Ну, разбилась. А дальше что?

– Если бы я знала… – чуть слышно пробормотала богиня. – Знаете, какой-то неудачный пример получился – я и сама запуталась. Может, попробуем проиллюстрировать все это как-нибудь по-другому?

– Ну давайте попробуем, – осторожно согласился я. – А как?

Инанна задумалась. А потом решительно тряхнула головой и сказала:

– А знаете что – давайте вы просто поверите мне на слово, хорошо? Боюсь, учительница из меня никудышная…

– Патрон, вернемся домой, я сам тебе все объясню, – брюзгливо пообещал Рабан. – Еще и картинку нарисую.

«У тебя же рук нет».

– А я у тебя одолжу.

«А я не дам».

– А я всегда знал, что ты жадный.

– Олег, вы опять про меня забыли? – обиженно осведомилась заскучавшая богиня. – Послушайте, Рабан, я знаю, что вы меня сейчас слышите…

– Слышу, слышу… – буркнул керанке.

– …не могли бы вы не отвлекать нашего общего друга? Неужели у вас двоих не найдется другого времени для беседы?

– Да я бы и сам рад от него отдохнуть, – развел руками я. – Хоть денек… Ну все, все, больше не отвлекаюсь. Что вы хотели сказать?

– А… да все, пожалуй, – задумалась Инанна. – Простите, я бы исцелила ваши крылья, но это слишком опасно – уверена, тот, кто послал к вам убийц, уже знает, чем все закончилось. Если вы так быстро выздоровеете, это покажется…

– Угу. Я все понимаю, миледи. Подожду, пока отрастут сами – не впервой…

Инанна мило улыбнулась. Я поскреб лоб – там упорно колотилась одна настойчивая мысль.

– Миледи… – нерешительно озвучил ее я. – Я вот давно подумываю…

– Да, Олег?

– Миров – бесчисленное множество, верно? Многие – копии друг друга, так?

– Абсолютных копий не существует, но очень похожие миры есть, – благосклонно кивнула богиня, пока не понимая, к чему я веду.

– Так что если нам просто поискать наших собственных двойников, а? Вашу копию, мою, мистера Креола… И не обязательно останавливаться на одном – можно сразу несколь…

– Я поняла, что вы имеете в виду, – перебила меня Инанна. – Да, это интересная мысль, но из этого ничего не получится.

– Почему?

– Олег, Олег… Ну вот где вы собираетесь искать вашего двойника? – вздохнула богиня. – Миров бесчисленное множество! А нам нужен такой, чтобы совпадал по времени, по континууму, чтобы в нем тоже существовал Олег Бритва, тоже ставший яцхеном… Взять тот мир, в котором вы недавно были – Землю после Третьего Потопа. Скорее всего, Олег Бритва в нем вообще не родился…

– Почему это?

– Потому что ваш биологический родитель – Лаларту. Вы – часть проекта «Полудемоны». Я не знаю точно, использовали ли Древние в этом проекте только вашу родную Землю, или же ее альтернативные копии тоже были задействованы. Но даже если да, даже если Лаларту наведывался и туда – каковы шансы, что он вновь использовал ту же самую женщину, вашу мать? Тем более, что у них 2016 год, а не 2006 – расхождение в десять лет. Но даже если проект «Полудемоны» длился дольше, чем я знаю, даже если Лаларту там тоже породил Олега – его я не находила и не приглядывала за ним. Он не попал на базу «Уран»… если таковая вообще есть в том варианте Земли. Он стал обычным полудемоном.

– Блин…

– Но гораздо вероятнее, что его никогда даже не появлялось на свет, – торопливо заметила Инанна. – Если ваши родители в том мире тоже сошлись – что не факт! – у них родились самые обычные дети, а их Олег – если он вообще есть! – самый обычный мужчина средних лет, который ничем не сможет нам помочь.

– Получается… что они там живы?.. – вдруг сообразил я.

– Очень может быть, – жалостливо посмотрела на меня Инанна. – Но… но это не ваши родители. Не забывайте. Это всего лишь люди, похожие на них биологически и прожившие похожую жизнь. Но у них другие души. А ваши настоящие родители… если желаете, я могу устроить вам с ними встречу… уверена, что смогу разыскать их, если они еще не ушли на реинкарнацию…

– Нет… не надо… наверное… – скрепя сердце отказался я. – Все равно же я сейчас… вот такой…

– Как пожелаете, друг мой. Надеюсь, вы поняли, почему найти вашего двойника будет несколько затруднительным?

– А что тогда насчет двойника мистера Креола? – задумался я. – Или вас самой?

– Креола в том мире нет, – развела руками Инанна. – История миров, как вы уже убедились, отнюдь не совпадает, и Креол, увы, почти не имеет достаточно точных копий. Ведь для полного сходства нужно, чтобы рядом с Землей был еще и Лэнг – иначе Креол не заключит сделку с демонами и не ляжет почивать на пятьдесят веков.

– Но ведь Земля–2016 тоже соседствует с Лэнгом.

– Да, но с этим миром Лэнг контактировал гораздо меньше. Там все было во многом иначе, и их Шумер был гораздо менее магическим. Креол того мира… ну, он был просто одним из жрецов-чародеев царства Урарту. Умел немного колдовать, но не более того. Что же до меня самой… друг мой, у богов, в отличие от людей, не бывает копий. Слишком много факторов должно совпасть. Да, в том мире тоже есть богиня, которую называют Инанной, Афродитой и другими именами… но это не я. Она совершенно на меня не похожа. Она родилась в совершенно ином месте, в совершенно иное время, в совершенно иных обстоятельствах. Даже мифы о ней порядком отличаются. Со мной ее роднит только профессия и имена.

– А… а почему?

– По все той же причине. С той Землей Лэнг контактировал гораздо меньше. Соответственно, многие события развивались иначе. Не настолько иначе, чтобы к двадцатому веку не прийти к той же геополитической картине, но иначе.

Я попытался глубокомысленно кивнуть, вновь забыв об отсутствии шеи. Да уж. За минувший год я очень немало побродил по разным мирам, посетил в том числе и десятка полтора разных отражений Земли, но о таких нюансах как-то не задумывался. Ведь верно, на историю планеты влияет в том числе и то, что за миры у нее в соседях…

Хм, а может, именно в этом и заключаются все различия? Является какой-нибудь тип из соседнего мира – и готово, история потекла по другому руслу? Может, именно поэтому на Земле–2016 случился Третий Потоп?.. не представляю, правда, что именно для подобного должно было произойти.

Разве что какой-нибудь суперчародей что-нибудь наколдовал. Кто-нибудь типа Ктулху.

– Да, возможно, где-то существует Земля, на которой есть наши с вами точные двойники – и там рядом есть другие Девять Небес… и еще один Лэнг… но это где-то очень-очень далеко, в необозримой глубине миров, – закончила Инанна. – И кто знает? Быть может, там все совершенно по-другому, и двойник Ктулху несет добро, а моя копия – Тьму… В одном не сомневайтесь – войны идут везде. Можете не опасаться, что вас неожиданно разыщет ваш двойник и позовет на свою войну… но и вы уж его на свою не зовите!

– Да уж… – согласился я, вспомнив рассуждения Щученко о том, что наша Земля-2006 – антимир. – Хорошо, забудем. Ну так что, мы поехали?

– Не забудьте о порошке, – напомнила богиня. – Я вас не тороплю – просто если случайно окажетесь в Р’льиехе, распылите его где-нибудь рядом с Ктулху. Конечно, постарайтесь, чтобы он вдохнул порцию побольше! И прошу вас – не потеряйте! Это очень редкое снадобье, и очень специализированное. Кроме Ктулху оно ни на кого не подействует, понимаете?

– Ну не дурак, наверное. Теперь-то все?

– Теперь все.

– Тогда до свидания. Еще увидимся… надеюсь.

– Я тоже надеюсь, – мило улыбнулась Инанна. – Будьте осторожны, друг мой.

На прощание она поцеловала меня в щеку.

Она. Меня. Демона! Поцеловала! Богиня!

Честно скажу – перехода в Лэнг я даже не заметил.

Отвратительное настроение сменилось потрясающим.

Глава 17

В Лэнге все осталось по-старому. За те дни, что я отсутствовал, меня никто не искал и в замок никто не являлся. Игорь лениво начищал фамильное серебро (под «фамильным серебром» я подразумеваю старую серебряную супницу, которую Лаларту приволок с Земли почти пятьсот лет назад), а дьяволицы обменивались последними сплетнями, ссорились из-за какого-то смазливого демона и смахивали пыль с каминных решеток. В этом замке уйма каминов – Лаларту их очень любил.

Хотя никогда не разжигал – просто разводил в них пауков.

– Писем не было? – поинтересовался я на ходу.

– Не было, хозяин! – семенил следом Игорь. – А что в этом ящике?

– Ткацкий станок для Азонаи.

– Правда?! – тут же скатилась по перилам Азоная. Сверху за ней следили завистливыми глазами остальные когтистые горничные. – Это мне, хозяин?! Вы не забыли?!

Я молча повернулся к ней спиной. Все-таки надо хоть немного соответствовать образу того, кого я тут подменяю – Лаларту никогда не баловал своих слуг. Да он в жизни не догадался бы сделать кому-нибудь из них хоть что-то приятное!

Хотя я, по-моему, все равно переборщил. Судя по тому, как Азоная и остальные смотрели на мой подарок, в Лэнге подобные жесты – верх щедрости. А ведь это всего-навсего ткацкий станок – их как-то не принято дарить красивым женщинам. Да, но если бы я притащил своим девчонкам цветов, конфет или каких-нибудь тряпок, они бы точно решили, что я спятил. Игорь и так, вон, косится как-то странно…

– Хозяин… – восторженно подняла глаза сидящая на корточках Азоная. – Да я же всю жизнь мечтала…

– Пошли на хрен отсюда!!! – грозно захрипел я, пытаясь хоть немного смазать впечатление «доброго демона».

Они, конечно, разбежались, но, судя по хихиканью, я их не больно-то напугал. Азоная с Идапой волокли станок.

Я мрачно проследовал к себе и врубил музыкальный центр на полную громкость. Для Кипелова сейчас не то настроение – поставил Маршала. Его музыка помягче, но мне нравится ничуть не меньше. К тому же отлично успокаивает.

Думаю, не помешает переодеться. Эти брюки здорово испачкались и порвались – в них стреляли, они падали с большой высоты, их стегали кнутом и резали зубами шилопаука. Моей одежде вообще нелегко приходится.

Надел новые штаны – настоящие десантные (только не спрашивайте, где я их взял!). Плотная материя, куча карманов – чего еще желать бедному демону?

Надеюсь, протянут хотя бы недельку-другую…

Ну что ж, теперь я полностью одет… а может, все-таки начать носить рубашку? Апаш, например – вполне приличный фасон. Или тужурку какую-нибудь – думаю, мне пойдет черный хром… хотя нет, на фиг. Все равно растреплется моментально – мой образ жизни вряд ли выдержит даже боевой скафандр. Нет уж, хватит с меня штанов… да и то для меня это всего лишь набор карманов. Надо же куда-то складывать всякую мелочевку?

– Хозяин, вам что-нибудь принести? – просунулась в дверь голова Ветры. Из-за нее выглядывала Бааралдра.

– Ничего не надо, – угрюмо ответил я. – Закройте дверь и пришлите Игоря.

– Я здесь, хозяин! – мгновенно появился и он.

– Видишь, что у меня с крыльями? – задал риторический вопрос я.

Игорь испуганно сжался – наверняка решил, что сейчас я вымещу злость на нем.

– Летать я не могу, – подытожил я. – А мне надо в Ирем. Запряги маллахула.

– Может, лучше уддугхула? – предложил Игорь, воспрянув духом.

Я задумался, взвешивая достоинства этих верховых животных. Маллахул движется намного быстрее… но на уддугхуле можно разместиться с куда большим комфортом.

А может, взять косуна? Хотя нет, косун – боевое животное. Бегает-то он быстро, куда быстрее двух предыдущих, вместе взятых, но почти мгновенно выдыхается – минут десять мчится, как ветер, а потом час сидит с высунутым языком. Языка у него, правда, нет – косун похож на гигантскую бескрылую саранчу.

– Хозяин, а у нас для вас сюрприз! – пискнули из-за двери.

Сер и Азоная, лучезарно улыбаясь, внесли огромный поднос, накрытый хрустальным колпаком. Я подозрительно уставился на него – сквозь темный хрусталь проглядывали какие-то маленькие шевелящиеся силуэты.

– Живые… – Азоная сдернула колпак, – …лягушки!

Да, это действительно оказались лягушки. Самые что ни на есть живые. В Лэнге это деликатес – мелких земноводных тут мало, а большинство демонов любит подзакусить небольшой квакшей. Йог-Сотхотх ест их в огромных количествах.

Конечно, глотать живых лягв немного стремно. Но я уже давно привык пожирать добычу еще живой – ловить птиц на лету, к примеру. Да и разборчивости у меня за последний год здорово поубавилось – не всегда удается добыть что-нибудь… обычное. А во Франции лягушачьи бедрышки тоже считаются деликатесом.

К тому же дьяволицы так радостно на меня смотрят… А я все-таки мягкое и безотказное существо… где-то глубоко внутри. Не могу обмануть чужих ожиданий.

В общем, лягушек я съел.

– Седлай маллахула, – приказал я Игорю, выключая музыку и спускаясь по лестнице.

Вообще-то, раньше я этими лестницами почти не пользовался – я и на первом-то этаже бываю очень редко. Что мне там делать? Замок у меня не самый маленький, целых шесть этажей, так что от тесноты не страдаю.

Первый этаж – хозяйственный. Там склады, амбары, рабские бараки (ну да, у меня есть рабы – и ничего с этим не поделаешь!), конюшни (хотя живут в них совсем не кони) и прочие помещения такого рода. На втором этаже квартиры лакеев, поваров, надзирателей и прочей прислуги. На третьем – кухня (огромная!), столовая для слуг, купальные комнаты и другие подсобные помещения.

Еще выше обычной прислуге подниматься запрещено. Четвертый, пятый и шестой этажи – мое скромное жилище.

Правда, на четвертом шесть комнат занимают дьяволицы – как-никак, стоят на порядок выше остальных слуг, и именно они прислуживают лично мне. Всего их в замке двенадцать – живут парами. Ну а на пятом этаже, буквально по соседству с кабинетом, располагается каморка Игоря – дворецкий и личный секретарь должен постоянно быть под рукой.

Но все остальное – только мое.

Хотя мне совсем не нужно так много. Для нормального существования вполне хватает трех комнат на пятом этаже и одной на шестом. На пятом ем, принимаю гостей (хотя они бывают редко) и музицирую. А на шестом… на шестом работаю. Туда запрещено подниматься даже Игорю – собственно говоря, лестница оканчивается уже на пятом этаже. Выше может подняться только кто-то летающий. Или умеющий лазать по стенам.

Хорошо, что я это умею.

Да, очень хорошо. Пока Игорь распоряжался на конюшне, я зарылся в библиотеку. У Лаларту не так чтобы много книг – сомневаюсь, что он вообще умел читать. Но все же тут есть несколько поразительно древних манускриптов, из которых я почерпнул немало полезной информации. В основном о истории и обычаях Лэнга. Конечно, миледи Инанне и мистеру Креолу это не пригодилось – все это они и так отлично знают. Но мне стало легче работать.

Воровато озираясь, я отвалил в сторону каменную плиту, присыпанную пеплом. Тут я храню то, что ни в коем случае не должно попасть на глаза никому в Лэнге. Ну, по крайней мере никому из тех, кто сможет понять, что это такое. Здесь довольно много барахла.

Вавилонские рыбки. Дюжина высушенных вавилонских рыбок. Я взял себе немножко из той стаи, что добыл для Креола. Сначала хотел оставить их в живом виде, но в этом случае пришлось бы заводить аквариум и искать кого-то, кто будет за ними ухаживать. А этого я никому из слуг поручить не могу – кто поручится, что среди них нет стукача?

Сам тоже не могу – слишком часто отлучаюсь на неопределенные сроки. А мне они очень нужны – именно с их помощью я выучил Ша-Ккин, Язык Мертвых и Глубинное Наречие. Да и впредь, возможно, еще пригодятся… На всякий случай сунул парочку во внутренний карман— мало ли?

Благовоние Зкауба. Мощнейшее средство против демонов любого сорта – лишает их воли. Конечно, по-настоящему я его использовать не могу, для этого требуется быть магом. Но все же, если дам кому-нибудь вдохнуть, смогу на некоторое время ввести его в подобие транса. Пару раз уже использовал – очень помогает в работе. Жаль, осталось совсем мало – Креол перед отбытием на Рари сделал немножко по личной просьбе леди Инанны. Специально дял меня.

Зеркальце. Самое обычное бритвенное зеркальце, помещается в ладони. Но привезенное с Земли – здесь, в Лэнге, вам вряд ли удастся найти хотя бы осколочек. Зеркала тут запрещены. И мне до сих пор не удалось выяснить, почему. Эта тема – строжайшее табу, местные отказываются даже говорить об этом. Я и так уже успел поэкспериментировать – думал, может, они от своих отражений умирают или хотя бы не по себе становится? Нет, ничего подобного. Отражаются, как все остальные, ничего особенного не происходит.

Ладно, с этим мы еще поработаем…

Хрустальный Кристалл Души, специально настроенный на меня. Один-единственный – большего мне никогда не понадобится. Это моя, так сказать, «капсула с ядом», на самый крайний случай. Если меня раскроют – надеюсь, что все же нет! – нужно только раздавить эту штучку.

И тогда я умру.

Правда, не окончательно – умрет только тело. Демоны Лэнга решат, что их любимый Лаларту скоропостижно скончался, и ничего не заподозрят. А моя душа упорхнет к тому, частью чего является данный артефакт – к Хрустальным Чертогам. Как будет с Рабаном, не знаю, но, надеюсь, тоже все образуется. Он на эту тему говорить не хочет.

Разумеется, мы оба предпочитаем, чтобы Хрустальный Кристалл Души остался в целости и сохранности до конца света. К счастью, раздавить его могу только я сам, добровольно – если это сделает кто-то другой, со мной ничего не произойдет.

Остальные магические финтифлюшки я трогать не стал – пусть лежат дальше. А там осталось еще немало занимательных вещиц. К примеру, мой контракт энгаха… точнее, не мой, а Волдреса.

Хотя теперь мой.

Я по инерции сунулся было в окно – за последние полгода абсолютно отвык пользоваться дверьми. Потом вспомнил, что если выпрыгну с шестого этажа сейчас, добьюсь только одного – звука «шмяк». Поэтому сделал вид, что просто так выглянул – посмотреть, как там дела.

Два Тощих Всадника Ночи выводили из конюшни маллахула – жутковатую шестиногую тварь размером с крупного верблюда. Ноги расставлены буквами «М», морда напоминает грифа, все тело покрыто зеленовато-бурой треугольной чешуей, а спина заканчивается остроконечным горбом (позвоночник изгибается на редкость причудливо), на котором очень удобно сидеть.

Если, конечно, вместо задницы у вас стальная пластина. Нормальный человек на этом скакуне не проедет и десяти минут – просто развалится на две половинки.

Маллахул – верховое животное Бледных Призраков. У них как раз нет проблем с сидячим местом. Но у меня этой проблемы тоже нет, так что я спокойно могу прокатиться на этом звере.

Надо сказать, я за всю жизнь никогда и ни на ком не ездил верхом (если не считать дворового пса Бобика, на котором катался в четыре года). На мне ездили, что верно, то верно. Причем неоднократно.

Ладно, выкрутимся как-нибудь. В конце концов, что тут может быть сложного?

– Все готово, хозяин! – просипел Тощий Всадник Ночи, когда я с важным видом вышел во двор.

Я скептически осмотрел «упряжь». У маллахулов она заключается в кожаном ремне, обвязанном вокруг горба, деревянных «стременах», куда ставят ноги (при беге маллахул так машет коленями, что обязательно задевает всадника, если тот развешивает ноги где попало), наглухо связывающей клюв уздечке (маллахулы больно кусаются) и поводьях.

– Молодец, – скупо похвалил я конюха, залезая в седло.

Тощие Всадники Ночи служат укротителями почти по всему Лэнгу – никто лучше них не умеет обращаться с животными. Внешность у них не слишком привлекательная – но ничего, получше многих. Просто они действительно тощие, как человек на последней стадии дистрофии, кожа иссиня-черная, волос нет совсем, голова очень велика в затылочной части, вместо носа две узкие прорези, а длинные острые зубы выпирают изо рта. Вооружены копьехлыстом – это своего рода острога, но к острию крепится длинный тонкий бич.

Хотя в драке от этих созданий проку чуть – даже обычный смертный человек вполне может одолеть Тощего Всадника Ночи. Не голыми руками, понятно.

Да и скакуны у них не тянут на боевых зверей. Это йорг-йорги – уродцы, похожие на помесь паука и страуса. Плешивая башка грифа с заостренным клювом почти такая же, как у маллахула, и ноги изогнуты точно так же – буквой «М». Но этих ног всего две, а туловище маленькое и склизкое. Никакой чешуи нет даже в намеке – у йорг-йоргов хитиновые панцири. Двигаются они довольно быстро, но крайне хилые, могут поднять только очень незначительный груз. Вроде Тощего Всадника Ночи.

Я далеко не сразу совладал с управлением своим мустангом. Тварь мгновенно почувствовала неопытного наездника и начала своевольничать. Пришлось показать ей, что хотя наездник из меня и хреновый, но зато когтей – уйма, и царапаться я умею очень больно. Так, чуть-чуть подогрел ее сзади, как в Индии кололи слонов.

Если, конечно, это она, а не он – забыл спросить, какого пола моя кобыла. Думаю, все-таки женского – самцы маллахулов вроде бы малость покрупнее.

Лапы маллахула двигались с легким «туф-туф-туф», неся вперед уродливое тело и меня на нем. Сначала передняя правая и средняя левая, потом средняя правая и задняя левая, и последними задняя правая и передняя левая. Он делал крошечные шаги, но с такой частотой, что скорость получалась вполне приличная. Минут через десять я развернулся в седле – мой замок уже скрылся за ледяной иглой. Я обратился к направлению, разыскивая Ирем. В Лэнге не так-то просто ориентироваться – здесь нет магнитного полюса, и компас не работает. Существуют карты, но они очень неточны. Хотя в этом мире не слишком много населенных пунктов – большая часть Лэнга мертва и пустынна.

Маллахул неутомимо шел на юго-восток – прямо к Ирему. От моего замка до единственного крупного города Лэнга шестьсот километров с гаком – как от Москвы до Казани. На крыльях я преодолеваю это расстояние всего за полтора часа, но сейчас путешествие обещает затянуться часов на десять, если не на одиннадцать. Маллахул – шустрое животное, но все-таки животное, а не гоночный автомобиль. Так что…

Хотя что я несу – какие десять часов? По меньшей мере вдвое больше! Шестьсот километров – это если двигаться по воздуху, напрямик, а вот по земле… В Лэнге чрезвычайно неровный ландшафт – вулканы, ледяные и каменные пики, рвы, овраги, пропасти, древние развалины (их тут тоже хватает, поверьте!)… Да и почва здесь далека от гладенького асфальта европейских шоссе. Строго говоря, тут вообще не существует дорог – только направления. Поэтому ничего удивительного, что у большинства ездовых животных Лэнга ноги оканчиваются чем-то вроде костяных игл – мягкие лапы и даже копыта тут неудобны.

Путешествовать по Лэнгу неприятно и очень опасно. Мне еще ладно – большинство здешних обитателей держатся от меня подальше. Чтобы кто-то напал на архидемона, этот кто-то должен быть смертельно оголодавшим или абсолютно бесстрашным отморозком.

Но вот раб и даже одинокий Надзиратель, оказавшийся далеко от родных мест, рискует пойти к кому-нибудь на корм. Тут хватает диких тварей, да и разумные существа не гнушаются кушать себе подобных. Жители Лэнга без зазрения совести пожирают даже собственных детей.

Вот – отличная иллюстрация. Небольшая стая лярв. Смешное название? Да, я тоже сначала так думал. Потом выяснил, что наше ругательство «лярва» – лишь отголосок, память об этих тварях, некогда водившихся и на Земле.

Лярвы вдвое больше человека, похожи на огромных личинок майского жука, но с шестью ногами, крайне нечистоплотны и ужасно воняют. В Лэнге занимают экологическую нишу гиен – питаются в основном падалью. Однако собравшись стаей, могут напасть и на живую добычу, да и одинокая лярва, оголодав, становится очень опасной.

Хотя они чрезвычайно трусливы – лярву можно отогнать просто громким криком. Но именно отогнать, а не прогнать – она не уйдет, а всего лишь отдалится на безопасное расстояние. И будет преследовать тебя до тех пор, пока не выдастся удобный момент.

Уснуть в месте, где водятся лярвы, будет очень глупо – нет более верного средства покончить с собой. Огня они не боятся – их страшат только особые символы Инанны. В великой войне, когда Мардук низверг Азаг-Тота, усыпил Ктулху и запечатал Лэнг, именно Инанна одолела и убила Ламашту – царевну Хвори и Мучений, повелительницу лярв и одну из немногих архидемонов женского рода. Именно после этого подвига мою начальницу нарекли Иштар – Богиней.

– Ты взял что-нибудь пожрать? – между делом спросил я.

– Извини, патрон, у меня нет рук.

– Да уж, на тебя лучше не надеяться… Хорошо, что я взял.

– Ерничаешь, да? – хмыкнул Рабан, пока я рылся в тюке, притороченном к горбу маллахула. – Знаешь, патрон, а вот Волдрес так часто не ел.

– Сравнил! Думаешь, мне самому приятно все время что-нибудь жевать?

– Приятно.

– Да, тебя не обманешь. Очень приятно.

Старшие демоны Лэнга – сплошь мясоеды, отдающие предпочтение человечине. Но кроме них в этом мире полно Надзирателей и рабов, и на всех людей не хватает. Надзиратели едят человеческое мясо только по большим праздникам, в остальные дни им достается обычное – здесь достаточно съедобных животных.

Шилопауки, например, вполне съедобны. В Глубинном и Ледяном Царствах тоже водится кое-какая дичь. А еще тут есть гигантские жабы и змеи – и те, и другие вкусом похожи на цыплят.

Из земной же скотины Лэнг разводит свиней, коз и собак – собачатину здешние жители особенно ценят. Правда, с растительностью в этом мире дело обстоит скверно, а свежее мясо идет демонам, поэтому свиньям и собакам пришлось перейти на падаль. Само собой, им достаются только те животные, которые слишком плохи даже для рабов (а таковых немного).

Единственная растительная культура, выращиваемая в Лэнге в промышленных масштабах – пшеница. На юге Инкванока, там, где он действительно становится долиной, находятся огромные пшеничные поля. Еще этот злак можно найти в Мертвом Царстве – в нем очень плодородные почвы. Там же расположены пасеки – здешние пчелы на редкость злы и очень ядовиты, но мед у них вкуснейший. Хлеб с медом, или манна – это то, чем в Лэнге кормят рабов. Особенно пищевых – на таком питании они очень быстро жиреют. А стебли идут на корм козам – единственное здешнее животное, которое позволяют есть рабам. Свиньи и собаки считаются слишком вкусными, и низшим существам запрещено даже касаться их мяса. Это закон.

Козья кровь для них тоже табу. Да и любая другая – если раба уличат в том, что он проглотил хоть каплю крови (даже своей собственной!), его самого незамедлительно отправят в котел.

А еще в Лэнге делают из пшеницы вино. Особый и редкий сорт – за пределами этого мира такого не встретишь.

Но на вкус – омерзительно.

Вина я с собой не прихватил. Хлеба с медом тоже – архидемон, едящий «пищу рабов», вызывает здесь недоуменные взгляды. Поэтому я вкушаю его только украдкой, наедине с самим собой. А сейчас я наслаждаюсь тушеной свининой прямо из консервной банки. Да-да, именно так, в Лэнге существует консервирование. Правда, принцип совершенно иной – это такая магия, сохраняющая мясо в свежем состоянии. Не все здешние жители любят тухлятину (многие, но не все).

Не знаю, как эта магия действует, я не специалист. Но сам принцип удобный: взял специальную банку (из специального непрозрачного стекла), положил в нее уже приготовленный кусок мяса, и можешь быть спокоен – он останется таким же, как был, неопределенно долго. Даже не остынет. В походе просто незаменимо, да и дома тоже.

Правда, большая часть этих консервных банок очень большие – в них хранят живых людей. Пищевых рабов. Так выгоднее – раскормил человека до нужной массы, а потом просто законсервировал до нужного момента. И пищи на него больше не тратится, и насчет внезапной смерти или болезни можно не волноваться. Хотя женщин так не консервируют – они вообще почти всегда ходят беременными.

Господам Лэнга нужно много рабов.

Ледяные пики сменялись нагромождениями камней. Время от времени вдалеке мелькали чьи-то силуэты – скорее всего, Дикие Псы. Долина Пнот – их территории. Это спокойный трудолюбивый народ, поклоняющийся демонам Кадафа, словно богам. Они числятся Надзирателями, но выполняют обязанности рабов – строят, шьют и выращивают скот.

Правда, это не мешает им жрать человечину и пить кровь.

Над головой тоже порой проносились Птицы Лэнга. Их здесь тьма-тьмущая – они везде летают и постоянно за всеми шпионят. Подчиняются только Нъярлатхотепу – у нашего «министра иностранных дел» нет собственных войск, зато разведка поставлена великолепно.

Хорошо, что поблизости от моего замка этих тварей почти нет – Лаларту имел дурную привычку на них охотиться. И, разумеется, поедать. А нъярлатхотеп не столь глуп, чтобы из-за нескольких съеденных шестерок ссориться с собратом-архидемоном. Тем более с таким безбашенным, как Лаларту.

Так что спасибо папе – облегчил работу. Подумать страшно, что было бы, если бы эти птички увидели, как я тащу на себе Саккакха…

Мой маллахул идет параллельно караванной тропе, по которой перегоняют рабов из Рари в Ирем и Кадаф. Сейчас я как раз проезжаю перекресток, где та разветвляется – одна тропа идет налево, вторая направо. Направо Кадаф. Так что мне налево – Пазузу живет в Иреме.

Навстречу как раз движутся два Погонщика Рабов и десяток Тощих Всадников Ночи. При виде первых я невольно вздрогнул – они практически не отличаются от того, что был убит на Земле. Только спинные рога покороче – тот, который превратился в зомби благодаря Святогневневу, был гораздо старше, и рога у него выросли чуть ли не в метр.

А вот и еще прохожие! Утукку! И довольно много – штук тридцать. Да, хорошо, что они принимают меня за Лаларту…

Утукку – это основная боевая единица Лэнга. Армия Шаб-Ниггурата состоит из них почти на треть. И неудивительно – в качестве пушечного мяса эти существа просто идеальны. Не слишком умны и не владеют магией (кроме некоторых естественных свойств организма), но в драке им равных нет.

Как они выглядят?.. Ну, существует десятка полтора основных разновидностей. Но здесь собрались представители самой распространенной из них – так называемый «утукку обыкновенный». Думаю, вы их видели.

Нет, конечно, не их самих, а кое-кого очень на них похожего. Помните фильм «Чужой»? Так вот, Ханс Руди Гигер, придумывая своего ксеноморфа, взял за основу именно классического утукку. Получилось очень натурально – сразу видна работа талантливого художника. Только эти передвигаются исключительно на четвереньках.

Теперь понимаете, почему заветная мечта здешних демонов ни в коем случае не должна осуществиться? Представьте себе, что будет, если пара тысяч таких существ появится на улицах, скажем, Москвы! А ведь их не пара тысяч – их намного, намного больше!

Да и одними утукку войска Лэнга отнюдь не ограничиваются…

А что это они там собрались?.. А-а-а, конечно… Выброс слизи. То есть время большой хавки.

Я выражаюсь непонятно? Сейчас все объясню.

Под Лэнгом расположена громадная полость, где лежит Червь. С большой буквы и жирным шрифтом – Червь. Потому что он размером с остров Гренландия. Внешне, как и лярвы, напоминает личинку майского жука (только безногую), жирный, скользкий и, скорее всего, на редкость омерзительный.

Я его никогда не видел.

Впрочем, его никто не видел, кроме пары-тройки верховных архидемонов. Кажется, он как-то относится к С’ньяку – что-то вроде второй ипостаси. Не знаю точно. К счастью, этот глист-переросток вряд ли когда-нибудь выберется из своей норы – если это произойдет, Лэнг просто рухнет в пропасть… хм-м-м, а интересная идея, надо бы обдумать на досуге…

При чем тут слизь, хавка и утукку? Просто время от времени Червь выплевывает на поверхность излишки какой-то мерзости из своих кишок. У него очень большие кишки. Не знаю, чем он там питается – может, землей? Но его слизь у здешних обитателей весьма популярна – в ней полно жиров, белков и витаминов, она очень питательная и вкусная. Так говорят – сам-то я ее до сих пор не пробовал, хотя и предлагали. Нет, я небрезгливый, прекрасно понимаю, что яйца появляются из куриной задницы, мед из пчелиной, а молоко из коровьей (ну не задницы, правда, но какая разница?). Но я лучше сдохну, чем стану жрать испражнения червяка, который может отобедать Великобританией, а Ирландией закусить!

Час шел за часом, маллахул неутомимо перебирал ногами, а я скучал. Ничего интересного не происходило. Мы с Рабаном некоторое время играли в «города», но это у нас как-то не заладилось. Он читает все мои мысли, к тому же знает уйму городов из разных миров. И я подозреваю, что как минимум половину сам же и выдумывает. Когда мы исчерпали букву «А», он начал выдавать всякие странные названия вроде Аннрагхийяра или А’шу’тц’ацтрака.

Ну как я могу быть уверен, что такие места действительно существуют?

Впереди показались башни Ирема. Пока еще только окраина – это довольно большой город. Хотя и очень жуткий – думаю, Тим Бертон полжизни бы отдал за такую съемочную площадку. Здесь живут… все те же существа, что и в остальных уголках Лэнга. Но этого вполне достаточно.

– Господин Лаларту!.. Господин Лаларту!.. Храни вас Червь, господин Лаларту, как удачно, что вы тут проехали! Умоляю, помогите нам!

Я натянул поводья и озадаченно посмотрел на кричащего. Это оказался алуа – еще одна разновидность надзирателя-солдата. Строго говоря, они тоже утукку, но так сильно отличаются от остальных, что их выделили в совершенно особый род. Своего рода «войска поддержки» – большинство алуа составляют стрелковые команды. В ближнем бою от них мало толку – хлипковаты. Да и как может сражаться тот, у кого всего одна нога и одна рука?

Представьте такого небольшого скрюченного человечка, у которого нога растет прямо по центру туловища, а рука – из центра груди. Рожица сморщенная, уши огромные, глаза разной величины, а нос длинный и загибается набок. Вообще-то, алуа совсем не страшные, даже смешные. Этакий клоун-уродец. Но смешным он кажется только до тех пор, пока вы его чем-то не разозлите. И вот тогда…

У алуа два основных оружия. Первое – это крохотная трубочка, стреляющая ядовитыми иглами. Для нее одной руки вполне достаточно. Но это не главное. Главное то, что алуа – волшебный народец. Они умеют насылать болезни и проклятья – каждый подвид специализируется в чем-то своем. Для этого им достаточно коснуться человека или хотя бы пристально посмотреть ему в глаза. Это и есть их второе оружие. Хорошо, что Креол перелил в меня часть силы Лаларту – теперь на меня их фокусы не действуют.

Судя по треугольной шишке на затылке и желтым пятнам на коже, это ю-гзерак – алуа, насылающий проказу. Что ж, проказа – далеко не худший из их трюков. Куда опаснее ю-гзев и ю-гзеф – чумной и холерный. А самый, пожалуй, неприятный – сун-дле. Эта тварь накладывает на человека некую смесь болезни и проклятья, называемую «вопль». После нее человек не может ни ходить, ни говорить – его непрерывно бьют корчи, и каждая частичка тела ежесекундно сотрясается от нестерпимой боли. К тому же ему кажется, что он постоянно слышит оглушительные крики.

– Чего тебе? – спросил я.

– Господин Лаларту, ничтожный алуа не смеет просить вас об услуге, но если вы не поможете, великий Шаб-Ниггурат лишится двоих своих преданных бойцов! Только вы способны разрешить нашу беду! – льстиво улыбнулся уродец.

– Угу. А подробнее?

– Я Йот’урраки, господин Лаларту, простой ю-гзерак, ничтожнейший из ничтожных, пыль под вашими ногами, грязь под вашими ногтями, земля, недостойная даже того, чтобы носить на себе вашего маллахула, да благословит Червь его неутомимые ноги! Там, в овраге, Эрангхо и Жрессар – ш’ар и ш’хида. Они поссорились насмерть, и если вы не примирите их, они убьют друг друга! Они попросили быть судьей меня, но я всего лишь ничтожный алуа, что я понимаю в судах?! На наше общее счастье появились вы, хвала Червю! О господин мой, умоляю, не оставьте ничтожных слуг своих в великой беде!

Я поднял руку, призывая его помолчать. То, что алуа велеречивы и обожают лизать пятки начальству, я знаю уже давно. Теперь вопрос – что мне делать в такой ситуации? Лаларту, без сомнения, просто плюнул бы на этого Йот’урраки и его проблему. Или даже откусил бы ему что-нибудь. Но я не Лаларту. С другой стороны, два мертвых утукку – это, как ни крути, минус два солдата в армии Лэнга. Невелик убыток, но все же. Может, позволив этим демонам убить друг друга, я спасу пару-тройку солдат нашей армии…

А вот интересно, что бы по этому поводу сказал Кальтенбруннер?

– Ладно, веди к своим друзьям, – снисходительно прохрипел я.

Ю-гзерак подпрыгнул на своей единственной ноге и поскакал к небольшому овражку, наполовину засыпанному черепами. Хорошо хоть, не человеческими, а свиными, собачьими и змеиными.

Я остановил маллахула на самом краю и безуспешно зашарил глазами по округе, ища что-нибудь, к чему его можно было бы привязать.

– Я постерегу, господин мой, позвольте, позвольте ничтожному алуа оказать великому Лаларту хотя бы столь малую услугу! – подобострастно потянулся за поводьями Йот’урраки.

Что ж, пусть стережет. Я оставил зверя на попечение этого надзирателя и спрыгнул вниз. Там друг напротив друга стояли два утукку – ш’ар и ш’хида, огненный и ледяной. Они очень подозрительно следили за каждым моим движением. Хотя друг за другом следили еще подозрительнее.

Неудивительно, что эти двое подрались. Ш’ары и ш’хиды ненавидят друг друга, как и их стихии – огонь и лед. Первые похожи на склизких зеленых ящеров, покрытых колеблющимися языками пламени, и живут в огненных реках центрального и западного Лэнга. Вторые скорее напоминают насекомых, у них огромные челюсти, схожие с двумя ручными пилами, и они редко забредают за пределы Ледяного Царства.

И каждый из этих двоих в полтора раза крупнее меня.

– Ну так что у вас тут случилось? – скучающе осведомился я. – Давайте, излагайте, только побыстрее – я тороплюсь.

Утукку первым делом поклонились мне как можно ниже.

– Побыстрее, побыстрее! – вторично попросил я.

Утукку переглянулись, и огненный прогудел:

– Великий господин, дело наше в том, что…

И тут они одновременно бросились на меня.

Глава 18

На меня и раньше нападали. Причем неоднократно. Но раньше враг либо с самого начала был врагом и четко обозначал свои намерения (стрелял, кусался, душил, матерился), либо как-то предупреждал о них («Я имею честь атаковать вас, сэр мерзопакостный демон!»). А такого, чтобы мирно говорить, даже кланяться, а потом вдруг резко… нет, такого не было.

Поэтому в первое мгновение я слегка оторопел.

– Какой приятный сюрприз! – прохрипел я, рефлекторно отпрыгивая назад и выпуская когти. – Заметили, что я заскучал, и решили развлечь? Ну не стоило так утруждаться ради меня…

– Хватай!!! – хором проревели утукку, заходя слева и справа.

– Бей городских!!! – яростно прохрипел я, делая гигантский прыжок.

Очень жаль, что крылья все еще не работают. Будь они в целости, я разорвал бы этих двоих, как Тузик грелку. А так пришлось немного посложнее.

Ш’ар и ш’хида явно долго тренировались работать в паре – действовали они удивительно слаженно. Вот странно, а я-то думал, что огненные и ледяные утукку друг друга не переваривают.

Хотя правил без исключений не бывает.

Двое на одного – совершенно нечестно. По отношению к ним. Я побеждал с разгромным счетом – на меня таких утукку нужно штук десять по крайней мере. Тяжеловесный ш’ар постоянно источал пламя всей поверхностью кожи и пытался боднуть меня бронированным лбом. Более легкий ш’хида извергал из пасти потоки морозного воздуха, щелкал челюстями и молотил по воздуху зазубренными лапами, поставленными, как у богомола.

Тем не менее, их атаки даже не достигали цели. Прыжок, поворот, взмах всеми руками сразу, и одна из лап ш’хиды валяется на земле. Одновременно с этим хвостовое жало втыкается в подбрюшье ш’ара, где чешуйки помягче, и тот резко сбавляет в прыти. Бить в голову бесполезно – мозги у ш’аров не там, где у людей, а в грудной клетке. А голову ему можно просто отрубить – вряд ли даже заметит.

Еще один прыжок – гарцую на ш’аре, как дрессировщик на медведе. Огонь, струящийся по нему мутными волнами, меня ничуть не беспокоит. Вырываю клок мяса из затылка прямо зубами и одновременно полосую его всеми когтями слева и справа. Лягаюсь правой ногой, ударяя в челюсть подкравшегося сзади ш’хиду, тот отлетает назад. В спину бьет морозный поток, на рваных крыльях застывает налет инея. Но это пустяки, переживем.

Оставляю множество резаных ран в голове и грудине ш’ара, спрыгиваю с умирающего утукку и подкатываюсь под ш’хиду, на лету отрезая ему ноги – под его худосочным туловищем вполне достаточно места для свободного проезда. Оказавшись сзади, стреляю хвостом, отвлекая внимание, и плюю кислотой ему в спину. Прежде, чем он успевает обернуться, делаю еще один гигантский прыжок и двумя быстрыми движениями отпиливаю ему голову. Тело инсектоида бьется в судорогах, из перерубленной шеи бьет фонтан ледяной жидкости.

Их тела начинают мерцать – полумертвые демоны переходят в эфирную форму. Утукку чрезвычайно живучи – даже без головы они способны просуществовать еще несколько минут. А в эфирном плане они за несколько дней залижут раны – там я не смогу до них дотянуться.

– Лимуттикуну кима кутри литилли шами йе!!! – торопливо хриплю я.

Мерцание тут же гаснет – утукку возвращаются в телесное обличье. Слова, произнесенные мной, имеют силу приказа – я запер их в нынешних телах. У архидемонов есть свои преимущества – произнеси это хотя бы Эмблема, результата уже не воспоследует.

– Кто послал?!! – хриплю во все горло, тряся склизкую тушу ш’ара и ходульное тело ш’хиды. – Кто послал?!!

Безрезультатно – я слишком поторопился умертвить обоих. Ш’ар уже не дышит, его глаза тускнеют и покрываются мутной пленкой. Изрубленные лапы ш’хиды слабо подергиваются, челюсти на отрубленной голове недвижимы.

Передо мной два трупа.

– Что тут только что было? – задумчиво спросил я сам у себя.

– Нас заманили в засаду, – ответил Рабан.

– Похоже на то… а где этот одноглазо-одноруко-одноног?

Разумеется, Йот’урраки на месте уже не было. Думаю, он пустился наутек в тот же момент, как только я спустился в овраг. И маллахул пропал – алуа оказался еще и конокрадом.

Конечно, направление ясно указывало, в какую сторону они оба припустили, но толку-то? Крылья все еще свисают лоскутьями, а пешком маллахула догнать нелегко. Скорость у меня даже немного больше, но у него довольно приличная фора. И местность это воплощение проказы наверняка знает лучше.

С другой стороны…

Через долю секунды я уже летел по снегопеплу, мелькая всеми восемью конечностями. Из-под ступней и ладоней вылетали мелкие косточки.

– Виу-виу-виу-виу-виу-у-у-у!!! – хрипло орал я, безуспешно подражая милицейской сирене. – Спокойствие, только спокойствие! Сейчас я вас настигну, и вот тогда-то мы похохочем! Особенно я!

– Налево, патрон, направо, патрон, прямо, патрон, прыгай, патрон, тут яма, пригнись, патрон, тут ветка, врежь ему, патрон, нечего дорогу загораживать! – командовал Рабан, глядя сквозь мои глаза на дорогу и одновременно сверяясь с направлением. Я послушно поворачивал, прыгал, пригибался, сбивал с ног зазевавшихся демонов (подумаешь, всего-то двоих). Довольно трудно бежать, горланить всякую ерунду и еще одновременно следить за дорогой, так что это последнее я полностью переуступил Рабану.

Дорога пошла вверх – мы начали подниматься в гору. Впереди уже виднелся «М»-образный силуэт маллахула – сзади он почти полностью повторяет эту букву. На горбятнике у него торчал своего рода грибок – Йот’урраки. Он держался с огромным трудом – не так-то легко ездить верхом, имея только одну руку и одну ногу.

– Стой, конокрад! – захрипел я. – Вернись, я все прощу!

По-моему, он не поверил. Иначе с чего бы ему еще сильнее нахлестывать маллахула? Бедная лошадка сдавленно заклекотала – не будь у нее связан клюв, наверняка бы обернулась и откусила седоку пару пальцев. Маллахулы иногда так делают, если их разозлить.

– Ну, как хочешь! – рявкнул я, еще быстрее перебирая руками. – Сейчас догоню, люлей навешаю!

Еще немного сократили разрыв… еще чуть-чуть… еще малость… еще, еще, еще… Вот уже осталось всего несколько шагов… я делаю резкий прыжок!.. сбиваю алуа с горба животного, прыгаю сверху и начинаю работать когтями, взбивая его, как фарш в мясорубке.

– Говори, кто послал! – потребовал я, выпрямляясь во весь рост.

– Знаешь, патрон, по-моему, мы слегка перепутали последовательность, – осторожно заметил Рабан. – Тебе не кажется, что было бы умнее сначала спрашивать, а уж потом убивать?

– Оу, – озадаченно почесал затылок я. – Да. В самом деле. Как-то не подумал. Зарапортовался что-то…

Увы, передо мной лежал изуродованный труп. И привел его в это состояние я сам. Ну а что же вы хотите – ярость, горячка погони, демоническая жажда крови, бушующая в венах… Просто охотничий инстинкт – догнал дичь, сразу бей куда попало.

– А энгахов не учат разговаривать с мертвыми? – с затаенной надеждой спросил я. – Или еще как-нибудь…

Рабан промолчал. Но молчание получилось таким ехидным, что слов и не потребовалось.

Маллахул удалялся все больше и больше. Я лениво смотрел ему вслед, размышляя, догонять или плюнуть. В принципе, до Ирема осталось всего ничего, а там нетрудно разжиться новым верховым животным. Да и крылья уже частично окрепли – если задержаться в городе часиков на семь-восемь, дальше полечу своим ходом. Только вот куда – дальше?

Хотя об этом думать пока рано, побеседуем сначала с Пазузу, а там уж будем решать. И еще надо будет заглянуть в канцелярию – выяснить что-нибудь об этих троих надзирателях. Йот’урраки и… как зовут утукку?

– Эрангхо и Жрессар, – подсказал мой встроенный диктофон. – Это ты хорошо придумал, патрон. Надо узнать, в чьем полку эти трое. Так мы коня-то будем догонять?

– Да ну его! – махнул рукой я. – Пусть бежит на свободу, Спирит шестиногий…

Приятно было для разнообразия просто немного пройтись пешком. На своих двоих, как обычный человек. Я с удивлением обнаружил, что совершенно отвык от такого способа передвижения – я всегда или лечу, или бегу сломя голову, подпрыгивая, как обкуренная блоха. Не так высоко, конечно, но Сергея Бубку все равно заткну за пояс.

Причем безо всякого шеста.

С небес льется мертвенно-красный свет лун Лэнга. Суровые сизые тучи почти скрывают ту, что справа, но на ней это никак не отражается – лучи без труда пробиваются сквозь преграду. Я неторопливо перебираю ногами, беззаботно насвистывая «Смутное время».

Да, это мало похоже на веселую дорожную песенку, но слышали бы вы мой свист! Если я попробую напеть что-нибудь вроде «По дороге с облаками», в результате все равно получится нечто жесткое и суровое.

Держу курс прямо на извергающийся вулкан – это Гирла Уриа. Прямо за ним и скрывается великий Ирем – в погоне за Йот’урраки я немного свернул, и сейчас городских башен уже не видно. Ничего, сейчас заверну правее, и увижу Башню Страха. А рядом с ней – Башня Отвращения. И Башня Колдовства. А следом Башня Смерти и Башня Змей.

Да, добрый старый Ирем…

По склону Гирла Уриа медленно и вальяжно течет поток лавы. Эта река заканчивает свой путь в огромном озере, в котором никто никогда не купается, кроме ш’аров и еще парочки огненных демонов. Здесь, у этого озера, живет Ламас – Дух Пространств Юга. Всего их четверо – Устур, Сед, Ламас и наттиг. Духи Пространств стоят ниже архидемонов, но только формально – на самом деле они ничем не уступают Йог-Сотхотху и прочим.

Они родом из Темных Игиги, и они принадлежат к Древним. Когда Лэнг еще только зарождался, они уже были здесь. Когда Мардук был обычным смертным человеком, а Ктулху простым Погонщиком Рабов, они уже были здесь. Когда С’ньяк еще не был так стар и индифферентен, как сейчас, а Азаг-Тот даже еще не родился, они уже были здесь. Йог-Сотхотх помнит время, когда они пришли в Лэнг, и Старцы Ледяного Царства тоже помнят. Они – Духи Пространств.

Что-то меня на лирику потянуло. Этот исторический экскурс в любом случае не имеет значения – Духи Пространств не лезут в жизнь всех остальных. Полагаю, когда начнется война, они встряхнутся и встанут на защиту своего измерения, но сейчас, когда все относительно спокойно, их жизнь течет размеренно и лениво, как эта лавовая река. Ламас здесь, у подножия Гирла Уриа, Наттиг на юго-западе, в Глубинном Царстве, Устур и Сед… где-то еще. Не знаю точно. Да и какая мне разница?

– Ну что, патрон, все-таки Шаб-Ниггурат? – задумчиво спросил Рабан. – Алуа и утукку служат ему.

– А будхи и Погонщики Рабов – Носящему Желтую Маску, – возразил я. – А знаешь, я склоняюсь к мысли, что миледи права – меня пытаются запутать. Все-таки надо было сначала выслушать того конокрада, а потом уже…

– Да, это было очень глупо, – охотно согласился керанке.

– Знаешь, мне было бы гораздо приятнее услышать что-нибудь вроде «ничего страшного, со всяким могло случиться». Я и сам знаю, что глупо. Но ты мог бы меня поддержать.

– Умный учится на своих ошибках, дурак закрывает на них глаза, – важно возвестил Рабан.

– Угу. Народная мудрость. Интересно, кто же это так хочет меня убить?

– Может, все-таки Шаб-Ниггурат? – предположил Рабан. – Сначала попытался действовать хитростью, свалить на Верховного Жреца, но перемудрил и все провалилось. Разозлился и просто послал пару держиморд пересчитать тебе ребра.

– А может, все-таки Носящий Желтую Маску? – сделал ответное предположение я. – Сначала просто послал своих доверенных людей – я умру и дело с концом, а концы в воду. Никто ничего не узнает. А когда не получилось, испугался и устроил второе покушение – просто для отвода глаз, чтобы все запутать.

– И так тоже может быть, – согласился Рабан. – А еще идеи есть?

– Нет.

– Я знаю.

– А чего тогда спрашиваешь?

Спустя полчаса я начал жалеть о том, что поленился догнать маллахула. Не потому, что устал – я вообще не устаю. Просто у него на горбу остался мой тючок с провизией. А я уже проголодался. Ну, драка, погоня… надо восполнить запасы питательных веществ. Только где? Вокруг ничего, кроме гор, огромного вулкана и кучи старых костей под ногами.

Вообще-то, немного поодаль видна повозка. В ней едет какой-то мелкий демон – похож на Игоря, только ростом повыше. Этот урод изо всех сил нахлестывает свою «тройку» – трех запряженных рабов. Здоровенные выносливые мужики с вырванными языками и руками, обрубленными по локоть. Культяпки вывернуты назад и прямо в них вбиты ржавые гвозди, к которым привязаны оглобли. В окрестностях Ирема это довольно типичный вид транспорта.

Я уже упоминал, что люблю этот город? И когда Креол придет сюда с войском, обязательно поиграю в нерона, поджигающего Рим.

Тоскливо провожаю этого рабовладельца взглядом. Ужасно хочется догнать его и превратить в сотню крохотных фрикаделек, но нельзя – конспирация… стоп, да что я несу?! Да будь на моем месте Лаларту, он непременно воспользовался бы возможностью развлечься и подзакусить! Это же поступок как раз в его стиле! Жрать я там никого не собираюсь, но…

Думаю, этот скромный иремский буржуа даже не понял, за что я на него набросился. Только завизжал, как свиненок, и отбросил коньки, располосованный сорока двумя великолепными бритвами, скрытыми в моих пальцах.

Рабы смотрели на это тупыми глазами забитого скота. Полагаю, они считали, что я сейчас либо съем их, либо просто займу место убитого и поеду дальше. Но я… а что мне, собственно, с ними делать?

– Освобождать нет смысла, – задумчиво сообщил Рабан. – В Лэнге три безруких раба, потерявших хозяина, проживут ровно до тех пор, пока их кто-нибудь заметит.

– Да уж…

– Возьми себе, – предложил керанке.

– А мне-то они зачем?

– Подаришь кому-нибудь. Пазузу, например. Вроде как на праздник.

– А какой сегодня праздник?

– М-м-м… шестое июня?

– И что это за праздник?

– День… день жестянщика?

– Так и скажи, что не знаешь.

– А давай их самих спросим, чего они хотят?

Мне это показалось вполне логичным. Я постарался сделать доброе и великодушное лицо (получилась оскаленная харя) и спросил рабов, какая участь была бы для них наиболее предпочтительной?

Они ничего не ответили.

Я терпеливо спросил еще раз. Ответа по-прежнему не последовало.

После третьего повтора центральный раб, как бы дразнясь, открыл рот и продемонстрировал обрубок языка.

– У них же языки вырезаны! – досадуя на свою короткую память, воскликнул я. – А мы с тобой совсем забыли…

– Я помнил, – ехидно заметил Рабан. – Я керанке, патрон, я ничего не забываю.

Опять меня подкололи. Мы с Рабаном все время друг друга подкалываем – поневоле начнешь, когда вынужден день за днем проводить в компании одного и того же существа, от которого не можешь избавиться. Не знаю, как с подобным справляются сиамские близнецы, но мне наши отношения кажутся схожими.

– Ладно, а если серьезно – что делать-то будем?

– Ну знаешь, патрон, ты слишком уж к себе требователен. Тут таких бедных, несчастных, обездоленных девяносто процентов населения. Всем не поможешь.

– Скольки смогу, стольки и помогу.

– Патрон, надо говорить не «скольки», а «скольким».

– Ну ты мне еще тут поучи Чапая разговаривать! Знаешь, что я делаю с теми, кто искажает мои слова?

– Режешь на кусочки?

– А вот и не угадал! Режу на ку… хотя угадал. Вот догада!

Мы с Рабаном некоторое время размышляли. Единственный более-менее путевый вариант, пришедший нам в голову, заключался в том, чтобы просто избавить этих несчастных от страданий, подарив быструю смерть. Правда, мне такое решение глубоко претило.

– Не надо было вообще лезть… – досадливо пробурчал я. – Как всегда, сделал только хуже… Ладно, поступим так. Вы, трое!

Рабы равнодушно подняли головы.

– Знаете, кто я такой?

Они одновременно кивнули – в Лэнге нет живого существа, неспособного узнать в лицо архидемона. Все-таки нас всего десятка полтора, и внешне мы очень отличаемся – перепутать меня с кем-то другим почти невозможно. Разве что с Лалассу – братья все-таки.

– Знаете, где мой замок?

Они снова одновременно кивнули – ездовые рабы обязаны уметь найти дорогу к любому мало-мальски важному объекту в Лэнге. Благо таковых насчитывается от силы полсотни – запомнить не так уж трудно.

– Угу. Отлично. Вот что, коняшки, берите курс на мой замок. Далеко, конечно… Вас когда последний раз кормили?

Рабы задумались, припоминая столь давнее событие. Судя по впалым животам, их прежний хозяин не особо утруждал себя заботой о упряжке.

– Тогда не доберетесь… – задумался я.

Собственно говоря, ездить по Лэнгу на людях крайне нецелесообразно. Подобный «транспорт» используют только в Иреме и его окрестностях – слишком уж медленно. Да и содержать их замучаешься. Вот маллахула перед поездкой кормят до отвала, и он после этого может скакать хоть неделю без еды и воды. А люди – существа нежные, впрок наедаться не умеют.

– Как вас зовут-то хоть?

Рабы тупо уставились на меня. Я и сам прекрасно понимал, что спрашивать имя у немых глупо.

– Ну хоть жестами как-нибудь покажите! – предложил я. – Вот ты, пристяжной! Тебя зовут…

Судя по тому, что он мне продемонстрировал, парня зовут Хуаном.

– Тьфу на вас. Идите-ка вы… Рабан, ну подскажи хоть что-нибудь!

В конце концов я просто отвязал их от оглобель, да так и оставил. Ну не придумал ничего путного, не придумал!

А что тут можно придумать, скажите на милость? У меня идей нет.

Глава 20

Я вошел в Ирем с севера. Конечно, в Лэнге нет привычных нам сторон света – этот мир не имеет ничего общего с планетой. Просто я сам для себя обозначил тот конец, где располагается Ледяное Царство, за север. Так проще ориентироваться. Соответственно, Глубинное Царство лежит на юго-западе, а Мертвое – на юго-востоке. Этот город зажат меж Гирла Уриа, крупнейшим из вулканов Лэнга, и цепью ледяных пиков. Тут довольно-таки холодно, почти всегда идет снег, а со стороны Гирла Уриа то и дело наплывают дымовые облака и сыплется пепел.

Демоны любят подобные места.

Башни, башни, башни… Ирем – это город тысячи башен. У каждой есть собственное название. Хотя зачастую они чисто условны – как у нас названия улиц. В конце концов, если улица называется Ленинской, это же не значит, что она действительно имеет какое-то отношение к Ленину? Так и здесь.

Из архидемонов в Иреме живет только Пазузу. Да еще у нъярлатхотепа есть что-то вроде запасной квартиры. А вообще все «угловые» демоны большую часть времени проводят в Кадафе или отдельно стоящих резиденциях.

Впрочем, тут хватает населения и без них. Есть башни, принадлежащие одному-единственному владельцу, но таких не очень много. Большинство – «коммуналки», заполненные демонами до отказа. Возле каждой башни теснятся ряды полуразрушенных бараков – обиталища рабов. Даже у самого мелкого демона имеется хотя бы два-три раба.

Это поразительно нечистоплотный город. Демоны справляют свои естественные надобности прямо на улице. Здесь они едят, ходят в туалет, размножаются… Вы никогда не видели, как размножаются демоны? Тогда считайте, что вы ничего в этой жизни не видели.

И я вам очень завидую.

Ирем можно условно разделить на кварталы. На окраинах обитают в первую очередь малые и мельчайшие демоны – то бишь Надзиратели. Сейчас, например, я нахожусь в квартале маскимов – это подчиненные Азаг-Тота. Чем дальше к центру, тем эти твари крупнее и сильнее, но здесь, на окраине, они мелкие и слабые.

В отличие от большинства обитателей Лэнга, маскимам не приходится жаловаться на господина. Азаг-Тот не загружает их работой – просто не может. В результате за тысячи лет безделья эти демоны ужасно разболтались, задрали нос и держатся наособицу от остальных.

Хотя маскимам очень хочется, чтобы Азаг-Тот вновь обрел тело – а то в последнее время все упорнее ходят слухи, что их передадут Шаб-Ниггурату. А уж этого точно не назовешь добрым и снисходительным! Из своих подчиненных он выжимает все соки!

Еще тут есть кварталы будх, алуа, Погонщиков Рабов, Тощих Всадников Ночи и множества менее распространенных подвидов. Ближе к центру находятся башни низших из Господ – эг-мумий, рядовых дьяволиц, адских духов. В данном случае «адский» употребляется в переносном значении, к Аду они отношения не имеют.

Утукку в Иреме почти нет – это полудикие существа, и даже такая анархическая цивилизация кажется им слишком… давящей, что ли. Они равномерно распространены по всему Лэнгу. В Ледяном Царстве живут ш’хиды и ш’хукатаны, в Глубинном – ш’аа и ш’зины, в Мертвом – ш’во. А обычные утукку, те, что похожи на ксеноморфов, встречаются где угодно.

Гулять по улицам Ирема приятно и весело… если ты архидемон. А вот попробуй-ка тут прогуляйся кто-нибудь помельче рангом – обязательно огребет полные карманы проблем. Вот, как раз пример – какой-то алуа забрел в чужой квартал. Тут же подскочили местные ребята, спросили, какого он тут забыл, а для профилактики врезали разка два… топором по шее.

А потом скушали то, что получилось. В Лэнге царят свободные нравы.

В квартале маскимов я стараюсь надолго не задерживаться – эти проклятые копрофаги разводят ужасающую вонь. Меня это, конечно, не беспокоит, но остальных – еще как! Далеко не все демоны любят такие запахи.

То, что в Иреме нет и намека на хоть какое-нибудь дорожное покрытие, меня тоже не беспокоит, я привык к местному снегопеплу. Но в квартале маскимов он еще и пропитан толстым-претолстым слоем навоза. Ходить очень противно. А еще у них везде торчат каменные статуи – идолы Азаг-Тота. Молятся, чтобы господин к ним вернулся.

Что ж, каждый развлекается, как умеет…

Завернув за угол, я едва не споткнулся о двух детей, расположившихся буквально на дороге. Один – нормальный человеческий ребенок. Второй – детеныш маскима. Уродливый, как то, что они едят. Похоже, играют в какую-то игру.

Маскимы – духи, они бесполы и не могут размножаться, как обычные живые существа. Новые маскимы появляются, когда один из них вселяется в беременную женщину – ее ребенок рождается уже не человеком. Они вообще очень часто вселяются в людей – им это необходимо, чтобы расти.

Как известно, существует семь рангов маскимов. И для того, чтобы подняться в ранге, маским должен «окуклиться» внутри живого человека. Чем дольше он пробудет в состоянии «куколки», тем легче пройдет превращение, поэтому эти демоны обычно избирают самых молодых и здоровых особей, чтоб подольше прожили. Переход от первого до седьмого ранга может занять много веков и всегда уносит ровно семь человеческих жизней (считая самую первую – младенца, умерщвленного для того, чтобы маским вообще появился на свет).

– Что ты делаешь? – сурово спросил я, заметив, что мой сородич (бывший) хнычет и отбивается от демоненка.

– Я его угощаю, а он не ест! – обиженно ответил маленький маским, запихивая в рот человеку еще кусочек лакомства.

Да, обида неудивительна – демоненок, похоже, кормит товарища по играм своим любимым блюдом. Навозными шариками. На Земле дети измываются над котятами и щенками, а тут демонята мучают детей… есть в этом некая высшая справедливость.

Я попытался объяснить демоненку, что люди дерьмо не едят. Тот не поверил. Даже расхохотался – мол, неужели есть такие дураки, что отказываются от этой вкуснотищи?! Дядя Лаларту шутит, точно!

– Мастер Лаларту, пожалуйста, не ешьте моего раба! – с ужасом подскочил ко мне какой-то мелкий демон, заметив, что я наклонился над мальчиком.

– Маскима? – удивился я.

– Что вы, что вы, мастер, разумных существ запрещено держать в рабстве! – возмутился демон. – Человека, конечно! Не ешьте его, пожалуйста!

– Ладно, не буду, – попытался улыбнуться я.

– Слава Червю… – слегка расслабился демон. – Я так испугался… Я всего лишь бедный демон, мастер, мне не по карману каждый день покупать рабов… Если вы его съедите, я сегодня останусь без обеда…

Я почувствовал, как когти пытаются выскочить из пазух. Но невероятным усилием воли все-таки сдержался, твердя себе, что тут это совершенно нормально.

– Поганый маским! – заорал демон на демоненка. – Не смей кормить мою еду своей едой! Она же будет дурно пахнуть!

Я молча развернулся и зашагал, как сомнамбула, спеша уйти, пока демоническая кровь все-таки не заставила совершить непоправимое.

За спиной демон продолжал ругать маленького маскима.

Башня Пазузу расположена на западной окраине. А Башня Бумаг (что-то вроде местного паспортного стола) в самом центре. Как раз нормально прогуляемся… только вот от маскимов лучше бы уйти побыстрее.

Вошел в кварталов Тощих Всадников Ночи. У этих еще ничего, все вполне прилично. Навоза, правда, тоже хватает – они держат в своих башнях уйму ездовой живности. Но тут эту дрянь, по крайней мере, вычищают. Опять-таки маскимы. Ну да, они убирают дерьмо по всему Ирему, и отвозят к себе – любят его очень. У меня в замке тоже работают три маскима – прирожденные золотари. Я, если честно, раньше думал, что эта профессия не нравится никому. А вот видите, как оказалось…

Площадь Желаний… Волшебное место, где исполняются все желания. В самом центре большой каменный помост со ступенями, а на нем возвышается белоснежная арка. Она ведет прочь из Лэнга… точнее, полностью наоборот. Уйти этим путем невозможно, зато попасть сюда проще простого.

Эта площадь – гениальная идея Носящего Желтого Маску. Пятьдесят лет назад наш верховный жрец додумался, как можно обеспечить Лэнгу стабильный приток новых свежих душ, да еще на совершенно добровольной основе. Идея проста, как апельсин.

Листовки. Именно так – самые обычные листовки с приглашениями.

Конечно, на самом деле все не так просто. По сути, это тот же фокус, что был использован против меня в Москве. Пишется много-много листочков с одним и тем же заклинанием и наугад вышвыривается в окрестные миры (это не слишком сложно). Большая их часть пропадает впустую, но какой-то процент попадает в руки разумных существ, обладающих душой.

И вот тут начинается самое интересное…

Каждая из таких бумажек – простейший контракт по купле-продаже души. Причем составлен он поразительно хитро – Лэнг поднаторел в юридической казуистике. Итак, все, что от вас требуется – прочесть вслух две короткие фразы. Там и заголовок стоит: «ПРОЧТИ ВСЛУХ». Разумеется, внизу есть предупреждение о том, что сделав это, вы передаете все права на свою душу Лэнгу, а в обмен получаете одно желание. Только написано это предупреждение на Наг-Сотхе… вот вы, например, читаете на Наг-Сотхе? Само заклинание и заголовок – дело другое, они специально зачарованы так, чтобы прочесть их мог любой, даже совершенно неграмотный.

Так вот, предположим, вы неосторожно выполнили то, о чем вас попросили. Что дальше? Дальше перед вами предстает совершенно безобидный мелкий демон и вежливо просит сообщить, чего вы желаете. Конечно, вас сразу предупреждают, что возможности Лэнга не безграничны… но очень велики. Вот, по сути, и все – больше от вас ничего не требуется.

Рядом с белой аркой растет огромное сухое дерево с белой корой. А вокруг него обвивается исполинская белая змея. Это Скор – седьмая Эмблема Йог-Сотхотха. Именно он курирует данный план, и именно он отвечает за то, чтобы желания исполнялись качественно и в срок. Конечно, в этом ему помогают сотни демонов. У всех у них предельно узкая специализация – каждый умеет что-то одно, но зато уж так, что заткнет за пояс кого угодно.

К примеру, один демон может обучить любому языку, но больше ни на что не способен. Другой с легкостью вызывает землетрясение, но не сможет сдвинуть даже перышка. Третий может вывалить вам на голову мешок золота, но уже с серебром у него ничего не получится. Вот примерно так.

А теперь самое интересное – что происходит с бедным халявщиком после того, как его желание исполнится. Да вот это самое и происходит – его засасывает сюда. В Лэнг. И отсюда ему уже никуда не деться – теперь он весь принадлежит демонам. Не только телом, как обычные рабы, но и душой.

А это для Лэнга особенно ценно.

Да пожалуйста, смотрите сами. Вот из арки выходит отдувающийся толстяк, волокущий на плечах сразу два мешка, набитых золотом. Похоже, нежданное богатство не слишком долго его радовало…

А вот молодая женщина катит перед собой тачку, на которой… больше всего это похоже на еще два огромных мешка. Ну что ж, не она первая совершила эту ошибку – захотела увеличить грудь, не уточнив, насколько именно.

А вот из арки выходит… чертовски похож на Ван Гога. Точно, Винсент Ван Гог, я как раз недавно видел портрет. И ухо отсутствует. Но откуда он тут… а-а-а, понимаю! Наверняка этот парень пожелал стать великим художником. И кто может сказать, что он им не стал? Правда, не в смысле таланта, но тут уж сам виноват – надо было выражаться точнее.

Именно так. Демоны Лэнга (да и любого другого Темного мира) никогда не упускают случая извратить высказанное желание. Если отыщется хоть малейшая возможность истолковать ваши слова превратно, они ею непременно воспользуются. Истолкуют. Так ведь намного веселее. Конечно, с сильным магом они шутить не осмелятся – тот же Креол, например, за такие шуточки может и цепью хлестнуть, и в банку посадить… А вот поиздеваться над простым смертным – да хлебом не корми!

Что делать – большая халява почти всегда таит в себе подвох…

В Башне Бумаг меня сразу же проводили к старшему канцеляристу. Эта башня – всего лишь жалкий огрызок былой славы. Здесь занимаются статистическим анализом и реконфигурацией данных (и только не спрашивайте меня, что это означает!). Когда-то, тысячи лет назад, данное заведение было целым комплексом строений, в нем хранились имена бесчисленных легионов демонов, великие маги склонялись пред мощью Лэнга, окрестные Светлые миры трепетали перед ликом Азаг-Тота, а Темные искали его дружбы. Но теперь… теперь все работает скорее по привычке, чем из какой-то серьезной надобности. Правда, за последний век демоны начали претворять в жизнь новые планы, но до прежнего величия еще очень далеко…

Вору-Абса-Мааш, главенствующий здесь уже почти два столетия, выглядит довольно жалко. Он вдвое меньше меня, весь скрюченный, лицо дебиловатое, коротенькие ручки и ножки и совершенно никакого вкуса в одежде.

К тому же этот напыщенный уродец говорит только на Ша-Ккине, его родном наречии. Хотя Наг-Сотх – официальный язык Лэнга, и уж административный работник, казалось бы, просто обязан его знать! Но нет – все, кто хочет попасть на прием, обязаны либо выучить язык Ледяного Царства, либо захватить с собой переводчика. К счастью, не так давно я позаботился о том, чтобы говорить на всех четырех языках – и всего-то понадобилось, что три вавилонские рыбки.

Я сурово уставился в эти нагловато-подобострастные глаза. Вору-Абса-Мааш демон мелкий, даже мельчайший, но в юстиции и бухгалтерии настоящий гений, поэтому ему и достался такой ответственный пост. Передо мной и прочими крупными демонами он стелется, как медуза, но подчиненные от своего директора буквально стонут.

К тому же он редкостный похабник – у него огромный гарем, и он постоянно ищет возможности его пополнить, скупая всех красивых рабынь в Лэнге. Платит щедро (золото в Лэнге не в цене, но своя денежная единица имеется). Правда, на последних великих празднествах Вору-Абса-Мааш здорово напоролся – попытался купить… вроде бы жену одного из послов, я точно не знаю. А та оказалась не робкого десятка и подбила незваному покупателю глаз. Тот попытался скандалить, но посол, кажется, был серьезным магом, и скандал заглох в самом начале.

Старший канцелярист еще очень долго после этого ходил злющий и мучился простатитом.

Хотя он им и раньше всегда мучился.

– Господин Лаларту! – псевдорадостным голоском воскликнул Вору-Абса-Мааш, потирая сморщенные ладошки. – Какое счастье видеть вас! Присаживайтесь, вот и ваше личное креслице!

Этот лизоблюд держит у себя в кабинете кресла под задницы всех архидемонов. Мы ведь все разные, и большинство из нас на обычном стуле не усидит. Табуретка Нъярлатхотепа, например, больше похожа на какую-то авангардную статую.

– Доброе утро, – лениво махнул рукой я, убирая хвост назад.

– Доброе… что вы сказали?!! – в ужасе возопил уродец, забираясь под стол. – Утро?! Господин Лаларту, вы… вы серьезно?!!

– Да пошутил я, пошутил, сам посмотри, – хмыкнул я, отдергивая занавеси от окна.

Вору-Абса-Мааш выглянул наружу, убедился, что там по-прежнему глухая ночь, освещаемая лишь парой красных лун, и смахнул со лба пот.

– Господин Лаларту, чем я вас прогневил? – жалобно заскулил он. – За что вы так пугаете бедного чиновника?

– Оговорился просто, расслабься.

Состоявшийся разговор нуждается в пояснении. То, что в Лэнге всегда ночь, вы уже знаете. Солнца тут попросту нет. Поэтому слова «утро», «рассвет», «заря» и прочие, имеющие отношение к восходу солнца, очень нервируют местных жителей. Обычно, конечно, не так сильно, но Вору-Абса-Мааш существо трусоватое.

В Лэнге есть даже предание, что однажды над всем этим миром вспыхнет свет зари, и это станет началом Великого Рассвета. Так здесь называют Апокалипсис.

– Вольно, солдат, – хлопнул карлика по плечу я. Тот аж упал – я немного не рассчитал силу (а на самом деле – как раз рассчитал!). – Слушай, слушай, и не говори потом, что не слышал – зарэжу, да!

– Э? – кое-как поднялся с пола канцелярист.

– Йот’урраки. Эрангхо. Жрессар. Имена знакомы?

– Алуа из ю-гзераков, утукку из ш’аров, утукку из ш’хидов, – на автомате ответил Вору-Абса-Мааш.

Теперь понимаете, за что ему доверили такой пост?

– Что конкретно вас интересует, господин? – деловито спросил карлик, щелчком пальцев раскрывая возле себя пространственную складку и извлекая оттуда три пергаментных свитка.

– Все, – коротко ответил я, забирая досье.

– Попрошу! – взъерепенился Вору-Абса-Мааш, вновь щелкая пальцами. Свитки исчезли из моих пальцев и вернулись к нему. – Господин Лаларту, вы же знаете порядок – бумаги строжайше запрещено передавать в другие руки! Я вам бесконечно доверяю, но порядок, порядок… Что скажет Йог-Сотхотх?

– А что скажет Кальтенбруннер?! – возмутился я. – Ладно уж, читай сам. Все, что есть интересного.

– Тут много интересного… – задумался канцелярист. – Может быть, все-таки что-то более конкретное?

– Ну ты начни хотя бы.

– Так… Так-так-так… Ну, тут все вполне стандартно. Все трое состоят в одном легионе Шаб-Ниггурата, генерал Нанаксарра, третий да-барр. Утукку в первом наплыве, алуа во втором, поддержка девятой линии, проказа. Эрангхо отмечен б’рхса, был в седьмом налете на ак’кааба. Йот’урраки обладает правом на и-трегби, облечен властью Ирмуллиха…

Я почувствовал, что стремительно тупею. Армейская система Лэнга чрезвычайно сложна и запутана – я до сих пор толком не разобрался, как это все у них устроено. Рабан тоже.

– А, вот это вас, возможно, заинтересует, – дошел до конца свитков Вору-Абса-Мааш. – Все трое сегодня скончались. Значит, переносим в архив, в архив…

То, что смерть данных лиц уже отображена в бумагах, меня ничуть не удивило – в Лэнге такая система контроля и надзора, до которой не дошли ни Гестапо, ни НКВД. Каждое такое дело пишет себя само – любое мало-мальски важное событие в жизни рядового демона тут же отражается в архивах.

Вот с шишками покрупнее такого, к сожалению, не провернешь – а то бы я просто посмотрел, кто из них послал ко мне… Хотя почему к сожалению?! К счастью! Если бы на архидемонов велись такие же дела, я никогда в жизни не смог бы подменить Лаларту! А без меня вся эта затея с завоеванием Лэнга изначально бессмысленна.

– Скромнее, патрон, скромнее! – укоризненно потребовал Рабан. – И без тебя бы управились.

– Но с трудом.

– Э?.. Господин Лаларту, я не совсем понял… – робко пропищал Вору-Абса-Мааш. – Может, мне сделать вам копии бумаг?

– Давай на всякий случай, – согласился я.

Канцелярист свистнул, вызывая демона-переписчика. Тот обмакнул коготь в чернила и застрочил на свеженьком пергаменте – еще вчера был кожей грудного младенца. Пятнадцать секунд, и три абсолютно идентичные копии лежат передо мной – на типографию тут не отвлекаются, демоны работают споро.

– Вот тут есть еще кое-что, – ухмыльнулся Вору-Абса-Мааш, доставая из пространственной складки глиняную табличку, испещренную клинописью. – Некто Склънтастар несколько дней назад спрашивал о тех же троих, что и вы сейчас, господин.

– Склънтастар? – не без труда повторил это корявое имя я. – Кто это?

– Эг-мумия. Интересует? Я мог бы дать вам эту информацию… но закон, закон, ах, закон против… да, это строго запрещено…

– А как закон отнесется вот к этому?

Я протянул ему крохотный позвякивающий мешочек. Вору-Абса-Мааш развязал тесемки, с наслаждением втянул носом воздух и с умильной улыбкой протянул мне табличку. Чиновничья братия везде одинакова, в любом мире. Они напоминают механические часы – точно следуют предписаниям и постоянно нуждаются в смазке.

А в мешочке валюта Лэнга – зубы. Именно так, в качестве денежных единиц тут используются самые обыкновенные зубы. Есть даже своего рода таблица сравнительной стоимости зубов разных существ.

Самые дешевые у людей – за целую челюсть вы сможете купить разве что кусок мяса. У демонических животных они подороже – клык лярвы или шилопаука стоит три-четыре человеческих. Будхи, утукку, Погонщики Рабов, Дикие Псы, Волки и прочие надзиратели уже могут считать себя богачами – каждый из них имеет возможность пару дней кутить на всю катушку, выбив себе все зубы. Ну а я презентовал Вору-Абса-Маашу добрый десяток кусалок настоящего демона, хотя и мелкого. Царская взятка – он мне теперь еще и должен.

Кстати, Вору-Абса-Мааш во время разговора то и дело бросал жадные взгляды на мою пасть. За зуб Лаларту в Лэнге можно приобрести… да проще сказать, чего за этот зуб приобрести нельзя! А если учесть, что утраченный клык отрастает у меня заново где-то за неделю… да, я мог бы недурно на этом зарабатывать. Впрочем, экономика в Лэнге находится в зачаточном состоянии, и тут богатство может приносить разве что моральное удовлетворение.

– Ох, господин Лаларту, как же я мог забыть! – спохватился карлик, заметив, что я разворачиваюсь к дверям. – У меня же есть кое-что специально для вас – пришло с последней почтой! Сейчас, сейчас я поищу, не извольте беспокоиться!

Почта?.. Мне?.. Да еще сюда, в Ирем?.. Так сказать, «до востребования»?..

Интересно, и что бы это могло быть? Ума не приложу. Письмами в Лэнге вообще не слишком злоупотребляют – у них есть простая и быстрая телепатическая связь. К примеру, Шаб-Ниггурат в любой момент может переговорить с каждым из своих солдат, Носящий Желтую Маску – со своими разведчиками, а Йог-Сотхотх – вообще с кем угодно.

Конечно, вне этого мира связь рвется, но здесь…

Правда, у Лаларту ни с кем такой связи не было – он не владел даже зачатками телепатии. Еще одна причина, по которой Инанна выбрала именно его. Было бы довольно странно, если бы я вдруг оборвал линии со старыми связниками… к счастью, их не существует в природе.

Так что письма мне доставляют вручную – тут есть и такой вид почты. Послание просто вручается ближайшей Птице Лэнга, и та закидывает его адресату. Хотя ко мне они летать очень не любят, да и нельзя этим макакам доверять что-то важное – всем растреплют. Вот и пришлось моему неизвестному шантажисту прибегнуть к услугам Пазузу…

– Прошу простить, господин Лаларту, что-то я никак не могу… – сконфуженно рылся в своем карманном складе Вору-Абса-Мааш. – Будьте так милостивы, обождите еще минуту-другую…

Я молча хрустнул всеми сорока двумя пальцами. Карлик нервно содрогнулся – кто в Лэнге не знает, что такое когти Лаларту? И кто пожелает испытать на себе их бритвенную остроту?

За окном послышались приглушенные крики. Я оперся на подоконник, с интересом глядя на творящееся внизу. Там между башнями несся совершенно голый мужик с гитарой наперевес.

Хорошая гитара…

Что это за чудик такой, хотелось бы знать? Точно не демон – среди демонов есть человекоподобные, но их все равно нетрудно отличить от людей. Достаточно слегка приноровиться. И не раб – тутошние рабы нагишом по городу не бегают. И продавшим душу он быть не может – тех тоже нетрудно отличить.

М-да, необычный фрукт…

Додумать я не успел – мужика наконец-то догнали. За ним мчалась целая кавалькада разномастных демонов, и вот они прижали его к одной из башен. Несчастный прикрыл срам гитарой и, кажется, попытался взять пару аккордов… но больше он ничего не успел. Исчез под лавиной когтей и клыков, в считаные секунды превративших его в клочья.

Скорее всего, это был начинающий маг, неосторожно забредший в Темный мир. Типичный случай – научится парень (или девка) паре фокусов и сразу задирает нос. Мол, теперь круче меня только гора Монблан, да и то ненамного! И все – море по колено, сразу лезет на медведей с кулаками. Хорошо, если рядом есть более опытные и умелые товарищи (а лучше учитель), тогда еще как-то обходится. А чересчур храбрые юнцы-одиночки обычно долго не живут.

Тут ведь оно как – крутость крутостью, талант талантом, но опытом тоже пренебрегать нельзя ни в коем случае. А первый опыт – он самый дорогой. И обходится порой очень дорого. Для мага особенно – вот вы думаете, почему среди сильных магов совершенно нет молодежи? Да все потому же – потому что без опыта, знаний и тренировок одинокий талант ничего не стоит. Молодой маг – это такая же редкость, как молодой профессор квантовой физики. А архимаг моложе сорока – это вообще нечто из разряда детских сказок.

Так что если смотреть с этой стороны, мне здорово повезло, что я заполучил Рабана. Хоть он и подкалывает меня каждую свободную минуту, без его советов и подсказок жизнь была бы заметно сложнее.

– Вот именно, патрон! – не преминул влезть в чужие мысли проклятый керанке. – А ты меня совершенно не ценишь!

– Да ценю, ценю, успокойся… – рассеянно отмахнулся я. А все-таки – почему он был голый?

– Э? – поднял голову Вору-Абса-Мааш, доставая запечатанный конверт. – Вы что-то сказали, господин?

– Мысли вслух. Это оно и есть?

– Оно самое, оно самое, господин. Извольте получить, – расплылся в умильной улыбке уродец.

Я торопливо разрезал конверт прямо когтями – запечатали его на совесть. На душе скребся червячок нехороших подозрений…

И они не замедлили сбыться: в конверте обнаружилась одна-единственная коротенькая фраза – «Я слежу за тобой!».

Глава 21

Пазузу я дома не застал. Но его домоправитель клятвенно заверил нас с Рабаном, что хозяин просто ненадолго отлучился и вот-вот появится. А пока не соблаговолит ли драгоценный гость передохнуть с дороги и чем-нибудь перекусить?

Я соблаговолил. Чем гоняться за Пазузу по всему Лэнгу, куда проще посидеть и подождать у него дома. Заодно и перекушу – люблю я ходить в гости и объедать хозяев. Как старый халявщик Винни-Пух – помните, как он весь мед у Кролика сожрал? Странно, что еще сам Кролик цел остался – настоящий медведь не отказался бы от свежего мясца…

Правда, уже через минуту я гневно кричал, топал ногами и плевался кислотой в перепуганных слуг, искренне старавшихся угодить великому Лаларту и принесших мне самые замечательные деликатесы. К примеру, тушеного мла… тьфу, при одной мысли о таком «кушанье» рвота подступает!

Какие же они все тут козлы, какие козлы! И ничего не попишешь – Лаларту на моем месте умял бы эту трапезу за обе щеки, да еще самими поварами закусил бы. Пазузу живет в башне. Она так и называется – Башня Пазузу. Огромная каменная дура, чуть ли не вдвое выше большинства строений Ирема. Я сейчас нахожусь на самом верхнем этаже, и здесь просто огромные окна. Это даже не окна, а просто отсутствующие участки стены.

Ясное дело – Пазузу ведь тоже летучее существо, ему двери без надобности.

Если смотреть с большой высоты, даже панорама Лэнга приобретает некую суровую красоту. Пышущий жаром вулкан на фоне скальных игл, базальтовые отроги, наросшие за тысячи лет извержений, темная пузырящаяся лава, неторопливо стекающая по дальней стороне…

Интересно, а что будет, если однажды Гирла Уриа решит изменить обычному направлению и пустит огненную реку прямо в Ирем? Последний день Помпеи, не иначе…

Хотя он этого не сделает – вулканы Лэнга контролирует сам С’ньяк. Погода и геологический рельеф – единственное, что еще заботит этого древнего демона. Поэтому климат в этом мире хоть и отвратителен, но все же пригоден для жизни. Тем более, что здешние жители на редкость неприхотливы…

– Патрон, по-моему, нас прослушивают, – подал голос Рабан.

Мне послышалось, или он действительно сказал это с тревогой?

– Угу. Кто и как?

– Нет, сейчас-то уже никто и никак. Просто пытались. Знаешь, такая вроде как мягкая пушистая лапка… И попыталась залезть нам в голову!

– Угу. А ты?

– Вышвырнул, конечно! – возмутился Рабан. – Нет уж, патрон, пока я тут, нас никто не подслушает!

– Это хорошо… – рассеянно ответил я, погружаясь в раздумья. – Думаешь, кто-то из окружения Пазузу?

– Что?

– Лижет сразу две задницы, как говорила миледи.

– Патрон, по-моему, она как-то по-другому говорила, – засомневался Рабан. – Сейчас, подожди, сверюсь с памятью…

– Да какая разница, это же просто поговорка… Что делать будем?

После недолгого обсуждения мы решили прошвырнуться по башне, пока хозяина нет дома, и приглядеться, кто тут вздумал под нас копать. А заодно заскочить на кухню и найти что-нибудь повкуснее того, что здесь обычно предлагают гостям.

Про кухню – это я придумал.

У Пазузу большая башня, на восемь этажей. А этажи тут очень высокие – все-таки в этом типе три с половиной метра. В какой-нибудь человеческой квартире он смог бы передвигаться разве что ползком. Но розыски продолжались недолго – чтобы найти еду, мне даже направление не очень-то нужно. Желудок приведет.

Однако встретили нас там неласково.

– Та-а-ак! – взревела пузатая демоница, уткнув руки в бока. – Это кто ж тут у нас заявился?! Это кто ж тут недоволен моими блюдами?!

– Я, – удивленно ответил я, взирая на повариху снизу вверх. – Лаларту.

– Да чтоб у тебя пальцы отсохли и отвалились! Чтоб кишки у тебя ссохлись и почернели! Чтоб глаза у тебя вытекли и больше не выросли! Чтоб тебя так поуродовало, чтобы даже дьяволица тебе не дала! Чтоб тебе стать кормом для рабов, козья отрыжка! Чтоб тебя Червь сожрал, и его от тебя стошнило!

– Миледи, чем я все это заслужил?! – испуганно попятился я.

А повариха наступала, потрясая поварешкой размером с экскаваторный ковш.

Да уж, эта дама здорово наловчилась нагонять страху. Среди демонов Лэнга вообще не так уж много женского полу (раз в десять меньше, чем мужского), но они, как правило, довольно крупные и агрессивные. Утукку, например, плодятся по методу муравьев – у каждого подвида есть своя королева, периодически откладывающая яйца. И я не завидую тому, кто по неосторожности разозлит одну из таких королев…

– Ты куда пришел?! – продолжала вопить толстуха. – Ты что, у себя дома?! Фу-ты, ну-ты, выискался капризник! Ты мне когти-то повыпускай, повыпускай, я тебе так шандарахну, одни брызги останутся! Ишь, архидемон! Иди лакеев пугай, им по ранжиру положено!

– Миледи… – попробовал вставить словечко я, прижимаясь к стене.

Когти я действительно выпустил, но чисто инстинктивно. Над вами никогда не нависала пятиметровая женщина со свиным рылом вместо лица, объемами напоминающая солидную копну сена?

Повезло…

– Какая я тебе миледя, урод шестирукий?! – злобно хрюкнула повариха. – Тебе обед подали?!

– Ну…

– А что не жрешь, скотина?! Я ж, дура, специально расстаралась для дорогого гостя, самое вкусненькое приготовила, а дорогой гость, видишь ли, нос воротит! Что не понравилось?! Пахнет не так? Или, может, соком апельсиновым сдобрить забыли?! Так ты только скажи, я же здесь специально нахожусь, чтобы вашим капризам потакать! Ну?!

– Может, поросеночка молочного?.. – вякнул я.

И испугался. Свиное рыло поварихи исказилось в бешеной злобе – кормить меня поросятами она явно не собирается. Интересно, почему?.. Родню жалеет, что ли?

– А у вас молоко убежало! – показал ей за спину я.

– На моей кухне не было молока уже лет двести! – прорычала демоница, замахиваясь поварешкой.

– Блин, а у Карлсона получилось… Тогда все, я уже сыт! – крикнул я, делая кульбит через голову и уносясь вверх по лестнице.

Демоница орала мне вслед, но догонять не стала. Для такой красавицы а-ля Кустодиев даже огромные коридоры башни Пазузу немного тесноваты…

Вот так – бежал с позором от тетки с поварешкой. Стыдно? Очень. А что поделаешь – хоть и страшна, как ядерная война, но все-таки женщина. А у меня на женщину ни одна из шести рук не поднимается – такой уж я уродился…

– Тетушка Нукхзе, припасы на кухню привезли, – льстиво сообщил кухарь, отвлекая повариху от проклятий в мой адрес.

– Оч-чень хорошо! – все еще сердито, но уже более мирным голосом ответила демоница. – Что там?

– Младенцы человеческие, живые, упитанные, – широко ухмыльнулся мелкий демон. – С полсотни будет. Что с ними прикажете?..

– Бери вилы, да иди разгружай! В первый раз, что ли? – нахмурилась Нукхзе.

Нет, пожалуй, я все-таки ошибся. На эту женщину у меня рука поднимется.

– Э-э-э, патрон, не вздумай! – испугался Рабан. – Всю конспирацию загубишь!

– Так что же мне – терпеть?!

– А от смерти одной демоницы что-нибудь изменится?! Надо весь Лэнг сковыривать, весь! Как болячку! Потерпи, патрон, энгах должен быть терпеливым!

– Ладно уж, потерплю еще немного… – мрачно прохрипел я, стараясь не прислушиваться к крикам снаружи.

Это оказалось на удивление просто – я уже привык, что многое приходится пропускать мимо ушей. Тут миллионы рабов, и ждет их всех одно и то же…

– Да не переживай так, патрон, всем не поможешь! – подчеркнуто жизнерадостно воскликнул Рабан. Ему-то что, он вообще не человек… Я, правда, тоже, но я ведь им был! – Хочешь приятную новость?

– Давай.

– Я засек того, кто нас подслушивал. Это из-за поворота… еще дальше… вон, видишь дверь?

– Угу.

Мы стояли возле огромной двустворчатой двери, охраняемой парой явных родственников тетушки Нукхзе – поменьше ростом, но такие же толстые и свиноподобные. Вооружены чем-то вроде здоровенных мотыг. Интересно, что это за демоны? За пределами Башни Пазузу я подобных не встречал…

– Как жизнь, служба? – заложил нижние руки за спину я, правой верхней отдавая честь. – Что охраняем?

– Гры-ык аргрых! – любезно ответил часовой.

– Понятно все с вами…

– Дай прикинуть, патрон… – задумался Рабан. – Кажется, там что-то вроде музея. Библиотека или архив какой-нибудь… Живого вроде никого нет. Но сигнал точно оттуда. Подробнее не скажу – надо бы глазами посмотреть, а не направлением…

– Угу. Ладно, вратари, подвиньтесь-ка, зайти надо.

– Ургрурук! – угрожающе наклонили мотыги свинтусы.

– Ясно, граница на замке… Рабан, мысли есть?

– Можно просто вломиться… Но тогда мы с Пазузу поссоримся. Он же у тебя дома никуда без спроса не вламывается?

– Нет, он мне только угрожающие письма подкидывает… Но в целом ты прав…

– О, патрон, а там есть окно! – заметил Рабан, торопливо сканируя помещение направлением. – Узенькое, правда…

– Но я пролезу?

– Если руки вытянешь и немножко сплющишься. Для Пазузу это вообще не окно, а форточка.

– Тогда пошли.

На улице мы одновременно посмотрели наверх. Еще бы не одновременно – глаза-то у нас общие!

– Это вон то, четвертое снизу? – уточнил я.

– Вроде как.

– Оно и для меня форточка… Ну ладно, полетели… хотя нет, рановато…

Я ощупал крылья – те уже отросли заново, но на перепонке все еще хватало прорех. Пожалуй, часа через три-четыре я смогу взмыть в воздух, как прежде, но сейчас лучше не рисковать – еще брякнусь в самый ответственный момент…

– Значит, просто полезли, – подытожил я, слегка выпуская когти. – Жаль, стена гладковата… ну ладно, как-нибудь…

– Погоди, патрон, подумай сначала, – забеспокоился Рабан. – Знаешь, если Пазузу доложат, что ты лазишь к нему в окна, он может и обидеться… А свидетелей тут хватает.

Я задумался. Рабан говорил дело. Нет, может статься, что Пазузу отнесется к этому равнодушно… но зачем мне рисковать лишний раз? А вдруг этот четырехкрылый взбесится?

– Патрон, я вот чего думаю…

– Завязывай уже со своим «патроном», а? – невесть с чего рассердился я. – Ты бы меня еще гильзой назвал!

– Патрон – это покровитель, заступник, начальник, хозяин, – дружелюбно объяснил мозговой паразит. – Извини, патрон, но мне же надо тебя как-то называть.

– Зови по имени. Я тебе уже когда-то предлагал. Теперь-то у меня есть имя!

– Олег Анатольевич?.. Или все-таки Лаларту Ноденсович?

– Олег!

– Ладно, патрон, как скажешь.

– Тьфу на тебя, вот как скажу. Ты там что-то хотел предложить?

– Хотел, точно. Видишь башню рядом?

– Не слепой. Дальше?

– А ты посмотри внимательнее – у них на восьмом этаже окно прямо напротив того, что в архив Пазузу. Зайдем, поднимемся, а там перепрыгнем. Как?

– В целом ничего, – оценил идею я. – Только тут расстояние метров тридцать. Думаешь, перепрыгну?

– М-м-м… где-то семьдесят на тридцать.

– Уточнение: это в чью пользу?

– В твою, патрон, в твою. Даже не сомневайся. А если там полоса для разбега будет, так и вовсе почти сто процентов.

– Вряд ли, – скептически осмотрел не слишком-то широкую башню я.

Это оказалась Башня Крови. И у меня сразу испортилось настроение – тутошние обитатели мне особенно несимпатичны. Нет, я понимаю, что в Лэнге вообще нет (ну, почти) ничего симпатичного, но все же есть некоторая разница между людоедами, просто убивающими и пожирающими детей Адама, и теми, кто оставляет их в живых, постоянно отсасывая все новые и новые порции крови. По-моему, это еще хуже.

Да, вы правильно догадались, в Башне Крови живут вампиры.

Нет, не обычные вампиры, столь часто встречающиеся в других мирах. Эти твари называются Злыднями, и это нечто среднее между демоном и вампиром. Они человекообразны, но очень тощие, с удлиненными конечностями, длинными крючковатыми когтями и зубами-иглами, выпирающими изо рта, как у глубоководной рыбы. Нижняя часть лица увеличенная, а пасть просто огромная. Если приглядеться, можно заметить на зубах канальцы, через которые они всасывают кровь. У Злыдней необычная расцветка – черные и белые разводы, хаотично перемежающиеся на коже. Этакие арлекины.

Здесь, в Лэнге, они занимают ту же экологическую нишу, что и их сородичи в других мирах – трутни и паразиты. Вампиры – поразительно распространенные существа. Почти везде, где есть люди или еще кто-нибудь теплокровный, обязательно найдутся и они – мерзкие, подлые, гнусные твари, нападающие исподтишка, чаще всего во сне. Насколько мне известно, ни в одном из миров не существует страны или хотя бы города, населенного исключительно или хотя бы преимущественно вампирами – чем они, спрашиваются, будут в таком городе питаться?

Нет, они всегда селятся где-то поблизости от ходячих бурдюков с кровью…

– Мастер Лаларту, какая честь для нас, скромных слуг великого Азаг-Тота! – воскликнул здешний хозяин, лично спустившийся поприветствовать гостя. – Если бы я не был так огромен и неуклюж, лично омыл бы вам ноги! Позвольте, за меня это сделает моя дочь – поверьте, она просто мечтает об этом!

– Мечтаю! – подтвердила молоденькая вампирша, похотливо взирая на меня.

В принципе, для Злыдня она ничего, даже миленькая… если не смотреть на зубы. Но одного взгляда на папашу достаточно, чтобы все подобные мысли отшибло напрочь. Очень уж он… неаппетитный. В его присутствии я бы даже есть не решился – вырвет.

Вообще-то, технически Злыдни находятся под рукой Акхкхару. Но он редко покидает Трок, и его мало волнуют административные заботы. Так что он давным-давно передоверил их своим детям – Гелалу и Лилит. Однако Гелал пошел в папашу, шляется по всему Лэнгу, плюет на все с высокой башни и совершенно неспособен на что-либо полезное. Лодырь и раздолбай.

Лилит же в Лэнге и вовсе отсутствует – когда Мардук Двуглавый Топор запечатывал этот мир, она находилась вне его. И, как и Саккакх, благополучно избежала тюрьмы, в которой застряли остальные их родичи. А поскольку она, в отличие от Саккакха, не могла помочь родине ничем особенным, ее особо и не разыскивали. Гуляет сейчас где-то в других мирах, давно позабыв о вонючей родине.

В результате всего этого колонией Злыдней руководит некто Слизень. Он какой-то там родственник Гелала – троюродный племянник главной жены, если не ошибаюсь. С делами справляется недурно, но внешность…

Слизень невероятно, чудовищно толст. Сам он не ходит уже много лет – его таскают на носилках четыре огромных раба-полудемона. Обычные люди не справились бы – в этом создании тонны полторы, не меньше. Я никогда в жизни не видел его ног – они постоянно скрыты под слоями дорогого шелка, укутывающего его с головы до ног, и жира, лежащего складками, как у гиппопотама. Не уверен даже, что они там еще остались – может, давным-давно атрофировались?

– Почему вы так долго не навещали нас, мастер? – спросил Слизень, пока его дочь и в самом деле мыла мне ноги. Впрочем, им это действительно требуется – обуви я не ношу, дороги Лэнга не отличаются чистотой, а при отсутствии крыльев поневоле приходится ходить пешком. – Мы рады видеть вас в любое время, в любой эондр! Посмотрите на небо – луны благоприятны, они так и зовут вас посетить дом, где вам всегда рады!

Врет, старая сволочь. Нагло брешет – ни черта он мне не рад. Даже наоборот – изо всех сил намекает, чтобы я побыстрее сказал, зачем приперся, сделал это и убрался восвояси. Чего еще ждать от вампира?

– Мастер Слизень, что у вас находится на восьмом этаже? – сразу взял быка за рога я.

– Ничего, просто кладовка, – быстро ответил главный Злыдень.

Так быстро и таким невинным голосом, что я сразу понял – снова врет.

– Угу. Кладовка, значит… – задумчиво высвободил ногу я. Дочь Слизня покрывала ее страстными поцелуями. Лучшие традиции Лэнга – корчить из себя половую тряпку перед высшим, максимально унижать и мучить низшего.

Мне такие традиции не нравятся. К тому же мне неприятно, когда ступни (да и любую другую часть тела) целует кто-то, у кого зубы еще длиннее и острее моих. Злыдни упорно не желали допустить меня в указанное помещение. Но прямо возражать не осмеливались – Слизень по рангу стоит намного ниже любого архидемона. Это у свинтусов в соседней башне имеется надежное прикрытие с тыла – могучий дегенерат Пазузу. А у этих кто? Акхкхару? Вот уж кто точно не почешется, убей я хоть всех его слуг…

А когда я все-таки пробился сквозь кисельную вежливость, стеной закрывшую проход на восьмой этаж, то мгновенно понял, почему меня не хотели туда пускать. Это действительно оказалась всего лишь кладовка.

Продуктовая.

Вопрос на засыпку – что хранится в холодильнике у вампира? Правильно, банки с чем-то, подозрительно похожим на томатный сок. А у вампира-гурмана, который предпочитает свежатинку? То, что я увидел здесь – живые люди. Несколько десятков молодых рабов, привязанных к стенам. В нескольких местах на коже виднеются трубки с затычками, присоединенные прямо к венам.

Чтоб, понимаешь, зубки лишний раз не утруждать…

– Вот суки! – невольно прохрипел я, оглядываясь на Слизня. Тот от испуга даже выпустил изо рта трубку кальяна, который обычно курит.

– Не желаете ли перекусить, мастер Лаларту? – с тщательно скрываемой ненавистью спросил он.

Теперь я вспомнил. Год назад я (точнее, тогда это был еще не я, а «папа») заскакивал к ним в гости и заходил в эту самую кладовку. И перекусил на дорожку – выел всем рабам мозги. Лаларту очень любил человечьи мозги. Конечно, после этого «живые консервы» стали непригодными к употреблению, и их пришлось менять. А Злыдни – твари небогатые…

– Всем выйти и закрыть дверь снаружи, – приказал я, поднимая за шкирки дочь Слизня и еще двоих Злыдней. А тремя остальными руками – пихая в спину самого Слизня.

Полудемоны послушно вынесли носилки с жирдяем, тщетно колотящим их по макушкам. Я, не доверяя этим вампирам, подпер дверь каменным идолом (у маскимов уперли, что ли?) и посмотрел на равнодушно глядящих в пустоту рабов. Может, прирезать их, чтобы не мучились?

– А смысл? – спросил Рабан. – Они просто купят новых и будут доить их. Эти вроде уже притерпелись…

Вот сволочь! Ненавижу, когда он давит меня логикой! Логика версус эмоции…

– Патрон, а версус – это что такое?

– «Против» по-английски, – перевел я, протискиваясь в окно. – И тут тоже узенькое…

– Патрон, а чего это ты по-английски думать начал?

– Да пошел ты…

Я прицепился к стене всеми когтями и оценил расстояние. Да, тут даже не тридцать метров, а все тридцать пять… И разбега никакого не предвидится? Перепрыгну? Не перепрыгну? Неохота опять падать… Тут, правда, не жесткий асфальт, а сравнительно мягкий снегопепл, но все равно неохота.

– Раскачаемся… – пробормотал я, сворачивая хвост пружиной и прижимая его к стене. – Толчковый рычаг готов?

– Чего? – спросил Рабан.

И я прыгнул.

Оттолкнулся всеми восемью конечностями и хвостом, расправил в полете рваные крылья на манер дельтаплана, сложил руки тройками, создав нечто вроде дополнительной опоры, и вытянул голову как можно дальше, чтобы основной удар пришелся на головное лезвие-таран.

– Джеронимо-о-о-о-о-о!!! – разнесся по округе вопль несущегося вперед яцхена.

Надеюсь, никто не обратил на это внимания. В конце концов, Лэнг то и дело оглашают дикие крики, звериное рычание, сдавленные хрипы, тоскливый вой, болезненные стоны, вздрагивающие рыдания и грязные ругательства. Так что еще один дурацкий возглас ничего особенно не добавит.

Если бы мы были поближе к Кадафу, его бы вообще никто не услышал – из-за постоянного воя На-Хага там плохая слышимость. Может, именно поэтому в Ониксовом Замке звуконепроницаемые стены?

– До чего узко… – ворчал я, с трудом пропихивая в щель голову. – Может, расширить немного?

– Заметно будет.

– Да уж… Блин, совершенно не пролезаю…

– Ты, патрон, говори о чем-нибудь, так легче будет.

– О чем?

– Да хоть стишок какой-нибудь прочитай.

– Ум-м-м… Кисонька-мурысонька, ты где была? – вспомнил любимую считалку детства я.

– На мельнице! – поддержал игру Рабан, тут же выудивший нужные слова из моей памяти.

– Кисонька-мурысонька, что там делала?

– Мышей ловила!

– Неправильно – надо отвечать «муку молола».

– Патрон, у нас же с тобой был кот, – саркастично напомнил керанке. – Мог бы и заметить, что кошки муку не молют… не мелют. Если уж кошка пришла на мельницу, то разве только мышей половить.

– Ладно, как скажешь. Кисонька-мурысонька, что из мышей пекла?

– Пирожки.

– Кисонька-мурысонька, с кем пирожки ела?.. пирожки с мышатиной, да уж…

– Одна!

– Ах ты, кисонька-мурысонька! Не ешь одна, не ешь одна!

– Э-э-э, патрон, тут сколько ни ори, а кошки едой не делятся. Попробуй, отними у нее хотя бы кусочек колбаски – такой скандалище закатит… Пожалеешь, что на свет родился.

– Это верно, – согласился я, вспомнив Вискаса. – О, протиснулся наконец-то!

– Видишь, я же говорил, проще будет.

Внутри меня поджидала небольшая зала, плотно набитая всяким старьем. Вдоль стен (каменных) сплошь стеллажи (каменные), заполненные шкатулками (каменными), статуэтками (каменными) и камнями (угадайте). Особенно сильно выделялись десятки ярко-алых ромбиков, стоящих в два ряда на самой верхней полке. Интересно, что это за штуки?

– Ну вот теперь-то мы хором скажем «Ага!», – удовлетворенно огляделся по сторонам я. – Где тут жучок?

– Да нет тут жучков, один камень кругом… Жуки у Пазузу только на кухне.

– В переносном смысле. Жучок – подслушивающее устройство.

– А, эти… Тогда прямо перед нами. Вон, шкатулка на колонне.

– Да это не колонна, просто столик одноногий, – безучастно заметил я, подходя поближе.

На столике, и в самом деле сделанном в виде древнегреческой колонны, стояла шкатулка, обитая черным бархатом. Нет, пожалуй, все-таки не черным, а очень-темно-фиолетовым. Симпатичная. Но даже не обладая чувством направления, можно почувствовать некую смутную угрозу, исходящую из недр этого безобидного предмета. Не знаю, что там прячется внутри, но явно что-то недоброе…

В общем, типичный предмет для Лэнга, тут на каждом углу что-нибудь в таком духе.

– Ну, посмотрим, что тут за… – пробормотал я, протягивая руки.

– Шухер, патрон! Прячемся!

За меня среагировали рефлексы. Ноги сгибаются в коленях, хвост упирается пружиной в пол, и я взлетаю вертикально вверх, как кузнечик. На лету выпускаю когти, зацепляюсь за резной потолок, выворачиваю руки назад, обвертываюсь крыльями на манер сигары и полностью сливаюсь с фоном.

Двустворчатые двери раскрылись, и в помещение вошли трое. Сам Пазузу и двое младших Господ – эг-мумия и Жрец Глубин. Последний меня особенно удивил – эти существа практически никогда не покидают Глубинного Царства. Они даже не могут дышать на воздухе, и здесь им приходится носить специальные дыхательные амулеты, похожие на янтарные аквалангистские маски.

– Пш-ш-шаа-ш-хаашшаахх?.. – спросил Жрец Глубин, указывая на шкатулку. – Пшшшааахх-е-е-еххшш?

Да, именно так звучит Глубинное Наречие, если говорить на нем на воздухе. Это подводный язык.

– Цюрмле спрашивает, то ли это самое, что ты обещал нашему господину? – перевел эг-мумия.

– А, да, – глубокомысленно кивнул Пазузу. – Красивая шкатулка. Да? Красивая черная шкатулка. Маленький ящик.

Эг-мумия и Жрец Глубин переглянулись и ехидно покачали головами. Пазузу все-таки удивительно глуп.

– Шкатулка, шкатулка… – потыкал ее пальцем архидемон. – Красивая… Черная…

– Мы взглянем сами, – приоткрыл крышку эг-мумия.

– Пшша-ххху-а-ухшшш?! – восторженно воскликнул Жрец Глубин, едва не засовывая туда всю морду.

К сожалению, они держали ящичек так, что я ничего не увидел. Направление не помогало – только какие-то спутанные рваные сигналы, большего я получить не смог.

Зато у меня было время, чтобы как следует рассмотреть этих двоих – Цюрмле и, без сомнения, того самого Склнътастара, о котором упоминал Вору-Абса-Мааш. Теперь, когда я увидел обоих, направление отыщет их где угодно… если, конечно, они не покинут этот мир – сквозь четвертое измерение я ничего не вижу. Итак, эг-мумия и Жрец Глубин. Оба этих вида относятся к Господам низшего порядка. То есть примерно соответствуют рядовым дьяволицам или адским духам. И оба весьма неприятно выглядят.

Эг-мумии похожи на седых или лысых людей без кожи, затянутых в прозрачные одеяния. Что-то вроде клеенки или целлофана. К тому же у Склнътастара макушку украшает стальной обруч с шипами, руки и ноги обтягивают кожаные ремни, а грудь пронзает железный штырь.

Первые два украшения – знаки отличия. Влиятельный чиновник и недурственный маг. А вот штырь – очень плохой признак. Своего рода клеймо преступника, демона, не оправдавшего возложенного на него высокого доверия. И пока эту хреновину из него не вытащат (а это может сделать только Йог-Сотхотх или Азаг-Тот – иначе смерть), он изгой, лишенный доступа в Кадаф.

Жрецы Глубин – существа сравнительно немногочисленные. В Лэнге их всего пара сотен. Темно-синяя гладкая кожа, как у лягушек, переходящая в зеленый на ладонях и стопах, пальцы очень сильные и гибкие, снабженные довольно острыми когтями. На плечах и бедрах большие округлые плавники с шипами, ушей и волос нет, глаза почти человеческие, а вместо рта и носа что-то вроде большой присоски. Как у рыбы-прилипалы. Этой штуковиной Жрец Глубин удивительно быстро может высосать из человека… да все. Минута в смертоносном объятии, и от несчастного останется только высохшая мумия.

Никаких отличительных черт на Цюрмле я не заметил – разве что белесый шрам на левом бедре. Из одежды они носят только маски для дыхания, так что разглядеть было нетрудно. Впрочем, я и так знаю, что Жрецы Глубин самые доверенные слуги Дагона и больше никому не подчиняются. Интересно…

– Да, это именно то, о чем говорил господин, – подтвердил Склнътастар.

– Пшаушшшхх-уаушшш?

– Уверен.

– Шпшшш-х-х-хушш?

– Лучше всего прямо сейчас. Господин может разгневаться, если мы…

– Шшшш-хапшш!

– Да, гнев господина воистину страшен, – согласился эг-мумия. – Мы забираем сию вещь.

– Забираете? – удивился Пазузу. – Кого?

– Шкатулку. Надеюсь, мы заплатили достаточно?

– Красивую шкатулку? А что вы дали мне взамен?

– Двенадцать молодых рабынь, присланных из Рари, – терпеливо напомнил Склнътастар. – Достаточно ли сего?

– М-м-м-м? – задумался Пазузу. – А когда?

– Что когда?

– А ты кто? – тупо уставился на него Пазузу.

– Цюрмле, можешь забирать, – устало передал шкатулку Жрецу Глубин Склнътастар. – Время уходить.

– Куда? – посмотрел ему вслед Пазузу. Потом перевел взгляд на столик, на котором только что стояла шкатулка. – Какая красивая колонна! Белая такая…

Я раздраженно смотрел вниз. Пазузу все ходил вокруг колонны, любовался ею и громко восхищался. А эг-мумия и Жрец Глубин, если верить направлению, уже покинули башню и двигаются в направлении квартала эг-мумий. У этих уродов без кожи есть свои способы перемещаться между поселениями Лэнга.

И это очень неприятно – если они сейчас прыгнут в Трок, Р’льиех или Кадаф, это будет стоить мне потери времени… Хотя в Кадаф не прыгнут – Склнътастару запрещено там появляться. Но это даже плохо – Трок и Р’льиех еще дальше от Ирема, чем Кадаф.

Пазузу наконец-то налюбовался колонной, повернулся к выходу, но в последний момент поднял голову и помахал рукой:

– Привет, Лаларту! А ты что там делаешь?

Глава 22

– Привет, Пазузу, – мрачно ответил я, спрыгивая с потолка. – Вот, заскочил, тебя дома не было, решил подождать немного…

– Привет, Лаларту! – снова обрадовался Пазузу.

Я уже говорил, что Пазузу глуп, как пробка?

Но в лицо ему это осмелятся сказать немногие. Даже я вряд ли рискну с ним связываться – в бою этот демон может одолеть небольшую армию.

Нет, я это тоже могу, но… но зачем мне такие заморочки?

Пазузу почти вдвое выше меня – в нем три с половиной метра. Светло-оранжевая кожа по прочности может поспорить с древесной корой, хотя моему экзоскелету все же уступает. Рук только две и пальцев на них всего по четыре, но эти громадные лапищи не намного хуже моих шести семерней. Когти тупые и не слишком полезные, но зато он одной рукой может вырвать из земли столетний дуб. Боевые параметры у этого танка тоже на высоте. Чудовищно силен. Рефлексы порядком уступают моим, на короткой дистанции я его обойду, но если придется бежать марафонскую, он стопроцентно победит. Летает тоже намного быстрее, хотя таких финтов выписывать не может.

Если сравнивать с техникой, то я буду маленьким юрким вертолетом, а он тяжелым ТУ-104. У него могучий толстенный хвост, которым он может убить человека, и целых четыре крыла. Правда, рабочие только два – те, что растут из лопаток. Два других торчат по бокам выступающего шейного позвонка, размером чуть больше моей ладони и совершенно бесполезны. Рудименты, не более.

Ну а морда у Пазузу – нечто среднее между филином и черепахой. Роговой клюв на пол-лица, в котором, однако, растут изогнутые кривые клыки, круглые совиные глазищи, великолепный веер из розово-белых перьев на затылке и два небольших, но очень острых спиралевидных рога во лбу.

– Привет, Лаларту! – в третий раз воскликнул Пазузу, щелкая клювом.

– Привет, тупица… – пробормотал я, старательно изображая радость. – Пазузу, а кто это был?

– Где? – удивленно заглянул под стол Пазузу. – Ой, камешек!

– Я о тех двоих, что только что вышли. Эг-мумия и Жрец Глубин. Это твои друзья?

– Пазузу дружит с Лаларту, – кивнул он. – Лаларту – друг Пазузу.

– Замечательно… А все-таки?

– М-м-м? Лаларту, ты хочешь есть? Пойдем есть! Тетушка Нукхзе приготовила вкусный обед!

Я лихорадочно стал подыскивать предлог для отказа. В понимании Пазузу «вкусный обед» – это человечье мясо. Он людоед. И не просто людоед, а самый что ни на есть людоедистый. Остальные демоны тоже любят человечину, но все-таки разнообразят рацион и другим мясом. Пазузу – никогда. Не припоминаю, чтобы он хоть раз проглотил при мне волоконце чего-то, не принадлежавшего человеческому существу.

– Тетушка Нукхзе, Лаларту пришел в гости! – крикнул Пазузу, без труда таща меня за собой по лестнице. Чуть руку не вырвал. – Накорми его! И меня накорми!

– Сейчас, сейчас… – пробурчала демоница, вытирая руки полотен… простыней и неприязненно поглядывая на меня. – Развелось нахлебников, все рады хозяина объесть… Лалассу все время заскакивает, теперь еще и братец повадился…

– Лалассу? – заинтересовался я. – И давно он… ходит к вам в гости?

– А тебе-то что? – прищурилась повариха. – Сейчас, хозяин, сейчас подам тебе обед, потерпи еще чуть-чуть!

– Быстрее! – капризно щелкнул клювом Пазузу. – Я проголодался!

Он взмахнул крыльями, едва не сшибив ближайшую колонну, и схватил со стола ближайший съедобный предмет – свежеиспеченный каравай хлеба. Рабская еда. Пазузу тут же подтвердил свое к ней отношение, понюхав батон и презрительно бросив его под ноги.

– Хлеб на пол?!! – взъярилась Нукхзе. – Да как тебе не стыдно?!

Интересно, почему эта свинорылая так нагло себя ведет? Да, у Пазузу мозги трехлетнего ребенка, но он же все-таки архидемон! Откуда такой гонор? Ведь разозлись он по-настоящему – просто превратит ее в отбивную котлету.

– Нельзя бросать хлеб на пол! – рявкнула повариха, поднимая каравай. – Пол только что вымыли, а ты его пачкаешь всякой дрянью! Хлеб надо бросать в помойную яму! Вот так!

Туда она его и бросила. В здоровенную дыру в полу, откуда поднимаются зловонные пары. Чуять я этой вони не чую, но мне и не требуется – я ее вижу! Мусоропроводов в Лэнге нет, так что под каждой башней выкопан огромный погреб для отходов. Обычно там живут лярвы, которые всем этим питаются. А иногда и маскимы.

– Тетушка Нукхзе, еще двенадцать рабынь привели! – порадовал повариху кухарь. – Вот, образец!

Уродливый демон держал за руку прелестную и ужасно перепуганную девушку. Кожа и волосы пепельно-серые – как я говорил, обитатели Серой Земли порой отправляют демонам Лэнга и своих собственных сородичей.

Интересно, чем эта красавица так провинилась? По-моему, казнить и то милосерднее, чем отправить в ссылку сюда.

– Ой, какая красивая! – восторженно посмотрел на рабыню Пазузу. – Она мне нравится, нравится! Я ее хочу прямо сейчас!

– Сейчас сделаем, – устало ответила Нукхзе, сдирая с бедной девушки одежду (если эти лохмотья можно так назвать) и взваливая ее на плечо. Та робко завизжала, уносимая в глубь кухни, а через миг раздался всплеск, дикий крик агонии… и все стихло. Похоже, будет мясной бульон.

– Интересно, она вкусная? – облизнул клюв Пазузу. – Хочешь ножку, Лаларту?

Я тем временем разрывался между двумя желаниями. Меня тошнило. И еще мне очень хотелось вспороть этому проклятому обжоре живот. Думаю, если я нападу на него прямо сейчас, он не успеет…

– Патрон! – прикрикнул на меня Рабан.

– А пахнет она еще лучше, чем выглядит, – втянул воздух Пазузу. У него на клюве есть пара ноздрей. – Я люблю женщин!

– Я тоже, только не в вареном виде… – с трудом прохрипел я.

– Так тебе ножку или ручку? – недоуменно спросил огромный демон.

– Пазузу… – уже еле сдерживался я. – Ты… ты…

– Я Пазузу!

– Ты… ты несколько дней назад доставил мне в замок письмо. Помнишь?

– Дней? – задумался Пазузу. – Что такое «дней»?

Ах да, в Лэнге же это понятие не в ходу, тут нет смены дня и ночи.

– Примерно четверть луны назад, – кое-как подсчитал местное время я. – Так ты помнишь?

– О чем? – удивился Пазузу. – М-м-м, как вкусно пахнет! Не знаешь, чем это пахнет?

Кого я спрашиваю? У Пазузу удивительно куцая память. Порой он посередине разговора забывает имя собеседника. Это меня он помнит более или менее крепко – все-таки архидемонов мало и каждый маячит в Лэнге уже тысячи лет. А вот когда речь идет о чем-то более мелком и кратковременном…

Знаете, как этот имбецил доставляет письма? Летит, держит письмо в руке и каждые несколько минут смотрит на адрес. Иначе забудет, кому это предназначено и куда он вообще летит. Поэтому ему никогда не поручают ничего, что требует хотя бы минимального напряжения мозгов.

Уже и то удивительно, что он умеет читать!

Пожалуй, единственное, в чем Пазузу действительно рубит, так это в эпидемиях. Это ведь его основная специализация – насылать болезни сразу на очень большое количество людей. Один взмах громадного крыла, и вот уже целый город умирает от чумы. А Пазузу радостно хлопает в ладоши и подыскивает себе человечка поаппетитнее.

А еще он очень хочет к нам, на Землю… Он много раз бывал там до опечатывания Лэнга, и несколько раз – после. Был такой жрец – Абдул-бен-Марту, призвавший Пазузу, чтобы расправиться со своими врагами. Конечно, Пазузу охотно ему в этом помог. А потом сожрал самого жреца и уничтожил город Ершалаим, наслав чуму. Он продолжал бы развлекаться и дальше, если бы его не втянуло обратно в Лэнг.

– О, Лаларту! – обрадовался Пазузу, совершенно неожиданно обнаружив перед собой меня. – А я как раз недавно относил тебе письмо! Ты его получил?

– Получил… – скрежетнул зубами я. – Скажи, пожалуйста, а кто тебе его дал?

В совиных глазах Пазузу отразилась напряженная работа мысли.

– Нет, нет, не надо думать! – взмолился я. – Не думай, а то зависнешь! Давай я просто буду называть имена, а ты кивни, если угадаю.

Пазузу радостно закивал – это напоминало какую-то игру.

– Носящий Желтую Маску?

Пазузу важно кивнул.

– Носящий Желтую Маску?! – поразился я. – Надо же, с первой попытки… А Шаб-Ниггурат, значит, ни при…

Я не договорил – при имени Шаб-Ниггурата Пазузу снова кивнул. И не менее важно.

– Та-а-ак… – медленно поднял две правые руки я. – Знатоки берут дополнительную минуту, чтобы набить морду ведущему… Выходит, и Шаб-Ниггурат тоже замешан. А что насчет Нъярлатхотепа?

Пазузу кивнул в третий раз.

– И он?! – наотрез отказался верить я. – Все трое?! Это что – какой-то вселенский заговор против одного меня?! Не вижу смысла! Может, и Йог-Сотхотх…

Пазузу кивнул в четвертый раз.

– Хастур? Кутулу? Дагон? Нергал? Акхкхару? Лалассу? Азаг-Тот?

При каждом имени этот пустоголовый демон кивал с удивительно важным видом. Когда выяснилось, что письмо мне отправляла вся верхушка Лэнга во главе со С’ньяком и Ктулху, я начал подозревать, что на такой источник информации полагаться не стоит. А когда оказалось, что в этом злодеянии участвовали также Мардук, Инанна, Ленин, Сталин, Горбачев и Киркоров, я попросту плюнул Пазузу под ноги и отказался продолжать игру.

– Лаларту, ты точно не хочешь кусочек? – обиженно прочавкал Пазузу, копаясь в огромном тазу. – Раньше ты никогда не отказывался…

– Именно это запомнил… – злобно скрипнул зубами я, глядя в окно. Смотреть на трапезничающего Пазузу было выше моих сил. – Когда миледи отправляла меня сюда, она не говорила, что тут сплошь людоеды!

– А ты, между прочим, мог бы и спросить! – усмехнулся Рабан. – Хотя бы у меня.

– А ты, между прочим, пока этот козел обжирается, лучше говори о чем-нибудь, отвлекай меня! А то точно не выдержу – я же сейчас взорвусь, как чайник!

– А о чем говорить-то?

– Неважно! О чем-нибудь самом скучном, чтоб я успокоился!

– Самом скучном… Ум-м-м-гум-гум-гум… Сейчас, сейчас… Ага, вот, нашел! Первый постулат Бора. В атоме существуют стационарные состояния, в которых он не излучает энергии. Стационарным состояниям атома соответствуют стационарные орбиты, по которым движутся электроны. Движение электронов по стационарным орбитам не сопровождается излучением электромагнитных волн. В стационарном состоянии атома электрон, двигаясь по круговой орбите, должен иметь дискретные квантованные значения момента импульса…

– Достаточно, – оборвал его я. – Я уже успокоился. Даже засыпать начал. Это ты учебник физики цитируешь, что ли?

– Я же сказал – первый постулат Бора! – возмутился Рабан.

– Ну вот только не надо хвалиться своей ученостью, – проворчал я. – Ну забыл я, кто такой этот твой Бор, забыл! Что же меня – убивать за это?

– Привет, Лаларту! – воскликнул Пазузу, подняв голову от таза и обнаружив, что у него гости. – Тетушка Нукхзе, Лаларту в гости пришел, принеси ему поесть!

– Кратковременная память у парня совсем ни к черту… – констатировал я. – Пазузу, а ты свое-то имя не забываешь?

– Письмо пришло! – вскочил из-за стола тот, опрокидывая все на пол.

Двое мелких демонов тут же бросились подтирать за умственно отсталым хозяином. А в окно влетела жутковатая тварь, похожая на крылатую чешуйчатую обезьяну. Птица Лэнга. В руках монстр сжимал глиняную табличку. Он опасливо покосился на меня, передал ношу Пазузу и торопливо выпорхнул обратно.

– Бе и а, ба, ка и ы, кы, са и о, со, – начал читать по складам Пазузу. – Смотри, Лаларту, я получил письмо!

– Вижу, дебилушка, вижу… – хмыкнул я. – А что за письмо?

– Пы и ры, пры, гы и лы, глы…

– Приглашение.

– Сы и вы, совы…

– На совет.

– Кы, ды, фы…

– В Кадаф. Что-что?! Какой сегодня день?!

Мы с Рабаном начали торопливо пересчитывать дни и месяцы. В Лэнге с этим очень трудно – я до сих пор не привык мерить время по фазам этих красных лун. Но, пересчитав, мы убедились – действительно, подошло время очередного совета архидемонов. Уже третий за то время, что я нахожусь в этом мире. И пропускать его никак не годится – на двух предыдущих я получил больше полезной информации, чем за все остальное время, проведенное здесь.

Разумеется, прямо сейчас другая Птица Лэнга летит или уже прилетела в мой замок и оставила там точно такое же приглашение. Но меня-то там нет!

Впрочем, неважно – это всего лишь формальность. Я архидемон и имею полное право посещать эти съезды народных депутатов. Хотя должен сказать, что меня, а тем более Пазузу туда приглашают чисто ради соблюдения приличий. Архидемоны помельче – Кутулу, Лалассу, Акхкхару – вообще никогда не посещают эти тусовки. Лаларту тоже раньше не посещал.

А вот Пазузу паренек исполнительный. Всегда исправно является, сидит в углу и внимательно слушает все, что там говорят. Сам, разумеется, даже клюва не открывает – стесняется.

Да и что он может сказать интересного?

Раньше, говорят, он еще и жену притаскивал. Я-то сам ее не видел – она померла… много лет назад. Хитрой звали, кажется. Не архидемон, но тоже демоница была крупная, серьезная – где-то на уровне Эмблем. И почти такого же роста, как муженек – хотя на морду совсем не похожа.

Я, помню, когда об этом узнал, дюже удивился – каким это образом Пазузу ухитрился жену заиметь? Он же дегенерат. Оказалось, очень просто и даже элегантно. Положил глаз на эту демоническую принцессу, без долгих раздумий подошел к ней, взял этак деловито за крыло и сказал: «Ты красивая. Пошли жениться»

Ну а ему же попробуй откажи!

– Кадаф… – задумчиво повторил Пазузу. – Большой черный замок на горе? В гости к Йог-Сотхотху? Хочу! Полечу!

Слабоумный демон расправил крылья и решительно вышел в окно. Правда, оно было рассчитано на кого-то вдвое меньшего, поэтому гигант попросту разворотил полстены. Ничего страшного – камни уже собирались обратно, повинуясь воле демона-ремонтника.

Я проводил Пазузу завистливым взглядом – четырехкрылое чудовище на глазах превратилось в точку на горизонте. А потом и вовсе исчезло на фоне багровых туч, застилающих половину небосклона.

Полетела пташка… Догнать его нечего и думать – этот реактивный истребитель с легкостью делает до тысячи километров в час. У меня скорость, конечно, тоже немаленькая, но все же намного жидче…

– Ну, что думаешь? – обратился за советом я.

– Думаю, надо лететь. Крылья у тебя уже почти в порядке – если осторожненько, ничего не случится. Я тебе сейчас всю слизь туда гоню – чтоб быстрее восстанавливалось.

– То-то я чувствую, перепонка чешется… – сообразил я. – Ладно, двинули в Кадаф… А что там наши друзья с черным ящиком?

Мы с Рабаном проверили Склнътастара и Цюрмле через направление. И одновременно ругнулись – эти двое обнаружились далеко на юго-западе, где-то в Глубинном Царстве. Похоже, район Р’льиеха…

– Значит, Кадаф, – еще раз сказал я, вылезая в окно и расправляя крылья. – Посмотрим, что там интересненького происходит…

Перепонка действительно успела срастись. Не вся – кое-где еще остались прорехи. Но это уже пустяки, летать особо не мешает. Еще часок-полтора, и совсем ничего не останется.

Ониксовый Замок Кадаф находится в самом центре Лэнга, точно к западу от Ирема. Ну, если взять Ледяное Царство за север, конечно. Расстояние между крупнейшим городом мира демонов и его правительственным центром – что-то около четырехсот километров. Час полета. Пазузу, наверное, сейчас уже где-то на полпути…

Центральные области Лэнга – самый гористый район. Тут особенно много вулканов, а вот ледяные пики встречаются куда реже. Чем дальше от Ледяного Царства, тем их меньше. Хотя именно здесь расположена самая высокая гора в мире (этом) – центральный Полюс, торчащий в самом что ни на есть центре Лэнга. Да, я только что говорил то же самое про Кадаф, но Ониксовый Замок все же чуть-чуть в стороне. А вот Полюс, на вершине которого восседает бог этого мира – С’ньяк… От него лучше держаться подальше.

Интересно, как он выглядит? Все никак не наберусь храбрости слетать и посмотреть.

Вдалеке уже слышен слабый тоскливый вой. Это На-Хаг. У самого подножия Полюса С’ньяка расположена пещера, запечатанная Двойным Затвором Мардука – ужасное заклятие, не позволяющее великому демону выбраться наружу.

И это очень хорошо. На-Хаг – повелитель кошмаров и безумия. Он насылает на людей чудовищные сны и сводит их с ума. Он начальник Диких Псов и Волков – еще две разновидности Надзирателей. И если На-Хаг когда-нибудь освободится, Лэнгу это пойдет только на пользу.

К счастью, в этом мире есть только три существа, способных сломать Двойной Затвор Мардука… хотя нет, только два. Иак Саккакх уже не в счет – он лишился прежних сил и вряд ли восстановит их в ближайшие века. Остаются С’ньяк и Ктулху. Но Ктулху спит и будет спать еще несколько лет, а С’ньяк… С’ньяку просто все равно. Он слишком стар и равнодушен.

Над головой по-прежнему пылают злобные багровые огни. Знаете, а это ведь не просто луны, как в обычных мирах. Во-первых, Лэнг – не планета. Принципы Ньютона и Галилея тут утрачивают смысл – здесь нет огромных шаров, вращающихся вокруг других шаров в холодной пустоте. Так что и лун быть не может.

Во-вторых, до них явно можно долететь просто на крыльях. Поднимаясь ввысь, и слепой заметит, как они постепенно увеличиваются в размерах. Значит, расстояние до них сравнительно ничтожно. К тому же в Ледяном, Глубинном или Мертвом Царствах они кажутся намного меньше, чем в основной метрополии. А уж здесь, в окрестностях Кадафа, эти красные круги просто громадные!

Значит, расположены они прямо над Полюсом С’ньяка…

Подо мной начали проноситься серые прямоугольные бараки. Это логовища Тощих Всадников Ночи – тут их основные территории. Они, как и Погонщики Рабов, подчиняются Носящему Желтую Маску. На горизонте уже виднеется Храм Ночи – именно там и обитает Верховный Жрец Лэнга. Уродливая громада из серого камня, в которой проходят круглосуточные службы, приближающие долгожданное пробуждение Ктулху. Я там пару раз проводил мелкие диверсии – ничего особенного, но все-таки выиграл несколько лишних дней.

Влетаю в долину Инкванок. Это огромное пространство размером где-то с Алжир. И в южной половине великая долина, действительно долина – ни единой горы. А вот то место, где я нахожусь сейчас, входит в состав Инкванока чисто условно – как Турция чисто условно является частью Европы. Жаль, что мой замок находится не на юге – в Инкваноке климат помягче и населения побольше. Даже растения иногда встречаются…

– Надо мной в лазури ясной светит звездочка одна, справа запад темно-красный, слева бледная луна… – задумчиво поведал Рабан, глядя через мои глаза на мрачный пейзаж.

– Угу. А еще большую хренотень ты сморозить не мог?

– Это Пушкин, патрон!

– А я что говорю – замечательные стихи! Сразу чувствуется рука Александра Сергеевича!

Над головой то и дело шуршали крылья Птиц Лэнга. В окрестностях Кадафа их тьма-тьмущая – вокруг самого замка они носятся тучами. Верная примета – чем больше в небе Птиц Лэнга, тем ближе к Ониксовому Замку.

– Патрон, тебе не кажется, что вон та Птица летит за нами от самого Ирема? – подал голос Рабан. – Это явно одна и та же…

– Точно? – засомневался я. – А с чего бы вдруг?

– Не знаю… Но мне это не нравится…

Его беспокойство передалось и мне. Я неожиданно обратил внимание, что Птиц Лэнга вокруг как-то очень уж много. Необычайно много даже для окрестностей Кадафа. Они как бы невзначай проносятся мимо… хотя обычно эти твари опасаются Лаларту.

– Кхрра-а-акк! – курлыкнула одна из них, которую я случайно лягнул ногой (как же, случайно!).

Я удовлетворенно проследил, как она падает вниз, усиленно взмахивая кожистыми крыльями. Перевел взгляд повыше… и резко затормозил, в свою очередь махая крыльями, как стрекоза. Со всех сторон на меня неслись десятки Птиц Лэнга, кровожадно оскалив пасти.

– Засада! – крикнул Рабан.

Глава 23

– Засада! – крикнул Рабан.

– Заткнись, шизофрения, сам вижу! – грубо огрызнулся я, делая «бочку».

Хорошо еще, что на меня напали не все Птицы, сколько их есть в Лэнге. Десятков пять-шесть, не больше. Но попотеть все равно пришлось – они просто остервенели. Я еще ни разу не видел этих сравнительно мирных созданий в таком бешенстве – на меня набрасывались со всех сторон, грызли и кусали хитин так жадно, как будто это слоеный торт. Местами им даже удалось его надорвать, и из царапин выступила густая черная слизь.

Еще ни разу в жизни не приходилось вести воздушные бои. Все, с кем я доселе сражался (и обычно побеждал), ходили по земле (иногда ползали, прыгали или ездили). Дракон Рроулин был летающим существом, но в тесной пещере у него не было возможности подняться в воздух.

Так что в первый момент я немного растерялся.

Но потом врожденные рефлексы взяли свое. Я бил крыльями, выписывая в воздухе хитрые вензеля, и махал всеми руками, словно огромный вентилятор. Птицы Лэнга, приблизившиеся на достаточное расстояние, падали вниз с таким видом, как будто побывали в вертолетном пропеллере. Несколько кислотных плевков и хвост, стреляющий во все стороны, еще больше добавили паники. Я рвал и резал, кромсал и колол, плевался и кусался…

– Первый, первый, я Кожедуб! – громогласно воскликнул я, уходя в крутое пике, чтобы догнать улепетывающих демонов. – Вижу цель, захожу на цель, потрошу цель! Распотрошил! Перехожу к следующей цели!

Крутанулся в воздухе, устроив им огромный пропеллер, раскидал стаю крылатых тварей, ударил крыльями, поднимая воздушную волну, перекусил одной шею, насадил сразу двух на нижнюю правую и среднюю левую руки, выстрелил хвостом, выкалывая третьей глаз… Еще один труп, еще, еще… Адреналин бушевал в крови, направление само посылало туда, где можно было нанести самый эффективный удар, и враги убывали все быстрее и быстрее…

Под нами начали скапливаться лярвы – эти твари с жадным урчанием рвали убитых Птиц и подбадривали меня глухим воем, требуя продолжения банкета. Я охотно снабжал их пропитанием – все новые и новые демоны падали, изорванные в клочья. Теперь битва шла уже не вслепую – уцелевших осталось слишком мало, приходилось гоняться за ними по одному. Они пытались сбежать, но Рабан запомнил каждого из нападавших.

– Убегать бесполезно – у мальчика феноменальная память! – прохрипел я, всаживая в очередную Птицу тридцать когтей разом.

Всего за несколько минут я популярно разъяснил этим макакам, почему нападать на мирных прохожих нехорошо. Особенно когда у мирного прохожего за пазухой припрятан автомат Дегтярева.

Надо бы, конечно, оставить пару-тройку – расспросить, кто их на меня натравил… Только не получится – Птицы Лэнга существа не слишком разумные, с ними нормально не побеседуешь. По уровню интеллекта – чуть повыше дельфинов или шимпанзе. Некоторые даже считают, что их следует причислять не к полноценным демонам, а к демоническим животным, как лярв, шилопауков или маллахулов.

Я обратился к направлению, ища новую жертву, но в ответ получил пустоту – все нападавшие бесславно погибли. Я отделался десятком царапин на хитине, слегка порванной перепонкой и обломившимся когтем – застрял в черепе одной из Птиц. Ничего, отрастет.

Небо стало на удивление чистым. Те Птицы Лэнга, что на меня не нападали (их ведь тут многие тысячи), предпочли покинуть опасную территорию. Думаю, теперь они будут обходить меня еще старательнее, чем раньше. Достаточно посмотреть на стаю сыто икающих лярв, чтобы понять, почему.

– Звездочку, что ли, нарисовать? – задумчиво поскреб грудь я, расправляя крылья в свободном парении. Восходящие потоки воздуха держали меня так бережно и заботливо, что я едва не задремал. – Твое мнение?

– А чего одну-то? – хмыкнул Рабан. – Ты убил пятьдесят четыре Птицы Лэнга, вот и рисуй пятьдесят четыре звездочки.

– Ну да. А потом еще добавлю красно-белых полосок и стану совсем как американский флаг. Хотя в чем-то ты прав – одной звезды за такую кучу мало… Но пятидесяти много – это ж не самолеты. Так, обезьяны летучие…

– Патрон, а я знаешь чего подумал – давай заглянем в какой-нибудь мир, где сейчас Вторая мировая, и притащим оттуда десяток крутых летчиков с самолетами. Кожедуба твоего, Покрышкина, Гастелло, еще кого-нибудь… Пусть небо очистят!

– Идея оригинальная, – признал я. – Глупая, но оригинальная. Подкину Инанне с Креолом – пусть поразмыслят.

Лярвы вяло затявкали, то ли благодаря за угощение, то ли требуя добавки. Скорее второе, чем первое – благодарность этим падальщикам несвойственна. Несколько самых упорных бежали за мной следом, видимо, надеясь, что я еще кого-нибудь пришибу.

Я сделал разворот – посмотреть, что осталось от Птиц, убитых первыми. Как и предполагал – ничего, кроме кучи костей, уже частично перемешавшихся со снегом и пеплом. Место лярв заняли еще более мелкие демоны – зуннабьяны. Им не достается даже падали, так что приходится грызть кости в надежде получить капельку сладкого мозга.

А я, однако, неплохо тут намусорил! Если Лаларту хотя бы раз в год устраивал сходное побоище, за шесть с половиной тысяч лет (примерно столько прошло с тех пор, как Лэнг запечатали), он и в одиночку мог завалить этот мир костями!

– А ведь у нас теперь новый подозреваемый… – пригорюнился я, ложась на прежний курс. – Птицы Лэнга служат Нъярлатхотепу…

– И еще Дагон, патрон! Все Жрецы Глубин повинуются только Дагону!

– Ну, один отщепенец еще ничего не значит. Вот эг-мумии – слуги Йог-Сотхотха. А он-то уж точно ни при чем!

– Откуда такая уверенность?

– Йог-Сотхотху не нужно подсылать ко мне убийц! – раздраженно объяснил я. – Он может просто приказать, и меня убьют в собственном замке! Он же тут самый главный!

– После С’ньяка, Ктулху и Азаг-Тота.

– Ты еще Червя вспомни… Он самый главный среди тех, кто действительно командует, так лучше? Ладно, в Кадафе будут и носящий Желтую Маску, и Шаб-Ниггурат, и нъярлатхотеп… да и Дагон должен быть – у нас же совет!

Да уж, Дагон этого никогда не пропускает. Сам, правда, сидит тихо и скромно, но по каждому предложению голосует «за», всегда и во всем поддерживает Йог-Сотхотха. Типичная шестерка, не то что Нергал. Этот, как я слышал, ложил на всех Древних и вообще терпеть их не может.

О-о-о, а вот и сам Кадаф! Громадная ледяная гора, а на ней огромный черный замок, похожий на какое-то жуткое диковинное насекомое. Уйма шпилей, башенок, балконов и, конечно, дверей.

Ониксовый Замок еще называют «Замком Десяти Тысяч Дверей». Хотя врут – их там, конечно, много, но десяти тысяч все-таки не будет. Может, пять наберется. Хотя если считать всякие кладовки, отхожие места, погреба и прочие подсобные помещения, тогда… хотя нет, десяти тысяч все равно не будет.

Небо над Кадафом закручивается водоворотом – именно здесь в незапамятные времена Мардук Двуглавый Топор запечатал Лэнг. А ведь до того Ониксовый Замок был окружен настоящим кольцом из порталов, ведущих в самые разные миры…

На одну только нашу Землю вел десяток проходов! Один, самый большой, располагался в Аравии, в городе Ирам. Искаженное «Ирем». И выглядел он почти так же – сплошные башни и уйма демонов.

Распугивая Птиц Лэнга, я мягко приземлился на ближайший балкон, на лету складывая крылья плащом. Посмотрел на каменный парапет и усмехнулся – там красовалась надпись «Йог-Сотхотх – земляной червяк». И еще одно слово из трех букв.

Все это нацарапано четвертым когтем средней правой руки в прошлое мое посещение Кадафа.

– Совет еще не начался? – крикнул я на ходу первому попавшемуся Твари.

– Нет-ет, властелин-елин Лаларту-ларту, – ответил сразу двумя глотками Тварь. – Через-ерез четверть-етверть эондра-ондра.

Я облегченно расслабился – успел вовремя. Эондр – мера времени Лэнга. Я сам ею не пользуюсь – привык к нашим, земным. Но, разумеется, я знаю, чему она равна. Это почти что полные земные сутки.

Значит, времени еще с избытком… Впрочем, всегда лучше явиться раньше, чем опоздать. Можно пока прогуляться по Кадафу, послушать, о чем шепчутся стены и обитатели…

Ониксовый Замок Кадаф – это почти что небольшой город. Здесь постоянно находится больше тысячи демонов и свыше пяти тысяч рабов. Впрочем, последние очень быстро сменяются – сами понимаете, почему. А вот демоны… Добрая половина верхушки Лэнга живет в этих мрачных чертогах, где каждая колонна хранит какой-нибудь жуткий секрет. В тайных кулуарах Кадафа каждый день творится такое, такое… такое, что лучше не рассказывать.

Я уселся на восьмереньки прямо посреди коридора и прислушался. Ученые «Урана» проделали колоссальную работу – я могу услышать шаги муравья, крадущегося на цыпочках в соседней комнате. Обычно я не обращаю внимания на шумовой фон, постоянно сопровождающий меня (а то и спятить недолго), но когда надо…

Шепот. Голоса. Басовитые, гулкие, шипящие, звонкие, каркающие, свистящие, сипящие, жужжащие, писклявые, клекочущие, громогласные, рокочущие, квакающие… Среди жителей Кадафа уйма самых разных тварей – кое у кого из них даже рта нет.

Вот вы когда-нибудь слышали речь будхи? Это жуткий сип, пронизывающий вас до самых костей. А маскимы? Такое впечатление, что разговаривает ожившая болезнь!

Немного погодя я вычленил интересный разговор, напрямую касающийся меня… ну, не совсем меня, но напарника моей начальницы – Креола. А значит, и меня тоже. Я подкрался чуть поближе, втянув когти так, чтобы не цокать. Потом взял зеркальце и самую малость выдвинул его вперед. Правым и верхним глазом начал следить за двумя другими коридорами, а левым уставился в зеркало. Тринарное зрение – очень полезная вещь.

Там стояли Эмблемы. Вторая, Четвертая и Тринадцатая – Заган, Элигор и Анабот. Первый похож на быка, который начал превращаться в человека, но остановился на полпути. Второй – почти что обычный человек, только волосы у него длинные, как у заядлого хиппаря. Третий – огромная желтая жаба, скользкая и противная.

– …сломал заклятие?! – пробасил Заган. Его маленькие глазки налились кровью. – Элигор, ты всегда был бесталанным глупцом!

– Куак это могло буыть? – раздвинулись толстенные губищи Анабота. – Куамень Врат, великий артефакт, тваурение Отца нашего! Куак смертный муаг мог противостоять ему?!

– Я не знаю, не знаю! – закричал на них Элигор. Эта беседа явно звучала не в первый раз. – Креол Урский всегда был твердой костью! Он единственный, кто смог обойти Договор!

– Но Куамень Врат! – квакнул Анабот. – Отец дуолжен буыл пуакарать тебя!

– Ты обманул доверие Отца! – ткнул Элигора копытом в грудь Заган. – Брат, как ты мог?!

– Пуадажди, муожет буыть, у него есть уабьяснение! – протянул склизкую ладонь Анабот. – Элигор, мы тебя слушаем – расскажи, куак буыло дело.

– Да вы и так все знаете… – неохотно буркнул Элигор. – Когда Отец узнал, что Креол воскрес, он решил все-таки заполучить его душу. Поэтому и подарил ему Камень Врат со встроенным… сюрпризом. Я помогал…

– Плуохо!

– Основную работу сделал Отец! – огрызнулся Элигор. – Вы хотите сказать, что заклинание Йог-Сотхотха могло быть дефектным?!

– Нет, этого мы скуазать не хуатим. Мы хуатим скуазать, что твуае зуаклинание буыло дефектным!

– Я выполнял только подсобную работу, – злобно посмотрел на Анабота Элигор. – Это заклятие должно было сломать волю Креола и вернуть нам его душу! Пока Камень Врат оставался у него, мы могли следить за каждым его шагом!

– И ты хуочешь скуазать, что он вуыкинул Куамень Врат?! – поразился Анабот.

– Не верю! – присоединился Заган. – Ни один здравомыслящий маг никогда бы не расстался с таким…

– В том-то и дело, что он его не выкинул! Он просто сломал встроенные чары! Сломал так легко, как будто их накладывал какой-нибудь неофит! Он использовал артефакт всего раз – чтобы вернуться на Землю! А потом… все сигналы просто пропали! Наши чары рассыпались в прах! А у Отца целый эондр болела голова!

– Куак?.. куак?..

– Креол Урский всегда был великим магом… – скривил губы Элигор. – Потеряв его душу, мы потеряли очень много…

– А вот муежду прочим…

– Да-да, это ведь ты составлял Договор с ним! – вспомнил Заган. – Как ты мог пропустить такую очевидную уловку?!

– Она была во всех наших Договорах! Никто до Креола не додумался до такого решения! Никто! Никто, кроме… кроме… кроме еще одного человека… – задумался Элигор. – И вы его помните…

– Ты хуочешь скуазать…

Я торопливо спрятал зеркальце в карман и принял невинную позу – из правого коридора появился еще один Эмблема – Ситри, Третий. Он бледный, как смерть, носит шлем с оленьими рогами, постоянно кутается в серый плащ из паутины и очень мало разговаривает. Скорее всего потому, что у него нет рта – только гладкое пространство на лице.

«Приветствую, Лаларту, – послышалось в голове что-то вроде эха. – Рад видеть тебя в Кадафе».

– Здорово, Ситри, – пожал ему руку я. А потом незаметно вытер ладонь о штанину – на ней осталась паутина. – Как жизнь, как дети?

«У меня нет детей», – безразлично ответил Третья Эмблема, проходя дальше.

Официально Эмблемы стоят ниже архидемонов. Но поскольку они – глаза и руки Йог-Сотхотха, им положены некоторые особые льготы. В частности, разрешено обращаться к архидемонам помельче (вроде меня или Пазузу), как к равным. Здесь, в Лэнге, это немалого стоит.

Я торопливо навострил уши, но Заган, Элигор и Анабот уже закончили разговор о Креоле и теперь обсуждали другого чароплета, чью душу собирались заполучить – Бестельглосуда Хаоса. Главный колдун Серой Земли. Тоже, конечно, важно, но уже не так интересно – судьба этого типа меня абсолютно не волнует.

Все равно жить ему осталось недолго – интересы Креола не предусматривают его в живом состоянии. Насколько я успел узнать характер шумерского архимага, он уже составляет план, как отвоевать у серых Ларию, а потом перебить их всех. Любит кардинальные решения.

Спустя пару часов я задумался о самой насущной проблеме. О главной проблеме всей моей жизни, сопровождающей меня всегда и везде. На свете есть немало людей, которые никогда в жизни с ней не сталкивались, но я к ним, увы, не отношусь. Меня это мучает постоянно.

– Рабан, я жрать хочу! – негодующе прохрипел я. – Напряги направление, найди мне что-нибудь съестное!

В Кадафе есть огромная столовая, где демон вроде Лаларту в любой момент может насытиться. Но я стараюсь обходить ее стороной – не знаю, как вам, а мне кусок не лезет в горло, когда вижу, как другие демоны кушают человечину. Иногда – все еще живую. Во время празднеств, когда там собираются послы, они сдерживаются, вкушая свои яства не так откровенно, но в обычное время…

А сейчас обычное время!

– Потерпеть точно не можешь? – укоризненно спросил Рабан.

– Не могу! Я хочу жрать! Если я прямо сейчас чего-нибудь не съем, я свихнусь! Я ненавижу быть яцхеном – мне все время хочется есть! Я с самого рождения ни разу не чувствовал себя по-настоящему сытым!

– Патрон, а как ты думаешь, почему Лаларту был таким злобным?

– Что?.. При чем тут… Ну и почему?

– А ты представь, что тебе несколько тысяч лет, и все эти годы ты мучился от постоянного голода…

– Вот блин! Ненавижу это тело! Я готов вскрыть себе череп, вытащить тебя и сожрать!.. А ты думаешь, я столько проживу? – невольно заинтересовался я, забыв про гнев.

– Точно не скажу… – задумался Рабан. – Теоретически архидемоны могут жить неограниченно долго, но ты ведь не настоящий демон. Ты яцхен. А сколько живут яцхены…

– Может, Святогневнев знает? – задумался я.

– Сомневаюсь… К тому же у тебя еще одно уязвимое место…

– Это какое?

– Я. Если я вдруг умру, ты меня переживешь ненадолго. Может, дня на три.

– Не напоминай… – омрачился я. – А сколько живут керанке?

– И этого я тоже не знаю. Этого еще никто не проверял. Понимаешь, наш случай уникальный – обычно-то после смерти человека симбионт тоже умирает…

– Угу. А что, в вашем мире никто не пробовал пересадить керанке на другой мозг?

– Да нет, не пробовал! – почему-то развеселился Рабан. – Для этого, знаешь ли, нужен хирург! Да не просто хирург, а очень умелый, вроде…

– Вроде Краевского.

– Ну да. А в нашем мире медицина не очень-то развита…

– Угу. Понятно. А что в вашем мире вообще развито?

– Ну, мы с Волдресом там давно не были… – задумался Рабан.

– И все-таки?

– Керамика хорошая… резьба по дереву… потом мы плетем… э-э-э… лапти…

– Впечатляюще.

– И еще мы лучше всех танцуем.

– Ты, случайно, не с Чукотки родом?

– Нет. А вот ты, патрон, отвлекся и забыл, что хочешь есть.

– Зато теперь вспомнил, – прищелкнул пальцами я. – Ты мне что-нибудь нашел?

– Можно слазить в кормушку Хастура… Ему там собачью стаю мелко нарубили.

– А где он сам? – подозрительно спросил я.

Связываться с Хастуром мне неохота.

– Пока гуляет. Будет только через пару часов.

– Значит, жрать собачатину… Да еще и ворованную… Хотя какой у меня чойс?

– «Choice» – выбор? – уточнил Рабан.

– Угу. А правда – что это я английскими словами думать начал?.. Я и в Англии-то ни разу не был…

– Один раз был.

– Это когда?

– А помнишь, мы в ЦАНе полтора месяца проработали? Помнишь, тот метеоролог…

– А-а-а, все, теперь вспомнил. Только это была Англия восемнадцатого века до нашей эры. Там даже слова еще такого не знали – Англия…

Спустя несколько часов я начал чувствовать то, что всегда чувствую в Кадафе – давление. Черный оникс обволакивает тебя, подобно липкой холодной трясине, запускает грязные костлявые пальцы в мозг, пытается сломать, растоптать, подавить волю и убить душу. Эффект Азаг-Тота – ведь именно это строение стало вместилищем его духа. Раз в три года на больших празднествах он принимает подобие телесного обличья, и это слегка снимает напряжение. Но в остальное время здесь практически невозможно находиться.

Нет, я не хочу сказать, что замок Лаларту – уютное и приятное место. Там тоже грязно, мрачно и тускло, полно всякой нечисти и каждый камень помнит смерть и боль. Но все же почище и посветлее, чем тут. Да и музыка как-то успокаивает…

А в Кадафе существует лишь одна музыка – тоскливый вой На-Хага. Здесь, внутри, его не слышно (почти), но если выйти на балкон, можно насладиться по полной программе. Я все гадаю – как он до сих пор не охрип? И неужели этот Лоретти местного разлива никогда не спит? Черт его знает…

Может, пока я здесь, устроить немножко мелкого саботажа? Веревки натянуть в коридорах, кирпичи разложить на дверях, стулья клеем намазать, в туалетах стирального порошку насыпать… Штирлиц всегда так делал.

– Путаешь, патрон, это не Штирлиц, это Борман так делал. А у Штирлица был кастет, и он всегда бил всех в зубы.

Точно, перепутал. Это партайгеноссе Борман всем мелко пакостил. Старый добрый Мартин Рейхстагович…

Хотя нет, стоп, это все откуда-то из другой оперы. Из анекдотов, что ли? Нет, господа, анекдоты нас ничему хорошему не научат, лучше будем придерживаться основ. Может, поезд с боеприпасами под откос пустить? Нет, поездов здесь нема… Жаль. А что еще можно сделать? Расклеить на стенах листовки «Йог-Сотхотх – враг народа»? Мелко как-то. И эффекта ноль.

Других идей почему-то нет.

Что поделаешь – меня все-таки на диверсанта не учили… Только краткие курсы энгаха-юниора под руководством Рабана, вот и все мои университеты.

Нет, сейчас надо сосредоточиться на задаче номер один – найти моего неизвестного недоброжелателя, пишущего записки с намеками и подсылающего убийц. Все-таки кто? Носящий Желтую Маску, Шаб-Ниггурат, Нъярлатхотеп?.. Или эта Большая Тройка вообще ни при чем?

Тогда кто?

– Патрон, не парься, последние мозги сломаешь, – недовольно посоветовал Рабан. – Сейчас вот пойдем на совет, посидим, послушаем… Эти трое там будут – вот и поработаем… Намекнем что-нибудь такое нейтральное и посмотрим, у кого глазки забегают…

– Такое только в школе для благородных девиц сработает! – огрызнулся я. – Или с Пазузу – он тупой. А эти трое – мозги Лэнга!

– А я – твои мозги! – нагло заявил Рабан. – Ты, патрон, не волнуйся, я все сделаю. Главное, без команды языком не мели – пока не скажу, рта не открывай!

– Ну-ну… Суфлер недоделанный…

Мимо прошествовал эг-мумия – точно такой же, как Склнътастар, только без гвоздя в груди. Для меня они все на одно лицо. Я проводил его подозрительным взглядом, но трогать не стал. Эг-мумий в Кадафе лучше не задевать – у Йог-Сотхотха они играют роль чиновничьего аппарата. В драке эти уродцы почти бесполезны – медлительные, неуклюжие, не слишком сильные, оружием не пользуются, боевой магией владеют минимально. Но плести интриги умеют здорово – неудивительно, что один стал доверенным лицом моего неизвестного недоброжелателя.

Время шло, я скучал. Слегка развеялся, когда пришел Хастур – этот исполинский демон, как всегда, не дал замковой прислуге сидеть без дела. Сшиб одну из угловых башенок, неудачно дернув лапой, раздавил пару Тощих Всадников Ночи и устроил скандал, обнаружив, что кто-то слопал почти половину его завтрака.

Да, у меня хороший аппетит – и что? Однажды я целые сутки питался собачьим кормом, запивая его помоями (не просите, не расскажу), почему бы мне не поесть из миски одного гигантского архидемона?

Рычание и вой было слышно во всем замке – когда Хастура оставляют без еды, он страшно злобствует и кричит во всю мочь. А разоряться Змеезубый умеет здорово – его вопли валят деревья и разрушают дома…

– А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-У-У-У-У-У-У-У-У!!!!!!! – возопил он так, что один из шпилей обвалился.

– Спартак – чемпион!!! – заорал в ответ я.

– Что с тобой, Лаларту? – брезгливо спросили из-за спины.

Я резко обернулся, выпуская когти… и тут же разочарованно втянул их обратно. Это оказался Дагон.

Дагон выглядит почти так же, как его Жрецы Глубин, только на голову выше, кожа скорее зеленоватая, чем синяя, а на лицевой присоске виднеются мелкие зубы. В отличие от своих служителей, он свободно говорит на Наг-Сотхе (хотя я ума не приложу, как ему это удается без языка). И дыхательную маску он, конечно, не носит – у богов обычно не бывает проблем с дыханием.

У Дагона удивительная история. Он много веков был богом финикийцев (его имя происходит от финикийского «даг» – рыба), покровительствовал земледелию и рыболовству. И даже одно время ухаживал за Инанной (финикийцы называли ее Астартой). В общем, один из добрейших богов. Только вот… это был не совсем он.

Когда на Земле шла великая война между Мардуком и Азаг-Тотом, Дагон держал нейтралитет. Тогда он был самым обычным богом – не лучше и не хуже других. Но во время финальной битвы, когда Азаг-Тот уже пал, а Ктулху бился из последних сил, Дагон вступил в сражение. На чьей стороне – трудно сказать, потому что он ничего не успел сделать. Ему ужасно не повезло – в момент закрытия Лэнга он оказался точно посередине между мирами. Одновременно в двух местах.

И в результате его расщепило на две самостоятельные личности, на двух Дагонов – Темного и Светлого. Для богов это в порядке вещей, сплошь и рядом случается.

Светлый, сами понимаете, остался на Земле – именно он потом покровительствовал финикийцам и увивался за Инанной. Живет сейчас на Девяти Небесах, ходит в подчинении у Энлиля. На его Втором Небе вообще хватает морских божеств.

А Темный попал сюда, в Лэнг. И за тысячи лет стал здесь одним из главных персонажей, владыкой Глубинного Царства, верным приспешником Йог-Сотхотха. Тоже не самая плохая карьера.

– Так что с тобой? Очередной приступ глупости? – презрительно уточнил Дагон, поворачиваясь ко мне спиной.

– Угу. То есть нет. Погоди малясь, – догнал его я. – Скажи-ка, друг…

– Я тебе не друг, – злобно наморщил присоску глубинный бог.

При этом мы оба невольно повернулись и посмотрели на выбоину в парапете. Этот балкон – памятное место для нас обоих. Ну хорошо, только для Дагона – то, что здесь произошло, случилось до того, как я подменил Лаларту. Пять лет назад мой «отец» и тот, кого я сейчас мягко удерживаю за плавник, чтобы не сбежал, беседовали на этом самом месте о какой-то ерунде. И Лаларту вдруг ни с того ни с сего решил пошутить. А он всегда был дураком и шутки у него соответствующие…

Короче, он просто столкнул Дагона с балкона. А высота здесь неслабая – все-таки эта сторона Кадафа обращена к бездонной пропасти. Конечно, на бога это особого впечатления не произвело – упал, прочихался и пошел себе дальше. Но неприятный осадок на душе все равно остался…

– Мне надо с тобой поговорить, – мягко, но жестко сказал я.

– Нам не о чем говорить, – прочмокал присоской Дагон, безуспешно пытаясь высвободиться.

Сейчас, разбежался! Могущество у него огромное, но, как и у Инанны – мирное. Сражений этот тип обычно старается избегать. Были бы мы хотя бы под водой…

– Ладно, что тебе? – злобно покосился на меня Темный бог, поняв, что выслушать придется. Если, конечно, не хочет расстаться с плавником.

– Ты ведь знаешь некоего Цюрмле?.. Должен знать.

– Знаю, – угрюмо кивнул Дагон, все еще незаметно пытаясь высвободить плавник. – Это один из моих доверенных жрецов. А тебе-то что?

– Мне нужно с ним побеседовать… кое о чем. А насколько этот тип… доверенный? Чем он вообще занимается?

– Выполняет мелкие поручения. Тебе какое дело, чем занимаются мои слуги?! Отпусти плавник!

– Сейчас, сейчас, – пообещал я, слегка выпуская когти. На полупрозрачной поверхности плавника появилась белесая царапина. Дагон посмотрел на свои когти – острые, но коротенькие – и злобно захлюпал. – А ты ему ничего в последнее время не поручал… из мелкого?

– Ничего. Он уже несколько лун не попадается на глаза. Зачем он тебе?

– Эх, патрон, нам бы сюда детектор лжи… – сокрушенно сказал Рабан.

– А насколько он хороший слуга? У тебя никогда не возникало ощущения, что он служит еще кому-то?

Дагон ощутимо вздрогнул. В его взгляде появилось непонимание и легкая тень страха. То ли Цюрмле действительно имеет отношение к покушениям на меня, и Дагон об этом знает, то ли этот Жрец Глубин и в самом деле находится у него под подозрением.

– Ты что-то знаешь? – медленно спросил он. – Лаларту, если ты что-то знаешь…

– Нет-нет, ничего, – поспешил я. – Просто мы с ним недавно встречались… при несколько странных обстоятельствах.

– Если ты что-то знаешь, лучше скажи, – угрожающе раззявил присоску Дагон. Крохотные зубы мелко завибрировали, сморщенные края выпучились так, что меня аж передернуло. Если какой-нибудь неосторожный раб сейчас поднесет к этой жуткой штуковине руку, от нее останется лишь высохшая культяпка.

– Извини, что побеспокоил, – бережно отпустил его плавник я. На нем остались семь бледных кружочков – следы пальцев.

– Нет, подожди!.. – рявкнул Дагон, теперь хватая уже меня. Блин, у него и на ладонях присоски – пять бледных чмокающих колец с зубами… А я никогда не замечал. – Теперь твоя очередь! Почему ты спрашиваешь о Цюрмле? Ты от меня так просто не отделаешься!

– Похоже на то, – грустно согласился я. Его присоски намертво прицепились к моему хитину – даже плотнее, чем было бы с человеческой кожей. Хорошо хоть, высосать меня он не может. – Слушай, я ничего не знаю. Просто видел твоего слугу в компании с одним подозрительным типом. Вот и решил спросить – вдруг это ты послал?

– Я его никуда не посылал, – неохотно разжал ладонь Дагон. У меня на руке тоже остались следы – пять синеватых кружочков. – Он уже давно ведет себя странно. Пропадает непонятно где, постоянно болтает с одним эг-мумией… как же его…

– Склнътастар?

– Да-а-а… – медленно кивнул Дагон. – Ты тоже его знаешь?

– Не лично.

– Хорошо, вот что я скажу… Сейчас я немного тороплюсь… ты будешь на совете?

– А иначе зачем бы я сюда прилетел?

– Тогда встретимся после него. Мне давно кажется, что против меня кто-то плетет козни… Я даже тебя подозревал…

– Меня?!

– В числе прочих, – поспешил исправиться Дагон. – За последние луны в тебе что-то неуловимо изменилось… какие-то странные следы в ауре…

Я мысленно чертыхнулся. Да, Инанне не удалось добиться абсолютной схожести моей ауры с той, что была у Лаларту – все-таки мы слишком различные. Но аура постоянно немного изменяется естественным образом, и это обычно никого не волнует. Так что мы решили, что такая крохотная разница останется незамеченной.

Но вот, заметили все-таки… Хотя Дагон всегда был очень внимательным.

– Значит, ты меня подозревал…

– Я всех подозревал! – раздраженно отмахнулся Дагон. – Ну, кроме Йог-Сотхотха…

– Почему кроме него?

– Если Йог-Сотхотх хочет мне навредить, ему достаточно отдать приказ, и меня разорвут собственные слуги, – пожал плечами Дагон. – Увидимся после совета.

Он торопливо прошествовал прочь, оставляя за собой мокрые следы. А я гордо подбоченился – мы с Дагоном по отдельности пришли к одним и тем же выводам.

И для меня это лестно – Владыка Глубин очень умен.

Глава 24

– Мы уже обсуждали это много раз. Мы решили начать с Рари, и мы начнем с Рари. Земля от нас не убежит.

– Глупости! Надо начать с Земли! Там полно наших культистов, мы прямо сейчас можем проложить портал и выплеснуть первую партию бойцов!

– И чего мы этим добьемся? Земля уже не та, что шесть тысяч лет назад – там сейчас шесть миллиардов человек…

– Тем лучше – солдаты наедятся вволю!

– Боюсь, от такого обильного угощения они обожрутся и лопнут, – саркастично произнес Носящий Желтую Маску.

– Да, это с ними бывает… – неохотно признал Шаб-Ниггурат.

Третий большой совет, который я посещаю. И Шаб-Ниггурат в третий раз собачится с носящим Желтую Маску из-за одного и того же.

Верховный Жрец – сторонник плавного и неторопливого возвращения Лэнга в общую линейку миров. Он намеревается аккуратно проникнуть в Рари, закрепиться там, обустроить плацдарм, врасти в тамошнюю божественную сеть и уже с новыми силами так же аккуратно просочиться на Землю.

Шаб-Ниггурат придерживается диаметрально противоположных взглядов – полководец Лэнга обожает блицкриги. Ему вообще не хочется терять время на Рари – рвется к нам, на Землю. Хочет собрать все силы в кулак, распахнуть портал пошире и одним ударом поставить мой родной мир на колени.

Совет проходит в тронном зале. На огромном троне, вырезанном из черного оникса, кольцом свернулся Йог-Сотхотх – до пояса длиннющая змея или червь, выше инсектоид. За небольшим столиком в форме полумесяца восседает троица главных советников – Носящий Желтую Маску, Шаб-Ниггурат и нъярлатхотеп. Чуть поодаль расположился Дагон, вольготно развалившись в аквариуме, наполненном зеленоватой водой. В углу скрючился Пазузу, скромно поглядывающий на старших демонов и грызущий человеческую ногу. В окне торчит морда Хастура.

И, конечно, я, старающийся выглядеть незаметнейшей деталью ландшафта.

Кутулу, Акхкхару и Лалассу, как обычно, не явились. Эти трое появляются только в том случае, если совет непременно требует их присутствия, а такое бывает редко. Нергал тоже не явился – обычно он полностью игнорирует демонов Кадафа. Про мелочь вроде Йага или Гелала я даже не говорю.

Собственно говоря, чаще всего предложения вносят только сам Йог-Сотхотх и трое главных приспешников. Остальные просто присутствуют и молча со всем соглашаются. А я, конечно, запоминаю каждое слово – как-никак, именно ради этих часов меня и превращали в трехглазое чудовище. У миледи Инанны просто не было другого способа подсунуть своего агента в этот предельно узкий круг архидемонов.

Я внимательно наблюдал за тремя главными советниками. С Верховным Жрецом мы виделись совсем недавно, а вот двух других я не встречал уже больше месяца… Шаб-Ниггурат, здоровенный демон с козлиной мордой и огромными рогами, сидит нахохлившись, кутаясь в черную бархатную накидку. Под накидкой проглядывает густая шерсть – чистый кашемир, только черный.

Он, как всегда, пытался протащить на совет парочку Двурогих – это его личные прислужники, персональная гвардия. Самые верные и преданные, на редкость замечательные бойцы. Ровно тысяча штук. За пределами тронного зала они сопровождают его всегда и везде – Шаб-Ниггурат параноидально подозрителен, постоянно ожидает нападения… хотя кто на него может напасть-то, на архидемона? Разве что другой архидемон – но от подобных дядек Двурогие не защитят.

Но Шаб-Ниггурат вообще редкий дуболом. А еще он очень импульсивен, несдержан и жить не может без войн. Плюс у него адские корни – главный полководец Лэнга на одну восьмую дьявол. Кажется, кто-то из его прадедов был Князем Тьмы.

А вот Нъярлатхотеп чему-то очень радуется. Судя по тому, как дрожат псевдоподии и пульсируют рога, он в хорошем настроении. Да и в глазах видна радость – во всех семнадцати… восемнадцати… девятнадцати… шестнадцати… восьми… трех… одном… ни одного не осталось… теперь целых двадцать… У нъярлатхотепа нет постоянной внешности – он ежесекундно видоизменяется. Этакое бесформенное месиво, из которого то и дело высовываются разнообразные конечности и органы чувств. Вот крыло проявилось… хвост… что-то вроде древесной ветки… целый пучок рогов… челюсть…

Рабан, помнится, советовал просто приглядеться к ним и посмотреть, как они на меня прореагируют. Задачка непростая. Шаб-Ниггурат смотрит на меня волком, но он на всех так смотрит. У нъярлатхотепа нет четкого выражения лица… да и лица, как такового, нет. А носящий Желтую Маску, как всегда, умело скрывает все эмоции. Под маской. Тут даже самый опытный физиономист ничего не сделает…

В стене прямо над Ониксовым Троном торчит огромный каменный глаз – Азаг-Тот тоже высунулся посмотреть, что тут происходит. Правитель Лэнга страшно лютует, что не может командовать подчиненными лично – по-моему, он ненавидит Йог-Сотхотха, ставшего передатчиком его воли.

– Давайте вернемся к моему старому плану! – настойчиво потребовал Шаб-Ниггурат. – Что нам этот Рари? Это не оттуда нас вышвырнули, как зуннабьяна, схватившего чужую кость! Я хочу мести! Мести!!!

– Мардук и остальные давно покинули Землю, – проскрипел Носящий Желтую Маску. – Боги и люди, с которыми мы сражались тогда, мертвы или ушли. Кому ты собираешься мстить?

– Их потомкам! Нет, я не говорю, что мы должны оставить Рари навсегда… но почему не начать с Земли?! Почему?!

– Мы обязательно придем и на Землю, – успокаивающе поднял руку верховный жрец. – Через семь с половиной лет, когда проснется Ктулху. Мы придем туда во всеоружии.

– Почему так долго?! Ктулху проснется уже через пять лет!.. возможно, даже еще раньше!

– Но надо же дать ему хотя бы год-другой восстановить силы! Как тебе понравится, если тебя разбудят и бросят в бой, не дав даже позавтракать?

– Очень понравится! – хищно оскалился Шаб-Ниггурат. – Я позавтракаю в бою!

– Да, разумеется… – сухо кивнул Носящий Желтую Маску, вспомнив, кого он об этом спрашивает.

– Я выслушал васссс обоих, – прошипел Йог-Сотхотх, глядя на них пустым взглядом фасеточных глаз. – Пусть каждый изложит плюсы и минусы своего варианта, а мы решим… еще рассссс…

– Подчиняюсь, – медленно наклонил голову верховный жрец. – Я стою на том, что следует начать с Рари. Мы все еще слишком слабы, чтобы штурмовать Землю…

– Провокация! – рявкнул Шаб-Ниггурат.

– Тихо! – клацнул когтями Йог-Сотхотх.

– Это не голословное утверждение, – сложил руки на груди Носящий Желтую Маску. – Я могу назвать три причины того, почему Рари для нас сейчас лучше Земли. Первая – на Рари у нас есть верные союзники. Серые. Не горсточка культистов, как на Земле, а целая большая страна – развитая и сильная. Они уже сейчас готовятся принять нас – мы явимся на все готовое. Закрепившись в Ларии, мы сможем спокойно двигаться дальше. Вторая – Рари технически сильно отстает от Земли. Нъярлатхотеп может подтвердить – у нынешних землян есть очень мощное оружие…

– Подтверждаю… – несколько неуверенно согласился Нъярлатхотеп. – Но у плонетцев оно тоже было, однако…

– Но ты же не считаешь Плонет нашим успехом? – обратил к нему равнодушную маску верховный жрец.

Эту историю я уже знаю. Почти сто лет назад Лэнг сумел приоткрыть портал в один из соседних с ними миров – Плонет. Там тоже жили люди, и уровень развития был довольно высок – если сравнивать с Землей, то век двадцать второй, а то и двадцать третий. Лазеры, антигравитация, полеты на другие планеты, сверхточные компьютеры…

Однако Нъярлатхотеп (этим миром занимался именно он) всего за пару лет сумел все это обрушить, приведя планету к апокалипсису. Сейчас этот мир выглядит очень неприглядно, и жителей осталось совсем мало… Хотя Лэнгу пришлось оттуда бежать – они устроили такую катастрофу, что едва не уничтожили собственный мир.

Плонетцы, пережившие кризис, сохранили лютую ненависть к Лэнгу – любой из них с радостью отдаст жизнь, чтоб только насолить демонам, погубившим когда-то прекрасный мир.

– Третья причина, – продолжил Носящий Желтую Маску, – это то, что боги Земли сильнее рарийских. На Земле сейчас царят Саваоф и Аллах – а для нас было бы слишком самонадеянно начинать войну сразу с Раем и Джанной…

– Но не все же страны ходят под ними, – брюзгливо заметил Шаб-Ниггурат. – Там есть Китай, есть Индия… раньше был Советский Союз, но его мы проморгали. А из-за кого?!

– Я не думал, что он развалится так быстро, – проворчал Нъярлатхотеп. – Полагал, что у нас будет время минимум до середины двадцать первого века. Кто же мог знать?..

– Все равно на Земле нам придется очень нелегко, – продолжал гнуть свою линию Носящий Желтую Маску. – Даже если сами демиурги не обратят внимания на наше появление, у них же есть и поместные заместители. Воплощения хотя бы. А бог Ларии и Рокуша… ему особо нет дела до этого мира, он вряд ли даже заметит его потерю. Что же до Ивы, Кедамны и остальных… с ними мы пободаемся на равных. С Таромеем, думаю, сможем даже заключить взаимовыгодный союз…

– Как с нергалом? – хмыкнул Нъярлатхотеп. – Так ли уж нам нужен еще один Нергал?

– Не как с нергалом, разумеется. С ним мы допустили ошибку… нужно это признать…

– Теперь моя очередь! – перебил его Шаб-Ниггурат. – У меня тоже есть три причины, почему Земля лучше Рари! Первая – там больше нет магии! Земляне даже не верят в нее! А вспомните Объединенный Ковенант?!

Демоны стыдливо уставились в пол. В ту войну Мардук объединил против Лэнга всех ведущих чародеев планеты – со всего мира, всех народов и языков. Беловолосые альбиносы Гипербореи, узкоглазые мудрецы Чина, смуглые йоги Индии, всезнающие жрецы Та-Кемет, могучие маги Шумера, краснокожие некроманты Праквантеша, чернолицые чародеи Эфиопии, кудрявые волшебники Средиземноморья, коричневые шаманы расколовшейся Лемурии, хитрые карлики Ирианы… Все маги планеты под предводительством Мардука обрушились на Лэнг, бывший тогда в самом расцвете сил.

А когда объединяется все человечество, даже боги испуганно вздрагивают.

– Именно об этом я и говорю… – злорадно ухмыльнулся Шаб-Ниггурат, заметив смущение соратников. – Я не спорю, магам Рари далеко до землян тех времен, но кое-что они все-таки могут нам противопоставить. А Земля… или вы боитесь их ядерного оружия?

Демоны презрительно осклабились. Нъярлатхотеп выпустил из себя сразу десяток ухмыляющихся ртов.

– Всеразрушающий Атом – наш друг и союзник, – провозгласил он. – Я подтвердил это на практике.

– Если вспомнить тот случай… – задумчиво посмотрел на него Йог-Сотхотх. – Скажи мне, слуга нашшш, почему ты тогда действовал столь неосторожно?

– Ты приказал создать наглядный пример, – деловито ответил Нъярлатхотеп. – Взглянуть, что произойдет с одним из нас в… сложных условиях. Вот я и устроил ту катастрофу.

– Она получилась чересчур громкой, – досадливо клацнул когтями Йог-Сотхотх. – О случившемся в восемьдесят шестом узнали все и каждый. К тому же тебя видели.

– Те, кто видел, уже никому не расскажут, – равнодушно помотал головами Нъярлатхотеп.

– Тебя засняли на техническое устройство!.. видеокамеру!

– Я уничтожил ее. Не страшись, господин наш, в Припяти не осталось следов моего пребывания. Никто не скажет, что это дело моих рук. Всеразрушающий Атом пожрал все. А я пребывал в самом центре – и со мной все в порядке!

Остальные демоны посмотрели на это бесформенное месиво с торчащими органами, и в их глазах отразилось некоторое сомнение. Им явно казалось, что эксперимент некорректен – даже если с нъярлатхотепом на Чернобыльской АЭС и произошло что-то нехорошее, точно этого не определить. Его можно пропустить сквозь мясорубку – изменений все равно никто не заметит. Он и так похож на гору фарша.

– Ме-е-е-е-е! – тоненько проблеял Шаб-Ниггурат. Потом смущенно кашлянул и проревел яростным басом: – Ме-э-э-э-э!!!

Услышав блеянье, все сразу повернулись к главному полководцу. Когда в нем просыпается козлиная сущность, его лучше не игнорировать. Это верный признак разгорающегося бешенства.

Заполучив всеобщее внимание, Шаб-Ниггурат повел себя совсем уж по-козлиному. Он приподнял полу накидки (другой одежды на нем нет), задрал хвост и с шумом испортил воздух. Нъярлатхотеп моментально начал покрываться иглами, как еж, Дагон погрузился на дно аквариума, Хастур отшатнулся от окна, а Пазузу с интересом принюхался. Мы с носящим Желтую Маску понимающе переглянулись – в этой компании только мы двое совершенно неспособны ощущать запахи.

– Что это было? – медленно вопросил Йог-Сотхотх, когда козлиная вонь схлынула. – Зачем ты это сделал?

– Главный полководец Лэнга держал слово, а его перебили! Главный полководец Лэнга разгневан!

– Главного полководца Лэнга перебил Я, Йог-Сотхотх, Хранитель Врат Бездны! Главный полководесссс Лэнга имеет что-то против?

Какой-то миг Шаб-Ниггурат с гневом смотрел в фасетчатые глаза Хранителя Врат Бездны. Но в следующую секунду все-таки опустил глаза и медленно покачал головой. Йог-Сотхотх удовлетворенно шевельнул усами-антеннами. Хотя кончик хвоста у него едва заметно подрагивал – признак легкого беспокойства.

Шаб-Ниггурат – единственный из демонов Лэнга, осмеливающийся противостоять Йог-Сотхотху. Полководец считает, что есть и более достойные претенденты на Ониксовый Трон.

Точнее, не претенденты, а один конкретный претендент. Иногда, когда никто не видит, он даже украдкой залезает на это черное каменное кресло и мечтает остаться в нем насовсем.

– Первая причина – то, что на Земле больше нет магии, – торопливо повторил уже сказанное Шаб-Ниггурат. – Вторая – то, что на Земле по сей день остались наши солдаты. В океанских глубинах и полярных подземельях они ждут своего часа, ждут, когда мы…

– Они спят уже тысячи лет, – осторожно напомнил Нъярлатхотеп.

– Они воспрянут, как только Ктулху погрузится в соленые воды Индийского океана! – пафосно воскликнул Шаб-Ниггурат.

– Но не сразу же! – брезгливо раздул когтевые паруса Йог-Сотхотх. – Их пробуждение займет месяцы… даже годы!..

Шаб-Ниггурат невольно задрал хвост. Неужели опять?.. Нет, сдержался. Но его крохотные козлиные глазки налились дурной кровью.

– Какая третья причина? – поспешил упредить его Йог-Сотхотх.

– Третья причина… третья причина… третьей причины у меня нет, – неохотно признался Шаб-Ниггурат. – А этих двух недостаточно?

По-моему, Носящий Желтую Маску сейчас злорадно скалится. Под маской не видно, но почему-то у меня такое чувство. Нъярлатхотеп тоже выглядит довольным. Эти трое все время пытаются подсидеть друг друга перед Йог-Сотхотхом, и вот сейчас Шаб-Ниггурат проиграл несколько очков, изрядно упав в глазах прямого начальства. Конечно, двое остальных радуются.

– Мы решили, – клацнул когтями Йог-Сотхотх, ставя точку. – В следующем году мы входим в Рари, а чересссс семь лет, после пробуждения Ктулху – на Землю. Пусть главный полководец Лэнга изложит нам свой план покорения Рари.

Шаб-Ниггурат сердито фыркнул и поднялся на ноги. Шерсть у него встала дыбом. Он погладил растрепанную бороду и прошелся взад-вперед перед Ониксовым Троном. Копыта звонко клацали по каменному полу.

– Мои планы не изменились, – наконец сообщил он. – Я придерживаюсь той же стратегии, что и раньше. Изложить ее еще раз?

– Не нужно, – холодно покачал головой Йог-Сотхотх. – Кажется, главному полководцу Лэнга еще на прошлом совете было объяснено, почему такая тактика насссс не устраивает?

– И почему же? – нагло поинтересовался Шаб-Ниггурат. – Мой отец неоднократно ее использовал – и она всегда приводила к победе.

– Но какой ценой? – подал голос верховный жрец. – Насколько я помню, все кампании Шег-Тефнута сводились к одному и тому же принципу – завалить противника трупами. Во всех сражениях, в которых он одержал победу, его потери были в три-четыре раза больше, чем у врага! Если же у него не было перевеса в численности, он вообще предпочитал не начинать боя! А если начинал, то проигрывал с треском!

– И что? – тупо уставился на него Шаб-Ниггурат. – Прекрасная стратегия! Море трупов с обеих сторон – идеальный результат!

– Только в том случае, если у тебя солдат больше, чем у противника, – напомнил Носящий Желтую Маску. – Желательно – значительно больше. А в последнее время численность наших демонов и даже Надзирателей упала до критически низкого уровня. Мы не можем позволить себе больших потерь – по сравнению с людьми наши войска просто ничтожны.

– Это всего лишь смертные, – отмахнулся Шаб-Ниггурат. – Численное преимущество им не поможет. Любой из моих утукку будет истреблять их сотнями.

– Сотнями, допустим, – кивнул Носящий Желтую Маску. – Но на Рари больше шестисот миллионов душ. У тебя есть миллион утукку?

– Ме-э-э-э!.. – гневно проблеял Шаб-Ниггурат. – Ты что, издеваешься надо мной, Жрец?! Шестьсот миллионов!.. да три четверти их – женщины, дети и старики! Из взрослых мужчин тоже далеко не все умеют хотя бы просто держать оружие! А миллионы крестьян с вилами – это всего лишь миллионы крестьян с вилами! Какое бы войско ни выставили рарийцы – я просто выпущу свою тысячу Двурогих, и они его… скосят!

– Ну да, конечно… – еле слышно прошептал Носящий Желтую Маску.

– Что это значит? – все-таки услышал его Шаб-Ниггурат. – Что ты подразумеваешь, жрец?! Скажи громко!

– Все, достаточно, – перекрыло их свару шипение Йог-Сотхотха. – О ударе в лоб не может быть и речи – победить-то мы, вероятно, победим, но в итоге останемся без войска. У насссс просто нет миллиона ненужных смертников.

– А что насчет рабов?

– Рабы не солдаты – от них не будет проку.

– В том-то и прелесть, что в данном случае не требуются именно солдаты! – торжествующе оскалился Шаб-Ниггурат. – Вот на Земле, например, был один превосходный, очень талантливый полководец – так он изумительно просто избавлялся от минных полей! Всего лишь пускал по ним какой-нибудь полк! Быстро, просто, элегантно… и кругом кишки!

– Достаточно! – повысил голос Йог-Сотхотх. – На Рари минных полей все равно не будет. А ни для чего другого рабы не пригодны.

– Кажется, меня не поняли, – начал сердиться Шаб-Ниггурат. – Я совсем не предлагаю использовать такую тактику нам.

– А кому же тогда? – удивился Носящий Желтую Маску.

– Союзникам, разумеется! Мы передадим ее в качестве руководства серым! Ведь большой зиккурат будет выстроен только через год? А до тех пор вести войну будут именно они! Вот пускай и…

– А вот здесь есть определенное разумное зерно… – задумчиво молвил Верховный Жрец. – У серых как раз огромное войско, и они сейчас спешно его увеличивают… А по окончании завоевания Рари им тоже предстоит стать нашими рабами… И нам будет только на руку, если их армии уменьшатся – тем проще будет поставить союзников на колени… Почему же ты сразу этого не сказал?

– Я пытался, но меня не слушали, – с притворно обиженным видом сообщил Шаб-Ниггурат, украдкой поглядывая на Йог-Сотхотха.

А тот взирал на него с явной благосклонностью. Полководцу удалось вернуть себе часть утраченных очков и вновь взобраться на гребень.

– Решение принято, – кивнул Хранитель Врат Бездны. – Передайте Астрамарию планы новых битв. Пусть серые заваливают врагов трупами своих солдат – тем проще будет потом нам. Я доволен твоей работой, слуга нашшшш.

Шаб-Ниггурат важно кивнул. Хотя при слове «слуга» его аж перекосило.

– Теперь пусть Верховный Жрец доложит, как идут дела ссссс контролем над серыми, – равнодушно повернулся к носящему Желтую Маску Йог-Сотхотх.

– С ним все в порядке, – скрестил длиннющие пальцы верховный жрец. – Хм-м… простите, никто не видел моего свитка с заметками? Мог бы поклясться, что оставлял его на этом бюро…

Верно, оставлял. Только теперь этот свиток превратился в бесформенные клочья кожи и переместился в желудок одного прожорливого яцхена. Конечно, перед этим Рабан зафиксировал его в памяти – там был довольно подробный список с планов Носящего Желтую Маску.

– Хорошо, попробую по памяти… – разочарованно хрустнул пальцами Верховный Жрец, косясь почему-то на Шаб-Ниггурата. – Впрочем, я все хорошо помню. Серые приносят нам жертвы и возводят храмы, ба-хионь поступает стабильным потоком, канал рабов не иссякает. Бестельглосуд Хаос полностью наш – даже если он захочет, ему от нас уже не избавиться.

– Надеюсь, ссссс ним не получится, как ссссс бывшим Верховным Магом Шумера? – высокомерно уточнил Йог-Сотхотх.

– Мы учли прежние ошибки, – осторожно ответил Носящий Желтую Маску. – Первый Колдун Серой Земли не выскользнет. Совет Двенадцати принадлежит нам душой и потрохами. А вторжение в Ларию уже закончено, зиккурат строится. В данный момент войска серых размещаются на границе с Рокушем. В первый день лета по календарю Рари Йоганц Изменяющий женится на принцессе Гвениоле Янтарновласой, станет официальным королем Ларии, а затем принцессу принесут нам в жертву, как уже было сделано с остальными членами династии. После этого начнется вторжение в Рокуш. Поскольку король Обелезнэ Первый, в отличие от ларийцев, знает о готовящемся нападении и готовит оборону, война с ним займет несколько больше времени. Однако не больше трех месяцев – общая численность войск Рокуша уступает Серой Земле почти вдесятеро.

– Ополчение?

– Набирается с максимальной скоростью. Обелезнэ Первый проводит тотальную мобилизацию, вербуя всех рокушцев, способных держать оружие. Но то же самое серые делают в Серой Земле и Ларии, так что это не должно заметно сказаться на общем результате. К тому же благодаря нашей помощи серые сумели успешно закончить переговоры с варварами Ингара. И, разумеется, у них есть прекрасный полководец – я имею в виду Астрамария. Среди воевод Обелезнэ Первого нет таланта, способного сравниться с нашим ставленником…

– Хорошо, я жду доклад, – кивнул Йог-Сотхотх. – Теперь выслушаем Посланца Древних…

– Я! – откликнулся Нъярлатхотеп.

– Тебе были поручены Сердца Султанов. Как продвигается с этим?

– Я сам не могу покинуть пределы Серой Земли… – слегка стушевался Посланец Древних. – И не могу коснуться Сердца… по понятной причине… Но на розыски были отправлены лучшие колдуны серых!

– И?

– Пока никаких вестей… Но прошло слишком мало времени – мы не теряем надежды.

– Кто возглавляет экспедицию?

– Асмодея Грозная, четвертая из Двенадцати.

– Но разве она не вампирша? – обернулся к нему Носящий Желтую Маску.

– Поручить важное дело вампиру?! – возмутился Шаб-Ниггурат. – Легкомыслие! Да я не доверил бы этим ничтожествам даже вылизывать солдатские нужники!.. хотя нет, именно этим они у меня в армии и занимаются. Больше ни на что не способны. Жалкие ублюдки…

– Но она лучше всех знает Закатон, – подал голос Нъярлатхотеп. – Это весьма талантливая особь, уважающая силу… Она предана Серой Земле и Лэнгу!

– Что ж, будем надеяться, что на Закатоне она не встретит большую силу… – вполголоса пробормотал Носящий Желтую Маску.

– А я надеюсссссь, что к следующему совету все Сердца будут лежать у меня на столе, – прошипел Йог-Сотхотх. – Перейдем к нашим врагам. Удалоссссь ли выяснить, кто на Девяти Небесах роет нам яму?

– Скорее всего, кто-то из старой шумерской гвардии, – поспешил Нъярлатхотеп. – Энлиль или Шамаш. Прочим мы безразличны.

– А что удалось узнать о Инанне?

– С нее подозрения сняты, – пренебрежительно отмахнулся Посланец Древних. – Богиня Любви не покидала Третье Небо уже почти год.

– Я никогда не верил, что это она, – поддержал его Носящий Желтую Маску. – Мардук Двуглавый Топор не давал о себе знать уже много веков, а без своего брата Инанна ни на что не способна. В конце концов, она всего лишь слабая женщина.

Все демоны согласно закивали. В Лэнге слабый пол никогда не пользовался уважением. Я же едва удержался от облегченного вздоха – наконец-то они оставят миледи в покое. Последние месяцы за ней велось неусыпное наблюдение.

Неусыпное и совершенно тайное! В него были посвящены исключительно архидемоны!

Так что мы с миледи были в курсе каждого их шага.

– А теперь плохая новость, – сурово сообщил Йог-Сотхотх. – Еще один саботашшшш на портале в Рари. Трое суток не было новых рабов. Серьезные потери в ба-хионь. К тому же… мое имя снова кто-то намалевал на стене нужника!!!

Трое главных министров приняли подчеркнуто серьезный вид. Дагон что-то невнятно пробулькал со дна аквариума. Хастур прижал к пасти обе лапищи, но сдавленный гогот все равно слышался.

– Мои Эмблемы проанализировали последние события и пришли к однозначным выводам – у нас появился шпион, – холодно объявил Йог-Сотхотх. – Где-то там, за этими стенами скрывается тайный агент Девяти Небесссс…

При этих словах я пристально уставился на троицу советников. Но все они выглядели одинаково ошарашенными такой неожиданной новостью. У нъярлатхотепа переплелись шеи, Носящий Желтую Маску громко хрустнул пальцами, а Шаб-Ниггурат растерянно испортил воздух.

Вот козлина…

– Светлые в Лэнге!!! – яростно прошипел Йог-Сотхотх, колотя хвостом по подножию трона. – Непостижимо!!!

Обстановку разрядило громкое чавканье. Нъярлатхотеп так оторопел, что по рассеянности начал есть самого себя. Правая голова откусила сразу половину левой, и на стол потекла зловонная жижа.

– Простите, – смутился Посланец Древних, заметив возмущенные взгляды, и вновь принял более-менее подобающую форму. – Об этом резиденте что-нибудь известно?

– Пока ничего, – мрачно ответил Йог-Сотхотх. – Будем вести наблюдение. Расследование я предлагаю поручить… ссссссссс… Лаларту, ты сейчасссс ничем не занят?

– А?.. Я?.. Ничем!

– Вот и займиссссь. А то мы тебе что-то давно ничего не поручали. Надеюсссссь, ты справишься.

– То есть… ты поручаешь мне поиски шпиона? – совершенно офигел я.

– У меня не такой уж большой выбор, – хмуро прошипел Хранитель Врат. – Полностью вне подозрений только те, кто сейчас здесссссь, в этом зале. Но советники и Дагон слишком заняты, а Хастур чересчур велик. Остаешься только ты… и еще Пазузу.

Все поглядели на Пазузу… и одновременно захохотали. Даже сам Пазузу.

– Как только что-нибудь выяснится, сразу подашь докладную. А теперь перейдем к чуть менее важным делам, – достал из-под задницы стопку глиняных табличек Йог-Сотхотх, сразу став заметно ниже. – Предлагаю начать ссссс обсуждения сегодняшнего меню. Кто против?

Против никого не было.

Глава 25

Я шел по коридору. Гробовую тишину нарушало только еле слышное цоканье когтей.

Очередной большой совет благополучно окончился. Йог-Сотхотх уполз в свои покои – дрыхнуть. Нъярлатхотеп двинул к нам на Землю – проведать спящие войска. Носящий Желтую Маску отправился в Храм Ночи – раздать новые команды жрецам и колдунам серых. Шаб-Ниггурат в главном зале устроил смотр своей гвардии – Двурогим. Дагон вернулся в Глубинное Царство. Куда ушел Хастур и улетел Пазузу, я интересоваться не стал.

Хотя с Пазузу мы немного побеседовали. Он обрадовался встрече, удивился, почему я так давно не залетал к нему в гости, а потом предложил жареное человеческое филе. На вопрос о письме он тупо заморгал, щелкнул клювом и спросил, что еще за письмо. Он-де уже много лет не держал в руках ни единого письма. На душе было легко и весело. То, что Йог-Сотхотх узнал о присутствии в Лэнге «засланца», конечно, скверно. Но вот то, что его поиски как раз ему же и поручили (то есть мне) – очень даже замечательно. Ирония судьбы.

Между прочим, надо будет устроить еще парочку актов саботажа, а потом подобрать какого-нибудь демона (из тех, что особенно меня раздражают) и свалить все на него. Подкину ему фальшивых улик… каких-нибудь вещичек с Девяти Небес. Проведу «расследование», прочищу ему мозги…

Это последнее не слишком сложно. Берется демон, умерщвляется, затем его тело доставляется Инанне, пока душа не успела выпорхнуть. Богиня Добра и Света извлечет из трупа душу демона, проведет там дезинфекцию и сделает мне суррогат – будет вполне убедительная копия. А это дело я доставлю Йог-Сотхотху – вот, пожалуйста, ваш шпион, как на тарелочке. Живым сдаваться не пожелал, гадина, пришлось брать мертвым. Мне на грудь орден за хорошую работу и полный карт-бланш. Только надо будет еще намекнуть, что по всем признакам у убитого шпиона где-то остались сообщники… Чтоб было на кого сваливать в дальнейшем. Но перед этим нужно все-таки выяснить, кто тут все-таки под меня копает. Трое основных подозреваемых отсеялись… ну не то чтобы совсем вычеркнуты из списка, но теперь я уже как-то не уверен, что это один из них. Концы с концами не сходятся. Дагон тоже вроде бы ни при чем – после совета у нас с ним было продолжение беседы, и я так и не сумел уличить его в противоречиях. Нет, он явно тоже заинтересован узнать, что это за шантажист такой объявился. Ну а Йог-Сотхотх тем более не в курсе… или очень умело притворяется, ведя какую-то дьявольскую игру.

– Ну что, патрон, полетим в Р’льиех? – поинтересовался Рабан. – Навестим Ктулху?

Я поежился. С Ктулху, даже спящим, мне встречаться не хочется. Но в кармане брюк по-прежнему лежит добытый на Земле–2016 порошок. Он может продлить сон великого чудовища на несколько лишних месяцев… и с этим желательно не затягивать. К тому же где-то там, в Р’льиехе, сейчас находятся мои путеводные ниточки – Цюрмле и Склнътастар. С ними тоже не мешает побеседовать…

– Жаль, Пазузу такой бестолковый… – проворчал я. – Насколько было бы проще, если б он запомнил, кто дал это письмо…

– Ну так потому-то и использовали именно его, что не запомнил, – резонно напомнил Рабан. – Да ладно, патрон, ему ж тоже, наверное, не сам автор письмо вручил. Может, через того же Склнътастара передал.

– Хм-м-м… А что, может быть… Тем более, что они явно знакомы… Значит…

– Значит, летим в Р’льиех? – вторично спросил Рабан.

– Разумеется. Только сначала…

– Ты что, опять есть хочешь? – настороженно предположил Рабан.

– Есть я хочу всегда, – с сожалением ответил я. – И тут уж ничего не поделаешь…

– Можно слегка уменьшить тебе желудок, – предложил Рабан. – Если как следует поработать, управлюсь недели за четыре. Я…

– Ты идиот в моей голове, – высказал свое мнение к этой идее я. – Желудок мы уменьшать не будем. Давай лучше уберем слух.

– Зачем?

– Если я оглохну, то не буду слышать тебя! И вообще, отстань – я не голоден!

– Врешь.

– Вру. Ну и что?

– У задних ворот пасется бесхозный йорг-йорг.

– С этого начинать надо было! – возмутился я, опускаясь на восьмереньки.

Спустя час я шел по тому же коридору, только теперь бурчание в животе слегка поутихло. Самую малость. В средних руках я держал ножные кости йорг-йорга и постукивал ими по грудине, изображая тамтам. А в верхней правой покоился клювастый череп.

– Слышь, Петрович, а в этом лесу медведи водятся? Да какие тут, на хрен, медведи? – старательно изображал кукольный театр я, щелкая этой импровизированной трещоткой. – Хорошо, всадник куда-то отошел, пока мы его коня харчили…

– Не мы, а ты. Но да, хорошо, а то б ты и его сожрал.

– Неправда!

– Правда, правда. Видишь, патрон, иногда даже понос может спасти жизнь. Тому парню точно спас.

– Не знал, что у Тощих Всадников Ночи бывают проблемы с желудком…

– Ну они бессмертные, конечно, но анатомически схожи с людьми. Не во всем, конечно, но пищеварительный тракт такой же. И расстройства у него случаются такие же… хотя демону аппетит труднее испортить, конечно. Даже не представляю, что этот парень такое сожрал.

Я потянулся было направлением… но тут же перебил себя. На кой черт мне это знать-то?

– А Тощие Всадники Ночи вообще вписываются в систему Линнея? – полюбопытствовал я.

– Насчет Линнея не знаю. В систему Овбери вписываются.

– Это что еще за зверь?

– Ею энгахи пользуются. Там все есть – и демоны, и нежить, и духи, и кто хочешь. Тощие Всадники Ночи по ней принадлежат к царству животных, типу хордовых, классу млекопитающих, отряду приматов, семейству гоминидов, роду кобалоидов. Все очень просто.

– Только не для меня… Подожди-ка, кобалоиды?.. А это разве не гоблины?

– В том числе. Родственные виды. К кобалоидам принадлежат гоблины, орки, тролли, кобольды и вот, видишь, Тощие Всадники Ночи. Только они – демоническая разновидность.

– Демоническая?..

– Ну да. Уточнение. Вампир, например, по этой системе – тот же человек разумный, только с уточнением, что мертвый и кровососущий.

– А человек – как и у нас?.. Человек разумный?

– Называется иначе. В системе Овбери же этих разумных полным-полно. Так что ты до превращения был человеком обыкновенным слэш светлым.

– Слэш?.. Это как?

– Это подвид. Раса. Европеоид.

– Понятно… А теперь где у меня место в системе?

– Теперь… теперь… Не знаю. Я классификацию Овбери всю знаю, но тебя там нет.

– Почему? – обиделся я.

– Потому что ты яцхен. Искусственно созданный конструкт. А там только обыкновенные существа, существующие во множественном числе и способные к воспроизводству себе подобных.

– Я способен!

– А вот сначала докажи, тогда и посмотрим, – хихикнул Рабан.

– Сейчас все брошу и буду доказывать… – злобно прохрипел я, с трудом удерживаясь, чтобы не вонзить когти себе в голову.

А Рабан там внутри вовсю веселился, радуясь своей безнаказанности. Хотя потом он немного смутился – я подумал о том, что надо будет отправиться в его родной мир, украсть там другую личинку керанке и проглотить. А Рабана – убить!

– Патрон, ты ведь это не всерьез? – осторожно уточнил он.

– Нет, – буркнул я. – Но буду придерживать в качестве запасного варианта. Все-таки жаль, что ты не… ну амулет какой-нибудь, например. Тогда я бы просто снял тебя с шеи и выкинул в сортир. А еще лучше – расплавил к чертовой матери! А потом вылил бы в сортир.

– Хе-хе! Хорошо, что я не амулет, правда? – ехидно поинтересовался Рабан.

– Для тебя хорошо, конечно…

Прямо сейчас в Р’льиех я не полетел. Все-таки в Кадафе бываю не каждый день, и раз уж посетил, надо проработать полную программу.

– Патрон, что ты делаешь? – поинтересовался Рабан, скептически глядя на кучу мелькающих рук.

– Да вот, смазываю, чтоб удобней сидеть было… – ухмыльнулся я, нанося последний слой.

Я намазал Ониксовый Трон жиром, салом и свежей грязью. Когда Йог-Сотхотх в следующий раз удрюпендит здесь свой хвост, ему потом придется долго отмываться! Сначала я хотел еще и использовать это кресло в качестве унитаза, но потом вспомнил, что определить происхождение мочи сможет даже самый хиленький демон. Хорошо еще, что меня страхует частичка души Лаларту, иначе любой проведенный саботаж просто вопил бы: «Это сделал Олег Бритва!» Но, к счастью, Лэнг так провонял демонами, что определить, какой конкретный демон тут поработал, практически невозможно.

– Мелко, патрон, мелко, – укоризненно сообщил Рабан. – Глупая бессмысленная пакость. Только зря его разозлишь.

– И то хлеб. У тебя, может, есть предложения получше?

– Да нет…

– Тогда сиди и не отсвечивай. Блин, опять штаны порвал…

У меня на штанах сзади дырка для хвоста – все-таки этот двухметровый хлыст со скорпионьим жалом нужно где-то держать. И на коленях тоже дырки – для шипов. Но поскольку и эти шипы, и хвост довольно-таки острые, новые прорехи появляются чуть ли не ежедневно.

Про обувь я вообще не говорю – рад бы носить, только как? На мои ступни фасона нет. Хотя Шаб-Ниггурату еще хуже – у него-то копыта. Пробовали когда-нибудь надеть ботинок на копыто? На каждом шагу спадать будет.

– Заштопать, что ли? – неуверенно потрогал разошедшийся шов я. – Только вот чем?

– Патрон, да на кой нам эти штаны?

– Набор карманов, – коротко ответил я. – Была бы у меня на животе сумка, как у кенгуру, вот тогда бы… и желательно с молнией.

– Извини, патрон, чего нет, того нет. До такой степени я тебя усовершенствовать не могу.

– Да хрен с ним… Смотри-ка, а вот этого я не писал!

На стене тронного зала отчетливо виднелась надпись «Йог-Сотхотх воняет». Но я тут ни при чем! Во-первых, точно помню, что здесь я этого не делал. Во-вторых, почерк не мой. В-третьих, оскорбление не в моем стиле – слабенькое, даже детское какое-то. В-четвертых… в-четвертых, к надписи прилип черный козлиный волосок…

– Лаларту? – недоуменно окликнули меня сзади. – А что ты… что ты здесь делаешь?

– Да вот, рассматриваю твои художества, – ответил я, не оборачиваюсь. – Как же тебе не стыдно, Шаб-Ниггурат? А еще полководец!

– Это не я! Почему ты решил, что это я?!

– А это что? – взял двумя когтями (почти что пинцет) волос я. – Длинный, черный, жесткий, пахнет козлом… Доказательства налицо!

– Лаларту, я… и что ты собираешься с этим делать?! – злобно спросил Шаб-Ниггурат.

– Еще не решил… – покачал волос перед глазами я. – Но раз уж Йог-Сотхотх поручил мне расследование, придется все ему рассказать…

– Ме-е-е-е-е-э-э-э-э-э!!! – яростно заблеял на меня Шаб-Ниггурат.

Я понял, что надо слегка сбавить обороты – когда Черный Козел Лесов так блеет, с ним шутить опасно. Может не посмотреть, что я архидемон, и просто откусить голову. Он, знаете ли, та еще бешеная тварюка.

– Но, возможно, мы сумеем договориться… – скучающе спрятал волос в карман я. – Кто знает, может быть, ты невиновен…

– Я виновен, – угрюмо признался Шаб-Ниггурат. – Но только в этом! Я не шпион, Лаларту, ты отлично это знаешь! Я последний демон в Лэнге, кто стал бы помогать Небесам! Скорее уж ты им продашься, чем я!

Черный Козел Лесов даже не подозревает, насколько он прав…

– Вот, возьми, – неохотно протянул мне увесистый мешок он. – Возьми и помалкивай.

– Зубы? – уточнил я, раскрыв мешок.

– Зубы, – кивнул Шаб-Ниггурат. – Зубы утукку. Самые лучшие.

– Очень хорошо… – удовлетворенно оскалился я, обхватывая мешок левой нижней рукой (в карман не поместился). – Сделай еще одно маленькое одолжение, раз уж ты начал про утукку…

– Тебе что, мало?! – проревел полководец, грозно надвигаясь на меня. Козлиные зубы яростно заскрежетали.

– Нет-нет, вполне достаточно. Всего лишь капелька информации, по дружбе. Что ты знаешь о Йот’урраки, Эрангхо и Жрессаре?

– Что-о-о-о?.. – тупо уставился на меня могучий демон. – Это кто такие?

– Первый – алуа. Остальные – утукку, огненный и ледяной. Твои солдаты.

– Лаларту-у-у… – язвительно проблеял Шаб-Ниггурат. – В Лэнге больше восемнадцати тысяч утукку и почти девять тысяч алуа. Ты думаешь, я способен запомнить каждого из них по имени?

– Может быть, тогда слышал о Склнътастаре?

– Эг-мумия?

– Что, слышал?

– Нет, по имени догадался. В одном только Кадафе триста эг-мумий. А всего их в Лэнге шестьсот. Даже шестьсот пятьдесят. Или все-таки ровно шестьсот?.. Или?..

Я посмотрел на козлиный лоб, сосредоточенно наморщившийся над решением столь сложной задачи, и понял, что это обещает затянуться надолго. Шаб-Ниггурат знает численность своей армии только приблизительно.

Ну а в самом деле – сотней больше, сотней меньше, кого это волнует?

Хотя в данном случае важна каждая единица – все-таки это демоны, а не люди. Каждый утукку по мощи примерно соответствует танку Т-34.

– А может, ты тогда мне их подаришь? – невинно спросил я.

– Кого?

– Утукку и алуа.

– А-а-а, понимаю! – плотоядно ухмыльнулся Шаб-Ниггурат. – Людишки надоели, деликатесов захотелось? Забирай и ешь – мне для товарища ничего не жалко.

– Да не есть… хотя ты прав, конечно, я их съем, – торопливо поправился я. – Спасибо.

– Захочешь еще – у меня их много. Можешь даже не спрашивать, просто бери, кто приглянется. Между прочим, у тебя штаны порвались.

– Вижу… – завертелся вокруг своей оси я. – И именно на заднице…

– Хорошие штаны, – внимательно посмотрел туда же Шаб-Ниггурат. – Где достал? Я бы от таких тоже не отказался…

Еще бы – модель-то специализированная, для военных! Наш полководец ко всему солдатскому неровно дышит.

– У меня дома еще есть. Могу уступить пару…

– Здорово! – обрадовался демон-козел, уже предвкушая обновку. – Это ведь с Земли?

– А откуда же? Ну что, замазали?

– Да, надо бы замазать, – задумчиво кивнул Шаб-Ниггурат, явно не поняв слэнгового выражения. – Надо, а то этот змеезадый увидит, зашипит… только не говори никому, что я так про него сказал.

– Ни слова не пророню! – возмутился я, незаметно проверяя, включен ли диктофон. Лишний компромат никогда не помешает.

Шаб-Ниггурат что-то недовольно проворчал и начал выдыхать клубы черного пара, мгновенно покрывшего оскорбительные слова плотным слоем. Магия демона поработала капитально – всего через пару секунд от надписи ничего не осталось.

Ничего, кроме уродливого буро-красного пятна на великолепном черном ониксе.

– Червь и Бездна… – растерянно почесал правый рог полководец. – Теперь он еще сильнее разозлится…

Да уж, Йог-Сотхотху это не понравится – он очень ревностно следит за сохранностью Кадафа во всем его жутком великолепии. А после заклятия Шаб-Ниггурата следы останутся надолго…

– Позову слуг! – обеспокоенно защелкал пальцами Черный Козел Лесов.

Через миг грянула вспышка, полыхнула легкая молния и на его зов явился Шкудьюх – один из демонов-служителей, ответственных за чистоту помещений. Он укоризненно покачал головами, глядя на беспорядок, и его хвосты-метелки начали лупить по стене, вновь возвращая великолепному ониксу прежнюю черноту.

– Господин полководец, я и так кручусь, как лярвы вокруг добычи, неужели даже у вас не хватает разумения не пачкать? – пробурчал ремонтник, вторым ртом читая заклинание для лучшего блеска. – Только четверть эондра назад отчищал четвертый коридор в правом крыле от нижней спирали, сюда прихожу – тут то же самое! Э-хе-хе…

Я смущенно зашаркал ногой, стараясь не смотреть демону-работяге в глаза. Но все-таки рискнул попросить у него помощи с прорехой. Прислужник раздосадованно цокнул языками, но все-таки починил мне штаны коротеньким заклятием.

– Перекусить бы тоже неплохо… – раздумчиво проговорил Шаб-Ниггурат, снова щелкая пальцами.

Наш полководец кушает не так много и часто, как я, но он же все-таки архидемон. А это автоматически означает феноменальную прожорл- вость.

– И вскоре славный день опять наступит, сожмется снова яростный кулак… – напевал себе под нос Шаб-Ниггурат, пристукивая копытом в ожидании трапезы. – И яркий Свет пред Тьмой тогда отступит, и вновь взовьется гордо черный стяг… И пусть враги трепещут перед нами, и пусть союзники боятся нас…

– Ваш обед, господин! – прервал его рослый шестирукий демон, держа в каждой ладони по подносу. Кроме правой задней (у него они растут не сверху вниз, как у меня, а спереди назад) – там он держал полотенце. – Как заказывали!

– Прекрасно! – облизнулся Шаб-Ниггурат, потирая копытообразные ладони. – Что мне тут… а!.. а!.. а-а-а-а-а!!! Да как посмели?!!!

– Что там? – заинтересовался я. – А, козий бифштекс…

– Как посме-е-е-е-э-э-э-эл?! – злобно заблеял великий демон с турецким акцентом. – Мне-е-е-е-э-э-э-э, мне-е-е-е-э-э-э, Черному Козлу Лесов, подать козлятину?!!!

Демон-слуга испуганно отшатнулся, едва не роняя подносы. А потом просто топнул ногой и растворился в облаке дыма, бросая обед на пол. Попадаться Шаб-Ниггурату под горячую руку нельзя – растопчет. Лучше уж сбежать – он не запоминает всякую безымянную шелупонь, так что мстить не будет.

Но с их стороны это было реально неосторожно. Не то чтобы Шаб-Ниггурат испытывал какие-то теплые чувства по отношению к дальней родне. Он без зазрения совести жрет и коз, и даже себе подобных, козлодемонов… если поймал сам. А вот если ему подают их на тарелочке – воспринимает как личное оскорбление и люто бесится.

Он вообще ужасно мнительный.

– Уничтожьте немедленно эту мерзость!!! – бешено заорал Шаб-Ниггурат, стараясь не смотреть на еще дымящиеся бифштексы.

– Сделаем! – зачавкал я.

Глава 26

– Скажи, а ты веришь в родство душ? – между делом спросил я.

Меряю воздушное пространство над выжженными пустошами Инкванока. Крылья не шевелятся – парю подобно могучему альбатросу. Еще четверть часа, и на горизонте покажутся сине-зеленые воды Глубинного Царства – великого океана, на дне которого стоит дворец Дагона, лежит затонувший город Р’льиех и спит великий Ктулху.

– Нет, не верю, – ни на миг не задумался Рабан.

– Почему?

– Потому что это выдумка.

– А откуда такая уверенность?

– Знаешь, патрон, миф о том, что для каждого человека где-то существует его половинка… это из разряда сказок про Деда Мороза, разносящего подарки.

– Подожди… Мы же встречались с Дедом Морозом! Даже разговаривали!

– Вот именно. Ты его сам видел. По-твоему, этот повелитель снегов и буранов, хозяин Зимы и Стужи, великий Ледяной Старец станет подкладывать конфеты под елочку? Он же божество, патрон!

– Понятно… – нахохлился я. – А все-таки, насчет родственных душ…

– Патрон, любовь – это сочетание физиологических процессов в железах, либидо и симпатии, порожденной разумом. В этом чувстве нет ничего волшебного.

– Тебе-то откуда знать? Ты вообще бесполый.

– Патрон, ты обидел меня до глубины души. Между прочим, понятие «пол» включает в себя не только анатомическое строение.

– А что же еще?

– Душу, конечно. Души делятся на животные, человеческие, демонические, божественные, стихийные… А еще на мужские и женские. И они могут трансформироваться друг в друга. Вот мы, керанке, рождаемся средним родом, тут ты прав. Но одни из нас попадают в мужчин, а другие в женщин. И за счет того, в чьем мы мозгу, мы и сами постепенно принимаем схожие черты со своим носителем. Чтобы был больший комфорт, понимаешь? Душа керанке – это почти идентичная копия души его носителя.

– Ты на меня не похож! – возмутился я.

– Я для этого уже староват, мне перестраиваться поздно… – вздохнул Рабан.

– Хм-м-м… Так ты что – похож на Волдреса?

– Очень похож. В духовно-ментальном плане – почти идентичная копия.

– Ненавижу Волдреса… – пробурчал я.

– О мертвых плохо не говорят, – строго напомнил Рабан. – Ты, патрон, не переживай – может, со временем я все-таки и под тебя трансформируюсь. Я же твой симбионт.

– Угу. Дождешься от тебя… Так, выходит, у тебя мужская душа? Я даже не знал, что она у тебя вообще есть… душа…

– Душа есть у всех! – обиделся Рабан. – Даже у амеб! Хотя у них она тоже… одноклеточная. Но тут сам знаешь, как бывает – вечное переселение душ, вечный круговорот… Вот что получается, когда женская душа по ошибке попадает в мужское тело?

– Ну этот… альтернативно ориентированный.

– Верно. Но это только на одну жизнь – к моменту следующего перерождения это уже будет мужская душа, а не женская… А что получается, когда душа животного нечаянно попадает в разумное существо? Умственно отсталый. Очень важно, кому принадлежала душа раньше – это всегда накладывает печать и на новую жизнь…

– Все, заткнись, надоел! – оборвал его философствования я. И, чтобы заглушить по-прежнему что-то бормочущего Рабана, начал декламировать: – Чем измерить кошку – может быть, мехами? Может быть, когтями, может – красотой! Я измерю кошку убитыми мышами, я измерю кошку… блин, ни одной рифмы нет…

– Кот обыкновенный домашний, – тут же сообщил Рабан. – Царство – животные, тип – хордовые, класс – млекопитающие, отряд – хищники, семейство – кошачьи, род – кошки малые.

– Рабан, ну с чего ты взял, что это интересно? – вздохнул я. – Давай поиграем в игру, а? Кто дольше промолчит? Кто скажет слово или звук, тот будет лысый бурундук!

Рабан недовольно замолчал, и дальше мы летели уже в тишине.

В этих местах Птиц Лэнга почти не встречается – слишком близко к Глубинному Царству, тут для них небезопасно. И не могу сказать, что меня это огорчает – после недавних событий эти мелкие крылатые демоны вызывают у меня неприязнь. Хотя они и раньше ее вызывали.

– Ладно, ты выиграл! – с явным облегчением воскликнул Рабан. – Смотри, патрон, глубинные лярвы!

– А ты теперь лысый бурундук… – рассеянно сообщил я, глядя на проплывающих внизу склизких безногих монстров, похожих на побелевших моржей. Глубинные лярвы отличаются от обычных примерно так же, как тюлени от медведей.

– Патрон, я керанке. Мозговой полип. Я размером с ноготь и похож на гнилой кедровый орех. Неужели ты думаешь, что сравнение с бурундуком меня обидит?

– Ах да… – разочаровался я.

Долина Инкванок закончилась. Начались бушующие воды Глубинного Царства. Я стал сопоставлять пейзаж с картой, тут же вывешенной в мозгу Рабаном. Он хорошо умеет рисовать такие вот мысленные картинки.

Единственный крупный водоем Лэнга не слишком велик. Больше любого из земных морей, но меньше даже самого маленького океана – Северного Ледовитого. Воды здесь очень холодные и мутные – уже на метровой глубине дно совершенно исчезает из видимости. Регулярны шторма – частенько бывают моретрясения, а подводные скалы порой просто ходят ходуном. Имеется десятка два гигантских водоворотов вроде Мальстрема. Даже больше и опаснее – мореходство в Лэнге было бы самоубийственным занятием. Про рифы я вообще не говорю – их тьма-тьмущая.

Островов, как таковых, нет, но из воды во многих местах торчат высоченные пики, похожие на огромные каменные гвозди, воткнутые в дно. Сходство просто поразительное: у них действительно есть «шляпки» – что-то вроде округлых платформ. Летающие создания порой останавливаются на них, чтобы передохнуть. Я тоже иногда останавливаюсь. Хотя летающих существ тут как раз мало. Бывает, залетают порой с северо-востока неосторожные Птицы Лэнга, выныривают из воды демонические летучие рыбы, да на большой высоте иногда проносится дымный след – Курильщик, залетевший из Мертвого Царства. Эти демоны-драконы из средних Господ, они никого не боятся.

Я же стараюсь держаться повыше – среди тварей, водящихся в этих водах, есть такие, что могут проглотить меня целиком. Вон из воды как раз выстрелил длиннющий скользкий столб с присосками – щупальце исполинского спрута. А если бы столб был потолще и почернее, без присосок, но зато с глазами и зубами – это Дракон Лэнга, монстр, похожий на огромного мозазавра.

Понятно, что если меня проглотят, я выберусь. Доводилось уже. Но приятного в подобном мало, даже если ты архидемон.

Особенно если поддельный.

Мурашки по хитину ползут, когда вспоминаю, что всего через несколько минут придется нырять. Не люблю я этого, но что ж тут поделаешь? На горизонте уже виднеются спиралевидные скалы – надводная часть Р’льиеха. Когда-то это был огромный город, часть самых высотных зданий до сих пор торчит на поверхности. Сверху это похоже на огромный атолл из металла и камня…

Древние, которые строили Р’льиех, были предусмотрительными существами. Они возводили свои постройки так, чтобы те могли выдержать любой катаклизм. И значительная их часть действительно пережила потоп и то, что произошло после него – падение Ктулху. Циклопический демон разрушил центральную часть города, но окраины уцелели. И там все еще живут существа, дышащие воздухом. Дома Р’льиеха (те, что уцелели) совершенно герметичны.

– Тухлятиной какой-то попахивает, – пробормотал я.

– Патрон, у тебя же нет обонятельных рецепторов, ты не можешь чуять запахи.

– Ну и что? У тебя вот нет мозгов, но ты ведь как-то думаешь?

Насчет запаха я, конечно, наврал – просто захотелось поддразнить Рабана. Заранее знал, что он не удержится, чтобы не проявить врожденную занудливость. Но про тухлятину я и так знаю – тут всегда так пахнет. Ктулху спит уже шесть с половиной тысяч лет – конечно, вода вокруг немного попортилась.

А вы, когда спите, себя контролируете?

Складываю крылья и начинаю планировать по крутой спирали все ниже и ниже – к мутной зеленоватой воде. Несколько секунд, и вот уже вытянутые вперед верхние руки с плеском погружаются в океан. А за ними и все остальное.

Складываю крылья треугольниками, обвертываю перепонку вокруг бедер – теперь это уже подводные крылья. Хвост закручиваю спиралью и вращаю им с бешеной скоростью. Ступни вытягиваю почти горизонтально, пальцы складываю вместе и загребаю всеми шестью руками одновременно. Мчусь со скоростью рыбы-меча – двести километров в час.

Да, под водой я так же хорош, как на суше или в воздухе. Яцхен – универсальная модель, подходит для любой физической среды. Огнеупорный, бронебойный, скоростной… и очень скромный!

На что похож океан Лэнга… Видели когда-нибудь такие лампы, заполненные разноцветным гелем? Включаешь ее, и там начинают плавать вверх-вниз симпатичные шарики. За этим можно наблюдать до бесконечности – очень успокаивает. Вот здешний океан – это такая же лампа, только увеличенная в миллионы раз.

Шарики, плавающие тут, выглядят почти так же и по консистенции похожи на гель… но это не гель. Это разновидность живой слизи – бесформенные создания, не имеющие ни мышц, ни органов чувств. Они служат кормом для всякой водяной живности, а сами питаются… да всем подряд.

Если неосторожно позволишь такому комку слизи прилепиться к тебе, он начнет впитывать твой пот, отмершие частички волос и кожи… а потом и не отмершие. Может и дырку проесть. Поэтому отрывать эту мерзость надо сразу же, как только попала на тело – если останется хотя бы крошечный кусочек, он обязательно въестся в кожу, а потом и еще глубже.

Мне это, к счастью, не угрожает – мой панцирь для живой слизи слишком твердый кусочек. Но все равно неприятно. К тому же ткань они тоже пожирают, а штаны мне пока что дороги…

Мне опять вспомнилась тема, поднятая, пока мы летели – насчет родства душ. Несмотря на скептицизм Рабана, я верю, что для каждого человека где-то есть половинка. И мне очень хотелось бы знать, где моя, и как она выглядит. Хочется, конечно, думать, что это леди Инанна… ну у меня просто не получается об этом не думать!

– А ты ей скажи об этом, патрон, – тут же посоветовал Рабан. – Признайся, что она тебе нравится.

«Думаешь, стоит?» – подумал я. Разговаривать вслух под водой неудобно.

– Думаю, стоит. По крайней мере, сделаешь ей приятное.

«Думаешь, ей будет приятно?»

– Думаю, будет. Как следует похохотать – что же тут неприятного? Всем будет весело – ей, мне…

«Мне – нет», – мрачно подумал я.

– Хорошо, не всем. Но два из трех – неплохой результат.

«Знаешь, Рабан, с каждым днем ты нравишься мне все меньше и меньше».

– Да ладно, патрон, не переживай. У тебя все равно ничего не получится – вы разных биологических видов. Она-то человек… ну, биологически. Бывают боги-демоны, как Йог-Сотхотх, боги-звери, как Анансэ, а она бог-человек.

«Сам знаю…»

– И вообще – флиртовать с боссом нельзя. Тебя уволят, а ей устроят импичмент.

«Кто?!»

– Ну чего ты ко мне пристал? Я пошутил. У меня есть чувство юмора. А вот у тебя нет.

«Шуток на эту тему я не люблю, – мрачно подумал я. – А чувства юмора нет как раз у тебя».

Я включил маленький фонарик для подводного плавания, предусмотрительно прихваченный из замка. Света этот простенький приборчик дает меньше, чем больной светлячок-инвалид, но для моего сверхзрения это как огромный прожектор. К тому же там нет батареек – заряжается от тряски.

Если бы только не эта проклятая муть, застилающая все вокруг! Даже собственные руки различаю с трудом!

Подо мной начало проявляться что-то огромное, похожее на подводную гору. Гигантский зеленоватый купол, едва заметно поблескивающий в свете моего фонарика. Он привалился к полуразрушенному зданию, обнажив все внутренние помещения. Вокруг ни души – в этом районе Р’льиеха отсутствует даже живая слизь, столь густо заполнившая океан.

Мурашки по хитину… С трудом сдерживаюсь, чтобы не повернуть назад. Ведь эта колоссальная штуковина подо мной – Ктулху! Хотя мне видна только самая макушка – все остальное где-то там, в бескрайней черноте Глубинного Царства. Он, правда, находится не вертикально, но и не горизонтально – как бы полусидя. Учитывая его рост, неудивительно, что я уже достиг цели, хотя до дна плыть еще довольно долго. Лысая голова под ногами похожа на дирижабль. Большой, очень большой, просто огромный дирижабль. Под куполом виднеются медленно шевелящиеся сосискообразные отростки – ротовые щупальца. Ужасно хочется надеяться, что шевелятся они из-за течения, а не из-за того, что Ктулху заметил мое присутствие. Он, конечно, дрыхнет, но вдруг именно сейчас задумал устроить грандиозную побудку? Лет на пять пораньше запланированного?

«Слушай, а может, мне его… ну, ты понимаешь?.. – страшась собственных мыслей, предложил я. – Забурюсь в эту черепушку, устрою большой миксер в мозгах…»

– Патрон, я понимаю, что у тебя подзатянулось воздержание…

«Не напоминай!»

– Но ум-то у тебя пока не атрофировался? В этом осьминожьем боге два километра росту! Ты для него мельче муравья!

«А ты – мельче микроба!» – огрызнулся я, осторожно опускаясь ниже – ко рту.

Плыл я очень медленно и аккуратно – если и есть на свете вещи, которые пугают меня сейчас сильнее, чем неосторожный гребок, я о них не знаю. Понимаю, что все это глупо – Ктулху спит уже шестьдесят пять веков, и за эти бесчисленные годы демоны Лэнга перепробовали все, чтобы его разбудить.

Первые века они только этим и занимались – всем Лэнгом толкали и пихали спящего исполина. Физическая сила, магия, громкие крики в ухо, даже частичная откачка воды из океана…

Как видите, он все так же сладко почивает.

Я повернулся… и как-то очень быстро переместился метров на десять назад. А вы что бы сделали, увидев перед собой глаз размером с небольшого кита?!

Открытый!!!

«Рабан, он не спит, у него глаза открыты… ну, левый, по крайней мере!»

– Патрон, да у него же век нету, – лениво сообщил керанке. – Он глаза закрыть не может. Ты тоже спишь с открытыми глазами.

«Надеюсь, он спит не так, как я! – пробрало меня до самых костей. – Он же тогда все слышит и видит!»

– Сомневаюсь. Смотри, зрачки неподвижные, мутные, а радужка еще и слизью затянута.

Я внимательно вгляделся в эти глаза… глаз. До второго сначала надо доплыть. Око Ктулху больше всего напоминает осьминожье – а у осьминога глаза, как известно, почти человеческие и очень мудрые.

Да, мудрость тут явно присутствует… ужасная ледяная мудрость бесчисленных тысячелетий, проведенных на дне океана в мертвом сне. Если ему сейчас что-то снится, то скорее всего то, как он превращает земные города в мертвые пустыни.

«Какой огромный…» – растерянно подумал я. Пузырек с волшебным порошком стал казаться ужасно малюсеньким – вряд ли Ктулху даже заметит такую ничтожную пылинку. Вот если бы его сюда хотя бы бочку…

Одно хорошо – за этой диверсией меня уж точно никто не застукает. Ктулху лежит прямо посреди большого города (практически ненаселенного, но все-таки), однако у меня больше шансов встретиться с кем-нибудь на Северном полюсе, чем здесь. Дворец Дагона находится в противоположном конце Глубинного Царства – даже сам хозяин этих холодных вод опасается приближаться к своему квартиранту.

Я опустился еще немного ниже. К огромным извивающимся трубам длиной в сотню метров каждая. Плывя между ними, я почувствовал себя карликом, забредшим в дремучий лес, в котором все деревья живые… и пьяные. Очень уж причудливо они подергиваются – как будто Ктулху собирается чихать.

Надеюсь, на самом деле не собирается.

За ротовыми щупальцами показалась огромная пещера – пасть демона. Не вижу отсюда, есть ли у него зубы… да и не могу сказать, что меня это волнует. Даже если и есть, я свободно помещусь у него в дупле.

«Что, кидать прямо туда? – неуверенно подумал я. – Или сначала все-таки открыть?»

– Давай сначала подплывем поближе? – предложил Рабан.

«Даже не обсуждается».

– Боишься? – сочувственно спросил мой симбионт.

«Не хочу подвергаться глупому риску. Герой – это не тот, кто бросился на амбразуру, а тот, кто прикончил врага и выжил».

– Это лозунг американской армии, что ли?

«Нет, это я сам придумал. Так все-таки – открывать или так бросить?»

– Патрон, ты думай скорее, а то Ктулху, кажется, сейчас вдох сделает!..

Действительно, течение все явственнее тянуло меня туда – в громадную черную пещеру. Сильнее, сильнее, еще сильнее… С каждой секундой вода все быстрее устремлялась в пасть осьминожьего бога. Ктулху дышит ртом, а не жабрами, как обычные осьминоги – все-таки он не имеет ничего общего с моллюсками, просто внешне похож. Да и то только голова.

– Ктулху дышит очень медленно, – просвещал меня Рабан, пока я боролся с течением, что есть мочи загребая всеми руками и распахнув крылья парашютом. – Семь-восемь минут – вдох, потом трехминутная пауза, а за ней выдох.

Я кое-как догреб до ближайшего ротового щупальца и вонзил в него когти, уцепившись, как белка за дуб. Разумеется, Ктулху моих потуг даже не заметил – он не заметит, даже если я отрежу это щупальце под корень. Хотя проще будет спилить корабельную сосну пилочкой для ногтей…

– Патрон, бросай, пока вдох не закончился! – завопил Рабан. – Или хочешь еще четверть часа ждать следующего?!

Этого я не хотел. Пузырек с магическим порошком был извлечен из кармана, и я направил луч фонарика прямо в рот Ктулху – прикинуть, куда удобнее будет кидать. Нижние и средние руки по-прежнему крепко удерживали ротовое щупальце – меня тащило с такой силой, что я почувствовал себя хомячком, затягиваемым в пылесос.

Но все-таки – сначала открыть или бросать так?! Ну почему, почему я не попросил у миледи более подробных инструкций?! Может, прямо сейчас прыгнуть на Девять Небес, а потом обратно?..

– Патрон, не надо! – испугался Рабан. – Я не смогу вернуть тебя точь-в-точь в то же место! А вдруг мы приземлимся внутри Ктулху?!

Ладно, примем соломоново решение – вытащим пробку наполовину. Вот так, чтобы еле держалась, чтобы выскочила от первого же толчка. Тогда Ктулху вдохнет полную порцию… но все-таки, почему так мало? Чем может помочь такая ничтожная пылинка?..

Я размахнулся со всего плеча и швырнул в пасть осьминожьего бога… фонарик. Перепутал руки.

– Патрон, ты меня разочаровываешь, – укоризненно сообщил Рабан.

Ну ошибся, с кем не бывает? Я проводил взглядом исчезающую во мгле искорку и повторил бросок. Теперь в зев Ктулху отправилось именно то, что требовалось.

Особых усилий прикладывать не понадобилось. Кидать вещи в воде, конечно, труднее, чем на воздухе, но спящий колосс сам втягивает в себя тысячи тонн жидкости – что ему еще одна крохотная капелька? Течение моментально подхватило пузырек и понесло все дальше и дальше… Поскольку он не светился, я почти сразу потерял его из виду – очень трудно что-либо разглядеть в такой мути. Но направление тут же сообщило – пробка все-таки вылетела. Ктулху получил свое снотворное.

Результат последовал незамедлительно. Ну, что-то, во всяком случае, точно произошло.

Течение стихло почти мгновенно – вдох прервался, не закончившись. Я нерешительно отцепился от ротового щупальца и сделал большой гребок – оставаться здесь уж точно не собираюсь. К тому же из исполинской пасти вода потекла в обратном направлении… а потом мне показалось, что содрогнулся весь океан. В сотне метров надо мной шевельнулось что-то огромное – зрачок Ктулху пришел в движение.

– ЛА-ЛА-РТУ?!!! – прогрохотал проснувшийся бог.

Глава 27

– Брррруэт!!! – невнятно булькнул я, увертываясь от ротового щупальца.

Безуспешно – его сосед ударил так, что я полетел, как торпеда. Несколько мгновений ужасного бурления сквозь мутную воду, не слишком успешная попытка сгруппироваться, притормозить полет… и меня впечатало в стену полуразрушенного здания. Хитин в затылочной части сухо треснул, и я впервые после превращения в яцхена почувствовал, что могу кивнуть.

Только как бы голова не отломилась…

Прямо вслед за этим в меня ударил еще сюрприз – Ктулху плюнул вслед. От души, что называется – ком густой чернильной гадости разворотил кусок стены, словно пушечный залп.

Теперь я понял, что испытывает стрекоза, встретившаяся с лобовым стеклом автомобиля… Правда, я все же покрепче – выдержал и даже не потерял сознания. «Наш малыш произнес первое слово…» – мысленно простонал я, медленно сползая в черную пропасть. Навалилась невероятная слабость. – «Я что, его разбудил?!»

– Только на мгновение, патрон, на одну секундочку! – торопливо успокоил меня Рабан. – Проснулся, ругнулся и снова заснул! Похоже, микстура была горьковата…

«Надо было сахара добавить… Какой же он злой спросонья, а?!»

– Ничего, он уже успокоился. Слышишь – опять посапывает…

«Слава тебе, господи, а я уж решил, что все пропало…»

– Рановато радуешься, патрон! Я бы на твоем месте убрался отсюда побыстрее!

«Дай передохнуть… отдышаться…»

– Ты не дышишь! Патрон, Ктулху не в восторге, что ты его отравил! Он здорово недоволен!

«Удивил… А что он мне сделает-то? Он же опять заснул, верно?»

– Он – ничего. А вот они…

Я кое-как отлепился от стены и погружение ускорилось. Но навстречу поднимались гроздья бледных пузырей… гейзер, что ли?

Через миг я понял, что это такое. Там, на дне Р’льиеха, в расщелинах подводных скал и трещинах в фундаменте, живут многие тысячи крупных осьминогов – личное войско Ктулху. Только эти полуразумные существа не боятся жить по соседству с грозой и надеждой всего Лэнга. Ужасные головоногие питаются придонными крабами и двустворчатыми моллюсками, у них очень мощные челюсти и не менее могучие щупальца. И они несутся прямо на меня.

Их тысячи.

Вода за ними кипела и бурлила. Каждый осьминог – это маленький реактивный двигатель, своего рода живая торпеда. Они плавают задом наперед, выталкивая воду из воронки. Очень, очень крупные – каждый два метра в длину (если вместе со щупальцами).

И очень, очень разъяренные!

– Осьминоги Лэнга, патрон! – завопил Рабан. – Спасай нас, быстрее!

Я пребывал в неподвижности ровно одно мгновение. А потом резко сорвался с места, оставляя за собой капли черной слизи, вырывающейся из раны на затылке. Ноги сами собой стали отталкиваться на лягушачий манер, руки замелькали с бешеной скоростью, и я понесся прочь – подальше от Ктулху и проклятых осьминогов.

Но не вверх. Плыть к поверхности нельзя – там тоже виднеются бледные пузыри осьминогов. В Р’льиехе они живут не только на дне, но и на крышах зданий. Меня попросту окружают!

Принимать бой я не стал. Одного-двух, десяток, даже сотню я одолею, но их же здесь столько, что можно наполнить чашу олимпийского стадиона! С горкой! И еще очень хорошо, что тут только сравнительно небольшие – гигантским осьминогам и спрутам в развалинах Р’льиеха слишком тесно, они предпочитают более просторные воды.

Направлению пришлось поработать как следует. Я плыл с бешеной скоростью, проносясь между циклопическими зданиями утонувшего города. И искал, искал хотя бы одно уцелевшее, чтобы можно было укрыться.

Пока что безуспешно. Из каждой дыры, к которой я бросался, выползал очередной осьминог. Несколько штук я превратил в студенистую лапшу, но обычно просто увертывался и мчал дальше – на пятки наступало основное войско. Ползают осьминоги чрезвычайно медленно, но плавают… мало кто может сравниться с этим существом в его природной стихии.

Зрение стало практически бесполезным. Вода и без того ужасно мутная, а тут еще осьминоги то и дело выпускают густые чернильные облака. Хотя в какой-то степени это пошло мне на пользу – по этим облакам я уже заранее понимал, откуда приближаются новые отряды головоногих.

А они все прибывали! Со всех сторон! По-моему, все осьминоги Глубинного Царства поднялись на зов Ктулху!

В узком проеме между полуразваленными башнями показались две фигуры, совсем не похожие на осьминогов – намного меньше щупальцев. Собственно, совсем нет – ноги, руки, в руках трезубцы. Вместо ртов присоски, глаза скрыты под кругляхами из прозрачного янтаря. Дагониты – более хлипкий подвид Жрецов Глубин. В отличие от последних, являются не полноценными демонами, а всего лишь Надзирателями. И магией не владеют.

Но зато они в сто раз многочисленнее.

Замечательно! Выходит, я уже добрался до обитаемой части Р’льиеха! Я промчался мимо растерянных дагонитов, не обращая внимания на недоуменное шипение и урчание, и предоставил им разбираться с осьминогами.

Но те не стали. Увидев, кто меня преследует, подданные Дагона предпочли прижаться к стенам и освободить дорогу. Поток осьминогов пронесся по каменному коридору, оставляя за собой бушующую чернильную реку, и головоногие солдаты ринулись прямо на меня – торопливо поворачивающего колесо шлюзовой камеры. Древние обитатели Р’льиеха предвидели, что однажды их город погрузится на морское дно.

Хотя Ктулху не предвидели.

Я не успел. Колесо оказалось слишком тугим, этим входом не пользовались много лет, бешеное течение, порождаемое тысячами осьминогов, несущихся единым маршем, сносило меня назад, да и не привык я работать в таких условиях…

К тому же я крутил не в ту сторону.

Я прижался спиной к холодной бронзовой поверхности. Нижние руки повернулись в суставах, продолжая крутить колесо, а четырьмя остальными и хвостом я начал отбиваться от атакующих осьминогов. Огромные моллюски сгрудились так плотно, что часть их, по-моему, просто расплющило. Всем хотелось добраться до меня первыми. Хотя я бы на их месте не слишком торопился – вода приобрела нежно-голубой цвет от осьминожьей крови.

За спиной еле слышно поскрипывало бронзовое колесо. Из щелей вырывались пузырьки воздуха. А вокруг взметались и оседали на дно отрезанные щупальца и клочья роговых клювов. Некоторые щупальца так и оставались висеть на плечах и животе – присоски этих тварей удивительно трудно отдираются. Особенно от такой поверхности, как мой хитин – ведь ощупью он похож на карапакс их любимой пищи.

Наверное, со стороны я сейчас похожу на новогоднюю елку, увешанную гирляндами. Сизыми, пупырчатыми, кровоточащими гирляндами…

Колесо с тихим щелчком провернулось. Задвижки вышли из пазов, и массивная дверь откинулась в сторону, придавив одного из осьминогов. В шлюзовую камеру хлынул поток воды, внося с собой меня и еще десяток осьминогов. Оказавшись на полу, моллюски тут же утратили значительную часть прыти и начали корчиться.

Но вода почти мгновенно поднялась до потолка, и теперь мне пришлось действительно тяжело – биться в тесной каморке с существами, у которых больше рук, чем у меня, оказалось не слишком-то легко. Меня просто оплели эти скользкие канаты. Правда, разбавив воду кислотой, я сумел привести осьминогов в замешательство. Кто угодно придет в замешательство, если начнет разваливаться на кусочки.

Постепенно я начал сокращать их число. Но бесполезно – на освободившиеся места лезли их соратники снаружи. Я с огромным трудом продрался к двери, распихивая осьминогов и обрубая щупальца, и изо всех сил потянул дверь на себя. Внутренняя дверь шлюзовой камеры не открывается, пока открыта наружная.

С помощью хвоста я кое-как расчистил небольшой пятачок чистой воды. Двухметровый хлыст с жалом на конце так и свистал в воде, пронзая осьминогов, как гарпун. Помочь ему руками я не мог – сейчас они требовались все.

Хорошо, что я не слабак – по-моему, эта дверь весит не меньше тонны. Да еще добрый десяток осьминогов собрался с другой стороны и тянул ее в свою сторону. А эти моллюски на удивление сильны!

Но в конце концов я все-таки сумел захлопнуть дверь и торопливо обрезал щупальца, ею прищемленные. Пока я крутил колесо, откачивая воду, два осьминога пытались оторвать мне голову, а третьего я резал на кусочки нижними руками – он прицепился к заднице.

У вас на заднице никогда не висел моллюск больше вас самих?

Вода уже плескалась ниже пояса. Впрочем, вряд ли этот суп из моллюсков можно назвать водой – по-моему, если немного подогреть, получится вполне съедобно. Между делом я добил последних осьминогов, проникших со мной в шлюзовую камеру, и с тревогой прислушался к тому, что происходит снаружи – слуги Ктулху явно не желали так просто оставлять меня в покое.

– Патрон, осьминоги почти разумны, – сообщил Рабан. – Думаешь, они не догадаются повернуть колесо?

Мысль здравая. Я прислушался к организму – один кислотный заряд еще остался. Как следует сплюнуть, добавить беспорядку когтями… да, теперь это уже не дверь, а просто бесформенный кусок металла. Открыть получится только автогеном.

Однако снаружи по-прежнему доносится шум. Конечно, стены тут металлические, толщиной в руку, специально предназначенные выдерживать давление миллионов тонн воды, но мне все равно как-то не по себе. А ну как навалятся всей кучей, ударят… Выдержит ли?

– Эх, жалко, я в «Росно» не застраховался, – задумчиво прохрипел я. – Сейчас бы к ним в дом ломились тысячи разъяренных осьминогов… Вот тогда бы они точно попали!

Все, вода ушла. По колено в мертвых моллюсках я пробрался к внутренней двери и начал ее открывать.

– Патрон, опять не в ту сторону крутишь.

И в самом деле – не в ту. Я торопливо исправился, гадая, почему в Р’льиехе это дело устроено шиворот-навыворот. Обычно вентили завинчиваются по часовой стрелке, а отвинчиваются против, я прав? Большинство живых существ – правши. А тут наоборот…

Ну наконец-то я прошел через шлюз. Впервые в жизни посещаю Р’льиех. Необычное место…

Если брать по площади, столица Глубинного Царства намного больше Ирема. Но если по населению – намного меньше. Всего тут что-то около пяти-шести тысяч жителей, и основная концентрация приходится на противоположный конец города – самый далекий от спящего Ктулху.

Древние, строившие Р’льиех, были поклонниками архитектуры город-дом. Все здешние здания связаны между собой перемычками – при желании можно пройти из одного конца города в другой, ни разу не выйдя наружу. Сейчас, правда, уже не так – упавший Ктулху разрушил треть города и еще столько же серьезно повредил. Уцелел только своеобразный обруч вокруг него. Но жить все еще можно.

– На базу «Уран» похоже, – ностальгически осмотрелся по сторонам я. – Только мертвецов нет.

– Немножко есть, – не согласился Рабан. – Пройди подальше, найдешь целую кучу – там отстойник, трупы сбрасывают.

– Чьи?

– Рабов, конечно.

Ну да, как это я не догадался. Рабов тут, ясное дело, побольше, чем жителей – тысяч сто наберется. Хотя в открытую они не бродят – кто ж им позволит? Все на рабочих местах и радуются, когда получают ежедневную пайку.

Здесь их кормят не пшеничным хлебом, как на поверхности, а грибным – в Р’льиехе очень много грибных ферм. Древние были знатными микологами и вывели много ценных и полезных разновидностей.

Собственно говоря, большая часть помещений Р’льиеха заполнена грибницами. Прямо сейчас я иду вдоль бесконечных чанов, наводненных блямбами разных цветов и формы. Некоторые похожи на земные трюфели и трутовики, но большинство скорее напоминают спутанные кучи спор. Шляпочных почти нет, в основном плодовые. Грибам для роста не требуется свет – лишь вода (ее здесь более чем достаточно) и подкормка (ее тоже хватает). Свет им, наоборот, мешает.

Многие из этих чанов стоят тут уже многие тысячи лет – Древние умели работать на славу. Эта великая, хотя и очень злобная раса владела множеством секретов, утраченных ныне. У них были сложные технологии и мощная черная магия. Фактически, именно Древние перенесли Лэнг в Темный мир, а потом попытались проделать то же самое и с Землей. К счастью, безуспешно. С’ньяк, Иак Саккакх, Йог-Сотхотх – последние осколки этого погибшего народа. Ктулху – чудовище, выращенное в их магических лабораториях из простого Погонщика Рабов. Азаг-Тот – земной жрец Древних, поднявшийся до необозримых высот.

Если верить направлению (а я привык ему верить), Склнътастар и Цюрмле сейчас оба здесь, в городе. Не слишком близко, но и не так уж далеко. Склнътастар подальше, Цюрмле поближе… почему у них такие неудобные имена? Их даже думать трудно.

– А, Рабан? Ну вот скажи – почему у демонов всегда такие имена? Вот Олег – простое и короткое имя. Хорошо звучит, легко произносится, моментально запоминается. Мне нравится.

– И Рабан тоже, – поддержал меня симбионт.

– Да, Рабан тоже легко выговаривается. По-моему, два слога для имени самое то. Если один – слишком уж примитивно, как у дикаря. А больше…

Меня упорно грыз червячок беспокойства. Не знаю, что понял Ктулху из произошедшего, но если он пробудится раньше рассчитанного срока, меня ожидают серьезные проблемы. Да и вообще – я только что пустил мощную волну по окрестным мирам. Ктулху слишком уж шумно ворочается – все, кто слышит магические колебания, последние десятилетия периодически ковыряют в ушах.

А интересно, почему это волнует исключительно миледи Инанну? Остальные не хотят связываться с Лэнгом? Или просто отвыкли воспринимать его всерьез? Впрочем, когда Гитлер готовил вторжение в Польшу, Францию, Советский Союз и так далее, в большинстве стран об этом тоже прекрасно знали, но даже не дергались. Мол, само собой все как-нибудь утрясется, а если вмешаться, то только сильнее завоняет. Помните, что ответила Англия, когда поляки попросили помощи, напомнив о прежнем договоре взаимовыручки? Вот именно – отделались парой сочувственных слов.

– Молодец, патрон, разбираешься в истории! – похвалил меня Рабан. – Гумилев!

– Просто хорошо учился в школе. Слушай, а какого хрена они нарисовали тут Кипелова?! Да еще одели в какую-то хренотень!

– Это Азаг-Тот, патрон. На нем одеяние Верховного мага Шумера. Он был им восемь тысяч лет назад…

– Правда? – не поверил я. – А как похож… Только губы потолще и нос пошире.

– Под одеждой не видно, но Азаг-Тот был довольно толстым. И почти лысым.

– Ну знаешь, это его не оправдывает. Азаг-Тот – сволочь. Хотя что-то хорошее в нем все-таки есть…

– Что? – удивился Рабан.

– На Кипелова похож.

– Мало ли кто на кого похож. Зюганов вот на Стинга похож. А ты на Лаларту.

– А на эту тему лучше не надо. Когда я вспоминаю про Лаларту, то злюсь. Тебе этого хочется?

Рабан сразу заткнулся. Он ужасно боится, что однажды я разозлюсь всерьез – для него это равносильно физической пытке. Наверное, в его родном мире царит мир и сдержанность, люди ходят спокойные и вялые…

– Неправда! – тут же возмутился Рабан. – Мы симбионты, а не кукловоды!

С другой стороны, он обожает ходить по лезвию бритвы – все время меня подкалывает. Думаю, товарищ Волдрес был очень вредным и ехидным человеком… Если судить по Рабану, конечно.

– Патрон, давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном, – торопливо предложил керанке. – О богине Ашторет, например?

– Слушай, называй ее Инанной. Мне это имя больше нравится – почти что русское.

– Да просто похоже. А у вас в России вообще почти не осталось русских имен.

– Угу. А какие же остались – чукотские? У меня вот, по-твоему…

– Скандинавское, – не замедлил Рабан. – Искаженное Хельги. До Рюрика на Руси Олегов не было.

– Правда, что ли? – тупо зачесал в затылке я, пятью остальными руками перебирая грибницу в поисках зрелых плодов. Эта порода по вкусу похожа на трюфель. – Ладно, допустим… А Василий?

– Греческое.

– Антон?

– Римское.

– Александр?

– Греческое.

– Семен?

– Еврейское.

– Андрей?

– Не знаю.

– Ага!

– Но точно не русское!

– Доказательства, доказательства попрошу!

– Да что тут доказывать-то?! – поразился Рабан. – Имена на голом месте не рождаются! Любое имя что-то означает… на родном языке. Уцелевшие русские имена – Владимир, Станислав, Ярослав, Тихон… Ты вслушайся – каждое можно расшифровать. Владимир – Владыка Мира. Княжеское имя, простых русичей так не именовали.

– И правда… – задумчиво согласился я. – А мне как-то даже и в голову не приходило…

– Знаешь, патрон, беру свои слова обратно. Ни хрена ты не Гумилев! Таких простых вещей не знаешь!

– Ой-ей-ей! Это говорит великий академик? Или, может, знатный палеонтолог?

– А палеонтолог-то тут при чем?

Я что-то невнятно пробурчал, не желая вступать с этим полипом в дискуссию. Все время проигрываю – он намного старше и больше знает. Вместо этого я предпочел вгрызться в гриб.

– Неплохо, – признал я. – Только вязкий какой-то…

– Из них делают хлеб, – сообщил Рабан. – А в сыром виде это, считай, просто тесто.

– Тесто? Блин, не люблю тесто…

– А выращивают их на…

– Не договаривай! Я примерно догадываюсь, на чем, но пока ты не сказал, могу делать вид, что это не так!

– …на перегное из старого мха.

– А-а-а, всего-то…

– И еще на человеческих трупах.

– Я же просил не договаривать!!!

Спустя три часа мы по-прежнему были там же, где и раньше. То есть – неизвестно где. Р’льиех казался еще мертвее обычного – по-моему, услышав зов Ктулху, все жители торопливо попрятались по норам. Здесь ждут пробуждения своего гигантского соседа с большим страхом – просыпаясь, этот человек-кракен наверняка переломает все, что не успел переломать, засыпая.

Если верить направлению, армада осьминогов рассредоточилась, но по-прежнему не оставляет надежды добраться до архидемона, рискнувшего обидеть их бога. У животных все-таки такие чудовищные боги… Анансэ, например – паучий бог. А собачьего видели? Я не видел, но если верить описанию, ночью с этим монстром лучше не сталкиваться. Хотя на самом деле он добрый – когда сытый, никого не трогает.

Правда, сытым он бывает еще реже меня.

А вот до Цюрмле остается уже недалеко. Подняться по ступеням… ступени тут какие-то странные – с аккуратными змееобразными канавками. Какими же были ноги, для которых это предназначалось? У Йог-Сотхотха вместо ног хвост, но он не настоящий Древний, а полукровка. Иак Саккакха я в прежнем теле не видел, но судя по описанию, ему это тоже не подойдет.

К тому же за тысячи лет на Каабаре он очень изменился – подрос, располнел… Тамошние культисты представляли его страхолюдным великаном с древесными корнями вместо ступней – и он понемногу стал соответствовать. Боги вообще могут выглядеть как пожелают, но они все время получают ба-хионь от своих адептов, а с ней – их мысли, пожелания и представления о них, богах. И невольно меняются, следуя вот этому коллективному бессознательному.

Барельеф ничего, симпатичный. Однообразный, правда – змеи, осьминоги и еще какие-то странные растения. Время от времени – фигуры архидемонов. Азаг-Тот, Йог-Сотхотх и, конечно, Ктулху.

Только С’ньяка нет – его запрещено изображать в истинном виде. Я даже не уверен, как именно Фиолетовый Газ выглядит – но точно ничего хорошего.

Коридор постепенно сужается и ведет куда-то вниз. Надеюсь, не слишком глубоко – нижние уровни Р’льиеха затоплены, и там живут дагониты и… Жрецы Глубин. М-да, где же еще искать этого Цюрмле, как не под водой? Конечно, это не проблема, но я бы все-таки предпочел встретиться с ним в привычных условиях.

– Уже близко, патрон! – прошептал Рабан, нетерпеливо подхихикивая. – Прямо за тем поворотом! Нас пока не засек – сидит, читает.

– А где та шкатулка?

– У… да, далековато… – запнулся на миг мой симбионт. – Ничего, патрон, давай сначала с этим разберемся. Как будем брать – по-хорошему или по-плохому?

– По-плохому, конечно, – не задумываясь, ответил я.

Еще чего не хватало – с демонами тары-бары разводить.

Я бесшумно перебрался на стену и взобрался на потолок, увитый ползучими лианами. На нижних уровнях Р’льиеха очень влажно, коридоры и залы превратились в настоящие джунгли. Порой под этими зарослями не видно даже самих стен.

Тихо и аккуратно проползаю в следующее помещение – это тоже своего рода шлюз наружу. Только попроще – обычный бассейн в полу, соединенный с океаном металлическим рукавом. Принцип подводного колпака.

Ползу по потолку без единого звука. Крылья полураскрыты, так что со стороны я похож просто на большое серое пятно. Точнее, серо-сизо-зеленое с черными пятнами – поплескавшись в тесном пространстве с кучей осьминогов, я приобрел какой-то странный цвет. Но так даже лучше – отличная маскировочная окраска.

Цюрмле сидит по пояс в воде и сосредоточенно читает пухлый и очень мокрый том. Неудивительно, что ему пришлось вылезти для этого дела на воздух – как известно, под водой бумага удивительно быстро портится. Что он там читает… нет, этого языка я не знаю. Похоже, письменность Глубинного Царства – Глубинное Наречие я учил с помощью вавилонской рыбки, а она дает только устную речь.

Еще немножко продвигаемся вперед… У Жрецов Глубин великолепный слух, но только под водой – на воздухе они практически глохнут. Он один и, похоже, совершенно не готов к приему гостей. Направление сообщает, что поблизости нет никого, кроме парочки рабов двумя этажами выше и одинокого осьминога, ползущего по дну метрах в ста ниже и левее. Рассредоточились, гады, меня ищут…

Самое главное сейчас – не спугнуть этого типа раньше времени. Надо застать врасплох. А то скользнет в воду, уйдет в океан, и ищи-свищи его там… Нет, я, конечно, найду, но Жрецы Глубин хорошо плавают и отлично дерутся под водой. Да и магия у них подводная, не слишком полезная на воздухе, так что здесь достойного сопротивления оказать не сможет. Опять же не будем забывать о подстерегающих меня осьминогах…

А может, все-таки попробовать завести мирную беседу? Может, ему самому не терпится излить душу и поведать все свои гнусные тайны первому встречному? Нет, вряд ли.

А вдруг?.. Да нет, у меня обычно так легко не получается. В конце концов, это демон Лэнга – уже этого достаточно, чтобы как следует набить ему морду. Все равно их всех скоро убьют.

– Крылья, крылья, раскрывайтесь, когти, когти, выдвигайтесь… – пробормотал я, занимая самую удачную позицию для броска.

А потом бросился.

Глава 28

Цюрмле начал поднимать голову, привлеченный странным шорохом, но больше ничего не успел – на него упал я. Мы вместе ушли на дно бассейна с оглушительным «бултых!», и я тут же потянул Жреца Глубин обратно – глотнуть свежего воздуха. Средними и левой верхней руками я удерживал его за плечи, правой верхней содрал дыхательную маску, а нижними сделал двойной хук в живот.

– Патрон, не выпускай когти, он нам живым нужен! – тревожно крикнул Рабан.

Без него знаю. Я работал с ювелирной точностью, обрабатывая «языка». Кольнул в шею жалом, впрыснув успокоительное, но на Жреца Глубин это подействовало с точностью до наоборот – как укол адреналина. Он забился, словно рыба, вытащенная на сушу, а потом меня начало обволакивать чем-то туманным, как будто…

– Точно, патрон, это он к нам в голову лазил в башне Пазузу! – обрадовался Рабан, вышвыривая Цюрмле из своего дома. – Через шкатулку работал!

Жрец Глубин злобно зашипел и задергался еще сильнее. Из-под когтей у него потек полужидкий дым – этот урод пустил в ход другой вид магии. Глаза почернели так, что я увидел в них свое отражение.

Да как отчетливо!

Цюрмле оказался на удивление сильным. Он работал руками и ногами так, что я испугался, как бы он себе что-нибудь не повредил. Шкура скользкая, как у лягушки, удерживать трудно, да еще царапается… Конечно, его коготки мне не страшны, но раздражает.

Драка шла с попеременным успехом. Он стремился утянуть меня под воду, я, естественно, тащил наверх. Но на воздухе Цюрмле сразу начинает задыхаться, и его силы словно удесятеряются! А под водой он просто выскальзывает! И пытается присосаться ко мне в смертельном, высасывающем все соки поцелуе. Конечно, я не человек, мне это не страшно, но противно ведь!

– Изыди прочь, враг моего господина! – зашипел он, пока мы были под водой. – Ты не знаешь, с чем свшшшаа-пшшш-хшшууушш!..

Как только я вытащил его на воздух, членораздельная речь тут же трансформировалось в невнятное шипение. Глубинное Наречие не предназначено для сухопутных жителей. И для человеческих ртов – чтобы нормально на нем говорить, нужно иметь ротовую присоску.

– Сдавайся, фашистская морда! – захрипел я. – Обещаю тебя не уббруабубабу!..

Ну да, теперь он затянул меня обратно в воду – а я не умею внятно излагать мысли под водой. Судя по плавникам, замерцавшим голубоватым светом, этот гад применил какое-то заклинание – могу поклясться, что он стал намного сильнее и быстрее, чем минуту назад!

– Ты не возьмешь меня живым, Лаларту! – с ненавистью зачмокал присоской он. – Я хш-ш-шууушршшшш!..

– А я архидемон! Приказываю бррбблллл!..

– Меня не волнуют ничьи приказы, кромшушушххшшшш!..

– Кто твой госпуурррррбл?!

– Ты никогда не узнашушушхххх-хпшшшш!..

Я нащупал верхними руками жабры этой твари. Четыре круглых отверстия чуть ниже висков. Защемил их и дернул на себя – Цюрмле сразу зашипел и пнул меня в живот. И снова зашипел – теперь от боли. Да, живот у меня тверже дерева. И все остальное тоже.

Сам виноват. Я выпустил когти на нижних руках и резко полоснул его по бедрам. Вода в бассейне сразу окрасилась темно-зеленым. Цюрмле хрипло чвакнул присоской и плюнул в меня чем-то невидимым, имеющим металлический привкус.

Явно какой-то магический трюк – мне показалось, что небо и земля поменялись местами. Руки сразу начали бестолково махать в воздухе, крылья рефлекторно распахнулись, а хвост воткнулся мне же в спину. Вот это ни хрена себе я жалюсь!!!

– Патрон, он сейчас смоется! – завопил Рабан.

А вот это вряд ли – я старательно прикрыл глаза верхними руками и нырнул в погоню, стараясь полагаться только на направление. Его, к счастью, насланное на меня проклятие не затронуло. Хотя хвост продолжал бунтовать, постоянно заплетаясь в ногах и мешая плыть. Но через несколько секунд все же начал успокаиваться. А я догнал и схватил улепетывающего в глубину Жреца. За ним стелился кровавый след, а ноги болтались бесполезными отростками. Я вывернул ему руки за спину и полоснул когтями по запястьям, лишая возможности сопротивляться.

Надо было сразу это сделать! Он мне нужен живым, но «живой» и «неповрежденный» – не синонимы!

– Патрон, вколи еще порцию! У него кровь холодная, медленно разогревается!

Я послушно ударил Цюрмле хвостовым жалом еще трижды, каждый раз впрыскивая почти смертельную дозу. Жрец Глубин брызгал во все стороны зеленой кровью и истерически колыхал воду, рассылая во все стороны бестолковые магические всплески. Один ударил точно мне в грудь, и там вспухло что-то вроде здоровенного прыща. Надеюсь, это пройдет…

Когда я выволакивал Цюрмле из бассейна, он только шипел и вяло подергивал плавниками. Сморщенная присоска напоминала мокрую мочалку – один из моих уколов пришелся как раз туда. Ничего, все демоны страшно живучие, оклемается.

– Силен, гад! – уважительно протянул я, выбрасывая вялого Жреца Глубин на каменный пол. – Небось, самбой занимается!

– Патрон, надень ему маску, он же сейчас задохнется!

А, черт! Я торопливо опустил булькающего и кровоточащего демона в воду, на всякий случай врезав ему сразу шестью кулаками. Чтоб не сделал ноги, пока я буду искать эту маску… хотя чего ее искать – вон валяется. Правда, когда я ее сдирал, впопыхах разорвал цепочку… Придется придерживать.

– Во-о-от, красивый ты мой… – ласково прижал ему к лицу магический амулет я. – А теперь колись – на кого работаешь?!

– Пшшш-хашуушшшп-шашашшш! – язвительно ответил Цюрмле.

– Сволочь ты, – обиделся я, возвращая его обратно в воду. – Повтори еще раз, но членораздельно.

– Ты недостоин завязывать обувь моему господину, гнусный выродок! – послушно повторил Цюрмле.

– Раньше это звучало приятнее… – задумчиво признался я. – Знаешь что, большая жаба, мне с тобой рассусоливать некогда. Я Лаларту. Давай так – ты сейчас рассказываешь мне все, что я хочу знать…

– Ни за что! – прошипел Жрец Глубин, вылезая из воды и срывая с себя дыхательную маску.

– Дослушай сначала! – торопливо вернул ее на место я.

– Пш-ш-ш-шхшшшш!

– А я говорю – дослушай! Ты рассказываешь…

– Пшшшш…

– Заткнись! Глаз выколоть?

Цюрмле с опаской посмотрел на коготь, маячащий возле его глаза, и что-то вполголоса зашипел.

– Не колдовать! – врезал ему под дых я.

– Патрон, он просто ругался, – укоризненно сказал Рабан. – У него мана кончилась.

– Так быстро? – удивился я.

– А ты посмотри на его книжку.

Я нырнул в бассейн, нашел на дне промокший томик (еще чуть-чуть, и он уплыл бы в океан) и недоуменно перелистал разваливающиеся страницы. Буквы непонятные, похожие на жирные пьяные запятые, шатающиеся влево-вправо.

Картинок нет. Плохо.

– Что-то вроде… как же это называется… ноутбук?.. покетбук?.. арт- бук?..

– Станбук, – снисходительно сообщил Рабан. – Специальная книга для магической тренировки. Что-то вроде колдовского тренажера.

– А-а-а, вот оно как… Может, мне ее мистеру Креолу презентовать?

– Да на фига ему? Он сам таких может сколько хочешь написать.

– Тогда его ученице. Этой… как ее?..

– А ей еще рано. Это для уже полноценных магов.

– Пшшхшш, – неожиданно попросил Цюрмле, жадно глядя на книжку.

– Тебе?.. Рабан, как думаешь?..

– Ну давай попробуем… – неуверенно сказал керанке. – Может, сговорчивее станет?

– Ладно, держи свое сокровище, – протянул я книжку Жрецу Глубин. – А теперь колись, а то начну играть в Родиона Раскольникова и старушку! И ты – старушка!

Цюрмле ехидно блеснул глазами и торопливо выкрикнул:

– Хопшашшшкшушушшушу!!!

Я торопливо дернул книгу обратно, но было уже поздно. Грохот, вспышка, меня отбросило назад, вода в бассейне взметнулась столбом, а на месте Цюрмле и станбука остались только выжженное пятно, обугленный череп и хлопья пепла, среди которых виднелись кусочки обложки.

– Самоуничтожился… – раздосадованно подытожил Рабан. – Надо же, какой преданный камикадзе…

– Самоуничтожился, – согласился я, окунаясь в бассейн, чтобы смыть сажу. – А может, сбежал?

– Сбежавшие колдуны обычно не оставляют после себя череп, – хмыкнул Рабан. – Это череп Жреца Глубин, точно.

– Да, похоже, – согласился я. Направление молчало – Цюрмле действительно перестал существовать. – Тоже мне, Зоя Космодемьянская… А ты почему меня не предупредил, что так может быть?

– Да если б я сам знал… Извини, патрон, я все-таки не маг, я в этом не очень разбираюсь… Так, в теории немножко. А колдовское дело страшно сложное – десятки видов, все разные, в каждом виде свои подвиды, в каждом подвиде свои хитрости… Тут сто лет будешь учиться, до конца всего не выучишь.

– Угу. Надо бы и мне хотя бы теорию подучить… А то все хожу по вершкам. Говоришь, десятки видов?

– Что ж делать, патрон… Магия – это ведь такое же расплывчатое понятие, как «наука». Даже еще неопределеннее. Ведь не бывает же «просто ученых»? Есть биологи, физики, математики, историки, ну и прочее… Вот и «просто магов» не бывает – тоже свои профессиональные специализации… Хотя у них они часто скрещиваются – большинство чародеев все-таки работает в нескольких областях.

– Угу. Да, зря я в институт поступать не стал…

– А чем бы он тебе сейчас-то помог бы? На Земле магических школ нет.

– Ну хоть обычный. Высшее образование лишним не бывает. А у меня только мореходное училище. Да и то на тройки. У меня тогда как раз проблемы с мозгами начались, во сне ходить стал… Когда тут учиться?

– Ничего, патрон, вот будет у нас много свободного времени, поступим тебя в институт! В твой любимый РУДН, например…

– Ну-ну… – засомневался я. – Там, конечно, иностранцев много, но они все-таки не до такой степени иностранцы…

– Тогда в Академию Деорга! Там даже еще лучше! Помнишь, я тебе рассказывал?

– Не помню.

– Значит, не рассказывал… Ну ладно, будет время, расскажу. Там по высшему классу обучают!.. Хотя погоди, это же элитное заведение, туда рекомендация нужна…

– Чья?

– Какой-нибудь значительной фигуры. Бога… крупного демона… сильного мага… правителя солидного государства…

– Ну, у меня найдется парочка таких знакомых… – задумался я. – Ладно, делу время, потехе час. Один стукач не захотел сдаваться живым, пойдем брать другого. Где там этот Склнътастар?

– Налево по кольцу, в паре километров. И очень быстро куда-то бежит. По-моему, он уже знает, что Цюрмле… не захотел сдаваться живым.

– Откуда?

– Магия, патрон, магия… – вздохнул Рабан.

– Все понял, по второму кругу не надо. Пошли лучше на охоту.

К Цюрмле я шел неторопливо, собирая трюфели и любуясь пейзажами. Не было надобности куда-либо спешить – он же понятия не имел, что к нему приближается. А вот теперь лучше слегка прибавить шагу – чем больше времени я дам Склнътастару, тем больше неприятных сюрпризов он успеет приготовить. Мало ли – сообщить обо мне хозяину, вызвать подкрепление или просто сбежать куда-нибудь в другой город – эг-мумии это хорошо умеют. Что же мне – опять через весь Лэнг лететь?!

Кстати, насчет лететь…

Да, внутреннее пространство зданий Р’льиеха весьма велико. Все-таки это целый город-дом – коридоры тут широкие, а потолки высокие. В конце концов, многие демоны достаточно громоздки, им требуется максимум места. И этого максимума вполне достаточно и для одного летающего яцхена.

Аж ветер в ушах свищет. Воздух тут затхлый, спертый (как и во всем Лэнге – с растениями-то напряг!), но сегодня коридоры Р’льиеха слегка освежились. Я так работал крыльями, что опрокинул пару плохо закрепленных чанов, сбил с ног неосторожного дагонита и вышиб дверь, в которую врезался со всего разгона. Хорошо иметь таран на голове – можно врезаться куда угодно и ничего не будет.

Мне.

– Значит, так, патрон! Налетаем со всего разгона и сразу отрезаем ему голову! – кровожадно посоветовал Рабан. – Он эг-мумия, ему ничего не будет!

– Ничего себе ничего! Без головы! Говорить-то хоть сможет?

– Сможет.

– Тогда ладно.

Взвиваюсь вертикально вверх по каменному рукаву. Резкий поворот крыльями, сворачиваю налево, мчусь по крутой спирали выше, выше, выше… куда этот проклятый эг-мумия лезет?! На самый верх, что ли?! По-моему, мы уже поднялись выше уровня моря! Еще один поворот, огромный круглый зал, лестница, изогнутый коридор, усеянный барельефами и грибницами, пустующие рабские бараки, еще один рукав куда-то вверх…

Готов поспорить, Склнътастар этим путем не пользовался. Ни один эг-мумия тут не поднимется. Да и вообще ни одно бескрылое существо – это же просто гладкая труба! По-моему, когда-то это здание было чем-то вроде гигантской доменной печи – архитектура похожа.

Интересно, чем все это заканчивается?..

Через пару секунд я увидел, чем. Прямо посреди трубы кто-то (думаю, Склнътастар) установил хитрую ловушку на яцхена – практически прозрачную задвижку из Глубинного Янтаря. На редкость гадкая штука – если в нее угодить, будет жутко больно и практически невозможно освободиться самому, даже с мономолекулярными когтями. Специально против демонов – из нее делают клетки для провинившихся слуг Йог-Сотхотха и Дагона. И я просто не мог в нее не угодить – ужасно разогнался, а видимость практически нулевая.

Но у меня есть направление. Чувство, за которое я все время воздаю хвалы богу и генетикам «Урана». Благодаря ему я заблаговременно почувствовал, что впереди преграда, и успел затормозить примерно за четверть метра до рокового столкновения. Крылья едва не вылетели из суставов, но это я как-нибудь переживу…

– Патрон, тут проход, давай туда!

– Слушаюсь, странный голос в моей голове!

Прямо под задвижкой действительно обнаружился узкий проход. Я влетел туда, как шомпол в ружейное дуло. Крылья сразу же пришлось свернуть – распахнуть их в этой норе не получается. А пола нет вообще – это вентиляционная система, а они в Р’льиехе устроены в форме ножевых лезвий. Я развел руки максимально широко, расставил ноги полным шпагатом (хорошо иметь шарнирные суставы) и быстро-быстро побежал вперед – к слабенькому источнику света.

Вентиляция все сужалась и сужалась, пока не привела к квадратной дырке, забранной решеткой. Металлической и очень прочной. Но пара взмахов, и она уже падает на пол кучей аккуратных цилиндриков. А я выпрыгиваю наружу. Теперь я оказался в просторном зале, усеянном огромными витыми раковинами, яркими растениями с огромными цветками и странного вида кристаллами. Один из административных пультов управления – Древние умело сочетали магию и технологию, породив множество заковыристых изобретений. Великолепных, но, тем не менее, дьявольских – их методы порой ужасают.

К примеру, знаете, что является двигателем всего этого механизма, минуту назад чуть не убившего меня задвижкой из Глубинного Янтаря? Один-единственный раб. Точнее, искалеченное человеческое существо с вскрытой грудной клеткой, к сердцу и мышцам которого подключены электроды. Его сердцебиения вполне достаточно для того, чтобы снабжать энергией целое здание. Только для этого он должен находиться в полном сознании и ежесекундно испытывать нестерпимую боль – при грамотном подходе сильные эмоции вполне способны заменить электричество.

Время от времени рабов меняют – они почему-то живут очень недолго.

Рядом с центральным пультом, больше всего похожим на орган из цветного хрусталя, стоит Склнътастар. В нескольких кристаллах виднеется трехмерное изображение разных участков той башни, в которой мы все сейчас находимся. Особенно пристально эг-мумия рассматривает место, покинутое мной пару минут назад – хитрую ловушку с Глубинным Янтарем.

Я не стал зря терять времени. Тем более, что по бокам от Склнътастара восседают две Твари – самые могучие и неприятные из всех Надзирателей. Тут нужно работать быстро.

Секунда, и я уже лечу вперед ощетинившимся крылатым ежом. Крылья раскрыл едва-едва – чтоб только слегка смягчить падение. Падаю прямо на эг-мумию, явно не ожидавшего нападения, резко бью его ногами в грудь, бросая на пульт. Пульт мигает разными цветами и издает мелодичный звук, похожий на ксилофон. А на Земле такая штука, скорее всего, выдала бы только дым и искры…

Твари реагируют незамедлительно. Медведеподобные создания со множеством рук, ног и голов утробно взрыкивают и бросаются на меня. Резко подпрыгиваю, отталкиваясь всеми конечностями от пола, они врезаются друг в друга, а я шмякаюсь сверху. Пока Склнътастар вяло шевелится, пытаясь сообразить, что происходит, мы трое сплетаемся в бешеный бесформенный клубок. Рычащий и матерящийся.

Твари рычат на семь голосов, а я матерюсь.

Все-таки поражаюсь их борзости. Разве же посмели бы эти усовершенствованные шогготы напасть, скажем, на Шаб-Ниггурата? Да они бы до него даже не добрались – гвардия Двурогих от них клочков не оставит! А вот на меня – запросто. Но ведь я тоже архидемон… поддельный, конечно, но они-то об этом не знают!

Ну и откуда, спрашивается, столько хамства? Камикадзе хреновы.

Разве что… разве что они знают. Знают, что я поддельный, а значит, неизмеримо более слабый.

Черт. Надеюсь, что ошибаюсь.

– Ну кто тут на меня?! – взревел я, выбираясь на вершину мельтешащей кучи. – Кому кишки надоели?! Кому кожа жмет?!

Хотя работа продвигается на удивление вяло. С Тварями трудно драться – у них практически нет уязвимых органов. Как и их более примитивные собратья шогготы, Твари – это нечто вроде огромных раковых опухолей, снабженных разумом. Их производят, смешивая в кучу несколько человек или даже демонов, а дальше они растут уже сами, пользуясь исходным материалом.

Вот – у этого толстого уже не осталось голов, я все отчекрыжил. А он такой же живчик, даже ориентацию не потерял. И как это он меня видит – без глаз? А, вот, у него же еще один глаз остался! Один, на тоненькой ниточке. Взмах когтем… а-а-а, плохо тебе, падла! Вслепую-то махаться не так приятно!

Пока я выводил из строя одного Тварь, второй безуспешно пытался одолеть меня сзади. Ничего, я с обеих сторон хорош – там с ним работают нижние руки и хвост. Главное, не дать себя схватить – хватательных конечностей у Тварей больше, чем у осьминогов, и они адски сильные. Зато неуклюжие – прыжок, переворот, взмах руками, и три обрубка падают на пол.

Интересно, чем они были раньше? Очень уж уродливые…

Рука нечаянно попадает в широко разинутую пасть того, что постройнее. Тот радуется удаче и тут же смыкает челюсти, безуспешно пытаясь прогрызть бронехитин яцхена. Рука рефлекторно делает широкий оборот, разрезая ему шею изнутри, и… и у меня новый авангардный браслет. Брезгливо отшвыриваю его куда подальше и продолжаю мясницкую работу.

В спину ударяет что-то огромное и очень тяжелое. Отлетаю к стене. Легкий шок. Но тут же вскакиваю и резко взмахиваю крыльями, поднимаясь к потолку. Ищу новый источник угрозы – а, Склнътастар очнулся! И уже целится в меня пальцами, готовясь швырнуть новое убойное заклятие. Ничего, эг-мумии не в ладах с боевой магией, вряд ли у него при себе есть что-то, кроме обычных силовых толчков.

Ну да, так и есть. Без особого труда увертываюсь от невидимого кулака, оставляющего несколько трещин в стене, и падаю на Склнътастара, как коршун. Тот лихорадочно отскакивает за спину ближайшей Твари, и я на лету меняю стратегию. Выпускаю когти, наклоняю голову тараном и с силой врезаюсь в этот бесформенный мясной ком, как живой бур. Застреваю. Работаю когтями, чтобы освободиться. Высвобождаю голову – на меня летит другой Тварь, безголовый. Плюю в него кислотой, взмахиваю всеми руками, разбрызгивая надзирателя в клочья.

Поворачиваюсь к эг-мумии – тот торопливо выдергивает из груди железный штырь. Из раны клубами валит черный дым. Прыгаю к нему…

– Патрон, направо!!!

Слушаюсь Рабана. Не зря – там, где я собирался промчаться, на миг вспыхивают тончайшие нити, едва не отхватывающие мне кончик хвоста. Заклинание-ловушка, своего рода колдовская мина. И когда этот бескожий успел ее поставить? Вроде еще минуту назад ничего не было…

Спохватываюсь и бью эг-мумию в лицо, ловя торопливо отброшенный штырь. Втыкаю его на место – этот гад явно собирался последовать за Цюрмле. Преданные какие… Очень странно для демонов…

Судя по невнятному злобному бормотанию, сотрудничать эг-мумия не собирается. Ничего, у меня есть надежное средство, о котором я, признаться, успел прочно забыть. Но ведь все-таки вспомнил? Вот оно, в заднем кармане… если только не потерял.

Нет, не потерял. Пакетик с благовонием Зкауба. Тремя руками удерживаю Склнътастара, двумя разеваю ему пасть, а шестой опрокидываю туда весь пакетик. Конечно, лучше было бы его поджечь и дать вдохнуть дым, но на крайний случай можно и орально. Снадобье усваивается очень быстро – эг-мумия начинает биться в конвульсиях и царапать прозрачный балахон.

– Не слишком мало? – засомневался я.

– Минут на двадцать хватит, – задумался Рабан. – Не трогай его пока – пусть усвоится как следует.

– Да, его трогать не стоит, – согласился я. – Он похож на картинку из анатомического атласа. Знаешь, где человек без кожи нарисован?

– Ну. Патрон, а мы успеем все спросить за двадцать минут?

– Постараемся. Жалко, я колдовать не умею, а то бы на подольше растянули… Эх, говорила же мне Серафима Пална – учись, Олежек, учись, а то так и проживешь всю жизнь неучем! А я ее все на хрен посылал…

– Это твоя учительница литературы?

– Угу. Между прочим, прекрати копаться в моей памяти. Она, помню, все Достоевского навязывала – читай, читай, в жизни пригодится!

– И как – пригодилось?

– Да я так и не прочитал. Три раза начинал, но к сороковой странице всегда засыпал. Там только сначала интересно, где про топор, а дальше такая скучища прет…

– Патрон, по-моему, клиент уже дозрел.

Склнътастар действительно сидел недвижимо, пялясь в одну точку и свесив набок язык. Я бросил быстрый взгляд направо и налево – расчлененные туши Тварей лежали неподвижно, с этой стороны угрозы не было.

– Времени мало, времени мало… – забормотал я. – Отвечай на вопросы быстро и четко, понял?

– Да, – безжизненно сказал эг-мумия.

– Отлично. Кто твой господин?

– Не знаю.

– Не понял. Как это – «не знаю»?!

– Я не знаю его имени и не видел лица, – послушно объяснил Склнътастар.

– А как тогда получал инструкции? По телефону, что ли?

– Господин встречался со мной и Цюрмле здесь, на крыше этой башни. Он являлся в облаке дыма.

Это уже яснее. Фокус с облаком дыма достаточно прост – он доступен всем более-менее серьезным демонам. Когда человек хочет остаться неузнанным, то использует маски или что-нибудь в таком роде. У демона такое не получится – если, к примеру, Нъярлатхотеп наденет маску, его все равно узнают даже лярвы. Конечно, архидемоны без труда могут сменить облик или просто наложить личину, но ауру-то все равно не изменишь. Меня таким образом обмануть еще возможно – я только похож на Лаларту, но демонической силой не обладаю. С каким-нибудь Надзирателем тоже проблем не будет. А вот реального демона вроде эг-мумии или Жреца Глубин так не проведешь…

Поэтому приходится использовать более изощренные методы. Самый примитивный из них – Покрывало Тумана, маскировочное заклятие. В нем тебя никто не распознает – ты будешь просто бесформенными клубами дыма, а голос изменится до неузнаваемости. Разумеется, магическое зрение тоже ничем не поможет. И направление, скорее всего, тоже…

– Что ты знаешь о своем господине?

– Он архидемон.

Уже кое-что. Но пока что маловато.

– Что-нибудь еще?

– Не Кутулу – было так, что я зрел их единовременно.

Отлично, вычеркиваем по крайней мере одного.

– Кто посылал мне письма в замок и канцелярию Ирема?

– Не знаю. Не я.

Прокол.

– А что знаешь о покушениях? На Земле, на окраине Ирема, рядом с Кадафом? В этом ты участвовал?

– Да. Их организовал я по велению господина. Целью был архидемон Лаларту.

Надышавшись благовония Зкауба, Склнътастар перестал понимать, где находится и с кем разговаривает. Сейчас для него существует только голос, задающий вопросы, и его нисколько не волнует, что я и есть Ла- ларту.

– Рассказывай подробно… и быстро! – поспешил я. Рабан в голове отсчитывал утекающие безвозвратно драгоценные секунды.

– Господин отправил меня на Землю, в город Москва, поручив сделать так, чтобы там оказался Лаларту. Я выкрал истинную страницу из «Некрономикона» с заклятием для Лаларту и подсунул его человеческой дщери. Дщерь не смогла прочесть слова, и мне пришлось подсунуть ей еще и букварь проклятого языка. Приняв облик смертного, я сказал ей, что явится демон и что он будет должен выполнить желания ее и прочих, кого она изберет для ритуала. Я сказал, чтобы она желала последней, и чтобы желание ее отправило Лаларту в место, через которое господин пришел на Землю.

Ну какой же я дурак!.. Конечно, надо было вернуться и осмотреть ту квартиру, где была засада! Должен был догадаться, что демоны не могли просто использовать первый попавшийся дом! Выходит, именно там и расположен переход в Лэнг…

– В награду за службу я дал ей три Очарования.

– Что-что? – не выдержал я. – Чего ты ей дал, морда?

– Три Очарования. Трижды она могла избрать любого мужа, назвать его своим и тот не смог бы сопротивляться прелестям сей дщери, докуда чары не разрушатся словом и ликом демона сильнее меня.

Ах вот почему тот Юрий так влюбился в обманщицу Марию! Утешает одно – теперь он ее явно разлюбил, раз уж «слово и лик демона сильнее» имели место быть. Хотя у нее остались еще два, так что она, думаю, быстро найдет замену… если уже не нашла.

– После этого господин возвратил меня и велел избрать Надзирателей сильных, разумных и преданных, служащих кому-то одному из архидемонов, и отправить в то место, чтобы там они ждали Лаларту. Я избрал будху Эдкаба и Погонщика Рабов Достху, отошедших от Носящего Желтую Маску и не повинующихся ему более. Они и ранее помогали господину в делах его, я знал их по Кадафу…

– Чего хотел твой господин? – перебил его я. Времени оставалось все меньше. – Чтобы они убили меня или чтобы я убил их?

– Господина порадовал бы любой исход. Он сказал – буде убьют Надзиратели Лаларту, это хорошо. Буде Лаларту убьет Надзирателей и, охваченный гневом, нападет на Носящего Желтую Маску, это тоже хорошо.

Я аж крякнул. Вот ведь – либо он выигрывает, либо я проигрываю. Как-то нечестно, вам не кажется?

– Он что, правда надеялся, что они смогут меня убить? – скептически спросил я.

– Нет. Господин сказал, что Надзиратели смогут убить Лаларту лишь если Лаларту случайно споткнется и упадет на адамантовый нож.

– Угу, – хмыкнул я. – Хитрая какая жопа твой господин. Что было дальше?

– Господин приказал подготовить еще два малых покушения, чтобы убедить Лаларту в опасности. Я поставил на пути возле Ирема алуа и двух утукку, желавших причинить беду Лаларту. Также я дал приказ малой когорте Птиц Лэнга от имени Нъярлатхотепа встретить Лаларту у Кадафа. Но я страшно ошибся, избрав неподходящих демонов. Лаларту понял, что не Носящий Желтую Маску желает его смерти. Господин порицал меня за скверную работу, меня ждет суровая кара. Я подвел господина…

– Да-да-да, – торопливо оборвал его я. Рабан отсчитывал последние минуты, действие благовония иссякало. – Как я могу встретиться с твоим господином?

– На крыше сей башни есть малая курильница. Возьми порошок Эрр-Ах из моей сумы, воскури его там и жди – спустя время господин явится в облаке дыма.

– Класс. Где там у тебя этот порошок… А куда вы дели ту черную шкатулку?

– Ее взял Цюрмле, дабы доставить во дворец Глубинного Владыки.

– Дагона? – насторожился я. – Зачем?

– Сие знал лишь Цюрмле. Господин давал указы раздельно мне и раздельно ему. Порой мы помогали друг другу в делах, но истинную цель всегда знал лишь один.

– Жаль, что у него уже не спросишь… – посетовал я. – Так вы вместе за шкатулкой ходили, что ли?

– Я и Цюрмле направились в Ирем, дабы посодействовать друг другу в делах господина. Цюрмле вместе со мной ожидал неподалеку результата покушения утукку на Лаларту, дабы помочь устранить Эрангхо и Жрессара, буде те по случайности останутся живы. Узрев, что победа осталась за Лаларту, мы спешно вошли в Ирем, дабы направиться в башню Пазузу за шкатулкой для Цюрмле.

– Болтун – находка для меня, – довольно подытожил я. – А, Рабан? Наконец-то мы нашли ценного стукача!

– Только у нас последняя минута заканчивается.

– Блин! Быстро – почему вы вообще работали на своего господина?!

– Господин ведал, что я…

Склнътастар замер на полуслове. В помутневших глазах забрезжило понимание происходящего. И прежде, чем я успел сообразить, что действие благовония Зкауба закончилось, этот героический камикадзе снова выдернул из груди штырь и отшвырнул его как можно дальше.

Конечно, я тут же метнулся следом. Но на этот раз штырь закатился за пульт-орган, и пока я его доставал, эг-мумия превратился в настоящую мумию – высохший труп без признаков жизни. Над ним клубилось облако черного дыма – Тлен Йсехироросетха, чародейский газ, наделяющий этих существ жизнью. В первый момент я даже дернулся собрать его обратно, но тут же понял, что это, мягко говоря, трудновыполнимо.

Порошок Эрр-Ах… Где тут этот порошок? Ага, вот. Матерчатый сухо шуршащий кисет с намалеванной руной «Q». Конечно, так она только звучит, а выглядит… на перевернутую табуретку похожа. Буквы Наг-Сотха в звучании почти полностью соответствуют латинским, не хватает только «K» и «U».

Я посмотрел на подергивающуюся «батарейку», висящую на стене. Гуманизм требовал освободить его или хотя бы добить. А здравый смысл требовал оставить в нынешнем положении. Потому что если он умрет, здание лишится энергии. И через час-другой обрушится – кроме всего прочего, эти приборы контролируют систему вентиляции и шлюзования, не пускающую воду внутрь, а воздух наружу. Специальные чары поддерживают жизнь и сознание этого человека – он будет жить, пока не придет смена. А сменять их надо обязательно – чем дальше, тем меньше он будет давать энергии, а потом ослабнет настолько, что процесс пойдет в обратном направ- лении.

– Рабан?

– Меня не спрашивай, это должно быть твое решение.

– Ладно… – выпустил когти я.

– Только не убивай! Сначала надо подняться на крышу и провести сеанс связи!

Я спрятал когти обратно. Да, рассуждение логичное – эта башня мне пока еще нужна.

– А какого хрена ты тогда кобенился? – саркастично поинтересовался я. – «Это должно быть твое решение», бе-бе-бе… Высокий штиль, иху его мать! А вариант-то все равно только один!

– Да, но вдруг бы ты сам сделал правильный выбор? – удивился Рабан. – Тогда бы мне не пришлось тебя останавливать.

Ну вот что тут можно ответить? Я достойного ответа не придумал. Просто прихватил кисет с порошком и пошел искать эту магическую рацию, для приличия извинившись перед несчастным страдальцем. Хотя тот меня даже не услышал – из-за постоянной невыносимой боли он вообще не понимает, что происходит вокруг.

Данное здание оказалось одним из высочайших в Р’льиехе. Проход довольно быстро вывел меня наружу, и дальше пошла спиральная лестница, вьющаяся вокруг полой бронзовой трубы, по которой я летел час назад, и в которой меня едва не поймали в хитрую ловушку. А там, на самом верху, находится выходное отверстие с оплавленными краями – когда-то отсюда ежедневно вырывался раскаленный пар и дым, за тысячи лет изрядно повредивший прочный металл.

Рядом с трубой расположилась наблюдательная платформа, снабженная защитным жаропрочным щитом и куполообразным навесом. Вероятно, когда-то тут располагались всякие приборы, но теперь от них остались только курильница на тоненькой подставке и пара неуклюжих бронзовых табуретов. И то, и другое изначально было неотделимой частью платформы, и только потому осталось на прежнем месте. Все остальное наследники Древних давно растащили.

Я щедро высыпал в курильницу весь порошок (я ж не знаю, сколько его надо) и заже… а чем мне его зажечь-то? Спичек нет, зажигалки нет, магией я не владею… Смотри-ка, насколько магия въелась мне в сознание – в прошлой жизни я даже не подумал бы о таком варианте, как зажечь огонь чарами!

– Опять споткнулся на ерунде… – проворчал я, безуспешно отряхивая карманы. – Эм-м-м… мхм-м-м… э-э-э… у-у-у…

Из всех вещиц, что имелись при мне, некоторое отношение к зажиганию огня имеет разве что зеркальце. Но такой способ и на Земле прокатит только в очень жаркий летний день, когда простой солнечный зайчик может привести к пожару. А в Лэнге ничем не поможет даже самая толстенная линза – эти дурацкие луны и светят-то слабо, а тепла от них вообще нет.

– Ну что, идеи есть? – обратился я за помощью. – Где здесь ближайшая зажигалка?

– У тебя в замке. Извини, патрон, в Лэнге зажигалки – дефицит. А в Глубинном Царстве огонь вообще не в почете.

– Ну тогда думай! Почему мне вечно отравляют жизнь всякие мелочи?!

– Это какие?

– Спички… стулья… штаны… ты… Особенно ты.

По-моему, Рабан обиделся. Но это даже хорошо – от обиды он начал фонтанировать идеями. По большей части дурацкими, конечно… К примеру, предложил поискать в трубе уцелевших угольков.

Но потом все-таки придумал кое-что дельное. Я попросту выпустил все когти и начал с бешеной скоростью точить их друг о друга. Все быстрее, быстрее, быстрее… и в конце концов сумел получить несколько искорок. Большего магическому порошку и не потребовалось – вспыхнул практически мгновенно.

К небесам поднялось облако фиолетового с багровыми проблесками дыма. Точно над курильницей в куполе имеется круглое отверстие. Правда, оно закрывается задвижкой, которую я, конечно же, забыл отодвинуть. Так что этот дурацкий дым обволок все вокруг.

– И сколько ждать?

– Зависит от того, как этот тип добирается. Если телепортируется, то с минуты на минуту. Если другим способом, то, конечно, придется подождать…

– Угу. Может, тогда приготовить ему чего-нибудь неприятного? Как он мне?

– А кого ловить-то собираешься, патрон? Надо же знать, на какого зверя ловушку ставим. А то поставишь мышеловку, а придет волк. Или установишь капкан, а будет мышка…

– Ладно, тогда просто подождем.

Потянулось время. Спустя полтора часа я окончательно убедился, что неизвестный враг добирается не самым быстрым транспортом. Значит, это уж точно не Носящий Желтую Маску – тот не признает ничего, кроме телепортации.

Конечно, я ожидал не на виду. Не думаю, что этот тип появится, если я буду торчать тут, как тополь на Плющихе. Вместо этого я залез в трубу и затаился там, просеивая направлением все вокруг и одновременно вглядываясь в небеса. Гость может появиться воздушным или морским путем – по суше до Р’льиеха не доберешься. Но если морским, ему придется входить через шлюз, а потом долго-долго подниматься по лестнице на самый верх. Да и вообще мне это кажется сомнительным – водный демон не стал бы назначать местом встречи вершину башни. А вот для летающего тут как раз раздолье.

Все-таки, кто это? Точно не Кутулу – он сейчас здесь, в Р’льиехе, и к этому времени уже успел бы появиться. Да и Цюрмле упоминал, что они с его господином однажды присутствовали одновременно. Про Носящего Желтую Маску я уже сказал. Хастур, как и водные демоны, не стал бы выбирать такое место встречи – чересчур громоздкий, эта башня под его тушей просто обвалится. Да и не захочет он лезть в океан. Может быть…

Я не успел додумать до конца – вдалеке показалась черная точка. С северо-востока стремительно приближалось все увеличивающееся облако черного дыма. Больше я пока ничего не могу сказать – магическая завеса полностью скрывает его хозяина и от глаз, и от направления. Но движется он очень быстро…

– Патрон, сразу бросайся! – предупредил Рабан. – Если сбежит, хрен мы его потом снова заманим! Прыгай и сразу втыкай когти – от сильной боли заклинание развеется.

– А мы его не убьем? – засомневался я.

– Архидемона так легко не убьешь.

– А вдруг это все-таки не архидемон? Может, Скл-язык-сломаешь ошибся?

– Вот и проверим.

Дымное облако приземлилось на платформу и слегка завибрировало. По-моему, демон, скрытый в его недрах, недоуменно оглядывался, не понимая, куда делся тот, кто зажег курильницу.

– Склнътастар? – окликнул он. Голос звучал немного неестественно – словно говорил безликий автомат. Покрывало Тумана полностью меняет тональность и звучание речи. – Цюрмле? Кто вызывал меня? Где вы?

Я подобрался, изготовившись к броску. Но все еще не прыгал – надеялся, что он скажет что-нибудь полезное.

– Безмозглые дети Лэнга! – раздраженно воскликнул неизвестный демон. – Куда вы подевались? Что это за шутки?! Я очень надеюсь, что у вас найдется убедительное оправдание, иначе…

Дальше ждать становилось опасно – судя по колыханиям дымного облака, демон вознамерился взмыть в воздух. Я расправил крылья и прыгнул на цель, резко выпуская когти из пазух. Если б только знать, спиной он ко мне стоит или лицом… И какого он роста…

– Орара, да ты же Лаларту! – изумленно воскликнул демон, чуть только я показался из трубы. Значит, лицом. – Как ты зде…

Больше он не успел ничего сказать – я приземлился на него и воткнул все когти, куда дотянулся. У меня практически отсутствует чувство осязания, и я не могу сказать, каков на ощупь тот, на кого я напал. Он достаточно крупный и твердый, вот все, что я смог определить точно. И дьявольски сильный – уже в следующий миг меня оторвало от него и швырнуло назад. Похоже, удар огромной лапы или хвоста. Но я все-таки сумел причинить ему сильную боль – заклятие Покрывала Тумана медленно сползало со своего хозяина. Тот было спохватился и попытался вернуть его на место, но уже слишком поздно – я увидел, кто это.

А увидев – офигел.

– Пазузу?!!! – хором заорали мы с Рабаном.

Глава 29

– Пазузу… – оторопело повторил я, совершенно ничего не понимая.

– Лаларту… – злобно ответил Пазузу. Уже нормальным голосом – Покрывало Тумана он за ненадобностью сбросил. – Как же ты все-таки догадался? Червь да пожрет мои мышцы, если я понимаю, откуда ты узнал об этой башне! Неужели один из моих глупцов проболтался?

Я сказал – нормальным голосом? Я ошибся. Пазузу разговаривает совсем не нормально! Потому что он разговаривает нормально! Еще один каламбур? На этот раз нет – всего лишь констатация факта. В его речи не слышится даже следа, даже намека на очевидную умственную отсталость этого существа.

И это по меньшей мере странно…

– Не знаю, что именно ты обо мне знаешь, но тебе не следовало в это лезть, – злобно щелкнул клювом архидемон. – Я просто не могу позволить тебе остаться в живых. Сам понимаешь…

Я все прекрасно понимал. Он еще не закончил предложения, а на него уже летел ощетинившийся клубок когтей, целясь прямо в грудь.

Пазузу заклекотал от боли, широко раскрыв клюв и встопорщив перья. Совино-черепашье лицо исказилось гневом и ненавистью, и демон резко распахнул крылья, взмывая в воздух. Могучие ручищи потянулись ко мне, но меня там уже не было – я отцепился, перевернулся в воздухе и метнулся ему за спину, полосуя шею. Удар могучего хвоста едва не расплющил меня в лепешку, но в последний миг я все-таки успел уклониться, вонзая жало в затылок Пазузу.

Но огромный демон даже не обращал внимания на мои потуги. Раны на нем затягивались едва ли не быстрее, чем я их наносил. Он молотил руками воздух, пытаясь ухватить меня, вьющегося вокруг, как спутник вокруг планеты, дубасил хвостом и щелкал клювом.

Главное – держаться подальше именно от клюва. Черепашьи челюсти Пазузу легко разгрызают камни и металлы.

Мне удалось пару раз резануть у него перепонку. У Пазузу почти такие же крылья, как у меня, и я прекрасно знаю все их слабые места. Архидемон сразу начал слегка припадать на левый бок – ему и без того очень тяжело висеть неподвижно.

Через несколько минут Пазузу начал злиться. Он тяжело спланировал обратно на платформу, твердо встал на ноги и приготовился достойно меня встретить.

Для пущей эффективности он вырвал с корнем курильницу, превратив ее в импровизированное оружие. У этой штуковины довольно тяжелый набалдашник, вполне может сойти за боевой посох.

Но я, разумеется, не стал нападать спереди. Я часто взмахивал крыльями, глядя на разъяренного демона, а в голове быстро проносились другие варианты. Прыскать кислотой бесполезно – для Пазузу она не опасней росы. Пойти низом и ударить между ног? Нет, там меня поджидает хвост. Значит, остается только одно.

Я сделал «свечку», с бешеной скоростью облетел башню и, пока Пазузу вертелся, вынырнул с другой стороны и пошел на таран. Головное лезвие с силой впечаталось ему в спину, сминая тяжелое крыло, когти полоснули затылок, хвостовое жало воткнулось точно в позвоночник. Верхней правой рукой я перерезал ножку курильницы, лишив Пазузу дубины.

Мигом позже меня хлестнули хвостом, и я почувствовал себя тараканом, попавшим под тапок. Пазузу без особых затруднений повернул голову на сто восемьдесят градусов и клацнул клювом. Я успел дернуться вниз, но на гребне все-таки осталась неровная треугольная выбоина.

Отцепившись от Пазузу, я сиганул к потолку, зацепился, подождал, пока в меня выстрелит огромная четырехпалая лапа, полоснул его по запястью и с силой прыгнул демону на голову. Верхними руками я вырвал сразу целый клок перьев, средними изо всех сил схватил за клюв, а нижними быстро-быстро резал плечи.

Пазузу невнятно клекотал и хрипел, безуспешно пытаясь сбить прицепившегося яцхена. В конце концов ему удалось ухватить мой великолепный хвост, и он с легкостью оторвал меня и начал раскручивать, как пращу. Правда, недолго – хвост у меня прочный, но очень тонкий, так что всего через несколько секунд он попросту оторвался, а я полетел в пропасть.

У самой воды я притормозил и, скрипя зубами от боли, рванул обратно, часто взмахивая крыльями. Пазузу уже взмывал в воздух, чтобы догнать и добить. А у меня на заднице остался коротенький обрывок хвоста, сантиметров этак в двадцать. Врезавшись ему в живот и воткнув туда все когти верхних и средних рук, в ответ я получил чудовищное сдавливание головы. Пазузу ухватил меня обеими ладонями и теперь яростно сжимал.

Был бы у меня череп, обязательно бы треснул…

Рефлекторно ударяю хвостом, обрубок жалко дергается сзади. Хлещу его крыльями, вытаскиваю руки из живота и вонзаю когти подмышки. Пазузу разжимает руки, клокочет от боли, с трудом удерживается в воздухе и сипло кричит:

– Перемирие! Предлагаю перемирие!

На миг задумываюсь, а потом молча приземляюсь обратно на платформу. Пазузу тоже. Стоим друг напротив друга. Каждый оценивающе рассматривает противника и прикидывает, в чью пользу пока что счет.

По-моему, где-то пятьдесят на пятьдесят. Мне удавалось достать Пазузу чаще, но зато его удары причиняли больший ущерб.

– Я предполагал, что это будет легче, – раздраженно ощупывает изуродованный перьевой веер Пазузу. – У Эдкаба и Достху почти получилось, и я заподозрил, что ты чем-то болен…

– Они просто застали меня врасплох. Я, конечно, всегда готов ко всему, но все-таки не думал, что на Земле встречусь с будхой и Погонщиком. Как ты их туда переправил?

– Откровенность за откровенность, – мрачно покачал пальцем Пазузу. – Предлагаю сесть за стол переговоров и все спокойно обсудить.

– Возражений нет. Была бы моя воля, с этого бы и начали. А теперь смотри, что у меня с хвостом!

– Ничего, отрастет… – рассеянно отмахнулся демон. – Я тебе в прошлом году руку оторвал – отросла же?

Этого я не помню – это было не со мной. Но говорить ему, конечно, не собираюсь. А заодно делаю зарубку в памяти – он, похоже, все еще считает меня Лаларту. Но тогда я ничего не понимаю…

Мы уселись на бронзовые табуреты, сверля друг друга суровыми взглядами. Без хвоста сидеть оказалось на удивление удобно. А вот Пазузу недовольно ерзал и кряхтел – Древние были лишь чуть-чуть крупнее людей и сиденья делали под свои формы. А не под таких громадин.

Мне по-прежнему не верится, что я сижу напротив Пазузу и просто беседую с ним. Как с обыкновенным разумным существом.

Куда же, интересно, подевались его проблемы с мозгами?

– Предлагаю обмен, – проговорил Пазузу. – Пусть каждый расскажет, кто он на самом деле такой.

– Справедливо, – не стал спорить я. – Начинай ты.

– Почему я? – насупил брови (за неимением лучшего слова будем называть эти пучки перьев так) Пазузу. – Давай бросим жребий!

– Как скажешь, – снова не стал спорить я. – Бросаем монету. Орел – ты начинаешь, решка – я начинаю. Идет?

– Идет. Бросай… только без фокусов, учти! Я замечу, если колданешь!

Я покопался в кармане, достал золотую монету и, прищелкнув пальцами, подбросил ее в воздух. Желтый кругляшок со звоном упал на платформу.

– Орел… – раздосадованно констатировал Пазузу. – Все честно, я начинаю…

Я торопливо спрятал монету обратно. И, конечно, не стал говорить, что у нее с обеих сторон орлы.

– Хорошо, проиграл, так проиграл… – задумчиво кивнул демон. – Так что ты хочешь знать?

– Все, разумеется.

– Почему-то я так и думал. Ладно, была не была… Будет даже занятно – ты станешь первым демоном, узнавшим всю правду…

– Угу. Давай уже, рожай скорее.

– Мое имя Пазузу, – начал гигант. – И мне семь тысяч лет.

– Это я уже знаю.

– Верно. И это единственная правда из всего, что ты обо мне знаешь! И все остальные в Лэнге. Кто я для вас? Идиот Пазузу, дурак Пазузу, кретин Пазузу, глупец Пазузу, недоумок Пазузу! Верно?

– Ну, довольно трудно было думать о тебе в другом ключе, – признал я.

– Да. Я сделал все, чтобы обо мне думали именно так. Хотя порой было червецки трудно сдерживаться… Слушай же, Лаларту. Семь тысяч лет назад в одном из ближних Темных миров у его верховного властелина родился сын. Маленький принц демонов, которого поименовали Пазузу. Тот мир враждовал с Лэнгом. А Лэнг в те времена был сильнейшим из Темных на два шага вокруг…

Если бы у меня были человеческие глаза, они бы сейчас изумленно расширились. Два шага – это очень и очень немало. Двумя шагами энгах может попасть в две тысячи разных миров, если не еще больше! И каждый десятый – Темный. Я, конечно, знал, что Лэнг когда-то был силен и могуч, но чтобы настолько?..

– Меня выкрали, – скрежеща клювом, признался Пазузу. – Еще совсем ребенком меня похитили у родителей и сделали заложником в Лэнге. Помнишь тетушку Нукхзе? Именно она воспитывала меня, когда я был младенцем. Она и ее родичи – из моего родного мира. Их прихватили заодно, по случайности.

– Так вот почему ты ей так много позволяешь… – дошло до меня.

– Да, тетушка Нукхзе помнит меня еще вот такусеньким, – показал рукой Пазузу. – Здесь она продолжала меня растить… но вскоре Азаг-Тоту показалось мало всего лишь держать меня в плену, и он захотел сделать меня оружием, направленным против настоящих родных. Для этого он решил сломать мое «я», полностью подчинить своей воле, превратить в послушную игрушку. Ты не представляешь, как это делается… Не представляешь, через какие пытки мне пришлось пройти…

– Ну, я примерно представляю их методы, – вспомнил историю собственного рождения я.

– Тебе все это, конечно, неизвестно, ты родился позже, – не слушал меня Пазузу. – Итак, почти два столетия сначала демоненок, а потом молодой демон Пазузу ежеминутно подвергался ужасающим пыткам. Азаг-Тот не торопился. И в конце концов он сломал меня. Сознание померкло, я утратил разум и превратился в пускающего слюни идиота. Конечно, он надеялся не на это – в таком состоянии я не мог как следует послужить его целям. На меня просто плюнули и оставили в покое, позволив существовать в Лэнге дальше. Все-таки я родился сыном повелителя другого Темного мира, не менее могущественного, чем Ктулху… Титул архидемона и прилагающиеся к нему привилегии полагались мне просто по праву рождения.

– Угу. И когда ты… ну…

– Очень нескоро, – признался Пазузу. – Прошло еще лет триста. Постепенно все в Лэнге забыли, кто я такой и откуда взялся… вероятно, Азаг-Тот еще помнит. Это именно он ведь приказал меня похитить, а потом лично руководил пытками. Для всех остальных я не более, чем жалкий идиот, по традиции считающийся архидемоном. Я и сам считал себя уроженцем Лэнга. Потом в голове начали брезжить стертые когда-то воспоминания… но тут как раз грянула война. Ну, ее ты уже помнишь – конечно, тогда ты был совсем юн, но все-таки…

– Да, кое-что… – туманно ответил я.

– Это было воистину отмщением! – криво усмехнулся Пазузу. – Сначала Лэнг побеждал – и меня это огорчало. Но потом объединенная рать богов и людей начала одерживать верх – и я преисполнился восторга! Я даже подумывал переметнуться к Мардуку, но не успел – все происходило слишком быстро. Ты же помнишь, как внезапно нас втиснули обратно сюда… и с какой скоростью шла финальная битва. Иак Саккакх бежал в самом начале. Азаг-Тот пал и некому стало вести бойцов. На-Хаг был заточен еще раньше. Потом на рать явился наш главный ставленник – Ктулху. Всем стало казаться, что мы все-таки победим… Но Мардук Двуглавый Топор поверг и его. Так же, как некогда Тиамат… Уже после той, первой войны все в Лэнге понимали, что рано или поздно он явится и к нам… И вот – явился. Хотя что я тебе рассказываю – ты все видел сам…

А я внимательно слушал, стараясь не пропустить ни слова. Да, я все знаю о войне, с которой все и началось, но впервые мне рассказывает о ней непосредственный участник событий. Миледи Инанна отказывается обсуждать эту тему – она ей откровенно неприятно. Демоны Лэнга тоже особо не распространяются – кому охота вспоминать проигранную баталию?

– Потом потянулись бесчисленные века заточения, – продолжал Пазузу. – И постепенно я все больше и больше припоминал о том, что собой представляю. Какие у меня были возможности! Кем бы я сейчас был, если бы жил и воспитывался там, где мне полагалось! Но… – развел руками он. – Из предосторожности я по-прежнему притворялся глупцом. Каждый эондр, каждое мгновение… Я никому не доверял, никому не открывался. И все эти годы лелеял одну и ту же мысль – вырваться!!! Не так, как иногда удавалось – на краткое время, на считаные дни, исполняя приказания ничтожных смертных магов, а насовсем, навсегда! Навеки покинуть этот ненавистный мир! Чтобы Лэнг потерял меня, как некогда потерял Саккакха!

– Угу. Ладно, допустим. Это я могу понять. Но я-то тут при чем?

– Как видишь, пока что у меня ничего не получилось, – усмехнулся Пазузу. – Я ведь все еще здесь. Многие века я вел двойную жизнь, подсматривая и подслушивая, ища лазейку, а заодно – и все остальное, что еще может оказаться полезным. Информация – ценный товар, Лаларту, и я очень надеялся, что набрав достаточно черных тайн Лэнга, смогу купить за них свободу.

– У Йог-Сотхотха? – изумился я. – Знаешь, наш Большой Папа не очень-то любит шантажистов…

– У меня были свои задумки… – уклончиво ответил Пазузу. – Не обязательно торговаться именно с Йог-Сотхотхом, отыщутся и другие покупатели. Кое-что из того, что я знаю, очень пригодилось бы кое-кому…

Я невольно навострил уши. Мне постепенно становилось все интереснее и интереснее. Итак, Пазузу оказался таким же резидентом, как и я сам. Невольным, конечно, и не имеющим конкретного хозяина, но зато куда более осведомленным. Все-таки он ведет эту работу уже многие века, а я только полгода…

– У меня было несколько помощников, – честно продолжал колоться Пазузу. – Конечно, никто из них не знал, кто я такой на самом деле, но служили они верно – я всех повязал насмерть… Склнътастар поставлял мне информацию из Кадафа, пока его не изгнали, Цюрмле служил глазами и ушами у Дагона, Эдкаб был одним из самых доверенных будх Носящего Желтую Маску, Достху внимательно слушал все, что происходило в Инкваноке, Йот’урраки со своими утукку помогал в Иреме… Есть и другие, о которых ты не знаешь…

– Кто?

– Я не собираюсь выкладывать все козыри просто так, – покачал пальцем Пазузу. – Скажу только, что и в твоем замке у меня есть соглядатай…

– Кто?! Игорь?! Кто-то из дьяволиц?!

– Не дьяволицы и не тот, первый, – успокоил меня Пазузу. – К сожалению, мой агент не так уж часто видит тебя лично и мало знает. А жаль… Ладно, я рассказал все, что имело значение. Теперь ты.

– Гм-м-м… – задумался я. Мне ужасно не хотелось отвечать любезностью на любезность – моя тайна, пожалуй что, похуже. Пазузу пока что ничем не навредил Лэнгу, только собирается, а вот я… К тому же он явно не подозревает, что я не Лаларту. Будет глупо так прямо все ему вываливать. – С чего бы начать… Слушай, а ты мне не все рассказал!

– А что еще? Спрашивай – я мог что-то забыть.

– Это ты написал мне записку?

– Я, – довольно кивнул Пазузу. – Было очень смешно представлять, как ты ищешь на ней следы ауры и находишь только мою! Признайся – меня ты не заподозрил ни на мгновение?

– Даже тени подозрения не было… – признался я. – Ты здорово законспирировался… А зачем ты вообще пытался меня убить? Я-то тебе что сделал?

– Я никогда не пытался тебя убить, – щелкнул клювом Пазузу. – Только теперь… когда решил, что ты все знаешь. Испугался, что разболтаешь…

– И все-таки?

– А откуда ты узнал, как меня вызвать? Обычно я сам находил своих агентов, это место… и еще два – это так, на экстренный случай. Где ты взял порошок Эрр-Ах?

– У твоего эг-мумии, – не стал отпираться я.

– Склнътастар меня предал?.. – недоуменно проговорил Пазузу. – Но этого быть не может! На нем лежали чары Смертельной Вязи, он должен был умереть!

– Он пытался, – хмыкнул я. – И умер. Но порция благовония Зкауба…

– А-а-а! – торжествующе воскликнул Пазузу. – Ты применил благовоние Зкауба?! Ты?! Демон?!

Блин, вот это я ему зря сказал. «Демон, применяющий благовоние Зкауба» – это примерно то же самое, что «корова, кушающая мясо». Из разряда крайне маловероятного.

– Ах-хаа… – удовлетворенно скрестил руки на животе четырехкрылый монстр. – Выходит, я не ошибся… Я был прав с начала и до конца…

– Насчет чего?

– Насчет тебя. Ну что, теперь твоя очередь признаваться…

Я замялся, по-прежнему неуверенный, говорить ли правду или все же соврать поубедительнее. Врать опасно – кто его знает, о чем он в курсе, а о чем нет? И какие выводы сделал?

Неожиданно меня выручил сам Пазузу.

– Думаю, мне твое признание не так уж и требуется, – усмехнулся он. – Сделаем проще – я сам расскажу, в чем твоя тайна, а ты поправишь, если ошибусь.

Я сразу оживился. Мне невольно вспомнился анекдот: «Ватсон, вы были на стройке?» – «Нет, Холмс, не был» – «Не может быть – у вас ботинки испачканы в штукатурке!» – «А это я сам их испачкал, чтобы прикольнуться над вашей гребаной дедукцией!»

Посмотрим, что он такого про меня напридумывал…

– Я заметил перемены в тебе совсем недавно, – задумчиво проговорил Пазузу. – Началось все с пустяка – ты стал отказываться от моих угощений. Раньше тебя упрашивать не приходилось. Более того – ты не только не желал есть сам, но и всегда отворачивался, когда кто-то ел при тебе. Я специально проверял. Мелочь, но показательная. Я стал приглядывать за тобой и заметил еще несколько странностей. Ты начал много путешествовать, а раньше почти безвылазно сидел в своем замке. Ты начал посещать советы в Кадафе, а раньше избегал их, как храмовых курений. У тебя разительно изменился характер – ты стал рассуждать почти разумно, а раньше был ненамного умнее того Пазузу, которым я всегда притворяюсь. Ты начал время от времени куда-то исчезать. Я сумел через доверенное лицо договориться с одним энгахом, он проследил за тобой, и выяснил, что ты каким-то образом посещаешь другие миры, особенно часто – Землю, Москву.

Я сохранял холодное молчание. Но если бы у меня было сердце, оно бы сейчас бухало часто-часто. Разоблачение – это мой самый страшный кошмар, я слишком хорошо знаю, что меня ожидает в этом случае. Сам видел, что делают в Лэнге с провинившимися.

– Ну что, будешь отпираться? – хитро посмотрел на меня Пазузу.

– От чего?

– От того, что ты продался, Лаларту!

Я опешил. Такого вывода я никак не ожидал.

– Кому? – с трудом выговорил я.

– Пока не знаю, – не стал отрицать Пазузу. – Пока не выяснил. Но точно знаю, что это кто-то из Светлых! Ты продался Светлому миру, верно?

– Ну, я…

– Нет-нет, дай я сам договорю! – торжествующе клацнул клювом демон. – Тебя соблазнили, так? Пообещали… что? Место у трона кого-то из Светлых богов? Кто?.. Саваоф?.. Аллах?.. Овзес?.. Троглак?.. Клика Ануннаков?.. Кто-то помельче?.. Кто из наших конкурентов так заинтересовался Лэнгом, что перекупил архидемона Лаларту?

– Это не моя тайна, – ханжески ответил я.

– Ну что ты, я все понимаю, – хохотнул Пазузу. – Я ведь тоже не собираюсь рассказывать, какой из Темных миров на самом деле меня породил. Не твое это дело. Но я точно знаю, что тебя пообещали вырвать отсюда и, разумеется, взять в небожители. Подумать только – Лаларту Кровопийце надоело быть демоном! И вот ты перестаешь есть разумных существ… Светлым ведь это запрещено, верно?.. Начинаешь подсматривать и подслушивать… получаешь свободный доступ в другие миры… теперь ведь ты уже не принадлежишь Лэнгу, верно?.. Да, не думал, что ты это сможешь… Я бы и сам, может, так сделал, но у меня не получится, слишком трудно…

Я начал понимать, к каким выводам он пришел. Он решил, что Лаларту связался с каким-то Светлым миром и его приняли к себе, просветлили, сделали… интересно, как называется возвысившийся демон? Между прочим, вполне логично – Инанна вначале всерьез обдумывала такой вариант. Только вот во всем Лэнге не нашлось таких, кто действительно пожелал бы пройти через такую процедуру. Напрямую, конечно, она никого не спрашивала, агитации не вела, так, слегка прощупала почву…

Вообще, в этом нет ничего удивительного. Сплошь и рядом ангелы и прочие светлые создания становятся демонами и наоборот. Люцифер ведь когда-то был чуть ли не правой рукой Господа, само его имя означает «Светоносный». А потом пал и стал дьяволом.

Правда, наоборот бывает чуть ли не впятеро реже – это пасть легко, а подняться намного труднее. Но все-таки тоже случается.

– Ну так что, я прав? – нетерпеливо спросил Пазузу.

– Полностью, – не стал обманывать его ожиданий я. – А теперь, может, объяснишь, зачем пытался меня убить?

– Еще раз повторяю – я не пытался тебя убить! – раздраженно ответил демон. – Я хотел, чтобы ты запаниковал! Хотел убедить, что тебя хотят уничтожить, чтобы ты обратился за помощью к своим новым друзьям и вывел на них меня! Я тебя просто пугал! Да что теперь говорить, все равно все планы пошли насмарку…

Я деликатно промолчал. Хотя отлично помнил, что насчет этого говорил Склнътастар – Пазузу вполне устраивала моя смерть. Понятно, что он не рассчитывал, что меня прикончат его паршивые утукку и будхи – им такое не по зубам. Он рассчитывал, что я обвиню в покушении Носящего Желтую Маску или еще кого из верхушки, брошусь в драку… и получу по рогам. Настоящий Лаларту вполне мог именно так и отреагировать.

По-моему, план Пазузу таки немножко посложнее. Уверен, во всем этом есть что-то еще, о чем он не хочет говорить…

Ничего удивительного – я ведь ему тоже рассказал далеко не все. Собственно, вообще ничего.

– Все получилось не так, как я хотел, – досадливо признался Пазузу. – Постоянно приходилось полагаться на глупцов и неумех. Склнътастар и Цюрмле умудрились заявиться за шкатулкой как раз в тот момент, когда в сокровищницу забрался ты…

– А что это за шкатулка-то? – вспомнил я.

– Да это так… Просто магический соглядатай, к тебе не относится. Цюрмле подкинул ее Дагону – у меня есть интерес к этому глубоководному… Сам понимаешь, я не мог просто так взять и отдать ее им – они бы узнали, кто я такой. Пришлось приказать явиться к Пазузу и забрать у него. Но они решили объединить усилия и вместе пошли и устраивать покушение, и забирать шкатулку… Вот и совпало так неудачно… Потом эти земные недоколдуны не смогли правильно тебя вызвать – контроль получился неполный, ты вполне мог просто убить их всех… Хотя это тоже неплохо – по крайней мере, я окончательно убедился, что ты стал Светлым. Склнътастар, глупец, только зря насторожил тебя своими покушениями… Он должен был убедить тебя, что твой враг – Носящий Желтую Маску, а вместо этого окончательно все запутал… К тому же ты каким-то образом сумел удивительно быстро разыскать этих двоих… Как ты узнал, что они в Р’льиехе? И как нашел их тут?

Я напустил на себя туманно-важный вид – мол, стоит ли говорить о таких пустяках? О направлении и Рабане он не знает – и это очень хорошо. Всегда недурно придержать в рукаве пару козырных тузов.

А я-то думал, что о направлении он узнал…

– Теперь ты владеешь полной информацией обо мне, а я – о тебе, – задумчиво погладил подбородок Пазузу. – Я предлагаю заключить длительное перемирие и поклясться не выдавать тайн друг друга. Ведь мы оба занимаемся одним и тем же…

– Только служим разным хозяевам, – напомнил я.

Да, Пазузу оказался врагом Лэнга. Но это совсем не значит, что теперь он мне нравится. Он все равно демон, кровожадный убийца и людоед. И доверять ему я не собираюсь – существо, столько веков успешно ведшее двойную жизнь, в союзниках иметь рискованно – кто знает, сколько еще у него запасных лиц? Думаю, если будет выгодно, он тут же перекусит меня по- полам.

– Я никому не служу, – задумался Пазузу. – И, возможно, это и есть моя главная ошибка. Мне бы не помешал покровитель… Скажи-ка, твой куратор не заинтересуется еще одним архидемоном?

– Зависит от того, что ты можешь предложить… и чего потребуешь взамен… – осторожно сказал я. – Сделок вслепую он заключать не станет.

– Но ты ведь замолвишь за меня словечко? – хитро подмигнул Пазузу. – Хорошо, давай подумаем, что нужно мне и что я готов предоставить на обмен… Мне нужна свобода и убежище. Многого я не требую – просто найдите способ вытащить меня из Лэнга и спрятать от Йог-Сотхотха. Я не умею самостоятельно путешествовать между мирами – переправьте меня в какой-нибудь мир подальше отсюда. Чтобы там были люди, пища… ну, для меня это одно и то же. Вполне устроит какое-нибудь отсталое племя с вакантным местом божества. Несколько тысяч смертных, чтобы капала ба-хионь, больше не прошу.

Я сохранял гробовое молчание. Пазузу недовольно покосился на меня, явно ожидая более активной реакции, и продолжил:

– Само собой, никакого просветления. Светлым я стать не сумею… да и не хочу. Хватит, однажды мне уже промывали мозги. И я не собираюсь отказываться от… хороших сторон жизни. Тайное Имя Червя, я люблю сладкое мясо и не вижу в этом ничего постыдного! Сам Творец предназначил человека в пищу демонам! Так что ищите другой способ – у Светлых они есть, я знаю.

– Что взамен? – наконец раскрыл рот я.

– Информация, конечно. То самое, о чем я уже говорил. Тайны, секреты, планы, уязвимые места… Я накопил довольно много. Вот скажи, Лаларту, теперь ведь ты наверняка жалеешь, что не посещал советы в Кадафе раньше, до просветления?

– Есть немного. А что?

– Сам должен понимать… Вряд ли Шаб-Ниггурат или Нъярлатхотеп захотят поделиться с тобой предыдущими планами. Разве что случайно кто-нибудь проболтается. А вот я в курсе многого… От меня они никогда не таились. Ну вот тебе небольшой аванс – как доказательство серьезных намерений. Ты знаешь, что Йог-Сотхотх собирается вернуть тело Азаг-Тоту?

– Что?!! – не выдержал я. – Как?! Когда?!

– А-а-а, заинтересовало! – ехидно прищурился четырехкрылый демон. – Нет уж, клюв на цепь! Подробности узнаешь после заключения договора! И заметь – это еще только первый кусочек, дальше мясо станет еще слаще! Так и скажи своим хозяевам.

– Угу. Ладно. Хозяевам. Только вот…

Я зачесал в затылке, лихорадочно пытаясь принять нужное решение. Проблема в том, что Инанна не сможет обеспечить Пазузу то, что ему нужно. Вернее, сможет, но только если он перестанет быть демоном – тогда его действительно можно будет вытащить.

В принципе, он способен сделать это и сам – ему достаточно раскаяться, отказаться от гнусных привычек вроде того же людоедства, начать вести жизнь тихую и благонравную… В общем, полная аскеза и самоотречение. И, разумеется, все совершенно искренне и добровольно – ты должен действительно пожелать исправиться. И вот тогда наступит настоящее духовное перерождение, безо всякой божественной помощи. Из демона превратишься в небожителя.

Но почему-то по этому пути идут очень редко.

А что же тогда делать? Если честно, я даже не рад, что узнал тайну Пазузу – теперь я для него слишком опасен. Если не стану помогать, ему придется меня убить. Я невольно ощупал обрубок хвоста, успевший увеличиться почти вдвое.

– Позволь, я помогу тебе принять решение, – язвительно предложил Пазузу. – Если ты откажешься, у меня не останется другого выбора, кроме как рассказать Йог-Сотхотху о том, как в Лэнг возвратился Иак Саккакх и как некий Лаларту любезно помог ему сбежать, не проронив никому ни слова.

– А ты откуда знаешь? – деланно спокойным голосом спросил я.

Я не стал пытаться все отрицать – только лицо потеряю. Никаких звукозаписывающих приборов или артефактов у Пазузу при себе нет – куда бы он их спрятал, без одежды?

К тому же мы оба и так наговорили тут на несколько тысячелетий пыток в подвалах Кадафа.

– Один из Тварей, преданных Склнътастару, был там под видом шоггота, – весело ответил Пазузу. – Повезло мне, а? Он видел вас и подслушал ваш разговор. Вы ведь особо не прятались?

Я вспомнил проклятых шогготов, сидящих прямо на виду, и мысленно ударил себя в живот. Два раза. Да, Твари внешне очень похожи на шогготов, каждый может перепутать, но нужно же было быть хоть чуть-чуть повнимательнее! Я действительно даже не подумал хотя бы отогнать их подальше – ну правильно, разве же можно бояться, что тебя подслушает шоггот? Все равно что опасаться собаки или лошади!

Одно утешение – этот проклятый Тварь уже получил по заслугам.

– Ну а потом уже мой соглядатай в твоем замке доложил, что вы оба исчезли неизвестно куда. Насколько я понимаю, ты отвез подарочек своим нынешним хозяевам? Очень неплохо, знаешь ли, Иак Саккакх – ценный товар… Хотя насколько я понял из объяснений Твари, он сейчас немного ослабел. Говорят, ему пришлось залезть в человеческое тело? Вот уж никогда не подумал бы, что наш великий Саккакх дойдет до такого унижения…

– Хватит, – мрачно прервал его я. – Шантажировать ты умеешь, я уже понял.

– Да, это я умею… – злорадно распахнул клюв Пазузу. – Знал бы ты, чего я добился от Кутулу!..

– Чего?

– А, а, а! – покачал пальцем перед моим лицом демон. – Не так быстро, юный Лаларту! Намекну, что это связано с личной гвардией Ктулху и Желтым Камнем. Ничего в голову не приходит?

Возможно, настоящий Лаларту тут же ударил бы себя по лбу и вскричал: «Эврика, Желтый Камень!» Увы, мне это ничего не говорит. Хотя гвардия Ктулху – интересная тема, я бы ее развил…

– Ну, подумай немного… – несколько разочарованно пожал плечами Пазузу. – А своим хозяевам передай, что это я тоже готов отдать, если меня вытащат. Ну?..

– А куда ты вообще так торопишься? – как бы невзначай поинтересовался я. – Вроде все идет нормально, лет через пять печати сломаются, и все выйдут из Лэнга, не только ты… Ты ждал тысячи лет, неужели трудно еще немного потерпеть?

– На то найдутся причины, – посуровел Пазузу. – У меня есть серьезные подозрения, что все пройдет не так гладко, как надеются в Кадафе… Вот хоть твои хозяева – не зря же они тебя наняли! Что-то там затевается, какая-то большая заваруха… Как бы не новая война миров…

– А тебе это не нравится?

– Я по натуре пацифист, – пожал плечами Пазузу. – На войне, знаешь ли, убивают. Нет, я не трус, но раз уж приходится рисковать жизнью, то хотя бы во имя чего-то, что ценно для меня. А если какой-то Светлый мир начнет драку с Лэнгом, то я желаю поражения им обоим. Я ненавижу Лэнг, это так. Но я демон, так что со Светлыми мне тоже не по пути.

– Интересная точка зрения. А разве не это ты сейчас…

– Единоразовая сделка, – поспешил Пазузу. – Как на базаре – мне оказывают услугу, я за нее расплачиваюсь. Один раз. А если свяжешься со Светлыми плотнее, опомниться не успеешь, как уже принадлежишь им с потрохами, Свет пожирает тебя со всех сторон, а в душе как-то скучно и неинтересно… Нет уж, я родился демоном и демоном желаю умереть!

– Как скажешь… – медленно согласился я, чувствуя, как в голове постепенно формируется хитрый план. – Видишь ли, я не вправе принять такое решение… в одиночку. Давай прямо сейчас прыгнем к моим хозяевам? И ты переговоришь с ними напрямую…

– А ты можешь?.. – заинтересовался было Пазузу. – Хотя нет, погоди-ка… это может оказаться ловушкой… да, я положительно уверен, что ты хочешь заманить меня в ловушку…

По себе о демонах судит, гад! Сам бы непременно попытался устроить мне хитрый капкан (да и устраивал несколько раз), вот и думает, что я втайне планирую то же самое!

Нет, я действительно собираюсь его обмануть, но очень обидно, когда мне заранее не доверяют! А вдруг бы я хотел честно соблюсти договор?

Я его не соблюду, но он-то откуда знает?

– Я с тобой никуда не полечу, – твердо заявил демон. – Тем более в Светлый мир. Я там ослабну, и кто знает, что вы со мной сделаете… Нет уж, пусть твои хозяева сами являются в мою башню!

– Они не явятся. По той же самой причине.

– Да, тут ты прав, Светлого в Лэнг не заманишь… – задумался Пазузу. – Как же тогда?.. Впрочем, что тут думать, мы просто будем вести переговоры через тебя. Ты просветлел совсем недавно, так что вполне комфортно чувствуешь себя и в Тьме, и в Свете…

– Хорошо, но мне нужны гарантии. Хотя бы твоего молчания.

– О, насчет этого не беспокойся, гарантии я тебе обеспечу. Конечно, если поторопишься. В твоих интересах как можно быстрее закончить переговоры, иначе я могу призадуматься…

– Насчет чего? – деланно равнодушным голосом спросил я.

– У меня такое чувство, что Йог-Сотхотх щедро заплатит за твою голову. Подумать только – один из его лучших, вернейших демонов стал Светлым! Какое горе! И какая прекрасная возможность упредить удар коварных богов, замахнувшихся на Лэнг! Возможно, он даже согласится в обмен освободить меня… В конце концов, кто я для него, что во мне ценного? Всего лишь Пазузу, идиот Пазузу, глупец Пазузу… А вот тебе и твоим хозяевам придется очень плохо…

Пазузу оценивающе посмотрел мне в глаза, и, похоже, ему не понравилось то, что он там увидел. Во всяком случае, он торопливо отвел взгляд и слегка дрогнувшим голосом сказал:

– Конечно, это я не всерьез… Если мы заключим сделку, я буду свято придерживаться всех условий, клянусь! Так и передай своим хозяевам… может, все-таки скажешь, кто они?

– И дать тебе лишнее искушение продать меня с потрохами? – фыркнул я.

Мне все меньше нравилась вся эта затея. Довериться Пазузу?! Вверить в эти скрюченные лапы судьбу целых миров?! Рискованно, чертовски рискованно! Не лучше ли просто броситься на него, пока он ничего не подозревает, полоснуть когтями по горлу…

Только что делать дальше? Птицу Лэнга, утукку, даже эг-мумию я вполне могу убить безнаказанно – их много, потерю одного-двух никто не заметит. А вот архидемонов считаные единицы – гибель Пазузу очень скоро будет обнаружена. Собственно, в ту же секунду, как только это произойдет. Дух демона останется здесь и уж точно не станет молчать о том, кто его убил и почему.

Нет, мертвый Пазузу для меня еще опаснее, чем живой… Единственный шанс – заманить его на Девять Небес, ослабить и держать в заточении до тех пор, пока его судьба перестанет кого-либо волновать. Даже не обязательно на Девять Небес – главное, срочно убрать его из Лэнга, пока он не решил, что выгоднее все-таки служить демонам, а не богам!

Убрать куда-нибудь… куда-нибудь…

И вот тут, в самый напряженный момент раздумий, судьба в очередной раз выкинула коленце. Именно сейчас, именно сейчас в голове зазвенел тревожный звоночек вызова! Какой-то неугомонный демонолог не нашел лучшего времени, чтобы призвать меня пред свои очи! Я едва не выцарапал себе глаза от досады!

– Как вы меня задолбали!!! – дико захрипел я, лихорадочно метаясь по платформе в поисках выхода. – Да что же вам так неймется?!!

Пазузу настороженно поднял лапы в подобии боксерской стойки. Вряд ли он понимал, что происходит, но мои судорожные телодвижения не вызвали у него теплых чувств.

– Лаларту? – вопросительно встопорщил перья он. – У тебя опять… то, что было раньше?..

Я бросил на него быстрый взгляд. В голове стремительно проносились события недельной давности – Политехнический музей, меня призывают на Землю-2006, я несусь за статуэткой, хранящей в себе сонный порошок для Ктулху, полковник Щученко кричит, стреляет, хватает меня за ногу и…

В следующий миг я прыгнул на Пазузу и обхватил его всеми руками и даже наполовину отросшим хвостом. Я уцепился за него так плотно, как только может уцепиться матерый яцхен. Неудивительно, что Пазузу заклекотал от боли и принялся меня отдирать.

– Лаларту, проклятый глупец, мы же договорились!!! – вскричал он, недоумевая, что такое на меня нашло. – Я не стану тебя обманывать, клянусь! Клянусь Тайным Именем Червя, что никому не открою твоей тайны! Убери когти!!!

А я их даже не выпускал. И в любом случае уже не успевал ничего сделать – пространства раздвоились, наложились друг на друга, и мы, два демона, оказались в совершенно ином месте…

В большой комнате с косыми стенами, до потолка заваленной всяким магическим скарбом. На нас с Пазузу потрясенно пялился усатый старичок небольшого роста в мантии, расшитой звездами.

– Ты обманул меня, Лаларту!!! – взревел Пазузу, все-таки отрывая меня и отшвыривая прочь, как котенка. – Западня!!! Гнусная, подлая западня!!! Я покажу тебе, что такое гнев Пазузу, ты еще узнаешь!..

Старичок испуганно вскрикнул, глядя на громадного демона, и с его пальцев сорвалась голубоватая молния, обжегшая Пазузу плечо. Тот яростно щелкнул клювом, взмахивая хвостом, но тут колдун швырнул в него тонкую серую шаль, возникшую прямо из воздуха. Демон заревел от боли, отрывая от себя магический артефакт, и начал рвать ее в клочья. Там, где она коснулась кожи, остались обожженные пятна.

Пазузу оглядел бешеными глазами колдуна и меня, вскочившего на ноги и выпустившего все когти, испустил яростный клекот и бросился назад – прямо сквозь стену. Кирпичи посыпались вниз, крыша покосилась, а в стене осталась огромная дыра в форме архидемона. Пазузу резко распахнул крылья и стремительно понесся прочь – к облакам-барашкам, неспешно плывущим в ярко-голубом небе. Я подошел к краю пролома и посмотрел ему вслед. Моя главная проблема благополучно сбежала в неизвестном направлении… и от этого все стало еще хуже.

– Пан Яцхен, кто это был?.. – опасливо спросил Магнус Рыжебородый.

– Это был Пазузу, мистер Магнус, – ответил я. – Вы встретились с Пазузу лицом к лицу и остались в живых – удивительное везение. И теперь он здесь, в вашей прекрасной Дотембрии… Знаете, лично я предпочел бы чуму. Хотя она у вас тоже очень скоро появится…

– Прости, что не предупредил, пан Яцхен, но их высочества очень настаивали, я не мог отказать… – сбивчиво оправдывался Магнус.

– Да я все понимаю… – равнодушно откликнулся я. – Но более неудачного момента вы не смогли бы выбрать при всем старании… Так что у вас за проблема?.. Кроме той, что я притащил с собой, конечно…

– Я вас точно не слишком побеспокоил? – въедливо допытывался старик.

– Нисколько! – начал раздражаться я. – Всего-то сорвали многообещающие переговоры, напрочь испортили только-только завязавшиеся отношения с Пазузу, поставили всю мою работу под угрозу провала и впустили в свой мир демона, любящего насылать эпидемии и жрать людей! А так – ничего особенного!

Магнус Рыжебородый начал хватать воздух, как рыба, вытащенная на сушу.

– Что – страшно? – смягчился я. – А у меня вот так всегда…

Что ж, по крайней мере, одно дело я благополучно закончил. Шантажист выявлен и лично мне больше не опасен – в момент переноса перепуганный Пазузу неосторожно поклялся самой страшной клятвой Лэнга, что никому про меня не расскажет. К тому же он на какое-то время задержится в Дотембрии – Лэнг его втянет, но с большим запозданием (возможно, на несколько лет), ведь Магнус Рыжебородый призывал не его, а меня.

Итак, Пазузу все-таки заполучил, что хотел. Беззащитный мир, полный еды. А это значит, что если я не хочу погибели своим тутошним друзьям и даже в какой-то степени родственникам, одному крайне невезучему яцхену снова придется засучить рукава и взяться за работу…

Хочу в отпуск.

Демоны в Ватикане

Владыка всех лихорадок и бед, скалящийся Темный Ангел о Четырех Крылах, Рогатый, с гниющими чреслами, боль которых вынуждает Его выть через клыки над землями городов, посвященных Апхкхаллу, как на высоте Солнца, так и на высоте Луны; со смерчем и ветром, и очень способный чародей тот, кто сможет изгнать Пазузу, однажды вселившегося в человека, потому что вселение это приводит к смерти.

Некрономикон

И Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее. И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.

Евангелие от Матфея

Глава 1

Что-то мне хреново в последнее время. Причем с каждым днем – все хреновее и хреновее.

Меня однозначно поимели. Поимели в самой что ни на есть циничной форме. Как ни глянь, не везет просто фатально…

Но давайте все по порядку. А то у меня, чего доброго, мозги вскипят от перенапряжения.

Расстались мы на том, что я весьма ловко, как мне тогда казалось, разоблачил одного из архидемонов Лэнга – Пазузу. Этот здоровенный монстр с совино-черепашьей мордой на протяжении тысячелетий благополучно косил под дурачка, притворяясь чемпионом мира по слабоумию. Выходило у него это на диво недурно – натренировался, надо полагать.

На самом же деле Пазузу оказался очень даже неглупым парнишкой. Раскрыл мою тайну и вздумал шантажировать, требуя помощи в побеге. Спросите, каком побеге? Тут дело в том, что будучи уроженцем совсем другого Темного мира, он не испытывал теплых чувств к Лэнгу. Поэтому все это время вынашивал планы – как бы ему исхитриться и сделать ноги в какой-нибудь другой мир.

Уж не знаю, куда конкретно он планировал свалить… на Канары, может быть? Я бы на его месте свалил на Канары. Или в какое-нибудь другое место, где много солнца, моря, прохладительных коктейлей и загорелых девчонок в бикини. Да чтобы при этом от меня еще и не разбегались с воплями, как бывает обычно.

Знаю-знаю, у меня высокие запросы, но никто же не запрещает бедному яцхену чуточку помечтать?

В любом случае, Пазузу достались совсем не Канары. Досталась ему Земля-1691. Я так называю этот мир, потому что он есть одно из множества отражений моего родного. В нашем секторе таких отражений довольно много. Почти каждый десятый мир – очередная копия старушки Земли. Почему так – не имею ни малейшего понятия.

Мироздание – штука сложная.

Конечно, эти копии – довольно условные копии. Вот хотя бы та же Земля-1691, на которую притащили нас с Пазузу. Год там, как нетрудно догадаться, 1691 от Рождества Христова. Но планета выглядит малость по-другому, чем наша в аналогичную эпоху. Техническое развитие – по-прежнему позднее Средневековье. До сих пор не изобретены ни порох, ни книгопечатный станок.

Насчет компаса не уверен, не уточнял, но Америку точно пока еще не открыли. Зато до Австралии уже добрались, поэтому можно предположить, что тамошние мореходы по-прежнему плавают вдоль береговой линии, стараясь далеко от нее не удаляться. Поскольку на месте Суэцкого перешейка у них Суэцкий пролив (и довольно широкий), искать короткий путь в Индию не требовалось – куда уж короче-то?

И вообще карта мира там несколько другая, хотя общие очертания и похожие. Я, правда, видел только карту Европы, но отличий насчитал немало. Британия – не остров, а полуостров. Зато Испания – наоборот. Черное море – никакое не море, а огромное озеро на манер Каспийского. Ибо пролив Босфор отсутствует напрочь. Та же картина и с Балтийским морем – даже еще хуже.

Про политическую карту я вообще молчу. Совершенно иная расцветка. И мне, как патриоту, особенно обидно, что в этом мире нет России. Есть великое княжество Славия, но тамошние жители к русским отношения не имеют – так, отдаленные родственники.

А на месте Москвы вообще разместились земли гоблинов!

Да-да, я не оговорился. Именно гоблинов. В том мире человек – не единственный разумный вид. В одной только Европе преспокойненько живут гоблины и тролли, эльфы и цверги, огры и гномы…

И магия у них тоже присутствует, ага. Тамошняя христианская церковь не то чтобы ее одобряет, но уничтожить под корень пока не стремится. Священники и маги худо-бедно ухитряются сосуществовать.

Кстати, Церковь там единая, без разделения на православие, католицизм, протестантизм и всякие малые конфессии и ереси. Их вариант наиболее близок именно к католицизму – с Папой Римским (правда, сам Рим здесь пару веков назад переименовали в Ромецию, да и располагается он немного не там, где у нас) и прочим. Но все же есть и определенные отличия – миры-то все-таки разные. Богослужение уже много лет ведется не только на латыни, но и на национальных языках.

Так, стоп. Это мы куда-то не туда заехали. На хрена это я здесь взялся историю с географией преподавать? Нас на данный момент интересует несколько иное – а именно, за каким хреном нас с Пазузу туда затащили.

Вообще-то, тащили одного только меня. Магнус Рыжебородый, придворный волшебник королевства Дотембрия, пригласил меня… ну, по знакомству, если можно так выразиться. В Дотембрии я уже свой человек… демон. У меня там много знакомых, можно даже сказать – друзей. В самых высоких кругах, кстати. Тут тебе и принц Сигизмунд, и принцесса Лорена, и кардинал дю Шевуа…

Вот меня и пригласили – как бы в гости.

А Пазузу им достался попутно. Прицепом, так сказать. На момент вызова мы с ним были крепко-накрепко сцеплены. Потому что дрались.

Это я так, на всякий случай уточняю. Для тех, кто не помнит.

Что было дальше? Дальше Пазузу сбежал. Он до сих пор принимает меня за Лаларту и полагает, что у меня есть все положенные архидемону примочки. А тут еще и придворный волшебник мне малость подсобил – вот наш здоровенный демон и решил очкануть на всякий случай.

Однако если Пазузу узнает, что я никакой не Лаларту, а просто «китайская копия»… блин, мне уже заранее себя жалко. В обычном бою мы с ним более-менее на равных – он сильнее, зато я шустрее. Но если он поймет, что у меня нет папиных способностей… тогда пустит в ход магию. У архидемонов она страшно мощная. Правда, на других архидемонов почти не действует – между собой они дерутся когтями и зубами.

«Они»?.. Или все-таки «мы»?.. До сих пор не уверен в своем статусе. А после того, что сегодня случилось – в особенности.

Но пардоньте муа, я ведь так и не рассказал, что же такого сегодня случилось. И вчера тоже. Ведь с момента разоблачения и побега Пазузу прошло уже несколько дней. И эти несколько дней…

Начнем с того, что в Дотембрии я первоначально задержался ненадолго. Собственно, вообще не задержался. Даже не успел спросить, зачем меня призвали. Точнее, спросил, но мистер Магнус замямлил, что это очень долго объяснять, что об этом лучше побеседовать в присутствии короля и кардинала…

Поэтому я задал еще только один вопрос – может ли это обождать пару дней? Мне ответили, что времени в запасе не вагон, но обождать два-три дня все же можно. Так что я извинился, попросил разрешения ненадолго отбыть, тут же его получил и быстренько переместился… на Девять Небес, к леди Инанне.

Прекрасная богиня выслушала мой рапорт, вежливо удивилась тому, что редиской оказался как раз тот, кого мы меньше всего подозревали, и выдала дальнейшие инструкции. Предельно простые – разыскать Пазузу и вломить ему. А чтобы у меня был реальный шанс это сделать, Инанна пообещала специальное средство – персонально против Пазузу. Одно прикосновение – и демон… нет, не умрет. Богиня Добра и Света не убивает живых существ.

Меня она, правда, в свое время как раз убила, но тут ситуация совершенно иная. Вы же не станете привлекать к суду детского хирурга за то, что он, сволочь такая, потрошит ножом младенцев? Разницу понимать надо – лекарства редко бывают сладенькими.

Нет, Пазузу не умрет. Всего лишь будет заточен в магической клетке. Соответственно, моя задача сводится к тому, чтобы исхитриться этой штукой до него дотронуться… но уж это-то я смогу.

Наверное.

Загвоздка в том, что Инанна Пазузу ни разу не видела. Или все-таки видела, но так давно, что уже напрочь забыла. А для создания такого оружия ей нужно хотя бы одним глазком взглянуть на ауру объекта. И это логично – как можно соорудить, скажем, волчий капкан, если даже не знаешь, как эти самые волки выглядят?

Однако лично с волком встречаться все же необязательно. Вот и Инанне не нужна личная встреча с Пазузу – достаточно образца ауры. А таковой образец заполучить не так уж сложно – он присутствует на любой частице тела, на фотографии, на оставленном следе, на личных вещах… вот на этом мы и решили остановиться. Фотографий и частиц тела Пазузу у меня нет, рыскать по Лэнгу в поисках следов, которые оставил персонально он, желанием не горю… но добыть какую-нибудь его вещицу вполне реально.

И именно для этого я и нахожусь здесь – в башне Пазузу. Точнее, пока еще рядом с ней – стою и жду, когда отопрут.

Многоколонный Ирем ничуть не изменился за несколько прошедших дней. Башни, бесчисленные башни куда ни кинь взгляд. И в каждой башне сидит демон или даже целая куча демонов. Есть частные дома, есть административные учреждения.

Есть и магазины – о, если вы никогда не посещали универмаг Ирема, вы не знаете жизни! Там можно приобрести практически все. Даже не представляете, какой океан всевозможного добра хранится на этих складах.

Только в продуктовый отдел лучше не заходить – с непривычки стошнить может. Деликатесы демонов – это не то, что может прийтись по вкусу гурману человеческого рода.

Разве что особо искушенному.

Причем со склонностью к каннибализму.

И копрофагии тоже – там ведь и для маскимов есть отдел.

– Сухарики!.. Сладкие сухарики!.. – словно отвечая моим мыслям, прошел мимо маским-лоточник. – Сладкие сухарики со вкусом говна!..

Не стану я это покупать, пожалуй.

А погода сегодня хорошая. По меркам Лэнга, конечно. Как всегда, сумрачно, холодно, дует леденящий ветер, а в небе светятся алые луны-близнецы.

Все-таки интересно, что это такое? Помнится, Носящий Желтую Маску, когда разговор случайно коснулся этой темы, назвал их аркалами. Однако я так и не решился спросить, что такое «аркал». Потому что архидемон по идее и так должен это знать. Представьте, что к вам на улице подходит прохожий и спрашивает – а что это у вас за желтый шар такой в небе болтается?

С каким лицом вы на него посмотрите?

А вдруг и вправду нечто вроде спутников, а?.. Может быть, даже искусственных. Ведь у Лэнга тоже есть определенного рода «космос» – только состоит он не из вакуума, а из чистейшей Тьмы. И где-то в этом бесконечном мраке размещены другие «спирали Мёбиуса», подобные Лэнгу. Другие «планеты». С настоящими планетами эти загадочные образования не имеют ничего общего, но надо же их как-то называть.

Скорее всего, они тоже населены демонами, только уже «инопланетными» – ничего не знающими ни о Кадафе, ни о Ктулху, ни о Мардуке с его Печатями. Равно как жители Альфы Центавра (если они существуют, конечно) даже не подозревают о нашей Земле и тех, кто ее населяет. И мир наш они называют вовсе не Землей, а… хрен его знает, как они его называют.

«Брщбрыгррыддык» или как-нибудь наподобие.

Я бы туда с удовольствием заглянул… ну, или на Марс хотя бы. Но вот те хрен – обломись, шестирукий урод. Все миры разделены на «подконтинуумы», и межмирное перемещение идет между теми планетами или иными «сегментами», что соответствуют друг другу. Лэнгу соответствует планета Земля, планета Каабар, планета Рари и так далее. Между ними и путешествуем. А вот куда-нибудь на Луну слово энгаха не перенесет, хоть ты тресни.

Возможно, тут может помочь какая-нибудь другая магия, более мощная… но у меня к ней доступа нет.

Кстати, Девять Небес устроены почти так же, как Лэнг, только с другой «полярностью». Тамошний космос заполняет чистейший Свет. И этих самых Небес там на самом деле вовсе не девять, а бесчисленное множество. А сгруппированы они в своеобразные «созвездия» по девять штук, отсюда и название.

Измерение Земля ведь тоже не ограничивается одной только планетой Земля. Просто все остальные звезды и галактики нам, землянам, пока что недоступны, а потому малоинтересны.

Полноценные миры именно тем и отличаются от анклавов, что простираются в бесконечность. Правда, не всегда во все стороны – Эйкр, например, бесконечен только в длину и ширину, а в высоту очень даже конечен. Никакого космоса там нет.

А если космос присутствует, то совсем не обязательно вакуумный, как у нас. В Темных мирах, как уже говорилось, пространство между «пузырями жизни» заполняет чистая Тьма. В Светлых, как тоже уже говорилось, эту роль играет чистый Свет. А еще это может быть какой-нибудь газ (был я в одном таком мире), жидкость, раскаленная плазма… Рядом с нашей Землей есть мир под названием Лабиринт – там «космос» твердый, из каменных пород. А в нем кое-где – циклопические полости размером с планету.

Представляете – путешествовать по космосу не в ракете, а пешком, с отбойным молотком наперевес?

Хотя и это меркнет рядом с одним миром, названия которого я не помню. Там космос заполнен… организмом. Прикиньте-ка сами – живой мир! Живое существо бесконечной размерности! У меня башка пухнет, когда я такое представляю – а я там был, видел собственными глазами!

А ведь встречаются даже более удивительные варианты…

Однако есть кое-что, что миры объединяет. Они все (ну хорошо, почти все) населены. Далеко не всегда людьми или хотя бы разумными существами, но кто-нибудь (а иногда – что-нибудь) живет везде. Наша многомерная Метавселенная кишит жизнью.

И ничего удивительного – ведь вселенные и их планеты рождаются не сами по себе. Их создают боги. Боги такие могущественные, что миледи Инанна рядом с ними выглядит маленькой скромной девочкой, а Ктулху – просто головастик в лужице. И создают они их не просто так, а для определенных целей. Чаще всего – чтобы населить «квартирантами».

Наша Земля, например, затачивалась специально под человекоподобных существ и сопутствующую экосистему. Случайно такие комфортабельные условия сложиться бы не смогли – только путем целенаправленного конструирования. А вы думали, вселенные тупо начинаются с Большого Взрыва? Ага, наслушались детских сказок…

Дверь наконец-то распахнулась. Я задумчиво уставился на узловатый пупок. Поднял взгляд повыше и пробормотал:

– Ох и ни хрена ж себе ты вымахал, маленький Пятачок…

Четырехметровый демон с кабаньей мордой грозно хрюкнул. Меня передернуло – с жировых складок на брюхе капает сало пополам с вонючим потом. Хорошо, что я не чувствую запахов.

Запахов-то я не чувствую, зато зрение у меня – завидуйте, человекообразные! Я, если успели забыть, яцхен. То есть – довольно-таки жуткая тварь о шести руках. На каждой руке по семи пальцев, в каждом пальце – длиннющий коготь с мономолекулярным лезвием. Режет даже сталь и бетон. А еще у меня двухметровый хлыстообразный хвост с ядовитым жалом. И пара крыльев. И дугообразный гребень на макушке. А голова намертво сращена с туловищем – головогрудь, как у пауков.

И глаз у меня тоже три. Вы никогда не задумывались, как видит окружающий мир тот, у кого целых три глаза? Нелегко представить, верно? Вот на место циклопа или иного одноглазого монстра поставить себя проще простого – зажмурь одну гляделку, да и дело с концом. А на мое место сможете?

Так вот, три глаза – это следующий уровень, качественно превосходящий обычную двуглазость. Так же как два глаза качественно превосходят один. Изображения, получаемые правым и левым глазом, очень близки, но все же не одинаковы. Картинка чуть-чуть иная, и как раз эти различия дают человеку возможность видеть все вокруг рельефным, а не плоским, как на фотографии. А если добавить еще и третье изображение… тогда картина станет сверхрельефной, приобретет необычайную глубину и детальность.

Именно так все вокруг вижу я. Человеку такого не добиться.

– Хозяин дома? – вежливо спросил я.

Я отлично знаю, что Пазузу дома нет. Его и в Лэнге-то сейчас нет. Он сейчас на Земле-1691, и я боюсь даже думать, что он там сейчас творит. Но спросить-то я должен, верно?

– Бургурурурк! – угрожающе хрюкнул свинтус. – Харрыза!

– А если на Наг-Сотхе?

– Хроазяин драма эту! – с трудом прорычал демон.

– Дома нету, говоришь? – пошкрябал когтями бок я. – Ну тогда подожду, пока вернется. Возражений нет?

– Гы-ы-ы-ы…

– Возражений нет.

Пазузу много веков весьма удачно притворялся дебилом. А вот его слуги, думаю, не притворяются. Если у этих здоровенных свинтусов и есть мозг, то разве что костный.

Исключение – старшая повариха и домоправительница, тетушка Нукхзе. Вот с этой матроной-свиноматкой мне встречаться совсем не хочется – она отлично говорит на Наг-Сотхе, все время скандалит и ни перед кем не робеет.

Полагаю, она и самому Йог-Сотхотху не постесняется врезать половником.

По крайней мере, с этими уродами можно больше не церемониться. Хозяин башни в ближайшие часы не вернется. А если все пройдет гладко – вообще никогда не вернется.

Значит, я могу спокойно нашинковать в капусту хоть всех его слуг – и ничего мне за это не будет.

Отодвинув привратника и войдя внутрь, я запоздало вспомнил, что мог просто влететь в окно. Как, собственно, делает сам Пазузу – на кой хрен двери летучему существу? Но я все еще иногда забываю, что у меня за спиной болтается эта байда с перепонками – родился-то я человеком, и человеком прожил большую часть жизни. Старые привычки так легко не умирают.

В башне Пазузу темно. Очень темно. Вдоль стен висят тускло чадящие глиняные светильники, вот тебе и все освещение. Правда, мне-то свет не особо и нужен – в темноте я вижу получше любой кошки. Как и большинство демонов.

Хотя я не демон.

Стены покрыты старыми-престарыми фресками. Во дворцах и башнях Лэнга такие встречаются очень часто – это своего рода летописи. Если ухитриться разыскать их все, а потом еще и расположить в хронологическом порядке, то получишь полную историю этого мира.

Вот, например, события, запечатленные на стенах башни Пазузу, возвращают к далеким, очень далеким временам. Все это происходило многие десятки тысяч лет назад – задолго до войны с Мардуком.

В те времена Лэнг еще населяли настоящие Древние, а не их выродившиеся потомки, как сейчас. Да и сам Лэнг был совершенно другим. Он еще не был Темным миром… точнее, он вообще не был ЭТИМ миром. В ту глубочайшую эпоху нынешний Лэнг находился где-то в другом измерении… не исключаю даже, что на нашей Земле или где-то рядом.

Но потом… потом Древние во главе со С’ньяком сделали то, что сделали. Понятия не имею, как у них это получилось и зачем понадобилось, но они вырвали кусок… м-м-м… планеты?.. Пусть планеты. Вырвали кусок планеты размером с Африку и перенесли сюда, в это жуткое измерение. Сделали частью вечной Тьмы.

Не знаю, как данный Темный мир называли до этого, но с тех пор его называют Лэнгом. И только на фресках еще можно увидеть, каким был Лэнг до того, как стать частью Темного мира. До того, как его жители стали демонами.

Впрочем, судя по все тем же фрескам, они и раньше не были топ-моделями. Рогатые, хвостатые, когтистые… Люди-жабы, люди-пауки…

А вот эти твари сильно смахивают на меня, Лаларту и Лалассу. Когда-то таких было множество, великое множество. Целые полчища яцхенов. Мы, яцхены – существа древние и хтонические. В глубокой древности подобные нам населяли долину Анот и были чем-то вроде приграничных войск Лэнга. Царя наших далеких предков звали Ноденсом – кошмарный яцхен ослепительно-белого цвета. Шипастая корона росла у него прямо из головы, как у меня дугообразный гребень.

Но потом… потом почти все яцхены исчезли. Куда-то. Я не знаю, что с ними стало. Уцелели только Лаларту и Лалассу – и не просто уцелели, но и «получили повышение», из рядовых демонов-боевиков став архидемонами.

Как им удалось?.. Этого я тоже не знаю. Возможно, Йог-Сотхотх решил сделать ребяткам подарочек. Возможно, в них двоих воплотилась мощь исчезнувшего народа яцхенов. Возможно, они каким-то образом унаследовали могущество прежнего архидемона-яцхена – царя Ноденса. Тот, кстати, в плане способностей как раз примерно соответствовал Лаларту и Лалассу вместе взятым. Да к тому же приходился им родным дедушкой.

А мне, соответственно, прадедушкой.

Фиг разберешься, короче. Вполне может статься, что обо всем об этом рассказывается еще на какой-нибудь фреске – но где же мне ее искать?

По соседству нарисован уже другой эпизод истории Лэнга – приземление космического корабля. Да, я не оговорился, именно корабля. Древние много и часто путешествовали меж звездами. А потом, перебравшись в другое измерение, создали новые корабли – чтобы бороздить уже местный «космос». Обычные звездолеты тут не годятся – чистая Тьма буквальным образом пожирает любую привычную нам материю.

Корабли Древних… жутко они выглядели, надо сказать. Этакие огромные галеры цвета беззвездной ночи – только их «весла» загребали не воду, а Тьму, неся своих хозяев по бездонным просторам Лэнга. А также в другие миры – на этих «галерах» можно было путешествовать сразу в нескольких измерениях.

Сейчас таких не осталось – исчезли вместе с Древними. Самые последние были уничтожены во время войны с Мардуком. Технологии утрачены, и возрождать их никто не чешется.

– Рабан, ты здесь?

– А ты сам-то как думаешь, патрон? – проворчал мозговой паразит.

– И правда – куда ты с подводной лодки денешься? – хмыкнул я.

Рабан – это моя личная шизофрения, если можно так выразиться. Такое крохотное существо – мозговой полип керанке. Спокойно живет где-то у меня в мозгах, паразитирует себе.

Правда, за квартиру он все-таки платит – не позволяет врагам читать мои мысли, снабжает полезной информацией и еще кое-чего по мелочи. А главное – не дает мне самоуничтожиться. Дело в том, что тело-то у меня яцхена, а вот мозг человеческий. И друг с другом они не очень контачат – ядовитая кровь, все такое. Если бы не этот мозговой полип, я бы уже давно сдох. Как бракованный трактор.

А еще именно Рабан перебрасывает меня между мирами. Он когда-то жил в голове у одного профессионального путешественника по Осям мироздания – некоего Волдреса. Что там с ним произошло и как вышло, что в конце концов Рабан переместился ко мне в черепушку, рассказывать слишком долго. И лениво.

Конечно, это не сильно здорово – постоянно слышать в голове чей-то голос. Для меня побыть наедине с самим собой – непозволительная роскошь.

Точнее, совершенно невозможная.

Хотя если вдуматься, мне это не особо-то и нужно. Пригласить на свидание девушку я и без того не сумею – только законченная извращенка клюнет на кавалера с шестью руками и харей монстра из ужастика.

Правда, еще Рабан слышит все мои мысли. И это тоже не шибко приятно – мало ли о чем я там думаю? Вы вот свои мысли всегда контролируете? Нет-нет, да и забредет в голову что-нибудь такое, о чем даже на исповеди не скажешь. А Рабан все слышит и запоминает, сволочь такая. У этого гада абсолютная память.

Но с другой стороны – рассказать-то он точно никому не расскажет. Его голос слышу только я… ну, за парой редких исключений. Он мои мысли слышит, но сам не передает – посылает звуковые сигналы прямо во внутреннее ухо.

Я толком не понимаю, как вся эта анатомическая байда устроена. Да и не особо рвусь понимать – оно мне надо? Я яцхен простой, мне все пофиг. Жив-здоров – и на том спасибо. На Канары бы еще съездить неплохо, на пляже пожариться недельку-другую – но такое счастье мне недоступно.

Хотя в некоторых мирах есть курорты, что обслуживают и демонов. Лишь бы башлять не забывали…

Есть хочется. Опять есть хочется. Как, впрочем, большую часть жизни. Тело яцхена потребляет бешеную прорву энергии. Лишите меня продовольствия – уже на второй день откину копыта. Скорее всего. Проверять как-то не особо хочется.

Вообще-то, формально я архидемон. А эти твари могут ничего не есть годами… даже веками. У них такой обмен веществ, что нашим биологам и не снилось. Демоны вообще не вписываются в стройную систему Карла Линнея – тут нужен кардинально иной подход.

Но как раз в том-то и проблема, что архидемон я исключительно формально. У меня нет никакой демонической силы. До недавних пор я полагал, что она уже пробудилась, самонадеянно считал себя самым настоящим архидемоном… но потом осознал, сколь глубоко ошибался. Слегка возросшие сила, скорость и острота когтей – это еще не демоническая сила. Это так, обычное взросление. Как пробивающаяся борода у подростка.

Возможно, со временем появится и настоящая, но пока что, повторюсь, ничего нет. Аура точно соответствует батьке Лаларту – спасибо миледи Инанне – но это полностью фальшивая аура. Я очень живучий яцхен, однако убить меня все-таки относительно несложно. Хорошая бомба или заклинание оставят от меня мокрое место.

А полноценный архидемон даже не прочихается. Такая тварь выживет и в эпицентре ядерного взрыва, и в недрах звезды, и вообще где угодно. Правда, Лаларту я кокнул просто миксером из когтей, но тут уже заслуга не моя, а Хрустальных Чертогов миледи Инанны. Там, в средоточии божественного Света, батяня лишился львиной доли демонической силы и стал просто опасным, но уязвимым чудовищем.

Таким же, как я сам.

За мной опасливо наблюдают. Слуги Пазузу подглядывают изо всех щелей, явно не понимая – чего это Лаларту зачастил к ним в гости? Мой сверхчуткий слух уже уловил несколько фраз типа «опять приперся пожрать на халяву…»

Халявную жратву я люблю, кстати. Потому что жру очень много. А зарплату выплачивают крайне нерегулярно. Вот и приходится перебиваться по принципу: что нашел, то и съел. Ничего не нашел – ходи голодным. А иногда, бывает, находишь нечто такое, что само готово тебя съесть.

Это самый худший вариант, естественно.

Я даже где-то понимаю настоящих демонов, жрущих все, что попадает под лапу, включая собственных детей. Если их тоже терзает неутолимый голод, то неудивительно, что они такие злобные по жизни.

К тому же демон с моральными принципами – это все равно что тигр-вегетарианец. Может, где-то и есть такое чудо, но я не встречал.

– Чего пялитесь, дети кунсткамеры? – проворчал я, косясь на выглядывающих из-за угла уродов.

Ну и рожи…

Уроды вздрогнули, выкатываясь на открытое пространство. Блин, а ведь я ошибся – это не уроды. Это урод. Один. Только с несколькими головами. Тварь Кадафа – нечто вроде шоггота, только вполне разумное.

Я недавно двух таких замочил. Это не полноценные демоны, а только Надзиратели, поэтому мочить их относительно легко, они не бессмертны. Гранатомета вполне достаточно… а вот пулемет, пожалуй, не справится. Надсмотрщики Лэнга изрядно уступают своим господам-демонам, но недооценивать их все равно не стоит. Те же утукку по мощи примерно соответствуют боевым вертолетам и танкам.

Личная вещь Пазузу, личная вещь Пазузу… Что-то пока ничего подходящего не попадается. Ауры-то я видеть не умею, а без этого нелегко определить – Пазузу из данной кружки пил или какой-нибудь мелкий демон-туберкулезник.

Правда, у меня зато есть чувство направления… о, кстати! Только сейчас пришло в голову – если у меня будет личная вещь Пазузу, то я и разыскать его сумею без проблем… или не сумею? В принципе, для направления достаточно знать, как объект выглядит, но срабатывает это не всегда. Мистер Креол, например, в направлении был глухо невидим – и кто бы знал, как я замаялся шариться за ним по всему Рари! Леди Инанна тоже хороша – главное, послать гонца, а дальше он сам разберется…

Хотя на то они и боги, если вдуматься. Начальство не работает, оно распоряжается.

А боги – это самое главное начальство.

Ладно, с Пазузу и направлением разберемся, когда до этого дойдет. Сейчас нужно все-таки надыбать что-нибудь вроде зубной щетки или наручных часов. На худой конец и мышка компьютерная сойдет… опаньки?.. И вправду – мышка. А к ней прицеплен остальной компьютер. Интересно, откуда у Пазузу такое богатство?

Хотя чего я спрашиваю? Энгахи, конечно. Контрабандный товарец. Причем явно с нашей родной Земли – очень уж знакомо выглядит. Не новая модель, но все же и не полное старье. На четырнадцатидюймовом мониторе написано «SAMSUNG».

А вот интересно, что там внутри? Не напихал ли Пазузу на жесткий диск каких-нибудь секретных файлов? Или у него там демонская порнушка?

Даже не знаю, что интереснее…

Нет, нету ни того, ни другого. Жестокое разочарование. Винт на десять гигов – и пусто, как в голове депутата. Всего-то и есть, что компьютерная игра «Diablo». Никогда про такую не слышал.

Компьютерные игры – развлечение для идиотов. Таких, как Пазузу.

– Хорошая игра, кстати! – подал голос Рабан. – Мы с Волдресом в нее играли… до конца не прошли, правда. Там в конце сложно.

– Вам что, больше заняться было нечем? – пожал плечами я, выключая хренов ящик.

– Нечем. Мы там вынужденно зависли дней на десять – ждали, пока… ну, это долго рассказывать.

– Последней серии «Санта-Барбары», что ли? – хмыкнул я. – Ходит издревле на Руси предание, что как закончится «Санта-Барбара» – тут и белому свету конец…

– Правда? – удивился Рабан.

– Нет. Это я сам только что выдумал. Но не удивлюсь, если правда.

Я оттопырил указательный палец на верхней правой руке, и из пазухи выскочил длиннющий коготь. У меня и сами пальцы довольно длинные, но когти еще длиннее – ровно вдвое. И эти когти – воистину страшное оружие. Настоящие мономолекуляры, способные резать сталь и бетон легче, чем папиросную бумагу.

Им не хватает демонической мощи Лаларту – мой батя, по слухам, мог просто указать на человека пальцем, и тот распадался надвое, – но это все равно кошмарные когти. Особенно в сочетании с моей скоростью, реакцией и костно-рогово-хитиново-карапаксной броней, выдерживающей самые ужасные атаки.

За последний год по мне проезжал поезд, меня заживо съедал дракон, меня расплющивало в лепешку и поджаривало в адском пламени. Я бывал в открытом космосе без скафандра и нырял в серную кислоту. Я сбился со счету, сколько уже раз мои крылья разрывались в клочья. Мне много раз было хреново – очень, ну просто очень хреново! – но я всегда каким-то чудом выживал.

И собираюсь продолжать в том же духе.

Выпущенным когтем я перерезал провод, суя компьютерную мышку в карман брюк. Или не брюк. Не знаю точно, как эта штука называется. Нормальная человеческая одежда странно на мне смотрится, поэтому обычно я ограничиваюсь штанами. Однако при моем образе жизни их приходится часто менять. Вот эти, которые на мне сейчас, я взял взаймы у мистера Магнуса. Штаны и штаны. Непривычного покроя, ну да и хрен с ними.

Надеюсь, леди Инанне хватит этого железного грызуна. По идее – очень даже личная вещь, помнящая, как говорится, тепло хозяйской ладони. Или Пазузу холоднокровный?.. Хрен его знает.

А вот интересно, как этот громила умудрялся пользоваться стандартным человеческим компьютером? При его-то размерах! Жутко неудобно, должно быть…

Хотя кто их, демонов, знает – вдруг он умел и уменьшаться при надобности? Архидемон все-таки. Архидемоны много чего умеют.

– Я ухожу! – крикнул я, распахивая дверь пинком. – Пока, уроды!

– Это ты мне? – послышалось сухое шелестение.

Не было печали, черти накачали. По телу пробежал холодок – не люблю я вот таких вот неожиданных встреч.

Особенно с этим жутким типом в желтой маске.

Глава 2

Носящий Желтую Маску – Жрец Древних. Точнее, верховный Жрец Древних. Местный первосвященник. А заодно и «серый кардинал». Я понятия не имею, кто он такой, откуда взялся и как выглядит под этой маской. Я даже его имени настоящего не знаю.

И никто не знает.

Честно говоря, Носящего Желтую Маску я чутка побаиваюсь. С остальными мне как-то проще. Нърлатхотеп хоть и страшный, как атомная война, но мужик в принципе свойский, с ним есть о чем побазарить. Шаб-Ниггурат – просто психованный кровожадный козлина с мозгами прапорщика. Простой и понятный, как советский гривенник.

А вот Носящий Желтую Маску… Его я никогда не мог понять. Уж не знаю, что за мысли бродят за этой маской, но явно ничего хорошего. Жрец Древних постоянно себе на уме, с ним держи ухо востро.

Правда, ушей у меня как раз нет.

– Не ожидал тебя здесь встретить, Лаларту, – прошелестел Носящий Желтую Маску. – Что ты здесь делаешь?

– Да так, – мрачно прохрипел я. – Решил вот к корешу в гости заскочить.

– К Пазузу?

– Угу. А что, нельзя?

– Отчего же, можно… кстати, он дома? Мне нужно с ним кое о чем побеседовать.

– Нету. Не застал я его. Смылся куда-то.

– Понятно…

Носящий Желтую Маску на несколько секунд замолчал. Я тоже ничего не говорю – только сверлю его настороженным взглядом. Жрец Древних объявился в башне Пазузу почти одновременно со мной. Очень подозрительное совпадение.

И интересно, чего это ему от Пазузу понадобилось? Поскольку нашего громилу в Лэнге считают полным дегенератом, его редко тревожат. Сидит себе в своей башне – и пускай сидит.

– Ладно, раз Пазузу я не застал, побеседуем с тобой, – чуть слышно прошептал Носящий Желтую Маску. – Я давно хотел с тобой побеседовать, но все откладывал… Надеюсь, ты не возражаешь, Лаларту?

Я возражаю. Я еще как возражаю. Мне совсем не улыбается попасть на допрос к этой твари. Потому что я не строю иллюзий насчет своих конспираторских способностей. Хреновый я конспиратор, честно говоря. Не учили меня этому. Да и природных способностей нема. Так уж нема, что дальше некуда.

Но отказываться нельзя.

Хотя настоящий Лаларту как раз отказался бы. Скорее всего. Просто послал бы Носящего Желтую Маску куда подальше.

Эти два брата-акробата – Лаларту и Лалассу – самые долбанутые чуваки во всем Лэнге. Этакие шестирукие Бивис и Батхед. По сравнению с большинством прочих архидемонов – совсем еще зеленая молодежь, пацаны. Демонические силы довольно маленькие. Резать и рвать, гадить и жрать – вот все их таланты. Всерьез их не воспринимали, ничего сколько-нибудь важного не поручали. Отправляли на самые малозначительные задания: справится – хорошо, провалит – потеря невелика.

Еще хуже репутация разве что у Пазузу. Но Пазузу вообще особый кадр.

Я надеялся, что Носящий Желтую Маску захочет провести политбеседу прямо здесь, в башне Пазузу. Но он вежливо попросил сопроводить его в Храм Ночи. Козел. Только у меня сейчас и дел – бегать за ним вприпрыжку.

К тому же он даже не предложил провести туда кратчайшим путем. Носящий Желтую Маску способен мгновенно переместиться в любую точку Лэнга. Поэтому к себе в гости приглашает редко – обычно сам заглядывает на огонек. Всегда неожиданно, без всякого предупреждения.

Хуже Берии, честное слово.

Хорошо ему, конечно. Никаких телефонов не нужно. Пришло на ум, что давненько не портил настроение Лаларту… и хоп – уже стоит в замке Лаларту. В моем то есть. Или все-таки не моем. Хрен его знает.

Не уверен, может ли он таким образом брать попутчиков. Наверное, может. Но не хочет. Во всяком случае я ни разу не видел, чтобы Носящий Желтую Маску перемещал кого-нибудь кроме себя самого. Да и в Храм Ночи он редко кого-нибудь приглашает… хотя про это я уже говорил.

– Слышь, шизофрения, ты хотя бы комментируй, когда я всякую хрень думать начинаю, – недовольно проворчал я.

– Не могу, патрон, – с готовностью отозвался Рабан.

– Это почему?

– А ты кроме всякой хрени ни о чем и не думаешь.

– Выцарапать бы тебя из черепа, да ведь сам при этом сдохну…

– Точно. Ты об этом не забывай.

До Храма Ночи мне в итоге пришлось добираться своим ходом. А это не так-то близко, между прочим. Город Ирем, в котором расположена башня Пазузу, находится на востоке Лэнга. Ониксовый Замок Кадаф – точно в центре. А Храм Ночи где-то между ними. Ближе к Кадафу, чем к Ирему, но не намного. Километров двести пятьдесят, а то и триста. Я не мерил.

Скорость у меня хорошая. Четыреста километров в час делаю без проблем. До сверзвукового истребителя, конечно, далеко, но я все-таки не на авиационном топливе работаю.

Для живого существа это и без того чрезвычайно много – в земной фауне таких скороходов нет, можете проверить. Мировой рекорд у сокола-сапсана – сто восемьдесят пять километров в час. И то лишь в пикирующем полете. Нехилая такая разница.

Лэнг. Мир демонов. Таких пейзажей, как здесь, на нашей Земле не встретишь. Пылающие вулканы, длиннющие пики голубого льда… они здесь отлично соседствуют. Вулканический пепел вполне нормально сочетается с медленно падающим снегом. В воздухе, а потом и на земле образуется довольно необычная смесь – снегопепл. Или попросту грязь.

Возможно, что-то похожее можно увидеть зимой в Исландии, среди извергающихся вулканов. Сам я там не бывал, так что судить не берусь.

Долина Инкванок. Житница Лэнга. Здесь, в ее северной области, и расположен Храм Ночи. Все как обычно, за прошедшие дни ничего не изменилось. Я тут бывал пару раз, пакостил по мелочам. Больше от скуки. Местная охрана меня не трогала – нет у них правов таких, архидемонов трогать.

Носящий Желтую Маску встретил меня неприветливо. Ему-то хорошо – он просто подумал, куда ему нужно, и уже там. А я целый час крыльями махал, как проклятый. И этот гад еще недоволен, что я, видите ли, заставил его ждать.

Храм Ночи ничуть не похож на святилища земных культов. Барельефы на стенах выглядят так, словно мазюкал обдолбавшийся Сальвадор Дали. В полу огромная дырища, рядом с которой вытянулись в линию шесть окровавленных алтарей. Говорят, эта дыра достигает самых недр Лэнга – Подземья, где бродят жуткие слепые чудовища и живут омерзительные Йаг и Абхот. Тоже архидемоны, между прочим, причем не самые хилые.

А еще там покоится Демон-Червь размером с небольшой материк.

Мертвая тишина Храма Ночи нарушается лишь легким шорохом шелковых одеяний. Беспросветно черные сутаны Жрецов Древних – подчиненных Носящего Желтую Маску, верховного Жреца. Они тоже демоны – жуткие, могучие и довольно многочисленные демоны.

Тел у них нет совсем – лишь клубящийся мрак, заполняющий жреческие сутаны. Одно прикосновение этого демонического дыма превращает человека в иссушенную мумию, вытягивает жизнь в считаные мгновения.

Вдобавок еще и страшное ментальное давление – смертному нельзя даже смотреть на Жрецов Древних. Раз взглянешь – и накатит такой ужас, что несколько дней будешь биться в истерике, пуская слюни. Многие потом на всю жизнь оставались буйными психопатами или напрочь теряли память.

И это при том, что самих Жрецов невозможно убить обычными способами. Как убить того, у кого нет тела?

Носятся ребята по храму, суетятся. Перекладывают туда-сюда глиняные таблички. В Лэнге неделю назад закончились выборы – до сих пор голоса подсчитывают.

Нет, я не пошутил. В Лэнге действительно каждый год проводятся выборы. Причем я понятия не имею, кого именно они выбирают. Не президента, это точно. Кого-то. Просто выдают всем на рыло по бюллетеню – голосуй, электорат.

Кандидат каждый раз один-единственный – Ктулху. Его каждый раз и переизбирают. Он вообще пользуется популярностью в народе.

Зачем вся эта фантасмагория нужна? Не имею представления. Так уж повелось испокон веков – каждый год выбирать Ктулху в… повторюсь, я ума не приложу, на какой пост его выдвигают. И что за смысл вносить в бюллетень кандидата, который беспробудно спит на дне океана.

Особенно если никаких других кандидатов нет и не предвидится.

Какие-то культурные особенности, полагаю. В каждой избушке свои погремушки. Может, это у них перепись населения так оформлена. Или неким загадочным способом проверяют лояльность. Не знаю, в общем. Баллотируется Ктулху куда-то там – ну и пускай себе баллотируется. Мне-то какое дело?

– Вы опять забыли проголосовать, господин Лаларту? – укоризненно прошелестел один из Жрецов.

– У меня открепительное, – машинально ответил я, стараясь не смотреть, как мой визави клубится под своим капюшоном. Даже мне не по себе от этого демонического дыма.

Отмахиваясь от Жрецов, я двинулся вперед, к каменному помосту. Носящий Желтую Маску восседает в самом его центре, на золотом троне. Пялится так, словно я у него последнюю сигарету стрельнул.

Хотя на самом деле это просто мои домыслы – попробуй, рассмотри его глаза под этой маской.

Подойдя поближе, я остановился, настороженно зыркая по сторонам. Не нравится мне здесь. В Лэнге везде зловещая атмосфера, но здесь – особенно. Даже Ониксовый Кадаф проигрывает Храму Ночи в умении нагнетать ужас.

Вот рядом с троном стоит мраморная шахматная доска на тоненькой колонне. Пешки и фигуры выточены из человеческой кости, и в каждую вселена человеческая душа. В момент гибели они каждый раз испытывают адские мучения – словно заживо сдирают кожу. Партия всегда сопровождается агонизирующими криками.

На общем фоне – мелочь, но показательная.

– Ну что ж, Лаларту, вот и пришло нам время поговорить с глазу на глаз, – чуть слышно прошелестел Жрец Древних. – О жизни, о смерти, о судьбе и предназначении… обо всем.

– Угу, – мрачно ответил я. – А пиво с раками будет?

– Будет. Но попозже. А пока не соблаговолишь ли ты ответить на несколько очень простых вопросов?

– Всегда готов.

Сказав это, я с неудовольствием подумал, что пиво с раками как раз бы не помешало. Или любая другая еда.

Еда, еда, еда. Жрать хочу. Ужасно хочу жрать. Просто ужасно. У меня бешеный метаболизм, поэтому и аппетит просто зверский.

Может, отрезать и съесть собственную руку? У меня их целых шесть, да и отрастают заново они довольно быстро – хорошая регенерация.

Интересно, каков я на вкус?

– Как твое имя? – перебил мысли Носящий Желтую Маску. Похоже, решил провести полное анкетирование по всем пунктам.

– Лаларту с утра был, – пожал плечами я. – Что, дедуль, склероз замучил?

– Возраст?

– Давно со счету сбился.

– Общественный статус?

– Спасибо, не жалуюсь.

– Семейное положение?

– Одинокий.

– Уровень благосостояния?

– Как у Христа за пазухой.

Носящий Желтую Маску чуть заметно дернулся. Я в очередной раз лопухнулся, угу. Мог бы и запомнить уже, что из демона такую фразу клещами не вырвешь. Ему даже слышать подобное неприятно.

– Ты всегда был несколько несдержан, Лаларту, – прошептал Носящий Желтую Маску. – Но сейчас я прошу тебя хотя бы в храме воздержаться от упоминания… нежелательных имен. Ни к чему это здесь.

– Как скажете, группенфюрер, – мрачно ответил я.

Носящий Желтую Маску уставился на меня немигающим взглядом. Мне показалось, или прорези маски в самом деле блеснули синим светом? Что бы это могло означать?

– С тобой всегда было особенно трудно, Лаларту, – помолчав, заговорил снова Жрец Древних. – Я никогда не мог до конца понять тебя. Твой младший брат проще и понятнее – ему не нужно ничего, кроме услады для чрева и чресел. Со стороны может показаться, что и тебе тоже. Но это не так. Скажи мне, как ты добился разницы Аль-Дим в мухкбелле?

Я сделал рожу «ничего не знаю, ничего не помню, дневник съела собака, идите все на хрен». Получилось плохо – ну хреново у меня с лицевыми мускулами, непереносимо хреново!

По-моему, их вообще нет. Выражений лица у меня всего два – пугающе-спокойное и кошмарно-яростное. Отличаются только тем, закрыт ли рот или открыт.

– Так что скажешь, Лаларту? – так и не дождался ответа Носящий Желтую Маску.

– А чего я-то?.. Я тут вообще не при делах.

Пока что буду косить под дурачка. Потому что ответить нечего. Все-таки хорошо, ужасно хорошо, что я заместил Лаларту, а не кого-нибудь другого. Мой батя серьезно страдал психозами, припадками, вспышками гнева и выборочной амнезией. Меня пару раз даже подмывало сделать вид, что я не узнаю Носящего Желтую Маску, и посмотреть, как он отреагирует.

Хотя здравый смысл все же останавливал. Я, может, и безбашенный, но все же не настолько.

– Ты печалишь меня, Лаларту, – скрестил тонкие пальцы Носящий Желтую Маску. – Ты заставляешь меня грустить. Я вижу, что мы с тобой не сможем поговорить обо всем доверенно – ты и дальше будешь кривляться и юродствовать, призывая мое сердце к страданиям.

Меня аж перекосило. Вот это он ничего себе завернул. Поганок, что ли, нажрался несвежих? Или благовоний неправильных нанюхался? От Жреца Древних чего угодно можно ждать.

– А посему у нас с тобой теперь один путь, – снова заговорил Носящий Желтую Маску. – Отправляйся сейчас же в Кадаф. Господин наш Йог-Сотхотх повелел передать, что желает устно общаться с тобой.

Теперь я едва удержался от стона. Теперь еще и с Йог-Сотхотхом перетирать?! Да что они, сговорились?! Чего им всем вдруг так резко понадобилось от бедного яцхена? Причем в такой неподходящий момент!

Что бы им подождать недельку-другую, пока я разберусь с Пазузу, а потом уже доставать?

– Ты все еще стоишь неподвижно, – прошелестел Носящий Желтую Маску. – Но Йог-Сотхотх не любит ждать.

– Знаю, знаю, – буркнул я, разворачиваясь к выходу. – Увидимся. Да пребудет с тобой Шворц.

Придется все же навестить Большого Папу. Если этот огромный червяк потеряет терпение… не знаю, что он тогда сделает. И особо не стремлюсь узнавать. Йог-Сотхотх в Лэнге самый главный, и отношения с ним лучше не портить.

Хотя формально он не самый главный. Формально самый главный – Азаг-Тот. И Ктулху по идее главнее Йог-Сотхотха. И С’ньяк тоже.

Только вот воспользоваться своей властью ни один из этой троицы не может. Азаг-Тот лишен тела и большей части мозгов – так, формальный зицпредседатель. Ктулху сладко почивает на дне океана.

А С’ньяк… ну, С’ньяк при необходимости может что-нибудь сделать – только не хочет. По-моему, он давно забил на все вокруг большой тяжелый болт. Сидит себе на своей горе, косячки смолит, Достоевского почитывает…

Кадаф. Ониксовый Замок Кадаф. Огромный, черный, непередаваемо жуткий. От него так и веет мраком, ужасом, безнадежностью. Человеку со слабой нервной системой нельзя даже смотреть на эти стены – есть серьезный шанс потерять рассудок.

Этот замок стоит здесь уже хрен знает сколько тысячелетий – навидался такого, что нашему Кремлю и не снилось. Вокруг вьются тучи Птиц Лэнга – мерзкие твари, скажу я вам. Не шибко сильные – просто злобные мартышки с крыльями. Мозгов тоже мало. Про магические способности вообще молчу. Но зато их охрененно много. Навалятся всей бригадой – даже архидемону прическу испортят.

Впрочем, мне сейчас не до них. У меня аудиенция с большим начальством. Йог-Сотхотх, Хранитель Врат Бездны, Мира Лэнга, земное воплощение Азаг-Тота.

Наш старый добрый Папа-Червяк.

В Кадафе я бывал уже неоднократно. Но ориентируюсь по-прежнему с большим трудом. Ониксовый Замок – это колоссальный лабиринт, больше похожий на небольшой город, чем на собственно замок. Одних только демонов-господ здесь постоянно проживает больше тысячи. Про надзирателей и рабов даже и не заикаюсь – начнешь считать, так со счету собьешься.

Тороплюсь, тороплюсь, тороплюсь. Безумно тороплюсь. В голове свербит мысль о Пазузу, оставшемся без присмотра. Он там всю Дотембрию раскурочит, пожалуй! Буйствующий архидемон – это похуже всех террористов вместе взятых. Мистер Магнус в одиночку не справится – он волшебник не из угловых. Третий-четвертый дан, не больше.

– Патрон, а ты хоть знаешь, сколько этих данов всего? – насмешливо поинтересовался Рабан.

– Нет.

Ну да, не знаю. Я не разбираюсь в восточных единоборствах. Понятия не имею, много это или мало – третий дан. И что это вообще такое – «дан».

Ну и что с того? Я что, теперь уже и подумать об этом не могу?

А интересно, какой дан был у Брюса Ли?

По дороге я нос к носу столкнулся с Лалассу, обгладывающим детскую ручку. Моя зеркальная копия как раз вышла из тронного зала. На меня этот поганец глянул с нескрываемым превосходством и противно хихикнул, облизывая окровавленные пальцы.

– Привет, братишка! – оскалился он. – Обидно, что выбрали меня, а не тебя? Обидно, да? Не расстраивайся, я тебе тоже оставлю… пару косточек. Может быть. А может и нет. Хе-хе!.. Хе!..

Интересно, что бы это могло значить? Расспросить подробнее я не успел – Лалассу унесся вдаль по коридору так, словно ему подожгли пятки. Можно, конечно, догнать, но меня ждет большое начальство. Опаздывать на такие аудиенции чревато неприятностями.

Йог-Сотхотха я застал за важным делом. Огромный червь с где-то отчасти человеческим торсом обвил кольцами весь тронный зал. Длина его хвоста – величина непостоянная, зависящая только от воли хозяина. При желании Йог-Сотхотх может опоясать государственную границу России… или даже экватор Юпитера.

Некоторые сегменты туловища расплылись, потеряли очертания, а другие вовсе исчезли из виду. Сейчас Йог-Сотхотх одновременно находится здесь и в каком-то другом мире. Или даже в нескольких.

Хранитель Врат слушает. Он внимает происходящему в иных вселенных, вбирая в себя бездны информации. К счастью, ему открыты лишь дела низших форм жизни… вроде людей. Боги и другие архидемоны могут не опасаться этого шпионства.

– А, Лаларту… – прошипел Йог-Сотхотх, обращая ко мне холодное нечеловеческое лицо. – Проходи, проходи. Я тут как расссс собираю данные по Рари. Интересные факты вскрываются…

– Например? – осторожно поинтересовался я.

– Например… – клацнул длинными когтями Йог-Сотхотх. – Например… Об этом пока рано говорить вслух, но я предвижу успешное завершение… Когда все будет кончено… впрочем, об этом тоже пока рано говорить вслух. Очень скоро один из насссс освободится от Печатей Мардука, и вот тогда…

– Что? – не понял я. – В смысле?

– Малый зиккурат. Мы повелим колдунам серых построить малый зиккурат перед большим. Его хватит только на одного из насссс, но он станет эмиссаром, способным в случае нужды приструнить несогласных…

– Зачем?

– У насссс есть опасения насчет лидера колдунов. Бестельглосуд Хаосссс труслив и слаб духом – он не годится на роль истинного лидера. Он не подходит для… неважно. Но его колдовские силы чрезвычайно велики, и он может воспользоваться ими, чтобы освободиться от наших тенет… и он пользуется! Он боится, он очень боится насссс, и этот страх на данном этапе играет против насссс. Большой зиккурат будет строиться еще почти год – мы не можем поручиться, что за этот срок Бестельглосуд не передумает, не взбунтуется, не пожелает сопротивляться… Сейчасссс его полностью поглощают военные хлопоты, но к тому времени, когда война будет закончена… Его сопротивление не опасно нам, но и не нужно… К тому же меня беспокоит один сигнал… Я пока не могу сссс полной уверенностью сказать, что понадобилоссссь бывшему Верховному Магу Шумера на Рари, но у меня нет гарантии, что он не пожелает вмешаться в игру… а это пока еще рановато… На его счет у меня другие планы…

Я окаменел. По спине и рукам пробежала морозная дрожь. Челюсти очень медленно разомкнулись, и я осторожно спросил:

– Верховный Маг Шумера? Креол Урский?

– О да, он на Рари, и уже довольно давно… – равнодушно отмахнулся Йог-Сотхотх. – Тоже разыскивает Сердца Султанов – и уже все разыскал. Это насссс вполне устраивает. Хорошо, если они будут у него… я уверен, что он найдет им верное применение… Но я все еще не до конца уверен, что он предпримет дальше… за ним несколько сложнее наблюдать, чем за другими – для смертного он довольно силен. Вполне возможно, что он решит помериться силами с колдунами серых… что ж, мы будем наблюдать за ним… мы увидим, что из этого выйдет… Я верно сделал, что вручил ему персонального шпиона в виде Камня Врат… сссс его помощью я легко могу отслеживать его перемещения…

– Но… но разве он его не сломал?! – поразился я. – Я думал…

Я же отчетливо слышал разговор Эмблем!

– Ты имеешь в виду беседу Эмблем Моих – Загана, Элигора и Анабота? – словно услышал мои мысли Йог-Сотхотх. – Но это же как раз я и повелел им незаметно донести до твоих ушей нужные слова… Как и многое, многое, многое другое, что тебе довелось услышать в стенах Кадафа. О Сердцах четырех Султанов Креол Урский ведь узнал от тебя, верно?.. А ты от кого, не забыл?.. Да от меня же. Из нашего с носящим Желтую Маску разговора… разговора, который я позволил тебе подслушать. В результате ты сделал именно то, что я хотел.

Сердце остановилось и полетело куда-то вниз. В фигуральном смысле, конечно. У меня вообще нет сердца. А если бы было – вполне могло бы просто разорваться от шока.

– Кстати, ты можешь не стоять так официально, – усмехнулся Йог-Сотхотх. – Присаживайся, Лаларту… или предпочитаешшшь, чтобы тебя называли Олегом?..

Глава 3

Я молча сел. Прямо на пол. Ноги сами собой подкосились, обрушивая меня на холодный камень. Уж не знаю, был ли причиной тому шок или Йог-Сотхотх применил какой-нибудь фокус, но меня словно парализовало.

– Значит, ты знаешь… – с трудом выдавил из себя я.

– Знаю.

– И давно?

– Давно.

– Откуда?

Йог-Сотхотх посмотрел на меня с небывалым весельем. Длиннющий хвост пошел кольцами, когти сухо клацнули, жуткое лицо исказилось в гримасе.

– Наивное смертное создание, – осклабился Йог-Сотхотх. – Неужели ты в самом деле верил, что я, Йог-Сотхотх, Хранитель Врат Бездны, не смогу отличить архидемона Лэнга от довольно-таки посредственной подделки? Я на первой же нашей встрече понял, что ты не Лаларту.

– И почему я тогда все еще жив? – хрипло спросил я.

– Неужели не догадываешься? Уж если враги наши оказались столь глупы, что посчитали Йог-Сотхотха слепым глупцом, было бы истинной глупостью не воспользоваться их глупостью.

– Как воспользоваться? – сглотнул я.

– Вначале я тебя использовал. Разными путями поставлял ложные сведения. Время от времени приоткрывал крохотные частички наших планов – то, что мне хотелоссссь донести до врагов наших. То, что все равно ни для кого не являлоссссь секретом. Кроме того, я постоянно наблюдал за тобой, имея целью выяснить твое настоящее имя, твои намерения, а главное – имя твоего господина. Мне нужно было знать – кто именно осмелился заслать ко мне фальшивого Лаларту. И теперь я это знаю.

– Знаешь?.. – прошептал я.

В голове мутно. Мысли путаются и играют в чехарду. Перепонка на крыльях мелко дрожит. Рабан не издает ни звука – похоже, тоже ошалел от всего услышанного. Выходит, большую часть времени в Лэнге меня откровенно и цинично пасли, внутренне хохоча над тупорылым яцхеном…

Чувствую себя полным идиотом.

– Да, теперь знаю. Богиня Инанна вновь начала строить против нас козни. Перехватила одного из наших полудемонов и решила натравить его на хозяев. Обычная ее манера – самой оставаться в тени, используя для черной работы пешек… таких, как ты. Это вполне в ее стиле – я сссс самого начала именно ее и подозревал…

– А кто еще знает… обо мне? – осторожно спросил я.

Сейчас главное – не паниковать. Собраться. Успокоиться. Прийти в себя. Выяснить, что конкретно Йог-Сотхотху известно, а что неизвестно. В конце концов, я энгах – если что, Рабан меня вытащит.

Конечно, Йог-Сотхотх может и не дать такой возможности – если захочет, то убьет меня одним движением. Поэтому нужно пока что потянуть время.

– Кто еще? – задумался Йог-Сотхотх. – Носящий Желтую Маску несомненно знает. Мы никогда не заговаривали сссс ним об этом, но я сомневаюссссь, чтобы твои жалкие уловки смогли его обмануть. Жрец Древних – единственный из насссс, кто всегда обыгрывал меня в шахматы… Да и нъярлатхотеп, полагаю, давно догадался – во всяком случае, он прилежно докладывал мне обо всех твоих сссс ним разговорах, не забывая упомянуть о каждом твоем просчете… Вот разве что насчет Шаб-Ниггурата не уверен – до нашего полководца всегда все доходило медленнее, чем до остальных… сссс… во всем, что не касается ратных дел, он довольно ограничен, тут уж ничего не поделаешшшь…

– А Пазузу?! – невольно вырвалось у меня.

– Пазузу?.. Нет, Пазузу тоже вряд ли. Он все-таки не слишком умен.

Я облегченно вздохнул. Что ж, по крайней мере, один козырь у меня на руках есть – о секрете Пазузу Йог-Сотхотху неизвестно. И о том, что он сбежал – тоже…

– Поэтому я не слишком волнуюсь из-за того, что Пазузу удрал, – рассеянно продолжил Йог-Сотхотх, скрипя когтями. – Должен признаться, меня слегка забавлял этот наивный мальчишка. Он так искренне верил, что никто не подозревает о его маленькой тайне… Так старательно разыгрывал из себя законченного дегенерата… Еще и пытался крутить какие-то нелепые интриги, воображал себя невесть кем… Конечно, всяких болванов ему и в самом деле удавалось обводить вокруг пальца. Но со мной такие детские хитрости не проходят. Даже скучно.

Вот блин. Очередной облом. Вся конспирация оказалась секретом Полишинеля – и у меня, и у Пазузу.

Интересно, есть вообще хоть что-нибудь, о чем Йог-Сотхотх не знает?

Я уставился на Хранителя Врат коровьим взглядом, напряженно размышляя о дальнейших действиях. Сваливать подобру-поздорову в другой мир? Или еще немного подождать?

– Полагаю, теперь ты гадаешшшь, что я намереваюсь сделать с тобой, – прошипел Йог-Сотхотх.

– Ну-у-у-у-у… в целом… – невнятно промычал я.

– Можешшшь не дрожать за свою шкуру. Твоя смерть в мои намерения не входит. Пока что, по крайней мере. Шаб-Ниггурат убил бы разоблаченного шпиона в тот же миг, но я – не Шаб-Ниггурат.

– Перевербовывать будете, что ли? – угрюмо поинтересовался я.

– Совершенно правильное предположение. Причем заметь, что я не даю выбора. Точнее, даю, но очень маленький. Смерть или жизнь.

– Блин, тут надо как следует подумать…

– Подумай, подумай. Рассмотри варианты. Смерть будет не просто смертью, а очень-очень долгой и мучительной пыткой. Мои жертвы умирают тысячелетиями, каждый миг моля о прекращении страданий. Но я им этого не даю…

– А жизнь означает службу Лэнгу?..

– Да, Лэнгу. То есть мне. Я есмь Лэнг и Врата Его.

– И что я должен буду делать?

– Да ничего особенного. По сути – все то же самое, что делал и раньше. Пока серые не достроили большой зиккурат, нам будет весьма полезен архидемон, способный свободно действовать за пределами Лэнга. Очень скоро таковым станет Лалассу – его мы избрали в качестве первого эмиссара на Рари.

– Почему именно его?

– У него скоро день рождения. Я решил сделать ему подарок.

– А если серьезно?

– Потому что он самый бесполезный, – пренебрежительно отмахнулся Йог-Сотхотх. – Он слаб. Глуп. Несдержан. Прожорлив. Легко поддается эмоциям. Ведом звериными инстинктами. Годится только для устрашения толпы и тупого крошения всего вокруг в фаршшш. Почти таким же был и Лаларту – так что я не слишком расстроился, узнав о его гибели. Мусора не жалко. А вот ты кажешься несколько более перспективным сотрудником. Для демона ты очень молод и неопытен, но эти недостатки со временем проходят. Что скажешшшь, Лаларту-младший? Желаешшшь ли ты принять из моих когтей силу истинного архидемона?

– Силу истинного… – тупо повторил за ним я.

– Да, так. Стать архидемоном по-настоящему, а не по названию. Принять дар Йог-Сотхотха. Великий дар. Полностью отдаться Тьме.

– Спасибо, что-то не хочется.

– Ты не понимаешь, от чего отказываешься, глупец. Тьма – это абсолютная неограниченная свобода…

– Ну да, всякая мразь именно так и оправдывает свою ублюдочность, – перебил его я. – Наслушался уже. Очень красивая отмазка. Я приверженец Тьмы, а потому могу творить что угодно, ибо я абсолютно свободен… мля, тошнит меня от таких выродков. Какой бы гнилой идеологией кусок говна ни прикрывался, смердеть от него все равно не перестанет!

Йог-Сотхотх ничего не ответил. Я буквально услышал, как в тронном зале нарастает напряжение. Папе-Червяку явно не понравилась моя откровенность.

Ну и плевать мне на него. Задолбали уже со своей поганой философией. Лэнг – отличный пример того, что демоны, сатанисты, гопники и прочие пидорасы понимают под «абсолютной свободой».

Свободу жрать всех, кто слабее.

– А что взамен-то? – для порядка поинтересовался я.

– Ты слышал, что взамен, – холодно ответил Йог-Сотхотх. – Преданность. Вечная преданность Мне и Лэнгу. Клянись Бездной и Тайным Именем Червя. Клянись тем, что свято и дорого для тебя, Лаларту-младший. И прими благословение Когтя. Истинную Жизнь и Могущество.

Эк он расщедрился-то. Только мне все равно неохота соглашаться. Успел усвоить, что за подарки от демонов вечную вечность будешь платить – не расплатишься. Что-нибудь возьмешь, черканешь подпись под договором – и все, увяз с концами.

Демон всегда в одной руке держит подарок, а другой хватает за горло.

Да и нафиг мне сдались эти его Истинные Хренотени? Это мистер Креол завизжал бы, как фанатка на рок-концерте – но он вообще долбанутый на всю голову. Круче него и так уже только вареные яйца, а ему все мало, чмошнику жадному. Как тот мужик из пластилинового мультика – уперся башкой в небеса, стучит кулаком со всей дури и орет: «Маловато! Маловато будет!»

Хотя, может, все-таки спросить для порядка, в чем это будет выражаться? А то я так и не понял толком, что конкретно мне тут сулят.

– Думай быстрее, – сухо напомнил Йог-Сотхотх. – Времени мало.

– Почему?

– Через десять минут наступит полночь.

– И что будет?

– Полночь.

– И все?

– Все. Поэтому думай быстрее.

Меня в очередной раз переклинило. Будь на моем лбу кожа – пошла бы сейчас складками.

Вот что он имеет в виду? Кто-нибудь может объяснить?

– Да не пытайся ты это понять, патрон, а то окончательно свихнешься, – подал голос Рабан. – Он же не человек.

Да, верно. Йог-Сотхотх не человек. И логика у него нечеловеческая. Забывать об этом нельзя ни в коем случае. Подойдешь к демону с привычной меркой – быстро поймешь, как сильно ты неправ.

Может, солгать? Притвориться, что я согласен, усыпить бдительность? Нет, дохлый номер. Йог-Сотхотх наверняка почувствует, если я попытаюсь с ним хитрить. Да и договор… мне же придется заключать договор.

А после этого пути назад уже не будет.

– Я отказываюсь! – поднялся на ноги я. В голосе почему-то прорезались визгливые нотки. – Вы наверняка хотите меня надурить! Ни хрена не получится!

Как-то очень по-детски у меня это прозвучало. Перенервничал малость, вот и сорвался.

– Патрон, да не дури ты! – жалобно взвыл Рабан. – Не руби сплеча, будь дипломатичней! Таким крупным шишкам нельзя отказывать вот так грубо! Помягче нужно!

– Ты хорошо подумал, Лаларту-младший? – холодно прошипел Йог-Сотхотх.

– Лучше некуда.

– Тогда подумай еще вот о чем. Я знаю твое настоящее имя. Я знаю, откуда ты здессссь взялся. Я знаю о тебе даже такое, чего не знаешшшь ты сам. Теперь подумай, что я еще о тебе знаю.

– В смысле?..

– Если ты надеешься просто скрыться от возмездия сссс помощью дурацкого фокуса энгахов – лучше сразу забудь.

Блин. Он и про это тоже знает.

– Да, я знаю, что ты энгах, – как будто прочел мои мысли Йог-Сотхотх. – А еще я прекрасно знаю, что энгахи не умеют распахивать Врата одним лишшшь усилием воли. Их Слово звучит по-разному, но оно всегда довольно длинное. Начнешшшь его произносить – умрешшшь в тот же миг.

Так, минуточку… Вот здесь у меня вдруг сверкнула искорка надежды. И Рабан ее тоже уловил, потому что возбужденно затараторил:

– Патрон, а ведь он думает, что ты сам произносишь это Слово, ртом! Значит, про меня он ничего не знает! Значит, разведка все-таки собрала неполные данные! Значит, у нас еще есть один туз в рукаве! Значит, мы все-таки можем незаметно смыться! Будем смываться, а?! Давай смоемся! Прямо сейчас, а?!

Йог-Сотхотх на эти вопли никак не отреагировал. Похоже, он и в самом деле не подозревает о присутствии Рабана. Наконец-то моя личная шизофрения для чего-то пригодилась…

– Я не шизофрения, я настоящий, – обиженно заявил Рабан. – Ну так что, начинать?

«Нет, погодь минутку. Попробуем нарыть еще какой-нибудь инфы. Чтоб не с пустыми руками драпать».

Я задумался. Я очень крепко задумался. При этом, естественно, стараясь не встречаться взглядом с Йог-Сотхотхом. Эти жуткие фасетчатые глаза… почему я раньше не замечал, до чего они жуткие? Такое впечатление, что тебя выворачивают наизнанку, вытягивают все мысли, желания и стремления, оставляя только пустоту и отчаяние…

– Решайся, Лаларту-младший, – холодно прошипел Йог-Сотхотх. – Мое терпение небезгранично, я не собираюсь ждать вечно. Близится переломный момент. Уже скоро Азаг-Тот обретет новое тело. Уже скоро Лэнг возродится из пепла подобно фениксу. И Врата Древних уже скоро вновь распахнутся, выпустив нас на свободу.

Меня передернуло. Вновь вспомнилась история Плонета. Вспомнился ужас, творившийся там, когда Нъярлатхотеп и несколько демонов – буквально горстка! – сумели прорваться сквозь Врата. Им выпал выигрышный билет – и они забрали столько призов, сколько поместилось в пасть.

Сейчас Плонет – мертвый мир. Нисколько не похожий на то цветущее великолепие, что было сто с чем-то лет назад. От цивилизации остались обломки. Руины городов и ржавеющие машины.

Лазеры, танки, реактивные самолеты, ядерное оружие… Демоны с легкостью обратили человеческое оружие против его же создателей…

Правда, в конце концов плонетцам удалось изгнать захватчиков из другого мира… ценой гибели своего собственного.

– Так что ты надумал, Лаларту-младший? – прервал мои мысли нетерпеливый шип Йог-Сотхотха. – Я даю тебе последние десять секунд. Если через десять секунд твои уста не произнесут клятву верности, ты станешь мокрым пятном на этом ониксовом полу.

Все, больше ждать нельзя. Надо сматываться немедленно. Йог-Сотхотх – пахан конкретный, у него слово железное. Мужик сказал – мужик сделал.

Рабан все понял без лишних слов. В голове зазвучало нечто вроде скороговорки на непонятном языке:

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии!

– …Три!.. Два!.. Один!.. – тем временем угрожающе шипел Йог-Сотхотх, скручивая змеиный хвост кольцами. – Время вышло! Твое слово?!

– До свидания! – ухмыльнулся во всю пасть я, делая ручкой.

– Эссеееаааааааа! Алаасса! – довершил Слово энгахов Рабан.

И я переместился между мирами.

Вот скажите, вы когда-нибудь перемещались между мирами? Не думаю. Есть у меня такое подозрение, что подавляющее большинства хомо сапиенсов подобного опыта не имеет.

Не знаю, почему я так думаю. Интуиция, наверное.

Но в любом случае – ничего особенного при этом не испытываешь. Во всяком случае при том способе, который используют энгахи. Вот другие пути частенько несут разные интересные и далеко не всегда приятные побочные эффекты.

Говорят, что может заболеть голова или возникнуть такое ощущение, будто тебя разбирают на миллиард кусочков и тут же собирают заново. Часто появляются всякие видения – светящиеся тоннели, сюрреалистические картины и образы. Слышатся всякие звуки и тому подобное. Различные побочные эффекты присутствуют часто.

Но путь энгахов – самый быстрый, легкий и удобный. Во всяком случае из тех, о которых мне известно. Произносишь особую кодовую фразу в нужной тональности… и вуаля! Никаких тебе тоннелей, никакого скольжения по бездонному Хаосу и потусторонних видений. Просто перед глазами какое-то мгновение двоится, пока смотришь на два мира одновременно.

Неслабое зрелище, доложу я вам.

Девять Небес. Третье Небо. Хрустальные Чертоги миледи Инанны.

При виде всего этого я едва удержался, чтобы не смахнуть пот со лба. Яцхены не потеют, но некоторые привычки у меня до сих пор остались человеческие.

Такое сразу блаженство разлилось в душе, такое умиротворение…

– Есть еще похер в похеровницах! – облегченно выдохнул я, суя нижние руки в карманы. – Ну что, наведаемся на ковер к начальству? Ох, чувствую, будут мне сейчас голову мылить…

Сам не пойму, что заставило меня в следующий миг сигануть в сторону. Мое чувство направления?.. Интуиция?.. Или просто счастливый импульс?..

В любом случае этот резкий прыжок спас мне жизнь. В воздухе просвистело что-то невидимое – невидимое, но очень даже ощутимое. Хрустальная земля Третьего Неба распоролась глубокой бороздой – словно плуг со всего размаху вонзили. Да не простой плуг – алмазный. Обычные металлы это покрытие даже не царапают – я пробовал.

Отпрыгнув, скоренько отползаю назад, спеша оказаться подальше от прежнего места.

Стало очень страшно.

И кому бы на моем месте не стало? Прямо в воздухе разверзается нечто вроде… с чем бы это сравнить? Нечто вроде рваной черной трещины. Трещины в самом мироздании. Это оттуда только что ударило невидимым когтем, едва не убившим меня на месте.

Черная трещина расширилась еще больше. И мне стало еще страшнее. Из этой бездонной дыры на меня глядит лицо – нечеловеческое, непостижимо жуткое лицо с парой фасеточных глаз, напоенных самой Тьмой.

Йог-Сотхотх.

– Мусор, – с ледяным безразличием прошипел он, высовываясь из портала по плечи. – Жалкий человеческий мусор. Ты думал убежать от Хранителя Врат? Подумай еще. От меня невозможно убежать. Тем более с помощью дурацкого фокуса энгахов. Я найду и достану тебя везде, корм. Даже скучно.

Видели когда-нибудь, как ползают тараканы? Я тоже так умею. Быстро-быстро, на всех восьми конечностях – как можно дальше от портала в Лэнг.

Но убежать от Йог-Сотхотха – задачка не для начинающих, тут он прав. Гибкое змеиное тело метнулось вперед со скоростью света, ударяя меня… чем он меня ударил?.. Я даже не успел разглядеть.

Отшвырнуло так, словно попали баллистической ракетой.

В следующий миг меня хлестануло чем-то невидимым. Все тело рассекло страшной болью, по хитину прошел косой разрез. Оттуда хлынула черная слизь – субстанция, хвастливо нареченная профессором Краевским краевином.

Но я даже не успел осознать, как мне сейчас больно. Меня вновь ударили. Невидимый шип на сей раз вошел прямо в грудную клетку, пробив ее насквозь. Глаза вылезли из орбит, пасть раскрылась в беззвучном крике – меня же убивают!!!

Сопротивляться?.. Даже звучит смешно. С тем же успехом гусеница может сопротивляться паровому катку. Все, на что меня хватает – ползти, ползти к ослепительному свету Хрустальных Чертогов.

Надеяться…

Новый удар – теперь нематериальный. Прямо в мозг. Ментальное давление чудовищной мощи – разум коверкается, плющится, мозги буквально вытекают через уши. Чей-то чужой голос в голове хохочет и рыдает одновременно, требуя немедленно прекратить сопротивляться, лечь на землю, расслабиться и сдохнуть. Рабан по мере сил приглушает этот ужас, но силы у него уже на исходе – мой керанке практически визжит от боли.

Это называется Крик Бездны – мощнее него разве что Зов Ктулху.

Блин, сознание меркнет… Йог-Сотхотх уже давно мог бы меня убить – и не просто убить, а размазать, как блоху. Однако пока что он меня щадит – видно, хочет растянуть агонию. Хочет, чтобы я как следует прочувствовал, что происходит с прогневившими Хранителя Врат Бездны.

А ведь он до сих пор не выбрался из портала полностью… Агонизируя, я отполз довольно далеко – даже в столь плачевном состоянии я по-прежнему куда шустрее человека. На целый километр, наверное, уже отдалился от черной трещины в воздухе. Туловище и голова Йог-Сотхотха нависают прямо надо мной, на кошмарной роже светится какая-то мрачная удовлетворенность… но хвост до сих пор по другую сторону портала, в замке Кадаф.

Ни хрена ж себе он растянулся! Куда там резиновому шлангу!

Однако поражаюсь я себе. Возможно, мне осталось жить минуты полторы. Возможно, я прямо сейчас сдохну, как таракан, раздавленный тапочком. Но все равно нахожу в себе силы юродствовать и зубоскалить.

И откуда во мне это берется? Может быть, хиханьки и хаханьки для меня – нечто вроде защитного механизма? Чтобы совсем не скатиться в пучину отчаяния. А то я уже давно балансирую на грани сумасшествия. Собственно, с самого рождения.

Зато и к дамокловому мечу, постоянно висящему над головой, я тоже привык уже давно. Смерть уже как-то не особо и страшит.

А интересно, что меня ждет на другой стороне? Надеюсь, не большая сковородка…

Хрустальные Чертоги! Корчась и ползя, я незаметно сам для себя добрался до особняка миледи. Ну что же там никто не чешется?! Неужели до сих пор не прочухали, что тут творится?!

– ААААААААААААААААААА!!!

Это я кричу. Кричу, как никогда еще в жизни не кричал. Потому что меня подняло в воздух чем-то вроде невидимых клещей, сдавливая покрепче любых тисков. Сверхпрочный хитин треснул во множестве мест.

Но если бы еще только это! Йог-Сотхотх с ласковой улыбкой садиста единым рывком оторвал мне… да всё! Дернул в одиннадцать сторон разом, к чертовой матери оборвав яцхену хвост, крылья, ноги и все шесть рук.

Как же больно, мать его иху… Так больно мне было в жизни всего… да я со счету давно сбился. Не знаю, сколько раз. Много. Слишком много.

Хрустальная земля уже вся залита моей черной слизью… Валяются мои руки и хвост… и все еще подергиваются. Надо же. Прямо как лапки у сенокосца. Аж смеяться хочется.

Только вот я почему-то не смеюсь. В глазах мутнеет. В голове полный мрак. Все-таки яцхен – на удивление живучая тварь. Человек отбросил бы коньки уже раз двадцать. А я жив даже в таком отвратном состоянии.

Но терпеть осталось недолго…

– Тебе не следовало отвергать мое предложение, корм, – холодно прошипел Йог-Сотхотх, приблизив меня вплотную к лицу. – Теперь твоя душа отправится в Бездонный Хаос. Навечно.

Склизкие когти зловеще щелкнули. И я понял, что вся боль, которую я испытывал до этого, была еще вполне терпимой. В голове лопнула какая-то невидимая пружина, и перед глазами поплыли разноцветные круги. Мозг словно просверлило раскаленным буравом. Где-то на заднем фоне дико заверещал Рабан.

А потом Йог-Сотхотх размахнулся и швырнул меня к Хрустальным Чертогам. Изуродованный обрубок, который он от меня оставил, с силой впечатался в стену и прилип, оставив паутину трещин. Вниз потекла прозрачная маслянистая жидкость.

– Было больно… – прохрипел я, медленно сползая по стене.

– А будет еще больнее, – презрительно пообещал Йог-Сотхотх, взмывая высоко в воздух. – Пришло время сгинуть, отродье. Последнее слово?

– Сам дурак, – чуть слышно прошептал я, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд.

В воздухе замерцал невидимый коготь. Страшное оружие Йог-Сотхотха, способное уничтожить кого угодно и где угодно. Именно им был убит один из величайших демонологов в истории человечества – Абдул аль-Хазред.

– Патрон, нам хана!.. – чуть слышно донеслось до меня сквозь непереносимую боль. – Патрон, нам каюк!.. Патро-о-он!..

– Заткнись… – еле-еле выговорил я. – Заткнись лучше…

Вместе со словами из пасти хлынул поток черной слизи.

Глава 4

Нет, конечно, Йог-Сотхотх меня не убил. Иначе как бы я смог об этом рассказать?

Я это давно заметил – если повествование идет от первого лица, то можно не бояться, что главный герой погибнет. А вот если от третьего… тут всякое может случиться. Дон Кихот умер, Гамлет умер, Ромео и Джульетта умерли, Анна Каренина умерла, Остапа Бендера – и того зарезали. В следующей книге, правда, он ожил, но это уже к делу не относится.

Так что я жив, не сомневайтесь. Раз думаю всякую хренотень – значит, пока не сдох.

Каким образом я выжил? Ну, дело в том, что на шум наконец-то вышла хозяйка хаты. При виде Инанны даже Йог-Сотхотх отвлекся и замер с подъятым когтем. В фасетчатых глазах на миг промелькнуло что-то вроде смущения… хотя может и показалось. У меня сейчас перед глазами и круги плавают, и радуга мерцает, и даже розовые слоны уже появлялись.

– Ахррррррр… – тихо-тихо проворчал архидемон, меряя Инанну холодным взглядом.

Прекрасная богиня наклонила голову набок и с любопытством спросила:

– А что здесь происходит?

Дурацкий вопрос. На диво дурацкий вопрос. Меня тут колбасят по полной, а она спрашивает, что происходит. Сама не видит, что ли?

Похоже, Йог-Сотхотху тоже стало смешно. Он отвернулся от меня и с тихим клацаньем навис над Инанной. Будь миледи просто красивой женщиной в белом платье, каковой в данный момент кажется, она бы наверняка пронзительно завизжала. Червяк в километр длиной, да еще с этакой харей и когтищами, да еще капающий слизью…

Хотя, может, и не в километр. У меня рулетки с собой нет, а глазомер хреновый. Два глаза вообще ничего не видят, а третий… тоже не телескоп, в общем.

– А, так вы тут заняты… – совершенно спокойно констатировала Инанна, отступая на шаг. – Ладно, продолжайте, не буду вас отвлекать.

И в следующий миг она просто исчезла. Растаяла в воздухе… хотя нет, не растаяла. Просто в данное мгновение все еще здесь, а в следующее – уже нет. Словно стерли из кадра.

Это не просто какая-то там телепортация, как у колдунов. Это, если можно так выразиться, смена местонахождения. Для бога переместиться в пространстве – что переключить канал телевизора. В одно мгновение – хоть на Гавайи, хоть на Юпитер, хоть в Туманность Андромеды, хоть в шестое измерение.

Достаточно просто пожелать.

– Враг сбежал! – язвительно и вместе с тем чуть растерянно хохотнул Йог-Сотхотх. – Легкая победа!

Куда уж легче. Вот дерьмо-то, а? Конечно, я и раньше знал, что миледи не слишком охотно участвует в драках, но все-таки на что-то надеялся…

Хотя выручить она меня все же выручила – Йог-Сотхотх отвлекся и, похоже, совершенно позабыл о некоем недобитом яцхене. Теперь он ломает дворец. Исполинское змеевидное тело ходит волнами и закручивается в спираль, круша Хрустальные Чертоги, как песочный замок. Воздух бурлит и клокочет, взрываясь невидимыми вспышками в тысячах мест сразу. Шпили, башенки, балконы, галереи – все разлетается в клочья, тут же истаивая невесомой сверкающей пылью.

– Хорошая хата была, патрон… – грустно произнес из глубин сознания Рабан.

Интересно, как я сейчас выгляжу со стороны? Искалеченная трехглазая мерзость, медленно-медленно сползающая по разноцветному хрусталю, оставляя грязные потеки кровянистой слизи. Неаппетитное, должно быть, зрелище.

И это только вопрос времени, пока весело отрывающийся Йог-Сотхотх не спохватится, что кое-кого не добил. В крайнем случае – просто разрушит к чертям и ту стенку, к которой прилип я. Ему уже недолго осталось.

Кажется, там внизу появились солнечники. Подарок бога Шамаша, семьдесят бойцов из его личной гвардии. Парни бросились в бой не задумываясь… и лично мне очень интересно, где они прохлаждались до этого. На тараканьих бегах играли?

На некоторое время солнечники Йог-Сотхотха заняли. Минут на пять где-то. От силы на шесть.

А потом ликующий архидемон вновь вернулся к игре в стенобитное орудие.

– Семьдесят – ноль в пользу Лэнга, – печально озвучил счет я, глядя на исход побоища.

От солнечников осталось удивительно мало… собственно, вообще ничего не осталось. Йог-Сотхотх их просто… прекратил. Прекратил их существование. Это даже не магия, это что-то намного более мощное.

По крайней мере, у меня положение начинает понемножечку выправляться. Все-таки регенерация в моем теле идет с феноменальной, прямо-таки неприличной скоростью. Особенно здесь, во владениях леди Инанны. Здесь сам воздух напоен жизнью.

Зрение уже почти восстановилось. На месте оторванных конечностей что-то булькает, там проклевываются своеобразные «почки». Если Йог-Сотхотх даст мне полчасика времени – возможно, сумею втихаря смыться.

Улететь вряд ли – в крыльях у меня очень мало краевина, так что они восстанавливаются медленнее всего. Их мне уже несколько раз отрывали (вот такая вот хреновая жизнь!) – каждый раз потом ждал сутки, а то и двое, пока не отрастут заново.

Над одной из башен взметнулось облако черного дыма. Загорелось что-то?.. Странный какой-то дым – черный с желтизной, поблескивающий тонкими молниями. Из облака слышны звуки – что-то вроде тонкого рыдающего хохота. Причем на два голоса.

Ума не приложу, что бы это могло быть. В Хрустальных Чертогах вроде бы нечему породить такое дымное облако. Даже Йог-Сотхотх уставился на него в явном недоумении.

Но в следующую секунду мы с ним думать забыли о непонятном явлении. Кадры снова сменились. В переносном смысле, конечно. Просто перед дворцом Инанны прямо из воздуха выросли четыре фигуры. Сама хозяйка дворца, два важных длиннобородых старика и гигантский паук.

Йог-Сотхотх тоже их заметил. И резко прекратил безобразия. Длиннющее тело изогнулось вопросительным знаком, когти заскрежетали, фасетчатые глаза налились злобой.

– Друзья мои, умоляю, защитите меня от этого беспардонного вторжения! – звонко воскликнула Инанна, указывая на архидемона.

– Положись на меня, Прекраснейшая, – поцеловал ей руку старик слева.

– И на меня тоже, – поцеловал ей другую руку старик справа.

Друг на друга эти двое поглядывают с явной ревностью.

– Энлиль!.. – сумрачно прошипел Йог-Сотхотх. – Шамаш!.. Вы!..

Если бы у меня было сердце, оно бы сейчас застучало с облегчением. Прибыла тяжелая артиллерия! Владыка океанов Энлиль, солнечный бог Шамаш и паучий царь Анансэ. Плюс еще сама миледи Инанна.

Один против четверых Йог-Сотхотх махаться не станет точно – он же не дурной.

Этих троих я раньше уже встречал – у них тоже хазы на Девяти Небесах. В Хрустальные Чертоги Инанны они захаживают частенько – чайку попить, посплетничать о всяком-разном.

Хотя на самом деле я не знаю, о чем разговаривают между собой боги. Меня на эти междусобойчики ни разу не приглашали. Миледи в таких случаях всегда просила меня покурить где-нибудь в другом месте.

В обычное время боги и выглядят обычно – те же люди, только… идеализированные. На божественном лике вы не найдете ни прыщика, ни бородавки, ни морщинки. Точнее, морщины встречаются, но только если это часть образа – скажем, убеленный сединами старец, само воплощение мудрости. Соответственно богиня красоты – идеал красоты, любой модельный журнал без раздумий поставит на обложку. Если одежда или доспехи – так безупречно чистые, словно нарисованные.

Ни единого признака… несовершенства.

Но сейчас… Вы никогда не видели разгневанного бога? Счастье вам и радость. Энлиль, Шамаш и Анансэ в одно мгновение выросли выше небоскребов. В руке Энлиля материализовался исполинский трезубец, по всему телу побежала искрящаяся река, над головой повисла грозовая туча. Шамаш засветился ярче всякого солнца, вокруг головы запылали ослепительные сполохи. А уж Анансэ… японский Годзилла рядом с этим чудовищем – милый маленький котенок, уж вы мне поверьте.

Вырос и Йог-Сотхотх – вырос пуще прежнего. Все-таки он не только архидемон, но и Темный бог – один на один он будет достойным противником любому из этих троих. Исполинский бог-червь защелкал когтями, угрожающе шипя.

– ДА КАК ТЫ ОСМЕЛИЛСЯ НА ТАКУЮ ДЕРЗОСТЬ, НАГЛЫЙ ЧЕРФФЯК?!! – разъяренно заскрежетал Анансэ. – МОИ ПАУКИ ОБРАТЯТ ФФ ПЫЛЬ ФФЕСЬ ТФФОЙ ГАДЮШНИК!!!

– ТЫ НАРУШИЛ ГРАНИЦУ, ДЕМОН! – присоединил свой трубный глас Энлиль, потрясая трезубцем. – МНЕ ЧТО, ПРЕВРАТИТЬ ТВОЙ КАДАФ В ЩЕБЕНЬ?!

А Шамаш промолчал. Но сияние, исходящее от него, усилилось так, что я отвернул голову – повелитель солнца способен сжечь дотла целый мегаполис, просто взглянув на него чуть пристальнее.

Йог-Сотхотх тоже не остался в долгу. Страшные когти заискрились синим, хвост часто запульсировал, фасетчатые глаза превратились в черные дыры, поглощающие дневной свет.

Буквально кожей чувствую, как раскаляется и дрожит воздух, как разливаются волны жуткого, звенящего напряжения. Среднестатистический человек в присутствии разгневанного бога мгновенно теряет сознание или даже рассудок. Только очень сильный духом способен выдержать подобный прессинг.

Я и сам держусь из последних сил – причем исключительно благодаря поддержке Рабана.

– У вас есть полный доступ, друзья мои, – спокойно произнесла откуда-то снизу Инанна. Она единственная не сочла нужным принимать боевую стойку.

Архидемона ее слова явно не порадовали. Хотя я не совсем понял, что миледи имеет в виду. Кажется, на чужой территории боги связаны определенными ограничениями – уж не знаю, в физическом ли смысле или это просто нечто вроде кодекса чести. Король в чужой стране тоже ведь не обладает такой властью, как в собственной… наверное, и у богов есть что-то наподобие.

Дома, как говорится, и стены помогают.

Никогда не видел битвы богов. И не особо горю желанием увидеть. Как я слышал, после такой битвы не остается ничего живого в радиусе… да хрен его знает. Разгневанному богу ничего не стоит швырнуть в противника остров Сицилию или обрушить ему на башку Луну. Известны случаи, когда богу-победителю приходилось заново заселять планету, на которой этот товарищеский матч происходил.

Или даже не заселять, а творить.

Хотя вы меня не особо слушайте. Сам-то я ничего такого никогда не видел. Основываюсь на слухах. А слухам верить нужно осторожно, с оглядкой – там обычно вранья процентов на девяносто.

Но тем не менее. Кур-Галь Могучий Утес Энлиль. Солнце Мертвых Душ Уту-Шамаш. Великий Паук Анансэ Кокуроко. Хранитель Врат Бездны Йог-Сотхотх. Если эти четверо схлестнутся в рукопашной… честное слово, я предпочту ядерную войну.

Йог-Сотхотх смерил злющим взглядом спокойно стоящую Инанну. С его когтей-парусов заструился зеленоватый пар. Исполинский архидемон свирепо прошипел, подаваясь вперед:

– ТЫ ЗАИГРАЛАССССЬ, ДЕВОЧКА! НЕПРОСТИТЕЛЬНО!

Дорогу ему преградил Анансэ. Восьминогое чудовище раскрыло челюсти, извергая поток бурлящего яда. Бог-паук и бог-червь бешено заскрипели друг на друга.

– СДЕЛАЙ ШАГ, И Я РАЗОРФФУ ТЕБЯ ФФ КЛОЧЬЯ, ЧЕРФФЯК! – проревел Анансэ, источая отраву всем телом.

– ЕЩЕ НЕИЗВЕСТНО, КТО КОГО, ПАУЧИШКО… – со свистом ответил Йог-Сотхотх. Земля под ним задымилась и растрескалась, словно на поверхность прорвался вулкан.

Напряженное противостояние длилось несколько секунд. Боги сверлили друг друга недобрыми взглядами, но не двигались с места. А потом они одновременно начали уменьшаться, возвращаясь к обычным, «бытовым» обликам. Чудовищное давление на психику ослабло, а потом исчезло совсем.

Кажется, все. Пузами померились, рогами пободались. Отношения успешно выяснены.

Разборка окончена.

– Теперь уходи, – холодно скомандовал Энлиль, поднимая трезубец. – Не вынуждай меня призывать Космический Океан.

– Я ухожу, – прошипел Йог-Сотхотх, скручиваясь кольцами. – Ухожу. И очень надеюсь больше никогда никого из васссс не увидеть.

– Не надейся, – удивительно холодным голосом произнесла Инанна. – Ты разрушил мой дворец, демон. Ты прекратил существование моих подданных. Ты за это ответишь.

– Что?.. – медленно повернулся к ней Йог-Сотхотх. – Это что, объявление войны?..

– Войны?! Войну объявляешь мне ты, демон! Как ты осмелился вторгнуться в мой дом так беспардонно?! Будьте моими свидетелями, боги, будьте же свидетелями!

– Мы всё видели, – согласно кивнул Шамаш. – Мы свидетельствуем. Ты в своем праве, Прекраснейшая.

– Ты в своем праве, – эхом повторил Энлиль.

– Мы согласны, – присовокупил свой голос Анансэ.

– У тебя есть свидетельство и согласие, – подытожил Шамаш. – С нашей стороны препятствий не будет. Ты можешь не бояться ничьего вмешательства.

– Ну что ж, демон, теперь жди ответного визита, – мило улыбнулась Йог-Сохотху Инанна. – Он не заставит долго ждать.

Архидемон несколько секунд молчал, меряя прекрасную богиню странным взглядом. А потом колко рассмеялся:

– Теперь кое-что проясняется. Вот как ты решила это подать, значит… А ведь я еще удивился поначалу, отчего занавесь была снята… Нет, я знал, что ты на редкость хитрая сука, но раньше не понимал, до какой степени…

– Ты разрушил до основания мой дворец и еще смеешь оскорблять меня, демон?

– Дворец?! – начал яриться Йог-Сотхотх. – А что насчет одного из моих верноподданных архидемонов?! Что насчет Лаларту, которого ты обманом завлекла в свое логово и безжалостно убила?! Разве не ты первая воткнула топор нам в спину?! Разве не я здесь пострадавшая сторона?!

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – с подчеркнутым безразличием отвернулась Инанна. – Если вздумал обвинять кого-то в преступлении, потрудись вначале представить доказательства. В противном случае твои слова – навет и клевета.

– Навет?!! Клевета?!! – окончательно вышел из себя Йог-Сотхотх.

Змеиное тело метнулось вперед – прямо на хрупкую фигурку в белом платье. Вот сейчас захлестнет, раздавит, разорвет в клочья!..

Но ничего подобного. Не долетев какого-то метра, Йог-Сотхотх резко затормозил и ожесточенно заскрипел когтями, словно борясь с чем-то невидимым.

– Будь ты проклята, богиня!!! – в отчаянии зашипел он, глядя на равнодушное лицо Инанны. – Ты прекрасно знаешь, что я не могу причинить тебе вреда!!!

– Не можешь. Но пытаешься. Пытаешься уже не в первый раз. И мне это уже начинает надоедать. Быть может, мне стоит обратить на тебя Взгляд Смерти?

– Не надо! – не на шутку перепугался Йог-Сотхотх.

– Да, этого не надо, – забеспокоился и Энлиль, с явной опаской поглядывая на Инанну. – Прекраснейшая, не стоит применять… это. Всему есть разумные пределы.

– Простите меня, друг мой, – покаянно улыбнулась ему богиня, опуская глаза. – Я забылась.

– Я понимаю твои чувства, но… но все же не стоит перебарщивать. Ограничься обычными мерами, хорошо?

– Вы как всегда мудры и благоразумны, друг мой, – поклонилась Энлилю Инанна. – Я последую вашему совету.

Йог-Сотхотх следил за этим диалогом настороженно, с опаской. А я – с недоумением. Ни хрена не понимаю, о чем они вообще говорят.

– Сегодня ты переиграла меня, богиня, – прошипел Хранитель Врат Бездны. – Я уступаю тебе… пока что. Но это еще только первый раунд. Наша схватка еще только начата.

Кольца исполинского червя начали втягиваться обратно. В рваную черную трещину, по-прежнему пульсирующую над землей. Инанна устало вздохнула и отвернулась. Бог-паук Анансэ прищелкнул пальцами и растворился в воздухе… пальцами? А я и не заметил, в какой момент этот огромный паук принял человеческую форму… правда, с восемью глазами, но в остальном совершенно человеческую.

А Энлиль крикнул Йог-Сотхотху вслед:

– Эй, скоро уже ваш тухлый кальмар проснется?

– Ктулху?.. – недоброжелательно зыркнул на него архидемон. – Ждем в ближайшее время.

– Вы его поторопите! Он надоел уже ворочаться! У меня из-за него мигрень обостряется! Если он у вас сам не проснется, я приду и помогу, понял?!

– Сами управимся, сами… – брюзгливо заворчал Йог-Сотхотх, исчезая в портале.

Энлиль неодобрительно покачал головой и сказал Шамашу:

– Говорил же я мальчишке – не нужно их так плотно запечатывать. Нет хуже, чем позволять всякой дряни копиться в закрытом сосуде…

– Вполне хватило бы и дипломатической ноты построже, – согласился Шамаш. – Я всегда был сторонником разрешения подобных конфликтов переговорами и компромиссом.

– Именно! Так ведь нет – моя великий Мардук, моя самый сильный бог здеся! – скривился Энлиль, явно кого-то передразнивая. – Моя лучше знать, как делать, старый боги не лезть, не мешать! Тьфу!.. Как же меня когда-то изводил этот заносчивый юнец…

– Да-да, почтенный Посейдон, вы совершенно правы… Молодежь в наше время совершенно не уважает старших. Но по крайней мере у Мардука хватило ума не прикасаться…

Дальше я уже не услышал. Боги исчезли – исчезли в одно мгновение, словно выключили свет.

Я как-то весь обмяк. Вот и все. Все закончилось. Я уцелел. Ну не то чтобы уцелел, но жив остался. И даже сознания не потерял.

А ведь уже начал думать, что на этот раз точно скопычусь.

Переполох в небесных чертогах продолжался не так уж долго. Не знаю, сколько именно, секундомера под рукой не случилось, однако вряд ли дольше часа. Скорее даже меньше – минут тридцать – сорок от силы.

Но мне они показались вечностью.

– С вами все в порядке, друг мой? – послышался над ухом заботливый голос.

Я рассеянно посмотрел в прекрасные глаза миледи Инанны. Хотел ответить, что не может быть в порядке тот, кто похож на раздавленного скорпиона. Но лба коснулась прохладная ладонь, и я вдруг сообразил, что руки-ноги-крылья-хвост у меня вроде как снова на месте. А боль бесследно исчезла, сменившись упоительным блаженством во всем теле. На душе стало удивительно легко и приятно.

Меня словно погрузили в теплую ванну и дали глотнуть холодного пива.

– Я позволила себе позаботиться о ваших ранениях, – чуть улыбнулась богиня, заметив мое недоумение.

Ну да, верно. Инанна – не только богиня красоты и любви. Она еще и несравненная целительница. Вернуть одного изуродованного яцхена в нормальное состояние для нее раз плюнуть.

Правда, после битвы с батей Лаларту миледи предоставила лечить меня мистеру Креолу. Но это я уже давно заметил – если Инанна может переложить работу на чужие плечи, то переложит обязательно. Причем с такой милой улыбкой, что ее еще и благодарить будут.

– Я рада, что вы живы, друг мой, – ласково произнесла Инанна, беря меня под руку. Нижнюю левую. – Пойдемте. Полагаю, нам следует прояснить некоторые моменты.

И эта туда же. Йог-Сотхотх со мной тоже… прояснил некоторые моменты. Так прояснил, что я до сих пор как на иголках. Вас вот никогда пыльным мешком по голове не били? Примерно такое ощущение.

Кстати, а куда это мы?.. Хрустальные Чертоги ведь разрушены почти до основания… или нет? Я вдруг почувствовал, как челюсть ползет вниз – волшебный дворец Инанны уже вновь пребывает в целости и сохранности. Словно ничего и не произошло. Когда же это хозяйка успела сделать капитальный ремонт?

– О, подобные вещи не доставляют большого затруднения, – догадалась, о чем я думаю, Инанна.

– Не доставляют?.. – усомнился я.

Вообще-то, такая скорость не снилась даже молдавским гастарбайтерам…

– Мне – не доставляют.

– А, ну да…

Кажется, после гибели и возрождения Хрустальные Чертоги несколько переменились. Наверное, хозяйка решила сменить дизайн, раз уж представился случай. Интерьер стал другим, обои и вся прочая фигня. Я в архитектуре чайник, как все эти финтифлюшки называются – без понятия.

С позволения миледи я отошел на минутку в уголок и напялил новые штаны. От прежних осталось… да ни хрена от них не осталось. А совсем без одежды я по-прежнему чувствую себя неловко. Тем более в присутствии дамы.

Переодевшись, я с грустью посмотрел на тряпку, что была моими штанами раньше. Теперь это что-то вроде набедренной повязки. Хотя один из карманов каким-то чудом уцелел. А что у меня там лежало?.. О, вавилонские рыбки. Сушеные. Они еще пригодятся, думаю.

Хотя их вроде бы больше было… ладно, потом разберемся. Сейчас не до этого.

Невидимые слуги накрыли поляну в мгновение ока. Я мрачно уставился на бесчисленные яства. Кулинарные изыски, мать их так. А у меня впервые за очень долгое время совершенно нет аппетита. Пропал куда-то. Бесследно.

– Миледи, я дико извиняюсь, что приволок сюда Йог-Сотхотха… – начал сбивчиво говорить я. – Но понимаете, там так вышло…

– Не нужно, я все знаю, – подняла хрупкую ладонь Инанна.

– …в Лэнге… что? – не понял я. – Что знаете?

– Все знаю. Усаживайтесь поудобнее, друг мой, и приготовьтесь к длинному разговору. Пришло время мне вам во всем сознаться.

– Сознаться?.. В чем?

– Во всем. Должна признаться, я вас обманывала. С самого начала.

Глава 5

Я отхлебнул вина из высокого бокала. В голове сумбур. Ласковая улыбка Инанны путает мысли, не дает сосредоточиться. Меня с самого начала обманывали?.. Но в чем именно?

Этот вопрос я и задал. Инанна понимающе кивнула и задумчиво коснулась губ указательным пальцем.

– С чего же мне начать?.. – медленно спросила сама у себя она. – Теперь, когда самое главное уже произошло, я могу больше ничего от вас не скрывать… но с чего же лучше будет начать?

Я не произнес ни слова. Самое главное уже произошло? Что она имеет в виду?

Что – самое главное?

– Пожалуй, начну издалека, – оперла подбородок на ладони богиня. – Известно ли вам, что вампир не может войти в чужой дом без приглашения?

«Дракулу» Брэма Стокера я читал, так что про этот аспект вампирской физиологии знаю. Поэтому молча кивнул. Точнее, совершил движение всем телом, условно считающееся кивком. Поскольку голова у меня намертво скреплена с грудью, кивать по-настоящему я не могу.

– Хорошо. Но, полагаю, вам неизвестно, отчего это так. А это оттого, что от вампиров, как и от многих других видов нечисти, людские дома надежно защищены. Защищены другими обитателями, невидимыми для обычных людей. Домовыми. В разных культурах этих созданий называют по-разному, они по-разному выглядят и ведут себя, но суть одна и та же – дух-покровитель жилища, оберегающий сам дом и его жильцов.

– А что, домовые сильнее вампиров? – удивился я.

Сам я встречал только одного домового – Хуберта, дворецкого мистера Креола. Он не показался мне таким уж крутым вышибалой.

– У себя дома – да, сильнее. Потому что домовой, как и любой другой дух места, по сути своей является божеством.

– Божеством?! – поразился я. – Домовой?!

– Да. Низшим, конечно. Мелким божком. Даже мельчайшим. Между ними и нами, настоящими богами, пролегает пропасть – как между мартышками и людьми. Те и другие – приматы, но очень-очень разного уровня. Однако как мартышки способны до некоторой степени подражать людям, так и духи места способны проявлять некоторые признаки божественности. В своем доме домовой – полновластный хозяин. За его пределами он совершенно бессилен, а иные их виды вообще не способны из оного дома выйти – они погибают с его разрушением. Но в окружении родных стен его власть довольно велика. Против воли домового в дом не войдет никто. Однако если кто-то из живущих в этом доме откроет тому же вампиру дверь, даст ему позволение войти… домовой ничем не сможет этому помешать. Он не вправе изгнать приглашенного гостя.

Что-то я не совсем понимаю, к чему она ведет. Тема небезынтересная, конечно, но немножко не к месту.

– Надеюсь, вы поняли то, что я рассказала, друг мой?

– Ну, в целом понял, но…

– Хорошо. Тогда вам будет понятна аналогия. Дело в том, что в случае с мирами все действует по аналогичным принципам – только в неизмеримо более крупных масштабах. В своем мире, в мире, где живут его верующие и стоят его храмы, бог обладает практически неограниченной властью. Те же демоны Лэнга, быть может, и желали бы вторгнуться на мой Каабар – но не могут, ибо моя воля защищает этот мир нерушимым заслоном, не давая проникать враждебно настроенным чужакам. Однако защитить аналогичным образом вашу родную Землю я не могу – там давно уже нет моих храмов. Там нет моих жрецов. Нет моих верующих. И соответственно у меня нет… полномочий. Да, именно полномочий. Одно из главных условий веры – она должна быть свободной. Свобода воли – всякий человек вправе сам решать, какому божеству поклоняться и поклоняться ли вообще. Поэтому само существование богов и загробного мира непременно должно оставаться под некоторой долей сомнения. Широкие массы не должны иметь неоспоримых доказательств нашего существования. Это очень важный аспект.

– Ну, это я тоже как бы понимаю, – осторожно заговорил я, – но все-таки, как это связано с демонами?

– Элементарно. Свои боги есть во всех мирах… ну, за редкими исключениями. Поэтому демоны и не могут творить все, что им взбредет на ум. У них тоже ограничены… полномочия. Равновесие сил, понимаете? И для расширения влияния все мы пользуемся… живыми инструментами. Смертными. Людьми. Если помните, впервые веру в меня принес на Каабар дед Креола – Алкеалол. Спустя два с половиной тысячелетия я укрепила позиции, низойдя в аватаре и принеся новое Слово. На все это ушло немало времени, но мы бессмертны, нам некуда торопиться. Для бога тысяча лет – как один день.

Я обратил внимание, что миледи каждый раз очень уклончиво произносит слово «полномочия». Словно заменяет какой-то другой термин, нежелательный.

Похоже, мне по-прежнему говорят не все – есть в этом еще что-то…

– Аналогичная картина и у демонов, – продолжила Инанна. – Даже один-единственный демон не может просто взять и отправиться в мир людей – ему нужна… ну, можете называть это визой. Разрешение.

– И как же ее получить?

– Демону-индивидууму – множеством разных путей. Например, такую «визу» может выдать его собственное начальство – у них, сами понимаете, полномочия более широкие, чем у рядовых бесов. Другой способ вы уже неоднократно опробовали на себе – это вызов. Вызов кем-то из живущих в этом мире. О, если б вы только знали, сколько мерзости постоянно приволакивают в свои миры демонологи, подобные Креолу! Я не устаю поражаться этим людям – они только тем и занимаются, что дергают за усы чудовищ, надеясь получить от них что-нибудь из мирских благ! Бесчисленное множество городов и даже целых государств было погублено именно так – из-за очередного идиота, проложившего дорожку какой-нибудь твари с миллионом щупалец!

Я умудренно вздохнул. Да уж, за полгода в Лэнге я таких историй наслушался вволю. Пазузу, вызванный Абдулом-бен-Марту, выморил подчистую город Ершалаим. Хастур, вызванный неким Менгске, практически сравнял с землей Вавилон – его потом отстраивали заново, чуть ли не с нуля. Дагон, вызванный архимагом-отступником Ку-Клусом, вообще едва не стал гибелью всего Шумера.

А уж что в свое время натворил Хумбаба!

– Вижу, вы понимаете, о чем я говорю, друг мой. Однако получить индивидуальную «визу» демонам сравнительно легко. На худой конец они могут проскальзывать и тайком, нелегально – такое тоже нередко встречается. Но гораздо сложнее – получить право вторгнуться в какой-нибудь мир всей оравой. Для этого им нужно то же самое, что вампиру для вхождения в чужой дом – приглашение. Приглашение от кого-то из живущих в этом мире. Но здесь уже недостаточно просто единичного недоумка – такие, конечно же, сыщутся всегда и везде. Это должен быть кто-то, обладающий немалой властью. Правитель, первосвященник, великий полководец или, скажем, верховный маг… Кто-то, кто управляет чем-то крупным, контролирует большое количество душ и может говорить от их имени. Лэнг воспользовался на Рари услугами Серой Земли. Однако Совет Двенадцати того времени никогда бы не додумался до подобного сам – какие-то полтора века назад колдуны серых и не помышляли о заключении договора с демонами. Первую дорожку, первый канал связи им проложил бывший ко… впрочем, об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз. Сейчас не время и не место для этого, а суть вы, думаю, уже уловили.

– В целом да. Но все равно пока не очень догоняю. Это все офигеть как интересно, конечно… но ко мне-то оно какое отношение имеет?

– Наберитесь терпения, друг мой, это была только вступительная часть. Теперь мы перейдем к тому, что непосредственно касается вас. Как вы уже поняли, у богов и демонов тоже есть определенные правила – неписаные, негласные, не провозглашенные, нигде не закрепленные официально, но тем не менее строго блюдущиеся каждым из нас. Если их не соблюдать, миры погрязнут в бесконечных междоусобицах. А битва богов – это ужас. Ядерная война в сравнении с этим – просто драчка пятилетних карапузов, швыряющихся песочком. Битвы богов – это те самые события, которые люди называют Рагнарёком или Армагеддоном. После битв богов перестают существовать целые миры. Поэтому никто из нас не хочет раздувать конфликты слишком сильно – ни боги, ни даже демоны. Мы стоим по разные стороны баррикад, но все мы живем в упорядоченной Метавселенной – и все мы помним, что от бушующего Хаоса нас отделяет лишь тончайшая мембрана, которую очень легко разорвать. Вы видели, что только что сотворил Йог-Сотхотх? А ведь он был на враждебной территории, он ослаб здесь многократно. На вашей Земле он может смести целый город просто усилием воли.

– Но ведь отсюда же его прогнали?..

– Именно, что прогнали. Он не имел никакого права творить весь этот вандализм. По отношению ко мне это было беспричинной агрессией. Но это правило действует в обе стороны. Точно так же и я не имею права вторгнуться в другой мир – даже Темный! – только потому, что он мне чем-то не нравится. У меня должно быть веское основание. Повод к объявлению войны. В противном случае я сама стану агрессором – и от меня отвернутся мои же собственные собратья. У нас тут все взаимосвязано, друг мой, мы все скреплены сложной дипломатической паутиной… К примеру, вы представляете, на что мне пришлось пойти, чтобы выбить Креолу право свободно действовать на Рари? Полагаю, он об этом и не догадывается, но без моих трудов его вполне могли просто… изъять. Если бы каждый архимаг мог по своему произволу бушевать в любом мире, каком только пожелает… представляете, какой бы творился кавардак? По счастью, кое-кто из богов Рари был крайне недоволен действиями Лэнга, поэтому я и сумела добиться разрешения на ввод… противовеса. Хотя и не без труда – кое-кто и сам уже собирался предпринимать… определенные действия. Мне с большим трудом удалось убедить их доверить решение проблемы мне и моему смертному ставленнику.

– А кто конкретно там был недоволен? Единый?

– Нет, конечно. Единый – демиург, он властвует в миллионах миров и непрерывно создает новые. Он может сотворить звездную систему легким усилием воли. Я не стала говорить об этом Креолу, чтобы не тревожить его лишний раз, но по масштабам Единого события на Рари – сущий пустяк, не стоящая внимания мелочь. Ему вряд ли даже доложат о происходящем. Однако у Единого, как и у других демиургов, есть челядь, подчиненные, существующие именно для того, чтобы разгребать повседневную рутину. А кроме них на Рари имеются и другие… влиятельные силы. Там тоже есть обширный пантеон, властвующий над Закатоном, эйстами, кентаврами… И мне удалось кое-что кое у кого выторговать… разумеется, на обоюдовыгодных условиях.

Я почувствовал, что стремительно тупею. Знаете, я даже не особо пытаюсь понять, о чем миледи говорит – уж очень тема запутанная. По-моему, чтобы разобраться во всей этой божественной иерархии, нужно иметь божественную продолжительность жизни.

То есть вечность.

– А теперь вспомните, что через четыре-пять лет мы собираемся напасть на Лэнг. И для этого, само собой, нам нужен повод. Но какой? Вторжение на Рари не подойдет – там нет ни одного моего храма, так что этот конфликт никак до меня не относится. К тому же на Рари демоны как раз в своем праве – их призвали серые. Пригласили. Распахнули настежь дверь и выставили угощение. Вся ответственность за это лежит на серых. Поэтому для получения столь необходимого повода я решила прибегнуть к… провокации.

– Что? – недоверчиво переспросил я. – Что-что?

– Вы не ослышались, друг мой. Можете мне поверить, я хорошо знаю Йог-Сотхотха. Он любит делать щедрые предложения, но терпеть не может, когда их отвергают. Он мстителен, беспощаден и мнит себя великим интриганом. Конечно же, распознав шпиона под личиной одного из своих архидемонов…

– Это вы сейчас обо мне?! – выпалил я. – Я… миледи, вы что, с самого начала предполагали, что меня раскроют?!

– Да, – опустила глаза Инанна. – С самого начала. Предполагала… нет, рассчитывала. Причем по моим расчетам это должно было произойти гораздо раньше. Признаться честно, я ожидала, что вы продержитесь от силы месяц. А то и меньше. Поймите меня правильно, друг мой, если бы я и в самом деле желала получать разведданные таким образом, то подобрала бы более умелого разведчика. Не обижайтесь, но вы действовали поразительно топорно… впрочем, мне именно это и требовалось. Можете быть уверены, для разведки у меня имеются более надежные средства… и более надежные агенты. Безусловно хорошо, что вы попутно сумели выполнить несколько полезных миссий и добыть некоторую полезную информацию, но это все же не было вашей первоочередной задачей. Вашей главной и по сути единственной задачей было вот это. То, что здесь только что произошло. Йог-Сотхотх, вторгшийся на Девять Небес.

– Я был просто провокацией… – опустошенно произнес я. – Всего лишь живцом…

– Прошу, не обижайтесь. Ведь все произошло именно так, как и планировалось? – мило улыбнулась Инанна. – Распознав фальшивку, Йог-Сотхотх какое-то время наблюдал за вами, присматривался, а затем сделал предложение, от которого невозможно отказаться. Но он упустил из виду одну маленькую карту – всего лишь шестерку, но шестерку козырную.

– Патрон, это она не обо мне говорит? – подозрительно спросил Рабан.

– Скорее всего, – мрачно ответил я.

– В итоге вы, как я и рассчитывала, благополучно сбежали, вышедший из себя Йог-Сотхотх бросился в погоню, желая непременно расправиться с тем, кто отверг его милость… и угодил прямиком в тенета. Я любезно распахнула перед ним двери настежь и предоставила крушить все, до чего он дотянется. А потом пригласила свидетелей – удостовериться, что я стала жертвой агрессии Лэнга. Теперь у меня есть столь необходимый повод для вторжения. Руки развязаны, дорога свободна.

– А что, Энлиль, Шамаш и Анансэ не догадались, что тут все шито белыми нитками? – угрюмо поинтересовался я.

– Кто может знать об этом наверное, друг мой? – улыбнулась Инанна, пряча лукавые глаза. – Все может быть, ничего не исключено…

Ну да. Все как везде – многослойные политические интриги. Хитросплетения, планы внутри планов…

И наверняка многое по-прежнему остается за ширмой.

– Миледи, а вы не боялись, что дело может закончиться не так успешно? – сумрачно спросил я.

– Все было рассчитано, друг мой, – отхлебнула из чашки Инанна. – Как я говорила, я знаю Йог-Сотхотха уже много лет… нет, тысячелетий. Я знаю, как он думает, чего хочет, и могу заранее предсказать, как он поступит в той или иной ситуации. Я всегда придерживалась мнения, что психология – куда большая сила, нежели мечи и магия. Зачем сражаться с врагом, если можно заставить его действовать себе на пользу? Или даже обратить в лучшего друга?

Что есть, то есть. Чего-чего, а друзей у миледи хватает. Ей вообще никакая армия не нужна – зачем, если другие боги готовы ради нее расшибиться в лепешку? Вон, те же Энлиль с Шамашем аж козлами скакали, чтоб только угодить Прекраснейшей.

– И я ведь оказалась права, разве нет? – усмехнулась богиня. – Все произошло точно как планировалось.

– А если бы я раздавил Кристалл Души? Я ведь мог.

– Йог-Сотхотха такой пустяк не смутил бы. Он последовал бы и за бесплотным духом. Если Хранитель Врат Бездны желает вас отыскать, друг мой, он вас непременно отыщет.

– Угу. Допустим. А что насчет вас самих, миледи? Он же пытался вас убить. Разве он не мог вас убить?

– Не мог. Меня – не мог. Как и никто другой.

Хм, а ведь правда. Йог-Сотхотх даже сказал что-то насчет того, что не может причинить ей вреда… но почему?

– Я богиня Жизни, Красоты и Любви, друг мой. Даже самые омерзительные демоны не смеют поднять на меня руку. Никто и ничто не смеет – это часть моей божественности. Попробуйте, например, выстрелить в меня из пистолета – пуля остановится в воздухе. Даже безмозглый кусочек свинца не посмеет причинить вред Красоте. Йог-Сотхотх страшно ненавидит меня, он всем сердцем желает моей смерти – но не в его власти ко мне прикоснуться.

Я задумался. Вот оно как, значит…

– А что это за Взгляд Смерти? – вспомнил еще кое-что я.

– А, это… – неохотно разомкнула губы Инанна. – Дело в том, что моя сестра Эрешкигаль тоже богиня… была богиней. Богиней Смерти, повелительницей Кура, загробного мира древних шумеров. Жизнь и Смерть всегда ходят рука об руку, друг мой…

– И… дальше? – развел руками я, когда пауза начала затягиваться.

– Дальше… Понимаете, это не совсем та тема, которую я желала бы поднимать… Тут довольно долгая и скучная история, друг мой. Если желаете подробностей, обратитесь к мифам вашего родного мира – конечно, события изложены там в упрощенном и искаженном виде, но суть все же передана верно.

А ведь я, кажется, что-то такое уже читал… или слышал. Но толком не помню… ладно, потом узнаю в подробностях. Когда время будет.

– Но зато Йог-Сотхотх уничтожил всех солнечников Шамаша… – напомнил я.

– О, не жалейте об этом, друг мой, – улыбнулась Инанна. – Солнечники суть мысли владыки Шамаша, порождаемые им, как лучи порождаются солнцем. Смерть для них – совсем не то, что для вас. Даже само слово «смерть» тут не совсем уместно – они не умирают, они… боюсь, в вашем языке просто не найдется подходящего понятия. И я ведь именно для того и одолжила нескольких из них у моего старого друга – чтобы они на некоторое время задержали Йог-Сотхотха, когда он явится. Он мог бы заподозрить неладное, если бы охраны не оказалось совсем.

– А разве они не должны были вступить в армию мистера Креола? – удивился я. – Вы же мне говорили…

– Нет, конечно. Я же не могла назвать вам настоящую причину, вот и пришлось ввести вас в заблуждение. Простите меня за это, друг мой. И вспомните, что солнечники – небожители. А небожители являются антиподами демонов. Они – светлые создания. И в Темном мире они ослабнут, как демоны ослабевают здесь, в мире Светлом. О, если бы этой проблемы не существовало, я бы прежде всего выставила против Лэнга собственную армию – моих Рыцарей Света во главе с лодом Каббасом!

Блин. А ведь я совсем забыл, что небольшая армия у миледи все-таки имеется. Как и в любом загробном мире, в Саг-Аш-Саг-Ана существуют свои «полицейские силы». Без этого никак не обойтись – слишком много всякой гадости шатается по астральным измерениям. Демоны всех мастей и разновидностей. Духи-пожиратели. Опустошенные. Твари Хаоса. И прочие кошмары, бродящие по мирам и между ними. Одни из них разумны, другие – безмозглые вечноголодные монстры, третьи – вообще просто слепая стихия. Но встречаться нежелательно ни с кем.

Поэтому Серебряные Рыцари Каабара не слагают оружия даже после смерти – павшие паладины становятся чем-то вроде архангелов Инанны. И это воистину грозная стража.

– Но почему же вы тогда не поручили им оборону дворца?

– Потому что если бы стражи оказалось слишком много, Йог-Сотхотх также мог насторожиться. Да и разрушения, которые он причинил, оказались бы меньшими – а значит, повод к войне был бы менее убедителен. Но главная причина в том, что я совершенно не собираюсь жертвовать моими рыцарями бездумно. Йог-Сотхотх страшен даже здесь, в Светлом мире. А люди – не пешки на шахматной доске.

– Ну ладно, все это дело я как бы для себя уяснил… – медленно проговорил я. – Но я вот никак не могу понять одну вещь…

– Да, друг мой? Какую?

– Миледи… – с трудом произнес я, едва-едва сдерживая рвущиеся на язык слова. – Миледи… Вы сами говорите, что люди – не пешки… Но скажите мне, пожалуйста…

– Да-да?

– Но скажите мне, пожалуйста, отчего вы не предупредили обо всем об этом меня?! – невольно повысил голос я. – Какого хрена меня использовали вслепую?! Я вам что – гриб?!

– Почему гриб?

– Их тоже держат в темноте и кормят дерьмом! Хотя нет, даже не дерьмом! Дерьмищем!

– Ваши слова жестоки, друг мой, – отвернулась Инанна. Я заметил в уголке ее глаза слезинку. – Жестоки, но справедливы. Я действительно подвергла вас неоправданному риску. Но, друг мой, поймите, я не имела права рисковать. Если бы Йог-Сотхотх хоть на миг заподозрил о готовящейся провокации… о том, что здесь его ждут с распростертыми объятьями… А если что-нибудь все же пошло бы не так? Если бы вам не удалось сбежать? Или вы решили бы скрыться от Йог-Сотхотха не здесь, а в каком-нибудь другом мире? В этом случае вас вероятнее всего поймали бы и убили. Йог-Сотхотх пожрал бы вашу душу и получил бы всю известную вам информацию. Поэтому я не могла позволить вам знать слишком много. Мне пришлось пойти на эту жертву.

На душе стало тяжело. Нет, все-таки пропасть между нами слишком велика. Смертные и бессмертные…

По-моему, для большинства богов люди – все равно что яблони для садовника. Он прикладывает все усилия, чтобы урожай был хорошим, заботится о саженцах, поливает их, выпалывает сорняки, бережет деревья от вредителей и заморозков. Рачительный хозяин искренне любит каждого из своих питомцев.

Но если надоест возиться с яблонями, садовник вполне может освободить территорию для оранжереи или помидорной рассады. А то и вообще построить на этом месте гараж.

Безусловно, яблоням это не понравится. Но кого волнуют чувства деревьев?

Хотя с другой стороны – без садовника достойных яблок вообще не вырастет. Так, кислятина невзрачная.

Жалко, что я бросил курить.

Вашу мать.

И вообще.

Не знаю, сколько я так просидел, оперши голову на четыре ладони сразу и тупо пялясь в одну точку. Кажется, миледи Инанна за это время успела куда-то сходить, потом снова вернуться… хотя я не очень уверен. До переселения в Лэнг я несколько месяцев прожил в Хрустальных Чертогах (лучший период моей жизни!) и успел усвоить – если я вижу перед собой Инанну, это еще не значит, что она в самом деле находится здесь. А если здесь – то неизвестно, только ли здесь.

Она богиня – так что запросто может пребывать во многих местах одновременно, разом делать множество дел и вести множество разговоров. Не знаю, как это выглядит для нее самой – чтобы это понять, нужно самому стать божеством. Точно так же обычному среднестатистическому человеку не дано увидеть мир под моим углом зрения – разве что отрастит третий глаз.

– Ну что ж, утешает одно – на Лэнг мне возвращаться больше не нужно… – задумчиво пробормотал я.

На Лэнг? Я сказал «на Лэнг»? Как-то неправильно звучит, если вдуматься. «В Лэнг» – как-то привычнее. С другой стороны, по отношению к Девяти Небесам я всегда употребляю предлог «на». И «в Землю» тоже не говорят – только «на Землю». Да и по отношению к большинству других миров – только «на». Но не ко всем. «На Рай» или «на Ад» точно не говорят – только «в Рай» и «в Ад». Наверное, тут нет единого грамматического правила – каждый раз индивидуально.

М-да, мысли опять уехали куда-то за тридевять земель. Рассеянный я в последнее время какой-то, задумчивый. Думаю много, но все о какой-то хренотени.

С другой стороны – поживите моей жизнью хотя бы недельку, так вообще свихнетесь.

– Да, возвращаться в Лэнг вам больше не нужно, – подтвердила Инанна. – Если не возражаете, я рассею вашу ложную ауру – больше нет надобности выдавать себя за Лаларту. Как разведчик вы полностью раскрыты, друг мой.

– Да уж, это точно… Так раскрыт, что дальше уж некуда… Кстати, а Йог-Сотхотх не решит мне отомстить? – вдруг забеспокоился я. – Он ведь может! Конечно, под топором мне ходить привычно, но все же жить еще как-то охота…

– Можете не беспокоиться на этот счет. Йог-Сотхотх беспощаден и мстителен, но мелочным его назвать нельзя. Его нисколько не интересуют те, кто не способен ему навредить, а вы… вы выбыли из игры, друг мой. Теперь его целью стала я, а о вашем существовании он вряд ли даже вспомнит.

– И правда, кого волнует такое мелкое насекомое… – горько вздохнул я. – Даже мести не стою, да?.. Ну и куда же мне тогда отсюда двинуть? Полковника Щученко проведать, что ли?.. Интересно, как он там поживает…

– Вы можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете, друг мой, – улыбнулась богиня. – Двери моего дома всегда открыты для вас.

– Спасибо, конечно, за хлеб-соль, но что-то как-то уже особо не тянет… – очень медленно произнес я. – Нет, я, конечно, все понимаю… понимаю, что это было нужно… понимаю, для чего это было нужно… Но мне все-таки как-то не очень нравится, когда меня используют вслепую. Не люблю быть инструментом, миледи. Так что я уж лучше пойду… куда-нибудь.

– Ваши чувства понятны и оправданы, – грустно улыбнулась Инанна. – Но я все же очень опечалена вашим решением, Олег. Если вы когда-нибудь передумаете – я буду ждать. Двери моего дома перед вами не закроются.

Ну вот что эта проклятая богиня со мной делает?! На нее совершенно невозможно злиться! Когда она вот так улыбается, я сам чувствую себя виноватым! Меня уже начинает точить совесть за то, что я ей нагрубил!

Черт, да я голову себе отрежу, если она за это еще раз мне улыбнется!

Но нет, нет! Я тверд. Я буду тверд. Я свалю отсюда как можно дальше и как можно быстрее. И больше не вернусь. Потому что здесь мне по-любому ничего не светит. Она – богиня. Я – че… да нет, какой я, на хрен, человек? Я – де… да нет, демон из меня тоже дутый.

Я – трехглазое шестирукое нечто, которому место в кунсткамере. Нас с леди Инанной разделяет колоссальная пропасть. Если она и испытывает ко мне какие-то чувства, то в лучшем случае нечто вроде привязанности к домашнему питомцу.

Этакий забавный зверек яцхен…

– Все, я ухожу, – громко объявил я, поднимаясь со стула. – Ухожу и больше не возвращаюсь. Рабан, стартуй.

– Куда, патрон? – вяло поинтересовался голос в голове. По-моему, Рабана все произошедшее тоже крепко ошарашило.

– Не знаю. Все равно, куда. На Землю нашу. Или в Миргород. Перекантуюсь там денек-другой, обдумаю все.

– Патрон, а ты ничего не забыл? – прорезались ядовитые нотки в голосе Рабана.

– Да вроде нет… А что?

– А как насчет Пазузу?

У меня отвалилась челюсть. Я едва удержался, чтобы не шарахнуть себя кулаком по лицу. Вот ведь склеротик – совершенно забыл о архидемоне в Дотембрии!

Конечно, до некоторой степени это простительно. Когда выясняется, что и Йог-Сотхотх, и Инанна использовали меня в качестве фишки на игровом поле, стараясь переиграть друг друга… Когда выясняется, что никакой я, на хрен, не резидент, а просто умело подсунутая врагу провокация…

В общем, сегодня я весь день чувствую себя полным идиотом.

– Рабан, мы возвращаемся в Дотембрию, – скомандовал я. – На Землю-1691. И немедленно.

– Есть, патрон! Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Я замер, ожидая привычного расслоения и раздвоения пространства. Сейчас на какую-то секунду миры наложатся друг на друга, а потом снова останется только один.

Но уже другой.

Однако… ничего не происходит. Я повертелся в разные стороны – нет, я по-прежнему в Хрустальных Чертогах. В чем дело?

– Эй, в чем дело? – недовольно повторил вслух я. – Ты что, пароль неправильно ввел?

– Все правильно я сказал, патрон! – возмутился Рабан. – Я уже сто раз так делал! Просто почему-то не срабатывает!

– Ну так попробуй еще раз!

– Подождите, пожалуйста, друг мой, – взяла меня за руку Инанна. – Это я позволила себе придержать вас на минуточку. Вы забыли вот это. Думаю, это не помешает вам в любом случае?..

Я уставился на то, что мне положили в ладонь. Шкатулка. Маленький ковчежец из камня, похожего на малахит. Совсем крохотный – внутри поместится от силы пара пуговиц. На крышке искусно выгравировано изображение – точь-в-точь Пазузу. А донышко металлическое… хм, что-то мне это напоминает…

– Я сотворила это с помощью предмета, что вы раздобыли, – мягко сказала Инанна.

Так это и есть то самое оружие, что поможет мне победить Пазузу?! Блин, про него я ведь тоже совершенно позабыл… нет, точно пора провериться на склероз.

Но однако… когда же миледи успела?..

– И как этим пользоваться? – озадаченно пробормотал я.

– Все очень просто. Сначала вам придется ранить Пазузу. Убить своими силами вы его не сможете – раны, нанесенные любым обычным оружием, заживают на архидемоне со скоростью мысли, если только он не ослаблен святой благодатью или специальными чарами. Но в данном случае будет довольно слегка повредить шкуру – на это ваших когтей должно хватить. Откройте в ключевой момент ковчежец и оросите дно свежепролитой кровью. Больше ничего не потребуется. Пазузу затянет туда, как щепку в водоворот.

– Точно затянет?

– Друг мой, неужели вы сомневаетесь в моих способностях?

– Э… нет. Нет, в этом точно нет. Кстати, миледи, а как это вы нас остановили? Вы что, можете блокировать Слово энгахов?

– Здесь, на Третьем небе – разумеется. Здесь я у себя дома, здесь я – высшая власть, и мои возможности здесь практически безграничны. Слово энгахов – весьма искусное заклинание, но это все-таки только магия. К тому же магия смертных. А любая магия смертных работает здесь исключительно с моего дозволения.

– Ни хрена себе… А Йог-Сотхотх так может?.. В Лэнге, конечно.

– Нет. А вот С’ньяк может. В Лэнге высшая власть – именно он, Фиолетовый Газ С’ньяк. Но он давно уже безразличен ко всему происходящему, так что вряд ли шевельнет хотя бы пальцем.

– Век живи, век учись… – почесал в затылке я. – Слушайте, а мистера Креола вы бы тоже так смогли… отключить?

– Разумеется. Сколь бы ни был он могуч – он всего лишь человек. На Третьем небе Креол может колдовать только если это разрешаю я.

– А он сам-то об этом знает?

– Не могу сказать с уверенностью, – лукаво отвела глаза Инанна. – Возможно, знает. Возможно, не знает. Я никогда не поднимала эту тему в наших с ним беседах, так что не могу сказать точно.

Не знает. Точно не знает. Если бы мистер Креол знал, что Инанне достаточно моргнуть, чтобы нафиг выключить всю его суперсилу… расстроился бы, наверное. И уж точно никогда бы не появлялся на Третьем небе.

Да и на любом другом, если уж на то пошло. И вообще вел бы себя малость поскромнее.

– Ладно… спасибо, – промямлил я, глядя на малахитовую шкатулку в средней правой руке. – Так мне можно идти?

– Вы свободны в передвижении, друг мой, – грустно опустила глаза Инанна. – Прощайте. Но мне и в самом деле жаль, что мы расстаемся на минорной ноте.

А уж мне-то как жаль… Но сваливать надо.

– Рабан, стартуй.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса! – прозвучало в голове.

Пространства наложились, смешались, и я переместился в другой мир.

Глава 6

В общем, все как-то вот так. Вот так я и ушел – хлопнув дверью. Но на душе теперь муторно и противно. Бесспорно, мной воспользовались втемную… но блин нагад, когда это всяким резидентам давали полный пакет информации? А если бы меня в самом деле изловили… да ведь и изловили почти что! Топорно я все-таки действовал, надо признать…

Ну да и хрен с ним. Моя карьера разведчика наконец-то закончилась. Закончилась нелепо, глупо и жалко – но закончилась. Я этому искренне рад и больше лезть в кипящий котел не собираюсь. Как вспомню глаза Йог-Сотхотха, так жуть накатывает.

Нет уж, дальше без меня – пусть миледи с Креолом сами разбираются в своих заморочках. А я пас, я во всем этом больше не участвую. Мне еще жить хочется.

Может, и трусливо, зато честно.

И вообще, все эти приключения, интриги, схватки у меня уже вот где сидят. Я откровенно задолбался шататься по разным миром и постоянно влипать в неприятности. Мне такое развлекалово даром не нужно. Вам нужно? Забирайте, я еще и доплачу! Готов уступить свой образ жизни любому желающему.

Только вот вряд ли такой идиот отыщется.

Я ною? Да, я ною. Я хнычу и скулю. У меня хандра и меланхолия.

А если по-русски – хреново мне.

Мир Земли-1691 не граничит с Девятью Небесами. Поэтому прыжков пришлось совершить… сколько их там было? Честно говоря, как-то пропустил. Два, кажется. Или три. Или даже четыре. Хотя нет, четыре вряд ли. Три, скорее всего. Да, точно, три. Быстренько так пропрыгали по мирам, задерживаясь ровно настолько, чтобы дать передохнуть Рабану. Пейзажами я особо не любовался, прыжки не считал – полностью сосредоточился на жалении себя. Это занятие как-то затягивает.

Вернулся на то место, с которого отбывал – прямиком в башню Магнуса Рыжебородого. Меня не было от силы сутки, и за это время здесь ничего особо не изменилось. Даже пролом в форме Пазузу заделать не успели. Все как прежде – большая комната с косыми стенами, уйма книг и свитков, куча всевозможного хлама, столы с алхимическими принадлежностями…

Сразу видно, что здесь живет волшебник.

Но сам хозяин отсутствует. Оно и неудивительно – с этой дырой в стене комната стала какой-то неуютной. Кирпичи по краям еле держатся. К краю подходить не рекомендуется – еще ухнешь ко всем чертям. Мне-то это не страшно, я летучий, но все равно неохота.

Да еще и дует. Температурных перепадов я не ощущаю, чувство осязания у меня тоже отсутствует, так что ветер для меня – нечто отчасти абстрактное. Но то, что он сильный, заметить нетрудно – вон как книжные страницы треплет. А Магнус Рыжебородый – человек пожилой, с артритом и ревматизмом. Вряд ли ему приятно сидеть на сквозняке. Еще геморрой надует, чего доброго.

Кстати, а какое тут сейчас время года? Судя по тому, что я наблюдаю из окна, – конец весны или начало лета. Где-то на границе мая и июня, думается. А вот точную дату не назову никак.

Да и нафиг она мне сдалась?

Но где же все-таки хозяин? Надеюсь, я не слишком опоздал? Только бы не оказалось, что Пазузу уже сожрал весь Дваглич! Это так столица Дотембрии называется, если кто забыл.

А, нет, похоже, еще не сожрал. Или не всех сожрал. Вот тут на стене записка. Явно адресованная мне. Большими буквами: «Пан Яцхен, пожалуй в тронный зал».

Интересно, мистер Магнус когда-нибудь запомнит, что меня зовут не Яцхеном, а Олегом? Яцхен – это биологический вид.

Давно я уже в Дотембрии не гостевал. Интересно, как тут все без меня? Принц… хотя теперь королевич Сигизмунд, королевна Лорена, его величество Ягдош Второй, его высокопреосвященство кардинал дю Шевуа…

По крайней мере, мое появление в дворцовых коридорах не вызвало паники. Челядь криком не орет, с вилами не кидается. Конечно, косятся с неприкрытой опаской, в глаза посмотреть не смеют, крестятся украдкой… но что же вы хотите? То, что я был шафером принца Сигизмунда, отнюдь не делает меня белым и симпатичным. Я по-прежнему чудовище.

А люди обычно боятся чудовищ.

Но все же здесь я чувствую себя относительно комфортно. Все-таки лучший друг королевского зятя, спаситель наследницы престола… дважды спаситель. Даже короли не чужды благодарности. Хотя после возвращения королевны Лорены из лап дракона Рроулина меня кинули, как последнего лоха. Но потом все-таки извинились, так что я не в обиде.

Меня и так все кидают, как последнего лоха. Привык уже.

В свое время мы с Сигизмундом неплохо тут оттягивались. Свадьба была шикарная, вино лилось рекой. Торжество затянулось дня на четыре – гуляли всем королевством. Да и потом народ еще долго не просыхал.

Сигизмунд на том мероприятии исполнял главную роль и безостановочно целовался с невестой, а я просто жрал в три горла, бухал и хрипло пел матерные частушки. До сих пор помню, как набубенился в хлам и летал вокруг крепостной башни, крича, что я Ту-104 и мне требуется дозаправка. А потом еще и обоссал собравшуюся внизу толпу. Весело было. А когда я поймал букет невесты, стало еще веселее.

Не знаю, как меня оттуда не выперли. Наверное, просто не нашлось достаточно храбрых секьюрити.

Хотя Сигизмунд набубенился еще круче. Вообще в лоскутья. Никогда не забуду, как он проснулся на следующее утро, облевал ковер, посмотрел на меня наитупейшим взглядом и сказал: «Слушай, ничего не помню. Что мы вчера праздновали?» – «Свадьбу» – «О, поздравляю, Олег! С супругой познакомишь?» – «ТВОЮ свадьбу, дятел».

На меня-то алкоголь действует совсем не так, как на людей. Я мгновенно пьянею и почти так же быстро трезвею. В этом мне еще и Рабан помогает. Но если выпить по-настоящему много, накрывает даже яцхена.

Не слишком надолго, правда.

А тут у них обои новые поклеили. Хотя нет, не обои. Как же эта средневековая фича называется… ах да, гобелены. Гобелены новые повесили. Ничего так, симпатичные.

Особенно вот этот, свеженький. Очень знакомый сюжет. Дракон, отдаленно смахивающий на покойного Рроулина, томно закатившая глаза красотка, явно срисованная с королевны Лорены, и… м-да. Похоже, эта консервная банка тут заменяет меня. Ибо демон, спасающий принцессу – это все же как-то не куртуазно. Неудобно такой сюжет на стену вешать – тут и дети бывают…

Понять логику можно, но все-таки слегка обидно.

Нежданным гостем я не оказался. Честно говоря, не очень уверен, сколько времени прошло, пока я прыгал туда-сюда – с Дотембрии на Девять Небес, оттуда в Лэнг, оттуда опять на Девять Небес и, наконец, снова в Дотембрию. Часов у меня нет – были когда-то, но потерялись. Часовые пояса в разных мирах различаются не поверите как. В тех же Лэнге и Девяти Небесах время даже по солнцу не определишь – нет там никакого солнца. Да и скорость временного потока в разных мирах может слегка отличаться. Здесь прошли сутки, а тут – сутки без одной минуты. Там год, а здесь – год и один день.

Такой разницей можно смело пренебречь. Конечно, есть и такие места, где время движется на порядок быстрее или медленнее стандартного, но встречаются они довольно редко. К тому же подобные миры обычно очень мало похожи на нашу Землю. Физика чаще всего такая, что свихнуться можно. Все константы и формулы шиворот-навыворот.

Можете, например, представить себе треугольник, сумма углов которого не равна ста восьмидесяти градусам? Я вот не могу. А он бывает.

Кстати, существуют ведь и миры, где время не движется совсем. Вечный стазис. Рабан рассказывал, что энгахи называют подобные измерения стоп-мирами, и соваться в них никогда не суются. Как, впрочем, и во многие другие миры, изначально не предназначенные для нас, материальных созданий.

Ладно, закругляемся уже с этой лабудой. Вернемся к тому, что нежданным гостем я не оказался. Скорее всего, просто удачно совпало, но все крупные бугры королевства Дотембрия к моменту моего прихода сидели в тронном зале.

– Вы все козлы! – прохрипел я, обводя присутствующих бешеным взглядом.

Сорвался. Сказался нервный день. Со мной это иногда бывает – психозы на ровном месте. Я вообще хороший человек, но даже у очень хорошего человека иногда бывает очень плохое настроение.

К счастью, хозяева дружно сделали вид, что заболели временной глухотой. Уже знают, что у меня порой прорывается демоническая кровь. Или, скорее, желчь.

Моим отцом все-таки был Лаларту, а он прославился как законченный психопат.

– Добро пожаловать, пан Яцхен, – с легким холодком в голосе произнес король. – Мы тебя уже заждались.

Его величество Ягдош Второй восседает в самом центре зала, на троне. И выглядит внушительнее всех. Хотя росточку крохотного, но плечи широченные, пузо с нашей последней встречи увеличилось еще сильнее, да и в бороде заметно прибавилось. Всего прибавилось – и волос, и седины.

По левую руку – королевская увеличенная версия. Воевода Влад. Двухметровый толстопуз с арбузными кулачищами и бородищей до земли. Рядом дюжий седобородый мужик в сутане и усатый старичок в мантии. Кардинал дю Шевуа и придворный волшебник – Магнус Рыжебородый. Несмотря на прозвище, борода у него как раз отсутствует – только усы.

По правую руку от трона – принц Сигизмунд. Наш мальчик из будущего. Правнук императора Солнечной Системы и Проксимы Центавра. Не без моей помощи попал сюда, на Землю-1691, а здесь с первого взгляда влюбился в королевскую дочку. Уже год живут счастливо.

Кстати, вот и сама королевская дочка. Прекрасная Лорена. Все так же очаровательна, только вот с отцом появилось неожиданное сходство. А именно – явный избыток в области талии. На переедание не похоже.

– Поздравляю, ваше высочество, – прохрипел я, вежливо кланяясь. – Когда ожидать прибавления?

– А, это опять ты, демон… – несколько рассеянно посмотрела на меня королевна. – Месяца через два.

– Представляешь, Олег, я стану отцом! – выдал идиотскую улыбку Сигизмунд.

– А я – дедом! – не преминул присоединиться король Ягдош.

– А я – крестным отцом! – не пожелал отставать воевода.

– Я еще не дала окончательного согласия, – недовольно покосилась на него Лорена.

– Ваше высочество, но вы же мне обещали! – обиженно прогудел воевода.

– Я только сказала, что подумаю.

Хм, Влад Сигизмундович будет, значит. А если девочка родится?

Не знаю, что вся эта компания делала до меня и что они тут обсуждали. Как только я пришел, в тронном зале сразу накрыли поляну. Хороший такой стол, увесистый. Как говорится, скромненько, но со вкусом. Жареные рябчики, жареные куропатки, жареные фазаны, жареные тетерева… блин нагад, они всю окрестную дичь, что ли, решили мне скормить?

Хотя я не против. В Хрустальных Чертогах у меня отчего-то реально не было аппетита, и за столом у Инанны я почти ничего не ел. Зато здесь уж отыгрался по полной. Видели когда-нибудь мусоросжигатель? Я, когда ем, на него похож. Сильно похож.

Кроме вышеупомянутых официальных лиц с нами за стол уселся еще один типчик. Пан Зовесима, советник по иностранным делам. Мелкий невзрачный человечек с бледным лицом и кроличьими зубами. На носу круглые очки, в глазах такое выражение, словно его сейчас будут бить.

Интересно, с какой радости он оказался в числе приглашенных?

– Ну и, хрум-хрум, чего у вас тут, чавк-чавк, случилось? – не прекращая работать челюстями, спросил я. – Зачем, ням-ням, вызывали? И кстати, где Пазузу?

– Пазузу?.. – недопонял король. – Это что, блюдо такое? Не слыхал. Заграничное?

Магнус Рыжебородый торопливо вскочил со стула, просеменил к его величеству, наклонился над ухом и что-то зашептал. Ягдош Второй нахмурил лоб и понимающе протянул:

– А-а-а, так это тот демон… А у них что, у всех есть имена? Я думал, демон – он и есть демон…

– Ну как же без имен-то, ваше величество? – поразился волшебник. – Демоны же, не мыши полевые! Даже у последнего нищего среди ваших подданных есть имя!

– Но-но! – покачал пальцем король. По-моему, до моего прибытия он уже успел накатить рюмашку-другую. – Ты говори, да не заговаривайся! Среди моих подданных нищих нет! Я… ик!.. желаю, чтобы у каждого из моих подданных была в супе курица! Или хотя бы крыса. Вареная.

– Как вам будет угодно, ваше величество.

– Да. Как мне будет угодно, так и будет. Ну так что там с этим демоном? Он же вроде улетел?

– Улетел?.. – не понял я.

Мне объяснили. Объяснили, что Пазузу тут последний раз видели еще при мне – когда он выломился из башни волшебника и унесся куда-то к черту на кулички.

В Двагличе, естественно, приключилась некоторая паника – представляете, если такая зверюга пролетит над вашим городом? Но все довольно быстро улеглось – благодаря моему освежающему влиянию дотембрийцы боятся демонов несколько меньше, чем жители других королевств. Чуть-чуть, но все же меньше.

В общем, в Дотембрии Пазузу никого пальцем не тронул и вообще никак себя не проявил. Умчался со скоростью реактивного лайнера и больше не показывался. Последние, кто его видел, говорят, что монстр с совино-черепашьей мордой летел куда-то на юг.

– Может, в Африку решил смотаться, на солнышке погреться?.. – задумчиво пробормотал я. – После Лэнга-то…

Вообще, это вопрос – как мне его ловить. Капкан мне миледи Инанна вручила – кстати, я его не потерял?.. нет, на месте, – а вот с манком похуже. Как мне, спрашивается, разыскивать это чудовищное чудовище? Чувство направления тут не помогает никак – демоническая сила Пазузу блокирует его с легкостью. Если архидемон не желает, чтобы его видели, его никто и не увидит.

Просто так выслеживать тоже желания мало. Я вам не Чингачгук. И не Нат Пинкертон. Как-то не прельщает носиться по всему миру, опрашивая свидетелей – а вот не видали ли вы в небе этакой забавной зверушки с четырьмя крылышками?

Причем мой внешний вид такой опрос отнюдь не облегчает. Потенциального свидетеля самого сначала придется поймать, а потом еще и успокоить.

А то они при виде меня чего-то нервные становятся.

Но в самом деле интересно – а куда же это Пазузу ломанулся? Насколько мне известно, слишком долго он оставаться в этом мире не сможет – печати Мардука тянут его обратно, как любого другого лэнговца.

Благодаря тому, что его как бы «вызвали», он сможет пробыть здесь несколько дольше обычного, но все равно довольно ограниченный срок. К тому же с каждым днем ему будет плохеть. Как именно, не знаю, но демоны отчего-то не рвутся это испытывать.

Ладно, подождем, поглядим, что будет. Если Пазузу и в самом деле решил затаиться где-нибудь в африканских джунглях, то это хорошо. Как мне рассказывали, в местной Африке встречаются такие чудовища, что не побоятся и архидемона. Убиенный мною дракон Рроулин рядом с иными покажется безобидной ящеркой.

Да и волшебники в этом мире тоже не перевелись – здесь-то, в Европе, их сравнительно немного, а вот в Азии и Африке встречаются очень даже конкретные перцы. Как шандарахнут чем-нибудь – мало не покажется.

А рано или поздно Пазузу втянет обратно в Лэнг.

До недавнего времени меня это пугало – он же опасный свидетель, он знает мою тайну. Но больше не пугает. Потому что тайна моя, как выяснилось, известна в Лэнге каждому встречному-поперечному. И вообще никакая не тайна. Йог-Сотхотх от Пазузу ничего нового не узнает точно – наоборот, сам много чего может рассказать.

Да и вообще смешно, если вдуматься. Тайна Пазузу ведь тоже оказалась не тайной. Йог-Сотхотх все это время смотрел на нашего демона-симулянта и тихо хихикал в кулак.

– Патрон, у него нет кулаков.

– Кончай мои мысли подслушивать, – буркнул я. – Задолбал уже.

– А?.. Что такое? – не понял сидящий рядом со мной Сигизмунд.

– Извини, это я не тебе. Так зачем вызывали-то? Куриные окорочка у вас, конечно, вкусные…

– Это рябчик, – сухо поправила меня Лорена. – Хотя где уж демонам разбираться в хорошей кухне…

– Да по барабану – хоть баклан. Вызывали же вы меня не обжираться, верно? Хотя тут я ничего против не имею, но…

– Чревоугодие – смертный грех, демон, – сурово посмотрел на меня кардинал дю Шевуа, вытирая лоснящиеся губы. – Во вкушении пищи следует соблюдать умеренность и благонравие!

Я мрачно уставился на него всеми тремя глазами. По количеству сожранного сегодня святой отец занимает почетное второе место – сразу после меня. Под столом уже скопилась целая груда костей – местный этикет предписывает швырять объедки прямо на пол. Благо в столовой всегда присутствует свора охотничьих псов – на кардинала они смотрят с особенной преданностью и любовью.

– Приятного аппетита, падре, – пробурчал я.

– Спасибо на добром слове, – невнятно ответил кардинал, опорожняя кубок размером с небольшой бочонок. По седой бородище потекли винные струйки.

Да уж. До сих пор чувствуется, что этот благонравный пастырь когда-то подвизался на мясобойне, а потом вовсе двинул на большую дорогу. Даже стал атаманом разбойничьей шайки. Не слишком многочисленной, правда.

И ведь ничуть этой бурной молодости не стыдится.

Хотя чего уж там, собственно? Был на свете такой Бальтазар Косса – так тот вообще начинал пиратом, а закончил Папой Римским…

А вот Магнус Рыжебородый явно смущен. Он ведь тоже не всегда был волшебником – в юности состоял в той же шайке, что и кардинал. Но завязал довольно быстро. Мне эту историю рассказывали – как он отбился от своих, заблудился, сломал ногу и три дня провалялся в лесу, едва не отдав концы. Потом его отыскал лесной знахарь, выходил и даже взял в ученики.

– Ну и чего же вам от меня надо-то? – уже не знаю в какой раз спросил я. Что-то мы все на одном месте топчемся.

– Да ничего особенного, пан Яцхен, – погладил усы Магнус. – Есть у нас к тебе просьба. Совсем маленькая просьба, незначительная.

– Опять кого-нибудь убить? – устало вздохнул я.

– Нет-нет, что ты, что ты такое говоришь? – испугался волшебник. – Никого убивать не нужно, что ты! Совсем наоборот!

– Наоборот?.. Значит, кого-нибудь спасти? Это да, это мне больше нравится.

– Нет, и спасать тоже никого не нужно. Просто мы были бы тебе очень благодарны, если бы ты согласился представлять Дотембрию в одном мероприятии. Очень важном мероприятии, пан Яцхен, важном для всего христианского мира! И твое участие там было бы как нельзя кстати!

– Да ну? И что же это за фестиваль такой, где может пригодиться яцхен? Большой Хэллоуин, что ли?

Мне и в самом деле стало интересно – куда это они собираются приткнуть крылатого монстра о шести руках? Изображать черта на каком-нибудь карнавале? Это я сумею, конечно, но если и вправду предложат что-нибудь подобное – пошлю всех на хрен. Я им не скоморох.

Но действительность оказалась куда приятнее. Никаких скоморошеств, никаких клоунад, вообще никакого унижения яцхенского достоинства. Наоборот. Полностью наоборот – на сто восемьдесят градусов.

Рассказывали мне обо всем долго, в несколько ртов, постоянно отвлекаясь, а то и вовсе уходя куда-то в сторону. Поэтому я изложу суть вкратце.

Итак, двадцать третьего июня по местному календарю в местном Ватикане состоится великое событие. Беспрецедентное, можно сказать. Не имеющее аналогов в истории нашего мира… да и в этом подобного раньше как-то не случалось.

День Единения Народов.

Идею подобного мероприятия измыслил и провел в жизнь нынешний Папа – Леон Второй. Его избрали на престол около года назад. Как я понял, он решил исправить ошибки предшественника. Предыдущий Папа, Джулиан Четвертый, был человеком крайне нетерпимым и на протяжении своего правления последовательно проводил политику видовой дискриминации. Единственно достойным Христа народом были объявлены потомки Адама и Евы – homo sapiens.

Представителям видовых меньшинств – эльфам, гномам, цвергам, ограм, гоблинам и прочим – в приобщении к Церкви было отказано. Им запретили креститься. Уже крещеных – отлучили. Не желающим признавать отлучение объявили неограниченный интердикт[1]. А Европа этого мира до сих пор болтается в позднем Средневековье. Если некий индивидуум объявлен Церковью вне закона, то он в лучшем случае существо второго сорта, на которое все смотрят искоса и не пускают в приличные заведения.

А в худшем – клиент инквизиции.

Неудивительно, что при такой политике ситуация все сильнее обострялась. Все-таки в этой Европе почти треть населения составляют нелюди. Естественно, им не нравилось такое отношение. Единственное, что до поры сдерживало плотину – разобщенность нелюдских народов. Их здесь довольно много, они очень разные и выступать единым фронтом совершенно не рвутся.

Одни народы отнеслись к дискриминации безразлично. В основном те, что живут где-нибудь вдалеке от людей – в горах, подземельях, чащобах. Многие из таких даже и не узнали, что люди им чего-то там запретили.

Другие понемногу снимались с обжитых мест и перебирались куда-нибудь, где поспокойнее. Гоблины, например, постепенно переселялись на восток, в обширные земли, населенные сородичами. А эльфы вовсе уходили куда-то в неизвестность – думаю, в какой-нибудь другой мир. О путешествиях меж измерениями народы фейри знают гораздо больше, чем люди.

Но нашлись и такие, кто не пожелал ни уходить, ни мириться с дискриминацией. Напряженность понемногу нарастала. Все чаще вспыхивали бунты. Всем было ясно, что гроза однажды разразится. В отличие от нашей Земли, в этом мире нелюдей реально много и просто так списать их в расход не получится.

Неизвестно, к чему бы это в конце концов привело, но тут Джулиан Четвертый скончался. И верхушка духовенства раскололась на два лагеря. Одни желали продолжить прежний курс и выдвигали на папство ставленника покойного Папы, кардинала эль Кориано. Другие, оценивающие ситуацию более трезво, понимали, чем это может закончиться, и поддерживали относительно молодого, но очень энергичного да Луко, бывшего при Джулиане Четвертом в опале.

В итоге трезвомыслие победило. Папой стал да Луко, принявший имя Леона Второго. Он первым же делом приказал отменить расовую дискриминацию, издав буллу о равенстве перед Богом всех разумных созданий. Напряжение постепенно начало спадать. До большой свары дело так и не дошло.

А на двадцать третье июня, как уже говорилось, назначено мероприятие, призванное окончательно закрепить и упрочить межвидовой мир. По-моему, это хорошо.

Мне, как нелюдю из нелюдей, такие вещи очень симпатичны.

– Прибудут дипломаты от всех племен и народов, исповедующих истинную веру, – сурово посмотрел на меня кардинал. – Эта ассамблея станет первым шагом в установлении мира и единства между людьми и народами, составляющими на Земле единое сообщество. Там будут представители эльфов, гномов, гоблинов, цвергов… даже огров!

Были бы у меня брови – поползли бы сейчас на лоб. Что среди эльфов, гномов и гоблинов в этом мире есть христиане, я уже слыхал. Но чтобы крещение приняли огры, без зазрения совести кушающие человечину… все, дальше ехать некуда. Осталось увидеть вампира с серебряным крестом на груди.

– И от меня вы, значит, хотите… – задумчиво произнес я.

– Да, хотим, – взял слово сам король. – Мы были бы очень благодарны, если бы ты согласился войти в состав дотембрийской делегации, пан Яцхен… ик!.. ох, что-то совсем икота замучила, будь она неладна…

– Выпейте водички, ваше величество, – подсуетился Сигизмунд.

– Спасибо, зятек. Так вот, пан Яцхен, о чем я то бишь?.. Да. Ты, вероятно, единственный демон-христианин в мире…

– Ну, формально я не демон… или наоборот, я демон только формально… сам плохо понимаю эту хрень.

Неразборчиво бормоча, я прикидывал ситуацию со всех сторон. Теперь понятно, для чего я им вдруг понадобился. В этом мире одобрение или неодобрение со стороны Ватикана значит очень многое. А Ватикан с недавних пор взял курс на миссионерство среди видовых меньшинств.

Полагаю, каждое королевство и княжество постарается включить в состав своей делегации хотя бы захудаленького гоблина. Из политкорректности. Продемонстрировать Папе Римскому, что всячески поддерживают и разделяют новую политику.

А уж демон-христианин – это вообще очень серьезное очко престижа. Скорее всего я там буду один такой. И благодаря этому Дотембрия получит симпатию и расположение Ватикана. В этом мире они стоят дорого.

Дотембрийцы не очень-то избалованы вниманием со стороны других держав. Крохотное королевство где-то на задворках, еще относительно недавно бывшее даже не королевством, а княжеством. Единственный заметный святой – местный уроженец Йезус Киссальский, почти тысячу лет назад принесший в эти края истинную веру. Здесь его поминают частенько, но в нашем мире такое имя в святцах отсутствует.

Как и сама Дотембрия, собственно.

Да и кардиналу за меня небось орден какой-нибудь дадут или что у них там положено. Вон он как на меня смотрит, разве только не облизывается…

– А с Римским Папой-то вы этот вопрос обговаривали? – уточнил я. – А то еще выйдет скандал на международном уровне…

– Обговаривали, – ответила вместо закемарившего батюшки Лорена. – Узнав о предстоящем событии, мы почти месяц вели переговоры с Ромецией. Горгульи не успевали носить туда-сюда письма. Папа Леон отнесся к нашему предложению с большим интересом, пан Яцхен. В Ватикане тебя примут со всем уважением.

Угу. С уважением. А может, просто обрадовались, что заманят в капкан настоящего демона? Приеду я туда, а мне на бошку ушат святой воды с криком: «Сюрприз!» Оно мне, конечно, пофиг… хотя кто его знает, если вдуматься…

Ну так что же, соглашаться мне или не соглашаться? Хотя чего тут раздумывать – как будто сам не знаю, что поеду. Мне сейчас все равно делать абсолютно нечего. Надо как-то развеяться, попробовать забыть обо всей хреноте, что произошла в Лэнге и на Девяти Небесах.

Да и из этого мира пока что уходить нельзя – Пазузу по-прежнему где-то здесь и в любой момент может о себе напомнить. Я буду последним чмом, если наплюю на своих тутошних друзей и даже почти что родственников.

Вот только из Дотембрии-то я ведь как раз свалю… Ватикан у нас в Риме… здесь его называют Ромецией. А Ромеция у нас в Италии. Тут такой страны нет, но Апеннинский полуостров на месте… хотя вовсе не полуостров.

Ладно, неважно. Папская Италия – это у нас самая сердцевина Европы. С уклоном к югу. А Дотембрия – крайний северо-восток. К югу Белолесь, к западу Летувия, к северо-западу Остсаксония. К востоку земли гоблинов, а к северу – Ничейные земли. Промерзлые, бесплодные, да еще и населенные родней покойного Рроулина. Драконы – очень серьезный камень преткновения на пути колонизации.

Кстати, может, поэтому Пазузу отсюда и смотался? Демоны и драконы никогда не бывали замечены в дружбе…

Хотя нет, вряд ли. Пазузу – архидемон, среднестатистического дракона он уделает одной левой. А всякие драконьи цари – явление редкое, штучное. Наверное, наш симулянт просто решил больше со мной не связываться. И правильно решил – теперь, когда у меня в кармане шкатулка Инанны, я начищу ему репу без проблем.

Надо было и еще чего-нибудь полезного у миледи поклянчить. Жезл Молний, например. Хорошая штука – все-таки оружие божественного производства. Конечно, в руках смертного оно может высвободить в лучшем случае процентов десять потенциала, но даже этого хватит, чтобы одним ударом снести крепость-другую. Пазузу от этого подохнет вряд ли, но глушануть его, думаю, все же глушанет.

Все мы задним умом крепки. Теперь-то думать об этом уже поздно. На Девять Небес я возвращаться не собираюсь точно.

– Ну что ж с вами сделаешь… – задумчиво произнес я. – Поеду в Ватикан.

Глава 7

Сборы оказались недолгими. Собственно, дотембрийская делегация была готова уже давно. Ждали одного только меня.

– Нет, мы с мужем не поедем, – сурово произнесла Лорена, поглаживая округлившийся живот. – У нас сейчас есть более важные дела, чем возиться с грязными животными.

– Ваше высочество, а позвольте-ка узнать, кого это вы сейчас имели в виду? – недобро нахмурился кардинал. – Моих собратьев по сану? Или же наших братьев во Христе, не принадлежащих к племени адамову?

– Я имела в виду лошадей, – насмешливо ответила королевна, указывая на слуг, возящихся с упряжкой. – Но если вам на ум пришло что-то другое, ваше высокопреосвященство, то я даже не знаю, что о вас теперь думать…

Кардинал сконфуженно замолчал. А я подумал, что беременность явно не добавила очаровательной Лорене покладистости. Как была ехидной занозой, так и осталась.

Принц Сигизмунд, будучи человеком довольно мягким, оказался под каблуком сразу же после свадьбы. Вон как глядит на меня – явно не прочь проветриться, съездить в Италию, но не смеет возразить своей благоверной.

Кстати, если эти двое останутся здесь… не подвергаются ли они риску? Что если в мое отсутствие вдруг вернется Пазузу? Может быть, мне все-таки лучше остаться? Конечно, вряд ли архидемона так уж заинтересуют королевич и королевна захудалой державы, но чем черт не шутит…

Этими опасениями я поделился с мистером Магнусом. Придворный волшебник сразу понял всю серьезность ситуации и клятвенно пообещал, что предпримет все меры предосторожности. Одолеть Пазузу у него, конечно, силенок не хватит, но оградить от него королевский дворец – дело вполне реальное.

– Я немедленно начну приготовления к установке барьера, – заверил меня Магнус Рыжебородый. – Я помню, как выглядел тот демон… кстати, его точно зовут Пазузу? Это настоящее имя? Не фальшивое, не подметное?

– Да вроде нет.

– Хорошо… Зная истинное имя демона, я смогу не подпустить его ко дворцу… – забормотал волшебник. – Это будет нечто вроде того барьера, в котором я удерживал тебя… помнишь, когда вызвал в самый первый раз?

– Ну еще бы не помнить. Такое не забывается. Смотрите, мистер Магнус, я на вас полагаюсь.

Волшебник поскреб лоб. Похоже, он до сих пор не понимает, почему я называю его этим странным словом «мистер».

Собственно, я и сам не очень понимаю, почему чародеи ассоциируются у меня именно с таким обращением. Ну вот где тут связь?

Кардинал дю Шевуа швырнул мне какую-то коричневую тряпку. Я развернул ее и встряхнул – ряса. Длинная и широкая монашеская ряса с глубоким капюшоном, полностью скрывающим лицо. Похоже, хотят, чтобы я ее напялил.

Разумная мысль – пусть Папа Римский ждет не дождется моего визита, но не объяснять же это каждому встречному-поперечному. До Ватикана далеко, своим ходом лететь нельзя – без сопровождающей делегации мне там делать нечего. Если забить на маскировку, народ будет крепко шокирован.

Да и вообще неплохой фасон. В этой рясе я выгляжу почти что нормально – ни дать ни взять простой монах. Капюшончик, конечно, придется надвигать поглубже… и ладони прятать в рукава… но в целом маскировка довольно удачная.

– Если кого-нибудь встретим в пути – ты смиренный брат Жозеф, совершающий паломничество в Ромецию, – кратко обрисовал легенду кардинал. – Мы направляемся туда же, поэтому разрешили тебе примкнуть к делегации.

– Не учите дедушку кашлять, – прохрипел я. – Чай, не совсем долдон – сориентируюсь по ходу пьесы.

– А еще ты дал обет молчания, – хмуро добавил дю Шевуа.

– Обета молчания я не давал, – наотрез отказался я.

Мы с кардиналом уставились друг на друга. Кажется, он хотел что-то сказать, но в конце концов передумал и махнул рукой.

– А делегация-то у них скромненькая, патрон… – задумчиво прокомментировал Рабан. – Даже бедненькая…

Да, небогато. Всего-навсего одна карета – правда, большая и просторная. Четверка лошадей цугом, на дверях гербовые короны, стенки изнутри обиты парчой, сиденья – бархатом. Кучер, вон, уже сидит на козлах, кнутом помахивает. А на запятках примостился один из наших лакеев – второй внутри лазает, багаж проверяет.

Возглавлять посольство будут пан Зовесима и кардинал – причем кто из них главнее, неясно. Наверное, все-таки кардинал. Этот Зовесима такой затюканный, что я бы ему даже хлебницу возглавлять не доверил. Тютя тютей – смотрит взглядом побитой собаки, мямлит что-то еле слышно.

Непонятно, как такой кусок ваты вообще сумел стать советником по иностранным делам. Не иначе принадлежит к очень знатному роду. Или король просто ткнул пальцем наугад в первого попавшегося придворного. Насколько я успел узнать Ягдоша Второго, это вполне в его характере.

Короче, народу поедет… я, кардинал, советник, да еще три человека обслуживающего персонала. Не понял. Это что – все? Всего шестеро? И что это за дипломатическая миссия такая?

Я невольно произнес это вслух. Король Ягдош, присутствующий поблизости, услышал меня и грустно вздохнул:

– Мы – небогатое королевство, пан Яцхен. Мы бы и рады отправить целый кортеж с погремушками, как непременно сделают те же Франция с Испанией, но…

– Да я понимаю, ограниченный бюджет и все такое… – почесал в затылке я. – Но где хотя бы охрана, что ли? Бодигарды какие-нибудь? Тут все-таки важные персоны, карета с гербами – вдруг разбойники или еще что…

– Ну, мы бы непременно отрядили с вами лучшую гвардейскую роту, но…

– Слушай, демон, с каких это пор тебе нужна охрана? – прищурилась Лорена, стоящая рядом с отцом.

Ах да, точно. Протупил. Я ведь у нас отличник боевой и политической подготовки. В одну харю заменю целый кавалерийский эскадрон.

– Так вы, значит, решили благодаря мне еще и на охране сэкономить… – понимающе протянул я. – Ну оно понятно, десять баксов не лишние…

Король сделал вид, что у него временно заложило уши. Его дочка тоже притворилась, что ничего не слышала.

Хотя они правы, конечно. Если у делегации есть ручной яцхен – нафига тут еще какие-то стражники? Ради понту, что ли?

– Но все-таки только шестеро – это как-то маловато… – задумался я. – Да тут в карету человек десять запихать можно, и еще место останется! А мы там только втроем будем сидеть. Или слуги тоже внутри поедут?

– Нет, слуги будут ехать на крыше, – ответила королевна. – Простолюдинам не подобает находиться в одной карете с благородными дворянами… и тобой. Но вас там будет не трое, а пятеро. Еще двое что-то запаздывают. Где они?! У меня уже заканчивается терпение!

– За ними послали, дорогая, будут с минуты на минуту, – деликатно обнял супругу за плечи Сигизмунд. – Не волнуйся. В твоем положении вредно волноваться.

– В моем положении вредно есть острую пищу, – отрезала Лорена. – Не висни на мне, и без того жарко.

Еще двое, значит? Это хорошо. Может, найдется с кем побазарить по дороге. А то пан Зовесима, как уже говорилось, мужичок затюканный. Из него собеседник, как из валенка – герой боевика.

А кардинал дю Шевуа… ну, он-то дед конкретный, за жизнь поговорить никогда не отказывается. Но характер у него суровый, жесткий – чуть что не по его, сразу грозно так брови супит… Боюсь, атмосфера в карете будет напряженная, к непринужденному разговору не располагающая.

Хотя еще один собеседник у меня есть всегда. Странный голос в голове. Мозговой паразит керанке. Мой вечный партнер по приключениям – Рабан.

– Пан Яцхен! – окликнули меня. – Пан Яцхен, безумно счастлив с вами познакомиться! Позвольте засвидетельствовать мое почтение! Буду чрезвычайно рад сопровождать вас в путешествии!

Я повернулся на голос. Никого не увидел. Опустил взгляд – и встретился с широченной улыбкой тощего карлика с зеленоватой кожей. Лицо – что-то среднее между крысой и обезьяной, подбородок удлинен, на верхней губе тонюсенькие усики, на нижней – бородка в три волоска. Руки длинные, почти до колен, пальцы очень гибкие и цепкие. Одет в шелковый костюмчик с пышным жабо, на голове бархатная шапочка, на носу очки в черепаховой оправе, в ухе тяжелая золотая серьга, на ногах кломпы – голландские деревянные башмаки.

– Познакомься, демон, – кивнула на карлика королевна Лорена. – Это Цеймурд из клана Рубленых Барсуков. Он – ваш переводчик.

– Переводчик?.. – удивился я. – Переводчик нам, конечно, не помешает… но почему он гоблин?

– Потому что все самые лучшие переводчики – гоблины.

Я снова перевел взгляд ниже. Улыбка нашего нового переводчика стала еще шире. Мне вспомнилось все, что я когда-либо слышал о гоблинах. Гуманоиды (то бишь две руки, две ноги, одна голова, тело с вертикальной осью вращения). Низкорослые, не слишком сильные. Плодятся, как кролики. Хитрые, вороватые, любят черный юмор. Отлично умеют приспосабливаться, очень неприхотливы. Едят всё.

Можно сказать, что в целом гоблины мне даже нравятся. Конечно, не так сильно, как блондинки топлесс, но все-таки нравятся. Почему? Потому что они меня почти не боятся. Вон как эта зеленая рожа лыбется – и пофиг ему, что я страшный демон о шести руках.

Гоблины – очень практичный народ. С теми, кто сильнее их, они предпочитают дружить. А тех, кто слабее, без зазрения совести грабят и убивают. А иногда даже варят из них суп. Причем не делают снисхождений даже для собственных соплеменников.

Недаром же говорится, что гоблин гоблину друг, товарищ и ужин.

Когда их много – это очень опасные зверьки. Большой сворой гоблины бесстрашно прут на кого угодно. Но один в поле не воин – сказано как раз про них. Одинокий гоблин – существо доброжелательное и миролюбивое, старающееся ни с кем не ссориться и ни во что не встревать.

Именно по причине врожденной практичности.

– И много ты языков знаешь? – поинтересовался я.

– Двадцать три, – продемонстрировал сточенные клыки Цеймурд.

– Ого!.. А какие?

– Гоблингву, дотембрийский, латынь, высокий эльфийский, низкий эльфийский, огримрр, гномский, тролльский, греческий, французский, испанский, итальянский, английский, гэльский, славский, валашский, венгерский, молдавский, гасконский, баскский, немецкий, риксмол и татарский, – охотно перечислил гоблин.

Ни хрена себе. Благодаря вавилонским рыбкам (кстати, несколько штук у меня до сих пор в кармане) я и сам знаю довольно много разных языков, в том числе весьма экзотические. Но это все ж таки магия. А если бы пришлось учить по-настоящему, как вот этому коротышке?

– Ладно, гоблин, – уже вслух произнес я. – Как тебя там, Цеймурд?..

– Я Цеймурд Рубленый Барсук, пан Яцхен. Но можно и просто Цеймурд.

– Угу. Добро пожаловать в команду, в общем. Кстати, а родной язык у тебя какой?

– Гоблингва, конечно, – улыбнулся во все сто зубов наш переводчик.

– Угу, – задумался я, нашаривая под рясой вавилонскую рыбку.

А их меньше осталось, чем я думал. Кажется, несколько потерялось во время драки с Йог-Сотхотхом. Если, конечно, можно назвать дракой процесс, при котором бьют только одного. Да и вообще удивительно, что хотя бы несколько штук все же сохранилось – от штанов-то осталось меньше, чем от лопнувшего мыльного пузыря.

Так, и сколько же их у меня тут? Одна… две… три. Всего три. На три языка. Всего на три. Причем желательно будет выучить латынь… или итальянский?

«Рабан, в этой Италии на каком языке говорят?»

– На итальянском. И на латыни. Итальянский – язык просторечный, а латынь – высокий, для знати и духовенства. Его все священники знают. И вообще в этой Европе латынь – международный язык… хотя в твоей тоже когда-то был.

Итальянский, значит… и латынь. Я мрачно уставился на трех крохотных рыбешек. Как-то все не здорово. Меня, может быть, самому Папе Римскому представят. Что мне с ним – на русско-матерном объясняться?

Значит, две штуки лучше приберечь, чтобы не ударить в грязь лицом в Ватикане. Надо показать себя демоном образованным и культурным. Все-таки целое королевство представляю.

Но третья рыбка остается. Можно овладеть еще каким-нибудь языком. Только каким? Гоблингвой? А так ли уж нужна мне эта самая гоблингва? В гоблинские земли я пока что не собираюсь, а все европейские гоблины превосходно говорят на людских языках.

– Что там? – заинтересованно посмотрел на мою руку Цеймурд.

– Ничего, – спрятал рыбку обратно я.

Итак, одним из делегатов в Ватикан Дотембрия отправила гоблина. Оно и правильно, если вспомнить о тематике съезда. Интересно, кого же нам еще всуропят? Может, тролля? Надеюсь, что нет. Тролли тупые и неразговорчивые, с ними скучно.

– Познакомься, пан Яцхен, – окликнула меня королевна Лорена. – Ее светлость аркуени Аурэлиэль-Ностиа Алассэ-нья-Алкэ.

Я повернулся. На меня крайне недоброжелательно глядит щуплая невысокая девушка, одетая в светло-голубое платье весьма необычного покроя. Солнечного оттенка волосы с вплетенной алой розой, миндалевидные кошачьи глаза янтарно-желтого цвета, крошечный носик, родинка на нижней губе и… вытянутые кверху остроконечные уши.

Эльф!

– Угу, – задумчиво прокомментировал я. – А она в качестве кого едет? Секретарша?

– Она – моя личная модистка, – сухо ответила Лорена. – А еще учитель танцев и этикета. Я наняла ее только в этом году. И я не хотела ее отпускать, но отец в конце концов уговорил.

– Модистка? Это типа косметолога, что ли?

– Не совсем, но достаточно близко, – кивнул Сигизмунд. Лорена слово «косметолог» не поняла, зато благоверный у нее продвинутый. – Можешь считать эту молодую пани своим личным стилистом, Олег.

– Моим личным?.. Это на хрена еще?

– Ты будешь представлен самому Папе, демон! – вспылила Лорена. – Ты должен научиться придворному этикету, хорошим манерам и культурному обхождению! Да и внешность, возможно, удастся хоть чуточку улучшить…

– Без кардинальной пластической операции – никак, – отрезал я.

Мы с эльфийкой уставились друг на друга. Не знаю, как у меня, но в ее глазах симпатии не видно. Я ей явно не нравлюсь.

– Aiya arauce, – тихо произнесла Аурэлиэль.

Голосок у нее довольно приятный – прямо колокольчики. Только вот что она сказала, я не понял. Не то поздоровалась, не то обругала.

– Так ты, значит, эльфийка… – произнес я, чтобы хоть что-то ответить.

– Не эльфийка, а эльф, – холодно возразила Аурэлиэль, с легкостью переходя на дотембрийский.

– Ну, эльф, я так и сказал…

– Ты сказал – эльфийка. Такого слова вообще нет.

– Но ты же женщина.

– И что с того? Разве женщин человеческого рода называют человечками? Или, может быть, человечихами? Слово «человек» по родам не изменяется – и «эльф» тоже. Потрудись это запомнить, мерзость ходячая.

Так, отношения не заладились с первой же минуты. Интересно, эта барышня всегда такая воинственная или просто недолюбливает яцхенов?

Хотя чего еще ожидать от наперсницы нашей очаровательной королевны?

А с другой стороны – не очень-то и хотелось. Тоже мне фифа – ни рожи, ни кожи, зато гонору на десятерых.

Я вообще не понимаю, с чего все считают этих остроухих красивыми. По-моему, они как раз довольно страшненькие. Тощие, голенастые, ключицы торчат, мордочки стремные, зубы плоские. На мой взгляд, похожи на ощипанных цыплят.

К тому же мужчины и женщины у них почти не отличаются – лица женоподобные, прически одинаковые, мускулатуры вообще нету – ручонки и ножонки у всех тоненькие. Да и грудь у женщин… название одно, а не грудь. Пупырышки. Даже до первого размера обычно не дотягивает.

Ну и чем тут любоваться, спрашивается?

– А вот люди с тобой не согласятся, патрон, – весело заметил Рабан. – Тут дело в том, что у эльфов есть одна врожденная фишка – внушающая эмпатия.

«Это что еще за зверь?»

– Что-то вроде непроизвольного гипноза. Людям и их близким родственникам эльфы кажутся невероятно привлекательными. Да сам погляди, как все на эту Аурэлиэль таращатся.

И правда, глаза у всех… завороженные какие-то. Словно «Джоконду» в оригинале увидели.

У всех… почти у всех. Мистер Магнус смотрит обычным взглядом, как всегда. И у гоблина нашего особого пиетета не заметно.

– Ну да, – подтвердил Рабан. – Волшебники видят истинный облик, на них такое не действует. И на гоблинов тоже – они эльфам тоже родственники, но не такие близкие, как люди. Так что им и другим кобалоидам эта эмпатия побоку. А вот для людей эльф – идеал красоты. И всего остального тоже идеал. Если эльф запоет, то все заслушаются, даже если у него ни слуха, ни голоса. Если ляпнет чего-нибудь – то рты раскроют, поражаясь мудрости…

«Они что, все поголовно умники?»

– Нет, в такой уж неслыханной мудрости не замечены. Просто так уж пошло, что если человек сказал глупость – то он дурак. А если эльф… то это уже и не глупость вроде, а Изречение. Эмпатия, патрон, внушающая эмпатия. Врожденная магия. Своего рода защитный механизм.

«Угу. Достижение эволюции», – рассеянно подумал я, продолжая разглядывать молоденькую эльфийку. Молоденькую… хотя нет, это еще бабушка надвое сказала. Эльфы живут дольше людей раз этак в сорок и невероятно медленно стареют.

По человеческим стандартам эта девица выглядит на семнадцать-восемнадцать, но на самом деле ей может быть лет пятьсот. Или даже больше. Рабан рассказывал, что эльфов нельзя назвать по-настоящему бессмертными, но физиология у них такая, что старость наступает где-то к третьему тысячелетию жизни, а то и еще позже.

Кстати, с взрослением там тоже все сильно запутано. Вроде бы одни породы эльфов взрослеют с той же скоростью, что люди… ну, может, немного медленнее. Зато другие аж до ста лет остаются маленькими детьми. А потом еще лет пятьсот ходят в подростковой стадии. Интеллект, конечно, развивается несколько быстрее тела, но опять же с некоторыми поправками. В результате появляются сказки о детях, что мудрее иного старца, однако все равно шалят, забавляются и распевают песенки.

В общем, возраст эльфа – это такая вещь, которую невозможно определить на глазок. Он может оказаться старше тебя, даже если выглядит грудным младенцем.

– Что ты на меня так таращишься? – слегка дрогнул голос Аурэлиэль.

Все это время она упорно сверлила меня взглядом – но выдержать дуэль с моими красными буркалами удается не всякому. Хотя я в этом смысле только бледная тень папаши Лаларту – от его взгляда сходили с ума и умирали. Ему достаточно было посмотреть человеку в глаза, чтобы тот потерял память, превратился в безвольную куклу, послушного раба… или кучку гнили.

А я вот так не умею. И наверное, это к лучшему.

Аурэлиэль по-прежнему глядит на меня с нескрываемым недоброжелательством. Губу закусила, морщится. Кажется, ужасно хочет что-то спросить.

– Говори уже, – не выдержал я.

– Ты когда-нибудь… убивал? – напряженно спросила эльфийка.

– Да. И неоднократно. Но только плохих людей.

Аурэлиэль только отмахнулась и сказала:

– Меня не интересуют люди! Эльфов… ты когда-нибудь убивал эльфов?!

– Никогда, – удивился я. – Я с ними и встречаться-то почти не встречался.

Аурэлиэль облегченно выдохнула. Похоже, мой ответ ее успокоил.

Но однако занятная жизненная позиция… Значит, на людей ей наплевать, а вот эльфы – пуп земли, несомненно.

Интересно, а какой была бы реакция, если бы я ответил утвердительно?

Может, проверить? Сказать, что я соврал, что я каждый день съедаю по три эльфа на завтрак, а закусываю эльфийским детенышем… хотя ладно, не стоит. Неизвестно, как моя новая модистка такое воспримет. Вдруг брякнется в обморок? Или, что еще хуже, попытается меня убить?

У нее не получится, конечно, но нафига нам тут скандалы?

– Ладно, так чему ты собираешься меня учить, Титания? – задумчиво спросил я.

Эльфийка вздрогнула. Остроконечные ушки начали розоветь.

– Ты… ты просто смеешься… – сердито отвернулась она. – Я вовсе не… не надо так мне льстить…

Чего это она вдруг? Я что-то не так сказал?

– Ничего особенного – просто назвал ее Титанией, – хмыкнул Рабан.

«Ну и что? Это же Шекспир. Я прикольнулся просто».

– Но она-то этого не знает. Титания – это все-таки эльфийская королева. Она, правда, живет не здесь, а в Тир-Нан-Ог, но здешние эльфы про нее тоже отлично знают. И у них она, чтоб ты знал, считается идеалом женской красоты. Назвать эльфийскую девушку Титанией – все равно что сказать, будто красивее ее нет никого на свете.

Блин. А я-то откуда мог про это знать? Я так просто, «Сон в летнюю ночь» вспомнил. Я его еще в школе читал, по программе внеклассного чтения. Кто ж знал, что Шекспир имена героям не сам выдумал.

А кстати, сколько же этой Титании тогда лет, если она еще при Шекспире жила?

Хотя леди Инанне вообще уже тысяч шесть или семь… я точно не уверен.

– Хорошо, изысканные комплименты ты делать умеешь, – справилась со смущением Аурэлиэль. – Если, конечно, ты не вздумал надо мной поиздеваться по-вашему… по-демонски… Я много чего о вас слышала!

– Обо мне многие много чего слышали. Ну так чего, будешь делать из меня модель для подиума? Я вылитый Сережа Зверев, если присмотреться!

– Работа обещает быть тяжелой… – забормотала Аурэлиэль, даже не слушая, что я говорю. – Манерам, конечно, я постараюсь тебя по мере сил обучить, но внешность, внешность… Какие уж тут наряды, какие пудра с румянами… Здесь, пожалуй, даже эльфопыль не поможет…

Эльфийка неохотно подошла поближе и принялась ощупывать меня со всех сторон. Пробежалась пальчиками по лицу – в миндалевидных глазах отразилась непередаваемая брезгливость! – и грустно вздохнула. Взяла в свои ладони мою семипалую клешню, повертела туда-сюда и вздохнула еще грустнее. Зашла сзади, задрала мне рясу – блин, что за наглость?! – поглядела на длиннющий хвост со скорпионьим жалом и горестно застонала.

По-моему, меня попросту игнорируют. Или держат за пластиковый манекен. Это у всех модельеров так принято? Или только у эльфийских?

– Какая сухая и шершавая кожа… – недовольно поджала губы Аурэлиэль. – Увлажняющие масла будут полностью бесполезны. Совершенно неподобающе. Просто ужас.

Еще бы. Я все-таки яцхен. У меня вообще не кожа, а… я до сих пор толком не знаю, как эта штука правильно называется. Хитин? Карапакс? Роговая чешуя? Или вообще что-то такое, чему нет аналогов в земной фауне? Рядом с моей шкуркой кажется мягенькой даже раковина тридакны.

Кстати, у самой модельерши кожа как раз очень гладкая и нежная. Белая, как свежевыпавший снег. Только под глазами заметна легкая зеленоватость – похоже, тени для век.

Надеюсь, меня она косметикой пользоваться не заставит.

Хотя, может, мне пойдет?

– Ну что, душечка, справишься? – деловито поинтересовалась королевна.

– Ваше высочество, вы поручаете мне неимоверно трудную задачу… – страдальчески скривилась эльфийка. – Конечно, я сделаю все от меня зависящее, но ничего гарантировать не могу…

– А что не так? – обиделся я. – У меня вполне нормальная внешность.

– Ты страшен, как сам Ррогалдрон, – безапелляционно заявила королевна.

– Ничего подобного. Вовсе я не страшный. Просто меня все боятся почему-то. Люди – они вообще трусливые. Подумаешь, добрый симпатичный яцхен приветливо улыбнулся – чего сразу орать-то? Может, я познакомиться хочу?

– Ваше высочество… – жалобно протянула Аурэлиэль.

– Хорошо, если с внешностью не выгорит – хотя бы обучи это чудовище придворному этикету и хорошим манерам, – проявила покладистость Лорена. – Пусть хотя бы научится вести себя за столом.

– А за столом-то что не так? – начал раздражаться я.

– Ты ешь шестью руками сразу! Ты не пользуешься столовыми приборами!

– Пользуюсь!

– Твои когти – не столовый прибор! К тому же ты ужасно чавкаешь и жрешь за десятерых! Скажи, где это видано – пить суп прямо из тарелки?! Из двух тарелок одновременно!

– Так быстрее и вкуснее, – пробурчал я. – Вы, ваше высочество, не знаете, что такое настоящий голод. А я это каждый день испытываю.

– Как ты еще не сдох до сих пор, удивляюсь! – ядовито заметила Лорена.

Сам удивляюсь. У меня вообще такое чувство, что если я когда-нибудь и умру, то именно с голоду.

– Из двух тарелок одновременно?! – пораженно переспросила Аурэлиэль. – Ваше высочество, отчего вы так жестоки ко мне?

– Прости, душечка, – без тени раскаяния на лице ответила Лорена. – Но если эта задача окажется не по силам даже тебе, никто другой с ней и подавно не справится.

Эльфийка снова порозовела и опустила глаза. Возьмем на заметку – лесть и комплименты ее ужасно смущают.

– Я сделаю все, что смогу, – неохотно прошептала Аурэлиэль.

– Угу. Сделай, сделай, – хмыкнул я. – Кстати, а массаж ты делать умеешь?

– Умею, – сухо ответила Аурэлиэль. – Но только не демонам.

– Да, меня массажировать сложно… – грустно согласился я, глядя на то, что заменяет мне кожу. – Короче, теперь-то все собрались? В итоге у нас есть гоблин, у нас есть эльфийка…

– Эльф.

– У нас и эльф тоже есть?!

– Я сделаю все, что смогу, – устало повторила Аурэлиэль. – Но этого явно не хватит.

Глава 8

Провожали нас всем двором. Воевода обеспечил почетное сопровождение – почти до самой границы за каретой следовали бравые всадники с развевающимися лентами на копьях. А мистер Магнус даже вытащил из подвала какие-то колдовские фейерверки и запустил в небо пару шутих.

Жахнули они, правда, не особо впечатляюще – наверное, китайского производства. Или отсырели.

Разместились мы в карете довольно удобно. Я и кардинал – на одной лавке, остальные – на другой. Они там все худенькие, как на подбор. Пан Зовесима съежился в уголке с таким видом, словно его сейчас будут бить клюшкой для гольфа. Гоблин Цеймурд высунулся в окошко, с интересом рассматривает пейзажи.

А эльфийка Аурэлиэль сидит посередине и куксится, как будто съела ведро клюквы. На меня смотрит с неприкрытым отвращением, даже и не думая исполнять свои прямые обязанности – натаскивать некоего яцхена в придворном этикете.

По-моему, если я до нее дотронусь, ее вообще вырвет.

Что же до кардинала, то он дрыхнет без задних ног. Отпихнул меня на самый край, подложил под голову кулак и храпит себе. Цеймурд незаметно накрыл ему лицо платочком и посмеивается, глядя, как тот колышется в такт дыханию.

В дорогу наш святой отец оделся очень скромно – в простую монашескую рясу, почти такую же, как у меня. И правильно – чего зря встречных-поперечных в искушение вводить? Узнают местные робингуды, что целый кардинал едет – еще удумают чего нехорошее…

Хотя с другой стороны карета-четверик с королевскими гербами – само по себе искушение хоть куда.

Город Дваглич находится на западе Дотембрии, довольно близко к государственной границе. Уже на третьем часу поездки мы оказались в другой стране – Летувии. Сейчас отношения между королевствами терпимые, так что на таможне нас долго не валандали. Пан Зовесима о чем-то потрендел с местными Верещагиными, показал бумагу с гербами, отсчитал сколько-то монет – и готово, можно ехать дальше.

Надо сказать, когда дело дошло до исполнения прямых обязанностей, этот тихоня совершенно преобразился. Глаза блестят, рот не закрывается, в уголках губ хитренькая улыбочка – ну совсем другой человек!

Местная карта Европы сильно отличается от нашей. Не только политическая, но и физическая. На нашей Земле мы бы сейчас были в Прибалтике – где-нибудь в Латвии, думаю. А здесь… здесь само слово «Прибалтика» утрачивает смысл. Ибо Балтийского моря нет и в помине. К северо-западу есть студеное Бискайское озеро, по берегам которого живут тролли. А к вечеру мы увидим другое озеро, поменьше – Житное. В нашем мире его нет.

Здесь чуток жарче, чем в тех же широтах нашего мира. В Латвии и Эстонии я бывал – еще в той, прошлой жизни. Лето там довольно прохладное, зато зима относительно теплая. Все-таки море рядом, климат смягчается.

Но в местной «Прибалтике» морем и пахнуть не пахнет, так что и климат пожестче. Зимы лютые, морозные, а летом наоборот – духота, парилка.

Хотя мне на это положить с прибором. Я и в открытом космосе не замерзну. Сам себе природный скафандр.

– Кстати, а куда мы поедем из Летувии? – пробормотал себе под нос я. – Рабан, не помнишь?

– Чего тут не помнить… Летувия, Пруссия, Заречье, Ливония, Курляндия, Силезия, Моравия, Богемия, потом с десяток мелких немецких княжеств, потом через Францию, через земли эльфов, а дальше Севенния, Генуя и уже Папская Италия.

– Слушай, это мы так недели на три затянем… – усомнился я.

– Вообще, можно было бы и срезать. Но у Дотембрии напряженные отношения с Белолесью и Варшавией, так что через них ехать нельзя. И по Летувии тоже пришлось сделать крюк – летувийцы сейчас тоже очень сильно поссорились с Белолесью, на юго-востоке участились пограничные конфликты, на дорогах свирепствуют полуразбойничьи отряды…

– Полуразбойничьи? Это как?

– О каперах слышал?

– Чего-то слышал, но ты все-таки напомни.

– Это такие пираты на службе у государства – грабят и топят только корабли других государств, вражеских. Вот тут наподобие – белолесские жандармы как схватят разбойника или целую шайку, так не на виселицу их тащат, а просто конфискуют все имущество и объявляют амнистию. Но с одним условием – если те прямо сейчас перешмыгнут через границу и в дальнейшем будут буянить исключительно в Летувии.

– Хитро! А летувийцы что?

– А летувийцы пока еще не прочухали, с чего это у них вдруг развелось столько гопоты. Но скоро уже прочухают и тогда… ну, не знаю, что они тогда сделают. Но явно будут не в восторге. Так что нам в такую горячую точку соваться нежелательно.

– Угу. Как всегда – все бы было хорошо, если б домкрат не сломался…

Я обратился к чувству направления, безуспешно пытаясь просканировать окружающее пространство. Надо сказать, это мое чувство – довольно необычное чувство. Как мне объяснила леди Инанна, оно как бы «ощупывает» ауры. Людей, животных, предметов, местности. Если освоить направление на всю катушку, возможности откроются очень масштабные.

Но у меня его получается использовать от силы процентов на десять. Для меня направление – компас, «ищейка» и еще кое-что по мелочи. Иногда мне удается, глядя на место, предмет или человека, как бы увидеть его прошлое или узнать какие-нибудь интересные факты, но контролю это не поддается.

Само собой получается, изредка.

А вот Рабан это умеет немного лучше – он сидит в моем мозгу, так что у него есть доступ ко всем моим чувствам. Зрению, слуху, вкусу и направлению. Обоняния у меня нет вообще, а осязание практически неразвито. Да и вкус тоже менее чувствителен, чем у человека.

Вынул и снова пересчитал вавилонских рыбок. По-прежнему три штуки. Три сушеные рыбешки. Если разрезать такую надвое и съесть голову, а другому человеку дать съесть хвост – выучишь его язык. Такое у этих рыбок магическое свойство.

Две мы приберегаем для современного итальянского и латыни. Нынешняя Папская Италия и прочие страны Апеннинского полуострова двуязычны. Чтобы нормально общаться со всеми, желательно знать оба языка. А вот третий… какой же все-таки взять третий?

По дороге пригодятся немецкий и французский. На них в Европе говорят многие. Конечно, есть и куча местных наречий и диалектов, но выучить их все нереально. Да и не нужно. Немецкого и французского вполне достаточно, чтобы объясняться почти со всеми.

Но эти языки мне не требуются. По элементарной причине – я их уже знаю. Освоил еще на нашей Земле, теми же самыми вавилонскими рыбками. Не спрашивайте, как мне это удалось – но поверьте на слово, было нелегко. Попробуй-ка, заставь француза или немца съесть хвост странной сушеной рыбы, будучи шестируким демоном.

Но я в свое время и не такие проблемы решал.

Кроме французского и немецкого я также выучил английский и испанский. Все в запас – лингвистические знания никогда не повредят. Конечно, в другом мире эти языки заметно отличаются от наших, но все же не до такой степени, чтобы невозможно было понять друг друга.

Я, в конце концов, демон – от меня никто и не ждет чистоты произношения.

Какой же еще язык мне пригодится? Хм-м-м…

Взгляд упал на скучающе подпершую щеку Аурэлиэль. Вспомнилось, что маршрут проходит также через земли эльфов.

– Эм-гм-м… – осторожно привлек внимание королевской модистки я. – Прошу прощения, мадемуазель…

Блин. Ну вот с какого хрена у меня сейчас это «мадемуазель» вылетело?

Хотя с другой стороны, как мне ее называть? Госпожа?.. Мисс?.. Сеньорита?.. Фрейлейн?.. Фрёкен?.. Пани?..

– Что тебе, демон? – устало посмотрела на меня эльфийка.

– У меня имя есть, между прочим.

– Да? И какое же?

– Олег я. Олег Анатольевич.

– Какие у вас дикие имена… – поморщилась Аурэлиэль. – Это же невозможно выговорить.

– Да уж кто бы говорил! – почему-то обиделся я. – У тебя у самой имя невозможно выговорить! Аурэлираврав… Аурэлиййй…

– Аурэлиэль-Ностиа Алассэ-нья-Алкэ! – по слогам отчеканила эльфийка. – Это очень древнее и красивое имя! Я принадлежу к знатному роду, демон!

– Угу, – промычал я, нашаривая в кармане рясы листок бумаги. – Можно еще раз? Я запишу.

– Что еще раз?

– Твое имя.

– Я известна как Аурэлиэль-Ностиа… а, чего я вообще перед тобой распинаюсь… Достаточно будет Аурэлиэль. Для твоего куцего умишка и этого слишком много.

– Как тебе будет угодно. Но имя у тебя все равно слишком сложное – я не выговорю. Можно, я буду называть тебя просто Ариэль? Русалка такая была.

– Говори четче, я с трудом разбираю твое хрипение. Тебе надо быть воспитаннее, учтивее и изъясняться понятнее.

– Ру-сал-ка! – отчеканил я. – Из мультика Андерсена-Диснея. Ариэль, русалка подросткового возраста. Шатенка. А еще Ариэль – это герой Шекспира, спутник Урана, летающий пацан Беляева и старая советская группа. Вокально-инструментальная.

– Что?.. – непонимающе уставилась на меня эльфийка.

– Да ничего. Договорились, в общем.

Аурэлиэль возмущенно открыла рот. Наверное, чтобы возразить, что ничего подобного, не договорились. Но я не дал ей такой возможности, торопливо спросив:

– Слышь, Ариэль, а у тебя родной язык – какой?

– Высокий эльфийский, конечно же, – гордо ответила Аурэлиэль. – Мой род очень старый, я могу проследить генеалогическое древо до таких времен, когда еще не существовало самого этого мира…

– На миллиарды лет, что ли?! – прифигел я.

– Мир был сотворен семь тысяч лет назад, – сонно пробурчал кардинал, снимая с лица салфетку и протирая глаза. – «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста»…

Ах да. Они же имеют в виду библейское летосчисление. По нему мир был сотворен в 5508 году до нашей эры. Дата, конечно, довольно спорная – не совсем ясно, например, с какого конкретно момента она отсчитывалась…

– С рождения Адама, патрон, – хмыкнул Рабан. – А до этого были шесть дней Творения…

«Ну, такая мелочь не в счет – шесть дней, подумаешь…»

– Да ну? А ты не слышал, что у Бога тысяча лет – как один день? Никто не знает, сколько на самом деле длились эти «шесть дней». Возможно, что как раз миллиарды лет. Впрочем, ты на этом не заморачивайся – этот мир в любом случае гораздо старше. Да и вообще в каждой религии начало времен датируется по-своему. В иудаизме, например, называют 3761 год… до рождения Христа, конечно.

Да, эта тема весьма и весьма замудренная – история миров похожа на спутанный клубок. Совершенно непонятно, откуда что берется и куда что пошло. Много есть такого, чего не может объяснить ни один мудрец. Взять хоть бесконечность Вселенной – я сколько ни пытался, так и не сумел уместить это в голове.

Ну хоть ты тресни – не могу я представить бесконечное пространство!

И еще китайскую пишущую машинку. В нее я вообще отказываюсь верить.

– …исключительно мнение самих эльфов! – донеслось до меня сквозь мысли. Я вдруг сообразил, что кардинал и Аурэлиэль все это время вели ожесточенный спор. – Нет никаких доказательств того, что эльфы явились из другого мира! Сама концепция множественности миров еретична!

– Прародина Народа – благой Тир-Нан-Ог! – возмущенно отпарировала Аурэлиэль. – Мы не чета вам, краткоживущим, наши летописи уходят к началу времен! Некоторые из старейших наших патриархов помнят еще Исход!

– Из Тир-Нан-Ог? – удивился я.

– Нет, из Египта. Моисеев. Из Тир-Нан-Ог мы пришли много раньше, настолько долгоживущих нет даже среди нас.

Кардинал дю Шевуа насупился. Чертовы эльфы, для которых возраст Мафусаила – ерунда, раз плюнуть, его откровенно раздражают. Среди них есть такие, что жили еще до Христа, лично встречались с библейскими патриархами.

Хорошо еще, что эти остроухие – крайне пассивный народ, пуще всего ценящий душевный покой и очень мало интересующийся материальными благами. Если в данном месте жительства их что-то не устраивает, они просто снимаются и уходят куда-нибудь, где поспокойнее. А воевать, что-то там защищать, отстаивать, доказывать… нет, это не для эльфов. Берут оружие и сражаются, только если совсем уж припрет. Когда беда является неожиданно и свалить в тыл просто нет возможности.

По-моему, это прямое следствие их сверхдолгой жизни. Если человек умирает молодым, он теряет несколько непрожитых десятилетий. А вот если эльф – то уже тысячелетий.

Неудивительно, что им не хочется рисковать такой длиннющей жизнью по пустякам.

Но высокий эльфийский… этого языка я не знаю. Как и низкого, впрочем. Слышал, что различаются они примерно так же, как латынь и итальянский. Только гораздо сильнее – если низкий эльфийский легко может освоить и человек, то высокий довольно-таки сложен, среди людей его знатоков можно пересчитать по пальцам.

Хотя может и вранье.

– Рыбку хочешь? – деловито сунул Аурэлиэль сушеный хвостик я. – Вкусная.

– Что… что это?! – отшатнулась эльфийка.

Смотрит с таким отвращением, словно я ее засохшей какашкой угощаю.

– Рыбка, – терпеливо повторил я, вытягивая руку. – Сушеная. Вкусная. Почти что суши, только без риса. Угощайся.

– Да как ты смеешь предлагать мне такое?! – сорвалась на визг Аурэлиэль, забираясь на сиденье с ногами. В миндалевидных глазах заплескался нешуточный ужас. – Труп… рыбий труп?! Убери немедленно это непотребство, мерзость ходячая!!!

– А, так ты, выходит, вегетарианка… – разочарованно спрятал рыбку я.

– Как и все эльфы, патрон, – заметил Рабан. – Забыл, что ли?

Забыл, да. Хотя я и раньше знал, что эльфы не просто так предпочитают леса. У них другое строение зубов и другой состав желудочного сока. Мясную пищу переваривать им очень сложно, поэтому большинство эльфов – вегетарианцы.

Зато в растительной пище у них выбор намного богаче – эльфы с удовольствием едят цветочные лепестки, древесные почки, многие травы и коренья, несъедобные для людей. Кстати, огонь в их кухне почти не используется – жареная, вареная, тушеная пища эльфам не сказать, чтобы неприятна… но и особого энтузиазма не вызывает.

Словом, царь эльфийского стола – салат с растительным маслом.

Может, поэтому они и живут так долго.

Карета уже который час трясется на ухабах. Вдоль дороги потянулись сосны. Восточная Летувия процентов на шестьдесят – сплошной сосновый бор. Кое-где встречаются дубы, клены, липы. А в нашем мире мы бы сейчас были на какой-нибудь автостраде, дышали бензиновой вонью. Как ни крути, достоинств у технического прогресса масса, но и недостатки тоже имеются…

– Скучно, – произнес вслух я, подперев голову средней левой рукой. – Скучно.

– Ну так займись чем-нибудь, рожа трехглазая, – раздраженно ответил кардинал. – Вот, Евангелие почитай к примеру.

– Да читал я уже, – неохотно взял книжечку я. Я ее и вправду читал – причем несколько раз и очень внимательно. В Лэнге с литературой крайне хреново – а от скуки даже толковый словарь читать начнешь. – Там что, что-то новое появилось?

– Евангелие сколько ни читай – никогда лишнего не будет, – строго произнес кардинал. – Слова сии – серебра и золота дороже.

– Как скажете, падре, – пробурчал я, глядя в текст. Хотя все равно не понимаю ни единого слова – это латынь. – Блин, неужели монахи вот так целыми днями зубрят одну и ту же книжку?.. Скучища.

– Демон… – скривился кардинал, словно у него заболели зубы. – Вот вроде привык я уже к твоей сути еретичной, а ты мне все новые испытания подкидываешь… Для чего, скажи?

– Да ладно вам, падре… Ну что такое в самом деле, что я – Нового Завета не читал? Читал. Даже пересказать могу. Иисус Христос родился, творил чудеса, собрал двенадцать учеников, был одним из них предан и распят на кресте. Потом воскрес и вознесся на небо. Счастливый конец.

– Конец?! – поднял брови кардинал. – Конец, да не конец, рожа твоя богохульная! Библия – это тебе не песенка трубадура! Здесь каждая запятая глубинный смысл имеет! Каждая буква значима и важна! Вдумывайся, вчитывайся, достигай сути потаенной, сын мой, ибо Евангелие описывает не пустяк какой – главнейшее событие в истории человечества! Бог послал в мир наш Сына Своего, который страданиями и смертью искупил первородный грех всего человечества – бывшего и будущего. Этой великой жертвой Спаситель открыл для людей врата в Рай…

– Угу. А люди взамен понарисовали всяких говённых мультиков типа «Трансформеров»… – невнятно пробурчал я.

– Что?

– Да ничего, падре, продолжайте. Внимательно вас слушаю.

– Охо-хо, грехи наши тяжкие… – вздохнул кардинал. – Вот скажи мне, сын мой, молился ты сегодня?

– Ну, я прочитал то, что вы мне там сказали… не помню уже. Вслух прочитал.

– Преизрядно испытываешь ты терпение мое, – тяжело выдохнул дю Шевуа. – Прочитал он… Одного только чтения молитвенного текста недостаточно, сын мой. Недостаточно формально соблюдать законы, установленные Церковью. Ритуалы, обряды – это ведь все наносное, неважное…

– Правда, что ли?

– Ну вот представь, что вокруг дома – широкий канал с водой, – терпеливо принялся растолковывать кардинал. – Через него перекинут мост. Чтобы преодолеть этот канал, проще и быстрее будет пройти по мосту. Однако на худой конец можно обойтись и без моста – перебраться через канал вплавь, али плот какой соорудить. Ибо не сам мост тебе нужен, а дом, к которому он путь открывает. Так вот дом в данной аналогии – это Бог, канал – грехи наши, мост – служба церковная. Она нужна и полезна, ибо облегчает и ускоряет путь к Богу. Но человек, отправляющий ритуал слепо, не думая о его сути, начинает служить не Богу, но самому ритуалу. Qui altari servit, ex altari vivit. А это все равно как остаться стоять на мосту и полагать, что уже достиг конечной цели. Бог ждет от человека искреннего раскаяния и благости, а не показных церемоний. Церковь – это не стены и крыша, но вера и житие.

– Блин, падре, ну вы дали стране угля! – искренне восхитился я. – А еще спросить можно?

– Конечно, сын мой, спрашивай, – благодушно сложил руки на пузе кардинал.

– Снова насчет монахов. У них вот там посты, целомудрие, отшельничество всякое… Я чего не пойму – нормальную жизнь что, вести плохо? Вот зачем Богу нужно, чтобы я скоромной пищи не ел? Жалко ему, что ли?

– Не нужно это Богу, сын мой, – устало ответил дю Шевуа. – Это тебе самому нужно. De te fabula narratur. Тебе – дабы плоть усмирить, дабы волю воспитать. Сам по себе пост не нужен ни для чего, ибо он не цель, но лишь средство. Вот глянь на королевских гвардейцев – ежедневно часами с мечом тренируются, из луков в цель стреляют, в воде холодной плещутся… Для чего такое мучение? Для чего воевода Влад их изнуряет немилосердно, по плацу гоняет, аки псов шелудивых?

– Дурацкий вопрос, по-моему. Боец без тренировок – как рука без мускулов.

– Истину глаголишь. Mens sana in corpore sana. Но сражения – они ведь не только телесные бывают. Каждый из нас ежедневно, ежечасно, ежеминутно ведет тяжкий бой – с самим собой битву ведет, с похотями телесными сражается. Vivere militare est. И чтобы дух для этой битвы укрепить, даны нам свыше предписания. Усмиривши тело – укрепишь дух, сын мой. Cognosce te ipsum. Пост – это ведь не просто воздержание от пищи. Во время поста следует уделять совершенно особое внимание молитве, милосердию и самосовершенствованию. Во время поста следует особо ревностно исполнять заповеди. А монахи предаются аскезе вовсе не потому, что быть чистым и сытым плохо. Нет ничего зазорного в браке, рождении детей, жизни в хорошем доме в любви и согласии. Однако священник не должен вступать в брак, не должен иметь семьи, ибо свои мысли он устремляет только к Богу. Именно для этого и предназначен целибат. А монашеский подвиг – это путь к абсолютной духовной свободе, путь исключения всего, что может отвлечь от мыслей о Боге. Путь к полному и окончательному духовному совершенству. Sapienti sat.

– А вот к слову о совершенстве! – поднял палец я, вдруг вспомнив давно мучающий меня вопрос. – Есть такая еще непонятка! Человек сотворен по образу и подобию Божьему, верно? Но даже слепому видно, что человек – зверюшка несовершенная. Неужели и Бог такой же? Противоречие наблюдается!

– Никакого противоречия, сын мой, – спокойно ответил кардинал, раскрывая пухлый томик Библии на самой первой странице. – Просто нужно учиться внимательно читать. А прочитанное – обдумывать. Внимай речам моим: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». Зришь ли разницу меж первой частью и второй?

– Ну, э-э-э…

– В первой части – время будущее, «сотворим». Во второй – время прошедшее, «сотворил». А еще в первой части говорится «по образу и подобию», однако ж во второй – уже только «по образу», а «подобие» даже не упоминается. Нетрудно понять очевидное – человек сотворен по образу Божиему, повторяя один только внешний облик Создателя. А вот Божиего подобия нам всем еще лишь предстоит достигнуть. Процесс Творения не завершен окончательно, он продолжается и по сей день.

Меня как обухом ударило – так сразу все стало ясно. Неожиданно вспомнились школьные уроки литературы и бедная Серафима Павловна, безуспешно пытавшаяся привить тридцати гогочущим болванам уважение к Гоголю и Достоевскому. С каким воодушевлением, помню, она объясняла, что в классике ничто не просто так – каждая строчка, каждое слово несет смысл, а за тем смыслом прячется другой смысл, глубоко спрятанный.

Теперь я наконец-то понял, что она тогда имела в виду. Что ни говори, а Библия – это классика номер один.

Я взглянул на кардинала дю Шевуа с новым уважением. Этот седобородый дедуган – бывший разбойник, до сих пор любящий заложить за воротник и врезать кому-нибудь в морду. Но чувствуется, что сутана для него – не просто формальность. Я не знаю, что именно заставило его сменить дубину на кадило, но это несомненно было нечто из ряда вон выходящее.

– Ваше преосвященство, раз уж у нас тут такая тема поднялась – может, еще кое в чем меня просветите? – уже почтительно спросил я.

– Да ты спрашивай, спрашивай, разрешения можешь не спрашивать, – почесал грудь сквозь рясу кардинал.

– Угу. Тогда ответьте мне вот чего – почему Церковь позволяет рисовать иконы?

– А почему бы это вдруг не позволять? – нахмурился дю Шевуа. – Тебе что, иконы чем-то не угодили, демон? Ты не молчи, отвечай как на духу – может, руки они тебе жгут, коли прикасаешься? Или смотреть тебе на них неприятно? Благие образа режут глаза? Если так, ты лучше сам признайся, не доводи меня до греха, не заставляй каленым железом всю подноготную вызнавать.

– Да нет, нет, ничего подобного! – обиделся я. – Что вы меня вечно в чем-то подозреваете, падре! Я и демон-то чисто формальный! И вообще на самом деле человек… просто шибко круто замаскированный. Я что в виду имею – в Библии ведь есть целая заповедь на этот счет. Как там… не сотвори себе кумира?..

– «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои».

– Угу. Я дословно не помню…

– Ignorantia non est argumentum, – сурово произнес кардинал.

– Угу. Как скажете. Не делай себе кумира и никакого изображения… разве это не означает запрета на идолы? А на иконах и святых всяких рисуют, и Богородицу, и Троицу… Да и статуи в храмах тоже бывают – в Бразилии, вон, вообще Иисус тридцатиметровый стоит…

– Где?..

– В Брази… неважно, нигде. Да сам вот этот крестик на груди – на нем же Христос распятый! Разве это заповедь не нарушает?.. Какая она там по счету?..

– Вторая. Нет, сын мой, не нарушает. Размышляй, вникай в суть потаенного. Не забывай, что эта заповедь была дана в ветхозаветные времена, и речь в ней шла о образе Господа, который тогда еще не явился на землю. Никто не мог знать, как Он выглядит, поэтому любое Его изображение было бы только домыслом, а значит – грехом. Но затем Бог явился нам в лице Сына Человеческого, получив тем самым зримое воплощение. Значит, Его стало можно и изображать. Суть иконопочитания вовсе не в обожествлении самой картинки – это по-прежнему грех! – а в поклонении образу, который она символизирует. Вспомни, что я тебе говорил о доме, канале и мосте. Иконы – тоже часть этого моста. И крестик на груди – тоже.

– То есть и тут тоже, получается, никакого противоречия?

– Конечно. Противоречие здесь лишь кажущееся, и происходит оно исключительно от самомнения твоего. Ибо всякий ограниченный ум скорее склонен поверить в чужую ошибку, чем в собственное неразумение.

– Ладно, падре! – раскипятился я. Слова кардинала задели меня за живое. – Тогда я вам сейчас приведу уж точную нелепицу!

– Ну-ка, ну-ка… – ехидно полуприкрыл глаза дю Шевуа.

– Иоанн Креститель, – поднял палец я. – Иоанн Креститель крестил Христа. Верно?

– Неоспоримо.

– Но как он мог его крестить, если само слово «крещение» произошло от слова «крест»?! – торжествующе воскликнул я. – Они что, заранее знали, что Иисус будет распят на кресте?!

Воцарилось молчание. На меня удивленно уставились все присутствующие – даже робко съежившийся в уголке пан Зовесима. Брови кардинала медленно поползли вверх, и он медленно спросил:

– Демон… ты что, рехнулся?

– Патрон, ты и правда сдурел, – жалостливо заговорил Рабан. – Это же только в русском языке слова «крещение» и «крест» – однокоренные. А в других – ничего подобного. На той же латыни крест – «crux», крещение – «baptisma», а креститель – «baptista». Никаких общих корней. И в еврейском языке тоже никакой связи между «крестом» и «крещением» нет.

Мне стало нехорошо. Вот ведь как опозорился. Дальше ехать некуда.

Чтобы как-то объясниться, я принялся мямлить, что в моем родном языке эти слова действительно родственны, одно произошло от другого, и я, будучи по жизни тормозом, в очередной раз протупил…

Кардинал дю Шевуа снисходительно вздохнул и отвернулся. По-моему, я его уже вконец достал. А вот гоблин Цеймурд неожиданно проявил нешуточный интерес.

– Да, перевод – это всегда проблема, – понимающе кивнул он. – И чем текст сложнее, чем больше в нем смыслов, тем труднее его переводить. В каждом языке свои слова, свои выражения, которые в других языках могут просто отсутствовать. Слишком буквальный перевод влечет за собой потерю смысла…

– Почему потерю смысла? – не понял я. – Перевести каждое слово, и все…

– Ох, если бы… – хихикнул гоблин. – А как же фольклор, диалект, жаргон, идиомы, метафоры, цитаты, фразеологические обороты, да шутки в конце концов? Их никогда нельзя переводить буквально! Возьми английское «give me some sugar»… как это переводится?

– «Доставь мне удовольствие», – чуть помедлив, ответил я. Из-за магии вавилонской рыбки я даже не сразу сообразил, что Цеймурд вдруг перешел на английский – для меня все это звучит родным русским.

– Верно, но это вольный перевод! – еще шире оскалился Цеймурд. – Вольный, исходя из смысла фразы! А если перевести буквально, как есть, то получится «дай мне немного сахару»! Потому что это метафора, вещь в себе, которую нельзя, ни в коем случае нельзя переводить как есть – получится бессмыслица! Не то чтобы совсем бессмыслица, конечно, но совсем не то, что имелось в виду изначально. Слово, фразу нельзя переводить отдельно, нельзя отрываться от контекста!

Я напряг мозг, вновь проговаривая в уме английское выражение. Да, и в самом деле, буквальный смысл фразы совсем другой – а я его не увидел из-за вавилонской рыбки.

Хотя иногда я, наоборот, вижу как раз буквальный смысл, не различая переносного. Из-за чего и попадаю впросак, не понимая какого-нибудь выражения. Чертова магия – хрен поймешь, как она работает…

– А особенно сложно переводить тексты художественные, – грустно покачал головой Цеймурд, вспоминая что-то свое. – Часто там приходится не столько переводить, сколько писать все заново, опираясь на оригинал. И если бы ты знал, какие противоречивые требования нам при этом предъявляют! Одни говорят, что нужно в первую очередь передать смысл – а для этого текст требуется адаптировать под носителей другого языка. Другие требуют, чтобы перевод был совершенно дословным – даже ценой потери части смысла. В иностранном тексте всегда таятся ловушки – как бы хорошо ты ни знал чужую культуру, ты все-таки к ней не принадлежишь и часть смысла поневоле упустишь. Особенно если текст сложен для понимания. А возьми поэзию! Поэзия же вообще практически непереводима! Можно дать буквальный перевод, перевести стихи прозой… но они перестанут быть стихами. Можно перевести смысл, сочинить стихи заново на другом языке… но это будут уже совершенно другие стихи. К тому же почти всегда – и отдаленно не сравнимые с оригиналом. Переводчик же не обязан быть еще и поэтом! В любом случае красота оригинала потеряется.

– Интересно, как же тогда было с Библией?.. – пробормотал я.

– А вот здесь много о чем можно сказать и рассказать! – заблестели глаза Цеймурда. – Слышал ли ты, например, о Септуагинте, пан демон?

– Нет, не слышал. Это что?

– Как же, как же! Это старая история, с которой, собственно, и пошла нынешняя Библия. Первоначально ведь она писалась на еврейском, и все тексты были только на еврейском. Но в третьем веке до года Господа в городе Александрии произошла такая вещь. К царю Птолемею Филадельфу явился хранитель библиотеки и пожаловался, что евреи, живущие в Египте, в спорах с греческими философами то и дело ссылаются на свое Писание, Тору, написанную чуть ли не рукой самого Бога. Однако проверить их слова чрезвычайно сложно – ибо перевода на греческий у Торы нет.

– И что царь?

– Царь обратился за помощью к иудейскому первосвященнику Элеазару. А тот послал к нему семьдесят двух ученых книжников, сведущих в греческом языке и хорошо знающих Тору. Царь решил проверить, в самом ли деле эти тексты такие уж святые, и совершил следующее – поселил каждого из книжников в отдельной келье, запретив им выходить, пока не будет окончен перевод. Все семьдесят два толковника работали самостоятельно, не общаясь друг с другом…

Цеймурд сделал драматическую паузу. Я немного подождал, а потом нетерпеливо воскликнул:

– Ну и?..

– Уже на семидесятый день работы перевод Пятикнижия был закончен! – торжественно провозгласил гоблин. – На семидесятый! Все семьдесят два переводчика закончили одновременно! И когда их работы были проверены, оказалось, что они совпадают слово в слово, точка в точку!

– И как такое возможно?! – поразился я.

– Чудо, разумеется. Божественное чудо.

– Да уж… Там ведь объем такой, что управиться всего за семьдесят дней – уже само по себе чудо…

– Это так, – согласился Цеймурд. – Святой Иероним трудился над Вульгатой целых пятнадцать лет…

– Вульгата? Это что?

– Это латинский перевод Библии, – устало произнес гоблин. – В самом деле, пан демон, ты не знаешь того, что знают даже малые дети. Где же хваленое всезнание демонов, о котором столько говорится в сказках?

– В сказках и осталось, – мрачно буркнул я.

Цеймурд криво усмехнулся.

– Святой Иероним Стридонтский – он покровительствует в том числе и нам… – задумчиво произнес он.

– Гоблинам?

– Нет, переводчикам. Толмачам. Это было главным делом всей его жизни. Он был не из наших, он был человек, но он мог бы сделать честь и моему народу. Он был одним из немногих богословов того времени, кто считал нужным и даже необходимым основательно изучать еврейский язык – чтобы читать и толковать Библию в подлиннике. Святой Иероним свободно говорил на латыни, греческом, еврейском и арамейском языках. Он одним из первых сформулировал основные принципы и требования хорошего перевода. Точно передавать букву оригинала, однако помнить при этом, что дух все же важнее буквы. «Апостолы и евангелисты при переводе древних писаний искали смысла, а не слов», – так он говорил. Он был прав, как мне кажется. Хотя даже он не сумел полностью избежать ошибок. Например, слова Иисуса – «Легче верблюду пройти через игольное ушко, нежели богатому попасть в Царствие Божие»…

– А что здесь не так?

– Согласись, что звучит это несколько странновато. Ну какая связь между верблюдом и игольным ушком, скажи на милость? Почему именно верблюд, и зачем он вдруг туда полезет?

– Ну и зачем же он туда полезет? – заинтересовался я.

– У некоторых из нас есть подозрение, что здесь произошло небольшое недоразумение. В греческом языке слова «верблюд» и «канат» пишутся и звучат почти одинаково – «kamelos» и «kamilos». И в арамейском языке слова «верблюд» и «канат» одинаковы – «гамла». Вполне возможно, что святой Иероним допустил ошибку, вместо «легче канат протянуть через игольное ушко» написав то, что написал. Впрочем, на смысл самого изречения это не влияет.

– А ты знаешь двадцать два языка, верно? – вспомнил я.

– Двадцать три.

– Охренеть. Трудно было столько выучить?

– Не очень, – пожал плечами Цеймурд. – Учить новые языки – это все равно что спариваться. Первый раз дается трудно, зато каждый следующий – все легче и легче. К тому же лингвистические способности гоблинов высоки весьма. Мы на лету схватываем новые наречия. Лично мне вполне достаточно месяца или двух, чтобы овладеть чужим языком в совершенстве. Поэтому мы и успеваем уже к зрелому возрасту познать много весьма.

– Охренеть, – снова сказал я. – А сколько тебе лет, кстати?

– Тридцать два. Я уже немолод.

– Да ладно, тридцать два – это не так уж много…

– Для человека – не так уж много. Но гоблины живут меньше.

– Насколько?

– Насколько… – вздохнул Цеймурд. – Меньше, чем люди. Они, конечно, тоже живут совсем недолго – лет пятьдесят-шестьдесят… изредка немного дольше. Если сравнивать с эльфами, гномами, цвергами, троллями, ограми… все они живут дольше людей. Но мы, гоблины, живем еще меньше. Раза этак в полтора меньше. Пятидесятилетний гоблин – это древний старик, до такого возраста доживают очень редко. Лишь считаные единицы доживают до пятидесяти пяти. И я слышал об одном-единственном гоблине, который перешагнул шестидесятилетний рубеж. По нашим меркам – настоящий Мафусаил. Легче встретить столетнего человека, чем шестидесятилетнего гоблина.

– Ого… Да, не позавидуешь…

– Еще хуже разве что гноллям, – пожал плечами Цеймурд. – Они седеют уже к тридцати годам.

– Угу. Ясно. Ариэль, а тебе сколько лет? – без всякой задней мысли спросил у эльфийки я.

– Ты хам, напрочь лишенный манер, – спокойно ответила она.

Глава 9

Вечереет. И холодает. Наша карета остановилась на берегу Житного озера. Места здесь тихие, спокойные, ночь тоже тихая, звездная – отчего бы не разбить лагерь на открытом воздухе?

Особенно если учесть, что яцхенов, даже замаскированных, нежелательно светить на людях.

Житное озеро – одно из крупнейших озер этой Европы. Оно уступает таким гигантам, как Колхидское, Италийское или Бискайское озера, но все равно очень велико. Из него вытекает короткая, но очень полноводная река Мбона, несущая свои воды по землям гноллей и великой Скандии, а затем впадающая в Атлантический океан.

Северные и западные берега озера – высокие, скалистые, изрезанные крохотными заливчиками. А вот южный берег, вдоль которого мы едем, наоборот, низкий и ровный. Тут очень много островов – мелких, каменистых. Самый крупный – остров Пажитня, на котором расположен храм Благовещения, построенный почти триста лет назад.

Зимой в этих местах стоят лютые холода. Но Житное озеро очень велико, поэтому замерзает оно не полностью – в самом центре остается нечто вроде огромной проруби. К тому же тут часто бывают шторма, особенно осенью. Они здорово мешают судоходству – по Житному озеру проходит торговый путь, соединяющий Ингрию и Остсаксонию с Летувией и Пруссией.

Я взмахнул руками, делая мощный гребок, и вынырнул на поверхность озера. Крылья резко раскрылись, сбрасывая тучи брызг, и восходящий поток воздуха подбросил меня кверху. Вешу я чрезвычайно мало, поэтому взлетаю с неимоверной легкостью.

Воспарив над водной гладью, я хрипло взвыл. Не по какой-то причине – просто вдруг захотелось. Захотелось возвестить всему миру, что я здесь, что я жив, что я только что искупался и впервые за долгое время у меня хорошее настроение.

Интересно, как я смотрюсь со стороны? Как выглядит крылатый демон о шести руках, носящийся в закатном небе над холодным озером? Довольно готично, наверное. Жаль, некого попросить, чтоб сфоткали.

Точнее, попросить-то есть кого, только вот фиг с два мне эту просьбу исполнят. Сделав пару виражей, я круто сложил крылья и снова вошел в воду. Яцхен – система уникальная, с равной эффективностью действующая в любых условиях. Крылья сложены треугольниками, перепонка обернута вокруг бедер, хвост вращается безумным пропеллером. Гребу с огромной скоростью, несясь прямо ко дну…

Тормозим! Дно Житного озера очень плоское, каменистое, глубина нигде не превышает тридцати метров. Если слишком сильно разогнаться, запросто можно врезаться башкой.

Мои сверхзрение и направление одновременно подали сигнал. Левая верхняя рука рефлекторно метнулась в сторону, выплевывая семь длиннющих когтей. Насаженный на них, в руке забился жирный окунь. Первая добыча есть – продолжаем.

Через несколько минут я снова вынырнул на поверхность – с кучей насаженной на когти рыбы. Умение добывать подножный корм ученые «Урана» заложили в меня на уровне инстинктов. И при моем аппетите это отнюдь не лишнее.

Все-таки шесть рук – это очень удобно. В каждую по бутылке водки, а крыльями лететь. Чем не жизнь? Красота!

– И с полей уносится печаль, из души уходит грусть-тревога… – замурлыкал я, плавно приземляясь на бережок. – Привет.

– Привет, – меланхолично ответил Цеймурд, не отрывая глаз от поплавка. Он тоже пытается ловить рыбу. – С уловом тебя, пан демон.

– Угу. А ты-то что-нибудь поймал?

– Кое-что поймал, – пожал плечами гоблин, показывая рваный сапог. – Жаль только, ухи из этого не сваришь.

– Ну и завязывай. Тут клев плохой, рыбу надо долго прикармливать. Или гарпуном бить. Как вот я.

– Нет, я все-таки еще попытаюсь.

– Как знаешь, – не стал спорить я, уходя к общему костру. – Але, гараж! Ваша папа пришла, пожрать принесла!

– Я это не буду, – категорично отказалась Аурэлиэль, брезгливо глядя на бьющихся рыбин.

– Тебя никто и не заставляет. У нас демократия: хочешь – ешь, не хочешь – пшел на хрен.

– Полагаю, мне пора приступить к выполнению моих прямых обязанностей, – с разнесчастным видом вздохнула эльфийка. – Преподавать хорошие манеры демону… вот уж не думала, что докачусь до такого.

– Ну так уволься по собственному желанию, – хмыкнул я. – Я и сам тут не особо в восторге, между прочим. Примите добычу.

– Благодарю, пан демон, – коротко поклонился слуга, аккуратно снимая с моих когтей рыбу. – Поздравляю с удачной охотой. Желаете отведать ухи или прикажете поджарить?..

– Все равно, только давай быстрее. Я ужасно хочу есть, поэтому вы все в серьезной опасности.

Слуга снова поклонился, пятясь к костру. Я тепло подумал о принце Сигизмунде – персонал нам в дорогу отбирал лично он. И при кастинге в первую очередь оценивал крепость нервной системы – смогут ли эти ребята целый месяц прислуживать жуткому чудищу вроде меня?

Это ведь звездец что такое, если вдуматься – нормальному обыкновенному человеку бок о бок находиться с таким, как я. Тут далеко не каждый смогёт. Вон, пан Зовесима до сих пор не смеет взглянуть мне в лицо – жмется где-то там в тени, дрожит втихомолку.

А еще советник по иностранным делам.

Хотя ко мне довольно быстро привыкают. Рожа у меня, конечно, страхолюдная, зато характер просто золотой. Как правило, если человек перебарывает первый страх и соглашается отвлечься от внешности, мы вполне успешно ладим.

Ночевка на берегу озера. Красиво. Костер горит, кони сонно всхрапывают. Коням нужно отдыхать – они все-таки не железные, им эту карету до самой Италии тащить.

Кардинал дю Шевуа отхлебнул вина из глиняной бутыли и оглушительно рыгнул. Сейчас он как никогда напоминает усталого разбойника на привале.

– Sapientia vino obumbratur, – задумчиво произнес святой отец, делая еще глоток.

– Угу, – согласился я. – А что, падре, как у вас тут вообще дела? Какие последние новости в наших палестинах?

– Все как обычно, – пожал плечами кардинал. – В наварре король умер, сейчас на троне регент – принцу-наследнику всего одиннадцать лет. В прошлом месяце окончилась война между Валахией и Трансильванией победой первых. У берегов Иаланда, слышно, чудовище объявилось – не то морской дракон, не то кракен. Корабли топит.

– Может, местный вариант Ктулху? – осклабился я. – Кстати, а это, случайно, не Пазузу шкодит?

– Нет, там тварь глубинная, по воздуху не летает. Да и объявилась она еще в марте.

– Значит, не Пазузу. А еще чего слышно? У волшебников что-нибудь интересное случилось? Не всех же их прежний Папа передушил?

– Не всех. Хотя этих как раз стоит поприжать как следует – уж больно народ дерзкий. Чуть попущение дашь – сразу невесть что о себе мнят. Вот их прежний верховод – Илия Герман прозывался – превесьма злокозненным кудесником слыл.

– Что ж так? Сатанизмом всяким увлекался? Ррогалдрона призывал почем зря?

– В этом не замечен. А вот в жадности непомерной – еще как. Ему бы купеческим старшиной быть, а не кудесничьим вожаком. Совсем одурел человече – вдоль и поперек свою волшбу продавал, только и искал, кому бы еще ее всучить, да звонкой монеты огрести побольше. Дошло до того, что по городам горгульи стали летать сотнями, в окна стучаться – а вот не надобны ли кому услуги великого мага Илии Германа за умеренную плату?

– И что за услуги?

– Да всего понемногу. Чаще всего – усмирить неверную жену, излечить мужское бессилие или увеличить мужское естество на четверть локтя.

– А этот народный целитель еще работает? – не на шутку заинтересовался я.

– Нет, давно уже не работает. Да и не исцелял он ничего по-настоящему – только деньги брал, а взамен хвост собачий. Народишко на него мало-помалу вконец озлобился. Камнями в тех горгулий швырять начали, чуть только издалека завидев. Слышать уже имени того Германа невмоготу было – плевались при одном упоминании.

– Ни хрена себе! А чем закончилось?

– Чем закончилось-то? Да как в сказке – счастливым концом. Спалили этому Герману дом, а самого на вилы подняли. Он, как выяснилось, только языком молоть горазд был, а кудесником совсем никудышным оказался. В верха интригами выбился – того подмаслил, этого подкупил, расхвалил себя на все лады… так вот и пролез потихонечку.

– И тут без пиара никуда, – согласился я. – А другие маги как к этому отнеслись?

– Да слухи ходят, что иные кудесники и сами там присутствовали, огонь раздувать помогали. Он и их тоже вконец против себя озлобил.

Мне поднесли окуней, закопченных в золе. Какой-то фирменный дотембрийский рецепт. Довольно-таки вкусно, только соли маловато.

– Я вас всех сейчас сожру! – радостно оскалился я.

– Что-о-о?! – нахмурил брови кардинал.

– Это я окушкам.

– А-а-а… Тогда ладно. И то сказать – fabulis non expletur venter. Приятного аппетита, сын мой.

Кряхтя и сопя, кардинал отправился дрыхнуть, оставив меня наедине с вожделенным ужином.

Разумеется, рыбу я принялся рвать прямо руками. Зачем мне какие-то дурацкие ножи и вилки, если в наличии сорок два острейших когтя? Орудую я ими не хуже героя Джонни Деппа, который стриг когтищами газоны. Как там бишь его?.. Забыл.

– Как всегда, полнейшее отсутствие манер, – пренебрежительно произнесли над ухом.

Я на миг оторвался от еды, косясь на усевшуюся рядом эльфийку. В призрачном свете костра ее глаза приобрели какой-то странный отблеск – сквозь них словно просвечивает какой-то другой мир. Нечеловеческий мир.

Может, это он и есть – волшебный свет Тир-Нан-Ога?

– Будешь? – машинально протянул окушка я.

– Не оскорбляй меня подобными предложениями, – сухо произнесла Аурэлиэль. Однако на сей раз без панического ужаса. Видимо, решила больше не обращать внимания на мою убогость. – Как скоро ты намереваешься отправиться спать?

Я огляделся по сторонам. Карета сотрясается от храпа святого отца. Где-то там дремлет и тихенький пан Зовесима. Под каретой устроились слуги. У тлеющего костра сопит свернувшийся клубком гоблин.

– Вообще не намереваюсь, наверное, – рассеянно ответил я. – У меня со сном отношения сложные, запутанные… Я сплю… ну, можешь считать, что я вообще не сплю. Трудно будет объяснить.

– Это хорошо. Народ тоже предпочитает звездное небо палящему солнцу.

– Какой народ?

– Народ, – пожала плечами эльфийка, ища что-то по карманам.

– Патрон, если эльф говорит о народе без дополнительных комментариев – он имеет в виду эльфов, – пояснил Рабан.

– А-а-а, понятно…

– Возьми это, – протянула мне что-то Аурэлиэль.

В мою левую нижнюю ладонь лег небольшой томик в кожаном переплете. Я недоуменно уставился на обложку – «Artes Liberals». Что бы это могло значить? Латынь я пока еще не выучил.

– Это учебник свободных искусств за авторством Марциана Капеллы, – пояснила Аурэлиэль. – Здесь изложены основы грамматики, диалектики, риторики, арифметики, геометрии, музыки и астрономии. Эти науки обязан знать всякий образованный юноша. Каковы твои познания в данных областях?

– Ну, арифметику-то я знаю на пять… с минусом. Геометрию тоже нормально. С астрономией без проблем. Грамматика… ну, на своем родном-то я пишу без ошибок, но это на родном, а тут… тут ведь латынь имеется в виду? Или какой-то другой язык?

– Нет, именно латынь. Латынь – язык культуры и просвещения. Человеческих, конечно, – поправилась эльфийка. – Тем не менее, даже среди Народа латынь весьма распространена, и этого языка не знают лишь в самых глухих провинциях. Незнание латыни – вернейший признак невежественности, неразвитости и примитивности интеллекта.

– И почему я чувствую себя обосранным с ног до головы? – мрачно спросил я, подперев щеку средним правым кулаком.

– Что насчет прочих наук? – строго спросила эльфийка. – Что ты знаешь о музыке, демон?

– Музыку я люблю. Особенно Кипелова. Сам на гитаре немножко лабаю. Даже на трех гитарах одновременно могу. Тяжелый рок.

– Я не понимаю демонских языков. Говори понятно.

– Чего непонятного-то? Играю я немножко. На гитаре. И пою. Правда, очень хрипло. Почти что Высоцкий.

– Кого интересует, на чем ты там играешь? – поморщилась Аурэлиэль. – Оставь эту шелуху менестрелям и трубадурам. Великая наука гармония не интересуется такой приземленной вещью, как звучащая музыка. Куда важнее знать теорию, чем уметь перебирать струны. Что ты знаешь о ритмической или метрической музыке?

– Э… ничего, – честно признался я.

– Так я и думала. Впрочем, это мы можем оставить на потом. Науки о числовых соотношениях и гармонии – арифметика, геометрия, музыка и астрономия – входят в квадривиум познания, и изучаются уже после тривиума.

– Тривиума?

– Тривиум. Тройной или низший путь познания, изучающийся всеми школярами без исключения. К квадривиуму переходят уже после освоения искусств грамматики, диалектики и риторики.

Я осоловело уставился в эти миндалевидные глаза цвета янтаря. Наша остроухая дамочка серьезно взялась за работу. Но латинскую грамматику я не знаю совершенно, а диалектика и риторика… блин, да я вообще не представляю, что это за хрень такая! Хотя риторика – это вроде как красноречие… а диалектика что такое?

Так я и сказал Аурэлиэль. Она печально застонала, растирая виски, но все же терпеливо объяснила, что диалектика – это умение правильно пользоваться словами, доказывать и опровергать разные утверждения и вообще диспутировать. То есть попросту логика.

Ну а риторика – это, как я и думал, ораторское искусство. Красноречие. Я это и так знал, просто подзабыл.

Итак, от культурного человека здешнего подзатянувшегося Средневековья требуется в первую очередь умение разговаривать. Разговаривать красиво, грамотно и убедительно. Причем на латыни.

Что ж, могло быть и хуже. Помнится, я как-то посещал страну, где каждый обязан уметь жонглировать. У них там это искусство – как цвет штанов на планете Флюк. Не умеешь жонглировать совсем – ты последнее чмо и на тебя все плюют. Умеешь жонглировать тремя деревянными шариками – ты рядовой гражданин без привилегий. Умеешь держать в воздухе пять горящих факелов – ты крутой аристократ и перед тобой все делают «ку» два раза. А их царь легко жоглирует десятью стаканами с водой, не проливая ни капли. Не знаю, сколько лет он тренировался, пока так наловчился.

Конечно, у меня с этим особых проблем не возникло. Жонглировать я никогда не учился, но зато у меня целых шесть рук и сверхскоростные рефлексы. Думаю, я бы наловчился довольно быстро… но это вопрос чисто гипотетический. Поскольку тот мир был населен почти исключительно людьми, при виде меня они просто разбегались с воплями.

Как чаще всего и бывает.

– Шлушай, може прошто наташкаешь меня в эфой фиафиаи… – прочавкал я, набив рот копченой рыбой.

– Либо ешь, либо говори! – брезгливо поморщилась Аурэлиэль.

– Ладно.

Эльфийка около минуты наблюдала, как я сосредоточенно жую, а потом приподняла брови:

– Ты что, выбрал еду?

– Угу. Есть мне нравится больше, чем говорить.

– Но я же не имела в виду буквально, что… О боже мой, какая тяжелая работа мне досталась! Как ты вообще можешь есть мясо живых существ?

– Легко. Кладу в рот и двигаю челюстями вверх-вниз. А потом проглатываю. Ничего сложного, это всякий может.

– Но неужели ты не понимаешь, как это ужасно?!

– Почему?

– Бессмертная душа бессмертна, олух! Никто не знает точно, что суждено ему после смерти. Душа может переселиться в животное – в зверя, в птицу, в рыбу. Вполне может статься, что сейчас ты пожираешь собственного деда!

– В таком случае у меня чертовски вкусный дед, – безмятежно ответил я, выплевывая рыбьи кости.

– О боже мой, за что мне такое наказание?.. – застонала Аурэлиэль. – Чем я перед Тобой согрешила?.. Так, ты, животное! Смотри на меня… я сказала, смотри прямо на меня! Выпрямись. Выпрями спину!

– Я не могу! – огрызнулся я, сплевывая последнюю рыбью кость. – У меня спина не гнется!

– Почему? Ты чем-то болен?

– Нет! У меня просто такая форма позвоночника! У меня вообще нет позвоночника!

– А что у тебя там есть? – раздраженно обошла меня вокруг Аурэлиэль. – О боже мой. Совсем забыла, что у тебя еще и крылья…

– Да, такая мелкая деталь – тут всякий забудет! Типа родинки на заднице! И вообще какое кому дело, что там у глупого яцхена болтается за спиной?!

– Не ерничай и не кривляйся – это вульгарно. Всегда будь вежлив. Подчеркнуто вежлив. Даже ругань и оскорбления могут выглядеть красиво и благородно, если не терять при этом лица. Этим подлинный аристократ и отличается от площадной черни.

– Я не аристократ. Я пролетарий.

– Я имела в виду аристократизм духа. Для этого необязательно иметь благородное происхождение – ты можешь быть рожденным даже в лачуге поденщика. Главное – как ты себя ведешь и что за впечатление производишь.

– Считаешь себя самой культурной?

– Да, потому что это так и есть. Ладно, спину выпрямить ты не можешь. Допустим. Мне по-прежнему кажется, что ты мне зачем-то врешь, но все же допустим, что это правда. Тогда просто подтянись. Подними голову. Я хочу увидеть твою шею. Почему ты все время втягиваешь ее в плечи?

– Ничего я не втягиваю. Нету у меня шеи. И не было никогда.

– Как это?

– А вот так. Голова растет прямо из плеч. Нет, даже не так. Это вообще не голова, а просто дополнительный кусок туловища.

– Да, похоже на то… – с сомнением согласилась эльфийка, продолжая осматривать меня со всех сторон. – Какое же ты все-таки нелепое и странное создание…

– Предпочитаю называться забавным зверьком. Я милый и пушистый… в душе. Заведите дома детеныша яцхена – дети будут визжать от восторга.

– Кожа… это у тебя называется кожей? – ворчит Аурэлиэль, бесцеремонно тыкая меня во все места. – Везде жесткий, как крабовый панцирь. Кора тысячелетнего дуба и то мягче. Совершенно никакого лоска. Возможно, если попробовать нанести слой смягчающего масла… хотя нет, не стоит и надеяться. Даже если я сумею размягчить кожу, ты вряд ли станешь выглядеть лучше. Как бы еще хуже не стало. Пожалуй, тебе может помочь пыльца эльфийского клена… хотя нет, я забыла, она же не действует на демонов… И это вот тебя мне поручили привести в божеский вид?

– Ты что, до сих пор не можешь в это поверить?

– Не могу.

– Лучше поверь. Впрочем, ты в любой момент можешь уволиться по собственному желанию. Правда, в Дотембрии тебе после этого вряд ли обрадуются – но ничего, другую работу найдешь… А что? Преподаватели хороших манер на бирже труда просто нарасхват.

Аурэлиэль недовольно скривилась. Она какую-то секунду обдумывала предложенную мной перспективу, а потом обреченно вздохнула:

– De duobus malis minus est semper eligendum…

– Слушайте, ну вы уже конкретно задолбали своей латынью! – разозлился я. – Я же ни хрена не понимаю!

– Mitta masso síra ná mára lá mitta apso entarë, – ехидно произнесла Аурэлиэль. – Так тебе понятнее?

– А это что еще за хрень? – совсем окосел я.

– Примерно то же самое, но на высоком эльфийском, нижнебретонская ветвь. Мой родной язык.

– Нижнебретонская… у вас там что, еще и диалектов несколько?

– Конечно, как и везде. Высокий эльфийский – язык учености, он признан Народом повсеместно. Наши прародичи приняли его еще в благом Тир-Нан-Ог и бережно сохранили, пронесши сквозь тысячелетия. Но произношение и грамматика от местности к местности сильно разнятся. Народ Большой Земли с трудом понимает наших родичей с Западных Островов, а народ Зеленого Полуострова вообще говорит на какой-то чужеродной ветви, совершенно исковерканной грамматически и фонетически.

– А они небось говорят, что это у вас грамматика исковерканная, а у них как раз правильная? – подпустил шпильку я.

– Говорят, – неохотно признала Аурэлиэль. – Но это неправда. А теперь продолжим урок хороших манер.

Глава 10

Дождь накрапывает. Мелкий такой, занудный. А я бреду по дороге, кутаясь в монашеский балахон. Где-то далеко позади катит карета с остальными делегатами. А я иду впереди. Иду себе и иду.

Вообще-то, я тоже мог бы ехать в карете вместе со всеми, как вчера. Но что-то неохота. Ноги затекли и вообще. Я яцхен, из меня адреналин так и хлещет, мне не в масть долго сидеть неподвижно. При нужде я могу домчать в Италию за считаные часы – и домчал бы, если бы мог появиться там в одиночку, без сопровождающих.

Ну не тащить же мне кардинала и остальных под мышками, верно?

А пройтись для разнообразия пешочком очень даже неплохо. Я ведь не слишком часто хожу подолгу, как нормальные люди, на двух ногах. Обычно летаю. А если полет по каким-то причинам затруднен или невозможен – несусь на восьмереньках, перебирая конечностями со сверхзвуковой скоростью. Без труда могу обогнать автомобиль… если только не гоночный.

Дорога пустынна – что в один конец, что в другой. Последний раз видел людей час назад – какая-то тетка с мальчиком и собакой. При виде меня поклонилась, попросила благословения. Я невнятно замычал и показал знаками, что у меня типа обет молчания. При виде моих семипалых ладошек женщина так сильно выпучила глаза… я вообще раньше не знал, что у людей они могут настолько выпучиваться.

Дождь усиливается. Уже не раздражающая мелочь – настоящий ливень. И судя по затянувшим небо тучам – зарядило надолго. А вечер не за горами. Ночевать в грязи как-то неохота. К счастью, скоро уже Пруссия, а там наверняка найдется трактир или постоялый двор.

Граница. Все как везде – дорогу пересекает шлагбаум из гладко обструганных досок, рядом аккуратно сколоченный навес и костерок. Внутри жмутся два стражника и плюгавый мужичонка в круглых очках – таможенник, наверное. Это пруссаки – летувийцы на охрану границ смотрят сквозь пальцы, а второстепенные дороги (мы едем по какому-то полузаброшенному тракту) попросту игнорируют.

Настроение у меня почему-то хреновое. Ряса промокла так, что хоть выжимай. С капюшона каплет – словно водяная занавесочка перед глазами. Так что я не стал соблюдать никакой конспирации, а просто продолжил шагать, как и шел.

– Стой, кто идет? – лениво окликнул меня стражник, неохотно поднимаясь на ноги. – Ты кто такой будешь, странник?

– Никто, – ответил я, равнодушно откидывая капюшон. – Просто демон, случайно проходящий мимо. Не обращайте на меня внимания.

У стражников отвалились челюсти, трясущиеся руки потянулись к алебардам. А вот таможенник оказался мужиком тертым – слегка дернул щекой, но заговорил удивительно спокойным голосом:

– Добрый вечер, герр демон. Как ваше здоровье?

– Спасибо, не жалуюсь. Пройти можно?

– Нет, нельзя. Демонам запрещено.

– И тут дискриминация по расовому признаку.

– Такие порядки, – пожал плечами таможенник.

– Ну, я не напрашиваюсь. Если что, я и перелететь могу…

– Это тоже запрещено. Будем стрелять. Ганс, где там у тебя арбалет?

– А-ба-ба-ба!.. – застучал зубами молодой стражник.

– Да не трясись ты, душонка куриная, – разве что не зевнул таможенник. – Что, первый раз демона допрашиваешь, что ли?

– Пе-пе-пе…

– Молодо-зелено… Ну ничего, все еще впереди. Серебряный-то болт не особо далеко сховал, надеюсь? Вы его в карты не проиграли, надеюсь? А то по инструкции велено на каждом посту всенепременно иметь минимум один серебряный болт – для-от всякой нечисти… вы не обижайтесь, герр демон, тут ничего личного.

– Да я не обижаюсь. Только на меня серебро не подействует.

– Жаль. А что подействует?

– Базука. Или ракетная установка. Хотя я, наверное, все равно выживу.

– Трудный клиент, – загрустил таможенник. – Ладно, что ж с вами тогда делать… Давайте сюда.

Он вяло протянул руку. Мысленно восхищаясь таким отношением к работе, я положил ему в ладонь пять золотых монет. Полновесные дотембрийские годары, выданные мне на всякий случай.

– Не взятку, герр демон, – болезненно поморщился таможенник. – Визу свою давайте.

– Что?..

– Визу. Разрешение на вход в Прусское Королевство. У вас есть виза?

– Нету.

– А паспорт?

– Нету.

– Ну покажите мне хоть что-нибудь! – возмутился таможенник. – Хоть какую-нибудь бумагу с печатью! В самом деле, что вы все за люди такие?!

– Я не человек.

– Мне все равно. Порядок для всех один и тот же. И устанавливал его не я. Я просто приставлен следить, чтобы все его соблюдали. Без документов не велено пропускать даже демонов.

Блин. Визы у меня нет. Хотя может быть и есть, но где-то там, у пана Зовесимы. У него все наши документы. Надо будет прихватизировать при случае – благо карманы у рясы глубокие, куча вещей влезает.

Ну и что делать? Плюнуть и просто двинуть дальше? Шлагбаум и пара стражников против яцхена… знаете, это даже не смешно. Были бы это спецназовцы с автоматами, я бы еще поколебался. Но средневековые олухи с алебардами…

А с другой стороны – мне до смерти надоело решать все проблемы зубами и когтями. Может быть, наконец-то начинает выветриваться та дрянь, что мистер Креол перелил мне из покойного папаши? Или я просто крепко устал от суеты и хочу найти себе спокойную гавань?

Если подумать – как же здорово было гостить у леди Инанны… А я-то, дурак, еще на смертную скуку жаловался…

До моего сверхчуткого слуха донеслись какие-то звуки. Вроде бы шлепанье копыт по раскисшей грязи и какое-то постукивание. Я обратился к направлению – так и есть, меня нагоняет основной состав дотембрийской делегации. Карета будет здесь минут через несколько.

– Спокойно, начальник, – прохрипел я. – Сейчас мои кореша подъедут – покажут тебе ксивы.

Таможенник поправил очки и прищурился, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь все усиливающийся ливень. Я задрал голову – нет, на убыль идти и не думает. Тучи только пуще почернели. Уже и молнии вдалеке сверкают.

– Подвиньтесь, что ли, – проворчал я, бесцеремонно заходя под навес. – Промок, как цуцик… Рясу теперь стирать придется, а то бомжом выгляжу…

– Герр демон, а не соблаговолите ли ответить, почему вы в монашеской рясе? – задумался таможенник. – Кстати, у вас там хвост… высунулся.

– Спасибо, – буркнул я, сворачивая хвост обратно. За ним вообще глаз да глаз нужен – то и дело норовит высунуться.

Хорошо хоть, что крылья у меня такие компактные. В сложенном состоянии – ну прямо плащ из перепонки. Нигде ничего не торчит, не вспучивается – а то бы еще за горбуна принимали.

– Герр демон, кажется, я задал вам вопрос, – напомнил таможенник.

– Я слышал.

– Тогда ответьте.

– Нет.

– Почему?

– Так.

Подкатила карета. Кучер натянул вожжи, останавливая лошадей. Трясясь от волнения, на дорогу выпрыгнул пан Зовесима – уже с пачкой документов наготове.

Здесь дело прошло не так быстро и гладко, как при въезде в Летувию. В Пруссии этого мира очень жесткий бюрократический аппарат. В большинстве остальных государств никаких виз не спрашивают… да в нашем мире визы вообще изобрели только после Первой мировой! А здесь, вот, уже существуют…

Таможенник изучал предъявленную макулатуру долго и скрупулезно, не обращая внимания на хлещущий ливень. А пан Зовесима лишь тоскливо переминался с ноги на ногу, не делая даже попытки ускорить процесс золотой смазкой. С этим в Пруссии тоже очень строго.

– Так. Так. Так, – приговаривает себе под нос таможенник, постоянно поправляя очки. – Подпись… есть. Печать… есть. Заверено… так. Высокопоставленное духовное лицо… одна штука. Титулованный дотембрийский дворянин… одна штука. Эльф женского пола… одна штука. Гоблин мелкий… одна штука. Демон шестирукий, страшный… одна штука. Слуга… три штуки. Конь породистый, хороший… четыре штуки. Карета с гербами… одна штука. Вроде бы все правильно, наличествующее соответствует заявленному…

Надо же, меня в документах так и оформили – как демона. Хотя правильно, конечно. Попытки протащить меня через таможню контрабандой или выдать за ручного хомячка-мутанта ни к чему хорошему не привели бы.

– Вот, извольте, персональное разрешение от Его Святейшества Папы Римского на провоз демона, – чуть слышно прошептал пан Зовесима, протягивая туго свернутый лист пергамента. – У нас все оформлено как подобает…

Первый раз отчетливо услышал его голос. Этот «человек в футляре» большую часть времени говорит так тихо, что даже мои уши с трудом разбирают отдельные слова. По-моему, собеседники-неяцхены вообще вынуждены читать по губам – чего он там бормочет.

– Все в порядке, можете проезжать, – сухо кивнул таможенник, давая отмашку стражникам. Те навалились на шлагбаум. – Желаем вам счастливого пути и приятного времяпрепровождения в Прусском Королевстве.

– Сын мой, а не ответишь ли, где здесь поблизости можно ночку переждать? – пробасил из окошка кардинал. – Не будет ли где трактира придорожного? Бо хляби небесные разверзлись так, что кости у меня ломит немилосердно…

– Близко ничего нету, ваше преосвященство, – сожалеючи развел руками таможенник. – Был раньше один трактирчик, но там в прошлом году пожар случился. Разве что на пепелище переночуете.

– А деревеньки какой не найдется ли?

– В прошлом году была одна парой миль южнее. А теперь тоже нету. Осенью там неладное стряслось – дрянь какая-то из болота выползла. Мурлочье отродье. Всего один человек спасся – такие ужасы рассказывал… Вы туда лучше даже и не суйтесь – место гиблое, да и домов нормальных не осталось. Все плесенью покрылось.

– Ох, грехи наши тяжкие… – размашисто перекрестился кардинал. – Куда ж нам тогда посоветуешь-то, добрый человек?

– Ну, есть тут рядом замок заброшенный… – задумался таможенник. – Зовется Карневалем. Там когда-то некий граф жил… давно, еще при дедах. Сейчас никого нет, люди ушли. Но замок почти целый, от дождя спрятаться сгодится. Путники там иногда останавливаются. На ночлег.

– Вот спасибо тебе, сын мой. В какую сторону замок этот?

– Прямо по дороге и езжайте, как ехали. Не пропустите – его издалека видно.

– Еще раз спасибо. Демон, что замер?! Лезь в карету живо! Кучер, погоняй!

– Только вот… – снова заговорил таможенник. – Только вот слухи о том замке не очень хорошие ходят… Говорят, привидения там водятся. Сам я, правда, ничего такого не видел, врать не стану, но ходят слухи, ходят…

– Да что же это такое?! – плаксиво воскликнула Аурэлиэль. – Что у вас тут за места такие?!

– Ага, прямо Чернобыль какой-то… – хмыкнул я. – Кругом кровища и дерьмище.

– Не сквернословь, это вульгарно, – машинально сделала замечание эльфийка. – Ваше преосвященство, может, не стоит тогда нам в этот проклятый замок?

– А куда ж тогда прикажешь, дочь моя? Гроза надвигается, нельзя под открытым небом оставаться. Слышала небось – de duobus malis minus est semper eligendum.

– Слышала…

– Да вы не сцыте, с вами целый архидемон! – бравурно произнес я, ударяя себя в грудь. – Я крутой, как Чак Норрис!.. Только ногой с разворота не бью. Со мной можете не бояться ничего и никого!

Кажется, Аурэлиэль это несколько подбодрило. Она впервые взглянула на меня с легкой толикой симпатии. Кардинал тоже задумчиво кивнул, видимо вспомнив нашу стычку с наемниками епископа Каролюса.

– Патрон, а чем ты призраку-то навредишь? – скептически поинтересовался Рабан.

– Э-э-э… не знаю, – задумался я.

– То-то и оно. Ты архидемон-то дутый.

Блин. А ведь и правда. Я с привидениями раньше никогда не сталкивался. Даже не представляю, как с ними полагается бороться. Когти и зубы точно ничем не помогут, да и кислотой бесплотный дух вроде бы не проймешь. Астрал – он и есть астрал, материальные атаки ему побоку.

Все, что вспоминается из народных средств, так это фильм «Охотники за привидениями»… но тех бластеров с ловушками у меня нету. Да и вообще сомневаюсь, что подобное оборудование существует на самом деле.

Хотя хрен его знает, конечно. Миров бесчисленное множество, разновидностей техники и магии тоже бесчисленное множество. Там все что угодно может существовать.

Замок Карневаль мы действительно заметили издалека, несмотря на ливень. Внушительная постройка – явно стоит тут уже несколько веков. Когда-то у крепостных стен размещалась и деревенька – кто-то ведь должен кормить и одевать благородного лорда, – но люди отсюда ушли давным-давно. Дома вконец обветшали, от соломенных крыш осталось одно упоминание.

– Мрачновато… – прохрипел я, разглядывая каменных горгулий. – Жутковато… И вообще как-то стремно. Интересно, как здешнего графа звали? Не Дракула ли? Если Дракула, то это плохо – я вампиров шибко не люблю.

– Почему? – полюбопытствовал Цеймурд.

– Да я с детства их всех не любил.

– Кого всех-то?

– Вшей, клопов, комаров, глистов, вампиров… вообще паразитов. Только и умеют, что сосать. На это много ума не надо.

Крепостная стена вокруг замка все еще стоит. Но во многих местах образовались дыры – то ли просто от старости, то ли народ постепенно растаскивает дармовой камень.

Через один из таких проемов мы и проехали – главные ворота покосились так, что к ним не хочется даже приближаться. Рухнут на башку – даже яцхену прическу попортят.

А путники тут и вправду иногда останавливаются – направление ясно показывает присутствие людей. Правда, уже закончившееся присутствие. То есть… Даже не знаю, как это объяснить. Очень сложно рассказывать о некоем чувстве тому, у кого этого чувства нет и никогда не было. Слепорожденный не поймет значения слова «цвет», глухому не объяснить, что такое «звук». Разве что в теории. Вот я, например, знаю, что такое радиоволна, но для меня это все равно остается неким абстрактным понятием. Ибо ни у человека, ни у яцхена нет чувств, способных улавливать радиоволны. А у некоторых других существ есть. И для них радиоволны – понятие не абстрактное, а самое что ни на есть жизненное. Как запахи или вкусы для людей.

К слову о запахах. Яцхены запахов не чувствуют совсем. Люди чувствуют очень слабо. Но для тех же собак обоняние – чувство не менее, а даже в чем-то более важное, чем зрение. Для собаки картина запахов – настоящее многоцветье, способное сказать куда больше, чем примитивное «какой приятный аромат» или «фу, тухлятиной воняет». Пес читает запахи, как книгу с крупным шрифтом. И в отличие от того же зрения или слуха обоняние способно дать информацию не только о настоящем, но и о прошлом – что здесь присутствовал такой-то человек, что здесь произошло такое-то событие.

Аналогично действует мое направление. Сейчас я смотрю на полуразрушенную конюшню и чувствую, что поблизости были люди. Были совсем недавно – два, может быть три дня назад. Но сейчас их уже нет. И вообще в замке нет людей. И не было уже несколько лет – похоже, в главное строение местные все же стараются не соваться, ограничиваясь хозяйственными пристройками.

– Мы в самом деле туда пойдем? – робко спросила Аурэлиэль, крепко сжимая мою нижнюю левую руку.

– Ты что, боишься привидений?

– Немного.

Занятно. Демонов она, значит, не боится, а привидений боится. Необычный расклад.

Демоны гораздо опаснее привидений, вообще-то.

Громовой раскат. Прямо над головой. Молнии сверкают уже совсем рядом, а дождь уже больше похож на водопад. Мне на это относительно пофиг, яцхены и под кислотным дождиком могут гулять, распевая песенки. А вот остальным явно не по себе.

Хотя под молнию попасть не хотелось бы. Электричество – это наша, яцхенов, ахиллесова пята. Против нее у меня защита почитай что нулевая – если шарахнет, то… в общем, лучше не надо.

Открыть дверь оказалось несложно. Кардинал дю Шевуа первым вошел под каменный свод и окинул пространство хозяйским взглядом.

– Сойдет, – принял решение он. – Не ахти что, но все лучше, чем мокнуть.

– А тут и каминчик имеется! – весело потер зеленые ладошки Цеймурд. – Сейчас обсушимся!

Да, камин в замковом холле присутствует. Старый, пропылившийся, но, видимо, все еще действующий. Дрова раздобыл я – просто разрезал на полешки растущий у замковых стен каштан. Собственными когтями разрезал.

Я вообще крутой.

Вскоре в камине затрещал огонь. По стенам побежали зловещие тени. Аурэлиэль съежилась в комочек и незаметно для самой себя завернулась в мое крыло, как в покрывало. Рясу я снял просушиться.

– Демон, при тебе привидения точно не покажутся? – дрожащим голосом спросила она. – Привидения ведь боятся демонов, правда?

– Да мне-то почем знать… – вполголоса пробурчал я.

– А давайте рассказывать страшные истории! – предложил Цеймурд, уписывая копченую селедку. – Могу поспорить, что пан демон знает уйму страшных историй!

Да уж, этого добра я знаю довольно много. Наслушался в Лэнге. Правда, то, что у нас традиционно считается ужасами, демоны воспринимают как обыденную прозу жизни. Или даже комедию. Бывает, травят они друг другу байки, смеются-заливаются, а у меня мурашки по хитину и в голове одна только мысль – ни хрена себе у них юмор…

Демон запросто может выпустить человеку кишки, а потом хохотать над тем, как смешно тот корчится.

– Ну, я могу рассказать о Голодной Невесте… – начал вспоминать я. – Или про Деревню Утопленников… А то еще есть история про Тварь-в-Подвале… Или про Черный Коготь… А еще я знаю старые советские страшилки про Красную Руку и Гроб на Колесиках, но это уже про выдуманное. Наверное.

С каждым таким предложением Аурэлиэль дрожала все сильнее. Но почему-то не протестовала – похоже, все-таки захотелось послушать.

– Так чего вам рассказать-то? – спросил я.

– Ничего не расказывай, – сурово произнес кардинал. – Нечего понапрасну беса дразнить. Поужинал – читай молитву на сон грядущий и закрывай глаза. Жить заповедано днем, при солнечном свете, а ночь – время сна и отдохновения.

Ну да. Ему хорошо говорить. А мне что делать? Я ведь вообще толком не сплю. Впадаю время от времени в оцепенение, полусон, но все равно все вижу и понимаю – просто соображаю медленно и вяло.

Судя по кислым взглядам эльфийки и гоблина, слова кардинала их тоже не особо порадовали.

– Надо теперь решить, кого на страже оставить, – окинул нас взглядом дю Шевуа. – Полагаю, что…

– Да что тут думать-то, падре? – хмыкнул я. – Меня, конечно. Я же демон, мне спать не нужно.

– На том и порешим, – с готовностью согласился кардинал, заворачиваясь в грубое шерстяное одеяло и пододвигаясь поближе к огню. – Всем доброй ночи.

Я где-то слышал, что только на две вещи можно смотреть бесконечно – на текущую воду и горящий огонь. Языки пламени, пляшущие в камине, действительно завораживают. Не знаю, сколько времени я просидел неподвижно, таращась в одну точку – может быть, часа два или даже больше. Суставы у меня не затекают (точнее, их попросту нет), поэтому сохранять абсолютную неподвижность я могу неограниченно долго.

– Демон, ты не спишь? – прошипели над ухом.

– Не сплю, – повернулся вполоборота я. – А ты чего проснулась?

Аурэлиэль смотрела на меня с ужасно несчастным видом. В миндалевидных глазах отразилась стыдливость, остроконечные ушки густо порозовели. Эльфийка отвернула голову и тихо-тихо пробормотала:

– Пожалуйста… ты не мог бы проводить… меня…

– Проводить? – не понял я. – Куда?

– Мне… мне нужно… – еще тише забормотала Аурэлиэль. – Пожалуйста…

– Нужно?.. В туалет, что ли?

– Ты отвратителен! – возмущенно посмотрела на меня эльфийка. – Как ты можешь говорить подобные вещи так открыто? Да еще женщине?!

– А чего тут такого-то… Подумаешь, в сортир приспичило – дело житейское…

– Замолчи сейчас же, мерзость ходячая! – в ужасе зажмурилась Аурэлиэль. Остроконечные ушки налились розовым еще сильнее. – Запомни – есть вещи, которые можно произносить вслух, а есть вещи, которые произносить вслух нельзя! О них даже думать лишний раз не следует!

– Ну да, ну да, принцессы в туалет не ходят, – хмыкнул я. – Они под себя ходят, наверное.

– Прекрати!

– Ладно, мы уже уяснили, что я бескультурное быдло. Так чего тебе нужно?

– Проводи меня, – поджала губы Аурэлиэль. – Пожалуйста.

– А в чем дело-то? Выйди наружу, да бегом до ближайшего кустика…

– Там темно, холодно и дождь, – жалобно скуксилась эльфийка. – Ulya ve sнrelanta… А мне… у меня… мне надолго…

– По большому, что ли?

– Прекрати! Не произноси вслух! Ты ужасен! Ты просто омерзителен!

– Угу. Ужасен. Омерзителен. И совершенно не обязан водить тебя на горшок, – повернулся к ней спиной я. – Мне уже надоело, что мной постоянно помыкают, командуют, да еще и поливают при этом дерьмом. У меня тоже гордость есть.

Кажется, эльфийка хотела в очередной раз возмутиться моим сквернословием. Но ей, видимо, и в самом деле приспичило. Страх перед призраками тоже никуда не исчез – наоборот, еще больше усилился. Поэтому она громко всхлипнула, явно надеясь меня разжалобить. Но я даже не шевельнулся.

Аурэлиэль всхлипнула еще громче. Я вновь остался недвижим. Тогда эльфийка схватила первый попавшийся предмет – увесистое полено – и принялась что есть мочи лупить меня по затылку, исступленно вереща:

– Что я должна сделать, чтобы ты меня проводил?! Что?! Что?! Что?!!

– Для начала прекрати меня бить! – вышел из себя я.

Аурэлиэль словно выключили – так резко она замерла и замолчала. Я посмотрел в ее перепуганные глаза и понял, что отвертеться не получится. Придется все-таки исполнять роль дуэньи. Или как там это называется.

– Пошли, Ариэль, – прохрипел я, поднимаясь на ноги. Двухметровый хвост со свистом развернулся, взмывая над головой, крылья распахнулись, длиннющие когти выскочили из пазух – вот какой я грозный демон!

Кажется, эльфийку это слегка приободрило. Шаг стал тверже, взгляд – спокойнее. Выйдя в темный коридор, Аурэлиэль вытащила из-за пазухи необычный светильник, похожий на запаянную колбу. Мерцает зеленым, становится то ярче, то тусклее. Эльфийское производство, не иначе.

– Вроде бы гоблинская морда ходила отливать вон в тот отнорок, – задумался я, указывая в конец коридора. – Там вроде как кухня раньше была… а теперь помойка. Иди туда и делай спокойно свои грязные дела.

– Грязный здесь только твой рот, – насупленно буркнула Аурэлиэль. – Только ты далеко не отходи, ладно?

– Угу.

– И не вздумай подсматривать! – гневно обернулась эльфийка, заходя в темное помещение с обшарпанными стенами.

– Слушай, Ариэль, – устало отвернулся я. – Я, конечно, яцхен мужского пола. Врать не буду, ничто человеческое мне не чуждо – порнуху посмотреть никогда не отказываюсь. Особенно если сюжет лихо закручен. Но я не знаю, кем нужно быть, чтобы подглядывать за людьми в сортире!

– Я эльф.

– По барабану. Эротики в таком зрелище нету, будь ты хоть сама Мисс Вселенная. Разве что для законченных извращенцев.

– Мне рассказывали, что все демоны и есть извращенцы. Это неправда?

– Ну, в какой-то степени правда… – задумался я. – Некоторые… многие… большинство… почти все. Но только не я.

Вообще-то, она права, всевозможный разврат для демонов – норма жизни. Ведь демоны – темные существа, а это означает беспредельную эгоистичность. Собственно, в этом и есть ключевое различие между Тьмой и Светом – эгоизм или альтруизм. Любовь к себе или забота о других. Небожитель всегда бескорыстен и самоотвержен, демона же заботят исключительно собственные выгода и удовольствие.

Неудивительно, что эти существа порочны до мозга костей.

Конечно, иногда попадаются и исключения. Я, например (хотя я не совсем демон!). Но это именно исключения из общего правила – в семье не без урода, как говорится.

А поскольку живут демоны неограниченно долго (теоретически), обычные пороки им со временем приедаются. Молодым монстрам много не нужно – пожрал, спарился и счастлив. Другое дело – старые и искушенные. Этих не удовлетворяют простые гастрономические удовольствия – им нужно что-нибудь более изощренное, способное на достаточно долгий срок занять больную фантазию.

Носящий Желтую Маску, например, кайфует от плетения интриг – для него весь мир, как одна большая шахматная доска. Шаб-Ниггурат живет битвами и кровопролитием, наслаждается смертью, жаждет массовых убийств и разрушений. Нъярлатхотеп… тут вообще сложно, в человеческих языках и названия-то нет для его хобби. Но Бокасса и Гренуй рядом с ним просто отдыхают.

Ну а С’ньяку, по-моему, осточертело все без исключения – теперь он мучим вселенской скукой, абсолютно ничем не интересуясь. Все уже перепробовал, все надоело. Я простоял в темном коридоре довольно долго. Стоял себе, молча уставившись на каменную стену, думал о всякой ерунде. Как я обычно и делаю. Аурэлиэль что-то задерживается – видно, что-то несвежее за ужином скушала.

– Ты все еще там, демон?! – встревоженно окликнули меня.

– Куда ж я с подводной лодки денусь? – прохрипел я. – Стою, сторожу.

– Не молчи, говори что-нибудь!

– Слушай, ну что мне тебе, анекдоты рассказывать?

– Хотя бы анекдоты! – чуть не расплакалась Аурэлиэль. – Мне страшно! Тут такие жуткие тени…

– Пока-пока-покакаем… – замурлыкал я мушкетерскую песенку. – А как там дальше?..

– Знаешь, патрон, ты бы прекратил кривляться… – тревожно подал голос Рабан. – Здесь и в самом деле что-то нехорошее… Что-то в атмосфере такое чувствуется… зыбкое такое, неощутимое. По-моему, тут какая-то дрянь долбит по мозгам…

– Угу. Правда, что ли? Я ничего не чувствую.

– И не почувствуешь, пока у тебя есть я. А вот эльфы к таким вещам как раз очень чувствительны…

– Демон, ты еще не ушел?! – тревожно крикнули из темноты. – Я возвращаюсь!

– С облегченьицем, – проворчал я, открывая дверь.

В пляшущем огоньке свечи отразилось порозовевшее лицо эльфийки. Аурэлиэль бросила на меня стыдливо-гневный взгляд, явно уязвленная тем, что я присутствовал при таком низменном действе, как отправление ее естественных нужд.

– Позор на всю оставшуюся жизнь? – посочувствовал я. – Ладно, пошли к остальным.

– Пошли… – пробормотала Аурэлиэль, делая шаг и…

Раздался жуткий треск. Эльфийка истошно завопила, проваливаясь сквозь пол. Светильник выпал из руки и улетел в темноту.

Я метнулся вперед, но запоздал на какую-то долю секунды. Пальцы мазнули по кончикам пальцев Аурэлиэль, но не успели ухватиться. Душераздирающий крик, стук падающих досок, странное гудение… а потом тишина.

– Ариэль, ты куда? – растерянно крикнул вслед я.

Мне никто не ответил. Я остался один в кромешной тьме.

Глава 11

Колодец, в который провалилась Аурэлиэль, выглядит весьма зловеще. Судя по всему, в былые времена эта дыра служила мусоропроводом – выбрасывать объедки. Покидая замок, его обитатели прикрыли яму досками, но далеко не самыми лучшими. За прошедшие годы они вконец прогнили, едва не рассыпаясь в труху.

Чтобы проломить обветшавший настил, хватило одной-единственной эльфийки.

– Что будем делать, патрон? – обеспокоенно поинтересовался Рабан.

Я даже не стал отвечать. По-моему, совершенно очевидно, что тут нужно делать. Был бы я человеком – пошел бы будить остальных, добывать веревки и все такое. Но я яцхен – а значит, вполне справлюсь и в одиночку, без вспомогательных приспособлений.

Аккуратно складываем крылья, вытягиваем хвост стрункой и лезем в дыру. Восемь конечностей цепляются за осклизлые стены с обезьяньей ловкостью, жесткое суставчатое тело изгибается на манер сороконожки. Обзор не самый лучший – жаль, что не могу повернуть голову. К счастью, мое тринокулярное зрение позволяет обойтись и без этого. Темнота – тоже не помеха, я отчетливо различаю очертания предметов даже при полном отсутствии света.

Все ниже и ниже. Какой длинный колодец, однако. У меня дурные предчувствия – обычный человек, грохнувшись с такой высоты, ушибами может и не отделаться. Эльф тоже. Как бы не оказалось, что спасать мне уже некого…

Чувствую себя пауком в норе. Весь перепачкался в крысином дерьме и еще какой-то гадости. Хотя что еще можно встретить в мусоропроводе? Ежевичный крем?

Впрочем, он тут вполне может найтись. Только уже не очень съедобный.

…кто ты такой?..

Блин нагад! Это что еще такое?! Такое ощущение, что ко мне пытаются забраться в голову! Странное такое чувство – словно ощупывают череп липкими пальчиками… изнутри.

…как тебя зовут?..

– Пошли вон! – прохрипел я неизвестно кому.

…больно!..

– Не беспокойся, патрон, этих я сюда не пущу! – горделиво ответил Рабан. – По сравнению с Йог-Сотхотхом это просто семечки!

Это верно, наш Папа-Червяк проломил защиту керанке, словно паутину смахнул. Но на то он и архидемон. А эти… кто они такие, кстати?

Или тут правильнее спросить – что это такое?

– Где-то посередине, наверное, – задумчиво ответил Рабан, продолжая отгонять от моей головы этих паразитов. – По воздействию похоже на потерянные души. Я с таким уже сталкивался – давно, еще в нашем с Волдресом родном мире. У нас там такое не редкость.

– Потерянные души, говоришь?..

– Угу. Такие, знаешь… которые после смерти почему-то застряли между мирами. Уйти в загробный мир не могут, реинкарнироваться не могут, духи-пожиратели в такие места обычно не заглядывают… вот и болтаются они в этих тоннелях, как дерьмо в проруби. Ни туда, ни назад.

– И чего нам от них грозит?

– Нам-то ничего. У тебя я есть, я их и близко не подпущу. А вот человека они могут…

– Сожрать, что ли?

– Не то чтобы сожрать… во всяком случае, не в буквальном смысле. Они его могут… какое бы тут слово подобрать получше… надеть они его могут.

– Чего?.. Надеть?.. Как шапку, что ли?

– Ну да. Как костюм. Понимаешь, патрон, потерянные души, они… немного неполноценные. Как вот в компьютере – есть нормальные файлы, целые, а есть фрагменты файлов. Обрывки. Вот так и эти духи – не полноценные души, а только фрагменты. Разума у них нормального нет, личности нет, а есть только смутное сознание и какие-то осколки памяти. Себя они толком не помнят, вместо мыслей неразборчивая мешанина, а над всем довлеет одно желание – вернуться к жизни. Снова обрести плоть.

– А они это могут?

– Иногда. Если очень повезет. И то лишь до некоторой степени.

– Это как?

– Ну как обычно. Свое тело давно умерло и где-то там разлагается, так что единственный шанс – втиснуться в чужое. В какого-нибудь несчастного, которому не повезло оказаться поблизости. Получается это очень редко – у потерянных душ силенок совсем мало – но уж если получается, то они туда лезут сразу всей оравой.

– И что из этого выходит?

– Ничего хорошего, конечно. Напихай-ка в одну башку целую кучу сознаний… даже не сознаний, а смутных обрывков от разных людей. Псих обычно получается. Буйнопомешанный. Здесь таких бесноватыми называют… правильно, собственно. Это не совсем бесы, но разница невелика.

Я заработал конечностями еще быстрее. Вспомнились страхи Аурэлиэль – выходит, не случайно она была так напугана. На нежную эльфийку этот потусторонний гнет действовал гораздо сильнее, чем на толстокожих людей и гоблина. Не говоря уж о такой твари, как яцхен.

Шмяк. Крысиный лаз закончился. Я шлепнулся на дно шахты. И малость прифигел – показалось, что попал в морг.

Нет, даже не в морг. В морге покойнички лежат аккуратненько, в пластиковых пакетах и морозилках. А тут они свалены грудой. Туева хуча костей и черепов. Сплошь человеческих. Впрочем, если приглядеться, замечаются и нечеловеческие – гоблинские, эльфийские, еще какие-то – но это неважно.

– Млять, – невольно высказался я. – А в этом замке и правда какой-то Дракула жил. Тут жмуриков штук сто!

– Похоже, их сбрасывали прямо в этот колодец, – задумчиво прокомментировал Рабан. – Только интересно, еще мертвыми или уже живыми? То есть наоборот, конечно.

– Прямо песец как интересно. Кстати, а направлением это определить не получается?

– Извини, патрон.

Целиком поглощенный этим средневековым погостом, я в первый момент не заметил искомое – Аурэлиэль-Ностию… ну, как ее там зовут полностью. Несчастная эльфийка упала в самый центр горы костей, что несколько смягчило удар. Без сознания, но дышит.

– Эй! – негромко окликнул эльфийку я, легонько тыкая ее пальцем. Почему-то мне совсем не хочется повышать здесь голос. – Эй, Ариэль! Ариэль, мать твою! Ты как, ничего не сломала?

– Сломать ничего не сломала, патрон, – ответил Рабан. – Повезло. Только ногу вывихнула.

– Это она в рубашке родилась…

А как же мне теперь отсюда выбираться? Надеюсь, тут есть какой-нибудь черный ход? Снова лезть по этой осклизлой кишке как-то не здорово…

Я спрыгнул с костяной груды и трижды обошел каменный мешок по кругу. Ничего. Больше скажу – ни хрена. Вообще никаких выходов и даже отдаленных намеков на выход.

Может, сделать проход самому? Мои мономолекулярные когти с легкостью режут сталь и бетон – если понадобится, я пророю кротовину где угодно. Только вот где именно? Если верить направлению, вокруг меня сплошной камень – замок Карневаль возводили на огроменном валуне. В какую сторону копать-то?

– Ариэль!.. – шикнул я, встряхивая эльфийку. – Ариэль, давай уже, очнись!.. Надо вылезать отсюда, пока еще какая дрянь не появилась!

Как бы мне ее привести в сознание? Обычная тряска и пощечины не помогают – слишком сильно шваркнулась. Воды нету. Нашатыря тоже. Других способов я не знаю.

Может, когтями полоснуть? Большинство проблем после этого исчезает.

…что ты тут делаешь?..

Опять. Опять в голове это противное чувство. Словно сотня шепчущих голосов и столько же липких ручонок. Теперь нетрудно понять, откуда здесь взялась такая уйма потерянных душ – вот они, под ногами хрустят. Хрен его знает, кем были все эти люди, но умерли они явно не своей смертью. Да еще и погребения не получили. А это ведь очень даже сказывается…

…оставь нас в покое!..

Ладно, полезу обратно тем же путем – проделывать новый слишком напряжно. Укладываем Аурэлиэль мне на спину, придерживаем нижними руками, а для верности еще и туго обматываем хвостом. Свалиться вроде бы не должна.

Хотя хрен ее знает.

Прыжок!.. И я снова лезу по каменной кишке. Мне к такому не привыкать. Жаль, конечностей убавилось, а груза, наоборот, прибавилось, но ничего страшного, перетерпим. И не в таких переделках бывали.

– Мое второе имя – Шойгу, – прокряхтел я, вонзая когти поглубже и подтягиваясь. – Постоянно летаю хрен знает куда, спасаю всех подряд и даже спасибо никто не скажет…

Хорошо, что я такой неутомимый и выносливый. Человек на моем месте уже дышал бы, как загнанная лошадь. А мне все пофиг. Только жрать очень хочется, но к этому я уже давно привык.

Жрать мне хочется всегда.

Шепот потерянных душ стих. И уже довольно давно. Чего это они заткнулись? Устали, что ли?

Выбрались. Наконец-то выбрались. Я растянулся на пыльном полу, с трудом отлепляя от спины эльфийку. Аурэлиэль так и болтается сломанным манекеном – до сих пор не пришла в сознание. Надеюсь, у кардинала найдется что-нибудь вроде нашатырного спирта. И вообще, надо было в состав делегации еще и фельдшера включить – а то переводчика взяли, даже косметолога взяли, а медицинской помощи нету. Так не годится.

Хотя если рассуждать подобным образом, то можно прийти к выводу, что нужно было прихватить с собой еще кучу народа. Кузнеца, например – вдруг какая лошадь подкову в пути потеряет? Или плотника – вдруг карету починить нужно будет? Или сапожника – вдруг у кого-нибудь каблук сломается? Или повара – вдруг кто-нибудь в пути проголодается?

Кстати, вот повар действительно был бы нелишним. Один из наших лакеев недурно стряпает, но я существо многожрущее, мне хочется большего.

– О-о-о… – невнятно застонала Аурэлиэль, шевельнув рукой.

– В себя пришла? – облегченно прохрипел я. – Ну и слава бо…

Глаза эльфийки резко раскрылись. И я захлебнулся на полуслове – оттуда на меня смотрит… что-то. Что-то чужое. Что-то нечеловеческое. И не эльфийское, конечно.

Такое впечатление, что некая сущность надела Аурэлиэль, как костюм. И теперь пялится из ее глаз.

– АХ-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!!! – истошно расхохоталась эльфийка.

Голос у нее тоже изменился – в нем появился странный рокот, переливы, даже какое-то эхо. Такое впечатление, что хохочет не одна девушка, а сразу множество самых разных существ.

– Ариэль! Не дуркуй, приходи в себя! – безжалостно встряхнул ее я.

– Месье хочет выпить?.. – идиотски улыбнулась эльфийка, глядя на меня чужими глазами. – Извольте обождать, я сейчас принесу… о-о-о-о-о!!! Как больно, больно!.. Я тебя понимаю, друг, понимаю… мне пора идти!.. ТЫ ЛЖИВАЯ СУКА, Я ПРИКОНЧУ ТЕБЯ!!!

Я невольно отступил на шаг. Зрелище дикое и пугающее – мой личный косметолог бьется в судорогах, пускает слюну и изрыгает несвязные обрывки фраз пополам с бранью. Тембр речи ежеминутно меняется – мужские, женские, даже детские голоса рвутся наперебой, невпопад сменяя друг друга.

– Иди же сюда, иди!.. – ласково проворковала Аурэлиэль, двигаясь подобно марионетке на ниточках. На вывихнутую ногу не обращает ни малейшего внимания. – Я так люблю тебя, я сгораю… СДОХНИ, ПРЕДАТЕЛЬ!!!

С визгливым хохотом и улюлюканьем эльфийка набросилась на меня, пытаясь одновременно задушить и выцарапать глаза. Я даже не стал сопротивляться – мне практически невозможно причинить вред голыми руками. Утихомирить эту бесноватую я могу в мгновение ока, только вот как бы ее при этом не покалечить…

– Алё, гараж! – с легким раздражением выкрикнул я, безуспешно пытаясь отцепить от себя взбесившуюся эльфийку. – Приди уже в себя, Ариэль! Не поддавайся… этим, кто они там есть! Выпихивай их из мозга!

– Я ТЕБЯ ПРИКОНЧУ!!! – снова заревела звериным рыком Аурэлиэль. Не знаю, кто в ней там разговаривает таким басом, но я рад, что этот мужик давно мертв. – ТЫ ТРУП, ПАДАЛЬ!!!

Не выпуская когтей, я с трудом оторвал эльфийку от себя и схватил за руки всеми шестью ладонями. На лице у нее что-то отразилось, оно вдруг приобрело спокойное и умиротворенное выражение.

На какой-то миг я почувствовал облегчение – пришла в себя? – но заблуждение тут же рассеялось. Глядя на меня все теми же чужими глазами, Аурэлиэль тихо и монотонно заговорила:

– Я красива. Я очень красива. Я красивее всех женщин этого проклятого Господом замка. Мои волосы длиннее и мягче, чем у Рапунцель. Мои глаза глубже и синее всех озер мира. Моя кожа чиста и гладка, как самый лучший алебастр. Моя долина имеет идеальную форму и притягивает взоры всех мужчин без исключения. Во мне нет несовершенства. Сама богиня Венера удавилась бы от зависти, увидев меня. Так почему же этот подлый мерзавец так поступил со мной? За что он ударил меня этим кинжалом? Кровь?.. Чья это кровь?.. Это моя кровь. Но почему ее так много?.. Откуда она течет?.. Он убил меня. Убил меня и моего нерожденного ребенка. Как он мог? Как он мог так поступить со мной?

Внимая исповеди несчастной покойницы, я невольно ослабил хватку. И совершенно зря – в глазах Аурэлиэль вдруг что-то сверкнуло, и она резко рванулась. Рванулась, вырвалась и отскочила назад с яростью ошпаренной кошки. Уста гневно искривились, и оттуда донеслось шипящее:

– На колени, презренный кмет! Как ты смеешь глядеть на свою госпожу, не опуская глаз, раб?! Ты должен восхищаться мной, ты должен преклоняться передо мной! Я научу тебя культурному обращению…

Молчание. Снова обрыв на полуслове. Взгляд Аурэлиэль опять изменился, в нем отразилось неизбывное горе и печаль. Эльфийка заломила руки и пролепетала:

– Светлячки… В саду всю ночь танцевали светлячки… Я ждала… Я глядела на них и ждала… Всю ночь… А он опоздал… Почему он опоздал? Почему он не пришел? Почему оставил меня здесь? Здесь, в лапах этого зверя, этого варвара…

– Да что за народ жил в этом замке?! – поразился я. – Прямо шекспировские страсти!

Аурэлиэль прекратила скулить и подняла на меня глаза. Они как-то странно помутнели. Движения эльфийки стали неуверенными, она зашаталась из стороны в сторону, потом икнула и выговорила заплетающимся языком:

– Как же я набрался… Знаешь, друг, я думаю, что… о чем это я? Ах да, я думаю, что… э? Ты что-то сказал?

– Ничего. О чем ты там думаешь?

– Я думаю, что ты не прав! – приблизила ко мне несомненно хмельные глаза Аурэлиэль. – Ты солгал! Ты на-а-а-агло лжешь! Мое мужское достоинство никак не может быть короче твоего! Вот сейчас… сейчас… сейчас я прямо здесь достану и покажу тебе…

– Не получится, – хмуро ответил я.

– Сейчас достану и покажу… – пьяно забормотала эльфийка, безуспешно пытаясь стянуть с себя несуществующие штаны. – И ты доставай и клади на стол, рядом с моим… будем… х-х… х-хэ… меряться!

– Ну да, меряться отсутствующими [цензура]! – сделал шаг вперед я, поднимая хвост. – Ариэль, это уже не смешно. Ты извини, но я сейчас тебя оттащу к кардиналу. Может, он сумеет провести сеанс экзорцизма. Не хотелось бы тебя парализовывать – я могу не рассчитать дозу – так что будь паинькой, и пошли сама, угу?

– Пароль, – холодно ответила эльфийка. Хмель из ее глаз выветрился, как и не было. – Назови пароль, чужак. И если он будет неправильным, я спущу тетиву.

– Не знаю я твоего пароля, дура! – рявкнул я. Не выдержал, сорвался. – Прекращай надо мной издеваться!

– Нет, ну так мы никогда не помиримся… – капризно надула губки Аурэлиэль. – Ты совершенно меня не ценишь!

– Я тебя ценю, ценю, только успокойся и пошли со мной, – сделал над собой усилие я. Где-то слышал, что именно так нужно разговаривать с шизоидами – ласково, терпеливо, не повышая голоса и во всем им потакая. – Пойдем со мной, к доброму дяденьке кардиналу… ты ведь помнишь кардинала?

– Спасайся, беги!.. – в ужасе отшатнулась эльфийка. – Они уже здесь, они уже идут!.. Они сейчас ворвутся!.. СДОХНИ, ПАДАЛЬ!!!

Блин, опять этот рев. Он хуже всех остальных. Грубый мужской бас, рвущийся из нежных девичьих уст, – это дико. К тому же когда он прорывается, Аурэлиэль становится особенно неадекватной и пытается меня убить.

– Все, я тебя сейчас парализую, – устало сказал я, стреляя хвостом.

Промазал! Аурэлиэль отшатнулась с нечеловеческой скоростью, в мгновение ока перемещаясь мне за спину. Откуда в ней это берется?!

– Она одержима, патрон, – подал голос Рабан. – Потерянным душам наплевать на сохранность тела – это для них просто оболочка. Причем украденная. Так что они выжимают все по максимуму, используют ресурсы организма на полные сто процентов и даже больше. Запросто могут ей что-нибудь повредить или даже покалечить. Чужого добра не жалко, сам понимаешь.

– Так, Ариэль, а ну-ка стой спокойно! – прохрипел я, снова стреляя хвостом.

Но обезумевшая эльфийка опять умудрилась уйти от удара. Невероятная реакция! Почти такая же, как у меня!

У нее и в самом деле нога вывихнута?

– Я ПРИКОНЧУ ТЕБЯ, ТВАРЬ!!! – яростно прыгнула на меня Аурэлиэль, дергая за крыло. – ОТПРАВЛЮ В ГОЛЮС, НА ПОЖИВУ… о-о-о, о-о-о, как же мне хорошо, как же хорошо… да, да, еще, еще…

Я чуть-чуть расслабился. Движения пациентки стали вялыми, заторможенными, враждебность временно отступила.

Но тут выяснилось, что расслабился я рано. Эльфийка посмотрела на меня глазами раненой лани и всхлипнула:

– Ты меня любишь? Скажи, ты меня любишь?!

– Просто обожаю, – сумрачно ответил я. – Кольца при себе нет, а то бы вообще предложение сделал.

Зря я это сказал. Во взгляде Аурэлиэль тут же появилось новое чувство – безудержная похоть. Она облизнула губы и жарко зашептала, обнимая меня липкими руками:

– Возьми меня прямо здесь, прямо сейчас!.. Возьми меня, мой жеребец, я вся твоя, я вся горю от желания!..

– Блин, да я свихнусь с тобой скоро, шизофреничка остроухая, – устало пробурчал я.

Бесноватая эльфийка перешла от слов к делу. Продолжая бормотать какую-то чушь, она опустилась на колени и жадно зашарила у меня между ног. Ничего не нашла, конечно, но ее это ничуть не смутило – видимо, решила, что искомая деталь прячется где-то еще.

– Быстрее, быстрее!.. – аж задрожала от нетерпения Аурэлиэль, ползая по мне, словно гусеница. – Ну где же он, где же мой любимый…

Шаловливые пальчики в несколько секунд обегали весь мой хитин, ощупав каждую руку, крылья… и наконец нашли хвост. Похоже, за неимением лучшего наша буйнопомешанная решила удовлетвориться этим – ухватилась за ядовитое жало и, похотливо причмокивая, запихала его прямо в рот.

И сразу же упала на пол. Глаза остекленели, изо рта закапала слюна, кисти рук мелко затряслись. Я впрыснул обезумевшей эльфийке самую легчайшую дозу яда – чтоб только ненадолго обездвижить.

– Подумать только, меня пытались изнасиловать, – пробурчал я, взваливая Аурэлиэль на спину. – Рассказать кому – не поверят. А в милицию пожаловаться – так вообще со смеху помрут.

– Как ты мог лишить меня девственности?.. – чуть слышно пробормотала парализованная эльфийка. – Теперь ты обязан на мне жениться…

У меня аж мороз по коже пробежал. Надеюсь, это в ней все еще говорят призраки замка.

Вся эта эпопея с Великим Походом в Заколдованный Сортир длилась не так уж долго. Час или чуть больше. Но летом ночи короткие – снаружи уже рассветает. Дождь тоже наконец-то стих. И огонь в камине погас.

А члены делегации по-прежнему дрыхнут без задних ног. Всех я будить не стал. От слуг или пана Зовесимы все равно толку не будет. Растолкал одного только кардинала.

Оказалось, что спросонья наш святой отец еще суровее обычного – принялся материться на родном французском, даже заехал мне в челюсть пудовым кулачищем. Ушиб костяшки пальцев, а мне хоть бы хны.

– Чего тебе спозаранку потребовалось, сын мой? – широко зевнул дю Шевуа, наконец продрав очи. – Заутреню читать не буду, и не проси – не кардинальское это дело.

– Нафиг мне ваша заутреня не ударилась. Тут у нас, падре, форс-мажор приключился. В моего личного косметолога какая-то нечисть вселилась. По вашему профилю проблемка, верно?

Кардинал почесал плешивую башку, с сомнением глядя на пускающую слюни эльфийку. Оттянул ей веко, пристально вгляделся в расширенный зрачок. Повернулся ко мне и потребовал рассказать все в подробностях.

Я рассказал, конечно. Хотя некоторые малозначительные подробности все же предпочел опустить.

– Нехорошо вышло… – пробурчал кардинал. – Недобрые дела в этом замке творились, недобрые… Когда будем среди людей, напомни мне наказать местным властям разобраться с этой пакостью. С землей надо этот замок сравнять, а убиенным – достойное погребение устроить.

– Может, не надо так с памятником архитектуры?

– Демонов не спрашивают.

– Ладно, вам виднее. А что с остроухой делать будем? Вылечить смогёте?

– Попробую, – степенно кивнул дю Шевуа, вынимая из-за пояса тяжеленный бронзовый крест.

Эта штуковина весит килограммов пятнадцать – запросто можно использовать вместо кистеня. Надеюсь, кардинал не собирается применять кардинальные методы… а то он их любит!

Бесов вообще легче всего изгнать, проделав в голове пациента большую дырку.

– Свяжи-ка ее от греха, – скомандовал дю Шевуа, бросая мне веревку.

Я сноровисто скрутил эльфийку по рукам и ногам. Действие яда уже начинает проходить – наша бесноватая снова рвется на ратные подвиги.

– Ты меня любишь?.. – глупо заморгала она, глядя на меня. – Ты со мной будешь?.. Ты меня хочешь?..

– Это мы уже слышали, – отмахнулся я. – Падре, начинайте.

– Внимай мне, дочь моя, ибо что реку – все для твоего блага, – поднял крест повыше кардинал. – «И когда вышел Он из лодки, тотчас встретил Его вышедший из гробов человек, одержимый нечистым духом, он имел жилище в гробах, и никто не мог его связать даже цепями, потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы, и никто не в силах был укротить его; всегда, ночью и днем, в горах и гробах, кричал он и бился о камни; увидев же Иисуса издалека, прибежал и поклонился Ему, вскричав громким голосом, сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? заклинаю Тебя Богом, не мучь меня!»

– Что это еще за дерьмо? – презрительно искривились губы Аурэлиэль. – Мы охотимся на лису, не на бродяг! Пусть убираются, или я тотчас спущу тетиву!

– «Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много. И много просили Его, чтобы не высылал их вон из страны той», – сурово заговорил дю Шевуа. – «Паслось же там при горе большое стадо свиней. И просили Его все бесы, говоря: пошли нас в свиней, чтобы нам войти в них. Иисус тотчас позволил им. И нечистые духи, выйдя, вошли в свиней: и устремилось стадо с крутизны в море, а их было около двух тысяч; и потонули в море».

Аурэлиэль залилась диким хохотом, затряслась, безуспешно пытаясь разорвать путы. Я на всякий случай придержал ее всеми шестью руками, чтобы ничего себе не повредила.

– Повесили меня! Они повесили меня! За что, за что они повесили меня?! – истошно завопила эльфийка.

– За шею, – проскрипел зубами я. – Падре, не останавливайтесь!

Кардинал утер пот со лба, продолжая крепко сжимать крест. Похоже, сеанс экзорцизма дается ему нелегко. Но действовать явно действует – вон как пациентку от его слов корежит.

– «Пасущие же свиней побежали и рассказали в городе и в деревнях. И жители вышли посмотреть, что случилось. Приходят к Иисусу и видят, что бесновавшийся, в котором был легион, сидит и одет, и в здравом уме; и устрашились. Видевшие рассказали им о том, как это произошло с бесноватым, и о свиньях».

– Я УБЬЮ ТЕБЯ!!! Я ПРИКОНЧУ ТЕБЯ, ОТРОДЬЕ РРОГАЛДРОНА!!! ТЫ СГИНЕШЬ, СГИНЕШЬ, СГИНЕШЬ ВО ТЬМЕ ГОЛЮСА!!! – дико зарычала Аурэлиэль.

Все остальные голоса из нее уже давно испарились. Остался только этот чудовищный ревущий бас. Похоже, самый сильный и злобный дух. На губах пузырится пена, веревки трещат и рвутся – бесноватая обнаружила недюжинную силищу.

– Давайте, падре, шуруйте дальше! – прохрипел я, с трудом удерживая колотящуюся в припадке эльфийку.

Впрочем, кардинал и без меня знает, что делать. Глядит прямо в глаза Аурэлиэль и читает, читает Евангелие все громче:

– «И начали просить Его, чтобы отошел от пределов их. И когда Он вошел в лодку, бесновавшийся просил Его, чтобы быть с ним. Но Иисус не дозволил ему, а сказал: иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобою Господь и как помиловал тебя. И пошел и начал проповедывать в Десятиградии, что сотворил с ним Иисус; и все дивились».

Аурэлиэль затихла и обмякла. Словно вилку из розетки выдернули. Глаза наконец-то закрылись, поток безумных голосов иссяк.

– Скажите, падре, а вот эта байка с Иисусом и свиньями – она на самом деле была? – задумчиво спросил я.

– Да кто его знает… – сердито проворчал кардинал. – В Евангелии так написано. От Марка. И от Матфея еще, но у него немного иначе изложено. А Евангелию надо верить, ибо если ему не верить – то кому тогда?

– Угу. Это, конечно, так… – протянул я, почесывая головной гребень.

Я это к чему спросил-то. Меня в этой истории из жизни Иисуса очень огорчило разбазаривание пищевых ресурсов. Целых две тысячи свиней в море ухнули! Сколько жратвы ни за так пропало! И это в то время, когда в мире голодают африканские дети и яцхены!

Если бы Иисус спросил меня, я бы предложил более эффективный способ истребления бесов. А то кто их знает – вдруг среди тех свиней оказались призеры в стиле баттерфляй? Ну мало ли?

А вот шампур и маринад – гарантия верная.

Черт, даже слюни потекли.

Тем временем Аурэлиэль открыла глаза и невнятно замычала. Я всмотрелся внимательнее – все в порядке, радужка вернулась к нормальному янтарно-желтому цвету, белесая муть пропала.

– С возвращением, – тепло поприветствовал ее я. – Добро пожаловать в реальный мир, Нео.

– А?.. Что?.. Что со мной было?.. – промямлила эльфийка, с удивлением обнаруживая на себе веревки.

– Долгая история. Если вкратце – у нас тут приключилась история из фильма… блин, я название забыл. Вроде бы там Лесли Нильсен играл. Хотя, может, и не он. Впрочем, ты его по-любому не смотрела, так что и не важно.

– Что ты опять несешь, демон… – застонала Аурэлиэль. – О-м-м, моя голова, моя бедная голова… Она просто раскалывается… а почему я связана?.. Что вы со мной сделали?

– Ты была одержима бесами, дочь моя, – прогудел кардинал, протягивая руку. – Теперь целуй крест.

– Зачем?

– Целуй.

– Но зачем?

– На то особой причины не требуется, – сквозь зубы процедил дю Шевуа.

Эльфийка покорно чмокнула этот кусок бронзы. Кардинал важно кивнул и сделал отмашку – можно развязывать. Похоже, крестом он проверял, удачно ли завершен сеанс экзорцизма, не осталось ли в пациентке еще какой нечистой силы.

Освобожденная Аурэлиэль потерла затекшие руки, наморщила лоб и пробормотала:

– Я что-то припоминаю… Что-то очень странное… У меня в голове наперебой звучали голоса, а еще я вроде бы видела тебя, демон… что-то постоянно говорила… и ты вроде бы тоже что-то говорил… я плохо помню, что именно. И все время было ужасно страшно… и холодно. Я ничего такого не делала, пока в меня вселились призраки?!

– Да нет, ничего особенного, – хмыкнул я. – Так, ерунда всякая.

Проявим христианское милосердие и не будем рассказывать правду.

Глава 12

Аурэлиэль глядит в окно кареты, не произнося ни слова. На нас с кардиналом старается не смотреть. Мы тоже благоразумно не вспоминаем о том, что произошло этой ночью.

Гоблин Цеймурд сидит, как на иголках. В глазах немой вопрос. К концу сеанса экзорцизма дю Шевуа разошелся вовсю – а голосина у него внушительный, настоящий шаляпинский бас. Неудивительно, что он перебудил всех присутствующих. Слуги ничего спрашивать не решились, пан Зовесима даже пискнуть лишний раз не смеет, а вот нашего переводчика может прорвать в любую секунду.

– Они были так несчастны… – вдруг заговорила Аурэлиэль, по-прежнему глядя в окно.

Мы с кардиналом переглянулись. Он осторожно спросил:

– О ком речешь, дочь моя?

– О тех… призраках. Которые в меня вселились. Они… они показывали мне картины из своих жизней… по-моему, они сами ее почти не помнили… Только всякие смутные обрывки… самые яркие моменты… и всегда смерть… смерть…

– Смерть?

– Да… Там были мужчины, женщины… Слуги, стражники… Был егерь, убитый ножом в спину… он так и не успел спустить тетиву… Был старый конюх-выпивоха… его зарезали собственные собутыльники… Был ложно обвиненный в воровстве ключарь… его повесили во дворе замка… А еще были жены графа…

– Жены?

– Да… Их было так много… О боже мой, как же много у него было жен…

– Одновременно? – удивился я. – Там мусульманин, что ли, какой-то жил, с гаремом?

– Ты о чем, демон? – недовольно покосился на меня кардинал.

– Да так, ни о чем…

Совсем забыл, что в этом мире ислама нет и никогда не было.

– Нет, не одновременно, – вяло помотала головой Аурэлиэль. – По одной за раз… Всего семь… семь несчастных, замученных девушек… и он их всех убил… зарезал, как свиней на скотобойне… Граф был страшным человеком… очень буйным, злобным… и очень ревнивым. Он раз за разом женился, какое-то время жил с молодой женой… а потом обвинял ее в неверности и убивал… каждый раз…

– Ни хрена себе! Прямо Синяя Борода!

– Этот кухонный колодец долгое время прятал все грехи графа… – совсем опустошенно произнесла Аурэлиэль. – Потом туда стали бросать всех покойников без разбору… кажется, с годами граф совершенно свихнулся… О нем рассказывали всякие ужасы – что он продал душу Ррогалдрону, что он не чистокровный человек, а наполовину тролль… он действительно выглядел жутко. Огромный, страшный, с громадной черной бородищей… всегда с мясницким топором за поясом… А в конце концов наступила та ночь… Брат последней жены графа узнал о ее гибели, собрал друзей и слуг и холодной ноябрьской ночью явился в замок Карневаль… В ту ночь была точно такая же гроза, как вчера… Они перебили всех, кто там был, добрались до самого графа, убили и его… а труп сбросили в тот же колодец… О боже мой, как же все это отвратительно… И я все это увидела своими глазами… обрывки, клочки воспоминаний… Я, наверное, еще долго не смогу нормально спать…

М-да. Не повезло нашей остроухой. У меня, конечно, тоже своя шизофрения в мозгу, но всего одна и более-менее адекватная. А заполучить себе в голову толпу безумных призраков… врагу не пожелаешь.

Хорошо, что кардинал у нас крепкий профессионал, всякую нечисть изгоняет быстро и качественно. А то бы мы намучились.

К прусско-зареченской границе мы подъехали уже к обеду. Таможенники и здесь оказались только с прусской стороны – такие же аккуратные и деловитые, как в прошлый раз. С противоположной стороны – опять никого.

Крайний северо-запад Заречья – места дикие, малообжитые. Власти откровенно махнули на эту территорию рукой. Ибо граничит она с землями сразу двух нелюдских народов – гноллей и огров. Те и другие входят в список так называемых «развивающихся» видов. То есть умеют разговаривать, пользуются примитивными орудиями, возводят какие-никакие жилища, но о признаках более развитой цивилизации можно и не заикаться. Дикари из каменного века.

Особенно гнолли – это самый отсталый народец здешней Европы. Нет хуже, чем с ними соседствовать – лезут через границу, как тараканы, дня не могут спокойно прожить без набега. Тупые, буйные, плодящиеся как тараканы… и так же мрущие. Гнолли совершенно не ценят даже собственную жизнь, а уж друг друга вообще гнобят почем зря.

Одни только их забавы чего стоят. Например, прыжки с разбега на грабли. Или вышибалы – берешь булыжник потяжелее, да швыряешь со всей дури в толпу. В кого попал – тому водить. Или волейбол – только мяч каменный, тяжеленный, а отбивать его нужно головой. Гнолльского волейболиста нетрудно узнать по веселой улыбке и бугристой форме черепа.

Иногда вместо камня используют отрубленную человеческую голову.

Но самая популярная игра – прыжки с обрыва. Десяток гноллей встает рядком у самого края, а водящий с палкой стоит сзади и лупасит всех по хребтине. Либо терпи, либо спрыгивай. Кто дольше всех продержался, тот и победил. Теперь палку берет уже он.

Как я слышал, слово «гнолль» произошло от сочетания «гном+тролль». Этакая уродливая помесь, во всех отношениях уступающая обеим «составляющим». Хотя своими глазами я пока что ни одного гнолля не видел, а чужие описания грешат неточностями и противоречат друг другу. Люди не особо стремятся с ними общаться.

– Нет, гноллей мы тут встретить не должны, – помотал головой Цеймурд, когда я его об этом спросил. – У них сейчас какие-то междоусобицы. Я слышал, что сразу три их царька поцапались между собой. Не поделили что-то, вот и грызутся.

Пан Зовесима, робко притулившийся в уголке кареты, поднял голову и что-то чуть слышно забормотал.

– Громче говорите, шевалье, мы вас расслышать не можем, – пробасил кардинал.

– Ам… апа… ша… – неразборчиво донеслось из-под воротника пана Зовесимы.

– Он говорит, что по его сведениям, гнолльские царьки переругались из-за женщины, – профессионально перевел Цеймурд. – Некой юной красавицы с восхитительно мохнатыми ушами. Царек клана Сяй хотел на ней жениться, но его опередил царек клана Щай, более молодой и сильный. А третий царек… ну, это вообще был не царек, а царица клана Кай. У гноллей многие кланы возглавляются женщинами. Эта царица хотела сама выйти замуж за того царька, что женился на красавице, даже делала ему предложение. И ужасно разозлилась, когда ее променяли на другую. Так вот слово за слово Сяй, Щяй и Кай вконец перегрызлись. А их кланы – самые сильные среди гноллей, так что большинство остальных приняли ту или иную сторону. Вот такой вот клубок завязался.

– Готовый сюжет для мыльной оперы, – хмыкнул я.

Карета начала замедлять ход. Пан Зовесима испуганно заерзал, кардинал тоже нахмурил брови. Уснувшая Аурэлиэль что-то пробормотала во сне и почмокала губами.

Заречье мы пересекаем в самом узком месте, но до ливонской границы все равно еще часа два. Останавливаться нам тут негде и незачем. Мы вообще стараемся больше необходимого нигде не задерживаться – все-таки не мешок картошки везем, а живого демона.

– Что там стряслось? – недовольно высунул голову в окно кардинал.

– Бревно поперек дороги, ваше преосвященство! – крикнул кучер. – Проехать возможности нету!

– Тьфу, нечистый! – беззлобно ругнулся дю Шевуа, поудобнее берясь за свой тяжеленный крест. – Знакомый почерк-то! Вы, шевалье, сидите в карете тихохонько, как мышь под метлой, и носу наружу не кажите. Ты, зеленый, тоже под лавку забейся и за эльфийской девицей приглядывай – если проснется, выходить ей не вели. А ты, демон, ступай со мной, сейчас по твоей части работа намечается.

– Бандиты, что ли? – поинтересовался я, деловито разминая пальцы.

– А то кто ж еще? Больше бревен поперек дороги никто не укладывает. Мы в свое время тоже так на торговых трактах хозяйничали…

Заграждение действительно оказалось рукотворным. Здоровенный вяз, вырванный с корнями. На первый взгляд – вроде как случайно упал, ураганом повалило. Но не нужно обладать дедукцией Шерлока Холмса, чтобы понять, насколько нелепо смотрится вяз в осиновом лесу. Эту дуру приволокли откуда-то издалека. И ребятки, что ее волокли, силенками явно не обижены.

Надо как-то расчищать путь.

– Гхрррм!.. – произнес я голосом незабвенного Лавра Федотовича. – Затруднение?.. Товарищ Хлебовводов, устраните.

Кардинал упер руки в бока и гаркнул что есть мочи:

– А ну, лесная братва, кажи мне сюда свои богомерзкие хари! Знаю, что вы где-то здесь!

– Падре, а может вам лучше в карету сховаться, к остальным? – понизил голос я. – А ну как из арбалетов шмалять начнут? Мою-то шкуру не пробьют, а вот за вас я беспокоюсь…

– Не начнут. Не такой это народ. Ты что, демон, по почерку не чуешь, кто нам засаду устроил? У этих арбалеты не в чести – они грудь на грудь предпочитают…

Сзади раздался грохот. Направление услужливо сообщило, что нас окружили со всех сторон. Один… два… три… целых девять человек.

Хотя нет, людьми я их назвать явно поспешил.

– Хо-хо! – послышалось сверху. – Харроший день, удачный день! Башая добыча сиодня!

Я растопырил пальцы, готовый сорвать рясу в одно мгновение. Кардинал был совершенно прав – эти ребятки дальнобойное оружие используют редко. Им ближе как раз дубье.

Выворотить с корнями столетний вяз для огра – раз плюнуть.

А вот вы когда-нибудь огров видели? Вряд ли. Но не особо сокрушайтесь по этому поводу – ничего привлекательного в этих мордоворотах нет. Ростом без малого четыре метра. Весом тонны полторы, если не больше. Ручищи здоровенные, ножищи толстенные, задница больше, чем у Дженнифер Лопес.

Зато головенка для такого дылды совсем крохотная – чуть побольше человеческой. Рыхлая складчатая кожа бледно-желтого или сероватого цвета, череп пулеобразный, суживающийся кверху, волосенки реденькие, растут только на самой макушке. Нос сплющенный, губищи отвислые, ушки и глазки совсем крохотные. Выражение лица откровенно дебиловатое.

И у каждого – огромная суковатая дубина.

– Я выликий вошть огров! – похвастался атаман. – Самый славный и мудрый вошть! А вы кто таки будете? Зачем биспросу ехаете по моей земле?

– Великий вождь, тут Заречье, земли огров западнее, за большой рекой! – сурово ответил кардинал, не проявляя и тени страха. – Это не твоя земля, а короля Заречья, доброго Бароса Первого! И у нас есть от него разрешение на проезд!

– Глупсти ты говоришь, глупый маленький человек! – прогрохотал огр. – Эт’ моя земля и моя дорога! И вапще тут все мое, птамушта я выликий вошть выликих огров! Мы огры, мы выликий свободный народ, мы ходим где хочем и делам што хочем! А вы разрешенья у мня не спросили ходить по моей земле! Терь буду вас за это штрафовывать, штабы впредь спрашали!

– Хм, дурак дураком, а соображает… – невольно восхитился деловой сметкой огра я.

– Ты посмеешь ограбить духовное лицо, огр? – поднял крест повыше кардинал. – Я кардинал дю Шевуа, из Дотембрии! Наша делегация направляется со священной миссией в Ромецию, к престолу Его Святейшества Папы Римского!

– А мне до этого дела нету совсем! – прогундел огр. – Я знать не знаю твово папу, у мня свой папа есть… был раньша! Таперича нету! Папа тожа был выликий вошть, я его очнь любил! Я по нему очнь скучаю! Я дсехпор помню его предсмертны слова!

– И что же он сказал?

– Сынок, не убивай меня!

Кардинал наклонил ко мне голову и прошипел, почти не разжимая губ:

– Справишься с этими орясинами, демон?

– Еще спрашиваете, падре, – прохрипел я. – Я их всех на ленточки для бескозырок порежу. Вы только отмашку дайте.

– Ладно, тогда подожди еще немножко. Попробую сначала миром договориться. Грех понапрасну жизнь отнимать – все ж божьи твари, хоть и ущербные…

– Шта вы там шепчетесь? – насторожился вождь огров, перехватывая поудобнее дубину. – А ну не шепчитесь, грите громко и открыто! У нас прядок таковый, шта грить усё нужно громко и открыто, штаб усе слыхачи! Инащ бить буду! Всех подряд!

– И мыне тожа, вошть?! – жалобно прогудел какой-то огр.

– И тобе тожа! Закон суров, но это закон! Я добрый вошть Джорбуш, мой закон – самый спрыведливовский закон в мире! Он глашает так – ежли огр че-то хочет, огр это берет, а ему отдавают с радостью, ибо закон! Терь я буду сматривать ваш вещи, глядать – шта из них я заберу, а шта вам оставлюю по доброте душевной! Так шша выхожайте из повозки, выкладайте увсе добро на дорогу, инащ будем бить вас дубинами!

– Тут, похоже, хрен договоришься… – пробормотал я.

Глядя на этих четырехметровых гопников, нетрудно понять, чего это они такие борзые. Право сильного, как обычно. Дубины у них огромные, бицепсы тоже – при желании моментально превратят нашу карету в щепки. Такую банду и взвод гвардейцев вряд ли одолеет – слишком уж неравные силы.

Лошади напуганы до полусмерти. В глазах животный ужас, ноздри раздуваются – кучер едва-едва их сдерживает. А вот меня эти непарнокопытные так не боятся… интересно, почему? Хотя животные вообще относятся ко мне довольно спокойно. Даже странно. Может, чувствуют, что я все-таки не нечисть, хоть и похож?

В карете послышался шум. Судя по звукам, Аурэлиэль проснулась и рвется наружу, не обращая внимания на сбивчивые уговоры Цеймурда. Ей что, опять в туалет приспичило? Никогда не думал, что у эльфов такой маленький мочевой пузырь.

Хотя недержание – это очень серьезная проблема. По себе знаю. Кто-нибудь когда-нибудь задумывался, что испытывает демон, страдающий от энуреза? Я им страдал месяца два, пока Рабан наконец не подкорректировал мою мочевую систему в нужную сторону. Уже за одно это я ему благодарен до гробовой доски.

– Шта за возня?! – нахмурился вождь Джорбуш, глядя на карету. – Внутри ышшо хто-та есть?! Пачиму ни все вышли, када сам я тут присутую?! Пачиму тако неуваженье к моим правам огра?! Нимедлина выйти!

В подтверждение своих слов огр что есть мочи топнул ножищей и одновременно – опустил на землю дубину. Почва аж заходила ходуном от такого сотрясения. Карета вздрогнула и покачнулась, дверь раскрылась настежь… и наружу кубарем выкатилась Аурэлиэль.

Кажется, в первый момент эльфийка хотела возмущенно высказать все, что она думает о таком вопиющем отсутствии манер. Но не высказала. Замерла с раскрытым ртом, глядя на обступивших карету огров.

– Что это?.. – жалобно пискнула Аурэлиэль, с удивительной скоростью перемещаясь за мою спину. – Это кто?..

– Это ограбление, – невозмутимо ответил я.

– А кого грабят?

– Нас.

– Я так и думала.

– А нафига тогда спрашивала?

– Удостовериться.

– Хо! Хо-хо! – расплылся в улыбке Джорбуш, глядя на моего личного косметолога сальным взглядом. – Так у вас и льфийка есть! Эт хорошо! Эточнь хорошо!

– Ну, у нас тут много кого есть, – согласился я. – А что?

– Эточнь хорошо! – повторил огр. – Терь мы забрем усе ваши вещи… и льфийку тожа забрем! Я добрый Джорбуш, я люблю льфиек! Очнь-очнь их люблю!

Аурэлиэль задрожала даже сильнее, чем в замке с привидениями. Кажется, в этом мире отношения между ограми и эльфами отнюдь не безоблачные. И судя по слюнявым улыбкам огров, Аурэлиэль им нужна не в качестве профессионального парикмахера или учителя хороших манер.

– Терь все люди отойдут в сторонку, их я убвать не бум самсем, птамушта я очнь добрый! – провозгласил Джорбуш. – А льфийка идет сюда и не боится! И вещи тоже складаем в ровненькучку, особна хорошо, если есть золото! Я люблю золото тож! Льфийка, иди сюда быстрей!

Аурэлиэль ощутимо напряглась, глядя в эти крохотные сальные глазки. Тонкая рука сделала неуловимый жест… и выхватила откуда-то из складок платья кривой кинжал. Длинный, странным образом изогнутый, из необычного мерцающего металла.

– Не подходи ко мне, воплощение мерзости! – срывающимся голосом выкрикнула эльфийка, приставляя кинжал к собственной груди. – Перед тем, как ты коснешься меня, тебе придется убить… вот его!

Что? Это она обо мне? Ну да, указывает свободной рукой на меня.

Деловой подход, ничего не скажешь.

– Хо! Хо-хо! – приподнял брови Джорбуш, глядя на меня. – Значит, шабы забрать вашу льфийку, я должон тебя убить, так?

– Получается, что так, – неохотно подтвердил я.

– Хо-хо! Ну тада давай драться, маленький слабый человек!

– Как скажешь… – вяло согласился я.

– Погоди-ка, сын мой! – остановил меня кардинал.

– Ну что там еще, падре?

– Вождь, у меня есть к тебе деловое предложение. Уверен, твоя мудрость позволит тебе оценить его по достоинству.

– Я люблю деловые предложенья, птамушта я мудрый вошть! – подбоченился польщенный Джорбуш. – Шо ты хочешь мене предложить, глупый маленький человек?

– Что если нам заключить пари?

– Пари? Пари – это хрошо, пари я тожы очнь люблю! Баша драка с башой ставкой, да?

– Ты и в самом деле очень мудр, великий вождь! – восхитился его умом кардинал. Даже в ладоши легонько хлопнул, отдавая должное собеседнику. – Да, я предлагаю тебе пари. Если ты побеждаешь вот его, то забираешь нашу карету, все наше имущество и всех нас в рабство…

– Мне это нравится!

– Но если он победит тебя, то ты никого здесь не тронешь даже пальцем. Более того – ты со всем своим племенем отправишься в Ромецию, облобызаешь туфлю Его Святейшества Папы Римского, покаешься перед ним за все свои злодеяния и примешь святое крещение!

Я пораженно уставился на кардинала. А этому деду не откажешь в смекалке. Прямо на ходу подметки рвет.

– Хо-хо! – кажется, еще сильнее обрадовался Джорбуш. – Даю абшание, маленький слабый человек! Ежли ты побишь, храбрые огры моего племени сделаючи, как ты сказал! Прально я гарю, храбрые огры?

– УУУУУУУУУУ!!! – согласно заревели остальные великаны.

Похоже, никто из них не допускает и мысли, что их вожак способен проиграть какому-то там человечишке. Анацефалы. Натуральные анацефалы.

– А терь давай драться! – рявкнул Джорбуш, беря дубину наизготовку.

– Что ж, драться так драться… – неторопливо снял рясу я.

На лесной дороге воцарилась гробовая тишина. Я смотрю только на вождя, но прекрасно знаю, куда направлены взгляды остальных огров. На мои крылья. На извивающийся змеей хвост с ядовитым жалом. На шесть длинных суставчатых рук с когтями-кинжалами.

А сам вождь Джорбуш смотрит прямо в мои багровые глаза. И его челюсть медленно ползет вниз.

– Де… де… демон… – ошарашенно выговорил великан. – Де… де…

– Заело? – посочувствовал я.

– Де… де…

– Эк тебя перекосило-то, – вздохнул я. – Как будто ежика против шерсти рожаешь. Ты лучше сделай лицо попроще и помни, что ты будущая мать.

– Де…

Я оскалился, демонстративно сплевывая кислотную слюну. Под тупыми взглядами огров прошел прямо к перегородившему дорогу бревну. И взорвался смерчем когтей. Две секунды. Две жалкие секунды – и бревна на дороге нет. Есть куча гладеньких полешек. Мой боевой стиль миксера идеально подходит для заготовки лапши и древесной стружки.

– Ы… – неуверенно выговорил Джорбуш.

– Ну что, драться-то будем? – скучающе спросил я, сдувая с когтей налипшие опилки.

– Бу… буим! – храбро кивнул Джорбуш, почему-то пятясь. – Буим! Но другой раз! Сичас мы уходим асюда, птамушта ниажидана плявились важны дела! Не могу вам сказать, каки, но очнь важны! Можете покашта оставить сва льфийку сее! Заной, храбрые огры!

Земля затряслась и задрожала. Восемнадцать толстенных ножищ подняли жуткий топот. Ни один из огров не попытался оспорить приказ вождя – наоборот, отнеслись с явным воодушевлением.

– Мы тя ще поймаем потом!.. – погрозил мне напоследок кулаком Джорбуш, не сбавляя хода. – Все зубы повыбаю, паскуда така!..

Я посмотрел им вслед с легким сожалением. Драпают, суки. Так почти всегда и заканчивается – демонстрация моих возможностей охлаждает даже самые горячие головы.

Хотя я не думал, что наш храбрый вождь Джорбуш окажется до такой степени… храбрым. Я и оцарапать-то никого не успел, а он уже стрекача.

Догнать их, что ли, отсыпать люлей на дорожку? Или все-таки пусть бегут?

– Садись в карету, демон, не задерживай нас, – проворчал кардинал, придерживая дверцу. – И рясу надень обратно, не свети на весь мир свое бесовское обличье.

– Угу. Как скажете, падре. А как вы думаете, они теперь и вправду пойдут к папскому двору, туфлю целовать? Мне что-то не верится…

– Неисповедимы пути Господни, и нет предела могуществу Его, – пожал плечами кардинал. – Иисус Навин повелел остановиться солнцу – и волею Божьей оно остановилось. Вдруг и в этот раз произойдет чудо?

Глава 13

Я выглянул в окно. Последние десять минут мы еле движемся. Подъезжаем к Хаарогу – одному из крупнейших городов королевства Ливония.

На дороге самая настоящая пробка – телеги, возы, изредка дворянские кареты. Кажется, сегодня в городе какой-то праздник, а в честь него – ярмарка. Народ приперся со всех концов страны – благо она довольно маленькая.

– Смотри у меня, демонская рожа, – сурово нахмурился мне кардинал. – Будем в городе – рясу сымать не моги! Рта без нужды не открывай! Харю свою трехглазую на люди не кажи!

– Ну скажите уж сразу, чтобы я закопался в землю поглубже и не вылезал, – прохрипел я. – Нафига мы туда вообще едем?

– Потому что Хаарог расположен на перекрестке больших дорог. Если его объезжать, придется делать большую петлю. Напрямки быстрее. И харчей заодно приобретем – у нас уже кончаются.

– Жрать меньше надо, – проворчал я.

– Это ты сам себе сейчас сказал? – приподняла брови Аурэлиэль.

Я стыдливо смолк. Ну да, я ем больше, чем вся остальная делегация вместе взятая. И ничего тут не поделаешь – такой уж у меня метаболизм.

Где вы вообще встречали чудовище-малоежку? А я чудовище, самое настоящее. Кроткое, как ягненок, но все же чудовище.

Городские башни мы увидели издалека. Хаарог окружен мощным кольцом крепостных стен. Перед ними – широченный ров с водой, через него перекинуты мосты к воротам. Ворот в Хаароге трое – западные, южные и восточные, к которым подъезжаем мы. С севера ворот нет. На севере Ливония граничит с землями огров, там всегда неспокойно.

Жить по соседству с ограми – хуже не придумаешь. К счастью, этот полудикий народ не составляет централизованного государства. И вообще они не слишком многочисленны. Около сотни разобщенных племен, в каждом – где-то сорок – пятьдесят особей, включая женщин и детей. Это даже не племена, а скорее стаи. Вождь – всегда самый сильный огр, завоевавший свой титул кулаками и дубиной.

А многие огрские мужики и вовсе живут отшельниками. Дело в том, что нравы в их стаях довольно суровые. Моногамией, к примеру, даже и не пахнет. Все самые красивые огрихи – жены вождя. Те, что поплоше – за лучшими воинами. Молодым парням жен вообще не положено. Единственный способ получить в племени сытную должность и красивый гарем – много и часто драться.

Поэтому с приближением старости огр обычно сваливает из племени подобру-поздорову. Иначе рано или поздно какой-нибудь борзый паренек вышибет ему мозги.

В пограничных областях Скандии, Померании, Баварии, Бранденбурга, Ливонии и Заречья эти верзилы буйствуют частенько. Вторгаются в деревни и замки, грабят на дорогах, как приснопамятный Джорбуш, ловят и угоняют в плен людей. Но на большее отдельные племена не способны – бойцов маловато. Против королевских армий не сдюжить.

Вот если у этого народа когда-нибудь появится свой Чингисхан, который соберет огров в орду, людям придется несладко. Тысяча таких гигантских питекантропов сотрет в порошок любое королевство.

И кое-какие шаги в этом направлении уже делаются. Среди огров постепенно распространяется движение, провозглашающее целью создание единого национального государства – Великой Ограины. Мол, такое государство когда-то уже существовало – аж сто сорок тысяч лет существовало. Огры – вообще древнейший народ на планете, а все остальные зародились уже потом, из плесени.

Но однажды коварные люди и эльфы развалили Великую Ограину и наслали на ее жителей злые чары забвения. После этого правильная история исчезла из народной памяти, сохранившись лишь у самых мудрых шаманов. Теперь вот они и объясняют остальным – как все было на самом деле.

Пока что этих мудрых шаманов поддерживает лишь несколько племен, но они не теряют надежды.

Я между делом полюбопытствовал у кардинала, для чего вождю Джорбушу понадобилась наша эльфийка. Будь на его месте разбойничий атаман людского рода, все было бы понятно. Но огру-то с какого может понадобиться эльфийская или человеческая девица? Что он с ней делать-то будет при такой разнице в пропорциях?

Хотя с другой стороны – у собак и похлеще бывает. Сенбернар, например, весит больше человека, а какой-нибудь чихуахуа свободно помещается на ладони. И вместе с тем разные породы совершенно свободно скрещиваются. Вы вот когда-нибудь видели, как сенбернар скрещивается с чихуахуа? Я не видел, врать не буду. Но зрелище должно быть презанятнейшее…

Оказалось однако, что действительность даже хуже, чем я себе нафантазировал. Аурэлиэль приглянулась огрскому вождю отнюдь не как женщина.

А как украшение стола.

Да, именно так. Недаром же на русский язык слово «огр» часто переводят как «людоед». Биологически и мифологически это совершенно неправильно, однако по сути вполне справедливо – огры действительно с удовольствием кушают людей. И эльфов. И гноллей. И гоблинов. Только троллей не кушают, но исключительно из-за того, что тролли на вкус – как старая подошва.

Зато молоденькие эльфийские девушки считаются у этих великанов настоящим деликатесом – говорят, мясо нежнее, чем у цыпленка. Огры варят из эльфов суп, делают колбасу, крутят фарш и лепят пирожки…

Хотя сейчас этим никого особо не удивишь. Средневековье на дворе. Вон, башенные зубцы украшены орнаментом – подгнившими человеческими головами. Это преступники – воры, разбойники, убийцы. С ними тут разговор короткий – снести башку, да и выставить на всеобщее обозрение. В качестве предостережения другим. А казнят прямо здесь, у городских ворот – вон там плаха для благородных, рядом виселица для пролетариата, еще чуть подальше – остатки костра для еретиков и ведьм.

Плаха и кострище сейчас пустуют. Зато на виселице болтается свеженький мертвец – только вчера повесили, даже вонять толком не начал. Правой кисти не хватает – то ли еще при жизни оттяпали, то ли ночью кто-то спер. Колдуны вовсю охотятся за такими вот кусочками экзотических трупов – палец повешенного, глаз утопленника, пепел сожженного…

Очередь тянется медленно. В город пропускают только после тщательного досмотра. Стражники на воротах скучают, опираясь на алебарды, а троица чиновников вовсю трудится. Один допрашивает проезжающих, второй осматривает повозки, а третий собирает пошлину. Причем каждый входящий и въезжающий почему-то непременно вручает ему три булыжника. Уже пятый мешок набивают камнями.

Наконец-то дошло дело и до нас. Пан Зовесима привычно забормотал, улаживая формальности. Высунул рожу и кардинал, басовито благословляя всех присутствующих. Обыскивать нас не стали, только задали несколько вопросов – кто такие, куда следуем, что везем. Почему-то поинтересовались, нет ли у нас алкогольных напитков на продажу.

– Сколько вас? – задал последний вопрос чиновник, обмакивая перо в чернильницу.

– Восемь христианских душ, – пробасил кардинал, машинально осеняя бумагу крестным знамением.

– Тогда извольте положить двадцать четыре камня размером не менее куриного яйца.

Лакеи уже сгружали с крыши увесистый мешок. Пан Зовесима развязал его и показал чиновнику кучу булыжников разной формы. Тот скрупулезно их пересчитал и подписал нам разрешение на проход.

– Нафига им эта галька-то? – не понял я.

– Дело привычное, – пожал плечами Цеймурд. – Улицы мостят камнем. Карьеров поблизости нет. Вот и придумали пошлину – «на благоустройство мостов и дорог». Въезжаешь в город – вынь да положь три камня на каждую душу.

– А если у меня нету?

– Тогда не пропустят. Иди в лес по камни – может, отыщешь. Или плати денежный сбор в двукратном размере.

– Сурово.

– Обыкновенно. Везде так.

Из кареты нам всем пришлось выйти – от обыска мы отмазались, но не от фейс-контроля. Мало ли что – вдруг мы разбойники или вообще нечисть?

Хорошо хоть, раздеваться не заставили. Просто мазнули лениво взглядами, на том и закончилось. Я боялся, что покажусь подозрительным, но ничего особенного во мне не углядели. Монах и монах. В рясе. Здешний менталитет вообще не предполагает мысли, что под капюшоном смиренного инока может скрываться шестирукое чудовище из другого мира.

Впрочем, такое и в нашем мире вряд ли кому придет в голову.

– Проезжайте, – махнул рукой чиновник.

Я шагнул было к карете. Но остановился. До моего суперхслуха донесся приглушенный звук – легкие взмахи крыльев. Хвост рефлекторно шевельнулся, жало встало торчком. Я изо всех сил напрягся, чтобы заставить его лечь смирно.

Но взамен у меня дернулась рука. Верхняя левая выстрелила сама собой, повинуясь инстинкту.

Звук тут же смолк.

Это была птица. Рядом с головой пролетела птица. Синичка, кажется. Совсем они тут оборзели – уже и яцхенов не боятся.

Вложенные в меня рефлексы хищного зверя поневоле заставили среагировать. Я поймал птицу прямо на лету… и свернул ей шею. Абсолютно машинально, даже не задумываясь над тем, что делаю.

Вообще, со мной такое бывает довольно часто. Крыса ли мимо пробежит, птица ли пролетит, рыба ли проплывет – реагирую, как кот при виде мыши. Хорошо хоть, на самих котов и других домашних животных не реагирую – я же все-таки разумное существо, до определенной степени могу подавлять инстинкты. Но дикая птица, да еще столь наглая, что подлетела на расстояние вытянутой руки… нет, я просто не сумел удержаться.

В другой ситуации следующим шагом было бы сожрать добычу прямо с перьями. Это вполне естественно, вам не кажется? Я все-таки яцхен, я могу жрать все, что не ядовито.

И то, что ядовито, тоже могу.

Но сейчас отправить добытый завтрак в пасть как-то малость стремно. На меня и так пялятся с открытыми ртами. Стражники, чиновники, просто зеваки… все таращатся на бедную синицу со свернутой шеей.

Я тут же уронил убитую птичку на землю и сделал вид, что совершенно ни при чем. Ладонь торопливо спрятал в рукав, пока это сиволапое мужичье не заметило, как много у меня пальцев и как сильно они отличаются от человеческих.

Вроде бы никто не заметил. Но возмущение на лицах никуда не пропало. Чиновник, что нас допрашивал, наконец-то справился с отвалившейся челюстью и с трудом выговорил:

– Вы что ж это творите, сударь?!

– Э-э-э… охочусь, – сделал тупую рожу я, старательно не показывая ее из-под капюшона. – А нельзя?

– Конечно, нельзя! – заверещал чиновник. – Запрещено законом! Это же синица!

– Не сезон, что ли?

– Какой еще сезон, сударь?! – выкрикнул чиновник, требовательно шевеля пальцами. Его коллега протянул толстенькую книжицу в сафьяновом переплете. – Цитирую. Указ. Дадено в тысяча триста двадцать восьмом годе Господа императором Священной Римской Империи Людовиком Четвертым Баварским. «Тяжкий штраф ждет того, кто поймает синицу, усердного ловца насекомых. Нарушивший закон должен уплатить королевскую подать шестьдесят шиллингов, а также отдать красивую рыжую курицу и двенадцать цыплят как возмещение». Понятно это вам, сударь?!

– Угу. Понятно. Экологию охраняем, похвально. Только при чем тут Священная Римская Империя? Она вроде как в прошлом веке развалилась. Да и сам Рим уже лет двести как не Рим, а Ромеция.

– Империи больше нет, – согласился чиновник. – Но закон этот и поныне действует во многих королевствах, чтущих славное прошлое. В том числе и в нашей Ливонии.

– Ну так я не знал, что у вас такой закон. Я монах, смиренный брат Жозеф, последние десять лет безвылазно сидел в одном дотембрийском монастыре, в лесной глуши… И вообще у меня обет молчания.

– Тогда почему же ты разговариваешь?!

– Ну я его не очень строго соблюдаю.

– Так или иначе!.. – отрывисто провозгласил чиновник, захлопывая книжицу. – Незнание закона не освобождает от ответственности! С вас шестьдесят шиллингов, рыжая курица и двенадцать цыплят.

– Шестьдесят монет и курицу за дохлую синицу?! Слышь, пельмень, по-моему это немного много!

– Это надо понимать так, что вы отказываетесь платить?

– Да как хочешь, так и понимай.

– Ваше преосвященство, этот монах с вами? – обратился к кардиналу чиновник.

– Со мной, – пробасил дю Шевуа, бросая на меня угрюмые взгляды.

– Принимаете ли вы ответственность за его проступок?

– Придется. Не бросать же этого заблудшего агнца в беде…

– В таком случае я прошу вас по доброй воле проследовать в городскую ратушу и там выплатить соответствующий штраф.

– Я даю тебе слово, сын мой, – поднял руку кардинал.

– Большей гарантии мне не требуется, ваше преосвященство, – поклонился чиновник.

– Благодарю тебя, сын мой. Не скажешь ли мне, как добраться до ратуши?

– На городской площади, напротив собора. Там сейчас проходит ярмарка. Двигайтесь сначала по Бондарной, потом сверните на Гоблинскую, дальше на Кривую, потом на улицу Тополей – а там уже и плошадь.

Кардинал коротко кивнул, пихая меня в карету. Следом забрался не поднимающий глаз пан Зовесима. Кажется, моя выходка с синицей ужасно его расстроила.

– Кстати, а шестьдесят шиллингов – это много или мало? – спросил я.

– Порядочно, – ответил Цеймурд. – Подмастерьям платят один шиллинг в день.

– Двухмесячная зарплата работяги?! Ни хрена себе расценки! Теперь понятно, почему синицы тут такие дерзкие!

– Да, люди их здесь не трогают, – подтвердил Цеймурд.

– А чего вы еще ожидали от демона? – с каким-то странным удовлетворением в голосе поинтересовала Аурэлиэль. – Полнейшее отсутствие манер и пренебрежение к законам.

– Ну не знал я, не знал, что тут такой закон! – прохрипел я. – Мне что, на колени встать, чтобы меня простили?!

– Довольно об этом, – угрюмо пробасил кардинал. – Сделанного не воротишь. Пан Зовесима, хватит ли отпущенных его величеством средств на эти непредвиденные расходы?

Советник по иностранным делам что-то забормотал, мелко кивая. Похоже, хватит. Дотембрия, конечно, королевство не из богатых, но все же не до такой степени, чтобы переживать из-за горсти серебра.

Мне подумалось, что мы запросто можем вообще не платить этот штраф. Просто проигнорировать все и двинуть не к ратуше, а к западным городским воротам. Квитанции нам никакой не выписывали, конфисковывать ничего не конфисковывали, раций и телефонов у здешних секьюрити нету. Чиновник полностью положился на наше честное слово. Никто даже не узнает, что мы не заплатили.

Но высказывать такое предложение я благоразумно не стал. Только еще сильнее испорчу себе репутацию. Для здешних честное слово – это не хухры-мухры. Да еще данное самим кардиналом. Тут никому и в голову прийти не может, что духовная особа вдруг возьмет и нарушит обещание. Это же самое настоящее клятвопреступление. Считается наравне с убийством, если не хуже.

А этот Хаарог – довольно большой город. Только жутко грязный. Солнышко светит вовсю, а улицы все равно покрыты слоем зловонной жижи. Уж не знаю, на какие мостовые идет камень, который собирают при входе, но пока что я не вижу даже следа дорожных работ. Только перед домами кое-где торчит деревянный настил – похоже, сами жильцы немножко суетятся.

Все горожане обуты в сапоги или деревянные башмаки. В туфлях или сандалетах по такой грязюке не походишь. Колеса глубоко увязают, кони еле плетутся, с трудом продираясь через эту мерзость. Непонятно, откуда вообще берется столько дряни. Погода-то вроде хорошая.

Хотя нет, вполне понятно. Канализация в городе отсутствует, мало-мальский дренаж отсутствует. Прямо по улицам бродят свиньи – хрючат, роются в грязи, гадят где попало.

Да и люди ничем не лучше – вон, из окна высунулась тетка с кадушкой, льет помои прямо на улицу. Главное, народ так невозмутимо это воспринимает – никто ничего не говорит, никто не возражает, не возмущается. Только в стороны все сразу метнулись – привычно так, спокойно. Чувствуется, что уже не в первый раз. Похоже, тут это норма жизни – вываливать дерьмо прямо из окон.

А ведь на дворе конец семнадцатого века!

Но если б улицы были только грязными, то это еще полбеды. Они вдобавок еще и узкие. Дико узкие. Движение везде одностороннее – потому что двустороннее попросту не поместится. Наша карета занимает почти половину ширины – если какая-нибудь телега попадется навстречу, разминуться будет адски сложно.

Да еще и сумрачно, несмотря на солнечное утро. Небо ясное, безоблачное… но его почти не видно. Из-за этой дикой тесноты горожане строят дома выступами – второй этаж заметно больше первого, образуя над головой навес. Небу остается совсем узенькая полоска – здесь с крыши на крышу можно легко перепрыгнуть.

А в иных местах даже перешагнуть.

Проехав по Бондарной, мы оказались на Гоблинской улице. В здешней Европе такая улица есть почти во всех больших городах. Это своего рода гетто – гоблинов в человеческих городах довольно много, но живут они обособленно, стараясь без нужды не покидать свой квартал. Дети бросают в них камнями, поют дразнилки, плюются. Взрослые тоже не отстают – гоблина на улице запросто могут избить или ограбить, ничуть не беспокоясь, что совсем рядом стоит городской стражник.

– Как у мордочки зеленой в шляпе огурец соленый!.. – послышалось из-за окна.

Стайка человеческих детишек бежит за гоблином-старичком, напевая дразнилку. Тот не реагирует – делает вид, что ничего не слышит. Я искоса посмотрел на Цеймурда. Тот тоже никак не реагирует. Все давно привыкли.

Здешние гоблины – христиане (по крайней мере формально), но их все равно не особо жалуют. Карликовый рост и карикатурная внешность – можно ли придумать лучший объект для насмешек и издевательств? Эльфам, которые в городах тоже встречаются, подобное не грозит – при их виде люди млеют от восхищения. А задирать без крайней нужды тролля или огра (впрочем, этих в Хаароге не водится) осмелится только совсем безбашенный.

Впрочем, гоблинская диаспора платит людям той же монетой. Именно в гоблинских кварталах особенно много воровских притонов и скупщиков краденых. Именно здесь трудятся фальшивомонетчики (печально знаменитое «гоблинское серебро») и компрачикосы. Именно отсюда по остальным кварталам расползается Царь Поганок – наркотик гоблинского производства, вызывающий эйфорию и галлюцинации.

Как нетрудно догадаться по названию, делают его из поганок. Выращивают их прямо в собственном погребе. Зачастую в том же погребе можно увидеть и самогонный аппарат – с техникой гоблины очень даже дружат. Особенно если ее можно приспособить для чего-нибудь выгодного.

Не следует забывать, что среднестатистический гоблин – существо мелкое, злобное и вонючее. Серьезные неприятности доставляет редко, но напакостить исподтишка не откажется никогда.

Покинув Кривую улицу, оказавшуюся совсем короткой, мы выехали на улицу Тополей. Это самая широкая улица в городе. Прямо-таки бульвар. Есть настоящая брусчатая мостовая, луж и грязи почти не видно, да и дома не так жмутся друг к другу. Вдоль дороги даже растут деревья.

Только почему-то не тополя, а вязы.

– Падре, а почему улица называется улицей Тополей, а растут на ней вязы? – поинтересовался я.

– Ну какая тебе-то разница, демон ты неугомонный… – заворчал кардинал. – Называется и называется. Все-то тебе любопытно…

– Ну да, любопытно. Я вообще человек небезразличный к происходящему вокруг. То есть не человек, а яцхен. А мы все равно в пробке застряли, и делать нам нечего. А вам, падре, лень жопу от дивана оторвать. Простите, если чего не так сказал.

– Да чтоб тебе пусто было… – вздохнул дю Шевуа, раздвигая занавесочки на окне кареты. Он некоторое время осматривал улицу орлиным взглядом, а потом крикнул: – Да благословит тебя Господь, брат!

К застрявшей в пробке карете подошел босой монах в черной рясе – кажется, францисканец. На нас глянуло изнуренное лицо аскета, тонкие губы шевельнулись, отвечая на приветствие.

– Брат, я кардинал дю Шевуа из Дотембрии, – представился кардинал. – Направляюсь в Ромецию, в вашем городе проездом.

– Примите мое почтение, ваше преосвященство, – тихо ответил монах. – Чем смиренный последователь святого Франциска может услужить вам?

– Я приношу глубочайшие извинения, что потревожил тебя, брат, но меня снедает любопытство. Не удовлетворишь ли ты его?

– Все, что окажется в моих силах.

– Не объяснишь ли ты мне, почему данная улица, из конца в конец засаженная вязами, называется тем не менее улицей Тополей?

Монах безмолвно пожевал губами, на миг подняв очи горе. Потом тихо заговорил:

– Это довольно любопытная история, ваше преосвященство. Двадцать лет назад эта улица носила имя герцога Чье-Имя-Запрещено-Называть, кузена тогдашнего короля Ливонии. Однако случилось так, что злокозненный герцог поднял бунт против законного правителя, дерзновенно вознамерившись противоправно захватить трон. Бунт был подавлен, а герцогу отсекли голову. Но король не удовлетворился этим и издал указ, повелевающий навек вычеркнуть из истории само имя презренного бунтовщика. Герцогство, которым тот владел, было разделено меж другими придворными, верными законной власти. Все статуи и портреты герцога были уничтожены. Его имя вымарали из всех летописей и даже из человеческой памяти. Ну а в нашем славном Хаароге, как уже упоминалось, была целая улица, носившая запрещенное имя. Король направил сюда специальную комиссию, дабы та решила, как лучше ее переименовать. Комиссия своевременно прибыла в город, посетила улицу и увидела на ней великое множество деревьев. Однако дело было зимой, поэтому члены комиссии приняли их за тополя. Именно так и было приказано отныне именовать улицу. В положенное время наступила весна, тополя покрылись листвой… и оказались вязами. Но переименовывать улицу уже не стали.

– Благодарю тебя за поучительный рассказ, брат, – поклонился кардинал.

– Для меня было честью услужить вам, отец, – поклонился в ответ францисканец. – Могу ли я еще чем-нибудь помочь вашему преосвященству?

– Нет-нет, еще раз благодарю и прости, что потревожил ради такого незначительного пустяка.

Повернувшись ко мне, кардинал сурово пробурчал:

– Ну что, демон, ты все слышал?

– Угу.

– Теперь ты доволен, надеюсь?

– Угу.

Пробка начала более или менее рассасываться. Окруженные гомонящими горожанами, мы выехали с улицы Тополей на главную городскую площадь. У нее имени не было – зачем имя тому, что существует в единственном числе?

Центральная площадь – сердце средневекового города. Здесь самые большие и богатые дома, здесь торгуют самые зажиточные купцы. Здесь проходят городские праздники, гуляния и ярмарки. Как вот сейчас.

С восточной стороны площади высится готический собор. Огромный, с уносящимся в небеса остроконечным шпилем, мозаичными разноцветными окнами и скульптурами горгулий… хотя нет, это никакие не скульптуры! Вон одна взмахнула крыльями и взлетела, отправляясь куда-то по своим делам.

Собор, как ему и положено, бесконечно красив и величествен. Все прочие здания рядом с ним кажутся мелкими и жалкими. Но красота собора резко контрастирует с безобразием, кишащим на его ступенях.

Нищие. Целое море нищих, наперебой клянчащих милостыню. Калеки и уроды – слепые, безногие, безрукие, покрытые гноящимися ранами и язвами. Многие – профессионалы, изуродовавшие сами себя, чтобы вызывать большую жалость. Есть и жертвы компрачикосов, в том числе даже маленькие дети.

Побирушки кричат, бранятся, дерутся друг с другом, хватают за ноги всякого проходящего, выпрашивая, а то и громогласно требуя подачку. Лохмотья так изодраны и перепачканы, что их владельцы выглядят бесформенными кляксами. Лиц не видно под грязью, коростой и лишаями. Сальные космы явственно шевелятся – в этих зарослях пасутся целые стада вшей.

Мне невольно вспомнился Лэнг с его чудовищами.

Ратуша – точно напротив собора. Тоже внушительное здание – трехэтажное, строгой планировки. На башне висит тяжелый медный колокол, у входа статуя рыцаря с обнаженным мечом. Каменные ступени, ведущие к дверям, заполнены народом – все разодеты, у всех хорошее настроение.

Но и здесь не обошлось без грязного пятна на светлом фоне. Рядом с ратушей, подле щита каменного рыцаря возвышается позорный столб. Корявое сучковатое бревно, вкопанное глубоко в землю, железный обруч и цепь, на которую сажают провинившихся.

Сейчас у позорного столба сидит какой-то оборванец. Похож на юродивого – грязный, всклокоченный, в глазах горит безумие. Вопит какую-то несуразицу, рычит, брызжет слюной, тянет скрюченные пальцы. Мерзкое зрелище.

Хотя у местных это, похоже, считается развлечением. Народ обступил позорный столб плотным кольцом – все ржут, веселятся, тычут пальцами. Дети швыряют в юродивого грязью и камнями. Этакое средневековое реалити-шоу.

Кардинал, Аурэлиэль и Цеймурд в сторону несчастного оборванца даже не взглянули. Только пан Зовесима на секунду замедлил шаг, опасливо вздрогнул и втянул голову в плечи еще сильнее обычного. Словно его самого сейчас к этому позорному столбу привяжут.

– А что тут за праздник-то? – поинтересовался я. – Церковный какой-нибудь?

– Судя по виду, мирской, – покачал головой кардинал.

– Типа Дня Большого Урожая?

– Сейчас лето, тупица, – жалостливо посмотрела на меня Аурэлиэль. – Июнь.

– А хрена ли? День Святого Валентина, вон, в феврале, хотя какая там, в феврале, любовь? В июне точно было бы прикольнее – тепло, травка мягкая, птички поют… Цветы, опять же, дешевле стоят.

– Святого кого?.. – нахмурился кардинал. – Валентина?.. Не слышал о таком. Чем он славен?

– А я знаю? Вроде бы какой-то малозначительный святой с романтической историей. Оказался коммерчески выгодным, поэтому сделал крутую карьеру. У нас в России на него в принципе всем пофиг, у нас Восьмое Марта есть, а вот в Америке на этот день всегда бум продаж. Цветы там, конфеты, мягкие игрушки, ювелирка… Они там вообще народ ушлый, любого святого в бизнес запрягут. У них даже Санта-Клаус кока-колу рекламирует.

– Ты о чем вообще говоришь, демон?

– Ну это… Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит… Хотя хрен с ним, вы все равно не поймете.

– А Восьмое Марта – это что? – поинтересовалась Аурэлиэль.

– Международный женский день. Его, правда, только одна страна празднует, но он все равно международный. На этот день всем женщинам чего-нибудь дарят.

– Всем? И эльфам тоже?

– Эльфов у нас нет. Хотя некоторые пытаются примазаться.

– Отсталая страна, – покачала головой Аурэлиэль.

– Это почему еще?

– Потому что эльфов нет.

– А у вас зато общественных туалетов нет. А от них пользы гораздо больше, чем от эльфов.

Глава 14

Праздник, отмечаемый в Хаароге, оказался не совсем праздником. Просто важным для города событием.

Сегодня у них выборы. Проводящиеся каждые два года выборы бургомистра. К этому дню приурочивают и городскую ярмарку.

– Ясно теперь, – огляделся я по сторонам. – Это, значит, пипл голосовать собрался? Активный у них тут электорат, ничего не скажешь…

– Голосовать?.. – не понял кардинал. – Что ты имеешь в виду?

– Ну как везде – урны, бумажки с голосами… Или у вас как-то по-другому? Просто руки тянете?

– Я по-прежнему тебя не понимаю.

– Ну что мне, таблицу со схемами нарисовать? Выборы, голосование… что тут непонятного?

Как-то странно он на меня смотрит. Видимо, для этого мира демократические выборы нехарактерны. Что не особо удивительно – тут все-таки монархическое средневековье, у простого плебса никаких прав нету. Одни обязанности.

Но тогда уже я чего-то не понимаю. Я же ясно слышал слово «выборы». Выбирают бургомистра. Как же они тогда его выбирают, если не голосованием?

– Сейчас сам все увидишь, – сжалился надо мной дю Шевуа, двигаясь через площадь. – Благословляю тебя, сын мой, дай пройти… Благословляю тебя, сын мой, дай пройти… Благословляю тебя, сын мой, не стой на дороге, а то зубы выбью…

Народ, запрудивший подступы к ратуше, особо не рвется уступать дорогу простому монаху, каковым кардинал сейчас выглядит. Но наш смиренный пастырь каждое благословение сопровождает отеческим тумаком по ребрам или хребтине. Кажется, кому-то даже вывихнул руку.

– И тебя тоже благословляю, сын мой, – от души пнул зазевавшегося разносчика кардинал. – Спаси тебя Господь.

На каменных ступенях ратуши народ сгрудился особенно плотно. Дюжие стражники уже глотки надорвали, разгоняя зевак. Большинство желающих попасть внутрь получает от ворот поворот.

Пропускают только самых видных – расфуфыренных дворян с золочеными шпагами, толстопузых купцов с золотыми цепями. Одни с законными женами, другие с временными спутницами. Различить их нетрудно – достаточно взглянуть в глаза. У временных спутниц они глупые, жадные и блудливые. У законных жен – глупые, жадные и злющие.

Элита, иху ее мать. Бомонд. Отцы города.

– Заворачивай, святоша! – выставил волосатую ручищу стражник. – Завтра за подаянием приходи! Сегодня не велено!

– Сын мой, я не монах и пришел не за подаянием, – на миг стянул капюшон дю Шевуа.

При виде красной кардинальской шапочки глаза стражника чуть не вылезли из орбит. Он втянул голову в плечи и заговорил уже совсем другим тоном:

– Пожалуйте, пожалуйте, ваше преосвященство… Не серчайте, не признал сразу…

Похоже, фейс-контроль мы успешно прошли.

Внутри народу оказалось не меньше, чем снаружи. Поглазеть на выборы собралась вся городская знать. На нас обратили внимания не больше, чем на случайно заползших насекомых. Только какая-то тетка, до жути похожая на Ксению Собчак, брезгливо скривилась и пробормотала себе под нос: «Спасения нет от чернорясников…»

Да, мы с кардиналом сейчас в темно-коричневых рясах с капюшонами и выглядим простыми монахами. А вот если мы эти рясы снимем, то будет фурор. При виде кардинала все точно прифигеют – местной тусовке такие крупные шишки и не снились. А при виде меня вообще… думаю, тут пузырьком нашатыря не обойдется, в чувство придется приводить многих.

Хотя может и нет. Народ в этом мире все-таки воспринимает демонов несколько спокойнее, чем в моем родном. Пугаются, шарахаются, но в такой уж невероятный шок все же не впадают. Поскольку в самом существовании демонов здесь никто не сомневается. Да и люди – не единственный разумный вид. Это где-нибудь у нас на Рублевке мое появление вызовет вселенскую панику, а тут, думаю, найдутся даже храбрецы, что ринутся в драку. Не все же еще позабыли о такой вещи, как рыцарская доблесть?

Хотя хрен его знает, конечно. Я в последнее время часто пальцем в небо попадаю.

Даже чересчур часто, пожалуй.

О, а у них тут шведский стол! Стоят вдоль стеночек длинные столы, на них расставлена всякая вкуснятина – колбаска, сосиски, курочка жареная, свининка. Пиво в большом бочонке, рядом здоровенные дубовые кружки.

Местный бомонд любит покушать – по фигурам видно. Сами все как пивные бочонки – что сильный пол, что прекрасный.

Да и не такой уж прекрасный, кстати. О диетах здешние дамы слышать не слышали. Сплошь матроны с двойным подбородком.

Разумеется, я сразу отдал должное гостеприимству хозяев ратуши. Бочком-бочком, чтобы никто лишнего не подумал, подобрался к столам… и давай наворачивать!

В данный момент рядом никого нет, на еду никто не смотрит – в центре зала начинается подготовка к главному мероприятию. Можно ненадолго расслабиться. Высунуть из прорех в рясе все шесть рук и метать жратву в мою бездонную пасть.

Глотаю почти не жуя. Мое направление внимательно следит за чужими взглядами – чуть только кто начинает поворачиваться, сразу прячу лишние конечности, делаю вид, что просто так стою, о бренности бытия думу думаю.

А отвернутся – опять ухомячивать за обе щеки!

Нажравшись так, что пошла икота, я неохотно оставил халяву в покое. Наесться впрок не получается даже у меня. Сушите весла, сэр.

– Что тут интересного, падре? – прохрипел я, протолкавшись к кардиналу и остальным.

– Ты где был, рожа демонская? – сурово зашипел на меня дю Шевуа. – Нечего тебе бродить без присмотра!

– Падре, я свободный человек в свободной стране. Брожу, где хочу, ни перед кем не отчитываюсь.

– Что это значит?

– То, что я бомж. Без паспорта, без прописки и без копейки денег. На родине мне вообще свидетельство о смерти выписали. И уже довольно давно.

– Тс-с-с-с!.. – шикнула на нас Аурэлиэль. – Ваше преосвященство, хотя бы вы вспомните о приличиях! Начинается!

Мы прислушались к голосу разума. Эльфы тоже иногда умные вещи говорят.

Кстати, Аурэлиэль и Цеймурд оказались не единственными нелюдями в ратуше. Кое-где видны скрюченные фигурки гоблинов – переводчики и секретари у важных шишек. Вон там стоят два эльфа с удивительно холодными глазами – одеты в строгие костюмы, на рукавах бриллиантовые запонки. А тот низенький мужичок с широченными плечами и бородищей до колен – несомненный цверг.

Воцарилась тишина. Похоже, наконец-то началось самое главное. В центре зала установили круглый стол из красного дерева, а вокруг него через равные промежутки расселись шестеро человек. Все как на подбор – крупные, отъевшиеся, богато одетые, длиннобородые.

Бороды у них особенно роскошные – ухоженные, расчесанные. У одного даже с бантиками.

Кандидаты в бургомистры обменялись кивками, пробурчали друг другу вежливые слова, а затем одновременно расправили бороды, вытягивая шеи как можно сильнее. К столу подошел важный чиновник – он нажал какой-то рычажок в подставке, и столешница поползла кверху. Через несколько секунд подбородки уважаемых кандидатов уперлись в гладкое дерево. Бороды легли на стол, вытянувшись к центру.

– Готовы ли уважаемые претенденты? – звонко спросил чиновник, ставя на стол крохотную табакерку, украшенную бриллиантами.

Ему ответили нетерпеливым ворчанием. Кандидаты почему-то ужасно напряжены.

Табакерка открылась. И оказалась совершенно пустой, если не считать сафьяновой подушечки. Довольно странно.

Чиновник отошел в сторону. Все присутствующие затаили дыхание.

– Что происходит? – тихо спросил я. Ничего не понимаю.

– Да тщ-щ-щ-щ!.. – шикнул на меня кардинал. – Смотри внимательней!

Я напряг зрение… и малость прифигел. Табакерка все-таки не совсем пустая. Кое-что в ней есть. Кое-что совсем крошечное.

Вошь. Малюсенькая черная вошь. Самая обыкновенная, частенько водящаяся в немытых шевелюрах.

Несколько секунд ничего не происходило. Вошь сидела неподвижно в своей коробочке, кандидаты молча на нее пялились.

Потом… потом вошь медленно выбралась наружу и поползла по столу. Бородач, к которому она было двинулась, просиял… но тут же помрачнел. Вошь повернула в другую сторону. Теперь радость проступила в глазах уже другого кандидата.

Так прошло несколько минут. В гробовой тишине сотни человек напряженно следили за ползающей по столу вошью. Но в конце концов насекомое все-таки сделало окончательный выбор. Уже никуда не сворачивая, крохотная тварюшка решительно двинулась к самой длинной и курчавой бороде. Несколько секунд… и вот она скрылась в волосяном лесу.

– Яяяяяяяяяяяяя!!! – дико заорал бородач, вскакивая со стула и потрясая кулаками. – Это яяяяяяяяяяя!!!

Остальные пятеро разочарованно загудели. А к победителю ринулся весь бомонд, похлопывая его по плечам, пожимая руки, заискивающе глядя в глаза.

– Поздравляем, герр бургомистр!

– Удачи на новом посту, герр бургомистр!

– Не забудьте, что вы мне обещали, герр бургомистр!

– Мы надеемся на вас, герр бургомистр!

По-моему, у меня сейчас на редкость тупое выражение лица. Может, это все глюки? Может, я сплю?

Недолго думая, я ущипнул стоящую рядом Аурэлиэль. Та громко взвизгнула.

– Значит, не сплю, – задумчиво кивнул я.

– Идиот! – плачущим голосом воскликнула эльфийка, растирая покрасневшее плечо. – Тупица! Себя, себя же надо щипать!

– Себя не получается. Кожа слишком твердая.

– Я в этом не виновата.

– Извини.

– Если бы извинения могли все исправить, нам не нужны были бы Каратели… – пробормотала Аурэлиэль.

– Кто-кто?

– Никто. Не обращай внимания. Я просто оговорилась.

– По Фрейду оговорочка-то…

Ладно, хрен с ним. Судя по тому, что местный бомонд расслабился и перешел к вальяжным беседам с пивком, самая важная часть мероприятия закончилась. На площади сейчас надрывает глотку глашатай – объявляет, что следующие два года бургомистром славного города Хаарог будет почтенный Франц Прейнинг, богатый торговец сукном.

Ну и счастья им в личной жизни. Выбирают бургомистров с помощью вши… способ не хуже других, если вдуматься. Вошь по крайней мере беспристрастна и неподкупна. И голову ей никак не задуришь – на пиаре можно сэкономить.

Что-то на площади шумно. В общую какофонию вплелись какие-то странные звуки. Люди этого не слышат – в ратуше тоже довольно шумно. Но я слышу. И мне это что-то не очень нравится.

Кардинал с паном Зовесимой заняты – перетирают с новым бургомистром насчет штрафа за дохлую синицу. Не думаю, что это сильно затянется – герр Прейнинг, кажется, ужасно польщен, что ему свидетельствует почтение целый кардинал. Полезные связи и знакомства ценятся в любом мире.

– Передай падре, что я пойду проветрюсь, – коротко сказал я Аурэлиэль.

– Что?.. А?.. Куда?.. – не поняла эльфийка.

– Просто покурю. У тебя папироски не будет?

– Повторяю в очередной раз – я не понимаю демонских языков.

– Ладно, обойдусь так. Может, бычок возле урны найду…

Бычка я не нашел. Урны тоже не нашел. И вообще на городской площади сейчас творится нечто наподобие террористического акта. Только с поправкой на местные реалии.

Позорный столб. Позорный столб, к которому был прикован юродивый мужичок, вырван из земли с корнем. Рядом валяются изорванные лохмотья. Цепь лопнула и разлетелась на звенья.

А по брусчатой мостовой медленно вышагивает самый натуральный монстр. Более чем двухметрового роста, сутулый, землистая морщинистая кожа, руки свисают ниже колен, выпученные глаза налиты кровью, в огромной пасти сотня мелких зубов. Этакий йети-мутант.

За спиной монстра уже остались трупы. Четверо мужчин, пять женщин, ребенок. Прямо на моих глазах монстр с нечеловеческой скоростью рванулся вперед, хватая замешкавшегося горожанина. Мощный удар – и несчастный падает замертво, обливаясь кровью. Ручища твари снесла ему полчерепа.

– Это что еще за покемон? – процедил я.

– Не совсем уверен, патрон, но эта штука похожа на шатира, – ответил Рабан.

– Шатир? Что еще за шатир?

– Нечисть такая. Тут они иногда встречаются. Это своего рода болезнь – человек сначала сходит с ума, буйствует, нападает на всех подряд… а потом превращается в шатира. Инкубационный период может длиться от нескольких часов до нескольких суток. Хотя в Северной Европе эта зараза почти не встречается – вот на юге, там да…

– Значит, тот мужик у позорного столба был болен?

– Похоже на то.

– Угу. А вылечить это как-нибудь можно?

– Теперь уже нет. Пока человек еще не мутировал – тогда можно.

– Как?

– Так же, как укушенного вампиром. В церкви. Вот примерно как кардинал эльфийку вылечил. Но после превращения… после превращения уже не получится. Шатир обратно человеком не станет.

– Угу. Понятно.

Я вздохнул, глядя на скалящегося шатира. Призраки. Огры. Теперь еще и этот. Везет мне в последнее время на неприятные встречи, а? Как с неба валятся.

Какое-то время я надеялся, что местные стражи закона сами справятся с этой проблемой. Помнится, дотембрийцы в свое время обстреляли меня из арбалетов без особого волнения. Да и соседство с землями огров по идее должно приучить к постоянным стычкам с нелюдями.

Но на землю упали еще два трупа. И я понял, что дожидаться появления стражников просто нельзя. Хрен знает, когда они появятся и появятся ли вообще. На площади, вон, давка, народ в панике, теснится у стен. Выходы забиты наглухо – слишком плотная толпа. Из самой гущи слышны крики, вопли. Кажется, кого-то задавили.

Пользуясь ситуацией, замерший было шатир резко ускорился, ринувшись прямо на беззащитных горожан. Те бросились врассыпную. Какого-то мальчишку сбили с ног, тот упал и дико закричал, глядя на несущуюся к лицу лапищу…

Воздух словно прорезало молнией. За долю секунды я сорвал монашескую рясу и буквальным образом швырнул себя в цель. Ноги с чудовищной силой оттолкнулись от каменных ступеней, крылья ударили о воздух, придавая дополнительное ускорение… и сразу четырнадцать длиннейших когтей вошли шатиру в спину.

Монстр окаменел на месте, не довершив удара. Мальчишка сглотнул, в ужасе таращась на новое чудовище, еще более страшное.

Я приветливо оскалился… и с бешеной скоростью заработал когтями, взбивая шатира в кровавый коктейль. Тот сипло взревел, размахивая руками, мотнул головой и попытался сорвать меня со спины. Так могучий буйвол топочет и ревет, силясь сбросить оседлавшего его леопарда.

Но все насмарку. Я – биологическое оружие. Проект «ЯЦХЕН». Пусть не полноценный архидемон, каковым был Лаларту, но все равно могу одолеть в драке полдюжины утукку. А этот урод едва ли справится даже с одним-единственным. Против меня он – что бабуин против голодного тигра.

– Вы самое слабое звено!.. – прохрипел я, нанося завершающий удар. – Прощайте!

Изуродованный шатир упал на землю. Я уставился на него в ожидании. Почему-то мне казалось, что после смерти монстр снова превратится в человека – с некоторыми другими видами нечисти такое случается.

Но не в данном случае. Шатир так и остался шатиром.

Зато на меня теперь все смотрят, раскрыв рты. Народ в глубоком трансе. Надо, наверное, что-то сказать… только что?

– А… а… а… а… – послышалось снизу.

Я опустил взгляд. На меня таращится спасенный мальчишка – в округлившихся глазах плещется звериный ужас. Похоже, я пугаю его еще сильнее шатира.

– Не дрожи, пацан, – слегка смущенно пробурчал я. – Я людей не ем.

Хотя шатир их тоже вроде бы не ел. Никого из убитых он сожрать не пытался. Может, обстановка не располагала к комфортному приему пищи?

Положеньице… Чувствую себя ужасно неловко. Надо, наверное, расправлять крылья и сваливать отсюда подобру-поздорову. Я не берусь предполагать, что эта толпа станет делать, когда чуточку опомнится, но вряд ли награждать меня венками.

Рядом что-то просвистело. Стрела. И еще одна. На крышах появились лучники. Вовремя, ничего не скажешь.

Третья стрела угодила мне в грудь. И бесславно свалилась на мостовую, даже не оцарапав хитина. С моим кожным покрытием и бронебойный арбалетный болт вряд ли справится.

– Люди злы, – философски произнес я, оглядываясь по сторонам. – Яцхен – добрый. И только поэтому до сих пор всех не перерезал.

Вжик! Стрела угодила мне точно в глаз. Но тоже отскочила. Глаза у меня затянуты чем-то прозрачным, тонким, но дивно прочным.

А вот был бы на моем месте человек – помер бы.

– Яцхен – очень добрый, – медленно повторил я. – Но если хорошо постараться, можно разозлить даже каменного Будду…

Очередная стрела. Теперь проткнула перепонку крыла. Самое мое уязвимое место – крылья.

– Не обижайте меня! – прохрипел я, начиная терять терпение. – Потому что если я обижусь, то сам начну всех обижать!

– Что ты здесь натворил, демон?! – гневно крикнули на меня сзади.

Слава богу. Кардинал объявился. Сейчас разрулим ситуацию по понятиям.

Я повернулся к нему и виновато развел руками – мол, не хотел нарушать конспирацию, но так уж ситуация сложилась…

– Это ты?! – скрипнул зубами дю Шевуа, подступая ко мне вплотную. Тяжеленный крест держит так, словно собирается шарахнуть что есть силы.

– Что – я?

– Это ты тут устроил побоище?! – рявкнул кардинал, указывая на людские трупы. – Чего для, погань такая?!

– Э, да я невинен, как новорожденный младенец! – возмутился поклепу я. – На хрена сразу обзываться?! Это вот этот бурый мишка все натворил!

Я отступил в сторону, давая возможность как следует рассмотреть убитую тварь. Кардинал несколько секунд глядел на нее с окаменевшим лицом, а потом тяжело вздохнул:

– Шатир…

– А вы что, их знаете, падре? – удивился я.

– Лет сорок назад я жил в Сицилии… там они в то время были настоящим бедствием… – пробормотал дю Шевуа. – Хуже чумы, честное слово… Боялись, что придется изолировать весь остров… Однако ж Господь миловал, обошлось в конце концов… Я ведь и сам тогда еле спасся – буквально на полпальца был от того, чтобы сам в такую тварь обратиться…

– А как спаслись?

– Помогли мне добрые люди, уберегли от беды… Я после того случая к Богу и обратился, демон… постриг принял…

– А тут оно откуда взялось?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю… Хорошо, если единичный случай… А вот если новая вспышка этой заразы… да теперь не на острове, а на континенте…

– И что нам теперь делать?

– Тебе делать одно – срочно надеть рясу и спрятать харю твою бесовскую! – рявкнул дю Шевуа. – Весь город переполошил!

Рядом свистнула стрела, упав на мостовую шагах в пяти от меня. Кажется, боятся задеть кардинала. Какое-то время вообще не стреляли – видимо, слишком поражены были видом монаха, орущего на демона. Может, даже надеялись, что я сейчас рассыплюсь в прах.

Но потом все-таки решили, что каленые стрелы надежнее молитв.

– Святой отец, бегите оттуда скорей! – истошно крикнул какой-то лучник, натягивая тетиву. – Мы прикроем!

Еще одна стрела. Дю Шевуа вздрогнул – хренов Вильгельм Телль либо крепко промазал, либо именно в кардинала и целился. Однако в последний миг стрела замерла в воздухе и осыпалась щепками.

Это я перехватил ее на лету и резко сдавил, ломая в труху. Реакция яцхена на порядок превосходит человеческую.

– Падре, давайте уже, объясняйте электорату, что и как, – процедил я. – А то нас сейчас обоих за компанию расстреляют…

– Вставай на колени.

– Что?!

– На колени, быстро!

Ладно, хрен с ним, я не гордый. Послушно опускаюсь на колени, буквально спиной чувствуя, как раскрываются рты у глазеющих горожан. Надеюсь, это ненадолго – на коленях у меня острые шипы и стоять в такой позе довольно неудобно.

– Господь с нами, дети мои! – провозгласил кардинал, поднимая крест над головой и снимая капюшон. При виде кардинальской шапочки толпа пораженно ахнула. – Демон сей усмирен Словом Божиим и находится у меня в послушничестве! Сия ужасная тварь на Священном Писании поклялась в человеколюбии и сердечной преданности законам Божиим! Преклоним же колени и восславим Всемогущего Господа, сниспославшего это чудо! Аминь!

Я размашисто перекрестился – чтобы все видели, какой я кроткий и богобоязненный демон. Горожане пораженно завопили, по всей площади народ принялся падать ниц, благоговея перед святостью кардинала.

Блин, вот что за дела? Спас всех я, а почести ему. И все только из-за того, что у него две руки, а у меня шесть.

Кругом расовая дискриминация.

Глава 15

Прошло два дня. Мы мирно проехали через всю Курляндию, не встретив никаких приключений. В этом мире большая часть Курляндии и Силезии – дремучие леса, населенные только диким зверьем и гоблинами. Лишь кое-где встречаются деревеньки и небольшие городки. Народ ведет жизнь тихую, патриархальную.

Кстати, в нашем мире Курляндия была в Прибалтике. Даже входила одно время в состав Российской Империи. Здесь же она понемногу сместилась далеко на юго-запад, став довольно крупным королевством.

Формально здесь уже Силезия. Граница в этих краях вообще очень условная, на карте обозначенная пунктирной линией. Людских поселений поблизости нет – только бенедектинский монастырь дальше по дороге.

– Знаете, падре, меня до сих пор беспокоит этот шатир… – заговорил я.

– Не тебя одного, сын мой… – покивал кардинал, вытаскивая из кареты маленькую корзиночку. – Сам голову ломаю, откуда он там взялся… Не иначе Ррогалдрон козни строит.

Я уже в который раз задумался над тем, почему в христианстве этого мира Голюс и Ррогалдрон замещают привычный нам Ад и его Люцифера, хотя Бог тот же самый. Думаю, это из-за того, что наш Господь – Бог Всемогущий и Вездесущий, одной левой управляющийся с миллиардами миров, а вот Люцифер – всего лишь один из падших ангелов. Подобных ему полным-полно.

В костре потрескивают сучья. В котелке аппетитно булькает похлебка. Мы разбили лагерь на лесной опушке, съехав с дороги. Скоро ужин.

К сожалению, похлебку нам стряпают вегетарианскую. Сегодня пятница – постный день. Мясное нельзя.

Людям нельзя. Мне можно. Потому что яцхен – довольно-таки крупный и на редкость прожорливый хищник. Если я за целый день не съем ни грамма мяса, то и заболеть могу. Это человек пост переносит без проблем, даже с определенной пользой для организма. Врачи и то рекомендуют время от времени устраивать разгрузочные дни. А яцхену так нельзя.

Но кардинал вряд ли прислушается к подобным аргументам. Так что пропитание придется добывать самостоятельно. Ничего сложного – охотничьи инстинкты у меня хорошие, без куска мяса не останусь. Тем более сейчас лето – самый сезон.

– Цветут цветы, орут коты, ползут глисты… – замурлыкал я, бесшумно перемещаясь в древесных кронах.

Есть. Направление само привело меня к хавчику – птичьему гнезду. Держась тремя руками за ствол, тремя остальными я с ювелирной точностью сграбастал птицу и четыре крохотных желтоватых яйца.

Сырые яйца полезны для здоровья. Птичье мясо тоже полезно. Да и в скорлупе вроде бы какие-то витамины есть.

Лучше бы, конечно, поджарить или отварить, но я не капризный, перебьюсь. Яцхен – зверь неприхотливый. Ем все, что не пахнет дерьмом.

К слову, запахов я не чувствую.

О, а вот и закусь. Огурцы. В натуре, самые настоящие огурцы. Плотненькие такие, зелененькие.

Давненько я уже свежих огурцов не хавал. Да и вообще с овощефруктами последнее время напряженка. Так и авитаминоз недолго схлопотать.

– Патрон, это не огурцы… – подал голос Рабан.

– Чего?.. – спросил я, дергая особо крупный плод.

Произошедшее в следующее секунду шокировало меня до глубины души. Чертов огурец оторвался от стебля, словно им выстрелили из пушки. Он стартовал подобно пузатенькой зеленой ракете… и прямо мне в пузо!

– Кхыхх… – растерянно выговорил я, глядя на изгвазданный хитин.

Из «сопла» проклятого огурца ударил настоящий фонтан мерзкой слизи. Большая ее часть осталась на моем животе и грудине. Ничуть не больно, но довольно-таки обидно.

– Вот это ни хрена себе овощ! – возмутился я. – Это что, огурец-демон?

– Это бешеный огурец, патрон, – кисло ответил Рабан. – Дикорастущее растение. В нашем мире растет на побережье Черного моря. В этом ареал более широкий – встречается по всей Европе.

– Угу. А какого хрена он со мной так поступил? Я его чем-то обидел?

– Это он так размножается, патрон. Созревший плод бешеного огурца ни в коем случае нельзя трогать – достаточно даже самого легкого касания, чтобы он отделился от плодоножки. А уж тогда… стреляет не хуже ракетницы. А в той слизи, что нас с тобой испачкала, целая куча семян.

– Не судьба мне сегодня огурцов похавать… – пожалел себя я, подпирая щеку кулаком. – Ладно, поищем чего-нибудь другого…

Если не считать неприятной встречи с бешеным огурцом, прогулка вышла довольно удачная. К месту стоянки я вернулся примерно через полчаса. В превосходном настроении, с плотно набитым брюхом и заячьей тушкой в левой нижней руке. На полпути мне встретилась Аурэлиэль. Бродит себе по лесной полянке, собирает цветы. Уже успела сплести венок из ромашек.

– Трям, Ариэль, – поздоровался я. – Ты бы далеко не отходила, тут и волки водятся…

– Дикие животные не чинят вреда Народу, – рассеянно ответила Аурэлиэль, срывая очередную ромашку. – Ни волк, ни медведь… о боже мой!!!

Я встал в боевую стойку, готовясь взметнуться смерчем когтей. Судя по количеству децибел, эльфийка заприметила что-то ужасное.

Но за моей спиной ничего нет. И вообще поблизости никого, кроме членов дотембрийской делегации.

– Чего голосим без причины? – вежливо спросил я. – Постменструальный синдром?

Интересно, а у эльфов бывают критические дни?

– За что?! – всхлипнула Аурэлиэль, обвиняюще указывая на мою левую нижнюю руку. – За что ты убил этого бедного зайчика?!

– Он первый начал, – машинально ответил я. – Я защищался.

Хлобысь! Эльфийка с размаху залепила мне пощечину. И тут же заойкала, тряся ушибленной рукой. А я вообще ничего не почувствовал.

– Можешь бить хоть до посинения, – поскреб хитиновую щеку я. – Только больно будет тебе, а не мне.

– До чего же ты отвратителен! – с ненавистью посмотрела на меня Аурэлиэль. – Отдай мне его сейчас же!

Не переставая всхлипывать, эльфийка резко вырвала у меня заячью тушку. Вот теперь я слегка расстроился.

– А что ты с ним будешь делать? – грустно спросил я.

– Похороню, – шмыгнула носом Аурэлиэль, оглядываясь по сторонам. – Выкопай мне ямку.

– Слушай, гринписовка, это все-таки мой хавчик! – возмутился я. – Кстати, а что это у тебя за дрянь на шее?

Аурэлиэль даже не ответила, исступленно копая могилку для моего ужина. Я подошел чуть поближе и присмотрелся. Не знаю, что это такое, но выглядит как-то чужеродно. На гладкой эльфийской коже вздувается мерзостного вида штуковина, похожая на красную виноградину. Родинка, что ли, такая?

– Патрон, да это же собачий клещ, – сообщил Рабан.

– У тебя на шее собачий клещ, – озвучил я. – Где ты вечно умудряешься паразитов цеплять?

Аурэлиэль рассеянно махнула рукой по шее… и остолбенела. Медленно ощупав насосавшуюся крови тварь, она повернулась ко мне и истошно завопила:

– Сними его!!! Сними его сейчас же!!!

– Сейчас, сейчас, погоди, – пробормотал я, осматривая мерзкое насекомое.

– Паукообразное, патрон.

– Что?

– Клещи – паукообразные. У них восемь лапок.

– Да не пофиг ли, а? Сейчас я его…

– Погоди, патрон, просто так отрывать нельзя! У него челюсти зазубренные – если клеща просто оторвать, они так в коже и останутся. Гноиться будет.

– А если срезать? Я аккуратно.

– Тоже нельзя.

– А если кислотой?.. Хотя можешь не отвечать. [цензура] сморозил, виноват. Но что же мне тогда делать-то?

– Намажь его чем-нибудь.

– Чем?

– Маслом каким-нибудь. Или лаком. Он тогда сам отвалится.

– Почему?

– Потому что сдохнет.

– Почему сдохнет?

– А у него по телу – дыхальца. Если намазать клеща маслом, то это все равно что человеку заклеить ноздри изолентой.

– Надо же, как все хитро закручено, – подивился я. – Век живи, век учись. Ариэль, у тебя масло есть?

– Масло?..

– Ну да. Или лак какой-нибудь. Ты ногти чем мазюкаешь?

Кажись, ничем она их не мазюкает. Ногти совсем чистые, не накрашенные. И вообще косметики самый минимум – только под глазами чуть-чуть зелененького. К тому же я даже не уверен, что это косметика – может, природная пигментация?

– Ладно, сейчас разберемся. Пошли к нашим, раздобудем масла. Подсолнечного или сливочного, уж не знаю, какое у них там есть.

– А зайчик как же?.. – пролепетала Аурэлиэль.

– Ты хочешь избавиться от клеща или пусть дальше сидит? Ему тут у тебя, похоже, нравится…

Эльфийка сдалась и покорно поплелась к костру. А я как бы ненароком замешкался, поотстал на пару шагов и незаметно прибрал заячью тушку.

– Что ты там делаешь? – подозрительно обернулась Аурэлиэль.

– Нишэво, – невнятно прохрипел я, плотно сжимая челюсти.

– Что у тебя во рту?

– Нишэво. Игы ахэ.

– Почему у тебя изо рта шерсть лезет?

– Я страшный демон, – прохрипел я, наконец-то дожевав. – Я блюю кислотой и могу расколотить струей писсуар. Думаешь, у меня не может лезть шерсть изо рта? Может, не сомневайся.

С клещом мы общими усилиями справились. Взяли немного растительного масла, густо смазали восьминогую зверюшку и усадили несчастную эльфийку в сторонку – ждать, пока клещ отвалится сам.

– Вообще-то, было бы неплохо раздеться догола и осмотреть кожу и одежду, – сообщил я. – Если есть один клещ – могут оказаться и другие.

– Ты все никак не можешь успокоиться, ходячая мерзость? – сузила глаза Аурэлиэль. – Скорее солнце взойдет с запада, чем невинная эльфийская дева обнажится перед проклятым демоном.

– Да о тебе же забочусь, дева невинная!

– Я не нуждаюсь в твоей заботе. Скройся с моих глаз немедленно.

Нет справедливости в этом мире. Когда я для чего-то нужен, когда возникают проблемы – вот тогда меня терпят и даже ценят. В остальное время я поганая нечисть, на которую все смотрят с отвращением.

А то и по харе бьют.

Ладно, по крайней мере от клеща избавились. Как и говорил Рабан, смазанный маслом паразит терпел недолго – минут через двадцать просто свалился на траву. Аурэлиэль немедленно выхватила из костра горящую головню и ожесточенно прижгла бедного кровопийцу.

Похоже, на насекомых ее любовь к животным не распространяется.

– На паукообразных, патрон.

«Отвали, зануда грешная. Еще я в собственных мыслях буду энциклопедическую точность соблюдать. Меня все равно никто не слышит».

– Я слышу.

«Я и говорю – никто не слышит».

– Благословляю тебя, сын мой, – подошел кардинал с полной корзинкой. Тоже в лес ходил. – Вот, попробуй-ка эту ягодку.

– О, спасибо, очень вкусно! – с удовольствием скушал гостинец я. Хоть кто-то добросердечие проявил.

Хорошая ягода, крупная, сочная. По виду на бруснику похожа. Но не брусника.

– Вкусно? Точно вкусно? – придирчиво спросил кардинал.

– Угу. Очень.

– А чувствуешь ты себя как?

– Да нормально вроде.

– Живот не болит? Головокружения нету?

– Да нет, ничего такого. А что?

– Отлично.

Дю Шевуа уселся прямо на траву, жадно потер ладони и принялся черпать ягоды целыми горстями. По бороде потек оранжевый сок.

Я немного постоял, надеясь, что мне предложат присоединиться. Не предложили. Уделив бедному яцхену одну-единственную ягодку, кардинал этим и ограничился.

– Вы чего жлобитесь-то, падре? – недоумевающе спросил я. – Что это за угощение такое – одна штучка?

– Это было не угощение, – прочавкал дю Шевуа. – Просто я боялся, что они ядовитые.

– О. Вот оно что. Тогда понятно.

Я постоял еще немного, подумал, а потом неуверенно сказал:

– Знаете, падре, а вам не стоило пробовать на мне, пожалуй… Из меня хреновый дегустатор – я вкусов почти не различаю. Да и к ядам у меня иммунитет – почти ко всем. Я демон все-таки… формально, по крайней мере.

Кардинал мгновенно перестал есть. Моргнул. Опустил глаза, глядя на почти опустевшую корзину. Схватился за живот.

Поплохело, наверное.

– А что это вы тут едите? – подошла к нам Аурэлиэль, растирая покрасневшую шею. – Ой. Ваше преосвященство, а вы знаете, какая это ягода?

– Нет, – медленно ответил кардинал. – Какая?

– Это ягода пиолема. Довольно редкая. Где вы ее нашли?

– Тут, рядом росла… На кустах… Я сам собирал… Я с детства люблю лесные ягоды…

– Могли бы тогда и меня позвать, – надулась эльфийка. – Я тоже очень люблю лесные ягоды. Можно попробовать?..

Кардинал облегченно вздохнул, протягивая корзинку. Кажется, у него пропал аппетит.

– Кстати, ваше преосвященство, а вы сами-то много съели? – спросила Аурэлиэль, аристократично клюя ягодки.

– Не… не очень. А что?

– Просто пиолему нужно есть по чуть-чуть. В маленьких количествах она очень вкусна и даже полезна для здоровья. А вот если съесть слишком много… тогда это смертельный яд.

– Правда?.. – удивился кардинал.

И завалился на бок, хватая себя за горло. Глаза выпучились, язык вывалился наружу.

– Вот до чего жадность-то доводит, – безжалостно прокомментировал я, тоже беря несколько ягод. – Он теперь помрет?

Аурэлиэль раскрыла рот в немом возгласе, тыча пальцем в дю Шевуа. Подбежавшие слуги усадили отравившегося кардинала поудобнее, пан Зовесима что-то закудахтал, бестолково бегая туда-сюда.

А мне почему-то стало ужасно весело. Не знаю, почему. Злорадство, наверное.

– Man felmelya, ваше преосвященство?! – затормошила кардинала Аурэлиэль. – Man felmelya?! Как вы себя чувствуете?! Вам очень плохо?!

Дю Шевуа что-то простонал, закатывая глаза. Кажется, попросил не тормошить его.

– Надо срочно помочь! – вскрикнула Аурэлиэль. – Надо срочно помочь! Воды! Где вода?!

– Извольте, панночка, – торопливо сунул ей кувшинчик лакей. – Что еще прикажете?..

– Вскипятите мне воды с небольшим количеством соли. Принесите пару подушек из кареты. Уложите его преосвященство так, чтобы он не запачкал одежду рвотой. И… демон, не стой сосновым пнем, сделай хоть что-нибудь полезное!

– Что, например?

– Утопись, например!

Я поскреб когтем подбородок. Что я тут сделаю-то? Я курсов первой помощи не проходил. Вот если бы кардинал поранился, я мог бы ему помочь переливанием крови…

Нет, я вовсе не шучу. Дело в том, что кровей у меня как бы две. Разных. Одна – настоящая кровь, причем очень ядовитая. Другая же – вообще не кровь, а тканевая жидкость, рожденная в лаборатории профессора Краевского. Краевин. Черная тягучая слизь с очень высокими регенерирующими свойствами. Именно благодаря ей любые мои раны заживают с умопомрачительной быстротой.

Людям краевин тоже помогает. Проверено на практике. В критической ситуации я могу вскрыть себе шкуру когтями, извлечь немножко этой слизи и как следует раненого смазать. Помогает, можете не сомневаться.

Но это раны. С пищевыми отравлениями так не получается.

– Рабан, как лечить отравление ягодами пиолемы?

– Извини, патрон, не знаю. Твое направление – штука полезная, но все-таки не всемогущая…

– Ладно, хрен с тобой. Ариэль!

– Что тебе? – досадливо обернулась эльфийка, безуспешно пытаясь влить в стонущего кардинала немного воды. – Если не делаешь ничего полезного, так хотя бы не мешай!

– От этой вашей ягоды есть противоядие?

– Она не наша, а общая. Просто вы, люди, нисколько не интересуетесь жизнью тех существ, что не бряцают оружием, а мирно растут в лучах солнца, давая другим возможность жить…

– Нотации от партии зеленых отложим до лучших времен. К делу. Насколько это смертельно, сколько у нас времени в запасе, можно ли чем-нибудь помочь?..

– Эльфы, по неосторожности переевшие пиолем, умирают через два-три дня, если не получают помощи целителя. Люди… насчет людей не уверена. Думаю, примерно так же. Может быть, немного раньше или позже.

– Угу. Где нам быстренько найти целителя?

– В этих краях эльфы не живут. До ближайшего целителя много миль.

– Угу. Народные средства есть?

– Об одном народном средстве мне известно… – почему-то очень медленно заговорила Аурэлиэль. – Мне о нем еще бабушка рассказывала… Только оно довольно… специфическое.

– Нам не привыкать. Что это за пенициллин такой?

– Это особый отвар… отвар из мошонки гоблина.

Я посмотрел на стонущего кардинала. Почесал репу, принимая решение. А потом радушно позвал:

– Пан Цеймурд, подойдите-ка сюда на минуточку!

– Чем могу услужить, пан Яцхен? – откликнулся наш переводчик.

– Совершеннейший пустячок… – ласково произнес я, выпуская когти. – Стойте спокойно, больно не будет…

Минутой спустя лесная опушка превратилась в бедлам. Около кареты стонет отравившийся кардинал, обложенный подушками. У изголовья хлопочет взволнованная эльфийка. Рядом заламывает руки насмерть перепуганный пан Зовесима. Два лакея и кучер медленно идут цепью, словно загонщики. Я, тоже очень медленно, двигаюсь впереди них, раскрыв все шесть рук этакой сетью.

А к лесу пятится прикрывающий пах гоблин. Время от времени он швыряет в нас комьями земли.

– Пошли все вон!!! – истерично заверещал Цеймурд, спотыкаясь о корень и шлепаясь наземь. – Кардиналу пришло время умереть!!! Это божья воля!!!

– Заткнись и отдавай свои яйца! – прохрипел я, делая гигантский прыжок. – Чего ты так визжишь?! Это же не смертельно!

Кардинал, до помутившегося сознания которого наконец дошло, что происходит, вяло приподнял голову и закашлялся. Аурэлиэль придержала ему затылок скрещенными ладонями.

– Благодарю, дочь моя… – с трудом пробормотал дю Шевуа. – Вы, там, оставьте эти глупости!..

– А?.. – повернулся я. – Что такое?.. Что не так?..

– Я лучше расстанусь с жизнью, чем стану пить такой отвар!

– Вот! Вот! – обрадованно завопил Цеймурд. – Слышали, что говорит святой отец?! Уберите но-о-о-о-о-о-ож!!!

– Это не нож, – угрюмо ответил я, пряча коготь в пазуху. – Далеко не отходи.

Дю Шевуа встретил меня мрачным взглядом. Кажется, ему уже стало чуточку лучше – может, помог подсоленный кипяток, которым Аурэлиэль его поит.

Хотя чем может помочь соленый кипяток? Что это вообще за медицина такая? У эльфов так принято?

– Какая же мерзость, прости господи, – пробормотал кардинал, делая очередной глоток. – Отпусти нашего переводчика, рожа трехглазая… Даже ради спасения жизни не годится прибегать к столь богомерзким средствам…

– Видите! Видите! – облегченно выдохнул Цеймурд, глядя на кардинала с невыразимой благодарностью.

Я неохотно разжал руки. На сегодня операция отменяется.

– Патрон, а ты бы что, в самом деле его кастрировал? – недоверчиво спросил Рабан.

Я неопределенно дернул всеми шестью плечами сразу. Хрен его знает. Конечно, подобных операций мне раньше проводить не доводилось, но зато доводилось проделывать многое другое.

С моим образом жизни довольно сложно остаться интеллигентом, падающим в обморок при виде крови. Конечно, прикасаться ко всякой гадости мне неприятно, но если понадобится – прикоснусь к чему угодно. Даже к гоблину. Чувство брезгливости у меня атрофировалось давным-давно.

Если только оно вообще когда-нибудь было. Первым, что я увидел в жизни, стал изуродованный труп. А потом еще целая куча других таких же.

Причем некоторые из них пытались меня сожрать.

– Ладно, падре, тогда что вы предлагаете? – поинтересовался я. – Сидеть здесь и ждать, пока рассосется само? Молиться и надеяться на божью помощь?

– Nisi Dominus custodierit domum, in vanum vigilant qui custodiunt eam, – слабым голосом произнес кардинал. – Все в руце Господней, демон, ничто против Его Воли не деется. Поддавшись зову чрева, я совершил тяжкий грех чревоугодия – и в тот же час был за это наказан. Что посеешь, то и пожнешь.

– Ну и что теперь, помирать из-за пары дурацких ягод?

– Господь посылает нам испытания, дабы укрепить твердость нашей веры, – приподнялся на локте кардинал. – Грузите меня в карету и запрягайте коней. Дальше по дороге должен быть бенедиктинский монастырь. У них непременно найдутся знающие лекари.

– А если не найдутся?

– Значит, Господь желает призвать меня к себе, – пожал плечами кардинал. – Я смиренно приму Его волю.

Глава 16

До монастыря мы добрались довольно быстро. Их в этой Европе полно даже в дикой глуши. На каждом шагу можно встретить одинокую келью пустынника или обитель, принадлежащую какому-нибудь ордену.

– Что там написано? – указал я на надпись над воротами.

– «Молись и трудись», – перевел Цеймурд, все еще косящийся на меня с подозрением. – Девиз бенедиктинцев.

В главную часть монастыря нас не пустили. Там вокруг клуатра – внутреннего двора с колодцем – расположены церковь, зал капитула, спальня и трапезная. Эти помещения предназначены только для самих монахов, посторонним вход воспрещен.

Нам же отвели место в помещении для гостей и послушников. Их здесь совсем немного – монастырь расположен уединенно, вдалеке от людских поселений.

Радушно встретивший нас аббат лично осмотрел заболевшего кардинала, выслушал нашу историю и неодобрительно покачал головой.

– Отвар из мошонки гоблина? – хмыкнул старик. – Что за чепуха? От такой бурды ему станет только хуже. Optimum medicamentum quies est!

До чего же они тут латынь любят… А я все никак не удосужусь ее выучить.

– Так вы сумеете ему помочь? – спросила Аурэлиэль.

– Не тревожься, дочь моя. Мы знаем эти коварные ягоды – не раз уже приходилось помогать их жертвам. Его преосвященству нужен покой, хорошее питание и правильные лекарства – больше ничего. Все это у нас есть здесь.

– Я думал, тут монастырь, а не больница, – прохрипел я.

– Мы лечим не только души, брат…

– Жозеф.

– Мы рады приветствовать тебя в нашей обители, брат Жозеф. Скажи, а разве при твоем монастыре госпиталя не было?

– Ну, мы там… как бы… это… – смутился я.

Палюсь, блин, палюсь по полной программе. О монастырской жизни я знаю самый минимум – то, что знают все. Если этот разговор продолжится, я точно попаду впросак…

Из неловкой ситуации меня выручил кардинал. Он сделал короткий жест, подзывая аббата, и что-то забормотал ему на ухо. Я напряг слух, но все равно ни черта не понял. Какой-то профессиональный сленг. У духовников есть профессиональный сленг?

– Отдыхайте, – поклонился нам аббат, закончив разговор с кардиналом. – Мы позаботимся о больном.

Члены дотембрийской делегации отправились на боковую. Все, кроме меня. Я, как обычно, спать не хочу, поэтому шляюсь где попало беспокойным привидением.

Монастырь оказался совсем небольшим, но очень четко организованным. Маленькая мельница, пекарня, конюшня, мастерские, множество других хозяйственных построек. Бенедектинцы полагают, что обитель следует устраивать так, чтобы в ней было все необходимое для жизни.

В идеале у монаха вообще не должно возникать потребности для чего-либо покидать монастырь. Согласно уставу бенедиктинцев, многочасовая ежедневная работа – необходимая часть аскезы. Добывать пропитание собственным трудом, молиться и изучать Священное Писание – так и живут эти монахи.

Я с легкостью взметнул себя на монастырскую стену. Даже без крыльев, одними руками и ногами. Уселся на краю, свернув поаккуратнее хвост, и воззрился вдаль.

Солнце еще не зашло – в июне ночи совсем короткие. Побагровевший диск медленно сползает за горизонт, освещая напоследок зеленые макушки. Куда ни глянь – одни только леса. Лишь далеко-далеко видна поднимающаяся к небесам башня – замок местного феодала.

Красивая панорама, черт возьми. И на душе почему-то так мирно и спокойно… атмосфера здесь, что ли, такая? Давно заметил, что в храмах и монастырях дышится как-то особенно легко… в метафорическом смысле, конечно. В буквальном я вообще не дышу. У меня даже легких нет.

Большая часть монахов уже давно отошла ко сну. Отбой здесь командуют рано – часов этак в семь вечера. Впрочем, подъем тоже очень рано – примерно в час ночи. Дело в том, что одна из задач монахов – молиться в те часы, когда не молится никто другой. Ограждать почивающих мирян от козней нечистой силы. Вот они и бодрствуют большую часть ночи.

Однако сейчас монастырь спит. Хотя и не весь. В одной из мастерских горит свет. Я заглянул внутрь – это оказался скрипторий. Средневековая мастерская по производству рукописных книг. Здесь – еще и совмещенная с библиотекой.

– Добро пожаловать, брат, – поприветствовал меня пожилой монах, отрываясь от работы. – Могу ли я узнать твое имя?

– Жозеф, – дернул капюшоном я, стараясь не показывать лица.

– А меня знают как брата Бруно. Как тебе наш скрипторий?

– Ничего так, симпатично, – похвалил я, оглядываясь по сторонам.

Хоть это и библиотека, книг мало, причем лежат они на пюпитрах, для надежности прикованные цепями. Читать можно только здесь, уносить не разрешается. И неудивительно. Книгопечатание в этом мире до сих пор не изобрели, поэтому книги представляют немалую ценность и встречаются относительно редко. Ведь каждую книгу приходится переписывать вручную – чем, собственно, в скриптории и занимаются.

Сначала нужно изготовить пергамент, затем разлиновать его, потом записать и проиллюстрировать текст, а в конце концов – переплести листы в готовую книгу. Тяжелый и долгий труд. Производство одного-единственного экземпляра занимает месяцы.

– Наша обитель издавна занимается переписыванием Библии, – охотно рассказал мне монах. Кажется, он обрадовался возможности чуточку отдохнуть. – Не желаю прослыть хвастуном, но я и в самом деле поднаторел в этом богоугодном деле…

Я поглядел на его работу. Да, почерк у старикана просто идеальный. Явно в школе была пятерка по каллиграфии. Правда, я ни слова не понимаю, ибо латынь, но завитушки красивые. Ни единой помарочки, ни единого огреха – в Священном Писании подобное вообще недопустимо.

– Я занимаюсь этим с младых лет, – снова похвастался переписчик. – Это уже сорок третья моя Библия!

Судя по тону, он немало этим гордится. А вот мне стало ужасно жалко старика. Сорок третья. Всего лишь сорок третья копия. Ухлопал львиную долю жизни на то, чтобы переписать каких-то сорок экземпляров. В то время как современный типографский станок производит их тысячами.

С другой стороны, он и в самом деле делает немалую работу. Ведь в этом средневековом обществе нет иного пути распространения знаний. Именно благодаря тяжелому труду монахов до нас дошли творения античных и средневековых авторов.

– А кроме Библии ты еще что-нибудь переписываешь… брат? – спросил я.

– Конечно, – кивнул монах, указывая на несколько свернутых листов. – В промежутках между основной работой я переписываю разные легкие вещицы. Баллады, пьесы, веселые побрехушки синьора Бокаччио… Это позволяет дать утомленному разуму отдых, чтобы потом с новыми силами вернуться к главному делу.

– А дай чего-нибудь почитать. Мне б тоже… отдохнуть утомленному разуму. Ибо устал песец как.

– Да, конечно. Выбирай, что тебе больше глянется, – рассеянно кивнул брат Бруно, снова начиная скрести пером по пергаменту.

Я побрел по скрипторию-библиотеке, рассматривая книги. Преобладает, конечно, Библия и прочие богословские труды. Монастырь все-таки. Но есть и другие фолианты – Геродот, Страбон, Птолемей, Фукидид, Евклид… Античная мудрость. Все переписано от руки и бережно переплетено в кожу. Многие книги снабжены цветными иллюстрациями-миниатюрами.

К сожалению, почитать мне их не суждено. Латынь, древнегреческий… я этих языков не знаю. Кое-что написано на понятных мне языках – немецком, французском… но тут тоже загвоздка. Проблема не в том, что готический шрифт черта с два разберешь… хотя его действительно черта с два разберешь. Проблема в том, что вавилонские рыбки, с помощью которых я выучил эти языки, обучают исключительно устной речи. Письменная по-прежнему остается непонятной тарабарщиной.

Исключение – дотембрийский, который я знаю благодаря магическому перемещению между мирами. Но ни одной книги на дотембрийском здесь нет. В местной Европе это не самое распространенное наречие.

Полистав прикованные к пюпитрам книги, я вдруг замер. Под руку попался толстый фолиант под названием «Bestiae Naturae». Не знаю, как переводится, но это нечто вроде зоологического атласа.

Почти на каждой странице – гравюра с изображением того или иного зверя. Те, что повсеместно водятся в Европе, изображены очень достоверно – видимо, рисовались с живой натуры. Те, что водятся где-то далеко, в Африке и Азии, наоборот, довольно-таки условны и часто вообще не похожи на самих себя. Этих явно рисовали по чужим описаниям.

Кроме обычных животных есть и мифологические твари. Дракон, единорог, грифон, василиск, мантикора… Правда, в этой Европе все они вполне могут водиться в живом виде. Дракона, например, я видел своими глазами и даже был им проглочен. Почему бы и остальным сказочным монстрам не бродить где-нибудь в окрестных лесах? Чем они хуже тех же эльфов с гоблинами?

Но взволновали меня не эти картинки. Меня привлекло одно совершенно конкретное изображение. Уродливая тварь, нарисованная с очень высокой реалистичностью. Я ее сразу узнал.

Шатир. Тот монстр, что родился из безумца на городской площади. Нечисть, отсутствующая в мифологии моего родного мира, но являющаяся неоспоримой реальностью в этом. И у меня насчет этого шатира весьма дурные предчувствия.

Дело в том, что я уже давно не верю в случайные совпадения. Конечно, шатиры в этом мире встречаются, и не так уж редко. Они – своего рода болезнь, передающаяся… хрен его знает, как. Воздушно-капельным путем. Или через прикосновение. Или еще как-нибудь, неважно. В свое время в Сицилии они были настоящим бедствием.

Но в Ливонии о них до последнего времени слышать не слышали. И вдруг ни с того ни с сего один появляется. Причем аккурат в то самое время, когда через город проезжаем мы. Совпадение? Ой, не верится что-то…

Конечно, если впадать в паранойю, то коварному умыслу неведомых врагов можно приписать вообще все затруднения, встреченные нами на пути. Гроза, вынудившая ночевать в замке с привидениями. Разбойничье нападение огров. Кардинал, отравившийся ягодами.

Но все-таки это все немножко не то. Привидения, разбойники и ядовитые растения – это дела житейские, встречающиеся в любом путешествии. В моем родном мире тоже запросто можно стать жертвой бандитов или отравиться поганками… вот разве что с призраком вряд ли столкнешься. Хотя и от этого зарекаться не стоит – возможно, где-то в сибирской тайге до сих пор бродят зомби, выведенные на секретной базе «Уран».

А здесь ничто подобное вообще не удивляет – наоборот, было бы странно, если бы путешествие прошло легко и гладко, без единой колдобины.

Единственное, что выпадает из нормы, так это гребаный шатир. Ибо ему в Хаароге было просто неоткуда взяться. Где тот мужичок мог заразиться? От кого?

Кардинал специально опрашивал свидетелей – городских стен тот несчастный не покидал почти полгода, в общении с чужестранцами не замечен. Других подобных случаев в городе не зарегистрировано – шатиров там вообще отродясь не видали.

И заболел он как-то очень внезапно – всего за пару часов до нашего въезда в город. Пришел на ярмарку, как все, потусовался немного с корефанами, пива выпил… а потом вдруг ни с того ни с сего зарычал, пустил слюну и бросился на ближайшего прохожего. Повалил на землю, принялся молотить кулакаи, пытался выцарапать глаза. Бесноватого оттащили, скрутили и без долгих раздумий привязали к позорному столбу. Пусть, мол, поостынет чуток, пока бургомистра не переизберут.

Кстати, неплохо было бы прочитать, что тут про шатиров пишут. Только не получается. Ибо латынь.

Попросить брата Бруно мне перевести? Нет, стремно как-то – что это я за монах такой, если латыни не знаю? Разбудить Цеймурда? Нет, он за что-то на меня дуется. Аурэлиэль будить не стану тем более, она спросонья неприветливая. Кардинал хворает. Пан Зовесима? Нет, у него дикция паршивая. Да и неизвестно, читает ли он вообще на латыни.

Хотя ладно, фиг с ним. Что тут может быть такого особенного? Знаю я эту средневековую литературу – полезной информации обычно меньше, чем в учебнике начальной школы. В статье про шатира всего-то и есть, что полстранички размашистым почерком. Не думаю, что мне это даст что-то новое.

Жрать хочу. Недопохороненный заяц успешно переварился. Живот мой – враг мой. Сколько в него ни пихай, все равно еще требует.

Интересно, есть в этом монастыре какие-нибудь животные? Собаки, если их хорошо приготовить, бывают очень вкусны. Кошки тоже ничего. На московских рынках из них такую шаверму делают – пальчики оближешь. Но самый лучший вариант – это, конечно, хороший жирный кабанчик. Сейчас бы шашлычка навернуть, да с тушеной капусткой…

Вот бы мне сюда тех свиней, что Иисус утопил…

Почесав брюхо когтями, я почему-то испытал приступ тоски по родине. На меня это время от времени накатывает – хочется напялить шапку-ушанку и спеть «Калинку-малинку». Не знаю, почему. Мутация, что ли, такая? Или это ядовитая кровь яцхена все-таки потихоньку разъедает мозг?

Впрочем, последний раз я был дома не так уж и давно. Сколько уже прошло?.. Сбился со счета, но где-то недели две или даже меньше. Фигня. Кажется, еще только вчера пил уксус со Святогневневым и слушал разглагольствования полковника Щученко.

Как он там, интересно? Этот полковник – фрукт еще тот. Долбанутый на всю голову. Похож на политрука из моего морского училища, только еще более неадекватен. Искренне надеюсь, что больше мне с ним повстречаться не доведется… с полковником, я имею в виду.

Хотя с политруком тоже бы не хотелось.

Ладно, будем надеяться, что дома все в порядке. Я вообще оптимист в этом отношении. До сих пор верю, что наша футбольная сборная однажды станет чемпионом мира. Или хотя бы Европы.

Кстати, давненько я что-то в футбол не играл. До превращения в яцхена я это занятие сильно любил. Конечно, теперь мне гонять мяч затруднительно – форма ступней нестандартная и когти мешают – зато на воротах справлюсь не хуже Льва Яшина. Шестирукий вратарь – это ж мечта любого тренера!

Рьяным футбольным фанатом меня назвать нельзя. У меня нет любимой команды, и я не слишком грущу, если пропускаю прямую трансляцию. Однако футбол – это, пожалуй, самый популярный спорт в мире. Как и любой нормальный мужик, я слежу за чемпионатами, болею за нашу сборную и никогда не отказываюсь посмотреть интересный матч.

– Разберусь тут с Пазузу – поеду домой, – вполголоса произнес я. – Куплю пятьсот банок пива, три ящика водки и буду круглосуточно смотреть футбол.

– Домой? – хмыкнул Рабан. – У тебя есть дом, патрон?

– У меня есть дом. Мой дом – шестая часть суши под названием Россия.

– Ну, положим, не шестая…

– А какая же?

Рабан на пару секунд примолк, сверяясь со своей абсолютной памятью. Потом произнес:

– Не шестая. Считай сам, патрон. Общая площадь суши на вашей Земле – сто сорок шесть с половиной миллионов километров. Квадратных. Это двадцать девять процентов от общей площади планеты. Верно?

– Ну, тебе верю на слово, – согласился я.

Он что думает, я сейчас возьму рулетку и полечу проверять?

– Шестой частью суши был Советский Союз, – продолжил Рабан. – Хотя тоже с натяжкой. Площадь Советского Союза составляла двадцать два миллиона квадратных километров. Это почти две тринадцатых от общей площади суши. А если округлить в приятную сторону – одна шестая. Конечно, предпочитали округлять – уж очень красиво звучало. Но Советского Союза больше не существует. А нынешняя Россия – это никак не шестая часть суши.

– Ну, седьмая…

– И даже не седьмая. Площадь нынешней России – семнадцать миллионов квадратных километров. Это две семнадцатых от общей площади суши. Даже если округлить в приятную сторону – все равно получается только одна восьмая. Так-то вот, патрон.

Я злобно скрипнул зубами. Вот ведь падла – взял и испортил все настроение.

Рабан сразу же принялся тихо поскуливать и уговаривать меня не кипятиться. Он – мой симбионт. Живет у меня в мозгу. И когда я сержусь или злюсь, он испытывает физическую боль. Если по-настоящему взбешусь, то даже могу его убить.

Правда, сам после этого тоже не заживусь…

За окном скриптория пропели первые петухи. Брат Бруно оторвался от работы и молча опустился на колени, сложив ладони перед лицом. Глядя на него, опустился на колени и я.

Честно признаться, я не очень-то хороший католик. Чисто формальный, в общем-то. В правилах разбираюсь плохо, постных дней не соблюдаю, молитв почти никаких не знаю, в церкви не бываю. Последнее, впрочем, понятно – не с моей внешностью.

Вы же не хотите увидеть, как прихожане разбегаются с паническими воплями? Вот и я не хочу.

Прочитав первую утреннюю молитву, монахи снова улеглись спать. Но на этот раз ненадолго – уже через час скомандовали окончательный подъем. Режим дня в монастырях суровый, спят мало и с перерывами.

Прочитав вторую утреннюю молитву, монахи отправились на повседневные работы. Поддерживать чистоту в помещениях, кормить скот, молоть муку на мельнице, таскать воду. В скриптории появились новые лица, по пергаменту тихо заскребли перья.

А я потихоньку свалил. Двинулся в госпиталь – проведать нашего больного.

Кардиналу за ночь явно стало лучше. Бледность с лица спала, сидит прямо, разговаривает с аббатом. Вокруг стоят еще несколько монахов – почтительно внимают речам начальства. Здесь же и Цеймурд – тоже слушает с интересом. На меня он глянул как-то очень уж недоброжелательно.

До сих пор злится, что ли?

– Возвращаясь к тому, о чем я говорил, не могу не вспомнить один занятный случай, – степенно произнес кардинал. – Некоему семинаристу было поручено перевести с латыни изречение из Евангелия – «Spiritus promptus est, caro autem infirma». Нерадивый школяр поленился вникнуть в контекст и перевел каждое из слов отдельно, не думая о смысле исходного текста. В итоге у него получилась фраза: «Спирт хорош, а мясо протухло»!

Монахи и Цеймурд залились веселым смехом. Аббат тоже улыбнулся. А я тупо на них уставился, не понимая, в чем тут соль. В конце концов я незаметно потянул нашего гоблина за краешек жабо и шепнул:

– А как это правильно-то переводится?

– «Дух бодр, но плоть немощна», – сухо ответил Цеймурд.

– А-а-а… – протянул я.

Все равно не понимаю. Заумный какой-то анекдот. Наверное, нужно быть в теме, чтобы понимать, где тут юмор. Я когда местным про Штирлица рассказываю, тоже никто не смеется – только глупо моргают. Кардинал в прошлый раз долго и въедливо расспрашивал, кто такой Борман.

Вы вот пробовали когда-нибудь объяснить средневековому человеку, кто такой Борман? Тяжелая задачка, я вам доложу…

– Рад, что вам полегчало, падре, – подошел к изголовью я.

– Да, спасибо, мне лучше, – кивнул кардинал.

– Хорошо, что так. А то вы, падре, вечно жрете всякую дрянь, а потом болеете…

– Когда такое было?

– А кто в прошлом году поганок нажрался, а потом животом всю ночь маялся?

– Это были трюфели.

– Угу. Трюфели. Только прослабило вас от них, как от самых настоящих поганок.

Кардинал окинул меня недобрым взглядом, но промолчал.

– А тут у вас весело, я погляжу, – заметил я. – Анекдоты вовсю травите… А ничего, что это монастырь? Тут юмор-то вообще уместен?

– А ты это осуждаешь, брат? – мягко улыбнулся мне аббат.

– Не, ну я не против, конечно… но монастырь все-таки… как-то даже…

– Я понимаю твое недоумение, брат, – задумчиво кивнул аббат. – Недаром же предание гласит, что Христос никогда не смеялся. Но мы – не Он. Мы лишь грешные люди, и нам порой… впрочем, давай я лучше покажу тебе это на примере. Брат Мартин, окажи мне услугу, принеси из подсобного помещения лук.

Молодой монах кивнул и минутой спустя приволок охотничий лук со стрелами. Аббат молча протянул его мне.

– Чего? – недоуменно взял оружие я.

– Натяни тетиву, брат.

Я не понял, чего он от меня хочет. Но мне нетрудно – натянул. Конечно, встав при этом так, чтобы никто не разглядел моих семипалых ладошек.

– Натяни еще сильнее.

– Ладно, как скажете.

– Натяни еще сильнее.

– Ладно… – стиснул зубы я, натягивая так, что дерево затрещало.

– Натяни еще сильнее.

– Не могу!

– Почему же?

– Если еще сильнее, тетива лопнет к чертовой матери!

– Вот и с делом Божиим так же, – улыбнулся аббат. – Intensus arcus nimium facile rumpitur. Если напрягать больше, чем человеку дано выдержать, то и сорваться недолго. Иногда нужно явить братьям и несколько снисхождения.

Я отпустил лук и задумался над сказанным. А этот аббат – неглупый мужик…

Надо будет запомнить.

Глава 17

Ну вот мы уже и в Богемии. Половина путешествия осталась позади. Жаль только, что другая половина по-прежнему впереди.

Для разнообразия сделали остановку в придорожном трактире. Как показали сутки, проведенные в бенедиктинском монастыре, маскировка у меня вполне приемлемая. На люди выводить можно. Если не снимать капюшон и не слишком размахивать руками, никто ничего не замечает.

Название трактира мне понравилось с первого взгляда. «Пять видов любви». Я сразу подумал, что будет стриптиз. Или еще какие-нибудь сомнительные развлечения. И кто бы на моем месте подумал иначе?

Однако ничего такого не оказалось. Внутри нас встретили исключительно хмурые пропитые мужики. Девушка одна-единственная – хозяйская дочка, работающая здесь официанткой.

Строгий батя так и зыркает орлиным взглядом – не пристают ли к дочурке проклятые алкаши? Но они не пристают. Даже местная пьянь не зарится на бедную девушку. Вылитая Катя Пушкарева, ну просто вылитая. Разве что без очков, зато с кроличьими зубами. Почти как у нашего пана Зовесимы.

Как выяснилось, название трактира подразумевает другие пять видов любви. Совсем не те, которые первыми приходят на ум любому нормальному человеку или яцхену. Эти пять видов – любовь к Богу, к родине, к королю, к друзьям и к выпивке.

Прикольно, конечно, но лично я остался разочарованным. Сплошное кидалово, куда ни плюнь.

Не знаю, как здесь с качеством спиртных напитков. Как уже говорилось, у меня сложные отношения с алкоголем, да и вкусов я почти не различаю. Но судя по кислой роже кардинала – так себе бражка. Что-то вроде табуретовки.

Развлечений тоже никаких не предусмотрено. Заходят в этот трактирчик в основном лесорубы и угольщики. Им культурный досуг неинтересен – нажраться бы как следует после трудового дня. Разве что в кости кое-где играют. Цеймурд, вон, уже присоединился к одной такой компании – гоблинов в здешних лесах хватает, и люди от них рыло не воротят.

Единственная потеха в этом трактире – вусмерть пьяный трубадур. Бренчит и бренчит, поет и поет. Очень громко поет. Но зато очень плохо. Ну просто невероятно плохо. Мне, обладателю тонкого музыкального слуха, невыносимо слушать подобное издевательство над музыкой.

– Да когда же он наконец заткнется?! – не выдержав, прохрипел я, отрываясь от ужина.

– Этот парень оченно любит музыкусь, святой отец, – спокойно ответил трактирщик, протирая грязную кружку еще более грязной тряпкой. – Он будет петь и играть, покась не помрет. И ждать уже недолгось.

– А он что, чем-то болен? – смутился я.

– Да ничем. Просто не все здесь обладают монашеским смирением, так и вота. По моим думовеньям, где-тось куплетов через парусь… ну вот ужесь и началось.

Несколько крепких мужиков почти одновременно поднялись из-за столов. Трубадура вежливо угомонили кулаками по почкам, бережно вынесли за дверь и аккуратно положили у стеночки. Рядом пристроили и его инструмент. Ломать почему-то не стали.

А зря, на мой взгляд. Упущение.

– И вот так каждый раз… – вздохнул трактирщик.

Я наконец наелся. Трактирщик уважительно посмотрел на стопку грязных мисок и утер пот со лба. Бедный мужик сбился с ног, таская мне добавку за добавкой.

Поерзав на табурете и убедившись, что хвост ниоткуда не высовывается, я зашарил глазами по темному помещению, выглядывая наших. Слуги благопристойно ужинают за отдельным столом. Там же и пан Зовесима – его, как обычно, не видно и не слышно. Цеймурд по-прежнему играет в кости.

Аурэлиэль сидит напротив меня. Как всегда, с кислой миной. Вначале она пыталась обучать меня правильному поведению за ужином, но обстановка не очень-то располагает. Жратва простая и грубая, столовые приборы самые примитивные. Кругом грязь. Тараканы ползают прямо между тарелок.

Сама эльфийка вообще не решается что-либо здесь есть – только морщится и кривится, бросая кругом взгляды, полные отвращения. От меня далеко не отходит – уж очень сально на нее посматривают некоторые алкаши.

У этой эльфийской магии есть и неприятные стороны, если вдуматься. Видели бы эти простые богемские парни, как Аурэлиэль выглядит на самом деле, без гипнотической дымки… черта с два бы они так пялились. У нее вторичные половые признаки нулевого размера. И мордочка какая-то лисья.

Хотя на чей вкус, конечно…

Кардинала я заметил не сразу. Потом все-таки разглядел – наш святой отец сидит за столом в компании самых звероподобных здешних клиентов. У всех огромные кружки, и все напряженно молчат, таращась друг на друга.

– Это что у них? – задумчиво спросил я.

– Соревнование, – презрительно ответила Аурэлиэль. – Эти бескультурные мужланы соревнуются в умении потреблять хмельное. Тот, кто последним остается на ногах, забирает все деньги.

Я хмыкнул, с новым интересом разглядывая происходящее. Несколько парней уже валяются под столом, не пройдя даже отборочного тура. А вот кардинал пока держится. Выпить он горазд, это я еще с королевской свадьбы помню.

Еще один выбыл. Правда, не упал, а только свесил башку и принялся поливать рвотой собственные колени.

– Йозеф! – окликнули его. – Йозеф, тебе дальше наливать?

Йозеф чуть приподнял голову, окинул собутыльников мутным взглядом и кое-как выговорил:

– Буэ-э-э-э-э-э!.. Только не полную!

Произнеся это, он все-таки свалился со стула.

Кардинал сделал последний глоток, утирая льющиеся по бороде струйки, и что есть мочи шарахнул кружкой об стол. По изъеденной жучками доске пробежала трещина, бронзовая кружка чуть-чуть сплющилась.

Кроме нашего святого отца в состязании остались только двое – здоровенный лесоруб с плечами-воротами и довольно щуплый паренек с хитреньким личиком. Но вот свалился бездыханным и лесоруб. Кардинал довольно крякнул, с некоторым подозрением рассматривая последнего противника. Тот совсем не выглядит завзятым пропойцей, но каким-то образом умудряется на равных соперничать с нашим экс-атаманом разбойничьей шайки.

Я напряг направление, сканируя пространство. И расплылся в понимающей улыбке.

Ну хорошо, не в улыбке, а в оскале. Улыбаться по-настоящему я не могу, ибо строение пасти не позволяет. Но какая разница, в конце-то концов?

– Падре!.. – прохрипел я, не вставая с места. – Падре, вы этому чмошнику в кружку загляните!..

Щуплый вздрогнул и задергался, как придавленная крыса. Кардинал, с трудом разобравший мои слова сквозь хмель, пару секунд недоуменно моргал… а потом до него дошло. Он приподнялся над столом и схватил последнего соперника за грудки. Тот по-заячьи заверещал, роняя кружку.

Из нее потекла чистая родниковая вода.

Зрители, собравшиеся вокруг стола, рассерженно загомонили. Похоже, этот хитрюга уже не раз выигрывал подобным образом. Кардинал на глазах побагровел, размахнулся и прорычал:

– Напился?! Закуси моим кулаком, грешник!..

Щуплый отлетел назад. Удар у нашего святого отца пушечный – как врежет, так и дух долой. Несчастный жулик сполз по стеночке и отрубился.

Вполне удовлетворенный, дю Шевуа сгреб в карман рясы выигранные монеты и опустил голову на стол. Зрители же отправились разбираться с трактирщиком. Самогонку-то участникам соревнования наливает именно он, так что замешан стопроцентно.

К нашему столу вернулся Цеймурд. Кажется, игра в кости подошла к концу. Или у него просто кончились деньги – судя по кислой роже, сегодня удача гоблину не улыбнулась.

– Не пофартило? – посочувствовал я.

Цеймурд что-то невнятно пробурчал, отводя взгляд.

– Гы-гы, – оскалился я. – Очень злобная старуха – невезуха, невезуха…

– Я постоянно замечаю, что ты произносишь какие-то непонятные словеса, – задумалась Аурэлиэль. – Иногда даже рифмованные. Что они означают?

– Да ничего. Поговорки. Присловицы. Стишки всякие дурацкие. Так, фигня.

– Фиг… ня?.. Что такое фиг… ня?..

– Не някай. Фигня – она и есть фигня. Бессмыслица. Хармс, например, очень здорово всякую фигню городил.

– Хармс?..

– Угу. Хармс. Или Маяковский. Как там у него было… во, вспомнил. Стихи. Я достаю из широких штанин [цензура] длиннее пожарного шланга! Смотрите, завидуйте – я гражданин! А не какая-нибудь гражданка!

– И что все это означает?

– Да ничего. Фигня. Просто по приколу. У меня в башке много всякой хренотени сидит.

– Да, это я уже успела понять. Но я надеюсь, твоих умственных способностей все же достанет для повторения пройденного. Если не ошибаюсь, вчера мы обучались тому, как правильно вести себя в благородном обществе. Ты все помнишь?

Я неопределенно дернул плечами. Большую часть вчерашнего урока я благополучно пропустил мимо ушей.

– Возьмем условную ситуацию, – вытянула над столом руку Аурэлиэль. – Представь, что ты знакомишься с благородной дамой. Дама протягивает тебе руку ладонью вниз. Твои действия?..

Я на миг задумался, а потом осторожно пожал эльфийке руку. Та устало вздохнула и покачала головой.

– Нет, нет и еще раз нет. Приветствовать даму рукопожатием – крайне дурной тон. Ты должен ее поцеловать.

– А в щеку или в губы?

– Не саму даму! Ее руку! Тыльную сторону ладони. Причем поцеловать как можно деликатнее, лишь чуть коснувшись губами кожи. Ни в коем случае не задерживай губы дольше необходимого – иначе это может быть расценено как флирт. Понятно?

– Угу. Понятно. Так мне что, поцеловать тебе руку? – с готовностью подался вперед я.

Аурэлиэль нервно посмотрела на мою стозубую ухмылку и резко отодвинула стул назад, пряча руку за спину.

– Пожалуй, эту часть мы временно пропустим, – поджала губы эльфийка. – Перейдем к тому, как правильно приветствовать благородного кавалера.

Бочком-бочком в дверь протиснулся оборванный мальчишка. Трактирщик, занятый уговорами оставить его лицо в покое, не обратил на пацана никакого внимания. А тот пару секунд постоял, нерешительно оглядывая прогнившие дубовые балки, обшарпанные стены, грязный потолок, грубо сколоченные столы и прочий интерьер, а затем шагнул к кардиналу.

Кардинал тем временем успел закемарить. Положил под голову пудовый кулачище, надвинул капюшон на глаза и уснул прямо за столом. В храпе отчетливо звучит сознание выполненного долга. Мальчишка нерешительно постоял рядом, что-то сказал – кардинал даже не шелохнулся.

– Пацан, ты чего-то хотел? – вежливо окликнул его я. – Преподобный сейчас не в настроении, извини. Устал сильно с дороги.

Мальчишка заметил меня и просветлел лицом. Подойдя к столу, он суетливо поклонился и спросил:

– Святой отец, это ведь ваша карета там, на конюшне?

– Ну, частично моя. А что?

– Тогда вы мне и нужны.

– Для чего нужен? Попутчиков не берем, извини.

– Нет, мне просто приказано передать вам послание, – снова поклонился мальчишка. – Извольте.

– На стол положи, – пробурчал я, не шевеля ни единым членом.

Кажется, этот Гаврош решил, что я брезгую взять письмо из его рук. На самом же деле я просто не хочу показывать собственные руки. Ладони у меня жесткие, костистые, пальцы четырехфаланговые, почти в полтора раза длиннее человеческих. К тому же их целых семь штук – пять обычных и два больших, по обе стороны ладони.

Надо бы перчатками обзавестись.

Я внимательно посмотрел на оставленный клочок пергамента. Почерк грубый, размашистый, буквы очень крупные. Написано на каком-то непонятном языке.

Благодаря вавилонским рыбкам я свободно говорю на нескольких европейских языках. Но только говорю. Не читаю. Вавилонские рыбки не дают умения читать. Однако узнать английский, французский, немецкий и даже латынь я все же могу.

А вот этот язык мне совершенно незнаком. Даже буквы незнакомые. Бесспорно, это буквы, а не просто бессмысленные каракули… но разница не так уж велика. Это совершенно точно не латиница и не кириллица. На китайские иероглифы тоже не похоже. И на арабскую вязь. И на скандинавские руны, которые в этом мире по-прежнему используются некоторыми народами.

– Переведи, – без лишних слов попросил я Цеймурда, суя ему письмо.

Гоблин вяло уставился на эти каракули, отхлебнул дешевого пива, поправил очки и перевел:

– «Меня похитили злые враги. Они держат меня в плену в лесу, у большой сосны. Спасите, помогите. Ваша эльфийка».

– Все? – уточнил я.

– Все.

Я задумался. Некоторое время тупо таращился на мятый клок пергамента. Потом сунул его Аурэлиэль и спросил:

– Это ты написала?

Она посмотрела на меня, как на круглого идиота, но терпеливо ответила:

– Нет, это не я. Во-первых, у меня не такой убогий почерк. Во-вторых, я бы никогда не подписалась «эльфийка». Такого слова вообще нет. Я бы подписалась своим именем, которое ты так бесцеремонно коверкаешь. В-третьих, я не пишу и не читаю на огримрре, а это несомненно огримрр. В-четвертых, я сижу рядом с тобой. Меня никто не похищал и спасать меня не требуется.

– С такой логикой хрен поспоришь, – глубокомысленно согласился я. – А кто это тогда написал?.. И зачем?..

Впрочем, сложными эти вопросы назвать нельзя. Написано на языке огримрр – так что писал почти наверняка огр. Желает заманить меня в ловушку. Воистину только огрский умишко способен додуматься до такой наивной западни. С тем же успехом в письме могло быть написано: «Пожалуйста, убейте себя об стену. Заранее спасибо».

Хотя я, наверное, все равно схожу к этой большой сосне. Интересно все-таки, кто это меня заманивает и чего ему надо. В принципе, я догадываюсь, что за огр точит на нас зубы – не так уж много мы их за последнее время встречали. Но что это ему вдруг взбрело в голову… надо бы выяснить, пожалуй.

Все равно мне по ночам делать нечего.

Рясу я оставил в багажном отделении кареты. Как же приятно наконец-то получить возможность расправить крылья!

– Ты куда? – беспокойно спросила Аурэлиэль. – Ты зачем улетаешь?

– К утру вернусь, – коротко ответил я, разминая пальцы. – Набью кое-кому лицо и вернусь.

– А если на нас в твое отсутствие кто-нибудь нападет?

– Кто на вас тут нападет? – хмыкнул я, сканируя пространство направлением. – Это просто трактир. Разбойников поблизости нет, дикие звери к людскому жилищу без крайней нужды не суются. Да и не трогают они эльфов, ты сама сказала. Единственная опасность поблизости – та, с которой я собираюсь разобраться.

Аурэлиэль нахохлилась и сделала страдальческую мину. Я по-прежнему вызываю у нее отвращение и презрение, но в последнее время к ним прибавилось чувство защищенности. Со мной безопасно.

Я что-то вроде крупного пса – слюнявый, блохастый, постоянно гадит на ковер, но зато позволяет спокойно гулять ночью в подворотнях. Королевна Лорена относилась ко мне точно так же – даже пыталась оставить в качестве личного телохранителя.

Погода сегодня хорошая. Небо ясное, звезды мерцают, серпик луны виднеется. Интересно, это старый месяц или молодой?

– Растущий, патрон, – ответил Рабан. – Новолуние недавно было.

– Угу. Ясно. Слушай, напомни, как отличить молодой месяц от старого. А то я забыл.

– Да элементарно, патрон. Старый месяц стоит рожками направо. Как буква «с». А растущий – рожками налево. Если мысленно добавить палочку – получится буква «р». Элементарно запомнить: старый – «с», растущий – «р».

– Угу. Будем знать теперь.

Большая сосна оказалась не слишком далеко. Хреновый ориентир, кстати. Тут почти все сосны – большие. Да и где вообще пролегает граница между большой сосной и маленькой?

Однако та сосна, у которой мне назначили рандеву, действительно оказалась очень большой. Возможно, самой высокой в этом лесу.

Правда, заметить ее в темноте было не так-то просто, но я все равно бы не пролетел мимо. Направление услужливо сообщило о присутствии трех дюжин очень крупных двуногих зверей.

Я сделал широкий вираж, разглядывая лесную поляну сверху. Огры. Общим счетом тридцать пять здоровенных огров. Все мужского пола, с тупыми мордами и огромными дубинами. На небо никто не смотрит, меня не замечают.

Это у них здесь что-то вроде засады. Замаскировались… как уж сумели. Представьте себе три дюжины четырехметровых амбалов, рассевшихся вокруг небольшой лесной полянки, маскируясь ветками и кустиками. Ей-богу, у слонов и то бы лучше получилось.

Бесшумно паря на ветру, я мягко опустился на вершину сосны. Медленно сполз по стволу, оставляя в коре аккуратные отверстия. До ушей донеслись звуки разговора.

Вообще-то, огрского языка я не знаю. Откуда бы вдруг? Но в том-то и дело, что эти громилы говорят отнюдь не на родном огримрре, а по-немецки. Точнее, на некоем огрском варианте «пиджин-дойчен».

Как мне позднее объяснил Цеймурд, дело здесь в том, что общего устного языка у огров нет. Письменный – есть, хотя и очень примитивный. В нем всего тринадцать букв и около четырехсот слов. Почти все – существительные и глаголы. Прилагательных десятка три, и они четко делятся на хвалебные и уничижительные. Первые применяются в отношении самих себя, вторые – всех остальных.

Но с устным языком дело обстоит гораздо хуже – огры даже соседних деревень понимают друг друга с трудом. Поэтому при межплеменном общении они либо пишут друг другу малявы, либо говорят на одном из человеческих языков. Огры-северяне – на риксмоле, южане – на немецком.

Внизу сейчас вполголоса переговариваются двое – судя по речам, вожди племен. Точнее, вожаки стай – огры в этом отношении недалеко ушли от животных. Вождями у них становятся просто – кто сильнее, тот и главный. Отношения выясняются тоже бесхитростно – в драках.

Один из них – мой старый знакомый. Добрый Джорбуш. Как я, собственно, и думал. А второй… второго я раньше не встречал. Мужик довольно внушительный.

Огр громадного роста – на две головы выше тоже немаленького Джорбуша. Кожа серовато-стального оттенка, лоб и переносица украшены причудливой татуировкой, сквозь верхнюю губу продета острая кость. Волос на теле и голове нет совсем – издали кажется, будто ожил и решил пройтись скалистый утес. Одет в удлиненную набедренную повязку, кожаную безрукавку и наплечники. К ним приклеены или пришиты черепа – бараний и бычий. Оба густо вымазаны кровью.

Тяжеленная палица обшита железными листами.

– Када прыдет твой демон? – угрюмо прорычал этот великан. – Скокана ышшо туздать? Я пысать хаччу.

– Потерпи, брат, потерпи ще немного, – суетливо заговорил Джорбуш. – Он скоре придет, я знаю. Я умный Джорбуш – я не тока могучий воин, но й великовый стратег! Я ушел на время, совершил аступлянье и обманучи глупого демона! Но терь я свернулся с молочным братом для страшнёвой мстюки! Я пыслачи глупому демону хитра письмо, кабута я скрачи его льфийку! А када этот глупец яйца в нашу западню, ты пришибешь его башой дубиной!

Я выслушал это с неподдельным интересом. Ну надо же, какая хитрая тактика.

Может, мне законспектировать? Вдруг пригодится?

– Замачи, позорный огр, – поморщился молочный брат Джорбуша. – Садами герра хагыi! Не мии языком зыря, хуррачи сиррадiа. Ты трус, ты испугавси одна-аидисна врага. Позор тобе, мырра!

– Но брат, это же злой и страшный демон! Я сильный и выликий вошть огров, но я ногда боюсь демонов!

– Птамушта ты рабых трус.

– Не гри так, брат! Я докажу тебе, шта я храбыр! Вот увиж, я ишо прославлючи сва имя и племя! Я огр-патриот!

– Ты огр-задрот. Не путай. Я сплющу твово демона дубыной, а птом скажу всем, шта Джорбуш – позорный трус, зато Хорьхай – выликий храбрый вошть и рыххарр.

Ага, значит этого зовут Хорьхаем. Выглядит он и в самом деле посолиднее своего молочного брата. Но посмотрим, как он себя поведет, когда увидит меня во плоти. Джорбуш тоже был круче всех на свете, пока я не показал рожу из-под капюшона.

– Слушай, а как это они сумели нас догнать? – поинтересовался я, расправляя крылья.

– Понимаешь, патрон, огры, конечно, неуклюжие и неповоротливые, но зато очень выносливые, – ответил Рабан. – И шаги у них огромные. Огр может двигаться со скоростью скачущей галопом лошади, при этом почти не устает. А разыскать нас было не так уж сложно – кардинал же прямо сказал Джорбушу, что мы едем в Ромецию. Что-что, а выслеживать добычу огры умеют отлично. И обоняние у них не хуже волчьего.

Дослушивал я его, уже планируя к земле.

Вначале я хотел приземлиться прямо на башку кому-нибудь из вождей, но потом решил все же начать с переговоров. Я все-таки не беспредельщик, чтобы мочить всех подряд. И так уже кровищи на когтях столько, что до конца жизни не отмоешься.

– Привет, – прохрипел я, вскидывая над головой руку с выпущенными когтями.

Здоровенный огр испуганно завопил, отшатываясь и прячась за спиной братца. А я осклабился и спросил, продолжая держать руку в пионерском салюте:

– Что, пионера испугался?

– Это ты, злой демон! – взвизгнул Джорбуш, пятясь назад.

– Ой, вы меня узнали! Значит, богатым не буду. Жалко.

– Шта?..

– Здравствуй, говорящая жопа, – тепло поприветствовал Джорбуша я. – Ты, я вижу, совсем не изменился с нашей последней встречи. Зачем стрелу мне забил, чего хорошего скажешь? Мне почему-то кажется, что ничего.

– Этон, брат, это ж тот самовый демон! – указал на меня пальцем Джорбуш.

– Я птвоему шта, дурак совсем? – зло скривился Хорьхай.

– Задай этот вопрос свому сердцу, брат!

– Не гри всякой ерунды. Думаш, я без тя не маху увить, ша это демон? А вижу. И не назвай меня братом – я те не брат. Не родной, не кровный и дажы не молощный.

– Но брат, нас же вскарливачи одна и та ж кормильса!

– Да, тельна корова. Ктору ты пытом зажрал.

– Я есь хотел.

– И дъярку ты тож зажрал.

– Я очнь есь хотел.

– И молоко ты все выпивачи один, а мне не оставичи ни каплюхи.

– Я пить хотел.

– А я те врезать хочу, – объявил Хорьхай, с силой ударяя Джорбуша по башке. – Очнь-очнь хочу.

Разобравшись с пустоголовым побратимом (хотя побратимом ли?..), Хорьхай повернулся ко мне. Возвышается, как сосна стоеросовая. Сложил руки на груди, секунду-другую шумно попыхтел, а потом спросил:

– Так это ты, уродливый демон, насрал в штаны глупому Джорбушу?

– Кто из нас уродливый, это еще большой вопрос, – спокойно ответил я. – А в штаны я ему не срал.

– Я тожа думаю, ша этвсетки он сам сделачи, – согласился Хорьхай. – Хотя свалил все на тебя.

– Наврал.

– Да, скорейсево. Я думаю, ша даже демоны не настока коварны, штабы делать такое.

Наморщив лоб и немного подумав, Хорьхай с силой взмахнул дубиной. Меня обдало мощным порывом ветра.

Похоже, этот огр слеплен совсем из другого теста, нежели Джорбуш. На меня взирает без малейшего страха, желания смыться не проявляет.

– Давай разрешим наши разногласия, как взрослые люди, – предложил я.

– А это как?

– Драться будем. Как же еще?

– Да, хароша предложенья, – кивнул Хорьхай. – Я великий и сильный Хорьхай, я любую драца. С демонами я раше не дравовся, но думаю, ша победю. Я сегда сехпыждаю.

– Настоящий огрский мужик, – похвалил его я. – Но сначала давай-ка заключим уговор.

– Акой угор?

– Просто так драться неинтересно. Чего ты добьешься, победив меня?

– Одержу славну победу, – начал загибать пальцы Хорьхай. – Добавлючи к своей колексы трофеев голову демона. Намажу тва кровью Великий Бараний Череп и Великий Бычий Череп. Отмщу за глупого Джорбуша. Он эта сасем не заслужит, но я очень добрый и великьядушовый огр.

– Угу. Ясно. А чего добьюсь я, победив тебя?

– У тя это не полущисса.

– Предположим, что получится. Чего я добьюсь?

– Ты одерживачи славну победу, – снова начал загибать пальцы Хорьхай. – Добашь к своей колексы трофеев голову огра. Намашь моей кровью своих богов. Смошш хвастаца, шпобил величайша среди вождей и сильнейша среди войнов – Хорьхая Едока Тефтелей.

– Едока Тефтелей?.. – удивился я. – Это что, фамилия такая?

– Это щебу. Ссякий огр носит щебу в савесвии с тем, каку еду любит боша сего на свете. Мое щебу – мяснючие тефтели, поэтому я – Хорьхай Едок Тефтелей.

– А у Джорбуша какое? – заинтересовался я.

– Я славный и мудрый Джорбуш, я боше всего на свете люблю сырные пирожки с вкусным вареным мясом, патому мое щебу – пирожок, – прогундосил побитый огр, потирая шишку на лбу. – Я – Джорбуш Едок Пирожков. А мой папа боше всего на свете любил отбивные, патому звавси Канд Едок Отбивных.

– Про папу я не спрашивал, – заметил я.

– А я знаю, я просто так сказачи, подумав, что тебе может быть интересно.

– Самый умный, что ли?

– Да, я самый умный среди огров и людей, и ваще среди всех. Я мудрый вошть Джорбуш.

– Не мели ерунды, позорный огр, – прорычал Хорьхай. – Самумный среди огров – я. А ты – самум… самый глупый среди огров, вот так примерно.

– Между собой разберетесь позже, – предложил я. – Лучше вернемся к нашим баранам.

Огры резко оживились и задергали носами, озираясь вокруг. У меня устало опустились плечи. Эти тупицы поняли меня буквально.

– Не к настоящим баранам, – вздохнул я. – Это просто такое выражение.

– Шта, баранов нету? – разочарованно посмотрел на меня Джорбуш.

– Нету, – ответил за меня Хорьхай. – Это была злая шутка демона. Он коварно надсмеялся над нами.

– Подлец какой! – обиженно шмыгнул носом Джорбуш.

– Я имел в виду – вернемся к тому, о чем мы говорили раньше, – терпеливо произнес я. – К условиям поединка. Мне мало просто морального удовлетворения и головы огра в случае победы. Я хочу сделать ставку.

Джорбуш наморщил лоб, явно вспоминая о условиях, поставленных в прошлый раз кардиналом. Он поманил Хорьхая пальцем, приподнялся на цыпочки и зашептал ему на ухо. Тот тоже наморщил лоб, обдумывая услышанное, и недоуменно посмотрел на меня.

– Так че ты от мыня хошь? – спросил он. – У мыня дома есть кубышка золота и серебра, атнятого у мелких лудишек, но дом далеко, ити долго и лень. А есыб ты был огром, то победив меня, тбы стал вождем племени. Но демон не можыт стать вождем огров. Этабуит непрально.

– Я и не рвусь. Я просто хочу поставить тебе условие. У нас с твоим дружком был уговор, а он сбежал. Нарушил слово.

– Нехрошо рушать слово, глупый Джорбуш, – нахмурился Хорьхай, поворачиваясь к корефану.

– Я огр, а огр ниабазан выполнять абшание, дана мелкому человеку, – отмахнулся Джорбуш. – Я логко обмановывал лудей, дав им ложное абшание.

– Абшание эсь абшание. Камубты йво ни давчи – нужа выпалнивать. Это чесна.

– Не согласен с тобой, брат. Абшание человеку огр можа и должа нарушить, есэто выгодно. Это мудро.

– Не мудро, но подло.

– Не подло, но мудро.

Блин, мы так тут до утра базарить будем. Развели философию, понимаешь…

А некоторые еще говорят, что глупость – это отсутствие ума. Нет уж, глупость – это тоже своего рода ум. Только альтернативный.

Поспорив еще некоторое время, Хорьхай в конце концов привел веский аргумент – шарахнул Джорбуша по лбу кулаком. Тот взвыл от боли и признал, что был не прав.

– Сваи абшания нужа выполнячи, – решительно кивнул Хорьхай. – Слухай, шта я скаживаю, бзобразный демон. Шатам те папшачи Джорбуш, мня не касайца нискока, ибо я за й слова нетвечаю. Он ваще позорный огр, датамуже трус. Но я сыгласен прять таки же услови, каторы вы пыставичи ему. Есс сумешь мыня побиить, я паду на поклон клавному шаману людей, облизнучи его пятку и надену амулет со смешным человечком. И сёма племя тож падет. И Джорбуш ссвоим племем падет. А ешли не падет, я й и побью. Я увсе сказачи, вот так примерно.

Хорьхай поднял бревнообразную ручищу, подтверждая сказанное. Я в ответ встряхнул над головой сцепленными ладонями. Договор заключен и скреплен.

Думаю, кардинал был бы мной сейчас доволен. Я все-таки заработал ему лишние очки статуса перед Ватиканом. Целых два племени огров, обращенных в христианство… неплохое достижение для одной ночи.

В миссионеры податься, что ли?..

Но делить медвежью шкуру пока рано. Сначала нужно выиграть пари. А для этого требуется победить вождя Хорьхая, при этом оставив его в живых.

Посмотрим, на что этот плешивый огр способен в драке.

Мы начали с того, что встали друг против друга в борцовской стойке. Я выпустил все когти разом, Хорьхай поднял дубину наизготовку.

Джорбуш и остальные огры расселись вокруг поляны, оглушительно подбадривая своего чемпиона. Уже разожгли костер, притащили оленью тушу. Появился бочонок черного огрского эля. Похоже, намечается пикник на природе.

– Хорьхай побит!.. Хорьхай побит!.. Хорьхай побит!.. – скандируют пятеро самых молодых огров. Только фанатской раскраски на рожах не хватает.

Кстати, выкрикивают они явно не «побит», а «победит». Но из-за корявого произношения смысл получается полностью противоположный.

– Гыiм! Гыiм! Гыiм! Дрыбагын Хорьхай! Дрыбагын Хорьхай! Рыда рыххарр! Гурма мырра! – вопят остальные огры на своем родном языке.

Бумм!.. Бумм!.. Хорьхай дважды ударил дубиной оземь и встал в позу бейсболиста, готовящегося отбивать. Я часто захлопал крыльями, подбрасывая себя кверху, и тут же распахнул их во всю ширь, ловя восходящие потоки воздуха.

Разгоняюсь!.. Выставив когти, несусь вперед крылатой ракетой!.. Сейчас уклонюсь от окованного железом дрына и…

– Смари, голый мужик!.. – гаркнул Хорьхай, указывая пальцем в сторону.

– Что?..

Ой, блиииииин!!! Гребаный огр использовал грязный трюк. Я отвлекся – отвлекся на какую-то долю секунды… и этот гад тут же шарахнул дубиной!

В последний миг я все же сумел накрениться на левый бок, избегая сокрушительного удара. Меня задело вскользь, самым краешком. Но противник наделен чудовищной силищей – даже такого легкого касания хватило, чтобы швырнуть меня с мощью пушечного ядра. Я отлетел к краю поляны и впечатался в сосну, обхватив ее всеми шестью руками.

– Я маленький коала… – пробормотал я, сползая по стволу.

Спрыгнув на землю, я чирканул когтями, разворачиваясь к противнику. Яцхен – зверь очень крепкий и сильный, просто весит мало. Отшвырнуть-то меня отшвырнуло, но повреждений практически никаких. Хитин совершенно цел, нигде ни трещинки. Эта броня способна выдержать пулеметную очередь – что ей дурацкая дубина огра?

Единственное, чего я не могу понять – почему я так легко купился. Да еще на такую дурость.

Ну вот на хрена мне голый мужик?!

– Все, я разозлился… – зловеще прохрипел я. – Вхожу в режим пушистого снежного лиса…

Земля задрожала. Разбушевавшийся Хорьхай несется на меня, со всей дури размахивая дубиной. Я опустился на восьмереньки, с бешеной скоростью перемещаясь правее. Сосна, на которую пришелся чудовищный удар, страшно заскрипела, переламываясь надвое.

– Гетдурр!!! – изо всей силы ревет огр.

Зрение прочь. Отставить его, забыть о нем. Сражаясь с бешено машущим дубиной огром, сложно что-либо разглядеть в деталях. Не обращаю внимания на гулкие крики над головой – кажется, Хорьхай опять пытается отвлечь меня наивными огрскими хитростями. Полностью полагаюсь на инстинкты и направление.

– Садаррама!!!

Очередной взмах!.. В земле остается глубокая вмятина. В последний миг отпрыгиваю в сторону и взметаюсь вверх, расправляя крылья. Ищу удобный момент для решающего удара.

Вот он!.. Замахнувшись дубиной, Хорьхай открылся! Делаю крутую петлю и пикирую сверху, вонзая когти глубоко в плечо. Огр ревет от боли, роняет дубину… и я наношу укол хвостом!

Честно говоря, я не знаю, сколько именно нужно впрыснуть яда, чтобы парализовать огра. Для человека дозу выучил давно – это заложено еще на уровне инстинктов. Но ученые «Урана» не предполагали, что их детищу придется сражаться с ограми. Они вообще не подозревали, что где-то в другом измерении существуют такие звери.

Собственно, они и о других измерениях вообще не подозревали.

В любом случае дозу я вроде бы рассчитал правильно. Может быть, чуть-чуть меньше необходимого, но вполне достаточно. Хорьхай несколько секунд качался туда-сюда, словно резко опьянев, потом пошатнулся особенно сильно и рухнул наземь.

Я встал рядом, с некоторым трудом приподнял бревноподобную ручищу огра и начал размеренно считать:

– Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… нокаут. Трибуны ликуют. Победа и чемпионский пояс присуждаются претенденту Бритве, выступающему в наилегчайшем весе. Ура.

– Га… га… га… – с трудом выговорил Джорбуш, указывая на меня пальцем. Из пасти великого вождя вывалилась недоеденная печенка. – Га… га… га…

– Молодец, мальчик, хорошо гусика изображаешь, – похлопал я тремя парами ладоней. – А теперь покажи нам собачку. Как собачка лает?

На поляне воцарилось молчание. Обомлевшие огры таращатся на меня и поверженного Хорьхая, не в силах сообразить, что делать дальше. Тупые они все-таки. Тупее, чем американцы в монологах Задорнова.

– Ы-ы-ы-ы… – донеслось снизу. Напрочь парализованный Хорьхай с трудом шевелит губами. Пытается что-то сказать.

– Чего? – наклонился я.

Взгляд Хорьхая сфокусировался. В налитых кровью глазах отразилась горечь поражения. Лысый великан криво усмехнулся и с великим трудом произнес:

– Ты побил меня, уродливый демон… Мошь забрачи мою голову…

– А у тебя потом новая вырастет?

– Ты шта, дурак сасем?.. Помру я, и все тут…

– Тогда на хрен мне твоя голова? Лучше исполни, что обещал.

– Шо огр сказачи, то огр сделачи, – медленно кивнул Хорьхай. – Мое племя падет служить людям.

– Смотри, уговор дороже денег.

Я повернулся и зашагал прочь. Наш с Хорьхаем поединок длился всего пару минут. На предварительные базары времени ушло больше, но до рассвета все равно еще далеко. Думаю, кардинал меня пока что не хватился. А если Аурэлиэль и Цеймурд будут держать язык за зубами, самоволка вообще останется незамеченной.

Звук удара! И болезненный хриплый рев. Я молниеносно развернулся и метнулся назад, выпуская когти и делая рывок всем телом.

Джорбуш, раненный мной в ногу, пошатнулся и завыл от боли, роняя дубину. Я недоуменно опустил взгляд, рассматривая все еще лежащего неподвижно Хорьхая. По плешивой макушке течет кровь, изо рта тоже вытекает багряная струйка. Глаза помутнели – теперь парализованный великан еще и потерял сознание.

– Не понял юмора, – медленно процедил я, переводя взгляд на трусливо пятящегося Джорбуша. – Ты что это удумал, гнида? На хрена собственного братана дубиной по кумполу?

– Не середись, демон, не середись! – выставил вперед руку Джорбуш, другой зажимая рану на колене. – Тя это никак не касаца, это нутрени дела огров! Ты победил, ходи отсюда!

– Угу. Я так понимаю, ты решил глушануть братана, пока тот не может сопротивляться, и стать самым большим вождем?

– Ты верно догадавси, глупый демон! – гордо подбоченился Джорбуш. – Это мудра решенья с моей стороны! Хорьхай силен, как ни один другогр, в глупом бою мне ио не одолеть! Но умный стратег дерется не кулаками, а башкой!

– Я правильно понял, что ты это планировал с самого начала? В смысле, если Хорьхай меня победит – все в порядке, ты отомстил за обиду и живешь спокойно дальше. А если победа за мной – то ты добиваешь Хорьхая и забираешь его племя?

– Да, ты все прально понявчи. Спасибо те, демон, шта помог. А терь атади и не мшай мне добить Хорьхая.

Я на несколько секунд замолчал, глядя то на поверженного Хорьхая, то на нетерпеливо переминающегося Джорбуша. Остальные огры тоже молчат, преспокойно взирая на разборку между лидерами. Похоже, у этого народа такая преемственность власти считается совершенно нормальной.

Думается, батяня Джорбуша в свое время закончил примерно так же, как сейчас Хорьхай. Лежал раненый в своем шалаше или где там живут огры… и тут входит любимый сыночек…

– Знаешь, а ты и в самом деле довольно умный огр, – медленно заговорил я. – Насколько вообще огр может быть умным. Только вот я таких умников почему-то на дух не перевариваю. Честные дураки мне как-то симпатичнее.

– А?.. – тупо уставился на меня Джорбуш.

– Пошел вон, – тихо произнес я. – Пошел вон, гнида. Или я из тебя фарш сделаю.

– А каже Хорьхай?.. – не понял Джорбуш. – Я хочу его добить. Атади, пжалуй, а то я тя немноха боюсь. Ужпоменьше, чем раньша, птамушта привык, но серавно боюсь. Я выликий и мудрый вошть, и моя мудрость подсказыт мне, шо нужно пралять астрожность, если хошь жить долго и щастливо.

Я устало скрестил на груди все три пары рук и уселся на оглушенного Хорьхая, словно на завалинку. Похоже, придется подождать здесь, пока бедолага не очухается. Ибо даже если я кокну Джорбуша, вполне может статься, что его примеру решит последовать кто-нибудь еще. Тут целых три дюжины здоровенных огров – кто поручится, что среди них нет других карьеристов?

А махнуть рукой, уйти и позволить убить беззащитного совесть не позволяет. Даже если это огр-людоед. Как там меня учила миледи?.. Просто взять и убить врага – самое легкое дело. Сделать его лучшим другом – намного сложнее.

Но и намного достойнее.

– Не переживай, мужик, – похлопал по лысой огрской башке я. – Прорвемся как-нибудь.

Глава 18

Очередной таможенный пост. Четвертый за сегодня. В этих краях они на каждом шагу. Мы уже третий день едем по малым германским княжествам.

В этом мире Священная Римская Империя перестала существовать еще в первой половине шестнадцатого века. После ее развала образовалось восемь королевств – Бранденбург, Бавария, Богемия, Саксония, Померания, Моравия, Силезия, Курляндия – и около сотни крошечных княжеств. Западные населены германскими народами, восточные – славянскими. Но различий между ними не слишком много.

Бесчисленные князьки здешних мест – народ почти поголовно нищий. Слишком уж много у этих ребят понтов. Они изо всех сил подражают «большим» королям, тратя на это кучу средств. Роскошные чертоги, небывалая помпезность дворов, шикарные подарки фаворитам и любовницам… все это обходится в очень немалые суммы. Король Франции может позволить себе швырять золото направо и налево, а вот князек какой-нибудь задрипанной Зачухляндии – не может.

Не может. Но ужасно хочет. Хочет выглядеть состоятельным, как сам Крез. У них считается хорошим тоном наглядно демонстрировать богатство, разбрасывая деньги направо и налево. Расходы совершенно не соответствуют доходам.

А в результате имеем то, что имеем. Эти мелкие правители любыми путями готовы удовлетворять свои непомерные амбиции, и им постоянно нужны деньги. Обычных доходов с налогов и торговли на такой образ жизни не хватает. Счастливы те, в чьем владении есть некий дополнительный источник прибыли – богатые рудники, порт или еще что-нибудь. При многих дворах подвизаются алхимики и прожектеры, неустанно размышляющие, как обогатить своего господина.

Или только делающие вид, что неустанно размышляют.

Ну а большинство князьков для добывания денег использует один и тот же способ. Старый, как мир. Простое и бесхитростное выколачивание последних грошей из собственных подданных. Любыми путями. Изобретаются самые дикие, самые фантастические налоги – лишь бы был повод содрать еще шкурку-другую.

В результате народ все больше нищает, а вытрясти из него деньги становится все труднее, что больно бьет и по княжеской казне. Такой вот порочный круг.

– Для здешних жителей стало бы благом появление какого-нибудь завоевателя, – мрачно произнес кардинал, глядя в окно. – Давно пора собрать эту россыпь княжеств-недомерков в единую страну.

Настроение у нашего святого отца хреновое. И его можно понять – в княжестве, через которое мы только что проехали, введен налог на ношение усов. Каждый носящий их обязан ежемесячно выплачивать в казну немаленькую сумму, да еще и носить при этом на груди бляху «Усач». Если таковой бляхи нет – большой штраф и тюремное заключение. А усы, само собой, сбривают насильно.

По слухам, у тамошнего князя на этой почве комплекс. У него самого усы не растут совершенно – чего-то в организме не хватает, наверное. Покойный батя князя, говорят, при жизни был этим очень недоволен и постоянно возмущался – что это, мол, за мужик такой, у которого усы не растут? Неправильный какой-то наследник. Небось гей-клубы втихаря посещает и операцию по перемене пола сделать хочет! Ремня ему за это, ремня!

Он не буквально так, конечно, говорил, но примерный смысл я передал верно. А у сыночка в результате образовался бзик – сбрить нафиг усы и у всех остальных. А кто все-таки носит – пусть платит за удовольствие.

Кстати, забыл поинтересоваться, как в этом княжестве относятся к бородам. Бороду без усов носить можно, или тоже оштрафуют? Вроде бы к кардинальской бороде чиновники не цеплялись, но им и за усы содрать не удалось. Дю Шевуа буквально взбеленился, прочитав целую проповедь на тему, что у пращура нашего Адама усы с бородой были, так что нефиг тут. И вообще – внешность человека скопирована с его создателя. Значит, и у Господа Бога усы с бородой есть. А если так, заставлять их сбривать – это уже с богохульством граничит.

В конце импровизированной проповеди кардинал уже разве только слюной не брызгал. Очень уж трепетно наш святой отец относится к своей лицевой растительности. Еще бы чуть-чуть – и пошел бы лупить крестом-кистенем кого попало. Или вовсе меня бы с цепи спустил. Так что ребятки были на волосок от смерти.

Хотя на попятную их заставила пойти отнюдь не угроза физической расправы. Чиновников напугало обвинение в богохульстве. Лед тут тонкий – чуть неправильно шагнешь, и бултыхайся в холодной воде. Инквизиция и за меньшие прегрешения на костер отправляет.

Впрочем, налог на усы – это еще цветочки. В княжестве, в котором мы были вчера, установлен налог на окна. Бесплатно можно не более одного окна на здание. За все, что свыше, изволь платить. И не так уж мало.

В результате городок, через который мы проехали, стал похож на какой-то некрополис. Большая часть окон наглухо замурованы – куда ни глянь, везде свежая кирпичная кладка. Зрячими остались только дома богатеев, да и то не все.

Так и представляю, как олигархи того княжества меряются понтами: «У тебя дома сколько окон?» – «Шесть!» – «Ну ты в натуре лох голимый! У меня вот целых восемь!»

А в другом княжестве окна не запрещены, зато запрещены любые стройматериалы, кроме кирпича. Лет двадцать назад тамошний князь прибрал к рукам монополию на кирпичное производство и резко задрал цены. Людишки покрутили носами, почесали в затылках и перешли на строительство каменных, глинобитных и бревенчатых домов. Князь возмутился и приказал все это запретить – только кирпич!

Сейчас в том княжестве почти все дома кирпичные. Точнее, выглядят кирпичными. Ушлые строители мгновенно приспособились – стали возводить мазанки и раскрашивать их под кирпич. Получается очень похоже.

Карета сбавила ход, а потом затормозила совсем. Я выглянул в окно – через дорогу движется людская река. С крестами, иконами, хоругвями. Вопят что-то, руки к небесам воздевают. Впереди всех – какие-то монахи, оборванцы диковатого вида. Крестный ход, что ли?

Рядом с каретой остановился молодой парень с узелком на плече, тоже дожидаясь, пока схлынет людской поток. Судя по одежде – странствующий вагант. Здесь нередки эти бродячие школяры. Ходят от города к городу, ищут возможности чему-нибудь подучиться или подзаработать. Частенько находят приключений на свою задницу и давно уже успели стать основными героями народных баек и анекдотов.

– Пацан, а ты не знаешь, по какому случаю крестный ход?.. Это ведь крестный ход? – на всякий случай уточнил я.

– Ну а что же еще? – пожал плечами вагант, перекидывая узелок с плеча на плечо. – Крестный ход. И уже не первый. Тут такое по два раза в месяц устраивают.

– А зачем?

– Да все надеются на что-то, – усмехнулся вагант. – Молятся, чтобы Господь изгнал бесов из здешнего князя.

– Бесов?.. – встрепенулся кардинал, отпихивая меня локтем. – Верно ли я понял тебя, сын мой? Правитель этой местности одержим бесами?

– Между нами говоря – нет, – понизил голос вагант. – Поверьте, святой отец, бесы тут абсолютно ни при чем. Просто наш славный князь Эммерих – совершеннейший дегенерат.

– А-а-а… – разочарованно откинулся на сиденье кардинал. – Тогда здесь бессилен даже Крест Господень…

Крестный ход прошел мимо, и кучер вновь стегнул лошадей. Я уставился на неспешно проплывающие за окнами пейзажи.

Леса, поля… природа. Глядя на зеленеющую растительность, я жалею, что лишен легких. Вдохнуть полной грудью – одно из многих удовольствий, которые человек совершенно не ценит. Мало кто задумывается над тем, каково это – не дышать совсем.

Безусловно, в этом есть немалые преимущества – я не боюсь задохнуться или отравиться ядовитым газом, меня нельзя задушить, мне не нужен акваланг для погружения на морское дно. А благодаря удивительно прочному чешуехитину я могу выйти в открытый космос без скафандра.

В общем, это все здорово и замечательно. Но все же иногда бывают минуты, когда все бы отдал за запах свежей травы. Грустно мне сейчас почему-то. Даже в очередной раз хочется убить себя.

– Патрон, таких мыслей у тебя не должно возникать ни в коем случае. Гони их всеми силами.

– Отвянь, шизофрения…

Так незаметно прошел еще один день. И еще один. Закончились земли немецких княжеств, и мы въехали на территорию Франции.

Франция этого мира намного меньше нашей – что нынешней, что средневековой. Все потому, что южные области французскими не являются, а являются независимыми, хотя и не слишком крупными королевствами – Севенния, Лимож, Вандея, Гиень, Гасконь, Наварра, Каталония.

А виноваты в такой разделенности наши остроухие братья. Добрая половина эльфов этого мира обитает именно здесь – к югу от Франции. И к северу тоже – там, где в нашем мире Бельгия и нидерланды.

Конечно, их присутствие в значительной степени повлияло на ход истории.

Политически здешняя Франция тоже ничуть не похожа на ту, которую знаем мы. Здесь нет никаких Валуа, Бурбонов и кто там еще у них был. Вот уже почти триста лет французами правит славная династия Думергов. Нынешний монарх – король Гастон Первый – взошел на трон пять лет назад и намеревается носить корону еще очень долго.

Прекрасного Парижа, который, по слухам, даже блистательнее нашего, мы не увидели. Слишком большой крюк пришлось бы делать. Во Франции мы пробыли каких-то полдня и рассматривали ее пейзажи только из окна кареты. Надо торопиться, чтобы успеть на открытие ассамблеи.

Если начертить наш маршрут на политической карте, то становится непонятным – зачем мы вообще двинули через Францию. Вроде бы гораздо быстрее напрямки – через Тироль, Цизальпию и земли гномов. Но вопрос снимается, если взглянуть на карту физическую. Ибо в этом мире, как и в нашем, существуют Альпы. И тут они представляют даже более грозную преграду.

Конечно, пересечь Альпы – задача решаемая. Ганнибал их перешел, Суворов перешел. Там тоже проложены пути-дороги, там тоже ходят караваны и отдельные путешественники. Но все же этот путь куда более тернист, чем обходной, через Францию, земли эльфов и Севеннию.

А если есть торная дорога – нафига ломать ноги на горных перевалах?

– Скучно мне, скучно!.. – прохрипел я, подпирая щеку кулаком. – Давайте, что ли, в города поиграем?

– А это как? – не поняла Аурэлиэль.

– Ну, я называю какой-нибудь город. Потом ты называешь другой город, начинающийся на последнюю букву того города, который назвал я. Потом падре называет третий город – на последнюю букву твоего. И так далее. Кто не сумел ничего назвать, тот проиграл.

– Интересно, интересно! – оживился Цеймурд. – Можно и мне тоже поучаствовать, пан Яцхен?

– А чего ж нельзя? Падре, вы играете?

Кардинал, тоже мающийся от скуки, немного подумал и кивнул. Пана Зовесиму мы спрашивать не стали – к тому же он, кажется, дремлет.

Я почесал репу и назвал город, который всегда в этой игре называю первым:

– Москва.

– Я что-то не слышал о таком городе… – наморщил лоб Цеймурд. – А мне-то казалось, что я неплохо знаком с описанием земель… Это где-то в Африке?

– Да, в Африке. Такая маленькая негритянская деревушка на краю баобабового леса.

– Проклятый демон, ты, наверное, хитришь… – с подозрением посмотрела на меня Аурэлиэль. – Ладно, пусть будет по-твоему. Айнельдеон.

– А это где такое?

– Это эльфийский город. Что-то не устраивает?

– Устраивает, устраивает. Зеленый, твоя очередь. На букву «ны».

– Наглыкдык.

– Дай угадаю. Это гоблинский город?

– Да, это один подземных городов, населенных моими сородичами.

– Все с вами ясно… Ну что, падре, вам на букву «кы».

– Картахена. Это в Испании.

– Угу. Мне, значит, опять на «а»… Архангельск.

– Калльанарорья, – сказала Аурэлиэль.

– Ябудар, – продолжил Цеймурд.

– Руан, – внес свою лепту дю Шевуа.

– Новороссийск, – заявил я.

– Кирьяпандариль.

– Луццара.

– Авиньон.

– Нальчик.

– Почему мне опять на «к»?.. – расстроилась Аурэлиэль. – Я больше не помню городов на «к»!

– Значит, проиграла.

– Ты что, специально так подстроил, чтобы проиграла именно я? Я всегда знала, что коварство демонов не знает границ!

– Не подстраивал я ничего… – пробурчал я. – Чего сразу кипеш-то поднимать?

– Точно не подстраивал?

– Точно, точно.

– Тогда ты мог бы и поддаться. Я же все-таки девушка!

– Да ладно тебе из-за такой фигни переживать… Не корову же проигрываешь…

Цеймурд поковырял в носу, глядя на нас с эльфийкой. О чем-то задумался. А потом неуверенно сказал:

– Пан Яцхен, я вот тут подумал об одной вещи… Можно задать тебе вопрос?

– Если только несложный.

– Мне в последнее время немного интересно – а существует ли на свете пани Яцхенова?

– Чего?.. – не сразу понял я. – Ты это о чем?.. а!.. В смысле, женат ли я?

– Да, именно.

– Нет, по жизни холостой. Девушки меня не любят… почему-то. Фиг знает, почему. По яцхеновским стандартам я очень даже привлекателен. А ты сам-то женат?

– Вдовец, – смиренно опустил глаза гоблин. – Моя дражайшая супруга скончалась прошлой зимой, рожая мне дочь. Дочь тоже скончалась.

– Сочувствую.

– Да нет, ничего, у меня еще четверо детей есть… – рассеянно ответил Цеймурд. – Два сына и две дочери. И три внука.

Я удивленно вытаращился. Ничего себе у гоблинов с этим делом! Тридцать лет с небольшим – а уже трижды дедушка. И при этом сам еще гоблинят стругать не бросил. Неудивительно, что они плодятся быстрее китайцев.

– А сколько лет-то детишкам? – из вежливости спросил я.

– Сыновьям – восемнадцать и четырнадцать, дочерям – шестнадцать и тринадцать. У старшего сына подрастают двое детей, у старшей дочери недавно родился первенец. Младшая тоже скоро должна порадовать – четвертый месяц уж, как понесла. Думаю, к концу лета ощенится.

Вот оно как. У них и беременность протекает раза в полтора быстрее, чем у людей. Оно логично, конечно.

Только чего это он так грубо о собственной дочери? «Понесла», «ощенится»… прямо как о собаке. Или у гоблинов так принято?

Не буду спрашивать, больно уж тема скользкая.

– Ариэль, а ты замужем? – скучающе спросил я.

– Нет, – как-то странно сузила глаза эльфийка. – И задавать такие вопросы в лоб – некультурно.

– А чего не замужем? Не берет никто?

– Твой язык грязен, как гоблинская подошва.

– У меня чистые, – забеспокоился Цеймурд, осматривая ноги.

– Это просто такое расхожее выражение. Простите, пан Цеймурд, я не желала вас обидеть.

– Ну ладно, если вдруг соберешься замуж – бери меня в подружки невесты, – рассеянно предложил я, колупая стекло пальцем. До меня неожиданно дошло, что последние несколько минут за окном подозрительно темновато. А ведь до вечера еще далеко.

Оказалось, что мы как-то очень незаметно въехали в лес. И не просто какой-то там лесок, а настоящий дремучий бор. Исполинские дубы – даже не столетние, а тысячелетние. В Беловежской пуще такие изредка встречаются.

Но тут – не изредка. Каждый из этих лесных великанов можно обнести заборчиком и поставить табличку – «Исторический памятник, охраняется государством». Боюсь даже представить, сколько этим колоссам лет.

– Божелесье, – тихо произнесла Аурэлиэль, глядя в окно. – Извечный оплот Народа.

– Это мы что, уже в землях эльфов? – уточнил я.

– Да. Сам не видишь?

И верно, мог бы догадаться. На территориях людей таких дубрав не встретишь. Если амазонская сельва – «легкие планеты», то эльфийское божелесье – «легкие Европы».

– Патрон, «легкие планеты» – это скорее как раз леса умеренной зоны, – заметил Рабан. – Российские и канадские прежде всего. А тропические так называть неверно.

– Это почему еще?

– Понимаешь, тропические леса, конечно, производят очень много кислорода, но одновременно с этим еще и постоянно разлагают органические вещества. В результате весь углекислый газ они сами же и возвращают обратно в атмосферу. Плюс еще и дополнительный кислород при этом потребляется. Так что называть амазонскую сельву «легкими планеты» – это просто широко распространенное заблуждение. От сибирской тайги в этом смысле пользы гораздо больше.

– Я мало что понял, но тебе верю на слово, – лениво согласился я.

Напрягаю направление, сканируя окрестности. Удается это не так-то просто – здесь в воздухе словно висит какая-то дымка. Направление работает с перебоями, информация поступает в сильном искажении. Как будто повязку на глаза надели.

Дорога причудливо петляет меж деревьев. Кони перебирают ногами медленно, с явной настороженностью. Домашние животные, прирученные людьми на заре времен, они чувствуют себя не в своей тарелке в этом царстве дикой природы. В эльфийской богороще куда естественнее смотрится единорог, чем запряженная лошадьми карета.

Единорог. Не веря своим глазам, я уставился в прогал между гигантскими дубами. Как в воду глядел – там и в самом деле виднеется самый настоящий единорог. Белоснежный красавец, похожий на тонконогого жеребца с ослиным хвостом и витым рогом во лбу. На нас смотрит без малейшего страха, однако на контакт явно идти не собирается.

– Единороги говорящие? – задал вопрос в никуда я.

– Нет, – ответила Аурэлиэль. – Они не могут говорить в привычном тебе смысле. Но они понимают любой язык и могут общаться с народом через… это трудно объяснить непосвященному. Люди их не понимают, но мы понимаем.

– То есть они разумны, – печально произнес я. – Жаль.

– Почему?

– Так…

Не стану же я объяснять, что мне пришло желание попробовать на вкус единорожье мясо? Окажись эта лошадка обычным животным – вполне возможно, отправился бы сейчас на охоту.

Кажется, единорог это мое желание тоже уловил. В огромных влажных глазах появилось какое-то странное выражение… презрение, что ли? Или этакая брезгливая жалость?

Однако с места он по-прежнему не тронулся. Так и простоял неподвижно, пока наша карета не скрылась за поворотом. Я довольно долго смотрел через заднее окошко.

Вообще, чувствуется, что эльфы воспринимают понятие «государство» совершенно иначе, чем мы. То есть не мы, а люди. Я ведь яцхен, хотя подсознательно все еще считаю себя человеком и иногда путаюсь.

Неважно, в общем. Суть в том, что у эльфов нет такой вещи, как государственная граница. Рубежи у них нечеткие, почти прозрачные. На картах эльфийские территории очерчиваются пунктирной линией. У них не бывает таможен, посольств и прочих атрибутов такого рода. Всякий волен входить в эти священные леса по своему желанию.

Только вот случиться с незваным гостем может всякое…

Карета остановилась. Петлявшая меж деревьев дорога попросту закончилась. Точнее, превратилась в узенькую тропку, годную только для пешехода. Максимум – для всадника. Но уж никак не для комфортной кареты-четверика. Дальше мы не проедем.

– Следовало ожидать чего-то подобного, – вылез наружу кардинал, шумно покряхтывая. – Наши остроухие братья во Христе не слишком отягощают себя заботами об удобстве странствующих и путешествующих…

– Эльфу не нужна линия на земле, чтобы не заблудиться, – сухо заметила Аурэлиэль. – Мы позволяем существовать этим тропам исключительно ради снисхождения к нуждам потомства Адамова.

Что ж, с ней не поспоришь. Эльфы действительно не используют никакого транспорта, передвигаясь исключительно на своих двоих. И по ориентированию на местности у каждого твердая пятерка. Так что дороги им и в самом деле пофиг.

Но все-таки могли бы оставить парочку трактов. Хотя бы из вежливости. Как-никак, здесь их божелесье врезается в континент глубоким клином, отсекая северные страны от южных.

Если какому-нибудь, допустим, французу захочется отправиться в Ватикан сухопутным путем, ему обязательно придется либо плутать в эльфийских лесах, либо карабкаться по горам гномов. Можно сделать большой крюк и проехать через Цизальпию, но там горы вообще круче некуда – проехать конному совершенно невозможно. А можно сделать еще более длинный крюк, объехав вокруг Италийского озера («каблук» Италии в этом мире соединен с материком), но это удлинит путь раза так в три.

– Что будем делать, падре? – спросил я, вороша кусты в поисках чего-нибудь съедобного. – Поезд дальше не пойдет, рельсы на металлолом разворовали.

– Ничего страшного, – пожал плечами кардинал. – Мы предполагали, что нечто подобное может произойти. Недаром знающие люди советуют не пытаться пересечь эльфийской чащобы на чем-то о четырех колесах.

– И что, дальше пешком?

– Да, пешком. Возьмем скарба по мере возможности и пойдем дальше на своих двоих. Выйдя из чащи, сядем на попутный дилижанс. А пан Кручина вернется с каретой к ближайшему городу и дождется там нашего возвращения.

Я сочувственно посмотрел на кучера. Не доведется парню побывать в Риме… Ромеции. Обидно. На всю жизнь могли бы остаться впечатления.

– А может, своими силами дорогу сделать? – внес предложение я, выпуская когти. – Хотите, устрою аттракцион «Человек-лесопилка»?

– Не смей!.. – истошно взвизгнула Аурэлиэль, повисая у меня на руке. – Не прикасайся!..

– Это будет весьма неблагоразумным, пан Яцхен, – хмуро кивнул Цеймурд. – Эльфы крайне недоброжелательны к тем, кто покушается на их деревья. Посмотри-ка вон туда…

Я посмотрел в указанном направлении. Морщинистая лапка гоблина тычет в сторону кряжистого дуба. Там к коре прилипла какая-то мерзость. Я уже замечал ее краем глаза, но не обратил внимания. А теперь подошел поближе, рассмотрел повнимательнее… и чуть не офигел.

Вокруг дерева обмотаны человеческие кишки. Уже частично сгнившие, но все еще узнаваемые.

– Это что такое?.. – тихо спросил я.

– Видишь ли, пан Яцхен, у эльфов есть один довольно суровый закон, – покривился Цеймурд. – Несмотря на то, что местные эльфы в большинстве своем исповедуют христианство, они все еще не отошли от некоторых древних обычаев. Один из них – обожествление богорощ и дубов, которые в них растут. Если некий святотатец в преступном умысле или же просто по неведению срежет или хоть как-то повредит кору такого дуба… ты сам видишь, сколь жестока будет расправа. Несчастному вырезают пупок и пришивают к той части дуба, которую преступник ободрал. А затем вертят его вокруг дерева, пока кишки полностью не намотаются на ствол. Таким образом они как бы возмещают дубу ободранную кору.

– Что, правда, что ли?.. – обомлел я.

– Правда, патрон, – подал голос Рабан. – Чистая правда. Этим занимается особая эльфийская организация – ее сотрудников называют Карателями. Этакий эльфийский КГБ, если проводить аналогии с твоей цивилизацией.

– Вот это ни фига себе. А я-то думал, что эльфы добрые.

– Добрые?.. Жестоко заблуждаешься, патрон. Эльфов можно называть по-разному – благородными, возвышенными, аристократичными, одухотворенными… но будет большой ошибкой называть их добрыми. Внешне они очень похожи на людей, но менталитет совершенно другой. Даже если на словах местные эльфы и приняли христианство, в душе у них все равно другой бог – Мать-Природа. Невозможно даже представить эльфа-дровосека, эльфа, разводящего костер или строящего шалаш… Деревья для них священны. Эльф скорее простит убийство любимого сына, чем причинение вреда одному из этих дубов.

Я снова посмотрел на обмотанные вокруг дерева кишки. Не повезло кому-то.

А вот интересно – что эти Каратели стали бы делать со мной? Даже если предположить, что я не буду сопротивляться… пупка-то у меня нет! И кишок нет.

Хотя нет, насчет кишок не уверен – до сих пор толком не разобрался в собственной анатомии. Может, и есть. Я же как-то перевариваю пищу – значит, должна быть пищеварительная система. Но вряд ли такая, как у людей.

– В общем, я так понимаю, аттракцион «Человек-лесопилка» отменяется, – задумчиво произнес я. – Придется все-таки пешкодралом. Тут далеко?

– Если не встретим никаких препон – к концу недели прибудем в Севеннию, – степенно ответил дю Шевуа, вытаскивая из кареты узловатый посох. – Ничего страшного. Господь наш ходил пешим, значит и кардиналу это не зазорно.

– Угу, – согласился я, пристраивая на спине мешок с продовольствием.

Не знаю, как в этом эльфийском заповеднике с охотой – может, за нее глаза выкалывают? Лучше перестраховаться и прихватить жратвы побольше.

Остальные члены делегации тоже не выказывают особого расстройства. Слуги (до сих пор не знаю их имен) перебирают дорожный скарб, прощаются с кучером. Цеймурд укладывает в рюкзачок кломпы, разминает босые пальцы. Для здешних тропок деревянные башмаки – не самая лучшая обувка, тут можно смело ходить босиком.

Аурэлиэль вообще лыбется, как повидло. Родина, как-никак. С лица даже пропало всегдашнее выражение ах-как-ужасен-сей-мир-и-какое-быдло-меня-окружает. Глаза засветились тем потусторонним светом, который я иногда там замечаю. На какой-то миг даже показалось, что я вижу ее такой, какими эльфов видят люди – воздушным созданием неземной красоты. Наверное, в этой древней богороще эмпатические чары становятся еще сильнее.

Грустит только наш советник по иностранным делам. Судя по фигуре, пан Зовесима в жизни не занимался физическим трудом. Ходить пешком по дремучему лесу – непосильный труд для кабинетного работника.

Ничего, притерпится как-нибудь.

– Ну что, двинулись? – спросил Цеймурд, втягивая носом воздух. – Что-то мне в этих лесах как-то не по себе все-таки… Надеюсь, мы тут надолго не задер…

Резкий свист. Наш переводчик осекся и глупо заморгал глазами, уставившись на оперенную палочку, выросшую из плеча.

Эльфийская стрела.

Глава 19

Я мгновенно сорвал рясу и выпустил когти, вставая в оборонительную позицию. Напряг направление, выискивая напавших. Без особого успеха – в эльфийской богороще мое шестое чувство по-прежнему барахлит. Только и сумел понять, что в зарослях притаились несколько… объектов. Фиг поймешь, кто это. Эльфы, скорее всего.

– Tangado haid! – послышалось сзади.

Я медленно повернулся. Прямо на меня смотрит остро отточенный наконечник стрелы. Тощий мальчишка-эльф не проявляет ни малейшего испуга – лишь пальцы чуть заметно подрагивают на тетиве. Одно неверное движение – и меня подстрелят.

Впрочем, толку от этого не будет. Он бы еще на черепаху с луком вышел, наивный эльфийский юноша. Мой панцирь и медвежьим жаканом-то не пробить.

Зато остальным членам делегации опасность угрожает самая настоящая. Худощавые эльфы с холодными глазами окружили нас со всех сторон. Одеты все очень легко – что-то вроде монашеских ряс с капюшонами, только шелковых и укороченных до колен. И каждый вооружен длинным луком.

Начнут стрелять – мгновенно превратят в ежей всех, кроме меня, неуязвимого.

– Á autal i norollë ar ortal máryar or caseryar! – послышалось из-за кареты. Слуг уже вытащили наружу и заставили поднять руки.

Возможно, я сумею среагировать достаточно четко и поймать пару-тройку стрел. Однако всех и каждого я защитить не смогу. Рук у меня только шесть, а не сто.

Из чащи вышел еще один эльф. Женщина. Появилась совершенно бесшумно, ступая легко, как невесомая тень.

Похоже, этой мадам немало лет – в волосах видны седые прядки, под глазами крохотные морщинки. Для эльфа подобное – признак глубокой старости, такими они становятся на третьем тысячелетии жизни. Одета в снежно-белое платье, на голове золотая тиара, на груди – золотой нагрудник, на поясе пряжка с мягко светящимся белым камнем. За пояс заткнут длинный золотой серп.

– Á horta pilindi tengwenyanen, – спокойно произнесла пожилая эльфийка, поднимая руку.

Кажется, это она что-то приказала своим бойцам. Луки чуть-чуть опустились, напряжение на тетивах ослабло.

– Чего она говорит? – процедил я стоящему рядом Цеймурду.

– Приказывает тебя убить, пан Яцхен, – ответил гоблин, держась за простреленную руку. – И грязно ругается. Называет тебя [цензура] шестирукой мартышкой.

– Какого хрена?! – возмутился я.

Мальчишка-эльф при виде моей клыкастой пасти испуганно вздрогнул. Пальцы разжались, стрела сорвалась с тетивы… и вошла точно мне в глотку.

Челюсти резко сомкнулись. Я закашлялся, выплевывая щепки пополам с черной слизью. Больно, черт возьми. Этот засранец ранил меня в нёбо – там у яцхенов брони нет. Не смертельно, конечно, и рана уже начинает затягиваться, но…

– Я попал?.. – испуганно пролепетал эльф.

– Да, ты попал! – зло прохрипел я, сминая ладонью обломок стрелы. – Ты конкретно попал, парень!

– Я извиняюсь за поступок моего подчиненного, – заговорила пожилая эльфийка, с тревогой глядя на мою пасть. Заговорила на беглом французском. – Он еще неопытен и склонен терять присутствие духа в присутствии нечистой силы.

– Нечистая сила – это я? – хмыкнул я, слегка успокаиваясь. – Ладно, хрен с ней, со стрелой. Меня такой фигней все равно не убьешь. Но вот мартышкой обзываться не стоило – обидно, между прочим.

– Я ничего подобного и не говорила, – покачала головой эльфийская командирша. – Тебя ввел в заблуждение гоблинский перевод. Никогда не стоит доверять словам vara tevin-sancossi. Avá ricë quettanyar, yond’ orco, – холодно произнесла она, облив Цеймурда ледяным презрением.

– Она просто приказала лучникам пока что не стрелять, – шепнула мне Аурэлиэль, тоже бросая на гоблина гневные взгляды. – Тебя никто не оскорблял. В эльфийском языке вообще нет ругательств.

– Тогда я тоже извиняюсь, что психанул, – покладисто согласился я. – Замяли, ладно?

– В таком случае подними руки так, чтобы я их видела, vara arauce. Все шесть. Иначе я сделаю тебя похожим на ежа.

– Да на здоровье, – хмыкнул я, поднимая руки. – Можешь даже когти сосчитать для полной уверенности. Вот, все на виду.

Эльфийка чуть нахмурилась, шевельнула губами и произнесла:

– Taphae… nelphae… canaphae tollui. Сорок восемь?..

– Сорок два, Ковалевская хренова.

– Как же сорок два? Шесть рук, на каждой по восемь пальцев. Шестью восемь – сорок восемь.

– Не по восемь, а по семь. Шестью семь – сорок два. Контактные линзы надень, бабушка.

У эльфийки ощутимо задрожали губы. В глазах промелькнул гнев. Она гордо выпрямилась, выставила вперед подбородок и сухо произнесла:

– Я Атанварниэ-Эстэль Нотвэ-нья-Тари-Алкэ, дочь Тинвендила Всезнающего, благородная аркуени королевской крови! Следи за своим языком, когда обращаешься ко мне, vara arauce!

А ведь прав был наш боцман, когда перечислял эпитеты, которые ни в коем случае нельзя употреблять по отношению к дамам. Помнится, во главе списка стояли прилагательные «некрасивая», «толстая» и «старая»…

Луки снова поднялись на уровень глаз. Судя по гневно дрожащим губам командирши, огонь может быть открыт в любую секунду. Что прикажете делать?..

Рядом промелькнула хрупкая фигурка. Аурэлиэль. Наша эльфийка кинулась в ноги госпоже Атанварниэ и что-то торопливо затараторила на своем чуркистанском языке.

Я, конечно же, не понял ни слова. Но вроде бы Аурэлиэль удалось смягчить гнев обиженной старушенции. Выслушав взолнованную тираду, та снова посмотрела на меня и недоверчиво произнесла:

– Sina ulundo alquetimavë úvanima ná. Ma anwavë natyë núrerya, sellinya?

– Yana né nirmë herinyo, – неохотно ответила Аурэлиэль.

– I atani anwavë analasailë nar, ai merintë turë i rauco, – покачала головой Атанварниэ, но все же подняла руку и коротко приказала: – Avahortal.

Луки вновь опустились.

– Ты родился под счастливой звездой, демон, – устало выдохнула Аурэлиэль. – Моя почтенная родственница согласна оказать высочайшую милость, простив твои дерзкие слова. Благодари же ее.

– Родственница? – удивился я.

– Очень-очень дальняя, – сухо заметила Атанварниэ. – Ветви наших семей разошлись так давно, что свидетельства былому родству можно найти лишь в древних летописях. И мой род немыслимо древнее и знатнее.

– А чего ж вы тогда в бандиты-то подались, ваше эльфийское величество? – хмыкнул я. – Монашки – и вдруг занимаются бандитизмом… бред какой-то.

– Монашки… о чем ты говоришь, vara arauce?

– А вы разве не монашки?

– Мы лучники!

– И лучницы! – добавила молоденькая эльфийка.

– А на хрена тогда одеты в монашеские рясы?

– Да что ты понимаешь в эльфийской моде, мерзость ходячая?! – накинулась на меня Аурэлиэль. – Это не рясы, а маскировочные костюмы! И вообще замолчи! Немедленно замолчи и не усугубляй ситуацию!

– Согласен, – заговорил кардинал, выступая вперед. – Закрой рот, демон. Ты и так уже слишком много наговорил. Я прошу прощения за невежеское поведение моего послушника, ваша светлость. Будет ли мне позволено принести свои извинения?

Почтенная Атанварниэ на миг задумалась, а потом неохотно кивнула. Ей тоже не хочется усугублять конфликт. Конечно, взвод эльфийских лучников – это взвод эльфийских лучников… но демон – это все-таки демон!

– Кстати, мы вовсе не бандиты, – сурово сообщила Атанварниэ. – Мы пограничный отряд. Как раз бандитов мы здесь и отлавливаем.

– А мы тут при чем? – не выдержал я. – Мы тут вообще просто в походе. Пионерском. Только я красный галстук дома забыл.

Кардинал свирепо зыркнул на меня, едва не скрипя зубами, и подозвал пана Зовесиму. Вдвоем они принялись объяснять эльфийской командирше, что почем и какого хрена мы тут делаем. Пан Зовесима предъявил какие-то бумаги, кардинал показал какие-то святые регалии… в общем неурядицу как-то потихоньку утрясли.

– Вам следовало согласовать проезд с нами, – для порядка заметила Атанварниэ.

– Имеется определенное затруднение сему, ваша светлость, – чуть слышно забормотал пан Зовесима. – Ввиду того, что ваше государство лишено централизованной власти и урегулированных органов таможенного контроля, нам не удалось пройти все положенные инстанции в положенные сроки… Мы вынуждены были ограничиться разрешением от уполномоченного посла, заверенным личным секретарем тари… Приношу свои извинения за определенное самовольство с нашей стороны и прошу принять заверения в исключительно мирных намерениях…

– Я по-прежнему не одобряю такого вопиющего безобразия, как провоз через богорощу vara arauce. Но раз уж вам удалось уломать саму тари, мне остается лишь смириться и посодействовать в том, чтобы это создание покинуло священные земли как можно скорее.

Пан Зовесима согнулся в низком поклоне. А я в очередной раз подивился, насколько же все-таки велико в этом мире влияние Папы Римского.

Эльфы на дух не переносят демонов. Позволить кому-то подобному мне вступить под сень священных дубов… с их точки зрения это самое настоящее святотатство. Но папа попросил эльфийскую королеву о личном одолжении. И та быстренько задвинула высокомерие куда подальше, любезно ответив, что будет счастлива оказать услугу Ватикану.

Впрочем, отказ был бы не слишком мудрым поступком. Ведь папский нунций мог бы и поинтересоваться, не слишком ли сильно заносятся благородные аркуени? Не есть ли это проявление эльфийского национализма? Не нуждается ли древняя богороща в визите доброжелательно настроенных ревизоров из святой инквизиции?

Да и в любом случае отказ или разрешение абсолютно ничего не значат. Я с легкостью могу взмахнуть крыльями и подняться выше крон, где меня не достанет никакая стрела. Горгулий, к примеру, в богорощах тоже не привечают, но им это глубоко до задницы. К их услугам все небеса.

Надо было так и сделать, наверное. Чтоб не раздувать из мухи слона, ссорясь по пустякам с пограничниками. Я не гордый, мне не в падлу пролететь эльфийские земли в заоблачной вышине.

Жаль, что это никому не пришло в голову. Люди имеют обыкновение забывать о летательных возможностях яцхена. Да и сам яцхен имеет обыкновение об этом забывать – ибо еще относительно недавно был таким же человеком.

– Я выделю двоих из своего отряда вам в сопровождение, – повела рукой Атанварниэ. – Илис, Вэрийамо, вам поручается сопроводить их до границы древ.

Два самых юных эльфа неохотно шагнули вперед. Крохотная светловолосая девчонка с не по росту огромным луком и тот самый парнишка, что всадил стрелу мне в пасть. На меня они смотрят примерно с такими же лицами, что Аурэлиэль при первом знакомстве.

Впрочем, она и сейчас смотрит на меня почти так же.

– …десять тысяч сто двадцать три, десять тысяч сто двадцать четыре, десять тысяч сто двадцать пять, десять тысяч сто двадцать шесть, десять тысяч сто двадцать семь, десять тысяч сто двадцать восемь… – бормочу себе под нос я.

– Что ты делаешь? – не выдержала шагающая рядом Аурэлиэль.

– А на что это похоже? Считаю шаги.

– Это я поняла. Но почему ты начал сразу с десяти тысяч?

– Чтобы казалось, что я уже много прошел.

Аурэлиэль непонимающе моргнула и приоткрыла рот, безуспешно подбирая слова. Нет, все-таки никогда эльфу не понять загадочную русскую душу.

Эльфы ходят по лесу совершенно бесшумно. Плывут впереди два таких бесплотных призрака – ни единого звука, ни единого шороха. Словно вообще ничего не весят. Неудивительно, что эти ребята сумели подкрасться незаметно даже ко мне.

Аурэлиэль тоже ходит тихо, но все-таки не так. Она девушка городская, уже много лет живет среди людей – некоторые навыки поневоле притупились. Да и тренировок специальных она не проходила.

Кстати, интересно узнать, что за тренировки такие проходит эльфийский спецназ. Я прибавил шагу, нагоняя наших проводников. Они, конечно же, тоже прибавили шагу, беспокойно озираясь на мою трехглазую харю.

Но где уж им сбежать от яцхена? Через пару минут я вежливо положил руку на плечо тому эльфу, что оказался чуть медленнее, и сказал:

– Друг, а можно у тебя кое-чего спросить?

– Что?.. – испуганно пискнул эльф… то есть эльфийка.

Вроде бы это девушка. Все еще не совсем уверен – у эльфов мужчины и женщины одинаково женоподобны. Голоса тоже одинаково писклявые. Перепутать очень легко, так что путаются многие. Чтобы быть уверенным совершенно точно, нужно раздеть объект догола, но они этого почему-то не позволяют.

– Ты ведь женщина? – уточнил я.

– Нет, я воин! – возмутилась лучница.

– Но при этом женщина?

– Нет, я воин!

– Слушай, ты либо мужчина, либо женщина. Третьего не дано. Ты мужчина или женщина?

– Илис, это существо досаждает тебе? – храбро вмешался ее напарник.

– А, это ты, доблестный Вильгельм Телль! – оживился я. – К тебе у меня вообще отдельный разговор. Ты на хрена мне в хавло шмальнул? А если я тебе?

– Я не хотел, – стыдливо признался мальчишка. – Я нечаянно. Меня вообще сегодня первый раз взяли в рейд.

– Новобранец, значит. Дух бесплотный. Все мы с этого начинаем, да. Только это ни разу не оправдание. Рука, что ли, сорвалась?

– Нет… просто я целился в глаза…

– В глаза?.. Мне?..

– Да… но я еще ни разу не сумел попасть туда, куда целился…

– Я тебе постоянно повторяю – нужно больше тренироваться, – неодобрительно покачала головой Илис. – Не умеющий стрелять эльф подобен гному, боящемуся замкнутых пространств. Estelio guru lоn…

– Эй, при мне говорите на французском, – перебил ее я. – Нефиг тут шифроваться.

– Не может касаться демона речь эльфа, обращенная к другому эльфу! – вспылила Илис.

– А откуда я знаю – может, вы там анекдоты про меня рассказываете? – привел резонный довод я. – Нет уж. Как говорил один мой знакомый огр – у нас порядок такой, что говорить всё нужно громко и открыто, чтоб все слышали.

– У тебя же есть переводчик, – указал на Цеймурда Вэрийамо. – Пусть он тебе и переводит.

– Как показала жизнь, особо доверять ему нельзя, – мрачно произнес я. – Гоблин – он и есть гоблин.

– Тут мы впервые с тобой согласны, – кивнула Илис. – Люди совершили большую ошибку, позволив tevin-sancossi жить подле себя. В наши города им доступ запрещен испокон веку.

– А что они вам такого сделали?

– Пока что ничего особенного. Но от этих зеленокожих отродий можно ждать чего угодно в любой момент. Не обязательно обладать божественным разумом Мимира, чтобы понимать, к чему может привести братание с низшими расами.

А вот эти ее слова мне крепко не понравились. Ибо не секрет, что под «низшими расами» эльфы понимают всех, кроме самих себя. Они ведь такие прекрасные, утонченные, вечно молодые… немудрено зазнаться. А люди – они такие эфемерные, такие недолговечные… и вообще низшая раса. Нечего даже обращать на них внимания.

Гоблины – народец гаденький, но чего-чего, а высокомерия в них точно не замечалось. Со стороны кажется, что у этих карликов вообще отсутствует чувство собственного достоинства. Гоблины охотно унижаются, едят отбросы, ползают в пыли – и все с радостной улыбкой на губах.

Правда, доверять им ни в коем случае нельзя. Если эльф скорее умрет, чем изменит слову, то гоблин, напротив, посчитает за доблесть вонзить кинжал в спину. Они даже Иуду не воспринимают как негодяя – подумаешь, деньжат малость срубил, дело житейское. Да и воровство у них не считается преступлением – главное, не попадаться, а то ведь побить могут.

Я поглядел на луки за спинами Илис и Вэрийамо. Довольно необычные модели. Эльфийский лук – это настоящее произведение искусства, на голову превосходящее любое изделие людей. Делают их из какого-то особенного дерева, по какой-то хитрой схеме.

Весьма трепетно относясь к сохранности своих драгоценных жизней, эльфы в большинстве своем сторонятся рукопашного боя. Им милее дистанционный. Стрельба из лука возведена у них в ранг высокого искусства – тренироваться начинают буквально с колыбели.

Несмотря на хрупкое телосложение и скромную физическую силу, эти существа идеально приспособлены именно для натягивания тетивы. На руке эльфа есть две дополнительных жилы и удлиненная трехглавая мышца, отсутствующие у людей. Иное строение плечевых и локтевых суставов дает возможность выгнуть руку так, как никогда не удастся человеку. К тому же пальцы очень цепкие, а на подушечках утолщена кожа, что позволяет пользоваться самыми тугими луками без всяких перчаток и крючков.

Зрение у них тоже на уровне. Острота эльфийского глаза затмевает даже подзорную трубу. Эти ребята способны разглядеть букашку, копошащуюся на другом конце поля. И не только разглядеть, но и пригвоздить ее стрелой.

Пошел четвертый час похода по лесу. Пока что движемся нормально, без приключений. Усталости не чувствуется совсем – я яцхен, я могу идти без отдыха хоть несколько суток. Или вообще могу прилечь на часок, а потом догнать остальных по воздуху.

Эльфы и гоблин тоже не выказывают признаков утомления. Лесные жители. И слуги не жалуются – в дорогу отправили жилистых парней. А вот кардинал уже малость посмурнел – он мужик крепкий, бывалый, но все-таки в возрасте. Не в его годы пешим туризмом заниматься.

Впрочем, единственный, за кого я серьезно беспокоюсь – пан Зовесима. Этот идет налегке, без груза, однако дышит уже на ладан. Еще часок поперебирает ногами – и брякнется без сил. Надо либо делать привал, либо брать его на закорки.

Оно мне нетрудно, конечно, но как-то не особо хочется. Я вам не вьючный ишак.

А топать еще довольно-таки далеко. Не знаю, сколько конкретно, но далеко. Четверо, а то и пятеро суток. Одним привалом не отделаемся.

Но до чего же все-таки это странное место – эльфийская богороща! Даже не знаю, с чем его можно сравнить. В нашем мире подобных лесов нет и никогда не было. Во всяком случае, в описанной истории человечества.

Насчет допотопных времен трудно сказать с уверенностью. Тогда много было всякого… ныне забытого.

Дубы-колдуны что-то шепчут в тумане… это как раз про богорощу. Здесь и дубы сплошь тысячелетние, и туманом все вокруг застлано. Постоянно такое ощущение, что вот сейчас что-нибудь произойдет… а ничего не происходит. Только призрачные тени скользят в отдалении, и ветер шелестит в листве. Похоже на многоголосый шепот.

Мне упорно кажется, что кроме Илис и Вэрийамо нас сопровождает еще кто-то. Ничего конкретного не видно и не слышно, направление тоже ничего не чувствует, а все равно кажется. Мерещится что-то такое на самой грани подсознания. То ли госпожа Атанварниэ втихомолку отправила нам вслед дополнительных сопровождающих, то ли это какое-то местное чудо-юдо самовольно решило взять над нами шефство…

А может, это Пазузу? О нем уже очень давно ни слуху, ни духу, но мне упорно не верится, что этот гад загорает на берегу реки Лимпопо. Задницей чую недоброе.

Спустя еще пару часов, когда пан Зовесима окончательно пал духом, мы все-таки остановились на привал. Эльфы забраковали две уютные полянки, что-то неразборчиво пробормотав на своем языке, но третью все же одобрили. Чем она отличается от предыдущих, я не понял, но аборигенам виднее.

Развели костер… если, конечно, эту хреновину можно так назвать. Зажигать в богороще настоящий костер станет только пофигист, решивший, что вполне проживет и без кишок. К счастью, у наших проводников нашелся альтернативный вариант.

Эльфы собрали немножко опавшей листвы и горсточку сухих веток, установили над всем этим штуковину, похожую на авангардный мангал, и чего-то там поколдовали. Вспыхнуло пламя. Ярко-зеленое, колеблющееся, отсвечивающее потусторонним светом.

Как объяснили проводники, это так называемый Девственный Пламень. Он ест только мертвую материю и совершенно безопасен для живых существ. В подтверждение своих слов Вэрийамо даже сунул в огонь руку… и удивленно заморгал, глядя на загоревшийся рукав. Зеленое пламя почти мгновенно охватило одежду, ничуть не беспокоя живую плоть.

Илис молча облила напарника водой из котелка. Похоже, с парнем такое и раньше случалось.

– Сen hantanyл… – грустно произнес Вэрийамо, отряхивая с плеч копоть.

– По-французски, – напомнил я, сурово похрустывая пальцами. – Или скушайте кто-нибудь кусок вот этой рыбки. Вкусная, честное слово.

Эльфы уставились на меня с непередаваемым отвращением. Вегетарианцы хреновы. Обмен веществ у них, видите ли, другой. Не понимают, что вся сила в белках, дурачье. Потому и хлипкие такие.

– Немедленно прекрати позорить меня перед сородичами, – понив голос, перешла на дотембрийский Аурэлиэль. – Я и без того чувствую себя неловко. Если хочешь, могу дать тебе слово, что они не говорят ни о чем таком, чего нельзя было бы услышать тебе.

– Тогда почему бы им не говорить понятно? Если ничего такого?

– А почему эльф должен говорить с другим эльфом на людском языке? Только ради того, чтобы ты смог понять то, что никак тебя не касается? Вэрийамо просто поблагодарил Илис за помощь – какое тебе до этого дело?

– Никакого, – не мог не признать я.

Вэрийамо достал из вещмешка гитару. Нет, не настоящую гитару, конечно, а какой-то местный струнный инструмент наподобие лютни. Тонкие пальцы зашевелились, молодой эльф чуть прикрыл глаза и принялся перебирать струны. К макушкам деревьев поплыли певучие трели. Довольно приятный мотивчик – на Моцарта похоже.

– В этой музыке есть волшебство, – негромко произнес Цеймурд.

– Правда, что ли?

– Не знаю. Это эльфы так говорят. Но эльфы часто врут.

Я лениво зевнул, ковыряя в зубах. Скучно. В котелке бурлит похлебка, мелодично тренькает гитара… но скучно. Аурэлиэль скребет пером по бумаге – заполняет дорожный дневник.

Там в основном обо мне. Королевна Лорена поручила ей за мной наблюдать и все записывать. Втайне от меня, конечно.

Но я все равно узнал об этом очень быстро. Благодаря чувству направления я могу читать закрытые книги и запечатанные письма. В Лэнге я так просматривал секретные досье, запертые в сейфах.

Хотя ничего важного так и не нашел. Наверное, по-настоящему важную информацию демоны хранят как-то иначе.

А что она там пишет, кстати?.. Ну да, опять о том, какое я отвратительное создание. Первые дни заметки Аурэлиэль процентов на восемьдесят состояли из жалоб на нелегкую работу и упреков в мой адрес. Потом эмоций понемногу начало убавляться, сообщения стали более информативными, и в них заметно прибавилось объективности. Сегодняшняя запись не особенно отличается от предыдущих. После довольно краткого описания случившегося с нами в богороще Аурэлиэль вновь принялась излагать свой взгляд на меня. Поскольку адресовано все это королевне, пишет она не на родном языке, а по-дотембрийски:

«Не могу не признать, что существо, которое Вы, Ваше Высочество, поручили моей опеке, обладает большой живостью ума. Его суждения быстры и неожиданны, а рассуждения иной раз бывают весьма здравы и даже мудры. Однако уже в следующую минуту он вполне способен обнаружить вопиющую глупость, граничащую даже с идиотизмом.

Мне порой кажется, что все это не более чем притворство, и по какой-то причине он предпочитает выглядеть глупее, чем есть. Возможно, это некий защитный механизм, но я не могу понять, от чего это существо защищается таким странным образом. Разве что от терзающих его сплина и хандры. Если моя гипотеза верна, то это вполне все объясняет, и мне, возможно, следует терпимее относиться к этому несчастному.

За прошедшее время я преподала своему подопечному немало уроков хороших манер, но пока что все мои усилия пропадают втуне. Его вкусы и речь по-прежнему грубы, а манеры попросту отсутствуют. Совершенно ясно, что он никогда не получал сколько-нибудь достойного воспитания и теперь, будучи совершенно взрослым, закостенел в дурных привычках и уже не способен переменить свою натуру кардинальным образом. Особенно печалит его поведение за столом: полное отсутствие опрятности, чудовищный аппетит, отвратительные звуки, с которыми он заглатывает пищу. Порой совершенно опускаются руки. Если бы не Ваш мне приказ, я уже, верно, сдалась бы».

Прочитав о моем скверном поведении за столом, я понял, что мне срочно нужно заморить червячка. Только вот чем?

На эльфийском огне мы сварили котелок похлебки. Вегетарианской, разумеется. Также разумеется то, что эта травянистая гадость меня совершенно не насытила. Поэтому я дождался, пока остальные отвлекутся, и втихаря стал поджаривать перепелку, прихваченную из кареты.

– А в эльфийском языке правда нет ругательств? – спросил я у Цеймурда, вызвавшегося мне помочь.

Гоблины тоже не любят вегетарианскую пищу.

– Еще как есть, – помотал головой Цеймурд. – И очень много. Эльфы все врут. Прикидываются смиренными овечками. А разные недостойные люди им в этом потакают, переводя грязные эльфийские ругательства безобидными словами.

– Это какими?

– «О боже мой» и тому подобное. Но мы, гоблины, до такого никогда не опускаемся. Мы все переводим правильно.

– Ну это хорошо, конечно.

Перепелку мы с Цеймурдом поджарили. И съели. Но костер почему-то потух. Волшебный мангал как-то странно погрустнел, уже и не думая испускать зеленый чарующий свет, на котором так здорово жарится мясо.

Эльфы довольно долго осматривали свой хитрый агрегат, бормоча непонятные слова. Наконец Илис сказала:

– Мы ничего не можем сделать. Девственный Пламень исчез окончательно.

– Почему? Из-за того, что я демон?

– Нет, этого не может быть. Девственному Пламени нет дела до того, кто его использует. Он просто… он просто почему-то перестал работать. Что ты с ним такое сделал?

– Ничего я с ним не делал. Просто немножко попользовался.

– Тогда почему же он перестал работать?

– Сломался, наверное.

– Но что послужило причиной?

– Ну, мы, русские, вообще хорошо умеем ломать… все подряд.

– Зачем?!

– Да обычно само как-то получается. Такая вот у нас национальная особенность – ломать все, что в руки попадет. Помню, наш боцман однажды якорь сломал. Автогеном разрезал.

– Зачем?!

– Поддатый был. Споткнулся о якорь с пьяных глаз, обиделся, сходил за автогеном и отомстил. Наш Семен Макарыч вообще мужик конкретный был. У него все по струнке ходили. Даже якоря.

– А что такое «автоген»? – вмешался в разговор внимательно слушающий Цеймурд. Кажется, он что-то даже конспектирует.

– Такая штуковина, которая режет все подряд.

– Вроде эльфийского клинка?

– Да, почти то же самое. У нас там вообще куда ни глянь – эльфы с автогенами наперевес. Режут всё подряд.

– Твои речи бессмысленны и неправдоподобны, – недоверчиво посмотрела на меня Илис. – Мне кажется, что ты врешь.

– Не обращай на него внимания, сестра, – устало сказала Аурэлиэль. – Я давно отчаялась найти смысл в речах этого создания. Он все-таки демон, не забывай. Нечистая сила. Внутренние проделки его разума загадочны и темны.

Глава 20

Двадцать третье июня тысяча шестьсот девяносто первого года. День, объявленный Церковью этого мира праздником – Днем Единения Народов.

Рим! Вечный Город Рим! Всегда хотел увидеть его собственными глазами – и вот наконец-то увидел.

Правда, это совсем не такой Рим, как в нашем мире. Сходство немалое, но различий тоже полным-полно. Он даже называется не Римом, а Ромецией. И выглядит немного иначе. Колизея, к примеру, нет и в помине – воины Алариха разрушили его до основания, не оставив камня на камне. Сейчас на этом месте разбит огромный сад.

А вот и священный Ватиканский холм, место захоронения святого Петра. Он расположен немного в стороне от городской черты. Во времена Древнего Рима люди вообще здесь не жили – уже тогда эти земли считались святыней. А сейчас Ватикан – средоточие всего христианского мира.

Огромная площадь Святого Петра. В центре – прекрасный фонтан. Напротив – собор Святого Петра. Чуть дальше виден могучий архитектурный ансамбль – папский дворцовый комплекс, включающий богатейшую библиотеку в мире – Ватиканскую.

Нашей делегации пришлось немало попотеть, чтобы сюда добраться. Хорошо хоть, последний этап путешествия – Севенния и Генуя – прошел донельзя гладко и спокойно. Ехали себе и ехали, совершенно без приключений.

Потратив одну из вавилонских рыбок, я наконец выучил итальянский. Еще в дилижансе – завязал беседу с одним из случайных попутчиков, ненавязчиво выяснил, что он коренной итальянец, и по-дружески предложил угоститься рыбкой. Теперь я тоже знаю кунг-фу… то есть итальянский язык.

А вот с латынью я, похоже, обломаюсь. Уже вступая на плошадь Святого Петра, я неожиданно сообразил, что магия тут вряд ли поможет. Чтобы выучить язык вавилонской рыбкой, нужно отыскать того, для кого этот язык – родной. И где же я, спрашивается, тут такого найду? На дворе 1691 год, Римская Империя давным-давно каюкнулась. Говорят-то на латинском многие – в Ватикане вообще практически все – но родным он ни для кого не является. Даже для Папы Римского.

Кстати, нынешний папа, Леон II – француз. Урожденный да Луко, родом не то из Вандеи, не то из Лиможа. Правда, сами себя ни вандейцы, ни лиможцы французами не считают. Да и говорят не на традиционном французском языке, а на провансальском наречии. В южных королевствах оно весьма в ходу.

Прибыли мы с небольшим опозданием, но ничего страшного. Открытие ассамблеи пропустили, зато торжественный банкет еще не начался. А это главное.

Площадь Святого Петра кишит народом. Такие же члены делегаций от разных государств. Полномочных послов прислали все христианские державы без исключений.

По сравнению с остальными Дотембрия смотрится откровенно бедненько. Нас всего-то пятеро плюс пара слуг. Другие королевства представлены куда более многочисленными делегациями. Не пожалели средств на пускание пыли в глаза.

Аж в глазах рябит от баронов, графов, герцогов и прочего высокородного сброда. Короли Франции, Испании и Черногории вообще явились на сходку собственными персонами.

Поскольку на само открытие мы опоздали, торжественной встречи с цветами нам не досталось. Тем не менее перед входом выстроились шестеро здоровенных гвардейцев, глядя бараньими глазами. У дверей – приветственная комиссия. Престарелый кардинал в красной шапочке, пожилой епископ, офицер с павлиньим плюмажем и какой-то монах в белой рясе с низко надвинутым капюшоном. Лица не видно вообще, левую руку прячет в складках одеяния.

– Добро пожаловать в святая святых, – надтреснутым голоском заговорил кардинал, сморщив лицо так, словно собрался чихнуть. – В этот знаменательный день мы рады видеть здесь гостей…

– Сжечь его! – вдруг захрипел монах, указывая на меня пальцем. – Сжечь его немедленно!

Приветственная речь мгновенно захлебнулась. Кардинал и епископ опали с лица, с явной тревогой поглядывая на загадочного монаха. Даже дю Шевуа на глазах побледнел.

У меня появилось нехорошее предчувствие. Не знаю, что это за монах такой, но он несомненно углядел, кто я такой на самом деле.

– Могу ли я узнать, чем вызвано… – испуганно забормотал пан Зовесима.

– Да, что за дела? – перебил его я, наступая на монаха. – Поджигатель нашелся, бляха-муха! Ты что тут за хрен с горы?

– Ты спрашиваешь, кто я такой, тварь? – зло рассмеялся странный тип, делая резкое движение.

Я даже не успел среагировать. Этот гад одним молниеносным взмахом сорвал с меня капюшон. Кардинал, епископ и гвардейцы в шоке уставились на открывшуюся харю. Кажется, кто-то позади начал часто креститься.

– Что, разоблачили? – с каким-то непонятным спокойствием осведомился я. – И как же ты догадался, дух святой?

– Демон… – удовлетворенно кивнул монах, глядя на меня. – Ты все-таки демон, я не ошибся. Я не мог ошибиться.

– Ваше имя-отчество не Лаврентий Палыч случайно? – хмыкнул я.

– Ты удивляешься тому, что я разглядел твою сущность под этой жалкой маскировкой? – покачал головой монах. – Не удивляйся, нечистая тварь. Господь наделил меня властью чувствовать Тьму в душах и видеть сокрытое от глаз. Я весы, взвешивающие людские сердца. Я огонь, убивающий мрак. Я великий инквизитор, тварь. И имя мне – Томмазо Торквемада.

Я невольно отступил на шаг назад, переваривая услышанное. Разумеется, я слышал о том, кто такой Торквемада. Однако никак не ожидал встретиться с ним лично.

Что он вообще тут делает, кстати? Честно говоря, историю Испании я знаю плоховато, но вроде бы Торквемада родился году так в…

– Тысяча четыреста двадцатом, патрон, – тут же дал справку Рабан. – Двести семьдесят лет назад. А в тысяча четыреста девяносто восьмом он умер. В твоем мире. В этом, как видишь, жив по сей день…

Ну да, жив. Спорить трудно. Но какого хрена он делает тут, в конце семнадцатого века? При таком раскладе ему должно быть… ну да, двести семьдесят лет ему должно быть. Для эльфа – буквально сопливое детство, но люди столько не живут. Разве что волшебники, да и то очень редко.

– Не знаю пока, патрон. Я еще поработаю с направлением – когда узнаю побольше, поделюсь.

– Брат Фома, я понимаю, присутствие здесь демона может показаться кощунством, но умоляю, выслушай меня, – торопливо заговорил кардинал дю Шевуа. – Возможно, тебя не поставили в известность, но сам папа разрешил и даже одобрил…

– Я знаю! – гневно перебил его Торквемада. – Я все знаю, Роже! Я был одним из тех, с кем папа советовался, прежде чем принять такое решение! И я отговаривал его всеми силами! К моей печали, мои доводы были услышаны, но не были приняты во внимание…

– Это надо понимать так, что мне можно остаться? – осведомился я. – Сжигать не будете?

– Тварь… – заскрипел зубами великий инквизитор, по-прежнему не показывая лица из-под капюшона. – Нечистая тварь… Мои глаза горят адским пламенем при одном лишь созерцании такого непотребства! К моей печали, сам папа оказывает тебе протекцию. И его слово таково, что демон-христианин, возможно, способен послужить во благо Церкви…

– Считаете, что он ошибается, падре?

– Папа не может ошибаться, тварь! – бешено сжал кулаки Торквемада. – Папа – наместник Господа на земле! Слово его единственно верно и неоспоримо! Да кто ты есть, чтобы сомневаться в Истине?!

– Да не сомневаюсь я, не сомневаюсь! – выставил вперед все шесть рук я. – Слюнями только не брызгайте, ладно?

Торквемада сделал над собой усилие и подавил гнев. Великий инквизитор оправдывает свою репутацию – как мне помнится, в нашей истории он орал даже на королей. Похоже, здешний Торквемада тоже далеко не Сахар Медович.

– Следуйте за мной, – резко произнес он, поворачиваясь спиной. Из-под рясы послышалось тихое лязганье. – Я лично препровожу вас к Папе.

Не знаю, где там живет Папа в нашем мире – как-то не довелось побывать в Ватикане. Но на этой Земле Папа с приближенными обитает в огромном дворцовом комплексе, состоящем из доброй дюжины строений. Каждое из них и само по себе – дворец.

Папа Римский – владыка не только духовный, но и светский. Под его рукой область Папской Италии, включающая в себя все земли южнее Генуи с Венецией и севернее Неаполитанского Королевства. Территория больше Дотембрии примерно двое, а плотность населения – почти вшестеро.

– Если вкратце, патрон, то Томас де Торквемада родился в 1420 году, – заговорил Рабан, не слышимый никем, кроме меня. – В детстве и юности он ничем не выделялся среди сверстников, кроме добропорядочности и набожности. Еще совсем молодым человеком стал монахом нищенствующего ордена доминиканцев, где также проявил себя с самой лучшей стороны. Молва о нем дошла даже до королевского двора – королева Изабелла неоднократно предлагала Торквемаде возглавить крупные приходы. Однако тот, будучи человеком совершенно не тщеславным, всякий раз отказывался. Но в конце концов королева предложила ему место своего личного духовника, и Торквемада уже не смог отказаться от такой высокой чести. Довольно скоро он приобрел неслыханное влияние на весь королевский двор. К его советам прислушивался даже папа. В истории Торквемада сыграл огромную роль – фактически поднял страну с колен, став для Испании примерно тем же, кем для Франции был Ришелье, для Германии – Бисмарк, а для Турции – Ататюрк. В 1483 году Торквемада получил титул великого инквизитора и возглавил испанский католический трибунал. На этом посту проявил себя крайне жестким и бескомпромиссным работником – за пятнадцать лет на посту приговорил к сожжению более двух тысяч человек. Жестокий полубезумный фанатик – вот кем зарекомендовал себя Торквемада к глубокой старости. Никто не мог предсказать, как он себя поведет, как поступит в следующий момент и кого прикажет отправить на костер. Он был беспощаден даже к самому себе – очень мало спал, подвергал себя суровым постам, почти никогда не отдыхал и невероятно много работал. В конце концов он умер – естественной смертью, просто от старости.

«Спасибо за историческую справку, – подумал я. – Познавательно. Теперь бы еще узнать, что с ним произошло в этом мире. Как он умудрился прожить почти триста лет?»

– Этого пока не знаю. Но зато уже теперь могу сказать, что он делает здесь. В этом мире Торквемада, загадочным образом прожив гораздо дольше обычной человеческой жизни, поднялся еще выше, чем в твоем. Он уже не великий инквизитор Испании. Он великий инквизитор всего католического мира.

«Ни хрена себе! Как он еще Папой не стал при такой карьере, непонятно…»

– Судя по всему, к этому он никогда и не стремился. Полностью отсутствуют личные амбиции. Тщеславия ни на грош. Он никогда не был ни кардиналом, ни даже епископом. Его нынешний титул великого инквизитора общемирового значения – неофициальный, нигде документально не закрепленный. Формально он вообще просто рядовой монах-доминиканец. Но видишь сам, кардиналов этот монах гоняет, как бобиков.

Торквемада подвел нас к массивной двустворчатой двери, охраняемой усатыми гвардейцами с алебардами. Из складок рясы выпросталась костлявая длань. Великий инквизитор подошел ко мне вплотную и размашисто перекрестил, явно надеясь, что я сейчас рассыплюсь в прах.

Этого не произошло. По-моему, Торквемада огорчился. Тем не менее, он мотнул головой в сторону дверей и пробурчал:

– Laudare, Benedicere, Praedicare… Ступай, тварь. Папа пожелал лично видеть тебя.

Двери распахнулись. Сопровождаемый кардиналом дю Шевуа и мрачно сопящим Торквемадой, я вошел в кабинет Папы Римского.

Кажется, он меня ждал. Во всяком случае, при виде меня на лице папы не отобразилось ни страха, ни хотя бы удивления. Отвращения или ненависти тоже не заметно.

Уже неплохо.

– Так ты и есть тот самый демон, что был обращен в святую веру? – негромко спросил Папа, внимательно глядя на меня. – Весьма любопытно. Мы многое о тебе слышали, и нам давно хотелось увидеть такую странность воочию.

Я неопределенно дернул руками, в свою очередь разглядывая его. Так уж сложилось, что на протяжении последнего времени я не раз встречался с крупными шишками. Базарил о всяком-разном с королем Дотембрии и даже возил на хребтине его дочку. Несколько раз бывал на аудиенции у императора всей Солнечной Системы и даже стал шафером у его внука. Разговаривал за жизнь с Верховным Магом древнего Шумера и Генералом каабарского Ордена паладинов. Многажды общался с ужасными архидемонами Лэнга, а кое-кому даже начистил репу. Подолгу гостил у самой настоящей богини и даже был в нее безответно влюблен. Своими глазами видел живого и невыдуманного Деда Мороза, оказавшегося совсем не похожим на свой сусальный образ из мультиков.

Но Папа Римский – это немножко особый случай. В отличие от всех вышеназванных, о которых в моем родном мире либо не слышали, либо не верят в их существование, Папа существует и на нашей Земле. В той, прежней жизни, я неоднократно видел его по телевизору.

Совсем другого, конечно, ничуть на этого не похожего, но какая разница?

Для своей должности папа Леон II относительно молод. Как я слышал, ему еще нет и пятидесяти. Сорок восемь или сорок девять лет, точно не помню. Внешне ничем особенно не выделяется – невысокого роста, мягкие черты лица, глаза и волосы черные, брови густые, губы тонкие, нос немного длиннее среднего, уточкой. Самый обыкновенный, ничем не примечательный индивидуум. Одет в белую сутану, на голове папская тиара.

– Должен признать, мы не сразу поверили словам фра Роже, – задумчиво произнес Папа, кивая кардиналу дю Шевуа. – Нам чужды взгляды тех из нас, кто не желает признавать наличие души у созданий нелюдского рода. Однако же демон-христианин даже и нам поначалу показался чем-то совершенно невозможным. Мы едва сдержали перо, первым порывом намереваясь обвинить фра Роже в преднамеренной лжи. Уже после, когда он предоставил доказательства того, что при королевском дворе Дотембрии действительно был окрещен несомненный демон, мы вновь едва не совершили ошибку, собираясь обвинить фра Роже в богомерзкой ереси и отдать его под трибунал. Но нам все же удалось сдержать себя и на этот раз. Мы обратились к Евангелию и подумалось нам – кто мы такие, чтобы умалять и подвергать сомнению милосердие Господа? Разве не заповедовал Иисус прощать даже злейших врагов своих? И если впервые с начала времен случилось невозможное – нашелся демон, пожелавший вернуться к Богу – кто мы такие, чтобы ему в этом воспрепятствовать? Не человеку решать такие вещи – не человеку, но лишь Господу. Кто мы такие, чтобы сомневаться в бесконечной мудрости Его и милосердии?

Я буквально спиной чувствую, как кривится и морщится Торквемада. Кто-кто, а этот злобственный дедушка точно не согласится с такой постановкой вопроса. По-моему, он разве только не облизывается, в мечтах предвкушая мое торжественное сожжение.

– Мы надеемся, что нам еще доведется поговорить с тобой, – окинул меня внимательным взглядом Папа. – Однако сейчас прошу нас извинить. Через несколько минут начнется банкет в честь открытия ассамблеи. Мы должны присутствовать. Фра Роже, ты с сопровождающими лицами тоже приглашен. Надеюсь, вам понравится наша трапеза.

– Это великая честь для нас, Ваше Святейшество, – поклонился кардинал. – Единственное – я не совсем уверен, стоит ли позволять присутствовать там… ну…

– Полагаю, мы можем это допустить, – с полуслова понял его Папа, мягко улыбаясь. – За столом будут присутствовать не только люди. Надеюсь, еще один необычный гость не испортит аппетит остальным. Кстати… как твое имя, демон? У тебя ведь оно есть?

– Олег, – смущенно представился я. – Олег Анатольевич Бритва.

– Это довольно трудно произнести. Можем ли мы ограничиться одной лишь первой частью?

– Пожалуйста. Без церемоний.

– На том и договоримся. А теперь мы вынуждены распрощаться. Брат Фома проводит вас в трапезный зал. Не сочти за оскорбление, Олег, но мы попросили его приглядывать за тобой первое время. Это ни в коем случае не является недоверием с нашей стороны – лишь желанием проявить разумную предосторожность.

– Да я все понимаю… – промямлил я.

Чего уж там – сказал бы прямо, что не может вот так с бухты-барахты принять демона, как своего. Это еще очень мягко с его стороны – я вообще не ожидал, что меня допустят к остальным гостям. Думал, что буду на положении своеобразной демонстрации – типа, поглядите, как у нас тут все политкорректно! Даже демонами не гнушаемся!

Но похоже, что Папа говорит искренне. Даже мой сверхчуткий слух не сумел уловить фальшивой нотки. Трудно поверить, но он, кажется, и в самом деле придерживается тех взглядов, что были здесь озвучены.

А это значит, что Святой Престол ныне занят на редкость достойной личностью.

Глава 21

Я отправил в пасть еще одну головку сыра. Вкусно, хотя соли маловато.

– Патрон, рикотта и должен быть несоленым.

– Угу, – промычал я, хватая еще кусок правой нижней рукой.

А вот этот, наоборот, малость пересолен.

– Это пекорино, патрон. Очень соленый сухой сыр из овечьего молока. Попробуй лучше моцареллу.

– Угу, – снова промычал я, вовсю работая руками и пастью.

Банкет в папском дворце забабахали на славу. Оркестр играет, столы ломятся от угощения. Гости все наряженные, расфуфыренные. Поголовно высшая аристократия и духовенство. Полным-полно образчиков нелюдских народов – чай, ради них все и затевалось.

Вышколенные лакеи не успевают подносить мне блюда. Все шесть рук так и мелькают в воздухе, отправляя в пасть кусок за куском, ломоть за ломтем. Со стороны я, должно быть, похож на бушующий тайфун.

Я выпил огромную миску супа из требухи – бузекки. Сожрал здоровенную рыбину с зеленью – буридду. Уплел вязанку свиных сосисок из печени – мадзафегати. Отправил в желудок целый чан риса с зеленым горошком – ризи э бизи. А сейчас облизываюсь на абраккьо с гарниром из ньокки алла романа. Если по-русски – молочный ягненок с картофельными клецками.

Вот кстати! Довольно странная вещь – Америку в этом мире до сих пор не открыли, однако ж картофель вовсю уплетают. И помидоры я на столе заметил. Откуда, как?..

– Эти растения тут прошли сложный кружной путь, патрон, – сообщил Рабан. – Еще в прошлом веке великий ацтекский путешественник Тескатлико совершил сухопутное путешествие из Америки в Китай, перебравшись через Берингов пролив на кожаной лодке. Этакий индейский Марко Поло. В Пекине он скончался от болезни, и на его родине о новооткрытых землях так и не узнали. Зато в Китае благодаря Тескатлико узнали о картофеле, томатах и какао – предусмотрительный землепроходец захватил с собой плоды и семена, чтобы преподнести их в дар правителю новой земли. С тех пор минуло почти сто пятьдесят лет – за это время новые культуры разошлись по всей Евразии, дойдя и до Западной Европы. В Италии уже почти полвека используют в кулинарии и картошку, и помидоры. А вот какао не прижилось даже в Китае – капризное растение, трудно выращивать.

– Угу. Теперь понятно, – пробормотал я, не особо вслушиваясь. Сейчас меня занимает совсем другое – жареный ягненок. – Не отдам тебя врагу, в своем желудке сберегу…

Мясо очень нежное и постное. Не нужно даже разрезать. Тем более, что вилок на столе нет вообще (эту штуку здесь считают антихристианской из-за сходства с трезубцем Ррогалдрона), а ножи довольно-таки тупые, с закругленным кончиком. Выпускать когти неудобно – еще людей переполошу.

Так что я вцепился в мясо голыми руками. И меня тут же по ним ударили. Сидящая рядом Аурэлиэль в очередной раз заметила нарушение этикета.

– Что я теперь не так сделал? – устало поинтересовался я.

– У тебя отвратительные манеры, – сухо произнесла эльфийка. – Ты находишься не в лесу, а на торжественном приеме. Потрудись запомнить несколько простейших правил хорошего тона. Мясо ни в коем случае нельзя брать всей рукой – только тремя пальцами…

– Это для пятипалых, – перебил я. – А у меня на руке семь пальцев. Мне как?

– Точно так же. Только тремя пальцами. Нельзя погружать руки в мясо. Нельзя подносить мясо ко рту обеими руками – только одной.

– А остальные пять пусть прохлаждаются?

– Да. Не забывай о манерах. И вообще, воспитанный человек надевает за едой перчатки – руки останутся чистыми и не будут обожжены горячими кусками. К сожалению, к тебе это неприменимо…

Я покосился в ее тарелку. Да, сама Аурэлиэль ест в перчатках. Как уже говорилось, вилок здешние правила застольного поведения не предусматривают, а ложкой едят исключительно жидкие блюда. Эльфийка сейчас кушает салатик – берет понемножку тремя пальчиками и чопорно кладет в ротик.

А вот я в перчатках есть не могу. По той причине, что человеческие перчатки на меня не налезают.

Если быть совсем точным, то все-таки налезают, я их несколько раз носил. Только мне в них ужасно неудобно, ибо пальцев целых семь. Примерно как человеку в варежках. Пробовали когда-нибудь ковырять мясо в варежках?

Подали вареных омаров. Я радостно осклабился и тут же отправил первого из них в пасть. Целиком.

Раздался сильный хруст. Во все стороны полетели осколки панциря. Аурэлиэль жалобно всхлипнула и прошипела, беспокойно оглядываясь по сторонам:

– Их же сначала разламывать нужно, столовым ножом! Ну почему ты меня все время позоришь?!

– Извини, – пробурчал я, не переставая чавкать. – Тут ножи больно уж неудобные – фиг что разломишь. Вот почему у них кончик закругленный? Неудобно же.

– Потому что еще совсем недавно специальных столовых ножей вообще не существовало, – устало принялась объяснять эльфийка. – За едой пользовались теми же, что и в повседневной жизни. Практически каждый носил на поясе нож – для всевозможных целей. В качестве зубочистки тоже использовали заостренный кончик ножа. Но шестьдесят лет назад один человеческий кардинал посчитал ковыряние ножом в зубах нарушением приличий и распорядился кончик закруглить. С тех пор за столом пользуются исключительно такими. Это правила этикета!

– Ладно, я все понял. Но у меня есть один важный вопрос.

– Какой?

– Ты свой бифштекс есть будешь? Если нет – можно, я съем?

Конечно же, Аурэлиэль отдала бифштекс без возражений, даже с облегчением. Довольно странно, что здешние официанты допустили такой просчет – подали эльфу мясо. Уж кажется, должны бы знать, что эти остроухие поголовно травоядны. А бедняжка Аурэлиэль просто не смогла отказаться от поданного блюда – это тоже было бы вопиющим нарушением этикета.

– Мясо не проварено, – задумчиво произнес я, поглощенный размышлениями.

– Ты ешь салфетку, – вежливо сообщила эльфийка.

Ах да, точно. Ошибся слегонца. Это серьезная проблема – когда отсутствует осязание. Ориентироваться на ощупь для меня невозможно – без зрения или направления не могу точно сказать, к чему прикасаюсь. Что обычная бумага, что наждачная – на ощупь они для меня совершенно одинаковые.

– Икра черная!.. – облизнулся я, сгребая икру с тарелки. – Икра красная!.. О! Заморская икра, баклажанная!..

– Не лезь в мою тарелку, – снова ударила меня по руке Аурэлиэль. – Лазить по чужим тарелкам некультурно.

Я разочарованно подвигал пальцами. Всю баклажанную икру захватили эльфы – они ее просто обожают. Зато черную с красной не едят совсем. И желтую тоже не едят – на столе и такая есть.

– Все же ты отвратителен, – заметила Аурэлиэль, глядя, как я уплетаю. – Задумывался ли ты над тем, что каждая пожираемая тобой икринка – зародыш большой рыбы? Съев всего лишь ложку икры, ты единым глотком уничтожаешь целую рыбью стаю.

– Да, расточительно, – не мог не признать я. – Ну так люди тоже едят икру.

– Люди подобны малым детям, что испражняются прямо под себя, – вздохнула эльфийка. – Когда-нибудь они доиграются. Однажды эти краткоживущие поймут, что кладовые природы не бездонны, но будет уже поздно.

Тут с ней не поспоришь. Я видел миры, где люди довели экологию до абсолютно нефункционального состояния. На моей родной Земле с этим пока что относительно терпимо, но это только пока что.

В этом отношении нам и в самом деле не мешало бы поучиться у эльфов. Поскольку эти остроухие живут тысячи лет, они кровно заинтересованы в сбережении окружающей среды. Среднестатистическому человеку в большинстве случаев наплевать, что там будет с планетой через сто лет. Он до этого времени не доживет, дети тоже вряд ли, а правнуки пусть сами о себе заботятся.

Но для эльфа сто лет – не такой уж большой срок. И ему совершенно не хочется через век-другой сидеть по уши в грязи. Поэтому они в большинстве своем придерживаются максимально консервативного образа жизни, стараясь ничего не менять и не портить.

Зато гоблины в этом отношении даже хуже людей. Я однажды был в мире, населенном гоблинами. Вся планета – как гигантская помойка…

– Как тебе по вкусу наше угощение, гайнике одгя? – обратился ко мне сосед по столу. – Не пгавда ри, весьма утонченный вкус имеют некотогые брюда? Особенно советую попгобовать вот этих ггибочков – пгосто пгересть что такое, завегяю тебя!

Я дернул кистью, выражая согласие с мнением кардинала Щубута. Грибочки и в самом деле замечательные. А как гарнир к нежнейшему оленьему бифштексу – вообще объедение.

– Пгошу угощаться без стеснения, – довольно покивал Щубут. – Икогка тоже весьма хогоша. Я рично отвечаю за качество брюд. Нет сгеди них ничего недостойного и прохо пгиготовренного.

Я снова дернул кистью, с некоторым трудом воспринимая слова собеседника. Кардинал Щубут Дх’амКа’едзи – гном. В Ватикане всего три кардинала, не принадлежащих к людскому племени, и один из них – преподобный Щубут.

Говорит он с заметным акцентом – не совсем правильно расставляет слова в предложениях, очень сильно давит на шипящие, звук «р» произносит как «г», а «л» – как «р». Не совсем понимаю, как у него это сочетается.

В Италии этого мира довольно много гномов. Их земли расположены буквально по соседству, в Альпах. Никакой Швейцарии нет и в помине – вместо Цюриха и Женевы в недрах таятся подгорные города Эльбрандт и Лясси Лянель. Две гномские столицы.

В отличие от прочих народов, гномов не так уж беспокоит расовая дискриминация – их мало интересует поверхность, а людей мало интересуют пещеры. Однако на торговле это отразилось не самым лучшим образом.

Именно поэтому среди низкорослого народца в последнее время становится все больше христиан. Любовь к деньгам гномы впитывают с молоком матери. Во всех крупнейших городах Европы размещены их банкирские дома. Ростовщичество и ювелирное дело – в этом гномы действительно понимают толк.

– …а потом покойный отец пгизвар меня пгед свои очи и подсказар – иди, пгими рюдскую вегу, – деловито рассказывает Щубут. – Мой семья – очень борьшая семья, у меня пятьдесят два бризких годственника и семьсот восемьдесят два дарьних. Все габотают, загабатывают себе неборьшую дорю в пгибыри. Выгода семьи – выгода каждого. Меня избгари дря того, чтобы сдерар я кагьегу в цегковном дере и дар догогу семье для борьшой пгибыри. Хгистианство – очень выгодная геригия, очень! Бог всего ришь один, и пгосит совегшенно немного! Пгедставряешь ри ты, гайнике одгя, что такое иметь две тысячи богов, каждый из котогых жерает от тебя чего-то своего? Одному угодишь – дгугого оскогбишь! Боже мой, да поровина доходов покойного отца уходира на пгиношения Гогным Хозяевам! Не пгоходиро дня, чтобы очегедной дух не гневарся, тгебуя себе марую жегтву на умиготвогение! Так же совегшенно невозможно сдерать хогошую пгибырь!

– И вы, значит, стали священником, падре? – вежливо спросил я.

– Сначара – да. Сто два года назад пгошро с тех пог. Быри хогошие вгемена и быри прохие вгемена. Два или четыге газа меня хотери отпгавить на костег даже. Сугов Тогквемада, много егеси везде видит. Настоящий гномофоб. Но я все-таки выкопарся и сумер-таки поручить хогошую пгибырь дря себя и семьи. Стар епископом посре доргих тгудов, поручир пгиход в наших гогах. А в пгошром году даже поручир кагдинарьскую мантию – хотя совсем не ожидар, что однажды удостоюсь. Тепегь пгибырь будет еще борьше! Вся семья очень гада, особенно гад мой бгат-банкиг. Очень многие гномы уже изъявири жерание окгеститься – газ есть тепегь кагдинар-гном, значит можно иметь деро с рюдьми. Гном гнома не обманет – черовека может, но не гнома.

Я уже слышал о том, что двое из нынешних кардиналов-нелюдей получили красные сутаны только в прошлом году, уже при папе Леоне. Весьма разумный ход, миссионерская деятельность среди нечеловеческих народов изрядно от этого выиграла.

– И я вообще гад, что сменир геригию, – задумчиво произнес крохотный кардинал. – Хгистианство не торько очень выгодно дря пгибыри, но и дает некотогую увегенность в завтгашнем дне. Спокойствие насчет будущего. А гравное – надежду попасть в Гай.

– А по гномской вере с этим как?

– В стагой геригии гномов Гая нет.

– Что, совсем нет?

– Совсем.

– А что есть?

– Туннерь.

– Какой туннель?

– Обычный туннерь. По веге гномов после смегти ты попадаешь в туннерь.

– Ну так это и у людей в принципе так же. Туннель, в конце него – свет, а за этим светом – Райские Врата. А при них святой Петр сидит, на фейс-контроле.

– А у гномов – торько туннерь. Без света, без Гайских Вгат и без святого Петга. Пгосто идешь, идешь, идешь, идешь по бесконечному туннерю…

– И долго идти?

– Вечно.

– Хреновая какая-то религия… – искренне удивился я.

– Да, у рюдей с этим гогаздо интегеснее. Хотя есть, пгавда, сгеди грубинных гномов стогонники Теогии Комнаты. Сограсно ей, бесконечный туннерь все же не совсем бесконечен. В конце его – Комната.

– Что еще за комната?

– Не комната, а Комната. Великая Комната. Хотя рично я сомневаюсь в ее существовании.

– А что там, в этой Комнате?

– Ничего. Пор, поторок, стены.

– И что в ней делать?

– Что хочешь. Можно стоять. Можно сидеть. Можно режать.

– И долго так гимнастику делать?

– Вечно.

– Блин, одно лучше другого… – хохотнул я. – Что туннель, что комната – один хрен, если вдуматься.

– Да, поэтому я и гад, что сменир геригию. Я не знаю, как выгрядит хгистианский Гай, но надеюсь, там все же будет не торько бесконечный туннерь. Я не очень-то рюбрю туннери, есри честно. Поэтому и предпочер жить сгеди рюдей, в их гогоде. Хотя гномофобов здесь все-таки многовато. Это иногда мешает моей пгибыри.

Я сунул в рот последний кусок и оставил столовые приборы в покое. Вроде бы наконец-то наелся. Я удовлетворенно похлопал себя по животу и повернулся к Щубуту, желая задать еще пару вопросов. Но тут в зале заиграла торжественная музыка. Народ прекратил есть и повернул головы к входу. Швейцары в ливреях распахнули двери и глашатай трубно объявил:

– Прибыл король цверго-о-о-ов!..

– Дорогу!.. Дорогу королю цвергов!.. – тут же раздались басовитые окрики.

В распахнутые двери ввалились две дюжины коренастых широкоплечих коротышек. Все в тяжелой броне с шипами, все вооружены до зубов. Из-под груды железа видны только густые бороды.

Впереди всех вышагивает сам король. Совершенно ничем не отличается от своих гвардейцев – тоже в доспехах, с огромной секирой, вместо короны – остроконечный шлем. Вот разве что плащ за спиной развевается – черные звезды на алом фоне.

– Его Вечность король Казехирак Длинноус! – провозгласил глашатай.

–  – важно произнес король.

Я не понял ни единого слова. А вот Аурэлиэль закусила губу, с трудом удерживаясь, чтобы не рассмеяться. Я с любопытством посмотрел на нее, и она вполголоса объяснила:

– Мне всегда смешно видеть, как цверги пыжатся на таких церемониях. Король, надо же!..

– А что не так? – не понял я. – Король, ну и чего?

– Да просто у себя дома эти короли точно так же рубят уголь в шахтах, как и последние из их подданных. Кажется, у цвергов восемнадцать королей… или девятнадцать?.. Не помню точно.

– А нафига так много?

– Понимаешь, они к этому относятся совсем не так, как Народ или люди. Их короли… понимаешь, для цвергов король – это что-то вроде бургомистра… или нет, даже деревенского старосты. Руководит, следит за порядком, представляет свой клан на переговорах с народом, людьми и троллями… да вот и все, по сути. Никаких особых прав у него нет, никаких почестей не воздается. Нет даже королевского дворца – живет в тех же условиях, что и все остальные. «Король» у них – не титул, а должность. Правда, должность наследственная – передается от отца к сыну.

– Ах вот оно как…

– Да. Но оказавшись на подобном приеме у нас или людей, король-цверг сразу надувается от важности. Усомнись в его праве сидеть рядом с королями Франции и Испании – и рискуешь получить удар топором. Цверги очень болезненно воспринимают любое умаление их прав.

– Будем знать.

– Да, это тебе стоит усвоить, – кивнула моя учительница хороших манер. – И заодно запомни – в разговоре с цвергом ни в коем случае не употребляй слов «маленький», «мелкий», «короткий», «низкий» и любых других, имеющих подобное значение. Любое подобное слово цверг может воспринять в качестве намека на его рост. И вполне может без долгих раздумий шарахнуть топором. Кстати, на всякий случай воздержись и от слов противоположного значения – «большой», «крупный», «длинный», «высокий» и так далее. Особо обидчивые цверги их тоже почитают за личное оскорбление.

– Тогда уж проще вообще молчать, по-моему. А в чем у них проблема-то, собственно? Гоблины и гномы еще ниже цвергов, но почему-то не обижаются.

– Не обижаются. А вот цверги обижаются, и даже очень. Уж много раз им пытались доказывать, что люди и эльфы, например, тоже кажутся коротышками рядом с троллями или ограми – но цверги не воспринимают логических аргументов, когда дело касается роста. Так что постарайся выбирать слова максимально осторожно, если доведется говорить с кем-нибудь из них.

– Угу. Постараюсь. Кстати, а на слово «максимально» цверги как реагируют?

– Да, ты прав. В разговоре с цвергом лучше употребить «предельно» или еще какой-нибудь синоним.

Я вдумчиво откусил кусок сыра, разглядывая цвергов во все глаза. Сегодня я увидел их первый раз в жизни.

Кстати, гномов я до сегодняшнего дня тоже не видел. И вообще плохо представлял себе разницу между гномом и цвергом. Полагал, что это примерно одно и то же.

Однако ж на деле – ничего подобного. В том же английском языке гном – «gnome», а цверг – «dwarf». А в немецком гном – «Gnom», а цверг – «Zwerg». В Европе их никто не путает. Это только наши доморощенные переводчики почему-то решили, что нефиг баловать бородатых коротышек, обойдутся и одним названием на двоих.

В чем же обстоит разница? Ну, проще сначала перечислить сходства. Цверги и гномы маленького роста, бородаты, живут под землей и добывают полезные ископаемые. Это у них общее. Но на этом сходства заканчиваются и начинаются различия. Перечислю по пунктам.

Рост. Уже одной только разницы в росте достаточно, чтобы избавиться от путаницы. Рост цверга колеблется между ста двадцатью и ста сорока пятью сантиметрами. Не такой уж и лилипут, собственно. Даже можно принять за очень низкого человека. Тот же Денни де Вито вполне бы сошел за своего – особенно если прилепить бороду.

Гномы заметно ниже цвергов. Причем у них на удивление широкий диапазон роста – от тридцати до ста десяти сантиметров. Высокий гном почти вчетверо выше низкого. Вот кардинал Щубут, например, сидит на специальном стульчике – в этом святом отце сантиметров сорок, не больше. И в то же время его личный секретарь сидит на совершенно нормальном стуле и даже достает ногами до пола – в этом парне метр с лишним. Хотя он точно такой же гном – даже приходится Щубуту дальним родственником.

Комплекция. Здесь цверги и гномы тоже совершенно различны. Цверг, несмотря на небольшой рост, весит даже больше среднего человека – девяносто, а то и все сто килограммов. Эти ребята поголовно широкоплечи, кряжисты и очень сильны. Похожи на бородатые ящики. На одни только их доспехи поглядеть – не меньше центнера железа.

В то же время гном по комплекции мало отличается от человека. Бывают толстые гномы, бывают худые гномы, бывают скрюченные гномы – кардинал Щубут, например, похож на гороховый стручок, – но в целом они довольно человекоподобны, хотя и чуточку карикатурны. Головы, например, великоваты.

Бороды. Бороды есть у тех и других. Но очень по-разному. Для цверга борода – главное достоинство в жизни. В их языке слова «борода» и «гордость» звучат одинаково. Цверг скорее предпочтет быть кастрированным, чем побритым. Волосы на лице начинают расти у них еще в колыбели – причем не только у мужчин, но и у женщин. Безбородый цверг – чрезвычайно редкое и очень несчастное явление.

В то же время гном относится к бороде совершенно спокойно. Большинство из них ее носит, но многие сбривают, ничуть по этому поводу не переживая. У женщин лица гладкие, никакой растительности.

Жизненный уклад. На первый взгляд может показаться, что уж тут-то цверги и гномы почти не отличаются. Те и другие жадноваты, живут в горах, строят пещерные города, добывают руду, обрабатывают металл… но тем не менее, различия между ними все же велики.

Цверги – народ боевой, задиристый. Они отличные кузнецы, но лучше всего у них получается броня и оружие. Любимый металл – железо. А вот гномы – существа миролюбивые, проблемы предпочитают решать не на поле боя, а за столом переговоров. Тоже прекрасные кузнецы, но предпочтение отдают тонкой работе – ювелирным изделиям и звонкой монете. Любимый металл – золото.

Помните пушкинские стихи о споре золота с булатом? Именно таковы основные разногласия гномов и цвергов. С одной стороны хитрые и алчные ростовщики, с другой прямодушные и задиристые оружейники. Ладят они не слишком хорошо – благо разделяет их значительное расстояние. Гномы живут в Альпах, цверги – в Скандинавских горах.

Однако у гномов и цвергов все же есть и немало общих черт. Действительно, те и другие живут под землей. Действительно, те и другие добывают полезные ископаемые. И именно за это те и другие мне искренне симпатичны. За то, что они простые работяги, в поте лица добывающие свой кусок хлеба.

Конечно, у людей гномы и цверги не так популярны, как эльфы. Эльфы ведь такие прекрасные, такие чудесные, такие одухотворенные! Они танцуют на лужайках, поют песни и обладают дивным волшебством. Буквально напрашиваются на роль в какой-нибудь балладе. Тот же Шекспир писал именно о эльфах – не о гномах. Какой вообще интерес рассказывать истории о бородатых чумазых карликах, машущих киркой? Все равно что о шахтерах сагу слагать.

Обидно за мужиков.

Судя по тому, что я здесь вижу и слышу, эти цверги представляют один из крупнейших кланов – Ваддард-Олдрон. В переводе на наш язык – «Звенящая Кирка». Дела у них последнее время идут не очень хорошо – истощилось несколько ценных жил, произошло сильное землетрясение, эпидемия вспыхнула, да еще и монстр какой-то в подземельях завелся. Нечто наподобие приснопамятного Гренделя – является по ночам, убивает спящих.

Цверги – народ не особо религиозный. К богам у них отношение примерно такое же, как к королям. Нечто вроде небесного МЧС. Когда возникают проблемы, с которыми своими силами не справиться, цверги в некотором роде «подают заявку» на небеса, прося помощи.

Для этого в их пещерах стоят специальные каменные идолы. Принцип простой – берешь бумажку, пишешь на ней пожелание, а сверху кладешь подношение. Золотой слиток, самоцвет или какое-нибудь изделие. Чем ценнее, тем лучше.

Короче, «я даю, чтобы ты дал».

Если желание исполнилось, надо прийти к идолу и посмотреть – на месте ли твоя «мзда». Если пропала – значит, бог взял ее в качестве платы. Если на месте – значит, бог проявляет щедрость и разрешает оставить золото себе. Можно смело забирать обратно и жить счастливо.

Ну а если желание не исполнилось – значит, мало дал, надо добавить. Иди снова к идолу, сыпь золота побольше и жди.

Но в этот раз боги что-то совсем уж обленились. Цверги клана Ваддард-Олдрон завалили своих идолов золотом по самые уши, все настойчивее требуя прекратить черную полосу. И никакого результата. Народ понемногу начал роптать. Матерки становились все громче.

В конце концов цверги пошли на крайние меры. Направили к «небесному начальству» гонца. Если выражаться точнее – совершили человеческое жертвоприношение. Не в буквальном смысле человеческое, конечно, а цвергское.

В гонцы был избран не кто-нибудь, а предыдущий король. Ему выдали дипломатические полномочия, наказали спросить с обленившихся богов по всей строгости и вручили длинный список претензий и пожеланий.

После чего долбанули топором по темечку.

Изменений к лучшему цверги так и не дождались. Видимо, наверху заявку отклонили.

Гонец тоже почему-то не вернулся.

Прошло еще сколько-то времени, и клан окончательно впал в уныние. Этой зимой совет старейшин решил – раз старые боги не хотят помогать, надо сменить их на других. После долгих споров и пререканий выбор был сделан в пользу Бога людей. Новый король Карзехитар Длинноус лично возглавил делегацию в Ватикан.

– Мы, стало быть, принесли тут вашему Старшому кой-чего, – бегло заговорил по-немецки Карзехитар, степенно поглаживая бороду. – Слышали о нем много хорошего, хотим, стало быть, тоже к нему под начало пойти.

Коренастые мужички тем временем вносят в зал все новые железные ящики, доверху набитые золотом, серебром, драгоценными камнями и различными изделиями из камня и металла. Кардиналы и епископы глядят на это с несомненным одобрением, кое в чьих глазах явственно виден жадный блеск. Кардинал Щубут вообще аж приплясывает на стульчике, потирает сморщенные ладошки, трясет козлиной бороденкой.

А вот Папа смотрит на подношения невесело, подперев щеку кулаком. Даже вздыхает с легкой грустью.

– Мы принимаем твои дары, добрый король, – наконец заговорил Леон Второй. – Завтра ты и сопровождающие тебя будут окрещены в соборе Святого Петра, и вы вступите в лоно истинной Церкви. После этого…

– Погодь, братишка, – поднял мозолистую ручищу цверг. – Это ты чего-то не о том говоришь. Мы вот, стало быть, принесли вашему Старшому подарки. Примет он нас теперь под начало?

– У Господа нашего найдется место для каждого. Лишь пожелай прийти к нему – и врата Его пред тобой распахнутся.

Король Карзехитар наморщил лоб, явно с трудом понимая, о чем говорит собеседник. Всякая философия и высокий штиль вызывают у цвергов только головную боль. Они привыкли говорить четко, просто и конкретно.

– А под начало-то он нас примет? – осторожно уточнил длиннобородый карлик.

– Да, примет, – вздохнул Папа. – И не потребует за это никакой платы.

– Э, нет, так не пойдет, – покачал головой Карзехитар Длинноус. – Это не деловой разговор. Мы, стало быть, сами бесплатно не работаем, и от других такого не ждем. Так своему Старшому и передайте – мы ему, стало быть, платим по совести, а он нам за это помогает… вот у меня тут перечень есть, чего нам нужно. Перечень длинный, так что и подарки принесли немалые. Если мало покажется – добавим, скупердяйничать в таких делах не обучены, с члякликлами дел не имеем. Так, стало быть, справедливо будет. Согласен со мной, братишка?

Сразу два кардинала склонились к Папе, шепча ему в оба уха. Разъясняют особенности менталитета цвергов. А заодно намекают, что у собора-де крыша прохудилась и вообще – от чистого сердца же предлагают, зачем отказываться, людей обижать? То есть не людей, а цвергов. В их пещерах золота-серебра и без того целые груды, не обеднеют.

А этот долгобородый карапуз – хозяйственный мужик, хоть и король. На наших сибиряков чем-то похож.

– Мы принимаем твои дары, добрый король, – повторил Леон Второй. – Завтра мы обучим тебя, как принято обращаться к нашему… Старшому, выражаясь твоими словами. Пока же отдохни с дороги и прими участие в нашем пиршественном веселье. Тебя и твоих собратьев рады здесь видеть.

Карзехитар Длинноус немного подумал и согласно тряханул бородищей. Вышколенные лакеи забегали меж столов, рассаживая кубообразных карликов по местам. Те смотрят вокруг угрюмо, насупленно. И броню никто не потрудился скинуть. Говорят, некоторые цверги настолько суровы, что не снимают лат даже во время сна.

Страшноватое должно быть зрелище – супружеская пара цвергов в постели. Оба в доспехах, с оружием, поверх одеял две огромные бородищи. Кто муж, кто жена – совершенно непонятно. Одинаковые, как горошины.

Я вдруг обнаружил, что кардинал Щубут успел куда-то исчезнуть. Кажется, в церковной организации он исполняет обязанности казначея – разумеется, его очень заинтересовали подношения клана Ваддард-Олдрон.

Зато ко мне поближе подвинулся другой кардинал – и тоже нелюдского племени. Седовласая голова в красной шапочке чуть склонилась, и престарелый эльф вежливо произнес:

– Elen sнla lъmenna omentielvo, yondonya.

– И вам приятного аппетита, падре, – ответил я. – Чему обязан знакомством?

– Захотелось лично побеседовать с демоном, принявшим Веру, – с легкостью перешел на итальянский эльф. – Мое имя – отец Сардо. А под каким именем известен ты?

– Олег.

– Благодарю тебя за ответ, сын мой. Не поведаешь ли мне – кто ты таков, откуда взялся и отчего изменил обычным устоям демонов?

– Обычным – это каким?

Седой эльф на секунду призадумался. Мне пришло в голову, что этому патриарху, должно быть, не меньше трех тысячелетий – волосы белые, как снег, лицо вдоль и поперек бороздят морщины, на скуле почерневший от времени рубец. Только глаза по-прежнему ясные и светлые.

Увидеть такого эльфа – большая редкость, несмотря на их удивительное долгожительство. Смерть от старости – далеко не единственная смерть. Особенно в эпоху жестокого средневековья. Войны, бандитизм, болезни, голод, природные катастрофы, несчастные случаи, дикие звери и чудовища, происки нечистой силы… эльфы тоже страдают от всего этого.

Да, они живут невероятно долго, но в отличие от полноценных бессмертных – ангелов, демонов, джиннов, титанов и прочих, – так же легко погибают, как и люди. Поэтому до настоящей старости доживает в лучшем случае один эльф из сотни.

Банальная статистика – чтобы жить вечно, недостаточно одной лишь вечной молодости.

– Обычным… – задумчиво произнес отец Сардо, отхлебывая какую-то зеленоватую жидкость с терпким запахом. – Не стану лгать, я не так уж много знаю о демонах. Но я живу на этом свете уже две тысячи восемьсот восемьдесят лет. Это очень долгий срок – очень долгий даже для эльфа. Мне довелось повидать всякого. И так уж случилось, что я дважды имел возможность свести с демонами близкое знакомство. Оба раза я лишь чудом остался жив. Первая встреча оставила мне на память вот это украшение, – эльф коснулся рубца на скуле, – вторая лишила женщины, которую я любил. Не стоит удивляться, что после этого я с сомнением встречаю демона, не пытающегося перегрызть мне горло.

– Демоны тоже разные бывают, – ответил я. – Не все среди них тупые монстры. С некоторыми вполне можно и договориться.

– «Среди них»?.. – чуть приподнял брови кардинал. – Верно ли я понимаю тебя, сын мой? Сам себя ты, получается, к демонам не причисляешь?

– Не причисляю. И никогда не причислял. Демоном меня назвали другие. Даже не назвали, а… назначили, что ли…

– Удовлетворишь ли ты мое любопытство, если я спрошу…

– Давайте как-нибудь в другой раз, падре, – устало махнул рукой я. – Не в настроении я прошлое ворошить. Вот накачу стопарик – тогда может и расскажу. А пока лучше скажите, как вы сами до этого дошли?

– До чего – до этого?

– Ну, сан приняли. Эльф-священник – тоже не каждодневное зрелище. Тем более кардинал. Вам красную шапочку тоже в прошлом году вручили, как падре Щубуту?

– Нет, – задумчиво мотнул головой отец Сардо. – Ты ошибаешься, сын мой. В отличие от святых отцов Щубута и Крэйга, я был рукоположен в кардиналы задолго до рождения нынешнего Папы. Милостью Божией я занимаю свой нынешний пост уже более двухсот лет.

– Ого! – не выдержал я.

– Понимаю твое удивление, сын мой. Предыдущий Папа – да и до него тоже многие – не раз покушался на мой сан, ища возможности низвергнуть меня в небытие, обратить к праху. Но я слишком сроднился с камнями Ватикана. Даже у ненавистника всего нечеловеческого Джулиана так и не вышло сковырнуть с моей главы это украшение. Единственное, чего он добился – да я и не возражал – это удаления меня из Ромеции и всей Италии. Последние пятнадцать лет я жил в Айнельдеоне, прекраснейшем из городов моих сородичей. И могу с гордостью сказать, что это время не прошло даром. Немало из Народа прислушались к моим увещеваниям и обратились к Богу Истинному, Богу Вечному. Несмотря на то, что в ту лихую годину нас хулили и преследовали, нашлись все же те, кто отыскал в своем сердце силы не отождествлять Бога и неразумных прислужников Его.

– А кем до этого были, падре? Как вообще так вышло, что вы решили принять сан?

– Это давняя история, сын мой… – опер подбородок на ладони отец Сардо. – Память моя по-прежнему ясна и не омрачена старческими недугами, но события столь давние все же по большей части выветрились из нее. Тем не менее, я до сих пор хорошо помню ту встречу… помню тот день… помню того человека… я никогда его не забуду. Это было не здесь, а в глухих восточных лесах, где ныне разместилось Королевство Венгерское. Много моложе меня сегодняшнего, я странствовал в тех местах по неким надобностям. Так случилось, что я уже и не помню, по каким именно. Да это и не имеет значения. Наша встреча произошла случайно… хотя с тех пор я о многом передумал и уже не верю в ее случайность, ибо нет на этом свете случайностей, а есть лишь Промысел Божий. Так было предрешено. Так нужно было, чтобы я встретил того человека. Мужа низкорослого, лысого, с ногами кривыми, с осанкою достойною, с бровями сросшимися, с носом немного выступающим, полного милости. Не сразу я понял, что судьбоносна эта встреча для меня. Даже осыпал его насмешками – к теперешнему моему великому стыду.

– И кто это был?

– Муж достойнейший из достойных, – повторил кардинал. – Случилось так, что нам с ним было по пути, и дальше мы пошли вместе. При этом я, эльф к тому времени уже немало проживший, не переставал подтрунивать над человеком «возраста детского, но уже плешь нажившего». Была во мне тогда такая черта – смотреть на людей и прочих краткоживущих с презрительным снисхождением, аки на бабочек-однодневок. В гордыне своей юности я глумился над всем, что задевало мой высокомерный снобизм, мою нетерпимую ограниченность, мои глупые предрассудки. Теперь стыжусь былого. Вспоминаю, с каким терпением и смирением сносил мои колкости тот муж. Вспоминаю, как одним лишь возложением рук исцелял он язвы у прокаженных, не гнушаясь касаться их нечистой плоти. Немало довелось ему испытать на пути – его осыпали бранью и побоями, гнали и терзали. Однажды его бросили в темницу – однако воззвал он к Богу, и вдруг сделалось великое землетрясение, так что поколебалось основание темницы. Я видел это собственными глазами, сын мой. Постепенно его речи вошли в мои уши и достигли сердца. Я продолжал следовать за ним, совершенно позабыв о том, куда стремился до этого. И в конце концов случилось так, что я обратился в его Веру и был лично им окрещен.

– Так кто это был-то? – снова спросил я.

– При рождении его нарекли Саулом. Но гораздо лучше он известен под именем Павел. Первопрестольный апостол. Именно поэтому даже в самые скверные для эльфов времена никто и не помышлял отлучить меня от Церкви…

Глава 22

Неофициальная часть банкета понравилась мне несколько меньше официальной. Во-первых, количество еды на столах заметно поубавилось. Во-вторых, гости принялись свободно расхаживать по залу. И как-то так вышло, что вокруг меня быстро сгрудилась настоящая толпа.

Смотрят боязливо, но с любопытством. Ахают, перешептываются, обмениваются впечатлениями. Нелицеприятными, по большей части. Одни понижают голос – из вежливости или из страха. Другие не считают нужным делать даже это, громко обсуждая мою страхолюдную внешность, горящие огнем глаза, клыкастую пасть, многочисленные руки, крылья и хвост.

Я им что, животное в зоопарке? Хорошо хоть, детей нет – а то бы точно начали с рук кормить.

Благородные дамы испуганно повизгивают, прикрываясь веерами, кавалеры бравируют, делая вид, что им все нипочем. Какой-то местный Ржевский даже принялся рассказывать о собственной охоте на демона – мол, тот был в десять раз больше и трехголовый.

– …и вот так я отрубил ему все три головы! – провозгласил храбрец, гордо вскидывая подбородок.

– А-ах-х!.. – пискнула молоденькая барышня рядом. – Какой ужас, маркиз, как вы только отважились?! Я бы, наверное, умерла на месте, увидев такое!

– О, нет-нет, не страшитесь такого пустяка, синьорина! – хохотнул герой, как бы невзначай кладя ей руку на талию. – Тот демон давно мертв, вам ничто не угрожает! Особенно когда рядом с вами я…

– Говоришь, в десять раз больше, трехголовый и дышал огнем? – задумчиво переспросил я.

– Да… – осторожно ответил маркиз, явно не ожидавший вопросов с моей стороны. – Я… я победил его в… в Карпатских горах…

– Точно, – мрачно подтвердил я, поднимая палец к виску. – Точно, именно там это и произошло. Именно в Карпатских горах погиб мой старший братишка. Он был в десять раз больше меня, трехголовый и дышал огнем. Я долго разыскивал ненавистного убийцу, чтобы судить его по законам гор…

Вы когда-нибудь видели свежевыстиранное полотно? Именно такого цвета стал несчастный враль. Коленки ощутимо задрожали, голос куда-то вдруг пропал, усы печально поникли. Он неразборчиво замямлил, что его-де не так поняли, что он совсем не то имел в виду… и неуловимым образом испарился.

– Капитан, капитан, застегнитесь, ведь ширинка для того и нужна… Капитан, капитан, не срамитесь, офицерская честь всем важна… – бравурно промурлыкал я, торжествуя победу. Незначительную, но приятную.

И тут пол под ногами почему-то вздрогнул. А за спинами зевак выросла огромная фигура в красном одеянии.

Сначала я не сообразил, кого вижу перед собой. Но в следующую секунду дошло – огр. Самый настоящий огр, только что поднявшийся с табурета. До этого он, со всех сторон окруженный людьми, умудрялся оставаться незамеченным, но выпрямившись, оказался вдвое выше всех присутствующих.

Перед ним почтительно расступились. Морщинистый великан в кардинальской сутане прошагал прямо ко мне, заставив посуду на столах жалобно дребезжать, и басовито произнес:

– Удели мне внимание, шестирукий. Я, кардинал Крэйг, желаю говорить с тобой.

– Всегда к вашим услугам, падре, – поклонился всем телом я.

Вот и третий из нелюдей в высшем духовенстве. Гном, эльф и огр. Причем если насчет первых двух я не особо удивлен – народы это древние, высококультурные – то на патере Крэйге красная шапочка смотрится несколько неуместно.

Обезьянья рожа землистого цвета, отвислые губищи, из-под которых торчат сточенные желтоватые клыки, вывернутые наизнанку ноздри, густая рыжая борода с проседью. В общем, гигантский питекантроп. И в то же время грудь украшает серебряный крест, заскорузлые пальцы перебирают жемчужные четки, а на широченной переносице сидят очки в черепаховой оправе. Ростом и мускулатурой этот святой отец не уступает Джорбушу и Хорьхаю, но отличается от них сильнее, чем лондонец от бушмена.

– Я сяду, – объявил Крэйг, подтаскивая ко мне тяжелый табурет.

Как и у кардинала Щубута, сиденье у него свое, персональное. Человеческий стул развалится под таким верзилой в одно мгновение.

– Я выпью, – объявил Крэйг, беря со стола кувшин вина.

Почти двухлитровая посудина смотрится в его лапище небольшим бокальчиком. Хлобысь!.. Хлобысь!.. И уже опорожнил до дна. Бездонная огрская глотка, понимаешь.

Хотя я краем уха слышал, что эти гиганты довольно-таки быстро пьянеют, чем не раз пользовались хитрые охотники на чудовищ.

– Я закушу, – объявил Крэйг, отправляя в пасть цельный бараний огузок.

Я устало побарабанил по столешнице пятнадцатью пальцами сразу. Если этот Гаргантюа собирается только жрать и бухать, ему совсем необязательно было сюда подсаживаться.

Правда, теперь вокруг стало поменьше зрителей. Кардинал Крэйг их малость распугал, да и просто наскучило. Я, конечно, стремный, как полосатый слон, пялиться на меня можно долго… но все-таки не бесконечно. Ну, монстр. Ну, шестирукий. Ну, крылатый. Ну и что? Цирковых номеров я не показываю, анекдотов не травлю. Поглазели, подивились и разошлись.

Тут и без меня хватает всякого интересного – чай, со всей Европы гости собрались. Вон, оркестр опять замолк. Папа уже третью речь толкает за сегодня – все о единении, о братстве, о дружбе народов. Я особо не вслушиваюсь – мне политика как-то до одного места.

Аурэлиэль поглядывает на подсевшее высокопреосвященство с неприкрытой враждебностью. Эльфы недолюбливают огров. И их трудно за это винить – люди огров тоже недолюбливают. Нужно обладать воистину христианским человеколюбием, чтобы испытывать теплые чувства к людоеду.

Конечно, я совершенно уверен, что кардинал Крэйг человечину не ест. Иначе черта с два бы ему позволили носить эту сутану. Однако дурная репутация сородичей бросает тень и на него.

– Ты заметил, как на тебя все таращатся, шестирукий? – вытер губы огр, дожевав мясо. – Без преувеличения скажу, что на этом празднике ты – главное зрелище.

– Угу. Не поспоришь.

– Что ты испытываешь по этому поводу? Тебя это забавляет? Раздражает? Злит? Ты испытываешь безразличие?

– Да всего понемногу, наверное. К вытянутым рожам я уже как-то привык. На меня часто так реагируют.

– Мне это близко, – кивнул кардинал. – Огр среди людей – явление не повседневное.

Я понимающе усмехнулся.

– В прошлом году я был назначен кардиналом, – снова заговорил Крэйг. – Это решение Папы вызвало у духовенства настоящий шок. Если против назначения отца Щубута никто особо не возражал – чему немало помогли его связи и плотно набитый кошель – то мое кардинальство едва не привело к бунту.

– Почему-то меня это не удивляет. Как вообще так вышло, что огр стал священником?

– Для обычного огра это и в самом деле было бы невероятным. Но моя судьба мало похожа на обычную. Ты желаешь услышать?

– Ну давайте, травите.

– Моих родителей убили охотники на огров, когда я был еще младенцем. Меня они решили не убивать, а продать какому-нибудь богачу в качестве диковинки. И покупатель нашелся – епископ Фонтенэ. Он увлекался естественными науками и ему стало любопытно понаблюдать за ребенком огра. Я рос и воспитывался в его доме. Епископ, поначалу видевший во мне лишь двуногое животное, со временем все же заметил разницу. Ему захотелось узнать – как многое в разуме существа зависит от окружающей среды? Способен ли ребенок огра обучиться тому же, что ребенок человека, или же он неизбежно вырастет в дикого людоеда, как все мои собратья? Сознание ли формирует бытие, или же бытие формирует сознание?

– На практике чаще второе. Менталитет очень сильно зависит от воспитания и окружения.

– Да, пожалуй. Епископ без особого труда обучил меня читать и писать, преподал основы естественных наук и Слово Божие. Мне повезло – мой воспитатель и наставник оказался воистину незаурядной личностью. Убедившись в наличии у меня разума, он продолжил исследования, в конце концов вылившиеся в труд «Неоспоримые доказательства наличия бессмертной души у всякой говорящей твари». Но собратья-богословы отнеслись к этому труду противоречиво – одни выразили согласие с ходом мысли Фонтенэ, другие заклеймили его еретиком. Дискуссия была долгой и бурной, но точку в ней поставил Папа Римский. В то время Священный Престол занимал человек разумный и кроткий – он изучил труд Фонтенэ и отнесся к нему с большим интересом. Мне было позволено не только остаться в живых, но даже получить крещение. А незадолго до смерти мой наставник посодействовал в том, чтобы я был рукоположен в диаконы.

– А дальше – в епископы?

– Нет, епископом я никогда не был. То, о чем я сейчас рассказал, произошло очень давно. Мне уже триста шестьдесят лет, шестирукий. И не все из них были безоблачными. После смерти взрастившего меня епископа наступила черная полоса. Благоволивший мне Папа умер, а новый объявил само существование огра-священника невероятной ересью. Меня лишили сана, и было лишь вопросом времени, когда лишат и жизни. Не желая ее терять, я скрылся в лесах. Больше двухсот лет я странствовал по разным местам. Некоторое время жил среди сородичей, не переставая при этом восхвалять мудрого старца, воспитавшего меня не похожим на них. Путешествовал в далекие страны, посетив в том числе такие, о которых здесь и не слышали. Не единожды бывал на волосок от гибели. Частенько орудовал дубиной, словно обычный дикий огр. А когда почувствовал приближение старости, то вернулся в места, где вырос, и зажил отшельником. И однажды меня отыскал кардинал да Луко. Беседуя со мной без всякого страха, он убедился, что вера моя сильна, несмотря на все пережитое. И он предложил мне вернуться в лоно Церкви. Не буду говорить, что я не сомневался. Я сомневался, и довольно долго. Но в конце концов речи да Луко достигли моего сердца. И в итоге я сейчас здесь, говорю с тобой.

– Кстати, по-итальянски вы говорите здорово, падре, – похвалил я. – Вообще без акцента.

– Я свободно говорю на шести человеческих языках. Но это не то, о чем я, кардинал Крэйг, желал с тобой говорить.

– Да, вы сегодня уже третий, кто рассказывает мне о своей жизни… – задумался я. – Прямо какой-то день фронтовых воспоминаний.

– Я хотел спросить тебя о другом, но отвлекся. За обедом я говорил с Роже. Кардиналом дю Шевуа, моим старинным приятелем. Мы с ним знали друг друга еще полвека назад. Он был просто Роже дю Шевуа, разбойничьим атаманом из обнищавших дворян. Я был просто Крэйг, огр-бродяга без роду и племени. Помнится, он в то время уговаривал меня вступить в его шайку. Я уже тогда был немолод, но огр, даже престарелый, дает значимый козырь в любой драке.

– Что есть, то есть, – согласился я.

Эти четырехметровые бугаи и в самом деле бойцы хоть куда. Конечно, против яцхена не тянут, но яцхен – вообще особый случай.

– Роже рассказал мне, что в пути вы повстречались с моими собратьями, – пробасил Крэйг. – Боевым отрядом во главе с неким Джорбушем. Правда, его щебу он не назвал…

– Едок Пирожков.

– Что?.. – ужасно удивился кардинал. – Откуда ты знаешь его щебу… откуда ты вообще знаешь это слово? Щебу – чисто огрское понятие, инородцы редко с ним знакомы…

– Было дело, – хмыкнул я. – Мы с этим Джорбушем потом еще разок свиделись. И с братишкой его названым – Хорьхаем Едоком Тефтелей.

– Ты удивил меня, шестирукий. Я не ждал такого ответа. Ты говоришь, что они назвали тебе свои щебу?

– Угу. А это что – секрет какой-то? Огры свои щебу разве скрывают?

– Нет, не скрывают. Зачем их скрывать? Но представиться полным именем доводится редко. Огры редко говорят с неограми.

– Я даже догадываюсь, почему. Кстати, падре, а у вас какое щебу? Оно у вас есть?

– Едок Картофеля. Моя любимая пища – вареный картофель в кожуре, поэтому я Крэйг Едок Картофеля.

– Необычный выбор.

– Да, огр чаще отдает предпочтение чему-нибудь мясному, рыбному или сладкому. Но мне понравился этот земляной плод, что прибыл из Поднебесной Империи, поэтому последние тридцать лет я Крэйг Едок Картофеля.

– А раньше было другое щебу?

– Да, раньше я был Крэйг Едок Репы. Вареную репу я тоже очень люблю, хотя картофель пришелся мне по душе больше. Но сейчас я хочу узнать о той второй встрече с моими сородичами, о которой не знает Роже. Расскажешь?

Языком трепать – не мешки ворочать. Причин отказывать в такой пустяковой просьбе я не увидел. Поэтому и рассказал кардиналу все о стреле, забитой возле большой сосны. Не забыв, конечно, упомянуть о клятве, что я взял с вождя Хорьхая после победы.

– Вот так и закончилось, – завершил рассказ я. – Когда Хорьхай пришел в себя, то обещание подтвердил. Сказал, что явится в Ватикан, как только соберет вещи и набьет морду Джорбушу. Как думаете, падре, выполнит? Огры вообще слово держат или хрен кладут? Джорбуш вот на свое положил…

– Огры, как и люди, все разные, – терпеливо ответил Крэйг. – Бывают честные, бывают и лживые. Хотя хитрость считается в моем народе добродетелью. Многие огры гордятся искусными хитростями и не считают зазорным обмануть врага.

Я чуть не подавился. Если искусной хитростью у них считается та малява, что прислал мне Джорбуш, то зря они этим гордятся. Да и Хорьхай выбрал не самый изящный способ для отвлечения внимания в драке.

Правда, я все-таки купился, но исключительно по собственной дурости.

– Когда, говоришь, Хорьхай Едок Тефтелей обещал явиться? – переспросил Крэйг.

– Я не говорил. Потому что он не говорил. Сказал только, что затягивать не станет. Но хрен его знает, сколько это в календарных единицах.

– Огры передвигаются очень живо, – задумчиво произнес кардинал. – Моему народу свойственна стойкость в путешествиях. Я в свое время дошел от Трансильвании до Китая всего за два месяца.

– Шустро!

– Я огр, шестирукий. Я велик и силен. Я могу много дней подряд идти широким шагом, не испытывая усталости. Если не испытываю проблем с питанием, конечно.

– Совсем как я.

– Да. Голодный огр – плохой боец. Плохой работник. Плохой друг.

– А это почему?

– Потому что голодный огр жаждет съесть друга.

– Тоже совсем как я, – нехотя признал я. – А огры едят других огров? Чисто ради интереса спрашиваю.

– Очень редко. Гоблины – часто. Огры – редко. Только когда очень голодные. Однажды я знал огра, который убил и съел собственного брата, но Девон Едок Огров вообще был довольно странным огром.

– Едок Огров?!

– Да, у Девона было такое щебу, – произнес Крэйг, вставая с табурета. – Я же говорю, он был довольно странным огром.

За окнами темнеет. Народу в зале стало поменьше – кое-кто уже отправился на боковую. Или еще куда-нибудь. Мне подумалось, что надо бы выяснить у местной администрации, где предполагается размещать меня. Надеюсь, пан Зовесима или кардинал дю Шевуа этот вопрос утрясли, а то неудобно получится.

Снаружи послышался какой-то шум. Кажется, прибыла еще одна делегация, сильно запоздалая. Интересно, кто на этот раз?

– Прибыли послы от славного народа трегонтов! – провозгласил церемониймейстер, вставая у дверей.

Трегонтов?.. Незнакомое название. Эльфы, гномы, цверги, гоблины, тролли, огры – все это существа из нашей европейской мифологии. В этом мире они реальность. Но трегонты… кто бы это мог быть?

Хотя я вроде бы что-то о них уже слышал. Только не помню, где и когда.

Я с интересом повернулся ко входу. Интересно, какие чудики явятся на этот раз. Карлики или великаны? Уродцы или очаровашки?

Насколько мне известно, снаружи стоит тихая погода. Но почему-то подул резкий ветер. Пламя бесчисленных свечей заколыхалось, некоторые погасли совсем. И в банкетный зал вошли трегонты.

Вошли? Я сказал – вошли? Неточно выразился. Они вовсе не вошли. И не вползли. И не вкатились. И не влетели. Из всех необычных способов передвижения, которые я повидал, трегонты воспользовались самым необычным.

Их попросту вдуло.

– Они что, растения?! – пораженно воскликнул я.

Судя по всему, да. Невероятно странные создания, похожие на стебельчатые веретена. Множество твердых изогнутых веток составляют каркас, своеобразный скелет, внутри которого извивается и пульсирует настоящая каша ярко-зеленых стеблей. В нескольких местах торчат прямые длинные ветви, а меж них растут огромные листья-паруса. Трегонты складывают их, разворачивают, переставляют в разные позиции – и ловят порывы ветра, успешно передвигаясь при полном отсутствии конечностей.

Хотя нет. Нечто наподобие конечностей у них все-таки есть. Въехав в зал подобно сухопутным кораблям, трегонты выпустили из «днищ» десятки тонких извивающихся корней. Похоже, с их помощью они закрепляются в земле. Здесь закрепиться не удалось – пол-то каменный – поэтому трегонты просто ухватились за мельчайшие неровности и трещины.

– Правильно рассуждаешь, патрон, – подтвердил Рабан. – Трегонты – странствующие растения. В этом мире они населяют почти треть Африки. Постоянно кочуют по пустыне Сахара, ища источники влаги. Когда находят – укореняются и так живут.

– Странная какая-то цивилизация, – пробормотал я. – Я так понимаю, у них нету ни городов, ни орудий труда… ни хрена нету. Верно?

– Верно. Но ты ошибаешься, патрон, если думаешь, что цивилизация непременно должна быть похожа на человеческую. Разум способен оформляться в самом разном виде. Возьми меня, например. Моя цивилизация тоже ничего не строит и не производит.

– Какая у тебя там цивилизация… Вы же просто паразиты.

– Симбионты, – сухо поправил Рабан. – И вообще – знал бы ты, какие встречаются формы жизни, какие встречаются типы цивилизаций… Помнишь ичи-когосе-ичи?

Я хмыкнул. В те дни, когда я работал на Академию Наук Земли двадцать девятого века, мне довелось познакомиться с крайне необычной формой жизни – ичи-когосе-ичи. В их мире жизнь основывается не на протоплазме, а на металле. Растения, животные – все металлическое. Вместо лап у многих колеса, в скелетах преобладают шарнирные соединения, кровь и желчь заменяют кислоты и горючие жидкости, в мозгу нечто наподобие транзисторов. Размножаются самостоятельно – ничего общего с роботами.

Причем Рабан поведал, что подобная экологическая система встречается не так уж и редко. Она ничуть не более уникальна, чем привычная нам углеродоводородная.

– Всякое существо считает собственную культуру с ее нормами и логикой эталоном, – продолжил Рабан. – Но это от ограниченности интеллекта, патрон. Немало видов вообще не считает нужным что-либо строить и производить. Существуют народы, целиком посвятившие себя изучению окружающего мира, без попыток как-либо его менять. Существуют народы, развивающиеся исключительно внутренне, совершенствуя самих себя. Те же самые трегонты – очень развитый вид, вообще-то. Только развивали они не камни-сверлилки, как хомо сапиенсы, а собственный организм. В далеком прошлом у них не было ни таких вот парусов, ни корней-щупальцев. Они были просто растительными клубками, мало отличающимися от обычного перекати-поле. Катились себе, куда ветер дует. А теперь, видишь, ведут дипломатические переговоры.

Мне стало ужасно любопытно – как эти причудливые существа разговаривают? Не вижу у них ничего даже отдаленно напоминающего рот. Глаза… вот что-то наподобие глаз есть. Полураскрытые фиолетовые бутоны, проглядывающие то там, то здесь. Судя по тому, что все они повернуты в сторону Папы Римского, видеть трегонты могут.

Но говорить?..

Меж растительными послами важно прошагал еще один гость. Худощавый разодетый гоблин, похожий на нашего Цеймурда. Он опустился перед Папой на колени, поцеловал его туфлю и снова выпрямился.

– А нас туфлю целовать не заставляли… – вполголоса пробормотал я.

– Это устаревший обычай, патрон, – ответил Рабан. – Ее уже давно никто не целует, кроме гоблинов.

– А почему только их заставляют?

– Никто их не заставляет. Просто гоблины от природы подобострастные. Унизиться перед начальником для них только в радость.

Папа Леон Второй и в самом деле выглядит не особо довольным таким приветствием. Кому понравится, когда твою обувь муслякают гоблинские губешки? Папские туфли, вон, жемчугом обшиты – еще сопрет втихаря шарик-другой…

– Ваше Святейшество! – звонко произнес гоблин, отвесив еще один низкий поклон. – Позвольте нижайшему из ваших рабов представить посольство от народа трегонтов!

– Как тебя зовут, милейший? – внимательно посмотрел на него Папа.

– С вашего всемилостивейшего позволения я Шекил! Шекил из клана Костедробителей! Состою на службе у народа трегонтов, исполняя обязанности переводчика!

– Мы слышали об этом необычном народе… – задумчиво кивнул Папа. – Однако слухи, что доходили до нас, поневоле заставляли усомниться в их достоверности. Они и в самом деле принадлежат царству растений?

– О да, Ваше Святейшество! В их жилах нет ни крови, ни желчи, ни иной телесной жидкости – лишь зеленый сок, подобный тому, что выжимается из сочных трав!

– И никто из них не знает нашего языка?

– О нет, Ваше Святейшество! Знают! И знают многие! Трегонты – народ, постигший многие учености, и познать язык людей для них – сущая безделица! Ничуть не солгу, если скажу, что все из присутствующих здесь прекрасно поняли все, что было здесь сказано!

– В таком случае зачем же им нужен ты?

– О… – озадаченно поджал губы Шекил. – Ваше Святейшество, это довольно сложно объяснить…

– Но ты все же попытайся. Мы постараемся понять.

– Как вам будет угодно, Ваше Святейшество. Затруднение состоит в том, что трегонты могут обучиться понимать наши языки, но совершенно не способны сами произнести хоть слово. У них нет ртов. И нет языков. Да и ушей тоже нет – они совершенно глухие.

– Глухие? – приподнял брови папа. – Но разве не ты сказал минутой ранее, что они верно поняли все, что мы тут сказали? Как такое возможно, если все они глухие?

– Я подозреваю, что этот мерзавец насмехается над нами, Ваше Святейшество, – понизил голос Торквемада. – Я положительно уверен, что мы имеем дело с еретиком. Гоблинам нельзя доверять – все они лжецы и предатели. Отдайте его мне – и я выжму из него истину, как сок из спелого апельсина.

– Благодарю тебя за усердие в делах веры, брат Фома, – кивнул Великому инквизитору Папа. – Но все же дадим вначале нашему гостю возможность объясниться. Быть может, мы что-то неверно поняли?

Торквемада отступил на шаг, злобно бормоча себе под нос. Он даже здесь не снимает капюшона. Такое впечатление, что у него на лице постоянно лежит черная тень – как ни вглядываюсь, не могу ничего разглядеть.

– Так что же ты имел в виду, милейший? – доброжелательно посмотрел на Шекила папа.

– Ваше Святейшество, умоляю, вы должны простить своего ничтожного раба! – воскликнул насмерть перепуганный гоблин. – Я невольно ввел вас в заблуждение, и вы вправе гневаться на меня! Однако поверьте, я не солгал ни словечком! Трегонты и в самом деле глухи, но это отнюдь не мешает им понимать язык людей! В это трудно поверить, но они делают это… на ощупь!

– Как это?

– Господа философы объяснили бы подобное лучше меня, но я все же постараюсь подобрать нужные слова… – напрягся Шекил, глядя на шипящего Торквемаду, как лягушка на гадюку. – Как поведали мне сами трегонты, всякий изданный звук неким образом «давит» на все вокруг. Точно таким же образом, как ветер, только во много раз слабее. Понимаю, что в это нелегко поверить, это может даже показаться ересью…

– Нет-нет, ты несомненно прав, – перебил его папа, слушающий с живым вниманием. – Мы замечали это и сами. Когда мы находились в звоннице во время боя колоколов, то чувствовали звук не только ушами, но даже и кожей – так могуч он был. Да что там – стоит лишь поднести руку ко рту и закричать погромче, чтобы убедиться в том, что все так и обстоит на самом деле.

– Истинно! Истинно так! – обрадованно закивал карликовый переводчик. – Ведомо, что слепые от рождения обладают невероятно чутким слухом и крайне тонким осязанием. Но осязание трегонтов тоньше в тысячи раз! Даже самый тихий звук они чувствуют собственной кожей! Самые слабейшие порывы ветра для них – словно раскрытая книга для ученого школяра!

Я положил щеку на ладонь. Вот бедолага. Ему еще долго придется тужиться, чтобы объяснить элементарную вещь – устьица трегонтов служат не только для дыхания и фотосинтеза, как у обычных растений, но еще и играют роль органов чувств. Фактически эти существа представляют собой одну сплошную барабанную перепонку – всем телом ощущают колебания воздуха. Правда, не слышат звуки в полном смысле этого слова, а именно «осязают».

Человек двадцать первого века все это поймет без труда, а вот человек Средневековья, пусть даже образованный…

– Хорошо, милейший, мы поняли тебя, – милостиво кивнул папа. – Но как же в таком случае эти божьи твари говорят? Раз они способны объясняться с тобой, значит неким образом они все же общаются, верно?

– Истинно! Истинно так! Трегонты действительно имеют свой язык, на котором говорят друг с другом. И я способен его понимать. Но подобных мне немного даже среди гоблинов – их язык поразительно сложен и на удивление странен…

Кажется, трегонты и в самом деле вслушивались в разговор. На этом месте они одновременно расправили листья, выпустили из боков заостренные кончики стеблей и принялись ими шевелить. Воздух наполнился тихим звенящим шелестом. Словно березовая роща в ветряную погоду.

– Что это? – с любопытством посмотрел на них Папа.

– Это и есть их язык, Ваше Святейшество, – поклонился Шекил. – Шелест. Шелест ветвей и листьев. Даже мой народ с большим трудом их понимает – а я не солгу, если скажу, что в этом…

– Хорошо, милейший, мы поняли тебя. Но что же они… говорят? Переведи же нам.

– Они приветствуют вас, Ваше Святейшество. А еще просят пить.

– Пить?..

– Да, Ваше Святейшество. Я прошу их извинить – трегонты плохо разбираются в жизни людей и придворном этикете… Их манеры оставляют желать лучшего…

– Мы и сами проявили невежливость, – милостиво кивнул папа. – Не дело томить жаждой собственных гостей. Они потребляют вино?

– Да, наше вино им очень нравится.

– А что они предпочтут отведать за ужином?

– Ничего, Ваше Святейшество. Они травянистые существа. Они употребляют исключительно воду и иные жидкости. Твердая пища им совсем не по вкусу.

– Да, верно, у них же нет даже ртов… Что ж, налейте им лучшего вина!

Вышколенные лакеи обнесли новую делегацию широкими хрустальными чашами с ароматной бордовой жидкостью. Самое лучшее вино, какое только нашлось в папском погребе – а это многое говорит о его качестве!

Трегонты оживились. Их листья зашевелились, корни всколыхнулись и залезли прямо в вино. По растительным телам пошла пульсация, зеленые стебли на глазах приобрели красноватый оттенок.

– О боже мой, как же я ненавижу этих тварей… – пробормотала Аурэлиэль, невольно придвигаясь ближе ко мне. – Каждый раз мурашки по коже…

– Почему? Вы же вроде как почитаете деревья?

– Деревья, вот именно! Нормальные деревья! А не это… это… это безобразие! Это не деревья – это издевательство над Матерью!

– Матерью?..

– Природой. Священные дубы богорощи тоже способны говорить с нами, но им даже на ум не может прийти выкопаться из земли и отправиться на прогулку! Или начать вдруг пить вино! Это просто вопиющее непотребство!

Аурэлиэль недобро поджала губы и неохотно добавила:

– К тому же они нас тоже не любят.

– Кто, трегонты?

– Да.

– И за что это они вас так?

– Не только нас. Они и людей не любят. И вообще почти никого. Им, видите ли, не нравится, что мы питаемся их неразумными сородичами…

– Растениями, что ли?

– Да. Они называют это варварством. И даже еще хуже. Как будто не понимают, что растения для того и предназначены, чтобы их съедобные части питали животных и народ. Вот пожирать плоть животных – это и есть самое настоящее варварство. Но до этого трегонтам дела нет. Их беспокоят только страдания изрубленной капусты.

– Охренеть. А курить они позволяют?

– Что делать?..

– Да ничего, это я так.

Кажется, я понимаю, за что эльфы недолюбливают трегонтов. Эти остроухие – своего рода здешний Гринпис. Дикое зверье оберегают, на тысячелетние дубы молятся. Придерживаются строгой вегетарианской диеты. Защитники всякой растительности и вообще природы.

И тут нате пожалте – какие-то ползучие лишайники заявляют, что даже этого недостаточно. Что и растения есть нельзя ни в каком виде, а нужно пить воду и поглощать солнечные лучи.

Только в эльфах, несмотря на всю их флорофилию, хлорофилла нетути. Они не растениям родственники, а нам, людям.

Кстати, а вот интересно – почему же это тогда трегонты вино пьют? Оно ведь по сути – перебродивший виноградный сок. Кровь растительная.

Трегонты об этом не знают? Или просто лицемерят?

Папа Римский тоже смотрит на трегонтов с нескрываемым сомнением. Новоприбывшие пока что не озвучили своих намерений и цели визита, но думается, она у них та же, что у явившихся чуть ранее цвергов. Хотят креститься. Христианство движется по миру семимильными шагами. С тех пор, как Ватикан отвернулся от прежней политики расовой дискриминации, число крещеных нелюдей значительно возросло и продолжает увеличиваться.

Но при взгляде на подобных существ невольно озадачишься. Одно дело гоблины или цверги, в общих чертах мало отличающиеся от людей. Точно так же две руки, две ноги, голова с двумя глазами, носом и ртом. Другие рост и пропорции, другие лица, другой менталитет, но все же видно, что родственники. В моем случае сомнений было гораздо больше – меня-то с человеком за километр не спутаешь.

А тут мы вообще имеем нечто, не похожее не только на человека, но и на любое другое живое существо. Странствующие кусты с листьями-парусами. Непонятно, где перед, где зад. Даже голов нету.

Довольно трудно признать что-то подобное своим братом во Христе.

– Ваше Святейшество! – заговорил гоблин-переводчик, внимательно вслушиваясь в шелест стеблей. – Мои господа выражают вам глубокую благодарность за угощение и желают… эм-м-м… желают…

– Так чего они нам желают? – с интересом посмотрел на него папа.

– Это довольно сложно перевести… В буквальном смысле они желают вам дать множество новых побегов и пустить корни в хорошей земле, где много воды и солнца…

– То есть богатства и долголетия, – с ходу перевел Папа. – Да пребудет с ними Господь.

– И еще господа трегонты сообщают, что прибыли к вашему двору не с пустыми руками… корнями. Корабль, что доставил к берегам Италии нашу делегацию, доставил также и человека, назвавшегося старинным другом Вашего Святейшества…

– В самом деле? – удивился папа. – И кто же это такой? Не припоминаем, чтобы кто-либо из наших старинных друзей посещал земли трегонтов.

– Он ожидает за дверью, Ваше Святейшество. Он сказал, что вы будете бесконечно рады его увидеть, но не смеет войти, не получив на это вашего благословения…

– Ну что ж, пусть войдет. Впустите этого синьора!

Двери распахнулись, и в банкетный зал вошел человек. Самый обычный человек, ничем не примечательный. Однако при виде него по залу прошло хоровое «А-ах-х!..». Кажется, все присутствующие донельзя поражены появлением этого типа.

– Эль Кориано… – донеслось сразу из нескольких уст.

Глава 23

Итак, это и есть бывший кардинал эль Кориано. Любимец предыдущего Папы Римского и главный кандидат в его преемники.

Как известно, Папу избирает совет кардиналов – для избрания необходимо большинство в две трети голосов плюс еще один голос. И до последнего момента все были уверены, что новым Папой станет именно кардинал эль Кориано. У него было неоспоримое преимущество. Кардинал да Луко, поддерживаемый оппозицией, не мог ни на что рассчитывать всерьез.

Как я слышал, там произошла какая-то грязная история. Вроде бы не обошлось без антипиара. Про эль Кориано раскопали нечто такое, что отвратило от него даже самых преданных сторонников. Кардинал да Луко был избран подавляющим большинством, а кардинал эль Кориано принародно лишен сана и отправлен в изгнание.

Причем как раз в земли трегонтов.

Выглядит этот эль Кориано вполне обыкновенно. Одет в светское платье – добротное, но не слишком дорогое. На пальце перстень с мутным камнем. Никаких признаков былой принадлежности к духовенству. Среднего роста, лет на вид около пятидесяти или чуть больше. Единственная особая примета – множество черных точек на лице. Скорее всего, последствия какой-то болезни. Оспы или чего-нибудь наподобие – тут такое не редкость.

– Я требую уважения прав человека! – воскликнул экс-кардинал, ожесточенно сжимая кулак.

– Какого конкретно человека? – вежливо уточнил Папа Римский. – Назови нам имя этого обиженного.

– Да, назови имя, фамилию и титул, – поддержал его Торквемада, доставая из карманов перо, чернильницу и кусок пергамента. – И погромче. Я записываю.

– Не какого-то конкретного человека! – исказилось гневом лицо эль Кориано. – А всех человеков, что вышли из чресел Адамовых!

– Ну их всех долго поименно перечислять… – разочарованно вздохнул Леон Второй, подпирая щеку ладонью. – Оставь свою писульку, брат Фома. На этом малом клочке такая пропасть народу все равно не поместится.

– И дров на всех не хватит, – с сожалением согласился Торквемада. – А жаль.

– Да храни их Господь, – отмахнулся папа. – Ты чего еще нам сказать хочешь, милейший? Вина выпьешь? Вино в этом году хорошее уродилось.

Экс-кардинал эль Кориано позеленел, как разгневанная лягушка. Мне его даже немного жалко стало.

Однако он все же собрался с духом. Бывший кандидат в Папы Римские гордо выпрямился, кашлянул в кулак и произнес:

– Я Гитэн эль Кориано, дворянин и испанский гранд. Клевета лишила меня сутаны, но оставила дворянский пояс. Здесь и сейчас я в голос говорю перед вами, ибо молчать уже больше не в силах! Опомнитесь, люди! Опомнитесь! Осознаете ли вы, что творите, безумцы?!

В зале воцарилась полнейшая тишина. Стихли все звуки до единого. Ни движения, ни шепотка. Напряженное молчание – и сотни взглядов, устремленных на обличающего экс-кардинала.

– Я считаю очевидным, что все люди сотворены равными, – понизил голос эль Кориано, обводя присутствующих пылающим взором. – Я считаю очевидным, что все они одарены своим Создателем некоторыми неотчуждаемыми правами, к числу которых принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью. Разве это не так? Разве я в чем-то сейчас ошибаюсь?

– Мы не совсем понимаем, к чему ты ведешь, Гитэн, – осторожно произнес Папа. – Мы и раньше слышали от тебя подобные речи. Ты безусловно прав, но нам хотелось бы кое-что прояснить…

– Оставь это переливание из пустого в порожнее, Леон! – гневно воскликнул экс-кардинал. – Ты всегда был мастером никчемной говорильни! Что ты натворил, что натворил?!

– Что ты имеешь в виду, Гитэн? – с интересом спросил Папа.

– Оглянись вокруг себя, Леон! Оглянись и полюбуйся на то, что тебя окружает! Грязные, омерзительные твари! Эльфы!.. Гномы!.. Гоблины!.. Цверги!.. Огры!.. Воплощенное недоразумение, дикий каприз природы – ходячие растения трегонты! И самое ужасное, самое отвратительное – демон! Демон здесь, в Ватикане! Нет, Леон, я знал, кто ты есть, но такого я не ждал даже от тебя! Да как ты осмелился на такое непотребство, на такое попрание устоев?!!

Томмазо Торквемада невольно кивает. Его взгляды явно совпадают с взглядами эль Кориано. Однако чувство долга пересилило личные пристрастия – великий инквизитор дернул рукой, и на плечи незваного гостя легли ручищи гвардейцев.

– Ты осмелился обвинять земного наместника Господа! – процедил Торквемада. – Сожжение будет слишком мягким наказанием за такое!

– Нет, оставь его пока, брат Фома, – негромко произнес Папа. – Дослушаем до конца.

– О, благодарю за такую милость, Леон, – издевательски раскланялся эль Кориано. – Ты всегда был таким… таким… мягкосердечным! Меня тошнит от бесхребетности, более присталой Христовым невестам, чем земному наместнику Господа! И меня тошнит от того, что ты делаешь!

– И что же мы такого делаем?

– Все люди сотворены равными и имеют равные права на все, дарованное Богом, – вновь повторил экс-кардинал. – Я считаю это очевидным и естественным. Разумеется, это не касается женщин, язычников и простолюдинов, ибо властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны. Душа властвует над телом, как господин, а разум – над нашими стремлениями, как государственный муж. Также и мужчина по отношению к женщине: первый по своей природе выше, вторая – ниже, и вот первый властвует, вторая находится в подчинении. Тот же самый принцип неминуемо должен господствовать во всем человечестве. На нашей несчастной планете невозможно, чтобы божии творения не были разделены на два класса: благородных мужей, которые повелевают, и всех остальных, которые им служат. Однако люди служащие тоже заслуживают права жить на этой земле подле нас, людей благородных. Но что же касается нелюдей, то мне удивительно, как кто-то вообще может приравнивать этих грязных животных к… к… к…

Эль Кориано начал задыхаться. На глазах выступили слезы – кажется, его ужасно расстраивает само присутствие здесь нечеловеческих существ.

– Господь желает, чтобы люди были счастливы! – наконец выпалил он. – Разве люди не заслуживают счастья?! И разве не очевидно, что счастье людей требует полного уничтожения нелюдей?! Каким же слепцом нужно быть, чтобы не понимать столь естественной вещи?! Опомнитесь, заблудшие грешники! Опомнитесь, люди, и убейте их всех!!!

Молчание. Гробовая тишина, которая наступает сразу после падения чего-то большого и увесистого. Сначала свист воздуха, потом грохот… а потом наступает молчание.

Очень зловещее молчание.

– Мы выслушали тебя, Гитэн, – как-то очень нехорошо улыбнулся Папа. – Мы рады, что ты высказал все, что накипело у тебя на сердце. Однако нам не по вкусу твои слова, ибо они тяжелее того камня, что катил в гору Сизиф. Брат Фома, не снимешь ли ты с наших плеч этот груз?

– Разжигайте костер! – прошипел Торквемада, взмахивая рукой.

Гвардейцы опять схватили эль Кориано за плечи. Но тот почему-то ничуть не встревожился, даже мелко захихикал. Словно смешинка в рот попала.

– Сжечь?! – оттопырил нижнюю губу экс-кардинал. – Вы хотите меня сжечь?! Так вот оно какое – ваше правосудие?!

Ему заломили руки за спину. Однако в следующий миг произошло нечто странное. Мне показалось, что я вижу мираж – изображение в воздухе поплыло, заколебалось… и гвардейцы остались растерянно хлопать глазами. Запястья преступника словно испарились из их хватки.

Но эль Кориано никуда не исчез. Он по-прежнему стоит там же, где и стоял… или не совсем там? Поскольку гвардейцы совершенно точно не двигались с места, экс-кардинал все-таки переместился. На пару шагов в сторону. Только произошло это как-то очень странно – точно во сне.

– Сжечь – не значит опровергнуть! – сжал кулак эль Кориано. – Я прав, и вы прекрасно это понимаете!

– Ты не прав, – коротко произнес Папа, неподвижно глядя на оппонента. Кажется, его тоже шокировало это странное перемещение.

– Проклятый лицемер, ты лжешь в глаза своей пастве! Как ты можешь смотреться в зеркало, зная, что видишь там лжеца?! Я был изгнан вами, изгнан в земли диких трегонтов! Целый год я не видел человеческого лица! Целый год я скитался по пустыне, проповедуя барханам и колючему кустарнику!

– И теперь ты хочешь отомстить?

– Не за себя! Священное Писание учит нас – не мстите за себя, но дайте место гневу Божию! И именно для этого я и вернулся! Вернулся, чтобы бросить обвинение в лицо преступникам! Вам! Вам всем! Я обвиняю вас в самом страшном преступлении – преступлении против Бога и человека! Вы забыли о Боге и каре, грешники!!!

– Проклятый еретик, ты все-таки это сказал!.. – прорычал Торквемада, странным образом пригибаясь. – Я пойду против своей совести, если оставлю твой грех безнаказанным!..

– Не надо, брат Фома, – негромко произнес Папа Римский, качая головой. – Остерегись делать это здесь. Вокруг слишком много людей.

– В таком случае схватить его! – приказал Торквемада, вытягивая левую руку. Я пораженно на нее уставился – эта ладонь Великого инквизитора оказалась черной, как головешка. – Привязать к позорному столбу и сжечь, сжечь немедленно!!!

– Томмазо Торквемада, я знаю тебя! – воскликнул эль Кориано. – Ты верно служил Его Святейшеству Джулиану, был его правой рукой, его самым верным сторонником! Я знаю, что ты разделяешь мои убеждения! И я надеялся, что здесь и сейчас ты примешь мою сторону! Но я ошибся в тебе! Вы, доминиканцы, называете себя «Domini canes» – псами Господними! И называете с гордостью! Теперь я вижу, что ты оказался самым настоящим псом – псом, по-рабски преданным руке, которая кормит! Тебе нет дела до того, что это за рука, кому она принадлежит, какого она цвета, есть ли на ней когти, пахнет ли от нее серой!.. Тебе ни до чего нет дела, песья душонка!!!

Кажется, Торквемаду хватил апоплексический удар. Так страшно он затрясся, услышав эти обидные слова. Рука задрожала, дыхание участилось. Оскорбленный до глубины души, великий инквизитор уже не находит слов, а только булькает и сдавленно хрипит:

– Сжечь!.. Сжечь!..

– Не трудитесь, я не собираюсь стоять столбом и дожидаться, пока меня сожгут, – брезгливо отмахнулся эль Кориано, шагая вперед. – Я искренне надеялся, что буду услышан, но я все же не настолько глуп, чтобы явиться в логово Зверя, не озаботившись мерами предосторожности.

Полностью игнорируя присутствующих, он подошел к пиршественному столу. Пошарил по нему глазами и цапнул жареную тушку ягненка. На губах экс-кардинала зазмеилась коварная улыбочка. Очень медленно он поднес к ним ягненка и… страстно поцеловал его прямо в губы.

Меня чуть не вывернуло наизнанку. Вот он, значит, какой – некрозоопедофил из детской песенки…

Однако действительность оказалась еще отвратительнее. По-брежневски облобызав ягненка, эль Кориано резко подбросил его в воздух и тут же метнул следом… я не успел разглядеть, что именно. Какой-то камешек вроде бы.

– Я не отступлюсь и не сдамся! – погрозил кулаком экс-кардинал, запахиваясь в плащ. – Я заставлю вас познать ужас и страдания, каких вы еще не знавали!

Гвардейцы, ринувшиеся на него с разных сторон, столкнулись лбами. Эль Кориано снова исчез. На этот раз – бесследно, оставив после себя лишь облако дыма. Телепортировался, судя по всему.

М-да. Еще один колдун. Покойный епископ Каролюс из Дотембрии тоже приколдовывал на досуге, теперь вот и этот, оказывается, втихаря овладел альтернативной специальностью…

Видимо, у них это модно.

Однако сейчас не до раздумий. Эль Кориано исчез, но его колдовство осталось. Жареный ягненок, которого он подбросил к потолку, даже не думает падать. Висит в воздухе и странным образом… раскрывается? Да, раскрывается, как очковый футляр.

– Что-то мне это не нравится… – пробормотал я, на всякий случай выпуская когти. Не знаю, что за мерзость собирается произойти, но вряд ли что-то хорошее.

Ничего хорошего и не произошло. Секундная пауза – и из раскрывшейся тушки выметнулись сотни тончайших нитей, похожих на гитарные струны. Жилы… думаю, это жилы. Однако жилы непомерно удлинившиеся.

Пятнадцать человек мгновенно упали мертвыми – эти «струны» пронзили их, как раскаленная проволока. Еще десятка три закричали от боли, катаясь по полу и зажимая сквозные раны.

Гвардия бросилась закрывать собственными телами Папу. Бронированные цверги заученными движениями вскинули щиты, но это не помогло – колдовские нити с легкостью пронзали даже железо, закаленное в подземных горнилах. Помещение наполнилось паническими воплями, народ ринулся к спасительным дверям. Там тут же образовалась пробка.

Кардинал-колдун применил действительно страшную штуковину. Выстрелив «струнами» один раз, про́клятый ягненок тут же втянул их обратно, явно приготовившись стрелять повторно. Десяток таких залпов, и в банкетном зале не останется никого живого.

А судя по тому, с какой скоростью он действует, займет это от силы минуту.

Однако второго выстрела не последовало. Несмотря на длинное описание, с момента первого прошло ровно три секунды. А на четвертую висящего в воздухе ягненка накрыло кислотным ливнем. Я рефлекторно распахнул крылья, взметаясь к потолку, подлетел к колдовской бомбе и бешено заработал когтями, полосуя тварь на лоскутки.

В последний миг существования чудовище все же нанесло ответный удар. Из уже разваливающегося на куски трупа брызнула новая порция полупрозрачных «струн» – и на сей раз все ударили в меня.

Крылья распахнулись во всю ширь, и я удержался в воздухе. Но моя природная чешуехитиновая броня оказалась бессильна против колдовства. Зубы заскрипели от дикой боли – тело пронзило в сотне мест разом. К великому моему счастью, все раны пришлись на торс и руки – голова оказалась выше области поражения.

Единственный мой уязвимый орган – мозг, оставшийся от прежнего тела, человеческого. Все остальное, в принципе, можно отрезать совсем – я выживу. Конечно, обрадовать меня такой расклад совсем не обрадует, но это все же лучше, чем умереть.

Весь изрешеченный, обливаясь кровью и черной слизью, заполучив множество крохотных дырочек в перепонке, я спланировал на пол.

Выставив алебарды в боевую позицию, гвардия медленно обступила порезанную на ленточки тварь. Сейчас она выглядит совершенно безобидно. Трудно поверить, что этот жареный ягненок чуть не отправил к праотцам всех присутствующих.

Я понемногу начинаю понимать, почему радикально настроенная часть духовенства хочет извести магов под корень. В самом деле – мало ли что им в голову взбредет? Там у каждого второго в башке тараканы размером с кулак. Услышит такой псих приказ своей левой пятки, да и колданет чего-нибудь поганенькое…

Плавали, знаем, на что этот народ способен. Ученые академики тоже порой отжигают, преподнося миру ядерные взрывы и озоновые дыры, но у них это все же из разряда «хотели как лучше». А вот колдуны любят делать всякую бяку именно целенаправленно. Посмотреть, как людишки засуетятся. Или просто круто выпендриться.

А меня никто даже не спрашивает, в порядке ли я. В голливудском фильме этот вопрос задали бы в первую очередь. Там его задают, даже если человек корчится в предсмертных судорогах. А тут никто не посчитал нужным побеспокоиться.

Яцхен, конечно, тварь живучая, убить меня крайне сложно. И регенерация молниеносная – главное, жрать побольше. Но все равно хотелось бы получить хоть каплю сочувствия.

И дачу на Канарах тоже было бы неплохо.

– Нет, ну это просто песец какой-то, – вслух пожаловался я, колупая затягивающиеся ранки на груди. – Все, буквально все пытаются меня убить. А охотничий сезон на яцхенов еще не начался, между прочим.

– А когда начнется? – спросил услышавший мои слова Торквемада.

– С какой целью интересуетесь, падре?

– С сугубо практической.

Я на всякий случай отступил на пару шагов. С инквизицией у меня довольно сложные и запутанные отношения. Они почему-то ужасно хотят меня убить. А я этого совершенно не хочу.

Такой вот конфликт жизненных целей.

– А что, падре, как же это вы умудрились проворонить такой нехороший кадр? – поинтересовался я у Торквемады. – Хреново работает ваше святое НКВД. Целый кардинал оказался колдуном и врагом народа, а вы проглядели.

– Бывший кардинал, – огрызнулся великий инквизитор. – Гитэн эль Кориано был лишен сана год назад.

– Но колдовать он, скорее всего, умел и раньше, верно? Как я слышал, всего за год таким трюкам не обучишься.

– Да, за год такое не освоишь, ты прав. Но я клянусь Богом, что до изгнания Гитэн эль Кориано не имел никакого отношения к чернокнижию. Я бы знал об этом. Все кардиналы и епископы – все до единого! – находятся под моим личным наблюдением. Я в курсе самых мелких их грешков – у кого какая любовница, кто сколько приворовывает из казны Храма, кто любит выпить лишнего, а кто – вкусить яств… Некоторые из них и в самом деле умеют… кое-что… немножко… в границах дозволенного… это не запрещено, к сожалению… Но кардинал эль Кориано в их число не входил. Он всю жизнь ненавидел чернокнижие. На его счет у меня никогда не было и тени подозрения. А это о многом говорит, тварь!

– Значит, все-таки обучился всего за год? Вундеркинд, однако.

– Такое невозможно, – поморщился Торквемада. – По долгу службы мне приходится знать очень многое о чернокнижниках. О их делах, о их возможностях. На протяжении жизни я сталкивался с самыми разными колдунами и ведьмами. Обычно наше общение продолжалось недолго… и заканчивалось чаще всего костром. Однако в Ромеции даже сейчас существует легальная школа магов. Она там всегда существовала. Будь моя воля, эту мерзкую башню давным-давно бы сожгли вместе со всеми обитателями. Мне почти удалось добиться от прежнего папы буллы, запрещающей тайные науки во всех их проявлениях. Вне зависимости от того, противостоит ли чернокнижник Господу открыто или же прикидывается добрым христианином!

– Полагаете, настоящих христиан среди них нет?

– Есть и те, что веруют искренно. У меня немалый опыт – я давно научился отличать еретика, просто глядя в глаза. Если это человеческие глаза, конечно, – зло уставился в мои красные буркала великий инквизитор. – Однако это не имеет значения. Нельзя вырастить пшеницу, не распахав поля. Несколько невинных душ – небольшая плата за полное избавление от ведьмовства и ереси!

– Четко обозначенная политическая программа, – оценил я. – Уважаю, но не разделяю. Так что там с кардиналом-то?

– Обучиться чему-то подобному, – указал на клочья жареного ягненка Торквемада, – всего лишь за год невозможно. Просто невозможно. Как и любая наука, злокозненное чернокнижие требует начинать с малого и постепенно подвигаться к более сложному. Человек сначала учится ползать – и только потом ходить. Неофит, ничего не знающий о тайных науках, за год успеет обучиться только чему-нибудь совсем простенькому. Подвинуть взглядом щепку. Зажечь свечку. Наслать слабый морок. Превратить вино в мочу…

– Ну, это и я умею.

– Ты что, тоже занимаешься чернокнижием, тварь?! – сдавленно зарычал Торквемада… а потом смолк. Дошло, похоже.

– Ладно, насчет этого разобрались, – поспешил сменить тему я. – Но головоломка все равно не складывается. Год назад эль Кориано думать не думал о колдовстве. А теперь вовсю куролесит – и мороки насылает, и телепортируется, и… вообще не знаю, как это назвать. Нестыковочка.

– Существуют способы получить такие силы… быстро, – неохотно произнес Торквемада. – Очень похоже на то, что именно таким способом Гитэн эль Кориано и воспользовался. А это значит, что мне предстоит немалая работа…

Он замолчал, отвернулся и резко зашагал к выходу, даже не глядя по сторонам. Я секунду постоял, а потом легко нагнал его и спросил:

– Что это за способ-то, падре?

– Тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было, тварь, – огрызнулся Торквемада. – Оставь меня.

– А куда мне идти-то?

– Ступай куда хочешь. О дальнейшем мы поговорим завтра, после мессы.

Я разочарованно отстал от него. Мужик весь в делах. Оно понятно – тут самый настоящий теракт произошел. Чувствую, сегодня ночью Томмазо Торквемада и ухом подушки не коснется.

А ведь я только что совершил подвиг. Самый настоящий. Мне, если по-честному, медаль полагается. Или даже орден. И памятная грамота. И наградное оружие. И еще куча плюшек.

Но разве кто-нибудь мне это вручит? Хрена с два. Кругом неблагодарные жлобы. Никто не отдает должное героическому яцхену, спасшему их вонючие задницы, здорово рискуя при этом собственной.

Но великий инквизитор вдруг остановился, чуть-чуть не дойдя до дверей. Не оборачиваясь, он крайне неохотно процедил:

– Я… я благодарю тебя, тварь.

– Что?.. – поразился я.

– Я благодарю тебя за то, что ты сделал здесь, – с огромным трудом выдавил из себя Торквемада. – Благодарю за спасение жизни Его Святейшества Папы Римского. Ты оказал Ватикану неоценимую услугу. Однако не надейся, что мое отношение к тебе изменится. Ты не перестал быть демоном. И я по-прежнему желаю тебя сжечь.

Сказав это, он коротко кивнул и вышел за дверь. За ним последовали несколько гвардейцев и монахов-доминиканцев. А я остался стоять, обдумывая услышанное. Медаль не медаль, но услышать такое от Торквемады – уже само по себе немало.

Мне показалось, или мои отношения с инквизицей в самом деле чуточку потеплели?

Глава 24

Двадцать четвертое июня тысяча шестьсот девяносто первого года. Рождество святого Иоанна Предтечи. Папская месса.

В соборе Святого Петра проходит торжественная служба. Литургия Слова – сам Папа Римский стоит лицом к алтарю и спиной к прихожанам. Так он символически представляет народ перед Богом, говорит от лица своей паствы. Читает из Священного Писания:

– Ночь прошла, а день приблизился: итак, отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света. Как днем, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти. Немощного в вере принимайте без споров о мнениях. Ибо иной уверен, что можно есть все, а немощный ест овощи. Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его. Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. Помолимся же, братья.

Акустика потрясающая. Собор Святого Петра не просто велик – он огромен. А папа говорит не так уж громко. Однако каждое слово отчетливо слышно в каждом уголке.

Я поерзал на скамье, безуспешно пытаясь примостить хвост поудобнее. Наверное, мне все-таки не стоило сюда являться. Не перестаю ловить на себе взгляды ужаса и отвращения. Демон на мессе – настоящий плевок в лицо общественности.

Однако мой смиренный вид и тот факт, что я сижу себе в соборе Святого Петра, слушаю проповедь Папы Римского и при этом до сих пор не рассыпался в прах, понемногу воздействуют на умы. В Дотембрии было примерно так же – после того, как кардинал дю Шевуа троекратно возлил мне на голову воду, окрестив в католичество, народ чуть в обморок не попадал от благоговения.

Пожертвований в тот день было столько, что хватило бы построить еще один храм. Очень уж впечатляющим оказалось превращение кошмарного демона в доброго католика. Кардинал потом еще несколько раз демонстративно кропил меня святой водой – показать, что мне она больше не опасна.

Кажется, здесь меня планируют использовать аналогичным образом. Папа сейчас читает с кафедры проповедь на тему того, что перед Богом нет ни эллина, ни иудея. Продвигает в массы тезис видового равенства – будь ты хоть огром преклонных годов, Церковь прижмет тебя к груди и облобызает. Шанса на Спасение не лишены даже демоны – главное, искренно уверовать, исправиться и раскаяться в том, что было прежде.

Красиво здесь, ничего не скажешь. Все-таки самый главный храм этого мира. Окна – цветные витражи и мозаика, во всех нишах стоят скульптуры. Преобладают изображения распятого Христа. Вдоль стены расположено четырнадцать картин, изображающих этапы Его крестных страданий. Поет хор – и просто потрясающе поет.

Правда, из-за хвоста мне ужасно неудобно сидеть. Еще относительно недавно во время богослужения вообще не сидели – стояли во весь рост, как в православии. Но два поколения назад в храмах появилось нововведение – деревянные скамьи.

Хотя многие по-прежнему стоят.

Но я сижу. Не на первой скамье, конечно. Там восседают кардиналы в красных сутанах. За ними – епископы в фиолетовых. На почетных местах – короли и герцоги из разных стран.

А мне уделили закуток у самых дверей. Ибо всё еще крепко сомневаются в моем статусе. Вполне возможно, что после мессы собор будут заново освящать – ну так, на всякий случай. Демон все-таки, хоть и католик. Беспрецедентная ситуация – я здесь такой первый и единственный. Да и в нашем мире подобного вроде бы не случалось.

Рядом сидит Аурэлиэль. Она и на мессе дает мне пояснения и указания – чтоб я не ляпнул чего неправильного. Сейчас эльфийка сидит с закрытыми глазами, склонив голову. Тихо-тихо шепчет молитву на родном языке:

– Átaremma i ëa han ëa! Na airë esselya, aranielya na tuluva, na carë indómelya cemendë tambë Erumandл. Бmen anta sнra ilaurлa massamma; ar бmen apsenл ъcaremmar sнv’ emmл apsenet tien i ъcarer emmen. Бlamл tulya ъsahtienna mal бтл etelehta ulcullo. Nбsiл.

За литургией Слова началась литургия евхаристии. Папа торжественно прочел молитву, посвященную страданиям, смерти и воскресению Христа. Поведал о Тайной Вечере, на которой впервые было установлено таинство евхаристии.

Поскольку сейчас папа служит мессу, на нем не обычная папская сутана, а специальное облачение. Длинная тога – альба, на плечи накинута стола – длинный плат, концы которого опускаются на грудь. Поверх этого – казула, покрывающая грудь и спину. На ногах калиги – специальные сандалии и носки. На руках особые литургические перчатки.

Сегодня праздник Рождества Иоанна Предтечи, так что папа одет во все белое – цвет радости и торжества. Вот на мессе в память какого-нибудь мученика или страстей Христовых он был бы в красном – цвет огня и крови. В день скорби и покаяния – в фиолетовом, это цвет пепла. А если месса служится в будний день, без важного повода, священник надевает зеленое.

На алтарь принесли Святые Дары в монстрации – особом стеклянном сосуде. Пресный хлеб и вино. Папа произнес над ними слова, сказанные некогда Христом:

– Сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание. Сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается.

Папа благословил Святыми Дарами всех присутствующих и убрал их в дарохранительницу. Началась церемония причащения. Служки принялись разносить освященные хлеб и вино. Теперь, после благословления папой, это уже не просто хлеб и вино, а истинные Тело и Кровь воскресшего Христа, содержащие всю полноту Божества.

Давным-давно, еще в бытность мою человеком, я как-то раз присутствовал на церемонии причащения в православном храме. Там все это происходило совершенно по-другому. Хлеб и вино не раздавали – причащающиеся сами подходили к алтарю, и священник вкладывал им в рот Святые Дары. Ложечкой такой специальной, на длинной ручке. Да и хлеб там не пресный, а квасной.

А здесь все по-другому. В этом мире христианство наиболее близко к католицизму, хотя совпадает все же далеко не полностью. К примеру, евхаристический пост у них отменен – не имеет никакого значения, что ты там ел перед причастием. Иначе вчерашнего банкета мы бы в глаза не увидели.

Тело Христово поднесли и мне. С опаской, с сомнениями, но все же позволили причаститься. Я насколько смог чинно прожевал кусок хлеба и уставился на церковного служку. Тот так и сверлит меня глазами – видно, ждет, что поперхнусь или вообще отравлюсь.

А вот вина мне не дали. Телом и Кровью причащается только духовенство. Миряне ограничиваются одним Телом. Так что вина не досталось даже королям.

После причащения Папа лично окрестил цвергского короля и его приближенных. Бородатые карлики стоят угрюмые, насупленные, с подозрением оглядываясь по сторонам. Их кое-как уговорили расстаться с оружием и доспехами, под которыми оказались полотняные рубахи до самых пят. На распашонки похожи. Да и под шлемами обнаружились шапочки, напоминающие детские чепчики.

Этакие бородатые младенчики.

– Месса окончена, – наконец объявил Папа, снимая казулу.

Я с хрустом распрямился. По-моему, хвост ужасно обрадовался вырваться на свободу. Не стоило мне вообще садиться – многие же стоят, надо было и мне постоять.

– Ну что, Ариэль, пошли? – спросил я.

– Прекрати коверкать мое имя, – машинально ответила эльфийка.

– Да ладно. Ты моего вообще никогда не произносишь.

– Я его даже не помню.

– Вот видишь.

– Это совершенно разные вещи.

– Почему разные-то? Имя у меня очень короткое и простое – Олег. Всего-то четыре буквы. Неужели так сложно запомнить?

– Может, мне еще и в постель с тобой лечь? – сузила глаза Аурэлиэль.

Я покорно замолчал. Когда в ход идут дамские аргументы, на конструктивной беседе автоматически можно ставить крест.

– Ладно, пошли, – заговорила Аурэлиэль. – Его величество Гастон пожелал встретиться с тобой. Я обещала тебя привести.

– Я популярен, – согласился я, наблюдая за выходящими прихожанами.

Сам пока держусь в стороне – люди почему-то нервничают, когда в толпе появляется кто-то вроде меня.

Собор наконец опустел. Я двинулся к выходу вслед за эльфийкой, но тут послышалось тихое лязганье и шорох рясы. Меня окликнули:

– Остановись, тварь. Тебе еще рано покидать сии стены.

Знакомый голос. Я повернулся и смерил взглядом низко надвинутый монашеский капюшон. Лица по-прежнему не видно.

– Фра Томмазо… – испуганно сглотнула Аурэлиэль, прячась за меня.

На нее Торквемада даже не взглянул. Лишь коротко бросил:

– Можешь идти, девица. На сегодня твои обязанности закончены.

Аурэлиэль молча сделала реверанс, коротко коснулась моего плеча – на сей раз без брезгливости! – и торопливо выскользнула за дверь.

Ее можно понять. Когда великий инквизитор приказывает прыгать, ты даже не спрашиваешь, на какую высоту. Ты просто прыгаешь, без раздумий.

– Следуй за мной, тварь, – поманил костлявым пальцем Торквемада.

– Куда? – для порядка уточнил я.

– В исповедальню.

Ясненько. Меня в очередной раз будут допрашивать. Надеюсь, на этот раз обойдется без анкетирования.

– Господь ненавидит грех, а не грешника, – сурово молвил Торквемада, шагая по мозаичному полу собора. Судя по шлепающим звукам, идет босиком. – Даже если грешник – нечистая тварь. Конечно, я бы предпочел решить это более быстрым способом…

– Костром?

– Да. К сожалению, сжигать тебя мне пока что не позволено. Его Святейшество порой проявляет излишнее мягкосердечие. Но я не теряю надежды переубедить его в отношении тебя.

– Ну спасибо вам, падре.

– Да не за что.

Мы вошли в исповедальню. Блин, я еще ни разу в жизни не исповедовался по всем правилам, как положено. Кардинала дю Шевуа формалистом не назовешь, он правилами частенько пренебрегает.

Торквемада уселся на жесткий стул и холодно произнес:

– На колени.

Я послушно опустился и спросил, оглядываясь по сторонам:

– А тут разве не должно быть какой-нибудь перегородки или чего-нибудь наподобие?

– Обычно да, ты прав. Грешник исповедуется не перед священником, но перед Тем Единственным, кто вправе даровать прощение. Богом Всевышним.

– А священник тогда для чего?

– Священник – только свидетель исповеди, и не более того. Он может быть слабым в вере, может быть хулителем и еретиком, может быть законченным мерзавцем – в данном случае это не имеет никакого значения, ибо не священник отпускает грехи, но Бог через посредство человека. Перегородка помогает грешнику ощутить, что обращается он не к человеку, а к Богу. А также помогает грешнику остаться неузнанным. Хотя это не имеет особого значения – ни один священник не нарушит тайны исповеди. За такое преступление следует немедленное отлучение от Церкви.

– А если я, скажем, признаюсь, что кого-нибудь убил? Разве священник не обязан настуча… доложить куда следует?

– Нет. Он обязан хранить молчание даже если ты признаешься, что являешься Антихристом… кстати, в нашем случае это довольно близко к правде. Тайна исповеди не может быть нарушена ни при каких обстоятельствах.

– Совсем-совсем ни при каких?

– Ну… одно исключение есть… – неохотно произнес Торквемада. – Если кающийся признается в каком-то действительно вопиющем грехе, священник может испросить у Папы разрешения нарушить тайну. Только папа вправе даровать такое разрешение – больше никто.

– Ладно, общую суть я уловил. И где эта перегородка?

– У нас особый случай. Ты не человек. Ты нечистая тварь. Во время исповеди я буду смотреть тебе в глаза и искать ложь. Что же касается меня, то я… я тоже не просто священник. Я вообще не священник – я простой монах ордена святого Доминика.

– И еще великий инквизитор.

– Да, и это тоже. И именно поэтому тебя исповедую я, а не кто-либо другой. Если я замечу Тьму в твоем сердце, ты больше никогда отсюда не выйдешь. А теперь положи руку на Библию.

– Какую именно руку? – подвигал в воздухе шестью ладонями я.

– Любую, – скрипнул зубами Торквемада.

Я положил руку на переплет из телячьей кожи и… резко ее отдернул.

– Ай!.. Она жжется!

– Что-о-о-о?! – привстал Торквемада, резко вскидывая левую ладонь.

– Шучу, – торопливо исправился я, кладя руку обратно. – Шутка. Просто шутка. Видите, все нормально, все в порядке.

– Я ненавижу шутки.

– Понял, виноват, больше не буду.

Торквемада крайне неохотно уселся обратно. Пристально уставился на меня и процедил:

– У тебя слишком много зубов…

Тут с ним не поспоришь, зубов у меня много. Не знаю, сколько именно, как-то ни разу не приходило в голову пересчитать. Но много. Может, штук сто.

Хотя он вряд ли имеет в виду зубы в буквальном смысле. Какой-то речевой оборот, наверное.

– Ну и что мне сейчас делать? – осторожно спросил я.

– Исповедоваться. Рассказать мне обо всех своих грехах.

– Блин, тут даже не знаешь, с чего начать…

– С самого начала. Я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай, ничего не скрывая. Понял?

– Угу. Начинайте, падре.

– Отвечай, тварь, имеешь ли твердую веру в слово Божие и учение Святой Церкви?

– Да… думаю, да.

– Не страдаешь ли от нападения на твою душу частых сомнений в истинах святой веры?

– В частых – не страдаю. Но иногда сомнения, конечно, приходят…

– Не допустил ли когда сомнения и неверия в Промысел Божий?

– Бывают моменты… – неохотно признался я. – Вот недавно был случай, когда сильно засомневался…

– Не страдаешь ли бесчувствием и окаменением сердца в деле веры?

– Да нет, не думаю. Хотя и не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– Не был ли когда безбожником или не сочувствовал ли пагубному учению безбожников?

– Нет, точно не был.

– Не сочувствовал ли когда еретическим лжеучениям?

– Не сочувствовал. Я про них ничего и не знаю.

– Не подвергался ли когда отчаянию в своем спасении по случаю каких-либо тяжких грехов, тобой соделанных?

– Подвергался… Я вообще очень сомневаюсь, что у демона есть шансы на спасение…

– Я тоже. Но ты должен прикладывать к этому все усилия. Не страдаешь ли духом уныния?

– Страдаю, еще как страдаю. У меня постоянно хандра. Жить не хочется, а хочется устроить своему черепу освежающий душ из когтей. Суицидальные наклонности. Хотя на самом деле это я больше треплюсь, если честно. Если б на самом деле хотел убиться, так давно бы уже убился.

– Не испытываешь ли ложного и вредного для спасения души страха вражеского?

– Да вроде нет… – с сомнением ответил я, снова не совсем понимая, о чем вообще речь.

– Не обращался ли когда к волшебникам, гадателям будущего и ворожеям? Не желал ли чрез них узнать будущее или получить облегчение от болезни, или избегнуть несчастья?

– Было, не раз. Память мне возвращали волшебством, еще кое-чего… А это разве запрещено? У вас же вроде только темное колдовство запрещено?

– Да, не всё волшебство запрещено. Но всё – греховно. Не повинен ли греху суеверия? Не веришь ли в счастливые и несчастливые дни, встречи и другие приметы?

– Нет, не верю. Фигня это все. Я только число тринадцать не люблю. Несчастливое оно какое-то.

– Не гадаешь ли о будущем по книгам Священного Писания?

– Да я и не умею.

– Не ленишься ли молиться Богу?

– Ленюсь. Постоянно забываю. Да и не умею толком. Не научили в детстве.

– Не любишь ли тварь больше Творца? Не пристрастился ли к чему-либо земному до забвения Бога?

– М-м-м… Вроде как нет… Хотя тут надо подумать, припомнить все хорошенько…

– Не допустил ли греха человекоугодия, то есть не льстил ли кому и не одобрял ли худых дел?

– Да нет. На хрена мне кому-то льстить?

– Не надеялся ли на человека более, чем на Бога?

– Да при моей жизни только на Бога надеяться и остается. От людей я уже давно привык ничего не ждать.

– Не надеялся ли только на свои силы, на свое богатство, на свои нравственные силы в деле спасения?

– Ну, сам себе не поможешь, так никто не поможет… Но с другой стороны, конечно, и волдырь не вскочит, если Бог не захочет.

– Любишь ли Бога больше всего на свете, больше отца, матери, детей, собственной жизни?

– Отец и мать у меня давно умерли. Детей никогда не было. А жизнь… да я ее терпеть не могу. На хрен кому нужна такая жизнь? Так что ответ – да.

– Не повинен ли в грехе неблагодарности Богу за Его бесчисленные благодеяния тебе?

– А где тут благодеяния-то? – хмыкнул я, рассматривая серый хитин на предплечьях. – Хотя с другой стороны, если рассудить – я до сих пор жив, условия вполне терпимые, последнее время вообще так неплохо провожу… Благодарен, наверное.

– Не заражен ли страстью любостяжания или сребролюбия?

– Отродясь за собой такого не замечал. Я не жадный.

– Не предаешься ли чревоугодию, сластолюбию, особенно пьянству?

– Пьянству – умеренно. А вот чревоугодию – во весь рот. Жру за десятерых и все равно не наедаюсь. Виноват.

– Не страдаешь ли гордостью или честолюбием? Не превозносишься ли своими дарованиями, заслугами или добродетелями?

– Какими там заслугами… Нечем превозноситься-то. Обычный среднестатистический яцхен.

– Не согрешил ли лицемерием, то есть не казался ли для приобретения славы от людей благочестивым, не имея истинного благочестия в душе?

– Было, грешен. При моей внешности без этого не обойтись. Только это не ради славы, а ради нормального существования.

– Носишь ли на себе Крест Христов – орудие нашего спасения?

– Ношу. Только часто теряю. Цепочка постоянно рвется. Шеи-то у меня нет, фиг что нормально повесишь. А в Лэнге вообще не носил – конспирацию соблюдать надо было.

– Не повинен ли в грехе богохуления, если не словом, то мыслью?

– Словом – не было. А в мыслях, бывает, такое завернешь… Особенно в хреновые моменты жизни.

– Не роптал ли на Бога в болезни, нужде и в несчастьи?

– Роптал. Постоянно жаловался. Даже скулил, можно сказать.

– Не сознаешь ли себя виновным в грехе кощунства, который бывает тогда, когда неуважительно кто относится к священным предметам, осмеивает их и оскорбляет их святость?

– Терпеть такого не могу. Мерзко выглядит.

– Не был ли когда невнимателен во время молитвы или богослужения и всуе, то есть только устами, а не сердцем, призывал имя Господне?

– Было. Бывает, кардинал меня заставляет молиться, я бормочу нужные слова, а сам о чем-нибудь постороннем думаю… Но я с этим борюсь.

– Не клялся ли когда ложно, то есть не утверждал ли клятвою того, чего не было?

– Один раз поклялся своим сердцем, но забыл, что сердца-то у меня нету. Случайно получилось, не специально. А так вроде больше ничего.

– Не согрешил ли когда клятвопреступлением, то есть не исполнил законной клятвы?

– Клятва – это святое. Уж я навидался, что бывает, когда их нарушаешь.

– Не нарушил ли когда данных Богу обетов?

– Да я их и не давал ни разу. Настоящих.

– Не божился ли? Не призывал ли имя Божье всуе в обыкновенных разговорах или без должного благоговения? Не принуждал ли кого к божбе?

– Много раз. В моем родном мире на это сквозь пальцы смотрят.

– Не утаил ли чего на исповеди по ложному стыду?

– Ни разу. Прозрачный, как стекло.

– Не призывал ли Бога и святых Его на помощь в дурных делах, а также при обмане в торговле?

– Ну тут смотря что считать дурными делами… Бывали дела спорные, которые фиг поймешь – хорошо или плохо… Но Бога при этом вроде не призывал.

– Не повинен ли в грехе неуважения святых праздников? Не работал ли без нужды в дни воскресные и праздничные, или не заставлял ли своих подчиненных работать в праздничные дни?

– Подчиненных у меня нет. Игорь разве что, но это в прошлом. А сам… у меня с календарем проблемы. Я вообще с трудом представляю, когда какой день. А из церковных праздников на память только Рождество знаю. Ну плохо я в этом разбираюсь.

– Не уклонялся ли от богослужения в праздничные дни?

– Да я богослужение вообще мало когда посещал… Рожа не способствует.

– Всегда ли стоял в храме со страхом Божиим, верою и благоговением?

– Старался. Хотя выходило не всегда. Один раз, помню, даже заржал нечаянно – анекдот смешной рассказали.

– Не веселился ли бездумно в праздничные дни вместо того, чтобы, по заповеди Божией, «святить» день Господень?

– Ну я вообще как-то редко веселюсь…

– Сознаешь ли долг благотворить храму Божиему, подавать на его нужды?

– Долг сознаю. Но денег в карманах обычно ни шиша. Да и сами карманы не всегда бывают.

– Не ленился ли трудиться в будние дни?

– Лентяй по жизни. Сам себе противен иногда.

– Употребляешь ли в праздники время на чтение слова Божия и духовных книг, на молитву, духовные размышления и добрые дела?

– Добрые дела всегда стараюсь делать… если не сильно в лом. А вот остальное редко случается. Склад характера у меня неподходящий для духовных размышлений.

– Не согрешил ли когда-либо непочтительностью к родителям?

– Пока были живы – любил, чтил, уважал. Правда, тут есть один нюанс… У меня отец не совсем родной… ну так уж вышло, что мой биологический отец – демон. Запутанная история. Он меня зачал и свалил куда подальше, а спустя годы вернулся и прирезал всех. Мать, отца-человека, брата, сестренок… Потом много всякого еще случилось, но в конце концов я оказался вот в этом теле и встретился с моим биологическим батей. И убил его. Такая вот петрушка.

Торквемада на несколько секунд замолчал, обдумывая услышанное. Потом тяжело вздохнул, покачал головой и продолжил:

– Всегда ли сохранял в душе своей беспредельную сыновнюю любовь к своему отечеству?

– Всегда. Я патриот до мозга костей. Слава России.

– Не согрешил ли непочитанием начальников гражданских: ропотом, порицанием, пересуждением их действий?

– Да много раз. Я начальства всякого вообще не люблю. Хотя вот Путина поддерживаю всеми шестью руками. Обязательно бы за него голосовал, только у меня гражданства нету. На родине давно мертвым числюсь.

– Не согрешил ли непочтительностью к пастырям Церкви?

– Тоже много раз. Епископа Каролюса в голос материл. Или вот Носящий Желтую Маску – в принципе, тоже жрец. Только не Бога, а Древних. Его я вообще терпеть не могу.

– Не допустил ли когда неуважения к старшим по возрасту?

– И в этом виноват. На возраст вообще не смотрю – только на характер.

– Не обращался ли когда несправедливо, грубо и сурово с подчиненными? Не притеснял ли их платой за труд?

– Да нет у меня никаких подчиненных, сказал же. Вот разве что слуги в замке Лаларту… Их я и вправду платой за труд притеснял – вообще ничего не платил. Но там так принято.

– Не допускал ли ропота по отношению к тем, кому служишь? Не позволял ли себе небрежности при исполнении своих обязанностей?

– Тысячу раз, наверное. Даже вспомнить всего не могу.

– Заботишься ли о воспитании своих детей? Приучаешь ли их ко всему доброму и святому – к послушанию, любви к правде, молитве, трудолюбию? Внушаешь ли им любовь к Богу, ближним и Церкви Божией с ее спасительными обрядами и уставами? Обуздываешь ли дурной их характер разумными мерами наказания, соединенными с кротостью и справедливостью? Не подаешь ли им дурной пример своей жизнью?

– Да нет у меня детей, сказал же. Если появятся – тогда и начнем думать. Хотя откуда им появиться…

– Хорошо, тогда следующий вопрос пропускаем, раз детей нет. Отвечай, тварь, не подстрекал ли кого к побоям и вообще к причинению вреда для здоровья ближних?

– Да вроде как нет. Сам обычно справляюсь – нафига еще подстрекать кого-то?

– Не допустил ли кому умереть, хотя и мог бы спасти его от смерти?

– Было. Много раз. В Лэнге море рабов – и все постоянно умирают. И я, в принципе, мог там много народу спасти. А почти никого не спас. Конспирацию блюл. Зря, как выяснилось. Даже лучше было бы, если б я еще быстрее провалился.

– Не согрешил ли против шестой заповеди закона Божия, запрещающей не только лишение жизни ближнего, но и всякое оскорбительное слово или действие и ненависть против него?

– Даже не могу сказать, сколько раз согрешил. Руки по локоть в крови. Конечно, в основном самозащита или чтоб спасти кого-нибудь… Но было неоднократно, что мог не убивать, а все равно убивал. А уж про оскорбительные слова и действия вообще молчу – я без этого и дня-то не прожил.

– Не раздражителен ли ты в семье и коллективе, с которым работаешь?

– Семьи нет. А в коллективе стараюсь быть спокойным, как танк. Иногда, бывает, срываюсь – ну так это ж со всеми бывает. Тем более, что здесь ко мне все относятся, как к дерьму последнему. Да и в других местах тоже. Неприятно, знаете ли.

– Оказываешь ли милосердие твоим ближним? Помогаешь ли им в нужде? Утешаешь ли их в горе и несчастии? Любишь ли их как самого себя?

– Самого себя я терпеть не могу. Так что да – ближних люблю так же, как себя, и даже сильнее. Помогать в беде стараюсь всегда – чтоб карма хорошая была и все такое. Я вообще добрый и хороший. В целом. Только настроение иногда плохое бывает.

– Старался ли примиряться с враждующими и содействовал ли к примирению находящихся во вражде? Не позволял ли себе когда-либо жестоко обращаться с твоими домашними животными? Не морил ли их когда голодом и не бил ли их когда без милосердия? Не мучил ли животных или птиц и не наслаждался ли их мучениями?

– Эх сколько вопросов-то разом… С враждующими примиряться стараюсь изо всех сил. Вот недавно с одним огром мы подрались, но потом все миром порешили – даже скорефанились немножко. Домашних животных у меня нет. Голодом никого не морил. Зверюшек и птиц никогда не мучаю – убиваю быстро и безболезненно. А потом съедаю.

– Не покушался ли когда-либо на самоубийство? Не сокращаешь ли жизнь свою невоздержанием, пьянством, излишними трудами и заботами?

– На самоубийство – неоднократно. Буквально каждые десять минут – предсуицидальное состояние. А жизнь… да хрен его знает, сокращаю я ее или нет. Я вообще не уверен, сколько буду жить. Может быть, вечно. А может быть, уже через пару лет состарюсь и помру. Сколько вообще живут яцхены, знаете? Я вот не знаю.

– Деятелен ли ты в деле своего спасения?

– Так сам себя не спасешь – никто не спасет. Конечно, деятелен. Всеми когтями цепляюсь. Когда хандра не накатывает, конечно. В такие минуты буквально сдохнуть хочется.

– Не считаешь ли грехом лечиться?

– Чего это вдруг? Не считаю, конечно. «Айболит» вообще в детстве любимой книжкой был. Лечиться, лечиться и лечиться, как говаривал классик.

– Не согрешил ли ты против седьмой заповеди закона Божия, запрещающей блуд, прелюбодеяние, всякую плотскую нечистоту?

– Падре, у меня нет половых органов. Вообще нет. До сих пор не выросли. Ну каким образом я могу согрешить прелюбодеянием? Вот вырастут, тогда посмотрим… если вообще вырастут когда-нибудь. Я уже разуверился, честно говоря. Фиг знает, что там эти доморощенные франкенштейны с моими генами намудрили.

– Не услаждался ли когда нечистыми плотскими помыслами?

– Да нет, давно уже нет. Чего зря мучиться-то?

– Не страдаешь ли нечистыми плотскими похотями?

– Это нетрадиционка, что ли?.. Ну, если учесть, что самок яцхенов в мире не существует, для меня любой секс – зоофилия по сути. А если я даже и встречу где-нибудь самку яцхена… блин, да я от нее убегу! Лалассу рассказывал, что самки нашего вида втрое крупнее самцов и пожирают партнера после соития. Хотя может и наврал, конечно… Лалассу вообще трепло редкостное.

– Не соблазнил ли ты, то есть не навел ли кого-либо на грех своим словом или действием?

– А как вы это себе представляете, падре? Кого и каким образом я могу соблазнить? Покажите мне таких долбанутых.

– Избегал ли соблазнов ко греху? Не ходил ли в те собрания, где оскорбляется нравственное чувство? Не смотрел ли на те картины и не читал ли тех книг, которые изображают и описывают нечистую любовь?

– Бывает иногда от нечего делать. «Плэйбой» рассматриваю, порнуху гляжу иногда… Когда возможность представляется. В последнее время что-то редко.

– Не желал ли присвоить чужой собственности, или даже присвоил при помощи обмана или тайного хищения, грабительства, взяточничества, тунеядства, или при помощи лихоимства, которое состоит во взимании непомерных процентов с людей нуждающихся и бедных?

– Частенько желал и присваивал. И тайком воровал, и силой отнимал. Взяток не брал – не дает никто. Тунеядством… а как это можно присвоить что-то чужое тунеядством? За собой такого точно не помню. Ростовщичеством тоже не занимался.

– Не допускал ли ты в торговле какого обмана продажей испорченного товара, неверным весом и мерой?

– Отродясь ничем не торговал. Из меня бизнесмен, как из мочи прохладительный напиток.

– Не согрешил ли против ближних какою-либо ложью или хитростью, с целью повредить их благосостоянию или присвоить нечто из их имения?

– Мошенничество, что ли?.. Да нет, вроде как не замечен. Я обычно в лоб работаю, грубой силой. Оно мне проще как-то.

– Не говорил ли когда ложь?

– Тысячу раз. Сами попробуйте побыть таким, как я – тоже врать научитесь.

– Не осуждал ли своих ближних? Не передавал ли дурную молву о других? Не любишь ли слушать пересуды и по ним судить о других?

– Грешен, грешен, грешен.

– Удерживаешься ли от празднословия?

– Языком почесать люблю, виноват. По жизни трепло. Наследственное, наверно.

– Не любишь ли смеяться над другими?

– Да просто обожаю. Ради острого словца не пожалею и отца.

– Не скрывал ли истины на суде? Не оклеветал ли кого?

– Судиться пока что ни с кем не доводилось. Клеветать не клеветал.

– Не читал ли книг лживых, порочащих Святую Церковь, Спасителя? Не пересказывал ли этой лжи другим людям?

– Тут попробуй не почитай… Я же в советской школе учился. Нам там много всякого рассказывали на тему научного атеизма… хотя они как лучше хотели.

– Не завидуешь ли ближнему своему, – его богатству, счастью, здоровью, его способностям, его успеху в жизни?

– Завидую. Я каждому человеку завидую. Просто потому, что он человек. Я тоже хочу. Хотя может и не хочу уже. Хрен его знает. Желаний много и все противоречивые.

– Борешься ли с дурными помыслами и нечистыми пожеланиями?

– Изо всех сил борюсь. Только не всегда получается.

– Не согрешал ли гордостью, превозношением, оправданием собственного нерадения в жизни духовной и обыденной?

– А кто не согрешал-то? Такая уж у нас природа – всегда искать себе оправдание, чего бы ни натворил. В «Преступлении и наказании» об этом очень хорошо рассказано. Федор Михайлович глаголом жег, как никто.

– Не проявлял ли недоверия, или даже ропота на Божий Промысел о тебе?

– Ну я хочу надеяться, что все это для чего-то было нужно. Очень не хочется думать, что надо мной просто целенаправленно издеваются – ну так, чисто по приколу. Хотя мне не привыкать быть лабораторной крысой…

Торквемада замолчал. Кажется, у него наконец-то иссякли вопросы. Я нервно дернул хвостом, гадая – что он извлек из этого потока бессвязностей? Вдруг сейчас встанет с табуретки и прикажет отправить меня на костер?

Не то чтобы это так уж сильно пугало, но как-то не хочется сваливать с общего праздника. У меня Пазузу до сих пор не пойманный и вообще.

– Я выслушал твою исповедь, – помолчав, произнес великий инвизитор. – И я не услышал в твоих речах лжи. Не знаю, все ли истина, что ты говорил, но сам ты несомненно веришь в свою правоту.

– И что теперь? Я все рассказал. Чего-нибудь еще надо?

– Просто рассказать о своем грехе – недостаточно, – наставительно произнес Торквемада. – Покаяние действенно лишь когда ты искренне сожалеешь о своих грехах и твердо намереваешься впредь грехов избегать. Также тебе придется исполнить епитимью, которую я на тебя наложу. Чтобы примириться с Господом, ты должен ежедневно пасть на колени перед Богом со словами «Господи, помилуй меня!». Если ты не преисполнен демонской гордыни, как прочие твои собратья, ты сможешь исполнить это условие.

– Гордыни не преисполнен. Смогу без проблем. Что-нибудь еще? Может, отжаться разиков пятьсот? Или ведро клюквы съесть, не поморщившись?

– Нет. Еще ты прочтешь молитву Господню три тысячи раз.

– Три тысячи?!

– Шесть тысяч раз! – повысил голос Торквемада.

– Да вы что, падре, охренели?!

– Двенадцать тысяч раз!!! – взревел великий инквизитор. – И каждое произнесенное тобой слово недовольства увеличит епитимью еще вдвое!!!

Я скис и замолчал. Двенадцать тысяч раз прочитать «Отче наш»! Конечно, это коротенькая молитва, ее за полминуты прочесть можно… но двенадцать тысяч раз?! Боюсь, выполнять урок придется долго-долго…

– Ты грешен, нечистая тварь! – процедил Торквемада. – Ты черен от грехов! Чтобы избавиться от наказания вечного и обрести благодать, тебе придется через многое пройти, тварь! Но я помогу тебе в этом, ибо таков мой долг. Ты выполнишь наложенную мной епитимью – выполнишь с радостью и благодарностью за то, что она столь мала и легка. После этого твое покаяние будет завершено, и ты очистишься. Склонись.

По-прежнему стоя на коленях, я покорно согнулся как уж сумел. Мне на лоб легла жесткая ладонь. Перед лицом закачался маленький серебряный крестик на цепочке.

Торквемада промедлил несколько секунд, словно к чему-то прислушиваясь, и медленно произнес:

– Властью, полученной от Самого Христа, я отпускаю твои грехи, тварь. Тебе предоставляется индульгенция. Поднимись.

Я выпрямился. Не замечаю в себе никаких изменений. Конечно, их и не должно быть, но все-таки…

– Ты можешь идти, тварь, – сурово сказал великий инквизитор. – Теперь ты предоставляешься сам себе.

– Эм-м… Падре, я это… ну, спасибо вам за… за все.

– Не благодари. Я делаю это не ради тебя, а только потому, что таков мой долг. Если бы мне предложили выбор, я бы все-таки предпочел тебя сжечь.

– Понятное дело. Кстати, вы сказали, что мне индульгенцию дадут?..

– Я уже ее тебе предоставил.

– Где?

– Как это где? Ты вообще знаешь, что такое индульгенция?

– Ну… Бумажка такая. Сертификат, что грехи отпущены.

– Я вижу, что твои познания удручающе прискорбны, – вздохнул Торквемада. – Индульгенция – это прощение твоих грехов, тварь, ибо одного лишь отпущения грехов недостаточно. Отпущение дает раскаявшемуся возможность воссоединиться с Церковью и избежать вечной кары в Преисподней. Однако временной кары отпущение грехов не снимает. Ты все равно будешь наказан – болезнями ли, лишениями ли, иными ли страданиями. Если не при жизни – так после смерти, в Чистилище. Однако благодаря заслугам святых и Самого Христа можно предотвратить и временную кару. Церковь накапливает и хранит эти заслуги – и может предоставить любому из паствы своей прощение. Индульгенцию. Однако индульгенция действует не сама по себе – это не волшебство, не заклинание, как ее воспринимают недалекие умы. Она действует лишь в том случае, если ты искренне раскаиваешься в грехах своих и всем сердцем желаешь более их не совершать. Только в этом случае тебе будет даровано прощение свыше.

– Так никакой бумажки что, не будет?

– Нет. Когда-то индульгенции действительно заверялись специальными сертификатами – для маловеров, которым непременно требовалось что-то ощутимое, что-то, чего можно коснуться и положить в карман. Однако со временем в наших рядах завелось немало стяжателей и корыстолюбцев, которые стали выдавать их за плату, пренебрегая своим истинным долгом. Несмотря на регулярные чистки, количество злоупотреблений в конце концов стало так велико, что сертификаты пришлось отменить. А продажа индульгенций вот уже полтора столетия категорически запрещена. Уличенного в этом преступлении ждет немедленное отлучение от Церкви.

– И вы мне только что дали такую индульгенцию, падре? На все грехи разом?

– Да. На все, которые ты совершил до этого момента, если только ты искренно в них раскаиваешься. Милость Божья не знает границ и пределов. Но действовать полученная тобой индульгенция начнет только после того, как ты выполнишь наложенную епитимью. А теперь ступай, тварь.

Глава 25

Когти чуть слышно цокают по камням. Тихо шуршит ряса. Я снова ее надел, закутавшись так, чтобы не проглядывало и клочка кожи.

А как иначе-то? Я нахожусь здесь с разрешения самого Папы, но шестируким чудовищем быть не перестал. Мне совершенно не хочется наблюдать, как прохожие разбегаются в панике.

К тому же сейчас я не в самом Ватикане, а в Ромеции. Здешний аналог Рима отделен от Ватиканского холма широкой полосой, на которой запрещено что-либо строить. Святая земля не должна граничить с жилищами мирян.

Не так давно мы посещали большой ливонский город – Хаарог. А после него еще парочку маленьких в разных немецких княжествах. Во всех них я наблюдал очень неприглядную картину – теснота, грязь, помои льют прямо из окон…

Никакого сравнения с тем, что вижу здесь. Ромеция – удивительно красивый город. Улицы и площади широкие и просторные, вымощены светлым камнем. Устроены водосливные желоба и помойки – мостовые чистые, аккуратные.

Здания тоже выстроены не абы как. Эта страна породила множество великих скульпторов и архитекторов. Величественные, монументальные постройки заставляют замирать сердце, которого у меня нет. Многие сохранились еще со времен древней империи – мавзолей Адриана, ныне носящий имя Сент-Анджело, арки Тита и Константина, помнящие триумф великих императоров…

Гуляя по городу, я повидал немало диковинок. Не стану подробно останавливаться на чудесах архитектуры – они во многом совпадают с теми, что до сих пор украшают Рим моего родного мира. Но есть в здешней Ромеции и такие вещи, которых Италия двадцать первого века в глаза не видывала.

Например, гоблинское гетто. Такие есть почти во всех городах Европы, но нигде больше не достигают таких размеров. Свыше тридцати тысяч гоблинов в одном месте.

Местечко не самое приятное – гоблины нечистоплотны и быстро загаживают любую территорию. Жуткий свинарник и вонь. Однако именно в этих трущобах расположен университет лингвистики, в котором подготавливают лучших на континенте переводчиков. Все до единого профессора – гоблины, матерые языковеды.

Один такой профессор даже предложил мне купить из-под полы бутылочку вишневой самогонки.

На шести языках предложил.

Или взять эльфийский квартал. Обычно эльф в человеческом городе – гость, явившийся по каким-то своим надобностям и не собирающийся задерживаться надолго. Ромеция – один из немногих городов, где эти остроухие эстеты согласны жить постоянно.

В отличие от гоблинского гетто эльфийские территории блистают чистотой, а архитектура затмевает все, возведенное человеческими руками. Чего невозможно отнять у эльфов – их врожденного чувства прекрасного. Музыка, живопись, поэзия для них – не искусство, а повседневность, такие же естественные вещи, как речь или ходьба. Эльфы даже глотки режут с удивительным изяществом.

А это банк. Огромное шестиэтажное здание, чем-то похожее на знаменитый Форт Нокс. Крупнейший банковский дом Европы – Лага Стэк. Принадлежит он не людям, а гномам – эти бородатые коротышки скопили в своих подземных сейфах неимоверное количество золота.

Здесь, в Ромеции, только филиал – главная штаб-квартира находится в Лясси Лянель, одной из двух гномских столиц. Гномы так влиятельны именно благодаря своим богатствам – добрая половина европейских королей ходит у них в должниках.

А вот огромная площадь, в центре которой высится спиралевидная башня. Это школа чародеев – единственное учреждение в Европе, имеющее официальное право обучать волшебников. В этом мире всякий уважающий себя король непременно держит на довольствии придворного мага. Не столько для каких-то серьезных нужд, сколько ради престижа. Король хвастается своим волшебником, как породистым скакуном или красотой фаворитки.

Надо сказать, маги в этом мире постоянно балансируют на грани. Церковь относится к ним крайне неприязненно, не упуская ни единой возможности поприжать в правах. Единственная разрешенная школа находится именно в Ромеции, поскольку здесь за ней легче всего приглядывать. Рядом с Ватиканским холмом даже самые грозные чародеи ведут себя тише воды, ниже травы.

А на центральной городской площади – легендарная колокольня Благовещения. Высочайшее здание на планете. Пристроено оно не к церкви, как обычно бывает, а к ратуше. Ратуша в Ромеции тоже немаленькая – все же крупнейший город Европы! – но рядом с башней колокольни она просто теряется.

По меркам современной Земли эта верхотура – не такая уж и верхотура. Двести восемьдесят метров. В моем родном мире можно найти десятки более высоких зданий. Однако все они построены в двадцатом, а то и двадцать первом веке, с помощью современных технологий. А попробуйте-ка отгрохать что-нибудь подобное в диком средневековье! Даже пирамида Хеопса вдвое ниже. Это чудо архитектурной мысли возводили больше сорока лет, а зодчих было двое – гном и эльф. Местные Постник и Барма.

Подниматься на колокольню Благовещения придется целый час, если не больше. Лифтов-то нету. Но уж зато сверху, говорят, открывается непередаваемая панорама. Всю Ромецию видно – даже с предместьями. Благо других высотных зданий нет, обзор ничто не загораживает.

Сначала я хотел было туда подняться, но заленился. Напряжно мне по такой длинной лестнице карабкаться. Взлететь было бы гораздо быстрее. На худой конец – влезть по стене, как паук. Но делать такое среди бела дня, на глазах целой толпы – немного стремно.

Ну и фиг с ним. Панораму я и потом могу обозреть – и не с какой-нибудь вышки, а с высоты птичьего полета. Воспарю в заоблачную высь и обозрю.

Побродив по торговым рядам, я тоже навидался разных диковинок. Например, рынок жаб. Не лягушачьих лапок в качестве украшения стола, а именно живых жаб – крупных, важных, глядящих на покупателей с небывалым презрением.

В Ромеции этих амфибий разводят на специальных фермах – довольно выгодный бизнес. Крестьяне и садовники покупают их сотнями, чтобы потом выпускать на поля и сады. Ведь жаба – непревзойденный истребитель вредителей. Чем больше в саду жаб, тем меньше гусениц.

Поддерживать Вечный Город в чистоте помогает сама природа. Вот из облаков упали несколько капель. Я не обратил на них внимания – подумаешь, ерунда, – однако прохожие почему-то ужасно засуетились. Народ тревожно поглядывает на небо, разбегаясь кто куда. Двери захлопываются одна за другой. Не прошло и минуты, как улица полностью опустела.

А еще через полминуты я понял, почему. Наверху словно включили мощный брандспойт. Хлынуло резко, без всякого предупреждения – я мгновенно промок до ниточки. Края рясы набухли и отяжелели, сырая ткань прилипла к телу, предательски демонстрируя нечеловеческие пропорции.

Почти не касаясь брусчатой мостовой, я пронесся по улице, ища укрытия. Надо куда-то занычиться, переждать дождь.

Но все двери наглухо заперты. Ромецианцы давно привыкли к внезапным водопадам с небес – реакция у горожан на автомате, молниеносно прячутся. А я вот попал, как кур в ощип.

Каменная стена, в ней три арки. Вполне пристойное укрытие от дождя. Вон, в центральной сидит оборванный старикашка. Думаю, я не слишком его побеспокою, если приткнусь в соседней.

Мои ступни совершенно не такой формы, как у людей. Пять пальцев – три спереди, два сзади. Когти при нужде можно втянуть, но обычно они играют роль опоры. Центральная часть ступни даже не касается земли. И поэтому при ходьбе я тихонечко цокаю, словно иду на тонких каблуках.

Но сейчас идет сильный дождь. И это цоканье совершенно сливается со звоном бесчисленных капель. Старик – он оказался слепым нищим – даже не повернул головы в мою сторону.

Зато он сразу навострил уши, когда я прислонился к стене. Пожевал морщинистыми губами и произнес:

– Кто здесь?

– Случайный прохожий, спрятавшийся от дождя, – меланхолично ответил я.

– А-а-а, вот оно как… Ты тихо ходишь, приятель…

– Это просто из-за дождя.

– Обычно я слышу шаги и в дождь. Я слеп, знаешь ли, но до сего дня еще ни один человек не сумел подкрасться ко мне незаметно…

– Это по-прежнему так.

– То есть?..

– Да нет, ничего. Не обращай внимания.

Нищий задумался, а потом понимающе улыбнулся:

– Так ты не человек, приятель? Наверное, эльф или гоблин?

– Ну в принципе где-то так, – не стал спорить я. – Я почти что эльф.

– Почти эльф?..

– Да, практически то же самое. Если особо не приглядываться, даже не увидишь разницы.

– Я-то уж точно не увижу…

– Извини, забыл.

– Ничего. Скажи-ка, а не будет ли у тебя лишней монетки, приятель? За весь день у меня не было во рту и луковой стрелки…

Я порылся в карманах рясы. Горсточка медяков там отыскалась. И даже пара серебряных кругляшков. Жлобиться – не мой стиль, так что я без раздумий высыпал все в кружку старикана. Тот благодарно кивнул, отработанным жестом куснул пару монет и расплылся в беззубой улыбке.

– Не фальшивые, не бойся, – хмыкнул я.

– Прости за недоверие. Встречаются порой на этом свете люди, которым в радость посмеяться над бедным слепым старцем. Многие полагают, что милостыня уже сама по себе – благодеяние, и без зазрения совести кидают в мою кружку фальшивые сольдо…

– Это западло, – посочувствовал я, протягивая старику кусок сыра. У меня всегда в кармане припасено немножко НЗ. – Хреново тебе живется, дедуль…

– Хреново… это как?..

– Плохо.

– Да нет, не так уж и плохо, если рассудить, – задумчиво произнес нищий, разламывая сыр на мелкие кусочки. – Вполне пристойная жизнь. Я не плачу налогов, не боюсь разориться и все время нахожусь на свежем воздухе. Есть немало людей, которым приходится куда хуже моего.

Я задумался над его словами, и мне стало стыдно. Дряхлый, слепой, голодный, без гроша в кармане – но все же не ропщет и даже находит силы радоваться жизни. Зато я беспрестанно ною, какой я несчастный, да как немилосердна ко мне судьба. Хотя я свободен, как ветер, невероятно одарен физически, имею кучу друзей в разных мирах и слоях общества… Прямо сейчас я почетный гость самого Папы Римского! И при этом еще чем-то недоволен.

Нет, надо пересматривать взгляды на жизнь. Привыкать к тому, что я тот, кто я есть. И начинать уже подыскивать место, где подобный мне сможет вести нормальное существование и приносить какую-нибудь пользу. Быть яцхеном ведь не так уж и плохо, если вдуматься. Целая куча плюсов.

Тем временем хляби небесные понемногу угомонились. Ливень стихает.

– Олег? – раздался удивленный голос. – Это ведь ты?

– Вы всегда так тихо подкрадываетесь, падре? – устало спросил я, поворачиваясь к отцу Сардо.

Кардинал-эльф подошел абсолютно бесшумно. Лисий шаг у них буквально в крови. И направление они каким-то образом приглушают.

Дивный Народ, что тут еще скажешь? Эльф и волшебство – понятия неразделимые.

– Не думал встретить тебя в городе, – вежливо произнес кардинал. – Что ты здесь делаешь?

– Любуюсь пейзажами. А вы какими судьбами, падре?

– Навещаю старого знакомого.

– Тоже эльфа?

– Нет, он из племени Адама. Если желаешь, можешь составить мне компанию – возможно, ему будет любопытно…

– Любопытно увидеть живого демона? Ох, кто бы знал, как мне надоело постоянно быть ходячей диковинкой… Я вам что, зверушка в клетке? Музейный экспонат?

– Прости, если невольно обидел тебя. Я не подразумевал ничего такого. Я имел в виду, что моему знакомому может быть любопытно побеседовать с тобой – он естествоиспытатель.

– Значит, все-таки экспонат. Ну ладно, я тут все равно без дела хожу, [цензура] пинаю… Это далеко?

– Нет, совсем рядом. В конце той улицы, за углом.

– Тогда показывайте дорогу.

После дождя улицы Ромеции похожи на красавицу, вышедшую из душа. Чистые, свежие и очень-очень мокрые. Пыль с камней исчезла, они сияют на солнце умытыми боками. То тут, то там открываются двери – жители, попрятавшиеся от короткого летнего ливня, снова выползают наружу.

– А я не видел вас на мессе, падре, – вспомнил я. – Отцов Щубута и Крэйга видел, а вас нет.

– Я не хожу на мессы, – спокойно ответил отец Сардо. – Мне это уже не нужно.

– Не нужно?..

– Душа – вот лучший храм Божий. Кто молится в душе, для того весь мир стал храмом. Апостол Павел говорил, что поклоняться Богу следует не в храме и не на горе, но в духе и истине.

– Ну, вам виднее. Нам сюда?..

– Да, сюда. Осторожно, ступеньки скользкие.

Дом, в который привел меня кардинал, ничем не выделяется на общем фоне. Два этажа, скрипучая рассохшаяся лестница. Дверь не заперта, внутри никого нет.

– Исаак, ты дома? – негромко позвал отец Сардо.

– Наверху! – послышалось со второго этажа. – Поднимайся, я тебе кое-что покажу!

На втором этаже оказалась химическая лаборатория. Точнее, не химическая, а алхимическая. Булькающие реторты, извивающиеся стеклянные трубки, полыхающие синим светом горелки. В распахнутое настежь окно льется дневной свет.

И среди всего этого – хозяин. Мужчина лет пятидесяти. Длинноносый, с внимательным взглядом, густыми бровями и волнистыми локонами, спускающимися до плеч. Еще не старый, но уже седой, как лунь.

– Я с другом, Исаак, – кивнул на меня кардинал.

– Твой друг – мой друг, – рассеянно ответил алхимик, даже не глядя в мою сторону. – Посмотри, Сардо, я наконец-то нашел решение! Посмотри!

Он протянул эльфу треугольную колбу с ярко-желтой тягучей жидкостью. Отец Сардо с любопытством взял ее и посмотрел на свет.

– Это ведь золото? – недоверчиво спросил он, покачивая колбу туда-сюда. – Жидкое золото?

– Иного я от тебя и не ожидал, Сардо. Я знал, что ты сообразишь с первого взгляда.

– А чего вы так таращитесь-то? – не понял я. – Что, никогда расплавленного золота не видали?

– Твой друг – не естествоиспытатель, Сардо, – искривил губы в усмешке алхимик. – Он не понял, что это золото вовсе не расплавлено. Для того, чтобы просто расплавить золото, совсем не требуется алхимический горн – достаточно обычного кузнечного.

– И в чем же тут тогда прикол? – полюбопытствовал я.

– Это настоящий прорыв в алхимической науке, – охотно ответил хозяин дома, забирая у эльфа колбу. – Известно, что золото состоит из взаимно притягивающихся частиц. Назовем их сумму первым соединением, сумму их сумм – вторым, сумму сумм сумм – третьим. И так далее. Ртуть и царская водка могут проходить через поры между частицами последнего соединения, но не через иные. Если бы растворитель мог проходить через другие соединения, иначе, если бы можно было разделить частицы золота первого и второго соединений, то золото сделалось бы жидким и текучим. Если бы золото могло течь, то оно могло бы быть превращено в какое-нибудь другое вещество. Ты понимаешь мою мысль?

– Кажется… – неуверенно ответил я. – Если я правильно разобрался в терминах, то это… это что же, расщепление атомного ядра?!

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь… – теперь задумался уже алхимик. – После долгих исследований я наконец нашел способ разделить частицы золота – эврика, Сардо! – оно стало жидким и текучим, оставаясь при этом совершенно холодным. Чувствилище Божье приоткрыло нам еще одну из своих тайн, и теперь исследования переходят в совершенно новую стадию!

– Расщепление атома… – прошептал я, глядя на седого ученого с благоговейным ужасом. – Расщепление атома на лабораторном столе… в семнадцатом веке… охренеть можно!

– Сардо, кто этот монах? – с беспокойством посмотрел на эльфа алхимик. – Он говорит загадочные вещи.

– Позвольте представить вас, – мягко улыбнулся кардинал. – Исаак, это Олег. Он не монах – это то самое удивительное существо, которое доставил в Ватикан отец Роже. Олег, ты не мог бы…

Я молча снял капюшон, открывая трехглазую харю с огромной пастью и полукруглым гребнем на макушке.

К чести ученого надо сказать, что он даже не дрогнул. Лицо на мгновение окаменело, но потом на нем проявился какой-то неописуемый восторг.

– Демон! – восхищенно округлились глаза алхимика. – Живой, настоящий демон! В моей лаборатории! Поразительно, Сардо, просто поразительно! Я сам ожидал показать тебе нечто поразительное, но – признаю! – ты поразил меня куда сильнее! Но что же мы стоим? Присаживайтесь, присаживайтесь! Служанка отправилась за продуктами, но должна вернуться с минуты на минуту… если, конечно, не заболталась с кумушками на рынке. Надеюсь, вы останетесь у меня на ужин?

– Разумеется, Исаак. Мне будет крайне любопытно выслушать рассказ о твоем последнем исследовании. Олег, позволь представить тебе моего друга – сэр Исаак Ньютон из Линкольншира.

Я вторично офигел. Ньютон! Живой Ньютон во плоти! Стоит прямо передо мной и распинается о алхимических ядерных реакциях!

Через полчаса мы уже разговаривали о всякой всячине за холодной телятиной. Сэр Исаак Ньютон оказался человеком любознательным и словоохотливым – он увлеченно рассказывал о своих изысканиях и столь же увлеченно расспрашивал меня. О многом расспрашивал, но больше всего – о ядерной физике.

Жаль только, мои собственные познания на этот счет весьма скромны. Я мало что сумел поведать – разве что терминологию двадцать первого века. Понятий «атом», «молекула», «ядро» и прочих Ньютон, конечно же, не знал, заменяя их бесхитростными «первое соединение», «второе соединение», «третье соединение».

Как оказалось, наш хлебосольный хозяин и в самом деле добился кое-каких успехов в этой области. Ему изрядно помогли познания ромецианских чародеев – объединив науку и магию, оказалось вполне возможным осуществить «холодное» расщепление атома. Без ядерной реакции. Без загрязнения окружающего пространства. Без опасности для жизни.

– Алхимическими опытами я занимаюсь с ранней молодости, – рассказывал Ньютон. – Очень много использую ртуть, из-за чего уже к тридцати годам поседел. Но это того стоит, поверьте мне.

Однако каково же было мое удивление, когда я выяснил, что в этом мире великий ученый не совершил того главного, за что его помнят в нашем – не открыл закона тяготения. В свое время он некоторое время занимался этим вопросом, но потом его больше увлекла алхимия.

– А в вашем мире было наоборот, – сообщил Рабан. – В вашем мире Ньютон выбрал физику. Натуральную философию, как ее здесь называют. Алхимией он тоже занимался в свободное время – в том числе пытался расщепить молекулу золота, – но так ничего и не добился. А тут, как видишь, уделил больше внимания алхимии и таки сумел. Гений, что тут еще скажешь?

Немало удивило меня и то, что Ньютон, оказывается, кроме алхимии занимается еще и богословием. Глубоко верующий человек, он написал множество трудов на теологические темы. И этими своими достижениями он очень гордится – рассказывает о них с превеликим воодушевлением. Я, честно говоря, раньше и не подозревал, что христианское богословие – настолько сложная и проработанная наука.

«А в нашем мире было так же?» – мысленно спросил я.

– Конечно, патрон. Ваш Ньютон тоже был прежде всего богословом, а уж потом естествоиспытателем. Физика для него была делом второстепенным, малозначительным.

«Но все-таки жалко, что в этом мире он не открыл закона тяготения. Почему?»

– Довольно долгая история, патрон… В этом мире Ньютон, как и в твоем, родился в графстве Линкольншир, поместье Вулсторп, в семье фермеров. Еще ребенком обнаружил выдающиеся способности в механике и пиротехнике. Учился в начальной и средней школе, затем поступил в Тринити-колледж Кембриджского университета, а всего через год после окончания получил степень бакалавра. Будучи человеком очень разносторонним, посвятил себя сразу трем отраслям знания – математике, алхимии и теологии. Однако дальше начинается расхождение. В твоем мире Ньютону вскоре после получения степени бакалавра пришлось покинуть университет – в 1666 году вспыхнула эпидемия чумы, и его закрыли. Молодой бакалавр почти на два года удалился в Вулсторп, где его жизненный путь сформировался окончательно. Именно в Вулсторпе он испытал небывалый творческий подъем, совершив три самых главных своих открытия – дифференциальное и интегральное исчисление, объяснение природы света и закон тяготения. Ни до, ни после того Ньютон не испытывал такого невероятного вдохновения. Однако в этом мире никакой эпидемии не случилось, Ньютон остался в университете и своих главных открытий не совершил. К тому же в этом мире не было профессора Исаака Барроу – а он сыграл немалую роль в выборе Ньютоном жизненного пути. В 1671 году Ньютон, в твоем родном мире никогда не покидавший Англии, принял предложение Ромецианского университета теологии и естественных наук и переехал в Папскую Италию. Здесь он познакомился с ведущими алхимиками и богословами, увлекся идеей преобразования веществ и вплотную занялся… ядерной алхимией. «Холодным» расщеплением атома.

«Угу. Значит, закон тяготения тут так и не открыли…»

– Да тут вообще наука движется по несколько иному пути… Думаю, двадцатый век тут будет абсолютно другим.

«Это уж как пить дать. Слушай, а может его тогда Лейбниц откроет?»

– Лейбниц?.. При чем тут Лейбниц?

«Ну я что-то слышал насчет того, что они с ньютоном что-то такое открыли чуть ли не одновременно, а потом долго собачились, кто был первым…»

– Была такая история. Только к закону тяготения она никаким боком не относится. Да и Лейбница в этом мире нет – не родился. Я бы на твоем месте лучше думал о таких ученых, как Гук, Борелли, Галлей… Вот эти тоже ломали головы над законом тяготения. Только ничего у них так и не получилось – ни в твоем мире, ни в этом. Тут просто подходящая среда не сложилась.

Я задумался. Мне вдруг пришла в голову интересная мысль…

– …до сих пор сожалею, – прорвался в мысли голос нашего хозяина. – В молодости я никак не мог согласиться с догматом о Святой Троице. Мне казалось, что божественным может быть только Святой Дух, но никак не Христос – посланник Бога на Земле, но все же обычный человек…

– Твои слова – ересь, Исаак, – вежливо заметил отец Сардо. – Не вздумай повторить этого при Папе – он человек кроткий, но такого вольнодумства не приемлет. Если он спустит с цепи Торквемаду, ты окажешься на костре раньше, чем успеешь досчитать до десяти.

– Да, в молодости я склонялся в сторону арианства, – признал Ньютон. – Из-за этого совесть не позволила мне принять сан, о чем сожалею до сих пор. Мои взгляды с тех пор изменились, и я понял, где допускал ошибку. Но упущенное время уже не вернешь…

– Никогда не поздно.

– Да нет, поздно, поздно…

– Не говори так. Ты будешь завтра на турнире за Папский Кубок?

– Да, я собирался прийти посмотреть.

– Приходи обязательно. Возможно, я смогу походатайствовать за тебя.

– Нет, что ты, Сардо, право же, не стоит…

– Не желаю ничего слышать. Продолжим эту тему завтра. А пока лучше расскажи еще о свойствах твоего жидкого золота.

Ньютон подозрительно сверкнул на эльфа глазами и тут же отвел взгляд. По лицу великого ученого пробежала тень недоверия.

Наш словоохотливый хозяин временами, кажется, испытывает приступы паранойи – опасается, что кто-нибудь похитит его открытие. О планах на будущее вообще не заикается – старательно уводит разговор в сторону.

Оно и правильно, конечно – как я слышал, в этом мире научное сообщество не гнушается обворовывать друг друга. Отец Сардо – старый друг Ньютона, но разве так уж редки случаи, когда друг наносит удар в спину?

А завтра и в самом деле состоится большой рыцарский турнир. Часть праздничной ассамблеи. Будут участвовать рыцари из десятков стран – сплошь чемпионы, победители королевских турниров.

И я обязательно приду поглазеть.

– Увидимся завтра, сэр Ньютон, – задумчиво произнес я.

Глава 26

Двадцать пятое июня тысяча шестьсот девяносто первого года. Рыцарский турнир за приз Ватикана.

Утро выдалось свежим и чистым. Изумрудная трава светится от росы. Я стою на турнирном поле. Довольно похоже на футбольное, только разрезанное вдоль деревянным барьером. Здесь пока что никого. Трибуны тоже пустуют. Еще слишком рано – солнце только-только взошло. Не все же спят так мало, как я.

Однако несколько фигур то тут, то там все же виднеются. Турнирные служители, подготавливающие поле, и местная служба безопасности. После теракта эль Кориано она усилила бдительность. Шагу нельзя ступить, чтобы не натолкнуться на вооруженного до зубов гвардейца или сурового монаха-доминиканца. У этих оружия нет, но внутренний голос подсказывает, что связываться с ними будет крайне опрометчивым шагом.

Их лидер тоже здесь присутствует. Торквемада просыпается с первыми петухами… если только вообще спит. Сидит на корточках у тлеющего костерка, ворошит палочкой уголья. Вполне возможно, что именно здесь он и ночевал.

– Доброе утро, падре, – подошел к нему я. – Завтракаете?

– А, ты все еще здесь, тварь… – недоброжелательно произнес великий инквизитор. – Выполняешь ли наложенную на тебя епитимью?

– Тысячу раз за ночь прочитал, – отрапортовал я. – Часов десять твердил одно и то же.

– Хорошо, – чуточку благосклоннее сказал Торквемада. – Осталось еще одиннадцать тысяч. Laudare, Benedicere, Praedicare. А пока не желаешь ли разделить со мной трапезу?

– Угощаете?.. – оживился я.

– Господь заповедал делиться хлебом нашим со всяким, кто голоден. Ты голоден?

– Всегда.

– Тогда можешь есть. Но предупреждаю, человечьей крови и мяса у меня для тебя нет.

– Надеюсь, это вы так шутите, падре? Я не вампир и не людоед.

– Я великий инквизитор. Я никогда не шучу. Вчера на исповеди я позабыл спросить тебя о том, вкушал ли ты когда-либо человечью плоть. Людям мы такого вопроса обычно не задаем, но нечистая тварь – дело иное.

– Нет, не вкушал, – раздраженно ответил я. – Никогда. В чем-чем, а в этом точно чист.

– Я не слышу лжи… – с явной недоверчивостью произнес Торквемада. – Что ж, поверю тебе на этот раз…

Я тем временем сгреб с травы несколько ломтиков жареного мяса. Кажется, это баранина. Или свинина. Не знаю. Главное, что оно чертовски вкусное. Даже моих очень слабеньких рецепторов хватает, чтобы это понять.

– Ум-м-м, просто офигенный шашлык! – выставил кверху большой палец я. – Неужели сами приготовили, падре? Вот уж не думал, что вы еще и повар!

– Я не повар, – угрюмо ответил Торквемада. – Но я хорошо умею… поджаривать. Ты ешь, ешь…

А я и так уплетаю за обе щеки. Всю ночь не ел – стоял на коленях, выполнял епитимью. В желудке совсем пусто.

– А что, падре, этот ваш эль Кориано больше не показывался?

– Не думаю, что он посмеет заявиться сюда снова. И мы очень скоро его разыщем.

– Рад за вас. А если я его первым найду, мне его можно будет замочить?

– Замочить?.. Что ты под этим подразумеваешь, тварь?

– Убить.

– Ты странно выражаешься, тварь. Но я рад, что ты предложил это. Можно. Даже нужно. Найди эль Кориано и убей – этим ты сослужишь всем нам немалую службу.

– А Господь убийство простит?

– Заранее отпускаю тебе этот грех. Мочи его с радостью в сердце.

Я задумался, где мне разыскивать нового клиента. Направление не помогает – этот эль Кориано несомненно колдун. И не самый слабый, раз умеет оставаться невидимым в моем… астральном чутье, что ли? Хрен его знает, как называется мое направление в их колдунских терминах.

Ладно, потом об этом подумаю. Время пока что терпит.

Постепенно подтягиваются зрители и участники турнира. Но до начала еще далеко – сейчас семь утра, а открытие состоится в девять. Первый поединок – в десять. Можно пока побродить, побеседовать с гостями.

О, а вот и сэр Исаак Ньютон. Явился, как и обещал. Пора приступать к выполнению плана. Тем более, что шашлык все равно кончился.

– А что, падре, не подскажете ли, где мне тут яблок достать? – вежливо поинтересовался я. – Покрупнее желательно.

– Яблок?.. – недопонял Торквемада. – Зачем тебе яблоки, тварь?

– Да так, что-то вдруг захотелось яблок похавать.

– Сейчас не сезон.

– Знаю, что еще только июнь. Но тут климат вроде хороший – неужели никак нигде?..

– Посмотри на столе рядом с первой трибуной, – дернул капюшоном Торквемада. – Кажется, эльфийские садоводы доставили немало всяких плодов.

– О, так у вас тут шведский стол?! – заинтересовался я. – А мне никто не сказал!

Так, план ненадолго отходит в сторону. Сейчас есть дела поважнее. Шведский стол возле трибуны для почетных гостей и в самом деле ломится от жратвы. Правильно – тут же и короли, и герцоги, и кардиналы, и еще много кого. Как же не потрафить дорогим гостям?

Вот, кстати, один из королей как раз здесь. Скучающе стоит возле стола, поглядывает на разминающихся рыцарей. Рядом грозные стражники, слуги. Рядом, но все же немного поодаль, дабы не мешать раздумьям повелителя.

Судя по одежде короля и его придворных – это испанский монарх, его величество Серхио Первый, из династии Гальванов. До этого момента я его не замечал – он вообще мужик неприметный. Взгляд тусклый, лицо невыразительное, движения скупые, рта почти не раскрывает.

При виде меня стража сразу подобралась. Но король лишь вяло махнул рукой – он тоже присутствовал на позавчерашнем банкете. Разобравшись с тварью, наколдованной эль Кориано, я заработал определенный кредит доверия у высокопоставленных лиц.

Да и вообще я на этой ассамблее главная звезда.

– Я имею приятный взгляд на тебя, сеньор демон, – неохотно промямлил испанский король.

По-итальянски он говорит чисто, совсем без акцента, однако испытывает некоторые затруднения с синтаксисом.

– Какой же ты уродливый! – прогундели откуда-то сзади. – Уро-одливый!..

Я криво усмехнулся стозубой усмешкой. Это Пузняк – личный шут испанского короля. Говорят, сопровождает его везде и всюду. Приземистый одутловатый человечек со свисающим набок брюхом, небольшим горбиком и бульдожьими щеками. Глазки хитренькие, а вот улыбочка откровенно кретинская. Одет в красно-желтое обтягивающее трико, на голове дурацкий колпак с бубенцами. В руке погремушка сложной конструкции.

– Оставь его, Пузняк, – вяло произнес король Серхио. – Не досаждай демонам – это вредно для здоровья.

– Молчи, дурак, я сам знаю, что делать! – легонько ударил его по животу погремушкой шут. – Знай свою роль, глупый король!

Серхио Первый ничем не выказал недовольства. Как я слышал, шуту при испанском дворе прощаются любые выходки. Он в открытую насмехается и даже издевается над монархом, подстраивает пакости придворным, шалит и дурачится посреди важных мероприятий – и неизменно остается безнаказанным. По неизвестным мне причинам никто не смеет и пальцем его тронуть.

– Пришли посмотреть на турнир, ваше величество? – из вежливости поинтересовался я, сгребая со стола жратву.

Король неопределенно пожал плечами. Вместо него ответил шут:

– Пришли, пришли посмотреть! Пришли посмотреть, как куча дураков в железных одежонках будут разбивать друг другу бронированные лбы! Глупо, глупо не посмотреть на такую потеху!

– А сами участвовать не собираетесь? Я слышал, король Франции собирается лично соревноваться за кубок…

– Король Гастон, король Гастон, ты словно розовый бутон! – пропел Пузняк, потрясая погремушкой. – Ты так же глуп, как конский круп, ты любишь петушачий суп! Король Гастон, король Гастон, ты обратил свой двор в притон! Завел себе сто тысяч жен король Гастон, король Гастон!

– Прекрати, Пузняк, – недовольно поморщился король Серхио. – Нет, сеньор демон, мы не собираемся участвовать сами и не допустим к турниру никого из наших подданных. Мы не король Гастон. Мы не имеем интерес к таким глупостям.

– Глупостям?..

– Конечно же. Рыцарский турнир – это анахронизм. Эта глупая забава опасна для жизни и давным-давно устарела. Мы имеем Испанию, а Испания не имеет рыцарский турнир уже почти двадцать лет.

То есть с того самого момента, как мой собеседник взошел на престол. Если, конечно, я не напутал в датах.

– Не напутал, патрон, – любезно сообщил Рабан. – Все верно – как только Серхио Первый стал королем, он едва ли не первым указом запретил рыцарские турниры и поединки. В общем, любые вооруженные драки. Он очень не одобряет опасных видов спорта. И причиной тому…

«Потом как-нибудь, сейчас не до этого», – мысленно перебил я, цапая наконец-то найденное блюдо с яблоками.

Отличная находка. Крупные, спелые – так и хочется сожрать. Но жрать я их не буду, они мне нужны совсем для другого дела, неизмеримо более важ- ного.

Этими яблоками я изменю ход истории.

Напихав в карманы фруктов, я незаметно удалился прочь с турнирного поля. Чтобы никто не видел, как буду взлетать.

Отталкиваюсь от земли в мощном прыжке… взмахиваю крыльями… и воспаряю в небесах. Яцхен создан для полета, как человек для счастья. Где-то так в целом.

– А у короля Гастона правда сто тысяч жен? – спросил я.

– Патрон, ты в своем уме? Столько еще никогда и ни у кого не было. Тем более, что король Франции – католик, ему больше одной нельзя. Король женат, и у него есть фаворитка. Но тоже всего одна.

– Так это дело житейское. Чего ж тогда шут его костерил?

– Да просто король в последнее время завел моду спать с женой и любовницей одновременно. Вот и пошли дразнилки.

– Мужик вконец оборзел, – осудил я короля. Правда, в голосе явственно прозвучал оттенок зависти. – А жена у него красивая?

– Принцесса Элизабет династии Хейсов, дочь британского короля Говарда Третьего. Десять лет назад считалась первой красавицей Европы. К ней сватались женихи из двенадцати разных королевских домов, а она выбрала принца Гастона – теперь он король Гастон, а она, соответственно, королева Элизабет. Или Елизавета, если по-русски.

– А любовница?

– Баронесса Фелисия де Хород. Француженка. Вот уже три года считается первой красавицей Европы.

– Мужик вконец оборзел, – повторил я.

Зависти в голосе стало еще больше. Мне почему-то захотелось врезать королю как следует.

Кирпичом, желательно.

– Слушай, а чего это у них все мисс Европа – аристократки? Что, крестьянские дочки красивыми не бывают?

– Бывают, конечно. Только кто ж об этом узнает, кроме парней из родной деревни? Тут все-таки средневековье, патрон.

– Угу. Все как везде.

Я уже набрал хорошую высоту. Огромный стадион отсюда смотрится бильярдным столом. Про людей даже и не говорю – маленькие, словно муравьи.

Однако мое тринокулярное зрение обеспечивает небывалую четкость и контрастность даже на таком расстоянии. Плюс еще и чувство направления. Я без труда отличаю эти крошечные точки друг от друга.

Мне нужна вон та фигурка, стоящая отдельно от остальных. Сэр Исаак Ньютон. Не знаю, удастся ли мне задуманное… но я просто обязан попробовать.

Однажды я уже проделывал нечто подобное. Одним-единственным метким броском изменил ход истории. В результате погиб человек – и не кто-нибудь, а сам Готфрид Бульонский. Но сейчас я никого убивать не собираюсь. Поэтому мечу не в самого Ньютона, а рядом. И не бросаю снаряд, а просто роняю. Здесь мне совсем не нужно эффекта метеорита.

Спелое яблоко со свистом устремилось к земле. Я проводил его взглядом и тут же уронил еще одно – чтоб уж наверняка.

Тут главное – соблюдать осторожность. Яблоко – оно, конечно, не пушечное ядро, весит не шибко много. Но будучи брошенным с такой высоты, на землю шлепнется уже с нехилым ускорением. И если угодит кому-нибудь в темечко… убить может и не убьет, но прическу испортит точно.

Кажется, яблоки, падающие с чистых небес, сэра Исаака малость встревожили. Иначе чего это он так задергался? Шмякнулся на копчик, рот раскрыл, на небо таращится.

Ничего, пускай таращится. Я специально выбрал позицию между ним и солнцем. Сколько ни пялься – меня не увидишь.

Одно за другим я метнул в цель еще три яблока. Себе оставил только одно – ну так, на всякий пожарный.

Когда минут через пять я невозмутимо подошел к Исааку Ньютону, он выглядел донельзя ошеломленным. Вокруг успел столпиться народ – монахи и священники возбужденно переговариваются, передают из рук в руки те самые яблоки, что я швырял. Точнее, то немногое, что осталось от них после падения.

– Чего тут? – поинтересовался я.

Сэр Исаак возбужденно рассказал, как вокруг него ни с того ни с сего начали шлепаться яблоки. Показал воронки в земле, оставшиеся от этих сладких метеоритов. Небольшие воронки, но все же внушительные. Я и в самом деле мудро поступил, что не стал целиться Ньютону прямо в башку, как планировал изначально.

– А что, сэр Исаак, не пришло ли вам в голову какой-нибудь умной мысли?.. – осторожно поинтересовался я.

– Пришло, – поежился Ньютон. – Вспомнил, что до сих пор не озаботился завещанием. Надо будет к юристу сходить. И к исповеднику – на всякий случай.

Вот ведь блин нагад. Ни черта не вышло. Я задумчиво посмотрел в сторону стола с праздничным угощением… вгляд зацепился за спелую дыню…

Хотя ладно, хрен с ним. Похоже, поезд ушел. Придется закону тяготения ждать другого гения.

– Понимаешь, патрон, ты вообще зря все это затеял, – подал голос Рабан. – У тебя бы в любом случае ничего бы не вышло.

– Это почему еще?

– Не те условия. И ньютон уже не тот. В твоем мире Ньютон открыл свой закон в 1666 году. Ему было двадцать три года, он был молодым, восторженным, жаждущим перевернуть мир. А этому Ньютону сорок восемь лет, он стал гораздо старше и мудрее. Теперь его больше волнует душа, чем космос.

– Может он и прав в чем-то… – задумался я, хрустя последним яблоком. – Наука делает жизнь легче… удобнее… приятнее… но только не счастливее… Хотя попробовать я был обязан.

Я еще немного подумал и предложил:

– Слушай, а может мне тогда самому здесь закон тяготения открыть?

– А ты его помнишь, патрон?

– Не помню. Но ты-то должен помнить.

– Ну я-то помню, конечно, у меня память абсолютная… Но тебе не скажу.

– Почему? Жмотишься?

– Потому что нельзя. Одно из самых суровых правил гильдий энгахов – категорически запрещено влиять на развитие науки. И магии тоже. Искусственное подталкивание не приводит цивилизацию ни к чему хорошему – развитие должно идти естественным путем. Если уличат – могут и Слова лишить.

– Угу. Понятно. А какие еще там правила есть? Ты мне что-то ни разу не рассказывал.

– Рассказывал, только ты всегда мимо ушей пропускал. Кодекс там не слишком длинный. Запрещено вмешиваться в естественный ход истории. Запрещено выдавать себя за бога или иное высшее создание. Запрещено захватывать власть – неважно, открыто или тайно. Запрещено раскрывать непосвященным информацию о других мирах и энгахах. Запрещено…

Мне резко поплохело. Я уже довольно много чего нарушил из этого списка.

– А ты что же мне раньше-то не сказал, шизофрения хренова?! – прошипел я.

– Да понимаешь, патрон, мы же с тобой в любом случае нарушители… – заюлил Рабан. – Мы же не энгах на самом деле. Энгахом были мы с Волдресом. Даже один Волдрес, а я так – дополнительное оборудование… Со мной контракта никто не заключал, в контракте числился только Волдрес. А у нас с тобой такая, знаешь, беспрецедентная ситуация сложилась… даже уникальная…

– Да уж куда уникальнее. И чего нам за это будет?

– Да может и ничего не будет. Смотря как в гильдии на это посмотрят, когда разберутся в ситуации. Может, просто рукой махнут. А может, Слово отключат. А может и кого-нибудь из ОВР за нами пришлют…

– ОВР? Это что еще за зловещая аббревиатура?

– Отдел внутренних расследований. Такой при каждой гильдии имеется. Отлавливают энгахов-нарушителей. Но ты не нервничай, может еще и обойдется…

Не нервничай. Ему легко говорить. Как будто у меня и так проблем мало – еще и этим своим ОВР решил настроение испортить…

– Ладно, сегодня я об этом думать не буду, – вслух решил я. – Подумаю об этом завтра. Сегодня я лучше пойду на турнир смотреть. Всю жизнь мечтал увидеть настоящий рыцарский турнир.

Впрочем, до начала турнира еще почти час.

Послышался оглушительный топот. Земля вздрогнула. Судя по звукам – сюда движется стадо слонов.

Но на самом деле это не слоны, конечно. Хотя весят не намного меньше. Четырехметровые амбалы с громадными дубинами – добрых полсотни. Впереди всех – плешивый великан с бараньим и бычьим черепами на плечах.

– Славный вождь Хорьхай! – оживился я. – Явился таки!

О, и Джорбуш тоже здесь. Насупленный, недовольный – явно не хотел идти, силком приволокли. Под обоими глазами по фингалу. Под левым – уже старый, позеленевший. Под правым – совсем свежий, густо-фиолетовый. Похоже, мужика всю дорогу подбадривали дружескими люлями.

Незамеченным прибытие огрской стаи не осталось. Нужно быть слепым и глухим, чтобы такое не заметить. Однако обошлось без паники – предупрежденный мной кардинал Крэйг провел должную подготовку среди населения. Вон он и сам, кстати, здоровается с вождем Хорьхаем.

– Абисни мне то, че я не паньмаю, – упрямо твердит Хорьхай Крэйгу. – Абисни, пычему мне терь неззя есь вкуснючих людей. Абисни так, шобы я понячи. Пчему низя?

– Потому что Бог не разрешает есть тех, кто говорит и ходит на двух ногах, – терпеливо объясняет Крэйг Хорьхаю.

– Но пчему? Великий Бараний Череп и Великий Бычий Череп разрешачи есь людей. Они тожа боги!

– Они не боги, а языческие идолы. Обычные черепа животных, вымазанные кровью.

– Но они помогачи мне в битве. Значит, они боги.

– Много ли они помогли тебе в битве с демоном?

– Не, мало. Совсем не помогачи.

– А помогли ли они тебе увидеть измену побратима?

– Джорбуш мне не побратим, а просто позорный глупый огр. Я его сильно избил, потом немножко простил, но он се равно мырра. А Великий Бараний Череп и Великий Бычий Череп грили, шта ему можно доверячи… – задумался Хорьхай. – Непрально, выхойт, грили.

У меня понемногу ум за разум начинает заходить. Интересно, наш великий вождь и в самом деле слышал, как эти черепа ему что-то говорили? Или я тут чего-то не понимаю?

Кажется, кардинал Крэйг подумал о том же. Предельно терпеливо и благожелательно он спросил:

– А как ты узнал, о чем говорят эти черепа, Хорьхай Едок Тефтелей? Они говорили огрским голосом?

– Не, сам их никада не слышачи. Но Джорбуш слышачи. Он грит, ша Великий Бараний Череп и Великий Бычий Череп грят с ним и предают через нё свою волю. Они сказачи через Джорбуша, что Джорбуш – хороший и честный огр. Но тут Великий Бараний Череп и Великий Бычий Череп много ошиблись. Хорошего в Джорбуше мало. Надоб ему ще разок врезать.

Вот теперь все встает на свои места. Наш славный вождь Джорбуш Едок Пирожков действительно довольно хитер для среднестатистического огра. Есть, чем гордиться.

Хотя на самом деле нечем, конечно. Быть самым умным среди олигофренов – достижение не из значительных.

С благословения Папы кардинал Крэйг приступил к таинству крещения. Свыше четырех дюжин здоровенных огров обступили его кружком и бухнулись на колени.

Судя по тупорылым рожам, большая часть этих переростков даже не понимает, что вокруг происходит. Вождь повел – племя пошло. Куда и зачем – глубоко пофиг.

И вот теперь один ковыряется в носу, у другого из уголка рта стекает слюна, третий вообще оглушительно храпит. По меркам огров Хорьхай и Джорбуш – самые настоящие интеллектуалы.

Впрочем, для огров умение говорить членораздельно – уже признак немалого интеллекта.

Кардинал Крэйг троекратно возлил на голову Хорьхая воду, торжественно произнося:

– Сей водой приобщаю тебя к благодати Божией и очищаю от всех прежних грехов твоих. Светлым Именем Христовым да будешь ты возрожден!

Вообще-то, взрослый человек (или огр) по правилам перед крещением должен пройти катехизацию. Изучить основы веры, убедиться, что в самом деле желает ее принять. Однако в данном случае сделать подобное будет нелегко – не та клиентура. Когда в нашем мире миссионеры крестили негров и индейцев, они тоже насколько возможно упрощали процесс.

– Отрекись теперь от прежних богов своих! – сурово приказал кардинал Крэйг, указывая на пылающий костер. – Сожги все, чему ты поклонялся, поклонись всему, что ты сжигал!

– До свиданья, Великий Бараний Череп и Великий Бычий Череп, – печально произнес вождь Хорьхай, снимая наплечники. – Вы были мне хорошими друзьями. Мыместе сражались, я мазачи вас кровью побежденных врагов, шоб-чтоб вы были довольны и щасливы. Но терь пришло время прощаться. Хотя и жаль, что терь низя есь вкуснючих людей, но слово Хорьхая твердое, как ваши кости. Горите как следовает.

Два побуревших от засохшей крови черепа описали в воздухе крутую дугу и влетели в бушующее пламя. Огры радостно заухали, любуясь тем, как горят их прежние идолы.

Хотя я не уверен, что Великий Бараний Череп и Великий Бычий Череп были идолами общеплеменного значения. У огров с этим просто – каждый может найти себе какую-нибудь цацку, тут же объявить ее богом и начать поклоняться. Вон, остальные тоже швыряют в костер всякий мусор – обточенные костяшки и деревяшки, булыжники необычной формы, грубо сделанные амулеты и браслетики.

Один чуть было не швырнул самую настоящую икону с девой Марией – кардинал Крэйг еле успел спасти реликвию. Оказалось, что этот огр пару лет назад сожрал священника, нашел среди его вещей «красивую картинку» и тут же объявил ее своим идолом. А предыдущего идола – ожерелье из волчьих зубов – преспокойно выбросил на дорогу.

Огры вообще простые, как три копейки.

А народ понемногу подтягивается. Трибуны уже полны людей. И эльфов. И гномов. И гоблинов. И цверги тоже есть. И даже новоприбывшие огры присоединились. Плюс еще и позавчерашние трегонты – хотя хрен их знает, что они думают о наших человеческих развлечениях.

Аж в глазах рябит от разноцветных одежд. Все нарядились, как на первомайский парад. Хотя тут, в принципе, событие примерно аналогичное – с переносом на реалии этого мира, конечно. Еще бы транспаранты добавить – и совсем похоже будет.

Много девушек. В основном местные итальянки, но есть и иностранные мадемуазели из разных делегаций. Думаю, Аурэлиэль тоже сейчас где-то на трибунах. Эльфиек там не так уж мало, хотя держатся они особняком. Некоторые даже носят нечто вроде чадры. Или паранджи – я толком не знаю, чем они отличаются.

Кстати, насчет женщин. Эльфийских дам я в этом мире видел довольно много – даже больше, чем мужчин. У эльфов равноправие полов с легким уклоном в матриархат. Человеческих женщин, само собой, тоже видел много – в средневековой Европе женщину хоть и ставят ниже мужчины, но все же не до такой степени, как арабы или древние греки.

А вот женщин каких-либо других народов я в этом мире не встречал. Вообще ни одной. Интересно, почему?

С цвергами, впрочем, все ясно. У них женщины так же бородаты и мускулисты, как и мужчины. Так что может я их и видел, только не распознал.

С ограми тоже понятно. У них домострой. Муж охотится, жены стряпают. Муж воюет, жены рожают. Чем круче муж, тем больше у него жен. Первобытные – они и есть первобытные. Соответственно, мужская половина племен Хорьхая и Джорбуша сейчас здесь, а женская дома, нянчится с детьми. Так что увидеть живую огриху мне в ближайшее время не судьба.

Хотя не очень-то и хочется, если честно.

И с гномами никаких неясностей. У них классическое патриархальное общество с пуританским образом жизни. Гномихи редко появляются на людях – в основном сидят дома, занимаются хозяйством и воспитывают детей.

Насчет трегонтов я даже не заговариваю – они растения, у них вообще пол отсутствует.

Но вот с гоблинами нахожусь в легком затруднении. Насколько мне известно, у них нет такого, чтобы женщина исключительно «киндер, кухен, кирхен». И различить гоблина и гоблиншу несложно, насколько мне известно. Однако их женщин я не видел ни разу. Ни в гоблинском квартале Хаарога, ни в гоблинском квартале Ромеции, ни здесь, среди почтенной публики.

Я даже на картинах гоблинш не видел. Вчера вечером Аурэлиэль водила меня в Ватиканский Музей искусств на культурное мероприятие. Там представлено немало живописных полотен – в числе прочего есть и «культура малых народов».

Эльфийское искусство – это, скажу я вам, нечто потрясающее. В чувстве прекрасного этим остроухим отказать невозможно. Рисуют так, словно на палитрах у них жидкий свет вместо красок.

А вот гоблинское искусство, оно… ну… своеобразное, скажем так. Реалистичное такое. Совсем как настоящее. И очень жизненное. Красивые пейзажи, портреты прекрасных дам, сюжеты из мифологии и прочее – это к людям и эльфам. Гоблины предпочитают рисовать более приземленные вещи.

Мне особенно запомнились такие работы, как «Подтирающийся гоблин», «Драка пьяных гоблинов в таверне», «Куча гнилых яблок», «Трухлявый пень», «Дохлый эльф» и «Жопа». Очень сильные вещи.

Гоблины даже смазывают свои произведения специальными мазями со стойким запахом – чтобы передать еще и аромат нарисованного. Сам я этого не чувствовал, но Аурэлиэль все время морщилась и зажимала нос.

Однако ни одной гоблинской «Джоконды» я не увидел. Сильного пола хоть отбавляй, а прекрасного нет совсем. Странно как-то. То ли я чего-то не догоняю, то ли тут есть что-то, упущенное мной из виду.

Ладно, решу этот вопрос как-нибудь в другой раз. А то над полем уже поплыл хриплый рев труб. И герольды засуетились.

Наконец-то начинается турнир.

Глава 27

Мне досталось место в первом ряду. Все отлично видно. Совсем рядом – площадка, на которой «спортсмены» готовятся к поединку. Вот как раз сейчас слуги облачают в доспехи плечистого мужика почти двухметрового роста.

Доспехи у парня тоже внушительные. Прямо человек-трансформер. Первый слой – кольчужные рубаха, штаны и колготки. Поверх этого – латный цельнометаллический панцирь. На башке кольчужная сетка, а поверх нее – шлем-горшок с дырками для глаз и дыхания.

Правда, его пока еще не надели, оруженосец держит в руках. Зато щит к руке уже привинтили – небольшой такой, треугольный, только для защиты груди. На поясе висят метровый обоюдоострый меч и литая булава с шипами.

И конь у мужика тоже зверюга. Огромный, черный, из ноздрей пар пышет. Покрыт кольчужной попоной, на седле висит еще один щит – большой, деревянный.

Как я слышал, за такого боевого коня здесь дают пятнадцать обычных крестьянских лошадок. А если к этому прибавить еще и доспехи, общая стоимость вооружения потянет на пару-тройку джипов. Или на один танк.

– Извольте шлем! – важно произнес оруженосец, протягивая рыцарю его тазик для башки.

– Ха-ха-ха! – расхохотался тот, поправляя кольчужную сетку на голове. – Ха-ха-ха! Сейчас поглядим, из какого материала скроены здесь вояки! Ха-ха-ха-ха!

Он повернулся к трибунам и приветственно помахал рукой. Зрители зашлись в диком реве – похоже, это местный любимец публики. И неудивительно – парень на редкость харизматичен. Здоровяк лет тридцати, гигантского роста, красавец, ослепительная улыбка… в общем, полный комплект.

Тут взгляд рыцаря упал на меня. Не сползающая с лица улыбка стала еще шире. Он жестом остановил оруженосца, безуспешно пытающегося вручить шлем, и широким шагом подошел к деревянной оградке.

– Ха-ха! – залился в веселом хохоте гигант. Мне сразу вспомнился доктор Ливси из мультика «Остров сокровищ» – ужасно похожий смех. – Ха-ха-ха-ха! Демон, отымей меня Ррогалдрон, живой и настоящий демон!

– Чего тебе? – насторожился я, на всякий случай выпуская когти. – Драться хочешь?

Я не особо люблю таких вот бравых рыцарей – они почему-то так и рвутся воткнуть в меня что-нибудь острое.

– Ха-ха-ха-ха! – засмеялся еще громче мужик. – Да не отказался бы, пожалуй! Такого противника у меня еще не бывало! Твоя голова отлично смотрелась бы у меня на стене, рядом с башкой дракона, которого я поразил в прошлом году! Ха-ха-ха! Сразимся?

– Хрен тебе, – отказался я. – Чего-то неохота.

– Ха-ха-ха-ха! Боишься меня, демон? – весело заржал рыцарь. – Правильно боишься!

– Слышь, мужик, где-то я тебя видел… – вдруг вспомнилось мне. – Только не помню, где…

– Ха-ха! Да вот здесь ты меня видел, вот здесь! – широким жестом швырнул мне монету рыцарь. – Где же еще? Дарю, любуйся!

Я поймал монету на лету и тупо на нее уставился. Французский золотой экю. Совсем новенький, буквально только что отчеканенный. Украшен профилем, несомненно принадлежащим моему собеседнику…

– Ваше величество?! – поразился я.

– Ха-ха-ха-ха! – довольно расхохотался король Франции Гастон Первый. – Ну наконец-то узнал! А я ведь уже начинал сердиться!

Я повертел в руке подаренный экю, пристально сравнивая профили. Да, передо мной несомненно могущественнейший из королей Европы. А монеты у него что, вместо автографов? Но мужик, однако, прикольный. Мало того, что здоровенный, как танк, так еще и ужасно громкий. Хохочет, шумит, горланит без перерыва. Конечно, он прибыл в Ватикан лично – судя по тому, что о нем говорят, этот детина просто физически не мог пропустить такую тусовку. В молодости он путешествовал даже в Индию, побывал на острове Ланка.

– Да, патрон, нынешний король Франции – очень яркая личность, – подтвердил Рабан. – Правда, не слишком умен и почти не занимается государственными делами – все передоверил министрам. Благо его премьер, кардинал дю Кре – человек толковый и неглупый. Но зато король удивительно храбр, благороден и красив. Прирожденный лидер, в бою всегда скачет впереди всех. Король-рыцарь, король-поэт. Народ его боготворит, женщины сходят по нему с ума, а войско готово идти в огонь и в воду.

– Ваше величество! – окликнул я уже позабывшего обо мне короля.

– Что тебе, демон? – гаркнул Гастон Первый, навинчивая на плечи шлем с пышным плюмажем.

– Ваше величество, а правда, что вы спите с двумя женщинами одновременно?

– Чистейшая правда! А что?

– Ну не знаю, просто стремно как-то… Обычно так не делают…

– Обычно? Мне ведь уже почти тридцать лет, дорогой мой демон! Кто знает, сколько я еще проживу на этом свете? Надо спешить получать от жизни как можно больше! Жить надо красиво, демон, жить надо счастливо! Коня мне!

Два оруженосца подвели храпящего жеребца. Один подставил руки, чтобы помочь повелителю, но как-то лениво, словно из ненужной обязанности. И в самом деле – король даже не обратил на него внимания, с легкостью запрыгивая в седло самостоятельно. Оруженосец пожал плечами и отошел – как, скорее всего, делал уже много раз.

– Кто мой противник?! – прогремел Гастон Первый, оглядывая поле сражения.

– Барон Вольфганг фон Бёкль, из Бранденбурга! – ответил герольд.

– Прекрасно! – воскликнул король, поднимая копье. – Я слышал об этом рыцаре! К барьеру, ха-ха-ха!

Оба средневековых танка выехали на поле. Сейчас герольд взмахнет флагом… но почему-то медлит. Трибуны напряженно чего-то ждут.

Король привстал в седле. Фигура, закованная в металл, вдруг приобрела какое-то печальное величие. Гастон Первый начал читать… стихи.

Рваный факелов свет над поляной горит, Враг раскинул палатки, не дремлет, не спит. Светит мрачно луна на седые поля, Но багрянцем умоется утром земля. Тихо стонет безумный и преданный шут, Кузнецы молчаливо кольчугу куют. Знаю я, что случится со мной на заре, Знает это еще и луна в серебре. Теплый воздух струится из щедрой земли, Из него замаячил соперник вдали. Я надену доспехи, вскочу на коня, Знаменосец протянет копье для меня. В поединке проверим мы силу свою, Победит лишь сильнейший в жестоком бою. Так печальны глаза за забралом моим, Сколько мне суждено оставаться живым? Честь свою сберегу до последних минут, Пусть голодные волки меня подождут. Конь мой мчится навстречу коварной судьбе, Кто останется жив, мы узнаем в борьбе![2]

Дочитав последнюю строку, король резко опустил копье. То же самое сделал и его противник. Трибуны взорвались аплодисментами и ликующими воплями. Два рыцаря устремились друг на друга.

А я пораженно присвистнул. Насчет «короля-поэта» Рабан ляпнул не для красного словца. Но и любит же этот Гастон Первый красивые жесты, однако же. Золотом швыряется направо и налево, стихи читает…

На публику работает, чертяка, имидж себе делает.

Рыцари мчатся с копьями наперевес. Кони разгоняются все быстрее – секунда, другая… и столкновение!

Оба копья разлетелись в щепки. С барона фон Бёкля слетел шлем – король Гастон угодил точно в забрало. У короля же надвое раскололся деревянный щит – удар барона тоже был результативным. Однако в седлах оба противника удержались.

Всадники разъехались, оруженосцы подали им новые копья, щит и шлем. Теперь новый заезд – всего их должно быть три. На этом турнире действует очковая система – удар в щит приносит одно очко, в грудь – два, в шлем – три. Копье непременно должно сломаться – если останется целым, удар не засчитывается. А лучше всего выбить противника из седла – это чистая победа.

Новое столкновение!.. И вновь оба копья разлетаются в щепки! На сей раз оба всадника поразили друг друга в грудь, оставив вмятины на панцирях. Счет пять – три. Теперь все решится последним заездом.

Трибуны гудят. Народ скандирует имена рыцарей. У французского короля поклонников явно больше, но и у бравого барона Вольфганга фанатов немало. Он не так высок, как Гастон Первый, возрастом ближе к сороковнику и наел внушительное брюхо, но рыцарь далеко не последний, у себя на родине считается одним из лучших. Да и здесь хорошо себя показывает.

Последнее столкновение!.. И трибуны заходятся в ликующем вопле. Король Гастон, решивший на сей раз не рисковать, метил в самую легкую мишень – щит. В щит и попал, заработав шестое очко. Барон Вольфганг же, отстающий в счете, был вынужден бить в шлем… и попал, попал точно в лоб противнику! Над полем поплыл такой звон, словно ударили в медный колокол.

Итак, счет шесть – шесть. Ничья. И из седла так никого и не выбили. А это значит, что будет самое интересное – пеший поединок. С помощью подбежавших оруженосцев рыцари слезают с коней и вытягивают длиннющие мечи.

Видели когда-нибудь драку консервных банок? Закованные в латы рыцари медленно двинулись по окружности, пристально следя друг за другом сквозь прорези в шлемах. Полосы железа в руках чуть заметно подрагивают, движения скупые, нарочито медленные – берегут силы для решающего удара.

Барон фон Бёкль выкрикнул что-то по-немецки и бросился вперед, размахивая мечом подобно вентилятору. Король Гастон совершил полуоборот, подставляя под удар локоть с щитом, и тут же нанес косой удар снизу. Меч с гулким звоном врезался в доспех, барон взвыл от боли. Бицепсы у французского монарха стальные, синяк получится хороший.

Я заметил, что наточены мечи так себе. Вроде бы даже специально затуплены. Да и на копьях, помнится, были специальные насадки – вместо острия заканчивались чем-то вроде округлого набалдашника.

Оно правильно, если вдуматься – тут не битва, тут турнир. Замочат по неосторожности того же французского короля – и осталась страна без верховного руководства. Вместо праздника – трагедия.

В рукопашном поединке тоже действует система очков. Попадание в корпус – одно очко, в шлем – два. Если противник провел успешное парирование щитом, очков нет. Если кто-то теряет меч или падает на землю – автоматический проигрыш. Поединок продолжается три минуты.

Однако на сей раз он закончился раньше. Король Гастон провел обманный финт, нанес резкий удар и выбил у противника оружие. Тот растерянно посмотрел на пустые ладони, помедлил какую-то секунду и склонил голову, признавая поражение.

– Вы достойно сражались, барон, – подал оппоненту руку король. – Для меня было честью скрестить с вами клинки.

Барон фон Бёкль ответил на рукопожатие. Жаль конечно, что проиграл, но результат он показал хороший. Мужику не повезло – при его данных он вполне мог дойти до полуфинала, но в первой же схватке столкнулся с фаворитом. Король Франции – главный претендент на чемпионский титул. Он уже три года подряд берет главный приз в каждом турнире, в котором участвует.

– Мое счастье, что вы использовали здесь лишь турнирную железку, ваше величество, – отдуваясь, произнес барон фон Бёкль. – Не хотел бы я получить удар вашего Трепасьера…

– Ха-ха-ха! – залился хохотом Гастон Первый. – Вы чертовски правы, барон! Мой возлюбленный Трепасьер разрубил бы вас вместе с доспехами, словно брус коровьего масла, ха-ха-ха! И мир бы лишился незаурядного рыцаря, ха-ха!

Об этом я тоже что-то слышал. Кажется, меч французскому королю ковали цверги, по спецзаказу. Потом еще и закалили каким-то особым способом. А в рукояти вроде бы содержится некая святая реликвия – насчет того, какая именно, слухи расходятся. Одни говорят, что прядь волос самой Богородицы, другие – фаланга пальца святого Петра, третьи – щепка из копья святого Георгия.

За окончившимся поединком последовали другие. Таблица на здешних соревнованиях предельно простая – играют на вылет. Противники распределены по жребию, продул – выбываешь. Всего в турнире участвует шестьдесят четыре рыцаря – лучшие бойцы со всех краев Европы. Соответственно в отборочном туре тридцать два поединка.

Заняло это около трех часов. Большинство поединков оканчивались довольно быстро. С полдюжины рыцарей вылетели из седел уже на первом заезде. Еще столько же – на втором. До мечей дело дошло только четырежды.

Вот завершился последний заезд, и герольды объявили перерыв на два часа. После обеда состоится еще тридцать два поединка.

– Блин, весь зад отсидел, – сладко потянулся я. Вы когда-нибудь видели, как потягивается шестирукий яцхен? Похоже на танцующего Шиву, только очень уродливого. – И есть чего-то хочется. Где там у них был шведский стол?..

Явившись к столу с выставленным угощением, я смог лишь мрачно вздохнуть. Благородные дворяне и преподобные клирики уже все сожрали. Ни крошки мне не оставили. Не понимают, дураки такие, что голодный яцхен – это пострашнее Чубайса.

Хотя нет, не буду на себя наговаривать. Даже в худшие мои минуты я все-таки не настолько ужасен.

– Жрать хочу, – угрюмо произнес я, шаря глазами вокруг. – Где тут что-нибудь съедобное?.. Или кто-нибудь…

Взгляд упал на чешущего промежность вождя Хорьхая. Почему-то до смерти захотелось жареных тефтелек. Не знаю, почему.

В то же время ухо уловило какой-то странный звук. Хотя нет, не то чтобы странный, просто… неуместный. Я еще ни разу не слышал в этом мире такого звука.

Стук теннисного мяча о ракетку.

Конечно, сначала я решил, что мне просто чудится. Слишком привык считать теннис чем-то современным, присущим одному лишь двадцатому веку… ну может быть еще девятнадцатому.

Но вот передо мной корт с натянутой сеткой, а вот два человека, пуляющие туда-сюда маленький мячик. И ракетки почти такой же формы – только из других материалов.

Небольшой теннисный корт разместился по соседству с турнирным полем. Если бы я был немного повнимательнее утром, то заметил бы его еще тогда.

– Вообще-то, это не совсем теннис, патрон, – прокомментировал Рабан. – Эта игра называется же де пом – это, если хочешь, «дедушка» привычного тебе тенниса. Но он уже довольно похож на него.

– Угу, – рассеянно ответил я, приглядываясь к игре. – Как скажешь.

Зрителей вокруг корта собралось много. Даже очень много. И неудивительно, если учесть, кто именно играет. Французский король Гастон Первый против Папы Римского Леона Второго. Конечно, поглазеть на такое собралась изрядная толпа. Буквально яблоку негде упасть.

Однако при моем появлении свободное местечко сразу же нашлось. Прямо как гоголевскому городничему в переполненной церкви. Я деликатно встал с краешку, с интересом наблюдая за летающим туда-сюда мячиком.

Ну, что король Гастон показывает высокий класс, я не особо удивлен. Подобные ему во всем стремятся быть первыми. Но вот увидеть Папу Римского с ракеткой было довольно неожиданным.

С другой стороны, папой он стал не так уж давно, годов ему не так уж много, телосложение вполне себе спортивное – почему бы и нет? Ельцин же играл – почему бы и папе этим не увлекаться?

– Его Святейшество с младых лет любит же де пом, – произнес стоящий рядом отец Сардо, словно отвечая моим мыслям. – Однако в последнее время ему не так уж часто доводится играть в мяч.

– Несолидно? – понимающе спросил я.

– Отчего же? Же де пом – игра аристократии. Ты не найдешь в Европе королевского дома, не имеющего специально оборудованной площадки и наборов для игры. Просто у папы очень немного свободного времени – при его занятости некогда предаваться бездумным увеселениям. Но сегодня французский король лично предложил Его Святейшеству партию, и тот, конечно же, не отказал почетному гостю.

А Папа и в самом деле недурно играет. Далеко не Кафельников, конечно, но для любителя очень даже неплохо. Однако французскому королю он все равно не соперник – тот носится бешеным ураганом и мячи подает сплошь крученые.

– Пятнадцать денье! – выкрикнул стоящий рядом герольд, кладя на маленький столик крупную медную монету. – Тридцать денье! Сорок пять денье! Игра!

Запыхавшиеся король и Папа опустили ракетки. Папа утер пот со лба – его разбили всухую. Король радостно заржал, сгребая монеты в ладонь.

«Это что за денье такие?» – мысленно спросил я у Рабана.

– В же де пом играют на деньги, патрон. Но ставка чисто формальная – один гро денье турнуа за промах. Гро денье турнуа – это медная монета стоимостью в пятнадцать денье. Играют до трех промахов, выиграть можно от одного до трех гро денье турнуа.

«По копеечке за вист, значит… – задумался я. – Пятнадцать… тридцать… слушай, что-то мне это напоминает…»

– Патрон, так в современном теннисе система счета как раз от же де пом и произошла. Думаешь, почему там такой странный подсчет очков? Пятнадцать, тридцать, сорок. Раньше было сорок пять, но поскольку никаких денье в игре уже не осталось, сорок пять округлили до сорока – это быстрее произносить.

– Угу. Понял. Ваше величество, а со мной сыграть не хотите? – окликнул короля я.

Гастон Первый повернулся и окинул меня заинтересованным взглядом. Зрители тоже оживились – не каждый день доводится поглазеть на демона-теннисиста.

– Не откажусь! – осклабился король, резко взмахивая ракеткой. – Приготовься расстаться со своими монетами, ха-ха!

– Лучше вы берегите свои, ваше величество, – хмыкнул я, почтительно принимая ракетку у Папы Римского. Мне показалось, что тот отдал ее с некоторым облегчением – все-таки французский король противник тяжелый, его хрен победишь.

– О, да ты дерзок! – еще шире улыбнулся Гастон Первый. – Что ж, тем интереснее будет схватка! Хотя я бы все-таки предпочел скрестить с тобой клинки, а не перекидываться мячом, ха-ха!

Я покосился на него с недоброжелательством. Все-таки не люблю я рыцарей. Так и рвутся меня замочить – не по какой-то серьезной причине, а просто так, ради понту и редкого трофея. Большинство из них мне не противники, но порой попадаются и весьма крепкие орешки, способные доставить затруднение даже яцхену. Тот же король Гастон, по слухам, однажды победил в единоборстве дракона, не уступавшего покойному Рроулину.

Сжимаю покрепче ракетку. Сейчас я покажу этому горделивому петуху, на что способен яцхен. В теннис я не играл уже давненько – в последний раз лет десять назад – но с моей-то реакцией…

При моих физических данных разбить в пух и прах обыкновенного человека – раз плюнуть.

– Ха-ха-ха-ха! – залился смехом король Гастон, подбрасывая мячик в воздух.

Первая подача! Бешеный свист ракетки – я отбиваю мяч с такой силой, что тот едва не сплющился. Король делает резкий рывок… но промахивается!

– Пятнадцать денье! – выкрикнул герольд, кладя на стол монету.

Гастон Первый улыбнулся, поднимая мяч с земли. Хохотать уже не хохочет – в глазах появилась серьезность.

Соперник смерил меня оценивающим взглядом. Размахнулся. Ударил!

Меня словно толкнуло вбок. Я выбросил руку с ракеткой влево, только в последний миг успевая отбить мяч. Он перелетел через сетку и упал на правой половине поля. Метнувшийся следом Гастон Первый снова опоздал на какое-то мгновение.

– Тридцать денье! – выкрикнул герольд.

А король-то – хитрован. Движение совершил такое, словно подает мяч на правую половину поля, однако на самом деле подал влево. Любой другой на моем месте поддался бы обману, но у меня кроме зрения есть еще и направление. Сейчас я полностью нацелен на мяч – чувствую, где он находится, чувствую, куда он летит. Глаза вообще можно завязать.

– Сдавайтесь, ваше величество, – насмешливо произнес я, легонько взмахивая ракеткой. – Человеку не одолеть демона в единоборстве.

– Ты недооцениваешь человека, демон, – прищурился король. Улыбка с его лица исчезла окончательно, взгляд стал жестким, заблестел холодной сталью. – У меня еще остался один гро денье турнуа.

Я демонстративно расправил крылья и взметнул над головой хвост. В толпе послышались крики ужаса. Несколько юных дам принялись вопить королю что-то ободряюще-поддерживающее. Не то группа поддержки, не то просто фан-клуб.

Мне от этого взгрустнулось. Симпатии публики явно не на моей стороне. Выгляжу неказисто. Да и расклад сил играет против меня.

Выигрыш не добавит мне славы – я слишком сильно превосхожу противника физически. Демон, победивший человека, забывает об этом уже через минуту. А вот человек, победивший демона, может гордиться этим до конца жизни. О таких людях слагают легенды.

Поддаться ему, что ли?..

Раздумья прервал свист мяча в воздухе. Я дернулся всем телом, взмахнул ракеткой… и тупо уставился на темно-красный шарик, упавший в траву. Я промахнулся.

– Пятнадцать денье! – выкрикнул герольд, кладя медную монету напротив двух, выигранных мной.

Не понял юмора. Я ведь не поддавался. Да, я подумал об этом, но чисто гипотетически, отнюдь не собираясь претворять мысли в жизнь. Так как же?..

– Такую подачу здесь называют «Вспугнутая Лань», – прокомментировал Рабан. – Игрок придает мячу такую хитрую закрутку, что тот летит сначала по прямой, а в последний момент резко отворачивает. Очень сложная подача, патрон. Совершить ее может только настоящий мастер. И только такой же мастер способен отбить – если распознает движение противника, конечно.

Я поднял мяч и сжал его всеми семью пальцами. Ладно, хорошо же. Не особенно гордитесь тем, что сумели набрать очко, ваше величество. Сейчас моя подача.

Может быть, теннисист из меня и хреновый. Я играл всего несколько раз и довольно давно. Конечно, я не знаю всяких хитрых финтов. Но зато я нечеловечески силен.

В это довольно трудно поверить, если принять во внимание мой крайне небольшой вес и палкообразные конечности, похожие на лапы насекомого, но я говорю чистую правду. У яцхена нет мышц и мускулов, как у позвоночных животных. Их заменяет нечто другое… я не знаю, что именно. Никогда не приходило в голову сделать самому себе вскрытие. Как-то все не до того было.

И сейчас уж я использую эту силу так, что мало не покажется. Если король сумеет взять эту подачу, я сожру собственный хвост.

Бешеный удар! Свист воздуха!..

– Тридцать денье!

– Начинай жрать, патрон.

Я ошеломленно раскрыл пасть. Король взял подачу. Чертов рыцарь ответил силой на силу. Мяч едва не прожег ракетку насквозь, на бицепсах славного Гастона вздулись вены… но он таки отбил мой бросок.

А я, самонадеянно уверенный, что у человека против яцхена нет и шанса, даже не чухнулся принять мяч. Дернулся только в последний момент, когда было уже слишком поздно.

Король посмотрел на меня… мне кажется, или в его взгляде появилась легкая толика снисходительности? На столе лежат четыре больших медяка. Счет: два – два.

Осталось всего одно очко, решающее.

Меня охватила злость. Рабан сразу же сердито заворчал, требуя не нервничать и успокоиться. Он испытывает физическую боль, когда я выхожу из себя. Если без этого никак не обойтись (например, в сражении), он терпит молча, но если я могу оставаться спокойным (как вот сейчас), он не преминет этого потребовать.

Сейчас мне промахиваться нельзя. Конечно, это всего лишь игра и от ее исхода ничего важного не зависит. За меня даже ставку сделал кто-то другой… а кто, кстати? Не то кардинал дю Шевуа, не то отец Сардо, не то сам Папа Римский.

Впрочем, это не имеет значения – сумма на кону грошовая, чисто для подсчета очков. Во Франции этого мира действует более или менее стройная монетная система: 12 денье = 1 су, 30 су = 1 ливр, 10 ливров = 1 экю, 3 экю = 1 думергдор. Денье и су чеканятся из меди, ливры – из серебра, экю и думергдоры – из золота, с профилем правящего монарха на аверсе. Также есть промежуточные монеты – как тот же гро денье турнуа, равный пятнадцати денье. За один гро денье турнуа можно купить в харчевне кружку пива или миску супа.

Но кроме денег на кону стоит и еще кое-что. Престиж. Честь и достоинство яцхена, вызвавшего на поединок французского короля. Если я проиграю, это будет настоящим позором. Как я потом посмотрю в глаза леди Инанне?

Хотя стоп. Я же твердо решил, что никогда больше не вернусь на Девять Небес. А слово яцхена тверже гороха. Значит, и в глаза леди Инанне я никогда больше не посмотрю.

Жаль, вообще-то.

Но проигрывать все равно не хочу.

Ракетка замелькала в воздухе. Я с нечеловеческой скоростью принялся перебрасывать рукоять между ладонями. Верхняя правая, средняя правая, нижняя правая… Нижняя левая, средняя левая, верхняя левая… По кругу, по кругу, пока у соперника не зарябит в глазах.

– Огонь!!! – взревел я, делая самый мощный замах.

Время словно замедлилось. Я отчетливо увидел, как теннисный мяч летит на другую сторону поля… как король взмывает в воздух, совершая гигантский прыжок… как ракетка встречается с крохотным красным шариком… как мяч сплющивается, бешено вращается и на десятую долю секунды замирает, словно прилипая к ракетке…

А потом отлетает обратно.

Я рванулся отбить. Но король взял подачу у самой сетки, буквально в птичьем полете. Ударил сверху вниз. Мяч ринулся вниз падающим метеоритом… вспахал землю… и замер неподвижно.

– Сорок пять денье! – выкрикнул герольд. – Игра! Побеждает его величество Гастон Великолепный, король французский! Виват король! Виват Франция!

– ВИВАТ!!! – хором взревела толпа, самозабвенно аплодируя победителю.

– Ха-ха-ха! – залился прежним смехом Гастон Первый, упирая руки в бока. – Не нужно, не нужно этого! Право же, вы меня смущаете!

Врет. По глазам видно, что он от этого кайф ловит. Вон как раскраснелся. Лицо счастливое, как у николая Баскова во время овации.

– Но однако должен признать, что еще никто и никогда не заставлял меня потеть так, как этот несносный демон, ха-ха-ха! – шутливо погрозил мне пальцем король. – Еще бы чуть-чуть, и дело могло бы окончиться печально!

Охренеть логика. Если он проиграл, то это, видите ли, печально. А если выиграл – счастья полные штаны.

– Жорж! – окликнул оруженосца король, с сомнением поглядывая на башню с часами. – Жорж, разгильдяй эдакий, во сколько у меня следующий бой?

– Не извольте беспокоиться, ваше величество, еще больше пятидесяти минут, – тут же вынырнул престарелый слуга.

– Пятидесяти минут?..

– Это почти целый час, ваше величество.

– Час… час…

– Длинная стрелка должна описать полный круг по циферблату, а короткая – переместиться на одно деление.

– Ладно, доверяю тебе в этом вопросе, – сдался король. – Никак не могу разобраться в этой замудренной часовой системе.

– Как вам будет угодно, ваше величество.

– И правое с левым постоянно путаю… – вздохнул Гастон Первый. – Ладно, просто скажи мне, успею ли я провести еще одну игру или же не успею.

– К великому моему прискорбию – успеете только в том случае, если ваш противник будет изрядным неумехой. Если же он окажется хорош, то можете и не успеть вовремя.

– Ладно, тогда оставим же де пом до завтра, – решил король, отдавая ракетку слуге. – Демон, цени мою щедрость! Завтра я позволю тебе попытаться взять у меня реванш, ха-ха-ха!

– Уж лучше в футбол тогда, – мрачно произнес я, вскапывая землю когтистой ступней.

– Футбол?.. А это что?

– Тоже игра с мячом. Только командная.

– Повелеваю тебе немедленно поведать мне об этой неизвестной игре демонов, – загорелся король. – Я всегда с большим энтузиазмом принимал различные изобретения для развеивания скуки, ха-ха!

Я поскреб когтями лысую черепушку. Честно говоря, я сейчас не в настроении обучать средневековых людей футболу двадцать первого века. Но отказываться как-то неудобно – народ ждет. Кроме французского короля Гастона тут и испанский король Серхио, и Его Святейшество Папа Римский, и великий инквизитор Торквемада, и несколько кардиналов…

Конечно же, футбольные правила я знаю. Может быть, не в тонкостях, но знаю. Да и кто их вообще не знает в нашем-то мире? Хотя бы в общих чертах с ними знакомы все – двадцать два игрока, пара ворот, мяч. Руками мяч трогать нельзя – только ногами и головой. Исключение – вратари, они стоят на воротах. Игра длится полтора часа, за которые нужно забить как можно больше голов в ворота противника, в то же время защищая собственные. Кто забьет больше – тот победил.

Вот и вся суть – для дворового футбола больше ничего знать и не нужно. Пенальти, одиннадцатиметровые, желтые и красные карточки, разделение игроков на защиту и нападение – это уже тонкости, их на крайний случай можно и проигнорировать.

Меня выслушали очень внимательно. Кардинал дю Шевуа погладил седую бородищу и задумчиво произнес:

– Кажется, в Британии есть похожая игра… Вроде бы там ее называют суль…

– А итальянское простонародье частенько играет в дживо дель качио, – вспомнил папа. – В общих чертах это похоже на то, о чем нам сейчас рассказали. Ну что же, вернемся к турнирному полю, ваше величество? Ваше величество?..

Я посмотрел на короля Гастона. Он не двигается с места. И кажется, даже не слышит, что ему говорит. Просто стоит с зачарованным лицом, челюсть наполовину отвисла, в глазах словно бы лучатся звезды.

– Ваше величество?.. – с беспокойством посмотрел королю в лицо папа. – Ваше величество, вы хорошо себя чувствуете?..

– Я хочу в это сыграть! – выпалил Гастон Первый, сжимая кулак. – Отымей меня Ррогалдрон, я немедленно желаю попробовать этот демонский фуболь! Такова моя воля, и я не приемлю отказа!

Кардиналы с сомнением переглянулись. В королевской свите зашушукались – прислушавшись, я пораженно понял, что они обсуждают, где и как лучше устроить матч.

Похоже, наш добрый король Гастон – настоящий человек-кремень. Если уж что-то взбрело в башку – никакими клещами не вытянешь.

– Если позволите, мой дорогой брат, мы имеем компания вам в этой игре, – холодно произнес король Серхио, становясь рядом с королем Гастоном.

– Вы?! – пораженно уставился на него француз. – Ха-ха-а?.. Серхио, вы же ненавидите турниры и состязания!

– Только те, что опасны для жизни. Игра в мяч – намного более пристойное занятие, нежели размахивание острыми предметами. Дабы отвлечься от забот государственных, мы имеем любовь к игре в мяч с придворными. Нет лучшего занятия, чтобы скрасить досуг.

Французский король снова залился смехом и от души хлопнул испанского короля по спине, восклицая:

– Прекрасно, Серхио, ха-ха-ха! Просто прекрасно!

– Не прикасайтесь к нам, Гастон, – процедил испанец, отодвигаясь подальше. – Мы не выносим, когда к нам прикасаются.

– Да вы много чего не выносите, Серхио, ха-ха-ха!

Глядя на французского и испанского королей, подтянулась и рыбешка помельче. Несколько герцогов и князей также выразили желание принять участие. Похоже, игроки будут сплошь титулованные.

А потом общему настрою поддалось и духовенство. Кардиналы помоложе решили тряхнуть стариной. Кардинал дю Шевуа и отец Сардо тоже записались, несмотря на преклонный возраст.

– Это деревенская забава, для простонародья, но отчего бы и не попробовать для разнообразия? – степенно произнес дю Шевуа.

– Отчего бы и нет? – согласился с ним эльф. – Выглядит занятным. Это может внести свежую струю в комплекс праздничных мероприятий.

– Ваше Святейшество, а вы, вы-то как же? – затормошил папу французский король. – Неужели лишите нас своего присутствия?

– Мы даже не знаем, ваше величество… – с сомнением произнес Леон Второй, стараясь дышать в другую сторону – король только что изволил скушать головку чеснока. – Будет ли удобным, чтобы человек моего положения бегал по полю с мячом?

– А что такого? – хмыкнул я. – Вот папа Иоанн Павел Второй был фанатом «Барселоны».

– Какой-какой папа? – наморщил лоб Леон Второй. – Мы не припоминаем такого имени в перечне…

– Пардон, оговорился. Я совсем другого папу имел в виду. Так что, в футбол играть будем?

– Хорошо, будем, – принял решение Папа Римский. – Завтра.

Глава 28

Темнотища, хоть глаз выколи. Факелы на стенах мерцают и чадят, почти не прибавляя света.

Я иду по извилистому коридору, ведущему в самые недра Ватиканского холма. Впереди ступает молчаливая фигура в капюшоне – великий инквизитор Торквемада. Тишину нарушает лишь шлепанье босых ног и тихое лязганье в такт шагам.

По окончании рыцарского турнира, когда все поздравляли короля Гастона, выигравшего Папский Кубок и в очередной раз ставшего чемпионом, ко мне подошел кардинал дю Шевуа. А с ним наш смиренный брат Фома, более известный под именем Томмазо Торквемада. Кардинал вежливо попросил меня не задавать никаких вопросов и прямо сейчас отправиться с Торквемадой в ватиканские катакомбы.

В самое логово инквизиции.

Вопросов я задавать не стал. Но пояснение мне все же дали. Кардинал дю Шевуа отнюдь не позабыл о том случае с шатиром на площади Хаарога. По прибытии в Ватикан он доложил обо всем произошедшем в компетентные органы. Те отнеслись к этому с максимальным вниманием и немедленно начали расследование.

– Три дня назад в Ромецию вернулся один чернокнижник, – процедил Торквемада, шагая по осклизлым ступеням. – Он родом из королевства Юрада, но последние несколько лет жил в Ливонии. А вчера в Ромеции произошел случай, аналогичный тому, свидетелем которому был ты и его преосвященство дю Шевуа. Шатир. В городе появился шатир. Он жестоким образом умертвил шестерых ни в чем не повинных граждан, после чего на место происшествия подоспела городская стража. Шатира расстреляли из арбалетов, а труп доставили в инквизицию.

– Думаете, дело рук того чернокнижника? Может, просто совпадение?

– Может быть, и совпадение. Может быть, и совпадение. Но есть и еще один факт. Еще ранее этот чернокнижник жил на острове Сицилия – аккурат в то время, когда там полыхал Шатиров Мор. Три совпадения подряд – это слишком много, чтобы не прислушаться к ним.

– Ну жил он там, ну и что? Кардинал дю Шевуа тоже присутствовал при всех трех случаях – во время эпидемии в Сицилии, в Хаароге и вчера в Ромеции.

– Верно. Но фра Роже никогда не был замечен в злокозненном чернокнижии. Напротив, он неоднократно показывал себя ярым борцом за веру и умелым экзорцистом. А на Сицилии он едва не погиб сам, среди прочих несчастных заразившись шатиризмом. В то же время означенный чернокнижник, прозванный Червецом, давно уже прославил себя с самой худой стороны. Он дважды избегал аутодафе лишь чудом и заступничеством со стороны кое-кого из власть имущих. У него есть связи в определенных кругах. Однако теперь он наконец попал в мои лапы – и я его больше не выпущу. Он отправится на костер так или иначе – прегрешений за ним накопилось столько, что уже не отмыться.

– Тогда какая разница, причастен ли он к появлению шатиров? Раз уж он все равно уже приговорен.

– Есть разница, тварь. Если это его рук дело – дело будет закрыто после того, как догорит костер. Если же в данном случае он невиновен, я разведу рядом второй костер – для другого чернокнижника, покамест неизвестного.

– И зачем вам я?

– Фра Роже рассказал мне о том, что у тебя есть некое демонское зрение, с помощью которого ты сможешь ответить – был ли чернокнижник Червец в означенное время в Хаароге или же не был. Ты весьма поможешь нам этим.

Я задумался. Мое направление и в самом деле может дать нужный ответ. На все сто процентов не уверен, но это вполне возможно.

Хотя немного странно. Насколько я знаю святую инквизицию, обычно она не прибегает к таким заковыристым методам. Ведь есть же куда более надежные и проверенные способы получения информации.

– К сожалению, я не могу допросить этого чернокнижника с пристрастием, – как будто прочел мои мысли Торквемада. – Мне очень важно узнать от него правду – не то, что обычно говорят, желая избавиться от телесных мучений, а доподлинную правду. И в этом мне поможешь ты, тварь.

– Принуждаешь сотрудничать с органами, начальник? – прохрипел я. – А сам при этом тварью обзываешься… Невежливо как-то – такими словами вот так легко кидаться.

– О чем ты, тварь? – холодно процедил Торквемада. – Разве неизвестно тебе значение этого слова? Тварь – это то, что сотворено.

– В смысле?

– Даже малым детям известно, что вся природа делится на четыре вида. Первый вид – природа творящая и нетварная. Это Бог. Второй вид – природа творящая и тварная. Это души живых существ, порождающие нематериальные чувства, идеи и мысли. Третий вид – природа не творящая и тварная. Это тела людей, животных, мертвые вещи. Все, что сотворено Богом. Все, что мы видим глазами и щупаем руками. Все то материальное, что нас окружает. Солнце – тварь, земля – тварь, океан – тварь, растение – тварь, животное – тварь, человек – тварь. И ты тоже тварь. Нечистая, но все же тварь. Гордись этим.

– А, так вы в этом смысле… – малость смутился я. – Ну тогда пардоньте муа, недопонял. Там, откуда я родом, «тварь» – как бы оскорбление…

– Почему?

– Э… ну… почему… даже не знаю. Исторически так сложилось, наверное. Почему вот, скажем, слово «петух» стало оскорблением?

– А что может быть оскорбительного в петухе? Этой птице Богом было доверено первой встречать рассвет. Она – герольд, глашатай, возвещающий появление солнца. Многие рыцари почитают за честь носить на щите изображение петуха – он символизирует доблесть и бойцовский дух.

– Ну да, верно все… просто… ну в общем у нас… долго объяснять, в общем. Я и сам не знаю, почему у нас так вышло. У нас в последнее время уже и цвет неба считается неприличным…

– Что неприличного в голубом цвете? Это очень красивый цвет.

– Да так просто. Снятся людям иногда голубые города, соберутся пидорасы и уедут навсегда… – немелодично пропел я.

– Ты очень странный зверь. Тебе об этом говорили?

– Ни разу. Вы первый.

– Ты лжешь. Не лги мне, тварь! Я чувствую ложь каждым своим фибром!

– Простите, Лаврентий Палыч, больше не буду. Кстати, вы сказали, что природа делится на четыре вида. А назвали только три. Какой четвертый?

– Четвертый вид – природа не творящая и нетварная. Конец и итог всего. Это опять-таки Бог. К нему все возвращается и Им все завершается.

Спускаемся все глубже. Полостям под Ватиканом бесчисленные века – в них скрывались от гонителей еще первые христиане.

Сейчас эти катакомбы используют для прямо противоположных целей.

Каменные ступени привели нас в просторный зал, выложенный мозаичной плиткой и скудно освещенный факелами. По стенам бегают тени, издалека слышны агонизирующие крики. Вдоль стен бесшумно перемещаются фигуры монахов-доминиканцев.

– Это здесь, – произнес Торквемада, уверенно ступая по ледяному полу. – Брат Франц, что изменилось за время моего отсутствия?

К великому инквизитору подступил невысокий монах с поблескивающей в тусклом свете тонзурой. Молитвенно сложив руки перед грудью, он вполголоса произнес:

– Никаких изменений, брат Фома. Мы еще дважды допрашивали его с беспристрастием, но все наши усилия остались тщетными. Более того – грешник взывал к демонам, моля о вызволении.

– Были ли пресечены его потуги вовремя?

– Были. Мы заковали его в железа, воскурили ладан и окружили грешника кольцом из освященной вербы. Сейчас он бьется в неистовом крике, не слыша голоса своего хозяина и не зная возможности применить чары.

– Достойно похвалы, брат Франц.

– Таков наш долг, брат Фома.

Доминиканцы коротко кивнули друг другу. Добротно у них тут все организовано, ничего не скажешь. Прямо-таки средневековый КГБ.

– А что этот? – бросил Торквемада, шагая к зловещему приспособлению в виде деревянного колеса с шипами. На нем висел человек.

Брат Франц лишь молча указал рукой, предлагая взглянуть самому. Торквемада поднял голову, пристально рассматривая пытаемого.

– Это и есть тот чернокнижник? – тихо спросил я.

– Нет еще, – безучастно ответил великий инквизитор. – Это другой. У нас здесь довольно много грешников.

– А, другой колдун…

– Нет, он не колдун. Не уличен, во всяком случае.

– Еретик, значит…

– Нет, и не еретик. Точнее, в этом он тоже не уличен. Пока что.

– Тогда кто?

– Убийца. Обвиняется в смертоубийстве семерых христиан и нанесении ножевых ранений еще шестнадцатерым. Причем совершил это он посреди бела дня, на оживленной ромецианской улице.

У меня аж глаза полезли на лоб. Мужик – конкретный беспредельщик. В нашем мире вынесли бы однозначный вердикт – переиграл в компьютерные игры. А тут, интересно, на что положено такое списывать?

– Нет, нет, это неправда, я не виновен!.. – истошно закричал человек на пыточном колесе. – Говорю вам, я не виновен, это все клевета, это все ложь!.. Ложь!!!

– Твоему поступку есть свидетели, тварь, – заговорил Торквемада. – Твой нож едва только не проржавел от крови безвинно убиенных. Многие добрые христиане, в чьих словах мне не приходится сомневаться, без ошибки указали на тебя. Ты смеешь утверждать, что все они клевещут?

– Они просто всё не так поняли! – бешено завращал белками глаз убийца. – Вы все всё не так поняли! Я никого не убивал, это просто трагическая случайность! Я просто шел… шел по улице… с ножом!.. Почему мне нельзя ходить с ножом по улице?! Многие носят ножи! А многие – даже мечи! У меня есть… у меня был нож! Я шел с ним! А эти люди… они ни с того ни с сего начали на него прыгать!.. Прыгать на мой нож! Я им ничего не сделал! Я не знаю, зачем они это делали!.. Не знаю! Они просто начали вдруг кричать и прыгать… прыгать прямо на мой нож! Я не хотел… не хотел, они сами! Сами! Я говорил им, чтобы они не убивали себя об мой нож… просил этого не делать!.. просил! Умолял прекратить это издевательство! Но они не слушали! Они все прыгали и прыгали на мой нож! А я пытался от них убежать, но они все равно бежали следом и продолжали прыгать на мой нож, тыкаться в него животами и шеями! Это они во всем и виноваты! Виноваты в грехе массового самоубийства! А я просто держал нож! Я ни в чем не виновен!

Впервые я увидел Торквемаду ошарашенным. Даже великий инквизитор не находит комментариев на такую бредовую отмазку. Похоже, от перенесенных пыток у мужика просто-напросто поехала крыша.

Хотя может статься, что он и до того был сумасшедшим. Иначе с чего бы ему устраивать массовую резню среди бела дня?

– Что скажешь, брат Фома? – внимательно посмотрел на Торквемаду брат Франц. – Есть мнение, что сей грешник скорбен разумом, а потому заслуживает некоторого снисхождения.

– Совершенно с тобой согласен.

– Предлагаю наказать насколько возможно милосердно, без пролития крови.

– Это хорошая мысль. Распорядись совершить приготовления, брат Франц.

Я удивленно посмотрел на инквизиторов. Не ожидал от них такой мягкости. Тут, понимаешь, самый натуральный Чикатило, а они ему милосердное наказание без пролития крови.

Это как, кстати? В тюрьму посадят, что ли?

– Вообще-то сожгут, – любезно пояснил Рабан. – «Милосердное наказание без пролития крови» на профессиональном инквизиторском жаргоне – казнь через сожжение. Или одним словом – аутодафе.

– Этот несчастный несомненно скорбен разумом, – подытожил Торквемада, отворачиваясь от маньяка. – Ибо я не услышал лжи в его словах. Он сам верит в ту околесицу, что несет здесь. Прекратив его бренное существование, мы окажем благодеяние прежде всего ему самому.

Не думаю, что бедный псих с этим согласится, но великий инквизитор, разумеется, прав. Этот мир еще не дорос до гуманного обращения с умалишенными – здесь им не делают поблажек, как у нас. Безобидных называют юродивыми и порой используют в качестве шутов. Буйных называют бесноватыми и лечат экзорцизмом. Если не помогает чтение молитв, переходят к жестким методам – погружению в ледяную воду и битью палками. Если же не помогает и это – без долгих разговоров сжигают на костре.

Все просто и логично.

Оставив в покое убийцу, Торквемада в сопровождении брата Франца проследовал дальше по длинному помещению. Вдоль бесконечной вереницы пыточных устройств. Вдоль ряда дверей с зарешеченными оконцами. Равнодушно ступая босыми ногами по заляпанному кровью полу. Не реагируя на истошные крики, то и дело раздающиеся совсем рядом.

У деревянной, жутковатого вида хреновины великий инквизитор остановился. Оглядел пренебрежительным взглядом висящую на ней женщину – немолодую, обрюзгшую, с потухшими глазами – и спросил монаха, стоящего рядом:

– Ну что? Вы доискались правды?

– Она не ведьма, – басовито ответил монах, поднимая женщине голову, чтобы та взглянула на Торквемаду. – Мы выяснили это доподлинно.

– Не ведьма?.. – с сомнением взглянул на несчастную великий инквизитор. – Уверен ли ты, брат Карл? Мне говорили иное.

– Она не ведьма, – повторил монах. – Точнее, ее нельзя называть ведьмой в полном смысле этого слова. Она не обладает никакими сверхъестественными силами. Но…

– Но?..

– Но тем не менее она совершала ровно те же самые поступки, что обычно совершают настоящие ведьмы. Участвовала в чернокнижных шабашах. Пыталась насылать порчу на своих недоброжелателей. Читала задом наперед «Отче наш» и прочие молитвы. Распяла на кресте жабу и молилась ей, как языческому идолу. Мазала тело человеческим жиром. И даже принесла в жертву Ррогалдрону пятилетнего ребенка. Она либо надеялась таким образом обрести колдовскую силу, либо искренно верила, что таковая сила у нее уже имеется.

– В моей практике бытовало множество подобных случаев, – понимающе процедил Торквемада. – Было ли получено чистосердечное признание?

– Да. Она призналась в своих сношениях с нечистой силой и сделала это с радостью. В колдовстве она тоже призналась, причем безо всякого давления с нашей стороны. То и другое – несомненная неправда, но так же несомненно то, что сама она в это верит.

– Раскаивается ли она в содеянном?

– На словах – да. В душе – нет.

– В таком случае снисхождения оказано не будет. Сжечь.

Не задерживаясь больше ни на секунду, Торквемада двинулся дальше. Я нагнал его и негромко спросил:

– А если бы она раскаялась, ее бы что, не сожгли?

– Сожгли бы, разумеется. Но перед этим удавили бы. Это милосердная смерть – быстрая и почти безболезненная.

– И тоже без пролития крови, как я погляжу…

– Таков порядок, – пожал плечами Торквемада.

– Угу. Кстати, а зачем она мазала тело человеческим жиром?

– Настоящие ведьмы делают это, чтобы летать. Хотя человеческий жир не обязателен – можно использовать свиной или гусиный.

– А вы в этом разбираетесь, падре… Врага надо знать в лицо?..

Великий инквизитор ничего не ответил. Нет, все-таки я ему по-прежнему не нравлюсь. Профессиональная неприязнь, наверное.

– Кто там у нас дальше по списку? – подчеркнуто бодро поинтересовался я. – Джордано Бруно у вас тут нигде в застенках не сидит?

– Не о том ли ты Бруно, что до крещения звался Филиппо? – с сомнением спросил Торквемада.

– Может быть. А что с ним было?

– Если об этом, то его сожгли почти сто лет назад. Я хорошо помню этот случай. Один из сквернейших еретиков, коих я видывал в этих застенках. Он был монахом, но нарушил обет и стал проповедовать богохульные идеи. Утверждал, что все чудеса Христа – обманные, что возмездия за грехи не существует, а вся наша вера преисполнена кощунствами против величия Божия. Он семь лет провел в тюрьме, в течение которых мы увещевали его отречься от греховных заявлений и покаяться. Но в гордыне и тщеславии своем он так и не обратился к Богу – более того, пытался избегнуть кары, взывая к помощи демонов. В конце концов терпение наше истощилось, и мы свершили аутодафе на площади Цветов. Почему тебя интересует столь давняя история, тварь?

– Фиг знает, – задумчиво ответил я. Мне вспомнилось, что Рабан вроде бы уже что-то про это рассказывал. – А разве Бруно сожгли не за то, что он утверждал, будто Земля вертится вокруг Солнца?

– Да, это тоже было включено в общий список прегрешений, – пожал плечами Торквемада. – Но это малая провинность, несущественная. Лично мне нет дела до того, верна ли геоцентрическая модель мироздания или же гелиоцентрическая, прав ли Птолемей либо Коперник. Господь наш в Величии Своем мог обустроить Божественный космос любым желаемым Ему способом – пусть об этом диспутируют богословы и философы.

– Вам что, правда неинтересно? – усомнился я.

– Солнце ли вращается вокруг Земли, Земля ли вокруг Солнца – какое значение это имеет для живущих в этом мире, кроме удовлетворения праздного любопытства? Всего лишь за приверженность гелиоцентрической модели аутодафе не устраивается. Кара должна соответствовать проступку, тварь.

К нам с Торквемадой подошел сухопарый монах. Подозрительно поглядывая на меня, он негромко произнес:

– Брат Фома, прошу простить за беспокойство, но встречи с тобой требует бургграф Тони Зайлер. Мы бы не стали тревожить тебя, но он очень настаивает. Утверждает, что имеет сообщить нечто важное.

– Бургграф Тони Зайлер… – на миг задумался великий инквизитор. – А, это тот, который…

– Да, тот самый. Он наконец-то заговорил. Но не желает раскрывать душу никому, кроме тебя.

– Что ж, если он того хочет – пусть будет по его. Я выслушаю всякого грешника, ибо таков мой священный долг. Отведи нас, брат Виктор.

Идти пришлось недалеко. Монах повернул ключ в замке, впуская Торквемаду в одиночную камеру. Тот подозрительно обернулся ко мне и поманил пальцем. Не хочет оставлять без присмотра, да еще в таком месте.

Бургграф Зайлер оказался невысоким пожилым мужчиной с редеющими седыми волосами. В глазах еще заметно дворянское достоинство, но лохмотья, грязь и следы пыток на теле придают сходство скорее с привокзальным бомжом. Убранство камеры – куча прогнившей соломы, треснутый деревянный табурет и наполовину полная помойная лохань – не прибавляет узнику респектабельности.

– Не думал, что таки удостоюсь общения с самим Томасом де Торквемадой, великим инквизитором этого несчастного мира, – горько произнес Зайлер.

– Вот я здесь, стою перед тобой, – равнодушно произнес Торквемада. – Что ты имеешь сообщить мне, тварь? Не желаешь ли наконец покаяться в грехах своих?

– Мне не в чем каяться, Торквемада. Я не считаю грехом то, что сделал. Если же Церковь считает, что я грешник… что ж, в таком случае я не желаю принадлежать такой Церкви.

– Понимаешь ли ты, что сейчас сказал?

– Понимаю. Одного этого уже достаточно, чтобы мне отправиться на костер. Но это искренние мои слова, и я от них не отрекусь.

– Жаль, если так. Однако я обязан задать тебе вопрос – осознаешь ли хотя бы, за что претерпеваешь муки в этом узилище?

– Осознаю. За то, что пресвятая Церковь считает любовь грехом.

– Церковь не считает любовь грехом, тварь. Любовь – чистейшее и светлейшее из чувств, дарованных человеку Богом. Любовь – основа нашей святой веры. Сам Бог есть любовь. Но то, что совершил ты, не любовь. Это грязь и мерзость.

– Вот как? – кисло усмехнулся разбитыми в кровь губами узник. – Неужели только из-за того, что я осмелился влюбиться в существо одного со мной пола, чистейшее чувство обращается грязнейшим?

– Именно так. Господь сотворил для Адама Еву, а не другого Адама. Твои чувства – не любовь, но низкая похоть и вожделение. Содомский грех – один из самых позорных грехов на этом свете.

– Мне нет дела до того, что об этом думают другие. Я утверждаю, что в этом отношении я родился отличным от других мужчин. Для меня подобное естественно, как для волка естественно есть ягненка. А что естественно, то не позорно.

– Вот как? Обратись к ученым натуралистам. Они скажут тебе, что для диких зверей совершенно естественны инцест, копрофагия и даже каннибализм. Неразумные твари поедают собственные испражнения, спариваются с родными братьями и сестрами, пожирают своих же новорожденных детей. Так будь же последователен в своих утверждениях. Если содомский грех – не грех, то все вышеперечисленное – также не грех. Осмелишься ли ты утверждать такое, тварь?

– Верно говорят в народе – легче передвинуть гору, чем переспорить инквизитора, – устало отвернулся бургграф. – Я не стану отвечать на твои крючкотворские доводы, Торквемада. В глубине души я лелеял крохотную надежду, что смогу достучаться до твоего сердца, но ты, видимо, давно заменил его на прогорклый уголек. Что ж, мне достаточно и того, что я прав. Мне не требуется твое одобрение.

– Я последний раз призываю тебя одуматься и раскаяться. Признай свой грех, повинись в нем – и Церковь протянет тебе руку спасения.

– Церковь?.. Что мне до твоей Церкви, Торквемада? Церковь с ее нагромождениями обрядов, ритуалов, правил… к чему все это, скажи мне? Зачем столько сложностей и препятствий? Я живу только по одному из евангельских правил – во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними. Одно-единственное, это правило прекрасно заменяет всю твою Церковь.

– И руководствуясь этим правилом, ты изнасиловал двенадцатилетнего мальчика, – сухо произнес великий инквизитор.

– Да, и не сожалею об этом. Я не совершил ничего такого, чего не желаю для себя. Я ведь просто хочу, чтобы меня любили. Если это желание преступно, тогда суди меня, Торквемада. Суди – и будь вечно проклят.

Почему-то великий инквизитор мелко затрясся. Мне показалось, что он взбесился, но потом я пораженно понял – Торквемада смеется. А я-то полагал, что чувство юмора у него давным-давно атрофировалось.

– Проклят, говоришь? – отсмеявшись, переспросил великий инквизитор. – Ты опоздал, тварь. Я давно уже проклят. И мое проклятие в тысячу раз тяжелее всего, что ты можешь вообразить.

Выйдя из камеры, он произнес:

– Брат Виктор, распорядись подготовить аутодафе для бургграфа Зайлера. Я приговариваю его к сожжению.

– Будет исполнено, брат Фома, – поклонился монах-доминиканец.

– Падре, а у вас есть другие наказания, кроме сожжения? – не выдержав, спросил я, когда мы пошли дальше.

– Нету. А зачем?

– И правда. Глупый вопрос.

В подземельях инквизиции я повидал еще много интересного. Количество и разнообразие пыточных приспособлений превосходило все мыслимое разумением. Большинству зловещих агрегатов я даже затрудняюсь подобрать название.

В одном из залов мне довелось стать свидетелем необычного судебного процесса – суда над бешеной собакой, искусавшей человека. Бессловесную тварь на полном серьезе допрашивали, снимали показания, опрашивали свидетелей и потерпевшего. Прибегли даже к пыткам, исторгнув из пса лишь болезненный визг и скулеж. А в конце концов приговорили к смертной казни через удавление. Как я понял, к животным здесь сожжение не применяется.

– Вот он, этот чернокнижник, – наконец произнес Торквемада, указывая на висящего мужчину. – Тот самый, о котором я тебе говорил, тварь. Его имя Червец, и он подозревается в создании чудовищ, именуемых шатирами.

Я пристально всмотрелся в узника. Да, сразу видно, что это серьезный клиент, не чета предыдущей шантрапе. Настоящий колдун, подлинный.

Иначе он просто не смог бы болтаться в петле, оставаясь при этом живым.

Тощий. Высокий. Кожа очень смуглая, но черты лица скорее славянские. На голове волос нет, зато есть небольшие усы и борода. Все тело испещрено ритуальными шрамами, составляющими какую-то сложную систему. Возраст неопределенный – где-то между тридцатью и шестьюдесятью, точнее не сказать. Одежды нет – голый, как Адам до грехопадения. Руки и ноги закованы в проржавевшие насквозь кандалы, на шее – веревочная петля.

Несмотря на то, что мужика повесили, умереть он пока не умер. Горло посинело, взгляд отсутствующий, рот полуоткрыт, оттуда доносится сдавленный хрип. Но жизнь в этом теле все еще присутствует – и сознание тоже.

Других испытуемых в этом просторном зале нет. Зато есть четверо монахов-доминиканцев – стоят по углам, головы опустили, руки сложили перед лицом, тихо бормочут молитвы. На каждой стене по распятию. В воздухе клубится благовонный дым. С потолка свисают гроздья вербы. Похоже, все это служит для блокировки колдовских способностей.

– Он не унимался, – тихо произнес брат Франц, обращаясь к Торквемаде. – Нам пришлось пережать ему горло, чтобы он не мог произносить заклинаний.

– А попроще способа не нашлось? – не удержался я. – Кляпа, например…

– Червец может колдовать и без слов, – сухо ответил монах. – Петля служит двум целям. Она не дает произносить заклинания и в то же время принуждает чернокнижника тратить все силы на поддержание в теле жизни.

– А почему кандалы такие ржавые? Получше найти не могли?

– Эти цепи и кандалы только сегодня утром сошли с наковальни. Червец – чрезвычайно сильный чернокнижник. Мы меняли кандалы уже дважды – и очень скоро их придется менять в третий раз. Железо вредно колдовству – и колдовство стремится разрушить этот барьер.

– Ведьмы и колдуны… – процедил Торквемада, качая головой. – От этой братии нельзя дождаться ничего доброго. Я всегда стоял на том, что их следует истребить поголовно. Прислушавшись к моим советам, предыдущий Папа пытался искоренить всех чародеев… но даже у него так и не вышло довести дело до конца. Что же касается папы нынешнего, то он держится иной точки зрения, относясь к этой братии снисходительно…

– А вы этого не одобряете, падре? – спросил я.

– Умолкни, тварь. Папа – наместник Господа на земле. Он непогрешим. Всякое слово его и дело его – истинно и верно по определению. Человек не вправе одобрять или не одобрять решения и деяния папы, как не вправе одобрять или не одобрять решения и деяния Бога. Задача человека – внимать и благоговеть.

Я неопределенно дернул руками, ничего не отвечая. Спорная, конечно, точка зрения, но если я вздумаю возражать, великий инквизитор тут же взбесится. А здесь, в этой жуткой камере пыток, с ним лучше не ссориться. Вон как колдуна скрутили – а ведь это один из сильнейших!

– Говори, тварь, был ли сей грешник в городе Хаароге одновременно с вами или незадолго до вас? – произнес Торквемада, пряча ладони в рукавах. – Говори правду, не утаивай ничего.

Я обошел вокруг висящего в петле чернокнижника. У того чуть повернулись глаза в орбитах. Смотрит в упор на меня. И, кажется, прекрасно понимает, что я собой представляю. Зрачки – словно булавочные головки. Такое впечатление, что видят прямо сквозь рясу.

Уголки губ повешенного чуть приподнялись… но тут же снова опустились. Похоже, он в первый момент решил, что я тут для его спасения. Типа Ррогалдрон послал на выручку.

А может, я и ошибаюсь. Хрен его знает, что там творится в башке у колдуна.

– Я не создавал шатиров, – вдруг прохрипел Червец.

Получилось у него это с огромным трудом – очень сложно членораздельно выговаривать слова, будучи подвешенным за шею. Странно, что позвонки до сих пор не сломались.

– Ослабьте петлю, – скомандовал Торквемада, поднимая левую руку. Ту самую – черную, как головешка. – При мне он ничего не посмеет сделать.

В глазах чернокнижника промелькнула злоба пополам со страхом. На великого инквизитора он взирает с бессильной ненавистью. Похоже, эти двое неплохо друг друга знают.

Двое дюжих монахов спустили Червеца на пол. Тот упал на колени и захрипел, растирая посиневшее горло. Изо рта выплеснулась струйка мокроты.

– Почему ты заговорил, тварь? – навис над узником Торквемада. – С момента пленения ты не произнес ни слова. Почему теперь?..

– Потому что вы привели… его, – сипло произнес Червец, кое-как усаживаясь на холодный пол. – Можно глоток воды?

– Нет. Ты не получишь ни еды, ни воды, пока я не получу из твоих уст нужной мне информации.

– Жесток, как всегда… – покривились губы колдуна.

– Я не жесток и не милосерден. Я простой великий инквизитор и делаю лишь то, что должно быть сделано. Отвечай мне теперь, тварь, был ли ты этим летом в ливонском городе Хаарог?

– Да, был. Я жил там последние два года. Но я не имею отношения к появлению там шатира.

– Зачем ты прибыл в Ромецию?

Костлявая рука чернокнижника медленно приподнялась. Указательный палец вытянулся… и уперся прямо в меня.

– Из-за него, – прохрипел Червец. – Когда я почувствовал присутствие в городе… такого существа, то не смог оставаться в стороне. Я был на площади в день избрания бургомистра и своими глазами видел все, что там происходило. Произошедшее возбудило во мне огромное любопытство. Я разузнал, кто это был и куда они направляются, оставил свой дом в Хаароге, приобрел самого лучшего скакуна и во весь дух помчался в Ромецию. А там… дальше вы уже знаете. Я желал узнать все об этом демоне. И вот узнал… на свою голову.

– Есть ли у тебя доказательства того, что ты не причастен к появлению в Хаароге и Ромеции шатиров?

– А какой мне смысл лгать? Вы же все равно собираетесь отправить меня на костер – виновен ли я в этом или не виновен.

– Да, это так. На тебе слишком много тяжких грехов, тварь.

– Значит, мне нет причины отпираться в одном-единственном проступке. Пламя не станет от этого ни жарче, ни холоднее.

– В твоих словах есть резон, тварь. И я не вижу в твоих глазах лжи, – признал Торквемада. – Но теперь я задам тебе другой вопрос. Ты был на площади, когда там пробудился шатир. Почему же ты не остановил его? Почему позволил гибнуть невинным христианам? Я знаю, на что ты способен. Я видел тебя в деле. Один-единственный шатир – пустяк для тебя. Так почему же ты не вмешался?

Червец недоверчиво посмотрел на великого инквизитора. Уголки его губ медленно приподнялись.

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! – вдруг дико захохотал чернокнижник. – Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха… кха!.. кха!.. кхе!.. кхе-хе!.. А, проклятье, в горле першит…

– Что означает твой смех, тварь?

– С кем я разговариваю сейчас? – отдышавшись, спросил Червец. – С Томмазо Торквемадой, самым жесточайшим из псов Господних? Или же с блаженным дурачком, лишь внешне на него похожим? Ты всерьез спрашиваешь, почему я, Кра-Мари Девясил Крангор Червец, не шевельнул и пальцем, чтобы помочь двуногому скоту, годному лишь на то, чтобы жрать и спариваться? Мне нет дела до их жалких жизней! Живы ли они, мертвы ли они – что до этого мне, познавшему Истину?

– Мне жаль тебя, несчастный, – холодно произнес великий инквизитор. – То, что ты в слепоте своей принимаешь за Истину, есть лишь мираж, ложная фата-моргана, замутившая твой больной рассудок. Так животное на водопое видит отражение луны в озере и полагает, что это и есть настоящая луна. А дикий огр видит светящийся круг в небе, и думает, что луна именно такого размера, какой кажется. Всякий воспринимает вещи в меру своего развития.

– Ты что, опять читаешь мне проповедь, монах? – криво усмехнулся Червец. – Мне их читали бессчетные тысячи – я даже не слушал! Зря стараешься!

– Да, зря, – процедил Торквемада. – Сколько лет я пытался заставить тебя и тебе подобных услышать слова смирения. Я убеждал, я умолял, я плакал. Но, как говорят в моей родной Испании, где бессильно благословение, сработает палка. Твоя плачевная судьба – пример того, до чего может довести насилие, если кротость потерпела поражение.

– Хи-ха-ха-ха!.. кха!.. кха!.. – снова закашлялся Червец. – Дайте же мне кто-нибудь воды! Или инквизиция теперь морит своих жертв жаждой?!

– Воды ему не давать, – кратко распорядился Торквемада. – Прут мне.

Ему протянули заостренный железный кол. Великий инквизитор взял его поудобнее, помедлил какое-то мгновение… и с силой вонзил в грудь чернокнижнику!

Червец страшно захрипел, корчась от боли. Из раны заструился дымок – я только теперь заметил, что эта железяка раскалена докрасна. Однако Торквемада держит ее голыми руками, не выказывая ни малейшего волнения. Кажется, ему совсем не горячо.

– Что ты чувствуешь, тварь? – равнодушно спросил великий инквизитор, вгоняя кол все глубже.

– Пре… прекрати!.. – простонал колдун, выдыхая клубы дыма. – Пе… перестань!.. По… пощады!.. Я… я больше не могу… убей меня, убей!.. Сожги меня на костре и покончим с этим!..

– Ты и в самом деле удивляешь меня, тварь, – процедил Торквемада, сжимая ладони плотнее. – О тебе рассказывают, что однажды ты уже побывал на костре – и улетел за облака верхом на черном дыме. Я не слишком верю досужим слухам, но и пропускать их мимо ушей не склонен. Я позабочусь о том, чтобы твое дыхание больше не оскверняло этот воздух, тварь.

Железный кол на глазах белеет. На него уже трудно смотреть. Каким-то образом Торквемада раскаляет свое орудие пыток пуще прежнего.

Мучимый колдун корчится, как насаженный на булавку жук. Глаза налились кровью, на губах выступила пена, пальцы истошно сучат, силясь за что-нибудь ухватиться. Боль должна быть просто чудовищной.

Торквемада наконец оставил кол в покое. Червец прекратил биться и замер, помутневшими глазами следя за своим палачом. Великий инквизитор наклонился над ним, встав ко мне спиной, и тихо-тихо произнес:

– Почувствуй боль моей души, тварь.

Я не рассмотрел, что он там сделал. Но воздух закопченного подземелья прорезал душераздирающий крик чернокнижника. А когда Торквемада выпрямился, я понял, что этот крик был предсмертным.

– Аутодафе свершилось, – произнес великий инквизитор, отряхивая с рук пепел.

Пепел, еще минуту назад бывший живым человеком.

Глава 29

Пиликанье скрипок сводит меня с ума. Тили-тили, тили-тили… ну словно цикады в брачный период! Не люблю я такую музыку. Хотя ничего не поделаешь – до тяжелого рока этому миру еще расти и расти. Да и в нашем мире рок на таких приемах включают редко – не куртуазно как-то.

В данный момент я присутствую на вечернем бале-маскараде в ватиканском дворце. Танцы, банкет и все такое. Чувствую себя несколько неловко – ну не смотрюсь я в таком обществе.

Точнее, смотрюсь, но очень стремно. Крылья, хвост, лишние руки… это в Кадафе я выглядел своим в доску.

Поскольку у нас тут как бы маскарад, все гости до единого – в карнавальных костюмах. Не слишком отличающихся от обычных, впрочем. Я даже не могу расшифровать, кто кого изображает – вот разве что Арлекин вполне узнаваем. А остальные… вероятно, нужно хорошо разбираться в местной культуре, чтобы нормально ориентироваться в этом разноцветье. Если б я надел, скажем, костюм Бэтмена, тоже бы никто не понял, под кого я маскируюсь.

Мне костюма, конечно, не досталось. Где я тут возьму наряд своего фасона? Однако маску все-таки выдали – крохотную бархатную полумаску на шелковой ленте. Мне она нужна, как рыбе зонтик, но ничего не попишешь – дань традиции.

Хотя я все равно чувствую себя в этой маске идиотом. Она даже сидит наперекосяк – носа-то у меня нет. Прорези не совпадают с глазами – левый и правый смотрят мимо, а верхний вообще не при делах. Да и вообще – ну неужели подобная маскировка может хоть сколько-нибудь изменить мою внешность? По-моему, даже круглому болвану с первого взгляда понятно, что я из себя представляю.

Почему-то вспомнился американский Супермен. Помню, во время просмотра фильма меня интересовало – а почему знакомые не узнают его, когда он надевает костюм? Ведь он не носит маску. То же самое лицо, никаких изменений. Однако даже лучшие друзья смотрят в упор и не замечают, что перед ними их корефан Кларк Кент, только без очков и в трусах поверх трико. Прямо загадка природы.

А вот Аурэлиэль бархатная полумаска очень даже к лицу. Эльфам вообще идут вычурные наряды и совсем не идут обычные. Дивный Народ, существа не от мира сего. Гоблина я с трудом, но могу представить в деловом костюме и при галстуке, а вот эльфа никак не получается.

Мой личный косметолог смотрит на танцующие пары с откровенной завистью. Эльфы обожают танцы. Но Аурэлиэль сейчас на работе – приставлена ко мне в качестве соглядатая. Как обычно, следит, чтоб я вел себя хорошо, ничего не натворил, ничего не ляпнул.

– Потанцуем? – галантно предложил я.

– Издеваешься? – приподняла брови эльфийка. – Довольно с меня и того, что я вынуждена тебя сопровождать.

– Я хорошо танцую, между прочим, – немного обиделся я.

– Наверняка в очередной раз лжешь.

– А ты проверь.

Аурэлиэль посмотрела на меня с огромным сомнением, но все же неохотно подала руку. Ее нежные пальчики коснулись моих хитиновых отростков, и в миндалевидных глазах проступило несказанное отвращение.

А ведь я действительно не так уж плохо танцую. За время пребывания в Хрустальных Чертогах взял несколько уроков у самой леди Инанны. Помнится, ее это очень забавляло. Мои телодвижения поначалу были ужасно нелепыми – сами представьте, как должен смотреться танцующий яцхен.

Но как бы я ни выглядел, что бы я ни делал – прекрасная богиня ни разу не выказывала ни отвращения, ни презрения, ни иного негативного чувства. Неизменная доброжелательность, теплый взгляд и ласковая улыбка.

Уже потом, в замке Лаларту, я от нечего делать продолжил тренировки. Благо нашлось немало партнерш – дьяволицам очень льстило внимание со стороны архидемона. Особенно старалась Азоная.

Полагаю, с самим Лаларту эти стервочки занимались и кое-чем поинтереснее. И в этом нет ничего удивительного. Многие демоны Лэнга являются олицетворением неких отрицательных явлений. Адские духи – разрушение, алуа – болезни, будхи – гниль и разложение, Двурогие – ярость битвы, Курильщики – безумие, маскимы – смрад, Подземные – обжорство, утукку – насилие.

А дьяволицы – олицетворение разврата и сексуальных извращений. Назвать дьяволицу раскованной – все равно что назвать океан мокрым.

Лаларту по их стандартам считался очаровашкой – такие слюнявые клычки, такие острые коготочки, такой длинный хвостик с колючкой… Прямо-таки душка.

Правда, у моего покойного батяни была дурная привычка совмещать интим и трапезу, но дьяволицы его за это только больше любили. Даже самая мучительная боль для дьяволицы – чистой воды наслаждение. А регенерация у них идет медленнее, чем у будх, но все равно очень быстро.

– Определенные навыки у тебя есть, – закусив губу, признала Аурэлиэль. – Но на нас все смотрят.

– Конечно, смотрят. Странно было бы, если бы не смотрели.

– Я неловко себя чувствую.

– Ничего страшного – просто сделай вид, что участвуешь в цирковом аттракционе. Наподобие пляски с ученым медведем.

– Актерство и циркачество – низкие занятия, – наставительно сообщила эльфийка. – Никто из Народа до такого не унизится.

Да, в этом мире актером действительно быть позорно. И не только среди эльфов – вообще в Европе. Так уж повелось.

Местное общество условно делится на девять «чинов» – по числу ангельских. Конечно, это не касты, как в Индии. Переход между «чинами» хоть и затруднителен, но вполне возможен.

На самом верху пирамиды – три благородных «чина». Дворянство, духовенство и королевские чиновники – судьи, прево, бальи, шерифы, сенешали, коннетабли и прочие.

Дальше идут горожане – они условно разделены на четыре «чина». Два торговых и два ремесленных. Купцы делятся на тех, кто торгует на одном месте, и тех, кто возит товары между городами и странами. Ремесленники же делятся на тех, кто работает с металлом или кожей, и всех остальных. Не знаю, почему кузнецов и кожевников выделили в отдельный «чин», но местным виднее.

Восьмой «чин» – это врачи. А девятый, более многочисленный, чем все остальные, вместе взятые, – крестьянство.

Однако кроме перечисленной пирамиды есть еще и другие «чины», не входящие в «приличное общество». И возглавляют их именно актеры и циркачи. Это занятие считается крайне постыдным, пригодным только для отбросов, которым больше некуда податься. Местные девушки отнюдь не мечтают сделать карьеру в шоу-бизнесе – наоборот, ужасно боятся докатиться до подобного.

Ниже актеров стоят только ростовщики. Давать деньги под проценты – занятие даже не постыдное, а просто-напросто позорное. Считается, что ростовщик в Рай не попадет, будь он добродетельнее самого Иисуса. Единственный способ избежать вечных мук – вернуть неправедно нажитые деньги.

И многие действительно так поступают – в этой Европе нередки случаи, когда ростовщики, банкиры и даже богатые купцы перед смертью раздают все состояние нищим или жертвуют на благотворительность. Многие богадельни и госпитали появились именно таким образом – благодаря религиозному страху какого-нибудь олигарха.

Ну а ниже ростовщиков – те, кто вообще объявлен вне знакона. Воры, грабители, убийцы, насильники и прочие выродки.

– Гляди-ка, демон, вон французский король, – вполголоса произнесла Аурэлиэль, кивая на танцующую пару в бархатных полумасках. – Он думает, что его никто не узнаёт…

Я чуть не поперхнулся. Конечно, король Гастон не настолько приметен, как я, но в толпе все же выделяется. Больше двух метров ростом, широченные плечи, волевой профиль, неизменно белоснежная улыбка… кстати, я раньше думал, что в Средневековье зубы даже у королей были гнилые. Однако у здешних жителей они в на удивление хорошем состоянии – видимо, используют некий аналог зубной пасты. Какое-нибудь народное средство.

– Сейчас король танцует с младшей дочерью герцога Пиетри, – продолжает тихо давать пояснения Аурэлиэль. – Род Пиетри – один из знатнейших в Италии, но вот уже почти сто лет у них нет других богатств, кроме титула. Нынешний герцог практически разорен. Ему даже пришлось выдать старшую дочь за нувориша без роду и племени. А теперь он надеется найти удачную партию для младшей.

– Так король вроде женат.

– Ни на что подобное герцог и не рассчитывает. Однако если девушке удастся провести ночь с его величеством Гастоном, это значительно повысит ее… кхм… рыночную стоимость. Если же удастся зачать королевского бастарда, будет вообще великолепно. После этого у нее отбою не будет от богатых женихов. Ведь благодаря этому они косвенным образом породнятся с самим королем.

– Ну и нравы у вас тут… – подивился я.

– Это не у нас, это у людей. У нас такого не бывает.

– А у вас как с этим?

– Это тебя не касается.

– Угу. Как скажешь. Кстати, а что это за фигня у девчонки на шее? Медальон… странный какой-то медальон. Бубенчик какой-то.

– Это медальон-блохоловка.

– Что?..

– Медальон-блохоловка. Оглядись вокруг – такие многие носят.

– Мода, что ли?..

– Практическая потребность. На внутренней стороне медальона – дырочки, а внутри – сладко пахнущая липучка. Блохи заползают туда, прилипают и погибают.

– Блохи?.. На дворянах?..

– Конечно, и очень много. Человек – удивительно блохастое существо. Еще больше блох разве что у гноллей.

– А у огров?

– Кожа огра толста, как подошва башмака. Блохе ее не прокусить. На ограх иногда встречаются другие насекомые, более неприятные.

– А у вас, у эльфов? У вас блохи бывают?

– Никогда, – сухо ответила Аурэлиэль. – И если тебе начнут рассказывать о так называемых «эльфийских блохах», знай, что это просто досужие слухи, распускаемые грязными ртами лжецов. Ничего подобного в природе не существует.

– Угу. Верю безоговорочно.

– И оставь этот свой саркастический тон. Мне не нравится, когда ты начинаешь так говорить.

– Прости.

Я заметил, что у большинства дам при себе великолепные веера. Из кожи, шелка и бумаги, обрамленные птичьими перьями – страусовыми, фазаньими, павлиньими… разве что фениксовых нет. И то стопроцентно не уверен.

Веерами обмахиваются, томно прикрывают лица, загадочно поблескивая глазами… Но что странно – стоит приблизиться к любой из дам, как та немедленно поворачивает веер ко мне рукоятью. Что бы это могло значить?

– Это так называемый «язык веера», – терпеливо объяснила Аурэлиэль, когда я спросил. – Этикет не рекомендует благородной даме открыто и прямо выражать свои мысли устно, поэтому многие прибегают к помощи вееров. Если веер полуоткрыт – дама выказывает тебе свое расположение. Если открыт полностью – ожидает от тебя признания в любви и готова ответить взаимностью. Если же веер закрыт – дама холодна и выказывает тебе полное равнодушие, даже презрение.

– А если мне показывают рукоять?

– Дама требует немедленно убраться с глаз долой.

– Угу. Понятно. Я должен был сразу догадаться. А у тебя почему нет веера?

– У Народа не принято выражать свои мысли таким простецким инструментом, как веер. Есть много других, куда более тонких способов.

– Не помню, чтобы ты к ним прибегала.

– Прибегала бесчисленное множество раз. Ты просто никогда не замечал.

– Приведи пример.

– Потом как-нибудь. Кстати, обрати внимание еще вон на ту даму в светло-голубом платье. Это баронесса Фелисия де Хород, фаворитка короля Гастона.

Я заинтересовался. Помнится, Рабан упоминал, что эта дама считается красивейшей женщиной Европы. Любопытно будет взглянуть, как выглядит Мисс Вселенная с точки зрения местных…

Мне хватило одного взгляда, чтобы начать завидовать королю Гастону черной завистью. Пожалуй, баронесса де Хород и в нашем мире сможет завоевать титул королевы красоты. Высокая, длинноногая, со статной фигурой, округлыми плечами, тонкой талией в рюмочку, пышными бедрами и упругими ягодицами. Лицо утонченное, лоб высокий, зубы белые, как снег, глаза светло-карие, губы ярко-алые, чуть-чуть припухшие. Вот разве что шея на мой вкус могла бы быть капельку покороче, но это уже несущественная мелочь.

– Конечно, с женщинами Народа ей не сравниться, но для человека она и в самом деле недурна… – снисходительно произнесла Аурэлиэль.

– Да это как раз вам с ней не сравниться, вешалки костлявые… – рассеянно произнес я, не отрывая глаз от королевской фаворитки.

Хлоп! Наш танец резко и грубо прервался. Эльфийка с размаху залепила мне пощечину и закусила губу, тряся ушибленной рукой.

– Ты… ты отвратителен! – гневно выпалила она, всем видом выказывая презрение. – Мне противно даже дышать с тобой одним воздухом, мерзость ходячая!

Аурэлиэль развернулась и широким шагом двинулась к выходу, не обращая внимания на недоуменные взгляды. Я растерянно уставился ей вслед, потирая щеку. Совсем не больно, конечно, но все же как-то обидно.

– Она опять меня ударила, – произнес я в никуда. – Наверное, это любовь.

Ну и ладно. Главное, что стол с закусками никуда не делся. А на остальное наплевать с высокой колокольни.

– Если б я был султан, я б имел трех жен!.. – замурлыкал я, набивая пасть хавчиком. – И войсками США был бы окружен!..

– Мы рады видеть, что ты в хорошем настроении, Олег, – послышался мягкий голос. – Найдется ли у тебя для нас минутка?

Я чуть не подавился от неожиданности. Не каждый день к тебе вот так вот запросто обращается сам Папа Римский. Правда, он, как и все остальные, в бархатной полумаске, но обмануть этот камуфляж способен только слепого или идиота. А уж взгляды, которые на меня бросают телохранители… прямо-таки дырку прожечь пытаются.

И Торквемада рядом, конечно. Угрюмый и недовольный, словно сожрал ведро клюквы всухомятку. Он здесь единственный без маски… наверное. Лицо, как обычно, скрывается где-то в глубинах капюшона – ни черта не разобрать, как ни всматривайся. До сих пор не знаю, как этот злобственный дедушка выглядит.

– Ваше Святейшество!.. – кое-как прожевав, выдавил я из себя. – Блин!.. Нафига было так беспокоиться-то? Вызвали б – я и сам бы подошел, мне не трудно…

– Ничего-ничего, на маскараде все равны, – улыбнулся папа. – Здесь нет ни чинов, ни титулов – маска скрывает лица, а вместе с ними и официоз.

– Угу. Как скажете. Выпьете чего-нибудь?

– Нет, но мы благодарим тебя за предложение, – снова улыбнулся Папа, с интересом глядя, как я опрокидываю в пасть три рюмки вина одновременно. – Магистр Алькофрибас, измысливший жизнеописание славного короля Гаргантюа, был бы весьма порадован возможностью увидеть такое существо, как ты.

– Ну я вообще почти как Дед Мороз, – скромно согласился я. – Одним своим присутствием превращаю будни в праздник.

– К слову, брат Фома рассказал нам о твоей помощи в его деле. Благодарю тебя.

– Да я ничего особенного и не сделал. Клиент сам раскололся, как только меня увидел. Но всегда рад помочь, обращайтесь в любое время.

– Мы счастливы это слышать. Кстати, как тебе понравилась деятельность нашей доброй инквизиции?

– Ну как сказать… – осторожно заговорил я. – Нужное, конечно, дело, все понимаю, без этого никуда… Без службы безопасности никому не обойтись… Кому-то мусор убирать нужно, конечно… и оставаться в белом при этом сложно, поневоле запачкаешься… Но на мой взгляд Лаврентий Па… в смысле, брат Фома все же немного перебарщивает.

– Что ты имеешь в виду?

– Методы у него немного чересчур жестковаты. И осужденных невинно все-таки тоже многовато.

– Невинно осужденных не бывает, – мягко произнес Папа. – Если уж суд подвергает каре, значит, подсудимый был виновен.

– Всегда? – усомнился я.

– Всегда.

– Ваше Святейшество, а вы о Христе не забыли?

Вы когда-нибудь видели, как человек превращается в соляной столп? Именно такой эффект возымел мой вопрос. Папа Леон Второй страшно побледнел и, кажется, на несколько секунд перестал дышать. Потом он сокрушенно прикрыл глаза ладонью и прошептал, с трудом шевеля языком:

– Нет, демон, не так… Я не забыл Христа… Но когда я сейчас произнес поспешные слова… то Христос обо мне забыл.

Больше Папа не сказал ничего – кажется, потрясен до глубины души. Он снял маску, комкая ее в руке, коротко благословил всех присутствующих и быстрым шагом вышел из залы. Притихшие телохранители последовали за ним.

А Торквемада остался. На протяжении нашего короткого, но содержательного разговора он не произнес ни слова. Только смотрел на меня своим черным провалом в капюшоне. И сейчас смотрит.

– Что? – невольно поежился я.

– Ничего, – как-то очень странно произнес великий инквизитор. – Ты и в самом деле очень необычное явление природы, тварь.

– Природа не имеет ко мне никакого отношения.

– Да, это должно быть так. Пойдем.

– Куда?

– Я покажу тебе… кое-что.

Бесшумно ступая босыми ногами, Торквемада провел меня к балкону, выходящему на центральную площадь. Снаружи уже давно стемнело, небо усыпано звездами, дует прохладный ночной ветерок.

И фейерверк. По специальному заказу папской курии маги Ромеции устроили в честь праздника грандиозный фейерверк. Ракеты, шутихи, огненные фонтаны, бенгальские огни. Весь город застлан цветным дымом. Фонтан на площади отражает блеск пламени, словно огромный переливающийся феникс.

Несколько человек в темно-красных балахонах стоят с длинными трубами, из которых бьют целые снопы искр. Над зданиями раскрыты веера огненных звезд и брызг. В воздух ежесекундно выстреливают разноцветные кометы, оставляющие за собой сияющий шлейф. Над мавзолеем Сент-Анджело полыхает призрачный павлиний хвост, испускающий бурные водопады огня. Настоящий дождь жидкого золота.

– Красиво, – негромко высказался я.

– Мне неинтересны пустые зрелища, – равнодушно ответил Торквемада.

– На вкус и цвет товарищей нет. Вы чего сказать-то хотели, падре?

– Я хочу, чтобы ты кое-что узнал, тварь. Ответь мне, задумывался ли ты над тем, почему я, обычный человек, живу на этом свете так долго?

– Еще спрашиваете. Конечно, задумывался. Интересно же.

– Тогда слушай. Я поведаю тебе эту историю.

Я навострил уши. В метафорическом плане, конечно. Ушей как таковых у меня нет. Впрочем, даже если бы и были – человек тоже не способен их «навострить». Как это делается, скажите на милость? Метафора – она и есть метафора.

– Это произошло около двух веков назад, – медленно произнес Торквемада, облокачиваясь на парапет и устремляя взгляд к взрывающимся огненным цветам. – В те времена отношения между Церковью и колдовством были еще более напряженными, чем сейчас. Многие чернокнижники не страшились в открытую бросать нам вызов. Я был одним из тех, кто сделал инквизицию подлинно могучей силой. Орден святого Доминика, возглавляемый мною, назвал себя «псами Господними»… и мы действительно стали псами. Безжалостными, беспощадными псами, люто грызущими всякого, кто представляет угрозу курии и пастве. В те дни я бушевал, каленым железом выжигая ересь и колдовство. В числе тех, кого преследовал я лично, была некая девица Шайя, прозванная в народе Королевой Ведьм. Крайне опасная тварь, доставившая немало хлопот папской курии. Чернокнижник Червец, коего я умертвил на твоих глазах, не годился ей и в подмастерья.

– И что с этой Шайей стало? – тихо спросил я.

– Я охотился за этой тварью несколько лет. И в конце концов выследил. Поймал. Одолел. Допросил. Осудил. И приговорил к смертной казни на костре.

Торквемада сделал паузу, крепко сжимая балконные поручни. Мой взгляд упал на его руки. Вполне обычная правая – костлявая старческая длань, изборожденная морщинами и увитая синими венами. И жуткая, зловещая левая – угольно-черная, вздувающаяся пузырями и лишенная ногтей. Посреди запястья кожа лопнула и разошлась, открывая голые кости. Тоже черные и даже, кажется, слегка дымящиеся.

– Королева Ведьм Шайя так и не пожелала раскаяться в грехах своих, – помолчав, вновь заговорил мой собеседник. – Она умерла в страшных мучениях, отринув исповедь. Я до сих пор помню, как ужасно она кричала, когда ее пожирало пламя. До самого последнего момента она оставалась жива и в сознании – даже превратившись в обгорелый скелет, она все еще клацала зубами, все еще тряслась в немыслимой агонии. На том месте, где ее сожгли, по сей день остается пятно выжженной земли – даже спустя двести лет там ничего не растет.

– И какая связь?..

– Перед смертью, когда пламя уже лизало ей кожу, ведьма прокляла меня. Она наложила на меня страшное проклятие, предрекши, что отныне я вечно буду чувствовать то же, что сейчас чувствует она. Смотри же на последствия того проклятия, тварь!

Торквемада резко скинул капюшон. И я невольно отшатнулся. На миг показалось, что передо мной один из будх Лэнга. Не думал, что живой человек может быть настолько… обезображенным.

Лицо великого инквизитора… честно говоря, я даже затрудняюсь назвать это лицом. Месиво. Изуродованное бесформенное месиво. Рубцы и ожоги покрывают кожу сплошным слоем, наползая друг на друга. Местами кожи нет вообще – лишь затвердевшая горелая корка. Кое-где она растрескалась, обнажая пылающие внутренности. Такое впечатление, что внутри этого человека бушует адское пламя.

– Смотри, смотри на меня, тварь, – прохрипел Торквемада, оттягивая край рясы и обнажая грудь. – Вот как я выгляжу уже более двухсот лет.

Грудь у него тоже сожжена так, что не видно живого места. Похоже, большая часть тела великого инквизитора – нечто вроде тлеющего уголька. Даже странно, что кисть правой руки осталась практически неповрежденной.

Да и все остальное тоже вызывает жалость. Волос нет. Монашескую тонзуру венчиком обрамляют черные спекшиеся ниточки. На лбу кровоточащая рана – только вместо крови оттуда стекает пузырящийся гной. Глаза… таких глаз у людей не бывает. Вздувшиеся, порозовевшие, словно сваренные вкрутую.

Не могу поверить, что этот обгорелый монстр способен вести более или менее нормальное существование. Не думал, что скажу когда-нибудь такое про живого человека, но он безобразнее меня.

Приглядевшись, я заметил под рясой Торквемады и еще кое-что. Теперь понятно, почему он так лязгает при ходьбе. Это цепи. Великий инквизитор увешан железными цепями, как новогодняя елка – гирляндами. Судя по внешнему виду, весить они должны ой-ей-ей как немало…

– Это мои вериги, – произнес Торквемада, поймав мой взгляд. – Моя епитимья. Я сам наложил ее на себя. Я ношу эти цепи уже бесчисленные годы, и не сниму их до последнего вздоха.

– Это… больно?.. – спросил я с довольно глупым видом, указывая на лицо своего визави.

– Да. Очень. Мое тело точимо мучительной болью. Я словно горю заживо – горю, но не могу сгореть. Вот уже двести лет я при жизни нахожусь в преисподней. Бесчисленные годы… я рад был бы умереть, но смерть словно позабыла о моем существовании. Видимо, это тоже часть проклятия – вечные, непрекращающиеся муки.

– Ну вы даете, падре… – офигел я. – Другой бы уже давно руки на себя наложил…

– Самоубийство?! Это страшный грех, тварь! Не смей даже искушать меня подобным! Мои страдания – это моя ноша. Моя кара. Господь испытывает меня, как испытывал Иова. И я благодарен Ему за это всей душой. Мне поручена великая миссия, и я буду ее исполнять, покуда дышу.

Великий инквизитор остановил на мне продолжительный взгляд. Я посмотрел в его обезображенные вываренные глаза, и невольно содрогнулся. В этих отвратительных бельмах отражается нечеловеческой силы страдание.

– Мое имя – Томмазо Торквемада, – тихо произнес горящий заживо старик. – Это имя происходит от латинского «torqueo» – «пытать, терзать, мучить». Я несу этот крест с самого рождения. Таков мой рок. Моя судьба. Я простой великий инквизитор. Я служу Господу и людям. Но крови на моих руках больше, чем у Каина…

Я ничего не сказал. Просто не смог найти слов. Торквемада же криво усмехнулся, обнажая обугленные пеньки вместо зубов, покачал головой и вздохнул:

– Мы чем-то похожи с тобой, тварь. Я тоже… демон в каком-то смысле. Райские врата никогда не откроются передо мной. Я всю жизнь карал… карал беспощадно и без разбору. Я и сейчас караю. Я до самой смерти буду карать. Я больше ничего не умею делать. После смерти я буду ввергнут в Пекло, я это прекрасно понимаю… но я буду нести этот крест до последнего вздоха. И никто и никогда не услышит от меня слова жалобы.

Глава 30

Двадцать шестое июня тысяча шестьсот девяносто первого года. Первый в истории этого мира футбольный матч.

Честно говоря, предлагая сыграть в футбол, я делал это не всерьез. Так, ляпнул в очередной раз какую-то хренотень. Однако французский король и в самом деле загорелся мыслью попробовать новое развлечение. И сейчас на переоборудованном турнирном поле высятся самые настоящие футбольные ворота. Рабочие трудились всю ночь, чтобы подготовить площадку к сроку.

Конечно, рассчитывать на серьезный матч не следует. Игроки даже правила-то усвоили весьма приблизительно. И тренировок у них не было. Вон, один из полузащитников прямо сейчас собачится с судьей-герольдом, не желая расставаться с привычным вооружением:

– Я не стану снимать кольчугу! Не стану, и все тут! Она была хороша в битве при Аифе, так почему же стала нехороша здесь?!

Не знаю имени этого парня – какой-то германский князь, кажется. Вояка до мозга костей. Король Гастон, сам себя назначивший капитаном команды, отобрал себе именно таких – боевитых и родовитых. Цвет рыцарства.

Очень упрямый и вздорный цвет.

– Простите, ваша светлость, но вам придется снять все железо до последней чешуйки! – устало твердит герольд. – Мне и самому не нравятся такие странные нововведения, но в эту игру положено играть нагишом!

– Не нагишом, а в спортивной форме, – поправил я, подходя к спорящим. – Спортивной формы у нас нет, поэтому просто в обычной одежде. Но без доспехов.

Князь уставился на меня подозрительным взглядом. По глазам видно – хочет шарахнуть меня мечом по башке. Конечно, это вам не король Гастон – как говорится, труба пониже и дым пожиже, – но мужик все-таки тоже крутой, демонов не боится.

– Ладно, как пожелаете, – проворчал храбрый рыцарь, неохотно стягивая кольчугу. – Надеюсь, это занятие окажется веселее, чем выглядит пока что… Не понимаю, что за удовольствие катать по полю этот надутый пузырь…

– Эй, руками мяч трогать нельзя! – прикрикнул я.

– Это не руки, это меч! – возмутился князь, только крепче сжимая рукоять.

– Мечом тоже нельзя! И вообще никакого оружия!

– Что, совсем никакого?! И вы называете это весельем?! Пэ!.. Пустая трата времени, скажу я вам! Не знаю даже, ради чего я на это согласился!

Да уж, команда у рыцарей получилась разболтанная. На капитана всем плевать – мол, у нас самих родословная не хуже, нам кто попало не указ. Король Серхио вообще не признал короля Гастона капитаном. Рыцари наотрез отказываются соблюдать хоть какой-то порядок – привыкли сражаться поодиночке, каждый сам по себе и сам за себя.

Король цвергов, которого тоже заманили в команду, стоит на воротах в полном боевом облачении – похож на низенького бородатого Робокопа. Снять с него доспехи не удалось. В церкви он еще кое-как согласился расстаться с броней, но на открытом воздухе, во время спортивной игры… ну уж нет. Продолжительные уговоры привели только к тому, что король начал орать и плеваться в окружающих.

Пришлось мне наврать, что вратарю можно оставаться бронированным – иначе бы мы и до вечера не начали.

Зато на другую команду просто любо-дорого поглядеть. Ее набрали из самых спортивных кардиналов и епископов. Капитан – не кто иной, как Его Святейшество Папа Римский. Получилось своеобразное противостояние светской и духовной власти.

И пока что команда духовенства выглядит куда слаженнее – здесь-то уж авторитет капитана никем не оспаривается. Игроки не ссорятся, не переругиваются, пытаясь выяснить, у кого длиннее родословная, а обсуждают стратегию, между делом молясь о победе в грядущем состязании. Папа благословляет всех присутствующих.

– Ваше Святейшейство, уверены ли вы в том, что такое суетное занятие уместно для нашего сана? – с сомнением уточнил довольно молодой епископ.

– Homines nihil utilius est sanitate, фра Дьюла! – напомнил кардинал дю Шевуа, разминая плечи.

– Как верно сказано, фра Роже! – покивал папа. – Как мудро!

Я еще раз обошел поле по периметру. Потом взлетел повыше и обозрел панораму с высоты. Зрителей сегодня заявилось даже больше, чем вчера. Рыцарский турнир – развлечение интересное, но для местных уже малость приевшееся. А вот футбольный матч – это что-то новенькое, свеженькое. Особенно если учесть воистину звездные составы команд.

Из нелюдей в игре задействованы только его величество Карзехитар Длинноус у «Светских» и святой отец Сардо у «Духовных». Кардинал Крэйг и великий вождь Хорьхай тоже выразили желание погонять мячик, но им пришлось отказать. Слишком уж большая разница в весовых категориях. Огр один раз пнет мячик – тот улетит дальше трибун. А если нечаянно заденет другого игрока – переломает все кости.

Ограм вообще лучше играть в американский футбол. Причем только с себе подобными.

По схожей причине не участвую и я. Неподходящее строение ног. Очень трудно гонять мяч, когда вместо ступни у тебя нечто вроде куриной лапы. Возможно, я и смогу приспособиться, немного потренировавшись, но на это требуется время. Да и в команды я не вписываюсь – не принадлежу к светским властям и уж подавно не принадлежу к духовенству.

Поэтому буду просто комментатором. Нашел себе жестяной рупор и теперь изо всех сил в него хриплю, поясняя происходящее для зрителей. Судя по всему, большинство из них весьма смутно представляет, в чем вообще суть игры.

Но вот уже и начинается. Команды выстроились друг напротив друга, как я объяснял. Хотя стоят неровно. Переговариваются друг с другом. Король Гастон хохочет так, что заглушает рокот трибун. Герольды что-то объявляют, но все время путаются, сбиваются.

Судья принес мяч. Не футбольный, конечно. Где мы здесь возьмем правильный футбольный мяч? Разве что в другой мир сгонять. Или Вискаса у Сигизмунда одолжить… кстати, неплохая мысль, одолжить стоило… когда я был в Дотембрии. Больно поздно спохватился – не лететь же мне теперь через всю Европу.

Ничего, мяч у нас и так неплохой. Сшитый из кожи, набитый опилками. Весит раза в два больше положенного, но ничего – народ на поле крепкий, управятся. Этим мужикам привычно таскать тяжести: одним – доспехи, другим – вериги.

За неимением свистка судья протрубил в горн. И игра началась.

Довольно быстро стали очевидными преимущества обеих команд. Очень разные преимущества. Так, у «Духовных» оказался весьма серьезный плюс – сыгранность. Если можно так выразиться, конечно. Они действительно работают в команде – помогают друг другу, передают пасы, стремясь к общей победе.

В то же время «Светским» успех команды отровенно безразличен. Каждый заботится об одном – показать во всей красоте себя, такого драгоценного и бесподобного. Каждый хочет выделиться и не желает никому уступать. Если уж завладел мячом – больше не отдаст, будет рваться к воротам до последнего, даже если в данной ситуации это невыгодно.

Зато на стороне «Светских» физическое превосходство самих игроков. В команде «Духовных» – высшее духовенство. А это люди по большей части немолодые и не слишком склонные к физическим упражнениям. И хотя отбирали самых-самых спортивных, они все равно изрядно проигрывают цвету рыцарства, играющему в другой команде. Уж эти-то как на подбор – крепкие, здоровые. Разве что испанский король хлипковат.

К тому же у «Светских» есть настоящий козырной туз. Король Франции Гастон Великолепный. Этот бравый витязь привык всегда и во всем быть первым. И на футбольном поле он тоже первый – гоняет мяч так, словно тренировался с раннего детства. Врожденный талант, полагаю.

Если бы он только еще удосужился выучить правила…

– Его Величество король ведет… ведет… о-о-о-о-о-о!!! Замечательный удар, воистину замечательный, ну просто грандиозный!.. Жаль только, что в свои ворота! Автогол! Вот оно – истинное рыцарство! Король Франции – самый великодушный король на свете!

Тем не менее общее преимущество все же на стороне «Духовных». Футбол – командная игра. Отдельно взятые мастера совсем не обязательно гарантируют успешную игру команды целиком. Каждый из королей и герцогов отлично действует в одиночку, а вот в целом… в целом они играют не так уж и здорово. Больше мешают друг другу, чем помогают.

Кстати, капитан «Духовных» хотя и заметно уступает противнику, но все же весьма неплох. Папа Римский изрядно меня поразил, обнаружив недюжинную спортивную подготовку. Играет очень хитро, часто использует финты. Вот прямо сейчас папа сымитировал остановку, а в последний момент благополучно пропустил мяч. Весьма недурные способности, надо сказать.

Не удивлюсь, если он увлекается дзюдо и горными лыжами.

– Мяч у Его Святейшества папы, он обходит его величество короля, огибает другого его величество короля, с помощью его высокопреосвященства кардинала обводит его сиятельство герцога, удар… и-и-и… го-о-о-о-о-о-о-о-ол!!! Какой же красавец в правый верхний угол, вратарь даже не успевает ничего сообразить! Божественный удар, дорогие телезрители, воистину божественный! Воистину сам Господь направил этот мяч!..

Вратари у обеих команд превосходные. У «Светских», как уже говорилось, на воротах стоит король цвергов. Из-за роста ему трудно брать высокие мячи – парочку уже пропустил – но зато низкие… живая стенка, вот на что он сейчас похож. И отлично играет головой – очень точно выбирает нужный момент и бьет лобешником со всей силы. Мяч каждый раз едва не лопается.

А у «Духовных» на воротах стоит… кто бы вы думали? Не кто иной, как сам великий инквизитор. Разумеется, злющий, как сто тысяч чертей. Сразу чувствуется, что происходящее вокруг он считает полным кретинизмом и заниматься такой ерундой не хочет совершенно. Но папа лично попросил Торквемаду принять участие в игре, и тот не посмел отказаться.

Надо сказать, выбор папа сделал очень правильный. Великий инквизитор бросается на мяч с тем же пылом, с каким ловит еретиков. Такое впечатление, что вместо рук у него рыболовная сеть.

– Мяч летит, летит, летит… и вратарь берет мяч!!! – бешено хриплю я, колотя по столу тремя кулаками разом. – Никто и ничто не вырвется из лап инквизиции!

Правда, он даже не пытается отбивать. Всегда ловит. Совершает дикие прыжки и берет самые сложные мячи. Хоть в верхнем углу, хоть в нижнем. При этом во время приземления совершенно не группируется – то и дело слышны глухие удары и лязг цепей. Обычный человек давно бы уже получил травму, но Торквемаде на такую мелочь плевать с высокой колокольни. Он уже двести лет живет в адских мучениях – что ему пара дурацких ушибов?

Другой недостаток Торквемады – крайне неохотно расстается с мячом после поимки. Каждый раз приходится напоминать, в чем, собственно, заключается задача вратаря.

Вот сейчас он опять держит пойманный мяч, смотрит на него ненавидящим взглядом… а, черт! Он опять это сделал! Мяч в руках Торквемады сам собой вспыхнул ярко-оранжевым пламенем, в считаные мгновения обратившись щепоткой пепла.

– Брат Фома! – укоризненно прикрикнул на великого инквизитора Папа. – Ну почему ты непременно стремишься все сжечь?!

– Это… непроизвольно, – виновато пробурчал Торквемада.

– Добрый герольд, принеси нам, пожалуйста, еще один мяч, – поморщился Папа. – Продолжаем игру, добрые синьоры!

Но главная звезда на поле – все-таки король Гастон. В первом тайме он действительно серьезно напортачил, не освоив толком правил, но где-то к середине игры этот чертяка таки наловчился. Когда он останавливает мяч, тот кажется привязанным к ноге. Удары мощные, словно стреляют из пушки.

К тому же король сразу же начал изобретать всякие хитрые приемы. Трибуны зашлись восторженным ревом, когда его величество умудрился забить гол прямо с углового, придав мячу бешеной силы вращение.

– Думаю, я назову этот удар… Королевский Сирокко! – провозгласил Гастон Первый, важно подняв палец. – Да, именно так! Воистину этот удар достоин моего величия, ха-ха-ха-ха!

Трубный рев горна. Время вышло, игра подошла к концу.

– И игра заканчивается со счетом «три – один» в пользу «Духовных»! – уже слегка устало прокомментировал я, расправляя крылья. – Нет, без божьей помощи тут явно не обошлось!

Команды снова собрались в центре поля. Непривычно видеть королей и кардиналов в таком виде – вспотевшие, перепачканные, тяжело дышащие. Словно после боевых действий.

На лицах духовенства по большей части кислое выражение. Они выиграли, но, похоже, не слишком-то этому рады. Думаю, уговорить их на еще одну игру не получится.

А вот благородные рыцари оживленно переговариваются. Кажется, им пришлась по душе новая забава, хоть они и проиграли. Вполне может статься, что теперь в Европе этого мира тоже начнут играть в футбол.

– Это был… интересный опыт, – вежливо произнес Папа, растирая ушибленное колено. – Довольно… необычная игра. Публика получила удовольствие, и это главное… наверное.

– А мне понравилось! – восторженно хохотнул король Гастон. – Пусть без оружия и коня – но захватывающе, отымей меня Ррогалдрон, действительно захватывающе! Давно не чувствовал себя таким бодрым, ха-ха-ха! Кто бы мог подумать, что деревенские забавы могут быть такими веселыми?! Обязательно надо будет при случае повторить!

– Без нас, пожалуй, – поморщился король Серхио. – Признаемся честно, мы не ожидали, что этот ваш футболио имеется настолько беспорядочный. Слишком много иметь шум и толкотня. И он совершенно точно опасен для жизни, хотя нас имели уверение в обратное. Мы такого не иметь приемление.

– Ха-ха! Другого я от вас и не ждал, Серхио! Вы, как всегда, в своем репертуаре! Как обычно – не хочу, не буду, не желаю! Ха-ха-ха-ха!

– Вы что-то имеете против, Гастон? – сухо поинтересовался испанский король.

Его французский коллега лишь снова залился хохотом. Веселое настроение у мужика, поневоле позавидуешь. Вот уж кто и в самом деле умеет брать от жизни все.

– Пожалуй, сейчас не помешает выпить бокал доброго вина, Серхио! – широко улыбнулся Гастон Первый. – Вчера на карнавале меня угостили сортом, которого я еще не пробовал! Кажется, очередная эльфийская выдумка. Проклятье, в том что касается виноделия, эти остроухие не знают себе равных, ха-ха-ха! Как вы считаете, а?..

– Вино пить – здоровью вредить! – пропищал испанский шут, бочком подобравшийся к беседующим королям. – Мячик пинать – по́том вонять! Глупый король Гастон! Глупый, глупый, глупый!

– Оставь это, Пузняк, – поморщился король Серхио. – Прошу, не обращайте внимания на бедного дурачка, Гастон.

– Да полноте, Серхио, полноте! Было бы из-за чего, ха-ха-ха-ха!..

Надеюсь, их величества не станут и в самом деле пить эльфийское вино. Я о нем уже немало наслышан. Говорят, вкус действительно божественный и при этом почти не пьянеешь. Но чем больше его выпьешь, тем сильнее хочется еще.

А после очередного бокала вдруг наступает такое состояние… не опьянение, нет, ничего общего с опьянением. Скорее нечто вроде… просветления. Мир приобретает дополнительное измерение, в голове становится легко и приятно, на язык сами просятся стихи, перед глазами плавают удивительные по красоте галлюцинации, а единороги и дубы начинают разговаривать. Чувствуешь себя просто расчудесно.

Только вот потом, когда хмель выветривается, на его место приходит невероятная тоска и душевная боль. Жизнь кажется пресной, потускневшей, просто отвратительной.

У самих эльфов такое «похмелье» длится недолго – час-полтора, редко больше. Однако у человека может затянуться на очень продолжительный срок. На многие дни, порой даже на месяцы. И единственный способ это снять – снова напиться эльфийского вина.

Поэтому во многих городах и странах это коварное зелье уже давно запрещено к распространению. К счастью, эльфы и сами не слишком-то рвутся делиться им с людьми. Встретить эльфийское вино за пределами эльфийских земель очень трудно, и стоит оно бешеных денег.

Интересно, а как это пойло подействует на яцхена?

Я окинул взглядом трибуны. Народ уже расходится. В дальнем конце поля возятся молодые пажи – завладели позабытым мячом и теперь играют сами.

Плодотворный сегодня выдался день. Вчера мне не удалось подтолкнуть Ньютона к изобретению закона тяготения…

– Открытию, патрон, – подал голос Рабан.

– А?..

– Не изобретению, а открытию.

– А разница-то?..

– Изобретение – это когда ты придумал что-то, чего до тебя не существовало. Например, смешал в нужных пропорциях серу, селитру и уголь, изобретя порох. А открытие – это когда ты нашел что-то, что существовало и до тебя. Например, открытие Америки Колумбом. Или открытие закона всемирного тяготения. Ньютон открыл, что он есть, такой закон. Но именно открыл, а не изобрел – он ведь прекрасно действовал и без Ньютона… действует. Прекрасно действует, хотя и не открыт. А вот порох или компас – это изобретения. В этом мире их никто до сих пор не изобрел, поэтому их нигде нету. Не изобретены.

– Наговорил-то, наговорил… Кстати, Америку вовсе не Колумб изобре… открыл. Викинги и до Колумба туда плавали.

– Викинги плавали, да. Лейф Эрикссон. В 1000 году. И назвал новые земли Винландом. Только Америку все-таки открыл Колумб, а не викинги.

– Как это?

– Понимаешь, патрон, чтобы открытие стало открытием, мало просто сделать находку. Нужно еще и известить о ней других. Вот после Колумба об Америке стало известно всему миру. А после Лейфа Эрикссона о ней так никто и не узнал. Викинги просто основали там небольшое поселение и время от времени плавали за лесом. Это никакое не открытие. Точнее, открытие, но только для самих себя. Для узкого круга.

– Да как скажешь.

Ладно, пофиг на Рабана и его надоевшие мудрствования. Сбил меня с мыслей, падла. Грех ему.

Вернемся к тому, что Ньютона мне подтолкнуть вчера не удалось. Но зато сегодня я научил туземцев футболу. И семена, кажется, упали в благодатную почву – вон как французскому королю понравилось. Неплохое достижение для одного яцхена. Почти что Пьер Кубертен.

– Патрон…

– Заткнись. Не занудствуй, задолбал уже. Я и сам знаю, что Кубертен возродил Олимпийские Игры, а не придумал футбол. Но я не знаю, кто придумал футбол, ясно тебе? Оставь меня в покое.

– Еще скажи, чтоб я убирался куда подальше, – противно хихикнул Рабан.

– И сказал бы, да толку-то…

Да, толку никакого. Избавиться от Рабана мне вряд ли когда-нибудь удастся. Хотя и хотелось бы, конечно. Не иметь возможности уединиться даже в собственных мыслях – это раздражает. Живу словно в реалити-шоу с одним-единственным зрителем.

Ладно, не будем переливать из пустого в порожнее. Все это я обдумывал уже миллион раз, и каждый раз приходил к одному и тому же выводу – ситуация неприятная, но изменить ее не получится. Значит, нечего и забивать зря голову.

– Уби-и-и-иства-а-а-а!!! Совершено убийства-а-а-а-а!!!

Так. А вот этот вопль мне совершенно не нравится. По полю бежит взмыленный гвардеец без шлема, размахивает руками, истошно кричит. Похоже, произошло что-то непредусмотренное программой мероприятий.

Я на всякий случай выпустил когти наизготовку. Не знаю пока, что все это значит, но лучше быть готовым к любой гадости. Вдруг кардинал-колдун эль Кориано опять решил устроить теракт?

– Что случилось, добрый воин? – мягко спросил папа, обращая взгляд на запыхавшегося гвардейца. – Отчего ты так взволнован?

– Убийство, Ваше Святейшество! – бешено завращал белками глаз гвардеец. – Прямо в папском дворце!

– Это действительно печальная новость. Кто был убит?

– Не один человек, Ваше Святейшество! В правом гостевом крыле устроена настоящая бойня! Тридцать семь трупов!

– Сколько-сколько?!

– Да, – виновато опустил голову гвардеец. – Слуги, стражники, гости…

– В таком случае подготовьте все необходимое для отпевального обряда, – распорядился Торквемада, подзывая своих доминиканцев. – И принесите дров для костра.

– А кого будем сжигать?

– Я найду.

– Не время сейчас об этом, брат Фома, – мягко остановил Торквемаду Папа. – Есть ли выжившие, добрый воин?

– Мы нашли всего одного выжившего, он в очень скверном состоянии… однако настоял на том, чтобы быть доставленным пред ваши очи, сообщить о произошедшем… вон, его уже несут!

Действительно, несут. Двое дюжих гвардейцев аккуратно тащат носилки, на которых стонет израненный человек… ни хрена себе! Это же наш пан Зовесима!

– О боже мой!.. – ахнула Аурэлиэль. – Какая жестокость!..

– Шевалье, кто сделал с вами такое?! – пораженно воскликнул кардинал дю Шевуа, склоняясь над раненым. – На вас же места живого нет!

Не поспоришь. Кто бы ни был этот беспредельщик, дотембрийского советника по иностранным делам он буквальным образом изрезал на куски. Такое впечатление, словно поработал Фредди Крюгер – десятки глубоких разрезов, как от кинжалов бритвенной остроты. Чудо, что этот бедолага все еще остается в сознании.

– Ваше преосвященство… – еле слышно прошептал пан Зовесима, хватая кардинала за рукав. – Ваше преосвященство, это было ужасно… Он убил всех… убил слуг… убил гоблина-толмача… счастье, что вас и эльфийской панночки там не было… он бы не пощадил…

И Цеймурд тоже убит?! Вот блин. Хреновая новость.

– Кто это сделал? – холодно спросил Торквемада, выступая вперед. – Отвечай мне, тварь, кто сотворил это гнусное преступление.

– Падре, давайте потом, а? – предложил я, вонзая коготь себе в плечо. – Сначала надо поставить больного на ноги. Сейчас я все сделаю, погодите чуток…

– Нет! – взвизгнул пан Зовесима, глядя на меня с непередаваемым ужасом. – Нет-нет-нет, умоляю, уберите его от меня!!! Не подпускайте его ко мне!!! Не подпускайте!..

– Что такое? – не понял я. – В чем дело?

– Кто это сделал?! – жестко повторил Торквемада. Из складок рясы показалась ужасная обугленная ладонь.

Пан Зовесима какую-то секунду молчал, обливаясь кровью и холодным потом. А потом он медленно приподнял руку и ткнул пальцем прямо в меня.

– Это он!.. – слабым голосом произнес советник. – Всех убил этот демон!..

Глава 31

Пан Зовесима наконец потерял сознание. Чудо, что он вообще мог говорить в таком состоянии – ему же в реанимацию нужно, и как можно быстрее.

А я остался стоять под десятками взглядов, кожей чувствуя, как нарастает напряжение.

Мне кажется, или пространство между мной и людьми в самом деле увеличивается? Похоже, что все невольно пятятся, стремясь оказаться как можно дальше от кошмарного демона.

Я нервно хихикнул, безуспешно ища на чьем-нибудь лице сочувствие. Не видно что-то. Страх – вижу. Ненависть и отвращение – вижу. Папа Римский смотрит сокрушенно – кажется, он ужасно во мне разочарован. Кардинал дю Шевуа – с толикой сомнения, колеблясь. Аурэлиэль плачет, спрятав лицо в ладонях.

Но особенно пугают меня лица французского короля и великого инквизитора. Они единственные не пятятся – наоборот, подступают все ближе. Гастон Первый глядит с какой-то хищной радостью, даже восторженно. А Торквемада… я не вижу его обугленной рожи, но эта постоянная темнота под капюшоном… черт, у меня от нее мороз по коже!

– Но вы же не поверили, что это и в самом деле я?! – как-то очень жалобно воскликнул я.

– Ха-ха-ха-ха!.. – залился смехом король Гастон, выдвигая меч из ножен на полпальца. – Ну что ж, демон, наше знакомство было довольно познавательным, и мне весьма понравилась игра, которой ты нас научил. Мне даже отчасти жаль, что придется омыть мой возлюбленный Трепасьер в твоей крови, ха-ха-ха!

– Я знал, что ты себя еще покажешь, тварь, – с ледяной брезгливостью произнес Торквемада, медленно поднимая руку. – А ведь на какой-то миг я даже поверил, что демон и в самом деле способен раскаяться и изменить свою черную сущность. Но в итоге я оказался прав – демон есть демон, и ничто в целом мире этого не изменит. Ты будешь сожжен безо всякой пощады!

Я снова нервно хихикнул, озираясь по сторонам. Положеньице хреновое. Раны пана Зовесимы и в самом деле выглядят точь-в-точь как те, что остаются после моих когтей. Даже странно, что я не заметил этого сразу.

Полагаю, не нужно говорить, что на самом деле я тут ни при чем. Тем более, что я все время был здесь… о, а ведь верно! У меня же есть алиби! Последние часы я безотлучно находился на глазах сотен людей!

– Падре, я…

– Умолкни, тварь, – безразлично произнес Торквемада, кладя руку мне на лицо.

Не правую руку, как во время исповеди. Левую. Ту, что обожжена до состояния хрустящего уголька. И я действительно сразу же замолчал.

Потому что все тело пронзило чудовищной, непереносимой болью.

Я скорчился и упал, не в силах удержаться на ногах. Изо рта брызнула кислотная слюна – трава подо мной пожухла и задымилась. Когти сами собой выскочили из пазух, пальцы бешено засучили, хвост взвихрило безумной судорогой.

Много, много, очень много раз в жизни мне было ужасно больно. Последнее и самое худшее – гнев Йог-Сотхотха, обрушившийся на мою несчастную голову.

Но великий инквизитор Томмазо Торквемада сумел переплюнуть даже Хранителя Врат Бездны.

– Это моя собственная агония, тварь, – прошептал, наклоняясь ко мне, Торквемада. – Сейчас ты испытываешь то, что я испытываю вот уже двести лет. Это и есть то, что называют Пеклом.

Я толком не разобрал, что он там говорит. Меня едва хватает на то, чтобы не сдохнуть.

Такое ощущение, что сжигают заживо – и не снаружи, а изнутри. Хитин на глазах дымится и трескается, мозг как будто пожирает адское пламя, внутренности вспучиваются и взрываются, одна за другой. Рабан вообще не издает ни звука – подозреваю, что мой симбионт уже откинул копыта.

– Довольно, – раздалось где-то над головой.

Боль прекратилась. Мгновенно и резко, словно выдернули шнур из розетки. Однако меня все еще трясет, как от электрошока. Не был бы я таким прочным и выносливым – уже превратился бы в кучу золы.

Торквемада отпустил меня крайне неохотно, повинуясь исключительно приказу Папы. Судя по его подрагивающей руке, он ужасно хочет довершить начатое.

– Обожди с этим, брат Фома, – произнес Папа Римский, печально глядя на корчащуюся в судорогах тварь. На меня. – Вначале должен состояться суд.

– Суд над демоном?! – зло зашипел великий инквизитор. – Оно этого не заслуживает! Такая гадина должна быть раздавлена на месте, как зловредное насекомое, коим оно по сути и является!

– И тем не менее суд состоится. И мы лично будем председательствовать на нем. Озаботься процедурой, брат Фома.

– Но я же…

– Такова наша воля, – негромко, но твердо произнес папа. – Исполняй.

Капюшон монаха-доминиканца чуть замер, а потом склонился в низком поклоне. Чуть слышно что-то бормоча, Торквемада повел рукой, созывая подчиненных.

Пока меня связывали гремящими цепями, а потом тащили куда-то по земле, я мало что видел вокруг. Перед глазами все еще плавает туман. По телу волнами пробегает остаточная боль. Снаружи я вроде бы совершенно целый, но внутри… я даже боюсь представить, что там у меня сейчас внутри. Надеюсь только, что Рабан не погиб – а то он как-то подозрительно молчит.

Если он погиб… да, вот тогда мне будет действительно плохо. Во-первых, я не смогу убраться из этого мира. Во-вторых… во-вторых, я очень скоро откину копыта. Честно говоря, я не помню, что конкретно Рабан делает для поддержания жизнедеятельности моего организма, но точно что-то важное. Он играет не менее важную роль, чем сердце для человека.

Не знаю, насколько меня хватит, если мой паразит керанке и в самом деле дал дуба… вроде бы на несколько часов?.. Да, кто-то говорил, что ядовитая кровь яцхена должна разъесть человеческий мозг. В результате сначала будет безумие, а потом смерть.

Брр-р-р-р. Аж холодок по коже.

В теле по-прежнему невероятная слабость. Великий инквизитор нехило меня припечатал. Теперь понятно, почему тот чернокнижник в подвалах так страшно кричал перед смертью.

Но однако… Если Торквемада, как он сказал, постоянно испытывает то, что испытал только что я… как он вообще умудряется ходить и разговаривать?! Это же предельная агония! Даже яцхена сплющило – а человек должен от такого сдохнуть сразу же!

Нет, лучше я не буду об этом думать. Есть темы, которые не стоит поднимать даже в собственных мыслях. И в любом случае сейчас у меня есть дела гораздо важнее. Например, прикинуть, что же на самом деле произошло в правом гостевом крыле папского дворца.

Неплохо было бы сбегать туда самому, пошукать направлением, что к чему. Но в данный момент я немного не в форме. И отпустить меня вряд ли отпустят. Начну буянить – только ухудшу сложившееся положение.

Будем надеяться, что Папа позаботится о беспристрастном следствии и справедливом суде. Он человек честный, непредубежденный, ему можно верить. В конце концов, у меня железное алиби. Как только суд во всем разберется, меня оправдают.

Не о чем беспокоиться.

– …колдовские уловки демонов, разумеется. Не секрет, что демоны способны на многое такое, на что не способны люди. Например, находиться в двух местах одновременно. Или подсунуть на глаза свидетелям морок, своего призрачного двойника, самому в то же время пребывая в ином месте, обделывая некие мерзости. Что несомненно и произошло в данном случае. Я закончил.

Я мрачно уставился на свидетеля – остроносого старичка в дурацкой широкополой шляпе. Хотя вернее будет называть его не свидетелем, а научным консультантом. Это некий синьор Фудзильон, ныне возглавляющий ромецианскую школу магов. Как он сам утверждает – большой специалист по демонам. Его пригласили именно для того, чтобы обеспечить беспристрастность – мол, незаинтересованное лицо, не имеющее отношения к святой инквизиции и вообще к духовенству.

А в результате плакало мое алиби. Рассыпалось в прах под остроносой туфлей старого пердуна, называющего себя волшебником.

Впрочем, если верить слухам, волшебник из него как раз так себе. В здешней школе должность верховного мага – больше почетная. На нее выбирают не за высокие способности или острый ум. Обычно верховный маг Ромеции – это тот, кто более или менее устраивает каждую из многочисленных группировок. Самый… неконфликтный. Чаще всего – какой-нибудь старпер, давно впавший в маразм, но все еще сохранивший важный вид. Несколько реже – хваткий человечек без особых талантов, но с хорошими связями в нужных кругах.

А группировок, так или иначе влияющих на выборы верховного мага, в Ромеции очень немало. Прежде всего – сами волшебники, разделенные на добрый десяток мелких сообществ. Между собой они уживаются плохо, постоянно ведут подковерную грызню. Дальше – купеческие гильдии и богатые банковские дома. Крупные аристократы. Видовые меньшинства – в основном эльфы и гоблины, – также блюдущие свои интересы. И, конечно, всемогущее духовенство во главе с Папой Римским.

Верховный маг постоянно чувствует на шее невидимую руку святой инквизиции – только попробуй забыть свое место…

Надо ли говорить, что волшебники не особо рвутся занять этот марионеточный пост? Достаточно сообразительный маг предпочтет заполучить хлебную должность при дворе какого-нибудь короля. Или вовсе удалиться подальше от людей, выстроить хрустальную башню и жить припеваючи.

Те же чародеи, что толкутся в Ромеции, четко делятся на три вида. Первый – теоретики-интеллектуалы вроде сэра Исаака Ньютона или вот этого синьора Фудзильона. Преподают в своем университете, ведут безобидные исследования и никого не беспокоят. Второй – занюханные знахари-ворожеи, делающие свой маленький гешефт. Торгуют всякими зельями, снимают порчу и сглаз… в общем, занимаются тем же самым, что и в нашем мире. Эти по большей части просто шарлатаны.

Ну а третий вид – это ребята наподобие недавно скончавшегося Червеца или все еще живого эль Кориано. Настоящие клиенты инквизиции, не надуманные.

– Что подсудимый может сказать в свое оправдание? – раздалось у меня над ухом, нарушив мысли.

– Невиновен, – автоматически ответил я.

– Неубедительно, – ответил мне Торквемада. Прозвучало это так, словно опустили крышку гроба.

Я тоскливо осмотрелся. Ничего не изменилось, конечно. Все тот же трибунал святой инквизиции. Председатель – сам Папа Римский. Ему помогают два юриста-асессора и три советника.

Никакого жюри присяжных, разумеется, нет и в помине. Адвоката тоже не предусмотрено – правда, эту роль взял на себя кардинал дю Шевуа. Кажется, он единственный немножко сомневается в моей виновности.

Ну а главным обвинителем выступает наш добрый дедушка Торквемада. Этот кого угодно засудит, дай только волю.

Вот свидетелями процесс не особенно богат. Самый главный свидетель – единственный выживший после бойни, пан Зовесима. Но он сейчас дышит на ладан, в сознание приходить и не думает, так что допросить его не представляется возможным.

Я, конечно же, предложил излечить его раны своей тканевой жидкостью, но мне этого не позволили. И их можно понять – довольно трудно поверить, что кровь безобразного чудовища способна заменить целебный бальзам. Гораздо легче поверить в то, что я таким образом хочу добить единственного уцелевшего. Избавиться от неудобного свидетеля.

Но кое-каких свидетелей все же вызвали. Тех, кто знал меня еще в Дотембрии, и тех, с кем мы познакомились уже в Ватикане. Все они сказали примерно одно и то же – для демона я удивительно учтив и добропорядочен, и они не видели, чтобы я кому-либо причинял вред, если не считать всякую погань. Но я все-таки демон, поэтому их нисколько не удивляет, если я совершил зверское убийство ни в чем не повинных людей.

Кардинал дю Шевуа подробно рассказал обо всем, что я говорил и делал в Дотембрии, а также во время путешествия. Особенно остановился на случае в Хаароге, когда я прикончил пробудившегося шатира.

– Увидев бездыханные тела и демона с окровавленными когтями, я поневоле совершил ошибку, превратно истолковав происходящее, – признался кардинал. – Однако выяснилось, что демон не только не совершал злодеяния, но напротив – совершил благодеяние. Мне кажется, не следует спешить с выводами и в этот раз – возможно, все вновь обстоит не так, как кажется на первый взгляд.

– Мы и не спешим с выводами, – кивнул Папа, обдумывая услышанное. – Однако в тот раз все было кристально ясно, и многие сотни глаз видели все произошедшее. В этот раз все несколько сложнее.

Свидетельские показания дала и Аурэлиэль. В целом она повторила рассказ кардинала о путешествии в Ватикан, но добавила несколько новых подробностей. В частности, зачем-то вспомнила о случае с отравленными ягодами и о моей охоте на покойного Цеймурда.

– Тогда он уже попытался убить несчастного гоблина, – безжизненным голосом произнесла эльфийка. – Возможно, в этот раз ему захотелось завершить начатое.

– Не убить, а отрезать яйца! – возмутился я. – И ты сама сказала, что это древний эльфийский рецепт!

– Тихо! – прошипел Торквемада. – Молчать, тварь! Тебе уже давали слово – дадут и еще раз, в конце заседания!

В итоге показания Аурэлиэль только больше мне навредили. Даже кардинал дю Шевуа помрачнел, глядя на меня с новым сомнением. Будучи отравленным, он не запомнил того случая в деталях, поэтому сейчас не обмолвился о нем и словечком. Но услышав, что я, оказывается, тогда имел намерение подвергнуть Цеймурда ампутации важного органа…

Кажется, падре вконец во мне разочаровался. Хотя старался я именно для него.

Если задуматься, мне еще очень повезло, что я вообще удостоился судебного процесса. Запросто могли бы ограничиться формальным вынесением приговора – и тут же на костер. С подобными мне инквизиция обычно не церемонится. Это того же Джордано Бруно семь лет держали за решеткой, убеждая прекратить дурковать и признать, что был неправ. Сожгли только когда он вконец всех задолбал.

– Ваше Святейшество, я полагаю, что вина этого причудливого творения природы вполне доказана, – надтреснутым голоском заговорил старичок-юрист. – Предлагаю наказать насколько возможно милосердно, без пролития крови…

– То есть сжечь! – выпалил едва сдерживающийся Торквемада. – Сжечь без всякого снисхождения! И немедленно! Принесите дров!..

– Зря стараетесь, сжечь меня не получится, – грустно сказал я.

– Не открывай пасть, тварь! Почему это не получится?!

– Потому что я на семьдесят процентов состою из воды. Вода – она не горит.

Торквемада озадаченно замолчал. Кажется, такие аргументы ему еще не предлагали. А у меня чуточку повысилось настроение.

Шутки шутками, но я ведь и в самом деле несгораемый. Меня не смог спалить даже Рроулин Огненный – хотя старался изо всех сил. Конечно, было страшно жарко, но все же не настолько, чтобы отбросить коньки. А инквизиторский костер с драконьим пламенем даже сравнивать смешно. Как зажигалка против огнемета.

С другой стороны, у Торквемады есть и несколько иные способы… поджаривать. Видели уже, на что этот обугленный дед способен. Не знаю, хватит ли его на яцхена, но проверять как-то не тянет.

Можно попробовать сбежать в другой мир. Если, конечно, с Рабаном все в порядке – что-то он до сих пор помалкивает. Но… но черт меня подери, если я сбегу! Нет уж, я обязательно разузнаю, что за чертовщина тут творится.

Кто тот гад, что меня подставил? Может быть, Лалассу? Лалассу – практически моя копия. Единственное отличие – гребень на башке. Неспециалист запросто перепутает – а пан Зовесима совершенно точно не специалист.

Кстати, а почему пан Зовесима вообще остался жив? Всех убили, а его только изранили. Создается устойчивое впечатление, что его отпустили специально – рассказать, кто это сделал. Грамотная такая подстава, целенаправленная…

Пока что буду вести себя тихо и не рыпаться. Посмотрю, как дело пойдет. Папа Римский все еще не до конца уверен в моей виновности, но и оправдание мне в ближайшее время не светит. А если надумаю сопротивляться или драпать – только больше себе наврежу.

На обозрение почтенного суда представили два тела с места происшествия. Самые… сохранившиеся. Если верить следователям инквизиции, большинство трупов представляют собой нечто вроде мясной нарезки.

Однако и этих двух вполне достаточно, чтобы понять – да, тут поработал яцхен. Или кто-то с очень похожим почерком. Хотя я не представляю никого с таким же почерком. Когда я шинкую противника, то работаю руками с бешеной скоростью, а их у меня целых шесть. Когтей в общей сложности сорок два, поэтому ран остается огромное количество. Разрезы всегда очень чистые и аккуратные – режущая кромка моих царапалок представляет собой почти абсолютный мономолекуляр.

Подделать такую картину преступления непросто. Я сам стопроцентно отличу собственную работу от подделки. Но увы – в данном случае почерк действительно идентичен. Не мой, безусловно, картина чуть-чуть отличается… но именно, что совсем чуть-чуть. Буквально на волосок. Такая картина могла бы остаться после Лалассу. Или еще какого-нибудь яцхена.

Я очень надеялся, что мне поможет направление. Но оно не помогло. Я гляжу на мертвые тела… и ничего. Совершенно ничего не чувствую. В мозгу не появляется никакой новой информации.

Я не могу сказать, кто это сделал. А жаль.

– Ваше Святейшество! – прошипел Торквемада, нетерпеливо поглядывая на папу. – Приговор! Мы выслушали все, касающееся этого дела! Каков же будет приговор?

Папа опустил глаза, потирая указательными пальцами скулы. Тяжело вздохнул. И наконец медленно произнес:

– Я считаю, что в деле все еще присутствует некоторая неясность. Предлагаю отложить его рассмотрение до полного выяснения всех обстоятельств.

– Но обстоятельства кристально ясны!

– Возможно. Но мы хотя бы должны дождаться прихода в сознание дотембрийского посла. Возможно, он сможет добавить еще что-нибудь к уже данным показаниям. Он все-таки единственный свидетель, брат Фома. Мы обязаны допросить его со всем возможным пристрастием. Ты согласен?

Торквемада крайне неохотно кивнул.

– Скажи, Олег, согласишься ли ты быть взятым под стражу и закованным в кандалы до тех пор, пока не завершится следствие? – обратился ко мне Папа.

– Куда ж я денусь…

– На том и порешим. Позаботься обо всем необходимом, брат Фома.

Глава 32

Дыба. Вот уже целый час я вишу на дыбе, скучающе рассматривая закоптелые стены и потолок. Чувствую себя довольно неудобно. Но боли нет и в помине.

Полагаю, всем известно, что такое дыба. Это средневековое орудие пыток. Однако чего я раньше знать не знал – как же собственно оная дыба устроена. По каким принципам работает. Как-то не приходило в голову поинтересоваться. В моих представлениях дыба выглядела зловещим и неимоверно сложным агрегатом с кучей колес, цепей и веревок.

Оказалось – ничего подобного. Как выяснилось, дыба – это попросту деревянный столб. Пытаемому связывают руки за спиной, поднимают на вершину, там привязывают… и отпускают. Несчастный повисает в крайне неестественной позе, в результате чего части тела вывихиваются из суставов.

Очень мучительно, но при этом не наносит непоправимого телесного ущерба – умелый костоправ легко все починит.

Хорошо, что инквизиторы не знакомы с анатомическими особенностями яцхена. Иначе ни за что бы не выбрали дыбу. У меня ведь нет суставов. И вообще костей нет. Руки и ноги – словно на шарнирах, с легкостью изгибаются в любую сторону. Причем «локтей» аж целых два.

Так что этой пыткой меня не взять. В подобной позе я могу находиться сколько угодно, испытывая всего лишь легкое неудобство. Ну примерно как европеец, сидящий по-турецки.

– Пока что у меня нет дозволения заняться тобой в полной мере, – с нескрываемым сожалением произнес Торквемада, окидывая меня изучающим взглядом. – Поэтому я вынужден ограничиться малыми испытаниями. Отвечай мне, тварь, для чего ты убил тех невинных христиан?

– Да в сотый раз говорю – не убивал я никого… – устало произнес я.

– Я не слышу лжи в твоих словах. Однако у меня больше нет этому веры. Раньше я сомневался, но теперь вполне убежден, что демон способен говорить ложь так, что она звучит правдой.

Я ничего не ответил. Что тут можно ответить? Он ведь прав, вообще-то. Да, отличить ложь от правды не так уж сложно – существует немало признаков того, что человек лжет. Опытный психолог, следователь, а тем более чародей сделает это с легкостью. Торквемада всю жизнь допрашивал и уличал – неудивительно, что теперь он вполне может заменить детектор лжи.

Однако даже детектор лжи не дает стопроцентной гарантии. Опытный обманщик действительно может провести даже мага. Для этого тоже существуют свои способы.

Ну а про демонов я вообще молчу.

– Это все для твоего же блага, – сурово произнес Торквемада, делая знак инквизиторам.

Те потянули за веревки, выворачивая мне руки еще сильнее. Я для вида издал несколько воплей – чтоб не догадались, насколько мне это безразлично. А то еще решат перейти к какой-нибудь другой пытке – и где гарантии, что она тоже окажется бессильной?

Вволю натешившись, меня оставили в покое. Даже сняли с дыбы и оттащили в одиночную камеру в самом дальнем подземелье. Я не сопротивлялся. От Рабана до сих пор ни слуху ни духу, а угольно-черная ладонь Торквемады отбивает все мысли о возможном сопротивлении.

Очень уж больно великий инквизитор кусается.

Оказалось, что пока меня пытали, одну из камер в спешном порядке переоборудовали под яцхена. В стене шесть стальных колец – на меня надели кандалы и приковали к этим кольцам за руки. Причем так вывернули запястья, чтобы я никаким образом не смог воспользоваться когтями. Даже если выпущу их из пазух – дотянуться смогу только до воздуха. Одной моей физической силы на эту цепь никак не хватает – я сильнее человека, но все же не до такой степени.

Хвост тоже прикрутили к стене несколькими стальными скобами. Надели кандалы и на ноги. По бокам головы вбили два толстых свинцовых листа. Я сначала не понял, зачем это нужно, а потом дошло – от кислоты. Торквемада видел, как здорово я умею плеваться, и принял меры предосторожности. Как бы я ни старался, до своих цепей не доплюну. В лучшем случае – до противоположной стены, от существования которой мне не жарко и не холодно.

Инквизиция есть инквизиция – у нее не забалуешь. С меня ведь даже штаны содрали. Как будто им самим приятно смотреть на голого яцхена.

Заковав меня похлеще, чем Ганнибала Лектора, монахи удалились, унеся с собой факелы и оставив меня в темноте. Я сразу же затосковал. Во рту уже давно ни крошки. С самого утра. А сейчас уже за полночь. Для человека – ничего страшного, но для яцхена – хоть караул кричи.

Однако примерно через час еду мне все-таки принесли. Молодой монах-доминиканец вошел в камеру, опасливо покосился на меня и поставил на пол поднос с двумя мисками. Вполне приличное питание – похлебка, кусок мяса, овощи. Для заключенного в одиночке – прямо-таки деликатесы.

Но имеется маленькая проблема. В своем нынешнем состоянии я никаким образом не могу это съесть.

– Эй! – возмущенно окликнул я уходящего монаха. – Эй ты, пацан!..

– Мне строго запрещено с тобой разговаривать, – сумрачно ответил тот.

– Да мне пофиг на твои разговоры! Это что, изощренное издевательство?! Очередная пытка?!

– Что ты имеешь в виду? – не понял монах.

– На хрена приносить еду, до которой я не могу дотянуться?! – яростно прохрипел я, пожирая мясо глазами. – Хочешь, чтобы я тут слюной истек?! Либо раскуй меня, либо покорми сам, либо унеси это на хрен и не трави душу!

Монах ничего не ответил. Молча вышел и зазвенел ключами, запирая дверь. Кажется, ему на меня наплевать. Он свою работу выполнил – еда у узника есть. Дальше его проблемы.

Прошло несколько часов. Больше визитов не было. Обо мне словно все позабыли. Снаружи стоит гробовая тишина.

Такое впечатление, что меня решили похоронить заживо. Или просто подождать, пока я сдохну от голода.

Я хорошо вижу в темноте, но сейчас предпочел бы ослепнуть. Вожделенная пища так близко… и так далеко. Выглядит она уже не так аппетитно, как раньше, но сейчас я охотно сожру даже тухлую крысу. В желудке бурчит все сильней и сильней.

– Сатра-а-а-а-апы-ы-ы!.. – тоскливо провыл я, безуспешно пытаясь хоть что-нибудь сделать когтями. Совершенно ни до чего не дотягиваюсь.

Рабан все еще в отключке. То ли его очень крепко контузило, то ли Торквемада умудрился повредить нашу систему связи. Когда я впервые вылез из банки, в которой произошло «второе рождение», Рабан тоже довольно долго молчал. Я тогда вообще не подозревал о его существовании. Но потом мозговой паразит все-таки сумел установить контакт, подключившись к моей слуховой системе, и мы начали разговаривать.

Может, теперь это подключение разорвалось?

– Душегу-у-у-у-убы-ы-ы!.. – продолжил завывания я. – Жрать дайте, суки рваныя-я-я-я!..

Ни одна падла не откликнулась. Наверное, вот так я тут и подохну. А лет через тысячу раскопают археологи древнее подземелье, подивятся – ишь какая чупакабра к стенке приколочена! Не то неизвестный науке зверь, не то инопланетный космонавт.

Если, конечно, к тому времени от моего трупа что-нибудь останется.

Мысли какие-то все пессимистические. И сигарет нету. Хотя зачем мне сигареты, если курить я бросил? Все равно яцхену от этого никакого удовольствия – легкие-то отсутствуют.

– Сейчас обижусь и уйду, – произнес в темноту я.

Соврал ведь. Никуда я отсюда не уйду. Попробуй-ка, уйди, когда ты к стенке прикован. Был бы Рабан в наличии – сдернули бы в другой мир.

Хотя я бы все равно не сдернул, наверное. Яцхен – зверюшка гордая. Я все вытерплю, все перенесу, но узнаю, кто меня подставил.

А когда узнаю – побрею его до самых костей.

Если, конечно, это не Йог-Сотхотх. От Йог-Сотхотха я сбегу, сверкая пятками. Гордость гордостью, но жить мне пока что еще хочется.

Скучно. Дико скучно. От нечего делать я принялся выполнять свою епитимью – громко и отчетливо читать «Отче наш». Развлечение так себе, конечно, но в моем положении выбирать не приходится. К тому же вполне может статься, что жить мне осталось недолго, так что лишние грехи совершенно ни к чему. Нужно отрабатывать индульгенцию.

Не знаю, сколько я так провисел в кромешной мгле, нараспев читая одну и ту же молитву. Возможно, целые сутки. А то и двое. Совершенно потерял счет времени. И молитвам тоже. Я честно старался их отсчитывать, но после четвертой тысячи сбился окончательно.

Ко мне никто так и не заходил. Три или четыре раза я ощущал направлением чье-то присутствие за дверью, но в камеру они не заглядывали. Возможно, и в самом деле решили уморить меня голодом.

В голове как-то мутно и туманно. Постоянно проваливаюсь в полусонное состояние. Где-то на самой границе сознания слышатся потусторонние голоса. Похоже, начинается бред. Еще немного, и надо мной склонятся добрые ангелы…

– Какая же ты все-таки отвратительная мерзость, – брезгливо произнесли над самым ухом.

– Ангелы, не хамите, – обиженно произнес я. – Поимейте уважение к покойнику.

– Я не ангел, а ты не покойник, – устало ответил потусторонний голос. – Пока еще не покойник.

Я кое-как заставил мысли собраться. И в самом деле – не покойник. Живой до сих пор. Чувствую себя хреново, в животе марширует татаро-монгольская орда, а в голове завывает чукотский музыкальный ансамбль… но бывало и похуже.

Собственно, единственные мои проблемы на нынешний момент – недосып и недожор. Причем первое уже отступает – видимо, последние часы я провел в том дремотном состоянии, в которое меня искусственно вводит Рабан. Спать нормально, как люди, яцхен не умеет.

А вот недожор исчезать не собирается.

– Так, стоп, я местами не догоняю, – произнес я, окончательно приходя в сознание. – Если ты не ангел, то кто ты тогда такой?

– Как всегда, полнейшее отсутствие манер. Все мои усилия так ни к чему и ни привели. Мне все-таки следовало отказаться с самого начала.

До меня наконец-то дошло, что голосок у моего визитера очень знакомый. Приятный такой, звонкий, как колокольчик.

А когда он… то есть она откинула капюшон, я окончательно узнал Аурэлиэль. В рясе монаха-доминиканца, с обреченным выражением на лице. В руках мерцающий зеленым эльфийский светильник.

– О! – поразился я. – Ариэль, а ты чего, в инквизицию записалась?

– Поражаюсь неразвитости твоего интеллекта. Неужели кому-то может быть неизвестно, что ни нелюди, ни женщины не могут быть инквизиторами? А я одновременно и то, и другое.

– Тогда хрена ты так одета?

– Потому что иначе мне не удалось бы сюда проникнуть, – терпеливо объяснила эльфийка. – Кардинал дю Шевуа воспользовался старыми связями – у него есть парочка приятелей в ордене святого Доминика – и помог мне пробраться сюда. Сейчас он ждет наверху.

– Чего ждет? – продолжил тупить я.

– Когда я тебя освобожу, конечно. Ты сможешь незаметно отсюда выбраться, если я сниму цепи?

– А?..

– Тебя что, беспрерывно пытали? – с жалостью посмотрела на меня Аурэлиэль. – Твои умственные способности стали даже слабее прежнего.

– Это от голода. У меня от голода всегда шизофрения прогрессирует. А как ты с меня цепи снимешь?

– Я украла у стражи ключи.

– Ты?.. Украла?..

– Да. Я пошла на преступление, чтобы тебе помочь. Прояви же хотя бы минимальную благодарность.

– Нет, я в том смысле… как ты умудрилась?

– Для меня это не составило труда. Люди всегда недооценивают способность эльфов оставаться незамеченными. Мы с раннего детства учимся быть неслышимыми и невидимыми. Эльфы могут водить хороводы вокруг человека – тот не заметит ничего, кроме мелькания смутных теней и тихого хихиканья на самой границе сознания. Это один из талантов, дарованных Народу Матерью.

– То есть природой?

– Другой Матери у нас нет.

– Ну ты даешь. Проникнуть в логово инквизиции… это ж какую храбрость надо иметь! Я с тебя просто фигею.

– Не думай, что мне приятны твои комплименты, – сердито поджала губы Аурэлиэль. Остроконечные ушки стремительно начали розоветь. – Так что, тебя освобождать или предпочитаешь висеть?

– Предпочитаю висеть, – гордо ответил я. – Предпочитаю висеть, пока меня не оправдают. Спасибо, конечно, но… но какого хрена ты вообще приперлась? На суде показания против меня давала, а теперь побег устраи- вает…

– Я была огорчена гибелью наших спутников и дала волю эмоциям, – отвела взгляд эльфийка. – Но потом у меня было время обдумать все как следует. Я имела продолжительную беседу с его высокопреосвященством, и мы вместе пришли к выводу, что ты не мог совершить того, в чем тебя обвиняют.

– Ну да, у меня алиби. Я не умею находиться в двух местах сразу. Я вообще колдовать не умею.

– Даже не поэтому. На протяжении нашего путешествия ты зарекомендовал себя существом грубым, неразвитым и некультурным, но с благородной душой. Его высокопреосвященство поведал мне, что ты сделал для спасения меня от призраков Карневаля. Меня это тронуло.

– И в благодарность ты решила устроить мне побег? Спасибо, не надо. Я невиновен и убегать не собираюсь.

– Очнись, тупица! – всплеснула руками Аурэлиэль. – Ты что же, веришь в правосудие инквизиции?! По-твоему, для Торквемады имеет значение, виновен ты или нет?! Ты демон – и этого ему более чем достаточно! Он использует любой повод, чтобы отправить тебя на костер! О боже мой, да он уже двое суток убеждает Его Святейшество папу безотлагательно провести казнь! Ты все еще жив только потому, что Его Святейшество до сих пор колеблется! Но Торквемада умеет убеждать, уж поверь мне.

В обычное время я бы с ней согласился. Но в этот раз что-то во мне сопротивляется самому простому и очевидному решению. Во-первых, мне просто осточертело постоянно отовсюду сбегать. Во-вторых, есть и другая причина…

Так что я уперся рогом, встал на дыбы и гордо заявил:

– Ни хрена. Я требую официальной реанимации… тьфу, реабилитации.

– Не могу понять, что это – глупость или такое демонское понятие о чести… – вздохнула Аурэлиэль.

– А что, эльф на моем месте сбежал бы?

– Разумеется. Эльф подвластен только суду Народа в священной богороще. Человек не вправе судить эльфа. Я на твоем месте сбежала бы, а затем явилась с повинной к тари и поведала ей обо всем случившемся. Далее – по решению тари. Если она сочтет, что я невиновна, я могу жить дальше с чистой совестью. Если она сочтет, что меня следует покарать, я приму любую кару вплоть до смертной казни. Если она сочтет, что меня следует выдать людям для их суда, я покорюсь и этому, более уже не делая попыток к побегу. Так я поступила бы на твоем месте.

– Угу. Ясно. Ну а как ты думаешь, к чему бы меня приговорила твоя тари?

Аурэлиэль замолчала. Немного подумала и крайне неохотно ответила:

– К смерти. Самой жестокой и мучительной, какую только возможно измыслить. Народ ненавидит демонов почти так же сильно, как Торквемада. И если демон совершил то, в чем сейчас обвиняют тебя… никто даже не станет тратить время на следствие. Тебя просто убьют.

– Намотают кишки на дерево? – заинтересовался я.

– Нет. Для демонов и черных колдунов в наших богорощах существует нечто гораздо страшнее. Прощу, избавь от необходимости рассказывать – меня пробирает дрожь, стоит лишь подумать об этом.

– Значит, я в любом случае ничего не теряю.

– Хорошо, хорошо, как пожелаешь, – сдалась Аурэлиэль. – У меня не так уж много времени в запасе, чтобы тебя уговаривать. Хочешь остаться здесь и ждать милости от инквизиции? Отлично! Прекрасно! Превосходно! Мне вообще нет до тебя никакого дела! Сама не знаю, что толкнуло меня на такую глупость, как попытка спасти демона! Наверное, это самый глупый поступок в моей жизни!

– Все сказала? Ну и иди тогда отсюда.

Эльфийка воздела очи горе и чуть приоткрыла рот, безуспешно пытаясь подыскать хоть какие-нибудь слова. Кажется, я ее ужасно обидел.

Она ведь очень многим рисковала, заявляясь сюда так дерзко. И кардинал дю Шевуа здорово рискует. Если их двоих разоблачат, кардинала вполне могут лишить сана, а Аурэлиэль… честно говоря, даже не знаю, что с ней сделают. Если не подвесят на свободную дыбу – уже здорово повезет.

Но именно поэтому я ей сейчас и хамлю. Чтобы она на меня обозлилась и свалила отсюда. Потому что если я все-таки сбегу, на этих двоих подозрение падет в первую очередь. Зная Торквемаду, можно быть уверенным – такого он никому не спустит. Чтобы у него, у великого инквизитора, из-под самого носа увели заключенного, да еще демона!

Я не самый лучший человек на свете. Но я не хочу спасаться сам, подставляя других.

Все еще плотно сжимая челюсти, чтобы не опуститься до сквернословия, эльфийка взялась за ручку двери. И тут я ее окликнул. Жалобно так позвал:

– Ариэль, погоди!

– Передумал все-таки? – с явным облегчением повернулась эльфийка.

– Нет. Ты это… пока не ушла еще… дай пожрать, а? Вон на полу миска с бурдой – высыпь мне все прямо в пасть, а? Тебе дело буквально десяти секунд, а я уже третьи сутки не жрамши.

Аурэлиэль брезгливо покосилась на эту жалкую трапезу. Мясо и овощи совершенно потеряли товарный вид. Но с голодухи я согласен есть что угодно и кого угодно. Могу сожрать лишаистого ежа со всеми иголками.

– Хык!.. – с трудом произнес я, жадно проглатывая свою заплесневевшую бурду. – Гхы-ыы!.. Спасибо!.. Еще никогда в жизни мне не было так вкусно!..

Эльфийка печально вздохнула и достала из кармана батистовый платочек. С сомнением посмотрела на него, вздохнула еще раз и с непередаваемой брезгливостью вытерла остатки похлебки со дна миски.

А потом просто кинула перемазанный в баланде платок мне в пасть.

И я это съел. Проглотил с такой жадностью, словно угостился французским трюфелем.

– Вкуснота какая!.. – снова всхлипнул я. Честное слово, если б у меня были слезные железы – залился бы сейчас слезами умиления.

– Ты даже не представляешь, насколько жалко сейчас выглядишь, – поморщилась Аурэлиэль.

– Прекрасно представляю. Только мне пофиг.

Эльфийка снова взялась за дверную ручку. Но замерла на пороге, так и не открыв дверь. В янтарно-желтых глазах промелькнуло испуганное выражение.

Я тоже это услышал. Шаги. Тихие-тихие шаги снаружи. Сюда кто-то идет.

Причем идут двое. Один босой – видимо, монах-доминиканец. Второй обут. Значит, не монах. Или монах, но другого ордена. Некоторые из них носят обувь.

– Прячься, – коротко прохрипел я. – Быстро.

Аурэлиэль не заставила себя долго ждать. Честно говоря, прятаться я ей скомандовал больше на автомате – ну куда можно спрятаться в камере с голыми стенами? Тут даже соломы нет.

Но эльфийская девчонка таки сумела меня удивить. Она метнулась в уголок, свернулась калачиком и принялась размеренно дышать. Зрачки в глазах вытянулись, как у кошки, а потом растроились.

И в следующую секунду Аурэлиэль просто… исчезла.

На самом деле не исчезла, конечно. И даже невидимой не стала. Если знать, что она сидит там, в углу, и смотреть прямо на нее – вот она, голубушка, как на ладони. Но отведешь на секунду взгляд, ослабишь концентрацию – и камера совершенно пустая, никого нет.

Чертовы эльфийские фокусы…

Однако времени подумать об этом как следует у меня не случилось. Прошла пара секунд после «растворения» Аурэлиэль, и в камеру вошли новые посетители.

Первый – уже знакомый мне брат Франц. Как я понял, он тут исполняет обязанности главного тюремщика. Только сейчас с ним что-то не так – взгляд отрешенный, смотрит в одну точку. На то, что дверь оказалась незапертой, не обратил никакого внимания.

Второй… второй вошедший заставил меня ужасно удивиться. Не кто иной, как наш пан Зовесима. Тот самый, который по идее должен сейчас пребывать на грани смерти.

Только вот умирающим он что-то не выглядит. Ужасные раны, похожие на следы от моих когтей, никуда не делись. Но его это, кажется, ничуть не беспокоит. Стоит себе, улыбается… блин, первый раз вижу улыбку на этом невыразительном личике.

– Пан Зовесима?.. – недоверчиво спросил я. – Пан Зовесима… пардон, имя-отчество запамятовал, извините великодушно. Вы себя хорошо чувствуете?

Фигню какую-то порю, честное слово. Но на ум что-то больше ничего не приходит. Ибо я крепко озадачен.

– Ну вот мы и снова свиделись, – ласково произнес пан Зовесима. – Наконец-то сможем побеседовать по душам. Ты рад нашей встрече, Лаларту?

Воцарилось нехорошее молчание. Я очень медленно открыл рот и кое-как выговорил:

– Ты кто, мать твою, такой?

– Как, неужели не узнаешь? – всплеснул руками пан Зовесима. – Да это же я, Пазузу!

Глава 33

Сказать, что я удивился – все равно, что ничего не сказать. Я не просто удивился. Я буквально офонарел от услышанного.

– Еще раз – кто ты такой? – переспросил я.

Пан Зовесима упер руки в бока и залился жизнерадостным смехом. А потом… потом он сделал нечто очень странное. Взялся пальцами за верхнюю и нижнюю челюсть, напрягся и… растянул рот раз этак в двадцать.

Дикое зрелище. Выглядит так, словно растягивают чулок за края. Но еще более диким оказалось то, что из этой прорвы вылезло.

Пазузу. Точнее, только его голова. Жуткая совино-черепашья морда выглянула из нечеловечески распахнувшейся пасти, как суслик из норки.

Наш добрый пан Зовесима оказался чем-то вроде… костюма. Костюма для архидемона Лэнга.

– Удивлен? – подмигнул мне Пазузу, закрывая рот и снова становясь похожим на обычного человека. – Не ожидал увидеть меня в таком виде, Лаларту? Или как тебя там зовут по-настоящему?.. Олегом, кажется?..

– Так ты узнал, – медленно ответил я.

– Конечно, узнал. Было бы трудно не узнать, так долго находясь с тобой рядом. Ты ведь ни о чем даже не догадывался, верно?

– Конспирацию блюдешь мастерски… – признал я. – Ну и как же ты здесь оказался, старый черт?

– Я не черт, – педантично поправил Пазузу. – По рождению я принадлежу к породе демонов… впрочем, название моего племени тебе ничего не скажет. И не думаю, что сейчас это имеет значение… кстати, совсем забыл об одной мелочи.

Пазузу в теле пана Зовесимы повернулся к все еще загипнотизированному монаху. Брат Франц пока что не проронил ни слова – не думаю, что он вообще осознает, что происходит вокруг. Пазузу на миг задумался, покрутил пальцем, а потом коротко приказал своему спутнику:

– Умри.

Несчастный монах упал, как подкошенный. Меня передернуло – брат Франц задергался, задымился, на глазах превращаясь в нечто вроде пережаренного бифштекса. Несколько секунд – и на полу лежит обугленный труп. Причем одеяние совершенно не пострадало – целехонькая, ничуть не поврежденная ряса.

– Ты на хрена это сделал?! – прохрипел я.

Не то чтобы брат Франц был мне симпатичен – в конце концов, он в числе прочих подвешивал меня на дыбу и морил голодом в одиночной камере. Но такой бессмысленный садизм…

– В чем дело? – не понял Пазузу. – Он сделал свое дело, проведя меня внутрь. Больше он мне ни для чего не нужен.

– И поэтому ты его убил, гнида такая?!

– Смертные должны знать свое место, – пожал плечами архидемон. – Почему ты возмущаешься, как будто я сделал что-то ужасное? В свое время ты развлекался и не так, Лалар… хотя нет, конечно. Я так и не разобрался до конца, кто же ты все-таки такой, но одно понял – ты не Лаларту. Ты вообще не демон.

– Не демон? Правда? – с явным облегчением переспросил я.

– Да, теперь это очевидно. В Лэнге, где воздух и земля пропитаны Тьмой, это довольно трудно уловить – кругом демонические эманации. Но здесь, в мире смертных, мы, демоны, выделяемся, как пятна крови на зеленой траве. И твоя аура… нет, это не аура демона. Она вообще стала совершенно другой, нисколько не похожей на Лаларту.

Конечно, она стала другой. При расставании леди Инанна сдула с меня фальшивую ауру а-ля Лаларту. Теперь я только внешне похож на биологического отца-архидемона. И я чертовски рад услышать, что моя настоящая аура – не демоническая.

– Ну и что ты, чмо [цензура], делаешь в этом теле? – грубо спросил я.

– Сижу, – невозмутимо ответил Пазузу. – Мне нужна человеческая оболочка… была нужна. Скоро я уже с ней расстанусь. И это хорошо – здесь немного тесновато.

Конечно, ему тесновато. В обычном своем виде Пазузу ростом почти с огра. В щупленьком тельце пана Зовесимы ему должно быть довольно неудобно.

– Это ведь ты меня подставил? – уточнил я.

– Ну а кто же еще? – расплылся в улыбке Пазузу. – Конечно, я.

– Ловко. Как ты сумел сам себя так ранить?

– Есть ли что невозможное для Пазузу, глупец? Это было легче легкого.

– А все-таки?

– Почему тебя интересует такая ерунда? – удивился архидемон. – Неужели это единственное, о чем ты хочешь меня спросить?

Нет, конечно, не единственное. Плевать я на это хотел, если честно. У меня гораздо больше действительно важных вопросов. Аж мысли разбегаются. Очень трудно решить, какой задавать в первую очередь.

– На хрена ты вообще сюда приперся? – спросил я первое, что пришло в голову. – Поглумиться?

– Конечно! – язвительно рассмеялся Пазузу. – Я был бы не я, если бы пропустил такое зрелище! Мой враг в цепях, прикован к стене ничтожными смертными – какой позор, какой срам для того, кого я принимал за архидемона! Это зрелище будет радовать мою душу еще очень долго.

– Поздравляю, – мрачно ответил я. – Рад, что хоть кого-то это радует. Полагаю, спрашивать, как ты прошел мимо охранников, будет совсем глупо?

Пазузу пренебрежительно махнул рукой. И в самом деле – архидемону это проще пареной репы. Даже Лалассу уж на что дурной, но при необходимости запросто становится невидимым, подчиняет людей своей воле, стирает память, насылает тяжелый сон, неотличимый от смерти, а потом сам же в этот сон проникает.

– Ладно, а как ты залез в пана Зовесиму? И зачем?

– А вот это действительно хороший вопрос… – прошелся по камере Пазузу, безразлично переступая через мертвого монаха.

Очень надеюсь, что он не почувствует присутствия Аурэлиэль. Та небось сидит ни жива ни мертва, боясь дохнуть лишний раз.

– С чего же мне начать… – задумчиво произнес Пазузу, продолжая мерить шагами пол.

– С начала. И прекрати уже мельтешить, как заведенный. Раздражает.

– Ах да, верно, – усмехнулся Пазузу, останавливаясь прямо передо мной. – Я и забыл, что твоя порода в этом отношении схожа с кошками. Не можешь спокойно смотреть на то, что движется. Обязательно потянет схватить и сожрать.

Я ничего не ответил, но внутренне согласился. Да, мне действительно трудно удержаться, видя что-нибудь движущееся. Сразу просыпается охотничий инстинкт.

Правда, к людям и вообще разумным существам это не относится. Я не воспринимаю их как добычу. А вот Лалассу воспринимает. И Лаларту воспринимал, пока был жив. На то они и демоны.

– Ладно, не буду проявлять мелочность, – великодушно произнес Пазузу. – У меня сейчас слишком хорошее настроение. Ты хотел знать, как получилось, что я оказался в теле ничтожного смертного? Я расскажу тебе.

– Угу. Безумно интересно.

Пазузу поскреб подбородок, растягивая губы в задумчивой улыбке. По-моему, он ужасно радуется возможности с кем-нибудь потрепаться. Этот архидемон на протяжении тысяч лет прикидывался слабоумным, из-за чего был полностью лишен нормального общения. Помнится, когда я раскрыл его тайну, дав возможность рассказать о себе настоящем, его словно прорвало…

Впрочем, мне вообще почему-то любят изливать душу. Лицо у меня, что ли, такое располагающее?

– Начнем с самого начала, – с удовольствием произнес Пазузу. – Вначале, когда я только оказался в этом мире, то был непередаваемо счастлив. Я летел куда глаза глядят, впервые за долгое время парил под голубыми небесами и был счастлив так, как еще никогда не был в жизни. Но это продлилось не так уж долго. Уже через несколько часов я понял, что недооценил печати Мардука. Слабость и боль навалились на меня тяжким грузом. Меня тянуло и тянуло обратно, в Лэнг. Я боролся с этим, своей волей продолжая оставаться в мире людей, но хорошо понимал, что долго не продержусь. Каждую минуту, каждый миг я испытывал нестерпимую боль, которая только усиливалась час от часу. Чтобы приглушить ее хотя бы отчасти, я использовал старый проверенный способ – влез в тело человека.

– Пана Зовесимы?

– Нет. Конечно, нет. Первого попавшегося смерда, которого встретил. Он ковырялся в земле, как все эти ходячие куски мяса… полол репу, кажется. Я не обратил на это внимания – какое мне дело до дел смертных? Однако оказавшись в его теле, я узнал все, что знал он. И мне стало известно, что по королевству Дотембрия уже довольно давно ходят слухи о некоем «добром демоне» – якобы личном слуге королевны, окрещенном в христианскую веру. По описанию я сразу же узнал тебя – ну в самом деле, сколько еще в этом мире могло быть шестируких и трехглазых?

– Угу. Я тут такой один. И чего дальше?

– Дальше я этим заинтересовался. И еще больше я этим заинтересовался, когда узнал, что не сегодня завтра в Ватикан отправляется делегация, в которую будет входить этот самый «добрый демон»… ха!.. Добрый демон!.. Клянусь Тайным Именем Червя, это даже звучит нелепо!

– Что есть, то есть, – согласился я. – Только я вообще не демон.

– Теперь я это знаю. Но тогда еще не знал. И поэтому решил тайно примкнуть к делегации и какое-то время понаблюдать за тобой. Мне страстно хотелось узнать – что же такое происходит с нашим милым Лаларту, что он до такой степени переменился?

– Узнал?

– Да, конечно. Не во всех деталях, но вполне достаточно. Ты ведь ничего особо и не скрывал. А на бедного пана Зовесиму вообще никто не обращал внимания. Меня же тут держали за мебель. Ничтожный, безобидный чиновничек…

– М-да уж… И как это Торквемада ничего не разглядел? При его-то паранойе, да проморгать…

– А он разглядел, – любезно ответил Пазузу. – Не все, но кое-что разглядел. Он постоянно на меня косился. Подозревал. Мы с ним даже имели очень долгий разговор. Но в конце концов мне удалось убедить его, что от меня пахнет тобой. Мол, все из-за того, что я так долго был с тобой рядом.

– Ты всегда здорово умел прикидываться…

– Благодарю за комплимент. Да, это тело мне идеально подошло. Первоначально я собирался влезть в шкуру одного из слуг, но потом решил занять более достойное вместилище. Советник по иностранным делам – очень недурственная должность, тебе не кажется?

– А что стало с настоящим Зовесимой? Он все еще жив… там?

– Нет, конечно. Зачем бы он мне был нужен? Я поглотил его душу – это меня слегка освежило.

– «Стиморол» лучше пожуй, [цензура] такая, – с отвращением бросил я. – Нашел тоже способ освежиться…

– Это еще только начало, – растянул губы в кривой усмешечке Пазузу. – Я собираюсь устроить здесь гораздо больше, гораздо! Я наконец-то могу развернуться в полную силу! В полный восторг!

Эти его слова мне совсем не понравились. Я хорошо знаю, как может развернуться Пазузу, если дать волю.

– Но ты же сказал, что на тебя давят печати Мардука? – ухватился за соломинку я.

– Сказал. Так оно и было… до недавнего времени. Видишь ли, Лаларту… ты не против, если я буду по-прежнему называть тебя Лаларту? Я уже привык, нет желания переучиваться. Видишь ли, здесь, в царстве смертных, я разыскал кое-кого, кто помог мне освободиться от влияния печатей Мардука! Точнее, не я его разыскал, а он меня разыскал, но детали значения не имеют. Конечно, мне пришлось кое-чем за это заплатить, но это тоже не имеет значения. Ничто не имеет значения по сравнению с тем, что я наконец-то свободен! Свободен!!!

Это мне понравилось еще меньше. Если Пазузу и в самом деле освободился, утихомирить его будет очень непросто. Сбросивший оковы архидемон – бедствие пострашнее стихийного. Уж он постарается отыграться за все тысячелетия, что провел в заточении.

– Ну и что ты об этом думаешь, Лаларту? – горделиво подбоченился Пазузу.

– Думаю, что ты урод. И пидорас. Ты уродливый пидорас. Что тут еще можно думать?

– Ты всегда был злым на язык, Лаларту.

– Я еще и не так могу. Мать твоя была хомячка, а от отца пахло бузиной.

– Что это значит?

– Это самое страшное оскорбление, которое я знаю. Французское.

– Мне оно не кажется таким уж страшным.

– Это потому что ты тупой. Что ты дальше делать собираешься, чмо болотное?

– Много чего. Люди – корм для меня. Я могу сделать с ними все, что пожелаю. Я изучил этот мир и возможности, которые он предоставляет. За последнее время я уже чуточку позабавился – пробудил парочку шатиров, поглотил несколько душ, наслал массовое помешательство, заставив людей прыгать на нож какого-то смертного… Это было смешно. Настоящий Лаларту оценил бы. Но мелкое баловство меня уже не удовлетворяет. Я исцелился от яда печатей Мардука и чувствую себя полным сил. Пришло время для большого дела.

– Для какого еще дела? Ты собираешься взорвать папский дворец или что?..

– Нет, – неохотно ответил Пазузу. – Дворец местного первосвященника я действительно собираюсь уничтожить… но не своими руками. На этом холме слишком сильно присутствие Саваофа… признаюсь, от этого мне как-то не по себе. Неуютно как-то. Неприятно. Дышать трудно. Пока я в теле смертного – еще терпимо, но я собираюсь скоро вылезти. Поэтому этот дворец и все храмы Ненавистного будут сожжены дотла. Но не моими руками, а руками таких же смертных. Об этом должен позаботиться мой смертный союзник.

– Кто такой? Колдун какой-нибудь?

– Вроде бы жрец… или раньше был жрецом. Я не вдавался в детали. Это некий эль Кориано… знаешь такого?

– Виделись, – мрачно ответил я.

– Ну и хорошо. Пока мы здесь разговариваем, его люди уже проникли во дворец и действуют так, как было договорено. А я в это время позабавлюсь в городе.

– Как?.. – прохрипел я.

– Как обычно. Я – Пазузу Болезнетворный. Мор – вот моя основная специальность. Я насылаю эпидемии. Любые. И здесь я собираюсь наслать эпидемию… шатиризма.

У меня внутри что-то сжалось. Шатиризм. Зараза, воздействием родственная вампиризму, ликантропии или тому же «зомбовирусу», изобретенному профессором Краевским. Болезнь, превращающая людей сначала в буйных психов, а затем в чудовищ-шатиров.

– Ты что, офонарел?! – в ужасе прохрипел я. – Ты совсем охренел, дегенерат [цензура]?! Ты вообще понимаешь, что творишь?!

– Прекрасно понимаю! – сжал кулаки Пазузу, приближая свое лицо к моему. – А вот почему этого не можешь понять ты, я не понимаю! Я же рассказывал тебе, что со мной сделали в Лэнге! Как со мной обходились! Во что превратили! Ты даже представить себе не можешь, через что мне пришлось пройти! Думаешь, такое можно простить?!

– Я бы на твоем месте не простил, конечно.

– Вот видишь! Почему же ты удивляешься моему желанию отомстить?! Разве это не будет справедливо?!

– Справедливо?! Да ты что, башкой навернулся, идиот [цензура]?! Хочешь отомстить – возвращайся в Лэнг и мсти Йог-Сотхотху! Я тебе только руку пожму! Какого хрена ты собираешься мстить тем, кто ни в чем перед тобой не виноват?! Это вот такая у тебя справедливость?!

– Да, именно такая! – сорвался на крик Пазузу. – Именно потому, что я не идиот, Лаларту! Лэнг далеко, и возвращаться я туда не собираюсь! Йог-Сотхотх силен и страшен – он сделает из меня котлету раньше, чем я успею взмахнуть крылом! А люди… люди – корм для меня. Они здесь, они рядом. Их очень легко убивать. Я могу сделать с ними все, что пожелаю. Значит, они виновны передо мной и будут пожраны!

– Ну и логика, бляха муха… – выдохнул я. – Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать, так?

– Очень хорошо сказано.

– И они еще спрашивают, почему меня тошнит от демонов…

– Но ты ведь такой же демон! Может быть, не совсем, может быть, неполноценный, но ты все равно демон! По крайней мере отчасти! Чем ты лучше меня?!

– Тем, что не ем людей!

– Не ешь людей? И почему же? Что такого особенного в том, что демоны едят людей? Это же просто пищевая цепочка. Высшие формы жизни поедают низших.

– После смерти меня съедят могильные черви. Но я не собираюсь признавать их высшей формой жизни.

На чело Пазузу набежала тень. Похоже, я ранил его чувства.

Нет, у меня положительно талант вести конструктивный диалог с архидемонами. Совет да любовь в каждой фразе.

– Мне надоело с тобой забавляться, – угрюмо произнес Пазузу, как-то странно изгибая плечо. – Было приятно увидеть моего недруга в таком жалком положении, но дальше уже неинтересно. Желаю тебе приятного пребывания на Кровавом Пляже.

Архидемон сложил ладони лодочкой и резко ткнул меня туда, где у человека расположены ключицы. Я закричал, зарычал, захрипел от боли – сквозь меня словно пропустили миллион вольт.

Как же всем этим уродам нравится пытать ни в чем не повинного яцхена!

– Смеюсь над своей глупостью! – оскалился Пазузу, на секунду отводя руку и тут же снова ударяя меня током. – Поражаюсь своему недомыслию! Почему мне не пришло это в голову там, в Лэнге, во время нашей с тобой битвы? Почему я не догадался тогда, что ты не архидемон, что у тебя нет иммунитета к демонической силе, как у меня, как у всех нас? Ведь даже Эдкаб и Достху доставили тебе серьезные неприятности! А настоящий Лаларту смел бы их движением когтя! Если бы мне пришло это в голову раньше, я не полагался бы только на физическую силу… хотя это даже к лучшему. В конечном итоге я ведь многое выиграл от того поражения. А теперь могу спокойно тебя уничтожить.

Я ответил очередным криком агонии, биясь на стене, как насекомое, пришпиленное булавкой. Если бы только удалось сломать эти чертовы кандалы… или хотя бы собственные руки! Они отрастут заново, и очень быстро… но они прочные, черт возьми, их так запросто не сломаешь!

– Я боялся тебя, Лаларту, – презрительно фыркнул Пазузу. – Боялся, ибо когда-то ты был воистину грозным противником. Но теперь… чего мне бояться теперь, если мой страх оказался пустым?! Ты не Лаларту, ты лишь жалкая подделка, способная только кусаться и царапаться! Теперь говорю так – умри сейчас!..

По-моему, это заклинание. Это явно прозвучало заклинанием. У демонов своя магия, свои чары – очень мало похожие на то, что используют смертные маги. Но действует не менее эффективно – меня словно начали грызть изнутри. Хитин затрещал, выгибаясь во многих местах сразу. По ногам что-то потекло – кажется, лопнул мочевой пузырь.

– А ты все-таки живучая скотина, хоть и не Лаларту, – прошипел Пазузу, вплотную приблизив свое лицо к моему. – Человек на твоем месте сдох бы мгновенно. А вот ты все еще жив. Значит, одного раза для тебя недостаточно. Но это даже интересно – посмотрим, сколько раз ты сможешь выдержать, прежде чем все-таки сдохнешь…

Каюк. Каюк, каюк, каюк. Если я срочно чего-нибудь не сделаю, мне придет полный и бесповоротный каюк. Но что я могу сделать в таком положении?! Руки прикованы, хвост тоже прикован. Остается только…

– Буэ-э-э-э-э!!! – громко воскликнул я, превозмогая боль и во всю ширь распахивая пасть.

Из горла выметнулся кислотный водопад. Страшной яцхеновской кислоты, способной растворять камень и металл.

Прямо в рожу Пазузу.

Не тратя времени зря, я плюнул еще и еще раз, изблевывая весь боекомплект. Лже-Зовесима дико заверещал, отскакивая назад и хватаясь за расползающееся лицо. Кожа потекла, как плавящийся воск, глаза моментально вывалились, волосы посыпались на пол, истаивая на лету. Пальцы, которыми Пазузу коснулся кислоты, пошли пузырями и задымились.

Конечно, он от этого не умрет. Не умер же от ран, которые нанес сам себе, устраивая подставу. Вряд ли он даже испытывает боль – тело-то чужое, краденое. А в своем настоящем теле Пазузу полностью кислотоустойчив – потому и утратил бдительность, позабыв о том, что для людей это гораздо опаснее.

– Лаларту, будь ты проклят! – зло прошипел Пазузу, неуклюже ковыляя к двери. – Можешь оставаться здесь – так или иначе ты очень скоро сдохрррррррр!..

Заткнулся. Кислота окончательно разъела губы и язык.

Чтобы открыть дверь, он ударился в нее всем телом. Ладони уже похожи на мокрые губки, с них течет какая-то мерзкая субстанция. Тело пана Зовесимы разваливается на глазах, оставляя на полу дымящиеся пятна.

Дверь захлопнулась, и я вновь остался в одиночестве. Судя по звуку удаляющихся шагов, мой старый враг спешит убраться как можно дальше, пока временное вместилище окончательно не превратилось в лужу вонючей слизи. Пазузу явно не хочется принимать настоящее обличье здесь, в Ватикане. Тут каждый камень пропитан благодатью – конечно, демон чувствует себя несколько неуютно.

Странно, что он не натыкается на стены, безглазый.

Но слава богу. Я опять спасся. И боль в теле уже пошла на спад. Регенерация идет с умопомрачительной скоростью. Серьезных повреждений Пазузу мне не причинил, а в том, что касается живучести, биологический вид «яцхен разумный» бьет все рекорды.

– Патрон? – неожиданно прозвучало в голове.

Глава 34

– Патрон? – неожиданно прозвучало в голове.

– Рабан, скотина чертова! – облегченно воскликнул я. – Жив-таки!

– Конечно, жив. Извини, патрон, Торквемада тебе тут кое-что повредил, и я… вырубился, скажем так. Почти мгновенно вырубился. А теперь вот снова пришел в себя.

– Это, наверное, из-за того, что меня снова очень больно шарахнули. Клин клином вышибло. Только теперь уже не Торквемада, а Пазузу. Как с потерей памяти – от одного удара пропадает, от другого возвращается.

– Что, Пазузу появился?!

– Да.

– Патрон, а что тут вообще было, пока я был в отрубе? Патрон, а почему мы прикованы к стене? Ой, как-то все хреново вокруг, да?..

– Гений. Заткнись и дай подумать.

– Патрон, но я же только что очнулся!

– Вот и заткнись пока что. Я охрененно рад, что ты жив, но сейчас у меня есть дела поважнее. Так что извини. Ариэль! Ариэль, блин, ты там как?!

В углу камеры что-то чуть заметно замерцало. Аурэлиэль выпрямилась, вновь становясь видимой. Пазузу ее не заметил. Не думаю, что эльфийская магия сильнее демонской, но Пазузу был в чужом теле, и его чувства были несколько притуплены.

К тому же здесь не что-нибудь – Ватикан. Это не Светлый мир, но все же нечто наподобие крыльца у входной двери.

А это уже многое.

– Я только что видела нечто по-настоящему шокирующее, – слабым голосом произнесла эльфийка. – Во дворце я столько раз сталкивалась с паном Зовесимой… кто бы мог подумать, что он демон?

– Он им и не был до недавнего времени. Ты можешь меня освободить?

– Ты же не хотел, – ехидно прищурилась Аурэлиэль, нашаривая ключи в потайном кармане рукава.

– Слушай, ты, старец Фора, у нас тут изменились обстоятельства. Теперь я могу доказать, что я невиновен. Ты ведь все видела и слышала?

– Да. На суде я дам показания, но… но люди не всегда верят словам Народа. Меня могут обвинить в преднамеренной лжи.

– Сейчас это в любом случае не имеет значения. Полагаю, очень скоро всем будет на меня наплевать. Пазузу слов на ветер не бросает. Как только эта гниющая кукла выберется на воздух и выплюнет из себя архидемона, Ромеция позавидует Помпеям.

– О боже мой… – прошептала Аурэлиэль, возясь с замками. – Я не все поняла, о чем вы разговаривали, я очень испугалась, но… скажи, почему у тебя столько рук?! Мы успеем?! Мы успеем его догнать?!

– Должны. Иначе нам всем [цензура].

– Не сквернословь, это вульгарно… а, хотя какая теперь разница! Можешь сквернословить, мне теперь уже все равно!

– Можно? – оживился я. – Тогда [цензура] [цензура] в [цензура] на [цензура] через [цензура]!

Лицо бедной эльфийки залило такой густой краской, словно ее три дня парили в бане. Остроконечные уши стали даже не розовыми – ярко-малиновыми.

– Ты… ты просто… – с трудом выдавила она, вставляя в скважину последний ключ.

– Да, знаю, я ходячая мерзость, – подтвердил я, с удовольствием разминая руки. – Но это мы обсудим в другой раз. Пошли.

– Я покажу дорогу…

– Не надо, – отмахнулся я, распахивая дверь. – У меня в голове собственный компас. Не заблужусь.

– Что у тебя в голове?

– Ком… ах да, тут же его еще не изобрели. Волшебный клубочек у меня в голове.

– Что?..

– Ну этот – вот тебе, касатик, клубочек, куда он покатится, туда и ты топай… что, сказок в детстве не читала, что ли? А, ладно, хрен с тобой. Эльфы неграмотные, сказок они не знают…

Аурэлиэль задумалась, безуспешно пытаясь понять, о чем я говорю. Потом нерешительно спросила:

– А куда он покатится?

– Кто?

– Волшебный клубочек.

– Да откуда я знаю? Наверное туда, куда тебе надо. Дракона ищешь – так к драконьей пещере покатится. Принцессу ищешь – так к принцессиному замку покатится. Жрать хочешь – к ближайшему ресторану покатится. Диарея замучила – к сортиру покатится. Я это примерно так себе представляю.

– Ты положительно не можешь обойтись без пошлостей, – закатила глаза эльфийка.

Я только отмахнулся. У меня сейчас хватает дел и без дурацкой болтовни. Надо срочно решать, что делать дальше. Очень срочно.

Инквизиторские подземелья как-то пустоваты. В запертых камерах, может, кто и есть – проверять сейчас недосуг, – но в коридорах ни души. Конечно, наверху сейчас глухая полночь, но обычно тут и в это время довольно оживленно. А сейчас никого.

Похоже, у Торквемады с его доминиканцами в данный момент есть дела поважнее. И я даже боюсь представлять, что это за дела.

Догнать Пазузу будет непросто, черт побери. Ибо я понятия не имею, куда он отсюда двинул. Лабиринт здесь нешуточный, выходов наружу не один и не два. Направление традиционно не помогает – Пазузу умеет оставаться для него невидимым.

К тому же не совсем понятно, что делать, когда я его догоню. Теперь Пазузу знает, что я не архидемон. Знает, что у меня нет иммунитета к демонической магии. А значит, уже не будет полагаться только на мышцы и когти, как в нашем прежнем бою. Тогда-то он думал, что демонское колдовство на меня просто не подействует – как не подействовало бы на Лаларту.

Но теперь… теперь он мне навешает таких люлей, что мало не покажется…

Конечно, я могу отсюда просто свалить. Свалить в другой мир. Рабан благополучно очухался, так что это не проблема. И это было бы весьма разумным решением – сильно сомневаюсь, что мне удастся одолеть Пазузу даже со шкатулкой леди Инанны.

Но… но я не стану убегать. Не стану. Ибо есть на свете такие вещи, которых нельзя делать человеку.

Просто потому, что тогда он потеряет право называться человеком.

Так что же я буду делать? Для начала выберусь из подземелья. Узнаю, что произошло в Ватикане за два дня, которые я тут провел. Прикину, что и как.

А потом разыщу Пазузу и убью его. Или погибну, пытаясь это сделать.

Второе вероятнее первого.

Но для начала нужно сделать кое-что еще. Шкатулка. Шкатулка леди Инанны. Мой единственный шанс на победу. Она была в кармане штанов. Но штаны у меня забрали, когда посадили в камеру. И вместе с ними пропали все вещи – противодемонический ковчежец и две последние вавилонские рыбки. Хрен с ними, с рыбками, но ковчежец нужно вернуть во что бы то ни стало.

Сейчас бы не помешал еще и десяток литров благовония Зкауба, но это не та вещь, которую можно купить в ближайшей аптеке. Разыскивать его в бесконечной плеяде миров нет времени – Пазузу не станет дожидаться, пока я соберу вещи.

– А может, все-таки смоемся, патрон? – жалобно предложил Рабан.

– Даже не обсуждается. Человек я или тварь дрожащая?

– Это ты меня спрашиваешь? – не поняла Аурэлиэль. – Или опять разговариваешь сам с собой, как ты постоянно делаешь?

– Да-да, сам с собой, не обращай внимания. Опять шизофрения разыгралась.

Я прошел еще немного по коридору, пристально таращаясь на сырые стены, а потом резко свернул направо. Там оказался небольшой закуток, оканчивающийся тяжелой дверью из литой бронзы.

– Ты куда? – забеспокоилась Аурэлиэль. – Выход не здесь.

– Знаю. Дай мне пару секунд.

Когти выметнулись из пазух. Я крутанул четырьмя руками, описывая в воздухе круг. Металла почти не касаюсь – так, самыми кончиками. Резкий толчок… и на пол с гулом падает бронзовый диск. Срез идеально гладкий, словно поработали лазерным лучом.

За дверью оказался настоящий склад. Нечто вроде камеры хранения для конфискованного у арестантов. А в дальнем конце – большая печь.

Увы, направление ясно показало, что именно там мои штаны и находятся. Точнее, то немногое, что от них осталось. Похоже, инквизиторы решили, что одежду и все вещи демона следует незамедлительно уничтожить.

Однако штаны-то они сожгли, вавилонских рыбок тоже, а вот шкатулка Инанны должна была уцелеть. Во-первых, она каменная. Во-вторых, божественного производства. Изделие богов – не та вещь, которая может просто взять и погибнуть в печи смертных.

Как следует покопавшись в золе, я убедился в верности своих рассуждений. Вожделенный ковчежец оказался целым и невредимым, только измазанным в пепле.

Хорошо, что среди инкизиторов не оказалось нечистых на руку. Или просто никто не решился обшаривать карманы демона. В самом деле – мало ли что у меня там может быть? Как говорится: сунь туда пальчик, там зайчик, он не кусается, а ласкается…

Кстати о зайчике. Шкатулку я себе вернул. Теперь надо решить другую проблему первостепенной важности. В срочном порядке раздобыть хоть что-нибудь съедобное. Двое суток практически без пищи – это для яцхена слишком много! Мне нужно немедленно восстановить силы.

Я крепко сжал ковчежец в левой нижней руке и пошарил взглядом по инквизиторскому складу. Не думаю, что здесь окажется… хотя кое-что есть. Направление услужливо направило меня к одному из ящиков. Я взмахнул рукой, вскрывая крышку будто долотом, и недоуменно уставился на кучу сушеных грибов. Без сомнения, это съедобно, но…

– Что это за грибы?

Вопрос я задал Рабану, однако вместо него ответила Аурэлиэль:

– Гоблинские поганки. Гоблины варят из них Царя Поганок, это такое зелье…

– Знаю, уже рассказывали. Гоблинский гашиш марихуаныч.

Грустно. Я, конечно, до смерти голодный, но жрать галлюциногенные грибочки все же не хочется. Хрен его знает, как они подействуют на яцхена. А больше среди конфискованного добра ничего съедобного не чувствуется.

Ладно, потерплю еще немного. Я повернулся к Аурэлиэль и спросил:

– Ты говорила, кардинал ждет на выходе? Где?..

– Я покажу, – махнула рукой эльфийка. – Эти катакомбы очень древние, тут несколько выходов наружу. Мы с его преосвященством пробрались через винный погреб папского дворца – там есть тайная дверь. Не знаю, откуда его преосвященству стало о ней известно.

– Зато я, кажется, догадываюсь… – хмыкнул я. – Винный погреб, говоришь?.. Ну-ну.

Минуту спустя я обнаружил первого монаха. Мертвого, как дверной гвоздь. На лице выражение застывшей боли, глаза навыкате, язык вывалился изо рта, на губах засохла пена. Похоже на работу Пазузу. Этот урод может наслать на человека любую болезнь – в том числе и такую, что неизвестна земной медицине.

Демоны вообще знают толк во всяких гадостях.

Проход Аурэлиэль оказался весьма удачно замаскированным. Меж двух камер – тупичок, этакий каменный аппендикс. В нем колонна, мимо которой с трудом, но все же можно протиснуться. А вот за колонной, прямо налево – узкий проход с лесенкой. Если не знать, что он там, ни за что не отыщешь.

Судя по засохшим пятнышкам на ступенях, инквизиторы о этом ходе знают и пользуются, хотя и не слишком часто. Эти пятнышки – капли масла, используемого в фонарях. Видимо, так агенты Торквемады в случае чего могут в кратчайшие сроки попасть в папский дворец.

– Пахнет дымом, – тревожно произнесла Аурэлиэль, принюхиваясь к воздуху. – Чувствуешь?

– Я не чувствую запахов, – ответил я.

Однако вместо обоняния у меня есть чувство направления. И оно подтверждает – в воздухе присутствует дым. Позади нас я ничего горящего не видел. Значит, источник дыма впереди.

Помнится, Пазузу что-то говорил насчет этого… пожар! Блин, он же обмолвился, что его наемники прямо сейчас поджигают папский дворец! Дерьмо! Вот ведь дерьмо собачье!

Чем дальше по туннелю, тем больше в воздухе дыма. Яцхену это индифферентно, для человека уровень тоже пока что приемлемый, но вот Аурэлиэль уже сдавленно кашляет. Легкие эльфов очень чувствительны к загрязненному воздуху. Даже в городах здешнего средневековья они порой вынуждены дышать через специальные платки.

А уж в современных, где все пропитано выхлопными газами…

– Ты в обморок падать не собираешься? – озабоченно поинтересовался я, на всякий случай придерживая эльфийке спину двумя правыми руками.

– Я справлюсь, – болезненно поморщилась Аурэлиэль, стараясь дышать как можно реже. – Двигайся быстрее.

Сверху доносятся звуки. Очень нехорошие звуки. Шум, лязганье, злобные крики, нецензурная брань. Я резко ускорил шаг, уже буквально волоча задыхающуюся эльфийку на руках.

Вылетев наружу, мы оказались в просторном винном погребе. Аурэлиэль я бережно прислонил к стене – та слабой рукой поднесла к ноздрям нюхательную соль – и бешено ринулся вперед. На помощь кардиналу.

Дела у нашего падре идут не лучшим образом. На полу плещется вино из разбитых бочек, потолок застлан дымом, куда ни глянь – пляшущие язычки пламени. А на загнанного в угол кардинала наседает сразу дюжина бандюганов.

Людей всего трое, остальные гоблины. Когда дело доходит до беспринципных парней, готовых на что угодно ради пары монет, гоблины – первые кандидаты.

Банда гоблинов – это совсем не то же самое, что один гоблин. Один гоблин – это приличный, местами даже интеллигентный гуманоид типа Миркли или Цеймурда. А вот группой они сразу звереют, полностью отдаваясь стайному инстинкту.

Кардинал еще держится. Он занял хорошую позицию и пока что успешно отбивается. Тяжеленный крест-кистень так и мелькает в воздухе, обрушиваясь на гоблинские черепа. Трое или четверо уже валяются бездыханными под ногами своих же товарищей.

– Покайтесь!.. Покайтесь, грешники! – трубным басом требует дю Шевуа, брызгая слюной в наседающих наемников.

Разумеется, я недолго стоял в стороне. Ровно четверть секунды – а потом когти вылетели из пазух, и я ринулся вперед серым смерчем. Трое гоблинов сразу испустили дух, прошитые насквозь яцхеновыми лезвиями. Мигом спустя к ним присоединились еще двое.

– Покайся, грешник! – зло рявкнул кардинал, засандаливая в лоб последнему наемнику. – Покайся в грехах своих!..

– Не покается уже, – прохрипел я, счищая с когтей кровь.

– Это почему еще?!

– Так вы ж ему башку проломили, падре.

– Да?.. Ну ладно, Господь разберется. Ты мне лучше скажи, отчего задержался так?! Я уж извелся здесь, вас дожидаючись! Решил – все, словили эльфийскую девицу! Когда этих вон увидел, – кивнул в сторону горы трупов кардинал, – так сначала за бочками спрятался. Подумал, что то инквизиторские, меня ищут.

– А когда поняли, что это не они?

– Да сразу же. Гоблинов в инквизиции не водится. А уж когда они поджигательством занялись, тут я не стерпел…

– Здорово рисковали, падре. Один-то против дюжины…

– Не впервой.

– Оно видно, что не впервой. Кстати, тут пан Зовесима мимо не пробегал?

– Ты о чем речешь, рожа трехглазая? – с сочувствием посмотрел на меня кардинал. – Совсем ум за разум зашел? Пан Зовесима сейчас в госпитале, между жизнью и смертью мечется.

– А вот ни хрена. Пан Зовесима оказался главной падлой. Это он всех убил. А свалил на меня.

– Понимаешь ли ты, сколь тяжкими обвинениями бросаешься? – нахмурился кардинал. – Утверждаешь, что дотембрийский советник по иностранным делам – убийца?!

– Это правда, ваше преосвященство, – тихо произнесла подошедшая Аурэлиэль. – Я видела все своими глазами. Пан Зовесима приходил в камеру Олега. Он сказал много непонятных вещей, а потом… потом… Ваше преосвященство, пан Зовесима оказался…

– Шпионом?! – расширились глаза кардинала. – Я так и знал! Я всегда говорил его величеству, что нельзя доверять человеку, который никогда не повышает голоса!

– Да нет, не шпионом. Демоном.

– Ах даже так… Тогда это еще хуже.

Кардинал дю Шевуа устало помотал головой, явно пытаясь уместить в мозгу новую информацию. На бородатом лице борются самые разные чувства – гнев, недоверие, растерянность. Ночка выдалась неспокойная, что и говорить.

– А дымом пахнет все сильнее… – обеспокоенно заметила эльфийка, оглядываясь по сторонам.

– Не думаю, что эта зондеркоманда – единственная, которую отправили на задание, – прохрипел я, сканируя пространство направлением. – Пазузу был слишком самоуверен. Тут их должно быть гораздо больше… пошли, быстрее!

Я оказался прав. Как всегда. Папский дворец этой ночью превратился в преддверие Апокалипсиса. Стены лижут языки огня, снаружи светло, как днем, по коридорам мечутся паникующие люди.

Прямо на меня вылетел истошно вопящий гвардеец. Парень что есть мочи замахнулся алебардой… и завопил еще громче, таращась на оставшееся в руке древко. Лезвие со звоном упало на пол, срезанное семью когтями разом. Следом за ним упал и гвардеец – ему в шею вонзилось мое хвостовое жало. Легкий паралич – всего на пару минут.

Кроме защитников дворца и просто спасающих свою жизнь обывателей во дворце обнаружились и те, кто все это натворил. Наемники. Мародеры и поджигатели. Большей частью все те же гоблины, но хватает и людей.

Честно говоря, отличить их от дворцовых слуг и стражи не так-то просто. Особенно в этом кавардаке. Но все же можно, если как следует приглядеться. Мирные граждане просто стремятся как можно быстрее выбраться из пылающего дворца. Мародеры же со знанием дела потрошат сундуки и шкафы, набивая карманы всем, что попадется под руку. Другие грабят пытающихся спастись – многие прихватили с собой самое ценное.

– К выходу, рожа демонская, к выходу!.. – пробасили уже откуда-то издалека.

Я посмотрел на бешеный людской поток и сдавленно ругнулся. Легко сказать – к выходу. У главного выхода образовался настоящий тромб – двери закупорило плотнее, чем автобус в час пик. Слышны болезненные крики, мольбы, угрозы. Кажется, кого-то уже задавили насмерть.

Толпа в панике – слепая стихия. Как буран, как наводнение. Люди утрачивают разум, превращаются в безумное многоголовое чудовище. Пожар и бесчинствующие мародеры довели мирных обывателей до животного состояния, заставив в ужасе бежать куда глаза глядят.

Если там сейчас объявлюсь еще и я, это только подольет масла в огонь. Яцхен и в обычное-то время не способствует… ничему не способствует. А уж когда все и без того перепуганы, случиться может что угодно.

Так что от толпы мне сейчас лучше держаться подальше.

И Аурэлиэль опять же бросать не годится. Кардинал ладно – несмотря на почтенный возраст, мужик он крепкий. За него можно не беспокоиться – пробьется. Еще и паники поубавит – его зычный бас успокаивающе воздействует на толпу. Словно баран-вожак в стаде овец.

А вот эльфийка не решается даже отойти от меня – в глазах плещется животный ужас, губы плотно закушены, пальцы нервно теребят край рясы. Она все еще одета, как монах-доминиканец.

– Пошли, – коротко бросил я, разворачиваясь в противоположную от выхода сторону. – Поищем другой путь.

Аурэлиэль молча кивнула и даже схватилась за мою руку. Сама, добровольно схватилась.

Недолго думая, я бросился вверх по лестнице. На второй этаж, потом на третий. Здесь народу гораздо меньше – все бегут в противоположную сторону, вниз и наружу.

Зато здесь гораздо больше мародеров. Носятся по брошенным помещениям, не обращая внимания на пляшущие кругом языки пламени, выгребают все дочиста. Жадность к золоту жжет сердца сильнее огня.

Ну, с этими-то я церемониться не собираюсь. Оттолкнув Аурэлиэль за спину и пристально следя направлением – не подбирается ли кто сзади? – я ринулся вперед, с разлету ввинчиваясь в загородивших дорогу наемников.

– Я добрый дедушка Мороз, у меня с утра понос! – прохрипел я, работая руками со скоростью пропеллера.

Во все стороны брызнул кровавый фарш – когда яцхен входит в боевой режим миксера, не выживает никто и ничто. Аурэлиэль за спиной удивительно спокойна, хранит ледяное молчание. Несмотря на всю их любовь к природе и животным, кровь и смерть эльфы воспринимают довольно равнодушно.

Это ведь тоже часть жизненного цикла. Часть природы.

Вжикнула арбалетная тетива. Я резко дернул рукой, ловя арбалетный болт на лету. Аурэлиэль нервно сглотнула – не надеясь убить демона, бандит целился именно в нее. Еще бы десять сантиметров – и в эльфийской щеке появилась бы дыра.

– Спасибо, – ровным голосом произнесла Аурэлиэль.

– Сочтемся при случае, – ответил я, закручиваясь спиралью и выблевывая сгусток кислоты. Бандит с арбалетом дико заверещал, падая и корчась от боли.

Стреляя туда-сюда хвостом, я пронзил насквозь еще двоих и замер. Направление с бешеной скоростью сканирует коридор и комнаты, ища самый лучший путь.

Сзади послышался треск. Обрушилась балка. Пожар разгорается, с каждой секундой во дворце становится все опаснее. Даже мародеры позабыли о грабеже и спасаются бегством.

– В ту дверь! – рявкнул я, на ходу принимая решение.

Просторная комната. По виду похоже на кабинет какого-то важного сановника. Дорогая мебель, на полу пушистый ковер. У гардероба возится очередной гоблин-воришка, сваливая в кучу дорогие костюмы и выворачивая карманы. Так увлекся, что не замечает даже пламени, лижущего стены.

Однако при виде меня карлик-уродец истошно завизжал, удирая со всех ног. Я даже не глянул в его сторону. Снаружи дворец уже окружен плотным кольцом стражи, так что эту гопоту в любом случае скоро повяжут.

Если только у мародеров нет для отступления тайного подземного хода… кстати, он вполне может и оказаться. Как-то ведь они сюда проникли в таком количестве. Не иначе эль Кориано задействовал старые каналы – все-таки еще в прошлом году он был большой шишкой. Наверняка у него до сих пор остались здесь друзья, сообщники, тайные сочувствующие. Да и Пазузу наверняка приложил свою когтистую лапищу.

Но об этом сейчас думать некогда. Самим бы сделать ноги. Путь для этого только один – окно. Большое окно, выходящее на площадь. На дворе глухая ночь, но снаружи светло, как днем. Народу собралась тьма-тьмущая, у всех факелы… да и полыхающий дворец тоже вносит свою лепту.

Пришло время моим когтям обратиться в стеклорезы. В долю секунды я порезал на кусочки раму и вынул несколько крупных кусков стекла.

– Держись крепче, – прохрипел я, плотно обхватывая Аурэлиэль четырьмя нижними руками.

Та молча кивнула, прижимаясь к моей спине. Все-таки удобно, когда суставы шарнирные – конечности гнутся в любую сторону.

– Поехали, – пробормотал я, хватаясь верхними руками за край окна.

Интересно, как я сейчас смотрюсь со стороны?

Глава 35

Ночное небо, озаренное пожарищем. Рев толпы, возмущенной чудовищным святотатством – поджогом папского дворца. И я, сильный и быстрый яцхен, распахнувший крылья во всю ширь. В очередной раз спасаю из беды прекрасную девушку.

Не такую уж прекрасную, честно говоря. Но вслух этого говорить не будем, потому что обидно. Я постоянно слышу всякие гадости в свой адрес – мне ли не знать, как могут ранить недобрые слова?

Незамеченным мое появление не осталось. Шестирукое чудовище, летящее на фоне горящего здания… прямо картина Босха. Народ при виде меня заахал, принялся указывать пальцами. Стража быстренько навострила арбалеты.

Вот ведь люди, а?! Хлебом не корми – дай пострелять по птичкам!

Я не стал пытаться смыться. Незачем. Наоборот, я спланировал к месту, где собрались самые крупные шишки – папа, кардиналы и епископы, почетные гости…

– Демон вырвался на свободу! – в ужасе вскричал какой-то епископ. – На помощь, на помощь!..

– Восхитительно, ха-ха-ха!.. – залился громогласным смехом король Гастон, со свистом вынося из ножен меч. – Отымей меня Ррогалдрон, воистину восхитительно! Как тебе удалось выбраться из застенка инквизиции, демон?

– Может, как-нибудь потом об этом? – устало прохрипел я, ссаживая на землю Аурэлиэль. – По-моему, сейчас есть дела и поважнее, нес па?..

– Intyanya ná sa sí hanyan i cotumo sanwë… – пробормотал отец Сардо, пристально глядя на меня.

– Опусти свой меч, добрый король, – мягко попросил Папа, выступая вперед. – В словах фра Сардо несомненно есть истина. Не представишь ли ты нам объяснений всему случившемуся, Олег? Как я догадываюсь, ты лучше всех нас знаешь, что послужило причиной этому ужасному происшествию?

– Угу. Знаю. Значит, дело было так… – неловко начал я, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

Но тут меня прервали. В круг ввалилось новое лицо – испанский король, его величество Серхио Первый. Растрепанный, всклокоченный, тяжело дышит, на лице копоть. Под руки его поддерживают два испанских гвардейца.

– Ваше величество, так вы тоже спаслись? – просветлело лицо Папы. – Слава Всевышнему, мы уже начали опасаться за ваше благополучие…

– Король!.. – в безумном ужасе прохрипел Серхио Первый. – Спасите короля!.. Умоляю, спасите его!..

– Короля?.. – не понял папа. – Какого короля, ваше величество? Все наши царственные гости здесь, вы были последним, кого недоставало…

– Спасите короля, прошу!.. – взвизгнул Серхио, размазывая по щекам грязь и слезы.

– Какого именно короля, ответьте же!

– Короля Испании! Моего несчастного брата!

Собравшиеся начали ошарашенно переглядываться, не понимая, о чем говорит испанский монарх. Такое впечатление, что от пережитого он малость повредился рассудком.

В первый момент я тоже так подумал. Но тут меня словно ударило громом. Вспомнилось одно, другое… сложилось с только что услышанным… и ко мне пришло озарение. Не тратя лишних слов, я резко взметнулся кверху, в прыжке распахивая крылья. Восходящие потоки воздуха подхватили меня и вознесли в не- беса.

– Ты куда?! – истошно крикнула вслед Аурэлиэль.

Я ничего не ответил. Все набирая скорость, мчусь обратно – в горящий дворец. Там почти не осталось людей – все здесь, толпятся на площади. Мародеры, все это устроившие, исчезли так же неожиданно, как и появились. Не иначе в самом деле ушли подземным ходом… или даже телепортом. В мире, где существует колдовство, нельзя исключать и такую возможность.

На сей раз я не стал аккуратно вырезать окно когтями-стеклорезами. Просто разогнался как следует и врезался башкой. Головной гребень-таран превосходно сыграл свою роль – я влетел в комнату, как пушечное ядро.

Все в дыму. Ни черта не видно даже с моими глазами. Прусь фактически на ощупь, полагаясь только на направление. Оно ведет получше, чем собака- поводырь – слепого. Как хорошо, что я бронированный, огнеупорный и недышащий. Прирожденный пожарный. Смело расшвыриваю горящие балки, не обращаю внимания на едкий дым и пламя, лижущее хитин. Опустившись на восьмереньки, несусь прямо к цели.

А вот и цель. Третий этаж, каморка под лестницей. Резко распахиваю дверь и оказываюсь в крохотном помещении, заставленном метлами и корзинами. Подсобка.

Здесь на удивление тихо и темно. Ничто не говорит о том, что большая часть дворца охвачена пламенем. И в дальнем уголке сидит толстенький человечек – шут испанского короля, Пузняк. Сидит, напевает песенку, облизывает перемазанные в меду пальцы. На полу валяется опустошенный горшок.

– Ты кто еще такой?! – возмутился моему появлению шут. – Убирайся прочь, страшила! Это мой мед, я честно его украл! С тобой не поделюсь, можешь не упрашивать!

– Да тут уже и делиться-то нечем, – с сожалением посмотрел на пустой горшок я. Мед я тоже люблю. – Пойдемте, ваше величество. Ваш брат очень за вас беспокоится.

– А ну, отпусти меня, урод, не то стукну! – завопил Пузняк.

Слова не разошлись с делом – меня незамедлительно стукнули погремушкой по копчику. Но такая ерунда не побеспокоила бы и человека – что уж говорить о яцхене. Я без церемоний ухватил шута четырьмя руками в охапку и выволок наружу.

Пока я тащил брыкающегося карлика, Рабан любезно заполнил для меня пробелы. Он пытался рассказать эту историю еще когда мы впервые встретились с принцем… да, с принцем Серхио и его старшим братом – королем Карлосом, более известным под прозвищем «Пузняк». Но тогда я его прервал – как-то не до того было.

А вот теперь услышал все целиком.

По закону престолонаследия испанский трон должен был занять вот этот самый визжащий коротышка, которого я держу за шиворот. И лет двадцать назад никто не сомневался, что именно он его и займет. Юный принц Карлос отличался редким умом, благородством, решительностью, стальной волей и прочими достоинствами. Младший брат, уступающий старшему во всех отношениях, был предан ему всей душой.

Но принц Карлос так и не стал королем Карлосом. Как и нынешний французский король, испанский инфант обожал рыцарские турниры. И во время одного из них произошел несчастный случай. В очень неудачный момент лопнула подпруга, и рыцарственный принц свалился с лошади. Он ударился головой о камень, а в следующий миг прямо по нему проскакал конь соперника – тот просто не успел затормозить.

Юному Карлосу не было и пятнадцати лет.

Врачи боролись за его жизнь несколько месяцев. Какое-то время полагали, что принц вообще не выживет. Однако он все-таки выжил. Выжил, но стал бледной тенью себя прежнего.

Во-первых, с того момента принц Карлос перестал расти, навсегда оставшись коротышкой. Во-вторых, кости срослись неправильно, превратив несчастного парня в искореженного уродца. В-третьих, он заработал серьезную черепно-мозговую травму, а вместе с ней – изрядную придурковатость.

Когда несчастные родители поняли, что их сын и наследник обречен влачить существование жалкого юродивого, то первое время пытались с этим бороться. Обращались за помощью к священникам, к магам. Увы, помочь им так и не сумели.

Не помнящий себя от горя отец принял жестокое решение. Он понимал, что умалишенный не может править страной. Но также понимал и то, что после его смерти именно Карлос – первый претендент на престол. И дабы избежать смуты, старый король объявил, что его старший сын скончался. Бедного дурачка спрятали в каком-то подземелье, а свидетелям заткнули рты.

Спустя несколько лет король-отец умер. Королева скончалась еще раньше мужа, так и не отойдя от потери любимого сына. На престол должен был вступить принц Серхио.

Однако неожиданно выяснилось, что он прекрасно осведомлен о судьбе старшего брата. И отнюдь не собирается ставить на нем крест. Принц Карлос был освобожден из заточения и коронован.

Правда, коронован тайно. Серхио тоже прекрасно понимал, что его брат не способен управлять государством. Для всей страны королем стал именно Серхио Первый. О том же, что юридически им является вот этот пришибленный шут, знали лишь несколько человек. Вот уже почти двадцать лет младший брат правит от имени старшего.

Первым указом «вице-короля» Серхио стал полный и безоговорочный запрет рыцарских турниров.

– Так тебе известно, что я король Испании? – сердито поинтересовался Карлос-Пузняк, ни на секунду не прекращая брыкаться.

– Угу. Известно.

– Тогда повелеваю тебе освободить меня.

– Нет.

– А еще повелеваю тебе встать передо мной на колени.

– Нет.

– А еще повелеваю тебе принести мне апельсин.

– Нет.

– И почистить не забудь. А то они мне его никогда не чистят. А от кожуры у меня понос.

– Сочувствую.

– Ты какой-то немногословный. Куда ты вообще меня тащишь?

– Наружу.

– А что тут происходит? Почему вокруг меня столько огня? Повелеваю тебе немедленно все это прекратить. Вокруг меня столько огня, вокруг меня столько огня… эй, это может стать неплохой песенкой! Тебе так не кажется? Кстати, где мой брат? Где этот глупый королишка, которому я великодушно позволяю играть мою роль?

– Дожидается вас на дворцовой площади.

– В таком случае повелеваю тебе немедленно меня туда доставить.

– С удовольствием сделаю это, ваше величество. Но если вы перестанете брыкаться, дело пойдет значительно быстрее.

– О. В твоих словах есть резон, – задумчиво молвил король-шут, тут же обвисая тряпичной куклой. – Так и быть. Я дозволяю тебе меня нести. Только не урони. Тебя казнят, если ты меня уронишь, ты это понимаешь?

– Угу.

– Хорошо. Я рад, что мы поняли друг друга.

А уж я-то как рад. Я ведь начал опасаться, что придется впрыснуть спасаемому успокоительного. Даже хвост навострил. Но если проблема разрешилась мирным путем – трибуны аплодируют.

Жарко, жарко, жарко. Чертовски жарко. Не мне, конечно, я огнеупорный. Тому, кого я тащу в охапке. Человек – зверюшка нежная, очень легко обгорает. Приходится тщательно выбирать дорогу и не ломиться напролом сквозь пламя. А то еще приволоку обугленную тушку вместо живого человека.

Есть. Вот то, что мне нужно. Большое окно. Не то, через которое выбрались мы с Аурэлиэль, и не то, через которое я потом вернулся сюда… но какая разница-то? Они все одинаковые. Две руки свободны – время моим царапалкам снова поработать стеклорезами. Я в два счета вынес окно, перехватил поудобнее человечка в клоунском наряде и вылетел наружу. Вновь моя фантасмагоричная фигура воспарила над людским морем.

Сказать, что испанский король обрадовался возвращению брата, – все равно что ничего не сказать. По щекам обычно холодного и чопорного монарха потекли слезы, он облобызал в обе щеки перемазанного копотью шута и посмотрел на меня с неподдельной признательностью.

– Я благодарю тебя, диковинное создание, – заговорил на родном языке Серхио Первый. – Благодарю не как король, коим на деле и не являюсь, а как человек. Ты спас жизнь моему несчастному брату. Я не забуду этого.

– Да всегда пожалуйста, – ответил я тоже по-испански. – Если что потребуется, только свистните.

– Ах ты, дурак такой! – гневно воскликнул Карлос, ударяя брата погремушкой по плечу. – Подтирка для задницы! Почему ты меня бросил?! Я же мог погибнуть! Какой из тебя король после этого?! И это тебе я доверил сидеть на троне?!

– Прости, Пузняк, – виновато опустил глаза Серхио. – Все произошло слишком быстро. Я искал тебя, но не мог найти… а потом кто-то предположил, что ты уже снаружи, и я согласился выйти, но стража сказала, что ты не выходил, и я кинулся назад, но меня остановили силой…

– Бе-бе-бе, разбормотался!.. – фыркнул король-шут. – Чего еще от тебя ждать, кроме оправданий? Твое счастье, что Торквемада так и не сжег эту уродливую шестирукую пакость. Ты бы осиротел, если бы он его сжег. А я бы помер. Хи-хи!..

– Да, это здорово, что он меня не сжег… – не мог не согласиться я.

– И не сожжет, – твердо пообещал король Серхио. – Это самое малое, что мы можем для тебя сделать. Здесь и сейчас Испания в моем лице налагает на тебя мунт, демон.

Я замямлил слова благодарности, ног под собой не чуя от счастья. С сердца словно свалился тяжелый камень. Конечно, после разговора с Пазузу-Зовесимой я получил новые доказательства своей невиновности, но Торквемада – старик суровый, он любые улики может признать неубедительными.

А мунт – защита надежная. В этом мире так называется особое покровительство, которое король может наложить на человека, предмет, здание или местность. Объект мунта становится неприкосновенным, а посягательство на него приравнивается к посягательству на королевскую особу. Даже Торквемада крепко призадумается, прежде чем наезжать на обладателя мунта от испанского короля.

– Пропустите меня к нему! – послышался взволнованный крик.

Меж испанских гвардейцев, обступивших братьев-королей плотным кольцом, кое-как протиснулась Аурэлиэль. Кажется, мой неожиданный рывок обратно в огонь заставил ее понервничать.

– Ты что, умом тронулся, мерзость ходячая?! – ожесточенно заколотила меня по груди Аурэлиэль. – По-твоему, у тебя есть право заставлять меня так волноваться?!

– А в чем дело-то? – не понял я. – Чего ты так распереживалась-то?

– Не думай, пожалуйста, что мне есть до тебя какое-то дело, – процедила эльфийка, зло суживая глаза. – Это просто чувство долга. Ее высочество королевна лично просили меня приглядывать, чтобы ты не впутывался в неприятности. А ты постоянно в них впутываешься!

Выпалив последнюю фразу, Аурэлиэль громко всхлипнула и обмякла. Нервы сдали, со всяким бывает. Она исподлобья посмотрела на меня и тихо произнесла:

– Но я все-таки рада, что ты остался жив. Хотя ты и всего лишь отвратительный демон.

– Да подумаешь, фигня делов, – делано бравурным тоном произнес я. – Без тебя знаю, что я всего лишь отвратительный демон. Можно и не напоминать каждый раз. Я, между прочим, человека только что спас.

– Это был очень благородный поступок, – признала Аурэлиэль, отводя взгляд. В уголках ее глаз что-то блеснуло. – Однако он был бы еще благороднее, если бы ты проявил скромность и не стал им хвастаться. Некрасиво хвалить самого себя.

– Сам себя не похвалишь – никто не похвалит, – развел руками я. – А ты чего плачешь-то?

– Я не плачу. Это от дыма. Дым ест глаза.

– А, ну я так и подумал.

Аурэлиэль поморщилась, растирая ушибленные костяшки пальцев. С досадой посмотрела на меня и пробормотала:

– Все-таки смягчающие эликсиры твоей коже совсем бы не помешали. Кстати, она у тебя не ядовитая? К ней прикасаться безопасно?

– Совершенно безопасно. Не отравишься и не испачкаешься. Я твердый и сухой, как жучиный панцирь. Вот к нъярлатхотепу лучше лишний раз не прикасаться, с него слизь так и течет. А ко мне можно.

– Ты ничем заразным не болеешь?

– Да ко мне вообще никакая зараза не липнет. Отродясь ничем не болел… ну, кроме энуреза, но это дизайнерская недоработка была. А к чему вдруг столько вопросов?

– Наклонись.

– Это зачем еще?.. – не понял я, однако наклонился.

Чуть слышный звук. Тихое-тихое чмоканье. К моей скуле на краткий миг приложились бледно-розовые губы.

На очень-очень краткий миг.

Я ошарашенно уставился на Аурэлиэль. Остроконечные ушки краснеют с бешеной скоростью, на меня она смотрит гневно, с явным сожалением о том, что сейчас сделала.

– Ты меня что… поцеловала?.. – пораженно переспросил я.

– Ты настолько глуп, что не в состоянии осознать, что происходит вокруг тебя? – недобро прищурилась эльфийка. – Да, я тебя поцеловала. Поцеловала твою омерзительную морду. В щеку. Или скулу. Не знаю, как это у тебя называется. И я не знаю, зачем это сделала. Наверное, в благодарность за то, что ты спас мне жизнь. Дважды. Достоинство высокорожденной аркуени требует выражать признательность за такие вещи. Надеюсь, этого никто не заметил. Я сгорю со стыда, если это кто-нибудь заметил.

Мать моя женщина, сколько слов в один присест. Но приятно, ничего не скажешь.

Если я все правильно просек, Аурэлиэль таким способом дает понять, что я поднялся в ее глазах. Получается, что она неохотно, но все же согласна признать во мне брата по разуму. Существо, пусть и не равное эльфу по статусу, но все-таки тоже имеющее право на существование.

Пожар во дворце понемногу идет на убыль. По счастью, папская резиденция каменная и стоит наособицу. На другие здания огонь не перекинется. Стражники, монахи и прислуга выстроились десятками цепочек – передают друг другу ведра. За водой далеко ходить не надо – фонтан прямо здесь, на площади.

В довершение всего наконец-то прибыла профессиональная пожарная служба, состоящая из троих крепких парней и плюгавого старичка в смешной шляпе. Старичка бережно, буквально под руки вынесли из кареты. Тот встал посреди площади, важно откашлялся, снял шляпу и достал из нее игрушечный домик. Один из помощников почтительно чиркнул кремнем по огниву, и домик мгновенно загорелся. Кажется, сделан из пробки или еще чего-то легковоспламеняющегося.

Одновременно с этим двое других помощников принялись… стягивать со старичка штаны. Тот, нисколько не смущаясь, ухватил поудобнее свое хозяйство и оросил горящий домик могучей струей.

Долго терпел, похоже.

Не стану врать, сначала я не понял, что за хрень тут происходит. Но когда над папским дворцом с удивительной скоростью сгустилась черная туча, а из нее хлынул проливной ливень, я сообразил – волшебник, конечно же. Симпатическая магия. С подобным я уже сталкивался.

Что ж, теперь я понимаю, почему даже самые суровые папы стискивали зубы, но все же мирились с существованием школы чародеев. Вреда от этой братии немало, но и польза иногда бывает неоценимая. Вон сколько пара клубится над папским дворцом – наколдованный дождь расправился с пожаром в считаные минуты.

К нам с Аурэлиэль протолкался кардинал дю Шевуа. Нашел нас наконец-то в этой толпе. Народу на площади столько, что даже на меня не обращают особого внимания.

– Слышал уже, что в городе творится? – хмуро спросил меня кардинал вместо приветствия.

– Нет еще. Что?..

– Несусветное что-то. Не то бунт, не то вторжение варваров. Народ словно обезумел.

– Обезумел, говорите?.. – пробормотал я, в ужасе вспоминая угрозу Пазузу. – Вот дерьмо собачье…

– Что? Ты что-то об этом знаешь?

– Кое-что знаю… – обреченно ответил я.

И я рассказал кардиналу о том, кто за всем этим стоит. Пазузу Болезнетворный, непревзойденный мастер мора и эпидемий. В том числе весьма экзотических. Ему ничего не стоит обратить население целого города в послушных ему монстров. Вампиров, оборотней… или шатиров.

Думается, шатиры оказались для Пазузу настоящей находкой.

Кардинал побелел, как стираное полотно. Схватив меня за плечо, он поднял согнутый палец и жестко произнес:

– Ты сейчас же пойдешь со мной к Его Святейшеству. И обо всем расскажешь.

Я вяло двинулся в указанном направлении. Все мысли только об одном – схарчить бы что-нибудь. Я загнусь, если срочно не наполню брюхо. Аурэлиэль идет рядом, устало растирая виски. Ей-то хорошо, она сегодня ужинала.

Папу мы отыскали далеко не сразу – все-таки народу на площади море. Три часа ночи, но во всем Ватикане не спит ни одна собака. Из собора слышен звук набата, кругом бегают люди с оружием.

И из Ромеции народ прет потоком. Судя по разговорам в толпе, там и в самом деле творится что-то жуткое. Добрых три четверти горожан словно взбесились, принялись ломать и крушить мебель, нападать на собственных друзей и соседей. Вон ту плачущую женщину с ребенком на руках чуть не убил собственный муж. Ту истерично вопящую старуху пыталась загрызть невестка. А тот насмерть перепуганный мальчик чудом удрал от обезумевшей матери. Та едва не раскроила сыну голову топором.

Пазузу должен быть сейчас просто счастлив.

– Ваше преосвященство!.. – окликают кардинала со всех сторон. – Ваше преосвященство!.. Святой отец!..

– Ваше преосвященство, почему загорелся дворец? – схватил кардинала за рукав какой-то толстяк. – Неужто брат Томас опять…

– Нет, на этот раз Торквемада ни при чем. Кстати, вы его не встречали, синьор Нади?..

– Не встречал. Мне говорили, что он с группой особо доверенных братьев еще с вечеру отправился в город. Сейчас они должны быть там.

Кардинал беспокойно обернулся в сторону виднеющейся за домами Ромеции. Там кое-где колеблются огоньки – похоже, в обезумевшем городе тоже полыхают пожары. При таком большом бардаке это неудивительно.

– Еще и Торквемада куда-то запропастился… – тяжело вздохнул дю Шевуа. – Что же здесь творится, что творится…

– Хуже, чем путч, – согласился я.

– Намного хуже. Хотя я и не знаю, что это такое. А у вас тут что произошло? Почему эльфийская девица красна, как вареная креветка?

– Она меня только что поцеловала, падре, прикиньте! – глупо-радостно сообщил я.

Воцарилась мертвая тишина. Кардинал дю Шевуа замер, не закончив шаг, и медленно-медленно повернулся к Аурэлиэль. У той отвисла челюсть. Кончики ушей уже не просто розовые – алеют так, что вот-вот вспыхнут пламенем.

– Даже и не знаю, что сказать… – ошалело начал кардинал.

Хлобысь!!! От удара у меня клацнули зубы, я невольно отшатнулся. Аурэлиэль зашлась в рыданиях, тряся ушибленной рукой. Та на глазах распухает – яцхенам нельзя давать пощечины, себе же хуже сделаешь.

– Это уже третий раз, – прокомментировал я, держась за щеку. – Ты так руку когда-нибудь сломаешь.

– Не приближайся ко мне больше никогда, мерзость ходячая!!! – истошно выпалила эльфийка, пряча лицо в ладонях и бросаясь наутек.

Я проводил ее растерянным взглядом, не шевеля даже пальцем.

– Знаешь, сын мой, я начинаю думать, что тебе и в самом деле не помешает обет молчания, – сочувственно произнес кардинал. – Пора бы уже и усвоить, что о некоторых вещах лучше никому не рассказывать.

Когда падре прав, он прав. Я в очередной раз обоссал сам себе всю малину. Из-за моего дурного языка у меня никогда не будет подружки.

Хотя крылья, хвост и две пары лишних рук этому тоже не очень помогают.

Конечно, ничего бы у нас с Аурэлиэль не получилось бы. Она не в моем вкусе… да и я тоже совсем не в ее, будем уж честными. Очень сильно сомневаюсь, что благонравная эльфийская девушка согласилась бы рассматривать меня в таком качестве. Даже если надеть мне на голову мешок, я все равно останусь безобразным чудовищем. В прекрасного принца меня не превратит даже тысяча поцелуев.

Плюс еще и некоторые до сих пор не решенные проблемы анатомического свойства…

Впрочем, что толку плакать по пролитому молоку? Сойдемся на том, что меня в очередной раз бросили, и разойдемся на этом.

Глава 36

Далеко на востоке алеет утренняя заря. Заканчивается июнь – ночи короткие-короткие, рассветает совсем рано.

Я парю над Ромецией, оглядывая панораму орлиным взором. В городе сейчас хаос и кавардак. Вспоминаются Содом и Гоморра, последний день Помпеи, Варфоломеевская ночь, взятие Бастилии, Октябрьская революция и прочие события такого рода.

Короче, жуть кромешная.

За происходящим в городе я наблюдаю всеми тремя глазами и направлением. Однако куда большее внимание уделено небесам. Где-то здесь Пазузу. Он должен, он обязан быть где-то здесь. Наверняка сейчас любуется тем, что сотворил.

И я до смерти хочу с ним встретиться. Поглядеть в глаза и сказать пару ласковых.

Правая нижняя рука крепко сжимает шкатулочку, подаренную леди Инанной. Остальные пять полусогнуты, готовы в любой момент выбросить тридцать пять длиннющих когтей.

То, что творится в еще недавно сонной Ромеции, приводит в ужас. По улицам носятся целые толпы обезумевших горожан. Одни просто кричат и машут руками, словно сильно навеселе. Другие посвятили себя вандализму – ломают и поджигают здания. Третьи предпочли насилие – кусаются и колотят друг друга чем попало. Если просто кулаками, то еще не так страшно, но многие используют палки, дубины, топоры. Кругом валяются трупы.

Спартаковские фанаты и то не настолько безумны.

Однако это все полбеды. У зараженных шатиризмом сейчас инкубационный период. Во время него человек остается человеком, хоть и буйным психопатом. Но болезнь через некоторое время вступит в другую стадию, неизлечимую. Люди превратятся в монстров. И подчиняться они будут нашему дорогому Пазузу. А уж для чего он их использует, я боюсь даже представить. В том, что касается злодеяний, Пазузу переплюнет даже Чубайса.

Хотя в это и трудно поверить.

Пока что ни одного шатира я не вижу. Слишком мало времени прошло. Но они скоро начнут появляться. Очень скоро. Инкубационный период у всех длится по разному – от нескольких часов до нескольких дней. И несколько часов уже прошло.

Кстати, несмотря на похвальбу Пазузу, подействовала его эпидемия не на всех. Как я понял из объяснений кардинала и Рабана, у некоторых к шатиризму природный иммунитет. Правда, не генетический, а «нравственный», если можно так выразиться. Вроде бы шатиризмом не заболевают люди с чистой совестью, не отягощенные тяжкими грехами. Очень может быть – детей, например, я среди безумцев почти не вижу.

На нелюдей эта зараза тоже не действует. Эльфийский квартал и гоблинское гетто сидят в осаде, обложившись баррикадами. Судя по тому, с какой скоростью их возвели, нелюдям и раньше приходилось испытывать на своей шкуре погромы.

Эльфы выглядят совершенно спокойными. Установили на баррикадах посты, старейшины неторопливо совещаются, обсуждая ситуацию. На людей смотрят с обычной своей снисходительностью пополам с презрением. Время от времени постреливают из луков, отгоняя особо настырных психов.

А вот гоблины быстренько-быстренько сваливают. Баррикады тоже возвели, но исключительно для того, чтобы выиграть себе время. По их гетто словно Мамай прошел – ни единой души. Одни попрятались по подвалам, другие вовсе удрали из города через канализацию.

Гоблины всегда драпают самыми первыми. Как крысы с тонущего корабля.

Зато банк гномов наглухо заперся, превратившись в настоящую крепость. Оборона поставлена на высшем уровне – гномы всем видом демонстрируют готовность умереть, но не допустить врага в святая святых.

Обычно эти долгобородые – народец миролюбивый и добродушный. Но запах золота превращает их в остервенелых маньяков. Попытайся отобрать у гнома хотя бы одну монетку – на своей шкуре узнаешь, как опасно злить бородатого лилипута.

Осмотрев сверху школу волшебников, я облегченно удостоверился, что и там все пока что в порядке. Чародеев уж точно не назовешь безгрешными, но как-то они от заразы все же защитились. И это очень хорошо – страшно представить, на что способен обезумевший колдун. Ладно, если позабудет все заклинания, а ну как что-то в башке останется?

Наверное, пора уже возвращаться. В поднебесье Пазузу не видно, город я осмотрел весь. Мой заклятый враг где-то прячется – притомился, наверное. Наслать такую крупную эпидемию, да еще в кратчайшие сроки – даже для архидемона дело не плевое. Думаю, Пазузу еще какое-то время будет отдыхать, восстанавливать силы.

Пока я проводил разведку, Ватикан спешно подготавливал оборону. У Папской Италии есть своя регулярная армия, но не поблизости. Она расквартирована в нескольких местах, неподалеку от государственной границы. Горгульи уже вылетели, но пока-то еще войска сюда доберутся…

Даже в самом благоприятном случае до завтра помощь не успеет. И теперь святой холм превратился в убежище. Демонская зараза сюда не проникает, обезумевшие ромециане тоже сторонятся ватиканской земли.

Но полноценные шатиры поведут себя совсем иначе. Даже без приказов Пазузу они инстинктивно попрут в наступление. Благодать, разлитая в воздухе, раздражает их, как скрип ногтей по грифельной доске. И собравшимся здесь это прекрасно известно – сталкивались уже не раз.

Ватиканская гвардия выстраивается в шеренги. Полным ходом формируется ополчение. Никто не знает, сколько времени пройдет, прежде чем на святой холм обрушится лавина монстров.

Делегации, собравшиеся со всех концов Европы, пока что не могут прийти к согласию. Некоторые герцоги и князья уже взяли ноги в руки, спеша убраться как можно дальше, пока не стало совсем жарко. В их числе и король Черногории.

Другие же, напротив, предоставили своих людей для укрепления обороны. В королевских и княжеских свитах немало опытных воинов. Испанский король прихватил с собой целую роту, да и французский не слишком от него отстал. Так, с бора по сосенке, набралось вполне себе кое-что.

Кстати, король Гастон собирается лично возглавить разношерстную армию. И в этот раз ни один напыщенный князек даже рта не смеет раскрыть против. Это уже не турнир, не игра, не соревнование. Всем известно, что Гастон Первый Великолепный не знает себе равных на поле брани. Весельчак и жизнелюб, он, однако, даже на миг не задумался о возможности отступить, спасти свою шкуру.

Некоторую лепту обещают внести и нелюди. Не все, впрочем. Трегонты, например, бесследно исчезли, едва загорелся папский дворец. Они страшно боятся огня, и их трудно в этом винить. Да и потеря невелика – в сражении от трегонтов проку немного.

Аналогично с гномами. Они не собираются убегать, но вряд ли смогут оказаться сколько-нибудь полезными. Под землей гном еще на что-то способен, но здесь, на поверхности… нет, здесь они не вояки.

И на гоблинов рассчитывать не приходится. Я вообще не вижу ни одного поблизости. Как только запахло жареным, они буквально растворились в воздухе. Да и что с них взять, впрочем? Для гоблина не существует такого понятия, как «святыня». Они не станут класть животы, защищая Ватикан и папу.

Зато на цвергов можно положиться. Эти ребята не привыкли показывать врагу спину. Если где-то рядом драка, цверг непременно примет участие. Даже если его эта драка никак не касается.

Эльфы тоже не подведут. Они очень ценят свою жизнь, но гораздо больше – достоинство. Нет страшнее беды для эльфа, чем потеря лица. Именно поэтому их недолюбливает инквизиция – на эльфов совершенно не действуют пытки. Причиняй какую угодно боль – жертва будет лишь криво усмехаться в лицо палачу.

А вот с ограми пока что неясность. Эти четырехметровые великаны могут стать очень серьезным подспорьем, но они все никак не могут прийти к соглашению. Вождь Джорбуш Едок Пирожков трясется от страха и рвется немедленно утопать домой, в родную Ограину. Вождь Хорьхай Едок Тефтелей бешено рычит на него и обзывает позорными словами.

Я плохо понимаю, о чем они говорят – в гневе оба перешли на родной огримрр. Думаю, они и сами друг друга понимают с трудом – диалекты-то разные.

– Рыгарры аррыка харр!.. – потрясает кулаком Хорьхай. – Эрге шiрр тирма-тирма мырры да! Ширредеi нарх!..

– Шубунгра! – возражает Джорбуш. – Мы штара жик-шарк iшэрретьх аалра тэрн! Шелох ирденк судурр арранiа!

– Рамбриашарди жик-жирр-да ыршарр iррэгрх!

– Карута мурр арра ррар ах Хорьхай хырраi!

– Рыдар! – взревел обозленный Хорьхай, с силой впечатывая кулачище в рожу побратима. – I шурт, мырра!!!

«Мырра» – это я уже выучил. Это особо обидное огрское ругательство. Приблизительный перевод: «Тот, кто вылизывает землю в отхожем месте, потому что не способен добыть нормальную еду». Так огры презрительно именуют слабохарактерных трусов.

Все. Кажется, вожди разобрались, кто есть кто. Джорбуша в очередной раз избили. Но на этот раз не очень сильно – негоже портить справную боевую единицу перед самым сражением.

Как бы ни дрожал Джорбуш за свою шкуру, он все-таки огр. Причем не простой – вождь. А значит, не слабак – слабого вождя давно бы свергли. В огрских стаях недели не проходит, чтобы очередной амбициозный громила не бросил вызов вождю. Авторитет постоянно приходится отстаивать в драке – и горе, горе побежденному.

Разумеется, на меня все они тоже могут положиться. Уж здесь-то я отведу душу. Может, мне и далеко до батьки Лаларту с дядькой Лалассу, но рядовую нечисть вроде шатиров я все равно могу укладывать штабелями.

Хотя численное превосходство явно не нашей стороне. Несколько сот гвардейцев, три-четыре тысячи наспех снаряженных ополченцев, телохранители высокопоставленных делегатов, пара сотен эльфов, сотня цвергов, да полсотни огров. Ну и я сам, конечно.

А шатиров будет охрененно много. Да к тому же еще и Пазузу, в одиночку способный разметать все ватиканское войско.

Пазузу мне всяко придется брать на себя – больше просто некому. Даже непобедимый король Гастон вряд ли завалит архидемона. Чересчур крупная дичь.

А вот и первый шатир. Пока что один-единственный. Бредет прямо сюда, как по компасу. Не дожидаясь приказа, эльфы одновременно вскинули луки и спустили тетиву. Монстр захрипел и повалился замертво, пронзенный дюжиной стрел разом.

Народ радостно загомонил, приветствуя первый успех. Зато у меня настроение почему-то резко ухудшилось. На душе скребут кошки, предчувствия самые нехорошие. Ибо как бы мы ни старались, в Ромеции сотни тысяч жителей. Сотни тысяч будущих шатиров. А если еще добавить предместья, близлежащие села, наберется почти целый миллион…

Одного убили – ну так что с того? В утреннем тумане виднеются еще четыре сутулые длиннорукие фигуры. И с каждым часом, с каждой минутой их будет все больше и больше.

А нам на помощь не придет никто.

Ко мне подбежал мальчишка – передал, что кардинал дю Шевуа срочно хочет поговорить. Я послушно отправился туда, где собралось высшее духовенство. В собор Святого Петра.

Похоже, готовится какой-то сложный обряд. Сам папа стоит перед алтарем на коленях, склонив голову и закрыв глаза. Губы чуть заметно шевелятся. Вокруг кардиналы, епископы, простые священники и монахи.

– Что тут, падре? – тихо спросил я у дю Шевуа.

Дотембрийский кардинал в этом участия не принимает – он в другой группе, поменьше. Здесь разбирают палицы и булавы, внимательно выслушивают наставления какого-то престарелого монаха с жутким шрамом на половину лица.

– Это добрый брат Ральф, – пояснил кардинал, похлопывая по ладони крестом-кистенем. – Бывший воевода одного королевства. Лет десять назад оставил ратные дела и вступил в орден святого Доминика. Мы доверили ему составить план грядущей обороны.

– Падре, а вы что, тоже собираетесь сражаться?

– А ты как думал, рожа трехглазая? Господь не помогает тем, кто сидит сложа руки и ждет милостыни.

– На Бога надейся, а сам не плошай? – понимающе сказал я.

– Именно. Господь помогает только тому, кто помогает себе сам.

Пол вздрогнул. В собор вошел морщинистый великан с гигантской дубиной. Я удивленно узнал в нем святого отца Крэйга – единственного огра-кардинала.

– А ты, гляжу, сохранил свою жердину? – буркнул дю Шевуа.

– Сохранил, – пробасил отец Крэйг. – Так, на всякий случай. Хотя надевая сутану, думал, что больше мне эта дубина не понадобится…

– А почему у всех только дубины? – поинтересовался я.

– Духовному сословию запрещено проливать кровь, – ответил дю Шевуа. – Мы используем только дробящее оружие.

– Как твое мнение, фра Роже, продержимся? – спросил плечистый епископ.

– Продержимся. Должны продержаться до…

– До чего? – устало спросил я. – Всех все равно ж не перебьем…

– Известно ли тебе, что уныние лишь по случайности не вошло в число смертных грехов? – сурово спросил дю Шевуа. – Нам не требуется истреблять всех этих несчастных. И если поможет Господь, то и не придется.

– Это в смысле?.. – не понял.

– Известно ли тебе, что сегодня за день?

– М-м-м… Воскресенье вроде?..

– А число?

– Двадцать… или тридцать… блин, я со счета давно сбился.

– Двадцать девятое июня. День святых апостолов Петра и Павла. Праздничный день.

– Угу. Здорово. Давайте тогда праздновать, что ли?

– Не юродствуй. Помнишь ли, что я рассказывал о том, как сам некогда был болен шатиризмом?

– Приблизительно.

– Помнишь, что я говорил насчет того, что человека, еще не обратившегося в полного шатира, можно исцелить? Как меня исцелили.

– Помню.

– А известно ли тебе, как это делается?

– Нет, об этом речь не заходила. И как?..

– Всего-навсего обычная индульгенция. Отпущение грехов. Шатиризм – это такая болезнь, которая взрастает на твоих собственных поступках и деяниях. Чем их больше, тем легче шатиру тебя поглотить и занять твое место. Грехи – та лазейка, которая дает демону власть над человеком. А безгрешная душа неподвластна нечистой силе. Именно так в свое время исцелили меня – отпустили грехи. Когда душа очищается, шатир отступает прочь, лишаясь лакомой пищи. Так можно исцелить и других.

– Круто! – оценил я. – Значит, еще не все потеряно?

– Не все. Тех, кто еще не превратился, еще можно вернуть обратно.

– Только вот проблема в том, что их до хрена и больше… Замонаетесь каждому персонально грехи отпускать…

– А каждому персонально и не надо. Папа – наместник Господа на земле. В его руках ключи Царствия Небесного. Что он свяжет на земле, то будет связано и на небесах, что он разрешит на земле, то будет разрешено и на небесах. А сегодня еще и праздничный день. Если объявить всему народу общую индульгенцию, это очистит души и изгонит из них бесов.

Я почувствовал резкое облегчение. Не все, значит, потеряно. Пазузу еще можно будет показать ядреный кукиш.

– Тогда чего ждем-то?! – возмутился я. – Давайте быстрее уже!

– Не все так просто, рожа демонская! – вспылил кардинал. – Думаешь, это тебе детские игрушки?! Раз-два, волшебный стишок прочитал – и готово?! Чтобы выдать индульгенцию целому городу, Его Святейшеству вначале нужно полностью очиститься самому. Сейчас он молится в надежде на озарение. И мы даже приблизительно не знаем, как долго это продлится. И именно поэтому я тебя сюда и позвал.

– Слушаю.

– Ни одна тварь и близко не должна подойти к собору, пока Его Святейшество не будет полностью готов. Понял? Мы должны выиграть время. Любой ценой.

Чего ж тут непонятного? Выглянув из собора, я понял, что выиграть время действительно жизненно важно. На ватиканский холм надвигается целая армия шатиров – их уже сотни. Двухметровые уроды с глазами навыкате прут, как прибойная волна.

Однако в их действиях появилась некая упорядоченность. Это не просто тупая звериная орда – монстры выстраиваются в шеренги, почти как настоящие солдаты. Ими словно кто-то управляет… хотя почему словно? Ими действительно управляют, и нетрудно догадаться – кто. Пазузу решил попробовать себя в роли главнокомандующего.

И он явно собирается стереть Ватикан с лица земли.

Ополчение тоже выстраивается колоннами. Брат Ральф кутается в рясу, раздает всем сухие указания. Осуществляет общее руководство. Огров разделил на две части и отправил на фланги, из цвергов сформировал центральную защитную линию, эльфийских лучников выдвинул вперед, рыцарскую конницу отдал на попечение королю Гастону.

Французский король сейчас рядом с боевым конем, в окружении лучших своих рыцарей. Стоит на коленях, воткнув меч в землю так, что тот стал подобием креста. Сложив молитвенно руки, читает вслух надпись, серебром выгравированную на клинке.

– Во Имя Спасителя нашего, Господа Вселенной, – тихо прочел король Гастон. – Во Имя Матери Иисуса. Во имя Иисуса Всемогущего, Сына Бога. Спаситель.

Дочитав молитву, король-рыцарь благоговейно коснулся губами навершия рукояти. Наверное, у него там и в самом деле какая-то святыня. Чьи-то мощи.

Выдернув меч из земли, Гастон Первый позволил себе улыбнуться. Приблизил лицо вплотную к рукояти и прошептал так тихо, что даже я услышал с превеликим трудом:

– Не подведи меня и в этом бою, хорошо?

Король Гастон не единственный здесь, кто читает молитву. Кардинал дю Шевуа тоже громко вещает:

– Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего примите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злой и, все преодолев, устоять. Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие.

Король Гастон запрыгнул на коня. Шатиры уже идут в наступление. Их собралось несколько тысяч, они выстроились стройными колоннами и медленно движутся вперед. Больше времени на подготовку нам не дадут.

– За мной, мои верные подданные! – звонко прокричал король Гастон, привставая на стременах. – Покажем этим тварям, что рыцарство еще живо! Враг не поднимется на холм Ватикана!!!

Глава 37

Что шатирами руководят, стало ясно с первых же минут боя. Собственно, это было ясно еще до его начала, но теперь стало еще яснее. Монстры разделились на две группы и двинулись вперед, обходя ватиканский холм с юго-востока. На северо-западе наступать неудобно, там все слишком застроено.

Ватиканские войска пока что стоят неподвижно. У нас очень хорошая позиция. Брат Ральф выстроил вверенную ему армию вогнутой внутрь дугой – пешие воины стоят в центре с копьями, эльфийские лучники вытянулись цепью по флангам.

Видя расположение противника, шатиры на минуту приостановились. Авангард подался назад, делая попытки перестроить боевой порядок. Однако сзади на них напирает бурная масса других таких же шатиров. Похоже, Пазузу все-таки плохо справляется с одновременным контролем такого количества чудищ – в его войске возник беспорядок, даже хаос.

Так прошло несколько минут. Шатиры движутся как-то странно – то бешено рвутся вперед, то вдруг останавливаются, двигаются назад или выстраиваются в линию. Отряды то группируются вместе, то вновь рассыпаются вдребезги.

Видимо, Пазузу сейчас пытается ими командовать – но они слушаются только до тех пор, пока чувствуют руку хозяина. Как только нажим ослабевает, шатиры тут же превращаются в кровожадных зверей. Их точит безумная злоба, неутолимая ярость. Точит с такой страшной силой, что шатир умирает уже через два-три месяца после «рождения». Их происхождение неестественно и срок жизни очень короток.

Но пока в этих безобразных телах стучат сердца, они будут рвать и грызть всех, кого увидят.

Авангард двинулся вперед. Едва не касаясь руками земли, сутулые двухметровые фигуры поперли на противника. Брат Ральф кивнул отцу Сардо, а тот крикнул:

– Horta! Átë macë!

В небесах словно разразился ливень. Ливень из стрел. Эльфы открыли ураганный огонь, стреляя с такой силой, что многие шатиры отлетели, валясь наземь. Всю первую шеренгу уничтожили мгновенно, одним залпом. Шатиры заревели, захрипели, их выпученные глаза налились кровью.

В то же время задние шатиры, над которыми контроль Пазузу временно ослаб, ринулись в атаку. Напролом, по своим же мертвым и раненым. Некоторые принялись рвать таких же шатиров, жаждя смести с пути все преграды и побыстрее добраться до мягкой людской плоти.

На монстров обрушился новый град стрел. Чертовы эльфы и в самом деле стреляют просто фантастически – цель находит почти каждая стрела, вонзаясь шатирам в глаза, в ноздри, в ощерившиеся пасти. Конечно, огромное количество мишеней упрощает работу, но все же невозможно не восхититься таким мастерством.

Однако шатиры по-прежнему неумолимо рвутся вперед. Эльфийские луки сдерживают их, но не останавливают – у нас не так уж много эльфов, да и стрелы у них в колчанах не бесконечные. Не обращая внимания на гибнущих товарищей и собственные раны, шатиры прут, как заведенные.

Наша пехота с трудом удерживает линию обороны. В некоторых местах образовались прорехи. Цверги, ватиканская гвардия и королевские ландскнехты стоят железной стеной, но вот ополчение откровенно сдает. Они тут самое слабое звено – одни уже убиты, другие бегут, не выдержав противостояния с целой армией монстров.

Шатиры чудовищно сильны и наплевательски относятся к собственным жизням. Сражаться с ними тяжело. Они ничем не вооружены и действуют довольно неорганизованно, но это с успехом возмещается их численностью, ростом и физической мощью. Одного взмаха страшной лапы хватает, чтобы бронированный кнехт грохнулся с переломанными костями.

На правом фланге шатиры добрались до эльфов – остроухие пятятся с бледными лицами. В ближнем бою эльф гораздо менее эффективен, чем в дальнем.

Однако к их чести надо сказать, что спину никто не показал – эти ребята действительно предпочитают смерть потере лица. Прямо японские самураи.

– Гетдурр!!! Садаррама!!! – разорвало воздух громоподобным ревом.

Четырехметровые великаны с дубинами, рядом с которыми шатиры кажутся мелкими и хлипкими, пошли сквозь них, словно боевые слоны. Плешивая башка храброго вождя Хорьхая отсвечивает на солнце, но еще ярче сияет улыбка на откровенно тупой роже. Вот такой он – настоящий огрский богатырь.

А мудрого вождя Джорбуша что-то не видать. Прячется где-то в задних рядах, прыщ гнойный. Нет, все-таки надо было его в прошлый раз замочить – хуже от этого точно бы не стало.

Погода сегодня хорошая. Солнышко светит, ветра нет. На пляже сейчас должно быть просто замечательно…

Вжи-и-ик!.. Мои мечтательные мысли прервали самым грубым образом. Очередной шатир с хриплым ревом налетел сзади… чтобы с размаху напороться на четырнадцать лезвий. Я механическим жестом выкинул назад нижние руки, даже не обернувшись к нападающему. В этой кровавой каше чувство направления совершенно неоценимо.

Брызжет кровь. Хлещет рекой. Здоровенные чудища валятся один за другим. Из наших поблизости никого – все предусмотрительно держатся подальше. Сейчас я похож не на яцхена – на кружащийся серый смерч, изрезающий в лапшу все, к чему прикасаюсь. Трупы падают с умопомрачительной частотой.

Понятия не имею, как долго это еще будет продолжаться. Шатиры даже не думают униматься. И заканчиваться они тоже не собираются – из Ромеции валят все новые лавины. Судя по хаотичности их действий, Пазузу уже и не пытается осуществлять командование – просто безостановочно шлет на Ватикан подкрепления.

У него-то легионы не закончатся…

Огры грязно бранятся и машут дубинами, разбрызгивая шатиров во все стороны. Меч короля Гастона свищет с невероятной скоростью, разваливая монстров надвое раньше, чем сталь успевает коснуться плоти. Похоже, и в самом деле очень непростой клинок.

Но что толку? Добрая половина защитников Ватикана уже полегла. Эльфийские стрелы все реже и реже мелькают в воздухе. От ополчения остались жалкие крохи. Гвардия беспорядочно отступает, прикрываясь щитами. Дюжина огров во главе с Джорбушем улепетывает, безжалостно давя своих же. Цвергов я в этой свалке вообще не вижу – не уверен, что еще хоть один остался в живых. Только королевские рыцари до сих пор не пали духом, но и их силы уже на исходе.

Даже я начинаю уставать – живое существо все-таки.

– К собору!.. – прозвучало в воздухе. – Все к собору!..

Отступление командуют. Дальше держаться никак невозможно – еще чуть-чуть, и вся оборона рухнет. На передовой нас уже осталась жалкая горстка. Шатиров тоже полегли тысячи, но этого даже не заметно – от Ромеции к Ватикану протянулась длинная вереница пучеглазых монстров. Идут и идут, черти проклятые.

А ведь в тварей пока превратилось процентов пять горожан, не больше! Что будет, когда инкубационный период закончится у всех ромецианцев, даже страшно представить. Ватиканский холм просто утонет в этом шатировом море.

Интересно, а что Пазузу намеревается делать потом, когда расправится со всеми нами? Наверняка ничего хорошего.

Уцелевшие отступают на вершину холма, к собору Святого Петра. Линия бронированной пехоты ощетинилась копьями, слегка притормаживая напирающих шатиров. Те, словно хищные звери, рвут людей когтями, голыми руками крушат кости и черепа.

Вокруг Ватикана нет крепостных стен. Раньше были – многие века назад, когда здесь еще бушевали войны, когда Рим то и дело переходил из рук в руки. Но со времен последнего вторжения прошли бесчисленные годы. Каменные укрепления давно утратили надобность.

– Держаться!!! – прогремел голос короля Гастона. – Держаться до последнего, христиане!!! Не дайте им прорваться к собору!!!

Легко сказать – не дайте прорваться. Я уже нарубил целые горы зловонного фарша, но в рядах шатиров даже не чувствуется убыли. К тому же их действия приобрели определенную упорядоченность. Видимо, Пазузу наконец обратил внимание на мое присутствие в рядах защитников.

Монстры идут на меня сплошным валом, сами насаживаются на когти с каким-то жутким фатализмом. Из последних сил лезут дальше, стараясь повиснуть у меня на руках мертвым грузом. Сковывают движения, вязнут в ногах, тянутся к крыльям, пытаясь повредить перепонку.

Еще немного, и меня просто погребут заживо.

Нелепая будет смерть.

Однако шатиры понемногу замедляют ход. Несмотря на первоначальный пыл, они все же не решаются ступить на святую землю. Нетерпеливо рычат, переминаются с ноги на ногу, бросают друг на друга понукающие взгляды, но не двигаются с места. Впереди словно прочерчена невидимая граница. Каждый надеется, что другой шагнет первым, а уж он сразу следом.

Этой заминкой немедленно воспользовались рыцари короля Гастона. Неоднократные победители турниров, участники многих сражений, они мгновенно уловили оробелость противника. Враг в замешательстве – как можно этим не воспользоваться? И они воспользовались. Конная лава совершила разворот, пронзая ряды шатиров, вздымая их на копья и рубя мечами. Король Гастон описал крутую дугу своим Трепасьером. На мгновение в воздухе высветился призрачный полумесяц, пронесшийся сквозь вражеские ряды и разрезавший надвое две дюжины монстров.

Однако успех оказался кратковременным. Шатирам неведом страх смерти. Они не боятся железа, смело лезут на клинки, согласные платить десятком своих жизней за одну вражескую. Кони истошно ржут, разрываемые страшными когтями, рыцари валятся с седел один за другим.

– Садарра-а-а-а-а-а-а!.. – донесся издали хриплый рев одновременно с гулким бумом.

То грохнулась на землю дубина вождя Хорьхая. Могучий огр покачивается взад-вперед, облепленный шатирами, как медведь обезьянами. Из перегрызенного горла хлещет кровь, ослабевшие колени подгибаются, боевой клич сменился агонизирующим воем. Секунда, другая – и плешивый великан грохнулся следом за своей дубиной.

Жалко. Нормальный был мужик для огра.

А вот и произошло самое худшее. Первый шатир переступил невидимую черту. Шагнул на святую землю Ватикана. Ощутимо вздрогнул, даже прикрыл на мгновение глаза, словно ожидая мгновенной гибели… но ничего не произошло. Шатир легонько притопнул ногой, довольно рявкнул и ринулся вперед в исступленном порыве.

Секундой спустя ему в горло вонзилась эльфийская стрела. Длиннорукий монстр шатнулся назад и повалился на спину. Изо рта выплеснулась длинная струйка крови.

Но самое главное свершилось. Шатиры перебороли нерешительность, преодолели инстинктивный страх перед святой благодатью. Первый храбрец еще не успел замереть неподвижно, а на холм уже полезли бесчисленные полчища таких же уродливых чудищ. С рыком и визгом они ломанулись по улицам, сминая и топча жиденькие ряды уцелевших защитников.

Из нескольких тысяч защитников Ватикана осталось несколько сотен. Те немногие, что все еще держатся, собрались у последнего бастиона. На площади Святого Петра, у одноименного собора. Рядом с до сих пор дымящимся папским дворцом.

Дальше отступать некуда – если падет и эта твердыня, можно заказывать венки. И не только нам, но и всей Италии. Не знаю, как Пазузу и эль Кориано собираются делить добычу, да и не особо стремлюсь узнать. Наверное, будет что-то вроде «золото мне, мясо тебе».

Монстры валят со всех сторон. Мы несем огромные потери. Пару минут назад погиб брат Ральф. Израненный, обессилевший, пал бездыханным кардинал Крэйг. Шатиры облепили его, как саранча.

Несколько тварей налетели сзади на круп черного коня – ужасные когти вонзились в спину Гастона Великолепного. Король-рыцарь саданул кулачищем в челюсть ближайшего монстра, отбрасывая его назад, и мощным кувырком вылетел из седла, на излете взмахивая мечом. Полоса слепящего света прочертила воздух, разрезая нескольких шатиров надвое.

– Пой, мой возлюбленный Трепасьер! – провозгласил король, поднимая клинок как можно выше. – Пой погребальную песню!!!

Резкий взмах. Воздух загудел и раскалился – от зачарованного меча хлынул настоящий поток огня. На сей раз добрая сотня шатиров издала затухающий вопль и осыпалась клочьями. Крыло папского дворца, оказавшееся на пути страшного удара, прорезало, словно лазерным лучом.

Таким ударом и в самом деле можно завалить дракона. Но второго король уже не нанесет. Это явно отнимает немало сил – а Гастон Первый и без того зверски устал. Он тяжело дышит, едва держась на ногах, по спине хлещет кровь, доспехи пробиты в нескольких местах.

А шатиры продолжают лезть со всех сторон…

Я-то, конечно, спасусь. Крылья целы и невредимы – просто взмахну и улечу. На худой конец сдерну в другой мир.

Но до чего же мне, черт возьми, не хочется этого делать…

И тут двери собора распахнулись. Оттуда хлынул поток яркого, удивительно чистого света. Словно солнце вышло из-за туч, озарив неприглядную картину битвы.

Перемазанные кровью шатиры замерли, отшатываясь назад. В выпученных глазах отразился испуг.

– Господь с нами, дети мои! – прозвенело над площадью. – Непрестанно благодарю Бога моего за вас, ради благодати Божией, дарованной вам во Христе Иисусе!

Это произнес Папа Римский, вышедший из собора. Я замер, не донеся когтя до горла очередного монстра, и размашисто перекрестился. Никогда еще не видел человека, который бы светился в буквальном, а не переносном смысле.

Похоже, шатирам этот свет не понравился. Злобный звериный рык сменился жалобным воем, даже каким-то мяуканьем. Монстры попятились, прикрывая глаза.

Папа сошел со ступеней собора и шагнул вперед. Шатиры в ужасе завизжали, разворачиваясь и удирая – куда угодно, лишь бы не видеть этого чистого света. Им вслед ринулись воспрянувшие духом гвардейцы, коля врага копьями и рубя клинками. Со стен полетели стрелы и арбалетные болты.

Я обмяк, устало опуская все шесть рук. Чаша весов вновь качнулась в другую сторону. Не уверен, что через несколько минут шатиры не вернутся – возможно, подстегиваемые Пазузу – но мы выиграли как минимум передышку.

А судя по умиротворенному лицу Папы – не только ее.

– У нас было видение, дети мои, – негромко произнес Леон Второй, обводя собравшихся спокойным взором. – Открылось нам, что должны мы взойти на освященную вершину, с которой сможем узреть всех, охваченных нечистым мором. И будет им дано через нас прощение грехов их.

– Но где же есть такое место, с которого видно всю Ромецию разом? – почесал в бороде кардинал дю Шевуа.

– Колокольня, – спокойно произнес седовласый эльф. – Колокольня Благовещения. Ее высота превосходит все мыслимое и немыслимое. В народе ходят слухи, что ее вершина задевает низко летящие облака. Во время строительства темный люд был в смятении, опасаясь, как бы не повторилось то же, что с Вавилонской башней.

– Воистину мудры твои слова, фра Сардо, – кивнул Папа. – Осталось лишь решить, как добраться до колокольни, стоящей в центре города, охваченного чем-то вроде карнавала Голюса.

– А разве не для этого я здесь?

Все взгляды обратились в мою сторону. Я недоуменно полуоткрыл рот… а потом сообразил, что прозвучавшие слова принадлежат мне.

Это было произнесено непроизвольно. Словно что-то подтолкнуло изнутри. Я шагнул вперед, расправляя крылья во всю ширь, и повторил:

– Разве не для этого я здесь, Ваше Святейшество? Прикажите – и я доставлю вас хоть на Луну.

На какой-то миг во взгляде Папы отразилось сомнение. Доверить демону свою жизнь, а вместе с ней – судьбу целой страны… любой бы на его месте заколебался. Собравшиеся вокруг тревожно зашептались, тоже поглядывая на меня с некоторой опаской.

Но потом Папа Римский мягко улыбнулся и произнес:

– Тогда сделай должное. Мы вверяемся в твои руки, Божье создание.

– У меня их как раз много, – прохрипел я, поворачиваясь спиной и выставляя четыре нижних руки.

Я много раз летал с живым грузом. С самыми разными людьми. Среди них была принцесса, полковник КГБ и даже живой мертвец. Но я думать не гадал, что однажды на моей спине прокатится сам Папа Римский.

Хорошо, что он довольно худощавый. Не люблю слишком упитанных пассажиров.

К чести Его Святейшества должен сказать, что он воспринял новые ощущения на удивления спокойно. Ни следа волнения, ни грамма беспокойства. Словно ежедневно парит в заоблачной вышине на спине чудовища.

Сверху все выглядит совсем иначе, чем когда ползаешь по земле. Все поле битвы, как на ладони. Орды шатиров все еще улепетывают куда попало. Тот благодатный свет до смерти их перепугал.

Но драпают уже не так резво, как поначалу. Оступление постепенно замедляется – монстры приходят в себя, начиная соображать, что атака была скорее психологической, чем реальной. Еще немного, и повернут обратно к Ватикану.

Нам надо успеть до того, как это произойдет.

Несусь над крышами, башнями, шпилями. В Ромеции по-прежнему творится нечто, похожее на разгулье зомби. То тут, то там обезумевшие жители вдруг замирают неподвижно… а потом начинают биться в конвульсиях, пуская слюни. Кожа булькает и вздувается пузырями, на глазах меняя цвет. Люди словно распухают, вырастая на добрую голову сверх прежнего роста. Пропорции искажаются, несчастных корежит, как пластилиновых человечков, когда их перелепливают во что-нибудь другое.

Так проходит секунд двадцать-тридцать – и вот еще один готовенький шатир. Уже не обращая внимания ни на что, он утробно рычит, словно к чему-то прислушиваясь, а потом начинает двигаться. Всегда в одну и ту же сторону, с очень целеустремленным видом.

Колокольня Благовещения. Вот она. Сверху выглядит совсем иначе, чем снизу, но узнать нетрудно. На фоне остальных зданий эта махина выглядит корабельной сосной в кустарнике.

Там, на самом верху, есть площадка. Наблюдательная вышка. Точь-в-точь «воронье гнездо» на мачте. Слегка корректирую курс и правлю к точке назначения.

На стене вдруг что-то шевельнулось. Я пристально всмотрелся… и по спине пробежал холодок. Кажется, я отыскал не только колокольню, но и кое-что еще.

От стены медленно отделился темный силуэт. Из него выпростались руки, ноги, пара огромных крыл… и я встретился взглядом с архидемоном Лэнга.

Итак, Пазузу тоже избрал колокольню Благовещения для наблюдательного пункта. Действительно, зачем трудить крылья, если можно просто забраться повыше и любоваться панорамой? Странно, что он еще корзинку для пикников не прихватил.

Полагаю, он предпочел бы устроиться на самой вышке, но для такого громилы там слишком тесно.

А вот у меня теперь серьезная проблема. Убегать бесполезно – Пазузу летает быстрее. На короткой дистанции я его обойду благодаря лучшей маневренности, но на длинной он меня сделает, как стоячего. Вступать в бой с седоком на спине – верное самоубийство для нас обоих.

Всего пара секунд, чтобы принять решение.

– Ваше Святейшество, сейчас держитесь крепче, – тихо прохрипел я, резко набирая высоту. – Что бы ни происходило, не обращайте внимания. А когда окажемся над колокольней, сразу отцепляйтесь.

– Мы верим тебе, – спокойно ответил Папа, внимательно глядя на Пазузу.

Вид огромного архидемона не вызвал у моего пассажира никакого волнения – он даже не стал спрашивать, что это за хрень такая.

Пазузу с силой хлестнул хвостом. Изрядный кусок стены отвалился и полетел вниз, к виднеющимся вдалеке крышам. Надеюсь, там сейчас никого нет. А то будет больно.

Почти четырехметровый демон взмахнул крыльями, отрываясь от колокольни. Здоровенная туша медленно взмыла в воздух, разворачиваясь ко мне. На совино-черепашьей харе отобразилась зловещая ухмылка. Зубастый клюв тихо прищелкнул.

Медлить нельзя. Сейчас Пазузу пойдет в атаку. И ладно, если просто ринется на таран – в физической драке мы с ним примерно равны. Но этот гад может и колдануть. Теперь-то он в курсе, что против магии я ничем не защищен.

Это Лаларту был защищен – большинство магических приемов не оставили бы на моем батьке и царапины. А те, что могли реально повредить, демонам недоступны. Большинству из них, по крайней мере.

Сейчас главное – не дать врагу времени. Я вошел в крутое пике, со свистом несясь прямо на Пазузу, набрал в пасть побольше воздуха… и что есть мочи харкнул кислотой. И сразу же – еще раз.

Блин, вот это плевки! У меня еще никогда не получалось выдать снаряды таких размеров! Едко-зеленые метеоры с ревом и гудением пронеслись по воздуху – прямо в цель, прямо в Пазузу.

Все, как я ожидал. Мой враг дернулся, нервозно отмахиваясь от кислотных бомб. Равновесие нарушилось, демона накренило набок, он начал терять высоту. А я тут же сделал «свечку», резко отворачивая под крутым углом.

Вообще-то, Пазузу ничуть не боится кислоты. Он может в ней купаться, и даже насморка не подхватит. Но случившееся в инквизиторском подземелье еще не успело выветриться из этой уродливой башки. Как я и надеялся, Пазузу запомнились те неприятные ощущения. И на какое-то мгновение он испугался.

А мне большего и не нужно. Я его обошел. Выиграл чуть-чуть времени. И теперь со страшной скоростью несусь ввысь – к наблюдательной площадке на вершине колокольни.

– Прыгайте!!! – рявкнул я, на долю секунды зависая неподвижно.

Папа Римский тут же разжал руки, скатываясь на холодный камень. Сильно ударился коленом о парапет, поморщился, но тут же поднялся, превозмогая боль.

Я же совершил разворот в воздухе и тихо прохрипел:

– Постарайтесь тут побыстрее, Ваше Святейшество. А как только закончите – сразу отсюда уходите.

– Ты сможешь одолеть это чудовище, Олег? – внимательно взглянул на меня Папа Римский.

– Нет, – честно признался я. – Он меня убьет. Но я его задержу. Делайте, что нужно.

Не тратя больше времени на разговоры, я сложил крылья, камнем падая вниз. Там уже виден Пазузу – неспешно летит навстречу с ужасно злющим видом.

– Эй, Пазузу!!! – взревел я, выпуская все когти разом.

– Что тебе? – раздраженно открыл клюв архидемон.

– Я пришел тебя убивать!!!

Глава 38

Бой в воздухе – это совсем не то же самое, что бой на земле. Я ведь был рожден человеком. Несмотря на инстинкты яцхена, я все еще подсознательно считаю себя человеком. Иногда бывает так, что во время полета вдруг приходит недоуменная мысль – неужели я и в самом деле лечу? Лечу сам по себе, без технических приспособлений?

И тут же понимаю – да, сам по себе. На собственных крыльях. Этим перепончатым крыльям доводилось выдерживать немало испытаний. Они не раз выручали меня из неприятностей. Из самых разных неприятностей.

Надеюсь, выручат и сейчас.

Судя по всему, Пазузу здорово взбесил мой плевок. Хотя нет, не сам плевок. Его взбесило то, что он этого плевка испугался.

И это очень хорошо. Потому что в запале Пазузу совершенно забыл, что магия на меня еще как действует. Или вообще забыл, что умеет ее применять.

Нет, я уверен, что он очень быстро все это вспомнит. Но в первые секунды он демоническую силу не использовал.

Просто врезался в меня на полной скорости.

На какой-то миг из меня вышибло дух. Все-таки Пазузу – это вам не хрен собачий. Он и голыми руками способен порвать на холодец динозавра. А я все-таки немного поменьше.

Зато и немного попрочнее. Чудо-хитин выдержал удар. Меня отшвырнуло высоко-высоко – но я тут же перевернулся, принимая устойчивое положение. Легонько хлопнул себя по карману штанов. Моя единственная козырная карта – ковчежец леди Инанны. Надо добыть образец крови Пазузу. Любым способом добыть. Если я это сделаю – ура мне. Если нет – увы мне.

Сейчас или никогда. Я с силой хлопнул крыльями и помчался на Пазузу, выставив все шесть рук, словно пики. Если хоть один коготь прорвет кожу…

Но зависший в воздухе архидемон не пожелал принимать ближний бой. Он лениво вытянул могучую лапищу… щелкнул двумя пальцами, словно отбрасывая пылинку… и меня смело чудовищным порывом ветра! Горячего, раскаленного ветра!

Чувствую себя мухой, пытающейся залететь в вентилятор. Пазузу будто держит в руке смерч невероятной мощи. Клыкастый клюв ехидно скалится, в глазах отражается наслаждение моим плачевным положением. Моим крыльям не совладать с таким страшным ветром. Это Лаларту мог летать вообще без крыльев – он ими даже махать иногда забывал.

– Нет, я все-таки отправлю тебя на Кровавый Пляж! – провозгласил Пазузу, закручивая меня спиралью. – Тебе стоило сбежать, когда у тебя была такая возможность! А теперь пеняй только на себя!

Следующие десять секунд я чувствовал себя, как в центрифуге. Хорошо, что у меня нет проблем с вестибулярным аппаратом.

Потом Пазузу меня отпустил. Но смерч никуда не исчез. Просто архидемон слегка двинул кистью, опуская свое стихийное бедствие к самой земле. А заодно увеличивая его пуще прежнего.

Ой, что там творится… Смерч Пазузу с бешеным ревом понесся по улицам, срывая крыши, как бумажные листочки. Из стен вылетают кирпичи… да что там кирпичи! Стены просто разлетаются на кусочки! Деревянные заборы рассыпаются в щепки, деревья вырывает с корнем, людей подхватывает и уносит.

Пазузу довольно хрюкнул и резко опустил кисть, создавая еще два огромных смерча. Кавардака заметно прибавилось.

– Знаешь, я так давно этим не занимался, что успел позабыть, насколько это забавно, – жизнерадостно поделился со мной Пазузу. – Смотри, смотри, как они забегали! По-моему, нет лучшего средства, чтобы улучшить настроение!

Я мрачно уставился на него, не переставая работать крыльями. Враг отвлекся. Пусть совсем чуть-чуть, но мне это на руку. Надо улучить момент и подобраться вплотную.

Да и просто потянуть время – уже неплохо. Мне некогда особенно присматриваться к тому, что делает папа на вершине колокольни, но вроде бы читает проповедь. Ветер порой доносит слова из Священного Писания.

Надеюсь, надолго это не затянется. Хрен знает, сколько я еще смогу тянуть время.

Добраться до Пазузу не удалось и в этот раз. Он отбросил меня просто щелчком. Лениво так прищелкнул пальцами – и меня отшвырнуло, словно выстрелили из базуки. Крылья едва не вылетели из суставов.

– Ты не Лаларту, – вынес окончательный вердикт Пазузу. – Лаларту бы этого даже не заметил.

– Дети не всегда похожи на родителей, – вполголоса проворчал я, делая крутой вираж.

В голове шумит. Устал я. Насыщенный день выдался, депрессивно богатый. Хорошо хоть, Рабан благоразумно молчит – видно, понимает, насколько я сейчас взвинчен.

– На хрена ты все это делаешь? – окликнул я Пазузу, описывая вокруг него круг. Попробую усыпить его бдительность. Или разозлить покрепче. Или хоть что-нибудь.

– Идиотский вопрос, – насмешливо хрюкнул архидемон, скрещивая руки на груди.

– Пусть идиотский. Просто скажи, почему.

– Да потому что могу! – язвительно раскрыл клюв Пазузу. – Что тут непонятного? Теперь-то ты видишь, что я такое? Видишь, что такое Пазузу? Моя армия – это люди. Чума Безумия – мое любимое оружие. Уже весь этот город под моим контролем. А дальше будет больше!

– Больше?!

– Намного больше! Я денек передохну, попасусь на тучных пажитях, восстановлю силы, а потом повторю все то же самое в другом городе! Я пройдусь по всему миру, превращая людей в агрессивных безумцев, создавая бесчисленные легионы шатиров! Пусть люди уничтожают сами себя, а я, демон, буду над этим потешаться! Буду их пожирать и буду сыт! Так всегда было и так всегда будет, потому что это правильно! Таков естественный порядок вещей! Таков путь настоящего демона!

– Ненавижу демонов, – негромко произнес я, напряженно ища возможность ударить. Нанести хотя бы один-единственный удар.

Но Пазузу не подпускает меня близко. В самом деле, зачем ему это? Во время битвы над затонувшим Р’льиехом он вполне убедился в остроте моих когтей. Я не нанес ему тогда серьезного вреда, но исцарапать все же исцарапал. Кому такое понравится?

Зато успех сопутствует нам на другом фронте. Пазузу настороженно повернулся к смотровой площадке на колокольне. Оттуда долетают звенящие слова. Папа Римский заканчивает проповедь:

– Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому, к наследству нетленному, чистому неувядаемому, хранящемуся на небесах для вас, силой Божиею через веру соблюдаемых ко спасению, готовому открыться в последнее время!

– Что он делает?.. – заподозрил неладное архидемон. – Что это за чело… это кто, местный первосвященник?!

Папа широко развел руки, словно в попытке обнять весь мир. Глаза широко распахнулись, и он воскликнул:

– Итак, отложив всякую злобу и всякое коварство, и лицемерие, и зависть, и всякое злословие, как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко, дабы от него возрасти вам во спасение; ибо вы вкусили, что благ Господь! Властью, полученной от самого Христа, я предоставляю вам индульгенцию! Прощаются грехи ваши!

От человека на вершине колокольни брызнул свет. Поразительно чистый белый свет. Воздух наполнился благоуханием, которое ощутил даже я, не имеющий обоняния.

Пазузу страшно зарычал, топорща перьевой веер на макушке. А я почувствовал какое-то невероятное воодушевление. Тело наполнилось удивительной легкостью, в голове ощутимо просветлело. Возможно, это только кажется, но я словно слышу какую-то восхитительную музыку.

И я в этом не одинок. Одного-единственного взгляда вниз хватило, чтобы убедиться в силе индульгенции папы. Гвалт, не прекращавшийся много часов, стихает. Люди замирают и обмякают, обмениваются растерянными взглядами. Какая-то женщина в ужасе завопила, глядя на собственные окровавленные руки.

К бесноватым возвращается разум.

Виднеющаяся за городской чертой армия шатиров тоже не осталась равнодушной. Нет, они не превращаются в людей. Этих обратно уже не вернуть. Но они утратили всякое сходство с организованным войском. Шатиры впали в дикую панику, даже истерию – разбегаются во все стороны, уже думать не думая о том, чтобы на кого-то напасть. Вскорости их переловят поодиночке.

Я посмотрел на Папу Римского. Смеющегося и плачущего одновременно. Перевел взгляд вниз – на приходящих в себя людей. Устремил его вверх – к ясным голубым небесам, все еще хранящим отзвуки чудесной мелодии, хранящим неземной благословенный свет.

Кажется, я говорил, что на помощь никто не придет?

Я ошибался.

– Лаларту!!! – донеслось до меня с другой стороны.

Так, расслабляться не время. С одной проблемой закончили, но другая никуда не делась. Пазузу все еще здесь – и разъярен вдесятеро против прежнего. По-моему, у него сейчас выступит кровавая пена на клюве.

– Лаларту, ты испортил мне все веселье!!! – проревел Пазузу, скрючивая пальцы. – А я уже столько веков не развлекался по-настоящему!!!

– Извини, – коротко ответил я, уходя в крутое пике.

Раздалось басовитое гудение. Меня накрыло волной чудовищного жара. Словно задело звездным протуберанцем. Я потерял равновесие, истово замахал крыльями, пытаясь удержаться в воздухе.

Однако меня тут же отпустило. Воздух задрожал, пропуская через себя демонический удар.

Двумя секундами спустя улица внизу превратилась в ад кромешный. Дюжина домов взорвалась так, словно их обстреляла дивизия минометчиков. Вверх взметнулись тучи щепок, пыли, каменного крошева. Добрая сотня людей в одно мгновение превратилась в изуродованные трупы.

Я сглотнул, понимая, что Пазузу целился не по мне. Точнее, и по мне в том числе, но главной целью был все же не я.

– Чего ты добился, скажи?! – страшно взревел Пазузу, резким сжатием кулака взрывая следующий квартал. – Тебе не понравилась моя эпидемия?! Не понравилось, что я заставляю человечье семя истреблять друг друга?! Так я истреблю их сам!!! Мне нетрудно!!! Я архидемон, в конце концов!!!

Я расправил крылья, замедляя ход. Развернулся и внимательно посмотрел на бушующего Пазузу. Пожалуй, это мой лучший шанс. Надо попробовать сейчас, пока он в таком невыразимом бешенстве. Может, и прокатит.

Несусь прямо на него, бешено вихляясь туда-сюда. Так в меня труднее прицелиться. Особенно сейчас, когда у Пазузу широко распахнут клюв и сильно топорщится перьевой веер. Крохотные крылышки на ключицах колотятся так, словно тоже пытаются принимать участие в полете.

– Лаларту!!! – прорычал архидемон, резко выбрасывая вперед руку.

Черт. Я здорово просчитался, полагая разъяренного Пазузу легкой добычей. Кажется, реакция у него даже улучшилась. Один-единственный точный выпад – и вот я уже бессильно болтаюсь, схваченный за бошку. Как куренок в руке повара.

Пазузу торжествующе заскрежетал, сдавливая мне голову. Хитин затрещал, с трудом выдерживая чудовищное давление. В деснице архидемона столько силищи, что хватит поднять авианосец. И сейчас он стискивает клюв все плотнее и давит, давит, давит…

Тело охватила невероятная слабость. От взъярившегося архидемона исходит страшное излучение, поглощающее силы. Руки судорожно подергиваются, движения нелепые и беспорядочные.

И тут издалека, мучительно издалека донесся чуть слышный голос:

– При захождении же солнца все, имевшие больных различными болезнями, приводили их к нему, и Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял их. Выходили также и бесы из многих с криком и говорили: Ты Христос, Сын Божий!

Хватка Пазузу разжалась. На лице архидемона отразилось нешуточное страдание – его задергало, как в лихорадке. Я выпал из когтистой лапищи и камнем полетел вниз… но превозмогая боль, все же расправил крылья, опять устремляясь к врагу.

Пазузу даже не посмотрел в мою сторону. Сейчас он поглощен другим. Крохотной фигуркой Папы Римского, указующего в его сторону перстом. Лицо Его Святейшества спокойно, взгляд без страха обращен к клокочущему демону, уста шевелятся, читая строки Писания.

И Пазузу это явно не нравится. Он не черт, не дьявол, а демон Лэнга. Ему не страшны христианские молитвы, он не боится креста и святой воды. Но он все равно нечисть. Святая благодать в такой высокой концентрации для демона – что раскаленный нож, вошедший прямо в мозг. Пазузу крючит, он сучит пальцами, яростно шипит, глядя на Папу.

Однако этого все же недостаточно, чтобы уничтожить архидемона. Какой-нибудь мелкий бес тут же бы и рассыпался прахом, но Пазузу – это все-таки Пазузу. Он преодолел натиск, зло клацнул клювом и резко взмахнул крыльями, устремляясь к вершине колокольни. Магию использовать даже не пробует – демоническая сила здесь бессильна.

Но когти всегда остаются когтями.

Папа не двигается с места, бесстрашно читая молитву. Пазузу несется на него, как разогнавшийся поезд – сейчас врежется, разорвет в клочья, разметет в пыль вместе со всей колокольней!

– Стой, – слабо произнес я, выжимая из крыльев все, что там еще осталось. – Стой. Стоять, [цензура] такая!!!

Пазузу даже не чихнул в мою сторону. Плевать он на меня хотел. Ему сейчас нужно только одно – расплющить источник раздражения. Убрать боль из головы. Или где он там чувствует дискомфорт.

Не успеваю. Черт его дери, я никак не успеваю догнать Пазузу. Счет идет даже не на секунды – на доли секунды. Он несется к цели кометой, а я… я с каждым мгновением только больше отстаю.

Меня накрыло жгучим гневом. Наверное, никогда и никого еще я так не ненавидел в жизни, как сейчас этого здоровенного урода. Крылья исступленно колотятся о воздух, едва только не вылетая из суставов. Перепонка раскалилась так, что вот-вот лопнет.

– Стой… – прохрипел я, теряя сознание от страшного перенапряжения.

В голове что-то звонко выстрелило. От паха к коленям и ступням хлынула нестерпимо горячая волна. Перед глазами вспыхнул радужный огонь.

И в следующий миг я вдруг резко ускорился.

У меня будто включился форсаж. Крылья перестали двигаться вовсе – я помчался, как реактивный истребитель. Да что там истребитель – гораздо быстрее. Все звуки куда-то исчезли, воздух стал поразительно густым и плотным, изменился даже цвет неба. Такое впечатление, что время вокруг замедлилось.

По-моему, на долю секунды я развил первую космическую скорость.

А еще через мгновение все закончилось. Странные ощущения в ногах и голове исчезли, я почувствовал, что останавливаюсь…

…и врезался прямо в Пазузу.

– Ради мира и любви – сдохни!!! – взревел я, вонзая в Пазузу все когти разом.

Столкновение было на редкость болезненным. В воздухе образовалась дикая мешанина лап, хвостов и крыльев. Хриплый клекот Пазузу донесся как будто откуда-то издалека. Я поймал обеспокоенный взгляд Папы Римского – мы не долетели каких-то несколько метров! – а потом понял, что падаю.

И Пазузу тоже падает. Сцепившись в плотный клубок, мы на страшной скорости впечатались в стену колокольни. По ней пробежала глубокая трещина, на землю посыпались кирпичи. Крича и ругаясь друг на друга, мы полетели вниз.

В падении я бешено работаю когтями, разрывая Пазузу кожу и мясо. Тот страшно кричит от боли… но сам почти не сопротивляется. Точнее, сопротивляется изо всех сил, но не физически – ментально.

– Я Есмь Древний!!! – пробуравило мне мозг страшным громом. – Сгинь и пропади!!!

Ничего не произошло.

Пазузу повторил еще раз. И еще раз. А потом начал исступленно посылать в меня удар за ударом, громогласно требуя умереть, рассыпаться, исчезнуть.

Но я ничего не чувствую. Вообще ничего. Словно это самые обычные вопли, а не импульсы демонической силы.

В глазах Пазузу все сильнее разгорается непонимание, перерастающее в ужас.

– Твоя аура!.. – в исступлении вскричал демон, наконец переходя в обычную рукопашную. – Ты!.. Кто ты такой?!

Я его уже даже не слушаю. Плевать мне сейчас на все, что он там гнусавит. Заботит другое – добраться до внутренностей этой поганой твари! Вырвать их к чертовой матери!

Страшный удар! На полной скорости мы грохнулись на крышу ратуши. Проломили ее, разумеется, подняв тучи пыли, и с бешеной силой врезались в мраморный пол. Мне в спину вонзился угол тяжелой дубовой скамьи, Пазузу тоже трясет головой, пытаясь прийти в себя.

– Лаларту… – слабо клекочет он, опираясь лапищами об пол. – Так ты все-таки Лаларту, значит…

– Ни хрена подобного… – так же слабо прохрипел я, кое-как принимая вертикальное положение.

Я здорово изранил Пазузу. Но повреждения на глазах исчезают. Раны затягиваются, как будто мой враг состоит из жидкой смолы.

Но это уже не имеет значения. Потому что я весь заляпан его кровью. Она стекает с каждого когтя. В ней испачкан хвост и головной гребень.

Просто зашибись.

– Лаларту… – повторил Пазузу, пристально в меня всматриваясь. – Нет. Нет, ты не Лаларту. На секунду мне показалось, что твоя аура… нет, просто показалось. Все снова так, как раньше. Не знаю, откуда у тебя вдруг взялась мощь Лаларту, но ее больше нет. Значит, сейчас я тебя просто раздавлю.

– Может, поспорим? – хмыкнул я, резким движением выхватывая из кармана ковчежец Инанны.

Пазузу опустил взгляд. Недоуменно моргнул круглыми совиными глазищами. Приоткрыл клыкастый клюв, намереваясь что-то сказать или спросить…

Но тут на дно шкатулки упало несколько алых капель.

– Скажи миру пока, – прохрипел я, вытягивая руку.

Пазузу истошно завопил. Заскреб когтями по полу, безуспешно пытаясь сопротивляться. Неудержимая сила повлекла его ко мне, заставляя испускать вой раненой волчицы.

– Нет, нет, нет, ни за что-о-о-о-о-о-о!.. – заверещал Пазузу удивительно тоненьким голоском. – Я не хочу опять в тюрьму-у-у-у-у-у-у!..

Он вытянулся. Истончился. Перекрутился штопором, словно отражение в кривом зеркале.

А потом его просто втянуло в ковчежец Инанны. Как грязь всасывается в пылесос.

И крышка захлопнулась.

Глава 39

Я подбросил на ладони крохотную шкатулку. Шкатулку, заключившую в себе одного из архидемонов Лэнга. Внутри что-то тихо скребется и ругается на Наг-Сотхе. Пазузу явно не нравится находиться там, где он находится.

– А неплохо все-таки получилось, – вслух произнес я. – Душевно, можно сказать. Эх, вот если б еще нашу Думу можно было в какую-нибудь баночку запихать… и закопать поглубже… в полном составе… во главе со спикером…

Мечты, мечты. С людьми так не получится. Человек – существо сугубо материальное, он не может уменьшиться до микроскопических размеров, как демон.

Жаль, конечно.

– Выпусти меня! – приглушенно донеслось из шкатулки. – Выпусти!

– Не-а, не выпущу, – лениво ответил я.

– Почему?

– Потому что ты сволочь. С какой радости мне тебя выпускать?

Тоже нашел дурака – выпусти его. Сейчас все брошу и выпущу. А зачем ловил тогда, спрашивается?

Не тратя больше времени на препирания, я запихал шкатулку поглубже в карман. Злосчастные штаны, которыми я уже и не помню где разжился, здорово пострадали за последние часы, но пока еще держатся. Хорошая материя, прочная. И фасон вполне приличный, хотя и средневековый.

Итак, вот она, значит, какая – ромецианская ратуша? Ничего особенного. В этом городе данный орган самоуправления присутствует больше для галочки. Тут решаются всякие бытовые вопросы типа уборки улиц и проблем с канализацией. Настоящие власти заседают в Ватикане.

Кажется, мы с Пазузу проломили крышу главного зала. Просторное светлое помещение со множеством мозаичных окон, мраморный пол, колонны. Вдоль стен – картины и застекленные полки с книгами, пергаментными свитками, драгоценными украшениями. Наверное, что-то вроде Ленинской комнаты.

Надо прикинуть, что делать дальше. Пазузу пока что может полежать у меня в кармане – ничего ему там не сделается. Сейчас есть другие животрепещущие вопросы.

Полагаю, в первую очередь нужно вернуться за Папой Римским. Не уверен, что он сможет спуститься с колокольни без посторонней помощи – мы с Пазузу ее здорово покорежили. Хорошо, что она построена с большим запасом прочности, а то бы точно рухнула.

– Патрон, а мы тут, кажется, не одни… – осторожно прозвучало в голове.

Я уже и сам вижу. Чувство направления молчит, но уши не обманывают. Я слышу из коридора приглушенные звуки шагов. Кто-то идет сюда. Скорее всего, привлеченный шумом.

Значит, в ратуше есть как минимум один человек. И это довольно странно – охваченные безумием горожане инстинктивно высыпали на улицы, в помещениях почти никого не осталось.

А еще более странно то, что незнакомец не ощущается направлением. Это может означать только одно – принадлежность к чародейской братии. Но все законные ромецианские чародеи сейчас в своем университете. Что же до незаконных…

В общем, я догадываюсь, кто у нас здесь. Нетрудно догадаться. Пазузу командовал армией шатиров, сидя на самом высотном здании в городе. Колокольне Благовещения. Можно предположить, что в ратуше, к которой эта колокольня пристроена, устроил штаб его главный сообщник.

Дверь со скрипом растворилась. На свет вышел человек. Совершенно обычный человек в добротном костюме, со множеством черных точек на лице.

Эль Кориано.

При виде меня кардинал-расстрига побледнел, как стираное полотно. Пошарил вокруг глазами, явно что-то ища. Потом тревожно скривил губы и произнес:

– Ты… ты демон.

– Потрясающая дедукция, Холмс, – язвительно ответил я, делая шаг вперед. – Что навело вас на такое сложное умозаключение?

– Ты демон, – не слушая меня, повторил эль Кориано. – Но не тот. Где другой демон?

– Какой другой? – прикинулся дурачком я.

– Другой. Высокий. Ростом почти с огра. С огромными крыльями и хвостом. Рук всего две и глаза только два. Лупоглазый. На морде клюв. На затылке пучок разноцветных перьев. На груди пара крошечных крылышек.

– Какой великолепный фоторобот! – снова отвесил комплимент я. – Прямо как живой перед глазами предстал!

– Отвечай мне, где второй демон?! – начал кипятиться эль Кориано.

– Нету его. Ушел. Совсем ушел.

– Куда ушел?!

– На кудыкину гору.

– Ты что, хочешь сказать, что ты его… – начал догадываться экс-кардинал.

– Угу. Правильно. Твой начальник у меня вот здесь, в коробочке.

– Он не был моим начальником, – сухо ответил эль Кориано. – Я приказывал ему, а не он мне.

Этому я удивился. Насколько я успел узнать Пазузу, он натура свободолюбивая. Если и подчиняется кому-то, то только в силу веских причин.

Все-таки интересно, как же эти двое снюхались?

Передо мной дилемма. Замочить эль Кориано сразу же, не вступая в беседу, или все-таки сначала расспросить о житье-бытье? С одной стороны, у него может быть важная информация, с другой – тип он довольно опасный, способный на всякие пакости. Телепортироваться, опять же, умеет. А ну как сбежит?

Проблема выбора, вечно эта проблема выбора…

Надо сказать, я колебался. Довольно долго колебался.

Почти четверть секунды.

– Слушай, у тебя недосмотренных сериалов не осталось? – вежливо спросил я, выщелкивая когти из пазух.

– Что?.. Каких еще…

– Надеюсь, что не осталось. Потому что ты их не досмотришь.

Не думаю, что эль Кориано понял, о чем я говорю. Но общий смысл вполне уловил. Во взгляде бывшего кардинала появились отвращение, страх, ненависть. Он попятился, инстинктивно прикрываясь руками, и зло прошипел:

– Ты что, собираешься убить меня, проклятый выродок?!

– Да. И этот грех мне уже отпустили.

Эль Кориано скривился так, словно надкусил лимон вместо апельсина. Его ладони плотно сжались… а потом правая разжалась. И в ней оказался длинный, украшенный самоцветами кинжал. Секунду назад его там не было. Я готов поклясться, что экс-кардинал не прикасался к своей одежде. Он не мог выхватить оружие из потайного кармана или еще откуда-нибудь.

Значит, опять колдовство. Надо быть поосторожнее – вдруг этот кинжал не просто кинжал? Обычное железо не оставит на моем хитине даже царапины, но зачарованное – совсем другое дело. Встречаются клинки, способные разрезать танк, как батон колбасы.

Некоторые – даже на расстоянии.

– Неплохой ножичек, – прохрипел я, демонстративно перебирая всеми когтями разом. – Но у меня таких… да сам сосчитай, если интересно.

– Тридцать четыре, – окинул меня быстрым взглядом эль Кориано. – Не так уж и много.

У меня прямо плечи опустились. Плохо, когда арифметику в школе преподают через задницу. Уже во второй раз мои когти не могут сосчитать правильно. И если эльфийскую старушку еще можно понять – ну не разглядела без очков, сколько у меня пальцев, – то этот вообще в какие-то дебри забрался.

Вот как он умудрился получить тридцать четыре?

– Сорок два, – процедил я, делая резкий рывок.

Высокая скорость – верный союзник против колдуна. У них часто бывают проблемы с реакцией. Слишком много времени проводят в лаборатории, и слишком мало – на спортплощадке. Физическое развитие среднестатистического волшебника оставляет желать лучшего.

Но зато в его рукаве целая куча подлых трюков. Я убедился в этом, как только нанес первый удар. Семь когтей рассекли только воздух… воздух и плавающее в нем изображение. Колдовской мираж, в точности повторяющий эль Кориано.

– Ахха!.. – раздалось сзади.

В спину ударили кинжалом. Проклятый колдун оставил на месте себя иллюзию, а сам телепортировался мне за спину, откуда и напал.

К счастью, его оружие оказалось самым обыкновенным. Лезвие лишь скользнуло по хитину, не оставив и царапины. А в следующий миг в воздухе хлестнул длиннющий хлыст – ядовитое жало устремилось точно в горло колдуну.

Но тот снова успел ускользнуть. Резко повернувшись, я увидел лишь очередную иллюзию, проткнутую моим хвостом. Эль Кориано исчез.

Замираю неподвижно, медленно вращаясь вокруг своей оси. Направление не чувствует врага. Остается полагаться на зрение и слух.

Стандартным методам телепортации обычно сопутствует своеобразное «бумканье». Когда исчезаешь – воздух устремляется на освободившееся место. Когда появляешься – воздух расходится в разные стороны. Бум-м-м!.. Или пф-ф-ф!..

Но любого результата можно добиться сотней разных путей. Эль Кориано использует другой метод, совершенно бесшумный. Как мне рассказывали, при нем перемещение происходит не мгновенно, а с некоторым замедлением. Объект как бы «растворяется» в одной точке, одновременно «сгущаясь» в другой. Звук если и присутствует, то очень-очень слабый, почти неслышный.

Мне казалось, что мои рассуждения вполне логичны. Но я в этом усомнился, когда плечо пронзило острой болью. Из него на мгновение высунулась тончайшая полупрозрачная струна… и тут же втянулась обратно.

Я резко развернулся, капая на пол черной слизью. Никого. Но прямо из пустоты снова вылетела такая же струна – я дернулся, уходя влево, и начал сверлить взглядом пространство. Только стены и воздух.

Эль Кориано. Эти струны ужасно похожи на те, которыми стрелял жареный ягненок на злосчастном банкете. Но на сей раз я не вижу никаких продуктов питания, откуда они могли бы вылетать. Прямо из воздуха… из воздуха…

А вот и еще одна! Экс-кардинал явно недооценивает реакцию яцхена. Первой он меня проткнул – я не ожидал нападения. От второй я увернулся. Но третью… третью я перехватил на подлете!

Я не стал хватать эту «струну» ладонью. Слишком уж тонкая, почти невидимая. Нет, я просто нанес резкий удар когтями, одновременно изгибаясь вполоборота, чтобы не оказаться пораненным.

Отрезанные кусочки колдовского оружия посыпались на пол. Остальное втянулось обратно и исчезло. А в пустоте послышался болезненный вскрик. Кажется, я причинил кому-то сильную боль.

И тут меня осенило. Внезапно дошло, что эль Кориано вовсе не телепортировался. Ни там, на банкете, ни здесь. С чего я вообще взял, что он применял телепортацию? Есть ведь и другие способы исчезать и появляться. Например… например, становиться невидимым.

Да, несомненно. Все очень просто. Этот гад оставлял вместо себя иллюзию, а сам становился невидимым и быстренько перебегал на другое место.

Думаю, уже в самом начале разговора я обращался к миражу. Призрачному «отражению» настоящего эль Кориано. Сам же он в это время осторожно заходил мне за спину.

Скажете, что мираж разговаривал? Какие, право, пустяки. Посылать свой голос в другое место – элементарщина. Это даже без магии возможно – слышали о чревовещателях?

Перемещаться совершенно бесшумно – тоже пустяк. Иллюзии бывают не только зрительные, но и слуховые, а кроме невидимости существует еще и неслышимость. Соорудить вокруг себя кокон полной беззвучности – это из азбуки для начинающих. Эльфы, вон, умеют это уже в раннем детстве.

Но теперь надо как-то выловить этого невидимку. Невидимый, неслышимый, неосязаемый для направления… да, такого поймать непросто. Остается дожидаться следующей атаки и надеяться, что враг не надумает сбежать.

– Ау-у!.. – позвал я, прикладывая ладони ко рту рупором. Рупор получился длинный – из шести ладоней. – Ау-у-у!.. Аюшки!.. Ваше бывшее преосвященство!.. Вы еще тута или уже сдриснули?.. Если сдриснули, так вы не молчите, прямо об этом скажите! Чтоб мне глаза не выплакать, вас дожидаючи!

И ничего. Ни звука, ни шороха. Не говоря уж о нормальной человеческой речи.

Не то чтобы я ожидал немедленного ответа. Не ожидал, разумеется. Но эль Кориано все же мог бы как-то отреагировать.

Если, конечно, он все еще здесь.

Скрипучее шуршание. Я опустил глаза и с недоумением воззрился на торчащий в полу нож. Секундой раньше его там не было. Самый обыкновенный нож на первый взгляд… но самые обыкновенные ножи не режут мрамор.

Только что все это может значить? Зачем эль Кориано воткнул нож в пол? Почему не в меня?

И тут появился он сам. Вырос прямо передо мной, совершенно беззвучно. Нас разделяет метров пять – хватит одного хорошего прыжка.

Я, конечно, сразу же прыгнул. Глупо не воспользоваться представившейся возможностью. Резкий рывок…

– Уй-й-й!.. – невольно вырвалось из меня.

Ужасно странное ощущение. Мне не удалось прыгнуть. Я… я как будто застрял. Так было бы, если б меня привязали веревкой к стене. Машу руками, тянусь вперед… и не могу продвинуться ни на сантиметр.

Косясь на презрительно щурящегося эль Кориано, я выпрямился. Больше не пытаясь прыгать, просто осторожно шагнул… точнее, попытался шагнуть. Нога послушно поднялась, переместилась немного вперед, но остальное тело наотрез отказалось за ней следовать.

Я бессильно подергался, скрипя зубами. По-прежнему ничего. Такое впечатление, что меня и в самом деле посадили на привязь.

И тут я снова обратил внимание на загадочный нож. Он по-прежнему воткнут в пол по самую рукоять. И… и не просто в пол. Там, где он воткнут, лежит моя тень. При этом освещении она довольно блеклая, но вполне различимая.

Нож вошел в самую середину груди.

Я помахал руками, подвигал ногами – тень послушно повторила каждое движение. Но стоило мне попытаться сдвинуться целиком… и тень как будто прилипла к месту. А вместе с ней прилип и я.

Кажется, я понял фишку. Каким-то заковыристым способом колдун прибил к полу мою тень. Тень не может сдвинуться. А значит, я тоже вынужден оставаться там, где я есть.

Что делать в такой ситуации? Элементарно – выдернуть нож. Руками я не дотягиваюсь, но у меня же есть еще и хвост! Двухметровой длины, между прочим. Со свистом стреляю им, обхватываю рукоять, словно веревкой, и… и… и…

Блин. Не выходит. У хвоста недостает силы, чтобы выдернуть проклятый ножик. Слишком плотно вошел.

Руками я бы смог, но руками не дотягиваюсь. А у хвоста недостает силы. Блин.

Что еще у меня есть дистанционного?.. О! Кислота! Разеваю пошире рот и с силой харкаю. Едко-зеленый шмат попадает точно в цель, накрывая рукоять ножа. Пш-ш-ш-ш-ш… какой приятный звук в данной ситуации.

Блин. Снова неудача. Зачарованный нож даже не потускнел. Что же до мраморного покрытия, то оно попортилось, и попортилось изрядно. Пол все еще дымится, в нем одно за другим появляются углубления, ямки, рытвины. Но этого недостаточно, чтобы нож вывалился – по-прежнему держится очень прочно.

Возможно, еще несколько плевков сумеют настолько испортить пол, чтобы колдовство перестало действовать. Но я не уверен, что смогу их сделать. Во время боя с Пазузу я выдал не один плевок. Мой внутренний боекомплект почти исчерпан – нужно ждать часы, пока восстановится.

Думаю, меня хватит еще на один выстрел. Не больше. А этого совершенно точно недостаточно. Значит, нужно придумывать что-то еще.

Рассказывалось о моей борьбе с магическим ножом довольно долго, но времени она заняла всего ничего. Полминуты, не больше. Убедившись в тщетности всех попыток, я повернулся к эль Кориано. Убью его последним плевком, а потом прыгну в другой мир…

– Не получится, патрон, – резко перебил Рабан. – Пока тебя держит магическая печать – ничего не получится. Можно даже не пробовать.

– Точно уверен?

– Точно, точно. Помнишь же, как тебя удерживали в магических кругах? Тут такой же принцип.

Одно другого хуже. Значит, даже если я прикончу эль Кориано… хотя подождите-ка. Колдовство часто рассеивается, если убить того, кто его наложил. Вполне возможно, что чары спадут, если…

Но тут поток моих мыслей словно врезался в плотину. Эль Кориано отнюдь не терял времени даром. Он снова исчез.

Точнее, не исчез. По-прежнему стоит у стены.

Вдесятером.

Десять совершенно одинаковых эль Кориано.

Ну и какой из них настоящий? Если, конечно, среди них вообще есть настоящий.

Одиннадцатый.

Двенадцатый.

Тринадцатый.

Четырнадцатый.

Эти поганцы размножаются, как вирусная колония!

Бешено вращаюсь всем телом, едва успевая замечать новых эль Кориано. Их уже… да хрен с ними, я давно сбился со счета. Они заполняют уже весь зал – добрых полсотни совершенно одинаковых озлобленных мужиков.

Они все хотят меня убить.

Кажется, новые наконец перестали появляться. Эль Кориано то ли выдохся, то ли решил, что достаточно. Думаю, второе – в зале уже просто нет свободного места. Только большой круг, в центре которого я.

Все эль Кориано одновременно подняли руку. Левую. Я напрягся, уже догадываясь, что последует.

Пронзительный свист! Из полусотни запястий вылетело полсотни тончайших полупрозрачных струн! И все прямо в меня! Я бешено заметался, понимая, что никаким образом не смогу увернуться от всех…

Живот пронзило острой болью. Словно проткнули раскаленным прутом. Я захрипел, зажимая отверстие – ладонь испачкалась в черной слизи.

Думаю, если бы в меня вонзились все пятьдесят «струн», я бы умер. Или по крайней мере очень хреново бы себя почувствовал. Но, к счастью, настоящая среди них всех только одна. Та, которой стреляет настоящий эль Кориано. Остальные – просто бесплотные иллюзии, не способные причинить никакого вреда.

Но проблема в том, что я не знаю, какая настоящая. К тому же иллюзорные двойники отнюдь не стоят неподвижно – мельтешат, поминутно меняются местами, сбивая с толку. Я не знаю, откуда последует удар. Не знаю, где в этой куче призраков реальный враг. Даже моя яцхеновская реакция не справляется с таким количеством отвлекающих атак.

Единственное, что я могу и должен делать – беречь голову. Это мое самое слабое место. Если колдовская струна пронзит мозг, я почти наверняка умру.

Поэтому я вскинул руки повыше. Рук шесть – могу поймать шесть струн. Буду ловить те, которые угрожают попасть в голову. Остальные… что ж, остальными частями тела придется пренебречь. Регенерация у меня превосходная, раны заживают почти мгновенно. А боль можно и перетерпеть.

В меня со свистом вонзилась еще одна струна. На сей раз – прямо в спину, между лопаток. Если бы у меня были лопатки, конечно.

Я резко развернулся, бешено шаря глазами. Какой из них? Какой из этих совершенно одинаковых лже-кардиналов настоящий? Если я сумею его отличить, то по крайней мере смогу успешно защищаться. Судя по всему, ему больно, когда эти странные «струны» перерезают… а может, он использует собственные жилы?!

Все-таки в колдовстве я чайник – нахватался там-сям всякого-разного, но глубоких знаний нет и в помине. А сейчас они очень даже пригодились бы…

– На хрена ты заключил сделку с демоном?! – воскликнул я, шаря глазами по окружившей меня толпе. – Ты же священнослужитель, черт тебя дери! Разжалованный, но все-таки!

Честно говоря, я не ожидаю, что противник ответит. С его стороны это было бы довольно глупо – раскрыв рот, он тем самым себя выдаст.

Но попробовать-то можно, верно?

– У меня не было выбора! – зло крикнул эль Кориано. – Мне пришлось! Пришлось пойти на союз с малым злом, чтобы одолеть великое!

Надо же, получилось. Ответил. Только мне от этого ни тепло, ни холодно – все двойники шевелят губами в унисон. А голос как бы рассеян по всему залу – совершенно непонятно, откуда исходит.

И к тому же в меня снова выстрелили. Снова полсотни этих отвратительных «струн», из которых только одна настоящая.

Впилась прямо в пах.

– Что ты называешь великим злом?! – рявкнул я, болезненно скрипя зубами.

– То, что творится сейчас в мире! Все происходящее, все! Все мерзкое, нечистое, нечеловеческое! Мир погряз в грехе, погряз в скверне – и я стану тем, кто его очистит! Все, что я делаю – только ради очищения от скверны!

– Очищения, говоришь?! – начал закипать я. – Значит, это ради очищения ты отдал Ромецию на съедение Пазузу?!

– Да! Чтобы очистить ее от греха! Все предопределено, все предначертано свыше! Путь каждого человека к спасению или вечным мукам установлен еще до его рождения! Божья кара неотвратима! Я лишь осуществляю ее над теми, кто изначально проклят! Я очищаю мир от зла!

– А то, что делаешь ты сам?! Это, по-твоему, не зло?!

– Меньшее! – в отчаянии выкрикнул эль Кориано. – Гораздо меньшее! У меня не было выбора, понимаешь ты это?! Иногда приходится идти на такие меры! Приходится заключать союз с малым злом, чтобы одолеть великое! Можно даже сказать, что я творю добро!

– Добро?! – прохрипел я, вспоминая бойню на улицах и хохочущего Пазузу. – Ты называешь это добром?!

– Добро и зло относительны! – истошно закричал эль Кориано.

– Да, именно таков девиз всех лицемерных выродков, – ледяным голосом произнес я. – Ужасно не хочется признавать правду, верно? Не хочется глядеть самому себе в лицо? Вот и придумываем себе заковыристые оправдания – лишь бы как-то заткнуть совесть. Но правда в том, что твой мозг – это воспаленный мозг фанатика! Охваченный одной-единственной дурной идеей – истребить все нечистое – ты сам не заметил, как предал своих товарищей! Предал своих прихожан! Предал Церковь!! Предал Бога!!!

– Нет!!! – бешено завизжал эль Кориано. – Нет, никогда!!! Я по-прежнему Его верный слуга!!! Я делаю только то, что хочет Он!!! Я слышу голос в своей голове!!!

– Я тоже слышу голос в своей голове!!! – что есть мочи захрипел я, брызгая кислотной слюной. – Но это не Бог!!! Это всего лишь моя шизофрения!!!

И тут во мне снова что-то всколыхнулось. В животе словно загорелся пожар – так горячо там вдруг стало. Бурный, кипящий комок прокатился по груди и горлу, поднимаясь к гортани…

– БУАРРРРРРРРРРР!!! – исторг из себя я.

Из пасти выплеснулся настоящий столб кипящей, пенящейся кислоты. Он просто развеял по ветру десяток иллюзорных эль Кориано и ударился в стену… ударился, прожигая в ней круглое отверстие. Каменная стена толщиной в локоть исчезла, словно ее не было.

Бешеный напор не утихает. Торопясь, пока не прошел этот диковинный прилив сил, я перевел кислотный штурм левее… правее… выше… уничтожая стены, взрывая в пыль окна, заставляя крышу покачнуться и накрениться…

…а потом рухнуть.

Не всю. Частично. Все-таки здание ратуши построили на совесть – после моих атак оно выглядит обстрелянным из пушки, но по-прежнему держится. Однако в крыше образовалась огромная дыра, в которую заглянуло солнце…

…и я вдруг почувствовал, что могу двигаться. Освещение изменилось. Зал залит солнечным светом, лучи падают прямо сверху, и тени заметно сместились.

Теперь колдовской нож торчит в ничем не примечательном участке пола.

Шторм в груди утих. Во рту стало сухо, как в пустыне. Наверное, я еще очень долго не смогу выдавить из себя ни капельки кислоты.

Но мне это больше и не нужно. Не тратя времени даром, не давая эль Кориано опомниться, я с бешеной скоростью ринулся вперед. Когти всех шести рук свищут с невероятной частотой, рассекая иллюзорных двойников, ища того единственного, что реален.

– Все равно никуда не денешься! – прохрипел я, вертясь волчком. – Сдавайся или умри! Лучше умри!

– О-о!.. – вдруг жалобно послышалось в воздухе.

Я замер на месте. Десятки иллюзий мгновенно пропали, как не было. Зато передо мной проявился их хозяин – болезненно хрипящий эль Кориано. Оказывается, его даже не было среди этих призраков. Он по-прежнему оставался невидимкой.

Одна из моих бешено мельтешащих рук вошла бедолаге точно в живот. Когти с легкостью прорвали кожу и внутренности. Даже захоти я сейчас пощадить эль Кориано, после такой раны он уже не выживет.

– Я все равно был прав!.. – выдавил умирающий, из последних сил плюя мне в глаза. – Ты можешь убить меня, но не правду!.. Однажды мое дело продолжит другой!..

Не хочется мне его щадить. Это лицо, испещренное черными точками, вызывает жгучее омерзение – словно огромная мокрица в человечьем обличье.

Я зло оскалился, крепко сжал ладонь, захватывая все, что в нее попало, и прохрипел:

– Твоим кишкам нужна свобода!..

Потом я выдернул руку.

Глава 40

Бывший кардинал эль Кориано упал замертво. Не глядя на окровавленный труп с уродливой дырой в животе, я брезгливо вытер ладонь о штанину.

Похоже, все наконец-то закончилось. Пазузу запечатан, его сообщник-колдун погиб. Теперь хорошо бы немного отдохнуть и перекусить. Насыщенный день выдался, как ни посмотри. Иные люди за всю жизнь не переживают столько, сколько я за сегодня.

– Эй, выпусти меня! Выпусти! – послышалось из кармана.

– Да заглохни ты уже! – возмутился я. – Будешь на мозги капать – выброшу куда-нибудь в океан! Или закопаю.

Кстати, а что мне все-таки с ним делать? Не таскать же вечно в кармане. Может, в самом деле закопать поглубже? Или попробовать уничтожить вместе со шкатулкой?

При случае обдумаю это всесторонне. Посоветуюсь со знающими людьми, прикину, что и как. А уж потом приму решение.

Ну все, больше мне здесь делать нечего. Эвона я как все вокруг раскурочил. Пролом в стене такой, что слоновья упряжка пройдет. В камне прожжены огромные дыры, края до сих пор дымятся.

Надо будет прислать кого-нибудь позаботиться о трупе эль Кориано. Его, наверное, сжечь положено, а то мало ли что. Вдруг исхитрится ожить? Колдуны, они такие…

Мысли внезапно застопорились. Труп бывшего кардинала, словно отвечая моим опасениям, резко дернулся.

Я досадливо сплюнул, выпуская когти. Вот ведь не было печали. Никто, положительно никто не желает подыхать с первого раза. Обязательно оживают и снова начинают гадить.

Зла не хватает.

Однако труп ведет себя как-то странно. Ничуть не похоже, что он собирается подняться на ноги. Скорее выглядит так, будто его кто-то пихает снизу. Палкой или еще чем.

Я осторожно сделал шаг вперед. Очень-очень осторожно. Мало ли что этот колдун наворожил перед смертью? Вдруг вмонтировал в себя систему самоуничтожения? Чтоб, значит, отомстить потенциальному убийце.

Из дыры в животе покойного брызнул яркий свет. Я еще сильнее уверился в своем предположении. Невольно шагнул назад, не отрывая взгляда от чертова колдуна. За что я их особенно не люблю, так это за непредсказуемость. Обязательно преподнесут какой-нибудь гаденький сюрприз.

Дыра расширилась. Труп разбух, словно поднимающееся тесто, а потом разошелся посередине.

И из него высунулась рука.

Не человеческая рука. Совсем не человеческая. Длинная, грязно-бежевого цвета, без локтя, изгибающаяся на манер шланга. Вместо пальцев – четыре толстых жирных щупальца, похожие на личинок майского жука. Почти как осьминожьи, только вместо присосок – множество острых черных шипов.

Омерзительная штуковина слепо пошарила в воздухе, спустилась пониже и оперлась об пол. Злосчастного эль Кориано расперло еще сильнее. Он окончательно утратил сходство с человеком, напоминая теперь скорее медузу, выброшенную на берег. А из его останков начало выбираться… нечто.

Я наблюдал за этим жутким процессом, не произнося ни слова, не двигаясь с места. Ноги словно превратились в камень. В горле встал комок. От выбирающегося на свет чудовища веет чем-то таким… таким… не уверен, чем именно, но это что-то донельзя страшное. Пазузу даже в худшие свои моменты не производил и малой доли такого впечатления.

– Патрон, да Пазузу по сравнению с ним хомячок!.. – в ужасе простонал Рабан. – Эта тварь будет покруче Йог-Сотхотха! Надо сматываться, пока не поздно!

– Кто это такой? – чуть слышно прошептал я.

– Это Ррогалдрон.

Ну что тут скажешь? Новость из разряда тех, которые порой приводят к испачканным штанам. У меня нервы крепкие, навидался я всякого, к демонам мне не привыкать, так что в панику впадать не собираюсь. Но морозец по спине пробежал, врать не стану. Сами представьте себя на моем месте.

Итак, вот он какой, значит. Ррогалдрон, Темный Падишах Голюса. На вид – редкостная гадость. Огромный, жирный, лоснящийся, капающий слизью. Вместо ног толстый подергивающийся хвост, как у личинки. Головы нет совсем – на груди огромная круглая пасть с тремя рядами зубов, по бокам туловища двенадцать красных глаз-вишенок. В правой руке длинный золотой трезубец… хотя нет, скорее четырезубец. Четыре зубца.

– Здравствуйте, Ррогалдрон Батькович, – осторожно произнес я, изо всех сил стараясь не шевелиться. – Как здоровье, как детки? Надолго ли к нам?

Лучше его не раздражать. Не знаю, чего он сюда приперся, но пока я это не выясню, буду вежливым и миролюбивым, как дипломат на официальном приеме.

Может, он просто так заглянул, на огонек? Узнает последние новости, посидит в кафетерии, выпьет чашечку эспрессо – и домой, в Голюс?

Хорошо было бы…

– Ты… – медленно прогудел Ррогалдрон, обращая ко мне все двенадцать глаз. – Ты… Кто ты есть?

– Можно просто Олег, – быстро ответил я. – Будем знакомы. Я тут проездом. Случайно.

– Это ты убил моего слугу?

Странно он разговаривает. Пасть вообще не шевелится – так и остается открытой во всю ширь. Языка внутри не видно. Трубный голос явно исходит не изо рта, а откуда-то… черт его знает, откуда. Прямо из-под пола, что ли? Такое впечатление, что за Ррогалдрона говорит кто-то другой, находящийся где-то у меня под ногами.

И тут до меня дошел смысл вопроса. Я бросил быстрый взгляд на бренные останки эль Кориано и вежливо переспросил:

– Слугу?.. Вы вот про этого прокисшего товарища?.. – указал на труп я.

– Да.

– А я… ну, я как бы не знал, что он вам служил, Ррогалдрон Батькович…

– Мне. Ведомый гневом, гордыней и завистью, этот человек заключил со мной договор. Я оставил на его лике свой знак, – пошевелил пальцами-щупальцами Ррогалдрон. – Я дал ему могущество и способ исполнить задуманное. Я свел его с демоном-чужаком, вторгшимся в этот мир из-за Кромки. Я помог этому демону сбросить былые оковы и отдал его в услужение моему слуге. Убив его, ты тем самым призвал меня.

– Шибко извиняюсь. Откуда ж я знал?

– Не имеет значения, знал ли ты. Произошедшее произошло и уже не изменится. Я здесь.

Мысленно я обругал эль Кориано по матери. Нехорошо так об усопшем, но покойничек оказался даже большей гнидой, чем я думал. Не только с Пазузу скорешился, но и к самому Ррогалдрону в шестерки записался.

И после этого еще смел кого-то обвинять в нехорошем поведении. Бывают же нахалы на свете.

Хотя, конечно, Гитлер тоже искренне верил, что борется за правое дело…

– Ррогалдрон Батькович, а можно поинтересоваться вашими дальнейшими планами? – осторожно спросил я. – Вы что делать планируете по поводу случившегося?

– Карать, – равнодушно ответил Ррогалдрон.

Вот дерьмо. А я так надеялся, что он хряпнет рюмку за упокой своего сотрудника и этим ограничится. Но не судьба, видно.

– А кого карать? – грустно уточнил я. – Меня?

– Тебя. И весь этот город. Я уничтожу его полностью.

– Э, Ррогалдрон Батькович, не надо рубить сплеча! – запротестовал я. – Меня – ладно, понятно, где-то даже справедливо. Хотя я извинился. Вы это учтите, когда будете принимать окончательное решение. Если кто-то извиняется, его надо прощать. А город в любом случае ни при чем! При чем тут город? Вы уж помягче как-нибудь, Ррогалдрон Батькович! Может, просто штраф возьмете?..

– Нет. Если уж Я явился сюда, то свершу акт устрашения. Это будет уроком смертным червям. Назиданием на будущее. Этим городом Я ограничусь, ибо мне чужда бессмысленная жестокость, но его Я уничтожу целиком и полностью. Керлай’крлай’алй’кльиллья’рл’айль’йлья’хышшщь’лльоёё.

– Это что значит? – не удержался я.

– Просто древнее изречение. Хорошо подходит к случаю.

– А перевод можно?

– Я не смогу выразить это в понятных тебе словах. Просто знай, что это изречение доказывает неизбежность моей кары и бессмысленность попыток ее избежать. Я начну с тебя, маленький демон. Готов ли ты предстать перед Вечностью?

– Не готов, – с удивительной скоростью ответил я. – Требуется подготовка.

– Сколько времени тебе нужно?

– Чтобы предстать перед Вечностью?.. Вечность! Быстрее подготовиться не получится.

– Я дам тебе сорок ударов сердца, – равнодушно произнес Ррогалдрон. – Можешь готовиться в течение этого времени.

– У меня нет сердца!

– Уже только тридцать ударов.

– А можно выбрать, какой смертью умереть? – отчаянно спросил я.

– Нет.

– Почему?

– Потому что вы всегда выбираете смерть от старости. Мне нетрудно это устроить, но однообразие начинает надоедать. Каждый раз с удивлением спрашиваю себя – неужели смертные черви настолько плохого обо мне мнения, что надеются обхитрить этой седобородой уловкой? Видно, история ничему их не учит.

Настроение упало ниже плинтуса. Я ведь как раз и рассчитывал заказать смерть от старости.

Ничего не поделаешь, каждый мнит себя первооткрывателем…

– Твое время истекло, – холодно сообщил Ррогалдрон.

Я дернулся, сам толком не зная, что собираюсь делать. А в следующий миг меня накрыло теплой волной слабости. Такой легкой, расслабляющей, даже приятной слабости. Ноги подкосились, руки отнялись. Я упал на пол, не в силах шевельнуться. Рабан, мой единственный шанс спастись, ускользнуть в другой мир, вообще не подает голоса.

Мысли мчатся со свистом. Большая часть тела уже не чувствуется. Жизнь просто улетучивается. Наверное, что-то подобное испытываешь, сидя с перерезанными венами в горячей ванне. Я где-то слышал, что это самый приятный способ самоубийства.

Скорее всего, я сейчас умру. В последнее время эта мысль стала до смешного привычной. Представляю себе Смерть, раз за разом являющуюся за одним яцхеном, расчехляющую косу… но в последний момент досадливо удаляющуюся.

Но в этот раз, похоже, старуха с косой все-таки получит свое. Что ж, одно утешение – я сделал все, что мог. Мне не в чем себя упрекнуть – знал, на что иду. Поступал совершенно осознанно, прекрасно понимая, что вряд ли выживу.

Пришло время посмотреть, что ждет на другой стороне. Очень хочется надеяться на что-нибудь хорошее.

Слышишь ли Ты меня сейчас, Господи? Найдется ли в садах Твоих уголок для одного ничтожного яцхена?

Думаю, скоро мы это выясним.

Этот бурный поток мыслей промелькнул за какую-то секунду. Хорошо хоть, вся прошедшая жизнь перед глазами не пронеслась – не особо хочется смотреть повторный показ. Мне и премьерного вполне хватило.

– Оставь тварь сию, ибо нет власти твоей над ней, – послышался холодный голос.

Я с трудом сконцентрировал взгляд и внезапно понял, что снова могу двигаться. Через обвалившуюся стену переступил человек в белой рясе с низко надвинутым капюшоном. Следом – еще восемь монахов-доминиканцев, молча рассредоточившиеся вдоль стен.

Ррогалдрон обратил к новоприбывшим взгляд всех двенадцати глаз. Разверстая пасть даже не шевельнулась, но зал вновь наполнился трубным ревом:

– Я Ррогалдрон, из шести Темных Падишахов Голюса. Кто ты есть, что осмеливаешься противостоять мне?

– Я простой великий инквизитор, – бесстрашно шагнул вперед Торквемада, откидывая капюшон. – И мне нет дела до того, кто ты и что ты. Ты враг нашего Господа и нашей Церкви, и это все, что потребно знать ордену святого Доминика. Аутодафе.

Ррогалдрон замолк. Мне показалось, что он ужасно удивлен. На несколько секунд в зале повисла гробовая тишина.

– Ах-ха-ха-ха-ха!!! – вдруг неистово расхохотался Ррогалдрон. – Грах-ха-ха-ха-ха-ха!!! Аутодафе? Не лишился ли ты ума, смертный червь? Ты желаешь свершить аутодафе надо МНОЙ?!

– Ты всего лишь демон – не более того, – вытянул руку Торквемада. – Говорю тебе: и ниспал огонь с неба от Бога и пожрал их; а диавол, прельщавший их, ввержен в озеро огненное и серное, где зверь и лжепророк, и будут мучиться день и ночь во веки веков!

Я быстро-быстро задвигал конечностями, отползая подальше. Огонь, исторгнутый великим инквизитором, заполнил зал сразу и мгновенно. Бушующий, ревущий столб пламени нахлынул на Ррогалдрона, охватывая его плотным кольцом.

Однако этот огонь – не обычный огонь. Чувствую сильный жар даже сквозь мой огнеупорный хитин, но почему-то совсем не боюсь пострадать. Восемь монахов, склонивших головы в молитве, даже не шелохнулись – пламя не касается их ни единым язычком.

– Молитесь, братья! – прогремел Торквемада, поднимая руки. – Молитесь – и да рассеется Враг, яко дым!

Доминиканцы забормотали быстрее и громче. Я не вижу их лиц – они скрыты капюшонами. Вижу только ладони, сложенные вместе, и вижу зажатые меж пальцев молитвенные четки с маленькими крестиками. От каждого монаха исходят бурные тепловые волны – кажется, они неким образом поддерживают Торквемаду, придают ему дополнительные силы.

Ррогалдрон недовольно заворчал. Похоже, даже ему все это причиняет некоторый дискомфорт. Слова Святого Писания, летящие со всех сторон, чудовищный напор со стороны Торквемады – здоровенный демон явно чувствует себя не в своей тарелке.

Зубастая пасть издала протяжное хлюпанье. Ррогалдрон резко выдохнул… и на несколько секунд я ослеп. Не знаю, что произошло, но когда зрение восстановилось, я обнаружил в стене еще одну дыру. Огромную дырищу прямо за спиной Торквемады. А за ней множество домов… и в каждом точно такая же дыра. Дыхание Ррогалдрона просверлило насквозь целый квартал.

Но Торквемада как стоял, так и стоит. Монашеская ряса облетает тлеющими лоскутьями, но сам он, такое впечатление, даже не заметил произошедшего. Кошмарная обгорелая фигура, покрытая ожогами и язвами, с головы до ног увешанная тяжеленными звенящими цепями. А уж когда я заметил, что эти цепи частично вросли в живую плоть…

Сейчас великий инквизитор сам похож на демона, поднявшегося со дна геенны.

– Теперь Я знаю, кто ты, – произнес Ррогалдрон, внимательно рассматривая вставшего на его пути. – Ты Томмазо Торквемада, запечатавший адское пламя в собственной груди. Ты служишь Ему, но принадлежишь мне. И я забираю тебя.

Шипастые пальцы-щупальца зашевелились. Ррогалдрон, со времени своего появления не двигавшийся с места, медленно пополз вперед. Словно кошмарный слизняк громадных размеров, он переволок разжиревшее туловище на несколько сантиметров, оставляя зеленоватый поблескивающий след.

Пасть чудовища разверзлась еще шире. На сей раз Ррогалдрон не стал выдыхать – напротив, он вдохнул. Вдохнул, с бешеной силой втягивая… что? Я не заметил движения воздуха. Не шевельнулся ни один предмет – вплоть до самых крохотных.

Однако монахи задрожали и пошатнулись, с трудом держась на ногах. Стройный речитатив нарушился, в него вкрались фальшивые нотки.

Да и на меня вновь навалилась ушедшая было слабость. Конечности опять превратились в безжизненные плети, жизнь потекла прочь из тела, мысли закрутились бешеным водоротом.

Кажется, Ррогалдрон втягивает наши души.

Единственный, кто даже не дрогнул – Торквемада. Он только зло покривился. Налитые кровью глаза выпучились больше прежнего. Почерневшая до состояния головешки рука протянулась к приближающемуся демону.

– Ты… все еще жив?! – поразился Ррогалдрон. – Почему?!!

– Все твои потуги – лишь тщета, нечистая тварь, – процедил великий инквизитор. – Здесь Ватикан. Здесь самое сердце Святой Церкви. Здесь Папа Римский. Сам Господь мне защита. И все твое могущество здесь – звук пустой!

Обугленная ладонь резко сжалась в кулак. Ррогалдрон отшатнулся, словно его ударили. Монахи мгновенно выпрямились, молитвы снова зазвучали громко и отчетливо. Я почувствовал, что опять могу дышать… в метафорическом смысле, конечно.

– Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков! – прогремел Торквемада, наступая на Ррогалдрона. В его второй руке, чистой, объявился ярко светящийся крест. – Властью, возложенной на меня Церковью и самим Господом, я приказываю тебе сгинуть!!!

Ррогалдрон закричал. Закричал страшно и дико, взирая на великого инквизитора с невыразимой ненавистью. Вокруг него вспыхнул багровый огонь, в полу разверзлась огромная полыхающая трещина.

Томмазо Торквемада давным-давно утратил все обычные эмоции и желания. Все его «я», все его существование посвящено одной-единственной цели – служению. В этом искалеченном, изуродованном теле не осталось места страху, сомнениям, колебаниям – все вытеснено верой, все до последнего атома посвящено одной только ей.

Вера, доведенная до абсолюта, представляет необоримую, практически безграничную энергию. И теперь эта колоссальная сконцентрированная мощь захлестнула демона, подминая его и расплющивая.

Пылающая трещина расширилась. Оттуда послышался истошный многоголосый вой. Ррогалдрон, утративший былое спокойствие, колотит руками, пытаясь удержаться в этом пространственном измерении. Склизкое тело ходит ходуном, из клыкастой пасти струится зеленоватый дым.

– Что ты есть перед силой Господней, тварь? – презрительно посмотрел на него Торквемада. – Пыль, и только-то.

Ррогалдрон яростно заревел, скручиваясь в спираль. Из пылающей трещины ударил столп огня…

…и огромный демон провалился сквозь пол.

– Я буду ждать тебя, Торквемада!!! – послышался затухающий рев.

– Жди, – процедил великий инквизитор. – Жди меня со страхом и дрожью, тварь. Однажды я приду.

Трещина в полу сомкнулась, точно ее и не было. Снова только гладкий мрамор.

Недоверчиво оглядываясь по сторонам, я встал на ноги и отряхнулся. Торквемада одарил меня угрюмым взглядом. Жутко он все-таки выглядит без одежды.

– Благодарю… за помощь… – с трудом выдавил из себя я.

– Не благодари, тварь. Я пришел спасать не тебя – я пришел помочь Его Святейшеству Папе. Где он?

– Все еще на вершине колокольни, думаю, – вяло ответил я. – А может, уже спустился.

Голова кружится. Ррогалдрон меня чуть не раздавил. Если сейчас появится еще какая-нибудь гадость, можно сразу ложиться и сдаваться. Сил нет шевельнуть даже пальцем.

– Радуйся, что я убедился в твоей невиновности, тварь, – сумрачно произнес Торквемада, подходя к трупу эль Кориано. Цепи, вросшие в тело, зазвенели в такт словам. – Если бы не все то, что ты свершил сегодня, я отправил бы в Пекло и тебя. Так же, как отправил того, кто был здесь сейчас.

– Вы его убили, падре? Ррогалдрона, я имею в виду.

– Убил?.. – приподнял брови Торквемада. – Не питай напрасных надежд, тварь. Ррогалдрон – это само воплощение Тьмы, он не по зубам никому из смертных. Я всего лишь вынудил его убраться. Убраться туда, откуда он явился и где должен быть. Кстати, а что стало с тем, другим демоном?

– Пазузу? Насчет него не беспокойтесь. Я ему всыпал по первое число.

– А, вот как… И с эль Кориано тоже расправился ты?

– Угу. Замочил, как вы и велели. Мне, наверное, теперь медаль положена…

– Нет. Но устной похвалы твои действия заслуживают. Я вижу в тебе немалый потенциал. Не хочешь ли вступить в орден Святого Доминика?

– Это что… в инквизицию?

– Да, я имею в виду именно это. Из тебя мог бы получиться неплохой инквизитор.

– Спасибо за предложение, я его как следует обдумаю… – пробормотал я, стараясь не встречаться с Торквемадой взглядом.

Интересно, могу ли я считать это официальным извинением? За несправедливое обвинение, арест, пытки, тюремное заключение?

Могу, наверное. Если вдуматься, своим предложением великий инквизитор оказывает мне величайшее доверие, на какое только способен.

Надо полагать, его мнение обо мне и впрямь переменилось в лучшую сторону.

Я вышел наружу. Вопреки моим опасениям, людей на площади почти не оказалось. Видимо, одни разбрелись по домам – убирать кавардак, а другие устремились к Ватикану – разузнать у власть предержащих, что стряслось с городом.

Следом за мной из ратуши вышел Торквемада. На открытом воздухе он еще страшнее, чем в помещении. Обгорелый монстр, увешанный цепями. Надеюсь, у кого-нибудь из его подручных найдется запасная ряса. Или хоть покрывало какое.

Великий инквизитор вдохнул полной грудью. Я заметил в его взгляде странное выражение – тоскливое и одновременно счастливое. Из правого глаза неожиданно выкатилась крупная слеза.

– Почему вы плачете, падре? – осторожно поинтересовался я.

– Радуйся, тварь, – прошептал Торквемада, глядя на ясное небо.

– Чему?

– Тому, что даровано нам Богом. Радуйся земле, воде и воздуху. Радуйся живому и цветущему. Радуйся всему, что есть на белом свете. Радуйся этому так, как радуюсь сейчас я.

Я тоже поглядел на небо. Вспомнил все, что произошло за этот день. И понял, что разделяю чувства этой ходячей головешки.

Я действительно счастлив, что живу на этом свете.

Сын архидемона

Объект ЯЦХЕН. Искусственно созданное существо. Степень опасности – красная. Отличается невероятной агрессивностью, атакует всех и каждого в пределах видимости, бьет насмерть. Хорошо сопротивляется большинству известного оружия, но может быть остановлен мощным электрическим разрядом. Адекватно оценить разумность невозможно. В случае освобождения немедленно уничтожить любыми способами вплоть до чрезвычайных.

Выписка из дела № 342-40b

Хигйджайя кошмарны обликом, крылаты, хвостаты, трехглазы и шестируки, питаются человеческим мясом и никогда не оставляют в покое человека, единожды избранного Ими в качестве добычи. Лишь очень сильная магия способна оградить от Их ужасных когтей и зубов, но даже сильнейшие из кудесников не способны совладать с Прародителем всех хигйджайя Ноденсом, ибо мощь Его безгранична.

Из Книги Червя.

Глава 1

Я медленно шел по коридору. Когти чуть слышно цокали по полу, все три глаза смотрели в разные стороны, хвост с ядовитой колючкой извивался буквой «S».

Я ждал. Ждал, когда услышу шорох, увижу движение. Чувство направления ясно говорило, что тварь где-то совсем рядом – затаилась в тенях и тоже ждет. Этой темной ноябрьской ночью под кровлей старого замка Цератуш друг за другом охотятся два монстра, и один из них – я.

Замок Цератуш находится на западе Молдавии, на границе с Трансильванией и Малой Валахией. Местечко тут очень живописное – если вам нравятся горы и леса, конечно. Лично я предпочитаю пляж с кокосовыми пальмами, но кого в этом мире волнует мнение яцхена?

Так вот, о чем это я. Отвлекся, простите. Отвлекся… кхххххх!..

Тварь вылетела из какой-то темной дыры, врезаясь в меня всем телом. Яцхен – зверь могучий, но весит мало, так что я отлетел в сторону, складываясь пополам, как циркуль. Моего противника боженька тоже силищей не обделил – вон он как раз вздымает над головой булдыган центнера этак в три… йееееее!..

Я увернулся. В мгновение ока перенесся на восьмереньки и зашкрябал по полу, уклоняясь от тяжеленной каменюки. На бледной роже твари отразилась досада.

– Моя очередь, – оскалился я, отталкиваясь всеми лапами.

Теперь уже противник отлетел к стене, а я заработал когтями, перемалывая его в фарш. Крови из этого ушастого уродца не вылилось ни капли – мясо сухое, словно полгода вялилось на солнце.

Мои когти мелькали с такой частотой, что я сам с трудом их различал. Любой другой на месте этой твари уже давно бы сдох. Но чертов упырь… его раны срастались в доли секунды. С тем же успехом я мог бы шинковать комок геля.

Так продолжалось секунд десять. Зубы упыря часто клацали, лысая башка с силой колотилась о стену. А потом пара бледных рук взметнулась кверху, хватая меня за верхние запястья… и ломая их на хрен! Черт, какая же все-таки силища!

Впрочем, моя регенерация оказалась не намного хуже. Упырь только собрался перейти к другой паре рук – а я уже снова заработал всеми шестью.

Тогда он досадливо рявкнул и просто толкнул меня что есть мочи. Мной вновь как будто выстрелили из пушки – я отлетел и впечатался в стену, сползая по ней раздавленным насекомым.

– Твою ж мать… – прохрипел я, собирая глаза в кучку.

– Да что тебе от меня нужно?! – прошипел хозяин замка, с шумом втягивая воздух. Две рваные дыры на месте носа гневно раздувались, из левой ноздри на миг высунулся червяк. – Я же тебя не трогал! В тебе даже крови нет!.. Съедобной, я имею в виду.

– Тут ничего личного, – заверил я, подымаясь на ноги. – Мне просто людей жалко. Ты же их харчишь почем зря.

– В этом тоже нет ничего личного! – возмутился хозяин замка. – Ты не понимаешь! Я вампир, я не могу без крови! Если я не буду пить человеческую кровь, то умру!

– Клопы тоже. Но это не значит, что я им сочувствую.

Мы пару секунд мерили друг друга злыми взглядами. Поганый вампирюга как-то странно выгнулся – не иначе, приготовился взлететь. Я на всякий случай тоже расправил крылья.

Взлетать упырь не стал. Вместо этого он вдруг раздулся, почернел и расточился жирным дымом. Весь зал заполнился вонючими клубами – запаха я не чувствовал, но догадывался. Газообразный монстр охватил меня тесными объятиями, лишая воздуха, проникая в пасть, пытаясь задушить. Это бы сработало, будь на моем месте кто-нибудь, кто дышит. Я же только матюкнулся, размышляя, как мне драться дальше. Даже миллион самых острых когтей бесполезен против дымного облака. Мы с вампиром оказались в патовой ситуации.

– Эх, пылесос бы сюда… – вздохнул я.

Пылесоса у меня не было. После прошлого раза я предложил быстренько сгонять за ним в другой мир, но начальство идею не оценило. Они тут по старинке привыкли работать, не дошла еще до них научно-техническая революция.

Поэтому вместо пылесоса я начал втягивать дым сам – пастью. Много втянуть не смог, но вампиру это все равно не понравилось – кажется, он забоялся, что ко мне в брюхо попадет его палец, язык или еще какая-нибудь мелкая, но важная деталь.

Так или иначе, он снова обернулся человеком. Если это чудище можно так назвать, конечно. Плюгавый, лысый, с остроконечными ушами, кривыми длинными зубами, отвалившимся носом и жутко слезящимися глазами. Я и не знал, что у нежити они могут слезиться.

– Что тебе от меня нужно? – устало повторил вампир. – Ты же демон. Зачем тебе-то в это лезть?

– Во-первых, я не демон, а заботливый мишка, – поправил я. – У меня и сердечко на пузе есть, просто под одеждой не видно. А во-вторых – ви что-то таки имеете против демонов? Это дискриминация, между прочим.

– Дискриминация?! – прошипел вампир. – Я мог бы многое рассказать тебе о дискриминации! Мой народ подвергается ей с начала времен! Никто и никогда не пытался нас понять – вместо этого нам предпочитали отрубать головы, пронзать нас кольями, нашпиговывать серебром!..

– Я сейчас прямо зарыдаю, – скривился я, бросаясь в атаку.

Вампир даже не шелохнулся. Он лишь брезгливо поморщился и процедил:

– Ты что, до сих пор ничего не понял? Сколько бы ты меня ни кромсал, это бесполезно! Ты не можешь меня убить!

– А с чего ты взял, что тебя убью я?

Сказав это, я сомкнул хватку. Все шесть рук сцепились за спиной вампира прочной решеткой, все сорок два когтя вонзились в ледяную плоть мертвеца. И в то же время из темного прохода появились те, кого я ждал – девять человек в белых доминиканских рясах с капюшонами.

– Держи его! – скомандовал самый главный. – Держи его крепче, тварь!

Восемь монахов стремглав заняли позиции вокруг нас с вампиром, выхватили четки с крестиками и забормотали молитву. Девятый медленно пошел вперед – и вот при виде него вампир в панике заметался. Он явно не ждал сегодня испанскую инквизицию.

Кровосос попытался вырваться – но я вцепился в него так, словно хотел никогда не расставаться. Он попытался взлететь вместе со мной – но я вонзил когти ног глубоко в пол. Он попытался снова превратиться в дым – но отовсюду текла молитва, лишающая вампира сверхъестественных сил.

И тогда он тоскливо завыл.

Торквемада подошел к нам вплотную. Из левого рукава показалась черная как головешка кисть. Великий инквизитор возложил ее на плешивую бошку вампира, и тот закричал еще страшнее, забился так, что я с трудом его удержал.

– Когда-то ты был человеком, Кароль Круду, – сурово произнес Торквемада. – Не желаешь ли принять покаяние?

– Засунь его себе вфффхххххххххх… – просипел вампир, рассыпаясь пеплом.

Монахи спрятали четки и разомкнули строй. Двое из них собрали оставшийся от вампира пепел, вынесли наружу и развеяли по ветру. Торквемада сухо кивнул мне и неохотно процедил:

– Ты хорошо потрудился, брат Олег.

Мы еще на некоторое время задержались в замке Цератуш. Торквемада со своими доминиканцами обыскивал подвалы – искал черную магию и прочую крамолу. Я же, как ничего в этом не понимающий, просто таскался следом, грызя черствую булку.

Эти восемь монахов – личный отряд Торквемады. Элитные борцы с нечистью и черными колдунами. Брат Харольд, брат Йожеф, брат Леонтьен, брат Пиррос, брат Давид, брат Дорандо, брат Ханс и брат Юхан. Первоклассные охотники и экзорцисты со всех концов Европы, лучшие из лучших. Возглавляемые смиренным братом Томмазо, они могут завалить даже архидемона.

Особенно теперь, когда к ним присоединился еще и я, брат Олег. Я ведь с некоторых пор тоже монах ордена святого Доминика. Самый, пожалуй, необычный монах в мире – трехглазый, шестирукий, с крыльями и хвостом.

Звучит невероятно, но я действительно вступил в ряды инквизиции. Пока что, правда, на испытательном сроке – нахожусь в послушничестве у смиренного брата Томмазо. Как бы стажер. Добрый дедушка Торквемада вполне оценил меня в качестве рабочего инструмента. Я полезный. Эффективный. И благочестивый. А что рожей не слишком удался, так это дело десятое. Торквемада и сам страшен, как смертный грех.

Не могу сказать, что это та работа, о которой я мечтал с детства, но надо же куда-то себя приткнуть. На Девяти Небесах мне больше делать нечего, в Лэнге тем более, а опять прыгать по мирам не хочется. Куда, зачем? Здесь у меня хотя бы друзья есть.

Прошло четыре с лишним месяца после битвы с шатирами и три с половиной – с тех пор, как дотембрийская делегация покинула Ромецию. Впрочем, от делегации осталось совсем немного – кардинал дю Шевуа и Аурэлиэль.

Кстати, эльфийка так и не простила мне необдуманных слов. Или просто воспользовалась этим поводом, чтобы разорвать отношения. Не знаю точно, но до самого расставания она старалась меня избегать, а если не удавалось – разговаривала сухо, односложно и только по делу. Печально, но ничего не поделаешь. Незачем себя обманывать – у нас бы с ней все равно ничего не получилось. Она из страны эльфов, а я из страны монстров. Граница на замке, а ключ расплавлен.

Закончив обыскивать вампирячий замок, Торквемада скомандовал отбой. Когда мы вышли наружу, на востоке уже занималась заря. В этом нежно-розовом свете наш отряд спустился по узенькой тропинке к подножию скалы – здесь разместилась крохотная деревенька Крудуешти, вотчина князя Круду. Почтенный патриарх прожил в своем замке больше тысячи лет и числился кем-то вроде некоронованного царя восточноевропейских вампиров. Его уже раз десять убивали разными способами, но он всегда возвращался. На редкость неугомонный старикашка.

Как я уже сказал, сейчас мы в Молдавии, на полевых работах. В этой стране последние годы никакого порядка – каждый делает что хочет, всем заправляют мелкопоместные князья. Нынешнему господарю Молдавскому шестнадцать лет, и он грезит созданием Великой Молдавии от Италийского озера до Колхидского. Хочет собрать под своей рукой Венгрию и Трансильванию, Галицию и Буковину, Лигурию и Черногорию, Валахию и Малую Валахию… такая невинная детская мечта. А архиепископу Молдавскому уже восемьдесят семь, он практически оглох и каждое утро на полном серьезе пишет письма в Голюс – упрекает демонов за их ужасные злодеяния и призывает одуматься. Ответа пока что не получал.

В Крудуешти нас приняли радушно, гостеприимно, но улыбки на лицах были какими-то вымученными. Седоусый батька Лукаш, испокон веку сидящий в этой деревне старостой, выслушал известие о гибели князя без особой радости, даже с некоторым огорчением. Кароль Круду, будучи рачительным хозяином, никогда не охотился возле дома, поэтому деревня при нем жила спокойно, как прилипала на акульем брюхе. Разбойники и нечисть обходили земли князя десятой дорогой, оброками он крестьян не душил, работать на себя не заставлял, девок местных не портил, трапезничать летал куда-то за горизонт… чего б не жить? А теперь на его место придет кто-то другой, и неизвестно, будет ли лучше.

С куда большим воодушевлением староста отнесся к тому, что мы покинем Крудуешти уже сегодня, сразу после обеда. Мы бы ушли прямо сейчас, но Торквемада решил на всякий случай осмотреть и деревню – мало ли что тут сыщется? Инквизитор везде ересь найдет.

Монахи, даже не позавтракав, встали на утреннюю молитву. Торквемада же извлек откуда-то из рукава толстую разлинованную тетрадь и принялся делать отметки.

– Это был девятнадцатый, – сурово произнес он. – Самый могучий и самый последний. План по вампирам мы в этом году выполнили успешно.

– И ведь ни одна гнида не захотела покаяться! – посочувствовал ему я. – Ни Грошич, ни Кратцер, ни Кристинка Божик… вообще никто!

– Каждый обладает правом на свободный выбор.

– А тех, кто выбирает неправильно, мы сжигаем, – поддакнул я.

– По-моему, отличная система, – недовольно покосился на меня великий инквизитор. – Ты вот можешь предложить что-нибудь лучше костра, тварь?

– Дихлофос.

– Это звучит, как имя какого-то демона.

– Ну извините, что огорчил, Лаврентий Палыч. Что у нас там дальше по списку?

– Пойдем на север, в Славонию. Мне поступило донесение, что там завелась весьма сильная ведьма.

– Жечь будете?

– Буду.

– А если она добрая?

– Тогда я оболью дрова маслом, чтобы она сгорела быстро. Мне тоже не чуждо милосердие, тварь.

– Да вы вообще душа-человек, Лаврентий Палыч.

Торквемада неодобрительно покачал головой. Его раздражает мое легкомыслие. Мои вечные идиотские шуточки, мое ерничанье по поводу и без повода, всякие странные словечки, которые я постоянно вворачиваю в разговор… Первое время Торквемада меня одергивал, потом смирился и стал просто пропускать все излишнее мимо ушей.

Допрашивая еретиков, он весьма поднаторел в этом искусстве.

– До обеда можешь отдыхать, тварь, – неохотно отпустил меня Торквемада. – Но не забывай молиться.

Разумеется, как же иначе. Поплотнее закутавшись в рясу, я отправился бродить по деревне – искать, кого бы перекусить. Остальные монахи тоже все разбрелись – никого не вижу, только направлением чувствую.

Хотя нет, вон под деревом пристроился брат Юхан с клещами. Лечит местному больному зуб. Пациент сидит ни жив ни мертв – наверняка уже жалеет, что попросил о помощи святую инквизицию. Конечно, орден святого Доминика в вырывании зубов толк знает… только обычно они выдирают их все – один за другим, по очереди.

– Именем Божьим, приступаем к удалению зла, – сурово произнес брат Юхан, налагая клещи на зуб.

– Ы-ы… святой отец, а больно не будет? – жалостливо простонал крестьянин.

– Будет, сын мой, будет. Будет очень больно. Через страдания, через мучения, придем мы… к свету!

– А-а-а-а!!! – взвыл пациент, хватаясь за щеку.

– Уже все, – продемонстрировал крошечный белый комочек инквизитор. – Дьявол покинул тебя, сын мой. Вот, подержи во рту освященное вино, а потом глотай.

Кстати, говорили они по-молдавски. Или по-венгерски – я уже запутался в здешних наречиях. Их тут до хрена и больше – в каждой деревеньке свое. Первоначально я вообще не понимал ни слова, но понемногу начал приспосабливаться и теперь суть вполне улавливаю. Через два слова на третье, о половине так вовсе догадываюсь, но все же могу нормально понимать.

Вообще, самый лучший способ учить языки – побольше болтаться среди их носителей. А мы вот уже почти три месяца без устали мотаемся по Восточной Европе, среди Карпатских гор. Путешествовать в Средневековье оказалось плевым делом. Конечно, в этом мире нет быстрого транспорта – только пешком, верхом или на корабле – зато нет и бессмысленной бюрократии. В большинстве стран не нужны ни визы, ни паспорта, ни вообще документы. Езжай куда хочешь.

Нет и особых проблем с финансами – на протяжении всего пути можно ночевать просто в гумне или странноприимном доме. Монашеские ордена содержат их целую кучу – особенно вдоль маршрутов паломников. Столоваться можно в многочисленных монастырях – разносолов там не предложат, но миску супа и краюху хлеба дадут всегда.

В крайнем случае можно просить подаяние. Нищенство тут не считается постыдным – даже благородный рыцарь не погнушается протянуть руку, если в кармане гуляет ветер. А вот я, наверное, все-таки не смогу – смирение смирением, но внутри все протестует при одной мысли. Другой менталитет.

Впрочем, Торквемаде столь унизительные методы не требуются. Он и его команда – люди непритязательные. Спят на голой земле, питаются подножным кормом, из имущества у каждого только четки да Библия. А если уж совсем жрать нечего, Торквемада подходит к первому встречному толстосуму и просит оказать услугу простому великому инквизитору.

Пока что никто не отказывал. Добрый здесь народ живет.

Кстати насчет жрать нечего. Есть уже хочется довольно сильно. Я, в отличие от братьев-монахов, питаюсь не только медом и акридами – меня такая диета живо в могилу сведет. На каждой остановке шарюсь вокруг, охочусь на всякую бегающую и летающую живность, рыбку ловлю. Доминиканцам тоже каждый раз предлагаю, но они обычно отказываются, блюдут… чего-то там.

В деревнях, конечно, дичи небогато – разве что ворону какую изловишь или крысу. Зато домашний скот – ну буквально на каждом шагу. Я быстренько облюбовал симпатичного жирного поросенка, подозвал настороженно глядящего на меня мужичка, сунул ему пару серебряных талеров и попросил:

– Зажарь мне этого поросеночка, добрый человек. Очень уж он мне приглянулся.

– Но как же, святой отец, сегодня же постный день… – растерялся добрый человек.

Я позыркал вокруг, проверяя, нет ли поблизости Торквемады, потом размашисто перекрестил свинку и возвестил:

– Именем Божьим, сие порося да обратится в карася. Зажарь мне эту рыбку, добрый человек.

Мужичок понимающе кивнул, покрепче сжал серебряки и поволок поросенка на задний двор. Я почувствовал, как во рту начинает скапливаться слюна.

– Перекусим, а, Рабан? – жизнерадостно прохрипел я.

– Твой уровень голода пока что приемлем, патрон, – заметил мой мозговой паразит. – Ты еще часа три можешь ничего не есть, не испытывая неприятных ощущений.

– А твой уровень занудства, как всегда, под потолком.

Да, разумеется, Рабан по-прежнему со мной. Куда ж он денется? По-прежнему дает мне дурацкие советы, рассказывает всякую нудятину, комментирует погоду и перебрасывает меня между мирами… хотя этого он не делал уже почти полгода. После побега из Лэнга и ухода с Девяти Небес я ни разу не покидал Землю–1691. Подумываю о том, чтобы остаться здесь навсегда. А что? Свежий воздух, много хороших знакомых, связи в верхах, интересная работа – что еще нужно для жизни? Девушку бы неплохо, конечно, но я реалист, я понимаю, что таких извращенок на свете не водится.

А если вдруг и сыщется – нафиг она мне нужна, дура ненормальная? Еще ножиком пырнет.

Хотя ножиком меня многие пыряют.

В ожидании жареной сви… рыбы я устроился на небольшом пригорке за деревней. Сейчас бы пивка еще. К рыбе – самое оно.

За неимением пива я принялся повторять урок. Торквемада заставляет меня каждый день заучивать новую молитву и прочитывать ее вслух ни много ни мало – пятьдесят раз. Просто потому, что я демон. Вначале я протестовал и отлынивал, потом понемногу привык. Все равно заняться больше особо нечем.

– Господь, пастырь мой… – забормотал я. – Господь, пастырь… блин, забыл, как там дальше.

Открыв молитвенник на заложенной закладкой странице, я еще два раза прочитал сегодняшний урок и собирался начать в третий, когда во внутреннем кармане что-то заскреблось. Я достал порядком задолбавший меня за эти месяцы ковчежец и устало спросил:

– Чего тебе, жертва аборта?

– Эй, шестирукий, ты там? – послышался приглушенный голос Пазузу.

– Я-то там. А ты здесь. Х… ты меня опять перебиваешь, а? Что за манеру взял постоянно лезть под руку? Не отвлекай от душеспасительной молитвы, демон.

– Ты тоже демон.

– Вот я сейчас и пытаюсь что-то с этим сделать. А ты меня отвлекаешь по пустякам.

– Выпусти, а? – заладил старую песню Пазузу. – Договоримся по-хорошему…

– По-хорошему у нас с тобой не выйдет. Ты это только сейчас смирный, пока в камере. А на воле опять беспредельщиком станешь.

– Я клятву дам.

– Ну тебя нафиг, – отказался я. – Не хочу я с этим связываться. Знаю я вашего брата – обязательно где-нибудь подлянку приготовишь.

Пазузу недовольно заворчал. Я взвесил на правой средней руке ковчежец и сказал:

– Кстати, все забываю спросить. За каким хреном у тебя на компьютере та игра была? «Диябла», что ли?..

– Забавно было поиграть время от времени, – приглушенно усмехнулся Пазузу. – Попробовать себя в роли истребителя демонов. Так смешно было.

– Дураку все смешно…

Я подбросил ковчежец в воздух и задумался. Битых четыре месяца таскаю Пазузу в кармане и до сих пор не решил, что с ним делать. Закопать? Выкинуть в океан? Нет, знаю я этих архидемонов. Сам он, конечно, не выберется, зато непременно рано или поздно кого-нибудь к себе подманит. Рыбу какую-нибудь, крота или вообще человека. И освободится. Нескоро – может, через несколько веков или даже тысячелетий, но освободится.

К ковчежцу теперь крепко пришпилен маленький пузыречек с алой жидкостью. Это кровь Пазузу – я собрал немножко на том месте, где мы дрались. Именно на тот случай, если он вдруг нечаянно освободится. Правда, леди Инанна сказала, что кровь должна быть свежепролитой – но у Пазузу она, как выяснилось, не свертывается, так что может сработать.

А если не сработает… значит, не сработает.

Так я просидел в размышлениях минут десять. А потом раздался легкий хлопок и прямо из воздуха появился светловолосый широкоплечий детина с остроконечными ушами и таким лицом, словно его сейчас стошнит. Он бросил на меня недовольный взгляд и сухо спросил:

– Так ты и есть тот, кто использует Слово Волдреса?

Глава 2

Вот так в мою жизнь и вошел Джемулан Ройя Атаби айки Кйодолья. Но тогда я еще не знал, как его зовут. Я видел перед собой просто крупного хлыща с эльфийскими ушами и лицом голливудской кинозвезды. Платинового оттенка волосы длинные, смазанные лаком, брови закручены в спирали, по вискам спускаются завитые пряди – что-то среднее между пейсами и бакенбардами. Одет он был в темно-коричневый фрак с высоким бархатным воротником и темный шелковый жилет. На ногах шерстяные панталоны и зеркального блеска сапоги, на руках желтые лайковые перчатки, на шее длинный черный шарф с пестрыми узорами, а на голове высокая шляпа-колпак. В довершение всего гранатовые пуговицы, бриллиантовые застежки, на плечах что-то вроде эполет из перьев, на лбу нарисован узор в виде двойной S – нормальной и в зеркальном отражении… франт, да и только.

Мне почему-то сразу захотелось разбить ему морду.

– Ты что, эльф? – спросил я, таращась на остроконечные уши.

– Я сид, полудурок, – процедил этот холеный красавчик.

– А это что за зверь?

– Высший эльф.

– А чем высшие эльфы отличаются от обычных?

– Телесной организацией.

– В смысле?

– На руку мою посмотри, полудурок. Видел когда-нибудь такие руки у эльфов?

Да, действительно. У эльфов ручонки всегда тонюсенькие, мускулатуру и под микроскопом не разглядишь. А у этого бицепсы, как у культуриста. И рост под два метра.

– Мы, сиды, объединяем в себе все лучшие черты эльфа и человека, – наставительно сообщил Джемулан. – Мы почти бессмертны, сильны, выносливы, обладаем высокими магическими способностями. Мы – высшая раса!

– Высшей расой себя называют только моральные уроды с манией величия, – пробурчал я.

– Да, мы именно такие, – гордо кивнул Джемулан. – А тебе завидно?

– Нет.

– Зря. Я бы на твоем месте завидовал.

– А я вот не завидую. Чего тебе нужно-то? Ты энгах, я так понимаю?

– Не просто энгах. Я из ОВР. Гильдия Эсумон.

– Ой, патрон, а вот это очень плохо… – простонал Рабан. – Помнишь, я тебе рассказывал про ОВР? Они занимаются тем, что отлавливают энгахов-ренегатов, нарушающих правила. Похоже, гильдия нами недовольна…

– Где твой контракт энгаха? – перешел с места в карьер Джемулан.

– Тут где-то был… – похлопал себя по карманам я. – Хотя чего это я? Он же в Лэнге остался.

– Работу ты мне не облегчаешь, да? – вздохнул Джемулан.

– Какую еще работу? Ты скажешь наконец, чего приперся? – скрестил на груди все шесть рук я.

– Видишь ли, какое тут дело, странный уродец… – задумчиво поморщился Джемулан. – Я полевой агент – разыскиваю и устраняю нарушения. Вот и тебя разыскал.

– Зачем это?

– Не имею ни малейшего понятия. Мне просто приказали разыскать тебя и доставить в штаб-квартиру. Пошли.

– Как же вы меня задолбали, эльфы хреновы… – вздохнул я.

– Я сид.

– Один хрен.

– Один. Но у сидов он гораздо больше. И не завидуй.

– Да не завидую я, сказал же! – скрипнул зубами я.

– Зря. Я бы на твоем месте завидовал. Пошли.

– А если не пойду? – недобро оскалился я.

– Пойдешь.

Сказав это, проклятый сид как-то странно дернул пальцами… и меня скрючило. Все тело словно защемило огромной пружиной… которая еще и начала сжиматься. Боли пока что не было, только сильное неудобство – но что-то мне подсказывало, что за этим тоже не заржавеет.

– Видишь ли, странный уродец, у каждой гильдии энгахов есть такая вещь, как паралич Слова, – встал надо мной Джемулан. – Ты используешь наше Слово – а значит, ты наш, с потрохами. Я могу заставить тебя ползать на брюхе, могу изуродовать до полной неузнаваемости… а могу убить. Поэтому ты сейчас поднимешься и пойдешь со мной. Или будет еще больнее.

Я почувствовал злобу. Какого черта этот напыщенный урод является сюда и ведет себя так, словно я ему по жизни задолжал? Какого черта он сплющивает меня своим колдунством, хотя я ему ничего плохого не сделал? Мне все сильнее хотелось вцепиться ему в горло. И вот тогда во мне начала подниматься волна бешенства. Дикой, неконтролируемой ярости – той самой, что вырывалась из меня всеразрушающей силой во время битв с Пазузу и эль Кориано. Я тогда испытал страшный, непередаваемый приступ ненависти… и во мне что-то пробудилось. Понятия не имею, что это такое, но мне оно совсем не нравится.

– Патрон, прекрати… – жалобно бормотал Рабан. – Патрон, прекрати… Патрон, пожалуйста…

За минувшие четыре месяца эти приступы давали о себе знать несколько раз – всегда, когда я встречался с кем-то, вызывавшим особо сильную неприязнь. Например, с тем огром, которого я застал за обгладыванием детских косточек… или вампиршей, которую я застукал в бассейне, наполненном кровью… Торквемада в этих случаях даже не успевал приступить к работе – я в считаные секунды размазывал наших «клиентов» до состояния жидкости. Вот князь Круду не вызвал у меня особой антипатии – вполне приличный мужик для кровососа – поэтому внутри меня ничего не пробудилось.

Зато теперь…

– Беги, идиот… – прохрипел я, с трудом пытаясь сдержаться. Еще немного, и меня прорвет. Из меня выплеснется… не знаю, что именно, но точно ничего хорошего.

Конечно, Джемулан не понял, что я имею в виду. Его холеная рожа только перекосилась в гримасе недовольства, и он резко повернул пальцы, усиливая нажим. Теперь меня колотило с двух сторон – снаружи чертов энгахский парализатор, изнутри пытающееся вырваться бешенство.

И тут мне на голову легла сухая морщинистая ладонь.

– Молись, тварь, – холодно приказал великий инквизитор. – Читай «Отче наш», пока не велю перестать.

Я принялся повторять зазубренные слова, чувствуя, как понемногу напряжение отступает. Торквемада уже был свидетелем этих моих приступов и без колебаний заявил, что это ищет выхода моя демоническая натура – ей-де не нравится, что я обратился к Богу.

Не уверен, что он прав, но монотонный речитатив меня действительно успокаивает. Уж не знаю, в самой ли молитве дело или просто действует эффект «расслабляющей музыки».

Торквемаде я об этих своих мыслях, понятное дело, не говорю.

Уже через несколько секунд я почувствовал, что снова могу себя контролировать. Разум стал спокойным и холодным, бешеная ярость схлынула.

– А теперь разберемся с тобой, тварь, – перевел взгляд на Джемулана Торквемада. – Кто ты есть и что тебе нужно от моего послушника? Я не вижу на тебе креста.

Джемулан так посмотрел на Торквемаду, словно искренне удивлялся – что это такое сюда приползло и каким образом оно научилось говорить. Лицо сида сморщилось, как будто он сожрал целиком здоровенный лимон.

– Какого еще креста? – наконец процедил он.

– Хороший будет костер, – удовлетворенно кивнул Торквемада. – Принесите дров!

Крестьяне моментально забегали, как муравьи. Дрова великому инквизитору принесли поразительно быстро – с готовностью и даже с предвкушением. Что поделаешь – телевизоров в здешних краях еще не придумали, да и футбол пока толком не прижился. Развлечений мало. И если уж Томмазо Торквемада устраивает бесплатное шоу с огненными спецэффектами… чего б не поглазеть?

Тем более, что сжигают какого-то чужака, на которого всем плевать.

Джемулан взирал на эти приготовления с невыразимым презрением. Он ничуть не обеспокоился, только оттопырил нижнюю губу и скрестил руки на груди. Поскольку этот тип – агент-оперативник, он наверняка может постоять за себя. Уж не знаю, магией или каким-нибудь оружием… да и неважно. У святых отцов-инквизиторов оружия нет – только божье слово и всеобъемлющая доброта.

В любом случае, конфликт мне тут нафиг не нужен.

– Фра Томмазо, можно вас на минуточку? – вежливо попросил я.

Я отвел Торквемаду в сторонку и как сумел объяснил, что это меня настигла прежняя работа… одна из моих прежних работ. А поскольку энгахские гильдии – это не Йог-Сотхотх, всем будет лучше, если я просто пойду и договорюсь по-хорошему.

Не знаю, сколько Торквемада понял из моих объяснений. Они были довольно сбивчивыми и бессвязными. Однако немного подумав, великий инквизитор сурово кивнул:

– Хорошо, тварь, отпускаю тебя. Ступай и искупи свои прегрешения перед этими людьми.

Похоже, Торквемада все понял навыворот. Но тем лучше.

– А я отправлюсь с тобой и прослежу, чтобы ты сделал все, как подобает, – неожиданно закончил Торквемада.

Вот эти его слова привели меня в ужас. Я представил великого инквизитора в каком-нибудь мире, населенном кем-либо, кроме католиков – да хотя бы на нашей Земле – и буквально почуял запах горелого мяса. Торквемада не тот человек, что способен проявлять терпимость. Если ты стоишь перед ним, то должен быть либо крещен, либо сожжен – третьего не дано.

Мне стоило немалых трудов уговорить Торквемаду отказаться от этих планов. Поначалу он уперся, как баран, не желая ничего слушать. Но понемногу до старика дошло, что в этом вояже он и в самом деле будет пятым колесом.

– Ступай же тогда с богом, тварь, – проворчал он. – Орден святого Доминика будет ждать твоего возвращения. Благословляю тебя именем Христовым.

– Это мне пригодится, – согласился я. – До свидания, Феликс Эдмундович. Даст бог, еще свидимся.

– Пошли, полудурок, – брезгливо взял меня за руку Джемулан. – До Эйкра два прыжка.

Я приготовился услышать знакомые ллиассы и алаассы, но Джемулан лишь напрягся и что-то неразборчиво замычал. Рабан с легкой завистью сообщил, что самые опытные и талантливые энгахи умеют проговаривать Слово про себя, не открывая рта. Покойному Волдресу подобное и не снилось – это у них считается высшим пилотажем.

Закончил Джемулан тоже быстрее, чем обычно Рабан. Я не успел даже махнуть рукой дедушке Торквемаде, а изображение вокруг уже раздвоилось, пространства наложились друг на друга… и мы перенеслись в другой мир.

Блин, а поросенка-то я так и не скушал. Обидно.

То есть это карась был. Карась.

Глава 3

Промежуточный мир между Землей–1691 и Эйкром я видел лишь мельком. Ничего интересного – угрюмый осенний пейзаж, опушка леса, на горизонте виднеется неподвижная громада, похожая на полуразрушенного робота-трансформера. В небе два солнца, оранжевые облака, да летают какие-то твари, смахивающие на крылатых утукку. Больше я ничего не рассмотрел – Джемулан уже перевел дыхание и с удивительной скоростью промычал Слово заново.

Теперь мы оказались на Эйкре. Я уже бывал в этом мире, когда добывал вавилонских рыбок для мистера Креола, но в тот раз я посещал лишь архипелаг Кромаку… а это явно не он. Там я нигде не видел высотных зданий, похожих на ярко-синие обелиски. А здесь они вздымаются повсюду – уходят в небеса на сотни метров, если не на целые километры. Кажется, город немаленький.

Мы оказались на многолюдной платформе, напоминающей железнодорожный перрон. Вместо рельсов длиннющие ряды совершенно одинаковых круглых возвышений, огражденных перилами и осветительными фонарями. На одном из таких мы и очутились… не на фонаре, конечно, а на возвышении.

Рабан, который уже бывал здесь вместе с Волдресом, объяснил, что это главный в городе прыжковый вокзал. Именно здесь всегда приземляются энгахи и межмировой транспорт.

– А что, в другое место приземлиться нельзя? – спросил я.

– Можно, но за это штрафуют, – сказал Джемулан, решивший, что я говорю с ним.

– Почему?

– Потому что запрещено. Пошли.

Мы спустились на платформу и нас мгновенно затянуло людским потоком. Впрочем, людей здесь было в лучшем случае четверть – вокруг кишели сотни самых разных созданий. На меня в кои-то веки никто не обращал внимания, так что я спокойно откинул капюшон рясы.

Похоже, большую часть толпы составляли «перемещенцы». То и дело на том или другом возвышении объявлялся энгах или кто-нибудь наподобие. Многих встречали – уж не знаю, как тут узнают, что любимый брат или дедушка приземлится именно на этом возвышении, а не на другом, но ко многим пришельцам тут же устремлялись приветственно машущие люди… эльфы… черти… девятиногие бегемоты… в глазах уже рябит от такого многообразия.

Был здесь и обслуживающий персонал – одни убирали мусор, другие что-то ремонтировали, третьи ковырялись в фонарях. На Эйкре нет солнца, воздух здесь светится сам благодаря уникальным свойствам тепория, но только половину суток – а вторую половину царит кромешная тьма. Без искусственного освещения никак.

Джемулан уверенно провел меня к одной из дверей в длинной синей стене, ограждающей платформу. За ней оказалось что-то вроде зала ожидания – киоски, закусочные и огромное количество деревянных лавок с высокими спинками. На всех до единой была выгравирована одна и та же надпись – «Г. П. С.»

– Что это значит? – спросил я.

– Горнойские пассажирские службы, – коротко ответил Джемулан.

– Горнойские?..

– Этот город называется Горноем. Один из крупнейших межмировых центров.

– Угу. И народу тут до хренищи…

– Полтора миллиарда. Пошли.

– Да ты достал уже меня дергать…

В штаб-квартиру Эсумона мы ехали… точнее, летели на местном варианте маршрутного такси. Ярко-красная хреновина каплевидной формы неслась со скоростью пули, лишь каким-то чудом успевая вписываться в повороты. В пассажирском салоне царило адское столпотворение. Джемулана почему-то никто не трогал, а вот меня то и дело тыкали тростью или зонтом, требуя передать за проезд или сказать водиле, чтобы остановил свою колымагу. Входя или выходя, пассажиры преспокойно наступали мне и друг другу на ноги. Все кругом кашляли, сморкались, чихали, пердели, а в щупальцах у кальмароподобной тетки завывали сиреной два извивающихся младенца. К тому же в салоне, видимо, ужасно воняло – Джемулан брезгливо морщился и закрывал нос платочком. Вот когда я порадовался, что у меня отсутствует обоняние.

Дилижанс то и дело останавливался, чтобы подобрать попутчиков. Я не замечал, чтобы кто-то поднимал руку или голосовал другим способом, но водила каким-то образом всегда определял – этому господину, даме или бесформенному чудищу нужно сесть именно к нему. Ни разу не ошибся. А поскольку подбирал он всех и каждого, летели мы резкими рывками – фьюиииииить!.. стоп! фьюииииииить!.. стоп! фьюиииииииить!.. стоп! Тормозил и разгонялся этот драндулет мгновенно, что только добавляло кавардака в салоне.

– Твою мать, урод, не дрова же везешь!.. – прохрипел я, в очередной раз подлетев к потолку.

– Ты там что-то вякнул про дрова, моська трехглазая?.. – недобро прищурился пассажир напротив, похожий на гигантского Буратино. Вместо ушей из его головы росли веточки.

Должен сказать, у меня создалось впечатление, что город Горной населен исключительно хамами. Здесь все друг друга толкали, пихали и оскорбляли, а вежливых слов я не слышал в принципе. На улицах стоял гвалт, шум, никто не шел спокойно, каждый прохожий несся так, словно куда-то опаздывал.

А уж транспорт! Я поначалу полагал нашего шофера лихачом, однако ж нет, здесь все мчались сломя голову, не обращая внимания на правила. Да и есть ли вообще в Горное такая штука, как правила дорожного движения? Во всяком случае, ни светофоров, ни регулировщиков, ни дорожных знаков я ни разу не заметил. Странно даже, что и аварий я тоже ни разу не заметил.

Кстати, транспорт здесь удивительно разнообразен. Машины всех возможных форм и расцветок едут по земле, парят над землей, летят по небу, совершают дикие прыжки, исчезают в никуда и появляются из ниоткуда – телепортация, видимо. Вторично выражаю удивление тому, что никто ни с кем не сталкивается, никто не попадает под колеса. Может быть, я просто попал в удачный час – ну как Магеллан, с легкой руки которого Тихий океан незаслуженно стал Тихим.

Зато сам город удивительно красив. Небоскребы-обелиски словно выточены из гигантских сапфиров и увиты живыми лозами с огромными цветами. Вдоль аллей высятся диковинные штуковины, похожие на помесь скал и деревьев. Этакие коралловые рифы, только сухопутные. Вместо рыбок вокруг снуют крохотные яркие птички и бабочки с размахом крыльев на полметра. Лепота.

Я бы еще полюбовался пейзажами, но тут наш шахидмобиль в очередной раз стопорнул и Джемулан выволок меня наружу. Так я впервые увидел штаб-квартиру гильдии Эсумон.

Ну что сказать? Здание как здание. Похоже на дореволюционную барскую усадьбу. Размеры довольно скромные – всего два этажа. Окружено стеной из белого мрамора, ворота витые, из чистого золота. Или просто позолоченные, не знаю.

– Из золота, патрон, из золота, – подтвердил Рабан.

– Богато живут… – присвистнул я.

– Существуют миры, в которых золото стоит дешевле грязи, – заметил Рабан. – И не только золото. Помню, однажды мы с Волдресом однажды были на планете-алмазе… представляешь, патрон, целая планета – сплошной алмаз!

– Угу. Круто.

Про себя я подумал, что жить на такой планете должно быть ужасно неудобно. Алмазы – они в умеренных дозах хороши. А если кроме них ничего нету… не, оставьте себе такую радость.

Ворота гильдии меня весьма впечатлили. Но гораздо больше я прифигел, войдя в холл. Такое маленькое снаружи, внутри здание оказалось просто громадным. Потолок теряется где-то в поднебесье, стены тоже исчезают в необозримой дали. Не холл – аэродром.

Толкотня и здесь царит невообразимая. Джемулан сказал, что появляться положено только на прыжковом вокзале, однако многие энгахи явно не утруждают себя этим правилом. Шагать приходится осмотрительно – дважды я чуть не врезался в типов, возникших прямо перед моим носом. Одни просто появляются ниоткуда, другие словно выходят из невидимых дверей, третьи буквально сваливаются с небольшой высоты. Рабан объяснил, что неопытные энгахи часто боятся напортачить с координатами и оказаться внутри материального объекта, поэтому берут на метр-полтора выше. Ну вот и плюхаются, как идиоты.

Надо сказать, я раньше и не думал, что энгахов настолько много. Прямо сейчас перед моими глазами их не меньше тысячи. А ведь это только небольшая часть гильдии Эсумон. Да и сам Эсумон – всего лишь одна из множества энгахских гильдий.

Джемулан двигался в этой кутерьме уверенно, кивая одним энгахам и равнодушно глядя на других. Перед ним все расступались, как трава перед носорогом. Чувствовалось, что этого сида тут знает каждый и авторитет он имеет немаленький. Местный особист, фигли.

Мы поднялись на второй этаж по огромной лестнице, устланной мягким красным ковром. Наверху оказалось гораздо тише – энгахи из ниоткуда не появлялись, без дела никто не болтался. В холле, такое впечатление, они просто тусуются между заданиями – треплются друг с другом, пиво пьют. А здесь деловая обстановка, вид у всех сосредоточенный.

– Это канцелярия, – на ходу пояснял Рабан. – Это бухгалтерия. Это зал наблюдения. Это доски объявлений.

Доски объявлений я уже замечал. В холле их была целая куча, и даже снаружи здания висела одна. Сделаны из стекловидного материала, сплошь усеяны надписями – то и дело новые появляются, а старые исчезают. Глаз на ходу выхватывал слова «разыскать», «доставить», «спасти», «перевезти». И суммы наград, обозначенные непонятным символом, похожим на знак процента.

Мне стало любопытно, чем здесь расплачиваются – золото с алмазами явно не в цене, за доллары тоже вряд ли что-то купишь… что же это за универсальное сокровище, которое ценится во всех мирах? Навскидку в голову приходят разве что души – но это же энгахи, а не демоны.

– Бартер, – охотно сообщил Рабан. – Все заказы поступают в гильдию, здешние специалисты оценивают сложность задания и устанавливают ему стоимость в условных единицах. А дальше уже заказчик расплачивается в соответствии со своими возможностями – кто валютой высокоразвитых миров, кто редкими веществами, кто техникой или артефактами, кто произведениями искусства, кто ответными услугами… Договариваются, в общем. Заказчик платит гильдии, а та уже рассчитывается с агентом-исполнителем.

– А без посредничества никак?

– Можно и самому, конечно. Волдрес, например, был вольным энгахом – сам искал заказы и сам обо всем договаривался. Хотя посредничеством мы тоже часто пользовались – так надежнее. Меньше вероятность, что тебя кинут или подставят. Услугами энгахов пользуются многие, и далеко не все клиенты заслуживают доверия. Нас вот с Волдресом пару раз пытались использовать втемную…

– И как, удачно?

– Давняя история, патрон, чего ее зря ворошить… – уклончиво ответил Рабан.

Джемулан довел меня до конца коридора и… исчез. Я недоуменно уставился в пустоту, но Рабан тут же шикнул, чтобы я шагал следом. Последовав его совету, я очутился в совсем другом месте – обширном полукруглом зале, похожем на лекционную. Вверх ступенями уходили скамейки, на которых сидели десятки разномастных энгахов.

А на месте лектора скрючился… Рабан сказал, что это сам глава гильдии, достопочтенный Музкельмун арб Граши. Крохотного роста, седой, мохнатый, коренастый, похожий на замшелый пенек. Вроде бы не человек. Или человек, но на редкость уродливый.

Мы с Джемуланом пристроились на самом верху. На нас никто не обратил внимания – шеф Эсумона был полностью поглощен распеканием подопечных. Кажется, его что-то не на шутку разгневало – он подпрыгивал, топотал ножонками, брызгал слюной и не переставал вопить.

– Нервный дяденька, – негромко хмыкнул я.

– Молчи, полудурок, – облил меня презрением Джемулан. – Граши-хама – величайший из наших старшин. Именно благодаря ему Эсумон стал первой гильдией в таблице.

– Первой?.. – удивился я. – Вы такие крутые?

– Мы самые лучшие, – горделиво кивнул Джемулан. – Эсумон уже давно славится тем, что выполняет самые сложные задачи. Те, которые не по силам другим гильдиям.

– А вы, значит, можете что угодно? – скептически уточнил я.

– Можем мы все. Но не все делаем.

– Почему?

– У нас есть свои законы чести. Эсумон не берется за похищения людей, наемные убийства, объявленные кражи…

– Объявленные? Это как?

– Если в заказе прямо и четко говорится – украсть то-то. Вот если сказано добыть или разыскать… ну, тут открыта дорога для вариантов. Возможно, придется и красть – хотя это не одобряется. В общем-то, мы все-таки не жрецы Карнуи… но и не треллахейды. С грязной работой обычно обращаются в другие гильдии, менее разборчивые.

Я не понял, кто такие жрецы Карнуи и треллахейды, но спрашивать не стал. Главное, что общий смысл понятен – пачкать руки мои коллеги не боятся, но предпочитают все же этого избегать.

А великий и мудрый старшина гильдии продолжал отчитывать подчиненных. На лекционной доске за его спиной сами собой вспыхивали и гасли какие-то символы, появлялись изображения, видеозаписи… ну, что-то, выглядящее, как видеозаписи. Наверное, это все-таки магия.

– Увалень! – в очередной раз рявкнул Музкельмун арб Граши. – Ты что опять натворил, идиот?!

– А что не так? – поднялся с места хлипкого телосложения энгах. – Я же выполнил задание, нет?

– Задание-то ты выполнил, да… только зачем ты разломал заказчику дом?!

– Форс-мажор. Иначе было никак.

– Никак, да?! Штрафы сожрали все твое вознаграждение, идиот! Твою бабку, мы же специалисты по деликатной работе – а где там у тебя была деликатность?! Садись! Сперматозоид!

– Я! – откликнулся другой энгах, светловолосый, с тоненькими усиками.

– Да уж вижу, что ты… – вздохнул господин Граши. – Ты, конечно, спас дочку парда Унио от похитителей… но кто тебя просил лишать ее девственности?!

– Она сама меня соблазнила, – невинно ответил распекаемый.

– А пард теперь строчит на нас жалобы, идиот! Садись! Кефир! Тысячу раз тебе говорил – на работе не пить! Выполнил задание – хоть залейся, а на работе – ни-ни!

– На трезвую голову скучно, – пожал плечами краснорожий пузатый энгах.

– Идиот! Садись! Догада! За каким… за каким ты сдал заказчика полиции?!

– Пришлось, – невозмутимо ответил тощий лысый энгах. – Он нанял меня, чтобы я нашел вора его драгоценностей. Однако выяснилось, что он сам украл их, чтобы получить страховку – а меня нанял для отвода глаз. Я благополучно раскрыл дело… и сдал заказчика полиции.

– Это… – явно опешил Музкельмун арб Граши. – Ну это еще ладно, закон мы стараемся чтить… Но все равно идиот! Нельзя так поступать с заказчиком – заказчик для нас священен! Садись! Обкурыш! Ты… ты просто идиот!

– А я-то что не так сделал? – возмутился рослый энгах с квадратной челюстью.

– Сам прекрасно знаешь! Я вообще тебя терплю только потому, что ты все-таки талантливый сукин сын! Но так работать нельзя! Садись! Рубака! Где Рубака?! – повысил голос старшина гильдии.

– Его вы на прошлой неделе выгнали, шеф, – подсказал кто-то из первых рядов.

– Ах да, забыл… Жаль парня, но правила есть правила… Кстати, его Слово было вычеркнуто?

– Конечно, шеф.

Я наклонился к Джемулану и тихо спросил:

– Слушай, это что – их имена?

– Нет, конечно, – презрительно посмотрел на меня сид. – У Граши-хама есть привычка – он всем раздает прозвища.

– А у тебя тоже есть?

– Конечно.

– И какое?

– Бриллиант.

– Да тебе повезло с кличкой-то…

– Да. Я начальство пока еще не подводил ни разу. Поэтому мне и поручают самые ответственные дела.

– Любимчик, блин…

– Я это заслужил своими удивительными талантами и прекрасной внешностью.

– И от скромности ты не умрешь.

– Не умру. От скромности вообще нельзя умереть. Ты что, настолько глуп, что не знаешь таких простых вещей?

– Да, я дурак, – сокрушенно признался я.

– По крайней мере, ты умеешь признавать свои недостатки. Это уже неплохо.

Я кисло покосился на Джемулана. Похоже, сарказм этот тип не воспринимает в принципе. Или наоборот – очень тонко надо мной издевается.

Врезать ему, что ли?

Тем временем Музкельмун арб Граши закончил отчитывать последнего из провинившихся и уставился прямо на меня. Кустистые брови медленно поползли вниз, пока полностью не скрыли глаза. Пенькообразный старикашка с полминуты пристально сверлил меня взглядом, а потом раздраженно пробурчал:

– Пошли все вон. На сегодня закончили.

Энгахи потянулись к выходу, один за другим исчезая в невидимом проходе. Я тоже поднялся было, но Джемулан дернул меня за правую нижнюю руку и молча покачал головой.

– Вы двое, – указал на нас лидер гильдии. – В мой кабинет.

Глава 4

Исследовали меня долго. Музкельмун арб Граши въедливо расспрашивал о каждом пункте моей биографии, ловя на малейших противоречиях. Впрочем, я и не пытался врать – честно рассказал все как есть. В конце концов, мне стыдиться нечего.

Почти нечего.

– Итак, подведем итоги, – задумчиво произнес господин Граши. – Ты не энгах, однако ты пользуешься нашим Словом.

– Ну да, я…

– Да-да, я понял. Из-за сложной ситуации тебе достался симбионт одного из наших агентов. При этом ты не прошел надлежащего обучения и не знаешь правил работы. Между прочим, ты уже нарушил столько этих правил, что и за час не перечислишь.

– Каких, например? – удивился я.

– В одном из миров изменил естественный ход истории, что для нас неприемлемо, – начал загибать пальцы мой визави. – В другом – открыто работал на центральную власть, что еще более неприемлемо. К тому же ты не просто энгах, а энгах-демон, что вообще категорически недопустимо!

– Да ладно, что я такого сделал-то особенного?

– А ты вообще когда-нибудь слышал о такой вещи, как баланс миров, идиот? – поднял брови Музкельмун арб Граши. – Ты представляешь, что начнется, если все подряд будут шляться туда-сюда, таскать туда-сюда всякое барахло, творить что в голову взбредет – и безо всяких правил! Это будет хаос, натуральный хаос! Запомни, идиот, в чужих мирах ты должен подражать мотыльку, порхающему над цветами! Быть тише воды ниже травы и никак не выказывать своего присутствия! А ты топочешь как брахтодозер! Если бы все энгахи вели себя так, все давно бы полетело в тартарары!

– Так уж и в тартарары… – усомнился я.

– Вот поэтому я и не люблю неофитов… – тяжело вздохнул Музкельмун арб Граши. – Если бы ты прошел надлежащее обучение, то знал бы, что к чему в этой игре…

– Игре?..

– Великой игре миров. В ней бесконечное множество игроков самых разных уровней и масштабов – от бессмертных богов до мелких воришек. У всех свои цели и методы, и каждый старается перетянуть одеяло на себя. Бывают конфликты. Бывают схватки. Бывают большие войны. Порой случаются настоящие армагеддоны, в результате которых гибнут целые миры или даже плеяды миров. Но большую часть времени поддерживается определенное равновесие. Колеблющееся, неустойчивое, но все же равновесие.

Я слушал вяло, без особого интереса. Зато Музкельмун арб Граши говорил все увлеченнее, явно сев на любимого конька.

– Гильдии энгахов – далеко не самый крупный игрок, – разглагольствовал он. – Мы просто делаем свой маленький бизнес. Одни из нас подряжаются наемниками, другие занимаются торговлей или извозом, третьи ищут сокровища, четвертые подрабатывают контрабандой… Наш главный козырь – легкое и быстрое перемещение между мирами. Такой прыг-прыг-прыг по измерениям. И по сути это все, что у нас есть. Только умение перемещаться и кое-какие полезные мелочи, подобранные по дороге. Поэтому обычно мы и зарабатываем по мелочи – в серьезные заварухи стараемся не влезать. Все наши гильдии имеют постоянный адрес, и если один энгах наступит на ногу крупному игроку, отдуваться будет весь коллектив. У нас уже несколько раз были неприятности из-за шустриков вроде тебя. Вот, помню, один раз, когда я еще был заместителем…

«Мне все равно, – раздраженно думал я, таращась на густые брови господина Граши. – Мне наплевать. Да заткнись ты наконец, придурок!»

Но он все не затыкался и не затыкался. Уже даже Джемулан сморщился, с трудом сдерживая зевок, а его шеф по-прежнему ездил нам по ушам. Чувствовалось, что он это обожает.

Кабинет шефа гильдии выглядел довольно уютно. Ковры на стенах, деревянная мебель… очень мелкая, правда. Музкельмун арб Граши росточку-то невеликого – раза в два ниже обычного человека. Если он вообще человек – я в этом не особенно уверен, а спросить прямо стесняюсь. Рабан почему-то молчит.

Что в кабинете выделялось сразу – одна из стен. Вся усеянная мерцающими огоньками, она напоминала звездное небо. Огоньки вспыхивали и гасли, перемещались, образовывали сложные фигуры. Казалось, что они делают это беспорядочно, без всякой системы, но я почему-то сомневался, что шеф гильдии разместил у себя на стене абстрактную живопись. Гораздо больше эта штука напоминала компьютерный дисплей… только создавали этот компьютер явно не на Земле.

А через несколько минут я узнал, что это за огоньки. Музкельмун арб Граши указал на них и риторически спросил:

– Видишь счетчики? Вот это у нас ты. Все сделанные тобой прыжки. Смотри, сколько миров ты посетил! И без всякой конспирации, все как попало!

– Так вы что, все записываете? – удивился я.

– А как же иначе? – удивился в ответ шеф гильдии. – Это ведь мы обеспечиваем твое перемещение. Система находится прямо здесь, под зданием. Представляешь, какого она размера? Представляешь, сколько она стоит? Представляешь, во что нам обходится каждый твой прыжок? Думаешь, почему энгахи платят гильдии членские взносы?

– Тьфу, а я-то думал, что магия – это типа халява и все такое… – огорчился я.

– Я не знаю, что такое «халява», но это не бесплатно, если ты это имеешь в виду. Энергия тратится на любое действие. И ты, между прочим, уже задолжал нам немаленькую сумму. Когда ты последний раз выплачивал членские взносы?

– Не помню, – признался я.

– Ну и что мне с тобой делать? Правила нарушаешь. Членские взносы не платишь. И вообще пользуешься чужим Словом.

Я поежился. Музкельмун арб Граши теперь говорил очень тихо, почти ласково, но звучало это почему-то довольно жутко. Уж лучше бы он по-прежнему орал и ругался.

Мне даже захотелось велеть Рабану стартовать в другой мир, и побыстрее. Конечно, я не стал этого делать – глупо же. Кто-кто, а родная гильдия найдет меня где угодно. Или даже не станут искать – просто отключат Слово, и пиши письма.

И потом – если по-честному, я же ни в чем не виноват. С тех пор, как я стал яцхеном, от меня вообще мало что зависело – постоянно был жертвой обстоятельств и плыл по течению. То туда занесет, то сюда. Ну и откуда я мог знать, что нарушаю какие-то правила? Рабан об этом пару раз упоминал, но как о чем-то несущественном. Я и не принимал близко к сердцу.

А тут вон как все обернулось…

– Что молчишь-то? – прищурился шеф гильдии.

– Понимаю, что я напортачил, но… но у меня есть уважительная причина! – заявил я.

– Какая?

– Ну… э-э-э… Ну хорошо, у меня нет уважительной причины. Но зато я очень извиняюсь.

– Неубедительно, – покачал головой этот густобровый пенек.

Ну вот. Похоже, мне все-таки придется нашинковать их с Джемуланом в мелкую капусту, а потом попробовать затеряться в бесконечности измерений. Они, конечно, не беззащитны, но вряд ли им удастся справиться с яцхеном… хотя стоп, у них же есть контроль моего Слова. Джемулану достаточно шевельнуть пальцем, чтобы меня скрючило.

И что же мне тогда делать? Просто попробовать убежать? Рабана эти двое не слышат, он может произнести Слово незаметно. Правда, они меня все равно поймают… может, попросить политического убежища у леди Инанны? На Девяти Небесах меня точно не достанут…

Не знаю, до чего бы я в конце концов так додумался, но тут Музкельмун арб Граши хлопнул по столу ладонью и милостиво сказал:

– Хорошо, я дам тебе шанс.

– Правда? – недоверчиво спросил я.

– Правда. Учитывая твой… нетипичный случай, гильдия сделает снисхождение.

Радоваться почему-то не захотелось. Я уже привык, что если кто-то проявляет ко мне доброту, надо искать подвох.

– Тебе придется отработать, – тут же подтвердил мои опасения Музкельмун арб Граши.

– Никогда не уклонялся от работы, – не стал спорить я. – Могу полы мыть, могу стены красить, могу кирпичи класть. А хлеборез из меня вообще первоклассный. Можете Виктора Петровича спросить, кока нашего.

– Хлеборез нам не нужен, – проявил недальновидность Музкельмун арб Граши. – Ты займешься расчисткой «мертвых контрактов».

– Угу. Как скажете, товарищ начальник. А что такое «мертвые контракты»?

– Контракты, заключенные нашими энгахами, но по той или иной причине так и не выполненные. Чаще всего из-за гибели исполнителя. Такие контракты повисают на нашей гильдии мертвым грузом. У гильдии Эсумон хорошая репутация, и мы этим гордимся, так что стараемся все «мертвые контракты» закрывать. Начнешь с завершения своего собственного – с поручения магистра Йехудина. Ты ведь бросил его невыполненным, верно?

– Было дело, – сознался я.

– А он направил в гильдию официальную жалобу, – прищелкнул пальцами Музкельмун арб Граши. В воздухе повисло туманное облачко с гневно искаженным лицом внутри – приглядевшись, я узнал Йехудина, чокнутого ученого из анклава Додекаэдр. – Нехорошо получилось – сначала Волдрес умер, а затем еще и его «наследник» сбежал, ничего не сделав…

– Я просто забыл… – виновато признался я. – Не до этого как-то все было…

– Не оправдание. Почему из-за твоей забывчивости должна страдать репутация гильдии? В чем там заключался заказ Йехудина?

– Раздобыть схему мозга Палача. Это робот такой, – пояснил я.

– Хорошо, что ты хоть это помнишь, – кивнул Музкельмун арб Граши, вглядываясь в недра облачка. – Закончите с Йехудином, вернетесь за новым контрактом.

– Вернетесь?.. – не понял я. Чего это он вдруг на «вы» перешел?

– Первое время тебя будет курировать агент Джемулан, – пояснил глава гильдии.

Я покосился на вышеозначенного – тот сморщился, будто лимон сожрал. Похоже, ему новое назначение не особо в радость. Однако вслух сид ничего не сказал.

– И если ты хоть что-нибудь выкинешь, агент Джемулан тебя убьет, – добавил человек-пенек. – Необходимое разрешение ему уже выдано.

Я даже особо не расстроился. Мне не привыкать.

– Если мне теперь придется на вас работать, может научите меня собственному Слову? – попросил я.

– Это можно, – согласился Музкельмун арб Граши. – Бриллиант, отведи стажера… м-м… Растяпу к пээмщикам и распорядись там.

Уже нисколько мной не интересуясь, глава гильдии отвернулся к стене и принялся менять узоры из огоньков. В воздухе возникло что-то вроде дымного клуба, полностью окутавшего голову Музкельмуна арб Граши. Там вспыхивали крошечные молнии, слышались пищащие звуки, а один раз даже заиграла музыка.

– Пошли, – мотнул головой Джемулан. – Шеф закончил.

– Вижу. Деловой мужик. Кстати, он не мог придумать мне прозвище получше?

– Растяпа – это еще не самое худшее. Твоего предшественника он называл [цензура].

– Предшественника? У меня были предшественники?

– Думаешь, ты первый, на кого вешают расчистку «мертвых контрактов»? Это самая непопулярная работа из всех. Ее всегда поручают провинившимся.

– А что будет, когда я отработаю долги?

– Думать забудь. Ты теперь до конца жизни будешь бесплатно работать на гильдию. Иначе… – Джемулан многозначительно скрючил палец.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. А я-то раньше, наивная душа, считал энгахов… ну, скажем так, у меня не было на их счет определенного мнения, но ничего плохого я о них не думал. А у них тут вон как сурово все, оказывается. Шаг влево, шаг вправо – придут злые дяденьки из ОВР и будут бить ногами по лицу.

Рабан мне это не так описывал.

– Чего я-то, патрон? – обиделся мой мозговой паразит. – Волдрес был просто обычным энгахом. Работал всегда в одиночку, штаб-квартиру посещал всего пару раз, членские взносы платил аккуратно… Мы в политику не лезли.

– И правильно.

– Что? – не понял Джемулан.

– Это я не тебе.

Загадочные пээмщики разместились в подвале. Или еще где-то – я уже запутался в архитектуре штаб-квартиры Эсумона. Обычный двухэтажный особняк снаружи, изнутри она оказалась громадным зданием-лабиринтом, явно не ограничивающимся тремя измерениями. Сильно подозреваю, что часть помещений вообще расположены в других мирах. Меня долго осматривали, измеряли какими-то разноцветными стержнями, что-то сканировали и даже попросили плюнуть в блестящую чашечку. Кисло посмотрев на то, что от нее осталось после моей слюны, лаборант ушел и вернулся с новой чашечкой, прозрачной. Эта яцхенову кислоту выдержала, только немного потускнела.

– Духовная частота не совпадает, – наконец сообщил старший пээмщик – покрытый шерстью карлик с огромными ушами и длинным хвостом. – Для Эсумона не подходит.

– То есть? – не понял я.

– Наши Слова действуют в резонансе с твоей духовной частотой, – пояснил Джемулан. – У каждой гильдии свое Слово, и работает оно на собственной частоте. Поэтому нельзя просто взять и поступить в любую гильдию, какую захочешь – нужно, чтобы еще и совпадали частоты. А у тебя с нашей не совпадает, так что здесь тебе ничего не светит.

– А у Рабана совпадает?

– Твоего керанке?..

– Угу.

– Он был симбионтом агента Волдреса. Конечно, у него та же частота. Пошли.

Узнав, что энгахом мне не быть, я не особо расстроился. В любом случае Рабан останется со мной до конца жизни, ибо смерть одного из нас означает и смерть другого. А значит, можно не суетиться.

– Ладно, Брейн, что мы будем делать дальше? – вежливо спросил я.

Глава 5

Покинув пээмщиков, Джемулан вознамерился отправиться по собственным делам. Писать отчеты или что там обычно делают агенты ОВР по выполнении задания. Меня он с собой таскать не пожелал – велел сидеть на попе ровно и ждать. Я вежливо сообщил, что немножечко хочу кушать, поэтому сидеть и ждать не намерен, а намерен пойти заморить червячка. Джемулан попытался меня построить, но я выпустил когти, отчекрыжил кусок деревянной скамьи и демонстративно принялся его грызть.

– И как это на вкус? – брезгливо спросил Джемулан.

– Деревяшка – она и есть деревяшка, – сплюнул я. – Кстати, а каковы на вкус сиды?

– Сиды идеальны во всем, включая вкусовые качества, – невозмутимо ответил Джемулан. – Мы мягкие, нежные, питательные, полезные для здоровья и очень легко усваиваемся. Те из чудовищ, что не чураются пожирания разумных существ, считают нас первосортным деликатесом. Хотя им редко удается нас попробовать.

– Почему?

– Потому что мы обычно убиваем их первыми.

Похоже, не врет. Рабан уже успел мне рассказать, что сиды прославились на многие миры, как великие воины и охотники. Хладнокровные и беспощадные, они обожают убивать и причинять боль, подолгу мучают своих жертв, часто ведут междоусобные войны, глубоко презирают «низших существ» и отличаются редкой мстительностью. Белокурая арийская бестия, только уши остроконечные.

– Так что, меня будут тут кормить или мне прогрызть дыру в стене? – осведомился я. – А то я могу.

Джемулану явно не улыбалось объяснять шефу, почему стену штаб-квартиры изгрызли яцхены. Он смерил меня холодным взглядом и неохотно мотнул головой – пошли, мол.

На многое я не рассчитывал. Дадут бомжпакет или сосиску в тесте – и на том спасибо. Однако Джемулан, видимо, дешевым хавчиком брезговал. Вместо того, чтобы остановиться у ближайшего ларька и купить какой-нибудь шавермы, он привел меня в блистающий разноцветными огнями ресторан. Судя по адмиральского вида швейцару у входа и напыщенным официантам – заведение претенциозное.

Джемулан перекинулся парой слов с метрдотелем, и меня тут же отвели к ближайшему столику. Положенное передо мной меню по толщине могло соперничать с Малой советской энциклопедией, и я невольно облизнулся.

– Насыщайся, – презрительно бросил мне Джемулан.

– Угу. Спасибо. Только у меня денег нет, – на всякий случай сказал я.

– Заказывай, что хочешь, – поморщился Джемулан. – У меня здесь неограниченный кредит.

Когда дело касается еды, меня не нужно упрашивать дважды. И про «что хочешь» он зря сказал – яцхен любой кредит проест на раз-два, даже неограниченный.

Первым делом я заказал себе крем-суп, омлет с ветчиной, омара под майонезом, жареную утку со спаржей, жареную камбалу, жареную сельдь под горчичным соусом, тушеную говядину с овощами, запеченное седло барашка, коктейль из креветок, миндальные пирожные с вишневой водкой, сандвичи с кресс-салатом, эклеры с кофейным кремом, клубнику со сливками, меренги с яблоками… и попросил не уносить меню. Там была еще целая куча завлекательных названий, большинство из которых непонятно что означали, но звучали соблазнительно. Например, будет просто грехом не попробовать преомутен под соусом ладхьон или парадинговый бульон с бакербзе.

Мне даже захотелось, чтобы мой куратор не возвращался как можно дольше.

Но он вернулся довольно быстро. Прошло всего часа полтора – я только-только утолил первый голод, когда Джемулан плюхнулся в кресло напротив, бросив на стол длинный голубой кристалл и туго скрученный пергаментный свиток с ленточками.

– Это твой новый патент энгаха, – сообщил он, указывая на свиток. – Подпиши вот здесь.

Я пробежал глазами текст, поставил роспись на указанном месте и потянулся забрать договор, но Джемулан молча свернул его и спрятал во внутренний карман.

– Начальник, документы верни, – вежливо попросил я.

– Пока я твой куратор, он будет храниться у меня, – отказал Джемулан. – Сохраннее будет.

Я хотел было возбухнуть, но потом решил, что так и в самом деле будет надежнее. Доминиканская ряса, которую я ношу сейчас, уже порядком изношена, да и карманами не особенно богата. Хватит и того, что я постоянно боюсь потерять ковчежец с Пазузу.

– Что у нас дальше на повестке дня? – миролюбиво осведомился я, продолжая закусывать.

– Из какого ты мира? – резко спросил сид, проводя рукой над столом. Там образовалось полупрозрачное облако, похожее на те, что создавал Музкельмун арб Граши.

– Эм-м… с Земли.

– Меня не интересуют туземные названия. Континуумный код знаешь?

– Понятия не имею.

– Сколько до него шагов, знаешь?

– Один, – не задумываясь ответил я.

– Серьезно? – приподнял брови Джемулан. – Соседний мир? Тогда дело облегчается. Давай-ка посмотрим… Тип мира?

– Вакуумный.

– Господствующий биологический вид или виды?

– Хомо сапиенс. Человек разумный, – добавил я, заметив непонимание на лице Джемулана.

– Закрытый, открытый или полуоткрытый?

– В смысле?

– Контакты с другими мирами там поддерживают?

– Нет.

– А о их существовании хотя бы знают?

– Нет.

– Значит, закрытый, – подытожил Джемулан. – Тип цивилизации?

– А какие бывают? – сделал тупое лицо я.

– Примитивный, техногенный, магикальный, биотический…

– Техногенный, наверное.

– Стадия развития?

– Чего?

Джемулан тяжело вздохнул и потер лоб ладонью.

– Да ты что, вообще ничего не знаешь? – устало спросил он. – Даже с зачатками универсиографии не знаком? Энгах нашелся, тля…

– Ну так просвети меня.

– А я тебе что, учитель? – высокомерно процедил Джемулан. – Делать мне больше нечего, всяких полудурков просвещать.

– А ты бесстрашный, – беззлобно сказал я, отрезая кусочек камбалы собственным когтем. – Не боишься, что я тебя на винегрет порежу?

– Видишь ли, в чем дело, странный уродец… – внимательно посмотрел на меня сид. – Мне довольно скучно быть при тебе куратором. Поэтому я буду искренне рад, если ты на меня нападешь. В этом случае я смогу быстренько тебя убить и со спокойным сердцем заняться чем-нибудь поинтереснее. Ты меня понимаешь?

– Угу. Предельно ясно.

Про себя я подумал, что еще неизвестно, кто кого. Теперь-то я знаю, чего ждать от этого остроухого, и буду наготове. Если он опять попытается меня скрючить, то узнает, какие хорошие у яцхена рефлексы и как мало времени ему нужно, чтобы убить человека… или сида. Кровь у них течет одинаково.

Но пока что не буду лезть на рожон. Яцхен – зверек добрый и миролюбивый, первым ни на кого не нападает. Что Джемулан хамит и обзывается – плевать, я не обидчивый. Дедушка Торквемада меня тоже называл исключительно «тварью» – ничего ж, не помер. Вон, даже в Библии говорится – блаженны кроткие, ибо они унаследуют землю.

Так что проявим кротость и не будем резать глупого сида на куски.

– Так что там насчет стадии развития? – дружелюбно поинтересовался я. – Мне так-то все равно, но мы же далеко не уедем, если ты так и будешь от меня нос воротить.

Джемулан скривился.

– Или хочешь, я сам тебя доставлю, – предложил я. – Или даже один слетать могу, делов-то.

– Нет. Пока я твой куратор, перемещением занимаюсь я. А ты даже не думай что-нибудь вякнуть – я замечу, учти.

Мне показалось это странным. Он что, боится, что я его затащу в какой-нибудь мир, где яцхену ништяк, а сид сразу сдохнет? В открытый космос, например, или еще куда…

А неплохая мысль, если задуматься…

– Что у вас там уже изобретено? – продолжил расспрашивать Джемулан, шаря в своем «облаке». – Фабричная промышленность есть?

– Давно уже.

– А молекулярный синтез?

– Вот этого нет.

– Конвейер?

– Имеется.

– Терраформирование?

– Нет.

– Вычислительная техника?

– Есть.

– Нанотехнологии?

– Э-э… планируются, – неуверенно ответил я.

– Но широко не распространены?

– Широко точно не распространены.

– Ясно. Роботостроение?

– Есть… хотя не так чтоб очень много.

– Киберпространство?

– Это как в «Матрице», что ли? – не понял я. – Вроде нет пока что… хотя…

– Телекоммуникации?

– Целая куча.

– Биотехнологическая промышленность?

– А это что такое?

– Шестая стадия, – подытожил Джемулан, засовывая руки глубоко в «облако». – Шестая стадия техногенной цивилизации. Вакуумный мир такого типа по соседству только один. Наверное, твой. Земля, говоришь?..

– Земля.

– Есть Земля, – кивнул Джемулан, поминутно сверяясь со своим «справочником». – Земля–2006, правильно?

– Угу.

– Соседние миры: Эйкр, Хорадзима, Лэнг, Похъёла, Лабиринт, Хвитачи, Пустынь, Парифат, Меру, Идавёль, Абзу, Каджети, Девять Небес, Ад, Гугу, Вигинтосферос, Шеол, Тир-Нан-Ог, Йонкрозо, Кальвария, Каф, Кввецоль-Иин, Патала, Ацтлан, Вайкунтха…

– Угу, все правильно, это наши соседи, – подтвердил я. – Хотя про некоторые я впервые слышу.

– Это еще только материальные и полуматериальные миры… – вяло ответил Джемулан.

– А какие еще бывают?

– Энергетические, астральные, полухаотические, недоступные и не поддающиеся четкой классификации. Мы учитываем только такие миры, в которых могут длительное время находиться материальные объекты. Остальные просто пропускаем – а их, кстати, ничуть не меньше, чем материальных. Некоторые даже считают, что гораздо больше… хотя это спорный вопрос.

– Угу.

– Кстати, я где-то уже слышал о твоем мире, – неожиданно заявил Джемулан. – Где же, где же… а, вспомнил. Сестра одно время им интересовалась.

– У тебя есть сестра? – удивился я.

– А почему у меня не может быть сестры? У меня даже две сестры – Бьянка и Орденозия.

– Красивые?

– Это мои сестры, полудурок. Они идеальны.

– Познакомишь?

– Думать забудь. Я всяких уродов к своим сестрам близко не подпускаю.

– Я не урод.

– В зеркало посмотрись.

Надо было обидеться, но чего уж там. Всяким сидам не понять, что истинная красота – в душе. Красота же внешняя хотя и приятна глазу, но ведет к развитию худшего из смертных грехов – гордыни. А значит, стремиться к ней незачем, и коли уж ты уродлив – радуйся этому всем сердцем.

Это меня Торквемада научил, чтобы я не комплексовал.

– Твои сестры тоже энгахи? – спросил я.

– Нет.

– А кто?

– Какое тебе до этого дело?

– Интересно.

– Бьянка владеет музеем искусств, а Орденозия – вот этим рестораном, – неохотно ответил Джемулан.

– А, так вот почему у тебя тут неограниченный кредит… Это она интересовалась моим миром?

– Нет, Бьянка.

– А зачем ей?

– Понятия не имею. Наверное, хотела там что-нибудь украсть для своего музея. Она постоянно носится по разным мирам в поисках всякой дряни. Я этого не одобряю. Много раз ей говорил – бросай, вляпаешься однажды.

– Ты же сказал, что она не энгах.

– У Бьянки есть орбисальт.

– Орбисальт?.. Это что такое?

– Вид континуумохода.

– А это что такое?

– Машина для межмировых путешествий, полудурок.

– Угу. Я это знал, просто забыл.

– Ты долго еще собираешься есть? – сухо спросил Джемулан.

Я внимательно посмотрел на заваленный стол, пару секунд подумал и принялся швырять в пасть жареные крылышки какой-то неизвестной птицы. Надо торопиться, пока у моего куратора не кончилось терпение. Когда еще представится случай так набить топку?

– Ты… – начал выходить из себя Джемулан.

– Здравствуй, братишка, – перебил его женский голос. – Мог бы и предупредить, что заглянешь.

Джемулан замолчал, недружелюбно глядя на подошедшую девушку. Я тоже уставился на нее во все глаза – не отрываясь, впрочем, от заглатывания пищи.

Значит, это и есть Орденозия. Да, действительно очень красивая. С братом у них явное семейное сходство, только сестричка немного ниже ростом, поуже в плечах и с приятными округлостями. Кстати, остроконечных ушей совсем не видно – тщательно спрятаны в прическе.

Выглядит Орденозия лет на двадцать пять. Но на деле ей запросто может оказаться и пятьсот, и тысяча – это же сидка… или сидиха?.. или сидица?.. Понятия не имею, как называть женщину-сида. Помнится, Аурэлиэль целую лекцию прочла на тему того, что слово «эльф», как и «человек», женского рода не имеет… наверное, и у сидов так же.

– Как жизнь? – спросила Орденозия, усаживаясь рядом и окидывая меня равнодушным взглядом. – Это кто с тобой?

– Стажер, – буркнул Джемулан. – Я за ним приглядываю, пока не освоится.

– А я думала, ты зверушку завел, – усмехнулась Орденозия.

– Уж лучше бы зверушку.

Я хотел было сказать этим двоим, кто они такие, но у меня не получилось. Все это время я не переставал кушать – скромно и деликатно кушать… пока не обнаружил, что очередной бутерброд не лезет в рот.

Там тупо закончилось место. Я полностью заполнил живот, туго набил горло и теперь из пасти у меня текла какая-то жижа. Джемулан с Орденозией взирали на это с нескрываемым отвращением, а я их даже не осуждал – самому противно. Но я все-таки со вчерашнего вечера не жрамши – даже поросенка не дали скушать… то бишь карася, а не поросенка.

– Я бы на твоем месте выбрала кого-нибудь поприличнее, – облила меня презрением Орденозия. – Это существо перепачкало мою скатерть.

– А что мне еще делать, если у вас тут салфеток нет? – наконец сумел выговорить я. – Облизывать руки я не привыкши, уж звиняйте.

Орденозия посмотрела на меня, как на слабоумного, и опустила руку в небольшое углубление в центре стола. То мгновенно наполнилось водой – искрящейся, жемчужно-прозрачной.

Вот блин. А я-то думал, что это пепельница такая. Курева у меня с собой нет, так что до проверки дело не дошло.

– И кидать кости под стол тоже не надо, – добавила Орденозия.

– Я и не кидаю, – удивился я. – Сами поглядите.

Орденозия недоверчиво приподняла край скатерти и воззрилась на совершенно чистый мраморный пол. Он был настолько чист, что в нем отразилось ее лицо.

– А куда же ты тогда девае… ты их что, тоже ешь? – приподняла брови сидка.

– Я всеядный, – спокойно ответил я. – Дайте мне жареный кирпич с хорошим гарниром – я и его сгрызу.

Судя по выражению лица Орденозии, она не считала, что этим стоит гордиться.

– Я бы на твоем месте была осторожна с этим существом, – заметила Орденозия, обращаясь к брату. – Оно может оказаться опасным.

– За меня не беспокойся, – равнодушно ответил Джемулан.

– Уверен? Его аура похожа на демоническую.

– Я не боюсь демонов. Моя мать охотилась на них всю жизнь.

– И один из них ее убил.

– Не повезло ей, – пожал плечами Джемулан. – Зато отец после этого смог жениться на твоей матери.

– Не повезло ему, – усмехнулась Орденозия.

– Почему? – не удержался я.

– Потому что моя мать убила его отца, – мерзко улыбнулась Орденозия.

– Он был и твоим отцом тоже, – сухо напомнил Джемулан.

– Это не значит, что я должна ему сочувствовать. Кстати, вы долго еще собираетесь меня объедать?

– Как только вот этот полудурок насытится, – с отвращением покосился в мою сторону Джемулан. Орденозия тоже скривилась.

Все-таки чувствуется, что сиды – одна из рас эльфов. Этот вечный эльфийский снобизм из них так и прет. Смотрят на меня, как на вошь последнюю.

– Ладно, я наелся, – прохрипел я, ковыряя в зубах кончиком когтя. – Можем прыгать.

– Куда на этот раз, братишка? – осведомилась Орденозия.

– Сначала в Вур, – ответил Джемулан. – Потом на Землю–2006.

– Вур?.. – не понял я. – Что еще за Вур? Земля же с Эйкром по соседству.

– Вначале мне нужно сделать еще одно дело.

– Что еще за дело?

– Приказ шефа. Нам с тобой велено устранить нашего бывшего агента Вихрпул по прозвищу Рубака.

– За что?

– Он убил другого энгаха.

– За что?

– Случайно, по всей видимости, – пожал плечами Джемулан. – Но это не имеет значения. Убийство или покушение на убийство коллеги у нас всегда карается смертью.

– Угу. И где мы его будем искать? Как я понимаю, энгах может быть… где угодно.

– Но тебя же я нашел, верно? А с Рубакой еще проще. Его Слово было вычеркнуто, он больше не может перемещаться. Застрял в Вуре – это мир в двух шагах отсюда. И мы туда сейчас отправляемся.

Глава 6

В мире между Эйкром и Вуром мы пробыли от силы минут десять, но впечатления я получил незабываемые. Сами представьте – висишь в пустоте, залитой льющимся из ниоткуда светом, и видишь далеко-далеко впереди… самого себя. Свою собственную спину.

Я повернулся в другую сторону – и там тоже увидел себя, смотрящего в противоположную сторону. Посмотрел наверх – увидел в необозримой дали пару когтистых ступней и хвост со скорпионьим жалом. Посмотрел вниз – уперся взглядом в собственную макушку и заостренный гребень-полумесяц.

Я видел самого себя везде, куда бы ни глядел – и рядом с каждым из меня стоял… висел Джемулан. Все пространство вокруг усыпано нами двумя.

Хотя приходилось очень пристально вглядываться, чтобы понять, что это такое. Не обладай я таким острым зрением, не различил бы ничего, кроме микроскопических точек. Очень уж большое расстояние.

Конечно, мне стало интересно, что же все-таки я вижу. Я пустил в ход направление и пораженно понял, что смотрю не на какой-то мираж или оптический обман. Я реально вижу самого себя. А значит, мы находимся в очень, ну просто очень мизерном мире.

Поначалу я подумал, что это анклав. За время шляния по мирам анклавов я повидал немало – и большую их часть вполне реально облететь за считаные дни… ну пусть недели. На этот, судя по всему, достаточно и часа.

Однако Джемулан весьма меня удивил, сообщив, что это не анклав, а полноценная вселенная. Я попросил разъяснений, и он скороговоркой поведал, что вселенные, как известно, бесконечны – и это действительно так. Однако планеты тоже в определенном смысле бесконечны – или вы можете найти у шара начало и конец? Вселенная классического типа – четырехмерная гиперсфера… или, в случае Эйкра, четырехмерное кольцо Мёбиуса. Если очень-очень долго лететь в одном направлении, в конце концов вернешься на то место, с которого начинал – в этом и заключается бесконечность вселенной.

Другое дело, что проверить это на практике невероятно трудно, поскольку протяженность этой гиперсферы – миллиарды световых лет… или даже сотни миллиардов. Тем не менее порой встречаются вселенные и поменьше… а изредка бывают и совсем крошечные. Такие, как эта. Обладая острым зрением, здесь можно увидеть собственную спину – очень-очень далеко впереди.

На этом месте я перебил Джемулана, спросив, чем же в таком случае нормальная вселенная отличается от анклава.

– Расположением в метапространстве, – ответил сид. – У полноценной вселенной собственная «клетка в таблице», а анклав – это просто замкнутый кусочек пространства, отделенный или отделившийся от какой-нибудь вселенной. Своего рода пузырек между мирами… или даже внутри мира.

– Надо же. А я думал, что мир от анклава отличается только размером.

– Распространенная ошибка. Мир, или вселенная – это самостоятельный четырехмерный континуум, а мирок, или анклав – пространственный сегмент, обособленный от родительского континуума, – повторил еще раз Джемулан. – Но поскольку настолько крошечные вселенные – огромная редкость, многие путаются в терминологии и называют анклавами все маленькие миры скопом.

– Это да, патрон, – подтвердил внимательно слушавший Рабан. – Мы с Волдресом так всю жизнь и делали.

– Кстати, ты нас видишь? – спросил Джемулан, пристально вглядываясь вдаль.

– Нас – которые здесь, или других нас – которые там?..

– Которые там.

– Вижу.

– А я нет… хотя раньше видел.

– Зрение ухудшается? – посочувствовал я.

– Зрение у меня идеальное.

– Тогда в чем дело?

– Кажется, мы уже договорились, что я тебе не учитель, – высокомерно ответил сид. – Давай руку, полудурок, прыгаем в Вур. Совершенно незачем тут болтаться.

– Может, я все-таки сам нас переброшу? – предложил я. – Ну тебе что, жалко?

– Ты не сможешь.

– Почему это?

– Мы ограничили твое Слово стажерскими правами, – неохотно сообщил Джемулан.

– И что это значит?

– Ты можешь перемещаться сам, но не сможешь никого взять с собой.

– То есть…

– Да. Если ты попытаешься перебросить нас, то перепрыгнешь один – я останусь здесь. Так что пока я твой куратор – перемещением занимаюсь я.

– И долго это будет продолжаться?

– Зависит от твоего поведения. Давай руку.

Я молча сунул Джемулану среднюю левую ладонь, с трудом подавляя желание выпустить когти.

Перед тем, как переместить нас, сид на миг задумался, крутанул пальцами, создавая крошечное облачко, и достал из кармана что-то вроде пудреницы. Оттуда он извлек пару желтых конусов, которые тут же сунул себе в ноздри, и еще какой-то шарик, который запихал куда-то в горло.

– Кстати, как у тебя с дыханием? – неохотно спросил меня Джемулан, покончив с этой процедурой.

– Лучше всех. Вообще не дышу. А что?

– Ничего. Раз не дышишь, все нормально.

Через минуту я понял, в чем дело. Безымянная крошка-вселенная, где мы находились до этого, то ли была заполнена нормальным воздухом, то ли ее физические законы попросту не подозревали о такой вещи, как «дыхание». За время своих странствий я встречал миры, в которых вообще невозможно задохнуться. Легкие перестают функционировать, превращаются в бесполезный атавизм.

Однако этот новый мир, Вур… в нем воздуха было вдосталь, но он явно не подходил ни для человека, ни для сида.

Очень-очень плотный воздух. Лишь чуть разреженнее воды. Не совсем бесцветный – в целом видимость нормальная, но хуже, чем на родной Земле. Куда ни глянь, везде плавают каменные глыбы, похожие на исполинские пальцы. Метров по пятьсот в высоту, нижняя часть слегка сужена, оканчивается округлым «набалдашником». Между глыбами во множестве снуют ярко-красные рыбоподобные создания. Изредка попадаются и другие – нежно-голубые, похожие на мурен с длинными плавниками.

Как и в крошечной вселенной до этого, никакой тверди у нас под ногами не было. Правда, не было и невесомости, как там. Мы висели в этом сверхплотном воздухе… или разреженной воде, медленно погружаясь на дно… во всяком случае, я думаю, что где-то там внизу должно быть дно. Пока что я вижу только бесконечную синеву – что наверху, что внизу. Определить силу тяжести в таких условиях трудно – но мне показалось, что она меньше земной.

Джемулан кратко сообщил, что Вур – газовый гигант. Его ядро безжизненно, зато плотная и густая атмосфера населена разумными существами – ольквари. Мы сейчас находимся не где-нибудь, а в одном из крупнейших их городов – Воруннохе.

Эти плавающие вокруг каменные глыбы – не что иное, как здания. Огромные здания. Однако жильцов в них относительно мало – в каждом по паре сотен, не больше. Маловато для небоскреба, изначально рассчитанного на десять тысяч.

Цивилизация ольквари переживает упадок. Эти существа достигли высот прогресса, обеспечили себя всем, что могли пожелать, победили болезни и голод, покончили с войнами и преступностью. Даже деньги, и те были отменены – наступило такое изобилие, что все товары и услуги стали бесплатными. Большая часть работ перешла на плечи машин, а себе ольквари оставили только интересные и приятные занятия.

Так наступила стагнация. У ольквари было все – и исчез стимул развиваться. Незачем было что-то делать, ни к чему было работать или учиться – зачем, если можно жить без забот на всем готовом? Немногочисленная часть населения занималась наукой, философией, искусством или спортом – остальные не делали даже этого. Планета превратилась в подобие Сибариса – древнего города роскоши и неги.

Сейчас на всем Вуре едва ли наберется сотня миллионов жителей, тогда как тысячу лет назад их было больше двадцати миллиардов. Большинство семей ольквари ограничивается одним ребенком, а многие и вовсе умирают бездетными. В размножении попросту исчезла необходимость – благо живут ольквари двести лет с гаком. Наверное, пройдет еще несколько веков, и они окончательно вымрут.

– Да, когда слишком много хорошего – это тоже плохо… – философски произнес я. – А почему этот ваш Рубака…

– Вихрпул, – поправил Джемулан.

– Да мне пофиг. Почему он решил осесть здесь?

– У него не было выбора. Как только его преступление было обнаружено, мы вычеркнули его Слово. Он застрял там, где находился в тот момент.

– А ольквари умеют путешествовать между мирами?

– Не умеют. Это техногенная цивилизация одиннадцатой стадии. Они не создали ни континуумоходов, ни межпространственных врат. Зато освоили межзвездные перелеты.

– Угу. Значит, этот Рубака…

– Вихрпул.

– Пофиг. Значит, он может смотаться на другую планету?

– Может. Но он здесь.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую, – раздул ноздри Джемулан. – Я могу найти любого нашего агента – действующего или уволенного. Действующих, вроде тебя, нахожу сразу же. С теми, чье Слово вычеркнуто, возиться приходится дольше, но рано или поздно я их все равно нахожу.

Угу. Видимо, что-то вроде моего направления. Фирменная примочка агентов ОВР, надо полагать. Или какая-то хитрая приблуда – техническая, магическая, техномагическая…

Мне потребовалось немного времени, чтобы приноровиться. Я отлично летаю по воздуху и великолепно плаваю в воде, но здешняя среда – нечто промежуточное. Размахивать крыльями в полную силу не получается, но и совсем ими не пользоваться нельзя – начинаешь медленно погружаться. Некоторое время покутырявшись из стороны в сторону, я свернул крылья, зацепившись кончиками за бедра, однако оставил достаточное количество перепонки, чтобы получился своеобразный плащ-парус. Помогая себе хвостом и загребая всеми шестью ладонями, я приспособился двигаться с довольно приличной скоростью.

Зато у Джемулана дела шли из рук вон плохо. За неимением крыльев он был вынужден плыть так же, как плыл бы в воде, но вокруг все-таки воздух – очень плотный, и тем не менее воздух. Сид греб с бешеной частотой и болтал ногами так, словно взбивал масло, однако большая часть этих усилий уходила на то, чтобы просто не погружаться. Двигался он не быстрее бабульки на надувном матрасе.

Поскольку так мы и до Рождества никуда бы не доплыли, я взял Джемулана на буксир. С грузом моя скорость резко снизилась, но все же километров двадцать в час мы делали. Лучше, чем ничего.

Лавируя между исполинскими глыбами-зданиями, я гадал, каким образом они держатся в воздухе. Судя по внешнему виду, весить эти дуры должны миллионы тонн. Однако висят себе на одном месте, лишь чуть-чуть колеблются вверх-вниз.

При ближайшем рассмотрении каждое здание оказалось испещрено отверстиями, затянутыми стекловидным веществом. Роль дверей играли мембраны-занавеси снизу и сверху – однако в них никто не входил и никто не выходил. Мы вообще пока что не встретили ни одного ольквари – только рыбо- и муреноподобные создания, явно играющие здесь ту же роль, что воробьи и голуби в земных городах.

Пару раз приходилось сворачивать с дороги, избегая падающих или всплывающих фиговин. Джемулан объяснил, что это две главные опасности Вура – «жженые пробки» и «жировые пятна».

«Жженые пробки» – это крохотные метеориты, которые довольно часто падают с местного неба. Они искусственного происхождения – вокруг планеты вращается плотное кольцо космического мусора, накопившегося за последние тысячелетия. Ольквари давно перестали интересоваться космосом. Вся эта дрянь постепенно сходит с орбиты и периодически шмякается вниз. «Жжеными пробками» их назвали за внешнее сходство – они сильно обгорают, пока летят в плотной атмосфере Вура. Скорость падения у них не особенно высокая, но если долбанет по башке – пишите письма родителям.

Ну а «жировое пятно» – это алая маслянистая субстанция в форме пузыря. Если «жженые пробки» падают сверху, то «жировые пятна» поднимаются снизу – из ядра планеты. Большая часть Вура – плотный газ, но в центре расположена жидкая масса. Когда в нее что-то падает (какой-нибудь мусор или та самая «жженая пробка»), то брызги образуют легкие, почти невесомые пузыри, которые устремляются в верхние слои атмосферы. Для местных живых организмов (да и для человека) эта субстанция смертельна. Насчет яцхена не знаю, но проверять не хочу.

А немного погодя я наконец увидел и туземцев. Двое ольквари медленно плыли-летели далеко под нами. Я не знал, насколько именно далеко, поэтому не мог оценить размеры. Удивительно красивые создания – ярко раскрашенные, похожие на помесь морского ската и какой-то райской птицы. Большая часть тела – сине-алый плащ, из-под которого тянется длинный извивающийся хвост.

Голов я не увидел – они скрывались под округлыми «капюшонами». Там же прятались и конечности – Джемулан сказал, что у ольквари нет ног, зато рук целых шесть, совсем как у меня. На каждой четыре крючковатых пальца с коготками, с помощью которых ольквари выполняют тонкую работу и очень ловко лазают по отвесным поверхностям.

Я удивился, зачем это нужно существам, живущим на газовом гиганте, но Джемулан сообщил, что атмосфера Вура изобилует парящими скалами – именно их ольквари переделывают в здания. А вот ноги им действительно не нужны – встретить на этой планете горизонтальную поверхность удается не часто.

Мы плыли в этой безбрежной синеве добрых полтора часа, встретив за это время лишь шестерых прохожих… проплывожих… пролетожих… сами решайте, как их называть. Воруннох выглядел спящим, как российские города утром первого января. Везде ощущение запустения, заброшенности.

Никакого транспорта я не видел вообще. Неужели ольквари передвигаются исключительно своим ходом? Или они до такой степени деградировали, что разучились пользоваться технологиями, превратившись в нечто вроде элоев Уэллса?

На этот вопрос Джемулан не ответил. Его вообще порядком раздражало мое неуемное любопытство – самому-то ему, чувствовалось, было трижды наплевать на туземцев и на их мир. Он никогда раньше не бывал в Вуре, а всю информацию о нем почерпнул из своего облачка-компьютера… кстати, прикольная штука, тоже такую хочу.

– А меня тебе уже мало, патрон? – обиделся Рабан.

– Тобой пользоваться неудобно.

– А ирбинкобоем ты пользоваться вообще не сможешь. Это же не прибор, а материализованное заклинание, внедренное в плоть и кровь. Чтобы им овладеть, нужно пройти специальные курсы.

– Длинные?

– Когда мы с Волдресом проходили обучение, упрощенный пакет состоял из двенадцати занятий, а полный – из тридцати. Но это только чтобы пользоваться готовыми ирбинкобоями, которые уже полностью настроены и запрограммированы. К тому же до начала занятий уже должны иметься базовые навыки по применению внедренных материализованных заклинаний как таковых. Если хочешь…

– Достаточно, я понял. Эту штуку изучают все энгахи?

– Нет, это дополнительные курсы. За отдельную плату.

– Волдрес ее проходил?

– Зачем? У него же был я. Я же гораздо лучше, патрон.

– Ты знаешь не все.

– Эта штука тоже знает не все, а только то, что в нее вложили. Если ты про терминологию – что есть анклав, а что не есть анклав… извини, патрон, но на этот счет есть разные версии. Я вот по-прежнему считаю, что предыдущий мир следует называть анклавом. Проще разделять по размерам, чем по… всякой непонятной ерунде.

– А Джемулан считает по-другому.

– А еще он считает тебя кучкой дерьма. Кому ты больше веришь, патрон, мне или ему?

Я неопределенно мотнул плечами. Джемулан и без того уже начал на меня коситься, слыша, как я что-то бормочу себе под нос. Со стороны мои диалоги с Рабаном выглядят странно – его-то реплик никто не слышит.

Ну и плевать мне, собственно. Джемулан знает, что у меня есть мозговой полип керанке, так что должен понимать, с кем я разговариваю. А если он об этом забыл… это ведь его проблемы, нес па?

На нас наползла огромная тень. Я плавно перевернулся на спину и увидел нечто вроде исполинского дирижабля, плывущего в километре над вершинами парящих скал-зданий. Судя по тому, что у «дирижабля» были плавники и хвост, которым он медленно покачивал из стороны в сторону – это живое существо. Какой-то небесный кит.

Громадный, падла. Наши земные киты рядом с ним – гуппи аквариумные. Интересно, чем он там питается?

Меня этот вопрос всегда почему-то интересует в первую очередь.

Я не успел удовлетворить любопытство. Джемулан дернул меня за руку, поворачивая к зданию слева. Похоже, нашел цель.

Мы проникли внутрь через мембрану-занавесь в самом низу парящей скалы. Она чуть слышно чмокнула, пропуская сначала Джемулана, затем меня, и мы оказались в просторной шахте, стержнем проходящей через все здание. Кое-где виднелось движение – внутри ольквари оказалось несколько больше, чем снаружи.

Вот, значит, как выглядит подъезд типичного вурского дома. Один вход внизу, один – наверху, а все стены усыпаны дверями-мембранами, ведущими… видимо, в квартиры. Кольцо за кольцом, вдоль шахты-подъезда поднимаются тысячи квартир. Над каждой мембраной виднеется панель с хитрым значком – то ли номером квартиры, то ли именем квартиранта. Некоторые из них ярко светятся, однако большинство темные.

Никаких лестниц нет и в помине. Зачем нужны лестницы тем, у кого нет ног? Пол вообще не имеет большого значения для ольквари – они ведь даже спят в вертикальном положении, плотно прилепившись к стене.

Зато здесь есть лифты. Правда, я их сначала не распознал – ничего похожего на наши кабинки. На стенах тут и там висят голубые комковатые штуковины – при необходимости ольквари просто цепляются за одну из них и взмывают ввысь. Или опускаются. Как они ими управляют, я не понял – никаких кнопок, никаких сенсоров. Вслух они тоже ничего не произносят – да и вообще я пока не знаю, как они общаются.

На нас не обращали особого внимания. Ольквари поглядывали с любопытством, но не более. Джемулан упомянул, что хотя между мирами эти существа путешествовать не умеют, зато межзвездные перелеты освоили давным-давно. Инопланетяне здесь встречаются не чаще, чем негры в современной Москве, но все же этого достаточно, чтобы всякие странные уродцы не вызывали удивления.

Уж не знаю, за кого нас здесь принимают – за инопланетных туристов, эмигрантов или вообще гастарбайтеров, но местные городовые пока что не докапываются. И слава богу, а то с документами у меня традиционно плохо. Кроме патента энгаха ничего нет, да и тот сейчас у Джемулана.

А Джемулан тем временем вытянул из нагрудного кармана… меч. Если бы у меня были брови, они бы сейчас полезли на лоб – настолько неожиданным это оказалось. Нет, конечно, за последние полтора года я повидал больше, чем обычный человек видит за тысячу жизней, но это все равно оказалось неожиданным.

Я уже говорил, что не ожидал увидеть ничего подобного?

Да, так вот, об этом мече. Я не особенно разбираюсь в холодном оружии – будучи человеком, я его и в руках-то держал всего пару раз, а яцхену более чем достаточно природного арсенала. И все равно я сразу понял, что меч этот стоит бешеных денег. Как же иначе, если у него в рукояти рубин размером с кулак?

Сам клинок тоже впечатлял. Голубоватого оттенка, с узорчатыми разводами, удивительно тонкий и гибкий. Джемулан взялся за кончик двумя пальцами и без усилий согнул лезвие в кольцо – но стоило его отпустить, как оно мгновенно распрямилось.

Осмотрев свое оружие со всех сторон и не найдя никаких изъянов, Джемулан засунул его обратно в нагрудный карман. Фокус, достойный Акопяна.

– Поднимаемся, – скомандовал сид, резко загребая ладонями.

В здании воздух был таким же плотным и густым, как снаружи. И в нем точно так же можно было плавать. Мы очень медленно, спиралью двинулись наверх – все выше и выше, пока не добрались до сто восемнадцатого этажа. Номер был написан здесь же, на стене.

– Здесь, – коротко бросил Джемулан, цепляясь рядом с одной из мембран. – Он здесь.

До этого момента Джемулан двигался открыто, не скрываясь. Теперь же, когда мы оказались перед входной дверью, он резко замедлил темп.

Первые пять минут сид вообще не шевелился. Он неподвижно висел на стене и пристально смотрел на мембрану рядом. Его остроконечные уши чуть заметно подрагивали.

Потом Джемулан сделал нечто странное. Он сложил ладонь лодочкой и медленно провел ею рядом с мембраной, напряженно морща лоб. Другой рукой он крепко держался за стену.

Я его не отвлекал, ни о чем не спрашивал. Направление уже подсказало мне, что перед мембраной присутствует нечто невидимое и неосязаемое… не знаю, что это, но Джемулан его явно тоже чувствует. Или по крайней мере догадывается о присутствии этой… сигнализации?.. ловушки?..

Сид водил рукой минуты две – а потом словно схватил что-то и дернул на себя. Я невольно вздрогнул – ощущение было такое, словно раздался хлопок… совершенно беззвучный хлопок. Не знаю, как это описать понятными словами. Если у вас есть чувство направления, сами поймете, что я имею в виду. А если нет… ну это ваши проблемы, угу?

– Здесь не пройдем, – подытожил Джемулан. – Двойной блок Залкра. Без специального инструмента не взломать.

Он отцепился от стены и парой мощных гребков подплыл к соседней двери-мембране. Там не было никакого замка – Джемулан просто толкнул головой, и мембрана с легким чавканьем раздвинулась.

За ней оказался коридор в форме круглой трубы. Налево и направо отходили ответвления, оканчивающиеся небольшими комнатками, но Джемулан плыл все время прямо.

Добравшись до самого конца, мы очутились в главном помещении – огромном зале каплевидной формы. Пола как такового в нем не было – стены постепенно сужались, пока не сходились в небольшом черном отверстии. Потолок был, но его полностью скрывали переплетения трубок и проводов. Ну а мебель и приборы крепились к стенам.

Здесь же был и хозяин квартиры. Хрупкого вида ольквари висел в замысловатой сбруе, всеми шестью руками производя какие-то манипуляции над разноцветными голограммами, окружавшими его со всех сторон. От потолка к нему тянулись два провода, воткнутые в область висков, и гибкая трубка, из которой ольквари что-то с причмокиванием высасывал.

Увидев нас, хозяин даже не подумал удивиться или испугаться. Он лишь слегка поднял голову и зашевелил пальцами. На стенах ожили два манипулятора, оканчивающихся моргающими глазками, – они изогнулись и уставились прямо на нас.

– Мои пятьсот семьдесят три брата смотрят на вас с интересом, – прострекотал ольквари. – Шестьдесят один из них уже прокомментировал ваше посещение. Среди комментариев семнадцать – позитивные, шестнадцать – негативные, двадцать семь – нейтральные, один – бессмысленный набор символов. Выпьете что-нибудь?

Я понимал каждое слово. При перемещении мы, как и положено, получили знание местного языка. Однако ответить я при всем желании не мог – у меня не получилось бы издавать подобный стрекот. Ольквари ведь даже не использовал рта – в нем по-прежнему торчала питательная трубка. Звуки доносились откуда-то из области груди.

Подождав немного и решив, видимо, что молчание – знак согласия, ольквари быстро зашевелил пальцами одной из рук. От стены тут же отделилось устройство, похожее на металлический шар, увенчанный подносом. На нем возник желтый бесформенный комок, который тут же заколебался и превратился в накрытый крышечкой бокал, полный густой бурлящей пены.

Этот бокал робот поднес мне. Я осторожно поднял крышечку и внимательно посмотрел на содержимое. Выглядело оно не очень аппетитно. Яцхена довольно сложно отравить, но если жрать все подряд на чужих планетах, можно и заразиться чем-нибудь…

Джемулан не обращал на меня никакого внимания. Он молча подплыл к левой стене, извлек из кармана штуковину, похожую на карманный фонарик, и начал прыскать из нее каким-то спреем. Закончив с этим, он махнул мне рукой и… принялся протискиваться сквозь стену. Твердая поверхность словно превратилась в гель – податливый, свободно пропускающий сквозь себя. Через несколько секунд из стены торчали уже только ступни, и я поспешил следом.

Пригубить предложенный напиток я так и не рискнул.

– Число комментариев достигло двухсот двадцати девяти! – прострекотал мне вслед хозяин квартиры. – Семидесяти трем моим братьям вы нравитесь!

Подсознательно я ожидал, что изгнанный энгах Рубака – человек. Но он оказался в лучшем случае человекоподобным. Полтора метра ростом, скрюченный, весь покрытый серовато-желтой шерстью, он восседал в подобии автомобильного кресла, прикрепленного к стене, как и любая другая вурская мебель. Я успел заметить, что вместо ног у этого существа растет еще одна пара рук – а потом он мигнул… и исчез.

– Шикуратр аскр кикхчшорр кцкххх ашкшашх эксерцк ции!.. – раздалось откуда-то сверху. – Сарру чшак!

Джемулан ответил на том же скрипучем языке. Впрочем, беседовали они недолго – пара реплик с обеих сторон, и тут же перед нами мелькнула смутная тень, выплюнувшая два бритвенно-острых лезвия. Одно вонзилось мне в грудь, легко распоров хитиновую броню, второе исчезло в яркой вспышке, возникшей перед лицом Джемулана.

– Торокши, – холодно произнес тот, делая резкое движение. В его ладони объявился меч с рубином на рукояти, а из воздуха вывалился обезьяноподобный Рубака… пронзенный насквозь.

Он был еще жив. Медленно погружаясь на дно… на пол, он хрипел и кашлял, сплевывая кровавые сгустки, зажимал ладонями дыру в животе и с ненавистью глядел в лицо Джемулану.

Тот равнодушно вытер лезвие о шерсть противника и вернул меч в нагрудный карман. Все произошло феноменально быстро. Я не успел ничего сделать – впрочем, и не пытался. Задание было поручено Джемулану – пусть он с ним и разбирается.

Джемулан не позаботился о том, чтобы добить умирающего. Однако уходить он тоже не торопился. Сид смотрел на агонию Рубаки холодно и отстраненно, но вместе с тем очень внимательно, словно желая запечатлеть в памяти каждое мгновение.

– Вы с ним были врагами? – поинтересовался я.

– Я его почти не знал, – с легким удивлением ответил Джемулан. – Почему ты решил, что мы враждовали?

– Показалось просто. Может, пойдем уже?

– Еще немного, – продолжал смотреть Джемулан.

Глава 7

Я посмотрел на заснеженные крыши и почувствовал, что на душе становится теплее. Возвращение на родину – это всегда приятно.

Вур и Землю разделяет три шага, так что пришлось пройти через два промежуточных мира – Оркаллу и Пустынь. В том и другом мы провели считаные минуты, но Пустынь я узнал. Тот самый мир степей и пустынь, с которого началась моя карьера энгаха. Именно в Пустынь Рабан перенес меня в самый первый раз. Даже ностальгия нахлынула.

А теперь мы на Земле. В России. В Москве. Мы высадились на крыше одной из многоэтажек – самое надежное место, чтобы не спалиться. Законопослушные граждане редко лазят по крышам, а незаконопослушные сами не хотят спалиться, так что наши интересы совпадают.

Последний раз я был на Земле… в июне, кажется. Да, точно, в первых числах июня. А сейчас на дворе декабрь… или уже январь? Неужели я пропустил Новый год? Беда невелика, конечно, но все-таки досадно…

Я посчитал на пальцах – нет, все-таки декабрь. Хотя точное число не назову.

Солнце уже близится к закату – еще часок, и станет совсем темно. Надо позаботиться о ночлеге – не знаю, как скоро нам удастся разыскать Палача, но лучше быть готовым ко всему.

– Это и есть твой мир? – осведомился Джемулан, брезгливо разглядывая панораму заснеженной Москвы.

– Он самый, – гордо подтвердил я. – Нравится?

– Убожество, – коротко резюмировал сид. – Впрочем, от людей не стоит ждать многого.

– Да куда уж нам… – саркастично хмыкнул я, подавляя желание сбросить этого сноба с крыши.

Интересно, сиды умеют летать?

Джемулан подошел к парапету, внимательно разглядывая улицу и прохожих. Постояв так немного, он достал из-за пазухи зеркальце с расческой и принялся расчесываться. Пара секунд – и остроконечные уши полностью скрываются под волосами. Теперь его не отличишь от человека… если не считать костюма. Для наших мест фасончик стремноватый.

Однако Джемулан исправил и это. Он покрутил пуговицу на воротнике, пошевелил губами… и вся его одежда в мгновение ока изменилась. Теперь сида окутывал белый хитон из тонкой ткани, а поверх был наброшен шерстяной плащ, застегнутый пряжкой на правом плече. Вместо сапог на ногах появились ременные сандалии.

Изменилась даже косметика. Двойное S со лба исчезло, волосы утратили лакированный блеск – зато на щеках появились явные признаки румян, а на губах – помада.

– Неплохо, – оценил я. – Магия?

– Просто костюм-перевертыш, – ответил Джемулан. – Сам подстраивается под культурную среду.

– Как-то он хреново подстраивается.

– Почему? Разве это не земная одежда? – с сомнением спросил Джемулан, ежась от холода.

– Угу. Земная. Правда, носили ее пару тысяч лет назад… и не здесь, а в Греции, – с удовольствием сообщил я.

Джемулан поморщился и снова принялся крутить пуговицу. Костюм тут же изменился – теперь сид красовался в длинной шерстяной тунике, штанах и белом плаще, украшенном пурпурным ромбом. Также на нем появился золотой пояс и куча разных блях и застежек. Вместо сандалий вернулись сапоги – на сей раз обтягивающие, расшитые яркими узорами из шелковых нитей.

– Как теперь? – осведомился Джемулан.

– Лучше. Где-нибудь в Византии тебя точно приняли бы за своего.

В третий раз Джемулан крутанул пуговицу. Кстати, она единственная постоянно оставалась на своем месте.

Результат однозначно улучшился – теперь сид был одет в несомненно русский костюм. Белый атласный зипун, поверх него расшитый золотом кафтан с высоким стоячим воротником, а поверх кафтана – распахнутая меховая шуба до самых пят. На голове появилась высокая шапка из меха чернобурой лисы, а на ногах – алые сапожки.

– Исполать тебе, боярин, – ехидно хрюкнул я. – Как там царь-батюшка поживает, Казань взял уже?

По моему тону Джемулан понял, что опять не попал, и принялся терпеливо работать дальше. Шуба на нем осталась, но изменила фасон. Кафтан превратился в сюртук с пуговицами на талии, зипун – в рубашку с загнутым воротником. На шее появился галстук, на пальцах – золотые перстни, из жилетного кармана высунулась цепочка от часов.

– Почти! – восхитился я. – Еще сотня лет, и мы у цели!

Только с пятого раза Джемулан наконец добрался до цели. Современный деловой костюм, дубленка на меху, зимние ботинки, шапка, наручные часы. И ни следа косметики.

– Ну вот это пойдет, – одобрил я. – Что же ты с первого раза так не оделся?

– Костюму нужно время, чтобы подстроиться под культурную среду.

Я еще раз осмотрел его и остался доволен. Теперь даже самый внимательный глаз не распознает в Джемулане нелюдя, прибывшего из другого мира.

Зато меня даже слепой не примет за человека.

На Земле–1691 я худо-бедно маскировался с помощью монашеской рясы. Надвинул капюшон поглубже, руки спрятал в рукавах – особо и не заметно. Но тут такая маскировка не прокатит – монах-доминиканец на улицах современной Москвы явление нечастое. Даже не припомню, когда я в последний раз видел у нас кого-то подобного.

– Думаю, нам придется разделиться, – неохотно сказал я.

– Нет, – отрезал Джемулан. – Пока не докажешь, что тебе можно доверять, я буду тебя сопровождать.

– Да я уже большой мальчик, мне не нужно помогать.

– Я и не собираюсь тебе помогать. Задание твое – работаешь ты и только ты. А я буду за тобой присматривать – чтоб ты еще чего не напортачил. Напортачишь – убью.

– Знаю уже. Как ты меня сопровождать-то собрался? Это тебе ништяк, ты на человека похож. В целом. А я как должен среди людей ходить, такой страшный?

– Ну, этому горю нетрудно помочь… – протянул Джемулан.

– Сухарей не хочу, – ответил я.

– Что?..

– Да ничего, это я о своем…

Джемулан смерил меня очень странным взглядом и протянул небольшой кулон с зеленым камушком.

– Маскировочный амулет, – коротко прокомментировал он.

А вот это меня обрадовало. Сколько я шлялся по мирам, но почему-то мне даже в голову не пришло обзавестись чем-нибудь подобным. А ведь в том же Миргороде наверняка можно достать…

– Спасибо, – надел кулон я. На моей голове без шеи он висел кривовато, но ничего, не свалится. – М-м… а как его включить?

– Крикни изо всех сил: «Властью Огня и Земли! Во имя Луны и Звезд, Кулон Теней и Огней, дай мне Великую Силу Правды и Справедливости!»

– Обязательно громко кричать?

– Обязательно. Как можно громче и проникновеннее.

Я неохотно откашлялся и заорал во все горло:

– Властью Огня и Земли! Во имя Луны и Звезд, Кулон Теней и Огней, дай мне Великую Силу Правды и Справедливости!!!

Ничего не произошло.

– Эй, он по-прежнему не включается! – возмутился я.

– Просто еще нужно встать на одну ножку и прокукарекать, – доброжелательно сказал Джемулан.

– Да ты что, издеваешься?! – не выдержал я.

– Конечно, – совершенно спокойно произнес Джемулан. – Нужно просто повернуть камень в оправе. Мне просто было интересно, достаточно ли ты глуп, чтобы поверить в такую чушь.

Я почесал головной гребень, размышляя, злиться ли мне или ну его нафиг. Досадно, конечно, что я купился, как маленький… вечно со мной так. Доверчивый я слишком.

– Знаете, Евгений Ваганович, яцхена каждый обидеть может… – зловеще сказал я, поворачивая камень в оправе. – Но подумайте о том, стоит ли это делать… Те, кто ссорятся с яцхенами, обычно плохо заканчивают…

Повернув камень в оправе, я внимательно посмотрел на свои руки. По-прежнему шесть. Ничего не изменилось.

– По-прежнему работает, – кивнул Джемулан, глядя на меня. – Пошли.

– Где работает-то?

Вместо ответа Джемулан молча показал мне зеркало. Я зачарованно уставился на свое отражение… на совершенно человеческое лицо. Светлые волосы, всего лишь два глаза, пара ушей, нос с аккуратными ноздрями, пухлые губы, длинные ресницы… какого хрена?!

– Это что такое?! – прохрипел я, выхватывая зеркало. – Какого хрена я выгляжу, как баба?!

– Этот кулон принадлежал моей бабушке, – пожал плечами Джемулан. – У него только один образ – вот этот.

– Но он женский!

– Другого нет.

– [цензура], ну ты… кстати, а зачем твоей бабушке понадобилось косить под человека? Вы же и так почти не отличаетесь.

– Ты не видел мою бабушку… – криво усмехнулся Джемулан.

Я еще раз осмотрел свое временное лицо и тело. Довольно симпатичное, и фигурка ничего… но я бы все же предпочел мужскую личину.

– Давай сгоняем, купим другой кулон, – предложил я.

– Купи, – пожал плечами Джемулан. – У тебя деньги есть?

– Нет. Но ведь у тебя должны быть.

– У меня-то есть. Только я тебе не дам.

– Жлоб.

– И так перебьешься. Какая тебе разница, как выглядеть?

– Ну да, сам-то небось под бизнесмена косишь, а не под бомжа… – пробурчал я. – Вон, часы швейцарские нацепил…

– Я – это другое дело, – спокойно ответил Джемулан. – Я воплощенное совершенство и должен всегда выглядеть идеально. А ты кто такой?

И действительно – кто я такой в сравнении с ним? Так, дерьма кучка…

– Кстати, голос у тебя тоже изменился, – сообщил Джемулан. – Твой реальный тембр к этой личине… не очень подходит.

Дверь на крышу была закрыта изнутри. Джемулан посмотрел на меня с видом строгого экзаменатора – разве что блокнот не достал. Сам он явно не собирался ничего делать.

Впрочем, запертая дверь – одна из тех проблем, которые я решаю одним движением руки. Полоснул аккуратненько когтем – и замок разваливается надвое. На площадке девятого этажа никого не оказалось, так что нашего появления никто не заметил.

Выйдя из подъезда, я запоздало сообразил, что одет не по погоде. Нет, мне-яцхену никакая одежда вовсе не нужна – я и в Антарктиде не замерзну. Но вот моя нынешняя личина… девушки обычно не разгуливают по декабрьской Москве в легоньком сарафане и босоножках. Снег идет, сугробы кругом – а я тут в таком виде. Неудивительно, что прохожие сразу начали оглядываться.

– Мне нужно сменить костюм, – заявил я, ковыряя волшебный кулон. – Эта штука может что-нибудь сделать?

– Я бы на твоем месте не трогал камень лишний раз, – предупредил Джемулан. – Если превратишься обратно в демона, местные дикари могут неадекватно отреагировать.

– Сам знаю. И я не демон.

Я попытался выпросить у жадного сида хотя бы дубленку – ну чисто чтобы не отсвечивать, – но он наотрез отказал. Оказалось, что его костюм-перевертыш – единое целое. Если одна из его частей отдалится от остальных, то просто растворится в воздухе.

Я уточнил, насколько должна отдалиться часть одежды от целого. Джемулан ответил, что шагов на двадцать. Я пообещал, что так далеко отходить не буду, так что ничто не мешает ему поделиться дубленкой. Однако Джемулан все равно отказал.

– Но почему?! – не выдержал я.

– Потому что я не могу допустить, чтобы мою одежду марал кто-то подобный тебе, – высокомерно сказал сид. – Как я потом буду ее надевать, об этом ты не подумал?

– Так бы и сказал, что брезгуешь. Врать-то зачем было?

– Я пытался пощадить твои чувства.

– Как-то хреново у тебя это получилось.

– Ты слишком много от меня хочешь. Будь благодарен уже за то, что я дружески говорю с тобой несмотря на все то отвращение, которое ты у меня вызываешь.

– Спасибо тебе, барин, – поблагодарил я, удерживая левой нижней рукой хвост. Он рефлекторно пытался вонзиться Джемулану в шею. – Век твоей доброты не забуду.

Шагая рядом с этим сидом, я с ностальгией вспоминал Аурэлиэль. У нее я тоже вызывал тошноту, но она хотя бы отворачивалась, когда блевала.

Джемулану явно не пришлась по душе русская зима. Он держал голову прямо, словно аршин проглотил, недовольно морщил нос и через каждые три шага брезгливо осматривал подошвы ботинок. Сид вынул дыхательные аппараты, которые носил в Вуре, зато прилепил на грудь что-то вроде розового горчичника. Судя по тому, что застегнуть дубленку он не удосужился, эта штука защищает от холода.

В отличие от Джемулана, я не переставал глазеть по сторонам. Приятно для разнообразия погулять по родному миру. Здесь ничего не изменилось – все те же здания, все те же бомжи, все те же граффити на стенах. Вон плакат на столбе висит: «Виталий Хмельин. Я иду сам!» Наверное, очередные выборы – в Думу или еще куда-нибудь. А вон вывеска: «Маникюр, педикюр». Кто-то, правда, стер в надписи запятую и исправил последний «-юр» на «-ов».

Все как обычно, совершенно ничего не изменилось.

В отличие от меня, Джемулан взирал на город пустыми рыбьими глазами. Легкий интерес в них промелькнул только раз – когда мы проходили мимо гурьбы ребят, кидающих друг другу мячик.

– Морковка! – вопил ведущий. – Свекла! Колбаса жареная! Колбаса вареная! Колбаса… тухлая!

Какой-то пацан рефлекторно поймал мяч и тут же его отбросил, но все уже громко веселились:

– А-а-а, тухлую колбасу съел, тухлую колбасу!!!

– Что они делают? – недоуменно спросил Джемулан, проходя мимо.

– Это такая детская игра, – с удовольствием объяснил я. – Я тоже в детстве играл.

– И в чем смысл?

– Ну как сказать…

Вот вы никогда не пробовали объяснить эльфу… сиду из другого мира, как играть в «съедобное-несъедобное»? Задачка не самая простая, уж поверьте на слово. Уж не знаю, во что играют эти остроухие, но Джемулан никак не мог ухватить суть. А когда наконец ухватил, заявил, что это полная глупость.

– Если слышишь что-то съедобное, надо ловить мяч, если несъедобное – отбрасывать? – уточнил он. – И в чем тут веселье?

– Веселье в том, что иногда игрок ошибается и ловит какую-нибудь дрянь, – устало объяснял я. – Таким образом он ее как бы съедает. Это смешно.

Повисла пауза. Потом Джемулан недоверчиво спросил:

– Это у вас считается смешным?

– Считается, – мрачно подтвердил я.

Джемулан закатил глаза с видом «чего еще ждать от этих обезьян».

Мы шли около часа. Я хотел было поймать такси, но вспомнил, что местных денег у меня нет… и вообще денег нет. Не знаю, как с этой проблемой обычно справляются энгахи, но просить помощи у Джемулана не позволяла гордость. Сам он ничего не говорил, только временами косился в мою сторону, словно делая мысленные отметки.

Наконец мы добрались до места назначения. Старого кладбища. Солнце уже село, зато выползла луна, освещая кресты и мраморные плиты.

Джемулан по-прежнему ничего не говорил. Я бы на его месте непременно спросил, какого хрена мы тут забыли, но он помалкивал. Спокойно шагал до самой сторожки – небольшого домика с черепичной крышей.

В окнах горел свет. Я бесшумно поднялся по крыльцу и надавил кнопку звонка, прислушиваясь к происходящему внутри. Там завозились, забормотали и через полминуты дверь распахнулась. На пороге появился плотный краснорожий дядька с выпученными глазами, толстым носом и вислыми усами. Несмотря на мороз, из одежды на нем были только шлепанцы, линялое синее трико, красная майка с портретом Че Гевары и косынка, обтягивающая лысину.

– За хаз мы в этом месяце уже платили, проклятые капиталисты! – воскликнул он, гневно раздувая щеки. – Убирайтеся отсюда во имя КПСС!

Глава 8

Я смотрел на Ефима Макаровича с каким-то даже умилением. Он на редкость туп, ограничен, непрошибаем, въедлив, зануден, придирчив и подозрителен – но мне он по-своему симпатичен. Так бывает симпатичен старый толстый кот, который дерет мебель и обои, везде гадит, постоянно царапается и противно орет… но он живет в квартире испокон веку, так что все к нему привыкли и уже не могут без него обойтись.

– Здрасьте, Никита Сергеевич, – тепло поздоровался я, протягивая руку. – Гляжу, вы за эти полгода ни хрена не изменились. Все такой же… честный и добропорядочный гражданин.

– Шо таке?.. – раздул ноздри Щученко, сверля мою ладонь подозрительным взглядом. – Хражданочка, а мы с вами шо, хде-то раньше пересекались? Шо-то мне ваша физиономия не очень знакома, а у мене все-таки профессиональная, значить, память на лица!

– Полковник, да это же я, Олег, – добродушно напомнил я. – Бритва моя фамилия. Помните?

– Смутно припоминаю похожее ФИО, – неохотно кивнул Щученко. – Только вы, хражданочка, мне мозги-то не пудрите! На товарищу Бритву вы, значить, похожи меньше, чем я, значить, на английскую королёву! Да и голосок у вас, прямо скажем, не тот!

– А это у меня маскировка такая удачная, – весело ответил я, поворачивая камень в оправе кулона.

Судя по тому, как выпучились глаза полковника Щученко, он меня узнал. Еще бы. Меня сложно не узнать. Если мы с вами общались хотя бы пару минут – вы узнаете меня даже через десять лет, гарантирую. Некоторые меня потом во сне видят, вскакивают с радостными воплями.

А все потому, что я незаурядная личность с уникальным характером.

– Тю! – присвистнул Щученко. – И вправду – товарищ Бритва, як живой! Я вас теперь, значить, сразу узнал – по оригинальному цвету глаз! Хороший у вас грим, товарищ Бритва, мое вам за это всецелое одобрение! Мы, бывало, в разведке тожа…

– Ефим Макарыч, кто там?.. – выглянул в прихожую второй человек. – Ой-ей… Олег, ты, что ли?!

– Угу, – оскалился я. – Накрывай поляну, Лева, твой лучший друг в гости пришел!

Святогневнев обрадовался мне гораздо больше, чем Щученко. Все ж таки мы с ним настоящие друзья. Я трехглазое шестирукое чудовище, он ходячий мертвец – но мы регулярно пьем вместе уксус. В других условиях пили бы водку, но наши организмы спиртное не воспринимают.

Джемулан смотрел на этих двоих с равнодушием каменного столба. Кажется, его ничуть не обрадовало знакомство с такими замечательными людьми. Я спохватился и представил его:

– Лева, полковник, знакомьтесь. Это Джемулан Ройя Атаби айки Кйодолья, он…

– Пач-чиму у этого хражданина волосья до плечов, як у стиляги какого?! – тут же перебил меня Щученко.

– Это Лев Игнатьевич Святогневнев, доктор каких-то там наук…

– Очень приятно, – кивнул Святогневнев.

– А это Ефим Макарович Щученко, он…

– Идиот!.. – выпалил Щученко.

– Да, точно, – согласился я.

– Я, значить, кажу, шо вы, товарищ, наверное, идиот, раз волосья такие отрастил! Или это теперь мода такая заграничная? Не одобряю! Как, говорите, его фамилия?

– Джемулан.

– Армянин, что ли? Вы, товарищ Джемулян, подстригитесь как можно скорше, это вам совет от всей нашей коммунистической партии и от мене лично.

Джемулан ему даже не ответил.

С тех пор, как я последний раз гостил у Святогневнева, здесь мало что изменилось. В прихожей нас встретил черный доберман Дюк – тоже спокойный, как корабельный якорь. Впрочем, для собаки-зомби такое поведение нормально. Снова я порадовался, что не чувствую запахов – Джемулан достал носовые фильтры, а значит, пахнет от псинки не ландышами. А Щученко ничего, даже не морщится. Видно, что привыкший.

Кроме мертвой собаки в прихожей были только старая тумбочка, вешалка для одежды и две пары ботинок. Совершенно одинаковых.

– Слушайте, а как вы различаете свои ботинки? – полюбопытствовал я. – Они же совершенно одинаковые.

– Мои – чистые, – ответил Святогневнев, провожая нас в комнату. – Вы к нам надолго?

– Как получится, – рассеянно сказал я. – На недельку… или на две… Мне, понимаешь, Палача нужно разыскать…

– Опять? – вздохнул Святогневнев. – Тебе еще не надоело, Олег?

– Надоело. Была б моя воля – плюнул бы на него слюной. Но тут, понимаешь, такие обстоятельства… не самые простые…

– Понимаю. Ладно, располагайтесь, я сейчас матрас достану. Этот твой друг как вообще… местный или тоже… ну, понимаешь?.. – вполголоса спросил Святогневнев, косясь на Джемулана.

– Пришелец, как и полковник, – подтвердил я. – Но ты не волнуйся, этого я тебе на шею не повешу.

– Да не, Ефим Макарыч мне не мешает, – отмахнулся Святогневнев. – Мы с ним нормально сработались. На кладбище дежурим в две смены – он днем, я ночью. Зверушек моих он не обижает – даже кормить помогает… кстати, а этот как, в курсе, кто я есть?.. – снова покосился на Джемулана Святогневнев.

– В курсе, не боись, – успокоил его я.

О том, что Святогневнев – ходячий мертвец, я сообщил своему куратору по дороге сюда. Тот воспринял эти сведения без малейших эмоций. Вот дедушка Торквемада моментально бы встал на дыбки, а Джемулану глубоко наплевать.

– Есть хотите? – спросил Святогневнев. – У нас сегодня сосиски с картошкой.

Прошло всего несколько часов с тех пор, как я нажрался до отвала в горнойском ресторане. Но когда это яцхен отказывался от еды? Я еще не сошел с ума.

Матрас из подвала выволок мертвый Погонщик Рабов. Довольно странно видеть одного из этих низших демонов Лэнга выполняющим приказы моего друга. Одетый в белый халат Святогневнев командовал им, точно негром на плантации – а зомби послушно делал все, что ему скажут. В его пустых глазах не было и тени разума – так выглядят глаза манекена. Спинные рога Святогневнев ему спилил, и теперь Погонщика Рабов можно было даже принять за человека – очень уродливого горбатого человека с зеленой кожей и красными глазами.

– Знаешь, Олег, это существо по генетическому коду довольно-таки близко к человеку, – задумчиво произнес Святогневнев. – Именно поэтому на него подействовал мой вирус. По-моему, когда-то это и был человек, но потом его каким-то образом… изменили. Не знаю, как, кто и зачем…

Я что-то неопределенно промычал, не желая вдаваться в подробности. Как и зачем людей превращали в Погонщиков Рабов, я тоже не знаю. А вот кто это делал, догадаться несложно. Древние, кто же еще. Но это дела давно минувших дней – так давно минувших, что даже в Лэнге об этом мало кто может рассказать.

Ну а Святогневневу про это и вовсе знать не нужно. Существуют на свете такие вещи, о которых чем меньше знаешь, тем лучше для здоровья. Лично я, например, стараюсь вычеркнуть из памяти весь период моей жизни в Лэнге и не вспоминать о том, что у меня в кармане лежит шкатулка с запечатанным архидемоном.

– А этот твой… лакей как вообще, на людей-то не нападает? – полюбопытствовал я, чтобы сменить тему.

– Не, смирный, – помотал головой Святогневнев. – Я же вирус усовершенствовал. Теперь можно и патентовать… хотя я лучше не буду – предчувствия дурные…

– Угу. Кстати, я вот так и не понял, почему зомби с «Урана» на людей нападали.

– Ну как… – озадачился Святогневнев. – Разум отмирает, остаются только самые примитивные инстинкты – стремление утолить голод, больше ничего…

– Да, мне это объяснял профессор… эм-м… Зайцев, что ли?..

– Зайцева у нас на базе не было. Барсуков, может?

– Угу, точно, – вспомнил я. – Только это лажа какая-то, по-моему.

– Почему?

– Потому что человек так-то не хищный зверь. Вон, другие приматы разве на кого-то нападают? Ну и при чем тут самые примитивные инстинкты?

– Хм, а ведь логично…

– И даже если б не так – каннибализм тоже в инстинктах особо не заложен. Бывает, конечно, что одна обезьяна другую убьет и сожрет, но это же у них за стремак считается, нет?

– Я микробиолог, я в обезьянах как-то не очень, – промямлил Святогневнев. – Может, дело не в инстинктах, а в самом вирусе… Может, это он пытается так распространяться…

– Хочешь сказать, он разумный?

– Да ничего я не хочу сказать. Не знаю. Этот проект вообще не следовало начинать – он с самого начала мутный был какой-то…

– А чего ж начали?

– Так интересно же было, что получится. Мы ведь все-таки ученые.

– Угу, – согласился я. – Вот с этого часто и начинается апокалипсис – с того, что кто-то чересчур ученый скажет «а интересно, что получится». Ты уж мне поверь, я в других мирах такое видел.

– Видел и видел, – пожал плечами Святогневнев. – Пошли жрать лучше.

Если бы этим вечером кто-нибудь забрел в домик кладбищенского сторожа, его взору предстала бы удивительно мирная картина. На стене тикали ходики, в углу тихо бормотал старенький телевизор-видеодвойка, а на пыльном диване и двух колченогих табуретах сидели мы четверо. Шестирукий трехглазый монстр, живой мертвец в докторском халате, крупного телосложения эльф с породистой харей и полковник КГБ из вселенной победившего коммунизма. Мы уютно кушали печеную картошку, смотрели телевизор и беседовали о всяких пустяках.

– Вы кушайте, кушайте, товарищ Бритва! – потчевал меня Щученко. – Сосиски я, значить, приготовил лично по моему секретному рецепту!

– Вкусно, – оценил я. – А что за рецепт?

– Секретный! – гордо прищурился Щученко.

– А все-таки?

– Ну ладно, раскрою, значить, военную тайну, – быстро сдался полковник. – Только вы, значить, никому! Даже ежели пытать будут!

– Зуб даю, – охотно пообещал я.

– Слушайте внимательно. Сначала вы, значить, жарите сосиски, а потом… едите.

Я подождал продолжения. Его не было. Зато рожа полковника аж сияла от самодовольства.

– Это секретный рецепт? – уточнил я.

– Передается из поколения в поколение, – важно кивнул Щученко. – Нихто больше не знаеть.

Сам полковник тоже ел с большим аппетитом. Его щеки раскраснелись, а губы лоснились от масла. Он держал в одной руке картофелину, в другой – сосиску, откусывая поочередно от того и другого. Периодически он менял картошку на кусок ржаного хлеба или помидор.

– Помидора – истинно коммунистический овощ! – чавкая, объявил Щученко. – Красный, як наше знамя!

Святогневнев ел скромнее, хотя на аппетит тоже не жаловался. По его правую руку стояла большая бутыль с уксусом, откуда мертвяк наливал себе стакан за стаканом.

А вот Джемулан кушал чинно, как престарелая графиня за ужином в Букингемском дворце. Он сначала насыпал на тарелку маленькую кучку соли, положил около нее кусочек сливочного масла, затем взял самую аккуратную картофелину – выбирал он минут пять, честное слово! – и осторожно разрезал ее пополам. Чтобы не обжечься, он положил ее на салфетку и все время держал в левой руке. Правой же вооружился чайной ложкой, которой отламывал кусочек масла и чуть прикасался к соли, а потом вынимал ею крошечный кусочек картошки. После этого сид очень долго дул, медленно приближая ложку к лицу, и лишь убедившись, что картошка совершенно остыла, съедал этот злосчастный кусочек. Время от времени он откусывал помидор – ну а к сосискам и хлебу не прикасался совершенно.

– О, Дзержинский!.. то есть Боярский! – оживленно воскликнул Щученко, переключая каналы. – Кстати, товарищ Бритва, вот вы человек бывалый в разных странах, так объясните мне одну сложную вещь. Почему, значить, когда если в заграничной фильме показывають русского, значить, человека, так он обязательно танцуеть «казачок»? И почему в Москве у них завсегда идеть снег? Даже, значить, в июле идеть!

– Полковник, это одна из неразрешимых загадок природы… – рассеянно ответил я. – Ученые уже много веков ищут ответ…

– Кстати об ученых! – поднял палец Щученко. – Вот вы, товарищ Святогневнев, значить, доктор наук, как раз ученый человек, так объясните мне другую научную захадку! Отчего у кошков всегда рождаются котятки, а у собаков щенятки, и никогда, значить, наобороть не бываеть?

– Ну, это… – ошарашенно заморгал Святогневнев.

– Так я и думал! – самодовольно ухмыльнулся Щученко. – Этого ваша хваленая наука объяснить не могёть, так-то!

– Там по телевизору ничего интересного нет? – перебил его я. – Полгода уже ничего путевого не смотрел.

– Да нету ничего… – поморщился Святогневнев, забирая у Щученко пульт. – С тех пор, как я поставил спутниковую тарелку на девяносто восемь каналов, смотреть стало совсем нечего… Хотя вот, «Последний герой» идет…

Я швырнул в пасть еще один помидор и с интересом уставился на экран. Там как раз кого-то выгоняли из племени. Джемулан смотрел на это с равнодушием, а Щученко – с возмущением.

– Название у ентого «Последнего героя» неправильное! – воскликнул полковник. – Надо эту педарачу назвать, значить, «Банка скорпионов»! Це правильно будеть! А то какие это, к едрене фене, герои?! Герой – это тот, который грудью, значить, на амбразуру лег, шоб товарищей от вогню вражеского заслонить! А не тот, который товарищей всех передушил, шоб поганые миллионы захапать! Це не последний герой, це последний подонок, так я вам кажу!

– Выпьем за это, – предложил я, поднимая майонезную баночку с уксусом.

– Вздрогнем, товарищи! – поддержал тост Щученко и тут же остограммился.

После этого его уже слегка мутноватые глаза снова обратились к телевизору. Там началась реклама.

– …дамы и господа, вы еще не устали торчать на кухне, разминая картофель? Лично я устал…

– Бездельник!!! – взревел Щученко, гневно потрясая огурцом. – Лоботряс!!! Работать оне, значить, не хотять, а хотять, шоб за них все, значить, роботы делали! У-у, вражье семя!..

– Господа, я должен открыть вам страшную тайну, – сообщил я, понизив голос и наклоняясь к столу. – Один из нас… дебил!

– Какие ужасы вы говорите, товарищ Бритва! – перепугался Щученко. – Хто же эта таинственная личность?

– Этого мы пока не знаем… – тихо ответил я. – Любой под подозрением…

– А я воть, кажется, догадываюсь… – пристально посмотрел на Джемулана Щученко. Сид единственный за весь ужин не проронил ни слова.

Джемулану постелили на ночь в комнате Святогневнева. Меня пристроили у полковника. Таким образом в каждой комнате получилось по одному спящему и одному страдающему бессонницей. Я ведь нормально почти не сплю – так, периодически проваливаюсь в полудрему. А у Святогневнева даже кровати нет – к чему она живому мертвецу?

Всего в этом домике две комнаты, кухня и довольно большой подвал – его Святогневнев приспособил под лабораторию. Одна из комнат общая, а вторая разделена надвое книжным стеллажом, так что получилось две маленькие спальни. И та из них, в которой последние полгода квартирует полковник Щученко, сильно изменилась с моего последнего посещения. Теперь на стене висят рядком портреты – Ленин, Сталин и почему-то Новодворская. Причем с траурной ленточкой. Этому я немного удивился и хотел спросить, что это значит.

– Полковник, а…

– Чей портреть мы видим дома, в светлой комнате своей, чье лицо нам всем знакомо, хто, значить, всегда был друг детей? – немелодично запел Щученко, не давая мне вставить слово. – Это Ленин дорогой, это Ленин наш родной!

– Полковник, я…

– А ето, товарищ Бритва, наш любимый товарищ Сталин! – ткнул пальцем Щученко. – Запомните это доброе усатое лицо! Именно он принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой!

– Угу. И стоят растерянные крестьяне с бомбой вместо сохи, думают – как же теперь землю пахать? – пробормотал я.

– Шо вы там говорите, товарищ Бритва? – не расслышал Щученко.

– Да ничего особенного, не обращайте внимания. Насчет портретов…

– А портреть товарища Саулова я здесь приобресть не смог! – посетовал Щученко. – Непорядок!

– Да где ж его тут приобретешь… – посочувствовал я. – Так вот, я спросить хотел – а новодворская-то тут у вас с какого хрена? Она же вроде как по другую сторону баррикад… или я что-то путаю?

– Тут хазус, товарищ Бритва, – серьезно объяснил Щученко. – Вот эта самая местная хражданка, она ведь просто вылитая моя мама! Ну просто копия!

– Ах вот в чем дело…

– Именно в етом! Я ж маму покойную так любил, так любил… Это ж она из меня человека сделала, воспитала настоящим, значить, коммунистом!

Я с интересом посмотрел на Ефима Макаровича. Значит, вот как выглядел бы сын Валерии Ильиничны…

Кроме портретов в комнате был небольшой столик, раскладушка, ночник с зеленым абажуром и подоконник с горой всевозможного хлама – пустые бутылки из-под шампуня, непишущие фломастеры и авторучки, спутанные провода, просроченные лекарства и прочий мусор. Не знаю, где полковник все это берет и зачем хранит у себя. Видимо, синдром Плюшкина.

Еще здесь был стеллаж с небольшим количеством книг и большим – видеокассет и компакт-дисков. Я принялся разглядывать названия и пришел в недоумение. Почти всю фильмотеку Ефима Макаровича составляла порнография.

– У, полковник, как вас развратила вся эта капиталистическая роскошь… – пораженно протянул я.

– Не подумайте дурного, товарищ Бритва! – замахал руками Щученко, выхватывая у меня кассету с двумя пухленькими блондиночками. – Ето я, значить, изучаю разложение вероятного противника, шоб быть в курсе положения дел. Ух, какая же хадость, какая же хадость! Вам ентого смотреть ни в коем случае не рекомендую. Запрещено партией и правительством, карается по законам военного времени.

– А вам можно?

– Мне можно, – кивнул Щученко. – Я, значить, старый политработник, закаленный в боях, труде и личной жизне. Я выдержу. Я усе выдержу. Пройду, значить, в одиночку через весь ентот похабный ад и не оплошаю. А воть ваши неокрепшие инопланетянские нервы могуть и дрогнуть при виде такого отвратительного капиталистического разврату.

– Так значит, посмотреть нельзя? – попытался отнять кассету я. – Ну хоть одним глазком?

– А зачем вам на енту хадость смотреть? – подозрительно прищурился Щученко. – Зачем, воть скажите? Хотите, значить, подро… бности узнать? Так там вовсе и не на что др… аматизировать, ето я вам гарантировываю! Срам один и похабщина! Отдайте сюды и не берите больше.

Решив не поднимать бучу, а просто подождать, когда полковник уснет, я перевернулся вниз головой и зацепился ногами за крюк в потолке. По идее, там должна висеть люстра, но люстры у Щученко нет – только ночник. Зато в подвале теперь люстра висит – Святогневнев наконец озаботился сделать себе в лаборатории верхнее освещение. Ему-то хорошо, а вот я лишился привычного места отдыха – раньше-то я всегда в подвале спал, в полном комфорте. А тут попробуй усни, когда внизу храпит товарищ полковник…

– А вы как тут вообще поживаете, Никита Сергеич? – спросил я ворочающегося Щученко. – Домой-то еще не надумали? Я могу вас переправить обратно, если хотите… хотя нет, сейчас не могу, меня же в правах ограничили. Зато Джемулан может. Попросить его?

– Нет, спасибочки, – сонно отказался полковник. – Дома и без мене есть кому о всемирной революции подумать, а тута без мене никак не обойдутся. Я, между прочем, недавно в КПЛО вступил!

– Это что за зверь?

– Коммунисты Петербурга и Ленинградской области! – гордо расшифровал аббревиатуру Щученко.

– А почему Петербурга? – не понял я.

– Потому что это самая замечательная коммунистическая партия из тех, что еще остались в ентой вашей прогнившей стране Буржуинии! Там состоят самые твердые и ответственные коммунисты! Мне там очень понравилось! И меня там тоже очень ценят! Я для них уже целую кучу статей написал!

– Даже так? – поразился я. – И их что, где-то напечатали?

– В поханых интернетах лежать, на странице нашей дорогой партии. Там вы, значить, можете почитать мои статьи – я их под рабочим псевдонимом пишу – или можете вступить в партию. Рекомендую вступить в партию.

– Обязательно подумаю об этом, – пообещал я.

– А тут не об чем думать, товарищ Бритва. Вступайте, значить, и никаких гвоздей. Нам инопланетные товарищи усегда пригодятся.

– Угу. Непременно… – пробормотал я, уже погружаясь в дремотное оцепенение.

Глава 9

Я проснулся в три часа ночи. Проснулся от тихого дребезжащего звука, доносящегося из прихожей. Телефон. Потянувшись вокруг направлением, я почувствовал, что Святогневнева нет дома. Видимо, пошел с обходом. Щученко храпит, как паровоз. На Джемулана надеяться и вовсе нечего. Остаюсь только я.

Бесшумно перевернувшись, я отцепился от крюка и мягко спрыгнул на пол. В темноте я вижу отлично. Выскользнув за дверь, я поднял трубку и хрипло сказал:

– Слушаю.

– Это бассейн? – донеслось до меня.

– Это квартира.

– А тогда почему вы в трусах? – спросил радостный голос.

– Мужик, я без трусов, – снисходительно ответил я. – На меня никакие трусы не налезают.

– Почему?

– Хвост мешает.

На той стороне пару секунд молчали, а потом одобрительно сказали:

– Молодец!

Я положил трубку на рычаг и хмыкнул. Идиотский розыгрыш. Да еще и древний, как дерьмо мамонта. Мы в училище оригинальней развлекались… хотя где оно теперь, то училище?

От таких мыслей мне сразу взгрустнулось. Пойти ли еще подремать? Или пошарить в холодильнике на предмет легкого ночного перекуса? Или, может, выбраться наружу, полетать над ночной Москвой?

На этом последнем я и остановился. Если и есть в жизни яцхена светлые стороны, так это возможность летать. Когда я был человеком, то даже не догадывался, какого счастья лишен, бескрылый.

Домой я вернулся в семь утра. Меня никто не заметил – много ли людей бродят по улицам декабрьскими ночами? Многие ли из них смотрят в черное небо, затянутое тучами? В новогоднюю ночь – да, многие. Но сегодня еще только двадцатое декабря, так что свидетелей у моей прогулки не оказалось.

Я тихо проскользнул в кухню. На плите аппетитно шкворчали сосиски, а Святогневнев возился с тостером. Щученко стоял у темного окна, глядя в него, как в зеркало, и брился электробритвой. Усы он старательно обходил стороной, а вот подбородок выскоблил до идеальной гладкости.

– Здорово, Олег, – кивнул мне Святогневнев.

– Доброе утро, Лева. А где Джемулан?

– Мужик тот?.. Да дрыхнет еще. Как сурок.

– Ну пускай дрыхнет пока… Представляешь, Лева, а мне сегодня сон приснился, – поделился я.

– Яцхенам снятся сны? – удивился Святогневнев.

– В том-то и дело, что обычно я без снов дремлю – так, проваливаюсь куда-то и… ну и так далее. А сегодня вот приснился… да еще странный такой. Как будто я снова человек, а за мной гонится… я сам. Только нынешний, шестирукий.

– Шо значить снова человек? – насторожился Щученко. – Вы ж инопланетянин! Пришелец с ентого… как его… Альдебарана, что ли?.. Запамятовал, шо вы мне там в анкете накалякали.

– Полковник, я же вам уже говорил – я не инопланетянин.

– А хто ж тогда?!

– Демон, – досадливо огрызнулся я.

– Вы мне это бросьте, товарищ Бритва! – погрозил пальцем Щученко. – Существование инопланетных товарищей я еще в принципе согласен допустить, поскольку это не противоречит советской науке и неоднократно предсказывалось советской научной фантастикой в лице, значить, товарищей Толстого и Солженицына. А демоны и прочая нечисть – это все бесовщина и мракобесие. Такое, значить, только в отсталых буржуйских странах бываеть.

– Ну и хрен с ним, – отмахнулся я. – Лева, у тебя сонника случайно нет? Охота глянуть, к чему такие сны снятся.

– Нету у меня сонника, – снял сковороду с плиты Святогневнев. – Мне вообще ничего не снится… да я и не сплю, собственно.

– Знамо дело. А вам что сегодня снилось, полковник? – полюбопытствовал я.

– Глупейший, значить, вопрос. Запомните, товарищ Бритва, настоящему, значить, коммунисту могуть сниться только вожди мирового пролетариата или победа мирового коммунизма!

– А голая женщина не может присниться?

– Только ежели Надежда Константиновна Крупская!

– А вам что сегодня снилось, товарищ куратор? – спросил я у Джемулана, как раз вошедшего в кухню.

Сид окинул нас троих пренебрежительным взглядом. Увиденное ему явно не понравилось. Он вытер совершенно сухие руки совершенно сухим полотенцем и ядовито процедил:

– Если у вас есть время болтать о таких глупостях, быть может, у вас найдется и время объяснить мне, почему из кранов не идет вода?

– Так отключили еще третьего дня, – пожал плечами Святогневнев. – Ремонтные работы у нас – до конца недели воды не будет. Никакой – ни горячей, ни холодной.

– Серьезно? – огорчился я.

– Ну а кого волнует, что кладбищенскому сторожу помыться негде? – посетовал Святогневнев. – А идти в ЖЭУ скандалить мне не с руки – они и так на меня косятся последнее время. Фиг уж знает, почему.

– Может, они там просто все антисемиты? – предположил я.

– Так я же не еврей.

– Да это я так шучу.

– А… Извини, Олег, я просто не всегда понимаю, когда ты шутишь, а когда тупишь.

– Я всегда шучу, – обиделся я. – Я вообще по жизни добрый и веселый человек. Просто кое у кого нет чувства юмора, и эти кое-кто не понимают моих шуток. Не буду называть конкретные имена.

Джемулан все же кое-как ополоснул рожу водой из ведра. Святогневнев с утра сходил на колонку. Однако этого сиду показалось недостаточно – он даже собрался прыгнуть в другой мир чисто для того, чтобы принять ванну.

– Думаю, Хорадзима подойдет, – задумчиво произнес Джемулан, сверившись с ирбинкобоем. – Среди его достопримечательностей названа знаменитая на сотню миров купальня. Если верить рекламному проспекту, ее посещают даже боги.

– Правда, что ли? – усомнился я.

– Реклама обычно сильно преувеличивает. Но даже если там в тысячу раз хуже, чем обещают, это все равно лучше ржавого ведра с ледяной водой.

– Можно подумать, у нас тут бани плохие, – обиделся за державу я. – А ты вот в Сандунах бывал? Если не бывал, тогда молчи лучше.

Признаться, в Сандуновских банях я и сам не бывал. В Москву я впервые нагрянул уже будучи яцхеном, а в этом виде достаточно сложно посещать общественные места. Особенно такие, где все голые.

Ну вот теперь и восполню пробел.

Услышав о походе в баню, оживился и Щученко. Полковник любил и ценил хорошую парилку.

– Езжайте на метро до «Кузнецкого Моста», а там дуйте по «Неглинной», пока не дойдете до Звонарского, – проинструктировал нас Святогневнев. – Найдете сами-то?

– Вы, товарищ Святогневнев, не волновайтесь, значить, по пустякам, – надул щеки Щученко. – Я усю жизнь в столице нашей родины прожил – чать не заблужусь.

– Только это другая Москва была… – пробормотал я. – Порт пяти морей…

– Одного моря, – поправил Щученко. – Советского.

Деньгами на расходы нас снабдил Святогневнев. Полгода назад, когда я исполнял желания пацанов, решивших поиграть в демонологов, мне в руки упала кругленькая сумма – без малого миллион долларов. В Лэнге от этих зеленых бумажек толку чуть, так что я без сожалений отдал их знакомому мертвецу. Святогневнев, будучи довольно скромен в быту, потратил немного на всякие научные прибамбасы, но большую часть просто закопал в подвале. Класть в банк не стал – побоялся, что начнут спрашивать, откуда у кладбищенского сторожа такие деньжищи.

Я немного тревожился, что Джемулан испугается спускаться в черное жерло подземки. А если все-таки спустится – перетрусит поезда метро. Ну знаете, как старик Хоттабыч шарахался от всякого такого.

Однако мои страхи были беспочвенны. Джемулан – не какой-то средневековый крестьянин, а матерый энгах с огромным опытом. Он бывал в сотнях миров – от первобытных до сверхразвитых. На такое чудо света, как московское метро, сид взирал с неизменным равнодушием и вел себя так, словно прожил здесь всю жизнь. Ничто в нем не выдавало чужака.

У меня и то проблем возникло больше – я замешкался с турникетом, не сообразив поначалу, куда прикладывать карточку. Давно не доводилось ездить в метро. А Джемулан проделал это одним машинальным движением – ну точно коренной москвич.

Немного погодя я заметил, что равнодушие Джемулана – лишь кажущееся. Сид очень цепко и внимательно наблюдал за происходящим вокруг, буквально фотографируя глазами каждого встречного. Машинальность его жеста у турникета не была естественной – он очень искусно скопировал действия проходившего перед ним.

Наверное, именно таким вещам и учат в академии энгахов. Сливаться с толпой, становиться своим в каждом посещенном мире…

– Именно так, патрон, – подтвердил Рабан. Он, как всегда, следил за моими мыслями. – Волдреса этому тоже учили.

– Зато меня не учили, – пробормотал я.

Было очень приятно в кои-то веки ехать среди нормальных людей в нормальном вагоне метро. Народу вокруг больше, чем в жопе у негра, но никто от меня не шарахается, никто не косится с подозрением, не хватается за оружие и не осеняет себя крестным знамением. Все-таки очень полезный кулончик мне достался.

Жаль только, что я замаскирован под девицу. Причем довольно-таки симпатичную – уже дважды ловил на себе мужские взгляды. Один паренек студенческого возраста вообще решил побыть джентльменом и настойчиво пытался уступить мне место.

– Девушка, садитесь, – уже во второй раз предлагал он.

– Спасибо, я постою, – во второй раз отвечал я.

– Да садитесь, ладно вам!

Блин, ну вот как этому пионеру объяснить, что это я только выгляжу девушкой, а на самом деле оживший ночной кошмар?

Чтобы отвязаться, я все-таки уселся. Зря. Студент сразу же решил, что теперь мы с ним друзья, и двинулся дальше.

– Девушка, а разрешите с вами познакомиться? – предложил он. – Вот меня Виктором зовут, а вас?

– А меня нет.

– Ну девушка, ну как вас зовут?

– А ты угадай, – огрызнулся я.

– Интересно, давайте попробуем! – оживился Виктор. – Катя?

– Нет.

– Маша?

– Нет.

– Марина?

– Нет.

– Ира?

– Нет.

– Оля?

– Близко. Но все равно неправильно.

– Близко, но неправильно… эм-м-м… не знаю, сдаюсь. Так как все-таки?

– Олегом меня зовут. Знакомиться не передумал?

Мой незадачливый ухажер крепко задумался. Кажется, он пытался сообразить, шучу ли я или говорю серьезно. И если серьезно – как это понять? В единственное возможное объяснение ему явно не верилось – уж больно женственной личиной меня снабдил волшебный кулон.

Не знаю, что бы он надумал, но тут как раз объявили «Кузнецкий Мост».

– Давненько я в баньке не был… – предвкушающе потер руки Щученко, поднимаясь на эскалаторе. – Для вас, товарищи, наша русская баня – дело, значить, новое, незнакомое. Я вам кажу так – самый лучший пар как раз с утра, по первачку. Только подолгу, значить, не парьтесь, если привычки нет – сморить могеть. Шапки-веники-то все взяли?

Джемулан посмотрел на полковника коровьим взглядом.

– Да веник там купить можно, наверное… – с сомнением произнес я.

– А вы, значить, не перенимайте всякие буржуйские замашки, товарищ Бритва! – нахмурился Щученко. – Купять они, бохатые все стали! Свое добро надо иметь! Я воть, значить, с запасцем захватил, поделюсь уж с товарищами. Только шоб потом все вернули! Под распиську выдавать буду.

И он действительно взял с нас расписки. Еще в фойе полковник плюхнул на пол пухлый портфель, который все это время волок под мышкой, и стал с невероятной скоростью доставать из него разные предметы. Оттуда поочередно появились: широкополая войлочная шляпа, термос, полотенце, полевой бинокль, аптечка, противогаз, гаечный ключ, кожаные рукавицы, бутылка водки «Столичная», мыло, пачка сигарет, еще одно мыло, ножницы, мочалка, пемза, расческа, электробритва, граненый стакан, чалма, силикатный кирпич, вьетнамская мазь «Золотая звезда», баночка липового меда, целлофановый пакет с рафинадом, банка с горчицей, упаковка растворимого кофе, засушенная на бумажном листе ромашка, пачка сливочного масла, женский купальник, резиновые тапки, щетка для одежды, брезентовые рукавицы, стетоскоп, тюбетейка, мегафон, подтаявшая шоколадка и наконец веники – березовый, дубовый и эвкалиптовый. Как столько добра уместилось в одном портфеле – я не знаю.

– А вы полковник, как я погляжу, все такой же хомяк в душе… – протянул я, разглядывая это богатство.

– Вы, товарищ Бритва, мне эти поповские штучки бросьте! – строго ответил Щученко, выбирая себе веник. – Никакой души у меня нету!

– У всех есть, а у вас нет? – удивился я.

– У всех нету! Душа и всякая прочая чертовщина – это все суеверия, мракобесие и религиозьный дурман!

– Да ну? – хмыкнул я. – Может, поспорим?

– Об чем нам с вами спорить, товарищ Бритва? Я же, значить, в академии полный курс прослушал по этому, как его… научному ахтеизьму! Партия уверенно сказала, шо никаких богов, значить, нету!

– А если найду? – лениво поинтересовался я.

– И не найдете, и не старайтеся. Сколько наших советских космонавтов туда летало и ничего, значить, не нашло.

– А, ну это аргумент, – согласился я. – Если уж космонавты не нашли, тогда конечно…

– Вот то-то же. Держите, значить, евкалиптовый веник. Вам, как инопланетному товарищу, он полезней всего будеть.

Джемулану Щученко, подумав, выдал березовый веник, а себе оставил дубовый. Уж не знаю, какими соображениями он при этом руководствовался.

Кроме того Щученко выдал нам по шапке – мне широкополую войлочную, а Джемулану тюбетейку. Себе он оставил чалму. Опять же не могу сказать, почему полковник распределил их именно так, но явно неспроста – очень уж долго он шевелил губами и о чем-то думал.

Может, прикидывал, что на ком будет лучше смотреться?

– Ну, удачно вам попариться, товарищ Бритва, – кивнул Щученко. – Идемте, товарищ Джемулян – нам с вами туды, а товарищу Бритву вон туде.

– Куде-куде мне? – не понял я. – А чего мне с вами не пойти?

– Не рекомендую, – покачал головой Щученко. – Из-за вашей удачной маскировки, значить, могуть неправильно понять. Так шо, значить, прямая дорога вам в женское отделение.

– Я – в женское отделение?! – возмутился я. – Да вы что, охренели?! Хотя минуточку… а почему я, собственно, возмущаюсь?..

Через три часа я вышел из парной в очень хорошем настроении, задумчивый и расслабленный. Если вдуматься, кулончик мне достался очень даже неплохой…

Сандуновские бани вполне оправдали свою репутацию. Не знаю, как мужское отделение, а женское напоминало скорее роскошное спа, чем простую купальню. Жаль, что при моей физиологии сложно получить удовольствие от парения или душа Шарко, не говоря уж о солярии. Чтобы я хоть что-то почувствовал, нужна как минимум кислотная ванна.

И от массажа пришлось отказаться – не уверен, обманывает ли волшебный кулон осязание так же, как зрение и слух. Представляете – дотрагиваетесь вы вот так до симпатичной девушки… а она на ощупь жесткая, шершавая, да еще и с шипами. Так и заикой недолго остаться.

Щученко и Джемулан вышли вскоре после меня. Мой куратор слегка пошатывался и тяжело дышал. Его глаза налились кровью, а кожа стала красной, как у вареного рака. Похоже, сиды не слишком хорошо переносят пар.

Зато полковник выглядел счастливым, как в первый день отпуска. Он аж лоснился от удовольствия и довольно мурлыкал:

– Коммунисты-коммунисты, руки чисты, ноги чисты, а подмышки так душисты…

– С легким паром, – поприветствовал их я.

– И вам, значить, не хворать, – икнул Щученко. – А шо, товарищи, не посетить ли нам теперь, значить, буфеть? Культурный отдых ответственных товарищей – он, значить, без буфета быть никак не могёть.

Буфет в Сандуны не завезли, зато ресторан нашелся – и преотличный. Сводчатый потолок, витражи – лепота, да и только. Даже Джемулан пробурчал что-то одобрительное – а он у нас известный сноб.

Я сразу чирканул пальцем по доброй половине меню, заказав себе красную икру, салат из курицы, салат из морепродуктов, отварных раков, тройную порцию креветок, хачапури, какую-то китайскую дрянь с гребешками и крабами, жареные пельмени, самсу с бараниной, язычки ягнят, китайский суп с пельмешками, телятину на кости, свиной шашлык, свинину по-деревенски, свинину в кислом соусе, жареную утиную грудку, куриную котлету, стейк из семги, рисовую лапшу, соевые ростки с луком, вареники с вишней и ягодное мороженое. Официантка мило улыбалась, слушая мой заказ, но моргала почему-то все чаще и чаще.

– Это, значит, мне, – подытожил я, откладывая меню. – Заказывайте, Ефим Макарыч.

– Так это вам одной?! – не удержалась официантка.

– Вы, хражданочка, не отвлекайтесь от работы, – попросил Щученко. – Я, значить, буду селедочку, буженину, оливье, солянку, манты и шашлык.

– Свиной, бараний?

– А какой, значить, будеть, тот и несите. А вы чего так долго выбираете, товарищ Джемулян?

Джемулан заказал греческий салат, крем-суп из брокколи, соевые ростки с зеленым луком и свежие ягоды. Как и подавляющее большинство эльфов, он придерживался строгой вегетарианской диеты. Не по каким-то принципам или религиозным заморочкам, а просто потому, что для эльфа мясо – как для человека древесная кора. Неприятно на вкус, трудно разжевать и грозит несварением желудка.

Еще мы взяли пиво. Много пива. Правда, пили его только мы с Щученко – Джемулан ограничился фруктовым соком. Но вообще неплохо так посидели – жалко, Святогневнев с нами не пошел.

– Значит, слушайте анекдот, – разгрызая последнюю креветку, произнес я. – Гуляют по глубокому снегу две собаки – овчарка и такса. Овчарка говорит: «Я себе все ноги отморозила». А такса отвечает… отвечает… э-э… твою мать, забыл совсем, что она там отвечает. Ну да и хрен с ним. Давайте лучше в города играть.

– Начинайте, товарищ Бритва, – кивнул Щученко.

– Москва.

– Армавир! – ответил Щученко.

Мы уставились на Джемулана. Тот уставился на нас, не прекращая есть суп. Кажется, в города ему играть не хотелось.

– Рязань, – подождав немного, сказал я.

– Новгород!

– Днепропетровск.

– Кызыл-белдеш!

– А это где такое?

– В Уйгурской Советской Социалистической Республике. Я там служил.

– Угу, – задумался я. – Знаете, полковник, что-то неохота мне в города играть. Давайте лучше в шарады.

– Ну давайте. А как?

– Задумайте какого-нибудь известного человека, а я буду угадывать.

– Так их же ж, значить, много – известных. Вы ведь долго угадывать будете.

– Так я же вам вопросы задавать буду. А вы на них отвечайте – да или нет. Если я за двадцать вопросов не смогу отгадать – значит, проиграл.

– Та ни, вы все равно не отгадаете.

– Ну а давайте попробуем.

– Ну давайте, товарищ Бритва, я перший тогда загадываю.

– Реальный человек или вымышленный? – спросил я.

– Реальный.

– Мужчина или женщина?

– Мужчина.

– Русский или иностранец?

– Русский.

– Молодой или старый?

– Всегда молодой.

– Ваш родственник?

– Неть…

– Ваш знакомый?

– Неть…

– Он еще жив?

– Неть…

– Он жил в двадцатом веке?

– Да.

– Коммунист?

– Да.

– Носил бородку?

– Да.

– Лежит в Мавзолее?

– Да.

– Ленин?

– Да! Ловко это вы меня, товарищ Бритва! – восхитился и обрадовался Щученко. – Ху-ху-ху! Ловко! Ху-ху-ху! Инопланетянские технологии по чтению народных мыслей?

– Угу. Что-то наподобие.

– Кто такой этот ваш Ленин? – обратил на нас тусклый взгляд Джемулан.

– Да это гриб один, – отмахнулся я.

– Гриб?..

– Угу. Типа подосиновика.

– Шо таке?! – выпучил глаза Щученко. – Вы шо таке говорите, товарищ Бритва?! Самого Владимира Ильича грибом назвали! Да я его своими глазами видел!

– Живого?

– Как живого! Ленин – он и сейчас живее всех живых! Воть вы, товарищ Бритва, в Мавзолее бывали?

– Не приходилось как-то, – вежливо ответил я.

– А я бывал! И не един раз, не два, а цельных семь! Пять раз в настоящей Москве, и два раза – в ентой вашей поганой буржуинской!

– Ну… поздравляю.

– Только вот не пойму я никак эту заковыку… – задумчиво произнес Щученко. – Как так может быть, что Ленина два? У нас, значить, один, а у вас… еще один! Какой же настоящий?

– Оба настоящие, – ответил я.

– Так не бываеть.

– Я вас уверяю, полковник, они оба настоящие. Просто Ленин – он как Вишну. Со множеством аватар.

– Шо еще за вишня? – рассердился Щученко. – Вы мне тут не это! Говорите, да не заговаривайтесь! Развели, понимаешь, антисоветчину! Вишни-черешни всякие! Я вас за такие слова и к стенке могу – по законам, значить, военного времени!

– А у нас что, с кем-то война? – удивился я.

– У нас завсегда война!

– С кем?

– С проклятым капитализьмом и его буржуинскими прихвостнями! Вы, кстати, икорку доедать будете? Если не будете, давайте сюда, я ее раскулачу!

Икру я хотел съесть сам, но будучи удивительно добрым и щедрым яцхеном, уступил ее полковнику.

Мне все равно еще много осталось.

Глава 10

Две следующие недели я занимался розыском Палача. Я и до этого пробовал его отыскать, но раньше в этом не было особой необходимости. А теперь необходимость появилась – чую, проклятые энгахи от меня не отстанут, пока я не закрою контракт. Да и после… ладно, об этом мы подумаем потом.

Джемулан даже не пытался мне помогать. Он лишь каждый день напоминал, чтобы я не затягивал с работой – сам же не ударял пальцем о палец. Вообще, мне с каждым днем все меньше нравился этот тип. Холеный, напыщенный, высокомерный, считающий себя даже не пупом земли, а стержнем, на котором держится небесный свод. А как он цедит слова при разговоре, с какой брезгливостью на меня смотрит! Так и хочется кирпичом заехать.

Не был бы я благочестивым монахом, давно бы кишки ему выпустил, да вокруг дерева обмотал… эльфы как раз любят так делать.

Как я уже сказал, в поисках мне приходилось рассчитывать только на себя. Даже чувство направления не могло ничем помочь – Палача оно не обнаруживает. Нас с этим биороботом сделали на одном конвейере, и в нем это самое направление тоже есть – а заодно и умение его блокировать. Так что приходится работать старым добрым дедуктивным методом.

Хотя Шерлок Холмс из меня тот еще…

Правда, сама по себе эта информация ничем не помогла. Ну нашел я в конечном итоге этот поезд, ну выяснил, что он цел, невредим и по-прежнему курсирует по линии Москва – Кемерово. А дальше-то что? Не думаю, что Палач оставил в том купе записку со своим новым адресом. А даже если бы вдруг и оставил – с тех пор прошло полтора года. Все улики давно простыли.

Поэтому вместо поиска улик я занялся поиском свидетелей. В поезде были и другие пассажиры, кроме нас с Палачом – кто-то мог что-то видеть. Хотя найти их – задача тоже не самая простая…

И опять-таки – что мне это даст? Допустим, нашел я кого-то, кто видел, как Палач выходил из вагона – дальше что? Ну в самом деле, не кричал же он на весь вокзал – я пойду туда-то и туда-то, ищите меня там-то и там-то! Глупо.

Впрочем, где и как искать этих пассажиров, я в любом случае не представлял. Единственный, кого можно найти относительно просто – проводник. И я начал обивать пороги всяких мест присутствия, выясняя, кто восьмого мая 2005 года дежурил в девятом вагоне поезда, ехавшего из Кемерово в Москву.

Поработать пришлось немало. Я расспрашивал там и сям, тут и здесь, пока наконец не добрался до архивов графиков дежурств. Пришлось сунуть на лапу, чтобы мне позволили там покопаться – увы, направление не позволяет читать информацию из компьютера. А позволяло бы – ему совсем цены бы не было.

Итак, Наумова Ольга Михайловна. Ясно. Теперь надо добраться до отдела кадров и узнать теткин адрес…

Это я тоже сделал без особых проблем. Но здесь меня ожидал сюрприз. Оказалось, что госпожа Наумова на железной дороге больше не работает. По самой прозаичной причине – скончалась.

После недолгих уговоров и еще одного барашка в бумажке мне позволили взглянуть на копию свидетельства о смерти. Там русским по белому было написано, что Наумова О. М. скоропостижно скончалась десятого мая 2005… ни хрена себе. Это же двумя днями позже нашей с Палачом посадки в вагон. И если я правильно помню, поезд из Кемерово в Москву идет как раз двое суток…

Никогда не верил в подобные совпадения.

Расспрашивая сослуживцев покойной проводницы, я окончательно убедился, что напал на след. Выяснилось, что Ольга Михайловна в тот день погибла не одна – из злополучного вагона ногами вперед вынесли аж восемь человек.

– У нас, милая, ту историю стараются лишний раз не поминать, – поделилась со мной дежурная по станции, работавшая в тот день. – Кошмарный был денек, тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог повторить.

– А что конкретно случилось-то? – любопытствовал я.

– Да психопат какой-то в вагоне ехал. Слетел с катушек и зарезал – вот правду говорю! – восьмерых! Восьмерых человек зарезал! Милиции набежало – страсть! Носом землю рыли, меня пять раз допрашивали, да все попусту.

– И что, поймали этого психопата?

– Наши-то менты? – презрительно хмыкнула дежурная. – Они поймают, пожалуй… лягушку за хвост. Никого не поймали, конечно.

Я еще минут десять выслушивал жалобы на российскую милицию и причитания по поводу того, что нынче по улице пройти страшно – не ограбят, так изнасилуют. Про себя я подумал, что грабить или насиловать мою собеседницу – даму гренадерского телосложения в добрый центнер весом – рискнет только очень храбрый человек.

В конце концов мне удалось вернуть нить беседы к интересующей меня теме. Я начал осторожно расспрашивать, не было ли у тех кровавых событий свидетелей, не видел ли кто-нибудь что-нибудь… или кого-нибудь.

– Да не было никого, – сварливо ответила дежурная. – Всех, кто того психопата видел, потом от стенок отскребали. Хотя… одна бабка вроде видела кого-то, но у нее с головой непорядок.

– С головой непорядок?.. Почему?

– Да она рассказывала, что он прямо в стену ушел. Вот так вот – бульк и нету. А поезд-то ехал на ста двадцати!..

Я сделал понимающее лицо, но мысленно поздравил себя с успехом. Теперь не осталось никаких сомнений – бойню в поезде устроил именно Палач. Похоже, его электронный мозг недолго продержался в мирном режиме. Даже до Москвы не доехал…

– Скажите, а поезду еще долго ехать оставалось, когда это произошло? – осведомился я.

– Да нет, уже к городу подъезжали. Когда милиция приехала, покойники еще теплые были.

– Угу, спасибо. И последний вопрос – случайно не знаете, как ту бабушку звали?

– Да мне-то почем знать? – удивилась дежурная. – Я с ней детей не крестила. У ментов спрашивайте, они знать должны.

Я окинул Москву чувством направления и почувствовал большое количество милиции. Даже слишком большое, пожалуй. Мне столько не нужно. И никому столько не нужно. Нафига они вообще так расплодились? Всю экосистему загадили. Каждому двоечнику же известно – когда в лесу слишком много волков, зайцы удивительно быстро заканчиваются. А после исчезновения зайцев начинают вымирать и волки – от голода.

У людей все примерно так же.

Фамилия этой старушки оказалась такая, что с первого раза и не выговоришь – Перерепенко. Я отыскал того следователя, который полтора года назад вел вагонные убийства, и узнал, что показания свидетельницы к делу подшиты не были по причине полной их, показаний, бредовости. Саму же свидетельницу увезла скорая с желтым крестом.

На следующий день я начал обходить сумасшедшие дома. Даже в многомиллионной Москве их не так уж и много, так что уже через несколько часов я отыскал тот, в который угодила госпожа Перерепенко. Правда, ее саму я там не нашел – давно выписалась и уехала домой, в Кемерово.

Пришлось мне отправляться в командировку. Со своим новым кулоном я без проблем мог бы и поехать на поезде, и полететь на самолете – но зачем это тому, у кого есть крылья? Летаю я медленнее самолета, зато не нужно тратить время и нервные клетки в аэропорту. Да и вообще мне нравится летать.

Туда и обратно я обернулся за двое суток. Управился бы и быстрее, если бы не пришлось потратить почти целый день на розыск бабушки Перерепенко. Оказалось, что живет она не в Кемерово, а в поселке Бачатский, вместе с дочерью, зятем и двумя внуками. В Москву ездила погостить у другой своей дочери, переехавшей в столицу двадцать лет назад.

К сожалению, ничего интересного гражданка Перерепенко мне не рассказала. Мне и дверь-то открыли далеко не сразу. Трудно их за это упрекать – я нагрянул тридцать первого декабря, в девять часов вечера, когда все уже сидели перед телевизором с шампанским и оливье.

Однако семья Перерепенко не была настолько жестока, чтобы выгнать на мороз хрупкую девушку, в личине которой я появился. Меня впустили, обогрели и даже посадили за стол. Я с грустью подумал, что яцхена бы они черта с два приняли так тепло. Сами представьте реакцию людей, к которым зимней ночью заявляется вот такое когтистое-клыкастое.

Чтобы объяснить столь внезапный визит, я представился следователем из милиции. Мол, поездатый маньяк продолжает бесчинствовать, надо по новой снять показания со всех свидетелей. Я даже удостоверение показал – правда, издалека и не раскрывая. Эти корочки мне одолжил Щученко[3], так что внутри красовалось мужское имя, мужская фотография и звание полковника КГБ. Плюс еще и выдано было удостоверение в 2012 году…

Эти славные люди долго меня жалели. Мол, такая молоденькая девушка, а должна под самый Новый год ездить к черту на кулички. А когда они узнали, что я только задам несколько вопросов и обратно, то ужаснулись и стали настаивать, чтобы я у них переночевал. Мол, совсем с ума сошла девка – ночь на дворе, метель метет, да и электрички уже не ходят.

От ночлега я отказался, отбрехавшись тем, что приехал на собственной машине. Хотелось бы, конечно, остаться, послушать бой курантов, обращение президента и заливистый смех Петросяна, но я торопился закончить все побыстрее. Джемулан и без того уже начинает беситься, что я так долго копаюсь.

К тому же спать в кровати мне неудобно. Предпочитаю вниз головой.

Так или иначе, полезной информации я получил ноль. Да, бабушка Настя действительно ездила в Москву в мае прошлого года. Да, она присутствовала при жутком побоище, устроенном одним из пассажиров. Да, она может его описать – здоровый такой детина, короткая стрижка, кожаная куртка. Сильно пьющий, сразу видно – рожа синяя вся и глаза точно стеклянные. Не иначе допился до белой горячки, вот и пошел народ крошить. Всех перерезал, кто в том вагоне ехал.

– Кроме вас, – уточнил я.

– Дак я там и не ехала, – покачала головой бабушка. – Я в соседнем вагоне ехала. А в этот до ветру ходила – а то у нас очередь шибко длинна была. Вышла из тамбура, увидала того убивца – аж обмерла. А он на меня глянул дак… ой, не приведи господь сызнова встретить. Чтоб он пропал совсем, синяк проклятый.

Я спросил насчет прохождения сквозь стену. Бабуся сразу подозрительно прищурилась и начала мямлить, что это ей все с испугу почудилось – а на самом деле убийца просто выбил стекло, да и выпрыгнул…

Что, говорите, все стекла в вагоне были целые? Ну значит еще как-нибудь выбрался, мало ли…

Я видел по глазам бабушки Насти, что она прекрасно все помнит, но признаваться не хочет. В прошлый раз рассказала как есть – так ее в дурку отправили. Сидеть там старушка не хотела, а потому быстренько согласилась, что проходящий сквозь стену человек ей привиделся из-за шока. Да и возраст уже, сердечко пошаливает, глаза не видят ни дыры. Лечащий врач ей посочувствовал, удостоверился, что пациентка совершенно вменяема, и выписал на свободу.

Впрочем, мне этого признания не требовалось. И так все понятно. Собственно, я мог бы сюда и не летать – что в вагоне хозяйничал именно Палач, стало очевидно уже давно. Ничего нового я здесь не узнал, только время зря потратил.

Обратно в Москву я летел уже первого января 2007 года. Летел сквозь ночь и метель – над сибирской тайгой, над Обью и Волгой. Солнце успело взойти и снова зайти, когда я приземлился на старом кладбище.

Не дойдя немного до сторожки, я встретил Святогневнева. Он орудовал лопатой, расчищая занесенную дорогу. Очистив небольшой квадратик, возвращался к стоящему на снегу фонарю и переносил его чуть дальше. Работа продвигалась медленно.

– Бог в помощь, – поздоровался я. – Подсобить?

Святогневнев пробормотал что-то неразборчивое, продолжая ковыряться в снегу. В этом тусклом освещении его мертвенно-бледное лицо выглядело довольно зловеще. Вдвойне зловеще – если знать, что этот невзрачный сутулый дяденька на самом деле ходячий мертвец.

Чуть поодаль лопатой махала коренастая горбатая фигура. Зомби Погонщика Рабов работал механически, как заводной человечек. Иногда в нем что-то сбоило, он поднимал лопату выше и начинал ранодушно копать воздух.

– Тупой он у тебя какой-то, – прокомментировал это я.

– А что ты хочешь, он же зомби… – вяло ответил Святогневнев. – Как слетал-то?

– Жить буду.

– Узнал что-нибудь?

– Узнал, что в поезде Палач убил восьмерых, а потом ушел сквозь стену.

– О-о…

– Угу.

– А он до Москвы-то хоть доехал?

– Немного не доехал. Наверное, пешком потом добрел. Только вот куда он потом делся?

– Ну, массовых убийств в столице вроде как не было… – промямлил Святогневнев. – Хотя я в то время еще в Красноярске был… даже нет, не в Красноярске, а в тайге. Я тебе не рассказывал, как я две недели в Красноярск ковылял?

– Два раза рассказывал.

– Да?.. Ладно тогда. Кстати, а почему Палач вдруг опять начал убивать? Ты же говорил, что он… э-э… завязал?

– Говорил. Он и завязал… вроде бы. Но вот… наверное, опять не в ту сторону замкнуло. Когда мы с ним вместе ехали, он выглядел адекватным… для робота, конечно. Все в Москву хотел попасть…

– А зачем?

– Да на «Гею» он хотел. На вашу вторую базу. Говорил, что там его могут… не знаю, перепрограммировать или что-то вроде. Может, он именно на эту базу и двинул… только где ж ее искать-то? направлением я ее обнаружить не могу, пытался уже.

– Так меня бы спросил. Я знаю, где она.

– Откуда? – удивился я. – Ты же раньше не знал.

– Раньше не знал – а теперь знаю. Я тебе еще не рассказывал? Я пару месяцев назад связался с одним старым приятелем…

– Что за приятель?

– Лаборант мой бывший. Он раньше у нас на «Уране» работал, а лет пять назад резко в гору пошел, и его на «Гею» перевели. Головастый черт!.. Лет на пятнадцать моложе меня, собака, а уже профессор!.. Кандидат всех наук!

– Угу. Ну-ка подробнее…

Святогневнев рассказал подробнее. По его словам, этот самый профессор несмотря на относительную молодость – тридцать с хвостиком – обладает на «Гее» очень высоким допуском. Вхож чуть ли не во все секретные проекты. Имел некоторое отношение и к проекту «Зомби» – непосредственно не участвовал, но со стороны наблюдал и даже подкинул пару идеек.

Впрочем, в этом Святогневнев признался неохотно.

– Позвонить ему? – предложил мой знакомый мертвец.

Глава 11

Четыре следующих дня я без дела просидел в кладбищенской сторожке. Единственной ниточкой к Палачу осталась база «Гея» – а найти ее с помощью направления у меня не получается. Приходится надеяться на приятеля Святогневнева – а тот пока что молчит. Наверное, Новый год справляет.

Но на пятый день Святогневнев сообщил, что назначил встречу. В двух кварталах отсюда нас будет ждать машина – серый Рено Логан, № Н690РК. Святогневнев не говорил своему приятелю, где живет – дружба дружбой, а лишняя предосторожность не помешает. Это от меня у него секретов нет – какие вообще могут быть секреты от такого симпатичного зверька, как яцхен? Я же все равно никому не расскажу.

На встречу мы отправились вчетвером. Я – потому что это нужно мне, а не кому-нибудь еще. Святогневнев – потому что он посредник, и без него встреча не состоится. Мертвый Погонщик Рабов – потому что Святогневнев обещал показать его своему приятелю. И полковник Щученко – потому что… а хрен его знает, почему он тоже поперся. Еще и вооружился зачем-то – пистолет прихватил, гранату… три гранаты. Я не стал спрашивать, где он их раздобыл.

Дома остался только Джемулан. Сволочной сид опять заявил, что не собирается делать мою работу, и улегся дрыхнуть. В последнее время он повадился спать днем, а по ночам куда-то исчезать. Причем возвращался неизменно подшофе, а один раз я заметил у него на щеке следы помады. Надеюсь, этот остроухий ловелас не забывает предохраняться, а то появятся в Москве маленькие полуэльфы…

Единственное, чем Джемулан согласился мне помочь – подарил свой аэрозоль, позволяющий проходить сквозь стены. Невелика помощь, конечно, но и то хлеб.

Автомобиль ждал нас там, где было указано. Шофер, неразговорчивый мужчина средних лет, молча дождался, пока мы рассядемся, и так же молча завел мотор. По дороге он опять-таки не проронил ни слова.

Мы выехали за город и еще около часа катили по шоссе. Перевалило за полдень, когда мы подъехали к массивной белой стене и металлическим раздвижным воротам. Здесь нас промариновали минут пятнадцать, прежде чем наконец соизволили впустить.

За воротами мы миновали стометровую асфальтовую дорожку и очутились в лифте, который спустил нас по склону небольшой горы. У ее подножия, в укромной, закрытой со всех сторон лощине, разместилось небольшое белоснежное здание куполообразной формы.

Научно-исследовательская станция «Гея».

Кроме главного здания тут были подсобные помещения, какие-то склады, оранжереи, опоясанный колючей проволокой полигон, вертолетная площадка и даже небольшой стадион. Тем не менее, мне показалось, что станция несколько маловата. Я даже на секунду подумал, что нас привезли куда-то не туда.

Мои сомнения рассеялись, когда мы вошли внутрь. Оказалось, что белое здание – всего лишь вестибюль. Девяносто процентов базы расположено под землей – и уж охрана здесь такая, что мышь не пролетит, хомяк не проползет.

На входе нас должны были не только пропустить через металлодетектор, но и обыскать. Этот момент был самым рискованным – у полковника при себе оружие и взрывчатые вещества, Святогневнев на ощупь холодный, ко мне тоже лучше не прикасаться, ну а зомби Погонщика Рабов… на него даже шофер постоянно косился в зеркало. Вон рожа какая – тут никакая маскировка не поможет.

Да и документов ни у кого из нас нет…

К счастью, приятель Святогневнева тоже это знал, а поэтому встретил нас в вестибюле. Худощавый, румяный, с длинными растрепанными волосами, он сразу бросился к Святогневневу и затряс его руку.

– Лелик, привет! – оживленно воскликнул он. – Как жизнь, как сам, почему не пишешь, когда диссертацию закончишь?

– Здорово, Аря, – сдержаннее, но тоже приветливо кивнул Святогневнев. – Это мои друзья, я тебе про них рассказывал…

– Ага, как же, помню, помню! А кто из них… э-э?.. – прищурился наш новый знакомый. В его глазах мне почудилась легкая сумасшедшинка.

– Знакомьтесь, господа, – сказал Святогневнев. – Аристарх Гадюкин, мой старый друг… профессор, между прочим.

– Здравствуйте, товарищ профессор! – сунул Гадюкину свою клешню Щученко. – Мене звать Ефим Макарыч, полковник нашего, значить, комитета… епта!.. Товарищ Бритва, вы чаво это мене в бок пхаете?!

– Ага, – снова хитро прищурился Гадюкин, теперь глядя уже только на меня. – Интересненько, очень интересненько. Но что это мы в дверях-то стоим? Предлагаю продолжить разговор в моих, так сказать, хоромах. Прошу, прошу. Жора, эти со мной, им можно без личного досмотра, – обратился он к молодому охраннику.

– Не положено, Аристарх Митрофаныч, – покачал головой тот, заступая нам путь. – Инструкция. Прошу показать сумки, карманы. Фотоаппараты, видеокамеры, мобильники, другие записывающие устройства оставить здесь. Незапечатанные сосуды, емкости, режущие устройства, ценные вещи предъявить для осмотра.

– Ну Жора, ну Георгий Максимыч, ну пропусти! – заканючил профессор.

– Не положено. Режимный объект – без личного досмотра запрещено.

– Младший лейтенант Никодимов, вы что себе позволяете?! – возмущенно топнул ногой Гадюкин. – Целый профессор перед вами стоит!

– А я, между прочим, в звании полковника нахожуся! – встрял Щученко.

– Полковник, заткнитесь немедленно, – шепнул ему на ухо я. – Вы нам всю конспирацию загубите.

Про конспирацию Щученко понял и важно закивал, надувая щеки так, что стал похож на откормленного хомяка.

Профессор Гадюкин еще пару минут уговаривал охрану, что мы заслуживаем доверия и нас можно пропустить без обыска, но охрана была непреклонна. В рыбьих глазах лейтенанта Никодимова не отражалось ничего, кроме параграфов инструкции.

– Товарищ Бритва, а давайте я их всех просто шлепну по законам, значить, военного времени, – потянулся к пистолету Щученко.

– Фу! Сидеть! Плохой полковник! – шикнул я.

Взгляд Щученко сразу стал злым, как у бешеной собаки. Не был бы я бронированным когтистым монстром, мог бы даже испугаться.

Вообще, положение сложилось не самое лучшее. Я даже задумался о том, чтобы последовать совету полковника и вырубить охрану… не из пистолета, конечно. Просто парализовать на часок-другой моим хвостовым жалом. Проблема в том, что здесь ведется видеонаблюдение – если применить силу, на базе мгновенно поднимется тревога. Вон, одна видеокамера прямо на меня таращится. Моргает своим красным глазком, стрекочет чуть слышно. Хорошо, что кулон сидов обманывает не только глаза, но и технику – а то бы я попал.

Профессора Гадюкина ситуация тоже не устраивала. Он позвонил кому-то по мобильному и принялся недовольно гундеть, что к нему де приехали старые друзья, почти что родственники, а их так подло и гнусно унижают недоверием. Собеседник Гадюкина что-то пытался объяснить, втолковать – мол, порядок для всех одинаковый, ничего личного – но профессор талантливо изображал истеричную барышню и ничего не желал слушать. В конце концов он даже пригрозил, что прямо завтра хлопнет об стол заявлением об уходе, раз с ним тут так обращаются. Уйдет в частный бизнес или вообще пополнит ряды утекших за границу мозгов.

На другом конце трубки явно забеспокоились. До моего сверхчуткого слуха донеслись просящие нотки, переходящие в плохо скрытую лесть. Собеседник Гадюкина воззвал к его патриотизму, пообещал увеличить зарплату и подарить на день рождения новый синхрофазотрон, но профессор хотел не этого. Он хотел, чтобы нас, его лучших друзей, пропустили к нему в гости в обход металлодетектора и без личного досмотра.

– Я за них ручаюсь! – выкрикнул Гадюкин. – Понимаете, батенька?! Я лично за них ручаюсь!

– Хорошо, хорошо… – неохотно пробубнили на том конце трубки. – Если под вашу личную ответственность, то конечно, пусть проходят… но только к вам в кабинет и никуда больше! Вы же все-таки не ребенок, профессор, что у вас вечно за капризы какие-то…

– Это не капризы, а прихоти, – отрезал Гадюкин, передавая трубку лейтенанту Никодимову.

Тот с каменным лицом выслушал распоряжение начальства, кивнул и отодвинулся в сторону, пропуская нас к лифту.

Кнопок в лифте не было. Их заменяла прорезь кардридера – Гадюкин вставил туда карточку, и лифт совершенно бесшумно понесся вниз. Мое чувство направления подсказывало, что мы мчимся с огромной скоростью, но все остальные чувства искренне верили, что мы стоим на месте. Прошло секунд пять-шесть, и лифт остановился, опустив нас под землю метров на сто или сто пятьдесят.

– Добро пожаловать в мои пенаты! – весело провозгласил Гадюкин, указывая путь.

Коридор, по которому мы прошли, был белым, как снег. Белые стены, белый потолок, белый пол. Эту абсолютную белизну нарушал только ярко-красный робот-пылесос, с чуть слышным жужжанием ползущий нам навстречу. Если не считать этого неразличимого для человеческого уха звука, в коридоре стояла полная тишина.

У двери в кабинет Гадюкина скучали два охранника – молчащие и неподвижные, как стража Букингемского дворца. При виде нас они лишь скосили немного глаза, но не шевельнули ни единым членом. Висящая на стене камера – и та проявила больше внимания.

– Слева Виктор, а справа Сергей, – небрежно представил их Гадюкин. – Они тут все время стоят. Не знаю, зачем.

У Сергея чуть заметно дернулась щека, но он ничего не сказал.

Войдя в кабинет, профессор Гадюкин первым делом запер дверь, а потом прижался к ней ухом. Постояв так с полминуты, он повернулся ко мне, и в его глазах заплясали крошечные дьяволята.

– Как вы это сделали? – без обиняков спросил он, тыкая меня пальцем в плечо. – Голограмма?.. Изумительная реалистичность. Но я бы хотел увидеть вас в природном виде, батенька. Во всей натуре, как говорится. Камер у меня тут нет, не волнуйтесь.

– Олег, ты не мог бы… – виновато попросил Святогневнев.

Я молча повернул камень в кулоне. Улыбка Гадюкина мгновенно разъехалась до ушей, а дьяволята в глазах достали вилы и развели костры. Он принялся радостно ощупывать меня со всех сторон – так ребенок тормошит подаренного ему щенка.

– Да-да, теперь вижу! – счастливо взвизгнул Гадюкин, измеряя мой хвост рулеткой. – Яцхен, настоящий, сомнений нет!

– Эй, – недовольно прохрипел я. – Руки уберите, профессор.

– Да как скажете, батенька, – убрал руки Гадюкин.

Теперь он начал просто тыкать меня во все места длинной палочкой. Даже в глаз потыкал – причем с таким видом, словно так и надо.

– Вы как себя вообще чувствуете, батенька? – заботливо осведомился он. – Кушаете регулярно? Болей в груди нет? А в животе? А в паху? Стул нормальный? Жалобы на самочувствие есть?

На все вопросы, кроме первого, я ответил отрицательно. Болей и жалоб у меня нет, кушаю крайне нерегулярно, а со стулом по жизни проблемы, но к этому я постепенно приспособился.

– Надо же, какой здоровенький получился, – как-то даже слегка разочарованно произнес Гадюкин. – Знаете, я ведь всегда очень внимательно следил за проектом «ЯЦХЕН». Лично не участвовал, но следил очень внимательно, очень-очень внимательно, да-с!.. Очень интересно было, к чему все это приведет! Как и ожидал – привело к абсолютному бардаку! У нас, батенька, по-другому не получается – менталитет-с!

– Ну, если по-честному, весь этот бардак на «Уране» начался не из-за Олега, – неохотно заметил Святогневнев. – Он вылупился, когда все уже закончилось… ну я же тебе рассказывал…

– Мелочи, Лелик, мелочи! – отмахнулся Гадюкин. – Совершенно несущественные детали! Кстати, подай-ка мне иглу, пробирку и жгут. Вы сегодня уже кушали, батенька?

– Угу, – подтвердил я. – А что?

– Да ничего. Не следовало бы. Перед биохимией кушать не рекомендуется… ну да что ж с вами поделать. Согните руку в локте.

– В каком из?..

– В любом.

Даже не поинтересовавшись разрешением, Гадюкин сноровисто взял у меня образцы крови и тканевой жидкости. Ему пришлось изрядно попыхтеть, прежде чем он сумел пробуриться сквозь мой чешуехитин, но это препятствие профессора только обрадовало. Он сломал три иглы и еще две согнул – но с шестой у него наконец-то все получилось. Правда, это была уже не игла, а какое-то хитрое медицинское сверло – по-моему даже с алмазным наконечником.

Еще Гадюкин попросил нацедить в специальные контейнеры немного хвостового яда и кислотной слюны. Кусочек хитина он тоже отпилил.

– Вот бы ему еще и аблацию сделать… – мечтательно протянул Гадюкин, пряча добычу в шкаф.

– Аря, насчет этого мы не договаривались! – встрепенулся Святогневнев.

– Шучу! – расплылся в улыбке Гадюкин. – Шучу я, Лелик, шучу!

– А что такое аблация? – полюбопытствовал я.

– Да ничего особенного, – отмахнулся Гадюкин. – Не обращайте внимания, батенька, это я просто так сказал, гипотетически. Хотя, может, все-таки сделаем?

– Аристарх!

– Шучу.

По-моему, он все-таки не шутит. Знать бы еще, что такое эта аблация. Рабан почему-то молчит, хотя обычно его и кляпом не заткнешь.

– Теперь давайте осмотрим… это, – задумчиво произнес Гадюкин, поворачиваясь к зомби Погонщика Рабов.

Честно сказать, я удивляюсь, как нас вообще пропустили с этим лэнговским уродом. Даже без спинных рогов он все-таки демон, мать его так! Точнее, ходячий труп демона! Да, он человекоподобен… но е-мое, монстр Франкенштейна тоже был человекоподобен! Вы только взгляните на эту харю и скажите честно – хотите, чтобы ночью вам приснилось такое?

Знаю-знаю, у меня у самого бревно в глазу. Поверьте, я в курсе, что на конкурсе страшилищ мне всегда будет доставаться одно из призовых мест. Ну и что с того? Я, по крайней мере, гармонично сложен и для яцхена очень даже симпатичен. А Погонщиков Рабов когда-то сделали из людей – и уж кто-кто, а Древние знали толк во всяких извращениях. Ну да пес с ними, сейчас важнее другое. Я на базе «Гея», но по-прежнему не имею понятия, где искать Палача. Профессор Гадюкин мне здесь ничем не помог – он даже удивился, когда услышал, что этот гребаный киборг может быть где-то здесь.

Зато он знал, где искать доктора Игошина. Его кабинет шестью этажами выше и дальше по коридору.

– Там табличка с именем, не пропустите, – рассеянно сказал Гадюкин.

Я снова повернул камень в кулоне и выглянул за дверь. Охранники мгновенно оживились – как и камера на стене.

– Куда? – едва разжимая губы, спросил Виктор… или Сергей. Не помню уже, кто из них кто.

– В туалет, – деловито ответил я.

– Там есть.

– Да, у меня тут есть! – радостно крикнул Гадюкин. – Вон туда пройдите, в коридорчик, а в конце дверка! Только сиденьице потом поднять не забудьте!

Я молча закрыл дверь. Ну да, все правильно – в кабинет Гадюкина нас скрепя сердце, но пропустили, однако выйти из него позволят только один раз – когда будем уходить. Тем более, что здесь у профессора есть все, что нужно для жизни – туалет, душевая кабина, небольшая софа, даже холодильник и электроплита.

А еще здесь есть биде. Почему-то приколоченное к потолку, но все-таки есть.

– Это люстра такая, патрон, – укоризненно сказал Рабан.

– А похоже на биде, – возразил я.

– Шо вы сказали, товарищ Бритва? – не расслышал Щученко.

– Да это я сам с собой. Профессор, а что расположено над вашим кабинетом?

– Кабинет доктора Гребенникова, если не ошибаюсь, – добродушно ответил Гадюкин.

– Он сейчас там?

– Если никуда не ушел, то там.

Я обратился туда направлением – действительно, над головой ходит человек. Значит, отпадает. Слева и справа тоже люди – слева к тому же двое. За дверью охрана. С противоположной стороны людей нет, но и пустого пространства тоже нет – сплошной камень. Остается только…

– А внизу у вас что? – спросил я.

– Кажется, складское помещение. А что?

Вместо ответа я еще пристальнее стал щупать под полом направлением. Какие-то ящики, коробки, целая батарея бутылок с… ацетон, вроде бы. Но главное – ни единой живой души.

– Я у вас тут немножко напачкаю, ничего? – сказал я, встряхивая аэрозоль, подаренный Джемуланом.

Как следует опрыскав пол, я принялся «продавливаться» сквозь него, как тогда в Вуре. Не знаю, временный ли это эффект или постоянный, но надеюсь, что все-таки временный. Вряд ли профессор обрадуется, что у него теперь гель вместо пола.

Хотя может и обрадуется – он вообще странный тип…

Так или иначе, я провалился сквозь пол и приземлился на восьмереньки этажом ниже. Потолок надо мной выглядел совершенно обыкновенным – если не знать, что сквозь него можно пройти, ни за что и не догадаешься.

Я несколько секунд сидел неподвижно, прислушиваясь и шаря вокруг направлением. Вроде бы за дверью никого. Я убедился, что кулон включен, постарался принять как можно более невозмутимый вид и спокойно вышел.

Камеры, висящие через равные промежутки на стене, поворачивались следом за мной. Я старательно отворачивал от них лицо, надеясь, что никто не сопоставит девушку, час назад вошедшую в кабинет профессора Гадюкина, и девушку, идущую сейчас по коридору этажом ниже. Я ведь не выходил из кабинета Гадюкина, так что никак не мог оказаться здесь, верно?

– Ходы кривые роет подземный умный крот… – мурлыкал себе под нос я. – Нормальные герои всегда идут в обход…

Дойдя до конца коридора, я нажал кнопку вызова лифта. Там было две кнопки – я нажал ту, что справа. Профессор Гадюкин сказал, что левая кнопка вызывает первую и вторую кабинки, но их вызывать смысла нет, они активируются электронной карточкой и возят только в вестибюль и из вестибюля – на тот этаж, на котором зарегистрирована твоя карточка. А вот кабинки под номерами с третьего по шестой возят куда угодно, кроме вестибюля, служат для внутрибазового перемещения и управляются обычными кнопками.

Да, кнопками. Кнопок там действительно было много. Штук пятьдесят. И все совершенно одинаковые. На них не было никаких обозначений – просто два ряда девственно белых круглых пипочек. Это что, такой метод безопасности? Типа кому надо, тот в курсе, что нажимать?

Должен признать, этот метод действует. Я минуты на две завис, пытаясь сообразить, что здесь к чему. Доктор Игошин работает семью этажами выше, но пусть Пазузу освободится и сожрет меня, если я знаю, какая кнопка туда приведет. Я даже не знаю, на каком вообще этаже нахожусь…

– На тридцать первом, если считать сверху, патрон, – любезно подсказал Рабан. – Значит, тебе нужен двадцать четвертый.

– Угу. А какую кнопку тыкать?

Рабан прикинулся, что его нет на месте. Я понял, что мне опять придется рассчитывать только на себя, и поступил так, как всегда поступаю в таких случаях.

Ткнул пальцем наугад.

Лифт поехал. Только вниз, а не вверх. Я поискал кнопку остановки, но – сюрприз! – если она здесь есть, то такая же белая и непримечательная, как все остальные. Кто вообще проектировал этот лифт?

Не надо считать меня дураком. Разумеется, я первым же делом предположил, что кнопки располагаются по порядку, как во всех нормальных лифтах. Ну знаете, первый этаж – нижняя кнопка слева, а последний – верхняя справа. Или верхняя слева – первый, а нижняя справа – последний.

Но ведь нет! Ничего подобного! Нижняя кнопка слева привезла меня на пятнадцатый этаж, верхняя слева – на семнадцатый, нижняя справа – на четырнадцатый, а верхняя справа – на двенадцатый. Поскольку все эти этажи располагаются близко друг от друга, я заподозрил, что какая-то закономерность тут все-таки есть. Но черт меня раздери, если я знаю, какая! Может, тут используется булева алгебра или геометрия Лобачевского… я не знаю. У меня вообще всегда была тройка по математике.

Кроме шестого класса – там я вытянул на четверку.

Так я катался туда-сюда минут пять и перепробовал семь этажей. А когда приехал на восьмой – он оказался тридцать девятым сверху – в лифт вошли еще два пассажира. Пожилой мужчина и женщина средних лет – оба в белых халатах. На меня они взглянули лишь мельком.

– Этаж?.. – коротко спросил мужчина.

– Двадцать четвертый, – ответил я.

Он нажал… шестую кнопку снизу в правом ряду. И я наконец-то поехал на нужный этаж.

Глава 12

Самое сложное в проникновении на секретный объект – само проникновение. После того, как окажешься внутри, на тебя уже не обращают внимания. Ведь если ты идешь по коридору уверенным шагом и делаешь рожу кирпичом, это означает, что ты имеешь право здесь находиться. Люди обычно рассуждают именно так.

А если не прокатит, у меня всегда остается план Б.

Двадцать четвертый этаж оказался куда оживленнее тридцатого и тридцать первого. Если профессор Гадюкин, такое впечатление, работает в гордом одиночестве, а на тридцать первом этаже вообще расположены только склады, то здесь народу полным-полно. Лампы дневного света, множество людей в белых и синих халатах – все куда-то спешат, торопятся, переговариваются на ходу.

– …Калерия Пална, что там за скандал был в девятой лаборатории?

– А вы не слышали, Виталий Потапыч? Анисимов-то, оказывается, втайне проводил эксперименты по скрещиванию человека и волка.

– Очень интересная проблема. И как он подошел к решению?

– Прямым путем, через оплодотворение. Человеческой спермой волчьей яйцеклетки.

– И что же, получилось?

– Он утверждает, что если бы проект не закрыли, то все бы получилось.

– А почему закрыли-то?

– Нещадимов сказал, что не потерпит разврата на территории, и приказал вернуть Машку в зоопарк.

– Какую еще Машку?

– Да волчицу.

Дверь с неброской табличкой «Ф. Г. Игошин» разместилась сразу за поворотом, между кладовкой и лекционным залом. Я дождался, пока в мою сторону никто не будет смотреть, и юркнул внутрь.

Вот я и на месте. Очень просторный, со вкусом обставленный кабинет. Места столько, что хоть танцуй. Кроме входной двери есть еще две – одна приоткрыта, видна соседняя комната, в дальнем конце которой стоит лабораторный стол. На полу мягкий ковер, вдоль стен диванчики, в углу огромный телеэкран, над столом висят портреты Эйнштейна, Циолковского и еще двух каких-то мужиков.

– Это Сергей Королев и Вернер фон Браун, – тут же подсказал Рабан.

Доктор Игошин выглядел… обыкновенно. Самый обычный мужчина лет сорока пяти – худощавый, в роговых очках, вьющиеся черные волосы. Он был полностью поглощен экраном компьютера и на меня даже не взглянул. Я подошел к его столу и негромко кашлянул.

– Почему без стука? – строго спросил Игошин, обращая ко мне левый глаз, а правым по-прежнему глядя на экран. – Вам известно, кто я такой?

– А вам известно, кто я такой? – вежливо спросил я, поворачивая камень в кулоне.

Должен отдать этому типу должное – он даже не вздрогнул. Сами представьте себя на его месте – миловидная девушка внезапно превращается в шестирукую тварь с крыльями и хвостом. Сумеете сохранить невозмутимое лицо? Я бы вряд ли сумел – а ведь мне довелось глядеть в глаза Ктулху.

Точнее, мне довелось плавать рядом с его глазом… но какая разница-то?

Доктор Игошин секунд пять молча смотрел на меня. Он даже не моргал. Потом его рука медленно потянулась к ящику стола.

– Очень рад, что вы меня навестили, дорогой… Яков Николаевич? – ровным голосом спросил Игошин.

– Олег Анатольевич, – поправил я.

– Как скажете. У меня для вас есть небольшой подарок…

Сказав это, он резко выхватил из ящика пистолет. И наставил его на меня.

– Ой, пистолет! – радостно воскликнул я, делая мгновенное движение. – Я всю жизнь мечтал о пистолете, спасибо!

Теперь, когда эта штука была уже в моей руке, Игошин чуточку побледнел. Интересно, он в самом деле считал, что яцхена можно убить пулей?

– Кхм… – промямлил доктор, растерянно разглядывая свою пустую ладонь. – Мне рассказывали о скорости реакции яцхенов, но я не думал, что она настолько… быстрая… Так… могу ли я поинтересоваться целью вашего визита?

– С этого и следовало начинать, – прохрипел я, швыряя пистолет в мусорное ведро.

А что мне еще с ним делать? Яцхен с пистолетом смотрится довольно глупо. Возвращать владельцу тоже будет опрометчивым – вдруг все-таки решит шмальнуть? Убить не убьет, даже не ранит – но на выстрел сбегутся люди. Вряд ли стены здесь звуконепроницаемые.

Кстати, надо бы дверь запереть. А то еще войдет кто-нибудь, а тут я стою, как дурак.

– Так чего же вы от меня хотите, Як… Олег Анатольевич? – спросил Игошин. – Если вы хотите узнать что-то о своем прошлом или о том, кто и зачем вас создал, то вы ошиблись адресом. Я не имел никакого отношения к проекту «ЯЦХЕН». Большая часть тех, кто вами занимался, погибли на «Уране». Оставался профессор Краевский, но… это ведь вы его убили, верно?

– Мой грех, – не стал отпираться я. – А откуда вы знаете?

– Ходили слухи… Ну да неважно. Я-то вам зачем? Я с вашим проектом дела не имел, с Краевским был знаком шапочно. С Ямщиком мы дружили, правда… ну, профессором Ямщиковым… но он мне особо про вас не рассказывал. Все, что я о вас знаю – это то, что вы проект номер…

– Нет, не нужно, – перебил я. – Все это я и так уже знаю. У меня к вам другой вопрос, доктор… немного неожиданный. Вы ведь работали с проектом «Палач»?

– На базе «Уран» я был главным программистом, – медленно кивнул Игошин. – Да, я работал с мозгом Палача… пока меня не оттеснил Краевский… знаете, интриги, подковерная борьба… Краевский был немного… ну да не будем плохо о мертвых. А почему вас это интересует?

– Потому что я разыскиваю Палача.

– Но почему вы решили разыскивать его здесь? Кстати, как вы попали на «Гею»?

– Не уклоняйтесь от темы, Федор… Геннадьевич?.. Григорьевич?..

– Гаврилович. И не Федор, а Фома.

– Никогда бы не догадался. Так что, Палач у вас тут не появлялся?

– А почему он должен был тут появиться?

– Не надо все время отвечать вопросом на вопрос, Фома Гаврилович, – попросил я. – Меня это начинает раздражать. А вы же не хотите раздражать яцхена?

– Никто не хочет раздражать яцхена, – слабо улыбнулся Игошин. – Но Палача здесь нет и никогда не было. Чем еще я могу вам помочь?

Я замолчал. Мне начало казаться, что мы понапрасну толчем воду в ступе. С чего я вообще взял, что здесь могут отыскаться следы Палача? С того, что он собирался пробраться на «Гею» и найти доктора Игошина? Ну вот – я на «Гее», передо мной доктор Игошин… и он ничего не знает.

Или все-таки знает?

Не знаю, почему я решил, что Игошин мне врет. Может быть, его голос звучал не совсем искренне… А может быть, дело в пистолете, который он зачем-то держал в ящике стола… Зачем держать под рукой пистолет, если ты не ждешь нападения? В кого собирался стрелять доктор Игошин, кого он боялся? В общем, у меня зародились смутные подозрения – и я решил пустить в ход угрозы. Они работают лучше уговоров.

Я выпустил один-единственный коготь и демонстративно отхватил им уголок стола. Потом приставил это тончайшее, почти прозрачное лезвие к горлу Игошина. Тот нервно сглотнул.

– Я вызову охрану, – пригрозил Игошин.

– Не успеете, Фома Гаврилович, – мягко сказал я. – Мне очень жаль, но я должен узнать правду. Сами расколетесь, или мне устроить аутодафе?

– Аутодафе?.. – недоуменно моргнул Игошин.

– А что? Я прошел обучающий курс. Правда, на права сдать не успел…

Не думаю, что он воспринял мои слова всерьез. Ну кому вообще может прийти в голову, что последние месяцы я провел на Земле семнадцатого века, стажируясь у великого инквизитора Торквемады?

Но зато он воспринял всерьез мой коготь. Для пущей убедительности я выпустил и все остальные. Шесть рук медленно изогнулись, заключая голову Игошина в чудовищный бутон. У него на лбу выступил пот, а я надеялся лишь, что жертва не вздумает дергаться. Если Игошин попытается вырваться, то изуродует себе лицо. Я, конечно, смогу его вылечить с помощью моей тканевой жидкости…

– Хорошо, я скажу, – неожиданно произнес Игошин. – Уберите когти.

Надо же, сработало.

– Так что, Палач здесь был? – радостно спросил я.

– Был… – медленно кивнул Игошин. – И есть… Хотите на него взглянуть?

– Так он что, здесь?!

– Понимаете, Палач – очень нестабильная система… Его программа… Он должен находиться под постоянным контролем, понимаете?.. Впрочем, давайте лучше я вам просто покажу.

Доктор Игошин провел меня в соседнюю комнату, подошел к стене и отчетливо произнес:

– Иван Сергеевич Тургенев охотится на бекасов.

– Кодовая фраза принята, – раздался мягкий голос.

Не успел я удивиться такому странному паролю, как в стене отодвинулась скрытая панель. За ней обнаружилось еще одно помещение – по размерам не больше душевой кабины. И там стоял Палач.

Он ничуть не изменился с тех пор, как я его видел в последний раз. Разве что сейчас его глаза были закрыты, а из затылка тянулся толстый кабель, подключенный к металлической коробке на стене.

Итак, все это время Игошин парил мне мозги. Интересно, а его собственное начальство вообще-то знает, что у него тут робот-убийца? В этом шкафчике Палач чем-то напоминает порножурнал, спрятанный под кроватью от родителей.

Впрочем, такие аспекты меня не касаются. Я просто доставлю Палача Йехудину… или сначала отчитаться перед Джемуланом? Это будет сложнее. Одно дело прыгнуть прямо отсюда в Додекаэдр, и совсем другое – вытаскивать Палача с «Геи». Он весит полтора центнера. А если его включить… хрен знает, что там у него за музыка сейчас играет в башке. Вдруг опять в драку полезет?

Стоп. О чем я вообще думаю, какой еще Додекаэдр? Опять забыл, что меня ограничили в правах. Сам-то я прыгнуть смогу, но перетащить Палача уже не выйдет. Или выйдет? Палач же не человек, а робот. Фактически неодушевленный предмет. Он считается за пассажира или все-таки за дополнительное багажное место? Кабы знать…

– Могу ли я еще чем-нибудь вам помочь, Олег Анатольевич? – нервно спросил Игошин.

– Можете. Помогите мне его отсюда снять.

– То есть… вы что, собираетесь его забрать?!

– Угу. Что-то имеете против?

– Вы… но… – замялся Игошин.

– Что-то имеете против? – повторил я.

У Игошина опустились плечи. Он секунд двадцать морщился, пытаясь подобрать слова, а потом вздохнул и попросил меня отойти.

– Вы сами не сможете его отсоединить, – неохотно начал нажимать кнопки Игошин. – Сначала надо подготовить программу к переходу на автономное функционирование, иначе мы рискуем потерять часть данных… Надо… ага, вот и все…

Кабель отсоединился от затылка Палача. Человекоподобный робот резко раскрыл глаза, и те засветились изнутри. Палач чуть наклонил голову и медленно вышел из своей кабинки.

В то же время Игошин отступил на несколько шагов, а затем развернулся и выскочил за дверь. При желании я легко мог его схватить, но мне не было до него дела. Пусть драпает – я получил, что хотел… или нет?!

Даже не поздоровавшись, Палач метнулся вперед и шарахнул обоими кулаками сразу. Меня отшвырнуло назад с пушечной силой – я врезался в стену, заставив осыпаться штукатурку. А Палач уже прыгнул следом, схватил меня за плечи и шандарахнул лбом в лоб. От такого страшного удара хитин на голове треснул – в мозг словно ввинтили шуруп, настолько было больно.

– Да ты что, охренел?! – прохрипел я, выбрасывая когти. – Я же тебя всего переломаю! Будешь похож на фашистский крест!

Конечно, теперь я гораздо лучше владею своим природным арсеналом. Черт, да после того же Пазузу Палач для меня вообще не противник. Но проблема в том, что его нельзя шинковать в клочья. Он ведь мне нужен целым… или хотя бы его мозг.

Может, еще можно решить дело миром? Мы ведь с Палачом когда-то неплохо потусовали вместе. Недолго, правда…

Но нет. На этот раз Палач настроен недружелюбно. Он ведет себя точно так же, как при нашей первой встрече – молча пытается меня убить.

Я начал злиться. Пока что слабо, но Рабан сразу же недовольно заворчал. Однако мне сейчас было не до него – я едва успевал увертываться от ударов Палача, ломая голову, как его остановить, при этом не изуродовав. Кислоту применять нельзя, яд на него не подействует…

Еще немного, и я выйду из себя. А этого нельзя допустить.

– Твою мать, придурок, заканчивай! – рявкнул я, на секунду прекращая носиться по стенам. – Ты же Искусственный Интеллект, утырок [цензура]! Какого хрена ты опять тупишь?!

Вместо ответа Палач вырвал из стены какую-то штуковину, похожую на кондиционер, и швырнул ее в меня. Я в долю секунды переместился метром левее, и штуковина бесславно разбилась на кусочки. Из соседней комнаты донесся возглас досады. Похоже, Игошин видит, что тут происходит… ну правильно, вон камеры по углам.

Я вскарабкался на потолок и повис там, как пришпиленный. Палач поднял голову и уставился на меня. Поняв, что не сможет дотянуться даже в прыжке, он одним быстрым движением отломил ножку стула и метнул ее на манер дротика.

На этот раз я не стал даже уворачиваться. Моему чешуехитину нипочем даже пули – что мне какая-то деревяшка? Всей нечеловеческой силы Палача не хватит, чтобы ранить меня столь легковесным снарядом.

– Вот где у тебя мозги? – прохрипел я, перехватывая ножку в воздухе и двумя быстрыми взмахами шинкуя ее в мелкие кубики. – У тебя что, процессор сгорел или что там у тебя в башке? Ты же мне говорил, что не хочешь работать по программе! Говорил или нет?!

Палач, собиравшийся швырнуть в меня вторую ножку, неожиданно остановился. Его рука замерла, не закончив броска. На неподвижном, чуть голубоватом лице ничего не отражалось, но он все равно стал выглядеть как-то… неуверенно?

– Это же я, придурок! Я, твой друг! Добрый яцхен! – терпеливо произнес я. – Давай, вспоминай, как мы магазин одежды вместе грабили, как от ментов драпали, как беляши кушали, как на поезде катались! Вспоминай, скотина! Ты не обязан подчиняться программе!

– Палач желает… – неожиданно произнес Палач.

– Ну!.. – подался вперед я.

– Палач желает…

– Убить яцхена! – неожиданно раздалось из микрофона в углу. Голос Игошина.

– Палач желает убить яцхена, – покорно закончил Палач и резко подался назад.

Он наполовину погрузился в стену. Словно рыба в воду. Его тело взметнулось кверху – он как будто «поплыл» по твердой поверхности. В мгновение ока взлетев к потолку, он изогнулся и «поплыл» уже по горизонтали – прямо на меня.

Сто пятьдесят килограммов живого веса врезались в меня со скоростью мотоцикла и заключили в стальные объятия. Я клацнул зубами, едва сдерживаясь, чтобы не превратить Палача в груду кровавых потрохов и металлической стружки. Уж не знаю, чего в нем больше.

Но я все же сдержался. Вместо атаки я хлестнул Палача крыльями, вывернулся, когда он на миг ослабил хватку, и сиганул в сторону. Черт, как же мне, оказывается, сложно сражаться с тем, кого нельзя убивать! Парализовать его хвостом не получится – он же робот, сволота такая. Пытаться оглушить бесполезно по той же причине. Да и вообще физически Палач гораздо сильнее. Пусть рук у меня целых шесть, но для кулачного боя они пригодны плохо – этими пальцами надо резать, а не дубасить.

– Даю последний шанс, – угрожающе произнес я, выпуская все когти. – Либо прямо сейчас кончаешь дурить и вспоминаешь, кто ты есть, либо я тебе отрежу голову. Тебе какой вариант больше нравится?

Инстинкт самосохранения у Палача все-таки есть. Он снова замер и в совершенно человеческом жесте склонил голову набок. Все микрофоны снова заорали голосом Игошина, требуя выполнять приказ, и Палач как-то странно задергался. Кажется, в его электронном мозгу шла нешуточная борьба.

– Палач… желает… действовать…

– Убей его!

– …желает… действовать… по воле…

– Убей его!!!

– …действовать… по воле… самого…

– УБЕЙ!!!

– …по воле… самого… Палача!

Закончив эту короткую, но эмоциональную речь, Палач стал дергаться еще сильнее, а я на всякий случай приготовился порезать его на кусочки. Я не жестокий, просто предусмотрительный.

– Па-лач… сво-бо-ден… – проскрежетал Палач и медленно завалился на бок. Из его левого уха повалил густой дым.

Я подошел поближе и потыкал его кончиком хвоста. Он не шевелился. Лежал неподвижно, словно мертвый. Мне показалось, что он улыбается. Скорее всего, просто губы изогнулись в последней судороге.

– Вот и Спартак так же закончил… – задумчиво произнес я. – Ну и что с этим типом случилось?

– Короткое замыкание из-за внутреннего конфликта, – сухо произнес вошедший в лабораторию Игошин. – Он был Искусственным Разумом и обладал собственной волей, но кроме того в него была заложена и программа. Когда доминировала программа – Палач действовал согласно ей, когда доминировала собственная воля, он действовал так, как хотел сам. Пока собственные желания Палача не слишком противоречили программе, он работал в целом нормально. Но когда программа и… кхм… душа, если хотите, стали требовать взаимоисключающих действий… сами видите. Процессор перегорел.

– Не знал, что у роботов есть душа, – заметил я.

– Ее и нет, – раздраженно ответил Игошин. – Я употребил это выражение в переносном смысле.

– Да вы много чего употребили в переносном смысле, доктор, – вежливо заметил я. – Меня, например… пытались употребить в переносном смысле. Это хорошо, по-вашему?

– Но вы же не человек, – возразил Игошин. – Вы даже не животное. Вы искуственно созданное существо. Я не думаю, что по отношению к вам действуют общепринятые моральные нормы.

– Весьма спорный вопрос. Но даже если так… слушайте, вы что, серьезно надеялись, что Палач сумеет меня убить?

– Нет, – спокойно сказал Игошин. – Он должен был только отвлечь вас, пока я готовлю фулминатор.

– А это вкусно? – заинтересовался я, поворачиваясь к Игошину.

– Не очень, – нажал на кнопку тот.

В руках доброго доктора была довольно странная фиговина, похожая на… черт знает на что. Какое-то дикое нагромождение деталей. Судя по виду, весила эта дура килограмм пятнадцать – Игошин с явным трудом удерживал ее в руках.

Больше я ничего не успел заметить, потому что этот гребаный фулминатор… выстрелил в меня страшной силы электроразрядом. Я не успел увернуться – даже яцхен не способен увернуться от молнии. Меня шарахнуло током так, что я упал на восьмереньки и весь затрясся. Невыносимая, мучительная боль… а Игошин уже выстрелил еще, и еще, и еще… эта сволочь не дает мне даже шевельнуться!

– Этот прибор проходит у нас как проект «Зевс», – любезно оповестил меня Игошин. – Экспериментальная модель, разработанная нашими коллегами из оружейного отдела. Всего лишь прототип, к тому же еще недоработанный, но для вас, полагаю, этого должно хватить. Если мне не изменяет память, электричество – ахиллесова пята яцхенов.

– Сука… – прохрипел я, скрипя зубами.

– А вы полагали, я не просмотрел память Палача? – покачал головой Игошин. – Я узнал о вашем с ним знакомстве и опасался, что рано или поздно нам доведется встретиться. Должен вам заметить, я только что выиграл в русской рулетке – сразу после активации фулминатор может попросту взорваться. Шанс неудачи составляет примерно двадцать два с половиной процента.

– Кхрррррр… – только и смог выдавить я.

– Но теперь он уже активирован, так что я могу стрелять сколько угодно, – издевательски сообщил Игошин. – Пришлось пойти на смертельный риск, но в данной ситуации это было необходимо. Вы со мной согласны, Олег Анатольевич?

– Раббб… ан… ра… ст… а… ссс…

– Кстати, не желаете ли пройти небольшой психологический тест? Вопрос первый – с чем у вас прежде всего ассоциируется слово «киса»? Вариант «A» – небольшое домашнее животное. Вариант «B» – ласковое обращение к женщине. Вариант «C» – старгородский предводитель дворянства. Вариант «D»…

– [цензура]!!! – взревел я, резко выпрямляясь.

Когда эта ученая сволота начала надо мной издеваться, она подписала себе смертный приговор. Внутри меня сорвался невидимый клапан, и наружу выплеснулось то, что уже выплескивалось неоднократно – темное, страшное…

Боль мгновенно исчезла. Окутывающие тело голубоватые молнии теперь лишь легонько меня щекотали. Все окружающее растворилось – остался один сплошной комок ненависти, который когда-то был мной. Только концентрированная демоническая злоба… и то, что ее вызвало.

Испуганно распахнувший глаза доктор Игошин.

– …патрон, прекрати!.. – донеслось откуда-то издалека. – …патрон, успокойся!..

Мне не было дела до этих воплей. Я резал, рвал и кромсал. Вокруг брызгало что-то красное, когти раз за разом погружались в хлюпающую массу… пока перед глазами наконец не прояснилось.

Придя в себя, я посмотрел на тот бесформенный фарш, что еще минутой назад был живым человеком. Посмотрел на свои окровавленные когти.

Вот ведь дерьмо.

Глава 13

Итак, я убил доктора Игошина. Хотя совсем не собирался его убивать. Нет, конечно, он первый начал… но если бы я резал на куски каждого, кто на меня нападает, вокруг меня были бы одни трупы.

– Патрон, ты как?.. – слабо простонал Рабан. – Слушай, ты хоть немного себя в руках держи… Если ты и дальше будешь такое устраивать, я ж помру… Я же сейчас в лицо смерти заглянул, патрон…

– Не скули, самому тошно, – огрызнулся я, безуспешно пытаясь очистить хитин от крови. – Что ж со мной творится-то такое?..

Нет, так дальше не пойдет. Это уже ни в какие ворота не лезет. Во-первых, мне совершенно не улыбается превратиться в серийного убийцу. Во-вторых, если я снова так психану, Рабан может и коньки отбросить… а тогда ведь и мне каюк. Надо срочно в больничку… только еще б найти место, где лечат такие болезни… Тут не врач нужен, а не знаю… экзорцист какой-нибудь. Но что же мне – в Ватикан возвращаться? Или… да, конечно! На Девять Небес! Если кто и поможет с этой хренью, так это леди Инанна!

Но перед тем, как прыгать в другой мир, нужно вытащить с базы остальных. Нехорошо получится, если я свалю, а Святогневнев с Щученко попадут под раздачу. Полковник-то еще ладно, с него все как с гуся вода. А вот Святогневневу придется несладко – если распознают в нем ходячего мертвяка, то сделают подопытную крысу.

И Палач еще, конечно. Не знаю, понравится ли он Йехудину в таком виде, но лучше уж это, чем ничего. Нужно закрыть контракт, верно?

Правда, тащить на себе мертвый труп неохота. Надо что-то придумать по этому поводу…

Как-то я неправильно выразился – «мертвый труп». Можно подумать, труп бывает живым… хотя бывает, конечно, чего это я. Доводилось общаться…

Но вернемся к нашему Палачу. Недолго думая, я отчекрыжил ему голову. Крови почти не вылилось – внутренности Палача оказались мешаниной трубок и проводов, переложенных чем-то вроде мягкой серебристой ткани. Хотя были там и пищевод, и гортань, и артерии – в целом почти как человеческие.

Не знаю, почему, но мне вдруг захотелось увидеть, как выглядит мозг Палача. Странное желание, если задуматься, но легко выполнимое. Я деловито выпустил коготь и одним быстрым движением снял с отрезанной башки скальп.

Конечно, человеческого мозга внутри не оказалось. Скорее это похоже на толстую пачку микропроцессоров, пропитанных гелеобразной субстанцией и компактно уложенных в черепной коробке. Череп, кстати, не костяной, а металлический. Очень легкий и прочный.

Полюбовавшись на эту картину, я зачем-то надел срезанный скальп себе на макушку. Не знаю, зачем. Что-то меня последнее время клинит не по-детски.

– Гы-гы!.. – тупо хохотнул я. – Батхед, Батхед, угадай, что я делаю?

– Херней страдаешь, как всегда… – укоризненно пробормотал Рабан.

И в этот момент в дверь постучали. Я чуть было не крикнул «Войдите!», но в последний момент опамятовался.

– Фома Гаврилович, у вас там все в порядке? – донесся приглушенный голос. – Нам сообщили о странных звуках.

Я хранил тупое молчание. Что тут можно ответить? Выдать себя за Игошина не получится – мой кошмарный хрип совершенно не похож на человеческий голос. А если включить кулон… скажем так, тембр все равно будет не тот.

– Фома Гаврилович, вы там? – не унимались за дверью.

– Заперто изнутри, – произнес еще кто-то. – Должен быть там.

– Фома Гаврилович?.. – снова позвал первый голос.

Еще немного, и они начнут ломать дверь. Значит, надо сваливать. Я достал из кармана джинсов баллончик аэрозоля, подаренного Джемуланом, и пшикнул себе под ноги… попытался пшикнуть. Из баллончика вырвалась только струйка воздуха. Я еще дважды нажал на кнопку – и ничего. Аэрозоль закончился. Понятно теперь, почему Джемулан проявил щедрость – а я-то еще удивился, что он дарит такую ценную приблуду… На тебе, боже, что нам негоже, угу…

Итак, мне все-таки придется прибегнуть к плану Б.

Охрана стучала и кричала где-то полминуты. Убедившись окончательно, что происходит нечто непредусмотренное протоколом, они выбили дверь и ворвались в кабинет… а потом резко замерли.

Их взору предстали два изуродованных трупа – один обезглавленный, другой вообще превращенный в кашу. Над ними скорчилась измазанная кровью тварь – кошмарная шестирукая тварь с человеческим скальпом на башке.

Я.

Охранники мгновенно схватились за оружие – но в глазах у них плескался ужас. Не могу их за это винить. Четыре выпущенных пули бесславно отскочили от моей хитиновой брони, пятая подбила верхний глаз – и мое тринокулярное зрение сменилось бинокулярным. Но уже через несколько секунд все вернулось к норме.

– Пропустите меня, – как можно убедительнее сказал я, по-джедайски проводя рукой.

– И не надейся, – покачал головой рослый мужик в капитанских погонах.

– Пропустите меня!!! – прохрипел я, проводя по-джедайски всеми шестью руками. – Пропустите, или я вас покромсаю в фарш!

– Без паники! – рявкнул капитан, не отрывая взгляда от моих когтей. – Он пытается нас запугать!

– И у него это получается! – вякнул кто-то позади.

Пользуясь тем, что они на миг отвлеклись, я сиганул что есть мочи, вцепился когтями в потолок, резко оттолкнулся и приземлился уже позади охранников. Вылетев в коридор, я вызвал визги, вопли и крики, панический бег, захлопывающиеся двери – но мне до этого не было дела. Я несся, как ошпаренный, слыша за спиной грохот выстрелов и рев сигнализации.

– Здесь яцхен!!! – орал в рацию капитан охраны. – Повторяю, здесь яцхен!!! Прошу разрешения на экстренные меры!!!

Я мчал на восьмереньках, пока не достиг лифта. Шарахнув по кнопке и не дожидаясь, пока кабина подъедет, я разорвал когтями дверь номер шесть, нырнул в шахту и с бешеной скоростью полез по стене.

По дороге я где-то обронил скальп Палача.

На мое счастье, кабина оказалась пуста. Я со всего размаху шлепнулся на крышу, быстро, но аккуратно вспорол потолок и прыгнул внутрь, на лету поворачивая камень в кулоне. Через несколько секунд двери разъехались, и на меня уставились красные рожи охранников. Я по мере сил попытался изобразить испуг и хрипловато-пискляво ахнул. Получилось не слишком натурально, но Станиславского поблизости не оказалось, да и мозги у охраны были заняты совсем другим. Меня вытолкали из кабины и принялись осматривать дыру в потолке, гадая, куда подевалась шестирукая тварь.

Когда меня спросили, не видел… не видела ли я чего-нибудь подозрительного, я постарался сделать глупое лицо – и вроде бы получилось неплохо. Само собой разумеется, никому и в голову не пришло, что яцхен оборотился миловидной девушкой – это чересчур даже для видавшей виды «Геи».

Полезный кулончик все-таки…

Неожиданно я сообразил, что забыл голову Палача в кабинете Игошина. Незадача. Даже не знаю, как ее теперь доставать – на базе поднята тревога, все бегают туда-сюда, в кабинете полно охраны. Не могу же я просто войти туда и сунуть голову в карман. У меня там и так целый архидемон, больше ничего не поместится.

Хотя она бы и так не поместилась…

И торчать на одном месте тоже нельзя. Еще немного, и кто-нибудь обратит на меня внимание, попросит предъявить документы… да и про гостей профессора Гадюкина могут вспомнить…

Делать нечего, надо линять. Пока на меня никто не глядел, я бочком отодвинулся в сторонку, зашел за угол и юркнул в первую же открытую дверь. За ней оказалась серверная – на мое счастье, пустая. Не дожидаясь, пока кто-нибудь войдет, я повернул камень в кулоне и принялся с бешеной скоростью проделывать в полу колодец. Направление указывало, что в комнате подо мной тоже пусто.

Оказавшись этажом ниже, я опять включил кулон, как ни в чем не бывало вошел в лифт и поехал на тридцать первый этаж. Вновь пришлось повозиться с дурацкими кнопками без обозначений. Рабан помнил, куда ведут те, которые я уже нажимал, но их все еще оставалось больше сорока – нужная кнопка попалась только с одиннадцатой попытки. И это мне еще повезло.

Перед кабинетом Гадюкина по-прежнему стояли охранники – Виктор и Сергей. Один из них сейчас тихо разговаривал по рации, и шея у него напрягалась все сильнее. Второй нервозно озирался по сторонам, держа ладонь на пистолетной рукояти. Похоже, ребятам уже сообщили о шаловливом зверьке яцхене и его забавных проделках.

Прокрадываться мимо них незаметно я не стал. Убивать тоже не стал – не настолько я суров, чтобы мочить людей только за то, что они стоят у меня на дороге. Просто сделал вид, что иду мимо, дождался, пока камера на стене отвернется в другую сторону, и молниеносно выстрелил хвостом. Раз укол, два укол – не успев даже сообразить, что происходит, охранники попадали на пол. Теперь быстренько оттащим их в пустое помещение и положим в уголке. Через часок очухаются.

Конечно, еще остаются камеры. Если кто-то заметит, что охрана исчезла, нас запалят. Можно сломать камеру, но это тоже заметят. Будем надеяться, что ребята на пункте наблюдения сейчас заняты более важными вещами – выискивают беглого яцхена, например. В конце концов, тут пятьдесят этажей, и на каждом десятки камер – сколько людей нужно, чтобы следить за всеми экранами одновременно?

В кабинете Гадюкина было уютно и спокойно. На плите закипал чайник, играла тихая музыка – ничто не говорило о том, что на базе поднята тревога. Разве что в углу мигала красная лампочка, да полковник Щученко гневно топорщил усы, стоя напротив двери.

– Вы, хражданочка, хто будете? – сурово нахмурился он при виде меня. – Пароль назовите!

– Да это же я, полковник, – повернул камень в кулоне я. – Не узнали?

– А, это вы, товарищ Бритва… Опять, значить, трасвинтита из себя кривляете? Не одобряю!

Кроме Щученко, меня никто не встретил. Святогневнев и Гадюкин обнаружились в соседней комнате, где предавались весьма странному занятию – тыкали в спину и бока толстого кота, сидящего рядом со стулом. Тот не трогался с места и лишь недовольно колотил хвостом по полу.

– Что это вы делаете, профессор? – полюбопытствовал я.

– Учу кота прыгать через стул, батенька! – весело откликнулся Гадюкин. – Такой, знаете ли, важный кот попался – не хочет прыгать и все тут!

Я подошел поближе. Кот вальяжно повернул голову и пренебрежительно чихнул. Плевать он хотел на всех яцхенов вместе взятых. А вот Вискас не был таким разборчивым…

– Не хочет прыгать, – задумчиво повторил Гадюкин. – Ну-ка, батенька, помогите.

Я попытался сказать, что времени у нас в обрез и надо срочно сваливать, но профессор нетерпеливо замахал руками и приказал не отвлекать его ерундой. Я подумал, что в крайнем случае всегда смогу прыгнуть в другой мир, и послушно помог Гадюкину поднять кота. Тот недовольно замявчил, но все же соизволил оторвать жирный зад от пола.

– Котенок, котенок, взлети выше солнца!.. – запел Гадюкин. – Давайте, батенька, подбросьте его!

Не понимая смысла всей этой куклачевщины, я тем не менее подбросил кота вверх. Тот издал поразительно гнусавый звук, выпустил когти и… остался висеть в воздухе. Его глаза изумленно округлились, кот завертелся вокруг своей оси и замахал лапами, пытаясь за что-нибудь уцепиться.

– Котята учатся летать! – радостно пропел Гадюкин, дирижируя указательными пальцами. – Им салютует шум прибоя, в глазах их небо голубое…

– Профессор, это как?.. – удивленно спросил я.

– А это, батенька, проект, над которым я сейчас работаю. Кодовое название – «Зефир». Краткое описание – искусственная невесомость. Видите установку на потолке?

– Я думал, это биде…

– А я думал, люстра, – добавил Рабан.

Его никто не услышал.

– Пока что мы можем поддерживать только небольшое локальное поле, – свел ладони вместе Гадюкин. – Сфера с диаметром около шестидесяти сантиметров. На человеке испытать не получается – а вот на коте… как видите.

Кот тем временем понемногу выплыл из поля невесомости и начал снижаться. Гадюкин, заметив это, подтолкнул его обратно и укоризненно пропел:

– Непросто спорить с высотой, еще труднее быть непримиримым, но жизнь не зря зовут борьбой и рано нам трубить отбой!.. бой, бой, бой!..

– Правильные песни поете, товарищ! – одобрительно воскликнул Щученко. – Так держать!

Сняв показания приборов, Гадюкин наконец позволил бедному котейке приземлиться. Тот нервно заурчал и полез к своему мучителю обниматься. Стокгольмский синдром, что ли?..

– Все, кот нам больше не нужен, – объявил Гадюкин. – Сейчас мы его усыпим.

– Что?! – поразился я. – Профессор, вы серьезно?!

– Спи, моя киса, усни, в доме погасли огни… – запел Гадюкин, гладя лежащего на коленях кота.

– Профессор, что вы делаете?

– Тс-с-с, батенька, не шумите, я пытаюсь его усыпить! Дверь ни одна не скрипит, мышка за печкою спит…

Кот уснул уже через пару минут. Утомился, падла пушистая. Гадюкин аккуратно перенес его в ящик письменного стола и умиротворенно вздохнул.

– Он у вас там что, живет? – полюбопытствовал я.

– Кот, как и человек, должен где-нибудь жить… – рассеянно ответил Гадюкин. – Вы здесь закончили, батенька? Проводить вас?

– Куда проводить? – не понял я.

– На выход, куда же… Я уже позвонил, машина сейчас подъедет.

– Угу… А там что, выпускают?

– Бдительность усилили, – хихикнул Гадюкин. – Приказано не пропускать никого, у кого больше двух рук. Но ведь это для вас не проблема, батенька?

Я почесал головной гребень. Черт, как бы все было просто, если бы гребаные энгахи не ограничили меня в правах… Сейчас бы просто прыгнули с Щученко и Святогневневым в другой мир… в какое-нибудь хорошее место, хоть на те же Девять Небес. А оттуда уже – обратно на Землю, но с небольшим смещением. И вуаля, дело в шляпе.

Правда, тогда неприятности были бы уже у Гадюкина – ему ведь пришлось бы объяснять, куда подевались его гости. Довольно странно, если четыре человека вошли и ни одного не вышло.

Ладно, свинтим так. Небось не запалимся.

И тут заговорила система внутренней связи. Напряженный голос скороговоркой сообщил, что в связи с биологической угрозой на базе объявляется карантин. Всех просят немедленно проследовать в специальные убежища. Код опасности – красный. Повторяем: код опасности – красный. Через три минуты все входы и выходы будут заблокированы. Производится активация защитных систем.

Меня это немного обидело. Не настолько я опасный, чтобы эвакуировать всех почем зря.

– Странно, – задумчиво произнес Гадюкин.

– Что странно?

– Да так…

Мы вышли в совершенно пустой коридор. Гробовая тишина и ни души кругом. База словно вымерла.

– А про нас все забыли, что ли? – задал риторический вопрос Святогневнев.

Я пощупал вокруг направлением. Что-то не то. Выше и ниже люди есть, но на этом этаже – хоть шаром покати. Тут и раньше было немноголюдно, но теперь исчезли все до единого. Исчезли даже… погодите! Два оглушенных мною охранника тоже исчезли! Я поискал их направлением и обнаружил тринадцатью этажами ниже – живыми, здоровыми и в полном сознании. Более того, я обнаружил еще какую-то непонятную хрень – совсем близко, буквально в двух шагах…

– Вы посидите пока здесь, а я сбегаю на разведку, – попросил я. – Если не вернусь, считайте меня коммунистом.

– А вы шо, до сих пор не коммунист?! – вскинулся Щученко. – Я разочарован в вас, товарищ Бритва! Глубоко разочарован!

На разведку я пошел по потолку. Подпрыгнул, зацепился всеми восемью и пополз со скоростью велогонщика. Поначалу все шло неплохо, но заползя за угол, я немножко охренел. Прохода дальше не было. Путь к лифтам перекрывало… нечто. Весь коридор заполняла мерзкого вида блевотно-сизая масса. Она пульсировала, пузырилась и медленно, но неотвратимо увеличивалась в размерах. А поскольку ни вверх, ни вниз, ни вбок это «тесто» расти не могло, оно росло вперед.

От увиденного мне слегка поплохело. Понятия не имею, что это за дерьмо, но на шоколадное мороженое оно похоже мало. Не ждал я от работников «Геи» такой подляны, совсем не ждал…

Не дожидаясь, пока эта погань доползет до меня, я спрыгнул и во весь дух помчался обратно.

– Ко мне, упыри! – позвал я на ходу. – Ко мне, вурдалаки!

– Шо вы опять вопите, товарищ Бритва? – откликнулся главный вурдалак.

Я в двух словах обрисовал положение. Щученко и Святогневнев недоуменно переглянулись, а вот Гадюкин ощутимо спал с лица. Он провел рукой по переносице и недоверчиво выдавил:

– Они там что, рехнулись?.. Они в самом деле решили задействовать проект номер шестнадцать?..

– Проект номер шестнадцать?.. – переспросил я, пытаясь вспомнить, где я уже про него слышал. – Это что за хрень такая?..

– Не что, а кто… Проект номер шестнадцать – это клон. Клон загадочного существа. Образцы тканей были найдены на Чернобыльской АЭС… мы так и не выяснили, кому они принадлежали…

Я повернулся к уже показавшемуся из-за угла «тесту» и наконец-то сообразил, что оно мне напоминает.

– Итит твою!.. – в ужасе прохрипел я. – Эти гребаные яйцеголовые клонировали ёепа!!!

Глава 14

Клон Нъярлатхотепа подползал все ближе. Или не подползал, а просто расширялся. Выглядел он не совсем так, как настоящий Нъярлатхотеп – никаких рук, ног, голов, органов. Просто бесформенная склизкая масса, на которой, однако, уже начали проклевываться щупальца. Нечто вроде примитивного, но гигантского шоггота. Судя по тому, каких размеров он уже достиг, голодом его на этой базе не морили.

Полковник Щученко сразу взял на себя командование. Решительной рукой отстранив меня в сторону, он натянул противогаз и приглушенно заявил:

– Предлагаю маневр номер одиннадцать!

– Чего?.. – не понял я.

– Вы глухой или, значить, дурачок? – рассердился полковник. – Я кажу – маневр номер одиннадцать!

– А что это за хрень такая?

– Да подзорвем его к едрене фене и всего делов.

У полковника Щученко слова с делом никогда не расходились. Похожий в этом противогазе на толстого муравьеда, он извлек из-за пазухи гранату и без лишних сомнений швырнул ее в мерзкое месиво.

Прогремел взрыв. Профессор Гадюкин вздрогнул, зажимая уши руками. Стены и потолок тоже вздрогнули, покрылись трещинами, но выдержали – базу строили на совесть. Да и клон Нъярлатхотепа выдержал, хотя и обзавелся зияющей дырищей в передней части.

Сизую массу буквально расплескало по всему коридору. Однако клон, пусть и замерший на несколько секунд, очень быстро оправился и даже принялся собирать ошметки себя, всасывая их десятками тонких щупальцев-хоботков.

– А чой-то он не весь подзорвался? – озадаченно спросил Щученко.

– Потому что он охренеть какой здоровенный… – вздохнул я. – Давайте-ка назад – тут работа для яцхена…

Там, где сражаются чудовища, людям делать нечего. Я с разгону прыгнул прямо в объятия жуткой твари – и сразу же отсек два щупальца. Еще тринадцать мгновенно сомкнулись вокруг меня – и я завертелся волчком, шинкуя все, что попадалось под руку. Из пасти полилась кислота – я харкал и харкал, пока полностью не иссяк. Во все стороны летели сизые клочья, брызгала жирная слизь и шлепались целые ломти зловонной плоти.

Однако все мои старания пропадали втуне. Да, клон Нъярлатхотепа в подметки не годится оригиналу – у него нет демонических сил, он не способен увеличиваться бесконечно, мгновенно возрождаться из ничего. Тем не менее собственные утраченные части он удивительно сноровисто подбирает и впитывает. С тем же успехом можно резать жидкую грязь – тут рассек, в другом месте рассек… а в первом уже срослось.

Вообще, эта тварь настолько же слабее Нъярлатхотепа, насколько я слабее Лаларту. Но Нъярлатхотеп круче Лаларту раз этак в несколько. Соответственно и это чудовище раз этак в несколько круче обычного яцхена.

Минуты три я без особого успеха орудовал когтями. На клоне Нъярлатхотепа это почти не сказалось. Он продолжал увеличиваться, вынуждая нас отступать все дальше по коридору. Дверь в кабинет Гадюкина уже погребена под грудой сизой плоти.

Впрочем, там бы мы все равно не спрятались – только загнали бы сами себя в тупик. Даже самую крепкую дверь эта тварь рано или поздно выдавит – а потом просто задушит нас в объятиях. Бежать некуда – мы в сотне метров под землей.

Новые щупальца вырастают с той же скоростью, с которой я их отсекаю. Зрение стало практически бесполезным – я вижу только беспорядочную мешанину. Ориентируюсь с помощью направления – режу, рублю и кромсаю, надеясь, что клон Нъярлатхотепа выдохнется первым.

Но он не выдыхается. Зато начинаю выдыхаться я.

Вот сейчас мне бы как раз здорово пригодился тот всплеск ярости, из-за которого погиб доктор Игошин. Но его что-то не видно и не слышно. Наверное, из-за того, что мне глубоко безразлична эта бурлящая мерзость. Я не злюсь на нее, не ненавижу и даже убивать особо не стремлюсь. Это не Пазузу, не эль Кориано, не вампир-душегуб и даже не бесящий меня сид. Это просто тупая бессловесная зверюга, слепое орудие разрушения. С тем же успехом можно ненавидеть снежную лавину или лесной пожар.

Так что из меня ничего не исходит. Я пытаюсь себя как-то растормошить, разозлиться, но покамест без толку. Был бы это настоящий Нъярлатхотеп… правда, и здесь я не особо уверен. В отличие от других демонов, с нъярлатхотепом мы неплохо ладили.

Хотя на самом деле он, конечно, сволочь та еще…

Угловым зрением я заметил зомби Погонщика Рабов. Повинуясь приказу Святогневнева, этот урод сорвал с пожарного щита топорик и тоже ввязался в мясорубку.

Зря он это сделал. Зомби, даже Погонщика Рабов – существа медлительные и тормознутые. Обычно это компенсируется их громадной силой и выносливостью, но не в данном случае. Что проку от мертвецкой силищи, если сражаешься с лавиной плоти? Здесь пригодился бы огнемет, да где ж его взять…

– Ни у кого нет огнемета?! – крикнул я.

– У меня есть, но он в кабинете остался! – весело откликнулся Гадюкин.

Я посмотрел на колышущуюся стену, преграждающую путь к его кабинету. Как-то не круто.

Огнемета у Щученко не было, зато был пистолет. Не то чтобы пули вредили клону Нъярлатхотепа хоть чуть-чуть, но сидеть без дела полковник явно не собирался. И Святогневнев тоже. Хотя зачем этот поперся в гущу событий, я так и не понял. У него даже оружия не было. Не знаю, о чем он вообще думал, но закончилась его атака быстро и бесславно – клон Нъярлатхотепа схватил его пятью щупальцами и принялся мочалить.

Первой оторвалась правая рука. Святогневнев растерянно уставился на культю, я матюкнулся и ринулся отбивать друга. Порезав щупальца, как колбасу, я вытолкнул Святогневнева из зоны боевых действий. Тот по-прежнему глупо хлопал глазами и держался за изуродованное плечо. Боли он, конечно, не чувствовал, да и крови не выступило ни капли. Изнутри мой лучший друг оказался сухим, как вяленое мясо.

– Руку мою у него отними!.. – виновато попросил Святогневнев.

Я и сам уже метнулся обратно, пока чудище не сожрало добычу. К счастью, чужую плоть он поглощал не так быстро, как собственную, да и вообще старая зомбятина плохо усваивается. После ожесточенной схватки я отнял пожеванную руку и швырнул ее хозяину.

Увы, пока я выручал Святогневнева, клон Нъярлатхотепа полностью сосредоточился на зомби Погонщика Рабов. Без моей поддержки эта тупая скотина продержалась недолго – я и оглянуться не успел, как его разорвали на пять кусков. Голова, туловище и большая часть левой руки моментально исчезли в бурлящей плоти – клон Нъярлатхотепа усвоил урок и больше не собирался так легко отдавать добычу. Ноги и правая рука пока еще виднеются, но и их чудовище стремительно засасывает. Единственное, что уцелело – кисть левой руки. Она отлетела далеко назад, за спину Щученко и Гадюкина.

Черт. Дела идут все хуже и хуже. Мне не привыкать, конечно, я так-то уже и не помню, когда у меня дела шли хорошо…

Не успел я об этом подумать, как все стало совсем плохо. Клон Нъярлатхотепа сомкнул вокруг меня сразу два десятка щупальцев и ударил всеми разом. Четыре из них я срезал, еще от семи увернулся, но оставшиеся сдавили меня в органических тисках… и я услышал хруст. Проклятая тварь сломала мне левую ногу и две руки – правую верхнюю и правую нижнюю.

В следующую секунду в одно из щупальцев вонзилась пуля. Орудуя оставшимися конечностями, я вывернулся из чудовищных объятий и пополз назад, стараясь не обращать внимания на боль.

– Отступайте, товарищи, я прикрою! – гаркнул Щученко, швыряя вторую гранату.

Прогремел взрыв. Клон Нъярлатхотепа болезненно задрожал, в нем образовалась здоровенная дыра. Щученко достал из-за пазухи третью гранату и выдвинул вперед плечо, примериваясь для лучшего броска. На его лице не было даже тени страха. Должен сказать, полковник Щученко беспредельно туп и даже отчасти безумен, но кем-кем, а трусом его точно не назовешь. С голыми руками на танковую батарею – да запросто!

А уж если у него есть граната…

– Вы шо, значить, мене игноруете?! – разозлился Щученко, видя, что клон Нъярлатхотепа по-прежнему ползет вперед. – Не смейте меня игнорувать! Я вас щас усех подзорву на ху… дой конец!!!

Третья граната и третий взрыв. Враг снова утратил часть себя и отступил на несколько метров. К сожалению, в последний раз.

– Усе, хранат боле нема! – сокрушенно воскликнул полковник. – Кирдык!

– Товарищ Щученко, вы же коммунист! – упрекнул его я.

– Ну да! – надул щеки Щученко, швыряя в тварь кирпич.

Увы, этот снаряд не произвел таких разрушений, как гранаты. Другого оружия у Щученко не осталось. Я временно небоеспособен. Зомби Погонщика Рабов сдох. На Гадюкина со Святогневневым надежды и вовсе нет. А коридор уже заканчивается – еще немного, и нас загонят в тупик.

Конечно, я могу прыгнуть в другой мир. Но только в одиночку. Остальных в этом случае неизбежно сожрут – а значит, этот вариант даже не рассматривается.

И тогда я обратился к своему последнему резерву. К оружию, применять которое мне безумно не хотелось. Но когда все остальные варианты исчерпаны…

Короче, я открыл ковчежец с Пазузу.

Помню, в детстве я читал сказку про джинна, запертого в кувшине. В первую сотню лет он поклялся, что подарит своему спасителю все земные сокровища. Во вторую сотню лет – что исполнит ему три желания. В третью – что оставит ему жизнь. Но его так никто и не освободил, и джинн поклялся, что убьет спасителя, но позволит выбрать, какой смертью умереть.

Конечно, Пазузу сидит взаперти не триста лет, а всего полгода. Но злобы в нем хватит на тысячу джиннов – если он о чем-то и клялся, то разве что уничтожить все и вся. Открыв ковчежец, я едва удержал его в руках. Пазузу вырвался на свободу с ревом, воем, криками. Он мгновенно вырос до потолка и ринулся вперед с яростью бешеного торнадо. Сейчас ему было наплевать, кто перед ним – архидемон жаждал выместить на ком-нибудь плохое настроение.

И он его выместил. Клон Нъярлатхотепа был буквально… сметен. Разъяренный Пазузу не остановился, пока не размазал его тоненьким слоем. Прошли считаные секунды, а вместо огромного чудовища перед нами вяло булькало несколько лужиц. Я даже не успел понять, что стало со всей этой бескрайней лавиной плоти.

Кажется, большую часть оголодавший Пазузу попросту сожрал.

Расправившись с клоном Нъярлатхотепа, Пазузу запоздало сообразил, что уничтожил кого-то не того. Уже не обращая внимания на все еще шевелящиеся останки, он резко развернулся – и его совино-черепашья морда озарилась хищной радостью.

– Ла-ла-ртууууууууу!.. – взревел он, шарахая кулачищем в стену и проламывая ее на хрен. – Теперь ты…

– На место, Бобик! – скомандовал я, роняя в ковчежец красную капельку.

Ох, как же страшно завыл Пазузу! Поняв, что его затягивает обратно, он вцепился когтями в пол и завопил-заверещал так истошно, что мне даже стало его жалко. Громогласный рев архидемона мгновенно истончился до комариного писка, а сам он свернулся плотным коконом и с жутким хлюпаньем влетел в крошечный ковчежец.

Сработало все-таки. Леди Инанна говорила, что кровь должна быть свежепролитой – а капнул я сейчас той, что полгода назад собрал в ромецианской ратуше. Однако она выглядела совершенно свежей, даже не думала свертываться… ну я и решил, что можно попробовать и так.

И до чего же здорово, что я оказался прав…

Повернувшись к остальным, я встретил три совершенно охреневших взгляда. Щученко тупо пучил глаза, у Гадюкина на лице застыла неестественная улыбочка, а Святогневнев часто-часто моргал – и это особенно странно, потому что так-то он никогда не моргает.

– Товарищ Бритва, а це шо таке було? – потребовал объяснений Щученко.

– Да, Олег, это кто… это что такое сейчас было? – осторожно спросил Святогневнев.

А Гадюкин ничего не сказал – только сверлил взглядом карман, в который я спрятал ковчежец. Чувствовалось, что ему ужасно хочется заполучить эту штуку в свои лапки.

Объяснять я ничего, конечно, не стал. Отделался туманной фразой, что это такая особая секретная технология. Типа биооружие. Где я его раздобыл? Где-где… там же, где и все остальное. В секретных лабораториях Шангри-Ла. Потом как-нибудь расскажу подробнее, за чашечкой кофе и кальяном.

Кстати о кальяне. Одержав блистательную победу, я почувствовал, что до смерти хочу курить. Сейчас бы три сигары разом засмолил, честное слово. Удовольствия, конечно, никакого – у меня ведь даже легких нет – но все лучше, чем тупо пялиться на изгвазданный коридор. Стены и потолок выглядят так, словно здесь взорвалась цистерна с мантами – тесто и фарш вперемешку.

Переломанные конечности уже начали потихоньку срастаться. Нога все еще зудит, но ступать можно без опаски. И теперь, когда путь свободен, надо быстренько отсюда сваливать. С пустыми руками, зато живые.

Почти все живые. Нас таки стало на одного меньше, и профессор Гадюкин сейчас как раз подобрал то, что от него осталось – кисть левой руки.

– Лелик, а можно мне взять эту штучку? – задумчиво попросил он.

– Зачем? – удивился Святогневнев.

– Попробую клонировать.

– Лучше не надо, – нахмурился Святогневнев. – При жизни эта тварь была очень агрессивной и обладала какими-то странными способностями. Не знаю уж, что у тебя получится, но предчувствия нехорошие…

– А если с человеком скрестить? Или с гориллой, допустим?

– Да забирай его на доброе здоровье, – отмахнулся Святогневнев. – Если что-нибудь родится, назови в мою честь.

– Договорились, Лелик! – обрадовался Гадюкин. – Руку на дружбу!

Святогневнев насмешливо подал ему руку. Ту, которую он до этого держал под мышкой.

– Лева, тебе помощь не нужна? – спохватился я. – Ты себя как вообще чувствуешь?

– Как я могу себя чувствовать? – досадливо посмотрел на меня Святогневнев. – Я мертвый. Я никак себя не чувствую. Домой вернусь, как-нибудь пришью… швы наложу… разберусь, в общем. Ты за меня не беспокойся.

Но я все равно беспокоился. Если ваш лучший друг будет стоять с оторванной рукой, вы тоже забеспокоитесь.

А если не забеспокоитесь… ну хреновый из вас друг тогда.

– Кстати, я бы на вашем месте тут не задерживался, – напомнил Гадюкин. – Двигайтесь к выходу, пока свободно. А то сейчас охрана набежит…

– Давайте и вы с нами, профессор, – предложил я. – Я вам могу политическое убежище обеспечить… вон у полковника на родине, например.

– Спасибо за предложение, тронут. Но я считаю так – где родился, там и пригодился.

– Патриотизм – это правильно, – одобрил я. – Я сам горячий патриот. Слава России и все такое. Только у вас ведь проблемы будут, профессор.

– Да не будет у меня ничего, батенька, – отмахнулся Гадюкин. – Я просто скажу, что вы меня силой заставили.

– А если не поверят?

– Тогда под психа закошу. Мне не привыкать. Хотите посмотреть, как я падучую разыгрываю?

Мы вежливо отказались. Гадюкин обиделся.

На обратном пути нас никто не потревожил. Ну как никто? Лифты отключили, конечно. Был бы я один, так и по шахте нормально бы влез, но у однорукого мертвеца и толстого полковника КГБ это вряд ли получится.

А вот интересно, где у них эти самые лифты включаются?

Короче, ориентируясь через направление, я влез по шахте, добрался до станции управления, вырубил охрану и врубил электричество. Святогневнев и Щученко, с которыми я заранее все обговорил, тут же поехали наверх, используя карточку Гадюкина. Я же вытащил охрану наружу, аккуратно разложив их у стеночек, запер дверь снаружи и ушел тем же путем – через лифтовую шахту.

О конспирации я больше не заботился. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.

Святогневнев и Щученко дожидались меня в вестибюле. Причем Щученко с гордым видом держал в руках штуковину, похожую на кривобокий огнетушитель. Оказалось однако, что это совсем не огнетушитель, а вовсе даже наоборот – огнемет. Тот самый, о котором упоминал Гадюкин. Щученко, как и положено чекисту, ничего мимо ушей не пропустил, все зафиксировал. И я даже не сомневался, что при необходимости он этот огнемет применит без раздумий.

Да и без необходимости тоже.

Входную дверь я вырезал. А то она тоже почему-то была заперта. Еще и турель кто-то додумался включить… нет, ну вот это нормально – устанавливать на входе в нИИ пулеметную турель? Хорошо, что там оказался именно я, я пуленепробиваемый. А человека и убить бы могло.

Потом мы прорвались к вертолетной площадке. Я решил, что лучше так, чем возвращаться прежним путем – там нас всяко ожидают. Хотя у вертолетов нас тоже ожидали – одиннадцать мужиков с автоматами. Я велел Святогневневу держаться за мной, а Щученко – за Святогневневым, сам же пошел вперед, демонстративно сложив руки на груди.

– Сдавайтесь, пожалуйста, – неуверенно попросил паренек с лейтенантскими погонами. – А то нам велено вас пристрелить…

– Вы знаете, кто я такой? – прохрипел я. – Я яцхен!

– Да мы знаем…

– Не перебивай!!! – взревел я, резко подаваясь вперед. Все остальные сразу подались назад. – Я яцхен! Мои когти режут сталь, как поролон! Моя шкура выдерживает пулеметную очередь! Зная это, подумайте – есть ли у вас шанс хотя бы ранить меня, прежде чем я превращу вас в кучу фрикаделек?!

В качестве демонстрации я быстрым движением срезал стволы сразу у трех автоматов. А лейтенанту срезал козырек на фуражке. Он аж присел, когда у него перед лицом промелькнула моя семипалая ладошка. Выстрелить никто не успел – когда яцхен движется, он движется быстро.

Нет, конечно, я никого не убил и даже не ранил. Я так-то не беспредельщик, без крайней необходимости никого когтем не трону. Тем более теперь, когда меня в монахи постригли… фигурально выражаясь, конечно. Дедушка Торквемада наказал мне быть кротким, смиренным и вообще всегда поступать так, как поступил бы он. Ну я так и делаю. Я ведь добрый человек… яцхен.

Отобрав у охраны автоматы и покидав их в ближайший сугроб, я забрался в вертолет, где уже сидели мои кореша. И вот тут я запоздало сообразил, что в моем плане есть слабое место. Я же вертолет-то водить не умею. Святогневнев умеет – собственно, я на него и рассчитывал – но он сейчас не в форме.

– Лева, вести сможешь? – без особой надежды спросил я.

– С одной левой рукой? – вздохнул Святогневнев. – Попытаться можно, но я…

И тут у вертолета затрещали лопасти. Из пилотского кресла нам показал большой палец Щученко – другой рукой он усиленно дергал какую-то ручку.

– Полковник, а я и не знал, что вы умеете водить вертолет! – обрадовался я.

– Дак я и не умею! – радостно ответил Щученко.

Его честное краснощекое лицо аж светилось от воодушевления. Святогневнев быстренько перелез вперед, уселся рядом с полковником и принялся давать ему указания. Я же высунулся наружу, глядя на удаляющуюся землю и грозящих кулаками автоматчиков. Один из них стремглав несся к базе, другой говорил по рации, третий подобрал автомат и целился в нас… я тут же схватил первое, что попалось под руку, и бросил в него.

Под руку мне попался всего лишь плюшевый мишка – кстати, откуда он тут взялся?! – но швырнул я его очень сильно и угодил точнехонько в лицо, так что парень не удержал равновесия и свалился на пятую точку. Я погрозил ему четырьмя кулаками и рявкнул, что если он вздумает выстрелить, я спущусь и нашинкую его в капусту.

Не уверен, что меня услышали на таком расстоянии, но за автомат этот храбрец больше не брался.

– …педаль нажми!.. – доносилось до меня из кабины пилота. – Да не эту, правую!.. «Шаг-газ» вытяни… что значит где?! Ты ж ее уже… а, дай я сам!..

Несмотря на все усилия Святогневнева, летели мы ужасно неаккуратно. Вертолет выписывал дикие вензеля, его постоянно вихляло то в одну, то в другую сторону, он регулярно проваливался в какие-то ямы и тут же снова набирал высоту. Хорошо, что у яцхенов крепкий вестибулярный аппарат – я наблюдал за этой центрифугой спокойно, даже отстраненно. Святогневнева тоже не стошнит, это уж точно. А Щученко… ну а что Щученко? Он от души радуется жизни и даже распевает во все горло:

– Если люди в беде на земле, на воде, и беда все дороги закрыла, мы на помощь с небес и на горы, и в лес к ним придем на своих винтокрылых!.. Кстати, а шо это за лампочка мигает? – неожиданно прервался он.

– Присоединяюсь к вопросу, – сказал я.

– Это аварийный сигнал, – объяснил Святогневнев.

– И шо он, значить, означает? – спросил Щученко.

– А парашюты на борту есть? – вместо ответа спросил Святогневнев.

– Нет, – ответил я…

– Тогда он означает, что сейчас самое время помолиться.

– Лева, так ты же в Бога не веришь, – напомнил я.

– Самое время уверовать, – пожал плечами Святогневнев.

Несмотря на такие слова, Святогневнев выглядит спокойным, как танк. Понятное дело, ему бояться особо нечего. Не думаю, что ему понравится быть зомби с переломанными костями, но во второй раз он все-таки не умрет… наверное. Яцхен – на редкость живучий зверек, так что за себя я тоже спокоен. Вот разве что полковник… но он за штурвалом, так что пусть уж сам разбирается.

Поразмыслив, я решил не париться из-за пустяков. Даже с мигающей лампочкой вертолет летел, пусть и шарахаясь из стороны в сторону. С грехом пополам мы покинули территорию «Геи» и теперь медленно продвигались обратно к Москве. В саму Москву нам, конечно, нельзя – просто дотянем до ближайшего лесочка, приземлимся на полянке, проберемся к шоссе, а там поймаем попутку. Будет довольно затруднительно объяснить, почему Святогневнев держит под мышкой собственную руку, но эту проблему мы начнем решать, когда подойдем к ней вплотную.

Больше всего я боялся, что за нами вышлют погоню. На базе остались и другие вертолеты – и пилоты у них куда более профессиональные, чем полковник Щученко, которым кое-как руководит Святогневнев. Уж лучше б я сам за штурвал сел – опыта у меня тоже ноль, зато рук целых шесть и рефлексы сверхчеловеческие. Хотя там и штурвала-то нет… Ручки какие-то, рычажки, педали… Ладно, оставлю вождение полковнику, а сам буду играть роль абордажной команды. Если за нами все-таки вышлют вертолеты… ха, посмотрим, какие у них шансы против яцхена.

Надо думать, командование «Геи» прекрасно знало, какие у них шансы. Во всяком случае, погоню за нами не отправили. Направление сообщало, что все вертолеты по-прежнему остаются на земле, в воздух ни один не поднялся.

Тоже не дураки – на хрена им понапрасну губить людей и технику? Им бы сейчас разгрести то дерьмо, что оставил на тридцать первом этаже клон Нъярлатхотепа. Вот зачем они его на меня натравили? И как они вообще им командовали? У меня лично создалось впечатление, что эта тварь абсолютно неуправляема – не исключено, что ее просто выпустили, а дальше она уже действовала по собственной инициативе.

Хотя как раз у нее был неплохой шанс меня одолеть… Если бы не джокер в лице Пазузу, нам с мужиками пришлось бы несладко…

Я уже начал расслабляться, решив, что «Гея» махнула на нас рукой. Зря. Как раз когда я повернулся к лежащим в кабине ящикам, чтобы взглянуть, нет ли там чего съедобного, в воздухе появилась блистающая точка.

– Ракета, патрон, ракета! – истошно завопил Рабан.

Да, это оказалась зенитная ракета «земля-воздух». Самонаводящаяся – она неслась к вертолету, как пьяница к бутылке. И я сразу понял, что ни хрена с этим не сделаю. Вот был бы здесь… э-э… не знаю, кто-нибудь другой! Кто на этом свете умеет отбивать ракеты?!

Все эти мысли промелькнули у меня в голове за долю секунды. А в следующую секунду я уже рванул к кабине, схватил за шкирки обоих товарищей и метнулся обратно. Щученко заорал благим матом, но было поздно – мы вылетели на вольный воздух и понеслись вниз. Над нашими головами продолжал стрекотать вертолет.

Но длилось это всего несколько мгновений – а потом ровный, пусть и хрипловатый стрекот сменился разрывающим перепонки «БДЫЩЩЩЩЬ!!!». Вертолет все-таки взорвался. С некоторым запозданием, но взорвался.

Нас обдало воздушной волной. Вероятно, очень жаркой – я ничего не почувствовал, зато Щученко заорал еще сильнее и завертелся ужом, ища что-то у себя на груди. Кажется, он пытался нашарить парашютное кольцо – которого там конечно же не было.

Зато Святогневнев падал молча и лишь временами сдавленно покряхтывал. Я схватил его двумя правыми руками, а Щученко тремя левыми и распахнул крылья во всю ширь. Падение резко замедлилось – теперь мы снижались плавно, как на дельтаплане.

– Олег, мы нормально спустимся? – с легкой тревогой спросил Святогневнев.

– Если не разобьемся, то спустимся, – философски ответил я. – Надеюсь.

Вообще, моей подъемной силы маловато для двух пассажиров. Одного еще нормально, а двух уже тяжело. К счастью, мне не нужно лететь с ними за тридевять земель – просто совершим мягкую посадку, а дальше как-нибудь своим ходом.

Мы парили над заснеженной рощей. Чувство направления говорило, что до городской черты без малого сорок километров. С востока дул средней силы ветер – я аккуратно планировал, держа всеми шестью живой груз, а вытянутый струной хвост используя вместо руля.

Через несколько минут мы поравнялись с верхушками деревьев. Еще немного – и я вспахал землю когтями ног, роняя Щученко и Святогневнева в сугробы.

Посадочка вышла так себе, но главное, что все живы.

Хотя не мешает убедиться.

– Лева, ты как, живой? – спросил я, выкапывая Святогневнева из сугроба.

– Дурацкие вопросы задаешь, Олег, – спокойно ответил Святогневнев, ища в снегу потерянную руку.

– Ты понял, что я имел в виду.

– Да нормально все, спасибо, что спросил. Я тебе не рассказывал, как я в пионерлагере ногу сломал?

– Не-а.

– У нас там рядом пруд был небольшой – метров пять глубиной. Купаться в нем запрещали, но мы все равно постоянно сбегали с тихого часа и купались. А мы с Эдиком Нахваловым любили с вышки туда сигать. Там с одной стороны склон был крутой – метров десять высота. Каждый день сигали… И вот однажды этот пруд зачем-то осушили. Причем не полностью, сволочи – с полметра воды осталось. Мы с Эдиком, как обычно, с утра сбежали с вышки сигать… ну и сиганули. Даже не заметили, остолопы, что воды в пруду вроде как мало стало. Я-то еще легко отделался – я ногами вперед прыгал, так что только ногу сломал. Левую. А Эдик головой прыгал… ну и сломал себе шею. Тринадцать лет пацану было.

– Поучительная история, – задумчиво сказал я. – Не знаю, за каким хреном ты мне все это рассказал, но история поучительная. Спасибо, что поделился. Кстати, полковник, а с вами все в порядке?

Щученко что-то неразборчиво хрюкнул. Пока Святогневнев устраивал нам вечер детских воспоминаний, полковник безуспешно пытался принять устойчивое положение. Сугроб ему достался побольше, чем у Святогнева, так что возился Щученко долго. Выбравшись (с моей помощью) и отыскав потерянный ботинок (без моей помощи), он выплюнул немного снега, перемешанного с землей, и недовольно буркнул:

– Гвозди бы из вас делать, товарищ Бритва! Цельнометаллические! Вы, значить, ни для чего другого совершенно неприходны!

Я огляделся по сторонам. Мы сидим в каком-то лесочке по уши в снегу, вокруг ни души, уже смеркается… Надо валить из этой страны.

В смысле – пора мне заскочить к драгоценнейшей миледи Инанне. Спросить, что за хрень со мной творится, ну и просто чаю попить. Конечно, я давал зарок больше на Девять Небес ни ногой, но… это когда было-то? Полгода с гаком прошло. А я отходчивый, незлобивый и вообще добрый католик. Значит, мне сам Бог велел прощать обиды.

К тому же мне до смерти хочется снова увидеть божественный лик Инанны. Безответная любовь, ничего не поделаешь.

Я проводил Святогневнева и Щученко и убедился, что они сели в машину. Надо будет им теперь переезжать, наверное… Вопрос в том, как Гадюкин сумеет разрулить ситуацию – хотя он мужик ушлый, сразу видно. Слегка не в своем уме… но кто из нас в своем уме, если вдуматься? У меня вообще шизофрения – и ничего, живу.

– Рабан, стартуй, – приказал я.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! – тут же зазвучало у меня в голове. – Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

И я перенесся на Девять Небес.

Глава 15

Леди Инанна ни словом, ни звуком не напомнила мне о том, что в прошлый раз я ушел со скандалом, буквально хлопнув дверью. Я не увидел в Хрустальных Чертогах ни обиды, ни неприязни, ни даже намека на холодность – меня встретили с той же лаской и радушием, что и всегда. Даже как-то неудобно стало.

– Выпейте еще чаю, друг мой, – любезно предложила Инанна, самолично наполняя мою чашку.

Как и всегда, мы беседовали наедине, за столом, уставленным яствами. Других гостей у миледи сегодня не было, невидимые слуги ничем о себе не напоминали – только я, хозяйка дома и цветочная поляна.

Да, нас окружают стройные молодые березки, а воздух оглашает птичье щебетание. Леди Инанна решила сменить обстановку. Благо ее Третье Небо – это не только Хрустальные Чертоги и блаженный рай Саг-Аш-Саг-Ана, но и огромное количество других мест. Типа вот этого леса… сада… не знаю, что это и где оно расположено, но примерно так обычно представляют Эдем.

Сама же Инанна сегодня предстала в обличье смуглой красавицы с волнистыми каштановыми волосами и необыкновенно длинными ресницами. Облаченная в нечто вроде индийского сари, она с удовольствием пила чай, изящно отставив в сторону мизинец.

Богиня выслушала мой рассказ с сочувствием, но ничуть не удивилась. Хотя на какой-то миг в ее прекрасных глазах промелькнула тревога.

– Это то, чего я больше всего боялась, друг мой… – печально произнесла Инанна. – В вас все-таки проснулась Тьма, полученная в наследство от отца… Да еще и Креол подбавил жару, перелив в вас часть души Лаларту… Я очень надеялась, что подобного не произойдет – но оно в конце концов произошло…

Я опрокинул в горло еще чашку чая и в рассеянности заел ее блюдечком. Изумительной работы фарфор жалобно захрустел у меня на зубах, тут же оборачиваясь изумительной нежности печеньем.

Приобретайте посуду божественного производства – и ваши тупые дети никогда ею не подавятся.

– И что меня ждет?.. – хрипло спросил я.

– Даже я не могу на это ответить, – покачала головой Инанна. – Одно могу сказать – вы изменитесь. Вы необратимо изменитесь, друг мой. Вы предстали перед поворотным моментом вашей жизни. И теперь только от вас самого зависит, кем вы станете.

– И кем же я стану?

– Если ничего не предпринимать – демоном. Настоящим полноценным демоном. Очень похожим на своего отца.

– Не таким, как остальные… полудемоны? Испронгша, винджен…

– Не таким. Совсем не таким. Усилиями Креола вы получили часть души Лаларту – и теперь она начинает подавлять вашу человеческую составляющую. Пока что она прорывается лишь в минуты сильнейшего гнева и приносит вам даже пользу, но так будет продолжаться не всегда. Еще несколько раз, и она выйдет из-под контроля…

– Помогите мне, миледи! – прохрипел я, подаваясь вперед. Меня начало трясти.

– Я ничем не могу помочь здесь, друг мой, – вздохнула Инанна. – Это та вещь, с которой можно справиться исключительно собственными силами. Простите меня.

– Но что же мне делать?!

– Бороться. Не поддаваться. Тьму внутри вас пробуждают темные чувства – ярость, ненависть, злоба. Тьма усиливает вас многократно, но в то же время пожирает вашу душу. Однако пока вы остаетесь спокойным, пока вы держите себя в руках, с вами ничего не произойдет.

Я плюхнулся на сиденье, едва не прищемив хвост. Из меня словно выпустили воздух. Я просто не знал, что еще сказать.

– Сколько… сколько я еще выдержу? – наконец спросил я.

– А сколько уже раз у вас прорывалась… демоническая сила? – задала встречный вопрос Инанна.

Я начал загибать пальцы. Пазузу. Кардинал эль Кориано. Джованни Томба. Канцлер-старшина Армендижон. Ард ван ден Хугенбанд. Шандор Пушкаш. Комбарат Едок Фрикаделек. Ее светлость маркиза Надя Комэнеч. И последний – доктор Игошин. Плюс еще четыре прорыва, которые худо-бедно, но удалось подавить.

Это всегда происходило, когда я жаждал кого-то убить.

– Девять, – с сомнением ответил я. – Или тринадцать. Незавершенные считаются?

– Трудно сказать, – задумчиво сказала Инанна. – В любом случае я не рассчитывала бы на многое. Исходя из того, что я вижу в вашей ауре, вы выдержите еще три-четыре раза, а потом…

Она не закончила фразы, но я и без того все прекрасно понял. Как всегда – ничего хорошего. И здесь засада, и там засада.

Меня снова посетило забытое было желание сунуть когти себе в мозг и как следует повращать. Но я сдержался. Спасибо за это дедушке Торквемаде – вылечил меня от депрессии на собственном примере. Каждый раз, когда я видел его обгорелое лицо, то вспоминал, что он постоянно, непрерывно испытывает такую боль, словно горит заживо. И при этом остается совершенно спокоен!

После такого уже немного стыдно жаловаться, что тебе хреново.

Я задумался, что делать дальше. Наверное, вернусь на Землю, к Джемулану, а то он еще жалобу в гильдию накатает. Надо там с ним порешать, что дальше делать. Палач мертв… сломан и даже расчленен, достать хотя бы его обломки теперь будет стократ сложней…

Хотя, если задуматься… Где находится «Гея», я теперь знаю. Проникнуть туда незаметно тяжеленько даже яцхену, но нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики. На худой конец прорвусь с боем, мне не привыкать. Вернусь я туда один, так что обратно возвращаться не стану – просто прыгну в другой мир. Я бы и в этот раз так сделал, если бы эти жлобы из гильдии не урезали мои энгахские возможности. Только благодаря Пазузу и отмахался…

– Кстати, миледи, я совсем забыл! – спохватился я, доставая ковчежец. – Вот он, Пазузу, тепленький.

– Это замечательно, – лучезарно улыбнулась Инанна. – А зачем он вам, друг мой?

– Мне?.. – опешил я. – Да мне-то он нафиг не нужен, я просто никак не придумаю, куда его деть… Может, вы заберете?

– А мне он зачем?

– Ну я не знаю… Поставите на сервант, типа украшения… Или в клетку какую запрете, вместо хомячка…

– Спасибо за предложение, друг мой, но я все же откажусь, – покачала головой Инанна. – Боюсь, здесь, в Светлом мире, Пазузу начнет грустить, а потом и совсем зачахнет.

– А это что, плохо?

– Понимаете, тут есть еще и вопрос политики… – замялась богиня. – Если я буду держать у себя архидемона Лэнга, у Йог-Сотхотха появится повод заявить, что я осуществляю враждебные действия по отношению к его миру, а именно в данный момент это было бы немного некстати…

Были бы у меня веки, я бы растерянно заморгал. Ну да ладно, не впихивать же мне Пазузу Инанне силком.

– Никому-то он не нужен, бедолага… – задумчиво сказал я, пряча ковчежец обратно в карман.

– Может быть, отдадите его Креолу? – предложила Инанна. – Мне кажется, он найдет ему должное применение.

– Ладно, завезу ему быстренько, – согласился я. – А то он мне уже дырку в кармане протер. Где там сейчас этот вавилонский шарлатан?

– На Рари. В столице Серой Земли.

– О как, – удивился я. – А что он там делает?

– Вот сами у него и спросите.

– Угу. Ну, я тогда полетел…

– Может, помочь вам чем-нибудь еще, друг мой? Я могу снова одолжить вам Жезл Молний… или Поющий Меч… Не хотите?

– Да на что мне эти железяки? – отмахнулся я. – Мне сейчас воевать не с кем – тишь да гладь, врагов нету… Но за предложение спасибо.

На этом мы с Инанной и распрощались. У меня внутри все пело – несмотря на то, что эта богиня меня крупно подставила, я все равно радовался восстановлению добрых отношений. Как я уже говорил, на нее невозможно злиться.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! – завел Рабан. – Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Чтобы попасть на Рари, мне пришлось сделать целых три прыжка. Я бы уложился и в два, но для этого пришлось бы пройти через Лэнг. А в последнее время мне почему-то неохота туда заглядывать.

Первой промежуточной остановкой был мир под названием Лабиринт. Он же Схрон, он же Свартальвхейм. Удивительный, невероятно древний мир, космос которого состоит не из вакуума, а из твердого вещества. Собственно, это вообще не космос. Никаких звезд и планет – только сплошной бесконечный камень, источенный бесчисленными мириадами туннелей. Местами здесь встречаются подземные реки, моря, океаны. Встречаются полости размером с планету.

Физика Лабиринта сильно отличается от земной. Его бесконечный «космический камень» обладает постоянной температурой (+21 по Цельсию), да к тому же слабо светится – поэтому здесь всегда тепло и светло. Не слишком тепло – бананов не вырастишь. Но и замерзнуть не получится. Светло тоже не слишком – как на закате, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом. Но этого вполне достаточно, чтобы не испытывать нужды в фонаре.

С гравитацией тоже непорядок. В этом мире нет «верха» и «низа» – можно спокойно ходить по любой плоской поверхности. Вот я сейчас взмахиваю крыльями, неспешно поднимаюсь метров на десять… и чувствую, как верх и низ меняются местами. Я достиг средней точки высоты, стал ближе к потолку, чем к полу – и потолок автоматически стал полом, а пол – потолком. Скорость падения здесь тоже очень небольшая – можно безбоязненно прыгать в любую пропасть, не расшибешься. Собственно, упасть и не получится – шагни за край пропасти, и та моментально превратится в туннель, а туннель, из которого ты пришел, станет пропастью. Такие вот здесь законы природы.

В Лабиринте я надолго не задержался. Как только Рабан перевел дух, мы прыгнули в следующий мир – Парифат. Тоже довольно интересное местечко.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Я приземлился посреди небольшого стадиона. Что-то вроде арены для гладиаторских боев… или корриды. Судя по тому, что на меня таращится бычья морда – все-таки корриды.

Правда, ниже этой бычьей морды – человеческий торс и руки. Блин, да это же минотавр.

Что интересно, второй боец – тоже минотавр. Они как раз собирались сцепиться рогами, когда между ними плюхнулся я. Увидев такое явление, ребята слегка остолбенели и теперь растерянно смотрят на меня – пока что растерянно, но глаза с каждой секундой все больше алеют…

Настроения для драки у меня не было. Я резко подпрыгнул, расправил крылья и завис метрах в семи над головами минотавров. Они бешено заревели мне вслед, один даже подпрыгнул – но здесь бы и Бубка не справился. А у этих даже шестов нет.

– Где это мы? – спросил я внутренний голос в голове.

– Если верить твоему направлению, патрон, мы в Таврии, – услужливо ответил Рабан. – Это страна минотавров… хотя это ты уже и сам видишь.

Да, вижу. Вокруг арены установлены трибуны, а на них восседает три с половиной сотни рогатых амбалов с бычачьими мордами. Сейчас все они гневно мычат и швыряются в меня предметами. Кажется, недовольны, что я прервал состязание. Какой-то безрогий теленок ревмя ревет на коленях у мамаши.

– А что тут вообще происходит? – полюбопытствовал я.

– Священные брачные игры, – ответил Рабан. – Старинный обычай минотавров. Молодые самцы сражаются за самую красивую самку – вон она стоит, видишь?

Я посмотрел – да, на специальном помосте стоит молоденькая разозленная минотавриха в длинной юбке колоколом. Это она здесь королева красоты? Ничего себе у них вкусы. Ростом два метра с четвертью, под кожей слой сала в палец, задница огроменная, грудей аж четыре штуки, да еще и вымя между ног болтается. Корова коровой… хотя да, это же минотавры. У них стройная талия не в чести – чем упитаннее, тем красивее.

Конечно, было забавно наблюдать за беснующимися человекобыками, но мне не хотелось портить людям праздник. Поэтому я…

– Они не люди, патрон, – вклинился Рабан.

– Не буквоедствуй по каждому пустяку, – ответил я. – Ну подумал я что-то не совсем правильно – обязательно надо каждый раз поправлять? Давай лучше прыгать отсюда.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! – послушно произнес Рабан. – Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Ну вот и Рари. Я не был здесь уже лет пять… вру. Пять лет назад я еще топтал палубу линкора «Новая Россия»… Корабль был никудышный, если честно – ветхий, еле ползающий. По-хорошему его следовало списать еще в восьмидесятых, когда он назывался «Маршал Гречко». Ан нет, доковылял старичок до двадцать первого века… Кто-то на нем сейчас служит?.. Или, может, списали все-таки? Я числюсь мертвым уже почти четыре года, за это время многое могло измениться…

Меня пару раз посещало желание навестить знакомых по прежней жизни. Родственников, друзей… хотя друзей у меня было не так чтоб много. Да и родственников заметно поубавилось после резни, устроенной Лаларту.

В любом случае это желание пропадало сразу же, как только я поднимал к глазам руки. Вы бы хотели, чтобы ваши родные увидели вас в виде шестирукого чудовища? Вот и я не хочу. Были бы живы родители, я бы может и рискнул, а так кого мне навещать? Двоюродную тетку на Кубани, которую я видел один раз в жизни? Боцмана Кирюхина, который меня иначе как «позорником» и не называл… кстати, тут спасибо Серому Плащу – никогда не упускал случая выставить меня в дурном свете. Хотя за это леди Инанна уже извинилась.

Ну да ладно, хватит детских воспоминаний. Надо быстренько забросить Пазузу новому хозяину и возвращаться к куратору. Так, где я сейчас, что там подо мной?

А подо мной сейчас океан. Я парю в воздухе, вдалеке вижу неспешно летящего альбатроса, внизу – косяк серебристой рыбы и режущий воду заостренный плавник. Акула… нет, не акула. Направление подсказывает, что это вообще не рыба, а какая-то крупная рептилия типа ихтиозавра.

Что еще подсказывает направление? Местонахождение… местонахождение… ага, есть. Я в десятке километров от северного побережья Серой Земли. Немножко промахнулся, бывает.

Ничего, летаю я быстро, спешить мне некуда – разомну крылья. Погода хорошая – на Рари сейчас ноябрь, а в южном полушарии это весенний месяц. На небе ни облачка, тепло… наверное. С моей анатомией нет никакой разницы – что адская жара, что космический холод. Но чисто психологически я все равно больше люблю погожий майский денек, чем всякую экстремальщину.

Следующие два часа я неутомимо работал крыльями. Пересек влажные джунгли, занимающие большую часть сатрапии Канольеро, почти час парил над Рудными горами, прошел немного восточнее Дженнивинниана – областного центра сатрапии Кастилио, и наконец добрался до залива Бурь и огромного города, раскинувшегося на его побережье – Иххария. Там я и пошел на снижение.

Есть мне не хотелось – перекусил слегонца у леди Инанны. Мой аппетит она знает, поэтому к чаю всегда выставляет бочку варенья и корзину печенья. Тем не менее, я надеялся, что мистер Креол меня тоже чем-нибудь угостит – когда к тебе в гости залетает яцхен, простая вежливость требует его накормить.

Вежливость и благоразумие.

Приземлившись, я первым делом повернул камень в маскирующем кулоне. В принципе его можно включать и в полете – он ведь не превращает в человека, а всего лишь создает магическую иллюзию. Крылья никуда не денутся, просто станут невидимыми. Тем не менее, я стремаюсь так летать – подсознательно кажется, что вот-вот грохнусь.

Да и в конце концов, кто меня там увидит, в поднебесье? На Земле–1691 хотя бы горгульи были, а здесь кто, вампиры Сумура? Так они даже говорить не умеют. А про нашу Землю-2006… то есть теперь уже 2007 и вовсе говорить не стоит. Помню, однажды я забавы ради приземлился на крыло самолета и даже состроил рожу какому-то мужику в иллюминаторе, но это было всего один раз. Обычно самолеты летают выше и быстрее меня, так что мы с ними редко встречаемся.

О чем это я? Ах да, я повернул камень в кулоне. Однако здесь меня ожидал неприятный сюрприз – кулон не сработал. Я как был яцхеном, так яцхеном и остался.

– Попробуй еще раз, патрон, – предложил Рабан.

Я попробовал еще раз. И еще раз. И ничего. Глухо. Не работает. То ли кулон внезапно сломался, то ли дело в том, что его хозяин сейчас в другом мире… Кто ее знает, эту магию сидов?

Ладно, хрен с ним. Я все равно буквально на минутку – отдам Пазузу и уйду. Где там этот шумерский архимаг?..

Ну да, конечно, он невидим для направления. Заботится о маскировке, как и всякий уважающий себя волшебник. Помню, как я в прошлый раз намучился, пока его разыскал…

Вы вот когда-нибудь пробовали разыскать в незнакомом мире одного конкретного человека? Добавьте еще к условиям задачи мою нестандартную внешность, весьма затрудняющую работу со свидетелями… Нелегко пришлось, что и говорить.

На Серой Земле я раньше не бывал, однако сразу понял, что здесь сейчас не все ладно. По городу вовсю разгуливают каабарские паладины, усатые детинушки в военной форме и еще какие-то уроды, которых я даже не знаю, как описать. Вторжение явно в самом разгаре. Этот шумерский архимаг даром времени не теряет… Немного подумав, я решил, что в конспирации смысла нет. Как резидент я давно провалился, в Лэнге меня разоблачили, а тут явно стоят дружественные войска. От кого и зачем таиться? Поэтому я подлетел к первой же группе прохожих и вежливо спросил, не знают ли они, где найти шумерского колдуна вот такого роста. У него еще рожа вечно недовольная – смотрит так, словно плюнуть хочет.

Наивный я человек… яцхен. До сих пор еще иногда надеюсь на хорошее отношение. Разумеется, дорогу мне никто не подсказал – при одном лишь моем появлении все дико заорали и бросились врассыпную.

– Не бойтесь меня, пейзане! – воззвал к ним я. – Я пришел с миром!

Мне почему-то не поверили. Только какой-то согбенный старикашка бухнулся на колени и принялся отбивать поклоны, распевая гнусавым голосом… это что, Наг-Сотх? Ну да, точно, поет на Наг-Сотхе. Хвалебная песнь Лаларту.

Запоздало сообразив, за кого меня здесь принимают, я загрустил. Обойдя завывающего старикашку, я неторопливо двинулся по улице, распространяя вокруг хаос и панику. Большинство прохожих убегали с истошными воплями – и зная Лаларту, я не могу их за это винить. Некоторые, однако, искренне мне радовались – странной какой-то радостью. Они кланялись, падали на колени, возили лицами по мостовой, немелодично гнусавили гимны Древним…

– Господин наш!.. – слышались разрозненные возгласы. – Владыка Лаларту!.. Йа, йа, Ктулху фхтагн!!!

Твою мать. Мне аж противно стало. За бога меня однажды уже принимали, но там люди просто заблуждались – а тут… тут тоже заблуждаются, но не так уж и сильно. Я ведь действительно сын Лаларту.

– Он пришел!!! – завизжал какой-то юродивый, потрясая кулаками. – Лаларту Кровопийца снизошел к нам, дабы покарать отступников! Бойся, трепещи, Креолка-самозванец, ибо дни твои сочтены! Ужо тебе, поганый!..

– Вот с этого места поподробнее, – схватил паренька за шиворот я. – Где мне разыскать этого… как ты там сказал?.. Самозванца?

Источник информации оказался поразительно словоохотливым. Пылая очами и брызгая слюной, этот придурок воодушевленно рассказал мне все – как мерзкий Креолишка обманом и подлостью сверг мудрого Бестельглосуда и его благородных соратников, как эти нечестивые твари в доспехах фальшивого блеска разрушили святые храмы, как по всей стране преследовали и бросали в узилища добрых жрецов Древних…

Слушая этот поток сознания, я рассеянно думал, что настоящий Лаларту на моем месте наверняка бы сожрал собеседника. Или сначала отымел бы, а потом сожрал. Мой покойный папаша ценил в жизни только две вещи – и количество ему всегда было важнее качества. Неважно кого, лишь бы орало и трепыхалось. И Лалассу такой же… был таким же. Из бессвязных речей юродивого я с удивлением узнал, что Креол Разрушитель, оказывается, убил Лалассу. Это что же выходит – я теперь последний в своем роде? Последний из… как там яцхены называются на Наг-Сотхе?..

– Хигйджайя, патрон, – подсказал Рабан.

– Угу. Точно. Хрен выговоришь.

Но по крайней мере я узнал, где искать этого вавилонского шарлатана. У него тут самый понтовый адрес – город Иххарий, главная городская площадь, Промонцери Царука, квартира 1. Не суметь найти в Иххарии Промонцери Царука – все равно что не суметь найти в Москве Кремль.

– Могу ли я еще чем-то услужить вам, владыка Лаларту? – искательно заглянул мне в глаза юродивый.

– Можешь. Не называй меня Лаларту.

– Повинуюсь, владыка… а как же мне тогда вас называть?

– Восхитительным Благоуханным Кедром Небес. И обязательно добавляй «ваше высокопревосходительство».

– Повинуюсь, ваше превосходительство Восхитительный Благоуханный Кедр Небес! – счастливо возопил юродивый.

Нет, над таким просто грешно насмехаться. Больной же человек.

Промонцери Царука был виден издалека. Или видна?.. Понятия не имею, какого оно рода. Так или иначе, эту штуку мудрено не заметить – громадный серый куб, возвышающийся над прочими зданиями, как сосна над кустарником. Я решил не тратить время на церемонии – просто скогтил первого попавшегося колдуна в синем плаще и спросил, где сейчас их самый главный босс.

Колдунишка не стал изображать из себя Зою Космодемьянскую и моментально всех сдал. Мне даже показалось, что он делает это с каким-то затаенным удовольствием… хотя, может, и показалось. Очень уж у него голос дрожал – мужик явно опасался, что я его сожру. А я и не собирался его разубеждать.

Через несколько минут я уже перелезал через подоконник. В огромной зале, увешанной картинами и гобеленами, находилось двенадцать человек. Из них четверо, закованные в серебристые латы, застыли по углам, точно изваяния. Еще трое, облаченные в лакейские ливреи, стояли со склоненными головами, явно ожидая приказов господ. Четвертый – тоже в ливрее, но огромного роста, одноглазый и однорогий, замер за спиной хозяина. А оставшиеся восседали за столом, тихо что-то обсуждая. На них на всех были серые плащи – на сухопаром длинноусом старике с крюком вместо руки, на рослом негре с блестящей лысиной и без бровей, на изуродованном призраке с белыми светящимися глазами и на смуглом черноволосом типе с мрачным выражением лица.

– Здрасьте, Креол Креолович! – весело поприветствовал его я. – Наше вам с кисточкой!

Глава 16

Креол повернулся ко мне. В его серых глазах промелькнула ярость, даже желание убить – но потом он, видимо, вспомнил, что я не Лаларту, и лицо разгладилось. Хотя выражение недовольства с него не пропало – архимагу явно не понравилось, что я его отвлек.

– Я приказал страже не пропускать демонов, – угрюмо сказал Креол. – Как ты вошел?

– Через окно, – указал за спину я.

– А тебя не учили, что лазить по чужим окнам некультурно?

– Не думаю, что ваш дворец развалится, если один маленький яцхен влезет в его окно.

– А это кто ж такой будет, ваше колдунство? – вмешался однорукий старик. – Из наших кто али супротивник?

– Из наших, – неохотно признал Креол. – Это… я забыл его имя. Прекраснейшая его где-то нашла.

– А, так это тот самый шпион, про которого ты говорил, брат! – ухмыльнулся негр. – Весьма похож, действительно. Хотя аура… аура совсем не та…

– Я уже не шпион, – равнодушно ответил я. – Уволился. И аура у меня теперь нормальная.

– Но ты же демон! – прошептал изуродованный призрак, поднимаясь… взмывая со стула.

– Гениально, Холмс, как вы догадались? – скрестил руки на груди я.

– Владыка Креол, я желаю узнать подробнее о сем… существе! – вскричал призрак. – Мне видится, что оно порождено Лэнгом, ибо сходство с хигйджайя в нем неоспоримо!

– Он сын Лаларту, – пожал плечами Креол.

– Могли бы и не напоминать, – заметил я.

– Сын Лаларту?! – вскричал призрак. – Что сие означает, владыка Креол?! Он подобен тем полудемонам, что мы упрятали в Банку Скорпионов?.. Нет, он не может быть им подобен, я вижу по ауре, что он совсем не полудемон, но полноценный… нет, еще не полноценный, однако уже… Я в смятении, владыка Креол!

– Да, с аурой у тебя что-то странное, – согласился Креол, пристально в меня всматриваясь. – Что-то в тебе изменилось … постой-ка спокойно… Хм. А ты действительно изменился. Что с тобой случилось? И зачем ты вообще сюда явился? Я тебя не звал.

– Я тоже не люблю, когда демоны являются без приглашения… – прошипел колдун-призрак, глядя на меня с нескрываемой злобой.

– Тем не менее, это создание – наш гость, – добродушно улыбнулся лысый негр. – Мы должны проявить гостеприимство. Не послать ли нам за угощением и напитками? Кстати, должен заметить, что у меня закончился кофе.

Вышколенные лакеи развернулись на каблуках и мгновенно исчезли за дверью. Я взглянул на негра с благодарностью – хоть один приличный человек в этом гадюшнике.

– Рассказывай, – процедил Креол, барабаня по столу пальцами.

Я рассказал. Рассказал все по порядку – как подрался с Пазузу и поссорился с Йог-Сотхотхом, как выяснил, что Инанна использовала меня втемную – в этом месте на лицо Креола набежала тень, – как у меня начались странные приступы, как… здесь Креол молча вскинул руку и встал со стула. Вслед за ним поднялись и два других колдуна – лишь однорукий старик не тронулся с места.

– Дослушивать не будете? – спросил я.

Осталось рассказать только о том, что у меня в кармане лежит запечатанный архидемон, но это им, кажется, было уже неинтересно. Не произнося ни слова, колдуны обступили меня полукольцом. Мне стало как-то не по себе – глядели они недобро. Даже в глазах улыбчивого негра я не увидел ничего хорошего.

– Эй, чуваки, расслабьтесь, а то я вас порежу, – вежливо попросил я.

Когда я уже запомню, что моего чувства юмора никто не понимает? Креол среагировал мгновенно – вскинул ладонь и швырнул в меня… черт, как больно! Я даже не успел заметить, чем таким он в меня колданул, но мне было реально больно. Не как от электричества, огня или кислоты – просто острая боль, на мгновение пронзившая все тело.

– Как ты себя чувствуешь, отрыжка Нергала? – с интересом спросил Креол.

– Жить буду, но… ощущения неприятные, – медленно ответил я. – Это что сейчас было?

– Стрела Мардука, – любезно ответил Креол. – Самой малой мощности. Просто проверка… и ты ее не выдержал.

– Почему?

– Потому что Стрела Мардука не вредит никому, кроме демонов. Раз ты почувствовал боль – ты уже скорее демон, чем… кем ты себя вообще считаешь?

– Биологически я яцхен. Но мне нравится думать, что внутри я по-прежнему человек.

– Человек?.. С такой мерзкой мордой?

– Угу. Понял вашу точку зрения. Только хамить-то зачем?

– Хамить?.. – вскинул брови Креол. – Я не хамлю.

– А по-моему, хамишь.

– Да ты посмотри на себя и на меня. Я Креол, сын Креола, Верховный Маг Шумера и Первый в Совете Двенадцати Серой Земли. Ты в сравнении со мной – маленькая кучка мусора. Очень маленькая. Никогда не забывай об этом.

У меня начало портиться настроение. Этот гребаный шумер явно нарывается на драку. Драться я с ним не хочу, но если мы и дальше будем продолжать в том же духе…

– Пойду я, наверное, – мрачно сказал я. – Было приятно повидаться.

– Задержись-ка еще на минуточку, – попросил Креол. – Раб, где сейчас моя ученица?

– Опять улетела куда-то с ревизией, хозяин! – прогудел одноглазый однорогий великан.

– Прекрасно, – потер руки Креол. – Значит, мешать не будут.

– Мешать? – не понял я. – Чему мешать?

– Да я тебя сейчас убью, – скучающе ответил Креол. – А потом мы пойдем обедать.

Мне показалось, что я ослышался.

– Убьешь?.. – для верности переспросил я.

– Да, – подтвердил Креол.

– Меня?..

– Я что, невнятно говорю?

– Но за что?!

– Да мне всегда хотелось тебя убить, – доверительно поделился Креол. – С первой же встречи. Просто раньше в этом не было особой необходимости, а теперь…

– А что теперь?

– А теперь в тебе начал пробуждаться архидемон. Убив тебя, я выиграю дважды. Во-первых, окончательно вырежу род Ноденса. Во-вторых, усилю посох твоей душой…

– Что-что ты собрался сделать?! – перебил его я.

– Ты плохо понимаешь по-шумерски? – раздраженно спросил Креол. – Я поглощу твою душу. Посохом.

– Зачем?!

– Тогда я наконец-то смогу исполнить Длань Мардука.

– Длань Мардука?.. Что это за хрень?..

– Заклинание. Ты не представляешь, как давно я мечтаю его применить! Так что я бы на твоем месте не сопротивлялся.

Креол начал поднимать посох. А я почувствовал, что к горлу подступает комок. Глядя на эту нагло ухмыляющуюся шумерскую рожу, я испытал такую злобу, такое бешенство… Думаю, Рабану сейчас невыносимо больно, но он благоразумно помалкивает.

Поднять посох Креол не успел. На это нужна была всего секунда, но я не дал ему этой секунды. Мной словно выстрелили из пушки – с такой скоростью я метнулся вперед, выпуская все когти разом. Налетев на мага, я принялся шинковать его когтями, как картофелечисткой.

Попусту. Я успел нанести ровно два удара – и оба пришлись не по Креолу, а по… не знаю, чему. Чему-то невидимому. Какая-то волшебная защитная хрень. А в следующий миг меня уже отшвырнуло от жертвы – отшвырнуло со всей дури и впечатало в стену так, что я стал похож на раздавленного скорпиона. На спине треснул хитин, оттуда потекла тканевая жидкость.

– Держи его, Шамшуддин! – приказал Креол, вздымая посох.

Лысый негр чуть приподнял бровь – и меня закрутило в воздухе. Невидимые руки обхватили со всех сторон, стреножили крылья и хвост, не позволяя шевельнуть даже пальцем, даже коготком. Вокруг уплотнился сам воздух – чертов телекинетик сдавил меня, точно невидимой подушкой. Я почувствовал себя ужасно слабым, бессильным, беззащитным… и на меня накатило бешенство.

Я перестал себя контролировать. Руки задвигались сами собой, изо рта вырвалось зеленое мутное облако, трещина на спине мгновенно заросла, а все тело наполнилось какой-то обжигающей энергией. Шамшуддин дернулся, точно ошпаренный – и невидимые ладони разжались.

Меня больше ничто не держало. Черномазый телекинетик пытался снова схватить меня, сдавить, сплющить – но теперь я удивительно легко отбрасывал эти его атаки. Отбрасывал просто усилием воли.

А потом я перешел в наступление. Нацелившись прямо на Креола, я разинул пасть и исторг… нечто. Что-то вроде лазерного луча – только мощнее в тысячу раз. Я откуда-то знал, что эта штука способна испепелить, обратить в небытие целую крепость, не говоря уж о каких-то вшивых людишках…

…но Креол отбил ее просто ладонью.

– Иш-карра-хан!!! – выкрикнул он, отгораживаясь чем-то круглым, слепящим. – Не на того нарвался, еда для маскимов! Со мной такие штучки не проходят!

Я не мог смотреть на этот свет. Он жег мне глаза, слепил, вызывал желание повернуться и убежать. В голове странным образом помутилось, зрение затуманилось, в ушах зашумело. Однако я приложил усилие, напрягся и стряхнул наваждение. Это всего лишь магия! Мой противник – всего лишь человек! Он всего лишь грязь под моими ногами!

Я Олег, сын Лаларту, потомок Ноденса!!!

– Смертная падаль!!! – взревел я, сигая к Креолу.

На миг в глазах мага промелькнул страх. Кажется, он понял, что сейчас я проломлю на хрен все дурацкие чары, а потом разорву его в клочья и сожру.

Надеюсь, на вкус этот мудозвон лучше, чем на вид.

– Тивилдорм!!! – воззвал Креол, закручивая воздух посохом.

Боковым зрением я увидел яркую вспышку. В меня опять шарахнули каким-то заклинанием. Однако сейчас мне не было до этого дела – пусть колдуют, сколько хотят. Недолго им осталось…

Мигом спустя я понял, что ошибся. На сей раз это было что-то другое. Заклинание, разумеется, но не убивающее. Оно лишь прокатилось по мне холодной волной, и я почувствовал странное, неестественное спокойствие. Следом и Креол сделал быстрый пасс, выкрикнул короткое слово и я… пришел в себя.

Это было очень неприятное пробуждение. Я находился в «режиме берсерка» считанные секунды, но они показались вечностью. Вечностью, на протяжении которой я был самым могучим демоном во вселенной – и мне это безумно нравилось.

А теперь я вновь стал тем, кто я есть – обычным яцхеном. Ужасно усталым и обессиленным яцхеном.

Обдумать это я уже не успевал. Проклятые колдуны не оставляли меня в покое. Шамшуддин с напряженным лицом взметнул меня в воздух – у меня больше не получалось ему сопротивляться. Тивилдорм вскинул руки со скрюченными пальцами, и с них полились слепящие молнии – они впивались в меня, ужасно жалили, заставляли корчиться от боли. А Креол загнусавил монотонное заклинание на шумерском – и с каждым его словом я будто умирал. Умирал раз за разом, не в силах пошевелиться и агонизируя в электрических разрядах.

– Ра-бан… – чуть слышно прохрипел я.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла!.. – донеслось откуда-то издали.

Креол уже заканчивал заклинание. Он поднял посох и мерным шагом двинулся ко мне. Я его почти и не видел – в глазах потемнело, все конечности повисли мертвыми плетями.

– …Алиии! Эсе! Энке илиалссаа…

Креол подошел вплотную и замахнулся посохом. Шамшуддин крутанул ладонями, заставляя меня раскинуть руки, словно на распятии. Тивилдорм прекратил поливать меня молниями – вместо этого он вытянул палец, вонзая мне в голову что-то невидимое, буравя мозг призрачным сверлом.

– …оссса асса эллеасса оссо иииииии!..

В следующий миг Креол всадил посох мне в грудь. Адамантовый наконечник пробил хитин, как гнилую тряпку. Перед глазами на миг прояснилось, и я увидел смуглое лицо мага – лицо, искаженное жадностью и торжеством.

– …Эссеееаааааааа!..

– Твоя душа… – начал Креол.

– …Алаасса!..

И я перенесся в другой мир.

Глава 17

Не знаю, сколько времени я лежал неподвижно, просто разглядывая голубое небо. Долго. По крайней мере минут двадцать, а то и все полчаса. Мне совершенно не хотелось шевелиться.

Вновь я разминулся со смертью на какой-то волосок. Вновь костлявая уже коснулась меня кончиком косы, но в последний миг все же отдернула ее. Тот, кто никогда не избегал гибели в последнюю секунду, не знает, какое это непередаваемое ощущение.

Честно говоря, я бы тоже предпочел этого не знать.

Но как же все хреново прошло! Этот гребаный шумер меня чуть не порешил! Сидел бы я сейчас в его клюшке… нет, ну не сволочь ли?

А я-то еще хотел ему Пазузу подарить… хрен ему теперь, а не Пазузу!

И в груди теперь дырка осталась… Правда, уже зарастает – прямо видно, как смыкаются края. Хорошая у меня все-таки регенерация.

Кстати, а где это я нахожусь? Что за мир?

– Мы вернулись на Парифат, патрон, – подсказал Рабан.

Я поднялся на ноги и осмотрелся. Видимо, это действительно Парифат, раз уж Рабан так говорит, но место совершенно другое. Никакой арены, никаких горланящих минотавров. Я на вершине огромного фиолетового холма, медленно… ползущего по земле?! Что за нафиг?

Присмотревшись, я понял, что этот холм – никакой не холм. На ощупь довольно мягкий, сделан из какого-то губчатого вещества. Что-то вроде шляпки гриба, только громадной – метров сто в высоту, метров двести в диаметре. Тут и там видны поры, из которых периодически вырываются струйки воздуха. Из одной такой поры прямо на моих глазах высунулось тритоноподобное существо размером с человеческую руку. При виде меня оно встревоженно пискнуло и тут же спряталось обратно.

– Это онко, патрон, – объяснил Рабан. – Их еще называют Живыми Городами.

– Оно что, живое? – удивился я.

– Да. Онко – одно из самых крупных животных Парифата. На всей планете их всего штук тридцать.

– А что это за дрянь из него вылезла? Паразит?

– Это марсалий. Они живут внутри онко, используют в качестве передвижных цитаделей. Кстати, они не паразиты, а симбионты. Как мы с тобой.

– И какая этому онко от них польза?

– Марсалии его кормят. У онко нет конечностей, а рот расположен внутри тела. Питаться самостоятельно он не способен – поэтому и живет в тесном симбиозе с марсалиями.

Пока мы разговаривали, марсалии еще дважды высовывались из дыхательных пор. Кажется, им не слишком нравилось мое присутствие, но пока что они ничего не предпринимали. И то сказать – что они могут предпринять? Если среди них нет колдунов уровня мистера Креола – нет, ну какая же он сука! – хрен они меня отсюда прогонят.

Впрочем, мне тут делать особо нечего. Интересно, конечно, покататься на ползучей горе, но я уже вышел из детского возраста. Да и ползает этот онко очень уж медленно – чуть быстрее идущего человека. Я ведь даже не сразу заметил, что мы движемся.

– Онко могут и быстрее, – сообщил Рабан. – Они способны развивать до десяти километров в час.

– А как он вообще ползает?

– Вся нижняя поверхность онко – громадная присоска. В расслабленном состоянии она намертво присасывается к твердой поверхности, в напряженном же – разделяется на миллионы крохотных лапок. Онко поочередно расслабляет и напрягает разные участки брюха и таким образом перемещается по земле. Но вообще они лучше ползают по морскому дну, чем по суше.

– По дну?.. А эти, которые внутри, не захлебываются?

– Марсалии – амфибии.

Я вяло принял информацию к сведению. Сейчас отдохну еще немножечко, и двинем обратно на Землю.

Однако перед тем, как возвращаться к работе, я решил заскочить в какой-нибудь бар, успокоить нервы. Есть тут поблизости мир, в котором обслужат голодного яцхена… без денег в кармане?

Рабан задумался. Миров без расовых стереотипов он знал много, но чтоб там еще и наливали бесплатно…

– Может, Пазузу продадим? – предложил мозговой полип.

– А может, тебя продадим? – выдвинул встречное предложение я.

Хотя мысль Рабана не лишена здравости. Интересно, почем сейчас архидемоны на черном рынке? Наверняка где-нибудь найдется богатей, который его купит… ну я не знаю, дом охранять или еще для чего. Пазузу так-то на многое способен. Если его приручить, конечно. За дикого архидемона наверняка заплатят меньше, чем за дрессированного.

А может, попробовать откупиться им от гильдии? Может, эти жлобы согласятся оставить меня в покое, если я им хорошо заплачу? На худой конец пусть даже лишат меня энгахства – все равно мне давно надоело шататься по мирам. Главное, чтоб вначале позволили выбрать мир по душе – ну вот хоть Землю–1691, я там более-менее прижился. Или тот же Миргород вполне подойдет.

Онко, на котором я все это время сидел, начал поворачивать – впереди показалось какое-то поселение. Думаю, этому супергиганту ничего не стоит расплющить хоть сотню деревень, но марсалиям, видимо, не хочется конфликтовать с местными. Передвижная крепость – это еще не причина борзеть без нужды.

– Кстати, а где мы сейчас находимся? – полюбопытствовал я.

– Материк называется Мирандией, а страна – Мулирия, – сообщил Рабан. – Самое обычное королевство, ничем не примечательное. Населено людьми.

– А по соседству что? Есть что-нибудь с хорошими барами?

– С Мулирией граничат Бодасса, Кеззури, Никшерия, Зелия, Скудерче, Пелфу и Скозия, – перечислил Рабан. – Зелия, Скудерче и Пелфу населены людьми, в Кеззури живут болотники, в никшерии – никши, а в Скозии – вампиры.

– А разве может быть страна вампиров? – удивился я. – Что они там едят-то?

– Кровь, конечно. Кроме вампиров в Скозии живут и люди… ну и другие теплокровные. У них там установлена всеобщая кровяная повинность – хошь не хошь, а раз в месяц пожалуйте на донорский пункт. Наиболее отличившихся самих превращают в вампиров.

– Наиболее отличившихся в… сдаче крови?

– Ты удивишься, какое рвение некоторые проявляют.

– Но бары-то там есть?

– Вампирские есть. Только напитки там довольно специфические.

– Я тоже довольно специфический. Хотя человеческую кровь мне все-таки пить не хочется.

– Там не только человеческая. Любых теплокровных существ.

– Все равно не хочу.

– А еще там подают кровавое мороженое.

– Его что, из крови делают?

– Нет, это обычное мороженое. Просто вместо сиропа его поливают кровью.

– И как, вкусно?

– Вампирам нравится. Некоторым людям тоже.

Я задумался. Мороженого мне не особо хотелось. Да и вообще я всегда недолюбливал вампиров. А после инквизиторского рейда по Восточной Европе они окончательно перестали мне нравиться.

– Знаешь, в этом мире есть целые города, где ты не будешь выглядеть странно, патрон, – сообщил Рабан. – Кротогарт, Бриароген, Валестра…

– Они близко?

– Ну… далековато… До Бриарогена больше двадцати тысяч километров, а до Кротогарта вообще семьдесят пять тысяч. Ближе всех Валестра – всего одиннадцать тысяч.

– Все равно замаюсь крыльями махать. Отпадает.

– Тогда я не знаю. Тебе ничем не угодишь, патрон.

На самом деле я непривередливый. Мне все сойдет. Свинья – тащи ее на стол, да желательно целиком. Баран – отлично, люблю баранину. Шоколадка завалялась – делись, не жмотничай. Я только человечину не ем… ну и вообще разумных существ. Как-то это не комильфо.

Но несмотря на всю мою любовь к свинине и баранине, лететь ради них за тридевять земель я не собираюсь. Вон вдалеке лесочек синеет – сейчас быстренько спущусь, наловлю кроликов или куропаток, да и устрою пикник на открытом воздухе.

Так я и сделал. Лес, правда, оказался немного нестандартный – кроме деревьев там во множестве росли гигантские грибы – но на качестве и количестве дичи это не сказалось. В первые же пять минут я скогтил толстозадика – здоровенного голубя почти грушеобразной формы – и детеныша свинооленя – зверушку, похожую на кабана, но с оленьими рогами. Оба блюда оказались чрезвычайно вкусными, особенно толстозадик – нежный, мягкий, жирный. Стоило бы его поджарить, конечно, но и сырьем тоже неплохо.

Набив брюхо, я устроился в тени гигантского гриба и принялся ковырять в зубах хвостовым жалом. Хорошо. Вот ради таких моментов и стоит жить на свете.

И тут вдруг прекрасный момент оказался безнадежно испорчен. Прямо передо мной сгустился воздух, раздался легкий хлопок, и я оказался лицом к лицу с рослым сидом.

Джемулан окинул меня донельзя брезгливым, высокомерным, но и каким-то удовлетворенным взглядом. Так кот смотрит на мышь, которую наконец-то загнал в угол.

– Э… привет, – слегка озадаченно поздоровался я.

– Ну что, стажер? – фыркнул Джемулан. – Провалил задание и решил сбежать? Всерьез надеялся, что я тебя не найду?

Я поискал слова для ответа. Их не находилось.

– Ты вообще понимаешь, что находишься на испытательном сроке? – навис надо мной Джемулан.

Настроение начало стремительно портиться. Меня только что чуть не убил гребаный шумерский колдун, а теперь еще и этот докапывается?

– Что мне с тобой делать, стажер? – сложил руки на груди Джемулан. – Ты никогда не станешь нормальным энгахом. Ты никчемный безответственный полудурок. И я не понимаю, почему Граши-хама вообще дал тебе шанс.

Я понял, что сейчас сорвусь. Если этот урод вякнет еще хоть одно слово, я выйду из себя и нарежу его на ленточки.

– Думаю, тебе нужно преподать хороший урок, – сухо сказал Джемулан, сгибая палец.

Меня пронзило острой болью. Как будто в тело одновременно вогнали сотню гвоздей.

– Ты себя что, бессмертным считаешь?! – прохрипел я, резко выпуская когти.

– Мы, сиды, хотя и не являемся в полном смысле бессмертными, живем так долго, что лишь очень немногие из нас умирают от старости, – менторским тоном сказал Джемулан.

– Ты точно от старости не умрешь! – пообещал я, прыгая на него.

Нет, я не собирался его убивать. Пока еще не собирался. Я хотел просто его припугнуть, поставить наконец на место – а то он уже окончательно страх потерял. Я бросился на оборзевшего сида… и шлепнулся метром левее. Он почему-то оказался совсем не там, куда я целился.

– Нападение на куратора, – равнодушно прокомментировал Джемулан. – Замечательно. Теперь я могу с чистой совестью тебя прикончить.

Вслед за этим меня пронзило новой болью – куда более сильной, куда более мучительной. Я выгнулся и забился о землю. Изо рта брызнула кислотная слюна, перед глазами поплыли круги. Я понял, что еще немного, и этот урод в самом деле меня убьет. И на сей раз убегать бесполезно – в отличие от Креола, Джемулан отыщет меня где угодно.

И тогда внутри словно лопнула какая-то пружина. Всего меня заполнила страшная, нечеловеческая злоба. Весь мир вокруг исчез – остался только я и объект моей ненависти. Исчезло прошлое, исчезло будущее – есть только здесь и сейчас. Время практически остановилось.

Шипя и хрипя, я пополз к этой остроухой твари. Кислота брызжет изо рта мелкими каплями, все тело колотится в агонии – но сейчас я как бы вишу над этой болью, разум остается холодным и ясным. Однако двигаюсь я ужасно медленно – как будто прорываюсь сквозь толстый слой ваты.

Джемулан отступил на шаг – тоже медленно, как под водой. Он сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев – и его холеное лицо недоуменно исказилось. Он явно не понимал, почему я до сих пор не подох.

А мне сейчас было на все наплевать. Я жаждал только одного – добраться до горла своего мучителя.

И я к нему приближался.

Наверное, в реальности все это заняло десятую долю секунды. Но мне она показалась годом. Я догнал пятящегося Джемулана – догнал и вонзил в него когти. Все шесть комплектов – в плечи, в подреберья, в бока. Изо рта сида хлынула кровь, он затрепыхался, как насаженная на гарпун рыбина. Я буквально услышал, как лопается его сердце – и этот звук доставил мне странное наслаждение.

Все еще корчась от боли и одновременно изгибаясь в каком-то диком экстазе, я нацелился отхватить Джемулану голову… но тут он исчез. Исчез мгновенно, без шума и вспышки, явно переместившись в другой мир.

Вместе с ним исчезла и пожирающая меня агония. Я грохнулся на землю и принялся сучить всеми восемью конечностями. Как обкуренный таракан.

Глава 18

Что было потом, я помню смутно. Вроде бы я еще очень долго лежал неподвижно, в каком-то полукоматозном состоянии. Вроде бы в голове что-то бубнил Рабан – кажется о том, что он не железный, постоянно такое терпеть. Вроде бы я предложил ему собирать манатки и проваливать, если он чем-то недоволен.

Когда я совершенно пришел в себя, вокруг было уже темно. На небо выплыла полная луна, где-то за деревьями насмешливо ухал филин, и только пятно крови на траве говорило о том, что здесь произошло несколько часов назад.

Кое-как собравшись с мыслями, я понял, что не представляю, куда мне теперь идти и что делать. Раньше у меня всегда была какая-то цель – крупная ли, мелкая, но была. Всю жизнь я только и делал, что выполнял чьи-то приказы, просьбы, рекомендации, указания, советы – и это мне совсем не нравилось.

А теперь я в кои-то веки оказался предоставлен сам себе – и это мне понравилось еще меньше.

Сейчас я абсолютно свободен. Джемулан почти наверняка уже помер – с такими ранами долго не живут. Человек бы не выжил точно… насчет сида не уверен, но тоже сомневаюсь.

А даже если он и жив – что он мне сделает в таком состоянии? Дотащится до гильдии и нажалуется?.. Черт, а ведь это он как раз может. После того что я с ним сотворил, в покое меня не оставят. Что энгахи делают в таких случаях, я убедился на примере того ренегата, Рубаки.

– Что молчишь? – кисло спросил я. – Скажи что-нибудь, шизофрения.

– Не знаю я ничего, патрон, – так же кисло ответил Рабан. – Ну спрячься у Инанны. Там тебя точно не достанут.

– Энгахи, может, и не достанут. А я сам?..

– Что ты сам?

Я только махнул рукой. Какими словами объяснить, что на эту сраную гильдию мне сейчас наплевать? Гораздо больше тревожит та дрянь, что таится внутри меня самого. За минувшие сутки меня прорывало уже трижды – доктор Игошин, мистер Креол, а теперь вот Джемулан…

Я совершенно перестал себя контролировать во время приступов. Я вообще куда-то исчезаю во время них – а мое место занимает кто-то другой. Кто-то с моими мыслями, моей памятью, моим сознанием… но совсем другой.

И этот кто-то пугает меня до усрачки.

Рабан не понимает, хоть и сидит у меня в мозгу. Для него я – это по-прежнему я, только злющий и неадекватный. Но я-то сам вижу. Во время последнего приступа меня вообще как будто вытолкнули из тела – я словно наблюдал за собой со стороны. Пусть это длилось считаные мгновения – такие ощущения не забываются.

Немного подумав, я решил не возвращаться ни на Землю–2007, ни на Землю-1691, ни на Девять Небес. Пока не разберусь в самом себе, мне лучше держаться подальше от друзей и знакомых.

Конечно, пока что я набрасывался только на тех, кто доводил меня до белого каления. Тех, кто пытался меня убить. Тех, кто сам напросился. Но кто поручится, что дальше не станет хуже? Кто поручится, что в следующий раз я не разорву в клочья прохожего, наступившего мне на ногу?

И я совершенно не хочу в момент следующего приступа оказаться рядом с кем-то, чья жизнь мне небезразлична. Я совершенно не хочу, чтобы моей следующей жертвой стал доктор Святогневнев или полковник Щученко, принцесса Лорена или принц Сигизмунд, кардинал дю Шевуа или великий инквизитор Торквемада…

А особенно я не хочу оказаться в такой момент рядом с леди Инанной. Конечно, вряд ли я смогу причинить вред богине… но кто может сказать наверняка? И в любом случае я не хочу, чтобы она даже видела меня в таком состоянии. Все нутро переворачивается при одной мысли об этом.

И тогда я решил пойти куда глаза глядят. Миров бесконечное множество – наверняка в каком-нибудь из них я отыщу решение проблемы. Или попробую справиться с ней сам – еще не знаю как, но попробую.

Так я и отправился в путь. Все дальше и дальше в глубины метавселенной.

Направление я выбрал наугад. Просто велел Рабану переместиться в любой соседний мир. Кроме Земли и Рари, конечно.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! – завел Рабан. – Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Миры привычно раздвоились, наложились друг на друга, и я ступил на землю Довоса. Я уже бывал здесь один раз – проездом, всего минут на двадцать. С тех пор ничего не изменилось – все такая же темень, страшный холод, завывающая пурга. Ночная сторона планеты, ничего не поделаешь.

Довос еще называют Миром Вековых Суток. Здешняя планета вертится вокруг своей оси ужасно медленно – на один-единственный оборот уходит сто пятнадцать земных лет. Это означает экстремальный климат – на дневной стороне температура достигает +100 °C, а на ночной —120 °C. Оказавшись на дневной стороне, вода моментально превращается в пар, а на ночной замерзает даже этиловый спирт.

И тем не менее Довос не мертв. Более того – он очень даже богат жизнью. Хотя жизнь здесь в основном концентрируется на терминаторе – границе между светом и тьмой, днем и ночью. В утренней зоне царит весна – земля уже прогрелась, но еще не раскалилась. В вечерней стоит осень – земля уже остыла, но еще не промерзла. Люди, живущие на Довосе, вынуждены постоянно кочевать – одни все время движутся вместе с терминатором, другие раз в несколько лет совершают большой переход.

Самая почетная профессия у местных жителей – водовоз. Вода на Довосе – величайшая ценность. На дневной стороне она мгновенно испаряется, ее сносит мощными воздушными течениями, бушующими на Довосе из-за огромной разницы температур, и она вновь выпадает на терминаторе. Водяные войны здесь – обычное дело, порой целые племена истребляют друг друга из-за озерца, которое все равно через несколько лет пересохнет или замерзнет.

Впрочем, люди – далеко не единственные существа, населяющие Довос. Здешняя фауна довольно четко делится на три типа – дневных, ночных и промежуточных. Эти последние населяют терминаторы, остальные, как нетрудно догадаться – дневную и ночную сторону. Среди них встречаются весьма причудливые создания – сами представьте, как должны выглядеть существа, живущие в адском пекле или лютом холоде.

Как и люди, большинство животных медленно движется на запад, спасаясь от пылающего солнца или морозной ночи. Однако не все. Некоторые зарываются в глубокие убежища и впадают в многолетнюю спячку, дожидаясь, пока почва снова прогреется или же остынет. А есть и такие удивительные создания, что прекрасно себя чувствуют при любой температуре.

К ним относятся цари Довоса – серки. Это полуразумные гигантские скорпионы – размером с небольшого слона, странствующие как по дневной, так и по ночной стороне. У них нет никаких признаков цивилизации, они ничего не строят и не производят, зато очень долго живут, отличаются уникальной памятью и незаурядным интеллектом – и это в придачу к громадным клешням, смертельному яду и бронированному панцирю.

Кроме людей и серков на Довосе есть еще два разумных вида – тертенебреки и питермацборги. Первые обитают на дневной стороне, похожи на красно-оранжевых лоснящихся ящеров и не переносят воду. Вторые живут на ночной стороне, покрыты длиннющей шерстью и отлично видят в темноте.

Всего на Довосе я провел девять с половиной часов. Погулял по заснеженному плато, поймал и съел ледовую верещайку, посетил культурную достопримечательность – храм Жар-Огня и Хлад-Мороза. Это местные боги, изображаемые в виде безликих великанов – огненного и ледяного. Им поклоняются чуть ли не все жители планеты, однако очень по-разному. Тертенебреки считают Жар-Огня добрым и заботливым богом, а Хлад-Мороза – воплощением зла, несущим гибель всему живому. Питермацборги – наоборот. Люди же побаиваются и приносят жертвы обоим, считая, что именно вечная борьба этих братьев обеспечивает нормальную жизнь. Если же один из них победит… люди погибнут. Неважно, кто одержит верх – гореть заживо ничуть не приятнее, чем превращаться в сосульку.

После Довоса я посетил Никозем – высокотехнологичный мир, уже много веков ведущий пятистороннюю космическую войну. Потом Чешнур – мир, переживший страшную магическую катастрофу и лишь недавно начавший возрождаться из пепла. Следом Алеблон – мир, в котором люди и еще несколько разумных видов ютятся под ногами Хозяев – двухсотметровых кремнийорганических исполинов. Ни в одном из них я не задержался дольше, чем на несколько часов.

Пятым на моем пути стал Веризметан – мир, из которого я свалил уже через сорок минут. Хотя это весьма интересное местечко с богатейшей флорой и довольно бедной фауной. Всего два вида животных – и оба разумные. Люди и дроссорки. Я подозреваю, что те и другие явились из иного мира, поскольку в местную экосистему они вписываются плохо.

Дроссорки еще ладно. Эти существа похожи на людей, но очень бледнокожи, красноглазы и полностью лишены волос. Кроме того, они питаются исключительно растениями и не выносят ультрафиолетового излучения. Дроссорку достаточно выйти днем на улицу, чтобы его кожа начала вздуваться пузырями, будто обваренная кипятком. Несколько минут агонии – и смерть. Поэтому днем они спят в своих домах без окон, а ночью идут на работу.

А вот людям на Веризметане приходится туго. Они ведь не могут есть траву и листья, как дроссорки. Съедобных растений в этом мире практически нет – в основном папоротники, лишайники и хвощи. Поэтому люди здесь крайне немногочисленны и питаются они… дроссорками.

Да, именно так. Поскольку внешне люди и дроссорки отличаются мало, первые без особого труда маскируются под вторых, живут в их городах, по ночам спят… а днем выходят на охоту. Дроссорки пугают детей сказками о кошмарных плотоядных монстрах, бродящих под смертоносными лучами солнца.

Хотя большинство здравомыслящих дроссорков считают так называемых «людей» просто выдумкой. Да и кто вообще поверит в подобный бред?

Возможно, я бы пробыл на Веризметане немного дольше, но мне ужасно хотелось есть, а с этим там напряженка. Поэтому я быстро собрал манатки – в фигуральном смысле, конечно – и двинулся дальше, в мир под названием Сибарбон.

Тоже примечательное местечко – на сей раз не из-за жителей, а из-за физических законов. В Сибарбоне отсутствует… трение.

Представьте на одну секунду мир без трения. В таком месте забавно побывать, но жить вы бы в нем не захотели, о нет. Земля под ногами – да не только земля, а вообще любая поверхность! – становится скользкой, как идеальной гладкости лед. Ходить невозможно. Даже просто стоять невозможно. Невозможно ничего никуда положить и надеяться, что оно останется в неподвижности. Малейший толчок – и даже самый тяжелый предмет заскользит вперед и будет катиться, пока не упрется в какую-нибудь преграду.

В этом мире очень трудно взять что-то в руки. Выскальзывает, зараза. Все выскальзывает – карандаш, лопата, пистолет, что угодно. В стену невозможно вбить гвоздь – он просто не будет держаться. Да и вообще любая работа становится чудовищно сложной.

А какой чудовищный шум здесь стоит! Любой изданный звук так и остается бродить бесконечным эхом – воздушные колебания просто не затухают. Это же касается ветра, это же касается волн. Страшный кавардак творится, я вам скажу.

Конечно, на микроуровне трение здесь есть… вероятно. Не уверен точно. Просто если бы его не было совсем, никакие объекты вообще не могли бы здесь существовать… полагаю.

Я в этом все-таки не специалист, да и Рабан только невнятно что-то промямлил…

Но, разумеется, я не мог в этом мире ни ходить, ни летать. Как? Ноги отталкиваются от земли, крылья – от воздуха. Но трения нет – и я могу только бессильно трепыхаться.

И тем не менее Сибарбон населен живыми существами – пусть и неразумными. О, видели бы вы эти причудливые формы жизни! Словно безумные конькобежцы, они носятся по идеально гладким полям, парят в нестихающих штормах, прокладывают подземные тоннели. Их организмы великолепно приспособлены к отсутствию трения, и в нашем мире они стали бы столь же неуклюжими, как мы – в их.

После Сибарбона я посетил еще три мира – Червовек, Клутос и Драмхнут. Первый весь покрыт водой, второй затоплен живыми мертвецами, а третий населен крошечными уродцами, бороздящими космические просторы на деревянных звездолетах. Ничего интересного.

Так продолжалось и дальше. Я перемещался в очередной мир, проводил в нем несколько часов, иногда – дней, и прыгал в следующий. Я не искал ничего конкретного – я вообще ничего не искал. По сути, я просто пытался таким образом сбежать от проблемы.

Двигался я не по прямой, а выписывая причудливые кривулины. В геометрии межмирового пространства нет такого понятия, как «прямая». Да и вообще в двенадцати измерениях хрен сориентируешься. С первыми тремя все понятно – длина, ширина, высота. С четвертым уже проблема – где, куда, как это выглядит? Поднимешься «выше» по четвертому измерению – попадешь в гиперпространство, спустишься «ниже» – в подпространство. Эти понятия часто путают, но они различаются так же сильно, как инфракрасное и ультрафиолетовое излучения.

А сдвинешься на шаг по любому из восьми следующих измерений – попадешь в другой мир. Восемь осей, каждая из которых перпендикулярна остальным. Двести пятьдесят шесть направлений движения – двести пятьдесят шесть соседних миров. В теории. На практике их в четыре-пять раз меньше, поскольку большинство направлений ведут в никуда. Эти миры либо еще не существуют, либо в них невозможно попасть. С моей точки зрения, разницы никакой.

Темных миров я старался по возможности избегать. Хотя пару раз пришлось проходить и через них – через утопающий в пламени кошмарный Турманьен и совершенно сюрреалистичный, населенный безумными страшилищами Летинг. В первом моего появления даже не заметили, зато во втором моментально сожрали – в другой мир я переносился уже из желудка пятикилометрового бородатого червя.

В Светлых мирах я тоже особо не задерживался. Не то чтобы мне этого не хотелось – просто оттуда меня всегда быстро выдворяли. В Светлых мирах нелегальных эмигрантов не привечают. Я пытался закосить под добрую фею, но меня все равно каким-то образом разоблачали. Видели бы вы, какой скандал подняли в одном из таких миров небожители – ну чисто базарные торговки. Даже пригрозили гневом своего божества.

Остаться подольше я сумел только в одном Светлом мире – Ойшихумане. Тамошние небожители – большие пофигисты, так что у них хватает сброда типа меня. Однако несмотря на это, Ойшихумана – расчудесное местечко. Там растут деревья с листьями и цветами из драгоценных камней и летают прекрасные птицы, поющие песни на человеческом языке. Нет боли, нет страданий, совершенно невозможно умереть. Местные жители не рождаются, а выходят из цветов белоснежного благоуханного лотоса. Они совершенствуются, пока не достигают идеала, а затем погружаются в нирвану.

Около двух недель я провел в Тысячемирье – высокоразвитой магической империи, объединяющей девятьсот восемьдесят восемь миров. Там больше пятисот видов разумных существ, в том числе и люди, однако заправляют всем инфалы – бессмертные сволочи, ходящие между мирами так же свободно, как мы – между комнатами. Кроме того они раз в двадцать сильнее людей, могут регенерировать и обучаются магии так же легко, как мы – таблице умножения. Инфалы относительно немногочисленны – их всего тридцать с чем-то миллионов, причем десять из них живут в столице Тысячемирья – Глезуме. Однако они считаются высшей расой, и без их дозволения нельзя даже чихнуть.

Еще мне довелось погостить на одном из кораблей межмировых кочевников – Наблюдателей. Эти ребята чем-то похожи на энгахов, но между мирами перемещаются не с помощью Слова, а на удивительных летучих машинах – виманах. Не уверен точно, магия ли это или технология – на определенном уровне они становятся практически неразличимы.

В отличие от тех же инфалов, Наблюдатели приняли меня радушно, даже воодушевленно… немножко чересчур воодушевленно, как мне показалось. Меня непрерывно расспрашивали обо всем подряд, осматривали, ощупывали, подвергали различным тестам и ужасно расстраивались, что у меня нет отверстия для анального зонда. В конце концов я от них просто сбежал.

Побывал я и на разных вариантах родной Земли. Их в нашем секторе до хрена и больше. Наверное, среди демиургов тоже хватает сачков – ленятся выдумывать новые миры, вот и копируют одно и то же. Наша Земля – это у них, видимо, самая популярная модель.

В тех из них, что отстают по времени, я даже могу играть роль пророка. Множественность миров позволяет увидеть в одном мире то, что через некоторое время произойдет и в другом. Однако миры никогда не бывают полностью идентичны, поэтому такие предсказания всегда грешат неточностями.

Например, Земля–1880. Фиг я там что-нибудь предскажу. Ее история разминулась с историей нашего мира еще в шестом веке до нашей эры, когда армяне сумели вырваться из-под владычества Ахеменидов, стать независимой державой, а затем и покорить бывших владык-персов. После этого Великая Армения век от века только усиливалась и расширялась. Сейчас она занимает семьдесят пять процентов Евразии и неустанно несет всяким дикарям свет, мудрость и величие армянской расы. Российской Империи тут нет и никогда не было, а русские – национальное меньшинство, один из множества малых народов, населяющих Великую Армению.

Еще сильнее отличается Земля–1904. Это мир, в котором Атлантида не затонула. К юго-западу от Пиренейского полуострова здесь по-прежнему находится большой архипелаг – около пятидесяти островов, крупнейший из которых превосходит по величине Великобританию. А поскольку атланты уже плавили бронзу, когда остальные народы еще бегали с каменными топорами, их влияние на жизнь соседей всегда было громадным. По времени этот мир отстает от нашего более чем на сто лет, но технически превосходит на добрую тысячу.

Или Земля–1913. Точнее, Земля–1331, поскольку летосчисление здесь ведется по исламскому календарю. В этом мире франки проиграли битву при Пуатье и арабская экспансия не ограничилась Пиренейским полуостровом, как у нас. Уже к середине девятого века вся Европа перешла в мусульманство. Христианство здесь – почти вымершая религия, которую исповедует что-то около пятидесяти тысяч человек.

Хотя местный ислам к двадцатому веку заметно помягчел. Ежегодный пост сократили с месяца до трех дней. Вместо пяти ежедневных молитв – только одна. Обязательное жертвоприношение во время Курбан-Байрама свели до символического акта – по одному животному на регион, совершается представителем духовных властей.

А как вам Земля-1950? Гениальный норвежский химик Турлейф Грёттумсбротен в 1941 году, в самый разгар Второй мировой создал препарат, пробуждающий экстрасенсорные способности. Действовал он, правда, не на всех людей, а лишь на одного из сотни – но и этого было более чем достаточно. Уже через полгода у всех враждующих сторон появились целые отряды экстрасенсов. Способности пробуждались самые разные – кто-то читал мысли, кто-то двигал предметы, кто-то летал или поджигал взглядом. Были такие, что меняли форму тела или исцеляли прикосновением. Убедившись в полной безопасности препарата, мировые лидеры тоже стали принимать его – и после этого начался такой кавардак, что и представить страшно. Прошло всего девять лет, а этот мир уже совершенно не похож на наш. Во что он превратится к концу века, я и вовсе не представляю.

Впрочем, не все миры так экстравагантны. Вот хотя бы Земля–1998. Здесь тоже расхождение началось где-то во время Второй мировой, но не изобретением чудо-препарата, а просто… не знаю, что послужило причиной. Главное, что в этом мире война длилась аж до 1948 года и завершилась не чьей-то победой, а по взаимному согласию. Не то чтобы этого кому-то хотелось – просто после создания ядерного оружия воевать стало совсем уж некомфортно. Первыми атомную бомбу сделали немцы, однако очень скоро точно такие же появились и у Японии, и у Штатов, и у СССР. Прогремело несколько ядерных взрывов – в том числе над Берлином и Москвой. И лидеры враждующих держав пришли к выводу, что пора завязывать.

Конечно, худой мир лучше доброй ссоры. Тем более, что здесь ссора была совсем не добрая. Стороны пришли к определенным соглашениям, пошли на взаимные уступки и… разделили мир на четыре части. На Земле-1998 четыре сверхдержавы: Советский Союз, состоящий из тридцати трех республик (кроме привычных нам туда входят Польская ССР, Румынская ССР, Болгарская ССР, Финская ССР, Монгольская ССР, Иранская ССР, Курдская ССР, Афганская ССР, Белуджийская ССР, Пенджабская ССР, Синдская ССР, Кашмирская ССР, Индийская ССР, Бенгальская ССР, Цейлонская ССР, Бирманская ССР, Карельская ССР и Казачья ССР); Соединенные Штаты Америки, включающие оба американских континента и Гренландию; Восточная Сфера Сопроцветания, включающая Японию, Корею, восточный Китай, Индокитай, Индонезию, Австралию и почти всю Океанию; и Третий Рейх, включающий большую часть Европы, а также Африку и Турцию. Африка стала территорией, на которую согнали порабощенные народы. Европа – только для чистокровных арийцев.

Кроме того на Земле–1998 есть еще две страны – Свободный Тибет и Арабский Халифат, включающий Ближний Восток и Аравийский полуостров. Нейтральные территории, целостность и независимость которых гарантирована четырьмя сверхдержавами.

Вот уже пятьдесят лет в этом мире идет четырехсторонняя холодная война. Все границы перекрыты железными занавесками, все постоянно грозят друг другу ракетами. Военные технологии год от года совершенствуются, а вот прочие развиваются значительно медленнее – телевидение, например, до сих пор черно-белое, а компьютеры используют перфокарты.

Но холодная война – это еще не так плохо. На Земле–2010 бушует горячая. Третья мировая. Полгода назад в Южно-Китайском море нашли нефть – и из-за нее мгновенно сцепились Китай и Вьетнам. Чтобы показать, кто здесь главный, китайцы вторглись во Вьетнам – и те воззвали о помощи. Американцы моментально подсуетились, ввели против Китая экономические санкции и отправили в Южно-Китайское море авианосцы. Китайцы разозлились и начали бомбить американские корабли. Так все и завертелось.

Уже через месяц войной была охвачена вся Восточная Азия. Японцы до последнего пытались сохранять нейтралитет, даже запретили американцам использовать их базы на японской территории – но американцы запрет проигнорировали. Так Япония тоже оказалась втянутой в войну.

Пользуясь ситуацией, Индия вторглась в Пакистан, а арабы атаковали Израиль. Россия, опасаясь угрозы со стороны Китая, начала перебрасывать войска к восточным границам – в ответ Китай оккупировал Владивосток. В Монголии и Восточной Сибири начались затяжные бои.

Спустя два месяца мусульманские державы во главе с Ираном объявили, что поддерживают китайско-японскую коалицию, и начали снабжать тех нефтью. В свою очередь Америка вступила в союз с Россией и обратилась за помощью к Европе. Однако китайцы разместили в Боснии и Алжире ядерные ракеты, так что европейцы пока колеблются.

Когда я прибыл в этот мир, объединенная российско-натовская армия шла на штурм Великой Китайской стены. Ядерное оружие еще ни разу не применялось – обе стороны сдерживаются, никто не хочет переходить рубеж первым. Тем не менее, в любой момент может случиться непоправимое.

В других мирах тоже воюют. Например, на Земле–2039 в США идет кровопролитная гражданская война. Все население разделилось на поклонников «Звездных войн» и фанатов «Звездного пути». Они ненавидят друг друга, они постоянно сражаются друг с другом. Типа религиозных войн, только причина еще более идиотская. Примирить и даже объединить этих заклятых врагов может только ненависть к общему противнику – толкиенистам.

А на Земле-2044 война закончилась двенадцать лет назад. Но это была воистину страшная война. Я посетил там только государство Калифорния… да, оно называется так. Двенадцать лет назад по здешнему Вашингтону шарахнули ядреной супербомбой невиданной мощи. В результате на пятьсот километров вокруг было уничтожено все напрочь, образовалась гигантская воронка, в которой плещется соленая водичка. Еще на пятьсот – убито все живое, мертвая пустыня. Еще на тысячу – вода, почва и воздух заражены радиацией, без специальной защиты лучше не соваться. И только дальше худо-бедно можно жить. От Америки осталось только западное побережье, переименовавшееся в Калифорнию. Кроме того, погибла изрядная часть Канады, кусман Мексики и почти весь Карибский бассейн.

Не знаю, как обстоят дела по другую сторону океана, в Евразии, но слышал, что там не намного лучше.

А на Земле–2050 мир и толерантность, никто ни с кем не воюет, зато буйным цветом расцвел сепаратизм. Планета в полном раздрае и депрессии – кругом экономический кризис, нефть подходит к концу, как жить дальше – непонятно. Все бросились отделяться, создавать свои маленькие, но независимые страны. Без ссор, без конфликтов – просто тихо-мирно разбегаются в разные стороны и стараются выжить по отдельности.

Россия, например, раздробилась на Сахалин, Туву, Дальний Восток, Якутию, Чукотскую Территорию, Татарстан, Черноморье, Закавказье, Беломорье, Байкальскую Республику, Сибирскую Республику, Уральскую Республику, Поволжскую Республику, Московскую Республику и Княжество Святого Петра. Украина разделилась на собственно Украину, независимый Крым, Львовскую Республику и Харьковскую Республику. Италия – на Северную Италию, Неаполитанское Королевство, Сицилию и Сардинию. Испания – на Кастилию, Арагон и Басконию. Великобритания – на Англию, Шотландию, Уэльс и Островное Содружество. Бельгия – на Фландрию и Валлонию. От Франции отделились Корсика и Бретань, от Греции – Крит, от Канады – Квебек, от Дании – Гренландия и Фарерские острова. Германия рассыпалась на одиннадцать маленьких стран, Индия – на тринадцать княжеств, Китай – на Северный Китай, Южный Китай, Тибет, Туркестан, Тайвань и Шанхайское Королевство. США – на ССША, ЮСША, ЗСША, Калифорнию, Техас, две индейских территории, негритянский Блэклэнд, Аляску и Гаваи. От Японии отделилось Хоккайдо – теперь это Айнская Республика, включающая также Курилы. Ирак разделен на шиитский и суннитский, также появился Курдистан – выделился из Турции и Ирака. На границе Ирана и Пакистана вырос Белуджистан. От Саудовской Аравии откололись Независимые Исламские Эмираты на западе. На Кавказе теперь десять крошечных государств – Абхазия, Авария, Азербайджан, Армения, Грузия, Ингушетия, Ичкерия, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия и Осетия. Ну а карта Африки вовсе похожа на лоскутное одеяло – там сейчас сто пятьдесят с чем-то стран, мал-мала меньше. А общее количество держав на планете уже достигло пятисот и продолжает расти. Такие вот пироги с котятами.

Но что-то меня занесло. Не думаю, что кому-то здесь интересны такие подробности. Следующей на моем пути стала Земля–2071 – вполне обычная версия Земли, если не считать того, что большая часть планеты здесь принадлежит чернокожим. Они – высшая раса, а белые лишены всех прав и вынуждены ютиться в гетто. Господствующей идеологией стал негритюд, изобретенный неким Леопольдом Седаром Сенгором. Согласно ей, колыбелью человечества является Африка, а отсюда следует, что черная раса – изначальная и наиболее гармоничная.

В качестве культурной программы я заглянул в местный храм – и был немножко удивлен тем, что Христос и все святые на иконах имеют негритянские черты. Белокожи разве что Иуда и Ирод. Каин с Авелем тоже – хоть и родные братья, но первый белее снега, а второй черен, как трубочист.

Потом я побывал на Земле–2095, но надолго не задержался. В этом мире человечество порабощено злобными инопланетянами, похожими на летающих морских коньков. Ничего интересного.

Куда больше времени я провел на Земле–2194. Мир победившего капитализма – место государств заняли корпорации неслыханного масштаба. Тридцать одно циклопическое финансовое образование, и каждый житель планеты является акционером одной из них. Сразу после рождения ребенку выдают символическую акцию – чем их у тебя больше, тем выше ты стоишь в пирамиде власти. Все на планете принадлежит этим корпорациям – свой владелец есть у каждого клочка земли, у каждого здания, у каждого дерева и камня.

Одни корпорации делают деньги на всем подряд, другие специализируются на чем-то определенном. Например, корпорация «Авто» занимается почти исключительно транспортом, корпорация «Пушки» производит оружие, а «Всемогущий Атом» поставляет планете атомную энергию. Некоторые корпорации все еще сохраняют национальный колорит – например, «Саудиды» появились в результате слияния капиталов нефтяных шейхов, а корпорацию «Париж» создали французские олигархи.

Городов в этом мире очень мало. Зато они воистину колоссальны. Супергигантские мегалополисы с населением от одного до полутора миллиардов жителей. Этих колоссов всего лишь девять – два в Европе, три в Азии, два в Северной Америке и по одному в Африке и Южной Америке. Один из европейских расположен на территории бывшей России – там, где когда-то были Москва и Питер. Он и называется Петромоском.

Несмотря на бесчеловечный оскал капитализма и всеобщую меркантильность, уровень жизни в этом мире довольно-таки высок. В города я, само собой, не совался – я в них никогда не суюсь, – но местная природа мне понравилась. Почти треть планеты превращена в заповедники – свежий воздух, девственные леса… Я целых шесть дней кайфовал, гоняясь за газелями в саваннах Серенгети. Потом, правда, мне все-таки надоело, и я двинулся дальше.

Наверное, я так бы и носился по мирам, как пьяный трактор по колдобинам. Но тут произошло нечто непредвиденное…

Глава 19

Я сидел на крутом утесе, глядя, как волны разбиваются о скалы. Когтем нижней правой руки я выцарапывал на камне авангардистскую картинку, а пальцами верхней левой отрывал лепестки ромашки.

– Любит… не любит… – вяло бормотал я. – Любит… не любит…

– Вообще-то, это гадание не имеет никакого смысла, – не упустил случая влезть Рабан. – У ромашки стрелолистной всегда четное количество лепестков, так что результат известен изначально.

– Не занудствуй, а?.. – попросил я.

Рабан ненадолго замолчал. Я оторвал последний лепесток и мрачно на него уставился. Разумеется, выпало «не любит».

– Патрон, а ты на кого вообще гадаешь? – спросил Рабан.

– Да хрен его знает… Так просто.

Где-то вдалеке послышался грохот. Из-за горизонта потянулся дымный столб. Одна из скал-клыков, торчащих из воды, прямо на моих глазах треснула и начала раскалываться. Море рядом с ней закружилось водово- ротом. Ну вот и досюда докатилось. Этого следовало ожидать, конечно.

Я сейчас на Земле–2228 – мире, переживающем самый натуральный апокалипсис. Две недели назад здесь вспыхнула мировая война – война, которую ее участники, особо не мудрствуя, называют Последней.

И она уже заканчивается.

Совсем рядом со мной по земле пробежала трещина. Последствия рукотворного землетрясения. В этом мире люди изобрели тектоническое оружие – а это пострашнее ядерных ракет. Вот уже две недели землетрясения прокатываются по всей планете. Острова трескаются и разваливаются, города рассыпаются в пыль, материки на глазах меняют свои очертания. Сотни, тысячи непрекращающихся землетрясений угрожают попросту расколоть планету на куски. Большая часть населения уже погибла, а немногие выжившие скоро к ним присоединятся. Цивилизации пришел полный и окончательный кирдык. Не исключено даже, что конец пришел самой планете, что пройдет еще немного времени, и на ее месте появится новый пояс астероидов.

– Что будем делать, патрон? – спросил Рабан.

– Не знаю, что планируют делать все остальные… но лично я сваливаю из этой вселенной.

– Куда?

– Удиви меня.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Миры наложились друг на друга. Берег холодного моря сменился пышной растительностью, обступившей меня со всех сторон. Похоже на амазонские джунгли. Над головой щебечет какая-то пичуга, кусты неподалеку чуть заметно шевелятся.

– Опять какой-то вариант Земли? – полюбопытствовал я.

– Нет, патрон. Это необитаемый мир – у него даже названия нет. Мы с Волдресом тут одно время работали.

– Вы что, забирались так далеко? – удивился я. – Мы же охренеть на сколько миров ушли.

– Было один раз… В этом мире есть один уникальный минерал… хорошие деньги можно заработать. И в следующем мире у нас тоже одна работенка была. Не хочешь заглянуть?

– А что за мир?

– Называется Сульвао. Интересное место.

– Кто живет?

– Их самоназвание я не выговорю. И ты не выговоришь. Но другие существа называют их Золотыми Жуками. Очень древний и мудрый народ. Если нам повезет, они тебе чем-нибудь помогут.

– Ну так стартуй.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

Миры… не наложились друг на друга. Ничего не изменилось – где я был, там и остался.

– Этот мир что, выглядит точно так же, как и предыдущий? – уточнил я.

– Нет, конечно… – растерянно пробормотал Рабан. – Извини, патрон, я, наверное, что-то не так сказал. Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

По-прежнему ничего не произошло. Я потоптался на месте, задумчиво рассматривая шевелящийся куст.

– Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! – в отчаянии завопил Рабан. – Алиии! Эсе! Энке илиалссаа оссса асса эллеасса оссо иииииии! Эссеееаааааааа! Алаасса!

В третий раз ничего. Разве что из кустов выползла толстая зеленая ящерица и удивленно на меня уставилась.

– Бензин кончился? – саркастично спросил я.

– Не знаю, патрон… раньше такого не было…

Впрочем, мы с Рабаном недолго гадали, что произошло. Энгахи, разумеется. Сволочи, взяли и отключили мое Слово.

Этого следовало ожидать, конечно. Мне еще повезло, что они так долго копались. Я особо не расстроился. Мне уже порядком осточертело метаться по мирам без всякой цели и смысла. Теперь у меня эту возможность отняли – и я почувствовал какое-то даже облегчение. Исчезло бесконечное богатство выбора, теперь придется работать с тем немногим, что осталось.

Жизнь заметно упростилась.

Для начала я решил разобраться со вселенной, которая мне выпала. Всякому бы на моем месте захотелось узнать, где он проведет остаток жизни.

Это оказался мир вакуумного типа. Наиболее распространенный тип – наша Земля тоже к нему относится. Бесконечная пустота, в которой кое-где встречаются звезды и планеты. На одной из таких планет я и находился.

Не самая гостеприимная планета, надо сказать. Ее ось вращения лежит в плоскости орбиты – а это означает отсутствие природных зон. Все точки получают примерно одинаковое количество солнца – что экватор, что полюс. Зато разница между зимой и летом колоссальная, особенно на полюсах. Помните мир под названием Довос? Примерно та же картина: полгода солнца испепеляет все живое, а другие полгода – тьма и лютый холод. В умеренных зонах климат не такой жестокий, но тоже не сладко. Кроме того из-за неравномерного нагрева на планете постоянно бушуют ураганы и шторма.

Более-менее нормально можно жить только на экваторе. Там восемь времен года – короткая зима во время солнцестояний, короткое лето во время равноденствий. А поскольку планета расположена довольно близко к солнцу, температура даже в самые морозные зимы не падает ниже +25 °C.

Не самый лучший мир. Но и не самый худший. Если бы энгахи отключили мое Слово хотя бы пятью минутами позже, я попал бы в Сульвао – а это просто расчудесный мир, если верить Рабану. Но если бы энгахи отключили мое Слово хотя бы пятью минутами раньше, я застрял бы на Земле–2228 – и я не уверен, что даже яцхен выживет при гибели всей планеты.

Так что дела мои вполне неплохи. Здесь много места, красивые пейзажи, полно еды – бегающей, плавающей и летающий. И вдобавок – ни единого разумного существа. В моем положении это тоже плюс – при всем желании не смогу никому навредить. Просто идеальное место, чтобы отдохнуть и разобраться в себе.

Три четверти территории здесь – суша. Два огромных материка, разделенных длинным океаном, извилистой змеей опоясывающим планету. Я выбрал для проживания большой остров на экваторе, буквально кишащий флорой и фауной, но лишенный крупных хищников и ядовитых змей. Не то чтобы я их боялся, но от их присутствия я ведь ничего не выиграю, верно?

Определившись с островом, я потратил целый день на его обследование. Честно говоря, не вижу способа покинуть этот мир, так что лучше сразу начать обустраиваться. Не то чтобы я мечтал о карьере робинзона, но это тот случай, когда мое желание или нежелание никого особо не волнуют.

В конце концов я облюбовал живописную поляну в самом центре острова. Там и выстроил себе дом. Не то чтобы я в нем особенно нуждался, но мне по-прежнему уютнее в четырех стенах, нежели на дереве, словно дикому животному.

Впрочем, дом – это сильно сказано. Просто землянка. Да и ту бы я ни за что не соорудил без помощи Рабана. Под его руководством я вырыл глубокую яму, утрамбовал дно, выложил пол из плоских камней, установил несколько толстых столбов, возвел перекрытие из длинных жердей и покрыл его дерном.

В общем счете это заняло у меня четыре с половиной дня – и я управился так быстро лишь благодаря своим несравненным когтям. Именно ими я срезал древесные стволы, как пшеничные колосья. Именно ими я рыл землю быстрее любого крота. Именно ими я придавал нужную форму гальке, поднятой с морского дна.

Внутри я соорудил примитивные нары, просто положив друг на друга несколько больших досок. Все доски получились разного размера и толщины – мои мономолекулярные царапалки режут гладко, точно лазером, но вот глазомер у меня далеко не идеальный. Да и вообще я никогда не увлекался столярным делом.

Получившуюся лежанку я устлал листьями и травой – больше просто ничего не было. Собственно, место для сна мне вообще не нужно, но не могу же я сидеть на голом полу.

Я пытался обставить жилище и другой мебелью – стол, стул, полки, – однако здесь мои строительные навыки окончательно отказали. Рабан пытался научить меня делать мебель без гвоздей, но то убожество, которое я сумел смастерить, было просто стыдно держать дома.

Так что это дело я пока забросил. Вернусь к нему, когда станет скучно.

А еще я наконец-то додумался, что мне делать с Пазузу. Надо отвезти его в Миргород и положить в банковский сейф. У меня там уже лежит один ларчик с демоном – будет и еще один.

Жаль, поздновато я до этого додумался…

Но в любом случае таскать и дальше Пазузу в кармане мне не хотелось. Тем более, что мои многострадальные штаны за время странствий по мирам превратились даже не в лохмотья – в пару тряпок и кожаный ремень. Я и без того менял их уже дважды. Поэтому я спрятал осточертевший ковчежец в стене своего нового дома. Сунул его между двумя жердями и присыпал землей. В конце-то концов, что с ним может случиться на необитаемой планете?

– Выпусти меня!!! – бешено орал Пазузу, пока я его прятал. – Выпустииииииии!!!

– Угу, – пообещал я. – Обязательно. Валенки зашнурую, и сразу выпущу.

Глава 20

Прошло две недели с того дня, как я поселился в этом мире. И пока что мне тут очень даже нравится. С тех пор, как я стал яцхеном, я только и делал, что кому-то служил, на кого-то работал, кому-то помогал, кого-то спасал. Приказы, задания, просьбы так и сыпались со всех сторон. Слетай, разыщи, принеси, убей… Я был странствующим энгахом. Был резидентом в Лэнге. Был монахом на службе инквизиции. Я всегда кому-то подчинялся.

Зато теперь я в кои-то веки предоставлен сам себе. На всей этой огромной планете нет никого, кроме меня…

– Патрон, а ты сегодня рыбу ловить будешь?

А, ну да. Еще и его.

На самом деле я очень рад, что у меня есть Рабан. Он довольно занудный и частенько раздражает, но совсем без общения и рехнуться можно. Не с Пазузу же мне общаться, верно?

Сегодня я проснулся с первым лучом солнца. Потянулся, расправил крылья и аккуратно спланировал на землю. Ночую я обычно на деревьях, повиснув вниз головой. В плохую погоду – дома, зацепившись за потолок.

Денек выдался хороший. Небо наполовину затянуто тучами, но это нормально, здесь всегда так. Грозы в этом мире случаются чуть ли не каждый день – настолько атмосфера насыщена электричеством.

Встав на обе ноги, я привычно перекрестился и произнес:

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Немного подождав, я постарался настроиться на нужный лад и прочел утреннюю молитву:

– Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Я встаю на молитву дважды в день – утром и вечером, после сна и перед сном. Вошло в привычку за месяцы послушничества у Торквемады. Я даже сделал четки из зернышек местной ягоды, чтобы отсчитывать с их помощью молитвы.

– Как думаешь, патрон, а Он в самом деле тебя сейчас слышит? – осторожно спросил Рабан, когда я закончил.

– А какая разница? Главное, что я сам себя слышу.

Мне это действительно помогает. Помогает успокоиться, расслабиться, привести в порядок мысли и вообще внутреннее состояние. И между прочим, за те две недели, что я тут живу, приступов демонистости у меня не было ни разу, а это о чем-то да говорит.

– Это говорит о том, что тебе здесь не на ком сорваться, патрон, – скептически сказал Рабан.

Тоже верно. Но я предпочитаю думать, что мне просто наконец-то удалось достигнуть просветления. Ну или еще не удалось, но я к этому близок. Надеюсь.

Позавтракал я остатками вчерашнего дронта. На самом деле это не дронт – просто похожая на него птица. Тоже глупая, жирная и нелетающая. Как она называется по-настоящему, я не знаю… никак, наверное. На этой планете некому придумывать названия животным и растениям.

Значит, будет дронтом.

После завтрака я проверил, не прохудилась ли крыша, а потом часа два копал погреб. Вот уже три дня, как я его рою, и сегодня наконец-то закончил. Утрамбовал стены и потолок, сделал несколько глубоких ниш, замостил пол плоскими камнями. Хорошо получилось.

Погреб – вещь нужная. Продукты впрок хранить и все такое. Холодильника у меня нет, льда в этих широтах тоже не раздобудешь – а кто может поручиться, что охота неизменно будет удачной?

– Патрон, а может, еще и колодец выроешь? – предложил Рабан, когда я вышел из землянки.

– У меня не сто рук. Потом как-нибудь.

Хотя предложение здравое. Место для жилья я подобрал удачное, но с одним крупным недостатком – рядом нет воды. До ближайшего родника почти два километра. Для крылатой твари это не расстояние, так что я особо не парюсь, но все-таки не мешает иметь постоянный доступ к воде. Вдруг я когда-нибудь решу сварить суп или попить чайку?

Правда, для этого придется вначале найти способ развести огонь. У меня ни спичек, ни зажигалки, ни кремня с огнивом.

Эх, Торквемаду бы сюда…

Пока не придумаю, как решить эту проблему, питаюсь сырым мясом. Мне не привыкать. Яцхен вообще переваривает все, кроме стекла и кирпичей. Мне что жареное мясо, что тушеное, что сырое, разницы особой нет.

Кроме того, я ловлю рыбу и собираю фрукты. Вчера, например, нашел на морском берегу несколько кокосовых пальм – почти таких же, как на Земле. Жаль, орехи в основном еще зеленые – спелых удалось собрать всего четырнадцать штук. Восемь из них я съел прямо на месте, а еще шесть прихватил с собой. Вон они, в траве валяются.

Кстати, съем-ка парочку, восстановлю силы. Притомился я что-то погреб копать. Кокосовое молоко – вкусная штука. Мякоть мне тоже нравится. Так что я незаметно для себя съел не два ореха, а пять. Съел бы и шестой, но он откатился далеко от остальных и не попал под горячую руку. Повезло ему – останется на завтра.

А там и другие орехи поспеют.

Ближе к полудню я отправился в очередную экспедицию. Сегодня исследовал побережье северного материка. Ничего интересного – горы, пустыни. Видел стадо здоровенных зверюг – похожи на двадцатиметровых муми-троллей. Белые, как снег, видны издалека, но им явно и незачем маскироваться. Хищников соответствующих размеров я в этом мире еще не встречал.

Мне до смерти хотелось прирезать одного такого муми-троллюшку – узнать, каков он на вкус. Но в этих великанах явно тонн двадцать – даже с аппетитом яцхена столько не осилить. Значит, большая часть мяса пропадет зря – а это не очень-то хозяйственно. Надо сначала увеличить погреб, а там уж и устраивать сафари.

– Так будьте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дому, до хаты… – спел я, провожая взглядом удаляющихся гигантов. – Пока уезжаем, но скоро вернемся, и вот уж тогда-то за вас мы возьмемся…

Возвращаясь домой, я встретил громадную черную тучу, каждые несколько секунд бьющую по земле молнией. Очередное месторождение кераинита. Это такой минерал – чрезвычайно редкий в других мирах, но очень распространенный в этом. Именно за ним Волдрес с Рабаном сюда и ездили.

У кераинита есть уникальное свойство – он притягивает молнии. Там, где его жилы выходят на поверхность, постоянно висят тучи и колотят, колотят, колотят электроразрядами… до бесконечности, наверное. В своих полетах я нашел уже шесть таких мест – и стараюсь держаться от них подальше.

Однажды, помнится, меня занесло в мир, где вся атмосфера состоит из чего-то наподобие. Там молнии ударили в меня двадцать семь раз подряд – и я лишь каким-то чудом не подох. Так что теперь осторожничаю – не приближаюсь ни к грозовым тучам, ни к кераиниту. Особенно к кераиниту.

– Как вы его добывали-то? – из любопытства спросил я у Рабана. – Туда же все время молнии шарахают.

– Есть способ, патрон, – охотно ответил мозговой паразит. – Разыскиваешь кусок помельче, дожидаешься паузы между молниями – и быстро накрываешь его чем-нибудь. Мы с Волдресом просто швыряли кусок полотна. Оно кераинит накрывает – и молнии уже не притягиваются. После этого возводишь над месторождением навес, и уже спокойно раскалываешь на куски.

На обратном пути я заготовил несколько длинных лиан – собираюсь сделать из них веревки. Пока не знаю, зачем они мне, но зачем-нибудь да пригодятся. Веревочную лестницу сделаю или оградку сплету вокруг землянки…

Конечно, я легко могу без всего этого обойтись. Если на то пошло, я вообще запросто могу вести жизнь дикого зверя. Где устал, там и спи, что поймал, то и ешь. Яцхен идеально приспособлен для выживания в любых условиях.

Но мне не хочется скатываться до уровня животных, поэтому я всеми силами цепляюсь за культуру и цивилизацию. К примеру, вчера начертил на земле доску, нарезал плоских камешков и деревяшек, и мы с Рабаном часа два играли в шашки. А завтра, может, в домино поиграем – все разнообразие.

Хотя нет, в домино не получится. В шашки еще ладно, но в карты или домино никак – Рабан же видит моими глазами. Я и в шашки-то все время проигрываю – этот гад наверняка подслушивает мои мысли.

– Не подслушиваю я ничего, – обиделся Рабан.

– Тогда почему же я все время проигрываю?

– Потому что играешь плохо.

Угу, как же. Будет он мне горбатого лепить. Да я на нашем корабле лучше всех в шашки играл. Меня только старпом обыгрывал, и то не всегда – а тут какой-то мозговой глист?..

Ничего, вот завтра выберу время, выточу игральные кости – сыграем в покер. Там-то уж мысли читать бесполезно, все от удачи зависит.

Срезая очередную лиану, я услышал за спиной шорох. Я повернулся и встретился взглядом со здоровенной зверюгой, похожей на шестиногого варана. При виде меня он страшно зарычал и забил по земле хвостом. А у меня при виде него… потекли слюнки.

Обожаю я этих ящеров. Удивительно нежное и вкусное мясо. А этот еще и жутко агрессивный – значит, самка. Охраняет кладку яиц.

Пошарив направлением, я действительно нашел неподалеку нору с пятью крупными желтоватыми яйцами. Значит, обед сегодня будет из двух блюд.

Яйца я выпил прямо на месте. Примерно половину ящера ухомячил здесь же. Остальное отнес домой и спрятал в погребе. Завтра доем.

До вечера я копался в саду. Хотя называть этот газончик «садом» будет слишком самонадеянным. Я просто посадил вокруг дома всяких-разных семян. Не знаю, вырастет ли хоть что-нибудь. Я ведь их даже не поливаю – да и как? У меня ни лейки, ни ведра – не в горстях же мне воду таскать.

Минуточку. А не приспособить ли мне для этого кокосовую скорлупу? Некоторые орехи я расколол пополам – получатся вполне сносные чашки. В других проковырял дырки и выскреб нутро – их можно использовать вместо банок. А позавчера я видел в лесу нечто вроде огромной тыквы – вкус более чем посредственный, но если эту штуку выдолбить, получится отличный бочонок. Типа калебаса.

Так я и сделал – слетал за тыквой, выковырял все нутро и оставил эту штуку сушиться. А пока она сушится – сгонял к роднику и наполнил водой несколько кокосовых орехов. Теперь не придется каждый раз летать два километра просто чтобы попить. И вообще жизнь понемногу налаживается.

Вечером я забрался на самое высокое дерево и любовался закатом. Сколь богат ты, Господи, до чего же много красоты у тебя на земле и на небе…

Хотя местное небо порядком отличается от земного. Например, солнце почти вдвое больше нашего и не желтое, а зеленоватое. На самом деле это просто обман зрения – в здешней атмосфере свет преломляется немного иначе, поэтому на закате солнце кажется зеленым.

На небо высыпали звезды. Среди них одна необычайно яркая и крупная – это соседняя планета. Если приглядеться, возле нее можно заметить и другую звездочку – спутник. А если очень приглядеться, да желательно еще и обзавестить телескопом, можно различить очертания континентов. Я сначала даже заподозрил, что это наши Земля с Луной, но нет, континенты совершенно другие.

И созвездия здесь совсем другие. Сколько я ни старался, ни одного знакомого не нашел. Ни ковшей Медведиц, ни песочных часов Ориона, ни Кассиопеи в виде буквы М… Но все равно чертовски красиво – я вот в юности тоже частенько выходил по ночам на палубу, полюбоваться звездным небом.

Да, было время… Мне стали вспоминаться яркие моменты из моей жизни – особенно их было много после «перерождения». Я вспомнил, как спасал принцессу из лап дракона, как подвизался при дворе императора Всея Земли, как подобрал волшебного кота Вискаса…

– А помнишь, как ты работал Ангелом Любви, патрон? – тоже вспомнил Рабан.

Я чуть не фыркнул от смеха. Да уж, историйка была та еще. Это произошло еще до того, как я убил Лаларту и на полгода переселился в Лэнг. В то время я почти безвылазно гостил в Хрустальных Чертогах – и поначалу мне там безумно нравилось. Но потом я стал лезть от скуки на стену и попросил леди Инанну чем-нибудь меня занять. Мол, давайте я вам дров нарублю или воды натаскаю… скучают руки по труду, как говорится. Ну она и предложила мне… работенку.

Дело в том, что у леди Инанны есть целый мир, населенный исключительно ее адептами – иштарианами. Всего один, но зато безраздельно ее и больше ничей – а это многого стоит. Называется этот мир Каабаром. И на этом Каабаре есть популярная легенда – об Ангеле Любви. Это вольный перевод, конечно – об ангелах каабарцы слыхом не слыхивали. Просто каабарское слово «птхутеваш» буквально означает «небесный гонец»… то есть ангел, если не буквоедствовать.

Так вот. Согласно поверьям каабарцев, Птхутеваш Бозор или Ангел Любви является к безумно влюбленным, которые по какой-то причине не могут быть вместе, и помогает им соединиться. Просто детская сказка, конечно – из того же списка, что и Дед Мороз с Зубной Феей. Но леди Инанне эта сказка нравится – у нее вообще слабость к соединению сердец.

Вот она и предложила мне немножко поработать. Благо у этого Ангела Любви есть одно преимущество над тем же Дедом Морозом – его внешность нигде не описывается. Даже пол не упоминается, не говоря уж о внешности. Нет, конечно, его никто не представляет в виде яцхена… как угодно, но только не так. И тем не менее, простор для маневров открыт.

Мне это показалось забавным, и я решил попробовать. Миледи выдала мне пачку досье и отправила купидонить. И это оказалось совсем не так просто, как казалось.

Самым трудным неизменно было первое знакомство. Мне каждый раз приходилось сначала убеждать клиента не пугаться, не орать, не убегать, не звать паладинов, а потом еще и битый час доказывать, что я не очередной высер Близнеца, а тот самый сказочный Ангел Любви. Клиенты верили с трудом – и я их за это не осуждаю. Но уж зато потом начиналось самое интересное.

Проработал я на этой должности примерно месяц и создал в общей сложности одиннадцать любящих пар. До сих пор приятно вспомнить. Был, например, один бедный пастушок, по уши влюбленный в дочку графа – и я, аки Кот в сапогах, раздобыл ему денег, поместье и дворянский перстень. Или та девчонка, которую хотели выдать замуж за богатого старика – я слегка припугнул похотливого дедка, тот решил остаться холостяком, а девушка благополучно вышла замуж за кого хотела. Третий чудак вообще по уши влюбился в портрет девицы, живущей на другом конце света – пришлось мне везти его к суженой на собственном горбу.

Но самый запоминающийся случай был с одним пареньком, учеником писца. У этого не было никаких преград – его любимая жила по соседству, принадлежала к тому же сословию и была свободна, как ветер. Только вот горда она была без меры, а паренек, наоборот, стеснительный. Он никак не решался признаться ей в любви, а она, наоборот, даже не смотрела в его сторону. И вот здесь я буквально сломал голову, не зная, как ему помочь.

Помню, первым делом я решил разыграть спектакль «герой-спаситель». Ну типа я притворно нападу на девушку, а мой клиент ее спасет. Дальше, как водится, ахи-вздохи, встретившиеся взгляды… надежный способ. Доблестные рыцари всегда популярны.

Идея была хорошая, но в жизнь ее так и не воплотили. Мы с клиентом провели дюжину репетиций – и все они были потрясающе неубедительными. Никто в целом мире не поверил бы, что вот этот тощий пацан победил яцхена. Спектакль получался насквозь фальшивым, так что от него пришлось отказаться.

Короче, так ничего у меня с этими двумя и не вышло. Единственная моя неудача.

Ну а потом мне и вовсе надоело. Это только поначалу было прикольно и весело, пока в новинку. А когда пошла рутина и стало скучно, я решил, что купидон – не мое призвание. Внешность неподходящая и все такое. Я и завязал.

А теперь вот вспомнил – взгрустнулось…

Перед отходом ко сну я встал на вечернюю молитву. За ней я окинул взглядом прошедший день и начал прикидывать, чем займусь завтра. Скорее всего, тем же самым, чем и сегодня – работой, охотой и бесцельными шатаниями по округе. Чем тут еще заниматься-то?

Скучноватая жизнь, конечно. Зато демоническая ярость пока ни разу не просыпалась. Будем надеяться, что так пойдет и дальше.

И вообще – какой еще отшельник может похвастаться целой собственной планетой? Здесь есть все, что мне нужно, и я вполне доволен.

Так, в полном умиротворении и согласии с самим собой, я поднялся с колен и… услышал легкий хлопок. Да не один, а целых три раза.

Прямо из воздуха выступили три человека. При виде них у меня сразу испортилось настроение.

– Давно не виделись, полудурок, – процедил Джемулан.

Глава 21

Некоторое время мы молчали, пристально рассматривая друг друга. Джемулан заявился не один – его сопровождали два человека… хотя нет, только один человек. Тот, что справа. Не исключаю, что он тоже какой-нибудь человекоподобный нелюдь типа сида, но пока что будем считать его человеком. Совершенно обычная внешность – среднего роста, среднего телосложения, лицо невыразительное, запоминающихся черт нет, длинные темные волосы, подбородок чисто выбрит. Одет в слегка мешковатую накидку, такие же штаны и тяжелые тупоносые ботинки.

А вот слева стоит явный нелюдь. Ростом под два метра, в плечах косая сажень, кожа темно-желтая, закован в шипастый черепаший панцирь. Рук четыре, причем это не руки, а скорее щупальца – гибкие, оканчивающиеся жесткими раздвоенными «вилками». Ноги толстые, короткие. Морда похожа на бульдожью, только вместо носа – пара извивающихся черных «усов». Единственный предмет одежды – колпак-капюшон, прикрывающий голову и шею.

– Нашли все-таки, – нарушил молчание я.

– Конечно, нашли, – сухо произнес Джемулан. – Ты же видел наше оборудование – мы можем проследить за каждым членом гильдии. От нас не спрячешься.

– Не больно-то и хотелось от вас прятаться.

– Зря. Я бы на твоем месте постарался спрятаться.

– Так от вас же не спрячешься.

– Но я бы все-таки постарался.

– Скажи лучше, почему мое Слово так долго не отключали? – сменил тему я. – Чего тянули-то?

– Никто ничего не тянул, – зло прищурился Джемулан. – Просто из-за тебя я три с половиной месяца пролежал без сознания. Ты почти убил меня, стажер. Моих сил хватило только на то, чтобы прыгнуть в соседний мир – а это был очень примитивный мир, лишенный как целительной магии, так и высокотехнологичной медицины. Если бы мы, сиды, не обладали таким крепким здоровьем, я бы совершенно точно не выжил.

– Но ты выжил…

– К твоему несчастью. Да, я выжил, вернулся в штаб-квартиру Гильдии Эсумон и доложил о произошедшем. После этого твое Слово было немедленно заблокировано, а мне был дан приказ собрать команду и отправляться на захват.

– Долго же вы шли. Я тут уже две недели.

– Нам некуда было торопиться. Этот мир необитаем, так что даже ты не смог бы тут ничего натворить.

– Угу. Понятно. И что теперь со мной будет?

– Согласно уставу гильдии, нападение на куратора рассматривается высшим трибуналом.

– То есть меня будут судить?

– Тебя уже судили.

– Не помню такого.

– Твое дело было рассмотрено заочно. Много времени это не заняло – в таких случаях приговор всегда один и тот же.

– Казнь, да?

– Совершенно верно.

– А может, не надо меня убивать? – попросил я. – Я тоже являюсь частью вселенной.

– Значит, скоро у вселенной будет на одну часть меньше.

– Между прочим, яцхен – вымирающий вид, – продолжал упрашивать я.

– Значит, скоро он вымрет окончательно, – равнодушно ответил Джемулан.

– И как меня казнят? Я бы предпочел повешение.

– Конкретный способ казни – на усмотрение экзекутора.

– А последнее желание мне положено? – заинтересовался я.

– Нет, – отказал Джемулан.

– Да ладно, я всего-то и хотел, что выкурить последнюю сигарету! – запротестовал я.

Мужик, стоявший справа от сида, достал портсигар, но поймал холодный взгляд Джемулана и сунул его обратно в карман.

Эх, а счастье было так близко…

– Никакого последнего желания, – повторил сид.

– Ну тогда хотя бы позвольте пожать вам руку, господин куратор, – попросил я. – Больше ведь не увидимся.

– Я не пожимаю руки таким, как ты.

– Тогда позвольте пожать вам горло, – ухмыльнулся я.

Вслед за этим я прыгнул вперед, на лету выпуская когти.

Я прекрасно помнил, что произошло с тем энгахом-ренегатом, Рубакой, поэтому трепался лишь для проформы. С Джемуланом не договоришься – бесполезно давить на жалость, бесполезно пытаться подкупить, бесполезно взывать к светлым сторонам его натуры… да у него их и нет, по-моему. Он прогнивший насквозь высокомерный ублюдок, считающий себя центром мироздания и ни в грош не ставящий всех остальных.

Я таких терпеть не могу.

Но интересно, на что они рассчитывают. Слово мое отключили, так что просто скорчить меня не получится. Рубаку ведь Джемулан не корчил, а зарезал… но неужели он надеется и меня так же завалить? Да я его сейчас просто нашинкую в мелкие кусочки…

Так я думал ровно одну секунду. А потом я шлепнулся на землю, каким-то образом промахнувшись мимо Джемулана. Опять! Как он это делает?! Он ведь даже не шевельнулся, могу поклясться! Стоит себе на том же месте, руки в карманы, смотрит на меня, как солдат на вошь. Ну правильно, энгах никогда не должен терять лицо…

– Ах ты, сид пархатый… – прохрипел я, снова взмывая в воздух.

– Торокши, – спокойно произнес Джемулан.

В его руке из ниоткуда появился меч. Длинный меч с рубином на рукояти. Я уже не успевал отвернуть и с размаху насадился на него, как бабочка на булавку.

Любой другой тут же бы и сдох. Но яцхен – чертовски живучая тварь. Я лишь взрычал и принялся насаживаться на лезвие дальше – сейчас я доберусь до рожи гнусного сида…

Джемулан тоже это понял и резко повел ладонью, одновременно отступая назад. Меч распорол мне грудину и вышел слева, оставив глубокую рану. Мой сверхпрочный хитин он резал, как поролон.

Я снова бросился на Джемулана, держа в поле зрения колдовской клинок. И снова промахнулся. То ли Джемулан движется быстрее, чем я могу разглядеть, то ли это какая-то иллюзия – отведение глаз или что-то подобное. Склоняюсь к последнему – такие штучки как раз в эльфийском духе.

Вообще, я недооценивал этого остроухого. Мне следовало догадаться, что охоту на ренегатов всяким слабакам не поручают. Вон – я уже тяжело ранен, а этот даже не запыхался.

И ведь при нем еще и двое подручных! Они пока что даже не шевелятся, но со счетов их сбрасывать не стоит. Вряд ли Джемулан привел с собой пару зрителей на чисто поржать.

Только я об этом подумал, как они саданули меня с двух сторон. Энгах-человек выстрелил из какого-то бластера, энгах-монстр – шваркнул электроразрядом. То ли волшебство, то ли он сам по себе типа электрического угря.

Я завертелся юлой, пытаясь дотянуться хотя бы до одного. Тщетно. Ребятки оказались бойцами высочайшего класса. Человек прыгал и кувыркался с такой скоростью, что мог бы сделать честь и яцхену, а монстр просто не подпускал меня, каждый раз успевая шарахнуть молнией. Он бил с четырех рук сразу, остерегаясь лишь задеть товарищей. А ведь мне еще и постоянно приходилось следить за спиной – не подпускать Джемулана с его чудо-мечом.

Черт. Черт, черт, черт. По отдельности я одолел бы любого из этих троих. Но в команде… стоит мне прыгнуть на одного, как двое других немедленно меня отшвыривают. Я почти дотянулся хвостом до человека – и только для того, чтобы клинок Джемулана отсек мое жало на хрен. Ох, как же это больно… И рана в груди изрядно затрудняет движение…

– Вы все козлы!!! – бешено прохрипел я.

Я недооценил их. Черт, как же сильно я их недооценил…

Решив на время отступить и залечить раны, я сиганул в сторону, оттолкнулся от земли, резко расправил крылья и начал подниматься в воздух. Вверх, вверх, вверх – подальше от Джемулана с его мечом. Электрический монстр тоже бьет на относительно небольшое расстояние. Остается парень с бластером, но вот как раз его атаки мне почти не страшны. Только хитин кое-где размяк – точно оплавился.

Но он даже и не думал стрелять. Оба подручных Джемулана отодвинулись в сторону, а тот… размахнулся мечом.

Вот этого я совсем не ожидал! Лезвие чудо-меча вытянулось метров на сорок – Джемулан легко крутанул его, и этот блистающий смерч со всего размаху обрушился на взлетающего ввысь яцхена. Обрушился – и разрезал пополам.

Моя нижняя половина бесславно полетела к земле. Верхняя задергалась, затрепыхалась на одном месте, кое-как размахивая крыльями – и тут же получила несколько выстрелов из бластера. Меткий стрелок бил аккурат по крыльям, разрывая на хрен перепонку.

Я потерял равновесие и начал снижаться… ниже… ниже… и в меня ударила молния. На этот раз – страшной силы, с четырех рук сразу. Правильно, здесь-то этот урод никого не заденет…

Обливаясь кровью, почти теряя сознание от боли, я со всего размаху шлепнулся на землю. Чуть поодаль валялись мои ноги, изорванные крылья болтались никчемными тряпками, а хитин густо покрылся ранами и ожогами.

Над лесом взошла луна, заливая поляну мертвенно-белым светом. Джемулан и двое остальных подошли поближе. Они больше не стреляли – только молча таращились, как перед ними корчится изуродованный яцхен. Вот ведь гнусные твари!

А я тем временем регенерировал. Худо-бедно, но мои ткани потихоньку восстанавливались. Жаль только, что для полного выздоровления понадобится минимум два дня – очень уж жестко меня потрепало. Сейчас я даже пошевелиться толком не могу – только пальцы сами собой дергаются, как ножки сенокосца.

Энгахи начали проявлять нетерпение. Джемулан по-прежнему смотрел, как зачарованный, но вот человек и монстр – интересно, как их зовут? – отошли в сторону и теперь беседовали о чем-то своем. Время от времени они поглядывали на Джемулана – мол, долго еще?

– Да добей ты его! – прорычал наконец энгах-монстр. – Что нам здесь, до завтра торчать?

– Еще минуточку, – попросил Джемулан. – Вы можете идти, если хотите.

– Нет уж, нам велено убедиться, что дело закончено, – возразил энгах-человек, целясь в меня из бластера. – Если ты не заканчиваешь, я сам закончу.

– Не надо, – поднял меч Джемулан. – Я хочу сделать это сам.

– Как скажешь.

Джемулан размахнулся, собираясь всадить клинок мне в голову. Мы с сидом встретились взглядами – и я не увидел в его глазах ничего. Ни радости, ни самодовольства, ни жажды убийства. Он смотрел с предельным равнодушием – так коллекционер смотрит на очередную бабочку, которую наколол на булавку.

И вместе с тем двигался он нарочито медленно, явно оттягивая последний момент.

– Какого хрена ты тянешь?! – прохрипел я, чувствуя, как в груди копится злость.

– Смерть – это высшее искусство, – неожиданно ответил Джемулан. – Умирая, ты создаешь последнее в жизни произведение, и чем дольше длится агония, тем прекраснее оно получается. Я не люблю это портить.

У меня аж челюсть отвисла. Я и до этого знал, что Джемулан отморозок, но не думал, что он отморозок эстетствующий.

И вот тогда меня прорвало. За минувшие месяцы я всеми силами старался привести в лад свою душу – и вроде бы добился неплохих результатов. Во всяком случае, демонистость никак себя не проявляла, пока я дрался с энгахами. Я злился, конечно, но это была обычная, нормальная злость.

Но теперь выяснилось, что я не уничтожил Тьму в себе, а лишь загнал ее поглубже – и она только и дожидалась, когда сможет вырваться.

Я полностью утратил контроль над собой. Время остановилось, Джемулан замер с подъятым мечом – и я словно со стороны увидел, как мое искалеченное тело взметается кверху и перехватывает клинок когтями. Я увидел, как на крыльях заживает перепонка, как у меня отрастают новые ноги и хвост – и все за считаные мгновения. Я увидел, как раскрывается моя пасть, и из нее вырывается облако плотного зеленого тумана.

Клинок рассыпался у Джемулана в руках. Сид остолбенело посмотрел на рукоять с рубином, открыл было рот… и поперхнулся. Ему в живот вошло мое хвостовое жало.

На сей раз я не промахнулся. Я видел Джемулана там, где он был на самом деле – никаких больше иллюзий, никаких обманок.

Не дожидаясь, пока сид упадет, я метнулся к энгаху-монстру. Тот уже поднимал руки, но медленно, слишком медленно. Сейчас я двигался раз в десять быстрее обычного – и мне казалось, что все остальные замерли неподвижно.

Подлетая к жертве, я вновь разинул пасть, исторгая… нет, не кислоту, а пламя. Чудовищной силы пламя, лизнувшее поляну бушующим протуберанцем. Энгах даже не успел дернуться – он просто осыпался пеплом. Пеплом же осыпались и несколько деревьев позади него.

Следующим стал энгах-человек. У него было больше времени, чтобы среагировать – на одну секунду больше. Он уже вытянул бластер из кобуры и целился… ха!

К нему я даже не стал приближаться – просто посмотрел в глаза и с силой втянул воздух. А вместе с воздухом – еще что-то невидимое, болезненно вопящее и непередаваемо вкусное. Глаза энгаха сразу утратили выражение, а бездыханное тело упало на траву.

Кажется, я высосал из него душу.

Но это меня сейчас не заботило. Я развернулся к последнему оставшемуся в живых – Джемулану. Он лежал там, где я оставил его пять секунд назад. Не мертвый – только парализованный. В его глазах светился ужас – до него наконец-то дошло, что меня следует бояться.

Я выпотрошил его, как куренка. Вспорол брюхо и выволок наружу связку кишок. Но жизнь в нем все еще теплилась, сознание все еще не угасло. Даже с вывалившимся на траву внутренностями сид продолжал таращиться на меня и – подумать только! – пытался цедить ругательства.

И тогда я принялся его жрать.

Восторг! О, какой это восторг! Я и не представлял, что это до такой степени вкусно! Я с наслаждением рвал жертву на куски, набивал пасть сочным, сладким мясом, истошно хохотал… а где-то за гранью сознания кто-то истерично вопил…

– …патроооооооооооооооооооон!.. – доносился до меня какой-то тоненький писк.

Я ничего не слышал. Меня полностью охватила эйфория – я кувыркался, разбрызгивал кровь и потроха, перебрасывал с руки на руку отрубленную голову.

– Сдох ты наконец-то?! – прохрипел я, глядя в мертвые глаза Джемулана. – Сдох?! Кто теперь главный, а, сука?!!

Эйфория вдруг исчезла, резко сменившись бешенством. Теперь я ненавидел не только проклятого сида – я ненавидел весь мир. Словно обезумевший берсерк, я катался по земле, поливая ее кислотной слюной и взрывая когтями. В глазах почернело, я заорал с такой силой, что с ближайших деревьев осыпалась листва…

…а потом в голове что-то лопнуло. Слабый писк на самой границе сознания куда-то исчез. А я наконец-то пришел в себя и в ужасе уставился на свои руки и наполовину съеденный труп Джемулана.

Твою мать, это же я его сожрал!!!

Никогда еще я не чувствовал себя настолько отвратительно. Да еще и это чувство в голове… больно… черт, как больно… мозг словно погрузили в кислоту…

– Рабан!.. – взвыл я. – Рабан!..

Рабан не отвечал. Молчание. Я чувствовал в голове полную пустоту.

– Рабан!!! – страшно закричал я.

Гробовая тишина и боль в голове говорили о том, что случилось непоправимое.

Я убил Рабана.

Глава 22

Я сидел на траве, прислонившись спиной к толстому дереву, и тупо смотрел на поляну. Изуродованную, обгоревшую, траченную кислотой поляну, на которой все еще валялись полтора трупа. Я неподвижно сидел на одном месте и ждал смерти. Я яцхен. Мое тело было создано в биологической лаборатории базы «Уран». Создано несовершенным. Тело яцхена и человеческий мозг не сочетаются друг с другом – кровь одного не подходит другому. Только благодаря Рабану я все это время оставался в живых. А теперь его нет, и мое тело стремительно убивает мой мозг.

Не знаю, сколько осталось до конца. Несколько минут? Несколько часов? Я совершенно не помню, сколько прожили остальные пять яцхенов, прежде чем сойти с ума, а затем погибнуть. Я бы спросил об этом у Рабана, да не могу.

Рабана нет. Я это чувствую. Я чувствую, что в мозгу что-то необратимо изменилось. Даже когда Рабан был в отключке из-за шокера Торквемады, такого ощущения в голове не было. Тогда он просто молчал… просто молчал, словно ненадолго уснул или куда-то отлучился. А теперь его нет совсем. И больше не будет.

И направление отключилось. Совсем отключилось – сколько ни стараюсь что-нибудь нащупать, ни черта не получается. Видимо, оно тоже было завязано на Рабана. Или он сам его на себя перевел – этот мелкий гаденыш много чего у меня в организме перестраивал.

Впрочем, мне сейчас не до направления. На мозг волна за волной накатывает боль. Раскаленные шурупы. Ведро кислоты. Адское пламя. Все это и многие другие идиотские метафоры. Боль постепенно распространяется ниже – все тело уже горит огнем. Руки двигаются как-то неправильно, хвост почему-то дергается… круги перед глазами плывут.

Наверное, я уже начинаю сходить с ума. Это невозможно определить – ведь каждому сумасшедшему кажется, что он нормален. Были бы здесь другие люди, я бы спросил их – сумасшедший ли я? Может быть, я бы их съел потом. Хочу есть. Не доесть ли мне Джемулана? Все равно я уже начал. Да и тот второй валяется совсем нетронутый.

Вот ведь какая загогулина – какой-то жалкий мозговой полип, крохотная фигня, которая меня все это время только раздражала… и такая большая потеря. Я бы погрустил о бедном погибшем Рабане, но какой в этом смысл, если я все равно скоро к нему присоединюсь?

Не начать ли копать могилу, пока я еще что-то соображаю? Сам себя не похоронишь – никто не похоронит. Двигаться, правда, трудновато…

В глазах совсем потемнело. Уже ничего не вижу.

Ничего не вижу…

Так я пролежал несколько часов. Несколько часов я лежал неподвижно, ожидая перехода в лучший из миров. Потом из-за деревьев брызнули солнечные лучи, и я вдруг осознал, что до сих пор жив. Наступило утро, а я все еще жив.

И не только это. Голова все еще болит, но не так мучительно, как раньше. Тело странным образом пульсирует. Очень, очень необычное ощущение. Может, я все-таки буду жить? Может, мне больше не нужен керанке, чтобы организм нормально функционировал?

– Да, больше он нам не нужен, – неожиданно услышал я.

На миг мне показалось, что это Рабан. Но я тут же сообразил, что голос совершенно другой. Другой тембр, другие интонации. Голос Рабана всегда был каким-то бесплотным – ведь он не говорил по-настоящему, а просто передавал вибрации на мое внутреннее ухо. Но этот бесплотным не был. Он был предельно материальным – из него буквально сочилось самодовольство. И кажется, я где-то уже слышал его раньше…

– Я что-то слышал, или я уже сошел с ума? – осторожно уточнил я.

– Ты не сходишь с ума. И я тоже. Я наконец-то здесь – там, где и должен был быть с самого начала.

И тут я вспомнил, где слышал этот голос.

– Лаларту?! – недоверчиво воскликнул я.

– Лаларту мертв, глупец. Я – это ты сам. Твоя истинная сущность.

Я задумался, пытаясь осознать услышанное. Получалось плохо.

– У меня что – и правда шизофрения? – вздохнул я.

– Можешь называть это так, – спокойно ответил голос. – Я – это я. Демон в тебе. А ты – это ты. Человек во мне. Мы родились полудемоном, и душа у нас состоит из двух половинок.

– А что ж ты раньше не показывался?

– Потому что ты доминировал. До определенного времени меня вообще не существовало – я как бы спал… где-то в глубинах тебя. А потом… потом я вдруг проснулся. Помнишь, как это было в первый раз? Мы еще тогда дрались с Пазузу.

– Так это был ты?

– Это всегда был я. Это наша общая сила, но ты ею пользоваться не умеешь. А я… я умею. Я гораздо лучше тебя умею управлять этим телом… телом демона. И я бы давно освободился, если бы не эта мелкая пакость, которую ты называл Рабаном. Он стабилизировал твой разум. Не давал мне вылезать в любой момент. Я прорывался только изредка – когда ты сам открывал мне дверь. Но теперь твой Рабан погиб, и меня больше ничто не сдерживает.

– Угу. Понятно. И чего тебе от меня надо?

– Скажу прямо. У нас одно тело на двоих. Делиться я не собираюсь. Лучше всего тебе уступить самому. Тогда я даже позволю тебе продолжать существовать. Будешь жить на задворках сознания… теперь уже моего сознания.

– Не говори гоп, пока не стряхнул, – процедил я. – Это мое тело. И всегда было моим. Хрен я тебе его отдам.

– А тебя кто-то спрашивает, что ли? Пшел вон.

Меня немного расстроила его грубость. Вроде как не чужие мы друг другу, а он хамит на ровном месте…

Только что мне с ним делать-то, спрашивается? Был бы то противник из плоти и крови, я б его живо расчекрыжил. А с этим как быть? К голосу в голове мне не привыкать, конечно, но одно дело Рабан, и совсем другое – этот говнюк с голосом покойного папаши.

– Кстати, а почему у тебя голос Лаларту? – полюбопытствовал я.

– Это твой голос, – хмыкнул альтернативный я. – Наш общий. Тебя же специально готовили к тому, чтобы занять место Лаларту – конечно, у тебя должен быть точно такой же голос.

– Да нифига! – возмутился я. – У меня совсем другой голос!

– Так ты ж его слышишь изнутри. Собственный голос всегда звучит не так, как на самом деле. Попробуй вот на магнитофон записать и прокрутить – сразу убедишься.

– Умный, да?

– Да уж поумней тебя.

– Ну и заткнись.

– Я щас тебя самого заткну.

Да, это не Рабан. Рабан себя вел гораздо скромнее.

– Убирайся отсюда, – лениво скомандовало мое альтер-эго.

– Сам убирайся, – отказался я.

Так мы пару минут бранились, словно детишки в песочнице, пока мой злой двойник наконец не перешел к тумакам. Я был несказанно поражен, когда моя собственная левая рука вдруг вскинулась и заехала мне в челюсть.

Очень слабо заехала, надо сказать. Видимо, у альтер-эго еще не получалось нормально контролировать наше общее тело. Да и вообще яцхен плохо приспособлен для кулачных боев – пальцы длинные, в кулак толком не сжимаются. Этими когтистыми рученьками куда лучше получается резать – но какой дурак станет резать самого себя?

Тем не менее, руку я от лица отдернул и придержал двумя другими руками. Глупо я буду выглядеть, если начну бить самого себя.

Хотя кто меня здесь увидит-то…

– Что-то ты какой-то дохлый, – заметил я, удерживая взбунтовавшуюся руку. – Ты больше ни на что не способен, что ли?

– А вот это ты сейчас зря сказал, – задумчиво произнес альтер-эго.

И вот тогда-то началось самое идиотское сражение в моей жизни. Как еще можно назвать драку с самим собой?

Поначалу я думал, что альтер-эго не всерьез. Черт возьми, у нас одно тело на двоих! Калеча меня, он калечит себя, убив меня – убьет и себя. Однако он, кажется, решил наплевать на логику – иначе как понять то, что все мои левые руки разом выпустили когти и вонзили их мне же в грудь?! От боли я истошно закричал. Черт, черт, до чего же у меня острые когти! Впервые в жизни об этом жалею! Я заметался, захлопал крыльями, безуспешно пытаясь вернуть контроль над руками – все без толку. Тело совершенно не слушается – правая половина еще так-сяк, а левая совершенно отказала. А тут еще из-за плеча выметнулся хвост. Ядовитое жало влетело в мою разинутую пасть и вонзилось прямо в нёбо.

– Кхахххххх!.. – выдавил я, со всей силы бросаясь оземь левой половиной. – Брахххххххх!..

Я схлопотал полную дозу собственного яда. Любой другой тут же бы и сдох, но у меня к этой дряни все-таки иммунитет. Правда, рот перестал закрываться и язык бестолково замотался туда-сюда. Говорить членораздельно больше не получается – издаю только вопли и хрипы.

А левые руки по-прежнему пытаются вспороть мне брюхо. Я держу их за локти правыми руками, но они усердно сопротивляются.

Тогда я пошел на крайние меры – резко выпустил проклятые конечности, размахнулся и что есть силы ударил когтями.

По собственным предплечьям.

Три моих руки упали на землю, все еще корчась и пытаясь до меня дотянуться. А я закричал еще страшнее, еще мучительнее – хоть левая половина и взбунтовалась, ее боль я по-прежнему чувствовал. И это была воистину страшная боль – глаза заволокло красной пеленой, я пустил кислотную слюну, а потом вгрызся самому себе в локоть, принялся рвать и терзать хитин… твою мать, да как же больно-то!!!

Мозг, и до того затуманенный, окончательно куда-то уплыл. Я почувствовал, что теряю сознание… но вместе с тем твердо стою на земле. Под ногами извиваются обрубки моих рук. Один из них даже уцепился пальцами за лодыжку, и я его брезгливо пнул.

Мне вдруг нестерпимо захотелось есть. Я представил сочную жареную курицу, и рот наполнился слюной. А потом жареная курица и правда появилась – возникла прямо из воздуха. Я недоверчиво потянуся за ней – только чтобы схватить пустоту. Курица в последний момент успела увернуться и с возмущенным кудахтаньем убежала в лес. Без перьев, без головы, хорошо прожаренная – но убежала.

А я этому даже не удивился.

И курица оказалась только началом. Вокруг меня вырастали и тут же сгорали диковинные деревья. Над головой сгустилась ярко-зеленая туча, из которой посыпалось конфетти и разноцветные мячики для пинг-понга. С неба шлепнулся старинный бронзовый утюг – он оставил в земле глубокую яму, ибо был размером с автобус. Перед глазами заплясало нечто вроде комарика с премилым женским личиком. Из почвы забили фонтаны – белый, красный, зеленый, сиреневый. Воздух стал мягким, теплым и мятно-пурпурным, а трава под ногами заколосилась и тут же сгнила. Сама реальность менялась и корежилась, уподобившись безумному сну.

Я бы решил, что это и впрямь сон, если бы не страшная боль, из-за которой все плыло перед глазами. Во сне боли не чувствуешь. А у меня болело все – голова, грудь, живот, руки, ноги, пах… это что еще такое?! Между ног у меня что-то проросло – что-то огромное, шишковатое… твою же мать!!!

Не буду врать, что я не ждал этого момента с нетерпением… но почему именно сейчас?!

Достижение половой зрелости оказалось чудовищно мучительным. Я-то думал, что уже познал всю пучину боли, однако ж нет – еще не познал. По всему телу прокатывались спазмы, меня трясло, как осинку на ветру, а мозг… бххххххххххх…

Я снова забился в конвульсиях. Крылья оставались свернутыми, но тем не менее я взмыл к небесам – взмыл ракетой, оставляя за собой огненный след. Пламя охватило меня со всех сторон. Из пасти вырвался настоящий водопад кислоты – подо мной в мгновение ока образовался глубочайший колодец.

Потом я снова грянулся оземь и принялся уничтожать все вокруг. Отрубленные руки уже выросли заново, я свистал когтями, как безумный. Взмах в сторону леса – и в зеленой стене появляется бесконечная просека. Тысячи деревьев мгновенно обратились в ничто одним лишь моим движением. Земля, трава, воздух – все буквально рассыпалось на молекулы, повинуясь просто моему желанию.

Хотя моему ли? Даже совершенно спятив, я бы не пожелал ничего подобного. Все это творил мой демонический альтер-эго… или это мы с ним вместе. Возможно, наши побуждения перемешались и исказились, вызвав весь этот сумасшедший хаос.

– И поэтому остаться должен только один! – рявкнул альтер-эго.

Вслед за этим мои мозги словно рассекло ножом. В глазах опять потемнело. Охваченный страшными конвульсиями, я принялся слепо махать когтями, потроша, разрывая самое себя на части – вот опять на землю упала рука… вторая… Во все стороны хлещет ядовитая кровь и живительный краевин… Нога тихо хрустнула и сломалась… Ощущение такое, словно я плавлюсь… словно у меня вырывают зуб… огромный зуб… Меня сдавило, перекрутило, сжало и… выплюнуло.

И в следующую секунду я уставился на себя со стороны. Меня… мою душу действительно выкинули из тела. А из моих прежних глаз насмешливо смотрел альтер-эго.

– Теперь я могу сказать гоп? – спросил шестирукий демон.

– Да, теперь можешь… – растерянно ответил я.

Глава 23

Странное ощущение – видеть самого себя со стороны. Ужасно странное. Видеть не в зеркале, не на видеозаписи, а именно со стороны – как совершенно другое существо. Не скажу ничего нового, но смотрюсь я редкой страхолюдиной – неудивительно, что при виде меня все писались.

Надеюсь, хотя бы взгляд у меня был подобрее. Сейчас эта яцхенская морда буквально дышит злобой.

А вот у меня со зрением какая-то байда. Такое чувство, будто резко наступили сумерки – все покрылось густым туманом, солнце превратилось в черный круг на сером небе, предметы утратили четкие очертания… И звуки стали какими-то приглушенными…

– Твою мать… – с трудом выдавил я. – Это что за?.. Это как это?..

– Ты так и не понял, насколько мы сильны… – снисходительно прохрипел яцхен. – Это и есть могущество Древнего! Ты оказался слишком упрямым и не хотел уйти добровольно – и я тебя… стряхнул. Стряхнул ничтожную человеческую душонку, которая мне только мешала.

Слова он выговаривал с трудом. Мое бывшее тело сейчас выглядит не очень-то – израненное, изуродованное, без двух рук, со сломанной ногой, перемазано кровью.

Впрочем, я выгляжу еще хуже. У меня и тела-то теперь нет. Вообще не могу себя увидеть – ни рук, ни ног, ничего. Я стал невидимкой. Призраком. Бестелесным духом.

Необычное ощущение.

– На хрена ты это сделал? – укоризненно промолвил я.

– Не расстраивайся, – ласково ответил яцхен, прикладывая руки к груди. – Хотя мы и разделились, но ты все равно навсегда останешься здесь.

– В твоем сердце, что ли? – не понял я.

– Это скорее желудок… – рассеянно сказал яцхен. – Интересно, какова на вкус моя душа?..

Он с силой втянул в себя воздух… я тщетно попытался зажмуриться… но тут же понял, что ничего не происходит. Яцхен озадаченно попробовал еще раз – опять ничего. Он явно пытался сделать со мной то же самое, что я сам недавно сделал с бедным энгахом – но у него что-то не получалось. Видимо, он еще не освоился со способностями…

И тут меня словно что-то подтолкнуло. Я понесся в центр поляны, где все еще лежали два трупа – человеческий и эльфийский. Джемулан выглядел ужасно – безголовый, выпотрошенный, изгрызенный, да к тому же еще и голый. После смерти его хваленый костюм-перевертыш превратился в нечто вроде длинной белой тоги и свалился с плеч. Никаких вещей я тоже не заметил – только расплавленный мною меч валяется неподалеку.

Так что я выбрал другой труп – человеческий. Повинуясь какому-то подсознательному импульсу, я буквально… нырнул в него. Нырнул со всего размаху, перед глазами все померкло… а потом я увидел синее небо. В мир вернулись краски и очертания, я снова почувствовал себя живым… только что-то не так. Какое-то неприятное ощущение… сдавленность в груди… я… я… я задыхаюсь!

Страшно захрипев, я раскрыл рот… с силой втянул воздух… и сделал вдох! Вдох… выдох… вдох… выдох… о, и носом тоже получается! Твою же мать, я едва не сдох в третий раз просто из-за того, что забыл, как надо дышать! Ну правильно, яцхен в воздухе не нуждается, и я совершенно отвык от этой привычки…

Впервые за два года я снова дышу полной грудью, наполняю легкие свежим лесным воздухом, напоенным чудесными ароматами… слушайте, а тут реально воняет. И трава колется. Я раньше не замечал, какая она колючая. Обоняние и осязание так неожиданно набросились с обеих сторон…

Сегодня просто какой-то день новых ощущений. Я уже и не думал, что когда-нибудь буду стоять вот так – бескрылый, всего с двумя руками, с двумя глазами… кстати, вот это как раз хуже всего. Зрение снова стало плоским, как у всех людей. Знали бы вы, насколько рельефным этот мир видят яцхены…

Управляться с новым телом оказалось не так-то легко. Даже просто встать мне удалось далеко не сразу. А когда все-таки удалось, то первые секунд сорок я лишь дергался из стороны в сторону, как марионетка со спутанными ниточками. Потом понемногу повел ногу в нужном направлении… сделал шаг… второй… двинул рукой… повернул голову… дернул плечами… начинает получаться!

На мое счастье, яцхен в это время был полностью поглощен собственными проблемами. Кажется, он изо всех сил силился понять, куда делась его супер-пуперархидемонская мощь. У него даже залечить раны не получалось. Нет, конечно, он регенерировал, и поразительно быстро – но не быстрее, чем положено обычному яцхену. Нога по-прежнему сломана, вместо двух рук по-прежнему обрубки. Понадобится несколько часов, чтобы восстановиться – а во время приступов демонистости требовались секунды.

Еще меня сильно беспокоило, не в подпорченное ли тело я влез. Прошло почти полдня с тех пор, как этот парень умер – а климат здесь жаркий. Теперь-то я хорошо чувствую, насколько здесь жарко. Не начал ли он уже разлагаться? Быть ходячим трупом как-то неохота.

Но нет. Сердце бьется, как ему положено. Дыхание в порядке… ох, как же давно я не дышал полной грудью! Окоченения не заметно, все нормально гнется и сгибается. Кожа тоже чистая, никаких трупных пятен. Я в этом плохо разбираюсь, конечно… через сколько времени появляются трупные пятна?

Рабан бы наверняка ответил.

Не будем праздновать раньше времени, но по первым наблюдениям я выгляжу вполне живым. Наверное, дело в том, что этот энгах не умер в полном смысле слова, а… потерял душу. Что происходит с телом, если лишить его души? Умрет и начнет разлагаться, как все нормальные люди? Или впадет в коматозное состояние, превратится в бессмысленный овощ? Вот уж чего не знаю, того не знаю. Я в этих тонких материях – полный ноль.

Рабан бы наверняка ответил.

Впрочем, самое главное сейчас то, что я все еще жив. Остальное второстепенно.

– Это ничего не изменит, – злобно прохрипел яцхен, наконец оторвавшись от внутренних проблем. – Я тебя все равно убью и поглощу.

– Да ладно тебе, давай миром разойдемся! – воскликнул я. – Ты получил, что хотел – я тоже, в принципе, человеком быть больше люблю… ну и все!

– Ты не понимаешь… – с сожалением фыркнул яцхен, кое-как ковыляя ко мне. – Я б тебя, может, и не стал убивать… ну так, по старой памяти… но мне придется!

– Почему?

– Да потому что мы по-прежнему две половинки одной души. Я – демоническая, ты – человеческая. И чтобы я смог стать настоящим архидемоном, мне придется тебя… поглотить.

– О… ну, это уважительная причина.

– Рад, что ты все понимаешь. Просто стой спокойно – я постараюсь сделать все быстро.

Где-то я это уже слышал.

Я попятился, не отрывая взгляда от бредущего ко мне яцхена. Он все еще не мог нормально ступать на сломанную ногу и с каждым шагом шипел от боли. Но его раны затягивались на глазах, хитин срастался, он двигался все увереннее и увереннее. А у меня начали подкашиваться ноги.

Блин нагад… Он ведь меня вправду сейчас убьет. Убьет и сожрет. Кто-кто, а я прекрасно знаю, насколько это страшная тварь – яцхен. Пусть он сейчас здорово поуродован – безоружного человека он все равно замочит с полпинка.

Хотя погодите-ка! Я ведь не совсем безоружен! Вот же в траве валяется бластер… или как там называется эта стрелялка. Мне она особого вреда не причинила, но все лучше, чем стоять овцой на бойне.

Я схватил бластер плохо гнущимися пальцами и выстрелил… попытался выстрелить. У этой гребаной штуки не оказалось спускового крючка. Я лихорадочно ощупал ее со всех сторон в поисках какой-нибудь кнопки, рычажка, сенсора… хоть чего-нибудь! Нигде ничего не было. Словно не оружие у меня в руках, а театральный реквизит, макет, лишь внешне похожий на оружие. Не исключено, что эта штука активируется каким-нибудь особым сигналом или даже мысленной командой… но я понятия не имею, что и как нужно делать!

Похоже, даже посопротивляться толком не получится. Недолго я пробыл в новом теле. Ни Ктулху, ни Йог-Сотхотх, ни Пазузу не сумели меня убить, а теперь вот мое собственное альтер-эго…

Минуточку…

– Стой спокойно! – рявкнул яхцен, подволакивая ногу.

– А вот хрен тебе, шестирукий! – показал обидный жест я и задал стрекача.

Конечно, удрать все равно не получится – как только этот урод залечит раненую ножку, он снова станет молниеносным, как понос. На худой конец просто взлетит.

Но я и не пытался удрать. Я лишь добежал до своей землянки, поспешно нашел на стене место, отмеченное случайной казалось бы царапиной, сунул руку между жердями и выхватил… ковчежец с Пазузу. Резко развернувшись к хромающему ко мне яцхену, я выставил ковчежец вперед и приготовился его распахнуть.

Яцхен резко замер. В его красных бессмысленных буркалах не было никакого выражения, но он явно оторопел.

– Стой-погоди, ты что это делаешь? – медленно спросил он, не отрывая взгляда от ковчежца.

– Сам не видишь? – пожал плечами я. – Собираюсь выпустить Пазузу.

– Ты что, сдурел?! Он же нас обоих грохнет!

– Угу. Только мне-то уже терять нечего – ты ведь меня так и так убьешь. Так уж лучше я тебя за собой утяну.

Яцхен что-то сдавленно прохрипел, явно не находя слов. Из четырех оставшихся рук выскочили когти, из-за плеча высунулось хвостовое жало, пасть медленно приоткрылась. Я взялся за крышку ковчежца, держа его на весу. Даже если эта тварь прыгнет на меня или харкнет кислотой, Пазузу я выпустить успею. Достаточно просто разжать пальцы.

Кажется, яцхен тоже это понял – во всяком случае, нападать он пока что не нападал.

– Или надеешься объяснить ему, что ты – это уже не я? – ехидно спросил я.

Яцхен продолжал тупо таращиться то на меня, то на ковчежец.

– Ну что, сдохнем оба? – жизнерадостно предложил я.

А он ведь не хочет драться с Пазузу. Совсем не хочет. У него просто нет шансов. Даже если забыть о том, что сейчас эта тварь не в лучшей форме, без силы архидемона ему с Пазузу не тягаться. Я как-то раз попробовал – и у меня даже получилось, но исключительно благодаря наглому блефу. Второй раз такое не прокатит.

– Будь ты проклят! – озлобленно прохрипел яцхен, отходя назад.

Я выдохнул. Похоже, сработало. Однако ковчежец я по-прежнему держу наготове – мне ли не знать, насколько быстро может двигаться мое прежнее тело? Чуть расслаблюсь – и в шею вонзится ядовитое жало.

Яцхен немного потоптался в центре поляны, дважды сплюнул кислотой, а потом ухватил за ногу полусъеденный труп Джемулана и потащил его в сторону.

– Эй, эй, ты куда это его понес?! – возмутился я.

– А тебе жалко? – огрызнулся яцхен. – Я есть хочу.

К горлу подкатил комок, и я почувствовал тошноту. Уже и забыл, каково это. Сейчас главное – не сблевать.

Нехорошо, конечно, отдавать Джемулана на съедение этой твари. Хоть и гад он был, а все одно такой участи не заслужил. Но с другой стороны – я его и так уже частично съел… бррм… опять мутит… Его все равно кто-нибудь съест – если не шестирукая тварь, то какие-нибудь местные падальщики. Или попросту черви. Круговорот дерьма в природе – из земли мы восстали, и в землю вернемся.

Да и вообще мне сейчас не до защиты всяких эльфийских трупов и прочих африканских пингвинов. Я за свою шкуру трясусь. Пусть яцхен забирает его на здоровье, не хочу из-за этого скандалить.

К тому же если Джемулан останется здесь, мне придется его хоронить. А у меня даже лопаты нет. Задолбаюсь яму копать.

– Приятного аппетита, – мрачно пожелал я.

Яцхен только злобно зашипел, ухватил труп нижними руками, придерживая правой средней, и замахал крыльями. Взлететь ему удалось далеко не с первой попытки. Крылья, хоть и вполне здоровые на вид, толком его не слушались – он махал ими неуверенно, как птенец, выброшенный из гнезда. У меня тоже поначалу корявенько получалось – сколько я дубов собрал, пока учился летать, просто ой…

Но в конце концов шестирукая тварь таки набрала высоту и скрылась за деревьями. Держа Пазузу наготове, я несколько минут стоял неподвижно и глядел яцхену вслед. Он не возвращался. Улетел? В самом деле улетел? Если так, это очень хорошо.

– Выпусти меня!!! – неожиданно раздался приглушенный голос. Я аж вздрогнул. – Выпусти!!!

– Нет уж, – повертел ковчежец я. – Ты мне еще пригодишься.

– Для чего?! – взревел Пазузу.

– А вдруг мне скучно станет? У меня теперь ни одного собеседника не осталось – так хоть с тобой поболтаю.

Человеку ведь нужно время от времени с кем-то общаться, верно?

Хотя Пазузу мне действительно жизненно необходим. Мое прежнее тело все еще где-то поблизости. У него больше нет Рабана с энгахским Словом и нет способностей архидемона – он не может перемещаться между мирами. И я не могу. Так что мы с ним заперты на одной планете – и для того, чтобы свалить отсюда, ему нужно меня сожрать…

Почему-то у меня такое чувство, что он еще вернется.

Я сунул Пазузу в карман… и рука замерла. Не веря своему счастью, я извлек на свет портсигар и зажигалку. Ну, не совсем зажигалку, но какую-то финтифлюшку наподобие – нажимаешь кнопочку, горит огонек.

Сигареты. Твою мать, у меня есть сигареты! У меня есть сигареты… и у меня есть легкие! Я сейчас буду курить!

Вернувшись в землянку, я улегся на устланные травой нары, зажег первую сигарету и с наслаждением затянулся. Ох, какой же кайф… Вот чего мне не хватало все это время.

– Слушай, Рабан… – машинально произнес я.

Произнес – и запнулся. Совсем забыл, что Рабана со мной больше нет. Жаль.

А с другой стороны – моя голова теперь только моя. Мои мысли теперь только мои. Эти тридцать три сигареты принадлежат только мне одному. И у меня впереди целая вечность, чтобы лежать, курить и наслаждаться тишиной.

Глава 24

Лежал, курил и наслаждался я не слишком долго. Мне тупо захотелось жрать. В животе заворчало так, словно там поселился наш боцман Семен Макарыч. Ну правильно – это тело ничего не ело как минимум со вчерашнего вечера. А может быть и дольше – кто его знает, поужинали энгахи перед визитом ко мне или заявились натощак.

Докурив сигарету, я уселся на нарах и задумался. Если разложить все по полочкам, положеньице у меня не самое лучшее. Я снова человек, да. Это плюс… немного спорный, но все-таки плюс. К тому же тело этого энгаха гораздо лучше, чем мое старое человеческое – вполне приятная внешность, неплохая мускулатура. Нормальное тело.

Увы, это единственный плюс. Зато минусов хоть отбавляй. Я в дикой местности без еды, без сменной одежды и даже без ножа. Я проверил карманы нового тела – кроме портсигара, зажигалки, каких-то бумажек и странной штукенции, похожей на бинокль без стекол, ничего нет. Не исключено, что этот парень все ценное хранил там же, где и Джемулан – в пространственной складке… или как это называется, когда в карман можно запихать целый сундук вещей? Джемулан явно что-то такое умел.

Но даже если так – я понятия не имею, как этим воспользоваться. Может быть, нужно сказать волшебное слово… только откуда ж я его узнаю? Проблемка.

И это еще далеко не все минусы. У меня нет ни малейших шансов отсюда выбраться. Я прикончил Джемулана и сильно сомневаюсь, что здесь в ближайшее время появятся другие энгахи. Они ведь отслеживали меня по своему Слову, а оно было у Рабана. А Рабан… правильно. Даже если энгахи что-то и сумеют отследить, то найдут не меня, а поганую шестирукую тварь, которая заняла мое место.

А даже если они меня каким-то чудом отыщут, то ведь спасать не станут. Они меня просто грохнут. Как я грохнул Джемулана и двух его товарищей… подождите минуточку… А ведь я сейчас как раз в теле одного из этих товарищей. Значит, формально я по-прежнему энгах. Не исключено, что в этом теле я могу воспользоваться Словом… мог бы, если бы помнил его.

Твою мать. Я слышал это чертово Слово раз триста, не меньше, но повторить в точности не смогу даже под угрозой расстрела.

– Асса… Лиасса… Иуасса… Эсе… Алаасса… – неуверенно забормотал я.

Нет, дохлый номер. Были бы это стихи или хоть какой-то осмысленный текст, я мог бы попробовать воссоздать его по тому немногому, что удержалось в памяти. Но это совершенно бессмысленный набор звуков. Тональность и интонации тоже играют важную роль. Можно даже не пытаться, бесполезно.

Тем не менее, если энгахи снарядят спасательную экспедицию, я могу попробовать выдать себя за их товарища. Совру чего-нибудь – например, что двух моих корешей убили, а я от пережитого шока малость повредился в уме и забыл Слово. Частичная амнезия… или даже полная. Лучше полная – а то ведь я даже не знаю, как «меня» зовут. Не удосужились они мне представиться – сразу в драку полезли…

Хотя будет ли эта экспедиция? Насколько я понял, энгахам по большому счету наплевать на судьбу товарищей по гильдии. Того же Волдреса в свое время убили у нас на Земле – и ничего, гильдия даже не почесалась. Профессора Краевского никто пальцем не тронул – не являлись к нему каратели из других миров, не расспрашивали о судьбе невинно убиенного агнца Волдреса. Видимо, этот их хваленый ОВР слишком занят истреблением своих, на чужих времени не остается.

А есть хочется все сильнее. И еды никакой нет.

Ну как нет? У меня есть мясо шестиногого варана. Правда, сырое. Когда я был яцхеном, то без всяких комплексов кушал сырое мясо, но теперь-то я снова человек.

Я немного пожевал для очистки совести, но быстро понял, что оголодал еще не до такой степени. Вероятно, если подождать пару деньков, то и сырое мясо покажется вполне съедобным и даже вкусным, но мне почему-то неохота столько ждать. А огонь разжечь нече… хотя стоп. У меня же теперь есть зажигалка. Живем!

Развести костер удалось далеко не сразу. Сначала я очень долго готовил костровище – снимал дерн, очищал землю от травы. Мне тут лесной пожар совершенно не нужен.

Потом я собирал дрова. Осторожно, поминутно озираясь, держа руку на ковчежце с Пазузу, я приблизился к деревьям и минут пять стоял неподвижно, присматриваясь и прислушиваясь. Вроде бы никого нет.

Ни топора, ни пилы у меня не было. У меня вообще ничего не было, кроме собственных рук. Поэтому я очень долго выбирал подходящее дерево, двигаясь вокруг поляны. Идти в глубь джунглей было ссыкотно.

В конце концов я выбрал для заготовки дров место, где в краткий момент архидемонства сделал просеку. Там рядом до сих пор лежит громадный утюг и рассыпано конфетти. Мячики для пинг-понга куда-то исчезли.

Длиннющая просека, надо сказать. Конца-края не видно. Небось до самого океана тянется. Деревья, что были на пути этого… удара, просто испарились, а те, что задело краешком – переломались, образовав непроходимые буераки. Как раз на дрова.

Работать было чертовски неудобно. Я буквально заплетался в неуклюжих человеческих ногах, постоянно забывал, что у меня только две руки, да и те сгибаются всего в одном месте и всего в одну сторону. Неудобно! Хилое, хрупкое, медлительное тельце. У меня вновь появились осязание и обоняние, но зато зрение и слух ослабли в разы. После грандиозных возможностей яцхена я-человек казался себе ослепшим и оглохшим паралитиком-инвалидом.

Несмотря на такие тяжелые условия, работу я сделал. Хотя пришлось целый час корячиться, собирая валежник и ломая ветки с рухнувших деревьев. Я старался выбирать самые сухие, но их попадалось удивительно мало. Ладно, нищим выбирать не приходится.

Еще я набрал целую кучу растопки – вот уж в этом здесь недостатка не было. Мелкие веточки, щепки, мох, смола… всего хватало.

К счастью, разводить костер мне уже доводилось. Я аккуратно сложил растопку, аккуратно ее поджег, а пока она разгоралась – аккуратно подкладывал веточки. Поскольку ни нормальных поленьев, ни бревен у меня не было, дрова я уложил «шалашиком». В пионерском лагере мы разводили костры именно так. Шашлыков, правда, не жарили – просто пели песни и играли на гитаре. Эх, детство…

Впрочем, здесь у меня тоже шашлыков не получится. Шампуров нет, маринада нет… Даже соли нет. Придется просто жарить мясо на углях и надеяться, что оно получится съедобным.

Пока мясо жарилось, я вспомнил о своем последнем кокосовом орехе. Хорошо, что я его вчера не съел – теперь он как раз кстати. Сок и мякоть кокосового ореха – очень мощный биостимулятор. Это мне Рабан рассказывал… эх, Рабан, бедолага… Интересно, существует ли загробная жизнь для мозговых паразитов? И как, интересно, такая жизнь может выглядеть? При всем желании не могу представить рай для слепоглухонемого существа, сидящего глубоко в человеческом мозгу.

Я битый час вскрывал этот чертов орех. Поначалу пытался просто разбить – не получилось. Твердый он, зараза, как булыжник. Ковырять ногтями или зубами тоже бесполезно. Только во рту появился мерзкий привкус, всех достижений.

В конце концов я нашел небольшой камень, немножко его обточил о другой камень и долгими старательными усилиями проковырял в скорлупе дырочку. Хлынувшее в рот молоко сразу настроило меня на благодушный лад.

Да уж, Робинзону Крузо на моем месте было легче. Намного легче. У него был целый корабль с припасами и инструментами. А я… у меня пусто.

Особенно не хватает именно инструментов. Лезвий всяких – ножа, топора… Раньше у меня были мономолекулярные когти, которые все это прекрасно заменяли. Когтями я бы этот гребаный орех просверлил в мгновение ока. Но теперь…

Мясо тоже поджарилось плохо. С одной стороны сырое, с другой обугленное. И без соли. Будучи яцхеном, я совершенно не обращал внимания на отсутствие соли.

Тем не менее, даже такое мясо показалось мне удивительно вкусным. Наверное, дело в том, что у меня наконец-то появились нормальные вкусовые рецепторы. Это яцхену нет никакой разницы – фуа гра в винном соусе или тухлая привокзальная сосиска. А человек… о, какая богатая палитра, какое богатство ощущений содержатся в одном лишь скверно приготовленном кусочке ящерятины! Мы совершенно не ценим того, что имеем.

Ну вот, я поел, я попил… сейчас бы мне еще чего-нибудь сладкого и покурить.

Хотя покурить я могу.

До самого заката я неотлучно сидел возле землянки, боясь лишний раз выйти за порог и каждую минуту ожидая нападения. Спать улегся в погребе – как же хорошо, что я его выкопал, когда еще был яцхеном! Двери, правда, нет… но даже если бы она и была – какой смысл ее запирать? Деревянная или даже стальная дверь для моих бывших когтей вообще не преграда.

Когда я был яцхеном, сны мне почти не снились. Так, привидится иногда что-нибудь, словно в бреду. А сегодня вот я сон увидел – длинный, подробный.

Приснилось мне, что лежу я в больнице с пищевым отравлением. Кроме меня в палате лежат Святогневнев, Щученко и еще один дядя – ростом до потолка. На кровати он не умещался, поэтому просто стоял в уголке и никому не мешал. Святогневнев тоже никому не мешал – он лежал носом к стенке и вроде бы спал. В жизни-то он никогда не спит, но это же сон, в нем что угодно может быть.

Зато Щученко все время нудил, что я еще недостаточно сознательная личность, но он обязательно выкует из меня настоящего коммуниста. Потом он достал три соленые воблы и по-братски разделил их между всеми обитателями палаты – по три четверти на рыло. Я в свою очередь достал пакет булочек с повидлом и предложил всем угощаться. Щученко цапанул сразу пять булочек, но поскольку все сразу они не пролезали, пакет разорвался и булочки рассыпались по грязному полу. Тут же откуда-то появилась горбатая нищенка с лицом Торквемады и хрипло сказала: «Не выбрасывай бутылочку, тварь».

Я хотел спросить, какую бутылочку, но тут уже и сам увидел, что вся моя кровать заставлена бутылками – стеклянными, пластиковыми, керамическими. Места они занимали столько, что мне самому уже было не поместиться, поэтому я стал переставлять их под кровать. Несмотря на то, что во сне я был человеком, кроме двух обычных рук у меня было еще и четыре невидимых, так что управился я быстро. Но когда управился – обнаружил, что у меня исчезла тумбочка. А я помнил, что в тумбочке у меня лежит кошелек и ковчежец с Пазузу – причем Пазузу через час будут ставить капельницу.

«Верните тумбочку, суки!» – вежливо попросил я.

Сразу после этого дверь распахнулась и в палату ворвалась медсестра – толстая-претолстая, с огромной бородавкой на щеке и презлющими глазами. Она уперла руки в бока и заревела пароходной сиреной:

«НЕ СМЕЙ ОРАТЬ, ЛИШЕНЕЦ!!! ТУТ ЛЮДИ СПЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯТ!!!!!»

И тут я проснулся от треска и грома. Сообразив, что это, я молниеносно схватил стоящий у изголовья ковчежец, приготовился его распахнуть и рявкнул:

– Сейчас открою!

Шум затих. Во тьме погреба я увидел три зловеще светящихся кружка – это яцхен пялился на меня из люка. Несколько ужасно долгих секунд он не шевелился, но потом все-таки процедил невнятную угрозу и бесшумно растворился во тьме. А я вздохнул с облегчением, чувствуя, как по телу струится пот.

Перед тем, как ложиться спать, я поставил на люк сигнализацию. Попросту сплел из лиан «кошкину колыбель» и перегородил ею вход. К ней привязал камни, скорлупу кокосовых орехов и все остальное, что сумел найти.

Как я и ожидал, яцхен явился по мою душу в первую же ночь. Чтобы войти, ему нужно было перерезать лианы – и как только он это сделал, вся привязанная к ним хрень попадала на каменный пол. Шум был не таким уж и сильным, но вполне отчетливым на фоне абсолютной тишины. Да и спал я вполглаза и вполуха – проснулся мгновенно.

Конечно, яцхен мог вломиться и не через люк, а прорыть подкоп, например… но зачем это делать, если есть открытая дверь?

Весь следующий день я тоже сидел возле дома и мастерил новую сигнализацию. Понавешал везде всякой хрени, натянул кучу растяжек, поставил петли-ловушки. Конечно, я не надеюсь поймать или хотя бы задержать яцхена такими примитивными методами – просто хочу, чтобы он не мог подобраться ко мне бесшумно. Единственная моя серьезная защита – Пазузу.

В новом теле я тоже понемногу освоился. Тело оказалось весьма неплохим – физически развитое, натренированное, с хорошими рефлексами. Видно, что хорошо питалось и занималось спортом. Далеко не яцхен, конечно, но для человека – очень даже ничего. К тому же я понемногу начал замечать одну интересную штуку… не уверен пока стопроцентно, надо проверить, в самом ли деле это то, что я думаю.

На вторую ночь яцхен не приходил. Я поминутно вскакивал, мне все время что-то мерещилось в темноте, но это было только мое воображение. Никаких шестируких тварей на этот раз. Слава богу.

Утром я снова жарил мясо и чинил землянку. Но к полудню понял, что вечно сидеть на поляне не получится. Нет, я бы с удовольствием, но у меня почти закончилась вода. А без воды жить обычно не получается. Так что я взял просохшую тыкву-калебас и отправился к роднику.

Все-таки по сравнению с яцхеном человек – жутко неприспособленное существо. Джунгли из приятного местечка для прогулок обернулись враждебно-безразличным адом. Поваленные деревья, свисающие лианы, выпирающие в самых внезапных местах корни. Пробираясь через эти буреломы, я двигался раза в два медленнее, чем мог бы в нашем русском лесу.

Лишившись чувства направления, я тоже потерял очень многое. Идти приходилось по памяти – а я ни хрена не помню, где что. Ориентироваться крайне сложно, неба почти не видно, вокруг полумрак. Солнце почти не пробивается через все эти ветви, лианы и листья.

Я шагал предельно осторожно, стараясь не задеть острый сучок или колючку. Как же их много оказалось теперь, когда бронебойный хитин сменился нежной человеческой кожей! Даже некоторые листья оказались острыми, как моя фамилия.

В довершение всего я еще и потел, как свинья. Невыносимая духота. Все окутано туманом, вонь стоит страшная, под ноги постоянно попадается какое-то гнилье.

Чтобы спастись хотя бы от жары, я решил попробовать закутаться в простыню, как те же арабы. Конечно, простыней у меня нет, зато есть «тога», в которую превратился костюм-перевертыш Джемулана. С грехом пополам я соорудил из нее подобие бедуинского халата и что-то вроде арафатки. Так и пошел.

Однако уже через несколько минут я начал задыхаться и насквозь пропотел. Какое-то время я терпел, ожидая, пока наступит релаксация, но так и не дождался. Волей-неволей пришлось раздеться почти догола.

Видимо, этот способ годится только для сухого климата. В здешних влажных джунглях от него становится только хуже. Так что буду ходить, как всякие папуасы – в чем мать родила. Тоже не сахар, но все же легче, чем в одежде.

Хорошо хоть, крупных хищников и ядовитых змей на этом острове нет. Вот когда я похвалил себя за предусмотрительность.

Однако выяснилось, что змеи и хищники – далеко не единственные животные, которых стоит опасаться. Например, на этом острове кишмя кишат сухопутные пиявки. Они буквально полчищами сидят на кустарниках вдоль троп – дожидаются, пока мимо пройдет какой-нибудь ящер, нелетающая птица… или единственный в этом мире человек.

Первую пиявку я подцепил в самом начале пути. Но обнаружил я ее гораздо позже – эти твари кусаются совершенно безболезненно, так что неладное я заметил только когда пиявка раздулась до размеров теннисного мяча. И меня еще спрашивают, почему я ненавижу кровососов!

Избавиться от чертовой бестии было нелегко. Я слышал, что пиявок нельзя просто так отрывать – рана загноится. Надо посыпать ее солью или намазать йодом… только нет у меня ни соли, ни йода. Еще можно прижечь сигаретой – но зажигалку я оставил дома. Пришлось перебороть отвращение и использовать собственную мочу – гадко, противно, но все лучше, чем таскать на себе такую погань.

Надо было все-таки остаться в одежде. Пиявки – это еще хуже жары.

А потом начались кровососы летающие. Их здесь было не так уж и много – в сибирской тайге гнуса больше на порядок. Тем не менее, мне постоянно приходилось отмахиваться от комаров, москитов или как называются эти местные бестии. Это яцхену хорошо – его комары не трогают, мухи не кусают… ай!..

Укусили. Какая-то особенно крупная муха ужалила меня в шею. Я ее тут же прихлопнул, но боль никуда не исчезла. Надеюсь, эта гадина не ядовитая, а то ведь загнусь я здесь.

Чтобы хоть как-то защититься, я намазался грязью. Негигиенично, но от комаров защищает неплохо.

Добравшись до знакомого родника, я первым делом напился. Пить хотелось мучительно. При этом я старательно отгонял мысли о том, что местная вода должна просто кишеть микробами. Единственная надежда, что местная микрофауна для человека не опасна. Приматов-то в этом мире нет, да и вообще с млекопитающими не густо.

Шанс, конечно, невелик, но что мне еще делать, спрашивается? Умирать от жажды? Я слышал, что в джунглях воду можно добывать из растений-водоносов, но черт меня возьми, если я знаю, как они выглядят. Тут вообще большая часть флоры незнакомая – пока что я узнал только кокосовую пальму.

Напившись, я внимательно изучил свое отражение в воде. Ничего лицо. Прекрасно помню, как я выглядел до гибели и превращения в яцхена. Совершенно иначе выглядел. Тогда я был весь каким-то… каким-то… в общем, не красавец. Огромный подбородок, заячья губа, залысины. Теперь же у меня нормальное человеческое лицо.

Наполнив калебас этой подозрительной водой, я двинулся в обратный путь. По дороге набрал фруктов, которые заприметил еще в бытность яцхеном. Мелкие зеленые зернышки, похожие на фундук без скорлупы, но очень сладкие и сочные. Крупные фиолетовые плоды, похожие на сливу, но вкусом скорее напоминающие яблоки. Темно-розовая грушеподобная фигня, растущая на некоторых кустах – совершенно безвкусная, но неплохо утоляющая голод. Желтые дыньки размером с два кулака – удивительно нежные и удивительно скоропортящиеся. Их я съедал сразу же – они начинали пованивать уже через пару часов.

Я опять-таки отгонял от себя мысль о том, что какие-то из этих плодов могут оказаться вредными или вовсе ядовитыми. Дегустаторов и химических лабораторий у меня нет, а есть хочется. Конечно, я пробовал их по чуть-чуть, проверяя, нет ли неприятных ощущений. Один орех, довольно аппетитный на вид, я есть не рискнул – у него был какой-то едкий привкус, и это показалось мне подозрительным.

Не дойдя пары сотен метров до своей поляны, я поставил калебас на землю, достал из трусов ковчежец с Пазузу и выставил его перед собой. В кустах что-то зашуршало.

– Уйди, а?.. – устало попросил я.

– Как ты узнал? – злобно проворчало что-то в кустах.

– Догадался.

Яцхен выбрался наружу и плюнул на землю. Там, куда попала кислота, трава сразу начала растворяться. Я невольно вздрогнул, представив, как он плюет в меня.

Выглядел яцхен гораздо лучше, чем позавчера. Руки все на месте, ножка целенькая, нигде ни единой царапины. Здоровенький, как баклажан. На меня смотрит с явным вожделением и разве только не облизывается.

Интересная штука, которую я обнаружил в своем новом теле – чувство направления. Конечно, не то же самое, которое было раньше. Просто нечто вроде компаса, настроенное персонально на яцхена – теперь я чувствую, в каком он направлении и на каком расстоянии. Нетрудно догадаться, что это досталось мне в наследство от энгаха, чье тело я занял. Точно так же Джемулан в свое время разыскал покойного Рубаку.

Не знаю, сохранилось ли направление у яцхена. Вполне возможно, что без Рабана он уже не может его нормально использовать. На это указывает то, что он не напал на меня в джунглях, а подстерег здесь, на пути обратно.

– Чего пялишься? – спросил я у яцхена.

– Съесть я тебя хочу, – честно ответил тот.

– Думаешь, получится?

Яцхен молча шагнул вперед. Я так же молча отступил назад. Я прекрасно помню, на какой дистанции яцхен может убить человека быстрее, чем тот успеет моргнуть. Девять с половиной метров. Подпущу его ближе – и я стопроцентный труп.

– Еще один шаг – натравлю Пазузу, – предупредил я. – Уйди с дороги.

Ему ведь не хочется погибать. Совсем не хочется. Он теряет гораздо больше, чем я. Я теряю всего лишь одну человеческую жизнь – не слишком долгую, не слишком роскошную… черт, я живу в необитаемом мире! Не такая уж большая потеря. А вот он… он теперь демон. А если поглотит меня – станет архидемоном. Бессмертным, всесильным архидемоном. Понятное дело, что ему не хочется рисковать всей этой радостью.

Немного подумав, яцхен взмахнул крыльями и взлетел. Я проводил его взглядом, сунул Пазузу обратно в трусы, взвалил на плечо калебас и поплелся домой.

Глава 25

Прошла неделя. Я понемногу начал приспосабливаться к новым условиям. Человек ко всему может приспособиться, дайте срок.

Добывать пищу мне теперь сложно. Это яцхену легко – нашел дичь, тут же моментально догнал, расчекрыжил и сожрал. А человеку без оружия, без капканов приходится куда как труднее. Поэтому, когда закончилось мясо, я перешел на фруктовую диету – к счастью, съедобных плодов в здешних джунглях хватает.

Еще я начал ловить рыбу. Удочку сделал сам, из подручных материалов. Удилище – из тонкой жерди. Леску сплел из собственных волос. В качестве крючков использовал колючки одного местного растения – изгиб как раз подходящий. На наживку пошли комары и мухи. Жаль, ходить за рыбой далеко – ближайшая речка отсюда в трех километрах с гаком. До моря и вовсе не доплюхать.

Пробую и охотиться. Даже сделал оружие – рогатку. Пришлось немало потрудиться, прежде чем я отыскал подходящую рогульку. Вот с резинкой было проще – ее я вынул из трусов (чтобы не спадали, подвязал их тонкой лианой). Ну и камней набрал. Теперь тренируюсь стрелять по мелким птицам – результаты пока что нулевые, но Рим тоже не сразу строился.

Голым по джунглям я больше не хожу. Уж лучше изнывать от жары, чем кормить своей кровью пиявок и гнус. Неделю назад меня ужалила какая-то муха – до сих пор мучаюсь. Ранка на шее воспалилась, опухла и немилосердно болит. То ли эта тварь была ядовитой, то ли я подхватил какую-то заразу. Надеюсь, это не слишком серьезно – до ближайшей больнички отсюда топать и топать.

Интересно, насколько у этого тела хороший иммунитет?

Последние полчаса я занимаюсь изготовлением новых башмаков. Вчера нашел в джунглях дерево, похожее на бразильскую гевею – с латексным соком. Жидкий и текучий, на солнце он очень быстро застывает, превращаясь в натуральный каучук. Вчера вечером я сделал несколько надрезов, подставил под них половинки кокосовых орехов, а сегодня принес добычу сюда. Теперь обмазываю латексом ступни – первый слой, второй, третий… Если все пройдет нормально, у меня получатся отличные водонепроницаемые ботинки. А что – голь на выдумки хитра.

Вороша веткой угли, в которых запекались собранные утром улитки, я лениво размышлял о смысле жизни. По всему получалось, что смысла у моей жизни нет, и это меня огорчало.

А тут еще и яцхен в очередной раз появился. Я почувствовал его высоко-высоко в небе и торопливо скрылся в землянке. Через несколько секунд на землю шлепнулся тяжелый камень.

Опять он пытается убить меня сверху. Уже третий день эта шестирукая гадина швыряет в меня тяжелые предметы. Помнится, я таким образом прикончил Готфрида Бульонского. Однако я, в отличие от Готфрида, чувствую местонахождение врага, поэтому всегда успеваю спрятаться под крышей. Но меня это все равно раздражает. Сиди вот теперь здесь, жди, пока у него кончатся снаряды или терпение.

А чувства направления у яцхена точно больше нет. Иначе он достал бы меня даже сквозь крышу – крыша-то у землянки ветхая, пробить ее ничего не стоит. Швырни камень посильнее, и всего делов. Но для этого нужно точно знать, где я нахожусь… а он, судя по всему, не знает. Это хорошо.

Хотя рано или поздно он все равно меня достанет. Я не смогу бегать от него вечно. И меня уже достало постоянно озираться. Я ведь теперь даже в туалет хожу по принципу: писай быстро – яцхен близко.

Спрашивается, какой тогда смысл трепыхаться, оттягивать неизбежное?

Но прочь пораженческие мысли. Хрен я дам этой падле меня сожрать. Уж лучше устроить акт самосожжения, чем стать завтраком поганой твари.

Кстати, мысль не лишена смысла. Если я самоубьюсь, яцхен уж точно не станет архидемоном. Только надо устроить это так, чтобы от тела ничего не осталось… ну да, самосожжение как раз подойдет. Хотя кости все равно останутся – у меня же тут не крематорий, чтобы испепелить тело с костями…

Впрочем, этот план мы прибережем на самый крайний случай. Перед тем, как совершать самоубийство, надо обдумать и взвесить все как следует – передумать уже не получится.

– Что там у тебя происходит? – послышалось из ковчежца. – Опять камнями швыряется?

– Опять, – рассеянно ответил я.

– Он ведь тебя все равно убьет, – злорадно фыркнул Пазузу. – Не сегодня, так завтра.

– Может быть. Чего сказать-то хочешь?

– У меня к тебе предложение. Сделка. Выпусти меня – а я убью того, второго.

– Угу. А потом меня, – хмыкнул я.

– Я дам клятву, что не трону тебя даже пальцем. Ты полгода жил в Лэнге – должен знать, как составить клятву, которую я не смогу нарушить. Если хочешь, я сам ее составлю, а ты проверишь.

Я невольно задумался. Черт, а ведь предложение-то соблазнительное.

Только вот я прекрасно помню, что сделки с демонами заканчиваются скверно в девяноста девяти случаях из ста. Пазузу хоть и прикидывается заботливым мишкой, но наверняка замышляет западло. Да и нехорошо это будет, если он опять окажется на свободе. Не для того я его ловил так долго.

– Не-а, – отказался я. – Что-то не тянет.

– Ты не торопись, обдумай все как следует, – настаивал Пазузу. – Мы же оба от этого только выиграем.

– Нет, не хочу.

– Тогда в следующий раз, когда Лаларту здесь появится, я крикну, что не причиню ему вреда.

– Нет, не крикнешь, – лениво ответил я.

– Почему это?

– Потому что тогда он меня убьет. Но тебя он не выпустит, даже не надейся. Ты бы на его месте себя выпустил?

– Да ни за что! – хохотнул Пазузу. – Ты прав, конечно, Лаларту меня не выпустит…

– Кстати, он не Лаларту.

– Я знаю. Но мне же надо его как-то называть. Ты вот как его называешь?

– Просто яцхеном.

– А что такое «яцхен»?

– Это я… ну, название моего вида. Мне подобные.

– Тебе подобные называются хигйджайя, – поправил Пазузу.

– А я называю их яцхенами.

– Почему?

– Долгая история.

– Я никуда не тороплюсь.

Я задумался. Мне не особенно хотелось изливать душу, тем более Пазузу… но почему бы и нет? Теперь мне нечего от него скрывать – кому он расскажет в таком виде? А даже если он каким-то чудом выберется, то ни за что не вернется в Лэнг. А даже если каким-то невероятным образом вернется и настучит Йог-Сотхотху… тот и так уже все знает. Не о чем беспокоиться.

И я рассказал ему все с самого начала. Кто я такой, откуда взялся, как появился на свет, как стал яцхеном, как заменил Лаларту…

Выслушав всю эту историю, Пазузу надолго замолчал. В крышу землянки со свистом врезался очередной булыжник – он легко проломил непрочный настил и грохнулся в полуметре от моих ступней. Я посмотрел в дыру в потолке и увидел высоко в синем небе крохотную точку.

Очень обозленную точку.

По-видимому, снаряды у яцхена закончились. Он еще немного повисел неподвижно, а потом улетел куда-то на юг. Проголодался, наверное.

– Теперь все встало на свои места, – заговорил Пазузу, когда я вернулся к костру. – А я-то никак не мог понять, что ты вообще такое. Ты не был Лаларту, но ты был удивительно на него похож и даже совпадал по ауре. Ты явно был хигйджайя, но ты не мог быть хигйджайя, потому что все они давно погибли…

– А почему они все погибли, кстати? – полюбопытствовал я.

– А ты не знаешь?

– Не знаю. Я спрашивал – никто не знает.

– Архидемоны знают, – ехидно ответил Пазузу. – У архидемонов ты спрашивал?

– Нет. Как-то к слову не пришлось.

– Ну тогда слушай. Эм-м… С чего бы начать… Как становятся архидемонами, ты знаешь?

– Как?

– Что, и этого не знаешь?

– Ну простите, я в ваших гимназиях не обучался, – пожал плечами я.

– Все завязано на ба-хионь, – наставительно сказал Пазузу.

О ба-хионь я знаю. Божественная энергия. Но при чем она здесь?

– Ба-хионь – это очищенный эфир, – объяснил Пазузу. – Его высшее состояние. Ба-хионь одинаково важна и для богов, и для демонов. Одинаково… но по-разному. Для богов ба-хионь – воздух. А для нас – пища.

– И в чем разница?

– Воздух либо есть, либо его нет. Ты не сможешь украсть чужой воздух и не сможешь его никому отдать. Пища же… ее можно купить и продать, отнять и подарить. Боги довольствуются тем, что им уделяют презренные смертные. Мы же не ждем милости от людишек – мы забираем все сами!

– Так что, можно просто обожраться душ и стать архидемоном? – не понял я.

– Если бы все было так просто… – мечтательно произнес Пазузу. – Ба-хионь – это наша пища. Если ты будешь очень много есть, ты станешь не сильнее, а жирнее. Мы, архидемоны, черпаем силы из такульту.

– Кого?..

– Такульту. Не знаешь такого слова?

– Никогда не слышал.

– Пф-ф… – презрительно фыркнул Пазузу. – Ну, на твоем языке это будет… э-э… общая еда?.. пиршество?.. Как-то так.

– Общак, что ли?

– Что-то вроде того. Такульту – это души. Те души, которые полностью принадлежат Лэнгу – купленные, украденные, пожертвованные… Именно благодаря такульту существуют архидемоны.

– Это только в Лэнге так или во всех Темных мирах?

– В разных по-разному. Где-то никакого такульту нет – каждый сам за себя. Где-то весь такульту принадлежит верховному владыке, а он, может быть, уделяет какие-то крохи другим. Где-то есть несколько кланов и несколько такульту. Вот в Хвитачи, например, тринадцать Домов, тринадцать такульту и сто двадцать один лорд-демон. А в Лэнге такульту один, общий. Но Лэнг сейчас – слабый мир, так что нашего такульту хватает всего на десяток архидемонов.

– Но архидемонов же вроде больше.

– Больше. Только некоторые слабее других. Лаларту, Лалассу, Кутулу, Акхкхару, Гелал, Абхот… я. Мы намного слабее, чем Нъярлатхотеп или Шаб-Ниггурат. А все потому, что такульту делится не поровну.

– И как же его делят?

– Архидемоны бессмертны. Но иногда мы все же погибаем. В войне с Мардуком, например, нас погибло довольно много. И после гибели архидемона в такульту образуется свободное место – освободившаяся ба-хионь никого не питает. Чтобы занять свободные места, появляются новые архидемоны.

– А почему другие архидемоны просто не делят эту ба-хионь между собой?

– Потому что нельзя налить в сосуд больше, чем он способен вместить. Если бы Йог-Сотхотх мог все забрать себе, он бы забрал, не сомневайся. Любой из нас забрал бы. Но это невозможно – и поэтому свободные места заполняют новые архидемоны.

– Так откуда они берутся-то?

– Иногда ими рождаются. Так Ктулху породил Кутулу – и поскольку в такульту в то время было свободное место, Кутулу стал архидемоном. А Акхкхару породил Гелала и Лилит – и поскольку в такульту в то время было свободное место, Гелал и Лилит стали архидемонами. А вот когда Шаб-Ниггурат порождал свою тысячу Двурогих, свободных мест в такульту не было – и все Двурогие остались обычными демонами, хотя и очень сильными.

– А другие способы?

– Иногда архидемонами становятся. Так было с Шаб-Ниггуратом – сильнейший среди Генералов Легионов, он был так яростен, так жаждал крови и битв, что сумел пробурить головой небосвод, занять свободное место в такульту и стать архидемоном. Так же было и с некоторыми другими.

– Но не со всеми?

– Не со всеми. Есть и третий способ. Долю в такульту может даровать кто-то из высших владык. Йог-Сотхотх, Азаг-Тот, С’ньяк… Так было с нъярлатхотепом – когда-то он был всего лишь Тварью на побегушках Йог-Сотхотха, но он был столь предан, умен, надежен и исполнителен, что Йог-Сотхотх даровал ему благословение Когтя – и нъярлатхотеп стал архидемоном.

– Угу. Я понял. К яцхенам-то вся эта байда как относится?

– Все дело в С’ньяке.

– А что с ним?

Пазузу колко рассмеялся.

– Что? – не понял я.

– Да ничего. Просто забавная история. Как известно, Фиолетовый Газ С’ньяк никогда никому не отказывает в просьбах. Просите – и дано будет вам. Ты вот слышал, что произошло с дьяволицами, когда они попросили для себя равных прав с мужчинами?

– Слышал краем уха.

– А про маскимов слышал?

– Нет. А с ними что было?

– Это случилось сразу после вторжения Мардука, когда выжженный дотла Лэнг переживал особо тяжелые времена, – охотно ответил Пазузу. – Не хватало рабов, не хватало мяса… Везде царил страшный голод – и сильнее всего от него страдали мелкие демоны. Маскимы тогда были слабее всех и питались только зерном и овощами.

– Демоны-вегетарианцы?.. – моргнул я.

– На свете бывает и не такое, – хохотнул Пазузу. – Они пришли к С’ньяку и пожаловались, что голодают, что у них нет даже хлеба.

– А С’ньяк?

– А С’ньяк ответил – если у вас нет хлеба, ешьте говно. И стало по слову Его.

Я медленно кивнул, пораженный великодушием С’ньяка.

– Подобное произошло и с хигйджайя, когда погиб Ноденс, – продолжил Пазузу.

– Как он погиб? – перебил я.

– Адамантовая секира Мардука. Она многих из нас отправила на Кровавый Пляж – в том числе и ноденса. А после его гибели народ хигйджайя остался без предводителя. Они явились к С’ньяку и попросили сделать одного из них архидемоном взамен покойного Ноденса. И С’ньяк отдал освободившееся место в такульту… всему народу хигйджайя. Каждый из них получил маленькую частицу архидемона. C’ньяк сказал, что сила Ноденса отныне будет принадлежать всему его племени. Всему, целиком. Представляешь?

– А это что, плохо? – не понял я.

– Дело в том, что хигйджайя очень быстро сообразили, что чем меньше их останется, тем больше им достанется, – объяснил Пазузу. – И долина Анот утонула в их ядовитой крови. Они резали друг друга, пока в живых не осталось только два брата, два родных внука Ноденса – Лаларту и Лалассу. Эти двое стали уже настолько могучими, что каждый из них мог претендовать на титул архидемона – пусть и второсортного.

– И они больше не пытались убить друг друга?

– Пытались, но всего несколько тысяч раз. А так они жили мирно – братья все-таки.

Я снова медленно кивнул, переваривая услышанное.

– Странно, что победили не самки, – немного подумав, сказал я. – Они же гораздо сильнее самцов, нет?

– Просто за дарами С’ньяка пришли только самцы – вот он и одарил только самцов, – ответил Пазузу.

– Тогда почему же самок тоже истребили?

– А ты разве не слышал, что самки твоего народа пожирают самцов после соития?

– Об этом слышал. Лалассу рассказывал.

– Это верно для обоих полов. Самцы хигйджайя тоже всегда пытались сожрать самок – но они были мельче и слабее, так что у них это никогда не получалось. А теперь они стали сильнее…

– Почему же тогда Лаларту не сожрал мою мать?

– Ты что, думаешь, что Лаларту спаривался с твоей матерью во плоти? Да ни одна человеческая женщина не выдержала бы такого! Это было… искусственное оплодотворение.

– Это как?

– Я не знаю подробностей, меня в этот проект не взяли. Хотя я просился! – с явной обидой воскликнул Пазузу.

Некоторое время я сидел молча и думал. Рассказанное Пазузу открыло мне глаза на многое… очень многое. Теперь стало понятным, что послужило толчком к пробуждению моего внутреннего демона – гибель Лалассу. Я стал последним из народа хигйджайя – пусть искусственного происхождения, но вполне законным, родным сыном Лаларту и носителем части его души. И демон, став вдвое сильнее, чем прежде, начал вылезать наружу…

– Вдвое?! – хохотнул Пазузу, когда я поделился с ним этими мыслями. – Лучше скажи – вчетверо! Впятеро! Вдесятеро! Мощь архидемонов возрастает в геометрической прогрессии!

– То есть… Ноденс был в десять раз сильнее Лаларту?..

– Лаларту и Лалассу по сравнению с ноденсом – безобидные котята! И твоя вторая половина тоже станет такой, если сумеет тебя сожрать! А после этого он легко расправится и со мной! Теперь понимаешь, почему нам надо действовать сообща?!

Я понимал. Я очень хорошо понимал.

– Ну, что ты выбираешь?! – нетерпеливо выкрикнул Пазузу. – Выпустишь меня или умрешь?!

– Пожалуй… умру.

– Что?! – взревел Пазузу. – Почему?!

– Лучше умереть львом, чем жить шакалом.

– Ты что, идиот?!

– Да, наверное, я редкостный идиот, – пожал плечами я. – Но это мой путь яцхена. Мое дао. Я его не выбирал, но раз уж оно мне досталось – буду идти до конца.

– Смрадная плоть Червя, да Лалар… тот, второй этому только обрадуется!

– Почему это?

– Да потому что ему не тело твое нужно! Если ты умрешь, он просто поглотит твою душу!

– Вот дерьмо.

Ну и что мне в таком случае делать?

Я ломал голову очень долго. Мне не хотелось освобождать Пазузу, совсем не хотелось, но я не мог придумать ничего другого. Если яцхен меня съест – неважно, вместе с телом или одну душу – он станет архидемоном. Причем куда более сильным архидемоном, чем Лаларту или Пазузу. Каких бед может натворить подобная тварь? Неизвестно, правда, сможет ли этот будущий архидемон прыгнуть в другой мир. От печатей Лэнга он, конечно, зависеть не будет. А вот перемещаться между мирами… с этим пока неясно.

Впрочем, я не горю желанием это узнать. Единственное, что сейчас важно – убить яцхена. Вот только как?

Выходить с этой тварью на честный бой – верное самоубийство. С себе подобным я сражался всего один раз – когда мистер Креол призвал батьку Лаларту. На Девяти Небесах тот утратил большую часть демонической силы и стал просто очень опасным чудищем – точно таким же, каким раньше был я. Мы с ним дрались на равных, шансы были пятьдесят на пятьдесят… и я победил. Добро ведь всегда побеждает зло. Не уверен, можно ли считать меня добром, но кто-кто, а Лаларту им точно не был.

Однако то был бой двух яцхенов. А вот драка яцхена с человеком всегда заканчивается победой яцхена. Очень быстрой и кровавой победой. Возможно, у какого-нибудь легендарного богатыря и был бы шанс – но я, к сожалению, не Геракл, не Илья Муромец и не Чак Норрис. Я самый обычный человек. У меня нет никакого оружия. Я не владею магией. У меня вообще ничего нет.

Хотя нет, вру. У меня есть бластер. Но я понятия не имею, как заставить его работать. Такое впечатление, что энгахи все мало-мальски ценное замыкают на себе. Энгах погиб – все его имущество либо исчезло, либо разрушилось, либо стало бесполезным. Видимо, это часть их кодекса – чтобы в руки дикарей не попадали иномирные артефакты и технологии.

Конечно, у меня есть и некоторые преимущества. Например, я всегда в курсе, где яцхен находится и куда держит путь – уже немало. Кроме того, раньше его тело было моим, так что я прекрасно знаю все его способности… его слабости… Хотя какие у него слабости?

Первая слабость – должен постоянно много есть. Слабость, конечно, но непонятно, как ей воспользоваться. Чтобы уморить яцхена голодом, мне придется выжечь всю планету – а как я это сделаю без хорошего запаса ядерных ракет?

Низкий интеллект. Лаларту и Лалассу были редкостными тупарями. Можно предположить, что для этого шестирукого народца подобное естественно. Сила есть – ума не надо, фигли. На этом можно сыграть – если яцхен так же туп, как его предшественники, я его сделаю… надеюсь. Я и сам далеко не Эйнштейн, уж не будем лукавить…

Еще яцхен боится электричества… но где я тут электричество-то возьму? Надо было одолжить у леди Инанны Жезл Молний, надо было… Но кто же мог знать?

Хотя… я посмотрел в небо, на фиолетовые тучи и сверкающие вдали зарницы. Если подумать, в данном мире хорошую молнию можно устроить и без всякого жезла… сложно, но можно… а ведь действительно стоит попробовать…

Ладно, сдюжим с божьей помощью. Мои предки мамонтов побеждали – неужто я их опозорю, на яцхена выйти побоюсь?

– Просто выпусти меня, и все закончится, – раздраженно проворчал Пазузу.

– Демонов не спрашивали.

До поздней ночи я ходил вокруг костра и придумывал план. А наутро принялся за работу. Сделать предстояло многое.

Глава 26

Прошло еще несколько дней. Несколько дней, заполненных тяжелым трудом.

Начал я с того, что сделал себе резиновые перчатки. Тем же способом, что и башмаки – набрал жидкого латекса, намазал им руки, дал застыть. Потом еще раз, и еще, пока перчатки не стали достаточно толстыми и прочными. Было бы очень хорошо сделать целый костюм из резины… но где ж я столько каучука наберу? Тут все-таки джунгли, а не плантация.

Еще я сделал инструменты. Громко сказано, конечно. Я просто взял парочку камней подходящей формы и три дня обтачивал их со всех сторон, пока у меня не получился примитивный нож, такое же зубило и совсем уж никудышный молоток. Хорошо, что еще в бытность яцхеном я выстлал пол землянки и погреба галькой – есть из чего выбирать. А то по окрестностям можно бродить часами, да так и не найти ни единого булыжника. Это на морском дне их полно, но до моря отсюда километров пятнадцать. Пятнадцать километров по местным джунглям – это двое суток пути. Ну да неважно. Нож, зубило и молоток у меня теперь есть – хреновые, но сойдут. Есть и иглы, сделанные из рыбьих костей. И нитки, скрученные из собственных волос. Дрянь материал, но мне же не выходной костюм шить. Вот с тканью хуже. Единственное, что у меня есть – тога Джемулана, которую я временно переделал в мешок. В крайнем случае использую накидку, штаны, рубаху и трусы, принадлежавшие энгаху, чье тело я занял. Хотя этого не хотелось бы – не те здесь условия, чтобы каждый день без одежды ходить, совсем не те. Вчера вон дождь шел – настоящий тропический ливень. Всего пару часов, но я продрог до костей.

Однако сегодня погода хорошая, и я отправляюсь в долгий поход. На три, а то и на четыре дня – уж не знаю, как получится. С собой беру рогатку, удочку, инструменты, запас провизии… ну и Пазузу, конечно, куда ж я без него.

– Просто выпусти меня, – злобно проворчал Пазузу. – Мы же с тобой практически друзья.

– Иди ты в жопу, лэнгише швайн, – беззлобно ответил я.

В поход я отправляюсь за тем самым минералом, который добывал в этом мире Волдрес – кераинитом. Веществом, способным притягивать молнии. Я помню, что в десяти-двенадцати километрах на восток-северо-востоке есть одно небольшое месторождение – там всегда гроза, ни на минуту не прекращается. Мимо не пройдешь.

Да, это и есть мой план. Добыть кераинит и посадить яцхена на электрический стул. Не уверен, что получится, но попробовать стоит.

Шел я долго. Очень долго. Ориентироваться в джунглях трудно даже на коротких расстояниях, а на длинных – совсем пропадай. К счастью, у меня есть два верных ориентира. Первый – черная туча, постоянно висящая над местом назначения. Периодически я залезаю на дерево и проверяю, в ту ли сторону иду. Пока что видно плохо – так, пятнышко над горизонтом, – но понемногу я приближаюсь.

Вторым ориентиром я избрал яцхена. Сейчас он находится аккурат на западе и сидит неподвижно – наверное, дрыхнет. Вот я и использую его в качестве этакой Полярной звезды. Когда он проснется и начнет двигаться, станет сложнее, но к тому времени я надеюсь подойти к месторождению кераинита поближе.

А идти реально тяжело. Стараюсь придерживаться звериных троп, но их мало и они не намного проходимее полного бездорожья. Страшно не хватает мачете, чтобы прорубать путь. Вьющиеся стебли цепляются за ноги, за одежду, за мешок с припасами. За час я прохожу меньше километра. С земли поднимается удушающий жар, а ветер почти не пробивается через эти заросли.

К середине пути стало еще хуже. Началась болотистая местность – чтобы не провалиться в трясину, я вооружился длинной палкой и стал проверять почву. Скорость движения упала вдвое – а она и была-то ужасающе низкой. Я надеялся добраться к месторождению кераинита до заката, но вряд ли у меня это получится. Придется ночевать в джунглях. Ненавижу джунгли.

Костра я разводить не стал. С одной стороны – найти в этой грязи хоть сколько-нибудь сухих дров мне так и не удалось. С другой – я ужасно боюсь лесного пожара. Такие вот взаимоисключающие причины. Я просто съел кусок холодной рыбы и несколько фруктов, выбрал местечко посуше, подложил под голову мешок с припасами, покрепче стиснул ковчежец с Пазузу, свернулся клубочком и задремал.

Спал я плохо. Мне снились кошмары, я ворочался с боку на бок, а под утро проснулся из-за того, что моего живота коснулось что-то холодное и липкое. Это оказалась здоровенная сороконожка, которая приняла меня за уютную теплую гостиницу. Я с омерзением отбросил ее подальше и неохотно начал подыматься. Выспаться толком не удалось, но вряд ли я теперь смогу уснуть снова.

Под мешком я тоже обнаружил всякую живность – двух унылого вида пауков и еще какую-то бяку, похожую на жирного клеща. Не знаю, может они просто устроили тут романтическое свидание на троих, но мне это почему-то не понравилось. На всякий случай я снял одежду и осмотрел себя целиком – не притаились ли еще где насекомые?

Завтракал я через силу, буквально впихивая в себя холодную рыбу. Вообще в последнее время я как-то хреново себя чувствую. То вялый, как сонная муха, а то бодрый, словно после ведра черного кофе. Невпопад проваливаюсь в сон, кошмары постоянно снятся. Подозреваю, что это все из-за укуса той проклятой мухи – болит, зараза, немилосердно болит.

Понятия не имею, чем я заболел и как лечиться. И Рабана больше нет, спросить совета не у кого. Не с Пазузу же консультироваться? Из него тот еще санитар…

Надеюсь, пройдет само.

Добравшись наконец до месторождения кераинита, я сначала долго стоял и смотрел на это удивительное зрелище. Огромная черная туча, нависшая так низко, что казалось, будто до нее можно добросить камнем. Молнии шарахают каждые две-три секунды – и все в одну и ту же точку, в один и тот же бесформенный черный валун. Без грома, вообще без звуков – стоит гробовая тишина, и от этого становится жутко. Вокруг на добрую сотню метров ничего не растет – ни травинки, ни былинки. Голая мертвая земля, наэлектризованная так, что страшно ступать. Если бы не мои резиновые башмаки, я бы не сумел даже подойти близко.

Теперь самое сложное. Подобраться вплотную, улучить момент между молниями и накрыть валун плотной материей. Рабан, упокой господи его душу, уверял, что это сработает. Надеюсь, не врал.

Для работы я вооружился длинной жердью. Очень длинной жердью. На конце закрепил тогу Джемулана, сделав некое подобие сачка. А потом стал медленно… медленно… очень-очень медленно…

Блин, у меня духу не хватает. Я же теперь снова человек. Слабый, хлипкий, легко убиваемый человек. Один неверный шаг – и готовьте могилу. Яцхен, конечно, тоже боится электричества… но блин нагад, человек боится его еще сильнее!

– Всегда есть альтернативный вариант, – донеслось из ковчежца.

– Заткнись, – процедил я сквозь зубы.

Нет уж, мы легким путем не пойдем. И пусть даже не искушает, змий коварный. Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь.

Тринадцать раз я подступал к кераинитовой жиле со своим «сачком» и тринадцать же раз отступал несолоно хлебавши. Меня бросало то в жар, то в холод, и я никак не мог решиться сделать последний шаг.

Это Волдресу было хорошо – он наверняка приспособил какую-нибудь технику… не знаю, какую именно, но что-нибудь он точно приспособил. В конце концов, у него был свободный доступ ко всей бесконечности миров.

А у меня ни хрена нет, кроме длинной жерди, большой тряпки и чувства собственного достоинства. Хоть плачь.

Но вечно топтаться на одном месте тоже нельзя. Я плюнул через левое плечо, трижды перекрестился и очертя голову бросился к черному камню. Замах!.. и тога Джемулана захлестывает кераинит. А я споткнулся и хряпнулся о него челюстью. Рот сразу наполнился соленым, один из зубов ощутимо зашатался.

– Ой, [цензура], – только и смог проговорить я.

Но молнии бить перестали. Иначе я бы уже зажарился – моя голова лежит прямо на куске кераинита, накрытом тканью. Странно, я был уверен, что эта глыба раскалена до предела, а она холодная, как рыбье брюхо. Даже не хочется вставать – в такую жару это настоящее наслаждение.

Ощупав рот изнутри и снаружи, я решил, что дешево отделался. Язык прикушен, но не прокушен. Зубы тоже целы – один, правда, сильно шатается и кровоточит, но это пустяки, переживем.

Дальше я несколько часов возводил над кераинитовой глыбой навес. Несколько жердей подлиннее, целая куча лиан, огромные листья неизвестного растения – я задолбался таскать все это из джунглей и сколачивать примитивную беседку. Мне нужно, чтобы этот шалаш выдержал хотя бы пару дней – если кераинит окажется под открытым небом… интересно, насколько мучительна смерть от удара молнией?

Закончив с навесом, я до самого вечера раскалывал глыбу на куски. Каменный молоток, каменное зубило… хорошо, что кераинит относительно хрупок, а то бы я тут наработал.

Наутро мой каторжный труд продолжился с новой страницы. Теперь я шил. И кроил. Сначала кроил, а потом шил. Переделывал в мешок мой единственный запас материи – тогу Джемулана. Без этого кераинит нельзя выносить под открытое небо – сразу шваркнет.

Мешок получился ничего себе. Объемистый. Но все равно весь кераинит в него не влез. Только четверть. Но даже четверть я туда положить не мог – тяжелый он, зараза! Сами как-нибудь попробуйте набить мешок камнями, а потом потаскайте его на хребтине.

Путем долгих экспериментов я выделил максимальный вес, который мог поднять и не надорваться. А поскольку мне требовалось не только поднять его, но еще и тащить довольно далеко, я на всякий случай уменьшил его в полтора раза. Итого получилось четырнадцать частей. Четырнадцать кераинитовых кучек – от довольно крупных каменюк до мелкого щебня. Я тяжело вздохнул, загрузил в мешок первую партию и поволок ее домой.

– Цыгане шумною толпою толкали жопой паровоз… – процитировал я бессмертные строки Пушкина, с трудом переставляя ноги.

Я не буду описывать дальнейшее во всех подробностях. Сами представьте, каково мне пришлось. Я сделал четырнадцать ходок. Четырнадцать раз я прошел туда и обратно – в общем счете почти триста километров. Причем половину пути на горбу у меня болтался тяжеленный мешок.

В самый первый раз я затратил на дорогу целый день. Но первый раз – это первый раз. Уже во второй раз я, хоть и нагруженный, прошел почти вдвое быстрее – часов этак за шесть. Не могу сказать точно, часов у меня нету.

Потом дело пошло еще быстрее. Я протоптал настоящую тропку, так что с утра до вечера успевал сделать полторы полных ходки, а то и больше. Уставал, правда, чертовски. Суставы ломило, позвоночник немилосердно болел, натруженные ноги ныли, умоляя дать отдых.

По ночам я спал, как убитый – прямо на голой земле, маскируясь каким-нибудь кустиком. Ел что попало – в основном фрукты. Пару раз ловил рыбу, а однажды удалось подбить из рогатки небольшую птаху. Встретил как-то раз и местного дронта, но догнать проклятую тварь не удалось – она припустила так, словно нацелилась на олимпийское золото. Камень, выпущенный из рогатки, только прибавил ей скорости.

Я постоянно следил за тем, где сейчас находится яцхен. Мне совершенно не хотелось, чтобы он застукал меня за этим занятием. На мое счастье, шестирукий выродок большую часть времени летал где-то вдалеке – то ли пытался разыскать меня, то ли забил на все и вернулся в лоно природы. Может, решил подождать, пока я сам помру, от старости?

К вечеру двенадцатого дня я наконец приволок к своей поляне четырнадцатую партию кераинита. До самой поляны я его не доносил – закапывал за кустами, все в разных местах. Если верить энгахскому направлению, яцхен за эти две недели наведывался к моей землянке шесть раз. Наверное, проверял, не вернулся ли я домой.

Самочувствие у меня к этому времени окончательно испортилось. Шея отказалась работать совсем – голова сидела неподвижно и поворачивалась только вместе с телом. Мне к этому не привыкать, конечно, но радости все же мало. Еще и спать постоянно хочется – целую ночь крепко сплю, а потом весь день хожу сонный, клюю носом. Теперь уже окончательно ясно, что я чем-то серьезно заболел, так что надо торопиться – не дай бог помру раньше, чем успею сделать дело… Должен сказать, мысль о смерти меня как-то совсем не беспокоит. Полное равнодушие. Наверное, дело в том, что последние мои годы – они как бы добавочные. Я ведь уже умер – умер еще в тот день, когда меня сбил автобус… или это троллейбус был? Черт, ведь и не помню толком – а вроде только вчера случилось.

Так или иначе, вся дальнейшая моя жизнь – это уже бонус. Он почти исчерпан – и у меня по этому поводу нет особых сожалений. Уходить, конечно, не хочется – я бы еще побродил по земле, повалялся на свежей травке, покушал раков с холодным пивком… Но что же делать – любой спектакль когда-нибудь заканчивается. И теперь все, чего я хочу – закончить свой красиво.

Выйдя на поляну, я понял, зачем яцхен сюда прилетал. Вместо любимой землянки моему взору предстала дыра в земле, полная щебня, изрубленных кусков дерева, дерна и сухой травы. Судя по внешнему виду, яцхен еще и полил все это кислотой.

– Цыгане шумною толпою пришли, насрали и ушли… – меланхолично процитировал я Пушкина. Ну а что тут еще можно сказать?

Разглядывая мусорную яму, которая раньше была моим домом, я понял, что времени осталось мало. Точнее, его нет совсем.

Всю ночь и все утро я пахал, как проклятый. Сначала традиционно возводил навес, потом рыл яму, шил десятки мешочков, делал систему фитилей из туго скрученных высушенных стеблей, пропитывал их пальмовым маслом… как же я задолбался! Я так-то по жизни ленивый, работать не люблю, а тут на меня свалилось столько, что впору с кем-нибудь поделиться.

Когда я наконец закончил, солнце уже перевалило за полдень. Зеленоватый, пышущий жаром круг висел в чистом небе, заставляя меня обильно потеть. Сейчас бы полежать в теньке, пива холодного выпить…

За неимением пива пришлось обходиться водой. Теплой, мутной, скверно пахнущей, отвратительной на вкус… впрочем, я привык.

До самого вечера я следил за яцхеном, не в силах дождаться – когда же эта сволочь наконец заявится? Если он не нужен, так постоянно вертится поблизости, а если нужен, так не докличешься.

Наступила ночь, а там и следующее утро. Я все сидел возле разрушенной землянки и жадно смотрел на последнюю сигарету. Все остальные я уже давно выкурил, а эту решил приберечь. Может, и зря. Может, стоит выкурить ее прямо сейчас, пока есть такая возможность.

Хотя возможности уже нет. Яцхен наконец-то соизволил появиться. Он описал широкий круг над поляной и смачно харкнул в меня кислотой. Я этого ожидал, поэтому успел отскочить. Ядовито-зеленый сгусток врезался в землю чуть левее моей ступни, сжег траву и принялся проедать дерн.

После этого яцхен описал еще один круг и приземлился.

– Здравствуй, Ежик, – приветливо поздоровался я.

– Ну здравствуй, Медвежонок, – хмыкнул яцхен. – Как тебе бездомная жизнь?

– Так себе. Зачем ты это сделал?

– Ну надо же было что-то делать.

А он и правда похож на меня. Собственно, он ведь и есть я… моя темная половина. Мы единое целое.

Только я лучше.

– А где Пазузу? – вдруг спросил яцхен.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто обычно, когда я появляюсь, ты сразу тычешь им в меня и вопишь, что сейчас откроешь. А сейчас почему-то нет.

– Ну ты ведь уже знаешь, что я это сделаю, так зачем зря надрывать связки? – пожал плечами я.

– Логично. Но если он у тебя в кармане, ты можешь не успеть его выхватить до того, как я перережу тебе горло. Поэтому твое поведение странно.

– Тоже логично, – согласился я. – Ну и как же ты это объяснишь?

– Я думаю, при тебе его нет, – осклабился яцхен, сверля взглядом мои карманы. – Ты его… потерял. Ты потерял его, пока шлялся где-то там в джунглях.

– А вот и нет. Вот и не потерял.

– Тогда покажи.

– Не покажу.

– Тогда я тебя убью.

Я пару секунд помолчал, стараясь сдержать бешеное сердцебиение. Потом отступил назад. Еще шаг. Еще.

– Так ты его действительно потерял!!! – в лютом восторге взревел яцхен.

– Не подходи ко мне!!! – истошно завизжал я, бросаясь наутек. – Не трогай меня!!!

Донельзя счастливый, что я остался без единственной защиты, яцхен сделал именно то, на что я рассчитывал. Он медленно, даже лениво зашагал следом, явно растягивая удовольствие. Теперь, когда я в его полной власти, можно и не спешить, можно как следует насладиться моим страхом. Сполна отплатить за те недели, что я не давал себя сожрать.

Тем более, что я так забавно визжу. Прямо поросенок на заклании.

Пробежав полсотни шагов, я запнулся ногой о холмик и полетел носом в землю. Резко перевернулся на спину, лицом к приближающемуся яцхену. На его морде читалось неописуемое наслаждение.

– Не трогай меня!.. – взмолился я, кидая ему мешочек. – Вот, забери это, забери, только не убивай!..

Яцхен поймал мешочек и недоуменно уставился на него. Тот был совершенно не похож на ковчежец Пазузу – обычный клочок материи, кое-как стянутый скрученной из волос ниткой. Внутри что-то твердое.

– Что это за хрень?.. – открыл мешочек яцхен.

И тут в него ударила молния. Яцхен скорчился от боли и раззявил пасть в беззвучном крике. Его буквально припечатало к земле – припечатало, как раздавленного скорпиона.

– Обманули дебила, – криво усмехнулся я, чиркая зажигалкой.

Глава 27

Короткие фитили сгорели мгновенно. Пропитанные маслом тряпки вспыхнули и рассыпались пеплом, открывая куски кераинита, заботливо вкопанные вокруг. И вот тут-то началось световое шоу!

Молнии шарахали десятками. Небо, дотоле чистое, мгновенно заволокло тучами – удивительный минерал звал, тянул к себе электричество, и небеса с готовностью откликались на этот зов. Яцхен оказался в клетке из слепящих белых разрядов – и видели бы вы, в какую панику он впал!

Я обмяк. У меня до последнего момента не было уверенности, что этот безумный план сработает. Просто это был мой единственный шанс – либо это, либо ничего. И у меня получилось. Молнии вокруг яцхена бьют с небольшими паузами, но я вкопал куски кераинита плотным частоколом – и яцхену просто не удается улучить хотя бы мгновение, чтобы прорваться. Он уже раз десять пытался проломиться, сигал то туда, то сюда – и каждый раз получал в харю миллион вольт.

Первое время яцхен только и делал, что метался туда-сюда, пытаясь найти хоть щелочку между молниями, вырваться на свободу. Потом он начал уставать, его движения замедлились. Сверхпрочный хитин пошел трещинами, на них выступили белесые пятна краевина. Впрочем, я довольно плохо видел, что там с ним происходит. Какое-то невнятное мельтешение. Решетка из молний – не та штука, к которой можно спокойно подойти вплотную. Да и просто смотреть на нее – удовольствие то еще. Несколько секунд – и глаза начинают слезиться, перед ними плавают черные точки… Тем не менее, взглядов урывками мне хватало, чтобы быть в курсе. Отчаявшись проломиться сквозь молнии, яцхен взмахнул крыльями и ринулся в небеса. Видимо, надеялся подняться выше молний.

Если бы он сделал это в самом начале, у него могло получиться. Но теперь над ним уже сгустилась плотная грозовая туча, воздух наэлектризовался так, что начал светиться – и очень скоро яцхена заколотило еще сильнее, чем внизу. Он какое-то время еще махал крыльями, превозмогая боль, рвался все выше и выше… но тут его шарахнуло особенно сильно. Перепонка на правом крыле с треском лопнула, и яцхен пошел книзу – обожженный, хрипло воющий…

Он со всего размаху впечатался в землю и следующие минуты две лежал неподвижно. Я подумал, что яцхен – чертовски живучая тварь. Электричество – его ахиллесова пята, но даже здесь он превосходит человека стократ.

– Идиот!.. – слабым голосом прохрипел яцхен. – Ты полный идиот!..

– Это я-то еще и идиот? – удивился я. – Может, это я сейчас сижу в электрической клетке?

– Вот именно поэтому ты и идиот! Зачем ты это делаешь?! Зачем?!!

– Э-э… – задумался я. – Даже не знаю… чтобы тебя замочить?

– Но разве ты не видел, какой невероятной силой мы обладали вместе?! – возопил яцхен. – Помнишь, когда я уже пробудился, но мы еще не разделились?! Тогда мы вместе, вдвоем были архидемоном!

– Угу. Минут десять.

– Но тебе что, не понравилось?! Вспомни, какая у нас была мощь!

– А нафига она мне, если ты меня сожрешь?

– Я предлагал оставить тебя в живых!

– Не припоминаю что-то. Или ты про то, чтобы я жил у тебя на задворках сознания? Типа стать твоей шизофренией?

– Да!!!

– Ну спасибо, благодетель…

Яцхен растерянно замолчал. Кажется, он всерьез думает, что проявил фантастическую щедрость. Должно быть, моя неблагодарность его задела.

– Не думай, что ты уже победил! – наконец прошипел он.

Я сдавленно хмыкнул – до такой степени глупо это прозвучало. Но в следующую секунду яцхен выпустил все когти разом и принялся бешено сверлить землю. До него наконец-то дошло, что если нельзя двигаться ни по горизонтали, ни вверх, остается только одно направление – туда он и ринулся.

Он рыл со страшной скоростью… секунды этак три. А потом его когти полоснули по чему-то твердому…

На мгновение яцхен замер. Буквально остолбенел, недоверчиво глядя на то, что откопал. Когда до него наконец доперло, он отчаянно взвыл… но было уже поздно. Его шарахнуло молнией.

– Человек, сука, умный!.. – потер ладони я. – Человек, сука, хитрый!..

Вчера мне пришлось здорово попотеть. Я часа два закапывал этот кусок кераинита – самый крупный из всех, потребовавший на одного себя целую ходку. Но я его таки закопал. Закопал в окружении кусков поменьше и положил сверху дерн с нетронутой травой. Приглядевшись, нетрудно было заметить, что в этом месте уже копали, но яцхен особо не вглядывался.

Теперь эта кераинитовая глыба оказалась под открытым небом – и молнии принялись бить аккурат в яцхена. Ему больше некуда бежать. Вообще некуда.

– А-а, я умираю… – жалобно прохрипел яцхен.

– Заткнись! – рявкнул я. – Заткнись и умирай молча!

– Почему ты так со мной поступил?.. Мы же с тобой практически братья…

– Точно, братья. Ты Каин, а я Авель.

Хитин шестирукой твари начал крошиться. Потом рассыпаться. Обугленный до хрустящей корочки, яцхен буквально разваливался на части – все тело пошло трещинами, хвост скрутился тугим кольцом, крылья осыпались пеплом, зубы вываливались изо рта. Из глаз сочилась черная кровь.

А молнии все били и били…

– Ты… тебе придется меня съесть… – из последних сил проговорил яцхен, скребя когтями землю.

– И нафига мне эта радость? – не понял я.

– Снова объединиться… стать архидемоном… ты будешь всемогущ…

– Знаешь… я как-нибудь и без этого проживу.

Кажется, яцхен хотел сказать еще что-то, но уже не смог – у него отвалилась нижняя челюсть. А из глотки хлынула кислота – бурный поток кислоты, выплеснувшийся на землю и… куски кераинита. Молнии этот чудо-минерал полностью игнорировал, зато теперь принялся с шипением растворяться.

Кровоточащие глаза яцхена вспыхнули отчаянной надеждой. Превозмогая агонию, брызжа кислотой в последнем усилии, он уничтожил два куска кераинита и пополз, пополз в образовавшуюся брешь. Пополз, теряя куски обгорелой плоти, теряя отваливающиеся пальцы и цепляясь за землю изуродованными культями.

Нашел все-таки выход, сучья морда. Только поздно.

Когда яцхен наконец-то выполз из электрической клетки, перед ним стоял я. А в руках у меня был тяжеленный камень.

Изнемогая от тяжести, я поднял этот валун на вытянутых руках, замахнулся что есть сил… и ударил!

– Аутодафе!!! – взревел я, шарахая камнем по голове яцхена. По хрустящей от жара, прогоревшей насквозь голове. Она и без того уже практически рассыпалась – мой удар проломил хитиновый череп и разбрызгал в кашу мозг.

Все. Теперь совсем все. После такого не оживет даже яцхен.

Стараясь не глядеть в сторону полыхающих совсем рядом молний, я устало сел на корточки и закурил последнюю сигарету. Было довольно странно сидеть рядом со своим бывшим телом. Понимать, что вот этот обгоревший бесформенный кусок плоти еще совсем недавно был мной. Видеть свой собственный мозг у себя на ступнях. Похоронить его, что ли?

На секунду мне пришло желание последовать совету покойного и схарчить его. Соблазн немалый, кто спорит. Стать архидемоном… свалить из этого мира… может быть, достать из коробочки Пазузу и набить ему морду…

Я тряхнул головой, прогоняя дурацкие мысли, взял плоский камень и принялся копать яму.

Прошло восемь дней. Я лежал на траве, глядел в небо и тихонько читал заупокойную молитву. Отпевал самого себя. Я еще не умер, но мне явно осталось недолго. Я почти уверен, что это все из-за той чертовой мухи. Довольно обидно пройти через столь многое, победить в единоборстве непобедимое чудовище и отбросить коньки из-за какой-то тропической заразы. Быть побежденным ничтожным насекомым, которое может раздавить даже ребенок.

Но ничего не поделаешь – все так, как есть, и этого уже не изменить.

Последние два дня я ничего не ел. У меня уже просто не было сил подняться и добыть хоть чего-нибудь. Ноги онемели. Да и руки тоже не двигаются. Кожа стала смертельно бледной, шея чудовищно распухла, а изо рта течет мерзкого вида пена. Я с трудом могу пошевелить языком. И вообще хреново себя чувствую. Зато в голове удивительно ясно и светло.

Ковчежец с Пазузу лежит рядышком. Запечатанный в нем архидемон не перестает браниться и поносить меня на чем свет стоит. Теперь я не смог бы освободить его, даже если б захотел.

– Сволочь ты, – озлобленно бурчал Пазузу. – Сволочь. Ну да ничего, рано или поздно сюда кто-нибудь явится. Рано или поздно я освобожусь.

– Луфе пона… – промямлил я едва ворочающимся языком. Потом я погрузился в забытье. Уснул и видел сны. Так, не приходя в сознание, я и умер.

Поднявшись в виде бесплотного духа, я некоторое время просто стоял неподвижно. Рассматривал тело безымянного энгаха, в котором провел последний месяц. Третье тело в моей жизни – и, похоже, последнее. Се ля ви.

Сожаления не было. Я не испытывал никакой печали, никакой тоски – всего лишь легкую грусть. Так грустят о старом костюме, прослужившем много лет, но теперь изношенном настолько, что пора менять его на другой.

Жаль разве что, похоронить меня некому.

– Ну вот и все… – вздохнул я, поворачиваясь к белому свету.

Этим светом была леди Инанна. В белоснежном платье, с цветами в волосах, она светилась совершенно неземным, благословенным светом, от которого не хотелось отрывать глаз.

– Вот мы и снова встретились, друг мой, – мягко произнесла богиня.

– Рад видеть вас, миледи, – ответил я. – Хотя мне почему-то казалось, что после смерти меня встретит… не знаю… скелет с косой?

– Это все очень индивидуально. На свете существует немало сущностей, исполняющих обязанности Смерти – и некоторые из них действительно выглядят так, как вы представляете. Но за вами явилась я… надеюсь, вы не против?

– Только за. И куда меня… теперь?

– Именно это вам и предстоит узнать.

За ее спиной распахнулось нечто вроде туннеля из чистого света. Богиня улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ. Похоже, смерть – это еще совсем не конец.

Это только начало.

– Кстати, место Ангела Любви все еще вакантно, – взяла меня под руку Инанна. – Не интересуетесь?

– Надо обмозговать, – ответил я. – Сколько у меня времени на раздумья?

– Все время мира.

1

Интердикт – наказание, налагаемой Папой Римским. Прекращение в городе или стране всех религиозных обрядов.

(обратно)

2

Стихотворение Елены Арбузовой.

(обратно)

3

Ну как одолжил… По собственной воле он бы мне их никогда не дал, конечно… В общем, я их просто потихоньку стыбзил. Но с возвратом, так что кражей не считается.

(обратно)

Оглавление

Три глаза и шесть рук

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

Шестирукий резидент

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

Демоны в Ватикане

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

Сын архидемона

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg