«Око Золтара»

646

Описание

Приключения в Несоединенных Королевствах продолжаются. Грядет очередная Война Троллей. Туманные предсказания обещают рискованное путешествие, в котором выяснится истинная ценность дружбы. Чтобы спасти драконов от очередной выходки колдуна Шандара, путь Дженнифер Стрэндж лежит в Кембрийскую империю, на поиски легендарного Ока Золтара. Ее ждут новые друзья, старые враги, неразрешимые загадки, левиафаны, пираты, полчища опасных тварей, колдовство и одна вредная принцесса, которой, чтобы поумнеть, придется буквально влезть в чужую шкуру. Впервые на русском языке!



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Око Золтара (fb2) - Око Золтара [Полная версия] (пер. Елизавета Николаевна Шульга) (Последняя Охотница на драконов - 3) 983K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джаспер Ффорде

Джаспер Ффорде Око Золтара

Посвящается Ингрид, Йену, Фрейе и Лотти

Аванс возврату не подлежит.

Могучий Шандар

Где мы теперь

Первым делом нужно было ловить тральфамозавра. Очевидный вопрос, помимо «Что такое тральфамозавр?», был: «При чем тут мы?» Отвечая на первый вопрос: тральфамозавр – это магическая тварь, созданная одним всеми давно забытым волшебником в те далекие времена, когда сотворение магических существ ненадолго вошло в моду. Размером он со слона, весит примерно столько же, мозг у него крошечный, не больше шарика для пинг-понга, а скорость он развивает такую, что легко может догнать человека. И что непременно нужно знать любому потенциальному ловцу тральфамозавров – эти твари не слишком избирательны в своих гастрономических предпочтениях. А уж когда они голодны (а голодны они за редким исключением постоянно), так вообще тащат в рот что попало. Будь то овца, корова, покрышка, антилопа, туристическая палатка, малогабаритный автомобиль или человек – все уплетается за обе щеки. В этом отношении тральфамозавры ничем не отличаются от тираннозавров, только не могут похвастаться их мягким нравом и хорошими манерами.

И ловить его предстояло нам. Ах да, к вопросу о том, почему именно нам. Да потому что сбежал-то он, как оказалось, по нашей вине.

Но давайте для начала я скажу пару слов о том, кто я такая и чем занимаюсь, на случай если мы еще не встречались. Мне шестнадцать. Я сирота – но это ничего, у нас в Королевствах уймы детей теряют родителей в бесконечных войнах с троллями, которые длятся уже как шестьдесят лет. Много сирот – много дешевой рабочей силы. Мне еще повезло. Меня не продали ни в текстильную промышленность, ни в рестораны фастфуда, ни в гостиничный бизнес. Вместо этого свои шесть лет кабальной зависимости я отрабатываю в агентстве под названием «Казам», официальном Доме Волшебства под руководством Великого Замбини. Как и всякий Дом Волшебства, коих раньше было полно, «Казам» предоставляет своим клиентам чародейские услуги профессиональных волшебников. Вот только за последние полвека магия в мире поиссякла, и мы скатились в бытовуху: ищем потерянные тапочки, чиним проводку, устраняем засоры, кошек с деревьев снимаем. Это, конечно, унизительно для некогда могучих колдунов, которые работали на нас, однако какой-никакой, а заработок.

В «Казаме» я узнала, что никакие черные кошки, котлы с зельями, волшебные палочки, остроконечные шляпы и метлы не имеют с магией ничего общего. Нет, это все выдумки для кинофильмов. В жизни все не так. Магия – дело специфическое и загадочное, этакий симбиоз науки и веры. Для наглядности скажем, что она клубится вокруг нас невидимым глазу облаком эмоциональных энергий, и, владея Мистическими Искусствами, эти токи можно собрать в кучку и на кончиках указательных пальцев перенаправить в концентрированный энергетический выплеск. По науке волшебство называлось «переменной электрогравитационной модифицируемой субатомной силой», но в ходу у нас был термин «магическая энергия». Или попросту «треск».

Моя жизнь шла своим чередом, я ассистировала Великому Замбини, набиралась опыта и усердно трудилась, как вдруг Замбини испарился. В самом что ни на есть буквальном смысле, взял – и исчез в клубах дыма. Он так и не вернулся – только иногда показывался на несколько минут в самых неожиданных местах и снова пропадал. Вот так пятнадцати лет от роду мне пришлось брать управление агентством на себя. И тут уж мне стало не до шуток. Но лицом в грязь я не упала. Не буду вдаваться в подробности, но я тут спасла драконов от вымирания, предотвратила войну между нашим народом и герцогством Бреконским ну и поспособствовала возрождению мировой магической силы. Тут-то и начались настоящие неприятности. Король Снодд загорелся идеей использовать магию в корпоративных интересах, чтобы самому нагреть на этом руки. Мы в «Казаме» такому, ясно, не обрадовались. Не буду вдаваться в еще более подробные подробности – короче, мы провели состязание, которое должно было определить, в чьи руки перейдет монополия на магию. Король так хотел помешать нашей победе, что саботировал нас, и все равно потерпел поражение. Так наш Дом Волшебства получил полную независимость и свободу действий, и мы можем бросить свои силы на то, чтобы вернуть магии статус благородного ремесла, которым можно было бы гордиться.

Сейчас я руковожу сорока пятью полубезумными магами, лишь шесть из которых могут предъявить официальные лицензии на колдовские практики. Если вам все еще кажется, что волшебники – это такие просветленные мудрецы, которые служат Мистическим Искусствам, размахивая руками, пока у них из пальцев сыплются магические искры, то вам действительно только кажется. Почти все они недисциплинированные, инфантильные, твердолобые и невыносимые люди, и даже колдовать у них получается, только если они ну очень сильно постараются. Случается это реже, чем хотелось бы, и зачастую с ошибками в заклинаниях. Но когда заклинание проделано грамотно и без изъяна… Такое чародейство – неописуемое зрелище, знаете, как если бы объединились ваша любимая книга, картина, песня и фильм вместе с шоколадом и сердечным объятием любимого человека до кучи. Короче, несмотря ни на что, у меня офигенная работа. К тому же нам тут никогда не бывает скучно.

Вот, собственно, и все обо мне. У меня есть ассистент, Тайгер Проунс по прозвищу «Тигровая Креветка», он тоже сирота. Еще я – единственный в мире амбассадор драконов, о которых я чуть позже расскажу подробнее. У меня есть домашний кваркозверь, и он наведет на вас раз в девять больше страху, чем самый ваш ужасный кошмар.

Меня зовут Дженнифер Стрэндж.

Добро пожаловать в мой мир.

А теперь к делу: поймаем этого тральфамозавра.

Башни Замбини

Я, Тайгер и все сорок пять наших магов жили в Башнях Замбини – громадном одиннадцатиэтажном здании, в котором когда-то размещалась роскошная гостиница. Сейчас здание отчаянно нуждалось в капремонте. Мы, конечно, могли позволить себе потратить на это дело немного магии и вернуть ему былую красоту, но решили обождать. Было некое очарование в полинявших обоях, ссохшейся древесине, выбитых окнах и дырявой крыше. Бытовало мнение, что все это создавало свою особую атмосферу, вполне себе сочетавшуюся с Мистическими Искусствами. Бытовало и другое мнение: что это замшелая помойка, по которой самое время пройтись бульдозером. Лично я занимала промежуточную позицию.

Нам позвонили, когда я стояла посреди обшарпанного башенного вестибюля.

– Тральфамозавр вырвался на свободу где-то между Херефордом и Россом, – сообщил Тайгер, размахивая заявкой, которую только что передала нам полиция. Сигнал поступил сначала им, но они перенаправили звонок в зоопарк, откуда его отослали горным спасателям, которые вернули его обратно полиции, а они позвонили нам, потому что в зоопарке отказались возиться с этим по второму кругу.

– Никого не съели? – спросила я.

– Съели. Двух железнодорожников и полрыбака.

Двенадцатилетний Тайгер был найденышем, как я. У нас он застрял на четыре года, и по истечении этого срока у него будет право подать прошение о получении гражданства. Гражданство также можно заслужить, сражаясь в Войнах Троллей. Новая война, кстати, вряд ли заставит себя долго ждать. Войны Троллей – они как фильмы про Бэтмена, – случаются с завидным постоянством, изобилуют навороченными пушками и в общем и целом предсказуемы. С той только разницей, что в Войнах Троллей поражение всегда терпят люди. Разгромное. Четвертая Война Троллей восемь лет назад унесла жизни шестидесяти тысяч солдат еще до того, как генерал Снуд успел отдать приказ о наступлении.

– Уже троих? – переспросила я. – Срочно нужно вернуть ящерку обратно в зоопарк, пока она снова не проголодалась.

– А это скоро? – спросил Тайгер.

Для таких малых лет он задавал слишком много вопросов.

Прикинув в уме питательную ценность, которой мог обладать один железнодорожник, умножив на два, плюс очень примерно предполагая, сколько будет «полрыбака», я подставила в уравнение то, что мне было известно о метаболизме тральфамозавров, и вычислила результат.

– Часа через три. Максимум четыре. Кто из магов сегодня дежурит?

Тайгер сверился с записями.

– Леди Моугон и волшебник Мубин.

– Я с вами, – вызвался стоявший тут же Перкинс. – Я уже сколько… пару дней не трепетал от ужаса.

Перкинс был самым свежим и юным выпускником «Казама» – он получил лицензию всего неделю назад. Ему было восемнадцать, то есть на два года старше меня, он пока не отличался великими магическими способностями, но подавал большие надежды – чаще всего колдуны только к тридцатнику начинали заниматься мало-мальски полезной магией. Мы с Перкинсом, чтобы вы знали, как раз собирались отправиться на наше самое первое свидание, когда нам сообщили о тральфамозавре, но с этим придется повременить.

– Тащи сюда Моугон и Мубина, – сказала я Тайгеру. – И вызови заодно Некогда Великолепную Бу на подмогу.

– Понято, – отозвался он.

Я повернулась к Перкинсу:

– Отложим до лучших времен? Это магическая индустрия – сам понимаешь. «Первым делом – самолеты», а уж потом – свидания.

– Да уж, понимаю. А хочешь, совместим? Романтическое свидание и рабочую операцию. Кому нужны эти ужины на двоих при свечах? Я могу и сэндвичей с собой захватить, и термос с какао.

Я взяла его за руку.

– О’кей. Предложение принято. Будет у нас романтическая ловля хищного ящера на двоих без свечей… Форма одежды – повседневная, платит каждый за себя.

– Вот и договорились. Я на кухню, за сэндвичами и какао. – И он, довольный, убежал.

Дожидаясь коллег, я читала «Кодекс Магикалис». Я надеялась нарыть там побольше информации о тральфамозаврах, но ничего особенного мне не встретилось. Ящер был создан магическим путем в 1780-х по велению Тарва, самого первого правителя Кембрийской Империи, когда тому захотелось «поохотиться на опасных тварей». С этой ролью тральфамозавр справлялся рьяно, неистово, в общем, на ура. Два с лишним века прошло – а народ все так же готов раскошеливаться, чтобы попытать счастья в охоте на этих тварей. Хоть и кончаются такие затеи чаще всего прискорбно для охотника. Парадоксально, но факт: популярность охоты на тральфамозавров от этого только растет. Человека, видите ли, утомляет безопасность, подстерегающая его в наше время на каждом шагу. Человеку, видите ли, риск подавай. Так что сегодня Кембрийская Империя недурно зарабатывает на так называемом экстремальном туризме, которым балуются искатели случая подвергнуть свою жизнь смертельной опасности.

Первым подоспел волшебник Мубин. Его, в отличие от остальных наших колдунов, можно было назвать почти здравомыслящим. Помимо выполнения своих основных магических обязанностей, он работал у нас в отделе магических исследований и разработок. За один только прошлый месяц Мубин и его команда разработали заклинание для краткосрочного превращения человека в каучук, чтобы избежать смерти при падении с высоты; усовершенствовали мгновенное заклинание окаменения для безопасной транспортировки тяжелораненых с места аварии на операционные столы и освоили потенциал улиток как надежного средства коммуникации. А вообще человек он был хороший. Ему шел пятый десяток, он всегда был галантен и хвалил меня за успехи. Мы с Тайгером его очень одобряли.

– У нас сбежавший тральфамозавр, – сообщила я, как только он вошел в вестибюль. – Все из-за ваших с Патриком колдунств с перестройкой моста. Тех двух каменных блоков в четверть тонны весом, которые катапультировало в небо.

– А я-то думаю, куда они подевались? – протянул Мубин.

– Один благополучно приземлился в сады Бельмонта, а второй упал на железнодорожные пути между Россом и Херефордом, и с рельс сошел поезд, перевозивший этого самого тральфамозавра в сафари-парк Уоберна по какой-то программе обмена опасными зверями.

– Ага. То есть это как бы мы виноваты, что ли?

– Увы. Он уже троих слопал.

Мубин охнул.

– Нечего тут охать, – отчеканила леди Моугон, заявившаяся с Тайгером на хвосте. – То, что они гражданские, не значит, что они должны быть застрахованы от всего на свете.

В отличие от Мубина, леди Моугон никогда не являлась нашей любимицей. Но все-таки была несомненным мастером своего дела. Когда-то она была придворной колдуньей Королевства Кент, но это еще до кризиса магии, и падение с высоты такой славы сделало ее черствой и вздорной.

Недавно она разменяла седьмой десяток, постоянно хмурилась и действовала всем на нервы своей манерой не ходить как нормальные люди, а скользить, словно под складками ее черных кринолинов прятались роликовые коньки.

Я старалась отвечать тактично:

– Наверное, все-таки не стоит позволять тральфамозавру есть людей.

– Пожалуй, нет, – снизошла леди Моугон. – А как же Некогда Великолепная Бу?

– В процессе. – Я кивнула на Тайгера, который как раз висел на телефоне.

Некогда Великолепная Бу, как можно догадаться по ее имени, некогда была великолепна. Были времена, когда она могла потягаться с самим Могучим Шандаром. Сейчас она давно уже на пенсии, и характер у нее до того испортился, что даже леди Моугон по сравнению с ней сама приветливость. Всему виной давняя история. Ей ампутировали указательные пальцы, средоточие сил волшебника, и вмиг ее блистательная колдовская карьера оборвалась. Больше трех десятков лет ее пальцы пролежали в тайнике, пока мы не вытащили их на свет божий. Увы, даже после воссоединения с родными пальцами магия давалась Бу с большим трудом. Сейчас она занимается изучением кваркозверей и является крупнейшим в мире специалистом по тральфамозаврам, так что ее помощь была бы как нельзя кстати.

– Бу встретит нас на месте происшествия, – сообщил Тайгер, кладя трубку. – Я останусь на телефонах, вдруг вам что-то понадобится.

Перкинс вернулся с нашими сэндвичами, и все вместе мы высыпали на улицу, где нас дожидался мой «Фольксваген Жук». В подвалах Башен Замбини можно было найти тачку куда круче, оно понятно, но мой «жучок» был мне особенно дорог. Меня нашли на его заднем сиденье, завернутую в одеяло на пороге сиротского приюта «Благословенных Дам Лобстера» одной ветреной ночью много лет тому назад. А под дворниками на ветровом стекле была записка:

«Прошу, позаботьтесь об этой несчастной малютке, чьи родители сгинули в Войне Троллей.

PS: Кажется, в двигателе нужно заменить масло. И подкачать шины.

PPS: Мы бы хотели назвать ее Дженнифер.

PPPS: Девочку, не машину.

PPPPS: А фамилию ей выберите какую-нибудь необычную».

И мне выбрали – «Стрэндж» как раз и значит «необычная». И машину сохранили – вещи, найденные при подкидышах, всегда сохраняют, как предписано королевским указом – и вручили мне, когда в возрасте четырнадцати лет Лобстерское Сестринство продало меня в кабальное служение в «Казам». Я подкачала шины, подлила масла, завела «Фольксваген» и уехала на свое первое место работы на собственной машине. А если вам кажется, что четырнадцать – это слишком рано, чтобы водить машину, то вам действительно только кажется. В Королевстве Снодда водительские права выдаются на основании не возраста, а личной зрелости, что сказочно бесит сорокалетних дядек, которые в стопятисотый раз проваливают соответствующие экзамены.

– Чур, я впереди! – вскрикнула леди Моугон и быстренько плюхнулась на пассажирское сиденье. Все забухтели. Сидеть на заднем сиденье «Фольксвагена» означало сидеть рядом с Кваркозверем. Эту тварь можно описать как гибрид лабрадора с велоцираптором с чешуей панголина и намеком на незапертый ящик с ножами, чтоб жизнь медом не казалась. Так что да, на вид Кваркозверь – та еще образина, и да, водится за ним привычка грызть железо, но он всегда был мне преданным другом и сообразительным компаньоном.

Мы тронулись в путь, и я спросила:

– Ну что, как будем ловить тральфамозавра? Есть идеи?

В ответ тишина. Я продолжала:

– Предлагаю модифицировать план действий с учетом текущих обстоятельств по мере поступления информации и калибровать его сообразно ситуации.

– То есть решать на ходу? – уточнил Перкинс.

– Именно.

– Раньше срабатывало, – заметила леди Моугон.

– И не раз, – добавил Мубин.

– Кварк, – сказал Кваркозверь.

Охота на тральфамозавра. Часть первая: Ловля на живца

Прежде чем сойти с рельс, поезд, в котором везли тральфамозавра, успел отъехать от Херефорда на четыре мили. Локомотив не перевернулся, но бо́льшая часть товарных вагонов неровным зигзагом валялась вдоль путей. На место происшествия съехались полицейские машины, кареты «Скорой помощи» и пожарные. Ночной пейзаж ярко освещался большими прожекторами, водруженными на столбы. Худосочный полицейский, представившийся детективом Корбеттом, повел нас по рельсам мимо раскуроченных останков товарняка.

– Первым съели машиниста, – рассказывал Корбетт, пока мы поглядывали на обломки. – Следы видите?

Он щелкнул фонариком и посветил на землю, туда, где красовался отчетливый отпечаток лапы тральфамозавра.

– Тварь движется на северо-восток, – заключил Мубин, осмотрев другие следы. – Сигналов от горожан не поступало?

– Пока нет, – ответил Корбетт.

– Тральфамозавр подкрадывается совсем неслышно, – сказала леди Моугон. – Удивительно при его габаритах. Нередко тот, кто обнаружил поблизости тральфамозавра, бывает съеден буквально в следующую секунду.

Корбетт боязливо огляделся по сторонам.

– Дороги в радиусе пятидесяти миль перекрыты, – сообщил он с поспешностью, намекавшей на то, что ему не терпелось слинять. – Населению рекомендовано не выходить из дома, а у кого есть подвалы – туда и прятаться. На подступах к Херефорду выставлены зенитчики, если тварь додумается туда сунуться. Но если к утру не будет результатов, король Снодд даст добро на выпуск сухопутных кораблей.

– А что… – начал Мубин, но Корбетта как ветром сдуло.

Мы глянули на груду металлолома, оставшуюся от вагона хищника, осмотрелись. Ночь стояла темная, легкий ветерок покачивал ветки деревьев. И ни малейшего намека на тральфамозавра. Стрелять из сухопутных кораблей по тральфамозавру – все равно что из пушек по воробьям. Эти четырехэтажные гусеничные гиганты, закованные в броню, отличались небывалой силой удара и уничтожали на своем пути все и вся, кроме разве что троллей, которые нахально называли их «обедом с доставкой».

– Эскадрилья сухопутных кораблей против одного-единственного тральфамозавра? Сдается мне, до добра оно не доведет, – сказал Перкинс. – Зато какой погром будет… Что будем с этим делать?

– Понятия не имею, – ответила леди Моугон. – Мубин?

– А чтоб я знал. Как ни крути, не каждый день приходится заниматься отловом семнадцатитонных ящеров с куриными мозгами. Как его вообще удалось поймать?

– На лакрицу, – раздался громкий голос позади нас.

Мы подскочили.

– Прошу прощения? – не поняла леди Моугон.

– На лакрицу, – повторила Некогда Великолепная Бу, подкатывая к нам на своем мопеде. Мы умолкли. Бу изъяснялась минимумом необходимых слов, редко улыбалась, и еще глаза у нее были такие чернющие, что казались черными бильярдными шарами, плавающими в чаше сливок.

– Внимайте каждому моему слову, и уложимся в срок, – сказала Бу. – У меня есть план, и если следовать ему неукоснительно, у нас будет реальный шанс поймать его, пока больше никого не съели.

– Уточни, что такое «реальный» шанс, – сказала леди Моугон, а Бу пропустила ее слова мимо ушей и продолжала:

– Нам потребуется всего лишь один гранатомет, шесть фунтов промышленной лакрицы, два заклинания восьмого класса, грузовой контейнер, шмат бекона, автомобиль, несколько координаторных улиток, лестница и два человека для роли приманки.

Перкинс наклонился ко мне и прошептал:

– Ты заметила, что Бу смотрела на нас, когда дошла до «двух человек для роли приманки»?

– Заметила, – прошептала я в ответ. – Оно, конечно, всегда можно отказаться – весь вопрос в том, кого ты боишься больше? Тральфамозавра или Некогда Великолепную Бу?

Час спустя мы с Перкинсом сидели в моей машине, припаркованной на возвышенности у перекрестка в паре миль от крушения поезда. Мы любовались звездами через открытый люк в крыше, Кваркозверь сидел на ближайшей стене, отсвечивал розоватым светом и сосредоточенно принюхивался.

Я спросила с оптимизмом в голосе:

– Как тебе такое свидание?

– Могло быть и лучше, – ответил Перкинс.

– Это чем же?

– Мы могли бы не быть приманкой для тральфамозавра, например.

– Ой, да брось, – шутливо отмахнулась я. – Смотри, какая ночка сказочная. Если уж доставаться на ужин многотонной голодной ящерице, то почему бы и не сегодня?

Перкинс выглянул в люк на море звезд, раскинувшееся у нас над головами. Как на заказ по небу чиркнула падающая звезда.

– Тут ты права, – сказал он с улыбкой. – Ночка действительно сказочная. Умирать, так хоть не со скуки, да?

Я улыбнулась в ответ.

– Именно, умирать – так не со скуки. Давай-ка еще раз все проверим.

Я щелкнула пальцами по паре светляков над приборной панелью, и бледный мерцающий свет пролился на две кнопки запуска заклинаний-«полуфабрикатов», которые установили Мубин и леди Моугон. С помощью таких «полуфабрикатов» заклинания можно было сотворить загодя и поставить в режим ожидания, чтобы потом в любой момент активировать чем-то простым и удобным, например большой кнопкой. Одна кнопка была подписана «Режим вагонетки», вторая – «Режим полета».

Я спросила:

– Лакричный бомбомет под рукой?

– На месте, – ответил Перкинс, похлопывая пушку, которая вместо взрывного снаряда была заряжена комом промышленной лакрицы размером с дыню. Запах стоял такой ядреный, что у нас слезы из глаз брызнули и пришлось высунуть оружие в открытый люк. Тральфамозавры обожают лакрицу и при встречном ветре могут учуять ее аж за милю.

Мы оба подскочили, когда в открытое окно влетела улитка. Шмякнувшись о внутреннюю сторону лобового стекла, она протормозила по нему, оставляя за собой скользкую дорожку. Дрессировка улиток была одной из последних находок Мубина. Как-то он обнаружил, что все улитки обладают способностью преодолевать в час расстояние свыше ста миль и находить заданную локацию с точностью до миллиметра, но не делают этого, потому что лень, и зачем им оно надо. Вот Мубин и прописал им заклятие мотивации – такие еще часто используют инструкторы по аэробике в телевизоре. Улиточные коммуникации стали реальностью, а сами улитки оказались куда надежнее голубей, которые легко отвлекались на всякую ерунду.

Улитка так и пыхтела от усердия и смутно попахивала жженой резиной, но явно была довольна собой. Мы угостили ее листком салата и усадили в коробок, после чего Перкинс развернул записку, которую снял с ее раковины. Послание было от леди Моугон.

– Горожане встревожены. Говорят, что видели ящерку в трех милях от Вулхопа.

Вулхоп – шестой по величине город нашего королевства. Население: двенадцать тысяч человек. На его территории разместился завод по переработке марципана в топливо «Марцолеум». Меня осенило.

– Он идет на свет!

«Марцолеумные» очистные фабрики всегда оборудовались газовыми факелами, горящими на высоченных заводских башнях. Их пламя скорее всего и манило тральфамозавра. Может, его мозг и был чуть побольше горошины, но когда дело касалось еды, соображалки у него хватало. Ведь огонь, как нам известно, всегда указывает на присутствие человека.

– Вот. – Я ткнула на карте в точку, подписанную «Бродмур-Коммон», как раз чуть в стороне от Вулхопа. – Отсюда он нас точно унюхает.

Я свистнула Кваркозверя, он вскочил к нам на заднее сиденье, и вскоре мы уже мчали узкими улочками на максимальной скорости, которую мог выжать «Фольксваген». Времени было уже три часа ночи, и я грешным делом решила полихачить. Полиция оцепила весь район, местным велели не высовывать носа на улицу, и все равно я ждала, что вот-вот в меня врежется какой-нибудь трактор. Но нет. В меня врезалось кое-что похуже.

Первым подал голос Кваркозверь, издав этакое «кварки-кварки-кварк», кричащее об опасности, и в ту же минуту фары выхватили впереди на дороге нечто страшенное, огроменное и рептилоидное. Тральфамозавр поднял голову, и его глазки-бусины сверкнули на нас опасным блеском. Вне клетки он казался крупнее, чем мне помнилось по редким походам в зоопарк, и намного, намного опаснее.

Нас разделяло не больше пятидесяти ярдов, и первые секунды мы с Перкинсом так и сидели на холостом ходу, пока до меня не дошло, что ветер-то дует в нашу сторону, и ящер не чует запаха лакрицы. Я стала тихонько сдавать назад, но тральфамозавр упорно не хотел нас преследовать. Отказываясь слушать здравый смысл, я остановилась и снова медленно поползла вперед. Он по-прежнему не выказывал никакого интереса.

– Надо как-то намекнуть о своем присутствии, – сказала я Перкинсу. – Постарайся выглядеть поаппетитнее.

– Могу пантомимой печеньки изобразить, – съязвил он, но, тяжко вздохнув, расстегнул ремень безопасности, высунулся в люк и замахал руками. Реакция последовала незамедлительно. Тральфамозавр исторг оглушительный рык и бросился на нас.

Я вдавила педаль сцепления, поспешно сдавая назад. Повезло, что неподалеку оказались открытые ворота, и я въехала в них задом, выкрутила руль, переключила коробку передач и рванула прочь с тральфамозавром, следующим за нами по пятам. Первая часть плана была приведена в исполнение.

Охота на тральфамозавра. Часть вторая: Погоня

Почуяв лакрицу, тральфамозавр осоловело щелкнул челюстями, норовя укусить машину, которая на полной скорости уносилась прочь от него. Одним зубом он застрял в кузове, нас тряхануло, но через секунду железо прорвалось, вызволив нас из его пасти. Второй раз за сегодня мы мчали по одним и тем же переулкам. Я бросила взгляд в зеркало заднего вида – задние фары обдавали тральфамозавра своим красным светом, заставляя его как будто самого светиться. Хищник гнался за нами, обрушивая на землю тяжелые, неуклюжие шаги. Одно хорошо: «Фольксваген» все-таки бегает быстрее тральфамозавра, так что нам удавалось держаться на безопасном расстоянии.

На Мордфорде мы свернули налево, потом направо за рекой Уай, где тральфамозавр сделал остановку, чтобы понюхать паб с ироничным названием «Смачный выпивоха». Видимо, к этому моменту он успел заново проголодаться, а спрятавшиеся в стенах паба посетители так аппетитно пахли, что нам пришлось подлезть ему практически под нос, чтобы соблазнить тральфамозавра ароматами лакрицы, и он снова бросился вдогонку за вожделенным лакомством, попутно опрокинув две машины на парковке и подмяв под себя перила моста.

– Ух ты! – воскликнул Перкинс, наблюдая за происходящим с высунутой из окна головой. – Вот теперь я видел все.

– Мечтать не вредно, – ответила я, – но особо не рассчитывай. Ты в нашем деле новичок, придет время – даже внимание на такие мелочи перестанешь обращать.

После нескольких минут погони я взяла крутой поворот налево и въехала на поле. Чтобы не пропустить выезд, я заранее оставила решетку ворот открытой и повесила на колышки по краям масляные лампы. Но мне все равно пришлось чуть сбавить скорость, чтобы вписаться в поворот, и тральфамозавр, улучив возможность, впился зубами в задний бампер «Фольксвагена». Хвост машины завис высоко в воздухе, послышался скрежет, и бампер оторвало. Машина глухо шмякнулась обратно на траву и снова отпружинила в воздух. Кваркозверя подкинуло на заднем сиденье, он стукнулся об крышу… впился жесткой чешуиной в металлическую обшивку, да так и застрял.

Я упрямо вжала педаль в пол и нацелила машину на вторую пару ламп, которыми мы пометили снятый участок ограждения между полем и железной дорогой.

– Готовь активацию первого заклинания, – громко проговорила я, когда мы прошуршали по гравию и выскочили на железнодорожное полотно, гулко стукаясь колесами о шпалы. Перкинс занес руку над одной из двух кнопок на приборной панели.

– Жми! – заорала я, и Перкинс хлопнул по кнопке «режима вагонетки».

Ярко сверкнула вспышка, машина завибрировала, и колеса «Фольксвагена» превратились в железнодорожные шасси – в колеса поезда, проще говоря. Как по маслу они вскочили пазами на рельсы, и мы поехали ровнее. Грубо говоря, мы стали как бы локомотивом. Я сняла руки с руля, так как машина теперь ехала на своем ходу, нажала на акселератор и выглянула в окно.

Кажется, мы его очень разозлили. Тральфамозавр шел за нами по пятам и, хищно клацая зубами, пытался нагнать головокружительный запах лакрицы.

Вот тогда-то мы и вошли в туннель Кидли-Хилл. Тральфамозавр – за нами. Рев мотора смешивался с разъяренным рычанием ящера и гулким эхом отскакивал от стен, производя такой звук, который мне бы хотелось навсегда стереть из своей памяти.

Я прокричала:

– Значит, так. Главное, не пропустить момент. Я на кнопке, ты на гранотомете.

– Ясно, – отозвался Перкинс и, вскинув пушку на плечо, встал во весь рост, высунувшись из люка, спиной к тральфамозавру, а лицом – в противоположном направлении, туда, где виднелся выезд из туннеля, к которому мы стремительно приближались.

Я прибавила скорости, чтобы увеличить дистанцию между нами и зверем, и, поравнявшись с одинокой зеленой лампой, которую повесила здесь ранее, остановила машину. Я заглушила двигатель и помигала фарами. Издалека нам помигали фарами в ответ и оставили их гореть. Перкинс прицелился на свет и снял гранатомет с предохранителя.

Я положила ладонь на кнопку активации «режима полета» и выглянула в разбитое заднее стекло. Были слышны шаги тральфамозавра и его тяжелое сопение, но видно не было ни зги, а несколько секунд спустя все еще и стихло.

– Пора? – спросил Перкинс, приложив палец к спусковому крючку.

– Когда я скажу.

– Может, пора?

– Когда я скажу.

– Он ушел?

– Куда он денется, – прошептала я в ответ. – Это он крадется. Где-то здесь он, в темноте.

Я всматривалась в чернильную темень, но по-прежнему ничего не могла разглядеть. Сообразив кое-что, я нажала на педаль тормоза. Включились аварийные огни, осветив кирпичный железнодорожный туннель. И вовремя, потому что зверь был уже в считаных шагах от машины, я даже могла отчетливо рассмотреть его черные глаза, жадно уставившиеся на нас в мерцании теплых красных лампочек.

– Пора.

Перкинс спустил курок, пальнуло, и лакричный снаряд понесся по туннелю, мимолетом освещая кирпичные стены. Лязгнуло железо – снаряд во что-то врезался. Взрыва, ясное дело, не последовало – боеголовка ведь была начинена лакрицей.

Я вдавила кнопку «полета». Еще одна вибрация, и машину подкинуло вверх. Только не под крышу туннеля – согласитесь, вряд ли это помогло бы нам оторваться от преследования, – а в вентиляционную шахту, связывающую туннель с внешним миром. Шахта была широченная, и все равно при подъеме машину нехило потряхивало о стенки. В какой-то момент «Фольксваген» круто накренился вперед, открывая прекрасный обзор на происходящее у нас под ногами. Свет фар упал прямо на тральфамозавра. Тот сконфуженно постоял на блестящих рельсах, вылупившись на нас, а потом пошел на аромат лакрицы по следу пущенной бомбы. Когда он скрылся из виду, мы с Перкинсом переглянулись и заулыбались. Опасность миновала – хотя бы и ненадолго.

Наш «Фольксваген» бился и царапался о стенки шахты, протискиваясь вверх, пока наконец не выпорхнул на свободу в рассветное небо. Так, как и было условлено, нас дожидался Мубин, и дюжина рабочих, вызванных из ближайшего города, зацепили витающий в воздухе «Жук» крюками за бампер. Рабочие натянули веревки, машина покачнулась на ветру, и после некоторых потуг парящий автомобиль посадили на прицеп двум тракторам. Я с облегчением выдохнула. Ночь выдалась жаркая, рисковая. Мы с Перкинсом посидели немножко, заново прокручивая в мыслях недавние события. Кваркозверь высвободился и хлопнулся обратно на сиденье.

Перкинс поинтересовался:

– Это что же, все наши свидания будут такими?

– Надеюсь, не все. С другой стороны, круто же было. Нас не убили, не съели – грех жаловаться.

– Если это все твои требования к свиданию, ты никогда не будешь разочарована.

И он наклонился ко мне. И я, может быть, тоже наклонилась к нему… Но в этот момент снизу раздался голос:

– Эй, вы слезаете или как?

Мубин.

– В другой раз, – шепнула я.

Мы спустились на землю по приставленной к машине лестнице, Мубин поздравил нас с успехом, и все вместе мы зашагали по склону холма к туннелю, у самого выезда из которого громоздился перевернутый грузовой контейнер. Тральфамозавр был оперативно заключен под стражу, как только вошел в свою новую клетку, следуя за запахом выпущенной в угол контейнера лакричной бомбы. Через толстый металл было слышно довольное причмокивание – мы приготовили ему полакомиться несколько ломтей бекона и половину бизона.

Финальная часть плана близилась к завершению. Парящую в воздухе машину подтащили к подножию холма и поставили на якорь к ящику с помощью самозавязывающейся веревки. Тральфамозавр спал сладким сном и храпел, вымотавшись за ночь, полную приключений. Мы понимали его как никто.

– Славно сработано, – мрачно одобрила Некогда Великолепная Бу, не меняясь в лице даже в этот краткий миг торжества.

По приставной лестнице она забралась в мою машину, замерила скорость ветра, захлопнула дверцу и велела уносить лестницу.

– Эй! – окрикнула она. – Мубин, Моугон! Облегчите-ка Дженнину машину еще тонн на пятнадцать.

Двое магов исполнили ее требование, и, кряхтя, мой «Фольксваген» потянул груз в воздух. Через несколько секунд ветер подхватил этот странный летучий тандем и понес над деревьями в восточном направлении. Присоединившись к Мубину и леди Моугон, я провожала взглядом свою машинку, стремительно взмывающую в предрассветное небо.

– Высоковато берет для полета в зоопарк, – заметила я.

Только по молчанию Мубина я догадалась, что происходит.

– Они не вернутся в зоопарк.

– Нет, – подтвердил мои опасения Мубин. – Бу везет тральфамозавра за границу, в Кембрийскую Империю. Там он будет жить в естественной среде обитания и делать… кто их знает, что они там делают, эти тральфамозавры.

– Король вряд ли будет в восторге, – сказал Перкинс. – Тральфамозавр был жирной достопримечательностью Королевства и к тому же любимцем самого короля, даже когда королева запретила скармливать ему своих врагов.

– Очень мудро со стороны королевы, – сказал Мубин, – но думаю, что Некогда Великолепная Бу с высокой колокольни плевала на то, что там себе думает король.

Восходящее солнце высветляло небо, а мы смотрели, как «Фольксваген» с болтающимся под ним ящиком уносило высоко в утренние облака. Еще немного, и они поднялись так высоко, что поравнялись с солнцем, и в одно мгновение их проглотил оранжевый свет.

– Я буду скучать по «Жуку», – вздохнула я.

– Не сентиментальничай, – фыркнула леди Моугон. – Это просто машина.

Нет, это не просто машина. Это машина моих родителей. Та самая, в которой меня бросили и нашли. Волшебник Мубин повернулся к нам с Перкинсом и улыбнулся:

– Все – молодцы. Пойдемте, накормим вас завтраком.

Силки на ангелов

Принц Назиль уже бодрствовал, когда я вошла в бывшую столовую отеля, теперь служившую мозговым центром «Казама». Здесь мы определяли порядок работ на день, здесь же проводили все собрания на колдовские темы. После приключения с тральфамозавром прошло две недели, и события у нас в агентстве вернулись в русло, которое у нас называлось нормальным.

– Привет, Дженнифер, – бойко поприветствовал меня принц Назиль. – Что-нибудь слышно от Бу?

– Пока молчит. Но до места она точно добралась: приземлившись, она сразу послала нам улиткой весточку и дала знать, что тральфамозавр благополучно прибыл в Кембрийскую Империю.

– Эх, если бы мой ковер не пострадал на дороге к Стене Троллей, а то я бы мог вас выручить, – досадливо протянул принц.

Это он про наш недавний скоростной полет в Тролльванию. Путешествие доконало и без того ветхий ковер-самолет, и принц теперь не сможет вернуться к летной работе, пока не починит свой транспорт.

– Ты только глянь. – Принц поднял потрепанный ковер, который сейчас больше напоминал половик. – Да его чинить впору было двести лет и десять тысяч часов назад.

Я спросила:

– Мы можем чем-нибудь помочь?

– Мне не хватает ангельских перьев, – сообщил он тем же тоном, каким говорил бы о необходимости заменить масло в машине.

– А-а, – протянула я. Само собой разумеется, ангельские перья на дороге не валяются. – И где мы достанем ангелов?

– Так-то они повсюду, – не задумываясь ответил он. – Приглядывают за всем, что да как. Но твари они крылатые, так что сам черт ноги сломит, пока их отыщет. На вот. – Он протянул мне плетеный проволочный коробок с натянутой в нем пружиной и крышкой на петельке. – Это силок на ангелов, – объяснил он без тени смущения. – Если приманивать зефирками, то вполне можно поймать штучку.

Я недоверчиво посмотрела на ловушку. К нам присоединился Тайгер, и принц вручил ему второй силок и еще раз объяснил его устройство. А потом пообещал, что первый, кто поймает ангела, получит от него батончик «Марс».

– А их точно стоит ловить? – спросил Тайгер, который лучше многих взрослых отличал, что такое хорошо и что такое плохо. – Это вообще этично?

– Сильно сомневаюсь, – бесстыже отвечал принц. – Но уж лучше так, чем разводить ангелов на фермах, как в старину. Монастыри, кстати, именно из-за этого в свое время стали приходить в упадок.

– Этого я не знал.

– Это малоизвестный факт.

Когда принц ушел, Тайгер полюбопытствовал:

– И где лучше всего ставить силки на ангелов?

– Сами-то они водятся везде, – ответила я. – Но дают о себе знать только в час беды.

– То-то бы вам пригодилась такая штука, когда тральфамозавр играл с вами в догонялки, – сказал Тайгер.

Я только кивнула.

– Вы это видели? – волшебник Мубин ворвался в офис, размахивая газетой. – Несоединенные Королевства готовятся к Пятой Войне Троллей. Литейные цеха работают сверхурочно, сиротам на производствах выдают добавочные порции каши.

Речь, разумеется, шла о судостроительных производствах: сухопутные корабли, предназначенные в первую очередь для борьбы против троллей, были основным источником пополнения королевской казны.

– Быть того не может, чтобы все успели так соскучиться по войнам, – продолжал Мубин. – Наши нации еще после прошлой из кризиса не вышли. Если кому это и на руку, то только королю Снодду и оружейным фабрикантам.

Мы немного помолчали, встревоженные перспективой очередной войны. Кончится все это в итоге понятно чем: король станет богаче, сирот станет больше, народ станет готовиться к шестой войне. Печально, но факт.

Я сказала:

– Кстати, о королях. Сегодня в одиннадцать мне назначена аудиенция у Его Величества.

– Хм, с чего бы это вдруг ты ему понадобилась? – недоумевал Мубин. – Если бы он удумал казнить нас за то, что проворонили его тральфамозавра, уже давно бы так и сделал.

– Мне кажется, он догадывается, что это дело рук Бу. Да и вообще, после нашего триумфа даже король дважды задумается, прежде чем ставить нам палки в колеса.

Триумф был связан с назначением на должность Придворного Мистика главного королевского советника по вопросам магии. Наш король пытался пролоббировать кандидатуру коррумпированного колдуна Бликса, надеясь при его содействии под шумок злоупотреблять магической властью. Чтобы этого не допустить, мы с Бликсом сошлись в магическом состязании, одержали победу, и «Казам» поглотил его Дом Волшебства. Сам же Бликс в настоящий момент обращен в гранит, к несчастью для него и к счастью для музея Херефорда, где того сделали центральным экспонатом.

– А хоть бы и так, – настаивал Мубин. – Все равно держи ухо востро.

В приемной звякнул колокольчик.

– Ага! Вот и посетители!

Рабочий день начался. Все утро мы принимали заявки от потенциальных клиентов, наслышанных о нашем триумфе и решивших, что тоже не прочь довести до ума свой ремонт с помощью магических услуг. Мы обсудили проект разворота дома лицом к солнечной стороне и пересадку деревьев целиком с корнями. Мы взяли заказы на поиск потерянных ключей, домашних животных и бабушек. Ну и куда деваться, отказали горстке посетителей, которые требовали от нас невозможного: кого-то влюбить в себя, кого-то воскресить из мертвых, а кого-то и воскресить, и влюбить сразу.

Особенно отличился товарищ, пожелавший, чтобы мы замуровали его внутри стального шара и пустили его кружиться по орбите, откуда он удумал «любоваться закатом над родной планетой в думах о бессмертии», пока не выйдет весь кислород. Идейка, конечно, та еще, но, с другой стороны, в «Казаме» нам было не впервой сталкиваться с подобной эксцентричностью. Да чего там, магия зачастую простиралась далеко-далеко за пределы эксцентричности. Достаточно вспомнить хоть магнитных червей, например, или ликвидацию кротов в Толедо, или наделение памятью спиральных телефонных проводов, или эхо, или прямостоящие велосипеды, или, представьте себе, однажды нам поступило предложение – не розыгрыш – наколдовать всем четырем миллиардам кроликов планеты по третьему уху, чтобы «им не было так больно, когда их поднимают».

Я велела этому космонавту без справки из психдиспансера не возвращаться и посмотрела на время.

– Пора выдвигаться во дворец.

Новую машину пришлось искать буквально на следующий день после того, как мой «Жук» улетел в дальние страны. Хорошо еще, что в подвалах Башен Замбини стояло и пылилось море никому не нужных автомобилей. Отсмотрев несколько штук, я остановила свой выбор на внушительном ретроавтомобиле модели «Бугатти-Роял». Роскошный салон был огромным, а капот – таким длиннющим, что в туманную погоду было не разглядеть фигурку на радиаторе. Выбрала я его, во-первых, потому, что он завелся с первого раза, и еще потому, что он выглядел эффектно, но в первую очередь просто потому, что это была самая большая тачка в гараже.

Но один существенный недостаток у «Бугатти» все-таки был: зверски тяжелый руль. Леди Моугон решила эту проблемку, наколдовав мне простенькую «Руку Помощи™». Выглядит оно примерно как отрубленная кисть, зато умеет делать массу всяческой полезной ручной работы, как-то: месить тесто, переписывать тексты и даже водить Кваркозверя на прогулку. Ужасно полезная штука, хотя признаюсь, чуток не по себе, когда с руля твоей машины свисает какая-то абстрактная рука. Особенно такая волосатая. Особенно с татуировкой «Скажи Пирожкам Нет» на тыльной стороне ладони.

Я прихватила с собой Тайгера и Кваркозверя, и десять минут спустя мы уже катили по утреннему Херефорду.

Аудиенция у короля

Замок Снодд-Хилл расположился за пределами столицы, недалеко от границ Королевства с Герцогством Бреконским (широкий участок) и с Кембрийской Империей (узкий участок). Солнышко заключило замок в свои теплые объятия, и в его лучах угрюмое каменное строение почти не казалось таким понурым, как обычно. Упрямо не выходящий из моды «средневековый шик» – дело, конечно, хорошее, если вам по душе нагромождения из щербатого камня, грязь, вонь, антисанитария и толпы завернутых в простыни попрошаек.

Я припарковалась на зарезервированном парковочном месте Придворного Мистика и оставила Тайгера и Кваркозверя дожидаться меня в машине за партией в шахматы, а сама зашагала к узорчатым парадным воротам, охраняемым двумя караульными с начищенными до блеска алебардами. Я назвала первому встречному лакею свое имя, он неодобрительно посмотрел на меня, сверился с толстой гостевой книгой, посопел, но в итоге проводил меня по коридору к паре огромных дверей. Лакей дважды постучал, двери отворились, и он жестом пропустил меня внутрь.

Двери за мной закрылись, и я огляделась. На противоположных концах зала в двух каминах, каждый размером с царское ложе, потрескивали поленья. Вместо придворных, офицеров и королевских советников туда-сюда сновали горничные и всякая домашняя обслуга. Обстановка была отнюдь не официозной, а очень даже повседневной. Присутствовали тут и ослепительная красавица королева Мимоза, и Их Королевские Капризнейшества принц Стив и принцесса Шазин. По идее принцесса учила уроки, но так как избалована она была в край, то домашнюю работу выполнял за нее университетский профессор.

Все было так непринужденно и по-домашнему – одним словом, подозрительно. Похоже, король решил таким образом продемонстрировать мне свою человечность.

Король заметил меня и воскликнул:

– А-а! Ну-ка, подойди, подданная!

Король Снодд был невысок, непривлекателен, и вообще никаких мало-мальски симпатичных качеств за ним замечено не было. Среди множества наград, взятых им на ежегодной церемонии награждения самодержцев Несоединенных Королевств, стоит отметить: «Самый ненавистный тиран» (дважды лауреат), «Самый коррумпированный монарх небольшого государства», «Лучший оригинальный деспотичный указ, адаптированный из изначально справедливого закона» (трижды лауреат), «Худшие зубы» и «Монарх с наибольшими шансами на гибель от рук разъяренной толпы, вооруженной сельскохозяйственными инструментами». Короче, вздорный, вероломный жучара, одержимый военными победами и наличными деньгами. Но хоть какой, а все же король, и сегодня он был в хорошем расположении духа.

Я подошла, отвесила ему низкий поклон, и он протянул мне для поцелуя руку с массивным золотым перстнем.

– Ваше Величество, – молвила я со всей надлежащей напыщенностью.

– День добрый, мисс Стрэндж, – благодушно отозвался он и обвел рукой зал. – Милости прошу к нашему шалашу простого домашнего быта.

Ага, как же, «простой быт». У нашего короля был личный дегустатор, у которого был свой личный дегустатор. Наш король, и никто другой, придумал объявить мышей вне закона, ввести налог на волосы в носу и ежечасно менять дворцовые шторы, чтобы «не облегчать работу шпионам».

– Мне бы следовало извиниться за тот злополучный инцидент две недели назад, – продолжал он. – У вас могло сложиться впечатление, что я использовал свою государственную власть ради победы в турнире.

Я дипломатично ответила:

– Кто старое помянет…

– Ваше великодушие делает вам честь, – прозвучал певучий голос королевы Мимозы. Не женщина – сама элегантность. Она держала себя со сдержанным достоинством, и в каждом ее движении сквозила такая грация, как будто она скользила по шелку.

Я поклонилась еще раз.

– Ваше Величество.

Король и королева были полными противоположностями друг друга. Только благодаря твердой руке королевы Мимозы Королевство Снодда пользовалось вполне себе приличной репутацией. В народе поговаривали, мол, королева согласилась выйти за короля и нарожать ему детей потому, что хотела обеспечить лучшую жизнь его подданным. Похвальная самоотдача – если это не пустые слухи, конечно. До замужества она была просто Мимозой Джонс, крепкой колдуньей среднего пошиба, и ходили разговоры, что она сама потеряла родителей в Войнах Троллей. Логично тогда, что она так активно занимается благотворительностью в пользу сирот.

Король-де планировал посетить казнь, назначенную на обед, и боялся, что мероприятие начнут без него, поэтому без лишних разговоров перешел сразу к делу:

– Поскольку вы и ваши волшебники отказываетесь идти у меня на поводу и вознамериваетесь применять магию в целях общественного благополучия, я вынужден смириться с тем фактом, что мои отношения с магами не могут долее оставаться односторонними вопреки моей воле. Жена, переводи.

– Король хочет сказать, – подхватила королева Мимоза, – что понимает, что не может вами командовать.

– Вот именно, – подтвердил король. – Но у меня есть дело чрезвычайной деликатности, которое нам необходимо обсудить.

Он повернулся к своей дочери, которая сидела и скучала, пока ей доделают уроки.

– Заюшка, подойди сюда, будь добра.

Принцесса закатила глаза.

– Чего опять?

– Ну сделай одолжение, золотце.

Принцесса величаво подошла. Мы с ней были ровесницами, но больше в наших биографиях не было ничего общего. Я провела первые двенадцать лет жизни, питаясь жидкой кашей, и делила комнату с шестьюдесятью другими девочками, а принцесса Шазин никогда ни в чем не знала недостатка. Она одевалась в самые изысканные шелка, мылась дождевой водой, импортированной за колоссальные суммы с Бали, питалась кушаньями, приготовленными мишленовскими поварами. Короче, на любую ее прихоть выделялся неограниченный бюджет. Страшно высокомерная девица, но прехорошенькая, с блестящими черными волосами, тонкими чертами лица и огромными пытливыми глазами. Лично мы не встречались, но у меня все равно было ощущение, будто мы знакомы, ведь стоило ей чихнуть или сходить на свидание с очередным неподобающим принцем, как об этом тут же наперебой кричали все газеты.

– Ну? – спросила принцесса капризным тоном и скрестила руки на груди.

– Знакомьтесь, это – Ее Королевское Высочество кронпринцесса Шазин Блоссом Хадридд Снодд, – объявил король, – престолонаследница Королевства Снодда.

Принцесса смерила меня взглядом, которого даже не всякие помои удостаиваются, и демонстративно избежала зрительного контакта.

– Надеюсь, меня не просто так оторвали от моих важных занятий.

– Принцесса, не отвлекайся. – Тон королевы не допускал пререканий. – Эта юная барышня – Дженнифер Стрэндж. Последняя Охотница на драконов.

– Как интересно, щас усну, – отозвалась принцесса, скучающе поглядывая по сторонам. – Волшебство уже сто лет как не в моде.

– Дженнифер заведует агентством Мистических Искусств «Казам». Она у нас барышня завидной отваги, смекалки и строгих принципов. У нее есть все, чего нет у тебя.

Принцессу как обухом огрели.

– Чего-о?

– Ты меня прекрасно слышала, – не отступала королева. – Беспечная жизнь распустила тебя и превратила в капризную и надменную девицу. Виновата в таком повороте отчасти и я.

– Мама, ты бредишь! – возмутилась принцесса. – Я и умная, и обаятельная, и привлекательная, да во мне никто души не чает. Эй, ты!

Принцесса ткнула пальцем в одну из дворцовых служанок, чья работа заключалась в том, чтобы подчищать за королевскими пуделями. Это были непослушные, не приученные к туалету собаки, и их была тьма-тьмущая.

– Слушаю, миледи? – сказала служанка, юная девушка едва ли старше меня. Бледное личико, невзрачные волосы, опрятная накрахмаленная униформа прислуги младшего ранга. Она выглядела уставшей, замученной и преждевременно постаревшей. Но она держала спину прямо, чудом сохраняя последние капли человеческого достоинства.

– Любишь свою принцессу?

– С вашего позволения, да, миледи, люблю, – сказала она и сделала небольшой реверанс. – И я несказанно благодарна вашим милостям за открывшиеся передо мной карьерные возможности.

– Красиво сказано, – похвалила осчастливленная принцесса. – В твой пенсионный фонд будет добавлен бонусный пенни. Он будет ждать тебя к твоему семидесятипятилетию.

– Великодушие вашего высочества не знает границ, – ответила девушка и, догадавшись, что разговор окончен, вернулась к уборке за пуделями.

– Вот видите? – воскликнула принцесса.

– Характеристика от сотрудницы третьего ранга по уборке за собаками – едва ли веский аргумент, принцесса. Нет, мы уже все решили. Если мисс Стрэндж не откажет, мы хотим, чтобы она взяла тебя на поруки и попыталась перевоспитать.

– На поруки к сироте? – возмутилась принцесса.

На такое, пожалуй, можно и обидеться, но я не обиделась. Я давно привыкла. И вообще разговор успел мне наскучить, и мои мысли перекинулись на Некогда Великолепную Бу: как она там, в Кембрийской Империи, в безопасности ли? А мой «Фольксваген»? Вдруг он застрял и висит там на каком-нибудь дереве?

– Пожми руку мисс Стрэндж, – продолжала королева, – и мы обсудим условия твоего воспитания. Мисс Стрэндж, вас устраивает наше предложение?

– Сочту за честь помочь, – сказала я, ни на секунду не веря, что принцесса пойдет на такое.

– Замечательно, – сказала королева Мимоза. – Принцесса, пожми ей руку и поздоровайся.

– Не хочу, – отрезала принцесса и впервые посмотрела мне в глаза. – Вдруг я от нее что-нибудь подцеплю.

– Ну точно не скромность, – ответила я, глядя на нее в упор.

Если я правильно поняла, именно этого родители и хотят для принцессы. Если нет – значит, через десять минут мне отрубят голову. Принцесса побагровела от злости.

– Она мне дерзнула, – выпалила она наконец. – Я требую, чтобы этой безотцовщине отрубили голову!

– Слово «дерзнула» в таком контексте не употребляется, – сказала я.

– Если я так употребила, значит, употребляется, – ответила принцесса. – Папа, ты мне обещал на шестнадцатилетие, что я могу кого-нибудь казнить. Ну так вот, я выбираю ее!

Она ткнула в меня пальцем. Король посмотрел на королеву Мимозу.

– Это самое, я, в общем, и правда пообещал что-то в этом роде. Какой пример я ей подам, если не сдержу слово?

– Какой пример ты ей подашь, если разрешить ребенку казнить людей? – парировала королева, ошпарив его взглядом. И не обычным взглядом, а таким жгучим, пристальным взглядом, от которого горячеет шея, заплетается язык и под одеждой все начинает колоться.

– Ты совершенно права, дорогая, – робко ответил король.

Если королю и не улыбалось менять привычный беспощадно-средневековый стиль правления на великодушную диктатуру королевы Мимозы, то он хотя бы старался, давайте уж отдадим ему должное.

– Я не позволю так с собой разговаривать… – начала принцесса, но королева ее оборвала:

– Или ты пожмешь руку мисс Стрэнж, дочь моя, или сильно пожалеешь.

– Ну, дорогая, будет тебе, – сказал король, пытаясь разрядить обстановку. – Она ведь еще ребенок.

– Испорченный ребенок, тщеславная и неуправляемая девчонка, – ответила королева. – Если и дальше пускать все на самотек, расплачиваться будет наш народ, когда придет час ей взойти на трон. Ну что, готова ты поздороваться с мисс Стрэндж, принцесса?

Принцесса посмотрела по очереди на обоих родителей.

– Да я лучше съем собачью отрыж…

– ДОВОЛЬНО! – заорала королева, так что все подскочили, и обратилась к слугам: – Оставьте нас.

Слуги, давно привычные пропадать с глаз по малейшему требованию, потянулись к выходу.

– А ты останься, – королева задержала пуделиную уборщицу, которую только что допрашивала принцесса.

– Но дорогая… – возразил было король, но совершенно стушевался. Терпение королевы лопнуло, и она больше не хотела ничего слышать.

И тут я услышала звон в воздухе. Смутный, как жужжание пчелы в тумане и на расстоянии в сорок шагов, но он мог означать только одно: это готовилось к исполнению заклинание. И стоять за этим мог только один человек – бывшая колдунья, королева Мимоза.

Принцесса скрестила руки и уставилась на мать.

– Будешь делать то, что велят старшие, юная леди, – сказала королева размеренным тоном, – а не то окажешься в таком положении, когда выбора уже не останется.

– А хоть бы и так, – огрызнулась принцесса и скорчила мину, перекосившую ее личико. – Я не позволю помыкать собой, как какой-нибудь служанкой!

Королева очень медленно и сосредоточенно навела указательные пальцы на принцессу. Эти пальцы были проводниками силы чародея. Если маг поднимает на вас пальцы или тычет ими куда-то в вашу сторону – бегите со всех ног, прячьтесь по углам и молите о пощаде. Король весь сжался – судя по всему, уже доводилось наблюдать за этим процессом, – и тут мощный поток магический энергии выплеснулся из пальцев королевы Мимозы. Грянул гром, со стен попадала драпировка, оконные стекла уменьшились в размерах и с сердитым звоном повыпадали из рам.

Это пока было не само заклинание, а его банальные побочные эффекты. И когда раскаты грома стихли в отдалении, я попыталась понять, что же еще произошло, но на первый взгляд ничего не изменилось.

Принцесса изменилась

Я посмотрела на короля – тот явно понимал не больше моего. Потом на королеву – та дула на пальцы, как часто делают маги после выполнения особенно сложного колдовства. Она была абсолютно спокойна, ни тени сомнения на лице – значит, что-то произошло, вот только я никак не могла взять в толк, что конкретно.

Только тогда я обратила внимание на принцессу, чье лицо выражало такое недоумение, что его нельзя передать словами. Она разглядывала свои руки, словно они были для нее чем-то чужеродным. Король тоже заметил странности в ее поведении.

– Кукусеночек? С тобой все в порядке?

Принцесса открыла рот, собираясь что-то сказать, но не издала ни звука. Попробовала еще раз. При этом у нее был такой вид, будто она собиралась откашлять лягушку (кстати, чем не вариант: именно так частенько и наказывают непослушных детей их мамы-колдуньи).

Принцесса еще раз открыла рот и на этот раз нашла свой голос.

– Прошу прощения у Ваших Величеств, но мне как-то не по себе.

– Дорогая, – обратился король к королеве, – ты наградила нашу доченьку голосом и манерами простолюдинки.

– Что с моим маникюром! – раздался еще один голос. – А эти обноски! Как можно в этом показываться на людях!

Все повернулись на голос. Служанка, которой было велено остаться, заговорила первая, когда к ней не обращались, нарушая все мыслимые нормы поведения. За такое можно и с работы вылететь – как, впрочем, и за многое-многое-многое другое. Королева поймала взгляд служанки и кивнула на ее отражение в зеркале. Служанка повернулась, увидела себя, взвизгнула и закрыла лицо натруженными руками.

– Ах! – воскликнула она. – Какая же я страхолюдина, какая оборванка! Что ты наделала, мама?

– Да, – подхватил король, – что ты наделала?

– Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Будет нашей дочери уроком.

– Это наша дочь? – спросил король, вглядываясь в служанку, а потом в принцессу, которая закружилась в неуклюжем пируэте посреди зала, восторженно прислушиваясь к легкому шороху розовых кринолиновых юбок. Принцесса, может, и не рада была стать служанкой, зато служанка вроде ничего не имела против.

– Ты же не?.. – спросил король.

– Я совершенно точно да, – ответила королева Мимоза. – Принцесса поменялась телами с самым маленьким человеком в целом дворце.

Принцесса пришла в ужас.

– Я усвоила урок! – заверещала она. – Преврати меня обратно, пожалуйста! Я все-все-все сделаю, я даже пожму руку этой гадкой сироте.

Она даже имени моего не могла запомнить. Я, поражаясь технической стороне вопроса, повернулась к королеве:

– Впечатляет, миледи. Где вы этому научились?

– У сестры Органзы Родосской, – с готовностью ответила она. – Сестричка была большой любительницей перекидывать сознания между телами.

– Пожалуйста, верни меня обратно! – Принцесса с криком бросилась матери в ноги. – Я никогда больше не буду винить лакеев в собственных кражах и требовать, чтобы всех казнили.

– Мне придется настаивать, чтобы ты превратила ее обратно, – заявил король с несвойственной для него решимостью.

– Я больше никогда не буду смеяться над нашими бедными родственниками, у которых только два замка, – продолжала молить принцесса.

– Не должно у моей дочери быть тусклых волос и болезненной бледности, – добавил король. – Это может привлечь неблаговидного принца.

– Нашей дочери нужно преподать урок, – сказала королева. – Ради блага всего Королевства.

– Есть же и другие меры наказания, – возразил король. – И в этом вопросе я не уступлю. Верни мне мою дочь немедленно!

– Да, – взвыла принцесса. – И я обещаю никогда больше не подливать пестициды в ров, я даже возмещу ущерб за всех рыбок из карманных денег моей служанки!

Король резко повернулся к ней:

– Так это была ты? Моя гордость, моя дивная коллекция редчайших декоративных карпов брюхом кверху! Я лишил своего смотрителя рыб всех почестей и выслал работать на завод, а ты и слова не сказала?

Он повернулся к жене и коротко кивнул.

– Думаю, оно и к лучшему, – произнес он обессиленно.

– Что??! – закричала принцесса.

Королева хлопнула в ладоши.

– Вот так, мисс Стрэндж. Доверяю вам дальнейшее воспитание нашей дочери. Надеюсь, оставшись ничем и ни с чем, она наберется полезного жизненного опыта.

– Не пойду, – сказала принцесса. – Не буду ходить в обносках, не буду питаться картофельными очистками, не буду делить туалет с посторонними и жить без слуг не буду. А кто попытается увести меня силой – больно укушу.

– Тогда наденем на тебя намордник и отправим в сиротский приют, – сказала королева, – откуда тебя ушлют работать на завод. Или так, или спокойно пойдешь с мисс Стрэндж.

Это наконец возымело эффект, и принцесса утихомирилась.

– Я буду ненавидеть тебя по гроб жизни, мама, – сказала она вполголоса.

– Ты мне еще спасибо скажешь, – невозмутимо ответила королева. – И подданные скажут спасибо и мне, и твоему отцу, когда мы умрем и оставим после себя справедливого и мудрого правителя.

Принцесса ничего не ответила. Зато подала голос ставшая принцессой служанка.

– А здесь очень красиво, – сказала она. – Я как-то не замечала раньше. Ну нам же типа нельзя отрывать взгляд от пола, и все такое. А что на этой картине нарисовано, какая-то великая битва?

– На этой-то? – переспросил король, всегда готовый щегольнуть своими знаниями. – О, это одна из важнейших побед в нашей истории: битва со Сноудонскими Валлийцами. Силы были неравными: пять тысяч против шести. Это был тяжкий рукопашный бой, он длился двое суток. Много пота и крови было пролито тогда. Слава Снодду, победа была за нами. Но нельзя не преклониться перед боевым духом валлийцев – эти шестеро сражались очень достойно.

– Присматривай за ней, пожалуйста, – сказала королева с беспокойством в голосе. – Я вверяю тебе свою дочь. Ее воспитание теперь лежит на твоей совести, и, что бы ни случилось, наш народ, и я лично будем благодарны тебе. Возвращайтесь через пару месяцев, и я перемещу их в родные тела. Береги ее, Дженнифер Стрэндж, но не опекай. Очень может быть, что будущее всего Королевства находится в твоих руках.

Принцесса молчала, смирившись с тем, что ее мать настроена серьезно. Мы покинули тронный зал и зашагали по шумному дворцовому коридору, ничем не привлекая к себе внимания.

– Никто мне не кланяется, – озадаченно заметила принцесса. – Вот оно как, быть простолюдинкой.

Я ответила:

– Ты даже приблизительно не представляешь, как оно – быть простолюдинкой.

– Как думаешь, эта гадкая служанка обрюхатит мое тело? – спросила она, когда мы спускались по лестнице. – Я слыхала, вы, сироты, все ужасно аморальные и рожаете детей от нечего делать, а потом их продаете, чтобы купить себе велосипед, украшения или там, лук, не знаю.

– Это предел наших сиротских мечтаний, – улыбнулась я в ответ.

Тайгер все еще играл с Кваркозверем в шахматы, когда мы вернулись.

– Это еще кто? – спросил он, когда мы подошли.

– А ты угадай.

– На вид служанка. Вероятно, сирота, приобретенная в кабальное служение во дворец для ручной уборки или еще чего погрязнее. Вот, держи, – сказал Тайгер принцессе, роясь в карманах. – У меня где-то завалялось немного нуги на черный день, а у тебя такой видок, что заряд энергии явно не помешает.

Он протянул ей слегка запачкавшийся в кармане кусочек нуги. Принцесса проигнорировала и угощение, и Тайгера.

– Пахнет собачьими какашками, карболкой и плесенью, – констатировала она, с отвращением принюхиваясь к форменному рукаву. – А еще я чувствую козявку в левой ноздре. Ты, мальчик, убери ее.

– Ни фига себе! – воскликнул Тайлер. – Это же принцесса.

– Как ты догадался? – поинтересовалась принцесса.

– Да пальцем в небо ткнул.

– Попридержи язык!

– Сама попридержи, – не остался в долгу Тайгер и показал ей язык.

– Я уже презираю этого рыжего олуха, – заявила принцесса. – Придется завести список и записывать туда всех, кто будет действовать мне на нервы. А потом, когда я вернусь в свое тело, все вы понесете должное наказание. – Она порылась в карманах и выудила клочок бумаги и огрызок карандаша. – Ну, олух, как твое имя?

– Тайгер… Спартак.

– С… пар… так, – проговорила принцесса, старательно записывая за ним.

Меня посетила неприятная мысль.

– Но если, не дай бог, выйдет наружу, что ты – принцесса, – сказала я, – глазом моргнуть не успеешь, как придется отбиваться от бандитов, головорезов и иностранных шпионов. Так что придется тебе носить имя вашей служанки. Как ее, кстати, зовут?

Принцессе нечего было возразить на мое логическое заключение.

– Ее никак не зовут. Мы называли ее пуделихой, если вообще называли.

Я предложила ей посмотреть сиротское удостоверение в нагрудном кармане.

– Ой, вы только гляньте, – удивилась принцесса, прочитав карточку. – Ее и впрямь как-то зовут, только совершенно ужасно: Лора Скребб, сотрудница третьего ранга по уборке за собаками, семнадцать лет. Лора Скребб? Меня не могут так звать!

– Могут и будут, – сказала я. – А это – Кваркозверь.

– Какой уродец. Да и все вы тут, впрочем. И почему на руле висит отрубленная рука?

– Это «Рука Помощи™», – объяснил Тайгер. – Считай, что это волшебный гидроусилитесь.

– Волшебный? Гадость какая. Я так безумно рада, что не унаследовала от матери никаких сил.

Мы вырулили с дворцовой парковки и поехали обратно в город. Приступ праведного негодования принцессы прошел, и, прекратив обвинять нас в плебействе, она уставилась в окно.

– Вообще-то мне запрещено покидать стены замка, – объяснила она. – Что это?

– Рекламный щит с рекламой зубной пасты.

– Разве паста не сама появляется на зубной щетке по утрам и вечерам.

– Нет, не сама.

– Правда? Как тогда она попадает из тюбика на щетку?

Я не успела ей ответить, потому что путь нам преградила машина. Я нажала на тормоза. Эту машину я узнаю с первого взгляда: шестиколесный «Роллс-Ройс», тот самый «Фантом Двенадцатый», такого черного цвета, что в него, казалось, можно провалиться. Я знала только одного человека, кто разъезжал на ультра-эксклюзивном «Фантоме», и у меня не было никаких сомнений, что пересеклись мы сейчас не случайно.

Из машины вышел безупречно одетый в темный костюм и белые перчатки слуга, подошел к нам и постучал в окно.

– Мисс Стрэндж? Мой наниматель хотел бы обсудить с вами вопрос обоюдной важности.

Мы стояли посреди кольцевой дороги.

– Что, прямо здесь?

– Нет, мисс Стрэндж. В международном аэропорту Мэдли. Прошу, следуйте за нами.

«Роллс-Ройс» снялся с места, и мы сели ему на хвост. В его салоне наверняка сидела мисс Д’Ардженто – она тоже агент, как я. Но не какой-нибудь рядовой агент, нет – она представляет не кинозвезд, не музыкантов, не писателей и не магов. Она не представляет даже непутевых королей, которые лишились королевства и нуждаются в хорошем пиаре. Нет, мисс Д’Ардженто была агентом самого сильного колдуна, который когда-либо жил, умирал, а в его случае выбирал третий вариант – Могучего Шандара.

Могучий Шандар

Дорога до Королевского международного аэропорта не заняла много времени, и там, минуя основные терминалы, нас проводили к большому техническому ангару, где стоял грузовой самолет «Скайбус 646», украшенный логотипом Шандара – горящей ступней. Люк в хвосте самолета был открыт, и вилочный автопогрузчик снимал с борта огромный деревянный ящик. Я припарковалась, параллельно поглядывая на мисс Д’Ардженто, которая грациозно вынесла себя из автомобиля, дверцу которого открыл перед ней слуга.

Агентство Д’Ардженто, по сути, было династией в том смысле, что их семейство блюло деловые интересы Могучего Шандара с момента первого упоминания его имени в заметке «Подающий надежды маг» в выпуске «Популярной магии» за июнь 1572. Если верить свидетельствам очевидцев, одиннадцать членов семьи Д’Ардженто успели поработать на Могучего Шандара, но женщина среди них была всего одна. Мисс Д’Ардженто была максимум на пару лет старше меня, но одевалась с безупречной элегантностью светской львицы вдвое старше возраста.

Я выбралась из машины и стала ждать, пока автопогрузчик вез ящик к нам. В это время я заметила других слуг, сновавших по ангару. Все были облачены в черные костюмы, темные шляпы, белые перчатки и темные очки. Я присмотрелась к тому, что стоял ближе. В узком промежутке между кромкой перчатки и манжетой рубашки отсутствовало тело. Пустой, магически одушевленный костюм. Чаще всего такие дроны бросаются в глаза дергаными неестественными движениями, но эти были выполнены по высшему разряду – с расстояния вы бы вообще не заметили разницы.

– Ничего странного не замечаешь в этих ребятах? – шепотом спросил Тайгер.

Я ответила:

– Дроны.

– Дроны? – переспросила принцесса.

– Смотри и учись, – сказал ей Тайгер.

– Доброго дня, мисс Стрэндж, – поздоровалась мисс Д’Ардженто старательно поставленным тоном и подошла к нам, процокав высокими каблуками по бетонному полу. – Примите наши поздравления с победой в магическом турнире. Я известила Могучего Шандара об этом событии, и он выражает свое восхищение вашей силой духа.

Я кивнула на ближайшего дрона.

– Очень хорошие движения для неживых существ.

– Благодарю, – сказала мисс Д’Ардженто. – Шандар нас балует.

– Чисто из профессионального интереса, – продолжила я, – на каком ядре они работают? «Анкх-17» для РУНИКСа?

– Вы свое дело знаете, – улыбнулась мисс Д’Ардженто. – Мы отключаем им Протокол Эмуляции Разумности Мандрейк, дабы понизить их независимость. Но пусть это не введет вас в заблуждение: они вдвое опаснее настоящих телохранителей, ибо не ведают страха смерти.

Это, кстати, не какая-нибудь вам метафора. Фараон Аменемхет V из Средилендии, по преданиям, хотел расширить границы Египта по всему Средиземноморью с помощью непобедимой шестидесятитысячной армии дронов. Он дошел до территории современного Бенгази, пока не был убит на поле брани.

Тайгер и принцесса остались в машине. Автопогрузчик поставил передо мной и мисс Д’Ардженто ящик и сдал назад. Мигом несколько неодушевленных дронов сняли с ящика крышку и откатили две его секции в стороны, являя взору Могучего Шандара.

Разве что не во плоти, а в том виде, в каком Шандар проводил нынче бо́льшую часть времени – в камне. Каждая складочка на материи его одежды, каждая пора на коже, каждая ресница – все было надежно законсервировано в глянцевом обсидиане. Вот почему Могучий Шандар даже четыре столетия спустя со дня своего рождения продолжает оставаться величиной, с которой нельзя не считаться – потому что камень не стареет.

Но жить в состоянии окаменелости тоже небезопасно. Мир знал немало магов, которые по той или иной причине были обращены в камень, чтобы потом им откололи руку, ногу или голову. Если они и возвращались потом к жизни, то истекали кровью прежде, чем им успевали оказать помощь. Но с правильными условиями хранения и хорошей защитой от эрозии, случайных повреждений и вандализма, маг мог жить сотни тысяч лет – и не потратить ни секунды своей жизни.

– В будущем году Могучий Шандар отмечает свой четыреста сорок четвертый день рождения, – сказала мисс Д’Ардженто, – однако в рамках его собственной линии жизни ему всего пятьдесят восемь. Он возвращается в человеческий облик только ради заказов с гонораром, превышающим миллион в час, и при текущем расходовании жизни ожидается, что он проживет до девяти тысяч и 356 лет.

Она поглядела на лицо Шандара, сняла с внутренней стенки ящика щетку для пыли и смахнула со статуи несколько пылинок.

– Весь семнадцатый и восемнадцатый века он провел окаменелым, – продолжала она с гордостью, – впрочем, это из-за налогов. Четыре поколения в моей семье с ним никто даже словом не обмолвился.

– Вы очень лояльный сотрудник.

– Лояльность – крайне неадекватное слово для описания того, как наша семья дорожит отношениями с Могучим Шандаром, – ответила мисс Д’Ардженто. – Но хватит пустой болтовни. Прочтите вот это.

Она протянула мне документ. Я пробежала взглядом его содержимое, и сердце мое оборвалось. Письмо от представителей Несоединенных Королевств, обращенное к Могучему Шандару, с оповещением об иске за «невыполнение условий соглашения», поданное ими в Верховный Суд.

Пока я читала, мисс Д’Ардженто продолжала извиняющимся тоном:

– Только дело в том, что Могучий Шандар не возвращает авансовые выплаты.

Вот какое тут дело. Четыреста лет назад Могучий Шандар дал зарок, что избавит землю от драконов, за что получил кругленькую сумму. По его задумке самый последний дракон должен был умереть от старости, но тут вмешалась я и не дала этому случиться. Сейчас в живых оставалось два дракона – а это на два дракона больше, чем было оговорено в контракте. А раз избавить землю от драконов не получилось, деньги придется вернуть. Много денег. За четырехсотлетней давностью. Тут на одни проценты можно финансировать половину Войны Троллей.

– За финансами дело не стоит, – сказала Д’Ардженто. – Одни акции Могучего Шандара в «Скайбусе» запросто покроют весь долг. Но для нас это дело принципа. Работа осталась невыполненной, и это негативно скажется на нашем резюме. Чего доброго, клиенты потеряют к нам доверие, а доверие в бизнесе – это первое дело.

– Тут не поспоришь, – согласилась я, – но драконы уже давно не представляют угрозы для людей. Шпату и Колину даже в голову не придет никого съесть.

– У них есть имена?

– А как же. Уже в первый месяц своей новой жизни они поехали в благотворительный тур вокруг света продвигать кампанию против людоедства и поджигательства. В настоящий момент они в Вашингтоне, хотят прочитать всю Библиотеку Конгресса от корки до корки, чтобы научиться лучше разбираться в людях.

– И это похвально, однако вопрос возвращения денег остается открытым. Но что я – сам Могучий Шандар желает говорить с вами лично. Надеюсь, вы понимаете, какая это честь.

Мисс Д’Ардженто бросила взгляд на наручные часы, где-то пробило два пополудни. Статуя Шандара превратилась из черной в серую, из серой – в белесую. Все замерло, потом Шандар сделал глубокий вдох, пробуждая свое тело к жизни, и белесая скорлупа осыпалась с его кожи и одежды, как пересохшая шелуха. Он пошатнулся, отряхнулся и только тогда посмотрел по сторонам.

– С возвращением, о Могучий Шандар. – Мисс Д’Ардженто расплылась в улыбке и щелкнула секундомером. – Сейчас два часа дня 14 октября 2007 года. Вы провели в окаменелости шестьдесят два дня. В настоящий момент мы находимся в аэропорту Мэдли, Королевство Снодда.

Она протянула колдуну влажное полотенце, он освежился и взял у нее документы и ручку.

– Текущие отчеты, сэр.

Он оценил объем работы.

– Я возьму две минуты, – произнес он бархатным баритоном. Такой голос внушал благоговейный трепет в той же мере, в какой в нем сквозила несокрушимая самоуверенность и чувствовался авторитет.

– Как вы и просили, – с этими словами мисс Д’Ардженто указала на меня, – Дженнифер Стрэндж.

Он поднял на меня глаза. Шандар был эффектным мужчиной, загорелым, пышущим здоровьем и внушительных габаритов. Его глаза по-кошачьи ярко-зеленого цвета подмечали все вокруг до мельчайшей детали и как будто не моргали.

– Мисс Д’Ардженто, давайте четыре минуты.

Колдун пожал мне руку.

– Счастлив наконец встретиться с вами лично. Достойный соперник – единственный соперник, с которым интересно соперничать.

Рукопожатие было крепким и холодным, что и понятно – всего минуту назад он был каменным.

– Вы встали на сторону драконов и разрушили всю мою стратегию, – добавил он тише. – Мою идеальную четырехвековую стратегию. Столько трудов – и все насмарку. Теперь с меня требуют возмещения убытков, вы единолично запороли мою стопроцентную статистику успеха магических подвигов и вдобавок подорвали мой авторитет как всесильного мага.

Я промолчала, не зная, что тут можно ответить. Он к чему-то вел, так что лучше я дождусь, пока он к этому приведет.

– За любой из таких афронтов мне бы стоило выслать вас в ледяные пустоши Внешней Финляндии.

– Давно бы уже так и сделали, если бы захотели.

– Верно подмечено, – ухмыльнулся он. – Я не люблю мстить. Месть имеет дурное обыкновение рано или поздно выходить тебе боком. Вот возьму, накажу вас – и еще, чего доброго, расшатаю хрупкий Баланс Добра и Зла.

Многие маги верили в так называемый «Баланс». Суть этой теории вкратце сводится к тому, что все живое для выживания нуждается в равновесии. На каждую смерть – свое рождение, на каждый свет – своя тьма, на каждое уродство – красота, сияющая как тысяча солнц. Ну и на каждое коварное злодеяние – тысячи добрых дел, которые смогут его компенсировать. Вот почему вероломные тираны рано или поздно терпят крах, а отвратительные реалити-шоу снимают с эфира.

Шандар пробежал взглядом один документ, подписал и стал читать дальше, не отрываясь от нашего разговора. Способности Шандара были так велики, что он запросто был способен читать две книги и разговаривать с тремя людьми одновременно, и все – на разных языках.

– А вы, Дженнифер, находчивая, я погляжу, барышня. Нечасто меня оставляли с носом… Своеобразный опыт, даже интригующий, а я давненько ничем не был заинтригован. Надеюсь, вы принимаете во внимание, что в моем распоряжении практически безграничная сила?

– Да, сэр, я в курсе.

– Здесь точно нет ошибки? – спросил Могучий Шандар, указывая на параграф в одной из бумаг.

– Да, сэр, – ответила Д’Ардженто. – Они хотят передвинуть штат Гаваи в середину Тихого океана.

– Мне казалось, ему неплохо между Вайомингом и Арканзасом.

– Преподобный лорд Джек Гавайский уверяет, что переезд необходим в связи с климатическими условиями, и еще он хочет модифицировать коллективную память, чтобы все считали, что так оно всегда и было.

– Ну, это как обычно, – сказал Шандар, ставя свою подпись на контракте. – И что, совсем не торговались?

– Даже ни пикнули.

Со вздохом он покачал головой.

– И когда только люди разучились торговаться?

– Прошло две минуты, – сообщила мисс Д’Ардженто, сверившись с секундомером.

Шандар снова развернулся ко мне и продолжал:

– Так вот, поверьте мне на слово: со своей несусветной, не побоюсь этого слова, властью я могу – и готов – уничтожить этих драконов, с которыми вы водите такую дружбу, в один присест, разом исполняя и свои обязательства по контракту, и избегая выплаты.

– В таком случае придется вам испытать на себе всю мощь «Казама», о Могучий Шандар, – ответила я, – ибо мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вы не тронули ни одной чешуйки ни одного дракона.

Дерзкий выпад с моей стороны, я аж сама непроизвольно сжалась от страха – поди знай, как он отреагирует на такие слова. Но Шандар меня точно не слышал и обратился к мисс Д’Ардженто:

– Этого мы делать не будем. На этой планете и так уже перебор с мальчуковыми поп-группами.

Он вернул ей неподписанный документ и снова обратил свое внимание на меня.

– Суммарная сила всех ваших магов не приблизится и к тысячной доле моей мощи, – сказал он.

Я ответила:

– Знаю. Мы все это знаем. Только нас это не остановит. За своих мы готовы стоять горой до последнего вздоха. Наши драконы тоже мастера Мистических Искусств, и они часть нашей семьи.

Могучий Шандар не сводил с меня задумчивого взгляда. Может, это слишком сильное заявление, чтобы сделать его, ни с кем не посоветовавшись, но я знала своих друзей. И Шандар это понимал.

– Тогда у меня для вас есть предложение, мисс Стрэндж. Вы заинтересованы?

– Я вас внимательно слушаю.

– Я коллекционирую редкости. Но, как видите, у меня на счету каждая минута и мне некогда гоняться за раритетными экзотическими диковинками для своей коллекции. Мисс Д’Ардженто слишком занята ведением моих дел, а дроны хороши только для переноски тяжестей и механических насильственных действий, тонкой работы от них не жди. Предлагаю сделку: раздобудьте для меня кое-что, а я оставлю ваших драконов в покое и приму свое бесчестие с гордо поднятой головой.

– Все еще слушаю, – сказала я. – Что именно вы хотите раздобыть?

– Великолепный розовый рубин размером с гусиное яйцо. Когда-то он принадлежал волшебнику, перед которым я преклоняюсь. Найдите мне… Око Золтара.

– Однако, – протянула я, понятия не имея, что за Око, и какого Золтара. Такие нюансы лучше держать при себе – зачем же демонстрировать свою неосведомленность перед самим Шандаром.

– Осталась одна минута, – сообщила мисс Д’Ардженто, поглядывая на секундомер.

– Уговор? – спросил Шандар.

О чем тут было думать. Если я не соглашусь на поиски камушка, Шандар уничтожит драконов, а мы обязательно попытаемся ему помешать – в общем, кончится все это массовыми смертоубийствами.

– Найду я ваше Око Золтара, – сказала я. – Любой ценой.

– Мудрое решение. – Шандар ухмыльнулся. – Так и знал, что вы согласитесь.

Я поинтересовалась:

– Может, подскажете, с чего начинать поиски? Мир такой большой.

– Если б я знал, без вас бы обошелся, – фыркнул Шандар.

Встреча явно подходила к своему логическому завершению. Я вернулась к дожидавшимся в машине принцессе и Тайгеру. Из «Бугатти» мы смотрели, как Шандар неслышно переговорил о чем-то с Д’Ардженто, подписал еще несколько бумажек, а когда его четыре минуты вышли, незамедлительно превратился в обсидиан.

Дроны оперативно запаковали его в ящик, снова откуда-то появился автопогрузчик, и ящик исчез в недрах самолета. Сделав дело, дроны выстроились в линеечку у длинного напольного гардероба, который я сначала не заметила, и ловко повскакивали друг за другом на вешалки – пустые костюмы снова стали просто костюмами, готовыми вернуться к жизни только по воле Шандара. Живой слуга укатил гардероб на колесиках в самолет, за ним по пандусу въехала мисс Д’Ардженто в «Роллс-Ройсе», вскоре хвостовая дверь самолета захлопнулась и взревел мотор. Кто знает, в какой точке мира окажутся они завтра.

Я постучала по «Руке Помощи™», чтобы вывести ее из спящего режима, и рука послушно стала крутить баранку, увозя нас из ангара. Мы остановились у аэродромных заграждений, провожая взглядом самолет Шандара, грузно поднимающийся в небо на неправдоподобно крохотных крыльях, и поехали в Башни Замбини.

– Око Золтара? – переспросил Тайгер, когда я закончила свой рассказ. – Это что еще за зверь?

– Без понятия. Мне нужно посоветоваться с человеком, который лучше нас с тобой ориентируется в том, чего ждать от будущего.

– Я не пророк, – сказал Тайгер, – но вижу, к чему ты клонишь.

Выдающийся Кевин Зипп

Выдающийся Кевин Зипп – это самый квалифицированный ясновидец «Казама». Он как раз разбирался с прогнозами новорожденных детей, когда мы вернулись в офис. Нет, прогноз погоды тут ни при чем, ясен пень, я про общую картину будущего. «Казам» постоянно нуждался в финансах, а такие услуги пользовались спросом и приносили стабильный доход. В очереди дожидались две мамаши со своими чадами. Кевин взялся за первого мальца (а конкретно – за его левую пятку) и задумался. С трепетом смотревшей на него мамаше он сообщил:

– Когда ей исполнится шестнадцать, она может начать встречаться с неким Джоффом, постарайтесь отговорить ее от этой затеи. И попробуйте переключить ее внимание на Найджела.

– А что не так с Джоффом?

– С Джоффом все замечательно, это с Найджелом что-то не так. Запретите дочке видеться с Джоффом, и он станет для нее этаким сладким запретным плодом. Она и думать забудет о Найджеле, а поверьте, о Найджеле нужно забыть. От него будут одни неприятности.

– Какие неприятности?

– Серьезные.

– Ясно. А еще что?

– Да ничего особенного. Хотя лично я бы посоветовал вступить в Национальный Траст и скатать на каникулы в Уэльс. Там, говорят, красиво и дождь льет не всегда.

– Хм-м. Ну, спасибо, наверное, – сказала мамаша. Она вручила Кевину банкноту номиналом в десять мула и вышла. На ее место села вторая мамаша, протянула Кевину своего детеныша, и Кевин тоже взял его за пятку. Наш пророк закрыл глаза и стал медленно раскачиваться в кресле.

– Это безобразие, – сказала принцесса. – В жизни не видала большего бреда.

– Не боись, у тебя вся жизнь впереди, – ответила я. – Успеешь еще насмотреться на бред всех масштабов, здесь у нас для этого самое место.

– Пианист, – задумчиво пробормотал Кевин, не отпуская маленькой пятки. – Постарайтесь привить ребенку любовь к вареной капусте, жидкой похлебке и пресной каше.

– Он станет пианистом?! – воскликнула мамаша восторженно.

– Нет, он убьет пианиста… в двадцать шесть лет… Так что пусть с младых ногтей привыкает к тюремному рациону, возвращаясь к разговору о капусте.

Мамаша свирепо зыркнула на него, швырнула на стол деньги и удалилась. Кевин недоуменно захлопал глазами.

– Я что-то не то сказал?

– Ты разбавляй иногда плохие новости хорошими, – предложила я.

– Так ведь самого плохого я ей как раз и не сказал, – ответил Кевин. – История с пианистом – это так, вторичная линия жизни. А по первичной – более вероятной – ребенок и мать оба не протянут и недели. Кстати, пока я не забыл… вот, тебе пришло сегодня.

Кевин протянул мне конверт очень официального вида, обклеенный марками Кембрианополиса, столицы Кембрийской Империи.

Я достала письмо и стала читать.

– Ну, дела. Некогда Великолепную Бу взяли под стражу! За нелегальный провоз в страну тральфамозавра.

– Липа какая-то, – прокомментировал Тайгер. – В Кембрийской Империи эти тральфамозавры табунами носятся – да их там, блин, туристы отстреливают.

Я продолжила чтение.

– Вот, тут все объясняется. Бу определили в Государственный Центр Выкупа Пленных имени императора Тарва. Вызывают нас на переговоры.

– В Кембрийской Империи до сих пор похищениями людей промышляют? – не поверил Тайгер. – Они там что, не в курсе, что двадцать первый век на дворе?

– Они, кажется, не в курсе, что четырнадцатый уже миновал, – ответил Кевин.

Вообще с целью выкупа похищать было принято разного сорта королей, принцев, рыцарей и иже с ними, потому как за эту братию можно было сорвать самый большой куш, но кембрийцы не гнушались никем. А если пленник не принадлежал к знати, то при удачном раскладе выплата не сильно била по кошельку – бывало, что парковочный талон выходил дороже самого выкупа. Грустно, если вдуматься, но все же грех жаловаться. Иными словами, если мы хотим снова увидеть Бу – то вынь да положь им денежку. Читай: оформляй аккредитив, отправляйся в Империю и решай все вопросы с переговорщиками.

– Я сообщил обо всем Мубину, и он выпишет тебе аккредитив. Этого хватит, чтобы покрыть выплату тысяч в двадцать. Он считает, что хорошо бы тебе метнуться туда и договориться обо всем.

До Кембрианополиса было всего пара часов на машине, но такая перспектива меня все равно не радовала, несмотря даже на загранпропуск, вложенный в письмо.

– Почему сразу я?

– Ты у нас самая адекватная… А это кто тут у тебя? – поинтересовался Кевин, только что заметивший принцессу.

– Лора Скребб. Побудет с нами недельку-другую.

Я кивнула принцессе, и она нехотя пожала Кевину руку, а потом демонстративно понюхала ладонь и с нескрываемой брезгливостью вытерла ее о юбку.

– Это же принцесса, да? – спросил Кевин заинтригованно, внимательно приглядываясь к тощеватой серой мышке, какой принцесса выглядела сейчас со стороны.

– Она самая. Только держи рот на замке. Если принцессу похитят вражеские шпионы, прикинь, сколько времени и сил нам придется потратить, чтобы ее вернуть.

– Как знать, – протянул Кевин. – Может, ей бы и на пользу пошло. Глядишь, и вправили бы этой пустышке ее никчемные привилегированные мозги.

– Какой грубиян, – чопорно фыркнула принцесса и взялась за карандаш. – Имя?

– Кевин. Спартак.

– Родственнички с этим олухом? – кивнула она на Тайгера. – Кто бы сомневался. Пожалела бы, да не знаю, кого из вас.

Она выводила фальшивое имя на клочке бумаги, пока Кевин разглядывал ее, как любопытную букашку под лупой. Меня это встревожило: видела я раньше этот взгляд. Кевин что-то увидел. Что-то в будущем – в будущем принцессы.

– Все это очень любопытно, – изрек он наконец. – Да уж, в самом деле любопытно. Всенепременно стереги тайну ее личности. – Он ткнул в принцессу костлявым пальцем. – Дивная работа.

– Не надо тут меня изучать, – возмутилась принцесса. – Это я вас буду изучать, а не вы меня.

– В течение следующей недели ты несколько раз окажешься в смертельной опасности, – сказал Кевин Зипп задумчиво. – И всякий раз тебя будут спасать люди не из твоего мира, которым не нравишься ты и которые не нравятся тебе.

Принцесса посмотрела на нас с Тайгером.

– Это он, по ходу, про вас.

– Будь добрее, и люди к тебе потянутся, – посоветовал Кевин.

– Вы же уже предвидите, что меня спасут, ну и какая тогда разница, как мне себя вести?

– Я предвижу лишь варианты будущего, – объяснил Кевин. – Как оно разыграется – в твоей власти. Я вижу всякое, но в конечном счете каждый сам в ответе за свою судьбу.

На это принцесса ничего не ответила, а только поинтересовалась, где уборная, и, топая, удалилась.

Тайгер спросил:

– Смертельная опасность, серьезно?

Кевин пожал плечами:

– Представь себе. Или она встретит свою смерть, или приблизится к ней на волосок. Все как-то туманно, если честно. Скажу только, что принцесса окажется втянута в следующую Войну Троллей. Война разразится в самый неожиданный момент, будет кровопролитной и скоропалительной, а агрессоры выйдут из нее победителями.

Я удивилась:

– Неужели мы победим?

Предыдущие Войны Троллей славились тем, с какой скоростью наши нации терпели оглушительное поражение.

– Я вот тоже недоумеваю. Впрочем, – оживился он, – мне и раньше случалось ошибаться. Никогда не забывайте, что я вижу только возможную версию развития событий, и спутанный клубок потенциальных будущих порой могу принять за одно целое.

Тут он был прав. Судьба, к сожалению, избегает конкретики. Может, прозвучит сомнительно, но все мы сами себе ясновидцы. Все, что мы можем вообразить, любое будущее даже из самых смелых наших фантазий, всегда кроет смутную возможность воплощения в реальность. Мастерство Кевина состояло в том, что он воображал будущее не просто возможное, а немаловероятное. Как он однажды сказал: «Ясновидение – это на десять процентов игра в угадайку, и на девяносто – математика вероятностей».

– С принцессой-служанкой разобрались, еще новости будут? – полюбопытствовал Кевин.

– Вагон и маленькая тележка. Нужно найти некое Око Золтара – слышал о таком?

– А то. Ему уже несколько веков назад присвоен статус Легенды 3-й категории.

Ага, третья категория. Значит, Око «скорее всего вряд ли вообще существовало». Не очень воодушевляет, но спасибо, что не вторая («доказательств существования не обнаружено»), и огромное спасибо, что не первая («несуществование доказано»).

– Третья, говоришь? Звучит как-то неутешительно.

– Единорогов когда-то тоже так классифицировали, – напомнил Кевин. – И латимерий. А они ведь настоящие, это все знают.

Кевин нахмурился, устремил на меня пристальный взгляд, и на его лице появилось сосредоточенное выражение.

– А кому это понадобилось Око Золтара?

Я рассказала ему о встрече с Могучим Шандаром, о его сделке и о наших перспективах. Кевин призадумался.

– Я поспрашиваю у своих. Через час собираемся на совет.

Я пообещала все организовать, и Кевин умчался без дальнейших объяснений.

– Он что-то увидел в будущем, что-то нехорошее, – сказал Тайгер.

– Да, я заметила его реакцию. А я нервничаю, когда пророки нервничают.

Вернулась принцесса с рулоном туалетной бумаги в руке.

– Мне это складывать или мять, когда я… того, этсамое?

Мы с Тайгером переглянулись.

– Только давайте без этой немой жалости на лицах, – сердито сказала принцесса. – Я лишилась всех своих слуг, это огромная жертва с моей стороны, бремя, какого вы, олухи, и представить не можете. Плюс еще это тело все покрыто такой жуткой красной сыпью – да я тут вообще боюсь, что умираю, а то в животе такое сосущее чувство.

– И давно оно у тебя?

– Да с самого начала.

– Это голод, – коротко ответила я. – Ты никогда раньше не бывала голодна?

– Ну ты головой-то думай. Я принцесса!

– Твое новое тело подает тебе знаки о том, чего ему не хватает, и тебе нужно научиться доверять им. Показывай свою сыпь. Жизнь в приюте кого хочешь сделает спецом по кожным болячкам.

Она издала неопределенный звук – попробую описать его как «хм-м-мпф», – и я потащила ворчливую принцессу в сторону женских туалетов.

К счастью для них обеих – принцессы и Лоры Скребб – сыпь была пустяковой и выступила скорее всего от сна на влажном сене. Я объяснила (без наглядной демонстрации), как управляться с туалетной бумагой, и когда с этим было покончено, отвела ее на кухню «Казама». Там принцесса познакомилась с нашей кухаркой, которую все называли Нестабильной Мейбл, но только за глаза.

– И где ты только откопала такую замухрышку? – спросила Мейбл, накладывая принцессе полную тарелку вчерашнего жаркого. – Вид у нее такой, будто ее морили голодом с перерывами на жестокое обращение. Из дворца привела?

– Какие возмутительные инсинуации в адрес замечательного работодателя, – сказала принцесса, уплетая жаркое. – Да будет вам известно, члены королевской семьи – добрые и щедрые люди, относятся к прислуге со всем уважением и почти никогда не выставляют их во двор под проливной дождь себе на потеху.

Нестабильная Мейбл, которая не была еще настолько безумна, чтобы не уметь трезво мыслить, взглянула на меня округлившимися глазами.

– Это что, принцесса, что ли?

– Увы и ах.

Принцесса замерла с непрожеванным куском во рту, с голодухи, видно, позабыв о манерах.

– Почему все меня узнают?

Мейбл всегда отличалась прямотой слова и ответила без обиняков:

– Да потому, что ты слывешь в Королевстве испорченной, эгоистичной, бессердечной маленькой поганкой.

– Ясненько, – принцесса полезла за листком. – И тебя запишем. И всех в этом списке выпорют за неуважительное обращение с моей персоной. Имя?

– Мейбл… Спартак.

Принцесса уже начала было писать, но до нее вовремя дошло, что ей уже некоторое время вешают лапшу на уши.

– Вам же хуже будет, – пригрозила она. – Ненавижу вас всех и каждого и не могу дождаться, когда наконец отсюда выберусь.

Выговорившись, принцесса скуксилась и села, скрестила на груди руки.

Мейбл повернулась ко мне и спросила:

– Могу я внести предложение?

– Всегда пожалуйста.

– Ты отведи ее в сиротский центр занятости, пусть ее определят на сутки чистить канализационные стоки. Потом пару дней поживет на улице, пока не выветрится вонища, которую ни одним мылом не отскребешь. После такого, глядишь – и гонору поубавится.

– Всех вас ненавижу, – повторила принцесса. – Звери вы, и нет в вас ни капли сочувствия, понимания и банального уважения к тем, кто стоит выше вас. Если вы меня сию минуту не отвезете домой, я задержу дыхание и буду так сидеть, пока не посинею. Вот тогда вам станет стыдно!

Я подумала, разглядывая ее, вздохнула и сказала:

– Зачем такие жертвы. – Я достала из кармана ключи от машины. – Я просто принесу королю и королеве свои извинения, объясню, что ничем не могу помочь их дочери, что ей уже ничто не поможет. И будешь ты жить припеваючи, не ведая забот и нужды, под непробиваемым панцирем своего вопиющего невежества, и умрешь так же, как и жила: без цели, без достижений, без миллиграмма хоть какой-нибудь пользы.

Она открыла рот и молча захлопнула его. Я продолжала:

– Добраться до дома ты можешь и без моей помощи, принцесса. Вот бог, вот порог. Насильно здесь тебя никто не держит. Только сделай одолжение, задумайся на минутку о Лоре Скребб, сироте, за которой ты недостойна даже кожную сыпь донашивать – она не может выйти ни за какой порог, пока ей не исполнится восемнадцать, и то – лишь навстречу скупой бедности, разочарованиям, работе до седьмого пота и смерти – ранней, если повезет.

Принцесса помолчала, задрала рукав и посмотрела на Лорины болячки.

– Ладно, – протянула она, – останусь. Но это мое самостоятельное решение, которое я принимаю сугубо в целях самообразования, а не потому, что твои слова шевельнули что-то в моей душе, – потому что обойдетесь.

Я ответила:

– Хорошо. Ты можешь заодно принять самостоятельное решение слушаться меня, вместо того чтобы бухтеть без умолку и записывать имена на бумажку?

Принцесса пожала плечами:

– Допустим, могу принять и такое решение.

Я посверлила ее взглядом, она потупилась, вынула список из кармана и порвала его на мелкие кусочки.

– Все равно никакого от него толку, – проворчала она, – раз уж все решили себя Спартаками называть.

И она усмехнулась себе под нос. Оказывается, у нее есть чувство юмора. Может, со временем она перестанет быть невыносима.

Я сказала:

– Так-то. А теперь давай переоденем тебя во что-нибудь чистое вместо этой кошмарной формы.

– Спасибо, – обреченно вздохнула она. – Было бы неплохо.

Мы направились ко мне в номер, подобрали что-то подходящего ей размера, и я строго-настрого запретила ей спускаться, пока она не примет душ и не причешется.

Принцесса беспомощно теребила пуговицы блузки, и мне пришлось помогать ей расстегнуться.

– Да черт тебя дери, принцесса, ты хоть что-нибудь сама делала у себя во дворце?

– Я спала сама, – ответила она после некоторых раздумий, – иногда.

Она разделась, я собрала ее обноски и выбросила их на вторсырье, после чего оставила ее одну и отправилась оповестить наших о предстоящем совете. Уже уходя, я услышала ее вопль. Принцесса запуталась в настройках горячей воды в душе.

Маги держат совет

Через час наши маги стянулись в главный офис «Казама». Были там волшебник Мубин и леди Моугон, Полноцен и Скидка Прайс, Перкинс и принц Назиль, «Та, Кого Слушаются Муравьи» – она же дейм Корби, и Кевин Зипп, который деловито делал пометки на обороте конверта.

Они выслушали мой рассказ, начиная от встречи с Д’Ардженто, заканчивая сделкой с Шандаром. Или мы ищем Око Золтара – или он истребляет драконов. И нас, которые встанут у него на пути, заодно. Про принцессу рассказывать не стала – пусть сами догадаются.

– Золтар? – переспросил Перкинс, когда я дошла до этой части. – Мы его знаем?

Мубин рассказал:

– Золтар был личным колдуном тирана Аменемхета V. В свое время занимал третье место среди самых могущественных магов планеты. Насколько известно, из-за денег он ввязался в темные Мистические Искусства и был убит самым нелицеприятным образом вскоре после смерти самого Аменемхета.

Я спросила:

– А что такое это Око? Речь, надеюсь, не о настоящем глазе?

– Это драгоценный камень, – объявила дейм Корби, зачитывая из «Кодекса Магикалис». – Тут сказано, что у Золтара был любимый посох, украшенный «тяжелым рубином величиной с гусиное яйцо» вместо набалдашника. Тысячегранный кристалл, в недрах которого плясало пламя, рубин всегда был горячим на ощупь, даже в самую морозную ночь. Сказано, что Око действовало по принципу призмы, множа и без того непомерные силы Золтара. После смерти колдуна Око многократно меняло хозяев, но не без приключений: волшебники послабее «претворялись в свинец», когда пытались приручить могущественный камень.

– Кем-кем притворялись? – не понял Перкинс.

– Да не притворялись, а претворялись, – поправила дама Корби. – Превращались, короче, в тяжелый металл – свинец.

– А-а…

Я спросила:

– Там пишут, что случилось с камнем потом?

Дейм Корби перевернула страницу.

– Меняло хозяев, типичные сообщения о проклятии, гибель всякому, кто посягнет, ля-ля тополя, обычная история. Доподлинно известно, что камень находился во владении Сулеймана I Великолепного в 1552-м и, по слухам, сыграл не последнюю роль в укреплении силы и мощи Османской империи. Поговаривают, что камень находился в одном из поездов, которые в 1916-м пустил под откос Лоуренс Аравийский в Хиджазе. Есть даже версия, что он мог храниться у Лоуренса до его смерти в 1935-м, когда тот попал в аварию на мотоцикле, но среди его имущества обнаружено ничего не было. После этого об Оке никто не слышал.

– А вот это едва ли, – вмешался Кевин Зипп. – И сейчас я поведаю вам о разговоре, который состоялся у меня несколько лет назад с отставным колдуном Эйблом Квиззлером.

Мы придвинулись поближе. Кевин начал свой рассказ:

– В свое время Квиззлер входил в команду, занимавшуюся разработкой прототипов заклинаний левитирующих железных дорог. Но прошли годы. Когда я встретил его вновь, он едва сводил концы с концами – подрабатывал озвучкой говорящих весов. Тогда-то он и рассказал мне, что провел последние сорок лет в тщетных поисках Ока Золтара, надеясь с его помощью вернуть себе былую чародейскую славу. И уже готов был опустить руки, когда до него дошли байки от людей, сказывавших, что видели гигантский многогранный рубин, горячий на ощупь, в недрах которого плясало пламя. Мол, камень этот наделял небывалыми силами тех, в ком хватало мастерства, чтобы укротить его, а недостойных претворял в свинец.

– Превращал в металл? – уточнил Перкинс, с трудом поспевая за потоком информации.

– Именно так.

Леди Моугон встрепенулась.

– Где именно видели?

– Якобы… видели Око Золтара… на шее Небесной Пиратки Вольфф.

Ровно до этого момента мы внимали каждому слову Кевина, но стоило ему упомянуть Вольфф, как со всех сторон раздались разочарованные возгласы. Нам оставалось только развести руками.

– Да чтоб вас всех, – проворчал Мубин недоверчиво. – Вот как только намечается длинная история, так рано или поздно она обязательно сведется к капитану Вольфф, и к гадалке не ходи.

Я-то, конечно, тоже слышала о капитане Вольфф – а кто не слышал? Она была героиней многих легенд – тоже, кстати, третьей категории и «скорее всего вряд ли вообще существовала». Никто не мог похвастаться таким количеством мифов о своей персоне, как эта дамочка. На нее пачками вешали воздушно-пиратские нападения, но никогда не ловили с поличным. То тут, то там всплывали сообщения о ее появлении – нерегулярные, малоправдоподобные, зачастую грешащие преувеличениями. Говорили, будто она единолично захомутала облако-левиафана – ну, это примерно такой же абсурд, как сказать, что ты поймал зебророга и в тот же день объездил его и верхом поскакал на войну. Левиафан, воздухоплавающая чудь неустановленного происхождения размером с дирижабль, попадался на глаза редко, а в фотообъектив – лишь однажды, лет примерно восемь назад. Фотография попала на передовицы всех газет мира и сдвинула статус Левиафана с четвертой категории («будем откровенны – маловероятно») на пятую («так и быть, похоже на правду, но по-прежнему никаких объяснений»).

Еще в народе верили, будто Небесная Пиратка Вольфф обосновалась на легендарном Кладбище Левиафанов, куда облако-левиафаны по преданию приходят умирать, и кладбище это, по отзывам очевидцев, находилось где-то в туманах над вершиной горы Кадер Идрис. Факты были расплывчаты, но если Вольфф вдруг взаправду существовала, ее бы такой расклад точно устраивал. Ну а виртуозной сноровкой Вольфф объясняли не только укрощение Левиафана, но и абордаж реактивных самолетов, исчезновение целого лайнера «Тираник» и даже захват и истребление Облачного Города Нимбус-3 (всех тамошних жителей заставили пройти по планке, и на земле некоторые божились, что облачногородцы сыпались с неба еще несколько недель).

– Небесной Пиратки Вольфф не существует, – твердо сказал Мубин. – «Тираник» просто затонул в море, а происшествие с Нимбусом-3 так и останется загадкой века… И это еще большой вопрос, кто захватывает все эти самолеты – пираты или обычные зайцы, прокравшиеся в отсек для шасси.

Тут, понятное дело, разгорелся спор: существует ли легендарная пиратка на самом деле или является плодом чьего-то воображения, безопасно ли прятаться в отсеках для шасси, есть ли смысл гоняться за Легендами 4-й категории и можно ли верить всему, что наговорил Эйбл Квиззлер (как-никак это был доведенный до помешательства старик, львиную долю жизни посвятивший охоте за сокровищем).

Я попыталась перекричать спорщиков.

– Тише, тише, стоп! Прекратите истерику. Кевин, не томи, рассказывай дальше.

– Когда мы с Эйблом Квиззлером разговаривали в последний раз, он признался, что находится в полушаге от Ока Золтара. По-моему, это зацепка. Стоит обратить внимание.

Леди Моугон спросила:

– Когда это было? Где?

– Шесть лет назад, в городишке Ллангериг. Мне хочется доверять Эйблу. Нас с ним многое связывает.

Мы притихли.

– Ллангериг находится в самом сердце Кембрийской Империи, – заметил Мубин. – Регион кишит разбойниками, дикими зверями, слизевиками-симулянтами и прочими напастями. Это слишком опасно.

– Идти против Шандара тоже еще как опасно, – возразила я. – Ну съезжу я в этот Ллангериг, попробую разыскать Квиззлера – какие проблемы? До истечения шандаровского контракта еще целый месяц. А заодно и за выкуп Бу порешаю.

Последнее замечание заставило собрание задуматься, но обсудить это подробнее мы не успели, потому что вдруг послышался свист крыльев, два спорящих голоса, и за окном промелькнули две тени.

– Дитятки прилетели, – протянула леди Моугон. – Только этого нам и не хватало.

Два дракона толкались у окна, пытаясь одновременно пролезть внутрь. Они нетерпеливо толкали друг друга локтями, попутно разбивая стекла и кроша оконные рамы.

– Эй! – крикнула я что было мочи, и они резко заткнулись. Никто, кроме меня, не мог с ними совладать.

– Уймитесь оба. Вы что, забыли, что драконы – благородные, мудрые и ученые создания?

Колин вынул из ушей наушники от «айпода».

– Ты что-то сказала? – переспросил он. – А то я тут музычку слушал.

Драконы

Драконов, за которых я теперь несла посильную ответственность, звали Шпат Аксиом Огнедух Четвертый и Колин. Каждый был ростом с пони, и все в их наружности, манерах и повадках выдавало в них родство с рептилиями. Продолговатые челюсти с частоколом острых зубов, узорчатые гребни на макушках, длинные шипастые хвосты и легко воспламеняющееся дыхание. Венцом творения были крылья: прозрачные, как салфетки, в раскрытом виде они занимали все помещение, а когда складывались, аккуратно прятались в ямочки на спинах. Их мускулистые лапы венчали острые когти, которые нужно было постоянно подпиливать, не то они оцарапают паркет в своем гостиничном номере.

При всем изяществе их леденящего душу вида вели они себя как необремененные интеллектом подростки-близнецы, только их вкус в выборе друзей и одежды был лучше, а айкью – в разы выше.

– С возвращением домой, – сказала я. – Пришлись ли вам по душе наши науки?

Колин подумал над ответом.

– Выборочно… Но ваша история склонна к систематическим самоповторам.

– И все? – возмутился волшебник Мубин. – Все наше интеллектуальное наследие низведено к одному предложению?

– Мы могли бы подискутировать о литературном наследии человечества, если желаете, – сказал Шпат, – только мы не покончим и с Аристотелем, как вы прекратите функционировать и рассыплетесь в прах. Как это у вас называется?

– Смерть?

– Она самая. Конечно, не все в вашем наследии навевает смертную скуку. Несколько человек показались нам без преувеличения очень умными, но такие, как они, встречались слишком редко, чтобы всерьез на что-то повлиять, почти никогда не занимали лидерских позиций и не были во власти, чтобы добиться серьезных перемен.

– А я разочарован всеми этими кровопролитиями, – вставил Колин.

Колин был ярым пацифистом и веганом – нормальное дело для дракона.

Мне пришлось согласиться.

– В нашей истории было много всякого.

– Про это «много» я с самого начала знал, – объяснил Колин. – Я просто оказался не готов к тонне нелепых отмазок, которыми вы пытаетесь себя обелить. Было немного неожиданно узнать, что вы свято верите, будто кто-то отличается от вас настолько, что за это можно ненавидеть и убивать, тогда как на самом-то деле вы все до одури похожи друг на друга в мировоззрении, потребностях и стремлениях, а отличаетесь только привычками, которые чаще всего обусловлены географической ситуацией.

– Мы ведь не все такие плохие, – пробормотала я, чувствуя внезапное желание заступиться за свой вид.

– Не все, – согласился Колин. – Попадаются среди вас и нормальные, и даже изредка – такое всегда только «изредка» – прямо-таки выдающиеся. В конце концов, вас должно утешать то, что люди в основной своей массе будут лучше троллей.

– Лучше троллей? – фыркнула леди Моугон. – Комплимент так комплимент.

– В основной своей массе, – уточнил Колин на случай, если она неправильно его поняла.

В возникшей паузе Шпат обвел комнату проницательным взглядом.

– У вас тут что, колдовской совет? – спросил он.

Мы закивали.

– Проблемы с Могучим Шандаром, – сказал Мубин и объяснил ситуацию с возмещением убытков и как именно может нам помочь Око Золтара.

– Так и думал, что он хочет от нас избавиться, – небрежно бросил Колин. – Все хотят от нас избавиться. Мы, конечно, будем защищаться до последнего, но битва будет неравная. Нам до пика нашей магии еще расти и расти – век, а то и все два.

– Вот поэтому нам непременно нужно найти Око, – вставила я. – Слыхали о таком?

Колин ответил:

– Не-а. Хотя наша предсмертная драконья память еще не раскачалась на полную катушку. Ты подожди лет тридцать, пока воспоминания наших предков не улягутся и не срастутся, и вот тогда будем рады помочь.

– Боюсь, будет слишком поздно, – сказал Мубин.

– Вот люди! – воскликнул Шпат. – Вечно вы куда-то спешите. Между тем мне пора. Подвернулась халтурка: посторожить принцессу в башне. Вот, нужно заценить условия работы. Заброшенный замок, пустынный остров, вот это вот всё.

– А мне ты ничего об этом не говорил, – сказал Колин слегка обиженно.

– Я не обязан во всем тебе отчитываться. Да и делов-то всего лет на тридцать. Ну или до благополучного похищения вышеупомянутой принцессы отважным рыцарем.

– Ни за какие коврижки не стал бы держать принцесс в заточении, – проворчал Колин. – От этого веет унылым средневековьем. И потом, сторожить принцесс и испепелять рыцарей пламенем? Не такой пиар нужен сейчас драконам.

– А как насчет заточения, но без пламени? – предложил Мубин.

– Мысль интересная, – задумчиво отозвался Шпат. – Но не уверен, выполнимая ли. Как можно сторожить принцессу и не поджарить пару-тройку рыцарей? Да ладно, все будет путем. Нужно еще познакомиться с этой принцессой. Может, мы с ней не найдем общего языка и я просто откажусь от заказа.

С этими словами он вылетел в окно.

Я призвала на помощь свой командный тон, к которому обычно прибегала, когда нужно было толкнуть очередную мудрую и пафосную речь.

– Короче, – сказала я, – все идет к тому, что я еду в Кембрийскую Империю с двойной миссией. Сначала я двину в Ллангериг, где живет Эйбл Квиззлер. У него я выясню, правдивы ли мифы о том, что Око Золтара хранится у Пиратки Вольфф.

– А потом? – спросила леди Моугон.

– Потом сделаю крюк и буду договариваться об освобождении Некогда Великолепной Бу. На все про все уйдет пара дней, максимум три.

Раздалось приглушенное недовольное бурчание. Еще бы: стоило мне уехать в командировку или взять отгул, как все в «Казаме» переворачивалось с ног на голову. Но мы все понимали, что это мелочи по сравнению с тем, как важно для нас это задание.

Не дожидаясь возражений, я перешла к следующему пункту на повестке.

– Далее. Кто поедет со мной? Сиди, Тайгер, ты останешься за главного в мое отсутствие.

– Я могу оказывать тактическую поддержку с воздуха, – вызвался Колин. – Я еще слишком маленький, чтобы возить на себе людей, но вполне могу справиться с разведывательной миссией.

– Вот, спасибо, – сказала я. – Еще кто-нибудь?

Молчание было мне ответом. И в принципе я понимала почему.

– Боюсь, мы вряд ли сможем тебя сопровождать, – сказал Мубин извиняющимся тоном. – Выезд лицензированных колдунов за границу жестко контролируется. Пока мы получим визу, пройдет не меньше полугода.

– А если мы прошмыгнем через границу тайком и нас поймают, то присоединимся к Некогда Великолепной Бу, и конец истории, – добавила леди Моугон.

– Мой коврик не взлетит без ангельских перьев, – подхватил принц невесело. – Но если что, ты свистни, и я примчусь и помогу, чем смогу.

– А мне лень, – признался Кевин Зипп. – И я предвижу слишком много ужасов, о которых тебе лучше не знать.

Мне стало не по себе. Я, конечно, готова ехать и в одиночку, но с компанией как-то спокойнее.

– Я с тобой, – сказал Перкинс. – Чиновники в Кембрийской Империи наверняка такие же черепахи, как и в Королевстве Снодда. Готов поспорить, информация о моей лицензии мага до сих пор томится на столе Министерства внутренних дел. В самом худшем случае откажут во въезде – я ничем не рискую.

– Спасибо, Перкинс.

– Всегда рад помочь. Я еще никогда не проходил настоящих квестов.

– Полегче на поворотах, – одернула я. – Давай проясним раз и навсегда: никакой это не квест. Это банальная поездка за границу. Нам просто нужно подтверждение, что Эйбл Квиззлер напал на след Ока Золтара.

– К тому же, – разумно добавил Мубин, – на квест нужно запрашивать особое разрешение из Федерации Квестов.

– Вот именно, – согласилась я. – А это нам сейчас совершенно ни к чему.

Перкинс спросил:

– А что, если мы найдем свидетельства об Оке Золтара?

– Полагаю, пойдем по его следу и будем пытаться его найти.

– Опасная это затея, – сказала дейм Корби. – Кембрийская Империя – это всегда опасная затея. Мой дядя Герберт как-то поехал туда порыбачить на великанскую щуку, да так там и остался в виде чучела у Хотаксов.

– Чувствую, зря я это спрашиваю, но кто такие Хотаксы? – снова полюбопытствовал Перкинс.

– Племя дикарей-каннибалов с нездоровой любовью к таксидермии.

– Знал же, что не нужно было спрашивать…

– Не забудь захватить с собой силки на ангелов, – напомнил принц Назиль. – И держи их под рукой в минуты смертельной опасности. Я говорил, что они любят зефирки?

– Да, – хором ответили мы с Перкинсом.

Мубин протянул мне лист бумаги.

– Держи вот. Тебе это понадобится.

У меня в руках был аккредитив на двадцать тысяч мула для Центра Выкупа Пленных.

– Моя бы воля, ради Бу дал бы и больше, но, увы, сейчас это все, что мы можем себе позволить. Постарайтесь сторговаться, хорошо?

Я пообещала сделать все возможное и спрятала чек в карман.

Все повставали со своих мест, собираясь расходиться. Я снова взяла слово.

– График дежурств висит на доске, не забывайте вести отчетность. Если возникнут проблемы, обращайтесь к Тайгеру, он подскажет.

Собрание рассосалось, и я повернулась к Перкинсу:

– Спасибо, что согласился составить мне компанию.

– Не отпускать же тебя одну, – ответил он. – К тому же Кевин как-то обмолвился, что я встречу свою старость в Кембрийской Империи. Если мне суждено жить там на пенсии, то почему бы и не посетить страну. Какой у нас, кстати, план?

– Пересечем границу на «Бугатти» под видом пары отдыхающих.

– А потом?

– А потом сообразим по ходу действия.

– Классный план!

– А как же я? – спросила принцесса, которая слышала весь разговор. Надо же, она совсем вылетела у меня из головы. – Давайте я буду изучающей тральфамозавров студенткой из обеспеченной семьи, которая терпит трудные времена, но в остальном пользуется всеми привилегиями своего класса?

– Ты не поедешь, это слишком опасно, – сказала я. – Да и как мы провезем принцессу в другую страну без особой лицензии.

– Но я же сейчас не принцесса, – сказала принцесса. – Я голодающая сиротка по имени Лора Скреббс с жуткими покраснениями на руках и ногах.

– Так-то она права, – заметил Перкинс.

Я пораскинула умом. Король и королева хотели, чтобы принцесса получила жизненный опыт. Расследование в дикой и непредсказуемой стране может оказаться тем, что доктор прописал.

– О’кей, принцесса, – согласилась я. – Поедешь с нами. Но если провалишь прикрытие и угодишь в руки похитителям, твоему папке придется заложить полцарства, чтобы тебя выкупить, и тебе в наследство ничего не останется.

– Я рискну, – тряхнула головой она. – Ну так что, буду я изучающей тральфамозавров студенткой из обеспеченной семьи, с которой обращаются как с равной?

– Нет, будешь моей служанкой.

Принцесса задумалась.

– Мне придется пользоваться утюгом?

– А ты умеешь?

– Нет.

– Тогда лучше не надо.

– Ладушки, – согласилась она и впервые на моей памяти широко улыбнулась.

За границу на «Бугатти»

С утра, как только заработала местная автозаправка, я проверила масло в «Бугатти» и залила полный бак топлива. Хорошенько поразмыслив, я прихватила с собой две запасные канистры бензина, заложила их в бездонный багажник и двинула к Башням Замбини. Там я затарилась спиртовой горелкой, котелком для чая, прихватила у Мейбл несколько банок «сытного» печенья, которое увеличивалось до размеров полноценной порции еды, и заколдованную палатку, которая сама раскладывалась и сама ругалась себе под нос, сохраняя вам время и нервы.

Первым объявился Перкинс. Он тащил за собой большущий кожаный чемодан.

– Мубин и Моугон набросали мне тут кой-чего в дорогу, – объяснил он. – Зелья, чары, переноску для тритонов, антипроклятственный крем, ну и такое, по мелочи.

– Только спрячь все хорошенько, – посоветовала я. – Мы же не хотим проторчать неделю в тюрьме, пытаясь убедить суд, что мы не какие-то маги-экстремисты.

– Будет сделано, – сказал Перкинс и, немного похимичив с пространственной перспективой, впихнул тяжелый чемодан в бардачок машины.

К нам вышел Тайгер.

– Лучший путеводитель, что я смог найти. – Он протянул мне брошюрку «Как насладиться очарованием Кембрийской Империи и не умереть».

– Не самое оптимистичное название.

– Есть еще вот такое. – Он передал мне вторую брошюру, озаглавленную «Техники выживания в Западных Королевствах для ответственного путника». Оба путеводителя я сунула в кармашек на дверце автомобиля и, поскольку время в запасе еще оставалось, решила дать Тайгеру на прощание пару полезных советов.

– Смотри сюда. Леди Моугон с Мубином будут работать над заклинанием для возобновления работы мобильной сети. Патрика из Ладлоу ставь на ландшафтные работы, пересадку деревьев, в общем, поднять-переставить – работу поделикатнее оставляй дейм Корби и братьям Прайс. Как только миссис Пола Ройденсток доведет до ума заклинание «проявки на глазах», нужно будет провести тестирование прототипа Мгновенной Камеры. Миссис Ройденсток, кстати, нужна помощь в поиске приличного торгового названия для этого дела. Остальные проекты расписаны на доске, короче, ты сам уже в курсе, как тут все устроено.

– Но если у меня будут вопросы, я могу с тобой связаться?

– Только не по обычным каналам – Кембрийская Империя окружила себя железным занавесом. Но ровно в семь каждый вечер я буду на связи. Если от меня не будет вестей более сорока восьми часов, поставь в известность короля. Ракушка при тебе?

Тайгер показал свою раковину моллюска, я показала ему свою, и мы состыковали две ракушки, чтобы подзарядить синхронизацию. Левая и правая половинки идеально подходили для переговоров на больших расстояниях. В крайнем случае мы могли бы обойтись и улиточными ракушками, но сигнал в них отвратительный, потому что улитки сами используют свою же частоту для несмолкаемой пустопорожней болтовни.

– И еще, Тайгер, – добавила я, – позаботься о Кваркозвере. Взяла бы его с собой, но в Кембрийской Империи его любой охотник может подстрелить.

– Извините за опоздание, – послышалось сверху, и Колин, рассекая крыльями воздух и вздымая клубы пыли, приземлился на тротуар, до чертиков перепугав прохожих, которые с воплями бросились врассыпную. – Я сегодня подвизался присутствовать на торжественном открытии супермаркета, так что нагоню вас уже в Кембрийской Империи.

– Ну, удачи. А что там у Шпата с его принцессой?

– Если честно, – признался Колин, – мне даже завидно, что не мне досталась такая роскошная работа. Столько уютных заброшенных гротов, замок – само совершенство, в руинах, но со вкусом, невдалеке от побережья Корнуэлла, и море бушует со всех сторон.

– А вулкан там есть? – спросила я, припоминая, что эти штуки то входят, то выходят из моды.

– Вулкана нет, но есть выходной каждую среду, так что будем видеться иногда. Да и принцесса относится к своему заточению без фанатизма и планирует периодически мотаться в Труро на посиделки с подружками.

Колин улетел, и Перкинс сказал:

– Кстати, о принцессах. Мне казалось, наша тоже собиралась ехать с нами?

– Мне тоже так казалось.

Пока мы ждали, я перепроверила наш багаж. На это ушло пять минут.

– Я не стал брать с собой силки, – сказал Перкинс. – Как-то это все же неправильно.

– Полностью согласна.

Принцесса протомила нас еще полчаса по той простой причине, что везде появляться с опозданием – непреложное правило всех принцесс.

Когда мы наконец все были в сборе, мы тронулись в путь и поехали на запад, где пролегало шесть миль общей границы между Королевством Снодда и Кембрийской Империей. Проезжая через Клиффорд, мы миновали приют, где я росла. Мрачный силуэт монастыря был вырезан на фоне неба. На здании не хватало черепиц, в окнах были выбиты стекла, ставни болтались на ветру, часть крыши отсутствовала, и один торец здания осыпался в груду развалин, подставляя внутренние помещения дождю. Ничего не изменилось с тех пор, когда я тут жила. Мне вдруг захотелось сделать остановку и навестить Матушку Зенобию, но нас впереди ждали дела.

Пограничный контроль на выезде из Королевства Снодда мы прошли без проблем и не спеша покатили по мосту, перекинутому через реку Уай, которая разъединяла два наших государства. На кембрийском берегу ждали противотанковые ежи, минные поля и колючая проволока, за ними – штабеля зенитных орудий, за ними – замшелые сухопутные корабли с пестрой ватагой солдат нерегулярной кембрийской армии.

– Зачем столько укреплений? – спросил Перкинс, пока мы ехали мимо подозрительно косившихся в нашу сторону кембрийских пограничников. – Чего они добиваются? Чтобы мы не приезжали или не уезжали?

– Может, всего и сразу.

На противоположном конце моста мы встали в хвост длинной автомобильной очереди и стали ждать, когда таможня нас пропустит. Слева высился большой щит, напоминавший приезжим обо всех предметах, провоз которых считался нелегальным. В списке встречались и вполне логичные вещи (оружие, самолеты, музыкальные проигрыватели, «магическая атрибутика»), но кое-что вызывало одни вопросы (например: прялки, арахис, глисты, примуса и предметы «выразительно красного цвета»).

Кембрийская Империя – это большая страна, где царят упадок и беззаконие. Ее населяют сплошь милитаристы, воинственные племена и мелкие семейные феоды, и все они вечно выясняют между собой отношения. Но несмотря ни на какие междоусобицы, все кембрийцы по гроб жизни преданы императору Тарву, который живет в роскошном дворце в сердце истерзанной войной по последнему писку моды и живописно разрушенной столице государства – Кембрианополисе.

Империя занимает всю территорию бывшего Среднего Уэльса, являясь таким образом одним из крупнейших государств Несоединенных Королевств, однако население страны относительно немногочисленно (собственно, ввиду все тех же войн). Приезжают сюда в основном ради красивых пейзажей и охоты в Пустой Четвертине. Пустой Четвертиной зовутся бывшие Драконьи Земли: территория площадью в тысячу двести квадратных миль благополучно перешла в руки Кембрийского Фонда Дикой Природы полвека назад после смерти хозяйничавшего там дракона. Многие недоумевали, как это император Тарв вдруг организовал что-то адекватное, но вспышки безумия у него не поддавались логике. То он заявляет, что приобрел стадо в тысячу слонов-убийц, чтобы растоптать в пух и прах все Несоединенные Королевства, и клянется всеми правдами и неправдами подорвать внутренний рынок йогуртов, импортируя дешевые аналоги из-за границы, то, с другой стороны, учреждает лучшую среди всех Королевств Национальную Программу Здоровья заодно с социальной программой по защите детей, позволяющей молодым матерям вместе с мужьями заниматься мародерством, грабежом и киднеппингом.

– Тут сказано, что экстремальный туризм обеспечивает наибольший приток иностранного капитала в стране, – сказал Перкинс, листая «Как насладиться очарованием Кембрийской Империи и не умереть». – Здесь ищут острых ощущений и приключений, иногда расплачиваясь за это собственной жизнью.

– Целая очередь за острыми ощущениями, – кивнула я на густой поток жаждущих пересечь границу.

– Для кого-то это приключение станет последним, – заметил Перкинс. – Пишут, что туристическая смертность не падала ниже восемнадцати процентов уже девяносто лет.

Я еще раз окинула взглядом шеренгу туристов. Восемнадцать человек из каждой сотни не вернутся домой.

– А мой папа продал императору Тарву опцион на руку моей первой дочери для брака с его сыном, – рассеянно вставила принцесса.

– У тебя нет детей, – заметил Перкинс. – У императора, кстати, тоже. Как можно сватать сына, которого у него еще нет?

– Это называется «игра на опционной бирже принцесс», – ответила она. – Обычное дело. Вообще третья часть личного дохода императора заработана на рынке брачных предложений. Вот только в прошлом году на пятьдесят тысяч мула он купил опцион на руку моей второй дочери, если у меня будет вторая дочь, для брака с его сыном, если у него будет сын. Его сын может отказаться от опциона, а может реализовать его. Тогда это обойдется ему еще в миллион мула сверху. Все кругом в плюсе – и мы, и королевская казна. Так что император Тарв делает выгодный вклад в будущее своего внука по смешным расценкам, сохраняя за собой полное право воспользоваться опционом как товаром и найти на него другого покупателя. Если у меня и вправду родится вторая дочь, опцион резко подскочит в цене, а уж если она вырастет умницей и красавицей, Тарв может получить прямо-таки сказочную прибыль от продажи. С другой стороны, вырасти она страшненькой долдонкой, опцион практически обесценится.

– Так вот он какой, опционный рынок, – протянул Перкинс. – А я-то думал, это сложно.

Я сказала:

– Так вот почему у королев всегда столько детей? Для подкрепления опционов?

– Именно, – подтвердила принцесса. – В Шропшире, например, строительство всех автомагистралей страны профинансировано доходами по опционам с двадцати девяти детей короля.

Повисла пауза. Перкинс робко спросил:

– А ты, случайно, ничего не знаешь про облигации с залоговым обеспечением?

– А то, – ответила принцесса, явно чувствуя себя в разговоре о запутанных финансовых транзакциях как рыба в воде. – Главное понимать, что бездоходные финансовые инструменты могут продаваться, чтобы компенсировать…

К счастью, в этот момент таможня Кембрийской Империи отпустила грузовую фуру компании «Скайбус Аэронавтик», подошла наша очередь, и лекция по экономике нас миновала.

Кембрийская Империя

Я подкатила к погранпосту и опустила окно машины. К нам навстречу вышел таможенник. В последний момент я успела заметить, что руль до сих пор находился в мертвой хватке «Руки Помощи™». Такую магическую контрабанду запросто могли конфисковать. Отсоединять руку времени не было, так что пришлось импровизировать. Я поднесла собственную руку к рулю и спрятала кисть под рукав так, чтобы со стороны «Рука Помощи» казалась моей рукой. Таможенник остановился у водительского окна и подозрительно посмотрел на меня.

Я изобразила беспечность на лице и сказала:

– Здрасте!

– Добрый день, – отозвался он и перевел взгляд с меня на машину. – Это что… «Бугатти-Роял»?

– Ага.

– Идентификационный номер?

– 41.151, – ответила я, не задумываясь.

Нет, вот каждому встречному-поперечному нужно было это спросить. И про тип кузова заодно, попутно отчитывая меня за то, что использую такую машину для повседневного вождения. Оказывается, «Бугатти-Роял» был нефиговым таким раритетом. Но что поделать, нам нужен транспорт, а машина в первую очередь все равно транспорт, даже если она «Бугатти».

– М-гм. А почему у вас одна рука волосатая и мужская?

Я стала поднимать руку, и «Рука Помощи™» исполнила свое обозначенное в самом названии предназначение – пришла на помощь. Она поднялась следом за моей конечностью, и поскольку стык моего запястья и ее был спрятан от глаз одеждой, все действительно смотрелось так, будто это была моя родная рука.

– Попала в аварию. Кисть пришлось ампутировать, – сочиняла я на ходу. – Раньше она принадлежала конструктору сухопутных кораблей, пока его случайно не перемололо винтами. Спасти удалось только ухо, вот эту руку и левую ногу. Нога сейчас занимается общественно полезной работой на теле автобусного кондуктора из Шеффилда. О судьбе уха так ничего и не слышно.

– А наколка что значит? – справился он о выбитой на тыльной стороне ладони надписи «Скажи Пирожкам Нет».

– Увы, так ничего и не удалось выяснить.

– Допустим, – таможенник все-таки повелся на мое вдохновенное развешивание лапши. – Ваши документы?

Я показала ему наши удостоверения и отказы от претензий в случае увечий – такие справки требовались от всех туристов в странах повышенного риска. Таможенник пробежал их глазами.

– Цель визита?

– Переговоры по выкупу и освобождению нашей подруги. – Я показала ему письмо из Центра Выкупа Пленных. – Но сперва мы хотим устроить себе выходные, провести пару деньков в Пустой Четвертине, может, даже найти себе какое-нибудь средне-экстремальное занятие.

Он бросил на нашу компанию еще один взгляд и бойко салютовал:

– Добро пожаловать в Кембрийскую Империю. Дальше по дороге – туристическое справочное бюро, где вы можете ознакомиться с перечнем наших жизнеопасных маршрутов и выбрать тот, который вам приглянется.

Я поблагодарила, и мы продолжили путь. Прямо по курсу в полумиле от погранпоста расположился пограничный городок Уитни. Там шла живая торговля – туристы запасались всем необходимым для предстоящих экспедиций. На прилавках можно было найти инструменты, карты, путеводители и аварийные наборы экстренного спасения «Вытащи Меня Отсюда» по баснословным ценам, на улицах выстроились бронированные фургоны, собирая пассажиров, которые были готовы ехать в сердце Империи.

Я припарковалась и заглушила двигатель.

– Ребята, стерегите машину. А я пойду искать нам провожатого.

Выбравшись из «Бугатти», я направилась к турбюро. Не успела я сделать и пяти шагов, как дорогу мне перерезал парень с рюкзаком и гитарой за плечами. Он был одет в мешковатую рубаху, расстегнутую на груди, шлепки, модно порванные джинсы, а в его лохмы были вплетены бусины.

– Эй, детка! Охотница!

– Я в отпуске, – отрезала я, привычная к тому, что меня узнают на людях.

– Я – Кертис, – сказал Кертис. – Хочешь оторваться? Я слабаю тебе на гитаре, пошуршим на актуальные темы, про путешествия там всякие… Потусим, короче?

– Если тебе показалось, что перед тобой на все готовая дурочка, то тебе показалось. Всего доброго.

– Погодь, погодь, – уперся Кертис, явно не понимая слова «нет». – Мое полное имя – Руперт Кертис Осберт Чиппенворт Третий. Из Королевства Финансии. Я – Чиппенворт, але!

Сказано это было таким тоном, как будто его фамилия должна мне о чем-то говорить. Ну и да, о’кей, слышала я про Чиппенвортов – несметно богатая и привилегированная семья из финансовой «столицы» Королевств.

– Дай угадаю. Ты приехал, чтобы почувствовать вкус опасности, потому что, когда тебя усадят на тепленькое насиженное место, ты хочешь иметь в багаже хоть одно яркое воспоминание, которое будет скрашивать твою дальнейшую пресную жизнь?

– Типа того, – ответил он, ничуть не смущенный моим наблюдением. – Короче, я тут слышал, ты в «Казаме»… Ну так, это самое, есть у тебя «че»? Ну, знаешь, скоротать унылые вечера в промежутках между весельем и кошмарами?

– «Че»?

– Чары. – Он понизил голос. – Чем страньше, тем лучше, но без этих всяких обращений в животных, а то адски бьет по мозгам.

Он гоготнул в неудачной попытке показаться очаровательным. Использовать магию для релаксации – глупо, опасно и безответственно. За сбыт изменяющих сознание чар долбодятлам вроде Кертиса можно в два счета вылететь из магической индустрии.

– Нет, – процедила я. – И я объясню тебе почему. Ты начнешь с чего-то легкого, с какого-нибудь «камня Полианны», который говорит то, что ты хочешь услышать. Не успеешь оглянуться, как перейдешь на чары покрепче, потяжелее, которые будут стимулировать нереальный всплеск оптимизма и самообмана. И вот ты уже подсел на них, вечно ищешь что-нибудь новенькое, а когда чары наконец перестанут на тебя действовать, ты не сможешь найти себе места, окажешься напуган и выбит из колеи, и вся твоя жизнь полетит в тартарары, и ты будешь обречен на одно только самобичевание и безнадегу.

– Да ладно, ладно, – пролепетал он, пятясь от моего ледяного взгляда. – Я же просто спросил. Блин, бывают же такие зануды.

Он вернулся к дожидавшимся его приятелям, и они стали шушукаться между собой, то и дело недобро косясь в мою сторону. Игнорируя их, я переступила порог турбюро.

За столом сидела женщина средних лет, облаченная в традиционный племенной костюм из барсучьих шкур. На ее левой щеке виднелась татуировка, информирующая о ее клане и статусе. На левой груди – медаль «серебряная звезда» за экскурсоводческую отвагу. Не исключено, что между медалью и отсутствием у нее одной руки была прямая связь.

Женщина затараторила зазубренные слова:

– Приветствую тебя, странник и искатель приключений, на земле, кою покинули Здравие и Безопасность. В наши размеренные времена Кембрийская Империя – один из последних уголков света, где опасности еще по-настоящему опасны. Вероятность взаправдашней смерти вселяет страх и будоражит душу, преображая даже самое обыденное времяпрепровождение. У нас ты почувствуешь, что на время обхитрил смерть, и захочешь возвращаться сюда снова и снова, чтобы еще раз испытать такой прилив адреналина. Что вас интересует?

С этими словами она показала на висевшую за ее спиной доску, где были обозначены все варианты экспедиций параллельно с ценами и указанием уровня опасности по шкале смертности. Наиболее опасным выходил шестидневный поход с «борьбой против плотоядных слизней» – 58 процентов, то есть, как несложно догадаться, из каждой сотни туристов, пошедших на этот риск, пятьдесят восемь были обречены стать плохо переваренной желудочной слизью. Ниже с 42-процентным уровнем шла охота на тральфамозавра. Список тянулся долго, переходя от одной экстремальной затеи к другой, минуя «потыкать палкой Хотакса» и «спуститься к устью реки Уай», перескакивая за «наблюдение за тральфамозавром издали», пока не доходил, наконец, до наименее опасного занятия – шопинга в Кембрианополисе. По кембрийским меркам такое времяпрепровождение казалось вполне безопасным, но один турист из сотни все равно имел шанс пасть его жертвой.

– Кому голову размозжат, кого при ограблении пристрелят. Пищевые отравления опять же, – объяснила туроператор в ответ на мой вопрос. – В период новогодних распродаж уровень повышается до 2,2 процента. Чем-нибудь еще я могу помочь?

Тут нужно было действовать осторожно. Если бы Ллангериг был нашим конечным пунктом, то можно было бы обойтись вообще без проводника. Но если Квиззлер не врал и Око Золтара действительно хранилось у Небесной Пиратки Вольфф, тогда нам непременно понадобился бы гид – лучший из лучших. Я решила сослаться на наиболее авантюрный сценарий.

– Группа из трех человек желает отыскать легендарное Кладбище Левиафанов, – ответила я. – И повстречаться там с Небесной Пираткой Вольфф. И по пути заехать в Ллангериг к товарищу.

Женщина не удивилась, но повеселела.

– Ну да, ну да, очень смешно, – сказала она. – Нет, серьезно, чем вы хотите у нас заняться?

– А я абсолютно серьезна.

– Послушайте, – сказала она приглушенным голосом и подозвала меня ближе, – у нас есть свои причины не упоминать в списках экспедиций такие мифические места, как Кладбище Левиафанов – и имя этой причине сама Небесная Пиратка Вольфф. Две последние экспедиции закончились с 86-процентным уровнем смертности. Мы продаем смертельный риск, а не гарантированную рискованную смерть. Мертвые туристы не возвращаются и не тратят деньги.

– Со мной ничего не случится, – заверила я. – Я со смертельными опасностями на короткой ноге.

– Да ну? – не поверила она. – Насколько короткой?

– Я… сплю в одной комнате с Кваркозверем.

Женщина захлопала глазами. Кваркозвери во всех Королевствах слыли чудовищнейшими тварями.

– Кладбище Левиафанов и Пиратка Вольфф, говорите?

– Будьте так любезны.

– Что ж, – сказала туроператор, – есть у меня на уме один человечек, который может согласиться помочь вам в поисках Кладбища, но обойдется вам это недешево, и я ничего вам не говорила. Ждите на улице, а я дам знать, кому нужно.

Поблагодарив ее, я вышла на осеннее солнце. «Бугатти» не было. Наш багаж стоял в пыли прямо на обочине, Перкинс сидел на чемоданах.

– А где машина?

– Конфискована официальными представителями императора Тарва от его имени и по поручению, – ответил Перкинс смущенно. – Я пытался им помешать, но их было восемь – и у них были острые мечи.

– Ты не мог наложить какое-нибудь элементарное заклинание скрытости?

– Я-то, конечно, мог бы, но все так быстро произошло. Радует, что хотя бы вели они себя вежливо и выдали квитанцию.

Преступность в Кембрийской Империи – бизнес и ничего личного. Здесь, став жертвой преступления, вы можете быть уверены, что вам принесут свои извинения и назовут уважительную причину, по которой вынуждены вас ограбить, и непременно выпишут квитанцию, чтобы страховая компания возместила ущерб. Квитанцию Перкинс отдал мне. В ней очень официальными словами было сказано, что машину присваивает себе император, пользуясь своим императорским правом хозяйничать в границах империи как ему заблагорассудится, с припиской, что ущерб будет компенсирован в размере рыночной стоимости одного экземпляра «Бугатти- Роял».

– Вот невезуха. – Я огляделась. – А что принцесса? Только не говори, что ее тоже конфисковали.

– Не-а, она пошла по магазинам.

Отсутствовала принцесса недолго.

– Я заказала для нас именные жетоны, – радостно объявила она, раздавая нам металлические пластины. – Теперь наши трупы смогут опознать, что бы ни случилось. Продавец пообещал, что их не разъест даже желудочный сок тральфамозавра и секреции плотоядных слизней. А где машина?

Я протянула ей квитанцию, и принцесса внимательно изучила бумажку.

– Ах, как интересно! Выдано за подписью императора Тарва, а значит, фактически это – банкнота в одну «Бугатти».

– И как ее тратить? – спросил Перкинс. – Прийти к Траву, попросить разменять ее на эквивалент в спорткарах и забрать сдачу мотоциклами и набалдашниками на капот?

Принцесса пожала плечами:

– Откуда я знаю. Хотите, я поищу автопрокат и возьму новую машину?

– Хорошо бы внедорожник, – сказала я. – Бронированный.

Принцесса убежала, наслаждаясь новизной собственной свободы. Ей, наверное, все это казалось освежающей сменой обстановки, сами посудите: пресса не подстерегает на каждом шагу, не комментирует ее отношения с мальчиками, фигуру и за кого ей стоит отдать свой голос на «Минуте славы Королевства Снодда».

Дожидаясь ее возвращения, мы с Перкинсом пересчитали наши средства. На прокат машины я как-то не рассчитывала, да и услуги провожатого тоже будут стоить денег. Впрочем, если ограничить себя в питании, в бюджет как-нибудь уложимся.

– Прям как на настоящих каникулах, а? – сказал Перкинс, поглядывая на мельтешение туристов, с ажиотажем организовывающих приключения себе на голову.

– Тебе виднее, – ответила я рассеянно. Сама-то я в жизни не бывала на каникулах, так что откуда мне было знать.

– Благодать такая, – продолжил Перкинс. – Даже… безмятежность, что ли.

В этот самый момент неподалеку раздался оглушительный грохот. Не успела я сообразить, с какой стороны прогремел взрыв, как прозвучал еще один, и еще, и в считаные секунды воздух вокруг словно наполнился непрерывными раскатами грома, громкими, тяжелыми и хаотичными. Я посмотрела в небо. В сотне ярдов от нас зенитные орудия палили по воздуху. Случилось мне однажды быть на прицеле такой пушки – ощущения, скажу я вам, не из приятных, хотя нам и удалось тогда удрать на ковре-самолете. Я пыталась разглядеть их мишень, и душа у меня ушла в пятки при виде знакомого силуэта, который извивался и уворачивался от разрывающихся вокруг него снарядов.

– Е-мое, – проговорил Перкинс. – Это же Колин.

Колин падает

Это был Колин. Очевидно, он успел разобраться с открытием супермаркета и нагнать нас, чтобы проверить, как у нас дела. Оставалось только догадываться, что было потом, но, наверное, его приняли за вражеский самолет. Мы были бессильны ему помочь. Оставалось только молча переживать и наблюдать, как Колин пытается выкрутиться и улететь восвояси. Но дым, шум и раскаленная шрапнель дезориентировали дракона, и он, наоборот, заходил все глубже в воздушное пространство Кембрийской Империи. В какой-то момент в небе появился черный клуб дыма, Колин завалился на спину и стал падать. Даже нам было видно, что одно его крыло было порвано, и там, где раньше была мембрана, трепались лохмотья. Вторым крылом он отчаянно лупил по воздуху, тщетно стараясь как-то контролировать падение.

Я посмотрела на Перкинса. Его указательные пальцы уже были направлены на дракона. Соображая на ходу, он пробормотал себе под нос какие-то слова.

– Хорошее начало, – сказала я.

Перкинс во что-то превратил дракона, и тот перестал сопротивляться. Солнце выхватило фигуру Колина и отразилось зеленоватым отблеском. Мне стало понятно, что материал, в который превратился наш дракон, не был чем-то практичным и ударопрочным – это было стекло. Столкновение с землей будет смертельным для Колина.

– Еще раз, – потребовала я, стараясь не повышать голоса и не паниковать, хотя обстоятельства и обязывали.

Перкинс повторил заклинание, и дракон перестал быть стеклянным. Он превратился в величественное мраморное изваяние. Мраморный Колин оставит на земле более глубокую вмятину, чем стеклянный, но в остальном результат будет столь же плачевен.

– Я сейчас, я сейчас, я уже, – твердил Перкинс, заходя на третий круг ворожбы.

Колину оставалось до земли уже меньше тысячи футов. Он крутился в свободном падении, и воздух свистел в трещинах его омертвевших крыльев. У гравитации с драконами были давние счеты, и я боялась, что гравитация вот-вот возьмет очередной раунд. Драконы: ноль. Гравитация: шестьдесят три.

Перкинс не бросал попыток наколдовать Колину подходящую форму. Дракон превращался то в бронзу, уподобляясь китайской статуэтке с вымахнутой передней лапой, то в алебастр. Столько талантливых и мудреных метаморфоз – а толку от них было как от козла молока. Но когда Колин на высоте трехсот футов от земли превратился в ледяную статую, мое терпение лопнуло. Не в силах ни на что повлиять, я стукнула Перкинса в плечо. Не знаю, на что я рассчитывала… У него оставалась последняя попытка, и если он не выполнит заклинание как надо, Колина уже ничто не спасет.

– Эй…

– А ну, соберись, – процедила я, – или между нами все кончено.

Технически между нами еще ничего не было начато, если мы романтику имеем в виду, но я верила, что он все равно ценит наши отношения, и моя угроза послужит ему дополнительным стимулом, чтобы вложить в заклинание всего себя. Когда до падения, угрожавшего разбить Колина вдребезги, оставались последние двести футов (читай: пара секунд), Перкинс выпустил последнее заклинание, и Колин превратился в матово-черную субстанцию.

Я затаила дыхание.

Колин шмякнулся на трассу с оглушительно громким, гулким и зычным звуком, едва миновав двух путешественников и одну машину. На какое-то мгновение его расплющило по дороге в плоский блин шести дюймов толщиной. Но уже через секунду молекулы резины, составлявшие в данный момент его тело, собрались обратно, вернув ему вид дракона, и Колина отпружинило высоко в воздух. Да так высоко, что зенитчики снова принялись палить, только на этот раз с гораздо меньшей прицельностью, и все снаряды улетели в молоко. А Колин, описав дугу, тем временем снова падал вниз и, приземлившись ярдов в пятистах отсюда, снова взмывал в воздух. Нам оставалось только, поникнув духом, провожать резинового Колина взглядом, пока тот ускакивал вдаль и не скрылся из глаз на севере за пологим холмом.

– Что за жесть, – выдохнул Перкинс и, пока прохожие не заметили его участия, опустил пальцы, дымившиеся уже в буквальном смысле. Но никто не обращал на нас внимания, и Перкинс, внезапно обессилев, опустился на наши чемоданы и обхватил голову руками.

Я спросила:

– Ты как?

– Жив, – отозвался он. – Никогда еще не доводилось выполнять таких сложных заклинаний. Как я выгляжу?

Изможденным, выжатым как лимон… Каким-то… изменившимся. Потрепанным жизнью, что ли. Но вслух я сказала, что ему просто нужно хорошенько выспаться. Он согласился.

Вернулась принцесса и спросила:

– Это был Колин?

Я попросила ее не трезвонить об этом на всех углах. Магия в Империи была под строжайшим запретом. Не хватало нам только, чтобы колдунства Перкинса стали достоянием общественности.

– Интересно, где он остановится? – осведомилась принцесса, вглядываясь за горизонт.

Перкинс посмотрел на часы.

– Попрыгает еще минут десять. Навскидку это тридцать-сорок миль.

Я спросила:

– Много ли нужно магической энергии, чтобы его расколдовать?

Перкинс прикинул в уме и ответил:

– Уйма, если хочешь провернуть это прямо не сходя с места. Но через несколько дней чары сами выветрятся. Все равно с его крылом летать он сейчас не сможет.

– Да, но пока что он застрял в резиновом виде – это не опасно?

– Вовсе нет. Если, конечно, никто не надумает пустить его на шины, вантузы и калоши. Зато так никакой ливень ему не страшен.

Я вздохнула. Как-то с самого начала не задалась наша миссия. Я достала свой компас, навела его на холм, за которым скрылся Колин, начертила на карте линию. В одном нам повезло: наш маршрут пролегал именно в этом направлении. А если подсчеты Перкинса были верны, Колин должен будет притормозить как раз около Ллангерига.

Вернулась принцесса и объявила:

– Бронированные внедорожники разобрали, так что я организовала для нас колесно-гусеничный военный броневик за те же деньги.

Она посмотрела на Перкинса – тот все так и сидел, обхватив голову руками.

– Может, все-таки признаем эту миссию квестом? – предложила она.

– Это не квест, – повторила я настойчиво. – Если бы это был квест, нам пришлось бы регистрироваться в Международной Федерации Квестов, соблюдать их кодекс и отстегнуть две штуки за официальную аккредитацию.

Я ничуть не кривила душой: Федерация Квестов была еще какой серьезной организацией. Там бы затребовали соблюдения минимальных нормативов по составу экспедиции, а это: один молчаливый воин, один умудренный старец, великан или карлик – на выбор. Все это стоит денег: во-первых, зарплата участникам, во-вторых, размещение в гостиницах. Короче, в наши дни нужно было иметь нехилое финансовое подспорье, чтобы позволить себе пойти на квест.

– Нет, – отрезала я категорично. – Это обычная поисковая миссия, точка.

– Дженни? – окликнул Перкинс, не открывая глаз.

– Что?

– Почему они стреляли в Колина? Он еще маленький, огненное дыхание не мощнее паяльника… он же вообще не опасен.

Позади нас раздался незнакомый голосок:

– Да потому, что в Кембрийской Империи запрещены передвижения по воздуху.

Я обернулась на голос – и вот так мы впервые встретились с Эдди Пауэлл.

Эдди Пауэлл

Босоногая девчушка с чумазой мордашкой была завернута в безразмерную, по типу пончо, куртку, подпоясанную в талии кожаным ремнем, из-под которого торчал кинжал. Традиционный костюм племени Силуров, населяющего низины Кембрийских гор. На ее левой щеке была татуировка в виде трех звездочек, сообщавшая, что девочка была дочерью человека среднего ранга, косичка с левой стороны информировала об отсутствии родителей, а кольцо на среднем пальце левой ноги означало, что у нее на иждивении находился кто-то из родственников (вероятнее всего, младший брат, сестра или бабушка). На вид ей было лет двенадцать или тринадцать, но сложно было сказать с уверенностью. Имперские дети быстро взрослели. Не удивлюсь, если ей окажется не больше десяти.

– Есть хочешь? – спросила я, памятуя, что Силуры превыше всего ценят гостеприимство.

Девочка кивнула. Я нашла у себя в сумке кусок сыра и протянула ей. Сначала она замерла, положила руку на кинжал, и только потом осторожно приблизилась, взяла протянутый сыр и принюхалась.

– Мм, херефордский «Старый Презренный», – изрекла она с видом знатока, – перезрелый и с лучком, прямо как я люблю. Спасибо.

Она присела на камнях рядышком с нами, откусила сыр, проглотила и поинтересовалась:

– Давно в наших краях?

– Полчаса.

– Дракон-попрыгунчик – ваших рук дело?

– Эм-м-м… нет.

– Ну-ну. А «Бугатти» только что отбуксировали – ваш?

Я кивнула.

– Не впервой, – сказала девочка. – Наш славный император – двинутый автолюбитель. Как увидит крутую тачку – сразу себе тащит. Ну, хоть платит охотно, и то спасибо. Есть у него такие тараканы. Вот подписывает смертный приговор – и заливается горькими слезами, а потом непременно дарует помилование.

– Такое великодушие – редкость в наши дни.

– Хм, ну да. А зачем тебе татуировка «Скажи Пирожкам Нет» на руке?

– А это что-то вроде врачебной рекомендации… про пирожки, – ответила я, сама не понимая, что несу, и сразу добавила: – На самом деле нет. Вообще-то это не моя рука.

Я вытянула «Руку Помощи» из рукава и дважды дернула костяшку указательного пальца, переводя устройство в спящий режим. «Рука Помощи» часто задергала пальцами – это она проводила стандартную диагностику перед выключением, – и обмякла. Девочка и бровью не повела. Когда ты вырос в военной зоне Кембрийской Империи, обрубленная конечность вряд ли казалась чем-то из ряда вон выходящим.

– Так ты маг? – спросила она.

– Мои друзья маги. Это зачарованная рука, но не я ее зачаровывала.

– Вот оно что. А Небесная Пиратка Вольфф тебе зачем сдалась?

– Однако слухами земля полнится, – заметила я, удивленно вскинув бровь.

– Слухи в наших краях развивают скорость до 47,26 мили в час. Рекорд всех Королевств. Нам даже газеты с почтой не нужны, так быстро наша земля ими полнится. А вот куда они не проникают, так это через границу. Я ничего не знаю про вашу жизнь. Ну то есть, кроме того, что на вид вы в принципе миролюбивые и неприлично богатые по нашим меркам, а к любой реальной угрозе относитесь как к игре.

Что ж, с ней было сложно поспорить. Новости просачивались за государственные границы с большим трудом. У нас в стране могла разбушеваться война, а мы узнали бы об этом, только вернувшись домой и обнаружив дотлевающие руины на месте своего дома, вооруженных солдат, потрошащих чужой холодильник, и лозунги «Вива эль президенте!», нацарапанные на стенах.

– Так все-таки, – продолжала Эдди, – на что вам сдалась Пиратка?

Не желая вдаваться в подробности, я ответила:

– Мы любопытные. И любим приключения. Нам рассказывали, что Вольфф якобы обуздала облако-левиафана, и теперь нам хочется посмотреть на него вблизи.

Склонив голову набок, девочка смерила нас долгим взглядом.

– Стоит начать с легендарного Кладбища Левиафанов, – сказала она наконец. – Туда эти гиганты приходят умирать. Многие смельчаки отправлялись туда добывать ценную кость левиафанов, и многие сложили головы на пути. То есть, – поправилась она, – все сложили головы, поэтому маршрут и вычеркнули из туристического списка. Когда вы готовы выдвигаться?

– Как только подадут нашу машину, а мы дождемся гида – так сразу.

– Гида вы уже дождались, – улыбнулась девочка. – Я – Эдди Пауэлл, и я поведу вас к Кадер Идрис, если вы согласитесь на мои условия.

Я сказала:

– Не пойми меня неправильно, но не слишком ли ты юна для такой работы?

Эдди нахмурилась.

– Не пойми меня неправильно, но последний раз, когда мне задавали такой вопрос, человек решил пропустить мои советы мимо ушей и пошел на корм стервятникам в Пустой Четвертине. А отнесся бы к моим словам со всей серьезностью, уже бы наследовал отцовское королевство. Не возраст важен, а опыт.

Опыт у нее был налицо. Глаза девочки смотрели сурово, на щеке я заметила шрам, одного пальца недоставало.

Я извинилась, дала слово, что не буду ставить ее авторитет под сомнение, и мы пожали друг другу руки. Я познакомила ее с Перкинсом и даже с принцессой, которая неуклюже присела в попытке сделать реверанс.

Мы перешли к обсуждению ее гонорара, и я спросила:

– Насколько это опасно?

– Опасно? – переспросила Эдди. – Скажем так, с точки зрения статистики вы уже мертвы, ваши кости обглодали дикие звери, а ваша жизнь продолжается лишь в разрозненных воспоминаниях ваших близких о минутах, которые уже не вернуть.

– Обнадеживает… – сказала я.

Эдди пожала плечами.

– Нас ждет тернистый путь, и я не хочу, чтобы вы начинали капризничать всякий раз, когда кого-нибудь сожрут или утопят. Вот мое предложение. Золотой мула с носа – и я поступаю в ваше распоряжение на следующую неделю и обещаюсь доставить вас в любой пункт назначения по вашему выбору. При таких условиях я могу гарантировать вам пятидесятипроцентный шанс на выживание.

– Но ведь официальный индекс смертности составляет восемьдесят шесть процентов.

Эдди улыбнулась.

– Мой прогноз надежнее официального. Это дар, передающийся от одного туроператора к другому, шестое чувство, если хотите. Оно подсказывает мне, скольких мы потеряем на пути. Я никогда не ошибаюсь. Уясните себе это хорошенько: половина нашей группы погибнет… или пропадет без вести… Вы уверены, что готовы взять на себя такую ответственность?

Мы с Перкинсом переглянулись. Он кивнул мне, и я ответила:

– Да.

– Тогда по рукам, – сказала Эдди, и мы обменялись рукопожатиями.

В этот момент из-за угла в облаке желтого «марцолеумного» дыма вывернул броневик, когда-то служивший в качестве боевой машины. Впервые я видела такую махину вблизи.

Передние колеса броневика были как у обычных внедорожников, а вместо задних – гусеничные ленты, точь-в-точь как на сухопутных кораблях. Снизу и по бокам машина была закована в панцирь бронированными щитками по четверти дюйма в толщину, а верх был оборудован откидным брезентом. Мы с Перкинсом неуверенно разглядывали транспорт.

Эдди сказала:

– Хороший выбор. Там, куда мы направляемся, дорог нет и в помине. Выдвигаемся через полчаса. А вы – ждите тут.

Эдди убежала, мы подписали договор проката, и как только остались одни, Перкинс сказал:

– Половина из нас умрет? Это как же…

– …Это полтора человека плюс два с половиной пальца, если считать «Руку Помощи», – подсказала принцесса. – Чур не я буду полумертвой. Боже упаси, только не в Лорином теле.

– Это тебе не хиханьки да хаханьки, – пожурил Перкинс.

– Последил бы за языком, когда разговариваешь с королевской особой, Пиркинс.

– Я Перкинс.

– Перкинс, Пиркинс, Фыркинс – один фиг.

– Никто не умрет, и никто не лишится пальцев, – вмешалась я. – У нас с вами припасена пара магических трюков в рукаве, так что все вернутся домой в целости и сохранности. А ты, принцесса, сама следила бы за языком. Ты сейчас Лора Скребб и останешься ею до тех пор, пока не вернешься обратно во дворец.

Мы побросали багаж в броневик, я вскарабкалась на водительское место и стала разбираться, как такой дурой управлять. Боялась я зря: принцип мало отличался от управления тем же «Бугатти». Я как раз дошла в руководстве по эксплуатации до параграфа об уходе за гусеницами, когда меня окликнули:

– Эй!

Подняв голову, я увидела перед собой Кертиса и двух его дружков. Все трое были молодыми парнями, одетыми типа по моде, с нахальными физиономиями, самоуверенными и глупыми.

– Здорово, охотница, – ухмыльнулся Кертис. – До нас дошел слушок, что вы направляетесь за облако-левиафанами к Кадер Идрис через Пустую Четвертину. Звучит круто, мы как бы типа решили присоединиться.

– Это закрытая экспедиция, – огрызнулась я. – Вы не приглашены.

– Поздняк метаться, – сказал он. – Мы уже договорились с вашим гидом, и она даже взяла с нас деньги.

– Ты серьезно? – спросила я у Эдди, когда та вернулась со спальным мешком за плечами.

– А то. Чем больше группа, тем лучше – по ряду причин. Да и если придется пускать в ход кулаки, семеро лучше четверых.

– Я очень сомневаюсь…

– Мне придется настаивать, чтобы ты доверилась мне в этом вопросе, мисс Стрэндж.

Мы в упор смотрели друг на друга. Чего-то она мне недоговаривала, но у меня не было выбора, кроме как довериться ей – только глупцы пропускают мимо ушей советы местного гида.

– Ладно, – согласилась я. – Прошу пожаловать на борт.

– Круть, – сказал Кертис и кивнул на своих спутников. – Знакомьтесь: кореша мои. Это – Игнатиус Котфлоп. – Он указал на низкорослого парня с копной черных волос.

Кажется, Игнатиус старательно пыжился отрастить бороду. Он жевал жевачку, а услышав свое имя, бессмысленно заморгал покрасневшими с похмелья глазами.

– Приветик, – сказал он. – Ну че, прямо как будто мы отправляемся в экзотическое и опасное приключение, или типа того!

– Не «типа того», тупица, – фыркнула принцесса, – это и есть экзотическое и опасное приключение.

Игнатиус потрясенно на нее уставился.

– Какая-то ты борзая для служанки.

– Она наша телохранительница по совместительству, – сказала я. – Лора, постарайся быть снисходительнее к идиотам.

– Слушаюсь, хозяйка.

– Семье Игнатиуса принадлежит «Корпорация Котфлоп», – сообщил Кертис, как будто нам было до этого дело. – Они делают сувенирные салфетки.

– Что делают? – не поняла я.

– Салфетки, – повторил Игнатиус. – Чтобы класть под тарелки во время еды. Я здесь провожу исследование для нашей будущей коллекции «Абсолютный Экстрим». Каждая салфетка будет украшена изображением одной жуткой гибели, которую может встретить турист в Кембрийской Империи. Как вам такое?

– Я бы сказала, что слово «безвкусица» было придумано специально для этого случая.

– …А это – Ральф, – перебил Кертис, которому не терпелось всех перезнакомить, и указал на второго спутника. – Наш бывший однокашник.

Третий путешественник был высок и строен и, когда говорил, нервно потирал ладони. Из всей троицы он казался наиболее адекватным, как будто затесался в их компанию случайно и, может, даже против своей воли.

– Всем привет, – пробубнил он. – Ральф ДиНейлор. Приятно познакомиться. Э-э… Ну, в июне мне будет двадцать.

– Еще что-нибудь скажешь? – спросила я.

Он задумался.

– Ничего так с ходу не приходит в голову.

Мы пожали ребятам руки (стоило хотя бы попытаться ладить между собой), они покидали свои вещи в багажник, и Эдди попросила у нас минуточку внимания.

– Значит, так, – сказала она, вскочив на капот машины, чтобы обратиться ко всем сразу. – Первым делом усвойте самое главное правило: слушаться меня во всем, даже если что-то покажется вам сумасшествием. Если мы попадем в плен к вооруженным до зубов разбойникам, говорить буду я. Если вас похитят, не хамите похитителям, пока я не приду и не сторгуюсь за ваше освобождение. Даже если у меня уйдет на это год, я приду за вами. Попытки к бегству, скулеж, слезы и мольбы о пощаде считаются непростительной грубостью. Этим вы только напрашиваетесь, чтобы вас скорее убили. Кембрийская Империя населена кровожадными племенами, разбойниками и головорезами, но все они учтивые и гостеприимные люди и не станут терпеть плохих манер. Это всем понятно?

– Да как скажешь, малявка, – хмыкнул Кертис.

Эдди метнула в него взглядом, сделала резкий выпад… и вот уже ее кинжал за воротник пригвоздил Кертиса к дереву, к которому тот стоял прислонившись.

– Я не расслышала, – проговорила Эдди, – ты что-то сказал?

– Я сказал, – пролепетал крепко потрясенный Кертис, – что ты здесь босс. По-любому.

– Вот и славно. Теперь давайте хором: главное правило?

– Слушаться Эдди, – сказали мы в один голос.

– Поднимите одну ногу, – скомандовала Эдди, и мы покорно подчинились. – Молодцы.

Несколько минут спустя я завела броневик, и мы поехали по дороге, уходящей в дебри Кембрийской Империи.

Эдди все объясняет

Мы ехали на север по главной трассе Империи. Я была за рулем, «Рука Помощи™» посильно облегчала мне задачу, вращая тяжеленную баранку вместо меня. Перкинс расположился на пассажирском сиденье, Эдди – между нами, принцесса – на заднем. Мы мчались мимо рощ, где выращивали миндальные деревья, из которых потом гнали очищенный «Марцолеум» – вязкое, как сироп, масло, которое где только не использовалось: и в производствах глазури, и крема для загара, и шпатлевки, и авиационного бензина. Кертис со товарищи сначала устроились в кузове – они с чего-то решили, что настоящие крутые мужики раскатывают в кузовах, – но пыль столбом, дорожный мусор и мухи лезли в глаза и рот, и ребята со слезящимися глазами и раздраженными глотками скрепя сердце расселись на заднем сиденье.

Я оглянулась, убедилась, что они нас не подслушивают, и спросила у Эдди:

– Почему ты так настаивала, чтобы мы взяли с собой этих тусовщиков?

– Простая арифметика. Эти трое составят нам пятидесятипроцентную смертность.

Мне стало не по себе.

– Как-то жутко это звучит.

– Тогда перефразирую: вы вернетесь домой целыми и невредимыми, а Кертис и его горе-приятели встретят свою смерть здесь. Разве не здорово?

– Нет, – ответила я. – Каждая жизнь имеет значение, и их тоже.

– А я вот не уверена, – подала голос принцесса, которая прислушивалась к нашему разговору. – Ну, не вернутся домой – мир-то от этого не изменится. Их родные погорюют немножко, но переживут же, наверное. Они ведь в Кембрию приехали, должны были понимать, что есть как минимум вероятность трагического исхода.

– Ясно, что никакая ты не служанка, – заметила наблюдательная девочка, – потому что обслуживающий персонал так себя не ведет, но мы друг друга поняли.

– Ну а я – нет, – ответила я. – Я отказываюсь считать этих ребят пушечным мясом.

– Они знали, на что шли, – сказала Эдди. – Вы тоже с самого начала знали про пятьдесят процентов. И вы согласились. Поздно разводить канитель по этому поводу.

– Мы согласились нести ответственность за себя, – сказала я, – не за чужих людей.

– Так ничего не изменилось. – Эдди пожала плечами. – Гарантировать я могу только пятьдесят процентов. Я не решаю, кто выживет, а кто погибнет.

Несмотря на чудаковатую логику, резон в ее словах все-таки был. Мы смолкли.

– Много туристов ты потеряла? – спросил Перкинс.

– Сотни, – не моргнув глазом отвечала Эдди. – Я первое время вела счет, но в какой-то момент их стало слишком много. Ты навсегда запоминаешь самого первого, самого юного, самого хорошего, но все остальные со временем сливаются в одно пятно.

– Минуточку, – снова встряла принцесса. – Я, Дженнифер, Пиркинс, ты, Игнатиус, Ральф и Кертис – это семь человек. Если ты рассчитываешь на пятьдесят процентов ровно, то что это получается?

– Подберем кого-нибудь по дороге, – сказала Эдди. – Мы всегда так делаем. Все разрулится само собой, вот увидите. Это мой дар.

– Не поверю, пока не увижу собственными глазами, – сказала принцесса. – А что это там впереди?

Я присмотрелась. На дороге впереди кто-то написал большими буквами: «ПРОСТИТЕ».

– Всем пригнуться! – вскричала Эдди. Мы пригнулись. Броневик был оборудован широким пуленепробиваемым забралом, которое опускалось на ветровое стекло в случае атаки. Эдди потянулась, сняла забрало с крючка, и оно с лязгом накрыло стекло, оставив лишь узкую щель, в которую было видно дорогу. Пару секунд спустя в бронированные щитки врезалась первая пуля, а за ней последовали и вторая, и третья.

– Не останавливайся, – приказала Эдди.

Я не смела ослушаться. Воздух вдруг погустел от треска пулеметных очередей и металлического цоканья пуль, отскакивающих от панциря.

– План такой, – сказала Эдди невозмутимо, будто мы попали под обычный град, а не под обстрел. – Сейчас въезжаем в Пустую Четвертину, заночуем у Клаеруэнского водохранилища на висячих бобах. Завтра к обеду дойдем до Ллангерига, вы встретитесь со своим знакомым. Переночуем в городе, а утром двинем в горы, в земли Силуров, через них доберемся до подножия Кадер Идрис. Покорим ее отвесные склоны и будем искать Кладбище Левиафанов, пока вы не махнете на эту затею рукой – а вы махнете, потому что нет никакого Кладбища – и мы вернемся обратно.

– Отличный план, – одобрила я, – только наш маршрут во многом зависит от того, как пройдет встреча с нашим ллангеригским другом – я без лишней необходимости никакие склоны покорять не хочу.

Сказать, что я не горела желанием лезть в горы – ничего не сказать. Кадер Идрис славилась не только своей ослепительной красотой – самая высокая вершина в Кембрийской гряде, шеститысячефутовая остроконечная каменная глыба словно бы взмывала до самого поднебесья – но и количеством людей, сгинувших на этих склонах. Несмотря на регулярные альпинистские вылазки, никому из наших современников не удавалось достичь ее вершины – а если кто и достигал, то не вернулся. Я готова рисковать жизнью за шанс найти Око Золтара, но никак иначе.

– Не дрейфь, – сказала Эдди, принимая мое молчание за нервы. – На Кадер Идрис будет круто.

– Ты там уже бывала?

– Не-а. Потому-то и будет круто.

Мы ехали своей дорогой, выстрелы становились все реже, а через минуту стихли окончательно. Эдди дала нам знак, и мы высунулись из-под бронированного панциря.

– Что это было? – спросил Перкинс.

– Ты о чем?

– Обстрел!

– Ах, это. Я не в курсе. Какой-нибудь местный вояка, которому не понравилось, что короткую дорогу построили в объезд его деревни. Она втрое экономит время пути и разгружает транспортный поток, но в то же время он не может вытягивать деньги с туристов, вот и палит по проезжающим машинам. Пустяки, в общем.

– Ничего себе пустяки, – сказал Перкинс. – А если у человека нет брони на машине?

– Она у всех есть, – заверила Эдди. – На следующем повороте налево, и еще двадцать миль без остановок.

Броневик тарахтел и полз черепашьим ходом, да я и не старалась выжимать из него максимум, рассудив, что лучше поберечь топливо – и наши барабанные перепонки. Мы коротали время, любуясь фантастическими пейзажами за окном. Природа здесь была практически девственно чиста. Никаких тебе рекламных щитов, высоковольтных столбов и прочих маркеров современности. Здесь даже торговых центров и ресторанов фаст-фуда было по минимуму. За миндальными рощами начиналась низина, сплошь покрытая широколиственными лесами и раскиданными врассыпную маленькими каменными домиками с разнообразными укреплениями вокруг и клепанными железом крышами.

– Что такое «сомнабуворус»? – спросила принцесса, читая «Как насладиться очарованием Кембрийской Империи и не умереть».

– На вид нечто среднее между баобабом и редиской, – ответила Эдди, – а размером с телефонную будку. Только это никакое не растение, а плесень, которая выпускает в воздух облачка галлюциногенных спор. Тот, кто их вдыхает, приобретает твердую уверенность в том, что, если приблизиться к сомнабуворусу, существо порадует их пронзительно едким актуальным комментарием на политические и социальные темы. А потом, конечно, человека накроет чувством вялости и апатии, и он уснет глубоким сном.

– C тем же успехом можно применять французский кинематограф в качестве оружия массового поражения, – заметила я.

– Оно-то, конечно, только корни французского кинематографа не выделяют секреций, которые разъедают жертву до основания, пока она спит.

– Фе, – сказала принцесса и вернулась к чтению.

Одна мысль не давала мне покоя.

– Тогда, перед нашим отправлением… Почему военные подбили Кол… дракона?

– А тут очень простая история, – сказала Эдди. – Наш император принципиально не приемлет попыток человечества побороть гравитацию, вот он и запретил все передвижения по воздуху в границах его Империи. Но желая проявить справедливость и равноправие, он счел, что будет нечестно, если птицы, летучие мыши, насекомые и прочая живность будут спокойно летать, когда это запрещено делать человеку. Так что крылатых он тоже запретил.

– И драконов?

– Ага. Но фишка в том, что император Тарв происходит из древней династии деспотичных безумцев. А какая величайшая сложность при наследовании престола от предыдущего деспотичного безумца? А продемонстрировать, что безумен хотя бы на уровне своего предшественника, а лучше – больше. Так что когда престол перешел к Тарву, он объявил, что хочет легион дрессированных слонов-убийц и поработить весь остальной Уэльс.

– Что-то такое про слонов-убийц я слышала.

– Ну вот, лишь бы шашками помахать. Слоны, во-первых, так себе буйные убийцы, у них же от природы добрый нрав, а во-вторых, эта затея не ужилась с «Пактом о приостановлении разведения слонов-убийц». И Тарв вместо разведения слонов взял и запретил полеты. Прыжки в высоту и с шестом, кстати, тоже. Ходули, скакалочка – все вне закона. У нас даже на прыжки со стульев и столов косо смотрят.

– Но это же бред, – сказал Перкинс. – Не хочешь же ты сказать, что гуси, голуби, пчелы, летучие мыши, драконы в Империи не могут летать?

– Я именно это и говорю.

– И как же он заставит их подчиниться?

Эдди пожала плечами.

– Заставить их он, понятно, не может, разве что…

– Разве что – что?

– Вот вы как приехали, видели, чтобы в нашем небе кто-нибудь летал?

Я посмотрела по сторонам, припоминая. Действительно, кажется, не видела, но даже не задумалась об этом, пока Эдди не обратила на это мое внимание.

– То-то и оно, – сказала Эдди. – Странно, правда? У нас богатейший животный мир – но не видать ни одной крылатой твари.

Мы притихли, размышляя над ее словами.

Перкинс показал на две фуры, водители которых остановились посреди дороги, чтобы перекинуться парой слов.

– Если самолеты у вас запрещены… что они тут забыли?

На обеих фурах красовался светло-голубой логотип авиакомпании «Скайбус Аэронавтик». Пока мы глазели на эту картину, машины тронулись с места, и одна, тяжко скрежеща колесами, покатила в глубь Империи, а вторая, быстро набирая скорость, умчала в противоположном направлении.

– Самолетные запчасти, – сказала Эдди. – Император хоть и противник полетов, но на нашей территории все же стоит завод по их производству.

– Какая-то противоречивая политика.

Эдди пожала плечами.

– Может, и так. Может, он и безумец, зато правитель нормальный. Вот у вас есть в стране бесплатное здравоохранение и детские соцпакеты?

– Нет.

– А у нас есть. И пускай в Кембрийской Империи самая низкая средняя продолжительность жизни среди Королевств – а то ведь сами понимаете, междоусобные войны, экстремальный туризм, – но мы хотя бы можем прожить наши недолгие жизни так, как заблагорассудится: интересно, весело и с приключениями. И вот что бы вы предпочли? Короткую жизнь в роли тигра или долгую – в роли зайца? Я за тигра.

Я немного подумала и ответила:

– Я, пожалуй, тоже. Только все-таки я считаю, что все должны иметь возможность выбирать, быть им тигром или зайцем, или кем-нибудь посерединке.

Плотоядные слизни

Мы остановились пообедать в одной из придорожных кафешек, которыми было усыпано все шоссе. Каждая такая забегаловка по единодушному согласию всех кембрийцев являлась нейтральной территорией, куда даже вражеские генералы могли заскочить на чашечку чая со смородиновой булочкой, не опасаясь, что кто-нибудь всадит им кинжал в спину.

Еда была отменная, простая и вкусная, но удовольствие от обеда было испорчено свинским поведением Кертиса и Игнатиуса. Они галдели и развлекались тем, что кидали друг в друга едой – короче, вели себя как последние придурки. Перед уходом мы за них извинились, на что нам дружелюбно ответили, мол, «энергичную молодежь» тут кое-как терпят, но если они еще хоть раз сюда заявятся, Кертиса и Игнатиуса «завяжут в мешок и изобьют палками».

Вскоре мы снова были в пути.

– Всем привет, – сказал Игнатиус, перебираясь на переднее сиденье броневика, чтобы было удобнее с нами разговаривать.

– Ничего не хочу от тебя слышать, кроме извинений, – бросила я.

– Да всего-то небольшая драка едой, – хмыкул он. – И дракой-то не назовешь.

– Чего тебе надо?

– Там впереди будет слизневая ферма. – Он ткнул пальцем на страницу «Десяти животных Кембрийской Империи, которым лучше не попадаться». – Я подумал, может, заскочим, оглядимся.

Я вопросительно посмотрела на Эдди, и та кивнула.

– Довольно милые твари, – объяснила она. – Если ты ничего не имеешь против слизи. Может, нам еще повезет, и они его слопают!

– Ой, да ладно вам. – Игнатиус улыбнулся. – Не такое уж я и наказание.

Эдди смерила его взглядом, утверждавшим обратное, и Игнатиус с застенчивой улыбкой вернулся к своим приятелям на заднее сиденье. На ближайшей развилке мы свернули направо и припарковались на пыльной автостоянке рядом с полудюжиной бронированных туристических автобусов. Эдди разрешила нам идти без нее, заверив, что уже с лихвой насмотрелась на плотоядных слизней. Ральф тоже отказался, сославшись на диковинную аллергию на «животных без лап, типа котов».

– У котов есть лапы, – сказала принцесса.

– А-а… ну да, – отозвался Ральф сконфуженно, но все равно предпочел остаться в машине. И вот мы с Перкинсом, принцессой, Кертисом и Игнатиусом попали на ферму.

Заплатив за вход, мы гуляли среди цилиндрических бетонных бассейнов, в каждом из которых содержалось по дюжине слизней. Они были размером с кабачок, цвета жирных сливок, их туловища были исполосованы канавками и покрыты гелеобразной слизью, от которой разило трупной вонью. Глаз у них не было, изо рта виднелись бритвенно-острые клычки, а поверх мелких голов у них торчал пучок неравноразмерных разнофункциональных антенн, которые взбудораженно дергались, когда мы проходили мимо. Слизни, мягко говоря, были омерзительны. Если какое животное и заслуживало подписи «избегать любой ценой», то в первую очередь плотоядные слизни.

– Иу, – сказала принцесса. – Гадость какая.

– Вот это пока единственный утвержденный дизайн для салфетки, – воодушевился Игнатиус и достал из рюкзака камеру. – Да будет вам известно, любой комплект наших салфеток включает шесть вариантов рисунка.

– Да что ты говоришь, – сказала я.

– Да-да. Хотя один прием пищи в среднем накрывается на 3,76 человек, так что можно понять, если вы думаете, что четырех бы вполне хватило. Но нет. Ужин на шестерых – довольно распространенное явление, и, проведя исследование рынка с привлечением разных фокус-групп, мы установили, что в то время как повторяющийся рисунок в компаниях больше шести вполне приемлем, в компаниях меньше шести это отнюдь не так. Отсюда – шесть рисунков. Хитро, а?

– Где тут ближайший сомнабуворус? – поинтересовалась принцесса. – Хочу броситься под него.

– Ближайший кто?

– Никто, – ответила я. – Лора, хватит дразнить обормотов.

– Слушаюсь, хозяйка, – сказала принцесса и сделала лучшую на сегодня попытку реверанса. Чтобы не говорить больше о салфетках, мы примкнули к толпе туристов, расхаживавших вдоль одной из кормушек. Фермер вел рассказ:

– …Слизневые секреции – они же слизь – могут использоваться в самых разнообразных производствах, от мясных маринадов и отшелушивающих кремов до растворителя краски и аккумуляторной кислоты. При поддержании оптимального уровня влажности взрослый слизень источает до галлона секреций в день. Вопросы есть, или сразу перейдем к кормлению?

Один турист поднял руку:

– Правда ли, что обогащенная слизь входит в состав секретного химического оружия императора Тарва?

– Все это голословные бездоказательные предположения, – ответил фермер. – Но зная Тарва – почти наверняка да.

– А подраться с ними можно? – спросил глуповатого вида молодой человек, который оказался Кертисом.

– Тут вам не цирк, – ответил фермер сердито, – тут ферма. Хотите драться – ступайте в официальный клуб бойцовых слизней. А лучше просто найдите слизня. Они спят в первой половине дня, обычно в тенечке на влажных известняках. Еще вопросы? Нет? Тогда давайте кормить зверушек.

Фермер объяснил, как содержание разумных слизней в неволе лишает их возможности самостоятельно охотиться за добычей, поэтому перед ужином их заставляют выполнять трюки. В течение пяти минут мы наблюдали, как под жиденькие аплодисменты слизни жонглируют мячиками на рожках, разыгрывают сносную партию «пивной польки» в полифонии, синхронно кувыркаются задом наперед в сальто. Под занавес представления в кормушку к дюжине слизняков опустили целую свиную тушу. Тридцать секунд времени – и туша была уничтожена. Слизни набросились на еду с такой безудержной энергией, что к концу обеда, когда от свиньи остался один скелет, слизней насчитывалось уже десять.

– Такое бывает, – произнес фермер с грустью.

Экскурсия подошла к концу. Я прикупила отшелушивающий крем для ног Матушке Зенобии, принцесса подписала открытку родителям, и мы ушли с фермы.

– Жалко, что никого не съели, – заметил Игнатиус, когда мы подходили к стоянке. – Никому даже ногу не откусили. Я разочарован.

– Надо сначала намазаться жиром, и тогда спокойно можно с ними драться, – сказал Кертис, вслух читая буклет, – и выиграть призовой фонд.

– Съели кого-нибудь? – спросила Эдди, когда мы расселись по своим местам.

– Никого даже не покусали. Жуткая невезуха, – проворчал Игнатиус. – Ральф, чувак, что с тобой? Как-то ты… странно выглядишь.

– Все нормально, – ответил Ральф, который действительно выглядел странно, как будто охмелевшим. – Это из-за высоты. Со мной все в порядке.

– Что ты с ним сделала? – спросила я Эдди, взявшись за руль.

– И пальцем не тронула, – ответила она. – Я отошла в туалет, а когда вернулась, он уже весь вспотел и бормотал что-то про анчоусы.

– Мулий грипп? – предположила я.

– Скорее всего просто нервы перед Пустой Четвертиной.

Я бросила еще один взгляд на Ральфа. Он как будто немного расслабился, хотя его зрачки то сужались, то расширялись по несколько раз в секунду.

Так мы ехали еще полчаса, пока не оказались у уснувших межевых камней, отмечающих границы бывших Драконьих Земель. На них висел большой, хорошо пожеванный знак:

ОПАСНОСТЬ!

Пустая Четвертина

Или в оба бди – или с места не сходи

Пустая Четвертина

Пустая Четвертина до буквы соответствует своему названию. Она занимает ровно четверть Кембрийской Империи, и она, представьте себе, пустая. Это невозделанный простор, зона более-менее квадратной формы и сорока миль в поперечнике. Нет на свете такого психа, который захотел бы тут жить, и Пустая Четвертина так и оставалась тысячью акрами колючих трав, болотных топей, узловатых дубов и редких смоляных ям.

Мы въехали в ее пределы, исполненные трепета и предвкушения, но единственным ярким событием за целых полчаса езды оказалось стадо базонджи, протопотавшее вдалеке, да промелькнувший мельком пружинистый хвост барсука-снорка. Мы встретили несколько автомобилей, возвращавшихся с незадавшейся охоты на тральфамозавра, и еще нас обогнали два гнавших по обочине мотоциклиста. Их мы потом нагнали. Ну то есть как «нагнали»: через три мили мы нашли их раскуроченные мотоциклы, а ездоков не было и следа.

Кертис спросил, что могло с ними случиться, и Эдди ответила:

– Этого скорее всего так никто никогда и не узнает. Здесь постоянно пропадают без вести, и найти удается только половину. Свидетельства о смерти в наших краях имеют специальную клеточку с пометкой «Летальный исход вследствие неустановленной смертельной опасности». Напротив нее галочку ставят чаще других.

– Хорошее место, чтобы убить неприятного тебе типа и выйти сухим из воды, – произнес Кертис задумчиво.

– Наверняка и такое бывало тут не раз, – сказала Эдди. – Но справедливость имеет свойство восстанавливаться естественным путем.

А мы все ехали. Дважды нам встретились вооруженные разбойники, которые, как ни странно, ничуть не обеспокоили Эдди. Он бросила один взгляд на их одежды и общее поведение, велела мне ехать своей дорогой и не обращать на них внимания, что я и сделала без всяких происшествий. Но третья засада, видимо, чем-то отличалась, потому что Эдди сказала мне тормозить.

– Это разбойники – Олдвикцы, – объяснила Эдди, – и они гораздо опаснее. Между нашими с ними племенами недавно вышло одно недоразумение, и в отношениях сейчас сложный период.

– Насколько недавно? – спросил Перкинс.

– Три века назад. Говорить буду я.

Мы остановились на обочине, и к машине вразвалочку приблизились трое вооруженных мужчин. Одеты они были в традиционный костюм Олдвикцев: шерстяные твидовые пиджаки, кожаные сапоги и кепки. Как и у Эдди, комбинации сложных татуировок на их лицах сообщали об их семье, статусе и обязательствах. Вооружены они были старинными орудиями, на груди крест-накрест висели идентичные патронташи. И судя по всему, сегодня мы были не первыми их жертвами: один пленник у них уже был. Потупив взгляд, он сидел на камушке неподалеку от базонджи, которые нетерпеливо вытаптывали землю.

– Эдди, здравствуй, – радушно приветствовал ее первый разбойник. – Как оно на туристическом поприще?

– Неплохо, Гарет, неплохо, – ответила она. – Почти месяц никого не теряли. Как оно в киднеппинге?

– Да фигово, сказать по правде. Так раскрутились, что теперь ни одна знаменитость не приедет без телохранителя и килотонны оружия.

– Да уж, поганые нынче времена – никакого доверия. Пропустишь нас?

– Посмотрим. Рис, проверь-ка их.

Другой разбойник стал рассматривать нас, сверяясь с потрепанной книжицей «Справочник похищабельных персон Мюллера». Мне удалось подглядеть, что этому изданию было больше трех лет. В переиздание следующего года наверняка попаду и я. Хорошо еще, что принцессу, которая уж точно упомянута в справочнике, он ни за что не узнает. Рис пристально вглядывался в каждого из нас по очереди, потом повернулся к Гарету и покачал головой. Но Гарету этого показалось мало.

– Есть кто среди вас, о ком мне положено знать? – спросил он.

Эдди переменила позу – теперь ее рука лежала на кинжале. Гарет заметил и тоже переменил позу. Все это не скрылось от его товарищей, умудренных давним опытом. Я даже услышала щелчок крючка безопасности. Напряжение в воздухе выросло донельзя. В мягком голоске Эдди звучала угроза, когда она сказала:

– Понимаешь, какое дело, Гарет. Если ты спрашиваешь, есть ли в моей группе кто-то, достойный похищения, то я буду морально обязана ответить. Тогда ты попросишь выдать тебе этого человека, а я отвечу, что пойду на такое только через мой труп. Между нашими племенами тянется кровавая междоусобица, но сейчас наш черед убивать кого-то из ваших, и если ты убьешь меня, выйдет, что Олдвикцы убили двух Силуров подряд, и это развяжет настоящую войну между нами, до последнего выжившего. Ты этого хочешь?

Пока они стояли так и сверлили друг друга грозными взглядами, произошло нечто необъяснимое. Ни с того ни с сего Ральф начал светиться бледным желтым свечением, а потом воспарил и поднялся на пару футов над нашим броневиком. Все взгляды тут же устремились на него.

– Вы только полюбуйтесь, – протянул Гарет с улыбкой. – Да у них тут колдун. За них щедро платят. Хватайте его, парни.

Разбойники вышли вперед. Мы с Перкинсом переглянулись.

– Ральф не может быть колдуном, – шепотом сказала я. – Мы знаем всех колдунов.

Светящегося Ральфа вытащили из машины, придерживая его за шнурки, как шарик на ветру. Он глупо захихикал и залепетал что-то о верблюдах, а потом из его ушей посыпались яркие искры. Никто не сводил с него глаз. Он посинел, покраснел, позеленел, потом отрыгнул большой прозрачный пузырь, который лопнул, разлетевшись стаей разноцветных бабочек.

Игнатиус и Кертис, видя положение Ральфа, сами глупо хихикали. Я наблюдала за их реакцией, когда мне в голову пришла ужасная мысль.

– Перкинс! Когда мы уходили смотреть на слизней, ты, случайно, свою сумку в машине не оставлял?

Перкинс поспешно открыл чемодан, в котором должны были находиться все его зелья, мази и одноразовые чары, записанные на листочках рисовой бумаги. Как я и боялась, там было пусто. Не только Кертис, но, похоже, и Ральф питал слабость к злоупотреблению магией и, найдя бесхозные вещества, использовал все до единого.

Сейчас Ральф начал растягиваться и загибаться в причудливые формы, как будто внутри его сидела лошадка и пыталась выбраться наружу. Никогда не видела передозировки магией воочию, но слыхала про такие случаи. Тех, кому везло, выворачивало наизнанку, а потом они умирали мучительной смертью. Те, кому не везло, оставались наизнанку навечно.

– Кончай придуриваться, – сказал Гарет Ральфу, который продолжал витать в воздухе и теперь еще претерпевал стремительные метаморфозы, превращаясь то в пианино, то в моржа, то в шкаф, то во всех по-новой. – А ну немедленно спускайся на землю.

Ральф, как можно было догадаться, не послушался. Перкинс чертыхнулся и стукнул кулаком по машине.

– Это моя вина.

– Ничего подобного, – сказала принцесса. – Это он облажался – ему теперь и расхлебывать, раз уж он такой дебил, что проглотил целую пачку неизвестных чар.

Я посмотрела на Перкинса, и он посмотрел на меня в ответ. Перкинс вздохнул. С овладением Мистическими Искусствами приходит и известная… ответственность.

Он встал.

– Вам нужен я, – объявил он Гарету. – А у этого чудилы симптомы острого магического отравления. Делайте со мной что хотите, но ему нужно срочно оказать помощь, пока он не лопнул.

Ральф отреагировал тем, что вырвался из рук захватчиков и, блея овцой, стал вытворять в воздухе кульбиты, на мгновение превратился в тигра и обратно, не прекращая ни на секунду истерически подхихикивать. А Игнатиус и Кертис гоготали во все горло, подзуживали его, и даже некоторые разбойники начали веселиться. Но тут нога Ральфа стала стремительно увеличиваться, пока не выросла вчетверо, разорвав на нем ботинок. В нас полетели ошметки шнурков, язычков, задников и носов. Больше никто не смеялся.

– Ну, давай тогда, – разрешил Гарет.

Перкинс направил на Ральфа указательные пальцы и сосредоточился. Накладывать стандартную отмену заклинаний Магнафлекс сейчас было бы слишком рискованно, учитывая, что в теле Ральфа протекали процессы тридцати-сорока разных чар. Нет, Перкнис хотел провернуть кое-что другое, и я вскоре догадалась что: альфу и омегу всех реверсивных заклинаний, редко используемую, высасывающую из колдуна все соки и безмерно опасную Глобальную Генетическую Перезагрузку.

Когда голова Ральфа распухла вдвое больше обычного, он прекратил хихикать. Потом голова его снова уменьшилась, а грудная клетка, занятно подрагивая кожей, поменялась местами со спиной. Зрелище было куда более неприятное, чем кажется на словах. Даже Игнатиус с Кертисом скривились.

Ральф завопил от боли. Не так, как будто ему наступили на палец, а скорее как будто выбили коленную чашечку – вот такой боли, только с помноженными на семь родами в придачу и еще зубной инфекцией за компанию. Одним словом, молитесь, чтобы вам никогда не довелось испытать такую боль на себе.

Пока он выл, его ухо дрейфовало по лицу со звуком рвущейся ткани, а фаланги пальцев оторвались и посыпались на нас, чудовищным рикошетом разбив зеркало заднего вида и вынудив двух разбойников пригнуться.

И Перкинс наконец выпустил заклинание.

Из его пальцев вырвался поток энергии, и Ральф исторг комок холодного огня, который стал увеличиваться, пока не вырос в тридцатифутовый шар. Шар застыл, позволяя нам оценить это волшебное зрелище в потрескивающем свете, а затем стремительно схлопнулся в плотный клубок света, облепившего орущего Ральфа, пока не исчез вовсе, забирая с собой последние искры яркого света. Что-то прогремело вдали и стихло. Ральфа, которого мы знали, больше не было.

Это австралопитек

– Куда делся Ральф? – спросил Игнатиус. – И кто это?

Он разглядывал низкорослого, не выше четырех футов, волосатого, обезьяноподобного человека. У него было блиноподобное лицо и сильно выпирающие вперед челюсти. Сутуловатый, с длинными руками и ногами, человек был совершенно гол и поглядывал на нас исподлобья. Перкинс без сил тяжко опустился на сиденье.

– Это – австралопитек Ральф, – ответила я. – То, что сделал Перкинс, называется Глобальной Генетической Перезагрузкой. Единственным способом вывести Ральфа из-под влияния стольких чар, было дочиста выскрести из него все, что делало Ральфа – Ральфом. И так как Ральф является человеком, перезагрузка вернула его в предшествующее этому виду состояние и сделала его до-человеком, из которого в конечном итоге получится сам Ральф.

Кертис с возмущением уставился на Перкинса.

– Ты превратил Ральфа в пещерного человека?

– Или так, – пробормотал Перкинс, прикрыв глаза от усталости после проделанных трудов, – или перезапустить его на дефолтных настройках кролика. Честное слово, лучше уж австралопитеком. Так он хотя бы может эволюционировать обратно в человека. А кролик – он и есть кролик.

– Эволюционировать обратно? Какое облегчение, – сказал Игнатиус. – А то я обещал его маме, что верну его домой к концу недели.

Мы с Перкинсом переглянулись.

– На это уйдет чуть больше недели, – сказала я.

– Ну, наверное, мы могли бы подержать его в комнате для гостей, что ли. Насколько больше?

– Миллион шестьсот тысяч лет плюс минус. Мне жаль это говорить, но остаток жизни Ральфу придется провести в виде примитивной версии человека. Он по-прежнему Ральф, только с допотопным набором навыков, слаборазвитой мозговой деятельностью и специфическими привычками. Но он сможет научиться говорить отдельные слова и даже держать ложку.

– У-ук, – сказал Ральф, поглядывая на нас маленькими темными глазками. Даже в таком виде он оставался похож на прежнего Ральфа, только был ниже его ростом, шерстистее и допотопнее.

Кертис сделал угрожающий шаг вперед.

– Сейчас же верни его обратно, ты, фокусник хренов! Поверить не могу. Ты превратил моего лучшего друга в пещерного человека?

Самое время было Перкинсу разозлиться в ответ, но он не мог. Во-первых, он был выжат как лимон, а во-вторых, это было не в его характере. Это было в моем характере.

– А ну-ка слушай сюда, дурья башка, – процедила я сквозь зубы, тыча Кертиса пальцем в грудь. – Ральфа, которого ты знал, больше нет. И ни на минуту не забывай, что Перкинс его и не должен был спасать. Но он спас и отдал часть своей жизни для этого. Да-да, идиот. Ничего не замечаешь необычного в Перкинсе? Да он постарел лет на десять. Он отдал эти годы, чтобы спасти жизнь твоему тупому дружку, так что в следующий раз, когда ты раззявишь свою варежку, надеюсь услышать оттуда: «Спасибо, мистер Перкинс, мы не заслужили такой милости», я понятно выражаюсь?

Кертис с Игнатиусом нахмурились и с любопытством посмотрели на Перкинса. Если приглядеться, становилось очевидно, что он действительно постарел. Несколько минут назад Перкинс был прыщавым восемнадцатилетним юнцом, а сейчас стал привлекательным мужчиной под тридцать. Глобальная Генетическая Перезагрузка пожирает массу магической энергии, и если ее нет в окружающей среде, магу приходится черпать ее из единственного доступного источника – из собственных жизненных соков. Магия – это форма эмоциональной энергии, связующей все живое изнутри, и поскольку вся жизнь – едина, мы все – часть одного общего магического тока. Жизнь есть магия, и магия есть жизнь. Но теория теорией, а факт оставался фактом: Перкинс отдал десять лет собственной жизни ради человека, которого он и не знал, и недолюбливал.

Игнатиус и Кертис молча и (надеюсь) пристыженно переглянулись. Гарет и его разбойники, которые смотрели на весь этот цирк со смесью любопытства и отвращения, решили, что с них хватит.

– Хорош, – сказал Гарет. – Опусти пальцы, волшебник, и не смей сопротивляться.

У Перкинса все равно не было на это сил. Его оперативно стащили с броневика и усадили на землю. Гарет изучил его документы, и все окончательно удостоверились, что его точно нужно похищать. Тем временем к моему окну подошла Эдди.

– Могла бы и предупредить, что среди вас есть волшебник, – сказала она.

– Я еще много чего тебе не говорила.

– Например.

– Например, что мы ищем Око Золтара. Наш знакомый в Ллангериге – это Эйбл Квиззлер, и он считает, что между Оком Золтара и Небесной Пираткой Вольфф есть связь.

Эдди вздохнула.

– Ничего не знаю про Эйбла Квиззлера, но Небесную Пиратку Вольфф никто не видел уже много лет, если вообще когда-либо видел, а легенда о Кладбище Левиафанов – всего лишь легенда.

– Все равно, – сказала я. – Мне нужно все проверить.

Посмотрев на мое лицо, Эдди поняла, что настроена я решительно.

– Тебе, видно, позарез нужно это Око, Дженни, раз ты готова верить в сказки и гоняться за мифами по всей Кембрии.

– Если я не найду эту штуку, самый могущественный волшебник на свете убьет наших драконов, а мы от безысходности будем пытаться их защитить своими силами.

– А среди этих драконов, случайно, нет такого резинового, про которого ты еще говорила, что тебе ничего не известно?

– Не исключено.

– Потрясающе. Еще сюрпризы будут?

Я подумала про принцессу.

– Будет кое-что… В следующей серии. Если ты не откажешься быть нашим гидом.

– Конечно, нет, – сказала Эдди. – Самонадеянные туристы и погони за сомнительными мифами – это не просто мой хлеб с маслом, это еще и жутко увлекательно. Уверена, что ничего ты не найдешь, но все равно постараюсь помочь.

Я сказала ей, что очень благодарна за это, но тут мое внимание привлекли слова одного из разбойников, Риса.

– Сколько мы сможем за него выручить?

– Не будем его продавать, – заявил Гарет. – Преподнесем его в дар.

Двое разбойников застыли и неуверенно посмотрели на Гарета.

– Императору, – продолжал тот. – Его Тираническое Величество щедро вознаградит нас за такое ценное поднесение.

Разбойники охотно закивали, а у меня душа ушла в пятки. Конечно, императору придется по душе такой подарок. Маги ему сейчас ох как пригодятся, хотя бы затем, чтобы вести для него разработки мощного Термомагического Прибора, который будет представлять угрозу для всех соседних государств. Что и говорить, паршивая перспектива.

– Нам пора, – тихо сказала Эдди, – пока Гарет не затребовал и броневик в придачу.

– Ни за что. Я не могу бросить Перкинса.

– У тебя нет выбора. Или ты думаешь, что сможешь перебить их всех и успеешь свалить из страны прежде, чем тебя нагонят их соплеменники?

– У меня есть… дракон, – сказала я. – Он, конечно, резиновый, но вот-вот должен превратиться обратно.

– Даже если он превратится и если он прилетит, будет ли он готов убить троих ради Перкинса?

Я подумала о непробиваемом пацифизме Колина.

– Наверное, нет. Но у него устрашающий вид – когти, клыки, шипы на хвосте, огонь из пасти, вот это вот все.

– Может, там, откуда вы родом, такое и наводит страх. Но на нашей земле столько омерзительных, извивающихся, хлюпающих, летучих и ползучих тварей, что дракон рядом с ними вообще не страшен. Так, максимум на двоечку. Для сравнения тральфамозавр – это пятерка, а моя бабуля – восьмерка.

– Какая у тебя интересная бабуля, – заметила я.

– Как-то раз она сожрала живую гончую, – сказала Эдди. – Вот это было действительно интересно, особенно во время свадебной церемонии.

– Представляю, как отреагировали жених и невеста.

– Она сама была невестой. Думаю, так она хотела что-то доказать своим свекрам.

Принцесса скорчила гримасу.

– Вот так доказательство.

– Но должны же мы как-то помочь Перкинсу, – не сдавалась я. – Он наш очень хороший друг, и он мне очень нравится.

Эдди пожала плечами.

– Мы же не на смерть его посылаем. Встретитесь еще, честное слово.

– Я боюсь, император Тарв возобновит разработки термомагического оружия, если у него появится личный маг.

Эдди обдумала мои слова.

– Ты права, – согласилась она. – Это будет вопиющей катастрофой. Подожди-ка.

Похлопав меня по плечу, она отошла к разбойникам, которые поздравляли друг друга с такой наживой.

– Сколько за этого? – спросила она, указывая не на Перкинса, а на их предыдущего пленника.

– Что, Эдди, примериваешься к карьере в киднеппинге?

– Заработок у гидов уже не тот, что раньше.

Гарет подумал над этим и кивнул. Нагнувшись друг к другу, они начали торговаться, и через пару минут Эдди вернулась к нам в сопровождении их первой жертвы. Это был мужчина лет шестидесяти с лишним, одетый в твидовый пиджак и брюки-гольф. У него было добродушное лицо и пышные усы, и складывалось впечатление, что он не спал в нормальной кровати не меньше недели.

– Это мистер Уилсон, – сказала Эдди, – а мы уезжаем.

Нам не нужно было повторять дважды, и все быстренько расселись по местам.

Я тихо спросила у Эдди:

– Зачем ты его выкупила?

– У меня есть идейка, как вернуть твоего Перкинса, и мне не нужны свидетели.

Я уставилась на нее, пытаясь понять, шутит она или нет. Нет, не шутит. Эдди кивнула в сторону разбойников, которые собирались уезжать.

– Вам пора прощаться.

Я подошла к Перкинсу.

– Привет, – сказала я. – Как себя чувствуешь?

– Так себе, – ответил он. – Они хотят подарить меня императору. Меня раньше никогда никому не дарили.

Я нагнулась к нему, поцеловала в щеку и, пользуясь случаем, прошептала:

– Верь нам. С тобой все будет в порядке.

Разбойники усадили Перкинса на свободного базонджи, и скоро вся их компания скрылись из виду в пыльном облаке. Проводив их взглядом, я вернулась к броневику. Можете себе представить, каково было у меня на сердце в эту минуту. Перкинс был мне практически бойфрендом, несмотря на свежую разницу в возрасте, и я не хотела его терять. Я посмотрела на часы. В семь нужно будет связаться с Тайгером по ракушке и сообщить о случившемся. Или Мубин, или леди Моугон наверняка придумают выход.

Клаеруэн

– Добрый день, – сказал наш новый спутник, как только мы снова двинулись в путь. – Можно без «мистера», Уилсона вполне достаточно. Я – орнитолог.

– Кто? – переспросил Кертис.

– Он изучает птиц, – объяснила принцесса.

– Вы разве не слышали, – бесцеремонно рассмеялся Кертис, – в Империи не осталось птиц.

– Отчего радость от наблюдения за ними многократно возрастает, – сказал Уилсон. – Только представьте себе, какой это восторг: обнаруживать птиц там, где их нет. Восхитительно.

– Ну вы и псих, – фыркнул Кертис.

– Как грубо, – беззлобно отозвался Уилсон. – А кто будет ваш волосатый приятель, и в курсе ли он, что его причинное место у всех на виду?

– Это Ральф, – сказала я. – И мне кажется, ему все равно.

– У-ук, – подал голос Ральф, как бы соглашаясь.

– Орнитолог, говорите? – переспросила я, возвращаясь к предыдущей теме.

– Я потому так легко и сторговалась за его выкуп, – сказала Эдди. – Гарет принял орнитолога за антолога. Люди прикладных профессий, владеющие искусством составления поэтических сборников, это доходный товар, который легко сбыть, тогда как любители птиц только едят за твой счет и приговаривают: «О, остановите машину, кажется, я вижу пеструю гузотряску».

– Где? – встрепенулся Уилсон, не сообразив, что это было сказано для красного словца. – Вот ведь какая ирония, – добавил он. – Я ведь еще и антолог по совместительству. Только меня об этом не спросили, ну и я не стал рассказывать. А вам я, кстати, очень благодарен. В знак признательности я расскажу вам сейчас о небесном коньке. Эта птица размером с воробья обладает плотностью, сравнимой с плотностью гелия, и вьет гнезда на восходящих потоках воздуха…

– Скука, – сказал Кертис.

– Опять грубо, – ответил Уилсон.

– Куда вы направляетесь? – спросила я.

– Сейчас – туда. – Он махнул рукой по направлению движения. – У меня нет четких планов. А вы?

– В Ллангериг, – ответила я. – А оттуда, если все сложится, на Кадер Идрис.

– Смотреть на левиафанов? – спросил он восторженно.

– Очень может быть.

– Я рад присоединиться. Они не совсем, конечно, птицы, но тоже с крыльями, и их брачные ритуалы до сих пор не изучены…

– У нас пятидесятипроцентный фактор риска, – предупредила я. – И пока что все мы живы, так что математически вы очень рискуете.

– А я все равно присоединюсь, – сказал Уилсон, широко улыбаясь. – Говорят, левиафаны – это абсолютное загляденье.

За следующий час не произошло ничего примечательного. Мы миновали узкое ущелье, где пришлось заплатить оскорбительно маленькую сумму двум мелкокалиберным разбойникам за право продолжить путь, и выехали к озеру Клаеруэн, которое на самом деле было громадным водохранилищем, уютно угнездившимся в самом сердце Четвертины. Мы проехали около мили вдоль его берегов, пока не увидели лагерь – типичная туристическая стоянка, который был разбит по всему региону специально для усталых путников, жаждавших устроиться на ночлег, где их ничто не потревожит.

Мы вкатили в пустынный лагерь и припарковались рядом с останками давно заброшенных бронированных автомобилей, и Эдди сказала:

– Значит, так. Здесь мы устроим привал и заночуем. Знаю, что время детское, но завтра нас ждет долгий день, если мы хотим успеть в Ллангериг до темноты.

Мы вылезли из броневика и любовались озером, которое было не меньше мили в ширину.

– Оно же идеально… круглое, – сказал Кертис.

– Я читал в «Конспиралогическом Теоритике», что здешние озера на самом деле кратеры, оставшиеся после испытаний сверхсекретного термомагического оружия в восьмидесятых, – поделился Игнатиус.

– Какого-какого оружия? – не понял Кертис.

– Это взрывы, детонирующие посредством магии, – объяснила я. – Обычно для этого берутся два несовместимых друг с другом заклинания, потому что они будут пытаться перебороть друг друга, постепенно наращивая силу своего воздействия. Если вовремя не заморозить этот процесс, заклинания или загасят друг друга, или засбоят и преодолеют кризисную точку, в результате чего произойдет мощный взрыв. В теории такие заклинания достаточно просто записать, а потом смотришь – и пара каракулей на салфетке уже стерла полгорода с лица земли.

– Последствия магических испытаний еще много лет давали о себе знать, – подхватила Эдди. – Каких только чудес тут не случалось: шаровые молнии, аппарации, левитации. Есть версия, что базонджи именно тут и возникли. Дескать, пони и окапи стояли слишком близко друг к другу на водопое, мимо пролетело заклинание, вжух – и они слились вместе.

– Ого, – протянул Игнатиус. – Ну прямо как будто мы стоим рядом на испытательном полигоне оружия массового поражения или типа того.

– Не «типа того», – сказал Кертис. – Мы и так стоим на испытательном полигоне.

– Сейчас тут безопасно? – спросил Уилсон.

– Если не задерживаться надолго, – ответила Эдди. – Сорок восемь часов, не больше. Если заметите что-нибудь странное, бейте тревогу.

– Странное – в каком смысле? – спросил Кертис.

– Ну там железо спонтанно заржавеет, песок остекленеет, лишние пальцы на ногах вырастут – вы поймете, когда увидите.

– Навроде этого?

Кертис махнул рукой в сторону выстроенной на водоеме плотины. Там к свае тросами были привязаны три лодки, и все три болтались в воздухе, как воздушные шарики, которым только тросы мешали улететь в небо. Две лодки мягко стукались друг о друга на ветру, как перевернутые вверх тормашками поющие ветра.

– Да, – отозвалась Эдди, – именно навроде этого.

Мы осмотрели лагерь. Тут были столы для пикника, жаровни для барбекю и какие-то старые кожаные диваны. Я только хотела присесть, но Эдди меня удержала. Она пару раз пнула диван, пока тот не поднялся и вразвалочку, как после сытного обеда, не уковылял в кусты.

– Физарум икеа метаморфика, – сказала Эдди. – Это такая особая слизь, которая принимает форму мебели. Не то чтобы опасно, но бесит. Поспишь на таком часов десять, и оно разъест на тебе всю одежду до нитки. Я видела в их «исполнении» карточные столы регентского периода, футоны, барные табуретки. Один образчик замаскировался под дизайнерский стул и даже попал на первый тур аукциона современной мебели.

– Опять магические последствия? – спросила принцесса.

– Они родимые. Потому-то здесь и нельзя оставаться дольше пары суток. А вот и ваши апартаменты на сегодня.

Эдди показала нам самый знаменательный атрибут лагеря – так называемые висячие бобы.

Они были придуманы специально вот для таких туристических стоянок, чтобы отдыхающие за ночь не стали добычей тральфамозавров, Хотаксов, барсуков-снорков и легиона плотоядных слизней. Персональная, похожая на большую фасолину, капсула для ночлега крепилась к верхушке тридцатифутового стального шеста, прочно вкопанного в землю. Забраться на сооружение можно было по лестнице, нижняя секция которой убиралась, чтобы с земли никто не мог подобраться к капсуле.

Кертис с Игнатиусом ушли собирать огневые ягоды, которые обеспечат нас теплом и светом, а Уилсон отправился рыскать по заброшенным магазинам. Мы же с Эдди решили укрепить ограду по периметру стоянки.

– Думаешь, они не покалечатся, пока будут копать ягоды? – спросила я, памятуя, как легко взрываются при неосторожном обращении большие, капризные плоды, смахивающие на редьку.

– Да какая разница, – отозвалась Эдди. – Оберни-ка эту проволоку за вон тот столб, – попросила она.

Я послушно следовала ее указаниям, и вскоре периметр был укреплен – если можно назвать укреплениями консервные банки на проволоке.

Я спросила:

– И что нам делать, если жестянки зазвенят?

– Вопрос не в том «если», вопрос в том «когда», – ответила Эдди. – Надеюсь, к этому моменту мы уже займем свои места в бобах. Будем надеяться, что тральфамозавры не нагрянут. До нас не дотянутся, но будут чавкать с голодухи и не дадут уснуть.

Послышался негромкий всхлоп – загорелась первая ягода. За ней последовала череда глухих хлопков, пока загорались и другие плоды. Ребята сложили их в корзины и подвесили на шесты вместо фонарей. Вернувшись, мы с Эдди обнаружили, что Игнатиус соорудил навес, прикрепив к старому автомобилю кусок брезента и подперев двумя палками, и даже расставил несколько неслизевых стульев, чтобы всем было куда сесть.

Пока готовился ужин, Эдди отозвала меня в сторонку и тихо сказала:

– Мне нужно… отлучиться по делу. Ложитесь без меня. И убедись, чтобы все разошлись по своим бобам до захода солнца. В крайнем случае – сразу, как зазвенит ограда.

Я сказала, что броневик хотелось бы оставить с нами, а она только улыбнулась в ответ, вложила два пальца в рот и беззвучно засвистела, заставив Ральфа скривиться. Послышался топот копыт, и в отдалении показался стремительно несущийся в нашу сторону аппалузский базонджи. Видимо, зверь следовал за нами весь день, но ухитрялся оставаться вне поля зрения. Он подгарцевал к Эдди, та угостила его морковкой, и он радостно вскинул морду. Она выпустила поводья из-под искусно сработанного седла и привычным движением вскочила в него.

– Если я не вернусь – значит, я умерла, и вы сами по себе.

– Не говорила бы ты так. Что у тебя на уме?

– Меньше знаешь – крепче спишь. Увидимся утром.

И она пулей умчалась в ночь, туда, откуда мы прибыли.

– Она такая крутая, – сказала принцесса. – Как думаешь, она согласится стать моей телохранительницей, когда я снова стану принцессой?

– Только. пожалуйста, не говори ей, что ты – принцесса. А то со всеми этими резиновыми драконами, мифическими амулетами, пиратами, левиафанами и похищенным парнем, с которым у меня теперь самую малость неуместная разница в возрасте, я исчерпала свой запас драм на сегодня.

Рассевшись вокруг костра, мы ждали, пока Уилсон приготовит ужин. Крупная огневая ягода, над которой колдовал Уилсон, в отличие от маленьких и ярких ягодок, горела ровным красноватым пламенем. Свежеиспеченный австралопитек Ральф был заворожен.

Я взяла в ладони один из светящихся плодов, лучики которого пробивались сквозь мои пальцы.

– У-ук? – спросил Ральф.

Я вложила ягоду в его маленькие коричневые руки.

– У-ук? – повторил он.

Кертис и Игнатиус смотрели на своего бывшего друга со смесью ужаса и брезгливости.

– Мы не можем его показывать предкам в таком виде, – сказал Кертис. – К горшку не приучен, ходит в чем мать родила – обезьяна какая-то.

– Согласен, – подхватил Игнатиус. – Будет милосерднее выпустить его в лес, пусть природа возьмет свое. А семье можно сказать, что он утонул в болоте, или его слизни съели, что-нибудь такое.

– Или просто его у-сы-пим, – предложил Кертис.

– Вот это было бы гуманно.

– У-ук? – сказал Ральф, который с замешательством прислушивался к их разговору.

– Ого, – сказал Кертис. – Ну прям как будто оно нас понимает.

– Вы не можете отсесть чуть подальше? – попросила я эту парочку.

– Это еще зачем?

– Затем, что ваша бесчеловечность провоцирует у меня рвотные позывы.

– Да как скажешь, босс, – ехидно бросил Кертис.

А я добавила:

– А если тронете хоть волос на голове австралопитека, будете иметь дело со мной.

– Это мы так шутим, – сказал Кертис тоном, из которого было понятно, что они не шутят. Но от нас они отсели. Ральф проводил их взглядом, но предпочел остаться с нами.

– Не нравится мне этот Кертис ни капельки, – сказала принцесса. – Постоянно пялится на мои этисамые. Нет, ну я понимаю, что они сейчас не королевские этисамые, и не защищены от любопытных глаз смертными приговорами, но все-таки, Лорины этисамые тоже этисамые, и нечего на них пялиться.

Я была согласна по всем пунктам, тем более что Кертис и мне оказывал подобные «знаки внимания».

– Можно я его убью? – попросила принцесса после паузы. – Папа в свое время заставил меня пройти курс по искусству тихого убийства на случай чего.

– На случай чего?

– Мало ли, – ответила принцесса. – Может, с нерадивым муженьком разобраться, чтобы взять власть над его королевством, например. Такое происходит чаще, чем ты думаешь, уж поверь мне на слово.

– Не проще ли сходить на консультацию к семейному психологу?

– И что, обсуждать мой проблемный брак с посторонними? Вот еще. Ну так что, убить его?

– Ни в коем случае. Нельзя убивать человека за то, что он посмотрел на твои «этисамые», хоть они королевские, хоть чьи, – я бросила взгляд на часы. – Потом продолжим. Мне нужно позвонить домой.

Разговор по ракушке

Мобильные ракушки лучше всего работают при открытой линии обзора, так что я поднялась на холм, где в траве валялся обглоданный остов давно погибшего тральфамозавра. Я села на череп животного, дождалась, когда стрелки покажут ровно семь, и приглушенным голосом сказала в створку раковины:

– Дженнифер вызывает базу «Казама», прием.

Из хрупкой раковины донесся свист, что-то щелкнуло несколько раз, запищало, но звуки были ужасно неразборчивые.

– Дженнифер вызывает базу «Казама», прием.

Услышав в ответ одни помехи, я попробовала снова:

– Тайгер, ты меня слышишь?

Снова писк, тихая трель, а потом раковина вдруг ожила.

– …Проверка, проверка, раз, два, три… Работает эта штуковина или нет?

Голос Мубина. Я отозвалась, сообщила свои координаты и спросила, как идут дела.

– Алло? – снова позвал Мубин. – Дженнифер, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Дженнифер, ты там?

– Я здесь.

Короче, было понятно, что если кто кого и не слышит, то это Мубин. Не удивлюсь, если это влияние термомагическиго полигона сказывалось на коммуникационных чарах. Мубин быстро сориентировался.

– Дженнифер, алло, я тебя не слышу, но, возможно, ты меня слышишь. Буду краток, потому что тут произошли некоторые перемены, и у нас небольшой аврал. Ничего серьезного, твое присутствие необязательно. Ищи Око Золтара и береги принцессу. Если ты меня сейчас слышишь, вышли нам улиткой сообщение о получении. Не забывай: не отпускай принцессу ни на шаг и найди все, что сможешь, на Око Золтара.

Он повторил сообщение дважды, но не стал уточнять, какие такие «перемены» у них произошли. Чуть погодя он прервал сеанс связи, и ракушка смолкла. Странно, что сейчас он просит меня найти Око, когда изначально был настроен против. Но волшебники – существа, мягко говоря, непредсказуемые. Я вынула блокнот из кармана и записала:

Вас слышала, ответить не могла – помехи на линии. Сегодня на Клаеруэне, завтра в Ллангериге, Перкинса похитили, Колин стал резиной, «Бугатти» конфисковали, у нас прекрасный гид. Что еще за «перемены»? Требую подробностей. Служанка цела. Погода хорошая. Дженнифер.

Проверив правописание, я сложила записку в несколько раз и прикрепила ее на бочок координаторной улитки. Я сняла с нее колпачок, дважды щелкнула по раковине, и улитка скрылась, оставив за собой только облачко пыли. До дома было около пятидесяти миль, значит, при средней скорости она доберется до места через час, если предположить, что она минует тяжелую пограничную артиллерию. В жизни не слышала, чтобы улитку что-то остановило – будь то танк, или река, или минное поле, но кто их знает.

– Все живы? – спросила я, вернувшись на стоянку.

– Нам послышалось, что за оградой рыскал барсук-снорк, – сказала принцесса. – А Игнатиус заметил поселение Хотаксов в паре миль отсюда.

– Где?

– Вот там.

Она махнула рукой в сторону озера, и я увидела покачивающийся на волнах островок из бревен и мха и струйку розоватого дымка, вьющегося над огневой ягодой. Хотаксы часто обустраивались на плотах, якобы ограждая себя от опасностей, хотя что в их понимании считалось опасностями, оставалось неясно, так как они и сами по себе были очень даже опасны.

– Кто, собственно, такие эти Хотаксы? – спросила принцесса, пока Уилсон накладывал общерис – походное блюдо из риса с добавлением всего остального.

– Примитивное варварское племя, – сказала я. – Речь развита на рудиментарном уровне, отсутствует современное понимание культуры… ах да, и они каннибалы со странной привычкой бальзамировать своих жертв после их кончины.

– Чтобы помочь им в долгом путешествии по загробной жизни? – спросила принцесса.

– Это было бы где-то даже уважительной причиной, но нет. Им просто это нравится. Хотаксов всех бы давно уже перебили, но император Тарв считает, что они благотворно влияют на экстремальный туризм. У него у самого, по слухам, есть домашний Хотакс по кличке Найджел.

– Лучше бы я не спрашивала, – сказала принцесса и боязливо огляделась.

Общерис оказался очень хорош. Заварной крем и сардины в составе блюда явно пошли ему на пользу, и некоторое время мы молчали, сосредоточившись на еде. На десерт у нас был зефир. Мы с Уилсоном и принцессой вели оживленную беседу. Кертис и Игнатиус держались особняком, но за нитью их разговора проследить было несложно.

– А давай просто скажем его предкам, что он подхватил мулий грипп, – услышали мы слова Игнатиуса, и было совершенно очевидно, что они обсуждают Ральфа.

– Согласен, – сказал Кертис. – Только куда его поселить, когда он вернется домой? Может, нам удастся продать его в какой-нибудь цирк уродов? Хоть деньжат немного поднимем.

– Хорошая мысль, – одобрил Игнатиус.

– У-ук, – сказал Ральф.

Чем темнее становилось, тем сильнее росло общее беспокойство из-за ужасов, подстерегающих за оградой. Когда ночь окончательно опустилась нал лагерем, разговоры велись уже не столько для того, чтобы скоротать время, сколько чтобы успокоить нервы.

Игнатиус извлек две колоды карт и предложил сыграть, но мы никак не могли прийти к согласию в выборе игры. Кто-то вспомнил, что у Эдди был с собой «Скрэббл», но мы решили, что некрасиво копаться в чужих вещах, так что и эту идею мы отмели.

Наконец сошлись на том, что было бы неплохо послушать интересную историю. Но в рассказчики никто не напрашивался. Тогда мы взяли бутылку, уселись в круг, и я крутанула. Горлышко указало на Уилсона.

Рассказ военно-морского офицера

– Уф, – сказал Уилсон, – дайте-ка подумать. Я бы мог еще рассказать вам про желтого гелиевого чирчира, но вижу, не все здесь находят орнитологические вопросы достойными их внимания, – произнося эти слова, он посмотрел на Кертиса и Игнатиуса. – Лучше я расскажу вам об одном случае, произошедшем со мной сорок один год назад, когда я был еще зеленым двадцатидвухлетним офицером связи в левой рулевой рубке на Острове Уайт в дни Первой Войны Троллей.

Наша небольшая компания устроилась поудобнее и молчком прислушивалась к рассказу. Из всех государств Несоединенных Королевств Остров Уайт, работающий на паровой тяге, был единственным плавучим государством (болотистые регионы Норфолкского Герцогства – не в счет). Обычно он стоял пришвартованный на юге Англии рядышком с Те-Солентом, но Остров Уайт был пригоден для мореплавания и в мирные времена плавал в круизы к Азорским островам, спасаясь от долгих сырых зим Британского архипелага.

– Я окончил мореходное училище и к началу Первой Войны Троллей служил офицером связи в одной из двух рулевых рубок острова. В те времена островные двигатели и рулевые системы управлялись не напрямую из командного центра в носовой части острова, но группой мелких центров управления, которым отдавал приказы адмирал по телефонной связи. Моя работа как офицера связи заключалась в том, чтобы отвечать на головной телефон и передавать приказы рулевому капитану Робертсу. Робертс был из тех незаменимых моряков, благодаря которым Остров Уайт смог достичь своих высот как в мирное, так и в военное время.

Уилсон собрался с мыслями и продолжал:

– Это было утро первого наступления троллей. Неделей ранее мы встали у берегов Бордерландии под предлогом полномасштабных испытаний в Ирландском море. План же был такой: как только грянет война, мы пустимся ходить взад и вперед по побережью и стрелять бортовыми, отвлекая троллей от основного наступления кораблей с суши.

И вот мы шли, стремительно продвигаясь вперед к западным берегам Тролльвании на восемнадцати узлах, обстреливая троллей с двух миль от берегов, и со своей вышки мы видели далекие взрывы в лесных массивах Тролльвании. Тролли немного отстреливались в ответ, но без особого эффекта. Их осадные машины метали в нас камни, но они падали, не долетая, – мы шли далеко за пределами их зоны досягаемости.

Игнатиус спросил:

– А в море вы чувствуете скорость?

– Не особенно, – ответил Уилсон. – Когда ты идешь на полном ходу, то чувствуешь только далекий гул двигателей, видишь клубы черного дыма, валящие из топок, иногда вот, разве что, перемены в ходе солнца сбивают с толку, когда вы меняете направление.

Уилсон взял паузу и снова заговорил:

– И когда мы разворачивались, чтобы заходить на третий береговой проход, мы получили приказ подойти к берегам на 750 ярдов, чтобы разгромить позиции троллей точечными ударами из наших пушек.

– Вы не рисковали сесть на мель? – снова спросил Игнатиус.

– Воды были подробно описаны на диаграммах, – объяснил Уилсон, – а у острова, несмотря на наши габариты, осадка была небольшая, так что мы могли ходить почти вплотную к побережью.

Он собрался с мыслями и продолжил рассказывать:

– Поначалу результаты превосходили все ожидания. Благодаря хорошему обзору с главной наблюдательной вышки нам удавалось наносить точные удары по троллям и их осадным машинам. Но, увы, радость наша длилась недолго, потому что тролли нас перехитрили. Они специально не добрасывали свои снаряды до цели, чтобы мы решили, что находимся вне досягаемости. И теперь, когда им удалось подманить нас ближе, тролли обрушились на нас со всей своей мощью. Валуны размером с автомобили и автобусы градом сыпались на нашу землю, выводя из строя береговые аккумуляторы, коммуникационные центры и в конце концов – наблюдательную вышку.

Стояла гробовая тишина. Уилсон сделал глоток воды.

– Ясное дело, как только началась бомбардировка, мы заметили, что двигатели заработали в полную мощность, и получили по телефону приказ «руль право на борт обоим постам». Мы недолго думая подчинились, но как только команда «руль на борт» совпала с полной моторной мощностью, остров начал крениться. Все в рубке, что не было прибито, покатилось по полу. Карты сползли с планшетного стола, чайная тележка покатилась, пока не перевернулась у самой лестницы.

Рулевые налегли, и крен увеличился, таким образом, левый борт острова просел еще глубже, и левый винт налетел на подводный риф. Стофутовый винт заглох, а моторы все продолжали работать в полную силу, гребной вал перекорежило, как размокшую картонку, и в итоге один двигатель вышел из строя.

– Вы сразу об этом узнали? – спросила принцесса.

– Мы догадались, – сказал Уилсон. – Леденящий душу грохот сотряс весь остров. Мы резко упали на ровный киль, и ход замедлился, а отовсюду продолжали доноситься удары от летящих в нас булыжников, взрывая гробовую тишину на посту. Мы глядели друг на друга в ужасе от происходящего.

– Вспомнил, я что-то читал про это, – вставил Игнатиус. – Звучит жутко увлекательно.

– Скорее просто жутко, и дела грозили принять еще худший оборот. Метко пущенный булыжник разгромил правую рулевую рубку, связь была оборвана, и руль по правому борту так и лежал на левом борту. У нас не было одного двигателя, остался последний руль, и стратегия троллей была налицо: курс, по которому мы шли, вел нас к берегам Тролльвании, где тролли возьмут нас на абордаж и разгромят с варварством, с которым они относятся ко всему людскому. Давать полный назад – не вариант, так остров причалит кормой вперед и выведет из строя второй двигатель, и все равно оставит нас на растерзание троллям. Единственным путем было обоим рулям взять право. Это значит, нужно повернуть оба руля – эффект будет нулевой, если один будет смотреть налево, другой направо.

Приказав нашему посту дать право руля, на случай, если и в нас попадет снаряд, рулевой капитан Робертс велел нам «оставаться строго на своих местах», невзирая на камни, сыпавшиеся все ближе к нашей рубке, а потом подозвал старпома, подлого карьериста офицера Трабшоу. «Слушай меня, Трабшоу, – сказал капитан Робертс, – тебе нужно добраться до второй рулевой рубки и переложить руль право на борт, что бы ни случилось. Лети как ветер, юнга».

Это был славный план, и это был единственный план, так как, если мы не успеем привести его в исполнение за полчаса, остров сядет на мель и тролли возьмут нас на абордаж. И тогда все будет кончено. Трабшоу едва успел отдать честь, как тяжеленный булыжник врезался в нашу рубку и сбил меня с ног. Когда я поднялся, ничего больше не осталось ни от Трабшоу, ни от других матросов, ни даже от самой рубки – вместо нее была одна груда руин из покореженной стали и разбитого стекла. Я хотел позвонить и сообщить о потерях, но связь была оборвана. Я подошел к капитану, в котором едва теплился дух – он был наполовину придавлен стальной колонной. «Теперь дело за тобой, – сказал он мне. – Это приказ адмирала: право на борт оба руля, любые помехи ликвидировать».

В повисшей тишине принцесса спросила:

– Что это значит – «любые помехи ликвидировать»?

Уилсон ответил:

– Ровно то и значит, что мне было велено любой ценой исполнять приказ и не отклоняться от цели ни под каким предлогом. Это был самый важный приказ в моей жизни – самый важный приказ в истории Острова Уайт – и ничто не должно было встать у меня на пути. Все и вся были расходным материалом в процессе приведения приказа в силу. Если тролли ступят на остров, все будет потеряно, сотни тысяч островитян – съедены и порабощены.

– Ух ты, – протянул Игнатиус. – Это прямо как будто вы могли делать все, что угодно, или типа того.

– Не типа того, мой недалекий друг: я мог делать все, что угодно. Я сел в машину и быстрее ветра помчался к правой рулевой рубке на другом конце острова. Дважды дорогу мне преграждали развалины, и дважды мне приходилось бросать машину, перебираться через завал, конфисковать чужое авто и продвигаться дальше. Когда я добрался до рубки, вахту нес рулевой капитан Грегг с одним младшим офицером. Я сказал ему, что я с приказом от самого адмирала, а он посоветовал мне успокоиться, выйти и «зайти как следует», когда я приведу себя в подобающий вид для рапорта перед старшим по званию.

– Что это значит? – спросила я.

– Я потерял фуражку, – объяснил Уилсон, – и технически был одет не по уставу. Потом, у меня болталось оторванное ухо, о чем я, впрочем, не отдавал себе отчета в этот момент, и лицо было в крови. То еще, должно быть, было зрелище.

Я сказал рулевому капитану Греггу, что, если он не переложит руль на право борта, все будет потеряно, но капитан настаивал, что примет приказ только непосредственно от адмирала или от его подчиненных, и что он прикажет меня арестовать, если я не уйду.

– Вот кретин! – воскликнул Кертис. – А вы что?

– Я вынул служебный револьвер и застрелил его насмерть, не сходя с места. Его старпом попытался меня остановить – я выстрелил и в него.

Он снова замолчал, и я заметила, как заблестели его глаза от воспоминаний.

– Справедливости ради, – продолжал Уилсон, – рулевой капитан Грегг вполне возможно просто был в состоянии шока, а его старпом проявил похвальную лояльность. Что бы там ни было, за старшего офицера остался я, и я отдал команду: «Руль право на борт срочно!» – и с хрипами и криками снизу приказ был исполнен. Остров покачнулся, и уже через час мы плыли назад в безопасные воды открытого моря. Связь с обоими постами была восстановлена, и мы кое-как добрались до левого борта, которому требовался серьезный ремонт.

Остров Уайт, еще недавно прекраснейший судовой остров в мире, стал бледной тенью собственного великого прошлого. Тысяча семьсот человек погибло, мужчин и женщин, три пятые всех зданий были уничтожены бомбежкой. Девятнадцать лет после этого мы не снимались с якоря, и с тех пор никогда не принимаем участия в Войнах Троллей.

– А что стало с вами? – спросил Кертис после паузы. – Вы же застрелили двух офицеров.

Уилсон переменился в лице. Он вздохнул и поник в плечах.

– Я открою вам один секрет, – проговорил он тихо. – Я был там, в этот судьбоносный день, но не я был тем офицером, который спас остров. Я рассказывал от первого лица, чтобы звучало увлекательнее. Нет, юношу, спасшего нас, звали Брент, он был моряком несравненной смекалки, мужества и железобетонной верности долгу. Теперь он лорд-адмирал Брент Коуз, обладатель самого длинного списка наград, какого знала наша страна.

Повисла пауза. Я спросила:

– Тогда что делали вы в тот день?

– Я был старпомом правой рулевой рубки. Это в меня стрелял связной офицер Брент. Мне нужно было взять управление после капитана Грегга на себя и самому отдать приказ переложить руль, но я не сделал этого. Я провалил свое испытание. Я подвел не только себя и свою команду, но и всех своих сограждан. Сгорая от стыда, я покинул Остров Уайт вскоре после этого и никогда не возвращался.

Уилсон замолчал, закончив свой рассказ, и впал в раздумье. Все сошлись во мнении, что это была отличная история, хоть и не его собственная, и мы решили снова вращать бутылку.

Уговор с Кертисом

На этот раз бутылка остановилась на принцессе.

– Отличненько, – воскликнула она, хлопнув в ладоши. – Я воспользуюсь этой возможностью и расскажу вам, как конкретно работает рынок финансовых фьючерсов.

– Уморительная, должно быть, история, – проворчал Кертис, но принцесса не обратила на его слова внимания.

– Главное, что нужно знать о фьючерсах, – это договор на поставку конкретного товара по конкретной цене в конкретное время в будущем…

– Вы это слышали? – спросил Игнатиус, вглядываясь в темноту.

– Ну уж нет, – строго сказала принцесса. – Я не позволю прерывать мой увлекательный рассказ о деривативах старыми фокусами с «вы это слышали».

– Я, кажется, тоже что-то слышала, – сказала я. – Как будто звон жестянок.

В следующую секунду мы вскочили на ноги и стали вглядываться в темноту. Нечто или пыталось пробраться к нам, или уже пробралось и было поблизости, наблюдая за нами из темноты.

– Что делать? – шепотом спросил Кертис.

– Разбегаться по своим бобам, – сказал Уилсон. – Лучше перебдеть, чем пойти на корм, как говорится.

Мы попятились к нашим заранее распределенным висячим бобам. И если предварительный разбор мест кажется вам ребячеством и пустым желанием покомандовать, то это вы зря. Такие нюансы вполне могут стоить кому-то жизни. Вот вы можете себе представить шестнадцать паникующих туристов, которые всем скопом пытаются забраться на один и тот же шесток?

Поднявшись по шесту на пятнадцать футов вверх, можно было откинуть затвор и поднять за собой нижнюю часть лестницы, в которую было вмонтировано опускающееся грузило. Как видите, ужасы культивировались в Кембрийской Империи уже немало лет.

Мы медленно отступали к своим шестам, как вдруг раздался тихий треск, и что-то зашуршало в ближайших кустах. Воображая там барсука-снорка, Хотаксов и плотоядных слизней одновременно, мы бросились бежать со всех ног. Но вдруг я услышала крик принцессы и, обернувшись, увидела, как она катается по земле.

– Мое лицо! – кричала она. – Снимите это с меня!

Я соскочила с лестницы и бросилась к ней. Она хватала себя за лицо, и на ее руке виднелась блестящая дорожка слизи. Впрочем, для особи плотоядного слизня эта была совсем крошкой.

– Не шевелись адмирала ради, – сказал ей Уилсон, подоспевший к ней первым, – сейчас мы все уберем…

– Стойте! – крикнула я, и они оба замерли. Я оторвала ладони принцессы от ее лица и отцепила с ее щеки… координаторную улитку.

– Спокойствие, – сказала я. – Кажется, это адресовано мне. Но нам и правда пора расходиться на ночлег, пока настоящие чудища до нас не добрались.

Остальные, уже на полпути к своим капсулам, пробубнили что-то в знак согласия и продолжили подъем, а мы с Уилсоном и принцессой постояли внизу.

Уилсон обратился к принцессе:

– Если с тобой все в порядке, я тоже пойду, пожалуй.

– Спасибо, – сказала принцесса и на секунду сжала его руку в своей.

– Это всего лишь улитка, – сказал Уилсон. – Ни чуточки не опасная.

А принцесса сказала в ответ:

– Но вы же этого не знали, когда бежали ко мне на помощь.

Он молча посмотрел на нас двоих, и в его глазах промелькнул печальный, смиренный взгляд.

– Если у меня есть малейшая возможность, я обязан прийти на помощь, – сказал он с грустью. – Один раз я не смог этого сделать. Такого больше не повторится.

– Вы поэтому здесь? – спросила я, начиная понимать, что Уилсон все-таки не птиц смотреть сюда приехал.

– У меня на родине мое имя навечно останется связано с трусостью и слабоволием. Я приехал сюда в поисках второго шанса – минуты экстремальной опасности, где мое участие может сыграть свою роль.

– Здесь вам это не должно составить труда, верно? – спросила я.

Уилсон ответил:

– Как бы не так. Просто спасти жизнь – мало. Мое искупление должно иметь далеко идущие последствия, так, чтобы много лет спустя кто-то мог сказать: «Если бы не Уилсон, все было бы потеряно».

Он вздохнул и пожелал нам спокойной ночи. Мы ответили ему тем же, после чего он проворно взобрался по шесту наверх.

– Я так перепугалась… Теперь чувствую себя дурой, – сказала принцесса понуро, вытирая платочком слизь со щеки. – Это так не по-королевски. Принцесса должна быть решительна и невозмутима перед лицом опасности. Из меня выйдет ужасная королева.

– Быть королевой – это целое искусство, – сказала я. – Со временем и ты ему обучишься. Здесь для этого самое место.

– Надеюсь, ты права, – вздохнула она и добавила после паузы: – Я была такая гордячка, когда мы только познакомились. Ты, наверное, считаешь меня последней засранкой.

– Не бери в голову. Мы с тобой обе – жертвы жребия, выпавшего нам при рождении: ты – принцесса, я – сирота. Но если хотим стать лучше, мы должны идти против течения.

– Разве формально я сейчас не сирота? Ну, пока не вернусь в свое собственное тело.

Я возразила:

– Личность определяет сознание, а не тело.

– Хм. Значит, все-таки принцесса. Что в записке?

Я развернула листок, прикрепленный на спину улитке, и разрешила принцессе читать у меня через плечо при свете ближайшей огневой ягоды.

Получили твое сбщ. Используй ЛЮБЫЕ РЕСУРСЫ, чтобы помочь Перкинсу и Колину. Если выйдет, буду ждать на ракушке завтра в 7. Происходит много всего, ничего хорошего. Не рискуй собой, береги служанку, всенепременно продолжай поиски ОЗ. В Херефорде дождь, Тайгер передает привет. Мубин.

Я перечитала послание дважды, совершенно не понимая, к чему это и что все это значит. Дома явно творилось что-то недоброе, и над нашей миссией нависло ощущение какой-то безотлагательности.

– Он подчеркнул «любые ресурсы» и выделил заглавными буквами, – заметила принцесса. – Думаешь, это в том же смысле, что и «любые помехи игнорировать»?

– Похоже на то, – сказала я. – Если я правильно поняла Эдди, она собиралась действовать по такому же принципу, возвращаясь за Перкинсом. Хуже всего то, что, кажется, я сама ее об этом попросила, и, значит, вся вина будет на мне.

– И как ощущения?

– Безрадостные. Доброй ночи, миледи.

– Лора, – поправила принцесса. – Зови меня просто Лора.

Мы поднялись по своим шесткам, но, когда я забралась в свой боб, меня ждал очередной сюрприз. Я была не одна. Там меня поджидал Кертис, и он ухмылялся с уверенностью в собственной неотразимости. В высшей степени омерзительная ухмылочка. Вдобавок он разлегся на моей кровати в картинно-непринужденной позе.

– Надеюсь, у тебя есть уважительная причина валяться на моей постели, – сказала я.

– Ой, так это твоя? – хмыкнул он.

– Сам знаешь чья. Вали отсюда.

Улыбка соскользнула с его лица.

– Я думал, по-дружески договоримся, но как знаешь. Пусть тебя не смущает то, что я турист. Я первым делом деловой человек, и мое дело – во всем уметь увидеть деловую перспективу.

– Четыре раза ты сказал «дело» в этом предложении.

– При чем тут это?

– Тавтология.

– И что с того?

– Ухо режет. Это все равно как если бы я сказала: «Угораздило же меня так сыдиотничать, чтобы связаться с таким идиотским идиотом».

– Такая молодая, а уже такая язва.

– Неужели это так бросается в глаза?

Кертис нахмурился.

– Шутки кончились, – сказал он. – Я зачем, собственно, пришел. Сначала я думал, что ты просто приехала на каникулы, как мы, но потом задумался. Ты же Дженнифер Стрэндж, последняя Охотница на драконов. Ты руководишь «Казамом», с недавнего времени – единственным лицензированным Домом Волшебства в мире. Ты и личный придворный маг короля Снодд, и амбассадор драконов. Да ты, наверное, самая влиятельная личность в современной магической индустрии.

Я начинала нервничать. Я умею обращаться с придурками вроде Кертиса до тех пор, пока они остаются придурками – характер у меня скверный, и если меня раздразнить, добра от меня не жди. Но когда придурки перестают придуриваться и начинают рассуждать здраво… Ситуация принципиально меняется.

– Не понимаю, к чему этот пересказ. Хочешь составить мне резюме?

– К тому, что как-то все это подозрительно: на груженом топливом броневике с самым тертым гидом Империи ты идешь на Кадер Идрис, якобы ищешь левиафанов.

– И что? Время от времени всем нужны каникулы.

– В компании служанки, которая, сдается мне, вовсе никакая не служанка, и нелегально въехавшего в страну волшебника, и резинового дракона? Это ведь квест, я угадал?

– Это миссия.

– Да нет. Эта ваша «миссия» попахивает многотрудными странствиями в поисках духовных откровений и высшей истины.

Вот черт, он нас раскусил.

– …И если Международная Федерация Квестов прознает, что вы тут творите без соответствующих документов, у вас начнутся нешуточные проблемы, и не только с Федерацией – Кембрийским властям тоже не понравится, что на их территории кто-то проходит квесты без разрешения. Один звонок – и тебя загребут за решетку быстрее, чем успеешь сказать «шантаж», и придется тебе распрощаться со своим сокровищем.

Мы вперились друг в друга взглядами.

– Я хочу знать, за каким таким сокровищем вы охотитесь, – сказал он. – Это должно быть нечто исключительной ценности, не правда ли?

Долго думать над стратегией времени не было.

– Ни за что не скажу. Давай, звони в свою Федерацию, все равно ты ничего от меня не добьешься – только через мой труп.

Кертис вынул из кармана нож. Обычный раскладной ножик, который я могла без труда отнять и звездануть ему заодно, но сейчас мне было выгоднее не показывать своего преимущества. Кертис проворно схватил меня и приставил нож к горлу.

– Давай попробуем еще раз, – сказал он. – Что вы ищете?

– Иди к черту.

Я со всей силы наступила ему на ногу и стала разыгрывать сопротивление. Я уже была готова разжать его пальцы вокруг ножа и нанести свой удар, но намеренно упустила момент, и вскоре Кертис снова крепко взял меня в захват. Я вскрикнула, хотя было не так уж и больно. Нож был так близко, что я кожей чувствовала холодок лезвия. Кертис держал меня крепко, и я чувствовала его дыхание у себя в ухе. Вот так-то лучше. Кертис пребывал в твердой уверенности, что он сильнее и умнее. Именно этого я и добивалась. Потому что теперь, когда он снова сглупил, я точно знала, как себя с ним вести.

– Хорошо, хорошо, – взмолилась я. – Мы не ищем ничего сверхъестественного, честное слово. Нам нужны… зубы левиафана. Они часто требуются в заклинаниях. Мы сейчас пытаемся реанимировать мобильную телефонную сеть, а для этого требуется пара десятков зубов.

– Зубы левиафана?

– Да. Обычно мы извлекаем их из следов укусов на самолетных хвостах, но за последние шесть лет число атак очень снизилось.

Ясен пень, в истории про зубы не было ни слова правды. Их не использовали в колдовстве уже давным-давно после скандала с побочным эффектом в виде выросших рогов в 1720-х, и уж точно они никаким боком не были нужны для ворожбы с мобильными телефонами. Впрочем, за самолетами левиафаны действительно гонялись, тут мне не пришлось кривить душой. Совсем как собаки за машинами.

– То есть без зубов левиафана телефонную сеть нельзя восстановить?

– Да, и не только это. Давай договоримся: ты никому не рассказываешь про наш квест и помогаешь нам искать Кладбище Левиафанов. Туда они приходят умирать. Если мы его обнаружим, то найдем там сотни тонн сухих костей, которые можно перерыть. Я вознагражу тебя за молчание и содействие: пять зубов левиафана можешь забрать себе и поступать с ними на свое усмотрение – продать, например. Уговор?

– Буду держать язык за зубами и помогу в поисках, – сказал Кертис. – За двадцать зубов.

– Десять, куда уж больше.

– Пятнадцать.

– Лады, – сказала я. – По рукам.

Кертис ослабил хватку и убрал нож от моего горла.

– Ну вот, партнер, – протянул он с жадным оскалом, – совсем другое дело. А эти зубы левиафана где-то у вершины Кадер Идрис, так, что ли?

– Так гласят легенды. Теперь ты знаешь все наши планы, так что можешь убираться к чертовой бабушке из моего боба.

– Да не вопрос. До завтра, Дженнифер.

Он улыбался в полной уверенности, что шутя заполучил ценный товар, не догадываясь, что на самом деле разменял все свои козыри на шестерки.

Кертис ушел, я закрыла дверцу на щеколду и только после этого позволила себе выдохнуть. Сейчас мне удалось от него отделаться, но стало очевидно, что он готов прибегать к насилию, чтобы заполучить желаемое, так что за ним нужен глаз да глаз. Зато если Эдди была права и он присоединился к нам только для того, чтобы выровнять баланс потерь, можно было надеяться, что он не станет откладывать это в долгий ящик и вскоре станет статистикой. Мне стало стыдно за то, что желаю ему скорой смерти, а потом неловко за то, что мне стыдно за то, что желаю ему скорой смерти. Эти мысли могли еще долго бегать по замкнутому кругу, поэтому я ущипнула себя, чтобы выйти из этого эмоционального тупика, и разложила на кровати спальный мешок.

Я лежала на спине, смотрела в ночное небо в окошко над головой и прислушивалась к звону у ограды, где ночные звери кружили вокруг стоянки. Дома были какие-то проблемы. Мубин настаивал на «любых ресурсах», чтобы вернуть Перкинса, и велел не отступаться от поисков Ока Золтара, хотя сам ведь считал это дурной затеей. Что-то тут было нечисто. Я думала и думала об этом, пока не забылась сном.

Небесный тихоход

Когда я проснулась, солнце уже поднималось над горизонтом, но стояло еще невысоко. Меня будили дважды за ночь. В первый раз стадо тральфамозавров шумно протопотало мимо, во второй – Игнатиус, мирно спавший в своей постели, проснулся и обнаружил плотоядного слизняка размером с корнишон, присосавшегося к пальцу ноги. Он завопил и отодрал его от себя, так что, слава богам, бежать на выручку не пришлось.

Я отперла щеколду боба и осторожно выглянула наружу. По земле стелился туман, в котором могли затаиться Хотаксы, так что нельзя было расслабляться, пока туман не рассеется. Я скрутила спальник, прибрала за собой боб, собрала вещи и вписала свое имя в гостевую книгу, после чего слезла по лестнице вниз и стала готовить завтрак, периодически поглядывая по сторонам.

Какой-то неповоротливый тральфамозавр сдвинул наш броневик на несколько футов в сторону, но машина, к счастью, не пострадала, не считая небольшой вмятины на броне. Земля была усыпана следами барсука-снорка, кое-где исчерчена блестящими дорожками, оставшимися после плотоядных слизней. Теоретически мы могли бы соскрести слизь и немного подзаработать, продав ее на любую фабрику клея – жидковатая субстанция в клеевых пистолетиках – это как раз и есть слизневые секреции.

– У-ук? – сказал Ральф, высунувшись из-за куста. Ночь он провел под открытым небом и вроде никак не пострадал. Наверное, австралопитек больше нашего привычен к дикому окружению и снующим вокруг хищникам. С другой стороны, большинство существ, к которым он мог быть привычен, вымерли на исходе плейстоцена.

Я спросила:

– Как спалось?

Он уставился на меня непонимающими глазами.

– Х-уук, – сказал он, старательно выделяя «х». Кажется, он учился говорить – учился заново, если точнее. – См-уук. – Он показал мне каменный нож, который как раз мастерил.

– Можно подержать? – спросила я и вытянула вперед руку. Ральф посмотрел на меня недоверчиво, но нож все-таки дал. Это было пропорциональное орудие с резной костяной рукояткой в форме гусеницы броневика. На плавно изогнутом лезвии были вырезаны коварные зубцы, и кремень в этом месте был стесан так тонко, что казался почти прозрачным. Я одобрительно улыбнулась и вернула ему нож. Ральф криво улыбнулся в полрта, убрал нож в большую дамскую сумку, которую успел где-то раздобыть, и повесил сумку себе на локоть.

– Дженнифер, – сказала я, указывая на себя.

– Дж-уук-ф, – сказал он в ответ, а потом показал на себя: – Р-ууфф.

Я улыбнулась.

– У тебя хорошо получается.

Пока я кивала, он показывал мне на разные предметы вокруг, и крошечная часть бывшего мозга Ральфа пыталась изъясняться через голосовые связки австралопитека.

– Бр-уук, – говорил он, показывая на броневик.

Потом Ральф уединился и стал упражняться в произношении, завтракая собранными им жуками.

Я с прискорбием отметила, что лестницы Перкинса и Эдди не были убраны вверх: значит, они так и не вернулись. И лестница Игнатиуса тоже была спущена. Я заглянула в его боб – там никого не было. У основания его шестка я заметила несколько слизевых полос и отметины странной формы, но никаких следов самого Игнатиуса. И только отправившись собирать огневые ягоды, чтобы готовить завтрак, я его нашла. Он устроился в одной из деревянных лодок (ну как «устроился» – втиснулся между досок), которые, напоминаю, были легче воздуха из-за термомагических перебоев и висели в небе, не отрываясь от земли только благодаря ветхому крепежу. Игнатиус был жив, бодр и глубоко потрясен.

– Ты в порядке? – спросила я.

– Нет, я не в порядке! За сегодняшнюю ночь меня пытались съесть несколько больших тварей, две мелкие и одна склизкая козявка.

– В Пустой Четверти это называется затишьем, – сказала я. – Тебе что, никто не объяснил здешние риски перед тем, как вы приехали?

– Нет, – ответил Игнатиус возмущенно. – Ребята сказали, это будет как бы самое крутецкое и очешуительное приключение в моей жизни, жутко рискованное и смертельно опасное или типа того.

– И?..

– «Типа того», – говорили они, а не на самом деле смертельно опасное! Да вы тут все психи ненормальные, раз добровольно сюда лезете. Я хочу домой!

Я была бы только рада избавиться от него.

– Имеешь право. Как будем в Ллангериге, вызовешь себе ВМО.

– Я дальше ни шагу не ступлю. Сами вызовите мне ВМО, как только найдете ближайший таксофон. Пусть приедут и заберут меня. А я с места не сойду.

ВМО – разговорное сокращение от «Вытащи Меня Отсюда» – всем известное название такси быстрой службы реагирования, которое гарантирует сдрейфившим путешественникам быстрое возвращение за пределы Империи. Шоферами ВМО становятся пострадавшие на передовой бывшие туристические гиды, и они не остановятся ни перед чем, чтобы доставить своих пассажиров в безопасное место. Дорогое удовольствие, но никто обычно не торгуется.

– Ладно, – сказала я, – если хочешь остаться здесь совсем один – пожалуйста, но я бы не…

Тут я заметила Ральфа и умолкла. Австралопитек вскарабкался на плотину, подобрался к Игнатиусу и уставился вверх на вертикально пришвартованную лодку.

– Иди отсюда, мартышка, – сказал Игнатиус. – Кыш, говорю.

Но Ральф не послушался и вместо этого с любопытством протянул палец и дернул лодочный трос. Он перевел взгляд на Игнатиуса.

– Не мр… ш-уук.

– Что ты сказал? – не понял Игнатиус.

– Кажется, он говорит, что не мартышка.

Игнатиус расхохотался.

– Но ведь он и есть мартышка, это же очевидно. Тоже мне, возвращение к генетическим корням.

Ральф нахмурился, порылся в сумке и вынул наточенный как бритва нож. Недолго думая, он наотмашь перерезал трос, привязывавший лодку к земле. Лодка вместе с Игнатиусом стала медленно подниматься в утреннее небо.

– Ральф! – вскрикнул Игнатиус. – Какого…

– Держись, – сказала я. – Я брошу тебе веревку!

Я кинулась к броневику и стала рыться в ящике с инструментами в поисках мотка бечевки. Пока я его нашла, Игнатиус поднялся на двадцать футов над головой. Ветром его относило на восток. Я привязала к концу бечевки гаечный ключ и замахнулась для броска.

– Все нормально! – кричал он радостно. – Ветер сам отнесет меня к границе. Такси отменяется, через пару часов и так буду дома!

Но я уже успела навидаться, к чему приводят попытки гражданских использовать магию в личных целях, и попыталась его вразумить:

– Игнатиус, нет! Честное слово, это плохая идея.

– Фигня, – отвечал счастливый Игнатиус. – Пока магия выветрится, я как раз успею отсюда свалить.

– Подожди!..

Но было уже слишком поздно. Лодку подхватил ветер, и она стала стремительно набирать высоту. Лодка задела на пути боб Кертиса, тот высунулся посмотреть, что происходит, и с удивлением обнаружил проплывающего мимо Игнатиуса.

– Лечу домой, – сказал Игнатиус. – Хочешь со мной?

Кертис отказался, но пожелал ему удачи, и ребята договорились пересечься в лондонском баре как-нибудь, когда все будет позади. Их разговор разбудил остальных наших попутчиков. Все пожелали Игнатиусу счастливого пути, хотя бьюсь об заклад, были сыты им по горло. Лодка поднималась выше и выше, пока не достигла предела на отметке примерно в шестьсот футов, и продолжила плыть в сторону Несоединенных Королевств.

Проснувшись, все спустились со своих шестов. Туман рассеялся, и опасность атаки миновала. Мы умылись в озере, обсуждая ночные шорохи, ужасы и близкие опасности, а потом сели завтракать кофе и беконом с яичницей. К тому времени, как мы поели, лодка Игнатиуса стала далекой точкой в утреннем небе.

– Я тут подумала, – сказала принцесса. – Разве вдоль границы не выставлены зенитные батареи?

– Это только для прилетающих, – сказал Уилсон. – Какими же нужно быть кровожадными психопатами, чтобы стрелять по тому, кто хочет улететь?

И словно в доказательство того, что император Тарв был именно психопатом, а его военные порядки – именно кровожадными, мы увидели далекие всполохи артиллерийского огня, замелькавшие вокруг точки. Лодка была медленной, практически неподвижной мишенью – у Игнатиуса не было шансов. Грянул взрыв, и на землю посыпались обломки, оставляя за собой дорожки дыма.

– Ну и дурак, – прокомментировал Кертис без тени жалости. – Лучше бы оставался с нами. Или парашют прихватил.

– Я служил во флоте, – сказал Уилсон. – Там быстро учишься тому, что в лодках парашюты не нужны.

– У-ук, у-ук, у-ук, – сказал Ральф и слегка приподнял уголок рта в первобытной человекоподобной улыбке.

– Как думаешь, он специально это подстроил? – спросила принцесса.

Я ответила:

– Не знаю, умеют ли австралопитеки планировать, но я бы не удивилась.

Для приличия мы почтили память Игнатиуса минутой молчания, а потом я сказала:

– Итак, что мы имеем. Вчера Эдди отправилась выручать Перкинса и предупредила, что, если она не вернется, считать ее мертвой. Сейчас девять утра. Предлагаю подождать до полудня и не делать преждевременных выводов. После этого выдвигаемся к Ллангеригу. Возражения будут?

Возражений, ясное дело, не было, и мы остались ждать.

Левиафановедение и какие-то туристы

Пошел дождь, и мы переждали его под навесом, растянутым над броневиком. В одиннадцать часов на стоянку притащились два тральфамозавра, и мы попрятались в свои бобы, пока они не ушли. Смерть Игнатиуса омрачила настроения в наших рядах. Пусть мы не питали к нему теплых чувств, пусть его кончина склонила чашу весов и пятидесятипроцентный прогноз выживания в нашу пользу, но погиб член нашей команды. И кто-то будет по нему скорбеть. Кертис вел себя с диким апломбом, полагая, что все козыри были у него в руках. Я его сторонилась. Я рассказала принцессе о вчерашнем разговоре, и она снова предложила его убить (я снова отказалась). Мы не разговаривали с Кертисом, Ральф не разговаривал вообще, и единственным, с кем можно было поболтать, оставался Уилсон. Он был в приподнятом настроении и вел свои орнитологические заметки в синей тетрадке.

Я заглянула ему через плечо. Страница с подзаголовком «Птицы, виденные на этой неделе» была почти пуста, за вычетом голубя и пары воробушков.

– Что, не везет с пернатыми? – спросила я. – Работает закон Тарва, значит.

– Закон к отсутствию птиц не имеет ни малейшего отношения, – сказал Уилсон. – Но птицам здесь непросто живется. Чтобы выжить, им приходится или начинать зарываться в норы, как делают береговые ласточки, тупики и слепые кротоворобьи, или учиться развивать огромную скорость, как стрижи и ястребы икс-1. Все остальные, кто щелкает клювами, так или иначе… идут на корм.

– Кому?

– Облако-левиафанам, – ответил Уилсон как ни в чем не бывало. – Животные ныряют вниз и проходят низко над землей, втягивая в себя тонны воздуха вместе со всем, что попадается им на пути. Воздух компрессируется в мускульных мешках, и, когда под конец охоты левиафан проглатывает пойманных летучих созданий, он выпускает сжатый воздух из дыхал по бокам, этой струей подталкивая себя вверх.

– Как киты в океане, что ли? – спросил Кертис.

– Именно. Левиафаны, бывало, проглатывали за раз стаи в десять тысяч особей, и считается, что именно они повинны в вымирании североамериканских пассажирских голубей. Потому птицы и мигрируют, чтобы их не съели. Нет, их отсутствие меня ничуть не удивляет. Облако-левиафаны достигают размеров пассажирского самолета, шутка ли, что они любят плотно покушать.

– Как же они летают на таких крошечных крыльях? – поинтересовалась принцесса, показывая размытую фотографию со страниц «Десяти животных Кембрийской Империи, которым лучше не попадаться». Зверь напоминал упитанного плезиозавра. Четыре крылышка в виде весел, ужасно непропорциональные на вид. Большая пасть внизу широкой, плоской головы.

– Никто не занимался их доскональным изучением, – сказал Уилсон. – Во-первых, это очень редкий зверь – полагают, их осталось не больше пяти. А во-вторых, они хамелеоны, что позволяет им оставаться буквально невидимыми. Никто не видел вблизи даже их туловища, не говоря уже о скелетах – отсюда и миф о кладбище, куда все они приходят умирать.

Я спросила:

– Как думаете, правду говорят, что Небесная Пиратка Вольфф укротила левиафана?

Уилсон задумался над ответом.

– Что ж, нет ничего невозможного. Я слышал легенды о небесных пиратах, об истреблении облачного города Нимбус-3 и о «Тиранике», но я бы не спешил в это верить. Как правильно отметила барышня, летун из левиафана сомнительный, так как же ему на таких крыльях выдержать вес целого пиратского экипажа?

Мы замолчали. Я думала о Пиратке Вольфф. Гадала, реальная она или вымышленная, а если вымышленная, то, может, и Око Золтара – миф? Однако я была здесь не только затем, чтобы найти Око. Моей задачей было расспросить об Оке Эйбла Квиззлера – и это я могла сделать даже со всеми нашими нынешними трудностями.

Когда к двенадцати ни Эдди, ни Перкинс не вернулись, я приняла решение выдвигаться в дорогу. Расписав наш маршрут на листке бумаги, я прикрепила его к бобу Эдди. Уилсон предложил сменить меня за рулем, взревел мотор, и мы потащились по утрамбованной глинистой дороге с указателем «Ллангериг, Север», где Туристический Совет Кембрийской Империи услужливо приписал: «32 % вероятности попасть на съедение, живописные пейзажи и разнообразие мест для пикника».

Мы не преодолели и двух миль, когда на глаза нам попался пыльный «Рейндж-Ровер». Машина остановилась на зеленой полянке у обочины. Проезжая мимо, мы сбавили ход и увидели в машине водителя и одного пассажира. Они любовались видом и даже не повернулись в нашу сторону. Почуяв неладное, я попросила Уилсона отъехать чуть подальше и тормозить.

Я велела принцессе и Кертису ждать нас в броневике, а сама, в сопровождении Уилсона и Ральфа, который не хотел отходить от меня ни на шаг, с опаской подошла к «Рейндж-Роверу».

Я спросила водителя:

– У вас все в порядке? – но тот не ответил. Это был мужчина средних лет, прилично одетый, в одной руке он держал фотоаппарат, вторая лежала на руле. Он хмурил брови, будто заметил что-то странное, но не шевелился. Это было очень подозрительно.

– Алло? – окрикнула я и помахала рукой перед его носом. Он даже бровью не повел. – Ноль реакции, – сообщила я Уилсону. – А у вас?

– Аналогично, – отозвался он, с беспокойством глядя на пассажирку. Та застыла с полувытянутой рукой и приоткрытым ртом, как будто только что зевнула.

– Мулий грипп? – предположила я.

Уилсон ответил:

– Если бы так, не стали бы они дожидаться паралича в таких позах.

– Пульс не прощупывается, – сказала я, подержав водителя за запястье. – И кожа какая-то твердая на ощупь, как воск.

– Это Хотаксы постарались, – сказал Уилсон.

Я посмотрела на обездвиженную парочку.

– В каком смысле?

– В таком. Хотаксы не только каннибалы-убийцы, но еще неплохо разбираются в бальзамировании. Они оставляют несъедобные отходы – кожу, волосы и кости, – чтобы сохранить их в идеальном состоянии. Смотри.

Уилсон сунул руку в окно машины и приподнял волосы с загривка водителя, обнажая ряд мелких швов на коже, потом постучал мужчину по глазнице, которая оказалась вовсе не человеческой, а сделанной из настоящего стекла.

Я пригляделась. Удивительная работа. Реалистичнее любого чучела и в десятки раз круче поделок, которые стоят на обозрении в музеях восковых фигур.

– Поразительное правдоподобие, согласись, – сказал Уилсон. – Родственники жертв часто предпочитают не хоронить своих близких и ставят их вместо шляпных вешалок в коридорах. Однако чем хороши нападения Хотаксов – это тем, что жертва об этом ничего не узнает. Легкий укол в области шеи – это входит под кожу отравленный дротик, – и все. Потом человек примет вот такой вид и останется навеки запечатлен в миг своей смерти.

– Э-э… Ладно, наверное, есть и похуже способы умереть.

– Наверняка есть способы похуже, – согласился Уилсон задумчиво. – Зная Хотаксов, они небось и рабочие запчасти стащили, чтобы перепродать потом. Полюбуйся.

Он открыл капот, и верно – в моторном отсеке было шаром покати.

Пока мы так стояли, задумавшись о Хотаксах и парадоксальном сочетании в них дикарства, мастеровитости и деловой хватки в сфере перепродажи автозапчастей, тишину вдруг пронизал рев мотора.

Мы обернулись на шум. Броневик. Кто-то сел за его руль, взвизгнули тормоза, и этот кто-то дернулся с места.

– Эй! – закричала я и бросилась вдогонку уносящейся машине. Водитель обернулся – Кертис, сомнений быть не могло. Броневик ехал медленно, но у него была фора – мне в жизни было их не догнать.

– Только не говорите, что вы оставили ключи в зажигании, – сказала я подоспевшему Уилсону.

– Ой-ей, – выпалил он. – Извини.

– У-ук, – сказал Ральф.

– Плохо дело. – Я огляделась. Кто знает, какие ужасы притаились в этой пустоши, не замеченные нами. – Очень даже плохо.

– Может, это глупый розыгрыш, – предположил Уилсон с сомнением, – и он скоро вернется.

– Он не вернется, – поняла я вдруг со всей отчетливостью. – Он уехал на поиски Кладбища Левиафанов.

– Ему-то это зачем?

– Хочет первым заграбастать зубы левиафанов. Кажется, он думает, что в магической индустрии они ценятся на вес золота.

– Серьезно, что ли?

– Да нет, конечно. Впрочем, – заметила я, – все равно не понимаю, зачем он увез с собой мою служанку.

– Есть у меня предположение на этот счет, – сказал Уилсон. – Последние три десятилетия Кембрийская Империя претерпевает кризис на рынке обслуги. Речь тут не только о служанках: лакеи, повара, кондитеры и даже чистильщики обуви нынче в дефиците. Подозреваю, он намерен продать ее в Ллангериге. И притом за высокую цену.

– Я была бы осторожнее на его месте. Лора обучалась искусству тихого убийства.

– Хоть какое-то облегчение. Но сможет ли она сама управлять броневиком, если убьет его?

– Очень сомневаюсь.

И вообще я опасалась, что принцесса в миниатюрном и слабом теле Лоры не сможет оказать сопротивление Кертису, который был сильнее чисто физически.

Я присела на камень у дороги и потерла лицо руками.

– С каждой минутой все лучше и лучше.

– Мы еще сможем выкупить ее обратно, – подсказал Уилсон задумчиво. – Если у нее нет особых талантов в обращении с утюгом, а то хорошо выглаженная рубашка в этих краях ценится на вес золота.

– Почти уверена, что прин… то есть Лора не умеет с ним обращаться, – сказала я, думая про себя, что она вряд ли отличит утюг от ананаса. – Сколько отсюда до Ллангерига?

– Около тридцати миль по дороге, – ответил Уилсон. – Вдвое меньше, если срезать наискосок. Но одно я знаю точно…

– Лучше нам не ночевать на открытом воздухе.

– Точно.

Я перешла дорогу, подобрала камушек и в приступе бесплодной злобы и бессилия швырнула его со всей дури в дебри Пустой Четвертины.

Я доверила нашу экспедицию в руки ребенку. Она выдала Перкинса шайке преступников и не смогла его вытащить. Перкинсу придется уповать на милость императора и, видимо – да какой «видимо», наверняка – участвовать в возобновлении разработок Термомагического Прибора. Я не уберегла принцессу, доверенную под мою опеку, я трагически недооценила алчность Кертиса и дала ему повод бросить нас на верную смерть посреди Пустой Четвертины, самого опасного места во всей Кембрийской Империи – в свою очередь, самой опасной империи в Несоединенных Королевствах.

Просто фантастика.

Ральф и Уилсон как будто чувствовали мое эмоциональное состояние и дали мне побыть одной несколько минут, и только потом перешли дорогу и присоединились ко мне.

– Ну-ну, – успокаивал меня Уилсон, обладавший неистребимым запасом оптимизма перед лицом непреодолимых неудач. – Скоро кто-нибудь нас подберет.

– Вы много машин встретили на пути от стоянки и досюда? – спросила я.

– Ни одной, – ответил Уилсон, – но это еще не значит, что их вообще не будет. Думай не о том, что мы в самом опасном месте страны – думай о том, что мы не в самом опасном месте этого места. До него мы немного не дошли. Нужно быть благодарным судьбе за то, что мы еще живы.

– Вот счастье-то, – съязвила я, глядя в землю. – Несите шампанское.

– А… пас… на! – внезапно выдавил Ральф с паникой в голосе. Я посмотрела по сторонам, но не увидела, что его так напугало. Уилсон оказался наблюдательнее.

– Не шевелись, – прошептал он.

– Хотаксы?

– Отнюдь. Гораздо хуже. Помнишь, секунду назад я сказал, что нужно быть благодарным судьбе за то, что мы еще живы?

– Припоминаю.

– Я… погорячился.

На волосок от смерти

Я вглядывалась туда, куда смотрели Ральф и Уилсон, но ничегошеньки не видела. Пустая Четвертина на удивление справлялась с репутацией «пустой».

– Я ничего не вижу, – прошептала я.

– Морибундус карниворум, – тихо отозвался Уилсон. – Надвигается с северо-запада.

– Мори – что?

– Морибундус карниворум. Жизнепийца. Питается не калориями и протеином, не жирами и крахмалами, содержащимися в живых организмах, а жизненной сущностью как таковой.

Я присмотрелась внимательнее. В той стороне вообще не было ничего живого, кроме разве что одного кролика, который щипал травку футах в тридцати от нас и решительно нас игнорировал.

– Вы про кролика, что ли?

– Какого кролика? Нет, конечно, я не про кролика. Я про то, что за кроликом.

– Я ничего не вижу за кроликом. Или…

Я замолчала, потому что в этот момент я увидела жизнепийцу. Точнее, не его самого, а след, который он оставлял на траве, медленно надвигаясь на кролика. Там, где вокруг растительность была зеленой, яркой и пушистой, полоса пожухшей коричневой травы подбиралась к кролику, как пятно подливки, расползающееся по скатерти. Коричневая клякса смерти была не больше шести дюймов в ширину. Кролик перестал жевать и опасливо огляделся, и ползущая полоса отмершей травы замерла, выжидая.

– Теперь вижу, – прошептала я. – Оно охотится на кролика.

– Обычно жизнепийца предпочитает жертв покрупнее, – прошептал в ответ Уилсон. – Наверное, он очень голоден, и если он учует наш запах, заберет и одного из нас.

– Но мы ведь сможем его обогнать?

– Обогнать смерть? – Уилсон изогнул бровь. – Сомневаюсь.

Я сосредоточила внимание на протяжном участке мертвой травы за кроликом. Когда жизнепийца был уже буквально в шаге от ничего не подозревающей жертвы, он набросился на нее. Кролик сначала не понял, что произошло. Он был удивлен и попытался бежать, но споткнулся, содрогнулся в конвульсиях, завалился на бок и задрыгал ногами, после чего успокоился насовсем.

– Ф-уук, – сказал Ральф, который, как и мы, не мог отвести глаз от мертвого кролика. Жизнепийца высосал из зверька не только жизнь, но и все сопутствующее жизни: тепло, влагу, красоту. Меньше чем за минуту кролик состарился и иссох, и осталась от него лишь пятнистая шкурка, обтянутая вокруг обезвоженного скелета.

– В жизни не видела ничего…

– Тс-с! – одернул меня Уилсон. – Когда он сыт, он сильнее всего. Сейчас он продолжит охоту. Я однажды видел, как это выжрало отару овец, пока не свалилось от переедания. Приготовься задвинуть на задний план все приятные и жизнеутверждающие мысли и наполнить голову жуткими банальностями.

– Как мне это сделать?

– Я бы начинал с эфирного телевидения, переключился на биографии знаменитостей и заканчивал международными торговыми соглашениями по щебню.

Несмотря на совет Уилсона, очень сложно думать о чем-то скучном, когда тебя об этом просят, особенно когда поблизости рыщет смерть, но я попыталась хотя бы расслабиться для начала. Уилсон и Ральф сделали то же самое. Зона выжженной травы не спеша двигалась в нашу сторону и остановилась в нескольких шагах от Ральфа. Австралопитек, чуя опасность, не шелохнулся и смотрел в пространство как будто с совершенно пустой головой. Мертвая трава постояла на месте и вечность спустя двинулась в мою сторону, обходя Уилсона в неторопливом целеустремленном темпе. Мне и прежде случалось стоять лицом к лицу со смертью, но не так же.

Я храбро стояла смирно, и когда жизнепийце оставался до меня буквально последний ярд, Уилсон притопнул ногой.

– Хей-хо! – завопил он с натужной радостью и примесью страха. – Эх, до чего хорошо я себя сегодня чувствую! Я так полон жизни. Столько дел впереди, столько планов! Весь мир передо мной как на ладони, я буду вдыхать его дивные ароматы!

Сначала это даже сработало. Мертвая трава остановилась, задержалась ненадолго, но потом продолжила ползти ко мне.

К Уилсону присоединился Ральф.

– У-ук! У-ук! – покрикивал он, танцуя дурной танец и издавая странные трели, которые еще не были музыкой, но лет через несколько тысяч могли ей стать.

Я дернулась, чтобы бежать, споткнулась о камень и растянулась на земле.

– Ха, хо! – кричал Уилсон, подходя все ближе, отвлекая от меня внимание жизнепийцы. Ральф не отставал. Ничего не помогало. Смерть выбрала меня. Может, потому, что я была моложе и во мне оставалось больше всего жизни? Лента мертвой травы проскользнула под лягушкой, и та умерла мгновенной смертью. Я, теряя последние капли достоинства, дернулась назад. Но я все еще лежала на спине, поэтому я только бессмысленно барахталась на земле. Я запаниковала, и, когда Уилсон уже собрался броситься и грудью заслонить меня от жизнепийцы, воздух сотряс рев:

– СТОЯТЬ!

Я замерла. Уилсон и Ральф замерли. Смерть, никогда не упускающая своего, и та замерла – на случай, вдруг ей подвернется что-то более вкусное и легкое.

Новоприбывший стоял в десяти шагах от нас. На нем были бриджи, походные сапоги, клетчатая рубаха с засученными по локоть рукавами и большой рюкзак, густые темно-русые волосы спрятаны под красной банданой. На вид я бы дала ему лет тридцать с хвостиком, но лицо у него было мальчишеское, и он смотрел на меня самыми пронзительными голубыми глазами на свете. Он не просто смотрел – он как будто заглядывал прямо в душу.

Парень подбрасывал на ладони камень, как бы примериваясь к нему, чтобы точно рассчитать бросок. Я успела удивиться, как это он думает убить смерть камнем, но вдруг поняла, что камень предназначался не смерти – он предназначался мне. Широкий замах, яркая вспышка света – и все погрузилось во мрак.

Его зовут Габби

– Жизненная сила в ней так и светится, – раздался незнакомый голос из темноты, пронзаемой вспышками звезд. – Понятно, почему жизнепийца взял на нее прицел. Вы давно ее знаете?

– Со вчерашнего дня, – ответил знакомый голос. – Они с друзьями спасли меня от похитителей. Кажется, она какая-то крупная шишка в мире магии.

– Да вы что? – впечатленно протянул незнакомый голос.

Пауза, потом:

– А где вы достали австралопитека?

– Его зовут Ральф. Он прошел Глобальную Генетическую Перезагрузку.

Снова незнакомый голос:

– Не уверен, что понимаю…

– Сказать по правде, – говорил Уилсон (я вдруг узнала его голос), – я и сам не до конца понимаю. Вроде какая-то магия.

– В здешних краях куда ни глянь все какая-нибудь магия. Вас не смущает, что его хозяйство у всех на виду болтается?

– Да нет, мы уж как-то попривыкли.

– У-ук.

Я разлепила глаза и увидела перед собой Уилсона, Ральфа и незнакомца. Вся троица не спускала с меня глаз. Уилсон прикладывал к моему лбу влажный платок.

Я спросила:

– Я умерла?

– Разве это похоже на рай? – ответил вопросом на вопрос незнакомец.

Я посмотрела по сторонам. Пустая Четвертина никуда не делась, и я сидела спиной к колесу чужого «Рейндж-Ровера». Какой-то дурной сон, от которого никак не проснуться.

– Извини, что пришлось тебя вырубить, – сказал незнакомец с мальчишеской улыбкой. – Просто твое сердце так громко выстукивало похоронный марш, что тебя все жизнепийцы на планете слышали.

Я перевела взгляд на платок в руке Уилсона. Крови было совсем чуть-чуть.

– Спасибо, э-э…

– Меня зовут Габби, – охотно представился незнакомец. – Я тоже путешественник.

Он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатиями.

– Я – Дженнифер, а это – Уилсон.

Габби посмотрел на Уилсона.

– О, а я о вас наслышан. Вы давно здесь. Постоянно попадаете в передряги, но всегда остаетесь в живых.

– Умру я тоже здесь, – сказал Уилсон. – Я выжидаю правильный момент. И удача пока на моей стороне.

Габби возразил:

– Не думаю, что удача здесь многое решает.

– Что же тогда? – спросила я.

– Судьба. Правильные моменты, преобладающие над неправильными. Только это не мы их выжидаем, а они – нас.

– Не уверен, что понял последние слова, – протянул Уилсон. – А ты, Дженнифер?

– Нет, не очень.

Габби пожал плечами.

– Да я вообще-то тоже. Позаимствовал у одного умного парня. Это ваш транспорт? – кивнул он на «Рейндж-Ровер».

Пришлось рассказывать, что еще час назад мы путешествовали на полугусеничном броневике, который у нас угнали в комплекте со всем нашим багажом и моей служанкой.

А Уилсон объяснил, куда мы держим путь, умолчав только о нашей цели.

– Ллангериг, говорите? – повторил Габби. – И мне по пути. Только нам пора в дорогу, если вы надеетесь хотя бы на условно безопасное место для ночлега.

– А жизнепийца? – встрепенулась я, внезапно вспомнив об этом монстре. – Он еще поблизости?

– Он всегда будет поблизости, – ответил Габби, – пока однажды не вернется за тобой… за каждым из нас. Смерти нельзя избежать, но ее можно оттянуть – с мытьем посуды похожая история. И все-таки нам пора уходить, пока не сели батарейки.

– Какие еще батарейки?

Вот почему, оказывается, смерть так внезапно потеряла ко мне интерес. Габби удалось провести ее с помощью портативного аудиоплеера, из которого доносились оголтелые звуки бурной гулянки. Веселый смех и шумная энергичная трескотня жизнелюбивых людей казались куда привлекательнее, чем бессознательная я, и лоскут выжженной земли в настоящий момент наворачивал круги под деревом, в ветвях которого был спрятан плеер. Как собака, которая сердито бродит под деревом и не может добраться до белки. Дерево, естественно, было уже мертвым-мертво, как и земля под ним, где кружила недовольная смерть. Но лучше уж дерево, чем я, верно?

Больше тут ловить было нечего, и мы зашагали по пустынной дороге по направлению к Ллангеригу, оставаясь начеку в ожидании неприятностей. Ральф сновал вокруг нас, как спаниель на прогулке: то понюхает деревце, то пороется под камушком в поисках жуков.

– Как ты здесь оказался? – спросила я Габби. – Не верю, что ты просто в отпуске.

– Я собираю аналитические данные о летальных вероятностях для крупного игрока в сфере риск-менеджмента.

– Можно то же самое, только по-человечески?

Габби стал объяснять:

– Любое наше действие содержит элемент риска. И мы, выявив потенциальный фактор риска для всех человеческих занятий, решаем, куда лучше всего направлять наши усилия, чтобы избежать лишних рисков.

– Ты работаешь в страховой компании?

– Наши анализы используются в страховых компаниях, – уточнил он. – Но мы подрабатываем и фрилансом. Несложно догадаться, что такое опасное место, как Кембрийская Империя, дает уникальные возможности для изучения рисков. Вот, например, если на двух человек нападет тральфамозавр, кого из них он съест первым? Того, кто испугается, того, кто бросится наутек, того, кто выглядит страшнее, или того, кто выглядит сочнее? Факторов – целое море.

– Думаю, того, кто сочнее.

– Ну да… Неудачный пример.

– Наверное, ты очень хорошо ориентируешься в Пустой Четвертине.

– Прикипел я к этому месту, – сознался он с улыбкой. – Я люблю наблюдать за людьми, анализировать то, как они взвешивают риски, которые влекут за собой разные решения. Вот ты, например, знаешь, что по статистике с большей вероятностью можно погибнуть по дороге в аэропорт, чем на борту самолета, на который ты сядешь?

– Ты явно никогда не летал «ХламоЛетом».

– Нет правил без исключений, – согласился Габби.

Прошел час, и ни одной машины не попадалось нам на глаза – только пара «скайбусовских» фур, везущих, вероятно, авиационные запчасти за границу. Фуры промчались мимо, проигнорировав наши попытки поймать попутку, хотя бы и в обратном направлении, и вскоре скрылись из виду. Теплело, мы разговаривали все меньше и меньше. Уилсон, обычно такой шумный и оптимистичный, стих, и даже Ральф, который до этого носился вокруг как угорелый, начал внимательнее смотреть по сторонам. До Ллангерига оставалось миль двадцать пять, если держаться дороги, и добраться туда до темноты было нереально. Ночь под открытым небом была неизбежна. Габби уверял, что сможет справиться с любым монстром при свете дня, но не брался гарантировать нашу безопасность ночью. Прогнозирование рисков требовало от профессионала трезвости суждений, а здесь по примерным подсчетам водилось свыше шестнадцати форм жизни, которые могли убить нас раньше, чем мы заметим их присутствие.

– Давайте вернемся, – предложил Уилсон, когда мы сделали привал. – Там хоть есть где переночевать. Может, даже встретим в лагере туристов, которым будет по пути.

Он стянул ботинок и удрученно посмотрел на мозоли, которых натоптал уже немало.

– Новых туристов можно ждать целую неделю, а то и больше, – сказала я. – А мне нужно возвращать Перкинса, броневик и служанку.

А еще не будем забывать про резинового дракона и Око Золтара.

– Мы могли бы срезать и пересечь Пустую Четвертину наискосок, – сообразил Габби. – Я знаю тропу Хотаксов, которая выведет нас прямиком к Ллангеригу, мимо логова Антагониста – это дракон, который однажды хозяйничал в этих Драконьих Землях.

– Пешком всю Пустую Четвертину? – переспросил Уилсон, не веря своим ушам.

– А что такого. Дракон жил тут так долго, что генетическая память всей местной фауны успела адаптироваться. Он мертв уже полвека, а ничто до сих пор не смеет туда ступить. Я прогнозирую фактор риска от ночевки в бывшем драконьем логове не больше четырех процентов.

– Звучит многообещающе, – сказала я, тем более что драконы меня все равно не пугали. – Ральф? Что скажешь?

Ральф сказал:

– Дн-ууф, – и уставился на меня с интересом. Его ответ мог значить хоть «да», хоть «нет», хоть что угодно, но я должна была хотя бы спросить.

– А, какого лешего, – вздохнул Уилсон, пожимая плечами. – Показывай дорогу, и дело с концом.

На том и порешили. Пройдя еще полмили по трассе, мы завернули на узкую тропу близ мемориала «Могила безымянного туриста». Надпись гласила, что турист был «съеден, но не забыт» – хотя, судя по состоянию могильного камня, все-таки забыт.

И вот, переведя дух и обменявшись полными тревоги взглядами, мы зашагали по открытому простору Пустой Четвертины.

Старые Драконьи Земли

Тропа Хотаксов отчетливо проступала среди поросших травой кочек, но продвигались мы медленно. Так нам пришлось идти в обход завала камней, из которых ветры выточили причудливые и пугающие фигуры, сторониться зияющих земляных воронок, топей, местами даже тлеющих смоляных ям, усыпанных обугленными костями крупных травоядных.

Вот мимо нас прошествовало стадо элефино, понуро уставившихся себе под ноги. Вот мы набрели на миграцию жуков-хихунов. Плотная шеренга желто-крапчатых панцирей тянулась насколько хватало глаз. Мы перешагнули неугомонно хихикающих насекомых, пересекли опустевшую деревушку, пока не вышли на заброшенную дорогу, которая была вымощена большими плоскими камнями, испещренными непонятными символами.

– Этой дорогой дракон возвращался в свое логово, – сказал Габби, когда мы ступили на каменные плиты, меж которых пыталась пробиваться зелень, и ускорили шаг. – В те времена, когда еще не был заключен Пакт с драконами, когда драконы могли свободно передвигаться и пользовались не меньшей популярностью, чем короли и императоры.

По древней дороге, то замедляя шаг, то наверстывая, мы шли весь день. Один раз нам пришлось полчаса пережидать стадо тральфамозавров, в другой раз мы притормозили из-за подозрительных звуков, которые на поверку оказались всего лишь стадом автомобильных газелей, получивших свое название за то, что их клич точь-в-точь походил на автомобильные гудки. Честное слово, гудящее наперебой стадо на слух было не отличить от дорожной пробки в Турине.

Мы сделали привал у родника, который с клокотом бил из-под земли. На вкус вода была как лакрица – наверное, тут под землей были ее залежи.

Я спросила:

– У кого-нибудь есть что-нибудь съедобное?

Лично я все свои манатки – еду, воду, ракушку, «Руку Помощи», деньги, двадцатитысячный аккредитив для Бу – все до последнего оставила в броневике.

Мне никто не ответил. А ведь я обратила внимание, что Габби путешествовал с под завязку набитым рюкзаком, который он не снимал, даже присев отдохнуть на поросший травой берег ручья.

Ральф, сообразив на интуитивном уровне, что мы проголодались, убежал. Пять минут спустя он вернулся и принес мертвого слизняка размером с крысу и даже еще менее аппетитного. Слизни, строго говоря, были съедобными, так что в крайнем случае и сгодились бы на обед, но мы еще не были на грани голодной смерти, а значит, не достигли такого «крайнего случая», когда были бы готовы есть слизняков. Любопытная деталь: поскольку снаружи слизни выделяли ядовитые секреции, перед употреблением в пищу туловище нужно было вывернуть наизнанку, как носок, и обгладывать как кукурузный початок. Мы вежливо отказались от угощения, и Ральф слопал все сам.

Не сворачивая с тропы, мы поднялись на холм и с его вершины увидели огромную вмятину в земле, похожую на чайное блюдце диаметром в милю. Ровно посередине этого кратера высился большой, обросший травой купол. Купол был окружен высокой стеной, уже частично обвалившейся. Никакая трава не росла рядом с опустевшим логовом, и даже издали атмосфера казалась тяжелой и гнетущей. Поднялся холодный ветер, но, несмотря на пасмурную погоду, небо над куполом было ясным и лазурным.

– Не теряйте бдительности, – сказала я. – Застарелые чары могли перепутаться между собой самым непредсказуемым образом.

И пока мы спускались, странности остаточных лоскутков магии действительно стали проявлять себя. Трава в каменных трещинах под ногами самопроизвольно зашевелилась, и, оглянувшись, я заметила, что там, где мы только что прошли, трава выглядела сочнее, здоровее, насытившись нашей жизненной силой. Или еще странное: по обе стороны от нас, почти скрытые от глаз истончившимися зарослями, стояли изваяния из красноватого камня. Одно изображало человека, три – Хотаксов, (стоит отметить, что они были очень похожи на людей, только более коренастые и с широкой приплюснутой головой). Но большинство статуй изображали животных. Несколько базонджи, барсук-снорк, парочка земляных ленивцев, элефино, автомобильная газель и маленький тральфамозаврик. В общем, понятно, что это были никакие не статуи, а самые настоящие живые существа, завороженные и обращенные в камень. Нетрудно было заметить и единственную деталь, их объединявшую: все они были застигнуты врасплох в момент широкого зевка.

– Народ, не зевайте, – предупредила я, показывая на жертв. – Оборонительное заклятие окаменения переплелось с чарами, активированными зеванием, в результате – сонливость и скука становятся опасны для жизни.

Они переварили это, кивнули, и мы ускорили шаг, чтобы быстрее выбраться из зоны потенциальной опасности.

Мы достигли внешних стен логова. Когда-то они были десяти или пятнадцати футов в высоту, сложены из целых валунов, заложенных один промеж другого, как трехмерная мозаика. Когда-то логово дракона было идеально круглым, как торт, куполом, с двадцатифутовой стеной из пересыпанных драгоценностями речных камней, подпиравшей бордюр купола. Плачевное состояние логова было связано не с возрастом постройки, а с человеческой алчностью: стоило дракону умереть, люди хлынули сюда и растащили все, что могли унести. Мы шли по двору логова, а вокруг были раскиданы гниющие книжные переплеты из кожи. Когда-то они были книгами из драконьей библиотеки, но мародеры выдрали красиво разукрашенные страницы старинных манускриптов, чтобы продать их картинки для украшения чьих-то загородных домов. Даже страницы без картинок были выдраны, пергамент выскреблен, продан и переработан.

Мы шли вокруг драконьего двора, когда наткнулись на самого дракона – вернее, на то, что от него осталось. Груда гигантских костей лежала на том месте, где он рухнул наземь. Самоцвет на лбу его громадного черепа отсутствовал. В его челюстях мы увидели отметины от топоров – зубы ему вырубили давным-давно, ведь острый край драконьего зуба никогда не тупеет, и за это очень ценится на всех производствах. Кто-то хорошо на них заработал. Даже земля была выворочена за столько лет искателями сокровищ, жадными до золота, серебра и драгоценностей, которыми драконы по обыкновению украшают свои жилища. Искусная мозаика, некогда украшавшая пол, была разбита, испорчена, вокруг валялись керамические осколки.

– Какая дикость, – произнес Уилсон.

– Вандалы недолго ждали, прежде чем вымести отсюда все мало-мальски ценное.

– Крас-уук, – благоговейно сказал Ральф.

– Да, – согласилась я. – Раньше тут была неземная красота.

Такое печальное зрелище заставило меня вспомнить про Могучего Шандара и его роль в истреблении драконов. Логово зверя, одно из самых величественных и загадочных мест на земле, было разорено, как и многие ему подобные, растащено, разменяно на монеты и сувениры, и тысячелетняя наука была утеряна безвозвратно. Если угроза Шандара довести работу до конца и уничтожить последних драконов казалась мне страшной раньше, то сейчас я считала ее непростительной. Колин и Шпат не могут не выжить, не могут не здравствовать, не могут не поселиться в один прекрасный день в логове, подобном этому, думать великую думу и посвятить жизнь познанию.

– Неизбывная тоска пропитала самую сущность этого места, – сказал Уилсон. – Чувствуете?

– Чувствую, – отозвался Габби. – Словно сквозняк. Прибавим шагу.

– Поддерживаю, – сказала я, и мы втроем, а Ральф впереди всех, оставили груду костей позади и углубились в логово.

Мы обогнули кусок рухнувшей стены, и вдруг Ральф остановился как вкопанный. Мы тоже остановились. Там, залитый теплым оранжевым светом закатного солнца, опасный на вид – впрочем, какая восьмитонная глыба не будет опасна на вид, – стоял тральфамозавр. Ящер притаился в каких-то пятнадцати футах от нас, готовясь совершить прыжок. Он склонил голову набок и поглядывал на нас как на потенциальный ужин.

Я уже сталкивалась нос к носу с тральфамозавром. Видела слюну, блестящую на острых клыках, и красные глаза. Но в прошлый раз нас разделяло лобовое стекло «Фольксвагена», и у меня был план. Сейчас не было ни плана, ни преграды между нами. Только то играло мне на руку, что Ральф стоял ближе. И возможно, казался аппетитнее.

Ральф и сам отдавал себе в этом отчет и, не желая идти на корм ящеру без боя, медленным движением достал свой каменный нож. Тральфамозавр поморгал, разглядывая нас, и угрожающе размял передние лапы. Я подалась в сторону, собираясь броситься вправо, в надежде, что остальные бросятся влево, и хотя бы у одного или двух из нас будет шанс спастись.

Но стоило мне пошевелиться, тральфамозавр повернулся ко мне. Он выбрал меня в жертву – и это, доложу я вам, не самое приятное чувство. Я присмотрела валун в десяти шагах от меня и уже готова была сорваться с места, когда на мое плечо тихонько легла чья-то рука. Тральфамозавр склонил голову, как бы прикидывая, сможет ли он ухватить нас обоих за раз.

Я скосила глаза в сторону и посмотрела на Габби. Он разинул рот, обнажая два ряда безупречных белых зубов. Вскоре я просекла, что он задумал. Габби делал вид, что зевает. Я последовала его примеру и широко открыла рот, как артист пантомимы. Ральф и Уилсон посмотрели на нас и тоже присоединились.

Любопытный факт: зевота заразительна. Стоит зевнуть одному человеку в компании – остальные наверняка подхватят. А поскольку мы зевали только понарошку, я посмела надеяться, что чары на нас не подействуют. Оставался вопрос: подхватит ли тральфамозавр нашу «заразу»?

Кажется, не подхватил. Мы все хлопали ртами и разыгрывали зевоту в манере, которая не принесла бы нам наград за актерские достижения, зато выиграла бы золото в чемпионате по отчаянным мерам, а тральфамозавр знай себе наблюдал за нами голодными глазами и в конце концов приподнялся на мыски, готовый к прыжку. Что ж, затея была изначально сомнительная. Самое время было переходить к плану «Б» (он, если вкратце, звучал так: «Беги сломя голову и надейся на лучшее»). Вдруг вам когда-нибудь пригодится мой опыт, так что даю вам бесплатный совет: если на вас нападает оголодавший хищник размером с автобус, помните о том, что он весит несравнимо больше вашего, и не может набирать скорость, тормозить и менять направление с легкостью, с которой делают это существа помельче – например, мы. Есть мнение, что активные прыжки, перебежки и увертки могут оттянуть неизбежное аж на целую минуту, прежде чем грубая сила и бег на пересеченной местности не положат конец вашим жалким потугам. Короче, даже если вы в этом деле новичок, от первого щелчка зубов всегда можно увернуться – достаточно лишь внимательно наблюдать за хищником.

Вот и я не сводила с тральфамозавра глаз. Он был готов к броску. Его пасть разверзлась. Я замерла в нерешительности, переступила с ноги на ногу и стала ждать его следующего движения.

…Которого не последовало. Грозное движение челюстей оказалось всего лишь добротным зевком. Нас обдало ароматами гниющего мяса, и сию же секунду тральфамозавр превратился в темное гранитное изваяние, которое слегка посверкивало в последних лучах уходящего солнца.

– У-ук, – сказал Ральф с облегчением.

Мы переглянулись и прыснули со смеху. Видимо, на нервной почве, потому что смешного тут ничего не было. Мы молча обошли застывшего зверя и разбили лагерь в брошенной военной бронемашине. Раздобыли несколько огневых ягод, мы разожгли их, подергав за черенки, и устроились на ночлег. Сон не шел. Отовсюду доносились сопение, царапанье, щелчки и свист – ночная фауна Пустой Четвертины выходила на свои ночные дела. К счастью, далеко от нас.

– У нас осталась хоть какая-нибудь еда? – спросила я, когда голод уже вовсю давал о себе знать.

– Ральф куда-то ушел, и у него был охотничий блеск в глазах, – сказал Габби. – Но если он вернется с пустыми руками или вообще не вернется, у меня где-то завалялся «Сникерс».

Ральф вернулся (это хорошо) с уже освежеванной болотной крысой. Воспользовавшись пластом металлолома вместо сковородки, мы недолго думая поджарили мясо. Сейчас мы были бы рады любой еде – даже крысе. Уилсон и я улеглись спать, свернувшись калачиками в раскуроченном автомобиле, и укрылись покрывалом из сухого дерна и вереска. Габби устроился отдельно от нас и делал записи в блокноте с кожаным переплетом.

– Работа, – объяснил он в ответ на мой вопрос. – Наверху хотят знать все, что здесь происходит.

– Как я тебя понимаю, – сказала я. В мире магии тоже до опупения любили всякую канцелярию.

Я смотрела на звезды, такие яркие и чистые в синеве ночного неба, как вдруг что-то пискнуло, и разгоряченная почтовая улитка липко плюхнулась мне на грудь. Она была грязная, побитая, у нее недоставало одной антенки, а панцирь был исцарапан, живо давая понять, что бедняжка чуть не стала жертвой хищника. Семь часов давно миновало, сеанс связи не состоялся (ракушка-то осталась в броневике), вот Мубин и прислал улитку. Я сняла записку и поднесла ее на свет огневой ягоды. Если вчерашнее сообщение было записано аккуратным почерком, то сегодня текст как будто писали впопыхах.

Дженнифер!

Не смогли до тебя дозвониться, надеюсь, ничего страшного не случилось. Око Золтара важно как никогда и береги принцессу всеми правдами и неправдами. Перкинсу скажи от меня, пусть будет готов ликвидировать любые помехи. Кевин передает: когда будешь стоять на плечах великанов, не бойся прыгнуть в бездну.

Мубин.

Ответить я никак не могла, так что я сложила послание и спрятала в нагрудный карман. Мне все это очень не нравилось. Неужели Мубин имеет в виду «игнорировать любые помехи» в том же смысле, что и Уилсон в своем рассказе? Выполнить поставленную задачу любой ценой? И что еще за прыжки с плеч великанов? Великаны вымерли много лет назад и давным-давно переведены в легенды шестой категории вместе с птицами додо: «Существовали, но абсолютно точно вымерли».

Я лежала неподвижно, прокручивая в голове события минувшего дня. В свете ягод я заметила Ральфа, который уселся на камень с ножом в руках, собравшись нас караулить. Я подвязала платком нижнюю челюсть, чтобы случайно не зазеваться, и устроилась как могла на том, что оставалось от автомобильных сидений. Было холодно, и казалось, что после такого дня я ни за что не засну. Не прошло и пяти минут, как я доказала себе обратное.

Утренняя охота

Проснулась я, продрогшая до костей. Воздух был морозным, густой туман устилал землю нежным молочным покрывалом. Я закашлялась и посмотрела в небо. Было рано. Уилсон спал рядом, а Ральф сидел на том же месте, что и накануне, только сейчас он ссутулился и крепко спал. Габби нигде не было видно. Я потянулась, огляделась и вдруг уловила далекий свист. Так свистит ветер, поющий в бахроме летящего на большой скорости ковра-самолета.

Звук доносился откуда-то с севера и, кажется, приближался. Через секунду откуда-то возник Габби, на бегу натягивая рюкзак. Вид у него был встревоженный.

– Хватайтесь за что-нибудь! – заорал он. – Левиафан вышел на охоту!

Уилсон еще спал, так что я накрыла его собой и втиснула наши туловища в угол машины, упираясь обеими ногами в пол и обхватив руками погнутый руль. Габби вцепился в дверной косяк.

Свист стал громче, ветер усилился – пресловутый «грозовой фронт», предвестник охоты на бреющем полете, грозился смести с земли все, что только могло взлететь в воздух. Секунда – и воздух заполонили птицы всех мастей, тщащиеся обогнать хищника. Мимо нас проносились чайки, воробьи, ястреб, три цапли, пеликан и два десятка скворцов, жмущихся друг к дружке в поисках спасения. Многие приземлились в изувеченный автомобиль и, на время забыв нас бояться, забились во все доступные щели. Три тупика зарылись ко мне под куртку, а воробьи, галки, кулики и один дятел отчаянно пытались пролезть под бронированный кузов.

А свист продолжал нарастать, вместе с ветром и грозовым фронтом. У меня заложило уши. Мимо вдруг пронесся рой насекомых, дрожащих и кувыркающихся в потоке ветра. Бабочки, пчелы, осы, божьи коровки и мириады других сбились в один растерянный рой в безнадежной попытке уйти от погони. Пыль, земля, мелкая галька, клочья травы поднимались в воздух и подмывались вверх ураганом. Я подняла голову, чтобы посмотреть на левиафана – вы бы сделали то же самое на моем месте – и обратила внимание на Ральфа. Он стоял на камне с ножом в руках, наблюдая за стремительно приближающимся гигантом. Теперь я тоже увидела левиафана – точнее, фрагменты левиафана. Прежде всего в глаза бросалась его пасть – зияющий овал в двадцать футов шириной, окаймленный жемчужно-белыми зубами размером с артиллерийский снаряд каждый. Остальной левиафан оставался неразборчивым, дрожащим миражом в облаках. Еще несколько секунд – и зверь накрыл нас и прошел у нас над головами с громом и шумом, как гигантский пылесос. Я заметила Ральфа. Он готовился к атаке. Может, ему показалось, что один австралопитек сможет одолеть левиафана. Может, он хотел быть первым, кто попытался. А может, в глубине души осторожничающий одиночка, который когда-то был Ральфом ДиНейлором, хотел покончить с такой жизнью, дерзнув принять свое самое рискованное решение. Я не знаю. Но пока левиафан проплывал мимо, Ральф ухитрился воткнуть кинжал под кожу звериного брюха, и чудище подхватило и понесло его, продолжая охоту и как будто не обращая внимания на пассажира.

Военная машина, служившая нам убежищем, пошатнулась, когда левиафан прошел над ней, и все замерло. Стих ветер, птицы повысовывались из укрытий, потерли свои клювы и разлетелись, не придавая происшествию большого значения. Мы с Габби смотрели левиафану вслед. Левиафан… точнее, дрожащий мираж, который был левиафаном, спустил воздух из рядов парных дыхал у него на подбрюшье и рванул вертикально вверх.

– Это Ральф? – спросила я.

Это Ральф. Он держался за звериное брюхо, пока тот взмывал в высоту на тысячи футов, оставляя за собой шквал пыли, перьев, земли и травы. Упорству Ральфа можно было только позавидовать. Даже его дамская сумка была при нем и болталась у него на локте.

Проснулся Уилсон, проморгался и встал.

– Я что-то пропустил?

– В некотором роде, – ответила я и показала на крошечную точку, в которую превратился Ральф, еще различимый на фоне бледного контура едва заметного левиафана. Казалось, как будто он поднимается ввысь сам по себе. Через несколько секунд левиафан завалился на бок, меняя направление и заходя на север, и Ральфа не стало видно.

– С ним все будет в порядке?

– Пока пальцы не разожмутся, – ответил Габби.

В тишине мы смотрели в опустевшее небо.

– Он был нам верным товарищем, – сказала я с грустью.

– Нам будет его не хватать, – согласился Уилсон.

– В Империи всегда теряют друзей, – философски вставил Габби. – Уверен, он не последний, с кем придется проститься до конца этого путешествия.

Я вспоминала предсказание Эдди и сказала:

– С точки зрения математики ты, может, и прав. Но как же я надеюсь, что ты ошибаешься.

– Ох, и низко же прошел этот левиафан, – отметил Габби.

Он отцепил что-то с изодранного края побитого кузова. Это был ошметок кожи, который он разложил на своей ладони, и кожа сменила цвет, подстраиваясь под его руку. Габби переложил лоскутик на мою ладонь, и она сразу потемнела, подстраиваясь под меня.

– За кожу левиафана на черном рынке в Кембрианополисе можно выручить хорошие деньги, – сказал Уилсон.

– Если нас поймают люди императора, не сносить нам головы, – ответил Габби. – Лучше от этого избавиться.

С этими словами Габби выпустил лоскут кожи из рук, и он поднялся в воздух как пушинка.

– Левиафаны легче воздуха? – спросила я завороженно, не веря своим глазам.

– А как такая махина летает, по-твоему? – ответил Габби и добавил: – Нам пора. Если повезет, успеем достичь границ Пустой Четвертины раньше, чем нас примут за завтрак. И еще, Дженнифер?

– Да?

– Мне кажется, или у тебя в куртке тупики?

В самом деле им так понравились мои карманы, что пришлось вынимать птичек самой.

Часа три мы брели молча, иногда останавливаясь, чтобы укрыться от опасности, попить воды из горного ручья или перекусить дикой редиской. Но вот, наконец, мы вышли к дремлющим межевым камням, отмечавшим северную границу Драконьих Земель и Пустой Четвертины. Камни были покрыты толстой коркой лишайника, они казались брошенными и забытыми. До Ллангерига оставалось несколько миль.

Габби объявил привал.

– С чего вдруг? – спросила я.

– Завтрак.

– Откуда у тебя еда?

– Ниоткуда. – Габби улыбнулся. – Еда есть у них.

Он кивнул на кряжистый дуб. Его корни крепко обхватили один из межевых камней, и в низко нависших ветках пряталась небольшая компания. От них были видны только ноги, и, пересчитав конечности, я решила, что их было шестеро, но что-то заставило меня присмотреться, и я сообразила, что три пары ног принадлежали одному существу – базонджи, а оставшиеся две – Эдди и Перкинсу. Я сморгнула выступившие слезы. Я уж думала, никогда больше их не увижу.

Встреча старых друзей

– Эге-гей! – весело окликнула Эдди, выходя на поляну. – Как поживают мои туристы?

Знаете, нечасто я бывала так счастлива, просто видя кого-то в добром здравии. Я сейчас о Перкинсе, конечно. Хотя видеть Эдди я тоже была рада.

– Привет, Дженни, – сказал Перкинс и заключил меня в крепкие объятия, улучив момент шепнуть мне на ухо, как он по мне скучал. Я охотно ответила ему тем же, но, если честно, к его внезапному взрослению (вы же еще не забыли, как он набрал десяток лет, исполняя Глобальную Генетическую Перезагрузку?) я еще не скоро смогу привыкнуть.

– Ты как? – спросила я. – Не пострадал?

– Я-то в порядке. Не могу сказать того же про похитителей.

– Мертвы?

Он не ответил, только посмотрел на меня и многозначительно выгнул брови.

Эдди подошла к Габби и по-дружески пожала ему руку.

– Здорово, приятель. Рада тебя снова видеть.

– Вы знакомы? – удивилась я, хотя непонятно, чему тут было удивляться.

– Габби – это мое секретное оружие, – сказала Эдди. – Каждому нужен свой Габби, чтобы приглядывал за нами.

– Так это ты подослала к нам Габби в качестве охранника? – спросила я.

– Он должен был держаться в стороне, пока чего-нибудь не случится.

Я посмотрела на Габби – он пожал плечами.

– Наверное, стоило вам объяснить, – сказал он. – Но я буквально две минуты назад удостоверился, что Эдди сама жива. И вообще мое дело простое – вас спасать.

За что я его поблагодарила и вернула в распоряжение Эдди. Безопасность в экстремальном туризме – да и в любом туризме, если на то пошло, – зиждется на вашей осведомленности. Чем лучше вы осведомлены, тем более взвешенные принимаете решения.

– Я их встретил в паре кэмэ к северо-западу от висячих бобов, – рассказывал Габби в ответ на расспросы Эдди. – Они потеряли свой транспорт, и их чуть не высосал жизнепийца. Сюда я привел их через драконье логово.

– Разумно ли это? – поинтересовалась Эдди.

– Может, да, а может, нет, – ответил Габби, – но обошлось без жертв.

– Кроме Ральфа, – напомнила я. – Он решил наброситься на облако-левиафана, когда тот спустился на охоту. Думаю, получил массу впечатлений за этот полет, пока он не кончился.

– А что остальные?

Я рассказала, как Кертис угнал броневик с моей «служанкой» на борту, и Эдди согласилась с моим выводом, что Кертис будет двигаться к Ллангеригу, как Уилсон, и предположил, почти наверняка затем, чтобы продать Лору.

Это она еще не знала, что Лора была далеко не служанкой. Но на время придется ей побыть именно служанкой, пусть и со странностями.

Заодно я рассказала о смерти Игнатиуса.

– Плотоядные слизни? – предположила Эдди. – Он всегда немного подтормаживал.

– Он сбежал и хотел пересечь границу в лодке, но его подстрелили пограничники.

– Ого-го. Такого я предположить не могла.

– Вот и он тоже.

– Если я вам больше не понадоблюсь, – встрял Габби, – я пойду, пожалуй. Мне еще новобранцев риск-менеджменту обучать. Текучка в наши дни – просто дикая.

Я пожала ему руку и снова поблагодарила за спасение. И он, вежливо отказавшись от завтрака, быстрым шагом ушел от нас и скоро пропал за склоном холма.

Мы разложили пикник на прогретой под солнцем траве, и завтрак никогда еще не казался таким вкусным. У нас был даже чай, заваренный в котелке на остаточной термомагической энергии, которая сочилась из рун, высеченных на поваленных межевых камнях.

Я спросила:

– В чем подвох с этим Габби?

– Габби – человек без подвоха. Он оценивает риск смерти и вмешивается, если благоприятные условия превалируют.

– Почему тогда он не помог Ральфу? Он же на страховщиков работает, да? Он не попал бы сюда, не будь у него приличной страховки.

– Ральф не был человеком, – сказала Эдди, – а у Габби были четкие инструкции. Если начать спасать нелюдей, то до чего мы докатимся? Будем спасать тральфамозавров? Кроликов? Божьих коровок?

– Чудак-человек, – вставил Уилсон. – Ни ест ни пьет, не видел даже, чтобы он спал прошлой ночью. Бодрствовал, когда я засыпал, и проснулся раньше меня.

– И меня, – подхватила я. – И еще он никогда не снимал рюкзак со спины. Я только один раз видела, как он с ним возится, когда он возвращался сегодня утром.

– Поймите, – продолжала Эдди, – Габби и его работа – это одно целое. Лучше не задавайте лишних вопросов. Есть явления, которым нельзя найти рационального объяснения, и Габби… Габби как раз такое явление.

– Ладно… А что там с похитителями? – спросила я, потянувшись за очередной булочкой, на этот раз – с арахисовым маслом. Перкинс и Эдди переглянулись.

– Если вы не хотите рассказывать… – начал Уилсон.

– Нет, вам стоит знать, – возразила Эдди и сделала глоток чая перед тем, как продолжить. – Я проследила за ними до их лагеря, он разбит в пяти милях от Кембрианополиса. Дождалась рассвета и отправилась к ним. Я сказала, что клинок, который всегда со мной, несет слово, и за ними выбор: сохранить себе жизнь и выдать мне Перкинса, или отказать мне и расстаться с ней. Я знала, что они откажут, но такова традиция – предлагать сделку.

– Трое на одного? – перебила я. – Не обижайся, Эдди, но они крупнее тебя даже не вдвое. Неужели ты думала, у тебя есть шанс?

– Недостаток веса я компенсирую своей свирепостью, – ответила она. – Но я не обижаюсь. Я заранее взвесила свои шансы на победу и пришла к выводу, что они где-то семьдесят на тридцать в мою пользу. Рукопашная намечалась жесткая, но в конце концов победительницей вышла бы я. Потом я оставила бы их на растерзание слизнякам, отпустила на волю их базонджи и вернулась с Перкинсом. Еще когда они уводили его, они должны были знать, что мне придется так поступить. Они должны были ждать, что я вернусь за ним.

Я спросила:

– Все вышло так, как ты и планировала?

– Вышло бы, – ответила Эдди, – если бы не твой товарищ.

Я посмотрела на Перкинса.

– Что ты натворил?

– Вот она объявилась и толкнула эту заунывную речь про племенную честь, я прям даже проникся всем этим дикарством и беспочвенным кровопролитием… Ну вот, а я и сказал, что если она их убьет, то я сам никуда с ней не пойду.

– Я ответила, что выбора у него нет, – подхватила Эдди, уставившись в чашку, – что я свяжу его, как кабана, нравится ему это или нет.

Мы с Уилсоном в нетерпении посмотрели на Перкинса.

– Короче, я сказал, что хлопнусь, если она их хоть пальцем тронет.

У меня полезли глаза на лоб. «Хлопнуться» – крайняя мера, известная любому магу, простейшее заклинание, вызывающее отек мозга. Мгновенная потеря сознания и скорая смерть.

– Я оказалась в затруднительном положении, – продолжила за него Эдди. – Такое развитие событий было бы тройной неудачей. Разбойников все равно пришлось бы убить, раз угроза уже прозвучала, Силуры и Олдвикцы пошли бы друг на друга войной, а трофей в этом конфликте – Перкинс – тоже был бы потерян. Безвыигрышная ситуация. И мне пришлось пойти на отчаянные меры. Я сказала им, что согласна их не убивать, раз для этого не будет веской причины, и что я готова потерять свою честь ради сохранения мира между нашими племенами.

– Меня начинает сильно смущать вся это тема с честью, – сказала я. – Разве желание убивать и умирать во имя абстрактной концепции сомнительной важности не признак идиотизма?

– Я первая готова с тобой согласиться, – сказала Эдди. – Честь – это то, что остается, когда манерами начинают орудовать вместо мечей. Но если ты воспитана в среде, где честь ценится дороже жизни, во всем этом видишь намного больше смысла. Ненамного. Маленько. Короче. Они напали на меня, потому что их к этому обязывала честь, и я защищалась, как меня обязывала честь, и убила их, но в рамках самообороны. Мне кажется, Гарет все так и запланировал. Он сам обесчестил себя. Он похитил Перкинса и вынудил наши племена повздорить, потом из-за этого я обесчестила себя, что, в свою очередь, принесло бесчестье ему. Напав на меня, он позволил мне восстановить мою утраченную честь через его убийство и, как ни парадоксально, тем восстановить и его честь. Он умер с честью, и за это я могу его уважать. Мы даже не оставили их на растерзание слизнякам, а похоронили их по племенному обряду, из-за чего мы и задержались, собственно. Земля была твердая, и нам пришлось проехать много миль, чтобы раздобыть лопату.

– Я окончательно запуталась, – сказала я.

– Я тоже, – сказал Уилсон.

– И я, – сказал Перкинс. – А я все это видел воочию.

– Ладно, проехали. Что было потом? – допытывалась я.

– До висячих бобов мы добрались, когда вы давно уже уехали, увидели записку и шли по вашему следу вплоть до «Рейндж-Ровера» с жертвами Хотаксов. К тому времени дело клонилось к вечеру, и мы решили остановиться в гостинице Лланидлоса.

Я поинтересовалась:

– Какие у нас дальнейшие планы?

– Да в общем-то прежние, – ответила Эдди. – Пойдем в Ллангериг и посмотрим, удастся ли выручить вашу служанку, забрать броневик и как-нибудь расквитаться с этим засранцем Кертисом.

– А потом?

– Посмотрим, что скажет ваш Эйбл Квиззлер в свое оправдание. Оттуда и будем плясать.

Мне нравился такой план. Эдди отправила своего базонджи домой и повела нас по тропе, ведущей к подножию холма.

– Есть новости из дома? – спросил Перкинс. Я показала ему последнее сообщение, снятое с улитки, и наблюдала за его реакцией на строчку про «ликвидацию помех». На его лице промелькнула тень, но быстро прошла.

– Он подчеркивает, что с принцессой ничего не должно случиться, а Око остается первоочередной задачей, – подытожил он.

– Да, но если у Эйбла Квиззлера не будет конкретной информации, я умываю руки. Мы уже потеряли двоих, а охота на мифических левиафанов и пиратов по всей Кадер Идрис без малейших свидетельств – звучит как мартышкин труд.

– Согласен. – Перкинс ткнул пальцем в записку. – К чему это про «прыжок в бездну»?

– Понятия не имею, – созналась я. – А какие такие помехи тебе нужно ликвидировать? У нас что, неприятности?

– Я не знаю. Может, это просто напоминание о том, насколько важна эта миссия.

Мы вышли к полосе редких буковых деревьев на гребне холмов, и Эдди показала внизу город на равнине.

– Узрите, – сказала она торжественно, – Ллангериг.

Ллангериг

Город был округлой формы и расположился прямо у изгиба реки. Он был укреплен высокой стеной, которая загибалась вовнутрь, а сверху была оборудована выступающими бойницами, чтобы легче отбивать нашествия тральфамозавров и другие напасти. За пределами стен простиралась открытая местность, выжженная и побитая последними конфликтами. И говоря «последними», я имею в виду, что несколько броневиков еще дымились после битвы, состоявшейся сегодня чуть раньше.

– Кто они? – спросила я, показывая на два, судя по всему, военных лагеря.

Один был разбит в полумиле восточнее Ллангерига, второй – на том же расстоянии западнее. Оба могли похвастаться собственной системой траншей и земляных укреплений, где солдаты готовились к новому бою.

– Противоборствующие стороны, – сказала Эдди. – Вот уже сто сорок лет рьяно сражаются за Ллангериг. Полтора века вечного раздора, военной агрессии и политических манипуляций. Лидеры этих группировок не остановятся ни перед чем, чтобы разгромить соперника, в то время как цель их извечной борьбы стоит между ними и ждет исхода, давно затаив дыхание.

– Милитаристы? – спросила я.

– Если бы, – отвечала Эдди. – Те, конечно, тоже жадные до власти маньяки, но хотя бы знают, когда пришло время для перемирия. Нет, этими движет алчность. Они абсолютно безжалостны в своей погоне за властью, влиянием и территорией.

– Ты хочешь сказать… – начал Перкинс.

– Именно, – ответила Эдди. – Железнодорожные компании.

Я присмотрелась. И действительно, в обоих лагерях, разбитых на востоке и на западе, наблюдались и подъемные краны, и груды стройматериалов, уголь и даже парочка локомотивов. А за каждой военизированной зоной шла железная дорога, извиваясь змеей и вскоре скрываясь из виду за бескрайними зелеными холмами. Трудно было не заметить, что выжженная и раскуроченная земля была сосредоточена строго в окрестностях Ллангерига.

Пока мы глазели на такую панораму, залп артиллерийских орудий был выпущен восточной железной дорогой, и секунду спустя несколько снарядов разорвались рядом с их оппонентами с запада. Те ответили огнем на огонь и повалили вековой дуб, который за свой век наверняка не раз подвергался опасности. Артобстрел продолжался, и я заметила, что инженеры и военные машины с западной стороны пытаются прокладывать рельсы, продвигаясь к Ллангеригу. Это вскоре заметили и на востоке и послали вперед стрелков, чтобы остановить инженеров. Те с задачей справились: на три положенные шпалы потери составили пять, насколько мне было видно, человек.

Параллельно с этим инженеры восточной компании при помощи подъемного крана начали перетаскивать законченный участок дороги длиной в тридцать футов, что было встречено ружейным огнем с запада. Мы смотрели, как сварщики в тяжелой броне на теле выбежали устанавливать новую секцию рельсов, но хотя они варили железо с потрясающей отвагой, участок дороги был забракован Строительным Инспектором, облаченным в полосатый судейский наряд.

– Недостаточно балласта под рельсами, – сказал Уилсон со знанием дела. – Такие не выдержат даже веса паровоза, не говоря уже о полных грузовых вагонах угля.

Это все было как-то слишком странно даже по кембрийским меркам. Две группы людей воевали за одну милю голой земли между двумя парами рельсов.

– Ясно, – проговорила я медленно. – И они воюют, потому что?..

– Спустимся вниз, и я расскажу по дороге, – сказала Эдди, поглядывая на солнце, чтобы вычислить время. – Нужно успеть в город к тихому часу в 12.07.

– Ничего себе точность.

– Железнодорожные милитаристы щепетильны в вопросах пунктуальности. Они иногда запаздывают, но всегда извиняются и объясняют причины задержки, и если тихий час сильно запаздывает, ты можешь требовать компенсации.

– Компенсации чего?

Она пожала плечами.

– Никто не знает.

Мы спускались вниз, пока история проносилась перед нашими глазами благодаря вдохновенному повествованию Эдди. Конфликт начался при дедушке Тарва, когда он возжелал, чтобы и Кембрийская Империя урвала свой кусок пирога от нового на тот момент проекта железных дорог, которые привлекли бы в страну богатство и современные достижения. Железнодорожные компании из штанов выпрыгивали, чтобы побороться за право на хлебные контракты, но случилось недоразумение, и не одна, а две компании ошибочно получили заветное право на потенциально прибыльную ветку между Кембрианополисом и глубоководной якорной стоянкой Аберствита.

– После ожесточенных споров, – рассказывала Эдди, – император постановил, что первый, кто доберется до Ллангерига, получит контроль над веткой, и начался строительный вихрь. Кембрийские Железные Дороги строили с востока, а Трансваллийская Железнодорожная Магистраль – с запада. Обе компании подобрались к Ллангеригу с краев, и вот слово за слово кто-то кого-то оскорбил, кто-то разбил кому-то нос, кто-то кого-то пристрелил – и глазом не успели моргнуть, как развязалась война и тянется уже дольше века. В доках скопились грузы, и Кембрианополис ждет не дождется, когда их можно будет отправить по железке. Так что если ваш прадед заказывал кембрийское пианино, оно и по сей день стоит где-то на складе в ожидании пересылки.

Мы остановились в непосредственной близости от городских стен, и воюющие компании обменялись очередными артиллерийскими залпами, а несколько смелых железнодорожных военных были обезврежены пулеметным огнем.

– Сколько человек умерло за милю рельсов в течение полутора веков? – спросил Перкинс.

– Восемь тысяч, – ответила Эдди. – Плюс минус.

– Опасная здесь работенка у железнодорожников, – заметил Уилсон.

– Это правда, – согласилась Эдди. – И все они сражаются не за славу, а за долю в прибыли. Если солдат выживет и дорогу через Ллангериг проложит компания, за которую он сражался, он разбогатеет так, как никому и не снилось.

– Но если он не выживет?

– Его похоронят в картонной коробке, а вдова получит пятидесятифунтовый сувенир.

– И что, у них нет недостатка в рекрутах? – поинтересовался Уилсон.

– К ним очереди выстраиваются.

– Кто-то должен положить этому конец, – прорычал Перкинс.

– Эта война идет уже так долго, и будущая прибыль от железки так огромна, что победитель оставит проигравшего банкротом, – сказала Эдди. – Так что в корпоративном смысле это битва не на жизнь, а на смерть. Уже давно не прибыль, а острые финансовые последствия рулят этой войной.

– А что, если ничья? – спросила я из интереса. – Не могут они поделить ветку между собой?

– Для этого им придется вбить последние гвозди ровно в одно и то же время, – ответила она. – А это малоправдоподобно.

Мы дождались 12.07. Орудия смолкли. Секунда в секунду сотрудники обеих компаний вышли забрать с поля раненых и погибших, открылись городские ворота, и плотный поток торговцев, пешеходов, водителей, железнодорожных фанатов, тележурналистов, коз и прочих городских обитателей высыпал наружу, чтобы погулять и вернуться обратно к 14.38, когда сражения возобновятся.

Мы дошагали до ворот и вошли в город. Он был невелик, но жизнь в нем кипела. Бурно кипела. Ллангериг был не просто трофеем в железнодорожных войнах – он был еще и пограничным городом. Земли к северу от него были абсолютно неисследованы и нетронуты. Ллангериг был удобной стартовой точкой для экспедиций в малопопулярные у туристов земли и не самые гостеприимные горы Плинлимон и Бервин.

– Экспедиции обычно обходят стороной Кадер Идрис, – сказала Эдди. – Даже экстремальный туризм знает свои границы.

– На то есть конкретные причины? – спросил Перкинс.

– Вкратце – избыточно высокий уровень летальных исходов. Из мертвых туристов не выходит постоянных клиентов.

Продвигаясь к ближайшему постоялому двору, чтобы там пообедать, мы миновали море уличных торговцев, продающих акции железной дороги. Они называли себя именами вроде «Честного Боба» или «Эдди Слово-Кремень» и устанавливали на улицах доски, на которых мелом расписывали текущие сводки о стоимости каждой компании. С учетом результатов сегодняшней битвы акции «КЖД» в настоящий момент стоили чуточку выше акций «Трансваллийской Магистрали», но, судя по спешно накорябанным и многократно переписанным цифрам на досках, ситуация на рынке менялась постоянно.

– Стоимость акций может как подниматься, так и опускаться! – произнес позади нас радостный голосок. Обернувшись, я увидела принцессу, и она широко улыбалась. Меня удивило, что принцесса была одета как настоящая служанка, впрочем, в остальном она выглядела замечательно.

– Ох, как же я рада тебя видеть, – выпалила я.

– Взаимно, – ответила принцесса и очень не по-королевски меня обняла. – Привет, Уилсон, Эдди. Привет, мистер Перкинс. Погодите-ка, акции моих коз только что упали.

Она показала на очередного торговца, который занимался не железкой, а товарами потребления: апельсиновым соком, говядиной, козами. И кажется, цена на коз внезапно понизилась.

– Я тут пробую себя на Ллангеригской товарной бирже, – объяснила принцесса и вдруг поникла лицом. – И я никак не могу понять, почему козы такие дешевые. Это же нелогично. Сто пудов, кто-то сбрасывает дешевых коз на и без того перенасыщенный рынок. Я уж думала, опускаться дешевле уже некуда, но как же я заблуждалась.

– Так вот чем ты тут занималась последние двадцать четыре часа? – спросила я. – Играла на ллангеригской бирже козлиными акциями?

– Я уже много лет так не веселилась! – воскликнула она радостно. – Даже крошечная деталь может обрушить любые цены. Хотите, я покажу?

– Умоляю, только не это. А что случилось с Кертисом и броневиком?

– Нету их, и скатертью дорожка. Пойдемте в таверну «Железнодорожный колокольчик». За обедом я все вам расскажу.

Мы одобрили это предложение, вышли к таверне через дорогу и заказали обед.

Рассказ служанки

– Так что все же у вас произошло? – спросила я, как только пышнотелая официантка с двумя татуировками паровозов на предплечьях поставила перед нами чай в высоких кружках.

Принцесса подвинула стул, чтобы посматривать в окошко на торговцев акциями и следить за резкими скачками цен, и начала свой рассказ:

– Вчера утром я смотрела, как вы осматриваете «Рейндж-Ровер»… Что там, кстати говоря, было?

– Жертвы Хотаксов. Чучела двух туристов.

– Ага. Ну так вот, ни с того ни с сего вдруг – бах! – и когда я пришла в себя, я трясусь на полу машины, я связана, у меня кляп во рту и жутко раскалывается голова. Кажись, Кертис двинул мне по башке чем-то типа монтажной лопатки. Мы приехали в Ллангериг во время дневной битвы, в город попали к пяти. Кертис тут же продал меня местному криминальному барону, Жиму О’Рурку, сам переночевал в «Ритц-Ллангериг» и с утра укатил отсюда на броневике. Куда – не знаю.

– Он взял с собой коз? – спросила Эдди.

– Четыре штуки.

– Он едет на север, к Кадер Идрис. Козы пойдут на оплату за проезд по землям Горных Силуров.

– Зачем ему на Кадер Идрис? – удивилась принцесса.

– Искать Кладбище Левиафанов. Я сказала ему, что их зубы представляют большую ценность для волшебников.

– Правда?

– Нет. Но из них получились бы симпатичные сувениры. Где мне найти этого Жима? Мне нужно выкупить тебя обратно.

Принцесса посмеялась себе под нос.

– Уже не нужно. Сейчас объясню. Поскольку служанки здесь ценятся очень высоко, у Жима не нашлось столько наличности, чтобы заплатить Кертису сразу, а Кертис не верил, что тот вернет ему задолженные деньги, ну я и предложила выпустить себя в обращение на ллангеригскую биржу.

– Что ты предложила? – переспросил Перкинс.

– Выпустить себя в обращение. Это очень просто. Если принять во внимание, что у меня есть ценность, которая выражается в моих услугах, я могла оформить себя как юрлицо – «Лора Скребб (служанка) ИП». И потом я могла продавать – выпускать в обращение – себя покупателям, разделив собственную ценность между ста акциями. Если вы покупаете десять акций Лоры Скребб (служанки) ИП, я выделю вам десять процентов своей шестидесятичасовой рабочей недели, то есть шесть часов.

– Разве не проще продавать свое рабочее время по часам? – спросила я.

– Нет, так намного лучше, – возразила принцесса с улыбкой, – потому что акции Лоры Скребб (служанки) ИП оборотоспособны. Шестьдесят процентов акций получил Жим, а тридцать процентов оставил себе Кертис, которые тут же и продал по семьдесят плутников штука. Не очень выгодная цена, но для неизвестного товара (меня) это лучшее, что он смог выручить.

– А потом что?

– Ну вот, значит, чтобы поднять цену на мои акции, я провела два часа, занимаясь полезными делами – прибирала постели, гуляла с собачками, мыла посуду, чистила туфли, всякое такое – и уже скоро все хотели себе немного Лоры Скребб, которая будет делать за них грязную работу, и мои акции выросли в цене до двухсот плутников за штуку. Таким образом, за два часа стоимость Лоры Скребб (служанки) ИП выросла с семидесяти плутников за акцию до двухсот. Пока все понятно?

– Вроде, да. Значит… пакет Жима теперь стоит почти в три раза больше, чем он за него заплатил?

– Вот именно. И сейчас начинается самое интересное. Видите женщину за барной стойкой?

– Да.

– Это Мадж Райерсон. Милейшей души женщина, но жуткая сплетница. Нашепчи ей что-нибудь на ухо – и за считаные минуты об этом пронюхает весь город. Ну, я и намекнула ей, что в мой пакет услуг входит глажка белья.

– Никто не любит гладить, – сказал Уилсон. – Хорошо выглаженная рубашка здесь знак большого престижа.

– Именно, – подхватила принцесса. – Двадцать минут – и акции Лоры Скребб (служанки) ИП взлетели до тысячи за одну штуку. Даже акции «КЖД» упали в цене, потому что люди продавали их, чтобы купить вместо них Лору Скребб. А кто не мог позволить себе акции, покупал опционы на покупку акций, если они станут доступны. Потом я попросила Мадж раззвонить, что я пеку шикарные ежевично-яблочные пироги, и часом позже Лора Скребб достигла трех с половиной тысяч плутников – самый высокий взлет, зарегистрированный за всю историю ллангеригской биржи.

– Но подожди, – сказала я, когда нам принесли сэндвичи, – ты же не умеешь гладить. Никто не умеет. Гильдия Утюжников хранит эти сокровенные знания под завесой строжайшей тайны.

– Знаю, в этом-то и вся хитрость. Не отвлекайся. Я оставила десять процентов себя в качестве оплаты за оформление юридического лица и на пике стоимости Лоры Скребб (служанки) ИП, когда мои десять акций стоили тридцать пять тысяч плутников, я их сбросила.

– Люди разве не напряглись, когда ты стала продавать собственные акции? – спросил Уилсон. – Согласись, это выглядит подозрительно.

– Верно подмечено. Поэтому я организовала серию подставных фирм, чтобы никто ничего не понял. Я подговорила помощника мясника и подмастерье кузнеца сбросить мои акции за несколько минут до закрытия биржи. На следующее утро – на это утро, собственно – я отрицала, что умею гладить и печь ежевично-яблочные пироги, а потом распространила весть, что у меня обнаружилась свинка, и ближайший месяц я буду не в состоянии работать.

– Чтобы понизить цену акций? – догадалась я.

– Бинго. К десяти утра акции Лоры Скребб (служанки) ИП обвалились до одного плутника за акцию, и тогда я использовала вчерашнюю прибыль, чтобы выкупить все мои акции. Я заплатила Мадж, помощнику мясника, паре сомнительных бухгалтеров и нескольким рейтинговым агентствам, о которых я не упоминала для ясности, и у меня на кармане осталось двадцать тысяч плутников, а Лора Скребб стала свободной женщиной. Увы, половину прибыли я потеряла на этой злополучной спекуляции с рынком коз. Но все равно я в наваре – сэндвичи за мой счет!

Мы замолчали, размышляя о том, как просто, оказывается, был устроен рынок ценных бумаг и как легко можно было им манипулировать ради собственной выгоды.

– Я смотрю, ты очень интересуешься экономикой, – заметила я.

– Все должны знать основные принципы, – ответила принцесса. – Долгосрочный мир может быть достигнут только посредством экономических мер. Нам нужно торговаться с троллями, а не воевать с ними.

– Ну, удачи с этим, – сказала я, зная, что людей и троллей хлебом не корми, а дай подраться насмерть. – Но, Лора, мне кажется, или что-то в этой схеме было граммулечку противозаконно? Ведь Жим О’Рурк потерял буквально все, что он в тебя вложил, и все те люди, которые покупали акции, тоже обеднели.

– Это биржа, детка, – ответила она беззаботно. – Кто-то теряет, кто-то находит. Да, может, технически это и было где-то нелегально, но кто об этом узнает? Пока до них дойдет, что их надули, меня уже будет не найти. Ллангерижцы – незатейливые простаки, которые не распознают нелегальную биржевую схему, даже если влипнут в нее.

– Лора Скребб? – произнес человек в твидовом костюме, подходя к нашему столику.

– Да?

– Брайан Ллойд. Я работаю на Финансовую Палату Ллангерига. Уполномочен сообщить, что все операции с ценными бумагами Лоры Скребб (служанки) ИП были заморожены, и вы арестованы по восемнадцати обвинениям в нелегальных манипуляциях на рынке ценных бумаг, девяти обвинениям в бухгалтерских манипуляциях и шести обвинениям во введении в заблуждение и корпоративном мошенничестве.

– Что за грязные инсинуации! – воскликнула принцесса возмущенно. – Впрочем, у меня нет ни времени, ни желания защищаться от этих абсолютно лживых обвинений, так что буду рада разобраться с этим вопросом прямо здесь и сейчас. Скажем, за две тысячи наличными?

– И по одному обвинению в попытке дачи взятки должностному лицу.

– Упс, – сказала принцесса, и констебль надел на нее наручники.

– Ах-ах, – мистер Ллойд грустно покачал головой. – Вы, наверное, принимаете нас за незатейливых простаков, которые не распознают нелегальную биржевую схему, даже если влипнут в нее.

Принцесса убедительно изобразила на лице удивление.

– Мне бы такое и в голову не пришло.

– Ну, конечно, – сказал мистер Ллойд. – Все вы, маклеры-частники, одинаковые. Думаете, что это бизнес, а не воровство. А это воровство. Констебли, уведите ее.

– Вот, Дженнифер, – принцесса сунула мне остатки своих нечестно заработанных денег и конверт, набитый акционерными сертификатами. – Постарайся найти мне хорошего адвоката, ушлого адвоката или на худой конец просто адвоката. Ах да, и скупай трансваллийские акции, если они опустятся ниже 1.20 плутников. Если козы поднимутся выше полплутника за голову – продавай всех.

Два констебля взяли принцессу под локти и дружным шагом выпроводили ее за дверь. Я вскочила и выбежала с ними на улицу.

– Что с ней теперь будет? – спросила я, когда мы перешли к зданию на противоположной стороне улицы, в котором помещались и суд, и пекарня с ироничным названием «Крутой замес».

– У нас тут железнодорожный город, и судить ее будут экспрессом, – ответил мистер Ллойд. – Процесс начнется после прекращения огня в 18.24 и окончится не позднее 20.15, когда военные железнодорожники начнут вечерние рейды. Естественно, ее признают виновной и назначат наказание, сообразное тяжести преступления.

– А именно?

Мистер Ллойд повернулся и уставился на меня.

– Для первонарушителей – смертная казнь.

– Казнь? – эхом повторила я. – Вам не кажется, что это слишком?

– Если мы не будем казнить нечистых на руку банкиров и черных маклеров, мы дадим им ясный сигнал, что финансовые махинации – это нормально, и к чему это приведет?

– Судья еще может ее помиловать, – сказала я.

– Вряд ли, – ответил мистер Ллойд с коварной ухмылкой. – Судья О’Рурк по прозвищу Жим проявил особый интерес к этому делу.

– Ну что ты будешь делать! – выпалила я в сердцах. – Сэр, не могли бы вы подсказать мне, где найти лучшего адвоката в этом городе?

– У нас в городе один адвокат, мисс, и это я. Я же выступаю прокурором по этому делу. Можете меня нанять, если хотите, чтобы я занялся и защитой. Я буду представлять обе стороны с равным усердием и справедливостью.

– Не уверена, что так можно.

– Я тоже. Зато сэкономим время. Да, и если вы вдруг вздумаете привлечь адвоката со стороны: только граждане Ллангерига могут выступать в зале суда Ллангерига. Всего хорошего, мисс.

Он прикоснулся к краешку шляпы, прощаясь, и ушел. Я вернулась за стол к остальным.

– Ее казнят, – сообщила я мрачно. – Сегодня. И в городе нет ни одного адвоката. Нам нужно спасти ее.

– Но она нарушила закон, – напомнила Эдди. – Что, по-твоему, им нужно было сделать? Выписать ей премию за находчивость и предприимчивость?

Я собралась с духом. Пришло время рассказать им правду.

– Дело в том, что, если быть до конца откровенной, она вовсе не Лора Скребб. На самом деле она принцесса Шазин, престолонаследница Королевства Снодда, и я дала клятву ее матери королеве, что буду беречь ее как зеницу ока.

Эдди с Уилсоном изумленно промолчали. Потом Уилсон выразил сомнение в моих словах, потому что Лорины жалобы на зубы, ногти и кожу едва ли выдавали в ней принцессу. Тогда пришлось рассказывать им про то, как король и королева захотели, чтобы я научила принцессу жизни, и как королева Мимоза наколдовала ради этого заклятие обмена телами сестры Органзы.

– Еще сюрпризы будут? – спросила Эдди кисло. – Еще две дюжины резиновых драконов, или волшебников, или чар, или ты на самом деле замаскированная принцесса Тарвина, или что?

– Нет, – ответила я после тщательных размышлений. – Теперь точно все.

– Давайте так и скажем судье, что она принцесса, – предложил Уилсон. – Они же не станут казнить знать. Даже Тарв не стал бы, а он безумен, как корыто скунсов.

– Кто нам поверит? – сказал Перкинс. – Сейчас она в теле Лоры Скребб, так что мы не сможем доказать, что она не Лора – да она и сама назвалась им Лорой.

– Можно было бы связаться с королем Сноддом, – сказал Уилсон.

– Как? – спросила я. – Здесь нет общественных международных телефонов, а моя ракушка осталась в броневике вместе с последней почтовой улиткой.

Мы замолчали, утратив аппетит после такой встряски.

– Ладно. – Я достала деньги, оставленные мне принцессой. – Не знаю, как мы будем ее спасать, но спасти ее надо. Я жду ваших предложений. Вот.

Я разделила деньги поровну между Уилсоном, поручив ему попробовать кого-нибудь подкупить и отсрочить суд, и Эдди, которой нужно было найти нам новый транспорт.

– Транспорт куда? – спросила она.

Мы так и не определились, продолжать ли нам поиски или ехать в Кембрианополис торговаться за Бу, и я вспомнила, что первым делом нужно было найти Эйбла Квиззлера.

– Точно не знаю. Главное достань тачку, а я дам тебе знать.

Уилсон и Эдди разошлись, а мы с Перкинсом остались в пабе. Я подозвала официантку и поинтересовалась, знает ли она, где мы можем найти Эйбла Квиззлера.

– Эйбла? Вы его друзья?

– Да.

– Тогда заплатите по его счетам.

– Скорее, коллеги, – быстро поправилась я. – Так вы знаете, где он?

– Знаю, – ответила она. – И могу вам сказать, где он сейчас находится, с предельной точностью.

– Человек привычки? – спросил Перкинс.

– Очень однообразен в образе жизни, – ответила она. – Вы найдете его на кладбище.

– Он что, могильщик?

– Нет, он мертв. Уже шесть лет как мертв.

Ох уж эти могильщики

Кладбище находилось на северной окраине Ллангерига. Преотвратное местечко. Трава росла какими-то клочьями, надгробья потемнели от дождей. Даже свежие цветы на могилах казались усталыми. Темные тучи, пробирающий до мурашек ветер. Могильные камни ряд за рядом рассказывали хронологию ллангеригского железнодорожного конфликта с самой первой смерти в 1862 до последней – всего сорок семь минут назад. Свежее пополнение было уже похоронено благодаря ультраэффективной похоронной службе, которая успевала засыпать покойника землей, пока он был еще тепленький. Десять могил были вырыты заранее для неминуемых жертв войны на сегодняшний вечер. При населении в восемь тысяч человек ллангеригское кладбище численно превосходило живых горожан в пять раз и было вдвое больше самого города по площади.

– Какая жестокость, – сетовал Перкинс, пока мы шли мимо могил, где покоились юноши и девушки, не успевшие прожить свои жизни.

– Это воспринимается куда трагичнее, когда видишь все так наглядно.

Мы пошли дальше, и Перкинс сказал:

– Что-то не сходится. Если Квиззлер мертв, почему Кевин этого не предвидел?

– Кевин ведь не все предвидит, – ответила я. – Но соглашусь, что это очень некстати. Разузнаем, что сможем, заберем принцессу и свалим отсюда к черту. Пока не получим свидетельств об Оке Золтара – ни шагу дальше.

Перкинс подозвал идущего мимо могильщика. На нем была старая, но еще приличная одежда, сухая кожа туго обтягивала руки, а лопата была натерта до блеска частой работой. Могильщик представился именем, которое скорее всего было «Дирк», а Перкинс объяснил, кого мы тут ищем.

– А вы ему кто? – спросил Дирк, подозрительно на нас поглядывая.

– Дальние родственники, – ответила я. – По маминой линии.

– М-м-м, – отозвался могильщик. – Ступайте за мной.

Он вел нас между сотнями надгробий, где были вырезаны имена, даты и коротенькие эпитафии в характерном железнодорожном стиле. Они варьировались от прямолинейных «Нажал на стоп-кран» и «Сгорел на работе» до более поэтичных «Уехал в депо» и «Выведен из эксплуатации».

На перекрестке мы повернули налево и пошли по очередному проспекту могил.

– У вас тут, наверное, много работы, – заговорила я с могильщиком.

– Больше, чем у забивщика индюшек на Рождество.

– Какая метафора, – сказал Перкинс, – очаровательная.

– Вот он, – могильщик кивнул на невзрачный крест с именем «Квиззлер» и датой шестигодичной давности.

– Вы были знакомы? – спросила я.

– Видал однажды, – хмыкнул могильщик. – Но разговор не задался.

– Вы знаете, как он умер?

– Иные скажут, что трава стала его погибелью.

Я вздохнула. Могильщики вечно говорили мрачными загадками. Прежде чем студентам техникума могильщиков выдавали лопаты, им требовалось овладеть искусством диалога с внезапными витиеватыми репликами.

– Трава? – переспросила я.

– Угумс. Сплошная трава была здесь, пока он не явился. Миновал похоронное бюро, и не нам было рыть его могилу.

– А кому тогда?

– Сам и вырыл. Он все сделал сам, окромя разве отпевания. Сам явился, сам могилу вырыл.

Мы с Перкинсом переглянулись.

– То есть вы хотите сказать, – проговорила я медленно, – что он пришел сюда живым, вырыл могилу и сам в нее лег?

– Горячо, – сказал могильщик. – Только не пришел и не лег. Явился и зарылся так быстро, мы и чихнуть не поспели. С другой стороны кладбища слышно было.

Перкинс тоже начинал терять терпение.

– Если я дам вам денег, – сказал он очень медленно и решительно, – вы скажете, наконец, что, черт возьми, вы имеете в виду?

Могильщик пригрозил ему пальцем и рассмеялся.

– Хорошо, – сказала я. – Я почти поняла. Он прибыл в спешке, но не через ворота, с большой скоростью зарылся в землю, издавая при этом громкие звуки.

– Угумс, – бросил могильщик, разочарованный нашей непонятливостью. – И ни слова больше вы от меня не добьетесь, пока ума не наберетесь.

Могильщик развернулся, но Перкинс окрикнул его:

– Вы просто… Вы засыпали его землей там, где он приземлился?

Могильщик остановился, медленно обернулся. В его глазах горел огонек, и он очень многозначительно смотрел вверх. Мне не нужно было следовать за его взглядом. Я поняла, что он имел в виду. Эйбл Квиззлер не пришел, а упал на кладбище, и видимо, с большой высоты, если одной силой своего падения он вырыл себе могилу.

– Как думаешь, с левиафана? – спросила я.

– У меня нет другого объяснения, – сказал Перкинс. – А левиафан приводит нас к Небесной Пиратке Вольфф, а это приводит нас, в свою очередь, к Оку Золтара – или нет?

– Боюсь, что нет, – ответила я, немного подумав. – Это приводит нас только к тому, что Эйбл Квиззлер прокатился на левиафане. Ральфа, наверное, постигла та же участь, только не думаю, что ему повезло свалиться прямо на кладбище.

Я стояла на месте, не понимая, что теперь делать. Я была готова рисковать нашими жизнями, если бы мне показали хотя бы какие-нибудь доказательства существования Ока Золтара, но доказательств существования левиафана мне было мало. У нас была магическая миссия, и мы не занимались поисками вымирающих видов, как бы увлекательно это ни звучало.

– Ну что ж, – сказала я, приняв наконец решение. – Как только мы достанем принцессу, мы выдвигаемся в Кембрианополис и начинаем переговоры за Бу. Моей задачей было найти доказательства существования Ока. Их нет, так что миссия отозвана.

– А жаль, – сказал Перкинс. – Я так хотел взобраться на Кадер Идрис и сразиться с кошмарами, поджидающими на ее вершине. К экстремальному туризму быстро привыкаешь.

Мы дали могильщику на чай и направились к выходу с кладбища. Мы уже почти достигли ворот, как вдруг Перкинс остановился.

– Дженнифер…

– Что?

– Я тут подумал… Как это вообще возможно – зарыть себя в землю, упав с большой высоты?

– Что ты хочешь сказать?

– Мне кажется, человек оставит максимум вмятину в земле, и то не факт. Но вот если…

– Если – что?

– Если ты сделан из более тяжелого материала…

– Например из… свинца?

Неужели Эйбл Квиззлер все-таки добрался до Ока Золтара. Но камень не дал ему искомых сил, вместо этого обратив его в свинец. Такая участь ждет любого недостойного, кто попытается воспользоваться могуществом камня. Допустим, Квиззлер был верхом на левиафане, когда это случилось, и, превратившись в свинец, попросту не смог удержаться. Превращение в свинец – смерть, конечно, не слишком красивая, но хотя бы быстрая.

– Хм. Значит, Кевин был прав насчет Ока. И похоже, мы все-таки идем на север.

Суд-экспресс

Мы собрались в «Военных зрелищах и чаепитиях у миссис Тимпсон». Название кафешки, угнездившейся на крыше городской стены, говорило само за себя. Там фанаты железных дорог и военных действий, посетившие Ллангериг, могли насладиться панорамным видом на битву внизу. Мы же были здесь по гастрономическим причинам: заведение миссис Тимпсон было признано лучшим общепитом в Ллангериге, и я хотела побаловать себя вкусной булочкой с джемом и сливками перед тем, как выдвигаться на север.

– …Даже если мы можем доказать лишь то, что Око Золтара пролетало здесь шесть лет назад, я за то, чтобы продолжить путь, – подытожила я. – Но если кто-то захочет остаться, я пойму.

– Не заводитесь раньше времени, я хочу кое-что добавить, – встряла Эдди. – Я навела справки, и все, кто ходил к горе Кадер Идрис в поисках Небесной Пиратки Вольфф и Кладбища Левиафанов, до единого сгинули без вести.

– Много их было?

– Пятнадцать экспедиций, двести шестьдесят человек. Стопроцентная смертность – это даже странно. Даже в самых диких приключениях кто-то да выживает.

– Может, из-за Горных Силуров? – спросила я. – Довольно неприятные типы.

– Неприятные, да, но они обычно не убивают все, что движется. Они позволяют путешественникам находиться на их территории, если те расплачиваются с ними козами. Нет, думаю, тут что-то другое. Что-то, о чем мы не знаем… скрытая угроза, подстерегающая в горах. Вы все еще хотите туда?

Все переглянулись.

– Не иначе, ты задаешь этот вопрос лично мне, – улыбнулся Уилсон, – потому что все мы знаем, что Эдди скорее пойдет на смерть, чем обесчестит свою профессию отказом. А Перкинс – преданный друг и самый непоколебимый молодой человек, кого я встречал в жизни.

Эдди и Перкинс кивнули в знак согласия со своими характеристиками.

– А что до меня, – продолжал Уилсон, – то наша встреча с левиафаном разбередила мой орнитологический пыл. Может, он и не птица, но то, что в нашей фауне существует животное легче воздуха, – это же открытие века. Я попаду на обложку «Нешнл Джиографик», если эта дама с гориллами опять что-нибудь не придумает. Поверьте мне, даже дикие базонджи не удержат меня от этого пункта нашей программы.

Я высказала всем свою благодарность и спросила, что нового произошло с нашей последней встречи. Если коротко – ничего хорошего. Эдди нашла нам транспорт – старенький джип, который дожидался нас у северных ворот со свежим маслом и полным баком топлива.

– Машина немного побитая, – сказала Эдди, – но до Кадер Идрис довезет. Заодно я взяла прицеп и восемь коз, чтобы выменять на них безопасный проезд у Силуров.

– Отлично. Мистер Уилсон?

Уилсон рассказал, как попробовал дать небольшую взятку судебному чиновнику, чтобы прощупать почву, но получил в ответ решительный отказ.

– Потом я направился к судье Жиму О’Рурку и объяснил ему, что Лора на самом деле принцесса.

– И как успехи?

– Он рассмеялся мне в лицо и сказал, что «все так говорят» и «приходить, когда я придумаю что-то новенькое».

– Я мог бы попытаться освободить ее магически, – сказал Перкинс, – но это не так просто. Я никогда не использовал заклинание, конфронтирующее с действующим законом, и… это может привести к нежелательным моральным последствиям.

– К чему, к чему? – спросил Уилсон.

– К моральным последствиям. Использование магии для достижения чего-то противного естественному закону правосудия может нанести большой вред. Чтобы направлять магию на неправильный результат, нужно верить, что неправильное – правильно. А потому как принцесса мошенничала, я как бы подозреваю, что где-то здесь есть зерно справедливости – хотя форма наказания и неоправданна.

– Мораль и магия – это гремучая смесь, – сказала я. – Вот почему волшебники никогда не наколдовывают смерть, максимум – превращают в червяков, камни и тому подобное. И злые гении от мира магии всегда держат прихвостней, чтобы те делали за них грязную работу. Даже колдун уровня Шандара может лишиться всего, если совершит убийство, используя непосредственную магию. Перкинс прав. Это слишком опасно.

Мы немного помолчали. Было слышно, как закрылись городские ворота, и пару секунд спустя, в 18.02 воинственные железные дороги провели особую экспресс-битву «к чаю».

Отсюда было хорошо видно, как две железнодорожные армии в очередной раз сошлись на поле брани, на этот раз – с танками и огнеметами. В кратчайшие сроки два трансваллийских бульдозера пошли в наступление укладывать балласт для рельсов. И они преуспели бы, но земля провалилась под ними в результате секретных подкопных работ кембрийских инженерных войск. Напряжение нарастало. Кембрийцы вынесли законченную шестидесятиярдовую секцию рельсов, незамеченные благодаря отвлекающему маневру типа «клещи» с юга. Пока мы наблюдали за их действиями, помощники Честного Пита и Эдди Зуб-Даю переговаривались со своими шефами, остававшимися на улице, чередой непонятных жестов сообщая им, как проходит сражение. С каждой уложенной или снятой рельсой и шпалой цена на акции компании росла или падала, соответственно. К тому времени как короткая минометная очередь двадцать две минуты спустя ознаменовала разрушение малейшего прогресса, акции успокоились примерно на том уровне, где они и были в начале битвы. Нельзя не отметить, что железные дороги не удлинились ни на дюйм.

Рядом с нами стояли фанаты железки и делали в своих блокнотах пометки о количестве раненых и погибших, вынесенных с поля битвы. Ворота снова были открыты, и Ллангериг вернулся к обычной по меркам города жизни.

– Бессмысленная трата времени, сил и жизней, – проговорил Перкинс.

Я посмотрела на часы.

– Кто-нибудь придумал, как будем спасать принцессу?

Никто ничего не придумал, что не внушало оптимизма.

– Ясно, – сказала я. – Значит, будем импровизировать.

Мы расплатились за чай с булочками и двинулись к зданию, которое делили суд и пекарня. Мы заняли свои места. В зале суда было жарко – еще бы, ведь хлебные печи еще не успели остыть после вечерней партии хлеба – и зеваки активно обмахивались веерами.

– А где Перкинс? – спросила я Уилсона. Я потеряла его на входе. Уилсон ответил, что не знает, и предложил поискать его, но я сказала ему не беспокоиться. Пусть принцесса видит, что хотя бы двое из нас пришли ее поддержать.

Принцессу чинно вывели два офицера, которые ее и арестовали. Прокурор, мистер Ллойд, сидел на скамье, погребенной под кипой бумаг. В Кембрийской Империи юристам платили не по часам, а используя сложный алгоритм, учитывающий общий вес документов по делу, разницу роста и возраста между советником и подсудимым, уровень недавних осадков и краткость процесса. Короче, больше всего в Империи мог заработать высокий восьмидесятилетний юрист, сумевший сгенерировать три тонны документации и проводящий процесс под дождем не дольше трех минут, выдвигая обвинения только против детей до двенадцати.

– Всем встать! – скомандовал секретарь, и мы послушно встали. Вошел судья и занял свое место. Он пошарил в поисках очков, разрешил всем присесть и зачитал обвинения. Все это время общественность – человек тридцать по меньшей мере – цокала языком, охала и ахала. Принцесса безразлично смотрела перед собой, но в нашу сторону не глядела. Хоть она и была в теле Лоры, но хотела доказать нам, что в случае чего сможет держать удар, как подобает настоящей принцессе.

– Признаете ли вы свою вину? – спросил судья.

– Не признаю, – ответила принцесса, и по залу прошли приглушенные перешептывания.

– Чепуха, – сказал судья. – Я видел доказательства, и они очень весомые. Виновна по всем обвинениям, наказание – смертный приговор. Желаете что-нибудь сказать, прежде чем приговор будет приведен в исполнение?

– Вообще-то да, – сказала принцесса, – хочу…

– Как интересно, – сказал судья. – Благодарю вас, мистер Ллойд, похвальная работа обвинения. Юриспруденция может вами гордиться. Сколько прошло? Девятнадцать секунд?

– Восемнадцать с четвертью, ваша честь, – ответил мистер Ллойд, сверившись с секундомером, и отвесил глубокий поклон. – Новый региональный рекорд процессуальной скорости.

– Прекрасное исполнение, – похвалил судья, подписывая протокол, протянутый секретарем. Клочок бумаги затем передали костлявому старичку, сидевшему в полудреме на стульчике, который вздрогнул и очнулся, когда его толкнули.

– Палач, – позвал судья, – приступайте к работе. Только постарайтесь сделать чистый разрез, а не эту кашу, которую вы оставили после себя в прошлый раз.

– Слушаюсь, ваша честь, – сказал палач.

Я вскочила с места.

– Протестую! – закричала я, и несколько человек ахнули от такой дерзости. – Это не судебное заседание! Это насмешка над высочайшим уровнем юриспруденции, которую мы привыкли ожидать от такой великой страны, как Кембрийская Империя. Я заявляю, что любой гражданин имеет право на защиту в суде, на суд присяжных и на доскональное изучение всех документов дела, прежде чем будет вынесено решение. Я требую признать этот фарс аннулированным и отпустить подсудимую в зале суда!

В зале стояла гробовая тишина. Это не была какая-то великая речь. Если откровенно, это была даже не особенно хорошая речь, но кое-кто был тронут до слез, а кто-то пожал мне руку, и я даже слышала всхлипы с первого ряда.

– Ваше страстное обращение не оставило меня равнодушным, мисс, – сказал судья, утирая слезы платочком. – Я уступаю вашим требованиям. Процесс будет признан не имеющим силы, подсудимая – помилована и отпущена на свободу, а судимость – снята с нашими извинениями.

Он кивнул секретарю, который быстренько набросал бумагу о помиловании принцессы.

– Спа… спасибо, ваша честь, – пробормотала я, удивленная таким поворотом.

Судья размашисто расписался под помилованием.

– Держите. – Он протянул бумагу принцессе.

– Спасибо, ваша честь, – сказала принцесса, но как только прочитала текст, добавила: – Минуточку, это же постфактум. Помилование вступит в силу только через полчаса – уже после казни!

– Какая трагическая ирония, – сказал судья. – Палач! Приступайте.

– Но это нечестно! – закричала я.

– Не путайте правосудие с законом, деточка, – сказал судья. – Я сделал все, что требовал от меня закон… и вы. Я был тверд – и милостив. А теперь угомонитесь, а не то будете арестованы за неуважение к суду.

Меня бросило в жар. Застучало в висках, липкие горячие капли заструились по моей спине. Мой гнев распалялся. Дело примет скверный оборот, если я поддамся приступу ярости, я понимала это и старалась подавить его. Я стиснула впереди стоящий стул, и деревянная изогнутая спинка разлетелась в моих пальцах в щепки. Я почувствовала рев в ушах, рев перешел в свист… Пронзительный свист, похожий на… гудок поезда. Его услышала не только я, но и все в зале суда – он доносился снаружи. Я остыла. Судья, палач, мистер Ллойд и все зеваки бросились на улицу смотреть, что происходит. Я перевела дыхание и подозвала принцессу, которая перемахнула через заграждение перед свидетельской трибуной, по совместительству служившей мучным закромом.

– Главное спрятать тебя от них на один час, – сказала я, хватая ее за руку, и мы бросились к выходу. – Быстрее, к северным воротам.

Мы выбежали на городскую площадь и увидели, что горожане высыпают из центральных городских ворот с возгласами радости и звонкими улюлюканьями. Люди бросали в воздух шапки, старухи плакали на порогах, маршевый оркестр грянул триумфальный мотивчик. Сразу за городскими воротами виднелся сверкающий новый локомотив, большой, броский, шипящий паром… там, где меньше часа назад было голое поле боя.

– Пойдешь с Уилсоном, – сказала я принцессе. – Я догоню, как только смогу. Что-то… не так. Уилсон, если понадобится, защищай ее силой.

– Любые помехи игнорировать?

– Именно.

Я оставила их и выбежала за ворота, где с удивлением обнаружила милю новых сияющих рельсов, соединивших участки трансваллийской и кембрийской железных дорог. Рельсы были прямыми и ровными, шпалы – идеально параллельны друг другу, балласт словно был бережно проложен вручную. Торжествующие горожане вместе с торжествующими – теперь еще и сказочно богатыми – железнодорожными войсками – плясали в пыли вокруг короткого соединительного участка рельс, а военные генералы жали друг другу руки с досадой и облегчением на лицах. Ветка станет общей. Доходы будут равными. А главное, не будет больше бессмысленного кровопролития за такую мелочь, как кусок железки где-то в глуши Кембрийской Империи.

– За каких-то десять минут! – воскликнул кто-то, проплясав мимо меня.

– Это чудо! – вскричал другой.

– Никакое это не чудо, – процедила я сквозь зубы. – Это Перкинс разбазаривает свою жизнь.

Я стала озираться по сторонам, зная, что он будет где-то неподалеку. После такого подвига он наверняка выбился из сил. Ему понадобится помощь, чтобы добраться до северных ворот. В конце концов я нашла его на скамейке чуть в стороне от веселья.

– Ну ты даешь, – сказала я дрожащим голосом. Он прятал лицо в ладонях, и мне было страшно увидеть, какой ценой обошлась ему магия в этот раз.

– Все остались в выигрыше, – сказал он устало. – Я подгадал момент, и принцесса спасена. Да?

– Да.

– И Ллангеригская Железнодорожная Война окончена?

– Да.

Он поднял на меня глаза и улыбнулся. Целая миля железной дороги всего за десять минут – жутко тяжелое заклинание. Если глаза меня не обманывали, Перкинс выглядел лет на пятьдесят… минимум. Его волосы тронула седина, кожа вокруг губ и глаз покрылась сеточкой морщин. Маленькая родинка у него на щеке стала выступать. На носу появились очки.

– Я думал, это заберет у меня лет шесть, – сказал он с усмешкой, – но получилось больше двадцати. Как видишь, я уже не тот, что раньше.

– Не смешно, – отрезала я. – Держись за мою руку.

Я притянула его к себе, и вместе мы поковыляли к воротам по опустевшему городу. Как грибы после дождя повыскакивали вывески «Продается», а горожане уже грузили свои пожитки в телеги и покидали город, потерявший свой смысл с прибытием железной дороги. Мы шли мимо ряда лавок, как вдруг я остановилась у магазина подержанной мебели и вылупилась на его витрину. Я подошла ближе. Этого я никак не ожидала.

– Ты только полюбуйся, – сказал Перкинс, проследив за моим взглядом, и улыбнулся. – Он сгорит со стыда.

В витрине антикварного магазина в окружении предметов мебели и всякой дребедени вроде лосиной головы стоял большой резиновый дракон с безупречной чешуей, разинутой пастью и внушительным рядом клыков, отчетливо торчащих из его резиновых челюстей.

– Могу хоть сейчас превратить его обратно, – предложил Перкинс. – На это уйдет лет десять, не больше.

– Даже не думай. Никакого тебе больше колдовства, пока не вернемся домой в «Казам». Ты посиди пока, отдохни, а я пойду, спрошу, что к чему.

Я вошла, над моей головой звякнул колокольчик, и через несколько секунд ко мне навстречу вышла женщина средних лет и посмотрела на меня из-под очечков в форме полумесяца. Женщина производила впечатление человека, который сам с тобой юлить не станет и не потерпит того же в ответ.

– Меня интересует резиновый дракон, – сказала я, поглаживая резиновую чешую кончиком пальца. В настоящем виде чешуйки на ощупь были бы плотными и жесткими, а сейчас казались мягкими и податливыми, как зефир. – Он продается?

– Все продается, – сказала женщина. – Что вы можете предложить?

Я выпотрошила содержимое карманов на прилавок. Немногим больше восьмисот плутников. Женщина поглядела на деньги и насмешливо фыркнула.

– Тут одной резины на полторы тысячи. Дадите мне две – и договоримся.

– У меня нет двух тысяч. Восемьсот плюс долговая расписка на остальное.

– Я не продаю в долг.

– Но у меня больше ничего нет.

– Значит, не судьба тебе сегодня купить резинового дракона. А так как Ллангериг скоро будет брошен, завтра его продадут на вторсырье и переработают в велосипедные шины и ластики для карандашей.

Какой плачевный конец для такого величественного создания. Мне пришла в голову мысль. Плохая мысль. Возможно, худшая мысль, когда-либо приходившая мне в голову. Но мне нужно было выкупить резинового Колина, пока никто не догадался, кто и что он на самом деле такое.

– Давайте меняться, – предложила я. – Резинового дракона на… на меня.

Я достала из кармана свидетельство кабальной зависимости. Мне оставалось оттрубить в «Казаме» еще два года, и после этого я могла идти на все четыре стороны – или продать себя еще на год-другой, если мне заблагорассудится.

– Дарю вам один свой год. Я работящая и схватываю на лету. Это должно с лихвой покрыть две тысячи.

Продавщица изучила мои сиротские документы и смерила меня подозрительным взглядом.

– Я одного не понимаю, – сказала она. – Ни один здравомыслящий человек не станет разменивать год своей жизни на резинового дракона, разве только…

Она осеклась, и ее лицо вытянулось от внезапной догадки. И вот так запросто она узнала наш секрет. Любой дракон, в любом состоянии, превращенный во что угодно, будет стоить тысячи сиротских лет. Тайное стало явным, и я не знала, что предпринять. Я могла попытаться выкрасть резинового Колина, но не знала, как далеко мне удастся убежать с громадиной, которую еле-еле могла поднять. К тому же в Ллангериге закон позволял держать оружие под прилавком и не то что позволял, а поощрял его использование на воришках. Мы молча не сводили друг с друга глаз.

Я забрала с прилавка свои кабальные бумаги, а деньги и долговую расписку на тысячу двести плутников подвинула к ней ближе. Торговаться дальше я не собиралась. Теперь все будет так, как скажу я.

– Это за дракона. Возьмите деньги или останетесь ни с чем, а мы все равно заберем его.

– И как же вы собираетесь это сделать? – спросила она, и ее рука нырнула под прилавок.

– За дверью меня ждет колдун, который может превратить его в настоящего, огнедышащего и очень злого дракона на раз-два, – сказала я. – Я лично знакома с Колином, и поверьте мне на слово, он будет не рад, что его превратили в резину. Берите деньги. Это лучшее, на что вы можете рассчитывать.

– Не смейте мне угрожать, – ответила женщина с вызовом. – Закон на моей стороне.

Я наклонилась к ней и понизила голос:

– А на моей – магия. Как вы думаете, кто сильнее?

Мы смотрели друг на друга в упор, пока она, наконец, не согласилась с моей логикой.

– Похоже, вы станете обладательницей резинового дракона, – сказала она, собирая деньги и расписку.

– Мудрое решение, – сказала я тихо. – Но есть еще один нюанс. Мне понадобится тележка.

Я загрузила резинового Колина на тележку, и считаные минуты спустя мы уже катились по улице. Перкинс шел рядом, придерживая резиновое существо рукой, потому что дракон заваливался во все стороны в самой унизительной манере. Размером он был с лошадку, но, слава богу, весил в десять раз легче.

Мы добрались до северных ворот, где у джипа с прицепом и восемью «торгового типа» козами дожидались нас Эдди, Уилсон и принцесса.

– Даже не буду спрашивать, где вы это взяли, – Эдди ткнула в резинового Колина, – но нам придется потесниться.

И ведь пришлось. Комичное, наверное, было зрелище. Мы еле-еле влезли, но в итоге втиснули резинового Колина в открытый багажник джипа, по бокам от него усадили Уилсона и Перкинса, а мы с принцессой уместились на пассажирском сиденье, и Эдди завела мотор.

– Перкинс в порядке? – спросила она. – Он какой-то… старый.

– Все нормально, – ответила я, хотя на самом деле все было плохо. – Поехали.

И мы поехали. Мы мчались по неровной грунтовой дороге к горе Кадер Идрис, и, когда прошел час и помилование принцессы вступило в силу, она стала официально свободным человеком.

Мы ехали с ни с чем не сравнимым дискомфортом еще два часа, пока не достигли водопада. Эдди знала, что кусты рододендронов прятали за собой сухую пещеру. Машина остановилась, мы посидели немного молча, не шевелясь. Козы жалобно блеяли, чуя поблизости воду, но вынужденные торчать в прицепе. Это был тяжелый день для всех, и, хотя суд закончился в нашу пользу, стресс сказывался на каждом из нас. Мы старательно не обращали друг на друга внимания все сорок минут, которые ушли на то, чтобы устроиться в пещере, каждый был занят своим делом и ни с кем не разговаривал. Я выгнала бугалу, облюбовавшего пещеру, Эдди и принцесса устроили коз на привязи у речки, Перкинс и Уилсон ушли искать огневые ягоды. Колин остался в машине, уставившись безжизненными резиновыми глазами в сгущающуюся темноту.

Когда ягоды были зажжены, дневной свет ушел, а ужин был почти готов, мы снова собрались вместе. У нас была только консервированная ветчина «Спам», но сил жаловаться не было.

Молчание в конце концов нарушила принцесса.

– Спасибо вам всем, – сказала она. – Я знала, что вы меня не подведете.

– Благодари Перкинса, – сказала Эдди, глядя туда, где он сидел на камне в стороне от всех. Погруженный в свои мысли, он пребывал в том мрачном состоянии духа, когда ты сторонишься людей, но втайне испытываешь облегчение, когда тебя не спрашивают и составляют тебе компанию.

– Много ему пришлось отдать? – спросила принцесса взволнованно. – В смысле, лет?

Я кивнула.

– Больше двадцати.

– О-о-о, – тихонько произнесла она. – Я с ним поговорю.

Она подошла к нему и что-то негромко сказала. Взяла его за руку. Он пожал плечами и улыбнулся, и тоже кивнул в знак ответной благодарности.

Мы открыли баночки с рисовым пудингом – наряду со «Спамом» и маринованными яйцами это было единственное продовольствие, которое удалось найти Эдди в такой короткий срок – и запили его чаем.

Разговор клеился вяло. Мы уже давно были в этом путешествии, и каждый как минимум дважды избегал верной смерти. Принцесса любезно предложила рассказать нам об устройстве хедж-фондов, но было видно, что она делала это через силу, и никто не стал ее обязывать. Не будет сегодня бутылочек и рассказов. Наши поиски вдруг показались всем намного опаснее и реальнее.

Наступило и прошло семь вечера, улитки не было. Я чувствовала, словно осталась одна и могу рассчитывать только на собственную смекалку, чтобы добраться до цели.

Принцесса расстелила свой спальник рядом с моим.

– Скажи честно, я плохо справляюсь? – спросила она, когда мы улеглись и пялились в потолок пещеры, пытаясь уснуть. – Ведь меня взяли в это приключение, чтобы я перестала быть такой привередой, поумнела, стала рассудительной, и все такое, а получается так, что вы тут рискуете своими жизнями ради меня, а от меня никакого толку. Чувствую себя жутко шаблонной принцессой, которую всегда надо спасать.

– Могло быть и хуже, – сказала я. – Ты могла бы визжать, брякаться в обмороки и требовать ванну из заячьего молока, например.

Она согласилась. Мы помолчали. Я далеко не сразу прониклась к ней симпатией, но сейчас мне было бы жаль расставаться с ней. И не только потому, что она подавала признаки прекрасной будущей королевы, а потому, что она мне стала по-настоящему нравиться. На память пришли слова Кевина: «Тебя будут спасать люди не из твоего мира, которым не нравишься ты и которые не нравятся тебе». На тот момент верные слова, но сейчас уже нет. Мы спасали принцессу не только потому, что она была принцессой. Мы спасали ее потому, что она была частью нашей команды – частью нас самих.

– Ничего бы не изменилось, если бы на твоем месте была Лора Скребб, – сказала я. – Мы не бросаем друзей в беде.

– Это хорошо, – отозвалась принцесса. – Ваша дружба и доверие значат для меня больше, чем все, что у меня есть, и все, чего я когда-либо добьюсь.

Я не знала, как на это ответить, и просто кивнула в знак того, что я ее услышала.

– Что ты сказала Перкинсу?

– Я присвоила ему титул герцога Бредвардинского как награду за его самоотверженность на службе Короне. Знаю, что система почестей – жуткая пыль в глаза, но в нашем королевстве носителю титула полагаются 25-процентная скидка в супермаркете, бесплатный проезд в общественном транспорте и два билета на финал Уимблдона ежегодно.

– Он это заслужил, – сказала я и добавила уже громче, чтобы все меня услышали: – Не говорите Федерации, но я перевожу нашу миссию в статус квеста.

Мельтешащие огоньки ягод отражались от потолка пещеры.

– Давно пора, – раздался из темноты голос Эдди.

Путь к подножию горы

Этой ночью мне снова снились родители. Они читали мне нотации за то, что я оставила ракушку в машине, и говорили, что я не могу выйти замуж за Перкинса, потому что «он мне в отцы годится». Потом мне снился Кевин Зипп, и он говорил, что пришел попрощаться и чтобы я «не теряла из виду все хорошее». Мне снилась погоня за Кертисом на броневике, а когда я остановилась и обернулась – пятеро Хотаксов смотрели на меня своими маленькими поросячьими глазками, и один держал в руке хирургическую пилу, а другой – мешок набивочного пуха и швейную иголку. Я собралась бежать, но почему-то не смогла, и в этом месте меня разбудили. Эдди трясла меня за плечи.

Она приложила пальцы к губам и поманила меня в кусты рододендронов, закрывающих вход в пещеру. Она мягко развела в стороны ветки, и я увидела две «скайбусовских» фуры, припаркованные на дороге у водопада, идентичные тем, которые встречались нам на пути раньше. Дальнобойщики, видимо, обменивались впечатлениями о дороге, и, судя по тому, как стояли эти громадные машины с четырехколесными кабинами, один из них ехал в сторону горного хребта Кадер, а второй, весь в грязи и пыли, возвращался оттуда.

Они пожали друг другу руки, разошлись по кабинам своих фур и разъехались в противоположных направлениях, как я и думала.

Я посмотрела на Эдди и вопросительно подняла брови. Она пожала плечами. Эдди тоже не представляла, что эти ребята тут делали.

– В том направлении нет промышленных объектов, – сказала она. – Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

– Контрабанда?

– Не исключено, – ответила Эдди, выходя на дорогу и присматриваясь к следам шин. – Горные Силуры раньше промышляли нелегальным экспортом пряностей, но даже если они до сих пор это делают, зачем им «скайбусовские» машины?

– Я насчитала как минимум шесть за то время, что я здесь, – сказала я. – И все двигались параллельно к границе и от нее. Говоришь, авиазапчасти?

– Вроде так, – Эдди присела на корточки, изучая следы. – Но я никогда не заглядывала в эти грузовики, так что нельзя знать наверняка. Ничего не замечаешь странного?

Мы стояли на глинистом участке дороги. Эдди показывала на следы шин. Один был глубоко и отчетливо вдавлен, а другой практически вообще не оставил после себя отпечатка.

– Один с грузом, другой без, – сказала я. – Что тут странного?

– А то, – ответила Эдди, – что в сторону гор ехал тяжелый грузовик. Легкий ехал в обратную сторону.

– Они что, доставляют запчасти в горы? Чушь какая-то.

Только это был уже не первый раз, когда я сталкивалась с этим. Самые первые две фуры, которые мне повстречались, тоже стояли, и когда их водители закончили переговариваться между собой, грузовик, шедший к границе, снялся с места с большей легкостью, чем грузовик, въехавший в страну.

– Эти грузовики что-то доставляют в горы Идрис, – протянула я. – Но что?

– Не знаю. Но хотелось бы выяснить.

– А что насчет Кертиса и броневика?

– Вот он. – Эдди показала мне бледный отпечаток гусеницы на пыльной трассе. – Судя по всему, проезжал здесь вчера примерно в середине дня. Если Кертис останавливался на ночлег, он может быть всего в шести-семи часах езды от нас.

– Не то чтобы мне не терпится его поймать и проучить, хотя это был бы приятный бонус. Просто мне нужен броневик. Там сумка с моими вещами.

С ракушкой, «Рукой Помощи» (леди Моугон меня со свету сживет, если я ее посею), и аккредитивом для Бу.

– Тогда будем собираться в дорогу, – сказала Эдди.

Я разбудила Перкинса. Он потер затылок. За ночь его новый возраст окончательно пустил в нем корни. Голос стал ниже, лицо морщинистее, в волосах прибавилось седины. Он двигался с толком и расстановкой, присущими человеку, разменявшему шестой десяток, тщательно взвешивал каждый ответ, а после сна в холодной пещере у него страшно ломило кости.

– Ох-ох-о, какого черта! – воскликнул он, потирая ноги.

– Добро пожаловать в клуб, – сказал Уилсон, у которого было больше времени, чтобы пообвыкнуться с тонной изменений, которые накладывает на человека преклонный возраст. – И не переживай, если начнешь путать имена и соображать медленнее, чем раньше. Иногда ты даже будешь не в состоянии… не в состоянии, эм…

– Закончить предложение? – подсказал Перкинс.

– Точно, оно. Это совершенно нормально. Зато с возрастом приходит мудрость.

– Кажется, мудрость приходит с годами, не с возрастом, – печально ответил Перкинс. – Меня угораздило их разъединить. Теперь я состарюсь без всякой мудрости.

– Что ж, если так, – сказал Уилсон, – ты будешь в этом не одинок.

Эдди предложила дать «Скайбусу» получасовую фору, чтобы нас случайно не заметили, и все это время ушло только на то, чтобы загнать коз обратно в прицеп. Эти животные обладали некоторой прыгучестью, которая сильно мешала сгонять их в стадо.

– Их называют «КМС», – объяснила Эдди, когда нам удалось собрать их вместе и завести мотор допотопного джипа. – Это значит – «коза международная стандартная». Это такая универсальная коза, которая все умеет делать: скалолазание, ведра молока, мягкий мех, превосходное мясо. Они – наследие отца Тарва, который с чего-то взял, что этому миру нужен единый животный стандарт. Ему удалось стандартизировать коз, пчел, барсуков и хомяков, и он как раз приступил к работе с птичьим царством, но умер.

– Поэтому птицы здесь маленькие и коричневые, – объяснил Уилсон. – Он успел добиться частичного успеха.

За два часа пути мы трижды останавливались, чтобы наполнить протекающий радиатор джипа. Мы уверенно продвигались вперед по неровной извилистой дороге. Один раз мы сделали привал на высоком перевале Плинлимона, чтобы размять конечности, поменяться местами за рулем и быстренько почтить алтарь некогда популярного, но сейчас почти забытого Святого Аосбчкгса, покровителя угасающей актуальности. Разобравшись с этим, мы окинули взглядом простиравшийся под нами пейзаж.

Под нами раскинулось холмистое предгорье, откуда дорога изящными петлями сползала вниз к плодородной долине, раскрашенной неравномерным узором девственных лесов и открытых лугов. Но за долиной, занимая собой почти все поле нашего зрения, громоздилось то самое место, где должны были прятаться Кладбище Левиафанов и Небесная Пиратка Вольфф: гора Кадер Идрис. Я видела ее на картинках, но вживую она производила неизгладимое впечатление. Отвесные склоны возвышались вертикально над долиной, являя взору головокружительный пик серого камня, который в равной степени пугал и восхищал. Высокие водопады каскадом лились в пустоту по отвесным камням, и вода рассыпалась на капли, те собирались в облака, липнущие к самым низким склонам горы. Хотя эта вершина считалась второй по высоте в Несоединенных Королевствах (после горы Т 4 в Тролльванской горной гряде), точная ее высота никогда не была установлена. Никто не помнил, чтобы ее пик когда-нибудь выглядывал из-за облаков, что исключало возможность триангуляции. «Между шестью и семью тысячами футов» казалось вполне вероятным. Когда утром вставало солнце, тень от горы растягивалась на три королевства.

– Начиная с этого момента мы во владениях Горных Силуров, – сказала Эдди.

– Вам отсюда что-нибудь видно? – спросил Уилсон, оглядывая вместе с нами панораму.

Перкинс сообразил нам ручной телескоп: изобразил буквы «О» большими и указательными пальцами и наколдовал в оба отверстия по стеклянной линзе. Ранние версии этого заклинания требовали, чтобы колдун вручную настраивал телескоп, но поздние версии включали автофокус в настройках по умолчанию, а также такие полезные примочки, как зум и автостабилизация.

– Вижу броневик. Вроде в паре миль от подножия. Думаешь, твоя ракушка все еще у него?

– Он не стал продавать «Руку Помощи» в Ллангериге, – хотя за нее он бы выручил в несколько раз больше, чем за служанку, – так что надежда есть.

Перкинс осмотрел видимые среди низких холмов и перелесков участки дороги.

– «Скайбус» ненамного от него отстает.

Если обе машины были на ходу, значит, или никто из них еще не повстречал Горных Силуров, или повстречали и успешно произвели обмен коз на проезд.

Мы тоже продолжили путь и, углубляясь в густые чащи, где хозяйничали Горные Силуры, видели, как проливной дождь напоил все вокруг влагой и пышностью. Темно-зеленые мхи в изобилии росли на камнях и деревьях, лишайники цепко липли ко всему, на что могли попасть, и нам приходилось без конца переезжать мелкие ручьи и речушки.

И все это время всепоглощающая масса высоченного темного камня, которой была Кадер Идрис, угрожающе нависала над нами. Нельзя было представить себе более удачного места для пиратского логова.

– Где же Силуры? – недоумевала принцесса. – Ты вроде говорила, что это воинственное племя, которое убьет нас за здорово живешь, если не отдать им коз?

– Я и сама задаю себе этот вопрос, – сказала Эдди. – Забраться так далеко на их территории и не получить угроз о расчленении, не услышать просьб заплатить за проезд – очень странно. Надеюсь, с ними все в порядке.

– А я надеюсь, с ними как раз не все в порядке, – сказала принцесса. – Обойдемся без лишней экстремальной ситуации – будем на шаг ближе к выживанию.

– Я просто хочу присесть где-нибудь тихонько с трубкой и тапочками, – сказал Перкинс, производя впечатление пятидесятилетнего, – и почитать газетку.

– У тебя нет ни трубки, ни тапочек, – напомнила я.

– Ни газеты, согласен, но все когда-нибудь бывает в первый раз.

– Притормози, – сказала я, показывая на голубую фуру, остановившуюся перед нами на поляне. Эдди завернула на обочину и спрятала джип за дубом.

«Скайбус». Водитель выполз из машины и размял ноги, потом потянулся в кабину, извлек оттуда рулон туалетной бумаги и отошел в лесочек.

– Оставайтесь здесь, – скомандовала Эдди.

Она выскочила из джипа и бесшумно метнулась вперед. Остановилась на секунду, оглянулась по сторонам и снова метнулась вперед. Через минуту она подобралась к кузову грузовика, открыла задние дверцы и заглянула внутрь. И тут же закрыла их снова и нырнула в высокую траву. Водитель вернулся, завел машину и уехал в горы. Полминуты спустя Эдди вернулась к нам. Она выглядела недовольной.

– Все в порядке? – спросила я.

– Не уверена, – ответила она и показала на что-то за нашими спинами. – У нас, кстати, гости.

Я повернулась и увидела дюжину воинов верхом на базонджи, которые подкрались к нам совершенно беззвучно и остановились в двадцати шагах. Все воины были большими, смуглыми и обильно, хотя и по-простецки, вымазаны синей боевой раскраской. Каждый был вооружен коротким клинком и копьем, наконечники которых были украшены человеческими черепами так, что стальное лезвие пронзало темя черепа. По обычаю эти черепа собирали копьями во время битв и оставляли прямо на копье в качестве трофея. Воины смотрели на нас хмуро – я никогда не чувствовала такого негостеприимства и враждебности. Было слышно, как Уилсон нервно сглотнул. Не нужно было гадать, кто это такие. Это были легендарные Горные Силуры.

Горные Силуры

– Аве глубокоуважаемому Герайнту Грандиозному, – молвила Эдди, кланяясь в ноги, – грозному, но гуманному герою грандиозных и густо-зеленых горных земель.

Если наша Эдди пела такие дифирамбы, можно было не сомневаться, что сам вождь Силуров почтил нас своим присутствием.

Базонджи нетерпеливо притопывали ногами. Мы вслед за Эдди поклонились под властным взглядом Герайнта Грандиозного. Выдержав паузу, которая казалась вечностью, хотя в действительности заняла секунд двадцать, Герайнт Грандиозный перевел взгляд на свою советницу, высоченную женщину, завернутую в шкуру валлийского леопарда, и она одобрительно кивнула.

– Твои аллитерации допустимы, хотя и несколько нарочиты, – сказал Герайнт. – Чего тебе надобно здесь, Эдди Экскурсовод, энтузиастка клинка, младшая дочь Оуэна Мертвого, обладательница туристической медали «За Безупречную Службу»?

– Жизнь наша в ваших руках, – продолжила Эдди торжественную речь, отвесив очередной поклон. – Мы пришли с миром и доброй волей, мы лишь странники, ищущие пути в ваших священных землях.

– Куда направляетесь? – спросил Герайнт.

– На поиски легендарного Кладбища Левиафанов на Кадер Идрис, Ваша Грандиозность. Нам бы отыскать путь туда и обратно, и путешествие наше продолжится спокойно и без проволочек.

– Вам не осквернить Богиню Камня, – пророкотал он нараспев, в то время как другие воины принялись недовольно перешептываться. – Лучше мы поднесем вас в жертву горе. Ваша кровь омоет ее камни, а ваши разлагающиеся трупы склюют стервятники. Гора будет ублажена. Вы умрете. Я сказал, Герайнт Грандиозный.

– Мы несем дары, – сказала Эдди.

Последовала пауза.

– Гора будет ублажена… попозже, – уступил Герайнт. – Мы принимаем ваши дары… Только если это не очередные треклятые козы. Нам никогда ничего не дарят, кроме коз, и я вам прямо скажу, они у нас уже в печенках сидят. И на вид, и на запах, и на вкус. Верно я говорю, ребзя?

Воины единодушно ухнули в знак согласия и потрясли в воздухе копьями.

– У нас уже столько этих коз, – продолжал Герайнт досадливо, – что нам приходится продавать их ниже рыночной стоимости этим сосункам в Ллангериге. Так что если кто-то попытается сбагрить этих самых коз нам обратно, гнев наш будет велик, а жестокость не будет знать предела.

– А-га. Подождите тут минуточку, Ваша Грандиозность, я посовещаюсь со своими спутниками.

Эдди повернулась к нам.

– Кажется, по части коз меня дезинформировали, – сообщила она шепотом.

– Зато мне стало понятно, почему товарный рынок Ллангерига перенасыщен дешевыми козами, – вставила принцесса. – Все это так интересно.

– Не сейчас же, миледи, – одернула она. – Есть у вас хоть что-нибудь, на что можно обменяться?

– Две тысячи плутников, – сказал Уилсон, открывая кошелек. – Больше у меня ни гроша за душой, но милости прошу.

– Подойдет? – спросила я.

– Наличность они недолюбливают, но я попробую… Глубокоуважаемый Герайнт Грандиозный, – сказала Эдди, снова поворачиваясь к воинам. – Мы усталые путники и ограничены в средствах. Мы можем предложить только две тысячи плутников.

Воины в голос загоготали.

– Мы презираем ваши абстрактные монетарные концепции. Ценность должна содержаться в полезности, и не назначаться арбитражно предмету, не несущему подлинной ценности в самом себе.

– Мне нравятся эти ребята, – сказала принцесса. – Мои единомышленники, ни дать ни взять.

– Так что только бартерный обмен, – подытожил Герайнт Грандиозный. – Но никаких коз. Нам нужны стиральные машины, кухонные комбайны, тостеры и прочие потребительские товары. Вот приятный юноша на броневике дал нам свой «айпод».

Понятно теперь, как удалось проехать Кертису. В общем, пришлось нам сознаваться, что мы с пустыми руками и вряд ли сможем придумать что-то прямо на ходу.

– Ну что ж, – ответил Герайнт, – тогда уезжайте восвояси, а мы за то, что сохраним ваши жизни, возьмем себе в награду вот этого сувенирного дракона.

С этими словами вождь указал на Колина, который сидел на заднем сиденье джипа, не менее резиновый, чем раньше.

– Сувенирный дракон… не продается, – сказала я.

Вождь неповоротливо скатился с базонджи и обнажил свой клинок.

– Тогда вы все умрете мучительной смертью, – сказал он. – Кроме Эдди, она будет нам стирать и убирать до конца своих дней.

Эдди достала нож и сверкнула глазами:

– Я буду стоять за своих друзей насмерть.

Слова были красивые, и Эдди была сильной воительницей, но дюжина вооруженных до зубов Горных Силуров против двенадцатилетней девочки… Я бы не стала делать ставки на такой поединок.

– Погодите! – вскричала принцесса. – Я могу вам помочь.

– Ты умеешь обращаться с утюгом? – спросил вождь. – Тогда это действительно многое меняет.

– Нет, но я помогу вам превратить тянущий вас на финансовое дно излишек коз в ценный товар.

Герайнт посмотрел на принцессу и сузил глаза.

– Идея заманчивая, – сказал он. – У нас тысячи этих тварей. Но как?

Принцесса набрала в грудь воздуха.

– Для начала нам нужно оформить Козлиную Торговую Корпорацию и посредством ее объединить все остальные козоориентированные племена, чтобы контролировать количество коз, попадающих на рынок. И вместо того чтобы позволять покупателям диктовать цены, основыванные на предложении, козоориентированные племена смогут ограничить поставки товара и сообща установить фиксированную минимальную цену, чтобы все поставщики получили равные возможности. Это можно совместить с рекламной кампанией, которая должна повысить интерес публики к козам, и еще можно разработать программу разведения и выпускать ограниченным тиражом дорогих коллекционных коз. Полагаю, стоимость коз можно увеличить в десять раз за каких-то шесть месяцев, если все остальные козоориентированные племена согласятся к нам присоединиться.

– Что она несет? – прошептала Эдди.

– Ни малейшего понятия, – прошептала я в ответ.

Герайнт Грандиозный долго стоял, уставившись на принцессу, а потом убрал клинок в ножны.

– Да будет так, – сказал он. – Дашь свои инструкции Хью Счетоводу.

Герайнт забирался на своего базонджи, в то время как один из воинов, самый опрятный, слез со своего. Вождь племени окрестил нас «гостями Силуров», он и его воины уехали, и с нами остался лишь Хью Счетовод, которому принцесса взялась разъяснять детали своих мудреных маркетинговых стратегий.

Лишь час спустя мы смогли продолжить наш путь.

Cavi homini

– Странно все это, – нарушила принцесса тишину, затянувшуюся на пару миль дороги. Нашей компании было все еще тесно в джипе, но зато мы набрали немного скорости, когда отцепили прицеп и освободили коз.

– Что странно? – спросила я. – От вариантов глаза разбегаются.

– Коз слишком много. Бухгалтер Хью сказал, что «Скайбус Аэронавтик» выдали им две тысячи коз в качестве оплаты за месячную аренду Кадер Идрис для разработки месторождений.

– Месторождений чего?

Принцесса пожала плечами.

– Он не сказал. Короче, контракт был составлен так, что Силуры не могли найти козам практичного применения. Но отныне все изменится. Думаю, Козья Маркетинговая Комиссия станет золотой жилой для Горных Силуров. Глядишь, они еще и окультурятся.

– Ты как раз говорила, что мира можно достигнуть только с помощью экономики, – согласилась я.

– А ведь правда, говорила!

Полчаса спустя мы достигли самой дальней границы леса, и Эдди припарковалась в тени раскидистого лаймового дерева. Мы выползли из машины и начали обмозговывать наши дальнейшие действия.

– До подножия горы еще где-то миля по открытой местности, – сказала Эдди, поглядывая вокруг в бинокль. – Нам нужно быть бдительнее. Слишком много людей бесследно пропали, путешествуя этой дорогой.

Подняв голову, я разглядывала отвесный серый массив Кадер Идрис. Вершина горы была укутана облаками, и я впервые заметила отметины с одной стороны каменного уступа – прямо в склоне когда-то была вырезана лестница. Наша тропа вела прямиком к горе и там уходила в сторону, к едва заметным вдали зданиям, возведенным под вертикальным южным склоном горы. Здания казались совсем новыми. Я толкнула Перкинса и показала в ту сторону. Он наколдовал телескоп и поглядел вдаль.

– Несколько больших построек, – доложил он. – Периметр окружен проволочной сеткой, его сторожат много людей. Похоже на промзону. Вот только что подъехала «Скайбусовская» фура. Ворота открылись и пропустили ее.

– Промзона? – переспросила я. – Здесь?

– Судя по всему. С внушительным штатом, между прочим, хотя деталей не видно, слишком далеко.

– То есть кто-то все-таки не попал в стопроцентную статистику, – подумала я вслух.

– Хью Счетовод назвал их «кави хомини», – сказала принцесса.

Эдди рассмеялась, но я не поняла, что ее так рассмешило.

– Это все мифы, такие же, как и Клабдище Левиафанов, и Небесная Пиратка Вольфф, и Око Золтара, – объяснила она. – Кави хомини – бабаи, страшилки про таинственных людей без совести и материальной оболочки. Они берут что хотят, и ничто не может их убить. Говорят, что они выглядят как ходячие одежды, под которыми ничего нет. С латинского это переводится…

– Пустые, – произнесла я с содроганием.

– Да, – Эдди нахмурилась. – В вашем Королевстве гуляют такие же сказки?

– Нет, у нас гуляют такие же настоящие. У вас они тоже настоящие. Только мы зовем их дронами. Ими пользуется…

Я осеклась. Несколько фрагментов необъятной, простирающейся далеко за пределы моего поля зрения мозаики скакали прямо у меня перед глазами и просились, чтобы я поставила их на место. Дронов использовал Могучий Шандар. Могучий Шандар владел крупной долей «Скайбус Аэронавтик», и здесь, в низине под Кадер Идрис, Пустые производили что-то для «Скайбуса» и экспортировали на грузовиках, которые попадались нам на пути.

– Эдди, а что конкретно было в кузове «Скайбуса»?

– Ничего, – ответила она. – Он был совершенно пуст.

– Этого не может быть, – сказала я. – Они приезжают гружеными, а уезжают налегке – ты сама это отметила.

– Да, было дело. И пустой грузовик, который мы видели, был как раз более тяжелым.

– Значит, во втором грузовике было меньше, чем ничего?

Эдди пожала плечами.

– Ничего не понимаю, – сказала принцесса.

– Когда в деле замешаны магия и Могучий Шандар, лучше и не знать всей правды, – ответила я.

– Дженни, я нашел броневик, – сказал Перкинс, направляя пальчиковый телескоп на склон горы, как раз туда, где я заметила каменные ступени.

– И как?

– В машине пусто, но на полпути к вершине вижу фигуру. Это Кертис. Его бандану я ни с чем не спутаю. Что будем делать?

– Будем следовать плану и подниматься на Кадер Идрис, – сказала я. – Желательно, вот по этим ступенькам.

– А что насчет «Скайбуса» и Пустых? – спросила Эдди.

Я пожала плечами:

– До них – сколько, пару миль? Вот если они начнут двигаться в нашу сторону, тогда и будем беспокоиться.

На том и порешили. Мы сели в джип и поехали по низине в направлении горы. Лес закончился, но дорога на открытой местности легче не стала. Она шла изгибами, то поднимаясь, то падая, то вдруг креном уходя в какую-нибудь мелкую лощину, если наш путь перерезала речка.

На подъезде к этой речке Эдди притормозила, и жуткая картина открылась нашему взору. Мы не сразу нашли слова.

– Твою дивизию, – обронил Перкинс наконец.

Эдди заглушила мотор, и мы вышли из машины. Речка была средней ширины, каменистая и стремительная, до дна было не больше пары футов. Но нас остановил не красивый вид – нас остановили кости. Их тут были тысячи – и это не преувеличение. Человеческие кости, местами набросанные так плотно, что завал закупоривал течение и поднимал уровень воды. А еще машины. Одни опрокинутые зимними паводками, другие – до дыр изошедшие ржавчиной, некоторые еще в хорошем состоянии, и пробыли здесь, наверное, меньше года.

– Кажется, теперь мы знаем ответ на вопрос, что случилось со всеми пропавшими без вести в этих краях, – сказала Эдди. – Облава и резня.

– Думаешь, Горные Силуры все еще хотят нас убить? – спросил Уилсон.

– После моей финансовой консультации, – сказала принцесса, – с их стороны это было бы последнее свинство.

Эдди сошла к берегу и опустилась на колени, чтобы изучить кости.

– Не Силуры, – ответила она. – Силуры – люди чести, просто малограмотные и кровожадные немного.

Она подобрала чисто перерубленную локтевую кость и наискосок отсеченный фрагмент нижней челюсти.

– Нет, это все – беспорядочные, стремительные удары длинных мечей. Этих людей превзошли не мастерством, а числом.

– Дроны, – выпалила я. – Пустые.

Мы нервно оглянулись по сторонам, но ничего не было видно и слышно. Только журчание ручья, спотыкающегося о камни.

– Смотрите сюда, – позвал Уилсон, остановившись у полуушедшего под воду «Ленд-Ровера». Парусиновая крыша прогнила, сиденья тоже, ключи до сих пор торчали из зажигания. На заднем сиденье валялись закапанные дождевой водой альбомы, испещренные рисунками облако-левиафанов, и блокноты, полные заметок, наблюдений и открытий.

– Научная экспедиция, – сказал Уилсон. – Такая колоссальная работа. И все коту под хвост.

Эдди зажала в руке кинжал и посмотрела вокруг. Мы стояли в низине. Неудачное место для остановки, удачное – для нападения, в зависимости от того, на чьей вы стороне.

– На них нападали, когда они возвращались, – пробормотала я. – Посмотрите на направление машин.

Все посмотрели. Машины ехали в сторону, противоположную той, откуда двигались мы. Эти путники нашли в горах разгадки многих тайн – левиафаны, Пустые, даже Небесная Пиратка Вольфф, и как знать, может, даже Око Золтара – но тайное не стало явным. Мертвецы не раскроют секретов.

– Ты была права, Эдди, – сказал Перкинс. – Здесь действительно ждет скрытая угроза. Но даже Пустые не могут прийти ниоткуда, и ближайшая точка, откуда они могут появиться, – вот это производство. Даже если они выступят прямо сейчас, у нас будет в запасе не меньше получаса, чтобы скрыться.

– А я бы не была так уверена, – сказала принцесса, которая отделилась от группы и стояла у небольшой зеленой лощины, вглядываясь в землю. – Мы уже окружены.

Мы присоединились к принцессе, и она показала на четыре меча, зарытые в землю по самые рукоятки.

Но беспокойство вызывали не одни мечи. Рядом с мечами, перевязанные ниточками, были аккуратно разложены четыре комплекта одежды. Брюки, рубашки, туфли, перчатки, пиджаки, галстуки и шляпы. Полностью идентичные, педантично сложенные и ждущие команды восстать к жизни и исполнять прихоти своего хозяина. Дроны.

– Все они были убиты армией дронов, у которых здесь одно-единственное задание, – сказала я. – Никого не выпускать с Кадер Идрис. И они готовы нести его вечно.

– Ясно, почему Герайнт Грандиозный так настаивал, чтобы я расписала весь план по Козьей Маркетинговой Комиссии прямо на месте, – сказала принцесса. – Он знал, что отсюда не возвращаются.

– Но почему? – спросил Перкинс. – Что за великая тайна?

– Я могу только догадываться, – сказала я, – но, может, на фабрике, которую мы видели, производят пустые костюмы для дронов. Может, магия – в материи.

– Если так, – возразила Эдди, – то грузовики выезжали бы отсюда более тяжелыми, но нет, они легче в обратном направлении.

– И в то же время приезжавший грузовик был пуст? – напомнил Перкинс.

– То-то и оно, что ничего не сходится, – сказала Эдди.

Я сказала:

– Что-то мне подсказывает, что дело не в левиафанах и Пиратке Вольфф. Дело в дронах, Могучем Шандаре и «Скайбусе».

Перкинс обвел взглядом сцену бойни.

– А мне что-то подсказывает, что ненадолго мы с вами стали умнее.

– А ты оптимист, – сказал Уилсон. – Но пока мы еще живы, давайте двигаться в путь.

Кадер Идрис

Я предложила собрать на всякий пожарный с полдюжины бесхозных мечей, и мы в подавленном настроении загрузились в джип. Выкатившись по пологому склону из лощины, мы покатили по пустырям. Чем ближе мы были к горе, тем более гнетущим казался образ нависшей над нами глыбы. И только тоненькие облака обдували вершину высоко над нашими головами. Уже зная про костюмы дронов, по пути мы заметили еще несколько выкладок, точь-в-точь как предыдущие: комплект одежды с обувью и шляпой, перевязанный шнуровкой, и поблизости – меч.

Мы тормознули, поравнявшись с пустым броневиком, и я стала рыться в багаже. К счастью, Кертис был типом не только гадким, но еще и ленивым: он стащил все наши наличные, но к остальным вещам даже не прикоснулся. «Рука Помощи» была на месте, аккредитив – тоже. И самое главное, моя последняя улитка и ракушка никуда не делись. Я тут же набрала Тайгера, но услышала в раковине только помехи и шум моря. Уже больше суток от них не было вестей – ни даже улиточки – и я начинала переживать.

– Что ты делаешь? – окликнула я Перкинса, который крадучись двигался в обратную от нас сторону.

– Видишь эти дроновские костюмы? – крикнул он.

– Ну да.

– Смотри.

Он сделал еще шесть шажков, и груда одежды ожила и подпрыгнула, как черт в табакерке. Одежда была сложена в том порядке, в каком она надевается на тело, с ног до макушки, и в движениях костюма мерещилась плавная естественность. Секунду назад – безжизненная стопка одежды, сейчас – машина для убийства. Дрон выдернул воткнутый в землю меч и угрожающе его занес.

Перкинс отступил – и почти сразу же дрон опал в стопку одежды, шнуровка аккуратно перезавязала сама себя, меч упал в землю, не принеся никому вреда.

Нам оставалось только наблюдать. Мы, конечно, ожидали чего-то подобного, но от такой демонстрации у нас побежали мурашки. Тут были рассыпаны десятки дроновских костюмов, и они надежно перекрывали обратную дорогу в Ллангериг.

– Какие мысли на этот счет? – спросил Уилсон, когда Перкинс вернулся к нам.

– Мыслей нет, – ответил тот. – Но нам ничто не угрожает, пока мы не пытаемся покинуть горы.

– Я не останусь здесь навечно, – заявила принцесса. – Мне еще престол наследовать.

– А у меня заказана экскурсия в места обитания элефино в следующем месяце, – вставила Эдди.

– Проклятье, – сказал Уилсон. – А я так надеялся, что в моей кончине будет великий смысл.

– Есть у меня одна идея, – сказала я и достала почтовую улитку. Странная все же мысль, что наши жизни могут зависеть от улитки с криком о помощи, но это была наша последняя и единственная надежда. Еще, конечно, можно было бы дождаться разрезинивания Колина, но ведь потом придется прождать еще месяцев шесть, пока у него заживет крыло, раненное зенитным снарядом. Шесть месяцев – долгий срок для того, кто застрял у подножия Кадер Идрис. Провизии в багажнике хватит нам на неделю максимум, а уж где искать еду для Колина зимой, я вообще не представляла – да я даже не знала, сможет ли он вообще летать. Сигнал SOS был самым оптимистичным вариантом. Если только Мубин и остальные смогут подобраться к нам и вытащить нас отсюда.

Я вскрыла банку «Спама» и покормила улитку, которая жадно схомячила всю банку. Ей понадобятся силы, чтобы вытащить нас из этой передряги. Я нацарапала записку:

Дорогой Мубин,

Мы окружены Пустыми, шансов на спасение мало. Резиновый Колин у нас, планируем восход на Кадер Идрис, Шандар мутит что-то темное, нужна помощь, поторопитесь, буду ждать связи по ракушке в любое время суток.

СРОЧНО.

Дженнифер.

Я приклеила послание двумя кусочками липкой ленты, положила улитку на землю и сняла с нее колпачок. Она быстро поглядела по сторонам, принюхалась к воздуху и рванула через пустошь со скоростью пули.

Ожил дрон, вскочил и проворно потянулся за улиткой. Он не поймал ее, но тогда ее попытался достать следующий дрон. Улитка тоже была не промах: она юркнула в сторону, и дрон промахнулся. За считаные секунды повыпрыгивали две дюжины других дронов, и каждый пытался перехватить беглянку. Улитка сумела увернуться еще от троих, но на этом все кончилось. Ее поймали, послышался писк, а следом – тошнотворный хруст. Выполнив свой долг, дроны снова упали костюмами на землю, и все стихло.

Перкинс положил руку мне на плечо.

– Ничего, – сказал он. – У нас все еще остается ракушка. Мы будем постоянно на связи. Мубину и Тайгеру наверняка не терпится связаться с нами не меньше нашего.

Я согласилась. Переложив всю еду из броневика в наши рюкзаки, я прицепила к лапе Колина записку с пересказом всех недавних событий. Если мы не вернемся, он хоть будет знать, что с нами произошло, и будет предупрежден насчет дронов. Поводов оттягивать неизбежное больше не было, и мы начали долгий восход на гору.

Ступени были вытесаны толково, но какие же они были огромные. Примерно как ступеньки на крыльце дома, только вдвое больше. Это наводило на мысль, что их мастерили для великанов, что, в свою очередь, подтверждало миф, будто гора Кадер Идрис вовсе не гора, а обзорная площадка для великана Идриса, который в древности поднимался по этим ступеням, чтобы изучать небеса и философствовать о жизни и вопросах бытия.

Не мне одной подъем давался с трудом.

– В Идрисе, стало быть, было двенадцать футов росту, – пропыхтел Уилсон. – Хороший рост.

– И все равно втрое меньше одного тролля, – сказал Перкинс.

– А огры больше или меньше великанов? – спросила принцесса.

– Люди, огры, великаны, тролли, – процитировала я последовательность в габаритах прямоходящих, – но они иногда немного пересекаются.

– Ага, – отозвалась принцесса. – Буду знать. Я всегда в них путаюсь.

Подъем и без того отнимал много сил, а в нескольких местах лестница начала еще и разваливаться, и нам пришлось перебираться через прорехи, в которые был виден отвесный склон и поджидающая далеко внизу земля. Тропа вела нас зигзагами, и фабрика дронов то пропадала из виду, то показывалась вновь по мере восхождения к вершине. Даже с такой высоты оставалось непонятным, чем занимаются на этом производстве, а спустя некоторое время мы забрались уже так высоко, что здания казались не больше спичечных коробков, и мы перестали обращать на них внимание. Из камней местами била ключом пресная вода, и мы все сошлись во мнении, что это была самая вкусная вода в мире, и хотя отвесная тропа была до крайности головокружительной, мы успокоились и даже испытали некоторое высокогорное возбуждение, или это была особая магия, источаемая камнем, как задержавшийся пережиток великана Идриса.

По пути произошло два камнепада. Первый был всего лишь тоненьким потоком камушков, выбитых с насиженного места родником. Гравий, галька и сорняки посыпались каскадом, но второй камнепад оказался ощутимо сильнее и мог стать смертельно опасным. Большой кусок камня откололся где-то наверху, и камни, подскакивая, покатились по склону, и мы распластались по стене и наблюдали, как булыжники задевают скалы прямо над нами и продолжают катиться дальше, не оставив на нас и царапины. Лестнице посчастливилось меньше, и еще одна секция ступеней была утеряна. Я поглядела вверх, откуда откалывались камни, и краем глаза успела заметить человека, выглядывавшего вниз – Кертиса, не иначе. Мы даже не сомневались, что он специально подстроил камнепад. Остаток пути мы по очереди следили за тем, чтобы он не подложил нам очередную свинью, но больше покушений на наши жизни не было.

Мы сделали привал, перекусили и продолжили путь к вершине с новыми силами. В конце концов примерно в четыре пополудни мы погрузились в облако. Воздух там был сырым и липким, и капельки влаги выступили на одежде. Тут не росло ничего живого, а еще немного погодя сами камни начали источать воду, как промокшие губки. И вот огромные каменные столбы показались над облаком, а между ними – заваленные ржавые ворота, которые когда-то могли похвастаться своей узорной ковкой. Мы перелезли через них, притихшие и подавленные. Мы все еще были в облаке, видимость была нулевая, но мы понимали, что достигли пика. Мы прошли по вырезанной в горе аллее, нырнули под каменную арку и ступили на мощеную полукруглую площадку ярдов ста в диаметре. По полуокружности были тонко вырезаны рельефы диковинных существ и сражений с людьми в старинных доспехах, а посередине, рядом с самим утесом, где стоит оступиться – и полетишь в пустоту, стоял трон, вытесанный прямо из скалы. Его сиденье было в пяти футах от земли – это был трон великана.

– Трон Идриса, – сказала Эдди. – Тут он сидел, размышлял о бытии и смотрел в небо.

– Когда-то это был полный круг. – Уилсон поглядел вокруг. – Половина уже успела осыпаться.

– Через несколько лет и от трона ничего не останется, – раздался знакомый голос, – так что радуйтесь, что хотя бы на это удалось посмотреть.

Из серого тумана вышел, улыбаясь до ушей, Кертис. Когда погиб Игнатиус, он не проявил ни капли сострадания. Относился к Ральфу как к домашнему животному после его деградации в австралопитека. Оставил нас на верную смерть в Пустой Четвертине. И вдобавок похитил принцессу и продал ее. И пытался убить нас камнепадом. Его стоило бы ненавидеть, но в сложившихся обстоятельствах я не испытывала к нему вообще никаких чувств. Я-то знала, что ему не суждено вернуться обратно к цивилизованному миру – дроны покромсают его прежде, чем он отойдет и на двадцать шагов. Какая ирония, что он так ничего и не знал о своем ближайшем будущем, но был единственным из нас, кто хотя бы отчасти заслуживал такого исхода.

– Я тут уже битых два часа, – сказал он. – Вершина небольшая, концы во все стороны видно невооруженным глазом. Я везде проверил. Но здесь ничего нет, кроме сырых камней, древней истории и разочарования. Есть несколько человеческих костей, но ни следа левиафана, ни единого зуба. Ты гналась за ветром в поле, Дженни. Все-таки Эдди была права: это одни мифы, слухи и сказочки. Я почти готов презирать тебя за то, что я из-за тебя столько времени потратил впустую. Но чем черт не шутит, зато я поднялся на Кадер Идрис и увидел трон великана.

– Да, – согласилась я. – Хоть что-то.

– Приветик, Лора, – сказал Кертис, когда принцесса вышла из-за трона. – Давай без обид, лады?

– О чем ты? – ответила принцесса. – Меня раньше никогда не похищали, не били по голове и не продавали. Было очень… познавательно.

– Что ж. – Кертис посмотрел на часы. – Вы как-то слишком спокойно на все реагируете. Я ожидал, что вы взбеситесь. Ну, видимо, таковы будни Кембрийской Империи. Большое приключение, да? Можем пересечься и выпить где-нибудь, когда все будет позади. Может, мы даже посмеемся над этим.

– Может, мы и посмеемся, – сказала я, – но по отдельности. Без тебя. Прощай, Кертис.

Он смутился. Возможно, его насторожило наше спокойствие после того, как он бросил нас на произвол судьбы в Пустой Четвертине.

– Ну, ладно тогда, – сказал он, и его голос дрогнул чуть заметной нервозностью. – Пойду я. Хочу успеть в Ллангериг до заката. Бывайте.

– И еще кое-что, – сказала я. – Я забрала ключи от броневика, так что поедешь на джипе.

– И если тронешь наши вещи, – добавила Эдди, – или учудишь что-нибудь с броневиком, или что угодно, я жизнь положу на то, чтобы тебя найти и отомстить.

Он посмотрел на каждого из нас по очереди. Думаю, он уловил мысль.

– Джип так джип, – согласился Кертис.

Он нерешительно развернулся, задумался, бросил на нас последний взгляд и ушел, пропав из виду в клубящемся тумане. Мы прислушивались к его удаляющимся шагам. Вот мы услышали ржавый скрип, когда он перелез через разрушенные ворота. Несколько шагов по лестнице, когда он начал спуск, и потом мы не слышали ничего.

Принцесса спросила:

– Ну что там с этим вашим Оком Золтара? Я не вижу тут никакого Кладбища Левиафанов.

– И пиратского логова, – добавил Уилсон.

– Я тоже, – сказала я, – но ответ точно где-то здесь. Я чувствую.

Мы разделились, чтобы обыскать вершину и проверить, не пропустил ли чего-нибудь Кертис. Все разбрелись, а я осталась одна у трона Идриса и задумалась. Все никак не клеилось. Могучий Шандар не зря так старался, защищая эти земли сотнями дронов, здесь точно была какая-то тайна, которую имело смысл скрывать. Да еще и с такими усилиями – это должна быть невероятно крутая тайна. Нам оставалось просто ее найти.

Секрет Перкинса

Первым вернулся Перкинс. Он ничего не нашел, кроме укрытия, выдолбленного в скале, скорее всего для того, чтобы застрявшие здесь путники хоть где-то могли спрятаться в плохую погоду – а похоже, погода здесь бывала очень ненастной.

– Кости, хрящи, несколько удостоверений личности, – ответил он на мой вопрос, нашлось ли что-нибудь внутри. – Изодранный в лохмотья чемодан, заржавевшее радио и несколько бутылок с водой. Еще я заметил, что все предметы понемногу скатываются к краю утеса. Пара крепких бурь – и все здесь смоет. Как будто гора наводит на себе порядок.

– А магия? – спросила я. – Ты ее чувствуешь?

Здешняя магия по ощущениям была не похожа на вибрации современной магической энергии, напоминавшие гул в проводах. Это было низкочастотное, почти неразличимое рокотание древней магии.

– Чувствую, – ответил он, – но не могу точно определить где. Как будто она везде вокруг.

Вернулась Эдди, за ней Уилсон, несколько минут спустя подоспела и принцесса. Они тоже не нашли ничего, кроме камней, пуговиц, монеток и фрагментов костей.

– Мы закончили? – спросила принцесса. – У меня мурашки от этого места.

Я поочередно посмотрела в их лица. Я отвечала за их судьбу. Это моя экспедиция, это я настаивала на подъеме на гору, это мне нужно было увидеть, что скрывает Кадер Идрис.

– Мне очень жаль, – сказала я. – Здесь точно что-то есть, я знаю это. Какое-то объяснение всему этому: Могучему Шандару, фабрике под горой, дронам, всему. Даже тому, почему Кевин заслал нас именно сюда. Есть только одна проблема: я ничего не вижу. Квиззлер, наверное, наткнулся на Око Золтара где-то в другом месте, это тоже вполне вероятно. Лишь легенда связывает Око с Пираткой Вольфф, и полулегенда связывает Вольфф с Кладбищем Левиафанов. И раз все эти улики заводят нас в тупик, я сдаюсь. Давайте отдохнем и потом начнем спуск. Вы идите под облако, просохните. А я останусь здесь еще на пару минут.

– Я заварю чай, – сказал неизменно прагматичный Уилсон.

– Я помогу, – согласилась Эдди. – Мне тут не нравится. Ощущения какие-то странные. Принцесса, иди с нами, пригодишься. Мне кажется, Дженни и Перкинсу надо обсудить свои планы.

Они ушли, и мы с Перкинсом присели на обтесанную каменную глыбу. Несколько минут мы молчали.

– Эдди права, – сказал он наконец. – Нам нужно поговорить. Я ваш единственный шанс выбраться отсюда живыми. Я не смогу расколдовать целую армию дронов, но у меня должно получиться временно вывести их из строя и прикрыть вас, пока вы будете ехать через низину.

– Это исключено, – сказала я. – Мы уходим все вместе или не уходим вообще. Хватит разменивать свою жизнь на магию, Перкинс. Только обычное колдовство. Обещаешь?

– Если бы у тебя были мои силы, ты бы использовала их, не задумываясь. Ты бы отдала свою жизнь и глазом не моргнув.

– Это не обсуждается, Перкинс. Это касается нас с тобой. Обещаешь?

Он закусил губу, вздохнул. Накрыл мою руку своей. Я почувствовала, что его бьет дрожь.

– Я не такой, каким ты меня считаешь, Дженни. И «нас с тобой» никогда не могло быть. Уж точно это не могло длиться долго.

Я промолчала. Я хотела, чтобы мы были вместе, но в глубине души понимала, что он, конечно, прав. И в том, что он был единственным нашим шансом, тоже.

– Я не говорил тебе раньше, – сказал Перкинс, – но перезагрузка Ральфа была не первым заклинанием, которое выжгло часть моих жизненных соков. Превращение Колина в резину тоже забрало у меня два года. Вообще, – он опустил глаза, – любое заклинание забирает у меня жизнь. За каждую когда-либо навороженную мной мелочь я расплачивался неделями, месяцами и годами. Скажи правду, на сколько лет я выгляжу?

– Ничего не хочу слышать.

– Придется, Дженни. Сколько?

Я пристально посмотрела на него.

– Пятьдесят?

– Мне шестьдесят один. Магически спровоцированное старение бережнее обходится с кожей, чем солнце, ветер и годы. Я самозванец, Дженни. Я могу колдовать, только укорачивая свою жизнь, а не по-настоящему. Знаешь, сколько мне на самом деле? Сколько времени я провел на этой планете?

– Не знаю, – ответила я, когда меня оглушило этой неприятной мыслью.

– Мне четырнадцать, Дженни. Я не волшебник – я прожигатель. Одноразовая разменная монета. Как и любой прожигатель, я здесь для одной-единственной цели: сгореть ярко и быстро, чтобы прийти на помощь другим в трудную минуту.

Я никогда не встречала прожигателей, но я знала, что обычно их действительно хватало на пару-тройку серьезных заклинаний, прежде чем они испепеляли свои жизненные силы дотла. Некоторые из лучших волшебников в мире были прожигателями, которые совершали один фантастический подвиг – и затем исчезали.

– Нет, – сказала я, и из глаз у меня брызнули слезы. – Хватит с тебя магии. Вот вернемся в «Казам» – поручим тебе другие обязанности.

Он медленно покачал головой.

– Я всегда мечтал об этом. Принести магическую пользу. Дженни, нам дали задание – найти Око Золтара и любой ценой беречь принцессу. Мубин сказал мне ликвидировать любые помехи при выполнении этой работы. Он бы не сказал так, если бы наш квест не был жизненно важен.

И опять он был прав. К тому же Мубин не единолично принял такое решение.

– Великие маги отдают себя волшебству без остатка. Так я хотя бы проведу остаток дней с тобой. Я все решил, Дженни. Начинай относиться ко мне трезво – как к полезному ресурсу, который нужно расходовать с умом.

Я подняла на него глаза и робко улыбнулась. Кажется, в этот момент я любила его как никогда. Придет время – я выйду замуж, рожу детей, овдовею и снова выйду замуж – но мое сердце, мое истинное сердце, то, которое любит раз и навсегда, всегда будет принадлежать Перкинсу.

– Говорят же, что в магической индустрии крепких отношений не построить, – сказала я, утирая слезы. – Некоторые даже думают, что сама магия прилагает активные усилия, чтобы этому помешать.

– Да, – согласился Перкинс. – Я именно об этом и думал.

– «Полезный ресурс, который нужно расходовать с умом»? – переспросила я. – Так ты себя видишь?

Он улыбнулся.

– Слишком резко, согласен, но я хотел достучаться до тебя. Помнишь, Кевин предсказывал, что я состарюсь в Кембрийской Империи? Он оказался прав. Только это происходит раньше, чем я рассчитывал.

Со вздохом я стянула резинку с волос и запустила пальцы в волосы. За три дня без душа они спутались и запачкались. Какая же я дура! Как я могла сомневаться, что это квест. Миссия – это душевно, миленько и лампово, и никому не нужно умирать. Но квест всегда требует гибели близкого товарища и одну или более сложных моральных дилемм. Я обманывала себя. Наивная дура.

– Прости, что втянула тебя в это.

– Неправда. Я вызвался добровольцем. Да, знаю, это большая жалость, что Ока Золтара здесь нет, но теперь мы знаем это наверняка. Десять минут назад у нас даже этой элементарной уверенности не было.

– Допустим, но толку-то, если мы не успеем никому об этом рассказать.

– Что за пораженческие настроения, – сказал Перкинс и вскочил на ноги. – Разберемся с Шандаром, когда вернемся домой. Надерем этим дронам задницы и отправим вас по домам.

– Не уверена, что этот фразеологизм применим к дронам, у которых нет задниц, но ты прав. Ты что-то придумал, чтобы вывести из строя Пустых?

– Я в процессе, – улыбнулся он.

Мы зашагали в сторону арки, ведущей к воротам и лестнице вниз, и я обернулась, чтобы обвести прощальным взглядом площадку, откуда великан Идрис некогда обозревал мироздание.

– В такой облачности ему мало что было бы видно, – сказал Перкинс, подмечая то же, что и я.

Тут мы услышали грохот. Что-то упало наземь позади нас. Мы машинально повернулись, чтобы разобраться в ситуации, и увидели кости человеческих пальцев, покатившиеся по земле. Раньше их тут не было. Мы с Перкинсом нахмурились. Из густого тумана над нашими головами выпала локтевая кость с наручными часами, зацепившимися за иссохший хрящ. Я подобрала кость. То, что я приняла за часы, оказалось наручным альтиметром – такие используют парашютисты и воздухоплаватели. На задней крышке была выгравирована надпись.

– «Моему боевому товарищу Майло-Пролетайло, лучшему небесному волку, что видал белый свет», – прочитала я.

– Звучит как пиратский жаргон, – сказал Перкинс. – Только «йо-хо-хо» не хватает.

– Да нет, вот оно, выгравировано на ремешке, глянь.

– А, ну вот. Но что это значит?

Мы оба посмотрели вверх на ниточки тумана, проплывающего над нами.

– Та древняя магия, которую мы чувствуем, – это облако, – поняла я. – Вот почему вершина Кадер Идрис постоянно окутана облаками. Она что-то скрывает.

Я подобрала камушек и со всей силы подбросила вверх. Что-то звякнуло, когда камень ударился обо что-то твердое, и в следующую секунду мы отскочили в сторону, когда небольшой фрагмент прогнившего крыла аэроплана вместе с лохмотьями брезента выпал из тумана и рухнул наземь. Над нами что-то пряталось. Мы не могли найти логово Пиратки Вольфф по той простой причине, что ее не должны были найти. Вечно так с пиратами. Никогда нельзя недооценивать их хитроумность.

– Если наверху что-то есть, значит, должен быть и способ туда забраться, – сказала я, глядя по сторонам. – Нужно найти самую высокую позицию.

Торопливо оглядевшись в сыром тумане, мы нашли ее: высокая спинка трона Идриса, одна сторона которого возвышалась на двадцать футов над каменной поверхностью горы, а вторая обрывалась на семь тысяч футов вниз сквозь туман и до самой долины у подножия горы.

– Подсади меня, – попросила я, и Перкинс помог мне вскарабкаться на большое каменное сиденье. Я посмотрела вокруг, соображая, как лезть дальше, и нашла удобный выступ для руки, потом для ноги. Из-за влажности эти выступы были не видны снизу, но их явно проделали тут не просто так. Я быстро забралась на спинку трона – это был узкий каменный бордюр не толще шести дюймов. Я постаралась стоять так, чтобы если падать – то падать на безопасную сторону трона (и «безопасной» ее можно было назвать только в сравнении с альтернативой – болезненное падение с двадцати футов на камни всяко предпочтительнее несовместимого с жизнью падения с семи тысяч футов). Осторожно, балансируя на полусогнутых ногах, я протянула руку вверх в облако, которое отсюда казалось густым и совсем необлачным на вид, больше похожим на дым. Пальцы нащупали только пустоту, и я, надеясь, что удача покровительствует смелым, выпрямилась во весь рост на узком ранте. Мое туловище окунулось в туман, и я перестала видеть вокруг себя вообще. Это меня дезориентировало, и я чуть не оступилась на скользком камне, но быстро оправилась. Мое сердце забилось чаще. Я выпрямилась и вытянула руку над головой, надеясь дотронуться до любой поверхности. Я даже встала на цыпочки, но – безрезультатно. Я уже отчаялась и хотела было спускаться на твердую землю, как вдруг в моей памяти всплыло последнее предупреждение Кевина: «Когда будешь стоять на плечах великанов, не бойся прыгнуть в бездну».

Я стояла на спинке трона Идриса. Ближе к его мертвым плечам я уже не окажусь. И если это не прыжок в бездну, то что тогда?

Я подпрыгнула с вытянутой рукой, но ничего не нащупала. Нога соскользнула, когда я приземлилась, и на секунду мне показалось, что я падаю, но мне удалось восстановить равновесие.

– Ну же, Дженни, – пробормотала я. – Какой же это прыжок.

Я позвала Перкинса.

– Да? – донесся до меня бестелесный голос снизу.

– Я буду прыгать.

– Доверишься предсказанию?

– Нет, – ответила я. – Сделаю лучше: доверюсь Кевину.

И я прыгнула. Нет, я сиганула. По сей день я не могу вспомнить, прыгнула ли я в сторону обрыва или вершины, но позже, рассуждая логически, я пришла к выводу, что все-таки в сторону обрыва. Прыжок в бездну не мог сработать без риска для жизни.

А он сработал. Я подпрыгнула высоко, как только могла, и вытянула руки, надеясь за что-нибудь уцепиться, и у меня получилось. Только не за кольцо или веревку, а за человеческую руку, и она крепко схватила меня, подержала и рывком вытянула меня наверх, где я была в безопасности. Я осмотрелась, разинула рот и захлопала глазами. Я никак не ожидала увидеть перед собой эту картину и этого человека.

Рассказ небесного пирата

– Удивлена?

– Немножко, – сказала я, глазея вокруг. Я все еще была внутри облака, но сейчас оказалась на небольшой, мягко колыхающейся площадке, в которой я быстро распознала характерный плоско-широкий череп левиафана. Этот череп, надо сказать, парил в воздухе прямо вместе со мной. Я помнила, что левиафаны легче воздуха, но не додумалась логически до того, что после смерти их кости сохраняют это свойство. С одной стороны от меня была спиральная лестница, построенная из левиафановых костей, которая уходила вверх в туман, а с другой – человек, вытащивший меня в этот странный новый мир среди облаков. Он ничуть не изменился с тех пор, когда я видела его в последний раз. Передо мной стоял Габби. Юный Габби с подвернутыми рукавами и вечным рюкзаком за плечами.

Я спросила:

– Что ты здесь делаешь?

– Прячусь. Иногда не хочу, чтобы меня находили. Но ты прыгнула – не мог же я дать тебе умереть.

– Это уже второй раз.

– Четвертый, но мы же не ведем счет.

– Ты ведешь.

– Верно. Просто ты не видела меня остальные два раза. В моей профессии видимость может стать причиной многих проблем.

– Не понимаю.

– Это нормально. Пойдем, покажу тебе тут все.

С этими словами он повел меня по костяной лестнице. Подниматься было невысоко, и вот мы вынырнули из облака под яркий солнечный свет. Я посмотрела кругом. Кажется, у меня отвисла челюсть.

Я могу описать это место только как выстроенную в несколько уровней платформу из тяжелых, свитых между собой левиафановых костей. Были здесь аллеи, лестницы и даже каюты, коридоры и большой зал, остов каждого сооружен исключительно из костей левиафана, легких, как воздух.

– Легендарное Кладбище Левиафанов, – ахнула я.

Здесь действительно были останки сотен левиафанов, их кости легли в основу этого жилища первобытной красоты. Несмотря на костяной каркас, в этой хаотичной конструкции были изящность и определенный утилитарный шарм. Среди костей были и сокровища воздушных пиратов – фрагменты похищенного самолета, обустроенные, чтобы придать пиратскому логову домашнюю обстановку. Крылья стали крышами, панели алюминиевого фюзеляжа – тротуарами, двигатели – генераторами и брашпилями. Могло показаться, что мы стоим на палубе и готовимся обуздать облако-левиафана, надеть на него огромную упряжь и водрузить на спину животному эту плетеную небесную гондолу, вооружившись вертлюжными гарпунами, анкерами и кортиками.

Но несмотря на видимость полной готовности, место было давно заброшено. Все здесь было старым, потертым и побитым ветрами. Голое заветренное железо проржавело, кожаные ремни, державшие левиафановы кости вместе, начинали подгнивать. А еще тут были трупы – даже фрагменты трупов. Ближайший к нам пират погиб в бою, и его рука все еще сжимала кортик, впившийся в перила борта, и, хотя от остального его тела остался почти голый скелет, не рассыпавшийся на части только благодаря иссохшим хрящам, его рука, часть груди и голова застыли в том же состоянии, что и на момент его смерти, только в виде тускло-серого металла.

Я постучала по металлу и в беспокойстве вгляделась в это выражение мрачной одержимости, навечно застывшее на лице мертвого пирата, попробовала металл ногтем на прочность. Сомнений быть не могло – пират был частично превращен в свинец.

– Око Золтара, – выдохнула я. – Оно здесь или было здесь.

Я посмотрела на другие тела, и да, все они были, кто целиком, кто кусками, превращены в свинец. Как будто здесь произошла битва – и пираты проиграли.

– Как появилось это место? – спросила я, пока мы шли мимо очереди пиратских трупов к большому залу по тротуару, прогибающемуся у нас под ногами.

– Кембрийские левиафаны жили на Кадер Идрисе испокон веков, – рассказал Габби. – Здесь они вылуплялись, размножались, коротали ночи – и сюда в конечном итоге возвращались умирать. После смерти левиафаны парят в воздухе, пока их плоть не сгниет, а кости поднимаются на двадцать тысяч футов вверх над вершиной горы и формируют массу, которая становится потом гнездом, где левиафаны будут откладывать новые яйца, замыкая жизненный цикл. По преданию, первый в мире небесный пират укротил левиафана и разбил лагерь в бывшем левиафановом гнезде.

– Мы не на двадцати тысячах футов, – сказала я, примечая на пути очередного пирата, обращенного в свинец ниже пояса.

– Верно. Там к тому же слишком холодно для жизни. Мы считаем, что весь этот самолетный металлолом – двигатели, шасси и прочее – преимущественно здесь для балласта, чтобы гнездо нависало прямо над макушкой горы. Одним из первых пиратских деяний стало похищение колдуна, и тот сделал так, чтобы гнездо – превратившееся в то, что ты видишь перед собой, – оставалось вечно спрятанным в облаках.

– И поэтому вершину горы никогда не видно.

– Именно. Шли годы, пиратское дело переходило от капитана к капитану, но всегда оставалось довольно мелким промыслом. Пока бразды правления не приняла Небесная Пиратка Банти Вольфф. Ее не смущали налеты на крупнейшие воздушные суда буквально на лету. Она готова была атаковать все, что летало, если это сулило барыш.

– Значит, крушение облачного города Нимбус-3 и пропажа «Тираника» все-таки ее рук дело?

– Несомненно. Просто она никогда не оставляла свидетелей.

– Да она чудовище.

Мы подошли к большому залу, переступили через очередного полусвинцового пирата, зажавшего в руке мушкет, и распахнули двойные двери, которые, похоже, тоже выкорчевали из самолета. Зал представлял собой цельную грудную клетку левиафана, покрытую лоскутным полотном из авиационной ткани – с регистрационными номерами и названиями чуть ли не всех известных мне авиалиний. Здесь пираты проводили свои встречи, обедали, распивали грог и пели частушки – или что там поют пираты.

– Три из четырех пропавших самолетов можно смело приписывать Пиратке Вольфф, – сказал Габби, пока мы шагали по скрипучим половицам. В некоторых местах половиц недоставало, и под ногами были видны клубящиеся облака. – Она прекрасно справлялась с работой. Головорезка, конечно, о чем речь. В пиратах нет ничего романтичного. Они обычные преступники, и точка.

– Ты не слышал о штуке под названием Око Золтара? – спросила я, так как Габби, похоже, слышал о многом.

– Нет. Но, полагаю, это имеет какое-то отношение к колдуну Золтару?

– Розовый рубин размером с гусиное яйцо, – сказала я, – в недрах которого плясало пламя. Его можно использовать в качестве проводника и накопителя магической энергии. И он бывает опасен. Оказавшись в неправильных руках, он…

– Превращает человека в свинец по частям? – предположил Габби, когда мы миновали еще одного пирата, встретившего ту же смерть, что и остальные.

– Иногда и целиком, – ответила я, памятуя Эйбла Квиззлера, который наверняка стал свинцовым насквозь, если уж аккумулировал такую силу, что позволила ему уйти под землю по приземлении.

– Некрасивая смерть, – сказал Габби. – Но в пиратстве это нормальный производственный риск. Ты ищешь этот камень?

– Мы его ищем, да. И все улики ведут к Небесной Пиратке Вольфф.

– Тогда самое время вам встретиться, – сказал Габби. – Вот она.

Банти Вольфф, Небесная Пиратка

Габби открыл внутреннюю дверь зала, и мы проскользнули в личный кабинет Небесной Пиратки Вольфф. Здешний интерьер был похищен из комнаты отдыха класса люкс какого-то летучего фрегата. Когда-то кабинет был бесподобен в своей элегантности, но потом дождь нашел сюда вход, покрывая отделку черной плесенью.

Банти Вольфф, Небесная Пиратка, была целиком обращена в свинец. Визуально это выглядело так же, как и окаменение. Каждая пора на ее коже, каждая жилка, каждый шрам, бородавка и волосок – все было сохранено в первозданном виде. Она была одета в традиционный пиратский костюм, только вместо треуголки у нее на голове был надет старый летный шлем. Одежда на ней сгнила, за пояс до сих пор были заткнуты два пистолета. Одна ее свинцовая рука покоилась на столе, а вторая – выпростана вперед пустой ладонью вверх, как будто она протягивала нам яблоко. Черты ее лица были перекошены гримасой недоумения. Собственного превращения в свинец она не ожидала.

– Это твое Око Золтара должно быть где-то здесь? – спросил Габби.

– Ну, оно точно здесь побывало, – вздохнула я, проверяя вскрытый сейф за спиной пиратки. Он был под завязку набит драгоценными камнями, но, увы, ни один из них не был размером с гусиное яйцо, и ни в одном не плясало пламя. Я не сомневалась, что Око я бы ни с чем не спутала.

Я поинтересовалась:

– Тебе известно, когда все это произошло?

Габби ответил:

– Шесть лет назад, плюс-минус. Мы редко вмешиваемся в дела пиратов.

Я подошла к Пиратке Вольфф и присмотрелась к руке с раскрытой ладонью. Ее гладкие свинцовые пальцы были согнуты и разведены. Она что-то держала в этой руке, когда ее тело превращалось в металл, – и отнюдь не яблоко.

– Вот здесь было Око Золтара, – сказала я, показывая на ее ладонь. – Пиратка Вольфф держала его. И она разговаривала с кем-то через стол.

Я уселась в кресло напротив свинцовой статуи, и мертвые глаза пиратки вперились прямо в меня.

– Они разговаривали. Человек в моем кресле использовал Око, чтобы превратить Пиратку Вольфф в свинец, и бросился с ним наутек. Наверное, превращать людей в свинец – это своего рода система безопасности Ока, или заклинание по умолчанию.

– Это объяснило бы штабеля полусвинцовых пиратов за этой дверью, – заметил Габби. – Кто бы ни похитил камень, он использовал его оборотные силы, чтобы организовать побег.

Габби, конечно, был прав. Я тихонько выругалась себе под нос. След, к сожалению, давно простыл. Если это случилось шесть лет назад, сейчас камень мог быть в любой точке света. Я обыскала кабинет Пиратки Вольфф и зал, но не нашла ничего, что указало бы на похитителя Ока, не говоря уже о его участи. Кевин Зипп правильно угадал местонахождение Ока – он только просчитался со временем.

Мы снова остались ни с чем.

– Не знаешь, кто похитил камень? – спросила я.

– Увы, нет. Но это должен быть какой-то колдун.

– Могучий Шандар талантливый маг и смог бы воспользоваться силой камня, – проговорила я. – Но какой смысл посылать меня на поиски того, что у него уже есть.

– К тому же у Шандара есть веский повод не желать, чтобы ты совала сюда свой нос, – сказал Габби, – который не имеет к Оку Золтара никакого отношения.

Я нахмурилась.

– «Скайбусовское» производство под горой? – спросила я, пораскинув мозгами.

Габби кивнул.

– Что там производят? И почему приезжающие пустые грузовики тяжелее, чем выезжающие?

– Потому что… иначе никак.

Я уставилась на Габби, пытаясь разгадать его ответ. Мы уже успели вернуться обратно к костяной лестнице. Несколько шагов – и облако снова спрячет это место от посторонних глаз. Я дотронулась до одной из костей левиафана и соскребла пару крошек. Я разжала пальцы, и вещество стало подниматься вверх.

– Шандар занимается отловом облако-левиафанов? – догадалась я.

Габби улыбнулся.

– Никогда не задумывалась, как такие огромные лайнеры держатся в воздухе на таких крошечных крыльях? – спросил он. – Как «Скайбус» выпустил безотказный самолет, который летает вдвое дальше и расходует вдвое меньше топлива? Никогда не задумывалась, почему Шандар зарабатывает столько денег на «Скайбусе» и как Тарв может позволить всем своим подданным бесплатное медицинское обслуживание?

– Так Тарв и Шандар – партнеры?

– Вот именно. Эпопея с экстремальным туризмом со стороны может казаться сложной и затянувшейся шуткой, но без этого Тарв и Шандар не сколотили бы своих заоблачных состояний. Только представь всех этих туристов, посещающих Империю, спасающихся от неминуемой смерти, сотни раз на дню, из года в год.

И тут меня осенило. Ответ все время был у меня прямо под носом. Облако-левиафаны обязаны своим легчайшим весом не магии и не своей уникальной природе. Принц Назиль упоминал об этом как раз незадолго до нашего отправления: левиафанов держит в небе то же самое, что и ковер-самолет.

– Ангельские перья, – еле слышно прошептала я. – Позавчера нас чуть не проглотил левиафан. Они кормятся так каждое утро, всасывая не только букашек и птичек, но и массу ангелов вариации-Х, которые постоянно задействованы в Кембрийской Империи. Переварившись, они позволяют левиафанам стать легче воздуха. Экстремальный туризм делает свое дело. Высокий риск смерти – высокая концентрация ангелов-хранителей.

Я замолчала, посмотрела на Габби, и он кивнул мне.

– Но это еще не все, верно? – спросила я.

– Далеко не все. Избыточно высокая концентрация поглощенных ангельских перьев ведет к излишку, который покидает организм так же, как и все продукты жизнедеятельности. Дроны с фабрики под горой собирают экскременты левиафанов банальными лопатами и затем извлекают оттуда ангельские перья при помощи поставляемых Шандаром чар. Перья потом вывозят на грузовиках компании. Рафинированный материал в индустрии известен как гуанолит. Им начиняют крылья самолетов для облегчения взлета. Вот такая разгадка «скайбусовских» фур.

– И поэтому, – медленно проговорила я, – на выходе грузовики легче, чем на входе.

– Ну конечно. Загрузи двухтонную фуру гуанолитом – и подъемная сила сделает так, что он будет весить не больше гольфмобиля.

Габби позвал меня за собой, и мы спустились вниз по лестнице. Я притихла, переваривая все эти новые сведения. Погрузившись в облако, я ощутила липкую влагу на лице и коже рук, и вот мы уже стояли на черепе левиафана, откуда я начала свое знакомство с этим странным местом.

Я спросила:

– Кто ты такой? Ты знаешь про это место, и ты жив – приходишь и уходишь когда вздумается.

– У меня, скажем так, есть «пропуск на все уровни», – сказал он, посмеиваясь. – Я ведь рассказывал, что собираю данные о вероятности смерти для крупного игрока в сфере управления рисками.

– Это я помню. И, определяя потенциальный фактор риска любого поступка, ты решаешь, куда лучше направить свои ресурсы, чтобы избежать этих рисков.

– В общих чертах, да. Мы спасем жизни… когда их нужно спасать.

– Ты не из страховой компании, да?

– Не совсем. Мы скорее… управляем судьбой. Критически необходимо, чтобы ты – впрочем, это любого человека касается, – не умерла, пока ты не выполнишь свою функцию в МВ.

– МВ?

– В Масштабах Вселенной. Это то, что важнее тебя, важнее меня, и в нем у каждого есть своя роль. Для кого-то что-нибудь простенькое, например, дверь кому-то придержать, помочь советом, а в случае, например, Кертиса, – даже просто дать другим людям выход для негативных эмоций. Ну а иногда это высшее благо: низвергнуть тирана, привести порабощенную нацию к свободе.

– Значит, мое предназначение в МВ у меня еще впереди?

– И у тебя, и у Перкинса.

– Он все-таки сгорит дотла, сражаясь с дронами на обратном пути, да?

Габби положил руку мне на плечо.

– Иметь предназначение – это право любого разумного существа. Иметь критически важное предназначение – честь, выпадающая не каждому. – Он улыбнулся и добавил: – При исполнении мы предпочитаем придерживаться второго уровня легендарности: «Доказательств существования не обнаружено». Я ведь могу рассчитывать на твое молчание?

– Да.

– Отлично. Тебе пора. Я тут посчитал, что прыжок отсюда на верхушку трона составит 79,23 процентный риск смерти. На вот, хватайся.

Габби сбросил вниз веревку, и я услышала, как ее конец шмякнулся на сырые камни. Я поблагодарила Габби за его время и помощь и соскользнула по веревке вниз. Через несколько секунд я коснулась ногами каменного пола у трона Идриса и оказалась лицом к лицу с изумленным Перкинсом.

– Ладно, – сказал он. – Это было странно, но я волшебник, так что пора бы привыкнуть. Ты подпрыгиваешь в облако, исчезаешь на полчаса и спускаешься по веревке. Что ты узнала?

– Ответы. Только не те, которые мы искали. Пойдем к ребятам.

Он начал поворачиваться, но я поймала его за руку, развернула к себе и поцеловала. Это был мой первый поцелуй. Думаю, и его тоже. Я уже давно хотела это сделать, но только после слов Габби мне стало окончательно понятно, что времени у меня не остается. Он ответил мне так же страстно, и все это было так приятно, намного приятнее, чем мне представлялось, и я как будто изнутри покрылась мурашками.

– Что это ты вдруг? – прошептал он, и я положила голову ему на плечо и крепко обняла.

– Просто так.

– Просто так?

– Просто так.

Мы оба знали, что скоро он догорит, и нам хотелось провести еще немного времени из остатка его жизни в объятиях друг друга.

– Ладно, – сказала я, и мы отстранились друг от друга, стараясь не смотреть в глаза. – Пойдем к ребятам.

Мы спустились с вершины и вышли из облака, где Эдди, принцесса и Уилсон уже приготовили чай.

За тот час, что мы отдыхали, я рассказала остальным про свои открытия, ни словом не обмолвившись о Габби. Я рассказывала им о Небесной Пиратке Вольфф, о том, какая участь ее постигла, о том, что несколько лет назад кто-то добрался до Ока Золтара раньше нас, и теперь камень может быть где угодно. Я рассказала, что фабрика под горой расположилась именно тут просто потому, что единственный оставшийся в живых облако-левиафан гнездовался здесь по ночам, и на фабрике каждое утро собирали его фекалии, чтобы переработать их в гуанолит.

– Ясно, почему они поручают это дронам, – сказал Уилсон. – Работенка-то грязная.

– Думаю, это все же из соображений секретности, – ответила я. – Что опять же объясняет, почему в Кембрийской Империи запрещены полеты. Последний левиафан стоит слишком больших денег, чтобы рисковать его жизнью, если он вдруг столкнется с летательным аппаратом. Даже если его просто заметят – уже большой риск.

– То есть все наши карьеры в экстремальном туризме были нужны только для того, чтобы построить здесь фабрику по переработке левиафановых какашек с начинкой из ангельских перьев? – спросила Эдди. – Вот же дьявол, такого и нарочно не придумаешь.

– С магией всегда так, – ответила я.

Мы помолчали.

– И что теперь? – спросил Перкинс.

– Мы пришли сюда, чтобы найти Око. Мы потерпели неудачу. Мы возвращаемся домой.

– Мимо Пустых? – спросил Уилсон.

– Да, – сказала я, избегая взгляда Перкинса, и сглотнула подступившие чувства. – Не сомневаюсь, мы что-нибудь придумаем.

И вот, собрав наши вещи и в стотысячный раз безуспешно попробовав выйти на связь по ракушке, мы собрались уходить. С тяжелым сердцем я шагала вниз по крутым ступеням и утешала себя тем, что теперь мне из надежных источников было известно, что жизнь Перкинса не будет потрачена впустую. И теперь я хотя бы догадывалась, что держал Габби в своем рюкзаке.

План

Когда мы спустились к подножию горы, на глаза нам попался Кертис. Он почему-то решил не идти прямиком в Ллангериг и стоял у края пустоши, простиравшейся на милю между нами и лесным массивом. На его лице застыло угрюмое выражение.

– Уже видел? – спросила я.

Кертис промолчал, продолжая всматриваться в лес, будто ища в нем спасения.

– Их называют Пустыми, или дронами, – объясняла я. – Кави хомини по-латински. Порождение темных сил Могучего Шандара. Они не знают чувства вины, злого умысла, свободы воли. Пустота, которой поручено нас убивать. Вот почему никто не возвращается с Кадер Идрис.

Кертис не отвечал, так что я продолжала:

– Я рассказываю тебе это потому, что мы должны действовать сообща, если хотим выжить. Ты умеешь обращаться с мечом?

– Зря распинаешься.

Я бы не удивилась, получив такой ответ от Кертиса, но он все еще не проронил ни слова. Это сказала Эдди.

– Зря прошу Кертиса о помощи? – уточнила я.

– Зря вообще с ним говоришь.

Я вопросительно на нее посмотрела, но она только кивнула на Кертиса. Я присмотрелась. Вот теперь-то мне стало понятно, что он не просто застыл в задумчивости – он застыл как истукан. Даже тонкий шов вдоль его шеи был отчетливо виден.

– Хотаксы, – поняла я и поводила рукой перед остекленевшим, обездвиженным лицом Кертиса. Он был парализован, схвачен, выпотрошен, съеден и таксидермирован. Незавидная участь, но безболезненная смерть. Да и в виде чучела он хотя бы эстетически производил хорошее впечатление.

Эдди сказала:

– Хотаксов Пустые не считают угрозой. Ни их, ни тральфамозавров, ни барсуков-снорков, ни прочую живность. Оставь его. Сам виноват.

– Никто не заслуживает такого конца.

– Может, и так. Но мы изначально брали его с собой только для статистики, которую я прогнозировала. И ты согласилась на это.

– Я и не спорю. Кстати, как поживает наша статистика?

Эдди на пальцах сосчитала жертв.

– Нас было восемь, к данному моменту мы потеряли троих: Игнатиуса, Ральфа и Кертиса, примерно как я и рассчитывала. Если я не ошиблась, осталось потерять только одного.

– Математика – это, конечно, хорошо, – сказала я, – но мне кажется, цифра в пятьдесят процентов уже не может быть актуальна. Мы все будем биться не на жизнь, а на смерть.

– Это так, – ответила она невесело. – Просто не хочется терять надежду, вот я и цепляюсь за соломинки. У кого-то есть талисманы и божества, а у меня вот – статистика. – Эдди улыбнулась. – Имей в виду, – добавила она, протягивая мне руку, – с вами было очень круто. Большинство туристов только и делают, что ноют, какая еда невкусная, и погода плохая, и транспорт им не нравится, и гостиницы им не угодили, и так всю дорогу. И при этом знай себе кумекают, как бы им так извернуться, чтобы не заплатить. Ты совсем другая, поэтому просто знай: как бы ни сложились обстоятельства, я всегда с радостью буду твоей провожатой – куда угодно, в любое время дня и ночи. Можешь рассчитывать на хорошую скидку.

– Спасибо, – сказала я, прекрасно понимая, что получить от нее такой комплимент было большой редкостью, не говоря уже о скидке. – И это взаимно. Ты была выше всяких похвал. Если мы переживем финальный рывок, я оставлю о тебе фантастические отзывы.

Мы пожали руки еще разок и разошлись. Я присоединилась к принцессе с Уилсоном и Перкинсом, которые пытались зафиксировать резинового Колина на заднем сиденье броневика. Час был уже поздний, а назавтра обещался дождь, так что мы решили не откладывать переезд. Магия барахлит в дождь, и с одной стороны это значит, что упадет эффективность дронов, но с другой – магия Перкинса тоже пострадает. Как только дракон был крепко пристегнут, я спросила Перкинса, был ли у него план.

– Ничего конкретного.

– Как-то меня это не обнадеживает, – сказала я. – Мы тут как бы на тебя рассчитываем.

– Да нет же, я имею в виду, пока ничего конкретного. Пока у меня не будет примерного представления о чарах, на которых работают Пустые, я не смогу придумать действенного контрудара. Понятно же, что я не могу одолеть сотню дронов, но, может, есть какой-то способ обесточить их ненадолго, чтобы вы успели уйти.

Я посмотрела вокруг. Я буду за рулем, принцесса никогда не держала в руках оружия, Перкинс будет сосредоточен на поиске подходящего заклинания. Отбиваться от Пустых врукопашную выпадает Эдди и Уилсону. Может, избавиться от каждого из них по отдельности с помощью меча было бы и нетрудно (они все-таки были пустыми, и без своей одежды не могли драться), но нельзя было сбрасывать со счетов их численный перевес. А мы, к сожалению, даже не знали их точного количества.

Я спросила:

– Имеет ли смысл разрезинивать Колина для подмоги? Я знаю, что огненное дыхание у него еще не работает в полную силу, но с близкого расстояния он вполне может нанести им урон.

– Я уже думал про это, – сказал Перкинс. – Но я читал бирку на костюмах Пустых, когда мы рассматривали их раньше, – они сшиты из огнеупорных синтетических материалов. Лучше я сохраню оставшиеся во мне силы для удара по дронам.

– Что бы это ни было.

– Да, – согласился Перкинс, – что бы это ни было.

– Мечи немного ржавые, – сообщила Эдди, показывая мне одно из орудий, которые мы подобрали у реки, – но лезвия я кое-как наточила.

– А мне что делать? – спросила принцесса.

– Сидеть и не высовываться.

Принцесса насупилась.

– Еще чего не хватало! Если нам суждено умереть, то я умру, сражаясь, хотя я и абсолютный ноль с оружием.

– Твое право. – Я вручила ей кортик.

Она пару раз взмахнула им в воздухе.

– Острым концом тыкать в плохих ребят, верно?

– Верно.

Мы собрались в круг, и я сказала:

– Слушайте сюда. План такой. Пустые не знают ни устали, ни пощады, но у нас есть одно преимущество: они не могут обогнать броневик. Так что рванем мимо них как угорелые. Эдди, принцесса и Уилсон – занимаете оборонительные позиции. Перкинс накроет их своим заклинанием, когда найдет их слабое место.

– И когда конкретно ты его найдешь? – спросила Эдди.

– Точно не знаю, – ответил Перкинс, – но чем ближе мы к ним, тем лучше я буду чувствовать структуру их чар.

– Прелестно, – сказал Уилсон. – То есть нужно подпустить их поближе?

– Если получится.

– Вопросы есть? – Вопросов не было. – О’кей. Тогда ни пуха ни пера, – сказала я.

Мы молча пожали друг другу руки. Глядя на их лица, я понимала, что никто не верит в наши шансы. Но все до единого были настроены самым решительным образом. Как же мне повезло с компанией.

Эдди пристроилась на капоте броневика, Уилсон – на хвосте слева, принцесса – справа. Резиновый Колин, обернутый пледом, лежал ничком. Я дополнила записку на лапе дракона, описав ему наш предстоящий план. Если все кончится плачевно, то когда Колин очнется, он обнаружит себя в брошенном броневике вдали от цивилизации. Мне было важно, чтобы он сообщил Мубину и всем остальным о нашей судьбе.

Все заняли свои позиции, и я повернула ключи в зажигании. Перкинс сидел рядом со мной, глубоко сосредоточившись на своих мыслях. Я выжала сцепление, включила первую передачу и вдавила педаль газа. По моим прикидкам через милю опасность должна будет остаться позади. При тридцати в час этот отрезок отнимет у нас две минуты – с тем, конечно, условием, что мы успеем разогнаться до такой скорости. Я протянула Перкинсу руку, и он сжал ее.

– Умирать – так не со скуки, – сказал он и улыбнулся.

– Умирать – так не со скуки, – ответила я.

Я положила обе руки на руль, еще раз газанула и отпустила сцепление. Гусеницы вгрызлись в мягкую землю, и мы снялись с места. И почти в то же мгновение стопка одежды впереди подскочила в воздух и приняла человеческую форму. За несколько секунд к ней присоединились еще шесть.

– Держитесь! – прикрикнула я и вжала педаль газа в пол.

Битва Пустых

Разгон был взят хороший, и первых трех дронов я с легкостью подмяла под передние колеса, еще одного лихо перерубила напополам Эдди, Уилсон – еще двоих. Обезвреживать их оказалось на удивление просто, ведь они были не крепче ниток в своих одеждах. Даже будучи разрубленными надвое они отказывались выходить из строя, но их верхние половинки не представляли опасности, когда не могли дотянуться до нас, а нижние в крайнем случае могли разве что попытаться пнуть нас с ноги. Но в тот момент я не могла воспринимать это иначе, как фон, так как все мое внимание было обращено вперед, где оживали все новые и новые Пустые. С облегчением я обнаружила, что было их не так уж и много. Я гнала машину прямо на дронов, и их безжизненные оболочки уходили под тяжелые гусеницы, смешиваясь с грязью.

– Ну как? – прокричала я Перкинсу.

– Пока никак, – ответил он, приложив к вискам пальцы и усиленно сосредотачиваясь. – Кажется, они заколдованы нестандартной реверсивной техникой.

Я вывернула руль и прибавила газу на подступах к группе из трех дронов, и они тоже исчезли под передними колесами.

– Они поднимаются! – закричал Уилсон, отбиваясь от двух дронов, которые воспряли к жизни сразу, как только броневик проехал по ним. Один даже умудрился забраться на борт, но его вовремя обезвредила принцесса, которая успела обнаружить, что, если отрубить дрону руку, держащуя меч, ему придется сделать паузу и поднять меч левой рукой, прежде чем продолжить драку.

Дроны продолжали выскакивать на нас. Я навела броневик прямо на них, чтобы Эдди было сподручнее рубить двоих с одного замаха, а потом сдала вбок, чтобы задавить еще пару. Все как будто шло хорошо, пока я не заметила трех дронов, которые бежали прямо на машину и сами бросились под передние колеса. Я, мягко говоря, насторожилась.

– Это слишком легко! – прокричала Эдди.

– Я не жалуюсь! – крикнул в ответ Уилсон, полоснув дрона наискосок от плеча до пояса. Я переключила передачу на более высокую скорость, и тут броневик резко дернуло влево. Эдди потеряла равновесие и свалилась с капота. Я прибавила скорость, но от этого заносить стало еще круче, и через мгновение мы уже двигались не в сторону леса, где кончалась опасность, а обратно в горы. Я отпустила педаль, и машина остановилась, в то время как Эдди снова бросилась в атаку и покромсала приближающегося дрона – одного, но их было десять, двенадцать, больше. Они направлялись к нам размеренным шагом, и это мне совсем не понравилось.

– Вот блин, – я стукнула ладонью по рулю. – Какой неудачный момент, чтобы сбиться с дороги. Эдди? Доложи о повреждениях.

Эдди обежала машину справа, а Уилсон соскочил на землю и продолжил биться с ближайшими дронами. Эдди заглянула под броневик и крикнула:

– Задний ход, легонько!

Я переключила передачу и медленно стала сдавать назад. Поначалу машина двигалась, куда положено, но вдруг сделала рывок в противоположном направлении, и Эдди закричала мне останавливаться.

– В правой гусенице вклинены три меча, – сообщила она.

– Дай посмотреть.

Не выключая мотора, я выскочила из машины, пока Уилсон и принцесса бок о бок держали оборону, встречая медленно подступающих дронов. Мечи были загнуты вокруг ведущего колеса, наглухо блокируя его. Но не одни мечи стопорили гусеницы – там запутались и несколько Пустых, во всяком случае, их костюмы. Так вот оно что. Они вовсе не сражались с нами, а искали наше слабое место. И нашли его. Ахиллесова пята гусеничных автомобилей там же, где и их сила – в их гусеницах.

Я бросила взгляд назад. Мы успели покрыть едва ли пятую часть пути и даже реки не успели достичь. С точки зрения стратегии – самое место, чтобы вывести броневик из строя. Пока я смотрела туда, где мы бросили джип, полдюжины новых дронов уже повскакивали со своих стратегических позиций.

– Они отрезают пути к отступлению, – заметил Уилсон.

– Перкинс! – крикнула я. – С минуты на минуту нам понадобится твоя помощь.

– Я в процессе, – ответил он.

Я выхватила из багажника запасной меч и вышла вместе с остальными.

– Минуточку, – сказала принцесса. – Они останавливаются.

И верно. Нас окружали по меньшей мере десятка три Пустых, и, не дойдя до нас ярдов двадцать, они застыли на месте в боевой готовности. Каждого дрона от соседнего разделяли идеально равные промежутки.

– Они ждут, – сказал Уилсон.

– Они ждут, потому что время на их стороне, – отозвалась Эдди. – Посмотрите дальше.

За шеренгой дронов по всей пустоши зловеще восставали из небытия новые дроны, и они надвигались на нас. Подкрепление. Я бросила еще один взгляд на заклиненную гусеницу, чертыхнулась про себя и выключила зажигание.

– Все ясно, машине крышка. Нужен новый план.

Ко всеобщему беспокойству, предложений не было. Перкинс вышел из броневика и присоединился к нам.

– Они действуют как объединенный милитаристский разум, – бормотал он взбудораженно. – Им не нужны отдельные приказы, потому что каждый из них сам себе и генерал, и солдат в одном лице. Изучают противника, эксплуатируют его слабости и нейтрализуют преимущества. А остановились они потому, что не решили, как нейтрализовать наше преимущество.

– У нас есть преимущество? – удивилась Эдди.

– У нас есть я, – ответил Перкинс. – Они знают, что я их считываю. А раз они не стали подходить ближе, можно сделать вывод, что и у них есть слабая сторона, которую можем эксплуатировать мы. Вот, смотрите.

Перкинс сделал три шага в сторону шеренги дронов, и они отступили. Он вернулся к нам, и они подвинулись ближе.

– Они дожидаются, пока их численное превосходство будет непреодолимым, – сказала Эдди, когда новые дроны продолжали выстраиваться за уже присутствующими. – Мы не можем долго ждать.

– Они сделаны из несчастного быстросохнущего терилена, но, если они нас атакуют, у нас нет шансов, – проговорил Уилсон.

Сомневаться в этом не приходилось. Дроны стояли уже в три шеренги, и каждую секунду подтягивалось пополнение. Вдруг один из Пустых, намотанных на наши гусеницы, попытался ухватить меня пустой рукой в грязной перчатке. Мы ждали прорыва и, кажется, дождались.

– Эврика, – сказала я. – Перкинс?

Перкинс посмотрел на перчатку, до сих пор пытающуюся что-нибудь нащупать под собой, хотя остальное его туловище было намотано на колесо. Остальные дроны, запутавшиеся в гусеницах, точнее опустевшая одежда, не подавали признаков жизни.

– Ага, – воскликнул Перкинс, – раненый! Наверное, баг в магическом коде. Ну, была не была.

Он взял перчатку дрона, подержал ее немного и улыбнулся.

– А вот с этим уже можно работать, – воспрял он духом. – Все просто до безобразия, если вдуматься. Правильно они делают, что нервничают. Один момент.

Перкинс присел на корточки и стал готовиться к заклинанию. Дроны уже выстроились в пять рядов. Их навскидку было сотни полторы, и нас отделяли жалкие десять шагов.

– Проклятье, – вырвалось у Перкинса.

– Что такое?

– Чтобы провернуть такое заклинание, мне потребуется двадцатилетний запас жизненной силы, а я знаю, что не переживу шестидесяти девяти. У меня не хватает двенадцати лет, чтобы провести контратаку и выудить мечи из гусениц.

– Возьми у меня, – вызвалась я. – Мне будет всего двадцать шесть.

– Нет, – запротестовал Уилсон, – используй меня. Я всегда хотел умереть Смертью Особого Значения. Я умру, защищая вас. Это романтично. Это героично. Я настаиваю.

– Мне вообще двенадцать, – вмешалась Эдди. – Если кому тут и можно делиться своими годами, так это мне. Мне будет двадцать четыре – подумаешь, я уже чувствую себя вдвое старше этого. Перкинс, валяй.

Доводы Эдди были резонными, а дроны стояли уже в шесть шеренг, общим числом штук под триста, и начинали топтать землю, готовясь к нападению.

– Хорошо. – Перкинс протянул руку Эдди. – Считай со мной. На счет три. Раз.

– Раз. – Эдди взяла его за руку.

У нас не осталось времени на прощания, на сентиментальные последние слова. Не осталось времени даже думать, потому что в эту минуту Пустые в унисон обнажили свои мечи со звуком, похожим на Песнь Кваркозверя, которую я искренне надеюсь не услышать больше в своей жизни.

– Два, – сказал Перкинс и крепко зажмурился, сосредотачивая на заклинании все свое естество.

– Два, – повторила Эдди.

Пустые начали наступление. Их было так много, что куда ни глянь, я видела сплошные черные костюмы и белые рубашки.

– Три, – сказал Перкинс.

Но Эдди не успела сказать «три». Уилсон выскочил вперед с удивительной прыткостью, разбил руки Перкинса и Эдди – и схватился за руку Перкинса сам.

– Три, – выпалил Уилсон, а Перкинс собрал каждую оставшуюся секунду его жизни и выпустил заклинание. Послышался пронзительный вой, последовала яркая вспышка, пульсация голубого света, стремительно расходящегося во все стороны, и Перкинс и Уилсон испарились – заклинание выжало из их душ все капли жизни до последней. И вот уже мы с Эдди и принцессой остались совсем одни, а Пустые до сих пор были живы.

– Плохо дело, – проговорила я.

Пустые ринулись в атаку, и мы втроем с накаленными до предела нервами бросились им навстречу и под звон мечей сошлись в ожесточенном бою. Я ожидала, что все будет кончено в считаные секунды, но вдруг первая волна Пустых пошатнулась, и дроны начали проваливаться внутрь себя. Та же участь постигла вторую, третью шеренги. Мечи выпадали из рук, сами Пустые оседали на землю, как сдувшиеся парашюты, и их одежда буквально рассыпалась вокруг них на лоскуты.

У Перкинса не хватало сил одолеть дронов напрямую, но их хватило, чтобы разложить сложный сополимер в нейлоновых швах на его компоненты: газообразный азот, углекислый газ и очень много водорода. Если бы на мне была одежда из нейлона, она упала бы и с меня тоже, так что хорошо, что я была одета в практичный хлопок.

Мы обвели взглядом развевающиеся на ветру детали одежды. Они дергались в судорогах – это триста дронов пытались осознать, что с ними стало, и принять ответные меры. Но Пустые не знают волшебства – они лишь его продукт. И если им не удастся в ближайшие десять минут раздобыть три сотни швей, можно считать, что мы победили.

Последний рубеж

Поправочка: в чем-то победили, а в чем-то и проиграли. Перкинса и Уилсона больше не было с нами. На том месте, где они стояли, остались только их железные медальоны, мелочь из карманов, молнии из одежды, да золотые коронки и почечные камни Уилсона. А мечи, застрявшие в гусеницах, превратились в лед и стремительно таяли. Перкинс поработал на славу. Мы снова были в строю.

– Думаю, не стоит нам долго тут прохлаждаться, – сказала Эдди, указывая на Пустых из самых дальних рядов армии. Они были не так потрепаны, как остальные, но хотя опасности для нас они не представляли, вдалеке мы увидели и других дронов, которые подскакивали с земли и направлялись к нам. Я прыгнула за баранку, завела мотор, Эдди подсела ко мне на переднее сиденье. Мы переглянулись. Кого-то не хватало.

Мы нашли принцессу за броневиком. Скорчившись и придерживая одну руку, подняла на нас глаза и виновато улыбнулась.

– Меня ранили буквально за миг до того, как включилась магия Перкинса, – сказала она и показала нам рану. Кисть ее правой руки была отрублена и сильно кровоточила. Если немедленно что-нибудь не предпринять, потеря крови наверняка ее добьет.

Хорошо, что Эдди раньше приходилось сталкиваться с такими вещами в туристических походах. Она достала из своей торбы аптечку.

– Будет больно, – предупредила она.

– Мне и так больно, – ответила принцесса. – Делай.

Эдди туго замотала обрубок несколькими слоями бинтов, что немного ослабило кровотечение, хотя по принцессе было видно, что ей очень больно. Но времени на сантименты не было. Мы буквально закинули принцессу в броневик, и я села за руль.

– Поторопись, – сказала Эдди. – Они перестраиваются.

В самом деле все Пустые, до которых не дотянулось заклинание Перкинса, и те немногие, до кого оно дотянулось, но не лишило возможности функционировать, отступали, чтобы перекрыть нам путь через реку в единственном месте, где ее можно было пересечь. И хотя мечи в гусеницах проблемы больше не представляли, застрявшие там костюмы тормозили ход. Я выжимала максимальную скорость, но мы едва ли ехали со скоростью бегущего человека. Даже если начать отступление обратно в горы, дроны все равно нас накроют. И, честно говоря, отступать не очень-то хотелось – ни мне, ни, думаю, Эдди с принцессой.

Эдди схватилась за меч и заняла свое место на капоте. Битва была еще не окончена. Принцесса пересела ко мне и угрюмо уставилась на обрубок.

– Лора Скребб будет вне себя, когда узнает, что я не уберегла ее руку.

– Уверена, ты придумаешь, как загладить свою вину.

– От меня и так было ноль пользы, но хотя бы был меч, – продолжала принцесса. – Теперь у меня нет даже меча, и пользы от меня дважды ноль!

Меня осенило.

– Может, мы это еще исправим, – сказала я, порылась в сумке и протянула принцессе «Руку Помощи». А что, идея-то разумная. В «Руке Помощи» была заложена моторная память обо всех мыслимых действиях в этой жизни, от починки барометров до строительства решетчатых мостов. С парой таких рук можно хоть третий фортепианный концерт Рахманинова изобразить, а это жуть как сложно. А что было особенно актуально для нас, с мечом «Рука Помощи» могла управляться так же профессионально, как и проводить операцию на открытом сердце – между прочим, не такие уж далекие друг от друга вещи, задумайтесь об этом.

– В ящике с инструментами осталась изолента, – сказала я, кивая на заднее сиденье. – Достань парочку, и я примотаю ее тебе.

Она послушалась, и уже скоро у принцессы снова было две руки, хотя новая и была большая, волосатая, старше принцессы на сорок лет, и с татуировкой «Скажи Пирожкам Нет» на тыльной стороне ладони. Принцесса не стала терять время даром. «Рука Помощи» схватилась за меч, и принцесса присоединилась к Эдди на капоте.

Четыреста ярдов мы покрыли меньше чем за минуту. Мотор ревел, превозмогая тягу одежды, застрявшей в гусеницах. Мы скатились по склону лощины и поехали по реке вброд, едва удостаивая взглядом разлагающиеся кости полегших в сражениях. Миновав речку, мы успели проехать еще сто ярдов, как раз когда температура двигателя подбиралась к критической отметке. Пустые сомкнули ряды и встали перед нами сплошной стеной. Стараниями Перкинса их армия потеряла две трети бойцов, но вот к ним на подмогу стали стекаться дроны с шандаровской фабрики гуанолита, которые отложили в сторону драгоценные фекалии, потому что их помощь требовалась здесь, ведь ничто не могло быть важнее сохранности самой главной тайны.

Броневик снизил темп до пешеходной скорости и с треском остановился, окончательно перегревшись.

Пустые стояли не дальше чем в трехстах ярдах, ровно посередине между нами и безопасной территорией. Когда число одинаковых с лица братьев по оружию многократно умножилось, они стали не спеша наступать, и края их долгой шеренги загибались вокруг нас, готовясь окружить нас со всех сторон.

Я схватила меч и присоединилась к остальным на капоте оборонять наш теперь уж точно последний рубеж. Полминуты – и Пустые дотянутся до нас. Финал был близко, ведь едва ли мы сможем вывести из строя по шестьдесят-семьдесят дронов и уцелеть сами.

– До чего странные вещи лезут в голову перед смертью, – сказала Эдди. – У меня только и крутится в голове, что мои расчеты не подтвердились. Перкинс и Уилсон мертвы, мы потеряли пятерых из восьми, а это уже больше, чем мой прогноз.

С усталой улыбкой я ответила:

– Я тоже думаю о странных вещах. Кто, например, заберет Кваркозверя. Тайгер, наверное.

– А я думаю о том, чтобы погулять еще раз по королевским садам, – мечтательно сказала принцесса. – Фонтаны летом так приятно освежают.

Я посмотрела назад. До Кадер Идрис отсюда было три четверти мили. Вот он наш джип и каменная лестница. Там мы были бы в безопасности. И в безопасности сдохли бы или от голода, или при следующей попытке прорваться через засаду.

– Нам ни за что не успеть, – сказала Эдди, словно читая мои мысли. – И я не собираюсь спасаться бегством. Ни при каких обстоятельствах.

– Я тоже, – согласилась принцесса. – Бежать ради спасения своей шкуры – это так… не по-королевски.

Так мы и стояли плечо к плечу на капоте броневика, обнажив мечи, ожидая свершения нашей судьбы. Мои мысли были не только о Кваркозвере. Я думала об Оке Золтара и где оно может находиться. Думала о том, что не справилась со своей миссией, и теперь драконы погибнут. Я думала о Перкинсе.

Потом время думать вышло – Пустые атаковали.

Наиболее лихо сейчас орудовали мечом принцесса и ее новая рука, но Эдди немногим ей уступала. Обороняя нашу позицию, они молниеносно раскромсали трех дронов подряд, не позволяя им забраться на капот. Я, в свою очередь, просто рубила наотмашь, куда придется, стиснув меч обеими руками. Положение было отчаянным. Мы противостояли такой армии, что не столько дрались, сколько оттягивали неизбежное. Мой меч хватил по дрону, вскочившему на капот, я пригнулась, позволяя Эдди обезвредить дрона за моей спиной. Драться становилось все труднее, и мышцами я уже чувствовала усталость. Когда мои руки больше не смогут удерживать меч – вот тогда все будет кончено.

Но вдруг мы услышали громкий свист в воздухе, словно скорый поезд сигналил вдали, только свист сопровождал громогласный клич вроде… тюленьего лая. Звук показался мне знакомым, но я была поглощена боем и не сразу смогла его распознать.

Свист разросся в трубный рев, и в следующую секунду Пустых раскидало вокруг нас, как игральные карты, подбитых врагом, чьи очертания смутно подрагивали и еле угадывались в воздухе. Дроны, с которыми мы сражались, сразу отступили, чтобы разобраться с более крупным противником, и оставили нас в покое. У меня была порезана нога, я лишилась части ботинка и, кажется, мизинца на ноге. На языке я чувствовала соленый привкус крови от разбитой губы – но мы были живы.

И снова над нами раздался свист, к которому подмешивалось далекое «У-ук, у-ук!». Мы увидели дрожащий контур полуневидимого облака-левиафана, когда тот исполнил крутой вертикальный маневр в воздухе и нырнул вниз, заходя на вторую атаку. Его пасть была широко разинута, большие челюсти – разрисованы красными отметиными от ударов дроновских мечей, оставшимися с его первого приступа. Свист нарос, левиафан нырнул в атаку, и тогда только мы заметили, что он был не один – его седлал ездок. Но не какой-нибудь пират, а наш Ральф. Он был жив, здоров, и он явно больше не был нежеланным пассажиром – он стоял во весь рост на левиафановой спине, оседлав зверя, как серфер – волну, без страха и упрека.

Второй приступ был таким же сокрушительным, как и первый. Дронов, которые не попали во вместительную пасть левиафана, раздуло во все стороны сжатым воздухом, который с напором дул из его брюха, когда он шел мимо, круша Пустых в пух и прах. Мы соскочили с машины, когда зверь сделал второй круг, и стали помогать ему, кромсая в лоскуты сбитых с толку Пустых и нападая на тех, кто готовился к третьему приступу левиафана. Враг был в смятении. У всякой армии были свои слабые точки, у Пустых в том числе, и сегодня мы нащупали две: нейлоновые нитки и дезориентация при нападении с двух фронтов.

Ральф со своим новым товарищем провели в целом шесть приступов, пока Пустые не ретировались и не попадали обратно в комплекты одежды. Они были сильны, но даже они понимали, когда остановиться. На этот раз битва была окончательно завершена, и мы победили. Мы втроем переглянулись. На наших лицах читались изнеможение, стресс и облегчение. Не я одна оказалась ранена. У принцессы было два глубоких пореза на груди и на руке, а Эдди обертывала руку бинтом.

Левиафан притормозил рядом с нами, повиснув в воздухе невысоко от земли. Ральф соскочил с его спины и подошел к нам, все еще не расставаясь с дамской сумкой на локте. Он нелепо по-австралопитекски улыбался и в знак приветствия по очереди сжал наши руки, по-доброму посмеиваясь. Может, мы и не были в восторге от Ральфа, когда только познакомились с ним, но после того, как Перкинс перезагрузил его, именно мы заботились о нем, и, очевидно, забота и дружба уходили корнями глубоко в человеческую историю, начинаясь еще до того, как человек стал человеком. Мы заботились о нем – и он позаботился о нас.

– Спасибо тебе, Ральф, – сказала я.

– Не Ральф, – отвечал он, странно кривя рот, как будто пережевывая слова перед тем, как сказать их вслух. – Звать… Капитан пират Ральф.

– Капитан? Почему бы и нет. Но пират, Ральф?

– Только… за… хорошее, – сказал небесный капитан Ральф с очередной полуулыбкой и огляделся. – Кто еще?

– Все погибли, капитан.

– Всех жаль, – сказал австралопитек. – Кертиса – нет. Мертв – рад. Игнат – тоже. Уилсон, Перкинс – нрав. Жаль.

– Нам тоже жаль, – сказала я. – Это твой друг?

Я кивнула на левиафана, чья хамелеоновая шкура делала его похожим на траву, над которой он парил. Капитан Ральф поглядел на левиафана, улыбнулся этой своей первобытной улыбкой и потрогал нас за руки.

– Друг, – сказал он, порылся в огромной сумке и вручил мне небольшую вещицу. Это был свисток, вырезанный из зуба левиафана, на золотой цепочке. Капитан ткнул в свисток, сложил губы трубочкой, показал на себя, на левиафана и на меня.

– Я поняла, – пообещала я, и он снова улыбнулся, закрыл сумку на защелку, взобрался на туловище зверя, и они оба поднялись ввысь как единый организм. Когда они поднялись на тысячу футов над землей, брюхо левиафана выглядело как облака. Еще немного – и мы перестали их видеть.

Мы немного постояли молча.

– Вот видишь, Эдди, – сказала наконец принцесса. – Все-таки сбылись твои прогнозы.

Эдди нахмурилась, пересчитывая в голове цифры. Восемь путешественников, четверо выживших.

– Да, – сказала она грустно. – Но лучше бы я ошибалась. Без Перкинса и без Уилсона все было бы потеряно. Мне очень, очень жаль, Дженни.

Мы обнялись. Просто так, молча обнялись, а ветер продолжал носить по пустоши останки Пустых.

Как мы стали сестрами

Двигатель успел остыть и завелся без проблем после того, как мы извлекли ткань из гусениц. Мы ехали не останавливаясь, пока не достигли пещеры, в которой ночевали накануне. Приехали мы поздно, выбившиеся из сил, и даже речи не могло быть о том, чтобы спрятать броневик от чужих глаз или нести вахту. Мы заснули крепким сном.

Разбудили меня тихие звуки снаружи пещеры. Я посмотрела на часы, но обнаружила, что вчерашний удар мечом, пришедшийся по ним, снял с них циферблат и стрелки. Я растолкала принцессу, которая пробормотала что-то вроде: «Нет, нет, нянюшка, я же сказала, педикюр в десять», – и перевернулась на другой бок, не просыпаясь. Спальник Эдди был пуст, но я нашла ее у входа в пещеру. Она беззвучно сидела на корточках, затаившись. Двигаться было больно, раны ужасно саднили.

Я прошептала:

– Там кто-то есть?

– Горные Силуры, – прошептала в ответ Эдди.

– Пойдем, посмотрим, что им нужно. – Я поднялась на ноги. – Все равно они знают, что мы здесь. К тому же после вчерашнего меня мало что способно испугать.

Мы вышли из-за рододендронов навстречу трем всадникам на базонджи, безмолвно дожидавшихся нас.

– Доброго дня вам, – сказала я. – Но при всем уважении, если вы хотите нас убивать, не тяните. За последние сутки мы видели столько смерти, что на всю жизнь с головой хватит. Так что или покончим с этим сразу, или вы пойдете своей дорогой, а мы – своей.

– Мы не хотим вас убивать, – сказал всадник посередине, самый крупный из трех. – Мы хотим передать поздравления от Герайнта Грандиозного. Он кланяется перед бравыми воинами, которые сразились с Кави хомини и смогли уцелеть. Также наша вам благодарность за советы по козам, это вроде дельная финансовая рекомендация. Наш вождь хочет назвать вас своими сестрами и даровать вам бесплатный проезд во всех наших владениях и беспрекословную протекцию Горных Силуров в любой точке света.

– Ого, – вырвалось у меня. – Круто, спасибо.

– Так вы принимаете его предложение? – спросил воин.

– Мы принимаем? – спросила я Эдди.

– Еще бы. – Эдди просияла. – Почетная сестра Герайнта Грандиозного? Нам никогда больше не придется стоять в очереди в супермаркете. И это еще что. Мы будем почетными членами самого воинственного племени среди Королевств, у нас будет целый вагон сопутствующих привилегий!

– А я не делаю покупок в супермаркетах, – сказала принцесса, встав у нас за спинами, и добавила: – Я, кажется, вообще не делаю покупок.

– Все привилегии перейдут Лоре Скребб, когда ты покинешь ее тело, – сказала я. – Может, это как-то компенсирует отрубленную руку.

– И то правда, – согласилась принцесса. – Тогда я за.

Воин слева проворно спрыгнул с базонджи и попросил нас присесть. Посвящение в ряды Горных Силуров происходило через нанесение татуировки, в нашем случае – маленькой голубой звездочки на правый висок. На каждую из нас ушло по двадцать минут, после чего воины оседлали своих базонджи и ускакали, оставив нам по красиво переплетенной книжке с завидными женихами племени и передав три предложения руки и сердца для «Бесстрашного Экскурсовода Эдди Пауэлл».

– Мама придет в ужас, когда узнает, что я сделала тату, – сказала принцесса, глядя на яркое пятнышко в зеркало заднего вида. – Да-да, я знаю, что технически это не мое. Просто я уже так привыкла к этому телу, что уже не замечаю разницы. Это странно, но мне даже нравится быть Лорой Скребб.

Мы искупались в водопаде и посвятили полчаса, чтобы подтянуть гусеничные траки, как было оговорено в прокатном соглашении. Я даже проверила масло и долила воды в радиатор.

Мы упаковались, загрузились в машину, проверили ремни безопасности на резиновом Колине и выехали на дорогу к Ллангеригу.

– Как думаешь, Лоре в моем теле так же интересно живется, как и мне в ее? – спросила принцесса, некоторое время сидевшая в задумчивости.

– Я думаю, почти наверняка, – ответила я.

– Надо дать ей вольную. И солидное выходное пособие. И вообще, надо освободить всех сирот, работающих во дворце. А когда я стану королевой, то положу конец всей торговле сиротами. Под моим правлением экономика страны не будет строиться на сиротском труде. Фастфуду и гостиничному бизнесу придется как-нибудь по-другому выкручиваться.

Я улыбнулась. Королевство Снодда и нас, сирот, впереди ждало светлое будущее. Королева Мимоза правильно поступила, поручив свою дочку нам, даже если во всех остальных смыслах путешествие было полным провалом.

– Может, потому мы и воюем с троллями, – размышляла принцесса, которая оказалась вовсе не такой пустоголовой, как я думала вначале. – Чтобы поддерживать сиротскую экономику новыми сиротами.

Я сказала:

– Мне самой не раз приходило это в голову.

Мы уже подъезжали к Ллангеригу, а я все еще не могла свыкнуться с осознанием, что последние несколько дней, несмотря на все наши приключения, ни на йоту не продвинули нас в борьбе с Могучим Шандаром. Мы потеряли Перкинса, Колина, но не выиграли ровным счетом ничего.

Ллангериг превратился в город-призрак. Постройка железной дороги обнулила ценность его географического расположения, и в городе оставалась лишь горстка старожилов, которые просто любили свой город, и это было очень похвально.

Мы пообедали в «Колокольчике», проглотили по две порции обеда каждая и отполировали это бисквитным тортом. А все Кадер Идрис виновата.

– Так кто в итоге похитил Око Золтара? – спросила принцесса, заказывая еще крема.

– Неизвестно. Но у похитителя было целых шесть лет, чтобы подчинить силу камня, а он, судя по всему, этого не сделал, иначе мы бы точно услышали.

– Поправь меня, если я говорю очевидные вещи, – сказала принцесса, – но когда конкретно разбился Эйбл Квиззлер?

– Шесть лет назад, – выдавила я после паузы.

– А когда Пиратка Вольфф превратилась в свинец?

– Шесть лет назад.

– А какая связь? – не поняла Эдди.

Принцесса могла не отвечать. Было и так понятно, к чему она клонит. Я вскочила и бросила на стол наши последние деньги.

– Куда мы? – спросила Эдди.

Я ответила:

– Искать лопаты. Наша принцесса подметила одну деталь, которую мы все упустили.

– А потом, – подхватила принцесса, – мы пойдем на кладбище.

Я без труда нашла могилу Эйбла Квиззлера и немедленно начала копать, чем вызвала негодование могильщика, того самого, с кем мы повстречались в прошлый раз.

– Так нельзя! – воскликнул он. – Мы принимаем только входящие, никаких исходящих!

Мы не обращали на него внимания, и, помахав на нас немного руками, он отстал и ушел куда подальше.

Почва была болотистой и тяжелой, но наконец мы дорыли до свинцовой ноги, покореженной и слегка приплющенной столкновением, на паре футов в глубину.

– Кевин Зипп опять оказался прав, – сказала я, не прекращая копать. – Вот моя теория: Эйбл Квиззлер добрался до логова Пиратки Вольфф, и, как только ему показали Око Золтара, он раскрыл его самые легкодоступные чары – это оказалась обращающая в свинец система безопасности. Он вынул камень из руки Пиратки Вольфф, убил остальных пиратов с помощью все той же силы Ока и сбежал верхом на левиафане. Но потом охранное заклинание сделало то, что и положено делать охранным заклинаниям – обезвредило злоумышленника. Квиззлер обратился в свинец и замертво свалился с левиафана.

– И если нам повезет – приземлился прямо сюда, не выпуская камня из рук.

– Скрестим пальцы.

Вот мы докопали до туловища, тоже деформированного ударом, пару минут спустя показались свинцовые черты лица, застывшие в торжествующей ухмылке, расползшейся по его лицу шесть лет назад на высоте в десять тысяч футов отсюда. Квиззлер исполнил мечту своей жизни и умер при содействии злых чар Ока Золтара.

Эдди воскликнула:

– Вот оно!

Мы стряхнули с Квиззлера комья земли и откопали его руку, сомкнутую вокруг большого розового камня. Земля была мокрой и болотистой, но камень словно отгонял от себя грязь и сиял с яркостью, которая почти провоцировала на стяжательство. Он, пожалуй, был даже крупнее гусиного яйца, и где-то глубоко в его недрах плясало пламя – пульсирующее мерцание, бьющее как будто в такт человеческому пульсу. Темная магия Золтара не угасала даже после стольких лет. Мы нашли Око Золтара. Но нужно было быть очень и очень осторожными, если мы не хотели кончить, как Квиззлер: свинцовыми и мертвыми.

Мы любовались камнем, едва смея дышать.

Принцесса сказала:

– Во мне нет ни грамма магии, но даже я чувствую эту коварную темноту.

– Я тоже, – подхватила Эдди. – И мне кажется, что к нему нельзя прикасаться.

Я согласилась. Обсудив варианты, мы отправили принцессу в город за кастрюлей, бечевкой и свечами – сколько она сможет унести. И тогда, не прикасаясь к огромному камню, мы выдернули его из цепкой лапы Квиззлера и переложили в кастрюлю, присыпав его землей. Потом мы привязали крышку к кастрюле бечевкой и залили перевязь плавленым воском, чтобы запечатать крепление. Мы бережно перенесли сокровище в броневик, где плотно закрепили его на полу рядом с резиновым Колином. Магического артефакта опаснее я никогда не держала в руках, и я задумалась, мудро ли с нашей стороны отдавать его в руки Шандару. Но это мы будем решать с Мубином и остальными волшебниками.

– Ну вот и все, – сказала я. – Одно последнее дельце – и возвращаемся домой.

– Очень надеюсь, что дельце это не в Пустой Четвертине, – сказала принцесса.

– В Кембрианополисе. Буду вести переговоры за освобождение Некогда Великолепной Бу.

Переговоры в Кембрианополисе

Кембрианополис расположился у границы со Средилендией, а вот до границы с Королевством Снодда отсюда был целый час езды. Большой, разросшийся город был построен в популярном псевдовоенном стиле а-ля «город после бомбежки». Столица лежала в руинах, на домах не было крыш, высотки недосчитывались этажей, опасно кренились набок и стояли черные от дыма. Все псевдоразрушения были сделаны специально, превращая Кембрианополис в этакую, знаете, диораму размером с город, тематический парк, посвященный нескончаемым войнам, раздирающим человечество, одним словом, шапито. Здания, которые казались заброшенными, были полностью заселены и абсолютно безопасны для жизни. Могло показаться, что мы находимся в городе, постоянно живущем в состоянии гражданской войны, но ничего подобного: династия Тарва правила Империей без оппозиции свыше трех столетий.

Мы нашли Государственный Центр Выкупа Пленных имени императора Тарва. Это было большое здание, которое всем, кроме решеток на окнах, напоминало пятизвездочный отель. Обширное ресторанное меню, расторопное обслуживание в номерах, оздоровительное спа и бассейн. Если вам на долю выпадет стать жертвой похищения, желаю вам попасть в Кембрианополис. Некоторые специально приезжают сюда в отпуск, чтобы их похитили, ведь Центр Выкупа кишит интересными личностями. Там можно, например, за завтраком потусоваться с давнейшим резидентом, герцогом Ипсвичским и тем же вечером получить приглашение купить чай свергнутому нищему королю Сигизмунду Восьмому.

Эдди осталась ждать нас с принцессой у броневика. Я показала на входе свои документы, взяла номерок и села на скамейку дожидаться, пока меня вызовут. В Центре Выкупа все было устроено так, чтобы переговоры происходили быстро и безболезненно: сторговаться, заплатить, освободить. Однако переговоры иногда могли затягиваться на десятилетия. Тот же герцог Ипсвичский сидел тут уже шестнадцать лет, а стороны все еще не могли прийти к соглашению. С суммой выкупа проблем не было, договориться не могли о том, кто будет оплачивать счета герцога за еду и прачечную.

Наконец огласили наш номер, и мы вошли в маленькое серое помещение с ящиками-картотеками и завядшим цветком в горшке. Нашей переговорщицей была молодая, строго одетая женщина с любопытным шрамом, вертикально пересекавшим ее щеку до самой верхней губы.

– Добрый день, – сказала она учтиво и встала со стула. – Добро пожаловать в Кембрийский Центр Выкупа Пленных. Меня зовут Хильда, и сегодня я буду вашей переговорщицей от лица нации. Предложения, сделанные в этой комнате, имеют юридическую силу, все переговоры могут быть записаны для дальнейшего прослушивания.

Я попросила, чтобы моей служанке разрешили присутствовать. Хильда не стала возражать, и тогда я представилась и объяснила, кого хочу освободить. У Хильды округлились глаза, но я так и не поняла, на мое имя она так отреагировала или на Бу. А может, и на нас обеих.

Переговорщица Хильда позвонила по телефону, и, пока нам несли файл Бу, мы немного поболтали о погоде, и она спросила о новостях в Королевстве Снодда. Я попробовала рассказать ей о политической ситуации, но ее на самом деле интересовал знаменитый каскадер нашего королевства – Джимми Долгогроб по прозвищу «Сорвиголова».

Я ответила:

– Горит на работе, насколько мне известно.

– Вот как… А то новости редко залетают на эту сторону границы. Война разразится, а мы узнаем обо всем последними. Ага, вот и файл. Спасибо, Бриджит.

Хильда открыла папку и пробежала глазами ее содержимое.

– Итак, – сказала она через некоторое время. – Мисс Булиан Чемперноун Васид Митфорд Смит, она же Некогда Великолепная Бу. Профессия: колдунья. Состояние: здорова, лишена рабочих указательных пальцев, вследствие чего признана неполноценной. Обвинения: неавторизованный ввоз тральфамозавра, нелегальный перелет через границу, применение магии, чтобы скрыться от обнаружения. Обвинения сняты после вмешательства императора, но, получив отказ колдовать на него и угрозу «схлопотать в глаз», он перевел ее в Центр Выкупа для последующего сбыта. Мы получили за нее два хороших предложения, в настоящий момент они ожидают нашего ответа. Но вы, как уполномоченный представитель «Мистических Искусств Казама», имеете приоритетное право. Если мы договоримся о сумме, она ваша. Если вы не внесете выкуп, мы примем лучшее предыдущее предложение. Соласны?

– Да не особо.

– Вот и чудненько. Картина следующая: мы надеемся получить за нее тридцать.

Тридцать штук – деньги немалые, но я боялась, что за нее попросят еще больше. Впрочем, они сами назвали Бу «неполноценной», а значит, вряд ли стали бы завышать цену.

– Бред, – заявила я. – Она даже не наша сотрудница. Я здесь чисто по дружбе и вообще надеюсь, что Бу возместит мои расходы по возвращении домой.

– И все-таки она колдунья, – сказала Хильда. – Хоть ее сила и упала, мы знаем, что она все еще может колдовать, просто с меньшей точностью и выносливостью. Двадцать пять – и можете забрать ее прямо сейчас, и я даже подброшу вам пачку купонов магазина стройтоваров и два билета на концерт «Сестер Нолан» в следующем месяце.

– Двадцать пять? Исключено. Дома Волшебства не располагают такими средствами, вам это прекрасно известно.

Мы продолжали торговаться еще минут двадцать. Мы обе вели себя вежливо, но твердо и в итоге сошлись на восемнадцати, что казалось мне приемлемой ценой. Может, Бу внесла бы свою лепту и вернула несколько тысяч, но я как-то сомневалась.

– Прекрасно, – сказала Хильда, заполняя бланк. – Как будете расплачиваться?

Я выложила на стол аккредитив на двадцать тысяч, выписанный Мубином, и протянула ей. Хильда взглянула на бумажку.

– Этого хватит покрыть счета по обслуживанию номеров и бар. А где остальное?

– Вы же сказали восемнадцать. Здесь двадцать.

– Ах, мы, кажется, друг друга недопоняли. Я говорила о восемнадцати миллионах.

– Восемнадцати миллионах? – не поверила я.

– Ну конечно. В свое время Бу была одной из величайших колдуний мира. Нам за нее уже предложили восемь миллионов. Хотите вернуться попозже, когда найдете средства? Заранее предупреждаю, что, если мы не дождемся оплаты к воскресенью, мы отзовем наше предложение и примем предыдущее.

– Погодите… – начала я, но меня перебила принцесса.

– Мы заплатим сразу, – сказала она, роясь в моей сумке. – Вы принимаете все формы валют, верно?

Хильда кивнула и уточнила, что все, кроме коз, потому что «слишком их много развелось». Принцесса вручила ей квитанцию за «Бугатти».

– Вот, – сказала принцесса. – Тут должно хватить.

Хильда посмотрела на бумажку за подписью самого императора Тарва. Там было написано, что нам обязуются выплатить стоимость, эквивалентную стоимости «Бугатти».

– Квитанциями не берем, – заявила Хильда.

– А это не квитанция, – сказала принцесса. – Строго говоря, вы держите в руках банкноту. Ведь любая банкнота – это бумажное долговое обязательство, выпущенное правительством, в обмен на активы обеспечивая гражданам удобный доступ к товарам и услугам. За активы обычно берется золото, хотя можно выбирать и мышей, и репу, и тюльпанные луковицы. Зачастую активы вовсе не нужны – если подданные верят, что их национальный банк в любой ситуации сохранит платежеспособность, достаточно банального обещания, ничем не подкрепленного, кроме… их уверенности.

Хильда непонимающе посмотрела на принцессу, потом на меня.

– Знаю, знаю, – сказала я. – Нам тоже приходится это терпеть. Но самое смешное, что она обычно права.

Совсем осмелев после моей похвалы, принцесса продолжала:

– …А поскольку квитанция подписана императором, главой государства, эта бумага становится официальным платежным средством достоинством в цену одной «Бугатти-Роял».

– Это же машина, – сказала я. – Она не может стоить восемнадцать миллионов.

На это принцесса только улыбнулась.

– А вот тут ты ошибаешься. Было выпущено всего семь машин этой модели, и последняя ушла на аукционе за двадцать миллионов с небольшим. Твоя «Бугатти» – это не столько транспорт, сколько произведение высокого искусства, на которой можно прокатиться в магазин. Ты разъезжала на Ван Гоге.

– Я смотрю, ты интересуешься экономикой, служанка? – спросила Хильда и взялась за телефон.

– А чем еще в этой жизни можно интересоваться?

– Алло? – сказала Хильда в трубку. – Мне нужно поговорить с Мастером Сумм.

Мы подождали несколько минут, пока Хильда объясняла ему ситуацию. Она прикрыла трубку ладонью.

– По рыночному курсу один «Бугатти-Роял» идет за 19,2 миллиона кембрийских плутников, – сказала она. – Не желаете ли вы выкупить свергнутого нищего короля Сигизмунда Восьмого на сдачу?

– Нет, – сказала я. – Я желаю «Фольксваген Жук». Конкретный такой «Фольксваген». Светло-голубого цвета, пятьдесят девятого года выпуска – тот самый, на котором прилетела Бу. А остальное – возьму наличными.

Домой

Мы переночевали в Кембрианополисе, пока оформлялись документы для освобождения Бу, плотно поужинали, приняли долгожданную ванну и выспались на чистых простынях, как будто впервые за целую вечность. Говорили между собой мало, каждая из нас была погружена в свои мысли. Через несколько дней наши жизни вернутся в привычное русло. Принцесса снова будет принцессой, я вернусь в «Казам», Эдди продолжит зарабатывать на хлеб и водить охочих до приключений наивных туристов по местам смертельных опасностей, помогая им не оказаться съеденными.

Мы ждали у дверей Центра Выкупа уже за двадцать минут до его открытия. Я опять попыталась связаться с «Казамом» по ракушке, но тщетно. Были и хорошие новости: мой «Фольксваген» нашли, починили, залили горючим и вернули еще накануне вечером. Полчаса мы развлекались, пытаясь запихнуть в «Жука» резинового Колина, но в итоге сдались и привязали его к багажнику на крыше. Эдди вернула броневик в прокат, и мы были очень рады, что убрали из текста дополнительный пункт об авариях, так как броневику сильно не поздоровилось в этой поездке.

Бу была не особенно рада нас видеть. Я подписала бумаги об освобождении, а Бу вышла на яркий свет и заморгала.

– Зря ты заплатила выкуп, – сказала она, как только меня увидела. – Если бы все перестали платить выкупы, индустрия похищения людей загнулась бы за день. Вы все – идиоты.

– И я тебя рада снова видеть, Бу, – сказала я. – Знакомься: Эдди Пауэлл, наша подруга и провожатая, а это – принцесса Шазин.

– Сестры Органзы заклинание? – спросила Бу, разглядывая принцессу, и потыкала в нее любопытным пальцем.

– Это моя мама сделала, – похвасталась принцесса.

– Давным-давно мы с королевой были очень хорошо знакомы. – Бу вопросительно подняла бровь, глядя на принцессу. – Хорошая была женщина, пока не вышла замуж за этого дурня, папашу твоего. Спроси ее, помнит ли она историю с кальмаром.

– Спрошу, – сказала принцесса, у которой уже выработался иммунитет на оскорбления в адрес ее отца.

Мы расселись по местам, и Некогда Великолепная Бу в знак почтения даже уступила принцессе переднее сиденье.

Я сказала:

– Пора сваливать из Кембрианополиса, пока никто не передумал.

Никто, к счастью, не передумал, и через час мы уже мчали в сторону нашей границы. В зависимости от того, попадем мы в пробку или прорвемся, мы могли успеть во дворец уже к обеду, чтобы принцесса снова поменялась местами со служанкой.

– Я думала, что Лора Скребб – страхолюдина, каких свет не видывал, – сказала принцесса, разлядывая в зеркало заднего вида лицо, которое принадлежало ей последние несколько дней, – но мне стали даже симпатичны этот нос картошкой, низкий рост и отсутствие фигуры.

– Скоро снова станешь собой, – сказала я, испытывая по этому поводу смешанные чувства. Мы хорошо поладили с принцессой в Лорином теле, но даже не знаю, как будут развиваться наши отношения, когда она снова станет красивой, богатой и влиятельной.

По дороге я пересказывала Бу события минувших четырех дней. Я рассказала все, что смогла упомнить, обходя упоминанием только Габби. Я ждала комментариев, вопросов, хотя бы «Ах!», или «Серьезно?», или «Божечки!», хоть чего-нибудь, но Бу упорно молчала, пока я не закончила свою повесть.

– Теперь мне хоть понятно, что делает на крыше резиновый дракон, – сказала она в итоге. – А то меня терзали вопросы. И где теперь Око Золтара?

Я сказала, что оно в старой кастрюле в нише под ее ногами, и она отодвинула ноги в сторонку.

– Кто-нибудь к нему прикасался?

– Нет.

– И не надо. Ничем хорошим это не кончится. На вашем бы месте я его выбросила в первую попавшуюся заброшенную шахту.

Я объяснила, зачем нам нужен камень, и сказала, что мы будем держать совет и решать этот вопрос сообща, когда вернемся. Бу только пожала плечами и хмуро пробурчала что-то про «баловство с силами, которые нам даже пытаться постичь бесполезно».

Мы миновали дорожный знак, сообщавший, что впереди – граница с Королевством Снодда.

– Полчаса, – оповестила Эдди, которой было пора встречать новую группу туристов у офиса, где мы с ней впервые встретились.

– Самое время, – сказала принцесса. – Я уже начинаю по себе скучать.

Я прокрутила в голове речь, которую приготовила для королевы Мимозы. Как мне кажется, принцесса выросла из избалованной девицы высшего сословия в человека, который мог и был готов думать о других. С другой стороны, вряд ли мне придется что-то вообще объяснять. Принцесса просто откроет рот – и мудрая королева сама все поймет.

Дым мы заметили еще задолго до границы. Сначала мы списали его на боевые действия пограничников, но когда я сказала об этом Бу, она наклонилась вперед и заметила:

– Это не на границе. Это намного дальше.

– В Херефорде?

– Ближе. Похоже, это во дворце.

– Во дворце? – эхом отозвалась принцесса и стала меня поторапливать. Дворец был всего в десяти милях от границы, и стоило нам въехать на последний холм, как перед нами раскинулось Королевство, и стало видно родной дом принцессы. Но мы никак не ожидали застать его в таком состоянии.

– Нет! – вскричала принцесса, закрывая ладонью рот.

Я тормознула у смотровой площадки, куда уже подтягивались зеваки, и мы вышли из машины. Королевский дворец был охвачен огнем, и по небу стелилась сплошная пелена черного дыма. В замке раздался взрыв, за ним другой.

– Мой милый дворец, – простонала принцесса. – Надеюсь, мама и папа успели выбраться.

– Может, это пороховой погреб взорвался, – предположила я.

– Не дури, – сказала Бу. – Дворец осажден. Вон же, сухопутные корабли идут.

Далеко-далеко по землям Королевства и впрямь тянулись ни на что не похожие ромбовидные оборонные корабли короля Снодда. Вдруг один прямо у нас на глазах разорвался на мелкие кусочки. За дворцом по небу расползалось второе пятно дыма. Они – кто бы ни были эти «они» – жгли Херефорд. Я испытала и страх, и ярость, и тревогу за друзей и коллег.

– Кто посмел на нас напасть? – спросила принцесса. – Откуда это внезапное вторжение – из Средилендии? Но за что? Мой кузен – их наследный принц, и я скорее всего выйду за него замуж. Наши королевства присоединились бы друг к другу мирным путем в свое время.

– Это не Средилендия, – сказала Бу мрачным тоном. – Посмотрите туда, – она указала на нашу границу с Империей. Кембрийская артиллерия, которая целилась в небо, когда мы приехали сюда, сейчас смотрела за реку Уай, в сторону Королевства Снодда. Тарв мобилизовал войска для обороны своей страны, хотя и неясно, от кого они собирались обороняться. Мы следили, как одинокий сухопутный корабль Снодда ползет к границе.

– Бу, ты можешь сделать пальчиковый телескоп?

– Вполне.

Она сложила большие и средние пальцы кружочками и произнесла заклинание. Сразу же в ее пальцах возникло по линзе, и мы прижались к ней ближе, чтобы рассмотреть корабль Снодда в приближении. Он был сильно подбит в бою, а из люка торчал белый флаг в знак мира – люди в корабле хотели сбежать. Армия была поражена и обращена в бегство. В замке раздался еще один взрыв.

– Ох! – вскрикнула принцесса и схватилась за грудь. – Ох, ох, ох!

Она упала на колени и принялась отчаянно глотать воздух.

– Ей страшно, – сказала принцесса. – Я чувствую.

– Кого? – не поняла Эдди.

– Себя… ее… Лору, принцессу. Она бежит, спасается бегством!

Я взяла принцессу за руку и стиснула ее, и она подняла на меня глаза, полные того же недоуменного озарения, как и в тот день, когда девочек поменяли телами.

– Плохо дело, – сказала Бу. – И война, кажется, уже проиграна.

Словно в доказательство ее слов огромный взрыв сотряс дворец, разбрасывая во все стороны камни и обломки, и мы могли только бессильно смотреть, как руины дворца падают наземь в огромную груду пыли и обломков.

Принцесса тихо плакала на земле. Я посмотрела на Бу, и та грустно покачала головой.

– Все кончено, – сказала она. – Это чувствуется в воздухе. Коллективная тоска, негативные эмоции, как помехи в окружающей магической энергии. Мне жаль, миледи, но ваши родители, король и королева, оба мертвы.

– О нет, – тихо сказала она, и ее глаза наполнились слезами. – А Стиви, мой младший брат?

– О нем мне ничего не известно.

– А Лора Скребб? – спросила она. – А мое прекрасное изящное тело?

Бу сочувственно покачала головой, и принцесса кивнула, смиряясь с тем, что она знала и сама: она никогда не станет настоящей собой. Но король и королева были мертвы, тело принцессы уничтожено, младший брат принцессы пропал без вести – все это означало одно.

– Ваше Милостивое Величество. – Я склонила голову перед принцессой. – Честью клянусь служить полномочной правительнице нашего Королевства верой и правдой. Вы всегда можете положиться на мою преданность.

– А я, – сказала Эдди с низким поклоном, – скромно прошу разрешения поступить телохранительницей на вашу службу.

– Я тоже к вашим услугам, Ваше Величество, – сказала и Некогда Великолепная Бу. – В вопросах колдовства и вообще. Мы все клянемся вам в верности до гробовой доски.

– Клянемся, – согласились мы хором, – до гробовой доски.

Новая королева посмотрела на нас с земли. У нас не было доказательств, что Лора Скребб не выжила, но принцесса в глубине души знала правду. Маленькая ее частичка оставалась с настоящей Лорой до самой смерти, возможно, чтобы помочь принцессе вернуться обратно, когда заклинание будет отменено.

– Ну что же. – Она тяжко вздохнула и вытерла слезы. – Я возлагаю на себя ответственность, к каковой обязывает мое право рождения, и не успокоюсь, пока зачинщик этого грязного деяния не понесет наказания. Но я отказываюсь звать себя королевой, пока не приму на себя командование всеми моими землями и подданными. Помогите мне встать. У меня нога затекла.

Мы подняли принцессу на ноги и вчетвером сели на скамейку, откуда наблюдали, как дым стелется по небу страны. Молчание нарушила принцесса:

– Дженнифер. Я бы хотела назначить тебя Главной королевской Советницей.

– При всем уважении, миледи, мне всего шестнадцать. На такие должности обычно берут людей, умудренных сединами, с опытом.

– Чепуха, – возразила принцесса. – Опыта у тебя хоть ложкой ешь. Но самое главное, я доверяю тебе безоговорочно, и знаю, что ты всегда примешь верное решение. Соглашайся.

– Тогда я согласна, миледи.

Она поблагодарила меня, улыбнулась и посмотрела на свои руки. Левая была в ссадинах и мозолях от долгих лет тяжкого труда их предыдущей владелицы; правая была рукой бывшего кочегара с татуировкой «Скажи Пирожкам Нет» на тыльной стороне ладони, и держалась на изоленте. Расклад был отнюдь не идеальным и к тому же, кажется, уникальным для королевской истории.

– Так это теперь мое тело, что ли?

– Да. Кажется, да.

– Значит, придется мне его беречь. Скажи мне, Дженни, я очень некрасивая?

Я посмотрела на ее бледное, забывшее солнечный свет личико, бесцветные от плохого питания волосы, темные круги вокруг глаз.

– Важно не то, что снаружи, миледи.

Итоги

Пока мы ничего не знали о происходящем, пересекать границу было неблагоразумно, вот мы и оставались на месте. Я все пробовала дозвониться до «Казама» по ракушке – безрезультатно.

Прошло немного времени, и дорогу у границы заполонили беженцы, автомобили и медики, которые оказывали первую помощь раненым, уже успевшим перебраться в Империю. Традиционно непредсказуемый Тарв разрешил впускать всех беженцев из Королества Снодда. По расплывчатым комментариям от толп покинувших свой дом людей мы с горем пополам восстановили примерную картину.

Мы и сами подозревали, что королевская чета погибла при осаде дворца. Но в действительности дело обстояло гораздо хуже: триумфаторы насадили их головы на колья и выставили на обозрение перед дворцовыми развалинами, а их трупы скормили волкам. Мы узнали, что война велась не только против Королевства Снодда. Оказывается, из двадцати восьми стран, входящих в состав Несоединенных Королевств, только девять не были захвачены или не капитулировали. С информацией было негусто, но, судя по всему, нетронутой осталась Финансия, исключительно потому, что это был центр банковского дела; Герцогство Портланд-Билл, которое успешно выдержало оборону благодаря своим глубоким рвам; и морская нация Остров Уайт – он был в отъезде на мореходных испытаниях в Северной Атлантике.

Сложно передать словами тот бедлам, который творился вокруг погранпостов. Лишившиеся дома люди хватали первые попавшиеся пожитки и бежали куда глаза глядят. Жены в отчаянии искали своих мужей, прижимая к себе детей, на чьих лицах застыл немой ужас. Были и жертвы – солдаты с чудовищными ранениями, которые врачи кое-как пытались залатать. И среди всего этого хаоса стояли наизготовку кембрийские стрелки, нацелив свои орудия на врага, готовые стрелять на поражение в случае атаки.

А захватчики стояли тут же, у заставы Королевства на другом берегу реки Уай – бездействуя, ожидая приказов. Шестеро значительно выделялись рядом с остальными своим двадцатипятифутовым ростом. Тролли были облачены в набедренные повязки и массивные бойцовые сапоги. Их кожа была разрисована замысловатыми татуировками, у каждого на медном боевом шлеме был водружен мертвый козел, их маленькие жестокие глаза смотрели на нас с жадностью.

– Тролли, – прошипела принцесса. – Ненавижу троллей.

– Они не одни, – сказала Бу. – Смотрите внимательнее.

Компанию троллям составляли фигуры помельче. Их было мало, и они выглядели как рядовые бизнесмены в темных костюмах и солнцезащитных очках. Они вбили в землю два флага, обозначая свои владения – и своего работодателя. С флагом троллей все было понятно, но второй штандарт поверг меня в шок. На нем красовался горящий отпечаток ноги – Могучий Шандар.

– Мне отсюда не видно, – сказала Эдди, – но готова поспорить: в этих костюмах – пусто.

– Пустые, – протянула принцесса. – Видимо, передают поручения троллям от своего хозяина.

– Могучий Шандар – не только эгоцентрик, но еще и изменник, – сказала Бу. – Несмотря на все его подвиги, никогда ему не доверяла. Ни на йоту.

– А ведь Кевин Зипп и тут был прав. Следующая Война Троллей случилась в самый неожиданный момент. Она была кровопролитной, скоропалительной, и агрессоры вышли победителями. Только этими агрессорами оказались не мы, а тролли.

– Теперь понятно, почему Тайгер и Мубин так настаивали, чтобы мы нашли Око Золтара, – сказала принцесса. – Чтобы его победить, нам самим понадобится нехилое магическое подспорье.

– И почему Мубин велел тебе защищать принцессу любой ценой, – добавила Эдди. – Разгромленной нации нужен вождь.

– Думаю, они бы храбро сражались, – сказала принцесса. – Мои родители, армия, ребята из «Казама».

– Они бы сражались до последнего вздоха. Даже самые отъявленные чудики.

– Может, они еще живы, – сказала принцесса. – О них ведь ничего не известно.

– Надеюсь, – ответила я, – только…

– Дженни?

Я вздрогнула. Голос Тайгера. Тихий-тихий голосок, но я ни с чем его не спутаю.

– Я слышу Тайгера, – сказала я. – Наверное, это его последний крик из астрала перед тем, как перейти на другую сторону, не знаю.

– Вряд ли, – сказала Эдди, – потому что я его тоже слышу.

Ракушка!

– Тайгер? – выпалила я, выхватывая из сумки большую раковину. – Где ты?

– Слава богу, – облегченно вздохнул он. – Шандар наконец прекратил блокаду раковинных линий – вероятно, решил, что мы все мертвы. Я в подвале Башен Замбини, Кваркозверь со мной, Мейбл, Таинственный Икс и Монти Вангард.

– Кварк, – услышала я на заднем плане.

– Хорошо. Если вы в безопасности, там и оставайтесь. Я буду скоро, как только смогу.

– Не то чтобы у нас был выбор, – сказал Тайгер. – Нас завалило. Кажется, здание обрушилось.

Тайгер рассказал все, что ему было известно. Шандар вернулся в Королевство Снодда и привел с собой троллей. Возврат аванса по драконам его явно не волновал, потому что не останется тех, кто мог бы этого возврата потребовать. Можно подумать, Шандар только и делал все эти годы, что выжидал своего часа, веками просиживая в каменной форме, пока не настал момент сделать ход и нанести сокрушительный удар. Предыдущие четыре Войны Троллей оказались вовсе не войнами, а разминкой для троллей, подготовкой к главному вторжению.

– Шандар взял «Казам» на прицел еще до войны, – продолжал Тайгер. – Кевина Зиппа похитили, так что мы ничего не могли предвидеть. И на утро вторжения по «Казаму» ударили первым делом. Шпат бросил работу у принцессы, чтобы нас выручить, но успевал выносить людей только по одному. Первым вытащили Мубина. Не знаю, спасся ли еще кто-нибудь.

– Ты не в курсе, зачем Шандар посылал меня за Оком Золтара?

– Леди Моугон считает – чтобы убрать тебя с дороги. Так-то ты уже однажды взяла над ним верх, и вполне возможно, что он тебя реально боится.

– Я сделаю все, чтобы он боялся не зря. Как вы сами держитесь?

Тайгер рассказал, что еды и питья у них предостаточно – они засели в подвальной кухне. Ребята считали, что до поры до времени будут там в безопасности. Они слышали, как где-то наверху тролли рылись в обломках, но потом ушли. Я велела им сидеть, не высовываться и не говорить больше по ракушке, на случай если Шандар решит нас прослушивать. Я пообещала вытащить их при первой возможности.

– Хоть с Мубином все в порядке, – сказала Некогда Великолепная Бу. – Каждая лишняя пара рук важна, если мы надеемся отвоевать Королевства.

– Не хотелось бы портить всем настроение в такой момент, – сказала я, – но каким макаром мы будем отвоевывать Королевства? Мы, покоренный народ без войска, без вооружения и даже пока что без стратегии?

– У нас есть надежда, – сказала Эдди, – и праведное негодование, и стремление к торжеству справедливости. Мы отвоюем Королевства, чего бы нам это ни стоило.

– Поддерживаю, – согласилась Бу. – Темная магия никогда не побеждает. Мы соберем всех колдунов, до кого дотянемся, выстроим войско с нуля, если придется. С моими ограниченными возможностями, под твоим командованием, под эгидой принцессы и с уникальными навыками выживания Эдди. Мубин объявится. А еще у нас есть пугающая перспектива обуздать дикую силищу Ока Золтара.

Мы помолчали. Может, не так все было и безнадежно, как казалось на первый взгляд…

– Ешкин кот, – раздался голос за нами. – У меня такое чувство, будто я дрых с покрышкой во рту.

Колин. Он вернулся в свое естественное обличье, но оставался пристегнут к крыше «Фольксвагена». В любой другой день такая картина непременно привлекла бы к себе внимание, но в окружавшей сумятице никому не было до нас дела.

– Ах да, – сказала Некогда Великолепная Бу. – Еще у нас есть два дракона.

Оглавление

  • Где мы теперь
  • Башни Замбини
  • Охота на тральфамозавра. Часть первая: Ловля на живца
  • Охота на тральфамозавра. Часть вторая: Погоня
  • Силки на ангелов
  • Аудиенция у короля
  • Принцесса изменилась
  • Могучий Шандар
  • Выдающийся Кевин Зипп
  • Маги держат совет
  • Драконы
  • За границу на «Бугатти»
  • Кембрийская Империя
  • Колин падает
  • Эдди Пауэлл
  • Эдди все объясняет
  • Плотоядные слизни
  • Пустая Четвертина
  • Это австралопитек
  • Клаеруэн
  • Разговор по ракушке
  • Рассказ военно-морского офицера
  • Уговор с Кертисом
  • Небесный тихоход
  • Левиафановедение и какие-то туристы
  • На волосок от смерти
  • Его зовут Габби
  • Старые Драконьи Земли
  • Утренняя охота
  • Встреча старых друзей
  • Ллангериг
  • Рассказ служанки
  • Ох уж эти могильщики
  • Суд-экспресс
  • Путь к подножию горы
  • Горные Силуры
  • Cavi homini
  • Кадер Идрис
  • Секрет Перкинса
  • Рассказ небесного пирата
  • Банти Вольфф, Небесная Пиратка
  • План
  • Битва Пустых
  • Последний рубеж
  • Как мы стали сестрами
  • Переговоры в Кембрианополисе
  • Домой
  • Итоги Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Око Золтара», Джаспер Ффорде

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства