«Несгибаемый»

Несгибаемый (fb2) - Несгибаемый [litres] (Несгибаемый - 1) 1201K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Константин Георгиевич Калбанов (Калбазов)

Константин Калбазов Несгибаемый

Пролог

Обычный стук в дверь может быть весьма выразительным. Он бывает робким, нервным, ровным, отчаянным, вежливым, уверенным. Да-да, все именно так и обстоит. Сами проверьте – и убедитесь в правоте этих слов. Тут ведь дело не в самом стуке, а в том, кто стучится в вашу дверь, потому что стук – это выражение эмоционального состояния человека.

Этот стук в дверь мастерской инженера Верховцева был требовательным. Так стучат лица, облеченные властью.

– Верховцев, откройте, полиция! – подтверждая его мысли, раздался голос из-за двери на одной из створок ворот.

Пусть они и были набраны из сосновых плах, тем не менее сработаны на совесть, и до ветхости им еще очень и очень далеко. Да и петли с запором весьма серьезные. Вот так с ходу и не вышибешь. Тут усилия нужны и таран. Ну в крайнем случае – кувалда. К вопросам безопасности Верховцев относился со всей обстоятельностью. Он не так уж и богат, скорее беден, потому каждая железка, а уж тем более инструмент, имеет для него особую ценность.

Ну и, разумеется, его детище. Инженер собирался, ни много ни мало, совершить прорыв в науке и механике. Его открытие должно было перевернуть все существующие представления и создать новую веху в развитии человечества. Перспективы открытия просто завораживали. И пусть его изобретение пока еще несовершенно, с множеством детских болячек, это ни о чем не говорит.

Сегодня паровые машины имеют настолько компактные размеры, что без труда помещаются в сравнительно небольших автомобилях. А ведь начиналось все с таких огромных и неповоротливых махин, что их более века и на кораблях-то установить не могли. Да и принцип использования был, мягко говоря, так себе. А уж о коэффициенте полезного действия и упоминать нечего.

Изобретение же Верховцева, имея куда более скромные габариты, на выходе будет гораздо эффективнее. Нет, не сейчас. Это дело далекой перспективы. Но эта перспектива есть! Первые корабельные паровые машины уступали коноводным судам, и многие отмахивались от сложных и дорогих устройств. Вот только к тому моменту конноприводные машины отживали свой век, а паровые лишь набирали силу.

Конечно, паровым машинам еще весьма далеко до предела, и век их будет долог. Но его изобретение оставит их далеко позади. Верховцев был в этом уверен. И ярким тому подтверждением служит его детище – двигатель внутреннего сгорания. Правда, он пока не нашел инвестора, готового вложиться в разработку, но не терял надежды. Точнее, инженер верил в свой успех.

А пока суд да дело, продолжал совершенствовать новое устройство. Вот он, собственноручно собранный им первый автомобиль с двигателем внутреннего сгорания. По сути, пока только рама на колесах с широким сиденьем в виде скамьи. Но он бегает. Причем практически не уступает своим паровым конкурентам. Ну почти не уступает, а в чем-то и превосходит. Хотя недостатков, конечно, пока хватает.

Поначалу мотор работал достаточно шумно, распугивая прохожих, собак и кошек. Но постепенно с помощью глушителя, выполненного по принципу прибора для бесшумной стрельбы, удалось значительно понизить шум. Заплатить за это пришлось небольшой потерей мощности. И все равно двигатель работал куда как громче паровой машины.

Верховцев постоянно дорабатывал свое изобретение, с каждым разом добиваясь все лучших результатов. Но, к сожалению, по надежности соперничать с паровой машиной его двигатель пока не мог. Вот и после последних испытаний автомобиль доставили в мастерскую с помощью нанятой лошади. Но это нормально. Мать всегда рожает своего ребенка в муках. Главное, не отчаиваться, сделать надлежащие выводы и продолжать идти вперед.

Верховцев бросил взгляд на автомобиль, потом обернулся к помощнику. Молодой парень, скорее даже мальчишка, с масляными разводами на лице. Без тени испуга он смотрел на инженера, и все его лицо выражало непонимание. Полиция? Нет, если бы испытатели задавили хотя бы курицу… И потом, их памятная поездка состоялась три дня назад. Даже если и возникли какие претензии, как-то полицейские припоздали.

– Саша, давайте-ка, от греха подальше, вы выйдете через заднюю дверь, – проворачивая ключ в замке черного хода, тихо предложил инженер.

– Зачем, Павел Валентинович? – искренне удивился подросток, так же не повышая свой пока еще не сломавшийся чистый голос.

Хороший вопрос. Вот только ответа у Верховцева не было. Он знал, что чист перед законом. Понимал, что полиции нечего делать в его мастерской. Он даже в молодости не состоял ни в каких политических кружках, без остатка отдаваясь будущей специальности. Но этот визит его по-настоящему испугал.

– На всякий случай, – решительно произнес он и вытолкнул молодого человека в дверь, ведущую в сарай.

Нет, его предосторожность тут ни при чем. Он просто арендовал старый пакгауз. Все остальное тут уже имелось, и он просто пользовался помещением.

– Верховцев, немедленно откройте! – снова раздался властный стук в дверь.

– Иду, – наконец откликнулся инженер. – Ступайте домой, Саша. Завтра увидимся. Мало ли что на меня наговорили. Люди, они знаете какие? А вам со мной в участке делать нечего.

– До завтра? – с долей сомнения уточнил юноша.

– Ну конечно, до завтра, Саша. Как обычно.

Верховцев, провернув ключ в замке, направился к двери, в которую вроде как пока прекратили колотить. Но никаких сомнений, если он в скором времени не откроет ее, то все повторится. И вообще, чем дольше простоят стражи порядка снаружи, тем более раздражительными войдут внутрь.

– Почему так долго не открывали? – строго произнес ступивший в ярко освещенную мастерскую околоточный.

Вслед за ним в помещение прошли двое городовых. Не сказать, что Верховцев так уж задавался вопросом, кто является их околоточным. Но несколько раз он все же наблюдал полицейского со стороны. Правда, не знал его имени. Впрочем, это ведь поправимо.

– Простите, а с кем имею честь? – спросил он.

– Околоточный надзиратель Ляпов Игнатий Семенович.

– Ясно. Чем обязан?

– Вы здесь один? – не ответив, поинтересовался околоточный.

– Да.

– А ваш помощник? Мальчишка у вас тут вертелся.

– Я не знаю, где он. Сегодня его не было, – решил оградить подростка от неприятностей Павел Валентинович. – Он что-то натворил?

– Ничего особенного. Он мог кое-что видеть. Где он проживает?

– Не знаю, – покачал головой Верховцев.

– А фамилия у него есть?

– Я не спрашивал.

– Как так? – вздернул брови домиком полицейский.

– Он хороший помощник, и мне этого достаточно. Руки растут из нужного места, кое-что смыслит в механике. На уровне ремесленного училища, но для помощника этого более чем достаточно. Основная работа лежит на мне. И все же, он что-то натворил?

– Нет, Павел Валентинович, он ничего не натворил. Говорю же, он интересует нас только в качестве свидетеля. А вот вы – другое дело.

– Я-а?

– Именно вы. Я получил указание от обер-полицмейстера столицы доставить вас в столичное управление. Вон даже двоих городовых прислали. И потрудитесь прихватить с собой всю документацию на ваше изобретение. Кстати, это оно? – Полицейский ткнул пальцем в двигатель, пристроившийся на массивном верстаке.

– Да. Это мое изобретение, двигатель новой системы.

– Н-да. Ну, тащить его нам никто не приказывал. Пусть остается.

– Да в чем, собственно говоря, дело? – возмутился инженер.

– В точности мне неизвестно. Но, кажется, кто-то обвиняет вас в том, что вы украли его изобретение. Павел Валентинович, – предвосхищая недовольство инженера, околоточный поднял руку в примирительном жесте, – я понятия не имею, что вы тут изобрели. Я просто выполняю приказ. Прошу понять меня правильно.

– Л-ладно. Если позволите, я умоюсь, и мы можем отправляться.

– Я так понимаю, к вам домой за бумагами? – уточнил Ляпов.

– Вот еще. Идти домой в сопровождении полицейских чинов.

– Но я получил приказ.

– Все чертежи, расчеты и выкладки здесь. Я как раз работал с ними.

– Ясно. Благодарю вас.

Это было последнее, что слышал Верховцев в своей жизни. Потому что в этот момент отточенный клинок вошел ему в почку, оборвав так и не родившийся вскрик.

– Это… зачем это? – испуганно выдавил из себя околоточный.

– Не журись, Игнатий Семеныч, накину тебе еще пару сотен для успокоения совести.

– Н-но-о…

– Никаких «но». Ты совершал обычный обход, а что там случилось после того, как ушел, и знать не знаешь. Все, постой в сторонке. Иван!

– Я, Петр Анисимович! – отозвался второй городовой.

– Неси из пролетки адскую машинку. Детище убило своего создателя, это происходит повсеместно.

– А мальчонку искать не будем?

– Чего его искать. Мальчишка как мальчишка. Ну знает, с какой стороны за напильник держаться, так и что с того.

– Ясно.

Отправив помощника на улицу, старший подошел к рабочему столу и, не вдаваясь особо в детали, стал жечь бумаги в большом железном ведре. Он хотел быть уверенным в том, что ни одна бумажка не уцелеет, выметенная взрывом за пределы пакгауза.

Покончив с документами, напарники опрокинули две бочки с бензином, стоявшие в углу. После чего старший положил на двигатель адскую машинку, и мужчины вышли из пакгауза, заперев за собой дверь.

Взрыв и пожар случились через час. Причем полыхало так, что пламя перебросилось на соседние строения. Учитывая же то, что в этих пакгаузах размещались угольные склады, хотя и практически пустые в настоящее время, на долю пожарных выпала тяжкая работа. Согласно полицейскому заключению возгорание произошло в результате взрыва изобретения одного из арендаторов. Его останки были обнаружены в снимаемом им помещении, выгоревшем дотла.

Глава 1 Парень с непростым характером

– Здравствуй, Вадик.

– Ты-ы…

– Я, конечно. А ты думал, заяву на меня оформили, так я по углам стану прятаться?

– Лучше иди своей дорогой и не усугубляй ситуацию.

– А то что? Хуже будет?

– Будет.

– Это как? Ты и твой папаша-судья еще пару лет накинете?

– Сомневаешься? – даже слегка вскинув подбородок, нагло произнес молодой человек лет двадцати пяти.

– Ничуть, – мило улыбнувшись, ответил его сверстник, высокий и крепко сбитый парень, девяносто кило живого веса без капли жира.

А потом без предисловий нанес удар ногой в голень стоявшего перед ним представителя «золотой» молодежи. Удар вышел настолько сильным, что послышался явственный треск. Вадик упал на асфальт подъездной дорожки как подкошенный и тут же огласил двор многоэтажек криком, полным боли. Хм. Похоже, нога сломана. Впрочем, плевать. Хуже уже не будет.

Парень, нанесший удар, словно не замечая людей, находящихся во дворе, присел рядом с упавшим и закрыл его рот своей ладонью. При этом он держался абсолютно спокойно, словно ничего особенного и не происходит. Хотя он отчетливо видел, как две женщины сразу вскинули к уху сотовые телефоны, наверняка вызывая полицию.

Молодой паренек лет шестнадцати все снимал на видео. И помешать ему не было никакой возможности. Только если догонишь. Но это вряд ли. Очень может быть, что скоро этот ролик будет выложен в соцсетях. Плевать. Запись с мобильника, да еще и с такого расстояния. Это не доказательство, а так, недоразумение. Хотя папаша Вадика очень даже может посчитать это доказательством, да скорее всего так и сделает. Но… Петру и впрямь было плевать, плюс-минус пара лет ничего не решали.

– Прикинь, Вадик, как мне все поровну. А теперь слушай. Ты знаешь, что был не прав. Я это знаю. И все, кто там был, это знают. Хотя сейчас и дают показания против меня. Но посадить твой папаша решил меня. К сожалению, помешать по закону я ему не смогу. Завтра заседание, где будет решаться вопрос о моем аресте на время следствия. Адвокат говорит, что дело не стоит выеденного яйца, а я знаю, что завтра начнется моя долгая отсидка. Но я завтра не пойду на заседание суда. Не хочу. Конечно, меня могут поймать и накинуть срок. Но видишь ли, Вадик, тюрьма – это такое дерьмо, откуда рано или поздно выходят. А вот из могилы не встают. Понимаешь? Мне плевать, как ты будешь решать со своим папашей, но заяву ты заберешь и забудешь о моем существовании. Хотя можешь этого и не делать. Сам решай.

Петр поднялся на ноги и, отряхнув колени, посмотрел на юного папарацци. Задорно ему подмигнул и окликнул:

– Ну как картинка?

– Класс, – с наглостью человека, уверенного в своей безнаказанности, ответил паренек.

– Наверняка хорошо бегаешь?

– Да уж неплохо.

– И Саню Кривого, наверное, знаешь? Чего молчишь? Его тут все знают.

Саня Кривой был воспитанником детского дома в Ессентуках, откуда, собственно, вышел и сам Петр. Причем воспитанником он был непоседливым: ходил по грани, останавливаясь только в шаге от колонии. Хм. Не всегда, в общем-то, останавливаясь. И сколько Петр с ним ни разговаривал по этому поводу, все без толку. К тому же пока Кривому везло. Так вот, этого оторву могли не знать лично, но слышали о нем все подростки трех микрорайонов, граничащих друг с другом.

– Ну знаю, – ответил паренек.

– Тогда сотри запись и иди своей дорогой. Я бегать за тобой не буду. Выздоравливай, Вадик, – посмотрев на лежащего на асфальте страдальца, обратился к нему Петр. А потом, подмигнув, закончил: – Надеюсь, здоровье тебе все же понадобится.

Картинно помахав ему ручкой, Петр развернулся и зашагал в сторону проезжей части улицы Октябрьской. Там на обочине была припаркована его «четырнадцатая». Не новая, при покупке даже изрядно убитая. А на другую ему и не наскрести было. Но за пару месяцев он буквально преобразил ее, превратив во вполне приличный автомобиль. Удобно все же быть хорошим автослесарем.

Пусть Петр специализировался только на российских марках, это ничего не меняло. Конечно, люди весомые и со связями у него не чинили и не обслуживали свои авто. Они все больше предпочитают иномарки, да и то стараются избавиться от них до того, как те начинают доставлять проблемы. Но заработок и российский автопром вполне обеспечивает, а еще позволяет обрасти нужными связями. Нашлись знакомые и для того, чтобы покрасить кузов, и для того, чтобы привести в порядок салон. Петру оставалось только приобрести необходимые материалы. С кем-то рассчитался, кому-то остался должен. Не беда. Случись, и он поможет. Земля – она ведь круглая.

– Иван, я требую, слышишь, требую, чтобы ты немедленно надавил на полицию! Пусть закрывают этого недоумка.

– Как Вадик? – потерев руками лицо и взбадриваясь таким нехитрым способом, встретил жену председатель ессентукского городского суда Пяльцын Иван Родионович.

– Плохо. Очень плохо. Этот ублюдок сломал нашему мальчику большую берцовую кость, – едва не с отчаянием произнесла моложавая женщина.

– Инна, я тут вызвал к себе участкового, – наводя порядок на рабочем столе, где все и так было в порядке, заговорил Пяльцын. – Он уже лет пятнадцать обслуживает участок, где расположен детский дом, и этого Пастухова знает как облупленного.

– И что нового он тебе поведал об этом детдомовском быдле?

– Да так. Дополнил пару-тройку штрихов, которые никак не укладываются в характеристику и сухие рапорты. Понимаешь, до четырнадцати лет он был тем еще оторвой. Лез везде, где надо и не надо. Даже в разбоях участвовал. А потом как отрезало.

– Ну правильно. Пока был не субъект, куражился, а потом хвост поприжал, – как о само собой разумеющемся высказалась Инна Петровна.

– Это с одной стороны. А с другой – стал лучше учиться и не имел ни одного привода в милицию. Потом поступил в техникум, армия, работа. Через три года после дембеля он уже самостоятельно снимает цех. Причем в хорошем месте и с солидной арендной платой. Два года – и он участвует в долевом строительстве квартирного дома. То есть уже скоро у него будет собственное жилье. Не та комната в малосемейке, что ему выделило государство, а отдельная квартира.

– Ты это к чему, Ваня?

– К тому, что у парня планы на жизнь. Не удивлюсь, если и с Надей он встречался не просто так, а с намерением завести семью.

– Ты хорошо подумал? Надя и он, – презрительно бросила Инна Петровна.

– Нормально я подумал, – несколько резко отмахнулся Иван Родионович. – Парень свернул с кривой дорожки и решил подняться на ноги. И у него это получилось. Заметь, не «почти получилось». Он добился своего. Осталось только обзавестись семьей и жить-поживать да добра наживать. А тут наш оболтус, и вся жизнь псу под хвост из-за какой-то плюхи.

– Плюхи?! Да у Вадика было сотрясение головного мозга. И еще неизвестно, как это аукнется в будущем, – возмутилась женщина.

– Инна, ты меня не слышишь. Он, не скрываясь, при свидетелях, средь бела дня сломал ногу нашему сыну. Ему плевать на все. Понимаешь? Он одиннадцать лет карабкался из ямы, и тут его опять туда сбрасывают. Была бы у него семья, еще было бы о чем задуматься. А так… Ему нечего терять. А мы загнали его в угол. Ты это понимаешь своими адвокатскими мозгами? И он пойдет до конца. В этом участковый уверен.

– Ну так загони его крепко и надолго.

– Загоню. Но на пожизненное ему все одно не наскребу, и рано или поздно он выйдет.

– Ничего, посидит, оботрется, присмиреет.

– Очень сомневаюсь. И потом, наверняка он не явится на завтрашнее заседание.

– Ты боишься? Ты боишься этого ублюдка?

– Я боюсь за нашего сына. Не знаю, как ты, а я не сомневаюсь в том, что он слетел с нарезки и не остановится. Выключи материнский инстинкт и включи мозги, тогда и ты испугаешься. Или предлагаешь прятать от него Вадика?

– Ваня, но наш престиж! Все скажут, что мы испугались наезда простого детдомовского отребья.

– Ничего. Это мы переживем. Ты вот что. Кто там у тебя в адвокатской конторе самый ушлый? Вялых? Вот его на это дело и определи. Пусть разваливает.

– Ваня.

– Я ничего, никому и никогда не прощаю. Просто нужно немного обождать. Сейчас ему нечего терять. Посмотрим, как оно будет через пару-тройку лет. Так что Вялых пусть там особо не усердствует. Ну и ты знаешь, что нужно делать. Это просто отсрочка, Инна. Просто отсрочка.

– Я тебя поняла.

Вообще-то раньше ему летать как-то не доводилось. Дорогое это удовольствие, да и летать-то ему было некуда. Служил недалеко от дома, если куда и выезжал, так на моря, с друзьями и подругами. Не близко, конечно, выходит, километров под семьсот – восемьсот. Но это все больше по кругу, объезжая горы. Обещали к Олимпиаде закончить тоннель, но планы так планами и остались. А то можно было бы в Сочи ездить на выходные, просто покупаться. А что? Тут по прямой всего-то километров двести получается. Рано утром выскочил и вечером вернулся домой.

Так что этот полет был первым его опытом. И надо сказать, неудачным. Не понравилось ему летать. Разве только быстро, это да. А так сидишь несколько часов, как в автобусе, ни повернуться, ни сесть вольготно. Это тем сильнее ощущается, что он уже привык на своей машине разъезжать. Опять же, на водительском месте, со всеми удобствами. Ну и остановиться можно в любой момент.

Но больше всего его раздражала долгая посадка в аэробус, а теперь еще и вот, жди свой багаж. А как без вещей-то в такую даль? Как ни крути, а почти за четыре тысячи километров от родного Кавказа забрался. Красноярск, однако. Наконец на ленте показалась его сумка. Легко подхватив ее, он направился на выход.

Едва только покинул зал прилета, как тут же увидел недовольного Васютина. Тот с явной укоризной показал свой телефон и постучал по нему указательным пальцем.

– А я при чем? – развел руками Петр. – У них там сеть почему-то не ловит.

– Ах да, есть такая беда. Ладно. Проехали. Ну что, привет, что ли, б-босота.

– Привет, б-ботан.

Они обнялись не просто как давние знакомые или друзья. Нет. Так обнимаются только родные люди. И пусть в их крови нет ничего общего, их роднила общая судьба. Или, если говорить более точно, один дом. Детский дом.

Васютин был на пять лет старше Пастухова. Сергей не раз и не два пытался воздействовать на хулиганистого мальчишку, достучаться до него. Но все без толку. Нет, в отличие от остальных, Петр никогда не подтрунивал над старшим товарищем. Мало того, он смотрел на него с немалой долей уважения за его стремление добиться в жизни успеха. Правда, не верил в то, что это возможно.

Но Васютин удивил всех, умудрившись поступить в Красноярский университет на физический факультет. В принципе именно благодаря этому примеру Петр решил тоже добиться чего-нибудь в своей жизни. Хотя его планы простирались не так далеко. В науку он не собирался. Его вполне устроили бы крепкая семья и достаток в доме. То, чего он в свое время был лишен.

Пастухов вообще считал, что Абдулла из «Белого солнца пустыни» был совершенно прав. Хороший дом, хорошая жена. Что еще нужно, чтобы встретить старость? А ничего, по сути. Нет. Нужны еще дети и внуки. Слишком приземленно? Пусть. Ему большего не надо. Эту цель он считал по-настоящему достойной. Вот Сергей – тот нет, все мечется, хочет чего-то добиться и оставить после себя след.

– Ну, рассказывай, как там наш Кавказ, Ессентуки, – подхватывая сумку Петра и увлекая его на автостоянку, потребовал Васютин.

– Ты не поверишь. После твоего отъезда в прошлом году ничего не изменилось. Стоит, представляешь. И Эльбрус все так же двуглавый и величавый.

– Ну-у, если так, то я спокоен. Но, помимо топографии, есть еще и народонаселение. И вот тут я попросил бы остановиться поподробнее.

– Стукнул кто-то?

– Да ты и стукнул. Это что же в лесу должно было сдохнуть, чтобы ты приехал отдохнуть не на море, а ко мне. Да еще и попросился на пару месяцев. Ну что ты так на меня смотришь? Звонил я Марии Семеновне. Ты же знаешь, она за многими присматривает даже после выпуска. А ты у нее на особом счету, – забрасывая сумку на заднее сиденье подержанной «тойоты», заключил Сергей.

– А. Ну да. Я как-то и забыл, – открывая дверь машины, произнес Петр.

– Так что там случилось? Из ее рассказа ты чуть ли ни убил кого-то.

– Да не убил я. Хотя и допекли.

– Ну так рассказывай. Чего жилы тянешь?

– А нечего рассказывать, Сереж. Все вроде было нормально. Дела у меня в гору пошли. Клиентура, заработки. Как говорил мой наставник дядя Леша, любит меня железо, само в руки дается.

– Ну, это я знаю. В прошлом году навещал Ессентуки, если помнишь. Ты давай то, чего я не знаю.

– Словом, вложился я в долевое строительство, свою малосемейку – на продажу. А в квартиру, как ты понимаешь, не помешает хозяйку привести. Ну и начал перебирать, подыскивая себе варианты. Сошелся с одной, потащила меня в ресторан. А я что? С заработками нормально, могу себе позволить.

– Настолько пришлась по душе? – отрываясь от дороги и бросив взгляд на друга, поинтересовался Сергей.

– Да я и сам тогда еще не разобрался. Ну как «на слабо́» меня взяла. Понимаешь?

– Понимаю.

– Ну вот. Сидим, культурно отдыхаем. А тут подходит какой-то чудак из деток начальников и говорит Наде, мол, зря она приперлась сюда и ему плевать, что у нее новый ухажер. Тем более такое быдло.

– Зря он это сказал, – крякнул Сергей.

– Зря, – легко согласился Петр.

– Ты ему хоть извиниться предложил?

– Предложил и был послан. Ну и приложился разок.

– Разок?

– Честно говорю. Только раз и ударил. Правда, его в больничку определили. Сотрясение головного мозга. Хотя я до сих пор не пойму, чего там трясти? Так вот, он оказался деточкой нашего председателя суда, а мамка – глава адвокатской конторы. Ну и взяли меня в оборот. Крепко взяли. Мне Юрий Иванович позвонил, участковый наш, помнишь?

– Помню, конечно.

– Так вот, звонит он мне и говорит, что дело дрянь и меня решили закрыть до суда, а там все расклады, что я поселюсь за решеткой надолго.

– Тебе это Юрий Иванович рассказал? – искренне удивился Сергей.

– А что такого? Это я, пока мне четырнадцать не стукнуло, житья ему не давал. А потом стал примерным. Книжки стал читать.

– Ага. Фантастические боевики, – фыркнул Сергей.

– Ну и что? Книжки же.

– Дальше давай, книголюб.

– А что дальше? Пришел я к этому Вадику и сказал, что если меня посадят, то я его на тот свет спроважу.

– А чтобы он поверил?

– Ну-у… чтобы он поверил, я ему ногу сломал средь бела дня прямо у него во дворе.

– Н-да-а. Сколько раз говорил тебе, что доказывать кулаками – последнее дело, все без толку.

– Напрасно ты так, Серега. Я тебя услышал еще одиннадцать лет назад. И хорошо услышал. Просто с этими по закону не получится. Они сами этим самым законом вертят как хотят.

– Ну и как? Прониклись?

– А знаешь, прониклись, – взбодрился Петр. – И он, и родители его. Заседание суда по поводу моего ареста перенесли. А Юрий Иванович мне сказал, чтобы я пока свалил из города, благо подписку не давал. Мол, они сами все на тормозах спустят.

– И ты поверил?

– Ну, потом-то наверняка отыграются. Тут к гадалке не ходи. Это они меня сейчас в угол приперли. Но я решил свалить из родного города к Бениной маме. Да вот хотя бы в Красноярске обоснуюсь. Так что я не просто так тут, а с прицелом.

– Люди подумают, что ты сбежал.

– А пусть думают. Так и судья лицо сохранит, и мне спокойнее. И потом, я-то знаю, кто заднюю включил. На остальное плевать.

– Ну что ж, верно решил. А что тогда налегке? Подумал, не приму?

– Серега, вот мысли даже не было. Но я и впрямь только осмотреться. Оно и далеко, и какая-никакая поддержка есть. Но и там все закруглить надо. Комната в семейном общежитии стоит, квартиру в скором времени введут в эксплуатацию. Вот распродамся, а будущей весной и перебираться буду. Если все нормально здесь сложится.

– Не переживай. Тебе у нас понравится.

– Угу. Понравится. Я гляжу, у вас тут процент российских машин не так уж и высок, – всматриваясь в поток транспорта, возразил Петр.

– Брось. Уж никак не ниже, чем в Ессентуках. А потом, нет предела совершенству. Постепенно разберешься и с иностранцами. Не боги горшки обжигали. Как говорил один кузнец из фильма «Формула любви»: то, что один человек собрал, другой завсегда разобрать сможет.

– Это точно, – рассмеявшись, согласился Пастухов.

Проехали центр и постепенно оказались в каком-то невзрачном районе частного сектора. Здесь местами не было даже асфальтового покрытия. А улицы… Ну село селом, что тут еще скажешь. Заросшие бурьяном пустыри и заборы. Зелень деревьев и кустов как посаженных, так и дикорастущих. А главное, избы. На Кавказе как-то все больше саманные хатки и кирпичные дома, поэтому Петру ни разу в жизни не доводилось видеть настоящих изб. Надо же, а Сергей, оказывается, живет как раз в такой.

Слегка покосившийся деревянный забор, поросший травой. Через него свисает яблоня с пока еще зелеными яблоками. Но урожай обещает быть знатным. Двор немощеный. Просто порос травой, разве что здесь ее вроде как все же выкашивают. Только две голые полоски земли, от колес машины. Да дорожка из красного кирпича с пробившейся на стыках растительностью, ведущая к крыльцу. Навеса нет, так что машина живет под открытым небом.

Еще одна красная дорожка уходит за дом. Там видны огород и хозпостройки, явно не пользуемые новым хозяином. А еще баня и нужник. Вот они-то как раз пользуются популярностью, потому как к ним путь и ведет. Судя по более обильной траве, дорожкой пользуются не так часто, как ведущей к крыльцу дома.

Ну и наконец самая настоящая изба, где, собственно, и проживает заслуженный физик России. Шутка. Пока только кандидат в доктора наук. Но если вспомнить, откуда Сергей брал старт, то сразу же проникаешься к нему уважением.

– Удобства, я так понимаю, на улице. А горячая вода-то есть?

– Слушай, вот зря ты подначиваешь. И газ есть, и горячая вода, и удобства с ванной. И паровое отопление в наличии. Я печь разобрал, теперь места много, целых три комнаты. Ты не смотри, что снаружи изба избой. Внутри все как надо.

– А нужник на улице зачем?

– Так ведь в бане без пива сидеть не получается. Куда-то бегать надо. Не там же гадить.

– Логично.

– Ладно, чего стоишь? Заходи во двор. Я пока загоню машину, – открывая ворота, пригласил Сергей.

– А почему ты в частный сектор забрался? Тебе, холостяку, квартира куда больше подошла бы.

– Не подходит мне квартира. Мне простор нужен. Ну и вообще. Потом все расскажу. Опять же, институт – вон он, минут пятнадцать прогулочным шагом.

В доме и впрямь оказалось очень даже прилично. Не евроремонт, но все же. Есть и санузел, и кухня, и навесной двухконтурный котел, который и дом отапливает, и горячей водой хозяина обеспечивает. Три комнаты. Гостиная, спальня и рабочий кабинет.

Отдыхает Серега на двуспальной кровати. И зачем она, спрашивается, холостяку? Шутка, конечно. Интересно, кого он сюда водит, просто знакомых или двоечниц? Впрочем, без разницы. Главное, что устроился с комфортом.

В гостиной мебели по минимуму, диван, кресла, журнальный столик и плазма в углу. На стенах несколько картин с этюдами, над диваном висят две шашки и пара кавказских кинжалов. Пусть и детдомовский, а корни свои не забывает и даже подчеркивает, откуда такой красавец прибыл. Даром, что ли, вот уже пять лет каждый год приезжает. Вот как встал на ноги, так и катается.

Кабинет вообще заставлен всякой всячиной. На большом рабочем столе мощный компьютер, пара ноутбуков, и тоже неслабые. А еще бумаги с какими-то записями, распечатки, чертежи. Интересно, зачем ему все это в век электроники? Сейчас даже чертить ничего не надо, все можно делать с помощью компьютера и с куда большей точностью.

Ну а вот это вообще анахронизм какой-то. И сомнительно, чтобы досталось от прежних хозяев. Никто в здравом уме не станет занимать всю стену комнаты банальной школьной доской. Вот и полочка с мелками понизу идет, и губка в наличии. А еще под доской на полу эдакая полоска просыпавшегося мела.

– Серега, тебе доска-то зачем? – все же не выдержал Петр, окликнув друга, гремевшего посудой на кухне.

– Чтобы работать, – появившись в дверях, ответил он.

– А почему именно такая? Ну устроил бы пластиковую и пользовался бы маркерами. И чисто, и удобно.

– Знаю, – как-то глупо улыбнувшись, ответил Сергей. – Но веришь, нет, вот как со школы пошло, что мне комфортнее думается у доски с мелом в руке, так и… Считай это моим бзиком.

– Понятно. Раб привычки. А это что за конструкцию ты слепил?

Петр ткнул в странного вида раму, занявшую всю противоположную от входа стену. Провода, катушки, трансформатор, стабилизатор, еще бог весть знает что. И ко всему этому подходит весьма солидный силовой кабель. Петр припомнил, что видел на входе трехфазный счетчик. У него у самого в мастерской стоял подобный, поэтому опознал на раз.

– А это, Петр, и есть моя работа. Ну в смысле не то что работа, а…

– Да понял я. И над чем трудишься?

– Если коротко, то это будет пространственный пробой.

– То есть? В параллельные миры?

– Петя, ты бы поменьше читал фантастики. Нет никакого, даже косвенного подтверждения, что эти миры существуют. Одна голая теория. У меня все проще. Ну вот представь себе, ты идешь по дорожке, проходишь арку, и перед тобой зал, в котором имеется надпись «Выход в город, Москва». А по периметру еще несколько арок, «Минводы», «Киев», «Астана», «Нью-Йорк» и так далее. Или вообще, поднялся на десяток ступеней вверх и оказался на орбите Земли. Ты хоть представляешь себе перспективы?

– Ни хрена себе «проще», – покачал головой Петр. – И это я должен поменьше читать фантастики. А ничего, что ты тут решил построить телепорт?

– Не телепорт, а пространственный пробой. Телепорт подразумевает расщепление объекта на атомы и переброску его на определенное расстояние. Что является просто невероятной задачей. А я собираюсь просто пробить пространство на это же самое расстояние и перемещаться в образовавшемся своеобразном тоннеле целиком.

– А-а-а, ну если так, то оно конечно. Это куда легче, – со значением покачав головой и поджав губы, произнес Петр.

– Да ну тебя. Пошли на кухню. Сейчас буду кормить тебя сибирскими пельменями.

– А банькой попотчевать слабо, Кулибин?

– Кулибин был механик-изобретатель, а я физик. Разницу ощути.

– Уже ощутил. Так, а с банькой-то что?

– Не вопрос. Вот прямо сейчас и затоплю. Я сегодня полностью в твоем распоряжении. Но только… Петр, завтра ты в свободном плавании. Извини – дела. Я тебе доверенность выпишу, так что ты меня только на работу и с работы, а дальше колеса под тобой.

– А не боишься?

– Чего? Сам сломаешь, сам и починишь. Автослесарь ты или где? Ладно, я пошел, там уже вода закипела…

Красноярск понравился Петру. Чистые улицы с вполне нормальными дорогами, что в России является чуть ли не первым показателем хорошего уровня, и обильной зеленью. Нет, недостатки, конечно, просматривались, но в общем впечатления были сугубо положительные. Правда, встречались и районы, подобные тому, где проживал Васютин. Но Петру по большому счету там делать было нечего, и он придерживался центральных улиц.

В праздном ничегонеделании и шатании по городу прошла неделя. Петр выезжал со двора с утра, завозил Сергея в университет и отправлялся по своим делам. Бродил по городу, знакомился с достопримечательностями. Даже прокатился на прогулочном катере по Енисею, выделив на эту прогулку весь день. Понравилось. Решил попробовать тур на несколько дней. Места здесь были превосходные. Леса, горные кряжи, скалистые утесы, нависающие над могучей рекой. И все это недалеко от города.

Вечерами Петр забирал Сергея из университета и привозил домой. Намекнул было ему насчет молоденьких студенток, но был не понят. Мало того, после баньки в первый день они практически и не общались. Васютин вообще был погружен в себя и говорил односложными фразами. А приезжая домой, тут же уединялся в своем кабинете.

Практически каждую ночь он засиживался едва ли не до утра, делая какие-то расчеты, расхаживая возле доски, перемазанный в мелу, как какой-то недотепа. И при этом практически ничего не замечал вокруг. Ну прямо одержимый. Иначе и не скажешь.

Наконец настал день, когда Сергей решительно устроился за рулем «тойоты» и, усадив рядом с собой Петра, отправился за покупками. Они объехали несколько магазинов и баз электротоваров, закупая различные электроприборы, в назначение которых Петр не собирался вдаваться. Он мог разобраться с электропроводкой в доме, и этого ему было вполне достаточно. Для всего остального есть специалисты.

Потом он помогал Сергею колдовать над его рамой. Кстати, они собрали точно такую же в сарае. Васютин собирался свернуть пространство между ними. Пришлось помучиться, несколько дней калибруя обе установки. Сергей даже взял отгулы в университете, а Петру пришлось отложить тур по Енисею. Он и сам не понял, в какой момент им овладела одержимость друга. В смысле он увлекся этим настолько, что ему было абсолютно не скучно целыми днями торчать с паяльником в руках.

Понял он, и отчего основной рацион Васютина состоял из пельменей. Это было проще всего. Отварил, выпил бульончика, заел пельмешками, и снова в бой. Полноценное питание получается. Ну, практически. Зато никаких хлопот.

– И что, эта штука сработает? – с сомнением и в то же время с надеждой поинтересовался Пастухов, глядя на собранную ими конструкцию.

– Петь, даже если не сработает, это будет шаг вперед. В настоящий момент я уверен в том, что у меня получится.

– А может, стоило бы сначала собрать небольшую модель? Ну чтобы так не тратиться, – припомнив, во сколько Сергею обошлись материалы для установки, спросил Петр.

– Вот это и есть небольшая модель. Как сделать ее еще меньше, я просто не представляю.

– Ясно. А ты всегда так нерешителен перед началом испытаний?

– Перед началом опыта, Петя. Опыта. Испытывают то, что хоть как-то работает. А в нашем случае мы только ставим опыт.

– Ага. Ясно. Так ты будешь ставить опыт или как?

– Б-боюсь, – пожав плечами, вдруг выдал Васютин.

– Это передо мной обделаться, что ли? Так я с не меньшим энтузиазмом тут четыре дня разве что не на карачках ползал. И заметь, поверил в тебя.

– Вот именно, что поверил.

– Брось. Как там, через тернии – к звездам? Вот и давай, полезай в эти колючки. Врубай, Серега, гадом буду, ни одного смешка от меня ты не услышишь.

– Ну, с богом.

– Ты же неверующий.

– Петр.

– Все, молчу.

Сергей включил рубильник, подавая энергию одновременно на оба контура, как в сарае, так и на стене дома. Загудел трансформатор. Щелкнул стабилизатор, выравнивая напряжение до нужной величины. Петр буквально почувствовал, как у него зашевелились волосы на теле и на голове. Ерунда, конечно. Тут просто не могло быть такого напряжения, чтобы вызвать столь мощное электромагнитное поле. Это все нервы, и не более…

Последнее, что он помнил явственно, – это поплывшая стена дома в пределах контура. А потом… Жуткий вой, словно их захватил ураган огромной силы. Петра сорвало с места, перед глазами началась невероятная свистопляска. Окружающее его пространство завертелось в головокружительном калейдоскопе и на огромной скорости. А потом Петра приложило обо что-то головой, и он потерял сознание.

Глава 2 Попаданец от слова «попал»

В себя Петр пришел от тугих струй воды, бивших ему в лицо. А еще от невероятного шума деревьев и раскатов грома буквально над головой. Петр сначала открыл глаза, но тут же поспешил их закрыть из-за потоков воды. Перевернулся на живот и наконец поднялся на ноги. В памяти тут же всплыло, что во время грозы нужно держаться подальше от деревьев и возвышенностей.

Однако промелькнувшая мысль вовсе не стала руководством к действию. Потому что именно в этот момент его взгляд выхватил Сергея, лежавшего под деревом, буквально в трех шагах. И то, как была повернута его голова, Петра откровенно испугало.

– Серега… Серега, ты чего?

Он опустился перед другом на колени и, помня о том, что при переломе позвоночника следует быть предельно аккуратным, не стал его тормошить. До этого ему не доводилось видеть трупы. Вот так вот у него сложилось. В том, что сможет убить Вадика, ничуть не сомневался, передав эту уверенность и всем окружающим. Сам же ни разу не бывал на похоронах.

Вот только в том, что он сейчас смотрит на мертвого друга, Петр ни капли не сомневался. Потому что глядел в его открытые остекленевшие глаза. В глаза, в которых не было ничего живого. И все же он надеялся, что тот сейчас встрепенется и скажет, что все в порядке.

Петр приложил пальцы к сонной артерии. Ничего. Заполошно схватил запястье, нащупывая пульс. Кусая губы, приложил руку к груди. Потом разорвал рубаху Сергея и приложил ухо. Тихо. И… Васютин такой теплый, податливый, словно живой, он просто спит. Пастухов пытался обнаружить в друге признаки жизни, пока не закончилась гроза и из-за проскользнувших по небу туч не выскользнуло нестерпимо яркое летнее солнце.

Наконец, совладав с собой, он утер мокрое лицо. Бог весть, может, вместе с дождевой водой он сейчас утирал и слезы. Петр и сам не знал, плакал ли он. Жесткий неподатливый ком – тот да, засел в горле, причиняя физическую боль. А слезы… Ну как тут почувствуешь. Они ведь недаром несут с собой облегчение. Если ты мокрый с головы до ног, то и не почувствуешь, что льешь слезы. Или никогда себе в этом не признаешься, если с детства знаешь одну простую истину: слезами горю не поможешь.

Петр осмотрелся по сторонам, пытаясь сообразить, что же с ними все же произошло. Открывшаяся взору картина говорила о том, что Васютин добился успеха. Его гибель явилась его же звездным часом. Он все же смог создать свой пространственный пробой.

Отчего такие мысли? А на что еще может указывать то обстоятельство, что друзья оказались неизвестно где, посреди леса? Тогда как совсем недавно находились в доме физика. Тело Сергея еще не успело остыть, значит, случилось все это недавно. Косвенным подтверждением служили и разбросанные вокруг предметы из кабинета Васютина.

Метрах в тридцати видны осколки монитора, разлетевшегося вдребезги от столкновения с высокой сосной. Чуть ближе и с минимальными повреждениями валяется принтер. Несколько листков бумаги запутались в ветвях и иголках деревьев. Системный блок в весьма плачевном состоянии. Его словно бритвой разрезали на две неравные части. Меньшая из них оказалась здесь, а большая осталась с той стороны портала.

Ничего удивительного в том, что Сергей в чем-то ошибся. Контур должен был сработать на другой контур в сарае, но вместо этого сфокусировался на какую-то другую, более дальнюю точку. Причем расположенную на внушительном расстоянии, потому что ни о какой грозе в сводках погоды не было и слова, наоборот, всю неделю обещали солнечную погоду. А вот тут оказалась гроза, низкое давление, и как результат – их сюда попросту засосало.

Скорее всего в тот момент, когда снесло системный блок и вырвало провод питания, контуром управлять стало некому, и портал схлопнулся. Отсюда и бритвенный срез как на корпусе, так и на внутренних потрохах системника, не успевшего проскочить через портал.

Н-да-а. Все же правы были те фантасты, что указывали на неизменную разность давления по обе стороны портала и на необходимость эту разность как-то компенсировать. Интересно, если бы дверь была закрыта, произошло бы то же самое? Хм. Скорее да, чем нет. Сомнительно, чтобы комнатная дверь или остекление окон могли противостоять тому урагану, что поднялся в кабинете.

Остается непонятным, отчего это не учел Сергей и сам Петр, прочитавший десятки книжек про разного рода попаданцев, путешественников между мирами и про использование самых разнообразных порталов. Графоманы? Ну да. Доморощенные фантасты и пупы земли. Но ведь рациональные идеи, имеющие право на жизнь, вовсе не редкость на страницах этих книжек.

Да все просто. Друзья и помыслить не могли, что подобное вообще возможно. Это же был первый опыт Васютина. Первый! И потом, их цель была в трех метрах, в сарае напротив дома.

Эх Серега, Серега, гениальная башка. Что же ты наделал-то.

Ну и как теперь быть? В смысле – с телом Васютина. Его же нужно властям представить. Следствие, все дела, да и похоронить по-людски надо. Хм. А вот интересно, власти-то эти будут российские? Ну и что с того, что лес стоит очень даже родной, насколько успел рассмотреть Петр. Он, конечно, за границей не бывал, но читал, что в той же Канаде и на Аляске вроде как все очень даже схоже с Сибирью. Да и «Гугл» это подтверждает, тот, который «Планета Земля». Во всяком случае, на снимках много общего.

А что такого? Кто его знает, на какое расстояние пробил пространство Васютин в своем эксперименте. Или в опыте. Да какой, к ляду, опыт, когда такой результат, да еще и с первого раза. Вот так, считай, наугад ткнул пальцем и попал. Н-да. Еще как попал.

Осмотреться бы. Петр повел взглядом вокруг, пытаясь сориентироваться на местности. Ему бы сейчас какую-нибудь скалу, холм или гору повыше. Подъем вроде как в западную сторону, да больно уж пологий, кто его знает, куда выведет. Над деревьями бы подняться.

Ага. А вот и то, что нужно. Лес тут смешанный, лиственничные преобладают, но заметны и сосны. Только на них поди еще заберись, потому что на десяток метров от земли нет ни одной веточки. А те деревья, где ветки есть, невысокие и для обзора местности не годятся. Другое дело ель. У нее лапы от самой земли и до макушки. Только бы не забыть, что дерево это достаточно ломкое, а в Петре хотя и нет жира, но весу под девяносто кило.

Впрочем, волновался он напрасно. На высоту добрых метров двадцать от земли он поднялся без труда. Этого было достаточно, чтобы оказаться над зеленым ковром крон деревьев, сбегающих вниз со склона холма. Подниматься выше не имело смысла. Увиденное вполне ответило на все его вопросы. Почти на все. Вернее, на часть. На некоторые. Хм. Вообще-то только на один. Где он находится?

А находился Петр в Красноярске. Во всяком случае, на это указывали река и видимые на ней острова. Их конфигурация мало изменилась, хотя и отличалась от той, которую он видел. Сам город усох раз эдак… Хорошо усох, чего уж там. Конкретно.

Вон железная дорога, мост. До них больше двух километров. А вон и поезд. Здравствуй, попа, Новый год. Вагоны вроде как знакомые, хотя с такого расстояния особо и не рассмотришь. Но зато отчетливо видно, что состав из полутора десятков вагонов тянет паровоз. Откуда такая уверенность? А догадайтесь.

Видна железнодорожная станция, на которой стоит другой состав, в голове попыхивает паровоз. Стоит во встречном направлении к составу, уже втягивающемуся на мост. Либо у них тут одна нитка и на станции они разъезжаются, либо у того остановка согласно графику движения. На запасных путях маневровый паровоз толкает несколько вагонов.

Напротив станции жилой массив частного сектора. Кварталы застроены несимметричной буквой «П», ближняя к Петру палка и перекладина уже и короче той, что располагается со стороны станции. Между ними пустырь, поросший кустами и деревьями.

Слева, чуть выше и дальше от реки, еще один жилой массив. Но там несколько кварталов образовывают практически правильный прямоугольник.

Дальше на восток – собственно город. Так называемый исторический центр. В смысле Петр знал его как исторический центр. А здесь и сейчас это просто город. Эти же два отдельных поселка, наверное, слободки. Ну, это если он в прошлом и здесь Россия. А то мало ли как оно все обернется.

За северо-восточной окраиной есть еще один поселок. Но там ничего не рассмотришь. Только угадываются несколько домишек, остальное скрывается за деревьями. Зато видна церковь. До нее километров шесть. Это от того места, где Петр сейчас сидит.

Вообще город в длину растянулся по левому берегу километров на шесть, в ширину не более двух. Не такой уж и большой. Да его родные Ессентуки куда больше будут. А учитывая то, что в них населения восемьдесят тысяч, здесь хорошо если тридцать наберется.

Итак, Васютин создал не пространственный пробой, а банальную машину времени. Ну или открыл проход в параллельный мир. То есть туда, в существование чего не верил и что отрицал напрочь. А вот Петру, чем бы это место не оказалось, придется связать себя с ним раз и надолго.

Н-да. На всю оставшуюся жизнь, и тут без вариантов. Пусть часть системного блока осталась там, в прошлом, или в его мире, другая часть с тремя четвертями жесткого диска, находится здесь. Все бумажные записи засосало сюда же. Возможно, Васютин и вел какие-то резервные записи. Но… Угу. Попаданец – это от слова «попал». Конкретно. Исходить нужно из худшего варианта.

Петру было страшно и горько как никогда. Он оказался неизвестно где и потерял самого близкого для себя человека. И пусть Сергей был старше его и в детдоме они практически не общались, это ничего не значило. В какой-то момент они сблизились, и это оставалось с ними до сегодняшнего дня.

Но это только одна сторона медали. Потому что вместе со страхом и горечью Петра с головой захватила перспектива влезть в шкуру попаданца, о которых он прочитал столько книжек. Да что там влезть, он уже в ней. Перед ним незнакомый мир и огромные перспективы. Ну, коль скоро здесь бегают паровозы, а по рекам ходят пароходы (заметил он такой, уже когда начал спускаться с ели), то получается, что Пастухов – из более развитого мира. Нет, он, конечно, не семи пядей во лбу. Но все же кое-что преподнести аборигенам сможет.

Петра буквально колотило от желания как можно быстрее спуститься в город, пройтись по улицам, посмотреть, что к чему. Услышать и увидеть людей из седой старины. А судя по всему, их отделяет друг от друга лет сто, если не больше.

Когда запустили Транссибирскую магистраль? Вроде в девятьсот пятом уже была. Но ведь это может быть и не она, или ее еще не закончили. Нитка-то, похоже, одна. А пока шла русско-японская война, запустили вторую нитку. Петр не особо интересовался обычной историей, но читал книжки на тему альтернативной истории. А там хочешь не хочешь, а глянешь, как оно было на самом деле. Другое дело, что с этим инетом мало что задерживается в голове.

В любом случае Петру хотелось как можно быстрее покинуть это место и окунуться в новую для него реальность. Аж зуд какой-то появился, по позвоночнику то и дело пробегали мурашки, под ложечкой возникал холодок, а руки тряслись самым натуральным образом.

Вот только просто так уйти он не мог. Взгляд на труп друга вернул Петра к действительности. Нетерпение, ожидание чего-то нового и неизведанного – это все понятно. Просто начинается все как-то не очень. И вновь в горле встал ком, который никак не удавалось проглотить.

Вырыть глубокую могилу с помощью железяки, оторванной от останков системника, не получилось. Грунт оказался достаточно каменистым, и уже через какие-то полметра пробиться сквозь него с куском гнущейся жестянки было нереально. Пришлось закапывать так. Зато вокруг в изобилии имелись камни, ими и закидал холмик. Над которым установил крест, скрутив его с помощью проводов из двух палок. Серега, он, конечно, был неверующий. Но это его трудности. А Петр не установить над могилой крест не мог.

Когда закончил, решил все же обойти кругом. Вспомнил о том, что у Сергея была пара ноутбуков. Их также должно было засосать сюда. Поиски оказались удачными. Ноутбуки Петр нашел, ориентируясь по останкам монитора. Вот только оба они оказались разбиты. Может, человек знающий и мог бы из пары собрать один. Но это точно не про Петра. Сохранить для грядущих поколений?

Петр попросту выбросил ноутбуки в ручей. Он не фетишист цепляться за прошлое из последних сил. Нет, со своим миром он еще окончательно не порвал. Но все изменилось, когда обнаружились оба ноутбука. Пока была надежда, что хотя бы один из них остался в доме Сергея, была надежда и на то, что там окажутся резервные записи. А так… Ну, Серега еще мог вести дублирующие записи, но не повторять же их по третьему и четвертому кругу. Это уже вообще на паранойю смахивает. А он параноиком ни разу не был.

Так что все носители – здесь. А потому и связь с прошлым потеряна безвозвратно. Перед Пастуховым новый мир и новая жизнь. Отчего-то подумалось о том, что вот теперь Пяльцыным его нипочем не достать, даже если для них это станет идеей фикс.

Взглянул сквозь деревья на солнце. Дело к вечеру. Летом темнеет поздно, но все же. И желудок заурчал. Нет, это еще не голод. Просто поработал физически, растратил калории, вот он и сигнализирует, чтобы о нем не забывали.

Н-да. Тут без вариантов, нужно двигать в город. Как там у Петра с легализацией будет, непонятно, но и в лесу оставаться – глупее не придумаешь. На нем из одежды – светлые брюки, которые успели изрядно изгваздаться, светлая же рубашка да тапочки с задниками. В кармане нет даже клятой зажигалки, потому что курить Петр бросил ровно одиннадцать лет назад. Вот так он круто повернул свою жизнь в день, когда ему стукнуло четырнадцать. И вообще, выжить на подножном корму – это не про него. Нет у него подобной практики. Да и время такое, что еще ничего не созрело. Если здесь оно совпадет с тем, откуда он прибыл, то сейчас только середина июня.

Словом, нужно выходить к людям. Если, разумеется, там люди. Н-да. Нет, ну это его уже куда-то не туда понесло. Люди, конечно. Причем не татары какие и не китайцы, а русские. Оно, понятно, далеко, и у Петра нет бинокля, но православные храмы легко узнаваемы даже на расстоянии нескольких километров.

Вот только привести бы себя в порядок. По-хорошему ему сейчас хотя бы кусок хозяйственного мыла. Впрочем, можно и просто простирнуть в чистой воде. Как говорится, на безрыбье и рак – рыба. А то как самое натуральное чучело.

Чистый ручей с песчаным дном нашелся относительно неподалеку. С помощью все того же песочка Петр постирал свое одеяние. Получилось откровенно плохо. Брюки, рубашка и тапочки-сеточка из бежевых превратились в серые. Причем невооруженным глазом заметно, что они просят стирки. Но, с другой стороны, все познается в сравнении. В отличие от того, что было до стирки в ручье, одежда явно стала куда приличнее.

До окраины города было недалеко, поэтому Петр спустился довольно быстро. Всего-то с километр по изрядно прореженному лесу, под горку. Наверняка весь сушняк перекочевал в печи местных жителей. И не только сушняк, время от времени на пути встречались и пни от спиленных деревьев. Кстати сказать, деревья вокруг стояли вполне себе годные для строительства. Так что стройматериалом разживались здесь же.

С выходом на опушку в полукилометре от себя Петр увидел плетни огородов и дома. Остановился, присмотрелся. Вон оно, начало улицы. Наезженная колея между домами обрывается, упираясь в поросший густой травой выгон. Трава не такая и высокая. А вот и живые газонокосилки пасутся, местные коровки. Рано их пока загонять, вот они и нагуливают молочко под присмотром ребятни. Хотя те скорее все больше резвятся. Ну да дети, как иначе-то.

Петр остановился в нерешительности. Кто его знает, как себя нужно вести с аборигенами. Он ведь ни местных реалий, ни обычаев не знает. То, что незнакомый человек появился, это не беда. Пусть население города не больше тридцати тысяч, даже здесь можно остаться неприметным. Не все же тут знают друг друга. Ведь это не деревня на два десятка дворов. А вот если Петр сделает то, чего делать ну никак нельзя, тогда дело другое.

Начинать с каталажки, имея все шансы ею же и закончить, у него желания не было. Кто их знает, местные власти. Тут наверняка о правах человека и слыхом не слыхивали. А уж у человека без родины и флага этих прав и вовсе нет. Это к тому, что неплохо бы какие-никакие документы выправить. Словом, вживаться надо. Ну а раз так, то…

Петр глубоко вздохнул и решительно зашагал в сторону начинающейся улицы. Пока шел мимо бревенчатых изб и глухих деревянных заборов, ловил на себе взгляды редких прохожих и обитателей домов, высовывающихся из окон. Но взгляды только и того, что любопытные. Никакой вражды или крайнего удивления. Просто незнакомец, а тут все друг друга знают.

Успевшая уже подсохнуть легкая ткань рубашки вновь намокла от пота. И дело тут было вовсе не в жарком солнышке. Тем более что, склоняясь к закату, оно уже и не так припекает. Просто Петром овладело банальное волнение, что вполне объяснимо. Оказаться одному неизвестно где и с непонятными перспективами. А главное, он не знал, как себя вести и что вообще делать.

Прошел насквозь, как потом узнал, Николаевскую слободу и вышел к железнодорожным мастерским. Далее справа, судя по перрону, вокзал. Н-да-а. Ничего общего с той картиной, что Петр наблюдал в современном ему Красноярске. Здание одноэтажное, минимум в два раза короче знакомого ему по тому времени. Словом, если старое здание вокзала и использовали в современности, то перестроили и дополнили его конкретно. Ну, это если он оказался в прошлом. Хотя… Пока все, что Петр видел, указывало именно на это.

Местечко оказалось весьма неприглядным. Штабеля шпал и дров у запасных путей. Причем дров особенно много, поленницы чуть ли не на каждом шагу. Не иначе как паровозы на этом участке пользуют все больше дровишками. Ну да, тайга, дров тут много. Дальше слева, за мастерскими, водокачка с подходящим туда полотном дороги. А дровами, похоже, грузятся сразу возле штабелей.

Как только Петр подошел к железнодорожному полотну, тут же дохнуло чем-то давно знакомым. Ну да, так и есть. Железной дорогой и дохнуло. Креозотом, словом говоря. Пока бедокурил мальцом и на поездах покатался, в том числе на товарных, и по вокзалам побегал, и в вагонах в отстойниках ночевал. Так что с железкой Петр знаком не понаслышке.

Посмотрел в сторону вокзала. Возле входа в здание стояли двое городовых и вели неспешную беседу. Судя по пустому перрону, поезд в ближайшее время не ожидается и у городовых наметилась свободная минутка. Хм. Ну или час-другой. В сторону Петра не смотрят. Ничего удивительного, в общем-то. Мало ли тут народу бродит. Не видеть же в каждом правонарушителя.

Обойдя стороной мастерские, Петр прошел мимо водокачки и, миновав полосу отчуждения железной дороги, оказался на Воскресенской улице. Здесь дома резко отличались от домов в Николаевской слободе. Хотя бы потому, что их стало куда как меньше. Избы, конечно, деревянные, но большие, из тесаных балок, по пять-шесть окон по фасаду. Высокие деревянные ворота полностью закрывают двор. Крыши в основном крыты тесом, но примерно треть покрыто кровельным железом, выкрашенным коричневой краской. Скорее всего чтобы меньше были заметны ржавые потеки.

Что удивляло, так это простор улицы. Казалось бы, старина глубокая, а строятся с размахом. К примеру, в родном городе Петра центральная улица города гораздо уже, ни проехать ни пройти. А тут просто раздолье. Иное дело, что покрытия у дороги никакого, в распутицу или в дождь грязь тут будет непролазная. Вон ливень прошел, и тут же солнышко появилось, а на проезжей части уже видны колеи от различных повозок.

Хорошо хоть вдоль домов проложены дощатые тротуары. Дерева тут вообще много, и стоит оно копейки. Вот если камнем мостить улицы или хотя бы те же тротуары, это было бы накладно. Впрочем, Петру все равно. Главное, что не приходится месить грязь ногами. Удовольствие-то ниже среднего.

А это еще что? Точно. Автомобиль. В смысле что-то, похожее на автобус. Да кой черт похожее, автобус и есть. Только Петр таких никогда не видел. Впрочем, это ни о чем не говорит. Мало ли чего он не видел. И все же эта картина его впечатлила донельзя. Дело в том, что он услышал знакомое по фильмам пыхтение паровоза.

Железная дорога осталась позади. Опять же, из-за мастерских Петр частично видит вокзал, и никаких поездов там нет. Что в целом и неудивительно, учитывая то, что он совсем недавно наблюдал, как разъехались сразу два состава. Ну не бегают же они тут через каждый час. Хотя есть еще и товарные составы, и маневровые паровозы. Но опять же, Петр ничего подобного не замечает.

Все это пронеслось в его голове буквально за пару секунд, а с третьей он уже во все глаза смотрел на приближающийся автомобиль. Или все же паромобиль? Потому что энергичное «чух-чух-чух» исходило именно от него. А из выхлопной трубы, – что примечательно, расположенной сзади, – вырывался пар, тут же рассеивающийся в воздухе. Трубы и валившего из нее столба дыма Петр не увидел. Но ведь могли использовать и качественное топливо, тот же бензин, подаваемый под давлением через форсунки.

Окутавшись облаками пара, автобус с мордой и капотом в стиле начала двадцатого века, с невероятно большими, словно прожекторы, фарами остановился возле деревянного навеса. Под ним стояли мужчина и женщина явно не простого сословия. Дверь открылась, и мужчина, вскочив на подножку, подал руку даме, помогая ей войти в салон. Разумеется, женщину полагается пропустить вперед, но реалии диктуют свои правила.

Дверь закрылась, и паромобиль с характерным «чух-чух-чух» двинулся с места. Потом как ни в чем не бывало проследовал мимо обалдело наблюдающего за происходящим Петром, обдав его волной быстро истаявшего пара. Ну чисто стимпанк какой-то. Правда, удивление не помешало Пастухову прочитать табличку на лобовом стекле, продублированную сбоку, рядом с дверью. «Маршрут № 1». То есть имеется еще как минимум второй маршрут.

Ладно. Пробелами в образовании его не удивить. Мало ли какие существовали автомобили. Когда учился в техникуме, вообще слышал, что в СССР разрабатывался паровой грузовик[1]. Как раз для этих самых мест, богатых лесом и лесозаготовительными хозяйствами, по заказу которых и велась разработка. Но что-то там не срослось.

Автобус, проследовав мимо Петра, повернул налево, в сторону вокзала. Проводив его взглядом, парень дошел до остановки и осмотрел ее чисто из интереса. Фанерная табличка, на которой черным по желтому написаны номер маршрута, название остановки и расписание движения автобусов. К слову заметить, они тут ходили с шести утра и до двадцати двух ноль-ноль, через каждые полчаса.

Глянул на противоположную сторону улицы и заметил чуть дальше такой же навес. Не поленился, дошел и до него. За каким лядом? Так ведь нужно же с чего-то начинать собирать информацию. Ну и чем не подходит изучение остановки? Это, между прочим, самое безопасное, потому что не требует общения с людьми.

Ага. Вот и второй маршрут. Они, наверное, кольцевые, по встречным направлениям. Ну что ж, вполне разумно. А еще говорит о том, что автотранспорта тут все же не так много. Впрочем, об этом же говорит и наличие извозчиков. Будь иначе, им бы ни за что не выдержать конкуренцию с машинами.

Уже через два квартала стали появляться вывески лавок и магазинов. И народу значительно прибавилось. До Петра стали доноситься обрывки разговоров. Проходя мимо скобяной лавки, он стал свидетелем того, как лавочник расхваливал свой товар перед женщиной средних лет, судя по всему, из интеллигенции. Петр даже остановился ненадолго, чтобы получше расслышать их беседу.

Ничего особенного. Хотя есть словечки, которые в его время уже вышли из употребления. Нужно бы и ему попридержать некоторые выражения, несвойственные этому времени. Но в целом… Петр даже уловил характерный красноярский говор. Так что никаких сложностей с языком не будет. Он откровенно этого боялся. А тут достаточно поначалу меньше болтать и больше слушать, чтобы правильно строить свою речь.

А еще нужно бы побольше читать. Что угодно. И освоить грамматику. А все этот клятый алфавит с лишними буковками. Оно, конечно, можно и за безграмотного сойти. Но… Ладно. С грамматикой – как получится. А вот почитать и привыкнуть к местному печатному и прописному слову не помешает.

Наконец на парня обратили внимание как покупательница, так и продавец, и Петр поспешил удалиться. Так сказать, от греха подальше. Все же в глазах этих людей он сейчас выглядел босяк босяком. Глядишь, еще и полицию вызовут. И тут дело даже не только и не столько в том, что на нем плохо выстиранная и мятая одежда. Вся соль, как ему казалось, именно в самой одежде непривычного кроя.

Несмотря на летнюю пору, большинство мужчин были в пиджаках или жилетах. Если и нет, то одеты в толстовки или гимнастерки, причем обязательно подпоясанные. А еще на всех без исключения головные уборы. Народ попроще щеголял в картузах, посостоятельнее – в котелках. Ноги обуты либо в туфли, либо в сапоги. Облик же Петра явственно выбивался из общего антуража.

Еще пара кварталов, и Пастухов вышел на просто огромную площадь, утопающую в грязи и отсвечивающую в лучах заходящего солнца большими лужами. Повсюду следы повозок, лошадей и людей. Ну и запахи конского навоза и еще бог весть чего. Картина просто страшная, и идти через это месиво никакого желания.

Справа видны ряды длинных крытых столов. Никаких сомнений – это рынок. И если судить по творящемуся здесь безобразию, то вот на этой площади торгуют прямо с возов. Отсюда и конский навоз, и все остальные прелести. Потому что на улицах вроде как почище будет. Какая-то базарная площадь, получается.

Посредине площади возвышался большой белокаменный собор, выгороженный кованым забором. Петр даже залюбовался. В том Красноярске, что видел он, этого красавца не было. А что было? Да кто ж теперь скажет. Если бы он получше знал город, подольше в нем пожил бы, то помнил бы. А так… Но собора не было. Эдакую красу невозможно обделить вниманием. Тем более что он катался по центральным улицам несколько дней.

Не желая месить грязь, Петр решил обойти площадь слева. Туда вел дощатый тротуар, который вроде как опоясывал площадь по периметру. А вот прямо настил очень скоро обрывался. Как только заканчивались торговые ряды. Дальше вновь начиналась непролазная грязь. Как он потом узнал, там размещалась биржа ломовых извозчиков. То есть все те же гужевые повозки, лошади, продукты их жизнедеятельности, ну и мухи, чтоб их! На улице все еще достаточно светло, вот они и жужжат вокруг. Хорошо хоть до осени пока далеко, не то закусали бы, паразиты.

Благовещенская улица выходит на эту площадь с запада и образует ее северную сторону. В углу примостилось сразу несколько каменных зданий. Судя по каланче и множеству ворот, это местные огнеборцы. Угу. Вон при входе стоит мужик в гимнастерке с характерным шлемом на голове.

Рядом еще одно присутственное место. Петр невольно ускорил шаг, рассмотрев, что у ворот стоит скучающий городовой. Трое других входят в здание, выпуская еще одного через высокую дверь. Полицейское управление, ни дна ему ни покрышки! Вот нет у Петра желания с ними ручкаться. Впрочем, служивый не обратил на странного прохожего никакого внимания. Угу. Какое ему дело до какого-то босяка. Он поставлен на охрану входа в управу. Вот и ладушки.

Петр перевел дух, как только миновал управу, и прошел дальше по тротуару. Здесь дома были все больше двухэтажные и чуть не треть из них – каменные. В части домов первые этажи отведены под различные магазины, лавки, фотосалоны, питейные заведения и тому подобное. Часть – целиком представляли собой торговые центры, где под лавки было отдано все здание.

Одно из них особенно бросалось в глаза. Кирпичное двухэтажное строение с крышей в виде соединенных трех куполов. Над входом – вывеска «Пассаж». Это также торговый центр. А что еще, если все завешено рекламой, зазывающей приобретать разнообразный товар?

Проходя мимо одного из кабаков, Петр заметил троих пьяных в дым мужиков, между которыми возник один извечный вопрос пьяниц всех народов. «Ты меня уважаешь?» Вот среди кого он не будет выглядеть белой вороной. Господи, и это дерьмо буквально в трех сотнях шагов от полицейской управы. Ага. А еще напротив собора. И это в то время, когда религия играет далеко не последнюю роль в жизни государства. Признаться, у Петра было несколько иное представление о местных нравах.

Как бы органично он ни вписался в общество забулдыг, ему все же с ними не по пути. И вообще, пришла пора подумать о том, что он будет жрать. Сейчас этот вопрос пока еще не стоит остро. Но уже к ночи, и уж тем более к утру, он встанет во всей злободневности. Настолько, что… Петр вообще когда был голоден, становился невероятно раздражительным.

Самое лучшее, что ему приходило на ум, – это найти питейное заведение с приличной публикой и слегка облегчить какому-нибудь бедолаге карманы. В конце концов, коль скоро он выйдет оттуда, значит, и гуляет не на последние. А у Петра нет вообще ничего. Оно, конечно, звучит как-то убогонько. Но это смотря для кого. Пастухов далеко не всегда был добропорядочным гражданином. По малолетке и откровенным разбоем пробавлялся. Слабое оправдание? А он и не собирается ни перед кем оправдываться. Для него это вопрос выживания, и плевать, насколько пафосно это звучит.

Ну надо же. Стоило только появиться преступным мыслям, как тут же показалась пара городовых, идущих к нему навстречу. Они вот-вот должны были выйти на площадь, и Петр, стараясь не делать резких движений, повернул направо. Благо тут земля поросла травой и грязь месить не надо, да и капли дождя уж давно испарились.

Снова спустился до Воскресенской и повернул налево. Мимо пропыхтел автобус. На этот раз он двигался в обратном направлении. Угу. Второй маршрут, получается. Базарную грязь паромобиль преодолел без затруднений. Впрочем, чему тут удивляться при двух ведущих мостах. Петр только сейчас обратил на это внимание.

Метрах в двухстах на обочине стояла еще какая-то техника. И если он хоть что-то понимает, это были самые настоящие дорожный каток и бульдозер. Причем эти сильно походили на паровозы в миниатюре, неся высокие дымовые трубы. Правда, сейчас машины были не активны. Кроме того, на проезжей части видны кучи гравия, а за стоящей техникой виден укатанный грейдер. Это куда как лучше, чем раскисающая от малейшего дождя земля. Кюветы, конечно, есть, но они мало спасают. А вот гравийное покрытие – уже совсем иное дело.

Прошел мимо этого чуда инженерии. Не удержался, захотел глянуть поближе. Интересно ведь. Опять же, Петр автомеханик. Да и не слышал он о том, чтобы была вот такая техника[2]. Ну точно, паровоз в миниатюре. Нет, он в паровозах не разбирался, но видел один на постаменте в Минводах.

Впрочем, рассмотреть детально ничего не удалось. Очень быстро в доме напротив распахнулось одно из окон, и в него выглянул грозно сдвинувший брови бородатый мужик:

– Тебе чего тут надо, босота?

– Да я только глянуть, – пожав плечами, ответил Петр как можно более миролюбиво.

– Нечего тут глазеть. Иди своей дорогой, – строго заключил мужик.

– Не шуми, дядя. Уже ушел.

А чего задирать мужика. Тот ведь не из желания нахамить ведет себя так. Во-первых, Петр и впрямь выглядел непрезентабельно. Во-вторых, мужика скорее всего попросили присмотреть за дорожной техникой за некое вознаграждение. Мало ли кто сюда полезет и что отвинтит. Паровая машина – это вообще серьезный агрегат, и если рванет котел, однозначно мало не покажется.

Ближе к перекрестку стояло сразу несколько двухэтажных кирпичных домов. Причем если у них на Кавказе старые дома были из желтого кирпича, здесь весь кирпич был сплошь красным. Кстати, ни одной кирпичной коробки Петр не увидел. Каждый дом выдержан в определенном стиле, но вместе с тем сугубо индивидуален. Красиво. Ему вообще нравилось гулять по старинным кварталам.

О! А вот и ломбард. Причем готов гостеприимно открыть свои двери перед любым посетителем. Петр отчего-то не сомневался, что и перед лихим народцем тоже. Просто сомнительно, чтобы владелец ломбарда был кристально честным человеком и не опускался до скупки краденого. Так просто не бывает.

Хотя… Может быть, именно этот скупкой не грешит. Ну хотя бы потому, что вывеска гласит «Городской ломбард». Не иначе как для чистой публики. В любом случае Петру там делать нечего.

Вот зря он с таким пренебрежением относился к понтам. Ведь предлагали же ему купить солидную золотую цепь в восемьдесят граммов. Понты понтами, зато сейчас ему было бы что заложить и получить хоть какую-то сумму. От запахов, разносившихся по улице, начал урчать живот. И на этот раз вполне себе небезосновательно.

Н-да. И часы Петр не любил носить. Вот странное дело. Эти клятые хронометры, хоть механические, хоть электронные, дорогие или дешевые, в его руках никогда не показывали точное время. У кого другого, хоть до него, хоть после, пожалуйста. У него, словно заговоренные, сразу сходили с ума. Потому он и не носил часов. Вообще. Ну разве только сотовый телефон. Как ни странно, но тот время показывал вполне исправно.

Вот и получается, что единственная его ценность – это серебряный крестик на простой бечевке. Но его он не продаст. Ни при каких раскладах. И дело тут вовсе не в том, что выручит за него сущие копейки, причем в прямом смысле этого слова. Просто торговать своим нательным крестом…

Петр крестился уже взрослым. Просто понятия не имел, крестила ли его непутевая мамаша. И в церковь пришел осознанно. Пусть он не знал молитв, пусть редко бывал в церкви… А по сути, только на Пасху. Это ничего не значило. Он верил. По-своему, но верил.

Чуть дальше, практически у перекрестка, здание с надписью «Ресторация Гадалова». Здесь, надо заметить, преобладают каменные строения, в поле зрения Петра оказалось только три деревянных дома. Причем вдоль домов проходят уже не деревянные, а мощеные тротуары и укрепленные камнем сточные канавы. Подобная картина видна и дальше по широкой улице. Похоже, что это центр города.

Кстати, на обочине перед ресторацией вместе с парой пролеток стоят сразу два легковых автомобиля. Вполне приличные авто начала двадцатого века, на дутых колесах со спицами. Вот только… Они все время гудят или все же свистят. Очень похоже на кипящий чайник со свистком. А вон и пар вырывается, растворяясь в свежем вечернем воздухе. Получается, котлы держат под парами, выпускающими излишки через предохранительные клапаны.

Вот такие пироги с котятами. Техники тут совсем немного. Но из шести единиц, попавшихся Петру на глаза, все на паровом ходу. Это уже диагноз, получается. Здесь что же, нет двигателей внутреннего сгорания?

Впрочем, пока это не суть важно. Главное сейчас в другом. Петр нашел место, где собирается чистая публика. Остается только дождаться темноты и совершить экспроприацию у какого-нибудь самоуверенного типа. Только бы он пошел пешком. Потому как если возьмет извозчика, гоп-стоп не получится. Петр не собирался никого убивать. И для большей уверенности в том, что ему удастся удержать ситуацию под контролем, нужен именно пешеход.

Определившись с местом предстоящей охоты, Петр пошел в обратном направлении. Напротив базарной площади он видел что-то, похожее на парк отдыха. Наличие кованой ограды подразумевало то, что парк на ночь закрывают. Но подобная преграда только для честных людей, к каковым он себя сейчас не относил. Зато, забравшись в какие-нибудь кусты, можно спокойно дождаться ночи, не рискуя всякий раз попасться в лапы городового. Вон он, кстати, прохаживается по тротуару…

До наступления темноты время пролетело незаметно. В том плане, что, устроившись в кустах, Петр растянулся на траве и банально уснул. Когда открыл глаза, никак не мог сообразить, где он вообще находится. А когда вспомнил, то, чертыхаясь, поспешил к намеченной цели. Ни по звездам, ни по луне определить время он не мог. Просто никогда этим не интересовался. Однако когда наконец добрался до ресторации, понял, что не все еще потеряно.

Напротив заведения теперь не было видно ни одного автомобиля. Зато присутствовали сразу три пролетки, рядом с которыми сбились в кучку извозчики. Видать, говорили о чем-то веселом, потому что в звуки, доносящиеся из ресторации, то и дело вплетались их смешки. Ну чисто таксисты на облюбованном пятачке из родных Ессентуков.

Посреди перекрестка возвышался фонарный столб с электрической лампочкой, освещающий пятачок радиусом метров пятнадцать. Это скорее иллюзия уличного освещения. Потому что до следующего фонарного столба метров двести, он стоит как раз на следующем перекрестке. Но здание, где расположена ресторация, имеет собственное освещение из пары фонарей, как и остальные каменные строения. Один или два фонаря наличествуют обязательно. Так что улица худо-бедно освещается.

Но только и того, что худо-бедно. Тут даже особо подворотни искать не надо. Петр пристроился за одним из выступов здания, полностью скрывшись в тени. Из-за контраста от света фонарей его здесь не рассмотреть, даже невзирая на его светлую одежду. Вот если бы не было фонарей, тогда дело другое. А так…

В засаде он простоял не меньше часа. За это время заведение покинули несколько человек, поодиночке и группами. Но они неизменно уезжали в пролетках. Которые с завидным постоянством возвращались. Наконец появился одиночка. Как раз случилось так, что свободных пролеток не оказалось. Вряд ли извозчики решили закончить работу. В таких местах и заведения, и извозчики работают до последнего клиента. Скорее всего очередные пассажиры извозчиков проживали слишком далеко, вот и не успели они обернуться.

Постояв несколько секунд в раздумье на крыльце, мужчина все же решил идти пешком и двинулся в сторону Петра. Н-да. Лучше бы все же посетитель ресторации обождал. Даже полчаса ничего не решают. Опять же, городовой, маячивший на перекрестке под светом фонаря, – довольно надежная защита. Но мужчина в форме чиновника, наверное, проживал неподалеку, вот и подумал, что до своей квартиры быстрее доберется пешком.

Когда чиновник прошел мимо, Петр решил было двинуться за ним, но вдруг заметил тень, скользнувшую за его жертвой с противоположной стороны улицы. Опа. Это что же получается, у него из-под носа хотят умыкнуть добычу? А вот шалишь, сволочь. Петр хищно улыбнулся и двинулся следом, стараясь остаться незамеченным.

В отличие от Петра, преследователь был куда более щуплого сложения, да и чиновнику он уступал. Так что никаких сомнений, прижимать жертву в темном углу не станет. Скорее всего приласкает по голове дубинкой. Вот тут-то Петр и вмешается. Глядишь, и у гопника что-то отыщется. Сомнительно, чтобы у него в карманах гулял ветер.

Вообще-то Петр никогда не думал, что он какой-то там Чингачкук. Тем не менее у него получилось держаться буквально в десятке шагов за спиной у щуплого. То ли тот слишком уж был сосредоточен на своей жертве, то ли все дело в том, что Пастухов был обут в тапочки с мягкой резиновой подошвой. Так или иначе, щуплый слежку не замечал. Как пребывал в неведении и объект нападения. Красться бандит явно умел, учитывая, что на ногах у него были сапоги. Хм. Ну, может, все дело в собаках, которые от скуки или по собачьему долгу своим брехом сопровождали прохожих, заглушая прочие звуки.

Вроде и темно, и до фонаря на перекрестке добрых метров пятьдесят, но Петр все же отчетливо уловил в руке налетчика тусклый стальной блеск. Никаких сомнений – это нож. Нет, понятно, что и Петр здесь не цветочки собирает. Но убивать из-за бумажника, пусть и с солидной суммой… Ну не тысячи же в карманах у этого чинуши.

Все трое уже сравнялись с дорожной техникой, когда Пастухов резко ускорился, намереваясь напасть на бандита. Но и тот начал быстро нагонять свою жертву. Снова блеск стали, и последние сомнения вылетели из головы Петра. С силой оттолкнувшись, он подпрыгнул и нанес удар ногой точно между лопаток щуплого. Того снесло так, словно его приложили тараном. Прокатившись кубарем, бандит остановился у ног резко обернувшегося и замершего в испуге чиновника.

– Тихо, господин хороший. Тихо. Все уже кончилось, так и не начавшись, – подходя и миролюбиво выставив перед собой руки, произнес Петр.

– Й-а-а… Что-о ту-ут…

– Тихо, говорю. А ты замри, падла.

Петр ударил подъемом стопы в лицо поднимающегося щуплого. Получилось как по футбольному мячу. Налетчика перевернуло и опрокинуло на спину. Петр нагнулся и подобрал нож. Причем сделал это нарочито напоказ, чтобы чиновник смог все рассмотреть.

– Вот так, господин хороший. Только ты погоди звать помощь-то. Во-от. Молодца.

– Ч-что в-вы дел-лаете? – наблюдая за тем, как Петр обыскивает бесчувственное тело, растерянно спросил чиновник.

– Что с бою взято, то свято, господин хороший, – ответил явно приободрившийся Петр.

Он как раз нашарил в нагрудном кармане пиджака какие-то бумажки. В темноте не разобрать. Но ясное дело, что это не любовные письма. Ассигнации. Кажется, так называются сейчас бумажные деньги. В боковых карманах нашлась какая-то мелочь. Нет, может, и не мелочь вовсе, но явно монеты различной величины, ну и, как следствие, разного достоинства. Дальше был кисет, наверняка с табаком, – это неинтересно, так как Петр не курил. Коробок спичек. А вот это всегда полезно. Карманные часы на цепочке. Тоже пригодится.

Все? Пожалуй, что так. Был бы бандит росточком повыше, можно было бы разжиться одежкой и сапогами. А эти вещички Петру и на нос не налезут. Так что пусть остаются хозяину. В груди пробежал холодок, и Пастухов приложил пальцы к сонной артерии. Ага. Шалишь, сволочь. Живой. Вот и ладушки.

– Ну чего смотрите, господин хороший? Порешить он вас хотел.

– Я это уже понял, – произнес мужчина, внимательно глядя на Петра, силясь хоть что-то рассмотреть в темноте.

А говорит как-то уверенно. От испуга не осталось и следа. Молодец, конечно. Но вообще-то было бы куда как полезнее дать деру. Кто знает, что этот незнакомец еще учудит. Ну приласкал бандита. А теперь, может, и сам на разбой переключится.

Но с другой стороны, это даже хорошо, что чиновник остался. Уж больно не хотелось отпускать эту гниду, готовую за небольшую сумму убить человека. А Петр не сомневался, что еще малость – и этот служащий лежал бы на тротуаре, пуская кровавые пузыри.

– Полиция-а-а! Грабя-а-ат! – Петр даже закашлялся от надсадного крика.

Как бы голос не сорвать. Вон как связки дерет. Кашлянув в последний раз, он прочистил горло и пошел мимо чиновника, бросив ему:

– Дождитесь городового и сдайте этого типа полиции. Ах да… – Он бросил нож на тротуар: – Улика. А я пошел.

– Стойте.

– Извините, но мне некогда. – Пастухов уже слышал, как по мостовой тротуара со стороны ресторации стучат сапоги.

А вот еще один, но уже со стороны Базарной площади. Оперативно у них тут. Не отлынивают и не празднуют труса местные городовые. Вот молодцы. Но только Петру от этого не легче. И тут в свете далекого фонаря в руках чиновника что-то блеснуло, и Пастухов отчего-то сразу осознал, что это пистолет.

– Зря вы так-то. Я же вас спас.

– Я коллежский асессор Кравцов Иван Янович, служу судебным следователем.

– Ваше благородие, я ведь спас вас, – повторил Петр.

Откуда вылезло это благородие, он и сам не понял. Наверное, все дело в фильмах и прочитанных книжках.

– Если что, найдешь меня в полицейском управлении. Беги, – вдруг произнес следователь.

А вот это уже другое дело. Петра не пришлось уговаривать, но и бежать теперь, по сути, было некуда. До перекрестка ему уже не успеть, городовой слишком близко. Поэтому он перебежал на другую сторону улицы и укрылся за бульдозером. Собаки во дворах уже заливались лаем, так что заголосившая еще одна псина повлиять на общую какофонию не могла.

– Что тут происходит? – выпалил подбежавший городовой.

Буквально через несколько секунд на месте оказался и другой, бежавший от Базарной площади.

– Я Кравцов, – уверенным голосом представился следователь.

– Ваше высокоблагородие! – чуть ли не в один голос произнесли городовые, вытягиваясь в струнку и отдавая честь.

Наверняка признали. Сомнительно, что тут штаты полиции такие уж большие. А следователей – и вовсе пара-тройка. Вот и знают все друг друга. Петр же сделал для себя зарубку насчет высокоблагородия. Кто знает, может, и придется обратиться. А так обзовешь его простым благородием, тот и обидится.

– Этот тип пытался напасть на меня с ножом. Доставьте его в участок, пусть посидит до завтра. Я поутру оформлю все надлежащим образом, – начальственным тоном отдал распоряжение Кравцов.

– Слушаюсь, – снова дружно ответили городовые, и в их голосе явно проскользнуло уважение.

Вот так, все просто. Никакой волокиты. Подобрали нож, бесчувственное тело – да поволокли его в участок. Следователь задержался ненадолго, всматриваясь в дорожную технику, куда отбежал неизвестный, потом отправился своей дорогой. Дошел до перекрестка и повернул налево.

Ну что же, пора и Петру честь знать. С тем, какая ему перепала добыча, разберется потом. Подальше отсюда. В каком-нибудь уединенном месте. Например, в знакомых кустах летнего сада. А уже завтра определится, как ему быть дальше.

Хм. Судебный следователь. А что, это может быть очень даже счастливый случай. Нет, на финансовую благодарность с его стороны Петр не надеялся. Но благодарность-то может быть разной. Пастухову сейчас важнее всего хоть как-то легализоваться. Получить какую-нибудь официальную бумажку, что он такой-то такой-то, ни разу не бандит, а вполне добропорядочный гражданин Российской империи.

Глава 3 И все же параллельный мир

Нет, с этим срочно нужно что-то делать. С такими ночевками и богу душу отдать недолго. Когда Петр в первый раз забрался в эти кусты, то вырубился, практически ничего не замечая. Устал, да и нервное напряжение сказалось. А вот теперь… Петра колотило так, что зуб на зуб не попадал. Надо было все же выбраться за город. Там бы развел костер, и тогда можно было бы согреться. Вот только побоялся он покидать пределы города. Кто его знает, какого зверя там повстречаешь. Тайга же вокруг, не парк культуры и отдыха. Вот и остановил свой выбор на летнем саде.

Да еще и желудок предательски заурчал, требуя еды. Нет, не так. Сейчас он откровенно хочет жрать. А ведь еще совсем рано. Взглянул на добытые часы. Ну да, только половина шестого. Сомнительно, чтобы хоть какая-то забегаловка начала работать раньше девяти. Там же клиенты куролесят чуть ли не до рассвета. И лоточники на базаре раньше вряд ли появятся. Пирожки – они хороши, пока горячие, как говорится, с пылу с жару, а народ на рынок подходит уже позавтракавший. Так что с раннего утра там делать нечего.

Решив не думать о еде и не травить душу, Петр принялся делать зарядку. Вообще-то он этим никогда не грешил. Нет, спортом, безусловно, занимался и разминку перед началом тренировок делал. Они с ребятами самостоятельно изучали рукопашный бой по одной затертой книжонке и по роликам из Интернета. Поначалу-то роликов этих было мало, но постепенно появлялось все больше. Туфта, ясное дело. Серьезным бойцом так не стать. Но Петру вполне хватало, как и его оппонентам. А вот именно зарядкой не страдал. Проснулся, потянулся, умылся, и ладно.

С холодом справился, а вот что делать с желудком, совершенно непонятно. Тот вовсю выводил рулады и даже побаливал. А тут и попить нечего. Хм. А ведь вроде на улицах видел водяные колонки. И одна из них – у крытых торговых рядов. Вода – это, конечно, не еда, но на какое-то время обмануть желудок вполне возможно.

Пока шел в сторону рынка, решил подсчитать свою добычу. В том, что у него в руках именно деньги, Петр убедился еще ночью. А вот с номиналом купюр и монет разбираться не стал. Смысла не было. Итак, у него в руках оказались три банкноты по одному рублю, две трехрублевые и по одной в пять и десять рублей. Всего двадцать четыре рубля. Монетами насчитал десять рублей золотым червонцем, серебром два рубля семьдесят пять копеек и медью еще двадцать копеек.

Если судить по прочитанному в книжках по альтернативной истории, оказавшийся у Петра капитал в тридцать шесть рублей девяносто пять копеек – весьма серьезные деньги. Он пока не знал, на что их может хватить, но отчего-то был уверен, что тут вполне достаточно, чтобы одеться с ног до головы и прожить около месяца, не испытывая особой нужды. В смысле голода, само собой.

Но для человека, привыкшего гульнуть, это деньги небольшие. Кабаки да бабы вообще высасывают их, подобно мощному пылесосу. Казалось бы, только вчера твои карманы были туго набиты купюрами, а уже сегодня там гуляет ветер. Поэтому ничего удивительного в том, что тот щуплый отправился на дело. Оно, конечно, это мог быть какой-нибудь злопамятный крестник следователя. Потому как вот так запросто напасть на полицейского… Но с другой стороны, поди в темноте определи, кто перед тобой, простой чиновник или следователь.

На рынок Петр так и не попал. Отпала нужда ввиду замеченного на пути питьевого фонтанчика. Залив желудок водой и заставив его присмиреть, Петр решил вернуться к уже знакомым кустам. Холод отступил, солнце постепенно поднималось и даже начало пригревать. Ну а раз так, то можно попробовать уснуть по второму кругу.

Как ни странно, но, устроившись на солнышке, уснул Петр довольно быстро. Мало того, еще и хорошо так поспал. Сам не подгадывал, но вышло удачно. Когда укладывался, лежал на солнышке, а с течением времени оказался в тени. Так что и тепло, и не припекает. Проснулся в девять отдохнувшим и полным сил. Разве что обиженный на обман желудок заявил о себе пуще прежнего.

С этой проблемой Петр разобрался довольно быстро. Стоило только дойти до рынка и купить у одной торговки пирожки с капустой. И что-то ему подсказывало, что, отдав за пять пирожков пять копеек, он здорово переплатил. Впрочем, чему тут удивляться. На рынках да при дороге всегда все дорого. Нормальное, в общем-то, явление.

Здесь его внешний облик ни у кого не вызвал удивления. Лишь время от времени прохожие косились в его сторону. Ну да это нормально, потому что и одет необычно, и вид потасканный. Поэтому, едва утолив голод и запив завтрак водой из колонки, Петр тут же направился в лавку покупать себе местную одежду.

Идти далеко не пришлось. Лавка обнаружилась на углу площади и Воскресенской улицы. С выбором также проблем не возникло. Купил штаны, рубаху, пиджак, картуз, яловые сапоги, портянки и нательное белье, отдав за все двадцать два рубля. Можно было сэкономить рубля три, прикупив вместо сапог ботинки. Но, памятуя о местных хлябях, Петр решил все же остановиться на сапогах.

Н-да-а. Вот тебе и «солидная сумма». Хотя… Четырнадцать рублей – это все же немало. И голод Петру точно не грозит. Но это только пока. И если не учитывать того, что жить ему негде. Словом, Петр пока решил лишь одну проблему. Обзавелся одеждой. Да и то единственным комплектом. Переодеться ему не во что. Но, по крайней мере, теперь без опаски можно осмотреться.

Из лавки вышел уже полностью преобразившимся, неся свою прежнюю одежду завернутой в бумагу. От нее лучше бы избавиться, вот только Петр пока не решил как. Почему? Да потому, что она ему не нужна. И потом, местные штаны куда удобнее, чем прибывшие с ним из будущего. Вот как хотите, так и понимайте.

Проходя мимо лавки с канцелярскими товарами, решил заглянуть и в нее. Надо же упражняться в письме. Конечно, носить с собой портфель Петр не собирался. Тем более что они оказались до неприличия дорогими. Но в пиджаке имелся внутренний карман, где вполне поместится, к примеру, записная книжка. С ручками тут скорее всего полный швах, перьевые самописки будут слишком дороги, а носить чернильницу и перо крайне неудобно. Но ведь есть же карандаши. С Петра и этого более чем достаточно.

Искомое обнаружилось сразу же, стоило только сказать лавочнику, что именно его интересует. Перекидной блокнот среднего размера, причем с твердыми корочками, идеально помещался во внутреннем кармане, там же уместились пара карандашей и стерка. Перочинный ножик угнездился в боковом кармане. А финансы Петра подтаяли еще на целый рубль.

Ч-черт, если так дело пойдет дальше, придется выходить на большую дорогу. А это дело такое, что не всегда получается и деньгами разжиться, и закон не преступить. Ну почти. Это же дело случая, причем весьма и весьма редкого. Уникального, можно сказать.

Петр уже собирался выходить из лавки, когда его взгляд скользнул по висящей на стене карте. Учебное пособие, не иначе. Разве только не на всю доску. Но у них в школе и такие были. Н-да. Такие, да не такие. Петр сразу и не понял, с чего это вдруг решил вернуть взгляд на эту карту. Ничего особенного, карта Восточного и Западного полушарий. Обычное дело. Если только не обращать внимания на то, что Камчатка отделена от Чукотки проливом и является большим островом. А еще Северная и Южная Америки не соединены между собой. Вместо этого перешейка имеется большой остров, превосходящий своими размерами Кубу. Южный материк имеет название Колумбия. А вот северный носит имя Америка.

Это самые яркие отличия, бросившиеся в глаза Петру. Со всеми остальными, если они есть, нужно разбираться уже более детально. Но даже это говорило о том, что никакое это не прошлое, а самый что ни на есть параллельный мир. Нет, по сути своей это, само собой, прошлое, но только альтернативное.

– Простите, а календари у вас есть? – не выдержав, вернулся к прилавку Петр.

– Какие вас интересуют? Перекидные, отрывные, плакат или карточка.

– Карточка. Только на этот год.

– Разумеется. Кому нужны прошлогодние календари. Пожалуйте.

Лавочник выложил перед Петром четыре карточки с видами Москвы, Петрограда, Царского Села и Петергофа. Петру было без разницы, какой у него будет календарь, поэтому он взял Спасскую башню со знаменитыми курантами и… увенчанную двуглавым орлом. Отдал пять копеек и, перевернув, глянул на год. Одна тысяча девятьсот двадцать первый. Мило.

Попрощался и вышел на улицу, где буквально впал в ступор. Ненадолго, но все же. Мимо лавки как раз проходили трое солдат, похоже, из местного гарнизона и в настоящий момент в увольнительной. Примерно ровесники Петра, не первого года службы. Послуживших видно сразу и по манере держаться, и по ладно сидящему, аккуратно подогнанному обмундированию. Молодцеватого вида парни вышагивали в буденовках с вышитыми двуглавыми орлами вместо больших звезд.

Все. Как бы его ни припекало желание определиться с будущим житьем, это нужно отложить на потом. А для начала не мешает разобраться, куда он вообще попал и что это за мир. Двадцать первый год с императором на троне, двуглавые орлы на буденовках. А еще неоконченная Транссибирская магистраль. Это Петр краем уха услышал на базаре, тогда он ведь не знал, какой нынче год.

– Барышни, извините, пожалуйста. Как мне пройти в городскую библиотеку? – обратился Петр к девчушкам лет шестнадцати.

Ну должна же в городе таковая быть. Не может не быть. А ему для сбора информации библиотека подойдет лучше всего. Петр рассчитывал найти там и школьный учебник по истории, и подшивки газет. Из этих источников можно получить вполне достоверные сведения. Нет, понятно, что перекосы всегда будут в пользу того, кто пишет историю. Но кто сказал, что те крохи исторических данных, известные Петру о его мире, являются истиной? У каждого своя правда.

К примеру, если послушать тех же американцев, то получается, что с фашизмом справились именно они. При незначительной помощи других стран. Да что там, если бы у них не мешались под ногами… И ведь им верят. Что самое паршивое, среди «верящих» хватает потомков тех, кто переломил хребет фашистской Германии. Нет, ходить и размахивать флагами с криками: «Мы победили» – может, и лишнее. Но забывать о делах дедов – последнее свинство…

Девушки с сомнением посмотрели на мужчину, одетого явно по-простому, хотя и прилично. Но потом одна из них, очевидно, решила, что он выглядит все же достаточно прилично, чтобы его пустили в храм знаний, и пояснила:

– Пройдете Базарную площадь, потом еще три квартала, повернете направо, в Почтовый переулок. Пойдете по правой стороне и примерно посредине увидите двухэтажное каменное здание. В нем и находится библиотека.

– Благодарю, барышни.

Эка как легко у него срывается это «барышни». Впрочем, девчата были уже в самом соку, а потому Петр их и панночками назвал бы, ничуть не поморщившись. Разве только облизнулся бы, как кот на сметану. Н-да. Лучше бы не надо. Оно пока не помешало бы ходить бочком да поглядывать по сторонам, чтобы, ни приведи господь, чего не учудить.

Не сказать, что Базарная площадь успела просохнуть, но народ протоптал дорожки, поэтому ее проскочил, не замарав сапог. Прогулялся по Воскресенской. Проходя мимо места ночного происшествия, невольно начал осматриваться вокруг, толком не зная, что он хочет найти.

Подъехал большой грузовик. Петр обратил внимание на то, что уж этот-то точно потребляет уголек. Из квадратной кабины торчала труба дымохода, из которой валил черный дым. Кстати, кабина чем-то похожа на таковую у ГАЗ-66. Разве только попросторнее, да на морде красуется знакомый знак и надпись «Мерседес». И похоже, что котел располагается внутри ее. Ну и жарко же там, наверное! Но зато никакой гужевой повозке с ним не сравниться. Судя по объему кузова, грузоподъемность тонн шесть.

Проскочив перед кучами гравия, водитель вырулил, сдал назад и высыпал очередную кучу. Вот так. Еще и самосвал. Кстати, это далеко не первый рейс за сегодня. Петр помнил, что вчера куч было четыре или пять. А тут уже десяток. У катка с бульдозером никого не видно. Ну да оно и понятно, для них тут пока объема работ нет. Вот навозят гравия, тогда и они в дело вступят.

Библиотеку нашел быстро. Девчушка все четко объяснила. Иное дело, что она ошиблась. Петр оказался здесь персоной нон грата. Нет, его внешний вид тут вовсе ни при чем. Просто библиотекарь потребовала от него документ, удостоверяющий личность, а иначе она отказывалась пускать его в святая святых.

– Барышня, дорогая, но неужели нельзя ничего сделать? Ну не взял я сегодня документ, не знал, что тут он потребуется. А мне ведь и с собой ничего не надо. Всего и надо, что посидеть да почитать малость. Я же с пониманием. Вы хоть и не замужем, но у вас наверняка есть племяшки иль младшенькие братья с сестрами, а я бы вот им на гостинец. – Петр выложил перед девушкой рубль, изобразив самую открытую улыбку, на какую только был способен.

– За кого вы меня принимаете? – возмущенно зардевшись, пролепетала девушка.

Петр умел нравиться дамам, чего уж там. Поэтому тут же сменил тактику, изобразив глубочайшее раскаяние. Будь у них одинаковый статус, то он просто начал бы с ней флиртовать, и, никаких сомнений, дело было бы в шляпе. Но она из интеллигенции, он из рабочих, и его одеяние говорит об этом весьма красноречиво. А как тут обстоят дела с сословными различиями, ему пока неизвестно.

Но в любом случае симпатичный молодой человек, даже несмотря на легкую небритость, имеет все шансы затронуть сердечко незамужней особы. Как, впрочем, и замужней. Кто из нас не без греха, пусть и всего лишь в мыслях.

– Бога ради, извините. Просто… Ну вы же знаете, в наше время без посулов никуда. Вот я и… А мне очень надо.

– Я заметила, коль скоро на рубль не поскупились, – смилостивилась девушка. – А что так-то? Тяга к знаниям проснулась?

– Вот напрасно вы смеетесь, барышня. Учиться – оно ведь никогда не поздно. Но тут ситуация иная. Правоту свою товарищам доказать хочу или увидеть, в чем сам ошибаюсь. Понимаете? Я знать хочу, а не слухами кормиться.

Вот так, и почти не соврал, и девицу заинтересовал. А то как же, рабочий – и рвется к знаниям. Да тут ни один тилигент не выдержит, начнет помогать и способствовать. Если не от желания пособить, то для того, чтобы самоутвердиться хоть в своих же глазах. Вон он каков, не просто образован, но еще и несет луч света знаний в темную башку работяги.

– Вам только читальный зал, с собой ничего брать не будете? – уже с некоей долей заботы произнесла девушка.

– Нет. Ни клочка бумаги. Только читальный зал, – искренне заверил ее Петр.

– Уберите деньги. Пойдемте.

Девушка провела его к одному из дюжины столов с настольной лампой под зеленым абажуром и со стулом с высокой спинкой. Петр, кстати, видел такие в подвале детского дома. Они остались еще от советских времен. Надо же, сколько лет у Советов ничего не менялось.

– Что вас интересует?

– Мне бы школьный учебник по истории, такой, чтобы до наших дней. – А где еще можно быстренько пробежаться по истории, как не по страницам школьного учебника. – И подшивку «Ведомостей» за семнадцатый год, – добавил Петр, припомнив только эту газету.

– Как я понимаю, спор у вас с друзьями вышел относительно февральских событий?

Библиотекарша именно так и сказала – «февральских событий». Причем во всеуслышание, хотя в библиотеке в этот момент никого и не было. И ведь придала значение «Ведомостям», даже не упомянув учебник истории. Ой, вот только политики ему не хватало. Но с другой стороны, если Петр подыграет, то лояльность с ее стороны будет еще большей. И он не стал ее разочаровывать.

– Это так, барышня. Но меня и другие вопросы интересуют.

– Понимаю. Сейчас я вам все принесу.

– Благодарю вас, барышня, – нервно сглотнув, произнес Петр.

Да что же они тут все такие хорошенькие?! Может, чистая экология и здоровое питание, вон какие дамочки, просто кровь с молоком. Или это у него гормоны разгулялись на нервной почве. Очень даже вероятно. Такие похождения бесследно не проходят. А уж ему-то за последние сутки досталось так, что ни приведи господи…

Н-да. Ну, с Америкой – как он и предполагал. Южную открыл Колумб, в Северной отметился Америго Веспуччи. И Петр Великий тут очень даже имел место быть, с его закидонами и окончательным расколом православной церкви. Разве что, нужно отдать ему должное, он не просто создал флот, но и выпихнул русских моряков из Балтики. Он использовал зародившийся российский флот для лучшего освоения Дальнего Востока и Аляски. Впрочем, для этого и Белого моря вполне хватило бы, без выматывающей войны со Швецией. Но все же.

Правда, с освоением все одно что-то не заладилось. Берега Амура, Приморский край – еще более или менее. Но вот Чукотка, остров Камчатка и Аляска – откровенно слабо. На волне поражения в Крымской войне, опасаясь, что попросту не сможет удержать неосвоенные территории, Александр Второй решил продать Аляску американцам.

Наличие морского пути на Дальний Восток сыграло с Россией злую шутку. Потому что Транссибирскую магистраль начали строить только после поражения в войне с Японией. Планы строительства вынашивались уже давно, но в то же время всегда находились другие дыры. Опять же, благодаря морскому пути и рекам Амур и Аргунь дела на Дальнем Востоке обстояли не так уж плохо, чего не скажешь о Сибири.

Но надежды на морское сообщение не оправдали себя. Японские крейсеры и миноносцы хорошо покуражились в ту войну. А именно на них и сделал ставку адмирал Того. Японский адмирал с куда большим вниманием относился к военной мысли русского адмирала Макарова. Кстати, тот так же погиб при обороне Порт-Артура.

Однако и после войны какое-то время было не до Транссиба. Хватало как внутриполитических, так и экономических проблем. Кроме того, решение о начале строительства всячески саботировалось Государственной думой. Император своего волевого решения не высказал. Но Столыпину все же удалось растормошить Николая Второго, и строительство было начато. Однако вскоре грянула война, и финансирование строительства было прекращено.

Первая мировая в общем и целом шла по известному Петру сценарию. Во всяком случае, насколько он знал этот вопрос. И в феврале в Петрограде имели место волнения, едва не переросшие в вооруженное восстание. Вернее, вооруженные выступления тоже имели место, но они не успели принять большие масштабы.

Бунт подавил генерал Корнилов, вступивший в должность командующего петроградским гарнизоном. Командир «Стальной» дивизии, покрывший себя славой на фронте, бежавший из плена, куда попал, спасая Юго-Западный фронт от крушения, он пользовался непреложным авторитетом как у офицеров, так и у солдат. Поэтому сумел сплотить вокруг себя оставшиеся верными присяге, а вернее, поверившие в него части и, выведя на улицы столицы пушки, подавил вооруженные выступления жестко и быстро.

Н-да. Николай Второй и тут проявил слабохарактерность. А может, политическую дальновидность. Кто его знает. Уж не Петр, это точно. По итогам февральских беспорядков приговоры были весьма мягкими. Ни одной смертной казни, на каторгу угодило не более сотни человек. И это при том, что в вооруженном восстании участвовали солдаты, дававшие присягу! А само оно случилось в условиях, когда страна вела тяжелую войну. Бред! Но это было.

Мало того. В «Петроградских ведомостях», одной из центральных газет, проскальзывали такие выражения относительно Корнилова, как «душитель свободы». И это в то время, когда все еще шла война! Н-да, либералы все же появились не в девяностые. Эти индюки, похоже, существовали всегда. И ведь понятия не имеют, от чего их спас этот самый решительно настроенный «душитель свободы».

Зато летняя кампания семнадцатого года ознаменовалась мощным наступлением русской армии на Юго-Западном фронте и фактическим выводом из войны Австро-Венгрии, потерявшей четыре пятых своей территории. Окончательно вышла из войны Болгария. Союзники не позволили России и Сербии додавить ее окончательно. Как не дали возможности русским создать второй фронт с Турцией.

А еще весьма серьезные военно-морские силы Англии, Франции и Италии не смогли предотвратить уход из Адриатического моря австро-венгерского флота, лишившегося своих военно-морских баз. Противник «просочился», предприняв внезапные, отчаянные и решительные действия по прорыву блокады. Австро-венгры, совершив беспримерный переход под носом у противника, нашли прибежище в портах Турции, в значительной степени укрепив ее морские силы.

Планы, взлелеянные адмиралом Колчаком по захвату проливов, провалились. Ему банально не хватало сил, чтобы противостоять объединенному флоту центральных держав. Для русского Черноморского флота настали по-настоящему трудные времена. Даже Петру было понятно, насколько союзники подставили Россию. Отчего этого не замечал русский царь?

Союзники едва не надорвались на Западном фронте, но так и не смогли прорвать оборону германской армии. И это несмотря на то, что, спасая положение, германцы были вынуждены перебросить на Восточный фронт весьма существенные силы, в буквальном смысле оголив Западный.

Германцам пришлось оставить все территории, оккупированные в пятнадцатом году, во время великого отступления русской армии. Но, пожертвовав ими, они все же сумели стабилизировать фронт по довоенной границе. Правда, это было уже началом конца.

Петр попросил другие подшивки газет и погрузился в изучение уже современной истории. Разумеется, он останавливался только на громких, бросающихся в глаза заглавиях статей. В конце концов он не собирался посвящать свою жизнь изучению истории этого мира. Он просто хотел хоть как-то сориентироваться.

Весной восемнадцатого года в командование Западным фронтом вступил Корнилов. Наряду с Брусиловым он стал настоящим героем этой войны. Только, в отличие от последнего, еще и был всячески обласкан императором. В апреле русская армия начала широкомасштабное наступление на всех фронтах.

Вновь преуспели два героя этой войны. Но Корнилову, не то что Брусилову, резервы выделялись щедрой рукой. Войска его фронта получали лучшее снабжение. Несли огромные потери и рвались вперед. Брусилов фактически выкручивался своими силами. Хотя справедливости ради нужно заметить, что и напряженность на его участке все же была ниже. Так было написано в газетах. Да и Петр не раз и не два слышал высказывания насчет боевой эффективности австро-венгерской армии. А именно против ее остатков в основном и действовал Брусилов.

Зашевелились союзники, и их натиск был по-настоящему страшен. В Европу прибыли экспедиционные силы САСШ. И Вильгельм понял, что на этот раз ему не выстоять. Силы Германии были исчерпаны до дна. И все же войска на Западном фронте получили приказ держаться до последней возможности.

В дело вступала политика, и Вильгельм прекрасно отдавал себе отчет в том, что европейские державы разденут Германию как липку. Русские никогда не отличались кровожадностью. Ярким тому примером – поражение Наполеона, ну и, опять же, русско-турецкая война, в результате чего Болгария получила свободу. К тому же императрица, немка Александра Федоровна, имела влияние на своего царственного супруга.

И русский царь Вильгельма не разочаровал. Лучше бы Николай так пекся об интересах России, как он отстаивал перед союзниками поверженную Германию. Она отделалась, можно сказать, легким испугом. Даже Петр знал, что в его реальности ей досталось куда серьезнее. А вот Австро-Венгрия прекратила свое существование, распавшись на несколько государств.

После войны победившая Россия едва держалась на ногах. С одной стороны, война благотворно сказалась на темпах промышленного производства, возросших в несколько раз. С другой – просто грабительские проценты по займам, взятым у заклятых союзников. Конечно, до экономического краха было еще далеко, но и кризис – налицо.

Ставший председателем Совета министров вместо Голицына, не оправдавшего доверия, Петр Львович Барк начал постепенно и планомерно выправлять ситуацию. И в этом ему помогали недра страны. Ну и его личный деловой подход к решению возникающих проблем.

Еще в четырнадцатом году открыли богатое месторождение золота на Колыме. Однако в связи с началом войны разрабатывать его никто так и не стал. Грянула мобилизация, свалились иные напасти. И вот когда с войной было покончено, об этом открытии вспомнили. Барк и вспомнил.

Он являлся протеже покойного Столыпина, умевшего подбирать кадры. Тот прочил Петра Львовича на должность министра финансов; и хотя не успел сам довести его до этого портфеля, тот и сам управился. Причем сумел выстоять длительное время. Несмотря на войну и интриги. И вот, став председателем Совета министров, после победы Барк вспомнил о поданной перед войной записке.

Им же были предприняты усилия по распространению сведений относительно русского Эльдорадо. И грянула колымская золотая лихорадка. В России хватало золотопромышленников. Тем не менее до войны шестьдесят процентов добываемого в стране золота приходилось на частных старателей, сдававших металл в приемные пункты.

Даже при том, что старатели немалую часть добытого переправляли контрабандой в тот же Китай, в России ежегодно добывали более шестидесяти тонн этого металла. В первый год после войны добыча золота в общей сложности составила более ста двадцати тонн.

При этом среди старателей наблюдалась высокая смертность. Люди, в большинстве своем прошедшие войну и имеющие решительный характер, нередко доводили дело до вооруженных столкновений. Как ни странно, дрались не за золото, а за продовольствие. Случались смерти и от голода. Шутка сказать, в необжитых и неподготовленных местах одномоментно оказалось порядка семидесяти тысяч человек.

Барк учел ошибки. И хотя девятнадцатый год можно было назвать весьма удачным ввиду пополнения золотого запаса казны, он считал его провальным. На следующий год Барк предпринял целый ряд мер по обеспечению сети магазинов[3] и приемных контор на Колыме.

Для этого использовались трофейные дирижабли Цеппелина. Так уж случилось, что русские захватили аэродром базирования этих гигантов вместе с дюжиной воздушных судов и со всей инфраструктурой. И они оказались как нельзя кстати в условиях полного отсутствия дорог и крайней удаленности от населенных мест. Число же старателей превысило сто тридцать тысяч человек.

В прошлом, двадцатом году, если верить прессе, в империи было добыто около ста семидесяти тонн золота. И в этом году предполагалось побить эту цифру. Вместе с приостановкой деятельности печатного станка данное обстоятельство благотворно сказалось на росте курса ассигнаций к золотому стандарту.

Золотые монеты, исчезнувшие было из оборота с началом войны, вновь начали появляться во взаиморасчетах. Банки возобновили обмен, медленно, но верно выравнивая курс ассигнаций. Тенденция к росту их курса была неуклонной, и многие из тех, кто припрятал червонцы в кубышку, стали доставать металл, обменивая на бумажные деньги, пока это сулило большие выгоды. Что также благоприятно сказывалось на укреплении национальной валюты. Если в годы войны ассигнационный рубль стоил только пятьдесят копеек золотом, то уже через два года его стоимость равнялась шестидесяти пяти копейкам. За прошедшие шесть месяцев этого года ассигнационный рубль укрепился еще на десять копеек, и его стоимость составляла уже семьдесят пять копеек. А ведь впереди – следующие полгода.

Причина была не только в легализации припрятанного и добыче нового золота. Дело в том, что в ходе доставки грузов посредством дирижаблей пилоты совершенно случайно обнаружили кимберлитовую трубку. Во время ее обследования было выявлено богатейшее месторождение алмазов[4]. Казна тут же наложила на него руку, начала возводить прииск и поселок при нем, а также перебрасывать технику. Вот так все серьезно. Месторождение получило название «Трубка Маркова» в честь геолога, который заметил находку с воздуха и впоследствии провел геологоразведку.

Добыча алмазов началась только в этом году. По сути, пока непонятно, насколько богатое месторождение и каковы будут объемы добычи. Но данный факт уже сказался на курсе рубля. И если судить по тому, что помнил Петр, якутские алмазы должны были сказать свое веское слово.

Нередко встречались статьи о строительстве Транссибирской магистрали. Отмечались довольно частые нападения со стороны китайских и монгольских бандитов. В основном их целью являлись кассиры, перевозившие деньги на зарплату рабочим. Но случались нападения и на рабочие бригады. Словом, какой-то «Юнион Пасифик» на Диком Западе.

Совсем редко, но написанные неизменно в отрицательном или ироничном ключе, встречались даже не статьи, а заметки про инженеров, стремившихся создать двигатель внутреннего сгорания. Вот только эти редкие упоминания интересовали Петра особо. Складывалось такое впечатление, что кто-то планомерно травит идею создания ДВС. Одни называли эти двигатели ломкими, громкими и капризными игрушками с крайне небольшим рабочим ресурсом. Другие откровенно недоумевали, к чему тратить усилия на, по сути, бесполезную и бесперспективную идею, если паровые машины зарекомендовали себя с наилучшей стороны и сумели покорить даже небо.

Никакой ошибки. Граф Цеппелин приводил в движение свои гигантские дирижабли посредством компактных паровых машин, используя замкнутую систему циркуляции воды. И добился весьма существенных успехов, его аппараты совершали трансатлантические перелеты. Однако дирижабли при их большой грузоподъемности отличала некая медлительность и неповоротливость.

Мысль человеческая не стоит на месте, и идея создания воздушного аппарата тяжелее воздуха не оставляла пытливые умы. Уже в конце девятнадцатого века был создан первый самолет с паровым двигателем. Постепенно конструкция все более совершенствовалась, аппараты поднимались выше и летели дальше. Появлялись новые материалы. Получение алюминия и вовсе вывело самолетостроение на новый уровень. В войне с обеих сторон использовались уже тысячи самолетов с паровыми двигателями.

В пятнадцатом году на фронте появились грозные боевые машины. Танки ползли в свою первую атаку под Ипром на паровом приводе. Как, впрочем, было и всю последующую войну. Да и сейчас очень даже бегают, именно что бегают, используя силу пара. И никакого стимпанка. Все вполне реально, функционально и даже красиво.

Да что там говорить. Здесь даже мотоциклы с паровыми машинами имеются. И ничего, катаются за милую душу. Ну, если судить по фотографиям и статьям в газетах. И габариты у них не как у паровозов, а вполне даже привычные. Вот как у них тут все весело.

А двигатели внутреннего сгорания мало того что высмеивают при первой возможности, так еще и опасными называют. Вот развернутая статья, а не какая-нибудь заметка. Некий изобретатель, инженер Верховцев, решил-таки создать двигатель с взрывающимся внутри рабочего цилиндра топливом. Он вроде даже получил какие-то результаты, раскатывал по городу, пугая всех грохотом своего изобретения. Но при очередных испытаниях двигатель взорвался, уничтожив как своего создателя, так и целый ряд пакгаузов. Как говорится в статье, эти пороховые и жидкотопливные двигатели уже не курьез и не шутка, они по-настоящему опасны.

Интересно, а что такого нужно было сделать, чтобы ДВС взорвался? Нет, правда? Петру это было очень интересно. Ну бог с ним, с пороховым двигателем. Все же порох – это взрывчатое вещество. Но бензин или солярка… Кстати, он не нашел ни одного упоминания о Дизеле. Впрочем, чему тут удивляться, если этим миром правит пар. Хотя… Есть чему удивляться! Идиотизм, да и только! Какие-то сплошные газетные утки.

Но зато у Петра есть возможность создать двигатель внутреннего сгорания. Причем он очень быстро сможет построить рабочий образец, а не какой-то там прототип. Пусть он не инженер и с расчетами у него будет полный швах, зато он практик и знает моторы как свои пять пальцев, пусть это и российские образцы.

Ну хорошо. Ему понадобится инженер. Нужно же провести необходимые расчеты и вообще грамотно подойти к данному вопросу. Но в создании рабочего образца, превосходящего сегодняшние паровые машины, нет ничего сложного. Остается только заработать немного средств, и тогда все получится.

Петр даже знает, кто будет первым заказчиком. Конечно же армия. У ДВС есть одна особенность, которая непременно должна соблазнить военных. Двигателю внутреннего сгорания не требуется время для подготовки к запуску, потому что он всегда готов к работе. Стоит только его запустить, и можно трогаться. Ну и компактность. Сколько ни уменьшай паровую машину, котел никуда не денется. «Стирлинг»? Насколько знал Петр, добиться его компактных размеров – задача далеко не тривиальная.

ДВС, конечно, сложнее, дороже как в производстве, так и в эксплуатации, не такой экологичный. Но зато куда большая возможность маневра и имеет хорошие перспективы роста. Стоит его только вывести в свет, как ДВС очень быстро оставит позади своего парового конкурента.

Хм. Но первым шагом на пути к своей цели должна быть легализация его будущего «создателя». Как там фамилия этого следователя? Кравцов. Точно, коллежский асессор Кравцов. Как-никак он все же обязан Петру жизнью. А от него потребуется всего-то незначительная услуга. Помочь с документами.

– Большое спасибо, барышня. Вы меня очень выручили, – уходя, поблагодарил Петр.

– Нашли, что искали?

– Да, спасибо.

– И как? Вы оказались правы?

– Абсолютно.

– А как же вы докажете своим товарищам вашу правоту? Или мне ожидать теперь целую делегацию? – Вновь милая улыбка, и у Петра опять засосало под ложечкой.

– О-о-о, уверяю вас, я никого сюда не приведу. Да они и не пойдут. Более того, уверен, что они уже и думать забыли о наших противоречиях. Мне достаточно знать, что я прав. Остальное не важно.

– Это неправильно. Необходимо отстаивать свое мнение, – решительно не согласилась библиотекарша.

– Даже с оружием в руках?

– Если придется, – кивнула девушка. – Я могла бы рассказать вам и вашим товарищам о февральских событиях.

– Вот, значит, как. Не из ссыльных ли будете, барышня?

– Это что-то меняет?

– Упаси боже. Солнце теплое, вода мокрая, вы ссыльная, мир не перевернулся, и жизнь продолжается. А в феврале семнадцатого имело место банальное предательство, удар в спину собственному народу, ведущему тяжелую войну. Вы даже не представляете себе, какими были бы последствия, не прояви генерал Корнилов решительность и верность присяге.

– Вы оправдываете генерала, а между тем в феврале он утопил в крови революцию.

– Вас послушать, так можно оправдать и бомбистов.

– А вы считаете их неправыми? Они борются с самодержавием.

– Они просто террористы, и от их бомб гибнут далеко не только сатрапы и верные псы самодержавия.

– Лес рубят – щепки летят. Слышали такое выражение?

– Слышал, конечно. – Петр подошел к окну, выглянул на улицу и подозвал девушку: – Вот, барышня, взгляните. Видите?

– Что?

– Вот я вас и спрашиваю, что вы видите?

– Улица. Прохожие.

– Щепки.

– Что, простите?

– Я говорю, это те самые щепки, барышня.

– Но…

– И вон та девочка, что просится к мамке на ручки, тоже щепка. Не надо так на меня смотреть, – грустно улыбнулся Петр. – Когда бомбисты лили кровь, это считалось революционной борьбой. Когда же Столыпин отреагировал на это решительно и жестко, появилось презрительное выражение «столыпинский галстук». Когда солдаты, наплевав на присягу, науськиваемые германскими провокаторами и заговорщиками, повернули штыки против законного правителя, это назвали революционным порывом масс. Когда же Корнилов призвал к ответу предателей и клятвопреступников, его назвали душителем свободы. Я далек от политики, милая барышня, но если спросите, кто мне ближе, я отвечу – Столыпин и Корнилов.

– Не смею больше вас задерживать, – с холодным презрением произнесла библиотекарша.

– Еще раз спасибо. И до свидания, – все же остался вежливым Петр.

Вообще-то он с удовольствием сказал бы ей «прощай». Эта особа теперь ему решительно разонравилась, и видеть ее желания нет никакого. Даже ее красота сейчас его не трогала. Признаться, Петр с удовольствием задрал бы ей юбку и отстегал ремнем. Причем сексуальные игры тут абсолютно ни при чем. Хм. Похоже, эти чувства взаимны. И все же Петр скорее всего сюда еще вернется. А то как же, храм знаний как-никак.

Пройдя по Почтовому переулку, Петр свернул на Благовещенскую, на которой и находилось полицейское управление. Откладывать визит к следователю нет никакого смысла. Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь. Хм. А вот этого, пожалуй, не надо. Ему и на свободе живется очень даже хорошо.

На улицах города было довольно многолюдно. Время послеобеденное, самая жара. Но горожанам, похоже, на это плевать: чуть ли не весь город высыпал на улицу. Разве что стараются придерживаться северной стороны улицы, там есть возможность укрыться от палящих лучей солнца в тени домов.

Вот странное дело. Город расположен, можно сказать, среди тайги, а деревьев на улице практически нет. А ведь оно было бы и веселее, и тень для пеших прогулок. Опять же, в случае небольшого дождя кроны деревьев вполне были бы способны прикрыть горожан.

Пока шел, в попутном и встречном направлении проехало целых семь автомобилей. Два грузовика «мерседес» и «опель», наверняка трофеи. Два уже виденных ранее автобуса, двигающихся по маршруту, и, как рассмотрел теперь Петр, на кузове написано «Марк». Никогда не слышал о таком автомобиле. Три легковушки: «стенли» с открытым верхом, эта машина стояла вчера у ресторации, Петр ее узнал; и два «форда» с закрытой кабиной. Эти он точно не встречал. А ничего так в Красноярске с автотранспортом. Живенько.

На входе в полицейское управление, как и вчера, стоял городовой. Разве только другой. Петр подумал было, что ему заступят дорогу. Но полицейский окинул его скучающим взглядом, что-то там для себя решил и равнодушно отвернулся.

А вот внутри Петра остановили. Впрочем, он и сам бы остановился, потому что понятия не имел, куда идти. Здание двухэтажное и не такое уж большое. Но все же минимум пара десятков кабинетов тут имеется. И что же, ломиться во все? Вот тогда точно выпросишь то, что так упорно выпрашиваешь.

– Чего надо? – Дежурный унтер даже не пытался быть вежливым.

– Мне бы к следователю Кравцову, – даже не думая придавать значение некультурному обращению, пояснил Петр.

– Тебе назначено?

– Нет. Но он обещал меня принять.

– С чего бы это?

– А ты его об этом спроси.

– А если он скажет гнать тебя пинком под зад? – ухмыльнулся урядник.

– Ну так с тебя же не убудет? Пнешь. И вся недолга, – улыбнувшись самой своей открытой улыбкой, ответил Петр.

– Это да. С меня не убудет. Даже весело будет. Михей!

– Я, – отозвался городовой, сидевший в уголке и, как видно, выполнявший функцию помощника дежурного.

– Проводи до их высокоблагородия.

– Слушаюсь, – поднимаясь, без особой прыти ответил городовой и кивком головы обозначил направление, в котором следует двигаться посетителю.

Как и предполагал Пастухов, его проводили на второй этаж. Кабинет коллежского асессора оказался первым от лестницы. Рядом стояла обычная скамья, отполированная посетителями. Кстати, здесь и сейчас сидели двое, мужичок и баба средних лет, по виду крестьяне. Выходит, следователь занят и Петру придется обождать.

– Разрешите, ваше высокоблагородие? – постучавшись, заглянул в кабинет городовой.

– Слушаю тебя, братец, – послышался знакомый голос.

– Тут к вам один просится. Говорит, не вызывали, но, мол, обещали принять.

– А ну покажи его.

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие, – заглянул в кабинет Петр.

За столом сидел мужчина средних лет, вполне обычной внешности, без особых примет. Одет в чистенькую и ухоженную форму. На переносице пенсне. Перед ним лежат бумаги, а на стуле сидит старик, тоже крестьянин. Похоже, следователь его сейчас допрашивал.

– Странно. Голос вроде знакомый, а не упомню. Кто таков? – даже растерялся следователь, как видно, обладавший хорошей памятью.

– Вы вчера вечером сказали, что я могу к вам подойти, – пояснил Петр.

– Ага. Вспомнил. Посиди обожди, пока освобожусь. А потом я тебя приму. Спасибо, братец. Оставляй этого и можешь идти дальше нести службу.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

Ничего так следователь, цену себе знает, сразу рассыпаться в благодарностях, очевидно, не собирается. Но с другой стороны, вроде не заносчив. Так что, возможно, и выручит.

Прождать пришлось целых три часа. После этой троицы городовые доставили еще клиента, в котором можно было безошибочно опознать бывалого урку. Если этот Кравцов и испытывает благодарность за спасение своей жизни, то проявлять ее как-то не спешит.

– Так вот ты каков, человек прохожий, – указывая Петру на стул напротив себя, произнес следователь. – За благодарностью пожаловал?

– Можно и так сказать. Да только больше за помощью.

– Излагай.

– Кхм. В общем, мне нужны документы.

– О как. Так ведь я не паспортный стол.

– Я знаю. Да только и я не местный.

– Ясно. А что с прежними документами стряслось?

– А не было их у меня никогда. Сколько себя помню, все время бродяжничал, ни где родился, ни где крестился, ничего не знаю.

– И чем же ты жил?

– Поначалу попрошайничал, потом перебивался случайными заработками, за хлеб и кашу.

– И вдруг прозрел, понадобились документы.

– Вот напрасно вы так, ваше высокоблагородие. Я, может, получше иного мастерового дело знаю, да только мне больше, чем на хлеб да кашу, не заработать, потому как я никто и звать меня никак. А я по-человечески жить хочу.

– Ох, темнишь ты, братец. Ох, темнишь.

– Вот потому раньше и не обращался в полицию. Веры нашему брату нет.

– А ну давай как на духу, ты вчера тоже хотел на меня напасть?

– Хотел бы, так напал бы, ваше высокоблагородие. Вы уж простите, но приголубил бы вас следом за тем щуплым да обчистил бы обоих.

– А может, ты специально это сделал, чтобы в доверие ко мне втереться да документы справить?

– Знать, не поможете. Ну тогда простите, что побеспокоил. Вы мне ничем не обязаны. Так не часто повезет, чтобы и татя к ответу призвать, и свои дела поправить. А я вон себе одежку новую справил. Теперь найду какую вдовушку, их теперь много, да буду жить-поживать.

– Ну и жил бы. Чего же документами решил озаботиться?

– Так для сохи документы не требуются. А я и механиком могу, и слесарем, и электромонтером. Покидала жизнь, понахватался малость. Вот и думал в железнодорожные мастерские устроиться.

– А краснеть не придется, если я тебя туда пристрою?

– Не придется, – искренне заверил Петр. – Но только все одно документы нужны. Я уж по этой дорожке хаживал. Как к получке дело подходит, так и начинается радость. Не нравится – иди на все четыре стороны. А куда без документов-то.

– Значит, так, спаситель. Слушай меня внимательно. Заведующего мастерскими я хорошо знаю. Обмана за ним никогда не водилось. Попрошу – примет. Но только приживешься ты там или нет, это уж от тебя зависит. А пока суд да дело, я тебя по всем линиям проверю. Думаю, если что за тобой имеется, то за полгода мы это раскопаем. Поэтому сейчас тебя сфотографируют, потом оформим все потребные бумаги. Если ты думал, что я ради тебя пойду на преступление, то ты сильно ошибся.

– Нет, не думал, – с довольной улыбкой замотал головой Петр.

– Вот и ладно. Тогда пойдем к нашему криминалисту.

– Сашенька, ты позволишь? – постучав в дверь, поинтересовался мужчина средних лет, весьма представительной наружности, в деловом костюме и с котелком в руке.

По всему было видно, что он собирался покинуть дом.

– А разве тюремщик спрашивает у заключенного разрешение на что-либо? – послышался из-за двери резкий девичий голос.

– Я так понимаю, что войти я все же могу? – сделал вывод мужчина, даже не пытаясь оправдываться в ответ на резкое высказывание.

Поэтому, больше не тратя время на переговоры, которые обещали быть бесплодными, он открыл дверь и вошел в комнату.

– Доброе утро, дочка, – поздоровался Виталий Юрьевич.

Ответом ему послужили молчание и гордо демонстрируемая спина. Дочь уже была полностью одета и не выходила к завтраку только в силу протеста. Вот такая уродилась, и ничего с этим не поделаешь. Да еще и воспитывалась без матери. Отец в дочери души не чаял и настолько ее любил, что так и не женился во второй раз. Сашенька была весьма упрямой особой с раннего детства. А еще отчаянной проказницей, если не сказать больше. Образ матери для нее был священен, а потому ни одна женщина не смогла бы ее заменить. Угу. Если коротко, то Саша попросту вила из своего папеньки веревки, если не сказать канаты.

А тут еще и это новомодное женское движение – эмансипация. Которое докатилось и до России. В молоденьких барышень словно бес вселился. Они норовили во всем превзойти парней. И, к сожалению, дочь Виталия Юрьевича не стала исключением. Да она и не могла им быть ввиду своего взбалмошного характера. Вот и курить стала, только девять утра, а в комнате уже дым. И ведь любое замечание неизменно воспринимается в штыки.

– Александра, я к тебе обращаюсь.

– Я слышу, – с нарочитой надменностью, но все же с интонацией обиды ответила девушка.

– И?

– А я должна пожелать доброго утра своему тюремщику?

– Н-да. Правы все же были те, кто говорил, что тебя нужно было пороть в детстве. Увы, теперь уже поздно, – разочарованно вздохнул отец.

– Пороть. Фи. Как это вульгарно, Виталий Юрьевич. И отдает анахронизмом. Я считала вас представителем современного общества, а не сторонником ветхой старины.

– Александра, или разговаривай со мной нормально, или… – глядя на стройную спину, затянутую в платье, и каштановые волосы, убранные в аккуратную прическу, сердито бросил отец.

– Что – или? – резко обернувшись, выпалила девушка.

– Я устал с тобой бороться, дочка, – сдулся Игнатьев.

Если бы кто-то из его компаньонов, и уж подавно конкурентов, сейчас наблюдал эту картину, то не поверил бы своим глазам. Волевой, предприимчивый и безжалостный делец с бульдожьей хваткой пасовал перед какой-то пигалицей. А иначе ее и не назвать. Невысокого роста ладная девчушка лет двадцати, с весьма милым, даже красивым лицом, обрамленным светло-каштановыми волосами.

– Значит, так, – став вдруг жестким, вновь заговорил Виталий Юрьевич. – Игнат сегодня же присмотрит тебе отдельную квартиру. Ты будешь получать триста рублей ежемесячного содержания. Этого более чем достаточно, чтобы практически ни в чем себе не отказывать. Ни копейки больше ты не получишь. Поэтому когда будешь кутить со своими экзальтированными друзьями, имей это, пожалуйста, в виду. Я не собираюсь угрожать тебе лишением наследства. Но учти, я не оставлю дело всей своей жизни в руках вздорной особы, способной пустить мои труды на ветер.

– Оставите все церкви, Виталий Юрьевич? – с язвинкой поинтересовалась девушка.

– И эту глупость я не сделаю, – отрицательно покачав головой, спокойно возразил отец. – Священники должны служить Господу и заботиться о душах своих прихожан, а не заниматься предпринимательством. Я поступлю иначе. Выпущу акции, и всяк сможет выкупить то или иное их количество. Ты также получишь часть акций, но не контрольный пакет. Так что бедность тебе не грозит, и бесприданницей ты не будешь. Но изгадить мой труд у тебя не получится. Вырученные же от продажи акций средства я пущу на расширение производства.

– Папа, ты не сделаешь этого!

– Почему? Потому что моя дочь спит и видит, когда я умру, чтобы полностью перепрофилировать производство под свои взгляды? И потом, где вы потеряли Виталия Юрьевича, милая барышня?

– Папа…

– Помолчи. Девочка, ты с самого детства вьешь из меня веревки, но даже понятия не имеешь, что я за человек за пределами дома и чего стоит мое слово. Так что не сомневайся, я сделаю так, как сказал.

– Я в этом и не сомневаюсь. И чего стоит твое слово, я прекрасно знаю. Но ты не прав. Я не желаю твоей смерти. И никогда этого желать не буду. Если ты так говоришь, то это ты совершенно меня не знаешь. Или принимаешь за… за… Я даже не знаю, за кого, – чуть ли не в отчаянии едва не выкрикнула девушка.

– Но насчет перепрофилирования производства ты ничего не сказала, – ткнув в нее указательным пальцем, произнес отец.

– Потому что я считаю себя правой. Верховцев…

– Твоего Верховцева убило его же изобретение, – отмахнулся Игнатьев. – Мало того, что сам отправился на небеса, так еще и семья осталась без средств к существованию. Ну работал себе и работал, к чему было связываться с этой опасной игрушкой?

– Но папа, двигатель внутреннего сгорания вовсе не опасен. Да, он шумный, но взорваться…

– Ты так в этом уверена?

– Абсолютно.

– А как же тогда мнения авторитетных ученых?

– Это все чушь. Было время, когда такие же авторитеты утверждали, что длительное движение со скоростью тридцать верст в час приведет к летальному исходу. Однако сегодня мы наблюдаем скорости в два и три раза большие, дирижабли перекрывают этот потолок в четыре с лишним раза, самолеты в пять, однако никакого негативного влияния нет. И потом, это скорее паровые котлы склонны к взрывам.

– Глупости. За четыре года войны на полях сражений были задействованы сотни тысяч паровых машин, и за все время не было зафиксировано ни одного взрыва котла. Я имею в виду без внешнего воздействия. А взорвавшийся двигатель внутреннего сгорания – налицо. Причем это уже не первый случай.

– Этого не может быть. Я уверена, что это просто заговор промышленников, которые всячески не желают появления конкурентов.

– То есть и я тоже состою в этом заговоре?

– Нет. Тебя к их числу я отнести не могу. Потому что ты занялся производством автомобилей и паровых машин к ним только в годы войны, – покачав головой, возразила девушка.

И это чистая правда. Виталий Юрьевич входил в число тех промышленников, которые налаживали производство уже после начала войны. До этого он был купцом и водил баржи по Волге. Ну, не сам, конечно. У него имелось четыре парохода и дюжина барж.

Он уже давно подумывал наладить производство автомобилей. Но его останавливало то, что на российском рынке автомобили были не так востребованы. И потом, единственный русский автомобиль «Руссо-Балт» оказался гораздо дороже того же «опеля» или «рено» и не мог конкурировать с ними даже с учетом взимаемых за них пошлин. А уж о «фордах» и говорить нечего, те в сравнении с ним и вовсе стоили копейки.

Смешно сказать, но Виталий Юрьевич даже побывал на заводе Форда и самым внимательным образом ознакомился с организацией производства. Признаться, он был поражен эффективностью внедренных этим человеком новаций. Однако так и остался простым любопытствующим субъектом. Да, Игнатьев хотел наладить выпуск своего автомобиля. Но не был готов заниматься гарантированно провальным делом. В России спрос на автомобили, даже самые дешевые, был крайне низок.

Однако все изменилось, когда грянула война. Армия нуждалась в автотранспорте. Автомобили приходилось закупать за границей, причем в больших количествах и за звонкую золотую монету. Убедившись, что на время войны в заказах у него недостатка не будет, и высчитав, что не только оправдает вложения, но и сумеет заработать, даже если война продлится всего два года, Игнатьев решил взяться за строительство завода. К тому же этому способствовали льготы, предоставляемые правительством промышленникам, которые налаживают производство в военной сфере.

Уже через год завод начал выпуск автомобилей «Добрыня» грузоподъемностью полторы тонны. Еще год спустя со второго конвейера сошел первый «Муромец» грузоподъемностью пять тонн. А еще через полгода – «Попович», это был легковой автомобиль для командного состава. Имелись образцы и в грузовом исполнении грузоподъемностью до сорока пудов. Все автомобили выпускались во внедорожном исполнении, что, в общем-то, и понятно, все же продукция для фронта.

В настоящий момент военные несколько урезали заказы. Но это не так уж и страшно. Автомобили у Игнатьева получались сравнительно недорогие, хорошего качества и вполне были востребованы и на внутреннем рынке. В частности, сейчас возобновлено строительство Транссибирской магистрали, и там требовались именно внедорожные грузовики. Правда, тоннаж «Муромцев» пришлось увеличить до шести тонн, чтобы они могли выступить достойной заменой иностранцам.

Кроме того, «Поповичи» приобрели некую популярность среди помещиков, управляющих поместий и зажиточных крестьян. Разве только пришлось увеличить ассортимент. Не всем по душе аскетичная компоновка военного автомобиля с парусиновым верхом. Появились образцы с кабинами, причем как в скромном, так и в более дорогом исполнении…

– Ну спасибо, дочка. Отрадно слышать, что я все же не причастен к всемирному заговору.

– Но это ты! Что же касается остальных, то я о них этого сказать не могу. Хотя бы потому, что ты не конкурент таким магнатам, как «Форд», «Мерседес», «Опель», «Роллс-ройс», «Стенли» и «Марк». Германцы, даже несмотря на поражение в войне, ничего не потеряли и сейчас уже преодолели довоенный уровень производства. Но стоит только появиться функциональному образцу двигателя внутреннего сгорания, и их позиции мировых лидеров серьезно пошатнутся. У этого двигателя огромный потенциал и масса преимуществ, о которых умалчивают борзописцы, поливающие эту идею грязью. И Павлу Валентиновичу удалось создать такой двигатель. Мы успели провести целый ряд испытаний и тестов. Двигатель работал безупречно и без труда разгонял авто до девяноста верст в час. Просто нужно еще доработать качество стали, идущей на некоторые узлы, довести до ума систему смазки, охлаждения, потому что перегрев пагубно сказывается на износостойкости частей и механизмов. Но это уже доводка. Конечно, она может занять не один год, но ведь это естественно.

– Двигатель Верховцева взорвался?

– Я не понимаю, как такое могло случиться. Меня там не было. К нему пришла полиция, и он попросил меня уйти.

Игнатьев был несколько не прав в отношении своей дочери. Она не просто была сторонницей уравнивания в правах женщин и мужчин. Это ее желание вовсе не выражалось в том, что она начала курить. Папироса являлась скорее символом, чем самой сутью, как для многих барышень. Александра же пошла дальше: обряжаясь мальчишкой, она устроилась ученицей в механическую мастерскую.

Первая серьезная ссора между ней и отцом случилась, как раз когда он узнал о ее поступке. Отец самым решительным образом потребовал, чтобы Александра прекратила эту блажь и больше в мастерскую ни ногой. И она послушалась.

Н-да. Вместо того чтобы работать в мастерской, Александра бросилась в другую крайность. Она начала вращаться в обществе столичной богемы, и Игнатьев, через дочь, разумеется, оплачивал многие культурные мероприятия и безудержные кутежи. Он даже подумать боялся, до чего там докутилась его дочь, не то что спросить об этом ее.

В итоге Виталий Юрьевич решил, что ничего страшного в том, что она увлекается механикой, нет. Ей даже удалось сберечь свои руки от въедливого машинного масла и мозолей. Правда, при этом на перчатки ей приходилось тратить в три раза больше, чем она зарабатывала. Ну да чем бы дитя ни тешилось, лишь бы до беды не дошло. А с этой богемой, вперехлест ее через колено, неизвестно до чего докатится.

Именно в той мастерской, куда она вернулась, Александра и познакомилась с Верховцевым, заказывавшим там изготовление некоторых деталей. Разумеется, за мальчика всерьез ее никто не принимал. Просто все делали вид, что ничего не замечают. Дело свое делает исправно, ученица старательная. Так чего еще нужно? Нет, молодые вроде как интерес проявляли, но только до той поры, пока им не пояснили, где именно находится грань дозволенного. Приставленные папенькой соглядатаи и пояснили.

Когда Верховцев озвучил свою идею, Александра тут же ею загорелась. Любить механику – это одно. А быть причастной к чему-то действительно достойному, к тому, что оставит свой след в истории, – это совсем другое. Она была готова на все что угодно, лишь бы стать помощником инженера. И пусть запомнится только имя Верховцева. Ведь никто не помнит кузнецов, помогавших тому же Нартову[5]. Но зато на склоне своих лет она будет знать, что была причастна к чему-то важному.

Признаться, тот факт, что из механических мастерских дочь перекочевала в личную мастерскую изобретателя, Виталий Юрьевич воспринял уже более благосклонно. И с инженером поговорил, найдя его человеком благоразумным и увлеченным своим делом. К тому моменту было известно только о взрывавшихся пороховых двигателях. Но Верховцев делал ставку не на взрывчатые вещества. Вот Виталий Юрьевич и не беспокоился по данному поводу.

В тот день, когда случилось несчастье, Александра, оказавшись выдворенной за дверь, решила не возвращаться обратно. Ну что там может быть интересного? Вот если работа в мастерской, это дело иное. А участвовать в разбирательстве по поводу обращения очередного жалобщика не хотелось категорически. О взрыве в мастерской девушка вообще узнала только наутро.

И вот тут-то у них с отцом случилась вторая серьезная ссора. Виталий Юрьевич, сильно испугавшись за дочь, в категорической форме потребовал, чтобы она прекратила свое увлечение. Да еще и посадил под домашний арест. В качестве протеста девушка напрочь отказывалась с ним общаться и даже сидеть вместе за обеденным столом…

– Как ни крути, но все указывает на то, что взорвался именно двигатель. Или ты скажешь, что и полиция участвует в заговоре? – вздернув бровь, спросил Игнатьев.

– Нет. Этого я не скажу. Папочка, прости меня, а?

– «Папочка», – передразнил он ее. – А как же тюремщик?

– Я была не права. Но и ты тоже.

– Что – я?

– Я понимаю, ты испугался за меня. Но ведь не под замок же.

– А куда? У тебя же не одна крайность, так другая.

– Может, в университет?

– Куда-а? – опешил Виталий Юрьевич.

– На механический факультет. Ну сам посуди, раз уж я получаюсь твоей наследницей, должна же я разбираться в вопросе.

– Во-первых, мои активы – это не только завод. Если ты помнишь, то по Волге и Каме у меня еще и пароходы с баржами ходят.

– Помню, конечно. Но благодаря войне твои основные активы как раз в заводе.

– А ничего, что я управляюсь с ним, сам не имея инженерного образования?

– Папулечка.

– Александра. Это неприлично, в конце концов. Ты девица. Вот где ты видела девиц, обучающихся в университете? Да еще и на механическом факультете.

– Папочка, ну пожа-алуйста!

– Тебе вообще нужно о замужестве думать.

– Неужели ты считаешь, что при моем приданом я останусь в девах? – мило улыбнулась Александра.

– Не считаю, – вынужден был признать Игнатьев.

– Правильно. А пока суд да дело, я стану постарше и порассудительнее, и меня не окрутит какое-нибудь ничтожество.

– Гхм. Никаких механических мастерских? – наконец начав сдаваться, поинтересовался Виталий Юрьевич.

– Если только у тебя на заводе.

– Никаких инженеров-изобретателей?

– Только если с твоим главным инженером.

– А папиросы?

– Все. Уже не курю. – Девушка решительно тряхнула своими каштановыми кудрями.

– Слово?

– Слово. Но только в этом, – тут же поспешила поправиться она, однако, встретив строгий взгляд отца, уточнила: – Ну разве что с твоего позволения и одобрения.

– Ладно. Но это еще не все. Вступительные экзамены сдавать ты будешь сама, учиться тоже. Я палец о палец не ударю.

– Согласна. Спасибо тебе, папулечка.

– Господи, другие радуются изумрудным ожерельям, а моя дочка…

– Ты на завод? – перебила она его.

– На завод, куда же еще-то.

– Я с тобой. Вы же сегодня новую машину испытывать будете.

– Так ведь не завтракала.

– А я быстренько.

– Не спеши. Соберись как полагается. Я пришлю шофера обратно. И без тебя испытания не начнем, – поймав на себе осуждающий взгляд дочери, пояснил он.

– Папуля, а можно мне будет прокатиться на новом образце? – промурлыкала Александра милым котенком.

– О том и толкую. Соберись и переоденься.

– Папочка, ты самый лучший! – тут же бросилась девушка на шею зардевшемуся от удовольствия отцу.

Глава 4 На всякого хитреца…

– Вот так держи. Ага, так. Я сейчас.

Петр вооружился молотком и, приставив к скважине гвоздь, вогнал его наполовину в бревенчатую стену, чтобы и не намертво, и держалось. Потом второй. Корпус распределительного щитка повис на стене, и потребность в помощнике отпала.

– Порядок, Митя. Дальше я и сам управлюсь. А ты давай пробивай изоляторы. Только строго по линейке, чтобы не как бык поссал.

– Ну что вы, дядь Петр, теперь мне каждый раз тот случай поминать будете? – шмыгнув носом, с обидой произнес парнишка лет пятнадцати.

– Еще как буду. И запомни: халтурить – это последнее дело.

– А мы сейчас что делаем? – хохотнув, возразил паренек.

– Ну знаешь, русский язык – он ведь велик и могуч. Вот возьми слово «коса»: есть девичья коса, есть песчаная, а есть для косьбы, – заканчивая крепить распределительный щиток, начал пояснять Петр. – Мы сейчас халтурим, это в смысле подрабатываем, помимо основной работы. А я тебе халтуру в работе поминаю, это когда дело свое плохо делаешь. Уяснил?

– Уяснил, – приколачивая первый изолятор строго по линии натянутого шпагата, произнес парень. – Ученый вы, дядь Петр. Только непонятно, откуда столько знаете. Сказывали же, что на улице выросли. А сами и грамоту разумеете, и арифметику, и с механикой у вас эвон как легко все выходит. Только летом устроились в мастерскую, а уже мастер.

– Вот это ты верно заметил. Если мне что нравится, то я враз это воспринимаю, – принимаясь набивать изоляторы в другом направлении от щитка, подтвердил Петр. – А что до знаний, так люди разные мне встречались. Господа-то, они не всегда заносчивые. Есть и такие, что всегда готовы помочь, и даже получают от этого удовольствие. Кто-то себя потешить хочет, кто-то считает эту помощь своим христианским долгом. А вообще, Митя, счастливый случай подворачивается всем без исключения. И не раз, не два, а пока живешь, тебе Господь подбрасывает возможности что-то изменить, чего-то достичь. И только от тебя зависит, увидишь ты это или нет.

– Это как это?

– Ну вот послушай притчу. Жил-был один мужик. В Бога веровал так, что спасу нет, все только и делал, что молился да поклоны ему бил. А тут вдруг половодье. К нему среди ночи соседи прибежали, мол, бежим, вода подступает. А он им, дескать, идите спасайтесь, а мне ничего не будет, я в Бога верую так сильно, что он не даст мне пропасть. Вода уж к крыльцу дома подступила, и ко двору подплывают на лодке, мол, садись, спасайся. А он им: «Ищите иных, кого спасать, а меня Господь сбережет». Сидит уже на крыше, река вокруг бурлит. И тут сверху падает веревочная лестница, а из гондолы воздушного шара зовут его, спасти хотят. А он им отвечает, что бояться ему нечего, Господь не попустит.

– И что дальше? – прекратив приколачивать изоляторы, живо поинтересовался паренек.

– А ничего. Потонул мужик. Ну, за праведность его определили в рай. А его-то любопытство гложет. Вот он и спрашивает у Бога, мол, он не ропщет, так предначертано, так тому и быть, но почто он не спас его и позволил утонуть? А Бог удивляется. Как же не помог? Соседей к нему послал, лодку направил, воздушный шар пригнал. Что еще нужно было сделать?

– А-а-а, по-онял. На Бога надейся, а сам не плошай.

– Хе. Ну в каком-то смысле да. Но главное все же – это то, что по сторонам нужно смотреть внимательно и слушать тех, кто рядом. Вот я и слушал, да от помощи не отказывался. А что получилось?

– Что?

– А то, что некий отрок Митрий сейчас смотрит на меня, открывши рот, и почитает за человека шибко ученого, – щелкнув его по носу, нарочито по-мужицки ответил Петр. – Колоти давай, умник. Слушать-то оно надо, но и о деле забывать не след.

Следователь Кравцов все же оказался благодарным человеком и за добро отплатил добром. Для начала он устроил Петра на работу в железнодорожные мастерские, Павел Игнатьевич и впрямь был его добрым товарищем.

Правда, принял он новичка с недоверием. Поставил разнорабочим. А куда его еще, без специальности. Но очень скоро новенький начал влезать в различные дела. То электропроводку в порядок приведет с помощью подручных средств, то гайки крутить поможет. То с расспросами к мастерам, мол, а как это, а для чего это.

Поначалу мастера косились в его сторону. Но постепенно стали смотреть одобрительно и мало того – уважительно. А то как же, человек, который стремится чего-то достичь, заслуживает уважения. Правда, так на него смотрели не все. Были и те, которые считали его за выскочку и лизоблюда. Но справедливости ради нужно заметить, что по большей части это были либо горе-работники, либо откровенные лодыри. Нет, если бы Петр умудрился перейти дорогу мастерам, то и они бы поглядывали на него искоса, а то и не только поглядывали бы. Но мастера от него ничего, кроме уважения, не видели.

С жильем Петр также определился. Встал на квартиру к одной вдове. По Николаевской слободе пошла гулять сплетня. Но народ сильно не злобствовал. Посудачили, да потом и переключились на иные темы. Нет, отношения Петра и Аксиньи назвать платоническими было нельзя. Любви не было, и на женитьбе никто не настаивал. Была потребность у обоих, вот и сладились. К тому же ей нужны были мужские руки в хозяйстве да копейка какая лишняя, четверых деток растила. Но вели себя жилец и хозяйка чинно, не выпячивались.

К Новому году Кравцов выполнил-таки свое обещание. Проверив Петра по всем направлениям, в том числе и через жандармское управление, он поспособствовал тому, что Пастухов получил документы. И как только это случилось, заведующий тут же перевел Петра в слесари. Уж больно ловко у новенького получалось работать с разными механизмами.

Однако Петр и не думал останавливаться на достигнутом. Поэтому попросил Павла Игнатьевича посодействовать, чтобы Петр мог сдать экзамены в железнодорожном училище на машиниста. Тот пообещал выйти на директора училища, но заверил, что на экзамене ему никто скидок делать не будет. А Петру скидки и не нужны. Он уже сегодня готов вести хоть паровоз, хоть грузовик. Разве только практики нет, но это дело наживное.

Помимо работы в мастерских, уже с осени начал халтурить на частных заказах. Нет, не в мастерских. Хотя этим многие грешили, Петр предпочитал не злоупотреблять добрым к себе отношением. Разве только смастерил там же себе инструмент. Но перед этим подошел к Павлу Игнатьевичу и попросил у него на то разрешение.

Кстати, заведующий мастерскими оказался и первым клиентом Петра. У него случились проблемы с проводкой, а электромонтера было не дозваться. Хотя в городе и работает электростанция мощностью пятьсот киловатт, в электриках все же ощущается нехватка. А что Петру проводка в доме? Так, на один зуб. Не электроника и не радио, в самом-то деле.

Первый заказ сделал бесплатно. Нет, не в рекламе суть. Просто не мог не ответить добром на добро. Да и дел там оказалось на пару сморчков. Но потом пошли иные заказы. И вот тут уж Петр не стеснялся брать плату. Даже случился конфликт с парочкой электромонтеров, которым не понравилось, что у них хлеб отбирают. Да только не на того нарвались. Начистил он им морды вдумчиво и качественно, а напоследок посоветовал не считать себя пупами земли, а делать свое дело быстро и толково.

Вот и здесь, в доме красноярского купца второй гильдии Заболотного, Петр с помощником занимались электропроводкой. А кроме этого, еще и устанавливали «стирлинга»[6], который достаточно часто использовался в быту для получения механической энергии, только в данном конкретном случае «стирлингу» предстояло приводить в движение динамо-машину[7].

В городе есть электростанция, но купец жил на окраине, и, когда досюда доберется электричество, было решительно непонятно. А так только дровишки подбрасывать не забывай. И ни от кого не зависишь. А еще можно будет к соседям провода пробросить. Мощности динамо-машины вполне хватит. В принципе, имея в виду это намерение купца, Петр и посоветовал выписать именно это динамо. Эдак он мало того что получит дармовое электричество, так еще и понемногу оправдает свои вложения…

Петр посмотрел на проделанную работу. По стене и потолку пробежали аккуратные строчки небольших белых изоляторов наружной проводки с собственно проводом. Нормально получилось. Теперь главное. Нужно провода в щитке в порядок привести.

– Митрий, давай подходи, провода крутить будем.

– Я? – с надеждой и недоверием уточнил паренек.

– Ну конечно ты, а то кто же. Да ты не бойся, я рядом буду, присмотрю. Давай.

Митя был старшим сыном вдовы Аксиньи, у которой квартировал Петр. Взрослый парень пятнадцати лет, он прекрасно осознавал, что происходит между мамкой и квартирантом. Но относился к этому с пониманием. Чай, не при живом-то муже.

Парнишка, будучи старшим в семье, брался за любую работу, но получить специальность ему было не суждено. Не было у матери возможности отдать его в училище. Он и школу-то только церковно-приходскую закончил. А дальше нужно было работать, мамке помогать.

Петр решил обучить его профессии электрика, а как только сам укрепился в мастерских, так и Митю к себе потянул. Благо парнишка оказался смышленый, и дело у него спорилось. Они даже изготовили в мастерской второй комплект инструментов. Петр не собирался пускать корни в Красноярске. Но и инструмент передавать по наследству в его планы не входило. Он здесь вообще-то довольно дорогой, и вот так просто в лавке набор не купишь. Мало того, Пастухов изготовил себе еще несколько ключей, газовых и разводных. Конечно, железо тяжелое, но своя ноша не тянет, а он ведь автомеханик и этим делом всегда прокормиться сможет.

– Митька, подь сюды, поможешь, – заглянув в комнату, позвал купец.

– Он занят, Захар Силантьевич, – вежливо отбрил купчину Петр, ткнув в бок дернувшегося было на зов парнишку.

– Ну дык ты поди сюда, – не унимался купец.

– Так и я занят.

– Ты просто стоишь.

– Не просто, а присматриваю, чтобы мой ученик все ладно сделал.

– Я вам плачу…

– Ты, Захар Силантьевич, нам платишь за то, чтобы мы тебе электричество в доме наладили. Вот мы свое дело и делаем. А со своим хозяйством, будь добр, сам разбирайся.

Нет, если бы тот подошел по-человечески и попросил помочь, то никаких вопросов, Петр помог бы. Но купец решил, что раз он им платит, значит, эти двое чуть ли не его дворовые работники и он может ими помыкать. Ошибочка. И лучше бы ему это понять и не лезть в бутылку.

– Л-ладно. Посчитаемся еще.

А кстати, неплохая идея. Больше половины работы Петр и его помощник уже сделали. И не мешало бы купцу выплатить им вторую половину. А ну как решит зажать денежку? Так ведь и в суд на эту наглую морду не подашь. Договора-то нет. Вот так заявит купец на белом глазу, что выплатил все сполна и на него, уважаемого горожанина, наговаривают. А то и вовсе скажет, что знать не знает, о чем речь, и Петр у него ничего не делал.

Сталкивался уже Пастухов с подобным в своем мире. И не раз. Нет, с ним-то такого не случалось. Потому как у него свои машины ремонтировали все больше простые трудяги, среди которых подобные жмоты редкость. Потому как и сами свою копейку по́том и мозолями зарабатывают, и к чужому труду уважение имеют.

А вот среди предпринимателей разной руки придержать плату за проделанную работу, а то и вовсе кинуть – это в порядке вещей. Встречаются просто жадные. И деньги у них есть, но вот так взять и отдать тем же штукатурам разом сто тысяч просто рука не поднимается. И начинает такой заказчик тянуть резину, выплачивая долг целый год.

Именно памятуя об этом, Петр и запросил у купца половину оплаты авансом. Но похоже, не помешает закрыть финансовый вопрос теперь же. Пока он может еще надавить на Заболотного, а то потом как бы поздно не было.

– Захар Силантьевич, кстати, как насчет того, чтобы рассчитаться? – окликнул Петр купца, уже выходившего из помещения.

– А ты что же, работу закончил, чтобы расчет просить?

– Захар Силантьевич, ты уж меня прости, но просят тебя пусть те, кто от тебя в зависимости какой. А я тебе просто говорю: либо ты заплатишь сейчас и сполна, либо я собираю свои вещички и ухожу.

– Это как это? А задаток?

– А задаток я уже вполне отработал. И даже больше того. Так что с моей стороны все по-честному.

– С чего это ты вдруг?

– А с того, что слова твои мне не понравились. Вдруг решишь, что меня, как тех инородцев, можно объегорить.

– Ты, Петька, за словесами-то следи. Не тебе, голоштанному, в моем купеческом слове сомневаться.

Вообще-то купцу за сорок, и он как бы Петру в отцы годится. Но это не имеет никакого значения. И спускать ему Пастухов не собирался.

– Во-первых, не Петька, а Петр Викторович. Родовитые дворяне меня по имени-отчеству величают, и тебе, купцу, не зазорно будет. Во-вторых, это не я, голоштанный, к тебе пришел, а ты ко мне, знать, я все же мастером слыву, а не рванью подзаборной. Ну и в-третьих, я никогда не беру на себя больше, чем могу унести.

– А как насчет слова твоего? Чего оно стоит?

Вроде и извиняться не собирается, но и Петькой уже не величает. Ладно. И то прогресс. Но все же поймал, зараза. Можно сказать, подсек на крючок. Потому как репутация в нынешней России очень много значит. И кстати, за Заболотным еще не водилось такого, чтобы он дурачил кого в Красноярске. Инородцев в тайге – дело иное. Ну так на то и купец, пробавляющийся пушниной.

– Мое-то слово крепко, – вынужден был ответить Петр.

– Ну так и держи его. Уговор был половину вперед, другую – когда закончите.

А что тут еще скажешь? Оно вроде как и наглеца на место поставил, и в то же время сам повязан. Нет, если бы не Митя, то плюнул бы Петр и на репутацию, и на заработок. Но он действительно хотел помочь семье Аксиньи за заботу да за ласку. И вообще, будучи воспитанником детдома, он не мог не уважать эту женщину. Выбиваясь из последних сил, она тащила на себе четверых, даже не помышляя избавиться хотя бы от одного. А ведь эту Россию подкидышами не удивить.

А репутация Петра, как по наследству, перейдет Мите, который сейчас в семье за главного мужика и добытчика. Так что гордость гордостью, но и про парня забывать не следует. А что до купца, так ведь не всегда в лоб-то надо. Порой и подумать не грех. Оно ведь не больно.

После обеда работа была закончена. Затопили топку в «стирлинге», обождали немного, пока прогреется горячий цилиндр. На улице хотя и солнечно, но февраль месяц и морозец давит, а потому разница температур в цилиндрах значительная выходит и греть долго нет надобности.

Петр взялся за маховое колесо машины, качнул пару раз и от души крутнул. Оно провернулось сначала с натугой. Потом сделало полный круг, еще, и еще, и постепенно начало набирать обороты. Несколько секунд, и «стирлинг» весело застрекотал. Когда подключили привод динамо-машины, обороты было упали, но лишь на мгновение, потому что практически сразу частота вращения стала прежней. Лампочка под потолком весело загорелась, освещая полутемное помещение машинного сарая.

– Ну вот, хозяин, принимай, – удовлетворенно произнес Петр. – Пару раз за вечер подбросите дровишек, а там и ко сну отходить время подойдет.

– Хорошая работа, – удовлетворенно кивнув, произнес купец.

– А по-другому и не можем. С тебя еще двадцать рублей.

– Я помню, Петр, не переживай. Только тут дело такое, поиздержался я малость. Ты уж не обессудь, но я с тобой потом посчитаюсь. Пора нынче горячая подходит, в тайгу ехать надо. Все в товар вложено.

На «Петра» обижаться не стал. Это же не «Петька», а вполне даже уважительно. А вот в остальных словах купца усомнился. Двадцать рублей – это для рабочего сумма довольно серьезная при его месячном заработке в тридцать рублей. И это для нормального рабочего, не белой кости, мастерового, но и не подмастерья или какого никчемного. А у Захара Силантьевича разница на одной только соболиной шкурке минимум тридцать рублей составляет, а то и всю сотню.

– Уверен, Захар Силантьевич?

– А ты в моем слове сомневаешься?

– Да как бы часа три назад ты иное сказывал. Про крепкое купеческое слово поминал.

– Да как ты… Да я тебя…

– Все-все-все, Захар Силантьевич, не серчай. Потом – значит, потом. Вот как скажешь, так и будет, – забрасывая на спину ранец с инструментом и направляясь на выход, согласился Петр.

– Вот то-то же, – самодовольно буркнул купец в спину уходящему.

Оказавшись на улице, под лай купеческой собаки Петр с Митей быстро вдели ноги в крепления лыж и покатили по заснеженной улице. Петру претило вышагивать пешком, просто потому что это было ну очень медленно. Не привык он к спокойной размеренной жизни. У него до сих пор никак не могла выработаться свойственная местным неторопливость. Он не мог свыкнуться с тем, что для того, чтобы пройти город из конца в конец, нужно затратить порядка полутора часов. Это же уму непостижимо, сколько он за это время успел бы сделать!

Поэтому, когда выпал первый снег (который, что изрядно удивило уроженца Кавказа, после этого так и не растаял), Петр озаботился лыжами. Никогда не ходил на них, но решил, что так будет всяко быстрее. Ох и намучился он, пока научился более или менее сносно бегать на этом девайсе! Пришлось в прямом смысле этого слова тренироваться, выбираясь на выпасы за слободкой.

Потом выяснилось, что длинные лыжи в городских условиях – все же не очень удобно. Громоздкие они. Опять же, на улицах города провалиться в снег не грозит. В основном приходится кататься по дорогам или набитым тропам. Поэтому Петр решил смастерить эдакие широкие коротыши. Оно и по свежевыпавшему снегу не так тяжко, и вполне себе оборотисто. Считай, те же ролики или коньки.

Затраченные усилия себя оправдали. Скорость передвижения по городу возросла минимум в два раза. Правда, приходилось быть поаккуратнее, чтобы не угодить под какого лихача с одной лошадью в упряжке или тридцатью – под капотом. С другой стороны, не сказать, чтобы движение в Красноярске было столь уж оживленным. До автомобильных пробок тут явно еще очень и очень далеко.

Поначалу его затею подняли на смех. Митя наотрез отказывался выставлять себя на посмешище. Но Петр заявил, что он никого ждать не собирается, и если Митя хочет с ним работать, то должен пошевеливаться. Это возымело свое действие. Заработок семье был нужен, а потому паренек наступил своей гордости на горло.

Впрочем, коситься и оглядываться на смешки ему пришлось недолго. Затею вполне себе оценили. Сначала неугомонная детвора, мастерившая себе лыжи из подручных материалов. Потом забаву подхватили господские дети, а там и многие взрослые подтянулись. Появилось у них и свое название – городские лыжи. К концу зимы они даже появились на прилавках вместе с лыжами нормальных размеров.

– Дядь Петр, а можно спросить? – весело катя рядом со старшим товарищем, произнес Митя.

– Валяй, – шевельнув плечами и поудобнее пристраивая ранец, разрешил Пастухов.

Удачно все же ему подвернулся этот австрийский трофей. Выкупленный за рубль у какого-то мужичка на базаре, он отлично подошел для хранения и носки инструментов.

– А вы специально в распределительном щитке с соединением намудрили? Ну, когда меня от него отстранили?

– Х-ха. Вот молодец ты, Митрий. Причем дважды. В первый – потому что промолчал и спросил только сейчас. А во второй – потому что заметил ошибку. Не зря все же я тебя вечерами гоняю и дома угол под наши занятия выгородили.

– Значит, я не ошибся?

– Не ошибся. Не ошибся. А сделал я это, потому как понял, что купец с нами не расплатится. Ну а коли так, то каждому воздастся по делам его.

– А как он честно с нами расплатился бы?

– Ну так и я бы все сразу исправил. Там дел-то – пару-тройку проводов перекрутить. Или ты ошибку увидел, а в чем она, не понял?

– Да не. Понял, дядь Петр.

– Вот и ладно. Ничего, Митя. Прибежит еще к нам, в ножки поклонится. Как говорил один мудрец, на всякую хитрую задницу найдется архимедов винт.

– Какой винт? – поспешил уточнить паренек.

– Учиться тебе надо, Митя, вот что я тебе скажу.

– Как же учиться? Вот вашу науку познать – это да, надо. А какие иные… Некогда мне учиться. Братьев да сестренку поднимать придется. Мамка одна не сдюжит.

– Это верно. Но прими совет: из кожи вон, но постарайся выучить своих братьев. Сделай их настоящими мастерами. Не все же горе-то мыкать.

– А ты, дядь Петр? Ты не поможешь?

– Ну, я. Я, по сути, человек-то сторонний. И потом…

– Не надо, дядь Петр. Понимаю я все. И она с довеском, и ты куда моложе ее. Но мамку не обижай.

– И в мыслях не было. И не будет, – искренне заверил Петр.

– Вот и ладно, – вздохнул Митя. Он успел прикипеть к постояльцу и был совсем не против, чтобы тот остался с ними навсегда. – Дядь Петр, а мы сегодня на выгон стрелять пойдем? Ты обещал, – перевел он разговор со скользкой темы.

– Обещал – значит, пойдем. Давай-ка поднажмем, а то мамка нас к обеду уже заждалась, поди. Тоже ведь обещали.

До дома пробежались, можно сказать, на одном дыхании. Аксинья их и впрямь ждала. Правда, весть, высказанная Митей с порога, ее не обрадовала. Как видно, она уж рассчитывала на купеческие деньги. Петр всегда отдавал ему четверть заработанного.

– Так уж случилось, Аксинья. Ты не серчай, – пожал плечами Петр.

– Так я что, я ничего, – вздохнула женщина.

– Понимаю я, что ты сказать хочешь. Да только нельзя спускать такое. Ну и что с того, что он купец? Нас, поди, тоже не в дровах нашли, электромонтеры как-никак. Мастера. А он решил, что за полкопейки купил нас с потрохами.

– Так ведь плетью обуха-то не перешибешь, – вновь со вздохом произнесла Аксинья.

– Перешибешь. Если с умом, – подмигнул ей Петр.

Потом прошел в свою комнату и, вернувшись, вручил хозяйке красненькую, выуженную из своих сбережений. Аксинья только удивленно воззрилась на него.

– Ну чего глядишь? То сына твоего заработок. Не его вина, что я гонор выказывать стал.

– Так ведь четверть его. А вам сегодня должны были двадцать рублей уплатить.

– Сегодня парень честно на половину заработал. Вровень со мной все делал и без ошибок. Мало того, за мной недосмотр заметил. Так что заслужил сполна.

Митя, уже усевшийся за стол, зарделся от удовольствия. Аксинья же окинула его взглядом, полным материнской гордости, и приняла деньги. Петр снова подмигнул ей, а потом уселся рядом с парнишкой, отпустив ему звонкий подзатыльник.

– За что-о! – тут же вскинулся он.

– А это впрок. Чтобы не зазнавался. Ну что, хозяюшка, кормить-то будешь?

Обед вышел знатный. Не то что бывало, когда Петр появился в доме. Мясо тогда здесь было только по большим праздникам. Да что мясо, жили впроголодь. Но потом пошла деньга от квартиранта, да еще и сверху стал докладывать. А там и Митю к делу приставил. Когда же они начали халтурить электромонтерами, так и вовсе хорошо стало. В среднем в неделю Петру удавалось подзаработать рублей десять, ну и Митя получал свою часть.

Пострелять у них сегодня не вышло. Совсем позабыли с этим купцом, что наколотых дров дома немного осталось. Оно вроде пока и имеется, но ведь это дело такое: сейчас есть, а на завтра уже и нет. А оба мужика на работе до позднего вечера. Нет, Аксинья, конечно, управится и сама. Ведь обходилась же до появления Петра, и Митя также днями пропадал вне дома в надежде хоть что-то подзаработать.

Пастухов взвесил, что важнее, и пришел к выводу, что с оружием он разобраться еще успеет, а вот дрова в доме нужны. Некрасиво получится, если мужики будут прохлаждаться, а баба – махать колуном. Опять же, он в квартиранты шел и с тем условием, что в доме мужская рука появится. Это в его мире мужички тихой сапой или внаглую забрались бабам на шею и упорно делают вид, что так и должно быть. Тут мужик хозяин, глава семьи, опора, надежа и кормилец. А как нет его, так и беда в дом пришла. И яркий тому пример был у него сейчас перед глазами.

Пилили и кололи дрова до позднего вечера. Хорошо еще покойный муж Аксиньи сладил дровяной сарай. Повесили «летучую мышь»[8] и работали сначала до ужина, а там и после. Аксинья даже набросилась на них, мол, завтра понедельник, на работу вставать еще затемно, а они разошлись не на шутку. Но зато дров заготовить получилось изрядно. На неделю, с запасом хватит.

На работу поднялись рано. Позавтракали да потопали. Вернее, покатили на лыжах. Причем не одни. Вон сосед, Егоров, с невозмутимым видом перебирает ногами, помогая себе палками. А ведь чуть ли не громче всех насмехался над горе-лыжниками. Петр вообще не удивится, если это поветрие сейчас распространится по городам Сибири. И не только. Словом, там, где зимы на зимы похожи. Удобно ведь.

До обеда время пролетело незаметно. Петру вообще нравилось возиться с железом, а когда начал изучать паровые машины, так и вовсе ушел в это дело с головой. Крутил гайки, читал книжки, надоедал с расспросами мастерам, не забывая и заведующего мастерскими, знающего инженера, между прочим. Устройство-то новое и при всей схожести с ДВСом – основанное на совершенно другом принципе. А коль так, то и своих нюансов тут по самую маковку.

А главное, Петра по-настоящему удивило, на что способны паровики. Вот, казалось бы, подводные лодки. Ну как тут пристроишь паровую машину? Но местные вполне справлялись. Причем при необходимости могли использовать ее и под водой. В этом вопросе его просветил один из мастеров, как раз и служивший на подводной лодке машинистом.

Начинал-то Алексей в надводном флоте, но потом предложили перебраться под воду. Дело это было сугубо добровольное. Тот бы и отказался. Ну какая радость каждый раз добровольно топиться и гадать, а всплывешь ли? Но у подводников срок службы был вдвое меньше, чем у надводников. А служба во флоте семь лет длится. Алексей-то к тому моменту уже успел отслужить год, но еще шесть маячили впереди. Вот и решил разменять их на три. Ну а тут война грянула. Понырял, чего уж там. Правда, гордится местом службы: и лодку, и экипаж вспоминает как дом родной и родню близкую. А еще подводников при нем лучше не задевать, а если произнесешь расхожее «самотопы», все, в зубы получишь гарантированно.

– Петр, там тебя спрашивают. – Вот и Леша, легок на помине.

– А кто? – тут же встрепенулся Митя, обедавший рядом с Пастуховым.

Мальца понять можно, у него в думках мамка. Вдруг что случилось. А вот у Петра мысли совершенно о другом. Похоже, опять халтурка подвернулась. А поскольку лимит праздников и, как следствие, выходных пока что исчерпан, вполне возможно, что работать придется впотьмах, при керосиновом освещении. Признаться, его это раздражало неимоверно. Ну вечер-другой под керосинку – еще туда-сюда. Но постоянно…

А еще отсутствие телевизора, Интернета, телефона, автомобиля, да много чего. Казалось бы, уже больше полугода здесь, а никак не может позабыть о благах цивилизации. К хорошему человек быстро привыкает и живет, не обращая на это внимания, воспринимая как должное. И только потеряв, осознаёт, чего он лишился.

– Сиди, малой. Не мамка, – правильно поняв парнишку, успокоил Алексей. – Там купец Заболотный припожаловали, дюже сердитые.

– Ну так ведь я ему нужен, не он мне, – пожав плечами, спокойно ответил Петр.

– Ну-ну, – ухмыльнувшись, отошел в сторону бывший подводник.

О том, что Петр подрабатывает электромонтером, в мастерских знали все. А потому отношение к нему было неоднозначное. Одни посматривали уважительно, как на человека умного и разностороннего. Другие откровенно завидовали его заработкам. А то как же, у него в месяц выходило как у полноправного мастера, а ведь таковым не является.

Нет, понятно, что по умениям и знаниям он с ними теперь вровень, но мастерские-то казенные, а потому штат мастеров ограничен. Это надо кого другого подвинуть, чтобы платить высокое жалованье новичку. А вот на это Петр пойти не мог. Да и не стал бы Павел Игнатьевич двигать старых работников ради выскочки, который в мастерских без году неделя, пусть и талантливый. Вот если бы тут было частное предприятие, тогда, конечно, хозяин постарался бы удержать его.

Были и такие, что подходили с явными намеками, мол, научи «электричеству». Вот только Петр не собирался этого делать. Нет, проблема вовсе не в том, что он боялся конкуренции. Электрификация Красноярска постепенно набирает обороты. Сегодня весь центр уже имеет электрическое освещение. Но дело это все еще новое, поломки возникают довольно часто, а специалистов не хватает. Бывает, электромонтеров ожидают чуть ли не неделю. Кстати, с телефонами ситуация еще хуже, хотя это частная лавочка.

Просто подходили с просьбой научить все больше охотники до легкого и, желательно, длинного рубля. Таким где бы не работать, лишь бы не работать. А Петру претило таких учить. Ну не нравились они ему, и все тут.

– А-а-а, вот ты где, – возмущенно едва не выкрикнул Заболотный, увидев Пастухова.

– И тебе здравствовать, Захар Силантьевич.

– Ты чего это там накрутил, криворукий? – даже не думая здороваться, тут же набросился купец.

– Никак случилось что, Захар Силантьевич?

– Ты коли не умеешь, так и не берись за дело! – продолжал бушевать тот. – Я весь запас лампочек в доме за вчерашний вечер извел.

– Да что ты говоришь, – с явной издевкой всплеснул руками Петр. – Видишь ли, Захар Силантьевич, это они со стыда так горят. Знают, что ты со мной рассчитаться не захотел, вот и горят, клятые. На сколько уж нагорело? Рубля на три? Ну это только цветочки.

– Издеваться надо мной! – Заболотный налился кровью и угрожающе надвинулся на Петра с недвусмысленными намерениями.

– Охолонь, купец. – Поднявшись во весь рост и даже не думая тушеваться, Пастухов упер твердый взгляд в глаза Заболотного. – Я тебе не шавка подзаборная, которую ты можешь пинать. На сколько ты заплатил, на столько я и сделал. Разговор кончен. Впрочем, ты можешь отдать остатнее, и все-то у тебя заработает как надо.

– Не один ты мастер в городе, – все же решив не доводить до мордобоя, зло бросил купец.

А вот это правильно. Мужик он, конечно, кряжистый, но против Петра у него шансов никаких. Тот и возрастом почти вдвое моложе, и не так тучен. Словом, чем закончится эта глупая стычка, понятно любому.

– Мастер не один. Да только другому тебе придется заплатить за полную работу. Потому как, не зная причины, ничего там не исправить, и придется им все переделывать. Ну чего ты так на меня смотришь? Ты знаешь свое купеческое дело, я знаю свое.

Конечно, Петр блефовал. Практически любой электрик разобрался бы, в чем там дело, и устранил неполадки за трешку. Но отчего бы не приукрасить. Вообще-то Петр думал, что Заболотный плюнет на него и отправится на поиски другого электрика. Но, как видно, жаба у него была ядовито-зеленого цвета и весьма пупырчатая. Недаром он в итоге переступил через себя.

– Иди исправляй. Отдам я тебе долг.

– Так не пойдет, Захар Силантьевич. Две красненькие вперед, как мы и договаривались, и тогда я все исправлю.

Купец смерил его злым взглядом, потом полез за бумажником и, достав две десятирублевки, протянул их Петру. Н-да. А ведь он где-то даже надеялся, что купец уйдет, осыпая его угрозами. Не судьба.

– И исправь прямо сейчас, – припечатал Заболотный.

– Если Павел Игнатьевич отпустит, то никаких проблем. Это я вчера был птицей вольной, сегодня же рабочий день. А не отпустит, так вечером после работы заскочу и все налажу.

Купец бросил в его сторону еще один хмурый взгляд и направился на выход. Угу. Со столовыми тут совсем плохо, а вернее, вообще никак, поэтому обедают работники прямо в цеху, кому где нравится. Придет лето, так будут выбираться из духоты помещения на улицу, располагаясь где-нибудь в тенечке. А сейчас здесь, среди смешанного запаха смазки, металла, сгоревшего угля и перегретого пара.

– И как? Пойдешь? – поинтересовался подошедший Алексей.

– Пойду, конечно. Он же заплатил, так что надо привести все в порядок.

– Ясно. Но ты, Петр, учти, с Заболотным шутки плохи. Разное про него поговаривают. И о том, что он душегубством не брезгует.

– Поговаривают или не брезгует?

– Ну, на горячем его никто не прихватывал. Но с другой-то стороны, тайга еще не то покрыть может. У него трое работников. Так вот все трое – из каторжан бывших. Прохор-то машинистом при аэросанях, про него ничего сказать не могу, и на каторгу угодил вроде как за воровство. Но двое других, Андрей и Остап, точно душегубами были.

Ну да, имелись в этом мире и аэросани. Разрабатывать их начали еще до войны. И надо сказать, транспорт этот как нельзя лучше подходил для Сибири, Севера и Дальнего Востока. Впрочем, далеко не только для этих регионов, с бескрайними-то русскими просторами и отсутствием дорог. Но в войну потребность в них возросла особо, и запустили серийный выпуск. Правда, до конвейера Форда тут не додумались, поэтому и объемы были не такие серьезные.

Но сани оказались востребованными и после войны, в частности, купцами, торгующими с инородцами. К тому же они великолепно подходили для путешествия по руслам замерзших рек. А где народ селился издревле? Правильно, на берегах рек. К тому же, установив специальные поплавки, их можно использовать и для глиссирования по воде.

В Красноярске многие купцы, ведущие выездную торговлю, имели в своем распоряжении аэросани. Вместительный салон и контейнеры по бокам позволяли перевозить в разы больше грузов, чем на собачьих или оленьих упряжках, которые использовали до этого. Вот и у Заболотного были такие сани.

– Я тебя понял, Алексей. Спасибо, – помяв подбородок, задумчиво произнес Петр, а потом вскинулся и с улыбкой заметил: – Тогда получается, что надо идти сейчас. Засветло.

– Рисковый ты, – покачал головой Алексей.

– Да не рисковый я. Просто уважение к себе имею. А если они что удумали, так лучше уж днем, когда все знают, куда я и зачем пошел. Так, если что, хоть только морду набьют. А ночью соваться в эту берлогу – оно ведь всякое может случиться.

Нет. Дать задний ход Петр не мог. Вот не мог, и все тут. Сидело в нем упрямство и стойкое убеждение, что он не хуже других. Это все детдом ему боком вылезал. Всегда стремился всем доказать, что он если и не лучше, то и не хуже других. Ну и не хотел смотреть на кого-то снизу вверх.

– Разрешите, Павел Игнатьевич? – постучавшись, заглянул Петр в конторку заведующего.

– Ага. Вот и Пастухов, только про тебя вспомнил. Заходи давай. Значит, так. Вскорости притащат автомобиль Гадалова-старшего. Очень он расстроился по поводу его поломки, а назавтра у него какое-то там гулянье. Ну и кататься будут, как же без того. До начала поста осталось чуть да маленько, вот он и поспешает взять сколько успеет.

– Так а если он свою игрушку в хлам разбил? Что мы тут сможем сделать? Да еще и до завтрашнего вечера?

– С утра ему машина нужна, – поправил заведующий.

– Тем более.

– Понимаю тебя. И в принципе в том же ключе ответил Гадалову. Но если получится, он заплатит хорошо. Сотней грозится. Половина мне, остальное мастерам.

Что ж, вполне справедливо. Мастерские-то казенные, как и находящиеся здесь инструменты, станки и вообще все до последней железки. Так что без ведома заведующего за халтуру лучше и не браться. Нет, если там детальку какую выточить или принести что мелкое починить из дома или соседское, то заведующий сделает вид, что ничего не заметил. Но ведь это копейки. Отчего не позволить работникам немного слевачить. А вот что посерьезнее – тут уже дело совсем другое.

Да и немало это, полста рублей-то. Даже на двоих немало. И потом, хорошим отношением со стороны заведующего дорожить нужно. Разок нос отворотишь, так он к тебе больше и не подойдет. К слову сказать, это было первое действительно серьезное предложение, сделанное Петру.

– Я все понял, Павел Игнатьевич. Но только позвольте сначала мне отлучиться буквально на час. Мне тут кое-что нужно доделать у купца Заболотного. Я мигом.

– Так ты ко мне за этим?

– За этим.

– Ну а как же с гадаловским авто? Другого кого позвать? Ведь тебе еще самоходную дрезину до ума доводить. Нашу работу с нас никто не снимет.

Ясно. Нет, заведующий от халтурки никогда не откажется, но и во главу угла ее не поставит. Такой человек. И Петра он вызвал как раз потому, что тот в скором времени должен был закончить ремонт дрезины с паровой машиной. Будь иначе, пригласил бы кого из старых мастеров.

– Дрезина готова, Павел Игнатьевич. Хоть сейчас запускать можно.

– Проверяли?

– Пока нет. Думал после обеда топку растопить. Пока буду бегать, Митя как раз прогреет котел, а там и я поспею, чтобы проверить.

– Ну и автомобиль где-то так же доставят. Добро. Но только час.

– Непременно. Спасибо, Павел Игнатьевич.

Петр выскочил из конторки, пока начальство не передумало. Послать бы купчишку. Да только свербит что-то внутри, не дает покоя. Хочется взять над ним верх. И по сути, так оно и оказалось, причем при свидетелях. А уж после того, как Петр узнал о том, что Заболотный наверняка захочет с ним посчитаться, желание отправиться доделывать работу даже удвоилось. Н-да. Уж не просыпается ли в нем тот чертенок, что добавлял седых волос всему городскому ОВД? Да кто же его знает. Вот только сдерживаться нет никакого желания.

– Митя.

– Да, дядь Петр, – с готовностью отозвался парнишка.

– Значит, так. Я на часок отбегу, а ты давай тут разводи пары в котле дрезины. Как прибегу, будем проверять.

– А ты к Заболотному?

– Да.

– А как же я?

– А никак. Забыл, что мы на работе вообще-то? То-то и оно. Ладно еще отпроситься одному, и совсем другое дело – двоим. А вообще нечего тебе там делать. Мне одному возни на десяток минут, не больше. В чем ошибка, ты знаешь, так что тебе там учиться нечему. Все, разводи пары, а я побежал.

– Я-асно, – разочарованно вздохнул парнишка.

Фу-у-ух. Нет, хорошая все же штука эти городские лыжи. Вот только здоровья требуют немерено. Наверное, потому и всеобщей популярностью не пользуются, разве что среди молодых, у которых энергии через край. Нет, среди старших тоже находятся желающие, но куда меньше. Ничего, зато обзавестись лишним весом точно не грозит. Ну это если Петр не бросит это поганое дело. Вот же гадство. И ведь это без ранца с инструментом. Ему нужны-то были только пассатижи да изоляционная лента.

Но время поджимало, поэтому пришлось поспешить и, как следствие, поднажать. А усадьба купца расположена на возвышении в Покровской слободе. Если ему тут готовят горячий прием, то уставшим сюда соваться как-то неправильно. Впрочем, эту мысль Петр отмел как несостоятельную. Зеленая и пупырчатая не позволит купцу наказывать наглого монтера раньше времени. Сначала пусть дело сделает. Петр уже не сомневался, что купец стерпел его поведение только потому, что хотел завлечь к себе на подворье.

Стучать в калику не пришлось. Как только остановился у ворот, тут же начала лаять сторожевая собака, огромная псина, которой руку в пасть совать точно не надо. Калитку открыл Андрей. Эдакая косая сажень в плечах со звериным взглядом. В то, что он угодил на каторгу за душегубство, верилось легко.

Получается, купец и впрямь подготовил встречу Петру. Потому как в прошлые дни, когда они с Митей устанавливали машину и били проводку, Андрей и Остап только ненадолго заглядывали на подворье по каким-то делам. Прохор – тот дело другое, он, будучи бобылем, жил у купца.

Ну так и есть: вон в дальнем углу двора возле аэросаней стоит и Остап, этот поменьше, но тоже крепкий мужичок. А вот тот, что возится с санями, Прохор, и вовсе плюгавый. Ну да его дело техника, и, похоже, он в ней разбирается. Вскоре отправляться в объезд стойбищ, вот и перебирает машину. Вообще-то возиться с ней на морозе, пусть и в солнечный день… Брр. Есть куда более приятные занятия, чем стылый металл ворочать.

Возился Петр и впрямь недолго. Раскрутил все соединения в распределительном щитке, соединил так, как надо, и порядок. Пусть пользуются.

Во двор он вышел в расстегнутом полушубке. Вот ни разу не сомневался, что его сейчас будут учить уму-разуму. Полушубок-то у него легкий, да только все одно – стесняет движения. А ему сейчас мобильность нужна. Хорошо все же, что со снегом не пожалел денег и купил себе унты. В них куда ловчее, чем в валенках. Нет, последними-то он пользуется, но только в цеху. Там ни подвижность, ни удобство особо не нужны. А унты о металл попортить можно.

– Ой, хлопчики, а чего это вы тут так-то? – делано удивился Петр, глядя на встречающую его делегацию в виде Андрея и Остапа.

Те как раз заступили проход к воротам с палками в руках. И вид у них был такой, что только идиот не догадался бы об их намерениях.

Прохор продолжал возиться с машиной. Сомнительно, чтобы в этой компании он мог занять позицию: моя хата с краю, ничего не знаю. Скорее никто не сомневался в том, что этим двоим помощь не понадобится. К тому же у Прохора свои заботы. В тайгу лучше бы с исправной машиной выдвигаться. Сам купец стоит на крыльце в полушубке, накинутом на плечи.

– Сладил? – угрюмо поинтересовался он.

– Разумеется, Захар Силантьевич. Когда со мной уговор выполняют, и я все чин чином делаю, – пожав плечами, ответил Петр.

– Вот и ладно. Ты, Петр Викторович, уж не обессудь, – с язвинкой произнес купец. – Я в Красноярске никого и никогда не обижал. И тебя бы не тронул. Но ты заступил за грань и место свое позабыл. Так что к сердцу близко не принимай, но и науку запомни. Оно ведь дитя порют не за то, что зла желают, а жизни учат.

– Ты смотри! Захар Силантьевич, да ты не купец, а прямо-таки заслуженный педагог России, – хмыкнул Петр, уже прикинув, как именно будет действовать.

– Кто?

– Учитель, говорю.

– А-а-а. Ну да. Вот и поучим тебя малость. Андрей, Остап, только насмерть не зашибите.

– Сделаем, – изобразив кривую ухмылку, ответил Андрей.

Вообще-то полушубок неплохо сглаживал бы удары палками. Но… В планы Петра не входило под них подставляться. Поэтому он скинул с себя полушубок и, крутнув его над головой, запустил в находившегося слева Остапа. Надолго это его не задержит, но этого и не требуется.

Едва бросив полушубок, Петр сделал два стремительных шага навстречу здоровенному Андрею. Биться с ним бесполезно. Нет, если бы не зимняя одежда и если бы они вышли один на один… В конце концов в Петре росту метр восемьдесят и весу девяносто кило… Но расклад не в его пользу. Поэтому он не собирался драться с Андреем.

Тот встретил атаку Пастухова, ткнув палкой, пытаясь нанести колющий удар. Петр легко отклонился в сторону, отводя деревяшку влево. Вот что значит подвижность. Да оно и не так чтобы холодно. Да что там холодно, скорее уж жарко. Мгновение, и нога, обутая в унту, со всего маха врезалась в пах Андрея.

– Уйу-у! – тут же сложившись пополам, тонко пропищал Андрей.

Ничего, Господь смилостивится – будут у него еще работать причиндалы. А нет… ну судьба у него такая, что тут еще скажешь-то. Во всяком случае, думать о нем Петр сейчас не собирался. Едва разделавшись с одним противником, он тут же обернулся к Остапу, уже набегавшему на него с занесенной для удара палкой. Вот Андрей, тот действовал грамотно, а этот…

Петр сделал шаг к нему навстречу и тут же выбросил вперед правую ногу. Удар пришелся в грудь. Учитывая полную неожиданность маневра для набегавшего Остапа и то, что Петр превосходил его килограммов на пятнадцать, мужичка словно бревном приложили. Тело резко остановилось, ноги выбросило вперед и вверх, после чего он рухнул на спину.

Но ничего, полушубок смягчил удар, а потому и дух из него не выбило. Ну да это дело поправимое. Петр опустился на колено и от души врезал Остапу в челюсть. Готов кондитер. Добавки не требуется. Только голова мотнулась, и глаза тут же затянуло поволокой.

Купец, говоришь? Уважаемый горожанин и все такое? Так надо бы уважить. А то как-то не по-людски получается.

Едва разобравшись с Остапом, Петр бросил взгляд на крыльцо и, ухмыльнувшись, сорвался с места. Нет, Заболотный был не просто с гонором, он еще и не робкого десятка, да и кулаками не только в молодости орудовал. Но Пастухову оказался не противник, потому что все больше делал ставку на силу, каковая у него, без сомнения, имелась. Однако в Петра еще нужно было попасть. Заболотный не успел даже сообразить, что к чему, как Петр уже оказался на крыльце и без предисловий вмазал купцу хуком справа.

– Хозяйка, я все поправил! Теперь будет работать как надо. Пусть Прохор запускает машину, и пользуйтесь. А мне некогда, пошел я, – глянув на выглядывающую супругу купца, произнес Петр.

Потом спустился с крыльца, поднял свой полушубок, оделся и, прихватив лыжи, вышел на улицу. Не прошло и минуты, как он уже весело катил под горку. Валить надо, пока его оппоненты не пришли в себя. А то дальше все будет только хуже. Хотя… Бог весть, чем все это закончится. Сомнительно, чтобы купец так просто проглотил такое.

Ну так пусть глотает с водичкой. По закону он ему ничего не сделает, чай, Кравцов не даст в обиду. А не по закону… Ну, пока счет не в пользу Заболотного. Улыбнувшись своим мыслям, Петр налег на палки. Может, купить алюминиевые? Они как раз появились в продаже. Хм. Обойдется. Эта зима уже подошла к концу. Да и дорогое это удовольствие, алюминий.

Глава 5 Беглые каторжники

День вроде и воскресный, но суетной. Сходили всем семейством к заутрене. Не то чтобы Петр так уж этого хотел. Будучи человеком верующим, к попам он все же относился без должного пиетета. Смотрел на них с солидной долей скепсиса. Он считал, что коль скоро решил служить Господу, то тогда уж отринь светское. А если ты и землей владеешь, недвижимостью, торговлишкой пробавляешься, да еще и оказываешь платные ритуальные услуги, то какой же ты служитель? Ты предприниматель, получается.

Нет, понятно, что отказываться от пожертвований глупо. Но не устанавливать же таксы за те или иные услуги. А жить… Жить и с огорода можно, и на то, что прихожане поднесут. Да, на такое не пошикуешь, это точно. Но ведь тебя никто не заставляет идти в священники, ты сам выбираешь эту стезю, потому как веры в Господа в тебе больше, чем в остальных. Оттого и уважение тебе особое. А если ты служишь службы по заведенному порядку, как на работу ходишь, то это уже лицемерие выходит.

Словом, в Бога Петр верил, и верил всем сердцем. Хотя в церкви гостем был нечастым. Но порой на него находило, да и просто тянуло туда. К попам не подходил и не причащался. Просто стоял в сторонке, всматривался в образа, видя в каждом из них что-то свое, что описать никак не мог. А только когда выходил на улицу, словно крылья вырастали.

Вот и сегодня: его отчего-то буквально потянуло сходить в церковь. Впервые с того момента, как попал сюда. Встал ни свет ни заря, невзирая на выходной день, и засобирался на заутреню, чем сильно удивил как Аксинью, так и детей.

Зато когда вернулись, успели с Митей сделать по хозяйству столько, что Петр и сам диву давался. Пилили, что твоя бензопила «Дружба», ну и колол дрова так, что Митя едва только успевал поленья собирать. Петр словно допинг принял. Нет, усталость, конечно, была, но до конца он так и не утомился. А может, вся причина в том, что сегодня-то он вознамерился все же выбраться на пострелушки, и от нетерпения в руках даже зуд ощущался.

После обеда Петр удалился в свою комнату, чтобы проверить и привести в порядок оружие. Угу. У него теперь имелись карабин и револьвер. Оказывается, в императорской России не было никаких сложностей с владением оружием. Ну если ты не псих какой со справкой. Это ежели ты решил нарезное оружие купить, карабин там, винтовку или пистолет. А если дробовик, так его продадут и шизофренику со всеми признаками на лице. Вот такие пироги с котятами.

Нет, губернаторы, разумеется, какие-никакие ограничения на местах вводят, но народу оружие в руки давать правительство как бы не боится. И это после революции пятого года и февральского вооруженного мятежа в Петрограде. Впрочем, в первом случае оружие все же было все больше английское. Во втором – взбунтовались запасные батальоны, то есть военные.

Ах да, еще не купить просто так оружие военного образца. Хотя это-то как раз спорно. Потому что по Сибири карабинов и винтовок Мосина предостаточно бродит.

Но кроме того, что оружие свободно продавалось в лавках, его можно было без проблем купить с рук. Просто на рынке. Тут еще и удобнее, потому что вообще не требовалось никак узаконивать сделку. Купил и купил, носи на здоровье. Вот Петр и купил при случае на базаре наган и самый настоящий винчестер.

Мужичок притащил это оружие с фронта. Наган так, на всякий случай. Мало ли как оно может обернуться. Но потом признался, что ему по случаю подвернулся «смит-вессон». У того и калибр побольше, и лупит как кувалдой. А эта офицерская игрушка несерьезная какая-то. Зато патроны к ней аж по восемь копеек за штуку. Те, что с фронта-то привез, уж расстреляли по пьяному делу, а на новые жаба не подписывает.

Винчестер же так и вовсе дорогой какой-то получается. Опять же, патроны, что на войне раздобыть получилось, расстреляли. Уж больно забавно из него палить по тому же пьяному делу. Да и немного патронов тех было. Покупать же дорого, по пятнадцать копеек – не шутка. Да и слабый он. Вот если из берданки приложить, так это существенно выходит, а из-под этого даже кабан подранком уйдет.

Словом, попросил мужик пятерку за наган и двадцатку за винчестер, и Петр не удержался. Нет, особым оружейником он не был. Но оружие при себе все же иметь надо. Так, на всякий случай. Места-то каторжные. Это про наган. А что до винчестера… Ну это же мечта детства. Кто не зачитывался книгами и не засматривался фильмами про индейцев? Ну, может, и много таких. Но Петр, как прорвало его на чтение, так про индейцев вычитал все, до чего сумел дотянуться. А фильмы ему с детства нравились – не смотри, что старые. Сняты-то хорошо, по-доброму.

И тут винчестер… Да он бы купил его, даже если бы мужик заломил за него полную стоимость в восемьдесят рублей. Такие деньги к тому моменту у Петра уже водились. Часть заработка он постоянно откладывал, все же держа в голове намерение податься в другие края. Правда, с карабином шел лишь десяток патронов. Только и того, чтобы убедиться, что оружие стреляет и пули летят по прямой.

Заказанные Петром две сотни патронов прибыли еще полторы недели назад. Вообще карабин для него чуть ли не золотым получался, но, признаться, он мало об этом думал. Просто некогда думать, когда мечта – вот она, в руках. Однако пришлось пострелушки отложить. С утра и до позднего вечера Петр на работе. Потом купец с электрификацией помещений, заботы по дому, то да се. Но сегодня уже ничто не помешает.

Они с Митей как раз вышли со двора и прилаживали лыжи. Нормальные лыжи. В городских на окраине намучаешься, потому как они вместо снегоступов не годятся. Но именно в этот момент к воротам дома подкатил извозчик со знакомым мужичком в санях. Дворник одного из доходных домов Гадаловых. И что-то подсказывало Петру, что он не в гости к Аксинье. Как не вовремя-то!

– Здравия вам, Петр Викторович, – поздоровался дворник.

– И вам здравия, Никанор Григорьевич. Случилось что? – поинтересовался Петр, прекрасно осознавая, что непременно случилось, а то как же.

– Так опять напасть с электричеством этим, Петр Викторович.

– Я понял, Никанор Григорьевич. Езжай обратно. Мы часа через два подойдем и все наладим.

– А как там что серьезное и провозиться придется долго? У Рукавишниковых, вишь, сегодня годовщина, три десятка лет вместе. Людей позвали, скоро уж съезжаться начнут. А свет взял да и погас. Валентин Петрович сильно расстроился, вон даже извозчика мне нанял, чтобы я за вами съездил. Выручай, пока до темноты время еще есть. Уж они-то в долгу не останутся.

– Митя, давай бери свой инструмент и поезжай. Да лыжи прихвати, чай, оттуда тебя извозчиком никто не отправит, – решил Петр.

– Я?

– А ты тут другого Митю видишь?

– Один? – удивился парнишка.

– Ну не маленький, разберешься. Не переживай, Григорич, парень смышленый, все сделает в лучшем виде, – успокоил дворника Пастухов.

– Да я… – вновь начал было парнишка.

– Давай брысь за инструментом. Потом постреляешь, – поправляя висящий на плече карабин, резюмировал Петр.

То обстоятельство, что у легенды Дикого Запада не было ремня, несколько напрягало. Потому что носить его все время в руках неудобно. Вот Петр и приладил веревку. Потом нужно будет что-то придумать, а то не дело так-то.

– Петенька, что же ты его одного-то отправил? – провожая взглядом удаляющиеся сани и прикрыв рот уголком платка, вздохнула Аксинья.

– Слушай, ты еще причитать начни, едрить твою за ногу.

– Так сказывают опасно, лектричество это. С тобой-то еще ничего, а как он один-то?

– Нормально все будет. Думаешь, я не переживаю, что он там намудрить может? Вот так, глядишь, копеечное дело в десятку вылиться может. Да только толку из него не выйдет, если все время у меня за спиной маячить будет. Сам он должен уже ходить. И шишки набивать сам. А электричество – оно только для дураков опасно, сдуру и на косьбе можно ногу отхватить. А Митька парень смышленый, аккуратный. Так что не переживай.

– А сам-то куда?

– Да пойду побалуюсь. Патроны пришли, пострелять хочу.

Женщина посмотрела на квартиранта с осуждением. А то как же, ее чадушко сейчас поехал жизнью своей рисковать, а этому все игрушки. У Петра даже сердце защемило от тоски. Нет, Аксинья тут ни при чем, и обиды на нее никакой. Наоборот, только порадоваться можно, что в этой семье живут любовь и забота друг о дружке. Просто не знал он этого никогда. Не было у него семьи. Не любил его никто. И сердцем за него не болел. Обделенный он, чего уж там.

Проводив взглядом Аксинью, Петр тяжко вздохнул и налег на палки, трогаясь с места. Всю дорогу, пока катил по улице, его провожал собачий брех. Ну и люди выглядывали в окошки, чтобы узнать, кто там по улице ходит. Навстречу пронеслась ватага ребятишек. Весело им. В снежки играют да девчонок в сугробы кидают, и обязательно чтобы головой.

Н-да. Не сказать, что ребята в детдоме такими уж дикушами были и все больше думали о том, где бы и кому подгадить. Не без этого, конечно, потому как обида на весь белый свет в душе свербит, и ничего ты с этим не поделаешь. Но и детские игры им не были чужды. Вот только снега такого у них и днем с огнем не сыскать. Хотя… Сейчас очень может быть, что в его родных местах лежат снежные сугробы. Старики рассказывали, что в их молодости зимы были на зимы похожи.

Выбравшись на вольный простор выпасов, сейчас укрытых толстым слоем снега, Петр решил, что пострелять еще успеет. А для начала надо бы сбегать на могилу к Сергею. Даже стыдно стало. На девятый да на сороковой дни могилку в лесу навещал. А вот после того как-то не сподобился. Но потом отмахнулся от возникшего было чувства вины. Нельзя жить лишь прошлым и утратами. Нужно двигаться дальше. А могилка – это да. Коль скоро оказался неподалеку, то, конечно, навестить бы надо, тут всего-то версты с полторы.

Но прежде чем трогаться с места, надумал зарядить карабин. От греха подальше. Мало ли кого тут носит. Дело к весне, волки бегают с подведенным брюхом и сбиваются в стаи. Винчестер перекочевал из-за спины в руки. Легкий и оборотистый карабин. Правда, перезаряжать с непривычки неудобно, скоба Генри требует особых навыков. Опять же, при стрельбе лежа скорее всего будут определенные трудности. Перезарядка скобой требует некоторого простора.

Из кармана достал патроны, блеснувшие латунью. Мужичок жаловался, что патрон этот слабоват. Но на взгляд Петра, тот был вполне себе солидным. Нечто похожее на промежуточный, автоматный, разве что с закраиной. И калибр вполне подходящий, семь и восемьдесят две сотых миллиметра. Это он в каталоге вычитал, в оружейной лавке. Пуля тупоносая, чтобы не наколоть капсюль переднего патрона в трубчатом магазине.

Затолкал в приемное окошечко шесть патронов. Передернул скобу, загоняя патрон в ствол. Механизм сработал как часы. Только сыто клацнул подвижными частями. Вообще-то Петр опасался, что на местных морозах оружие будет капризничать. Но ничего. Металл уже успел полностью остыть, а нареканий к работе частей пока никаких. Поставил курок на предохранительный взвод и доснарядил магазин еще одним патроном. Теперь у него шесть в магазине и один в стволе.

Слегка подбросил в руках легкое, но достаточно мощное оружие, испытав при этом чуть ли не щенячий восторг. Даже руки зачесались, так захотелось из него выстрелить. Однако пересилил себя и, закинув оружие за спину, надел рукавицы. Винчестер в рукавицах не перезарядить. Тут нужно иметь перчатки, причем не так чтобы и толстые. А в таких на местных морозах лучше не расхаживать. Вот и приходится носить суконные под меховыми рукавицами.

До места добежал быстро. Могильный холм под снегом и не рассмотреть. Навалило под самую крестовину. Тревожить ничего не стал. Просто молча постоял рядом, вспоминая своего старшего друга. Жаль, что все так-то случилось. Васютину в этом мире вообще раздолье было бы. Оставил бы о себе такую память… Золотыми буквами вписал бы свое имя в историю. А видит бог, как он этого хотел.

Отдав дань памяти друга, Петр отправился искать место для тренировочной стрельбы. Причем не в сторону города. Ну его к ляду. Начнет палить раз за разом, горожане всполошатся, сообщат в полицию. На пару-тройку выстрелов внимания не обратят, но он-то парой выстрелов ограничиваться не собирается. Нет, законом это не запрещается. Пали, коли денег не жалко. Так что сделать-то ему ничего не сделают. Почти. Но кому понравится, когда его дергают не к месту? Так что найдут полицейские, как кровь попортить.

Кстати, в России его мира для пострелушек народ прячется по оврагам и увалам. Причем всякий раз рискует лишиться права на хранение и ношение оружия. Тамошнее правительство жуть как боится давать в руки своим гражданам оружие. Но и отказаться от выгод его реализации тоже не может. Даже патрон ТТ огражданили, чтобы иметь возможность реализовывать те же ППШ, лежащие на складах со времен войны. Налетай, подешевело!

Вот только стрелять из этого оружия негде. Охотиться со слабым патроном нельзя, стрельбищ нет. Можешь нарушать закон, но лучше бы не попадаться. Хлопотно это и обидно. Знакомые охотники частенько жаловались на идиотизм российских законов. Да вот без толку все это. Как говорится, трамвайные разговоры. Пока правительство не перестанет бояться своих граждан, ничего не изменится.

Один вполне состоятельный дядька взялся было устроить стрельбище по всем правилам. Но как в глухую стену уперся. Пинали его по самым разным инстанциям, заставляли выполнять различные требования, чуть ли не противоречащие друг другу. Около двух лет маялся, да еще и судился. И все бесполезно. Так ничего и не смог сделать. И деньги вложил немалые, оборудуя стрельбище, а в результате с обидой в сердце, как в прежние времена, стреляет по оврагам.

Здесь все проще. Куда проще. Оборудованных стрельбищ вроде бы нет. Но с другой стороны, и препон не имеется. Стреляй. Не вопрос. Только никого не пристрели ненароком. Не то отправишься на каторгу валить лес или бегать с тачкой. И никаких тебе тут прав человека и тюремных бунтов, потому как стрелять будут без тени сомнения и жалости.

Поэтому Петр и не направился к городу, а подыскал проплешину в сосновом бору. Там же на опушке поляны нашлась скала, торчащая из земли с сосной перед ней. Скала сойдет за пулеуловитель. В овраге оно безопаснее, конечно, но туда сейчас столько снегу нанесло, что впору в нем утонуть на несколько метров. Поди потом откопайся. А так, если руки не кривые, и куска торчащей скалы более чем достаточно. А у Петра руки вроде как не кривые.

Нет, понятно, что подстрелить кого в зимнем лесу возможно лишь благодаря невероятному стечению обстоятельств. Но что только не случается в этом бренном мире. Прикрепил к стволу дерева листок бумаги с нарисованным черным кружочком. Отмерил полтораста шагов, что вполне соответствует отметке в сотню метров.

Стрелял он буквально с упоением. Получая настоящее наслаждение от происходящего. Первые семь патронов закончились как-то уж очень быстро. Вот секунду назад в первый раз прицелился в мишень, и уже раздался сухой щелчок. Петр не считал выстрелы и вообще ничего вокруг не замечал. Как и течения времени. Он просто наслаждался стрельбой. Так что скорость, которую может обеспечить при стрельбе скоба Генри, тут вовсе ни при чем. Ничего подобного не было и в помине. К этому оружию еще следовало приноровиться.

Затолкал в приемник очередные шесть патронов. Передернул скобу. Седьмой. С бешено колотящимся сердцем вскинул оружие к плечу… И опустил ствол. Можно, конечно, выпустить еще одну серию. Но для начала не мешало бы посмотреть, куда он вообще бьет. Он ведь здесь не просто так оказался, а чтобы пристрелять оружие.

Пришлось опять направляться к мишени. Спасибо лыжам. Не то намаялся бы, проваливаясь в снег чуть ли не по пояс. И это несмотря на то, что снег тут застарелый, слежавшийся. Все же бинокль не помешал бы. Угу. Только оптика тут стоит неимоверно дорого. Нет. Лучше уж ножками пробежаться. Опять же, для здоровья полезно. В этом мире вообще много чего для здоровья полезно, хватило бы еще этого самого здоровья.

Результаты стрельбы откровенно порадовали. Во всех этих угловых минутах Петр ровным счетом ничего не понимал. Не снайпер, чего уж там. Но отверстия наблюдались в центре мишени, уложившись в круг диаметром сантиметров пять. Лишь один оказался задран вверх и не попал в черный круг. Наверняка первый, с холодного ствола. Слышал он о таком выражении.

Нет, Петр, разумеется, знал, что стреляет хорошо. Были возможности в этом убедиться. Но не ожидал, что этот винчестер, с потертыми прикладом и ложей, с видимыми царапинами на воронении и явно изрядно попользованный, способен выдать такую кучность.

Ну и тот момент, что пристреливать оружие не нужно, тоже порадовал. А то пришлось бы с напильником работать, долго и упорно. Потому что без права на ошибку. То ли дело автомат Калашникова с подвижной мушкой.

Вновь отбежав на огневой рубеж, Петр повторил серию. И снова остался доволен результатами. Потом прикрепил мишень с большим кругом, чтобы было видно с более дальней дистанции. Отмерил две сотни метров и повторил опыт. Бегать с дальней дистанции Петру откровенно не понравилось. Но ничего не поделаешь. Либо владеть карабином, с которым ты знаком, либо просто обладать интересной игрушкой. А в свете того, что он собирался покинуть Красноярск, все же куда предпочтительнее уметь обращаться с оружием. Да и успел он наслушаться о здешних краях.

Весьма неплохо. В точности карабина Петр убедился. Теперь нужно нарабатывать навыки в обращении с оружием и в стрельбе. И коль скоро он не собирается стрелять на выбивание очков, то можно придумать что-то более действенное. Ну или интересное.

Например, вырезать круг из стали диаметром сантиметров тридцать и выкрасить его в яркий цвет. При попадании в такую мишень та непременно отзовется звоном, возвещая о поражении цели, или промолчит, укоряя стрелка в косорукости. А еще можно натаскать бутылок. Того же Митрия озадачить. Тот наберет их целый ворох. Им-то не нужны бутылки без сколов, какие принимают в приемном пункте, подойдут даже с отколотым горлышком, невелика беда. Зато каково оно будет, наблюдать осыпающееся от попадания стекло. О! Поговорить со стекольщиком, чтобы он осколки собирал. А что, пара-тройка гривенников на ровном месте ему лишними не будут. А осколки можно будет подкоптить на бересте, и пожалте, мишень готова.

Ребячество? Ну да. Ребячество. Ну и что? А в ком в глубине души не сидит ребенок? Петр как-то слышал, что мужчины хотят себе сыновей, чтобы купить им те игрушки, которых не было в их детстве. Шутливое такое выражение. Но он не раз и не два убеждался в правоте этих слов. И видел отцов, которые радовались купленным игрушкам чуть ли не больше, чем дети.

Где видел? Так в магазине игрушек и видел. Нравилось Петру захаживать в такие магазины. В детстве хотелось, да не было возможности. Потом возможность вроде как появилась. А для кого покупать-то? Для себя? Угу. Очень смешно. А так ходил, рассматривал, мало ли кому он игрушку выбирает. А еще хорошо то, что магазинов этих в городе было целых три. Так что не примелькаешься. Да и не ходил он по ним часто. Так только, когда вдруг засвербит.

Вот и сейчас засвербело и захотелось. Но пока придется обходиться вот этими листками. Петр забросил карабин за спину и, отсчитав полсотни метров, вооружился наганом. Еще подумал, что «смит-вессон» был бы куда предпочтительнее. Нет, дело не в большем калибре. Просто он бы куда лучше подошел к тому же винчестеру. Но с другой стороны, наган более компактен, имеет возможность стрельбы самовзводом, в барабане на один патрон больше и наверняка меньше лягается, чем эта американская дура.

Н-да. Все так. Да только если подвернется случай или появятся лишние деньги, то обязательно купит «смит-вессон». Два. Так чтобы в кобурах на бедрах носить. Но ни в коем случае не кольт. Этот заряжать придется, как и наган, по одному патрону. А у «смит-вессона» предусмотрена одновременная автоматическая экстракция всех гильз. И можно придумать скорозарядник. Петр, конечно, понятия не имеет, какой он должен быть конструкции, но не боги же горшки обжигали. Придумает. Опять ребячество? Ну и пусть его.

Кучность из нагана оказалась несравнима с карабином. Да что там, уложил все семь пуль в белый лист бумаги, и то хорошо. Одна залетная даже задела краешек черного круга. Словом, если придется, то стрелять достаточно точно Петр умеет. Остается понять, как оно случится в ситуации, когда адреналин будет бушевать в крови. Ну и выяснить, не нападет ли на него медвежья болезнь, если это случится.

Кхм. Лучше бы не надо. Нет, дело не в стирке штанов. Просто в такие передряги попадать не хочется. Как говорится, мы мирные люди, и ну их на хрен, все эти бронепоезда на запасных путях. Понятно, что новый мир и на месте усидеть как-то не получается, словно свербит что-то. Вот только дождется весны и… Но это же не значит, что нужно искать приключения на пятую точку.

Попробовал отстрелять из нагана самовзводом. Н-да. Нет, ну три-то попадания в лист бумаги есть. Не все так уж безнадежно. Нормально все, чего уж там. Тем более что одна пуля угодила на ладонь ниже листа, а значит, ростовая мишень поражена…

Треск сломавшейся сухой толстой ветки, короткий свист и тупой удар в ствол сосны прозвучали практически одновременно. Петр, ничего не понимая, смахнул с ресниц левого глаза удачно прилетевшую щепочку светло-коричневой коры. А ведь могла и в глаз попасть. Потом как-то глупо осмотрелся по сторонам.

Когда он услышал этот треск во второй раз, то уже заметил двоих человек, стоявших примерно метрах в двухстах от него. И треск этот был не чем иным, как винтовочным выстрелом. Просто на морозе он звучит по-другому. Петр заметил это сегодня при стрельбе, но, когда услышал со стороны, как-то не сообразил, что это. А вот теперь, видя человека с винтовкой, наведенной на него, Петра, заметил короткую вспышку, легкий прозрачный сизый дымок, так сразу и сообразил. Правда, кроме этого, он почувствовал, как его левое плечо слегка дернуло и ожгло, словно головка спички подпалила кожу.

Ни испугаться, ни подумать о чем-либо Петр не успел. Просто некогда было. Выронил в снег наган, из которого только что вытолкал шомполом последнюю гильзу. Упал на колено и одновременно потянул из-за спины винчестер.

Очередной выстрел, может, и настиг бы его, но пуля коротко свистнула над головой, звонко щелкнув по камню скалы. Вообще-то в полушубке не так чтобы удобно управляться. Нет, он вполне легкий, уж полегче, чем зимняя куртка Петра, оставшаяся в его мире. И теплее, надо сказать. Вот только сковывал движения, и уж тем более это ощущается, когда дорога каждая доля секунды.

В четвертый раз нападавший выстрелить не успел. Петр его опередил. Причем в первый раз явно промазал. Но, как видно, бандита выстрел испугал или он замешкался по какой иной причине. С затворами «мосинок» случаются порой затыки из-за больших допусков при выделке, из-за износа или безалаберного отношения.

Вторая пуля ударила точно в центр груди, выбив из полушубка небольшое облачко пыли. Как ни странно, но Петр это четко рассмотрел. Мужчина тут же опрокинулся на спину, выронив винтовку. Пастухов же, передернув рычаг карабина, уже перевел прицел на другого нападавшего. Тот как раз наклонился, подбирая оружие товарища.

Одна винтовка на двоих? Плевать. Выстрел! На этот раз видимого эффекта не наблюдалось – мужчина просто сунулся головой в снег.

Петр снова передернул рычаг. Никакого движения. Доснарядил в магазин израсходованные три патрона. Подобрал наган и опустил в карман. Поднялся на ноги, сунул лыжные палки сзади за пояс, чтобы не мешали. Двинулся к убитым. По крайней мере, он полагал, что к убитым. Промелькнула мысль о том, чтобы зарядить револьвер, но Петр ее тут же отмел. Все же снаряжение нагана – несколько мешкотное дело, и для этого требуется задействовать две руки. Выпускать же из хватки готовое к бою оружие сейчас как-то не хотелось. Так и приближался к злоумышленникам в готовности открыть огонь.

Вот так. Никаких мук совести. Никакой растерянности. Одно только удовлетворение, вызванное тем, что желавшие ему смерти умерли сами. Петр даже испугался того, насколько легко принял тот факт, что минуту назад лишил жизни двоих человек.

Н-да. Впрочем, когда стреляешь с расстояния в пару сотен метров и видишь, как падают безымянные фигурки, то да, воспринимается это как-то отстраненно. Как нечто нереальное. Ну подумаешь. Бах. И фигурка упала. Бах. И вторая сунулась лицом в снег. Не как в кино, но точно как на сцене театра. Кстати, ходил он в местный, в своем мире как-то не сподобился, а тут отчего-то захотелось. Игра актеров так себе. Но Петру все равно понравилось.

При чем тут театр? Да ни при чем. Думать о том, что перед ним лежит один труп, а второй тип пускает кровавые пузыри, как-то не хотелось. Лучше уж о театре и нереальности происходящего. Но главное – это то, что Петр ощутил облегчение: все же он не способен на равнодушное убийство. Вот если бы ему понравилось… Вот кем-кем, а зверем в человеческом облике становиться не хотелось.

А еще его начало колотить. Страх до него добрался и сдавил нутро холодными тисками лишь теперь. Глянул на руки. Трясутся. Хочется думать, что от адреналина и созерцания картины убитого и раненного им мужиков. Но сам Петр знает точно: это страх. Он только что был на волосок от смерти, и злодеи могли стоять сейчас над его телом.

Этих двоих он не знал. И не понимал, с чего бы им на него нападать. Когда осознал, что его хотят убить, то решил было, что это Андрей и Остап, подручные купца Заболотного. Удивился тому, что у них на двоих одна винтовка, но в том, что это они, не сомневался. А вот теперь ничего не понимал. Двое бородатых типов, обветренные лица с шелушащейся и потрескавшейся кожей. Явно уже давно бродят вдали от жилья. Это понимает даже Петр, не особо разбирающийся в подобных вещах. Беглые каторжники? А разве в зиму бегают?

Вот так стоял и мысленно рассуждал над тем, кто бы это мог быть, пока раненый не затих, устремив невидящий взгляд в чистое синее небо. Петр машинально поднял глаза, потом, спохватившись, достал часы. Три пополудни. Еще пара часов, и начнет темнеть. Поторопиться бы.

Он подхватил винтовку нападавших. Затвор открыт. Легко дослал его вперед и провернул на девяносто градусов. Оружие, к слову сказать, изрядно изгваздано и давно не видело ухода. Так что очень может быть, что заминка случилась из-за этого.

Закинув карабин и винтовку за спину, побежал в сторону города. До полицейской управы версты четыре будет, никак не меньше, если не больше. За полчаса добежит. Пока суд да дело, пока доберутся сюда. Словом, нет времени. Торопиться нужно. О том, чтобы скрыть данный факт, у Петра и мысли как-то не возникло. Во-первых, он защищался. Во-вторых, не такая уж тут тайга, до окраины города недалеко, а потому мало ли как оно может обернуться. Превращаться в беглого и прятаться у него желания не было. В-третьих, через четыре месяца у него экзамены в училище, и он намеревался получить корочки механика и машиниста.

– Куда прешь? – осадил его у ворот дежуривший городовой. – Ты бы еще с гаубицей в участок приперся. А ну давай отсюдова.

– Погоди, служивый. Мне бы к судебному следователю Кравцову. – Помнящий добро следователь был четвертой причиной, побудившей Петра сразу же бежать в полицию.

– А еще чего?

– Послушай, как бы тебе потом не пожалеть. Боже упаси, я тебе не угрожаю, – тут же поспешил выставить перед собой руки в примирительном жесте Петр. – Просто я по горячему делу. А ружья… Да хочешь, я их тут у тебя оставлю.

– На кой они мне, – задумчиво отмахнулся городовой. – Заряжены?

– Да.

– Разряжай.

– Винчестер разряжу, как скажешь. А вот как быть с винтовкой, не знаю. Улика это. Вдруг нельзя.

– Хм… – Городовой задумчиво сграбастал в рукавицу бритый подбородок. – Винчестер разряжай, а винтовку давай сюда, – наконец принял он решение.

Петр опустился на колено, уложив снятую рукавицу на снег. Потом, быстро работая рычагом, выщелкнул в нее все патроны и, показав затворную раму без патронов городовому, поднялся на ноги. Тот удовлетворенно кивнул и указал на здание управы, пошли, мол.

Там переговорил с дежурным, вручил ему винтовку и вернулся на пост. Тот, в свою очередь, потребовал объяснения. Ни о каком Кравцове и слышать не хотел. Все происшествия в городе и его окрестностях – в первую голову забота дежурного. А там уж доложится начальству, и дальше – как оно решит. Кравцов – значит, Кравцов, дежурному унтеру без разницы.

Оказалось, что кататься по подобным делам целому судебному следователю не с руки. Отправили полицейского урядника, должность сродни участковому из мира Петра. Уж со службой полиции у себя дома он был знаком едва ли не изнутри. Но с другой стороны, здесь вообще с кадрами как-то не очень. Ни разу не полицейское государство Россия, при таких-то скромных штатах на единицу населения. Точно не полицейское.

Как ни странно, но на место отправились не пешком, а… Вот такую технику Петр тут пока как-то не встречал. Грузопассажирский автомобиль. Закрытая кабина на пять мест вместе с водительским, что-то похожее на «Руссо-Балт»: и кузовом с деревянными бортами, и брезентовым тентом. Вместо передних колес установлены лыжи, сзади две пары ведущих колес с натянутыми на них резиновыми гусеницами.

Хм. А ведь «Руссо-Балт» и есть. Вон надпись на радиаторной решетке. Насчет аэросаней Петр спрашивал. В плане их разработок Россия шла впереди планеты всей. Лидировали русские и в выпуске внедорожных автомобилей. Сказывались особенность территории и практически полное отсутствие дорог. Но вот о такой гибридной технике на гусенично-колесном и гусенично-лыжном ходу Петру слышать не доводилось.

Не удержался от того, чтобы рассмотреть машину повнимательнее. Ну коль скоро все одно ждать, пока группа соберется.

– Интересно? – не без гордости спросил шофер.

Вообще-то, если судить по тому, что тут используется паровая машина, то и он должен бы называться машинистом. Но нет. Машинисты на паровозах, а автомобили водят шофера.

– Я в железнодорожных мастерских работаю. Случается, и автомобили чиним. Но с таким пока не сталкивался, – пояснил Петр.

– Она у нас еще с прошлой осени. Но с другой стороны, за всем не уследишь, – сдвинув шапку на переносицу, произнес шофер.

– А лыжи, я гляжу, снимаются?

– Да. Просто снимаешь лыжи и устанавливаешь колеса. Все, можно ехать. Гусеницы тоже снимаются. Но можно и не снимать, в распутицу так куда лучше. Правда, посуху лучше без них. Она тогда куда проворнее движется. А если грязь какая, так можно и второй мост подключить.

– Занятно. А неплохо придумано.

– Еще бы. Куда мы только за это время не совались! И в снег, и в слякоть. Но не было еще такого, чтобы где застряли.

– Так-таки и не было?

– Хочешь верь, хочешь нет, а как говорю, так и есть. Она еще и пятьдесят пудов груза тащить может.

– Что, Толик, все нахваливаешь свою технику? – беззлобно подначил шофера подошедший урядник.

Подошел не один, а в сопровождении городового и еще какого-то незнакомого мужчины. Тот был в гражданской одежде: в пальто с бобровым воротником и в бобровой же шапке. На груди висит средних размеров коробка фотоаппарата. Петр догадался, что он раскладывается эдакой гармошкой, выдвигая вперед объектив. Он такие раньше только в кино видел. В руках довольно массивная тренога под фотоаппарат и портфель.

– Так ведь она того заслуживает, – отмахнулся шофер. – К тому же слушатель благодарный, не то что у нас в управе.

– Так ведь тебе волю дай, ты только о своей трахоме говорить и будешь.

– Вот зря вы ее так-то дразните. Вам, между прочим, на ней ехать. А ну как обидится и сломается?

– Обидеться автомобиль не может. Потому как железо бездушное. А как сломается, так в том может быть только твой недогляд.

– Да…

– Все, грузимся. В дороге спорить будем. А ты что стоишь? Забрасывай лыжи в кузов и тоже садись, – окинув Петра взглядом и решив, что он достаточно чистый, смилостивился урядник.

Никаких сомнений, будь у него вид менее презентабельный, и морозить бы ему задницу в кузове. Тот, конечно, крыт брезентом, но совершенно точно – ехать там было бы «весело». Мороз и так весь день был, а сейчас еще и поддавливать начал.

Пока ехали по городу, то, разумеется, придерживались улиц. Потом пришлось рулить к железнодорожному переезду, все же полозья массивных лыж – это не гусеницы и даже не колеса. Но зато после рванули прямиком по снежной целине, мягко ложившейся под лыжи и гусеницы. Никакой тряски, только плавное покачивание.

Вообще-то Петр сомневался в том, что у них получится проехать по лесу. Все же деревья плюс подлесок. Но шофера данное обстоятельство, похоже, ничуть не смущало. На косой взгляд урядника он пожал плечами и заявил, что такого красавца водил еще в германскую, а потому волноваться нечего, он знает, что делает. Нужно просто показывать, куда ехать. А уж он разберется, как это лучше сделать.

Урядник не зря ел свой хлеб и обслуживаемый участок знал. Петр объяснил ему, где устроил свое стрельбище. Ну, как мог, в общем-то. Местным-то известны названия горушек, холмов и даже проплешин. К примеру, место, где устроил себе стрельбище Петр, называлось Пьяной поляной. Потому что туда любили выезжать на пикники состоятельные горожане.

Тела лежали там, где Петр их оставил. Хищники до них пока не добрались. Приехавший криминалист тут же вооружился фотографическим аппаратом, установив его на треноге, и сделал фото, ярко пыхнув порошком на полочке.

– А ты где был? – поинтересовался урядник, даже не пытаясь говорить на «вы», впрочем, у него это получалось обыденно и вовсе не обидно.

– Вон у той сосны. Видите на стволе белесые точки? Это я листки бумаги прикрепил вместо мишеней, – ответил Петр.

– Ясно. Господа тоже любят пострелять именно там. Как только дерево еще живо. Ну давайте посмотрим, что тут у нас.

Петр удивился такому заявлению. Он не больно-то вглядывался в ствол сосны, кора могла затянуть раны от прямых попаданий. Но в любом случае стесы от прошедших вскользь пуль должны были быть. А ничего подобного он не видел. Впрочем, мало ли. Может, там под слоем снега полно осколков битого стекла.

Тем временем урядник склонился над убитыми и без тени смущения начал ворочать уже застывшие трупы. Потом расстегнул одежду, чтобы взглянуть на тела. Как понял Петр, его интересовали наколки. Вывернул карманы, сунул нос в тощие торбы с плечевыми лямками из обычной пеньковой веревки.

Наконец закончив осмотр, он дал команду городовому грузить убиенных в кузов. При этом выразительно посмотрел на Пастухова, и как бы тому не было неприятно это дело, пришлось помогать перетаскивать тела.

Как только закончили с погрузкой, снова разместились в кабине и двинулись в обратный путь. Вот так. С момента перестрелки прошло часа полтора, а они уже управились. Если ничего не случится, то еще засветло доберутся до города.

– Молодец ты, Пастухов. Не растерялся, – заговорил урядник сквозь свист ветра. – Если я все правильно помню, то один из них Сундук. Они втроем совершили побег с каторги, убив часового и завладев винтовкой.

– А я думал, по зиме в побег не уходят, – удивился Петр.

– По-разному бывает, – возразил урядник. – Но да, такое редкость.

– Погодите, но вы сказали, что их было трое, а этих двое.

– Ничего странного. Одного тащили с собой как телка. Или, если хочешь, живые консервы.

– Вы хотите сказать, что они его съели?

– Нормальная практика среди каторжан. А на тебе, пожалуй, сразу несколько причин сошлось. У одного из них лыжа сломалась, а без лыж в зимней тайге пропадешь. Патронов всего с десяток, а ты тут такой красивый палишь в листочки. Ну и продуктов, считай, не осталось. А им еще топать и топать. В городах-то и селениях появляться никак нельзя. Либо сцапают, либо… Народ тут суровый, сибирский, дурных шуток не понимает, а потому голову враз оторвут. А до мест, где мужик поплюгавей, еще идти и идти. И на железную дорогу им ходу нет, потому как проскочить незамеченным почти невозможно.

– То есть вы хотите сказать, что они меня сожрать хотели?

– А что такого? Нет, если бы они сумели подстрелить какую животину, то ты им как мясо без надобности. Но остаются ружье и лыжи. Счастливчик ты, вот что я тебе скажу.

Вот уж что правда, то правда. Петра даже передернуло от перспективы быть кем-то съеденным. Брр. Ну их к ляду, такие мысли. И если раньше в нем и была какая жалость к убитым им каторжанам, то теперь от нее не осталось и следа.

По прибытии в управу урядник потащил Петра с собой снимать показания. Тому оставалось только подчиниться. Но по данному поводу он не переживал. Все указывало на то, что претензий к нему никаких. И винчестер не отберут. Да что винчестер, его так никто и не удосужился обыскать, а у него в кармане, между прочим, заряженный наган.

Не сказать, что такое уж страшное преступление. Скорее нарушение, влекущее за собой штраф. Ну и разрешение придется выписывать. Если бы у Петра был какой иной пистолет, а не состоящий на вооружении армии, то никаких проблем, а так отчего-то существовали ограничения. Впрочем, на карабины и винтовки Мосина никто не обращает внимания, хотя формально на них тоже нужно иметь разрешение.

Еще в ходе допроса выяснилось, что урядник не ошибся, опознав убиенных на месте по ориентировке и наколкам. С одной стороны, он получил подтверждение, подняв эту самую ориентировку. С другой – всплыл номер похищенной винтовки, который в точности соответствовал той, что взял с убитых Петр.

– Пастухов, ты что тут делаешь? Да еще и при оружии.

– Здравствуйте, ваше высокоблагородие, – поздоровался Петр с Кравцовым, столкнувшись с ним в коридоре. – Да вот оказия со мной вышла.

– Погоди-погоди. А это не ты двоих каторжан в лесу положил?

– Было дело.

– Ха. А ты, я гляжу, мужик не промах. А ну-ка зайди ко мне.

Вообще-то Петру это приключение было уже поперек горла. А относительно всякого рода отделений и управлений полиции имелось некое предубеждение. Так что хотелось убраться отсюда, и как можно скорее. Однако не дело пренебрегать общением с человеком, который хорошо к тебе относится. Поэтому он тут же выполнил просьбу с деланым энтузиазмом.

– Петр, мне тут сорока на хвосте принесла, что у тебя с неделю назад одна неприятность случилась.

– Да какая неприятность. Так, поспорили немного. А вы-то откуда знаете?

– Знакомый из уголовного сыска сказал, что ему об этом агент нашептал. Мы с ним приятели, поэтому он в числе немногих, кто знает, кому я обязан жизнью. Как услышал, решил меня просветить.

Угу. А их высокоблагородие вовсе не стал спешить предупреждать своего спасителя. Хотя, с другой стороны, не бросаться же ему на поиски Пастухова. Они не друзья и не приятели. Случай свел. Причем он если и не знает, то догадывается о том, что собирался той ночью сделать Петр. Вот подвернулась ситуация, завел в кабинет, беседует. А ведь и дворянин, и чин у него не такой уж и малый.

Опять же, ну поссорились и поссорились, ничего особенного не произошло. Ну набил рабочий морду купчишке. По большому счету дело житейское, мировой суд и штраф. Вот если бы это был дворянин или государственный чин, тогда вопрос другой.

– И что с того? Купчишка подал жалобу мировому судье? – поинтересовался Петр.

– Ну, в твоем случае лучше бы подал. Темная личность этот Заболотный. Так-то против него вроде ничего нет, но слухи нехорошие ходят. И работники у него те еще «ангелы».

– Так что же мне теперь, бежать из Красноярска?

– Видишь ли, Петр, личности темные имеют перед законопослушными обывателями то преимущество, что на закон им плевать. Тем они и опасны. Потому как могут сделать больно как в прямом, так и в переносном смысле, зная о грядущем наказании, но не очень-то его опасаясь. Обыватель же боится в первую очередь не самого бандита, угрожающего ему, а того, что если он начнет защищаться адекватными способами, его привычный мир рухнет. Вот на тебя сегодня напали с оружием в руках, и ты их убил. И правильно сделал. Но на подворье у купца ты просто набил ему и его подручным морды. А ответить они тебе могут куда как серьезнее. К примеру, пырнуть ножом. А могут и просто снова попытаться банально избить. И тебе этого не узнать, пока все не случится. А потому ты должен соизмерять свое противодействие втемную, не зная об их намерениях. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я тут вообще говорю?

– Понимаю, Иван Янович. Не сомневайтесь. Только от того понимания легче не становится. К тому же неясно, правдивы распускаемые о них слухи или так… – Петр неопределенно покрутил поднятой вверх кистью руки. – Знавал я одного. Он по городу сам о себе слухи разные распускал. Ну чисто зверь зверем. Его все сторонились. Даже бывалые душегубы старались не задевать. А потом оказалось, что он и муху обидеть не может. Так только… пыжился, одним словом.

– Вот-вот. Я и говорю, пока не начнется, так и не поймешь, насколько все серьезно. А там уже и поздно может быть. Так что ты поаккуратнее, спаситель.

– Спасибо, Иван Янович. Обязательно.

Вот же. Надо было этого Кравцова повстречать в управе. Сейчас бы шел себе и шел, никого и ничего не опасаясь. Подзадержался он со всеми этими делами, на дворе уж темень, хотя и не такой поздний час. Но все одно, надо бы поскорее домой. А Петр вместо этого все вглядывается в тени, отбрасываемые кустами, заборами и домами. А еще закоулки обходит так, чтобы на него не могли броситься из-за угла. Ну и время от времени вынимает руки из рукавиц и в суконных перчатках щупает, на месте ли наган. Наличие оружия придает некую уверенность. А еще так и подмывает схватить болтающийся за спиной винчестер…

– Кто это там за углом прячется? А ну выходь! – рванув из-за пазухи наган, выкрикнул Петр.

А ведь не будь Петр на взводе, скорее всего и не увидел бы никого. А так даже не сомневался, что за углом дома кто-то прячется. Потому как уловил явственное шевеление тени. Вот ни разу не сомневался, что это по его душу.

Стараясь держаться середины улицы и вертя головой во все стороны, пошел дальше. Чтобы все же заглянуть за угол. Впрочем, прятавшийся передумал хорониться и решил выйти на открытое место. Ну какой смысл прятаться-то? Если напасть неожиданно – это одно. А если уж заметили…

– Опа. Андрей, ты, что ли? – не видя лица, но отчетливо различая фигуру и походку, произнес Петр. – А где Остапа потерял?

– Один я.

– Ты эту сказочку кому другому расскажи. У меня в руке револьвер, и двоих я сегодня на тот свет уже спровадил. Так что нервный я сейчас, что та девка перед первым разом. Остап, выходи, твою налево, не то палить начну.

И в подтверждение своих слов нажал на спусковой крючок. С наступлением темноты мороз стал еще крепче, а потому выстрел прозвучал слабым треском сухой ветки. Впрочем, незначительность эффекта, произведенного звуком выстрела, в некоторой степени компенсировал фонтанчик снега, выбитый из утрамбованной дорожки под ногами Андрея, до которого было шагов двадцать.

– Ты что, умалишенный? – возмутился Андрей.

– Где твой дружок, оглобля? – зло выдавил Петр.

– Остап, выйди.

Ага. А он о чем. Из кустов на противоположной стороне улицы появился невысокий Остап и, повинуясь жесту Петра, подошел к Андрею. Нет, то, что они его зауважали и устроили самую настоящую засаду, конечно, греет. Вот только сам факт этой засады огорчает.

– Значит, так, душегубы вы мои паленые[9], не оставите мысли посчитаться со мной, очень сильно пожалеете. Я ить паспортом обзавелся только пару месяцев как. А до того где меня только черти не носили. И в отличие от вас, я на каторгу так и не угодил. Так что мне преступить закон что высморкаться. А теперь пшли вон, – дополняя свои слова выразительным жестом руки с наганом, приказал Петр.

К счастью для этих двоих, они предпочли в точности выполнить его требование и припустили по улице. Вообще-то Петр сейчас не сомневался в том, что положит их. И рука у него не дрогнула бы. А там… Да пошло оно все. Сбежал бы, попробовал бы еще каким-то способом легализоваться. Ничего в этом невозможного нет, тем более уже успел слегка осмотреться в этом мире. Проблемно, конечно, и еще как, потому как его с этим двойным убийством увязали бы сразу. Но проблем не бывает только у мертвых, каковым Петр становиться решительно не хотел.

Спровадив парочку недоброжелателей, решил осмотреть место, где они прятались. Н-да. А ведь палок-то нет. Если бы они собирались его поколотить, то наверняка вооружились бы дрекольем. Ну и бросили бы его там, где прятались. А здесь ничегошеньки. Значит, собирались его подколоть. Именно прирезать. Если бы пристрелить, то пристрелили бы.

Все это Петр додумывал, уже направляясь домой. Вот оно как весело получается. И не будь у него нагана… Н-да. Надо бы озаботиться меховыми перчатками. Оно, конечно, будет не так тепло, как в рукавицах. Да и дорогие эти перчатки. Но лучше уж так, чем всякий раз сдергивать рукавицы. Альтернатива в виде трехпалых рукавиц его не устраивала. Эти также особым удобством не отличались, разве что позволяли нажать на спусковой крючок.

– Дядь Петр, ну ты где так долго-то? – набросился на него Митя, едва только он переступил порог.

– А что такое? Не управился с домом, – вдруг догадался Петр, вспомнив о том, куда отправлял парнишку.

– Обижа-аешь, дядь Петр, – самодовольно проговорил Митя. – Я даже потянул немного время, как ты учил, чтобы они не подумали, что все так просто. Три рубля заплатили.

– Ну вот видишь, как хорошо. Выходит, сегодня праздник. Твой первый настоящий заработок. А, Аксинья?

– Кормилец. – Прижав голову сидящего сына к груди, хозяйка ласково потрепала вихры довольно улыбающегося Мити.

Вона как. Словно и не она несколько часов назад обвиняла Петра в том, что он отправил ее чадушко чуть ли не на смерть.

– Только выпивки-то в доме нет, – всполошилась Аксинья.

– И не надо. Рано еще нашему работнику горькую пробовать. А лучше бы и вовсе от нее держаться подальше. Но вот, к примеру, пельмени были бы к месту. Есть пельмени-то? А то что-то так захотелось, аж до дрожи в коленях.

– Есть. Наморозила недавно, – с улыбкой ответила женщина. – А сам-то где так долго пропадал? Мы уж думали, не случилось ли чего.

– Да как-то так вышло, – неопределенно ответил Петр.

Нет, понятно, что слух по городу уже ползет и завтра, обрастя невероятными подробностями, в любом случае докатится и до них. А потом Петру все одно придется рассказать, как оно было, безжалостно отбрасывая надуманное. А может, есть смысл и чего прибавить, чтобы те же Андрей и Остап призадумались лишний раз. Но это будет завтра. Сегодня говорить об этом решительно не хотелось.

Скинул полушубок и только теперь вспомнил о той пуле, что ожгла руку. Впрочем, ничего страшного там не оказалось. Царапина да и только. Порезы куда серьезнее бывают. Правда, рукав рубашки вымок в крови, да Аксинья всполошилась. Пришлось рассказывать о происшествии, не откладывая в долгий ящик.

– Здравствуй, красавица.

– Ой, Ваня. Ты как тут-то?.. – слегка испугавшись окрика, а потом явно обрадовавшись, произнесла девушка лет двадцати в одеянии прислуги.

В ответ на это сидевший на козлах саней молодой человек видной наружности, хоть и в тулупе, залихватски закрутил усы. Вообще-то извозчики, как правило, носили бороду. И то, что мужчине приличествует борода, тут вовсе ни при чем. Просто при их работе, да в зимнюю пору, это куда лучше, потому как сберегает лицо от холодного ветра.

Но этот предпочитал голый подбородок и лихие усы. И причина тут была в том, что молоденькие бабенки гораздо охотнее смотрели на таких вот красавцев. Ну что борода? Мужицкое это. А вот ухоженные усы и лоснящийся подбородок – это уже господское, из той близкой, но недосягаемой жизни.

Стоявшая рядом с девушкой женщина средних лет внимательно осмотрела Ивана и, переведя взгляд на спутницу, обозначила легкий одобрительный кивок. Понравился. А то как же не понравиться. «Вон какой видный», – весьма красноречиво говорил наполнившийся гордостью взгляд девушки.

– Так ведь ты сказывала, что сегодня на рынок собираешься. Вот решил подвезти. Я вам, красавицы, еще и на рядах помогу, корзинки нести.

– Да что ты, Ваня. У тебя, поди, своих дел невпроворот, – смущенно стала отнекиваться девушка.

Однако выходило это у нее… Только женщины могут говорить «нет» так, что оно означает несомненное «да».

– А-а-а, – неопределенно махнул рукой парень. – Всех денег не заработать. Так отчего же не сделать приятное сердечной подруге.

– Да не слушай ты ее, сынок. Сама уж два дня только тебя и поминает, а туда же. И нечего на меня зыркать, Лизавета. Полезай в сани, – решительно взяла ситуацию в свои руки женщина.

А то как же. Сани высокие, просторные, ничем не хуже пролетки. В таких проехаться… Девице Лизавете мужика, наружностью не уступающего господам, а ей вот сани достойные. Вот сейчас она, как госпожа, с шиком подъедет к базару, и ведь никакой платы. Опять же, пойдет меж торговцами с пустыми руками, а вслед за ней будут нести корзины девица и такой вот добрый молодец. И чтобы она от такого отказалась! Вот уж кем-кем, а дурой она никогда не была.

Живо устроились в санях. Кучер, красуясь перед девицей, залихватски свистнул и с места погнал крепкую лошадку вскачь. Только снежная взвесь взметнулась за понесшимися по улице санями. Февраль в Петрограде выдался снежным и вьюжным. Сейчас-то погода вроде попритихла, но снега выпало изрядно.

Голубев Петр Анисимович, все это время стоявший у афишной тумбы, изображая человека, увлеченно изучающего наклеенные объявления, ухмыльнулся вслед укатившим саням. Иван снова в своем репертуаре. Девки просто млеют при виде этого франтоватого парня. И тут он, несомненно, получит свое. Ну не может Иван иначе. Если чего захотел, то непременно добьется, проявляя просто чудеса предприимчивости.

Голубев не собирался ему в этом мешать. Пусть Ивану и придется слегка подзадержаться в кругу семейства Игнатьева, видного российского промышленника. Именно благодаря этой его настойчивости Голубев и приблизил парня к себе, сделав своим помощником. В их деле такая черта, как непременное достижение конечного результата, дорогого стоит.

Оставив тумбу в покое, он направился к подъезду дома, откуда только что вышли женщины. В его распоряжении есть минимум час. Раньше прислуга домой не вернется ни под каким предлогом. Уж Иван об этом позаботится. Хозяин, Игнатьев Виталий Юрьевич, сейчас на заводе, и никаких причин для возвращения раньше обеда у него нет, барышня Александра в университете. Так что времени достаточно. Главное, им не злоупотреблять. Впрочем, он и не собирается работать на грани.

Пройдя через арку, Петр Анисимович оказался в петроградском дворе, так называемом колодце. Повернул направо и вошел в подъезд. Поднялся на второй этаж. На лестничной клетке две двери, одна напротив другой. Справа дверь в интересующую его квартиру, занимающую половину этажа. Квартира напротив ничуть не меньше.

Ничего удивительного, в этом доме проживают весьма состоятельные квартиранты. Вообще-то им было бы куда проще выкупить эти квартиры, но домовладелец и не подумает их продавать. Он скорее разобьет эти квартиры еще на две и будет сдавать за меньшую плату, но с такой же выгодой, чем продаст, получив много, но один раз. Верный подход, что тут еще скажешь.

Состоятельным людям вовсе не зазорно проживать в доходных домах. Главное, что за публика вокруг. Они, конечно, могут себе позволить построить целые усадьбы, вот только на окраине города. А каким бы большим и богатым не был дом, но если ты проживаешь не в центре столицы, то данное обстоятельство в некоторой степени бьет по твоей репутации.

Двери не оборудованы новомодными глазками. Это веяние уже добралось из Европы в столицу Российской империи, но пока не стало повсеместным. Поэтому жителям из квартиры напротив придется открыть дверь, чтобы увидеть визитера. Причем приоткрыв на цепочке, они ничего не увидят. И это радует.

В руках у Голубева появилась связка странных ключей. Странных для людей непосвященных. Тот же, кто хоть малость разбирается в этом деле или даже слышал краем уха, непременно признал бы в них отмычки. Замок в двери оказался не сложным, а потому и времени отнял совсем немного. Не дольше, чем родной ключ в неуклюжих руках пьяного хозяина.

Едва вошел в квартиру, как тут же стало жарко. Ничего так. Не экономит на тепле домовладелец. Или тут отопление индивидуальное? Тогда получается, что Игнатьев больно уж жалует тепло. Не суть важно.

Стоя на коврике при входе, Голубев вынул ноги из калош и, оставаясь в ботинках, прошел в квартиру. Вообще-то он не жаловал манеру носить поверх нормальной обуви резиновую, считая это неудобным. Да, с калошами ботинки и туфли изнашиваются дольше и ноги остаются сухими. Но он готов терпеть подобные мелкие неприятности в угоду удобству. Однако в данном конкретном случае это то, что нужно.

Во-первых, не наследишь в доме. Во-вторых, ты обут и в любой момент можешь ретироваться хоть через окно. Второй этаж, да еще зимой, когда практически у каждой стены навалены сугробы, вовсе не представляется опасным для прыжков из окна. Впрочем, не такая уж и проблема даже при отсутствии снега.

Оставив на вешалке пальто и шапку, Голубев прошел в квартиру. В кабинете владельца он не обнаружил ничего интересного. Виталий Юрьевич был промышленником и дельцом, но не инженером. А потому в его кабинете не нашлось ни одного чертежа. Хотя в изобилии имелись иные документы. На большом рабочем столе лежали даже финансовые бумаги.

Хм. А вот и чековая книжка. Кстати, открытая. В том смысле, что на верхнем чеке красуется подпись, но отсутствует сумма. Странно. Что бы это могло значить? Игнатьев не производит впечатления легкомысленного человека. Голубев повертел в руках книжку, затем закрыл ее и положил так, как она и лежала. Он, конечно, проник сюда воровскими методами, вот только воровать не собирался.

Голубев зашел в комнату девицы Александры, проявившей странную склонность к механике и настоявшей на поступлении на механический факультет. Не часто попадаются подобные девушки. Хм. На его памяти она вообще первая. Уникальная, можно сказать, особа.

Когда была решена проблема с Верховцевым, добившимся в своем начинании серьезных результатов, Голубев не придал особого значения помощнику инженера. Подумаешь, подросток, немного понимающий в слесарском деле. Но потом подкупленный околоточный надзиратель случайно обмолвился о том, что мальчик-помощник – и не мальчик вовсе, а девка.

Новость откровенно ошарашила Петра Анисимовича. Не сказать что он так уж взволновался. Просто это было несколько необычно, и он не мог не выяснить доподлинно всех обстоятельств. Это не составило большого труда. А вот дочь видного российского промышленника, имеющего правительственные награды и состоящего на особом счету у императора, – это проблема. Ее вот так просто не уберешь.

Нет, чисто технически сложностей тут никаких. Убрать можно любого. Даже императора. И для этого вовсе не обязательно метать бомбы или устраивать канонаду на всю столицу. Достаточно всего лишь одного выстрела, причем совершенно бесшумного. Шум начнется потом. Причем даже в случае с Игнатьевым – весьма серьезный.

Голубев вовсе не считал российскую сыскную полицию ни на что не годной. Скорее уж наоборот, европейским полицейским стоило бы поучиться работать у русских. Это не хитроумные детективы писать с кающимися преступниками в конце. Но если за дело возьмутся должным образом мотивированные русские волкодавы, подобный конец очень даже вероятен.

Поэтому он решил сначала понять, насколько эта девица может быть способна доставить неприятности. Нет, при средствах и возможностях ее папаши очень даже способна, это понятно. Но это только в том случае, если она захочет этого и найдет поддержку в лице отца. И все указывало на то, что она вроде как ее обрела. Во всяком случае, ее поступление в университет говорило именно об этом. Но Голубев решил все же немного обождать и посмотреть, куда ее заведет учеба.

Пока суд да дело, решили заняться другим индивидом, о котором появилась похвальная заметка в газете. Разобрались с нижегородским умельцем с блеском, осмеяв и оплевав его в прессе. Выставили полным дураком и ничтожеством в глазах потенциальных инвесторов. Наконец по прошествии времени пришла пора все же посмотреть, чем таким занимается Александра Витальевна.

Н-да. И это обитель девицы? Нет, если посмотреть поверхностно, то вполне нормальная комната девушки, тщательно следящей за своей внешностью. Довольно широкая кровать, журнальный столик с парой легких кресел, просторный платяной шкаф с большим зеркалом, туалетный столик-трюмо, на котором разместились всякие женские штучки…

Из общей картины выбивались только забитый книгами шкаф, пристроившийся в простенке между окон, и рабочий однотумбовый стол с выдвигающимися ящиками, с настольной лампой и стопкой каких-то бумаг. А на закуску у другого окна между подоконником и кроватью, так чтобы свет падал слева, стоял кульман.

Петр Анисимович подошел к чертежной доске и взглянул на прикрепленный к ней лист бумаги. Какой-то чертеж. Он в этом не силен. Так что пусть разбирается Сильвестр. Он у них головастый, инженер, ему и карты в руки. Они втроем – больше, по сути, и не нужно, – входили в российскую группу тайного промышленного клуба.

Все эти изобретатели – как дети: едва добившись маломальского успеха, начинают трубить о нем на весь свет. И оно понятно, ведь подавляющее большинство из них талантливые, а порой и гениальные, но нищие инженеры. Ну, может, и не нищие, но самостоятельно дать жизнь своему детищу явно не способны. Так что найти их довольно легко. Остается лишь понять, что они собой представляют, и принять соответствующие меры.

А вот Игнатьева, если она все же решила взяться за продолжение дела своего наставника, вызывала особый интерес. Она не нищий инженеришка со взором горящим. Она дочь видного российского промышленника, автомобили которого пользуются спросом не только в России, но и за границей. В особенности внедорожные версии, весьма востребованные в странах с неудовлетворительным состоянием дорог.

Игнатьев не пошел по пути других производителей автомобилей и построил свой машиностроительный завод[10]. Причем там с самого начала выпускались компактные машины конструкции русского инженера. Он же сейчас является главным инженером и директором этого предприятия. Так что производство «Муромцев», «Добрынь» и «Поповичей» никак не зависело от поставок из-за границы. Мало того, они сами поставляли часть автомобильных машин за рубеж.

Так что если за дело возьмется Александра и отец согласится ее поддержать, им не придется искать инвесторов. У Виталия Юрьевича есть все необходимое – деньги, отлаженные производственные мощности и подготовленные рабочие кадры. Но главное – вес и широкие связи в российском генеральном штабе. Председатель клуба полагал, что появление на рынке нового конкурента возможно, в первую очередь, благодаря военным.

Последняя война, которую не без оснований окрестили Великой, научила генералов не отмахиваться от технического прогресса. А еще показала, что следующая война будет поистине войной машин. Поэтому вероятность того, что военные могут заинтересоваться новинкой, достаточно высока. Лично Голубев уже видел ряд преимуществ нового двигателя, который никак не мог появиться в этом мире, несмотря на потуги редких энтузиастов.

Игнатьев являлся видной фигурой среди производителей автомобилей и автомобильных машин, однако он не входил в тайный клуб. А значит, мог создать определенные трудности. Но опять же, при желании. При сильном желании. Потому что вывести на рынок движитель, работающий на абсолютно ином принципе действия, очень сложно.

Голубев извлек из внутреннего кармана просторного пиджака небольшой фотоаппарат. Такие только-только поступили на прилавки магазинов. Весьма удобно. И тот самый редкий случай, когда разведка не успела рассмотреть его преимущества, получив аппарат в свое пользование одновременно с гражданами. Впрочем, скорее всего уже начались работы по созданию более компактных образцов.

Наведя объектив на кульман, Голубев щелкнул затвором и, перекрутив пленку, переместился к рабочему столу. Хм. Наверное, все же ученическому. Вскрыв тубу, используемую для переноски больших листов бумаги, он поочередно сфотографировал все имеющиеся внутри чертежи.

В комнате девушки Голубев провел еще около двадцати минут, тщательно осмотрев все и стараясь не оставлять следов. Впрочем, ничего страшного, если что-то окажется не на своем месте. В конце концов в доме есть кухарка и горничная, которые имеют доступ в эту спальню. Главное, не оставить после себя бардак.

Наконец Петр Анисимович покинул квартиру Игнатьевых, тщательно заперев за собой дверь. Ни прислуга, ни хозяева квартиры так и не узнали, что здесь в течение почти часа хозяйничал абсолютно посторонний человек. Голубев же вышел во двор, затем на улицу, где как раз поднялся ветер, метущий поземку. Н-да. Все же вьюжный какой-то выдался февраль.

И, как назло, ни одного извозчика. Можно, конечно, обождать Ивана, но… Он имел приказ задержать женщин минимум на час. А вот насчет максимума разговора не было. Так что на него лучше не надеяться. Голубев зябко передернул плечами и двинулся в сторону трамвайной остановки. Ничего не поделаешь, придется потолкаться. А в том, что трамвай будет забит народом, он не сомневался. Ну кому захочется идти пешком в такую погоду. Лучше бы и вовсе нос не высовывать из дому, но мало ли какие причины могут побудить людей выйти на улицу.

Глава 6 Новая халтура

– Эй, Монтер, тебя там спрашивают, – послышался голос Алексея, которого все называли Подводником.

Угу. Вот такой мы народ загадочный. Чуть что, сразу норовим приклеить человеку прозвище. Не миновала чаша сия и Петра. Поначалу-то прилипла кличка Пастух, по фамилии, значит. Но когда он начал пробавляться электричеством, пристала Монтер. Теперь это прозвище не отодрать, даже если он больше ни одного провода не соединит. Ну разве только переберется куда в другое место. На лесопилку, например. Хотя не факт. Город-то небольшой, так что очень даже может и прозвище перекочевать вместе с ним.

И ведь буквально неделю назад случилось куда более значимое событие. Как ни крути, но не каждому удается положить двух каторжников, которые тебя уже за глотку взяли и едва не начали свежевать. Вот так вот. Петру и самому было жутко от леденящих кровь подробностей, что по сей день бродят по Красноярску и окрестностям. Впрочем, разубеждать он никого не собирается. Так вот, несмотря на столь значимое событие, ставшее достоянием общественности, он не превратился в Стрелка, Охотника или еще кого-нибудь, а так и остался Монтером.

– Кто там, Леш, не знаешь? – откладывая в сторону разводной ключ и беря тряпицу, чтобы протереть руки, поинтересовался Петр.

– А то как же. Знаю, конечно. Купчишка местный, Завьялов Игнат Пантелеевич. Везет же тебе на торговый люд, – с неким смущением ответил Алексей.

Угу. Как-то нехорошо получается. Ты к человеку с прозвищем, пусть оно для него и не обидное, а он к тебе по имени. И именно это смущение явственно ощущалось в его поведении. Спутать его с чем-то другим было попросту невозможно.

Петр, посмотрев в указанную сторону, увидел мужичка лет сорока, среднего роста и необычного для этих мест тщедушного телосложения. Нет, в полушубке он еще туда-сюда. Но вот стоит от него избавиться, и его фигура сразу же усохнет минимум в два раза.

– Он Заболотному, случаем, не приятель?

– Шутишь? Ты гляди ему этого не скажи, не то обидится и не видать тебе халтуры, – ухмыльнувшись, тут же возразил Алексей.

– Да у меня как-то в халтурах недостатка нет. С электропроводкой вечно что-нибудь да случается. Так что невелика потеря. Значит, с Заболотным дружбу не водит?

– Поговаривают, что они разок даже пострелялись. Речку не поделили. Ладно, пойду я.

Ну и пошел. Проявил деликатность. Ищут-то не его. А значит, и дело это его не касается. Хороший мужик. В железнодорожных мастерских вообще хватает стоящих мужиков. Дерьма – того поменьше. Хотя есть конечно же, как без него. Парочка особо завистливых попыталась подначить Петра по поводу «удачной охоты». Не пошутить, а именно уязвить. Уязвили, чего уж там. Обоим по фонарю поставил. Синяки уж сходить начали, но все еще светят.

– Ты Пастухов будешь?

Вот проблемы у местных с обращением на «вы». Не получается купцу к работяге на «вы» обращаться. Хотя у интеллигенции почему то выходит. Но с другой стороны, они тут настолько владеют общением на невербальном уровне, что просто диву даешься. Вот и это «ты» от совершенно незнакомого человека звучит вовсе не обидно, а где-то даже уважительно.

– Он самый.

– Завьялов моя фамилия. Звать Игнатом Пантелеевичем. Купцом второй гильдии буду, – оглаживая бороду, представился подошедший.

Вообще-то борода – она идет людям куда более героических пропорций. Придает лишний вес и солидность. Но и на лице этого невысокого и худощавого мужчины была очень даже к месту. И таки да, прибавляла ему солидности.

– Чем могу быть полезен славному красноярскому купечеству? – все так же протирая руки замызганной тряпицей, спросил Петр.

– Работу хочу тебе предложить. Ты как?

– В смысле поработать? Так я всегда «за». Остается только выяснить, что нужно, и тогда уж определяться.

– Разумно. Скажи-ка, а как у тебя с аэросанями?

– Нормально у меня с ними. Машина не сложная. Договаривайся с Павлом Игнатьевичем и можешь волочь их сюда. Приведем в порядок, все сделаем в лучшем виде. Уже ремонтировали.

– Ты меня не понял.

– Ага. Теперь понял. Я, конечно, глянуть на стороне могу. Но паровик – это такая штука, что по мелочам не ломается. Если уж что полетело, то однозначно нужны будут станки, а я через голову заведующего мастерскими прыгать не стану.

– А если в тайге что полетит?

– Ну, в тайге. Одно дело – прикрутить да присобачить, чтобы до мастерской доковылять, другое – здесь халтуру гнать. Разницу ощути.

– Ощутил, – деловито кивнул купец, и, несмотря на его негероические размеры, выглядело это ничуть не комично, а очень даже солидно. – Ладно, не буду бродить вокруг да около, – наконец перешел он к сути. – Трудности у меня. Мой машинист серьезно захворал. Доктора не знают, поднимется ли. А у меня последний зимний рейс горит, понимаешь? Эта поездка – самая важная в году. Охотники с зимовий к семьям возвращаются с добычей. Впереди ледоход и половодье, а до иных стойбищ только по зиме и доберешься, по заснеженным руслам ручьев. Как снег сойдет, так только лошадьми с вьюками. А это мучение сплошное. Инородцы и староверы закупаются по-серьезному. Ну и мне перепадают самые лучшие шкуры, причем количеством таким, что за весь год столько не выходит.

– Погоди. Тебе что же, машинист нужен? – искренне удивился Петр.

– А я тебе о чем толкую.

– Обслужить машину, как-нибудь привести ее в рабочее состояние, лишь бы добраться до города или какого жилья, – это я еще смогу. Но водить сани я никогда не водил. Нет, если поучиться… Но ведь это не автомобиль. Вот так с бухты-барахты не научишься…

– За это не переживай. Водить я умею. Машину не понимаю, а кучером могу. Наловчился. Но по опыту знаю, что без машиниста в тайгу лучше не соваться. Оно ведь как – то ничего-ничего, а то как напасть какая. И потом Илюха мой не только за машиниста, но и за охранника. У меня же в санях будет не на одну и не на две тысячи. Понимание имей. А места у нас дикие, всякие лиходеи случиться могут. И китайцы шалят, и монголы с бурятами отмечаются регулярно, да и наши православные не отстанут от них.

– И часто нападают?

– Ну, не сказать, что каждую поездку за оружие браться приходится. Но случается. Не без того.

– Сколько нас будет-то?

– Так ты да я. Чего дружину целую снаряжать? Бандиты, они ведь как только разок по сопатке получат, так сразу пятки смазывают. Потому как воевать – это не про них. Им бы добычу взять, а мертвым добыча-то ни к чему.

– Заболотный вчетвером ходит, – решил все же усомниться в правоте Завьялова Петр.

– Про Захара я тебе так скажу. Он купец уж в четвертом колене. И места торговые у него обширные. Заболотные никогда меньше, чем на четырех санях, торговать не ходили. Оттого и народу у них всегда было много, и урону от татей ни разу не случалось. У него даже сейчас сани с прицепом.

– Аэросани с прицепом? – не поверил Петр.

– А чего ты удивляешься? Покупателей много, чтобы никому иному не дать прижиться, и товару нужно много.

– Я не к тому. Просто не понимаю, как это – аэросани с прицепом.

– Так на длинном тросе. В прицепе сидит человечек и рулит. Быстро не побежишь, но зато увезти получается много. А где теснота, так он прицеп в стойбище бросает и далее без него.

– Я слышал…

– Ты что слышал, то при себе и держи, – одернул купец Петра. – Слухами пробавляться – последнее дело. Налетали на нас и обстреливали бывало. А вот кто, не знаю. И напраслину возводить не собираюсь.

– Согласен. Но бандиты-то шалят.

– Шалят, клятые, не без того.

– И ты вот так взял и поверил мне? Доверишься первому встречному-поперечному?

– Ну, мил-человек, кабы я всем доверялся, давно уж по миру пошел бы. Кравцов Иван Янович на сестре моей женат. Родня, выходит. Чего так удивляешься? Он же из мещан. Выучился. Личное дворянство выслужил. Теперь вот потомственное выслуживает. Ничего, он настырный, осилит. Вот он-то мне тебя и посоветовал. Да и весь Красноярск знает, каков ты гроза лихого народца.

Петр раздумывал недолго. Не сказать, что ему было так уж скучно в мастерских. Он вообще любил возиться с железками, а тут еще и новенькое что-то узнаешь, к тому же не связанное с электроникой, в которой он не разбирался. Все эти компьютерные диагностики были мимо него. Здесь же на первый взгляд было куда проще, но вместе с тем сложнее. Но эта сложность механического рода, а потому занятная.

Но если так прикинуть… Оказаться в другом мире, в другом времени и продолжать вести прежний образ жизни… Там Петр не имел возможности посмотреть мир. Здесь… Ну, по большому счету здесь он уже достиг своего прежнего положения. Зарабатывает как бы даже и больше. Но вот сидеть на одном месте откровенно не хотелось. Угу. Завелось у него шило чуть пониже спины. А тут еще и купец этот.

– Сколько будешь платить, Игнат Пантелеевич?

– Вот это уже деловой разговор. Илье я платил десятку в день. Случись нападение, тридцатка сверху. Если все выйдет гладко, кататься будем дней десять.

– А он от таких заработков ноги не протягивает?

– Нормально у него все. Не жалуется. За год мы катаемся четыре раза. К тому же он с собой малость товара берет, ружьишко там, патроны, чай, табак. У него свои знакомцы, вот им-то под заказ и возит понемногу, причем по ценам чуть ниже моих.

– И ты такое терпишь?

– Не терплю, а уговор у нас таков. Илья все это как бы за моей спиной проделывает. Зато все довольны. Помногу он не возит, так что мне убытку нет, ему прибыль, охотникам хорошо. Шкурки его я пристраиваю по честной цене. Так что у него против машиниста на железной дороге в год чуть ли не вдвое получается. А дома он куда дольше бывает. Вон пасеку развел, медом да воском приторговывает. Старшего в гимназию определил, хочет выучить на инженера. У парнишки тяга к всяким-разным машинам. Но, как ты сам понимаешь, у тебя такое не выйдет. Только то, что я сказал. Ну да по-хорошему для тебя это только халтура. А по такому делу выходит солидно.

– Грех жаловаться. И впрямь солидно выходит. Только бы вот еще с Павлом Игнатьевичем договориться. Не то погонит меня из мастерских взашей.

– Если ты согласен, зять сегодня же договорится.

– Так отчего не согласиться? Согласен, конечно.

– Тогда завтра с утра жду тебя у себя дома. Я тут неподалеку обретаюсь, на Малокаченской. Спросишь, любой покажет. Глянешь машину, Илюха всегда так делает, и если все в порядке, послезавтра на рассвете двинем.

– Добро.

До конца дня Петр работал не разгибаясь. Нужно было закончить начатое. Все же нехорошо, если Павел Игнатьевич останется недоволен. Просьба давнего товарища – это одно, ему не откажешь, если в твоих силах. Но он ведь и за работу мастерских в ответе. И дело даже не в том, что инженер сделал Петру протекцию в сдаче экстерном экзаменов в училище. Просто ни к чему оставлять по себе дурную славу. Жизнь – она ведь штука сложная, а Земля круглая…

Усадьба у Завьялова была просторная, ничем не уступающая усадьбе Заболотного. Даже где-то удобнее. Во всяком случае, возиться с машиной под открытым небом не придется, и печь в уголке потрескивает дровишками. Великое дело. Морозить пятую точку совсем не хотелось. Разве что рассчитывать приходится на дневной свет из окон да на керосинки ночью.

Аэросани у Завьялова несколько отличались от тех, что Петр видел раньше. По форме напоминают нечто похожее на УАЗ «буханку», только гораздо больше, на лыжах, ну и сзади трехлопастной винт диаметром метра два. Спереди пассажирский отсек, рассчитанный на три посадочных места. Сзади грузовой, вход в который осуществляется через широкие распашные двустворчатые двери. Кузов набран из алюминия, с множеством окон. Хорошая игрушка у Завьялова, нечего сказать.

Управление машиной осуществлялось посредством тяг, открывающих задвижки и клапаны. Топить топку необходимости нет. Сложность возникала если только с дровами. Поленья должны быть калиброванными, чтобы загружать дровяной бункер. Зато подача их в топку проходила без вмешательства человека.

Вообще, сани куда более продвинутые, ну и наверняка дорогие. Один алюминий чего стоит. Как ни крути, а стратегическое сырье. Да и немного его сейчас производят. Впрочем, очень возможно, что с окончанием войны заказы военных резко упали и сейчас многие предприятия попросту перепрофилировались.

– Слушай, Петр, а как насчет того, чтобы и у меня устроить «стирлинг» с динамо-машиной?

– Да мне-то что. Деньги твои, Игнат Пантелеевич, – осматривая сани, ответил Петр.

– Что ты имеешь в виду? Затея того не стоит?

– Ну как не стоит. Стоит, конечно. Но только если ты где на отшибе, как Заболотный, или в деревне какой. А тут-то… Ты ведь не так чтобы далеко от центра. Протянут провода, получишь свое электричество, без забот и лишних трат.

– А-а-а, вон оно в чем дело. Узнавал я по этому поводу. Малокаченскую электрифицировать пока не будут. Мощности у нашей городской электрической станции не хватает. Думают ее улучшать, да только когда это случится. Года четыре пройдет точно. Правда, тогда уж, говорят, его хватит на весь город с лихвой.

– Ну так а я о чем.

– А мне что же эти четыре года делать? И потом, где четыре, там и пять.

– А что потом будешь делать с динамо-машиной? Она же себя не окупит.

– Еще как окупит. Во-первых, соседи не откажутся у себя электричество иметь. А во-вторых, за ненадобностью продам староверам.

– Так они же от всего нового – как черт от ладана.

– Много ты о староверах знаешь. Как что полезное для себя узрят, так они не спешат нарекать это антихристовым семенем. А совсем даже наоборот. Вон картофель «чертовым яблоком» нарекали и каких только анафем не городили. А нынче ничего, выращивают и за обе щеки уплетают.

– Ну, если так, то без проблем. Купишь все потребное, а я за два-три дня все устрою.

– Уж заказал. Как раз где-то через неделю должно прийти.

На осмотр машины Петр потратил почти весь день. И надо сказать, остался ею доволен. Как вполне удовлетворил его и комплект ключей с запасными частями. Толковый у купца машинист, сани знает и содержит в порядке. Впрочем… А как иначе-то. Тайга, она шуток не понимает и небрежения не терпит…

Закончив с санями, условились о завтрашнем выходе, и Петр направился домой. Надо было еще собраться и выспаться хорошенько. Отчего-то он даже не сомневался, что в этой поездке о нормальном сне думать не придется.

Вот только осуществиться его планам было не суждено. Нет, сидор он собрал. И Аксинья к его возвращению налепила и наморозила полную торбу пельменей. Оказывается, они здесь в зимнюю пору являются основным видом сухого пайка. Вот так наморозят их и берут с собой, бывает, что и мешками. Главное, не занести их в тепло, чтобы припасы не растаяли и не слиплись. А так растопил в котелке снег, закинул пельмешки, и пожалуйста, бульон на первое, пельмени на второе. Просто, дешево, сердито и вкусно.

Настоящий вкус пельменей Петр узнал только здесь. До этого домашние ему никогда есть не приходилось. Опять же, говорят, это сибирское блюдо, а значит, и готовят их тут лучше всего. Ну и, наверное, имеет значение то, что Аксинья не пользовалась мясорубкой. Дорогое это удовольствие для вдовы, вот она и орудовала сечкой[11]. Петр еще в своем мире слышал, что при таком подходе вкус у мяса совершенно другой получается.

Словом, собраться-то он собрался без проблем. И оружие подготовил. А вот выспаться не получилось. Аксинья набросилась на него так, словно это было в последний раз. Оно бы и покрутить пальцем у виска, мол, сдурела баба. Но обижать женщину – дурное дело. Если, конечно, можешь. Хм. Как ни странно, Петр мог. Ну или она этого сильно хотела.

Прибыв к дому купца задолго до рассвета, обнаружил, что сани уже на улице, а Завьялов едва не бьет копытом.

– Долго спишь, – встретил он Петра недовольным бурчанием.

– Вообще-то ты говорил подойти к шести. – Пастухов достал часы и отщелкнул крышку: – А сейчас без четверти. Так что я вовремя.

– Вовремя он. Садись давай. Да зайди ты в дом, неугомонная! – подкрепив свои слова жестом, крикнул купец жене.

Та стояла на крыльце, наблюдая за сборами через открытые ворота. Работник, похоже, не закрывал их именно из-за нее. Петр заподозрил, что этот ритуал проводов повторяется от раза к разу.

Петр забросил свои лыжи и палки в специальный ящик вдоль борта кузова. Без них в тайге делать нечего. В крайнем случае снегоступы. Но лыжи все же лучше. Вынул из вещмешка торбу с пельменями и положил в другой ящик. Там уже имелась практически такая же и тоже не пустая. Кстати, ящик этот, как и для лыж, был прикреплен уже кустарным способом и назывался… Пельменным. Вот такая местная сибирская особенность.

Закончив с недолгими сборами, залез в салон. Сиденье так себе, простая широкая скамья с прямой спинкой. Но зато покрыта овчиной с короткой шерстью. Самый простой способ не заработать простатит. Бог весть, знают ли тут название этой болезни, но то, что пятую точку студить не стоит, осознают отлично. Впрочем, в салоне было тепло. Производители озаботились обогревом кабины.

Вообще было бы странно при наличии избыточного пара морозить сопли. Хотя… Признаться, Петр не удивился бы такой несуразице. Ведь первые автомобили не имели печки, хотя водяное охлаждение двигателя было в наличии.

Также внушали оптимизм резиновые уплотнители на дверях. Однако и оттуда поддувало, и утеплителя изнутри никакого. От этого на стенках видна изморозь. Возможно, дальше салон прогреется сильнее и иней пропадет, но все одно не особо комфортно. Очень похоже на БТР. Но с другой стороны, Петр ожидал чего-то похуже. Так что вполне на уровне.

Когда машина увеличила обороты и винт начал шумно рубить воздух, толкая сани вперед, Пастухов вновь бросил взгляд на крыльцо дома. Как только они тронулись, жена Завьялова истово перекрестила отъезжающих.

– Всю жизнь торговлей пробавляюсь. Еще сызмальства с отцом хаживал, и ничего, всегда возвращался целым и невредимым. Ну, почти. Но это не важно. Живой же. А она как только поженились, так каждый раз будто на войну провожает, – недовольно бурчал купец, отчего-то испытывая неловкость перед Петром.

– Так, может, ты ее молитвами и целехонек до сих пор, Игнат Пантелеевич?

– Может, и так. Да только привыкнуть уж пора, – огладив одной рукой бороду, ответил он.

– Ты просто не знаешь, что имеешь, потому и оценить этого не можешь.

– А ты можешь, – хмыкнул Завьялов.

– Я могу только сказать, каково это, когда нет семьи. А как оно в семье, ты прав, я не знаю.

– Угу. Иван сказывал, что ты сирота. Н-да. Твоя правда. Важнее семьи в жизни ничего нет.

– Ты прости за любопытство, Игнат Пантелеевич. А отчего же ты своего сына к семейному делу не приставишь?

– Дело-то это немудреное. Я в основном товар подбираю под заказ. Да и спрос у народа давно уж определился, что-то новое требуется редко. Так что все просто, как мычание. Пускай пока учится. Глядишь, до чего нового додумается.

– А если откажется дело твое принять?

– Неволить не стану. Оно ведь знаешь, как говорят: насильно мил не будешь. Так это не только про женитьбу. Ну заставлю я его своим делом заниматься, а у парня, может, какая иная стезя. Вот взять моего прадеда. Охотник был такой, что равных не сыскать даже среди инородцев. У него прямо-таки нюх на пушнину был. А дед не схотел охотой пробавляться, подался в купцы. И батюшка мой, и я по его стопам пошли сами, без понуждения. А вот у сына не вижу тяги к купеческому делу. Он все больше в сторону зятя, Ивана, значит, посматривает. Хочет быть начальным человеком. Посади такого силком, так потом в могиле будешь переворачиваться от того, что он и дело загубит, и себя потеряет.

– Но это же готовый кусок хлеба.

– Это-то так. Но ведь и соперников хватает. Тут ведь зубами хвататься приходится. Я хоть ни одного из татей близко не видел, но уверен, что из всех засад, что на нас были, более половины те, кто хотел мою речку оттяпать. Народ в тайге все больше вдоль речек селится, ну и территории меж купцами по речкам поделены.

– Заболотный? – предположил одного из нападающих Петр.

– Этот вряд ли, – даже покачал головой Завьялов. – Ему бы своей речке с притоками ума дать, куда на мою руку бросать. И потом, будь я хоть малость уверен, что это он, уже давно решил бы вопрос. Эдак куда проще, чем ходить да оглядываться.

– А как же закон?

– А что закон? Тайга еще и не такое покрывала. А человек коли решил тебя порешить, то порешит. Вопрос только когда. И как быть с этим знанием, решать тебе.

Угу. Вот и та парочка, Андрей с Остапом, похоже, смертельно обиделась на Петра. И коль скоро они собирались его на перо поставить, однозначно мирно с ними не разойтись. Придется как-то улаживать вопрос. Хм. Ну или поскорее покинуть Красноярск. Тогда проблема сама собой рассосется.

Поднимая за собой снежную взвесь, сани выскочили на берег Енисея и, скатившись на лед, устремились вниз по течению. Несмотря на то что Петр довольно редко лицезрел этот вид транспорта, он был весьма распространен среди местных купцов. Мало того, аэросани у горожан водились чаще, чем автомобили. Никому не хотелось проиграть в конкурентной борьбе. Ведь аэросани – это не только высокая скорость, но и куда большая грузоподъемность.

А в городе их не встретить из-за их особенности оставлять позади себя чуть ли не целую бурю. По их поводу губернская дума даже приняла специальный указ, согласно которому в аэросанях по городу можно ездить лишь с полуночи и до семи утра. Ну а к лету хозяева и вовсе переводят их в сараи на берегу Енисея.

– Игнат Пантелеевич, а отчего никто не поставит в тайге факторию? Разве это было бы не выгоднее? – полюбопытствовал Петр, скрашивая время в пути.

– Так есть фактории. В городах да селах близ железной дороги.

– Не. Я не про то. В тайге почему не поставить?

– Ага. И охрану минимум в десяток человек. Причем бывалых. Таких, что и сам черт им не брат. Фактория – это уже не один какой-то там купец, получается. Там товару куда как больше. Она все время на одном месте, а значит, можно разведать подходы и устроить внезапное нападение.

– Ну а в селениях?

– В каких? Староверы не позволяют. Купца ненадолго принять – еще туда-сюда, а ставить факторию не дадут даже неподалеку от себя. Веришь, я у них некоторые товары не показываю. Поди продай им курительный табак. Еще и морду набьют. Хотя нюхательный очень даже пользуют. Инородцы, те на месте не сидят. Зимой в одном месте стойбище разбивают, летом в другом, и не факт, что всегда в тех же краях. Вот и выходит, что фактория – дело, конечно, хорошее, но опасное до жути.

– Тебя послушать, так тут одни бандиты бродят.

– Да при чем тут бандиты. Сами же инородцы нападут и вырежут всех, а товар растащат, – отмахнулся купец, уверено управляя санями. – Их хоть и мало, но зато они ужас какие злые. А еще охотники и воины превосходные. Нет тут у царя полной власти. Сибирь – она и есть Сибирь.

Поддерживая весьма резвую скорость, что-то около восьмидесяти километров, ехали примерно два часа. После чего свернули в какой-то неприметный правый приток Енисея. Вообще-то Петр нипочем не догадался бы, что там речка, это купец ему пояснил. Русло пролегло между сопками и торчащими там и тут скалами. Петляло так, что на каждый километр по прямой приходилось наматывать километра три по руслу. И это в лучшем случае. К тому же из-за зигзагов русла скорость сильно снизилась, порой километров до тридцати, а то и вовсе повороты преодолевали с остановкой и разворотом на пятачке.

Но Петр по этому поводу особого разочарования не испытал. Куда больше его интересовали красоты вокруг. Торчащие из белого покрывала серые скалы; сопки с отвесными склонами, поросшие лесом; голые долины; стоящий густой зеленой стеной хвойный лес и редколесье, где смешаны как хвойные, так и лиственные деревья. Если это зачаровывает сейчас, когда все находится во власти зимней стужи, каково же здесь летом?

Пропетляв по речке еще примерно с час, остановились, чтобы заполнить дровяной бункер заранее заготовленными поленьями. Пару полных закладок купец всегда возил с собой, не будучи особым любителем помахать топором и поработать пилой. Кроме того, спустили из котла остатки пара и, пополнив запасы воды, вновь начали разводить пары.

Теперь около часа придется просидеть без дела, но, с другой стороны, и заняться нечем. Купец, устроившись поудобнее на водительском сиденье, извлек термос с чаем.

– Петр, ты как чайком побаловаться?

Хм. Времени половина десятого. Вроде и завтракал перед выходом, и до обеда далеко, но желудок привычно заурчал. Нет, это не голод, а так, легкое напоминание о том, что о еде забывать не следует.

– Может, позавтракаем? Сейчас быстренько организую пельмени. Покуда пары разведутся, они успеют приготовиться.

– Пельмени – это хорошо. Но пусть уж поберегутся. А то случится чего, потом ходи охоться. Мы с Ильей однажды крепко поломались, а тут вьюга разбушевалась. Так трое суток кряду нос высунуть не могли, а потом еще целый день чинились. Пусть уж лучше пельмешки назад вернутся, чем не окажутся в нужный момент под рукой. А к чаю у меня есть пироги с зайчатиной. Марфа напекла. Пальчики оближешь.

– Да я как бы… – замялся было Петр.

– А вот это брось. И чтобы я это в последний раз слышал. В походе нет твоего и моего, есть наше, – построжавшим голосом припечатал Завьялов.

– Извини, Игнат Пантелеевич, не хотел тебя обижать. Просто я с детства на улице, приходилось и голодать, и попрошайничать. Как окреп, зарок себе дал больше не клянчить и понапрасну не одалживаться. У меня там в мешке много чего есть…

– Ну есть и есть, – отмахнулся купец. – Придет время, и твой сидор выпотрошим. Держи кружку, и пироги вона, налетай. Кстати, термос заведи, – уже жуя пирог и запивая его духовитым чаем, продолжал наставлять Завьялов. – Первостепенная вещь в наших краях. Весь день горячее питье держать может.

– Да знаю я. Просто дорогой он, – поддерживая купца в еде, ответил Петр.

– Это-то да. Но ты просто пока не мерз по-настоящему, потому и считаешь копейку. Есть дурни, которые греются водкой. Глупее не придумать. Нет, водка в разумных пределах очень даже нужна. Но только от нее и разморить может. А там найдут стылый труп. Если найдут.

В кабине тепло и просторно. За окном хотя и морозно, но солнечно. Пары еще не развелись, спешить некуда. Поэтому и чаевничали, ведя неспешную беседу, с удобством.

– Послушай, Петр, а что это на тебе за такая странная шапка? Вроде на треух похоже, но не треух.

– Это шапка-ушанка. Просто я подумал между делом, что в обычной шапке порой уши и щеки не сберечь. Треух, тот бывает неудобным. Нет, когда давит мороз, то да, но морозит-то не всегда. Да и неудобный он. А вот так очень даже справно получается. Подвязал уши, и шапка небольшая, – надев шапку из кроличьего меха на кулак и повертев перед собой, пояснил он. – Правда, скорняк намучился, пока понял, что я хочу, а потом – пока крой сделал. Но получилось хорошо.

– Я такие видел на нескольких горожанах. Да спрашивать, оно как-то… – Купец неопределенно покрутил поднятой кистью. – А то, оказывается, ты придумал. И лыжи городские, сказывают, от тебя пошли.

– От меня. Да только там дел-то. Любой додуматься мог.

– Мог любой, а додумался ты. А почто задумку свою скорняку позволил шить?

– Так я только рассказал, чего хочу. А кроил-то он.

– Угу. А продай мне право на твою задумку.

– Да какое у меня право? Говорю же, крой скорняк делал.

– Ну это-то я решу. Задумка-то твоя, значит, и говорить с тобой, а не с ним. Скажем, пятьсот рублей. Как тебе?

Вообще-то по-хорошему вот прямо сейчас Петра нагревают на приличную сумму. Он прекрасно отдавал себе в этом отчет. Но ведь его задумка с лыжами уже получила распространение и за пределами Красноярска. А он с этого ничего, кроме собственного удобства, не поимел. А ведь очень может быть, что в скором времени появятся заводские изделия под чьей-нибудь маркой.

Так что пусть эти пятьсот рублей не потянут даже на синицу в руках, а окажутся только ее крылышком или даже перышком, Петр все одно останется в выигрыше. Ну а раз так, то и говорить не о чем. Нужно соглашаться. Тем более что выкройки у него остались. Специально вычерчивал. А то мало ли, вдруг с этой шапкой что случится, он ведь собирался покинуть гостеприимный губернский город. Опять мучиться и объяснять скорняку, чего он хочет? А так выкройка есть, кроличьи шкурки, считай, ничего и не стоят.

– Как вернемся, дам тебе чертеж.

– Вот это уже разговор, – довольно подмигнул купец. – Стало быть, по рукам.

Ударили по рукам. В прямом смысле слова. Русские купцы вообще народец архаичный, а уж сибирские – так и подавно. Странное дело, но среди них устная договоренность чего-то да стоит, а купеческое слово покрепче чернильной печати будет. Нет, обмануть, обсчитать, облапошить – это все имеется. А то как же. Но только не тогда, когда слово дадено. Разумеется, есть исключения. Но ведь не стоит возводить их в правило.

– Игнат Пантелеевич, я что хотел спросить-то. Ты, случайно, не всегда останавливаешься на одном и том же месте, чтобы пополнить топку и котел?

– С чего ты это взял?

– Ну, с того, что мы остановились на дозаправку, когда, считай, уже весь пар выработали. Стоять нам тут, почитай, час. Занять какое удобное местечко на возвышенности и поджидать нашего брата. Если промахнемся на пяток верст, беда небольшая. Времени, чтобы добежать на лыжах, вполне достаточно.

– Вот поэтому я и делаю остановки на заправку в разное время, а также имею тройной запас готовых дров, хотя вполне достанет и двойного.

Купец открыл табакерку и, взяв щепотку нюхательного табака, сунул сначала в одну ноздрю, потом в другую. Быстро убрал табакерку в кармашек жилета и сразу же потянул из кармана довольно большой платок.

– А-апчхи-и! Ой, хорошо, – утирая выступившие слезы, с явным удовольствием произнес он. – Сколько катаемся с Ильей, ни разу еще не останавливались в одном и том же месте. Всяк раз промахиваемся минимум на десяток верст. А ты, коли так уж стережешься, карабин держи рядышком да заряди его.

– Уже зарядил, только курок взвести. Не сомневайся.

– Ладно, если так. А чего это ты эту американскую игрушку приобрел? Дорогая, в наших местах капризная, да и патрон слабый. Вот он, карабин Мосина, лучше его по нашим зимам ничего нет.

– Отчего же. Я слышал, на морозе дает осечки.

– Только если смазку вязкую использовать. А при нормальном ружейном масле никаких осечек. Если только сам патрон бракованный.

– Ясно. А американца зря ругаешь. Сколько стрелял, ни одной осечки или трудностей в работе механизма. А вот мосинка как раз подвела тех татей.

– Бошки безмозглые и руки ленивые их подвели. Это ж как нужно было издеваться над мосинкой, чтобы она так-то ответила?

Угу. Как видно, купец в курсе происшествия с Петром, раз уж знает о такой подробности, как подклинивший затвор. Но тут ничего странного. Наверняка вызнал всю подноготную, до какой только сумел дотянуться. Ведь не на шашлыки подбирал себе компаньона.

Первая остановка случилась где-то в полдень, в селе староверов, раскинувшемся на берегу речки. Именно что раскинувшемся. Всего тут насчитывалось не больше трех десятков усадеб, но располагались они вольготно, наособицу друг от друга. Рядом выгороженные огороды. Петр удивился было тому, что народу тут как-то мало. Но купец пояснил, что в окрестностях стоят еще порядка четырех десятков заимок.

В селе провели день прибытия да следующий. За это время успели подтянуться и обитатели дальних заимок. Они ведь тут если не все родственники, то добрые соседи, а потому весть разнесли быстро. Или у них уже отработанная система оповещения о прибытии купца. Скорее всего именно так. А то ведь эдак одного могут оповестить дважды, а про другого и не вспомнить.

Потом были другие села и стойбища инородцев. Завьялов хорошо распродался. Товар заметно усох. Что, в общем-то, совершенно понятно. Основную его часть купец привез под заказ. Так что груз не залеживался. А вот количество вязок соболей, куниц, горностаев, белок, лисиц, волков росло неуклонно. Были даже три лоснящиеся шкуры бурого медведя. Принимал купец и лосиные, и оленьи шкуры.

Правда, они стоили куда дешевле, но и места занимали гораздо меньше, чем ценная пушнина. Большие шкуры вполне можно упаковать в рулоны. А вот даже с волком уже так не поступишь. Только в вязки, продевая бечевку через глазницы. Ценный мех требует бережного обращения. В принципе навар от больших шкур не шел ни в какое сравнение с прибылью от пушнины, но купец не отмахивался от дешевого товара. Ни к чему отваживать покупателя.

Иногда с ним расплачивались не шкурами, а золотым песком или самородками. Как пояснил Завьялов, в другое время в основном золотишком с ним и рассчитываются. Россыпи золота в этих краях – не такая уж редкость. Бывает попадается и коренное золото, но это если только чужаки обнаружат, староверы на него никогда не укажут. Потому что коренное золото непременно влечет за собой прииск и поселок при нем. А старообрядцы ценят тишину и покой.

Погода благоволила, а потому, как и обещал Завьялов, поход продлился десять дней. В том смысле, что на девятый день они засобирались в обратный путь, а за один день его не проделать. Так что как раз на десятый и вернутся в Красноярск.

Петр оценивающе посмотрел на ценный груз и попытался прикинуть его стоимость, опираясь на скудные сведения, почерпнутые от купца. По всему выходило, что тут находится товара тысяч на пятнадцать. Вообще-то солидно. И это мягко сказано. Нет, понятно, что чистая прибыль будет меньше. Однако и при таком раскладе получалось изрядно. Впрочем, скорее всего Петр ошибался, причем не в пользу купца. И это только один рейс, пусть и самый прибыльный в году. Не из последних купец Завьялов, чего уж там…

Каким бы ни казался гладким снег, он никогда не является абсолютно ровным. Даже если его выгладит метель, плотность снега не однородна. Поэтому несущиеся по его поверхности тяжелые сани не в состоянии идти не шелохнувшись. Конечно, кидать, как на кочках, не будет, но качка присутствует однозначно.

Их спасла узкая полоса невысокого снежного перемета. Они как раз выскочили из-за очередного поворота русла, и Завьялов не заметил его на сверкающей под солнцем белой поверхности. Не помогли даже солнцезащитные очки. Хотя наверняка тут дело в том, что купец просто увлекся скоростью. Выстрелы раздались, как раз когда их слегка подбросило вверх.

Пули с глухим стеклянным звоном ударили в лобовое стекло, оставив на триплексе четыре белесые точки. Петр отчетливо расслышал, как свинцовые гостинцы ударили в металл за его спиной. Под ложечкой взорвался холодный сгусток страха, который тут же стремительной волной распространился вниз до кончиков пальцев ног и вверх до корней волос.

– Гони! Не останавливайся! – хватаясь за винчестер, выкрикнул Петр.

И Завьялов тут же увеличил обороты винта. Машина, и без того несшаяся с приличной скоростью, тут же начала набирать ход. Петр это явственно почувствовал и в то же время успел пожалеть, что они сейчас не в каком-нибудь навороченном джипе. Тот и кидает куда более ощутимо, поди возьми точный прицел, и скорость способен набрать гораздо резвее. А значит, и опасное место удалось бы проскочить быстрее.

Откуда вели огонь, Петр определил сразу. Сложно было не заметить. Стрелки расположились на небольшом островке, поросшем невысокими деревцами, метрах в полутораста от них. И как минимум двое из них использовали дымный порох. Хорошую заняли позицию. Цель идет прямо на них, и никакого упреждения брать не нужно. При своей-то ловкости местные охотники должны были положить купца и машиниста, загоняя пули туда, куда пожелают. Все дело им испортил обычный перемет.

– Петр, стреляй! – выкрикнул Завьялов, отворачивая к левому берегу реки.

Трясти и подбрасывать из-за наметенного снега начало сильнее. Но это даже хорошо, собьет прицел нападающим. Бог весть, когда Петр успевал думать обо всем этом. Вроде и время несется бешеным галопом, а меж тем столько всего в голове крутится.

Петр рванул боковое стекло на двери, сдвигая его назад. То ли купец не растерялся, то ли так совпало, но островок как раз получается со стороны Петра. Скорее все же сказывался опыт Завьялова, не раз уже доводилось ему оказываться под пулями. В голове мелькнула крамольная мысль. Получалось так, что вроде как купец предоставляет возможность стрелку вести огонь, а по факту как бы прикрывается им. Н-да. И действительно, о чем только не подумаешь.

Петр успел выстрелить дважды, прежде чем они пролетели мимо засады. Стрелял наугад. Несмотря на то что он четко осознавал, откуда велся огонь, нападавших он так и не рассмотрел. Они успели выстрелить по разу, выбивая глухой металлический звон. Одна из пуль прошла совсем рядом с Петром, рванув полушубок на боку. Но вроде как до тела не достала. Боли не было.

Проскочили! Вдогонку прозвучало еще несколько разрозненных выстрелов, отозвавшихся глухими ударами по кузову. Но это уже ерунда. Пули, конечно, товар слегка подпортят, но до людей уже не доберутся. Да и до поворота реки осталось всего ничего. Поди догони их. От сердца отлегло, и вырвался облегченный вздох.

Очередной удар, и следом резкий свист, как у закипевшего чайника со свистком. Петр тут же высунулся в окно и посмотрел назад. Ч-черт! Из двигательного отсека вырывалась струя пара, которую тут же размолачивали лопасти винта. По рисунку описываемой им окружности видно, что обороты резко упали и продолжают падать. Похоже, пуля перебила главный паропровод.

Скорость саней начала резко снижаться. Однако инерции все же хватило, чтобы закатиться за поворот русла реки и выскочить из поля зрения нападавших. Сани повернули, с легким хрустом металла въехали на пологий берег и остановились. Петр нахлобучил на себя шапку и выскочил из кабины, надевая перчатки. Сейчас пойдет потеха.

– Иван Пантелеевич, чего сидишь? Уходить надо.

Что бы там ни говорил купец о слабом боевом духе бандитов, проверять это на себе не хотелось. Да и не верил Петр, что от них так сразу отстанут. Вот если парочку-другую подстрелить, еще туда-сюда. А так, за здорово живешь, после пары безрезультатных выстрелов со стороны добычи… Ой сомнительно.

– Петя, ты слышь… Уходи давай.

– С ума сошел? Да наживешь ты себе еще добра. Не стоит оно того.

– Не в том дело. Попало в меня. Сильно попало.

– Куда? – полез обратно в кабину Петр.

– В брюхо. Не уйти мне. А одному тебе не выстоять. Они же по руслу не побегут. Начнут буераками подбираться. Зажмут тебя одного.

Тем временем Петр добрался до кровоточащей раны. Пуля вошла в правый бок купца. Похоже, та самая, с которой разминулся сам Петр. Рана глухая, уже неплохо. В том смысле, что дырка одна. Хотя как оно лучше, бог весть. Достал из кармана перевязочный пакет и попытался наложить на рану. Но купец нервным движением оттолкнул его:

– Незачем мне им в руки живым даваться.

– Глупости не городи. Про Марфу, детей вспомни. Сына учить надо, дочерей замуж выдавать. Глядишь, еще кого народите. А ты помирать собрался, – опять полез перевязывать Петр.

– Ты дурной? Нельзя тебе здесь, – вновь встрепенулся купец.

– Знаю. Сейчас тебя перевяжу, а там придумаю что-нибудь. Займу позицию в сторонке и никого к тебе не подпущу. А там, глядишь, и ты из револьвера поможешь.

– Ладно, – вроде как сдаваясь, произнес Завьялов. – Я вот так вот зажму, и нормально будет. Давай беги.

– Только ты смотри, Пантелеевич, не отпускай. Я ведь не уйду далеко и тебя не брошу. Не хотелось бы за зря корячиться.

– Дурак ты, парень, – прижимая к ране тампон, вынес вердикт купец.

– Знаю. Не скучай. Я постараюсь быстренько.

– Да они же тебя как кутенка!

– А вот мы и посмотрим.

Вновь выпрыгнув из кабины, Петр вытащил свои лыжи и, забросив винчестер за спину, побежал вдоль русла, оставляя за собой хорошо видимый след. Какой-никакой, а шанс, что бандиты решат, будто он подался в бега. А он тем временем сделает волчью петлю. Конечно, не дело вот так оставлять раненого Завьялова. Но ничего более умного в голову не приходило.

Не воевал он никогда. А про петлю эту в тех же книжках вычитал. Правда, до недавнего времени не знал, как поведет себя, случись и впрямь в бою оказаться. Но, похоже, ничего. Держится, не трухает. Вот бы еще и дров не наломать, а тогда уж полный порядок.

Уйдя за поворот и пробежав еще с полсотни метров, Петр убедился, что вот так сразу из-за поворота не рассмотришь, куда тянется след. Потом по ложбинке начал подниматься на невысокую сопку, которую, собственно, и огибало речное русло. Все же великое дело лыжи, подбитые лосиной шкурой. Плевать, что высокую скорость на них не показать и двигаться можно только вперед. Зато и назад не скатишься. Жесткая шерсть держит получше шипов.

Итак. Пусть Петр и не великий стратег, но как бы поступил он? Ну, скорее всего перебрался бы на другой берег и, используя неровности местности, вышел к излучине. Конечно, для нападающих главное – это хабар, а не люди, так что если те побегут, то гоняться за ними не станут. Но сибиряки – народ ни разу не робкого десятка. Значит, постараются удостовериться, что они убежали. А значит, кто-то проскочит излучину по прямой. Это позволит убедиться в том, что купец с подручным дали деру. Или накрыть их. Вдоль русла вряд ли кто пойдет. Так что петлю Петр, пожалуй, зря закладывал. Ну и как тут быть?

Приняв решение, Петр преодолел примерно две трети подъема и начал огибать вершину. Если поднимется до конца, для его винчестера получится слишком большое расстояние. И вообще, тогда уж лучше иметь оптику. Наверное. Во всяком случае, он на дистанцию свыше двухсот метров не стрелял. В смысле из винтовки или карабина. Только один раз в армии из автомата. Но одно дело – поразить неподвижную грудную мишень в спокойной обстановке. И совсем другое – после вот такого забега, когда адреналин бушует в крови.

Остановился, выронил палки, упал на колено и потянул из-за спины карабин. Все же нужно будет придумать что-то с ружейным ремнем. Петр вроде читал об одноточечном тактическом ремне, это крепление такое. Читать-то читал, да только никогда особо в подробности не вдавался. Вот как ремень в распор брать, это да, и понял, и пробовал, но там однозначно две точки крепления.

Пока тянул винчестер, присел за торчащим камнем, который прикрывал его едва ли на треть. Но на нем светлый полушубок и светлая кроличья шапка, так что не очень-то и заметно. Да и вон тех двоих не больно-то разглядишь. Либо повоевать успели, либо подобной хитростью местных охотников не удивишь. Дело в том, что примерно в двухстах метрах от себя Петр наблюдал двух человек в белых маскхалатах, которые уже вышли к берегу реки, пройдя излучину насквозь. Здесь редколесье, а не тайга с ее непролазными буреломами, потому и видно далеко.

Если бы преследователи могли подумать, что вместо того, чтобы сбежать, он начнет забираться на склон сопки, или хрустни под ним хоть одна ветка, то Петру бы ни за что не остаться незамеченным. Но от него никак не ждали, что он сам начнет охотиться на нападавших, а потому даже не смотрели на склон холма.

Петр вскинул карабин. Поднял прицельную планку. Двое неизвестных стоят с ружьями в руках и, прячась за толстыми стволами сосен, всматриваются в замерзшее русло реки, о чем-то переговариваясь. А может, и помалкивают. Кто же их разберет.

Петр поудобнее устроился за камнем, чтобы стрелять с упора. Начал выцеливать того, что ближе к нему. Со стороны реки-то их прикрывают стволы, а вот с его позиции, направленной им, считай, в спину, они как на ладони. Ствол холодный, точность первого выстрела никакая, поэтому целиться нужно четко по центру фигуры. Пусть хоть заденет, и то хлеб. Раненый боец, можно сказать, уже и не боец.

Поймал себя на мысли, что оттягивает выстрел. Да пошло оно все! Задержал дыхание. Выстрел! Человек в маскхалате завертелся волчком и, оглашая окрестности криком, повалился в снег, бешено суча ногами. Петр рванул рычаг… И уперся им в камень. Хорошее дело скоба Генри, только требует простора для перезарядки. Чертыхнувшись, Петр повернул карабин набок и отвел-таки скобу до конца.

В этот момент раздался выстрел, и пуля с громким щелчком попала в камень, выбив мелкую крошку. Второй нападавший засек Петра и, сменив позицию, открыл по нему огонь. Причем стрелок тоже весьма неплохой. Стрелял-то практически навскидку, а не попал самую малость.

Приклад уперся в плечо, рука, сжимающая цевье, лежит на камне, удерживая ствол неподвижным. Прицел направлен на дерево, за которым засел стрелок. У Петра преимущество первого выстрела. Голова, конечно, цель небольшая, но Петр на такой дистанции уверенно укладывал пули в круг диаметром двадцать сантиметров. Остается только дождаться, когда этот урод высунется для следующего выстрела.

Разумеется, вот так сидеть Петру невыгодно. Время работает против него. Он один, а потому его вполне могут обойти. Мороз несильный, и выстрелы разносятся далеко. Но и выхода иного он попросту не видел. Сойди он с места, и станет отличной мишенью. Деревьев на склоне совсем мало. Так что выбора Петр лишен.

Только бы этот урод не удумал сменить позицию. Ему это сделать куда проще, для этого у него есть складки местности, а вдоль берега реки тянутся наметенные сугробы. Угу. Подумать же больше не о чем.

Бах! Шапка слетела на снег, и Петр четко уловил волну, пробежавшую по волосам. Правда, голову не задело. Разве что сразу стало холодно. Пусть и теплый день, но это относительно, мороз все одно присутствует. А тут еще оказалось, что он изрядно вспотел, пока бегал, ну и от волнения.

Пока в сознании пролетают мысли о морозе, простуде и, ну его к нехорошей маме, менингите, тело и руки сами делают то, что нужно. Не отрывая приклада от плеча, доворот вправо, откуда и прилетела пуля. Вон она, позиция стрелка, подсвеченная облачком от сгоревшего дымного пороха. А вот стрелка увидеть Петр не смог. Тот уже укрылся. Значит, сменил-таки позицию, урод.

Ну и что с ним делать? Откуда он вылезет в следующий раз? Попробовать самому сменить позицию? Холодно. Подобрал шапку и, не отряхивая от налипшего снега, нахлобучил на голову. И тут же почувствовал, как по волосам растекается талый снег. Вроде холодного душа получается.

Ага. Вот только решения нет. И никакой это не душ, а скорее ушат холодной воды. Потому что Петр вдруг четко осознал, что ему не переиграть этого бандита. Единственный его успех был обусловлен тем, что он оказался в неожиданном для нападавших месте. Даже если к нему не придет подмога, этот гад разберется с Петром.

Есть лишь одна возможность уцелеть. Бежать. Быстро. Без оглядки. И именно об этом говорил Завьялов. Но этот шанс упущен. Вот если бы деревья росли погуще… Н-да. Тогда бы и Петр не смог ранить того бедолагу. Хотя… Какой он, к ляду, бедолага. Тварь он подзаборная!

Вспомнил про купца. И тут же выстрелил в белый свет как в копейку. Выстрел винчестера легко отличить. Пусть знает, что ничего еще не кончилось. Странное дело, на что Петр надеется? Еще и купцу дарит надежду. А ведь тому и впрямь лучше бы не попадаться живым в руки разбойников. Хорошо как просто убьют, но ведь могут и начать злость вымещать.

Плевать. Они пока еще живы. Петр даже сплюнул, заталкивая в приемное окошко недостающие патроны. Пусть он сегодня умрет. Но ползать на карачках перед этими мерзавцами и вымаливать пощаду не станет. И раз уж ему не переиграть неизвестного, значит, по факту Петр уже труп. Пока еще дышащий, с горячей кровью и бьющимся сердцем, но труп. И рассчитывать он может только на слепую удачу. Ну а этой капризной девке плевать, что ты меж тем делаешь, пытаешься изображать из себя Чингачгука, ни разу не являясь им, или ведешь себя как полный придурок. Как там говорил Жеглов? Кому повезет, у того и петух снесет.

Руководствуясь именно этим, Петр вдруг поднялся во весь рост и, убедившись, что лыжи закреплены достаточно надежно, покатил вниз по склону. Лыжник он, конечно, еще тот, к тому же вместо лыжных палок у него винчестер. Но и выхода другого попросту нет. Странно. А ему казалось, что подбитые лосиной кожей лыжи не способны так разгоняться. Или это из-за страха так мелькают деревья?

Бах! Фью! Петр заметил, откуда был сделан выстрел, и с ходу послал туда две пули, заодно закладывая небольшой вираж. Отчаяние придало ему не только решимости, но еще и небывалого везения. Если бы Петр мог осознать происходящее, то сильно удивился бы тому, насколько ловко он катит с горы, лавируя между торчащими из снега валунами, стволами деревьев, кустами и сушняком. Да еще при этом умудряется стрелять. И плевать, что мимо цели.

В следующий раз Петр выстрелил, когда до противника было не больше тридцати метров. Тот как раз перезарядился и высунулся из-за валуна для очередного выстрела. Менять позицию уже не стал. Да и глупо было бы, коль скоро клиент ринулся в безумную атаку.

Пуля Петра, как видно, прошла в опасной близости от нападавшего. Или же его напугал сам выстрел чуть ли не под носом. Потому что в последний момент он дернулся, промахнувшись даже с такого мизерного расстояния. А вот перезарядиться времени не было уже ни у бандита, ни у сумасшедшего лыжника. Их разделяли буквально доли секунды.

– Н-на!

Петр попытался нанести сокрушительный удар прикладом винчестера, однако бандит оказался достаточно ловким, чтобы отбить нападение своей винтовкой. Правда, помогло это ему мало. Петр с внутренним ликованием навалился всей массой своего тела на уступающего в сложении инородца, лицо которого он все же рассмотрел.

Нет, все понятно, дитя природы, здоровый образ жизни, экологически чистые продукты, закаленный суровыми условиями организм. Но, как ни крути, а Петр тяжелее его более чем на двадцать килограммов и никогда не жаловался на слабосилие. Плюс трудное детство и отдушина в виде детдомовского подвала, где парни учились драться.

Нет, Петр не был разрядником или крутым рукопашником. Но десяток приемов отработал до такого совершенства, что мог использовать их в различных ситуациях и вариациях на одних рефлексах. Когда бандит позволил лыжнику приблизиться к себе вплотную, он уже проиграл.

Они покатились по снегу, и в этот момент Петр совершил ошибку. Он настолько был зол, что хотел рвать бандита голыми руками, задушить его, выдавливая из него жизнь по капле. И плевать, что тот оказался сверху. Ему это не поможет. И у него все получилось бы, если бы бандит принял эти правила игры. Но инородец не собирался придерживаться каких бы то ни было правил. Он выхватил нож и нанес свой удар.

Н-да. Ошибок сегодня они оба наделали более чем достаточно. Если бы бандит просто сунул нож в бок Петру, то на этом все и закончилось бы. Но вместо этого он решил пронзить ему грудь. Нож успел взрезать полушубок, хотя и не добрался до тела, когда Петр сумел перехватить руку нападавшего.

Дальнейшее было делом техники. Нога, найдя удачное положение, резко согнулась в колене, вгоняя его в пах бандита. Давление руки ослабло, и Петр, вывернув клинок из его ладони, единым движением вогнал сталь в горло инородца. Едва успел откинуть от себя агонизирующее тело, чтобы не принять кровавый душ.

Поднявшись на ноги, он спокойно наблюдал за тем, как человек исходит кровью, глядя в его стекленеющие глаза. Страшная картина. Вот только Петру не было страшно. Он испытывал мрачное удовлетворение от содеянного. Очередной ублюдок, вознамерившийся его убить, умирает у его ног.

Тяжело дыша, Петр осмотрелся по сторонам. А вот и оружие этого чукчи, или кто он там, Петр как-то не удосужился узнать, какие народности тут вообще проживают. Инородцы и инородцы. Конечно, это пробел. Но, положа руку на сердце, надо признать, что он и корейца от китайца ни за что не отличит. Разве только японца как-то выделит. Да и то это под жирным вопросом.

Вооружен нападавший был берданкой. Вот поэтому-то так долго и перезаряжался. А еще это объясняло, отчего Петр так отчетливо видел пороховой дым. Эта однозарядная винтовка стреляет черным порохом. Едва осознав сей факт, сразу же определился, как будет действовать дальше. Патроны обнаружились под маскхалатом, в обычной патронной сумке.

Зарядив винтовку, Петр направился к раненому, который все еще подавал признаки жизни, и выстрелил ему в голову. Н-да. Это он сильно погорячился. Солидный калибр плюс мягкая свинцовая пуля… Словом, от головы мало что осталось. Хорошо хоть вплотную не подходил. Кстати, второй был вооружен мосинкой в драгунском исполнении.

Вот так вот. Теперь его сообщники точно узнают, за кем осталось последнее слово. А значит, либо решат, что сани брошены, либо увидят раненого купца, а у того состояние сейчас наверняка не ахти. Если все еще жив, то крови потерял изрядно. В любом случае бандиты направятся к саням.

Наплевав на брезгливость, Петр стянул с зарезанного им инородца маскхалат и натянул на себя. Дозарядил свой карабин и подналег на лыжи, торопясь на вершину сопки. Сейчас все решали считаные секунды. Не могут бандиты не поверить в то, что их товарищи разобрались с беглецами.

Вот и вершина. Лыжи долой, и ползком. Причем без суеты. Если заметят… Во второй раз удача вряд ли улыбнется Петру настолько, чтобы довести дело до рукопашной.

А вот и они. Точно он все рассчитал. Это для него все ружья чуть ли не одинаково стреляют. А опытные охотники различают даже ружья единой системы. Во всяком случае, Петр про такое слышал. И потом, звук берданки спутать с чем-то другим по силам только Петру. И вот эти двое, приближающиеся к саням с двух сторон, не перекрывая друг другу сектор стрельбы, яркое тому подтверждение.

От позиции Петра до саней метров сто. От врагов до противоположного берега, а вернее до кромки деревьев, еще метров сто. Значит, нужно стрелять, когда они будут где-то посередине.

Выждав момент, Петр тщательно прицелился и нажал на спуск. Один нападающий тут же упал. Второй совершил ошибку. Выстрелив навскидку и практически не целясь, только бы напугать противника, он рванул к саням. Петр же, не обращая внимания на просвистевшую пулю, передернул рычаг и выстрелил в ответ.

Неудачно, надо сказать, выстрелил. Все же со скоростной стрельбой нужно что-то делать. Впрочем, бандиту это не помогло. Он отчего-то счел, что кузов саней – достаточно серьезное укрытие, и решил занять позицию за ними. Вот только пули винчестера прошивали податливый алюминий, как бумагу. В укрывавшегося за водительской кабиной инородца Петр попал с третьего раза. Ну вот, теперь сквозить будет изо всех щелей.

Перезарядив карабин, он проконтролировал бандитов прямо с вершины сопки. Рисковать и спускаться, не будучи уверенным в том, что перед ним трупы, ему не хотелось. Ну его к лешему. Тут вроде как вывернулся из очень даже непростой ситуации, и выпендриваться нет никакого желания.

– Игнат Пантелеевич, ты как, живой? – забираясь в кабину, поинтересовался Петр.

– Петя, ты? – едва шевеля губами, выдохнул раненый.

– А ты думал, архангел Гавриил? Ты еще не все дела закончил на грешной земле. Мне вот пятьсот рублей обещался, да за работу сотенная набежала, да плюс за сегодняшний день тридцатка. Понимаю, платить не хочется, натура купеческая бережливая противится, но пока я с тебя свое не получу, помереть не дам.

Укоряя купца, Петр начал его раздевать, чтобы наложить повязку. Хорошо еще кабину спроектировали очень даже просторной. Плохо то, что она успела напрочь выстыть. Ну да тут уж ничего не поделаешь. Провозился минут двадцать, к стыду своему поняв, что абсолютно не умеет ни оказывать первую помощь, ни накладывать повязки. Хорошо хоть к моменту его возвращения кровотечение уже остановилось, а то бы он ума раненому точно не дал.

А вот с машиной как раз все наоборот. Как Петр и предполагал, одна из пуль повредила главный паропровод. Прорыв главного паропровода не является чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому каждый уважающий себя машинист имеет в ремкомплекте соответствующие муфты. Десять минут, и заплатка установлена. До Красноярска в любом случае хватит, а больше и не надо.

Петр, конечно, санями никогда не управлял, и купец не сажал за руль. Но как управляться, видел. А там… Господи, ну не самолет же это, в самом-то деле. А с тем, что бегает по матушке-земле, уж как-нибудь совладает. Главное, поспешить, потому что Завьялов может и не выдержать.

Закидал в котел снег, подбросил дров в бункер. До села староверов хватит, а там пополнит запас. Имелась у Завьялова договоренность о том, чтобы там всегда был запас калиброванных поленьев. Так что, бог даст, до Красноярска добегут быстро. Только пока пары разводятся, надо бы обежать сопку и собрать трофеи с убитых. Оно никогда лишним не будет. А потом вырезать чопики и позатыкать дырки в стеклах и кабине. Не то так продует, что никакая печка не поможет.

– Ну что скажешь, Сильвестр? – присаживаясь в кресло напротив рабочего стола, поинтересовался Голубев.

Сидевший за столом пухленький, розовощекий мужчина лет тридцати слегка наклонил голову и посмотрел на вошедшего поверх пенсне. Потом безнадежно вздохнул, понимая, что отвлекаться от своего занятия и отвечать на вопрос все же придется. Сильвестр не любил, когда его дергали, но ведь именно благодаря этому человеку он имел возможность трудиться над собственным проектом.

Правда, порой случались командировки, подолгу и в такую глухомань, что не приведи господи. Зато семья полностью обеспечена: слава богу, супруга у него не транжирка, и его нового жалованья хватает с избытком. Он сам получает дополнительные средства на собственные разработки.

Кстати, на кое-каких патентах, зарегистрированных в международном патентном бюро, красуется его имя. Мало того, одно из изобретений уже внедряется в автомобильном производстве на заводе Форда, и вскоре Сильвестр начнет получать свои отчисления, что еще более упрочит финансовое положение его семьи. Три дочери, и каждая в скором времени расцветет в девушку, за каждой нужно дать достойное приданое. Деньги ему ой как не помешают.

И все это стало возможным благодаря другу детства Голубеву, который привлек его к работе на тайный клуб. Разумеется, с одной стороны ему как инженеру не к лицу ставить палки в колеса прогрессу. Но с другой – он так и работал бы заштатным инженеришкой, без перспектив на будущее и с кучей нереализованных идей. А через Голубева у него появились и средства, и возможности для самореализации. Только нужно не забывать, какие темы нейтральны, а какие запретны.

– Петр, всякий уважающий себя и воспитанный человек начинает разговор с приветствия, – продолжая рассматривать гостя поверх пенсне, недовольно заметил хозяин кабинета.

– Сильвестр… – озлился было Голубев, но потом осекся: – Ну хорошо. Извини. Здравствуй. Не находишь ли, что погода сегодня просто замечательная? Что? Опять разбушевалась метель? Но в России это нормально даже в начале марта, не думаешь?

– Иронизируешь? Ну-ну, умник. Доиграешься, что я когда-нибудь пошлю тебя к чертовой бабушке вместе с твоим клубом.

– Не злись. Вот погляди. – Голубев бросил на стол перед другом свежий номер «Московских ведомостей». – Прямо эпидемия какая-то. Лезут, как тараканы из всех щелей. Теперь в первопрестольной. И сам черт не разберет, что тут правда, а что вымысел, они же стремятся создать себе рекламу, привлечь финансирование. А я не знаю, как быть с этой Игнатьевой. То она работает с Верховцевым, а как его не стало, вдруг подалась учиться на инженера-механика.

– Я так понимаю, нам предстоит командировка? – беря в руки газету и читая статью, на которую указал Голубев, поинтересовался инженер.

– Ты правильно понимаешь. Итак, что там с этой девицей?

– Ничего особенного ты не сфотографировал. Обычные учебные задания и курсовая работа.

– А тот двигатель?

– Девочка пытается быть изобретателем, но ничего талантливого там нет.

– Но это двигатель. И я не увидел парового котла.

– Правильно. Потому что это «стирлинг». Она пытается создать компактную версию. Но, признаться, это даже не дилетантство, а простое ребячество. Причем абсолютно безграмотное.

– То есть работать не будет?

– Работать будет. «Стирлинги» способны работать в весьма широком диапазоне. Но мощность… А, – пренебрежительно махнул рукой Сильвестр, но все же добавил: – Если только ты не просмотрел какой-нибудь тайник.

– Не было там тайника.

– Тогда девочку можешь оставить в покое.

– Ладно. Пока оставлю.

– Пока?

– Ей, знаешь ли, не нужно искать инвесторов со стороны, и если она что-то изобретет, то и сама сможет воплотить в жизнь.

– Так в чем же дело? Нет человека, нет проблем.

Вообще-то это Сильвестр сейчас так легко говорит. А вот когда узнал, насколько далеко им приходится заходить в служении тайному клубу, то несколько суток не находил себе места, все ожидая прихода полиции, суда и каторги. Но ничего такого не произошло, а потом постепенно привык и сейчас рассуждает об этом вполне спокойно. Даже равнодушно.

– Не тот случай. Риск слишком велик. К тому же напрасный. Ладно, собирайся. Вот твой билет на утренний поезд. Остановишься в гостинице Грибова, на Пятницкой. Мы с Иваном выезжаем сегодня вечером.

– Хорошо.

– Вот и хорошо, что хорошо.

Глава 7 Неожиданная находка

– Заждался? – проворачивая ключ в двери своего кабинета, поинтересовался Кравцов.

– Ну так, ваше высокородие. Есть немного. А вообще, конечно, мне бы до дома Завьялова добраться. Груз ведь так в санях и лежит. Сдать бы хозяйке, от греха подальше, – поднимаясь со скамьи, ответил Петр.

– Проходи, – наконец справившись с замком, пригласил следователь. – Груз сдать – это святое. Но тут проблем не будет. Марфа тебя разве что на руках носить не станет, да и то не факт. Кстати, она уже в курсе?

– Откуда? Я Игната Пантелеевича в больницу, а оттуда меня городовой сразу завернул в управу.

– Ясно. Ну это не беда, известим. Заодно и разгрузишься. А потом собирайся в дорогу.

– Куда это?

– На место происшествия, куда же еще-то. Так что бери с собой запас дров, съестной припас, чтобы не отвлекаться, и вперед.

– Это то есть на аэросанях?

– Ну не на нашем же «Руссо-Балте». Во-первых, он у нас один. А во-вторых, на нем получится слишком долго. Ему до скоростей аэросаней ой как далеко. А с момента нападения и без того прошли уже сутки, да пока доберемся, не меньше минет. Как бы зверье не растащило все по косточкам. И еще. Надеюсь, ты все сдал дежурному?

– В смысле?

– Я про твое выражение «что с бою взято, то свято». Помню, как ты понимаешь.

– Все, – искренне глядя Кравцову в глаза, заверил Петр.

– Петя, это не шутки. Поэтому давай-ка от греха подальше. Обещаю, сделаю так, что ты получишь все обратно. Все же ты не чужого для меня человека спас. Но сейчас каждая мелочь может быть полезной для следствия.

– Да что там расследовать? Напала банда и получила по зубам. Все яснее ясного. Преступление налицо, виновники понесли справедливую кару, купец в больничке, – попытался отмахнуться Пастухов.

– Петр, заметь, я ведь тебя не учу в железках ковыряться. Так что не юли. Добром прошу.

– Кхм. Вы обещались, ваше высокородие.

– Да обещал, обещал.

Петр вздохнул и вытащил из внутреннего кармана золотые карманные часы на цепочке. Зажигалку «Зиппо». Судя по всему, дорогую перьевую ручку. Кисет с простой вышивкой, чуть ли не детской рукой, и духовитым табаком внутри. И наконец недешевую трубку европейского стиля. Такие не имели популярности у инордцев. Те предпочитали пользоваться своими изделиями. К чему платить за то, что ты можешь сделать сам?

– Еще взял двести рублей золотом.

– Это опустим. Дальше.

– Там в санях еще бинокль хороший, цейсовский, название на нем написано. Кхм. Н-да. Ну еще маузер. В смысле пистолет. По виду, считай, новенький. Наверное, до этого кого-то на гоп-стоп взяли.

– Ты сдал две берданки, мосинку и винчестер под русский патрон.

– Ну да.

– Вспомни, маузер и винчестер ты взял с одного бандита?

– С одного.

– И с него же взял вот эти вещички и деньги? – указав на выложенное Петром, уточнил Кравцов.

– Деньги я взял со всех четверых. Там по-разному. Но сотню и те вещички – да, с одного, – подтвердил Петр.

– Интересный набор. Оч-чень интересный, – задумчиво произнес Кравцов.

А что тут такого интересного? Во-первых, бандиты и впрямь могли ограбить кого-то до нападения на купца. Во-вторых, маузер вообще-то позиционируется как пистолет для путешественников и мини-карабин. Так что очень даже мог оказаться в руках какого-нибудь богатого путешественника. Как и винчестер.

Кстати, отзывы о последнем не очень. Городовой, что принимал оружие под опись, отнесся к нему весьма пренебрежительно. В обслуге сложен, без отвертки не почистишь, к грязи чувствителен, в морозы заедает, для перезарядки нужен простор. Словом, сплошные неудобства.

В принципе Петр с этим был готов согласиться. В конце концов он им не пользовался. Но вот его винчестер морозы переносил очень даже хорошо. Опять же, что там Завьялов говорил про кривые руки и дурные головы? Вот-вот. Хотя, может, все и не так. Без разницы. В свой винчестер Петр вцепился потому, что тот был тем самым, из детства. Правда, стрелять из положения лежа из него и впрямь неудобно. Успел убедиться.

Так вот, маузер и винчестер могли оказаться трофеями. Чего только народ не натаскал с фронта. А учитывая такую вольность во владении оружием, Петр не удивится, если у кого в сарае припрятан пулемет «максим» или, на худой конец, «льюис». И уж тем более в этих местах. Сибирь. Она даже в мире Петра несколько наособицу, а сейчас так и вовсе.

Тем не менее озвучивать свое мнение Петр не собирался. Кравцов уже достаточно давно работает судебным следователем, а потому прекрасно все это осознает. И раз уж не делает на это никаких скидок, то либо имеет к тому основания, либо у него в этом какой-то свой интерес.

– Вот что, Петр, езжай в усадьбу Игната, расскажи там все Марфе. Сейчас я заверю в секретариате постановление. Передашь ей и скажешь, что сани реквизируются на время следствия. Да не смотри так. Она все примет как надо. Обычное в общем-то дело.

– Да я не о том. Сани ремонтировать надо. Пробило главный паропровод, я на заплатке сюда доковылял. Обратно на такой времянке не поеду. В любой момент может все полететь к чертям собачьим.

– И сколько времени займет ремонт?

– Если в мастерских и при наличии материала, часа три.

– Хорошо. Я позвоню Павлу Игнатьевичу, чтобы они взяли на себя ремонт. А там уж Завьялов рассчитается. Как раз за это время соберусь да подготовлю людей.

– Гнать будем без остановок?

– Как на пожар. Если набредет волчья стая, там мало что останется.

– Ясно.

А что неясного. Надо срочно загонять сани в мастерские, а самому на боковую. Он ведь не железный. И без того сутки не спал, все гнал и гнал, понимая, что время раненого истекает. Петр ведь даже грамотную повязку наложить не мог и понятия не имел, как нужно обработать рану. Воспаление могло начаться в любой момент, а там и принять необратимый процесс.

Когда Петр подъехал к усадьбе, Марфа встретила его на крыльце, уже полностью одетая и готовая забраться в сани. Их запряг Ефим, дворовый работник Завьяловых. Он же устроился на козлах, чтобы править ладной и сбитой кобылкой. Как видно, Кравцов озаботился известить свою родственницу. Вот только как теперь быть Петру, совершенно непонятно.

– Марфа Кирилловна, у меня тут постановление насчет саней…

– Спаси тя Христос, Петруша. – Передумав садиться в сани, женщина подошла и трижды поцеловала парня, смочив его лицо горячими слезами.

– Д-да я-то чего. Чай, и себя спасал, – отчего-то смутившись и по-детски шмыгнув носом, ответил Петр.

– Кабы о себе думал, стрекача дал бы так, что с собаками не догнали бы. Насчет саней знаю. Иван весточку передал, пока тебя в полиции держали. Не надо никакой бумажки, бери и гони в мастерские.

– А-а-а…

– Жена Ефима дома, она покажет, куда все выгрузить. Сынок их поможет.

Раздав указания, женщина взобралась в сани, и Ефим тут же стеганул кобылу. Марфу сейчас куда больше занимало иное. Ее Игнат боролся за свою жизнь. Конечно, уповать в этом деле ему лучше бы на врачей, но кто сказал, что поддержка близкого человека ничего не значит?

С грузом управились быстро. А чего тянуть-то? Рухлядь – она ведь ничего не весит. А все золото уместилось в один туго набитый кисет из-под табака. Это летом Игнат Пантелеевич его возит мешочками, а нынче время иного золота, мягкого и невесомого.

Когда Петр подъехал к мастерским, там также все обошлось без проволочек. Тут же затянули сани в цех, и к машине сразу подступились Подводник и Макарыч, местная рабочая элита. Правда, перед этим очень даже уважительно поручкались с Петром.

Ну, насчет Подводника тут все понятно. У Петра с ним были вполне приятельские отношения. А вот что касается Макарыча, удивил. Он ведь хотя пакостей и не делал, а на Пастухова посматривал не без ревности. Как и бывает это между старыми признанными мастерами и молодыми да ранними выскочками, пусть и талантливыми.

И вообще, народ вокруг все больше с уважением поглядывает. Хм. Или вот с опаской. Обходят сторонкой. А то как же. Слюной брызгать да гадить по мелочи какому-то там новичку – это одно. А вот тому, кто за неполный месяц уже шесть душ загубил, – уже совсем другое. А еще поговаривают, что-то он там с двумя заболотнинскими подручными, на которых пробу негде ставить, не поделил. И ничего, живет себе и в ус не дует.

Хм. А быстро тут новости разлетаются. И это при отсутствии радио. Это насколько же народу тут скучно, если так-то стараются. Хотя… Петр-то уже часа два как въехал в город. Нет. Все одно быстро. А уж каково оно будет, когда радио заработает… Кстати, собираются вроде как запускать. Подбивают на это дело купцов, обещая им рекламу и манну небесную. И вроде как небезуспешно.

– Пастухов! – окликнул его заведующий мастерскими.

– Здравствуйте, Павел Игнатьевич.

– Здравствуй. Сам-то цел?

– Цел, слава богу.

– Вот и ладно. Иван Янович сказывал, что следственную группу ты повезешь.

– Больше вроде как некому, – пожав плечами, без энтузиазма ответил Петр.

– Ты когда в последний раз спал-то?

– Да сутки уж как без сна. Но ничего. Пока держусь.

– Ясно. Иди на проходную, выгони Авдеича на улицу, пусть продышится и косточки разомнет. А сам ложись отдыхать. Когда срок подойдет, тебя поднимут. Не то и сам сгинешь, и людей угробишь.

– Спасибо, Павел Игнатьевич.

– Дядь Петр!

– О, Митька. Как тут у вас дела?

– Нормально все. А у вас как? Не ранило?

– Нет. Обошлось.

– Дядь Петь, а как вы тех бандитов? – Глаза у парнишки горят так, что вот сейчас все бросит и побежит в тайгу искать приключения на свою пятую точку.

– Уж точно не одной левой, – покачал головой Петр. – А вообще, это все со страху.

– Как это? – не поверил юнец.

– А вот так, Митя. Жить захочешь, не так раскорячишься. Ладно, пойду я спать. Мне опять ехать, а я устал как собака.

Оккупировав топчан на проходной, выполняющей и роль сторожки, Петр мгновенно провалился в забытье. Словно в тягучий кисель нырнул. Странное дело, но ему даже сон приснился. Яркий, сочный, красочный и цветной. Вот только что именно ему снилось, не помнил. Да и не выспался, если честно. Поднялся как сомнамбула, голова дурная, гудит и раскалывается.

– А ты тут как? – искренне удивился он, увидев Аксинью.

– Митя прибежал, рассказал.

– А-а-а. Ага. Погоди. Я сейчас, – плохо соображая, как с сильнейшего перепоя, произнес Петр.

Затем разделся по пояс и выскочил на улицу. Найти чистый сугроб в окрестностях мастерских оказалось не так чтобы и просто. Но ему это все же удалось. Растирание холодным снегом подействовало благотворно. Из головы вмиг вылетела вся муть, и Петр сразу же взбодрился. Брр! И замерз. Начало марта ведь только.

Добежал до саней, возле которых уже никто не возился. Мало того, они находились снаружи цеха, готовые сорваться с места. В подтверждение тому котел глухо гудел перегретым паром. А вот везти пока было некого. Полиция еще не прибыла. Ну и ладно. Полез в кабину, достал из вещмешка полотенце и хорошенько растерся.

– Так ты чего прибежала-то, Аксинья? – вернувшись в сторожку и надевая рубаху, поинтересовался Петр.

Глупый вопрос. Хотя бы потому, что один из ответов сейчас стоял на столе в виде чугунка, из которого разносился аппетитный запах наваристых щей с мясом. Аксинья вообще хорошо готовила. А если учесть, что Петр уже сутки ничего не ел… Желудок предательски заурчал, требуя непременного к себе внимания.

– Ну как же. Митя сказал, что ты опять в тайгу, с полицией, – явно осматривая его на предмет новых дырок, произнесла женщина.

– Это да, – присаживаясь за стол и запуская в котелок ложку, согласился Петр.

– Вот я и принесла тебе в дорогу снеди. Уж в короб уложила. И на сейчас, горяченького поесть, – опершись подбородком о раскрытую ладонь и наблюдая за жадно жующим Петром, пояснила она.

– Угу. Спасибо. Вовремя.

И впрямь вовремя. Ведь мало того, что желудок благодарно набросился на еду, так еще и в голове заметно посветлело. А это в преддверии предстоящего выезда не менее важно.

Кстати, о выезде. Достал из кармана часы, еще те, что снял с грабителя на улице. Хм. А ведь прошло уже четыре часа.

– Павел Игнатьевич сказал, что полицейские вот-вот подъедут. Его из управы по телефону предупредили, потому и разбудила тебя.

– Ясно. А про Завьялова, часом, ничего не знаешь?

– Только и того, что ты его раненого привез.

– Понятно.

Доев, Петр поднялся, и тут Аксинья не выдержала, прильнула и уткнулась лицом в его грудь. Сразу же раздались приглушенные всхлипывания, в такт им начали вздрагивать плечи, а грудь обдало горячим дыханием даже сквозь рубаху и нательное белье.

Н-да. Вот всю жизнь хотел семью. Хотел, чтобы за него волновались, переживали, да просто ждали. И вот, похоже, нечто подобное обрел. Правда… То-то и оно, что нечто подобное. Потому что… Аксинья хорошая женщина. Петр благодарен ей за все. Но сказать, что он привязался к ней… Нет. Это было бы ложью. Нагадить ей он не сможет, но и сказать, что с ней обрел дом, тоже не мог.

– Ты не подумай, Петрушенка, я все понимаю. Ну кто я тебе? И стара для тебя, и четверо по лавкам. Да только рада до смерти, что цел ты остался. Глафира-то, соседка наша, в больнице сестрой работает. Вернулась с дежурства, говорит, что привезли едва живого купца Завьялова. Я так и обмерла ни жива ни мертва. Уж потом оттаяла, когда Митя прибежал и все рассказал.

– Аксинья…

– Я ничего… Мне ничего… Не надо ничего мне. И ты ничего не должен. Только живи, Петруша. Богом молю, живи. Вот буду знать, что жив, и тому благодарна буду.

Н-да. Ну что тут скажешь. Влюбилась баба. Крепко влюбилась. И Петр тоже хорош. Мог бы и догадаться. Вот как сейчас быть-то? Нет, понятно, что у него и в мыслях не было, что зла он ни ей, ни ее семье не желал. Наоборот, пристроил парня, научил специальности, вон поспособствовал через Павла Игнатьевича, чтобы Мите позволили на вечерние курсы в железнодорожный техникум поступить. А на душе все одно погано. Как будто предал кого.

Крепко поцеловал Аксинью в губы да направился на выход. Потом с этим разбираться будет. Бог весть как. Но потом. Проблемы нужно решать по мере их поступления. Вот сейчас нужно проверить машину и убедиться, что к рейсу все готово. А Аксинья? Ну да, как страус, решил спрятать голову в песок, прикрывшись другим делом, представив его более приоритетным. Ну не знал Петр, как разрулить ситуацию, чтобы Аксинье было не так больно. Знал только, что оставаться на жительство в Красноярске и в ее доме в частности не собирался.

Оно, конечно, мужики должны были сделать все ладно, без дураков. Но все же Петр решил проверить. Больно уж понятие о качестве тут расплывчатое. Все как и в его мире. Такое впечатление, что гнать халтуру – это свойственная национальная черта россиян.

А все от менталитета и от порядка формирования рабочего класса. В той же Англии как было? Сгоняли бедного крестьянина с земли, иди выживай как знаешь. Хочешь, иди работать на завод за гроши. Причем работать не за страх, а за совесть. Потому что если ты не будешь выдавать качественную продукцию за мизерную оплату, пойдешь подыхать под забором, а на твое место еще десяток желающих имеется.

В России же крестьянин жил довольно неплохо. Пахал землю и горя не знал. Относительно, ясное дело. Но чтобы погибать под забором, подобно шелудивому псу, до этого ему было ой как далеко. И тут его отрывают от сохи и говорят, что он будет рабочим. Он говорит, мол, не надо мне этого, я и с земли прокормлюсь. А его за шкирку и тычут в станок.

Разумеется, это образно, но как по мнению Петра, так достаточно точно. Слабая мотивация не способна заставить человека выкладываться на полную и стараться делать работу качественно. Ну а дальше – преемственность поколений, только и всего. Конечно, таковыми являются далеко не все рабочие России, но уж большинство совершенно точно. И между прочим, это вполне относится и к уважаемым мастерам.

Поэтому, наплевав на возможные обиды, Петр проверил качество работ и машину с котлом вообще. Мало ли куда еще прилетели пули и что там наворотили. Вот не давало о себе знать, не давало, а потом ка-ак аукнется посреди тайги. Ну их к лешему, такие выкрутасы.

Вскоре подъехал полицейский «Руссо-Балт», из которого вышли Кравцов, знакомый Петру эксперт и двое дюжих городовых. Впрочем, дюжими в полиции были все. В смысле от городовых до околоточных надзирателей, потому как рядовой и унтер-офицерский состав набирался, кроме всего прочего, по благообразной и статной внешности. Так что тут плюгавого патрульного с завышенными амбициями и самомнением не встретишь. Как там у Пушкина? Все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор.

Городовые тут же начали перегружать вещи из кузова машины в салон саней. Там были предусмотрены откидные сиденья. Обычная деревяшка, без удобств, но сидеть можно. Отдельно всех порадовало отопление салона. Как видно, мерзнуть не хотелось решительно. Да и правильно. Кому понравится? Тем более что, в отличие от эксперта и следователя, городовые были обряжены в уставные суконные шинели.

Великовата компания получается. Хотя… Трупы-то грузить и вывозить придется. Ну или то, что от них осталось. И Петр совершенно не желал этим заниматься. Всю жизнь обходился без мертвяков, а за последний неполный год они прямо хороводы вокруг него водят. А он как бы и не против больше никогда с костлявой не пересекаться.

До слияния неприметной речушки с Енисеем Петр держался исправно. Даже умудрился не проскочить мимо. Хотя… Положа руку на сердце, проскочил бы. Вот если бы ветер поднялся или снежок пошел и припорошил его же следы, непременно проскочил бы. А так свернул вовремя, а дальше все просто. Держись извилистого русла речки и не промахнешься.

Пару раз получалось взбодриться благодаря необходимости обслуживать котел. При этом Петр проклинал местных на все лады. Ну какого рожна у них все завязано на паровые машины и «стирлинги»? Куда как удобнее двигатели внутреннего сгорания. Залил топливо в объемный бак и дави гашетку до самого пункта назначения. Компактность, маневренность, удобство.

Но так уж здесь случилось, что к моменту разработки первых ДВСов уже появились компактные паровые машины. Причем не просто появились, а прочно встали на ноги и ускоренными темпами начали вписываться в человеческое общество. Поэтому ситуация такова, что младенец в виде ДВСов должен выступить в конкурентной борьбе с уже взрослым агрегатом в виде паровой машины.

А ведь ДВСы страдали детскими болезнями. Их пытались создавать, беря за основу отработанные технологии производства паровых машин. А это в корне неверно. Требуется совершенно другое качество материалов. Потому что имели место абсолютно другие нагрузки. Нужны были продуманные системы охлаждения и смазки. Много чего нужно было. И все это требовало системного научного подхода, а не труда энтузиастов-одиночек.

Неравные условия и неравная борьба. Кстати, уже сложились мировые лидеры машиностроения. Ну или двигателестроения. Хотя правильнее все же говорить о машинах. Так что с ДВСами боролись жестко и по всем правилам конкурентной борьбы, или скорее уж без них. Против изобретателей, пытающихся создать абсолютно новый тип движителя, велась самая настоящая информационная война. Их высмеивали, над ними откровенно издевались, ими пугали. Вернее, пугали не ими, а их изобретениями, которые позволяли себе даже взрываться, пожирая своих создателей…

К полуночи Петр понял, что это путешествие очень даже может закончиться плачевно. Начала сказываться усталость. Он даже пару раз поймал себя на том, что клюет носом. Нет, так нельзя. И уж тем более когда русло реки закладывает такие крутые петли, что легко можно вылететь на берег. Понятно, что это не горный серпантин. Но стоит надломить лыжу, и можно черпать проблемы ведрами.

Поэтому он по привычке прижался вправо и решительно заявил, что сейчас будет спать. Если кто может вести сани, пожалуйста, они в его распоряжении. Нет? Тогда милости просим следователя и эксперта в салон к городовым, потому что иначе Петр не сможет заснуть. Можно и наоборот, но в кабине четверым несколько тесновато…

Утром после ритуала разведения паров и завтрака путешествие продолжилось. На этот раз все прошло без приключений, и группа прибыла на место еще до обеда.

Как ни странно, но тела оказались практически нетронутыми. Во всяком случае, тела тех бандитов, что нашли свой конец на льду речки.

– Тот, с которого ты снял трофеи, здесь? – поинтересовался Кравцов, как только сани остановились.

– Вон тот, – указал Петр.

Далее последовала уже знакомая процедура обыска. Тщательного, куда там осмотру, устроенному Петром в поисках трофеев. Тело неизвестного раздели донага, хотя сделать это было довольно проблематично. Тот успел промерзнуть насквозь.

Петра к этому делу не привлекали, поэтому он скромно стоял в сторонке, глядя на то, как управляются городовые, выполняя указания следователя и эксперта. После того как проверили чуть ли не каждый шов на одежде погибшего, перешли к осмотру непосредственно тела, нашлась парочка татуировок, которые тщательнейшим образом и не единожды сфотографировал эксперт.

Петру все же стало любопытно, что с этим инородцем не так, и, как следует осмотрев его лицо, он подошел к другому трупу. Лицо конечно же заиндевело и было слегка припорошено снегом. Сильного-то ветра нет, но и полного безветрия также не наблюдалось.

Хм. А ведь есть отличия. Точно есть. Это видит даже Петр, человек, для которого все азиаты абсолютно похожи. Ну не различал он их. И тут вдруг заметил разницу. В прошлый раз не обратил внимания, а теперь, когда стал присматриваться и искать отличия, пожалуйста.

Тут и более походящие на европейские черты лица. Относительно, конечно, но Петр не знал, как еще объяснить увиденное. И само лицо не несет печати постоянной борьбы за выживание, которая, как ни крути, накладывает свой отпечаток. Ну и татуировки. У инородцев вроде как не было письменности, а одна из татуировок убитого явно представляла собой иероглиф. Вторая изображала голову дракона, а это точно не сибирское творчество.

Размышляя над этим, Петр занимался обслуживанием машины. В конце концов его первейшая обязанность – содержать сани в порядке и в готовности к движению. Что с того, что ни котел, ни дровяной бункер пока не нуждались в дозаправке. Пополнить запас никогда не лишне. В особенности в случае с паровыми машинами.

– Прошу прощения, ваше высокородие, получается, знатную птицу я тут прихватил? – спросил Петр.

Нет, ну а что такого? Если сделал что стоящее, то, может, и обломится что-нибудь. Не век же ему в Николаевской слободе обретаться. И вообще, денег много не бывает. А уж с его-то планами поездить мир посмотреть и подавно.

– Если бы прихватил, Петр, цены бы тебе не было. А так – ты его прихлопнул. Разницу ощущаешь?

– Ну извините, я не пластун и не Аника-воин, чтобы в одиночку против четверых, да еще и пленных брать. Жив сам, и слава богу.

– Это да. Второй-то точно инородец. А уж для этих тайга – что дом родной, фору дадут и пластунам.

– Может, объясните? Или тайна за семью печатями?

– Да какая тут тайна. Само собой, подписку о неразглашении с тебя возьмем, но, должен заметить, тут столько странностей, что потом все одно сложишь в одну картинку. Словом, я как только услышал о маскхалатах, сразу заподозрил, что дело тут нечисто. Не пользуются инородцы такими. Это же сколько белой ткани нужно извести. Ее ведь можно с куда большим толком использовать, хоть на то же нательное белье. А у наших купцов не забалуешь, за мануфактуру дерут в три шкуры. Потом ты разродился подарочками, мало того, что явно европейского происхождения, так еще и дорогими. Золотые часы с гравировкой. Нашелся у нас знаток японского. «Капитану Сато за отличия в службе».

Ясно. А что неясного-то. Господину коллежскому асессору подвернулся счастливый случай блеснуть и, возможно, продвинуться по службе. Сомнительно, чтобы обезвреживание японского шпиона прошло незамеченным. Правда, решительно непонятно, что тут было разведывать. Тайга – она и есть тайга.

Но если тебя отправили в разведку, какого рожна заниматься грабежом? Хотя… Деньги никому не помешают. Отчего бы не улучшить свое материальное положение, коль скоро есть такая возможность. А капитан этот, вероятно, имел опыт боевых действий, отсюда и маскхалаты.

Между тем непонятного достаточно. Если ты разведчик, то зачем было тащить с собой дорогие вещи, одна из которых явно указывает на статус владельца? Кстати, табачок у него тоже не рядовой. Петр в этом деле слабо разбирается, потому как некурящий. Прихватил, потому что хотел подогреть Макарыча. Мастер пользовался авторитетом в мастерских и, будучи заядлым курильщиком, как раз попыхивал трубкой.

– А еще кисет, – продолжал Кравцов. – На нем была вышивка «Доблестному защитнику империи на дальних рубежах». Либо этот тип воевал в японскую, возраст вполне подходит, либо участвовал в войне против Германии в Великую войну. В японских школах дети делали такие неказистые подарки и организованно отправляли на фронт. У нас в эту войну тоже нечто подобное было, только разрозненно. Вон у Ерофеева есть такой кисет. – Кравцов кивнул в сторону одного из городовых. – Так любому из-за него голову оторвет, хотя понятия не имеет, кто его вышил и отправил на фронт. Три года он в окопах и два с половиной с этим кисетом. Он у него чуть ли не за образок. Говорит, что чистая детская душа его сберегла, не иначе.

Вообще-то когда Петр задавал вопрос, то на ответ не рассчитывал. Не задать не смог, не удержался. А вот то, что следователь начал с ним рассуждать об увиденном, его откровенно удивило. Но постепенно пришло осознание, что Кравцов вроде как и разговаривает с ним, но в то же время скорее рассуждает вслух. Возможно, ему так было проще сложить мозаику в единое целое.

Наконец эксперт закончил с осмотром, и группа двинулась в обход сопки, чтобы глянуть на тела других бандитов. Этим повезло меньше. Хищники их нашли. Скорее всего набрели случайно и совсем недавно. Мороз сделал свое дело, а потому запах крови особо не распространялся. Тела же потратили не так давно. Петр подозревал, что падальщик убежал только что, учуяв приближение людей.

Здесь никаких неожиданностей не случилось. Инородцы, без капли сомнений. Осмотрели останки, сделали снимки. После чего городовые получили приказ переправить тела к саням. Те совершенно спокойно, словно им с трупами приходится возиться едва ли не каждый день, начали готовить волокуши.

– Иван Янович, я что подумал-то, – когда они возвращались к саням, начал Петр. – Бандиты собирались нас пощипать, так?

– Ну так.

– Но ведь им же нужно было еще и вывезти награбленное.

– А сани на что? Если один из них разбирался в машинах, а такое вполне возможно, то особых трудностей в этом нет.

– Если этот знаток разбирался в машинах, то должен был понимать и то, что при таком обстреле машина очень даже может оказаться поврежденной. К тому же он это четко видел, когда из пробитого паропровода повалила струя пара. Но они не ушли, а начали нас догонять.

– Погоди-погоди. Точно. Где-то неподалеку должны быть их сани?

– Ну или хотя бы их вещмешки, потому что при них не было даже такой малости. С момента драки ни снега, ни метели не случилось. Следы от лыж слегка припорошило, но они сохранились, – пожав плечами, закончил Петр.

– Игорь Карпович, вы как насчет прогуляться? – обратился Кравцов к эксперту.

– Сугубо отрицательно. Я и сюда-то ехать не хотел, но вам непременно потребовались фотографические карточки.

– Тогда мы с тобой вдвоем, Петр.

– Может, городовых прихватить? – все же усомнился Петр, хотя все его нутро этому противилось.

Похоже, в нем окончательно проснулся дух авантюризма, который Петр, казалось бы, окончательно загнал в дальний угол еще в четырнадцать. Ну практически загнал, потому как тот время от времени высовывался наружу. Но это случалось крайне редко и с немалой долей осмотрительности. Сейчас же этот дух буквально бил снег копытом.

– Ни к чему их отвлекать. Пусть занимаются своим делом. К тому же если бы у убитых были сообщники, то давно бы уже нашли тела.

– Как скажете, Иван Янович.

Едва только добрались до саней, как эксперт тут же забрался в кабину. Оно вроде и мороза особого нет, и все же далеко не плюс. Петр порадовался, что заблаговременно позаботился о топливе и воде. Так что и в кабине, и в салоне будет достаточно тепло.

Пробежались до острова. На ровной местности Петр держался на лыжах уже достаточно уверенно. Спасибо ежедневной практике, пусть и в городских условиях. Иван Янович и вовсе оказался заправским лыжником. Ну да чего еще-то ожидать от сибиряка.

– Н-да. Признаться, думал, что здесь мы найдем их сидоры, – осматривая обнаруженную лежку бандитов, помяв подбородок, произнес следователь.

– Тогда получается, не сидоры у них были, – решил высказаться Петр. – Сани нужно искать.

– Скорее всего ты прав. Похоже, вот эти и эти следы они оставили, когда начали преследовать вас, – рассматривая снег вокруг островка, делал выводы Кравцов. – А вот это, пожалуй, то, что мы ищем. – Он на несколько секунд задумался, очевидно решая, не стоит ли вызвать городовых, но потом отмахнулся и решительно произнес: – Вперед.

Идти по следу не составляло труда. Поэтому продвигались они настолько быстро, насколько могли бежать на лыжах. Впрочем, далеко бежать не пришлось. Только обогнуть очередную сопку, за которой и обнаружили упряжки с санями. Вернее, то, что от них осталось. Все вокруг было вытоптано и вываляно десятками лап и тел. Кругом красный снег, ошметки шерсти, куски шкур, обглоданные кости, нетронутые и промерзшие до каменного состояния внутренности. Сами сани разбросаны на довольно большой территории, двое из них опрокинуты.

– Здравствуй, попа, Новый год, – сбив шапку на затылок, не выдержал Петр.

– Странное выражение. Никогда раньше не слышал, – осматривая место побоища, заметил Кравцов.

Впрочем, ни толики любопытства в его голосе не было. Да и не до высказывания Петра ему сейчас. Картина впечатляла, и молча созерцать ее было просто жутко. Хотя трагедия разыгралась не менее суток назад.

– Ваше высокородие, а что это тут было? Я ни разу не охотник, но… Волки?

– Да. Вон, видишь, из-под снега торчит башка.

Петр посмотрел в указанном направлении и увидел волчью голову. Захотел рассмотреть получше и подошел ближе. Нет, голова не была отгрызена, а весьма прочно держалась на припорошенном снегом теле. Другое дело, что на глотке зияла большая рваная рана.

– Скорее всего стая была очень большой. Коль скоро собачки не смогли оказать серьезного сопротивления. А ведь их тут было от двух дюжин до трех десятков.

– А почему это волки не съели этого?

– Что? Ах да. Забываю, что ты леса совсем не знаешь. Вопреки расхожему мнению, волки занимаются каннибализмом крайне редко, и только от безысходности. Здесь же у них было достаточно собачатины. Поэтому никто и не подумал трогать павшего сородича.

– Думаете, собачки все полегли?

– Сомневаюсь. Тогда бы стая все еще кружила здесь, а мы бы наблюдали хоть и порванные, но собачьи тела. Предполагаю, что примерно с треть собак все же полегло, остальным как-то удалось освободиться от упряжи и сбежать. Давай осмотрим сани.

– Как скажете, Иван Янович.

Осмотр саней ничего не дал. Либо волки разграбили всю поклажу, что сомнительно, либо ее тут попросту не было. Имелись кое-какие остатки вяленой рыбы, корма для собак. Но это все.

– Как ты там говоришь, Петр? Здравствуй, попа, Новый год?

– Именно. Вы что-нибудь понимаете?

– А ты?

– Ну, думаю, что нападение на нас было целенаправленным. Они точно знали, чего хотят, и пришли сюда на трех санях. Вполне достаточно, чтобы увезти всю пушнину. И здесь я опять не вижу ни одного сидора.

– Правильная мысль. А на что она тебя еще наталкивает?

– Должно быть место, где бандиты хранят свои вещи.

– В яблочко, – улыбнулся следователь. – И эти вещи должны были остаться под чьим-то присмотром.

– И судя по вашему довольному виду, этим «кем-то» может оказаться очередной японец.

– Это было бы неслыханной удачей. Но даже если там окажется эвенк или еще какой инородец, меня подобное вполне устроит. Потому что он расскажет о том, чем они тут занимались, и по этим сведениям можно будет установить, что японцам тут вообще было нужно.

– Похоже, вы правы. И вам везет, Иван Янович.

– Похоже на то, – довольно потирая руки, согласился Кравцов, которому до следующей ступени оставалась самая малость. – Ну как, Петр? Прогуляемся?

– Вдвоем?

– Ну да. Что бегать туда-сюда? Наши не пропадут. Тепло ты им обеспечил. Если задержимся, Игорь Карпович разберется. Он вообще с разными машинами дружит. Времени еще предостаточно.

– А с городовыми не надежнее будет, Иван Янович? Я ведь тайги не знаю. Опять же, мужики фронтовую закалку имеют.

– Это так. На фронте они оба были, да только кто же скажет, что они там делали, вшей в окопах давили или германцу кровь пускали. А ты уже показал себя во всей красе. Так что я лучше с тобой. Как ты там говорил? Что с бою взято… Обещаю, ты свою долю получишь сполна. Ну как?

– Н-да. Заманчиво, Иван Янович, – глядя на следы полозьев, уходящие в сторону от реки, дальше в глухую тайгу, ответил Петр. – Нет. Не годится так. Ну кто сказал, что мы уже через пару верст набредем на их логово? Нужно возвращаться за нашими сидорами и завтра поутру выдвигаться в путь.

– А если ветер поднимется? Заметет след, и все. Ничего мы тогда не найдем, – не согласился следователь, которого уже охватил азарт.

– Больше половины дня миновало. Глядишь, и в тайге ночевать придется. Нет, припасы нужно взять обязательно. Вы же местный, должны это лучше меня понимать.

Кравцов понимал. И как ни трудно было совладать с эмоциями, все же вынужден был признать правоту Петра. Да, след они конечно же могут потерять. Но если вот так с кондачка, с одними только карабинами, очертя голову ринутся в тайгу, могут от них потом и косточек не найти.

Вернулись к саням. Кравцов обрисовал ситуацию. Раздал указания. Петр объяснил эксперту, как нужно обращаться с машиной, чтобы и тепло было, и беды не случилось. Тела решили зашить в брезент и поднять на крышу. Доставят в Красноярск, а там разберутся, как быть дальше.

Признаться, Петр думал, что городовые заартачатся относительно распоряжений Кравцова. Но сильно ошибся. Отправляться в тайгу, да еще и на ночь глядя, никому не хотелось. Да и кому захочется, будучи одетым в уставную шинель. Не сказать, что это холодная одежка, но и далеко не полушубок. Вообще дурдом – отправлять людей в тайгу и требовать от них соблюдения уставной формы одежды.

А вот эксперта решение о доставке тел в город откровенно разозлило. Ну к чему было тащить его в эту глухомань? Он с таким же успехом сделал бы фотографии и в городе, без этого экстрима. Не обрадовало его и намерение Кравцова отправиться на поиски лежки бандитов. Нет, если тот хочет рисковать своей головой, то пожалуйста. Но ведь и Игорю Карповичу придется торчать в тайге до его возвращения. А если что случится с машинистом… Но Кравцов остался непреклонен и решения своего не поменял.

Ночевать в санях они также не стали. Пусть оставалось от силы три часа светлого времени суток, за это время можно было продвинуться по следу достаточно далеко. Не сказать, что Петра привлекала возможность ночевки в зимней тайге. Но им, как и Кравцовым, овладел азарт. Даже мелькнула мысль по поводу того, что эдакий настрой до добра не доведет. Обязательно найдет себе приключения на пятую точку.

Вопреки ожиданиям по следу шли даже с наступлением темноты. Тот был достаточно четким, а на небе буквально с началом сумерек появилась яркая луна. Так что никаких трудностей с продвижением вперед не возникло. Разве только с каждым часом все сильнее давил мороз. Но признаться, из-за постоянного движения холод практически не ощущался. Правда, начинала наваливаться усталость.

Нашли густую и раскидистую ель с лапами, провисшими до самого снега. Забрались под нее. Н-да. Хорошо тут, чего уж. Под кроной образовался эдакий шалаш, причем абсолютно сухой, да еще и подстилка в виде толстого слоя опавшей сухой хвои. Расчистили пятак и развели там небольшой костерок, на котором приготовили ужин. После чего легли отдыхать. Оно бы вахты распределить, но спать легли оба. Кравцов заявил, что зверь к дыму не приблизится, и у Петра не было повода ему не доверять. Да и не любил он все эти ночные бдения.

Как ни странно, но, проснувшись с рассветом, Петр понял, что выспался. Нет, тело, конечно, затекло, и он слегка продрог, пришлось подниматься и разгонять кровь по жилам физическими упражнениями. Но, признаться, ожидал куда худшего. А так ничего, вполне бодр и свеж. Наверное, сказывается бивачная жизнь на протяжении почти двух недель. Втянулся, что ли.

А вот Кравцов выбрался из-под лап ели явно помятый и готовый проклясть свое необдуманное решение. Но не проклял. Как видно, здоровое желание карьерного роста придавало ему сил и решимости.

Наскоро позавтракали привычными пельменями. Петр уплетал за обе щеки, пребывая в полной уверенности, что это блюдо ему никогда не надоест. Вместо чая завтрак запили наваристым бульоном. Петр буквально физически ощутил, как кровь быстрее побежала по жилам.

Наконец Кравцов взял в руки полевую сумку, сверил маршрут по компасу и сделал отметку на карте. Ну какая у него карта – так. Лист бумаги, по большей части закрашенный бледно-зеленым, что вроде как должно означать бескрайние леса. И практически никакой конкретики, ни рек, ни сопок, ни высотной шкалы. Что-то там такое есть, но очень мало. К примеру, речка, по которой ходил купец Завьялов, была, как и селения староверов. Но ничего больше, вообще ничего. И нарисованные повороты реки скорее всего мало соответствуют действительности.

Но с ее помощью как-то ориентироваться все же можно, и то дело. А то, если завьюжит и заметет следы, то хоть «ау!» кричи. В смысле к людям выйти еще возможно, хотя и не факт. Но вот сани не найти точно. Петр об этом как-то не подумал. А Кравцов молодец. И впрямь в тайге не новичок, не то что некоторые…

Не ошиблись они. Так-то. Вон она, свежесрубленная избушка, возле которой протоптано две тропинки. Одна к сосне, на стволе которой на высоте нескольких метров имеется нечто вроде большого скворечника. Это лабаз[12], используемый в здешних местах для хранения продовольствия. Другая стежка ведет к берегу речки с прорубленной прорубью. Основательно устраивались, нечего сказать.

Правда, чтобы сюда добраться, за день пришлось отмахать километров сорок. Во всяком случае, если верить шагомеру Кравцова. Угу. Был у него такой прибор. Интересный очень. Эдакая механическая игрушка на основе маятника, размером со спичечный коробок. Сбрасываешь механическое же табло, как на автомобильном спидометре, на ноль, вешаешь шагомер на пояс и идешь, ни о чем не думая. Потом смотришь, сколько сделал шагов. Очень удобно.

– В избушке однозначно кто-то есть, – высказал свое мнение Петр.

– Тоже мне Шерлок Холмс. Это и так понятно, печь сама топиться не может. Лучше скажи, как думаешь, сколько их там?

– Не знаю, Иван Янович. Предлагаю понаблюдать издали. Вон на ту сопку забраться и денек последить. За день в любом случае все обитатели хоть по разу выскочат. Природа позовет.

– Если ты думаешь, что у нас целая прорва времени, то сильно ошибаешься. Я сказал, что мы будем отсутствовать трое суток. И сутки уже миновали.

– Вот я и предлагаю не пороть горячку. Обратная дорога все одно занимает сутки, самостоятельно наши выбраться не смогут. Максимум встанут на лыжи и уйдут пешком до деревни староверов. Так что мы их еще и нагоним. А так сунемся на дурачка, можем и зубы обломать. Маловато нас для штурма.

В этот момент дверь открылась, и Кравцов поспешил вскинуть к глазам бинокль. Проводил низкорослого мужичка до кустиков за избушкой. При этом у незнакомца на плече болтался маузер с пристегнутой кобурой-прикладом. Это правильно. Тайга пижонства не прощает. Мало ли, принесет нелегкая какого рассерженного зверя, иди потом спасайся от него. К тому же звери бывают и о двух ногах, а уж от этих добрым словом точно не отделаешься.

– Японец, – когда обитатель избушки скрылся за дверью, произнес Кравцов.

– А собачки вроде как нету. Если бы была, я бы точно потащил ее с собой, чтобы охраняла покой. А то ведь и не донести можно.

– Ну, может, на ту сторону выходит окошко и кто-то следит за товарищем. Словом, твоя правда. Отходим вон к той скале и садимся в засаду. До темноты еще часа два. По малой нужде все одно выбегут. И если собаку держат в доме, вечером обязательно оправляться выгонят. По результатам вечером будем брать.

Ну что ж, спорить было бы глупо. Во-первых, ночевать в избушке все приятнее, чем на морозе. Во-вторых, Петр и впрямь загнул. Ну какие сутки? Сколько раз человек за день ходит по малой нужде? И что? В избушке? Угу. Не камера же СИЗО, чтобы гадостью разной дышать. Выскочил, окропил быстренько снежок, и обратно.

Согласно наблюдениям в избушке обитателей было двое. В смысле один человек и четвероногий охранник. Похоже, днем японец не боялся показываться на улице, довольствуясь тем, что собачка ведет себя спокойно. Н-да. Нечего и мечтать подобраться к избушке незамеченным. Если уж у дворняжек из мира Петра чутье было развито так, что не дай бог, то о местных лайках и говорить нечего. Учует на раз. Хорошо хоть вчера не подходили слишком близко.

– Ну и что будем делать? – поинтересовался Петр.

– Пока не знаю. Обложим его и посоветуем сдаться. Он ведь один. Сопротивляться глупо и бесполезно, – предложил следователь.

– Угу. А что, если в нем самурайский дух взыграет и он решит сделать себе харакири? А перед этим сожжет все улики? Ну должны же они вести какие-то записи. Или сведения есть в его голове. Так из живого вы их еще достанете, а после харакири вряд ли.

– А ты откуда про харакири знаешь? – удивился Кравцов.

– Какая разница. Слышал от кого-то. Да каких баек я только не слышал. Главное то, что тогда уж вам вместо награды по шапке дадут. Кхм. Н-да. Простите, ваше высокородие.

– Ага. Простил, – задумчиво сграбастав в ладонь заросший щетиной подбородок, произнес следователь. – Конкретно что можешь предложить?

– Конкретно – ночуем на улице, а перед рассветом я займу позицию шагах в полутораста с подветренной стороны, чтобы собака не учуяла. А когда японец выскочит утречком оправиться или там умыться, всажу ему пулю в ногу. Я не промажу, – тут же поспешил заверить Петр Кравцова, на лице которого появилось возмущенное выражение.

– Да какого… А если он богу душу отдаст?

– Ну, от ранения в ногу всяко не отдаст. Уж несколько суток-то проживет. А мы, пока суд да дело, доберемся до Красноярска. Ну оттяпают ему ногу. Не язык же, в самом-то деле.

– Добрый ты.

– Его дружки меня на тот свет спровадить хотели, и этот по-любому в курсе. Так с какого мне его жалеть? Так что добрый, не сомневайтесь. И уж поверьте, только ради вашего интереса, Иван Янович.

– А ничего, что до наших саней не меньше сорока километров?

– Дотащим. Японцы же – они мелкие и легкие. Сани из лыж соорудим и дотащим…

Сидеть на снегу – идея не из лучших. На закорках? Нет. Так долго не высидеть. Вот и притащил Петр с собой чурбачок, вырыл окопчик в сугробе и сел ждать утра. Позицию подобрал с таким учетом, чтобы было видно и вход в избушку, и те самые кустики, которые облюбовал клиент. По малой-то нужде он от двери далеко не шастал. Но кто его знает, чего ему захочется поутру. А стрелять в подвижную мишень, да еще из холодного ствола, затея не из лучших.

Японец появился довольно поздно. Долго же почивать изволили. У Петра уже все тело затекло, поскольку он старался лишний раз не шевелиться. Кто ее знает, эту псину. Еще учует, а тогда все мучения прахом пойдут. А Петр реально намучился. Вот так сидит и попеременно напрягает мышцы, чтобы окончательно не закоченеть. Вот оно ему нужно?

Хм. А ведь нужно. Муторно, тяжко, холодно. Петр уж и забыл, каково это – в тепле, все время испытывает легкую прохладу, а кожа на лице и вовсе онемевшая. Слава богу, хотя бы не обморозился еще. Но с другой стороны, он ощущал азарт и понимал, для чего тут находится. Вот нравилось ему это. Что-то такое щелкнуло внутри, и просто работать в мастерской, когда есть возможность разогнать кровь по жилам, стало невероятно скучно.

А вот и долгожданный япошка. Угу. По малой выскочил. И между прочим, вооруженный и в сопровождении собачки. Впрочем, чему тут удивляться. Тоже живое создание с соответствующими потребностями.

Петр вскинул винчестер, упер приклад в плечо и взвел курок. Тот с легким щелчком встал на боевой взвод. Японец не мог его услышать. Утро выдалось солнечным, и вокруг стоял гомон, поднятый птицами, возвещавшими всему свету о приходе весны. Нет, ну а что такого? По факту сейчас ведь и впрямь весна. Ну вот такая она здесь, загадочная.

Но японец все же что-то такое услышал. Или даже скорее почувствовал. Наверное, сработало то самое необъяснимое шестое чувство, его еще порой относят к месту пониже спины. Плечи японца вздрогнули, и он замер, опасаясь обернуться или делать резкие движения. Н-да. Тянуть больше нельзя. Да и незачем.

Выстрел! Японец с вскриком упал как подрубленный. Петр быстро передернул рычаг, загоняя патрон в ствол. Собака с лаем бросилась в его сторону. Выстрел! Скулеж, полный боли и страдания. Не добежала метров семьдесят. Рычаг. Выстрел! Собака замолкла. Рычаг. И взять на прицел япошку, чтобы не наделал глупостей. Кравцов уже бежит к избушке, налегая на лыжи и разве что не поднимая за собой снежную взвесь.

– Эй, японец, не дергайся, не то пристрелю к нехорошей маме! – отвлекая его, закричал Петр.

Пусть смотрит в его сторону и видит одного противника. Глядишь, тогда и Кравцов подберется беспрепятственно. Выстрел! Пуля маузера ударила рядом с Петром, выбив фонтанчик снега. Вот же гад! Решил-таки сопротивляться. Л-ладно.

Петр разрядил оставшиеся в магазине патроны, ведя огонь на подавление. Главное, больше не дать этому хоббиту-малорослику выстрелить. А то ведь и попасть может. Ну и пока он отвлекается на Петра… Ну же, Кравцов, твою налево, шевели задницей!

Японец все же сумел выстрелить еще пару раз, до того как следователь навалился на него сзади. Вообще Петр не ожидал подобной лихости от Ивана Яновича. Просто он помнил, как тот растерялся в ночь их знакомства. Впрочем, нормальная реакция. Ну да. Не профессиональный боец. Но и не трус. И показал это, кстати, той же ночью, взяв себя в руки и схватившись за пистолет.

Пока Петр добежал до катающихся по снегу противников, все уже было кончено. Может, японец и владел каким-нибудь там джиу-джитсу или карате, но и Кравцова не в дровах нашли. Вполне на уровне заломил руку болевым приемом. Япошка только хрипел и бешено вращал глазами.

Связанного пленника затащили в избушку, и Кравцов самолично начал оказывать ему первую помощь. Признаться, максимум, на что хватило бы Петра, это наложить жгут, чтобы клиент не истек кровью. Ну там помазать йодом и вкривь-вкось сделать какую-никакую повязку. На этом его медицинские познания заканчивались. А у Кравцова получалось довольно неплохо.

После того как с перевязкой закончили, приступили к осмотру избушки. При этом японец сопровождал их взглядом с нескрываемой ненавистью. Перехватив этот взгляд, Петр не смог удержаться:

– Ну что ты так вылупился? Гляди не гляди, а дырку не проглядишь. Не твой сегодня день, вот что я тебе скажу. Не понимаешь? Ну-ну. Ладно, посиди пока.

– Петр, да это геодезисты! – вдруг выдал Кравцов из соседней комнаты.

Избушка состояла из небольшой прихожей и двух равных по площади комнат. В одной, судя по наличию нар, обитали трое, во второй, получается, двое. Посредине печь, располагавшаяся сразу в двух комнатах. И в дальней, похоже, проживали господа японцы.

– Кто? – удивился Петр.

Нет, он, конечно, знал, о чем идет речь, все же немало прочел книжек, пусть и не научных. Просто как-то не ожидал подобного. Шпионы – они и есть шпионы. Но картографы… Да еще и на территории чужого государства. И где? В глухой тайге. Вот если бы это была русская экспедиция, Петр бы не удивился.

– Геодезисты или картографы. Карты они составляют, – между тем пояснил Кравцов.

Петр прошел во вторую комнату и увидел Кравцова стоящим у стола, на котором были разложены различные бумаги. В руках следователя был большой лист, исчерченный разноцветными карандашами. Судя по всему, это уже не кроки́, а черновой вариант готовой карты.

На дальней стене набито несколько полок, и там находятся четыре коробки с какими-то приборами. В углу стоят две деревянные треноги. За сотню лет в их конструкции ничего не поменялось. Во всяком случае, когда Петр наблюдал работу инженеров на строительной площадке и землемеров, их приборы покоились на таких же. А вон и две складные линейки с черно-белой разметкой шкалы.

– И что им тут понадобилось? Решили оказать посильную помощь русскому царю в освоении необъятных сибирских просторов? – поинтересовался Петр.

– Об этом нужно спрашивать этого субчика, – кивнув в сторону связанного пленника, ответил следователь. – И я этим заниматься точно не буду. Пусть контрразведка свой хлеб отрабатывает. Мое дело расследовать уголовное преступление, покушение на убийство и ограбление. И с этим у меня почти порядок. Осталось только допросить свидетеля. – Снова кивок в сторону японца.

– Соучастника, – возразил Петр.

– Соучастие я ему даже за уши не натяну. Возьмет и начнет божиться, мол, он весь такой положительный, всячески отговаривал своих спутников, но они не вняли его советам. А то и вовсе скажет, что знать ничего не знает и ведать не ведает. Так что тут он только свидетель.

– Ну и пусть его, – отмахнулся Петр.

Пока суд да дело, решил внести в обыск свою лепту. Маузер он уже реквизировал и возвращать не собирался. Вон винчестер, пусть Кравцов его забирает. А то ведь и впрямь получается как-то не очень, в тайге и без оружия. Петр еще и тот маузер, что в Красноярске остался, стребует.

Нет, расхаживать с двумя громоздкими пистолетами он не собирался. Но он вполне мог продать один из них в оружейную лавку. Такая машинка тут должна пользоваться успехом, к тому же учитывая хорошее состояние. Это не потертый наган, за этот маузер можно получить минимум сорок рублей ассигнациями. К слову заметить, его месячное жалованье.

Правда, их винчестеры тоже не дешевка, и состояние отличное. Но сомнительно, чтобы удалось отбить еще и их. Хотя было бы неплохо. Впрочем, нельзя получить все и сразу.

Обнаружил два ранца, наверняка принадлежавшие японцам, и без зазрения совести вытряхнул на топчан их содержимое. Ну вот, это уже совсем другое дело. В руках Петра оказались два мешочка с позвякивающими внутри монетами. На поверку это оказались золотые червонцы и серебряные рубли и полтины. Ну да. В тайге деньги, конечно, тоже имеют вес. Правда, с бумажными инородцы предпочитают не связываться. Хм. Всего триста двадцать пять рублей. Не сказать, что так уж много. Для экспедиции-то. Но с другой стороны, это же так, на всякий случай.

А вот и патроны к маузерам. Немало, надо сказать. В общей сложности две сотни наберется. Так, винтовочные патроны в сторону. Совершенно неинтересно. Не его калибр. А вот принадлежности для ухода за пистолетами-переростками очень даже пригодятся. Так, разные бумаги, записные книжки, тетрадки. Все это мимо кассы. Кстати… Петр посмотрел на Кравцова.

– Жадность порождает бедность, Петр. Маузеры и деньги, так и быть, твои.

– Я все понял, Иван Янович, – с готовностью выставив перед собой руки с открытыми ладонями, тут же произнес Пастухов.

– Вот и ладно, что понял. Что будем делать? Мне нужно тут все как полагается запротоколировать. Но главное, все это хозяйство нужно изымать и везти в Красноярск.

– Разрешите, Иван Янович? – Петр взял самодельную карту японцев, впрочем, выполненную достаточно качественно. – Н-да. В иероглифах я как-то не силен. Но похоже, вот эти две отметки – это села староверов. Ага, а примерно вот здесь нас дожидается группа. Остается пригнать сюда сани, и вся недолга. Если эта речка, – Петр кивнул за окно, – впадает в нашу, то проблем вообще никаких. Завтра с утра буду здесь. А вы уж как-нибудь за этим субчиком присмотрите.

– За день сможешь добежать?

– Не сомневайтесь, Иван Янович. Остается только выяснить, где находится эта сторожка. Дайте-ка мне карту. Сейчас эта мелкая обезьяна у меня расколется до задницы, и я побегу.

– Что ты собираешься делать?

– Да пощекочу его ножичком и поспрашиваю малость. Уверен, что на русском он говорит если и хуже нас, то не намного. Мне один ветеран рассказывал, что японские офицеры чуть ли не все говорили на нашем.

– Это правда. Но не думаю, что стоит прибегать к столь радикальным мерам. Достаточно вспомнить наш маршрут, чтобы понять, что двигались мы примерно вот в этом направлении. – Кравцов указал на карте и продолжил: – Получается, избушка стоит на правом берегу вот этой речки. Судя по карте, она тут единственная заслуживающая внимания. Так что добегаешь до саней, поднимаешься вверх по течению и высматриваешь левый приток. Ну а дальше по руслу речки прямо до избушки.

– Ясно. Только, Иван Янович, вы бы с этим субчиком поаккуратнее. Я слышал, они разными приемами борьбы владеют. Так что он даже раненый может быть очень опасен. Тем более что кость у него вроде как не задета, и пуля прошла навылет.

– Не переживай, Петр. Слава богу, у меня за плечами есть кое-какая практика. Да и не собираюсь я ему делать послабления. Не то и впрямь прикончит себя. Карту с собой возьми. Не хватало еще, чтобы заблудились.

– Хорошо. Я только заряжу маузер.

Кравцов в ответ лишь покачал головой, как взрослый при виде ребячества детворы, и вышел в комнату с пленником. Ну да, ребячество. И что с того? Это для Кравцова маузер – достаточно мощная, но громоздкая игрушка. А для Петра, между прочим, еще одна легенда.

Передернув затвор несколько раз, пока тот не встал на задержку, Петр взял обойму и вогнал в магазин десять блестящих латунью патронов. Потом снарядил обойму другими патронами. Глянул на деревянную кобуру и только сейчас обратил внимание на то, что та имеет кожаную накладку с кармашком под запасную обойму.

А это еще что такое? Вместо знакомой уже обоймы в кармашке оказалась небольшая жестяная коробочка. Петр даже не понял, из-под чего она. Но выполнено все очень качественно, влагу вовнутрь не пустит. Он с трудом вскрыл жестянку и обнаружил внутри кусок папирусной бумаги. Развернул…

Хм. Ну, тут, допустим, ничего удивительного. Если владелец маузера картограф, то его работа заключается как раз в том, чтобы рисовать карты и кроки́. Только какого рожна вот этот клочок папируса оказался не среди остальных бумаг, а совершенно отдельно? В уголке две строчки из нескольких иероглифов. Дальше только рельеф и одна-единственная отметка. Причем масштаб довольно крупный. То есть нужно знать, что тут за участок обрисован, чтобы найти указанную точку. А привязок на первый взгляд никаких.

Ответ на вопрос, что это может быть за отметка, нашелся тут же. Сам не зная отчего, Петр перевернул кобуру и потряс ею. Из кармашка обоймы высыпалось несколько желто-зеленых камушков, совершенно невзрачных на вид. Три размером с ноготок мизинца и два с ноготь большого пальца. Вот оно, значит, как. Петр никогда не видел золотых самородков, но не сомневался, что у него в руках именно они.

Ну и что это было? Ему неслыханно повезло или он конкретно попал? Карта хоть и условная, но выполнена профессионалом, а значит, вполне возможно в ней разобраться. Во всяком случае, попытаться. И что потом? Становиться золотопромышленником. Заманчиво. Вот только как бы его за это золотишко не сожрали к нехорошей маме.

Впрочем, все это досужие разговоры. Япошку наверняка допросят, и он расскажет все как миленький. И тогда Петр заработает себе серьезный такой геморрой. Ну, как вариант, может его заработать. Хотя бы потому, что у него могут нарисоваться конкуренты. А тогда уж возможно все. Сколько загубленных душ на счету золотого тельца, лучше даже не браться считать.

Но ведь совсем не обязательно показывать этот клочок бумаги Кравцову прямо сейчас. Ну лежал он в кармашке, так пусть еще полежит. А Петр, пока будет бегать туда-сюда, подумает еще над этим вопросом. У него в руках будет карта этих геодезистов, попробует сличить с клочком, а там видно будет. Поэтому он отправил обратно в кармашек сначала самородки, а потом и бумажный листок, упаковав его все в ту же жестянку.

Петр уже собирался выходить, когда услышал в соседней комнате шум, возню и стук от падения чего-то тяжелого и вроде как железного. Думать и гадать, что бы это могло быть, Петр не собирался. Что тут думать? Действовать надо.

В дверь он выглянул с маузером в руке и со взведенным курком. Вот же бестия узкоглазая. Нет, ну каков подлец! Руки у него были связаны за спиной, нога прострелена навылет. Но, похоже, все же диагноз был верным, и кость не задета. А иначе какого он стоит на своих двоих, поддерживая обвисшее тело Кравцова уже не связанными руками? Да еще, сволочь такая, упирает нож в горло следователя, слегка взрезав кожу и пустив каплю крови.

– Русский, брось оружие и отойди к столу. Или я твоему начальнику вскрою горло. Сделаешь как говорю, оба будете жить.

О как! А Петр о чем. Даже намека на акцент нет. Говорит совершенно чисто. Вот не видел бы перед собой азиата, точно был бы уверен, что говорит свой брат славянин. И неглупый, надо сказать. Вон как вычислил лицо начальствующее. Впрочем, тут особо большого ума не нужно.

– Спасибо тебе, любезный, – не сдержав улыбки, произнес Петр.

– За что? – не понял и даже растерялся японец.

Вместо ответа Петр нажал на спусковой крючок. Затылок японца буквально взорвался, выметнув наружу мозги и перепачкав половину комнаты. Пока его тело падало на пол, нож все же успел прочертить небольшую борозду на коже следователя. Но ничего серьезного. Так, царапина. Петр в детстве перочинными ножиками сильнее резался.

– А за то, что повод дал, идиот, – опуская маузер и не сводя взгляда с убитого, запоздало ответил Пастухов.

Потом опустился на колено и нащупал живчик на шее следователя. Жив. Вот и слава богу. Хороший человек. Было бы откровенно жаль, если бы он отдал богу душу. Опять же, может, посодействует с этой картой. Нет. Об этом Петр подумает потом. Пока будет бежать до саней.

– Кхгы, кхгы! – Кравцов закашлялся и перевернулся на правый бок.

Потом сделал судорожный вздох. Еще. Еще. Зашелся в выворачивающем кашле, все время разминая горло. Петр стоял в стороне, даже не думая вмешиваться. Да он просто не имел понятия, что тут можно сделать.

– Как вы, Иван Янович?

– Кхм. Н-норм-мально. Вот же напасть, – заметив труп, сокрушенно произнес следователь. – А по-другому никак?

– Можно было попробовать в плечо. Но тут без гарантии. В смысле для вас без гарантии.

– А в лоб, значит, с гарантией, – проводя ладонью по кровоточащему порезу, произнес Кравцов.

– Вы живы, Иван Янович, – резонно возразил ему Петр.

– Н-да. С этим спорить трудно. Хотя в контрразведке наверняка решат иначе.

– Да наплевать на них, ваше высокородие. Бумаги-то япошек при нас, и, разобрав их, можно будет понять, чего они хотели. А по мне и так понятно. Не иначе как японцы эти земли почитают своими, вот и делают подробные карты, куда нашим.

– Угу. Только непонятно, что они тут позабыли. Сибирь – это ведь не Дальний Восток, куда распространяются их интересы. Хотя… Они поддержали своими войсками создание независимой Монголии. Согласно договору с богдыханом на территории Монголии находится ограниченный военный контингент японской армии. Может, ноги оттуда растут. Ох, чует мое сердце, что вместо повышения получу я по шапке.

– А как он развязался? – не выдержал Петр.

– Да не развязался он. Попросил перевязать руки, не то они у него уж неметь начали. Вот я и подумал, чего инвалида в Красноярск везти. Опять же, ранен, да и из себя какой-то плюгавый.

– Н-да. Ну хорошо хоть это сейчас случилось. А то ведь мог дождаться, пока я уйду, а там и приласкать вас.

Высказывать свое предположение относительно произошедшего Петр не стал. А японец скорее всего поспешил из-за маузера, доставшегося Петру. Ведь он собирался уйти вместе с картой. Не будь этого, и он, без сомнений, убил бы Кравцова уже после отбытия Петра. После чего спокойно ушел бы.

Разумеется, он мог попробовать пристрелить Петра уже после того, как тот покинет избушку. Но тут как получится. Мало ли, вдруг промажет, а тогда русский может и сбежать. А с раненой ногой догнать беглеца нечего и мечтать.

Нет. Об этом Ивану Яновичу, пожалуй, знать совсем не обязательно. Конечно, если понадобится его совет… Хм. Но ведь придется делиться. Нет. Все же не нужно спешить. Вот пробежится, продышится, а там и решит, как быть.

– Иван Янович, ну я побежал?

– Куда? Вместе пойдем.

– Не думаю, что это хорошая мысль. Мало ли кто набредет на избушку. Обнаружили японских шпионов – и всех поубивали. Нашли бумаги – и все потеряли. Оно вам надо, такие страсти?

– Твоя правда, Петр. Таких страстей мне не надо.

– Я мигом, Иван Янович.

Глава 8 Вольный прииск

Шлеп, шлеп, шлеп. Плицы весело шлепают по воде, толкая колесную плоскодонку вверх по течению весенней сибирской речки.

Чух, чух, чух. Вторя им, пыхтит паровая машина, приводя в движение гребные колеса.

А вокруг стоит такая красота, что просто дух захватывает. Берега сибирских рек – это нечто неописуемое и великолепное. Пологие берега, покрытые лесами, сменяются крутыми утесами, увенчанными деревьями, словно шапками. На смену им приходят луга. Зрелище не менее красивое из-за цветения буйного разнотравья.

В краю бескрайних лесов эти участки смотрятся как-то непривычно. Нет, они появились не заботами человека. И без него случаются лесные пожары, после которых остаются огромные росчисти. А бывает и такое, что свою лепту вносит и весенний паводок. Пока деревья вновь затянут образовавшуюся проплешину, пройдет много времени. А до той поры здесь целиком и полностью хозяйничает разнотравье.

Петр потянул носом воздух, вдыхая ароматы весны. Речка неширокая, всего-то метров полста, плоскодонка держится ближе к правому берегу, поэтому с берега доносятся дурманящие ароматы. Они до того сильны, что напрочь забивают запахи машинного масла, перегретого пара и металла. Май месяц. Едва прошел ледоход, и в тени все еще зябко, а ночами откровенно холодно. Но природа берет свое, расцветает, радуя глаз и сердце.

Вообще-то идея построить свое маломерное судно у Петра возникла достаточно спонтанно. Как, впрочем, и поменялись его планы. Он ведь собирался сдать экзамены в училище, получить документы о том, что является механиком и машинистом, после чего завербоваться на строительство Транссибирской магистрали.

Основная работа на этой «стройке века» требовала неквалифицированной рабочей силы. Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит. Поэтому и подавляющее большинство работников были каторжанами. Но на строительстве было задействовано достаточное количество техники. Прошедшая Великая война и поражение в русско-японской многому научили… Нет, не императора, а правительство.

Опираться на одно только морское сообщение, в то время когда есть возможность создать надежный и безопасный сухопутный маршрут, неразумно. Магистраль жизненно необходима империи. Поэтому дорогу строили с применением последних достижений инженерной мысли. И как следствие, потребность в квалифицированных кадрах была высока. Среди осужденных же их процент слишком уж мал.

Так что, завербовавшись на строительство Транссиба, можно хорошо заработать. А там и подумать над осуществлением задумки по созданию двигателя внутреннего сгорания. А с учетом того, что нужно будет сразу подать готовое изделие, превосходящее по своим показателям паровую машину, в разработку ДВСа придется вложиться изрядно.

Конечно, Петр думал о больших прибылях и солидной сумме на банковском счете. Но с другой стороны, не был лишен и тщеславия. Бог весть, откуда это взялось, но вот захотелось, чтобы его имя осталось в памяти потомков, и плевать, что он не является гением и реальным создателем двигателя, а просто скопирует уже известный. А кто бы отказался от славы? Ну разве только святой. Но Петр-то обычный смертный.

Вот только этим планам не суждено было сбыться. Нет, речь идет не о создании ДВСа. Он все так же оставался конечной целью Пастухова. Просто изменились пути ее достижения. А все тот японец, лейтенант Такахаси, с его картой.

Иероглифы первой строчки полностью соответствовали иероглифам, обозначавшим название одной из речек на черновике карты, изъятой в избушке. Петр детально изучил карту на одном из привалов. Непонятно, что обозначала эта надпись, но иероглифы совпадали один в один. Речка являлась левым притоком реки купца Завьялова, где и началась вся эта история.

Хм. Вот странное дело. Река и река. Петр как-то даже не удосужился поинтересоваться ее названием. И это при том, что названия других рек разузнал. Чудно, но все именно так и обстояло.

Так вот, хотя он и сумел установить, какая именно река стала объектом его внимания, это еще ничего не значило. Поди пойми, где именно были найдены самородки, обнаруженные у покойного лейтенанта. Нет, если собрать полноценную экспедицию, привлечь геолога да затратить определенные усилия, то результат будет. Наверное. И все же хотелось бы конкретики.

Петру удалось найти в Красноярске знатока японского. Хотя это было весьма сложно. Не Владивосток все же. Так вот, он перевел вторую строчку иероглифов. «Двуглавый утес».

Получается, Петру необходимо следовать по реке Сосновой в поисках прорисованных на карте изгибов русла и местности вообще. Ведь имеется же отметка. А там искать утес с раздвоенной вершиной. А что еще может означать его название? Вот и будет ему счастье.

Н-да. Правда, Петр ничего не смыслил в золотодобыче. Нет, он что-то там читал на страницах книг. Авторы фантастики грешат подробным описанием тех или иных технологических процессов. Просто Петру они не казались столь уж увлекательными, поэтому эти описания он пробегал по диагонали, только чтобы не потерять нить повествования. А потому он знал лишь то, что для промывки россыпного золота нужны лопата, лоток и колода, конструкцию которой он представлял себе весьма отдаленно.

Получается, для начала Петру не мешало бы обзавестись хоть каким-то старательским опытом. А то ведь ему нипочем не отличить золотой самородок от пирита, так называемого «золота дураков». А где можно поднабраться такого опыта? Ну уж не в горном техникуме, это точно. Слишком долго. Петру нужны не академические знания, а практика. Так что ему прямой путь в вольную старательскую артель. Идти работать на прииск он не собирался категорически. Ему вовсе не улыбалась тупая беготня с тачкой.

Решение созрело еще в марте месяце, едва только Пастухов понял, что золотая жила, или россыпь, у него в кармане. Поэтому он решил не откладывать дело в долгий ящик и начать подготовку. В частности, обзавестись подготовленным маломерным суденышком. Ну не улыбалось ему выгребать веслами против течения. И ночевки в парусиновой палатке также не вдохновляли.

Найти лодочного мастера в достаточно крупном городе, на берегу большой реки, не так уж сложно. Главное, сговориться о цене и объяснить, что тебе нужно. Да и плоскодонками в этих краях никого не удивить. Строили их тут издавна, разве что необходимо задать нужные размеры и обсудить некоторые условия. А там мастеру и карты в руки. На то и мастер.

С машиной Петру откровенно повезло. Один красноярский купец умудрился в хлам разбить свое авто. Казалось бы, автомобилестроение в начале пути, ничего сложного в конструкции пока нет, и все узлы крепятся на раму. Но если русский купец гуляет… Словом, восстановлению не подлежит. Если только на запчасти. Вот Петр и положил глаз на останки красавца «рено».

По сути, его интересовали машина и котел. Они оказались полностью исправными и стоили затраченных денег. Даже бывшая в употреблении машина в подобном состоянии обошлась бы не меньше пятисот рублей. Новая и того дороже. Впрочем, купца в это посвящать Петр не собирался, заявив, что потребуется ремонт.

А тому что? Он вообще собирался утопить клятую железяку в Енисее, чтобы неповадно было. А то как же! Он из-за этого «рено» ногу сломал и теперь лежит в гипсе. Но купеческая натура все же взяла свое, и коль скоро нашелся тот, кто готов уплатить за покореженные обломки звонкой монетой… Три сотни! Да легко!

Плоскодонка получилась длиной семь и шириной три метра. Осадка в грузу порядка сорока сантиметров, борт возвышается над водой сантиметров на семьдесят. Паровая машина, котел с переделанной под дрова топкой и пара гребных колес. Довольно просторная каюта из расчета на проживание двух человек. Камбуз со специальной печью. Грузовой отсек под продовольствие и оборудование. Остекленная ходовая рубка с вынесенными в нее всеми органами управления.

Вообще поначалу Петр хотел сделать одно заднее гребное колесо. Все же пара колес по бортам увеличивает габариты лодки на метр. А в узких протоках это могло быть весьма существенным. Четыре метра – это не три.

Но, посоветовавшись с одним речником, отказался от этой затеи. По уверениям опытного человека, заднее колесо при движении вперед увеличивает осадку судна, в то время как боковые колеса, наоборот, приподнимают его. К тому же маневрировать с боковыми колесами куда проще. Можно даже вообще развернуться на одном месте, придав им вращение в противоположные стороны.

Опять же, если с прииском все выгорит, для снабжения Петру потребуются небольшое маневренное судно и небольшая баржа. Ну, баржу он еще закажет, когда возникнет нужда, а вот подцепить ее с задним гребным колесом не получится. Разве только толкать. Но Петр предпочитал все же буксировать.

Вся задумка обошлась ему в семьсот рублей. Не так дорого, если учесть то простое обстоятельство, что, к примеру, авто или аэросани стоили в пределах четырех тысяч. А деньги… Деньги у него были. Тут и трофеи, и благодарный Завьялов одарил щедрой рукой, это не считая положенной платы, да плюс прежние накопления Петра. Получилось больше тысячи. Откровенно много. Но для создания ДВСа все же недостаточно. Да и глупо было бы отказываться от большего, имея на это все шансы.

Для воплощения в жизнь своей задумки Петру пришлось уволиться с работы и забрать с собой Митю. Как и отказаться от всех халтур. У него были другие, далеко идущие планы. А что касается Мити, то ему остаться без работы не грозило. Подстегнутое войной производство продолжало расти невиданными темпами, и потребность в специалистах все время росла. Так что не выгорит с прииском – паренька всегда возьмут хоть обратно в мастерские, хоть к какому-нибудь частному предпринимателю.

К окончанию ледохода лодка была полностью закончена и спущена на воду. Ходовыми испытаниями Петр был весьма доволен. Хотя после скоростей его мира и аэросаней лодка напоминала эдакую улитку, движущуюся по реке с максимальной скоростью едва ли больше тридцати километров в час, но, по сути, больше и не нужно.

Единственное неудобство – котел держал пар не дольше трех часов. После этого его необходимо было заправлять водой и по новой разводить пары. Проблему можно было решить либо установив дополнительный котел, либо заменив имеющийся котлом большего объема. Но Петр отказался от этой идеи. Во-первых, это повлечет дополнительные затраты. Во-вторых, съест вместимость лодки. Лучше уж потерять немного времени. Невелика беда.

Нашлась и старательская артель, согласившаяся взять к себе новичков. А кто откажется от дармовой рабочей силы? Выйдя на Андреевича, старшего одной из многочисленных красноярских артелей, Петр условился с ним, что они с Митей будут работать под его началом, передавая все намытое золото артельщикам. Им самим нужна только наука, и ничего больше. Андреевич посоветовался с товарищами, и те согласились. Халява, она такая. Отказаться от нее ну очень трудно.

Вот так и получилось, что сидят сейчас старатели на палубе на складных стульях, покуривая трубки да поглядывая по берегам. Их большую лодку ведет на буксире «Карась», так незатейливо Петр назвал свое суденышко. Андреевич высказался было, мол, к чему им брать с собой лодку, коль скоро у них целый пароход. На что Пастухов ответил, что на всякий случай. Мало ли как оно все обернется. Техника – она и есть техника. А ну как поломается и останутся они без транспорта?

Намерения главы артели были как на ладони. Вроде и взрослый мужик, но он отчего-то был уверен, что Петр и Митя будут настолько благодарны ему за науку, что станут работать на них совершенно бесплатно весь сезон. И даже не за кусок хлеба, потому что в их договоренности была оговорка насчет полного самообеспечения.

Петр взглянул на часы. После последней заправки прошло уже три часа. Но Митя, приставленный к машине, пока молчит. В его обязанности входит время от времени подбрасывать в топку дрова и следить за уровнем воды в котле. Автомобильные агрегаты делаются по хорошо отработанной и надежной технологии. К тому же имеют ограниченный ресурс работы и требуют достаточно частого обслуживания. А как ни крути, при заправке ты все одно производишь осмотр и машины, и котла, это просто неизбежно. Так что в постоянном контроле котел не нуждается.

– Дядь Петр, пора заправлять котел.

А вот и Митя, легок на помине. Это он докладывает о том, что уровень воды в котле приблизился к нижней отметке. Ну что ж, очередная сотня километров осталась позади. Примерно конечно же. Тут верстовых столбов нет, к тому же ощутимое встречное течение, стремнина которого далеко не всегда проходит посредине, бывает, и жмется к какому-нибудь берегу. Так что расстояние измерить получается только приблизительно.

– Принял. Давай на нос, швартоваться будем.

– Да че мальца гонять, давай я разомнусь, – послышался визгливый голос.

Это один из старателей, Ефим, мужик лет сорока, с редкой козлиной бороденкой и худощавого сложения. Правда, несмотря на это, силы в нем вполне достаточно, чтобы целый день махать лопатой и кайлом или бегать с тачкой. Но в остальном… Очень уж отталкивающая у него внешность. Конечно, это не показатель, но Петр предпочитал верить своим ощущениям, и Ефим ничего, кроме отрицательных эмоций, у него не вызывал.

– Ефим, ты вроде старатель, а не матрос. Давай каждый будет заниматься своим делом, – осадил его Петр.

– Так и малец не корабельных дел мастер, – возразил мужичок.

– При мне он будет тем, кем я решу, и он это принял. Ты готов выполнять мои приказы?

– Чего это ты мне приказывать будешь? – тут же вскинулся Ефим.

– Вот то-то и оно. А не желаешь подчиняться, занимайся своим делом, сиди и кури трубку.

– Ефим, не скачи, как блоха, – раздался степенный голос Кузьмы Андреевича. – Неча людям мешать.

– Да я…

– Сядь.

– Тяв! – подала голос Ляля.

Еще весной, когда Петр только задумал податься в старатели, он раздобыл себе щенка самой обычной дворняжки, которой не грозило вырасти в нечто более или менее крупное. Но этого и не требовалось. Главное, чтобы вовремя подняла тревогу.

Отчего Ляля? Ну, это нужно спросить у младшенькой сестрицы Мити. Как только Петр принес щенка во двор дома Аксиньи, так Алена сразу же и окрестила собачонку Лялей. Да еще все норовила с ней поиграть. Это, конечно, в планы Петра не входило. Ему нужен был сторож, а не животина, ластящаяся ко всем подряд. Но пришлось смириться с тем, что все обитатели дома будут для нее своими. Только выносить щенка со двора и приводить соседскую ребятню поиграть с «кутей» Петр строго-настрого запретил.

Как результат Ляля бесстрашно облаивала любого, кто осмеливался подобраться ближе определенной ею границы. С пассажирами «Карася» до поры до времени ей приходилось мириться. Но только и того, что до поры. Потому что стоило кому-то повести себя слишком уж, на ее взгляд, вольготно, как она его тут же облаивала.

– Да заткнись ты, шавка подзаборная, – замахнулся на Лялю Ефим, которого она невзлюбила особо.

Заливаясь яростным лаем, но держась на почтительном расстоянии, собачонка ничуть не думала униматься. Кто бы только знал, как Петр не любил вот таких дворняжек. Но в то же время ему именно такая собака и нужна. Готовая бесстрашно облаять кого угодно, укрываясь в самом дальнем углу или под ногами хозяина.

– Ляля, место! – повысив голос, приказал Петр.

Ефима собачка хоть и не любила, но хозяина уважала и боялась. Угу. Он тот еще воспитатель. Повиновение вдалбливал в собачку, что говорится, кнутом и пряником. Его команды она предпочитала выполнять с максимально возможной быстротой.

– Сядь, – повторил Андреевич.

И Ефим, теперь уже без лишних слов, опустился на стул. Авторитет Андреевича в артели был непререкаемым. Он вообще был мужиком основательным. Находка для любого владельца прииска. Вот только работать на кого-то, кроме себя, этот старатель не хотел.

Едва «Карась» приблизился к берегу, как Митя спрыгнул с палубы и побежал к ближайшему дереву, пару раз опоясал ствол и наложил узел. Подал знак, и Петр застопорил машину. Медленное течение подхватило суденышко и, натянув веревку, прижало к песчаной полосе.

Убедившись, что надобности в машине больше нет, Петр потянул рычаг, и из трубы с глухим фырчаньем вырвался спускаемый из котла пар. Митя между тем вновь вскочил на палубу и, пробежавшись на корму, схватил ведро с привязанной к нему веревкой.

Мгновение, и оно улетело за борт. После этого через фильтр вода перекочевала в садовую лейку, только без насадки. И лишь потом в котел. Операция повторилась семь раз, пока девяностолитровый котел не наполнился водой. Еще минут сорок, и манометр в ходовой рубке возвестил о том, что рабочее давление пара достигнуто.

На место они прибыли за два часа до заката, свернув на еще одну неприметную речку с шириной потока метров двадцать. Берега были пустынны, хотя и несли следы активной деятельности человека. Остовы колод, избушки, землянки и навесы неподалеку от среза воды. Изрытая земля, что было заметно, несмотря на прошедшие дождливую осень, зиму и весеннюю хлябь.

– Андреич, а ведь мы в этом году первые, – восхищенно произнес Ефим, осознав этот факт, глядя на пустынные берега.

– Ну дык, надо думать. Чай, цельный пароход под задницей. На лодке мы бы сейчас хорошо как с Енисея свернули бы. Так что с неделю отыграли, – степенно произнес глава артели.

По ходу движения они обогнали множество лодок. Но ты поди пойми, в каких из них сидят старатели, а в каких крестьяне добираются на весеннюю ярмарку или просто везут излишки, чтобы продать на базаре. Но, как оказалось, позади остались и многие из старателей.

Петр недаром обратился именно к Кузьме Андреевичу. Дело в том, что старатели между собой различаются. Есть те, что моют золотишко в потаенных местах, о которых никому и ни за что не расскажут. Но большинство моет золото в краях известных. К примеру, на бывшем прииске. Золото здесь добывается хищнически. Золотопромышленники стремятся снять сливки, заботясь о дне сегодняшнем и не думая о завтрашнем. Вкладываться в добычу, оснащая прииск машинами и механизмами, никто не желает. Никому не хочется создавать себе головную боль. Вот и оседают старатели на отработанных приисках, выбирая остатки.

Те, кто порисковее, отправляются на поиски нового фарта. Однако как старатель не хоронится, но через год-другой о верном месте узнают другие, и постепенно от артелей не протолкнуться. Если на жилу не успел наложить свою лапу какой-нибудь промышленник, то после того, как там закрепляются вольные артели, никакому купцу туда ходу нет.

Разумеется, случается и такое, что золотопромышленник оформляет аренду участка и, прибыв с полицией, разгоняет старателей силой. Сомневаться в том, чью именно сторону займут власти, не приходится. К тому же блюстителей порядка можно и простимулировать. Вот только такой делец рискует не дожить до старости. Случалось уж, и не раз. Поэтому вольные прииски старались все же обходить стороной.

Именно на таком вольном прииске и мыла золотишко артель Андреевича. И только поэтому он согласился взять к себе новичков на указанных выше условиях. Если бы речь шла о каком тайном месте, никто с Петром и разговаривать бы не стал. Выслушали бы со всей сибирской обстоятельностью и послали бы по известному адресу. Без скандала, и даже негромко, но весьма убедительно.

– Андреич, ты глянь, и Клима нет. Может, займем его участок? – В глазах Ефима появился алчный огонек от обуявшей его жажды заполучить перспективный участок.

– С ума сошел? Иль храбрый такой? Давненько тут народ не стрелялся. Хочешь зачать?

– Так нет Клима-то с артелью. Пока они добираются, мы поработаем немного. А как они подойдут, так мы сразу же честь по чести, уступим им их место.

– Ефим, ты дурной? – вздернув бровь, поинтересовался артельщик.

– Да чего дурной-то сразу? У Клима на участке ручей есть. Оно куда удобнее получается.

– Значит, так, дурья твоя башка. Ты этого не говорил. Я не слышал. Петр!

– Слушаю тебя, Андреевич, – отозвался через открытое ветровое стекло Петр.

– Правь во-он к той сосне. Вишь, отдельно стоит?

– Вижу.

Вскоре они встали на стоянку у высокого берега с натоптанной тропой. Из воды торчала колода. Мужики порадовались тому, что ее не сломало ледоходом. Вероятнее всего, вода поднялась уже после того, как основной лед сошел, а небольшим льдинкам бревенчатые столбы были уже не по зубам.

Н-да. С одной стороны, вроде как хорошо, что они прибыли на неделю раньше. С другой – ввиду отсутствия на их участке ручья колоду пришлось устраивать ближе к берегу. И работать придется чуть ли не по хозяйство в воде, что здоровья никак не добавит. И плевать, что у артельщиков есть резиновые сапоги по это самое хозяйство. Вода-то холодная.

А вот и штольни числом три единицы. Хорошо хоть они находятся над уровнем воды. Не то пришлось бы ждать, пока вода спадет. Вряд ли бы, конечно, артельщики все это время бездельничали. Тут грунт ни разу не горный, под толстым слоем чернозема идет широкая полоса песчано-галечника, и только после него – толстый слой песка. Так вот, штольня проходит как раз по слою песка, и без надежной крепи тут делать нечего. Шапка получается метра четыре.

А потому немало времени уходит на то, чтобы заготавливать лес для укрепления свода штольни. Но это, похоже, все одно быстрее, чем снимать верхний слой пустой породы. Н-да. Бульдозер бы сюда. А они пока редкость и в России широко используются только на строительстве Транссиба.

Не любят русские предприниматели по большей своей части думать на перспективу и развитие. Им бы получать прибыль, сидя на печи. А если заведется какой Демидов, так обязательно начинают приплетать якшанье с нечистым. А то как же. Мы вон сидим, делаем, как отцы наши делали, никуда не лезем и того богатства не видим. А тот суетится, черти его носят, деньгами разбрасывается на всяко-разные придумки, а денег меньше не становится, и даже совсем наоборот. Ясное дело, что дело темное. Нечистое, стало быть.

Едва «Карась» причалил, как Ефим тут же соскочил на берег и побежал к крайней правой штольне. Интересно, что это он так сорвался? Глянуть, не похозяйничал ли тут кто без них? Или проверить сохранность оставленного инвентаря? Ведь понятно же, что с собой привезли не все. Ну, к примеру, не видно тачки. Да и кирок Петр вроде как не наблюдал. А они нужны, не смотри, что работать придется в песчанике. Он там настолько слежавшийся, что соперничает с каменной твердостью.

Н-да. Судя по всему, Ефим все же побежал оценить именно целостность самой выработки, а не инструмента. Жадный мужичок. И хотя сам собирался временно обосноваться на участке какого-то там Клима, никаких сомнений: обнаружь он нечто подобное здесь, и визга было бы до небес.

Надежно причалив «Карася», Петр пошел осмотреться. На берегу в пределах видимости располагалась избушка старателей. Прямо сказать, ни размерами, ни обстановкой она не впечатляла. Только и того, что умещалось четыре лежака в два яруса и столик посередине. Впрочем, чему тут удивляться. Артельщики сюда забрались работать, а не на отдых. Так что об удобствах тут никто и не думал. Очаг был сложен под навесом, где также имелись стол и скамьи. Для хранения припасов был оборудован крытый лабаз.

Впрочем, ситуация с отсутствием удобств Петра ничуть не расстроила. В его планы изначально не входило проживать в одном помещении с артельщиками. Даром, что ли, он обустраивал на «Карасе» жилую каюту и камбуз? А какое житье будет у старателей, ему было как-то параллельно.

– Кузьма Андреевич, а как тут с банькой? Или моетесь как придется?

– Есть банька. Шагов пятьсот вот по этой стежке. Мы ее вскладчину с соседями поставили. Русскому человеку без бани никак нельзя, – огладив окладистую бороду, степенно ответил артельщик.

Хм. Вообще-то зря поинтересовался. Если их банька сродни жилой избушке, то ну ее к ляду, такую помывку. Может, оттуда и выйдешь чистым, но уж точно удовольствия не получишь. Наверняка там все прелым духом пропиталось.

Так что Петр лучше устроит летний душ. Специально под это дело приготовил железную бочку. В крайнем случае воду можно будет и нагреть, благо с емкостью проблем нет. Пожалуй, так и сделает. Вот у сосны как раз и поставит душевую кабинку. Здесь солнца будет достаточно. За день они ее с Митей смастерят. А там кто знает, вдруг и артельщики помогут.

– Ну что, неугомонный, глянул? – поинтересовался Андреевич у Ефима, когда тот, тяжело дыша, прибежал к избушке.

– Не было никого, – не без удовлетворения произнес мужик.

– Андреич, в сараюшке порядок, – сообщил появившийся из-за угла Егор, мужик среднего роста и крепкого сложения.

Оказывается, там имелось небольшое помещение, где старатели оставляли на хранение свой инструмент. Вот Егор его и проверил. Илья, самый молодой, ему лет тридцать пять, сразу же начал приводить в порядок избушку. Угу. На фоне этого беготня Ефима в штольню выглядела как-то не очень. Да что уж там: прямо сказать, тревожный выходит звоночек. Нехороший. Случись, и к этому жадному крысенышу спиной лучше не оборачиваться.

– Ладно, мужики, давайте разгружать «Карася», – предложил Петр.

– А чего разгружать-то? – тут же встрепенулся Ефим. – Сидоры с вещичками снесли, а припас пускай там остается.

– Так не пойдет, мужики, – покачав головой, возразил Петр. – Мало ли как оно обернется. Хлебнет мой «Карась» водички или прохудится под дождем – со своей бедой я разберусь. А как ваш припас пострадает, мне же придется его восстанавливать, потому как не уберег. А я и без того в убыток себе сюда пришлепал.

– Да понятно все, Петр, – подняв руку, успокоил его Кузьма Андреевич. – То в Ефиме его природная лень вошкается. Он, вишь, помнит, что в конце прошлого сезона крыша лабаза начала подтекать, а ремонтировать его не очень-то ему и хочется.

– А чего ремонтировать-то, коли есть где хранить припас? – не сдавался Ефим.

– Денек еще полежит, но завтра к обеду выгрузите, – стараясь, чтобы слова его звучали без вызова и обиды, твердо произнес Петр.

Пусть у артельщиков хоть трижды все будет общим, на Петра и Митю это не распространяется. На то есть уговор. И даже если старатели сейчас захотят его пересмотреть, Петр этого делать не станет. Нет смысла. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь…

Н-да-а. Вот где правда, там правда. Тяжек труд старателя. А еще опасен. И дело тут вовсе не в бандитах или медведях. Куда опаснее та же банальная простуда, заработать которую тут можно очень даже легко. А то как же. Ведь приходится все время возиться в воде. И пусть Петр озаботился непромокаемой одеждой, это всех проблем не решало. Беречь себя нужно пуще глаза. С антибиотиками тут полная засада.

Мало того, еще одна трудность появилась. Уже к концу первого рабочего дня у Петра болело все – поясница, руки, колени. Пальцы вообще едва ли не стерлись до мяса. Во всяком случае, папиллярные узоры только и того, что угадывались, а кожа стала ну очень чувствительной, словно он хорошо потрудился пемзой. Поэтому он в первый же вечер при свете керосинки принялся мастерить себе рабочие перчатки, благо имелся запас разнообразной ветоши.

Митя вымотался ничуть не меньше, но Петр усадил за шитье и его. Не за тем он брал с собой паренька, чтобы тот растерял тут свое здоровье. Опять же, на парнишку у него далеко идущие планы. Одиночке добиться чего-либо сложно. Всегда требуется надежное плечо, на которое можно опереться. И Митя на эту роль годился как нельзя лучше.

С утра продолжилась их лоточная эпопея. Не желая ощущать на себе косые взгляды и уж тем более выслушивать упреки, новички брали песок для промывки прямо с берега. Тут ведь какое дело? Один долбит песочек в штольне. Другой вывозит его на тачке и выгружает в промывочную колоду. Двое же черпают воду ведрами из реки и льют в колоду. А при продвижении вперед по штольне еще и свод крепить нужно, для этого приходится рубить деревья и стаскивать бревна на берег. Словом, та еще работенка.

А тут двое неумех будут брать богатый золотом песок и промывать его, теряя большую часть. Петр ничуть не сомневался, что на них посыплются обвинения. Поэтому он предпочитал черпать песок прямо из-под ног, даже не на берегу, а под водой. Тут уж сколько потеряет, все ерунда, а что намоет, артели прибавок.

– Да кто же шлих так моет, бестолочь, все золото обратно в реку сливаешь!

Петр разогнулся и вперил в Ефима сердитый взгляд. Тот как раз возвращался с тачкой обратно в штольню. Конечно, мужик будет лет на пятнадцать постарше его, вот только это ничего не значит. Он никто и звать его никак, чтобы подобным тоном разговаривать с Пастуховым. Ведь важно не то, что Ефим сказал, а то, как он это сказал.

– Еще раз откроешь свою пасть, будешь шамкать до самой смерти. А не поймешь, так и шамкать придется недолго, – смерив старателя взглядом, угрюмо произнес Петр.

– Ты-ы… – вращая глазами, ища поддержки у находящихся неподалеку Андреевича и Егора, начал было Ефим.

– Пасть закрыл. И пошел по своим делам, – слегка поведя плечами, припечатал Петр.

– Ефим, ты что к человеку цепляешься? – строго одернул Андреевич.

– Да он…

– Ты давай делом займись и людей не задевай. Шевелись, тачка заждалась. – Проводив соратника сердитым взглядом, старший подошел к Петру: – Ефима заносит, не без того. Но он дело говорит. Эдак ты ничего не намоешь. Аккуратнее надо, плавненько, вот так.

– Так я за науку буду только благодарен. Но он же, как пес, лается.

– Есть такое. А вы что это оружные? Вчера глянул, да смолчал. А вы и сегодня при стволах.

Все так. Петр был при маузере, который пристроил наискось груди. Была у него мысль прикупить браунинг. Все же оружие покомпактнее. Но по здравом размышлении отказался от этой мысли. Тот все же больше подходит для города, а вот маузер и в тайге будет нелишним. Тяжеловат и громоздок, но по большому счету это не критично.

Митя также при оружии. Парнишке очень уж понравился винчестер Петра. Он прямо-таки спал и видел нечто подобное. Поэтому, получив от Кравцова в личное пользование оба трофейных винчестера, один из них Петр подарил парнишке. С одной стороны, вроде как с экзотической скобой, с другой – патрон самый обычный, к мосинской винтовке. При случае их можно прикупить у военных, и куда дешевле, чем в лавке. Прапорщики в этой армии все же офицеры, хотя только в военное время. Но с их ролью вполне справляются фельдфебели.

А вот вожделенный взгляд парнишки в сторону одного из маузеров Петр откровенно проигнорировал. Всему есть предел, как и его щедрости. Правда, лишать Митю короткоствола он не собирался. Мало ли как оно обернется в тайге. Поэтому подарил ему свой наган с сотней патронов. По примеру Пастухова парень пристроил револьвер в кобуре на груди.

– Кузьма Андреевич, на тебя нападали? – не ответив, поинтересовался Петр.

– Я воевал. Если ты об этом.

– Не об этом. Я о том, что когда ты идешь, никого не трогаешь, а тут в тебя начинают палить.

– Слава богу, не довелось.

– А мне за неполные полгода уж дважды.

– Ну это-то я знаю.

– Ну а коли знаешь, знай и другое. Я уж лучше буду выглядеть смешным, чем потом с голой пяткой бросаться на пулемет.

– Ладно. То дело твое. Ошибку уяснил? – имея в виду работу с лотком, уточнил артельщик.

– Спасибо, уяснил.

– Ну, тогда работай.

К концу этого дня Петр с Митей намыли примерно граммов десять золотого шлиха. Хотя старались как могли и не филонили, промыв целую гору песка. А еще Петру попался самородок весом граммов двадцать. Вот уж во что старателям верилось с трудом. Но ведь чего только не случается. Бывает, самородки скатываются и с колоды. Поди за всем уследи…

– А с чего вы думаете, что он все намытое отдал? Весь день вошкаются в два лотка, а в артель сдали всего-то щепотку песку. А самородок? Вот такой он весь из себя честный и ничего не припрятал? Да в жизни не поверю, – послышался приглушенный голос Ефима.

– Хочешь сказать, что все такие? Стало быть, и я, и Илья, и даже Андреич скрысить можем? – глухо возразил Егор.

– Вы другое, – не растерялся Ефим. – Мы с вами уж не первый год знаемся. И ни разу меж нами черная кошка не пробегала. А они чужаки. За наукой к нам подались, как же. Места верного у самих нету, вот и присоседились к нам. Хорошо устроились, – подпустив ехидцы, закончил он.

– Брось, Ефим, – послышался голос Ильи. – Речка большая, и золото есть по всем берегам. Конечно, выше по течению его куда как меньше, чем здесь. Но уж побольше, чем в том песке, где моют они. Ты просто успокоиться не можешь, что он тебя осадил, вот и бесишься. А к слову, если Егор мне верно обсказал, осадил-то он тебя по делу.

– Да верно я вам говорю, припрятали они большую часть. Ну где это видано, чтобы горбатиться на дядю задарма, да еще и харч свой. З-зараз-за. Чуешь, мясным взваром потянуло? А утром свежим хлебом как дохнуло, у меня аж голова кругом пошла.

– А-а-а, я по-онял. Ефимку живот подводит, вот он и взъелся на новичков, – поддел Илья.

– Ничего не живот, – тут же возразил Ефим. – Харч – это так. К слову пришлось. Я к тому, что прячут они от нас намытое. А участок-то наш. Опять же уговор был.

– Вот именно, что уговор. Артель им науку, а они за это отрабатывают на нас. И что ты кругом подвох ищешь? О, каша поспела. И заметь, приправлена она мясом, – заметил Егор.

– Солониной, – едва ли не с пренебрежением поправил Ефим.

– Не ной. А где Андреич? – спросил Егор.

– Антоха с артелью подтянулся, Андреич пошел с ним переговорить, – проинформировал Илья.

– Ну тогда начнем, а ему оставим. Подогретая каша – это не то что с пылу с жару, – хлопнув в ладоши и потерев их, произнес Ефим.

– Я сейчас начну кому-то, – послышался в отдалении голос Андреевича. – Стоит только отлучиться, как тут же норовят от котла отстранить.

Петр, так и не выйдя из-за избушки, тишком сдал назад и начал спускаться по тропинке к берегу. Сразу не показался, заслышав беседу сидящих за столом под навесом артельщиков, а потом уж поздно было. Вопрос у него не горячий, так что перебьется.

А вообще разговор ему не понравился. Нет, понятно, что никто в артели не воспринимает слова Ефима всерьез. И это не может не радовать. Но с другой стороны, вода камень точит. Поосмотрительнее бы надо. Поаккуратнее.

Когда подошел к «Карасю», послышалось тихое и радостное поскуливание. И тут же со сходней сбежала отчаянно виляющая лохматым хвостом Ляля. Подбежала и с ходу взгромоздила свои лапки хозяину на колено. Выше не позволял маленький рост. И с кем только гульнула ее мамаша? Или это все же мамкина кровь, а папаша был как раз росточком не обижен?

– Ну что, лохматая? Соскучилась?

Петр потрепал голову обрадовавшейся собачки и легонько оттолкнул ее в сторону сходней. Собачонка все поняла правильно и поспешила на борт. Петр поднялся следом, убрав за собой сходни. Вот так. Теперь можно спокойно отдыхать, не ожидая ночных гостей. Человека такая мера, конечно, не остановит, а вот тому же косолапому будет проблематично набедокурить.

Уже во время первой ночевки их посетил косолапый хозяин тайги. Пришлось отпугивать выстрелом в воздух. Н-да. Ефим не преминул заметить, что Петр мог бы и подстрелить животину. Пусть мишка сейчас и худой, после спячки, свежего мясца на нем для четверых с избытком. Угу. Именно так и сказал – на четверых. Нет, потом-то поправился, мол, в счете ошибся.

Так вот, чтобы не тратить понапрасну патроны, ну и от греха подальше, забили Петр с Митей в отдалении от уреза воды сваю да пришвартовались к ней. А для страховки еще и к дереву на берегу подцепились. Мало ли, еще унесет. Зато теперь ночного визита хозяина можно не опасаться.

Петр потянул носом воздух. Хм. И впрямь пахнет куда как приятнее, чем из котла артельщиков. Еще бы. Запасаясь провизией, Пастухов не экономил. Закупил различные консервы, как мясные, так и рыбные. А у них вкус гораздо лучше, чем у солонины. И камбуз он вовсе не зря обустраивал, и печь специальную походную с духовым шкафом купил. Дорогая, зараза. Обошлась в ту же сумму, что и помпа. Но оно того стоило.

Так что про свежеиспеченный хлеб Ефим ничуть не приукрасил. Митя как раз с утра пораньше выпек хлеба на три дня вперед. Они эту плиту еще дома пользовали под приглядом Аксиньи. В смысле сначала она научилась ею пользоваться, а потом уж учила новоявленных поварят. И тут у Мити открылся самый настоящий талант. Так уж случилось, что он из любого набора продуктов умудрялся приготовить нечто, вызывающее слюноотделение.

– Это что у тебя, Митя? – спросил Петр, снимая с головы шляпу с накомарником.

Без этого девайса в здешних краях делать нечего. Сожрут комары и не поморщатся. Досуха высосут, сволочи. И бороться с ними бесполезно, всех не перебьешь. Остается только уходить в глухую оборону. Вот и вынуждены артельщики расхаживать в наглухо застегнутой одежде из тонкого брезента. Хорошо хоть днем комары не досаждают. Работать приходится на солнце, а они солнышко не жалуют.

– Это? Так, безделка. Самородок. Я его сегодня нашел, – повертев в пальцах бесформенную желтую каплю, пояснил парень.

– То есть ты его украл? – вздернув бровь, уточнил Пастухов.

– Как это украл, дядь Петр? Что это вы такое говорите? Да я не крал, даже когда младшие плакали, есть просили, – возмущенно возразил Митя.

Н-да. А ведь и впрямь не крал. Чисто технически. Утаил находку, не сдал в артельную кассу. Значит, украл. Но в его взгляде видна искренняя обида и нет даже намека на алчный огонек. По сути, в руках парнишки не золотой самородок, а первый трофей. Вот и все. Именно так он воспринимает этот кусочек самородного металла.

– Митя, я никогда не поверю в то, что ты можешь украсть, – положив руку на плечо парнишки, сердечно произнес Петр. – Но вот они, – кивок в сторону избушки, – увидят в этом кражу…

И Петр во всех подробностях пересказал услышанный им разговор. Лицо парнишки, слушающего его, искривила презрительная гримаса. Он посмотрел на кусок металла в своей руке так, словно тот виноват в том, что Мите пришлось в очередной раз разочароваться в людях. И хотя ему и раньше приходилось сталкиваться с несправедливостью, он даже представить не мог, что она может дойти до такого.

– Поверь, Митя, люди те еще скоты.

– Неужели все, дядь Петр?

– Вот в том-то и беда, что большинство как раз таки нормальные.

– А почему беда?

– Потому что никогда не знаешь, в какой момент тебе на дороге встретится дерьмо. Поэтому даже на хороших людей приходится поглядывать с опаской. А еще одна ложка дегтя бочку меда портит. Но когда дело касается золота… Сам-то я с ним, как видишь, столкнулся впервые, но слышал, что оно многих лишило разума. Э-э-э, ты чего это удумал? – Петр ухватил Митю за руку.

– Да выброшу его в реку, и вся недолга, – пожал плечами паренек. – Они-то о нем ничего не знают, потому и сказать ничего не смогут.

– Это ты верно заметил. Они сказать ничего не смогут. Но ты-то знать будешь.

– И что делать?

– Завтра ты его просто по новой найди, вот и все дела. И тогда даже ты будешь знать, что тебя попрекнуть не в чем. Ты же не собирался его красть. А вообще, можешь попросить Андреича, чтобы он тебе его оставил. Как память. Чай, мы им куда больше прибытку принесем.

– Хорошо, дядь Петр.

– Кстати, Мить, тебе не трудно будет выпекать на пару буханок хлеба больше?

– А к чему это?

– Раз в три дня будем баловать артельщиков. А то все скоро коситься станут. На сухарях-то сидеть не сахар.

– Так, может, мы их еще и на кошт[13] возьмем? А то ведь мало того, что на них горбатимся и только доброе от них слышим, – возмущенно выпалил Митя.

– Не закипай, как самовар. Порой приходится немного потерпеть, чтобы чему-то научиться. Сам посуди, когда человек с большей охотой учит: ежели хорошо к тебе относится или если учит через силу?

– Понял я все, дядь Петр. Садись уже ужинать.

– Ну корми, кормилец.

Петр в очередной раз потянул носом. Запах об-балденный. Все же тушенка не идет ни в какое сравнение с солониной. В чем прав этот крысеныш Ефим, в том прав. Пастухов быстро помыл руки в рукомойнике и уселся за стол, установленный на открытой палубе.

Они вообще устроились на зависть всем. Участок палубы мало того что накрыт куском брезента, так еще и по сторонам выгорожен тонкой сеткой от комаров. В пределах выгороженного участка находится и вход в каюту. Потому и спать можно без борьбы с кровососущими. Хотя летом, наверное, будут перебираться на палубу, в каюте станет душновато.

На следующий день, как и условились, Митя «нашел» самородок. Хм. Вернее, два. Первый же лоток явил миру шарик неправильной формы весом граммов сорок. Ну и паренек добавил к нему свою вчерашнюю находку, уж больно она ему руки жгла.

– Везучий ты, Митрий, – принимая находку, с улыбкой заметил Кузьма Андреевич.

– И честный, спасу нет. К рукам ничего не прилипает, – с явной ехидцей прокомментировал Ефим, который сегодня работал на колоде.

– Ефим, ты бы за словесами следил, – покачав головой, сказал подошедший Петр. – Чего к парню цепляешься?

– А кто цепляется? Что я такого сказал? Честный, говорю, малец.

– Важно не то, что ты сказал, а то, как ты это сказал. Разницу улавливаешь?

– Ну хватит вам, петухи. Расхорохорились тут. Давайте каждый к своему делу.

– Дядь Кузьма, а можно я вот этот самородок, что поменьше, себе на память оставлю.

– А чего же не тот, что побольше? – вновь не удержался от ехидного замечания Ефим.

Хрясь. Клац. Шмяк. Петр, потирая кулак и склонив голову набок, смотрел на валяющегося на песке Ефима. Смотрел вроде как и равнодушно, но отчего-то любой понял бы, что взгляд этот не предвещает ничего хорошего. Так смотрят на пустое место. И всем сразу стало ясно, что Ефим в шаге если не от своей погибели, то от членовредительства точно.

– Андреич, мы сюда пришли учиться, а не выслушивать, как всякая тля беспричинно нас поносит.

– Ефим, ты как?

И дураку понятно, чью сторону займет старший артели. Ефим плохой, хороший, но с Андреевичем уже не первый год. А этих он только пару месяцев как узнал.

– Н-нормально, – помяв челюсть, ответил Ефим.

– Значит, так, Петр, чтобы это было в первый и в последний раз. Золото – это дело такое, что распрей не терпит, – строго глядя в глаза, припечатал Кузьма.

– Согласен. Но и у святых есть свой предел терпения. А я не святой. Так что ты не мне это говори, а Ефиму. Ему его жадность взор застит и разум мутит. Меж нами был уговор, и мы с Митей его пока ничем не нарушили, чтобы получать подобное.

– Ладно. С этим закончили. А действительно, Митя, чего это ты хочешь оставить самородок поменьше?

– Так, дядь Кузьма, я его первым заметил. Первый он, понимаешь, дядь Кузьма?

– Ясно. На удачу, стало быть. Ну, у старателей каких только примет не бывает. Добро. Пока при себе оставь, Ефим – тот «против», я «за». Остается узнать, как думают Егор и Илья, а тогда уж и решим.

Решение приняли буквально через десяток минут. Стоило Егору пробежаться с тачкой в штольню и обратно. Первый Митин трофей, к радости паренька, остался при нем.

Жизнь на вольном прииске шла своим чередом. Народ не зацикливался на одной промывке породы. Хаживали друг к другу в гости, общались, пересказывали новости и слухи. И бахвалились. А то как же без этого. Правда, поминалось что угодно: победы на любовном фронте, истории про бегство от молодки в одних подштанниках, случаи на охоте, рыбалке или на фронте – только не добыча золота.

Мите ходить по гостям Петр запретил категорически. Как, впрочем, и себе. Во избежание, так сказать. Кто их знает, какие у них тут приметы и причуды. Взбредет кому-то в голову, что его сглазили, иди потом успокаивай идиота. Отчего-то в мнительности данной публики Петр ничуть не сомневался. Хотя бы потому, что знал, каковыми являлись игроманы. А что? И те, и эти все больше на фарт надеются.

Причем старатели ввиду тяжкого труда верят во все эти приметы в еще большей степени. Оно ведь и с единственного лотка можно поднять сразу пару золотников[14] или самородок. А можно перемыть целую тачку песка и получить только одну невесомую чешуйку.

Уже через неделю Петр понял, что управляется с лотком просто играючи, научившись его чувствовать и не делая лишних движений. А потому и золотой шлихт не терял. Теперь их ежедневный улов составлял граммов двадцать на двоих. Случались и редкие самородки. Вообще-то все одно мало. Во всяком случае, на фоне остальных. Но с другой стороны, и моют Петр с Митей бросовый песочек.

Наконец Пастухов решил, что настала пора научиться работать с колодой. Вот только черпать воду ведрами ему не улыбалось. Поэтому он предложил увеличить протяженность колоды, а воду подавать с помощью помпы. Предложение приняли на ура, колоду нарастили буквально за пару часов.

Промывать породу стало настолько проще, что все четверо старателей едва успевали загружать колоду породой. Пришлось сколотить еще пару тачек, благо у Петра нашлись нужные для этого колеса с осями и запас гвоздей. Знал, куда направляется, да и свои планы в голове держал.

Ефим, как обычно, не удержался от язвительного замечания, хотя и не переступал грань. А то как же, размеренной работе, к которой он успел попривыкнуть, пришел конец. Теперь приходилось успевать поворачиваться. Он даже предложил было, чтобы Петр и Митя также брались за тачки. Но Петр только посмеялся над такой постановкой вопроса и предложил Ефиму для начала научиться обращаться с машинами. Они требуют куда больших знаний и навыков, чем обращение с лотком и колодой. Так что оставить технику не на кого, а потому и с тачками бегать не им.

К вечеру этого суматошного дня стало очевидно, насколько проигрывают старатели тем, у кого на участке есть ручей. Там промывка породы не требует дополнительных усилий. Вообще-то ручьев тут хватало. Но и участки были разграничены между артелями довольно плотно, метров по пятьдесят берега, порой чуть больше. Но только чуть. Откуда же взяться такому количеству ручьев?

– Ты куда собрался, Петр? – наблюдая за тем, как он готовит «Карася» к отбытию, поинтересовался старшина артели.

Трое суток старатели работали, используя помпу. И вроде бы все отлично. Производительность увеличилась раза в два. Вот только при этом и нагрузки на людей возросли. Пахать приходилось много. Очень много. Вот Петр и хотел облегчить старательский труд. Нет, он вовсе не проникся заботой о членах артели. Просто это место и этих людей он воспринимал как полигон, где можно отрабатывать новые навыки. Ну не улыбалось ему вот так горбатиться, как надрывались старатели.

– Пробегусь до Енисейска, Кузьма Андреевич. Есть у меня одна задумка. Но для нее мне нужна еще одна помпа.

– Чего там еще думать? – вновь подал голос Ефим. – Работаем же. И как работаем – всем на зависть.

Ну, допустим, не всем. Занимающие участки без ручьев – те да, поглядывают с завистью. Хотя… Даже ручьи не могли дать того, что давала помпа, где напор струи можно было регулировать, увеличивая или уменьшая обороты. Так что среди тех, кто увидел процесс промывки, равнодушных, пожалуй, не осталось.

Петр предпочел не обращать внимания на выпад жадного мужичка. Недалекий человек, что с него взять. Увидел один результат, и лучше не надо. Нет, если без ущерба, без лишних вложений, по щучьему велению прибыль возрастет, Ефим, конечно, против не будет. А вот терять и вкладываться без гарантированного результата не намерен. Поездка в Енисейск займет минимум двое суток. Это же сколько они потеряют, без помпы и дармовых помощников!

Расположение Ефима не могли вернуть ни повысившаяся производительность, ни выделяемые раз в трое суток две большие буханки свежего хлеба, ни рыбка, которую Митя и Петр регулярно ловили при помощи небольшой сети. И даже подношение в виде нескольких банок тушенки не оказало на него благотворного влияния. Казалось, наоборот, тот озлился еще больше. Хотя и уплетал кашу, приправленную тушенкой, за обе щеки.

– Ефим, я ведь сюда пришел не для того, чтобы пахать на тебя, не разгибая спины, а научиться уму-разуму и понять, как можно сделать лучше. Сейчас у меня есть одна задумка, которую я хочу проверить. Но для этого мне нужно прокатиться в Енисейск. И хочешь ты того или нет, я задуманное сделаю. Так что не исходи поносом.

– А как не найдешь потребного в Енисейске? – отправив Ефима в штольню выразительным жестом, поинтересовался Андреевич.

– Тогда придется сбегать до Красноярска, – пожав плечами, пояснил Петр.

– До Енисейска и обратно двое суток. Если до Красноярска – еще двое, – прикинул Андреевич.

– Может, и больше, – согласился Петр.

– Добро. Делай как знаешь.

Хм. Показалось или и у этого в голосе проскользнуло легкое разочарование? Угу. Халява она такая, зар-раза, никогда не приестся. А они с Митей уже вовсе не были теми неумехами, что прибыли сюда с артелью. Опять же, две дополнительные пары рук и какая-никакая механизация процесса промывки. Плюс тот немаловажный момент, что этим помощникам ничего не причитается. Это кого угодно развратит. Ладно. Вот опробуют одну задумку, а там можно будет и убираться восвояси.

– Может, вам чего закупить надо? – спросил Петр.

– Обойдемся. Припаса в достатке, да еще и Митя твой нас балует. Кому-то этих разносолов будет не хватать, – с ухмылкой резюмировал Кузьма Андреевич. – А там вскорости и купец припожалует. Он всегда подгадывает так, чтобы у нас припасы уж начали подходить к концу. И ему прибыток, и нам не надо тащить на себе лишнюю тяжесть.

До Енисейска прокатились без проблем. Правда, уже на Енисее попали едва ли не в шторм. Разошедшийся не на шутку ветер поднял такую волну, что Петр даже начал переживать, как бы чего не случилось с «Карасем». Ну и с ними грешными. Хотел было причалить и переждать непогоду, но потом отказался от этой мысли. Мастер сработал плоскодонку на совесть, и волну она держала достаточно уверенно.

Правда, вслед за успокоением пришла новая забота. Гребные колеса то и дело высовывались из воды, молотя воздух, а затем резко опускались в воду. На короткой речной волне это было довольно тревожно. Конструкция колес могла не выдержать. Они ведь были выполнены хотя и из прочного, но все же дерева.

Ну да обошлось. Даже ничего не расшаталось. А вот в Енисейске пришлось задержаться еще на сутки, хотя помпу, а также всасывающие и пожарные рукава Петр нашел здесь буквально сразу же. Просто он не хотел рисковать и отправляться в путь по разбушевавшейся реке.

По возвращении Пастухов предложил выкопать у основания обрывистого берега шурф. Ему необходима была эдакая котловина, куда бы стекала вода с размываемого берега. Затею его восприняли сначала без энтузиазма. И как нетрудно догадаться, особенно отличился Ефим. Мол, чего ерундой маяться, если они даже не успеют откопать тот шурф, как его тут же заполнит вода. Но Андреевич тут же ухватил суть предложения, и работа закипела.

Н-да-а. Если раньше при использовании помпы производительность была высокой, то теперь она и вовсе поднялась на качественно иной уровень. Причем с минимумом затрат физического труда. Артельщики только почесывали затылки и многозначительно переглядывались, мол, вон оно как бывает-то.

Петр выбрал участок берега между двумя штольнями. Размываемая тугой струей порода сбегала в шурф, откуда жижа засасывалась второй помпой и подавалась на колоду. Единственное неудобство заключалось в том, что струя требовалась настолько тугая, что долго удержать брандспойт в одиночку было нереально. Даже вдвоем с Егором вымотались, пока Кузьма Андреевич не решил, что уже достаточно подали жижи на колоду.

Результат превзошел все мыслимые ожидания. И в особенности это было видно по тому, как заблестели глаза уже не только у Ефима, но и у Егора с Ильей. Кузьма Андреевич степенно огладил бороду, оглядывая две горки золотого песка и самородков.

После обеда золото не мыли. Было решено изготовить станину для работы с брандспойтом. Как ни странно, но против такой «пустой» траты времени не стал возражать даже Ефим. Наоборот, он принялся с азартом воплощать задумку в жизнь, замахиваясь топором едва ли не чаще остальных, все время суетясь и поторапливая народ.

Глава 9 Верное место

– Эй, Монтер, а ты куда собрался? – Голос Андрея звучал с легкой издевкой, как у человека, уверенного в себе и своем положении.

Купец Заболотный прибыл сюда на своих аэросанях, установленных на поплавки, вчера вечером. Оказывается, эта речка также была под ним. А выше по течению располагалось летнее стойбище инородцев. Но главный объект конечно же – это вольный прииск. Знай Петр об этом раньше, отбыл бы еще пару дней назад. Но как-то так в раж вошел, да и захотелось хорошую память о себе оставить. Может, и глупость, но отчего не попробовать.

Едва появился купец, как Петр сразу же осознал: добром это для него не кончится. Поэтому решил поутру уходить. Вещи свои, включая колеса с тачки и бочку с летнего душа, они с Митей собрали еще ночью. И вот теперь собирались отчаливать. Отчего не ушли в ночь? Да потому что не воры и уходили честь по чести, выполнив все условия договора, не унося с собой ни крупинки золота. Если не считать Митиного самородка.

Пары уже разведены. Остается только сказать последнее «прощай». Хотя… Вот не хрена было маяться ерундой. Отчаливать, и дело с концом. А теперь, похоже, заполучили себе головную боль. Ефим вчера с вечера убежал к купцу. Как видно, якшался он с его помощниками или просто был в курсе, что между ними и Петром пробежала черная кошка. Красноярск небольшой, так что наверняка знал. И вот поутру заявился в сопровождении его недоброжелателей.

– Для кого Монтер, а для кого Петр Викторович. А куда собрался, не твое собачье дело, – привалившись плечом к ходовой рубке, спокойно отшил верзилу Петр.

Хм. А где второй? Где, спрашивается, этот квадратный недомерок Остап? Помнится, он и в прошлый раз отсиживался в засаде, пока Андрейка горел, как свеча. Петр повел взглядом по высокому берегу. Там он должен быть. Без вариантов. Ага. Вон он. Пристроился под кусточком и думает, что его никто не видит. Ну ни разу не Чингачгук.

По спине пробежал холодок. Петр отчетливо различил наведенный на него ствол винтовки. Расстояние всего-то метров семьдесят. Помощники у Заболотного вооружены мосинками, для этой винтовки и даже для карабина это не дистанция. Петр не представлял, насколько нужно быть криворуким, чтобы промазать с такого расстояния. Конечно, выстрелить в человека не так просто. Но Остапу не привыкать пускать людскую кровь. И останавливает его только то, что старатели – народ резкий и решительный.

– Это как сказать – не мое дело. Вот люди поговаривают, что ты прикарманил чужое, – подбоченившись, возразил Андрей.

От соседних участков потянулись зрители, поэтому подручный купца и старается, подводя под свои действия некое справедливое обоснование. Оно ведь и впрямь, публика тут дурных шуток не понимает. Тронь одного из старателей… Не спасет и то, что купца с подручными они знают давно, а эти двое пришлые. Но если тебя уличили в краже… В этой среде подобное сродни смертельному приговору. И тут уж плевать, сколько ты съел пудов старательской соли. Крыса – она и есть крыса. Вот и разоряется Андрей, добиваясь одобрения общества.

Ага. А вот и остальные артельщики. На высоком берегу появились Кузьма Андреевич, Егор и Илья. Глава артели ступает степенно, неторопливо. Ну прямо девочка-малолетка, залетевшая по глупости и надеющаяся, что все само собой рассосется. Не рассосется. Не тот случай.

– Твое добро прикарманил? – боковым зрением следя за Остапом и глядя Андрею в глаза, спросил Петр.

– Не мое. А артельщиков, что пригрели тебя на груди.

– Серьезно? Вообще-то мне казалось, что я на них горбатился и подкармливал, а не наоборот. И все ради науки. Единственное, что я отсюда увожу, – это знания о старательском ремесле. И за это я расплатился сполна.

– А вот мы сейчас и поглядим. Давай сходни. Обыщем твою лодку. Коли ты прав и мы ничего не найдем, извинимся и отпустим с миром.

Угу. Если обвинитель знает, что искать, то непременно это найдет. А тогда уж… Нет, Петр, конечно, просто так не дастся. Во всяком случае, постарается. Но тогда отсюда живым точно не уйти.

– Ты, что ли, отпустишь? – Пастухов презрительно ухмыльнулся. – А кто ты такой, чтобы меня отпускать или задерживать?

– Ты гонор-то поубавь. Здесь тебе не Красноярск. И полицейские чины не помощники. Тут свои законы.

– Это ты намекаешь на то, что здесь закон – тайга, а прокурор – медведь? Так ведь мне без разницы, что в городе, что в тайге. Я везде за себя ответ держать могу. Остап, поднимись из-за куста и убери винтарь, – повысив голос, резко потребовал Петр.

Потом без суеты взял в руки прислоненный к стенке винчестер. Нарочито медленно со смачным клацаньем передернул рычаг. Слегка повел стволом, чем заставил зрителей слегка попятиться. А затем резко вскинул карабин и навел на Остапа:

– Я сказал – встал и бросил винтарь, не то сейчас сдохнешь.

– Эй, ты, Монтер… – начал было Андрей.

– А ты не дергайся, я тебя боковым зрением держу, и что случись – окажусь быстрее. Как я стреляю и что моя рука не дрогнет, весь Красноярск знает. Остап, твою мать, не доводи до греха!

Наконец осознав, что спокойный разговор вроде как и не спокойный вовсе, Ляля подбежала к борту и облаяла столпившихся на берегу. Впрочем, не всех. Совершенно отчетливо было понятно, что ее агрессия направлена на Андрея. Он ей и раньше не понравился, но поди разбери, ссора тут или просто беседа. За собачий брех хозяин мог и веревкой по спине пройтись. Впрочем, на отважный лай шавки никто не обратил внимания.

Разве что народ, видя такое дело, слегка подался назад. Но только слегка. И уж точно не из-за несносного характера дворняжки, а из-за возможной стрельбы. Но натура человеческая такая, все время требует хлеба и зрелищ. А уж когда у тебя изо дня в день один лишь тяжкий труд, так и подавно. Так что опасение попасть под раздачу, ясное дело, есть, но оно не до такой степени сильное, чтобы убраться вовсе.

– Дядь Петр, я его держу, – вдруг послышался голос Мити из ходовой рубки.

Конечно, набрана она из тонкой доски, и случись перестрелка, не удержит даже мягкую бердановскую пулю, про мосинскую и говорить нечего. Ну так, хотя бы укроет паренька от вражьих глаз. Вот и велел Петр Мите схорониться подальше. Но, видно, тот не выдержал. С другой стороны… Все правильно. Да, молод, но тут такое дело, что до сроку взрослеть приходится. Стреляет хорошо, рука дрожать не должна, потому как не трусливого десятка парень, а что такое смерть, в таком возрасте и вовсе не осознаётся.

Тайга не тайга, но, похоже, уверенности в том, что народ окажется на их стороне, у Остапа не было. И вообще, он все время был пристяжным у Андрея. И когда пришлось принимать решение самому, все же дал слабину. Поднялся, оставив оружие, и, подчиняясь движению карабина Петра, двинулся в сторону избушки артели Кузьмы Андреевича.

– Ты что творишь? – попытался было исправить положение долговязый подручный купца.

– Андрей, ты меня достал, – опуская винчестер, вновь обратился к нему Петр. – Еще раз откроешь пасть, получишь пулю. И вообще, у меня с тобой дел никаких не было. Андреич, мы что-нибудь должны артели?

– А с чего это ты засобирался? Уговор был…

– Уговор был, что ты делишься наукой, а мы за это работаем на артель. О том, что мы будем горбатиться весь сезон, разговора не было, – покачав головой, перебил его Петр.

Понятное дело, обидно мужику. Про халяву уже говорилось. Так тут не просто халява, а самый настоящий старательский фарт. Шутка сказать, за неполный месяц артельщики намыли столько, сколько раньше намывали за половину сезона. А ведь сейчас начало июня, впереди еще почти все лето и сентябрь.

Народ одобрительно загалдел. Зависть – великое дело. Сколько крови успели себе попортить, наблюдая за тем, как резво моют золотишко соседи. А еще от них то хлебом душистым пахнет, то еще какими вкусностями. А все от этого мелкого пароходика. Потому как Андреевича знают тут не первый год, и раньше ничего подобного у него не водилось.

– Ну так что, Андреич? Должны мы что-нибудь артели? – продолжал давить Петр, причем давить в прямом смысле этого слова. Соври тот, и…

– Не должны, – внятно ответил артельщик.

– Осмотреть лодку хочешь? – вновь надавил Петр.

– Ни к чему это. Спасибо тебе за помощь и честную работу.

– И тебе спасибо за науку. – Петр подхватил топор и одним ударом перерубил швартовочный конец. – Митя, давай помалу на стрежень.

– Понял, дядь Петр, – тут же отозвался парнишка.

Плицы ударили по воде, и «Карась» начал набирать ход, выбираясь на середину реки. Им сейчас вниз по течению нужно, а потому жаться к берегу нет никакого смысла. Наоборот, следует максимально использовать течение реки.

Убедившись в том, что опасность миновала, Петр сменил Митю у руля и отправил его приготовить что-нибудь на завтрак. А то за всей этой суетой не успели перекусить. Вскоре с камбуза потянуло яичницей. Все же хорошо, что тут уже умеют делать яичный порошок и он вовсе не является дефицитом. Омлет с салом, обжаренный с двух сторон, положенный на кусок домашнего хлеба… Ну и кружка чая… Хорошо.

Ч-черт! Петр сейчас захлебнется слюной. Видать, нервы. Пошел откат. Его даже затрясло, правда, это вовсе не из-за запоздалого страха. С ним так всегда, когда он сильно голоден. Он даже порой говорил, мол, так есть хочется, что ливер трясется. И это вовсе не фигура речи.

Хотя… Лукавит он. И сильно. Испугался, конечно. Не до медвежьей болезни, но испугался. Едва это осознал, как тут же пришла спасительная мысль о том, что не боятся только сумасшедшие. Хм. Трудно с этим спорить. Справедливости ради нужно заметить: в тот момент Петр больше боялся за Митю, чем за себя. Но с другой стороны, так даже лучше. Когда на шее виснет ответственность за кого-то, бояться за себя как-то некогда.

– Ты чего вылез, отрок? – с аппетитом откусывая большой кусок бутерброда с омлетом, спросил Петр.

– А что мне было делать? Для чего ты меня стрелять учил? Чтобы я в углу отсиживался? – тут же выставил колючки Митя.

– Да нет, – даже растерялся Петр. – Правильно сделал. Остап по большей части оттого на попятную и пошел, что понял – двоих разом ему не положить.

– А так бы стрельнул?

– Да кто же этих уродов знает. Пристрелили бы, а там быстренько на борт и нашли бы мешочек с золотом. А тогда уж и народ бы их поддержал.

– Какой мешочек? – искренне удивился Митя. – Дядь Петр, ты же говорил…

– Правильно, Митя. Говорил. Но тут такое дело. Очень уж этим Андрею и Остапу за Красноярск со мной посчитаться хотелось. Так что не сомневайся, у них наверняка был припасен небольшой мешочек с золотом. Показали бы всему честному люду и сказали, что, мол, вот оно, ворованное золотишко. А нас в лучшем случае прикопали бы где-нибудь неподалеку. И никто ничего не узнал бы.

– А ты не преувеличиваешь, дядь Петр?

– Нет. Эти уроды меня еще в зиму хотели на нож подколоть. Да не вышло. Я в тот день был пуганый и схватился за наган. А так бы зарезали, как свинью.

– И куда мы теперь?

– Мне тут сорока на хвосте принесла весточку про верное место. Вот хочу попробовать. Ты как? Со мной?

– Спрашиваешь! – тут же загорелся парнишка.

– Вот и ладно.

– Дядь Петр, а обидно все же. Мы почти месяц на них отработали, и все задарма.

– Как задарма? А наука?

– Ну это-то да. Только…

– Не расстраивайся, Митя. Что ни делается, все к лучшему. Про верное место я тебе говорил?

– Говорил, – улыбнулся паренек.

– Вот и держи это в голове. Порулишь?

– Ага.

Конечно, «ага». Какой мальчишка откажется порулить хоть машиной, хоть катером, да хоть осликом, в конце концов. Навыки вождения судов, и «Карася» в частности, Мите совсем не помешают. А то мало ли что может случиться. Н-да. Лучше все же не надо. Что-то у Петра приключений в последнее время выше крыши. Хорошо хоть сегодня обошлось без крови…

За день добежали до Енисейска, где задержались на несколько суток. Пока работали на прииске, Петру пришла в голову одна мысль. Ну мало ли как оно все может обернуться на новом месте? Он же понятия не имеет, какие там берега, что за грунт и вообще какая обстановка. Поэтому решил подстраховаться и приготовить все для еще одного агрегата, конструкция которого сформировалась у него в голове. Может, он и велосипед изобретает, но, как уже говорилось, познания в золотодобыче у Петра были даже не поверхностные, а практически отсутствовали.

В городе они пробыли три дня. За этот срок восполнили все недостающее для реализации идеи. И прикупили небольшую лодку. Все же на реке без нее никуда. Не гонять же всякий раз «Карася». Последние деньги Петр потратил на закупку продовольствия. Поиздержались, подкармливая учителей. И теперь у Петра в карманах свистел ветер. От былого богатства не осталось ни копейки. Впрочем, нет, рублей пять все же наберется.

Хорошо хоть Аксинье оставил на прокорм сто рублей. Этого, да еще и продуктов с огорода вполне хватит, чтобы без нужды дождаться возвращения мужчин. А там… В принципе Петр особо не переживал по поводу того, если вдруг окажется, что затея с прииском пустышка. Он вообще к финансовым потерям был не особо чувствителен. Наверное, оттого, что ему на жизнь в принципе много не нужно.

И потом, пусть не миллионы, но зарабатывать у него получалось всегда. Да и вернуться к изначальному плану – наняться на строительство Транссиба – никогда не поздно. Продать «Карася» тоже не составит труда. Все вложения отбить вряд ли удастся, но уж за пять сотен, так чтобы бегом, Пастухов его продаст всегда…

– Что будем делать, дядь Петр? – спросил Митя, заглянув в дверь ходовой рубки.

Вопрос не праздный. Они двигались к намеченной цели уже третьи сутки, и пока все было хорошо. Шлепали себе по открытой воде, держась подальше от берега, где вероятность наскочить на какой топляк была выше. Правда, и от стремнины держались в стороне. Незачем понапрасну бороться с речным течением. Но вот стоило только свернуть в Сосновую, как уже через несколько верст натолкнулись на первое препятствие.

Перед ними был речной порог с белыми барашками бурунов, оглашавший окрестности гулом воды. Протекая между двумя скалистыми берегами, поток сузился раза в два. Не сказать, что он оказался мелким и непроходимым. Скорее даже совсем наоборот, глубина там была вполне достаточной. Но вот сможет ли их плоскодонка пробиться сквозь усилившееся течение? А главное, не перевернется ли она?

В последнее не верилось. Суденышко получилось вполне устойчивым и достойно выдержало испытание разбушевавшимся Енисеем. А уж здесь-то в любом случае не так страшно будет. Чего не скажешь о течении.

– Что будем делать? – задумчиво повторил Петр вопрос Мити.

– Ага.

– А мы попробуем взять порог с ходу. Разгонимся хорошенько – и на штурм.

Петр развернул «Карася» и, отбежав немного ниже по течению, начал разгоняться, дав полный ход. Плицы бешено замолотили по воде, у Петра даже появилось ощущение, что они вот-вот сломаются. Признаться, он еще ни разу не давал такие обороты. Нет, тяга к высоким скоростям никуда не делась, и опыт управления аэросанями к этому вполне располагал. Но по реке отчего-то хотелось ходить степенно, без излишней суеты.

Впрочем, опасения его оказались напрасными. И плицы, и колеса в целом нагрузки выдержали вполне достойно. Правда, это все одно не позволило преодолеть водную преграду. Метров на семьдесят, что составляло примерно две трети протяженности порогов, он подняться сумел. Но тут уж «Карась» встал намертво. Мало того, его начало постепенно сносить. И ладно бы только назад, так еще и потянуло вправо, к скале, возле которой поток буквально бурлил на выступающих каменных зубьях.

Сразу же пришло осознание того, что столкновения со скалой их суденышко не выдержит. А там и им грешным может достаться. Однако Петр не растерялся, застопорил машину и тут же дал задний ход, раскручивая колеса до максимальных оборотов. Какое-то время управлять судном не получалось, и его несло на камни. Но вскоре Пастухов почувствовал, что «Карась» снова слушается руля. Им удалось выскочить на чистую воду, едва миновав столкновение со скалой. Но по счастью, без какого-либо ущерба.

– Ну как, Митя, испугался? – задорно улыбнулся Петр.

– Ни капельки, – поспешно ответил побледневший паренек.

– Вот и правильно. В таком потоке нет ничего страшного. Главное, сильно не расшибиться о камни, а так плывешь себе и плывешь, – вспомнив свое детство и горную речку, протекавшую в их городе, заверил Петр.

– Дядь Петр, так а дальше-то как будем? Пешком пойдем? А как же «Карась»?

– «Карася» бросать – последнее дело. Тут столько добра, я в него столько денег вложил, что аж дух захватывает. К тому же пешком получается далековато. Да и запаришься переть на себе инструмент и припасы.

– И как же тогда быть?

– А вот так. Сейчас я причалю к берегу. Потом берем с собой обе бухты веревки и по берегу идем во-он до той сосны. Привяжемся к ней, а потом подтянемся с помощью лебедки. Даром, что ли, я ее тут мастерил. Вот и пригодится.

Времени до вечера было предостаточно, поэтому откладывать дело в долгий ящик не стали. Причалил Петр к берегу, повздыхал, но был вынужден оставить суденышко без присмотра. Две бухты веревки, в каждой по сотне метров, не такая уж и легкая ноша. Пусть и нести ее недалеко. А ведь тут еще нужно быть и при оружии. Петр вообще с ним теперь не расставался. Даже по возвращении в город решил наплевать на все и прикупить себе браунинг. Носить маузер все же крайне неудобно.

Дойдя до нужного дерева, привязали к нему веревку, после чего на другом конце закрепили обрубок сухого бревна и пустили его вплавь. Тот не обманул их ожиданий, вынеся веревку в центр реки. Далее оставалось вернуться на «Карася», подойти к плавающему на поверхности бревнышку, подхватить веревку и соединить с лебедкой.

Преодоление порога заняло куда как меньше времени, чем подготовка. Причем все прошло до того легко, что Петр даже испытал некое разочарование. Чего им только стоило пронести на себе две бухты веревки, карабкаясь по скалам. Ну да пусть это будет самым большим разочарованием в их начинании.

Путь по неприметной речке занял еще двое суток. В принципе, несмотря на следующие два порога, они бы дошли до места и быстрее. Тем более что одно из препятствий удалось взять с ходу, без особого труда, и только второе – с помощью лебедки, как и первый порог. Но вот с вставшим на их пути заломом[15] пришлось сражаться целые сутки.

При его расчистке Петр едва не ушел под наваленные грудой стволы деревьев. Но обошлось. Тонкая ветка, за которую он ухватился, оказалась достаточно гибкой и прочной, чтобы удержать его массивное тело, увлекаемое течением под бурелом. Петр настолько впечатлился, что даже хотел послать всю затею к нехорошей маме. Денег, конечно, было немного жаль. Но только и того, что немного. Жизнь – она в любом случае дороже.

Но отдышался, отогрелся на солнышке, послушал веселый щебет птичек, пообедал, и на душе стало легче. Произошедшее уже не казалось таким уж страшным. И вообще, жизнь продолжается, а он впредь будет аккуратнее. К вечеру залом наконец сдался, и путь был свободен.

– Дядь Петр, глянь! – не скрывая восхищения, выкрикнул Митя, находившийся на носу лодки.

– Вижу, – ответил через открытое ветровое окно Пастухов.

Надо же. И впрямь Двуглавый утес. Река на этом участке вновь протекала между двумя скалистыми, практически отвесными берегами. По правому берегу возвышался утес. Правда, его вершина была не раздвоенной, а чем-то походила на статую двуликого Януса. При достаточно развитом воображении два склона утеса можно было принять за профили человеческих лиц.

Неужели он на месте? Скалы вполне соответствуют условным обозначениям на доставшейся Петру карте. Вот только решительно непонятно, где в таком случае нужно искать золото. Кругом одни скалы. Долбить их? Или искать ниши, куда течение само намывает самородки? Где именно нашел золото тот японец? Неужели Петр и его помощник отработали на артель старателей целый месяц, приобретя ненужный им опыт?

Петр даже заскрипел зубами от охватившей его злости. Вот так вот оно и получается, когда за дело берется дилетант. Хотя для него это еще и похвала. Он в геологии – нечто, стремящееся к нулю. Глядя на скалы вокруг, он даже приблизительно не представлял, с чего начать.

– Дядь Петр, а они уже не похожи на лица, – послышался разочарованный голос Мити.

– А? Что? – оторвавшись от раздумий, откликнулся Петр.

– Я говорю, что склоны утеса уже не похожи на лица.

Все то время, пока Пастухов пребывал в раздумьях, плоскодонка продолжала двигаться вперед, и ракурс, под которым они теперь смотрели на скалу, изменился. Теперь это был просто утес с неровными склонами, не походящими ни на что.

– Не похож, говоришь?

Ширина речки была едва ли метров двадцать, но развернуться не составило труда. Там, на порогах, проделать подобное было невозможно из-за стремительности потока. Счет шел буквально на секунды. Да и не привык еще Петр к управлению лодкой настолько, чтобы в экстремальной ситуации действовать без раздумий. Здесь же времени было более чем достаточно. Сначала он застопорил левое колесо, а потом пустил его в обратном направлении. Лодка развернулась буквально на пятачке.

Начали спускаться вниз по течению, и вскоре Петр увидел правый приток. Это была еще одна небольшая речка или большой ручей. Нет, скорее все же речка с шириной русла метров шесть или семь. Глубина так себе, как и течение, хотя и видны небольшие буруны. Но плоскодонка вроде как должна пройти.

Петр не заметил приток, двигаясь вверх по течению, потому что тот вырывался сквозь расщелину в скале. При этом поток был прикрыт одной из выступающих скал. А тут еще и мысли совершенно о другом. Он ведь был уверен, что разговор идет о той реке, по которой плыли они, о том же говорила и отметка на карте. А тут видны одни скалы. Но, очевидно, отметка указывала на правый приток, к тому же не отмеченный на карте.

Петр бросил взгляд в заднее окно, убедился, что вновь видит нечто похожее на два человеческих профиля. Решительно кивнул своим мыслям. Развернул плоскодонку поперек течения и направил в узкое русло притока. Он предполагал, что с попаданием в створ у него возникнут определенные трудности, но ошибся. Несмотря на узость прохода, плоскодонка без труда вошла в русло и двинулась вверх по течению. Пришлось, конечно, слегка увеличить обороты, чтобы придать ей бодрости, но все прошло просто замечательно.

Километра через два они миновали скалистый участок русла. Берега продолжали оставаться обрывистыми, разве что сплошной камень сменился песчано-галечными склонами, имевшими высоту два-три метра. В верховьях рек паводок уже сошел, поэтому вдоль берега видна узкая полоска галечника. А вон справа виден спуск с высокого берега к воде. Вероятно, промоина, образованная талыми водами.

Леса по берегам на расстоянии примерно триста метров практически нет. Так, стоят отдельные деревья и кусты. А вокруг нетронутые луга с редкими полосками в траве, оставленными пробежавшимися дикими животными. Красиво, чего уж там.

Итак, если предположить, что это и есть та самая золотая речка, обнаруженная японцем, остается дело за малым. Определить, где именно нужно мыть золото. И вот тут-то существовали определенные трудности. Петр понятия не имел, как в этом разобраться. Андреевич только и того, что сумел преподать урок, как мыть золото, в геологии же не смыслил абсолютно.

– Да что тут думать. Трясти надо. – Петр решительно повернул руль и двинул лодку к правому берегу. – Митя, хватай швартовый и привязывайся вон к той березе.

– Понял, дядь Петр.

Парнишка тут же бросился на нос, и как только дно зашелестело по гальке, соскочил на землю и, взбежав по промоине, привязал швартовый к одинокой березе. Потом обернулся к Петру, сияя улыбкой, как новогодняя елка. Петр же застопорил гребные колеса, позволив течению увлечь суденышко назад. Наконец веревка натянулась, плоскодонку прибило к берегу, и она замерла на своей первой стоянке…

– Дядь Петр, все готово, иди обедать, – позвал Митя.

– Заканчиваю уже.

Пастухов еще пару раз запустил в лоток воду и согнал последние частички черного шлиха в реку. На дне лотка осталась полоска желтого цвета. Граммов шесть благородного металла. Получается, до обеда они смогли намыть порядка двадцати граммов, где-то три из которых приходится на один небольшой самородок. Н-да. Негусто. Похоже, чем выше по течению, тем россыпь беднее, а еще правый берег предпочтительнее левого.

Они уже две недели без выходных моют пробы, с каждым разом поднимаясь выше по течению. Это была четырнадцатая отметка. Наиболее же перспективной, похоже, является пятая. Нет, понятно, что тут нужна грамотная геологоразведка. Но даже сейчас ясно: россыпь здесь ну очень богатая. Во всяком случае, куда щедрее, чем та, где они осваивали азы старательского ремесла.

– Ну как, дядь Петр? – едва он поднялся на борт плоскодонки, поинтересовался Митя.

– Сейчас попробую и оценю. Хотя у тебя же вроде как талант в поварском деле.

– Дядь Петр, – продолжал канючить Митя.

Вообще, если бы кто решил посоветоваться с Петром, кого лучше всего брать себе в напарники для поиска золота, он без раздумий сказал бы – подростка четырнадцати – семнадцати лет от роду. Отчего так? Да просто все. Для молодых поиск золота – это не обогащение. Об этом они думают в последнюю очередь. Для них поиск золота сродни азартной игре. Они не задумываются о ценности находки, им важен сам факт. Жажда найти как можно больше обусловлена только азартом и ничем больше.

Вот и Митя, отрок шестнадцати лет со взором горящим, косая сажень в плечах. Ему хочется найти богатую жилу и добыть горы золота. Но при этом богатство его интересует меньше всего. Не успел он еще пропитаться грязью, лживостью и жадностью. Он только вступает во взрослую жизнь, пусть и успел уже давно заработать далеко не детские мозоли.

– Будем мыть на пятой отметке, – наконец смилостивился над пареньком Петр. – Сейчас пообедаем, отдышимся, собираемся и переезжаем.

– Ясно, – тут же засветившись, выпалил Митя, накладывая в чашку наваристые щи.

Вот все же талант у парня. Но ты поди заикнись, чтобы по возвращении домой встал у плиты. Обидится на всю жизнь. В походе же дело иное. Оно не то что не зазорно, а даже наоборот. Поглядел Митя, как маялись животами старатели даже в их артели. Во время еды обязательно шкалик водочки опрокинут. Это в какой-то мере от маеты животом помогает. А они с Пастуховым вполне обходились и без водки.

– Дядь Петр, а мы намыть-то успеем? А то уж июль начался, а у нас всего-то с фунт золотишка наберется.

– Не переживай. Вот за пару дней разложимся и зададим чертей этому презренному металлу.

– Зададим ли? Как на вольном прииске-то, не получится. Там песок был, а тут, считай, одна галька.

– Ну, песочка тоже хватает. А мыть станем по-новому. Даром, что ли, лишние дни в Енисейске проторчали. Не переживай, на то, чтобы выправить бумаги и в будущем году оборудовать прииск, всяко-разно намоем. А там людишек приведу, инструмент нормальный доставлю, и так завертим, только держись.

– Дядь Петр, а ты что сделаешь, когда разбогатеешь? – чуть не с восторгом спросил Митя.

– Ну уж визитные карточки из золота чеканить не собираюсь[16], – отправляя ложку со щами в рот, ответил Петр.

– А что тогда? – как видно, вовсе не считая подобную затею глупой, продолжал настаивать Митя.

– Давай сначала заработаем хоть немного, а там уж и думать будем. А то как те горе-охотники делим шкуру неубитого медведя.

– Это да, – присаживаясь напротив, согласился паренек.

Весь следующий день прошел в подготовке рабочего места. Каменистый грунт вынуждал вносить в рабочий процесс свои коррективы. Пришлось сбить деревянный короб, который накрыла металлическая сеть с небольшими ячейками. Это чтобы можно было отсеивать крупные камни. Остальная масса смытого грунта должна попадать в короб, где засасывается рукавом.

К коробу пристраивается эдакий стол, сколоченный из тонкой доски в виде трапеции с бортиками. Устанавливается узкой частью у короба, широкой – к обрывистому берегу. Вся намываемая порода смывается к коробу, где крупные камни уходят в отвал, остальное поступает на промывочную колоду.

Н-да. Первый же день трудов показал, насколько отличается работа в каменистом грунте от работы с песочком. Если там автоматизация была максимальной и требовала минимального участия человека, то здесь приходилось прикладывать довольно ощутимые усилия. Чего стоила уборка уходящей в отвал гальки. Ни бульдозера, ни экскаватора, все вручную.

Зато и результат был куда как более существенным. Петр не верил своим глазам. Нет, понятно, что он и так определил этот участок как самый перспективный. Но он даже предположить не мог, насколько место окажется богатым.

Началось все с того, что еще на стадии промывки в гальке отвала обнаружились два самородка. Один весом граммов на сто, второй – на семьдесят. Это обстоятельство побудило относиться к отвалу внимательнее.

Перед обедом пришел черед колоды. И она также порадовала самородками. Их было довольно много, весом от пяти до тридцати граммов. А общий их вес составил порядка ста пятидесяти граммов. Навскидку. Ну не озаботился Петр весами. Вот так вот у них все, на глазок. Его даже посетила мысль бросить страдать ерундой и сосредоточиться на одних самородках. Но он задавил эту крамолу на корню.

Ну в самом-то деле, зачем маяться ерундой, если с импровизированной драгой вполне справится и один человек. Поэтому после обеда Митя взялся за брандспойт, закрепленный на специально изготовленной треноге, а Петр – за лоток. В течение часа он обработал весь снятый шлих, получив более ста граммов шлихового золота. Что там у него за крамольная мысль мелькнула? Угу. То-то и оно.

Так и трудились день за днем. Не сказать что каждый из них был для новоявленных старателей столь же удачным. Но жаловаться грех. Хотя бы потому, что в сравнении с той же артелью на вольном прииске их ежедневная добыча выглядела куда более весомой. Даже с учетом использования там механизации.

И самое главное, сама речушка. Она протекала по складкам местности, образовавшим некую аэродинамическую трубу. Ветер тут не дул с постоянной силой, но продувал долину постоянно, а потому не было никаких следов комаров. Вообще. Петр с Митей даже позабыли, что такое накомарники. По достоинству оценить это обстоятельство может только тот, кто побывал в тайге и вкусил хотя бы часть ее прелестей.

– Ну! Что я говорил! Вот они. И место у них тут самое что ни на есть верное. Эвон золото лопатами гребут.

– Тебе откуда знать, умник? До них шагов четыреста, не меньше.

– Бинокль-то у тебя на что, Андреич? Сам глянь. А мне и видеть не надо. Я и так знаю, – убежденно заключил Ефим.

– Знает он, – вздохнул Кузьма Андреевич, извлекая из футляра трофейный бинокль.

Тот ему достался при одном из очередных захватов немецких позиций. Некоторые окопы переходили из рук в руки раз по двадцать за год. Поднимутся в атаку, налетят, как коршуны, и прыснет германец в разные стороны. Опамятуется, встряхнется и выбьет нахалов обратно, а то и сам на плечах отступающих ворвется уже в русские траншеи. И тогда уж славянам приходит время в бороде чесать. Поднатужатся, поплюют на руки – и с матерком возвращать утраченное.

Вот так, глядишь, побегали, постреляли, похоронки полетели по родным селам, раненые покатили в лазареты да новые инвалиды по станциям и базарам. А часть где стояла, там и стоит. Только народу поубавилось: когда удачно выйдет, так малость, а как не заладится, так и половина.

И немалая часть тех погибших приходилась на разные сюрпризы, на которые обе стороны были большими мастаками. Поэтому брать что-либо из оставленного в блиндажах или окопах нежелательно. Вот так потянешься к чему, а под ним фугас. Хорошо как на небеса отправит, а то ведь может, к примеру, оставить без рук. Ну и куда ты потом такой увечный?

Но Кузьма, когда заглянул в офицерский блиндаж и увидел футляр с биноклем, не удержался. Уж очень хотелось владеть такой вещицей. И тем паче германской выделки. Могут же, сволочи, достойные вещи делать. Перекрестился и аккуратно взял в руки. Повезло. Футляр оказался не пустым, и внутри была вовсе не взрывчатка…

Панорама рывком приблизилась, и Кузьма Андреевич без труда различил Петра. Тот сидел на берегу речки и промывал лотком шлих. Молодец. Науку уяснил хорошо. Никакой суеты и лишних движений, работает ловко и уверенно. Ага. Как раз закончил, собирает хабар.

Хм. Не рассмотреть, но заметно, что результат есть. Вон выбирает пальцами самородки, а больше так выбирать и нечего. Тем более что складывает в отдельный, далеко не пустой мешочек. И не один самородок-то. Ага. Вот опять принялся мыть, доводя шлих до нужной чистоты. Получается, россыпь тут богата самородками.

В стороне Митя подмывает обрывистый берег брандспойтом. Только что обрушил солидный валун, после чего начал его разгрызать тугой струей воды. Вымываемая порода стекает по столу в какой-то короб, рядом с которым уже собралась огромная куча гальки. Все верно, здесь подход нужен другой. На вольном прииске куда как проще.

Прав был все же шельма Ефим. Раз им, кроме науки, ничего не было нужно, следовательно, узнали верное место. Ну, прав-то он, допустим, прав. Да только что с его правоты? Глупо менять свой участок на здешний.

– Ну что, Андреич? – нетерпеливо потряс его за рукав Ефим.

– Ну что, что. Моют. И золотишко, похоже, есть. Не думаю, чтобы после моей науки он купился на «золото дураков»[17]. Да только нам-то что с того?

– Как это, что? – тут же взвился Ефим, которого пришлось даже одергивать, чтобы он не вскочил на ноги. – Мы им науку преподали? Преподали. Так что пусть и они своим фартом поделятся. А уж мы-то могила. Никого более сюда не допустим.

– А заодно пусть и поработают на нас, пока мы будем пузо греть, – с сомнением заметил Егор.

– Ничего. Мы и без них как-нибудь управимся. Уж здесь-то точно управимся. Вон чуть дальше даже ручей есть. Им он без надобности, а нам в самый раз будет.

– Дурак ты, Ефим, – вновь приник к биноклю Кузьма Андреевич. – Мы все время на песочке работали, а тут сплошная галька. Погляди, сколько камня они уж намыли, впору плотину строить. Не знаю, как тут с добычей, но сдается мне, зря мы с нашего места сорвались. Там золотишка, может, и поменьше, чем здесь, зато взять его куда проще, – задумчиво произнес Кузьма Андреевич.

– Глянь-ка, Митька что-то кричит, – возбужденно проговорил Ефим.

Кузьма вновь приник к биноклю. Митя стоит, подняв вверх обе руки, и в пальцах каждой из них держит по камню. Н-да. Ну это совсем нужно быть наивным, чтобы подумать, будто это камни. Самородки конечно же. И большие какие. В груди шевельнулась зависть. Ну как же так, он по тайге с детства с артелями бродит, и чтобы ему вот так повезло – ни разу не было. Нет, неудачником его не назвать. Но и среди особых счастливчиков не ходил. А эти и в бросовом песке, до которого никому дела не было, умудрялись находить самородки, причем не такие уж маленькие.

– Андреич, если у них тут даже в отвале самородки как галька… – многозначительно изрек Егор, в глазах которого плеснулся алчный огонек.

Илья тот помалкивает. Но покраснел, как вареный рак, и закусил нижнюю губу. Про Ефима и говорить нечего. У того в глазах горит бесовской огонь. Вот сейчас поставь перед ним Петра или Митю, не задумавшись, лишит живота. Правда, в том, что на своих не кинется, сомнений никаких. Это не золотая лихоманка, что разума лишает, а простая жажда наживы. Грань между ними весьма тонкая, но все же существует.

А что сам Кузьма Андреевич? А бог его знает. Мысль о том, что вот этим улыбнулась удача, доставляет чуть ли не физическую боль. Отобрать он уже, пожалуй, отобрал бы. А вот убить…

Когда Петр и Митя убыли, Ефим тут же начал канючить, что, мол, надо бы отправляться вслед за ними. Что-де этим двоим известно верное место, и коль скоро артельщики обучили их ремеслу, то им не грех и поделиться. Опять же, где есть место для одной артели, всегда найдется уголок и для другой. А что такого, в самом-то деле?

Золота стараниями того же Петра к тому моменту они намыли достаточно. Поменьше, чем за сезон, но даже если завершить работу, то беды особой не будет. Если не срастется, до весны всяко-разно хватит, а там вернутся к прежнему занятию. Н-да. А по-прежнему теперь как-то не очень и хочется. Уж больно ловко у Петра получалось.

Разумеется, и пустая порода пошла в оборот, потому как одно от другого не отделить без крепи, и с колоды почаще приходилось шлих снимать, и в яму осклизлую лазить, чтобы каменюки убрать. Но на круг получалось и больше, и сил тратилось меньше. А к хорошему человек привыкает быстро. Снова возвращаться к кайлу, тачке и черпанию воды ведрами никак не хотелось.

Словом, взбаламутил Ефим артель. Собрались. Придумали отговорку для соседей и помчали по реке. Конечно, не так резво, как «Карась», но все же весьма споро. Две пары весел и одержимые целью сменяющиеся гребцы – это достаточно серьезно.

Сибирские реки только кажутся безлюдными. На самом деле по берегам достаточно народу. Во всяком случае, для того, чтобы увидеть приметную лодку. А «Карась» был достаточно приметным суденышком, и не привлечь к себе внимание не мог. Ну хотя бы тем, что такие маленькие пароходы здесь не встречались. Катера с гребными винтами – те еще да, а вот колесные лодки уже нет.

Петр с Митей задержались в Енисейске, и артельщики нагнали их там. Затем снова гонка. Потом… Они их потеряли. Начали тыкаться то в один приток, то в другой. Но, как бы то ни было, речек, доступных для такой большой лодки, пусть и с мелкой посадкой, не так много. Поэтому в конце концов артельщики их настигли и теперь рассматривают, как эти двое моют золото.

В речку входить не стали, поняв по выносимой мути, что до прииска не так уж далеко. Припрятали свою лодку и, обойдя верхом, по скалам, вышли в эту долину. Остаться никто не пожелал. Словно и не доверяли уже друг другу. Кузьма Андреевич диву давался, недоумевая, его ли это артель. Нет, с Ефимом все ясно. Но Егор и Илья удивляли. Да что они, он сам себе удивлялся, ведь налегал на весла с неменьшим усердием, чем они, и никто его не подгонял.

И ведь не первый год золотом пробавляются, грешным делом думал, что его дурная напасть не коснется. Ан нет, вот он здесь, как тать, таится и изучает старателей издали. И что самое паршивое, даже мысли нет подняться во весь рост, подойти к ним, поздороваться, переговорить чин чином. Оно вроде сам и говорит о том, но ищет оправдания, чтобы так не поступать.

– Нет, Андреич, не по зубам нам этот орешек. Пупки надорвем, – наконец подал голос Илья. – Сплошная галька. Берег не так высок, штольню бить не получится, надо снимать верхний слой. Кайлом и лопатой намучаемся хуже горькой редьки. Им-то что, водой вымывают себе и не жужжат. Вон насколько берег уж отступил от русла.

– Конкретное что сказать хочешь? – скосил на него взгляд Кузьма Андреевич.

– А что тут говорить. Даром, что ли, столько времени весла ворочали, не одну сотню верст позади оставили. По доброй воле они ни местом, ни хабаром не поделятся. Эвон из какого далека зашел Петр-то. Старательским ремеслом захотелось овладеть. А ведь под это дело он даже специально пароход построил и на механизмы всякие потратился изрядно. Все ясно, в этом году намоет золотишка, а на следующий понагонит сюда людишек, да со своими машинами. Плакало тогда наше верное место.

– Мути нагнал, а по делу ничего и не сказал, – отмахнулся Кузьма Андреевич, отмечая про себя, что Илья сказал «наше верное место».

– Решать с ними надо. Наглухо решать, Андреич, – подал голос Егор. – Тайга – она все покроет. А этот их пароходик пусть пока тут постоит. За зиму обучимся работать с машинами и по весне сюда, за хабаром. А то и вовсе можно сплавить его до устья, найти на Сосновой место поглубже и затопить. Иль вовсе спалить, чтобы надежнее. Деньга будет, верное место есть. Наймем стряпчего, он нам враз бумагу выправит. Ты старший, мы с тобой на паях. Вот и будут людишки на нас работать. Уж как-нибудь разгрызут они этот грунт, голытьбы хватает.

– Ишь ты какой бравый, – передразнил его артельщик. – На счету у Петра, почитай, уже семь душ. А человека убить – не трубку выкурить. Это я тебе как фронтовик говорю.

Н-да. Что-то с ним все же не так. Вот не вызвало у него возмущения высказывание о смертоубийстве. Подумать о том, как бы это сделать половчее, подумал. А вот о том, что грех собирается взять на душу, мысль как-то не возникла.

– Если делать, то не сейчас, – тут же засуетился Ефим. – Выждать нужно. Чтобы хабар побольше был. А как засобираются, так и вдарить по ним. Прииск поставить не три рубля нужно, – окинув товарищей бегающим взглядом, пояснил он свои мысли.

В этот момент раздался собачий лай, и вооружившийся биноклем Кузьма Андреевич рассмотрел собачонку Пастухова. Ляля лаяла без злобы, а очень даже игриво. Хотя и звонко. Впрочем, Петр ее и называл звоночком. Это она сейчас с хозяином забавляется. Хм. Еще одна проблема. Пусть старатели заняты работой, но вот эта сторожиха близко точно не подпустит. Вот и над этим еще голову ломать.

– Ладно. В другом месте додумаем. Пошли, мужики…

– Все, это последние. Теперь до самого Красноярска с запасом хватит, – укладывая поленья в поленницу, устроенную на палубе, подытожил Петр.

– Все же не понимаю, чего было на это целый день гробить. Нарубили бы по дороге. Все одно на ночевки становиться.

– А вот и не прав ты, Митя.

– Это почему это?

– Да потому. Не собираюсь я на ночевки становиться. И в путь засобирался именно сейчас намеренно. Потому как полнолуние, и погода вроде как портиться не собирается. Так что чесать мы будем без остановок. Нам до самого Енисея плыть по течению. Минимум полтораста, а то и двести верст отыграем только за счет него. Котел будем заправлять, сплавляясь по стремнине. На Енисее, конечно, придется становиться на якорь, но к берегу подходить все одно не будем.

– А как же ты без сна, дядь Петр?

– А ты догадайся.

– Это я сам рулить буду? – с сомнением, но все же возбужденно выпучив глаза, произнес Митя.

– Именно. Но только днем. Трое суток без сна – для меня это все же перебор.

– А чего как угорелые-то нестись будем?

– А того, друг мой ситный, что больно груз у нас интересный. Как ни крути, а больше двух пудов золота. Мы тут ударно потрудились, не всякий прииск столько собирает за сезон. Так что пока не добежим до Красноярска и не сдадим все это богатство в банк, не будет нам покоя. Уяснил?

– Уяснил. Так, а чего тогда тянем? Прямо сейчас и выйдем.

– Это на ночь-то глядя? Часа через три темнеть начнет. А у нас впереди три порога. А то, глядишь, еще и на залом нарвемся, вот будет нам веселье. Нет уж. Лучше выйдем на рассвете. Так оно надежней. Да и отдохнуть перед дальней дорогой совсем не помешает. Ляжем сегодня пораньше, чтобы выспаться.

– Понятно.

– Ну а раз понятно, то… Хм. Ужинать вроде как рановато. Может, чайку?

– Я сейчас разведу самовар. Только выпечки нет. Некогда было пирогами заниматься.

– Ничего, Митя, мы и без пирогов попьем.

– Завтра, пока ты рулить будешь, я все устрою, – тут же пообещал Митя.

– Гляди, я тебя за язык не тянул, – тут же ухватился за слова парнишки Петр.

– Ну что ты в самом-то деле, дядь Петр. Сказал, значит, сделаю.

Не прошло и минуты, как полуведерный самовар был уже на столе, а Митя, вооружившись ножом, строгал лучины. Еще немного, и из трубы повалил легкий дымок. Митя умудрялся раздувать самовар без сапога. Может, благодаря хорошо просушенным дровишкам, может, еще по какой причине. Но Петр так ни разу и не увидел той самой классической картины с сапогом.

Хорошая все же штука этот самовар. Закипает почти так же быстро, как и электрочайник. Правда, чай из него куда как вкуснее. Нет, дело тут вовсе не в самом чае, а в том, что он получается с дымком. Опять же, сидеть за столом с самоваром – это вовсе не одно и то же, что без него.

– Дядь Петр, а сколько получится выручить за это золото?

– Ты заработал две тысячи рублей, если ты об этом.

– Ско-олько-о?

– Это ты удивлен тому, что мало, или тому, что много? – с улыбкой наблюдая за ошарашенным парнем, поинтересовался Петр.

– Много, конечно.

– А что ты скажешь, если узнаешь, что общая сумма получится куда как больше?

– Вот зря ты так обо мне подумал, дядь Петр. Я чужие деньги считать не приучен.

– Так сам же спросил.

– Так интересно же. Я же без умысла какого.

– Да не кипи ты, – откусывая сахар и делая глоток из чашки, успокоил парня Петр.

Были у них на борту и чашки, и блюдца. Вон Митя как раз в блюдце чай и наливает. Но Петр эту местную привычку как-то не перенял. Погонять чаи – это да. А извращаться с блюдечком не для него. Ему нравится горячий чай, а этот способ все же больше ради того, чтобы его остудить.

– Считай сам, – начал пояснять Петр. – Казна принимает по четырнадцать тысяч рублей золотом за пуд очищенного драгметалла. Так что все зависит от того, какой пробы наше золотишко. Но, думаю, в любом случае мне останется не меньше двадцати тысяч, и это за вычетом твоих.

– Дядь Петр, неужели я столько-то заработал? Я слышал, на приисках за сезон платят сто – сто двадцать рублей. Ну еще те, кто половчее, успевают прикарманить около фунта золота. А тут две тысячи.

– Это не я такой добрый, Митя. Ты заработал каждую копейку. Этих денег будет более чем достаточно, чтобы ваша семья ни в чем не нуждалась. А ты осенью возвращаешься в училище. Никаких работ и халтур. Учиться, учиться и еще раз учиться. Ну что ты так на меня смотришь? Вот скажи, ты из разговоров старателей что понял, сколько они зарабатывают за сезон?

– Ну-у, я так понял, не меньше тысячи, а бывает и по полторы.

– И при этом они последние жилы рвут. А мы с тобой… Ты вон даже извиняешься за то, что не напек пирогов. А все почему?

– Потому что у нас машина и помпы, – с серьезным видом ответил Митя.

– Потому что у нас котелок варит, и мы умеем пользоваться машинами. А это что значит?

– Что?

– Что знание – это сила. Так что будешь учиться. Я все сказал.

– А может, в мастерские? Там всяко-разно…

– В училище, – назидательно постучав пальцем по столу, возразил Петр.

И тут картинка перед его взором буквально взорвалась, как новогодний фейерверк. Мгновение, и он провалился в накатившую на него мглу, поглотившую его целиком и без остатка. Ни искорки света, ни мыслей, вообще ничего.

Глава 10 Двойной капкан

Сознание вернулось к Петру так же внезапно, как и померкло. И виной тому скорее всего холодная речная вода. Оно вроде и конец августа, но вода в Оленьей даже в разгар лета не была теплой, и уж тем более сейчас, в преддверии осени.

Вот только лучше бы он в себя не приходил. Перед глазами понеслись в стремительном вихре разноцветные круги. А тут еще и Ляля на палубе заходится таким лаем, что прибил бы заразу. Потому как от этого у него голова буквально разрывается на части, и глаза заливает водой. Странная вода, с металлическим привкусом.

Петр провел рукой по лицу, и рука тут же окрасилась красным. Кровь? Здравствуй, попа, Новый год. Да что тут вообще творится? Откуда кровь? И тут его скрутило, а вернее, начало выворачивать, причем так сильно, что уже очень скоро он понял, что если не прекратит, то выплюнет свой желудок. Но поделать с собой ничего не мог. Позывы следовали один за другим, хотя желудок абсолютно пуст.

Нет, Петр вовсе не боялся крови. Причина была в сотрясении головного мозга или контузии. Уж это-то он понял сразу, несмотря на свои более чем скромные познания в медицине. В пользу этого говорит и рассеченная кожа на голове. Вот только от кого ему так прилетело, совершенно непонятно.

Угу. Человек, пока блюет, успевает подумать о многом. И во многом поклясться. Ну, к примеру, больше никогда не брать в рот спиртного, не забыв помянуть добрым словом того, кто продал ему эту клятую паленку. Вот и Петр успел о многом поразмыслить. Вспомнил он и о Мите, который до сих пор никак себя не проявил. Вот Ляля, та да. Прибил бы з-заразу.

Послышался плеск. Явно кто-то бежит по воде. Ну наконец-то. Вот и Митя нарисовался. Господи, Петру бы сейчас добраться до каюты и придавить на подушку. Рвотные позывы прекратились, и на него накатила такая слабость, так потянуло в сон, что глаза буквально слипались.

Кто-то с силой дернул его, подхватив под руки, и поволок на берег. Голова вновь взорвалась сильной болью. Сонливость слетела в один момент, правда, при этом Петр едва не потерял сознание. Слух выхватил какой-то щебет. То ли китайский, то ли корейский или вьетнамский, а то и еще какой. Словом, говорят какие-то азиаты, Петр ни за что не отличил бы один язык от другого. А вот то, что голоса звучат возбужденно-радостно и даже злорадно, он уловил однозначно. Эмоции, они ведь интернациональны.

Его не просто подхватили под руки, а заломили их и держат практически на весу. Петр, конечно, достает ногами землю, вот только ноги у него совершенно ватные. Потому и висит в хватке незнакомцев, испытывая далеко не приятные ощущения в выламываемых суставах. Перед глазами появилась рука, чтобы отщелкнуть крышку кобуры маузера и потянуть тяжелый пистолет. При этом послышался еще более радостный голос неизвестного, ставшего обладателем великолепного трофея. Хм. Странно, но в этом Петр был уверен.

Наконец он поднял голову и постарался рассмотреть, что тут вообще происходит и кто на них напал. В последнем Петр уже не сомневался. Вопросов вагон, а вот сомнений ни капли. Как и в том, что контузию получил в результате попадания пули. Повезло. Пуля прошла вскользь.

Хм. А вот в отношении везения появились серьезные такие сомнения. Ну а как им не появиться, когда в паре шагов от тебя стоит радостно улыбающаяся мартышка с нехорошим блеском в раскосых глазках. Да еще и играет ножичком нехороших размеров. «Китаец», – отчего-то однозначно определил Петр.

– Зивой, рюськи. Ай халосо, щто зивой.

Н-да. Как там говорил Джон Сильвер из «Острова сокровищ»? Живые будут завидовать мертвым? Сейчас Петр был готов подписаться под каждым словом. Несмотря на свое далеко не лучшее состояние и муть в голове, в эту секунду он это осознал совершенно отчетливо. Ну и как быть? Ждать, что само рассосется? Очень умно. По сути, тут и думать-то нечего. Хотя бы потому, что выбора-то у него нет.

Воспользовавшись тем, что буквально висел на руках у двоих помощников этого умника с ножом, Петр оттолкнулся от земли и сделал переворот вперед через голову. Левой ногой нашел опору, чтобы не шмякнуться оземь. Правой же ударил в грудь стоявшего перед ним китайца. Того тут же отбросило назад. Петр же умудрился приземлиться хоть и на полусогнутые, но все же на ноги.

Руки полную свободу не обрели, но уже не заломлены на болевой. Поэтому он их свел вместе, одновременно посылая вперед свое тело. Китайцы были сильными ребятами, это Петр успел довольно явственно ощутить, но, как в том анекдоте, легкими. Он, конечно, похудел за время работы на прииске, но потерял максимум килограммов пять. Так что низкорослые китайцы дружно влетели в своего валяющегося на земле товарища.

Однако, несмотря на достигнутый успех, Петр не сумел удержаться на ногах и растянулся на животе, въехав подбородком в собственный маузер, выроненный бандитом при падении. От перенапряжения и нежелательных в его положении кульбитов перед глазами все поплыло, приобрело размытые очертания. Петр едва различал даже находившийся перед носом пистолет.

Вот только раздумывать над своим физическим состоянием было некогда. Или пан, или пропал. Причем пропасть ему грозит в очень нехорошей форме. Петр и не раздумывал. Схватил маузер, поднялся на колени, сбросил предохранитель и взвел курок. Патрон у маузера всегда в стволе, конструкция такая, поэтому осталось только нажать на спуск.

Выстрелы затрещали один за другим. Петр стрелял не целясь. Просто наводил руку, словно указывая пальцем, куда собирается попасть, и раз за разом жал на спусковой крючок. Расстояние небольшое, едва ли три-четыре шага, поэтому промахнуться довольно мудрено.

Последний выстрел. Затвор встал на задержку. Петр выхватил из кармашка на кобуре зарядную планку, успев помянуть нехорошим словом отсутствие отъемного магазина. Вдавил блестящие латунью патроны в магазин. Снять затвор с задержки. Все. Снова готов стрелять.

К этому моменту муть перед взором рассеялась, и он смог рассмотреть своих противников. Один лежит без движения. Двое ранены. Первый скрючился в позе эмбриона, оглашая окрестности громкими стенаниями. Второй, тот самый, что потешался, отползает на пятой точке спиной вперед, мелко суча ногами и вцепившись в раненый бок. Надо же. А теперь ему что-то невесело. Во взгляде только животный страх. На поясе кобура с револьвером, но он про него даже не вспоминает.

Угу. Те, кто любит поиздеваться над другими, сами зачастую храбростью не отличаются. Мало того, именно это осознание и толкает их на жестокость. Они словно вымещают злость за свой страх, и чем более сильный духом попадает в их руки, тем большей изощренностью отличаются их издевательства.

Бах! Бах! Мм, бо-ольно-то как. Будто сам себе молотком по башке врезал. Дважды! Перед этим обойму высадил без последствий, а сейчас от двух контрольных голова буквально взорвалась от боли.

– Гав! Гав! Гав! – раздалось с палубы «Карася».

– Лялька, заткнись, – сжимая виски, простонал Петр, и собака тут же послушалась.

Поборов приступ боли, подошел, чтобы осмотреть трупы. Н-да. Стрелок, однако. Что толку, что до противников было рукой дотянуться. Из десяти выстрелов только четыре нашли свою цель. Контроль не в счет. Ну да грех жаловаться. В таком состоянии достал всех и то хорошо.

Переступив через тела, приблизился к суденышку и взглянул на палубу. Митя лежал в луже крови, не подавая признаков жизни.

– Твою ж маму, Митя, как же так, братишка…

Петр быстро взобрался на палубу, напрочь позабыв о своих болячках. Приложил пальцы к живчику на шее, в голос вознося молитвы Господу. Ну как молитвы. Просил он. От всего сердца просил. Просил и не верил в чудо. Уж больно много крови натекло. Поэтому не сразу и осознал, что пульс прощупывается. Да, слабый. Да, неровный. Но прощупывается.

– Ты что, Митя? Никак живой, дурилка картонная? А ну-ка, погоди малость. Я сейчас.

Петр спустился в каюту и вскоре был на палубе с походной аптечкой. Он успел сделать выводы после зимнего приключения, поэтому у них всегда с собой были индивидуальные пакеты в прорезиненных мешочках и достаточно серьезная аптечка на «Карасе». На всякий разный и непредвиденный случай. И уроки оказания первой помощи Петр брал в красноярской больнице. Мало того, они с Митей частенько тренировались обрабатывать раны и накладывать друг другу повязки. Прямо как дети, играющие в доктора.

Так что и все необходимое нашлось в достаточном количестве, и руки у Петра сверх меры не тряслись. Ну разве что как результат контузии. Рубаха парня тут же пошла на ветошь, ну да это ерунда. Порадовало то обстоятельство, что рана оказалась навылет. Отсутствие же пузырей указывало на то, что легкое не пробито. Тяжелая рана. Но вполне возможно, что не смертельная.

Не забыл Петр и о себе. В зеркальце сумел рассмотреть на скальпе оставленную пулей борозду. Не хватало вдобавок к контузии еще и осложнение заработать. Правда, оно бы не помешало побрить голову. И швы нужно наложить. Но это лишь в теории. А так только и того, что худо-бедно сумел обработать рану и наложить повязку. Все. Большего ему не сделать. Нужно в больничку. Он не Рэмбо какой.

Хм. А вот с больничкой придется слегка погодить. Митя пока без сознания, но вроде его жизнь вне опасности. Да даже если это и не так, Петру сейчас необходим отдых. До Красноярска трое суток ходу. Без отдыха для него и здорового то еще испытание. А уж в нынешнем состоянии и подавно. Так что отдыхать, причем однозначно.

Ну и еще немаловажная деталь. Хунхузы эти, мать их. Кто знает, сколько их было. Конечно, можно сорваться и очертя голову броситься в бега. Но Сосновая, по которой им предстоит плыть, закладывает такие петли, что догнать «Карася» вполне возможно и на своих двоих. А тогда уж всадить пулю с дистанции меньше сотни метров не составит труда.

Поэтому Петр повздыхал и вынужденно оставил Митю лежать одного в каюте. Приставил Лялю к нему. Случись надобность, поднимет лай, и если не приведет раненого в сознание, то хотя бы заставит злоумышленников призадуматься. Сам же вооружился своим винчестером и отправился на поиски возможных сообщников убитых бандитов. Ну или их вещичек. Смелый? Не трус. Но тут скорее все же отсутствие выбора. Уж больно безрадостной рисовалась альтернатива.

Винчестер уютно пристроился на груди. Петр все же придумал, как подцепить к карабину ремень. Для этого он использовал кольцо, имевшееся на затворной коробке винчестера, и одноточечный регулируемый ремень. Огонь вести довольно комфортно и не страшно выронить. При габаритах карабина получилось вполне удобно. Разве что взять ремень в распор, что в значительной мере облегчает прицельную стрельбу, не получится. Ну да не страшно.

Выйдя на палубу «Карася», Петр осмотрелся, пытаясь определить, откуда появились китайцы. Если судить по характеру ранения Мити, сидевшего в момент нападения практически напротив Петра, то стреляли с противоположного берега.

Местность здесь пологая, плавно поднимается от берегов речки. Деревьев практически нет, зато вокруг густое разнотравье. Правда, сейчас вид унылый, не то что в июне, когда они сюда прибыли. Н-да. Во что превратится эта местность, когда тут заработает прииск, думать не хотелось. Потому как тотчас становилось тоскливо. Серый и однотипный пейзаж обеспечен. К гадалке не ходить.

Впрочем, сейчас Петра это интересовало меньше всего. А вот три стежки, оставленные в траве на противоположном берегу и сбегавшие к речке, очень даже привлекли его внимание. Животные к реке тут не ходят. Берега высокие, так что ни речку перейти, ни на водопой спуститься. Получается, эти стежки оставили хунхузы. Вот и ладно.

Петр вскинул бинокль, проследив, откуда тянется след. Ну так и есть. От кромки леса. Метров триста, не меньше, если не больше. И чего они стреляли с такой дальней дистанции, спрашивается? Хм. Не иначе Лялю заметили. Оттуда палуба как на ладони видна. Могли заметить, очень даже могли. Если бы собачонка подняла тревогу, это создало бы для бандитов определенные трудности. Вот и решили взять старателей издали.

Приметив место возможной лежки, Петр спустился в лодку и, проплыв немного вниз по течению, причалил к противоположному берегу. Тут была промоина, по которой можно подняться на довольно высокий обрывистый берег. Дальше забрал влево и, добравшись до деревьев, двинулся вдоль кромки.

Умом он понимал, что если на позиции остались сообщники, то они уже давно его срисовали. Как и поняли, чем именно закончилась схватка на берегу. Но с другой стороны, они должны были открыться, вмешавшись в схватку.

Хотя… Бандиты и есть бандиты. А потому могли рассудить иначе. Расстояние велико, возможность промаха существенная. Так что лучше выждать более удобный момент, когда цель будет на дистанции уверенного выстрела. Хм. Ну, может, Петр сейчас как раз и облегчает эту задачу, сам сближаясь с противником.

Эти мысли заставили изменить направление движения. Теперь он обходил место лежки по большой дуге, углубившись в лес. Петр все время старался обнаружить следы бандитов. Хм. И не преуспел в этом, явственно осознавая, что этой науке ему еще учиться и учиться. Ну не следопыт он.

Так и не обнаружив следов, но все же прикинув, что сейчас находится примерно напротив стоянки «Карася», Петр двинулся к опушке. Шел медленно и максимально осторожно, четко понимая, что ввязался в драку не на своей территории. А также давая самому себе зарок обязательно отыскать охотника поопытнее, и пусть он его погоняет. До первого снега времени еще хватает. Впрочем, знать зимний лес тоже не помешает. Не сидеть же сиднем в городе. Что он там забыл? Скука смертная. А в тайге соскучиться не успеваешь.

О как. У самого шкура еще не заштопанная, не знает, чем его авантюра с вылазкой обернется, а планов нагородил с большой воз. Главное веселье еще не закончилось, а он уже о предстоящей скуке думает. Вот молодец. Интересно, что там за тумблер у него переключился, когда его забросило в этот мир? Хм. А может, это старческий маразм. Ну, в смысле в детство впал. Угу. В детстве Петр еще тот ухарь был. Только то и спасало, что по закону был не субъектом.

Пока шел, несколько раз останавливался. Вот ведь. Вроде и недалеко, а утомляется, едва сделав пару сотен шагов. Все же контузия дает о себе знать. В памяти всплыли моменты из фильмов, когда из-за контузии лишались слуха, зрения, а то и вовсе становились инвалидами. Это Петр вовремя вспомнил, чего уж там.

А тут еще и кровососущие. Вот же гады! На открытом-то месте их нет. Там и солнышко, и ветерок постоянно задувает. А вот в лесу тихо. Только кроны деревьев шумят, а у земли ни ветерка. И уж тут-то комаров просто тьма. Страшно подумать, что было бы, не наложи Петр себе повязку. Впрочем, и так весело.

А вот и лежка бандитов. Нет тут никого. И, похоже, не было. Трое их. И дело даже не в том, что тут лежат три сидора. Просто даже Петру, неучу в лесной науке, видно, что было тут ровно три человека. Взяли на мушку, стрельнули – и бегом брать, пока тепленькие. А за сидорами и после вернуться можно. Нечего с лишней тяжестью бегать. Главное, взять старателей.

Н-да. Нет, ну понятно, отчего хунхузы не больно-то держались за свое имущество. В общем и целом из ценного там были лишь съестные припасы. В остальном тряпье, смена белья, предметы гигиены, рыболовные снасти, ну и в подобном духе. В общем, обычный охотничий набор. Только дичь у них особая, о двух ногах.

Немного подумав, сидоры все же прихватил с собой. Закидает камнями вместе с телами. Наверняка ведь придется сюда возвращаться с полицейскими. Так что пусть уж все в одной куче будет. Или нет. Он эти сидоры лучше в Красноярск отвезет и сдаст в полицию. Глядишь, поленятся ехать в такую-то даль.

– Дядь Петр, это ты? – послышался из-за двери приглушенный голос Мити.

Пастухов остановился, даже не начав спускаться по небольшому трапу. Если паренек пришел в себя, то и наган у него наверняка в руке. Так что опознаться – и лишь потом двигаться дальше.

– Я это, Митя. Я. Ты только не стрельни сдуру-то. – Под дверью радостно поскуливает Ляля, но парень, похоже, не обращает на это внимания.

– Не, не стрельну. – И тут же послышался щелчок курка, спускаемого на предохранительный взвод.

– Мить, я тебе Лялю для чего оставил? – заходя в каюту, поинтересовался Петр.

– Для чего? – устало откидываясь на подушку, спросил парень.

– А чтобы она, случись чужой, тревогу подняла. А она небось хвостиком виляла у двери.

– Виляла. Да только…

– Что «только», Митя?

– Так ведь я же видел, как тебе выстрелом голову разорвало в клочки, – облизнув пересохшие губы, начал пояснять Митя. – Подскочил, тогда уж и мне прилетело. Всего и помню, что больно было до жути. А после и вовсе ничего не упомню. А тут слышу, на лодку кто-то залез и ходит. Ну, думаю, тебя убили, а своих тут быть не может.

– А то, что перевязан, не заметил?

– Так, может, они того… Пытать меня захотят, чтобы вызнать, где золото.

– Да что тебя пытать, горе ты мое луковое. Вон оно золото, в уголку, в ящике железном своего часа дожидается. А Лялька?

– Так она меня и смутила. Но подумал, может, ее прикормил кто.

– И наган тебе для верности оставил. Картина маслом, блин. Митя, по голове прилетело вроде бы мне, а не соображаешь ты. Ладно. Пустой разговор. И попреки мои пустые. Хотя если бы стрельнул… Н-да.

– Дядь Петр, а что это было-то? Бандиты?

– Угу. Хунхузы. Трое их было. При японских карабинах и с револьверами. Закидал я их галькой из отвала. Ну что ты так на меня глядишь? Не герой я. Повезло.

Угу. Как же, поверил парнишка. Пришлось рассказать все, как было. Именно что как было. Так чтобы без прикрас, чтобы всю романтику задушить в зародыше. И про блевотину, и про страх, и про безысходность, и о сомнениях, и о боли. И с общим уклоном на то, чтобы держался от всякой лихости подальше.

– Дядь Петр, а они уж успели кого ограбить?

– Пустые были. Наверное, только вышли на охоту. Народ с приисков еще не подался. Хотя, может, и успели пощипать тех же спиртоносов[18]. Но тогда добычу где-то прикопали до поры до времени. А теперь уж и до скончания века.

– Дядь Петр, а что мы теперь будем делать?

– Ясное дело что. Ложиться спать. Мне выспаться обязательно нужно. Иначе не выдержу, свалюсь. А там, глядишь, завтра полегчает.

– А если нет?

– Все одно в дорогу. Тебя в госпиталь надо. Да и мне помощь врача не помешает. Досталось нам, Митя. И досталось знатно. Хорошо как мне к утру хоть малость полегчает. Но может и хуже стать. Что до тебя, так я и сейчас скажу: завтра будет только хуже. В лучшем случае будешь плох, но стабилен. А то ведь состояние может и дальше ухудшаться. Я не пугаю, Митя. Просто ты должен понимать, что происходит, и не хорохориться. Вижу ведь, решил караулить до утра. А там еще и погеройствовать, повозиться с котлом. Лишнее это, Митя. И до добра не доведет. А что касается еще одной банды… Не многовато ли будет для одной неприметной речки? Все, дружище, спать.

Н-да. Говорят, утро добрым не бывает. Ну кому как, а вот Петру повезло. Спал он как убитый, просто провалился в забытье без сновидений, и все. Но зато когда его разбудила Ляля, которая металась между ним и дверью, напоминая бессовестному хозяину о своих потребностях, понял, что самочувствие значительно улучшилось. От серьезных физических нагрузок, конечно, лучше бы воздержаться, но в общем и целом вполне приемлемо.

Пока разводились пары, успели позавтракать. Митя из постели уже не поднимался. Как и предполагал Петр, пареньку стало гораздо хуже. И чем ему помочь, Петр не представлял. Разве что сменить повязку и убедиться, что рана чистая. Во всяком случае пока.

Из Оленьей речки в Сосновую вышли без приключений. Кстати, Петр так и не понял, отчего местные называют золотую речку Оленьей. За два с лишним месяца он не увидел в округе ни одного оленя. Кабаны, лоси, косули, те случались несколько раз, напарникам даже удавалось добыть подсвинков и косуль. На лося рука не поднималась. Ну куда девать такую гору мяса? Вот если бы был холодильник или ледник, тогда другое дело. А так… Неправильно это. Не голодуют ведь.

А вот с Сосновой все ясно. По ее берегам преобладают сосновые боры, изредка перемежаемые смешанным лесом, но с наличием все тех же сосен. И это хорошо. Потому что сосняк практически начисто лишен подлеска, видно в нем куда дальше, чем в лиственном, да и бурелома почти нет. А значит, и злоумышленникам спрятаться куда сложнее.

Угу. Как в той поговорке – обжегшись на молоке, на воду дуют. Умом Петр понимал, что напороться на вторую банду – это нечто нереальное. В тайге и обычных-то людей не больно много, что уж говорить о шляющихся толпами бандитах. Приисков в этой стороне нет, маршруты, по которым возвращаются рабочие обратно в Китай, проходят в стороне.

Вот только Пастухов ничего не мог с собой поделать и, управляя «Карасем», больше времени уделял берегу, а не руслу реки. Впрочем, если припомнить зимнее происшествие с подручными купца Заболотного, подобный подход уже не казался таким уж смешным. Тогда Петра спасла самая банальная паранойя.

– Ты что поднялся, Митя? – заметив вышедшего из каюты парнишку, удивился Пастухов.

– Не могу лежать, дядь Петр. Не привык я. Бока и поясница болят, пуще чем рана. Давай я лучше тебе помогу.

– Митя, тебе лежать надо.

– А как ты один управляться-то будешь? Нужно же и лодкой править, и дровишек в топку подбросить. А я худо-бедно одной рукой с топкой управляюсь.

– Н-да. Твоя правда. Только ты там особо не усердствуй. Блин, два калеки. Нет, с этими паровиками нужно что-то делать.

– А что тут поделаешь? – философски возразил Митя.

– Да есть кое-какие способы, – не согласился Петр.

– И какие?

– Вот осядет на моем банковском счете солидная сумма, тогда и будем говорить на эту тему. А сейчас это так, пустопорожняя болтовня и не более.

– Да просто надо сделать дровяной бункер, как на аэросанях. Там же ничего сложного. Взять и повторить. А тогда, пока всю воду в котле не выпаришь, не надо и дровишки подбрасывать.

– Согласен. Но на бункер, к сожалению, денег не было.

– Знаю. Пойду к котлу.

– Ты поаккуратнее там, – напутствовал Петр парнишку.

– Хорошо, – слегка поморщившись, ответил тот.

Оно и впрямь поберечься надо. Держась за стеночку, Митя спустился в машинное отделение, оно же кочегарка, и подбросил в топку дров. Потом поднялся и расположился в складном кресле. Помнится, когда Петр заказал плотнику их изготовление, Митя подумал, что тот чудит. Ну к чему на борту эта барская забава? Хватит и обычной скамьи или табуретки.

А вот сейчас был только рад наличию этих кресел. Пусть они и не мягкие, но сидеть, откинувшись на высокую спинку, куда легче, чем на скамье. А тут еще и колотит так, словно на улице неслабо похолодало. А ведь солнышко сверкает, и «Карась» держится посредине, ловя попутное течение, потому в тень от деревьев не попадает. Ветра нет. Так что однозначно тепло. Но Митю морозит, и холодная испарина появилась.

– Дядь Петр, а чего это ты к берегу правишь? – заметив изменившийся курс, спросил Митя. – Рано ведь. В котле воды еще две трети, не меньше.

– Ты не поверишь, Митя, но впереди на прежнем месте опять залом.

– Как так? – искренне изумился Митя.

Нет, утверждать, что такого быть не может, глупо. Были и ливни, и грозы со штормовыми ветрами. И все же залом характерен для весенней поры, а не для летней. Хотя… Чего только не случается. Однако Петру это явно не понравилось, коль скоро он решил пристать к берегу в паре сотен метров от препятствия.

Выскочил на сушу, привязал швартовый и, вернувшись на борт, вооружился биноклем. Нет, в нападение Петр не верил. Ну не может такого быть. Но и поделать с собой ничего не мог.

– Здравствуй, попа, Новый год, – выдохнул он через полминуты созерцания залома через оптику.

– Что там, дядь Петр?

– Хрень там нехорошая, Митя. Очень нехорошая. Веревку я вижу. Только в одном месте, но вижу. Два ствола скрепили между собой. А еще вижу, что парочка стволов – точно свежесрубленные.

– Это что получается, засада?

– Причем именно на нас. Сомневаюсь, что тут есть еще одна лодка, которую не перетащить по суше. А так выходит очень даже хорошо. В одиночку с заломом не справиться, вот и пошли бы мы с тобой вдвоем его разбирать. А нас из засидок, как уток, постреляли бы.

– А ты так поступил бы, дядь Петр?

– Если бы не был пуганым, то возможно. Одно дело – устроить засаду на купца, который бегает по одному и тому же маршруту. Совсем другое – перегородить реку, чтобы прихватить случайную дичь.

– А если выследили?

– Тогда поступили бы, как те же хунхузы. Постреляли издали, и вся недолга. Только, видать, у этих с хорошими стрелками не очень.

– Так что делать будем, дядь Петр?

– Ты будешь сидеть вон за тем деревом со своим карабином и наганом в руках. А я пойду искать этих уродов. Другого варианта не вижу.

– А может, отойдем вверх по течению, подготовимся и встретим?

– Угу. Мысль в общем-то хорошая. Только на сколько нас хватит? Вот в чем вопрос, Митя. Мы оба не в лучшей форме. Так что выход один. Вперед.

– Так, может, я на «Карасе» тогда останусь? Присмотрю за лодкой.

– Нет. Тут ты будешь как в ловушке. Корпус и надстройки набраны из тонких досок. Не броненосец мастерили, а легкую лодку. Так что пули будут прошивать их без труда. Причем навылет. А так хоть какая-то надежда. Я сейчас.

Петр спустился вниз и вскоре появился с винчестером Мити и патронташем в руках. Его карабин был все время поблизости в рубке. Посетил камбуз и поставил на медленный огонь банку с тушенкой. Сомнительно, чтобы засевшие в засаде могли рассмотреть детали. Для устройства залома с помощью остатков старого место удобное. А вот для засады – не очень. Все тот же светлый сосняк, поэтому лишний раз нос не высунешь, могут заметить. Так что подробности оттуда не различат, а вот запах разогретой тушенки почувствуют однозначно. Пусть бандиты думают, что эти двое решили пообедать, а потом уж браться за залом.

Под занавес Петр бросил в топку котла промасленные тряпки, и из трубы повалил густой черный дым. Ветер был как раз в сторону залома. Не сказать, что получилась полноценная дымовая завеса, но надежда на то, что бандиты не заметят высадку, присутствовала. Напарники спустились на берег, и Петр помог Мите занять позицию у сосны, так чтобы лодка была в пределах видимости.

– Значит, так, дружок. Лежишь и не двигаешься. Час, два – плевать. Не двигаешься, и все. Даже если кто-то попробует забраться на катер, ничего не делаешь. Стреляешь, только если заметили тебя или если мне понадобится помощь. Не раньше. И еще. Настраивайся на то, что меня не будет долго. Я обойду их по большой дуге и зайду снизу по течению. Оттуда они никого не ждут. Идти далеко, а я не в лучшей форме. Устаю быстро. Уяснил?

– Да, дядь Петр.

– Смотри не геройствуй. Мне тебя мамке нужно живым возвернуть. Да и ты за младших в ответе. Тебе их в люди выводить. Все, пошел.

Как и предполагал Петр, путь дался ему нелегко. Сказалась и поспешность, с которой напарники покинули «Карася». Едва оказались под деревьями, как на них тут же насели комары. Придется терпеть это неудобство, несмотря на всю злобность местных насекомых. Нельзя по-другому. Если им повезло и их высадку еще не обнаружили, то, возвратись они на лодку, вероятность этого многократно возрастает.

По счастью, дорога заняла не так много времени. На пути Петру попался овраг, тянувшийся в нужном направлении. Петр решил им воспользоваться, и поэтому петля обхода получилась не такой уж большой. А еще не понадобилось выходить ниже по течению реки.

Все случилось настолько быстро, что Петр даже не успел до конца осознать произошедшее. Он как раз вышел из-за очередного поворота оврага, полагая, что тот пролегает в достаточном отдалении от реки. Отчего-то помнилось, что та как раз в этом месте отворачивает в сторону и до нее достаточно далеко. Но, как видно, с головой у Петра все же было не очень, коль скоро он не сумел сопоставить изгиб реки, который видел с палубы «Карася», и повороты оврага.

Словом, эти двое, что заняли позицию несколькими метрами выше его и на отдалении порядка полсотни метров, стали для Петра полной неожиданностью. Однако он уже был взвинчен до такой степени, что тут же вскинул винчестер и, поймав в прицел ближнего к нему бандита, нажал на спуск. Карабин лягнулся, выплюнув губительный свинец, и Петр четко рассмотрел, что попал засевшему в грудь.

Передернул рычаг, не отнимая оружия от плеча, и, удерживая линию прицеливания, повел стволом в сторону, ловя в прорезь второго. Бандит испугался, но все же сумел вскинуть ружье и выстрелить. Хотя Петр расслышал громкое вжиканье пули, пролетела она достаточно далеко.

Выстрел! Бандит взмахнул руками и немного съехал по склону оврага. Еще два выстрела, уже на добивание. О как он может! Сам от себя не ожидал. Продолжая удивляться своей выдержке и четкости действий, Петр доснарядил недостающие в магазине патроны и, пробежавшись метров сто, начал подниматься по склону, стараясь не поднимать шума.

Вот наконец кромка. Он осторожно выглянул, прикрываясь стволом росшей у оврага сосны. Угу. Теперь он понял, насколько ошибся. До берега реки едва ли полсотни метров. От позиции бандитов до залома – около семидесяти. Оно и понятно. Ведь если у одного из них была нарезная берданка, то у второго переделанная, гладкоствольная, а из нее далеко не стрельнешь.

Получается, что и оставшиеся двое должны засесть неподалеку от залома. Разве только на противоположном берегу. Потому что у них в руках карабин Мосина и дробовик-одностволка. Откуда ему об этом известно? А оттуда. Петр узнал обоих убитых. Это были Егор и Илья. А уж чем были вооружены старатели из его артели, Петр знал хорошо.

Где же вы, сволочи? Он вооружился биноклем, собираясь обследовать противоположный берег. Вот только был вынужден тут же его бросить и вновь схватиться за карабин. Старатели, переквалифицировавшиеся в бандитов, вовсе не собирались принимать бой. Тут сказались и дурная слава Петра, и то, что последние три выстрела были сделаны из его винчестера. Так что принимать последний и решительный Кузьма Андреевич и Ефим не собирались, тут же смазав пятки маслом.

Правда, непонятно, отчего они бежали не прочь от реки, а практически вдоль берега. Впрочем, задаваться лишними вопросами Петр не собирался. Посчитав самым опасным из этой пары Андреевича, Петр взял на мушку именно его. Выдержал упреждение и нажал на спусковой крючок. Дистанция порядка полутораста метров. Стрелять приходится сквозь стволы деревьев, но первый же выстрел свалил старшего артели.

А вот дальше стрельба не заладилась. Ефим, словно сообразив, а возможно, испугавшись, побежал прочь от реки, петляя, как заяц. Шесть пуль прошли либо мимо цели, либо впившись в стволы сосен. Но ни одна даже не ранила беглеца.

Петр в сердцах выматерился, скинул винчестер и побежал к берегу. Перезаряжать карабин некогда, да и тяжесть лишняя ни к чему. К тому же в лесу говорить о больших дистанциях не приходилось. В маузере же десять патронов, и он значительно превосходит американца в скорострельности.

Несмотря на произошедшее, чисто теоретически Петр еще мог бы простить подстреленную троицу. Но только чисто теоретически. Бес попутал мужиков, жадность обуяла и помутила рассудок. А вот Ефим не укладывался ни в какую теорию. Петр готов дать голову на отсечение, что они здесь оказались именно его стараниями, уговорами и стенаниями. Не человек, а жадная и завистливая тля.

Поэтому Петр как бешеный рванул за Ефимом, напрочь позабыв о своей болячке. Где-то краем сознания он отдавал себе отчет, что за это придется расплачиваться. Но сейчас им владела только одна мысль: догнать и порвать. Ничему другому в его голове места не было.

Сосновая – не такая уж широкая речка. Потому переплыл Петр ее быстро. Буквально на одном дыхании. Взбежал на пологий берег и помчался следом за бандитом, на бегу прилаживая маузер к кобуре-прикладу. Ефим – тот жилистый и выносливый. Но он курит, причем много. Так что долгий бег его дыхалка не потянет. Конечно, кое-каких сил и прыти ему предаст адреналин. Но это опять-таки ненадолго. Поэтому Петр сразу же взял хотя и быстрый, но вполне размеренный темп, не собираясь выкладываться по полной. Спасибо тому, что уже давно бросил курить, ну и лыжам, на которых пробегал всю зиму.

Погоня продолжалась примерно минут десять. Сосняк уступил место более опасному смешанному лесу. Видимость резко сократилась, а возможность напороться на засаду увеличилась. Но Петр этого не опасался. Он отчетливо слышал, как впереди него трещат ветки. Ефим бежал, не разбирая дороги, проламываясь через подлесок и бурелом, и, судя по всему, несколько раз падал. Петр же продолжал преследовать его, выдерживая среднюю скорость. Разумеется, насколько это было возможно на пересеченной местности.

Наконец смешанный лес закончился, вновь перейдя в сосняк. Видимость стала значительно лучше, наверное, метров до семидесяти. И тут Петр увидел, что спереди и справа блеснула полоска воды. Река, никаких сомнений.

Получается, Ефим сам себя загнал в ловушку. И тут раздался выстрел. Пуля прошуршала в стороне и тупо ударила в ствол дерева. Петр поспешил укрыться за сосной и взял пистолет на изготовку. Откуда стреляли, определить не удалось. Беглец пользовался бездымным порохом, и Пастухов, догоняя его, ориентировался по поднимаемому им шуму.

Итак. Крыса оказалась загнанной в угол и решила загрызть кошку. Петр прекрасно осознавал, что обладает не таким уж и большим боевым опытом. Да, по сути, его и не было. Так, пара стычек. Поэтому если ринется в атаку, есть серьезный шанс нарваться. Значит, надо убедить крысу, что это еще не конец. Что выход все же есть. А он реально есть. Нужно только переплыть реку.

Еще один выстрел. И на этот раз Петр засек бандита. Тот устроился под корнями нависшего над рекой дуба. Выждал, пока Ефим перезарядится и появится для следующего выстрела. В том, что беглец не станет менять позицию, Петр не сомневался. Именно поэтому он и стрелял сначала в Кузьму Андреевича. Тот воевал, и какой-никакой боевой опыт у него имелся. Ну и его карабин, конечно, представлял серьезную опасность. Ефим же никогда не воевал, как не был и охотником. Только если по осени уговорится с кем на облавную охоту, и все. Поэтому что такое смена позиции и для чего она нужна, он понятия не имеет.

Ну вот. А Петр о чем говорил. Ефим появился между корнями, целясь из своего ружья прямо в противника, который также не стал менять позицию. Пастухов собирался давить на психику бандита и вынудить его бежать дальше. Поэтому и решил стреляться грудь в грудь. Опять же, невысокая прицельная дальность ружья очень даже в пользу такого решения.

Петр выстрелил первым, послав в Ефима две пули. К сожалению, не попал, тот успел убраться. Все же что бы там ни говорили поклонники маузера, это не такое уж точное оружие. На расстоянии даже семидесяти метров рассеивание достаточно большое. Такую цель, как голова, поразить хотя и возможно, но уже сложно. Правда, ростовая гарантированно поражается и на полтораста метров. Если, конечно, руки не кривые.

Отстрелявшись, Петр решил все же сменить позицию и перебежал на десяток метров в сторону. И когда Ефим вновь попытался высунуться, чтобы выстрелить в преследователя, Петр снова загнал его под корни, послав меткую пулю. Не попал. Но напугал качественно. Едва только пуля выбила фонтанчик земли, как Ефим вновь спрятался, словно улитка от прикосновения пальца.

Снова смена позиции. В этот раз Ефим пустил пулю в белый свет как в копейку, даже не пытаясь обнаружить противника. И тут Петр понял, что долго играть в кошки-мышки, постепенно вынуждая бандита к бегству, не получится. На Петра как-то уж очень быстро наваливалась усталость, начала усиливаться пульсирующая головная боль. Как бы его не скрутило в очередном приступе рвоты или еще чего. А тогда уж эта гнида просто пристрелит его.

От одной мысли о том, что Ефим может одержать над ним верх, Петром овладело самое настоящее бешенство. Нет, он не потерял разум. Но зато в крови забурлил адреналин, отчего физическое состояние улучшилось. Вот только улучшение это было явно временным. И он прекрасно это сознавал.

Петр доснарядил в магазин недостающие патроны, хотя и пришлось помучиться. Не предусмотрена у этого пистолета подобная опция. Но для осуществления задуманного ему нужна полная обойма, так что пришлось извернуться.

После этого Пастухов на полусогнутых двинулся к укрытию Ефима, все время держа его на прицеле. Тот попытался высунуться. Петр резко остановился и пустил в него пулю. Промазал. Но и Ефим поспешил укрыться. Еще несколько шагов. И снова беглец попытался высунуться. Вновь короткая остановка, и меткая пуля загнала его в укрытие.

Отчаявшийся беглец высунул ружье и выстрелил в «молоко». Петр даже не понял, куда улетела пуля. Но не преминул отправить в ответ свою, куда более точную, бьющую по нервам. К тому же и выстрел раздался с гораздо более близкого расстояния.

Ефим не выдержал, когда до дуба оставалось метров тридцать. С диким и отчаянным криком он бросился в реку, выронив ружье на прибрежный песок. Петр не стал торопиться. Выбежал на берег и, встав на одно колено, тщательно прицелился в плывущего человека.

Он достал его первым же выстрелом, когда тот был уже практически на противоположном берегу. Но вогнал в него для верности еще две пули. Тихое прибрежное течение подхватило тело Ефима, но далеко унести не смогло. На пути трупа оказалась большая коряга, за которую он основательно зацепился.

Именно в этот момент Петра наконец накрыло. Его выворачивало минут десять. Он грешным делом даже подумал, что вот тут-то ему и пришел конец. Очень уж сильным было ощущение, что сейчас он самым натуральным образом порвет себе внутренности. Потом лежал и не менее получаса приходил в себя.

Двигаться не хотелось категорически. Но что поделаешь, если надо. Там оставался беспомощный Митя, который мог надеяться только на Петра. При мысли о том, что ему еще предстоит разбираться с заломом, тут же усилилась головная боль, а тело отреагировало панической слабостью.

Угу. Хреново. Но другого-то выхода все одно нет. Пришлось брать себя в руки и брести в обратном направлении. Возвращался Петр около часа, с частыми остановками на отдых. Но дорогу осилит идущий. Вот он и шел.

Когда подошел к Кузьме Андреевичу, тот был жив. Сумел отползти к дереву и опереться на него спиной. Карабин рядом, вот только сил поднять его у артельщика не было. Он часто дышал, как загнанная лошадь, и смотрел на Петра взглядом, полным боли и сожаления.

Пастухов, не произнеся ни слова, походя достал маузер и выстрелил Андреевичу в грудь. А о чем говорить? Тот сделал свой выбор и пришел сюда за жизнями Петра и Мити. Сдать в руки полиции? Во-первых, пошло оно все к нехорошей маме, сами виноваты. Во-вторых, еще возиться с ним раненым. Вот уж чего и даром не надо, даже при хороших шансах на спасение. Да и нечего суды перегружать.

Хотел было забрать мосинку. Но едва подумал о том, что придется с этой тяжестью переплывать реку, а потом еще и тащиться к «Карасю», стало невыносимо тоскливо. И потом, на том берегу его дожидается винчестер. Как ни крути, а три кило, не меньше. И уж его-то Петр точно заберет. Вот окажись у него не этот скорострельный карабин ковбоев, а болтовик, и еще неизвестно, чем бы все закончилось.

– Митя, не пальни, это я, – приближаясь к позиции парнишки, окликнул его Петр.

– Дядь Петр, ты как, цел? – тут же возбужденно откликнулся тот.

– Честно говоря, не знаю, – опускаясь рядом и привалившись к дереву, ответил Петр.

– А кто это был?

– Не поверишь. Андреич с артелью.

– Андреич?

– Угу. Наверняка Ефим с панталыку сбил. Думал, сдохну, пока его догоню.

– Догнал?

– Догнал. Там. Далеко.

– А остальные?

– Егора и Илью в овраге положил. Андреича на том берегу, в сотне метров от залома.

– Так бросим?

– Не знаю. Признаться, мне бы добраться до кровати и поспать. А тут еще и с заломом разбираться. Может, и брошу, пусть полиция потом разбирается…

Наутро Петру вновь полегчало. Мите стало чуть хуже, но рана радовала. Пусть и воспалена, но нагноения не видно. К радости обоих, с искусственным заломом особых сложностей не возникло. Достаточно было в нескольких местах перерубить веревку, чтобы стволы деревьев отправились с свободное плавание.

А вот тела погибших Петр все же предпочел собрать. Шевельнулась надежда, что, может, полиция не потащит его в эту глухомань для разбирательства на месте. Не сказать, что это далось ему легко или доставило удовольствие, но он это все же сделал.

Кстати, обнаружилась лодка старателей. Похоже, именно к ней и бежали Андреевич с Ефимом, когда Петр подстрелил первого. В нее-то напарники и погрузили как вещи, так и тела старателей. А ниже по течению обнаружилось и тело Ефима. Оказывается, он выбежал к Сосновой, русло которой закладывало замысловатые петли.

А вот намытого артельщиками золотишка не нашли. Скорее всего, отправляясь в путь, они его припрятали в каком-то надежном месте. Ну или успели сдать в Енисейске. Впрочем, вряд ли. Они же красноярские, так что и сбывать золото им сподручнее там. Значит, появился в этих местах еще один клад. Вот только суждено ли его кому найти, это лишь богу известно.

Дверь в кабинет открылась с легким скрипом. Капитан Ито тут же оторвался от бумаг и бросил недовольный взгляд на вошедшего. Он, конечно, не контрразведчик, и все же немного найдется желающих связываться с исполняющим обязанности начальника отдела разведки военной базы «Хубсугул». Командование не стало мудрить с названием и дало ей имя озера, на берегу которого она и примостилась.

Капитан служил здесь уже шесть лет и по праву мог считаться старожилом. А еще за это время он успел пережить трех начальников и дослужиться от сопливого лейтенанта до капитана. Вообще-то все прочили ему должность начальника, и он был склонен согласиться с таким мнением. Никто лучше его не владел обстановкой в приграничных районах. Причем по обе стороны границы. И даже в глубине русской территории. Вернее, земель, которые по какому-то недоразумению оказались под рукой русского царя.

За прошедшие годы капитан Ито успел обзавестись как связями, так и определенным авторитетом среди обитателей базы и окрестностей. К тому же он обладал весьма непростым и решительным характером. Так что с ним старались не связываться. И уж тем более никто не позволял себе вот так, без приглашения, вваливаться в его кабинет.

Хм. И плевать, что этот «кто-то» в звании майора и ведет себя так, словно является едва ли не сыном его императорского величества. Интересно, что это за сноб и что ему тут понадобилось? Наверняка из аристократов. Вон как его распирает от важности. Вот только сегодня каждый офицер императорской армии и флота является самураем, и плевать на родословную.

– Здравствуйте. Разрешите представиться – майор Такахаси.

Ого. Каков. Секунду назад перед капитаном был сноб, а теперь совершенно другой человек. Располагающая улыбка, доброжелательный взгляд и общее выражение сожаления по поводу того, что потревожил капитана.

– Капитан Ито, начальник разведотдела базы. Чем могу быть полезен?

– Исполняющий обязанности, – с добродушной улыбкой поправил майор. – Или даже, если быть более точным, – исполнявший. Вот приказ, согласно которому начальником отдела назначен я. Разве вы не получили по этому поводу телеграмму?

– Прошу прощения, господин майор, – едва ознакомившись с документом, с поклоном ответил капитан. – К сожалению, этим дикарям монголам невозможно внушить уважение к телеграфным линиям. Обязательно найдется какой-нибудь пастух, который отрежет кусок проводов для хозяйственных нужд. Неполадки и на радиостанции. Так что мы уже трое суток сидим без связи.

– Трое суток? – искренне удивился майор.

– Захолустная база в забытых богами местах, – пожав плечами, ответил капитан. – Хотя, признаться, на моей памяти это первый случай, когда мы оказались полностью отрезанными от командования Квантунской армией.

– Ну, не такое уж и захолустье, коль скоро на вас возлагаются серьезные задачи. Капитан, давайте сразу расставим все точки. Мне бы не хотелось обрести в вашем лице недоброжелателя. В результате это не принесет пользу никому из нас и дурно скажется на работе. Итак, я не хотел этого назначения. Хотя честно сказать, обрадовался возможности увидеть брата. Более того, я настаивал на том, чтобы назначили именно вас как человека наиболее компетентного. Но командование решило иначе. Мне для следующей ступени карьерного роста надлежит выслужить необходимый минимум в данной должности. А вам… Генерал Хаяси считает, что вам необходимо пройти курс обучения в Высшей академии Генерального штаба.

– Меня направляют в академию?.. – с искренним удивлением произнес капитан Ито.

– Согласитесь, это говорит о том, что командование высоко вас ценит?

– Я… Кхм…

– Я вас понимаю. Несколько неожиданно, – добродушно улыбнувшись, похлопал капитана по плечу майор. – Не переживайте, я присмотрю за вашей должностью, пока вы будете проходить обучение, и с радостью уступлю ее по вашему возвращению. Надеюсь, вы не сочтете возвращение сюда после академии ссылкой?

– Я? Нет конечно же.

– И это правильно. Я ведь не иронизировал по поводу важности данного направления. С этим регионом связаны стратегические планы нашей страны.

– Я это понимаю. И именно поэтому ваше появление здесь меня не обрадовало.

– Я доволен, что мы нашли общий язык. И если вы не против, давайте приступим к приему-передаче дел. Занятия в академии начнутся уже в сентябре, и времени у вас остается совсем немного.

– Да-да, конечно.

– Капитан.

– Да?

– Прошу прощения, но не могу не воспользоваться своим положением. При вашем отделе проходит службу лейтенант Такахаси. Это мой младший брат. Могу я узнать, где он сейчас находится?

– Лейтенант картографической службы Такахаси – ваш брат?

Нет ничего удивительного в том, что капитан не придал подобному совпадению особого значения. Довольно распространенная японская фамилия. К примеру, сам капитан знал нескольких своих однофамильцев Ито, которые не имели между собой никаких родственных связей.

– Да, Киоси мой младший брат.

– Кхм, – замялся капитан.

– Что-то случилось? – тут же напрягся майор.

– Признаться, я не знаю. Группа капитана Сато должна была вернуться еще весной. Но так и не появилась.

– И вы ничего не предприняли для их поиска?

– В этом не было необходимости. Это глубокий рейд на территорию России, поэтому командир группы имеет довольно широкие полномочия по организации, порядку проведения задания и срокам его исполнения. Все ориентировано на получение максимального результата.

– Я это знаю.

– Так вот, согласно инструкции капитан Сато может задержать возвращение на полгода. И этот срок еще не вышел, поэтому никаких действий по поиску группы пока не предпринималось.

– А остальные группы вернулись?

– Три группы вернулись вовремя и в настоящий момент готовятся к следующему выходу.

– А это вообще нормально?

– С Сато – вполне. Это инициативный офицер, где-то сам себе на уме, но при этом настоящий профессионал. Лучший в моем картографическом отделе. Не удивлюсь, если он вернется с куда большим объемом выполненной работы против запланированного. Насколько мне известно, в Японии его ожидает невеста и он собирался жениться. Так что мог решить отличиться, чтобы выпросить более длительный отпуск. И я его понимаю. Везти жену в это захолустье – не лучшая идея.

– Хорошо. Тогда давайте приступим к делу, – несколько успокоившись по поводу судьбы своего брата, предложил майор.

Глава 11 Пригнись, столица, Сибирь гуляет!

Сани остановились у дома и замерли в терпеливом ожидании. В смысле терпение конечно же проявлял кучер. Ну да за такую-то плату можно и обождать. Митя соскочил на снег и побежал в дом сообщить о прибытии транспорта. Надо бы озаботиться своим выездом. И вообще. Пора перебираться из Николаевской слободы в более приличный район. Нет, Петр вовсе не превратился в сноба, и деньги ему в голову не ударили. Просто положение обязывает. Как-никак новоявленный золотопромышленник. Несолидно.

А что до денег, так по его аппетитам двадцать тысяч золотом, полученные им чистыми на руки, попросту несерьезная сумма. Ведь мало создать двигатель внутреннего сгорания, нужно будет еще озаботиться его рекламой, а главное – производством. Ведь под ДВС инвестора не найти. Все толстосумы уверены в том, что эти двигатели – не что иное, как рычащие бомбы замедленного действия. Угу. Именно таково общественное мнение.

Так что двадцать тысяч – это сущие мелочи, пусть и куда больше той суммы, с которой Петр рассчитывал взяться за дело изначально. Но с другой стороны, этого вполне достаточно, чтобы стать золотопромышленником и обустроить свой прииск по последнему слову техники. Хм. А может, и сказать в этом деле новое слово. Отчего так? Так ведь никто не пользовался такими методами, что продемонстрировал Пастухов. Все больше по старинке, ручками. Причем в основной массе своей китайскими.

Петр вообще удивился, когда узнал, что из почти четырех сотен сибирских приисков хоть какие-то машины используют не больше десятка. Причем их применение сводилось к подаче воды на промывочные колоды и к осушению шурфов и штолен. О том, чтобы использовать бульдозеры и струю воды высокого давления для размывания породы или подавать на колоду эту самую породу в виде жижи, не было и речи. А вот Петр собирался поставить золотодобычу на совершенно иной уровень.

Именно поэтому он и решил прокатиться в столицу. Разумеется, можно выписать все, и не покидая Красноярск. Но и заплатить тогда придется втридорога. Ну, может, и не в прямом смысле этого слова, но все одно выйдет ой как недешево. В распоряжении же Петра была не такая уж и большая сумма. А хотелось сделать все и сразу по высшему разряду.

Получить разрешение на устройство прииска и арендовать под это дело некий участок оказалось делом простым до безобразия. Конечно, Петр понятия не имел, как с этим быть, но спасибо Завьялову. Благодарный Петру купец сам протащил его по всем инстанциям. Правда, существовали некие сложности, а потому пришлось потратиться. Но в результате все сложилось достаточно удачно.

Перво-наперво Петру пришлось записаться в сословие купцов, обозначить свой капитал и заплатить причитающуюся пошлину. Став же купцом второй гильдии, он уже мог подать заявку на золотоносный участок. Добывать-то золото в России мог любой. Старательское дело всячески поощрялось. Но арендовать участок земли с целью обустройства прииска позволялось только дворянам, купцам или мещанам.

Заморачиваться с дворянством бесполезно. Мещане имели свое собрание, целый ряд правил и условий причисления к их сословию. Словом, проще, чем с дворянством, но все одно хлопотно. В купечество же вступить оказалось проще всего. Достаточно заявить свой уставный капитал, который никто даже не подумает проверять, ведь для получения соответствующей грамоты тебе нужно уплатить определенный процент от заявленной суммы. Ну и продлять гильдейскую грамоту нужно ежегодно. Но Петра это вполне устраивало.

Став купцом, он без проблем получил участок на реке Оленьей. Причем не стал скупиться и арендовал участок с запасом, так чтобы избежать нежелательного соседства. Ну не нужны ему соседи. Тем более что арендная плата не столь уж высока, и годовая рассрочка предусмотрена.

Итак, участок для организации прииска есть. Сама россыпь довольно богатая. И даже очень. Средств для закупки необходимого оборудования и доставки его в Красноярск достаточно. Оставался только один, хотя и весьма серьезный вопрос. В их краях существовал некий дефицит с образованными в техническом плане рабочими кадрами.

Но этот вопрос решился куда проще, чем Петр мог надеяться. Просто он вспомнил, что в Красноярске есть железнодорожное училище. Договориться с дирекцией училища о том, что они закроют глаза на отсутствие своих питомцев в начале сентября и позволят им досрочно сдать весенние репетиции, оказалось довольно просто. Ну отдал пару-тройку сотенных ассигнаций. Невелика потеря.

Правда, договариваться по поводу сдачи экзаменов Петр и не подумал. Тут уж все зависит от самих учащихся. Брать к себе на работу двоечников он решительно не желал. Они ведь ему все машины погубят в первый же день. Еще и себя покалечат, а то и кого прихватят. Подбор кадров Петр возложил на Митю, который уже практически полностью оправился от раны и сейчас корпел за партой. Не сказать, что парня это радовало, но иного выхода старший наставник ему попросту не оставил. Учиться, и точка.

– Петя, ты бы там в столице поаккуратнее, – оглаживая бобровый воротник его пальто, со вздохом напутствовала Аксинья.

Петр посмотрел на женщину внимательным взглядом и едва удержался от вздоха. Хорошая баба, он к ней со всем уважением и лаской. Но… Не связывать же с ней свою жизнь. Тут дело даже не в детях, с которыми он отлично ладил и к которым, чего уж там, привязался, почитая себя их старшим братом. И даже не в том, что она гораздо старше. Просто… Ну не любил он ее. Глотку любому за нее порвет, а вот мужем ее себя не видит.

– Не волнуйся, Аксинья. Я же как та кошка, в любой ситуации извернусь и на ноги встану. Не раз уж доказывал.

– Доказывал. Только больше не нужно. Я ить ни на что не рассчитываю, Петя. Просто поберегись. Худо мне будет, коли с тобой что случится. С мужем четверых деток нажила, почитала его, как водится, и горевала всем сердцем, когда похоронку получила. Но если с тобой… Мне куда как горше придется.

Так, все. Это уже начинает превращаться в дурную примету. Вот так попереживает она, а Петр потом лопатой неприятности разгребает. Нет, пока-то это выходило в плюс, но ну их к лешему, такие плюсы. Дважды чуть головы не лишился. Кхм. Вообще-то и побольше.

Решено. Как только вернется, тут же съедет. Усадьба своя ему ни к чему. Снимет просторную квартиру в одном из доходных домов братьев Гадаловых. Это уже и престижно, и от Аксиньи подальше. Нет, забывать об этой семье Петр и не подумает. Они ему как родные стали. Но с Аксиньей… Ну разве только изредка, так чтобы баба совсем не отчаялась. А там, глядишь, и мужичка какого посправней для нее удастся присмотреть.

Хотя… Тяжко в России с мужиками после такой-то войны. И Сибирь с Дальним Востоком, несмотря на то что раньше перекос был в мужскую сторону, сегодня не исключение. Правда, пытаются бабы решить эту проблему, привечая к себе выходящих на свободу каторжан. Но среди таких кадров со справными мужиками полная беда.

Когда вышел на улицу, Митя уже пристроил позади кузовка саней объемистый чемодан. Оброс Петр имуществом, причем достаточно дорогим. А то как же, положение обязывает. И потом, тут ведь встречают по одежке. Вот если будут у него за плечами миллионы, тогда другое дело. Тогда он может хоть в исподнем расхаживать, все будут почитать за честь иметь с ним дело. А сейчас он, по сути, сам состоит в числе этих самых «всех».

С Митей пожали друг другу руки, как равные. Да что там говорить – как боевые товарищи. И пусть Мите так и не пришлось ни разу выстрелить, под смертью они вместе ходили. Парень проявил настоящий характер. Будучи раненным, был готов помочь Петру. Даже такая, не подкрепленная действием решимость уже дорогого стоит. Хотя бы потому, что придала Пастухову дополнительных сил.

– Гляди тут, береги своих, – напутствовал парнишку Петр.

Хм. От Аксиньи передалось, что ли. Он ведь планирует отсутствовать не больше трех недель. Причем это максимум.

– Все будет хорошо, дядь Петр, – задорно улыбнувшись, пообещал Митя.

Петр забрался в кузовок, накинул на себя овчину. Оно вроде и не вьюжит, но мороз крепкий. Извозчик тут же тронул по направлению к железной дороге. А куда еще-то, в другую строну уже околица. Несутся резвые сани, только снежная взвесь за ними.

– Давай-ка, братец, на аэродром, – распорядился Петр.

– Понял, барин.

Ну да. Был таковой в Красноярске. Сейчас аэродромы росли по империи, как грибы после дождя. Правда, с прямым рейсом Красноярск – Петроград имелись некие трудности. Не было пока самолетов, способных покрывать подобные расстояния. Пусть и ставили рекорды с завидной регулярностью. Авиаконструкторы самозабвенно соревновались друг с другом, всячески стремясь обойти соперников. Быстрее, выше и дальше. Вот смысл их жизни и деятельности.

Предприимчивые дельцы не могли оставить без внимания такой новый вид транспорта, как пассажирские авиаперевозки. Ведь тот же знаменитый бомбардировщик «Илья Муромец» изначально проектировался как пассажирский самолет. И испытания он проходил именно в этом плане. В нем был достаточно комфортный отапливаемый салон с креслами, карточным столиком и уборной комнатой.

Война отсрочила развитие гражданской авиации. Для фронта нужны были истребители и бомбардировщики. Но как только наступил мир, все вновь вернулось на круги своя. Хм. И даже на качественно новом уровне.

В отличие от довоенного времени, в России появились два авиационных завода, которые с наступлением мира рисковали остаться без работы. Но появление дельцов и обществ, решивших заняться гражданскими авиаперевозками, позволило этим заводам не только остаться на плаву, но и продолжить бурное развитие, подстегнутое военной порой, а затем мирными задачами. Конкуренция вынуждала владельцев предприятий обзавестись целыми конструкторскими бюро, где рождались и воплощались в жизнь все новые и новые идеи.

Вообще-то Петр откровенно недоумевал, как такое возможно с паровыми двигателями. Но факт оставался фактом. Беспосадочный перелет пассажирских самолетов составлял порядка полутора тысяч километров при скорости сто семьдесят километров в час и продолжительности полета около девяти часов.

Повсеместно возникали различные авиакомпании с целой сетью аэродромов, связанных между собой авиалиниями. Нечто вроде малой авиации из мира Петра. К примеру, в Красноярске имелся аэродром, откуда совершались рейсы в Екатеринбург, Иркутск и Енисейск. Последняя линия была создана, можно сказать, специально для местного купечества, представители которого повадились летать друг к другу в гости. А почему бы и нет?

Сеть аэродромов позволяла совершить перелет через всю страну, от столицы до самого Владивостока. Вот только желающих для подобного путешествия нашлось бы не так чтобы много. Да что там, вообще не нашлось бы. Конечно, в самолетах постарались создать кое-какие удобства, но они все же не шли ни в какое сравнение с тем, что могли предоставить дирижабли и поезда.

Каждый, кто надумает отправиться в такое путешествие, должен быть готовым к определенным лишениям. Весь день пришлось бы провести в относительно стесненной обстановке. Ночевать в аэродромной гостинице, разительно отличающейся от «Метрополя». Ну и само путешествие до Петрограда составило бы минимум трое суток, а пассажиры были бы измотаны до последней степени. К слову сказать, добираться поездом пришлось бы четверо суток, но в куда лучших условиях.

Но оставался и еще один вариант. Дирижабль. С недавних пор была открыта авиалиния, связавшая Петроград и Владивосток, с промежуточными остановками в Хабаровске, Иркутске и Екатеринбурге. Весь перелет с учетом остановок занимал трое суток. Причем комфорт там куда выше, чем даже в поезде. Единственный недостаток этого воздушного транспорта был в горючем водороде, закачиваемом в баллоны. В остальном только плюсы.

Эта линия появилась благодаря совместной российско-германской программе освоения Дальнего Востока. Н-да-а. И стоило ли расквашивать друг другу носы, чтобы понять, что у России с Германией больше общего, чем у каждой из этих держав с кем-либо другим? Правда, германские дельцы уже успели отойти от поражения империи в войне и вновь начали вести довольно агрессивную экономическую политику. Вот только на этот раз без политической поддержки, а потому и успехи их были пока скромными. Однако они и не думали опускать руки.

Но с другой стороны, немало германских специалистов сегодня работало на том же строительстве Транссиба. Инженерный и рабочий состав единственной пока верфи дирижаблей также в основном состоял из немцев. В неосвоенных уральских и казахских степях появились немецкие колонии из числа бывших военнопленных. Семьи колонистов в основном были результатом смешанных браков. Угу. Скучно было сидеть немцам в плену, а в России как раз появилось слишком много вдов. Вот такие пироги с котятами…

Для путешествия Петр решил воспользоваться именно дирижаблем. А так как до Иркутска нужно добираться либо поездом, либо самолетом, то решил попробовать последний. Признаться, его не настолько привлекала скорость, сколько точило любопытство. Дирижабль – не самолет из его мира, летит куда как ниже, а потому есть возможность полюбоваться красотами.

До аэродрома сани добежали быстро. Относительно, конечно. В мире вообще все относительно. И скорость в том числе. До вылета оставалось полчаса, поэтому Петр сдал свой багаж и направился в буфет.

– О! Петр! Иди сюда, хлопнем по шкалику коньячку, – едва завидев его, тут же замахал руками Завьялов, старательно изображая из себя ветряную мельницу.

– Здравствуй, Игнат Пантелеевич.

– Брось. Ты нынче такой же купец, как и я. А в следующий год уж оставишь меня далеко позади. Моей торговлишке не сравниться с прииском. И чего это раньше мне никто не говаривал, что по Оленьей есть золото? А ведь в тех краях еще дед мой торговал. А прадед вообще охотником был, все там вдоль и поперек исходил.

– Просто повезло, Игнат Пантелеевич. А что до остального, попомни мои слова: ни Игнатом, ни Гнатом и уж тем более Игнашкой ты для меня никогда не будешь. Потому как это не чинопочитание, не раболепство, не признание твоего положения, а простое человеческое уважение. Так что не обижайся.

– Х-ха! Вот еще! Обижаться? Да на такое? Да я же теперь гоголем ходить буду.

– Да, Игнат Пантелеевич, ты меня и дальше Петром величай. Хорошо? Мне так удобнее. Опять же я и помладше буду.

– Как скажешь, – легко согласился купец. – Ну что, по маленькой? – взяв в руки графинчик и слегка тряхнув содержимым, вновь предложил он.

– Да как-то желания нет. Говорят, в салоне тепло, кресла удобные. Как бы не уснуть.

– А что в этом плохого?

– Как же. Ничего не увижу. А мне страсть как интересно.

– Да что там интересного, – отмахнулся Завьялов, не повышая голоса. – Страх один, да и только.

– Н-да. Я вот что-то не пойму, Игнат Пантелеевич, что это ты тогда здесь делаешь?

– Как – что? В столицу собрался. Хочу прикупить себе автомобиль. А то некрасиво как-то получается. Вроде и уважаемый купец, и аэросани имеются, и вот паровой колесный катер с баржей в этом году сладил, а по городу катаюсь на пролетке. Прямо срамота какая-то получается. Оно, конечно, и заказать можно, привезут в лучшем виде. Только и сдерут нещадно. А мне натура переплачивать не позволяет. Так что скатаюсь-ка я сам. А то, что лишком могло бы в чужом кармане осесть, сам же в столице и прогуляю. Н-да. Вообще-то изрядно получится. Как бы не надорваться. А? Как считаешь, Петр?

– Угу. Только я не о том. Если так уж боишься лететь, то чего же тогда поездом не поехал?

– Кхм. Вишь, тут какая оказия, – почесав кончик носа и воровато стрельнув взглядом по сторонам, начал объяснять Завьялов. – Я, конечно, могу и поездом, раньше катался, и ничего, вполне был тем доволен. Да только обчество наше купеческое не поймет. Я же через них, иродов, себе автомобиль еду покупать, и причиной выставил именно то, что гульнуть в столице хочу. А у нас сегодня положено пользоваться этими самыми самолетами да дирижаблями, чтоб им пусто было. Лицо уронить никак нельзя. И самое паршивое, что, почитай, все от страху трясутся, а отступиться первым никто не может. Вот так зальются по самые брови – и полетели голуби сизокрылые друг к дружке в гости. Бравые добры молодцы. А сами в полете, почитай, в беспамятстве. Но то ерунда. Пьяным – то не зазорно. А вот коли обделаешься или облюешься, тогда пересудов будет до самой столицы. А уж позору и вовсе не оберешься.

– Н-да. Тяжела доля купеческая, – не сумел удержаться от ухмылки Петр.

– Угу. Смейся, смейся. Попомнишь еще мои слова.

– Не, Игнат Пантелеевич, не попомню. Мне ведь без разницы, какие обо мне будут ходить пересуды. Если только не гнидой какой будут величать. А что до разных там кутежей, выездов, цыган, все это мимо меня. И плевать хотел, кто и что обо мне подумает. Но тебя я понимаю. И коли тебе боязно… Поддержать поддержу, но пить не буду. Не жалую я горькую, пусть это и благородный коньяк.

– Ну хоть так, – махнул рукой купец и тут же опрокинул в себя рюмку.

В салоне самолета оказалось неожиданно просторно. Четырехмоторный великан смотрелся довольно внушительно, но все же не шел ни в какое сравнение с авиалайнерами из времени Петра. Поэтому он ожидал скученности и тесноты. Но был приятно удивлен. Нет, конечно, простор относительный, и все же.

При входе в салон Петр и купец избавились от верхней одежды. Внутри было тепло, несмотря на серьезный мороз за бортом. Потом прошли к одному из трех прямоугольных столиков, перед которыми стояли по два кресла с обеих сторон. При входе имелась уборная комната. Петр так и не узнал, насколько в ней просторно и вообще как там все устроено. За время перелета он ни разу не воспользовался ею. Как, впрочем, и остальные его спутники.

Удивляло практически полное отсутствие шума двигателей. Петр, конечно, уже имел опыт обращения с подобной машиной – на аэросанях, просто при виде самолета все его представление говорило о том, что он непременно должен услышать рев моторов. Однако ничего подобного. Только шелест рассекаемого винтами воздуха.

К услугам пассажиров были шахматы, лото, карты, газеты. О досуге позаботились, и, надо сказать, весьма неплохо. В салоне не возбранялось даже курить. Разве что следовало спросить позволения у дам, и если они были не против, то дыми на здоровье. Хм. Н-да. Со здоровьем как-то… Ну да ладно, смысл понятен. Как правило, дамы не противились, потому что привыкли к табачному дыму. Хотя конечно же случались и исключения. Как в этот раз.

Восемь пассажиров были женского полу. Причем четыре из них – невинные девицы. Так что курильщикам пришлось воздержаться от сигар, трубок и папирос. Одна из дам, опекавшая сразу двух девочек, оказалась непреклонной, как скала.

Когда взлетели, выяснилось, что среди присутствующих нет особых любителей карт. Дамы предложили играть в лото, и тут же были розданы карты. Петр не привык к этой игре. Она, само собой, существовала и в его мире, но была скорее семейной, а последнего он был лишен.

Отказавшись играть, Петр решил посетить кабину пилотов, и стюард не стал чинить ему в этом препятствий. Разумеется, предварительно испросив на это разрешение у командира. Нет, причина была вовсе не в опасении теракта. Хотя этот мир террором не удивить. Просто тут пока еще не знали о таком приборе, как автопилот, и летчик постоянно был занят управлением самолетом.

– Здравствуйте. Купец второй гильдии Пастухов Петр Викторович.

– Здравствуйте. Командир экипажа Извольский Валентин Семенович. Вас что-то интересует? – передав управление второму пилоту, спросил он.

– Признаться, купцом я стал недавно, а до того работал в железнодорожных мастерских, заочно окончил красноярское железнодорожное училище. Словом, в технике малость разбираюсь. А потому имею вопрос чисто технического характера. Как вашей птичке удается так долго удерживаться в воздухе? Около девяти часов. Это просто невероятно.

– Ничего невероятного. Технический прогресс не стоит на месте, только и всего, – озарившись озорной улыбкой, ответил пилот.

Высок, крепок, хорошо за тридцать. Но взгляд и вообще весь облик… Ну вот мальчишка, и все тут. Иначе его и не охарактеризовать. Наверное, именно такие и должны были сидеть за штурвалами фанерных самолетиков, чтобы постоянно теребить конструкторов своей неуемной жаждой летать выше, быстрее и дальше. Кхм. Вот только довези нормально, а там и дальше гори душой да закипай разумом.

– А поточнее объяснить нельзя? – попросил Петр.

Пилот вновь смерил Петра взглядом. На этот раз в нем чувствовалось сомнение в способности купца понять прописные истины.

– Вы не подумайте, я соображу, – заверил Петр. – И потом, я ведь не прошу все технические выкладки. Достаточно в общих словах.

– Хорошо. Все относительно просто. Еще до войны был создан котел замкнутого цикла. Перегретый пар отрабатывал в цилиндрах, поступал в радиатор, конденсировался и поступал в емкость, откуда вновь подавался в змеевик котла и превращался в пар.

– Я в курсе этой конструкции. Но от нее до войны и отказались. Подаваемое вместе с паром масло быстро забивало соты радиатора. Поэтому в авиации использовался двигатель со сбросом отработанного пара. Он же перекочевал в аэросани.

– Верно. Но уже после войны один американец предложил использовать масло особой выделки. Теперь на одной заправке котла двигатель может отработать до тридцати часов. Потом конечно же нужно обслуживание, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Если бы у меня вместо пассажирского и багажного отсеков были установлены дополнительные емкости с топливом, то мы могли бы пролететь более пяти тысяч верст. Рекорд составляет пять тысяч двести пятьдесят. Но мы ведь возим пассажиров. Так что максимально возможное расстояние, которое мы можем преодолеть, это полторы тысячи верст.

– А ваш «Муромец» не рухнет, случайно?

– Боитесь?

– Не скажу, что мне столь уж страшно и я тянусь к бутылке. Но опасения все же испытываю.

– Я заметил, что от вас не разит спиртным. Вот поразительное дело, дамы также испытывают страх, но, в отличие от мужчин, предпочитают воздерживаться от алкоголя, – улыбнувшись, отметил Извольский.

– Просто они никак не могут расставить приоритеты между страхом и приличиями. Последнее, пожалуй, для них куда более существенно.

– Хм. А знаете, трудно вам возразить. Что же до падения, я вам честно скажу, я не представляю, что должно случиться, чтобы эта птичка рухнула на землю. Исключительно надежная машина. К тому же послевоенного выпуска, прошедшая глубокую модернизацию. Я служил на «Муромцах» в войну. Был прапорщиком в воздушном флоте. Так вот, за все время войны было выпущено шестьдесят «Муромцев», и за четыре года боев мы потеряли только одну машину. Так-то.

– Вы серьезно?

– Абсолютно. При этом германцам пришлось еще и изрядно попотеть, хотя их напала целая свора[19]. Был случай, когда на высоте несколько сот сажен были выведены из строя все четыре двигателя и командир посадил самолет на одном лишь планировании.

– Ну что ж, если это не бахвальство, то вы меня успокоили.

– Обращайтесь, – задорно улыбнувшись, ответил пилот.

Путешествие продлилось пять часов, и Петр не сказал бы, что оно было столь уж утомительным. Плетеная мебель на алюминиевом каркасе оказалась достаточно удобной. А потом… Ему вдруг понравилось играть в лото. Бог весть что на него нашло, но, взяв себе пару карт, он вдруг увлекся игрой. Возможно, от того веселья и праздника жизни, который излучали молоденькие барышни, громко и непринужденно радующиеся выпавшим номерам.

В Иркутске прямо с аэродрома половина пассажиров направились к причальной вышке. Дирижабль ожидался только к вечеру, и в их распоряжении было несколько часов. Петр хотел было осмотреть город любопытства ради, но потом отказался от этой задумки. Во-первых, холодно. А во-вторых, он подозревал, что город окажется сродни Красноярску, так что ничего нового он не увидит.

При причальной вышке имелся аэровокзал с ресторацией, среди посетителей которой были не только отбывающие пассажиры или встречающие. Как оказалось, посидеть здесь не прочь и иркутяне, в основе своей дворянское сословие. Купечество предпочитало более роскошные и шумные места.

Рейсы на Трансроссийской авиалинии были регулярными и постепенно набирали обороты, постоянно наращивая перевозку пассажиров. Уже сегодня в неделю имелось по три рейса в оба конца. И судя по тому, что билеты приобретать приходилось заблаговременно, в скором времени количество рейсов увеличится. Дальний Восток понемногу становился не таким уж и дальним.

Кстати, о билетах. Несмотря на огромные размеры, дирижабль брал на борт только полсотни пассажиров. Поэтому любой желающий прокатиться на этом чуде должен был оплатить полную стоимость перелета от Владивостока до Петрограда. Вот такие выверты. Не очень справедливо, но при этом отбоя от желающих воспользоваться данным воздушным транспортом не было.

Н-да-а. Это не шло ни в какое сравнение ни с авиалайнерами из времени Петра, ни с поездами. Здесь было по-настоящему просторно и комфортно.

Сама каюта представляла собой всего лишь конуру, в которой едва хватало места на двухъярусную кровать, приткнувшийся к стенке умывальник с зеркалом, встроенный платяной шкаф, полку для багажа над дверью и рундук под койкой нижнего яруса. Впрочем, предполагалось, что каютой пассажиры будут пользоваться только для сна. Время же проводить им предстояло в столовой, выполнявшей одновременно и роль салона, в курительной комнате, на двух обзорных галереях с удачно расположенными наклонными окнами, в библиотеке и в ресторане.

Нет, определенно, Петру понравилось путешествовать на дирижабле. И уж тем более после того, как он узнал, что в баллоны закачан не водород, а инертный гелий. Оказывается, американцы наладили его производство еще в семнадцатом, но использовать для своего воздушного флота не успели. Уж слишком сложен процесс получения этого газа.

Иметь дело с американцами немцы не пожелали. Своих запасов ископаемых, содержащих гелий в достаточных количествах, у них не обнаружилось. Поэтому их взоры обратились в сторону России с ее бескрайними просторами. И усилия германских геологов увенчались успехом. Как раз в Иркутской губернии было обнаружено месторождение природного газа с достаточно высоким содержанием гелия.

Немцы же построили завод, наладили производство гелия и его поставки как в Германию, так и российскому потребителю. Впрочем, получалось, что основным потребителем все одно были немцы. А как же еще? Большинством держателей акций построенной верфи дирижаблей являлись немцы. Инициаторами и вдохновителями создания Трансроссийской авиалинии так же были они. Кстати, сейчас рассматривается новый проект – Трансъевроазиатская авиалиния. Маршрут должен был пролегать от Владивостока до Парижа. И снова немцы…

Петроград встретил их солнечным морозным днем. Впрочем, насчет мороза – это как-то несерьезно. Так уж случилось, что денек выдался не просто солнечный, но еще и безветренный. Поэтому бравые сибиряки расхаживали гоголями, поглядывая свысока на кутающихся в воротники и шали петроградцев.

– Ну что, Петр, сначала устраиваемся в гостинице, а потом в ресторан, отметить, так сказать, удачное прибытие.

Завьялов всю дорогу планомерно накачивался спиртным. Не сказать, что он был постоянно пьян, но все время находился подшофе. Он даже заверил Пастухова, что плевать хотел на весь этот престиж и обратно вернется непременно поездом. Мол, виды из окна вагона ничуть не уступят таковым с борта дирижабля. Это в Европе поглядеть не на что, а у них просторы такие, что и тысячу раз проедешь по одной и той же дороге, а все одно не устанешь любоваться.

– Игнат Пантелеевич, а тебе не хватит? – поинтересовался Петр.

– Сейчас конечно же хватит. Но пару часов сна, и к вечеру буду как слеза. А тогда уж погуляем от души.

Завьялов, понятно, двое суток не просыхал. Но это все не то. Тут ведь какое дело: основная команда судна представлена немцами, и порядки там немецкие. И дебошира где изолировать, найдется. Так что русской душе, подогретой спиртным, особо развернуться негде. Потому и приходилось купцу пить в меру, только чтобы приглушить свой страх. Ну и желание отметить удачное прибытие тоже присутствует. Это Петр практически не пьющий, вот ему и не понять, а Игнат Пантелеевич приложиться очень даже не дурак.

– Может, у тебя и гостиница присмотрена?

– А то как же, – расправил плечи купец. – Вот сейчас возьмем такси…

– Такси? – изумленно перебил его Петр.

– Ну да, такси. А ты чему удивляешься?

– Да так. Я не слышал, что в России есть такси.

– Это и понятно. Такси есть пока только в Петрограде и в Первопрестольной.

– А ты знаток, Игнат Пантелеевич.

– Да какой знаток. Сам два года назад, когда приезжал в столицу, удивился не меньше твоего.

При выходе из здания аэровокзала, располагавшегося в основании причальной башни, они оказались на довольно просторной площади, заставленной автомобилями как минимум пяти различных марок. Справа в рядок стояло с десяток однотипных автомобилей с плафонами на крыше и знакомыми шашечками. Что это за авто, Петр не знал. Впрочем, чему тут удивляться. Много ли автомобилей бегает по Красноярску и Енисейску. А больше он нигде и не был.

Завьялов уверенно направился к стоянке. Петр последовал за ним. Уже на полпути к ним устремился водитель, с готовностью приняв чемоданы сразу у обоих. Надо же. Никаких призывов «такси до города!». Стоят чинно в рядочек и ожидают пассажиров согласно очереди. А вот извозчиков не видно. Оно и понятно. Выбираться-то за город, да еще и без гарантии заполучить пассажиров. Воздухоплавание пока еще только в начале пути…

Все же как-то непривычно ехать в машине и не слышать работу двигателя. Слышен только шорох покрышек. Даже нет привычного «чух-чух-чух». Видно, здесь установлены котел и машина нового поколения.

– Братец, а что это у тебя за авто? Никогда раньше такого не видел, – не удержался Петр.

– «Прохор». От имени владельца завода. Первые-то такси были французские «рено». Но потом наверху подумали и решили поддержать нашего заводчика, Зотова Прохора Ивановича. Правда, поговаривают, что он кого надо подмазал в Государственной думе, чтобы протащить такое решение. Но как бы то ни было, согласно закону все такси, за исключением прошедших регистрацию до его принятия, должны быть «Прохорами», потому как отвечают всем требованиям.

Угу. Лоббирование интересов придумано не вчера. Но если для хорошего дела, то отчего бы и не пролоббировать. К чему закупать автомобили за границей, если можно поддержать отечественного производителя, обеспечив ему рынок сбыта. К тому же машина получилась просторной и очень удобной. Куда там «Волге» из мира Петра. И ход у нее, как ни странно, плавный и мягкий. Хотя, конечно, такое может быть благодаря снежному накату, скрадывающему все неровности дороги.

Уже через десять минут достаточно быстрой езды, извозчику до такой далеко, они катили по улицам Петрограда. Петр начал крутить головой на триста шестьдесят градусов и, ничуть не смущаясь, заваливать вопросами таксиста. Он по опыту знал, что из них хорошие рассказчики. Подумаешь, иное время и иной мир. Между их мирами, стоит заметить, много общего. И потом, будущее ведь вытекает из прошлого, имея определенные взаимосвязи.

Первое, за что зацепился взгляд Петра, – эдакий трамвай, над головной частью первого вагона которого торчала труба, а из нее валил дым. Не сказать, что такой уж густой, но все же. Хм. Это действительно паровой трамвай. Как пояснил водитель, такие сейчас используются только на окраине столицы, и даже здесь трамвайщикам предписано топить топку либо дровами, либо качественным углем, дающим меньше чада. А то поначалу от них вообще было не продохнуть.

В центре разрешено использовать лишь трамваи с жидко-топливным отоплением, которые вообще не дымят. Да и те постепенно вытесняются трамваями на электрическом ходу. Просто это гораздо выгоднее, чем обеспечивать технику топливом. Пусть и приходится тратиться на обустройство электрической линии. Градоначальник приветствует это дело, снижая налоговое бремя для владельцев электрифицированных трамвайных линий.

Конки? Э-э-э, мила-ай, когда это было. Да и просуществовали они недолго. Как только появились компактные паровые машины и котлы, так сразу же и потеснили неуклюжую и медлительную конку. К тому же содержать такой трамвай куда дешевле, чем пару тяжеловозов, и пассажиров он перевозит не в пример больше.

Кстати, требования относительно топлива распространялись на все виды транспорта. Впрочем, легковые автомобили на твердом топливе – скорее нонсенс. Разве что самые ранние модели или же военные образцы. Но последние были универсальными, и в городской черте все же использовали жидкое топливо.

Правда, таксист поведал о том, что появились новые автомобили, которые работали на дровах. Березовые чурки тлели в специальных баках, выделяемый же газ поступал на горелки в котле. Получалось также без чада, только куда дешевле, чем даже на угольке. Запас хода поменьше, чем на жидком топливе. Но, допустим, для такси вполне подошло бы.

Однако владелец завода Зотов и не думал переводить свои авто на подобное топливо. Поговаривают, что именно ему принадлежал целый ряд заправок обеих столиц. Так что блюдет свои интересы. Вот только голь на выдумку хитра. Водитель сообщил, что появилась в Петрограде мастерская, где автомобили переделывали под дровяное или, точнее, под газовое отопление котлов. По цене кусается, но очередь туда чуть не на полгода вперед. И дело того стоит.

– Ну и где этот бак будет установлен? Если в багажнике, так он его весь займет. Куда потом будешь класть багаж пассажиров?

– Вот и я о том же, – вздохнул водитель. – Не получается с этим баком. В одном выиграешь, в другом проиграешь. Так вроде копейку экономишь. Но с другой стороны, на аэровокзале уже не стоять, потому как тут все пассажиры с немалым багажом. А вот если по городу, то выгодно получается.

– И что решил?

– Думаю. – И снова тяжкий вздох.

– Игнат Пантелеевич, слышал? – пихнул купца в бок Петр.

– Чего?

– Вот такую же установку на свою машину ставь. Тебе-то о багаже думать не надо, зато и голова по поводу топлива болеть не будет. Берез в округе полно.

– Не. Мне это невместно. Я для чего машину беру? Для престижу. А на престиже не экономят.

– Хм. Тоже правильно. Да и головной боли с жидким топливом меньше.

– Вот-вот.

– Если только оно есть в наличии, – уточнил Петр.

– Ничего. Буду держать в доме запас, – заверил Завьялов.

Кто бы сомневался, гостиница «Астория». Мы, сибирские купцы, такие. Нам только лучшее подавай. И побольше, побольше. Н-да. Пожалуй, это диагноз. Хотя… Стоит ли удивляться после золотых визитных карточек и промотанных за одну ночь состояний? Пусть это относится и не к Завьялову, кость-то одна.

Надо признать, что Петр, даже несмотря на свою принадлежность к куда более продвинутому веку, вынужден был замереть на пороге номера. Тот, что называется, производил впечатление. И ведь не самый дорогой, так, нечто среднее, не вашим и не нашим. Что тогда говорить о президентских апартаментах. Стоп. Чай, не в Америке. Нет, здесь таковой уровень очень даже присутствует, только называется «царский номер». Все же самодержавие, пусть и постепенно, шажочек за шажочком, уступает свои самодержавные позиции.

Странное дело. Вроде в гондоле дирижабля были все удобства, а поди ж ты. Едва оказался в номере, как тут же захотелось проверить, насколько тут удобные кровати. Тем более что уже вторая половина дня, и заниматься делами попросту поздно. Нигде не успеешь, только зря будешь метаться.

В общем, проверил. Часа три проверял. По пробуждении же сделал вывод, что железная кровать в доме Аксиньи куда как удобнее. Угу. На новом месте оно всегда как-то не очень.

Помимо того, что койка показалась откровенно неудобной, разболелась голова. Всмотрелся в опустившиеся на город сумерки и вспомнил давнюю примету, что спать на закате нельзя. Вообще, после той контузии у Петра такое случалось. Слава богу, нечасто.

– Ну что, Петр, готов? – ввалившись к нему в номер, поинтересовался Завьялов.

– Готов к чему? – решил уточнить Петр.

– Ну ты даешь. Должны же мы показать этим петроградцам, как надо гулять.

– Думаешь, до нас им этого никто не показывал? – искренне усомнился Петр.

– Но не мы, – решительно заявил купец, поправляя галстук.

Ну что ж, тут крыть было нечем. Если только головная боль помеха. Но сидение в пустом номере точно не поможет преодолеть этот недуг. Проверено. Правда, и поход в ресторан – также не лучший способ. Тут уж имеет смысл прогуляться на свежем воздухе. Но стоило бросить взгляд за окно, на освещенную фонарями улицу, по которой гуляла поднявшаяся метель, как это желание тут же пропало.

Пришлось из двух зол выбрать меньшее. Поход в ресторан. Н-да. Недаром говорят, что большинство несчастий случается по глупости или по незнанию. Вот что мешало поинтересоваться, есть ли в гостинице, или скорее все же в гостиничном комплексе, зимний сад? В общем-то ничего. Просто Петр в своей жизни ни с чем подобным не сталкивался. То есть конечно же слышал, но вот видеть воочию не приходилось. Поэтому он о саде даже не подумал. Как не подумал и о том, что в гостинице может быть библиотека. Словом, черти его понесли в тот ресторан.

Петр столкнулся с ней в дверях ресторации. Нет, не в прямом смысле этого слова, разумеется. Он увидел ее и не смог оторваться от представшей перед ним красоты. На вид около двадцати, обворожительные вьющиеся каштановые волосы, мягкий овал лица, легкий румянец, карие глаза, тонкий аккуратный носик, пластика отдыхает, губы… А ч-черт его знает, какие они. На ум шло только банальное «чувственные». Статная, с осиной талией. Возможно, конечно, это и корсет, но…

Он точно пожалеет, если не подойдет к ней. Но, пожалуй, еще больше пожалеет, если подойдет. Стоит ей окинуть его хотя бы равнодушным взглядом, и все… Лучше бы ему те хунхузы вышибли мозги, потому что воспоминания об этой холодности будут жечь его каленым железом. А если она посмотрит с превосходством или презрением… Вот уж точно, это будет последнее, что она сделает в своей жизни. Он этого просто не вынесет. Не сможет. Самолюбие, гордыня, называйте как хотите.

Вообще-то Петр явственно чувствовал, что нет в ней снобизма. Что она проста в общении и не способна относиться к людям, как к грязи. К любым людям. Чувствовал. Но вот проверять не хотел. Никак не хотел. Пусть уж лучше мысль об упущенной возможности преследует его всю оставшуюся жизнь, но он не станет проверять, насколько эта возможность реальна. Просто последствия могли быть самыми непредсказуемыми.

И потом. Так случается. Человека прошибает электрический разряд. Буквально трясет от охвативших чувств. А потом все проходит. Как наваждение. Нет, впоследствии-то, разумеется, его будут преследовать отголоски. Изредка. И ничего смертельного. Разве только сожаление. Но это переживется.

Она была не одна. Вместе с ней пришли две молоденькие барышни и четверо парней в студенческих тужурках. Причем двое из них, заметив реакцию Петра и истолковав ее совершенно однозначно, окинули его откровенно вызывающими взглядами. Первый – так, ни на что не годный экземпляр, все-то у него среднее, и рост, и сложение. Хм. И внешность. Второй высок, крепок, под распахнутой тужуркой видна толстовка, облегающая мускулистый торс. И вообще, для студента он выглядит как-то уж больно взросло.

Петр только ухмыльнулся и предпочел отвернуться, направляясь за Завьяловым. Купец же пер вперед, как танк, в поисках свободного столика. Точнее, он следовал за официантом, получившим щедрые чаевые и провожавшим их с явным подобострастием. При этом Игнат Пантелеевич имел весьма решительный вид человека, точно знающего, чего он хочет.

Столик им достался один из лучших. В самом центре зала. Хм. Сомнительное утверждение. Если бы спросили Петра, то он предпочел бы отдельный кабинет или во-он там в углу, рядом с кадкой, в которой росла раскидистая пальма, благодаря чему создавалась иллюзия некой уединенности. Но Завьялов не собирался спрашивать компаньона о его предпочтениях. Как уже говорилось, он точно знал, чего хочет.

Компания из семерых молодых людей расположилась неподалеку, но не в центре, а у окна. Для того чтобы их усадить вместе, официанты проворно составили вместе два стола. Поймав себя на том, что продолжает пялиться на девушку, Петр предпочел сесть к ним спиной. А то очень даже легко можно оказаться в весьма щекотливой ситуации. Потому как он ничуть не сомневался, что все время будет пялиться на незнакомку.

Под легкую холодную закуску полилась первая стопка «Смирновской». И только тут Петр вдруг осознал, что все выпитое им до этого было самой настоящей бурдой. Оно, конечно, водка – она и есть водка. Ни о каком букете тут не может быть и речи. Но ее и не стоит оценивать как вино. Это совершенно разные напитки. Так вот, «Смирновская» была коварной в своей мягкости и крепости. Потому что выпить ее можно много. Непростительно много.

Хотя Петр и сидел спиной, он отчего-то чувствовал на себе взгляд той девушки. Бред, рожденный воспаленным воображением. Но эта мысль была одной из причин, почему он решил ограничить себя в выпивке. Не родился еще человек, способный победить зеленого змия. И не родится. А пьяный человек вызывает только два чувства – жалость и презрение. Ни того ни другого по отношению к себе от незнакомки Петр не желал.

Когда принесли горячее, Завьялов уже успел слегка поднабраться. Нет, он еще не был пьян. Три-четыре шкалика для него так, только для разогрева. Тем не менее кураж уже пошел, и дурная купеческая моча уже начала давить на мозг. А тут еще и пренебрежительные взгляды, бросаемые в их сторону другими посетителями.

– Пригнись, столица, Сибирь гуляет!

Официант как раз закончил расставлять на столе принесенный заказ, когда моча наконец нанесла свой коварный удар. Завьялов выхватил из бумажника пачку червонцев и широким, нарочитым жестом бросил их… на пол. Прямо под ноги. Сумма значительно превышала стоимость заказа, и жест купца был очевиден для любого. Стоит ли говорить о том, что сделал халдей. Разумеется, бросился подбирать деньги под самодовольный и вызывающий хохот Завьялова.

– Купеческое быдло.

Великовозрастный студент не повышал голоса. Тот звучал четко и ровно. Просто произнесено это было именно в тот момент, когда замолк даже смех купца. Так что фразу услышали все. И Петр ничуть не сомневался в том, что и он причислен к этому самому быдлу.

Он вздрогнул, словно его перетянули плетью. Потом медленно обернулся. Нет, он не смотрел на обидчика. Вместо этого он нашел взгляд девушки. Взгляд, полный уничижения и презрения. У Петра словно снаряд в голове разорвался.

Он и сам не понял, как сумел сдержаться. Вот был уверен, что, случись подобная реакция с ее стороны, и он ее растопчет. А тут вместо этого он как-то очень быстро успокоился. Хм. Возможно, сказалась недавно открытая им в себе черта. После первого же выстрела голова начинала работать четко, холодно и расчетливо. И данную ситуацию Петр отчего-то воспринял именно как вооруженное нападение. И пусть тут вместо свистящих пуль были взгляды и слово, по сути, это ничего не меняло.

– Купеческое быдло? Возможно. Но мы гуляем на свои, – холодно произнес Петр в наступившей тишине, разливая водку по стопкам. – Лучше подумайте над тем, как можно назвать великовозрастного студента, который пришел в дорогой ресторан, сопровождая состоятельную особу женского пола.

– Да как ты смеешь! – Студент даже поднялся с места, вперив в Петра гневный взгляд.

А вот девица слегка зарделась. В точку! Ее образ явно не соответствовал компании, в которой она пребывала. И никаких сомнений относительно того, кто платит за банкет, устроенный по какому бы то ни было поводу, ни у кого не возникало. Но одно дело, когда это все знают, и совсем другое, когда объявляют об этом громогласно.

– Я извинюсь, самолично и во всеуслышание объявлю себя быдлом, немедленно съеду из гостиницы в метель и мороз… Ч-черт, да я даже покину столицу, если вы просто достанете из своего кармана сумму, которая покроет ваш заказ, – бросив на стол салфетку и вперив в студента холодный взгляд, произнес Петр.

Потом потянулся к стопке, чокнулся с обалдевшим от подобного развития событий Завьяловым и опрокинул водку себе в рот. Ч-черт. Голова просто раскалывается. Идея с рестораном не просто плоха. Она никуда не годится. А уж водка под головную боль и подавно. А тут еще и… Ну никакого желания оставаться в ее поле зрения. И странное дело. Студент вроде из ее компании, а она у Петра с ним как-то не отождествлялась, хоть ты тресни.

– Братец, а подскажи-ка мне, где можно просто посидеть в тиши? – обратился он к халдею, все так же стоящему рядом с их столом. – Что-то голова разболелась.

На студента Петр уже не обращал внимания. Как и остальные посетители. Нет, в зале уже не висела тишина. Напротив, появился привычный гул. Правда, посетители время от времени косились в сторону двоих соперников. Интересно же, чем там все закончится. Блин. Были бы у местных сотовые телефоны, так, наверное, половина уже снимали бы происходящее на камеру.

– Библиотека или зимний сад, – с готовностью предложил халдей, указывая на один из выходов из ресторана.

– Зимний сад подойдет. Спасибо, – тут же согласился Петр, поднимаясь из-за стола. – Игнат Пантелеевич, ты уж дальше без меня.

Плевать, о чем подумает купец. Сам заварил кашу, сам пускай и расхлебывает. Вот ведь паразит, удумал чего. И главное, место выбрал в самом центре зала. Выпендриться ему захотелось. Хороший мужик, но со своими закидонами пусть сам разбирается.

Зимний сад на Петра произвел впечатление. Стеклянная крыша, свисающие сверху хрустальные люстры с электрическим освещением. Ширина помещения метров пятнадцать, длина около тридцати. Посредине широкая аллея с лавочками. По каждой стороне есть аппендиксы с теми же лавочками. В центре фонтан и опять же лавочки. Здесь без труда и в относительном уединении могут расположиться не меньше дюжины пар. Разумеется, если они не будут при этом декламировать во всеуслышание стихи.

Петр предпочел опуститься на лавочку, не доходя до фонтана. Откинулся на спинку и запрокинул голову, вдыхая пряные ароматы экзотических для России растений. Сад был практически пуст. Разве что у фонтана расположились двое мужчин, прошедших сюда немногим раньше Петра. Ничего удивительного. Здешними посетителями в основном являлись обитатели гостиницы, и сейчас как раз время ужина.

– Я так понимаю, требовать от вас извинений бесполезно, – раздался знакомый голос великовозрастного студента.

Вот же дебил. Петр-то надеялся отдохнуть в тиши, и даже вроде как почувствовал облегчение. А ему все неймется. Петр поднял веки и окинул взглядом подошедшего парня. Хм. Или все же скорее мужчину. Н-да. Пришел один, вид решительный, просто так не уйдет.

– Господи, ну отчего бы тебе не успокоиться, – поднявшись на ноги, вздохнул Петр.

– Оттого, что не смогу уснуть, пока не набью одну нахальную морду.

– Ну так и нужно было бить там, в ресторане. Тут-то чего?

– А мне плевать на публику. Ведь уснуть не смогу я, а не они.

– Ясно. Ну что я могу сказать. Одобряю. Вот только хлопотно это.

– Посмотрим.

Голос студента звучал совершенно холодно. Ни страха, ни сомнений, лишь уверенность в собственных силах. И с той же уверенностью он первым нанес удар. Атака была насколько внезапной, настолько же и решительной. Если бы на месте Петра был кто другой, возможно, на этом все и закончилось бы. Но…

Отработанным движением левой руки Петр отвел в сторону правую руку нападавшего и, уходя с линии атаки, обернулся вокруг своей оси, одновременно занося локоть правой для удара. Все произошло настолько быстро, что Петр даже не осознал, когда нанес удар в затылок соперника. Студента просто снесло. Он в буквальном смысле этого слова рухнул на пол.

Мгновение, и вот Петр стоит над распластавшимся на каменном полу противником. Н-да. Вот так вот. Предпосылок к тому вроде как нет, по всему видать, парень жив, но не мешало бы все же пощупать пульс и убедиться, что он не прибил этого идиота. Не тайга.

Однако предпринять Петр ничего не успел, потому что именно в этот момент в его голове словно взорвался фейерверк, разбрызгивая мириады ярких искр. А потом Петр провалился в непроглядную тьму.

– Ну что там, Иван? – оглядываясь по сторонам, поинтересовался Голубев.

Ростоцкий, студент механического факультета. Весьма талантливый молодой человек. Он появился в их поле зрения, потому что проникся идеей создания двигателя внутреннего сгорания. Впрочем, таковых вокруг было немало. Но далеко не все могли произвести впечатление на дочь видного промышленника России. У парня мог появиться реальный шанс воплотить свое начинание в жизнь.

Нет. Убивать его никто не собирался. В намерения Голубева входило просто рассорить эту парочку. И вообще, это был удар на упреждение. Кто знает, быть может, заполучив перспективу жениться на наследнице состоятельного промышленника, парень и отказался бы от бредовых идей, предпочтя внести свой вклад в развитие паровых машин.

Но коль скоро так удачно легла карта, то отчего бы не воспользоваться ситуацией и слегка не подправить самостоятельно развивающиеся события. Самую малость. Зато скольких проблем удастся избежать в будущем.

– Есть живчик. Просто в отключке, – отозвался, склонившись над студентом, помощник.

– Урони его виском на край вот этого вазона.

Ивану дважды говорить не надо. Едва получив приказ, он тут же его выполнил. Студент забился в судорогах. Потом дернулся в последний раз и затих. Все. Дело сделано. Картина ясна как день. Двое подрались, и один из них, сам того не желая, убил другого.

А вот им тут делать нечего. Ссору этих двоих наблюдала целая толпа народу, так что виновнику не отвертеться. Косвенных улик будет более чем достаточно. Еще раз оглядевшись и убедившись в том, что в саду никого нет, Голубев поманил Ивана, и они поспешили к другому выходу. Выступать в суде свидетелями в их планы никоим образом не входит. Оно бы и ничего страшного, но ведь наверняка судья обяжет их не покидать столицу до вынесения приговора. А оно им надо?

Сноски

1

НАМИ-012 – паровой грузовой автомобиль, созданный в СССР. Был разработан в 1949 году Научным автомоторным институтом (НАМИ). Было построено только три опытных образца. Машина в серию так и не пошла, хотя и имела превосходные характеристики. – Здесь и далее прим. автора.

(обратно)

2

То, что Пастухов об этом не слышал, вовсе не значит, что ее не было. Паровые автомобили, как грузовики, так и легковые, трактора, экскаваторы, – все это было. Машины на паровой тяге некоторое время вполне успешно конкурировали с техникой на двигателях внутреннего сгорания. Но потом ДВС оставили их позади, поскольку оказались более функциональными.

(обратно)

3

Магазин – в данном случае склад.

(обратно)

4

Имеется в виду кимберлитовая трубка «Мир» – коренное месторождение алмазов, открытое в 1955 году.

(обратно)

5

Нартов Андрей Константинович – известный русский механик-изобретатель первой половины восемнадцатого века, изобретения которого порой на полтораста лет опережали свое время.

(обратно)

6

Двигатель Стирлинга – тепловая машина, в которой рабочее тело в виде газа или жидкости движется в замкнутом объеме, разновидность двигателя внешнего сгорания.

(обратно)

7

Динамо-машина – устаревшее название генератора.

(обратно)

8

«Летучая мышь» – разновидность керосиновой лампы.

(обратно)

9

Пастухов имеет в виду тот факт, что оба, и Андрей, и Остап, поплатились за свои преступления и отсидели свой срок на каторге.

(обратно)

10

Здесь имеется в виду завод по производству компактных паровых машин для автомобилей. То есть паровых двигателей.

(обратно)

11

Сечка – широкий полукруглый нож на отвесной ручке в сочетании с полукруглым корытцем, использовался для рубки овощей, грибов и т. п. До изобретения мясорубки им же готовили мясной фарш.

(обратно)

12

Лабаз – конструкция в виде площадки или избушки на сваях, обычно трех, которая используется охотниками для хранения продуктов.

(обратно)

13

Кошт – устаревшее выражение, означающее расходы на содержание, пропитание, иждивение; средства на жизнь.

(обратно)

14

Золотник – 4,266 грамма.

(обратно)

15

Залом – завал, возникающий на мелководных или узких местах русел рек в результате скопления плывущих по реке деревьев, веток и прочего.

(обратно)

16

Во время сибирской золотой лихорадки в середине девятнадцатого века имели место подобные факты. Красноярский золотопромышленник Н. Ф. Мясников изготавливал визитные карточки из чистого золота. Стоимость одной такой «безделки» переваливала за пять рублей.

(обратно)

17

Минерал пирит во времена золотых лихорадок из-за внешней схожести с золотом получил прозвище «золото дураков», или «собачье золото».

(обратно)

18

На приисках Сибири и Дальнего Востока была особая категория торговцев, так называемые спиртоносы. Они тайно доставляли на прииски спирт, который разводили с водой и продавали как водку. Ее стоимость превышала таковую в городах минимум в десять раз. Плату, разумеется, брали ворованным золотом. Спиртоносы наряду со старателями, возвращающимися домой, нередко становились жертвами как русских бандитов, так и китайских хунхузов.

(обратно)

19

Исторический факт: за годы войны в войска поступило 60 машин «Илья Муромец». Эскадра совершила 400 боевых вылетов, сбросила 65 тонн бомб и уничтожила 12 вражеских истребителей. При этом за всю войну непосредственно истребителями неприятеля была сбита всего 1 машина (которую атаковало сразу 20 самолетов), а подбито – 3.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1 Парень с непростым характером

Глава 2 Попаданец от слова «попал»

Глава 3 И все же параллельный мир

Глава 4 На всякого хитреца…

Глава 5 Беглые каторжники

Глава 6 Новая халтура

Глава 7 Неожиданная находка

Глава 8 Вольный прииск

Глава 9 Верное место

Глава 10 Двойной капкан

Глава 11 Пригнись, столица, Сибирь гуляет! Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg