Сергей Жилин Неделя: истории Данкелбурга
Воскресенье, 22:59
Я никогда не любила Данкелбург. Его небоскрёбы давят на меня, его запахи удушают, а жители угнетают. Этот город слишком бесцветный и блёклый, чтобы быть достойным меня.
Я родилась в этом гадюшнике и с рождения вляпалась, утонула по колено – не выбраться. Сколько раз я собиралась покинуть Данкелбург, собрать вещи и убраться подальше. Но что-то постоянно мешает: я уже добираюсь до вокзала, отстаиваю очередь, подхожу к кассе… и тут мою руку отдёргивает, и я возвращаюсь в свой дом на Маркстрабе.
Возможно, меня не отпускает сам город, полюбивший пить мою кровь и не собирающийся отпускать на волю ценного донора. Я в это не верю. Возможно ещё, меня держит здесь воля Небожителя, глаза которого вспыхивают в небе по ночам и теряются среди звёзд. Это таинственное создание, в которого некоторые верят с суеверным страхом, следит за Данкелбургом неустанно. Некоторые считают его чем-то вроде божества. Но я в него тоже не верю…
Что же тогда? Что за чертовщина не позволяет оставить это проклятое место?
Что меня здесь держит? Родители? Мой отец был редкостным выпивохой и бабником, каждую ночь отправляющимся на поиски дешёвых потаскух, которых можно и поиметь, и ударить, и облевать с ног до головы. Мой отец пользовался лишь теми суками, которые давно продали душу и чувство собственного достоинства. Просто они самые дешёвые. Отец меня не любил и замечал лишь тогда, когда решал, что его малолетняя дочь вполне сойдёт за одну из его любимых шлюшек!
Мать его терпела… Тупая дура! Она содержала это отвратительное, похотливое животное, вкалывая на швейной фабрике с утра до ночи. Она покорно сносила и измены, и побои, и унижения, лишь бы быть с этим ничтожеством! Ей я была так же не нужна, как и отцу: она не раз говорила мне, что хотела сделать аборт…
Любить этих людей? Нет! Я сослала обоих в дом престарелых, что на окраине, ещё пять лет назад. Вроде как, отец уже умер – приходило письмо, но я не помню точно содержания. Мне плевать на этих червей, потому что это взаимно.
Что ещё? Молодой человек? Нет… В мои двадцать пять у меня было уже семь ухажёров, но все они оказались редкостными козлами! Иногда мне кажется, что иных мужчин в Данкелбурге и не водится – в эту дыру сползается сплошное отребье.
С последним выродком я рассталась два месяца назад: он нашёл себе пустоголовую куколку с длинными ноготками и вьющимися волосами. Он любил блондинок. Он любил тех блондинок, что готовы ползать в ногах своего покровителя, не утруждая мозг работой. Со мной же, сильной, уверенной и умной брюнеткой ему было просто страшно. Закомплексованный, мелкий неудачник! Рохля! Идиот! Как можно быть таким глупцом, чтобы отказаться от такого сокровища, как я!
И всё же, я чрезмерно мстительна… Подогнать его новенький чёрный автомобиль к реке, снять с ручника, посмотреть, как он катиться к воде и тонет в холодных глубинах было правильным, а вот сжигать его загородный дом – лишним.
Хотя я жалею.
Единственное, что может держать меня в этом гадюшнике, это моя работа! Её я люблю, потому что она приносит мне деньги! Много денег, которые я могу тратить на всё, что пожелаю! А желаю я многого! Такие, как я, того и заслуживают!
Долго работы не было… Я, по сути, была содержанкой у своих парней, жила за счёт их тугих кошельков и бездумного желания обеспечивать меня. Моя природная красота заставляла их терять голову и подчиняться моим правилам.
Но однажды это закончилось…
Меня встретил Рафаэль. Приютил и сделал помощницей в своём нечистом деле. Сперва я думала, что он запал на меня, как все эти кобели, но он оказался радикально настроенным холостяком и женоненавистником. Думаю, всему причиной была импотенция…
Так или иначе, я стала его правой рукой. Рафаэль дал мне возможность быть независимой, обеспеченной и влиятельной. Он дал настоящую работу, а вместе с ней и вкус к жизни. Я только устала смаковать этот скучный город, как Рафаэль наполнил его красками, ароматами и эмоциями! Он дал мне будущее, но, кажется, навсегда приковал цепями к Данкелбургу.
Как сейчас помню нашу первую встречу: высокий немолодой уже мужчина с толстенной сигарой в золотых зубах подсел ко мне в летнем кафе. Он заговорил о новой пластинке Патрика Нигельмана, о погоде, о моде… Я сразу почувствовала, что он чем-то отличается от прочих мужчин Данкелбурга.
Рафаэль был особенным! Когда он предложил поработать на него, я не смогла отказать.
Он привёл меня к себе в подвальчик. Я знала, что обнаружу там что-то необычное, возможно, даже незаконное… И не ошиблась – Рафаэль был продавцом оружия.
Никогда не думала, что меня так заинтересуют пушки, стволы и взрывчатка. Но тогда меня затянуло с головой! Уже через месяц я отлично ориентировалась в незаконном товаре, заказчиках и поставщиках, могла договориться с кем угодно… Через три месяца меня стали уважать так же, как и Рафаэля. Меня стали называть Джоди, Королевой Винтовок!
Бизнес прост: эмигранты-дриджи неведомыми путями доставляли оружие в обход всем таможням, мы с Рафаэлем скупали его по дешёвке и перепродавали втридорога заказчикам из Данкелбурга и соседних городов.
Одна коробка патронов – это новые фирменные духи, автомат с набором обойм – дорогое платье и шляпка с павлиньим пером, крупная партия разнообразных пушек – это блестящий спортивный автомобиль! Звучит просто великолепно!
И это не мои мечты – это моя реальность! Моя жизнь! Мои мечты уже сбылись!
Моя жизнь, полная богатства и роскоши, заслужена. Только такую свою судьбу я рискну назвать справедливой.
Рафаэль часто говорил, что мечтать нужно дальше – нельзя останавливаться, нельзя прекращать желать большего. А чего ещё можно желать, когда в твоей жизни есть всё?
Если бы ещё не этот город…
Я стою в тени на первом этаже недостроенного здания. Теперь финансировать строительство никто не собирается, и возведение небоскрёба никогда не будет закончено. Ночь. Одиннадцать вечера. Заказчики прибудут ровно через пятнадцать минут. Я не в первый раз связываюсь с этими людьми и знаю их пунктуальность.
Сигарета в мундштуке источает тонкое облако табачного дыма, плывущего вертикально вверх, где растворяется и исчезает. Красный уголёк на конце дорогой тонкой сигаретки – единственное, что можно разглядеть в этом мраке.
Ни одного газового, не то что электрического фонаря в радиусе километра нет. Здесь очень темно. И так будет ещё целую неделю. Остался всего час до наступления Недели Долгой Ночи.
Романтики этого города испокон веков слагают стихи и песни о Неделе Долгой Ночи, а учёные так и не могут разгадать этот феномен. Неделя – это странная, мистическая аномалия. Во время, когда осень сменяется зимой, наступают ровно семь дней, в ходе которых солнце не поднимается на небосвод и в бесконечной вышине царит серебристая луна. Целая неделя ночи, целая неделя бесконечно-долгой ночи…
Как это завораживает! Меня приводит в восторг это время, когда можно смешаться с тьмой, раствориться в чернильном городе, укрыться в тени, спрятаться от глаз любопытных. Странно, оказывается, меня больше всего интересуют не чёрные вечерние платья, не жемчужные ожерелья и не белые головные платки…
Перестать стыдиться этой мысли я так и не научилась…
Где-то в глубине здания закопошились дриджи-носильщики. Безносым созданиям становится невмоготу ждать. Глупые твари – ненавижу их! Бестолковые уродцы вечно путаются под ногами, не понимают элементарных вещей, страдают жутким тупоумием. Зато коротышкам можно почти не платить денег за труды: уродцы согласны выполнять грязную работу за пару монет. Взрывчатку для заказчиков они таскают сноровисто…
Ну да бог с ними.
На моих туфельках скопилось немало пыли – чёрная кожа посерела. Ничего не поделаешь – продать оружие так, чтобы не привлечь к себе внимания полисменов, нужно в тихих, заброшенных и пыльных местах, как, например, в недостроенных небоскрёбах.
Я сделала затяжку – сладостный дым с лаской погладил по лёгким, по нёбу и языку. Никак не могу бросить, да и как бросишь эти чудесные сигареты?
Десять минут. Примерно в это время происходит смена уличных патрулей, и у городской погани есть около получаса, чтобы выползти из нор и состряпать нечистые делишки. Десять минут двенадцати – время наркоторговцев и проституток… Их гнилостные персоны переполняют Данкелбург…
Я знаю, что другие города ничуть не лучше, но эту мусорную кучу я просто ненавижу.
Решено! Завтра с утра уезжаю!
Рафаэль умер неожиданно. Он не колол себе никакой дряни, курил не так много и не собирал заразу у доступных девок по причине своей импотенции. Он просто слёг с болью в сердце и умер от инфаркта. Мне было жаль его, мне было жаль этого человека.
Но я совершенно не собиралась плакать. Слёз по Рафаэлю не было…
Я похоронила его тайно. Приказала дриджам положить его в ящик и засыпать патронами. Потом карлики отвезли Рафаэля к реке и утопили. Рафаэль так любил воду. Из всех смертей он был согласен только на утопление – не случилось…
Странные же создания, эти мужчины. Стоит их приборам прийти в недееспособность, как они начинают любить всё, что угодно, кроме женщин… Рафаэль много чего любил. Также он любил птиц, особенно голубей, он любил туман и Патрика Нигельмана, чьи пластинки играли в его кабинете круглые сутки. Булькающий и хрипящий граммофон старательно воспроизводил саксофон Патрика и до дыр царапал иглой виниловые дорожки. Рафаэль всё слушал и не мог насладиться джазовыми мелодиями вдоволь.
Он не стеснялся жить легко и красиво.
Жаль, что его не стало…
Оставшись одна, я взяла все заботы с поставкой оружия требовательным заказчикам. Первое время было трудно, очень трудно. Но я справилась. Теперь справляюсь без Рафаэля.
Жаль, что его не стало…
По щеке вдруг скатилась слеза. Но это не я дала слабину, мне не стало больно от потери Рафаэля. Просто мощный порыв ветра выдавил крупную слезинку из глаза. Я не стану оплакивать того, кто подарил мне билет в жизнь роскоши и независимости. Этот город сделал меня циничной, жёсткой и немного чёрствой…
Другой я бы не выжила в Данкелбурге. Другой я бы не добилась того, что имею сейчас. Этот город похож на аквариум с пираньями, так что выжить здесь можно только двумя способами: затаиться в углу или обзавестись зубами.
Но не прошло ни дня, чтобы я ни задала себе вопроса: любила ли я Рафаэля?
Вопрос не из лёгких…
Вдалеке послышалось деловитое гудение автомобиля – заказчики едут. На часах одиннадцать часов и четырнадцать минут. Похоже, сегодня эти ребята тоже приедут вовремя. Обожаю, когда с людьми можно нормально работать. Когда не начинаются эти глупости с изменением договора, с попыткой сбить цену и тому подобным.
Как и всякая женщина, я ненавижу даже малейшие трудности.
Этим ребятам нужен динамит, много динамита! Таким количеством можно взорвать небольшой дом! Понятия не имею, зачем им такое количество.
В рай или ад отправится немало жизней. Каждый реализованный товар забирает с собой виноватых и невинных. Я торгую не просто оружием, я торгую массой смертей. Однако такое иллюзорное и фантомное понятие, как совесть вовсе меня не мучает. Мне просто безразлично.
Если думать о такой ерунде, совсем не останется времени на действительно важные вещи. Государство, которое должно быть примером нравственности и порядочности, продаёт в сотни тысяч раз больше оружия, чем я…
А в Данкелбурге так много всякой мрази, что неплохо бы, чтобы кто-то поубивал часть из них…
Какая же я мелочная и мстительная стерва! Порой сама удивляюсь, сколь же глубоки мои пороки!
Вот опять потянуло философствовать на пустом месте. Ещё одна вредная привычка, которых у меня, как у новогодней ели игрушек и гирлянд.
Тёмно-серый автомобиль с горбатой крышей замедлил ход и свернул на строительную площадку. Круглые фары рубанули лучами темноту, осветили моё лицо и уткнулись в стену. Подпрыгивая на неровностях, автомобиль неторопливо пополз в мою сторону. Одиннадцать пятнадцать. Вовремя…
– Эй вы там! – крикнула я на ленивых дриджей, которые палец о палец не ударят, пока на них не наорёшь, – Несите товар!
Из соседней комнаты, кряхтя, вышли двое носильщиков, тащащих тяжеленный ящик с динамитом. Ящик сильно раскачивается и грозит вывалиться из рук криволапых дриджей, что вполне может привести к взрыву и моей скорой кончине.
– Поаккуратнее с ящиком! – рыкнула я на уродцев, вытряхнула сигарету из мундштука и прибрала тот в небольшую чёрную сумочку.
Один из дриджей глупо уставился на меня, неторопливо переварил услышанное и кивнул ушастой башкой. После этого коротышки понесли ящик осторожнее.
На новом месте ни за что не стану связываться с дриджами…
Когда ушастые догнали меня, я двинулась навстречу прибывшим, шествуя впереди носильщиков. Высокие каблуки гулко оглашают пустые кирпичные коридоры и комнаты. Мои бедные туфли… Хорошо ещё, что я обула самые ненавистные: их мне подарил бывший. Сделать бы то же самое со всеми его подарками! Кроме, разве что, золотого кольца, которое так идёт к моим чёрным нарядам…
Водитель заглушил мотор, фары погасли, и вновь стало очень темно. Нежная холодная темнота…
В накинувшемся с новой силой мраке я услышала четыре хлопка дверьми – заказчики выбрались из шикарного «Вальнета» 300. Приглядевшись, я увидела четыре фигуры, столпившиеся вокруг авто. Все мужчины. В криминальном мире не так много женщин, не считая ничтожных девок, которых парни водят с собой «на дела»…
Я одна из тех немногих, которая чего-то добилась в Данкелбурге.
Мне почему-то всегда кажется, что в этом городе даже младенцы плачут чаще и громче…
Ненавижу его…
Подойдя к самой границе густой тени, я дала знак дриджам остановиться. Уродцы подтащили тяжеленный ящик поближе и плюхнули его на пол. Их кривоватые лапы со сросшимися пальцами (свободен только большой) отпустили рукоятки, и коротышки отползли в сторону. Пока они мне не нужны, и твари это отлично понимают.
– Идите к машине прогревайте двигатель! – приказала я коротышкам, которые боятся оставлять меня одну с непонятной мне преданностью.
Эти гады слишком ничтожны! Сверкая круглыми плошками глаз, дриджи недоверчиво покосились в сторону прибывших и нехотя двинулись в противоположную сторону: за недостроенным зданием припаркована моя стильная спортивная машина.
Две пары голых пят зашлёпали позади меня и понемногу стихли. Скоро выпадет первый снег, а эти существа всё ещё ходят босиком. Впрочем, они всегда ходят босиком…
Со стороны недостроенной стены, в которой зияет громадная дыра, мне навстречу двинулись все четверо прибывших заказчиков. Суровые мужчины кутаются в куртки и пальто, словно им неуютно… Боятся? Боятся одной безобидной женщины? Впрочем, не такая уж я и безобидная, скажу даже, что меня можно бояться…
Четвёрка приблизилась настолько, что я уже могла различить лица. В большинстве своём, эти лица кривые и неприятные, словно парней в детстве основательно били и полосовали ножами. Трое – настоящие страшилы…
Двое амбалов мне совершенно незнакомыми. Судя по физиономиям, по манере держаться, они – просто сопровождение, шестёрки, никто в банде… Глупые лица, широченные плечи, коротко постриженные головы и безвкусные куртки – всё в них настолько безнадёжно, никакой перспективы. Эти двое попали в банду шестёрками – ими же они в банде и сдохнут, схватив шальную пулю!
Третий гораздо более интересный: громадный здоровяк никак не ниже метра девяноста, внушающий ужас и страх мужчина, глаза и губы которого выражают не просто ум, но и опыт, и даже некую мудрость. Его я отлично знаю, его знают многие, и многие боятся. Громадный негр Гарольд Белфорт, хладнокровный убийца, готовый по команде начать охоту на любую жертву. Безжалостный жнец…
Из-под чёрной шляпы свисают короткие дреды, взгляд безо всякого интереса ползает по полу и стенам – ему, кажется, совершенно безразличен окружающий мир и его обитатели до тех пор, пока хозяин не укажет ему на цель и не скажет: «Взять!»
Его стоит бояться: возможно, однажды его хозяин укажет на тебя…
Некоторые говорят, что он псих, способный без причины оторвать голову любому, кто-то рассказывает, что он охотится на пидоров и потрошит их, как рыбу.
Искренне надеялась, что сегодня его не увижу…
Зато в этой четвёрке присутствует Альфред! Отчаянный сорвиголова и балагур, весельчак и настоящий джентльмен! Пожалуй, единственный в банде, с кем хочется иметь дело! Пальто, как всегда, нараспашку, а ветер трепет его фирменный оранжевый шарф! Его небрежность приводит меня в восторг! Как можно остаться таким беззаботным в суровом мире ночного Данкелбурга?
Ему около тридцати пяти, невысокий, сутуловатый, немного косолапый, но не неказистый, как можно подумать, а… яркий, интересный, запоминающийся…
У него донельзя худое и бледное лицо, рыжие волосы и недельная щетина, крючковатый нос и узкие губы, острый подбородок. Глаза вечно находятся в ехидном прищуре, его взгляд нацелен чётко на меня… примерно в область бёдер… На Альфреда я даже не могу за это обидеться!
Его настоящей фамилии не знает никто. Кто-то со всей ответственностью заявляет, что его фамилия – Кэрролл, но достоверно убедиться невозможно: насчёт этого лукавый весельчак молчит на зависть всем немым! Кто-то так и зовёт его Альфредом Кэрроллом, а кто-то по прозвищу – Рыжим Террористом. Мне нравится просто Альф…
Он улыбнулся правой половиной лица – его фирменная улыбка:
– Какое наслаждение встретить в столь позднее время саму Королеву Винтовок! – изо рта Альфа вырвалось облачко пара.
– Вам, джентльмены, следует радоваться такой удаче! – ответила я рыжему, одарив того идеальной белозубой улыбкой, – Истинные леди сейчас встречаются крайне редко.
Альфред засмеялся необычным, больше похожим на кашель смехом, принимая мои правила общения посредством лёгкой пародии на флирт. Ему это нравится, да и чего уж тут скрывать, мне тоже!
– Как считаешь, Гарольд, много ли нынче в Данкелбурге истинных леди? – обратился Альфред к негру-бугаю.
– Сейчас почти все сплошь шлюхи, – безразлично буркнул чернокожий великан, даже не посмотрев в сторону невысокого товарища.
– Верно, здоровяк! Таких, как Джоди, сложно сыскать! А вы как думаете, ребята?
– Да, ничего так деваха! – гулко промычал один из амбалов за спиной Альфреда, чуть не пуская слюну из кривого рта.
Дамский револьвер выпорхнул из моей сумочки, словно взбесившаяся чёрная птица, и его дуло нацелилось точно в лоб наглому ублюдку! Выхватывать оружие я могу со скоростью кобры, молниеносно и чётко! Это всегда заставляет мужчин вздрагивать и обливаться холодным потом. Обожаю производимый моим миниатюрным револьвером эффект!
Глупый смех грубияна застыл у того в горле…
– Что ты имел в виду? – я свела брови на переносице, что для знающих меня людей является довольно красноречивым сигналом. У выродка где-то 20 % на то, чтобы уйти отсюда живым…
Но вот ко мне уже подскочил Альф:
– Эй, Джоди, – примирительно выставил руки он, – Этот ещё совсем зелёный. Не надо его убивать! Дурак просто совершил ошибку…
Уже 30 %… Альфред вполне спокоен и уверен в себе, но вставать на линию огня не стал: во-первых, он хорошо знает, что в гневе я способна убивать без разбора, и во-вторых, не так уж и важен для него этот щенок, чтобы рисковать ради него.
Здоровяк Гарольд всё так же оставался безразличным к происходящему. Интересно, отреагирует ли он хоть как-нибудь, если я снесу его напарнику-мудаку голову? Захотелось проверить… У выродка теперь 10 %!
– У парня и так нет мозгов, – предпринял ещё одну попытку унять ситуацию рыжий Альф, – Свинцом заполнишь его башку – толку не будет.
Какой же у Вас успокаивающий прокуренный голос, мистер Кэрролл! Палец на курке расслабился… 60 %…
– Мы торопимся, – невпопад влез со своим деловым басом Гарольд.
– Ты всё о делах! Дама оскорблена! Теперь дама на взводе…
– Но сегодня дама находится в хорошем расположении духа и необычайно терпелива, – сама не знаю почему, но я успокоилась и убрала револьвер обратно в сумочку. 99,9 % – везунчик.
Застывший в ужасе бандит облегчённо выдохнул и расслабился. Его товарищ напуган не меньше, раз даже не додумался достать оружие и выручить друга. Действительно, ничтожная зелень…
Альфред удовлетворён исходом случившегося. Его кривая ухмылка вернулась на лицо, он сверкнул лукавым глазом и кивнул Гарольду:
– Ударь!
Темнокожий громила-убийца должен казаться неуклюжим, но на деле это не так! Его движения так молниеносны, что силуэт негра начинает расплываться! Его здоровый кулак врезался под дых грубияну и нырнул обратно в карман куртки так быстро, что всё движение можно было даже не заметить.
Многострадальный идиот схватился за живот и упал на четвереньки, шумно хватая выбитый из лёгких воздух.
Альфред расплылся в довольной улыбке и театральным жестом пригласил меня подойти к ударенному:
– Прошу, Джоди!
Я согласно кивнула и двинулась к согнутому пополам ничтожеству… С каждым шагом его неказистое существо приближаеся ко мне, я всё отчётливее чувствую его дрянной запах, витающий в морозном воздухе. Тварь кашляет и ползает по полу, пачкаясь в пыли.
Когда человек встаёт на колени, он становится похож на свинью или любое другое неприятное глазу животное! Мерзость, которую было бы неплохо подстрелить, чтобы она кровоточила и медленно умирала!
Я нависла над бандитом и поставила ему ногу на шею. Сначала я старалась посильнее надавить на гада каблуком, но почти сразу же испугалась, что замараю обувь об выродка, и ослабила натиск. Тем не менее, поддонку больно!
– Моли даму о прощении! – подсказал тому Альфред, возникнув сбоку.
Урод шипит и стонет. А я жду. Я могу ждать очень долго!
Но скрюченный болью идиот не стал тянуть:
– Умоляю… простите меня…
Слишком простая фраза, возможно, следует заставить его сказать что-нибудь более изощрённое. Формулировка мне не особо-то важна, главное – унижение подонка! Людей способны воспитать только боль, страх и унижение!
Я перевела взгляд на Альфреда, решив найти в его глазах совета, но глаза рыжего бандита были заняты другим. Я знаю, чем именно: из-за выреза на юбке обнажилось моё бедро. Ох уж этот Альф! И как возможно на него при этом не обижаться?
– Ты прощён, – я с отвращением отпихнула выродка ногой и отступила от него подальше. Поправив выбившийся из причёски локон, я постаралась успокоиться и закурила сигарету. Обычно я на людях не курю…
– Сегодня тебе очень повезло! – нравоучительно сказал ублюдку Альфред, – Считай, что сам Небожитель подарил тебе жизнь! Надеюсь тебя это чему-то научит! Оттащи его в машину, – последняя фраза была адресована уже товарищу униженного.
Оправившись от ступора, тот ловко взвалил друга на плечо, и они согнувшись потащились к машине. Гарольд проводил их ленивым взглядом после чего резко развернул голову в сторону рыжего напарника. Его дреды сильно заколыхались.
– Мы торопимся, – уже жёстче повторил негр-убийца.
Альфред скривил недовольное лицо, перекинул конец оранжевого шарфа через плечо и посмотрел на наручные часы. Узнав текущее время, он ещё сильнее скривился:
– Гарольд, ты жуткий зануда, но ты прав. Времени не хватает даже больше, чем денег!
– И даже больше, чем динамита? – пропела я, выпустив колечко дыма.
– Работая с такими, как ты, Джоди, нехватки с оружием и взрывчаткой быть просто не может! Уверен, сегодня ты нас не подвела…
Наглый льстец! Но его неумелая лесть кажется мне куда более сладкой, чем самые искренние комплементы!
Я отступила в сторону и указала заказчикам на большой тяжёлый ящик, стоящий в тени. Альфред довольно кивнул, Гарольд безразлично нацелил мутный взор на товар и вынул руки из карманов. В полутьме блеснул его крупный золотой перстень…
– Дождёшься… этого… как его? – попытался вспомнить имя одного из своих шестёрок Рыжий Террорист Кэрролл.
– Сам справлюсь.
Громадные лапы обхватили рукоятки ящика, и негр легко поднял тяжеленный груз в одиночку и понёс к машине. Его большие сапоги гулко застучали по бетонному полу.
Страшный тип. Я его не люблю, потому что боюсь…
Как только Альфред может так спокойно себя чувствовать рядом с ним?
– Ровно пятьдесят тысяч, – рыжий достал из недр карманов увесистую пачку денег, – Проверять товар не буду: в качестве уверен!
– В таком случае, я тоже не стану пересчитывать, – пачка скрылась в моей сумочке.
Дым моих сигарет не хочет растворяться и скапливается, словно туман. За его пеленой я уже начинаю терять черты лица Альфреда.
– Ты говорила, что сегодня у тебя хорошее расположение духа, – Альф не спешит заканчивать встречу и уходить, – Позволишь проявить наглость и спросить, почему?
А вот когда он начинает изображать из себя галантного джентльмена, становится особенно приятным!
– Позволяю…
– Вопрос я уже озвучил…
Изначально я никому не собиралась рассказывать, но для Кэрролла могу сделать исключение:
– Я собираюсь покинуть Данкелбург. Причём завтра же. Долго я собиралась, но считаю, что сейчас точно готова.
– Тебе так опостылел этот город? – весело прищурился Альфред.
– До жути… Он нагоняет на меня тоску, его жители меня нервируют, а возможности угнетают! Здесь я давно стучусь головой в потолок, а у меня ещё полно сил, чтобы расти дальше! Данкелбург ужасен.
– Не скажи…
– Скажу, Альфред, скажу, – перебила я рыжего, – Таким птицам, как я, глупо сидеть в этом курятнике. Я же не курица…
– И даже не утка, – усмехнулся Альфред.
Я вытряхнула из мундштука окурок на пол. Красный огонёк светился всего секунду, и тут его придавил Альф. Вот если бы и этот город можно было так просто бросить…
– А что же я за птица? – родился в голове внезапный вопрос и упал на язык, – Быть может павлин?
– Ну уж точно не он, – отрицательно мотнул головой Альфред.
– Почему?
Кэрролл собирался было ответить, но вместо него заговорил автомобиль: два крякающих гудка оповестили Альфреда о времени. Рыжий бандит оглянулся на звук, укрылся рукой от слепящего света фар и ответил уже на ходу:
– Павлины не летают!
Он сказал что-то ещё, но взревевший мотор заглушил его голос. Я проследила за губами – похоже на «прощай», хотя я не уверена. В любом случае, прощай и ты, Альфред, которого все зовут Кэрроллом.
Единственный человек, по которому я буду скучать…
Даже по Рафаэлю скучать не буду…
Посмотрев вслед удаляющемуся «Вальнету» 300, я развернулась на каблуках, собираясь идти в сторону своей машины. Но до автомобиля я не добралась…
Резко развернувшись, я уткнулась взглядом во что-то чёрное, лоснящееся и высокое. Оно столь высокое, стоит столь близко, что закрывает собой всё пространство передо мной. Я медленно подняла голову…
Ужас перед созданием сковывает по рукам и ногам, ввергает в оцепенение, замораживает все клетки тела. Это не человек, но и не асилур. Эта тварь вовсе не принадлежит смертному миру!
Трёхметровая худосочная фигура скрыта под чернильным эфирным покровом, который мог оказаться и плащом, и волосами существа! Лица не видно! У твари не наблюдается конечностей! Она не издаёт звуков, не пахнет! Вполне можно решить, что его нет, если б оно не стояло в шаге от меня!
Ничто не способно меня напугать – в любой ситуации я готова дать отпор. Но сейчас я не могу даже сдвинуться с места, не могу моргнуть, не могу вздохнуть!
Это создание считают женщиной. Её зовут Стумма. Безмолвная гигантская тень, которая приходит тогда, когда её не ждёшь, туда, где её не ждёшь, к тому, кто её не ждёт… Неупокоенный ли это дух или посыльный Небожителя… никто не знает… о Стумме никто ничего не знает…
Известно лишь то, что остаться в живых после встречи с ней невозможно. С роковым постоянством визит тёмной сущности оказывается смертельным, а выбранные ею люди непременно ложатся в могилу…
По-моему, в тот день я и умерла…
Перед смертью я смотрела, не моргая и не дыша, на Стумму более получаса. Когда все часы в Данкелбурге показали ровно двенадцать, и началась Неделя Долгой Ночи, моя жизнь оборвалась…
С любовью, Джоди.
Понедельник, 21:43
В метро я вляпался в чью-то блевотину. Зеленовато-бурое пятно растеклось по нижней ступеньке спуска в подземку. Кто-то заботливо прикрыл органическую субстанцию газетой, так что я заметил её только в тот момент, как мой кед погрузился в недавнее содержимое чьего-то желудка. Целую минуту я яростно стряхивал вязкую мерзость и поливал округу смачной руганью!
Почему-то Данкелбург уж слишком похож на сточную трубу. Словно канализация давно переполнилась и нечистоты полезли на поверхность. Порой кажется, что город затоплен испражнениями по самую верхушку здания компании «Хентиаменти Корпорэйшн» – высочайшего небоскрёба в Данкелбурге.
Не каждый человек способен всплыть на поверхность. Большинство тонет в этом море мерзости, а их трупы оседают на дне. Сейчас я тоже на самом дне. Но у меня есть силы, чтобы всплыть.
Замаранный кед жалко. Это моя единственная обувь – пара старых синих с красным кедов с белыми шнурками. Сейчас, правда, не такими белыми… В них я хожу и жарким летом, и, как сейчас, холодной промозглой осенью, которая вот-вот готова смениться зимой. Чертовски холодно. А все мои деньги уходят на более важные вещи, чем новая обувь…
Пару дней назад я спустил почти весь заработок на фотоаппарат. Дешёвый, неброский, но исправный. Начальник как-то выговорил, что мои статьи приходится выкладывать без соответствующих фотографий. Особенно последние три статьи…
Последние три статьи принесли больше заработка, чем все предыдущие вместе взятые.
Понедельник. Началась Неделя Долгой Ночи. На ближайшие семь дней мир будет отдан в распоряжение непроглядной тьмы. Ближайшие семь дней солнце не будет восходить.
Звёзды похожи на свет, пробивающийся через дырочки дуршлага. Бесполезные, жалкие белые точки, словно сыпь на больном лице неба. Их понемногу затягивают рваные тучи. Через пару дней всё будет затянуто ковром бархатных туч, и из них польётся дождь. Хотя нет: когда я уходил из дома, на термометре было двадцать восемь по Фаренгейту – выпадет первый снег…
Холодно. Я нацепил на себя как можно больше свитеров. Из верхней одежды у меня только тонкая вельветовая куртка. Хорошо ещё смог незаметно стянуть с одного прилавка белый шарф. Обмотав его вокруг шеи, я кое-как обезопасил себя от неминуемой простуды…
Я зашёл в заплёванное круглосуточное кафе на углу, чтобы посмотреть время. Своих часов у меня нет. Чтобы не выглядеть глупо, присел за свободный столик и честно выпил чашку дрянного кофе. Расплачиваться пришлось мелочью: бумажных денег у меня не водится. Завтра это должно измениться…
Десять часов ровно. Он выходит на улицы в половину одиннадцатого. До его двора пешком не более пятнадцати минут. Тратиться на автобус не хочется…
Сверился с блокнотом – всё правильно, по его расписанию сегодня выходной. По выходным Гордон Вульф выходит на ночные прогулки. Строго раз в четыре дня. Строго раз в четыре дня я прихожу следить за ним.
В кафе я немного согрелся. Всё равно сохранить здоровье в порядке будет непросто. Дома придётся до утра пить целебный чай и греть ноги в горячей воде, чтобы наутро не слечь с жутким кашлем.
Я углубляюсь в южный район города – царство шпаны и извергов, у которых месяц назад появился свой король. За этим королём я и иду. Иду за ним в глубокую нору белого кролика, в которой вовсе не Зазеркалье, а гораздо более мерзкое место. На юге Данкелбурга живут звери, которые калечат и женщин, и детей, а дети быстро превращаются в таких же зверей. Только звериные ярость и агрессия позволяют им вырасти в неблагоприятном районе.
Здесь грабят средь бела дня, а когда людей избивают или насилуют, вокруг собираются толпы зевак. Полиция не любит сюда соваться. А вот меня так и тянет…
Тянет к Гордону Вульфу…
Эта фраза кажется признанием пидора, но это не так. Не стоит сомневаться в моей сексуальной ориентации, надо просто во всём разобраться…
Тогда…
Две недели назад я сидел в офисе главного редактора. Мистер Арлес прочитывал черновой вариант моей новой статьи, наспех подготовленной всего за день. Приходится работать быстро, чтобы как можно скорее получить гонорар. Его мясистый курносый нос быстро мотается из стороны в сторону. Бастиан Арлес пробегает по строчкам не одними глазами, а сразу всем лицом – какой-то дефект глазодвигательных мышц.
Я нервно ёрзаю в ожидании вердикта. Мои глаза нацелены на макушку мистера Арлеса – чёрная краска старательно закрашивает седину сорокалетнего холерика. Он сегодня одел самую глупую из своих рубашек – розовую в полосочку. Опять ловлю себя на мысли, что считаю эту рубашку глупой потому, что она слишком дорогая, и я не смогу позволить себе такую ближайшие десять лет…
Полноватый мистер Арлес отложил статью в сторону, чуть отъехал назад на стильном кресле на колёсиках, шумно выдохнул, изогнул пухлые губы и начал растирать виски пальцами – дурной знак. В лучшем случае отправит дорабатывать или переделывать половину, в худшем – пошлёт к черту, сославшись на «неформатность» статьи.
Вентилятор под потолком делает кабинет редактора более свежим и прохладным, но стёкла моих очков всё равно запотевают. Морщинистое лицо палача нацеливается на меня с ленивым презрением. С секунды на секунду я услышу приговор…
Сейчас…
Газета «Еженедельно актуально» издаётся в Данкелбурге уже восемьдесят лет. Толстый еженедельник уверенно держится на вершине рейтинга самых популярных печатных изданий города. Независимая газета акцентирует внимание на самых интересных событиях и фактах.
Работать в редакции «Еженедельно актуально» – очень престижно для начинающего журналиста. Такого, как я…
Меня зовут Курт Чатлер. Мне двадцать один год. Я только что закончил университет, получил специальность журналиста и нашёл работу в «Еженедельно актуально» внештатным сотрудником. Теперь предлагаю издателю свои статьи в надежде, что их приобретут…
Примерно сорок процентов моих статей отправляются в мусорную корзину, а остальные приносят временный доход.
Такое существование на грани бедноты продолжается уже шесть лет с тех пор, как родители прознали про мои нередкие мелкие кражи и выгнали из дома. Спас мой интеллект: я проскочил пару классов экстерном, отучился в университете на бюджете и пораньше взялся за нормальную работу.
Хотя нормальной её назвать сложно…
Тогда…
Бастиан Арлес высокомерно смотрит на меня, Курта Чатлера. Я, Курт Чатлер, робко выглядываю исподлобья через очки на главного редактора Бастина Арлеса. Этот морщинистый черногривый лев разве что не выпускает когти – издёвки над мышью сейчас начнутся…
Верхняя часть туловища толстяка навалилась на стол. Мистер Арлес облизывает обветренные губы и произносит:
– Мистер Чатлер, надеюсь, Вы понимаете, что работаете в серьёзной газете… Вы же ведь понимаете?
Он никогда не говорит прямо. Всегда начинает издалека. Так приятнее унижать сотрудников.
– Конечно, понимаю, – отвечаю я и всё больше сжимаюсь.
– Тогда к чему, позвольте спросить, Вы предлагаете мне какую-то ерунду про профсоюзы дриджей? Вы, что, думаете, что людям будет интересно читать про сборища лысых карликов, которые пытаются протолкнуть к мэру на стол бумаги со списком своих прав? Да студенческие движения по защите бездомных собак приковывают большее внимание!
Это бессмысленно, но я предпринимаю попытку оправдаться:
– На эту тему нет статей, и я решил заполнить пустующую нишу…
– На эту тему никто не пишет потому, что это никому не нужно! – звучит в моей голове злобный клёкот мистера Арлеса. Я представляю эту фразу не дословно: в оригинале было много отборного мата.
Я жалобно поджимаю губы и жду, когда же это, наконец, закончится…
– Повторюсь, что мы не занимаемся всяческими бреднями! – мистер Арлес говорит со мной свысока, – Если Вы, мистер Чатлер, хотите работать в нашем издательстве и тем более войти в штаб, подготавливайте стоящий материал.
– Да, я понимаю…
– Надеюсь, – пухлая рука главного редактора хватает мои труды и отправляет их в корзину. Я успеваю отметить, что она уже полна мятой бумаги, – В ином случае мы можем предложить Вам работу, например, уборщиком. Предыдущая Ваша статья, мистер Чатлер, про самоубийство офицера полиции показывает, что Вы не безнадёжны…
Я проглатываю все услышанные ранее оскорбления и отвечаю:
– Хорошо, спасибо, мистер Ар…
– Всё, проваливайте! Не отнимайте у меня время!
Словно израненный и побитый, я покидаю кабинет…
Сейчас…
Освещения на улицах становится всё меньше – теперь фонари стоят на расстоянии около сотни метров друг от друга. Было бы очень темно, если бы не довольная яркая половина луны. Её бледный свет снисходит на Данкелбург, освещая его гнилое естество.
И видны звёзды. Ни в одном другом крупном городе звёзд не видно. Я же могу рассмотреть их многообразие в мельчайших деталях. Я могу даже разглядеть спрятанные среди них глаза Небожителя. Но не хочу.
Сам по себе Данкелбург настраивает на то, что приходится вечно смотреть под ноги.
Воспоминания тягостные и неприятные. Только привыкание и осознание того, что в моей жалкой жизни таких случаев бывает немало утешают. Я смирился со своей судьбой, смирился с тем, что моя юность будет именно такой. Но зрелую жизнь я непременно изменю!
Тогда…
Перемены начались двенадцать дней назад. Тогда я только оправился от испытанного в кабинете мистера Арлеса позора и искал материал для новой статьи. Целый день я проторчал в своей микроскопической квартирке в ожидании озарения и вдохновения. Целый день они не приходили.
Возможно, всему виной имена эта квартира, в которой я влачу своё жалкое существование: обшарпанные стены без обоев, осыпающийся потолок, самодельная кровать из трёх досок, поставленных на ровные стопки книг – в моём жилище ничто не подходит под определение «уют».
Зато самое оно, что подходит для молодого парня без денег – город неблагосклонен к неимущим.
В тот день я проснулся от того, что под моим окном столкнулись два горбатых автомобиля. Плюющие слюной хозяева транспортных средств материли друг друга, да так, что перекричали крякающие сигналы лениво объезжающих их машин. Удар несильный, о чём говорят незначительные повреждения, но даже из-за отбитых кругляшей фар водители готовы перегрызть друг другу глотки.
Я долго наблюдал за ругающимися господами. В солидных костюмах, с респектабельной внешностью и изящными автомобилями стильных чёрных цветов, эти двое поведением своим напоминают портовых грузчиков-эмигрантов.
Отчего-то в Данкелбурге так сложно встретить порядочных и спокойных людей.
Сам себя я к категории таких лиц не причисляю.
Настало время просыпаться и натягивать на себя потёртые джинсы фирмы «Штрауц». Многие считают этот предмет одежды плебейский, отвратительным, бунтарским. Консервативно настроенное общество считает джинсы одеждой для будущих преступников, штанами для всякой шпаны. Я же считаю их удобными, долговечными и… дешёвыми.
Опустив ноги на пол, где меня ждут поношенные кеды, я обнаружил, что за ночь одна книжная стопка немного рассыпалась, и кровать чуть перекосилась. Пришлось восстанавливать, с позволения сказать, мебель…
Я принялся укладывать книги поровнее, чтобы не допустить повторных разрушений в ближайшее время. Моё ложе поддерживают самые известные писатели современности: здесь и Абрахамс, и Барстоу, и Ирвинг, и Стайнер. Настоящая библиотека, за которую некоторые букинисты отдали бы немалые средства. Но для меня эти книги являются просто частью кровати.
Мне не приходилось читать ни одну из них. За все шесть лет проживания здесь я ни разу не взял в руки ни одну из этих книг с целью чтения.
Вряд ли хоть кто-то из этих авторов предполагал, что его труды будут использоваться именно так. Сомневаюсь, что хоть кто-то из них остался бы равнодушен, увидев подобное зрелище. В своих глупых фантазиях я нередко заменяю книги на самих писателей и представляю, как сплю на их спинах. Все в костюмах, с галстуками, но все пыльные с ног до головы, прямо как и их произведения.
Помнится, единственный раз я всё же пролистал интереса ради один роман, но с несколько иной целью: я наивно понадеялся, что предыдущий жилец спрятал в одну из них деньги…
Так пренебрежительно обращаясь с интеллектуальными трудами известных писателей, я начинаю осознавать, что и у газет, в которых опубликованы мои статьи, судьбы складываются не лучше: моими строками бомжи устилают ложа на ночь, ими убивают мух, на них потрошат рыбу, в них заворачивают куски свинины…
Признаться, сперва от этих ассоциаций ёкало сердце. Теперь я об этом не думаю вовсе… Или умело вру сам себе, что не думаю…
Восстановив целостность кровати, я снова перевожу взгляд на виды за окном. Данкелбург не меняется и меняться не собирается. Он всё такой же, как и четырнадцать лет назад, когда город полностью восстановили от последствий войны. Осколки камня убрали, памятники и здания восстановили, наладили инфраструктуру и постарались забыть о недавнем грандиозном конфликте, который затронул семьдесят две страны. Её постарались забыть и главы государств, и простые солдаты. Ни одного напоминания о ней не осталось в обыденной жизни общества.
Но все друг друга обманывают с той же тщетностью, с которой можно обманывать и самого себя. Все всё прекрасно помнят…
Один только город затянул свои раны и забыл. А фантомов, что пытаются напомнить ему, он затолкал в тень, где ничего не видно.
Ещё довольно темно и я включаю лампу с тёмно-зелёным абажуром. В моей квартирке нет люстры, так что весь свет источают лампы и свечи в стеклянных банках, переполненных расплавленным воском.
Жёлтый свет кое-как разгоняет мрак в комнате. Я иду к стулу, переступая через кучи самого разного мусора: бумажки, упавшая на пол штора, обломки табурета, стакан, рассыпанные карандаши, куски штукатурки, упавшие с потолка…
Вот я уже плюхаюсь на деревянный стул, радуясь, что он не развалился подо мной. На рабочем столе свалено всё, что не уместилось на полу. Здесь стоят самые разные предметы, начиная от горшка с землёй, в котором давным-давно сгнил цветок, и заканчивая посеревшей печатной машинкой. На ней я набираю свои статьи…
Здесь я пытаюсь работать…
Первые десять минут я просто сижу и изучаю разбросанные по столу номера «Еженедельно актуально», стараясь вычленить то единственное, на чём стоит сосредоточить усилия. Я просматриваю колонки, вычленяю ошибки писак-бездарей, статьи которых попадают в газету в отличие от моих, систематизирую темы, выявляю интерес читателей, последние тренды в журналистской работе…
А потом бросаю и иду умываться и заваривать чай. Утро надо начинать правильно.
Пол в ванной усыпан осколками кирпича. Это либо чья-то шутка, либо что-то ещё… Не знаю… По-моему, так никто не делает. Спасает только половичок, постеленный поверх.
Из ржавого крана в ржавую бурую раковину стекает ржавая же вода. Я жду минуту, затем вторую, после этого третью… Спустя восемь минут вода становиться немного прозрачнее, и я начинаю умываться. Если набрать воду в ладоши, она кажется совсем чистой, и плескать её на лицо морально становится легче. Я стараюсь не думать, сколько красно-бурой дряни выплёскиваю на физиономию, стараюсь не настраивать себя на мысль о возможных кожных заболеваниях…
Особенно это нелегко, когда приходится чистить зубы. Рот я стараюсь не споласкивать.
Закончив этот ужасный ритуал, я закрываю глаза и упираюсь руками о раковину. Начинается борьба с самим собой: так хочется заорать от ненависти, испытываемой к этому миру, хочется вырвать из стены раковину, разбить её о ванну, хочется всё крушить!
Или просто унестись отсюда куда-нибудь далеко, где никакой этой хреновни нет, где всё лучше, чем здесь. Иногда мне даже кажется, что у меня выходит, что у меня получается, и я уже где-то высоко, на горных лугах, где пасутся коровы, каждая из которых выглядит лучше, чем я.
И только хруст кирпичей под ногами говорит о том, что я ещё в своей ванной.
В тот день в реальность меня вернул мощный удар и истошный крик этажом ниже. Вопит женщина, она кричит на невозможных обычному человеку высотах, истерично прыгая голосом с октавы на октаву. Ровно семь секунд её мерзкого крика, и тут шлепок всё обрывает. Повторный звук удара – миссис Шейл упала на пол. Её снова избивает муж.
Мистер Шейл любит это делать. Он бьёт жену строго раз в неделю. Все три года, что они живут подо мной, продолжаются эти зверства. Ещё шлепки, ещё удары – мистер Шейл беспощадно мутузит свою ненаглядную.
Я бы мог проявить интерес, вслушаться и дождаться развязки, но эти избиения продолжаются довольно долго, так что я ещё успею сходить и выпить чаю. Чета Шейлов от меня никуда не денется.
На кухне, больше похожей на кладовую, я ставлю закопчённый чайник на примус и включаю подачу керосина в горелку. Разгорается пламя. Совсем скоро вскипит ржавая вода.
Тем временем я насыпаю сушённые листья чая в грязную чашку, отмыть которую не в силах, и жду кипятка. Я больше люблю сладкий чай, но в моём доме попросту нет сахара.
На стене висит календарь, который сурово напоминает о приближающейся зиме. Снова будет настолько холодно, что придётся спать в одежде. Снова придётся выживать.
А внизу продолжается бойня. Удары по чему-то мягкому (лицу миссис Шейл) и удары обо что-то твёрдое (это уже падения той же самой миссис Шейл). Странно, ещё вчера ночью у них была интимная близость – я не мог уснуть под эти крики до двух часов. Обычно секс несколько примиряет людей, а тут уже на утро случился скандал.
Возможно, из двух сексуальных партнёров вчера только у одного была фамилия Шейл. Тогда причина жестокого избиения бедной женщины становится понятной.
Грохот такой, словно борются не стремительно стареющий дистрофик и его искалеченная жена, а супертяжеловесы Карл Шоб и Рудольф Имеранг сошлись на боксёрском ринге. Из-за этой ассоциации резко упало настроение, потому что когда эти два боксёра в реальности сошлись в поединке, я поставил на Шоба целую двадцатку, но выиграл Имеранг…
Мне, как человеку, избегающему драк, совершенно непонятно, как можно так долго метелить ближнего, особенно жену. Опустившийся по жизни мистер Шейл пытается самоутвердиться за счёт небывалого унижения супруги, подобно тому, как я хочу самоутвердиться за счёт разнесённой раковины.
И я, и все прочие соседи слушаем это целых три года. За эти три года никто ни разу не попытался вмешаться и остановить садиста. Никто даже не вызывал полицейских. Ни разу…
Волей-неволей поверишь, что в Данкелбурге разверзся настоящий ад.
Я обернулся и посмотрел в окно, заляпанное чем-то снаружи. Коричневая гадость крупными пятнами усеивает стекло. В тот день я впервые подумал, что наш город затапливает дерьмом по самые крыши.
Миссис Шейл продолжает истошно вопить. Её нечеловеческий вой раз за разом обрывают удары мужа. Поверьте, я видел немало людей, но ни разу не слышал столь отвратительных звуков, издаваемых человеком разумным. Уши выворачивает!
Сейчас я не прочь спуститься и помочь мистеру Шейл избивать жену! Лишь бы она заткнулась!
Быть может, мне написать про них? Семья, без детей, живущая животной жизнью на протяжении трёх лет! Но кто это будет читать? Слишком мрачно для жителей Данкелбурга, которым хочется увидеть в жизни хоть что-то радостное и светлое.
Чайник изрыгает струю пара, я наливаю себе полную чашку и возвращаюсь в комнату.
Крики, вроде бы, начинают стихать. Миссис Шейл долго держалась. Как-то я увидел её лицо после очередного избиения: всё в синяках, опухшее, заплывшее, красно-синее, уродливое. Нос больше напоминает короткий хобот, свисающий лоскутом кожи. Везде только-только зажившие кровоподтёки…
Возможно, это прозвучит цинично, но я хочу, чтобы миссис Шейл умерла. Думаю, она и сама этого хочет. В её ситуации проще просто умереть и не мучиться! Больше не чувствовать боль и унижения!
Что толку жить с извергом, который вечно пропадает у соседа по этажу, нажираясь на пару дешёвым виски, в который мистер Олиут подсыпает какую-то дрянь. Больше всего эта штука похожа на какой-то наркотик, но некоторые авторитетно заявляют, что психопат просто сыпет в алкоголь пыль.
Один раз я случайно попал к мистеру Олиуту и стащил горсточку этой мерзости, но так и не решился попробовать. Гадость смыл в унитаз и внимательно проследил, чтобы вода унесла с собой каждую частичку странного вещества.
В этом доме меня окружают сплошь сумасшедшие, от которых я уже почти не отличаюсь. Весь мой дом заполнен психами под завязку, словно какой-то Маурнфулхаус. Так называется местная психушка, что расположена за городом. Там содержат и просто невменяемых, и опасных маньяков-психопатов, вроде Поджигателя Томаса…
Чай мерзкий, горький, но пить его надо. Тепло от жидкости способно утихомирить чувство голода. То что нужно, особенно, если учитывать, что деньги уже кончаются.
Очередная порция звонкого мата, хлопок двери и тишина… Мистер Шейл закончил с супругой и отправился по своим «делам». Надеюсь, мистер Олиут сейчас у себя, иначе мистер Шейл начнёт стучаться во все подряд квартиры. Не исключено, что его притащит сюда.
Я ненавижу весь дом от фундамента до чердака!
Как возможно, что всего три этажа и девять квартир могут вызывать у меня так много негативных эмоций?
В первой квартире живёт одинокий старик. Никому не удаётся проникнуть в его затворническую жизнь. Он нередко выглядывает из окна и следит за улицей. Особенно ему нравится любоваться на трамваи. Старому шизофренику доставляет удовольствие смотреть на рельсовый транспорт. Имени старика я не помню. Никто не помнит, кроме миссис Францельш – хозяйки многих квартир в этом доме. Именно у неё я и снимаю эту дыру.
Миссис Диана Францельш живёт по соседству со старым любителем трамваев. Заплывшая жиром, дряблая и щербатая уродина! Нос словно у негра, широкий и плоский, глаза, как у свиньи, микроскопические, ехидные, высокомерные. Эта мразь ничего из себя не представляет, она – пустое место, однако откуда-то у неё берётся это презрение, что даёт ей право и причины говорить с людьми свысока, унижать их, оскорблять? Кто давал этой мрази право?
И почему я ничего не могу этому противопоставить?
Говорят, людей портит власть, деньги, положение в обществе, происхождение, связи… Это неправда. Не имея ничего этого, некоторые могут быть не менее презрительными и надменными.
Радует только то, что она когда-нибудь сгниёт здесь. А у меня ещё есть шанс. Он появился в тот день.
С плаката, подаренного мне другом Гарри, подмигивал высокий красивый артист. Скоро состоится премьера нового спектакля. Я приглашён.
Дружеское подмигивание исполнителя главной роли настраивает на положительный лад.
Ещё вспомнился мелкий шулер с первого этажа. Картёжник. Хитрый плут. Деньги в его карманах появляются путём мухлежа. Он круглые сутки проводит в незаконных подпольных клубах, где зарабатывает и проигрывает немалые состояния по несколько раз за день. Пустой бездельник. Пустой пользователь. Я же – творец. Мне положено его не понимать.
Да тут ещё можно его не любить.
Парень не прочь пожить в долг. Вот только возвращать деньги он не спешит, даже если может. Один раз он занимал и у меня. Когда попытался развести меня второй раз, я просто послал его.
Но своих денег мне уже не вернуть.
Чай мерзкий, словно зачёрпнутый из сливного бачка унитаза. Когда я пропускаю через себя проржавевшую воду, начинаю чувствовать себя трубой. Вода катится по ней далеко, сливается в мерзостную водицу загаженной реки.
На втором этаже живут уже описанные мною чета Шейл и мистер Олиут. Эти твари куда ужаснее и отвратительнее жильцов первого этажа.
На третьем, на одной лестничной площадке со мной живут две семьи: чета Нерис и чета Ройлс. Две гадкие семейки, одна хуже другой…
Чета Нерис знаменита на весь подъезд своей гадкой натурой, завёрнутой в красивую оболочку. Внешне они стараются выглядеть красиво, респектабельно, одеваются в строгие костюмы, хотя и работают где-то на бойне. Всегда улыбаются, словно нанюхались веселящего газа.
Однако внутри, в сердцах этих людей копошатся мерзостные белые черви порока. Они токсикоманы. Возле их двери вечно витают самые невообразимые запахи, сбивающие с ног. От их квартиры просто-таки разит смрадом.
Чета Нерис живёт не в квартире, а в газовой камере.
У них был сын. Миссис Нерис родила его недоношенным. В прошлом году ему исполнилось три года. В этом возрасте он всё ещё не умел ни ходить, ни говорить. И умер. Задохнулся от острых запахов.
Я не ходил на похороны. Собирался, но не пошёл…
О семье Ройлс мне всегда неудобно вспоминать. У них часто бывает много гостей: они свингеры. Чёртовы экспериментаторы, не знающие, куда бы им пристроить генеталии! Из их квартиры часто раздаются громкие звуки группового секса.
Однажды чета Ройлс заявилась ко мне и предлагала зайти в гости. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять зачем. Мистер Ройлс ещё сказал, что я могу пригласить с собой девушку.
Я внимательно осматриваю невинных с виду людей, смотрю на похотливого мистера Ройлса, который прямо предлагает поиметь мою девушку, смотрю и на миссис Ройлс, которая прямо предлагает поиметь её. Мне становится дурно. Тогда я сказал, что подумаю, не зная, как ещё спровадить этих людей. Потом меня внезапно вырвало – я еле успел добежать до туалета.
Извращенцы!
А ведь у них есть совсем взрослая дочь. Девушке уже около семнадцати лет. Она одевается во всё чёрное, малюет лицо бело-чёрным гримом и, бряцая всевозможными заклёпками и застёжками, идёт на улицы к таким же ненормальным друзьям. Они называют себя готами по названию древних племён. Они, вроде бы, поклоняются смерти, предрекают скорое пришествие Сатаны и тому подобное.
Она прогуливает школу, нигде не работает, ничем полезным не занимается. Это движение готов закрыло ей глаза.
А её родители с глупым выражением лица смотрят ей вслед и считают, что всё в порядке. Если вы встретите на улицах Данкелбурга девушку со шрамом в виде креста на щеке, то это будет Ханна Ройлс.
Со всеми этими людьми мне приходится жить и тешить себя мыслями, что я совершенно не такой, как они. Иногда я начинаю в это верить, а иногда смиряюсь, что являюсь обязательным кирпичиком этого порочного образования. Начинаю чувствовать, как и от меня разит безнадёжным звериным существованием.
Сейчас…
Но с того самого дня я верю, что всё могу исправить. Каждые четыре дня, ровно по расписанию, я начинаю верить особенно сильно.
Десять часов, восемь минут. Становится совсем холодно, словно все слои одежды, натянутые на меня, растворяются. Скоро я уже плохо начну шевелить пальцами, а мне предстоит провести на улице никак не меньше трёх-четырёх часов.
Я прохожу мимо витрины с телевизорами и останавливаюсь. Телевизор. Сегодня иметь телевизор также почётно, как пятьдесят лет назад иметь автомобиль. Квадратные коробки с чёрными экранами, которые оживут, стоит только нажать на кнопку. И вот уже весь мир перед тобой! Пусть он и заключён в рамки небольшого электроприбора.
Почти три года я мечтаю о собственном телевизоре. В наши дни он присутствует примерно в половине квартир города. Примерно половина населения Данкелбурга может себе позволить окунутся в этот новый, диковинный пока мир телевидения. Возможно, скоро и я в него окунусь, возможно.
Совсем недавно телевидение стало цветным. Совсем недавно поступили в продажу цветные телевизоры. Мой телевизор непременно будет цветным…
Слава богу, рядом со мной нет Гарри. Этот человек не одобрит моего интереса к ящику с экранчиком. Долбанный принципиальный Гарри постоянно твердит, что телевизоры убьют газеты, убьют театр – всё, ради чего он живёт.
В его голове, отчего-то, засело убеждение, что новости, вещаемые по телевидению, совершенно не имеют души, в отличие от тех, что выкладывают на газеты страницах газет. Яркий экран кажется Гарри куда мертвее бумаги и свинцовой краски. Возможно, он, как и многие, просто оправдывает таким образом свою невозможность приобрести заветный электроприбор с антенной.
Поговаривают, правда, что телевизионные антенны притягивают к себе Сомлей. Сомли – загадочные создания, похожие на бабочек или мотыльков, но ими не являющихся. Они вообще не являются живыми существами, и вопрос их происхождения находится в той же области, что и вопрос происхождения Небожителя.
Эти белые светящиеся бабочки суетливо порхают в любую погоду от дома к дому, забираются в квартиры и сыплют во все стороны маленькими искорками с крыльев. Известно, что эти создания вытягивают силы, делая людей вялыми, сонными, нервными и агрессивными. Если начинается депрессия ни с того, ни с сего, стоит заподозрить в этом маленьких крылатых вредителей.
Да, их притягивают антенны телевизоров и радио. Скорее всего, в этом виноваты радиоволны.
Скорее всего…
Я рассматриваю различные модели довольно долго. Фонарь стоит прямо за спиной, и моя густая тень мешает разглядеть самый крупный и пузатый ящик. Свет частично отражается от стекла, так что истинный облик красавцев не виден – я могу лишь примерно прикинуть. И лишь в голове могу представить, сколько предстоит работать ради самого дешёвого…
Время бежит, а я не могу оторваться от таких манящих ящиков с кнопками и экранами. На ум приходит мысль о новом виде зависимости…
На часах десять часов, десять минут – часы в глубине магазина говорят, что я проторчал перед витриной всего две минуты. Вернулся холод, вернулось понимание того, за чем я вообще сюда пришёл.
Ноги сами развернулись и понесли меня вперёд. Гордон Вульф ждёт, но сам он об этом не подозревает.
Тогда…
В тот день я приехал в южный район города к другу, промышляющему продажей рыболовных снастей где-то на центральном рынке. Дешёвые удочки, лески, крючки, сети и поплавки в Данкелбурге расходятся плохо, так что мой друг живёт немногим богаче, чем я. Зато он очень гостеприимен. В тот день я неправильно понял его гостеприимство.
Ему нужна была помощь с ремонтом, поэтому-то он и решил позвать меня. Не то, чтобы я против несложной работёнки за хорошую еду, но манера моего друга вспоминать о ближних только в минуты, когда требуется помощь, несколько меня злит. Ненавязчиво пользоваться друзьями – это именно про него…
Мы проторчали у него пять часов. За это время я успел оценить всю сложность такого незамысловатого процесса, как оклейка обоев. Листы ложились кривовато, и мой друг постоянно их отдирал и переклеивал. Без этого работа должна была бы закончиться в разы быстрее.
Только к шести мы, наконец, закончили. Его комната стала казаться ещё более неряшливой с новым цветом стен. Бежевый с бледно-зелёными волнистыми полосками – кому только в голову пришло создать такое сочетание?
Мы уселись на кухне. Мой друг по привычке открыл окно и принялся швырять в витой фонарный столб старые хлебные корки. Его снарядов хватило всего на десять бросков, из которых девять были пущены мимо.
Мой товарищ затем долго нахваливал себя за меткое попадание. Некоторым людям нужно так мало, чтобы гордиться собой.
Он, как и всегда, говорил один, позволяя мне вставить только «да» или «нет», не более того. Он из того рода людей, которым кажется, что они единственные, кто всё знает о мире. Они так спешат поделиться этими знаниями, высказанными крайне экспрессивно, с предысторией, с чувством, с тактом и аплодисментами в конце.
Ещё он любит рассказывать по нескольку раз одну и ту же историю, приукрашивая её время от времени новыми деталями. Так я снова услышал, как его в школе подставили, а затем несправедливо побили, снова услышал, как его бабушка окотила водой полицейского, и начались тотальные проверки всех квартир дома, после которых были арестованы двое жильцов, я снова услышал невероятную притчу о том, как его бросила девушка, и он, выпив несколько литров крепкого алкоголя, решил броситься с моста…
Я сидел и слушал, с каждой минутой понимая, что больше не в силах здесь оставаться. Мне было откровенно погано. Всему виной позавчерашний разговор с мистером Арлесом.
Я всё искал повод уйти, но в голову ничего не шло.
Даже когда стало совсем темно, друг меня не отпускал. Из его уст сыпались всё новые истории и новые философские мнения относительно устройства мира. Его было не остановить…
Не помню, сколько раз я произнёс сокровенное «Уже поздно – мне пора», но мой друг отпустил меня только в десять. Провожая меня, он не мог сдержать прущую из него благодарность и подарил мне поплавок. Как он заверил меня, это его лучший поплавок.
Подарок друга я выкинул, только протопав три квартала. Отчего-то я испугался, что если выкину его близко к дому товарища, то тот непременно отыщет подарок в мусорном баке и обидится. Пусть такой сомнительной дружбой можно и пренебрегать, но моральные принципы не позволяют портить отношений с близкими и знакомыми.
Что-то заставляет меня дорожить каждым мало-мальски знакомым человеком. Видимо, это от страха остаться совсем одному в громадном седом Данкелбурге.
В ту ночь я пошёл к станции метро по улице Паприкстрабе…
Сейчас…
Сейчас я тоже иду на эту улицу.
В который раз за день перепроверяю, что ничего не забыл – залезаю в сумку. Блокнот, фонарик, набор карандашей, фотоаппарат, плёнка, перчатки. Всё, что может понадобится, с собой. Стало легче, но лишь чуть-чуть.
Мандраж никак не проходит. Вот ведь чёрт! Уже в четвёртый раз занимаюсь этим, а всё никак не свыкнусь…
Засосало под ложечкой. Нервы никак не унять. Я не страдаю особой нервозностью, никогда не пью лекарств, но сегодня меня трясёт от волнения, колотит от страха и предчувствия неладного.
В голове мелькнула предательская мысль всё бросить и пойти домой, но я тут же раздавил её, как таракана. Единственный шанс в моей жизни вырваться из глубокого омута нищеты предоставляется сегодня. Упустить его – значит расстаться с будущим.
Я не такой идиот, чтобы это делать.
Данкелбург переполнен нищетой. Деньги перетекают в лапы политиков, бизнесменов и банкиров. Простому народу совсем ничего не остаётся, поэтому надо цепляться в свой шанс зубами и ногтями! Впиваться клыками поглубже, вонзать ногти до треска! Только безвольные глупцы, лишённые всякой веры в себя, способны позволить шансу проплыть мимо!
Я не из таких! Я не могу быть из таких!
Таких людей и так слишком много, чтобы я влился в общую массу. Не для того я здесь, в Данкелбурге, чтобы растворяться в толпе. Толпа – это потребители, а я – творец!
Я уже месяц повторяю про себя эту фразу. Эта фраза, услышанная от мистера Арлеса, прицепилась, словно репей, прицепилась к самому языку. Теперь не отстанет, как бы я ни старался.
Да я не особо-то и стараюсь…
На лавке я обнаружил спящего дриджа. Карлик ёрзает и сопит. Отвратительное зрелище. Как только их пускают в страну? Будь моя воля – их бы сослали на какой-нибудь остров и оставил бы там в надежде, что они все передохнут от голода…
Лысый череп, обтянутый серой кожей, похож на камень. Эти создания в принципе не похожи на живых существ.
Я приостановился. Времени хватает – идти недолго. В сумке лежит фонарик. Довольно крепкий и тяжёлый фонарик. Я стою за спиной этого гада. Можно внезапно напасть и точным ударом разбить голову. Если не получится с первого удара, никто не помешает добить его…
Никого в зоне видимости. Никто меня не увидит. Я избавлю город от дриджа-бомжа. Коротышка не способен ничего противопоставить в битве один на один человеку.
Идиотизм! Просто какая-то херня!
Я подстегнул себя и двинулся вперёд широкими шагами. Что на меня нашло? Что за бред? Я же не псих, не убийца! И я же не расист! Просто не могу вынести той мерзости, которую у меня вызывают эти создания!
Но я не убийца!
Зачем мне связываться с тем бомжом?
Тогда…
В школе я был малообщительным, замкнутым, немного одиноким. Сверстники не любили общаться со мной. Круг друзей был до неприличия узким.
Я вертелся в компании так называемых «середнячков». Нас никто не отлавливал после школы, нас не считали ботанами или лузерами, но мы и не были теми ребятами, что всегда находятся в центре внимания, мы не были крутыми, мы были серой массой, которую попросту не замечает никто, кроме учителей.
Мы были призраками, незаметными, блёклыми призраками. Мы жили посредственной, ровной, унылой и безнадёжной жизнью. Я жил этой жизнью.
Я рос тихим, робким и бесхарактерным. Любую ситуацию я старался решить мирным путём, любой конфликт я старался избежать. Я никогда не был подвержен жажде помахать кулаками.
Я никогда не дрался…
Сейчас…
Почему же мне захотелось атаковать того дриджа? Почему же мне так захотелось не просто бить это существо, а именно жесткого его убить? Без причины…
Сколько бы ни пытался, я не вспомню тот день, когда стал агрессивным психом…
Надо больше спать. Вопреки крикам миссис Шейл, вопреки шумам в квартире четы Ройлс, вопреки вони из квартиры четы Нерис и поносному осадку от презрительных речей миссис Францельш надо просто лечь, уснуть пораньше и проспать до обеда.
За последние семь дней я провёл в объятьях Морфея не больше тридцати часов. Примерно четыре с половиной часа сна каждую ночь. Я просыпаюсь за несколько часов до пронзительного звона будильника, который, в силу этих обстоятельств, становится абсолютно бесполезным.
Ещё можно купить снотворного. В аптеке можно найти что-нибудь и без рецепта.
Сон выветрит навязчивые идеи.
Размышления прервало шуршание впереди. Я поднял голову и увидел впереди пару медленно бредущих людей. Правый, тот, что выше и шире в плечах, звучно шаркает. Оба мужчины. Возраст и внешний вид издалека да ещё и в полутьме разглядеть крайне сложно.
Здоровяк выглядит откровенно неприятно: вызывающе раскачивает плечами, идёт в развалочку, руки держит в карманах. Второй семенит рядом, не отставая ни на шаг. Возможно, уличная шпана. В такое время суток столкнуться с ними на пустой улице – не самое приятное развитие событий.
Мне стало не по себе…
Развернуться и пойти в противоположную сторону будет довольно глупой реакцией на появление на горизонте неизвестных. Ко всему прочему, это может только подзадорить их, спровоцировать…
Спрятаться в подворотню, переждать в круглосуточном кафе, магазинчике или, на худой конец, укрыться в телефонной будке не выйдет, по причине отсутствия перечисленных объектов. Остаётся единственно-возможное продолжение – просто продолжать идти вперёд.
Я сильнее сжался, чтобы меня элементарно проигнорировали, чтобы не вызвать никакого интереса этой подозрительной парочки. Я постарался слиться с тенью…
Здоровяк пожал плечами и глухо посмеялся! Я напрягся и покосился на идущего навстречу бугая. Почему-то первое, что пришло в голову – он посмеялся надо мной. Нашёл что-то в моём поведении, в моей тщедушной фигуре что-то забавное, глупое. Бред, конечно, но из головы параноическая мысль не желает вылетать, вцепилась кривыми когтями в сознание…
Смех здоровяка поддержал его спутник. О чём говорят? В темноте не видно даже, куда направлены их взгляды.
Стало страшно! Совсем страшно, словно эти двое уже вынимают из карманов ножи. Словно они уже заносят кулаки для ударов…
Я никогда не дрался. Изредка меня били, в редких ситуациях я даже отмахивался наотмашь, но в настоящей драке не участвовал ни разу. Если сейчас эти двое нападут, мне не поздоровится! Здоровяка вполне хватит, чтобы отметелить меня. Чего уж там, его более субтильного товарища может хватить с избытком…
Пара идёт чётко по середине тротуара, так что мне пришлось спешно переместиться в сторону, прижавшись к зданиям. Расстояние стремительно сокращается… Я ещё сильнее втянул голову в плечи и ссутулился.
Сейчас я чувствую себя кроликом, мимо которого ползут два толстых удава. Мне, как маленькому беззащитному млекопитающему, остаётся лишь сократить до минимума свои движения, надеясь, что глаза рептилий не среагируют на неподвижный объект. Надежда одна – не заметят…
Не двигаться особо, не дышать и не топать слишком громко. Вероятно, мне даже удалось сжать поры, дабы издавать как можно меньше запахов. Сейчас все хамелеоны мира должны мне завидовать!
Краем уха я улавливаю шаги парочки. Высокий и низкий приблизились, прошли совсем близко, опять рассмеялись и… начали удаляться. Просто прошли мимо, не уделив одинокому путнику ни капли внимания. Возможно, это вовсе не безбашенные хулиганы и выродки, за которых я их принял.
Сердце начало понемногу успокаиваться, но всё ещё боюсь обернуться и проследить за случайно встреченными людьми…
Пар изо рта стал вдруг гораздо гуще.
Позволить себе полностью расслабиться я смог только когда прошёл целый квартал.
Я оставил в покое ни в чём не повинного дриджа-бомжа, укротил внезапный порыв немотивированной агрессии. Небожитель, что застыл в вышине, распахнув пошире горящие огнями зёнки, всё видел. Он наградил за сдержанность и отвёл от меня неизвестных. Думаю, напади я на серого коротышку, мне не избежать расправы…
Рука рефлекторно рванула вверх, нырнула за голову, и я потёр затёкшую шею. Давно она меня беспокоит. Не помню ни дня, чтобы меня не беспокоил какой-то сустав, конечность или мышца. Вечно что-то в теле болит или зудит… И мне всё лень сходить к врачу – жду, когда само пройдёт.
Дурак. Ленивый дурак…
А вот уже и знакомый дворик. Три дома, шесть подъездов, лавочки, неработающий фонарный столб, голые косматые кусты. Я свернул с дорожки и прижался к стене, заняв свой наблюдательный пост в густой чернильной тени. Здесь меня никто не увидит, если не будет знать о моём присутствии. Да даже если и будет знать, шансы невелики…
Надеюсь, мой ненаглядный Гордон не решил сегодня выйти пораньше. Время, если я всё правильно рассчитал, должно быть то, что надо. Около половины одиннадцатого…
Возможно, ещё пара минут.
Я протёр очки краем рукава и принялся терпеливо ждать, когда неприметная дверь подъезда отворится, и мой любимый персонаж отправится по своим тёмным делам.
Тогда…
Двенадцать дней назад я неторопливо плёлся по улице Паприкстрабе, отчаявшись успеть до закрытия метро. Про себя клял на все лады друга.
Неожиданно на улицу из подворотни вынырнул крепко сложенный, невысокий мужчина в клетчатой куртке и такой же кепке. Он не обратил на меня ни малейшего внимания и быстрыми шагами двинулся той же дорогой, что и я.
Я глядел ему в спину и начал наращивать скорость, сам не знаю почему. Просто что-то заставило двигаться быстрее, чтобы не упустить внезапно появившегося человека. Он непрост, и мне это показалось абсолютно очевидным.
Пришлось забыть про позднее время, про метро, про друга, которому я помогал делать ремонт, про выкинутый недавно поплавок, про многое. Нечеловеческий интерес заставил моё сознание сфокусироваться на широкой спине неизвестного.
Я знаю, что просто идти за ним не получится: пришлось прятаться за столбами, за углами зданий, в тени. Я крался за крепышом незаметно, осторожно, чуть дыша. Мне удавалось держаться на максимально дальнем расстоянии от него, но и не отставать.
В тот день я узнал-таки тайну этого человека…
Сейчас…
В некоторых окнах горит свет. Я не знаю, где именно живёт Гордон Вульф, так что не могу определить, дома он или уже нет.
Надо просто следить за подъездом…
Тогда…
Двенадцать дней назад.
Неизвестный петлял по переулкам южного района больше часа. Он нередко просто ходил по кругу, срезал через почти незаметные проулки, часто просто застывал посреди улицы. Он много и часто оглядывался по сторонам, но я не дал себя обнаружить.
В эти секунды пришло понимание, что неизвестный опасен!
Холодно и страшно – зуб на зуб не попадает. Я не сдался, не ушёл. Глупо. Тогда я не понимал даже, зачем это делаю. Просто так должно быть.
Вскоре неизвестный подошёл к довольно крупному перекрёстку и застыл. Я застыл неподалёку, спрятавшись в подворотне. В свете луны я смог различить его двойной подбородок, крупный нос, ленивые маленькие глазки, в которых плескается дикий холод, сравнимый только с холодом шквальных ветров северного полюса. Из-под кепки вываливаются жидкие волосы. Мужчине чуть больше сорока.
Он ждал. Совсем не двигался и ждал.
Прошёл ещё один час – время близилось к часу ночи…
И тут у неизвестного исказилось лицо, в нём отразилась нерациональная ненависть! Спокойный, меланхоличный мужчина словно получил разряд тока прямо в мозг! Его дикие глаза рванули в сторону, нацелились на неизвестную точку, в которую пялились не моргая почти минуту.
Он рванул в сторону взгляда с завидной скоростью, заставив меня приложить максимум усилий, чтобы не потерять его в лабиринтах переулков, во тьме подворотен. Я буквально иду по лезвию, рискуя в любой момент стать обнаруженным.
Я считаю, что двигаюсь бесшумно и незаметно, но это не так! Когда я выплыл из-за угла, сразу увидел, как объект моего слежения крадётся к неизвестно как оказавшейся в проулке девушке. Тогда-то он и продемонстрировал мне своё мастерство двигаться быстро, ловко и тихо.
Ни я, ни девушка его не слышали. Сложно поверить, что это был человек.
Девушка выбрала странное время и место. В час ночи что-то подстегнуло её пойти покурить среди мусорных баков. Стоя спиной к неизвестному, она не могла увидеть приближающуюся смерть!
Да, он достал нож. Самый простой кухонный нож, большой и увесистый. Кусок стали выполз из внутреннего кармана куртки в абсолютной тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием обречённой.
Я мог её предупредить. Мог, но не стал, потому что не увидел в этом смысла…
В данном спектакле мне была отведена роль простого зрителя. Единственного зрителя.
Маньяк взял нож обратным хватом, прицелился и нанёс страшный удар! Только тогда я до конца понял всю опасность этого человека! Левая рука зажимает девушке рот, избегая контакта с угольком сигареты, захват фиксирует жертву… и тут нож со всей силы вонзается девушке в затылок!
На удивление мало крови… Пока ещё мало…
Застыв от ужаса за углом, я умудрился подумать о таких глупостях, как количество крови и тому подобное…
Лезвие пробило кость и поразило мозг. Острая сталь вошла в затылочную часть черепа проще, чем гвоздь в трухлявую доску! Этот человек оказался чудовищно силён!
Девушка попыталась отбиться, судорожно дёргаясь в адском захвате. Тщетность её усилий очевидна.
Я помню, как её сигарета вертелась в воздухе, чадя едким дымом, помню, как она упала на землю и продолжила тлеть. Я старался смотреть на обычную сигарету, а не на то, что вытворяет неизвестный!
А он чуть провернул страшный нож в ране, отчего девушка моментально скончалась и обмякла в лапах человекоподобного чудовища. Холодная расчётливость силача даже мерзостнее, чем способ убийства несчастной.
И было очень тихо: движения маньяка бесшумны, его жертва не смогла издать ни звука. Лишь череп дважды смачно хрустнул… Я до сих пор слышу этот звук, он всё ещё снится мне в кошмарах, после которых я просыпаюсь в холодном поту.
Убийца в себе уверен: даже не оглянулся по сторонам, когда закончил с несчастной. Он аккуратно уложил её на землю и печально посмотрел в её мёртвые глаза – ему было мало. Сам факт убийства этому ненормальному не доставляет ни малейшего удовлетворения. Он только начал…
Перехватив нож двумя руками, маньяк присел на колени, широко замахнулся и обрушил стальное лезвие на ещё тёплый труп девушки. Брызнула бордовая кровь, фонтаном взвившись над телом!
Мне было так жутко, что я постарался смотреть на яркий огонёк тлеющей сигареты. Я боялся сойти с ума, глядя на изуверства ненормального психа! Боялся элементарно не вытерпеть и завопить от дикого ужаса!
В коленях появилась слабость – я начал сползать по стене… К горлу подступил рвотных горький ком, уши на пару секунд заложило… Я нечеловеческими усилиями удержал себя в руках и не выдал своё присутствие…
Перед глазами разворачивается нечеловеческое зрелище…
Убийца продолжил кромсать труп: нож вонзается девушке между рёбер, ненормальный прямо отрезает от неё куски. Человеческое мясо рваными кусочками отлетает в сторону. Чёртов ублюдок старается изрешетить девушке всю грудную клетку так, чтобы были видны рёбра…
Я уже больше не мог на это смотреть! Мозг больше не помогал управлять телом – я казался сам себе похожим на желе. Ценой огромных усилий я заставил себя вновь двигаться. Приходилось активно управлять каждым телодвижением, словно бы мне всего год, и я учусь ходить…
Не помню, каким именно богам я молился, чтобы не зашуметь. Этот выродок не станет со мной церемониться, если обнаружит. Остроты его ножа хватит и на двух людей.
Шаг за шагом я пятился: повернуться к маньяку спиной не решался. Бесшумный убийца не простит мне такой оплошности. В затылке даже стало холодно, когда я представил себя на месте жертвы психопата!
Стоило мне добраться до крупной улицы, как я развернулся и помчался! Хренов южный район! Целого зверинца уличных банд и наркоманов ему мало – подавай ещё грозных маньяков в клетчатых куртках и кепках! Надеюсь, что зараза, разносимая местными шлюхами скоро выкосит большую часть юга Данкелбурга!
Бежать пришлось немного. Я остановился возле круглосуточной забегаловки, в которой и решил перевести дух. Я сел за столик, огляделся, увидел телефон…
Приметы маньяка отпечатались в моём сознании, как клеймо на крупе коровы. Сейчас я могу описать простецкое толстое лицо этого существа в мельчайших подробностях! Надо поскорее звонить в полицию!
Тонкая телефонная трубка показалась мне удивительно скользкой или, быть может, даже своевольной: всё норовит вывалиться из рук. Сбитый с толку, я долго не мог вспомнить элементарный номер полиции. Наконец палец нырнул в нужное отверстие, я крутанул барабанчик, в аппарате сухо защёлкало…
Потом я замер, застыл, передумав звонить. В голове родился новый план! Я долго не мог с ним согласиться, долго сомневался, но всё же повесил трубку.
То, что я задумал, было, конечно же, сущим бредом, пренебрежением к законам, преступлением! Но мне необходимо было поступить именно так! Если всё получится, могут сбыться мои мечты! Всё может измениться в моей жизни!
Такой ценой? Ну и пусть… И морально, и физически я готов.
Заказав большую чашку кофе я стал ждать. Скоро кто-то вызовет полицию, но это буду не я…
Сейчас…
Около месяца тому назад в Данкелбурге случилось первое убийство. Труп человека в возрасте нашли неподалёку от площади Зюйдштеэ. Не знаю всех подробностей, но, судя по информации в прессе, убитого звали Орвел Уингон, он был мелким клерком в одном банке. Смерть настигла его в подворотне, куда несчастного, по всей видимости, затащили.
Его обнаружили поздно ночью: кто-то решил сходить выбросить мусор на ночь глядя. Бедолагу, обнаружившему тело, не позавидуешь: от увиденного его вырвало мгновенно. Отойдя от ужаса, парень вызвал полицейских.
Криминалистам пришлось разгонять плюющих вязкой слюной диких собак, которые пристроились к телу трапезничать. Косматых падальщиков разогнали свистками и выстрелами, только после чего медицинские эксперты смогли приступить к осмотру полу-обглоданного тела.
Лежащий в луже собственной крови человек был убит вовсе не собаками, судя по многочисленным страшным ранениям, нанесённым обыкновенным кухонным ножом. Наибольшее число ран в области груди. Здесь поработал сущий маньяк!
Одежда на убитом была распахнута. Изверг не просто изрезал его ножом, он раскромсал ему всю грудную клетку. Страшным ножом была частично срезана кожа и вырезаны целые куски плоти…
В конечном итоге, у трупа были видны почти все рёбра!
Полицейские не обнаружили никаких следов, словно убийца был бестелесным фантомом. Улик и зацепок не было.
Вскоре был найден второй труп, но уже значительно южнее, почти на самой окраине. Почерк тот же: у убитого освежёванная грудная клетка. На сей раз чертовски сильный маньяк расправился с молодой девушкой. Ей, в некотором роде, повезло больше – собаки не успели сбежаться на запах крови.
И снова у полицейских ничего…
Город начал погружаться в пучину страха. Страха перед сумасшедшим, неудержимым и неуловимым убийцей, убивающим без разбора.
Потом последовали новые убийства, затем ещё и ещё. Внимательные люди быстро уловили закономерность: маньяк потрошит людей строго раз в четыре дня. Строго раз в четыре дня он выходит на улицы со своим страшным ножом.
А у полиции всё нет и нет улик…
Этот тип осторожен, расчётлив и жутко умён.
За его манеру кромсать людям грудные клетки с нечеловеческой жестокостью, народ прозвал маньяка Решетом. Немного глупое прозвище приклеило к жуткому типу, это прозвище тут же взяли на вооружение газетчики.
О Решете писали преступно мало, поскольку информации не хватало. Полиция не жаловала журналистов, ограничиваясь скудным описанием произошедших преступлений. В детали никто не вдавался. К трупам людей старались не пускать.
А вот жители города любят следить за похождениями маньяка, газеты со статьями про Решето расходятся моментально. Людям плевать, что это действительно опасный выродок, способный убить абсолютно кого угодно. Людям кажется, что они смотрят фильм про маньяка.
Но это жестокая страшная жизнь.
В ту ночь, двенадцать дней назад, на счету Решета было уже пять трупов. А я был свидетелем очередного, шестого убийства. И я знал, как следует поступить.
Тогда…
Когда вторая чашка опустела, я заслышал вдалеке истеричный вой сирен. Это точно полицейские! Оставив деньги на столе, я выбежал из забегаловки и обнаружил, как мимо пролетели две машины блюстителей порядка. Они остановились вдалеке точно у подворотни, где произошло убийство.
Я со всех ног рванул туда, на ходу извлекая блокнот и карандаш.
Мой расчёт оказался верным: первыми приехали рядовые сотрудники, чтобы в целом оценить ситуацию. Пока они не сообразили, что к чему, я протиснулся мимо них к трупу и стал записывать всё, что вижу.
Искалеченную девушку уже не узнать. Её сигарета давно погасла.
Я строчил и строчил в блокноте. Полицейские, конечно же, попытались прогнать пронырливого журналюгу, подоспевшему к месту преступления почти в то же время, что и стражи порядка, но я не собирался так просто уходить. Стоило кому-то оттеснить меня подальше, как я снова находил лазеечку. Удавалось даже выдавить из полицейских пару слов в комментарий к случившему.
Я работал карандашом, как сумасшедший!
Вскоре подъехала и экспертная группа, после чего порядок на месте преступления был наведён моментально: к трупу меня больше не подпускали. Мне, однако же, удалось выбить пару слов из помощника следователя, после чего я покинул это место.
Всё утро я провёл за печатной машинкой, набирая текст статьи, вводя красивые фразы, приукрашивая картину случившегося, расписывая в красках увиденное. Я работал так, как никогда ранее до этого…
Уснул я ближе к полудню прямо на стуле.
Во сне я видел Решето, жестоко кромсающего миссис Францельш. Вокруг валялось множество поплавков. И ещё вереницей летали Сомли.
Утром я отправился в издательство «Еженедельно актуально». Тогда был четверг – самый разгар подготовки нового номера. В коридорах много суетящихся, они всюду метаются по своим делам. Лифты переполненные, и мне пришлось тащиться на седьмой этаж пешком.
Я быстрым шагом направился точно в кабинет главного. Со штатными и нештатными сотрудниками работал всегда именно он. Именно мистер Арлес решает, какие статьи можно включить в очередной номер. Другим Бастиан это дело не доверяет…
Листы с текстом я нёс в сумке, которую всеми силами прижимал к себе: боялся, что её кто-то может выхватить, что кому-то захочется уничтожить плоды моего интеллектуального труда. Иррациональный страх не отпускал меня вплоть до самой двери кабинета мистера Арлеса.
Я встал перед дубовым лакированным прямоугольником, вздохнул, собрался, поправил скосившиеся очки и толкнул дверь. В приёмной меня встретила молодая секретарша Бастиана, которая попросила подождать. Сквозь стеклянную дверь в непосредственно кабинет главного редактора я увидел, что мистер Арлес переговаривает с кем-то из рекламодателей.
Пришлось сесть в приёмной и ждать.
Пришлось ждать очень долго…
Почти целых полчаса я тупо смотрел на картину перед собой. Крупное изображение в серебристой раме, висящее над головой секретарши, ранее оставалось мною незамеченным. На тёмно-сером фоне красуется контрастного белого цвета нимфа с вьющимися волосами. Её обнажённое тельце укрыто золотыми цветами, на лепестках которых застыли крупные капли росы.
За получасовое ожидание я успел в мельчайших деталях разглядеть картину. Цветы, лучи неизвестного света, девичьи руки и лицо нимфы. Спутанные локоны сказочного создание красиво обрамляют черты лица. Я так долго глядел на нимфу, что она, в конце концов, стала казаться мне похожей на Еву.
А ведь Ева ушла от меня не так давно, всего четыре месяца назад. А мне кажется, что уже прошли годы.
Видно, сказалось то одиночество, что сопровождает меня все эти четыре месяца…
Я больше не хочу смотреть на картину. Я, возможно, больше не буду даже оборачивать на неё голову, когда пойду к мистеру Арлесу.
Пересчитал листы, принесённые с собой – все они у меня в сумке, ни один не потерялся. В голове творится бог знает что, ведь я даже не знаю, как отреагирует на мою статью мистер Арлес. Это же ведь не глупое описание организаций дриджев… Я написал что-то стоящее. Он обязан оценить.
Снова себя накручиваю! Снова разрушаю мозг глупыми рассуждениями о вероятности того или иного исхода событий! Материал у меня в сумке, я войду с ним в кабинет и предложу главному, а он уже решит, стоит ли вставлять статью в номер… От того, что я тут буду сидеть и без конца думать об этом, ровным счётом ничего не изменится!
Мне надо как-то отвлечься! Сам не знаю почему, но я вдруг ляпнул:
– А сколько здесь уже висит эта картина?
Секретарша опешила, насторожилась. Я задал вопрос достаточно неожиданно, да и сам он предсказуемостью не выделяется.
Недоумённо хлопая длинными ресницами, она переспросила:
– Вы о чём?
– О картине у Вас за спиной, – я ткнул пальцем в серо-белое полотно, – Сколько она здесь висит?
Девушка обернулась и проследила за направлением моего пальца. Пару секунд она смотрела на картину, которую, казалось бы, тоже увидела впервые. Она пожала плечами и неуверенно ответила:
– Я здесь два года работаю – всё это время она здесь висит.
Секретарша посмотрела мне точно в глаза – по её мимике я прочитал вопрос «Зачем Вы спрашиваете?» Но она его так и не озвучила. Девушка опустила голову и занялась работой. Делать ей нечего, как разговаривать со странными людьми.
Я пригладил топорщащиеся патлы, посчитав в ту секунду, что всё дело в них. Однако же вовсе не они причина нежелания людей общаться со мной. Всё гораздо проще: я веду себя достаточно глупо…
А оторвать своё необъяснимое внимание от картины почему-то не получалось…
Я прождал ещё ровно восемнадцать минут.
Рекламодатель в дорогой костюме и с удушающим мужским парфюмом ушёл, позволив мне прошмыгнуть к мистеру Арлесу. Он сидел в своём кресле, поглощённый самыми разными мыслями, и совсем меня не замечал. Его толстый нос мелко подрагивал. Дурной знак. Обычно, когда мистер Арлес так подрагивает носом, то он крайне утомлён, раздражён и не желает никого видеть.
Мне нельзя отступать! Сейчас надо на свой страх и риск идти до конца.
Я прикрыл за собой прозрачную дверь – Бастиан никак не отреагировал. Пришлось привлечь его внимание словами:
– Доброе утро, мистер Арлес, – робко прозвучало из моих уст.
Главный редактор только сейчас заметил меня и обвёл оценивающим взглядом. В его маленьких глазках плескалось ленивое пренебрежение, перекрученное с лёгким раздражением. Бастиан Арлес глянул в окно – я и не заметил, как начался сильнейший ливень, и по стеклу колотят тугие струи.
Наглядевшись на дождь, мистер Арлес подкатился на кресле к окну и опустил жалюзи.
– Странное у Вас представление о добром утре…
В тот день он начал издеваться надо мною ещё даже не взяв в руки моей статьи. Явно, что настроение у него не очень. Какой-то случай, связанный либо с работой, либо с личной жизнью Бастиана, вывел его.
Довольно не вовремя. Будет так несправедливо, если мои труды попадут в мусорную корзину только из-за настроения редактора.
– Что Вы хотели, Мистер Чатлер? – уже раздражённее бросил Бастиан.
Я помню, что вздрогнул тогда от неожиданности и начал судорожно доставать из сумки немного помявшиеся листы. Я подошёл к столу и протянул их главному – дыхание сбилось, словно я пробежал целый километр.
Нехотя мистер Арлес взял листы из моих рук. Я успел заметить, что манжеты его бежевой рубашки застёгнуты бледно-голубыми запонками.
– Про что на сей раз? – мистер Арлес изобразил интерес.
– Про Решето.
Бастиан замер, удивившись темой статьи. Всё пренебрежение к моему материалу тут же улетучилось. Главный редактор углубился в изучение текста.
Это займёт какое-то время. Я сел напротив главного.
Бастиан Арлес внимательно водит взглядом по строчкам. К моей радости, в его глазах с каждой секундой интерес разгорается всё сильнее и сильнее! Моя статья пришлась ему по душе! Ставка на рассказ о безумном маньяке сыграла!
Не веря в свою удачу, я заёрзал на стуле. Не в силах усидеть спокойно и дождаться вердикта главного. В положительной оценке я был уже уверен!
Вопрос только в том, насколько же она хороша…
Сейчас…
Дверь распахнулась. Она не открылась на несколько сантиметров, достаточных, чтобы воровато протиснуться через них боком. Дверь распахнулась пошире – в проёме появилась крупная фигура. Дверь распахнулась так широко, потому что вышедшему на улицу нечего бояться.
Невысокий, коренастый, одет в светло-бежевое пальто. Он посмотрел по сторонам – никого не обнаружил. Моё укрытие меня ещё ни разу не подвело. Убедившись, что опасности быть застигнутым нет, он двинулся через двор. Слегка косолапит. Это точно Гордон Вульф.
Тихий и неприметный человек с кошмарным скелетом в шкафу. Я, укрывшись в густой тени, могу пробраться в обитель костяного чудовища.
Стало немного жутко. Я нахожусь всего в двадцати метрах от страшного убийцы. Во внутреннем кармане его пальто лежит громадный кухонный нож, острый и мощный, способный легко вонзиться в тело человека, направляемый рукой Гордона. Этот нож вкусил кровь не менее восьми человек.
И я, словно умалишённый, не бегу от этого создания, а напротив, бреду за ним следом.
Тут уж всякому станет жутко!
В половину одиннадцатого во дворе никого нет. На улицах сейчас тоже довольно безлюдно – ничто не мешает Гордону творить тёмные дела. А при должной осторожности ничто не помешает мне проследить за жестоким маньяком.
Фигура крепкого душегуба быстро пересекла по диагонали пустой двор, лавируя между лавочками, кустами и деревьями. Она постоянно ныряет в тень, грозя исчезнуть, раствориться, как я.
На моей стороне знание предпочитаемого Гордоном маршрута и мои глаза, которые уже успели приспособиться к мраку. Я прекрасно знаю, где сейчас мистер Вульф. Я прекрасно знаю, когда, как и куда следует идти, чтобы оставаться максимально незаметным, но и не терять гротескного героя моих статей из виду.
За неимением часов мне приходится отсчитывать секунды в уме. Четырнадцать, тринадцать, двенадцать… всего за два ночных слежения я точно выучил алгоритм поведения… десять, девять… первый раз я обливался холодным потом, действуя наугад и поминутно хватаясь за сердце, чуть не попадаясь на глаза Гордону… семь, шесть, пять… тогда-то я начал продумывать своё поведение при слежке… два… во второй раз я уже доводил его до оптимального… один… теперь осталось следовать уже проверенной схеме… ноль. Пора!
Я двинулся в ту же сторону, куда ушёл Гордон. Ступаю точно по его следам. Сейчас я представляю себя охотничьей собакой, идущей по следу. Попытался услышать запахи объекта слежки, но замёрзший нос ничего не может почувствовать. Как, впрочем, не смог бы и в тёплую погоду…
Приходится наступать на внешнюю часть стопы, чтобы издавать как можно меньше шума. Ко всему прочему, резиновая подошва кедов не стучит по асфальту. В такие моменты я начинаю радоваться, что у меня есть только эта обувь…
Пройдя по узкому переулку, заполненному густой чернильной тьмой, я осторожно приблизился к краю здания. Высунул голову из-за угла и увидел застывшего под фонарным столбом Гордона Вульфа.
Этот психопат похож на паука. Он выбирает тот же самый метод охоты: застывает под столбами и ждёт, когда поблизости издаст шум его очередная жертва. Таким же образом он избегает полицейских, которых способен расслышать издалека.
Чёртов убийца способен стоять в освещённом круге несколько десятков минут, прежде чем сменит местоположение. Он всегда стоит без движения, так что его можно принять за статую. Статую с ножом во внутреннем кармане…
А рядом всегда вторая статуя – я. Я застываю метрах в пятидесяти и жду, пока Гордон не возьмёт след. Каждую секунду я молюсь, чтобы он взял не мой след.
Под первым столбом Решето стоит не дольше минуты. Закон природы: прямо возле берлоги хищника жертв не бывает – нужно углубляться в охотничьи угодья. Гордон медленно смотрит по сторонам, я моментально ныряю за угол здания и начинаю отсчёт… Двадцать, девятнадцать…
Там, за углом дома, Решето отправляется к очередному столбу… пятнадцать, четырнадцать… паук проверяет свои сети…
Тогда…
Одиннадцать дней назад…
Мистер Арлес не дочитал до конца, а лишь просмотрел оставшийся объём статьи. Ему хватило и первой страницы, чтобы понять суть материала и его перспективы на страницах «Еженедельно актуально». Он отложил в сторону листы, облизал губы и сказал:
– Это очень хорошая статья, мистер Чатлер! Даже не верится, что её и тот бред про дриджей положил мне на стол один и тот же журналист.
Журналист? Мистер Арлес называл меня как угодно: и человеком, и мистером Чатлером, и Куртом Чатлером, и просто Куртом. Но никогда не называл меня журналистом.
– Спасибо за похвалу, мистер Арлес, – брякнул я, – Я старался и тему нашёл интересную…
– Тема в самом деле очень интересная! – кивнул черногривый редактор, подперев сцепленными пальцами подбородок, – Актуальная тема. Сейчас о Решете много говорят, но вот газеты не могут похвастаться достаточной информацией о нём. Как Вы раздобыли столько материала?
– Случайно оказался рядом. Сидел в кафе, а тут неподалёку обнаружили труп. Пока не прибыл следователь и медицинские эксперты, смог немного заметок записать.
Мистер Арлес поджал нижнюю губу и чуть прищурил глаза – хороший знак, редактор одобряет.
– Умение оказаться в нужном месте в нужное время порой бывает куда полезнее, чем писательское мастерство и наличие стиля! – одухотворённо произнёс он, словно даёт наставления своим детям, – В этот раз Вам повезло, Курт.
– Да, повезло…
– Надеюсь, простое везение перерастёт в закономерность.
Мистер Арлес ещё не дал мне права уходить, и я продолжал сидеть. Главный редактор вернулся к статье и прочитал её до конца.
– Минус – статья слишком велика, – заключил он, – Переделайте, постарайтесь уложиться в одну страницу. Я оставлю пометки тех мест, которые Вам, Курт, особенно удались. Рекомендую включить их в финальную версию.
Красный карандаш редактора принялся окольцовывать отдельные абзацы и предложения. Бастиан легко и ловко орудует толстыми пальцами, выделяя понравившиеся места. Я отметил про себя, что таковых оказалось на удивление много.
Когда он закончил, листы со статьёй молниеносно приблизились к моему лицу. Я забрал их и погрузил в сумку, не боясь больше, что они будут украдены. Глупый параноический страх исчез.
– Эта статья подогреет интерес к маньяку, – рассуждает вслух Бастиан, вертя в руках красный карандаш, – Можете идти, мистер Чатлер. Статью переделайте к завтрашнему дню, не позже.
Я готов был поскорее уйти и заняться делом, но меня остановил непредвиденный всплеск наглости. Я всегда считал, что фразы, подобной этой, не скажу мистеру Арлесу никогда:
– А можно мне получить гонорар сегодня?
Бастиан пристально уставился на меня, чуть прищурив правый глаз. Я сразу же стал жалеть, что посмел так нагло себя вести. Раньше я мог лишь затравлено кивать или качать головой перед мистером Арлесом. Мой страх перед ним был довольно специфичным и стойким…
Тем удивительнее, что главный редактор довольно быстро согласился и выписал мне чек. Испугавшись, что всё это может оказаться просто шуткой, я сгрёб бумажку и рванул из кабинета.
Когда я обернулся, чтобы затворить за собой дверь, увидел, что пухлые губы Бастиана прошептали что-то подозрительно похожее на «Решето». Возможно, уже думает над заголовком…
Перед тем как уйти, я спросил у секретарши, как называется та картина на стене. Девушка нашла в углу полотна подпись художника: «Эрвин Моррель. Жемчужина летних цветов».
Почти треть гонорара я потратил на приобретение небольшой репродукции Морреля. Теперь своя нимфа, так похожая на Еву, есть и в моей квартире.
Сейчас…
Три, два, один… пора! Я сгибаюсь пополам и быстро перебегаю за мусорный бак. Из-за него наблюдаю, как Решето проходит переулок насквозь и сворачивает налево. Уже почти час я неотступно хожу за ним по пятам, двигаясь на север, в сторону центра. На южной окраине Данкелбурга становится сложно искать жертву…
Перепрыгивая через пустые бутылки и шелестящий мусор, продолжаю идти по следу. Сумку приходится держать прижатой к телу, чтобы не громыхала.
Не дойдя совсем ничего до края здания, я остановился. Свет фонаря проникает даже сюда, в переулок, что говорит о том, как близко расположен столб. За маньяком можно наблюдать и отсюда, благо, что на асфальте отчётливо видна тень Гордона.
Удивительно, что из всего Данкелбурга только я могу похвастаться тем, что знаю имя жутчайшего маньяка современности. Только простому внештатному журналисту газеты «Еженедельно актуально» известно, что Решето зовут Гордон Вульф.
Тогда…
Десять дней назад меня начало всего терзать. Я испортил уже листов двадцать, прежде чем смог запечатлеть достаточно похожий фотопортрет маньяка. С немного желтоватого «холста» на меня смотрит неказистый рисунок полноватого, круглолицего мужчины лет сорока, начинающего лысеть, обладающего маленькими глазами и двойным подбородком. В меру своих возможностей, я запечатлел его лицо на бумаге.
Правильным поступком было бы взять этот рисунок и показать его следователю. Правильным было бы рассказать всё, что я видел два дня назад, рассказать, как на моих глазах произошло убийство. Так было бы правильно…
Увы, чтобы выжить в Данкелбурге и начать подниматься вверх по пищевой цепи, приходится поступать неправильно…
Ещё вчера вечером я сдал отредактированную статью. Мистер Арлес прозрачно намекнул, что пока преступник не будет найден, интерес к его персоне будет очень высок. Он просто-таки вынудил меня продолжать поступать неправильно…
Два дня назад я видел Решето. Я знаю, как он выглядит, я примерно знаю, где он живёт. У меня больше всего шансов вновь встретить его, вновь проследить за ним, вновь прибыть первым на место преступления.
Данкелбург будет платить жизнями невинных за мой карьерный рост. И я готов к этому. Я готов кинуть несколько трупов в фундамент моего будущего…
Насколько же субъективен этот мир, если даже сумасшедший маньяк-садист способен своей деятельностью принести пользу…
Мне только нужно найти его снова! Узнать, где он живёт, где чаще всего охотится, какими маршрутами ходит…
Времени у меня до воскресенья, когда Решето нанесёт очередной удар.
Нимфа в маленькой рамке задорно подмигивает, намекая, что я всё делаю правильно. Собравшись, я двинулся в южный район Данкелбурга, на Паприкстрабе, где впервые увидел это исчадие ада!
Внизу меня окликнул тот самый картёжник, что вечно пропадает в игорных заведениях. Гад словно бы знает, что я получил деньги, и попросил в долг. Я послал его к чёрту, и стало как-то легче.
В тот день я блуждал по Паприкстрабе больше часа, пока не нашёл тот самый переулок. Пришлось немало побродить по округе, чтобы поискать какие-либо ориентиры. Следует убедиться.
Нет, ошибки быть не может. В глубинах дырявой памяти, почти не сохранились данные о Паприкстрабе, но я интуитивно чувствую, что не ошибся с местом.
Пройдя через переулок, я оказался на крупном дворе, объединяющим три дома. Вокруг только простые серые здания, одинаковые и безликие, во дворе стоят несколько лавочек, растёт пара деревьев и кустов, фонарный столб, похоже, ещё и разбитый…
Всего шесть подъездов, в каждом доме семь этаже, в сумме сто шестьдесят восемь квартир. Даже при учёте того, что я не ошибся с двором, найти здесь место жительства Решета просто невозможно.
Но и уйти я не мог: внутренние ощущения подсказывают, что я пришёл сюда не напрасно. Возможно, мне просто очень хочется, чтобы маньяк жил где-то здесь…
Так или иначе, но я решил сделать самое банальное – сел на одну из лавок, с которой как на ладони виден весь двор, и стал ждать…
За почти что три часа я успел внимательно рассмотреть более шестидесяти лиц: высокий бледный мужчина с пышными усами, щуплый вороватый парнишка, толстяк с пропитой мордой, дряблая жёлтая старушка, маленькая девочка из благополучной семьи, узкоглазый иностранец, дама с собакой, ещё один усатый мужчина…
Люди мелькали перед глазами, появлялись в поле зрения, чтобы через минуту навсегда из него исчезнуть, исчезнуть из моего сознания, моей памяти, исчезнуть из моего маленького мира.
Единственное, что я запоминал – это те эмоции и ощущения, которые у меня вызывали те или иные личности: отчаяние, вызванное беднотой, тоска по родным, которые не пишут и не звонят, злоба на начальство, светлая вера в лучшее, ненависть к местным бандам…
Стало тошно. Хитросплетения человеческих эмоций, написанные на лицах жителей Данкелбурга, невыносимы для моего восприятия. Испытывать в жизни лишь худшие её стороны само по себе тяжело, но ещё и видеть отражения такой же жизни в глазах окружающих…
Интересно, что видят в моих глазах люди… И что же застыло в глазах того маньяка? Два дня назад я увидел в них только холод.
Никто не обращал на меня особого внимания, никто не задерживал на мне взгляд дольше чем на секунду, никого не смущало то, что я сижу на одном месте неизвестно сколько времени и вглядываюсь в лица окружающих. Никого не смущает лохматый очкастый паренёк с чёрной сумкой, в красных с синим кедах, тонкой куртке. Никого не смущало, что я без дела околачиваю скамью и растираю коченеющие конечности.
Даже прошедший мимо полицейский не заострил на мне внимания…
Неудивительно, что все эти люди не могут разглядеть живущего у них под боком маньяка. Если он, конечно, живёт где-то здесь.
Спустя три часа непрекращающейся вахты, ко мне подсела тщедушная старушка. Она шла домой и, не дойдя всего нескольких метров, остановилась проверить свою ношу. Пока она копошилась во вместительной сумке, я незаметно стянул из второй газету. Старушка не заметила кражи…
Газета называется «Вестник Данкелбурга». Наш главный конкурент. Свежий номер, выпущенный сегодня, как и номер нашей газеты. Первым делом я пролистал страницы, выискивая статью особого содержания… Но её нет…
В отличие от «Еженедельно актуально» в «Вестнике Данкелбурга» нет ни слова о новом убийстве Решета. Их журналисты упустили такую интересную, животрепещущую тему или просто не смогли ничего нарыть. А Гарри ещё постоянно говорит мне, что они подкупают полицейских…
Чтобы убить время, я начал просто перечитывать всё подряд, особо не вдумываясь в прочитанное. Изредка приходилось отрывать взгляд от страниц, чтобы оглядеть проходящих мимо людей. Ни одного человека, похожего на маньяка Решето. С каждым новым лицом я всё больше сомневаюсь…
Газета преподнесла очередную статью:
…На площади Бланкоштеэ закончена реконструкция городской мэрии, длившаяся четыре месяца. Финансирование реконструкционных работ взял на себя мэр Данкелбурга Генрих Гауссфильд. Четыре месяца назад на здание мэрии упал вышедший из строя прямо в воздухе вертолёт. Здание было разрушено более чем наполовину. Тогда погибло одиннадцать человек…
Быстро были организованны реконструкционные работы, в течение всех этих четырёх месяц непрестанно восстанавливали мэрию. В понедельник были официально прекращены работы. Теперь Генрих Гауссфильд проведёт торжественное открытие новой мэрии в следующее воскресение. Мэр проедет к зданию по улице Бродвэстрабе и перережет символическую красную ленту. В этот день будет перекрыты несколько дорог и мостов…
Наш мэр молодец. Из огромной массы коррумпированных чиновников только Гауссфильд может похвастаться чистыми руками. На нём до сих пор нет клейма казнокрада. Деятельный молодой мэр активно занимается проблемами Данкелбурга. Особенно он преуспел в борьбе с организованной преступностью. Только после его ультимативного приказа, полиция разобралась с вандалистской бандой «Костлявый локоть».
Генрих Гауссфильд достоин уважения.
Открытие мэрии соберёт много народу. Центр города перекроют, возникнут пробки. Ну, пусть так…
За бездумным чтением и автоматическим разглядыванием лиц я не заметил, как стемнело. Стало довольно плохо видно. Чтобы продолжить изучение газеты, я достал из недр сумки фонарик. Его бледный свет худо-бедно проявил строчки свежей прессы. Так, конечно, можно и зрение испортить. Пора заканчивать с этим и идти домой – не каждый день будет моим.
На последней странице я нашёл гороскоп. У него даже оказался свой составитель – некая Саманта Шрёдер. Никогда в эту глупость не верил, но сейчас принялся искать свой зодиакальный знак в списке.
А вот и он. Напротив глупого значка всего две фразы: «Наберитесь терпения, не спешите, добивайтесь своего постепенно. В ближайшее время у Вас возможна встреча, которая изменит Вашу жизнь».
В этот момент мимо прошёл невысоких, плотный человек в пальто и котелке. Маленькие глазки, двойной подбородок. Человек немного косолапит.
Сейчас…
Гордон никак не хочет покидать своей позиции под столбом.
У меня стали затекать ноги: приходится стоять за мусорным баком на полусогнутых.
Под кедом я обнаружил растущие в щели между зданием и асфальтом цветы. Три маленьких серых цветочка, еле колыхающихся под порывами несуществующего ветра. Седые фиалки – цветы фантомов. По слухам, эти цветы растут в тех местах, где проливались женские слёзы. Серебристые растения совершенно спокойно могут произрастать и на земле, и на асфальте, и на металле.
Мистики говорят, что за ними по ночам присматривают фантомы. Во время Недели Долгой Ночи у них будет возможность как следует заняться мистическими клумбами.
Седые фиалки существуют только по ночам, а под воздействием дневного светила погибают. В противоположность обычным цветам, которых питает свет солнца, ночные фиалки растут и цветут только под струями лунного света.
Их можно сорвать и подарить, например, девушке во время ночных прогулок. Однако невозможно продлить их существование дольше, чем на ночь, или, как сейчас, на неделю.
Седые фиалки притягивают сомлей не хуже телевизионных антенн. Одно из этих существ, похожих на мотыльков, кружит над соцветиями, но не может присесть на манящий цветок, так как не имеет ног.
Эти цветы пахнут. Их запах не похож ни на один другой цветочный аромат в мире, в нём есть какие-то нежные нотки, пряные ароматы; запах напоминает миндаль, смешанный с апельсином, ванилью и тысячью других оттенков…
Я поскорее сжимаю нос рукой и приподнимаюсь повыше над седыми фиалками. Стараюсь дышать ртом, чтобы ноздри не раздражал аромат цветов. У меня аллергия. Самым нелепым было бы сейчас расчихаться и привлечь внимание маньяка…
Предательское желание чихнуть уже начало распирать изнутри! Нос засвербело, ноздри словно окаменели! Я сдавливаю нос рукой всё сильнее…
Мощный чих вырвался из меня! Я, как мог, погасил его, но показалось, что звук огласил всю округу! Молотом по алюминиевому ведру будет тише!
Я с ужасом присмотрелся к тени Гордона – она явно изменилась, что свидетельствует лишь о том, что Решето сменил позу! Просто так жестокий маньяк на своей позиции не дёргается! Я слежу за дальнейшими движениями…
Порыв, смена положения, тень дёргается в сторону! Я успеваю заметить выплывающего из-за угла Гордона и ныряю за мусорный бак! Уже слишком поздно – прятаться от существа с нечеловеческим слухом бесполезно!
Страх, ужаливший ядовитым жалом мне сразу обе ноги, не дал сорваться с места и убежать! Скрючившись за укрытием, я просто жду, когда Решето доберётся до меня!
Тогда…
На негнущихся ногах я добрался до метро. Словно зомби, сполз вниз, под землю, дождался позднего, почти пустого поезда, сел на драное сиденье и покатился на север Данкелбурга. Домой.
Тогда, десять дней назад, я очень хотел покинуть поскорее неблагоприятный район.
По пути я слушал самую дивную музыку на свете – поезд очень мелодично отстукивал стальными колёсами по стальным рельсам, выводя занятные трели. В дороге эту музыку можно слушать бесконечно, наплевав на популярнейший джаз, наплевав на классику, наплевав на виниловые пластинки.
Пытался собрать мысли, рассыпавшиеся от одного только появления в том дворе кровавого маньяка. В обыденной жизни он кажется довольно заурядным человеком, он не вызывает того дикого ужаса, который источает, как скунс мерзкий запах, во время перерождения в жестокого убийцу. Он носит простую одежду: котелок, пальто, шарф… Он неброско выглядит… Он не вызывает подозрений…
Кто же он?
Если хочу водить это чудовище за нос, хочу незаметно пасти его, я должен всё о нём знать. Я должен знать всё, чтобы быть готовым к его непредсказуемым поступкам…
Сегодня он вернулся поздно вечером. Ночью был дома. Он убивает строго раз в четыре дня. Он зависит от какого-то графика… Очевидно, где-то работает, причём, сегодня был в дневную смену, но завтра, я уверен, пойдёт в ночь. Во время свободных отсыпных суток он и совершит очередное убийство. Это будет точно в воскресение.
Кем работает? Судя по тому, что он вытворяет с жертвами, Решето может быть и мясником, и врачом, и таксидермистом… Не знаю почему, но мне необходимо знать, где он работает.
Мне необходимо знать его имя, мне необходимо знать о нём как можно больше. Зачем? Не имею понятия… Просто во мне преобладает убеждение, что меня могут уберечь от его ножа обильные знания.
Знания о маньяке могут спасти от самого маньяка? Да, я верю в эту чушь…
Когда верующего ничто уже не может спасти, он пытается спастись мелким крестиком.
На конечной я вышел… Единственным, кто захотел проводить меня до дома, был промозглый ветер…
В ту ночь, десять дней назад, я снова пил мерзкий чай со ржавой водой. В голове стояли неприятные картины того, как ржавчина оседает у меня в горле, проникает в желудок, отправляется оттуда в почки, в мочевой пузырь и выходит вместе с рыжей мочой. На фоне покрытого ржавчиной унитаза это не так сильно заметно.
У Ройлсов в квартире раздавались звуки оргии. Чёртовы аморальные выродки, плевки господа снова позвали знакомых, перетасовались в произвольных комбинациях и занялись омерзительным групповым сношением! Вот кого бы с радостью увидел убитыми Решетом! Я бы даже подержал одного из гадкой семейки, пока садист-душегуб расправляется со вторым!
На душе стало так мерзко, что я не выдержал и сплюнул. Тягучая слюна плюхнулась и растеклась по полу. Я печально выдохнул и растёр её подошвой по половицам.
Допивать рыжий чайный напиток перехотелось.
Я бы вылил его в раковину, но тут меня окончательно вырвало из колеи! Я схватил кружку, выбежал на лестничную площадку и выплеснул всё оставшееся в чашке на дверь четы Ройлсов! Никто даже и не узнает…
Да и какое им дело до соседей, плескающих им на дверь чай… Всё, что не имеет ничего общего с аморально искажённой половой жизнью, мало волнует семью извращенцев! Великим трудом удалось остановить себя от, скажем, удара ногой в дверь.
Я вернулся к себе и плюхнулся на кровать, приступив к фантазиям: вот представляю, как я в роли Небожителя бью сверху по этому дому кулаком и расплющиваю его! Из-под обломков начинают выползать жильцы и разбегаться, как маленькие муравьи! Своим большим пальцем я давлю их одного за другим!
Последней лениво выползает толстая, как таракан, миссис Францельш. У неё два длинных усика, которыми она шевелит, как самый настоящий кухонный паразит, рыжий и вечно голодный. Рад бы расплющить это создание, но мне настолько мерзко, что я не решаюсь это сделать! Хозяйка большей части дома скрывается где-то в переулках…
Поднимаюсь выше. Я же ведь сам Небожитель! Я всемогущ! Вот перед глазами у меня уже весь Данкелбург со всеми его пороками и недостатками. С высоты видно, как наркоманам сносит башню, и они либо сразу дохнут, либо отрубают сами себе руку, которую варят в кастрюльке, чтобы потом съесть… проститутки отдаются за пригоршню мелочи, соглашаясь во время секса лизать раскалённые прутья… бандиты вырезают за ночь полсотни человек ради грязных денег… в коммуне хиппи в полной антисанитарии рождается чума, и дети цветов идут по городу разносить заразу…
Я всемогущ! Я поднимаю ногу и раздавливаю пятой весь город!
На руинах мегаполиса поднимаются целые поля седых фиалок – женских слёз будет немало…
Глупые фантазии так увлекают меня, что я не замечаю момента, когда проваливаюсь в сон. Во сне я уже не вижу гнилого серого Данкелбурга. Я хожу по лесу среди летних цветов и ищу жемчужину…
С утра я повторяю ежедневный ритуал: стою на острых обломках кирпичей, умываюсь ржавой водой и чищу зубы. По возможности стараюсь забыть про ржавчину.
После этого сразу собираюсь и выбегаю на улицу. Прямо под окнами дома покупаю у разносчика газет свежий номер «Еженедельно актуально». Мимо со звоном проползает трамвай.
Как я и ожидал, из окна высовывается сухое лицо старого шизофреника. Мутный взгляд доживающего никчёмную жизнь старца провожает жёлтый трамвай, идущий на северо-восток. Стоит рельсовому толстячку скрыться из виду, как престарелый чудак теряет интерес к происходящему на улице…
Ну, да и бог с ним…
Я же скорее бреду к метро. По пути мне попадается попрошайка, прощупывающий дорогу перед собой тростью. На немытой шее нищего висит табличка, характеризующая беднягу как слабовидящего и глухого. Я смотрю на бедняка, и меня всего пробирают сомнения…
Тщедушная фигура проходит мимо, размахивая алюминиевой кружкой для милостыни. На дне лежит пара монет – жалкий заработок за утро. Глухой и слабовидящий начинает удаляться, как меня вдруг просто переполняет недоверие. Прямо возникает жжение между лопатками!
– Эй! – решил крикнуть я.
«Глухой» тут же останавливается и рефлекторно оборачивается на меня, недоумевая, видимо, что дёрнуло меня кричать посреди улицы. Я же недоумеваю, что дёрнуло меня разоблачать выдуманную инвалидность тщедушного…
Нищие стараются подключить к своему ремеслу хитрость и находчивость. Не уверен, что из-за факта отсутствия слуха этот убогий получает больше. Отчаянием и безысходность, вкупе с острым желанием выпить, заставляют нищих использовать какие угодно методы, чтобы достучаться до крошащихся каменных сердец жителей Данкелбурга.
Но нет, не у всех сердца именно каменные и крошащиеся – у ряда людей его вовсе нет.
Город так устроен, что сердце в нём нужно только для того, чтобы гонять больную кровь, отравленную грязным воздухом, болезнями, наркотиками и прочей дрянью… Любить в Данкелбурге красный орган в человеческой груди не может. А те, у кого может, обычно, долго не живут…
Когда-то и я верил в любовь, когда-то и я пытался любить. Но потом понял, что это был просто обман. Сейчас я не люблю и не желаю любить, догадываясь, чем это в конце концов закончится. Однако, мысли о том обмане до сих пор навещают меня.
Стоило подумать о них, как они налетели на моё сознание скопом гарпий! Я долго и усердно отмахивался, отбивался от пернатых вонючих крыл, закрывал лицо от когтей. В итоге они сами разлетелись, напуганные рёвом приближающегося поезда метро.
Опять из жизни выпал фрагмент: не помню, как спустился в подземку.
Я сел. Поезд тронулся. Совсем рядом стоя едет девушка – стало немного неудобно сидеть при ней. Однако вокруг немало свободных мест, так что я быстро перестал об этом думать. Раскачиваясь на сидении в такт хода поезда, я поправил съехавшие очки и занялся газетой.
Новости номер один, два, три и иже с ними мне безразличны! Я искал на страницах именно свою статью.
Её нахождение заняло у меня ровно пять секунд…
Новое убийство Решета. Маньяк поймал очередную жертву.
В ночь со среды на четверг в южной части Данкелбурга произошло очередное убийство, совершённое, без сомнений, опаснейшим маньяком-одиночкой Решетом. Это уже шестое убийство кровожадного садиста. На сей раз жертвой оказалась молодая девушка Алисия Сторн, случайно оказавшаяся на улице в ту ночь. Её тело обнаружил дворник в переулке по улице Росведстрабе. На место быстро приехала полиция.
Погибшая была сильно истерзана: всю грудную клетку девушки словно разодрали граблями, было много крови, вокруг разбросаны ошмётки срезанной плоти. Полиция официально заявляет, что все убийства совершаются обычным ножом, хотя в этом верится с трудом, когда видишь ужасную картину.
К слову сказать, даже невозмутимые полицейские были жутко шокированы, увидев такое жуткое издевательство над человеком. Надо обладать недюжинной силой воли и самообладанием, чтобы заставить себя так изуродовать человеческое тело. Ко всему прочему, маньяк должен обладать огромной физической силой.
Поражает и то, что убийство было совершено не так далеко от людных мест: буквально под окнами жилого дома, да ещё и в каких-то двухстах метрах от круглосуточной забегаловки. Не нашлось при этом ни одного свидетеля, никого, кто бы мог дать хоть какие-то скромные показания. Маньяк появился в том переулке совершенно неожиданно и незаметно, после чего так же незаметно растворился на улицах Данкелбурга.
Офицер полиции Твэн Хайк дал небольшое интервью, в ходе которого заявил, что делом занимается детектив Клаус Зиммер. По словам Хайка, у убийцы сложился свой фирменный легко узнаваемый почерк: он убивает чётко раз в четыре дня, охотится исключительно в южном районе города, хотя и подбирается постепенно к центральному, убивает чётким мощным ударом ножом в затылок, после чего проводит длительное истязание трупа.
Мотивы убийцы не ясны. При каждом убитом находили нетронутыми их личные вещи и деньги, что отметает версию об ограблении. Убитые между собой никак не связаны и являются, очевидно, случайными жертвами. Офицер Хайк заявляет, что мы имеем дело с человеком с сильно пострадавшей психикой, убивающий безо всяких мотивов.
Улик, к сожалению, нет до сих пор. Отпечатков пальцев, следов обуви или иных следов нет.
Судя по словам офицера Хайка, из-за дефицита улик невозможно выявить определённых подозреваемых. В списке детектива Зиммера находится около двадцати подозреваемых, но в основном это местные нарушители закона, находящиеся на учёте полиции или отсидевшие в своё время в тюрьме. Ни одному из них пока нельзя предъявить обвинений в шести убийствах.
Полиция заверяет, что убийства в скором времени прекратятся, и преступник будет пойман. Однако на данный момент никаких продвижений в поимке маньяка Решето не сделано. Если удача не перестанет изменять неуловимому убийце, то цикл зверств может длиться ещё очень долго.
Курт Чатлер.Пока что моя лучшая статья. Написанная просто, неброско даже, довольно информативно, объёмно. Тема, опять же, животрепещущая. Людям интересно читать про ненормальных выродков, сумасшедших, желающих выразить свою индивидуальность крайне кровавым способом.
Статьями про Решето я, пожалуй, займусь в ближайшее время.
Герой моих статей никуда от меня не денется. Зная, где он живёт, я не упущу его.
Решето. Кровавое чудовище, за которым отныне будет следить маленький очкастый журналист. Я присосался пиявкой к пятке этого человека.
И мне нельзя допустить, чтобы его посадили. Он – мой хлеб, моя путёвка в будущее.
До его дома я добрался достаточно быстро. Сейчас здесь совсем тихо, довольно безлюдно. Убийца сидит в норе. Сегодня убийце надо идти на работу в ночную смену, а завтра – снова в ночную, но уже не на работу. На хобби…
Весь день я провёл в скитаниях. Ждать сейчас Решето под окнами – сущий бред, поэтому я занялся изучением окружающей обстановки. До сих пор помню, как неуловимо маньяк перемещался по неприметным переулкам, проходам, проулкам, как он легко находит в тупиках сквозные подъезды. Завтра ночью мне может везти меньше, чем в первый раз, так что нужно подготовиться.
Я бродил вокруг памятного двора по спирали, увеличивая постоянно радиус отдаления от места жительства маньяка. Приходилось откладывать в голове множество путей, дорог, направлений, мест, где можно срезать путь или укрыться…
Исследуя подворотни, я нередко натыкаюсь на граффити, оставленное крупной бандой «Братья тигров». Стены, обычно, разрисованы замысловатыми иероглифами, означающими какие-то слова или целые словосочетания. Все эти места отмечены краской Тигров и запахами испражнений простой шпаны не принадлежат ни тем, ни другим – это всё царство Решета…
Возможно, мне здесь не место, но я попытаюсь осторожно пробраться в это Зазеркалье и выбраться обратно…
Верю, что у меня может получиться.
Спустя несколько часов блужданий по округе, я неплохо запомнил часть незаметных путей, троп и лазеек. Теперь я и сам способен найти себе удобный проход, остающийся незамеченным остальным. Добраться до двора Решета я смог буквально за пять минут, сокращая расстояние через заполненные нечистотами переулки.
Что-то около шести. Скоро люди должны пойти в ночную… Скоро мне придётся начать слежку за одним очень опасным человеком.
Я, как и вчера, уселся на лавочку и стал ждать, пока из заповедного подъезда не выйдет ожидаемый мною маньяк. Он снова будет выглядеть невинно и просто: пальто, котелок, неприметное лицо рядового горожанина среднего класса. Ему удастся обмануть всех, кроме меня.
Сегодня я узнаю, кто же это такой…
Спустя какое-то время, во дворе появилось немало молодёжи: безнадёга в глазах, вызывающие наряды, чудные причёски, злоба и агрессия на лице… Недавняя война, как говорили слащавоголосые дикторы радио, должна была показать нам всю непривлекательность, отвратительность насилия, разобщённости, непонимания. Они говорили, что теперь общество станет терпимее, добрее и лучше. Смотря на этих детей, словно бы воспитанных дикими зверьми, убеждаешься, что все эти дикторы и авторы их текстов ничего не понимают в жизни…
Когда будущим завладеем мы, чудная, одичавшая молодёжь, с миром случится что-то страшное.
Местная шпана пока ещё ведёт себя тихо. Кто-то изредка косился на меня, но особого интереса не испытывали. И слава богу: не хотелось бы иметь дела с этими выродками, опустившимися до самой грани…
Многие явно старше меня. Но не похоже, что эти бунтари имеют работу, что они стараются на общество. Потребители… мне, творцу, их не понять…
Я тотчас же вспомнил Ханну Ройлс. Гот. Что гот способен выразить? Любовь к смерти? Невозможно любить смерть, но при этом жить… А что это неуравновешенное существо способно сделать для общества?
Почему-то кажется, что я один думаю о будущем…
Нет, определённо нужно больше спать, чтобы не забивать себе голову подобной хреновнёй. Так легко можно попасть к психологу или сразу в психушку Маурнфулхаус…
Открылась дверь. Уверенной косолапой походкой из дома вышел он. Решето, как я и думал, одет простенько, сразу видно – человек просто идёт на работу.
Стараясь не привлекать его внимания, я осторожно двинулся за Решетом, нервничая, придерживая болтающуюся за спиной сумку. Я отчего-то ожидал, что буду испытывать дикий суеверный страх, когда придётся следовать за убийцей.
Так и случилось…
Сейчас…
Отчего же над Данкелбургом светят звёзды? Я много читал в библиотеке различных книг про этот город, много читал об астрономии, о небесных аномалиях, но так и не нашёл ответа на этот непростой вопрос. Нигде, поверьте, нигде, ни в каком другом мегаполисе вы не увидите ночью на небе звёзд, а вот над Данкелбургом они светят каждую тёмную, как тягучая смола, ночь.
Как же такое возможно?
В последние минуты своей жизни я не придумал ничего более мудрого, чем просто задрать голову вверх и увидеть холодные звёзды. Страх, я подумал, задушит меня быстрее, чем чудовищный нож вонзится в затылок…
Я приготовился к смерти, я был готов почувствовать короткие мгновения боли. Парализованный, я уже не мог побороться за свою жизнь, не мог попытаться убежать от сумасшедшего маньяка…
Сомль продолжает порхать вокруг седых фиалок. Гордон Вульф тянет…
Что-то не так… Маньяк тянет уж слишком неприлично…
Я вдруг смог выдохнуть и опустить воздетые к небу глаза. Сквозь запотевшие стёкла не увидел перед собой Гордона. Не увидел, потому что его в этом переулке нет. Я ошибся – маньяк с острейшим слухом услышал не меня… его чуткое ухо проигнорировало моё чихание, однако уловило другие звуки.
Ноги вдруг стали ещё слабее. Я чуть не упал, голова закружилась, застучало в висках. Взмолившись, чтобы убийца успел отойти достаточно далеко, я выплеснул содержимое желудка в кучу не менее мерзкой субстанции.
Тяжело дышать… Стало так холодно, что затряслась нижняя челюсть…
Вытерев рот рукавом, я двинулся за Гордоном. Приходится делать то, чего я в данный момент хочу меньше всего…
Тогда…
Он сел в трамвай. Пришлось нырять в рельсовый транспорт следом и раскошеливаться за проезд. Денег жалко – у меня их довольно мало…
Я сел в задней части трамвая и пристально следил за чёрным котелком Решета. Больше всего опасаюсь, что он меня заметит и узнает вчерашнего паренька, который весь день просидел в его дворе. Вчера мы обменялись лишь секундными взглядами, но я не исключаю, что ему могло хватило и этого…
Можно, конечно, снять очки, чтобы стать достаточно неприглядным…
Перед глазами стоит вчерашний гороскоп: «В ближайшее время у Вас возможна встреча, которая изменит Вашу жизнь». Тут уж поспорить просто невозможно – невзаимное знакомство с неким кровожадным субъектом перевернёт моё жалкое существование с ног на голову. Возможно, оно даже перестанет быть жалким…
Возможно, меня заметят и возьмут в штаб. Возможно, я смогу резко улучшить свою карьеру. На худой конец, всегда есть возможность рассказать об убийце в полицию и получить премию…
Картины за окном одна хуже другой: драные кошки ковыряются в мусоре, высыпающемся прямо на мостовую, в закутке стоит проржавевший корпус горбатого, круглофарого автомобиля, шпана кричит бранью на благовидную даму…
Такое не встретишь ни в центре, ни на западе, ни на востоке Данкелбурга. Самые живописные картины опустившейся людской породы находятся здесь. Негативы гротескных фотографий человеческого порока проявляются здесь ночью…
Даже в своём северном районе я не вижу такой аляповатой разрухи, считающейся здесь нормой. Только здесь не морщатся, вдыхая дым, идущий с металлургических заводов компании «Гефест». Здесь привыкли жить в беспросветном негативе, рождающим таких ублюдков, как Решето.
Он явно местный. Приезжих в Данкелбург, обычно, узнаёшь моментально.
Я чуть не упустил его, когда полноватый мужчина быстро поднялся и выскочил на остановке. Пришлось выскочить следом и быстро затеряться в толпе, не упуская при этом маньяка из поля зрения.
Вроде бы, он меня не заметил.
Иду за ним. Косолапый мужчина не спешит, идёт своей дорогой спокойно. Я осмотрелся – мы оказались на самой окраине Данкелбурга. Сейчас жилые дома должны закончиться и начнутся производственные предприятия.
Так и оказалось: завернув за угол, объект моей слежки двинулся в сторону крупного здания, похожего на ангар. На металлической стене намалёвана крупная надпись «Динфюрзих». Насколько я помню, так называется фирма по изготовлению печатных машинок.
Объект моей слежки, как оказалось, простой рабочий, собирающий печатные машинки.
Решето приблизился к проходной, организованной под небольшим навесом перед входом в ангар. Мне туда путь заказан – к гадалке не ходи. Пропустить на мелкое предприятие постороннего никто, я думаю, не собирается.
Пришлось остановиться у чёрного витого столба, приблизившись на максимально-возможное расстояние до проходной. Если подойти ближе, то стану слишком заметен и непременно привлеку внимание. Меньше всего мне этого хочется…
Целиком отдавшись в слух, я мог различить короткий обмен фраз:
– Добрый вечер, мистер Вульф! – радостно воскликнул сторож.
– Привет, Аарон, – пожал его протянутую руку Решето, – Зови меня просто Гордоном.
– Только когда ты тут станешь директором! – хрипло рассмеялся сторож Аарон.
В тишине южных окраин я растворился в тени высокого фонарного столба и смаковал полученную информацию: настоящее имя маньяка Решето – Гордон Вульф, он работает на фабрике по производству печатных машинок. В свободный после ночной смены вечер он убивает людей и кромсает им грудную клетку…
Слишком мало, чтобы говорить, что я готов ко встрече с ним тёмной ночью. Однако за три дня я приблизился к разгадке тайны грозы ночного Данкелбурга гораздо ближе, чем вся полиция города.
Впав в лёгкий ступор, я не мог заставить себя пойти уже скорее домой. Помог проезжающий автомобиль: за секунду до того, как его круглые фары должны были выхватить меня из темноты, я двинулся по улице.
Где-то здесь, если я не ошибаюсь, должна располагаться станция метро.
В ту ночь судьба взяла у меня плату за знания. Я получил имя убийцы, а теперь должен был дать что-то взамен. Сборщиками платы выступили три чёрные тени…
Почти добравшись до станции, я решил срезать через переулок. Переступая неглубокие лужи, добрался таким образом где-то до середины, после чего дорогу мне перегородили неизвестные.
Лиц не было видно, но и без этого понятно, кто сейчас передо мной – местные хулиганы. Каждый из них выше меня на полголовы и шире почти в полтора раза. Омерзительные ублюдки, выкидыши общества! Я осознал, что моя ненависть к ним очень велика, но совершенно несравнима со страхом перед ними!
На одну мышь слишком много троих котов!
От громил повеяло самоуверенной, надменной агрессией, словно болотной гнилью. Во тьме, я уверен, они поигрывают желваками и разминают кулаки. Исход этой встречи мне ясен…
Возможно, я ещё могу как-то подправить ситуацию в свою пользу. Нет, на мирный исход событий я не надеюсь. Попробуем, что называется, станцевать на носовом платке, раз уж вариантов не так много.
Здоровяки дружно сделали шаг вперёд, причём у центрального шаг оказался немного короче – они начали меня окружать! Не страшно. Мне было вовсе не страшно: я познал уже, что такой настоящий страх! Сейчас было обыкновенное, хоть и сильное волнение.
Сердце колотится громко. Мозг суетливо обрабатывает немногочисленные варианты и пытается найти новые…
Громилы сделали ещё один шаг – я тут же отступил назад. Один из мордоворотов надменно усмехнулся:
– Что, очкарик? Страшно?
– Думаю, он уже обмочился! – поддакнул второй выкормыш.
Отвечать на их вопросы, да и просто говорить с ними – смысла никакого. Только отвлекаешь голову от спасительной работы. Вести дипломатические беседы с падшими ничтожествами я тем более не собирался…
Ничтожества… которым я ничего не могу противопоставить…
– Эй! Ты немой или со страху челюсти заклинило?
Хитрость? Возможно… Против не одарённых умом верзил можно использовать хитрость…
Троица заразилась лёгким мерзким смешком. Ублюдки… Быть избитым и ограбленным этими… Я сегодня на такое не согласен! Я, чёрт возьми, не согласен!
Сбоку стоит мусорный бак. Кто-то поставил прямо на крышку пустую бутылку. Кое-какой конкурентоспособный план тут же возник в голове. Пока я резко выбрасывал руку и хватал зелёную бутылку за горлышко, он обрастал дополнительными подробностями, деталями, правился прямо на ходу…
Ударом об край бака я сделал из бутылки острозубую розочку. Хищные края стекла направились на выродков. Троица отступила назад.
Одумавшись, верзилы осклабились и снова стали напирать:
– Ты что, решил отбиваться, сумасшедший? Этой бутылкой?
– А ты знаешь, каков шанс подцепить какую-нибудь заразу от грязного стекла? – я угрожающе взмахнул розочкой.
Второй раз мои пустые угрозы, мой фальшивый блеф сработал – грозная троица ночных волков отступила, не ожидав такой прыти от своей жертвы. Я не упустил момента и резво развернулся на пятках после чего рванул в противоположную от неизвестных сторону! Три шага я шлёпал кедами по плитке сольно, прежде чем в шум моих шагов вмешались звуки трёх пар ног!
Бежать с сумкой через плечо от трёх верзил было очень тяжело! Дыхание сбилось уже через десять метров!
Прямо над ухом я расслышал мощное пыхтение догоняющего. Через плечо бросил розочку, которую так и не выпустил из рук. Не рассмотрел, попал я или нет.
Не теряя времени зря, я начал цеплять попадающиеся под руку мусорные баки и опрокидывать их под ноги наступающим уже на пятки мудакам! Сзади послышался отборный пятиэтажный мат и жуткий грохот валящихся с ног неандертальцев!
Я выскочил на улицу, но в округе совсем никого не было – на помощь звать не получится. Я рванул на противоположную сторону дороги.
Рука нырнула в карман – я быстро сгрёб все деньги в кулак и быстро пересыпал их в сумку. Очки тоже сорвал с носа и бросил туда же. Так как звука бьющегося стекла я не услышал, то это значит, что я мимо сумки не промахнулся. В темноте да без очков можно было и не попасть…
Застёжка зиппер издала свой пронзительный визг – сумка хорошо застёгнута, теперь ничто не вывалится.
О приближении ублюдков можно было судить по их грубым выкрикам с обещаниями убить меня самыми жестокими способами! Сжимая зубы, я постарался не терять скорость…
Ещё один мусорный бак полетел под ноги догоняющим, я ворвался в узкий переулок, перепрыгнул непонятную коробку, нырнул за угол и увидел открытый мусорный контейнер. Без малейших сожалений выбросил туда сумку и рванул в противоположную сторону.
Пришлось нырнуть в еле замеченный проём. Без очков я плохо разбирал дорогу и чуть не вмазался в кирпичный угол! Под ногами разлетелись брызгами лужи, обувь начала промокать, подошва стала проскальзывать!
Я с трудом держу равновесие, не то чтобы отрываться от погони! С каждой секундой я был готов оказаться схваченным…
Не понимаю, зачем я ещё пытаюсь убежать.
Грубая здоровая ладонь схватила меня за правую часть лица и мощно толкнула в сторону стены. Я буквально подлетел в воздух, чтобы через секунду удариться виском об кирпичи. Чувствовать, как твои кости скрипят и трещат, грозясь сломаться, крайне ужасно. Осознавать, что на этом ничего не заканчивается, ещё ужаснее…
Я упал на землю, погрузившись животом в воду. На лицо брызнули грязные капли. Часть из них попала мне прямо в рот. Мерзко… скоро к гнилостному вкусу добавится вкус моей собственной крови.
Сжаться, максимально сжаться, скукожиться, напрячься, спрятать голову! Стать черепахой! Наплевать на ледяную воду!
Полетели первые удары! Меня били ногами, метя в лицо, под рёбра, в пах – всюду, куда могли попасть! Тяжёлые мощные ботинки утюжили мне бока, словно кузнецкие молоты! Каждый удар вызывал волну боли, которая прокатывалась по всему телу! Наверно, со стороны моё избиение выглядит жутко…
Я совсем перестал укрываться от пинков, когда их число перевалило за сотню. Я выдохся, расслабился и просто размяк на земле мешком с песком. Чувствовал себя безжизненной тряпичной куклой. Вскоре я перестал чувствовать удары: боль была такой, что на её фоне новые вспышки просто терялись…
Кровь заполнила рот, но я не мог её сплюнуть. Начал понемногу задыхаться…
Кто-то схватил меня за волосы… Новая боль… И больше я ничего не помню в ту ночь… Темнота гуще той, что накрыла город с наступлением сумерек, охватила меня.
Я очнулся под утро, когда солнце только-только начало подниматься над горизонтом…
Удивительно, что трупы жертв Решета обнаруживают в ту же ночь, когда их лишали жизни, а меня, живого, но побитого, никто не нашёл до самого утра, да и мог бы вообще не найти.
Примечательно, что мои повреждения незначительные (учитывая ситуацию): всего лишь ломит всё тело, синяки покрывают меня всего и ужасно болят, стоит только пошевелиться… Лицо осталось почти нетронутым, не считая разбитой губы, кровоподтёка над бровью и ссадины на щеке.
Прошло около часа ковыряния в луже, прежде чем я смог встать на ноги…
Без очков и с отёками на лице было совсем плохо видно. Кое-как, шипя при каждом шаге, я добрался до мусорного контейнера. Оранжевый здоровяк стоит у стены ровно там, где я его видел вчера. В его недрах удалось найти свою сумку – уже хорошая новость. Ублюдки не смогли найти её ночью и остались без добычи. Очки целы, деньги на месте, а гематомы скоро пройдут.
Грязно выругавшись, и взревев диким демоном, пришедшим за душами грешников, я почувствовал себя лучше. Холодно, больно, но вполне можно жить… можно ходить… можно дышать, да и сплёвывать не прекращающую течь кровь тоже можно.
Почему-то особенно отрадно, что не пострадали зубы…
Я двинулся домой. К вечеру нужно снова быть в форме, чтобы не пропустить ночной рейд Гордона Вульфа. Гордон Вульф – так зовут этого урода.
– Какое зрелище! Вот как выглядит Ваше настоящее лицо! – мерзко прогудела миссис Францельш, – Вот из чего состоит Ваша жизнь!
Угораздило же столкнуться с этой дрянью в подъезде.
– Отстаньте от меня… Мне плохо… – отмахнулся я от хозяйки квартиры.
– О, да! А вам бы всё жить Вашей безответственной, разгульной жизнью, да ещё, чтобы всё хорошо было! Я даже рада, что Ваши загулы окончились именно этим!
Я собирался просто подняться к себе, но гнида спровоцировала меня начал скандал:
– Я не гуляю – я работаю! В отличие от Вас!!! – явно перегнул, так что пришлось сморщиться от боли…
– Ты как со мной разговариваешь? – завопила возмущённая миссис Францельш, раздувая кривые ноздри, – Я уважаемая женщина…
– Да кто тебя уважает?!
– Не наглей ты, малолетка!
– Пошла ты к дьяволу! Чтоб он тебе голову оторвал!
Показывая, что разговор окончен, я развернулся и начал подниматься по лестнице.
Через пару ступенек меня настиг голос уродливой гадины:
– Я ведь могу тебя выселить!
– Не можешь…
Миссис Францельш поначалу даже захлебнулась словами. Нечасто кто-то открыто посылает ничтожество. В этом доме нет тех, кто регулярно ставит гадюку на место…
– С чего ты это взял?
– Да с того! – я снова обернулся к хозяйке моей квартиры и уставился ей точно в глаза, – Я плачу тебе деньги, без которых тебе не прожить! Кто, кроме меня, поселится в ту дыру и будет обеспечивать тебя средствами на дешёвый алкоголь? Или ты будешь бегать к мистеру Олиуту пить его отраву?
– Ты, урод, тебе настолько плевать на людей? – взревела миссис Францельш, скрипя зубами и высекая искры из глаз. Похожа на ведьму, каких раньше сжигали на кострах…
– Что?
– Тебе плевать на людей! Мистер Олиут вчера попал в больницу, а сегодня утром он умер! Ты даже не знал!
Алкоголик со второго этажа умер. Я уже привык к его затворничеству, причиной которого был хронический запой. Он почти стал неотъемлемой частью моей жизни, обязательной декорацией моего существования.
И что я чувствую теперь?
– Да и поделом, – промямлил я.
Подниматься по полуразваленным ступенькам было нелегко…
Отмываться от крови и грязи приходилось в довольно холодной и оранжевой от ржавчины воде. Я уже был уверен, что теперь-то точно занесу какую-то заразу в кровь. Было неприятно, мерзко, но я хотя бы избавил тело от грязи, пота, крови и, совсем чуть-чуть от боли…
Одежду я просто оттёр от грязи щёткой. Постирать её в этой бурой жиже невозможно, да и ходить мне не в чем, если единственное шмотьё будет висеть и сохнуть…
Я так и не мог понять в тот день, хреново мне или вполне терпимо…
Моя жизнь похожа на чёрт знает что, в последнее время со мной происходит всякая ерунда. И самое хреновое вполне может быть впереди…
Мой сосед умирает, упившись насмерть, а мне плевать!
Я покупаю репродукцию картины, на которой изображена девушка так похожая на мою бывшую, на мою Еву, о которой я пытался забыть! Купил картину, чтобы вспоминать…
Я смываю следы избиения неизвестными отморозками ржавой водой!
Я рассуждаю о жизни и проклинаю окружающих, осуждая их, выискивая в их существовании смертные грехи, хотя сам погряз в пороках, хотя я ни черта не смыслю в жизни!
Я желаю жестоко наказывать людей, хотя боюсь их, боюсь даже самых незначительных конфликтов!
И всё это кажется мне нормальным… Я ничего не буду с этим делать, ничего не буду менять…
Твою мать! Сколько зловонного мусора накопилось в голове!
Собравшись с силами, я двинулся к выходу, вышел на лестничную площадку, начал спускаться… остановился на втором этаже…
Дверь в квартиру мистера Олиута приоткрыта. Никого вокруг нет. Я остался один на один со своим разумом. Нужно принять решение…
И я выбрал: ещё раз убедившись, что никого поблизости нет, я проник в пустую квартиру, проковылял на кухню. Там на столе стояла полупустая бутылка с какой-то мутной гадостью…
Своровав бутылку с алкоголем, я удалился. Поставив будильник на восемь часов, я принялся лечить душу.
Гюнтер Пантагрюэль. Мужчина в возрасте тридцати девяти лет, блондин, рост около ста восьмидесяти сантиметров, плотного телосложения. Одет вполне солидно – довольно обеспеченный житель Данкелбурга.
Сейчас пять часов утра. Остывшее очень быстро на осеннем холоде тело Пантагрюэля лежит в кустах всего в десяти метрах от дороги. Убит ударом ножа в затылок. Грудная клетка истерзана и частично лишена плоти, часть рёбер обнажена. Гюнтера нашёл его друг, который отправился на поиски после более чем часового отсутствия товарища. Эти двое собрались в небольшом пабе неподалёку, где подают тошнотворный алкоголь и вокруг шестов вертятся костлявые бабы…
Эти двое решили провести там всю ночь, но один из них не дожил и до середины…
В ту ночь я видел, как Гюнтера, вышедшего немного пройтись и отдышаться, хладнокровно убил Гордон Вульф по прозвищу Решето. Потом я зашёл в тот самый паб, где сидел и попивал виски, пока труп не был обнаружен. Приехала полиция, а я уже вился вокруг изображая то, что случайно здесь оказался.
Маньяк совершил «самое северное» убийство – так близко к центру он ещё не подбирался…
В этот раз детектив Зиммер и команда медицинских экспертов прибыла быстро – не пришлось долго околачиваться в компании рядовых полицейских. Сегодня я не собирался трусливо убегать по малейшему приказу – понабравшись журналисткой наглости, я решил, что не уйду, пока не получу у Клауса интервью.
Я встретился взглядом с детективом, который, как оказалось, уже давно смотрит на меня. Уверенный, немного нахмуренный, сосредоточенный, курит дешёвую сигарету. Не сводит с меня взгляда. Похоже, как и все видавший виды полицейские, он недолюбливает журналистов.
Высокий, сто восемьдесят пять сантиметров роста, широченные плечи, немного полно-ватый. Шеи почти не видно, широкое круглое лицо, массивные скулы, покрытые грубой сизой щетиной. Узкие губы, идеально прямой нос, крупные надбровные дуги, недобрый такой взгляд.
Одет в белую рубашку, чёрный галстук, бордово-коричневое пальто и такую же шляпу. Ещё в глаза бросаются дорогие наручные часы, которые особенно хорошо видны, когда Клаус затягивается.
Я двинулся ему навстречу. Он сделал ответное движение ко мне. Наши глаза чётко зафиксировались друг на друге. Чем сильнее мы сближаемся, тем больше мне не нравится выражение его лица – слишком много холодной ненависти и раздражения. Ещё бы ему не злиться: седьмое убийство, ему постоянно приходится выезжать на место преступления часов в пять-шесть утра, улик нет, дело буксует на месте уже двадцать дней.
А тут ещё и журналисты! Творцы!..
Застыв в шаге от меня, Клаус Зиммер продолжил покуривать сигаретку. Под натиском его тяжёлого взгляда я немного опешил, но тут же взял себя в руки и задал полисмену стандартный вопрос:
– Газета «Еженедельно актуально», детектив Зиммер, Вы можете ответить на несколько вопросов?
– Никаких вопросов, мистер Чатлер, – моментально отрезал здоровый детектив.
Откуда только он знает мою фамилию? Запомнил автора предыдущей статьи о Решете?
– И всё же, детек…
– Я говорю: никаких вопросов! Точнее, задавать их будете не Вы.
– Не понимаю…
Клаус добил белую табачную трубочку и бросил окурок под ноги. Затушить не удосужился. Он приподнял край шляпы, чтобы лучше были видны его суровые глаза. Я даже заметил, что они карие…
Цыкнув, Зиммер склонился к моему уху:
– Не буду ходить вокруг да около – Вы являетесь подозреваемым. Так что придётся ответить на ряд вопросов.
– Вы считаете меня подозреваемым? На каких основаниях?
– И Вы ещё спрашиваете, мистер Чатлер! Я недавно читал статью в этой Вашей газетёнке… как её… да неважно… Так вот, фигурировало там детальное описание способа убийства, очень, знаете ли, меня это заинтриговало…
Играет со мной, как Бастиан Арлес любит со мной играть. Что он делает? Пытается свалить всё на первого встречного? Или что-то откопал?
– Я Вас не понимаю… – пришлось честно ответить мне. Что-то не пойму, что могло так заинтриговать его.
– Написано было, что Решето убивает ударом ножа в затылок. Смею заметить, что данной информацией располагают только медицинские эксперты, я и небольшая часть полицейских… Откуда Вы знаете про это обстоятельство?
Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! Дурак! Надо было писать осторожнее, опираясь лишь на самые очевидные факты, но не приплетать увиденного во время убийства! Идиот!
– Я не рискну назвать имя информатора, – пришлось врать до последнего.
– А рискнёшь сесть в тюрьму, Курт?
– Попросил бы на Вы…
– Попросил бы заткнуться! – детектив Зиммер свёл брови на переносице, – Как ты второй раз оказался на месте преступления чуть ли не раньше полиции? Что ты вообще делаешь здесь в такое позднее время?
– Был в гостях у друга, – отвечать приходилось первое, что придёт в голову.
– Чем занимается друг?
– Продаёт рыбацкие принадлежности.
– А ровно четыре дня назад? – детектив никак не желал остановиться.
– Был у него же…
– Зачастил ты к товарищу… И ещё, что с лицом?
– Слушайте, я просто знаю, что Решето промышляет в южном районе, и по ночам пытаюсь выследить его. Последние две ночи мне везёт. А если Вы хотите повесить на меня все эти убийства, то потрудитесь сперва раздобыть доказательства!
– Будут тебе доказательства, Курт, мальчик мой, – порыв решительного экспрессивного отпора он словно бы и не заметил, – А пока что вали отсюда и забудь о всяких там вопросах!
Зиммер тут же потерял ко мне всякий интерес и принялся за стандартную работу. Меня здесь явно не хотят видеть.
Утром понедельника, ровно неделю назад детектив Клаус Зиммер записал меня в подозреваемые… Всё развивается достаточно для меня неожиданно…
Через четыре дня я снова был на месте преступления. Клаус Зиммер акулой кружил вокруг меня, частенько скалил острые зубы, очевидно, по причине невозможности оттяпать ими мне голову! Что-то он там себе записывал, словно парадирует меня.
Вопросов не было…
Затем, уже днём, я сдал готовый текст мистеру Арлесу. Он хвалил меня за спорость, говорил, что у этой темы ещё очень большие перспективы. Однако теперь главный редактор хотел бы видеть ещё и фотографии.
Я получаю гонорар и почти сразу же иду в магазин фотопринадлежностей. Выбираю недорогой, но качественный и надёжный фотоаппарат. Покупка тут же обернулась ветром в карманах…
Пробую фотографировать свою квартиру. Долго снимаю картину с нимфой с разных ракурсов. Случайно вспоминаю про подаренную Гарри афишу. В редакции он пригласил меня зайти к нему, как только появится свободное время.
Думаю, завтра, в субботу, я могу уделить ему минутку.
Гарри Нельсон – один из немногих моих друзей в редакции «Еженедельно актуально». С замкнутым очкариком мало кто желает общаться. Думаю, таким болтунам, как Гарри в принципе неважно, с кем общаться, главное, чтобы кто-то слушал…
Гарри ведёт в газете собственную колонку. Он – спортивный обозреватель, знаток всех турниров по всем видам спорта, ярый болельщик и настоящий специалист. Особая его специализация – так называемое профессиональное прогнозирование итогов тех или иных матчей по футболу, хоккею и волейболу. Точность его прогнозов составляет семьдесят четыре процента. Отличный показатель – редкий специалист может похвастаться точностью прогнозов выше семидесяти. Лучший прогнозист в мире, если я правильно помню, обладает показателем в восемьдесят два процента.
Балагур, прожигатель жизни, вертопрах и просто беспечный человек. Жизнь он представляет себе как планшет для вырисовывания своей судьбы. Он настолько самоуверен, что считает, будто судьба находится только в его руках. Как наивно и глупо…
Гарри – человек, не приемлющий компромиссов, идущий напролом, активный, вечно чего-то добивающийся и уже добившийся немалого. Этот человек удивительным образом умудряется строить свою жизнь и пускаться во все тяжкие, уходя в недельные загулы…
Я бы так не смог. Из-за этого во мне вечно бурлит жгучее чувство зависти.
Гарри невысок, светловолос, вечно зачёсывает волосы назад, худощав, подтянут, имеет большие светлые глаза, кривую улыбку и самоуверенно поднятый подбородок. Любит фиолетовый цвет и включает его буквально во все элементы своей одежды. Одно время он даже расхаживал в фиолетовых туфлях.
Живёт довольно близко к центру, рядом с крупным банком. У него большая квартира, три комнаты, все обставлены со вкусом. Мебель вполне солидная, дорогая. Гарри может себе её позволить.
Я приехал к нему два дня назад, в субботу. Три часа дня. Холодает.
Гарри встретил меня внизу. Мы крепко обнялись и пошли к нему на седьмой этаж. За что я не люблю Гарри, так это за то, что он не пользуется лифтом и не позволяет мне.
Вообще, у меня немало причин его не любить: когда-то он увёл у меня Еву…
С Евой я познакомился больше года назад на вечеринке бывших студентов. Странная вечеринка, в небольшое помещение набилось народу. Играл твист вперемешку с блюзом и джазом. Было много алкоголя. Было весело.
Со мной заговорила красивая девушка. Каштановые волосы, милое личико, хорошенькая! Мы говорили о всякой ерунде, но ей было интересно, она не оставляла меня. Что-то она во мне нашла.
Такая красивая… С ней просто и легко… Так мило улыбается…
Мне с моими проблемами с общением было совсем несложно поддерживать беседу. Никогда я так много не общался с девушкой один на один. Еве было вполне со мной комфортно.
С вечеринки мы ушли вместе. Я проводил её до дома. Она предложила зайти. Ту ночь мы провели вдвоём…
Мы долго встречались после этого. Она прекрасно видела, что я из себя представляю, видела, чем я занимаюсь, но это вовсе её не смущало. Ничто во мне её не смущало… И мне было с ней хорошо. Какое-то время я даже думал, что у нас может получится что-то толковое… Семья, например…
Пять месяцев назад всё вдруг прекратилось… Она начала охладевать ко мне…
У неё не получилось долго себя обманывать: любить ничтожество, нищего неудачника, не способного ничего ей дать, она не смогла. Такая девушка заслуживает гораздо большего! Ей нужен более успешный парень…
Им стал Гарри Нельсон. Четыре месяца назад она ушла к нему. Я был разбит, я был потерян, из меня словно вытянули единственный штырь, на котором я ещё способен был держаться.
Жизнь тут же вернулась к своим серо-бурым краскам. Таким, как я, вредно лишний раз мечтать о ярком цвете жизни. Я понимаю, что должен ещё долго жить среди этого мусора, говна и нечистот…
Я-то думал, что не имея ничего, могу получить счастье. Так не бывает. Счастье нужно зарабатывать тяжким трудом, долгой работой. Не бывает так, чтобы человек, больше похожий на пустое место, вдруг получил такую награду, как Ева.
Она достойна большего, чем неудачник-журналист.
Дела давно минувших дней…
Тогда мы не разговаривали с Гарри целый месяц. Я осознавал правильность и логичность ситуации, но не мог заставить себя относиться к другу так же, как и раньше. Просто не мог…
Как бы я себя не убеждал в обратном, но я его ненавидел!
Ещё сильнее я стал его ненавидеть, когда он бросил Еву! Я прекрасно знаю, что Гарри любит менять девушек, как перчатки, но надеялся, что он наконец-то остановится. Надеялся, что Ева станет с ним счастливой…
Когда мы, наконец, снова начали общаться, у Гарри уже была новая девушка.
По слухам, Ева уехала из Данкелбурга…
Гарри предложил мне неплохой коньяк. Мы сели в гостиной и просто начали разговаривать о всякой ерунде. За пустой беседой прошёл примерно час.
Затем он вдруг проронил:
– Читал сегодня с утра твою статью…
– И что думаешь?
– О статье?
– О статье…
Гарри хитро прищурился и склонил голову набок. Его фирменный жест. Последовала сдержанная улыбка и глухой смешок. Эпатажный Гарри не умеет разговаривать иначе.
Я всё же услышал его ответ:
– Ты знаешь, очень впечатляет! Правда. До этого ты так легко и свободно не позволял себе писать. В этой статье всё было очень честным, объективным что ли… Не каждому журналисту дано писать статьи, преподнося их не со своей точки зрения, а именно так, как это есть на самом деле.
– Даже так? – я попытался скрыть, что мне крайне польстило мнение лучшего друга.
– Такое ощущение, что ты хорошо знаешь мир, либо просто очень наивный и честный…
– Опять ты начинаешь умничать, – беззлобно бросил я другу.
– Ты в праве называть это как угодно!
Мы дружно рассмеялись. Гарри подлил мне ещё коньяка и мы выпили. Я поднялся с уютного мягкого кресла и подошёл к крупному стенду на стене, на котором красуются чёрно-белые фотографии с финалов самых разных турниров. Спортсмены застыли в нелепых позах, кто-то скорчил на лице жуткую гримасу колоссального напряжения…
Искусство спортивной фотографии мне довольно непонятно: неэстетично, непривлекательно… Всю прелесть снимков понимаешь только когда узнаёшь смысл запечатлённого. Вроде сборища некрасивых спортсменов, застывших в глупых позах, ан нет – финал чемпионата по водному поло!
Я опять рассуждаю о том, чего не понимаю…
– Мне очень интересно, что сказал мистер Арлес, когда прочитал твою статью, – Гарри не желал менять тему.
Я был не против:
– Он сказал, что тема выбрана удачно, мол, она актуальная, свежая, животрепещущая. Ну, и ещё хвалил за обилие материала.
– Да, ты, пожалуй, написал про этого психопата больше, чем все прочие газеты вместе взятые на протяжении месяца! И как тебе это удалось?
– В первый раз – случайно, – как и в случае с детективом Зиммером, приходилось немного искажать реальные события, – Потом уже начал бродить по Данкелбургу с конкретной целью застать раньше всех очередную находку…
– Как гуманно… – шутливо укорил Гарри.
– Иначе читатели не узнали бы о маньяке, а я не получил бы средств к существованию! Журналистом, хорошим журналистом можно стать только будучи неисправимым циником.
– Но ты вовсе не циник!
– Значит, я не стану хорошим журналистом! – поддерживая атмосферу расслабленного общения, сыронизировал я.
Мой друг Гарри зашёлся заливистым смехом. Пусть он всё время старается вести себя и выглядеть, как настоящий интеллектуал и аристократ, но ржёт Нельсон, как пьяный конюх из провинции!
Как он постоянно говорит: живыми нас делают недостатки.
– Не откажешься от стаканчика? – Гарри предложил ещё пригубить дорогого напитка.
– Конечно! За что выпьем?
Мой друг поднял стакан и прикусил нижнюю губу, задумавшись. Его живые подвижные глаза описали круг в воздухе и сфокусировались на мне:
– За творцов!
Тёмная жидкость потекла по горлу. Приятный вкус ласкает язык, а жар и запах хлынули вверх, к лицу и носу. Нестерпимое жжение подступило к глазам и щекам. Работа мозга притупилась.
Думаю, с меня хватить лакать на халяву дорогое пойло друга.
– А куда теперь метишь? – продолжил Нельсон, требовательно взглянув на меня, – Думается, в штаб?
Я тут же опроверг версию товарища покачиванием головы:
– Вовсе нет. Я бы гораздо больше был рад иному: хочу, чтобы очередная моя статья попала на первую полосу!
– Эй, Курт! Ну ты скажешь тоже! А я считал тебя скромным!
– А разве я хочу чего неосуществимого?
– Скорее, сложного… – Гарри повертел в пальцах пустой стаканчик.
– Да ты погляди на последний выпуск! – на журнальном столике лежал свежий номер «Еженедельно актуально». Я перелистал страницы, – Вот! Моя статья – новость номер два, сразу после рассказа о церемонии открытия новой мэрии Генрихом Гауссом! Не случись тогда падения вертолёта, материал об убийстве украшал бы первую полосу! Я способен попасть на первую страницу…
– Возможно… А возможно, очень скоро интерес к маньяку пропадёт совсем… Пока все в Данкелбурге читают о Решете взахлёб, ты будешь на коне. Если не потеряешь хватку. Потом придётся поднимать другие темы…
– Считаешь, что я не справлюсь? – с обиженными нотками переспросил я.
– Про Решето тебе писать интересно, потому и статьи получаются отличными. Чтобы так же здорово преподносить читателю любую тему, нужен уже опыт и мастерство. Согласись, их тебе пока ещё не хватает…
Да, спорить сложно, опыта у меня ещё очень мало.
– Хочешь совет? – менторским голосом спросил Гарри.
– Давай, – я безразлично пожал плечами.
– Не зацикливайся ты на этом психе. Да, у тебя это получается, но… ты же творец, а творцу нельзя топтаться на месте!
После этих слов всё то важное и серьёзное, что я делал последние десять дней, стало казаться мне довольно глупым, ненужным и несерьёзным. Секундами ранее я считал, что сделал за эти дни что-то великое, а сейчас мне это кажется фикцией.
Значит ли это, что я изначально допустил ошибку? Значит ли это, что я должен был просто сдать Гордона Вульфа властям, а не экспериментировать с его зверствами?
Но тут Гарри подмигнул мне – думать, естественно, я в данной ситуации должен сам.
Сейчас…
Всё ещё понедельник, где-то в районе полуночи, но ещё понедельник. Я, как глупый зверёк, крадусь за грозным хищником. Холодный воздух ночи обжигает лицо, мешает восстановить дыхание, не позволяет унять расшатавшиеся нервы…
Я бреду по тёмной улице, лишь примерно зная, куда пошёл Гордон. Пока я выплёскивал из желудка съеденное днём, пока заставлял ноги слушать мозг, маньяк бесшумно растворился в чернильных переулках Данкелбурга, оставив меня, как крысу в лабиринте, слепо тыкаться по сторонам.
При этом нужно двигаться как можно тише. Этот лабиринт не с сыром и не с выходом – по его запутанным коридорам бродит минотавр…
Крадучись, я побрёл по улице. Заглянул в первый переулок – пусто. Прошёл ещё десяток метров, заглянул во второй – Решето стоит там. Бесшумный, неподвижный, почти что неживой… невысокий нескладный мужчина кажется мне чудовищно-жутким колоссом!
Я сглотнул громадный, как спелый арбуз, ком в горле, который чуть не разорвал мне глотку… Никогда ещё не было так страшно, поскольку никогда ещё я не был так близок к обнаружению.
Сейчас пришлось выглядывать самым краем глаза, самым краешком. Решето, как мне показалось, взял след, но сейчас вновь застыл в ожидании…
Прислушивается! Даже не могу представить, что слышит этот сумасшедший: как скребутся мыши? Свистит ветер в мелких щелях? Как сморкается человек этаже на шестом?
Его слух – оружие пострашнее ножа. Только чудо не даёт ему расслышать мои шаги за спиной. Уже четвёртую ночь это чудо опекает меня…
После инцидента с чиханием, спровоцированным пыльцой седых фиалок, инстинкт самосохранения усилил влияние на моё сознание до максимума. Я почувствовал это по истеричному биению сердца. Напряжение растёт.
Тут ещё и Гордон слишком долго стоит на месте без движения! Слишком долго, причём совсем не под своим любимым светом фонаря. Медведи, львы… к чёрту их – кровожадный маньяк-садист Гордон Вульф по прозвищу Решето – вот самый непредсказуемый хищник на свете!
Он вполне может охотится на меня, просто я этого не знаю…
Напугав сам себя бредовыми догадками, я вдруг вспомнил, как бесшумно умеет красться маньяк. А вдруг то, что я считаю Гордоном, является просто кучей мешков с мусором?
Я нервно обернулся и принялся сканировать глазами окружающий мрак с параноическим безумием! Привыкнув к темноте, я смог рассмотреть почти что угодно в полумраке, но ничего не увидел… Никого вокруг нет…
Обернувшись в сторону объекта своего слежения, я увидел лишь опустевший переулок. Выругавшись про себя, я двинулся следом.
Переулки южного района Данкелбурга не воняют, не смердят последствиями существования здесь людей. Ароматы дерьма равномерно распределяются по южному району, он воняет весь от недр глубоких станций метро и до высоких шпилей небоскрёбов.
Первый день Недели Долгой Ночи выдался очень холодным. Небо начали пятнать отдельные тучки – когда они заполнят небо, выпадет первый снег. Кеды будут вечно промокать, я больше буду мёрзнуть, чаще болеть…
Зима хватает меня когтистыми пальцами и норовит задушить. Каждый год начинается борьба за выживание.
Я хватаюсь руками за сырые стены, обклеенные всевозможными объявлениями. Кто их здесь только читает? Ладони нащупывают угол здания, я осторожно выглядываю – Гордон спешно движется вперёд.
Под ногами чавкает чёрная лужа какой-то дряни. Ноги даже начинают расползаться. Я крепче хватаюсь пальцами за выступающие из стены кирпичи, чтобы не шлёпнуться на плиты. В голове начинается треск, похожий на помехи в радио…
Мне становится плохо. Мне уже давно очень плохо. А я иду дальше за хреновым маньяком! Меня шатает и трясёт, от страха сводит зубы! Ненавижу Данкелбург! Чтоб он рухнул в одночасье и погрёб под собой всех своих жителей!
Решето свернул за угол – я переместился за мусорный бак, на полусогнутых побрёл по освободившемуся участку. Гордон не торопится, а я-то уж тем более.
Снова я свернул за угол – неторопливый маньяк стоит, нависнув над человеком, который даже не попытался убежать. Облокотившись спиной о стену, на земле сидит потрёпанный парнишка. Его мутный взгляд бегает из стороны в сторону. Он даже не замечает убийцы, стоящего перед ним.
Кровожадный маньяк Решето выбрал своей жертвой находящего под кайфом наркомана. Беззащитный дохляк не окажет сопротивления Гордону, даже если очень этого захочет. Субтильный, похожий на скелет парень выглядит слишком слабым, просто-таки бестелесным…
Гордон чего-то ждёт, а, может быть, просто сомневался, стоит ли этого дохляка убивать. Честно говоря, я думал, что неуравновешенное безумное создание без колебаний лишит жизни и старушку, и маленького ребёнка… Так странно теперь видеть его сомнения.
Его глаз я не вижу и не могу понять по ним, что за мысли проносятся в голове убийцы. Быть может, у него есть какой-то план, в который никак не вписывается убийство тщедушного наркомана, который и сам по себе сдохнет либо здесь от холода, либо от следующей же дозы…
Глупая ситуация. Почему-то мне показалось, что Гордон сейчас находится ровно в той ситуации, что и я двумя днями назад, когда после слов Гарри начал считать единственно-важное для меня дело несусветной глупость… Почему-то я уверен, что Гордон сейчас думает о том же самом.
Он работает на фабрике «Динфюрзих», создаёт печатные машинки. Ничто не мешало ему остаться обычным человеком, но он начал убивать… Убивать без особых причин…
Похоже, дикий зверь победил: Решето схватил наркомана за редкие волосы, наклонил голову вперёд, обнажая затылок. Нож блеснул в ночи и пробил череп несчастному. В который раз кость человека оказалась недостаточно прочной, чтобы Гордон не пробил её одним ударом…
Убийца выдернул оружие из раны, повалил убитого на землю. Одно движение ножа, и тонкая куртка наркомана оказалась разрезанной. Гордон неторопливо обнажил жертву для дальнейших издевательств.
Вскоре всё было готово. Разодрав майку, свитер и куртку, Решето добрался до грудной клетки. Нож в его руке стал на это время и хирургическим скальпелем и топором мясника. Пристраиваясь поудобнее к трупу, он сел на колени, замахнулся громадным куском стали…
Я заставил себя смотреть. Сам не знаю, зачем я это делаю, но я заставил себя смотреть. Никогда ещё не видел этот кошмар от и до…
Гордон Вульф работает, как скульптор: сначала отсекает крупные шматы плоти, проковыривал неровные дыры меж рёбер, потом уже осторожнее вырезает куски поменьше, после чего и вовсе спускался к тонкой кропотливой работе. Дикое творчество душевнобольного…
Я до жути боялся этого, но не мог отвести взгляда, зачарованный отвратительным мас-терством маньяка! Мне ещё об этом писать, мне ещё рассказывать об этом тысячам наших читателей…
Решето отбрасывал в стороны ненужные шмотки человеческого мяса…
С меня уже довольно! Всё! Всё, я больше не могу на это смотреть, я, кажется, больше не смогу об этом писать…
Хватит! Я сейчас же пойду в полицию и всё расскажу об этом чудовище! К чёрту! Не могу больше писать об этой ерунде! Я сойду с ума, зная, что приходится скрывать!
Кого я выгораживал? Тупого кретина, режущего людей? Подставлял под угрозу собственную свободу? Ждал, пока убийства повесят на меня? Это же всё полная хрень! Полная хрень!
Начиналась неудержимая истерика! Я постарался покинуть это место бесшумно, однако всё во мне бушует и требует выплеснуть часть гнева на окружающую обстановку! Хочется крушить! Хочется ломать! Хочется свалить отсюда поскорее…
Я петлял по переулкам и выбрался уже к широкой улице. Остаётся пройти всего пару шагов…
Почти добравшись до цивилизации, я услышал лёгкий шорох неподалёку…
И тут передо мной появилась тень! Совершенно бесшумно передо мной возник чей-то силуэт! Это явно человек, невысокий и полноватый! Как тихо он выскочил из-за угла…
Стоило моему мозгу сбросить с себя оковы ужаса и понять, кто это, как мир погрузился в полную тьму.
Темнее, чем Неделя Долгой Ночи…
Я очнулся через какое-то время. Руки и голову сводит нестерпимой болью! Рот заполнен вязкой горячей жидкостью, которую я никак не могу выплюнуть! Руками не пошевелить…
Я ещё жив. Встреча с Гордоном лицом к лицу не обернулась моей смертью… Я ещё чувствую холод, чувствую боль, запахи, слышу вокруг суматошную возню. И ещё вой сирен!
Сфокусировав зрение, я понял, что происходит…
Вокруг столпились полицейские, я лежу напротив трупа наркомана, которого исследуют медицинские эксперты. Много шума: все без умолку трещат… До меня никому нет дела. Очень темно…
Я попытался сесть, но руки не чувствуются, так что у меня ничего не вышло. Боль резанула по всему телу, и я замычал, не в силах её вытерпеть!
– Смотрите! Он очнулся!
Шаги зазвучали совсем близко – кто-то подобрался вплотную ко мне.
– Мистер Чатлер, – лениво проронил гудящий голос детектива Зиммера, – Какого чёрта Вы в это ввязались?
К чёрту! Иди ты к чёрту! Я, словно неопытный кукловод, дёргаю свои нервы, разыскивая тот, что управляет руками. Я чувствую, что рукам очень больно, но сами руки я не чувствую…
Из-за невозможности встать я попытался перевернуться на живот, чтобы попробовать подняться иначе…
– Когда он придёт в себя? – раздражённо бросил Клаус где-то высоко.
– Понятия не имею. Внешних травм нет, за исключением пальцев. Но вот всё лицо залито кровью. Думаю, его сильно избили…
– Решето?
– Больше некому…
– А почему не убил пацана? Зачем было нарика убивать, а этому отрезать все пальцы и бить морду?
– Это Вы мне скажите, мистер Зиммер! Вы тут у нас детектив!
Пальцы? Что? Нет! Что с моими пальцами?
– Ладно, проверь, что у него с лицом. Выясни, нет ли сотрясения…
Надо мной склонилась крупная тень и чьи-то руки осторожно дотронулись до моего лица. Очень хреново! Мой рот просто переполнен вязкой субстанцией! Судя по вкусу, это кровь…
Вырвавшись из рук врача, я перекатился на бок и широко раскрыл рот, чтобы выблевать скопившуюся в нём гадость… Сплюнуть я отчего-то не смог…
Доктор, сидевший рядом на корточках, вдруг вскочил на ноги и вскрикнул от ужаса. Я продолжаю блевать кровью на плиты…
– Твою ж мать! Ему язык отрезали!
Эти слова были последним, что я услышал перед тем, как снова провалиться в забытьё.
С наилучшими пожеланиями, Курт.
Вторник, 14:07
Пожилая дама долго выбирает подходящий цвет роз – она сомневается, всё никак не может решиться… Сколько бы я ни предлагала помочь, она каждый раз надменно отвечает, что сама справится.
Вроде как, недавно умер её брат… Я могла бы составить сносный букет минут за пять, но не с этой клиенткой. Естественно, она считает, что справится лучше профессиональной флористки…
– Для такого случая лучше подойдут нежные тона, – я всеми силами стараюсь увести её от ярких красных роз, которые в данной ситуации будут не к месту…
Дама высокомерно глянула на меня, словно я посмела её прилюдно оскорбить. Обвисшие щёки мелко затряслись от накатывающего гнева. Она поджала губы и даже выкатила глаза:
– Вам не приходило в голову, милочка, что Вы мне мешаете?
– Просто я могла бы Вам помочь…
– В этом нет необходимости, я справлюсь сама!
– Но Вы всё время ходите мимо ярко-красных, – я постаралась отвести взгляд, – Они совершенно не подходят для такого случая…
После этих слов престарелая дама изменилась в лице так, словно её облили ледяной водой. Стала похожа на распушившую перья сову…
– Это, знаете ли, мне решать! Это моё личное дело – не Ваше! И решать, если Вы это ещё не поняли, тоже мне! Я лучше знаю, что подарить брату!
Дама оскорблёно отвернулась от меня и продолжила всматриваться в цветки. Прошло всего пару секунд, как она раздражённо замотала головой:
– Нет, нет, ужасный магазин!
Старушка пронеслась мимо и выскочила в дверь. От её присутствия остался только запах нещадно передозированных духов и морозная стужа с улицы, ворвавшаяся в небольшой цветочный магазин, стоило двери открыться.
Я работаю здесь флористкой уже два года, за которые повидала более сотни таких клиенток. Мне совершенно непонятно, почему у некоторых возникает желание развязывать скандалы на пустом месте. Раздражение, злоба на жизнь и горечь от собственных неудач многие стремятся выместить на окружающих.
Сама я стараюсь так не делать. Лучше всё держать в себе…
– Да, Катарина, – раздался откуда-то сбоку голос моей подруги Минди, – Клиентка попалась мёртвая! Я так и знала, что этим всё и кончится.
– Мы за последние три дня так ничего и не продали, – посетовала я напарнице.
Рыжеволосая девушка беспечно отмахнулась от моих слов и задорно улыбнулась. В такие минуты она кажется мне девушкой с рекламной афиши молочных продуктов. Неуёмный деревенский оптимизм…
– Бывало и хуже. Поверь мне, Катарина, я работаю здесь больше семи лет – бывали случаи, что неделями приходилось ждать клиентов.
– Тогда люди ещё не отошли от войны…
– Да, строили, ремонтировали вокруг всё, налаживали – не до цветов. Зато тогда люди не были такими скандальными…
– Хорошо тогда было, – с грустью подумала я, – Сейчас всё сплошь хамы…
Я постаралась поскорее выкинуть из головы эту нахальную даму и занялась гладиолусами, на которых начали жухнуть лепестки. Как бы сильно не действовала на них живительная сила особого раствора на основе слёз асилуров, но время берёт своё. Обработав этим прозрачным веществом стебли, можно доставлять цветы из далёких южных стран, в которых те растут круглый год.
Однако когда розы, тюльпаны, гладиолусы и прочие попадают в Данкелбург, действие раствора уже заканчивается и жизнь цветов начинает медленно угасать…
Вот бы существовало такое вещество, которое могло бы сделать цветы вообще неувядающими…
– Слушай, Катарина, ты же ведь в Данкелбург только пять лет назад приехала?
– Да.
Я обернулась в сторону Минди. Та как-то мечтательно смотрит в окно. Скрестив руки на груди, она спросила, растягивая слова:
– А за пределами Данкелбурга бывает Неделя Долгой Ночи?
Странный вопрос…
– Конечно, везде бывает эта Неделя. А почему ты спрашиваешь?
– Вчера на улице видела готов, которые всем вокруг говорили, будто бы Данкелбург – это врата ада, которые разверзнутся в конце Недели Долгой Ночи, – рассмеялась сама над своей наивностью Минди.
– И ты поверила? – недоверчиво нахмурилась я.
– Мне очень стыдно… Верю во всё подряд!
– А вот в любовь ты не веришь.
Минди гордо вздёрнула нос, отстаивая свои нестандартные убеждения. Хоть я и люблю свою подругу, но никак не могу смириться с некоторыми её заскоками. Эта рыжая нередко бывает себе на уме…
– Любви в больших городах не бывает!
– Это почему же? – иронично и требовательно спросила я.
– Если я скажу, ты обидишься, Катарина.
– А если ты не договоришь, я не обижусь, Минди?
Рыжая флористка задорно улыбнулась, прочитав за напускной строгостью нотки дружеской обиды. Раскачиваясь на каблуках, она опустила глаза в пол и шумно выдохнула, собираясь с мыслями.
Я жду ответа.
– Ну, ты же сама знаешь, что творится в крупных городах: сплошь насилие, похоть, блуд, все вокруг носятся, все спешат, борются за место под солнцем, ради карьеры напрягаются, глотки друг другу грызут, убить друг друга готовы! Да ещё и маньяков всяких полно, продажных полицейских, сутенёров, проституток! Полный дурдом! В крупных городах либо никто не хочет любить, либо просто не желает тратить на это время!
– Ты судишь стереотипно…
– А откуда, позволь спросить, берутся стереотипы? – беззлобно возразила рыжая подруга, – Стереотипы отражают реальность. Они достаточно достоверны, чтобы можно было ими руководствоваться.
– И кто вогнал тебе в голову это? – я потеряла надежду достучаться до Минди.
Она скривила губы, намекая на крайне неправильно заданный мною вопрос. Её легко задеть всякой мелочью: сейчас, например, она считает, что я сомневаюсь в наличии у неё собственного мнения. Она не обидится… так просто…
– Я сама дошла до этой мысли, – со всей ответственностью заверила Минди и вздёрнула подбородок с некоторым вызовом.
Как бы ни начался бессмысленный спор и, хуже того, ссора…
– Ладно, но я бы на твоём месте не стала так пессимистично к этому относиться!
– Конечно, Катарина! – добродушно улыбнулась Минди, – Но за мужем я поеду в какую-нибудь деревню!
– И сколько ты собираешься с этим тянуть? – шутливо поддела я подругу.
– Ещё совсем немного…
Рыжей веселушке Минди уже тридцать лет, а у неё ещё не было ни одного ухажёра. Я имею в виду только серьёзных ухажёров… Одноночных встреч у неё, само собой, было немало…
Зазвонил телефон. Утончённая трубка просто-таки запрыгала на рычагах. Я точно знаю, кто это. Хотела поскорее взять трубку и ответить на звонок, но Минди меня опередила.
– Здравствуйте, цветочная лавка «Церера», слушаю Вас! – радостно пропела в трубку рыжая, ехидно подмигнув мне.
Я встала рядом и стала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
– Да, она здесь… Конечно, она может подойти!
Довольная собой Минди улыбнулась от уха до уха и протянула мне трубку аппарата. Я моментально схватила изогнутый серебристый предмет и прижала его к уху и губам. Холод мимолётного касания обжёг кожу. Сейчас от его голоса станет так хорошо.
– Привет, Катарина, – раздался в трубке голос Гарри.
Обычно ласковый и живой, сегодня он какой-то отстранённый и блёклый…
– Привет, Гарри, дорогой!
– Я хотел бы с тобой встретиться. Желательно, как можно скорее.
– Что-то случилось? – мне совершенно не понравился его тон, – Ты как-то странно говоришь…
– Случилось? Да, наверно. Так ты сможешь сейчас приехать?
Я вопросительно посмотрела на Минди, которая, я уверена, всё это время стояла рядом и внимательно слушала. Она всегда в курсе моих разговоров с любимым. Мне, в общем-то, нечего скрывать…
После того, как я чуть приподняла брови, она тут же утвердительно кивнула и начала махать руками. Её губы беззвучно прошептали: «Конечно, иди!»
– Да, я могу.
– Отлично, Катарина, давай встретимся в кафе на Горнстрабе, «Вереск», если я не ошибаюсь…
– Да, «Вереск»…
Он повесил трубку.
Что-то явно не так. Никогда раньше он не разговаривал со мной таким унылым, безжизненным голосом. Должно было произойти действительно что-то нехорошее, раз это так сказалось на Гарри.
Минди так и подмывает расспросить меня, но она тактично отмалчивается. На её простецком лице так и лучится желание помочь, что-то посоветовать, но она не может.
Предчувствие беды повисло в тесном цветочном магазинчике. С каждой секундой оно становится ощутимее, чем ароматы тысяч цветов.
– Ты точно справишься одна? – неуверенно переспросила я, глядя точно в глаза рыжей подруги.
– Конечно, клиентов почти нет, работать практически не приходится. Иди.
– Ну, если ты уверена…
– Так, Катарина! – на полтона строже, чем требовалось, сказала Минди, скрестив руки, – Не надо бояться и цепляться за пустые поводы игнорировать встречу! Гарри ждёт!
Она, конечно же, права. Но ей-то рассуждать легко: сейчас она не напугана, не нервничает, её голова осталась холодной. Меня же всю колотит…
– Да, ладно, – благодарно кивнула я и принялась собираться, – Теперь я у тебя в долгу!
– Забудь ты про эти долги. Их и так на тебе не пересчитать…
Я уже не слушаю подругу. Пришлось немало пометаться по магазину, чтобы собрать раскиданные по углам вещи и сумку. Похожа на ошпаренную фурию – ношусь так быстро, что все цветы размазались одним пёстрым пятном. Стало совсем страшно: в голове уже кружатся самые разные догадки. Одна хуже другой…
Толкнув дверь рукой, я на ходу попрощалась с Минди и рванула со всех ног к дороге. Вытянув вперёд руку, я остановила проезжающее мимо такси. Водитель тронулся, стоило мне сбивчиво пролепетать адрес.
Кафе «Вереск», что находится на Горнстрабе, в северо-западной части города. Главная улица в тихом и скромном районе Данкелбурга. Раньше эта улица была крупной торговой тропой, ведущей к небольшой ярмарке. Но это было целых шесть веков назад.
Сейчас кругом громадные серые небоскрёбы, раскидывающие во все стороны густые чёрные тени. Конечно, здания здесь не такие высокие, как в центре, но даже они ужасают меня…
Всевозможных офисов и банков здесь нет – большинство зданий представляют собой либо жилые дома, либо маленькие магазинчики и кафе, а также музеи и галереи. Северо-запад – центр искусства и культуры в Данкелбурге. Разумеется, и того, и другого в городе немного, но некоторые стараются.
Театров здесь, конечно, мало, да и самый крупный из них всё равно расположен в центре.
Кто-то говорит, что здесь много туристов. Это не так. В сравнении со всеми прочими частями Данкелбурга – да, но в этом сером городе, просто-таки выпячивающим свою отталкивающую мерзостность, просто не может быть много туристов по определению. Сюда тянет не так много людей…
Зато здесь очень много мостов! Громадные, горбатые исполины, тянущиеся над быстрой рекой Истиль. По ним ежедневно проезжают тысячи машин, проходят десятки тысяч людей, даже, наверно, не замечая их привлекательности.
Особенно мне нравится Белый мост. Стройные опоры-колонны уходят вниз и теряются на дне вечно ледяной реки. Громадные перила, десятки изящных фонарей освещают белые пролёты, огороженные дорожки для пешеходов и просторную проезжую часть. Этот мост нравился бы мне до безумия, если б не его кровавая слава…
Семь из десяти самоубийц, которые кончают жизнь прыжком с моста, делают это именно с Белого. Городская мафия топит людей именно здесь, нарядив в бетонные ботинки. Ужас! Порой, если немного скосить взгляд, можно увидеть кровавые пятна на светлом камне…
С преступностью в северо-западном районе дела обстоят совсем неплохо: сумасшедших маньяков и безумных уличных банд, как на юге, нет, равно как и вездесущих бандитов и мафиози с востока и центра, здесь нет бескрайних стад агрессивных готов и ненормальных хиппи, здесь нет этих поджигателей-последователей Томаса.
Здесь тихо. Здесь спокойно.
В то время как остальные районы погрязают в преступности, задыхаются от нищих или диких эмигрантов, привезших в Данкелбург свои варварские традиции, пока другие части города наводняются проститутками, наркоманами и алкоголиками, пока всюду процветает коррупция, распространяются субкультуры, фантомы и мистики, северо-запад кажется мне последним оплотом нравственности и безмятежности.
Даже во время Недели Долгой Ночи эта часть города кажется не такой жуткой и гадкой.
Не такой печальной…
Горнстрабе весь усеян достопримечательностями, которые почти не выделяются на фоне шикарных жилых домов. Единственным исключением является церковь Ройзель Маврюш – колоссальное белое здание как раз напротив кафе «Вереск». Этой церкви уже больше пятисот лет, и держится она лишь на частых реставрациях.
Светлый купол устремляется к чёрному небу, затянутому тучами, как заплатками. Двустворчатые трёхметровые двери круглосуточно впускают верующих, тянущихся в это святое место.
Ройзель Маврюш. Как-то это переводится… ладонь помощи или что-то в этом роде. Центр прощения грехов. Одного его не хватит, чтобы очистить этот грязный душой город.
Время только около половины третьего, но так темно… Никак не привыкну к этой причудливой аномалии… Я жду Гарри – он совсем не торопится… Становится ещё тяжелее – на душе словно вырастает гноящийся бубон, зловонный, источающий ядовитые испарения…
Предчувствие чего-то плохого не покидает меня. Почему же он так странно говорил? У него возникли серьёзные неприятности?
Причём, что бы ни случилось, это касается нас обоих, иначе бы он не стал впутывать меня в свои проблемы – я его знаю, он всё решил бы сам! Значит, всё же это относится и ко мне… какую-то болезнь у себя нашёл? Собирается уехать из города? Что ещё?
Собирается бросить меня?
Господи, что могло произойти? Что творится сейчас в голове моего Гарри? Что творится в его жизни?
Я сижу за столиком так, чтобы хорошо видеть дверь и улицу через громадные окна. В зале царит лёгкий успокаивающий полумрак, сейчас совсем мало посетителей. Очень тихо.
Из причёски снова выбился непослушный локон. Густые тёмные волосы я укладываю безо всяких проблем, легко завиваю и выпрямляю, делаю из них всевозможные причёски. Однако всю жизнь приходится бороться всего с одной прядкой. Чёрный локон, напоминая о своей индивидуальности, нередко бросается прямо в глаза, вьётся, загораживая половину взора… Вечно он так…
Приходится раз за разом убирать его с глаз. Привычным движением я загоняю локон к остальным, запираю его в пределах своей причёски, чтобы вновь увидеть, как он высвобождается спустя время…
Да где же Гарри? Почему так долго?
В стороне, на небольшой сцене Асилур играет джаз. Его саксофон издаёт грустные мелодии, звонкие, пронзающие насквозь витиеватой красивой структурой, но вгоняющие в меланхолию. Двухметровое создание слегка покачивается в такт собственной музыки, притоптывая обутой в смешной ботинок ногой.
По морщинистым и сухим лицам асилуров невозможно понять, сколько же им лет. Музыканту на сцене может быть и пятнадцать, и семьдесят, и много больше…
Асилуры – народ долговязых, худых гуманоидов, пришедших в цивилизованный мир из южных малоисследованных стран. Когда-то асилуры были сущими дикарями, хоть и мирными, однако цивилизация быстро сделала из них полноценных членов общества. Они расселились повсеместно, принеся с собой достоинства и таланты своей расы.
У асилуров бледная бежевая кожа, сухая и шершавая. В высоту они вырастают примерно на два метра, хотя нередко мужчины асилуров вытягиваются и на все два с половиной. Тела и конечности у созданий длинные, тонкие, ломкие на вид. Особенно у них выделяются длинные тонкие пальцы, почти футовой длины, лишённые ногтей.
На теле и голове асилуров не растут волосы, у них нет ни ресниц, ни бровей.
Голова этих существ мало похожа на человеческую: плоский череп, вытянутый в затылке, вместо рта и носа у этих тварей клюв, больше всего похожий на черепаший. Это не мешает им неплохо говорить на нашем языке, а также, например, играть на духовых инструментах. Глаза у существ большие, похожи на глаза сов, такие жёлтые, обладают пронзительным взглядом, выражают меланхолию или апатию. Жёлтые глаза изредка моргают, лениво закрываясь мозолистыми веками. Складывается ощущение, что все асилуры вечно грустят, вечно находятся в депрессии.
Они нагнетают на меня печаль и странное чувство сострадания…
Асилуры стараются одеваться совсем как люди: рубашки, брюки (обязательно с подтяжками, чтобы брюки не сваливались с худых ног), пиджаки, бабочки, цилиндры и обувь. Они носят чудные ботинки очень маленьких размеров: стопы у высоченных созданий совсем крошечные. Удивительно, как они не падают после каждого своего шага.
Кровь у асилуров на порядок холоднее, чем людская или дриджская. Бывает, что некоторые исполины зимой вдруг впадают в анабиоз, не в силах выдержать непривычные холода. Иной раз асилуры грохаются в зимнюю спячку прямо посреди улицы и замерзают насмерть, так как окружающие просто проходят мимо с полным безразличием…
Из Асилуров получают хорошие музыканты и художники. Ловкие длинные пальцы помогают создания вытворять немыслимое с кистями или музыкальными инструментами. Очень часто можно встретить гигантов играющими джаз в ресторанах или кафе, либо просто музицирующих прямо на улице за скромную милостыню.
Но не одним искусством живы эти существа – можно встретить и асилуров-уборщиков, и почтальонов, и фонарщиков (с их-то ростом, очень подходящая работа). В целом, от асилуров никакого вреда и никаких проблем с ними нет. Тихие создания незаметно появились в нашей цивилизации и теперь так же незаметно в ней существуют.
Они не мешают нам со своими нравами и причудами. От тех же дриджей или обычных эмигрантов возникает гораздо больше проблем.
Сухой великан закончил очередную мелодию, длившуюся почти семь минут. Всё это время асилур не моргал и только в конце позволил себе прикрыть жёлтые глаза веками.
Началась новая мелодия, ещё более печальная и заунывная. Создание старается изо всех сил, использует все возможности своего таланта. И почему от них веет такой тоской?
Мы встретились с Гарри чуть больше двух месяцев назад. Он только-только вышёл со стадиона после футбольного матча и остановился в небольшом кафе в центре. Я как раз ждала подругу, назначившую мне встречу.
Молодой парень мне сразу приглянулся: солидный, одухотворённый, живой, интересный! Что-то я заметила в нём такое, что заставляло сразу понять, насколько же с ним всё может быть хорошо! Словно он был отмечен каким-то ореолом!
В конце концов, он единственный мужчина, одевающийся в фиолетовый пиджак, из тысяч ряженных в серое. Не исключаю, что именно его экстравагантный наряд расположил меня к нему, заставил заострить на нём внимание.
Заметив мой взгляд, Гарри подсел ко мне. Он представился, отчего-то, по фамилии – Гарри Нельсон. Я также назвалась по фамилии – Катарина Зандарт.
Редко когда мне приходилось так же долго и непринуждённо разговаривать с мужчи-ной. Он рассказал мне, что работает в газете, пишет собственную колонку о спорте. Услы-шав от меня тот факт, что я работаю флористкой, он, отчего-то, сильно оживился.
Подруга в тот день так и не пришла. Позже я выяснила, что сутенёр заставил её работать сверх нормы…
С тех пор мы с Гарри вместе.
Он пришёл только к тому моменту, когда минутная стрелка на настенных часах указала на девятку. Гарри и на сей раз надел много фиолетовых вещей, включая совсем новые туфли. Немного растрёпанный, он буквально ворвался в двери «Вереска» и сразу же начал выискивать меня глазами.
Найдя меня среди столиков, он кривовато улыбнулся. Ведёт себя нервно, напряжённо. Взгляд лишён сосредоточённости. Что же произошло?
Гарри пошёл прямо ко мне и чуть не столкнулся по пути с юрким официантов. Даже не обернувшись на юношу, мой дорогой поспе-шил занять место рядом со мной.
– Привет, Катарина, – сказал он бесстрастным голосом, когда сел напротив.
– Привет, дорогой…
Он даже не попытался меня поцеловать. Мы всегда обмениваемся касаниями губ при встрече… Неужели?
– Я ведь оторвал тебя от работы? – начал он.
– Ничего, Минди сказала, что справится одна.
– Хорошо.
Повисла тишина.
– А как же твоя работа?
– Там странные дела творятся, – беспечно махнул он рукой, – Приехала полиция – всех допрашивают и отправляют домой. У главного сейчас полно хлопот, а всё это из-за одного нашего сотрудника – он каким-то образом впутался в историю с Решетом…
– С тем маньяком? – я услышала собственный осипший голос.
– Да, но, Катарина, я собирался сказать совершенно не об этом.
В голове что-то запульсировало. В горле пересохло… Никогда он ещё не говорил со мной таким голос. В нём так и веет холодной стальной безысходностью.
– Что-то случилось? – не узнавая собственную речь, спросила я.
В глазах уже почти стоят слёзы…
– Да, ты знаешь… Прошло довольно много времени, мы отлично знаем друг друга, но на этом всё остановилось… Понимаешь? Запас нашего интереса друг к другу иссяк…
– Ты мне всё ещё интересен! – отчаянно взмолилась я.
– Но ты мне больше нет! Ты больше ничем не можешь меня впечатлить! Меня к тебе больше не тянет!
– Ведь ты же говорил, что мы сможем быть вместе хоть всю жизнь!
– Но я ошибся! – Гарри развёл руками, – Вот так просто ошибся! Ты же сама говоришь, что живыми нас делают наши недостатки!
Что? Что он вообще такое говорит? Как он может?
– Недостаток? Весь этот обман ты считаешь недостатком? Это подлость, Гарри! Это жестокая подлость с твоей стороны!
– Мне приходится так поступать! – словно оправдываясь, залепетал он.
– И почему же? Почему же именно «приходится»?
Похоже, что он не знает, что же ответить. Действительно не видит истинных причин или не может сформулировать их из десятков абстрактных и неясных, как призраки, мыслей? Или боится просто сказать правду? Нашёл другую? У неё лицо красивее, красивее фигура, а сама она отличается доступностью? Она готова пойти на ту грязь и мерзость, что крутиться в голове Гарри, когда он попадает в постель?
На глаза упал непослушный локон, но мне не до него. Слёзы застлали вязкой пеленой взор, и лишь только Гарри остаётся передо мной достаточно чётким. Эти черты, что так тяжело терять…
– Понимаешь, – собрался с мыслями фиолетовый парень, – Если не порвать сейчас, дальше будет только хуже…
– Откуда ты это знаешь?
– Я чувствую…
– Что за глупость? – мой голос уже сорвался на истеричный рёв, – Как это можно чувствовать? Как можно чувствовать это, если только вчера ты готов был меня боготворить?
Гарри промолчал, не зная, что ещё сказать в дополнение к своим иллюзорным доводам. В них, как в оркестре начинающих музыкантов, слышится безбожная фальшь, ложные нотки и жуткая неуверенность…
Потому что он не ощущал тех чувств, не был подвержен тем мыслям, о которых говорил. Он не решался сказать самого главного, честного, отчего на душе становится ещё гаже, а в сердце – больнее…
Он не говорит правды…
– Что ты такое говоришь? Ты сам себя слышишь? С чего ты взял, что нам больше не будет друг с другом интересно? С чего ты решил, что у нас ничего не выйдет?
Он ответил просто:
– Прощай, Катарина!
Затем просто отвернулся, встал и ушёл. Вот я вижу, как он идёт к двери, шагая вполне легко и беспечно для человека, который только что расстался с той, кого целых два месяца называл самой лучшей… В ту секунду обида во мне жалит даже сильнее, чем сердечная боль…
– Почему ты мне врёшь, Гарри? – крикнула я ему вслед, но мои слова просто растаяли в воздухе, никак не затронув его уха.
Сквозь громадные окна я увидела, как он садится в серый автомобиль на водительское место и отъезжает от кафе. Ещё вчера у него не было этого шикарного авто…
Сил сдерживать себя больше не осталось. Атлант во мне обессилил и уронил громадный шар Земли с плеч… Я расплакалась, разрыдалась, как не рыдала уже больше трёх лет. Слёзы и вопль боли извергались из меня подобно магме из пробудившегося вулкана. Где-то необозримо далеко от меня рыдает печальный саксофон асилура…
Я узнала, что Гарри относится к тому типу мужчин, что не привыкли хранить верность, спустя три недели, как мы начали встречаться. Узнала от подруг. Поговаривают, что он перепробовал более пятидесяти женщин самых разных типажей и возрастов.
Поначалу я сильно испугалась, что и меня постигнет та же участь – быть отвергнутой и забытой. Шли недели, и каждый следующий день его внимания, ласки и любовь вселяли в меня надежду! Так хотелось верить, что именно на мне он остановит свои поиски той самой половинки.
Когда он сказал именно эти слова, я окончательно уверовала, что так и будет. Я совсем забыла про его натуру бабника…
Это было непростительной ошибкой… Теперь я испытываю жуткую боль…
Когда-то я даже спрашивала, как звали его предыдущую девушку, но он так и не ответил, сказав, что это не имеет значения. Сейчас же он, очевидно, считает, что и моё имя не имеет для него никакого значения…
Прошло не больше минуты с тех пор, как он оставил меня плакать одну. Интересно, успел ли он уже напрочь забыть меня? И больно ли ему? Хоть на секунду было ли ему больно?
Больше никогда не смогу вновь зайти в это ненавистное кафе «Вереск»! Покидая его, я старалась не оглядываться на его интерьер, ставший для меня ужасной фотографией-напоминанием! Ненавистное, отвратительное место, ставшее таким из-за стойких ассоциаций. Так случилось когда-то с солнцеворотом: крест стал ненавистен многим после войны, хотя до использования его в качестве символики агрессоров являлся знаком весьма положительным.
Поднялся сильный ветер. Трепет полы пальто, волосы, холодит кожу, забирается в самую душу. Напрасно: там уже и так всё сковано льдом.
Слёзы замёрзли и наконец-то перестали течь. Я поминутно всхлипывают, рискую снова разойтись безудержным плачем.
Вернуть уже явно ничего не получится, поэтому нужно скорее забывать, чтобы не подсесть через несколько дней на антидепрессанты. За жизнь я немало истязала организм всевозможными лекарствами – хватит…
После почти пятнадцатиминутного стояния у самой дороги неподвижной печальной статуей, я поняла, что надо остановить такси. Представляю, как со стороны должна выглядеть плачущая девушка, стоящая на краю мостовой. Возможно, кто-то даже решил, что я готовлюсь броситься под колёса пролетающему мимо автомобилю.
Я подняла руку, и тут же рядом остановилось блестящее новенькое такси.
Я села в салон, захлопнула дверь и тут же уронила голову на руки, стараясь удержаться от очередного приступа плача. Нельзя больше давиться слезами! Нельзя! Как глупо должны звучать эти уговоры!
Таксист обернулся и сомнением окинул меня растерянным взглядом. Похоже, последние слова я произнесла вслух…
Живыми нас делают наши недостатки! Под таким девизом жила и моя бабушка, и моя мама. Лет в десять я думала, что этот девиз уж слишком малодушный, слабохарактерный, словно мама и бабушка просто оправдывают им своё несовершенство.
Когда я стала взрослеть, стала понимать, насколько же они были правы. Особенно я это поняла, когда бабушка стала рассказывать мне о своей жизни, упоминая порой такие подробности, о которых мне было бы стыдно говорить. В силу своего возраста, она не боялась признаться. Я сравнивала эти её рассказы с повествованиями деда, который рассказывал о себе только хорошее – бабушка сразу стала для меня куда более интересным человеком…
Мне было девятнадцать, когда умер дед. Бабушка протянула чуть больше полугода с того момента…
С тех пор этот девиз принадлежит и мне.
Гарри он очень понравился. Как он сам говорил, он настраивает на честность, на откровенность. Откровенности мы старались посвящать как можно больше времени, рассказывая о себе, своей жизни, своих ошибках, просчётах, глупых убеждениях, тех достоинствах, какими мы не обладаем.
Тогда я думала, что искренность – это то, что способно удержать вместе кого угодно. Возможно, так оно и есть, но Гарри всё это время был со мной не до конца искренен. Более того, он мне всё это время врал…
Мы будем вместе до конца жизни? Как он мог такое говорить, если прекрасно понимал, что бросит спустя несколько месяцев…
На протяжении всей этой недели я, возможно, буду постоянно задавать себе этот вопрос…
– Что-то случилось?
Спрятавшись в туманных дворцах своего подсознания, я совсем позабыла об усатом таксисте, что смотрит сейчас на меня с сочувствием и пониманием, о салоне его автомобиля, не нового, но очень ухоженного. Здесь тепло, уютно и приятно. Я могла восхититься, если бы моя душа и моё сердце были бы способны на это в данную секунду.
– Леди, с Вами что-то случилось? – чуть медленнее повторил усатый водитель, стараясь привлечь моё внимание.
Я начала медленно возвращаться в реальность, омытую слезами.
– Да… Нет… извините… – путаюсь я в словах, пристыженная незнакомым человеком.
– Я же вижу, что что-то не так, – мягко отметил он, но тут же отвернулся, показывая, что не намерен лезть в мои личные дела.
Жалобно сжавшись на заднем сидении, я сглатываю горькие слёзы боли и вслушиваюсь в урчание взведённого мотора.
– Куда Вас отвезти?
– Не знаю…
– Хотите побыть одна?
– Да, наверное…
– Может быть, в парк? – моментально нашёлся таксист.
– Да, хорошая идея, спасибо…
Гул мотора усилился, машина неторопливо покатилась вперёд. Таксист старается ехать как можно медленнее.
Автомобиль плавно катится по улицам, словно старается успокоить меня. Почти не трясётся, идёт ровно. Странно, сейчас все гоняют, особенно эмигранты, а таксист явно из них. Слишком крупный нос, непривычно кустистые брови, да и акцент выдают в нём иностранца.
От слёз лицо начало нестерпимо гореть, поэтому я прислонила голову к холодному стеклу. Даже не прислонила, а безвольно уронила, ощутив небывалую слабость в шее. Кажется, стекло мгновенно раскалилось до громадных температур…
Из меня, помнится, вырвался тяжёлый всхлип.
Усатый таксист-иностранец глянул на в зеркало над панелью, но так ничего и не сказал, до последнего решив не лезть в мои дела.
Действительно, к чему постороннему человеку погружаться в грязь чужих проблем. Эту грязь потом бывает крайне нелегко смыть – так глубоко может въесться.
Я подняла покрасневшие глаза к небу, которое уже почти всё затянуто плотными тучами. Клубящиеся массивы небесных кораблей лениво ползут в вышине, закрывая столь любимые мною звёзды. Их холодный блеск способен отвлечь меня от любого горя, уберечь от боли, утешить сердце…
Всего на секунду в небе мелькнули две небольшие звёздочки и тут же исчезли, растворившись без следа…
Такси свернуло на перекрёстке, состоящем из трёх широких дорог: Горнстрабе, Реилстрабе и Карвелстрабе. Проехав мимо громадного казино «Корона», мы обогнули острый угол, на котором идёт бойкая торговля лотерейными билетами, и двинулись дальше по Реилстрабе. Машин в это время почти нет – все сидят на работе, а не колесят по Данкелбургу после расставания…
Стоило вспомнить, как горечь корявым штырём вонзилась в сердце! Мысли и воспоминания накинулись со своими загнутыми острыми когтями, словно безумные ястребы! Так больно, словно из сердца течёт кровь и скапливается где-то у диафрагмы…
Из глаза выползла слезинка, скатилась по щеке и переползла на стекло автомобиля…
В моей голове звучит эхо музыки – саксофон гиганта всё ещё играет печальные мелодии истинно асилуровской меланхолии. Странные создания создают своей игрой не просто музыку, а некие смычки, которыми играют на наших душах…
Никогда я не перестану бояться этих существ…
Автомобиль мерно гудит. Мурлыкает, как громадная стальная кошка, гуляющая тёмной ночью по улицам, целиком её принадлежащим. Её глаза освещают пространство перед ней. У этого создания разве что нет хвоста.
– Я подвезу Вас к восточному входу – там совсем близко фонтан, – оповестил меня таксист не оборачиваясь.
– Да, спасибо.
Единственный человек рядом…
– А как Ваше имя? – отчаянно обратилась я к усатому эмигранту.
Он явно был не готов к тому, что заплаканная девушка вдруг начнёт общаться с ним. Недоверчивый взгляд оценил меня десять долгих секунд, прежде чем таксист брякнул встречный вопрос:
– Вы хотите знать моё имя?
– Да, хочу…
– А зачем Вам оно?
Честно говоря, я совершенно не знаю…
– Вы же ведь забудете, стоит выйти из автомобиля, – продолжил отпираться от озвучивания своего имени усач, – Стоит ли узнавать?
– Пожалуйста! – просипела я с мольбой в голосе.
Он, отчего-то, не желает представляться. Немного пожевав нижнюю губу, он всё же глухо произнёс:
– Йохан.
– Вас зовут Йохан?
– Да.
– Катарина.
С некоторым безразличием Йохан вновь зыркнул на меня из-под кустистых бровей.
– Рад познакомиться, – тихо сказал он, сосредоточившись на езде, занимающей его гораздо больше.
– Я тоже рада…
Йохан не ответил. Таксист, видимо, уже пожалел, что решил взять такую чудную клиентку. Сейчас я для него что-то вроде назойливой мухи, кружащей вокруг самой головы, садящейся на лицо, раздражающей прикосновениями своими лапками…
За окном бездомный, что лёгко можно понять по рваной грязной одежде. Он отчуждённо стоит посреди тротуара, демонстрируя миру свой транспарант, состоящий из доски и прибитой к ней дощечке. На транспаранте намалёванная углём надпись «Радуга в небе – лишь иллюзия!»
Йохан прибавил скорость…
– Бросил парень? – неожиданно задал он вопрос, не отрывая взгляда от дороги.
Его слова доходят до моего притупленного душевной болью мозга мучительно долго. Поэтому я ответила не сразу:
– Да, только что…
– Все вы такие… новое поколение…
– О чём Вы, Йохан? – его слова я даже не думала расценивать как оскорбление.
– Вечно вы то сходитесь, то бросаете другу друга, цепляетесь за малейший намёк на настоящие чувства, так легко расстаётесь, забываете друг друга, – заворчал таксист, словно старик, – Живёте одноразовой любовью, даже не пытаетесь построить любовь на года, на всю жизнь!
Выслушав его выговоры, я тихо всхлипнула и отвернулась, направив взгляд в окно.
– Когда Вы были молодым, готова спорить, это всё тоже было.
– Но в наше время все считали это ненормальным. Сегодня же иметь всего одну девушку или одного парня кажется… кажется…
– Признаком ограниченности? – подсказала я своему необычному собеседнику.
– Вроде того, – согласился Йохан, – Раньше, если люди расставались, то только для того, чтобы найти того самого единственного. Сейчас вам доставляет удовольствие сам процесс. Мазохисты…
Я внимательно слушаю слова усатого таксиста, откладывая их в голове, но совершенно не желаю спорить или просто поддерживать эту тему. Он сам развивает свои мысли:
– Вы собирались жениться?
Вспомнив все наши разговоры с Гарри, я поняла, что, в самом деле, к обсуждению данного шага мы не подбирались…
– Нет…
– То есть, вы почти наверняка знали, что просто разойдётесь со временем. Устанете играть в пару и разойдётесь, чтобы испытать боль… Говорю же: мазохисты!
Возможно… очень возможно, что именно этот простой человек из другой страны говорит истинную правду… Мы с Гарри оба знали, что когда-нибудь наши отношения просто прекратятся, и этот конец ознаменуется моими слезами?
– А у Вас есть семья?
– Да, – кивнул Йохан, – Жена и двое детей. Я женился на первой же женщине, которую когда-то полюбил. Ни разу не возникло желания искать себе других женщин…
– Вам повезло.
– Если хочешь, называй это так…
Мы остановились на светофоре. От нетерпения Йохан начал барабанить пальцами по рулю.
– Давно Вы в городе? – я никак не могла остановить рвущийся из меня поток слов, которые чудом удавалось складывать в предложения. Меня просто тянет поговорить.
– Четыре года, – нехотя ответил таксист, дунув в усы, – А Вы?
– Как Вы узнали, что я неместная?
– Не знаю, это чувствуется, наверно… Взгляд, выражение лица, манера общаться – мелочи, в общем, всякие.
Красный сменился жёлтым, а тот, в свою очередь, зелёным, и Йохан двинулся дальше, держась ближе к центру широкой дороги.
– Я в Данкелбурге пять лет, – вспомнила я про вопрос усатого таксиста.
– И как Вам город?
– Он унылый… А Вам как?
– Работа есть, семья довольна, всем основным обеспечена, и ладно, – как-то совсем ворчливо прогудел Йохан.
Лукавит – на самом деле, ему жутко не по душе этот чёрный клоповник, со всеми людьми, что его населяют. Просто он не может всё бросить и покинуть Данкелбург, так что вынужден убеждать себя, что город ему нравится. Либо просто не вызывает раздражения.
– А вам на родину хочется? – совсем тихо прошептала я.
Однако Йохан услышал и криво улыбнулся:
– Вы меня прогоняете из страны?
– Ни в коем случае…
– Не бойтесь, я пошутил, – на какое-то время он смолк и вёз меня в полной тишине, но затем честно ответил, – Нет, совсем не хочется. Там, знаете ли, совершенно нечего делать: кругом полно преступности, все грызут друг другу глотки. От войны моя страна ещё не оправилась.
– С преступностью в Данкелбурге тоже большие проблемы.
– Если Вы так считаете, то ничего не понимаете в проблемах с преступностью…
За окном замелькала серебряным размытым пятном ограда Литнихского парка – единственного крупного парка в черте города. До входа ехать осталось совсем ничего.
– У Вас хорошая машина, – ляпнула я очередную глупость.
Таксист окинул салон придирчивым взглядом, словно проверяет на вшивость совершенно незнакомый автомобиль. Его секундный осмотр не выявил серьёзных дефектов, и Йохан согласно кивнул головой:
– Да, неплохая…
– А что это за марка? – я убрала с лица непослушный локон.
– «Феникс».
– Красивое название для автомобиля.
– Да, неплохое…
Йохан перестроился в правый ряд, проехал последние метры и остановил своего легко-крылого «Феникса» точно напротив больших кованых ворот.
– Приехали, – доложил он, убрав правую руку с руля.
– Сколько я Вам должна?
– Пятнадцать.
Расплатившись, я покинула тёплый уютный салон и направилась в гостеприимно распахнутые ворота. Позади меня с мерным гулом отъехал автомобиль таксиста Йохана, который заставляет себя любить Данкелбург и совершенно не разделяет нынешних нравов.
Литнихский парк представляет собой огромное место общественного отдыха, засаженное зелёными насаждениями, оборудованное фонарями, скамейками, беседками, небольшими прудиками для всяких рыб и птиц, всевозможными прекрасными аллеями, по красоте своей вполне сравнимыми с картинами живого леса.
Парк так огромен и так далёк от цивилизации, что на его дорожках, в его лабиринтах, чувствуешь себя почти как в диком, девственном лесу. Это место безумно любят многие жители Данкелбурга: здесь постоянно ходят тысячи прогуливающихся, здесь часто встречаются пары…
От местных пейзажей веет спокойствием. Даже ночная темень не способна нагнать на это место ощущение дискомфорта…
Я люблю здесь бывать. Йохан отлично придумал. Надеюсь, мне удастся поскорее успокоиться…
Литнихский парк был основан ещё в те годы, когда Данкелбург только-только разросся до размеров крупного города. Люди смекнули, что без большого парка город будет выглядеть несолидно, и отгородили большую территорию высоким кованным забором, который и ныне стоит в том же виде. За сотни лет его не раз меняли, но внешне он остался неизменным.
Литнихским он был назван в честь великого врача Карла Литниха, который во время последней войны вытянул из рук смерти более двух сотен тяжелораненых. Тогда, без ряда инструментов, в условиях полной антисанитарии, он спасал уже, казалось бы, обречённых с помощью решительности, быстроты и точности действий, богатому арсеналу знаний и многолетней практики.
Конечно, назвать парк в честь врача – не самая удачная идея, но спорить я тут совершенно не собираюсь.
На широких тропинках пока ещё мало народу. Можно даже сказать, что они почти необитаемые. Я иду точно к большому фонтану, вокруг которого раскинулась целая площадь.
Он совсем недалеко от входа, так что я добралась за какие-то пять минут.
Площадь представляет собой идеально круглое мощёное пространство, ограниченное плотной стеной гигантских деревьев. Диаметр площади составляет около ста метров. В центре располагается Небельский фонтан – скульптурная композиция, рассказывающая историю древнего племени небелей, что жили на этих землях около тысячи лет назад. Вперемежку стоят люди и крылатые божества, из наконечников копий, остриёв мечей и из глаз стоящих на коленях воинов бьют струи воды. А вверху всей композиции стоит, воздев руки к небу, вождь небелей Фринзиб…
Историю о небелях поведала мне когда-то бабушка. В её памяти отложились не только воспоминания о своей жизни, но и старые легенды, которыми она любила зачитываться в библиотеке.
Когда-то на этих просторах жили десятки племён, каждое со своими традициями, обычаями и образом жизни. Все они были очень разными. Все они по-разному относились друг к другу: кто-то постоянно враждовал, кто-то старался дружить и вести торговлю между племенами, кто-то попросту не знал о существовании друг друга…
Так продолжалось много лет, пока боги не решили, что столько племён жить на этой территории не может. Старший бог Адэн приказал своим слугам объединить разрозненных людей. Долгие годы слуги Адэна пытались примирить рознящиеся племена, но добились лишь ещё большого обострения неприязни – было много кровопролитных войн.
Однако ни о каком объединении и думать не приходилось…
Тогда Адэн стал серьёзно бояться, что племена станут настолько разными, что перестанут поклоняться ему, как единому богу. Он решил просто истребить лишних, оставив в живых лишь тех, кто будет сильнее, умнее, кто будет больше верен ему…
Начались тяжёлые времена для людей – начались страшные испытания, что послал людям Адэн. Сперва в лесах завелись громадные медведи, способные лапами крошить каменные стены. Этих могучих зверей Адэна прозвали Рыгами.
Рыги стали нападать на поселения людей, и лишь немногие могли противостоять им. Большинство племён погибло от когтей и клыков зверей, но самые сильные воины, что были неутомимы и бесстрашны в бою, самые умелые охотники, что устраивали рыгами смертоносные ловушки и самые лучшие мастера, что создали против громадных медведей превосходные копья и стрелы выжили.
Так Адэн провёл первое испытание…
Вторым испытанием верховного бога стали болезни да яды. В лесах завелась жуткая зараза, наплодились ядовитые змеи, а из земли повылазили ядовитые грибы. Люди стали умирать сотнями. Яды и болезни косили целые поселения. Только там, где были самые мастеровитые лекари и травники, смогли выжить люди.
Адэн проводил всё новые и новые испытания: осушал реки, заставляя людей искать по звериным тропам новые источники воды, рыть колодцы и воевать друг с другом за воду, он губил посевы, заставляя искать прокорм в лесах и болотах, он рушил дома, заставляя бороться с холодами…
В результате выжило всего два племени: небели и паны. Эти два племени были достаточно дружны и никогда не стали бы идти друг на друга войной, но Адэн уже решил, что выживут лишь одни.
Он устроил последнее испытание: в одной пещере глубоко в лесу бог спрятал свои сокровища и оставил дикого зверя Храстла сторожить их, а сам разнёс слух об этих сокровищах по племенам. Также он упомянул, что того, кто посмеет взять эти сокровища, ждёт наказание, как неверных своему богу.
Племенем небелей руководил мудрый вождь Фринзиб со своей хитрой женой Акцень. Сам вождь желал исполнить волю Адэна и не трогать запретного клада, но его жена предложила ему обмануть бога. Она сказала, что их солдаты могут перекрасить свои чёрные волосы в рыжий цвет, как у панов, и надеть красные одежды, как у панов. Если в таком виде унести сокровища из пещеры, то Адэн заподозрит в неверности соседнее племя и покарает их. А сокровища можно будет быстро переплавить, чтобы верховный бог никогда не узнал их впредь.
Фринзиб долго сомневался, но, в конце концов, решил, что слова его жены достаточно мудры, а задумка очень хороша. Он отобрал тридцать воинов и велел замаскироваться под воинов племени панов. Все они перекрасили волосы и нарядились в красное, став похожими на соседей.
Но тут жена Фринзиба Акцень очень захотела увидеть поскорей эти сокровища вживую. Она тайно нарядилась воином панов, но свои длинные чёрные волосы не успела перекрасить, а просто спрятала их под шлем.
Долго воины небелей бродили по лесу, пока не натолкнулись на пещеру с сокровищами. Из неё выскочил громадный и могучий Храстл, высотой с избушку. Похож зверь был на медведя с совиными крыльями, клювом и передними лапами. Чудовищное создание убивало воинов небелей одного за другим, разрывая на куски кривыми когтями, откусывая им головы клювом.
И только Фринзиб сумел поразить зверя копьём и убить его. В живых осталось только пятеро самых удачливых воинов. Они схватили столько сокровищ, сколько смогли, и побежали обратно в своё племя.
Когда Адэн пришёл проведать свою сокровищницу, он тут же заметил, что Храстл убит, а земля вокруг усыпана мёртвыми панами. Зол был Верховный бог на неверных людей и вознамерился их всех сгубить, но тут заметил, что с одного мёртвого воина упал шлем, и по земле рассыпались длинные чёрные волосы. Он сразу понял, что это женщина, причём женщина небелей!
Осознал Адэн, что небели не только взяли сокровища, но и вздумали обмануть его! Гневный бог оторвал мёртвой Акцень голову и отправился с ней к вождю Фринзибу.
Добравшись до поселения небелей, вызвал он к себе подлого вождя. Тот вышел навстречу своему богу, трясясь от страха перед его гневным ликом! Страх сковал его члены!
Адэн бросил Фринзибу под ноги голову Акцень в качестве доказательства кражи небелями запретных сокровищ. Вождь сразу же узнал свою жену и понял, какую же страшную ошибку совершили они оба…
На небелей налетели страшные крылатые слуги Адэна и начали мечами огненными рубить неверных! Воины похватали оружие и попытались защитить себя, но им не тягаться с посланниками верховного бога! Сражение они не смогли бы выиграть, как не старались, как бы мастеровито не владели мечом или копьём!
Один только Фринзиб не участвовал в бою, а рыдал над головой своей погибшей жены и воздевал руки к небу! Но там, в вышине, был только его злейший враг…
Так на этих землях остались одни только паны, которым Адэн даровал все свои сокровища. Паны заслужили их…
Скульптуры на фонтане запечатлели последние минуты существования племени небелей. Почему-то при виде сцены жестокой расправы с людьми никто не вздрагивает и не отводит в страхе глаза. Фонтан всем кажется просто красивой композицией, извергающей во все стороны щебечущие воробьями струи воды.
Для всех этот страшный памятник истории является чем-то исключительно положительным.
Ни с того, ни с сего захотелось плакать. Только не это! Надо держаться! Только не плакать!
Как бы себя не уговаривала, но, всё же, разрыдалась.
– Мисс, я не помешаю?
Каждый раз, когда эмоции заполняют весь мозг и выкидывают из него крупицы рациональности, время и пространство искажаются…
Я потеряла счёт минутам и никак не могла понять, сколько времени я просидела, обливаясь слезами.
В реальность меня вернул вежливый вопрос молодого человека.
Я подняла покрасневшее лицо, чтобы разглядеть заговорившего. Мой взгляд уцепился за фигуру незнакомца – он оказался довольно интересным человеком. Молодой, около тридцати лет, высокий, чуть выше не низкого Гарри, довольно-таки широк в плечах, стройный. Блондин – светлые волосы аккуратно сложены в стильную причёску. Довольно красивое лицо: узкий подбородок, высокий лоб, цвет глаз – голубой, прямой нос, уши плотно прижаты к голове.
Для такого времени года его кожа кажется довольно загорелой. Каким-то образом я разглядела и это в полутьме. На лице совсем не видно морщин. Ещё у него пухлые губы.
Одет не по погоде легко: ходит в одном пиджаке насыщенного кофейного цвета, брюки в тон, широкий галстук, уходящий под жилетку, на галстуке – небольшая брошь.
Этот молодой человек мог бы показаться вполне стандартным красавцем, пусть редким, но вполне обычным, если бы не одна совершенно неожиданная деталь – его правый глаз закрывает чёрная повязка, совсем как у какого-нибудь пирата…
Всего одна полоска чёрной ткани делает из этого человека некую загадочную и таинственную личность. Экстравагантная внешность подошедшего мужчины удивила, заинтриговала меня, заставила теряться в слепых догадках…
Ко всему прочему, он просто выбил меня из колеи, прервал плач, но и лишил дара речи. А спросил он всего лишь:
– Мисс, я спрашиваю, я Вам не помешаю?
– Нет, не помешаете… – пришлось ответить мне.
– Вы, конечно, извините, но я не стал бы задавать этот вопрос просто так. Видите ли, я хочу помочь.
– Помочь, как?
Незнакомец несколько картинно потёр подбородок и прищурил единственный целый глаз, после чего сказал:
– Так уж вышло, что моя профессия тесно связана с психологией, и я, как мне кажется, мог бы помочь Вам скорее прийти в себя.
Психолог? В парке? Сейчас? Так странно… Быть может, у меня вдруг появились способности мистика и я вижу перед собой фантома? Не может быть: он стоит в свете фонарей и посему не может являться призрачным существом…
Человек из плоти и крови, и он хочет мне помочь.
– Зачем Вам это? – проронила я, не желая верить словам этого человека.
– Что, простите? – переспросил одноглазый.
– Почему Вы хотите мне помочь?
– А что же, Вы этого не хотите?
– Я Вам не верю! Просто так подойти и предложить помощь неизвестному человеку безо всякой причины… Так просто не бывает! Поэтому мне кажется, что Вы лжёте!
От переизбытка чувств, нахлынувших вместе со словами, вытекли ещё две слезинки. Как, должно быть, жалко я выгляжу…
Одноглазый блондин понимающе улыбнулся и невинно скрестил руки на животе, отчего сразу стал на себя не похож. От него одновременно веет каким-то теплом, но и странным ощущением опасности. Возможно, оба этих ощущения рождаются только из-за того, что я никак не могу определиться со своим отношением к этому странному человеку.
– Значит, Вы мне не верите, – констатировал блондин, – Хорошо, попробую Вас убедить в том, что все ваши опасения напрасны, хотя это и будет непросто вследствие Вашего негативного отношения ко всему, что Вас окружает. Но, для начала, могу я задать Вам вопрос?
– Да, конечно.
– Я могу присесть?
Его рука вопросительно указала на место рядом со мной.
– Да, присаживайтесь.
Он тут же воспользовался моим дозволением и присел слева. Пока он занимал это место, я сформулировала вертевшийся на языке вопрос:
– А почему Вы решили, что у меня негативное отношение ко всему окружающему?
– Очень просто, вот, взгляните на эту картинку, – он извлёк из кармана цветастую карточку с непонятной абстракцией, – Вглядитесь в неё внимательно и ответьте мне на один вопрос: что Вы на ней видите?
Я взяла карточку в руки – на небольшом квадратике картона изображены хаотичные узоры, сделанные, вероятно, просто небрежными взмахами кистью. Разглядеть за ними что-то конкретное невозможно. Я начала с цветов: здесь вся палитра, но основная масса цветов варьируется от багрового до чёрного. В целом, всё это складывается в довольно неприятные картины…
– Вижу здесь тёмную пещеру, а в ней какие-то люди… Они дерутся… Кровь течёт…
Чуть погрустнев, незнакомец отобрал у меня карточку и спрятал её обратно в карман.
– Ну, вот…
– Это ещё ничего не значит, – перебила я человека, назвавшегося психологом, – У многих могли бы возникнуть схожие ассоциации.
– Очень метко подмечено! – согласно кивнул он, разом став чуть веселей, – Этот Ваш ответ сам по себе ничего не говорит, но, если Вы будете так любезны и предоставите мне какое-то время, я могу продемонстрировать Вам интересные результаты…
– Проходить глупые тесты?
– Ни в коем случае! Тесты – настолько глупая вещь, что пользоваться ими категориически невозможно! Я предлагаю просто походить, поговорить… Смею заметить, Вам обязательно понравится…
– Ну, если просто поговорить…
– Да, но у меня будет одно небольшое условие, – поднял он указательный палец вверх, – Вы должны будете на любой мой вопрос отвечать только правдой! На любой!
Хитрость? Возможно. В таком случае, придётся и мне пойти на хитрость:
– Если и Вы будете соблюдать это условие, – твёрдо ответила я на серьёзный запрос незнакомца.
Его пухлые губы тронула лёгкая улыбка – я сделала то, что в его планы не входило.
– Лично я согласен! – баритон, однако же, звучит так же легко.
– Тогда и я согласна, – я в очередной раз вытерла со щёк слёзы.
Мой платок оказался похож на сгнившую половую тряпку. Тут же нашёлся одноглазый блондин, по-джентльменски протянув свой бледно-жёлтого цвета.
– Думаю, мы уже подошли к тому моменту, когда можно снять скучные маски и назвать свои имена, как считаете? – он раз за разом произносит довольно длинные фразы, демонстрируя незаурядную дикцию.
– Я с Вами вполне согласна, – вяло кивнула я незнакомцу, который скоро таким уже не будет.
– Так как Ваше имя?
– Катарина.
– Превосходно!
– А ваше?
На этом вопросе блондин немного задумался, после чего закатил свой единственный глаз:
– Честно говоря, я ни одному случайному встречному не называю своего настоящего имени, но Вы, Катарина, проявили хитрость и вынудили меня впредь отвечать на Ваши вопросы исключительно правду! Так что моё имя – Эрик Пансмакер.
– Приятно познакомиться, Эрик.
– Вы даже не представляете, как мне приятно, Катарина! Что ж, думаю, пора переходить к моему скромному комплексу мероприятий, который поможет Вам прийти в себя и забыть про боль. Как Вы относитесь к театру?
– Очень люблю театр! – честно ответила я и вспомнила, что последний раз ходила на представление больше года назад.
Эрик уже на ногах и предлагает руку, дабы помочь подняться. Его необычное лицо светится совсем юношеским азартом, мало подходящим такому серьёзному и солидному человеку.
– Предлагаю сейчас же выдвинуться. Знаю, что Вы, Катарина, не позволите себе пойти в таком виде, так что нам ещё нужно время на Ваш макияж, подбор наряда и бижутерии. Начало через два часа, думаю, времени нам вполне должно хватить!
– Знаете, Эрик, – непреходящее ожидание подвоха заставило меня не давать поспешного согласия, способного стать роковым, – Я не могу пойти с Вами до тех пор, пока не услышу ответа на вопрос: зачем же Вы решили мне помочь?
– Ох уж это обязательство говорить правду! – с лёгкой досадой в голосе произнёс одноглазый блондин, щёлкнув пальцами, – Смею пожаловаться, что Вы, Катарина, поступили таким образом нечестно! Но… сказать правду придётся, хотя Вы вряд ли сможете в неё поверить… Итак, я помогаю случайным встречным решить их душевные проблемы, поскольку времени у меня осталось не так много, а добрых дел в моём портфолио накопилось довольно мало – наверху не оценят…
– Не понимаю, как это «у Вас осталось мало времени»?
На секунду, а скорее даже меньше, голубой глаз Эрика стал совсем печальным и тоскливым. Потом наваждение исчезло. Он слегка поднял подбородок.
– Дело в том, что у меня рак, – сознался, наконец, Эрик, – Мне осталось не более трёх месяцев. Впрочем, ещё позавчера врачи сомневались, что я доживу до Недели Долгой Ночи…
Раньше моё лицо жгло болью расставания, а теперь оно горит от стыда. Это был тот вопрос, который никак не стоило задавать. Признаться в смертельном заболевании… Я бы смухлевала и не стала говорить правды.
Очевидно, правда – оружие крайне непредсказуемое, а пользоваться я им не умею. Однако теперь стали более ясны правила игры – раз уж Эрик выкладывает такие личные и сокровенные секреты, то и я обязана выкладывать, как есть.
– Мне не следовало спрашивать, извините…
– Ну, что Вы, Катарина, право слово я признаваться в этом не боюсь, единственно только опасаюсь напугать окружающих, потерять их доверие. Так мы идём?
– Да, – я взяла его руку, и Эрик одним движением поставил меня на ноги, – Нужно ещё поймать такси.
– Не стоит, потому что я располагаю собственным транспортным средством, – высокий блондин предложил свой локоть, – Прошу Вас!
Приняв предложенную руку, я двинулась с Эриком куда-то на север, выбрав совсем узкую тропинку. Пройдя совсем немного, я решила обернуться и посмотрела через плечо на скамейку, на которой мы сидели секундами назад. Под скамейкой, именно там, где сидела я, растут три седые фиалки…
После Йохана крайне неуютно сидеть справа от Эрика! Не знаю, возможно, мысль о раке подхлёстывает его гнать во всю мощь двухместного автомобиля! Вопя безумным демоном, машина летит по улицам Данкелбурга, порой пролетая на красный свет!
Меня вжало в спинку синения, в животе образовался плотный ком. Не факт, что меня не начнёт тошнить в скором времени.
Эрик же чувствует себя вполне комфортно. Самолётные скорости нисколько не смущают беспечного водителя. Уверенность его носит совершенно нечеловеческую природу. Мне очень страшно – я даже не могу завопить и потребовать у него сбавить скорость!
Каждый столб, каждый автомобиль, обгоняемый нами, казалось бы, проносится мимо всего в миллиметре! Транспортное средство буквально облизывает их, чуть не царапает корпусом!
А тут хладнокровный Эрик безо всякого выражения на лице умело вертит руль и поддаёт газу! Опасность быть размазанным по асфальту, вероятно, совершенно чужда ему…
Жаль, что я сразу назвала свой адрес. Так он мог ехать чуть медленнее, чтобы успевать справиться насчёт очередного поворота…
Колёса его машины должны быть сейчас похожи на раскалённые докрасна круги! Асфальт должен крошиться под ними и вздыматься бороздами! Странно, что автомобиль при этом выдерживает все эти неимоверные нагрузки!
Я решила просто закрыть глаза и не открывать до тех пор, пока мы не доберёмся до моего дома. Словно в волшебной сказке, это простое действие помогло, и не прошло и мгновения, как транспортное средство истерично взвизгнуло тормозами. Я распахнула веки и лицезрела до боли знакомое здание.
Совсем узкая пятиэтажка, зажатая более солидными домами.
– Ваш дом, Катарина, – практически бесстрастно резюмировал Эрик, глуша мотор бешеного автомобиля, только что взрезавшего ночь.
Он мило улыбнулся и вышел на улицу, обошёл автомобиль и открыл мне дверцу, протянул руку, чтобы помочь выбраться.
– Эрик! – я выкрикнула во всю силу, стоило мне вновь научиться произносить слова, – Вы постоянно так ездите?
– Ни в коем случае…
– Так почему Вы сейчас так неслись? Я чуть со страху сознание не потеряла!
– Видите ли, только что потерпев разлуку, человек находится, обычно, в состоянии глубокой депрессии и сильного отчуждения. Очень сильные эмоции! Самый простой способ вывести человека из этого состояния – заменить эти эмоции другими более сильными. Я предпочитаю использовать страх.
– Это жестоко, Эрик! – устало проронила я.
– Я не привык идти путём мягких полумер, – блондин лукаво прищурился и ещё раз предложил мне руку.
Не оставалось ничего иного, как принять его протянутую ладонь. Сухие сильные пальцы сжали мои не слишком осторожно – стало немножко больно. Эрик, каким бы джентльменом ни был, свои силы не всегда умеет рассчитывать. Да и в своей психологической работе предпочитает пользоваться не самыми тонкими методами…
Необычный психолог Пансмакер захлопнул дверь и облокотился на капот своего автомобиля. Уличный холод всё так же не смущает одетого в тонкий пиджак молодого человека. Его образ высокого блондина с чёрной повязкой на глазу, присевшего на нос железного коня, крайне живописен…
Не каждый день в парке встретишь таких необычных людей. А Эрик – человек крайне необычный, интригующий и таинственный. Невооружённым взглядом видно, что в нём просто не может быть той всеобъемлющей простоты и обыденности, присущей большинству мужчин Данкелбурга.
– Идите, Катарина, и не торопитесь – я дождусь Вас здесь.
– Вы так легко одеты, Эрик, – мне прямо стало жалко молодого мужчину, – Быть может, зайдёте?
– Не откажусь.
Меня даже удивила та скорость, с которой он согласился на моё предложение. Эрик, как и ожидалось, оказался не скромным молодым человеком. Встав рядом, он возвысился надо мною на полголовы и стал ждать моего первого шага. Я двинулась к двери, а он неотступно последовал за мной.
В подъезде, как всегда, очень темно – не видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Ступеньки и перила приходится искать буквально на ощупь. Постоянно кто-то ворует лампочки…
Мы поднялись на второй этаж в звенящей тишине, посреди которой оглушающе громыхают наши каблуки. Непрестанно бьёт по ушам, которые только-только начали отходить от рёва двигателя.
Я подошла к двери своей квартиры и принялась рыться в сумочке. Вслепую, без хотя бы одного лучика света, найти ключи очень нелегко. Одноглазый Эрик застыл где-то позади меня, тактично выжидая, пока я обнаружу чёртовы ключи.
В тишине тёмного подъезда содержимое моей сумочки звенит, словно колокольчики.
– Здесь необычайно темно, – заметил блондин, очевидно, заскучав.
– Да всё время так: кто-то ворует лампочки…
– И никто не знает, кто это?
– Именно так, Эрик.
Порой я сама удивляюсь, откуда у меня в сумочке столько всего.
– Если бы я мог поговорить с каждым жителем минут десять-пятнадцать, то вычислил бы вора. Как только появится такое желание, скажите. Но, само собой, не сейчас. Сейчас я занят Вами, Катарина.
– Было бы неплохо поймать этого негодяя… Но сейчас было бы неплохо найти ключи…
– Вы только насчёт этого не беспокойтесь, – мягко посоветовал Эрик.
Эти его слова оказались настоящими заклинаниями – продолговатый стальной стержень моментально нашёлся под грудами косметики…
Я принялась отпирать замок. Почему-то кажется, что Эрик Пансмакер, стоя сзади, мило улыбается. Не ехидно, без сарказма, просто искренне улыбался. Обернуться и убедиться, либо разубедиться в этом мне что-то не позволило, намертво зафиксировав мою голову прямо.
Дверь распахнулась, мы вошли в тёмную квартиру. На ощупь я нашла выключатель и зажгла свет. Отвыкшие от него глаза резануло острыми лучами. Я вслепую повесила пальто на вешалку и дала знак Эрику следовать за мной.
Двухкомнатная квартира. Отлично подходит для одинокой девушки. Из коридора ведут три двери: в ванную, на кухню и в первую комнату. Нужная мне дверь расположена прямо. За белым прямоугольником гостиная, довольно просторная и уютная.
У дальней стены стоит тёмно-коричневый диван в компании таких же кресел. Рядом с ними витринный шкаф, полки которого уставлены книгами и всякими сувенирами. Особую гордость моей коллекции составляли привезённые издалека пузатые деревянные куклы, которые можно укладывать одна в другую.
На стене висят полки с виниловыми пластинками, которые мне дарят друзья, даже несмотря на то, что у меня нет граммофона. Так эти чёрные блины и пылятся совершенно без дела.
В стене напротив – окно, выходящее на оживлённую улицу. Вид аляповатого памятника в стиле абстракционизма является естественным зрелищем, которое видно через широкий застеклённый прямоугольник. На подоконнике стоит крошечный кактус, окно наполовину прикрыто бледно-зелёными шторами с розочками.
Торшер с ярко-красным абажуром стоит у самого входа в комнату, вечно мешая проходу. Слева нашёл своё место маленький телевизор, чуть в стороне от него – дверь в мою спальню.
Вся комната достаточна пёстрая, если ещё и учесть бордовые обои с узорами в виде золотых ромбиков и красно-белый ковёр. Не всякий оценит буйства красок.
– Мило! – совершенно искренне выдал свой вердикт Эрик.
– Спасибо.
– Я полагаю, мне придётся остаться здесь, пока Вы будете заниматься своим внешним видом…
– Да, дождитесь меня здесь, – я сообразила, что зря торчу на одном месте, – И чувствуйте себя как дома.
– Ради бога, не торопитесь, – когда он моргает единственным голубым глазом, это всегда похоже на подмигивание.
Как бы мужчины не уверяли нас, что торопиться нам не следует, из их уст это звучит самым настоящим обманом. Не родился ещё такой мужчина, который умеет ждать. Поэтому в любом случае придётся поторапливаться… Немного, но стоит.
Я ушла в свою комнату, оставив Эрика одного.
Моя спальня по размерам сильно уступает гостиной, хотя мебели здесь немногим меньше, из-за чего свободного пространства здесь – квадратный метр.
Прямо напротив – миниатюрно окно с опущенными жалюзи. Под окном стоит моя кровать, опрятно заправленная утром. Я, конечно, готова мириться и с теснотой, и с не самой лучшей мебелью, но не с грязью и неаккуратностью.
Слева во всю стену высится громадный шкаф с одеждой. Чёрный здоровяк ассоциируется у меня с прежним домом, когда я ещё жила со всей семьёй, где вся мебель была такой же громоздкой, массивной, неуклюжей и чёрной.
Справа стоит универсальный стол, над которым зависло овальное зеркало в резной раме. Оно служит мне уже больше десятка лет. На столе стоят всевозможные флаконы с духами, всяческие крема и тому подобное. Рядом с ними лежит недочитанный роман Барстоу. Занимательная история двух друзей-предпринимателей, которые всю жизнь тратят на создание политической партии и борьбу за власть, пока в определённый момент один из них понимает, что всё это было полной глупостью. Я остановилась на том моменте, когда он встречает одну интересную девушку…
В сорок восемь лет этот человек серьёзно на что-то надеется…
Книга отчего-то называется «Большой, но маленький»…
Ладно, пора уже заняться собой!
Первым делом платье! В моём шкафу не так много нарядов, в которых можно выйти в люди, так что мой выбор пал на комплект из длинной юбки, приталенной короткой накидки и длинных перчаток. Всё белое и довольно симпатичное. Проблема тысяч девушек Данкелбурга меня не занимает – я легко втискиваюсь в свою одежду.
С фигурой мне, чего уж тут скромничать, повезло.
Я посмотрелась в зеркало, чтобы оценить свой внешний вид: с той стороны на меня смотрит хорошенькая девушка с довольно приятными чертами лица. Глаза, хоть и покраснели и немного опухли, но вполне неплохо выглядят, распахнуты широко, аккуратно обрамлены тонкими бровями. Остренький носик, несколько узкий, но как мне все говорят вовсе не отталкивающий. Ровная кожа, при этом, вовсе не бледная, как у утопленника. Аккуратные небольшие губы. Вот только на голове сейчас сущий кошмар!
Срочно пришлось взяться за муссы, гели и расчески, чтобы создать из чёрных волос хоть какое-то подобие причёски. Как всегда придётся помаяться с непослушной прядью, которая в итоге так и останется непобеждённой!
– У Вас тут очень любопытная картина, – раздался сквозь дверь баритон Эрика.
В своей гостиной я помню только одну картину, висящую напротив окна, совсем близко с полками, уставленными пластинками. Это репродукция Жана Фрауша, «Безымянная богиня».
– Вам понравилась работа Фрауша, Эрик?
– Ещё бы она мне не понравилась! И тут дело даже не в её красоте – не смею назвать её плохой, но ни по мастерству написания, ни по качеству проработки деталей её никак нельзя назвать выдающейся. Здесь больший интерес вызывает та любопытнейшая история, что с ней связана. Вы её слышали когда-нибудь, Катарина?
– Нет. Расскажите!
Перекрикиваться через закрытую дверь и заниматься одновременно с этим укладкой волос довольно неловко, так что пусть какое-то время говорит только Эрик, а я буду просто слушать.
– Ну что ж, дело было около пятидесяти лет, в то время, когда на родине Жана происходил перенос столицы. Родной город художника Фрауша исторически был столицей на протяжении более тысячи лет, но внезапно стали обсуждать возможность лишения его этого статуса. Другой город вдруг перегнал малую родину Фрауша и в плане развития экономики, и культуры, и уровня жизни, так что ход был вполне естественным. Конечно же, в протест этому решению выступили все, кто только мог: простые граждане устраивали демонстрации, писатели и поэты писали всевозможные произведения, а художник Жан создал свою «Безымянную богиню». На картине видна величавая статуя женщины в античном храме, на ней развивающийся хитон. Красиво, величественно, но в храме пусто – явная аналогия… Не пережив такого, Жан Фрауш покидает свою страну и переезжает в… куда бы Вы думали?
– В Данкелбург?
– Совершенно верно! Здесь он открыл школу изобразительных искусств, организовал пару выставок, включаю ту самую, на которую заявился Поджигатель Томас, после чего спокойно дожил до старости оставшиеся пять лет. Умер в возрасте семидесяти восьми.
– Честно говоря, никогда об этом не слышала, – отозвалась я, убирая волосы назад и закрепляя их крупной белой заколкой.
– Мало кто слышал, – немного расстроенным голосом произнёс Эрик, – Знаете, я вообще склонен считать, что в Данкелбурге искусству и истории уделяется слишком мало внимания! Те же книги почти никто не читает, а вот у Вас я наблюдаю довольно обширный перечень самой разной литературы! Вы всё это прочли?
– Некоторые так и не смогла закончить…
На сей раз Эрик промолчал. Видимо, занялся более детальным изучением книг по их корешкам.
Какое-то время я работала со своими волосами, пока не привела их в порядок. Теперь всё просто отлично – смотрится крайне симпатично. Осталось только правильно наложить макияж.
В эту секунду меня словно ударило несильным разрядом – вспомнился Гарри. Я погнала неприятные мысли, чтобы ни в коем случае не расплакаться. Сейчас нельзя. Поразительно, как до этого он даже не мелькал в моей голове…
Эрик, всё же, мастер, раз смог выбить из меня всю боль от расставания обычной безрассудной ездой. Придумано здорово.
Да и сейчас лить слёзы мне уже не хочется. Небольшая горечь во рту и жжение в районе ключиц – и только…
– Катарина, скажите, неужели Вы даже стихи Каузера читали?
– Вы имеете в виду те, что в голубой книге? – спросила я в ответ, нанося пудру.
– Да, именно в голубой.
– Не все, но больше половины. Честно говоря, большинство я так и не поняла…
– Адольф Криф Каузер! Бунтарь литературного мира! Его манера писать стихи, его стиль, его рифмы остаются непонятыми большинством цивилизованного мира до сих пор! Многие считают, что он писал стихи под действием наркотиков, но некоторые полагают, что он просто непонятый гений! Лично я, насколько мне позволяют мои познания в поэзии, считаю его гением, пишущим под действием очень сильных наркотиков! Есть такие препараты, которые заставляют мозг работать крайне необычным образом!
– Пожалуйста, только без подробностей! – воскликнула я.
– Прошу прощения, я и не собирался забрасывать Вас всякой ерундой. Так, к слову пришлось… Но Каузер, конечно же, был гением. Несправедливо, что его обвинили в принадлежности к левомыслящими и убили. Понять не могу, чем он не угодил политикам, и где была наша хвалённая свобода слова и мышления! – Эрик замолчал примерно на секунду, после чего произнёс, – Прошу прощения, Катарина, я тут опять несу всякую чушь.
– А Вы несёте эту чушь намерено?
За дверью раздался донельзя сдержанный смех одноглазого блондина.
– Поражён, как легко Вы меня раскусили! Видите ли, всё это лишь с целью того, чтобы притупить ваше внимание и изменить Ваше отношение ко мне. Так получается, что мне удобнее и проще работать, когда ко мне относятся как к простому человеку, а не как к психологу! Не подумайте, что я поступал к Вам нечестно…
– Нет, всё это вполне честно, но… теперь я буду внимательнее по отношению к Вам, Эрик.
– Жаль, я добивался как раз обратного…
Теперь уже настала моя очередь сдержанно рассмеяться. Затем я взяла себя в руки и принялась наносить тушь. Как и все женщины в мире, я глупо открыла рот. Самый обычный рефлекс, непонятный вообще никому в мире.
Эрик в гостиной молчит, словно догадавшись, чем я занимаюсь, и старается не сказать под руку.
Я глянула на часы – прошло примерно сорок минут с того момента, как я начала работать со своей внешностью. Помнится, Гарри, когда был со мной, не мог нормально подождать и получаса… Его недовольные возгласы потом долго раздавались из соседней комнаты…
Таинственный молодой человек Эрик Пансмакер, прикидывающийся психологом, стараясь этим помочь людям. Человек верит в загробную жизнь, в ад и в рай и желает попасть в последний. Рак не оставляет ему много времени…
Врать он не должен, поскольку дал обещание.
Помада к такому наряду больше подойдёт ярких тонов. В данном случае можно выбрать яркую багровую. Цвет, как я и предполагала, оказался очень даже к месту.
Ещё один придирчивый взгляд на себя в зеркале – пожалуй, теперь мне не стыдно и на люди выйти! Отличный наряд, опрятная, милая причёска, превосходный макияж! Осталось только надеть на шею колье да золотые серёжки, совсем маленькие, почти незаметные…
Таким образом, мой внешний вид полностью завершён. Я уже готова выйти к Эрику.
Как только дверь открылась, развлекающийся разглядыванием пластинок высокий блондин развернулся в мою сторону и оценивающе взглянул на меня единственным голубым глазом. Внимательный цепкий взгляд сперва упал в район туфель, затем начал подниматься выше, скользнул по бёдрам, отметил талию, пошёл выше к груди, плечам, охватил шею и надолго зафиксировался на лице.
Вердикт Эрика последовал незамедлительно:
– Катарина, смею заметить, что Вы выглядите просто восхитительно! В парке я увидел в Вас красивую девушку, а сейчас – просто богиня!
– Вы мне льстите, Эрик, – непроизвольно я отвела взгляд в сторону.
– Эх, Катарина, для девушки и женщины самый главный недостаток – не уметь отличать лесть от настоящего комплимента! Даже не смейте сомневаться: только что это был честный комплимент!
– О, в таком случае благодарю Вас, Эрик, – я смогла снова посмотреть в сторону блондина с чёрной повязкой на правом глазу. Улыбка на его лице кажется просто-таки неуместной, хотя и красивой.
Светловолосый мужчина указал рукой мне на шею:
– У Вас просто-таки волшебное колье, очень идёт к причёске и накидке!
– Ну, Эрик, полно уж Вам с комплиментами! – шутливо отмахнулась я от галантного мужчины, – А Вы тут интересовались моими записями?
– Да, обнаружил немало любопытных пластинок. Вот взять хотя бы «Тринадцать лун» Патрика Нигельмана – пластинка вышла ограниченным тиражом, и тем удивительнее обнаружить экземпляр у Вас, Катарина…
– Ну, ни одну из них я ни разу не слушала: у меня нет граммофона! – виновата помялась я под пристальным взором Эрика, – Как-то мне подарили одну, а затем вторую, и тут все решили, что я их коллекционирую… Дарить стали все и на все праздники…
Эрик изобразил детскую обиду и надул губы:
– Печально, Катарина, очень печально. Нигельман, Зиммер, Пейпер, Кейн… Для знающего человека, преступление держать их на полке и не слушать! Срочно займитесь приобретением граммофона!
– Чувствую, Вы – человек именно знающий! – улыбка надолго завладела моими губами, – Откуда такие познания в искусстве?
– Вы не поверите, как у людей, занимающихся психологией, много свободного времени и любви к прекрасному!
Никогда не забуду, как он подмигнул после своих слов! Очень забавно!
– А теперь, я думаю, ничто не мешает нам двинуться в путь!
– Постойте, Эрик, – мне вдруг захотелось сказать ему кое-что важное, – Хочу сделать Вам предложение: как насчёт перейти на «ты»?
Брови Эрика скакнули вверх – предложение оказалось, вдруг, довольно неожиданным. Он скрестил руки на груди и некоторое время картинно раздумывал, поджимая пухлые губы. С каждой секундой Эрик становится всё более и более необычным в моих глазах.
– Ну, если тебе, Катарина, так будет удобнее, я не против!
Проходи скорей и занавески закрой, Одна лишь свеча нам сейчас нужна, Ты, рядом я и бутылка вина, Я хочу провести эту ночь с тобой! Да, мы понимаем, пришло время прощания, И как бы я не желал, исход не будет иной, Так возьми свой бокал и выпей со мной, Давай не будем продлевать страдание… Запомни эту ночь, Прекрати борьбу с рассветом, И завтра утром, Завтра я уйду прочь.(песня Патрика Нигельмана «Запомни эту ночь», пластинка «Тринадцать лун»)
Какой бы день недели ни был, какое бы ни было время, но в центре Данкелбурга всегда полно людей. Возле Центрального Театра необычайно многолюдно. Роскошные женщины в сопровождении галантных джентльменов двигаются ко входу, спеша успеть на спектакль.
Колоссальное здание театра напоминает древний античный храм, сохранившийся в неприкосновенности десятки веков и устоявший под давлением сотен небоскрёбов, напирающих со всех сторон. Мощные колонны на лицевой стороне здания подпирают крышу, на которой расселилась целая свора ловких сатиров, окружающих группу красивых юношей и девушек в театральных масках и со свирелями.
Шедевр стиля ампир! Жемчужина серого и унылого Данкелбурга, жители которого ядовитой слюной плюют на всё, что связано с красотой и культурой!
Перед театром расположена крупная площадь, частично отданная под парковку. В самом её центре располагается большая каменная чаша, утопленная в землю. Конечно, это вовсе не фонтан, но в неё, заполненную водой, регулярно бросают монетки.
Эрик припарковал автомобиль очень близко к этой чаше, после чего вышел и помог выйти мне. На сей раз гнать, как самоубийца, он и не думал, за что ему огромное спасибо.
Я пошла слева от него, держась за его крепкую руку. Мы направлялись прямо к зданию театра.
– Эрик, – обратилась я к блондину, – Насколько я понимаю, билеты уже у тебя в кармане, иначе сейчас их уже будет не достать…
– Именно так.
– А откуда у тебя два билета, да ещё и один из них лишний? Откуда ты знал, что сегодня поведёшь девушку на представление?
– Я этого не знал…
– Тогда откуда билеты?
Эрик очень простодушно посмотрел на меня. Очевидно, ответ на этот вопрос давать он не хотел, но его вновь припирает к стенке обещание:
– Вообще-то оба эти билета должны были достаться одной паре, которые попросили меня их купить, однако случилось непредвиденное обстоятельство – три дня назад их посадили пожизненно… Думаю, теперь они не будут против…
– У тебя очень необычные знакомые…
– К несчастью, – пожал плечами раздосадованный блондин.
Мы поднимаемся по лестнице. Ступени широкие и совсем низкие – именно так я себе представляла лестницы в античные жилища богов. Из окон и распахнутых настежь дверей льётся немыслимое количество яркого света люстр. Мёртвый электрический свет похож на сияние громадной звезды, решившей поселиться в здании театра.
Я обернулась налево и встретилась глазами с гордой престарелой дамой, лицо которой почти не видно из-под широких полей шляпы с пышным пером. Она осмотрела меня с ног до головы с некоторым недоверием, после чего потеряла интерес и отвернулась.
Вот мы уже поднялись наверх и вошли в фойе. Отовсюду льёся золотистый свет, отражаясь от зеркальных стен и блестящих металлических предметов. Так ярко, что я не сразу смогла привыкнуть к этому свету – какое-то время пришлось активно моргать и ждать, пока глаза настроятся на это освещение.
Античный стиль продолжен и здесь. Вдоль стен стоят пышные растения в горшках, стилизованных под амфоры. Фойе переполнено чёрными, оранжевыми, белыми и золотыми цветами.
Времени остаётся не так много, и все уже начали продвигаться в сторону актового зала.
Вокруг висят афиши предстоящего спектакля. В центре её стоит высокий мужчина, шатен с кудрявыми волосами, в просторной рубахе и с обнажённой шпагой. Вокруг него стоят в нелепых позах шуты и порхают совы. Приглядевшись, я обнаружила ещё зверька, похожего на горностая, который затаился у ног мужчины. Под изображением дано название спектакля «Мудрость, познанная через глупость».
– Премьера, – не оставил без внимания мой интерес к афише Эрик, – Билеты приходилось приобретать за три недели! Слышал, что человека, взявшего последние билеты в кассе, растерзала толпа!
– Какой ужас! Неужели этот спектакль такой выдающийся, что на него все так стремятся попасть?
– Скажу так: данный случай – не редкость с любым более-менее выдающимся представлением, однако «Мудрость, познанная через глупость» стоит выше прочих хотя бы по двум причинам! Во-первых, спектакль ставит гениальный Константин Стословски, а во-вторых, главную роль играет подающий большие надежды молодой Эрне Рафт.
– Я о таком не слышала… – стыдливо призналась я.
– Говорю же, он очень молод, но у него блестящие перспективы! Сперва он сыграл пару ролей второго плана и начисто переиграл ими матёрых старожилов театра! После этого успел сыграть всего одну гениальную роль первого плана, после чего его привлёк к себе Стословски… Что из этого выйдет – узнаем!
Актовый зал огромен: ряды уходят по наклонной далеко вниз к громадной сцене, наверху раскинулся балкон, чуть в стороне от него располагаются четыре ложа! Колоссальные масштабы просто захватывают дух! Первое время мне физически тяжело было находиться в этом зале, давящим своей мощью и величием античного стиля!
Рядов никак не меньше полусотни, в каждом почти сотня мест! Никогда не подумала бы, что театры бывают настолько громадными! Это знакомство с главным театром Данкелбурга, пожалуй, серьёзно изменит моё отношение к культуре нашего города.
Эрик уверенно повёл меня к нашим местам. По пути постоянно приходилось обходить людей, протискиваться между ними, непрестанно извиняясь и выслушивая ответные изви-нения. К счастью, протискиваться между рядами пришлось недолго – наши места находятся относительно близко к краю, что, однако, нисколько не портит видимости. Очевидно, сцена специально оборудована так, чтобы её прекрасно было видно с любого ракурса.
Люди продолжают гомонить и заполнять собой все свободные места. Гул похож на шум моря. Однажды я была на море и навсегда запомню его мерный шёпот, срывающийся вдруг на громогласный вопль!
Внезапно мне на глаза упал чёрный локон волос. Борьба с ним оказалась напрасной. Как бы я не старалась усмирить непослушную прядь, но она разорвала оковы лака, вырвалась из цепкой хватки заколки…
Негодуя из-за ненавистного локона, я шумно выдохнула и постаралась кое-как уложить проказника обратно в причёску. Сколько уже лет мне не удаётся приучить к порядку прядь, рождённую самим хаосом!
Эрик краем глаза заметил мою борьбу с волосами и сдержанно улыбнулся. Да, со стороны это может показаться даже забавным…
Неожиданно единый гомон затих, зал погрузился в тишину, свет приглушили…
– Начинается, – шепнул мне на ухо Эрик.
На сцену хлынули мощные струи света, тяжёлый бежевый занавес начал подниматься. Зрители в едином порыве набрали полную грудь воздуха.
Выдохнуть решились лишь тогда, когда в звенящей тишине разорвалась музыка крупного оркестра!
И на сцене началось буйство ярких красок – танцоры в пёстрых трико запрыгали по кругу, выделывая в воздухе немыслимые па, они ходят на руках, делают сальто и вертятся вокруг своей оси. Скрипки и духовые всё ускоряются, заставляют танцоров действовать ещё быстрее! Просто дух захватывает!
Мои глаза должны были остекленеть, увидев подобное вихревое действо! Весь мир вокруг померк, стал для меня ненастоящим…
Началось представление! Эрне в роли рыцаря ведёт разгульный и разбойный образ жизни, совсем не занимаясь самообразованием. Зрелость он встречает полным невеждой. А тут ещё что-то дёргает его замахнуться на корону! Доблестный самоуверенный рыцарь Мильо атакует замок короля, но терпит поражение.
Король решил наказать бездумного Мильо и сделал его придворным шутом. Жёсткий правитель находит способы сломить волю и гордость молодого рыцаря. Пять лет Мильо выполняет роль балагура и развлекателя короля, пока не влюбляется в повзрослевшую на его глазах принцессу.
Прознав про это, король прогоняет Мильо из дворца, оставив его безо всего на улицах города. Обернувшись в лохмотья, бывший рыцарь начинает жизнь нищего, мирясь с голодом, холодом и оскорблениями окружающих.
Для меня долгие минуты пронеслись как одно мгновение, и я даже не сразу сообразила, что начался антракт. Он показался мне таким же нелогичным, как если бы реальная жизнь вдруг остановилась «на антракт»…
– Как тебе? – шепнул на ухо Эрик.
– А? Ты про спектакль? Просто… это просто великолепно! Никогда такого не видела!
– Ты выглядишь очень впечатлённой!
– Да, да, наверное… Даже дыхание спёрло! Знаешь, я, пожалуй, схожу в дамскую комнату…
– Конечно, я подожду.
Пришлось протискиваться между рядами, благо большинство мест уже опустели.
Я вышла в фойе, которое сейчас заполнили солидно одетые мужчины и дамы в пышных нарядах. Пройдя мимо них, я устремилась к неприметной дверце, расположенной в углу.
В дамской комнате никого. Идеально белый кафель покрывает стены и пол с потолком. Не каждое здание может похвастаться такой кристальной чистотой.
Я открыла кран и подставила под струю холодной воды платок. Смочив его влагой, я отжала лишнее и самым краешком стала прикладывать к лицу, чтобы убрать нахлынувший жар. Каждое неосторожное движение может закончиться размазанным или потёкшим макияжем.
Позади меня хлопнула дверь – кто-то вошёл в комнату.
– Здравствуйте, милочка, – раздался усталый немолодой голос.
От неожиданности я резко развернулась и встретилась глазами с престарелой дамой. Её я уже видела сегодня – именно она как-то странно посмотрела на меня на ступеньках театра. Узнаю её по широкополой шляпе с пером.
– Вы говорите со мной? – с сомнением проронила я.
– Конечно же с Вами, милочка, больше тут нет никого! – дама подошла к одному из зеркал, посмотрелась, после чего достала сигареты из сумочки и закурила, – Нечего так смотреть – курить здесь можно, особенно дамам в моём возрасте! Нам всё равно уже ничто не помешает!
Престарелая женщина сделала глубокую затяжку и взглянула на меня переполненными возрастной мудростью глазами. Её взгляд так неуютен, что я постаралась по возможности отвести взгляд.
– Вы, полагаю, даже не представляете, зачем я решила с Вами заговорить… Не удивительно…
– О чём Вы? – я с серьёзным сомнением воззрилась на даму. Собеседница начинает казаться донельзя странной.
Она отреагировала на моё озадаченное лицо небрежным смешком и вялой полуулыбкой. Затянувшись ещё раз, она стряхнула пепел прямо на пол и продолжила:
– Вы ведь пришли с тем молодым человек, блондином, с повязкой на правом глазу… Как он, кстати, Вам представился?
– Эрик… Эрик Пансмакер…
– Ну да, разумеется. А вот мне он в своё время представился Ричардом Митчем. Как я и думала, это имя было ненастоящим…
– Мне он назвал настоящее: он дал обещание говорить…
– Да брось, милочка, – дама прервала меня небрежным взмахом руки, – Обещания для него ровно ничего не значат. Собственно говоря, я здесь для того, чтобы предупредить: он опасен!
– Опасен? О чём Вы? Что значит «опасен»?
– Ну, на моём месте было бы глупо Вам об этом говорить! – Дама снова от души затянулась, заполнив лёгкие едким дымом, – Скажу лишь то, что связываться с ним было ошибкой! И верить ему я бы на Вашем месте не стала, потому что все его слова – ложь!
Поражённая информацией, полученной при случайной встрече, я глупо раскрыла рот и начала хлопать ресницами. Слова престарелой курильщицы никак не укладываются в голове…
– Он же сам Вас нашёл?
– Да, сам, – робко ответила я.
– И что он Вам сказал?
– Представился психологом, сказал, что хочет помогать людям, вроде как, хочет попасть в рай… Только вот времени у него осталось немного: у него рак…
Кривые кольца дыма поплыли по воздуху к потолку, ежесекундно растворяясь. Проводив это облачко взглядом, дама с сарказмом закивала головой:
– Да. Психолог. Остроумно, и ведь практически правда! Конечно же, что ему было ещё говорить? Повторюсь, нельзя ему доверять! Большая часть его слов – ложь! Но вот с раком он не соврал…
Престарелая леди беспечно бросила окурок прямо себе под ноги и, даже не потрудившись затушить, покинула дамскую комнату, оставив меня наедине с жутким бардаком в голове. Я простояла в туалете до тех пор, пока громкий звонок не оповестил о скором продолжении спектакля.
Мильо не сгинул на улицах. Ему улыбнулась удача и немолодого уже мужчину взял к себе из жалости местный библиотекарь, предложив работу. Бывший рыцарь Мильо стал уборщиком в царстве знаний, помогал разбирать книги и переписывать их.
Так прошло ещё десять лет, за которые Мильо прочёл почти все книги в библиотеке, он много общался с людьми и научился через них всем премудростям жизни. Ему открылись такие знания, которые даже и не снились самому королю.
Затем начался его разговор с тем библиотекарем, что приютил его. Они спорили о разных вечных вопросах, которые сильнее всего их беспокоят…
Но я уже смотрела на всё это без былого интереса. Магия действа и актёрской игры были убиты словами неизвестной дамы. Теперь я уже не могу наслаждаться спектаклем и нередко теряю нить повествования, отвлекаюсь и украдкой кошусь на сидящего рядом Эрика.
Чем же он может быть опасен? Воспитанный галантный джентльмен, вежливый и заботливый, разве что порой водит автомобиль, как сумасшедший!
И могут ли его слова быть ложью? Его обещание звучало вполне убедительно – я не могла не поверить его словам. Тоже врал?
И откуда она знает Эрика? Была одно из его пациенток? Тогда возможно и такое, что он попросту не смог ей помочь, что и стало причиной такого отношения к одноглазому блондину… Доверять, в любом случае, придётся кому-то одному…
Может ли так случиться, что совершенно незнакомой старушке стоит доверять в большей степени, чем Эрику, которого я знаю немногим больше. И можно ли назвать те крупицы информации знанием этого загадочного человека?
На лицо снова упала надоедливая прядь…
Моя интуиция молчит…
Я отвлеклась так сильно, что совершенно пропустила концовку представления. Вроде как, набравшись знаний, Мильо задумал совершить переворот в королевстве и освободить крестьян от феодальной зависимости. Решил он также свергнуть церковь, посчитав её тряпицей, закрывающей людям глаза, не давая увидеть правду.
За все свои грехи бывший рыцарь Мильо был сожжён на костре, а когда пепел рассеялся, библиотекарь прорёк на весь зал: «Быть умным – значит много знать, а быть мудрым – значит уметь пользоваться своим умом!»
Замужняя принцесса, которая, видимо, полюбила-таки Мильо, пустила слезу, и все застыли в немой сцене. Раздался шквал аплодисментов, артисты выстроились в ряд с Эрне во главе и дружно поклонились.
Жаль, что я пропустила значительную часть великолепного спектакля. Эрик рядом со мной распрямился и принялся аплодировать стоя.
– Как тебе спектакль, Катарина? – спросил меня Эрик, когда мы уже покинули здание театра.
– Честно говоря, я сильно задумалась и пропустила значительную часть, но то, что всё-таки увидела, меня очень впечатлило! Эрне действительно хорош!
– Досадно, – искренне опечалился блондин, – Пропустить даже минуту представления – непозволительная роскошь! Но, надеюсь, общие впечатления от спектакля у тебя остались положительными?
– Да, мне очень понравилось! – улыбнулась я.
– Катарина, – необычайно строго прервал меня Эрик – Мы же ведь обещали друг другу говорить только правду.
Внутренне я вся сжалась – надо же было показать психологу ложные ноты своего поведения! Проницательный молодой человек, не расслабляясь ни на секунду, тут же их уловил и сделал несложные выводы.
А тут ещё и обещание, ставшее настоящей ловушкой нам обоим…
Я не знаю, как правильнее стоит преподнести Эрику правду о встрече с незнакомкой. Впрочем, правду, если подумать, не получится преподнести разными способами…
– Я встретила одну даму, – призналась я, отведя на всякий случай глаза, – Она, по всей видимости, знает тебя. Она сказала, что тебе не стоит доверять, и что ты опасен…
Внимательно выслушав меня, Эрик кивнул с совершенно серьёзным лицом:
– И что ты по этому поводу думаешь?
– Я не знаю… Я, в общем-то, не могу доверять ни тебе, ни ей…
– Это так, и, видишь ли, эта дама, в целом, сказала и правду, и неправду. Неправда заключается в том, что мне нельзя доверять – верить или не верить – это твоё право, но готов поклясться, что ты полностью можешь мне доверять, Катарина. Правда, впрочем, заключается в том, что знакомство со мной, в самом деле, может стать для тебя опасным, но только в том случае, если ты задашь неправильный вопрос и потребуешь на него ответа…
– Кем ты на самом деле работаешь? Ты этот вопрос имеешь в виду?
– Именно.
Повисла тишина. Мы остановились всего в паре метров от его машины. Эрик стоит прямо передо мной. Спокойный, уверенный, расслабленный. Даже если я начинаю лезть не туда, то его это пока не беспокоит… Значит ли это, что мои опасения насчёт него совершенно напрасны?
Как он сказал, доверять ему можно…
– Ты боишься? – как-то бесстрастно спросил он, глядя мне точно в глаза.
– Да…
– Бояться нечего! Если бы были причины бояться, я бы всё тут же прекратил и исчез! Подвергать тебя опасности не в моих интересах: я же сказал, что желаю только помочь…
Говорит так, что ему просто хочется верить. Но вот стоит ли? Мог ли он обманывать всё это время так упорно и целенаправленно, чтобы усыпить мою бдительность? Но, с другой стороны, я действительно не вижу ни одной причины, зачем ему это нужно…
В конце концов, он действительно помогает мне. Рядом с ним я уже не хочу вспоминать о Гарри. Просто не хочу. Рядом с Эриком мне определённо легче…
Вмешиваясь в мои сомнения, он негромко произнёс:
– Если что-то идёт так, как тебе не нравится, то я могу просто отвезти тебя домой и оставить в покое.
Но я, кажется, уже решила:
– Или?
– Или, – пухлые губы Эрика растянулись в хитрой улыбке, – Мы можем съездить в восточный район Данкелбурга. Знаешь, там целая сеть просто-таки превосходных иностранных ресторанчиков.
– Что ж, не могу отказаться! – от блондина я заразилась искренней, радостной улыбкой.
– Тогда, перед тем, как сесть в карету, я предлагаю пройти простенький ритуал, так любимый многими, – с этими словами он извлёк из кармана две мелкие монетки, – Предлагаю бросить их в чашу.
И тут же он метнул свой кругляш в большую каменную чашу, заполненную наполовину водой. Я последовала его примеру и тоже забросила монетку в жерло каменного сосуда. Теперь мы сюда непременно вернёмся!
Эрик помог мне сесть в автомобиль, сел за руль и погнал железного коня на восток.
Восток Данкелбурга почти весь занят эмигрантами, причём среди них немало и незаконных. Десятки разных национальностей сплетаются тут воедино, составляя необычайно разнокультурное и пёстрое сообщество.
Люди живут здесь не слишком мирно, и межнациональные розни случаются здесь регулярно, нередко доходит до кровопролития, также здесь всё просто наводнено наркотиками и дешёвыми проститутками.
Власти на всё это закрывают глаза, и полиция нечасто сюда заглядывает, так что восток города представляет собой этакую автономию, живущую по собственным законам и порядкам, поклоняющуюся своим богам. Городу плевать на чуждых ему эмигрантов до тех пор, пока они не осмеливаются ползти на запад.
Есть у этого района иноземцев и свой плюс – это та экзотика, что становится доступна любому жителю Данкелбурга за сравнительно небольшие деньги. Магазины диковинок, необычные цирки, ресторанчики с национальными блюдами и, конечно же, те самые диковинные наркотики и экзотические женщины, готовые на то, на что не всякая местная проститутка решится.
Ну и местная легенда – Меланфий – тату-мастер от бога, как о нём говорят в народе.
Самый интенсивный приток эмигрантов в нашу страну и в Данкелбург в частности пришёлся на послевоенное время. Было тихо, но спустя какое-то время иностранцы потянулись со всего света. Тогда государство сильно нуждалось в воспроизводстве населения, и власти сильно упростили процедуру въезда в страну.
Теперь эмигрантов стало, пожалуй, слишком много!
Нам от них понадобилась лишь волшебная кухня…
Эрик остановил машину возле небольшого ресторанчика на самой окраине восточных улиц. Невысокий одноэтажный дом ютится между невысокими жилыми постройками. Он встречает нас ярким красным светом круглых бумажных фонариков, связанных в целые гирлянды! Экзотическую прелесть этой красоты передать словами – занятие крайне неблагодарное…
Покатая крыша устремляется в пасмурное небо. На её углах застыли в зверском оскале четыре морды круглоголовых бородатых драконов. Два таких же красных дракона с длинными змеиными телами заменяют перила на широкой лестнице.
Белые стены ресторанчика похожи на бумажные. Кажется, только тронешь и проткнёшь пальцем насквозь. Все они покрыты рядами иероглифов, значение которых ведомо только хозяевам ресторана.
Мы поднимаемся по деревянным ступенькам, и невысокий работник ресторана, играющий роль секьюрити, открывает перед нами отодвигающуюся дверь и приглашает войти.
Внутри тесно, но немноголюдно, что позволяет не беспокоиться слишком сильно о толчее. Мы с Эриком выбираем столик в углу ресторанчика и присаживаемся на низкие стулья. Тут же рядом возникает официантка, одетая в пёстрый халат и густо намазанная косметикой, похожей больше на грим. Её деревянная обувь громко отстукивает по полу. Давая нам время обдумать заказ, официантка удаляется.
– По-моему, эта обувь называется гэта… – Эрик заметил, что я заинтересовалась обувью девушки, – Или гэта – это только мужская? А женская… дзори? Эм-м-м, честно говоря… я плохо помню!
– Многим остаётся только завидовать твоей памяти, Эрик!
– Ну, не многим, конечно…
Стараясь прекратить неожиданно смущающий его разговор, одноглазый блондин взял в руки меню и пробежался по названиям блюд. Я последовала его примеру и тут же пришла в замешательство, так ни одного мало-мальски понятного названия я не нахожу.
– Ох, Эрик, у меня, похоже, трудности…
– В чём дело?
– Я совершенно не разбираюсь в этих жутких названиях! Тут хоть бы одно знакомое слово было…
Умилённо улыбнувшись, Эрик отложил своё меню и заглянул ко мне. Пара секунд, и он уверенно указывает на одно название, состоящее сразу из шести слов:
– Вот, это блюдо из риса и сырой рыбы под особыми специями – очень вкусно! Рекомендую для первого раза его и ещё, куда уж без этого, чай! Прийти сюда и не отведать местного чаю – преступление.
– Пожалуй, доверюсь твоему выбору.
Эрик подмигнул, что при учёте его повязки выглядит довольно специфично, и подозвал официантку, чтобы сделать заказ. Девушка быстро нацарапала названия блюд на стилизованном под древневосточный свиток блокноте и, лучезарно улыбаясь, удалилась.
Мы остались одни. Прямо над нами сияет ярко-оранжевый фонарик.
– Так что же там было в спектакле? – положив руки на колени, спросила я, – С того момента, как Мильо с библиотекарем начали разговор о жизни, я мало что помню…
– Дальше было весьма интересно: Мильо снова встречает принцессу и влюбляет её в себя познаниями в поэзии, в любви и прочими знаниями, однако он уже не молод, а она давно замужем за одним лордом, который был близким другом Мильо в годы его рыцарства. Кроме того, церковь и корона не допустят их свадьбы.
И тут Мильо, насмотревшись на страдания простого народа, натерпевшись сам и желая быть с прекрасной принцессой, решает свергнуть короля и устроить равноправие! Делает он это крайне неумело – выходит на улицы и, пользуясь большим объём полученных знаний, начинает ораторствовать, призывая людей на борьбу с короной и церковью.
Понятное дело, что его слова игнорируют все, кроме солдат короля и представителей церкви. В назидание остальным, Мильо сжигают прилюдно на костре – символ того, как человек не умеет воспользоваться своими знаниями, какими бы обширными они ни были!
Концовку я помню хорошо, но только сейчас она приобретает полный смысл.
– Так значит, Мильо так и не получил мудрости, пройдя через глупость? Он был глупцом-рыцарем, глупцом-шутом да и умер глупцом-нищим?
– Да, но мудрость получили мы, наблюдая глупости рыцаря со стороны! Мораль спектакля, как видишь, была направлена на зрителя, а не героев действия!
– Получается, Мильо всюду совершал ошибки? – я чуть прищурила глаза.
– Вовсе нет! – отрицательно закачал головой Эрик, – По идее его задумки были правильными, но вот добивался поставленной цели он исключительно в лоб…
– А мог бы поступить иначе?
Блондин повёл бровью и скривил губы, состроив на лице необычную гримасу. Трудно поверить, что и сейчас внимательный психолог не теряет бдительности и всё держит под контролем.
– Видишь ли, он вечно торопился: когда напал на короля, понадеялся на свои силы, а когда пытался поднять людей на восстание – на свои знания. Сами по себе это не аргументы, а лишь инструменты в их получении! Ничто не мешало ему потратить какое-то время на поиски союзников, укреплении позиций, авторитета…
– Но ведь он уже был не молод, – перебила я Эрика на полуслове, – Успел бы он сыграть свадьбу с принцессой, если бы тратил так много времени на всё это?
– Нет. И это было бы к лучшему!
На моём лице отразилось обиженное недоверие, я даже немного отстранилась от Эрика, выдавшего довольно странную фразу.
– И чем же? – строго спросила я.
– Да тем, что любви между ними не было: вспомни принцессу – пустая, малообразованная неженка, она влюбила в себя Мильо исключительно своей красотой. А что он? Он добился её внимания вычитанными где-то красивыми словами… И это любовь? Глупости! А отношения, построенные на неосмысленной симпатии, не стоят времени и внимания, тем более, если они причинят потом боль!
Лукавит! Безусловно, лукавит, и я не верю этим словам. Внутри меня крутится нездоровое торжество по причине того, что я, кажется, раскусила обман этого необычайно хитрого человека!
Остаётся только подгадать момент и вывести его на чистую воду…
– Но, с другой стороны, – продолжил свою мысль Эрик, – Мильо был вполне достоин любви. Вот только искал её не там…
– А где же ему следовало искать? – ехидно поддела я блондина.
Он совершенно естественно пожал плечами, показывая, что ответа у него нет. Похоже на то, что речь его была не подготовлена заранее, не продумана наперёд. Он просто говорит по ходу то, что думает… или хочет думать…
– Не мне указывать бывшему рыцарю…
– Но сам-то ты на рыцаря очень похож!
Блондин отметил мою шутку смехом:
– Сэр Эрик Одноглазый, да? Честно говоря, образ рыцаря излишне романизирован. Видишь ли, на самом деле рыцари больше занимались рутиной вознёй со своим хозяйством, охотами, балами, тем же разбойничеством, ну и, конечно же, выгодно женились… В списке важных дел защита невинных, спасение принцесс, рассыпание комплиментов дамам, военные подвиги и убийства драконов стояли у них одними из последних.
– И ещё заучивали имена родственников! А я помню свою родню лишь до прабабушек и прадедушек…
В который раз на глаза упал вьющийся чёрный локон…
– Совсем неплохо! – похвалил меня Эрик, – Я, кажется, уже и не помню имени отца…
Пока мы вдвоём весело смеялись над очередной шуткой и просто наслаждались приятным времяпрепровождением, официантка принесла наш заказ. В комплекте к блюду две палочки, управиться с которыми не так-то просто. Лишь с помощью советов Эрика я кое-как наловчилась пользоваться ими.
Попробовала первый кусочек – вроде бы, рис да рыба, но соусы и специи делают с простыми ингредиентами что-то волшебное!
Я поспешила поделиться впечатлениями с Эриком:
– Очень вкусно! Это просто восхитительно!
– Рад, что угадал с блюдом!
– А вот скажи: почему именно эта кухня?
– Видишь ли, Катарина, – для пущей убедительности Эрик размахивает в воздухе палочками, подобно дирижёру, – Интуиция подсказала мне, что ты никогда раньше эту кухню не пробовала. А я всеми руками за то, чтобы люди, по возможности, испробовали в жизни как можно больше.
– То есть, здешняя атмосфера, освещение, запахи и еда не влияют на человека и не развязывают ему язык? – с деланной строгостью спросила я, так и сыпля сарказмом.
– Вовсе нет, Катарина. Да и стоит ли так подходить к этому? Считай лучше, что мои методы остались позади, а сейчас идёт исключительно дружеское общение…
– Так тебе удобнее?
– Да! – не стал скрывать Эрик.
Какое-то время мы ели и болтали о всякой ерунде, делясь друг с другом самыми своими смелыми замечаниями и сокровенными тайнами – обещание обязывало! Прошло довольно много времени, но его хода мы оба совершенно не замечали…
С Гарри мы общались мало. Если подумать и вспомнить те дни, что мы были вместе, то в голову приходит всего одна мысль – мы общались очень мало. Говорили, в основном, о всяких нежностях, не имеющих смысла, делали без конца однотипные комплименты.
Пожалуй, мы никогда серьёзно не изливали душу друг другу…
Гарри часто бывал на работе, я тоже много времени проводила в магазине с Минди. Порой он звонил и говорил что-нибудь приятное, но сейчас я понимаю, что делал он это не из-за острого желания сказать действительно что-то красивое, не для того, чтобы поднять мне настроение, а просто потому что так полагается… В наше время полагается насиловать телефон и названивать любимому человеку…
И я, и Гарри делали это потому, что так требовалось по негласному правилу. А вот хотели ли мы этого? Хотели ли мы вообще общаться?
Как ни странно, но сейчас этот вопрос не покидает мою голову. Гарри давно покинул мою жизнь, а этот вопрос никак не покидает мою голову…
Но если любимый Гарри, самый лучший человек в моей жизни был мне не нужен в качестве того, кто выслушает меня и скажет что-то в ответ, то зачем ещё он был мне нужен? Молча обнимать и целовать меня, дарить тепло своего сердца? Возможно ли это без нормального общения?
Глупости в моей голове роятся, как сомли вокруг радиовышки. Познать мудрость через глупость? Возможно в этом содержится гораздо больше смысла, чем я предполагала изначально…
– Как тебе чай? – спросил Эрик, салютуя полупустой чашкой.
– Не так сильно поражает воображение, как я того ожидала. Возможно, я уже слишком устала, чтобы удивляться ещё…
– В самом деле, уже десять часов…
– Уже? – брови сами собой скакнули вверх, – Да у меня ощущение, что прошло никак не меньше нескольких суток, а тут всего-то несколько часов! Давно у меня не было таких насыщенных дней!
Эрик ещё раз чинно поднял чашку, словно говоря: «На здоровье, Катарина!» Вот он отпивает ещё чуть-чуть и ставит чашку на столик, после чего залезает себе во внутренний карман, чтобы достать кошелёк. Как и всякий порядочный джентльмен, он собирается расплатиться сам.
Похоже, день подходит к концу. А ведь ещё столько всего хочется узнать у этого крайне необычного человека, окружённого практически ощутимым ореолом тайны!
Не теряя времени зря, я решила поскорее приступить к интересующим меня вопросам, первый из которых давно вертится на языке:
– Так выходит, что ты, Эрик против отношений, которые не имеют права претендовать на настоящие чувства?
Не отрываясь от подсчёта купюр, психолог Эрик Пансмакер утвердительно кивнул:
– Категорически против этого непотребства!
Сказал настолько ровным голосом, словно бы нарочно старается не выразить своим баритоном ни единой эмоции, а возможно, в самом деле ничего при своих словах не испытывает…
Не всегда бывает легко понять этого человека…
– То есть, я правильно понимаю, что ты приемлешь только отношения, основанные на самых сильных эмоциях, отношения, которые смело можно назвать настоящей любовью?
– Да, отношения на века, которые способны выдержать удар любого несчастья, начиная от финансовых трудностей и заканчивая сильнейшими трудностями во взаимопонимании и взаимоуважении. Только на настоящую любовь и следует тратить время…
– Но сколько же нужно времени, чтобы эту настоящую любовь найти!
Эрик внимательно меня выслушал, глядя мне чётко в глаза. Его ответ последовал незамедлительно:
– Конечно много! Наивно было бы рассчитывать, что мало! На мой взгляд, в мире в принципе ничто хорошее и качественное быстро не делается: города возводят веками, тысячелетиями изобретают человеческие блага, десятками лет растут благородные деревья, поэты годами создают гениальные стихи! Всё требует времени, и торопиться во всех этих случаях чревато низким качеством и, как следствие, полной бесполезностью…
– Но так же нельзя! Невозможно же годами ждать одного единственного человека! Чувства они же постоянно бурлят, они требуют выхода! Порой надо его им давать!
– Да уж, осознанно идти на неминуемую боль ради временного удовольствия… Видишь ли, этот процесс называется в народе мазохизмом…
– Слушай, Эрик! Ты неправ! Нельзя же с таким категоричным мнением подходить к отношениям между мужчиной и женщиной! Это неестественно!
– А я ни разу не сказал, что это естественно! – равнодушно парировал Эрик, – Просто высказываю своё мнение, считая его достаточно авторитетным…
– Но неправильным! – согласиться с тем бредом, что он говорит я просто не могу.
– Как знать… – с улыбкой пожал плечами Эрик.
Подошла официантка, постукивая деревянными подошвами на ремешках, и забрала плату за ужин. Судя по её довольной улыбке, Эрик проявил щедрость и оставил немалые чаевые.
– А вот сколько у тебя было девушек? Неужели ни одной?
– Пусть тебя это не смущает, но действительно у меня не было ни одной девушки.
Почему же он так бесстрастно врёт – даже ухом не повёл, когда произносил эти слова…
Нужно задать такой вопрос, который наверняка изобличит его ложь:
– Ты, что же, ещё девственник?
Единственный голубой глаз Эрика засверкал искорками искреннего веселия и стал прямо выкатываться из орбиты, рот скривился от чудной улыбки, он поджал подбородок. Спустя мгновение Эрик уже хохотал во всю силу, даже не пытаясь себя сдерживать!
Редкие посетители покосились на странного молодого человека, который расшумелся на весь зал. Мне даже стало как-то неловко…
– Девственник? Да ты что? Я, конечно, против пустых отношений, но я не против половых контактов!
– Теперь я совсем тебя не понимаю, – обижено проронила я.
– Да, согласен, требуется пояснить мою фразу. Итак, секс бывает трёх видов: секс для продолжения рода, секс как способ передачи эмоций и чувств и секс как физиологический процесс. Секс для продолжения рода – это вообще отдельный разговор, поэтому я его касаться не буду. Бывает также секс как способ передачи эмоций – в этом случае он становится сугубо интимным, серьёзным процессом, возможным только между двумя людьми, испытывающими сильные чувства друг к другу. В этом случае он является логичным продолжением любви и любовных отношений. Но также секс может существовать и как простая нужна человеческого организма, такая же, как голод или жажда. Её утоление является необходимым для нормальной жизнедеятельности организма, хотя к любви и чувствам такой секс никакого отношения не имеет! Отношения и секс – это зачастую звенья одной цепи, но они могут существовать и разобщёно…
– То есть, пустые отношения ты не одобряешь, а секс без обязательств одобряешь?
– Разумеется! Во время секса оба партнёра получают то, что хотят, расходятся, забывают друг друга и оба остаются довольными! В случае с отношениями такое не выйдет, ведь расставание непременно связано с болью… Боль – это основной критерий моей оценки…
– Не такой уж этот критерий и важный…
– Не для меня, – не желал сдаваться Эрик.
Несколько минут спустя мы уже садились в автомобиль.
Машина несётся вперёд, объезжая неторопливые авто, еле катящиеся по своим делам. На Данкелбург уже давно спустилась настоящая ночь.
Эрик не гонит, но и ехал при этом довольно быстро. Шины певуче шуршат по неровностям асфальта. Мимо проносятся огни, сливаясь в единые гирлянды, похожие на те, что висят на крыше восточного ресторанчика.
На улицах почти не осталось людей – всюду пустые тротуары, тихие проулки, площади, аллеи.
День кончается, и Данкелбург приобретает свой истинный вид одинокого, пустого старика с серебром седины в волосах. Ворчливое и неприветливое создание с крайне скверным характером…
Этот город невозможно полюбить…
Я честно пыталась сделать это, но так ничего и не получилось.
Гул мотора нежно нашёптывает на ухо сладкие песни, стараясь убаюкать. Только сейчас я осознала, какая сильная усталость свалилась на меня! Конечности налились свинцом! В любую секунду веки могут закрыться…
Чувствую себя не вполне бодро. Вяло растеклась по сидению, лениво смотрю по сторонам – это всё, что я могу в это время делать.
– Катарина, ты, как я погляжу, сильно устала.
– О, какой ты проницательный! – шутливо поддела я Эрика.
Блондин ответил лёгким смешком – судя по голосу, он тоже нуждается в отдыхе!
– Когда ты проснулся, Эрик?
Одноглазый отвёл глаза в сторону, вспоминая точную цифру:
– В шесть часов утра, в воскресение…
Поражённая до глубины души, я не нашлась, что ответить. Тут, опять же, на меня напала сильнейшая зевота, так что пришлось срочно прикрывать рот ладонью. Я сама держусь из последних сил, а уж Эрик-то должен валиться с ног. Но нет – уверенно ведёт авто по улицам.
Поворот, машина чуть-чуть взбрыкнула, проезжая по плохо утопленным в асфальт трамвайным рельсам, и двинулся по узкой дорожке к моему дому.
Я уже практически заснула, как авто остановилось, и слева хлопнула дверь. Вскоре дверца открылась с моей стороны, и меня обхватили сильные руки Эрика. Сонливость тут же как рукой сняло, но я продолжила притворяться…
Он поднял меня по ступенькам к моей двери, чудом не наткнувшись ни на что в полной темноте. Помогая блондину, я достала ключи, найти которые на сей раз оказалось на удивление просто, и вставила в замочную скважину. Два поворота, и дверь открылась.
Эрик внёс меня внутрь и положил на диване в гостиной, после чего вернулся, чтобы прикрыть за собой дверь.
– Ну, – зайдя в комнату, он звучно хлопнул в ладоши и растёр их, – Вот и подошёл к концу день, а значит, моя работа окончена!
– Ты отлично поработал, Эрик! Мне было очень хорошо!
– И сейчас? Вот именно сейчас тебе хорошо, ты хорошо себя чувствуешь?
Прислушиваться к своим глубоким внутренним ощущениям не стоило: всё лежит на поверхности:
– Да, чувствую себя хорошо!
– А ведь именно сегодня тебя бросил любимый человек. Именно сегодня, всего-то каких-то семь часов назад тебя бросил человек, которого, как ты считала, ты любишь больше всего…
– Я не понимаю, Эрик, ты хочешь заставить меня чувствовать стыд?
– Вовсе нет! О чём ты? Я думал, ты поймёшь кое-что другое… и ты, я думаю, поняла…
Единственный глаз Эрика строго посмотрел мне прямо в душу, заглянул в самые недра моего сознания. Таким взглядом можно прожигать насквозь, если вдруг возникнет желание.
А что же я поняла? Он имеет в виду именно те самые шальные мысли, которые я категорически отказываюсь признавать? Всего лишь четыре простых и коротких слова…
Эрик продолжает ждать…
С моих губ сорвалась совсем простая фраза. Я даже и не ожидала, что признаться в этом прямо сейчас будет так просто:
– Я его не любила.
– И он тебя не любил, вы оба не любили друг друга… Случайный контакт, случайные отношения, обречённые на расставание и боль… Почему же ты сразу этого не поняла, когда между вами только начало что-то налаживаться. Ошибка многих – отключать голову, когда начинает говорить сердце… Если не хочешь больше вот так же плакать в парке, будь более внимательна к окружающим тебя мужчинам…
– Да, второй раз ты уже можешь не появиться… Но, этот твой взгляд на отношения… Я не могу его принять! Он слишком категоричен! Так нельзя жить!
– У меня вышло! – пожал плечами Эрик и спрятал руки за спиной, – И ничуть не жалею.
В том весь Эрик – везде и всюду быть не таким, как остальные. Это вовсе не вычурная показуха, направленная на привлечение всеобщего внимания. Просто он так живёт. Это, конечно же, нагло с моей стороны, но я с уверенностью могу сказать, что отлично поняла этого человека всего за день!
Такой хороший человек. Пусть он говорит иначе, но в нём нисколько не чувствуется матёрого профессионала-психолога. Он просто человек, готовым в меру сил помочь, ради сомнительной возможности попасть в рай…
Жаль, что его дни практически сочтены…
Я поднялась из лежачего положения и села на диване. Эрик моментально присел рядом. Он просто сидит рядом. А мне просто хочется обнять его и прижаться покрепче…
А что потом? Ему придётся уйти. А если он не уйдёт, то всё равно жизнь его продлится недолго… Что в итоге? Расставание неизбежно, неизбежна боль. Разве не об этом мне только сегодня говорил Эрик?
Сегодня… Казалось, что прошло не меньше недели с того момента, как ко мне в парке подошёл легко одетый блондин с повязкой на глазу. Стремительная смена событий набросилась на мою размеренную жизнь, словно кошка на клубок ниток, спутав их все в чудовищные узлы…
Всё в голове перепуталось…
Мы сидим молча.
Ближе к полуночи позвонила Минди. Телефон разрывается, как сумасшедший. Я подняла узкую трубку, из которой тут же полился взволнованный голос подруги:
– Катарина! Катарина! Как ты? Почему к телефону не походила?
– О, привет, Минди. Не знала, что ты звонила…
– Как ты? – не могла успокоиться моя рыжая подруга.
– Всё в порядке, поверь.
– Что у вас там с Гарри случилось?
– Мы расстались…
– Что? – голос Минди взвизгнул, как лопнувшая струна, – И ты так легко об этом говоришь! А ещё врёшь, что у тебя всё в порядке!
– Минди, – решительно остановила я подругу, – Всё действительно хорошо: меня это почти не задело. Тут так вышло, в общем, я поняла, что вовсе его не любила. Он всё это время был мне не нужен…
– Два месяца, Катарина! Вы же встречались два месяца! И тут вдруг «не нужен»? Я тебя не понимаю…
– Ничего страшного, я себя сама не совсем понимаю… День выдался необычным…
– В каком смысле? – недоверчиво проворчала рыжая.
Я украдкой оглянулась на Эрика.
– У психолога была! – а ведь почти не соврала, – Он быстро вернул мне благостное расположение духа!
– Да? Знаешь, Катарина, совсем не ожидала, что так обернётся, и всё это…
Она некоторое время молчала в трубку.
– Ладно, Минди, спасибо, что позвонила, но, знаешь, я очень сильно устала. Встретимся завтра на работе.
– Хорошо, Катарина, до завтра…
Я повесила трубку, звякнувшую рычагами. Этот звонок оказался спасительной нитью – я так глубоко погрузилась в собственный мир диких мыслей, что плохо стала различать реальность…
Но нет – я дома. Вот рядом со мной сидит Эрик, он ещё не ушёл. Уставший блондин откинулся на спинку дивана и мурлыкает себе под нос какую-то мелодию…
Прервавшись, он с интересом спросил:
– Это твоя подруга?
– Да, её зовут Минди.
– И вы вместе работаете?
– Да, составляем и продаём букеты…
– Флористка! – задумчиво воскликнул Эрик, – А я-то всё думал, что ты парфюмер! А это были всего-то ароматы цветов…
– Эрик! – вырвалось из меня, – Я хочу знать, кем ты работаешь!
Блондин застыл с отстранённым лицом. Он думал, что давным-давно отгородился от этого вопроса, но не тут-то было! Я и не думала упускать возможность разузнать об Эрике как можно больше.
Главная тайна этого человека с пиратской повязкой – его работа!
– Я ведь как-то сказал, что работаю психологом, – нарушая обещание, начал юлить Эрик.
– Если честно, ты сказал, что твоя профессия тесно связана с психологией, а это не одно и то же! Ещё ты сказал, что то, чем ты занимаешься, опасно!
– И я не врал: всё это действительно может быть опасным для тебя! – на лице Эрика впервые появилось выражение лёгкого страха…
– Я не боюсь!
– Потому что не понимаешь, о чём говоришь…
– Так расскажи!
– Да как же ты не поймёшь, Катарина! – начал повышать голос Эрик.
– Не забудь про обещание…
Эрик смолк на полуслове, застыв с открытым ртом. Захлопнув его со звонким щелчком, он недовольно замотал головой, хлопнул себя по коленям и поднялся. Скрестив руки за спиной, блондин начал вышагивать по комнате. На лице его застыла сосредоточенность, смешанная с досадой…
Он определённо не ожидал такого…
– Я расскажу только при условии, что ты не проболтаешь никому!
– Я обещаю! – честно ответила я.
– Много же обещаний для одного дня, – Эрик, то ли сразу поверил мне, то ли решил расслабиться, но моментально повеселел и даже стал улыбаться.
Он продолжил расхаживать по комнате и остановился только у полки с пластинками.
– Ты, возможно, знаешь, что город делят между собой мафия семьи Фуокозо, преступная организация Ротвейлера и ряд крупных уличных банд. Так вот, я являюсь членом мафии!
Пожалуй, что-то подобное я и подозревала: раз уж знать о профессии Эрика опасно, то она явно тесно связана с правительством или криминалом. Для работы на правительство Эрик имеет слишком вызывающую внешность, так что догадаться оказалось несложно.
Но зато теперь в моих венах порядком увеличилось адреналина! Одно дело – догадываться, и совершенно другое – осознавать, что в шаге от тебя стоит самый настоящий террорист.
Меж тем, Эрик продолжил рассказ:
– Какое-то время я действительно был психологом, но судьба сыграла со мной злую шутку, подсунув в клиенты видного в клане мафиози. Я быстро смог помочь ему, и тот моментально растрепал обо мне в верхах! Помнится, приехала машина, меня посадили на заднее сиденье и увезли к себе, заставив заниматься своей прямой обязанностью. Так где-то год я просто лечил бандитам мозги…
Потом всё изменилось – меня заставили работать с всякими там людьми, которые клану Фуокозо были не очень приятны, однако могли что-то важное нашептать на ухо. Используя свои психологические методы, мне пришлось развязывать им языки, отличать правду ото лжи, находить те абстрактные точки, на которые следовало давить.
Дальше было только интереснее: приходилось изучать анатомию, отрабатывать технику запугивания, методы сильного давления и, как следствие, научиться разного рода пыткам… Не всякого человека можно расшатать настолько, что он начинает говорить правду.
В конечном итоге, теперь я в клане мастер по допросам и, по совместительству, палач. Теперь ты понимаешь, Катарина, что любое твоё неверное слово, касательно того, что я только что рассказал, может привести к тому, что именно я вынужден буду тебя убить…
– Я это понимаю… – осипшим голосом ответила я.
Эрик посмотрел на свои наручные часы. Выражение его лица стало довольно равнодушным и отчуждённым. Он, бесспорно, желает поскорее уйти и никогда больше не встречать. Ему неприятна вся произошедшая ситуация…
– Сожалеешь, что спросила?
– Нет, – не раздумывая ответила я, – Нисколько не сожалею!
Эрик насторожено взглянул на меня, прищурился и через несколько секунд на его лице расплылась широченная улыбка. Он, очевидно, ожидал больших проблем с раскрытием его тайны…
Напрасно. Сегодня со мной вообще не должно возникать трудностей!
Провести эту ночь с тобой, Как в том старом свидании, Вспоминать былое под луной… Вот оно – моё желание! Посетить наше старое кафе, То, где играют цыгане Танцевать до окончания дня Вот оно – моё желание! Мы поднимем бокалы с вином, Я буду смотреть в глубину твоих глаз, Я буду чувствовать касание твоих губ И ощущать их нежный вкус. Слышать, как ты тихо шепчешь, Когда настало время прощанья: «Дорогой, я буду любить тебя вечно!» Вот оно – моё желание!(песня Патрика Нигельмана «Моё желание», пластинка «Тринадцать лун»)
– А как ты… – конец моего вопроса съела внезапная немота. Я непроизвольно озвучила возникшую в голове шальную мысль, но, к счастью, своевременно успела замолчать.
– Как я потерял глаз? – легко догадался Эрик.
Я смущённо отвела взгляд, поскольку искренне считаю, что спрашивать человека о таком крайне невежливо. Нельзя заставлять человека вспоминать о неприятных страницах их прошлого…
– Ну, да…
– Это, – Эрик пустился в воспоминания, нисколько не обидевшись, – Это было во время одного допроса. Ко мне доставили одного амбала: не меньше двух метров высотой, широкий такой, исподлобья всё время смотрит. И глаза я его дикие хорошо помню – настоящий сатана! Он проник на одну нашу точку и убил там двоих голыми руками!
Его вскоре скрутили, начали избивать ногами, сломали ногу, руку и восемь рёбер. Потом нацепили на руки и ноги наручники и привели ко мне – нужно было разузнать, откуда он появился, зачем и кто его нанял. Я пытался спрашивать, но он молчал, как немая рыба. Пришлось взять нож…
Помню, как колол его в болевые точки, а он лишь мычал сквозь зубы. А потом вдруг разорвал цепь наручников, выхватил у меня нож и попытался ткнуть в лицо! Еле успел отскочить, но глаз он мне задел… Спасти его уже было невозможно, так что я с тех пор неразлучен с повязкой.
– Досадно… Так хотелось бы посмотреть на тебя без неё…
– Могу тебе это устроить, – Эрик потянулся к повязке.
– Нет, нет! – я отвернулась и замахала руками, стараясь остановить одноглазого, – Я имела ввиду тогда, когда ты ещё не был травмирован.
Эрик бодро рассмеялся, убирая руку от чёрной полоски ткани, закрывающей пустую глазницу.
– Я знаю, просто пошутил! Но, по правде говоря, время уже позднее, думаю, и тебе, и мне пора забыться сном! Конечно, было очень приятно быть сегодня с тобой!
– Мне тоже, Эрик! – жалко было отпускать его, хоть и придётся.
Я поднялась, чтобы проводить блондина. Эрик сделал шаг в мою сторону:
– Но, перед тем, как уйти, я должен предложить тебе ещё один тест, – психолог достал из кармана прямоугольник из картона, – Здесь другая картинка – скажи, что на ней видишь, Катарина?
Я приняла из его рук картонку и внимательно посмотрела на неё: похожие хаотичные пятна самых разных цветов. Эти аляповатые мазки складывали собой что-то совершенно невообразимое…
Я озвучила все одну из сотен приходящих на ум ассоциаций:
– Вижу здесь море, солнце скрывается над горизонтом, а в небе, совсем низко над водой, летают чайки… или это летучие рыбы…
Эрик довольно улыбнулся и забрал из моих рук карточку. Его голубой глаз азартно сверкнул в свете люстр…
– В чём дело? – недоумённо захлопала я глазами, повторно улыбаясь вслед за ним.
– Видишь ли, всё случилось именно так, как я и планировал. Ассоциации с изображением в парке помнишь? Тогда ты не поверила, что они вызваны негативным восприятием окружающего. Так вот, сейчас я предложил тебе то же самое изображение…
Эрик Пансмакер ушёл ровно в полночь. Он навсегда покинул мою жизнь, оставив немало тем для размышления. Его философия, оставшаяся в моей голове, безусловно, изменит мою жизнь.
Я сижу на подоконнике, прижавшись лицом к ледяному стеклу. С той стороны ночь. Как только наступила среда, в небе закружились первые снежинки…
Навеки ваша, Катарина!
Среда, 3:41
Меня зовут Гарольд Белфорт. Большая часть города трясётся от страха при первом упоминании моего имени. Меня боятся, но не уважают…
Два часа назад я расправился с очередной гнидой. Он решил, что своих можно просто так бросить и умчаться в клан мафии, прихватив с собой пару наших секретов. Предатели – это те редкие мученики, которых я убиваю особенно жестоко… И стараюсь делать это медленно!
Урод был не из слабаков – пришлось немного повозиться. В драке я даже потерял свою монету, которую так и не смог найти. Что ж, придётся идти делать новую…
Предатель получил своё: связал его, облил бензином и поджёг. Когда отошёл уже достаточно далеко, позади раздались его истеричные крики. Снотворное, что я вколол недомерку, перестало действовать, и догорал он, будучи в сознании.
Пожалуй, убийство достойно того, чтобы его запомнить. Коллекция моих самых красивых работ пополняется…
Уже почти четыре часа, как идёт треклятый снег. Белые звёздочки сыплют на шляпу и плечи. Пальто постепенно намокает. Ногам холодно. Сказываются корни – предки жили в тёплых южных странах…
Впрочем, не уверен, что бледнолицым местным намного теплее.
Темнокожий здоровяк с толстыми дредами, свисающими из-под желтоватой шляпы для Данкелбурга является зрелищем достаточно непривычным, несмотря на засилье иностранцев… Когда из темноты на человека надвигается чёрное лицо, тот непременно дёргается со страху. Альфред без конца шутит, что я могу по ночам становиться совсем невидимым, если разденусь догола…
Смешно.
Становится холоднее, и я поплотнее укутываюсь в пальто. Городские шумы доносятся со всех сторон, словно крик обожравшихся воронов на кладбище. Представляю их жёлтые глаза, пялящиеся на меня с глупым инстинктивным страхом и детским любопытством. Чёрные клювы лоснятся…
Арнвэстрабе – прямая, как дуло пистолета, улица, соединяющая центр с западом. Здесь не меньше двухсот домов: я сейчас нахожусь напротив сто восемнадцатого, а наш небольшой штаб располагается в пятнадцатом… Идти долго, а такси брать не хочется…
Люблю ходить пешком.
При этом я вижу только плитку тротуара да свои ноги: взгляд направлен в землю, а мотать головой по сторонам никогда не любил. К тому же так меньше возможностей у свирепого ветра забраться под шарф.
Полосатый, белый с чёрным, очень тёплый. Ношу его уже вторую неделю. Всё равно мёрзну…
Бороться им с лютыми морозами надвигающейся зимы практически бессмысленно, как и бессмысленна моя жизнь, да и жизнь абсолютно любого человека, дриджа или асилура на земле. Под всесжигающим взором Небожителя все мы представляем собой лишь никчёмные мелкие точки на схеме планеты…
Да не снизойдёт на меня гнев его…
Вдали раздались первые отголоски сирены. Заунывным воем очнувшегося ото сна сварца они расползлись по округе и принялись карабкаться вверх по небоскрёбам, стучась в окна мирно спящим. Со временем звук только нарастает, что свидетельствует о приближении его источника.
Вскоре он появился – из-за угла на бешенной скорости выскочила красная, как окровавленная слониха, пожарная машина. На её крыше попеременно вспыхивают две синие мигалки. Скрипя покрышками о первый снег, она совершила разворот и пронеслась мимо меня. Я не обернулся, чтобы посмотреть ей вслед: и так известно, куда направляется бригада пожаротушителей…
Около часа назад я вернулся в свою квартиру… очередную квартиру. Стараюсь менять берлоги почаще. Сразу заподозрил неладное – словно зверь, учуявший чужака. Гадина не испугалась мощного запаха мочи владельца и вторгнулась на мою территорию.
Замок был цел – открыли мастерски. На такое способен Дойл, хотя и другие члены банды тоже владеют навыками взлома. А в том, что произошло проникновение, я ни на секунду не сомневался, потому что в комнате оказалась включена лампа…
В свете, льющимся золотыми потоками из-под тёмно-зелёного абажура, лежал конверт. В конверте письмо. В письме короткая фраза «У Ротвейлера есть для тебя работёнка. В твоих интересах прийти поскорее»…
Меня нашли товарищи по банде. Если, конечно, можно назвать этих людей товарищами. Мы просто работаем на одного человека, подчиняемся некоему Ротвейлеру, проводим немало времени вместе, иногда они лезут ко мне с тупыми разговорами. Не уверен, что их можно назвать товарищами.
Коллеги…
Я им не доверяю…
И не желаю, чтобы они лезли в мою жизнь. Однако сборищу гомонящих детей, на лицах которых непонятным образом пробилась щетина, не сидится без копания в ней. О себе ничего лишнего не говорю, стараюсь не давать болтать обо мне за спиной. И уж тем более не хочу, чтобы знали, где я живу.
Сколько бы я не боролся с хвостами и не переезжал с места на место, меня всё равно отслеживают. Чувство, должно быть, как у улитки, к которой в раковину заползают чужаки. Насколько вообще можно судить о чувствах улитки…
С этой квартирой, как и со всеми предыдущими, я не церемонился: заткнул тряпками щели в окнах и дверях, открыл все газовые конфорки, после чего поставил в противоположном конце квартиры зажжённую свечу и покинул временное пристанище.
Когда газ добрался до ровного пламени свечи, грянул взрыв и начался пожар. Красно-белая машина пожарных, очевидно, понеслась тушить мою догорающую квартиру…
Теперь придётся искать новое место. Терпеть не могу переезжать, привыкать к новой квартире, осваиваться в новом районе города, уяснять взаимоотношения с соседями… За этот год я сменил более двадцати мест жительства, но привыкнуть всё никак не могу…
И они же ведь всё равно найдут. Тот же Альфред способен выследить хоть саму Стумму, а та даже не узнает о том, что рыжий коротышка следовал за ней по пятам.
В очередной раз задумался о необходимости незаметно свернуть ему шею и тщательно спрятать труп, а там уже подозрения упадут на Фуокозо. Искать в своих рядах предателя не станут.
Никто не думает, что я на такое способен.
И очень зря…
Сирены совсем стихли. Свет мигалок больше не может пробиваться сквозь пелену падающего снега. Улица вновь стала относительно тихой и пустой, словно коридор морга во время обеденного перерыва. Постоянно складывается впечатление, что на улицах Данкелбурга не рады совершенно никому…
Ах да, я же как-то упомянул сварцев, даже не потрудившись пояснить, кто же это такие. Легенды, которые поведала мне бабушка. Сварцы – это мертвецы, поднятые тёмной силой колдунов. Они ещё при жизни жертвы проводят над ней ряд кошмарных ритуалов, после чего делают из кожи, волос и даже костей и плоти специальную куклу. После смерти жертвы колдун вываривает куклу в особом отваре, который непременно следует выпить, чтобы заполучить контроль над мертвецом. Тот поднимается из могилы и становится рабом заклинателя, получая покой только с его смертью…
В моей семье никто не верил в рассказы бабушки, только я один знал, что жестокие колдуны и их слуги скварцы существуют…
В десять лет я видел одного из них. В одиннадцать мы переехали в маленькую деревушку неподалёку от Данкелбурга. В двадцать пять я потерял последнего из родных, которым оказался парализованный дедушка, и перебрался сюда.
Долго не мог найти постоянную работу – перебивался случайными подработками грузчиком. Жить приходилось в списанных железнодорожных вагонах, брошенных в паре метров от путей. Рядом спал всякий сброд, так и норовивший наброситься на меня всем скопом и ткнуть в бок заточку. Одна ночь выдалась настолько жаркой, что я успел убить троих и пятерым переломать больше половины костей.
С тех самых пор я не люблю налаживать отношения с соседями…
Чтобы однажды не нарваться, приходилось временами менять место жительства. Однажды Небожитель загнал меня на кладбище. Я ночевал в открытом склепе…
Наутро меня обнаружил Орфелий Ранглиус Коот – смотритель кладбища. Он решил меня не наказывать за проникновение в склеп. Более того, он оказался настолько добр, что предложил работу у себя. Так я стал могильщиком.
Работа сносная – копаешь ямы, заколачиваешь крышки гробов, бросаешь те в яму и закапываешь. И так целый месяц, пока не придёт толстомордый начальник и не выдаст зарплату. Жалкие гроши за столь тяжёлую работу, которая порой и меня выматывала до невозможности…
Основной доход Орфелий получает вовсе не от городской администрации. Ему платят бандиты, коим он предоставляет весьма любопытные услуги: он раскапывает старые могилы на полглубины, после чего в полученных ямах прячут тела. Ранглиус Коот помогает нечистым на руку прятать улики и, надо сказать, делает это весьма сносно: за тридцать лет полиция даже не задумывалась о том, чтобы искать пропавших людей на кладбище…
У Орфелия есть деньги и связи. Одна из таких связей вылилась в то, что я сменил место работы. Ротвейлер приметил, как легко я раскапываю ржавой лопатой мёрзлую землю, и решил, видимо, заиметь такого здоровяка у себя в банде.
Мой кладбищенский товарищ Орфелий недвусмысленно намекнул, что отказываться будет неправильным…
Совершенно с ним не согласен. Следовало держаться от этих людей подальше…
Из высокого темнокожего громилы с толстыми дредами мог вырасти только убийца. Что ж, чтобы не затеряться в банде, среди гогочущих ничтожеств с щербатыми рылами, приходилось убивать. Убивать приходилось много и красиво, чтобы боялись.
Я не всегда чётко осознавал, за что на свидание с Небожителем отправляется тот или иной подонок. Ротвейлер просто говорил имя, изредка уточнял сроки, после чего я шёл вершить его правосудие…
Сейчас было бы правильным спросить себя, стоило ли всё это дерьмо того? Стоило ли уходить с тихого и спокойного кладбища? Мне показали ночной Данкелбург и тех зверей, что охотятся в нём, попутно вынудив стать таким же.
Я видел такое, от чего в животе образуется неприятный плотный ком… Я видел, как в сером скоплении небоскрёбов ведутся дела… Я понял одно – ни государство, ни муниципалитет, ни Небожитель и ни даже этот чёртов Гауссфильд не правят городом… Им правят банды, кланы и секты, рвущие друг другу горло…
Нашу банду знают немногие. Пятый Синдикат, как нас величают осведомлённые. Пятая попытка захватить власть в Данкелбурге. Предыдущие четыре сломали зубы о полицию и конкурентов. Сейчас же мы уже разогнали мелкие банды по норам, оставшись один на один с кланом Фуокозо.
Мафия так просто Данкелбург не отдаст.
Правда, мы сейчас готовим такой ход, что уж наверняка удивит этих клановцев…
Хм, последние три дня меня только и гоняют с поручениями, косвенно касающимися нашего плана. Босс Ротвейлер желает провести операцию в лучшем виде и много думает о подготовке. Бьюсь об заклад, меня ждёт очередное поручение из этой серии.
Прямо под фонарным столбом стоит Цеки. Желание подзаработать деньжат сильнее холода, и совсем молоденькая проститутка вышла на работу. Ублюдок-сутенёр выгнал её в какую-то глушь, где жадных до плотских утех мужиков совсем не наблюдается. Однако Цеки способна терпеть очень долго…
Высокая девушка, на вид лет двадцать, шатенка, стриженная под каре, бледная, как сама смерть, худосочная. На лице зачастую маска детского простодушия. Губы крепко сжаты, постоянно дёргаются подвижные крылья носа, карие глаза широко распахнуты и моргают крайне редко, отчего мордашка Цеки кажется ненастоящей.
Она одета в ярко-красные туфли, кожаную мини-юбку, куртку с меховым воротником и сдвинутый вбок чёрный берет. Последний – неотъемлемый атрибут практически всех её образов.
Цеки стоит ко мне спиной и не отрываясь смотрит на какую-то точку вдалеке. Проходит почти две минуты сосредоточенного созерцания горизонта, после чего она молниеносными движениями достаёт сигарету и чиркает зажигалкой – загорается дрожащее пламя, и Цеки смачно прикуривает, делая первую мощную затяжку.
Вертикально вверх, навстречу кружащимся снежинкам, вальяжно ползёт ленивая змейка табачного дыма. Цеки не гнушается затягиваться по-мужски, полностью заполняя лёгкие. До старости она так не доживёт…
Я приближаюсь к спокойно курящей проститутке, и та, наконец-то, слышит мои шаги и оборачивается. Лицо совсем не поменяло выражения. Цеки сложно чем либо удивить или напугать. У неё, в принципе, крайне сложно выбить хоть какие-то эмоции.
Ей хватает доли секунды, чтобы разглядеть моё лицо, скрытое наполовину полями шляпы. Уголки её губ обозначают улыбку:
– Привет, Гарольд. Сигарету?
– Привет, Цеки. Да, не откажусь.
Она так же ловко и молниеносно достаёт пачку крепких сигарет и даёт мне одну. Я беру из её ледяных пальцев табачную трубочку и засовываю себе рот. Цеки уже протягивает зажигалку.
– Роман снова поставил тебя работать в какой-то безлюдной глуши? – спросил я, попутно раскуривая сигарету.
Со звонким щелчком Цеки закрывает крышку зажигалки и отводит глаза влево, словно ответ на мой вопрос ей приходится искать где-то глубоко-глубоко в памяти:
– Да, Гарольд. Роман меня не слишком-то жалует. Вечно ссылает к чёрту на рога…
– Мне поговорить с ним? – я повертел в пальцах тлеющую сигарету.
– Нет, не стоит тратить на это время. К тому же, толку не будет. Пройдёт неделя – снова начнёт гонять меня по мёртвым точкам…
Когда она начинает говорить, её глаза бешено метаются во все стороны, а голова ритмично пружинит. Девушка моментально перестаёт напоминать вялую безжизненную куклу. Но окончательно это обманчивое ощущение можно разрушить только оказавшись с Цеки в постели. Лично для себя я уже трижды разрушал это ощущение…
Её глаза вдруг резко взметнулись вверх. Я сразу понял, в чём дело – снег перестал идти.
Табачный дым облизал горло. Добровольное вдыхание яда, ставшее вредной привычкой миллионов. Дым сигарет порой бывает нужнее воздуха, который в Данкелбурге воняет даже зловоннее…
– Как там Морган? – вспомнил я о брате проститутки.
Давно ничего не слышал о нём. Не исключено, что парня уже пришили…
– Морган? – девушка моргнула при произношении этого имени, – Он по-прежнему занимается наркотиками. В прошлый четверг его чуть не взяли за распространение – еле сумел скрыться от быков. Сменил место, теперь торгует на юго-востоке.
– Там же наркотой занимаются Братья Тигров. Будут проблемы.
– Я тоже ему говорила, но чёртов упрямец не слушает. Думает, всё будет хорошо…
– Но нарвался-таки на них?.. – я привычно огляделся по сторонам, дабы удостовериться, что ни одна душа за нами не наблюдает.
– Нарвался? – Цеки задумчиво поджала губы, – Можно и так сказать. Его нашли как раз в тот момент, когда он толкал порошок в своём закутке. Всё отобрали, побили его и пригрозили расправой, если не поумнеет.
– И что Морган?
Цеки невесело улыбнулась, тоскливо опустив глаза в пол:
– Он не нашёл ничего лучше, как вступить к ним в банду…
– Дурак, – я даже сплюнул с досады, – Узкоглазые его никогда не возьмут – он только ещё больше неприятностей наживёт.
– Морган уже начал читать их книжки, – рукой с дымящейся сигаретой Цеки изобразила, что листает страницы.
Братья Тигров – довольно крупная банда эмигрантов с востока. Чтобы быть в их банде, необходимо выделяться наличием расовых признаков: узких глаз и желтоватой кожи. Прочие люди никогда не появятся в рядах Братьев.
Банда появилась где-то семь лет назад. С тех пор узкоглазые оккупировали юг и восток Данкелбурга, где толкают дешёвые наркотики, воротят лица неприятным им людям и нелюдям, а также расписывают стены иероглифами. Говорят, этим они намекают на высокую духовную культуру банды. Даже целые книги с её описанием распространяют…
Морган, по всей видимости, взялся читать именно эту литературу. Пустая трата времени: ему это не поможет. Да и читать там нечего – я взялся как-то полистать и не нашёл ничего интереснее, чем описания рецептов всякой дури, уроков восточных боевых искусств и текстов, которые учат уважать старших и целовать им задницы, каким бы, мать их, недомерками они ни были.
Беллетристика ненормальных для ненормальных…
– Ты с ним разговаривала? – я убрал с лица мешающий дред, – Говорила, что об этом думаешь?
– Само собой, Гарольд, но ты же знаешь Моргана… Он слушает только тогда, когда говорят кулаками по его лицу…
Цеки докурила сигарету и выбросила её не глядя, попав при этом точно в решётку канализации. Я такой же меткость похвастать не мог, так что мой окурок шлёпнулся почти в полуметре.
– Нужна помощь? – спросил я напоследок.
– С братом? Нет, не стоит… забудь про него – пусть сам уже начинает думать.
Тут проезжающая мимо машина стала понемногу притормаживать, и Цеки резко добавила в голос стали:
– Давай-ка иди отсюда, Гарольд, а то мне единственного клиента спугнёшь.
– Ладно, счастливо, Цеки.
Она не ответила. Направилась к белому автомобилю «Омен» последней модели. За рулём, очевидно, сидит богатенький извращенец. Богатенький – это сразу видно по тачке: такую мало кто может себе позволить; извращенец – потому что не направился прямиком в публичный дом.
Всякий знает, что в публичных домах сосредоточена элита. Там работают девчонки-профессионалы, которых берегут, как настоящие бриллианты. Если их клиенты задумают пристёгивать их наручниками, шлёпать плётками или выдумывать что-то поизощрённее, то тут же ввалится амбал и сломает им руки, не обращая внимания на статус извращенца. В публичных домах всё всегда культурно и невинно – условия быков, крышующих данную точку. Быки – это полицейские, если не в курсе…
То ли дело уличные девки. С ними можно вытворять всё, что захочешь. Жалоб никогда не будет.
Так что, если у человека полно денег, но его не устраивают мастерицы из местных борделей, то очевидно, что богатей – извращенец…
Сочувствую Цеки. Она не больно-то это любит.
Я прошёл не более пятидесяти метров, шаркая по разбросанным газетам, припорошенным снегом, когда меня обогнал «Омен», превратившийся в расплывчатый белый силуэт – водитель постарался выжать из машины все до последней лошадиные силы. Я обернулся – Цеки под фонарным столбом больше нет.
Дом номер пятнадцать по Арнвэстрабе – неприметное серое здание в три этажа. На первом по вторникам и пятницам проходят заседания клуба анонимных некрофилов. Президентом этого клуба является Отто Хлай – патологоанатом в морге неподалёку. Своих «пациентов» он «исследует» со всякой стороны…
На втором этаже живёт человек восемь, все они прилежные трудяги и семьянины, тихие и невинные люди. На третьем же этаже уже целый год идут ремонтные работы. Рабочих оттуда регулярно находят то в вытрезвителе, то в полицейском участке, а то и вовсе где-то в канаве с проколотой печенью…
Милое соседство.
Я обогнул здание и подошёл к спуску в подвал. Осмотрелся – ни одна гнида не вздумала за мной следить. Пора заходить.
Первую деревянную дверь необходимо открыть ключом, спрятанным в потайной нише за кирпичом. Если не знать, какой именно вынимать из кладки, то нычки никогда не найти. Справившись с замком, я убрал ключ на место и распахнул дверь, за которой обнаружилась следующая, но уже металлическая. На уровне глаз – задвижка, а на уровне живота – круглое отверстие, к которому изнутри приставлена труба. Эта труба не что иное, как ствол дробовика. Если часовой разглядит чужака, то тут же угостить его дробью. Если кто-то и расслышит выстрел, то решит, что это криворукий строитель с третьего этажа уронил молоток…
Я стянул с правой руки перчатку. В полутьме блеснул крупный золотой перстень на среднем пальце. Подарок отца, который он мне никогда не дарил – я украл его, когда тот повесился. Перстнем очень удобно отбивать условный сигнал.
Три быстрых удара, два медленных, один глухой удар ногой, и провести перстнем по поверхности двери, чтобы издать скрежещущий звук. Задвижка моментально скакнула в сторону, и на меня уставились глаза часового. Ему потребовалось совсем немного, чтобы узнать товарища.
Задвижка встала на место, защелкали многочисленные замки. Наконец, охранник открыл дверь и отошёл в сторону, позволяя мне войти. Сегодня за входом следит Л’Смит – смуглый парень с каменным лицом. Рот обрамляет модная борода, покрашенная в белый цвет, чтобы создать контраст с чёрными волосами. Весь он украшен разными пирсингами, начиная от простых колец и заканчивая объёмными фигурками, вставленными под кожу.
Л’Смит молча проводил меня глазами и принялся запирать дверь. Я также молча прошёл прихожую и подошёл к резко ныряющей вниз железной лестнице. Узкие ступени и совершенно бесполезные перила. Возможно, будь я ниже ростом, спускаться и подниматься было бы проще.
А так я буквально скатился вниз, неловко пересчитывая ногами ступени. На поднявшийся грохот обернулся какой-то длинный лысый уродец, имя которого я не знаю: этот тип впервые появился здесь всего две недели назад. С тех пор я встречал его раза три.
Довольно худосочный, черты лица тонкие, нос прямой, глаза ленивые, на лбу глубокие морщины, под носом густые усы. Стоит посмотреть в его сторону, как он отводит глаза.
Странный тип, мне он не нравится.
– Гарольд! – из-за угла вышел Скотт, – Ты быстро.
– Да, решил поторопиться, – нехотя брякнул я в ответ.
– Тогда идём. Босс был здесь пять часов назад, оставил для тебя задание.
Скотт кивнул вглубь подвала и побрёл вперёд. Среднего роста, светловолосый, всегда аккуратно причёсанный, одетый в свой любимый обтягивающий свитер с большой жёлтой буквой Н на груди, рукава закатаны по локоть. Ремень весь в заклёпках, поддерживает пижонские чёрные джинсы.
Походка у Скотта довольно своеобразная – ходит вразвалочку, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, руки при этом держит в карманах, либо размахивает ими, как мельница крыльями.
Внешность же молодого бандита никогда не выдаст его истинного рода деятельности: Скотт больше похож на избалованного богатством родителей студента. Ехидная ухмылка, надменный взгляд, беспечность в каждой черте холённого лица.
На деле же Скотт Дойл является одним из лучших людей Ротвейлера. Настоящий террорист, жестокий убийца и просто псих.
В банде у него есть невеста, которую он называет Британни. Я, как и многие другие, её ни разу не видел.
Скотт повёл меня в самую глубь подвала. Стены и пол белые, чтобы в помещении, освещаемом всего десятью лампами было как можно светлее. Сами лампы свисают с потолка на длинных проводах. Потолок и стены покрыты несколькими слоями звукоизолирующего материала.
Подвальное помещение разделено на шесть комнат кирпичными перегородками. Комнаты расположены по спирали, так что в последнюю можно попасть только пройдя все остальные.
Каждая комната обставлена по своему: кто-то из ребят притащит то стул, то крес-ло, то полку прибьёт. Из разномастных предметов мебели и слагается наш штаб. Здесь сложено оружие, разные инструменты, обустроены комнаты для отдыха с телевизором, бильярдным столом, столом для игры в карты. В одной комнате проводят собрания, брифинги, обсуждают дела банды. Для этого там поставлен большой стол, окружённый разномастными стульями и табуретами, пристроен проектор и развешены стенды.
Ну и, конечно, последняя комната, так называемая «шишечная», названная так потому, что в неё могут заходить только главари и их приближённые. Скотт привёл меня именно сюда.
Сразу обращаешь внимание на количество шкафов, заполненных макулатурой, стенды с оружием и большую мраморную вазу в углу. Она, если кому интересно, доверху заполнена кокаином. В центре стоит большой стол из тёмной древесины. За столом расселись двое: главарь штаба Альфред Кэрролл и информатор из полиции Шон Брюлоу.
Коротышка Альфред как раз закончил разговор с Шоном. Коротко стриженный полицейский отстранился от Рыжего Террориста и с интересом осмотрел меня. На толстом лице отчётливо видно множество мелких шрамов и порезов – жизнь потрепала Шона. Глаза глубоко посажены, в них застыла беспричинная самоуверенность, свойственная многим быкам Данкелбурга. В левом ухе маленькая серьга. Узкий нос. Двойной подбородок отлично гармонирует с общей обрюзглостью информатора.
Скотт присоединился к этим двоим и присел на край стола.
– Гарольд! – Альфред всплеснул крошечными ладошками, откинулся на стуле и закинул ноги на стол, – Гарольд, Гарольд, Гарольд! Вот чем ты хорош, так это тем, что приходишь на работу по первому зову! Хлебушка не хочешь?
Рыжий коротышка указал рукой на стопку аккуратно порезанных кусочков чёрного хлеба. Скотт уже взял себе корочку, посыпал её кокаином, лежащим тут же маленькой кучкой, и принялся неторопливо жевать.
Мне пришлось, как всегда, отказаться:
– Нет, Альфред, не хочу.
– Ладно, тогда сразу к делу, – равнодушно пожал тот плечами, – А то ты с дороги, всю Арнвэстрабе прошёл. Да, ты ведь не в обиде, что мы теперь знаем, где ты живёшь?
– Уже больше не живу.
Жрущий хлеб с наркотой Дойл усмехнулся себе под нос, а Брюлоу отстранённо отвёл взгляд на свои ботинки, загаженные серой грязью. Альфред с ехидной улыбкой почесал небритый подбородок:
– И что ты сделал с этой квартирой?
– Сжёг.
– Спасибо, что не стал минировать, как в прошлый раз, – отсалютовал кокаиновым бутербродом Скотт, – Жаль всякий раз из-за тебя терять таких хороших ребят, как Кейн и Флам.
– У Кейна были дети… – не к кому особо не обращаясь, озвучил рыжий недоросток, – Но об этом больше не будем, поскольку есть дела поважнее…
С этими словами Альфред лениво развернул голову в сторону Шона, который моментально выпрямил спину.
– Сегодня приезжал босс, тебе должно быть известно, – принялся вводить меня в курс дела рыжий, – Разговаривал с представителем власти. Собирал информацию, и ты знаешь, Гарольд, у нас есть проблемы…
– Про наш план может пронюхать полиция, – перебил Альфреда Скотт.
– Каким образом? Кто-то из наших облажался? – я понял, что разговор может стать долгим и снял шляпу.
– И да, и нет, – неопределённо взмахнул рукой Альфред, – Следы мы заметаем как обычно, просто быков стало больше, и они стали внимательнее смотреть по сторонам. Шон, расскажи ему.
Толстяк Брюлоу прочистил горло и принялся проговаривать гудящим голосом тщательно заученный текст:
– Где-то месяц назад на юге Данкелбурга стали происходить жестокие убийства: людям пробивали затылок ножом, после чего кромсали грудную клетку. Завёлся маньяк, которого прозвали Решето. Сперва он убивал только в своём районе, но постепенно стал переносить место охоты всё севернее. Недавно произошло убийство практически в центре. В полиции полагают, что маньяк теперь надолго сконцентрируется именно там. Поэтому…
– Поэтому в центре увеличилось количество служителей закона, а сами они стали бдительнее, – закончил за толстяка Скотт и спрыгнул со стола.
Шон побагровел и скривил от недовольства пухлые губы:
– Я бы попросил не перебивать меня!
– Да пошёл ты, Шон! – небрежно бросил Скотт в ответ.
– Я, вообще-то, из поли…
– Иди ты в задницу, Шон!
Злобный толстячок раскачивается на стуле и впивается ногтями в древесину подлокотников. Скотт повернулся к информатору спиной, чтобы сильнее позлить. Я с нетерпением и глухим гневом жду, пока эти придурки закончат плевать в друг друга ядовитой слюной. Скотт опять затевает конфликт из ничего, а Шон опять отчаянно борется за свою паршивую гордость…
А Альфреда, искоса следящего за действиями обоих, эта ситуация только веселит. Он даже прекратили теребить бахрому на своём оранжевом шарфе.
Им что, совсем не жалко тратить время на какую-то хреновню?
– То есть за три дня до операции на месте её проведения стало больше полиции? – пришлось самолично вернуть разговор ближе к делу.
– Да, Гарольд, всё сложилось именно таким неприятным для нас образом, – подтвердил Альфред, – Ротвейлер велел поскорее с этим разобраться.
– Избавиться от полиции будет нелегко, – пробурчал я, – В других районах надо расшевелить мелкие банды…
– Неплохо соображаешь! Этим уже занимаются наши ребята…
– Ещё я бы посоветовал совершить аналогичное убийство самим где-нибудь на юге города, – ставил своё слово Шон, – Но Решето убивает строго по графику, каждые четыре дня. Следующее убийство должно произойти в пятницу…
– Хотите, чтобы я этим занялся?
– Нет, Гарольд, это мы поручим кому-нибудь другому, – Рыжий Террорист неловко сбросил ноги со стола, – А ты совершишь другое убийство. Нам надо избавиться от самого Решета.
Убить маньяка? Никогда ещё прежде мне не давали такого задания. Мелких чиновников, офицеров полиции, сотрудников крупных компаний, членов враждебных группировок и предателей приходилось отправлять на тот свет пачками. Но вот чтобы Пятому Синдикату мешал больной на голову маньяк…
– И как мне его искать? – вопрос кажется донельзя уместным, – Насколько я понимаю, полиция с этой задачей справиться не может. Хотите, чтобы я переплюнул всех быков города?
Шон что-то озлобленно прошипел себе под нос – от меня не укрылось то, как его лицо ещё сильнее скривилось. Сейчас я полностью согласен со Скоттом: пошёл он в задницу, несчастный слизняк…
– Вообще-то, у нашего ненаглядного Брюлоу уже есть всё необходимое, – Альфред от скуки принялся барабанить пальцами по столешнице, – Правда ведь, Шон?
– Да. Я знаю его имя, место жительства и работы – остаётся только избавиться от него и спрятать тело…
– Так почему же этим не может заняться кто-то кроме меня?
– Ну-у-у… – рыжий странно закатил глаза, – Справиться с ним надо тихо, а с таким кабаном, как этот Решето, можешь только ты. Плюс ко всему, Ротвейлер хочет, чтобы ты поменьше сидел без работы.
– А почему тогда полиция сама его не возьмёт? – эта история всё больше напоминает мне зловонную жижу, в которую по своему желанию никогда не осмелишься влезать. Отчего-то я чувствую фальш…
Скотт вдруг оживился и резко развернулся на каблуках, скрестив руки на груди. Судя по его заинтересованному выражению лица и требовательному прищуру глаз, он не в курсе…
– Эту информацию знаю только я и больше никто, – ответил Шон.
– Утаиваешь важные сведения от коллег? И в чём смысл?
– Смысл в том, что Решето нам пока нужен свободным. То есть, пусть полиция думает, что он на свободе и живой: так мы заставим её искать этого маньяка, развязав себе руки. Нам лишь нужно, чтобы полицейские уползли из центра – переманим их снова на юг…
Ты, Шон, врать умеешь даже хуже, чем чистить зубы. Мелькаешь жёлтыми пеньками, наркоман хренов. Сдай полиции Решето, и те расслабятся – так будет куда лучше.
Что же ты такое задумал с этим рыжим небритым поганцем? Или просто отыгрываете роли сценария, присланного Ротвейлером?
И, чёрт побери, почему вам нужен я?
– А откуда информация? – я задал вопрос от отчаяния: робкая попытка вывести дряблого стукача с серьгой в ухе на чистую воду.
– Не имеет значения, – отчего-то Шон не захотел отвечать.
– Для меня имеет!
– И что тебе это даст? Что тебе это даст, Гарольд?
Кулак зачесался. Сломать выродку лицевую кость было бы самым простым решением, но вместе с тем и неправильным. Успокоиться, нужно успокоиться…
– Шон на нашей стороне, если тебя это смущает, – встрял Альфред, ничуть не напрягаясь по поводу возможного избиения информатора прямо у него в кабинете, – Ротвейлер ему доверяет…
Рыжий совсем спокоен, расслаблен. Его не треплют сомнения. Скорее всего, уже сговорились.
– Да, я ему очень верю… – с сарказмом произнёс я, смотря Шону точно в глаза. Маленькие плутовские глаза.
Окончательно выйдя из себя, толстячок решил показать всем, какой он смелый, и вскочил на ноги, сжимая дряблые кулачки. Зубы высекают искры. Шон очень зол…
– А, чёрт! – он залез рукой куда-то в глубины своего дебильного кейса и довольно быстро нашёл нужный конверт, который с силой бросил на стол, – Здесь всё, что нужно про этого вашего Решето! Вертитесь дальше сами!
С этими словами он пулей вылетел из кабинета и смачно хлопнул дверью. Угораздило же Пятый Синдикат связаться с этим истериком! С потолка посыпалась побелка, словно снежинки. Снежинки, которые безбожно воняют подвалом.
Первым заговорил Альфред:
– Похоже, ты обидел нашего информатора…
– Ничего, педик потерпит.
– Это ещё не факт, что Шон любитель подставлять зад ребятам крупнее его.
– По мне, так всё очевидно! – с этими словами я схватил конверт и убрал его во внутренний карман. Делать здесь уже нечего.
Уже в дверях меня окликнул Рыжий Террорист:
– До встречи, Гарольд.
– До встречи, Альфред.
Я покинул «шишечную». Обошёл громадный стол для собраний. Конверт лежит во внутреннем кармане и жжёт рёбра. Чёртов кусок бумаги. Чувствую себя с ним словно заклеймённым…
Проходя комнаты, я постоянно ловлю на себе любопытные взгляды, излучающие то интерес, то ненависть, то что-то ещё. Кто-то пялится в открытую, а кто-то смотрит исподтишка. Ко мне здесь никак не привыкнут. Эти люди ко мне неравнодушны.
Проклинаю тот день, когда впервые пришёл сюда.
В комнатке, оборудованной под бар, в тот момент, когда я находился в центре помещения, сзади раздался громкий оклик:
– Эй, Гарольд!
Обернувшись, я понял, что не ошибся – меня решил догнать Скотт. Стоит чуть склонив голову с серьёзным выражением лица – парень хочет не просто потрепаться на глупые темы.
Будет не лишним узнать, что ему нужно.
– Давай присядем, – указал он на свободный столик.
Он сел первым. По одному его сигналу длинноволосый бармен швырнул ему через всю комнату бутылку дешёвого виски «Чёрные горы». Название не менее дурацкое, чем сам напиток.
Прямо над нами вращается вентилятор со светлыми деревянными лопастями. Он хоть как-то помогает разгонять стойкие облака табачного дыма.
Скотт вскрыл бутыль и разлил по стаканам вонючий вискарь:
– Ходят слухи об этом Шоне и его ненаглядном Решете, – тихим голосом произнёс он, спрятав лицо за занавесью светлых волос.
– Что за слухи?
Дойл толкнул в мою сторону стакан. Тот проехал по гладкой столешнице и угодил мне точно в раскрытую ладонь. Ледяная жидкость плеснулась в стекле, обжигающем холодом.
– Ты же знаешь, что Шон Брюлоу сейчас в звании капитана, – Скотт старается говорить как можно тише, практически шепчет, – Это накладывает ряд ограничений… Так вот поговаривают, что скоро его могут повысить до майора. Не надо иметь много шестерёнок в голове, чтобы понять, как это будет выгодно Ротвейлеру…
Спорить не стану: стань толстяк майором, босс будет получать гораздо больше нужной информации. Вот только тут возникает один вопрос:
– И за какие такие заслуги его собираются повысить?
– Правильный вопрос, Гарольд. Тут вариантов не так уж и много: скорее всего, он арестует Решето.
– Не получиться: мне же поручили его убрать.
– В том-то и дело, Гарольд. Сперва я был уверен, что Шон просто защёлкнет на запястьях гниды наручники, после чего его будут чествовать пару недель. То, что тебе поручат убить маньяка, для меня было новостью…
Скотт неправ: это было не новостью, это было глупостью. Расправиться с садистом по-тихому… Подобной глупости мне слышать ещё не приходилось. Паршивое чувство…
– Так что ты об этом думаешь? – я крепче сжал стакан.
– Думаю, Альфред с Шоном что-то задумали, вот только не пойму что. Толстяк, конечно же темнил, но у него никогда особо не получалось врать. То ли дело рыжий – он врёт, как сам Небожитель! Никогда не поймёшь, что у него на уме…
– А что они могли задумать? Зачем им мёртвый Решето?
– К чёрту их, Гарольд, вот что я думаю… – светловолосый тоскливо махнул рукой, – Давай лучше выпьем.
Скотт поднял стакан и осушил его одним махом. Я принялся за свой – ледяная жидкость оказалась донельзя жгучей и мерзкой. Отвратительный запах пополз вверх по ноздрям и оцарапал шипастыми боками мозг. Как только Дойл может любить эту гадость? Хлещет «Чёрные горы» круглыми сутками…
В углу комнаты раздался сухой щелчок. Оторвавшись от стакана, я обнаружил двух молодых отморозков, покрытых сплошь тату, которые решили позабавиться игрой в рулетку смерти. Никто не запрещает заниматься этим времяпрепровождением – лишний труп в штабе особых проблем не вызовет.
К тому же некоторые педики играют с пустым барабаном… Считают это крутым…
Скотт уже разливает вторую порцию. Я немного последил за игроками в рулетку – один из них приставил дуло к виску, закрыл глаза и спустил курок. Патрон, если он и есть, оказался не в стволе. Обдолбаши или алкоголики…
– Ты собираешься приступить к работе сегодня же? – отвлёк меня от созерцания двух самоубийц светловолосый бандит.
– Да, не буду тянуть, – забирая свой стакан, ответил я, – Потом Ротвейлер оставит меня в покое. А мне ещё нужно найти новую квартиру.
– Тебя постоянно тянет на переезды, стоит только найти твою берлогу! Выпьем.
Очередная порция гадкого пойла омыла горло. Зная Скотта, я смело скажу, что он даже не захмелел: ему требует выпить действительно много. Видел однажды, как он сидел как ни в чём не бывало в окружении шести пустых бутылок…
Стакан Скотта с грохотом ударился о столешницу – он расколотил их так больше сотни. В этот раз стекло выдержало.
Я поднялся и направился к выходу, оставив светловолосого пропойцу один на один с его ненаглядным пойлом. Пусть заполняет им кишки в одиночку.
– Пошёл отправлять этого парня в преисподнюю? – спросил меня в спину Скотт.
– Сперва схожу на вокзал – потерял монету…
Я покинул бар и быстро добрался до лестницы наверх. Стоило мне ступить на первую же ступеньку, как на весь подвал громыхнул звук выстрела. Кому-то из игроков в рулетку смерти не повезло.
Железнодорожный вокзал Ленгвинча. Полным полно прямых, как стальные лучи, путей, по которым ходят поезда, готовые увезти тебя на самый край света. Стоит лишь купить билет.
Зал ожидания заполнен наполовину. Благородные дамы и господа с утра спозаранку решили поехать по своим делам. С нетерпением ждут поезда в тепле и уюте.
Я же сижу на скамейке прямо на перроне. Край светового пятна ближайшего фонаря заканчивается в полуметре от меня. Кутаясь в темноте, я морожу задницу на холодных досках. Снова начал идти снег.
Позади меня загромыхал поезд и отчалил от припорошенной снегом платформы. Стальные колёса тяжело ухнули по рельсам. Состав начал набирать ход, увозя из Данкелбурга несколько сотен человек. В голове прозвучало слово «предатели», они кинули город, что их приютил…
Мне же, однако, совсем не нужен этот поезд. Я внимательно слежу за путям прямо перед собой. Там внизу на рельсах лежит крупная монета – я готовлю себе новое оружие.
Мороз готов вырвать мне сердце. Удивляюсь, как оно ещё бьётся…
Я достаю конверт капитана полиции Шона Брюлоу. В темноте ничего не видно, однако выходить на свет совершенно не хочется. Вместо этого я достаю зажигалку и чиркаю, высекая короткое пламя. Серебристая зажигалка куплена два месяца назад – до сих пор не кончилась…
Читаю скромную информацию, что выдал мне Шон:
Гордон Вульф, 49 лет, рост – 172 см, вес – 81 кг, домашний адрес: ул. Паприкстрабе, д. 46, кв. 50. Место работы: компания по производству печатных машинок «Динфюрзих» /режим работы: среда – дневная смена, четверг – ночная смена.
К записке с координатами Решета прилагается ещё и фотография носатого крепыша с двойным подбородком и глубоко посаженными глазами. Никогда не скажешь по нему, что этот человек является больным на голову психопатом. Обычный трудяга, мастерящий печатные машинки.
Сегодня Гордон работает в день. Выходит, что мне придётся ждать никак не меньше десяти-двенадцати часов, пока он не осводится. Чертовщина…
Шон говорил, что очередное убийство должно состоятся в пятницу. Похоже, что Гордон губит жизни в том графике, что ему навязывает работа. Кто бы ожидал от маньяка такого соблюдения трудовой дисциплины…
Судя по данным, он совсем невысок. Однако рассказы о том, что он пробивает ножом дыры людям в затылках заставляют относиться к садисту насторожено. Недооценивание своих жертв всегда было моим грехом. С этим Гордоном постараюсь не расслабляться…
Не спал с тех пор, как приходилось забирать взрывчатку у Королевы Винтовок… или как там её… Джоди? Да, кажется, её зовут Джоди…
К тому же пришлось сегодня расправляться с предателем. Устал от этого всего жутко… Будет нелегко. Возможно, это даже к лучшему, что у меня ещё полно времени. Поспать бы, но вот только я совсем недавно спалил квартиру.
Но это не беда: варианты есть…
Можно пойти к Шкуре. Давно не навещал старушку.
А вот и поезд. Я и не заметил, как к платформе подошёл красный состав. Громадина плавно подкатилась к перрону, открылись двери и наружу высыпали приезжие. Добро пожаловать в Данкелбург. Надеюсь, не всех вас он прожуёт и выплюнет.
Толпа долго толкалась на платформе, размахивала своими громадными сумками, слов-но жирными крыльями. Божьи коровки…
Наконец они убрались. Прошло немало времени, когда поезд наконец-то отъехал. Пришлось неподвижно сидеть на своём месте – на меня никто даже не обратил внимания. Здоровый негр в жёлтой шляпе, из под которой свисают дреды, вполне способен стать невидимкой.
Когда вокруг стало совсем пусто, я спустился на пути, прошёлся взглядом по рельсам – моя монета лежит на том самом месте, где я её положил. Теперь она уже мало похожа на деньги – металлический блин, увеличенный в диаметре почти на полсантиметра. На такую уже не купишь сигареты.
Я подобрал своё оружие, провёл пальцем по краю – истончился настолько, что стал вполне себе острым. Ещё немного подточить, и металлическим кругляшом вполне можно будет вскрывать горла. Незаметное, ловкое оружие. Не всякий способен с такой штуковиной управиться.
Монетой с заострёнными краями я убил уже человек десять…
Теперь к Шкуре.
Маленький домик, расположенный на самой окраине, выглядит очень приметно: дверь изрисована непонятными символами, сделанными белой краской, а над дверью закреплены черепа различных животных. Под ногами валяется грязная дырявая тряпка, расстеленная прямо на земле.
Соседи уже давно свыклись с этой необычной избушкой и не обращают на неё внимания. Ко всему прочему лишнее любопытство может обернуться боком…
Дверной молоток выглядит в виде пантеры, сжимающей в зубастой пасти массивное кольцо. Я не стал расшаркиваться на пороге и долго раздумывать – сразу постучал. Звук глухой, словно ногой пнули по бочке.
– Входите! – раздался изнутри хриплый крик хозяйки дома.
Гостеприимна, как всегда.
Стоило открыть дверь, как в лицо ударил плотный запах всяческой дряни. Воняет гнилой помойкой и болотными испарениями. Шкура живёт в этих миазмах, сколько я её знаю, и ничуть не испытывает неудобств. Жжёт постоянно какие-то перья, потроха, травки и много чего ещё…
Я набрал полную грудь – последний глоток свежего воздуха на ближайшие несколько часов. Пора входить. Втиснувшись в жилище Шкуры, я захлопнул за собой дверь. Теперь я в царстве дикарки.
Дом Шкуры состоит всего из двух комнат: маленькой спаленки в дальней части здания и крупной многофункциональной прихожей, в которой я сейчас нахожусь.
Попавший сюда сразу решит, что оказался в гостях у ведьмы, и не ошибётся. Почти всё свободное пространство комнаты заполнено какими-то шкафами, комодами, плетёными корзинами, вазами с сухими цветами, пустыми клетками. Вокруг на полках стоят всякие склянки с вязкими жидкостями, разноцветными порошками, высушенными частями животных и даже живыми насекомыми.
Везде, куда не глянь, дымят ароматические свечи, дополняя композицию сумасшедших запахов…
Пол устлан циновками и коврами. Все грязные, загаженные ногами приходящих, ни разу не стиранные и не почищенные.
Единственный свет излучают фонари, представляющие собой железные полые шары с отверстиями, внутри которых вставлены свечи. Окон в доме Шкуры нет.
Из-за многочисленных источников света комната посечена сотнями теней, сплетенными в кошмарную паутину. Эти тени, кажется, двигаются, ползают где-то в углах, где это можно обнаружить лишь боковым зрением…
Тени – это слуги ведьмы.
В стороне сидят три скелета. Шкура усадил их за низкий столик в нелепых позах. Один из троицы сжимает пивную кружку и пялится в потолок. Второй смотрит на свои скрюченные руки, словно в них игральные карты. Третий же уронил левую руку на столешницу, в то время как правой сжимает невидимый пистолет, приставленный к виску.
– Темнота пригнала тебя, Гарольд! – прошипела из полутьмы дальнего угла ведьма, – Небожитель загнал в мой дом…
– И тебе привет, Шкура… – лениво ответил я.
Тут же раздалось яростное шипение, словно на раскалённую сковородку пролили несколько литров масла. Его источником была хозяйка дома – она недовольна. Правда, прошло не более десяти секунд, как её буйство прекратилось.
– Я-то думала, что ты выучил моё настоящее имя… – спокойно и тоскливо пробормотала Шкура, – Привет, Гарольд.
– Не говори ерунды: в твоём имени пятьсот тридцать шесть букв! Я запомнил только Ороро Ншвармарх Енч Дитеб… Дальше идут и вовсе невыговариваемые буквосочетания…
– Глу-у-у-у-упый… Ты, Гарольд, слишком глуп, чтобы понять смысл, логичность и простоту моего имени…
Обойдя стопку заполненных дрянными тряпками корзин, я увидел, наконец, саму хозяйку дома Шкуру. Дряблая бледная старуха сидит на куче подушек, скрестив худые ноги. С её лица складками свисает кожа. Под редкими чёрными волосами прячутся мутные серые глаза. Бровей у неё нет. Между глазами нашёл место сплющенный нос, из ноздрей торчат волосы. Широкий рот, как у жабы, искусанные губы. Мочки ушей оттянуты под тяжестью толстых серёжек, большая часть которых сделаны из кости.
Неказистое тело прикрыто пёстрыми тканями. Шея увешана бусами и кулонами, на запястьях и щиколотках ведьмы надеты браслеты из самых разных материалов. Стоит только Шкуре пошевелиться, как они выдают мелодичный звон.
Прямо над ней кружат, сыпля искрами, сомли.
Подслеповато глядя в мою сторону, ведьма засунула в рот длинную курительную трубку и сделала затяжку. Перед её коленями валяется ещё четыре разномастных трубки, которые она попеременно курит. Остаётся только молиться, что никогда не узнаешь, чем она их забивает… Судя по запаху, там нет ничего, что хоть отдалённо напоминает табак…
На её руке появился паук. Восьмилапый питомец Шкуры привязан нитью к указательному пальцу её правой руки, поэтому членистоногое вынуждено сидеть на привязи. Ещё одна причуда бледной, как Смерть, ведьмы. Когда-то она ещё привязывала к своей шее верёвку, на другом конце которой беспомощно бился воробей. Он умер очень быстро: Шкура забывала его кормить.
– Если я не ошибаюсь, в прошлый раз скелетов было двое, – произнёс я, снимая шляпу.
Хозяйка довольно улыбнулась и с гордостью взглянула на костяные статуи:
– Один из них новенький! Мрачный пёс притащил мне его позавчера!
– Он всё ещё тебя слушается?
– Разумеется, Гарольд, – пролепетала она осипшим голосом, – Он лежит позади тебя.
Обернувшись, я совершенно никого не увидел. Тварь не желает являться мне на глаза. Слилась с какой-нибудь уютной тенью, растворившись в её черноте.
Мрачные псы – питомцы Стуммы. Немая сущность разводит этих страшных созданий. Их невозможно увидеть, невозможно услышать, невозможно почувствовать их приближение, так как они способны растворяться в тени. Едиственное, что можно разглядеть непосредственно за секунду до смерти – это два красных глаза и собачий силуэт.
Эти псы убивают без причины, но никогда не едят убитых жертв. Исполняют ли они волю Стуммы или просто дают выход дикой звериной ярости? Никто не знает.
Шкура говорит, что приручила одного из них. Месяцы волхований над древними магическими книгами привели к тому, что её сила пленила Мрачного пса. Теперь сущность избавляется от её недоброжелателей, предупреждает об опасности и, конечно же, таскает ей материал для новых костяных друзей.
Само собой, эти ребята являются настоящими скелетами. Шкура собственноручно потрошит мертвецов, счищает с костей плоть и высушивает их над печкой. После этого остаётся только собрать скелеты заново и скрепить их специальным раствором. Если смазывать особой дрянью от гниения, то простоят очень долго.
– Кем был этот бедолага?
– Будто тебе есть дело, Гарольд…
– Нет, – врать нет совершенно никакого смысла, – Просто интересно…
Шкура сделала ещё затяжку. В этот раз она выбрала короткую изогнутую трубку тёмно-каштанового цвета.
– Ты же знаешь, что меня не смущает убивать невинных, – прохрипела ведьма, сделав жующее движение челюстями, – В Данкелбурге это нормальное дело.
– Да, вполне нормальное…
– Так в чём проблема?
Она так неприятно сверкнула глазами, что я не выдержал и отвёл взгляд в сторону. Глубоко вздохнул – нос понемногу начал свыкаться с ужасными запахами. В голове начала пульсировать маленькая жилка…
– Да вот интересно: ты же можешь натравить Псину на кого угодно, – на этих словах голос не дрогнул, хоть я этого и ожидал, – И на меня, и на того же Гауссфильда, и на Ротвейлера…
– Конечно могу, – голос Шкуры стал похож на скрип трухлявого дерева, – И Мрачный пёс разорвёт жертве шею – никто его не остановит. Только мне совершенно не нужно этого делать. Какой мне с того толк?
Паук на руке ведьмы принялся бросаться на кружащих вокруг Сомлей, яростно раскинув педипальпы. Невесомые создания легко упархивают от неповоротливого тарантула.
– Хотел бы так же иметь возможность убивать кого угодно одним желанием? – прошипела гадюкой Шкура.
– Всякий бы хотел…
Раздался скрипучий смех хозяйки дома – словно ржавый болт с натугой вкручивают в резьбу. Хотелось заткнуть уши, чтобы его не слышать. Здесь вообще неприятно и слушать, и вдыхать запахи, и смотреть…
При хозяйке, однако, приходится терпеть.
– Ну, так зачем пожаловал, Гарольд? – стала серьёзной Ороро, – Нужно новое предсказание?
Шкура зарабатывает на жизнь гаданием, приворотами, предсказанием будущего и исцелением болезней. О её лавочке знает ограниченный круг постоянных клиентов. Ведьму это устраивает: старая жаба любит забиться под камень и подольше проводить время одной.
– С предсказаниями повременим, – брякнул я старухе, – Мне бы отоспаться.
– Снова муравьи нашли твой дом?
– Да, их не угомонить.
Шкура вытянула бледно-жёлтую руку в сторону и тронула кривыми ногтями дверь в маленькую комнатку за своей спиной:
– Спальня свободна…
– Разбудишь в шесть.
Комнатушка, площадью всего пять квадратных метров, провоняла не так сильно, как основная часть дома, так что здесь находиться приятнее. Кровати нет – только драный матрас на полу. Стянув с себя пальто, шарф и ботинки, я бросил их прямо на пол, после чего свалился на койку.
Заснул тут же.
Во сне снова приходила сестра.
Сестру я помню хорошо. Она была довольно болезненной, часто лежала, подхватывая хворь. Весной она серьёзно заболела. Три недели сестра мучилась от лихорадки, изнывала от жара, принимаемую пищу практически всегда выблёвывала.
Спустя три недели её не стало. Я ещё тогда, в детстве понимал, что это рано или поздно произойдёт.
Спустя ещё пять дней я снова её увидел: вся облепленная грязью, полуголая она бродила в стороне от моего родного посёлка. Сперва я не поверил, что это именно она, поэтому последовал за ней. Хотел убедиться. Голова тогда не соображала на полную, и мысль об опасности в ней так и не появилась…
Я пошёл за сестрой в лес. Не упускал из виду, не отступал ни на шаг, хоть она и шла довольно быстро.
Потом она резко свернула с пути, и исчезла в густых кустах. По детской глупости я решил пойти за ней. Смело ринулся в заросли…
Там она меня и схватила! Её холодные жёсткие пальцы схватили меня за горло, сестра свалила меня на землю и начала душить. Она была старше меня на девять лет, поэтому оказалась крупнее и сильнее. Сложно было хоть что-то противопоставить ей…
Она давила всё яростнее – воздух в лёгких кончался! Горло нещадно сдавило болью, позвонки начали трещать. Перед глазами потемнело, звуки становились тише. Хотелось закричать и позвать на помощь, но я не мог издать ни звука!
Я принялся пинаться ногами – единственное, что я ещё был способен сделать. Наносил удары вслепую и практически всегда мазал. Сестра продолжала хладнокровно сдавливать мою шею. Мёртвая хотела убить и меня…
Но тут у меня вышло сильно и точно ударить её и спихнуть с себя. Не знаю как, но тут же вернулось зрение и слух, я принялся истерично вздыхать, заполняя лёгкие воздухом. Я был словно воздушный шарик, который надул сам себя.
Я огляделся – сестра уже поднималась с земли и протягивала ко мне грязные руки. Её лицо уже не было лицом родного человека. Кривая маска уродливого создания вряд ли могла вообще принадлежать человеку…
Перевернувшись на живот, я начал толкаться всеми четырьмя конечностями, загребая землю и пытаясь подняться. Из под ногтей полетели сучья и листья, мне удалось встать на ноги. Потом я побежал.
Бежать пришлось очень долго: мёртвая сестра завела меня далеко вглубь леса. Перепрыгивая через поваленные стволы и торчащие корни, я нёсся во весь опор, боясь обернуться. Вокруг бесновалось зелёное пёстрое пятно…
Мне показалось, что я бежал не меньше десяти минут – воздуха в лёгких стало так же мало, как и после встречи с жёсткими руками моей сестры. Наконец впереди появился посёлок.
И тут я закричал!
Выбиваясь из сил, я добрался до первых домов, не прекращая ни на минуту орать во всё горло. Побежал по улице. Миновал дворов десять, как вдруг…
Выстрел!
Громыхнуло так, что заложило уши! Раскат грома, смешанный с извержением вулкана!
Я обернулся – староста деревни стоял с двуствольным ружьём. Из обоих дул поднимался дым. Посреди улицы валялась, раскинув руки в стороны, моя мёртвая сестра. Дважды мёртвая.
Вокруг стали собираться люди…
Позже мы все поняли, что нам моей сестрой провёл жуткий ритуал колдун. Из неё сделали скварца.
Обычного свинца хватило, чтобы вернуть её в могилу.
Мы сожгли её тем же вечером. На всякий случай.
Этот день снится мне регулярно. Мой кошмар, что крепко уцепился за мозги…
Проснулся. В доме без окон совершенно невозможно определить, что сейчас за время суток, особенно во время Недели Долгой Ночи.
Заснуть я бы уже не смог, как бы не старался. Нацепив на себя пальто, обмотав шею шарфом и всунув ноги в ботинки, поднялся с матраса и вышел из малюсенькой комнаты. Шкура встретила меня вонючими запахами жжённой травы. Очередные ритуалы старой колдуньи…
– Точно вовремя, Гарольд, – каркнула, словно полумёртвая ворона, хозяйка дома.
– Сколько сейчас времени? – я принялся поплотнее заворачиваться в полосатый шарф.
– Ровно шесть.
Чёртова паучатница!
– Я же просил разбудить…
– Так ты и проснулся!
– Я проснулся сам.
– В хижине ведьмы всегда стоит усомниться, что ты что-то делаешь сам…
Хитрая ехидна, снова заговаривает мне зубы. Можно, конечно же, поверить в её паранормальные способности, навыки работы с высшими силами, магией, а можно поставить каждое до последнего слова под сомнение… Шкура может всё врать…
Все вокруг могут врать. Ложь я разоблачать умею, а может, только так думаю.
– Жаль, что ты не проснулся на час раньше, – прокряхтела Шкура, медленно ковыряясь пальцами в кучке тёмного порошка, – Позабавил бы старушку…
– Старушка? Хм, раньше ты себя так не называла, – я внимательнее присмотрелся к слагаемым порошком узорам, – А что было час назад?
– Приходил один парень. Молодой, интересный такой, примечательный… Одного глаза нет – повязкой прикрыт. Говорил, что скоро умрёт от рака. Предлагал сделку: его душа после смерти отойдёт ко мне, а я за это сделаю одну девушку счастливой… Катариной её зовут…
– А я здесь причём? – думать даже не хочется, что Шкура может ещё и души себе подчинять…
– Парень из мафии, из клана Фуокозо, – ведьма снова издала скрипящий смех, дерущий нервы!
Братья Тигров порой могут разойтись миром, встретив банду ненавистных им Красных Поясов, но вот член Пятого Синдиката никогда не упустит шанса вырвать сердце члену клана Фуокозо. Ненавистную мафию нужно убивать при первом удобном случае…
Старушку мы бы точно позабавили знатной дракой!
– Есть предсказание для тебя, Гарольд, – удивительная способность ведьмы менять смех на серьёзный тон разговора.
– Это ты в своих узорах увидела?
– Отчасти, а отчасти сомли нашептали… Ты же хочешь услышать?
– Хочу, Шкура, говори, – всегда слушаю её предсказания и уж только потом решаю, верить ли в них. Зачастую бледная морщинистая мегера несёт непонятную чушь…
Её грязные ногти ещё немного порылись в тёмного цвета порошке, доканчивая последние штрихи причудливого узора. Толстые и тонкие линии слагают полную нелепицу, абсолютно понятную Шкуре…
– Как обычно, я скажу тебе половину.
– Я знаю, Шкура, давно привык, – наша с ней старая договорённость в силе: она говорит мне предсказания бесплатно, но лишь только первую половину, по которой ничего понять нельзя.
– Убийство, сегодня будет убийство. Труп будут искать. Найдут вскоре. Однако он будет уже не нужен. У тебя будут спрашивать… На этом всё.
Жабий рот ведьмы произнёс последние слова и захлопнулся. Как бы я не уговаривал, она больше не скажет ни слова. Чтобы не подвергать себя соблазну, она быстро разрушила тщательно выводимый узор. Странное дело: она сама же их создаёт, сама продумывает те или иные повороты и изгибы, но без них не способна произнести ни слова пророчества.
Небожитель свидетель ей, да не снизойдёт на меня гнев его…
Я запахнул пальто и направился к двери – пора браться за работу обеими руками.
– Обычно ты желаешь удачи, Ороро, – укоризненно кинул я старухе, не оборачиваясь.
– Удача тебе не нужна будет…
Странные слова. Подозрительные. Левая пятка начала зудеть, намекая, что что-то в них не то. Лучше бы она промолчала.
Я покинул дом Шкуры. Уже и забыл, как пахнет грязный воздух Данкелбурга…
Когда только начинал работать на Пятый Синдикат, попал в серьёзную заварушку. Нас прижала мафия – окатила плотным шквалом из томи-ганов, положила сразу половину наших. Мы принялись стрелять в ответ, убили троих, но нас крепко взяли за яйца, так что выпутаться было нереально.
Я уже словил две пули, кровь сочилась из меня, как кетчуп из разбитой бутылки. Тут прилетела ещё одна, чиркнула по виску. Спустя считанные секунды кровь уже основательно залила левый глаз.
Мы были на мосту, на развязке у автострады. Уйти не получалось – оставалось только ютиться за корпусами машин, похожих на сыр с крупными такими дырками. Пистолеты-пулемёты Фуокозо решетили их, словно картонные.
Они уже решили, что нам конец, и пошли на абордаж. Ходили, добивали наших парней, когда я наскочил на одного сзади и вскрыл ему монетой горло. Его товарищ дал очередь прямо сквозь тело мёртвого соклановца. Я словил в грудь ещё три пули, после чего отшатнулся назад и перевалился через бордюр. Упал с шести метров.
Тогда Фуокозо решили, что мне крышка, и не стали спускаться, дабы дать мне контрольный. Они были неправы, потому что мне удалось подняться спустя какое-то время и пойти, куда глаза глядят… Не знаю, сколько я скитался и как шёл, но сумел доползти до хижины Шкуры.
Она меня выходила. Чёртова ведьма решила спасти мне жизнь! С тех пор мы знакомы.
А ведь могла посадить ещё один скелет в нелепую позу. Почти двухметровый скелет негра, например, играющего на невидимой шарманке…
Смешно.
Автобусная остановка, снег снова валит крупными хлопьями. На небе ангелам рвут крылья в клочья, и эти самые клочья мы принимаем за снежинки. После посещения Шкуры я долго брежу, несу всякую чушь…
Сошёл с автобуса за две остановки: захотелось пройтись пешком. Нужно подумать немного…
Убить маньяка. Ротвейлер, забери Небожитель его душу, поручил убрать сраного маньяка по имени Гордон. Это должен сделать именно я. Звучит как полная хрень: в нашем маленьком штабе более двух десятков головорезов, и каждый из них способен в одиночку пустить толстяку кровь. Но задание поручили именно мне… Нашли мою квартиру, оставили послание и даже терпеливо дождались моего прихода, лишь бы я взялся собственноручно отправить выродка в ад!
Какого, собственного, чёрта? Зачем такие сложности? Зачем такая избирательность?
Тут ещё слова Скотта о том, что Решето арестует Шон. Тот самый Шон, который в тайне от коллег откопал всю нужную информацию об убийце. Как он собирается арестовывать мёртвого садиста?
Что же он задумал? Почему не надеть Гордону на запястья наручники прямо сейчас? Всё здесь насквозь фальшивое…
Жаль, что я не такой умный, как тот же Скотт – он бы додумался, что к чему, окажись блондин на моём месте. Альфред бы звериным нюхом учуял неладное. Я же тупо плетусь выполнять поручение с зудящей мыслью о бредовости всей ситуации.
Растерян, словно мышь в мясорубке. Всё должно быть совсем просто…
Ротвейлер, Шон Брюлоу, Альфред Кэрролл, Скотт Дойл… я даже не способен сообразить, кто из них всё это задумал… А мне ещё говорят, что у меня, мол, вид умный…
Никогда не чувствовал себя слепым котёнком.
Улицы южного района совсем не похожи на улицы центра: другие запахи, другой внешний вид, другое расстояние между фонарными столбами, другая атмосфера. И, конечно же, ими правят разные банды.
Я знаю о существовании шести относительно крупных криминальных группировок, которые раздели Данкелбург между собой. Разумеется, кто-то оказался слабее, а кто-то сильнее, так что куски вышли неравными…
Центром заправляет Пятый Синдикат – крупная организация, находящаяся под контролем Ротвейлера. До этого существовали четыре разных синдиката, разрушенные по тем или иным причинам. Последний, четвёртый, превратил в историю сам Ротвейлер. О нём я знаю немного – видел его один раз: здоровый, широкоплечий детина в солнцезащитных очках. Ни в коем случае не стоит считать его тупоголовым амбалом, потому что управлять громадным Синдикатом может только жутко умный и хитрый человек.
Ротвейлер построил Пятый Синдикат на руинах предыдущего. Какое-то время эта группировка была довольно слабой, но не прошло и пяти лет, как Синдикат стал одной из самых мощных криминальных сил города. Сейчас в его рядах более двухсот людей, точное количество штабов в городе мне неизвестно.
Синдикату принадлежат множество легальных и нелегальных организаций. На благосостояние Ротвейлера пашут и типографии, и металлургические заводы, и точки сбыта наркотиков, и рестораны, и заводы подпольного производства алкоголя…
Мирному производству постоянно мешают конкуренты и треклятый мэр Генрих Гауссфильд. С первыми всё понятно, а вот со вторым дело особое: ревнивый слуга государства из кожи вон лезет, чтобы прижать криминал к ногтю! Стимулирует деятельность полиции, создаёт новые подразделения, заставляет проводить проверки, борется с коррупцией, мешая нам отделываться от проверок взятками…
Последнее время он и вовсе прыгает выше головы: организует тотальную проверку всех предприятий в городе, контроль будет осуществлять сам. Больше половины наших доильных коров работают без целого вороха нужных бумаг, да и не на всех производят дозволенный законом товар.
Гауссфильд, Гауссфильд…
На западе и юго-западе делами заправляет клан мафии Фуокозо. Эти ребята держатся друг друга, стоят за товарищей горой, чтут братство и единство. Прямо одна большая семья. Фуокозо – наши главные конкуренты, история нашего противоборства насчитывает семь лет крови, семь лет грызни и смертей.
Фуокозо работают эффективно: запугивают, пытают, жестоко убивают неугодных, чтобы добиться того, что им нужно.
Члены клана богаты: все одеваются у лучших портных, носят новенькое оружие, курят элитные сигары и ездят на шикарных авто. Не то, что мы… нам даже оружия не выдают, денег еле хватает на еду и дешёвые квартиры…
Никто из нас, однако, в мафию никогда не пойдёт. Наверное…
Клан Фуокозо действует по своему кодексу чести. Так, например, они не связываются с сутенёрством, не убивают и не бьют женщин, стараются, чтоб от их пуль и бомб умирало как можно меньше мирных жителей. Ребята играют в джентльменов…
На юге и юго-востоке промышляют Братья Тигров – узкоглазое хулиганьё, толкающее наркотики. Грабят банки, устраивают разбои, вымогают деньги и гоняют бледнолицых по району. Как я уже говорил, они ещё всюду распространяют свои книжки и рисуют иероглифы…
Дети, выучившиеся махать ногами…
На севере правят балом Красные Пояса – заклятые враги Тигров. Распознав друг друга, члены противоборствующих банд моментально берутся за ножи и устраивают резню. Их бескомпромиссное противостояние началось с того, что узкоглазые как-то нарвались на подвальчик Поясов, где те разделывали детей. Среди маленьких трупов оказались сплошь чада восточной внешности… в том числе и недавно пропавшая дочка главаря банды Тигров…
Красные пояса одеваются в кожаные куртки, кожаные штаны, одевают ошейники с шипами, всё лицо себе покрывают тату и пирсингами, на голове делают ирокезы. Вся их одежда чёрная, за исключением знаменитых поясов, от которых и пошло название банды.
Красные пояса промышляют киднеппингом. Детей похищают круглыми сутками. В основном живой товар продают в рабство педофилам, террористам, которые затем растят из них смертников, изредка вымогают у родителей деньги за возвращение ребёнка.
Однако нередко ублюдки попросту потрошат детей и распродают их органы. Почки, печень, сердце… у маленьких детей они ещё не успели испортиться алкоголем и наркотиками, а поэтому хорошо ценятся.
Профессиональных патологоанатомов и хирургов в банде ждут с распростёртыми объятиями!
Северо-восток принадлежит Амазонам. Названы так из-за ассоциации с амазонками, древними воительницами. В банде Амазонов очень много женщин, причём это не хрупкие нежные создания, а дикие фурии, готовые в любой момент оторвать руку или вырвать глаз.
Амазоны, помимо огнестрельного оружия, все как один пользуются особыми перстнями с загнутыми когтями. Дополняя звериный облик, они заостряют себе клыки и делаю раздвоенный змеиный язык. Они носят длинные распущенные волосы, мужчины отращивают бороды.
Дикари ревностно охраняют свою территорию от непрошенных гостей. С Амазонами практически невозможно договориться или вести дела. Единственное, что им надо, это играть в животных: бегать по ночам по улицам, грызть людей и практиковаться в каннибализме. Бешенные сердца недолюдей требуют лишь дичать дальше, опускаясь до первобытности…
Зарабатывают на жизнь отбросы цивилизации исключительно проституцией: как и всякому зверью, им не чуждо бездумное спаривание. Причём учавствуют в торговле своего тела и женщины, и мужчины. На сильные, мускулистые тела Амазонов существует довольно высокий спрос, особенно у любителей экзотики.
Насколько я знаю, своих детей они почти не воспитывают, отчего те вырастают сущими дьяволами с людским обликом. Каждое следующее поколение Амазонов всё больше похоже на неандертальцев.
И, наконец, на востоке Данкелбурга, где больше всего иностранцев, образовалась даже не банда, а скорее секта поклоняющихся тьме. Их называют Безликими. Название своё они получили из-за простых белых масок в виде мешка с дырочками для глаз. Безликие не знаю внешнего вида друг друга, не знают имён друг друга, адреса, рода занятий… Перед Тьмой все одинаково безлики…
Они боготворят темноту, ищут в ней некую тайную силу, пытаются общаться с фантомами, изучают седые фиалки и преподносят Стумме дары в виде яиц дриджев. Сектанты крайне одержимы и даже опасны, когда начинают свои чудные ритуалы. Но стоит им зайти за угол и снять с головы глупую маску, как фанатики тут же становятся мирными серыми жителями Данкелбурга…
Безликие работают, общаются с родными, близкими, платят налоги и покупают порнографические журналы… Но время от времени они теряют лицо и начинают заниматься ерундой.
Эти ребята – настоящие вандалы. Особенно им нравится нападать на клабдища и различные храмы, мечети и соборы. Сектантам кажется нечестивым всё, что только может быть связано с религией. Их любимое развлечение – сжечь на перекрёстке кучу библий и разбежаться, пока не нагрянула полиция.
Порой же они становятся настолько безбашеными, что выслеживают служителей церкви и учиняют им жестокую расправу…
Это, пожалуй, все крупные банды, что делят между собой город.
По чьей-то неудачной шутке мы столкнулись здесь, в этом грёбанном Данкелбурге, такие разные и агрессивные, чтобы откусывать друг другу пальцы и отгребать себе лишние квадратные километры города…
А я простой солдат на этой ночной войне. Нынче Небожитель дал нам целую неделю на ведение боевых действий. Пока Синдикат готовит удар, я выискиваю некоего Гордона Вульфа.
Я стою в стороне от широкой дороги, стараюсь держаться подальше от света. Взгляд направлен на крупное здание, похожее на ангар, на котором намалёвана надпись «Динфюрзих» – предприятие по производству печатных машинок. Ангар облеплен фонарями, словно громадными металлическими светлячками.
На проходной вяло шевелится сторож – в мою сторону ни разу не посмотрел, следовательно, не заметил. Вокруг совершенно никого – жуткая глушь…
Осторожно, чтобы не порезаться, подбрасываю монету в воздух. Она совершает несколько оборотов и падает мне в раскрытую ладонь. Опасный острый питомец, моё любимое оружие. Колёса поезда стёрли с обеих сторон рельефные изображения, но я всё же уверен, что чаще всего выпадает решка…
Среда, 19:52, жду Гордона, мёрзну, растапливаю паром изо рта кусочки льда, намёрзшие на шерсти шарфа. Края монеты чарапают кожу правой ладони. В голове в который уже раз проносится мысль о том, что вся эта затея с Решетом мерзко пахнет. Чтобы лишний раз не мучить себя, стараюсь наплевать на эти ощущения…
Как закончу с чёкнутым садистом, пойду подыскивать новую квартиру. Так как никакие замки не остановят моих коллег, можно попробовать установить дробовик напротив двери, прямо как в нашем штабе. Сделаю механизм так, чтобы срабатывал при открывании, а сам я мог как-нибудь его обходить… Или подвести к замочной скважине электричество, а дверь отпирать и запирать специальным токонепроводящим ключом.
Подумаем над этим потом…
Вспомнил про Фуокозо. Одноглазый парень, больной раком. Не помню ни одного одноглазого мафиози. Жаль, что упустил.
Интересно, доживу ли я до того дня, когда Пятый Синдикат сомнёт клан Фуокозо и полностью подчинит себе Данкелбург? Скорее всего, нет…
Часовая стрелка медленно подкрадывается к ничего не подозревающей восьмёрке…
Смена кончилась, в чреве ангароподобного здания раздался продолжительный звонкий сигнал. Рабочие уже собираются по домам. Скоро мы встретимся, мистер Вульф.
Спустя какое-то время двери проходной открылись, и наружу повалил народ. «Динфюрзих» оказался гораздо более солидным предприятием, чем я предполагал, потому что рабочих высыпало более трёх десятков. В полутьме разглядеть среди них нужного человека невозможно.
Тройка шумных сотрудников «Динфюрзих» отделилась от общей толпы и направилась вдоль дороги прочь от меня. Дилетант бы растерялся, но я же не дурак, чтобы, имея точный адрес жительства цели, не продумать маршрут, по которому она будет передвигаться.
Гордон поедет на трамвае. Сейчас спешит к остановке…
Толпа рабочих вошла в круг света фонаря – я принялся всматриваться в лица. Отсеить успел только пять человек, которые совершенно не подходят по росту и телосложению. Остальных пришлось внимательно рассматривать.
Достаточно далеко, люди постоянно вертят головами и прячут лица в воротниках. Разглядеть жертву никак не удаётся. Я бросаю взгляд то на одного, то на другого, черты лица смешивались в однородное пятно…
А тут рабочие как раз ушли в тень.
От досады я глухо промычал себе под нос. Ситуация, впрочем, нисколько не изменилась: моя цель как шла в окружении большого числа людей, так и идёт, причём по ожидаемому маршруту. Смысла выискивать его сейчас нет…
Просто я люблю всё контролировать от начала до конца.
Развернувшись на каблуках, я поплёлся к остановке. Сзади шумят рабочие предприятия «Динфюрзих», болтают о всяком. Стараюсь не наращивать особо скорость, но и не сближаться с компанией следующих по пятам.
Стал прислушиваться, словно способен вычленить совершенно незнакомый голос Решета. Судя по фотографии, внешность у него до безобразия невыразительная, не думаю, что голос будет отличительным…
Монету прячу поглубже в карман – металл охладился настолько, что сейчас жалит морозом ладонь. От нетерпения руки начинают трястись, словно у ребёнка перед крупным праздником.
Подхожу к дороге – напротив остановка. Оглядываюсь по сторонам – машин нет. В таком захолустье это кажется совершенно нормальным. Перехожу на противоположную сторону, захожу под навес, сажусь на скамейку. Перед глазами предстаёт картина понемногу разбредающейся группы рабочих. Кто-то ушёл направо, кто-то налево, и вот уже осталось всего десять человек. Идут в мою сторону.
Прячусь под полями шляпы – лица лучше не светить, особенно учитывая его приметность. Если вдруг Гордон завтра не выйдет на работу, то кто-нибудь обязательно припомнит громадного темнокожего увальня на остановке, который ещё и сел с мистером Вульфом в один трамвай…
В Данкелбурге не так много негров, да ещё и с длинными дредами, свисающими из-под шляпы.
Света здесь немного. Десять человек стоят спиной ко мне в ожидании своего маршрута. Один из них слишком длинный, чтобы быть Гордоном, лиц остальных не разглядеть… Уже некоторая проблема…
Я сливаюсь с темнотой. Стараюсь не шевелиться и не дышать. Наблюдаю…
Подъехало первое транспортное средство. С тонким звоном оно застыло в двух метрах от группы рабочих и распахнуло двери. Трое вошли внутрь. Маршрут совершенно не тот, что нужен Решету, так что я равнодушно проследил за отдаляющим трамваем.
Осталось семеро, за исключением длинного – шестеро. Гордон стоит где-то среди них. Не подозревает даже, что ему в спину дышит двухметровая темнокожая смерть.
Продолжают подходить трамваи – номера маршрутов не те. Звон подъезжающих составов, громыхание открывающихся и закрывающихся дверей, люди уезжают с остановки, круг сужается…
Осталось всего трое. Тот, что слева? Тот, что по центру или справа? Руки трясутся всё сильнее, поскольку подарок обещает быть просто огромным! Изо рта уже не валит пар, видимо, внутренности заледенели…
Наконец, подъехал нужный маршрут. Село двое. Я поднялся и двинулся следом. Занял свободное место в хвосте трамвая. Пара рабочих села у выхода впереди. Начали негромко переговариваться…
Стараюсь особо не светить лицо, прячу взор, краем глаза слежу за двумя болтающими работягами. Гордон, Гордон… Кто же из вас двоих?
Кроме нас троих пассажиров нет. Если прибавить к этому ко всему кондуктора и водителя, то выйдет всего пять человек. Я могу убить их всех прямо сейчас, после чего пустить трамвай по путям, а сам скроюсь. Обнаружить гибель всей четвёрки могут заметить лишь только на конечной…
Смешно.
Кондуктор подошёл. Когда я расплачивался за проезд, в мою сторону обернулись преследуемые. Я отдал нужную сумму и тут же перевёл взгляд на рабочих…
Они оба совершенно не похожи на того, кто мне нужен! Ни один, ни второй Гордоном Вульфом не является! Чёртов маньяк как-то провёл меня!
Я практически снёс кондуктора, вставшего на пути, и ринулся к выходу! Стоп кран легко поддался резкому рывку, сработали тормоза, и трамвай быстро остановился. Тут же распахнулись двери, и я свирепым ураганом вырвался на воздух.
Мы успели отъехать всего на триста метров, свернуть не успели, так что остановка видна и отсюда – Решето исчез!
Закусив губу, я рванул в обратную сторону. Ледяной воздух режет щёки, оставляя, должно быть, глубокие рубцы. Ноги проскальзывают – того и гляди, свалюсь и поломаю пару десятков костей. На всё плевать! Надо найти этого гада!
Если уж он догадался, что за ним следят, то теперь может скрыться. Данкелбург большой – найти его потом будет очень сложно. Задание я провалю, а Шон так и останется ни с чем…
Гордон, ничтожная кровожадная тварь! Я заставлю тебя жрать собственный кадык!
Сбивая дыхание, я несусь к остановке. Выносливость – моя извечная проблема. В детстве я не любил ни футбол, ни баскетбол, так как моментально выдыхался. От этого я был достаточно одинок: никто не хотел идти со мной заниматься на турник, когда можно было поиграть в динамичные спортивные игры…
Вот и остановка. Останавливаюсь и упираюсь руками в колени, тяжело дышу. Вокруг никого не видно. Согнувшись, я оглядываюсь по сторонам, но не замечаю никакого движения. Чёрт, чёрт, чёрт! Идиот! Упустил!
В темноте вижу проход в подворотню, ближайшую в радиусе ста метров. Деваться ему больше некуда. Ныряю туда.
Совсем темно. Глаза можно закрыть – разницы практически никакой. Лишь немного светится белым снег. Пру вперёд танком, у которого заляпаны обзорные стёкла, наталкиваюсь на мусорные баки, спотыкаюсь о какие-то коробки и грубо ругаюсь на родном языке! Под ногами в страхе разбегаются крысы…
Выскакиваю на площадку, верчу головой, как сумасшедший. Два направления, один Небожитель знает, куда направился Гордон. Однако он подсказывать не станет, да не сни-зойдёт на меня гнев его…
Бросаюсь влево, снова наталкиваюсь на всё, на что только способен натолкнуться в узком проходе. Опираюсь рукой о шершавую стену, чтобы не упасть, продолжаю движение.
По вискам течёт пот, доходит где-то до подбородка, после чего замерзает вонючими солёными льдинками. Фигурально выражаясь…
Дальше проход уже не такой забитый и тёмный – могу кое-как ориентироваться. Ускоряюсь, громыхаю подошвами, как сраный слон в сраной посудной лавке! А вокруг совсем тихо!
Поворот – у меня снова два варианта: переться влево, в сторону какой-то улицы, или пойти напрямик по переулку, между тесно стоящими домами. А может, я и вовсе иду не туда, поскольку сперва выбрал не то направление. Попробовать вернуться?
Похоже, я потерял ублюдка! Мерзкий выкормыш обвёл меня вокруг пальца, которым ковырялся в заднице!
Не в силах спокойно вытерпеть своё бессилие, я яростно врубил кулак в стену. Массивный золотой перстень отдал в палец – так можно и сломать к чертям! Оборачиваюсь, чтобы пойти обратно…
Причины жаловаться на реакцию у меня были всегда, сейчас я еле уцелел: в меня с необыкновенной скоростью полетел нож. Перехватить или блокировать такой удар я уже не мог, так что просто свалился на землю, выставив локоть для смягчения приземления.
Я распластался на земле и увидел, как надо мной, промахнувшись, бьёт в воздух здоровое лезвие! Противник мог бы пробить мне лопатку таким выпадом!
Рядом навис тёмный, как смоль, силуэт. Совершенно бесшумно, словно мне ваты в уши набили. Не теряя ни секунды, он замахнулся и нанёс удар в область живота. Среагировать я успел и остановил руку, подставив под ход движения предплечья стопу. Второй ногой метко пнул неприятеля в лицо – тот не устоял и свалился на спину…
Противник зацепил в падении мусорные баки и поднял несусветный грохот, по которому я понял, что не оглох. Разрывая дистанцию с маньяком, я откатился в сторону и быстро вскочил на ноги.
Ублюдошный Гордон! Облапошил меня с трамваем, устроил засаду, а я чуть не попал в его ловушку! Так бесшумно он двигается, так быстро и точно! Это парень оказался куда круче сварен, чем я ожидал!
Хватаю монету удобным хватом, зажав её указательным и средним пальцами, кулак сжат. Встал в стойку, готов к схватке. Решето, отшатываясь от меня, поднимается на ноги и неловко пытается поймать утерянное равновесие…
Сейчас он лишён своего главного козыря – внезапности. Бой лицом к лицу гораздо меньше его прельщает. Но, как ни крути, у него в руке нож, а не крохотная монета…
Прикрывая ушибленную часть лица, Гордон застыл, выставив перед собой оружие. Единственный видимый его глаз источает холод… Гиблый взгляд, у нормальных людей такого не бывает…
Вот Решето вдруг срывается в атаку! Ложный шаг вправо сменяется рывком влево, и вот он уже косо рубит. Я отпрыгиваю назад, пропуская острейшее лезвие перед собой, и контратакую. Край монеты оставляет на тыльной стороне его правой ладони мелкий порез.
Перехожу в наступление, бросаюсь со всех сторон, делаю ложные замахи, но Гордон грамотно отмахивается, не подпуская меня близко. Его ответный тычок я пропускаю, но лезвие, остановленное плотной тканью пальто, совсем неглубоко погружается мне в грудь.
Отшатываюсь, реву как зверь! Боль и страх нагоняют в мою кровь столько адреналина, что голова тут же раздувается! Кровь начинает стекать, однако рана не такая уж и серьёзная…
Враг снова бьёт, но на сей раз я ловко перехватываю его запястье и дёргаю на себя. Пока Гордон проскакивает мимо меня, я пытаюсь рубануть ему по шее. Тот изворачивается, монета царапает воротник.
Вырвавшись из захвата, маньяк наносит удар в колено. Я получаю очередную кровоточащую рану и рефлекторно бью Гордона с левой в ухо. От словленного хука неприятель падает на колени и принимается отползать подальше, я, зажав рукой порез и жутко шипя сквозь зубы, отскакиваю к стене.
Снова между нами солидное расстояние. У Гордона явное преимущество – он достал меня больше раз, да и его выпады оказались существеннее…
А я так скоро истеку кровью…
Решето стоит полубоком ко мне, согнувшись пополам, и переводит дух. Вдруг он резко разворачивается и швыряет в меня обломок кирпича. Я еле успеваю увернуться, как Гордон уже прыгает на меня, выставив вперёд остриё ножа!
Перехватываю его руку у самого локтя – лезвие лишь на сантиметр вонзается сне в живот. Противник начинает давить, но я цепляюсь за его плечо и сковываю движения. Толстяк оказался необычайно сильным – сопротивляется.
Не отпуская его руки с ножом, я бью Гордона в висок. Монета полоснула того по уху, но ударить вошедшего со мной в клинч врага крайне неудобно. Пытаюсь выцелить его свободным кулаком…
Решето брыкается, напирает, пытается закружить меня и лишить равновесия.
Вот она изворачивается и хлещет меня по правой руке – моё оружие вылетает из хвата и со звоном отскакивает в сторону. Пока я провожаю взглядом расплющенную монету, Гордон вколачивает кулак мне в живот. Силён, толстый боров! Еле выдерживаю силу мощного удара…
В ответ я бью сверху, но Гордон прячет голову, подставляя под удары спину. Схватив врага за загривок, врезаю ему коленом в подбородок.
Хороший удар! Решето на время послан в нокдаун, чем я моментально воспользовался – вырвал остриё ножа из своей плоти и тут же скрутил неприятелю руку. Оружие Гордона вываливается из ослабшей руки и звенит, ударившись о землю.
Я пропускаю пинок пяткой под колено. Противник необычайно быстро пришёл в себя, контратаковал и вырвался из захвата. Рванул было к своему ножу, но я подныриваю под него, хватаю поперёк туловища и толкаю в сторону. Гордон пятится, пятится и врезался лопатками в мусорный контейнер, подняв жуткий грохот!
Оттолкнувшись, я моментально разрываю дистанцию с Решетом и бью. Хук оказался точным – в скулу неприятеля прилетел мой кулак. Массивный золотой перстень должен раздробить пару зубов.
Повторяю боковые удары правой: левая у меня гораздо слабее. Гордон неловко блокируется и отмахивается, но не может совладать с моим натиском. Он бьёт ногой, но я отскакиваю назад. Передышку Решето использует для того, чтобы нагнуться и подобрать что-то с земли. И вот уже в его руке обломок трубы.
Сотрясая оружием, он грозно мычит. Просто так к нему не приблизишься. Осматриваюсь по сторонам, чтобы найти что-нибудь равноценное трубе, но тут маньяк издаёт жуткий вой и бросается в атаку!
Гордон размахивает обломком трубы, как сумасшедший! Его оружие превращается в размытое пятно цвета проржавевшего насквозь металла. Вот оно косо рубит воздух слева направо, а вот уже летит горизонтально, проносясь у меня над головой. Прыгаю, как бешенный заяц на раскалённой сковороде, уворачиваясь от ударов!
Ложный замах, и Решето метко попадает мне под колено, сбивая с ног. Стоило мне распластаться на земле, как неприятель уже навис надо мной и готовится добить ударом в голову. Я уклоняюсь в сторону, пропустив трубу справа от себя. Пока маньяк не сделал второго замаха, цепляюсь за ржавый обломок.
Гордон дёргает оружие на себя, но вырвать из цепкого хвата не может. Я упираюсь в его полный живот ногой и швыряю через себя из лежачего положения. Описав дугу, Решето шмякается на землю. Труба выпадает из его руки.
Оба мы медленно поднимаемся на ноги: боль во всём теле мешает мышцам работать на полную. Мои лёгкие горят огнём, словно я наглотался напалма. Голова кружится, в ушах звенит, а раны кровоточат…
Гордон оказался быстрее и нанёс мне удар прямой ногой в бок с разбегу. Я роняю оружие и отлетаю от сильного пинка. Не потерять равновесие мне помогает мусорный бак, подвернувшийся под руку. Судя по ощущениям, он почти пустой…
Переношу вес тела назад, упираюсь ногами и отрываю железный бак от земли. Враг уже бежит ко мне, но тут я делаю разворот и швыряю в него крупный снаряд. Бак взлетает всего на пятнадцать сантиметров, но попадает точно в ноги Гордона. Он спотыкается и падает лицом вперёд.
Неприятель растянулся передо мной. Совсем не способен сопротивляться. Первым же ударом я попадаю ему носком в висок, наношу ещё удары…
Я пинаю Решето ногами по голове, по рёбрам, по ногам. Минуту назад он перестал сжиматься и укрывать жизненно важные органы. Его тело расслабилось…
В остервенении я бросаюсь в сторону и падаю на колени. Начинаю рыскать в темноте, прощупывая каждый сантиметр земли, и достаточно быстро нахожу её. Она встречает мои пальцы холодом.
Возвращаюсь к Гордону. Мистер Вульф всё так же лежит без движения. Возможно, это уже лишнее, но я оттягиваю ему голову назад, схватив за волосы, и отточенным движением вскрываю горло. Пламенная кровь бьёт тугой струёй, расползаясь алым пятном. Словно нашкодившего котёнка, я окунаю маньяка лицом в эту лужицу. Окунаю с силой, вколачивая морду выродка в землю. Череп трескается от удара…
Гордон, чёрт бы его побрал, мёртв.
Небожитель, дав мне силы на этот бой, забирает их обратно – я оседаю, не способный больше двигаться… Обхватив колени, сижу прямо на снегу, тяжело дыша. Мой противник сражался отчаянно и умело. Вполне мог меня одолеть и зарезать, как вонючую свинью.
Если бы я вовремя не обернулся, так бы и случилось. Где только этот толстяк научился так тихо перемещаться?
Снежинки продолжают идти как ни в чём не бывало. Случившаяся драка их совершенно не интересует, потому что она слишком низменна для их возвышенной сути. Приземляются мне на плечи и в тот же миг таят. От меня идёт пар, как от локомотива. Давно никто не заставлял меня так попотеть…
Схаркиваю слюну, смешанную с кровью. Загребаю комок снега и прикладываю к лицу. Он быстро превращается в воду и стекает по подбородку… Втираю остатки в рожу.
В горле жжение, словно я верблюд, не видевший две недели воды. Пытаюсь утолить жажду всё тем же снегом, но это ни черта не выходит. Сейчас бы не отказался даже от дешёвых «Чёрных гор» Скотта.
А вот уже хочется закурить. Ощупываю карманы и понимаю, что сигареты кончились ещё вчера. Последний раз я курил с Цеки…
Голова своевольно вращается на ослабшей шее и поворачивается в сторону трупа. Быть может, Гордон курит? Стоит обыскать его карманы…
В брюках лежат ключи от дома и какая-то мелочь. Ключи возвращаю Решету, а вот монеты перекочёвывают ко мне. Начинаю обыск пальто: в одном кармане ничего, во втором тоже, третий оказывается забит старыми трамвайными билетами… Запуская руку во внутренний – натыкаюсь на документы мистера Вульфа, вынимаю их.
Чирк, и во все стороны распространяется свет зажигалки. Из темноты выпрыгивают строчки паспорта Гордона – за секунды я узнаю о нём всё. Следующие документы – это пропуск на предприятие «Динфюрзих». Открываю следующую корочку…
Первые секунды я не могу поверить своим глазам… перечитываю снова и снова шоки-рующие слова, складываю их в пугающую аббревиатуру… не могу понять, как же так вышло…
Гордон Конрад Вульф, сотрудник Национального Отдела Расследований, бывший, судя по датам. Сейчас, очевидно, на пенсии… сотрудник НОР на пенсии…
Брюлоу это знал!
Национальный Отдел Расследований – спецслужба внутреннего назначения, подчиняющаяся министерству внутренних дел. Имеет порядка двух с половиной тысяч действующих сотрудников. Бюджет в несколько сотен миллионов. Осуществляет контрразведывательную деятельность.
Основная задача – наблюдение за организациями, угрожающими, с точки зрения властей, «свободному и демократическому основному правопорядку». В зоне внимания службы находятся ультраправые, ультралевые, нацистские и экстремистские организации иностранных граждан, разведки иностранных государств; к компетенции службы относятся также защита от саботажа и предотвращение доступа к конфиденциальной информации.
Сотрудников НОР ласково зовут норушками. Государство строго следит за их действиями, даже после окончания службы. Каждый находится на учёте…
За убийство норушки Отдел Расследований готов разорвать убийце задницу до самой головы…
Шон всё это держал в голове! Конечно же, какое там повышение до майора за арест какого-то сумасшедшего маньяка? А вот если он ещё и убьёт норушку, то это сразу меняет дело! Если подумать, у Альфреда есть точный список всех моих жертв, который наверняка раскроется при моём аресте. Политики, чиновники, бизнесмены… Я убивал весомых людей, очень весомых, чтобы за раскрытие их убийств подняться в звании!
Но самое главное убийство я совершил сегодня! Меня подставили, как тупого мальчишку! Так просто и легко…
Норушка… вот откуда такая сила, ловкость и умение бесшумно двигаться. Наученный многолетним опытом Гордон легко вычислил слежку на трамвайной остановке и обхитрил меня…
А его убийства… Целый месяц убивал, не давая ни малейшей зацепки полиции… Сошедший с ума сотрудник НОР, который потрошит невиновных – никто в это не поверит. А вот в то, что это делает громадный негр со зверским лицом, – без проблем…
Моя коллекция убийств, при этом, гораздо больше.
Шон это знал, Альфред это знал, Скотт догадывался, но не сказал… Ротвейлер решил отдать пешку, чтобы другая прошла в дамки. Пешка оказалась слишком глупой, чтобы вовремя это понять.
От бессильной ярости я готов отрывать уши и рвать пасти, если рядом оказался бы хоть кто-то живой. Живой, способный орать от боли!
Меня сделали половой тряпкой и вытерли ноги.
Теперь со мной сделают примерно следующее: товарищи из Пятого Синдиката выследят меня, сдадут мои координаты Шону, толстяк с серьгой в поросячьем ухе арестует меня, возможно, во время ареста я убью пару быков… Потом будут пытать – наивно считать, что они побрезгуют такой возможностью… Пытать будут до тех пор, пока я не подпишу признание в собственных убийствах, убийствах Решета и убийстве сотрудника НОР Гордона Конрада Вульфа…
Если я подпишу (что и не обязательно), Шон Брюлоу сменит погоны на новые…
Всё было ещё проще, чем вообще можно было представить!
А я попался! Как голодная безмозглая рыба бросился на крючок!
Труп надо спрятать. Тащить эту кровоточащую тушу в моём состоянии не выйдет, так что придётся экспериментировать на месте. Мусорных контейнер – слишком просто – труп легко найдут. Остаётся ещё один вариант: сбросить мертвеца в канализацию. Люк нашёлся быстро.
Я отправляюсь на поиски подходящего инструмента, чтобы поднять крышку. Прошёл по переулку и выбрался на улицу. Совсем тихо и пусто, ни человека, ни автомобиля, часть фонарей разбиты…
Выбираю правое направление. Удача улыбается мне – всего в сотне метров я обнаруживаю магазин инструментов и строительных материалов. Естественно, он уже давно закрыт, но это для меня не является проблемой.
Нож Гордона я взял с собой, вот и пригодился. Отступив на пару шагов, я швыряю его прямо в витрину. Стекло раскалывается, нож влетает внутрь магазина и теряется в темноте. Думаю, никто меня не видел и не слышал…
Ударом ноги убираю крупные куски стекла. Грохот стоит такой, что можно сойти с ума. Для глуши эти звуки вовсе не являются громкими.
Вхожу внутрь – в нос бьёт запах краски, цемента и чего-то ещё… Разгоняю темноту пламенем зажигалки. Освещение, конечно, скудное, но кое-как хватает. Очень быстро нахожу брошенный нож и подбираю его, чтобы не оставлять улику.
Лом, мне нужен лом. Глаза бегают по полкам, рассматривая всевозможный инвентарь. Найти нужное никак не выходит. Я дважды обхожу весь магазин, но так и не нахожу того, что искал…
Очевидно, нужно сходить на склад в задней части магазина. Дверь, запертую на маленький замок я выношу всего одним ударом. Хлипкая древесина разлетается брызгами, как конфетти на День Рождения!
Зажигалка сильно нагрелась, так что пришлось включить свет, хоть я крайне не желал этого. Одно дело греметь разбитым стеклом, а другое – светиться на всю округу…
Длинный прочный стальной стержень нахожу сразу.
Собираюсь на выход. Проходя мимо прилавков, я поднимаю голову и… натыкаюсь взглядом на листок бумаги. Белый прямоугольничек приклеен к уцелевшему в раме осколку, спокойно колышется… Точно помню, что его не было, когда забирался внутрь, да и не могло быть…
Чувствую, что ладони начинают потеть. Осторожно, словно не веря в его реальность, протягиваю к нему руку. Но листок вполне настоящий.
Похоже на хренову книгу, где главному герою подсовывают разные карты с сокровищами. Мне ни одна душа не оставит карту с указанием клада…
Переворачиваю бумажку. Чьи-то кривые буквы слагают надпись:
Труп спрячешь так, чтобы мы его легко могли достать. Если задумаешь какую-нибудь хрень, наблюдающие застрелят тебя. Привет, Гарольд!
Конечно, не мог же я подумать, что меня просто так оставят без присмотра. За мной приставлено несколько пар глаз. У каждой пары есть огнестрельное оружие. Выстрелить в Решето они, само собой, не могли: нужно было, чтобы я оставил на Гордоне свои отпечатки пальцев, свою кровь… Убийство норушки не обойдётся без самых тщательных экспертиз…
Товарищи по банде, мать их!
Придётся вернуться за цепью…
Работая ломом, как рычагом, я легко откидываю в сторону крышку люка. Вонища вылезает наружу, как сонм демонов из распахнувшейся преисподней. Теперь настала очередь норушки: цепи туго оплетаю вокруг его ног. Специально оставляю петлю, через которую продеваю лом. Вроде, готово…
Подтаскиваю труп к смердящему люку, поднимаю Решето за подмышки и свешиваю головой вниз во чрево канализации. Лом упираю концами на края круглой дыры – он длиннее, чем её диаметр, что мне и требовалось.
– Прощай, Гордон, – прошептал я, глядя сверху на толстяка.
Убитого сталкиваю в канализацию ногой. Труп летит вниз, но тут натягивается цепь, прочный лом срабатывает как перекладина. Норушка повисает, подвешенный за ноги. Я закрываю люк, бросив крышку прямо поверх лома.
Оборачиваюсь по сторонам, но, понятное дело, никого вокруг разглядеть не могу. Одно знаю точно: наблюдающие теперь не оставят меня вплоть до того момента, когда нагрянет Шон с наручниками…
Словно блохи…
Метро закрывается буквально через час – я успею прокатиться по кольцу. Сейчас я на станции Дюпона. Мраморная отделка стен и потолка, красивые фрески то тут, то там, круглые колоны, пёстрая плитка на полу. Красиво… наверное…
Взял жетон и спустился. Попытался проследить за людьми, что спустились со мной вместе, но их оказалось слишком много, чтобы сразу заподозрить того или иного человека. Несмотря на позднее время, народу на станции хватает.
Сижу на лавке и делаю вид, что рассматриваю, как дурак, крупные буквы на стене, слагающие название станции. Кто-то заходит в поезда, кто-то выходит, но таких подобных мне подозрительных лиц, что не желают никуда ехать, не могу найти. Пытаюсь коситься, смотреть исподлобья, но никого, мать их, не замечаю.
Они просто обязаны быть где-то поблизости…
Пора сменить тактику. Я встаю и иду в подъехавший поезд. Сзади захлопываются двери, состав набирает ход. Занимаю позицию напротив входа, держусь за поручень. Внутри людей оказалось на порядок меньше, следовательно, вычислить наблюдателей будет реальнее.
Поезд катится по кольцу: вагон мелко трясёт, воздух свистит за окнами, темнота туннелей проносится мимо, и вдруг возникает новая станция. У неё, как правило, нет ничего общего с предыдущей. Цвета, атмосфера, размеры – всё становится иным.
И так уже двадцать минут.
Я проехал уже больше половины окружности кольцевой ветки. Пока пассажиров где-то около десятка. Один тип явно едет уже достаточно долго, помню его ещё со станции Дюпона. Высокий худой парень в коричневой куртке, в коричневых же сапогах. Пытается прятаться за людьми и не засвечивать лица.
Двери открываются и закрываются, а он не покидает вагона.
Я жду.
Наконец мы совершаем полный круг, и состав останавливается на начальной точке – станции Дюпона. Выходят все, кто только можно, но не подозрительный тип в коричневом…
Начинаем второй круг. Свист, темнота и скорость. Я искоса слежу за парнем. Сомнений в том, что это наблюдатель, у меня больше нет. Осталось лишь придумать, что с ним сделать, как избавиться от хвоста…
Не думаю, что обойдётся без крови.
На следующей же станции схожу – коричневый следует за мной, ну кто бы сомневался!
Стало намного меньше людей: совсем поздно. Среда заканчивается.
Пересекаю платформу и встаю на самом краю. Жду поезда, идущего в противоположную сторону. Боковым зрением обнаруживаю наблюдателя – встал в паре метров от меня. Понял ли, что я его заметил? Ведёт себя спокойно…
Грохот и свист, свет и звон – приближается такой долгожданный состав. Локомотив выскакивает из-за угла и катится в мою сторону. Всё ближе и ближе…
Когда поезду остаётся проехать всего пару десятков метров до места, где стоим мы с наблюдателем, я бросаюсь к коричневому, хватаю его за грудки и швыряю на пути. Парень успевает покричать от ужаса не более трёх секунд, прежде чем его голос затихает под стальными колёсами!
Скрип тормозов раздирает замкнутое пространство подземки, случайные свидетели поднимают хоровой вопль ужаса и начинают стягиваться к месту гибели коричневого. Я уже бегу прочь, не оглядываясь и не вращая головой. Смотрю себе под ноги и спешу поскорее убраться из метро.
Запрыгиваю на эскалатор. Ступени двигают меня на поверхность, но я лечу вверх, опережая их. Преследовать меня могут и товарищи наблюдателя, и дежурные полицейские, и кто угодно ещё. Встретившись сегодня с норушкой, я готов, кажется, к любому «кому угодно»…
Вот уже и выход. Я пробегаю поручни, вестибюль, перепрыгиваю через ступени, ведущие на станцию метро, перехожу улицу. Захожу в круглосуточное кафе, пролетаю его насквозь, ломаю нос решившему повозникать повару, выскакиваю через чёрный ход. Бегу по переулку, часто меняю направления движения. Выскакиваю на улицу, пробегаю три квартала, пересекаю по диагонали перекрёсток, ныряю в первый попавшийся подъезд. Начинаю подниматься по лестнице, лестничные площадки быстро сменяются одна другой. Дверь на крышу оказывается не запертой, я выскакиваю на воздух.
Снег, оказывается, всё валит и валит. Не может успокоиться, подонок…
Разбег, толчок и вот я уже перепрыгнул на крышу соседнего дома. Группируюсь и делаю кувырок. Встаю на ноги и продолжаю бег. Прыгаю с крыши на крышу, двигаюсь хаотично, иногда кружу на одном месте.
В конце концов, останавливаюсь на одной крыше и прячусь за трубой вентиляции. Сжимаюсь за небольшим укрытием, стараясь никак не выдать своего присутствия, и жду. На холод и неудобное положение плевать, главное, чтобы не нашли…
Паранойя? Вполне возможно… Никогда не боролся за право называться психически здоровым. Более того, я таким не являюсь…
Десять минут, двадцать, полчаса… сижу, не меняя позы, стараюсь дышать как можно тише. Глаза моргают не чаща раза в две минуты. Пытаюсь хоть что-то расслышать…
Интересно, Шкура знала, что именно так всё выйдет? Знала о той примитивной ловушке, что уготовили мне Ротвейлер, Альфред и Шон? Было ли это написано на её узорах из чёрного порошка?
Лучше не думать…
Нарастающий звук шагов. Ближе, ближе… и вот уже мимо пробегает невысокий коренастый парень. Останавливается в пяти метрах от меня и начинает осматривать открывающуюся перед ним перспективу. Подставил мне спину…
Четыре тихих шага, один рывок – монета, зажатая между пальцами описывает дугу и вскрывает преследователю горло от уха до уха…
Бар Дугласа – розовое двухэтажное здание. От него веет романтикой беспробудного пьянства и яростных драк, когда об лица разбивают стаканы, а об горбы – стулья. Рай для тех, кто желает весело провести время.
Дуглас – мой старый знакомый. Когда-то я его выручил, вытащив его задницу из лап Красных Поясов, которым зачем-то понадобился полный усатый хозяин бара. С тех пор он мой должник. Я могу в любое время припереться к нему и надеяться на бесплатную выпивку и убежище.
Какое-то время можно будет укрываться у толстяка, прежде чем уеду из города. Ва-лить из Данкелбурга придётся в любом случае.
Возле бара стоят в ряд блестящие мотоциклы – сегодня у Дугласа в гостях банда байкеров. Свободные волки кочуют из города в город, рыча моторами железных коней. Даже холод и снег не встанут на их пути.
Овальная вывеска над дверью светится неоном – лиловые линии слагают картинку, на которой изображена полуголая девица в окружении наполненных стопок. Герб царства праздности, зазывающий скорее попасть внутрь. Не смею противиться.
Двери прямо как в салуне из этих… вестернов – зарубежных фильмов про ковбоев. Маленькие створки распахнулись, впустили меня и со скрипом закрылись позади. Узнаю атмосферу этого места.
Красный свет заполняет зал, осыпая сочными лучами каждый миллиметр этого места. Людской гомон и свист звенит в ушах. В громкости с ними соревнуется бодрая современная музыка, которую исторгает проигрыватель. Размахивая киями, как шпагами, в углу играют в бильярд двое. Основная часть зала заполнена столика, за которыми сидят посетители разной степени трезвости.
Однако самое интересное происходит слева, там где расположа сцена для выступления стриптизёрш. Сейчас вокруг шеста крутится какая-то новенькая рыжая девчонка, оставшаяся практически без всего. Вокруг неё столпились те самые байкеры и одобрительно свистят. Лично мне слишком худосочная и безформенная девка показалась совершенно непривлекательной. Раньше у Дугласа выступали настоящие конфетки.
Кстати, сам хозяин бара сейчас за стойкой. Всё тот же Дуглас, всё та же лысина, всё те же глубокие складки на лбу, всё те же густые, как у моржа, усы. Даже правая щека дёргается так же, как и несколько лет назад.
Не меняется, гад, дежит форму.
Двигаюсь к нему, расталкивая плечами столпившихся и обходя столики. Алый свет напоминает кровь, но не горячую, как у людей, а ледяную, как у демонов. Сжимаю челюсти до боли в желваках. Глаза устают и начинают закрываться: я уже больше часа брожу по Данкелбургу, чтобы совсем запутать следы. Устал, как маятник часов, если бы те могли уставать…
Кажется, музыка здесь имеет запах, причём довольно приятный…
Когда я сажусь прямо перед Дугласом, он даже не поднимает глаз, ковыряясь со стаканом. Истерично работает полотенцем, вычищая каждый миллиметр стекла. Игнорирует клиентов, наглец…
Снимаю шляпу и кладу её на стойку. Глазки бармена перемещаются на мою руку и обнаруживают знакомый перстень из золота. Теперь-то он уж точно оживится…
Дуглас с удивлением уставился на меня, застыв с открытым ртом. Не ждал моего визита, это определённо. Возможно, решил, что я давно умер, раз уж не захожу целых три месяца…
Слава Небожителю, он обрёл дар речи:
– Гарольд, это же ведь ты… Как поживаешь?
– Поверить не сможешь, насколько же хреново я поживаю. А ты, я посмотрю, живёшь на всю катушку.
– Да, клиентов последнее время много, – щека Дугласа неприятно дёрнулась, и он оставил-таки стакан в покое, – А что у тебя случилось?
– Я же говорил тебе, чтобы моими делами не интересовался! Голова у тебя одна и то, чтобы она была прикручена к шее, нужно только тебе!
Поджав губы так, что они спрятались за усы, Дуглас виновато потупился и упёрся кулаками в стойку. Нахмурил косматые брови.
– Извини, Гарольд, я так просто спросил…
– Налей рома и мы забудем об этом, – я осмотрелся по сторонам, выискивая в толпе гнид, которые могут нехорошо на меня смотреть.
Все больше пялятся в свои стаканы. Байкерам не нужно ничего, кроме вертящейся стриптизёрши…
– Что это за рыжая? – спросил я, кивнув в сторону сцены, – Раньше у тебя выступали куда более красивые девчонки.
Передо мной появился приземистый широкий стакан, нанолненный самым лучшим ромом в баре. За счёт заведения, разумеется…
– Эта? – судя по недовольному взгляду, Дуглас сам не в восторге от новой танцовщицы, – Принял всего пару недель назад. Работать совсем некому, поэтому приходится брать всяких… ну, ты понимаешь… Рэйчел, Тоури, Дайана – все ушли.
– Даже Рэйчел? Жаль, она мне больше всех нравилась. Молодец была, просто слов нет… Чего это они, ты ведь им хорошо платил…
Дуглас провёл широкой ладонью по лбу, шумно выдохнув через нос. Неприятные мысли…
– С Рэйчел и Дайаной случилось что-то… они пропали. Бесследно. Сам лично посещал их постоянные квартиры по нескольку раз, но соседи говорили, что девушки дома долго не заявлялись. Понятия не имею, где они теперь…
– А Тоури?
– Тоури выяснила недавно, что ей больше не нравятся парни, и решила отсюда сбежать. Я… я просто рассказал ей о твоём маленьком секрете…
– За такое тебя бы следовало наказать, – допив горячительный напиток настоящих флибустьеров, я громко стукнул стаканом о стол, – Повтори-ка!
А я же ведь подозревал, что Тоури лесбиянка. Надо было разобраться с ней, когда была такая возможность…
Дуглас наполнил мой стакан.
– А знаешь, Гарольд, я даже рад, что у неё хватило мозгов вовремя сбежать. Если бы ты её убил, это было бы как-то неправильно… Всё-таки ты неплохо её знал…
– Для меня это значения не имеет.
Дуглас вяло кивнул, не собираясь в открытую спорить со мной. Боится меня до смерти.
Началась новая песня. Бар Дугласа всегда славился прекрасной музыкой, задорными композициями, от которых поколения постарше и поконсервативнее точно стали бы воротить нос… Свет, грохот, шум, крики, свист, музыка и огненный ром – чувствую себя комфортно.
Над ухом что-то зашуршало – это толстый усач виновато мнётся и приближается к моему уху. Тихо шепчет:
– Здесь одна есть…
Я закрыл глаза. Веки зашторили уставшие глазные яблоки. Кровь забурлила. Что-то щёлкнуло в голове, и распахнул глаза уже не совсем я…
– Рад, что ты не стал скрывать от меня, – стараюсь говорить как можно спокойнее. Голос, похоже, не дрожит.
– Ты же знаешь, что я тебя не подведу, – как-то невесело пробормотал Дуглас, – Знаю, что ты мне этого не простишь.
– Разумеется, не прощу.
– А я же не скотина какая-то, я всегда готов помочь!
Защебетал, как воробей на вертеле! Мерзко слушать как он лебезит! В такие минуты хочется заткнуть Дугласа чем попало, сломать ему челюсть, вырвать язык… И почему он сам не желает быть хоть немножко похожим на мужика…
Усатое недоразумение…
Зато он сильно мне помогает в одном деле.
Так уж вышло, что я ненавижу лесбиянок. Поверьте, то значение слова «ненавижу», которое обычно вкладываете в него вы, не имеет ничего общего с той ненавистью, что я подразумеваю! Это дикое и жгучее бешенство, первобытная злоба и неуправляемая агрессия! Я считаю лесбиянок повальной болезнью, эпидемией, главным позором человечества! Готов устраивать публичные казни, сжигать их заживо, расчленять ржавой лопатой!
Это неправильно. Конечно же, это неправильно… они просто сделали свой выбор, с которым я не согласен… Вроде бы, я не имею права решать их судьбу…
Но не выходит. Дефект в моём мозгу не позволяет спокойно относится к тем женщинам, что любят женщин. Первобытная ярость заставляет меня просто вырезать их одну за другой.
В этом деле мне отлично помогает Дуглас. По старой привычке он держит в баре пару шпионов, которые активно общаются с постоянными клиентами, входят в доверие и выве-дывают как можно больше информации. Многих своих посетителей хозяин знает досконально. Лесбиянок он сдаёт мне с потрохами, а потом держит в тайне факт их убийства.
Вот за что усатого Дугласа можно ценить.
Он подливает мне ещё. Я только сейчас замечаю этикетку на бутылке – «Ванландия», очень дорогой и качественный ром, если, конечно, у старого прохвоста в склянке именно то, что и на этикетке. Ради меня ему не жалко элитной жидкости…
– Рассказывай… – слышит он мой голос.
– Вон та девушка, за столиком номер семь. С русыми волосами. Проститутка, вообще-то ради денег готова и с мужчиной в постель лечь, но для удовольствия только с бабами. Ходит сюда недолго – только пятый раз. Друзей здесь пока нет, только клиенты.
– Проститутка – это просто здорово, Дуглас, – профессия будущей жертвы в самом деле обрадовала меня, поскольку решала ряд трудностей, – У тебя же есть сейчас свободные комнаты?
– Конечно, Гарольд! – уверенно кивнул лысый, понимая, к чему я веду.
Девушка сидит одна и потягивает какой-то мутный коктейль. Волосы, по-моему, немытые, свисают до плеч. Простенький прикид из короткой чёрной куртки и невзрачных джинс. Ленивое равнодушие на её лице – к девушке никто долго не подходит, что её совсем вогнало в апатию.
Совсем недурна собой. Что же заставило тебя пойти в лесбиянки?
– Нужна будет машина, Дуглас, – бросил я бармену, сидя к нему боком, – Ты же не откажешь мне в такой простой просьбе?
– Конечно, Гарольд, – моментально ответил он, – Можешь взять мою!
– У тебя всё ещё «Кёниг дер Тиер»?
– Да.
– Поменяй, наконец, этот ржавый драндулет…
Отставив в сторону пустой стакан, я поднимаюсь и иду в сторону жертвы. Разыграю небольшой спектакль…
Она смотрит в противоположную сторону и совсем не замечает, как я приближаюсь и сажусь напротив неё.
– Привет.
Мой бас, явно не способный ублажать слух, заставляет её резко обернуть и нервно вздрогнуть. Девушка несколько напугана – даже немного дыхание сбилось…
– Вот ведь дерьмо, – злобно выдыхает лесбиянка, – Чего подкрадываешься? Напугал меня!
– Ты сейчас работаешь?
Взгляд её тут же поменялся. Теперь в её глазах не остатки страха и злобы, а заинтересованность, алчность и целое море сомнений. Громадный темнокожий бугай – это явно не тот, с кем бы она без раздумий прыгнула в кровать. То ли дело громадная темнокожая девица…
И ей элементарно страшно…
– Сколько дашь? – голова проститутки чуть повернулась.
– Сто пятьдесят, один час.
От меня не укрылось то, как уголки её губ поползли вверх, совсем чуть-чуть. Она отлично понимает, что не стоит этих денег. Хорошо, что моя щедрость не показалась ей подозрительной.
Она достала сигарету и закурила. Манера повения сменилась – решила играть роль роковой красавицы, думает, что из-за этих нелепых кривляний она будет мне больше нравиться.
Смешно.
– И как тебя зовут? – проститутка неудачно изобразила подобие томного голоса.
– Густав.
– А я Беттина. Слушай, Густав, я согласна работать, если ты ещё проставишься…
– Выходит, деньги тебе не нужны… – ответил я и начал было вставать из-за стола.
– Нет, стой! – Беттина моментально сбросила с себя личину леди и показала истинное лицо жадной до денег девахи, – Ладно, здоровяк, идёт, согласна на сто пятьдесят.
– Я возьму ключ.
С проститутками всегда бывает просто: не нужно ни обосновывать, зачем ты к ней подошёл, ни искать способа убраться с ней с людских глаз. Если наобещать им вдвое больше, чем они зарабатывают, то последние препоны вроде моей пугающей внешности тоже улетучиваются.
Беттина попалась на крючок, как голодная барракуда на жирную наживку.
Имя, кстати говоря, просто ужасное…
Дуглас напряжённо ждёт меня за стойкой:
– Договорился?
– Договорился, – ответил я, забирая оставленную на стойке шляпу, – Дай-ка мне ключ от комнатки. Желательно подальше от лестницы.
Готовый к этой просьбе бармен тут же протянул мне серебристый ключик. На брелке значится номер комнаты: 14.
– Хорошо, теперь мне нужен телефон.
Дуглас не стал тратить время на бредовые вопросы вроде «Зачем?» или «Куда будешь звонить?», а просто достал из-под прилавка аппарат, подтянул провод и поставил передо мной тёмный телефон с тяжёлой трубкой.
Я набираю номер, цифры помню наизусть. Когда диск последний раз отщёлкивает и встаёт на место, начинаются гудки. Будем надеяться, что абонент сейчас у аппарата и способен отвечать.
– Алло, – раздалось с той стороны, – Городское кладбище номер два, чем могу помочь?
– Привет, Орфелий, – прокряхтел я в трубку, – Это Гарольд.
– А, Гарольд. Ну да, узнал. Нужна помощь?
– Да, могила одна нужна. Сможешь за час организовать?
– Конечно, Гарольд, не вопрос, – заверил меня старческий голос Орфелия, – Жду тебя.
Мы повесили трубки одновременно.
Комнатка номер четырнадцать оказалась довольно скромной: окно, шкаф, тумбочка и самое необходимое – кровать. Половицы лежат криво. Лёгкий хаос в закутке для плотских утех никому не мешает.
Беттина вошла первой и равнодушно окинула взглядом убранство комнаты. Её, думаю, устраивает: глядя на неё не подумаешь, что та часто работает в более солидных местах. Дешёвые пивные и ночные клубы в подвалах – вот её профиль.
Я вхожу следом и закрываю за собой дверь. Немного прислушиваюсь – вокруг никого не слышно. Можно с Беттиной кончать…
– Ну что ж, здоровяк, давай начнём, – она неторопливо направилась к кровати, снимая с себя куртку, – Твоё время идёт.
– Да, да, идёт…
Стоя ко мне спиной она не видит, как я достаю из кармана монету с заострёнными краями и подкрадываюсь сзади. Она собирается снимать блузку, но тут мои пальцы схватываются вокруг её русых локонов, я дёргаю на себя и, прежде чем она успевает издать пронзительный крик, провожу маленьким оружием по горлу.
Эй на грудь брызжет алая лесбийская кровь, и я отпускаю мёртвую Беттину. Труп кулём валится под ноги. Очередная лесбиянка отправилась в ад…
У девушки ещё осталась сигарета, последняя… Самое время закурить и немножко передохнуть…
Моя старшая сестра была лесбиянкой.
Я узнал это в возрасте восьми лет. Ей было семнадцать.
Как-то, когда родители уехали по делам, она привела в гости подругу и велела мне пойти погулять. Я послушался. Дошёл до калитки, когда вдруг вспомнил про самодельный лук – решил вернуться за ним.
Сестра не ожидала, что я могу так скоро вернуться, так что я застал её врасплох… Она извивалась в объятиях подруги. Моя сестра оказалась лесбиянкой…
С тех пор я перестал её любить. Вечерами молился, чтобы её не стало. Стал презирать и её, и её подругу, и всех прочих женщин, которые не могут любить мужчин.
Спустя два года её, в самом деле, не стало. Потом она вылезла из могилы, став сварцем, и чуть меня не задушила… С тех пор моя ненависть к лесбиянкам сильна настолько, что, как психическое расстройство, мешает работе мозга, посылает злокачественный импульс – убивать гадин…
Очередная деваха как раз истекает кровью, лёжа у моих ног. Сигарета медленно заканчивает – докуриваю последние миллиметры…
Сажусь на корточки, нависая над трупом Беттины. Беру её за плечо и переворачиваю на спину. Одной её смерти мне мало… Начинаю орудовать монетой.
Первый порез делаю аккуратно, неторопливо. Металл глубоко входит в плоть проститутки, рана протягивается от виска к губам. Второй порез оказывается менее опрятным: я просто полоснул её по подбородку.
Новые и новые красные линии покрывают лицо, руки и тело Беттины. Издевательство над трупом не доставляет мне удовольствия, однако я продолжаю машинально резать жертву. Режу, пока рука не устаёт…
Затем вынимаю изо рта окурок и раздвигаю Беттине веки правого глаза. Уголёк на сигарете вполне горячий. Только затушив его о глазное яблоко убитой, я успокаиваюсь и поднимаюсь.
Смотрю в окно – машина Дугласа стоит почти подо мной. Старый, ржавый автомобиль, доживающий последние дни. Странно, как он вообще продержался столько времени на ходу…
Орфелий будет ждать меня через час. Езда до кладбища займёт не больше двадцати минут, так что времени ещё полно. Жаль, что у Беттины осталась всего одна сигарета… Надо бы спуститься за пачкой к Дугласу…
Чтобы остывший труп проститутки никто случайно не обнаружил, я закинул его на кровать и завернул в одеяло. Пятки немного торчат, но да это не важно.
Выходя, запираю за собой дверь и спускаюсь вниз.
Ещё раз убедившись, что на мне нет крови, спрыгиваю с последних ступенек и в пару шагов оказываюсь у стойки.
– Сигарет, Дуглас.
Получаю пачку дорогих, качественных, привезённых из-за океана. Воняют, конечно, неприятно, зато, чёрт возьми, курящий их выглядит крутым. Многие из нас готовы курить, есть, пить и носить полное дерьмо, если ты с ним будешь выглядеть круто. По моей просьбе Дуглас моментально меняет пачку на новую с моими любимыми. Так бы и сразу, а то он что-то засуетился…
Никак, нервничает…
Чиркаю зажигалкой – та, как назло, приказала долго жить. Моя отчаянная борьба с ней не приносила результатов. Но тут какой-то добряк протягивает свою. Я поднимаю глаза, чтобы разглядеть его. И тут у меня чуть не выпадает сигарета изо рта…
– Привет, Гарольд! Тебе же ведь огоньку нужно? – на соседнем стуле сидит Альфред Кэрролл.
Рыжий нашёл меня здесь, выследил. Как только ему удалось?
– Что, Гарольд? Не рад меня видеть?
– Совсем не рад, рыжая свинья, – я беру из его руки зажигалку и закуриваю.
Самоуверенный Альфред довольно лыбится, облокотившись боком на стойку. Припёр меня к стенке. Надо как-то выкручиваться, вот только в голову ничего не лезет…
– Сколько с тобой ещё парней? – спросил я, глядя ему точно в глаза.
– Я пришёл один.
– Не вешай мне лапшу на уши… Я же знаю, что ты слишком труслив для этого.
Мои слова позабавили рыжего, по крайней мере, он ехидно засмеялся, развернув голову в сторону выхода. Весело ему…
– Со мной ещё шестеро, – признался Альфред, после чего с вызовом поднял брови, – Они стоят на улице, я же решил просто зайти проведать тебя.
– Проведать?
– Ну да, Гарольд, а как же! Не убивать же мы тебя будем – ты нам гораздо больше нужен живым. Сам ведь уже догадался, зачем: вон, уже даже двух наблюдателей убил. Не стыдно, кстати?
Я просто отмахнулся от его саркастичной шутки. В чём Альфред силён, так это в умении высасывать дебильные шутки из пальца и смеяться над ними, как над самыми смешными в мире. В такие минуты хочется его убить. Сейчас же есть ещё и реальная причина отправить его на тот свет.
Но потом придётся иметь дело сразу с шестью синдикатовцами…
Альфред продолжил:
– А как ведь всё здорово вышло, не находишь? Как удачно всё сложилось.
– Зачем выдавать за Решето именно меня? – глухо буркнул я.
– Как это «зачем»? – Рыжий Террорист изобразил, что ошарашено вылупляет глаза, – На тебе столько смертей, которые легко доказать! Да ещё и норушку убил! Ты – ценный преступник, за таких хорошо по службе продвигают! Ко всему прочему, мы давно поняли, что ты подумываешь о том, чтобы бросить Пятый Синдикат… Тебя бы так или иначе пришлось убирать…
– И такой вариант предложил Шон? – докурив сигарету, я бросил окурок в пепельницу, переполненную до безобразия.
– Да, затея принадлежит нашему капитану Брюлоу! – Альфред медленно кивнул, – Скоро он уже будет майором. Думаем, возьмёт тебя на месте преступления в пятницу…
– А до тех пор?
– А до тех пор посидишь под присмотром, поностальгируешь, посчитаешь до миллиона… поананировать можешь… Уж поверь, мы будем тебя холить пуще прежнего…
Альфред сдержано похихикал себе под нос и заказал выпивку. Решил выпить водки.
– Кажется, ты тут общался с какой-то дамой, – рыжий выбросил пустую рюмку в зал, не заботясь даже, куда она в итоге угодит, – Проститутка, полагаю… а потом вы поднялись наверх…
– Да, – отпираться нет смысла, – Она всё ещё там.
– Я, конечно, всего разговора не слышал, но готов поклясться, что ты сказал «час». С тех пор прошло всего-то сорок минут… честно говоря, я был о тебе лучшего мнения…
Двусмысленный лукавый взгляд понять оказалось нетрудно: на глазах Альфреда чётко отпечатался вопрос…
– Да, – бросил я ему, – Можешь пойти и порезвиться с ней.
– Спасибо, Гарольд, – коротышка по-дружески хлопнул меня по плечу, – Человек ты всё-таки хороший!
– Комната номер четырнадцать… – передаю ему ключ.
Он встал и пошёл к лестнице своей косолапой походкой. Сутулый коротышка старается идти достаточно медленно, но ноги сами несут его вперёд, заставляя чуть ли ни на бег срываться.
Вот он уже поднимается по ступенькам.
Говорят, когда в голову после длительной унылой пустоты приходит озарение, ощущение создаётся такое, словно на тебя снисходит свет. У меня было не так – идея пришла в голову со звоном громадного бронзового колокола, по которому ударили кувалдой.
Надо попробовать прорваться через людей Кэрролла, надо их отвлечь и, похоже, я знаю как. Надо сделать два звонка.
Стоило мне только открыть рот, как Дуглас тут же поставил передо мной телефон. Набрав нужный номер, я дождался ответа и произнёс в трубку:
– Орфелий, нужны три могилы, скоро буду у тебя.
Не дав старому знакомому сказать хоть что-то в ответ, я положил трубку и тут же поднял. Набираю очередной номер, в ухо льются звуки мерных гудков, и вот я слышу на той стороне провода:
– Полицейский участок центрального района…
Я выглянул из-за угла – Альфред только-только заходит в комнату. Бегу к двери, как только он исчезает внутри. Стараюсь не поднимать шума, бегу практически на цыпочках. Пролетаю мимо комнаты и прячусь за дверью.
Рыжему понадобится всего несколько секунд, чтобы увидеть труп и сделать выводы…
Дверь начинает открывать. Я бью прямой ногой точно под ручку и захлопываю её обратно. От полученного удара Альфреда отбрасывает внутрь комнаты и швыряет на пол. Я влетаю следом и набрасываюсь на него. Хватаю пятернёй его разбитое рыло и прижимаю голову затылком к полу.
Он пытается отмахнуться, но я уже вскрываю ему горло. Никогда не делаю этого, стоя перед жертвой, поскольку упругая струя быстро раскрашивает меня в красный цвет…
Сегодня просто не было выбора.
Как и ожидалось, в кармане брюк я нахожу пистолет – старый серебристый ствол «Богданов». Полная обойма патронов калибра девять миллиметров. Это будет посолиднее монеты, однако, против шестёрок Кэрролла это по-прежнему не аргумент…
Впервые в жизни с нетерпением жду полицию.
Смотрю в окно – около двери трутся знакомые бандиты, всего четверо. Остальные двое, должно быть, контролируют чёрный ход. Совсем неподалёку от моего окна стоит «Кёниг дер Тиер». Дуглас уже отдал мне ключи, так что можно будет смело рвать отсюда, если смогу добраться до тачки…
С минуты на минуту станет жарко!
Вой сирен должен был разбудить всех в округе! Полицейские двигаются клином на пяти машинах, разгоняя случайных водителей на обочины! Какофония бравого марша сирен, сопровождается иллюминациями синих и красных мигалок! Сразу вспоминаются тупые фильмы про крутых стражей порядка, сажающих преступников партиями…
Двадцать колёс взрывают первый снег, брызжа во все стороны белыми ошмётками. Вся королевская конница!
Клин полицейских машин развернулся веером, окружая бар Дугласа. Плотная дуга отсекла разом все пути к отступлению. Из дверей начали выбегать быки в бронежилетах. Сжимая в руках оружие, они двинулись в сторону входа.
Как и следовало ожидать, у бандитов дрогнули нервы, и они начали огонь. Пули необычайно косого стрелка ударили в асфальт в метрах от стражей порядка. Те моментально отступили за корпусы своих автомобилей и дали ответный залп. Десятки стволов изрыгнули шквал свинца, прошедшийся по первому этажу – раздался звук бьющегося стекла и крики раненых…
Завязалась очень маленькая, но очень жестокая война.
Позвонить в полицию и сказать, что здесь организован бандитский притон, было единственным, что смогла выжать моя голова. Отвлечь наблюдателей сражением с полисменами мне удалось, теперь следует уходить…
Я заметил небольшую дырку в полицейском кордоне. Автомобиль должен проскочить.
Первым пойдёт Альфред. Порядком истёкший кровью коротышка оказался достаточ-но лёгким, чтобы я без труда оторвал его от пола и подтащил к окну. Не теряя времени, швыряю его безжизненное тело прямо в стекло, оно разлетается на тысячу осколков, звенящих так громко, что даже звуки выстрелов заглушаются.
Один из быков рефлекторно выстрелил. Дробь разнесла часть рамы, покрошила оставшиеся зубы стекла и вонзилась в потолок.
Я хватаю Беттину, завёрнутую в одеяло, и осторожно подкрадываюсь к развороченной оконной раме. Высовываю голову и тут же прячу, но никто не стреляет. Оставив это окно, полисмены переключились на первый этаж.
Бросаю мёртвую проститутку вслед за Альфредом, она проносится несколько метров и шлёпается на крышу соседнего с «Кёниг дер Тиером» автомобиля. Под ударами двух упавших тел она сильно смялась.
На втором этаже слышатся шаги. Кто бы это ни был, встречаться с ним я бы не хотел. Собираюсь с духом, разведываю обстановку за окном и прыгаю. Полёт оказался коротким, я приземляюсь на мягкую подстилку из двух трупов и тут же откатываюсь в сторону, сваливаясь на землю.
Нелепо скрючившись, я оказался между автомобилем Дугласа и измятой тачкой, на крыше которой лежат два мертвеца. Теперь эта машина ещё и ловит свинец, пущенный в меня полицией. Сочувствую её хозяину.
Да, с приездом быков вокруг завертелся сущий ад: все стреляют, однако никто не собирается стрелять именно в меня. А те шесть людей, которые готовы были это сделать, сейчас заняты более насущными проблемами. Когда уйти по-тихому не выйдет, то иной раз проще сбежать под шумок.
Стоит прекратиться обстрелу, как я выпрямляюсь и стаскиваю на землю сразу оба трупа. Приходиться снова нырять в укрытие, чтобы переждать новый шквал пуль.
Прижавшись спиной к изрешечённому авто, я сижу всего в полутора метрах от «Кёнига», но сделать два шага до дверей не получится: в меня постоянно постреливают полицейские.
Пойдём на хитрость. Я хватаю труп Альфреда и подтаскиваю к себе, завожу за спину и взваливаю на плечи. Мертвец буквально сидит у меня на закорках. Хорошо, что коротышка такой лёгкий. На полусогнутых я осторожно крадусь к машине.
Стоит мне выйти из укрытия, как тут же начинается пальба. Тело Альфреда ловит пули, которые должны были угодить мне в спину. Я достаю ключи и открываю заднюю с передней двери, распахиваю их пошире и возвращаюсь к Беттине.
Двигаться приходиться пятясь, чтобы всегда оставаться под прикрытием многострадального Кэрролла. Неловко переваливаясь, как пьяная утка, добредаю до укрытия.
Задача усложняется: теперь приходится одной рукой удерживать на плечах Альфреда, а второй волоком тащить Беттину. А полицейские, словно обезумев, обрушивают на меня просто шквал пуль!
Полметра… ноги немного проскальзывают на снегу… метр… тело рыжего коротышки начинает сползать… последний рывок, и я у машины. Поудобнее перехватив труп проститутки, я заталкиваю её на заднее сидение.
Крики полицейских совсем рядом! Гады пошли, как говорить, на абордаж! Времени расшаркиваться больше нет. Я разворачиваюсь и одновременно с этим ныряю вглубь ма-шины спиной вперёд. Достаю пистолет и прицеливаюсь… Первый страж порядка оказался слишком опрометчивым, за что получил от меня горячего свинца в лоб. Его товарищи опешили и бросились за припаркованные у бара автомобили.
Толкнувшись ногами, я глубже вползаю в салон. Подо мной два трупа. Я сгибаюсь пополам, дотягиваюсь до ручки и захлопываю дверь. На переднее сидение придётся перелезать не выходя на улицу. Проклятущий «Кёниг» оказался донельзя тесным – плечами и головой я задеваю и крышу и спинки сидений разом. Чувствую себя кроликом, который путешествует по пищеводу удава…
В открытую водительскую дверь я замечаю очередного быка, потерявшего инстинкт самосохранения. Он бежит по открытому пространству в мою сторону, целясь из дробовика. Мне удалось на долю секунды опередить его и выстрелить практически без подготовки, попав, однако, полицейскому в бедро. Падая, тот потерял контроль над оружием, и шмальнул в воздух…
Последним рывком я добираюсь до водительского места. С десяток секунд у меня уходит на то, чтобы поменять местами голову и ноги и по-человечески сесть за руль. Заняв нужное положение, я чуть не схватываю пулю в голову! Отстреливаюсь вслепую и захлопываю дверь, одновременно тыкая куском металла в замок зажигания! С пятой попытки я нахожу-таки ключом нужное отверстие и завожу мотор.
Пули скребут корпус «Кёнига дер Тиера», прошивают стёкла и чудом не вышибают из меня мозги! Я включаю первую передачу, снимаюсь с ручника и жму на газ! Рёв автомобиля оглашает округу, колёса яростно цепляются за асфальт!
Машина рвётся вперёд, я выворачиваю руль, направляя транспортное средство к дыре в блокаде полицейских. Озлобленные быки не теряют надежды подстрелить меня. Один из них даже бросился мне наперерез, но я резко рванул на него и вмазал ему бампером. Покалеченный отлетел в сторону и упал без движения…
На деле дыра оказалась не такой уж и большой, как я предполагал – автомобиль должен еле протиснуться. Остаются считанные метры, я прижимаюсь ближе к стене, чтобы было больше шансов проскочить.
Левая часть «Кёнига» врезается в капот полицейской машины, которую от удара немного разворачивает. Весь правый борт я поцарапал о кирпичи. Мой автомобиль не пролез в дыру и заглох.
А я не пристегнулся… Лицом дался об лобовое стекло, потрескав его, а грудью саданулся об руль. Крышка капота изогнулась горбом. Хреновые у меня дела…
Всё болит – пошевелиться трудно. Руки превратились в непослушные крюки, на глаза начинает стекать кровь… Чувствую, что сейчас вырублюсь…
На глаза попался бык, он как раз укрывался за той машиной, в которую я врезался. Ему повезло, что он не попал под колёса собственной тачки. Теперь он целится точно в меня, пытаясь при этом разглядеть, жив ли я вообще. Идиот…
Пока несообразительный кретин не решился сделать контрольный, я направил на него дуло «Богданова» и нажал на курок. Хватаясь за дырку в горле, полицейский свалился на землю.
Собрав волю в кулак, поворачиваю ключи – «Кёниг» поначалу недовольно ворчит, долго раздумывая, но затем, мне на радость, оживает. Переключаюсь на заднюю скорость и беру разгон. Повторный удар должен окончательно убрать тачку быков с дороги…
Боковым зрением замечаю бегущего на меня человека. Им оказался какой-то местный наркоман, размахивающий руками. Дурак подлетел ко мне и схватился за ручку задней двери, видимо, думает, что я вывезу его отсюда с собой. Даю больше газу, и парень падает, настойчиво держась за ручку. Я продолжаю сдавать назад, как вдруг переднее левое колесо прокатывается по чему-то высокому. Машина вновь становится всеми колёсами на ровную землю, и я понимаю, что элементарно переехал того нарика.
Сдох он удивительно тихо…
Взяв максимальный разгон, я переключаюсь на первую передачу и выжимаю педаль газа. «Кёниг» разгоняется, я щёлкаю передачи. Набираю приличную скорость, готовлюсь идти на таран…
Скрежет металла, искры во все стороны, машину полицейских разворачивает, и я прорываюсь сквозь заграждение. «Кёниг» жалобно хрипит движком, но продолжает ехать. Правой ступнёй я готов промять днище машины – так сильно давлю на газ.
От стёкол уже мало что осталось, работает только одна фара, автомобиль ведёт влево, видимо, деформирован передний мост, а висящей на одной петле водительской двери я помог отвалиться ударом ноги…
Так как зеркал заднего вида нет, мне приходится оглядываться и рассматривать происходящее сзади. Похоже, быки не смогли организовать погоню…
Ещё удивительно, как они так быстро собрали боевую группу, стоило мне позвонить. Молодцы ребята! Зря их всех так не любят…
Холодная ночь, уже давно начался четверг. Мрачным маревом чернильных туч небо давит на город, упивающийся кровью умирающих у бара Дугласа. Самое время съездить на кладбище.
Прут в решётке так и не приварили. Ещё когда я здесь работал, нашёл в ограждении прореху, через которую легко можно пробраться на кладбище, сказал Орфелию, но он так и не занялся ремонтом…
Что ж, очень даже кстати.
Трупы пропихиваю первыми, затем пролезаю сам. Снова взваливаю тела на плечи и двигаюсь вперёд. До сторожки смотрителя кладбища ещё метров четыреста.
«Кёнига дер Тиера» пришлось утопить. Я остановил тачку у реки, вытащил мертвецов и столкнул покорёженный драндулет в воду. В принципе, можно было утопить вместе с ним и Беттину с Альфредом, но там, на дне реки, больше шансов, что их обнаружат. А мне никак нельзя допустить этого.
До кладбища было всего три квартала, так что я взвалил убитых на плечи и двинулся переулками к нужному месту. Они хоть и лёгкие, но с кучей травм, ушибов и синяков не так-то просто с ними бежать…
Среди могил тихо настолько, что слышно, как сопят кроты, лежащие в зимней спячке. Самое укромное место на земле.
Небольшое построение неподалёку от входа – это как раз сторожка Орфелия Ранглиуса Коота. Свалив трупы у стены, я двигаюсь в сторону двери. Стучусь, громко…
Мне открывает старый друг – худое лицо, похожее на череп, длинный крючковатый нос, маленькие глазки под жидкими бровями, короткие чёрные волосы торчат из-под кепки цвета хаки. Кожа покрыта странными тёмными пятнами какой-то болезни, которые немудрено перепутать с синяками. На шее висят сразу три крестика.
Старик Орфелий подслеповато пялится на меня в упор.
– Доброй ночи, Коот, – поприветствовал я могильщика.
– Гарольд, дурень! Сейчас же утро! – проворчал беззлобно Орфелий. Его вечная странность – путать утро с ночью, а день с вечером. Насколько мне известно, этот бзик у него никак не связан с почтенным возрастом.
– Ты всё сделал, как я просил?
– Да, всё, – прокряхтел старик, протягивая мне фонарь и лопату, стоявшие под рукой, – Три могилы! Ума не приложу, зачем тебе столько! Ты вечно вляпываешься в дерьмо, а потом долго в нём закапываешься вместо того, чтобы выбираться!
Орфелий нацепил плащ и взял себе ещё инструмент.
– Я пойду к могилам. Подтаскивай мертвецов туда: ориентироваться на свет фонаря будешь.
Тащить разом лопату, фонарь и труп было очень неудобно. Орфелий ещё и забрался в самый дальний уголок кладбища. Там разрыты три старые могилы. Неглубоко, всего на полметра, чтобы не тревожить захороненных. Не помню, кто это придумал, но придумано, честно говоря, неплохо. Складывай себе мертвецов в несколько этажей: там никто не подумает искать.
Бросив Беттину в яму, я пошёл за Альфредом, пока старик начал засыпать лесбиянку. На его кладбище захоронено уже более пятнадцати моих жертв…
Оставив лопату у могил, я управился с коротышкой с куда большей лёгкостью и комфортом. Пока я ходил, старый Орфелий уже наполовину закидал первую яму.
На второй труп он посмотрел с некоторым сомнением:
– Это же ведь мужчина?
– Да, мужчина, – чтобы не нарваться на ряд неудобных вопросов, я быстро скинул коротышку в могилу и забросал ему голову землёй. Орфелий, как-никак, отлично знает, кто такой Альфред Кэрролл и что будет за его убийство.
Работали молча. Ни я, ни смотритель кладбища вообще не отличаемся разговорчивостью. Сейчас это особенно на руку: пусть не выведывает где и почему я убил этих двоих, куда собираюсь и всё в таком духе…
Мне же теперь придётся бежать из Данкелбурга.
Последняя лопата земли шлёпнулась на место…
– Ну, давай иди за третьим, – равнодушно произнёс Орфелий, – Закопаем и его побыс…
В его горле вдруг закончились слова, как только я направил ему в лицо дуло «Богданова». Он нисколько не напуган, а, скорее, недоумевает. Точнее, умело делает вид, что недоумевает…
– Ты что удумал, Гарольд? – развёл он руками, – Убери-ка пушку, а то я тебе лопатой руку отхвачу!
– Заткнись, Орфелий! – рявкнул я на него, – Становись в могилу! И не делай такого лица! Сегодня меня отчего-то нашли в баре Дугласа, хоть я и всю ночь сбивал хвосты! Меня там нашли по наводке, которую дать мог только ты или Дуглас, но на толстяка они выйти не могли, а вот ты, Орфелий, постоянно общаешься с членами банды! Это ты сдал синдикатовцам моё укрытие в баре!
Глаза Орфелия погрустнели. Словно он понял, что бороться со сжигающей его болезнью бесполезно и остаётся только принять смерть. Отпираться совершенно бесполезно. Выдохнув, он спустился в разрытую могилу.
Не струсил, когда я приблизился на шаг – смотрит точно мне в глаза… с равнодушием. Настолько он устал от жизни, что её потеря его не пугает.
Предатель… А ведь когда-то он помог мне встать на ноги…
Я нажал на курок и на кладбище в кои-то веки перестало быть тихо.
Орфелий упал. Я взялся за лопату. Спустя где-то минут двадцать с последней могилой было покончено. Осталось только одно…
Я затушил фонари, погрузившись в непроглядную темень – царство Небожителя, да не снизойдёт на меня гнев его. Встал на колени на сырую землю, приставил пистолет к виску. Вдох, выдох… воздух воняет зимой…
Здесь, на старом кладбище в окружении высоких надгробий меня найдут в лучшем случае через неделю. Ещё и снег поможет, укрыв меня плотным белым ковром. Кого я обманывал, когда думал, что сбегу отсюда, и никто меня не найдёт?
По крайней мере, Ротвейлер и Шон со своим планом умоются! Я уже оставил записку капитана Брюлоу с информацией о Решете в баре, на видном месте, указав, где можно найти мёртвого Гордона. Подозрительно знакомый почерк выявит автора записки. У Шона должны начаться неприятности на работе…
Всегда было интересно, успевает ли самоубийца расслышать звук выстрела?..
Да сопутствует вам удача, Гарольд.
Четверг, 13:19
Я караулил у окна не зря: они ни в коем случае не потеряли мой след. Все проделанные петли оказались бесполезными. Они нашли меня даже быстрее, чем я ожидал, быстрее на порядок. Пусть и случайно. А я-то наивно понадеялся, что у меня будет пара часов на отдых, после чего я продолжу бегство.
К отелю «Каллиопа» подъехала чёрная машина. Наблюдая из окна пятого этажа, я увидел, как из неё вышли четыре человека и уверенно двинулись ко входу. Нет никаких сомнений, что свора палачей пришла именно по мою душу. Сразу четверо…
Я отпрянул от стекла, когда один из них задрал вверх голову. Отступив на пару шагов, я весь задрожал! Не только чудовищный страх тому виной, но и вновь вернувшаяся ломка! Она выползла из потаённой щели моего подсознания крайне не вовремя!
В глазах всё поплыло, грудь сдавило невидимыми тисками, что не разжать, как ни старайся. Всего меня заколотило так, что я еле удержался на ногах.
Импровизированный трос был отброшен в сторону.
От осознания своей обречённости я взвыл, вмешав в этот вопль и гнева, и страха, и слёз поровну! Не в силах себя сдерживать, я схватил маленькую настольную лампу и принялся колотить ею об подоконник.
Накануне я выступал на сцене. Это был уже второй сложный спектакль за два дня. После оглушительного успеха премьерного показа «Мудрости, познанной через глупость» приходилось повторно принимать образ рыцаря Мильо и выкладываться по полной на сцене Центрального Театра Данкелбурга. Моя вторая серьёзная роль. Как говорят многие, весьма удачная!
Вчера моё имя стало известным, сегодня я выступал уже будучи популярным театральным актёром.
Не удивительно, что большая часть аплодисментов и цветов после окончания действа достались именно мне, Эрне Рафту!
Я с товарищами по постановке стоял на сцене и в такт со всеми кланялся рукоплещущим зрителям. Стоит отметить, что собрался полный зал. И каждый, определённо, был очарован отличным спектаклем, все без исключения были в полном восторге! Чтобы это понять, достаточно просто вслушаться в гремящий звук аплодисментов.
Никогда ещё мне не приходилось бывать в такой ситуации. Даже вчера, на премьере, шелест людских хлопков не был таким мощным и сочным. Приятно ласкает уши.
Думаю, излишне скромничать не стоит, а следует признать, что я вполне заслуживаю эти почести. Минуты моего триумфа! Я шёл до них очень долго и целеустремлённо, чтобы отказываться сейчас признавать свой успех!
Я готов был купаться в людской любви вечно! Единственным, что могло это прекратить, оказался тяжёлый бежевый занавес. Его могучее тело отрезало меня от зрителей. Лишь последняя розочка, заботливо оплетённая яркой сиреневой лентой, успела проскочить под опускающиеся его полы.
Из всего моря цветов и букетов, что аккуратно сложили на край сцены или бросили из зала, я, непонятно почему вдруг, подобрал именно её. Карминовые лепестки чудного цветка так и пылают любовью неизвестного почитателя. Энергетика та ещё…
Товарищи начали подгонять меня зазывными выкриками. Я обернулся в их сторону – моим коллегам не терпится продолжить в гримёрной вчерашнюю попойку…
Разве я имею право быть против?..
– Сегодня зритель оказался куда сильнее впечатлён! – радостно провозгласил Рик, размахивая в воздухе бутылкой с шампанским, – Мы отлично поработали!
– Эрне переплюнул себя вчерашнего! – отметил мою игру на сцене Деррек.
– Стараюсь угнаться за вами! – я поднял бокал за всех присутствующих, чтобы через секунду опрокинуть его в себя. Игристая жидкость, цвета настоящего золота, ласково пощекотало нёбо.
Компания собралась солидная: здесь и постановщик Константин, и все до единого актёры: Рик, Деррек, Антоний, Герда, Пауль и Диана. Последние двое уже порядочно довели себя до нужных кондиций и занялись страстными поцелуями, устроившись на кресле в углу. Длинноволосый Пауль не смущается практически раздевать Диану на глазах у всех присутствующих.
Вспомнился образ Дианы – пару часов назад она крайне убедительно играла забитую, застенчивую служанку принцессы. Сейчас от её напускной серости не осталось ни единого следа. Блондинка вполне развратно извивается на коленях временного ухажёра. По слухам, она меняет их от спектакля к спектаклю…
Украдкой оборачиваясь на голубков, рядом развалился на диване Антоний. Толстощёкий крепыш с мощным подбородком решил оставить у себя на макушке королевскую корону, в которой ему приходилось лицедействовать на сцене весь вечер. Добродушный на вид мужичок Антоний бодро щёлкает пальцами в так музыке, льющейся из стоящего перед ним граммофона, не забывая при этом регулярно осушать свой хрустальный бокал и подливать в него очередную порцию.
По соседству с толстячком устроился я, оказавшись зажатым между Антонием и Риком. Бледнолицый остроносый мужчина в годах, активно меняет выражения лица, демонстрируя во всей красе мимические морщины. Неугомонные ноги бывшего танцора ни на секунду не застывают, то вытягиваясь, то сгибаясь в коленях, то запрыгивая друг на друга…
Рику очень весело, он практически не перестаёт улыбаться и смеяться прерывистым хохотом.
Прямо под его ногами стоит ящик с дорогим шампанским. Ещё два таких же, но опустошённых можно заметить возле двери. Рик работает этаким барменом, лихо раздающим бутылки выпивохам. Каждую из них он непременно встряхивает и стреляет пробкой в потолок, после чего целые фонтаны игристого напитка заливают насквозь промокший паркет.
На низкой тахте пристроилась Герда – исполнительница главной женской роли. Она выпила совсем немного, но уже успела опьянеть. Русоволосую девушку клонит в сон, хоть и сидящий рядом Рик вовсю старается вырвать её из объятий Морфея. Герде пришлось отдать сегодня все силы.
Рядом сидит и Деррек. Ему достался королевский трон, служивший нам декорациями. На нём коротковолосый блондин сидит чуть ли не вверх ногами, развалившись действительно по-королевски! Все пуговицы его рубашки расстёгнуты, штанины брюк подвёрнуты до колен – Дерреку от выпитого становилось с каждой секундой всё жарче и жарче. Особенно вспотели его губы, укутанные роскошными густыми усами.
А вот Константин сидит на маленьком табурете. Первое время он практически не присаживался, нарезая круги по комнате, но впоследствии чертовски быстро надрался и осел на своё место, подавая весьма вялые признаки жизни. Он начал путь беспробудной пьянки ещё вчера, после успеха премьеры. С тех пор его взгляд становился трезвым на какие-то часы. Насколько я знаю Стословского, он всегда надирается после премьеры, выпадает из жизни на неделю-другую, после чего забывает о зелёном змие и берётся за новую постановку.
У каждого свои слабости, у каждого свои причуды…
Сам я стараюсь пить как можно меньше, потому что не хочется вновь просыпаться с ужасной головной болью и кошмарными ощущениями во рту. Даже претензии Рика, что я «обижаю коллектив» меня не стимулировали вливать в себя слишком много шампанского.
В этой компании я самый юный, как по возрасту, так и по времени, проведённому на сцене. У большинства из присутствующих за плечами скопилось немало постановок, гениальных ролей, аншлагов, провалов, критики, цветов и аплодисментов…
Меня это только ждёт где-то там, в далёком и недалёком будущем…
Деррек и Рик, как заводилы маленького праздничка, выкрикивают что-то радостное и духоподъёмное, отмечая то друг друга, то товарищей, то Константина, то меня. Звучат тосты так величаво и авторитетно, что не поддержать их очередным бокалом золотистого напитка было бы аморальным…
Я краем уха слушаю их, но мои мысли сосредоточены на той самой розе, что в самый последний момент проскочила на сцену. Я уже успел укоротить стебель цветка и вставить его в нагрудный карман пиджака. Сиреневая ленточка змейкой извивается у меня в пальцах. Не сразу я заметил, что на ней написана короткая фраза «Эрне от Катарины»…
Моя первая поклонница…
Ещё долго Рик и Деррек нахваливали меня, называли восходящей звездой, пока не заснули от передозировки алкоголя. Я остался единственным бодрствующим человеком, хоть и изрядно подвыпившим… Как ни старался, но всё-таки напился…
Ленточку я завязал вокруг левого запястья.
В голове шумит. Умения пить явно не достаёт. Из гримёрной я пополз, держась рукой за стену. Ноги меня худо-бедно слушаются, однако доверять им я не могу. Голова безвольно висит на ослабшей шее, словно на куске резины. Брести приходится, пялясь исключительно под ноги.
Длинное серое пальто кажется неприлично тяжёлым.
Я посмотрел на часы – какая-то ерунда. Перед глазами всё расплывается и пляшет безумными хороводами. Целую минуту я потратил на то, что пытался сфокусировать непослушный взгляд на циферблате. Словно обретя собственную волю, мои глаза ходят кругами, шмыгают в стороны, но не хотят концентрироваться.
Кое-как, но я всё же выяснил, что уже шесть часов утра…
Это была славная пьянка, как сказал бы Антоний!
Я же только сильнее убедился в мысли, что все эти попойки, определённо, не для меня. Особенно это ясно ввиду того, что я никак не могу вспомнить, где же в театре выход…
Двигаюсь наугад и тут же понимаю, что моё ярое недоверие своим конечностям было весьма здравым – стоило сделать шаг, как я оступился и упал на четвереньки. После такой встряски голова практически выключилась. Какое-то время я полз, пока не собрался с силами и не смог выпрямиться.
В черепной коробке бушует хреново торнадо, звуки какие-то нечёткие, гудящие… И до сих пор доносятся отголоски пьяных выкриков Деррека…
– А, мистер Рафт! – окликнул меня сторож театра, – Выглядите неважно…
Совсем не помню, как шальные ноги донесли меня до чёрного хода. В конце коридора стоит невысокий пожилой сторож, теребящий толстую газету. Имя у него ещё интересное…
– Вы на улицу собираетесь, мистер Рафт?
– Да.
– Проветриться немного? – хохотнул старичок.
– Нет, нет, – протестующе замахал я руками, – Двинусь домой.
– В таком состоянии? Вам вызвать такси? – заботливо поинтересовался сторож.
Я чуть снова не грохнулся на пол, не дойдя всего десятка шагов до выхода. Слава Богу, успел поймать равновесие.
– Нет, Дагоморт, – внезапно всплыло в сознании имя собеседника, – Я лучше пройдусь, подышу воздухом, может, просохну немного…
– Не советовал бы ходить сейчас по улицам: всякого хулиганья полно.
– Пустое, – я уже повис на ручке двери, – В карманах у меня пусто, а синяки можно и гримом замазать.
– Только потом не говорите, что я Вас не предупредил! – добродушно посмеялся над моей беспечностью Дагоморт.
Я вывалился на улицу. Тут же со всех сторон налетел морозный ветер начинающейся зимы и её когтистый холод. Жар от спиртного начал стремительно остывать, затухать. Взгляд прояснился. Хорошо…
Идти стало значительно легче, чем в душных коридорах Центрального Театра. Пришедшая свежесть дала мне возможность лучше соображать, лучше контролировать собственное тело, хоть и до филигранной точности далеко. Теперь хотя бы можно не бояться падения через каждые две минуты.
Однако упасть следовало. Намеренно. Я опустился на колени, встал на четвереньки и засунул голову в сугроб. Кожу лица ошпарило колючим холодом, пронзило тысячей игл мороза. Снег стал стремительно таять от контакта с разгорячённой рожей, я представил, как вверх поднимается пар…
Лежал бы так всю жизнь, вот только с наступлением весны моё лицо будет погружено не в такой приятный колючий снежок, а в вязкую хлюпающую грязь. Не самое радостное будущее, надо признаться…
Мне стало заметно лучше, так как поднялся я достаточно легко. Слабость в конечностях присутствует, да и в голове словно гудящий трансформатор поставили, но, в целом, я вполне сносно себя чувствую, чтобы идти домой, не напутав при это дороги…
Я глянул под пальто – в нагрудном кармане всё так же красуется ярко-красная роза. Интересно, кто же такая эта Катарина?
Оставим эту тайну на потом…
Я двинулся по улице на северо-восток. Сейчас довольно безлюдно, машин на проезжей части крайне мало, как и желающий пройтись по Данкелбургу пешком. Шесть часов утра, семь часов… да какая разница, сколько сейчас часов, если на небе уже четвёртый день как нет солнца!
Жутко не люблю темноту, так что Неделю Долгой Ночи всякий раз встречаю с неудовольствием.
Проходя мимо одного из переулков, я невольно заглянул в его тёмноту и остановился, поражённый увиденным. Там застыл высокий чёрный силуэт с горящими белыми глазами… Определённо, фантом…
Никогда бы не подумал, что являюсь мистиком и могу видеть пленников тени. Возможно, если мои силы достаточно велики, я даже смогу пообщаться с этим порождением Небожителя, однако этого делать мне никак не хочется. Честно говоря, безмолвная неподвижная фигура фантома меня сильно пугает, хотя и достоверно известно, что эти существа безобидны…
Стараясь выкинуть поскорее из головы ужасные белые глаза, я быстрым шагом двигаюсь дальше. Не хватало ещё радости окунуться в незримый мир Данкелбурга.
А может, это просто галлюцинация? Нет, от выпитого, хоть и в неприлично больших объёмах, шампанского такого никогда не будет, а дрянь я принимал последний раз позавчера… Её эффект давно должен выветриться…
Я застыл на перекрёстке. Ленивый светофор светит красным, никак не желая сменять его на другие цвета. Автомобиля в зоне видимости ни одного, однако я покорно жду зелёного сигнала. Осадок излишне воспитанного детства…
Вспомнились родители. Я навещал их последний раз ещё в начале осени, с тех пор ни разу им даже не позвонив. Старики, должно быть, жутко соскучились. Странно, что мы так редко видимся, ведь живём в одном, хоть и очень большом городе.
Стоит на днях съездить к ним в западный район Данкелбурга. Куплю тортик, мы посидим, выпьём чаю…
А пока я занят тем, что пытаюсь совладать с накатывающей сонливостью и пытающимися выйти из-под контроля ногами. И ещё жду, что меня вырвет… Тошнота начала преследовать меня, как только я немного отдалился от Театра.
Четверг. Часы показывают, что уже начался восьмой час.
Людей становится всё больше на улицах.
И тут меня скручивает приступ! Ломка! Всё тело мелко задрожало, стало чертовски тяжело дышать, перед глазами встало размытое марево… Силясь вдохнуть хоть самый маленький глоток воздуха, я согнулся пополам и широко распахнул рот… Из горла вырвался тихий хрип… Руки задрожали сильнее, стало больно в шее…
Уползая с людских глаз, я на ощупь поплёлся с улицы в переулок. Воздух в лёгких кончается, я перестал вообще что-либо видеть… Под ноги попадается всякая хрень…
Очередной приступ боли в шее, коленях и позвоночнике свалил меня на землю! Так сильно меня ещё не крутило! Я распластался на холодном асфальте…
Упёршись ладонями в землю, я чуть приподнялся и тут же с силой ударил лбом о твердь асфальта, нанеся себе сильное увечье! Мои глаза сразу же смогли видеть намного лучше, а лёгкие в кои-то веки решили вдохнуть спасительный кислород!
Я сумел сесть и отползти к стене… Ломка не отступает, собирая новые силы для повторной атаки… В шее разливается адская боль, способная свести с ума и подвигнуть на самоубийство…
Правая рука сама нащупала что-то металлическое и тяжёлое. Я завалился вперёд и положил на землю левую ладонь, широко раздвинув пальцы. Сделал замах…
С каждой долей секунды перед глазами всё стремительно расплывается. Скоро я уже не смогу разглядеть своих рук… Я нанёс первый удар! Тяжёлая металлическая штука, оказавшаяся сломанной мясорубкой, шмякнула по пальцам! Очень больно, что я даже взвыл, не удержавшись…
Одна вспышка боли рванула навстречу другим… Перед глазами стало яснее, словно я вырвался из оков слепоты… Однако вскоре мир вновь начал терять чёткость… Грудь сдавило… Дышать не выходит…
Я нанёс ещё удар, затем ещё и ещё! С каждым покалеченным пальцем я стряхиваю симптомы ломки, однако они настырно накатывали вновь и вновь! У меня больше нет сил увечить левую руку…
Пришлось ударить себя в висок, но из-за накатившей слабости я сделал это крайне неуклюже и почти не почувствовал боли… Об асфальт звякнуло выпавшее из руки орудие самоистязания…
Я начал медленно задыхаться…
Правая рука вяло лезет в карман, промахивается, вновь промахивается, наконец, кончики пальцев цепляются за край… Я пропихиваю ладонь вглубь, её всю трясёт, так что выходит неловко… Начинаю шарить в поисках пузырька…
Боль выкручивает все жилы! Я пытаюсь заставить лёгкие работать, но решительно ничего не получается! Пытаюсь биться затылком об стену, но это не помогает!
Наконец, мои пальцы хватают совсем маленькую сосуд, плотно закрытый крышкой. Я резко вытягиваю его из кармана и пытаюсь вслепую открыть, вот только левая рука меня совсем не слушается, дрожа, как тряпка на ветру…
Я запихиваю пузырёк в рот и хватаю зубами крышку! Дёргаю головой и открываю несчастную колбочку! Сплюнув пробку в сторону, вливаю в рот мерзкое содержимое…
В пузырьке вакомин – наркотик, производимый дриджами. Когда-то давно я спутался с одним наркоманом, который и подсадил меня на эту дрянь. Вакомин – штука дорогая, так что употреблять его часто не выйдет, что и к лучшему, разумеется. От вакомина рано или поздно умирают все без исключения…
Особенно если превышать дозу…
Употребляя по двадцать грамм в трое суток, можно протянуть лет до пятидесяти, не больше…
Ломка от наркотика не похожа на все другие: она скорее похожа на приступ какой-то болезни… Перед глазами всё плывёт, дышать становится трудно, руки и ноги начинает трясти, и по позвоночнику растекается жгучая боль. От такого приступа вполне можно умереть, если не принять спасительный вакомин…
Я научился бороться с приступами иначе: избавиться от симптомов можно сильной физической болью. Она обязательно должна быть резкой и острой, а не той, что жжёт шею и спину.
Обычно, ритуалы мазохизма помогают побороть накидывающуюся дурноту, позволяя отсрочить время принятия вакомина. Однако рано или поздно влить в себя дрянь придётся, потому что очередной приступ, как сегодня, может оказаться совершенно неодолимым.
Проглотив всё без остатка содержимое пузырька, я провалился в забытьё…
И там было очень погано…
Очнулся от того, что кто-то бормочет нечто несвязное совсем близко… Моргая, я прочистил глаза… В горле жутко пересохло… Голова раскалывается…
Похоже, я не умер…
Кирпичи передо мной какого-то необычного, ярко-бордового цвета. Я отчётливо вижу это в порядочной темноте… Побочные действия наркотика: галлюцинации, искажённое восприятие цвета и звука, головная боль… Всё это вполне можно и вытерпеть…
Разве что сердце начинает работать всё хуже и хуже… Когда-нибудь оно остановится…
Я попытался подняться – ноги лежат на земле непослушными рельсами, а руки скользят и подгинаются. Меня всего шатает… Чувствую себя марионеткой, лишённой нитей…
Меж тем за углом кто-то говорит, и вскоре моё ухо смогло настроиться на голос:
– Кто-то знает, что вы здесь, джентльмены? – у неизвестного молодой баритон.
– Разумеется, никто, мистер Дойл, – бодро ответил кто-то прокуренным басом.
– Хорошо, если так…
– Вы можете нам доверять! – уверил собеседника третий голос, – Мы не какие-то там вшивые предатели – договорённость была заключена больше недели назад. Отступать от обязанностей мы не собираемся!
– Вот только касательно суммы… – вклинился ещё один говорящий, обладающий не голосом, а настоящим мышиным писком.
Ответ некоего Дойла был категоричным и яростным:
– Сумма останется неизменной! Сами же сказали, что была заключена договорённость. Я считаю, что триста тысяч на троих – это более, чем щедрое предложение…
– Да, но, сами же знаете, – робко пробасил курильщик, – Только-только Шона Брюлоу вывели на чистую воду… Мы сильно рискуем: проверки начнутся…
– Так ведите себя осторожнее! Не одни вы рискуете, скажу даже больше: о вас троих никто ничего не знает, и обнаружить вашу связь с Синдикатом будет очень непросто! А нас всех найдут и посадят, стоит Шону открыть рот! Вы хоть знаете, почему на встречу пришёл я? Да потому что Альфреда убили… Взглянув на всё это, пораскиньте-ка мозгами и не говорите мне про риск!
Наступила тишина, совсем непродолжительная тишина. Однако я успел быстро отдышаться и совладать с собой. Следует тихо подняться и бежать отсюда. Мне совсем не улыбается оказаться замеченным какими-то неизвестными людьми, что обговаривают дела, относящиеся к убийствам…
Определённо, бандиты.
Я поднялся и начал осторожно двигаться в сторону улицы, стараясь не шуметь…
– Итак, сто тысяч сержанту Карвусу Моби, сто тысяч сержанту Эмилю Готфри и сто тысяч сержанту Хендрику Блэйку, – спокойным голосом произнёс Дойл, – Рассчитайся с джентльменами, Карл.
Полицейские! Этот человек, что говорил о Синдикате, даёт крупные взятки полицейским! Продажные быки встретились в этом переулке с представителем преступного мира!
И тут под моими ногами что-то лопнуло!
Искажённый вакомином звук ударил со всей своей пронзительностью по округе! Отражаясь от ярко-бордовых стен, он распространился по переулку, звеня чудовищно громко! Я выдал себя!
Под туфлю попалась лампочка. Я раздавил её, всего на секунду оторвав взгляд от ног и потеряв самообладание!
У меня перехватило дыхание от страха… Я замер, затих, пытаясь понять, услышали ли меня неизвестные… Никогда не молился Богу, но сейчас, похоже, самое время…
После моей оплошности зависла гробовая тишина…
По вискам потёк холодный пот… Из головы моментально выветрилось шампанское…
Но чуда не случилось…
– Кажется, там кто-то есть…
Эти слова подействовали на мена, как кнут погонщика на скотину! Я со всех ног ринулся прочь. Чёртов страх подгонял меня, заставил двигаться быстрее своей тени!
Сзади послышались грозные выкрики и стали доноситься звуки шагов. За мной погнались неизвестные! Я постарался ещё ускориться!
На бегу я опрокидываю мусорные баки, чтобы те помешали моим преследователям. Стараюсь бежать пригнувшись – если в меня начнут палить, желательно оказаться как можно меньшей мишенью.
Я выскочил на улицу – сейчас уже достаточно оживлённо, так как проваляться без памяти я мог довольно много. Ни на секунду не пришло на ум ложного самоуспокоения, что на людях со мной ничего не сделают. Эти люди так просто не остановятся.
Рванув вправо, я принялся активно расталкивать людей локтями, начал отпихивать их в стороны, расчищая себе дорогу. На пути мне попадаются самые разные люди, которых я с одинаковым безразличием отталкивал со своего пути. Одна дама даже упала на мостовую, но я на это даже не обратил внимания.
Какой-то мужчина решил меня остановить, но я ловко подсел под его руки и улизнул, продолжив бег. Обернувшись, я увидел сразу троих преследователей, так же раскидывающих мешающих преследованию!
Проскочив мимо двух пожилых господ, я рванул дальше, ускорившись на свободном участке. Стоило мне добежать до ближайшего переулка, как из него выскочили сразу три быка.
Ждать от них помощи не выйдет, так как эта троица, определённо, – те самые полицейские-взяточники. Бросились мне наперерез. Отлично, со стороны моя поимка будет выглядеть, как задержание преступника!
Не желая быть схваченным, я решился на настоящее самоубийство: резко дав влево, я выскочил на проезжую часть! Мимо, яростно просигналив мне, пронёсся первый автомобиль, затем я бросился вперёд, увернувшись от ехавшего следом грузовика. Белая машина затормозила в считанных, сантиметрах от меня, и её водитель тут же принялся покрывать меня жуткими ругательствами.
Я пересёк разделительную черту, и тут же чуть не попал под колёса, но сумел своевременно подпрыгнуть и приземлиться боком на капот тормозящего авто. Стоило мне сползти на асфальт, как уже следующее транспортное средство готово было размазать меня по дороге. Я кувырком прыгнул вперёд, минуя серую машину, и оказался вдруг на противоположной стороне.
Одного взгляда хватило, чтобы понять, что преследователи не остановились в попытке меня схватить. Пользуясь авторитетом формы полицейских, они начали тормозить машины и двигаться на мою сторону дороги.
Я тотчас вскочил на ноги и бросился наутёк. Снова приходится оббегать прохожих и грубо отталкивать их, чтобы ни в коем случае не терять скорость. По пути я даже столкнулся с продавцом газет, раскидав в стороны его товар…
Спиной я чувствую, что меня догоняют. Гулкие шаги и сиплое дыхание доносится с неприлично близкого расстояния! Повинуясь инстинктам, я резко свернул налево…
Охнув и выругавшись, у меня за спиной приземлился один из преследователей, вытянувшийся в струнку в прыжке, готовый свалить меня на землю. В этот раз пронесло…
Свернул я не очень удачно, так как тут же передо мной появился опасный порог и тяжёлая двустворчатая дверь – я влетел в какой-то ресторан. Пришлось рвануть вперёд и попробовать выскочить через чёрных ход, так как возвращаться на улицу, было бы большой глупостью…
Я еле успел оббежать официанта и уклониться от внезапно поднявшегося мужчины, как кто-то толкнул меня в спину. Толчок был так силён, что я прямо-таки взвился в воздух и приземлился животом на пустующий стол. Проехав по нему немного на брюхе, я быстро развернулся и увидел перед собой громилу в полицейской форме. Он тянет ко мне руки, пытаясь схватить, но я рефлекторно сжал в руке тяжёлый канделябр, который сбил собой и от души заехал им по голове быка.
Пока тот держался за рану, я подтянул под себя ноги и встал прямо на столешницу. Ко мне двигается очередной преследователь, в которого я метнул своё оружие.
Позади меня оказалась дверь на кухню, однако от неё мне наперерез двиулся один из официантов, настроенный весьма решительно. Взяв разгон, я пробежал по столешнице, оттолкнулся и попытался перепрыгнуть его. Официант схватил меня за ногу, но второй получил точно в нос, так что мы оба кубарем свалились на пол.
Толкаясь всеми конечностями, я поспешил подняться и броситься наутёк. Двери на кухню совсем близко. Как только я распахнул их локтями и влетел внутрь, у меня за спиной стул врезался в стену, метко пущенным кем-то из преследователей.
Я рванул между столами и плитами. Повара, занятые делом, не пытаются меня останавливать. Как только послышались звуки отворяемой двери, я схватил первую попавшуюся сковородку и метнул её в сторону двери, промахнувшись при этом весьма незначительно. Развивая свой успех, я принялся швырять не глядя себе за спину всякую посуду.
С одного из столов я подхватил молоток для отбивания мяса, свернул под прямым углом и бросился к выходу. Приближаясь, я занёс импровизированное оружие для удара… одновременно с этим постарался сместиться от центра двери…
Распахнув её, понял, что не ошибся – за прямоугольным куском древесины стоит устроивший засаду полицейский, широко раскинувший руки. У меня вышло неплохо прицелиться, так что удар молотком свалил его с ног. К тому же, не исключено, что я проломил парню череп…
Отбросив оружие в сторону, я продолжил уходить от погони. Лёгкие жалобно скрипят, напоминая, что воздуха в них совсем не осталось… Приходится бежать на самой грани… Сердцу, которое только-только было отравлено вакомином, наносится непоправимый вред…
Переулок, поворот направо, и я снова на улице. Бегу влево, часто спотыкаюсь и едва не падаю. Совсем выбиваюсь из сил. Судя по шуму за спиной, преследователи и не собираются отставать…
На перекрёстке загорается зелёный свет для пешеходов, и я бросаюсь пересекать улицу. Топот ног уже у меня за спиной и я сворачиваю в сторону, пытаясь скрыться между машинами, застывшими в ожидании на перекрёстке. Среагировав на характерный глухой звук, я пригнулся, избежав рук полицейского, попытавшегося прыгнуть на меня с багажника одного из автомобилей.
Перепрыгнув ставший вдруг таким опасным бордюр, я обогнул продуктовый лоток, пересёк мостовую и ворвался в магазин одежды. Ноги сами понесли меня вперёд к лестнице на второй этаж. Ступени замелькали подо мной, в самом конце я перемахнул через перила вправо и тут же подхватил стоящий рядом стул, которым собрался отбиваться от настигающих бандитов. Первый бросился на меня разъярённым мамонтом, забыв об осторожности, за что и получил ножкой стула в лицо.
Его товарищи захотели окружить меня, так что я тут же швырнул своё оружие под ноги одному из них и рванул к окну. Не знаю, что на меня нашло, но я с разбегу прыгнул, сжался, разбил собой стекло и полетел вниз. К счастью, подо мной возник тот самый лоток с продуктами, который значительно смягчил удар.
Под крики продавца я поднялся на ноги и тут же увидел распахнутую дверь двухместного автомобиля, из которого мне подал знак некто незнакомый:
– Быстрее! Садись!
Засунув куда подальше мысль о том, что неизвестный может оказаться сообщником преследователей, я бросился к спасительному авто и запрыгнул на пассажирское сидение. Водитель тут же вдавил газ в пол, и мы помчались прочь…
Я на ходу захлопнул дверь и уселся поудобнее… Наконец-то могу перевести дух…
– Не думал, что представится возможность подразнить синдикатовцев! – весело произнёс доброжелатель, – День начался удачно!
Разглядев водителя, я отметил на нём кофейного цвета пиджак и брюки, широкий галстук. Сам он молод, высок, волосы светлые. Правого глаза нет – его закрывает чёрная повязка…
Одноглазый психопат мотал меня по всему Данкелбургу на кошмарной скорости, от которой меня жутко замутило. Первое время я просто боролся с приступами рвоты и тошноты, пока не свыкся. Неизвестный водитель продолжил гнать, вальяжно устроившись на сидении. Казалось бы, кретину безразлично, выживем ли мы или расшибёмся.
Как только я смог оторвать взгляд от мельтешения города вокруг, то тут же закричал на своего спасителя:
– Ты что, совсем с ума сошёл? Куда так гонишь?
Одноглазый с плохо скрываемой иронией посмотрел на меня и продолжил следить за дорогой. Даже слова не сказал…
– Эй! Я к тебе обращаюсь! Будь добр отвечать!
– Тебе не нравится скорость? – лениво процедил тот, – Не ной, расслабься…
– Я и не ною! – чёртов идиот вздумал надо мной потешаться.
Для безрассудного ездока ровным счётом ничего не значат правила дорожного движения: он подолгу может ехать по встречной, проскакивает на красный свет, не уступает дорогу ни грузовикам, ни пешеходам…
– Слушай, – я упёрся руками в панель, – Мне не нравится, когда так гоняют! Срочно останови!
– Я могу тебя даже вернуть к твоим друзьям, – улыбнулся водитель, – Хочешь?
– Они мне никакие не друзья! Думаю, они хотели меня убить!
– Разумеется… Если бы не хотели, я бы и не стал тебя вытаскивать…
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что я прекрасно знаю этих людей, знаю, на что они способны, много, в общем, о них знаю… И вот никак не мог удержаться от того, чтобы щёлкнуть их по носу!
– Ты спас меня просто назло им? – во мне заклокотал самый настоящий гнев, хоть и не принято злиться на людей, что выручают тебя из серьёзнейших неприятностей.
Одноглазому же весело! Чёртов кретин смеётся надо мной! Ему прямо-таки смешна сложившаяся ситуация!
– И кто это были? Что это за люди, которым тебе так захотелось щёлкнуть по носу?
– Синдикатовцы, – пожал плечами собеседник.
От очередного порыва ярости я саданул кулаком по крышке бардачка:
– Ты можешь выражаться яснее? Что ещё за синдикатовцы?
– Про Пятый Синдикат ты, разумеется, не слышал… Если я скажу, что это бандиты, которые довольно крепко держат центр города, тебе будет понятно?
– Да, я, вообще-то, не тупой…
Автомобиль продолжает нестись по улицам, надрывая мотор. Одноглазый явно едет в определённое место, а не просто гонит, куда глаза глядят. Следует узнать, куда именно:
– Куда мы едем?
Водитель с сомнением посмотрел в мою сторону:
– От машины следует избавиться, – ответил он спустя какое-то время, – Чтобы меня по ней не нашли. Знаешь, те ребята явно разглядел номер моего транспортного средства. На западных окраинах Данкелбурга есть отличная свалка, на ней работает отличный человек Джек, а у отличного человека Джека есть отличная дробилка…
– Эти… синдикатовцы настолько круты, да?
– Да. И ты вляпался. И я вляпался. Они и так меня ищут, а теперь, когда я создал им лишнюю головную боль…
– А кто ты такой, раз они тебя ищут? – с недоверием спросил я.
Одноглазый улыбнулся краем рта, неопределённо дёрнув плечами. Сразу стало понятно, что отвечать он не собирается. Осознавая это, я начал злиться ещё сильнее… Он обращается со мной, как с сопливым идиотом!
– Эй! У тебя, по-моему, один глаз, а не одно ухо!
И тут мне чуть не оторвал голову резкий и мощный удар. Неизвестный водитель не стал терпеть оскорбление и проучил меня точной зуботычиной. Рука метнулась с небывалой скоростью…
Больно так, словно кувалдой вдарили! Я согнулся пополам, держась за место ушиба…
– Ты в порядке? – спросил он таким спокойным голосом, словно ничего и не произошло…
– Да пошёл ты!
– Просто хотел объяснить, жестами, так сказать, – ухмыльнулся одноглазый, – Что абсолютно не намерен говорить о себе. Равно как и о тебе спрашивать, мне, уж поверь, совершенно безразлично, чем ты насолил этим ребятам, куда собираешься идти и что делать…
– Ты просто заметаешь следы, по которым они могут на тебя выйти? – левой рукой я растираю жгучий ушиб.
– Да, и тебе советую заняться ровно тем же самым.
– А как они меня найдут? Они только видели моё лицо, но понятия не имеют, где меня искать…
Одноглазый презрительно прыснул сквозь зубы и ещё поддал газу:
– Знаешь, я практически уверен, что они будут искать тебя на улице Ленгвис… дом выберут двадцать шестой, квартиру – двенадцатую…
Ошарашенный тем, как этот человек, которого я явно вижу в первый раз, точно назвал мой адрес, я с плохо скрываемым подозрением уставился на одноглазого. Из головы совсем вылетели огромная скорость езды и боль в щеке… Кто это, мать его, такой?
Водитель же и бровью не повёл…
– Удивлён, Эрне? – нейтрально проронил он, лениво вращая руль.
– Откуда ты меня знаешь? – не в состоянии сдерживать себя, я фактически заорал, – Откуда знаешь моё имя?
– Пораскинь мозгами, тугодумный ты мой, тебя уже чуть ли не половина города знает! А, зная человека, несложно найти и его дом. Боюсь, что синдикатовцы уже завалились в твою квартиру и ждут. Поверь, они способны на это…
– Они видели только моё лицо! Не факт, что они меня узнали! Могли подумать, что я просто похож…
– Могли! – не стал отрицать одноглазый, – Но синдикатовцы не такие дураки, чтобы не проверить…
Как бы это ни тяжело осознавать, но он абсолютно прав. Те бандиты должны были как следует меня рассмотреть, чтобы наверняка узнать во мне молодого театрального актёра Эрне Рафта. Возвращаться домой теперь будет опасно.
Злобно хохоча, черти разжигают вокруг меня огни преисподней.
– И что мне теперь делать? – обречённо спросил я.
– Ну, во-первых, забудь про свою квартиру, а, во-вторых, беги из Данкелбурга.
– Не могу я бежать! У меня с собой нет денег, у меня здесь семья, дом, работа…
– Семья? Это хуже, – по-настоящему нахмурился собеседник, – Эти подонки могут добраться и до них… Если будешь глупить…
– Что значит «глупить»? Будь добр, убери пафос и говори яснее!
Чудом проскочив мимо двух плотно стоящих машин, автомобиль одноглазого резко завернул налево. Шины поскреблись по асфальту, мотор ревёт обезумевшим демоном. Фонари города слились в размытые линии.
– Глупить? Как бы тебе объяснить, Эрне… Ты же ведь явно услышал что-то такое, что способно усложнить синдикатовцам жизнь?..
– Допустим…
– Так вот, если вздумаешь трепать языком, будь готов к тому, что к твоим старикам наведаются бандиты. Церемониться они уже не станут. Так что молчи, как рыба! Пока ты молчишь, опасность угрожает только тебе.
Неожиданно он дал по тормозам! Меня бросило вперёд, на панель, покрышки начали стираться об асфальт, оставляя чёрные полосы. Автомобиль одноглазого прокатился несколько десятков метров и остановился на обочине. Не успел я перевести дух, как водитель безразлично произнёс, барабаня пальцами по рулю:
– А теперь давай-ка выходи, Эрне. Больше ничем не могу тебе помочь…
– Скажи хотя бы, куда меня привёз? – глухо спросил я, растирая ушибленные рёбра.
– Неподалёку от центра, улица Намбстрабе.
– Спасибо…
Я взялся за ручку, собираясь покинуть машину, как вдруг одноглазый снова окликнул меня:
– Эй, слушай, думаю, тебе пригодится…
Обернувшись, я увидел в протянутой руке неизвестного пистолет. Он держит его за ствол, предлагая взяться за рукоятку. Чёрный небольшой пистолет, судя по внешнему виду, совсем новый, почти не пользованный ранее.
Оружие, если подумать, очень даже понадобится. Поколебавшись пару секунд, я решил взять ствол. Проверил обойму – полная, ровно девять патронов.
– Умеешь им пользоваться?
– Да, конечно, – кивнул я, взвешивая в руке пистолет, – Я, вообще-то, в армии служил.
– Вот и отлично. Тогда я за тебя спокоен! Только смотри, чтобы быки его не нашли.
Чёрный пистолет «Грасс Сиер 280» всем хорош. Я спрятал его во внутренний карман пальто. Когда я распахивал полу, одноглазый разглядел в моём нагрудном кармане розу. Удивительно, как только она не вывалилась, или её лепестки не облетели…
– Красивая розочка, Эрне! Поклонницы?
– Да, именно они, – угрюмо бросил я напоследок и, не прощаясь, вышел из автомобиля.
Стоило мне захлопнуть дверь, как авто неизвестного одноглазого недруга синдикатовцев рванула вперёд, чтобы через какое-то время быть измолоченной в дробилке…
Чёртов псих, увёз меня к чёрту на рога, на самоё остриё. Без денег в кармане я не могу даже проехаться на автобусе. Не мог высадить меня раньше…
Как выяснилось, сейчас всего-то девять часов. Оказывается, я валялся без памяти довольно немного. Уж лучше бы пролежал там, в куче мусора, полдня! Надо было мне очнуться так не вовремя и наткнуться на треклятых бандитов! Уроды! Из-за них я теперь вынужден слоняться по городу, совершенно не понимая, что же делать!
Бежать из города – это, конечно же, полная глупость! Одноглазый придурок явно сам не понял, что сказал… Бежать из города! Да, конечно, из-за каких-то там бандюков я брошу прежнюю жизнь, брошу то, чего добился…
Обратиться в полицию, разумеется, страшно. В то, что это может поставить под угрозу жизни и здоровье моих родных, я неосознанно верю. У синдикатовцев немало купленных быков, которые тут же передадут своим покровителям факт моего появления в участке…
Что за глупость? Я запомнил все до единого имена полицейских, участвовавших в сделке, однако не могу их сдать… Даже если отправлю анонимное письмо, это может обернуться серьёзными неприятностями…
Интересно только, за что троица быков получила такие деньги? На кой чёрт синдикатовцам сдались какие-то сержанты за такие суммы? Что же такого они должны сделать?
Я впутался в сомнительную историю, попал в самую сердцевину этой круговерти. Хренова судьба! Ещё вчера она улыбается тебе, даёт то, что ты заслужил, награждает за труд, а сегодня уже перечёркивает это всё, погружая тебя с головой в дурно пахнущие неприятности!
Кто угодно заслуживает, но только не я! Почему вдруг такая несправедливость!
Я должен был стать звездой театральных подмостков! Я только-только добился чего-то! Только-только стал кем-то значимым!
Сегодня же я плетусь по улицам и прячу лицо от прохожих. Почему, например, у того усатого мужика нет таких проблем, как у меня? Почему толстому индюку живётся легко и спокойно, а я по уши в дерьме?
И что же, чёрт возьми, мне делать? Если бы я знал ответ, не так сильно хотелось бы в гневе разбивать кулаки об кирпичную стену.
Что сперва? Сперва нужны деньги. Где бы раздобыть? Домой заходить, как мне настойчиво советовал незнакомый циклоп, не следует. Надо занять у друзей.
Сориентировавшись на местности, я вспомнил, что совсем неподалёку проживает Франц – старый приятель по театральному училищу. Добродушный простачок должен одолжить пару тысяч безо всяких проблем…
Должен.
Посреди мостовой стоит группа подростков-готов, которую с боязнью обходят прохожие. Ряженные в кожу, увешенные пирсингами и измалёванные бело-чёрным гримом парни и девушки провожают окружающих дикими неземными взглядами, от которых веет потусторонним холодом. Неприятные люди…
Поклоняются смерти, да? Глупости те ещё… Подростков просто не любят родители и сверстники, вот они и пытаются яснее обозначить свой статус изгоев. Пытаются превратить недостаток в преимущество…
Готы любят красоваться, прикидываться вампирами или другими тёмными сущностями. Им далеко даже до мистиков, способных видеть фантомов…
Неужели эти ребята сами не видят, насколько же бестолково выглядит их движение? Напоминают чёрных злых клоунов…
Среди готов особый интерес вызвала девушка, смотрящая по сторонам тоскливыми глазами. На её щеке красуется страшный шрам в виде креста – памятка о чьём-то неудержимом садизме. На лице совсем молодой девушки он смотрится настолько жутко, что я поспешил отвернуться и постарался больше не коситься в сторону готов…
Весь Данкелбург нынче заполнен этими субкультурами – сборищами чудаков.
Помимо готов очень часто можно встретить на улицах города рокеров – длинноволосых амбалов, слушающих странную музыку. Они тащатся от грохочущих аккордов и мощных созвучий. Не всякий способен выдержать это.
Они любят кучковаться в своих клубах, гремят там на барабанах, пьют пиво и на дух не переносят чужаков…
Не стоит путать их с байкерами. Эти ребята тоже любят кожаные куртки, мощную музыку и редко пользуются бритвой и ножницами. Однако эти парни гоняют на мотоциклах. Нередко они путешествуют от города к городу, словно настоящие кочевники. Некоторые из них чтут мифические кодексы чести настоящих байкеров, а некоторые являют собой воплощения ярости и бесчинства, устраивая беспорядки там, где появляются…
Ну и, куда же без них, наш город заполонили хиппи. Эти ребята – сущие дикари. Не моются, не стригутся, не чистят зубы, живут на улицах, гниют от употребляемой ими в огромных количествах наркоты. Их легко узнать по изношенным джинсам, покрытым, словно скорлупой, слоем грязи, косматым лохмам на голове, массе кулонов и подвесок, обилию ворованных колец и отсутствию обуви.
Сам лично видел, как один из хиппи шлёпал голыми пятками по снегу…
Большая община хиппи расположена в Центральном Парке. Дикари неплохо обустроились среди зелёных насаждений, где обустраивают целые шалашные посёлки. Искать их там практически бесполезно, так что полиция им не страшна. Живут, в основном, за счёт ягод, но не брезгуют и людской едой. Деньги на неё они достают, продавая ту самую наркоту, которая заменяет им кислород…
Хиппи страдают животным инстинктом к безудержным сексуальным сношениям. Вследствие этого среди босоногих широко распространены всевозможные венерические заболевания. Вся беда в том, что психопаты стремятся делиться ими с окружающими… Они берут иглы от шприцов, ранее использованные для введения себе наркотиков, и колют ими случайных прохожих, распространяя таким образом заразу…
Получить смертельное клеймо от обросших сумасшедших хиппи – это верх несправедливости… Не зря ублюдков за это забивают насмерть ногами на улицах… Порой быки смотрят на всё это и не вмешиваются…
Данкелбург, как и любой крупный город, переполнен всякими группировками, субкультурами, бандами и шайками… Неизлечимая болезнь всех мегаполисов… Пожалуй, в каждом из них есть своя девушка-гот со страшным шрамом на щеке.
И никто, даже всеми любимый Гауссфильд не может ровным счётом ничего сделать. Думаю, я вполне способен от них избавиться – дело нехитрое…
Просто до этого никому нет дела…
Я добрался до нужного дома всего-то за сорок минут. Старался чаще срезать переулками. Голова гудит – вторая волна воздействия вакомина на мозг. Приходилось время от времени загребать с земли снег и прикладывать к больной башке. Холод почти не помогает…
Высокий дом. Десять этаж. Франц живёт на шестом.
В подъезде совсем тихо. Я с трудом открыл тяжёлую дверь и скрылся от шума улицы. Достаточно чисто. Лампочки на месте, света более чем достаточно.
Я начинаю подниматься по лестнице. Под рукой дрожат расшатанные перила. Ступени одна за одной гремят под ногами. Вот только звук с каждым шагом становится всё более глухим, словно вязнет в густеющем воздухе…
Перед глазами всё начало расплываться…
Очередной приступ! Да и ещё так скоро! Я чуть больше двух часов назад принимал наркотик, а у меня снова ломка…
Дышать тяжело…
Не медля ни секунды, я с силой бодну головой стену. Штукатурка посыпалась на волосы. Боль волной прошлась по телу, распространяясь от виска. Я потерял равновесие и свалился на пол. Симптомы ломки не исчезли, а лишь продолжили силиться.
Принялся бить кулаком себя по скуле. Врубать приходится со всей силы, чтобы отогнать подступающую слепоту и спазм лёгких. Каждый удар проясняет сознание, но вуаль забытья вновь накрывает… Я медленно задыхаюсь… Руки задрожали…
Совсем плохо! Срочно нужно принять вакомин, но вот только спасительного пузырька у меня нет! Надо сделать себе очень больно!
Уже почти ничего не вижу! От недостатка кислорода в лёгких не могу бить себя… Лестница, всего в паре метров от меня… Упираюсь коленями, толкаюсь, ползу… Впиваюсь в пол ногтями, чтобы толчки вышли как можно более сильными…
Вспышка боли в затылке сваливает меня! Руки и ноги подгибаются – я растягиваюсь на полу. Изо рта вырывается хриплый стон…
Дрожащими руками я тянусь вперёд, пытаюсь вслепую нащупать что-либо перед собой… Кончики пальцев нащупываю какой-то край… Подтягиваюсь… Вяло помогаю себе ногами…
Но вот мне удалось удариться виском об твёрдую плиту лестничной площадки! На пару секунд возвращается способность дышать, и я вдоволь наполняю изнывающие лёгкие…
Возвращаются силы, я совершаю последний рывок и сваливаюсь вниз! Начинаю катиться вниз по лестнице, отсчитывая каждым сантиметром тела жёсткие ступеньки. Боль вспыхивает сотнями очагов в костях! Я переворачиваюсь вверх ногами, качусь кубарем вниз, пока не приземляюсь этажом ниже…
Словно катком проехали! Каждая кость трещит от полученных ударов! Ощущения такие, что уж лучше сдохнуть, дабы не мучиться…
Однако процедура мазохизма оказалась ненапрасной – приступ прекратился. Я могу вполне свободно дышать, руки и ноги не трясёт, взгляд ясный… Твою ж мать, мог загнуться прямо в подъезде!
Не дождётесь! Скрыться от шести бандитов (из которых трое оказались быками), чтобы спустя час погибнуть от ломки!
Я уже готов подниматься…
Встав на четвереньки, я начал активно дышать. Больно, чёрт возьми, слабость во всём теле… В голове звучит перезвон, как на колокольнях собора, не даёт соображать. Стоя в позе пьяной лошади, я размял затёкшую шею, проморгался, сплюнул вязкую кровавую слюну…
Если бы кто-то решил выползти на лестничную площадку, он бы поразился, как молодой человек вроде меня способен так грязно выражаться, принимая вертикальное положение.
Пошатываясь, я вновь принялся штурмовать лестницу. Обеими руками цепляюсь за перила, словно скалолаз за трос. Восхождение не из лёгких…
На верхней ступеньке нахожу интересную вещицу – карминового цвета роза, растерявшая часть лепестков. Я посмотрел под пальто – ну конечно, естественно, это именно мой цветок. Выпал, когда я ползал тут по полу…
Я поскорее поднял розочку и поместил её в нагрудный карман. И чего я только вожусь с этим цветком? Очередной мой таракан…
Квартира Франца. Его серую дверь с облезающей краской я ни с какой другой не спутаю. Обитель старого товарища, который так и не нашёл себе места в театре. Пошёл совершенно другим путём – занялся картинами. Он оказался достаточно талантливым, чтобы не пропасть…
Сколько его помню, невысокий брюнет был большим любителем выпить дрянного пойла, особенно на халяву. Пропадал в кабаках до трёх дней подряд, из-за чего и развёлся с женой Маргаритой. Она живёт на другом конце города с двумя детьми. Франц исправно платит алименты и старается как можно чаще навещать их…
Говорит, что не может без них. Даже не знаю, стоит ли верить его словам…
Я постучался. Какое-то время никто в квартире не отзывался, я начал медленно злиться… Только когда я от души начал колотить в серую дверь, Франц оживился. Загромыхали тяжёлые шаги, и вот уже мне открыли…
Аккуратно причёсанный, гладко выбритый, с широким сломанным носом, совсем тонкими губами, острым подбородком. И, конечно же, необычайно живыми, эмоциональными глазами под тонкими бровями. Франц, старина. Впервые я понастоящему рад его видеть!
Он с сомнением окинул меня взглядом, надолго остановив глаза на лице. Да… с теми синяками и ссадинами на физиономии меня немудрено и не узнать… Никто из моих друзей не привык видеть меня не то что избитым, но даже неопрятным.
– Франц, – я так сильно хриплю, что не узнаю свой голос, – Это я, Эрне!
– Эрне? – бегло пролепетал друг, он всегда отличался сбивчивостью и торопливостью речи, – Неважно выглядишь. Что-то случилось?
– У меня проблемы. Серьёзные. Ты должен мне помочь.
– Конечно, о чём речь! – Франц одновременно растерян и взведён, – Ты заходи давай!
Он отступил в сторону, позволяя мне войти. Я тут же переступил порог и прошёл в квартиру. В ней всегда в меру грязно для художника-холостяка – всюду валяется одежда, в комнатах лёгкий беспорядок, однако сантиметровых слоёв пыли нет, чего вполне следовало бы ожидать.
Вот только света совсем мало – пара ламп освещает отдельные углы дома.
Франц запер за мной. Не знаю, чего он так боится, но на дверь налепил сразу четыре разных замка. Словно неприступные ворота древнего замка… обитает в котором одинокий король.
Товарищ проскользнул на кухню, ставя чайник на плиту. Позади него развеваются царственной мантией полы бледно-жёлтого халата. Да, не имея постоянной работы, можно свободно ходить по дому в халате и до десяти часов, и до полудня. Совершенно некому при этом тебя осудить.
– Ты раздевайся, присаживайся, – проворковал на кухне Франц, – Чувствуй себя как дома!
– У меня дома со светом всё в порядке – ответил я, стягивая тяжеленное пальто и вешая его в прихожей.
– А, это… Экономлю на свете. Включаю только во время работы.
– С деньгами совсем худо?
– Вроде того…
Вот ведь чёрт! А я собирался занять у тебя определённую сумму… Ты меня сильно подводишь, Франц, старина…
Я прошёл в универсальную комнату товарища: тут и спальня, и мастерская. На мольбертах и на стенах – картины художника, многие из которых ещё очень далеки от завершения. В углу притаилась низкая железная кровать, словно бы украденная из тюремной камеры. Окно завешено древними, как сам мир, шторами. Рядом стоит телевизор, у антенн которого деловито вьются две сомли.
Краем уха я уловили речь Франца – он говорил тихо, глухо, словно сам с собой. Ах да, по телефону разговаривает… До меня донеслись фразы: «Да, заказ готов», «Можно забирать», «Приезжайте, жду»…
– Ты чай будешь? – вернулся с кухни товарищ, неловко пританцовывая от растерянности.
– Кардалиния? – у меня в памяти отпечаталось странноватое название чёрного чая.
Франц смущённо опустил глаза и развёл руками. Опустив плечи, словно нашкодивший ученик перед строгим учителем, он вяло кивнул:
– Да… Знаешь, в этот раз партия гораздо качественнее! Ребята смогли протащить в страну совсем мало, так что сбывали по низкой цене. Оптом никто не скупал, а в розницу торговля всегда идёт вяло…
– Мне надоело хлебать твоё галлюциногенное пойло! – отмахнулся я и плюхнулся на жёсткий кожаный диван, – Этот чай запрещён в большинстве стран! Его приравнивают к лёгким наркотикам, а производством занимаются асилуры, попавшие в рабство!
– Да, лучше принимать твою дрянь…
– Это совсем другое! – этот дурак снова ничего не понимает! Снова приходится объяснять, как маленькому! – Это лекарство! Мне приходиться его пить, чтобы не окочуриться!
– Всё те же отговорки!
– Слушай, ты без своей «Кардалинии» не задохнёшься, не ослепнешь! Так что не смей так говорить! Не смей сравнивать!
– Эй, мы с тобой оба наркоманы! – всплеснул рукой Франц и нахмурил тонкие брови, – И давай не будем спорить, кто при этом является большей мразью…
Да, Франц, и так понятно, что ты! Всегда был мразью, а я тебя терпел, из кожи вон лез, чтобы быть тебе другом! Сколько я для тебя сделал…
Мой товарищ улыбнулся, как самый настоящий имбицил, широко растянув пасть. Посчитав, что ловко разобрался с конфликтной ситуацией, он демонстративно прошёл передо мной и уселся на край журнального столика, закинув одну волосатую ногу на другую.
Скрестив руки на груди, он небрежно бросил:
– Так что с тобой произошло?
Рассказать Францу всё от начала до конца было бы ошибкой: его ведь тоже могут отыскать. Подставлять товарища под удар я ни в коем случае не могу. Опять же, у него двое детей…
Но ведь так просто он не сдастся. Глупый упрямец до последнего будет уверен, что, как настоящий друг, обязан разузнать все мои тайны, выдавить роковые слова. Придётся врать…
– Возникли трудности… Понимаешь, кто-то украл деньги у серьёзных людей, и подозрения пали на меня. Не пойму, как так вышло… Теперь приходится скрываться, возможно, я даже вынужден буду уехать на время из Данкелбурга.
– И всё это случилось сегодня?
– Да, теперь не пойму, что делать, пытаюсь вертеться. Меня, ко всему прочему, ищут.
Франц поднялся и скрестил руки за спиной. Молча прошёл к окну и, словно параноик, оглядел улицу, ожидая, видимо, что алчущие моей крови палачи уже окружают подъезд. Поспешно запахнув шторы, черноволосый художник развернулся ко мне лицом, шаркнул тапком по половику и упёр кулаки в бока:
– И что с тобой могут сделать? – спросил он у пола, – Вплоть до?..
– Да, чёрт возьми, Франц! – с досады хлопнул я ладонью по подлокотнику, – Всё очень серьёзно! Моей жизни реально угрожает опасность! Понимаешь? Стал бы я приходить к тебе, если бы это было просто так, пустяком?
– Думаю, нет…
– Молодец, что думаешь…
Повисло молчание. Франц задумчиво пожевал нижнюю губу, размышляя над моими словами. Я откинулся в кресле и запустил пальцы в кудри. Постарался успокоиться, начал шумно дышать…
Товарищ не сводит с меня взгляда. Что, интересно, он думает? Что у него неприятности? Что я создал их ему? Он даже не понимает, какие же у меня неприятности! Вот у меня-то точно настоящие проблемы, разобраться с которыми будет очень сложно…
Не до конца уверен, что справлюсь с ними. Нет, обязан справиться! Пробивая себе дорогу в жизнь, я справлялся и с более сложными ситуациями…
Эрне Рафт не тот человек, который спасует перед трудностями. Даже перед такими…
В конце концов, с головой на плечах можно извернуться!
– Так зачем ты пришёл? – внезапно произнёс Франц, – Хотел от меня помощи, но как я могу помочь?
– Деньгами, – без запинки отозвался я, – Мне нужны деньги на ближайшее время! Так вышло, что в кармане пусто. Меня они знают, знают и где я живут, так что забежать к себе не выйдет. Денег больше негде достать.
– И много надо?
– Не меньше тысячи…
Подтверждая самые худшие опасения, он отрицательно замотал головой:
– Прости, Эрне… Сам на мели. Только отправил деньги Маргарите.
– Да, догадался, когда ты сказал про свет. Ничего, не беспокойся, что-нибудь придумаю…
Франц ещё раз сделал виноватое лицо – искренне сожалеет, что не смог выручить. Следует как следует подумать, прежде чем плестись к ближайшему же другу. Я просто потерял время, причём немало…
Кто знает, как меня станут выискивать синдикатовцы… С чего начнут? Быть может, направятся в театр и начнут выведывать у моих трезвеющих коллег, в каких местах меня можно найти, а может, их отвлечёт на себя одноглазый, подарив мне тем самым немного времени?
А вдруг они уже следят за всеми вокзалами, и попытка убраться из Данкелбурга будет ошибкой?
Думай, Эрне, думай! Твоя голова на это способна…
– Эй, Эрне, – прервал живой поток моих мыслей Франц, – А ты же ведь вчера выступал с премьерой? Как оно там… «Мудрость, познанная через глупость»?
– Да, главная роль… Успех феноменальный! Я, наконец-то, сыграл на том уровне, которого достоин! Наконец-то стал видной фигурой в театре… А сегодня всё стало под вопрос… Даже моя жизнь…
– В общем, вчера тебе сопутствовала удача?
– Нет! – быстро завёлся я, – Это вовсе не удача, это не звёзды на небе сошлись, это всё мой труд! Я не просто трудился – я вкалывал на репетициях, ночью не спал, уча роль! Всё, что со мной произошло – это не проявление удачи, это всё мои усилия, плоды моей работы! Ты не понимаешь, что такое добиться поставленной цели ценой нечеловеческих усилий! Зря ты, кстати, ушёл из театра, если бы много работал, добился бы больших высот, как я.
– Ха, знаешь, Эрне, я не так сильно влюблён в театр, чтобы продавать ему душу… Не потянул бы. Мне гораздо более интересной кажется живопись – ею и занимаюсь. Кисти, краски…
– И высоко ли поднялся? – нагло перебил я друга, – За твоими картинами в очередь становятся?
– На жизнь хватает, Эрне. А достигать высот… Это не для меня…
– Ты что, хочешь быть посредственностью? Чего ради? Зачем топтаться на месте, когда можно стать настоящей личностью! Знаменитостью, звездой!
Франц, глухо рассмеявшись, отрицательно покачал головой и упёр руки в колени:
– Сам знаешь, я хочу вновь сойтись с Маргаритой. Мы расстались больше года, с тех пор я из кожи вон лезу, чтобы восстановить семью. Если уйду в живопись с головой, на это просто не останется времени. Вот взять тебя, Эрне: у тебя нет девушки, с друзьями ты часто общаешься? У меня был последний раз четыре месяца назад. Родителей, готов спорить, навещал тоже довольно давно. Если выбирать между творчеством и личной жизнью, я выбираю личную жизнь. Ты решай сам…
– Уже решил, Франц…
– И доволен выбором?
– Конечно, заняться личной жизнью можно в любой момент, – я поёрзал в ставшем вдруг неудобным кресле, – А вот подниматься на творческий олимп надо сейчас, пока мы молоды и полны сил! Молодость нам дана именно для этого!
– Я с тобой не согласен…
– И очень зря.
На кухне засвистел чайник, на что тут же отреагировал Франц и ретировался из комнаты. До меня донеслись звуки возни с чашками и тарелками. Ко всему прочему, мой друг – отличный хозяин. Он хорошо готовит, умеет принимать гостей и чертовски неплохо заваривает «Кардалинию»…
Я лениво перевёл взгляд вправо и начал рассматривать картины. На самой крупной, стоящей на мольберте, изображена безудержная мощь громадного водопада. Ярко-голубая вода падает с огромной высоты, взбиваясь в густую пену. Нарисовав недурный водный поток, Франц пока даже не начал рисовать вокруг непроходимые джунгли.
На другой изображён восход дневного светила над занесённым снегом лесом. Диск солнца кажется совершенно ненастоящим – над ним ещё следует основательно поработать, да и вековые деревья выглядят всего лишь набросками…
А вот и пустыня, о которой Франц так много рассказывал на прошлой встрече. В самом деле, выходит очень недурно, хорошо удались тени сухих деревьев, отличными вышли пёристые облака, а вот барханы смотрятся слишком аляповато – их словно сделали парой размашистых мазков.
И так далее: картины, картины, картины, каждая из которых бесстыже красуется своей недоделанностью. Франц – тот человек, что задумывает сразу несколько проектов, но мало какой способен быстро закончить – они ему очень скоро надоедают, и он берётся за очередной холст.
Так множатся его незаконченные работы…
А ведь он с кем-то по телефону обсуждал выполненный заказ…
– Франц, – окликнул я друга.
– Да…
– А что за картину ты собирался продать?
– Не понял… – фраза насквозь пронизано неподдельной растерянностью.
– Ты же по телефону кому-то сказал, что заказ готов. А я тут вижу только незавершённые пейзажи…
– Ах, это, – с какой-то грустью в голосе ответил Франц.
Вскоре он появился в комнате и направился в мою сторону. Никакого чая Франц приносить не стал. Просто пошёл на меня с ничего не выражающим лицом.
И тут в его руке я заметил нож!
Его удар сверху был стремителен, но я вовремя заметил опасность и кувырком через подлокотник ушёл от лезвия, вонзившегося в обивку. Франц тут же бросился за мной, готовя новый удар.
Нелепо перебирая конечностями, я поднялся и схватил с мольберта незавершённую картину, которой заслонился, как щитом. Моему другу страх испортить живопись не помешал, и он без сомнений ткнул ножом, пробив холст насквозь.
Его рука не дотянулась всего ничего, когда я среагировал и перехватил Франца за запястье. Он попытался вырваться из захвата, но страх за свою жизнь заставил меня бороться с силой и отчаянностью льва. Я дёрнул правой рукой картину, ударив каркасом по предплечью противнику. Тот и не заметил хлипкого выпада и атаковал кулаком в голову. Я сумел уклониться и начал закрываться краем картины от его ударов.
Приходится держать дистанцию. Франц наседает, одновременно вырывая руку с ножом. Вот ему удалось резко сократить со мной расстояние и ударить лбом в лицо. Я отшатнулся, но его не отпустил.
Мой противник решил добавить размашистым хуком, от которого я ушёл простым падением на спину. Уперев ногу Францу в живот, я бросил его через себя, уронив на сложенные у стены холсты. Противник выронил нож, который отлетел далеко в сторону.
Я перевернулся на живот и по-пластунски рванул к оружию. Обычный кухонный нож валяется прямо под журнальным столиком. Мои пальцы сцепились на рукояти и я, вооружённый, поднялся.
Не успел я моргнуть, как со спины налетел Франц. Навалившись всем весом, он заставил меня упасть на колени, давшись животом об низкий столик. Взяв мои руки в захват, противник начал бить ими о столешницу. Я выдержал три удара, после чего выронил оружие.
Франц сменил захват, обхватив меня вокруг шеи. Потянув на себя, он собрался оттащить меня в сторону, чтобы спокойно завладеть ножом. Приметившись, я с силой пнул в журнальный столик, чем легко его перевернул. Оружие отлетело под кровать…
Ударом ноги из лежачего положения я угодил точно Францу в лицо. Его руки тут же отпустили меня. Откатившись в сторону, я разорвал дистанцию и вскочил на ноги.
А Франц уже вновь вооружился – стоит, держа в руках, словно копьё, торшер. Метким тычком он ударил меня в грудь. Хоть тычок и вышел несильным, но я потерял равновесие и начал заваливаться назад. Отступая, я, в конце концов, запнулся о край железной кровати и уселся на неё. Очередной удар торшером мог прийти сверху, но я успел подставить руки и переправить его в сторону. Франц ещё раз ткнул меня в грудь, однако я чётко перехватил оружие неприятеля за абажур.
Сорвав пёстрый колпак торшера, я метнул его в лицо Францу. Пока тот защищал лицо руками и ронял длинное оружие, я соскочил с кровати и рванул к прихожей – там пальто с пистолетом.
Я уже собрался выскочить из комнаты, но тут мне наперерез пролетел нож, вонзившись в дверной косяк прямо перед моим лицом. Франц промазал всего на несколько сантиметров!
Пока я стоял на месте, сбитый с толку, противник успел нагнать меня. Перехватив меня поперёк пояса, он втолкнул меня в кухню. Пятясь, я вдруг сильно ударился спиной об шкаф, который гулко загрохотал от столкновения. Не теряя времени, Франц ткнул меня кулаком в бок, затем попытался ударить в щёку, но не дотянулся. Я ответил ему ударом локтём по спине, после чего добавил пинком под дых.
Оттолкнув врага от себя, я подскочил к плите и схватил чайник. Из летящего во Франца сосуда во все стороны брызнул кипяток. Ловким котом художник бросился в угол, избегая контакта с раскалённой жидкостью.
Я бросился прочь, устремившись в прихожую. На пути больше нет преград, пальто в каком-то метре от меня…
И тут затылок обожгло резкой болью, в глазах потемнело, ноги подкосились, и я шлёпнулся на пол. Где-то неподалёку загрохотал упавший чайник – Франц, мать его, очень метко попал! Хренов ублюдок, чтоб его…
Вокруг моих лодыжек сомкнулись жёсткие пальцы, и Франц потащил меня обратно на кухню. Я попытался уцепиться за что-нибудь руками, но перед глазами всё дрожит – я почти ничего не могу разглядеть…
Резкий рывок вытащил меня на центр кухни. Надо срочно оклематься, пока этот хренов выродок не зарезал меня, как курицу…
Я попытался перевернуться на спину, но тут же получил удар по рёбрам. Скорее всего, с ноги. Боль такая, что кишки выплюнуть хочется! Садист…
Вот он уже выкручивает мне руки и пытается связать… Сколько не дёргайся, а он не отпускает. Хренов предатель! С чего вдруг он решил меня убить? Или что он там решил со мной сделать?
Неожиданно я нашёл опору для ноги! Толкнувшись со всей силы, я проехал какое-то расстояние поп полу, вырвавшись из рук Франца! Скидывая с запястий верёвку, я вслепую пнул в сторону противника и, кажется, не промазал…
Хватаясь за какой-то табурет, я смог подняться на ноги. Обернувшись, я тут же получил хук в висок и отлетел к раковине. Слава Богу, не вырубился! Франц двинулся на меня, но я остановил его пинком в колено.
Оправившись от полученных ударов, мы оба рванули друг на друга и сцепились, принявшись кружить по кухне. Грохот поднялся жуткий: на полках зазвенела посуда, тарелки стали падать на кафельный пол и разлетаться на мелкие осколки…
Франц вдруг изловчился и ударил меня под дых, после чего толкнул в сторону окна. Пробив спиной стекло, я наполовину вывалился из квартиры, наблюдая, как на землю падают мелкие осколки, звеня колокольчиками… Подо мной слышался сочный хруст – пиджак точно исполосован, как бы не было глубоких ран…
Подняв голову наверх, я увидел застывший над собой здоровый треугольный кусок стекла, направленный остриём мне в живот! Он опасно раскачивается, грозя в любую секунду свалиться и пронзить меня!
Я начал искать руками хоть какую-то опору, чтобы подтянуться и влезть в окно. Тут подскочил Франц и схватил меня за грудки, не давая шанса уйти из-под импровизированной гильотины! Давит со всей силы, удерживая прямо под остриём здорового куска стекла…
Никак не могу дотянуться до противника, не могу заехать ему по роже, не могу как следует надавать, чтобы оттолкнуть от себя… А стекло раскачивается всё более и более грозно…
– Франц! Кретин! Меня же перерубит пополам!
Однако он молчит, не отвечает. Ему и не надо болтать – будет достаточно того, что я сдохну! Плевать, что меня будет видно с улицы!
Я перевёл взгляд влево – в углу рамы ещё торчит тонкий кусок стекла. Края острые, опасные… Однако прозрачное лезвие надо мной ещё более опасно…
Наплевав на возможную боль, я схватил этот чёртов кусок, разом изрезав всю ладонь. Сжал покрепче, чтобы случайно не выскользнул. Первый взмах никудышный – моё оружие пролетело далеко от Франца, зато второй оставил глубокий порез на предплечье урода. Вскрикнув, он отдёрнул руку и позволил мне нанести удар коленом в бок.
Франц отшатнулся, я схватился за край подоконника и одним рывком влетел внутрь квартиры. Последний раз качнувшись, стеклянная громадина упала вниз, воткнулась в раму, после чего раскололась на десятки более мелких кусков… Ещё бы чуть-чуть, и меня бы разрезало, как колбасу…
Чуть не вырвало…
Согнувшись пополам, неподалёку стоит Франц, хренов ублюдок! Я от души пнул его прямой ногой в лицо, отчего тот свалился мешком на пол. Теперь-то он мне не помешает.
Я добрался до прихожей и извлёк из внутреннего кармана пальто «Грасс Сиер 280». Возвращаюсь на кухню и беру на мушку урода, что ползает на коленях, размазывая по лицу кровавые сопли.
Щелчок взводимого затвора привлёк его внимание:
– Нет! – взмолился он, увидев дуло пистолета, – Не убивай, прошу тебя, Эрне!
– А почему бы и нет? Ты только что чуть меня не убил!
– Я не хотел, но ты начал сопротивляться…
– То есть, я должен смирно лежать пока ты меня связываешь?
Франц всё больше скукоживается, забиваясь в угол. Судя по жалобному выражению лица, он готов разрыдаться…
– Что за «заказ»? – я угрожающе вскинул оружие, – Куда ты звонил?
Молчит, опустив голову. Я заставлю тебя говорить! Удар с ноги пришёлся точно в живот сжавшему рот недомерку. Тот пронзительно взвыл, схватившись за брюхо…
– Говори! Говори, мать твою, Франц! А то разнесу тебе голову!
– Это… – он начал громко хлюпать носом, – Это был человек из Синдиката…
– Отлично, Франц, – со злости я сильно треснул кулаком по стене, – Откуда, скажи мне, у тебя номер человека из Синдиката? Как ты с ним связан?
– Я попал туда два года назад… Мне нужны были деньги, так что я взялся за сомнительную работёнку. Только потом понял, куда попал, но бросить Синдикат уже было невозможно…
– И они рассказали тебе про то, что я пересёк им дорогу? – очень сильно хочется прострелить гаду череп!
– Около часа назад позвонили, сказали, что ты раскрыл их сделку с быками! Они знают, что мы с тобой друзья: я рассказывал им… Предположили, что можешь наведаться ко мне.
– И ты сообщил, что я здесь? «Заказ готов», да? Потом ты просто тянул время?
– Да, Эрне! – из глаз старого друга хлынули слёзы, – Мне пришлось! Так нужно было, иначе бы меня убили!
– А ты думаешь, я этого не сделаю? – дуло чёрного пистолета нацелилось точно в лоб дрожащему нытику…
Ему словно пятки подпалили: взбрыкнув, он поднял руки и попытался закрыться ими. Заплакал с новой силой, дрожа всем телом. Лицо уткнул в пол…
– Пожалуйста, Эрне! У меня же дети, Маргарита… Я так хочу быть с ними! Я так хочу жить… Эрне…
Мерзко до жути. Рука начинает дрожать…
– Эрне… прошу…
– Заткнись, Франц!
– Не надо… – с лица текут слёзы и кровь вперемешку.
– Подними голову!
– Нет…
– Подними голову! – взревел я бешенным медведем.
Франц медленно, нехотя начал поднимать подбородок. Вот я уже вижу его измазанное кровью лицо. Глаза как у младенца, хнычущего, сопливого младенца, обиженного огромной несправедливостью…
Вот только это предатель! Скотина, что решила сдать меня синдикатовцам! Что решила меня убить!
Я нажал на курок, и пуля превратила морду Франца в мясной фарш…
Почувствовав сладость в ногах, я подошёл к раковине… меня вырвало…
Какое-то время я потратил на перебинтовку левой руки, которую всю изрезало стеклом. Никогда прежде не практиковался в оказании первой помощи, да ещё и одной рукой, так что вышло довольно неказисто…
Сойдёт.
Стоило закончить, как внизу припарковался автомобиль. Из него вышла группа людей, которая сразу же обратила внимание на выбитое стекло. Не стоит сомневаться, кто эти ребята…
Я попался! Слишком много медлил, вместо того, чтобы пулей унестись отсюда! Надо было просто поскорее прикончить Франца и бежать! Дуралей!
Мало мне было, да вот судьба подвалила дерьма лопатой – теперь разгребай!
Быстро к двери! Сбежать не выйдет – бандиты уже поднимаются по лестнице. Четыре замка – это хорошо, но они их не остановят. Надо забаррикадироваться: подтаскиваю кресло и подпираю им дверь, сверху швыряю журнальный столик, подставку для обуви, наваливаю какие-то книги с полок, после чего отрываю эти самые полки и набрасываю сверху.
И тут стук в дверь! От страха я чуть не упал! Три отчётливых удара, извещающие о приходе синдикатовцев! Они уже с той стороны…
Не дождавшись ответа, они повторили стук, но уже гораздо настойчивей! Словно не кулак бьёт, а молот! По мою душу прислали настоящих громил…
В голове родился план – я тут же бросился в кладовку и начал обшаривать каждый сантиметр. Старые сумки, кроссовки, гладильная доска, банки с краской – у моего покойного друга полным-полно всякого хлама.
– Франц! Открывай! – взревел колотящий с той стороны.
Снова стук в дверь, напоминающий уже удары тарана в ворота! У меня кончается время!
Наконец, я нашёл то, что искал – длинный чёрный шланг. Бросив один конец к самой двери, бегу со вторым в ванную. Надев его на кран, включают воду на максимум. Конвульсивно изогнувшись, шланг начинает брызгать жидкостью на пол. Тут же начинает скапливаться лужа, понемногу вытекающая на лестничную площадку…
Я беру в комнате Франца лампу, выдёргиваю её вилку из розетки, буквально вырываю глубоко вошедший нож из дверного косяка и принимаюсь срезать с проводов изоляцию.
– Франц, ты там? – очередная серия сокрушительный ударов в дверь, – Открывай!
Похоже, синдикатовцам надоело-таки вежливо стучаться, потому как они начали выносить преграду. Баррикада кое-как держится. Мне нужно ещё совсем немного времени.
Закончив с проводами, я поставил лампу так, чтобы расползающаяся лужа спустя какое-то время добралась до зачищенного места, и включил её в сеть. Лампочка разгорелась оранжевым – ловушка готова.
Теперь надо бежать! На кухне я нашёл ту самую верёвку, которой меня хотел связать Франц. Она вся пропиталась его кровью, растёкшейся громадным алым озером. Ничего, говорят, мокрая будет только прочнее!
Я только начал привязывать один конец к батарее, как раздались выстрелы! Потерявшие терпение гады решили отстрелять замки! До моих ушей донеслись звуки никак не меньше десяти выстрелов.
Закончил с узлами – получилось не бог весть что: никогда раньше не закреплял верёвку. Её длины должно хватить всего на один этаж вниз – большего и не требуется. Я принялся обвязывать себя вокруг пояса.
Из прихожей донёсся сухой треск электричества – водная ловушка сработала. В гудение вклинились несколько криков. Синдикатовцы так и не обратили внимания на натекающую под ноги воду. В идеале, убью сразу всех гостей…
Я высунулся из, окна и посмотрел вниз – падать, если верёвка не выдержит, прилично. Даже если и выживу, с переломанными конечностями далеко не убегу…
Осторожно высовывая ноги, я начал спускать их вниз, уцепившись за подоконник руками. Вот я уже по пояс высунулся наружу, начинаю перехватываться…
Грохот выстрела, и хищный кусок свинца разносит в труху раму справа от меня! Кто-то стреляет! Со страху я разжимаю пальцы и лечу вниз…
Верёвка натягивает, спасая меня от неминуемого удара об землю! Качнувшись, я на большой скорости врезаюсь в окно пятого этажа. Во все стороны брызгает самый настоящий салют из стекла! Я вваливаюсь в квартиру. Цепляюсь за подоконник, чтобы не вывалиться обратно на улицу.
Ещё один выстрел царапает раму и влетает в серый потолок комнаты… Стреляют снизу. Один синдикатовец остался в машине, кретин я недоразвитый!
Освободившись от верёвки, я пригинаюсь и отскакиваю подальше от окна, чтобы не попасть под шальную пулю. Достаю пистолет.
Осмотревшись, я понял, что в квартире никого нет – тишина. Скорее двигаюсь к выходу. Странное ощущение в кишках заставляет меня посмотреть в глазок. Обследовав полутёмную лестничную площадку, я открываю дверь и тихо выхожу…
Наверху слышна возня – кто-то всё же выжил. Крадусь на цыпочках, стараюсь не шуметь. Добравшись до ступенек, начинаю спуск. Приходится одновременно следить и за верхним, и за нижним этажами: напасть могут откуда угодно…
Спускаюсь на площадку ниже, затем ещё – наверху кто-то продолжает ломиться в квартиру Франца. Снизу никто не идёт на подмогу – ждёт меня у входа в подъезд.
Так я спустился на первый этаж, не привлекая к себе внимания. Вот только что делать теперь? За дверью меня ждёт стрелок! Я словлю пулю раньше, чем успею оглядеться… Думать! Я же должен разобраться с этим подонками! Должен уйти!
Идея! Есть одна идея!
Я подхожу к двери и пробую ручку – заперто! Стучаться или отстреливать замок опасно: уроды сверху услышат и быстро спустятся, чтобы устроить мне полную неприятностей жизнь!
Пробую дверь напротив – открыто! Врываюсь внутрь и двигаюсь к окну, выходящему на улицу. На пути возникает лохматый мужик, вздумавший преградить мне дорогу, но, увидев в моих руках пистолет, отскочил в сторону и принялся умолять, чтобы его не трогали…
Занавески укрывают меня, в то время как синдикатовец, стоящий перед машиной, как на ладони. Я целюсь…
Служа в армии, я хорошо понял одну истину: убивать тех, кто способен убить тебя, нужно без раздумий, без терзаний совести. На этот раз всё так и вышло. Когда голова бандита оказалась на прицеле, я нажал на курок. Пуля прошила стекло, пронеслась десяток метров и выбила глаз ничтожеству и разворотила ему мозги.
Я бросился от окна ещё до того, как труп упал. Пролетев полутьму подъезда, я выскочил на улицу и бросился наутёк. Спрятав пистолет во внутренний карман пальто, я краем глаза отметил, что карминовой розочки нет на месте. Потерял во время драки с Францем или во время побега…
Интересно, как там проходит штурм квартиры моего друга? Два выстрела прогремело, пока я спускался, а синдикатовцы никак не отреагировали.
Я сворачиваю в переулок, начинаю петлять зайцем, запутывая следы. Долго бегу по улицам, срезаю через проулки, часто меняю направление движения. Бегу до тех пор, пока совсем не выдыхаюсь. Остановившись, я понимаю, что очутился у церкви. Вокруг тихо, безлюдно…
Согнувшись пополам и уперев руки в колени, я начинаю приводить дыхание в норму. Глотаю большие порции грязного воздуха. Надо отдышаться…
Синдикат плотно сидит на хвосте, денег я так и не достал. Всё паршиво! Почему именно у меня всё так паршиво? Почему у какого-нибудь Деррека, ужравшего, как безмозглая свинья, коей он и является, всё в жизни хорошо?
К чёрту всё! К чёрту…
Надо просто раздобыть деньги, и всё сразу изменится к лучшему.
И вдруг, вот уж дерьмо, перед глазами всё начало расплываться… Дышать тяжело, словно горло пережали! Снова приступ!
Рядом со мной оказался мусорный бак. Подняв крышку, я положил ладонь на край и сильно приложил сверху! Боль тут же прогнала симптомы… Выждав несколько секунд, я убедился, что накатывать больше не будет.
Руку больно, чтоб её… Отбил так, что сжимать невозможно. Бинт и без того весь красный, а я ещё и калечу себе кисть…
– Что это ты там делаешь? – глухо пробормотал какой-то попрошайка, усевшийся у стены.
– Не твоего ума дело! – огрызнулся я и пошёл прочь.
– Подкинь-ка деньжат, – требовательно протянул бородач в мою сторону грязную шляпу, в которой звенит какая-то мелочь.
Я собрался в душе послать бедняка в такие места, куда в одиночку ходить страшно, но вдруг остановился. В голову пришла неплохая идея! Оглядевшись по сторонам, я убедился, что никого нет.
– Эй, глухой, что там с мело… – попрошайка не договорил, так как на него взглянула смерть из дула пистолета.
Я держу бездомного на мушке.
– Отдай свою выручку!
– Да ты…
– Живо! – приблизил я дуло ко лбу бомжа.
Поняв, что я настроен серьёзно, попрошайка швырнул шляпу перед собой. Я опустился на корточки и быстро собрал валяющиеся в ней монеты. Закончив грабить бедняка, я двинулся прочь.
Теперь хотя бы есть деньги на метро. Срочно нужно раздобыть вакомин про запас. С очередной ломкой я могу уже и не справиться без наркотика.
У дриджей нет своего района или хотя бы квартала, поэтому они равномерно расселяются среди людей. Сразу и не поймёшь, что за очередной дверью обитают маленькие создания. Карлик, что регулярно поставляет мне наркотик, обитает на севере в спальном районе. Здесь очень просто затеряться.
Серое гнилое здание, второй этаж, неприметная коричневая дверь. За ней живёт Груйф – болтливый выродок, занимающийся вакомином. У него есть точка по производству этой гадости на родине. Удивительные же твари, эти дриджи: всё, что угодно, протащат куда угодно.
Неужели для них ничего не значат такие вещи, как таможни?
Варят вакомин из косточек экзотических фруктов. Не знаю точного их названия, знаю лишь то, что у нас такие расти в принципе не могут. Как рассказывал сам Груйф, производство очень сложное.
Я постучал. Какое-то время пришлось подождать, пока маленький поганец шёл открывать. Наконец на уровне моего пупка возникла безносая морда продавца. Пучеглазый коротышка пару раз моргнул, принюхался…
– Это я, Эрне, – помог ему вспомнить.
– Ах, ну да, ну да… Артист! – пискляво прощебетал дридж, – Зачем снова пришёл? Опять нужна доза?
– Да.
Тоскливо выдохнув, серый карлик отступил на пару шагов, впуская меня в квартиру.
– Такими темпами ты сдохнешь через два-три года! Без обид, Эрне…
– Знаю, знаю, не стоит вечно напоминать, просто достань мне пару пузырьков.
Я взглянул на дриджа и тут же отвернулся: мне отвратительны эти создания. Серая кожа, маленькое щуплое тело, короткие ручки и ножки, на которых срослись все, кроме большого, пальцы. Огромные, в сравнении с телом, головы, абсолютно лысые, лобастые. Два крупных глаза, лезущие из орбит. Крупные тонкие уши торчат в стороны. Почти нет подбородка.
Многие вовсе не считают дриджей за разумных существ, полагая, что это такие уродливые обезьяны, что, разумеется, не является правдой. Серые коротышки вполне сносно соображают, некоторые разговаривают на нашем языке. Тот же Груйф и его друзья общаются почти без акцента.
Оплачивают труд дриджей невысоко, поэтому живут они все бедно. В квартирах у них почти нет мебели, да и ту, что есть, они сколачивают своими руками. Питаются всякой дрянью, что отчасти зависит от их вкуса: им нравится то, что не каждый человек рискнёт просто понюхать…
У Груйфа темно. Так живут все дриджи, потому что не жалуют свет. Их глаза позволяют видеть почти в кромешной тьме.
Груйф смачно сморкнулся и махнул рукой, зовя меня за собой. Я двинулся вглубь полутёмной квартиры. Запахи, конечно, очень неприятные, но, если посетить обитель дриджей не в первый раз, то вполне можно вытерпеть.
Обоев нет: дриджи просто не видят в них смысла, порой сдирая уже имёющиеся.
Мы прошли в просторную комнату. Я сразу обратил внимание на нахохлившегося дриджа, ждущего хозяина дома за бутылкой. Неподалёку сидит жена Груйфа Бморга, копошащаяся в куче тряпок…
– Это мой друг Шнихт, – представил гостя наркоторговец, – А это Эрне.
– Рад встрече, – безразлично пробубнил Шнихт, отведя взгляд.
Кто бы говорил, мелкое серое недоразумение! Всякая мелочь норовит надменно обращаться с теми, кто представляет из себя что-то гораздо большее!
– Я скоро, – бросил Груйф, вразвалочку направившийся в неприметную дверь в углу.
Глянув на гостя торгаша, я обнаружил принципиально не смотрящего в мою сторону подвыпившего дриджа. Да и к чёрту тебя! Переместил взгляд на Бморгу – та неосторожно дёрнула рукой и разворошила кучу тряпок… и я увидел бледно-зелёные овалы.
Кладка.
Как это не странно, но дриджи – создания яйцекладущие. Дети вылупляются спустя шесть месяцев после того, как самки откладывают яйца. Некоторые кретины охотно покупают и продают их на чёрном рынке. Также яйца любят воровать для своих ритуалов Безликие.
Неприятное зрелище, если честно. Оно шокирует ещё сильнее, чем запахи в домах дриджей.
Ладно, надо отвлечься от этой ерунды. Сосредоточусь на деле.
– Груйф, – крикнул я спрятавшемуся в своей комнатке дриджу, – Клиенты давно были?
– Вчера, – серый лилипут выполз из-за двери, – А что?
В его руках, похожих на варежки, я заметил два пузырька с зелёной гадостью, лениво перекатывающей в стекле. Похожа на вязкий кисель…
Наркоторговец протянул мне товар.
– Восемь тысяч, – лениво произнёс цену Груйф.
Однако я не собираюсь платить. Выхватив оружие, я нацелил его в горло дриджу. Выражение его лица моментально изменилось: брови сошлись на переносице, рот скривился.
– Ты чего это взду…
– Заткнись! – рявкнул я, заставив тем самым Груйфа ошарашено вздрогнуть, – Я не шучу! Ствол настоящий!
– Я не сомневаюсь, Эрне, – в успокаивающем жесте поднял руку хозяин дома, – Хочешь бесплатный вакомин? Ты его получишь…
В стороне закопошилась жена Груйфа. Бморга испуганно забрасывает кладку тряпками и укрывает своим телом. Её охватила паника – это хорошо видно но шальным дрожащим глазам. Плохой знак: перепуганные дриджи совершенно непредсказуемы.
– Вот, – тихо сказал Груйф, – Я кладу наркоту на стол и отхожу в сторону…
– Не только наркотик! Мне нужны деньги! Давай всё, что есть!
Неожиданно начал действовать Шнихт – в самый последний момент я заметил летящий в меня пустой стакан! Пригнувшись, я выстрелил в сторону противника, практически не целясь. Пуля угодила в стену. Маленький поганец успел нырнуть под стол.
– А ну не двигайся, не то головы всем прострелю! – взревел я не своим голосом.
– Шнихт! Ты что творишь? – завопил на своего товарища наркоторговец, – Не суйся! Это моё дело! И моя семья! Сейчас ты получишь свои деньги, Эрне…
Груйф попятился в комнату. Я начал переводить дуло пистолета поочерёдно то на Шнихта, то на Бморгу. От каждого стоит ожидать… Жёлтые глаза прожигают меня насквозь.
Расстрелять всех трёх карликов было бы самым простым решением, однако тогда я останусь всего с тремя патронам. Уже и так впустую потратил один на собутыльника хозяина дома.
Он, кстати, продолжает сидеть под столом, словно тот является надёжным укрытием. Злобная маленькая мордочка теряется в полутьме – только две бляхи жёлтых глаз видно.
Вернулся Груйф и спешным шагом просеменил к столу. Положив рядом с вакомином купюры, он поспешил отойти к стене и дать мне забрать всё необходимое. Нацелившись точно между глаз Шнихту, я громко произнёс:
– Выбирайся из-под стола!
Послушавшись, дридж медленно распрямился…
– Два шага назад!
Злобно раздувая ноздри, серый алкоголик отступил к товарищу. Теперь можно не беспокоиться, что он бросится.
Вакомин с деньгами я быстро рассовал по карманам и бросился из дома. Постоянно оборачиваясь, я раз за разом убеждался, что дриджи не приступили к погоне. Просто перепуганные коротышки, мелюзга! Я их вовсе не боюсь!
Выбежав на улицу, я двинулся торопливым шагом, желая поскорее отсюда убраться.
Всего лишь двадцать тысяч… Я ожидал, что у продавца дорогой наркоты будет гораздо больше. Скорее всего, гад меня просто обманул, отдав от силы около трети своих денег. Обманул…
Ну да чёрт с ним, с этим гладкоголовым ничтожеством! Мне плевать! На то, чтобы убраться из Данкелбурга, должно хватить с излишком.
Взяв такси, я быстро добрался до ближайшего железнодорожного вокзала. Двигаясь в людской толчее, я могу быть спокойным, что никто меня не узнает.
Сейчас двенадцать часов и десять минут. Ближайший поезд отправляется через четыре часа. Я взял сразу три билета на разные маршруты. Выберу перед отправлением какой-нибудь один. Если они сейчас наблюдает за мной, эта хитрость поможет их немного запутать.
Да, пора запутывать следы, идти на всякие уловки, вести себя тихо. Если всё сделать правильно, эти выродки никогда не смогут меня найти. Какое-то время поживу на новом месте, деньги можно будет так же отбирать у сраных наркоторговцев…
Я не пропаду.
Единственное, что меня беспокоит, стоит ли пойти в полицию и рассказать о случившемся в переулке. Карвус Моби, Эмиль Готфри и Хендрик Блэйк – я хорошо запомнил имена продавшихся быков. Рассказать в участке – их тут же посадят. Однако как на это отреагируют синдикатовцы?
Одноглазый обмолвился, что они способны, разозлившись, отыскать моих родителей и убить их… Не могу рисковать стариками. Если чья-то чужая жизнь попадёт под угрозу из-за моего бездействия, то мне всё равно! Не мои это проблемы! Я свои не знаю, как разгребать буду!
А это всего лишь сержанты! Много ли могут сержанты? Они разве что мелкое хулиганство могут укрыть! Да и плевать, что им выплатили по сто тысяч каждому! Что это меняет?
Любой бы на мой месте поступил так же.
В толпе людей чувствую себя плохо. Тупые скотины толкают меня со всех сторон, в ноздри заползает их вонь, их ор сдавливает голову. На вокзале столько людей, что начинает мутить.
Поскорее убираюсь отсюда, пока не стало совсем дурно. Жёлтое такси везёт меня, как я попросил, к ближайшему отелю.
Ближайшим оказался отель «Каллиопа». Шикарное белое здание вытягивается во все свои девять этажей. Богатая отделка сияет роскошью, двустворчатые застеклённые двери готовы впустить гостей. На парковке выстроились в ряд дорогие авто.
На зелёном навесе красуются блестящие буквы, слагающие название «Каллиопа». Древняя богиня, насколько я знаю. Звонкое, лаконичное название, на мой взгляд.
Отдав таксисту деньги, я выбрался из машины и двинулся в сторону фойе. Ветер поднимается и начинает свистеть над улицами… Зябко…
Двустворчатые двери оказались гораздо тяжелее, чем я думал: открыть я их смог, только приложив немало усилий. На меня дохнуло теплом и приятными запахами отеля. Сразу бросилось в глаза обилие света. Обилие позолоты, дорогие обои, зелень – роскошь.
За стойкой управляющий читает газету. Подойдя поближе, я разглядел заголовок: «Грядёт экономический кризис». Опять люди поднимают панику, печатая всякую глупость. Не люблю газеты…
Звонок помог привлечь к себе внимание. Усатый долговязый управляющий отложил прессу в сторону и принялся любезно улыбаться. Нос у него длинный, чёрные волосы зализаны назад. Типичный учтивый портье в фирменной малиновой ливрее.
– Добрый день, сэр, – затянул он заученную фразу, – Добро пожаловать в отель «Каллиопа». Меня зовут Фердинанд Кауфман. Чем могу быть полезен?
– Мне нужен номер, – от усталости я облокотился на стойку, – На одного человека.
– Какой этаж предпочитаете?
– Мне бы пятый…
– Да, на пятом есть пустующие номера, – Фердинанд сверился с гостевым журналом, – Советую заселиться в 523, вид из окна там изумительный.
– А есть такие, из которых хорошо видны двери отеля?
Ничуть не удивившись моей просьбе, управляющий быстро нашёл нужную информацию:
– Да, разумеется. Номер 548.
– Отлично, оформляйте.
До поезда остаётся где-то три с половиной часа, однако я снял номер на целую неделю – денег как раз хватило. Вдруг синдикатовцы всё же доберутся до этого места, тогда их ждёт сюрприз. Нельзя упускать ни единого шанса запутать их…
Два часа проведу здесь, а потом сделаю петлю по городу, посвечусь в паре мест и двину на вокзал.
А пока отдохну, благо кровати здесь чертовски хороши! Мягкие такие, что я тону в них с головой. Скинув пальто, я упал на постель и приготовился валяться в ней ближайшие два часа.
Не вышло… Меня оторвал стук в дверь…
На часах всего только двенадцать тридцать восемь. Пролежал всего пару минут.
Кому я там мог понадобиться? Специально же попросил, чтобы меня не беспокоили. А если это не портье, то, чёрт возьми, кто же это может быть?
Гостей я не жду…
Повторный стук дал понять, что я не ослышался. А ведь мог: вакомин так дал по мозгам, что приступы участились до невозможности. Время от времени меня достают искажённые цвета и звуки, не удивлюсь ещё и галлюцинациям…
Пришлось подняться и подойти к двери. Странно, что никто не додумался вставить глазки. Нежданного гостя не разглядеть.
– Кто там? – громко спросил я, положив ладонь на ручку.
– Скажи, это не Вы ли тот самый, Эрне Рафт? – задорный голос явно женский.
Вот только узнающих меня поклонниц не хватает. Следует спровадить эту даму поскорее.
– Нет, к сожалению, Вы ошиблись.
– А вот теперь я узнала Вас по голосу! – возликовала неизвестная, – Вы точно Эрне Рафт! Я вчера была на показе и просто восхитилась Вашей игрой! Отныне я буду Вашей поклонницей!
– Сожалею, но я очень устал…
– Я совершенно Вам не помешаю! – с каждым словом её голос становится всё более и более мягким, женственным, – Более того, я готова помочь Вам расслабиться, Эрне! Прошу, откройте.
Да она так просто не сдастся. Прицепилась не хуже клеща.
– Эрне, не отказывайтесь от моей компании…
Пришлось открыть. Обречённо повернув ключ, я дёрнул ручку и распахнул дверь. На пороге стоит молодая брюнетка. Роскошная молодая брюнетка…
Первым делом я обратил внимание на её волосы – длинные блестящие локоны свисают до пояса. На лице застыла завораживающая улыбка. Карие глаза красавицы, великолепно подчёркнутые тенями, кокетливо прикрывают длинные ресницы. Идеально прямой нос, пухлые бордовые губы. На тонкой шее красуется золотой кулон в виде овальной клеточки с маленькой птичкой. На правой руке – тонкий браслет.
Изящное красное платье с блёстками обтягивает превосходную фигуру. При такой тонкой талии совершенно неожиданно обнаружить у незнакомки шикарный пышный бюст. Сквозь длинный разрез видно элегантное бедро.
Я, чёрт возьми, тут же перестал жалеть, что открыл…
– Добрый день, Эрне, – брюнетка тут же изменила своё поведение: минуту назад ко мне в номер стучалась простушка-поклонница, а вот я уже вижу настоящую роковую женщину.
– Добрый день, – невольно улыбнувшись, ответил я, – Меня Вы знаете, а вот как Вас зовут?
– Жульет Бинош, – представилась дама и протянула руку для поцелуя, – Рада познакомиться.
– Я тоже очень рад.
Меня словно током ударило, когда она подмигнула. Странное чувство, похоже, я попадаю под чары этой женщины…
– Я войду? – указала Жульет вглубь моей комнаты.
– Конечно, прошу…
Походка у неё, как у модели. Наверно, она и есть модель. С такой фигурой было бы неправильным заниматься чем-то иным. Представляю, как она позирует перед камерой или участвует в показах…
Она садится в кресло и элегантно закидывает ногу на ногу. Спина прямая – осанка бесподобная. Я занимаю место рядом на стуле.
– Скажи, Жульет, – начал я, стараясь глядеть ей в глаза, – А к чему это ты разыгрывала из себя какую-то там простецкую девушку, узнавшую известного артиста? Я же вижу, что ты не такая.
– А мы уже перешли на «ты»? Я не против, – кокетливо улыбнулась гостья, – А что касается того импровизированного спектакля… Знаешь, я поначалу подумала, что ты из тех, кто рад общению со всякими глупенькими поклонницами. Выходит, это было напрасно.
– Честно говоря, ещё ни разу не общался с поклонницами.
– В самом деле? Такой видный молодой человек…
Она достала из такой же алой, как и платье, сумочки пачку длинных тонких сигарет. Закурила одну.
– Ты не откроешь окно, Эрне? Не стоит дыму скапливаться в номере.
Я выполнил её просьбу – холодный воздух хлынул в комнату. Там внизу деловито ползают людишки, там светятся огнями вывески, дымят машины. Здесь, наверху, я нахожусь в компании курящей дамы Жульет.
– Как тебе отель? – спросила она, выпуская изо рта завивающийся спиралями дым.
– Он… вполне хорош. Не идеален, но хорош, – чушь, это первый отель, в котором я снимаю номер, так что сравнивать мне не с чем. Приходится красоваться, чтобы не переставать нравиться собеседнице.
– Мне очень нравится «Каллиопа», – томно сказала Жульет, – Живу здесь уже третий год. Своего дома у меня нет. Я, кстати, за жизнь успела опробовать номера десятков отелей, но этот вне конкуренции.
– Ты думаешь?
– Разумеется, – она поправила причёску, – Во всех прочих либо обслуживание отвратительное, либо оформление угнетает. В «Оджей Плаза» всё превосходно, вот только есть один существенный минус…
Недоговаривая, она явно хочет, чтобы я задал вопрос:
– И что же за минус?
Улыбка растянулась на её прелестном лице, и она указала на потолок:
– Дымоулавливатели. В «Каллиопе» их нет, так что я могу курить прямо в номере. Не люблю, знаешь, долго ходить до специального места для курения. Настоящую леди нельзя заставлять много бродить. Особенно по всем этим лестницам…
– Есть ведь ещё и лифты.
– Брось, они вечно заняты извращенцами, которые не могут себе лучшего места для игр с потаскухами найти. Либо теми, кто там прячется от мужей и жён. Отличный, кстати говоря, способ измены: там не найдут.
– Ты категорично ко всему относишься, – усмехнулся я.
– Так и нужно! – совершенно серьёзно отозвалась Жульет, – Иначе жить в Данкелбурге нелегко.
– Возможно…
– Не сомневайся в правоте моих слов, Эрне, – тут она передала мне окурок сигареты, – Брось в окно, будь добр.
Пока я шёл избавляться от окурка, Жульет поднялась и двинулась к одному из шкафов. До меня донёсся ласковый перезвон стекла.
– Ты знал, что в каждом номере «Каллиопы» есть свой бар? Выбор сортов вина здесь богаче, чем в лучших ресторанах города. Думаю, Эрне, ты не откажешься составить мне компанию. Не вынудишь же ты прилич… О, да тут бутылка «Бронзового Лебедя»! Какая удача, в моём номере оно уже кончилось…
Вальяжно размахивая рукой, сжимающей изящные бокалы, Жульет двинулась к столу.
– Поможешь открыть? – дама в красном изогнула бровь, заглянув мне в глаза.
Я взял с её раскрытой ладони серебристый штопор, взял бутыль за горлышко и принялся вкручивать винтовой стержень в пробку. Рассмотрев краем глаза этикетку, я отметил, что вино было разлито более полувека назад.
– Хорошее вино? – спросил я, ввинчивая штопор, – Даже не слышал о таком.
– Лучшее! Лучшее из всех! «Бронзового Лебедя» производят с древних времён, однако в наши дни его почти не достать. Эта бутылка, фактически, настоящее сокровище.
– Доверюсь твоему вкусу…
Громко чмокнув, пробка вылетела из горлышка. В нос сразу ударил приятный запах золотистого напитка.
– Или у меня есть выбор?
– Нет! – коротко ответила Жульет и мы вместе рассмеялись.
Я налил два полных бокала. Передал один улыбающейся женщине, мы чокнулись, издав тонкий пронзительный звук. Жульет взялась сказать тост:
– За знакомство!
Вкус у напитка оказался чудный – совсем не то пойло, которым я давился, отмечая удачную премьеру. Сладость заполнила горло… Я, конечно, не большой знаток вин, но оценить должным образом «Бронзового Лебедя» смог.
– Расскажи о себе! – попросилась Жульет, отставив опустевший бокал в сторону, – Как ты попал в театр?
– В детстве родители решили, что меня следует отдать в театральную школу. Так я уже с десяти лет занимался лицедейством, учился игре на сцене. Поначалу мне это всё не нравилось, часто жаловался родителям, что не хочу больше ходить на занятия, однако со временем понял, что театр – это для меня. Только на сцене я могу добиться больших высот.
Так и случилось: на старших курсах я стал лучшим в школе, уже тогда много играл, но, в большинстве случаев, второстепенные роли. Учителя говорили, что я в итоге стану отличным артистом, если буду много работать. А работать я умел: пропадал по десять часов на репетициях. Товарищи говорили, что я с ума сошёл на подмостках. Потому-то они так и остались посредственностями, в отличие от меня.
Первой моей главной ролью была роль эльфа Париналя из старого эпоса о Лунных Озёрах. Недоброжелатели говорили, что меня после спектакля засвистят, но они, как того и следовало ожидать, ошиблись – это был успех. Мой первый крупный успех.
Тогда я не стал популярным среди зрителей, но зато меня заметил Константин Стословски и предложил роль в его постановке. Дурак бы и тот не отказался от такого предложения. И вот я уже сыграл рыцаря Мильо… И вот у меня уже есть поклонницы…
Жульет, внимательно слушающая рассказ, громко расхохоталась, прикрывая рот рукой. Я поддержал её сдержанным смехом. Определённо, я понравился даме.
– А чем ты занимаешься по жизни? Готов спорить, что ты – модель.
– Не совсем…
– То есть?
Картинно задумавшись, девушка прикусила нижнюю губу и отвела глаза в сторону.
– Я работала в одном модельном агентстве, но недавно у меня возникли серьёзные разногласия с боссом. Упёртый дурак!
– И как давно ты ушла из агентства?
– Ну, вообще-то, я ещё не ушла, но всё к этому идёт… Соглашаться с требованиями старого козла в моих планах не значится, так что выбора у меня нет.
– Жалеешь об уходе?
– Нет, а зачем мне жалеть? – безразлично пожал плечами Жульет, – В городе несколько десятков модельных агентств – найду себе новое, если захочу…
– А если не захочешь?
У красотки мечтательно загорелись глаза. Она взяла один из своих длинных локонов и принялась накручивать на пальцы. Сейчас похожа на совсем юную девушку. Чертовски привлекательно выглядит…
– Я могу взять длительный отпуск… Сниму побольше денег со счёта и уеду из этого хмурого Данкелбурга. Отправлюсь в путешествие, буду посещать разные страны, разные города… Ты когда-нибудь бывал в экзотических странах, Эрне?
– Нет, – признался я, – Ни разу не выезжал за пределы Данкелбурга.
– Жаль. Мир вокруг этого города необычайно интересен!
Она снова мне подмигнула. Я даже перестал думать постоянно о синдикатовцах, которые всюду ищут меня. Пусть ищут – не найдут. У меня пара часов отдыха.
– Извини меня, Эрне, мне нужно спуститься в фойе, сделать звонок. Я быстро вернусь.
Она поднялась и направилась к двери, демонстрируя мне всю прелесть изгибов её восхитительного тела. Выражаясь фигурально, у меня потекли слюни, причём целым водопадом.
Жульет вышла из номера. Только сейчас я смог нормально соображать. Не помешает ли она мне? Нет, что за чушь! До поезда ещё полно свободного времени, а торопиться бежать из отеля нет никакого смысла.
Судя по её поведению, простыми разговорами дело не кончится! Вон уже и вино пошло в ход.
Всё к чёрту! Немного расслабиться имею право! Целое утро боролся за свою жизнь… убил даже несколько человек!
В голову полезли глупые мысли, вроде того, что визит Жульет – это награда за победу над говнюками из Синдиката. Небожитель восхитился тем, как я зубами прогрыз дорогу к свободе…
Фантазировать начинаю всякую ересь! Нервишки шалят…В тот самый момент, когда можно немного расслабиться, я нервничаю, сам себя накручиваю…
Плеснув себе немного вина, выпиваю залпом. Алкоголь действует слишком медленно, чтобы сразу затормозить работу мозга. Выпиваю ещё немного прямо из горла…
Жульет вернулась всего через семь минут, которые показались мне часами. Выкинув всю ту ерунду, воротящую нутро, я постарался сделать вид расслабленного, уверенного в себе мужчины. Перед ней нельзя показывать свою слабость.
– О, Эрне, ты, насколько я помню, говорил, что устал, – неторопливо двигаясь в мою сторону, проворковала красавица, – Не возражаешь, если я сделаю тебе массаж?
– Как я могу возражать?
– Отлично, – она оказалась сзади и опустила руки мне на плечи, – Тогда расслабляйся…
Её нежные руки начали массировать мне шею – настоящее блаженство! По телу начало растекаться тепло! Чудесные ощущения! А это всего лишь массаж…
– Быть может, мне лучше прилечь?..
И это были последние слова, которые я произнёс, так как в следующую же секунду мне по голове был нанесён сильный удар! Звон стекла, холодная жидкость брызнула на затылок!..
«Бронзовый Лебедь», редкое вино…
Мне снился сон… Сложно сказать, был ли это сон или скорее бред… Я сидел в машине на заднем сидении, рядом был человек без лица… Двое таких же безликих занимали передние места…
Мы ехали по совершенно пустой дороге… Вокруг собралась толпа, взирающая на автомобиль, в котором мы катились через Данкелбург… Ни на секунду я не сомневался, что это именно Данкелбург…
Я долго выглядывал из окон, вертел головой, пытался растолкать гуманоидов без лиц, но ничего не выходило… Невозможно было никак повлиять на неестественный ход событий этого сна…
Мы заехали под мост… У моста совсем не было тени…
Я задрал голову и начал рассматривать его через люк, пытаясь сообразить, отчего так происходит… Слежу внимательно за самым краем…
Машина выезжает на открытое пространство, но ничего так и не происходит… С сожалением я опустил взгляд… и тут же автомобиль расплющивает нечто огромное…
…И я просыпаюсь!
Вздрогнув всеми частями тела, я понял, что крепко связан. Об пол громыхнули ножки стула, к которому я примотан какими-то лоскутами. Узлы профессиональные: не могу пошевелиться.
Дёргаю конечностями, изгибаюсь всем телом, но путы держат меня не хуже застывшего бетона!
– Да ты молодец, Эрне! – раздался позади голос Жульет, – Как быстро очнулся. Я-то думала, что неплохо приложила тебя.
Не согласен, голова раскалывается и болит так, словно в череп угля насыпали! Мне об затылок, чёрт возьми, разбили бутылку вина!
– Ты на меня не в обиде?
Я промолчал, проклиная в душе свою наивность. Так глупо попался!
– Эрне! – не оставляла меня в покое Жульет, – Разговаривай со мной!
– Ты заодно с синдикатовцами? – брякнул я, собрав волю в кулак.
– О, да ты наслышан о Синдикате? Здорово, нас знают театральные актёры! Так что ты натворил?
Разве она не в курсе?
– О чём ты?
Жульет наконец-то оказалась у меня перед глазами, даже сейчас она кажется мне чертовски привлекательной. Красная дьяволица не утратила ни капли своего шарма. Она встала точно напротив меня и скрестила руки на груди. Вздохнув, она ответила:
– Ну, начну с того, что я постучалась к тебе в номер в расчёте завести беседу с известным актёром. Честно! Даже мысли не было тебя вырубать и связывать! Но вот спустившись в фойе и позвонив, я услышала от своего мужа, что он очень занят: ищет, вот ведь совпадение, Эрне Рафта! Дальше пришлось действовать по ситуации…
Сегодня всё против меня… даже удача плюёт в мою сторону… Сейчас меня связали совершенно случайно…
Проклятие!
– Так что ты натворил? – повторила Жульет.
– Увидел, как синдикатовцы подкупают быков, – буркнул я, – Слышал имена…
– А-а-а! И всего-то! Тебя бы убрали безо всяких проблем, даже мучить не стали бы! Зачем было всё усложнять?
– Я собирался скрыться…
– Глупый. Ты что, думал, что сможешь скрыться от Синдиката? И что ты собирался сделать? Уехал из города? Тебя искали бы где угодно, пока не убедились, что ты умер. Не потому, что ты опасен для банды – чисто ради укрепления авторитета.
Пожав плечами, роковая красотка обошла меня, взяла стул за спинку, завалила немного назад и развернула лицом в сторону стола.
– А вот то, что я нашла у тебя в карманах, – она обвела рукой мои вещи, – Тут у нас пистолет «Грасс Сиер 280», пять патронов в обойме, один в стволе. Таким оружием поль-зуется только мафия Фуокозо… Продолжительность твоих пыток от этого только увеличивается… Две тысячи триста сорок наличными и… два непонятных пузырька. Не люблю наркотики…
С этими словами Жульет отложила один в сторону, взяла пистолет за ствол и разбила пузырёк рукояткой. Та же самая участь постигла и второй…
Деловито стряхивая осколки на пол, она довольно улыбнулась. Повернувшись в мою сторону она лукаво подмигнула и прибрала пистолет в сумочку.
– Вот так-то лучше, Эрне. Скажешь мне, что это за дрянь такая?
– Вакомин…
– Никогда не слышала, – расстроилась из-за своей неосведомлённости Жульет, – Про самые разные наркотики слышала, но про этот – ни разу.
– Он редкий, – я сделал ещё одну попытку вырваться из пут, – Его делают дриджи.
– Дриджи? Эти милашки? Мы одно время пытались вести с ними дела, но они совершенно не желают идти на контакт. Слишком замкнутые, недоверчивые. А ведь какие у них возможности: достанут что угодно, доставят куда угодно! Волшебники!
Много ли кому ещё приходилось сидеть привязанному к стулу и слушать от бандитки рассказы о преимуществах дриджей? И это при том, что я минуту назад узнал, что меня будут долго и жестоко пытать.
Алая ведьма чарует своей внешностью. Чёртова сука! Меня накрепко связала чёртова сука! В ней от силы килограмм пятьдесят, а она управилась со мной с такой лёгкостью. Уделала меня по полной.
Вот чего не ожидал… Расслабился, решил, что оторвался. Но ведь это так и было! Я запутал следы, оставил их с носом! Меня достали практически случайно. Я бы победил, если бы не это хреново совпадение! Я бы победил! Я бы, чёрт возьми, отправил в нокаут целый преступный Синдикат!
– Ты расстроен, Эрне? – прочитала мои эмоции Жульет.
– Хватит мне зубы заговаривать! – огрызнулся я и принялся вовсю ёрзать на стуле.
– О, мужчина кричит на женщину. Как низко… Я ожидала от тебя большего. Прекрати, умей проигрывать. Почему у всех поголовно мужчин в наше время наличествует этот комплекс? Все хотят быть победителями, чемпионами, лидерами! А вот как только у них что-то не получается, они начинают капризничать и дуться, как дети! Эрне, ты мужчина серьёзный, должен понимать, что это некрасиво. Мне даже стыдно за тебя.
– Это… Мне просто не повезло! Если бы не наша случайная встреча, я бы скрылся от вас!
– Важен лишь итог, Эрне! – облокотившись руками на подлокотники, Жульет приблизила своё лицо к моему, – В итоге ты проиграл, так что смирись и не делай скидок на неудачу. Просто, когда мужчина не может сдерживать себя, это неправильно, его ничто не оправдывает. Учти это…
Когда она обходила меня, её волосы попали мне на лицо. Пахнут жасмином. Цокая высокими каблуками, она дошла до двери. Только сейчас я смог обдумать последнюю её фразу:
– А зачем ты сказала: «учти это…»?
Жульет застыла в дверях, не поняв меня с первого раза:
– О чём ты, Эрне?
– Ты сказала: «учти это…». Зачем мне учитывать что-либо, если в скором времени меня убьют?
– Молодец, Эрне! – алая дьяволица вновь сделала томный голос, – Ты отлично соображаешь!
Дверь захлопнулась, ключ щёлкнул в замке. Я остался один, запертый в своём номере и привязанный к стулу.
Таким людям, как я, просто недопустимо сдаваться! Даже сейчас я могу ещё сопротивляться, могу ещё бороться за свою жизнь. Придётся цепляться ногтями, вырываться силой, но никак не сдаваться!
Они всего лишь люди – я тоже всего лишь человек. Мы на равных.
Я уже пять минут дёргаюсь в одиночестве на стуле, пытаясь порвать путы или ослабить узлы. Всё тщетно. Кто только учил эту чертовку орудовать верёвками, точнее даже не верёвками, а простыми лоскутами, сделанными из покрывала моей кровати? Чёрт бы побрал эту «Каллиопу», что потратилась на такую качественную ткань.
Вцепившись в подлокотники пальцами, я принялся прыгать на стуле, как отожравшийся одноногий заяц. Ножки грохочут, я раскачиваюсь из стороны в сторону. Силы стремительно покидают меня, но я не позволяю себе ни секунды отдыха.
Теперь я безоружен. Жульет забрала мой «Грасс Сиер». И ещё у меня нет вакомина, так что следующая же ломка может оказаться последней…
Толкаясь самыми носками туфель, я принялся раскачиваться взад-вперёд, намереваясь завалить стул. Если правильно переносить вес тела, то можно сделать это довольно легко.
Интересно, что со мной будут делать? Красная дьяволица могла всё наврать, и никаких пыток не предусмотрено. Просто пристрелят и не будут церемониться. Впрочем, пустить мне пулю в лоб могла и Жульет, но не сделала этого. Почему?
Думаю, меня ждёт худшее, и от продолжительных мучений не отвертеться…
Даже если я освобожусь и выпрыгну из окна, то не умру наверняка: этаж невысокий. Скорее всего, переломаю ноги, позвоночник и несколько рёбер, после чего буду медленно умирать, ощущая весь спектр боли. Этот вариант ничем не лучше.
Амплитуда возрастает. Скоро я уже с грохотом завалюсь на спину, а там будем надеяться на удачу.
Из номера я могу выбраться только через окно. Жульет не дала мне шанса сбежать, заперев дверь. Перебраться по карнизу в соседнюю комнату у меня вряд ли выйдет. Что тогда?
Соображать, нужно соображать!
Я завис на некоторое время на задних ножках стула и резко дёрнулся вверх. Окончательно потеряв равновесие, я стремительно полетел навстречу полу. Столкновение оказалось, пожалуй, даже сильнее, чем я мог ожидать! Сильно ушиб спину, затылок отбил…
Тем не менее, я услышал то, что так желал: подо мной раздался звучный, сочный треск древесины. Пошевелив руками и ногами, я понял, что стул начал понемногу разламываться! Повезло…
Извиваясь ужом, я начал ослаблять путы. Получив некоторую свободу, принялся дёргаться, молотя стулом об пол. С каждым еле слышным треском во мне просыпается уверенность и желание, чёрт возьми, взять и уделать ещё раз этот Синдикат!
Попробовать спрятаться? Меня найдут меньше чем за минуту… Устроить засаду? Так я справлюсь с одним-двумя противниками, не больше… А что делать, если их будет десять?
Оружия нет совсем. Даже подручное барахло не сгодиться для разбивания чужих голов.
В номере нет телефона – я даже не могу вызвать полицию.
Очередной удар сломал одну ножку, и я вдруг завалился на бок. Подлокотник шмякнулся об пол. Дёрнув правой рукой я понял, насколько же он расшатан. Перекатываясь из стороны в сторону, я занялся вколачиванием его в паркет. Достаётся и руке, но отвлекаться на боль мне совершенно не хочется!
А что если поднять на уши соседей? Колотить в стены, пол, потолок… Они элементарно пожалуются в администрацию и сюда придёт пара служащих. Они могут помешать бандитам.
Очередной удар отломил подлокотник, теперь следует отвязать его от руки. Лёжа на боку, я зубами стал распутывать хитрые узлы Жульет. Действовать приходится наугад, так как разобраться в тонкостях вязи роковой красотки не выходит. Действую слишком судорожно, но успокоиться не получается…
Я почти освободился.
Точно! Как я сразу не додумался! Шторы, покрывало, одеяло, скатерть на столе! Нужно попробовать связать трос из них и спуститься вниз! Если успею, то смогу скрыться! Жульет же не нашла билеты на поезд, спрятанные в потайном кармане под подкладкой!
Получилось распутать узел! Тряхнув несколько раз рукой, я избавился от примотанного подлокотника. Теперь можно заняться остальными путами. Перевернувшись на спину, я занялся левой рукой.
Дальше всё совсем просто, и уже через пять минут я совершенно свободен!
Пнув поломанный стул, я готов был ликовать, если бы только на это было время… А его совсем нет.
Стащив к окну всё, из чего можно сделать длинную верёвку, я принялся рвать ткань на длинные лоскуты и накрепко связывать. Постоянно слежу за происходящим внизу…
Я караулил у окна не зря: они ни в коем случае не потеряли мой след. Все проделанные петли оказались бесполезными. Они нашли меня даже быстрее, чем я ожидал, быстрее на порядок. Пусть и случайно. А я-то наивно понадеялся, что у меня будет пара часов на отдых, после чего я продолжу бегство.
К отелю «Каллиопа» подъехала чёрная машина. Наблюдая из окна пятого этажа, я увидел, как из неё вышли четыре человека и уверенно двинулись ко входу. Нет никаких сомнений, что свора палачей пришла именно по мою душу. Сразу четверо…
Я отпрянул от стекла, когда один из них задрал вверх голову. Отступив на пару шагов, я весь задрожал! Не только чудовищный страх тому виной, но и вновь вернувшаяся ломка! Она выползла из потаённой щели моего подсознания крайне не вовремя!
В глазах всё поплыло, грудь сдавило невидимыми тисками, что не разжать, как ни старайся. Всего меня заколотило так, что я еле удержался на ногах.
Импровизированный трос был отброшен в сторону.
От осознания своей обречённости я взвыл, вмешав в этот вопль и гнева, и страха, и слёз поровну! Не в силах себя сдерживать, я схватил маленькую настольную лампу и принялся колотить ею об подоконник.
Она разлетелась на куски после трёх хороших ударов. Злоба закипает во мне, равно как и душил приступ. Нужно сделать себе больно…
Самое простое – удариться лбом об подоконник. В самый мозг пошёл болевой импульс, я упал на пол. Стало возможно вдохнуть немного кислороду и оглядеться, прежде чем я снова начал слепнуть и задыхаться…
Трясущимися руками я ощупал пространство вокруг себя: надо найти хоть что-нибудь, что способно причинить мне боль. Вскоре я наткнулся на что-то мелкое и хрустящее – ос-колки «Бронзового Лебедя». Я ударил кулаком в самую их гущу, отчего десятки мелких стёклышек вонзились в кожу.
Я бью снова и снова, заставляя вонзаться в руку всё больше и больше осколков. Чувствую, как из кисти хлещет кровь, пальцы сводит, а приступ не отпускает меня, намереваясь, наконец-таки, убить и отправить в ад.
Быть может, следует просто расслабиться и сдохнуть назло синдикатовцам? Оставить их с носом, пусть и такой ценой. Избежать пыток…
Но я решил цеплять за жизнь до последнего! Поднеся руку к лицу, я раскрыл рот и потянулся зубами к своим ранам… Сорвался, отдёрнул конечность от испуга… Чёрт, как это страшно! И как должно быть больно!
Горящие лёгкие и начинающее дёргаться в конвульсиях тело заставили меня поторопиться.
Вторая попытка… Я рывком, чтобы не дать себе шанса передумать, приблизил руку и быстро укусил себя за кисть… Загребая зубами мелкие осколки, я протолкнул их в рот…
Начал жевать…
Их острые края рвут нёбо, полосуют язык, впиваются в дёсна… Уже через секунду я ощущаю противный вкус собственной крови… Какая боль!.. Меня выгнуло дугой, когда особо крупная стекляшка воткнулась в щёку…
Я начинаю дышать… начинаю видеть…
Этот ад закончился…
Перевернувшись на живот, я начал сплёвывать стекло, но большую часть осколков пришлось доставать пальцами… Всякую мелочь уже не достать… До ближайшей больницы придётся ходить с ними и постоянно ощущать, как они колют пасть…
Невыносимая боль выдавила из глаз слёзы…
Когда четвёрка синдикатовцев открыла дверь, она увидела лишь развороченный стул, распахнутое окно и свисающий из него трос, смастерённый из всяких простыней и штор. Моментально сообразив, в чём дело, группа разделилась: двое рванули вниз в надежде перехватить меня, а ещё двое ввалились в комнату. Один присел на корточки возле обломков стула, а второй подлетел к окну и глянул вниз, высунувшись по пояс.
А я всё это время стоял за дверью…
Рассматривающий стул так и сидел, когда я разбил об его лысый затылок очередную бутылку вина – их в баре оказалось полно. Пока его товарищ оборачивался на звук, я успел схватить его за ноги и вытолкнуть через оконным проём.
Какое-то время он страшно вопил, пока не столкнулся с асфальтом…
Первый противник, как оказалось, сознания не потерял, а лишь сжался на полу и начал мычать от боли. Двинув ему с ноги в лицо, я заткнул ублюдка и принялся обшаривать его карманы. Пистолет нашёл быстро.
Осторожно выглянув из комнаты, я убедился, что коридор чист. Пора уходить отсюда.
Держа на мушке лестницу, я двинулся в сторону лифтов. Судорожно начал колотить по кнопке вызова, не забывая при этом смотреть по сторонам. Когда звонок, оповещающий о прибытии подъёмника, прозвучал я быстро нырнул в пустующую кабину и выбрал первый этаж.
Двери захлопнулись, и я начал спуск. Что делать в фойе? Бандиты должны сейчас быть там. Даже если они бросились спускаться по лестнице, я не смогу их опередить и точно встречусь с ними у входа… А после они перекроют выход, возможно, вызовут подкрепление.
Придётся пострелять. Обойма полная, передёрнуть затвор, снять с предохранителя… Я готов продать жизнь подороже…
Как только начали открываться двери, хлопнула вспышка фотоаппарата, меня по глазам стеганули лучи слепящего света… На какое-то время я перестал что-либо видеть… Грохнули выстрели и меня прошили пули сразу в нескольких местах…
Как оказалось, я не умер. Слаб от потери крови, меня всего колотит, дышать тяжело, но я всё еще жив.
Очнулся я много позже, кто знает, быть может, прошло несколько дней…
Поднять многотонные веки было сложно, словно их кто-то сшил шёлковой нитью. Сперва я увидел бетонный пол, но глаза захлопнулись, и снова начало накатывать беспамятство…
Меня привёл в чувство ощутимый шлепок по щеке.
– Эрне, Эрне, очнись.
Голос подозрительно знакомый. Точно, я слышал его в том злополучном переулке. Его обладатель – некто Дойл…
– Эрне! – попытался дозваться меня синдикатовец, – Ты ранен в плечо, руку и голень – от таких ранений не умирают. Мы тебя почти даже не били. Хватит претворяться, приходи в себя.
Обращается ко мне, словно к маленькому ребёнку. Как-то так мерзко, заискивающе. Схватил меня и теперь упивается триумфом, получает кайф от чувства превосходства. Как бы ты заговорил, если бы я сбежал от вас!
В этот раз открыть глаза проще. Теперь можно оглядеться: под ногами, как я уже успел отметить, бетонный пол, железные стены совсем близко – комнатка крошечная. Под потолком тянутся трубы, ещё какие-то их огрызки торчат из пола и стен в углу. Свет исходит от одной лампочки у меня над головой.
Звуки шагов гулко звучат в замкнутом пространстве. Словно акула, вокруг меня кружит палач.
Я стою на коленях. На ногах наручники, на руках тоже. Руки заведены назад. За спиной чувствуется какой-то вертикальный шест, к которому я прикован.
– Рад, что ты очнулся!
– Где мы? – пробормотал я разбитыми губами. Меня, очевидно, приложили разок.
– «Хентиаменти Корпорэйшн», заброшенный завод, – охотно ответил Дойл, – Мы находимся в развороченном туалете. Специально оборудовали его под комнату для пыток.
– Завод должны охранять…
– И его охраняют, – согласно пролепетал бандит, – Наши люди. Просто дело в том, что компания принадлежит нам!
Вот так? Эти люди настолько богаты и влиятельны? Я, чёрт возьми, недооценил их. Мне всё время представлялись немытые головорезы, грабящие банки…
Тут из-за спины вышел Дойл, и я смог его рассмотреть. Это светловолосый молодой пижон с ехидной ухмылкой и невиданной самоуверенностью в глазах. Тонкие черты лица, весь из себя такой аристократ… Чёрные джинсы, ремень в заклёпках и обтягивающий свитер с буквой Н на груди. Рукава закатаны по локоть.
– Дойл, – представился блондин, – Скотт Дойл. А ты же ведь Эрне Рафт? Рад знакомству!
Он протянул мне руку и тут же ухмыльнулся. Его позабавило то, что я не могу пожать его ладонь. Настоящий псих…
К сожалению, он непредсказуем.
– Итак, Эрне, – запустив руки в карманы, Скотт продолжил ходить вокруг, – Ты же сам понимаешь, что встал нам костью поперёк горла. Сам посуди, мы подкупаем полицейских, сразу трёх, а ты всё слышишь. Там даже назывались имена! Оплошность, конечно, с нашей стороны, но она тебя не спасает. Ты нам мешаешь, Эрне… Тебя можно было бы просто убить, но… Тут мы сталкиваемся со следующими моментами: во-первых, тебя спасает человек, принадлежность которого к клану Фуокозо не вызывает сомнений, он же, по всей видимости, вооружает тебя «Грасс Сиером 280». Скажи мне, Эрне, ты же ведь не входишь в состав мафии?
– Нет, меня спасли случайно…
– Зачем мафии тебя вообще спасать?
– Он сказал, что сделал это назло вам, на меня ему было вообще плевать! И пистолет он мне дал просто так, внезапно сподобился…
– А куда он поехал? Вспоминай, Эрне, это может быть важно…
Я помню. Одноглазый обмолвился. Придётся его сдать…
– Он сказал о какой-то свалке на западе, собирался навестить какого-то Джека, чтобы тот помог избавиться от машины…
– Неплохо! Ты правильно делаешь, что говоришь правду. Здесь я тебе верю. А вот что ты скажешь об убийстве наших людей на улице Милтвестрабе? Двое получили пулю, ещё двое убиты током… А наш ненаглядный Ганс стал слаб на ухо после удара электричеством. У тебя четыре наших скальпа…
– Это была самооборона! – выкрикнул я в ответ, – Я что, должен был сложить руки и дать им меня схватить? Нечего мне рассказывать, что я их прикончил, и это было нечестно!
– Да, это было честно, – согласился со мной Дойл, – И когда Роман бил тебя, лежащего без сознания, по лицу, это тоже было честно. Ты же разбил об его голову бутылку, пнул ногой да ещё и выбросил его товарища в окно! Он, кстати, в больнице, поправится нескоро…
– Мне плевать, – брякнул я.
Ухмыльнувшись, Скотт остановился на секунду и тут же продолжил шаг, снова оказавшись передо мной.
– А давай я выйду и приглашу сюда Романа! – весело произнёс он, кривляясь, как клоун, – Уверен, ты тут же передумаешь плевать на него, Эрне! Но да ладно. После всего случившегося мы всё равно тебя уберём, но только нам нужно знать: кому ты рассказал о случившемся?
– Я никому не болтал?
– Совсем никому? – переспросил блондин, напустив картинного недоумения.
– Да, если бы я и стал всё рассказывать, то сразу полиции!
– Это верно. Но тут я обнаруживаю странную находку… Сиреневая лента с надписью «Эрне от Катарины», что была привязана к твоей руке. Это твоя девушка?
Та самая лента, которой была оплетена брошенная из зала розочка. Я совсем забыл и про неё, и про, собственно, розочку…
– Нет, это просто поклонница. Я её не знаю…
– Просто поклонница повязала тебе на руку ленту?
– Ленту я повязал сам. Она оплетала цветок. Я уже и не помню, зачем это сделал…
– Ты врёшь.
– Да нет же! – взревел я, – Понятия не имею, кто такая эта Катарина!
Какое-то время висела тишина, гнетущая такая и зловещая. Затем Скотт снова заговорил:
– Мартин, раздобыть список пришедших на спектакль можно будет?
– В Центральный Театр билеты именные, – раздался басистый голос из темноты, – Если она брала на своё имя, мы её без труда вычислим.
– Хорошо, Мартин, – Дойл довольно кивнул, – Слышал, Эрне? Кем бы ни была эта Катарина, мы её найдём и расспросим. А ты больше не нужен.
С этими словами он выхватил из кармана джинсов револьвер. Его дуло нацелилось мне в лоб. Чем отличается револьвер с точки зрения палачи и с точки зрения жертвы? Для жертвы барабан вращается по часовой стрелке, а для палача – против…
Не стоит верить, что перед смертью люди вспоминают всю свою жизнь – люди начинают думать о всяких глупостях.
Тяжёлая свинцовая пуля прошила мне голову…
Ваш покорный слуга, Эрне.
Пятница, 3:20
В небе кружит стая громадных птиц с чёрным оперением. Их страшные клювы и когти лоснятся, а в глазах пылают кошмарные огни, никак не принадлежащие нашему миру. Размах крыльев так огромен, что они чуть не задевают небоскрёбы.
Кошмарные творения летают над Данкелбургом, словно чудовищные боги ночи.
Вот одна птица делает вираж и несётся к земле. Она тормозит лишь у самой поверхности некоего моста, мощно взмахивая огромными чёрными крыльями. Эти крылья загораживают звёздное небо. Кривые когти впиваются в асфальт, и пернатое создание поудобнее устраивается на самом краю моста.
С любопытством она смотрит по сторонам: куда бы птица не глянула, всюду гаснет свет в окнах.
Вскоре существо издаёт крик! Эта тварь вопит так, как не сможет ни одно живое существо! В её вопле нет ничего земного! Удивительно, как вокруг не трескают стёкла…
Мощный клюв склоняется вниз, и из него начинает вытекать огненная слюна. Тягучая оранжевая капля медленно свисает, тянется к земле и срывается. Пролетая немалое расстояние, она ярко светится. Но вот капля слюны разбивается о дорогу под мостом, и гремит взрыв! Распускается исполинский пламенный цветок, который быстро поглощается всё вокруг!
Когда в адском огне исчезает и уродливая птица, видение мутнеет…
– Саманта! – заботливый коротышка теребит меня изо всех сил, – Саманта! Очнись!
Тут он пустил в ход самое подлое оружие – плеснул на меня целый стакан воды! Ледяная, как улицы северо-восточной части Данкелбурга, она тут же прогнала сон!
В страхе заглатывая воздух, я вскочила и моментально приняла сидячее положение. Всё лицо мокрое, как и волосы, как и моя новая блузка. Тяжело дыша, я силюсь привести сознание в порядок.
Где-то рядом забормотал разбудивший меня Шнихт:
– Саманта, ты полная дура! Что ты опять натворила? Две ампулы этонамала! Это же сильнейшее снотворное! Ты рехнулась вводить его себе?
– Две ампулы? – я проморгалась и потёрла ноющий висок. – Ты о чём это, Шнихт?
Тут же у меня под носом оказалась рука дриджа, сжимающая два пустых сосуда:
– Эти две ампулы, Саманта, вспоминай! – проворчал где-то вне поля зрения карлик. – Что? Так захотелось спать, что и жить перехотелось?
Этонамал… да, припоминаю… Приходиться доставать информацию из тех закоулков памяти, которые я привыкла считать ненужными. Помнить подобную ерунду – засорять голову. Мы и так используем её на пару процентов, так зачем использовать их для хранения всякого рода шлака?
– Да, Шнихт, я вколола себе две ампулы, чтобы заснуть, – равнодушно бросила я дриджу. – Я уже четыре дня не сплю из-за бессонницы.
– Тебе сон и не нужен – и так неплохо себя чувствуешь, – разозлившись, бросил стекляшки в угол Шнихт. – А эти твои видения…
– А эти мои видения мне нужны! Мне без них не обойтись!
– И ради них стоит себя убивать?
– Стоит! – грозно прикрикнула я.
Коротышка ещё сильнее нахмурился, поджал тонкие губы и фыркнул. Затем махнул рукой и поплёлся на кухню, неловко перебирая короткими ножками.
Я же только сейчас поняла, что сильно промокла, поэтому двинулась приводить себя в порядок. Как ни странно, пробудившая меня вода здесь ни при чём – просто я сильно вспотела, пока смотрела видения. Пойду в ванну.
Поднявшись с низкого рыжего дивана, на котором я провалялась несколько часов, поплелась в маленькую комнатку, что соседничает с кухней. В любимой полутьме Шнихта я часто натыкаюсь на столики, тумбы и стулья, пока иду своей дорогой. Голова соображает не очень-то и хорошо…
Как же тяжело просыпаться.
Ввалившись в ванную, я первым делом включила свет – тут же стало больно глазам. Пока я смогла их снова открыть, прошло не меньше минуты. Будь проклята сонливость!
Чтобы не упасть, я крепко ухватилась пальцами за раковину. Старая, покрытая ржавыми разводами. Предыдущие хозяева дома не сильно-то заботились о состоянии санузла.
Поднимая тяжеленную голову, я встретилась глазами со своим отражением в зеркале. Надеюсь, этот незадобренный кусок стекла с амальгамой врёт, иначе выгляжу я просто ужасно…
Молодая девушка, на вид ей столько же, сколько и на самом деле: двадцать три года, семь месяцев и пять дней. Гладкая ровная кожа – моя гордость; курносый нос, пухлые губы – мечта безмозглых самцов, ярко-зелёные глаза, довольно короткие и неинтересные ресницы и рыжие волосы до плеч. Последние сейчас, правда, всклокочены так, что похожи на гриву льва.
Вид прямо как у ведьмы! Хоть на костёр веди!
Но самое, пожалуй, примечательное в моём лице – это татуировка под правым глазом. Похожа на трезубец с причудливыми кожистыми крыльями и скорпионьим хвостом. Размером всего-то с небольшую монету. Ради неё пришлось разыскивать Меланфия – профессионала в искусстве нанесения тату. С этой тонкой работой он справился отлично!
Отчего-то только все считают меня из-за неё наркоманкой. Это неправда, толпа олухов ошибается. Я – самый настоящий мистик.
Скинув с себя одежду, я зашла под душ и включила воду. Горячей в квартире Шнихта испокон веков не водится, так что приходится закаляться. Ничего, не впервой: сейчас это для меня не имеет особого значения. Даже если заболею, то дридж поставит меня на ноги за сутки. В его знании народной медицины я уверена.
Ледяная вода похожа на жидкую стужу. Настоящее блаженство для тех, кто никак не может проснуться! Мои волосы моментально намокли и облепили виски, шею и плечи. Я замотала головой, брызгая во все стороны. Просто как маленькая! Когда же ты будешь взрослеть, Саманта?
Вытершись старым розовым полотенцем, я убрала с лица влажные рыжие локоны и вышла в гостиную.
Там меня уже ждёт Шнихт, расставивший на небольшом столике скудный завтрак. На меня голую он даже не посмотрел. Я же совершенно спокойно прошла комнату из конца в конец и нацепила халат. Стесняться дриджа глупо, потому что он просто не человек. Никто же не стесняется кошек или собак, пусть они хоть трижды мужчины.
Шнихт, в свою очередь, и не думет расценивать меня, как объект своих сексуальных фантазий. Для него я так же в этом плане привлекательна, как, например, рыба.
Так что живём мы с серым малышом без стеснений, комплексов и предрассудков.
Квартира принадлежит Шнихту. Я же бесстыже проживаю у него, не платя хозяину ничего. Думаю, он не в обиде, особенно если учесть, что порой снисхожу до уборки.
Он меня терпит, а что ему ещё остаётся?
Познакомились мы с дриджем две тысячи девятьсот двадцать шесть дней назад. От меня отказались родители, а сиротский дом пятнадцатилетнюю девушку, которая оказалась мистиком, не принял. Я пошла искать дом и работу и вскоре натолкнулась на лавку гончара Шнихта. Он изготавливал глиняную посуду по старинным народным методам, а меня взял к себе украшать её рисунками. Благодаря своей бессоннице, я могла оставаться в лавке на ночь и работать практически круглосуточно. Шнихту я так понравилась, что он взял меня к себе домой.
Но вот уже три года он не работает сам, посадив за гончарный круг подмастерьев. Спустя четыре месяца, я тоже забросила его лавку – занялась тем, чем и занимаются многие мистики: стала делать предсказания, наводить и снимать порчи, лечить больных и составлять гороскопы, которые я отсылаю в разные газеты за скромную плату.
Шнихт же меня и не думает прогонять.
Его дом мне очень нравится. В первую очередь планировка: из прихожей, похожей размерами на кладовку, попадаешь сразу в гостиную, из которой можно попасть в ванную, кухню и спальню хозяина дома. Мне приходится ютиться здесь на диване, благо сплю я не чаще двух раз в неделю.
Гостиная – святая святых этой квартиры – очень просторная, хоть и плотно обставлена мебелью. В центре стоит столик в окружении шести стульев, на нём располагается настольная лампа – любящие темноту дриджи не пользуются люстрами, предпочитая менее яркие лампы и торшеры.
Рядом стоит мой диван. Возле него – большой комод с моими личными вещами и, в особенности, косметикой. Тут же стоят и свечи, которыми мы нередко пользуемся, поскольку в этом районе города часто отключают свет…
В углу висит зеркало. Задабривая живущих в нём духов, я нарисовала в его углах особые символы. Рисовать пришлось свиной кровью, за неимением человеческой. Справа от зеркала пристроился шкаф с моей одеждой, на нём пылятся старые плакаты, которые я рисовала на выставки Шнихта.
По соседству со шкафом стоит письменный стол, заваленный недочитанными книгами, а также моими приспособлениями для разных ритуалов и предсказаний: маятники, листы бумаги и уголь, шёлковые нити, куски ткани, кусочки собачьего черепа, астрологические карты и прочее. Всё лежит в полнейшем беспорядке – как я люблю…
Тут же, в углу, стоит кресло-качалка, над которым висит тяжёлая крупная картина девушки, собирающей цветы. Рядом на стене висят кривые полки с книгами. Место для чтения оборудовано торшером – самым мощным источником света в комнате.
Неподалёку на полу валяется коробка, заполненная старыми газетами. Шнихт не читает книг, а вот прессу штудирует исправно, да ещё и берётся порой перечитывать некоторые статьи.
Над дверью, ведущей в прихожую, висят настенные часы. Сейчас ржавые стрелки показывают три часа и тридцать две минуты.
– Сейчас ночь или день? – уточнила я у дриджа.
Возящийся с чайником Шнихт лениво глянул на часы и ответил:
– Ночь…
Отлично.
Дальше, вокруг дверных проёмов ванной и кухни, нашли своё место гербарии, коллекционируемые хозяином этой берлоги. Самые разные цветы, доведённые до вида серых веников, медленно разлагаются под стеклом.
В третьем углу стоит комод, на котором красуется очередной засушенный букет в белой вазе, окружённый нелепыми глиняными зверушками. Их вылепила я из остатков в мастерской. Уродливых созданий мы с дриджем почему-то не выбрасываем. Под комодом лежит какой-то чемодан, судя по всему, вечно пустой.
Возле двери в комнату к Шнихту на полу стоит тотем, подаренный мне одной знакомой. Дридж настоял, что деревянный пенёк, украшенный рельефными узорами, должен стоять рядом с его комнатой. Он свято верит, что тотем будет его оберегать, мне же не удалось обнаружить в нём никакой силы. Похоже, изготовивший его мистик был бездарем.
Наконец, в последнем углу стоит стул, накрытый большим куском ткани. На стуле стоит сломанная печатная машинка, а под ножками его, под прикрытием шёлка, спрятан сейф дриджа. Вскрыть его практически невозможно, равно как и найти все пять ключей, на которые он запирается.
Потолок побелен, хоть и не везде ровно. Лишь на одной стене сохранились полосатые обои. Деревянный пол прикрыт парой половиков.
Просто-таки огромное окно располагается напротив двери в прихожую. Никаких штор и занавесок у Шнихта нет, так что бескрайнее звёздное небо отлично видно.
Пятница – день удачный для разного рода начинаний. Полнолуние – усиливает эффект и результативность всех наших поступков, действий и мыслей. Однозначно, впереди меня ждут славные двадцать с половиной часов!
Серый коротышка уже разливает чай по чашкам. Запашистый напиток пышет густым паром. На столе лежит в вазочках печенье, начинающий черстветь хлеб, мелкие куски рыбы на тарелке, перец, сахар и бутылочка уксуса. Стандартный такой завтрак.
Засыпая в чашку перца, Шнихт решил начать разговор:
– И? Что там в твоих видениях?
– Ах, так! – рассердилась я не на шутку, – То ты против них, то тебе интересно стало, что же я такого видела!
Искоса глянув на меня, дридж сильнее сжал зубы и озлобленно дёрнул ушами. Совершенно не терпит, когда ему начинают перечить.
– Я разве говорил, что против твоих видений, мистик? Я лишь против того, чтобы ты ради них колола себе этонамал…
– Остальное меня уже не берёт! – чтобы успокоиться, я поскорее схватила чашку и отстранилась от дриджа.
Взяв ложку, я принялась сыпать себе побольше сахара. Не буду спать ближайшие четверо суток, и, чтобы чувствовать себя всё это время нормально, приходиться потреблять много углеводов. Например, можно пить жутко сладкий чай.
На шестой ложке Шнихт снова обратился ко мне:
– Думаешь, можешь вытворять всякие глупости, когда тебе хочется увидеть будущее? Это не так! Хватит уже колоть себе снотворное!
Я не ответила, а лишь показала собеседнику язык, ясно давая понять, что я думаю о его мнении на этот счёт. Будет меня ещё всякая серая пузатая мелочь учить.
Меня зовут Саманта Шрёдер, в Данкелбурге меня знают как очень сильного мистика. Я способна видеть фантомов, разговаривать с ним, помогать им. Могу читать на языке звёзд, делать на их основе гороскопы, мастерски владею нумерологией, определяю энергетику людей, выявляю в ней порчу, снимаю её…
Но всё это ярмарочные фокусы по сравнению с моим умением делать настоящие предсказания. Это умение мне неподвластно – видения приходят случайно и в очень неявном виде. В отличие от многих мистиков, также способных предсказывать будущее, видения приходят ко мне не во время транса или медитации, а во сне. Но, по причине бессонницы, часто заглядывать в будущее не выходит. Порой приходиться колоть себе сильное снотворное ради возможности лишний раз поспать…
Шнихт всё переживает, что сердце однажды не выдержит. Заботливый маленький дурачок.
– Саманта? – попытался дозваться меня дридж.
– Что? – откликнулась я с набитым ртом, жуя печенье.
– Так что ты видела?
Ладно, гончар ты недалёкий, сделаю на время вид, что не злюсь на тебя. Ты же не отстанешь, пока не услышишь ответ на свой вопрос. Да и я могу забыть стремительно уползающие детали сна, если не перескажу их кому-либо…
– Странный сон, – глоток пересахаренного чая, – Никаких ассоциаций. Громадные птицы, одна садится на мост, а затем из её клюва падает пламенная слюна прямо на дорогу внизу, и всё поглощает огонь. Птицы, вроде, на воронов похожи, но это значения не имеет. Никак не пойму, что бы это могло значить…
– Как далеко по времени? – со знанием дела спросил Шнихт, откинувшись на стуле.
– Всё было достаточно чётко… ощущался ветер, холод, запахи… очень чётко, раньше такого не было… Думаю, меньше недели…
Дридж склонился над своей чашкой и глухо кашлянул, демонстрируя удивление. Ещё бы, до этого я никогда не делала предсказаний, которым суждено сбыться через пару дней.
Я отпила ещё немного сладкой до безобразия жидкости и взяла из вазочки второе печенье. Если Шнихта видение просто удивило, то меня не на шутку взволновало. В этот раз я отчётливо понимаю, что от меня требуются немедленные действия.
– Тебя что-то тревожит? – глухо прозвучали слова из уст серого карлика.
С крупным куском печенья в зубах я повернула голову в сторону дриджа:
– С чего ты взял?
– Ты бьёшь пяткой по ножке стула.
Глянув под стол, я заметила, что в самом деле нервно дёргаю ногой.
– Да, ты прав, – ответила я, прожевав печенье.
– И в чём дело? Что-то случилось?
– Вроде того… С этим видением нужно что-то делать. Оно пришло не просто так. Что-то очень скверное случится совсем скоро. Что-то затевается…
– С чего ты взяла? – пробормотал Шнихт полным скепсиса голосом.
– Пару часов назад умер мистик, – вспомнила я еле ощутимый укол в затылке незадолго до введения этонамала, – Совсем слабый, конечно… Но умер он не своей смертью…
– Это ещё ни о чём не говорит, – всплеснул руками дридж, – Его могли убить, даже не зная, кем он на самом деле является. Он сам мог не знать, что он – мистик.
Нет, всё было явно не так. Я отрицательно покачала головой, размешивая свой густой чай:
– Стумма ворчала… До сих пор ворчит… У него тоже было видение незадолго до смерти. Это всё произошло вчера.
– И ты, как самая неугомонная, – полным безнадёги голосом пролепетал коротышка, – Решила во всё разобраться?
– Да. Как просохнут волосы, пойду послушаю новости на улицах.
Словно ворчливый старый дед, Шнихт опалил меня строгим взглядом. Вечно он недоволен моими решениями:
– И зачем ты так торопишься? – спросил он, поднимаясь из-за стола.
– Говорю же, Шнихт, времени в обрез! У меня может быть как несколько дней, так и несколько часов…
– Понятно, – карлик прошлёпал к креслу-качалке и неловко на него забрался, – Моя помощь нужна?
– А ты хочешь помочь? – я даже немного удивлена, – Только не говори, что собираешься ограждать меня от неприятностей: мы оба понимаем, что это не так.
– Да, проблемы ты наживаешь на ровном месте, а затем выпутываешься из них, чтобы нажить новые, – прокряхтел в углу малыш, – А отвечая на твой вопрос: думаю помочь тебе, раз уж ты даже не знаешь, что будешь делать…
– Молодец! – подмигнула я Шнихту.
Тот лишь безразлично махнул рукой и развернул вчерашнюю газету. Повадился последнее время читать ежедневную прессу в дополнение к «Еженедельно актуально». Лично я просматриваю газеты постольку поскольку.
– В баре «У Дугласа» произошла стычка бандитов с полицейскими, – принялся дридж зачитывать самые интересные на его взгляд статьи, – В участок позвонил неизвестный, сообщивший, что в баре находится бандитский притон. Стоило подъехать полицейским, как злоумышленники открыли огонь. В ходе перестрелки были убиты восемь сотрудников и ещё семеро были ранены. Среди бандитов потери куда существеннее: четырнадцать убитых и двадцать раненных. Всего пятеро сдались без боя. Арестован владелец бара и весь его персонал. В данное время ведётся опознание убитых и идентификация арестованных.
– Потрясающе, – я допила чай, – давно уже в Данкелбурге не происходило перестрелок быков со всякими гадами. Да ещё и таких жестоких.
– Тебя радует, что быки постреляли выродков из банд или наоборот?
– Скорее всего, именно наоборот…
– Полицейские не заслуживают такой немилости…
– Поделом им…
Причин ненавидеть быков у меня немало: они нередко переходили мне дорогу, пару раз пытались избить прямо на улице за мой отказ расплачиваться своим телом из-за отсутствия хоть каких-то документов. Да, я живу без паспорта, без прописки, без всего, но быть изнасилованной из-за этого парой отвратительных уродов не собираюсь. Уже трижды я сталкивалась с подобной ситуацией и трижды сбегала, покалечив стражей порядка.
И ещё они сфабриковали дело на одну из моих подруг, которая отказалась выплачивать быкам деньги. Хреновы вымогатели засадили её на десять лет.
Теперь мне самой сладкой новостью будет та, в которой скажут о многочисленных смертях полицейских.
Эти подонки вечно притесняют проституток, среди которых немало моих подруг, притесняют эмигрантов, субкультуры… Однако всё это отличные люди, такие же, как и все, даже в чём-то гораздо лучше, чем мы.
Шнихт ещё долго зачитывал разные статьи. Молча слушала и трескала печенье. Мне не страшно – толстеть не буду.
Пятница, четыре часа ровно. Судя по звёздам в северном полушарии, моему знаку зодиака, то есть скорпионам, сегодня следует осторожней быть в общении с людьми: отчётливо видна возможность обмана или даже предательства.
Ближайшее будущее туманно… Узор из осколков собачьего черепа показывает недобрую картину.
В общем, ничего хорошего.
Я собираюсь в дорогу: одев простую белую блузку, тёмно-серый жилет, чёрные брюки и простенькие туфли, делаю себе скромный макияж, причёсываю непослушные рыжие локоны. На шею вешаю кулон в виде красного ромба – талисман на удачу, нацепляю свои любимые кольца и серёжки. Одеваю длинное пальто, прикалываю брошь в виде кошачьего глаза и цепляю на голову небольшой цилиндр.
Шнихт одевает свою единственную рубашку и накидывает на плечи детскую куртку, пришедшуюся впору.
Я сгребаю в карманы все свои деньги (не больше пятисот с мелочью), ключи от дома и экзотическую монету-тотем.
– Тебе это не нужно, Шнихт, – напоминаю я дриджу напоследок, – Ты ещё можешь плюнуть на всё и отказаться.
– Конечно, а потом ты мне каждый раз будешь напоминать!
Сунув руки в карманы, серый коротышка нахохлился и двинулся к выходу. Если прислушаться к эху его мыслей, то станет понятно, что ему элементарно очень интересна затеянная мною авантюра. Маленький поганец немного лукавит…
Я двинулась следом. Предстоит не самый простой день.
Уже на лестничной площадке, пока я возилась со старым дверным замком, Шнихт задумчиво спросил:
– И с чего начнём, Саманта?
– Сперва послушаем новости, – я толкнула дверь изо всех сил, после чего ключ провернулся-таки в нужную сторону, – Кто-то наверняка что-нибудь слышал.
– О чём слышал? – с сарказмом пробормотал дридж, – О гигантских птицах или об убийстве мистиков?
– Не обязательно, дорогой мой. Куда вероятнее, что кто-нибудь поведает нам просто любопытные слухи…
– У тебя странные методы…
– Не тебе судить, Шнихт.
Мы шагнули в тесную кабинку заплёванного лифта, я нажала на кнопку первого этажа. Шнихт громко чихнул и вытер «нос» рукавом. Вид у нахохлившегося дриджа сильно недовольный.
Я принялась рассматривать стены кабинки. Сегодня появилась новая надпись, в которой приличная девушка София с седьмого этажа грубо обозвана и обвинена в гомосексуализме. Что же за сволочь опустилась до этого?
Стянув перчатку, я приложила к надписи ладонь:
– Глянь-ка, кто-то снова загадил лифт, – прозвучал мой стальной голос.
– И тебе снова есть до этого дело… – тяжело выдохнул дридж, даже не обернувшись в мою сторону.
– Есть, Шнихт, ещё как есть… Посмотрим… обида… он посчитал себя оскорблённым… хотел отомстить… Она отказала ему в сексе… и он решил обозвать её лесбиянкой… Теодор из одиннадцатой квартиры… Будет время, проучу это ничтожество!
Гулко ухнув, двери лифта разошлись в стороны, и дридж засеменил к выходу из подъезда. К разговору о Теодоре, оскорбившем Софию, он вернулся уже на улице:
– Тебе обязательно выяснять, кто кого опорочил, оскорбил и унизил, чтобы потом насылать неудачу?
– Обязательно, если тупой мужлан, неспособный поступиться откуда-то взявшейся гордостью, оскорбляет женщину!
– Один из них как-то умер от твоей порчи, – напомнил Шнихт.
– Он сломал девушке два ребра и нос, а потом ещё и исполосовал лицо осколком стекла, – вспоминая тот случай, я начала закипать, – Я жалею лишь о том, что не смогла самолично выкопать ему могилу.
Какое-то время мы шли молча. Честно говоря, мы оба даже не знаем, куда идём: плана нет. Начать спрашивать следует в барах, где любят ошиваться всякие типы. Вопрос в том, с какого начать. Этот самый вопрос я решила озвучить низкорослому товарищу:
– Куда нам двинуть в первую очередь?
– В «Хмельного борова». Там легче всего найти трепача.
– Таких везде полно.
– В «Борове» их не приходится избивать или подкупать, – надменно глянул на меня Шнихт. Кому как не ему доверять в этих делах.
В этом-то он прав: денег в карманах мало, а представить, что я буду выбивать из широкоплечего амбала информацию… Рядом, конечно, дридж, но он в этом деле не помощник.
Свернув в узкий проулок, мы двинулись в сторону бара.
В местной густой темноте сидят два фантома. Сперва я разглядела их белые глаза, а затем увидела и тощие силуэты. Создания тени повернули ко мне безликие головы и уважительно уступили дорогу. Потом долго провожали взглядом.
Фантомы – создания таинственные. Их видят немногие, из тысячи человек вряд ли сыщется более одного. Фантомы обитают только в очень тёмных местах – слабейший свет для них неприемлем. Эти существа либо играют с седыми фиалками, либо гоняются за сомлями, либо просто сидят без дела.
Многие считают фантомов душами умерших, однако утверждать, что так и есть, было бы опрометчивым. Сами о себе они так сказать не могут. Да, пленники тени говорят, но их слышать может не каждый мистик. Я, например, могу.
В общении с фантомами следует соблюдать ряд правил:
Во-первых, нельзя обращаться к ним первым. Если призрачным сущностям нечего тебе сказать, то они никогда не будут вести диалог. Они либо проигнорируют твои слова, либо поспешат исчезнуть.
Во-вторых, если фантом заговорил с тобой, следует его выслушать, иначе он потом будет тебя преследовать. Конечно, белоглазые абсолютно безобидны, но когда тебя вечно встречает в тёмных местах один и тот же фантом, силясь донести свои слова, рано или поздно свихнёшься или станешь параноиком.
И в-третьих, просьбы и советы фантомов лучше выполнять, так как они никогда не врут. Если они просят арестовать того или иного человека, то тот явно сущий мерзавец, если советуют бежать, нужно непременно бежать, а если рассказывают о тайнике, то тот непременно будет в указанном месте полный ценностей.
Опять же, если фантом заговорил с тобой, можно смело его спрашивать – он и не подумает врать или умалчивать что-либо.
Конечно, временами бывает достаточно жутко. Один раз теневое создание выскочило из-за угла и шипящим голосом предупредило, что неподалёку бродит Стумма! Мне пришлось полчаса сидеть в укрытии, а после этого медленно выбираться из этого места, постоянно вертя головой и обливаясь холодным потом…
Порождения Небожителя остались за спиной, и я довольно быстро забыла о них.
Встречая их почти каждую ночь в течение двадцати трёх лет, семи месяцев и пяти дней, быстро привыкаешь.
Шнихт мне совсем не нравится: идёт сбоку чернее тучи, вечно хмурится. Пусть даже он часто бывает не в настроении, сейчас дридж прямо лучится негативом. Хоть он этого и не любит, я решила вскользь прочитать его мысли…
Что-то связанное со вчерашним днём… ярость и… страх… унижение… не совсем с ним, скорее… с близким другом… пистолет… звук выстрела…
Вот оно как. Серьёзные должны быть неприятности. Следует его расспросить.
– Шнихт, – строго окликнула я дриджа, – Что с тобой?
– Всё в порядке… – безразлично прошлёпал он губами.
– Ты врёшь.
– Опять копалась у меня в башке? – злобно сверкнул он глазами, обернувшись в мою сторону.
– Да. Ты не особо старался скрыть свои мысли.
– Вечно этим занимаешься! – негодует коротышка, – Как мне ещё тебя просить оставить в покое мою грёбаную черепушку?
– Просто скажи, что случилось, – твёрдо произнесла я.
Гнев лысого карлика тут же стих. Дёрнув длинными ушами и плотнее укутавшись в куртку, он повернул голову, направив взгляд чётко вперёд. Ближайшие минуты я просто ждала. Шнихту не нравится говорить о своих проблемах: он считает, что таким образом жалуется и, тем самым, проявляет слабость.
Через какое-то время он начал рассказывать:
– Вчера был у Груйфа, пили. Потом заявился клиент, наркоман кудрявый. Имя у него ещё то ли Эрне, то ли Эрнст… Выхватил ствол и потребовал шмали и денег. Груйфу пришлось выложить двадцать тысяч – заработок за пять дней. А ведь у него жена следит за кладкой. Шесть яиц.
– Если хочешь, я этого парня найду и устрою ему…
– Груйф слишком горд для этого, – прервал дридж, – Он даже от моей помощи отказывается.
Или Шнихт просто не знает, чем помочь, а мне Груйф не доверится. И такими мы сделали всех дриджей. Недоверчивыми, замкнутыми и озлобленными.
Бар «Хмельной боров»! За километр гремит его музыка, а на расстоянии ста метров в её звучание вплетают пьяные голоса посетителей. Волна за волной на меня накатывает мощный звук. Музыка, конечно, не отличается красотой, зато отлично подбадривает танцоров, что совершенно не умеют танцевать.
Трёхэтажное здание, мерцающее огнями, словно прямоугольная новогодняя ёлка. Крупная вывеска с уродливым кабаном в тёмных очках и кожаной куртке с пивной кружкой в руке. Смотрится эффектнее, чем вывески многих дорогих ресторанов.
Перед входом стоят небольшие скопления людей: где-то выпивохи, вышедшие глотнуть воздуха, а где-то проститутки, ждущие клиентуру…
Ткнув мне костяшками сросшихся пальцев в колено, Шнихт обратил на себя внимание и жестом попросил нагнуться. Когда я приблизила ухо к его рту, он громко проорал:
– Нам не сюда – нужен чёрный ход.
– Почему?
– Бар разделён на две части: в первую можно попасть через парадный ход, она включает часть первого этажа и второй с третьим – предназначена для обычных посетителей, а для всякого лихого сброда отведёны задняя часть первого этажа и подвал, вход с переулка.
– Ясно.
Мы свернули в переулок и двинулись сквозь темноту. На тесной площадке, заставленной мусорными баками, светло – свет испускает лампа над коричневой дверью. Вход в закрытую часть «Борова».
Здесь оказалось на порядок тише, поэтому Шнихт может уже не орать прямо мне на ухо:
– Видишь там один кирпич в кладке на уровне груди выкрашен белой краской? Когда постучишь, выйдет вышибала с пустой бутылкой в руке. Бутылку отберёшь – он сопротивляться не будет – и отобьёшь у неё горлышко ударом об этот кирпич. Здесь это вроде пароля.
– А ты что же, не пойдёшь?
– Нет, – мотнул здоровой головой дридж, – В «Борове» нас не любят. Я пока поброжу вокруг и поболтаю с людьми.
– Хорошо, Шнихт, – кивнула я, – Думаю управиться за час…
Дридж дал понять, что расслышал меня, после чего развернулся и двинулся обратно в сторону улицы, поправляя воротник куртки. Воровато озирается.
На него можно положиться. Сколько бы ни ссорились, ни ругались и ни грызлись, мы непостижимым образом остаёмся верны друг другу. У нас нет ничего общего, нет никаких причин сохранять дружбу, однако я и Шнихт держимся вместе. По старой памяти, вероятно…
И лично я доверяю серому коротышке. Квартира, за которую не нужно платить тут не имеет значения…
А я уже стою перед дверью. С определённой долей брезгливости стучусь в начинающую гнить древесину…
Ждать пришлось совсем недолго: дверь открылась вовнутрь, и на пороге появился высокий амбал с длинной гривой светлых волос. Нос похож на крупный клубень картофеля, из глаз исходят легко ощутимые флюиды агрессии. Одет в тонкую рубаху, джинсы и кожаную жилетку. Как и говорил Шнихт, в его руках пустая бутылка.
– Чего надо? – рявкнуло это здоровое человекоподобное создание.
Ожидая какой угодно реакции вышибалы, я стремительно выхватила бутылку из лап громилы и крепко схватила за дно. Приметившись, точно бью по белому кирпичу. Удар вышел сносный, и горлышко, отколовшись, отлетело под ноги.
Проследив за моими действиями, здоровяк глянул мне прямо в глаза. На секунду я увидела в его мыслях сцены с моим участием, полные похоти… Ублюдок улыбнулся и произнёс, освобождая проход:
– Добро пожаловать, куколка! Бутылку брось в бак.
– А может мне вонзить её осколки тебе в глаз? – нанеся внезапный тычок, я остановила зазубренные края стекла в считанных сантиметрах от морды волосатого подонка.
Пока вышибала в страхе отшатнулся в сторону, я швырнула бутылку ему в руки и прошла внутрь. Животное, способное лишь на спаривание! Следовало исполосовать тебе рожу, чтоб не смел впредь фантазировать о своих бравых похождения в кровать!
Помещение оказалось донельзя тесным, посетителей немало. В углах сидят компании выпивох или странного вида парочки, порой одного пола. Шумные мужланы режутся в карты, кто-то травит байки. Музыка громко звучит. Атмосфера зала тяжёлая, чувствую себя не слишком уютно.
Протискиваясь между шатающимися отморозками, я вышла к барной стойке. Под громадной головой борова, украшенной расистскими символами, в окружении сотен бутылок стоит высокий усатый бармен.
Длинный черноволосый раздатчик спиртного курит толстенную сигару, вонь которой легко вычисляется даже в этом заведении. Выпуская дым из лёгких, бармен одновременно успевает наливать горячительное и протирать стаканы.
Один выпивоха серьёзно перебрал и свалился без памяти прямо на стойку. Усач брезгливо сплюнул под ноги и столкнул пьяницу. Тот грохнулся на пол да так и остался там никому не нужный.
Я внимательнее вгляделась в лицо бармена… из Данкелбурга… около сорока лет… дата рождения… дата… февраль… двенадцатое… справедливый человек… готов идти на контакт… надёжный… серьёзный… упрямством и подозрительностью не страдает… зо-вут Филиппом…
Присев на высокий стул, я положила на стойку цилиндр и крикнула как можно громче:
– Филипп?
Оставлявший меня до этого без внимания бармен резко повернул в мою сторону голову, задумчиво пустил дымное кольцо и медленно отложил в сторону стакан. Поставив передо мной правый локоть, он навалился на стойку, отгородившись тем самым от части посетителей.
Пробежав глазами по моей татуировке, он произнёс:
– Откуда меня знаешь, рыжая?
– Обмолвился тут один… – принялась я нагло врать.
– Один, говоришь? – Филипп с любопытством приподнял мой чёрный цилиндр и немного повертел в руках, – Обмолвился? Те, что чешут языком, не знают моего имени – называют Волчарой, по прозвищу. Так откуда ты меня знаешь?
Хитрый. Вокруг пальца таких обводить не стоит: в момент вас расколют и самих обведут. С другой стороны, если пойти прямо, в лоб, могут возникнуть сложности.
Ну да к Небожителю их.
– Я – мистик.
– Мистик… – глухо засмеялся бармен, – Мистики к нам заходят реже, чем асилуды со своими кривыми трубами. И что же такой симпатичный мистик ищет в «Хмельном борове»?
– Ищу языки, – среагировав на его вольготность, я добавила для острастки стали в голос, – И не те, что ничего толком не знают, а молчат, как рыбы, я ищу трепачей.
– В «Борове»?
– Ты ещё скажи, что здесь такие не заявляются.
– Заявляются, – не стал лукавить Волчара, – Один из низ торчит тут в подвале безвылазно уже вторые сутки. Сущий балабол! Имени его не знаю – не принято, но прозвище у него запоминающееся – Козырной Туз. Если увидишь крупного парня с длинными чёрными волосами, который обыгрывает всех в карты, то это точно он.
Стоило мне встать со стула и потянуться к цилиндру, как на поля моего головного убора упала рука Филиппа. Его пальцы требовательно потёрлись друг о друга: хочет получить деньги за информацию…
Состроив хитрую улыбку, я запустила руку в карман, после чего вложила в ладонь бармена хрустящую бумажку. Выдернув из грязных лап здорового усача цилиндр, я направилась в сторону спуска в подвал. Вскоре позади меня раздался звонкий удар – Филипп обнаружил, что я подсунула ему исписанный числами клочок обычной бумаги…
Подвал находится в свободном доступе. Крутые ступени резко ныряют. Спускаться по таким на каблуках непросто. По пути я заметила на стенах иероглифы – прямое доказательство того, что здесь бывают Братья Тигров. Здесь, как видно, рады всем, кроме асилуров и дриджей. Очень даже зря…
Внизу оказалось на порядок тише: музыка плохо слышна в подвальном помещении.
Здесь грязнее: бутылки и банки валяются в каких-то лужах, мусор свален в углу, где-то красуются пятна блевотины и всё это припорошено ковром окурков.
Среди этой помойки стоят столы для игры в карты, кости и прочие азартные игры. Кто-то выигрывает и победно поднимает выпивку, кто-то проигрывает и истерично колотит кулаками по столу, кто-то даже хватается за оружие. Но эффектнее всего обращаются с шулерами: стоит убедиться, что игрок мухлюет, как его тут же валят на пол и избивают ногами и стульями.
Украшено помещение оригинально – стены пестрят ярким граффити, а с потолка свисают причудливые гирлянды из карт. Двигаться приходится, лавируя между ними и столами.
Наконец мне удалось отыскать человека, похожего по описаниям на Козырного Туза. Большой молодой парень со смуглой кожей, прямой нос с сильно выдающейся вперёд переносицей. Совсем худые щёки, блестящий гладкий лоб, кустистые чёрные брови, узкие глаза.
Одет в клетчатую грязно-коричневую рубашку, за спиной на спинке стула висит терракотовый плащ, на шее – пёстрые бусы, чёрные волосы схватывает яркая тканевая полоска со странными рисунками, состоящими, в основном, из прямых линий. За тканевую полоску заткнуто чёрное перо.
Чёрное перо… прямо как у громадных птиц из видения… Странное чувство, словно идёшь по следу, и он вдруг становится чётче…
Или это просто совпадение…
Сидит Козырной Туз один в окружении стопок купюр и мелочи – с ним явно больше никто не желает играть. С ленивым выражением лица он строит карточный домик, занимаясь уже третьим этажом.
Дата рождения… то ли шестое, то ли шестнадцатое… месяц никак не всплывает… сложно сделать анализ его характера без даты… сложный фон… не могу сосредоточиться… придётся идти неподготовленной…
Отодвинув в сторону очередную гирлянду из карт, я добралась-таки до стола Туза. Как только я присела, он замер с парой карт в руках. Отмер только через какое-то время и, уже глядя мне чётко в глаза, достроил верхушку домика.
Улыбнувшись половиной лица, он указал на своё творение:
– Классный дом! Пятнадцать карт ушло на строительство! Хочешь разрушить?
– Нет, обойдусь. Это ведь ты Козырной Туз?
– Да, – черноволосый толкнул конструкцию пальцем и она тут же развалилась, – Хочешь сыграть? К сожалению, я с зеленоглазыми не играю…
– И почему? – парень действительно балабол, и, чтобы добиться от него каких-либо слов, придётся долго поддерживать пустые разговоры, ублажать его желание потрепаться.
Быстро собрав карты, собеседник принялся тасовать колоду, ловко орудуя пальцами.
– Все зеленоглазые – мистики, – безапелляционно проронил он, глядя в сторону, – У меня бабка такая же, она мне и рассказала, что зелёные глаза – первый признак того, что перед тобой мистик. Второй признак – рыжие волосы. А уж если в комбинации, то сомневаться не приходится…
– Ну, с этим ты прав, – нейтрально ответила я, – Не стану отрицать того, что я – мистик.
– Конечно же, ты – мистик! Рыжие волосы, зелёные глаза – образ ведьмы. В средневековье таких сжигали без суда и следствия, за что ведьмы отомстили: прокляли всё человечество. И теперь мы ежегодно целую неделю не видим солнца…
– Это тебе тоже сказала бабка?
– Да.
Разогнавшись до немыслимой скорости, он вдруг остановился, вытянул из колоды карту и показал её мне.
– Трефовый король, – озвучил смуглокожий картёжник.
– Верно, – отметила я совпадение.
Ещё потасовав колоду, Козырной Туз выбрал новую карту.
– Бубновая тройка.
– Верно.
Угадав ещё пару карт, он решил вдруг проверить меня и показал следующую рубашкой.
– Теперь ты…
Уж не знаю, как этот шулер отгадывает масти и достоинства, но я поступила гораздо проще: просто просканировала картонный прямоугольничек и разглядела, что у него на обороте…
– Пиковый туз.
– Всё правильно, рыжая.
Ещё раз:
– Бубновый валет.
– Пока всё верно…
– Трефовая десятка.
Улыбнувшись, Козырной Туз отложил карты в сторону и внимательно на меня взглянул. Хитрющий взгляд, неуютный. Нижняя челюсть двигается из стороны в сторону, поскрипывая зубами.
Тут он хватает горсть монет, подхватывает их в воздух, даёт упасть на стол, после чего накрывает широкой ладонью. Низко склонившись над столом, он спросил:
– Что выпало?
– Три орла и пять решек.
Недоверчиво смотря то на меня, то на свою ладонь, Туз принялся открывать монеты и подсчитывать результат броска. Естественно, всё совпало, что немало развеселило моего собеседника.
Смеялся он уж больно жизнерадостно для завсегдатая такой дыры, как «Хмельной боров». Я-то считала это место обителью грубых, циничных и разочарованных в жизни подонков, не способных вот так по-детски дурачиться и звонко смеяться.
Попадаются и такие персонажи…
Успокоившись, он выдал очередную бестолковую фразу:
– А с тобой весело, рыжая. Ты, кстати, не обижаешься, когда тебя называют рыжей?
– Совсем нет, – ответила я и сняла цилиндр: разговор предстоит долгий…
Насчёт моего неминуемого прозвища «рыжая» я, между прочим, сказала истинную правду: никакого раздражения, никакой обиды, никакой усталости от приклеившейся клички. Пусть лучше я буду «рыжей», чем Самантой…
– Нет, – взялся за подбородок Туз, – Это слишком примитивно. Я буду называть тебя Лисой… нет, даже Лисичкой.
– Тогда я буду называть тебя Вороном, – тут же вставила я, скрестив руки на груди.
– Согласен. Ты, готов спорить, нередко узнаёшь что-то о незнакомых людях и рассказываешь им это прямо так, за несколько секунд. А хочешь, я расскажу немного о тебе?
– И как же ты это сделаешь?
– По татуировке. Работа тонкая, следовательно, сделана у мастера, а если у мастера, то, скорее всего, со знанием дела, и каждый элемент что-то означает… Посмотрим, в центре трезубец – сила, воля и несгибаемость, одновременно с этим опасность; крылья – ты вольная птица, Лисичка, однако вместо перепонок паутина – сирота, хотя нет… сиротой ты была бы, если б присутствовал паук, а так… о тебя отказались родители. Наконец, скорпионий хвост – живучесть и стойкость… Итого: ты – сильная, волевая личность, которую судьба потрепала, но не сломила…
– Молодец, – произнесла я через паузу, дёрнув бровями.
Ворон, как оказалось, отлично ориентируется в символизме татуировок. Он всё больше перестаёт быть придурком в моих глазах. Возможно, этого и добивается. Следует быть осмотрительнее.
Польщённый похвалой, он откинулся на стуле, убрав руки за голову, разве что ноги на стол не положил.
– И? – лениво затянул Ворон, – Так что нужно мистику от моей скромной персоны?
– Слухи, – прямо ответила я, – Самые любопытные и интересные. Мне очень тебя порекомендовали. Ты не имеешь права меня подводить…
– Ага, слухи, значит… Ну так ты поищи в моей голове всё, что нужно…
– Если бы я могла так легко это сделать, то не стала бы с тобой всякой ерундой заниматься…
– А что тебе мешает, Лисичка? – Ворон резко подался вперёд.
– Много чего: шум вокруг, запах сигарет, освещённость плохая, да ещё и ты заговариваешь мне зубы. Даже если я и смогу сосредоточиться, то сканировать тебя буду очень долго, но вот беда: я другу обещала, что управлюсь за час.
– Поэтому решила прибегнуть к простым разговорам… Хорошо, так что тебя интересует?
– Самые свежие новости, – тут же не упустила я момент, – О чём сейчас все говорят? Какое-нибудь смутное дело…
Почесав нос, Ворон опустил глаза, вспоминая…
– Есть кое-что… Банды оживились. Очень, кстати говоря, внезапно. Причём все разом. Задёргались, начали суетиться. Точных причин не назову – это тебе надо будет спросить у тех, кто с этими бандами общается…
– Это всё? – требовательно спросила я у смуглокожего.
– Ну, я могу ещё много чего сказать, но… если бы ты сама знала, что ищешь, то спросила бы конкретней… Из общих слухов – это всё, что я могу сказать.
– Отлично, бывай!
– Мы ещё пересечёмся?
– Сильно в этом сомневаюсь, – бросила я через плечо.
Шнихт ждёт меня неподалёку от чёрного хода, затаившись в тени мусорных баков. Он кутается в куртку, прячась от поднявшегося ветра. Хмуриться, коротышка недовольный.
– Что у тебя? – махнул спрятанной в карман рукой дридж.
– Всё отлично, Шнихт, – порадовала я друга, – Новости в среде бандитов есть.
– Что именно?
– Местный трепач сказал, что в последнее время по всему Данкелбургу оживились банды. Явных причин тому никто не видит. Следует пообщаться с их представителями…
– И это всё? – нервно дёрнул ноздрёй дридж.
– Да, – твёрже, чем следовало, ответила я и поставила руки на пояс, – А что раздобыл ты, Шнихт? Или просто так шлялся вокруг «Борова»?
– Не шуми зря, Саманта. По поводу банд я тоже слышал. Нашёл даже девку одного типа из Красных Поясов. Он вчера столкнулся с быками. Ей сказал, что дело там нечисто. Подробностей деваха, конечно, не знает, но она смогла позвонить парню и договорилась о нашей с ним встрече.
Стоит признать, коротышка сработал лучше меня. Раскопал зацепку. Молодец.
– Хорошо, Шнихт, – довольно кивнула я, – И когда встретимся с Красным Поясом?
– Через час на севере, возле заброшенной детской площадки на улице Реунта. Так что пойдём искать станцию метро.
Не дожидаясь меня, дридж двинулся в сторону улицы. Проходя мимо, он чуть не оттолкнул меня с дороги, довольно ощутимо задев плечом бедро. Негалантный ворчун, теперь все уши прожужжит, что всё сделал за меня, пока я ерундой занималась. Тут и подключать свои силы не нужно.
Внезапно я заметила какое-то движение и резко подняла голову. В дальнем конце переулка стоит силуэт высокого человека в плаще, шляпе и сапогах. Какое-то время он стоял без движения вполоборота ко мне, а затем развернулся лицом. Судя по его черноте, тишине и безмолвию я решила, что это фантом.
Но когда силуэт развернулся и ушёл по освещённому проулку прочь, я осознала, что ошиблась…
Редко когда приходиться путать живого человека с фантомом…
– Ну, ты идёшь, копуша? – громко выкрикнул Шнихт, – Или всё, передумала мир спасать?
– Я вовсе и не мир спасаю! – отрезала я, догоняя дриджа.
– А что ты делаешь?
– Понятия не имею…
Выйдя на оживлённую улицу, мы свернули направо и пошли в сторону станции метро. Выбирать раз от разу именно этот вид транспорта приходится не только из-за дешевизны, но и потому, что дриджей почти никогда не сажают в такси, да и из автобусов порой гонят…
Помню, как Шнихта хотел выкинуть на полном ходу кондуктор, из-за чего дридж жутко обиделся и затеял драку. Пришлось ввязаться и мне. Не страшно: не первый случай, когда я пускала в ход кулаки…
Хорошо ещё, что серый карлик умеет готовить превосходную мазь, способную избавить от любого синяка за пару дней.
Мимо пробежал ухоженный блондин, сверяющийся с наручными часами. Судя по всему, опаздывает. Распахнутый плащ развевается позади него, видно, что парень одет в причудливый фиолетовый пиджак.
Меня он отчего заинтересовал… Его имя… Гарри… Дата рождения…
– Чего так долго застряла у «Борова»? – нагло прервал меня Шнихт.
– Ничего, – выдохнула я, огорчившись обрыву потока информации.
– Ничего? Не ври, Саманта. Я же видел, как ты что-то рассматривала. Что там было?
Вот чего не любим ни я, ни дридж, так это ситуаций, когда мне приходится посвящать коротышку в тонкости искусства мистиков. Сейчас случай, определённо, из той самой оперы. Ну, раз уж Шнихт сам спросил:
– Увидела… кого-то в переулке. Сперва приняла за фантома, а потом обнаружила, что создание спокойно выходит на свет…
– Значит, это был не фантом?
– Именно что, – согласно кивнула я, придержав цилиндр, который так и норовит слететь с головы под порывами ветрами.
– Но всё же ты его спутала с фантомом. Разве такое возможно?
– До сего дня я считала, что нет. Глаза у неизвестного не светились белым, однако и энергетики живого человека не чувствовалось, да и не видно было частей тела… словно просто силуэт. Чертовщина какая-то.
– Сейчас Неделя Долгой Ночи, – безразлично пожал плечами дридж, – Всякое может случиться… Да ещё и этонамал… Он вообще может галлюцинации вызывать, кто знает?!
Да, хотелось бы, чтобы всё это было лишь галлюцинацией. Очень странное существо, никогда с такими не сталкивалась. У Небожителя полно разных сущностей, начиная от сомлей и заканчивая Стуммой, однако псевдофантом, способный выходить на свет – это нечто уникальное…
Когда-нибудь надо будет обсудить это с подругами-мистиками, а сейчас лучше выкинуть из головы…
На углу стоит асилур в потрёпанной одежде и изодранных ботинках. Под его худыми длинными ногами старый цилиндр. Ловко перебирая тонкими пальцами клапаны, гуманоид играет на саксофоне джазовую мелодию. Грусть его музыки трогает за живое, заставляет вздрагивать на особо мощных нотах…
Оценивая его талант по достоинству, кто-то из прохожих кидает мелочь. Я остановилась перед высоченным музыкантом, раздумывая. В голове, помимо чудных отголосков джаза, крутятся мысли, сколько же дать профессионалу игры на саксофоне. Наконец, под прицелом грозного взгляда Шнихта, я отсчитала двадцатку и швырнула в цилиндр.
Утробно прорычав, дридж быстрым шагом пошёл вперёд.
Когда я настигла коротышку, тот ворчливо произнёс:
– Эти деньги у него всё равно кто-нибудь отберёт в тёмной подворотне! Зачем было отдавать целую двадцатку?
– Это моё дело, Шнихт. Могу вернуться и отдать всё, что завалялось в карманах.
Сделав вид, что я оскорбила его до глубины души, серый карлик насупился и дальше пошёл молча.
Ну и правильно. Твоё брюзжание по пустякам я весь день не выдержу.
Вскоре мы добрались до метро. Купив билеты, я захватила у торговца газетами свежий номер «Еженедельно актуально», после чего мы начали спуск. Стоило оказаться на перроне, как подъехал поезд. Вскочив в вагон, мы быстро нашли свободные места.
Я развернула купленную газету.
На первой странице говорится о том самом случае в баре «У Дугласа». Обстоятельно и в красках описываются события, случившиеся в ночь со среды на четверг. Это мы уже проходили…
Листая страницы, я вскоре натолкнулась на искомую статью:
Убийца Решето найден мёртвым!
В минувший четверг полиция Данкелбурга обнаружила труп маньяка, наводившего страх на город в течение более чем месяца. Доподлинно неизвестно, почему стражи порядка называют обнаруженный труп трупом Решета, однако давший интервью Клаус Зиммер заявил, что эту информацию они получили из неразглашаемого источника, достоверность которого пока вызывает вопросы.
Также стало известно, что нахождение тела убийцы связано с отставкой одного офицера полиции. Детектив Зиммер эту информацию комментировать отказался.
Пока что идёт опознание трупа и установление личности Решета. Тело было найдено свешенным в канализационный люк, где его сильно изгрызли крысы. По словам полиции, опознание может занять неделю.
Совсем маленькая статейка, посвящённая давно отслеживаемому Решету, написана совсем непривычным языком. Увидев фамилию автора, я поняла, в чём дело. Статью написал некто Венс Март. Почему-то мой любимый журналист Курт Чатлер, пишущий превосходные тексты, остался не у дел…
Раньше никто другой в газете не брался за статьи о Решете. Возможно, Курт уволился.
Хотя всякое может произойти…
– Решето нашли, – озвучила я новость для Шнихта.
– Теперь его ждёт пожизненный срок.
– Да нет, не ждёт: нашли его труп.
Заинтересовавшись моими словами, дридж заглянул в газету и пробежался глазами по строчкам. По прочтению, он выдал суровый вердикт:
– Глупости! Бомжа вынули из канализации, а сказали, что нашли маньяка, ничего не объяснив! Теперь остаётся только всеми силами сделать так, чтобы новые убийства не предавались огласке! Вот так и создаётся видимость деятельности…
Очень на это похоже… Очень… Оставив газету на сиденье рядом, я просто стала считать остановки до нужного места.
Мы добрались до заброшенной детской площадки вовремя. Она хорошо видна издалека из-за громадного колеса обозрения в центре. Из-за него же, площадку и закрыли. Когда-то давно колесо исправно запускали, катали на нём детей, а потом финансирование прекратилось. Не было денег на содержание стремительно ржавеющего аттракциона, ровно как и денег на его демонтаж. Вскоре махина пришла в аварийное состояние и находиться рядом с ней стало опасно.
Потому-то пришлось закрыть площадку.
Отныне колесо служит забытым ржавым монументом. Дряхлый колосс уже сбросил часть кабинок, сплющившихся при ударе об землю в уродливые стальные блины.
Здесь должно было быть отличное место для охоты Красных Поясов. Полно народу, много детей, бегающих зачастую без присмотра. Совсем просто схватить одного ребёнка и утащить в свою нору. Путей отхода так много, что за всеми просто невозможно уследить.
Попасть с игровой площадки прямо на стол хирурга – ужасная участь… Всё же, эти Красные Пояса – бездушные изверги!
Протиснувшись в дыру в заборе, мы со Шнихтом попали на территорию детской площадки. Немного пройдясь, обнаружили, что на некоторых качелях нет снега. Похоже, местные дети тайком пробираются сюда, чтобы немного поиграть.
Не исключено, что Пояса до сих пор следят за этой точкой и продолжают похищать ничего не подозревающих детей…
И с одним таким выродком мне предстоит встретиться.
– Как думаешь, он придёт? – втягивая голову в плечи, спросила я.
– Красный Пояс? Не имею ни малейшего понятия. Говорила с ним по телефону его девка, а она обещала, что тот явится. А ты что, нервничаешь?
– Просто никак не могу успокоиться. Нам придётся общаться с ублюдком, который крал и убивал детей!
– Конкретно он мог этого не делать…
– Да пошёл ты, Шнихт! – вспылила я, – Засунь свой сарказм поглубже в задницу! Ты прекрасно понимаешь, в какой банде состоит этот гад, прекрасно понимаешь, что вступил он в неё добровольно! Если он ещё не убил ни одного ребёнка, то рано или поздно сделает это! Тебя это совсем не трогает?
– Нет, – спокойно выстоял под потоком льющейся из меня кипучей ярости дридж, – Красные Пояса воруют и убивают человеческих детей ради материальной выгоды, а вот Безликие крадут и уничтожают наши яйца просто так, приносят их в жертву несуществующему Богу Тьмы… Тебя это тоже совсем не трогает…
И мой гнев моментально утих… Шнихт прав… Мне равнодушна судьба яиц дриджей…
Как же погано сознавать себя лицемеркой…
– А вот и он, – указал в сторону громадного ржавого аттракциона Шнихт.
Со стороны колеса к нам неторопливо идёт худосочный невысокий человек. Весь одет в чёрные кожаные одежды, всё в заклёпках и шипах. На ногах тяжёлые сапоги, под распахнутой курткой полосатая красно-чёрная майка. На тонкой шее одет широкий шипастый ошейник. Хорошо различим фирменный ярко-красный пояс.
Голова у бледного бандита треугольная. Подбородок совсем узкий, с него свисает бородёнка, заплетённая косичкой. Достаточно лопоухий, лоб широкий. Крючковатый нос с широкими крыльями, под ним узкие губы. На щеках и висках немало мелких шрамов. Один глаз подбит и почти не открывается.
По всей левой половине лица Пояса раскинулась татуировка в виде свирепой мурены. На ушах и бровях заметны пирсинги, а на макушке нет ни единого волоса.
Переваливающейся походкой носатый приблизился к нам, огляделся по сторонам и распахнул куртку, демонстрируя нам содержимое внутренних карманов: револьвер и опасная бритва. Чтобы мы не вздумали творить глупостей…
Первым заговорил дридж:
– Я – Шнихт, тот самый, что хотел с тобой встретиться, а это…
– Лисичка, – опередила я товарища.
Опешивший коротышка, услышав моё нелепое прозвище, глупо поморгал и закончил фразу:
– Это Лисичка – она со мной.
– Домиан, – представился Красный Пояс, жуя жвачку, – Чего хотели?
– Нам нужно знать о вашей вчерашней стычке с быками, – разговор с худым носачём я взяла на себя, – Мы слышали, что с ней что-то неладно…
Повторно осмотревшись по сторонам, Домиан нервно дёрнул коленом и быстро пролепетал:
– Откуда знаете?
– Твоя девка сказала.
– Как она выглядит?
– Худая, бледная, низкорослая, – принялся описывать девчонку Шнихт, – В губе кольцо, на лице полно косметики…
– Достаточно, – остановил Пояс дриджа, махнув раскрытой ладонью, – Это она. А зачем вам это знать? Вы вообще кто такие?
Характер у Домиана истеричный, нервный, страдает переменами настроения, импульсивный и подозрительный… С такими непросто разговаривать.
– Это тебе знать не обязательно… – отрезала я.
– Да, это точно. Вот только не аукнется ли мне? Кто вы такие, чтоб я вам рассказывал о банде?
– Эй! – вмешался Шнихт, – Давай я накину ещё сотню, и ты прекратишь задавать глупые вопросы?
– Идёт! – с радостью согласился на лишние деньги Домиан, – Думаю, будет лучше расплатиться заранее…
Серый коротышка неловко отсчитал своими культями нужно количество купюр – за информацию выложил сразу три сотни. Пояс стремительно спрятал деньги в задний карман, словно их в любой момент могут отобрать. Присев на качели у себя за спиной, он дотронулся до синяка под глазом и приступил к рассказу:
– Группа наших ребят нарвалась на быков. Обычный патруль, не знаю даже, с чего всё началось, но завязалась перестрелка. Подоспело подкрепление, и ребята стали отступать. В итоге вывели быков на нас – пришлось вступаться за товарищей. Позже пришлось бежать. Только потом я узнал, что эти парни вовсе не были Поясами…
– И как это выяснилось? – я уставилась в землю.
– Как бы вам сказать… Одного из самозванцев убили и отвезли на вскрытие. Патологоанатомом оказался знакомый одного члена нашей банды. Тот сказал, что смертник к нам никакого отношения не имеет.
– С чего он взял?
– Здесь кончается то, что я знаю. Если нужно будет изведать, как он это выяснил, что имел в виду и тому подобное, то обратитесь сразу к патологоанатому.
– Подскажи ориентиры… – бросил Шнихт.
– Его зовут Отто Хлай, работает в морге где-то в центре… Там всего один, не перепутаете… Где живёт, не знаю…
– Найдём, – брякнул дридж и поплёлся в сторону дыры в заборе.
– Если что, это не я его сдал, – крикнул нам в спины Домиан.
Я бы тебя, сволочь, сдала бы и патологоанатому Хлаю, и полиции, и всем, кому только можно…
– Значит, отдавать какому-то детоубийце три сотни – это нормально, а бросить двадцатку асилуру – это расточительство?
Мы пошли пешком. В данный момент переходим длинный разводной мост. Ветер здесь ещё более злой и агрессивный, чем в лабиринтах небоскрёбов… Мерзость!
– Я пустил деньги на дело, – пробурчал продрогший дридж, – А не занимался лицемерием.
– То есть я, по-твоему… А, чёрт, Шнихт! Ты просто невыносим! Почему ты считаешь, что всегда прав?
– А ты почему? Потому что ты – мистик?
– Я вовсе не считаю, что права в любой ситуации! – пригрозила я другу в спину, – Я, в отличие от некоторых дриджей, умею признавать свои ошибки и свою неправоту!
– Так признай её сейчас!
– Всё, упрямец чёртов! Я с тобой больше не разговариваю на эту тему!
Прямо под нами проплыла баржа, дав длинный гудок. Ржавое корыто быстро проскочило под мостом.
Я извлекла из кармана маятник и раскачала его. Летая из стороны в сторону, он превратился в размытое пятно. Я начала всматриваться… никому другому и в голову не придёт мысль делать это на ходу, но меня сие несильно смущает. Главное сосредоточиться.
Вскоре в размытом треугольнике, образованном раскачивающимся маятником, стали проступать какие-то еле заметные образы… Что-то чёрное суматошно носится из стороны в сторону… Но вот надвигается что-то огромное…
Моргнув, я прекратила наплыв образов…
Решительно ничего не разобрать. Маятник показывает один из вариантов ближайшего будущего. Отсутствие красок – это, в общем-то, недобрый знак.
Мы долго шли по улицам, переходили перекрёстки, срезали через проулки. Я читала всевозможные знаки и указатели, растущие на столбах, словно листья на деревьях.
Когда один из знаков указал на пересечение улиц Робнстрабе и Маркстрабе, серый коротышка ткнул меня в колено и указал на здание на углу:
– Это книжный магазин, там карты города выдают бесплатно. Пойду раздобуду одну.
– Подожду снаружи.
Пока дридж боролся с тяжёлыми дверьми, я успела найти удобную скамейку. Снега на ней нет, грязи и блевотины тоже, так что я смело заняла своё место, привычно закинула ногу на ногу и принялась ждать.
Шнихт стал ковыряться в стендах, выискивая среди брошюр подробную карту города. Заметно, как он двигает губами, ругаясь себе под нос.
Я позволила себе вальяжно откинуться назад. Обнаружила, что брошь в форме кошачьего глаза перекосилась. Поправив её, я заодно решила заняться приведением себя в порядок. Всяких сумочек я с собой не ношу, так что из стандартного женского набора у меня только крохотная расчёска и зеркальце. Последнее, правда, я использую, в первую очередь, в работе.
Ветер сильно меня потрепал: выгляжу немногим лучше уличной попрошайки. Я постоянно себя убеждаю, что меня не заботит мой внешний вид, но всякий раз обманываюсь.
Закончив вынужденный марафет, я нахлобучила цилиндр и подняла взгляд…
На противоположной стороне улицы в толпе людей стоит чёрное создание. Не узнать невозможно – это тот самый силуэт из переулка позади «Хмельной боров».
Его плащ развевается, совсем как у живых людей, он держит руки в карманах и сильно сутулится. Смотрит в мою сторону. Стоит в свете фонарного столба, ничуть не испытывая неудобств. Окружающие не обращают на него внимания и, похоже, вовсе его не замечают.
Словно чего-то ждёт… причём именно от меня… смотрит неотрывно, хотя глаз его не вижу…
Я провожу простую проверку: направляю зеркальце и смотрю в него – чёрный силуэт не отражается. Глянув на противоположную сторону дороги, убеждаюсь, что сущность и не подумала исчезать.
Что это такое?
Шнихт ещё возится внутри… Возможно, я успею подойти к силуэту и разузнать, что тому нужно до того, как дридж закончит поиски?..
Для пешеходов загорается зелёный свет. Решившись, я вскакиваю и устремляюсь по переходу на другую сторону. Обходя медлительных людей, пробираюсь к тени. И вдруг она разворачивается и начинает уходить…
Я ускоряю ход. Силуэт еле плетётся, но расстояние между нами большое, поэтому есть опасность потерять его из виду. Не глядя под ноги, я концентрируюсь только на чёрном создании.
– Саманта! – еле слышный голос Шнихта, отвлекаться на который нет времени.
Под недовольный гул тех, на кого я наталкиваюсь, добираюсь на противоположную сторону и спешу по следу силуэта. Люди так и норовят встать у меня на пути и закрыть дорогу. Временами обзор загораживают головные уборы прохожих, и я теряю из вида тень…
Я чуть не упустила момент, когда чернильный силуэт свернул в переулок. Пришлось нагло отпихнуть в сторону молодую пару и ускориться. На бегущую по улице девушку оглядываются все, кому не лень.
Нырнув в темноту переулка, я рванула вперёд. Долгое время пришлось продвигаться в абсолютной темноте, пока я не выскочила на освещённый пяточёк. Оказалась у какого-то высокого забора, по периметру которого горят тусклые лампы. За сеткой видны большие здания, похожие на склады.
Обернувшись направо, я заметила, как из круга света последнего в ряду фонаря в темноту уходит некто. Не заботясь о судьбе каблуков, рванула вдогонку.
Почти добежав до угла ограждения, я услышала сбоку шорох и в следующую же секунду в страхе отшатнулась в сторону. С той стороны забора на меня попытались броситься две огромные собаки. Они надавили лапами на сетку, мешающую им добраться до меня и порвать на куски.
Плюясь вязкой слюной, псины грозно залаяли и оскалили зубы. Бешенные глаза сторожевых псов сверкают яростными огнями.
Держа приличную дистанцию, я под присмотром псин миновала освещённый участок и нырнула в темноту, в которой от меня скрылось неизвестное создание.
Не зная, куда следует идти, я двинулась прямо в сторону развилки. Оказавшись на ней, бросила взгляд во тьму правого ответвления, а затем повернула голову налево… под самым фонарём застыл силуэт. Он с секунду смотрел чётко на меня, после чего убежал по переулку.
Даже под мощным источником света черты загадочной сущности оказались неразличимы…
Под ноги попались какие-то коробки, о которые чуть не споткнулась. Миновав внезапное препятствие, я вдруг поняла, что силуэт снова исчез в лабиринте проулков.
Пришлось просто двигаться вперёд, оглядываясь по сторонам: тень могла скрыться в любой нише справа или слева.
Чего только хочет эта сущность? Словно бы ведёт за собой. Зачем ей это?
Петляющий переулок привёл меня к автобусной остановке. Большое транспортное средство как раз распахивает двери, впуская пассажиров. Среди них и чёрный силуэт. Он начал подниматься в салон…
Я со всех ног бросилась вдогонку. Снег под ногами расползается в стороны, так что трудно просто держать равновесие. При каждом шаге я рискую упасть и сломать пару костей…
Но я безнадёжно опаздала. Двери захлопнулись – за ними застыл неизвестный, глядящий прямо мне в глаза. Я остановилась в десятке метров от остановки, понимая, что больше ничего не могу сделать. Тяжело дыша, я уставилась в то место, где должны быть глаза тени.
И вдруг он пошевелился… в тот момент, когда автобус тронулся, он приложил ладони к прозрачной двери. Показал семь пальцев…
Никакого отношения к маршруту автобуса эта цифра не имеет: он идёт по тридцать первому…
Шнихт ждал там, где я его и бросила. Вид у коротышки жутко недовольный. Когда я подошла, он даже не отреагировал, предпочтя делать вид, что сильно занят изучением карты.
– Как успехи, Шнихт? – устало проронила я, плюхнувшись рядом на скамью.
– Куда это ты так понеслась? – строго спросил дридж, не обратив никакого внимания на мой вопрос.
– Не поверишь…
– Постараюсь…
– Ну, я снова увидела это существо.
Не отрываясь от карты, дридж без малейшего интереса в голосе решил уточнить:
– Что ещё за существо?
– Я же тебе рассказывала: то создание у «Борова», похожее на фантома…
– Ах, это, – любопытства у карлика не прибавилось, – И ты решила за ним проследить?
– Скорее это было похоже на погоню, – сыронизировала я, разглядывая противоположную сторону дороги, на которой теперь уже никаких силуэтов.
Водя сросшимися пальцами по улицам центральной части Данкелбурга, Шнихт непрестанно дёргает ушами. Спустя почти минуту тишины, он задал очередной вопрос:
– И как погоня? Удачная?
– Не очень… Гадина ушла… на автобусе… Она ползла черепашьим шагом, а я еле за ней поспевала! Что-то с ней нечисто!
– Как ты вообще на неё натолкнулась?
– Увидела силуэт на той стороне дороги, решила до него добраться, а он вдруг стал убегать… Причём то отрывался, то, наоборот, ждал, когда я его снова настигну… Словно звал за собой…
– И зачем ему это?
– Не имею ни малейшего понятия, – огорчённо проронила я.
– Тогда лучше просто забудь об этой гниде…
– Не могу… Похоже, что она меня преследует…
– Ну, значит, придумай что-нибудь…
– Отличный совет, Шнихт! – с сарказмом я сильно переборщила.
Глухо расхохотавшись, дридж поспешил спрятать хитрющие глаза. Я-то подумала, что гладколобый обиделся на, а он просто решил надо мной посмеяться.
Серый поганец…
– Угомонись, пока я тебя в сугробе не закопала! – несильно толкнула я товарища в плечо.
– Имею право! – разошёлся безудержный дридж, – Смеяться над людьми не запрещено!
– Лучше скажи, ты нашёл нужный адрес?
– Конечно, – начал стихать весельчак, – Есть один крупный морг в центре. Им активно пользуется полиция, так что можно и на быков нарваться. Улица Вевирнастрабе, дом сорок пятый. Пойдём искать метро…
Где-то в переулке избивают человека – приглушённые крики хорошо различимы. В тени приземистого здания морга фантом хлопочет над седыми фиалками. Небо заволакивает облаками.
Мы прибыли ровно к десяти часам. Сейчас народу на улицах и в подземке ещё немного. Ветер не утихает…
– Это здесь, – сверился с картой дридж, – Вон то белое здание.
– Довольно большое для морга.
– А ты часто ходишь по моргам?
– Нет.
– То-то и оно!
Мы перешли узкую дорогу и приступили к подъёму по ступеням. Ошибки быть не может: некротическая энергия здесь чертовски мощная! Если не кладбище, то уж точно морг или очень-очень плохая больница…
Немного сарказма не помешает.
Пройдя по небольшой площадке, мы подобрались к железным дверям. Не сразу удалось открыть нужные – большинство наглухо закрыты.
Внутри нас ждали полутьма, тишина и неприятный запах…
Из-за стойки на нас с любопытством взглянула толстая женщина в белом халате. Со временем любопытство сменилось на озадаченность, а потом на неприязнь…
– Что вам нужно? – пропищала она.
– Мы ищем доктора Отто Хлая, – ответила я, подойдя к стойке, – Нам сказали, что он здесь работает.
– По какому вопросу?
– По личному.
– К сожалению, сегодня он не работает, – мерзко пропищала женщина, – Вы можете найти его завтра или послезавтра…
– До завтра мы ждать не можем, – твёрдо ответила я, – Дайте его адрес, мы навестим его квартиру.
– Я не имею права давать такую информацию! – гневно отрезала дама, – Убирайтесь!
Отступать я и не собираюсь:
– Вы скажете мне, где живёт доктор Отто Хлай, – медленно проговорила я, глядя женщине прямо в глаза.
– Да что Вы себе…
– Скажите, где живёт доктор Отто Хлай!
В писклявом голосе медсестры звучит всё меньше воли:
– Я не ска…
– Скажешь!
Зрачки женщины вздрогнули. Она на какое-то время перестала соображать. Выпятив нижнюю губу, она произнесла:
– Улица Енголстрабе, дом номер шесть.
– Молодец.
Когда мы покидали стены провонявшего здания, где-то за спиной грохнулось на пол безвольное тело.
Обычно гипноз даётся мне с большим трудом. Это искусство относится к ряду самых сложных и редко практикуемых. Для настоящего гипноза нужно много времени, должна быть проведена предварительная подготовка, следует тщательно изучить объект, подобрать для него наилучший метод, число которых превышает три десятка.
К тому же, он нередко не даёт результатов, поскольку загипнотизированный бывает отрезан от своей памяти.
Зачаровать медсестру удалось лишь потому, что она слишком слаба в ментальном смысле. Заставить её мозг работать согласно моей воле было довольно просто.
Запрета на применение гипноза нет, в отличие от запретов на привороты, отвороты, проклятия и притяжения удачи. Разумеется, все они негласные и сформулированы мистиками очень давно. Правда, соблюдение их никак не отслеживается, так что можно сказать, что они носят сугубо рекомендательный характер.
Главное для мистиков – это не вмешиваться в дела Небожителя, не перечить его воле и не допускать сильного влияния на будущее. Следует считаться с желанием высшей сущности и с желаниями людей, как бы низки и ничтожны они ни были. Даже с желаниями и волей маньяков и насильников приходится считаться…
В теории…
Но на практике же мы можем творить всё, что душе угодно. Я, например, свела в могилу немало отморозков, прокляла семьи всех своих заклятых врагов и не раз помогала случайным людям крупно выигрывать в казино.
Честно говоря, я всегда отношусь с некоторым непониманием к тем, кто искренне считает, будто мы должны ограничивать свои способности. С чего бы вдруг? Не помню ни одной птицы, которая осознано бы ограничивала себя в полётах, не помню ни одной ящерицы, которая бы благородно отказывалась регенерировать хвост… Если у меня есть те силы, которых нет у большинства людей, то это в последнюю очередь мои проблемы…
Некоторые, кстати, считают, что каждый способен стать мистиком, пройдя особый курс обучения. Это полнейшая чушь. Мистиками рождают, причём не каждый ещё способен пробудить у себя силы, не каждый способен их развить…
Зачастую для этого требуется какое-то сильное потрясение. Я, например, упала с четвёртого этажа в раннем детстве. Беспечная мамаша посадила меня на подоконник, и я, будучи совсем маленькой и ещё более бестолковой, упала вниз…
Когда доктора меня спасли, я долго лежала в больнице. От удара получила травму головного мозга, вследствие чего до сих пор страдаю бессонницей. Зато когда сплю, то нередко вижу пророческие сны. Первый такой сон случился ещё в палате: я увидела, как рушатся дома…
Через неделю произошло сильнейшее на нашем континенте землетрясение далеко отсюда.
С тех пор я с нетерпением жду той ночи, когда мне удастся-таки заснуть…
– Она не назвала квартиру, – вспомнил вдруг Шнихт, когда мы в очередной раз выбрались из подземки.
– Это и не требуется, – я размяла затёкшую шею, – На Енголстрабе стоят только частные дома. Плюс ко всему, она довольно короткая.
Шнихта эта новость не обрадовала: злобно озираясь по сторонам, он укутался в куртку так, словно ему нестерпимо холодно. Кряхтя и сплёвывая под ноги, он беспрестанно хмурит брови и морщит лоб.
Словно его что-то сильно тревожит.
– Эй? Всё в порядке?
– Нет, Саманта. Какое-то у меня поганое чувство… Совсем нехорошее… Если можно было, я бы свернул и убрался отсюда.
– Тебя что-то пугает? – прислушавшись к ощущениям дриджа, я осмотрелась по сторонам, но ничего такого, от чего могла бы исходить опасность, не увидела.
– Чёрт его знает! Просто что-то внутри подсказывает, что зря мы сюда пришли…
– А чего такого может произойти? Разве что уличная шпана…
– Ладно, – зло брякнул Шнихт, – Забудь. Давай уже найдём этого Отто, допросим и свалим поскорее.
Мы как раз оказались на нужной улице. Практически самые окраины Данкелбурга.
Не могу понять, что же так беспокоит серого ворчуна. Вокруг аккуратные двухэтажные домики, огороженные высокими досочными заборами. Дороги прибраны, нигде нет валяющегося на мостовой мусора, диких граффити на стенах. Над головами висит причудливая паутина проводов.
Если заглянуть за высокие заборы, станет ясно, что хозяева старательно заботятся о своих участках. Автомобилей здесь практически нет.
Единственный минус – в километре отсюда громыхают машины, люди прокладывают новую дорогу…
Дом номер шесть. Предусмотрительный хозяин прикрепил крупную шестёрку к калитке.
– Я останусь здесь, – неожиданно заявил дридж, развернувшись спиной к дому.
– Чего это ты? – я, признаться, к такому была совершенно не готова.
– Говорю же, мне здесь не нравится…
– Ты уверен?
– Более чем…
– Хорошо, – осталось только пожать плечами и заходить во двор.
К дому ведёт идеально прямая дорожка, в стороне стоит летний столик, на углу дома бочка, неподалёку от неё к стене прислонён велосипед, которым, похоже, совсем недавно пользовались. Перед домом располагаются небольшие участки земли, огороженные прикопанными кирпичами – похоже на клумбы.
Крыльцо без навеса и перил. Одни только деревянные ступени.
Поднявшись, я позвонила в звонок и стала ждать. Хозяин дома оказался неторопливым.
Наконец мне открыл дверь немолодой уже мужчина с проседью в коротких волосах. На идеально круглом лице нашли своё место крошечные уши, широкий лоб, тонкие брови, глубоко посаженные глаза, маленький курносый нос, губы тонкие, рот при этом довольно широкий. Под подбородком выделяется крупный кадык.
На вид Отто выглядит довольно щуплым. Ростом с меня, узок в плечах.
Дата рождения… Восемнадцатое июня… Самоуверенный, эгоистичный, сообразительный, находчивый, бесстрашный… Лукавый, хитрый, подозрительный, мнительный… склонен к паранойе… Максималист…
Он подслеповато глянул на меня, после чего нацепил на нос прямоугольные очки.
– Доктор Отто Хлай? – прямо спросила я.
– Да, это я, – неторопливо произнёс патологоанатом, – А могу я узнать Ваше имя?
– Меня зовут Сабрина Фокс, – придумала я псевдоним на ходу.
– Рад знакомству, Сабрина, – с режущей уши интеллигенцией сказал хозяин дома, – И что же привело Вас, Сабрина?
– Ваша работа.
Мой ответ отчего-то позабавил Отто, и тот сдержанно посмеялся.
– Странно, что таких красивых девушек интересует моя работа. Ищете родственника или друга?
– Нет…
– Ну так я и думал, – он не дал мне закончить, – Когда ищут близких, так сразу и говорят, а не про работу… Позвольте сперва поинтересоваться, как Вы меня нашли?
– Ваши коллеги дали адрес.
– Ложь, – ехидно улыбнулся Отто, обнажив идеально белые зубы, – Никто из моих коллег не знает, где я живу. Видите ли, я с ними стараюсь поменьше общаться… Адрес можно найти в документах, но их содержимое для Вас недоступно.
Хитрый плут теперь мне ещё сильнее не доверяет. Придётся быстро соврать что-нибудь убедительное…
– Стало доступно за определённую сумму, – лукаво улыбнулась я.
– Да, это возможно, – согласно закивал Отто, – Знал же, что Глория – та ещё продажная шкура. И как же выглядели документы, Сабрина?
– Я их не видела. Мне только выписали адресок…
Патологоанатом словно бы перестал меня слушать и принялся внимательно разглядывать татуировку под глазом. Не в меру интеллигентный Отто при этом глупо улыбается. Под взглядом его мелких глаз становилось не по себе…
Шнихт, возможно, ощущал нечто похожее.
– Что-то не так, Отто? – спросила я, чуть повысив интонации.
– Просто любуюсь Вами. Вы очень красивая. Редко встретишь такой цвет глаз.
– На комплименты я не реагирую, – предупредила я доктора, – К тому же, я тороплюсь. Мы можем поговорить о деле?
– Я как раз думаю…
– Думаете? О чём?
– Можно ли Вам верить, Сабрина.
Изогнув бровь и скрестив руки на груди, я постаралась показать, что искренне удивлена его подозрительностью. Хозяин дома, однако, оказался непрошибаемым:
– Что, девочка, думаешь, я несу чушь? – не теряя надоедливой интеллигенции, произнёс он, – Времена сейчас неспокойные, так что подозревать нужно всех и во всём! Ты, например, можешь оказаться воровкой. Зачем мне пускать к себе воровку?
– Воровка? Я? С моей-то внешностью?
– Тату можно нарисовать, а на голове может быть парик. Полиция потом будет искать совсем не того человека…
– Ну, полно Вам, Отто! – я начала злиться, – Если боитесь пускать меня, давайте поговорим здесь – мне не принципиально.
Подняв вверх указательный палец, доктор какое-то время молчал, а потом выдал всё тем же спокойным тоном:
– Хорошо, Вы можете войти. А то окажетесь просто красивой девушкой, захотевшей пообщаться, а я с Вами так грубо обойдусь.
Предлагая мне зайти, Отто отступил в сторону.
Я прошла в прихожую, тут же закрылась дверь, и сзади прозвучало учтивое:
– Помочь Вам с верхней одеждой?
– Нет, спасибо, не думаю, что это займёт много времени.
– Понимаю, тогда прошу сюда.
Следуя ориентирам хозяина, я свернула налево и попала в просторную комнату. В окне напротив виден соседний дом, рядом стоит высокий платяной шкаф. В углах диваны и кресла, на полу расстелен интересный зелёный ковёр. Одна из стен вся посвящена фотографиям, на которых Отто стоит, держа в руке громадных рыбин.
– Любите рыбалку? – спросила я, занимая место в одном из кресел.
– Да, – растянул на лице широченную улыбку доктор, – Рыбалка – моя страсть. Обожаю удочки, сети, мормышки… Будете пить?
Я не сразу сообразила, что последняя фраза адресованным мне вопросом:
– Нет, благодарю, никогда не пила и не собираюсь.
– Вы меня обижаете…
– Не страшно, – отсекла я, – Я Вас больше никогда не увижу, а совесть, уж поверьте, мучить не станет. Расстраивайтесь на здоровье!
Отто совсем не обиделся. Как и следовало ожидать, склизкий уж только мерзко улыбнулся. Поправив очки, он присел на подлокотник большого серого дивана.
– Итак, Сабрина, что же Вы хотите от меня услышать?
– Вчера Вы должны были проводить вскрытие одного бандита, убитого полицейскими в перестрелке. Судя по одежде и внешнему виду, он явно принадлежал к Красным Поясам.
– Припоминаю, – посерьёзнел Отто и сцепил руки на коленях, – Вот только откуда Вам известна эта славная история?
– Не имеет значения…
– Для Вас не имеет, Сабрина, – твёрдым, но всё тем же интеллигентным, голосом прервал меня очкарик.
Глядя на меня с вызовом, он непременно ждёт ответа. Всем своим видом даёт понять, что без правды не скажет ни слова. Причём упёртый докторишка долго будет стоять на своём.
С одной стороны, нас просили не сдавать Пояса, а с другой, что он сделает, если я сдам его имя патологоанатому? Тут всё дело лишь в моих принципах…
– Итак? – заторопил меня Отто.
– Вас сдал один парень из этой самой банды. Там, насколько я знаю, у Вас есть знакомые.
– Знакомые есть, вот только мне бы узнать имя…
– Он пожелал, чтобы оно не всплывало…
– А Вы наплюйте на его желания, Сабрина. В следующий раз пусть будет готов к тому, что женщинам не следует доверять.
Тут застеклённый взгляд неторопливо прошёлся по моему телу, и я отчётливо расслышала мысли извращенца… желает овладеть мною, лысеющая сволочь… его фантазия уже рисует детали процесса…
Я постаралась отогнать видения в сторону… Лучше вообще не заглядывать, чтобы сдерживать себя в руках.
Вальяжно рассиживаться в кресле больше не получится: необходимо в любой момент быть готовой ко всему…
– Он назвался Домианом, – я решила поскорее закончить общение с этой мерзостью и пошла простым путём.
– Ах, этот Домиан… Конечно, я его помню. Чего и следовало ждать от стукача! Знаете…
– Вы позволите мне закончить? – грубо остановила я философствования Отто.
Стерпев ядовитый укол, хозяин дома продолжил играть в галантную сволочь:
– Разумеется, продолжайте…
– После вскрытия Вы заявили знакомым из Поясов, что ваш пациент не принадлежит банде. Почему Вы так решили?
– Ха-ха-ха, я не ответил на аналогичный вопрос самим Красным Поясам. С чего это Вы взяли, что отвечу Вам, Сабрина?
– С того, мистер Хлай, что я плелась сюда через полгорода, с того, что я сижу перед Вами и требую!
Мои крики никакого впечатления на доктора не произвели – тот даже позу не сменил. Лукавые глаза сцепились взглядом с моими. Началось состязание в гляделки…
Отто не дурак, он понимает, что молчание абсолютно ничем не чревато. Отвечать или нет – зависит исключительно от его желания. Угрозами или требованиями его не смутить. Прямо как глыба камня, которой всё нипочём.
Наконец он встал, вышел на середину комнаты и уставился в окно:
– За ответ придётся отдать… соответствующую плату…
– Сколько? – хмуро спросила я.
– О, я говорю вовсе не о деньгах…
– А о чём? Учтите, Отто, у меня не так много времени!
– Хорошо, я скажу… У меня наверху есть прекрасная постель…
– Прощайте! – резко прервала я ублюдочную скотину и двинула к выходу.
Я уже тянулась к ручке, как вдруг в шею мне вонзилась крошечная игла… В туже секунду Отто провёл мастерский захват и совершенно меня обездвижил…
Мне ввели какую-то гадость в кровь, от которой я начала погружаться в сон…
– Не беспокойтесь, Сабрина, эта штука совсем не опасна…
А затем тишина…
В этот раз я не видела снов. Просто свалилась без чувств, оставшись совершенно беззащитной перед этим выродком…
Я чувствовала, как меня шатает из стороны в сторону, а потом вдруг падение на что-то мягкое… из лёгких вырвался стон…
– О, уже приходишь в себя… – донеслось откуда издалека, как-то глухо и еле слышно.
Смысл слов я не смогла уловить… Я уже не сплю?.. Снотворное оказалось недостаточно сильным…
Меня перевернули на спину и взяли за руку…
– Я-то думал, вещество надолго усыпит тебя, Сабрина… А ты очнулась спустя всего десять минут… Я даже не успел подготовиться…
Отпустив мою руку, Отто занялся второй… Не могу заставить себя шевелиться… Не могу открыть глаза…
Похоже, я лежу на какой-то кровати…
– Придётся тебя связать, – пророкотал голос ублюдка, – А то мне ещё нужно наточить нож. Нужно время. Так я буду уверен, что ты никуда не денешься…
Нож… при чём тут нож?.. Я попыталась дёрнуться, но обе мои руки уже крепко привязаны к спинке кровати. Приоткрыв глаза, я моментально зажмурилась от яркого, слепящего света.
– Ты… сволочь… – бессильно прошептала я.
– Я? Не говори так, – Отто принялся обматывать верёвкой мои ноги, – Просто мне иногда нужно расслабляться. Но тебе не повезло: я не испытываю никакого влечения к живым женским телам, даже таким, как твоё. Придётся тебя убить!
Хренов некрофил! Почувствовав в себе прилив сил, я изо всех сил стала вырываться, но Отто уже успел завязать последний узел. Я оказалась совершенно обездвижена! Растянувшись на кровати, я оказалась во власти насильника и убийцы!
– Считаешь это несправедливым?
– Ты не посмеешь! – выкрикнула я, силясь открыть глаза.
– Посмею… Я уже спускаюсь за ножом…
Где-то неподалёку хлопнула дверь. Некрофил оставил меня на время одну.
Я принялась дёргаться в стороны, вырывать конечности из пут, попыталась порвать их или ослабить хватку. Всё тщетно!
Когда я, ценой неимоверных усилий, смогла распахнуть глаза, прошло немало времени. Я в спальне, связана по рукам и ногам, на широкой кровати. Над головой висит люстра, слепящая меня невыносимо ярким светом. Кругом стоят шкафы, тумбы и прочая мебель. Рядом с кроватью маленькая тумбочка.
Я окинула взглядом всё, что на ней лежит: недочитанная книжка, наручные часы, блокнот, карандаш и фотография в застеклённой рамке. Последнюю можно разбить и попытаться осколками перерезать верёвки…
Дотянуться рукой не выйдет, схватить зубами тоже не получится. Отто привязал меня так, что не могу дотянуться ни до одного окружающего предмета.
Раздались звуки шагов, нарастающие с каждой секундой… Открылась дверь и в комнату вошёл патологоанатом, вооружённый простым кухонным ножом…
Он встал передо мной, уселся на угол большого комода и достал из кармана точильный брусок. Вскоре комнату заполнил пронзительный визг затачиваемого орудия убийства…
– Не бойся, – не отрываясь от работы, произнёс Отто, – Я делал это десятки раз – никто не успевал почувствовать боли. Всё произойдёт мгновенно…
– Только посмей, ничтожество! За меня отомстят!
– Кто? Кто вообще догадается? Кто найдёт доказательства?
– Я – мистик! – взревела я разъярённой пантерой, – Среди моих друзей тоже полно мистиков! Они почувствуют мою смерть, найдут тебя и проклянут!
Коротко взвизгнув остриём ножа, некрофил на секунду остановился. Его настороженный взгляд скользнул по мне, в голове подонка скрипнули какие-то шестерёнки, после чего он продолжил доводить остроту орудия до совершенства.
– Ложь, Сабрина. Запугать меня такой наглой ложью не получится. Просто прими это, как должное – ты сейчас умрёшь.
Отложив брусок в сторону, Отто придирчиво изучил лезвие со всех сторон, взвесил оружие в руке и довольно кивнул:
– Готово.
Схватив нож обратным хватом, он двинулся на меня. Я принялась брыкаться изо всех сил, отчаянно пытаясь остановить маньяка. Патологоанатом спокойно сел на меня сверху и крепко прижал голову к подушке. Жилистые пальцы не давали мне пошевелиться…
Прямо мне в глаз нацелилось остриё ножа. Руки Отто даже не дрожат. Опасное стальное жало приметилось…
– Вся наука в том, – затянул лекцию доктор, – Чтобы мощным ударом пробить глаз, вонзить лезвие в глазницу и пронзить мозг. Тогда смерть наступит практически мгновенно. Я вовсе не жесток и не вижу смысла долго мучить своих жертв… Итак, Сабрина…
На всю квартиру разнёсся громкий стук в дверь! Колотят с необычайной силой! Шнихт!
– Ну кто там ещё? – раздражённо бросил Отто, – Не могли выждать всего пару секунд! Извини, Сабрина, я скоро…
С этим словами он встал, швырнул нож к точильному бруску и вышел из комнаты.
Я прислушалась: колотящееся сердце не помешало различить звук отворяемой двери, после чего стали доноситься глухие звуки разговора. Со временем тона повышаются, Отто со Шнихтом перешли на крики, и вдруг начался грохот! Звук драки!
Не знаю, что сможет противопоставить крохотный дридж взрослому мужчине, но вот уже целую минуту внизу не прекращаются различные шумы, грохоты, звуки бьющегося стекла. И вдруг всё стихло…
Некоторое время стоит зловещая гробовая тишина, сменившаяся звуками шагов на лестнице.
Дверь распахнулась и в комнату влетел серый коротышка.
– Шнихт!
– Вот ты где, Саманта! – воскликнул озлобленный дридж, явно побывавший в драке, и ринулся развязывать верёвки, – Чувствовало моё сердце, что сюда не следует соваться! Чёртовы узлы, не развязать!
С этими словами карлик принялся орудовать зубами, тут же управившись с верёвкой.
Я смогла освободить левую руку.
– Там на комоде лежит нож, – указала я в нужную сторону.
– Ясно… Стой…
Снизу донёсся стон, выкрик, после чего Отто рванул вверх по лестнице! Шнихт, позабыв про нож, захлопнул дверь и навалился на неё всем весом.
В это время я уже боролась с узлами на правой руке…
Первый удар в дверь дридж с трудом, но выдержал. Второй был куда сильнее, и того просто отбросило вглубь комнаты.
Влетел разъярённый Отто, лишившийся очков, и сразу же бросился на карлика. Тот не успел встать и просто откатился в сторону, уворачиваясь от удара ногой сверху. Второй ногой маньяк попал точно дриджу по рёбрам и навалился сверху, принявшись душить коротышку.
Я уже успела развязать верёвку, схватила карандаш с тумбочки и двинулась к Отто. Привязанные ноги не помешали мне дотянуться до его голени и всадить остро заточенный стержень в икру гаду.
Он взвыл, соскочив со Шнихта, и ухватился за рану. Увидев меня, он нанёс удар в щёку. Свалившись обратно на кровать, я сжалась от сильнейшей боли. Горит вся правая половина лица…
Дридж тем временем успел встать на ноги и подхватить первое попавшееся – радиоприёмник. Пока маньяк извлекал из ноги карандаш, Шнихт обрушил ему на голову прямоугольную коробочку. Та разлетелась на куски, и коротышка, оставшись без оружия, начал лупить противника руками и ногами по лицу.
Отто вслепую нанёс удар и попал точно дриджу между глаз. На полусогнутых маньяк подскочил к упавшему карлику и схватил за грудки. Подняв того в воздух, патологоанатом получил ногой под дых. Со злости он швырнул Шнихта в сторону, после чего схватился за живот.
Дридж, пролетев над кроватью, жёстко приземлился в углу.
Согнувшись пополам, Отто доковылял до комода и взял в руки нож. Я всё это время отчаянно боролась с верёвками на ногах, но времени уже не остаётся… Издав гневный рык, маньяк бросился на меня и навис сверху. Я упёрлась ему коленями в живот, перехватила руки и принялась бороться. Выродок пытается дотянуться до меня ножом, метясь между ключицами…
Постепенно остриё приближается…
От натуги Отто пыхтит, как сломанный паровоз! В мутных глазах носятся бесы!
Откуда ни возьмись появился Шнихт с гитарой. Вооружившись музыкальным инструментом, дридж ударил убийцу по затылку, затем сильно вмазал три раза по рёбрам, после чего в его руках остался один только гриф. Вскочив на спину маньяку, он принялся душить того струнами. Совместными усилиями мы спихнули Отто на пол, и дридж продолжил удушение уже в партере.
Я вернулась к верёвкам: тугие узлы не поддаются, разобраться в хитросплетениях пут не выходит…
Пока я пыталась развязаться, Отто скинул с себя Шнихта и попытался зарезать его. Дридж ловко увернулся от лезвия и принялся кружить по комнате, держа дистанцию с убийцей. Тот комбинирует выпады и косые удары, но никак не может поразить ловкого противника.
Но тут серый коротышка получил ногой в грудь и упал. Спасаясь от оружия Отто, он на четвереньках бросился под кровать. Маньяк нагнулся и попытался схватить его за щиколотку, но тут уже я пришла на выручку другу и ударила с правой точно в челюсть выродку.
Пока тот ошарашено растирал ушиб, Шнихт успел выползти с другой стороны кровати, вскочить на неё и с разбегу прыгнуть на неприятеля. Вцепившись зубами в шею Отто, дридж повис на маньяке. Тот никак не может спихнуть с себя мелкое создание и просто топчется в центре комнаты, крича от боли.
Воспользовавшись заминкой, я распутала верёвку на ногах!
Получив свободу, я бросилась к ставшему ко мне спиной убийце и схватила его за руку, сжимающую нож. Одновременно с этим неловко двинула Отто в ухо.
Тот вдруг сумел скинуть на пол Шнихта и двинуть мне локтем в живот. От удара я отшатнулась и упала на кровать. Зажимая ладонью рану на шее, некрофил двинулся на меня, готовя нож для удара.
Дридж подлетел сзади, обхватил Отто за ногу и подсёк его ударом плеча под колено. Перевалившись через коротышку, маньяк упал на спину. Шнихт собрался прыгнуть на противника, но тот резко сел и рубанул ножом сверху вниз. Схватившись за правую часть лица, карлик откатился в сторону. На ковёр закапала кровь.
Рожа неприятеля близко, так что я моментально лягнула его пяткой.
Увидев в углу комнаты пару гантелей, я бросилась к ним, желая хоть как-нибудь вооружиться. Меня остановил Отто, рванув наперерез. Сцепившись руками, мы стали бороться, толкая друг друга к стенам.
Наконец мне удалось нанести удар маньяку точно между ног, и он тут же ослаб. Навалившись, я стала теснить его из комнаты. Неожиданно лестница оказалась прямо за порогом, и мы в обнимку полетели вниз, катясь по крутым ступенькам.
По пути я ударилась головой о перила. Отто не повезло больше – на середине лестницы он выронил нож.
Остановившись внизу, я оказалась сверху, что позволило мне тут же вскочить и броситься вверх. Ни ушибы, ни боль в виске не мешают целенаправленно бежать по ступеням.
Неожиданно меня подсёк доктор и схватил за ноги. Упав, я почувствовала, как он тянет на себя. Рефлекторно я уцепилась за перила обеими руками и стала брыкаться.
Мимо пронеслась серая тень, и в следующую секунду Отто взвыл, словно грешник на раскалённой сковородке! Он тут же отпустил мои ноги, и я растянулась на ступенях.
Это был Шнихт, подобравший нож. В прыжке он вонзил оружие в плечо мрази, после чего выхватил из подставки зонт и начал охаживать им раненого с ног до головы, добавляя ещё и удары ногами.
Отто с криками извивается на полу и пытается закрыться от ударов, но меткий дридж яростно колотит по самым больным местам. Бросившись на помощь товарищу, я схватила со столика тяжёлый телефон и обрушила его на лысеющую макушку маньяка.
Тот тут же затих…
Шнихт же продолжил избиение, пока зонт в его руках не сломался. Только после этого он отбросил оружие к стене и устало присел на нижнюю ступеньку лестницы.
– Ты в порядке? – буркнул он разбитыми губами.
– Да, в порядке, – ответ дался мне очень тяжело, – Спасибо, Шнихт. Ты как?
– Глаз цел, а остальное заживёт…
Только сейчас я обратила внимание, что у дриджа половина лица запачкана кровью, а чудом уцелевший глаз пересекает глубокий вертикальный порез.
Притащив сверху верёвки, я уже пять минут привязываю вырубленного маньяка к перилам. Мне он ещё не на все вопросы ответил…
Где-то в туалете громыхает Шнихт, раздобыв бинты, медикаменты и некоторые ингредиенты, необходимые для самоврачевания, он возится с шрамом. Слышится шум хлещущей воды.
У меня, в отличие от дриджа, серьёзных ран нет.
Раздался громкий пронзительный крик Шнихта. Коротышка долга вопил, после чего перешёл на яростное шипение.
– Шнихт? – забеспокоилась я за друга, – Как ты там?
– Нормально, – крикнул он, – Прижигаю рану, чтобы не кровоточила.
Зная гладколобого специалиста народной медицины, я готова и не к таким жестоким методам. Иной раз лечение бывает опаснее самих болезней и травм…
Но за рану друга Отто ответит сполна!
С верёвками наконец-то покончено. Накрепко примотав выродка к перилам, я позволила себе небольшой отдых. Хотя отдыхала я сегодня сверх нормы: спала два раза за стуки… это нонсенс.
Присев прямо на пол и облокотившись спиной о стену, я начала приводить дыхание в порядок. Только сейчас заметила, что некрофил успел стащить с меня пальто и цилиндр и закинуть их куда-то. Туфли я потеряла уже на лестнице и быстро их нашла. Хорошо ещё, что ничтожество не стало рвать на мне одежду…
В голове крутятся разные варианты наказания ублюдка.
– Неплохо замотала гниду, – оценил проделанную мной работу Шнихт, выйдя из ванной.
Лицо очищено от крови, а здоровый рубец больше не кровоточит. От вида жуткого шрама становится не по себе…
– Что думаешь с ним делать?
– Он ещё не ответил на интересующий нас вопрос, – я поднялась с пола, – Приведём его в чувство и допросим.
Подойдя к Отто, я дважды сильно шлёпнула его по щекам, однако тот в чувство не пришёл. Повторив, добиться его пробуждения снова не вышло…
– Попробуем так, – пробормотал Шнихт и всадил патологоанатому под ногти остриё ножа.
Острая боль сработала лучше бесполезных, но таких приятных, с моей точки зрения, шлепков, потому как связанный хозяин дома моментально пришёл в себя и взвыл! Мой низкорослый друг бесцеремонно дал ему в живот кулаком, переведя истошные крики в кашель.
Дождавшись, когда Отто придёт в себя, дридж прислонил к его горлу лезвие ножа:
– Сейчас будешь отвечать на наши вопросы, урод, – шепнул он доктору на ухо, – Будешь молчать – сдохнешь очень медленно и болезненно.
На отрицательные покачивания головой Шнихт отреагировал серией ударов, буквально исполосовав лицо выродка. Чтобы тот прекратил крики, серому коротышке вновь пришлось сбивать гаду дыхание.
Пока ребята искали взаимопонимание, я прошлась по комнатам и разыскала свои вещи: пальто и головной убор оказались и вовсе на кухне, не понятно только как…
Когда я вернулась, дридж занимался тем, что отковыривал подонку уже второй ноготь…
В который раз уже заткнув его зуботычиной, Шнихт разочаровано отбросил нож в угол и досадливо сплюнул:
– Хренов молчун! Предлагаю с ним не церемониться, а просто перерезать горло!
– Тогда вас… – попытался вставить своё слово Отто, но получил удар в кадык и заткнулся.
– Убивать его нельзя: он ещё не сказал того, что знает.
– И что тогда с ним делать?
– Я прочитаю его мысли, – пожала я плечами и присела перед пленником на корточки.
Склонив голову набок, Шнихт с сомнением поджал губы:
– А ты сможешь?
– Конечно! Только мне нужно, чтобы мразь сидела тихо какое-то время…
– Давай его вырубим.
– Нет, – остановила я дриджа, – Мне необходимо, чтобы он находился в сознании, иначе ничего не выйдет.
– Тогда принесу кляп…
Коротышка обернулся быстро. Он раздобыл старые грязные носки Отто, которые со злой улыбкой запихнул в рот маньяку, а затем завязал тому рот тряпкой. Подобрав с пола нож, дридж готов был следить за тишиной пленного.
Я могу приступать. Сперва я окунула палец в рану Отто, после чего слизала с подушечки кровь. Так проще будет проникнуть в мысли выродка…
К сожалению, часть из них мне будут просто-таки омерзительны.
Пошли образы за образами. Сконцентрировавшись на Отто, я начала всё глубже и глубже проникать в его сознание. Всплывают картины из прошлого, хаотичное мельтешение мыслей, эмоции, чувства… Для неопытного мистика это похоже на огромную свалку, на которой нужно найти объект размером с пуговицу.
Так оно и есть…
Вот только опытные знают, как сократить область поиска и быстрее найти нужное. Главное не испугаться всего этого массива ненужной информации, не растеряться и не запаниковать. Порой и своя-то жизнь еле умещается в голову, а уж если ещё и пропустить через неё жизнь чужую, можно и свихнуться… были случаи.
Наконец я подобралась к нужной странице памяти Отто. Ощущения такие, словно на дне моря вскрываешь ножом раковину и обнаруживаешь внутри жемчужину…
Мир постепенно стал прежним.
– Сколько меня не было? – поинтересовалась я, встав на ноги.
– Минут сорок, – ответил дридж.
И так всегда: кажется, что ползал в чьём-то мозгу не более минуты, а на самом деле выпал из реальности на час…
– Так что нашла интересного?
Уложив у себя в голове найденную информацию, я готова была поделиться:
– Когда Отто проводил вскрытие, он узнал мертвеца. Им был человек, часто появляющийся на Арнвэстрабе, у дома номера пятнадцать – там находится клуб анонимных некрофилов. Однако, этот человек всегда спускается в подвал, где, согласно догадкам Отто, располагается берлога бандитов… Таким образом, труп был не Красным Поясом потому, что состоит в совершенно другой банде.
– Арнвэстрабе… – задумался дридж, – Это в центре.
– Значит это всё дело рук Пятого Синдиката. Они расшевелили банды Данкелбурга, натравили на них быков. Вот только зачем им это? Что они могли задумать?
– И, полагаешь, те видения непосредственно связаны с ними?
– Не исключено… Однако, чтобы это подтвердить, нужно найти языка, причём из рядов Синдиката…
– Но это уже слишком! – возмущённо всплеснул руками Шнихт.
– Знаю, – кивнула я, застёгивая пальто, – В любом случае, обдумать это нужно не здесь.
– А как быть с Отто? Оставим его так?
Ах да, есть же ещё очень маленький, но очень мерзкий червяк по имени Отто Хлай! Как я могла забыть это ничтожное существо?
– Знаешь, то что я увидела, вполне хватает для его убийства. На нём шестнадцать трупов, плюс ко всему, он насиловал пациентов в морге… Убей его так, чтобы мразь сильно мучилась…
Я отвернулась и пошла прочь. Где-то в дверях услышала пронзительный крик (Шнихт не поленился убрать кляп). Он кричал, и когда я спускалась по лестнице, и когда пересекала двор…
У калитки меня настиг довольный собой дридж, а Отто всё кричал…
В маленьком кафе почти нет посетителей, поэтому-то мы со Шнихтом и выбрали его. Полутьма, приятные звуки первоклассного джаза, наигрываемого темнокожей группой. Кофе, разумеется, дрянной, а запах паршивых сигар, вероятно, никогда не выветрить.
Дридж, поджав ножки, хлебает дешёвый чёрный кофе, а я потягиваю эспрессо, как всегда пересахаренный, уминая эклеры.
За окном минуту тому назад начал идти лёгкий пушистый снег. Крупные невесомые хлопья, вращаясь, падают на землю. Ветер стих.
– Так что ты собираешься делать дальше, Саманта? – отвлёк меня от созерцания снегопада дридж.
– Понятия не имею, – честно призналась я, – Даже когда знаю, что дело связано с Пятым Синдикатом, мне будет очень непросто выяснить, что эти ребята задумали.
– Можно поспрашивать всяких типов, – неуверенно предложил Шнихт, – Кто-нибудь обязательно что-то знает…
– Вот только сколько же придётся искать такого? Это тебе не слухи, которые можно выведать практически у каждого встречного… И представь, какая это информация, и что придётся сделать, чтобы раздобыть её.
– Когда это тебя останавливали трудности?
– Никогда – в этом ты прав, Шнихт, – мысль об этом вызвала улыбку.
– Но сейчас?
Я откусила кусок эклера, так что отвечать пришлось с набитым ртом:
– Но сейчас мне не даёт покоя тот факт, что времени чертовски мало. Хочется сесть, хорошенько всё обдумать. И ведь не выходит: что-то внутри постоянно требует идти, что-то делать, искать, разгребать это всё.
– Возможно, следует просто махнуть рукой?
– Как это?
– Да очень просто! – серьёзно ответил Шнихт, – Нас это, по большей части, не касается! Какая разница, что вытворят эти синдикатовцы?
– Ошибаешься, нас это касается, потому что видение пришло именно ко мне…
– Это твой самый веский аргумент? – с сарказмом произнёс дридж.
– Именно так, – ответила я, не моргнув глазом.
Шнихт почти минуту пронзительно смотрел на меня, после чего равнодушно отвернулся в сторону музыкантов. Гончар нередко был изобличён в любви к музыке, хотя всеми силами старается это отрицать. У дриджей никогда не было музыки и танцев, так что у них в крови относиться к этим видам искусства с прохладцей.
Вообще, когда началось смешение культур не только разных людских рас, но и нелюдских, мир стал более интересным, многогранным, но беспокойным. У расизма открылось второе дыхание. После того, как это движение стихло пару десятков лет назад, после войны, в наши дни оно поднимает голову.
– Я дверь в доме Отто не закрыл, – с полным равнодушием вспомнил дридж.
– Да и какая разница?
– Соседи быстрее обратят на это внимание. Потом и полиция обратит внимание на труп. Вдруг сумеют выйти на нас?
– Не сумеют, Шнихт…
– С чего ты это решила?
– Соседи Отто ненавидят, – озвучила я содержимое головы маньяка, – Они только рады будут, что дверь открыта, и воры могут обчистить дом. Когда сообразят, что твориться что-то действительно неладное, наши следы уже остынут.
– Ну, – Шнихт смешно шлёпнул губами, – Тогда я совершенно спокоен.
Послушав ещё немного темнокожих джазменов, дридж достал из кармана деньги и положил на стол.
– Пойдём. А то эти ребята на меня тоску нагоняют.
Когда не знаешь, что делать, порой творишь совершеннейшую глупость. Мы со Шнихтом, например, принялись просто бродить по городу, заходить в бары, искать людей на улицах и всюду спрашивать о Синдикате.
Кто-то молча уходил, кто-то настойчиво требовал убираться, кто-то советовал не задавать впредь таких вопросов. И никто не произносил тех самых слов, что я хотела услышать.
Похоже на лабиринт с тысячей тупиков и всего одним правильным путём, который либо совсем незаметен, либо охраняется таким свирепым минотавром, что и идти по нему нет никакого желания…
Шнихт сопит и ворчит, требует забыть про всю эту чушь и идти домой. Не знаю, что держит его со мной. Возможно, какое-то давно забытое детское чувство, жажда приключений заставляет глубже втягивать голову в плечи и идти дальше. Не исключено, что оно же гонит и меня.
Взрослой девочке захотелось сделать что-то важное, потому что ей приснился сон. Так и делаются великие дела в нашем унылом мире: либо ради денег и власти, либо ради возможности хоть немного побыть героем… А зачем ещё делать что-то грандиозное? Для пользы людям? Ложь! Плевать я хотела на них!
Вот и говори о величии, когда историю творят корыстолюбивые негодяи и наивные дети…
А в каждом следующем баре нас посылали во всё более и более экзотические и неведомые места. Так, в скитаниях, прошло не меньше трёх часов…
Так мы забрели на пустынную узкую улочку. Машин здесь совсем нет, поэтому мы смело пошли прямо посередине дороги. Как гром среди ясного неба, справа раздалось:
– Не-е-е-е-е-е-е-е-е-т!!!
Я тут же повернулась на звук. Судя по аналогичной реакции Шнихта, мне не послышалось. Жуткий крик, от которого по спине бегут мурашки, размером с монету, раздался из здания библиотеки…
В сером двухэтажном здании горит свет, двери и окна не тронуты. Ничто не говорит о страшной трагедии, которая, возможно, происходит внутри…
– Ты это слышала? – шёпотом произнёс дридж.
– Разумеется.
– Надеюсь, это библиотекарь придумал так заманивать клиентов…
– Не похоже, – я принялась сканировать место, – Что-то тёмное творится внутри.
– Неужто предлагаешь пойти посмотреть? – с ужасом просипел Шнихт.
– Ты правильно меня понял.
Когда я двинула ко входу, дридж поначалу не сходил с места, но затем пересилил себя и нехотя поплёлся следом. Озираясь по сторонам, он в любую секунду ждёт нападения хоть самого Небожителя.
Шлёпая губами, он явно пытается найти доводы отговорить меня, но ничего в его голову, опутанную щупальцами страха, не лезет.
Тихо войдя в здание, я начала прислушиваться… Звуки доносятся из глубины помещения.
– Смотри-ка, – шепнул Шнихт, – Здесь совсем никого не видно: ни посетителей, ни библиотекаря…
– Потише, – шикнула я на товарища, – Слышишь что-то в задней части здания?
– Да. И мне это очень не нравится.
Я не отреагировала на его слова. С интересом и непониманием я вчитываюсь в энергетику этих стен. Что-то здесь витает настолько чёрное, что в висках начинает разливаться боль, а сердце – биться быстрее.
Страх… Следы вполне человеческого страха… Даже не страха, а ужаса…
Я двинулась на звук. Нехотя следом пошёл дридж, ворчащий и трясущийся.
Мы попали в лабиринт из громадный книжных стеллажей. Воняет пылью. Помещение ярко освещено, куда не кинь взгляд – всюду пестрят разноцветные корешки.
Звуки становятся похожи на всхлипы…
За углом я увидела целую россыпь книг. Часть раскрылись, часть разлетелось на ворох листьев, часть лишилось обложек… Словно кто-то пронёсся мимо и свалил их на пол, задев, например, плечом.
Нам явно сюда.
– Пожа-а-а-алуйста!!!
Новый крик заставил нас вздрогнуть и прильнуть к стеллажам. Жертва каких-то извергов вопит так, словно её подвергают ужаснейшим пыткам. Просто горло перехватывает от этих нечеловеческих звуков…
Дёргаясь у меня за спиной, дридж порывается убежать, но быстро совладал с собой. А, может быть, страх выглядеть в моих глазах трусом оказался сильнее страха перед творящимся здесь.
Стараясь не обращать внимания на всхлипы и стоны, я осторожно двинулась дальше вдоль полок с книгами. Миновав кучу упавших на пол томов, выглянула за угол. Увиденное мне жутко не понравилось…
– Там кровь, – передала я Шнихту.
– Что?
– Много крови. Натекла целая лужа. А в ней лежит… по-моему, оторванная рука… Ещё есть следы – жертву оттащили куда-то за дальние стеллажи.
– Кровь? – шёпотом пробормотал дридж, – И после этого ты ещё не хочешь бежать?
– Нет. Следует выяснить, что же здесь творится. Предлагаю вернуться чуть назад и пройти перпендикулярно стеллажам. В каком-нибудь ряду мы увидим происходящее с безопасного расстояния.
Посылая на мою упрямую голову проклятия, Шнихт развернулся и пошлёпал в сторону выхода. Я пошла, пятясь, держа на виду опасный угол. Чувство опасности здесь присутствует в избытке… Ужас…
Пригибаясь к самому полу, дридж начал переползать от одного ряда к другому. Я перебегаю вслед за ним. Добравшись до крайнего, Шнихт осторожно выглянул за угол и тут же поспешил отпрянуть.
Тяжело дыша, он принялся тыкать сросшимися пальца, боясь произнести хоть слово. Прокравшись к краю, я приготовилась увидеть самое неожиданное. Затаив дыхание, я медленно выглянула одним глазом.
В самом углу зала сидит, привалившись спиной к стене, человек. У немолодого мужчины нет правой руки – он прижимает к груди окровавленную культю. Весь перепачкан кровью. В страхе он сжимается, судорожно всхлипывает, бешено вращает глазами и шлёпает сухими губами. Всё лицо мокрое от слёз, волосы липнут ко лбу.
А рядом с ним стоит зло.
Еле живой библиотекарь загнан в угол двумя Мрачными псами. Крупные чёрные силуэты, похожие на костлявых лохматых дворняг. Головы лоснящиеся, покрытые сальной шерстью, уши словно ободраны в яростной склоке. Красные глаза сверкают рубинами. Худые длинные хвосты, похожие на крысиные, покачиваются из стороны в сторону. На болезненно костлявых лапах громадные когти, настоящие серпы. От шерсти исходит густой чёрных не то пар, не то потусторонний эфир.
Твари скалят громадные клыки. Жёлтые, кривые, эти кинжалы в пастях Псов способны разгрызать лошадей пополам. Представляю, с какой лёгкостью одно из существ отхватило старичку руку.
Сразу стало ясно, почему он так вопит. Когда к тебе приходят бездумные, непредсказуемые твари, порождения Небожителя, только так и нужно кричать…
Чего только Псы медлят? Хотят, чтобы человек умер от потери крови или от страха? Им так просто сейчас наброситься на беззащитного библиотекаря и превратить его в кучу окровавленных ошмётков…
Окружённый бездушными чудовищами, раненый в страхе и ужасе дёргается, рыдает и, очевидно, молится богам.
И вскоре одно маленькое божество пришло…
Стало ясно, почему Мрачные псы сохранили человеку жизнь. Убить библиотекаря должны не они, а их немая хозяйка…
Трёхметровая худосочная фигура, не заметно никаких намёков на конечности, черты лица… Лишь голова и тело, скрытые неким клубящимся балахоном… Страшная сказка, в которую приходится верить, ибо она реальна… Чёрное существо – Стумма.
Никто ничего о ней не знает. Известно лишь, что она способна убивать, способна исчезать и появляться в самых неожиданных местах. Она не издаёт звуков, не пахнет, не откидывает тень… От неё лишь исходят мощнейшие импульсы, которые ощущают все мистики и называют их воем.
Выбор Стуммы слеп. Сейчас она убивает простого библиотекаря, который совершенно не может быть ни убийцей, ни насильником, ни грешником… Неизвестно, зачем она уводит людей на тот свет… Неизвестно, зачем ей нужны Псы-приспешники…
Стумма – само воплощение бездумного зла в Данкелбурге.
Несчастный обречён.
– Уходим отсюда! – прошипела я Шнихту.
– Что там? – растерявшись, спросил дридж.
– Стумма пришла!
Побледневшему карлику больше ничего не нужно было объяснять, и он спешно двинулся к выходу. Стараясь не издавать громких звуков, я бросилась следом. Спустя некоторое время дридж не выдержал и побежал в полную силу, больше не таясь.
Далеко за спиной раздался адский рык, заставивший меня рвануть вперёд со всех ног!
Я быстро добралась до выхода и выскочила на улицу. Шнихт уже стоит в стороне и махает рукой, призывая срочно его нагонять. Последовав за коротышкой, я обернулась, чтобы разглядеть преследователей.
Те и не думают отставать. Прыгнув прямо сквозь стеллаж, две красноглазые бестии разметали по сторонам книги и разнесённые в щепки полки. Скребя стальными крючьями когтей по полу, Мрачные псы остановились и принялись усиленно думать, продолжать ли погоню…
Решив всё же нагнать нас и растерзать, существа неторопливо заползли в тень в углу и растворились в ней…
Теперь они способны материализоваться и прыгнуть откуда угодно!
– Шнихт, стой! Давай скорее ко мне!
Дриджу второй раз повторять не пришлось, и серый карлик моментально развернулся и буквально прижался к моим ногам. Я уже достала чистый листок бумаги и кусок угля. Принялась чертить на нём две фигуры: получились неказистые изображения женщины и дриджа.
Бросив картинку себе под ноги, я подтолкнула Шнихта, и мы рванули прочь.
– Что это? – на бегу спросил коротышка.
– Простой трюк, он должен смутить Псов.
Мы подбежали к переулку, где я быстро начертила и бросила второй рисунок-обманку. Пролетев меж тесно стоящими домами, я оставила ещё один листок у самого выхода, после чего мы выскочили на улицу и поспешили вскочить в проезжающий мимо трамвай.
Трясясь всем телом, дридж неотрывно глядит через окно на тёмный провал переулка. Однако погоня, похоже, прекратилась…
Настало время приходить в себя, что сделать после увиденного непросто.
– Они за нами долго будут гоняться? – не отрываясь от стекла, пролепетал перепуганный Шнихт.
– Не беспокойся, – постаралась я убедить его в нашей безопасности, – Они не всесильны. Пока псы растворены в тени, они двигаются по ощущениям, ищут образы, на которые наткнутся, увидев листок бумаги с похожими изображениями. Обманутые, они могут тут же расхотеть продолжать погоню… Обманутые дважды или даже трижды они наверняка забудут про нас. Даже если уж им совсем неймётся, то они будут искать нас рядом с последним листком…
– А вдруг они никогда не отстанут? Вдруг когда-нибудь всё же найдут? А вдруг нас найдёт Стумма?
– Такое тоже не исключено…
– Что?! – дридж даже подскочил.
Да, извини за то, что я не могу врать…
– Шнихт, послушай, вполне вероятно, что за нами будут гоняться до скончания жизни, а когда найдут, смерть нас ждёт самая ужасная… Вероятность есть. Но так это будет или нет, я не знаю, и никто не знает, и поделать с этим ничего нельзя! Так что не спрашивай и постарайся поверить в удачу…
– Удачу, – боязливо заёрзал дридж, – Я же говорил, что туда не следует лезть! Уже второй раз за день! Почему ты меня вечно не слушаешь?
Просто если вечно тебя слушать, моя жизнь, ценой твоих советов, станет совершенно никчёмной и жалкой. Мистики, что мучаются бессонницей, видят во сне громадных птиц, разыскивают легендарных мастеров ради одной крошечной тату, просто не могут сидеть спокойно и держаться подальше от неприятностей…
Одно слово – безработная дурочка…
Думая каждый о своём, мы молча катались в трамвае, пока Шнихт не толкнул меня довольно грубо в плечо и не сказал:
– Давай, что ли, сойдём, а то уже седьмую остановку едем…
Семь… отличное число… именно столько остановок и следует проехать…
Не знаю, как у меня это вышло, но только сегодня я впервые научилась не обращать внимания на непрекращающееся ворчание Шнихта. Просто в определённый момент оно стало казаться таким же естественным шумовым фоном, как скрип снега под ногами.
Теперь я точно знаю, что от меня хотят… Следовало лишь точно воспроизвести написанный для меня сценарий…
Я остановилась точно на остановке.
– И это здесь? – недоверчиво пробормотал дридж, почёсывая ноющий шрам на глазу, – Автобусная остановка? Ты сюда меня тащила?
– Именно сюда.
– И зачем?
– Здесь я упустила то существо, когда ты искал карту в магазине, – не поленилась я объяснить, – Зачем-то этот тёмный силуэт привёл меня на это место, после чего сбежал. Сейчас я поняла, зачем.
– И?
– Он уехал на автобусе, показав мне при этом семь пальцев. Сперва я не придала этому значения, однако теперь, с твоей помощью, Шнихт, всё встало на свои места. Маршрут автобуса – тридцать один, а проехать нужно именно семь остановок…
Ошалело взглянув мне в глаза, Шнихт вдруг вздрогнул всем телом и тупо спросил:
– А что потом?
– Не знаю, – тяжело выдохнув, ответила я.
– Гонишься за призраками?
– Очень похоже на то.
– А разве есть смысл?
– Есть, если не за кем больше гоняться…
Дридж тяжело вздохнул и поплёлся занимать место на скамейке:
– Ладно, после Стуммы можно всё…
Автобус по маршруту тридцать один прибыл не сразу: пришлось убить почти полчаса времени. Наконец, когда нужное транспортное средство подъехало к остановке, мы заняли места в хвосте и принялись ждать, пока минует ровно семь остановок.
За окном проносятся самые разные места: сперва пошли склады, ангары, много мастерских, какие-то сараи и тому подобное. Улицы при этом практически безлюдные – редко кто неторопливо плетётся в тени приземистых домов. Ни одного захудалого кустика или дерева, корячащего длинные голые ветки. Одни только унылые серые дома.
Затем начался расцвет цивилизации: появились школы, детские площадки, мимо промелькнула высоченная громадина больницы. На улицах стало больше народу, чаще на глаза стали попадаться прохожие. Больше пассажиров стало входить в салон автобуса.
Затем на улицах стали появляться всевозможные лавки, магазины, стали встречаться патрули быков. Здания стали расти вверх, прибавляя в этажах с каждым километром. Стали заметны чистильщики обуви, продавцы газет. Стали мелькать автомобильные мойки, парки, перед глазами предстал широченный купол цирка. Автомобили на дорогах стали солиднее.
Вскоре дороги стали совсем забитыми, на каждой полосе широкой дороги не протолкнуться. Становится всё больше магазинов, начали появляться рестораны, причём очень дорогие, здания театров, мы начали пересекать длинные мосты, украшенные дивными скульптурами.
Вот уже за окном стали попадаться банки, фешенебельные отели, огромные площади с колоннами, фонтанами и кучей народу. Часть из них – туристы, хотя Данкелбург – далеко не самый любимый для туристов город. Сменились вывески – каждая следующая всё солиднее и солиднее. Куда-то делись уличные музыканты и попрошайки, на стенах больше не заметно неказистое граффити.
Вдруг изменились мостовые: появились ограждения, зона для зелёных насаждений, скамейки, фонари всё реже стоят с перегоревшими лампочками. Всё реже удаётся увидеть простенькие забегаловки, кафе, мелкие магазинчики.
Так мы очутились в самом центре. Крыши небоскрёбов теряются где-то в облаках, а попытки их разглядеть сводят на нет мохнатые снежинки: стоит задрать голову, как они падают прямо в глаза.
Рестораны сменились министерствами, посольствами, судами. Те же банки стали настолько внушительными, что дух захватывает от их величия. Не у меня, разумеется, мне-то плевать на все эти деньги и всё, что с ними связано.
И именно в этом месте пришло время выходить из автобуса…
Мимо остановки топчутся занятые люди. Всё заполнено звуками автомобилей. Громады зданий нависают со всех сторон. Мы торчим у проезжей части, совершенно не понимая, что делать дальше.
– И? – саркастично спросил Шнихт, – Чего мы добились?
– Мы приехали в самый центр Данкелбурга, – невозмутимо ответила я.
– Не говори очевидного, Саманта! Что толку?
– Просто следует понять, что делать дальше.
– Ты серьёз…
– Да, – грубо перебила я дриджа, – Я серьёзно считаю, что пока всё идёт правильно! Просто надо вспомнить… Какая-то ещё подсказка…
– Да какие подсказки? – гневно воскликнул Шнихт, – Какие? Мы всего лишь зря потратили время, катаясь по городу! Ты что, думала, что здесь на огромном плакате будут написаны планы Синдиката? Или что ты здесь хотела увидеть?
– Шнихт! Просто заткнись и дай мне подумать!
Пораскинуть мозгами, в самом деле, необходимо. Силуэт явно хотел, чтобы я оказалась здесь. Дальше нужно понять, каков должен быть следующий шаг.
Я окинула взглядом округу… Как ни вглядываюсь в толпы людей, разглядеть среди них чернильную фигуру неизвестного не выходит. Надеяться, что будет так просто и не приходилось…
Что же сама тень? Сперва она появилась у бара «Хмельной боров», не дав ни единого ориентира, после чего показала мне путь сюда. Что-то я упускаю…
Внезапно на помощь пришёл дридж:
– Судя по карте, тут вокруг сплошь офисные здания, – произнёс он, развернув на лавке недавнее приобретение.
– И ничего примечательного? – я склонилась рядом с товарищем.
– Я не вижу…
– А вот это?
Здание мне интересно именно своим названием. Понятия не имею, кто его придумал, но написано именно «Большая птица».
– Это? – Шнихт вгляделся в маленький квадратик, – Раньше так был крупный магазин, а также располагались всякие офисы. Сейчас здание готовят к сносу. А что тебя так в нём заинтересовало?
– Название.
– Как у тебя во сне?
– Как у меня во сне.
– Тогда давай проверим… – равнодушно ответил дридж и свернул карту.
Обнесённый высоченным забором, небоскрёб одиноко стоит у широкой Бродвэстрабе, зияя пустыми глазницами-окнами, готовый встретить свою смерть. Вокруг ни единого человека, однако мы всё же решили подойти со стороны переулка. Отыскав подходящую прореху в заборе, подобрались к зданию, некогда величаемому «Большой птицей».
Решили и не таиться. Просто добрались до небоскрёба и подошли к чёрному входу. Так как тот был заперт, мне пришлось вспоминать почти забытое искусство взлома замков. Шнихт помог подобрать подходящие куски проволоки.
И мы погрузились во тьму престарелого небоскрёба.
Успели вынести всё. Нас встретили фактически одни только голые стены.
– Жутковато здесь… – гулкое эхо вторит дриджу.
– Готова спорить, мы на месте.
– Раз уж мы на месте, то что мы должны здесь найти?
– Очевидно, – я пожала плечами, – Нужный этаж.
Уныло махнув рукой, Шнихт лениво двинулся вглубь здания.
– Какой же этаж из восьми ты считаешь нужным? Тут одни только голые стены, бетонные полы и потолки… Полагаю, везде так…
– Не думаю… Давай просто поднимемся повыше…
– Конечно, – дридж первым пошёл к лестнице, – Давай тут подниматься, спускаться… А, чёрт!
Испугавшись чего-то, Шнихт поспешил отскочить подальше от ступеней и отползти в сторону. Спотыкаясь и суетливо дергаясь, он быстро удалился от лестницы.
– Что там? – подскочила я к товарищу.
– Там на лестнице человек! Эй, стой! Куда ты?
Но мне уже не обязательно было слушать: неизвестным мог быть только мистический силуэт! Обычный человек не смог бы так перепугать матёрого дриджа. Громыхая каблуками по ступеням, я бросилась наверх.
На втором этаже оказалось пусто, на третьем тоже. Только на четвёртом я мельком заметила движение на лестничной площадке – кто-то убегает дальше вверх. Это меня сильно подхлестнуло, так что я ускорилась.
Минуя пролёт за пролётом, я выскочила, в конце концов, на седьмой этаж. Тут мне пришлось остановиться, так как тёмная фигура, убегавшая от меня, оказалась рядом с окном. Сложно определить, но похоже, что повернулся ко мне спиной…
Я медленно двинулась в сторону сущности. Практика показала, что она следует своим законам, своей логике. Как бы я ни старалась, всё равно получу только то, что захочет дать чёрный силуэт…
Пока я приближалась, он стоял неподвижно, как вдруг… прыгнул и полетел вниз…
Подскочив к окну, я взглянула вниз, однако ничего разглядеть во тьме у меня не вышло… Потеряла тень из виду…
– Саманта! – прокричал догоняющий дридж.
– Я здесь! Седьмой этаж!
Двинув рукой, я на что-то наткнулась. Это газета, причём довольно старая. «Вестник Данкелбурга», двухнедельной давности… Раскрытый номер на подоконнике, зацепленный за арматуру…
Подобрав газету, я прочитала открытую статью:
…На площади Бланкоштеэ закончена реконструкция городской мэрии, длившаяся четыре месяца. Финансирование реконструкционных работ взял на себя мэр Данкелбурга Генрих Гауссфильд. Четыре месяца назад на здание мэрии упал вышедший из строя прямо в воздухе вертолёт. Здание было разрушено более чем наполовину. Тогда погибло одиннадцать человек…
Быстро были организованны реконструкционные работы, в течение всех этих четырёх месяц непрестанно восстанавливали мэрию. В понедельник были официально прекращены работы. Теперь Генрих Гауссфильд проведёт торжественное открытие новой мэрии в следующее воскресение. Мэр проедет к зданию по улице Бродвэстрабе и перережет символическую красную ленту. В этот день будет перекрыты несколько дорог и мостов…
– Саманта! Вот ты где! Еле тебя нашёл! Ты чего так понеслась?
– Это был тот фантом, – ответила я.
– А-а-а! Ясно… – Шнихт согнулся пополам и принялся тяжело дышать, – И куда он на сей раз делся?
– Остановился у окна, а потом выбросился вниз… Здесь я нашла эту газету…
– Газету? Дай я гляну.
Передав номер дриджу, я устало облокотилась на подоконник и глянула вниз. Тень звала меня за собой, чтобы показать старую газету, в которой сказано, что по улице, пролегающей передо мной, вскоре проедет мэр…
Справа, на границе поля зрения, располагается новая мэрия. А слева…
Слева, совсем неподалёку, над дорогой навис мост. Мост из видения. Ошибки быть не может.
Шнихт гудит, читая газету, снег валил крупными хлопьями, мороз кусает за лицо…
От чистого сердца, Саманта.
Суббота, 8:43
С самого утра настроение поганое, словно на меня ведро помоев вылили. Сперва прямо в руке лопнула от жара любимая чашка, и горячий кофе ошпарил правую ногу. Пока я лил на место ожога литры холодной воды, успел ещё и поскользнуться в ванной – чуть не расшиб голову, если бы вовремя не схватился за трубу.
Потом ещё обнаружил почту. Кроме выписываемых журналов об автомобилях там были ещё два письма: одно от брата, зовущего летом на рыбалку (затерявшись, письмо пришло ко мне только в начале зимы, отличная работа!), во втором реклама дома престарелых. Мне уже пятьдесят восемь, и хренова ласточка не преминула нахально ткнуть в лицо этим фактом.
Дом для престарелых – пока ещё неподходящее место для такого старого пня, как я.
Горсть таблеток дали моему организму возможность ещё один грёбаный день побыть на пять лет моложе. Пять лет – так мало для моего возраста, но и, вместе с тем, так много.
Рычащий, как дворовый пёс, и кашляющий, как столетний курильщик, бледно-синий «Хорьх» домчал меня до участка. Ему, как и мне, уже давно грозит кривым пальцем пенсия, но я, как могу, держу машину в форме. Раз в месяц мы с приятелем Ронни собираемся в гараже и перебираем её разваливающие внутренности. Бывший автомеханик Ронни не жалеет сил на мою тачку, иногда даже приносит сворованные где-то запчасти. Я закрываю на это глаза и пробую с приятелем приладить их к движку «Хорьха».
На проходной меня окинул взглядом дежурный Олаф. В его глазах так и читается: «А, ты ещё не загнулся, Клаус». Расписавшись о прибытии на службу, я направился в свой кабинет. Много работы, как и каждый день. Вся эта грязь, кровь, смерть, слёзы и прочее… Самое время задаться вопросом: а следовало ли идти в полицию?
Стоило протиснуться мимо рабочих столов, пожимая по пути руки коллегам, и взяться за ручку двери, как на весь участок прокричал Ирвин:
– Зиммер! Зиммер, постойте! Есть новости!
Я глухо выдохнул, краснея от подступающей злобы. Надеялся быстро прошмыгнуть и спрятаться от этого назойливого кретина Ирвина. Всякий раз мне не хватает какой-то доли секунды…
Обернувшись, вижу напарника, приставленного мне начальством. Всегда знал, что они дадут самый безнадёжный экспонат.
Невысокий худой парень, лет двадцати пяти, усы добавляют ему ещё пару годов. Горбоносый, с худым лицом, большими глазами, узкими бровями, стрижен коротко. Беспрестанно облизывает губы, что меня особенно бесит. Одет неопрятно: мятая рубашка с расстёгнутым воротником, на шее болтается хреново завязанный галстук, свитер с угловатым вырезом, видно, был отбит в кровопролитных боях у бомжей. Лишь только пальто выглядит нормально, поскольку оно совсем новое и не успело испортиться…
Ирвин из тех людей, которые, попав на рабочее место, наивно верят, что все вокруг – тупые бездельники, и только они со своим свежим умом, неуёмной энергией, завышенной самооценке и отсутствием опыта способны давать результат. Он вечно крутится, суетится, торопится, носится с какими-то бумагами, разговаривает с какими-то людьми… Взяв бешенный темп, не находит времени для самого главного в работе детектива – для того, чтобы посидеть и хорошенько подумать…
Мне дали не напарника, а неугомонного болвана. Впрочем, у Ирвина есть однозначное достоинство: он отлично работает мальчиком на побегушках.
– Зиммер! – пробрался ко мне сквозь ряды столов Ирвин, – Курт опознал труп Решето! Это в самом деле убийца!
– В самом деле? – я открыл дверь и зашёл в свой кабинет, – Тело сильно изгрызли крысы, носа у трупа не было, одну щёку превратили в сито… Паренёк мог ошибиться…
Я повесил плащ и плюхнулся в кресло. Тут же на мой стол облокотился Ирвин:
– Мы установили личность маньяка – это Гордон Вульф. Место его жительства точно совпадает с районом убийств, график его работы сходится, он жил одиночкой, ни с кем не общался, так что алиби у него тоже нет! Курт ещё пытался нам что-то сказать…
– Что именно? – без интереса спросил я и закурил.
Ирвин застыл, вперившись глазами точно в красный уголёк. Неужто никогда не видел сигарет?
– В чём дело, Коперни? – обращаемся мы друг к другу исключительно по фамилиям.
– Здесь не курят…
– Ерунда, напарник. Я каждый божий день выкуриваю в этом кабинете по четыре сигареты на протяжении двадцати шести лет. Никто мне ничего не говорит, потому что я форточку не забываю открывать. А ты мне тут…
– Но по правилам…
– Слушай, Коперни, правила нужны тогда, когда бумага в туалете кончается, – грубовато высказал я парню, – Хочешь со мной работать – не напоминай про правила! Лучше скажи, что там с Куртом.
– Он тыкал рукой в труп и что-то мычал, – продолжил докладывать Ирвин, – Потом попытался показать жестами, но, сами знаете, у него выходит не очень…
Ещё бы мне не знать… Молодому журналисту Чатлеру не повезло: Решето его обнаружил и очень жестоко заставил молчать. Парня не убил, зато отрезал все пальцы на руках и язык, чтоб тот ничего ни рассказать, ни написать не смог. Допрашивать главного свидетеля было практически бесполезно.
Первые дни он вообще не обращал на окружающих внимания: плакал, рыдал, бился в истерике от мысли, что всю оставшуюся жизнь придётся прожить немым калекой… Потом, правда, стал спокойнее, и я взялся вытягивать из него информацию. Приходилось самому предлагать варианты имён, черт лица, адресов и ждать, что Курт кивнёт. Из больничной палаты меня приходилось выталкивать санитарам, потому что я всё никак не мог оставить парня в покое.
В итоге, бедолага особо ничем не помог.
И в четверг утром я вдруг узнал, что Решето найден убитым. Его нашли по записке неизвестного, найденной в баре «У Дугласа».
– Насколько мы поняли, он пытался сказать, что уже говорил о Гордоне одному полицейскому, – закончил Ирвин.
– Дай угадаю: Шону Брюлоу? – я сразу понял, к чему клонит напарник.
– Сам Шон всё отрицает, но было выяснено, что он заходил к Курту в палату, хоть и не работает над делом Решета. Опять же, его отсутствие на работе, какие-то деньги в его столе – всё говорит о том, что записка неизвестного не лжёт.
– Это решат те, кому поручено расследование, мы же работает над другими делами. Ты уже докладывал начальнику?
– Да, – энергично закивал Ирвин.
– И что он сказал?
– Дело закрыто.
– Вот и славно! – я стряхнул пепел в потайную пепельницу в ящике стола, – Больше не будет этих жестоких убийств, возни со свидетелями, бесплодных поисков. Да и Курта мы, наконец-то, оставим в покое. Поздравляю, парень, ты здесь всего четвёртый день, а уже имеешь раскрытое дело в активе.
– Но не мы поймали убийцу, мы просто нашли его труп, – печально заметил усач.
– Какая разница? Главное только то, что виновный найден и больше бродить по Данкелбургу не будет…
Присев на стул напротив, Ирвин уставился в окно и начал барабанить пальцами по столу. Я уже собирался ему выговорить, но тут он открыл рот:
– С Гордоном, кстати говоря, не всё так чисто…
– Что? – я всё-таки схватил парня за пальцы и остановил раздражающую дробь, – Утром, всё же, нашли очередной истерзанный труп? Тогда Хуго должен мне сотню…
– Нет, жертв больше не было. Гордон Вульф оказался бывшим сотрудником НОР.
– Да ладно? Прям норушка? Их же там проверяют досконально, а тут вдруг один из них оказывается психом… Нет, это, в любом случае, замнут. Национальному Отделу не нужно, чтобы их ассоциировали с сумасшедшими.
Чутьё, оказывается, не подвело, когда я всеми силами пытался отвертеться от этого дела. В итоги получил девять трупов, почти полное отсутствие свидетелей, зацепок и улик, месяц беспокойных ночей, журналиста с отрезанным языком и пальцами, таинственную записку в баре, оккупированном бандитами, мёртвого маньяка-норушку и спутавшегося с преступниками Шона Брюлоу, гниющего сейчас в камере…
Как славна работа в полиции.
– Это всё? – брякнул я, выбрасывая докуренную сигарету.
– На данный момент да, – ответил Ирвин, – Виктор, правда, просил зайти…
– Виктор? Очередное дело хочет дать… Знаешь, я не большой любитель ходить к начальству, так что сходи-ка ты один.
Поднявшись, мой напарник двинулся к выходу, но в дверях остановился:
– Уверены, что не хотите пойти?
– Уверен, Коперни, уверен…
Наконец-то, он оставил меня одного. Есть пара минут спокойствия.
Я открыл форточку, чтобы проветрить кабинет – за окном всё продолжает валить этот проклятый снег. Не помню, когда ещё выпадало столько осадков в первые дни зимы.
Снова плюхнувшись в родное кресло, я готов приступить к работе.
Мой кабинет довольно маленький и тесный. В углу стоит шкаф, в другом – тоже шкаф. В центре – стол, заставленный подставками под карандаши, заваленный бумагами и фотографиями. В ящиках царит не меньший беспорядок: там вперемежку с папками валяются сломанные фонари, полупустые упаковки таблеток, календари за двадцать шесть лет, потайная пепельница и потайная же фляжка с коньяком.
Там же покоится старая фотография в рамке, на которой запечатлена моя бывшая жена Помела. Мы развелись семнадцать лет назад.
Раньше рамка стояла на столе…
Накатил приступ влажного кашля. Я с минуту брехал в кулак, держась за лёгкие, готовые разорваться. Даже испугался, что сейчас помру, однако всё прекратилось, я сплюнул мокроту в урну для бумаг и раскрыл случайную папку.
Там оказалось дело об убийстве некой Джоди МакРистарх, известной также под прозвищем Королева Винтовок. Торговку оружием нашли в недостроенном небоскрёбе на юго-западных окраинах Данкелбурга. Странная смерть: ни ран, ни синяков, ни переломов, ни следов отравления, ни внутренних кровотечений… Медицинский эксперт заявил, что девушка умерла от нехватки кислорода, однако, следов удушения не обнаружили. Словно бы она просто перестала дышать и задохнулась.
Поблизости была найдена машина погибшей и два трупа дриджей, умерших той же смертью… В машине были найдены следы взрывоопасных веществ – скорее всего, только что свершилась сделка по продаже взрывчатки…
Похоже, мне с этой чертовщиной не разобраться. Ни одного свидетеля, ни одной улики, да и кому, собственно интересно, кто убил преступника? Пусть эти ребята вырезают друг друга, я только рад буду.
Что ещё? Дело об убийстве неверной жены? Ревнивый муж привязал руки супруги к рулю автомобиля, просунул в приоткрытое окно конец шланга, а второй надел на выхлопную трубу. В попытках выключить двигатель женщина и задохнулась…
С тех пор убийца в бегах, и никто из друзей и родственников не может сказать, куда тот мог податься.
И подобных дел у меня немало. Их раскрытие уже, в общем-то, никого не интересует, да и я «для галочки» разбираться в них не имею никакого желания. Порой пролистываю, когда нечем заняться, да изучаю за неимением новых…
Ещё ими очень удобно подпирать шатающуюся мебель.
Скоро вернётся Ирвин, так что лучше мне где-нибудь скрыться…
– Клаус! – радостно окликнул меня старый приятель Ганс, стоило пройти с десяток шагов от двери, – Давно тебя не видел! Иди-ка сюда!
Махая мне, он спровадил куда-то одного полицейского и двинулся мне навстречу. Обменявшись рукопожатиями, мы поплелись к нему в кабинет. Похоже, Гансу тоже совершенно не хочется работать.
– Как жизнь, Клаус? – спросил Ганс, усаживаясь на старый стул, – Слышал, с Решетом покончено.
– Да, тот свидетель опознал его, и Виктор решил, что дело можно закрывать. Отправил напарника за новым…
– Того парня? – взлохматил седые волосы мой друг, – Ты его только и гоняешь…
– Он для этого отлично подходит, – пожал я плечами, – Не нам же, старикам бегать по моргам да в кабинет начальства.
Ганс поддержал меня жизнерадостным смехом, широко распахнув рот. Держась за бочкообразный живот, он заливается вовсю, чуть не сползая со стула.
С Гансом мы знакомы давно, ещё с полицейской академии. Вместе отучились, вместе поступили на службу, вместе поднимались по служебной лестнице, вместе стали лейтенантами, вместе состарились.
Хорошо, что разводился я один… Ганс отлично живёт с супругой Анной и двумя дочерьми, старшая из которых грозиться сделать моего товарища дедушкой.
Сам он говорит, что давно пора. Морщин на его лице с каждым месяцем становится всё больше, а волос на голове – всё меньше. Мутные глаза теряются под кустистыми бровями, щёки впадают. Упрямец, как и я, ещё цепляется за службу и не желает слышать о пенсии…
Кто знает, правы ли мы…
– А ты как? Как семья? – спросил я, когда Ганс вдоволь насмеялся.
– Отлично, младшая дочь готовиться к сессии. Последняя зимняя сессия. Уже через полгода в моём доме появится юрист с дипломом! Старшая всё никак не решится расписаться в загсе…
– Ты же обещал ей отдельную квартиру?
– Обещал, – усмехнулся Ганс, – Но об этом прослышала младшая и готовится выскочить замуж раньше!
– А что с работой?
– Полно всякой хреновни! Засыпают делами. Решили, что я к старости должен заниматься расследованием всяких там грабежей и угонов! И вот сегодня с утра дали дело о похищении какого театрального актёра! Местные похитители, видимо, совсем идиоты: все эти театралы – они же нищие! И семьи у них нищие, и друзья – чего с них взять? Впрочем, выкупа пока никто не требовал…
– Актёр… Ты уверен, что вообще было именно похищение?
– Его коллеги так сказали. Мол, вчера он должен был выступать, у него главная роль, а он не явился. Проверили все возможные номера телефонов, адреса – парень исчез… Никто, разумеется, не скажет, что же с ним случилось, но полицию они тут же решили поставить на уши. Кто знает, – Ганс выразительно всплеснул руками, – Может он просто пьяный где-то лежит и скоро сам отыщется. Лично я на это надеюсь…
– Надоела работа? Тебе бы отпуск, – задумчиво произнёс я.
Мой друг холодно усмехнулся, отчего все три его подбородка мелко затряслись. Прищурив взгляд, он отрицательно покачал головой:
– Отпуск мне не дадут: проще сразу уволить, так что единственный мой шанс продержаться в полиции – это пахать, как вол… Ну, или делать вид…
– А тебе это хочется? – пожалуй, гораздо серьёзнее, чем следовало, спросил я.
Ответ дался Гансу нелегко. Раздумывал по-настоящему, осознавая всю важность вопроса:
– Да, знаешь, мне это нужно… Деньги, коллектив… нет, это не то, что для меня важно… Я даже не могу сказать, чтобы любил свою работу: все эти убийства, грабежи, насилие… Тошнит уже… Просто, когда вижу, что ещё нужен, что ещё способен делать что-то толковое, чувствую себя не таким старым…
– Понимаю, Ганс. Сам иногда так думаю. Но вот ещё боюсь, что когда уйду, преступников будет сажать этот дурачок Ирвин…
– Хе-хе-хе, придётся тебе задержаться, чтобы вправить ему мозги. В самом деле, Клаус, сколько ты ещё планируешь здесь продержаться?
– Год, не больше…
– Год назад ты говорил тоже самое! – смеясь, поддел меня друг, – И два года назад…
– За собой поглядывай!
За дружеским трёпом мы провели полчаса, перемыв за это время целую груду костей начальству, политикам и бизнесменам, успели помечтать, как однажды сходим-таки на охоту и завалим медведя, я успел пожаловаться на стремительно хиреющий автомобиль, Ганс – на соседа-идиота, мастерящего у себя в квартире какой-то летательный аппарат.
Цепляясь за службу старческими зубами и ногтями, мы, совершенно иррациональным образом, находим время для вопиющего ничегонеделания, причём в немалых количествах…
Наглые старожилы, верящие в свою безнаказанность.
Тем не менее, пришлось возвращаться в свой кабинет, где меня уже должен ждать неугомонный напарник. Примется тут же за работу со своей безрассудной скоростью гоночного болида, не утруждая себя особым вниканием в суть проблемы и упорным мозгованием…
Открыв дверь, я получил первый сюрприз – молодую девушку в сером пальто и скромной шляпке, чуть не плачущую на стуле. На краю стола пристроился напарник-усач, пытающийся хоть как-то её успокоить.
Темноволосая, невысокая, с серым лицом от страха… Тут большого ума не нужно, чтобы понять, что у девушки серьёзные проблемы. Мне хорошо знакомо это выражение глаз – беда случилась не с её близкими, не с её родственниками, а с ней…
Услышав, как я вхожу, Ирвин тут же бросился ко мне, размахивая шальными руками:
– Зиммер! Где вы пропадали? Тут у нас девушка, Катарина Зандарт, за ней охотятся!
– Погоди, Коперни! – отмахнулся я от напарника, успокоив его натиск, – Что ты бормочешь? Кто эта девушка?
– Катарина Зандарт…
– Это я слышал! – огрызнулся я, – Она – потерпевшая?
– Да…
– Вот с ней я и поговорю.
Отстранив мельтешащего под ногами напарника, я обошёл стол и прыгнул в объятия своего кресла. Взял блокнот и ручку. Постарался заглянуть девушке в глаза, но она уставилась куда-то в пол. Что же её напугало, что она ведёт себя так забито?
Как выразился Ирвин, на неё охотятся. Славная формулировка, темноволосая сейчас ни на кого так не похожа, как на жертву.
– Катарина? – обратился я к ней, стараясь использовать свой самый мягкий голос, – Я – лейтенант Зиммер. Вы можете рассказать мне всё то, что только что сказали моему напарнику?
Девушка осторожно подняла на меня глаза, убрала с лица локон и, нервно облизав губы, произнесла:
– На меня охотятся… какие-то люди…
– По порядку, будьте добры.
Рассказывать ей очень нелегко. Мне пришлось выждать несколько секунд, прежде чем она начала говорить:
– Вчера вечером я возвращалась домой с работы. Почти добравшись до места, я вдруг увидела, как рядом с дверью моего подъезда стоит автомобиль. Подняв взгляд, я заметила, что в моей квартире горит свет! Я испугалась и со страху не придумала ничего умнее, чем поехать к цветочному магазину, в котором работаю… Но там тоже стояла какая-то машина и неизвестные люди проникли внутрь… Мне стало совсем страшно, я даже не сообразила позвонить в полицию. Переночевала у подруги, а наутро приехала сюда…
– Это всё? – спросил я в конце Катарину.
– Да… Следовало как можно скорее сообщить властям…
– Успокойтесь, не стоит нервничать. Скажите, а Вы не догадываетесь, кто это и зачем Вы им нужны?
Не в силах больше говорить, она лишь отрицательно покачала головой.
– Никаких врагов, обманутых мужчин, партнёров по работе, может, Вы должны большую сумму денег?
– Нет, детектив, – проронила потерпевшая, отвернувшись в сторону, – Я не имею ни малейшего понятия, чего хотели эти люди…
– Понятно, – я сделал соответствующие записи в блокноте, – А Вы не замечали раньше возле Вашего дома подозрительных незнакомцев? Не случалось сомнительных встреч?
– Нет…
Интересно посмотреть на реакцию Ирвина: как я и ожидал, ничего он не почувствовал. А следовало, потому что голос у Катарины явно дрогнул, и глаза еле заметно блеснули на последних словах моей фразы. Опытному детективу это говорит ровно о том, что брюнетка определённо врёт.
– Вы уверены? – следовало сразу же дать ей понять, что я всё понял. Следовало немедленно же вытянуть утаённую информацию.
– Да, я уверена…
К несчастью, не могу продолжать на неё давить: она и так готова разрыдаться… А с рыдающими девушками я чувствую себя чертовски беспомощно. Работать невозможно.
– Хорошо, тогда просто скажите, в каком времени всё произошло?
– Дома я была в половине седьмого, а вернулась к магазину примерно в семь…
– Адреса у меня записаны, – подал голос из угла Ирвин. Почувствовал себя бесполезным и вот решил сунуться…
Я дал напарнику знак рукой, и он тут же представил мне свои записи. Почерк хуже, чем у пьяной курицы-инвалида! Мне даже цифры тяжело разобрать…
– По этим адресам следует отправить группы оперативников, – сказал я, решив не утруждать себя расшифровкой витиеватых букв.
– Уже отправил, – самодовольно отрапортовал сержант Коперни.
Вот чем он действительно хорош…
Выделив Катарине номер в охраняемой квартире, я конфисковал блокнот Ирвина и просмотрел его записи в надежде найти в них что-то интересное.
Напарник акулой двигается вокруг меня.
– Коперни, – обратился я к усачу, не отрываясь от его корявых строк, – Ты ничего в ответах мисс Зандарт не заметил?
Тот прекратил без толку вышагивать по кабинет и глянул на меня со странной смесью настороженности и растерянности. Так иногда глядят дети, внезапно спрошенные учителем, причём ответ, вроде бы прост, а уверенности в нём нет.
– В ответах мисс Зандарт? Нет, ничего не заметил. А что?
– А то, что она соврала нам, – приложил максимум старания, я всё же разобрался в адресах и принялся переписывать их.
Совершенно потерянный Ирвин меж тем глупо хлопает наивными глазами и чешет затылок:
– Соврала?
– Именно, на вопросе о сомнительных знакомствах… Неужто не заметил?
– Вам показалось, – брякнул себе в оправдание напарник.
– Нет, не показалось. Правда, ложь была небольшой. Скорее всего, с кем-то странным она недавно познакомилась, но в его причастность к делу не верит… В любом случае, сегодня вечером я выведаю, кто же это был такой…
Ирвин решил присесть:
– Если Вы поймали её на лжи, то почему не заставили ответить честно прямо здесь и сейчас?
– Потому что она не хотела говорить. Сам же видишь: она и в участок-то пришла неохотно, целую ночь тянула. И не по глупости это было сделано, и не от страха… Она нам, почему-то, не доверяет… А с теми, кто тебе не доверяет, торопиться не стоит…
– С чего бы это?
– Знал бы… – глухо буркнул я в никуда, – Причин может быть много, но мне кажется, что тут дело в той статье в газете «Еженедельно актуально». Стоило всплыть истории с Шоном, как доверие к полиции стало падать. Помяни моё слово, это только начало…
Внимая моим словам, Ирвин покорно закивал, всё сильнее сжимая губы. Боится, что через рот мои слова утекут, и он не запомнит?
Скосив в сторону и без того неопрятный и криво висящий галстук, Коперни взял себя за подбородок:
– Так с чего мы начнём?
– Что начнём? – глупо переспросил я.
– Поиск злоумышленников, пытавшихся схватить мисс Зандарт!
– Во-первых, мы ещё не знаем, что это были именно злоумышленники и что они хотели именно схватить Катарину, а во-вторых, искать их бесполезно, не имея ни единой зацепки… Начать нужно с мотивов – поищем именно их.
– Вы придираетесь ко мне! – обижено бросил Ирвин.
– Да! И ещё я обижаю тебя тем, что не скрываю этого. Если к тебе не придираться, ты, уж поверь мне, так и не станешь хорошим детективом. Так что привыкай: я учу жёстко, но эффективно…
Скрестив руки на груди, уязвлённый парень по-детски надул губы и отвернулся. Совсем ещё сосунок, молокосос. Даже интересно, когда я впервые пришёл в полицию, был таким же? Нет, ну, пожалуй, я был гораздо скромнее и покладистее.
Ничего, самое главное для нашей работы вовсе не иметь определённый характер, не обладать какими-то особыми качествами. Главное, чтобы голова была на плечах, а шестерёнки в ней вертелись легко и без скрипа. Башка Ирвина, как мне видится, работает на каких-то неправильных оборотах.
– Так вот, ты отправляйся-ка в цветочный магазин, а я съезжу в квартиру Катарины. Через два часа встречаемся в кабинете, – отдал я распоряжение Коперни.
Тот молча поднялся и вышел.
Всё таки, я чертовски правильно поступил с парнем: во-первых, он, возможно, лучше поймёт, что в полиции всё гораздо серьёзнее, чем в глупых фильмах и паршивых книжонках в мягком переплёте, во-вторых, Ирвин теперь знает, что он мне не нравится.
Думаю, квартиру потерпевшей уже успели перевернуть верх дном, всё поставить на место и ещё раз перевернуть. Мне, видимо, останется только заехать и забрать отчёт, после чего можно возвращаться в участок. Хорошо, когда всякая работа с осмотром мест, допросами и сбором информации проходит гладко. Порой хочется просто сесть и сопоставлять готовые данные.
Головокружение заставило меня полезть в бардачок за таблетками. Проклятущей крышкой приходилотся хлопать изо всех сил, чтоб закрылась. Не сбавляя скорости, я бросил себе в рот пару целебных кругляшей и швырнул опустевшую пластинку в окно.
На дороге полно наглых ублюдков и козлов, не умеющих водить, поэтому с лёгким головокружением попасть в аварию очень просто. То тут то там кто-нибудь нарушает правила, подрезает, пролетает на красный свет. Видимо, никто из них не попадал ещё в хорошее такое лобовое столкновение, когда машины пронзают друг друга насквозь, сворачиваются в узел, а водителей превращает в тонкие лоскуты, похожие на дрянную лапшу эмигрантов с востока…
Или не попадали под колёса грузовика, который легко раскатывает крепкую тачку в металлический блин.
Чёртово окно снова не закрывается до конца, поэтому приходиться ехать со сквознячком. Ещё одна маленькая неприятность… В жизни, в принципе, не бывает больших неприятностей – лишь большое количество маленьких…
Семнадцать лет назад я подъехал к дому на своём новом ещё автомобиле, подаренном за поимку опасного преступника, занимавшегося изготовлением и продажей бомб. Сперва я долго избивал парня в баре, пока он не дал наводку, после чего добрался до гада и схватил его. Пришлось при этом словить в ногу осколок гранаты.
В участке ребята дружно поаплодировали мне и закатили небольшой праздник после работы. Я старался много не пить и уехать пораньше. Да ещё и забинтованная рана не позволяла себя забывать.
Помела ждала меня дома. На ужин она приготовила спагетти с фрикадельками – она вообще любит побаловать меня.
Вид у неё, тем не менее, был достаточно хмурым, чтобы я понял, что она совершенно не в восторге от моей задержки на работе. Она понимает, что повод для этого может быть один – поимка очередного ублюдка и последующее празднование.
Зная мою Помелу, можно даже не мечтать о том, чтобы смолчать…
Я рассказал ей всё от и до, не забыл также поведать о своём ранении. Помела лишь сделала грустный взгляд и сказала, что моя хромота отлично заметна. Ужин мы продолжили молча.
Потом она вышла на крыльцо и закурила. Помела начала курить после нашей свадьбы и со временем всё чаще и чаще выходит чиркнуть зажигалкой. Она нервничает и очень сильно.
Несложно догадаться, что причиной этого являюсь я. Моей ненаглядной Помеле приходится жить в постоянном страхе, что однажды какой-нибудь урод пристрелит меня или зарежет… Выходя замуж за быка, она не задумывалась, что мне приходится рисковать практически каждый день, она видела лишь отважного, сильного и ответственного мужчину…
Теперь, когда правда жизни обрушилась на неё ледяным дождём посреди жаркого лета, она не смогла смириться. Она была слишком молода и наивна, чтобы оставить стереотипные образы… пожарный, спасатель, телохранитель, полицейский… Ей хотелось, чтобы эти профессии были преисполнены доблести, были воплощением чистого героизма!
Ей хотелось быть женой супергероя, а не женой смертника.
Было тяжело просыпаться по ночам и слышать, как она плачет на кухне… и быть не в состоянии хоть чем-то ей помочь…
Я не мог бросить полицию даже ради неё. И она это понимала. Думаю, когда последние сомнения в этой простой и непоколебимой истине отпали, она начала задумываться о разводе…
Нужна была последняя капля.
Когда бледно-голубой «Хорьх» пристроился возле новеньких полицейских автомобилей, стоящие во дворе полисмены дружно улыбнулись и поспешили отвести взгляд. Считают меня этаким престарелым клоуном, приехавшим потешить их во время рутиной работы.
Сосунки.
Закрыв непослушную дверцу со второй попытки, я двинулся внутрь подъезда, стараясь не коситься в сторону откровенно хохочущих коллег. Конечно, меня это нисколько не задевает. Просто думаю, стоит ли тратить время на воспитание их морали.
В конце концов, главным плюсом преклонного возраста является именно возможность применить свою мудрость, если, разумеется, ты успел её скопить за годы. Пожалуй, я мог бы вправить мозги половине Данкелбурга, если б было свободное время.
А его нет… занят подъёмом на второй этаж в кромешной тьме…
Нужная дверь нараспашку, свет из неё заливает лестничную площадку, на которой оперативники работают со свидетелями. В глубине квартиры ведётся шумная работа по сбору улик.
Войдя, я тут же чуть не столкнулся с молодым полицейским, шарящим в карманах висящих в прихожей курток. Обогнуть его было нелегко из-за своих габаритов, но вот я уже протиснулся в небольшую комнатку, битком набитую рыщущими сотрудниками. В центре стоит невысокий Людвиг в дурацких очках и старой чёрной шляпе. С унылым безразличием он заносит в блокнот какие-то записи.
– Сержант Вакленд, – обратил я на себя его внимание.
– А, лейтенант Зиммер, – скучающим голос отозвался Людвиг, глуповато, по-пингвиньи, развернувшись на месте, – Вы прибыли быстро. Отчёт, в целом, готов.
– В общих чертах…
Пролистав несколько страниц, оперативник начал лениво зачитывать:
– Примерно в двадцать минут седьмого, как заявили очевидцы, к дому подъехал автомобиль чёрного цвета, марки «Харм», предположительно, модель «Стремительный», номер, как нам заявили, отсутствовал. Из машины вышли трое и тут же направились в квартиру мисс Зандарт. Замок открыли отмычкой, после чего ворвались внутрь и принялись обыскивать дом. При этом ценности и деньги, которые хозяйка особо не прятала, были не тронуты, так что мотивом явно была не кража. Спустя пятнадцать минут неизвестные поспешили уйти. Автомобиль ушёл на юго-восток. Лиц никто из свидетелей не запомнил.
– Соседи что-нибудь слышали?
– Только шум в квартире, не больше…
Уперев кулаки в бока, я окинул взглядом невзрачную, в общем-то, квартиру девушки, которая явно не из богатых. Хотя, быть богатым, работая в цветочном магазине сложно. Простенькая комната, на стене полно пластинок… Я бы сказал, что здесь живёт до боли посредственный человек, который ну ничем не может быть интересен столь сомнительным личностям, что здесь побывали…
Заметив, что вглядываюсь в картины на стенах, сержант Вакленд поспешил меня просветить:
– Картины большой ценности не представляют, пластинки на стенах, кстати, тоже.
– Да нет, я просто засмотрелся, – буркнул я в ответ, – А кто-нибудь из соседей ещё здесь?
– Пару, живущую напротив, ещё допрашивают на лестничной площадке. А что?
– Хочу задать им несколько вопросов…
Я вышел из комнаты, и очкарик Людвиг поспешил за мной, всё также по-пингвиньи перебирая ножками. На освещённом участке действительно беседует молодая пара с полисменом.
– Лейтенант Зиммер, детектив, – представился я свидетелям, бесцеремонно вмешавшись в процесс дачи показаний, – У меня к вам пара вопросов. Скажите, вы не видели здесь неизвестных некоторое время назад?
Сбитый с толку муж нервно пошлёпал губами, после чего смог ответить:
– Да, знаете, вспомнилось… во вторник к дому подъезжал солидный автомобиль такого необычного кофейного цвета. Подъезжал дважды, причём один раз – глубокой ночью.
– А к кому приезжали?
– По всей видимости, как раз к Катарине, потому что мы тут с соседями обсуждали вместе, и ни к кому водитель не заявлялся. Если он вообще заходил в наш подъезд, то мог пойти только к Катарине…
Как оказалось, доказать небольшую ложь девушки оказалось крайне просто…
– Вы видели водителя? – я указал оперативнику на блокнот, призывая его немедля внести всё услышанное, – Может, номер машины запомнили?
– Номер нет. А вот водителя видели: молодой блондин и… по-моему, у него была повязка на глазу…
Записывающий приметы неизвестного полицейский на секунду застыл, не зная, как ему относиться к словам очевидцев, однако вскоре безразлично пожал плечами и отметил про повязку. Лица молодой четы дают мне понять, что ничего больше они добавить не могут.
– Отлично, спасибо вам, – оставил я в покое свидетелей, после чего направился вниз, подозвав к себе мнущегося без дела Людвига, – Отчёт должен быть у меня на столе как можно скорее. И ещё… поспрашивайте побольше об этом одноглазом…
– Конечно… И, Клаус, по-моему, это синдикатовцы, – последние слова очкарик постарался прошептать так тихо, что даже до моих ушей еле дошло.
Остановившись посреди лестницы, мы с Людвигом молча посмотрели друг другу в глаза. Сразу же стало нехорошо внизу живота от той непоколебимой серьёзности, с которой он глядит на меня. Не бредни новичка, а практически собачье чутьё прожжённого специалиста…
– Уверен, Людвиг?
– Почти, Клаус…
Кивнув, я непроизвольно нахмурил брови, отчего всё моё лицо должно покрыться сетью глубоких морщин. Забери меня Стумма, если очкарик прав, а он, скорее всего, прав, то у мисс Зандарт большие неприятности…
И у меня теперь тоже большие неприятности…
Стоит неосторожно копнуть в этом деле, как может статься, что всё это время копаешь себе могилу. От этой мысли возникает зубная боль, пробирающая даже искусственные зубы…
Пятый Синдикат нередко удивлял полицию неожиданными шагами, так что вполне может статься, что и попытка схватить ни в чём неповинную флористку – это тоже их рук дело… За всем этим может что-то стоять, что-то очень серьёзное…
А может и нет, может, всё просто ошибка… Бандиты ведь тоже люди…
Мог бы помочь Шон. Найденная переписка и какие-то деньги в конверте не дают усомниться в его работе на банды, и первым на ум приходит именно Синдикат… Вот только гнида молчит, словно его слова могут обернуться для него ещё большими неприятностями. Не верю, что он молчит ради преступных друзей: предав закон, несложно предать и криминальный мир, так что дело тут вовсе не в чувстве долга…
Очевидно, в полиции есть ещё пара предателей, готовых разобраться с Шоном, если тот раскроет пасть.
Вот только кто додумался сдать его? Кто додумался убивать Решето? Кто додумался рассказывать нам о его теле, висящем в канализации? Какое вообще отношение Шон и банды имеют к жестокому маньяку?
Я закурил. Нечасто делаю это в машине, но сейчас вредная привычка насильно заставила чиркнуть зажигалкой. Иллюзорного права выбора она не оставила.
Радиоприёмник что-то барахлит…
Вернувшись в участок, некоторое время провёл в кабинете без дела. Наконец, принесли отчёт, в который я погрузился с головой. Рядом нет Ирвина! Такого отличного шанса поработать с бумагами редко приходится ждать!
Итак, помимо всего сказанного Людвигом, я смог изучить скудные записи допроса очевидцев, из которых выходит, что некая троица удивительно нагло шарила в квартире мисс Зандарт целых пятнадцать минут, что-то выискивая… Никто ничего, кроме простого шума, не слышал…
Троицу злоумышленников можно было охарактеризовать как Крупного, Худого и Обычного. К несчастью, более детально разобрать бандитов жильцы дома не смогли.
Пробежав глазами описания убранства квартиры, я перешёл к моменту, где говорится об отсутствии следов взлома, порчи имущества и кражи. Проникшие в дом неизвестные искали нечто отличное от ценностей… Сколько не ставь знаков вопроса после слов «Что именно», ответ не всплывёт…
Насчёт заинтересовавшего меня одноглазого сказано лишь то, что он в самом деле дважды подъезжал к дому на двухместной машине кофейного цвета, номера и марки которой никто не разглядел. Её водителя, блондина с повязкой на глазу, видели в компании Катарины… Судя по всему, он провёл с ней немало времени… Был у неё в квартире.
Очередное подозрительное лицо во всей этой неоднозначной истории. Кто он? Как относится к делу? Хорошо бы, чтобы ответы на эти вопросы дала мисс Зандарт. Упрямиться и молчать теперь уже точно не в её интересах.
Стоит дождаться фотографий из проявочной – пусть заодно скажет, есть ли на них что-нибудь необычное, пропало ли что… Это простое занятие притупит её внимание, расслабит… Выуживать из неё информацию об одноглазом госте будет проще. Иначе придётся давить на девушку, смотреть на её истерики, слёзы…
И тут хлопнула дверь – в кабинет влетел Ирвин, на плечах которого ещё не успели растаять снежинки. В руках он сжимает готовый отчёт из цветочного магазина.
Тяжело дыша, он плюхнулся напротив меня на стул и протянул папку. Стоило мне раскрыть, как напарник принялся пересказывать её содержимое:
– Свидетелей на месте не оказалось, нашли лишь пару человек, которые заметили проезжающую по улице на большой скорости серую машину. Замок в магазин был открыт отмычкой, неизвестные перерыли бумаги, кассу не трогали…
– И это всё? – недовольно пробурчал я, просматривая несколько листков отчёта.
– Если бы не заявление мисс Зандарт, сложно было бы вообще догадаться, что в магазин проникали. Мы выяснили только, что в цветочной лавке «Церера» работает также некая Минди Саушфальц. Я направил к ней пару сотрудников… на всякий случай.
– Это правильно, Коперни. Судя по тому, что и в квартире пострадавшей ничего не пропало, дело не в том, чем владеет девушка. Нет, дело в том, что она знает, а это намного хуже… Если те ребята не ошиблись, они могут не отстать…
Ирвин задумчиво уткнулся глазами в стол. Мне слышно, как скрипят шестерёнки в его молодой башке:
– А что такого может знать простая девушка, что было бы нужно злоумышленникам?
– Не думаю, что это нужно им, – я небрежно запихнул листы в папку, – Полагаю, всё совсем наоборот – им не нужно, чтобы она это знала. Боюсь, Катарина им мешает и её хотят убрать. Она сильно вляпалась…
– Значит, следует отыскать этих ребят и арестовать, да поскорее. Уже есть зацепки?
– Есть одна… Соседи все как один говорят, что к девушке приезжал незнакомец во вторник.
– Выходит, она соврала! – блеснул выдающейся дедукцией Ирвин.
Я даже зубами скрипнул от досады. Почему же тебе это стало очевидным только сейчас? Причём моему чутью он верить не стал. Понятно, насколько умнее меня ты себя считаешь…
– Выходит, что так, – сильно смягчил я ответ, – А как ты думаешь, почему она могла так поступить?
– Она пытается выгородить того парня…
– Похоже на то, однако неясно, почему. Посуди сам: неизвестный, явно богатый, если вспомнить его тачку, приезжает два раза в течение дня. Парень приметный – с чёрной повязкой на глазу – наведывался бы ещё когда-либо, соседи бы без внимания это не оставили. Подозрительный тип, однако Катарина пытается скрыть знакомство с ним… следовательно, с ним что-то нечисто, иначе смысл выгораживать?
– Значит, – Ирвин ещё сильнее измял воротник своей рубашки, – Наш первый шаг – это установление личности того одноглазого?
– Пожалуй, что так, – чёртова боль в шее заставила меня срочно размять её, – Готов спорить, дело тут именно в нём, хоть потерпевшая и сама этого не осознаёт. Повторный допрос должен всё поставить на свои места…
Согласно кивнув, усатый напарничек проворно вскочил на ноги и бодро направился к двери. Ну ты и торопыга, чтоб тебя…
Заметив мою заминку, он застыл в дверях с чутким нетерпением, исказившем его лицо, и принялся пританцовывать на пятках:
– Вы идёте, Зиммер?
– Погоди, – вяло отмахнулся я, запрокинув голову назад, чтобы смягчить ломоту в позвонках, – Дождёмся сперва проявки фотографий из её квартиры… А ты пока поищи, что ли, в картотеке кого-либо, похожего по описаниям: блондин, повязка на глазу… ну, разберёшься, в общем…
– Хорошо, только это займёт время. Если не успею управиться быстро, то координаты Катарины записаны где-то в материалах дела.
Хлопок дверью означает, что я снова один. Компанию мне правда решила составить никак не проходящая боль, добравшаяся своим кривым жалом, похоже, до самого нерва. Помочь избавиться от неё может только самое сильное и действенное лекарство на земле – отличнейший коньяк «Амброзия», припрятанный в ящике стола под ворохом бумаг.
Эх, последний раз пил его, когда прощался со старым напарником. Тот не умер, нет, он просто ушёл со службы по состоянию здоровья. Жаль, хороший был человек, вместе мы трудились больше десятка лет, отлично сработались…
Думаю, до таких времён, когда я достигну взаимопонимания с оболтусом Ирвином, дотянуть мне не суждено.
Работа становится всё более дикой… пару лет назад и представить себе не мог, что людям будут отрезать языки и пальцы, а девушки будут задыхаться посреди недостроенных зданий…
Романтики полицейской службы не существует: её выдумали те, кто ни разу не копался в тоннах макулатуры, не работал регулировщиком в самом сердце преступных районов и не видел, как мужья-нарики убивают жён «по приказу лыбящегося жёлтого кота». Никаких доблестных быков с грудью колесом, спасающих беззащитных и сажающих уродливых бандюков с масками на мордах не существует.
Вообще, всякий, кто ищет в каком-либо деле романтику – просто наивный мечтатель. Кто-то даже находит в пиратстве романтику…
Если здраво смотреть на мир, то легко заметить, что он до боли хмурый и тёмный, как Неделя Долгой Ночи. А всё потому, что никто не хочет или не может сделать его другим.
Вот мой предыдущий напарник был мечтателем. Помню, он говорил, что если искоренить весь криминал на земле, то жить станет лучше, веселее и проще. Все беды сами собой исчезнут, на небе всегда будет светить солнце…
А мы останемся без работы, выкинутые на обочину, ненужные…
Как это обидно осознавать, что хлеб тебе дают именно те ублюдки, на запястьях которых ты защёлкиваешь браслеты наручников. И нам, полицейским, меньше всего хочется, чтобы преступность исчезла…
Квартира номер восемь, охраняемый дом третий – временное место жительства потерпевшей Катарины Зандарт. Ирвина Коперни со мной нет – погряз в архиве, выискивает таинственного незнакомца.
Фотографии квартиры Катарины готовы. Их сделали больше четырёх десятков, нащёлкали со всех возможных ракурсов. Порой попадаются почти идентичные фото, изображающие, скажем, какой-нибудь угол с разных сторон.
Но это всё на совести фотографа…
На проходной меня ждал скучающий дежурный, слушающий по радио какую-то джазовую ерунду. Унылым взглядом пьяного кролика он осмотрел меня с головы до ног, посе чего двинул в мою сторону журнал.
Когда я расписывался, он вдруг пробурчал:
– Я думал, Вы уже закончили службу, лейтенант…
– Ждёшь, когда я уйду?
– Лично я – нет. А вот некоторые ждут… Некоторые даже ставки делают, когда Вы уйдёте.
– Ммм, ясно. Если захочешь тоже поучаствовать, я скажу, когда следует ставить, – бросил я полицейскому и двинулся в нужную сторону.
Нужная квартира отыскалась быстро. Я постучал:
– Катарина? Это детектив Зиммер, можно войти?
– Да, входите.
Ввалившись в тесную квартирку, я сразу заметил девушку, сидящую на кровати. Уставшая, она часто моргает и глядит в мою сторону сонными глазами. Даже здесь она не чувствует себя в безопасности.
– Мисс Зандарт, – протопал я через комнату и остановился перед девушкой, – Мы осмотрели Вашу квартиру и магазин «Церера». Следов преступников, к сожалению, не найдено, но у меня есть снимки, сделанные при осмотре, могли бы Вы взглянуть на них? Скажите, если увидите что-нибудь необычное…
Девушка покорно взяла у меня из рук толстую стопку фотографий и принялась внимательно просматривать. Я присел рядом – устал за сегодня мотаться туда-сюда, надо дать ногам отдохнуть.
Как и ожидалось, Катарина не увидела ничего подозрительного. Лишь пару раз она отмечала, что тут ящик задвинут не до конца, а вот тут кресло переставлено…
В целом, это мне ничего не даёт…
– Это всё, что я могу сказать, – девушка протянула стопку обратно.
– Хорошо, Катарина, а теперь у меня вопрос: кто тот одноглазый гость, что заезжал к Вам во вторник?
Реакция очевидна: девушка испуганно отстранилась и начала немо хлопать губами, явно собираясь всё отрицать. Что же заставляет тебя так выгораживать этого парня?
– Отпираться бесполезно: Ваши соседи видели Вас в его компании. Так кто он?
– Это… Это психолог, – неуверенно проронила Катарина.
– Психолог? Мне сказали, что он был на шикарном авто. Разве психолог может позволить себе такое?
Понимая, что грубо отрубаю ей пути к отступлению, потерпевшая отвернулась и обняла себя за плечи:
– Он… Я знаю, что он тут не при чём… Но рассказывать о нём было бы опасным для меня…
– Я так и думал, – постарался я сказать как можно мягче, – Ещё когда Вы отвечали на вопросы в моём кабинете. Вот только могу заметить, что Вы и так в большой опасности, и правда уже не навредит… Ответьте…
– Я не могу.
– А я не могу поймать тех людей, если Вы будете молчать, – огромных усилий стоило не выдать, что я начинаю закипать.
Девушка сосредоточила взгляд на окне – чертовски боится посмотреть мне в глаза. Конечно, лгать полиции, когда на кону твоя жизнь, – это глупость та ещё, но вот замыкаться, будучи изобличённой, не стоит. Хотя бы ради моих нервов…
– Мы встретились случайно, – наконец, решилась Катарина, – В Литнихском парке. Он представился мне Эриком Пансмакером, но позже я выяснила, что имя ненастоящее. И ещё он действительно психолог, он помог мне… смириться с разрывом с бывшим… Только потом мне неизвестная женщина сказала, что он опасен… Я спросила, и он ответил, что состоит в клане Фуокозо…
– Мафия? – должно быть, у меня глаза полезли из орбит, – Вы познакомились с членом мафиозного клана и решили это скрыть?
– Он не имеет к случившемуся никакого отношения! Я же никому не говорила…
– Не имеет отношения? Прознать про Ваше с ним знакомство могли сотней способов, о которых Вы, Катарина, даже и не догадываетесь! И уж поверьте, глупо было молчать! Арестовывать Вас по подозрению в связи с мафией никто бы не стал, а уж возможность и невозможность той или иной версии лучше определим мы!
– Но я…
– Катарина! – грозно прервал я девушку, – Это очень серьёзные вещи! Мы имеем дело не с какими-то грабителями, а с организованной преступностью! В Ваших же интересах сотрудничать с нами, а не сомневаться, стоит ли нам доверять!
– Я не хотела… – жалобно пропищала девушка, – Эрик действительно был в тот день просто психологом…
Тяжело вздохнув, я глубоко в душе смачно сплюнул и ответил вконец перепуганной Катарине:
– Неважно, как всё на самом деле, и как это видите Вы. Главное лишь то, как это видят злоумышленники. Если они видят шанс добраться до нужного им человека, они попробуют это сделать. Пусть через ваш труп, пусть через чей-либо ещё…
Девушка опустила голову и, кажется, начала потихоньку плакать…
– Не расстраивайтесь, Катарина, всё не так плохо. Спасибо, что сказали-таки правду. Счастливо.
Да, наверно, мне следовало остаться и успокоить её, однако я справлюсь с этим хуже, чем слепой алкоголик с реставрацией картины Фрауша. Пришлось спешно и позорно ретироваться…
Но мои мысли быстро заняло другое: клан Фуокозо, члена которого, вероятно, искали синдикатовцы… Теперь сомневаться, что это были именно они не приходится…
Катарина просто оказалась на железнодорожных путях, по которым ехал поезд карателей.
Семнадцать лет назад мы с Помелой говорили о детях. Последнее время она не находит себе места и вдруг решает, что нам обязательно нужны малыши…
Мы десятки раз пытались, однако всё было без толку: врачи обнаружили у меня какие-то отклонения… язык сломаешь, пока выговоришь… в общем, я не способен зачать ребёнка.
Разумеется, Помела была в курсе.
Она говорила, что можно усыновить кого-нибудь из детского дома. Для меня это было чем-то вроде оскорбления, насмешкой над моим недугом. Однажды мы как-то съездили в сиротский приют, но я лишь брякнул, что мне тут никто не нравится, и поспешил увезти Помелу.
И всякий раз, когда вновь заходил разговор об усыновлении, я отнекивался и предлагал обсудить это позже. Сколько бы мы не откладывали, моя любимая, разумеется, и не думала оставлять попыток, а я никак не мог придумать, что же со всем этим делать.
Семнадцать лет назад мы поссорились. Она кричала на меня, что я мешаю её мечте, думаю только о себе, я кричал на неё, что не желаю видеть в доме чужого ребёнка. Я довёл Помелу до слёз, после чего она два дня со мной не разговаривала…
Тогда я думал, что вот он – тот момент, когда она больше не сможет терпеть жизнь со мной и уйдёт, однако она продержалась ещё целый месяц…
Вернувшись в свой кабинет, я решил сесть и попробовать свести вместе те ниточки, что успел собрать – бесполезное занятие: ниточек мало, вариантов много…
Предположим, нам действительно нужно плясать от этого одноглазого, назвавшегося Эриком Пансм… а чёрт, надо было записать… Понятное дело, Пятый Синдикат решил прижучить мафиози, а заодно и выбить из него какую-нибудь информацию…
Что же выходит? Чтобы выйти на преступников, надо будет разыскать либо штаб Синдиката, либо Фуокозо… этим мы занимаемся уже бог знамо сколько лет, но тут… тут есть шанс действительно выйти на бандитов или на мафию…
А это уже дело не для одного стареющего детектива. И даже не для него же, но в компании усатого и бестолкового напарника…
Возможно, я просто отчитаюсь перед начальством, и оно поручить расследование другому. Так было бы лучше.
– Я нашёл! – радостный влетел в кабинет Ирвин, чуть не сорвав дверь с петель, – Нашёл!
– Одноглазого? – выдохнул я, отойдя от испуга.
– Да, одноглазого! Вот: член мафиозного клана Фуокозо, мастер по допросам и пыткам, прозвище – Гомер, настоящее имя неизвестно. Отличительные черты: высокий, блондин, правый глаз отсутствует. В преступных делах замечен не был, и, как заверил полицию один из допрошенных соклановцев, в них никогда и не участвовал. Понимаете, Зиммер? Тут есть связь с мафией!
– Понимаю. Я допрашивал Катарину – она сказала мне, что неизвестный мафиози. Вот только решила его выгораживать… А ты-то понимаешь, что всё это значит?
– У нас есть зацепка…
– Неверно, – равнодушно отрезал я, – Это значит, что мы имеем дело с очень крупной рыбой. Нашими снастями такую не выловить, если ты понимаешь, о чём я…
Словно шокированный до глубины души, Ирвин с сомнением уставился мне прямо в глаза и принялся тупо моргать. Кивнув его немой догадке, я принялся складывать все собранные документы в папку…
– Мы отдаём дело другим?
– Ну да, – спокойно ответил я и забрал из рук напарника скромное описание одного из действующих лиц этой истории, – Или ты собираешься связываться с синдикатовцами, мафией и разборками двух преступных группировок? Это нам с тобой не по зубам, и нужно бы это понимать…
– И кому поручат дело?
– Создадут рабочую группу, заставят разбираться… А может, просто оставят папку пылиться в архиве: улик не так много, чтобы вообще было возможно разобраться с этой ерундой…
Поднявшись и обойдя стол, я вдруг заметил, что мой напарник не двинулся с места. Уже в дверях я бросил ему через плечо:
– Ты раздосадован?
– Да! – зло огрызнулся Коперни, – Я сильно раздосадован! Какого чёрта? Мы то обнаруживаем, что искомого нами маньяка кто-то убил, то вдруг отдаём дело кому-то другому! Мы сами-то работать будем?
– Успеешь ещё наработаться…
Я вышел за дверь, и только после этого Ирвин увязался за мной. Через три шага он уже справа:
– Я хочу хоть одно дело довести до конца! – практически закричал мне на ухо, – Я хочу работать детективом!
– Об этом необязательно кричать на весь участок. Если хочешь, я могу попросить, чтобы тебя включили в группу по работе над этим делом…
– Да, я этого хочу!
– Вот и славно…
Действительно, славно! Буду очень рад, если меня избавят от твоей компании.
А вот уже и кабинет шефа, его застеклённая дверь. Больше всего мне не нравиться в неё стучаться.
– Войдите! – рявкнул оттуда Виктор.
Мы послушались. Оказавшись в просторном душном кабинете начальника, я невольно поёжился: мне тут совсем не нравиться, словно садишься в муравейник. Роскошные шкафы, вентилятор под потолком, белоснежный жалюзи, гнетущие цвета обоев и дорогой стол у окна. А за столом восседает шеф Виктор Гробс, похожий на бульдога с пышными бакенбардами. Взгляд, как у пираньи на диете, рот, как у жабы, и нос, как у боксёра, не знающего, что такое блок…
Как говорится, каждый видит человека по-разному. Я на месте Виктора вижу злобного, хмурого гнома… Пусть он и имеет вполне нормальный рост, ассоциации приходят только со сказочным карликом…
Вертя в руках дорогую ручку «Кранж», он недовольно глянул на нас, двигающихся в его сторону, и проворчал:
– Нечасто ты заходишь, Клаус…
– Ну да, нечасто, – чуть слышно ухмыльнулся я, – Будто ты скучаешь.
– Знаешь, ты единственный, кто позволяет себе обращаться ко мне на «ты»! Слышал о таком слове, как субординация?
– Слышал, но чихать на неё хотел! Можешь, кстати, уволить меня за это…
– Не беспокойся, – откинулся в кресле начальник, – Будет весомый повод – обязательно уволю… Чего пожаловал?
Присев прямо напротив шефа и глянув ему в морщинистую рожу, я бросил на стол папку с делом. Ирвин решил не садиться и просто опёрся руками на спинку стула справа от меня.
– Это дело, что мы получили сегодня с утра, – начал просвещать я Виктора, пока тот лениво пролистывал страницы, – Девушка пришла и заявила, что в её квартиру, а также в магазин, в котором она работает, проникли неизвестные. Осмотр показал, что они что-то там искали, но это были не деньги и не другие ценности. Позже мы выяснили, что девушка завела знакомство с членом мафии Фуокозо, неким Гомером. Видимо, злоумышленники решили выйти на него через потерпевшую, и были это, вероятно, синдикатовцы.
– Вот так круто? – недоверчиво скосился на меня волосатый бульдог, – Синдикат, клан Фуокозо… кто ещё здесь замешан?
От слов Виктора я просто отмахнулся, как от назойливой мухи:
– В общем, ты и сам понимаешь, что это дело не для нас: мне уже под шестьдесят, а Ирвин только отучился… к тому же, тут имеет место извечная война преступных группировок. Отдай это дело какой-нибудь рабочей группе.
– Рабочей группе? – начальник Гробс раздул ноздри, – Что я им дам? Это? Три бумажки в туалет сходить? К тому же, группу ещё надо создать, а это займёт много времени: день, два, а то и больше… Пока придётся вам двоим этим заняться.
Виктор швырнул папку обратно, развернувшись ко мне спиной на своём вращающемся кресле. Разговор вовсе не закончен:
– Я не собираюсь лезть в это дерьмо!
– То есть, ты отказываешься выполнять требования начальства?
Вот до чего ты дошёл, свинья волосатая? Грязный шантаж… решил пригрозить мне увольнением, чтобы я взялся за хреново дело с этими хреновыми бандами? Припомню тебе.
Забрав папку со стола, я сунул её в руки Ирвину и поспешил прочь из кабинета…
– Мы всё ещё работаем над делом, – напомнил напарничек, укоризненно скосившись в мою сторону. Закинув ногу на ногу, он уже битый час старательно штудирует отчёты…
– Когда без толку листаешь страницы, это сложно назвать работой! – ответил я, докуривая уже третью сигарету.
– Я ищу зацепки!
– И много уже нашёл?
– Ничего…
Что и следовало доказать…
– Послушай-ка, Коперни, как бы ты ни хотел разобраться в этой ерунде, ничего не выйдет… Тут ни с одной стороны зайти не получится… К сожалению, мы с тобой ничем помочь мисс Зандарт не можем… Не беспокойся, так будет часто за весь срок твоей службы, так что привыкай…
Не на шутку разозлённый Ирвин захлопнул папку и с силой бросил её на стол, отчего часть валяющихся на нём бумаг взлетели в воздух. Предчувствуя сомнительную перспективу успокаивать истерику напарника, я напрягся и постарался сам не вскипеть.
– Надоело! – прошипел усач и отвернулся, взъерошив короткие волосы.
– Да, ещё и я – невыносимый и жёсткий тип, к чему тебе тоже предстоит привыкать. А чего ты ждал? С первого же дня стать крутым быком, расследовать преступление за преступлением? Нет, мы тут сидим, как идиоты, забрасываем дела в глубокий, пыльный ящик, отдаём их каким-то уродам и выслушиваем нашего Виктора… Приятного мало…
– Дело не в этом!
– А в чём?
– А в том, как Вы к этому относитесь и заставляете относиться меня! Девушка в опасности, бандиты, не стесняясь, вламываются в чужие дома… А Вам плевать, Зиммер! Я знаю, что Вы на это всё уже насмотрелись и привыкли, но не заставляйте меня занимать Вашу позицию!
Ну да, разумеется, нынешняя молодёжь только и живёт глупыми принципами. Говоришь им, как будет проще и лучше, а они плюют тебе в лицо и говорят, что сами всё знают…
Они, видимо, думают о нас, стариках, что-то похожее…
– Есть новости, – как гром среди ясного неба явился в мой кабинет Людвиг, – Полагаю, они относятся к вашему делу.
– Что за новости? – оживился Ирвин, похоже, отошедший от своего психоза.
– Ребята приехали на вызов – на свалке на западных окраинах произошло убийство, убили смотрителя свалки. В дробилке нашли куски автомобиля… кофейного цвета… автомобиль раздробили, похоже, совсем недавно…
Всполошённый, словно суслик, в норе которого взорвали фейерверк, Ирвин выпрямился на стуле и взглянул в мою сторону, ожидая, что я вскочу и брошусь на эту грёбаную свалку…
– Это ещё не говорит, что машина принадлежала тому типу, что мы ищем, – равнодушно пожал я плечами.
– Но стоит проверить! – вскочил с места Ирвин и бросился к вешалке.
– Мы определили модель авто и показали её свидетелям в доме мисс Зандарт – многие сказали, что именно такая машина приезжала во вторник…
После такого продолжать сидеть и делать вид, что мне всё равно, больше не вышло бы… Пришлось подняться, нацепить шляпу, натянуть плащ и топать на выход.
Ирвин прыгнул в машину к Людвигу, и они быстро умчались в нужном направлении. Я же неторопливо пополз за ними на своём «Хорьхе».
Я всё никак не могу понять, что же такое они хотят там «проверить». Смятый, разорванный автомобиль да труп работника свалки… Нет сомнений, что ни в каких журналах Гомер не отмечен…
Ладно, не буду мешать хорошим людям зря тратить время.
За окном я заметил парочку подростков, гадящих стену ублюдочным граффити. Можно выйти и накостылять им, вот только недомерки завтра же продолжат свой вандализм, который они ещё называют искусством.
Сложнее всего в этом мире признать, что ты ровном счётом ничего не можешь в нём изменить. Как ни старайся, с упёртыми дураками ничто не поделаешь, с вездесущей властью денег ничего не поделаешь, с своеволием ничего не поделаешь… С самой жизнью, порой, ничего не поделаешь… Думаешь, что всё зависит только от тебя, от твоих усилий? Полная чушь!
Наивные люди… все мы чрезвычайно наивные, аж тошно…
Отчего-то вдруг стало так хреново, что я со злости сжал руль. Опомнился только тогда, когда кисти рук заболели. Решил включить радио… но услышал лишь истеричные визги и адский треск. Хороший удар ладонью оживил приёмник и из него посыпались звуки джаза.
Саксофон урчит что-то до боли тоскливое. Музыкант старается вовсю, выдувая из медного инструмента звучные мелодии, слушать можно с удовольствием, но сейчас я не в том настроении, чтобы внимать этим печальным трелям. Пришлось настраиваться на новую волну…
…Вчера заместитель мэра Вольфганг Зюскинд заявил, что в скором времени будет решена проблема высокой смертности бездомных. В ближайшие три месяца планируется построить два пункта помощи нищим, где им будут предоставлены бесплатные обеды, медицинская помощь и места для ночлега.
Также планируется подыскать для них рабочие места…
Крутанув ручку настройки частоты, я заткнул диктора. Оставил себе какую-то станцию, где бренчит кантри. Чего только не приходит к нам с Запада: кантри, джинсы…
Вольфганг Зюскинд, заместитель мэра Генриха Гауссфильда. Мог бы занять место главного градоначальника, если бы не более популярная в народе фигура Генриха. Видел его фотографии в газете – громадный, широкоплечий лось, похож на вышибалу. Трудно представить, что сей грозный и внушительный человек способен заниматься такими делами как городское освещение или взяточничество полицейских…
Факт остаётся фактом: Вольфганга многие любят, многие уважают и многие боятся. Ходят слухи, что своим положением он пользуется не совсем в рамках закона. Кто знает, имея такой статус и несколько собственных предприятий, сложно, наверно, не начать колдовать с налогами.
Но это слухи, подтверждать их абсолютно бессмысленно: если всё – ложь, то ничего ты и не нароешь, а если нет, то нароешь себе исключительно неприятности, причём такие, что улыбаться перестанешь до конца жизни…
Хотя она вдруг может стать недолгой.
Так или иначе, всем ясно, что Вольфганг обязательно займёт место Генриха, когда тот уйдёт. И Данкелбург будет молиться на Зюскинда.
Какая-то сволочь внезапно выскочила на встречную, и мне пришлось резко выворачивать руль, чтобы избежать столкновения. Еле проскочил между ублюдком и фонарным столбом. Поднимая волну недовольных сигналов, дуралей умчался прочь.
Тупица, член ему в мясорубку! Откуда только берутся такие? Какой только отец мог приучить сына так гонять? Родители совсем не следят за тем, что вытворяют их ублюдочные дети…
Я бы своим головы поотрывал бы за такое!
До свалки добирался долго: колесить на самые окраины по разбитым дорогам моему железному коню нелегко.
Огромные горы лома тянутся высоко в небо. Обсыпанные снегом, они напоминают высоченные пики, что расположены выше облаков. Словно я альпинист, совершивший покорение на жалкой старой машине.
Огороженная высоченным забором территория свалки тянется во все стороны. Кажется, у этого королевства обломков человеческой цивилизации нет границ… В самом деле, сейчас уже трудно понять, где кончается цивилизация и начинает свалка. Отличие лишь в наличии людей, а не во внешнем виде.
Расшвыривая во все стороны наглые снежинки, дворники пытаются расчистить мне небольшой просвет на лобовом стекле. Получилась щель, мало отличающаяся от бойницы танка.
Проехав за ворота, я заметил справа полицейских, копошащихся рядом с огромным экскаватором. Припарковавшись как можно ближе к крохотной сторожке, я размял затёкшую шею и выбрался наружу.
Воротник, как его не поднимай, защитить от яростных атак снегопада не способен – за шиворот моментально насыпало знатную горсть. Засунув руки в карманы и нахохлившись, как пингвин, я двинулся к оживлённой толчее быков, разглядывая среди них Людвига и Ирвина.
Сплюнув, я вдруг ощутил привкус крови во рту – хреново дело. Доктор сказал, что этого стоит бояться в первую очередь, главный звоночек, извещающий о том, что смерть-матушка уже обратила на меня внимание…
Надеюсь, просто показалось…
Уделить мне внимание взялся один невысокий бык, двинувшийся навстречу, светя фонарём прямо в лицо. Ослепил, чтоб его, теперь ещё целую минуту придётся бороться с зайчиками в глазах.
– Что нужно? – гаркнул бык с расстояния пяти метров.
Достав из кармана удостоверение, я предъявил его в раскрытом виде, отчего полисмен тут же сменил тон на более дружелюбный:
– А, детектив Зиммер! Коперни и Вакленд Вас ждут.
Проследовав за ослепившим меня быком, я быстро миновал поляну, на которой буквально пасутся фонарщики и подошёл к самому экскаватору, у гусениц которого собралась небольшая компания.
Ирвин сразу же меня заметил:
– Лейтенант! Скорее сюда!
– Что тут у вас? – ввалился я в неплотный круг коллег.
В глаза сразу бросился труп, впрочем, странно, если бы не бросился. Здоровенный детина, не по погоде легко одетый. Плоское лицо, широкий нос, пухлые губы, квадратный, словно топором обрубленный подбородок и лысая башка. Рядом валяется старая чёрная шапка – такие любят носить чернорабочие.
Над трупом колдует медицинский эксперт, и ещё четверо полицейских столпились вокруг с умным видом…
– Убитый – Джек Скоттберри, – начал вводить меня в курс дела Людвиг, – Сорок пять лет. Работает здесь двадцать три года, живёт неподалёку, холост. Что с ранениями, доктор Ольберс?
Покряхтев, немолодой уже медэксперт отполз на корточках от трупа, после чего выпрямился и сморщил нос:
– Одно ранение в левое плечо с передней стороны, пуля тридцать восьмого калибра не задела жизненно-важных органов и артерий. Очевидно, это был первый выстрел. Получив эту рану, убитый попытался убежать, судя по найденным следам и идущему вдоль них следу крови. Затем, уже здесь, его настигли ещё две пули того же калибра: одна угодила в правое лёгкое, а вторая – в печень. Он умер в течение десяти минут. Убийство, предположительно, произошло тридцать часов назад…
– Тридцать восьмой калибр? – задумчиво произнёс кто-то из полицейских, – Скорее всего, стреляли из револьвера…
– Вот только кому понадобилось стрелять в сторожа свалки? – озвучил я сам собой напрашивающийся вопрос.
Ответ на него, к моему глубочайшему сожалению, пришёл не сразу, да и ответом его назвать сложно:
– Неизвестно, – стряхнул с плеч горсть снега Людвиг, – Мы думаем, это был кто-то из мафии Фуокозо…
– И что же натолкнуло вас на эту мысль?
– Окурок сигары. Его нашли в грязи в двадцати метрах от трупа. Сохранилось название марки – «Бреда», такие курят только члены клана. Можно сказать, их визитная карточка.
– Можно посмотреть?
Один из быков тут же протянул мне окурок, изрядно запачканный и промокший. Я немного расковырял улику, отщипнул малость табаку…
– Кстати, ещё и автомобиль, – напомнил сержанту Вакленду мой напарник.
– Ах да, автомобиль! В той стороне, – Людвиг указал в ранее незамеченную группку полицейских, вертящихся вокруг дробилки, – Мы нашли останки недавно уничтоженного автомобиля… Сложно судить, но похоже, что это был «Аскари Альберто 952» – именно такой автомобиль, или очень похожий, видели у дома Катарины Зандарт. Очевидно, что один из членов клана, а именно Гомер, решил избавиться здесь от приметного транспортного средства, после чего убил Джека как свидетеля…
– Я хочу самолично осмотреть останки машины, – в достаточной мере изучив окурок, я вернул его оперативнику и направился в сторону дробилки.
Версия Людвига не выдерживает никакой критики, поэтому мне нужны доказательства своей. Если она подтвердится, то нас ждут новые зацепки… и новая головная боль…
– Проверяли хлам вокруг?
– Н-н-нет, – изрядно удивился моему вопросу Вакленд, – А что там искать?
– Желательно, эмблемы автомобилей, фигурки с капота… всё, что может указать на марку машины…
Не сомневаюсь, что Людвиг ещё какое-то время почесал голову перед тем, как отдать соответствующее распоряжение. По грязи зашлёпали шаги одного из полицейских, бегущего организовывать на поиски своих товарищей.
Дробилка располагается неподалёку – жуткая громадина. На конвейере, выползающем из её чудовищного чрева, лежат неравные кучи металла, ранее составлявшие автомобиль. Рваные ошмётки уже успело припорошить снегом.
Часть хлама оттащили в сторону и тщательно обыскивают. Вроде как, один из оперативников обнаружил кусок крышки от бардачка, после чего поиски продолжились с новой силой.
Я склонился над конвейером и перевернул один из листов металла. Какой-то заботливый полисмен осветил мне его лучом своего фонаря – краска кофейного цвета…
– Как опознали модель?
– Нашли фрагмент багажника, – без раздумий ответил Людвиг, – На нём надпись «…кари Альберто 9..». С маркой всё понятно, а вот 9… Это модель либо 9000, но её уже давно не выпускают, так что сложно представить здесь такой раритет, либо 952, ну, и ещё 953, но их выпускать начнут со следующего года, не раньше.
– Откуда такие познания?
– Не один ты ковыряешься в машине и читаешь соответствующие журналы…
Ребятам вокруг стало весело, даже дружно посмеялись.
Тем не менее, Людвиг абсолютно прав: вероятность того, что у нас тут останки именно «Аскари Альберто 952», чрезвычайно высока. Машина, причём, заметная, так что по внешнему виду отличить её от прочих легко – полагаю, свидетели из дома Катарины говорили именно о ней.
В таком случае, Гомер был здесь. Это факт. А вот убивал ли он сторожа – вопрос открытый…
– Лейтенант, что-то нашли… – неуверенно подкрался сзади бородатый бык.
В его руках руль, который он поспешил передать мне. Тут же на находку направили несколько фонарей. На оси заляпанного грязью кругляша можно различить эмблему в виде вставшего на дыбы слона – логотип автомобильной марки «Зента».
Теперь-то всё встало на свои места…
– Джека убили не Фуокозо, – громко высказался я, возвращая находку, – Как я и думал, этой свалкой пользуются члены клана для уничтожения приметных автомобилей, и с местным сторожем у них явно были налажены хорошие партнёрские отношения. «Зента», «Аскари Альберто», если порыться, то, думаю, можно найти много фрагментов дорогих авто, которыми любит пользоваться мафия.
– То есть, смысла лишать себя удобной точки у них не было, – резюмировал Ирвин с интересом оглядывая горы металла вокруг.
– Ну, я бы на их месте этого не делал…
– У Джека мог развязаться язык, – с сомнением прищурился Людвиг, – Он стал опасен…
– Неважно, что там сделал Джек, но убили его не Фуокозо.
– Почему Вы так решили, Зиммер? – вцепился в меня глазами усатый напарник.
– Курить надо больше…
Вот никогда бы не подумал, что в этой фразе когда-нибудь будет здравый смысл. Что ж, надо бы пояснить:
– Окурок, что вы нашли, вовсе не от сигары фирмы «Бреда»: не та папиросная бумага, табак не тот. Я себе порчу лёгкие гораздо более качественными сигаретами. Эту дешёвую подделку настоящие Фуокозо не стали бы и на метр к губам подносить.
– Тогда кто это мог быть?
– Синдикатовцы… Я даже думаю, те самые, что побывали в квартире у Катарины, – от холода я спрятал голову поглубже в плечи, – Они идут по следу Гомера…
Все вокруг задумчиво опустили взгляд. Чёртово дело не желает быть прямым и гладким – оно шершавое, закручивающееся спиралью. Всё так просто с этими кланами и бандами быть не может. И уж тем более всё не может быть тихо и спокойно – обязательно страдают невинные: Джек, Катарина… следующим могу быть я, Ирвин, Людвиг или любой другой здесь присутствующий.
Не исключено, что кого-то в данный момент уже режут…
Но об этом думать лучше не стоит, особенно на холодке.
– Ладно, Коперни, – окликнул я напарника и двинулся в сторону своей машины, – Здесь нам больше делать нечего.
Ирвин немного замешкался, но очень быстро догнал меня и пристроился справа. Краем глаза я заметил, как тот беспокойно мотает головой и шлёпает губами, словно хочет что-то сказать… Его прорвало у машины:
– Не понимаю, зачем этот маскарад…
– Тоже заметил? – я сел за руль и дождался, пока на пассажирское сиденье плюхнется Ирвин.
– Заметил… Синдикат не очень-то любит револьверы, в отличие от мафии, опять же эта сигара… Чтобы убить сторожа на свалке маскироваться под Фуокозо необязательно.
– Это так, Коперни, ты прав. Готов спорить, это неспроста…
– Маскировка была не для убийства?
– Скорее, не только для убийства.
Вернувшись в участок, мы с Ирвином вновь разделились: он бросился рыться в архиве, просмотреть все события, так или иначе связанные с Фуокозо, а я закрылся в кабинете и принялся колдовать над уже имеющимися уликами.
Нужно понять, какой же шаг сделать следующим…
Итак, во вторник Гомер встречается с Катариной и решает предложить ей психологическую помощь. Они проводят вместе где-то полдня, после чего одноглазый мафиози всплывает уже на свалке на западе, где уничтожает свой автомобиль – это происходит примерно в среду или четверг. В четверг вечером на свалку заявляются замаскированные под Фуокозо синдикатовцы и убивают сторожа Джека. Затем синдикатовцы заявляются в квартиру и на место работы Катарины…
Бандиты из центра идут по следам палача с запада. Гонка длится, как минимум, пять дней. Это-то и странно: Гомеру не составит труда залечь на дно среди своих, чтобы отбить у преследователей всякую охоту разыскивать его.
Для этого нет никакой необходимости почти неделю петлять по Данкелбургу.
Скорее всего, чего-то моя голова недопонимает, что-то понимает не совсем так, как оно есть на самом деле…
Чёрт, глаза слипаются…
Версии… Гомер – предал клан, поэтому не может просто уйти в тень? Сложно поверить: его бы Фуокозо отыскали раньше Синдиката. Мафия прознала про липовых соклановцев и решила вывести их на чистую воду, расшевелив Синдикат? Не похоже, что встреча с Катариной была частью большого плана, так что поверить опять-таки сложно…
А связаны ли между собой случай на свалке и случай с Катариной? Кроме действующего и там, и там лица, доказательств тому нет… В случае, если события не имеют ничего общего, дело заходит в ещё более тёмный тупик.
Ладно, предположим, что это, всё таки, звенья одной цепи… Подумаем, как Синдикат мог прознать про Джека и Катарину? Насчёт сторожа можно только гадать, а вот с девушкой… о визите Гомера знали лишь её соседи… Проверить их всех на вшивость? Оставим заметочку – пусть потом займутся те, кто получит дело после нас.
Причём злоумышленники знали не только адрес, но и место работы девушки… А что это даёт? Значит ли это, что сдавший Катарину должен был хорошо её знать? Вовсе нет, не стоит выдумывать…
Вот ещё что интересно: Джека устранили ряженные синдикатовцы, а к Катарине они наведались в отрытую, без дурацких масок. Отчего бы им не попытаться окончательно запутать полицию, если в этом была суть маскарада?
Ладно, бог с ними, с версиями, с догадками, нужен следующий шаг. Искать по машине? «Аскари Альберто» кофейного цвета – приметное транспортное средство, но бродить по городу и спрашивать, не видел ли кто его… нет, слишком глупо… Мастерские и автомойки у Фуокозо, готов ручаться, собственные, так что засветиться автомобиль не должен был нигде…
Искать по приметам? Одноглазого сложно не заметить, но просто так по улицам видный член клана ходить не будет, чтобы люди его опознали и сообщили нам…
Ходить по барам и спрашивать у стукачей… всё не то…
Совсем не то…
– Зиммер! Не спать! – громкий выкрик и хлопок дверью подействовали моментально, и я тут же выпрямился, ошалело глядя по сторонам и приходя в себя…
Зашёл Людвиг с большой коробкой в руках, которая уже заняла своё место на столе.
– Здесь все собранные улики и отчёт, – очкарик шлёпнул сверху тонкую папку, – Решил занести сразу тебе, вдруг захочешь ещё раз изучить… Неважно выглядишь…
– Всё эти таблетки… От них жуткая сонливость…
– Понимаю, ладно, не буду мешать работать.
– Да уж лучше бы мешал, – брякнул я товарищу, когда тот уже закрывал за собой дверь.
Глянул на часы – уже половина шестого. Ещё три с половиной часа до окончания рабочего дня.
А сколько же я спал? Не помню даже, когда вернулся со свалки…
Впрочем, неважно, ругать меня за сон на работе некому: Ирвин ковыряется в архиве, Вакленд закладывать не будет, а больше никто сюда заходить не станет… Небольшой плюс от того, что тебя все считают старым брюзжащим чудаком. Отчасти, конечно, считают вполне справедливо…
Ну так вот, улики… Отложив в сторону неинтересный мне отчёт, я сразу погрузился в исследование коробки с собранными уликами. Там я не нашёл много чего нового: фрагмент багажника «Аскари Альберто 952», руль «Зенты», ещё пару эмблем дорогих авто, записную книжку Скоттберри, в которой ничего интересного не обнаружил, и, на самом дне, окурок поддельной «Бреды»…
Найти салон, где были проданы все эти машины? Вряд ли это будет один салон, вряд ли можно установить, кто приобрёл машины, какая из них, где была приобретена, да и вряд ли они вообще были куплены в этой стране, не говоря уже о городе…
Что насчёт записной книжки: привезли, сгрузили, уехали… одни рабочие записи, не более того. Наивно полагать, что даже при самом детальном изучении я найду хоть один адрес мафиози…
Как это всё выглядит, тем и является по сути – всего лишь мусор…
И сигара. Подделывать дешёвые марки – дело обычное, но вот элитные табачные изделия копировать раньше не брались. По крайней мере, в страну этот суррогат не попадал…
Попадал другой…
Идея возникла в голове внезапно, словно выскочила откуда-то из-за угла. Схватив телефонную трубку, я по памяти набрал номер. Отщёлкав, барабанчик встал на место, послышались гудки…
Сильно сжимая от нетерпения трубку, я нервно нахмурил брови. Ждать приходится уже неприлично долго…
Наконец, на том конце ответил бодрый голос:
– Да, я слушаю.
– Филипп, это Клаус, – негромко представился я старому знакомому, – Есть дело.
– Ты звонишь с работы?
– Успокойся, телефон не прослушивают.
– Всё равно, лучше не называй имён… Что хотел, Клаус?
– Мне нужен тот парень, у которого ты достаёшь контрабандный табак.
– Ты его посадишь? – с сомнением спросил собеседник.
– Нет, если всё пройдёт удачно…
Какое-то время Филипп молчал, и можно было расслышать, как в его баре гремит музыка, а совсем рядом вопят пьяные посетители.
– Ложтстрабе, подвал дома номер тридцать шесть.
Повесил трубку, и поблагодарил я уже частые гудки…
Ну что ж, теперь у меня есть адрес. Взяв на всякий случай окурок поддельной сигары, я собрался и двинулся на выход.
Дети на улицах превращаются в зверей: троица сопливых уродцев у меня на глазах принялись приставать к бездомному. Тот отмахивался от ребятишек, кому-то даже поддал знатный подзатыльник, но малолетние хулиганы не желают оставлять нищего в покое.
Разбираться с ними у меня нет ни времени, ни желания. Уж что-что, а возиться с безмозглыми людскими отпрысками я ненавижу всем сердцем. Соваться к ним – это всё равно, что запустить руку в улей…
Плюс дела. Дом номер тридцать, тридцать два, тридцать четыре, тридцать шесть. Я на месте, если конечно Филипп, больше известный как Волчара, не надумал вдруг меня обманывать. Надеяться на благоразумие бармена, которого одно моё слово отделяет от грязной камеры в тюрьме, можно с должной уверенностью.
К несчастью, я не знаю имени…
Выйдя из машины, я попал под наскок суровой метели. Погода портится с катастрофической скоростью, грозя моим суставам жуткие боли не сегодня, так завтра.
Возле дома прогуливается старый оборванный мужик с плакатом, говорящим, что Небожитель будет целовать верных ему… Похоже на бредни Безликих. Стоит обратить на него внимание и посадить при случае.
Только обойдя дом дважды, я нашёл в густой тени неказистую перекошенную дверь в подвал. Удивительно, но она оказалась открытой, а ожидаемой рожи какого-нибудь вышибалы я не увидел. Подозрительная халатность для контрабандиста или кто он там есть…
Свет прорывается из-под двери далеко внизу. К сожалению, сама лестница теряется во мраке, да ещё и я позабыл взять фонарь. Пришлось спускаться на ощупь, широко раскинув руки и уперевшись ими в стены. Из-под пальцев посыпались струйки штукатурки – место совсем запущенное…
Несколько раз я был на волоске от падения, так как ступени здесь самой разной высоты и ширины – не сориентируешься. Глотая проклятия, я всё же спустился и даже сумел нащупать в темноте ручку второй двери.
Дёрнув на себя, обрушил на себя мощный поток яркого света. Подвал чертовски хорошо электрифицирован.
Понадобилось время, чтобы глаза свыклись…
И вот я уже в пещере торгаша. Пол устлан паркетом, стены и потолок покрашены в белый цвет. У дальней стены стоит прилавок, за которым притих местный хозяин – щуплое создание со здоровыми передними зубами. Изучающий взгляд из-под лохматых волос нацелен на меня. Руки торговца нервно дёргаются…
Незаметно для себя самого, я расстегнул верхнюю пуговицу плаща, чтобы легче было выхватить оружие… Невротик не внушает мне доверия…
Он заговорил первым:
– Что интересует?
– Сигары «Бреда», – ответил я, сделав пару шагов навстречу большезубому.
– Сколько нужно?
– Так у тебя есть?
– Разумеется, есть…
Он, очевидно, собирался сказать что-то ещё, но, увидев удостоверение в моих руках, резко заткнулся. Стоило мне убрать значок, как торговец с необычайной прытью нырнул под прилавок. Я выхватил из кобуры под мышкой пистолет и нацелился точно в то место, где исчез зубастик.
Через секунду он выпрямился с гладкоствольным ружьём, которое, однако, оказалось незаряженным, и принялся судорожно запихивать патроны в стволы.
– Полиция! Брось ружьё!
Торговец аж вздрогнул от неожиданности и выронил своё оружие. Высоко подняв руки, он отчего-то запыхтел и начал трястись. Нервная же мне попалась гнида.
– Выходи из-за прилавка! – рявкнул я на ублюдка.
Тот неторопливо выполз на середину зала и замер спиной ко мне. Нескладный, низкий и тощий, похож на несовершеннолетнего детдомовского сироту. Правда этот «сирота» торгует контрабандой…
– Кто меня сдал? – плаксиво спросил выродок.
– Неважно…
– Я завалю эту сволочь!
– Успокойся! Тебе в затылок нацелена моя пушка, тебя могут упечь в тюрьму пожизненно, так что никого ты, при всём своём желании, завалить не сможешь! Слушать будешь меня и отвечать будешь на мои вопросы!
Шаловливо дёргая пальцами, торговец некоторое время помялся, никак не реагируя, после чего кивнул. Надеюсь, отношения у нас с тобой наладятся…
– Хорошо, как тебя зовут?
– Ломкайло…
– Чего?
– Ломкайло! – злобно выкрикнул коротышка так, что изо рта брызнул целый фонтан слюны, – Так меня зовут! Что не так, бык?
Я, серьёзно, изо всех сил старался сдержать себя, но не сумел, поэтому от души приложил урода с глупым именем рукояткой пистолета. Сразу же вновь взял гада на мушку, пусть даже он и валяется беспомощный на полу и стонет…
– Будешь огрызаться – будет очень больно и неприятно, Ломкайло, – пригрозил я торгашу, скулящему и потирающему затылок, – А теперь главный вопрос: кто покупал у тебя последнее время большую партию сигар «Бреда»?
– Я не скажу! – прокряхтел зубастый, – Если я скажу, со мной такое сделают…
– Так кто-то покупал у тебя сигары?
– Пошёл ты, бык, в задницу!
Очередная ошибка, за которую я наградил Ломкайло сильным пинком в колено. Судя по кривляньям малыша, удар знатный – попал в самый нерв. На глазах торговца проступили слёзы, кричать он стал, словно его кипятком обливают!
Трудный собеседник: убить его хочется сильнее, чем общаться с ним.
– Кто покупал сигары? Он из Пятого Синдиката, верно?
– Я не буду говорить! Сажай меня, если хочешь, но я ничего не скажу!
– Посмотрим…
Не спуская с червя глаз, я зашёл за прилавок и подобрал выроненное ружьё. Зарядив оба ствола, возвращаюсь к контрабандисту…
Тот удивительным образ стих и принялся с ужасом глядеть на своё оружие. Оно подействовало гораздо эффективнее маленького и нестрашного пистолета.
– Ты… что ты творишь?
– Узнаешь!
– Ты собираешься грохнуть меня, бык? – сжался на полу Ломкайло, – Собираешься грохнуть? Так нельзя, быки не мочат людей… нет…
Я разрядил стволы в пол, дробь разнесла паркет далеко от торговца, но тот завизжал, как баба, решив, что мне вдруг понадобился его труп. Идиот! Всё, что мне нужно, – это два раскалённых дула…
Ими очень удобно тыкать в морду всякой швали и оставлять ожоги… Именно это я и сделал, придав крикам и визгам Ломкайло новые интонации.
– А-а-а-а! Ты совсем сдурел, бык? Чёрт, ты мне морду сжёг!
– Хочу отметить, что я здесь совсем один, – я принялся нарезать круги вокруг тщедушного лохматого зубастика, – Никто не знает, что я нахожусь здесь, никто не знает, что я тут с тобой делаю! Даже если я твои мозги равномерно по полу размажу, никто ничего не узнает, никто ничего не докажет, и ничего мне не будет, так что решай, Ломкайло…
– Я всё скажу, хренов псих!
Вот и славно…
Запах пороха рассеялся, но ему на замену пришёл гораздо более острый запах человеческой мочи… Ломкайло сильно испугался. Повторно прогулявшись за прилавок, я раздобыл ещё пару патронов и перезарядил ружьё.
– Его зовут Хельмут Штос, он купил у меня пять коробок в начале недели. Я видел его первый и единственный раз… Мой друг был в это время наверху, он проследил за ним, сказал, что Хельмут из Синдиката, сказал его адрес: Дауэнстрабе, семнадцать… Я понятия не имею, зачем он следил за ним, я его не просил… Если они узнают, мне крышка!
– Ну, это уже проблемы твои… На твоём месте, я бы бежал из города… или страны. При любом раскладе либо я надеру этому Хельмуту задницу, либо он мне, а победивший отправится за твоей… Удачи, Ломкайло…
По-моему, тот принялся плакать, когда я уже был на середине лестницы. Как и обещал, сажать его не стал, однако Филипп больше не сможет здесь закупаться контрабандой…
Возможно, я его, так сказать, предал. В быках нравственности никогда не было много.
Кинув конфискованное ружьё в багажник, я сел за руль и достал рацию, прилаженную в «Хорьхе» давным-давно, но почти никогда не используемую. Сейчас самое время:
– Лейтенант Зиммер, есть наводка: Дауэнстрабе, семнадцать, возможно, имеем дело с Синдикатом, требуется подкрепление. Как поняли?
– Вас поняли, лейтенант, высылаем подкрепление.
Вот и славно, а я пока съезжу и разведаю обстановку…
Ныне тот редкий случай, когда автомобиль завёлся с первого раза. Утопив газ в пол, я рванул по полученному адресу. Естественно, не забываю соблюдать все правила дорожного движения…
Улица Дауэнстрабе располагается на набережной. Речушка внизу ещё борется с морозами, отказываясь одеваться в лёд. Вокруг ни души – место оказалось довольно пустынным и, что примечательно, тёмным.
В ряд выстроились частные дома. Я проехал мимо шестнадцати одноэтажных зданий и остановился напротив того самого, семнадцатого, где должен жить Хельмут Штос. В том месте, где я припарковался, почему-то отсутствует ограждение перед водой.
Встав капотом к реке, я заглушил мотор и принялся наблюдать за домом в зеркало заднего вида. В окнах горит свет. Так и тянет пойти и взять уже этого ублюдка самому. Но вдруг он не один? С парой-тройкой синдикатовцев мне не справиться.
Опять же, нет уверенности в том, что там действительно находится член опаснейшей банды. Кто знает, Ломкайло мог обвести меня вокруг пальца…
А я ещё и вызвал сюда подкрепление… Можно так опростоволоситься, что…
Нервы подвели – я вышел из машины. Рядом стоит всего одна тачка, видимо, хозяина дома, так что будет не лишним запомнить её номер. На всякий случай…
Пистолет я спрятал в левом кармане плаща и крепко ухватился за рукоятку. Надо быть во всеоружии, если наш клиент вздумает вставать на дыбы.
Пять ступеней, и вот я уже звоню.
Открыли быстро. На пороге появился невысокий жилистый мужчина сильно в возрасте. Кожа кажется какой-то желтоватой, нездоровой. Человек абсолютно лысый, широкий лоб покрывают глубокие борозды старческих морщин. Кривой острый нос смотрит вниз, ноздри широко раскинулись в стороны. Вокруг мутных глаз собрались гармошкой десятки морщинок. Уши довольно маленькие, сухие губы все потрескались. Подбородок и впалые щёки покрыты заметной щетиной.
– Полиция, лейтенант Зиммер, – представился я, показав старичку значок, – Вы Хельмут Штос?
– Да, Вы по адресу, лейтенант, – хрипло ответил Хельмут, проглотив ком в горле, – Чем могу быть полезен?
– Поступило анонимное сообщение, что Вы устроили в доме наркопритон. Я здесь, чтобы проверить.
– Наркопритон? – нахмурился старикан, – Что за глупость? Никакого нарко…
– Вы позволите мне войти?
Видно, как Хельмут напрягся, вены на шее вздулись, в глазах появилась злоба. Те, кому нечего скрывать, не станут так себя вести.
– Входите.
Итак, я проник в дом, дверь позади захлопнулась. Что дальше? Вся эта история с наркопритоном никуда не годится… придумал на ходу какой-то бред! Однако же, это единственное, что позволило бы мне попасть в его жилище… Контрабанда – нет группы оперативников, соседи жалуются – откуда здесь лейтенант, соседа убили, нужно задать пару вопросов – я не знаю имени этого самого соседа…
Придётся импровизировать, танцевать на раскалённой сковородке.
– Вы в доме один, Хельмут? – спросил я, заглядывая в комнаты.
– Да, один.
– Купили?
– Что?
– Дом, этот дом Вы купили?
– Ах, дом, – сипло бросил лысый, – Да, купил…
Комнаты чистые, ухоженные, богато обставленные красивой мебелью, на стенах висят картины. Зацепок я так не найду, нужно разговорить его, заставить ляпнуть что-нибудь, что его выдаст…
– Та машина на улице Ваша? – ляпнул я очередную глупость.
– Да, моя.
– Давно совершали поездки?
– Каждый день езжу…
Кружа по дому и заглядывая в комнаты, шкафы и тумбочки, я обошёл почти каждый квадратный метр. Пытался заговаривать Хельмуту зубы, продолжать молоть чушь насчёт цветочных магазинов, бандитизма, сигар и даже одноглазых… Заходя в последнюю комнату, я осознал, что хозяин дома куда-то исчез.
Судя по звукам, он где-то в дальней части здания…
Тем лучше. Так у меня будет чуть больше свободы. Запрыгнув в комнату, я моментально бросился заглянуть под кровать, затем в шкаф, потом ещё за шкаф, но ничего интересного найти не смог…
И тут что-то! Выдвинув ящик стола, я обнаружил три пистолета и кучу коробок с патронам! Целый арсенал, любопытно, зачем столько стволов одинокому старичку?
Да этого Хельмута можно смело вязать. Жаль только, что я не захватил с собой наручники…
Уверенно двинувшись по квартире на звуки копошения хозяина, я громко крикнул:
– Хельмут Штос, Вы арестованы по подозрению в убийстве!
Неожиданно посреди коридора возник он и вкинул ещё один пистолет! Оружия в его доме оказалось ещё больше, чем я мог подумать! Бросившись вправо, я укрылся в чулане незадолго до того, как прогремели первые выстрелы!
Жутко громыхая, три свинцовые смерти пронеслись мимо меня. Каких-то сантиметров им не хватало, чтобы наверняка отправить меня в могилу. Достав оружие, я готов дать отпор.
Высунув руку из укрытия, я дважды не глядя выстрелил. Судя по ответным выстрелам, я безбожно промазал.
Уже шесть патронов. Знать бы, что у него за ствол, вместимость его магазина… Предположим, что он способен дать девять выстрелов, прежде чем его обойма опустеет. Надо просто вынудить его растратить свинец впустую…
Ещё раз повторив опыт со слепой стрельбой, я дважды пальнул в неприятеля, а он ответил одним очень метким выстрелом, разнёсшим часть дверного косяка в щепки.
Пойдём на маленькую хитрость: взяв в охапку ведро и пару швабр, я выбросил всё это в коридор. Хельмут рефлекторно выстрелил и потратил ещё одну драгоценную пулю на расправу со своим уборочным инвентарём…
Вот так, нервничай, гад, ведь у тебя осталось не так много патронов, в то время как я ещё половину обоймы не разменял. Ещё раз я швырнул в коридор какое-то ведро и вдруг резко высунулся из-за угла. Не готовый к такому манёвру противник прозевал мой выстрел, правда, довольно косой и также мазанул…
Я уже готов был брать козла, но оказалось, что он может выдать ещё один выстрел. Пуля просвистела совсем рядом с моим ухом – смерть, видимо, в этот момент с досады сплюнула…
Хельмут бросился наутёк. Для своего возраста он обладает завидной прытью. Угнаться за ним будет непросто. Скорее, к выходу!
Готовясь заходить на поворот, я совсем был не готов к атаке! Неприятель вовсе никуда не убегал, а просто спрятался за углом и выждал меня, чтобы в нужный момент выскочить и наброситься.
Его руки тут схватили мою, сжимающую пистолет. Направив дуло в потолок, он не дал мне пристрелить его. Бороться с ним бесполезно, так что я попытался достать его хуком с левой. Ловко увернувшись, старикан пнул меня в колено. Уже падая, я толкнул своё тело вперёд и полетел на неприятеля.
Упав, я подмял под себя Хельмута и быстро схватил его за горло, проводя удушение. Ему пришлось оторвать одну руку от моего пистолета, так что шансов вырвать его стало больше. Я налёг на противника всем весом, выдерживая его слабые удары коленями в живот.
Неожиданно он ловко вывернул мне правую кисть, отчего я обронил оружие. Одновременно с этим он поджал ноги, уперся ими мне в плечи и с силой сбросил меня. Шлёпнувшись на спину, я поспешил скорее встать, пока Хельмут не завладел моим пистолетом.
Распрямившись, я практически упёрся носом в дуло, из которого должен понестись шквал смерти. Нырнув вниз, я был оглушён первым выстрелом, но, кажется, остался жить. Бросившись вперёд, я обхватил противника вокруг пояса и попёр с ним вперёд. Над головой Хельмут истерично разряжает пистолет, пока на смену грохотам не пришли сухие щелчки.
И тут я припёр врага к двери. Оттолкнувшись назад, я разорвал дистанцию, перенёс вес тела назад и от души дал Хельмуту в живот прямой ногой. Сильный удар сломал петли двери, открывшейся не в ту сторону, и противник влетел в полутёмную комнату спиной вперёд.
Даже не знаю, как у такой старой развалюхи, как я, вышел такой приём…
Чуть не сбил дыхание…
Из лежачего положения Хельмут метнул мне в лицо бесполезный ствол – пришлось закрыть лицо руками. В это время он успел подняться и пойти в атаку: со всей силы бьёт, пытается метить в лицо, делает ложные выпады, но все его хитрости бесполезны против моих блоков.
Наконец он слишком нерасчётливо выбросил руку вперёд, и я сумел перехватить её за запястье. Ткнув в лицо кулаком, я добавил отменным ударом коленом под дых и швырнул согнувшегося противника на пол, резко развернув корпус.
Хельмут не растерялся и схватил швабру, моментально нанеся хитрый удар. Пришлось отступать, чтобы не угодило его длинным оружием. Тяжело дыша, неприятель начал подниматься, отгоняя меня косыми махами шваброй.
Оглядевшись вокруг, я схватил телефон со столика и швырнул аппарат в хозяина дома. Тот без труда увернулся и пошёл в атаку. Бьёт неловко, бесхитростно, но сила ударов так велика, что, попав под один такой, можно свалиться без сознания.
Пятясь, я двигаюсь по коридору в сторону выхода. Швабра Хельмута мелькает перед лицом. Судорожно соображаю, что же делать, как вдруг поскальзываюсь и падаю на колени. Враг навис надо мной и занёс оружие, чтобы одним ударом вырубить меня, но… цепляется им за люстру…
Неудача Хельмута придала мне сил, так что я легко поднялся на ноги и дал неприятелю в нижнюю челюсть. Схватив за грудки, замахнулся для повторного удара, но старикан бросил швабру и вцепился в меня жёсткими пальцами, попытался дотянуться до глаз.
Танцуя в клинче, мы с переменным успехом толкаем друг друга и впечатываем в стены, опрокидывали тумбочки и стулья, сбиваем со стен картины. Затем у Хельмута вышло сделать неплохой замах, и его кулак прилетел мне точно в щёку. Потеряв ориентацию, я отшатнулся от удара и налетел на какой-то стол.
Придя в себя, быстро обнаружил перед собой небольшой стул, ловко поддел его ногой и метнул в неприятеля. Тот неуклюже перевёл снаряд в сторону, чуть не упав, что позволило мне выиграть несколько секунд на восстановление. Прогнав из глаз последние звёздочки, я встал в стойку и приготовился встретить неприятеля.
Резко разогнавшись, тот прыгнул ногой вперёд, но я просто утёк в сторону, избежав удара. Развернувшись по приземлению, Хельмут рубанул кулаком воздух, так как я своевременно отступил назад. Ответным ударом я несильно задел скулу противника, но тут же нарвался на весомый хук справа.
Схватив меня за горло, старик начал давить изо всех сил, так что я непроизвольно попятился. Проскочив в дверь, преодолев коридор, мы влетели в комнату напротив. Заметив слева ручку двери, я успел схватить её и резко дёрнуть. Захлопывающаяся дверь мощно ударила Хельмута в лоб, и его адская хватка разжалась.
Я поспешил отковылять подальше от лысого, чтобы восстановить дыхание. Лёгкие горят, словно углей насыпали…
Хельмут, однако, передышку мне давать не собирается и тут же провёл серию из трёх ударов. Сжавшись черепахой, я закрылся от атак, лишив себя при этом возможности контратаковать. Враг кружит в шаге от меня, бьёт в плечи, стараясь достичь головы.
Выгадав удачный момент, я резко прыгнул на противника и вслепую махнул кулаками. Один из них не достиг своей цели, а второй вскользь заехал в скулу Хельмуту.
Но тут мне навстречу прилетел такой меткий и сильный удар, что в глазах моментально потемнело. Отшатнувшись назад, я тут же споткнулся обо что-то довольно высокое и брякнулся на спину. Ноги остались лежать выше головы на этом самом «чём-то». Похоже на диван…
Упираясь локтями, я попытался подняться, но тут на голову обрушилось что-то тяжёлое, после чего я вырубился.
Возможно, уже поздно, но скорее бы подъехало подкрепление…
Когда очухиваешься после такого, надо быть готовым к жутким головным болям, головокружению и полной дезориентации. Я сразу почувствовал, как вокруг холодно, однако в башке наоборот, горит…
Приподнять тяжеленные веки хоть на сантиметр стоило тех же усилий, что и пробежать милю… Чувствую себя слепцом: вижу какое-то размытое марево, мешанину серого, болотно-зелёного и бурого… Лицо болит от подбородка и до макушки – Хельмут знатно меня отделал… Странно, что ещё не убил…
Ногам очень холодно. Холодно и мокро…
Что за чёрт?
В сознание меня привёл глухой гул, в звучание которого ненавязчиво вплёлся сочный треск! Я мигом распахнул глаза…
Я в своей машине с пристёгнутыми наручниками к рулю руками. Автомобиль стоит чуть завалившись вперёд и вправо. Это всё из-за особенностей дна реки… Ублюдок Хельмут столкнул мою машину в реку!
Воды в салоне пока ещё мало – по щиколотку. Очевидно, очнулся я достаточно быстро. Мой дырявый «Хорьх» должен набирать губительные литры с катастрофической скоростью, становясь всё больше похожим на саркофаг.
Лобовое стекло пошло трещинами. Со стороны пассажирской двери через щель бьёт упругая струйка ледяной воды.
Время ещё есть, пока салон не заполнится на три четверти, мне всё равно не удастся открыть двери или выбраться через разбитое стекло… Займёмся наручниками.
Само собой, крепкие стальные браслеты и цепи мне не порвать. Ключи лежат в бардачке, но дотянуться до него не выйдет. Извернувшись, я хорошенько пнул крышку ногой. Когда она, отвалившись, ухнула в воду, я убедился, что никаких ключей там нет…
Глупо было и рассчитывать!
Вода продолжает прибывать… вот она уже холодит икры.
Можно попробовать просто оторвать чёртов руль. Машина так стара, что это не должно быть сложным. Сперва я ухватился за него обеими руками и с силой дёрнул на себя – не вышло. Попробовал поочерёдно толкать и дёргать, но не добился желаемого.
Толща воды продолжает давить – паутина трещин на лобовом стекле усложняется, забили тонкие струйки, одна из которых нацелилась на мою макушку. Вода уже достигает колен…
Я подключил к работе ноги. Сильно откинувшись назад, что аж сиденье жалобно затрещало, я прицелился и мощно пнул баранку. Бить неудобно, но так хоть какой-то эффект…
На третий удар руль заметно перекосился. Оторвать его уже не составило труда. Вот только с такой штукой да ещё и в наручниках я грести руками не смогу. Пусть глубина здесь не должна быть очень уж большой, но вполне возможно, что не выплыву.
В багажнике валялось ружьё Ломкайло! Надеюсь, Хельмут не додумался там ковыряться…
Сиденье скрипело не зря: дважды сильно на него навалившись, я отломил к чертям спинку. Так добраться будет проще.
Извиваясь ужом, мне удалось перебраться на заднее сиденье. Подгоняемый страхом, я в момент отмёл спинки сидений. Заглянул в багажник – ничего не видать, лишь слабый поток воды стекает навстречу…
Запустив в темноту, насколько возможно, руки, я принялся шарить в поисках чёртова ружья.
За спиной в очередной раз затрещало – стёкла готовы с минуты на минуту приказать долго жить. Сейчас вода как раз заполнила салон наполовину…
Наконец я нащупал приклад ружья! Вцепившись в него обеими руками, я в пару движений вытащил оружие.
Как только из него стрелять? Руки скованы наручниками, стволы слишком длинные… Надо зацепить за что-нибудь спусковые крючки… Рычаг переключения передач подойдёт, надо только сбить набалдашник.
Пластмассовая хрень разлетелась на куски после четвёртого удара прикладом. Я поскорее продел рычаг через спусковую скобу и крепко схватил стволы. Расположив напротив дул цепь наручников, я посильнее натянул её. Будем надеется, дробь перебьёт хотя бы одно звено…
Вода всё прибывает… у меня не так много времени…
Дёрнув ружьё вверх, я спустил курки, грянул мощный выстрел, грохот заполнил салон. Дробь пронзила корпус в нескольких местах – через отверстия хлынули новые струи. Но самое главное – цепь наручников перебита!
И тут лобовое стекло не выдержало! Мне на спину хлынул мощный поток воды!
Скорее выбираться отсюда, пока бледно-голубой «Хорьх» не стал моим гробом! Скинув плащ и добравшись до двери, я дёрнул ручку и навалился всем весом. Глотнув напоследок воздуха, я выбрался из затапливаемой машины навстречу мощному потоку ледяной воды.
Работая руками и ногами, я двинулся к поверхности. Никогда не слыл хорошим пловцом. В мои-то годы даже удивительно, каким это образом я умудряюсь всплывать, а не идти топором ко дну…
Подъём на поверхность занял у меня всего минуту, и вот я уже вдыхаю треклятый воздух Данкелбурга! Своими ледяными лезвиями он больно режет глотку… Я ещё живой… Хельмут меня недооценил, как и я его до этого…
Счёт: один-один…
– Эй, смотрите! Там человек в воде!
А вот и подкрепление.
Семнадцать лет назад Помела заметила мою рану на руке. Нож психа прошёл вскольз, сущая царапина, но моя любимая смотрела на порез так, словно мне отхватили половину предплечья. Начались крики, истерика…
Она сказала, что с неё хватит. Что больше не может жить с человеком, которого в любой момент может потерять, не может жить с этим страхом. Она боится остаться совсем одна… без мужа… без детей…
Любовь здесь не имеет значения, острота чувств здесь ни при чём. Всё дело именно в страхе. Ей хочется быть женщиной, а не психованным невротиком…
Сказала, что нам надо расстаться.
На следующий день мы развелись, а вечером она уже собирала вещи. Возможно, мне следовало что-то сказать, как-то остановить её, но я не мог произнести ни слова… Просто молчал и наблюдал, как она спешно собирается…
Было ли у меня право останавливать Помелу? Не думаю… Видя, как ей на самом деле тяжело со мной, я, наверное, даже хотел, чтобы она ушла. Пусть уж лучше она будет с кем-то другим, Пусть ей там будет лучше.
Она ходила по квартире с сигаретой в зубах – единственный случай, когда она курила в доме…
Я бы предложил ей помощь в сборах, но… это бы прозвучало так, словно я её прогоняю… А это не так.
Наконец, она собрала две большие сумки и готова была уходить. Она решила ехать в свой старый дом, доставшийся ей после смерти бабушки. Собиралась доехать на автобусе.
В дверях она замерла на пару секунд, обернулась… Взгляд из-за плеча, такой тоскливый и неуверенный… Из-за шляпки на лицо падает густая тень, так что не могу разглядеть её лица… В зубах сигарета, от которой вверх ползут кривляющиеся змейки дыма…
Затем она уходит, чтобы мы больше никогда не увиделись, никогда она мне не звонила, да и я не мог, так как не знал номера… Можно было попросить ребят на работе узнать, но мне не хотелось этого делать…
Спустя месяц у меня начались проблемы с сердцем…
Спустя два – с лёгкими…
Уже в участке я узнал, что ребятам не удалось взять Хельмута: он ушёл задолго до того, как прибыло подкрепление. Выходит, я только спугнул преступника…
Отогреваться толком не было времени, я успел только заскочить в горячий душ да переодеться. До меня донесли, что Виктор, мягко говоря, недоволен. Неважно, сейчас мне меньше всего интересно, как там поживает начальник.
Получив номер машины, ребята принялись искать информацию об этом Штосе, будь неладен его род вплоть до пра-правнуков…
К счастью, никто не стал у меня выпытывать, где я раздобыл адрес синдикатовца. Знают, что не всю информацию я получаю законным способом, и вникать в это дело не стоит.
В целом, всё очень плохо: одна ниточка в этом деле выскользнула у меня прямо из рук, лицо до сих болит, в конце концов, моя машина теперь лежит на дне реки и обрастает тиной…
Теперь-то это дело становится чем-то личным! Былого равнодушия по его поводу я не испытываю! Где-то в глубине души я понимаю, что сейчас не хочу отдавать его никому почти так же сильно, как и Ирвин.
Паренёк, кстати, ждал меня в кабинете. Что-то колдовал над картой города…
– А, Коперни, – устало поприветствовал я напарника, – Как успехи?
– Зиммер, рад что Вы уцелели…
– Да, да, конечно, – отмахнулся я, – Всего-то ноги промочил. Как успехи, спрашиваю?
Дождавшись, пока я усядусь в кресло и откашляюсь (похоже, простыл), Ирвин пододвинул карту Данкелбурга, испещрённую различными отметками:
– Здесь я отметил случаи оживления банд в городе за последние три дня, – указал на крестики напарник, – Их полно во всех районах, но на севере вообще твориться что-то ненормальное. Очень похоже на войну преступных группировок…
– Войну? То есть, ты считаешь, что случай убийства сторожа свалки и проникновение в дом Катарины – это всё связано с ней?
– Не совсем. Видите ли, беспокойно везде, кроме самого центра. В тех двух случаях участвовал Синдикат, но в саму войну он не ввязывается…
– Если это война…
– Кто-то хочет, чтобы это было войной, – почесал подбородок Ирвин.
Тут я, похоже, понял, к чему клонит напарник:
– Тот маскарад…
– Именно! Полиция также отметила случай чрезвычайно агрессивного поведения Красных Поясов на севере – они себя так не ведут. Всё сходится к тому, что происходящее – дело рук Пятого Синдиката. Используя маскировку, они, очевидно, собрались стравить все крупные банды.
Я ещё раз пересчитал крестики на карте: десятки случаев во всех районах Данкелбурга, кроме центра… Чёрт, как похоже на правду. Синдикат плетёт интриги…
Это, однако, не отвечает на вопрос, что им нужно от Катарины…
– Ну, и каков наш следующий шаг, Коперни? – спросил я, отложив карту в сторону.
– Если бы удалось схватить того синдикатовца, что чуть Вас не убил, то всё бы уже могло кончиться, а так… Есть зацепка, но очень слабая…
– Что это?
Порывшись в своих записях, усатый паренёк «поправил» галстук и только затем ответил:
– Во время стычки с Красными Поясами был убит один из бандитов. Его тело отправили в центральный морг. Сегодня с утра стало известно, что осматривающий его врач не вышел на работу. Связаться с ним не удаётся. Я получил адрес, так что можно съездить посмотреть…
– Да, Коперни, давай-ка съездим и посмотрим, – ответил я, уже отыскивая в шкафу запасные плащ и шляпу.
Ехать пришлось на служебной машине. Когда я по-настоящему осознал, что больше мне на своём «Хорьхе» не ездить, хотелось реветь от злости. Сейчас я, вроде, поутих, успокоился, но смириться мне будет действительно нелегко.
За руль сел Ирвин. Мне очень не нравится, как он водит: весь напряжён, в руль вцепился, словно в штурвал истребителя, едет дёргано. Неспокойный ты…
– Сколько ты водишь? – невзначай спросил я, когда надоело молча пялиться на мельтешащие дворники.
– Четыре месяца… а что?
– Слишком уж ты напряжён. Меня это смущает…
Следующие шесть кварталов мы проехали в тишине, нарушаемой лишь мерным гулом мотора. Совсем не тот звук, который я привык слышать. Мой «Хорьх» без конца чихал, кашлял и гремел. В нём была жизнь, в нём было желание за эту жизнь цепляться.
А у этого транспортного средства голос строгий, интеллигентный и глупый.
– Как думаете, мы раскроем это дело? – с детской наивностью спросил Ирвин.
– У дела слишком глубокие корни, чтобы мы справились с ним одним махом. Но скажу тебе так: у Синдиката десятки штабов в центре, и каждый занимается своими обязанностями. Если накроем тот, что отправил верзил по душу Катарины, это можно будет считать раскрытием дела…
– И Вы верите в это?
– Не думаю… – честно признался я, – Полиция так давно безуспешно борется с Синдикатом, что поверить в нашу победу трудно… Ты, конечно, отлично поработал, но это, возможно, будет бессмысленно.
Эти слова, отчего-то вызвали у напарника всего лишь усмешку…
– Что-то не так, Коперни?
– Нет, – коротко ответил он, – Просто это первый случай, когда Вы меня похвалили. Обычно лишь критикуете…
– Критикую я тебя лишь тогда, когда ты занимаешься ерундой. А вот сейчас ты взялся за дело, да ещё и мозги подключил. За такое можно и похвалить…
Очередной приступ кашля согнул меня пополам, так что я не смог видеть лица напарника. Думаю, он сейчас улыбается.
Улица Енголстрабе, дом номер шесть. Частный, огороженный, как и многие дома вокруг, высоким забором.
Мы выбрались из машины и сразу же направились к калитке. Попав во двор, я тут же обратил внимание на то, что дверь распахнута настежь.
– Видишь дверь? – шепнул я Коперни.
– Вижу. Это ведь нехорошо, да?
– Очень нехорошо. Я бы на твоём месте достал оружие…
Сам я уже вооружился. Мой пистолет в доме Хельмута нашли и вернули мне. На сей раз следует поосмотрительнее вести себя с преступниками. Если они здесь, конечно, появлялись…
Я пошёл первым, Ирвин, осматриваясь по сторонам, следом. Свет в некоторых комнатах горит, что только усугубляет самые мои худшие опасения…
Поднявшись на крыльцо, я заглянул внутрь дома – у лестницы кто-то сидит. Взяв неизвестного на мушку, я уверенно шагнул через порог.
– Полиция! Не с места! – рявкнул я на тёмный силуэт, однако тот никак не отреагировал.
Следом за мной в дом прошмыгнул Ирвин и тут же щёлкнул выключателем. Свет озарил жутковатую картину: к перилам лестницы привязан труп. Лицо окровавлено, покрыто синяками и порезами, а под рёбрами торчит нож, буквально вкрученный в тело несчастного…
Ирвину, судя по тяжёлым вздохам, стало дурно, мне тоже…
Только не терять самообладания!
– Коперни, обследуем дом. Ты бери первый этаж, а я поднимусь на второй.
Согласно кивнув, напарник двинулся вправо, а я, огибая труп, приступил к подъёму по лестнице. Наверху горит свет в одной из комнат – я держу светлый прямоугольник на мушке.
Ступени, чёрт возьми, высокие.
Оказавшись наверху, я внимательно окинул взглядом коридор, уходящий налево. В его полутьме, если включить фантазию, можно разглядеть немало бандитов, однако я насильно заставил взять себя в руки. Никого тут нет…
В комнате следы лёгкого погрома: на полу валяются ошмётки от гитары, от радиоприёмника, на измятой кровати валяются какие-то верёвки, на ковре крупные пятна крови…
Но никого…
Вернувшись в коридор, я прошёлся к остальным двум комнатам, проверил и их, но снова остался ни с чем. Второй этаж пуст…
Спускаясь, я увидел у трупа Коперни, задумчиво чешущего затылок. Заметив меня, он глухо выдал:
– На первом этаже чисто.
– На втором тоже. Правда в одной комнате явные следы борьбы. Похоже, доктор бился за жизнь… Как там его?
– Отто Хлай.
– Отто, значит, – в очередной раз скривился от вида несчастного, – Коперни, сходи-ка к машине, вызови экспертов…
Ирвин умчался молча. Да уж, когда видишь, чтобы так отделали простого патологоанатома, резко теряешь присутствие духа. Всё это время я сильно недооценивал Синдикат, считал, что они не такие звери… Сильно же я ошибался.
Нож вогнали под рёбра и провернули. Жуткая боль, не завидую Отто…
Что же ты такое узнал, что тебя решили быстро и жестоко убрать? Снова в этом виноват Гомер или на сей новые тайны? Чёрт… представляю, что и с Катариной могло случиться нечто подобное, будь она менее удачливой…
Надо понять, что здесь произошло… Отто, судя по всему, пытали перед тем, как убить. Следовательно, хотели вытянуть какую-то информацию… Насчёт своего покойного товарища? Хотели с помощью доктора достать тело из морга? Вполне возможно. А патологоанатом отказал…
Ладно, поищем зацепки… Собственно, труп, нож, следы борьбы наверху… этого мало. Тот же нож… похож на обычный кухонный, значит, его взяли прямо здесь, в доме Отто. Это повод проверить кухню…
Так, здесь, на первый взгляд, полный порядок. Всё на своих местах… На столе какая-то записка…
Листок бумаги лежит рядом с конвертом. Похоже, Отто не дали время закончить письмо. Развернув к себе записку, я прочитал:
Уважаемый Вальтер, рад сообщить Вам, что Вы приняты в клуб! Первая встреча намечена на ближайший вторник. Адрес: Арнвэстрабе, пятнадцать, квартира номер два.
– Зиммер? А, вот Вы где. Я вызвал оперативную группу, они должны быть здесь минут через двадцать…
– Отлично, Коперни, – кивнул я напарнику, – А я тут письмо нашёл…
– Писал Отто? – с интересом приблизился Ирвин.
– Скорее всего… Думаю, не успел закончить. Смотри-ка, тут говорится про какой-то клуб… Отто в нём должен быть президентом.
– При чём здесь это?
– Члены клуба могут что-то знать… С кем встречался их президент, с кем у него были конфликты…
– Но здесь же сказано, что встреча у них будет во вторник, – резонно возразил Ирвин, – Боюсь, сегодня там может никого не быть…
– Часто всякие там клубы заседают в квартире одного из членов, так что проверить в любом случае стоит. Пойдём.
Таранным ходом ледокола я направился к двери. Уже на крыльце меня догнал Ирвин и схватил за плечо:
– А здесь мы всё оставим без присмотра?
– Да. Не беспокойся, кто сюда сунется в такое время? Сколько сейчас, кстати? Мои часы промокли и сломались…
– Десять часов, – ответил Коперни, глянув на циферблат своих наручных часов.
Чёрт, да мы уже целый час работаем сверхурочно… Ну да ладно…
Улица Арнвэстрабе оказалась необычайно пустынной для центра города. Прохожих мы почти не встретили, пока искали нужный дом. Он, к слову, сразу бросился в глаза: трёхэтажное здание, третий этаж которого, похоже, перестраивают…
Тихо и глухо. Даже ветер заткнулся и снег перестал идти.
– На третьем этаже идёт генеральный ремонт, – отметил Ирвин, высоко задрав голову.
– Не обращай внимания.
Протрусив до двери, я успел внимательно осмотреть окружение. Самая заурядная улица, довольно пустая. Скорее всего, здесь живёт не так много людей.
Мы зашли в подъезд. Сверху слышатся пьяные крики строителей, празднующих завершение очередного рабочего дня. Алкоголики, мать их…
Вторая квартира, та, что мы ищем. Номерок отвалился от двери, но ему на замену намалевали нужную цифру чёрной краской. Некий тайный клуб Отто. Я постучал.
Выждав некоторое время, я постучал повторно, прикрикнув в довесок, что мы из полиции. Никто так и не подумал нам открывать.
– Похоже, внутри никого нет… – безрадостно резюмировал усатый напарник, поведя плечами.
– Похоже… – протянул я, – Выбьем дверь?
– Мне кажется, это уже перебор! Лучше вернёмся в квартиру Отто, а с этим разберёмся потом.
– Да, Коперни, что-то я переутомился…
Делать здесь больше нечего.
Выходя из подъезда, я обратил внимание на гул подъезжающей машины. Стоило мне поднять взгляд на источник шума, как я тут же схватил Ирвина в охапку и затащил обратно в здание.
– Вы чего, Зиммер?
– Видел машину, что подъехала к дому? – прошептал я на ухо напарнику, – Это машина Хельмута Штоса! Номера его, скрутить ещё не успел. Останавливается возле этого дома. Пойдём на второй этаж: там можно из окна осматривать улицу…
Ирвин слегка не поспевает за ходом моих мыслей и действий. Я стал сам на себя не похож. Стал ещё более неугомонным, чем даже мой напарник, целиком погрязший в этом грехе.
Осторожно подобравшись к окну, я глянул вниз. Вот она, машина Хельмута, стоит у подъезда. А вот и он сам сидит за рулём, не выходит…
– Видишь его? – спросил я у пристроившегося рядом Ирвина.
– Да, вижу… тот старикан? Это тот самый Штос?
– Именно. Что он здесь забыл?
– Тайная квартира? – выдвинул версию напарник.
– Возможно. Медлит… Его смущает полицейская машина…
– Странно, что он ещё не угнал отсюда.
– Есть идея, Коперни…
Усатый паренёк нехорошо глянул на меня, предполагая, что моя идея ему совсем не понравится. На самом деле, всё совсем безобидно…
– Ты сейчас выйдешь, сядешь в машину, тебя он никогда не видел, так что никак не должен отреагировать, затем отъедешь за угол и вызовешь подкрепление. Я тем временем останусь здесь и постараюсь проследить за ним.
– Хорошо, – легко согласился Ирвин, – Вот только обязательно ли нам нужно подкрепление?
– Чутьё мне подсказывает, что он приполз в свою нору… Синдикатовцев там должно быть полно.
– А если чутьё подводит?
– Заставим нашего друга эту самую нору показать…
– Удастся ли?
– Слишком много вопросов! – я уже начинаю терять терпение, – Иди уже, Коперни!
Слава богу, спорить молодой напарник не стал и направился вниз. Должно быть, сильно нервничает. Чего скрывать, у меня тоже сосёт под ложечкой. Противный запах неприятностей витает поблизости, щекоча волосы в носу.
Давно не принимал таблетки: обычно после них спокоен, как камень под солнышком.
Ирвин вышел из здания, дошёл до машины, в сторону Хельмута даже не глянул. Хорошо, нечего нервировать опасного преступника. Сел за руль, взревел рокот мотора, и служебная машина поехала прочь.
Твой ход, Штос.
Он продолжает выжидать. Явно не торопится. Осторожничает, не верит, чтобы полиция вот так просто уехала, обделив его вниманием. Лишь спустя десять минут после отъезда Ирвина Хельмут покинул салон и воровато огляделся по сторонам. Помявшись на месте, он неторопливо пошёл… вот только не в сторону подъезда, а куда-то в переулок…
Я бросился следом. Больших сил стоило держать себя в руках и не начать торопиться, как тупой желторотый юнец. Схватить эту мразь я ещё успею…
Не спугни дичь, старый дуралей.
Осторожно выглянув из-за двери подъезда, я убедился, что Хельмут уже исчез. Выскочив на улицу, я тихо прокрался вдоль стены и выглянул за угол в переулок. В его конце маячит спина моей цели.
Довольно неожиданно он обернулся, и я еле успел отпрянуть и спрятаться. Думаю, он меня не заметил. Рука, однако же, сама поползла за оружием. Сняв пистолет с предохранителя, я ещё раз заглянул в переулок – на сей раз чисто.
Двигаясь одновременно максимально быстро и максимально бесшумно, я добежал до угла и вновь оценил обстановку за поворотом, осторожно глянув из-за мусорного бака.
Хельмут стоит возле двери в подвал. Замерев на месте, он неторопливо оглядывается. Меня не замечает…
И вот он уже протягивает руку и вынимает из кладки кирпич. Нычка синдикатовцев… Похоже, взял из неё ключ! Стумма мне в тёщи, да мы с Ирвином действительно наткнулись на логово бандитов!
Открыв дверь, Хельмут прибрал ключ на место. Что он делает дальше, я не вижу, лишь расслышал три быстрых удара по металлу, затем два медленных, один глухой удар и отрывистый скрежет. Спустя какое-то время щёлкнул затвор, скрипнули петли, и лысый старикан спустился в подвал, закрыв за собой дверь…
Итак, ключ за кирпичом и условный сигнал, отбиваемый, очевидно, об металлическую дверь. Страх, конечно, массирует холодными пальцами мои плечи, однако следует сходить на разведку.
Подойдя к месту, где долгое время стоял Хельмут, я увидел самую простую деревянную дверь. Она, разумеется, оказалась запертой – самозащёлкивающийся замок. Поищем ключ… Синдикатовец достал кирпич справа от двери, где-то на уровне плеча… Не тот, не тот, а вот этот подозрительно шатается…
Извлечь его было очень просто, а за ним действительно лежит нужный ключик!
Открыв им деревянную дверь, я увидел за ней куда более солидную железную. На уровне глаз – задвижка, а на уровне живота – какое-то отверстие… Посмотрим…
Запустив туда палец, я понял, что за ней следует какая-то труба, очень грязная труба… Палец весь чёрный. Судя по запаху… пороховой налёт. Да это же ствол дробовика. Интересная система защиты. Если увидишь на пороге незваного гостя, можно застрелить его даже не открывая двери.
Как только заставить часовых открыть дверь? Даже пригрозив им пушкой через смотровую щель, ничего не добьёшься. Попробовать сделать всё силой. Выбить такую махину вряд ли удастся… Что тогда?
Остаётся одно: просто выманить синдикатовцев.
Что-то нынче рано: вдалеке послышались сирены. Кавалерия за спиной развязывает руки.
Поковырявшись вокруг, я раздобыл совершенно замечательное зубило и не менее замечательный молоток – криворукий строители сверху выронили, не иначе. Диаметр зубила идеально совпал с диаметром ствола дробовика. Вставив наконечник инструмента в дуло, я прицелился, ударил и вогнал молотком металлический клин ровно до середины. Ещё пара ударов – и вот я уже плотно вогнал того в ствол.
Часовые, должно быть, порядком удивились этому шуму. Пора уже пойти на контакт. В точности воспроизведя шумовой сигнал Хельмута, я стал ждать реакции бандитов.
В открывшейся щели я увидел пару удивлённых глаз.
– Добрый вечер! – криво улыбнулся я синдикатовцу.
Тот последовал инструкции и выстрелил – с забитым дулом дробовик разнесло на куски, часть из которых должны были глубоко вонзиться в тело часового. Он свалился, как подкошенный, и принялся вопить от боли.
Следя за происходящим внутри, я нацелился на еле заметную лестницу напротив двери. Когда появилась голова первого синдикатовца, я без раздумий выстрелил и пробил ему череп.
Теперь пора отступать. Пусть сами решают, отсиживаться им взаперти или выходить и попытаться отбиться. Боя можно избежать только сдавшись…
Выбегая из переулка, я заметил подъезжающую машину Ирвина. Устал ждать и решил составить компанию. Понимаю.
– Где Хельмут? – выдал он, выскакивая из автомобиля.
– В подвале этого дома. Там у них гнездо, которое я уже успел разворошить. Подкрепление скоро будет?
– Вот они, в конце улицы.
– Хорошо. Включи-ка пока сирену…
Погрузившись по пояс внутрь салона, Ирвин щёлкнул выключателем, и машина засияла, как новогодняя ёлка. Уши заполнили заунывные трели. Вся округа должна проснуться.
– Мы их так не распугаем?
– Нет, тем более, что бежать им некуда, – я надвинул шляпу на лоб, – Там тупик, а единственный выход мы с тобой перекрыли.
Подкрепление уже в сотне метров…
Со стороны переулка донеслись выстрелы. Мы с Ирвином быстро нырнули под защиту автомобиля. Мой напарник выхватил пистолет и дал пару выстрелов вслепую. Синдикатовцы, вопреки моим ожиданиям, отсиживаться не стали и пошли в атаку.
Занятно было бы отстреливаться от них вдвоём…
Я выглянул из-за капота, выбрал себе цель – молодой паренёк в свитере с большой буквой Н на груди. Я пустил в него три пули: первая пролетела безнадёжно далеко, вторая вмазалась в голень неприятелю, а третья зацепила тому бок и опрокинула на землю. Сразу же пришлось укрываться от ответной пальбы.
Рядом затормозила машина, из неё мигом выскочили четыре сотрудника, и стволы с нашей стороны зазвучали мощной канонадой.
Противника быстро посекли пулями и наши бойцы двинулись в наступление. Меня подхлестнул какой-то задор, и захотелось броситься с молодыми парнями на врага, но дыхание быстро сбилось. Пришлось остановиться и дать профессионалам доделать начатое.
Для штаба Пятого Синдиката всё уже кончено.
Потери со стороны полиции отсутствуют. Пара раненных, но не более того – ребята сработали чётко. Со стороны Синдиката девятнадцать трупов и четверо арестованных. Среди них и Хельмут Штос. Закованный в наручники и порядком избитый, он дожидается свидания со мной в комнате для допросов.
Злой взгляд то упирается в пустую столешницу, то косится на двух конвоиров со звериной ненавистью. Были бы клыки, загрыз обоих в момент.
Когда я вошёл, он, видимо, несколько удивился тому факту, что я выжил. Виду, правда, не подал…
Усевшись напротив, я довольно улыбнулся, чисто чтобы позлить козла. Эффект возымело: старикан ещё сильнее нахмурился. Показалось даже, что у него синяки стали ярче от гнева.
Пора приступать:
– Итак, Хельмут, это ведь вы убили Джека Скоттберри, сторожа свалки на западе Данкелбурга?
– Да.
Чудно, а я-то ожидал, что мразь будет молчать и упрямиться…
– Зачем вы это сделали?
– Искали кое-кого… – прохрипел Хельмут, – А его убрали как свидетеля…
– Искали ни Гомера ли? Мастера по проведению допросов и пыток?
– Вы неплохо осведомлены, офицер, – недобро ухмыльнулся мой собеседник.
– И в квартиру Катарины Зандарт проникли, потому что шли по его следу?
Хельмут задумчиво нахмурился и поджал губы. Повёл головой так, словно бы не поверил своим ушам. Странная реакция…
– О чём Вы? – искренне недоумевал синдикатовец.
– Во вторник Гомер заезжал к девушке, – чётко проговорил я, – Вы хотели найти через Катарину?
– Понятия не имею, о чём Вы, офицер. Мы даже не знали, что одноглазый там заявлялся. К девушке у нас было дело другого толка…
– Какого?
– Загляните в туалет закрытого завода «Хентиаменти Корпорэйшн»…
Я записал координаты и тут же отправил их с одним из конвоиров. С этим нужно поскорее разобраться…
– Хорошо, Хельмут, – тяжело вздохнул я, – А что насчёт Отто Хлая?
– Кто это ещё такой?
– Патологоанатом, который обследовал вашего погибшего товарища… прикидывавшегося Красным Поясом.
– Патологоанатом? – бандит облизал сухие губы, – Он тут при чём? Если Вы думаете, что докторишка нам сдался только из-за того, что ковыряется в нашем бывшем товарище, то Вы ошибаетесь… Мы о том покойном пареньке даже не вспомнили…
– Кто же тогда убил доктора?
– А его убили? Сочувствую…
Не похоже, чтобы он мне врал. Даже странно от матёрого уголовника слышать ответы на все вопросы, не прилагая к этому больших усилий. Именно это меня и настораживает:
– Откуда такая откровенность, Хельмут?
– А какой мне смысл молчать? – сипло произнёс он в ответ, – Чтобы меня тут завалили на пол и начали избивать ногами? Я старый человек, и мне меньше всего хочется, чтобы меня избивали ногами… А эта правда никакой роли уже не сыграет…
Последняя фраза мне не понравилась. Хельмут словно бы признался, что чего-то недоговорил.
А что именно? О чём его ещё спрашивать?
В тишине я покинул комнату.
Уже час ночи, когда я вернулся в кабинет. Не успел я закрыть за собой дверь, как ко мне влетел Людвиг:
– Зиммер, готов отчёт из дома Отто.
– И что там? – без особого интереса осведомился я.
– Повсюду следы и отпечатки пальцев трёх… людей. Одни принадлежат самому хозяину дома, вторые – девушке, судя по всему, а третьи – дриджу…
– Дриджу? Вроде как, их в банды не принимают.
– Да, не принимают. Это значит, что убийцы не имеют никакого отношения к преступным группировкам.
Любопытная новость. За день я так устал, что буквально свалился мешком на кресло.
– Значит, – потёр я ноющую шею, – Это дело меня не касается.
– Да, именно так. Странно, что через труп Отто ты вообще вышел на штаб Синдиката.
– Это было случайностью…
– Да, случайностью, – глухо произнёс Людвиг, – Ладно, отдыхай Клаус.
Уже в дверях он остановился и спросил, не оборачиваясь:
– Как там Ирвин?
– Пуля попала в руку. Походит какое-то время в гипсе. Ничего страшного.
Удовлетворённо кивнув, очкарик, наконец-то оставил меня одного.
Открыв форточку, я закурил. Сумасшедший день… Раскрытое дело, которое принесло вопросов больше, чем ответов… «Хентиаменти Корпорэйшн», убийство Отто какой-то девкой и дриджем и визит синдикатовцев к Катарине… Куча случаев, которые глупо было бы связывать одной историей…
Или?
Чёртов кашель! Всё жду, когда из-за очередного приступа выплюну лёгкие, похожие на почерневшие головешки!
Во рту привкус крови…
С уважением, Клаус.
Воскресенье, 00:01
Заработался сегодня: уже полночь, а я только-только отвёз последнего клиента. Волею случая меня закинуло в центр… До дома довольно далеко, так что придётся потратить ещё не меньше часа, чтобы оказаться, наконец, в постели.
Устал, как собака.
Хорошо ещё, что удалось заработать солидную сумму – семья будет довольна. Когда приходится не жить, а выживать, волей неволей будешь вкалывать, как проклятый. Цепляешься за каждого клиента, терпишь их, убеждаясь в том, что все эти пассажиры – сущие дьяволы…
Двоих сегодня, вернее уже вчера, хотелось завести в тёмный пустой переулок и жестоко избить, сломать ноги и плюнуть сверху на голову.
Для таксиста важно даже не уметь хорошо водить, а иметь нечеловеческое терпение.
Проезжая по одной улице, я увидел небывалое скопление полицейских машин и карет скорой помощи. Яркие цвета мигалок больно режут по глазам, вызывая, отчего-то, суеверный страх перед законом. Почему-то он затрагивает даже честных и законопослушных граждан.
Большое количество трупов в чёрных мешках сложили прямо на обочине нескладным рядом. Больше десятка погибших. Быки уже который раз за неделю оставляют после себя гору трупов. В Данкелбурге творится неладное.
С первых дней здесь я понял, что город крайне опасен и беспокоен, однако такого количества стычек бандитов с полицией на моей памяти ещё не бывало.
Порыться в газетах, так, наверно, можно вообще с ума сойти от количества смертей в этой дыре.
Надо было оставаться дома. Пусть там совсем нет работы, пусть там голод и разруха, но зато нет такого количества преступников. Здесь же достаточно полчаса погулять по улицам, чтобы наткнуться за каких-нибудь головорезов.
Ошибкой было останавливаться здесь – купились на дешёвое жильё. Теперь даже не знаем, как быть дальше. Как растить здесь детей, как ставить на ноги… Кому молиться, чтобы их не втянуло во всю эту грязь, что затопила каждый квадратный метр Данкелбурга.
Человечество создало отличный ад, пугающий своей реальностью. Власть закона здесь ничего не значит – здесь правят убийцы, воры, насильники, психопаты и нечто чёрное и страшное… Кто-то болтает о каких-то фантомах, Мрачных Псах, Стумме… До поры до времени я считал это глупым городским фольклором, пока самолично не столкнулся с какой-то мразью, сверкающей красными глазами из темноты. Возможно, только быстрые колёса спасли меня…
Город словно бы проклят. Грехи людей породили в Данкелбурге какую-то дикую силу, которая теперь слепо карает и виновных, и невинных… Хочется верить, что так и есть. Хочется верить, что причина Зла в этом месте в самих людях… это было бы справедливо…
Здесь воняет страхом и безысходностью. Веры в завтрашний день нет, как нет и веры в день сегодняшний… Ничто не станет лучше, когда чёртово солнце вновь поднимется высоко в небо и озарит лучами этот проклятый некрополь.
У себя дома я ещё верил, что когда-нибудь будет счастье и мне, и моей семье. Но не здесь. Здесь так хочется просто не сдохнуть, что о такой вещи, как счастье, даже не вспоминаешь.
Снег в Данкелбурге падает не белый, а какой-то грязный, серый…
Почему так? Я порой спрашиваю себя, порой бывает, что даже вслух. Ответа нет… Почему же так мрачно? Почему, если вокруг всё те же люди, всё те же дома… Плевать даже на Небожителя и всех его ублюдочных отпрысков! Везде хватает чертовщины, но почему именно это место хочется сравнивать с преисподней?
Местные, должно быть, таким вопросом не задаются: привыкли. Видимо, только приезжие, не готовые к черноте этого отхожего места, ощущают, как же здесь паршиво.
За все четыре года, что я живу в Данкелбурге, ни одного дня я не чувствовал себя спокойно.
Первое время всё было совсем плохо: соседи-тираны, всюду наркоманы и ещё эти хиппи. Один раз вцепился в меня такой босяк и начал тыкать в лицо иголкой. Еле управился с гадом. Только потом узнал, что они через иглу людей заражают своими болезнями, вылечиться от которых не всегда возможно. Согнулся бы от какой заразы – стал бы не кормильцем в семье, а обузой…
С работой всё тоже было непросто. Получить лицензию на занятие частным извозом было проще простого, а вот бороться с конкурентами… До поры до времени пришлось выслушивать их угрозы, менять проколотые колёса и разбитые фары, а потом… потом случилось то, чего я до сих пор стыжусь. Считаю, что поступил правильно, но глубоко в душе стыжусь.
Есть у вольных таксистов некий союз, заправляют которым два брата Кристиан и Гюнтер Нойеры. По сути они никто, только вот авторитет откуда-то взялся. Вступив к ним в союз, можно избежать всех неприятностей, однако пришлось бы половину выручки отдавать. Для меня терять половину заработка было непозволительной роскошью, поэтому я решил разобраться силой.
Неделю потратил на то, чтобы найти квартиру братьев: они, оказывается, проживают на окраине, на северо-востоке. Дождавшись ночи, проник к ним через окно. Бесшумно всё провернуть не удалось, но спросонья Кристиан с Гюнтером не смогли оказать мне сопротивления. Сломал обоим по ноге монтировкой…
Собрался ломать руки, но тут увидел их детей… Не знаю, где чьи были, но на меня пялились со слезами три карапуза, донельзя похожие на Нойеров.
Я поспешил убраться.
Следующие несколько недель ждал жестокой мести, но братья, судя по всему, струхнули и решили меня больше не трогать. Может, я так даже помог другому вольному шофёру.
Вот так и выходит, что ради своего благополучия приходится ломать выродкам ноги на глазах у их детей…
Ладно, три с половиной года прошло, даже больше: сейчас уже бессмысленно вспоминать и корить себя. В конце концов, я просто хотел спокойно работать. Может, не всё так безысходно, если, оказывается, бороться с беспределом возможно…
Сворачиваю с клятой улицы, где полиция в очередной раз устроила резню. Еду домой.
Халупа нам досталась та ещё: воду отключают регулярно раз в неделю, штукатурка всё время сыпется на голову, стены разве что на кирпичи не разваливаются. Мебель, разумеется, старая и грязная, местами поломанная. Тараканов мы, кое-как, повывели, от мышей поставили пару мышеловок – за месяц их улов может составлять до десятка грызунов.
Единственное, что нам по карману. Увезти бы семью куда-нибудь в центр, где тепло, уютно и комфортно… Всё бы сделал, чтобы моя жена и дети жили в хорошей квартире. Деньги пытаюсь откладывать, но как-то медленно заветная копилка наполняется. Жена помогает: подрабатывает у соседей мытьём полов, стиркой, продаёт вязаные платки собственного изготовления…
Даст бог, наступит день, когда мы выкарабкаемся из этого кошмара…
Впереди я заприметил человека, разговаривающего по телефону. Молотя кулаком по таксофону, он что-то гневно орёт в трубку. От ярости его буквально колотит.
Глянув в мою сторону, он на секунду замер, что-то брякнул собеседнику на том конце провода, бросил трубку и ринулся к дороге, выставив руку. Подбежав к какому-то большому ящику, он усиленно замахал кистью, требуя, чтобы я остановился.
Полночь, я устал просто неимоверно, а тут ещё этот… Нет, приятель, я еду домой и ты меня не заставишь вкалывать на износ… С другой стороны, лишние деньги никогда не бывают лишними… За всякий заработок неплохо бы цепляться…
Правая нога решила за меня, нажав на тормоз. Автомобиль остановился точно напротив голосующего. Всё вышло чисто механически; будь моя воля, проехал бы мимо.
А так пришлось открывать окно и беседовать с полуночным клиентом.
Парень мне сразу не понравился: худой, лысый, черты лица тонкие, лукавые, прищур воришки, под носом неопрятные усы. Ещё какая-то глупая шапка, висящая на затылке.
Появилось желание дать скорее по газам и не связываться с этим усачом.
Но вот он уже подскочил к машине:
– Отвезёшь до Кернбристрабе?
Кернбристрабе. Мне практически по пути, стоит сделать совсем небольшой крюк. Времени потеряю немного.
– Сколько? – спросил я для дела.
– Плачу сотню, – брякнул лысый и огляделся по сторонам.
Неплохие деньги, если подумать. Выгодный клиент. Остановка явно ненапрасная…
– Идёт.
– Отлично. Не поможешь с ящиком? – указал на свой груз парень, – Одному мне с такой бандурой не управиться.
Поклажа большая и, должно быть, очень тяжёлая. Я вышел из машины и подошёл к ящику. Хорошо ещё, что у него есть ручки. Взявшись вместе, мы оторвали груз от земли.
– Мать мою! – дура оказалась просто неподъёмной, – Что там у тебя.
– Гвозди.
– Гвозди? – выдохнул я, – Зачем тебе гвозди?
– Ремонт…
– Ясно. И как же ты оказался здесь с целым ящиком гвоздей?
– Должны были доставить до места, – прокряхтел клиент, поднимая ящик на высоту багажника, – Но перепутали адрес и бросили здесь… Пришлось забирать и довозить своими силами.
Пристроив тяжеленный груз, я захлопнул багажник и размял затёкшие пальцы. Лысый парень сразу же вновь стал для меня крайне неприятным…
– Это Вы на них так орали по телефону?
– А? – не расслышал усатый, – Да, на них… Я им говорю, что это их ошибка, а они отвечают, что исправлять её будут, только если я дополнительно заплачу…
– Больше сотни требуют?
– Что?
– Ну, мне Вы за подвоз платите сотню, – я указал чудаку на пассажирское место, – Значит, они требуют больше…
– Нет, просто… – как-то нервно улыбнулся лысый, – Не захотелось мне больше связываться с этими олухами. Уж лучше на такси…
Какая-то глупость… Впрочем, мне плевать на его историю. Случается всякое, даже такое. Стоит довезти клиента до места, как я напрочь забуду о нём и о его неприятностях, связанных с доставкой целого ящика гвоздей…
Когда он уселся, я включил первую передачу и собрался трогаться…
Неожиданно что-то твёрдое упёрлось мне в висок. Что-то совсем небольшое, но пугающее. Из колеи выбивает та сила, с которой лысый тыкает мне этой штукой в голову.
Я осторожно и медленно выпрямился и скосил глаза вправо. Увидел лишь то, как ко мне тянется правая рука полуночного пассажира. И ещё его лицо, яростное, напряжённое и нервное…
– Резких движений не делай, таксист! – негромко прошипел он, – У меня тут револьвер с полным барабаном! Даже не задумаюсь – разряжу весь в башку, если будешь ерепениться!
– Я дёргаться не буду, успокойся…
– А если и будешь, то у меня тут ещё кое-что, – лысый продемонстрировал левую руку, сжимающую рукоятку какого-то пульта с короткой антенной, – Это детонатор! А в багажнике не гвозди, а двадцать пять килограммов динамита! Стоит мне отпустить рукоятку, как в радиусе десяти метров всё разнесёт в пыль!
– Я тебя понял, – постарался я успокоить нервного парня.
– Отлично! Это очень хорошо, что ты меня понял! Что будет, если ты дёрнешься?
– Ты выстрелишь…
– А что будет, если не смогу выстрелить?!
– Взорвёшь меня вместе с машиной…
– Да, ты сообразительный! А теперь поехали-ка отсюда, пока тут не заявились быки!
– Мне не нужны неприятности, – я постарался говорить так, чтобы голос не дрожал, – Могу просто отдать машину…
Ошибка! Парень сильно разозлился и с силой ткнул в меня дулом револьвера!
– Ты, что, тупой? Не нужна мне машина без тебя! Я не умею водить! Так что сиди спокойно и веди туда, куда буду говорить!
С немым отчаянием я отвёл глаза. Как всё обернулось. Я на мушке у преступника, везущего куда-то четверть центнера динамита.
Мой «Феникс» начал понемногу набирать скорость. Я выбрал крайний правый ряд и постарался ехать помедленнее. Когда тебе в висок упирается холодное дуло револьвера, сложно просто держать руль, не говоря уже о том, чтобы гнать и контролировать при этом автомобиль.
Ещё и нервный пассажир… Тут сам Небожитель не поймёт, чего от него ожидать. Быть может, разнесёт мне череп просто оттого, что я плохо вписался в поворот…
Больше всего мне не хочется умирать… Оставлять свою семью одну…
А есть ли шанс выжить? Существует ли шанс того, что меня не застрелят сразу после выполнения моих обязанностей? Гарантий мне никто не давал… А спросить страшно… психанёт ещё этот хренов лысик!
Попробовать убежать? Не выйдет: если у подрывника хватит духу взорвать себя, то у меня не будет ни малейшего шанса убежать на безопасное расстояние…
Моя башка уже в гильотине, но она ещё нужна палачу. Плывя по течению, я могу оказаться и в водовороте, и в безопасной бухте. Правда, вероятность, что в последней – куда меньше.
Сердце колотится так, что накачивает в голову катастрофическое количество крови. В виска стучит. Ладони потеют, словно на улице нестерпимый солнцепёк, а не первый зимний мороз. Полуматериализовавшийся ужас сидит на заднем сидении, лукаво скаля кривые клыки.
Главное не начинать истерику, держать себя в руках. Моя жизнь на данный момент зависит только от меня самого. Пока моё поведение устраивает лысого террориста, я буду жить…
Быть может, попробовать завладеть его оружием? Это изменит наши роли? Нет, полный бред! Когда у этого ублюдка детонатор в руках, какое вообще значение имеет ничтожная пушка?!
Я свернул на перекрёстке, отчего лысый просто-таки взорвался потоком ругани:
– Идиот чёртов! Гнилые твои мозги, куда ты едешь?
– На Кернбристрабе, как ты и просил…
– Не нужно мне это Кернбристрабе! Я просто ляпнул первое, что пришло в голову! Ты это понимаешь?
– Понимаю… – руки непроизвольно сжали крепче руль, словно от него может зависеть моя жизнь.
– Вот и славно!
Редкостный кретин… Наорал тут на меня и заткнулся… Парень не в себе…
– Так куда мне ехать? – тупо спросил я, скосив глаза в сторону психа.
– Отсюда! – закричал лысый, – Катайся по центру, избегай полиции! Ясно?
– Ясно.
Ещё один бессмысленный обмен репликами. Чего же он хочет? Ему неважно, куда ехать, надо просто ехать… Может, наркоман? Сейчас наркоманов полно, дури хватает им всем…
В первые годы жительства в Данкелбурге я много раз натыкался на померших от передозировки. Бледные худые люди, высушенные и измождённые, они довели себя до ужасного состояния. Всегда у них открыты рты и глаза, руки и ноги заломлены в нелепых позах.
И здесь растут мои дети…
Мне самому какие-то типы не раз предлагали купить наркотики. Они подскакивают внезапно, практически суют тебе в руки дозу и сами тянутся к твоему кошельку. Приставучие мрази, отделаться от них очень непросто.
И их очень много по всему городу. На юге так и вовсе можно натолкнуться на торгаша на каждом углу. Почему-то полиция ничего с этой отлаженной системой поделать не может…
Мой пассажир, если честно, на наркомана не похож. По крайней мере, в запущенной стадии… Колется, наверняка, время от времени, но не более того. Тогда что же за недуг сожрал его мозг? Парень неадекватен и очень опасен…
В это время мы проехали мимо городского музея. Какие-то вандалы придумали себе развлечение: кидают в окна всякий мусор из баков неподалёку. Стекло разлетается на куски, звенящие до тех пор, пока их не притянет к земле. Луч фонаря вырвался из осаждаемого здания и распугал выродков…
Террорист отвернулся посмотреть на группу хулиганов, оставив меня без внимания… Сейчас можно рискнуть и попробовать заломать его… Если быстро отвести в сторону револьвер и схватить его за левую руку, не позволив тем самым разжать пальцы…
Шанс есть…
Но у меня не хватило духу…
Я поспешил отвести взгляд. Не хватает только провоцировать своего пленителя. Глупостей он и без меня насовершает порядочно…
Кто он только такой? Простой псих, взявшийся неизвестно откуда? У простых психов вряд ли найдётся двадцать пять килограммов динамита… Если только он не врёт… А вдруг в ящике всего лишь гвозди, как он и сказал изначально? Решил таким нелепым обманом доехать бесплатно? Хрень полная! Хватило бы и пушки…
Думаю, парень не врёт – у меня в багажнике действительно лежит взрывчатка. В любом случае, проверить это можно только одним способом, и я к нему прибегать не собираюсь.
Тогда откуда? Стоить такое количество должно баснословную сумму – у простого нарика или психопата таких денег просто не может быть…
Значит, как-то он связан с организованной преступностью. Но тогда почему он один, почему для своих целей ему приходится брать меня в заложники и пользоваться моей машиной? Где его подельники? Где транспорт?
И что у него за цели? Кататься по городу и прятаться от полиции? Понятное дело, мне он не сказал места, куда ему нужно добраться. Вот только почему? Рано или поздно всё же придётся назвать адрес…
Скорее всего, ему просто поручили смотреть за взрывчаткой, пока не подъедут товарищи, но тут вмешалась та самая полиция, которую так боится лысый, и нужно было срочно сматываться. Я просто попался под руку.
Выждав какое-то время, очевидно, придётся вернуться на то место, где я подобрал чокнутого. А уж что дальше будет со мной…
Пока нужно просто держаться за баранку и ехать себе прямо. По возможности, делать это следует спокойно…
Я проколесил уже больше двух часов, нарезая круги по центральному району. Улицы в это время суток почти опустели, редкие автомобили ползают вокруг меня, обгоняют, подрезают и сигналят сзади, когда я, задумавшись, совсем теряю скорость.
Всё это время террорист молчал. Я тоже вёл себя тихо, боялся открыть рот.
Через какое-то время я свернул на пустынную улицу, залитую светом частых фонарей. Кинув взгляд на панель, обратил внимание, что запас бензина подходит к концу…
Следует оповестить об этом моего пассажира:
– Бензин скоро кончится… – негромко пробормотал я.
– И? – равнодушно кинул лысый.
– Надо заправиться…
– Так езжай и заправляйся! В чём дело?
– Тебе придётся на время меня отпустить…
– Да, я это понимаю! Ты думаешь, я тупой? Нет, я вовсе не тупой!
– Я это не имел в виду, – глухо оправдался я и чуть прибавил скорости.
Готов поклясться, что расслышал скрип зубов. Со временем этот тип не успокаивается. Я и то привык к дулу револьвера, щекочущему правое ухо.
– Твою мать, таксист, Что ты там имел в виду? – взревел истерик, сильно топая ногой.
Не удивлюсь, если сейчас он не сдержится и разнесёт нас обоих! Сердцебиение участилось…
– Я имел в виду, что мне придётся покинуть машину и оставить тебя одного… И ничего такого предпринимать я не собираюсь… Просто заправлюсь…
– Это верно! Просто заправишься! Какие трудности?
– Никаких…
– Так езжай себе молча и ищи хренову заправку!
Разговор окончен. С этим ублюдком, похоже, лучше вообще держать рот на замке. С другой стороны, я лишь хотел прояснить один щекотливый момент…
Любопытный такой момент…
Круглосуточную заправочную станцию я нашёл спустя час езды. Небольшая площадка, всего две колонки. Позади кассы стоят старые тягачи, покрытые ржавчиной, словно сединой. Древние развалюхи, которые не утащили лишь по той причине, что они много весят.
Неподалёку стоит громадный ящик с песком, возле которого пристроился крупный лохматый пёс, какие обитают у каждой заправки. Старик мирно спит, глядя свои собачьи сны…
Я сбавил скорость и начал выруливать к колонке.
– Встань у той, что ближе к кассе, – кивнул мне в нужную сторону лысый.
Выполнив всё, как он требует, я остановил машину и заглушил двигатель. Губы пассажира тут же оказались возле моего уха:
– Если я почувствую, что ты болтаешь лишнее, если увижу, что ты подаёшь какие-то сигналы, не задумаюсь – взорву тут всё к какой-то матери!
– Я понял.
– Очень надеюсь на твоё благоразумие, таксист!
Оставив гада в салоне, я вышел на мороз. Тот несильно щипет уши и кончики пальцев. Пахнет бензином, запах настойчиво лезет в ноздри, не оставляя места для свежего ночного воздуха.
Я двинулся в сторону кассы. В какой-то момент меня просто опьянило чувство мнимой свободы. Сейчас можно отойти как можно дальше, а потом броситься бежать, бежать изо всех сил. Если реакция подведёт лысого, у меня может выйти убраться достаточно далеко от взрыва…
Хотя нет, это не сработает: преступник может просто выстрелить из окна мне в спину и взять в заложники уже кассира на заправке, если тот умеет водить. Попробовать просто убежать – это не выход.
Что тогда? Попробовать прошептать кассиру, что я в заложниках у психопата со взрывчаткой? Лысый может заметить… Написать на купюре? Это совсем никуда не годится…
Голова капризничает, отказывается соображать…
Что мне мешает предпринять хоть что-нибудь? Я в данный момент свободен, на меня не целится револьвер… Неужели ничего не сделать даже сейчас? Думай, думай…
Пока пытался откопать в недрах своей головы мало-мальски приемлемую идею, я незаметно для самого себя подошёл к окошку кассы. Из него уставился сонный кассир с кудрявыми волосами и толстыми очками на носу. Совсем ещё молодой паренёк…
Последняя решимость улетучилась: чем-чем, а жизнью мальчика мне рисковать не хочется…
– Сколько Вам? – довольно громко крикнул пацан.
– Тридцать литров… – ответил я и полез в кошелёк.
– С Вас пятьдесят, сэр. Что-то Вы запозднились…
– Деньги очень нужны, вот и работаю по ночам.
Я протянул кассиру мятую купюру и поспешил уйти прочь.
– Счастливого пути, – донеслось сзади.
Возвращаясь к автомобилю, я увидел внимательный взгляд подрывника. Он опустил стекло, чтобы слышать весь наш разговор с парнем. Хмурые глаза неотрывно следят за каждым моим движением, и когда я плёлся к такси, и когда открывал крышку бака, и когда заливал бензин.
Закончив заправлять машину, я немедленно прыгнул на водительское сиденье. Меня с распростёртыми объятиями встретил старый знакомый – револьвер. Холодное дуло упёрлось в висок с такой силой, словно ненормальный захотел вдруг пронзить мне череп.
Очередной приступ психоза, не иначе…
– Ты не стал болтать, – по интонации дребезжащего голоса сложно понять, спрашивает бандит или утверждает.
– Я ни слова не сказал про…
– Вот и не говори ни слова! Не зли меня, таксист! Не зли меня!
Повторять старых ошибок и отвечать на его слова я не стал. Хватит с меня уже нервно трясущихся рук и бешено колотящегося сердца после всех предыдущих истерик этого невротика…
Стоя на лезвии бритвы очень легко упасть. Порой лучше просто замереть и ничего не делать…
– Заводи мотор! – брякнул усач и ослабил давление своим оружием.
Руки отчего-то стали совсем непослушными, какими-то ватными, так что управиться с автомобилем и уехать с заправочной станции я сумел только спустя минуту суетливых манипуляций.
Снова нас ждут круги по ночному Данкелбургу.
Как много всего зависит от мелочей: не остановись я, где не следовало, не нажми на педаль тормоза, ничего бы не было. Этого гада взяла бы полиция, динамит отвезли за город и уничтожили…
Всё было бы славно.
Но всё вышло довольно скверно…
Почему-то именно со мной. Почему-то удача мне ни разу не улыбнулась за всё время, что я провёл в этом городе. Теперь вот где я очутился: сижу за рулём своего «Феникса», нарезаю круги по городу, справа сидит лысый хрен с револьвером и тычет им мне в голову, а в багажнике хренова взрывчатка…
Я не знаю, что дальше будет, не знаю, чего ждать от этого психа с детонатором, к чему вообще приведут все эти покатушки. Могу только строить нелепые догадки, одна из которых вдруг окажется верной.
Одно только в моей голове не укладывается, и так случилось, что что-то дёрнуло меня озвучить свои сомнения:
– А зачем мы ездим?
Лысый словно бы заснул, так как очень уж растерянно зашлёпал глазами и состроил кривую рожу:
– Что значит «зачем»? Мы ездим, потому что я так сказал! Ясно? Когда будет нужно, я дам новые указания!
– Я в том смысле, что можно просто остановится и подождать на месте, не тратить бензин…
– Тебе что, бензин дороже жизни, умник? – закипел неадекватный бандит.
– Я устал, я нервничаю, меня уже руки и ноги не слушаются! – сам того не желая, я начал кричать на своего «клиента», – Я могу на ровном месте взять и врезаться в какой-нибудь столб! Я за рулём целый день, а ты заставляешь меня без толку колесить по городу! Какой в этом смысл, если можно просто припарковаться и переждать?
– Ты что несёшь? Считаешь, что я тут несу горячку?
– Да! Ты несёшь горячку! У тебя нервы шалят, словно это я тебе угрожаю стволом! Вот ты и…
– Слушай, заткнись!..
– …творишь всякую хрень! Успокойся, пораскинь мозгами и скажи уже, что тебе от меня нужно!
Пыхтя, как раскалённый чайник на плите, подонок выкатил шальные глаза, мелко подрагивающие, и со всей силой упёр мне в ухо дуло револьвера. Секунды тянутся за секундами…
Чувствую, что сейчас болтливость выйдет мне боком…
– Тормози!
Безвольно повинуясь воплю лысого психа, я завернул в подворотню и остановил машину. Оружие в руках бандита затряслось.
И тут он отвернулся в сторону и несколько раз ударил рукояткой револьвера о панель. Выплёскивая нервное напряжение, он мерзко завопил и принялся истерично дрыгать конечностями.
Мне стало не просто страшно, а прямо-таки жутко…
Кажется, что эта мразь может просто взять и вцепиться в меня зубами. Это уже какой-то первобытный страх перед диким зверем.
– Так, ты, не надо мне указывать, что делать! Понял? Башка у тебя одна!
– Слушай, мне неприятности не нужны. У меня семья, я очень хочу вернуться к ней… Я сделаю всё, что ты скажешь, только скажи сразу всё. Я не могу просто так болтаться по городу и ждать чего бы то ни было…
– Ладно, хорошо, – с сарказмом ответил подрывник, – Раз ты так хочешь, то пожалуйста: к двенадцати часам мы должны быть на мосту Ферлома, что над улицей Бродвэстрабе. Теперь ты доволен?
– Доволен, доволен, – примирительно поднял я руки, – Раз уж нужно туда к двенадцати, то совершенно нет смысла куда-то ехать…
– Меня ищут быки! До тебя это ещё не дошло, тупица?
– На быков можно нарваться в любом месте…
Лысый сильно призадумался, в его глазах замелькали искорки здравого смысла. Нутром он понимает, что я, безусловно, прав, но длящаяся бог знамо сколько истерика не позволяет ему обратиться к мозгу…
Справа от меня сидит голый нерв… с пушкой и динамитом.
Не самое приятное соседство, скажу я вам.
Наконец он решил:
– Ладно, таксист, будь по-твоему. Останемся здесь и будем ждать…
– Вот и славно, – удовлетворённо кивнул я и отпустил руль.
– Надеюсь, тебе не следует напоминать, что случится, если будешь ёрничать?
– Ты выстрелишь…
– Именно…
На том и порешили. Я получил немного времени для отдыха. Заснуть, конечно, не выйдет, но я, по крайней мере, могу дать отдых рукам и ногам. Интересно, как сильно вымотался за день этот тип? Перспектива увидеть, как он проваливается в сон, и пальцы его левой руки непроизвольно разжимаются, совершенно не радует.
Хотя, если усатый террорист заснёт, у меня будет шанс вырвать оружие и детонатор.
Но это всё в теории. Взведённый до такой степени человек, как правило, бодрствует долго и спать совершенно не хочет. Вот и думай теперь: к худу это или к добру.
Сейчас он хотя бы немного успокоился… Это к лучшему: мои шансы выжить несколько возросли. Когда человек адекватно реагирует на твои действия, это всяко лучше полностью непредсказуемого собеседника. И уж тем более непредсказуемого пленителя…
Двенадцать часов. Полдень. В воображаемые песочные часы моей жизни словно подсыпали пару добрых горстей песка. До полдня моей жизни ничто не угрожает, я надеюсь. А затем придётся кидать кости и надеяться, что выпадут шестёрки…
Мало что сравнится с ужасом перед неизвестным… Страх, что меня разорвёт на мелкие клочки взрывом присутствует, но он бессильно меркнет по сравнению с неопределённостью того, прогремит этот взрыв или нет…
Если вдуматься, мне придётся везти автомобиль на мост, а с моста, как правило, тяжело уйти.
С мостов обычно сбрасывают…
Вопросы вертятся, как мотыльки вокруг лампочки. Как и ночных бабочек, тех очень сложно отогнать от источника, манящего к себе.
Прошло ещё пару часов. Пару часов неподвижного сидения на месте, в темноте подворотни. Мы молчали, каждый предоставлен своим мыслям, остался с ними один на один. Не знаю, как этого лысого, но меня они накрыли мощной лавиной. С каждой секундой масса всё больше… в конце концов ты просто теряешься.
Невыносимо. Невыносимо ничего не делать, маяться от усталости, трястись от страха и грызть самого себя от безысходности. И всё это одновременно…
Честно признаться, я бы уже давно сдался, если бы мне не было смысла ради какого-то цепляться за жизнь. Что ждёт семью без меня?
Какое-то время моя жена будет пытаться вытянуть на себе детей, будет делать всё возможное, чтобы не скатиться за черту бедности. Я верю, что какое-то время надежда будет.
Потом деньги резко кончатся. Она не сможет достаточно зарабатывать, чтобы хватало на квартиру, пищу себе и детям, одежду, всё необходимое. Наверное, ей придётся продавать вещи, продавать мебель, игрушки детей. Быть может, даже найдёт работёнку для наших малышей…
В итоге её выселят из квартиры за непомерные долги. Каковы шансы у моей семьи выжить на улицах? Сомневаюсь, что они достаточно высоки. Голод быстро лишит их сил, начнутся болезни… А потом и смерть…
Всё может кончиться ещё быстрее, если на них наткнётся какой-нибудь урод.
Без меня им не выжить. Ни за что не стоит забывать этого. Отдать руку, пожертвовать машину, но выжить любой ценой. Ни за что не забывать…
Случаются чудеса. Возможно, меня отпустят… возможно даже, что с автомобилем.
Дьявол на вертеле! Гадаю, как старая бабка на картах, когда нужно думать, нужно соображать! Просто заставить серую жижу в черепе плодотворно бултыхаться!
В полдень нужно доставить взрывчатку на мост Ферлома. Это в центре, поэтому-то мне и поручено колесить вокруг да около.
Подумай над другим: зачем доставлять взрывчатку на мост? Останавливаться на мосту запрещено, так что передать её кому бы то ни было не выйдет – обратят внимание…
Логичный вариант всего один: взрыв будет именно на мосту. Двадцать пять килограммов – чертовски много, но даже этого может не хватить, чтобы обрушить пролёт. Скорее всего, взрывать будут кого-то… чей-то автомобиль…
Кто ездит по расписаниям? Откуда вообще этот лысый знает, что некий субъект окажется на мосту в двенадцать? Сложно с такой уверенностью предполагать… Да и мост этот, насколько мне известно, совсем непримечательный, расположен вдалеке от крупных путей. Разве что протягивается над широкой и оживлённой Бродвэстрабе, но, как я уже сказал, обрушить мост не выйдет…
Не о том я думаю, кого или что там собираются взорвать. Вопрос ведь в том, что будет со мной… Если заехать и бабахнуть, моя судьба очевидна… А вдруг перед этим меня ссадят или заберут взрывчатку из багажника и отпустят на все четыре стороны?
Глупая версия, но верить хочется именно в неё, отвергая все прочие.
Раньше я тоже ввязывался в неприятности, раньше мне тоже попадались сумасшедшие клиенты. Один раз ко мне подсел какой-то чудак и начал угрожать отвёрткой. Хотел забрать деньги, заработанные за день. Тогда, правда, всё было просто: стоило злоумышленнику отвернуться, как я перехватил его оружие. Какое-то время мы боролись, пока мне не удалось взять верх. Я просто изловчился и одним хорошим ударом ноги вытолкнул гада и машины, после чего быстро уехал.
Жене, разумеется, ничего говорить не стал. Она, как и дети, многого не знает о том дерьме, что творится со мной практически ежедневно. Каждый день находится пара кретинов, которые до такой степени выводят меня, что я с кулаками ссаживаю их на полпути. Попадаются и такие, которые с полным безразличием устраиваются на заднем сидении и молча сидят там. Им совершенно безразлично, куда ехать – предлагать варианты приходится самому…
Порой их даже тянет поболтать по душам. Сразу понимаешь, что это за люди: потерявшие работу, потерявшие близких, вторую половину, потерявшие дом. Всё это люди отчаявшиеся. Глупости… отчаяние – крайняя черта, переступать через неё опасно…
Всё преодолимо, считаю я. Даже моя ситуация преодолима.
Разумеется, преодолеть все беды и даже не вспотеть не выйдет. Каждая ситуация требует жертв, какие-то ситуацию требуют немалых. Порой, возможно сохранить самое главное: жизнь и свободу; только отдав всё остальное…
Бывает, что какие-то ситуации не оставляют тебе выбора… Это не так. Просто выбор порой бывает однозначным, но варианты всегда есть. Вот, например, я: мог согласиться выполнять условия этого психа и попытаться выжить, что и выбрал… но мог ведь и попытаться противостоять ему, ответить силой… не факт, что у подонка хватило бы духа взорвать нас, не факт, что он говорил правду насчёт динамита…
Выбор у меня, на самом деле был. Он и сейчас есть.
Отчаялся ли я? Нет, ещё нет. Я ещё готов побороться, готов на решительные действия. Пока не готов рисковать, так как не знаю, что за ситуация сложится через час, через два, через пять…
Чем-то придётся пожертвовать – это, практически, непреложно. Боюсь, что сегодня я останусь без машины… Допустим. Возможно, буду сильно ранен… На это я готов: всё, что угодно, лишь бы не погибнуть…
Становилось совсем холодно – машина окончательно остыла, мороз пробрался в салон и принялся кусаться из темноты. Следует включить печку…
– Заодно проедься немного, – приказал террорист, когда я завёл мотор.
Пришлось подчиниться. Выехав из подворотни, я свернул на маленькую узкую улочку и двинулся по ней на восток. Сейчас уже шесть часов утра, скоро граждане пойдут на работу. Хотя, сегодня же воскресенье…
По воскресеньям работают лишь такие же трудяги, как я.
Хм, а уже примерно через сутки взойдёт солнце. Неделя Долгой Ночи подходит к концу. Наконец-то лучи дневного светила пронзят треклятый мрак этого города, сделав его немного радостнее. Круглосуточная темнота исчезнет, исчезнет её непереносимый гнёт.
Дьявол разберёт почему, но в Данкелбурге вся эта тьма кажется в сотни раз ужаснее и тяжелее, чем в любом другом месте, в котором я успел побывать. У себя на родине я не придавал Неделе большого значения: просто нелепая пародия на полярную ночь. Прождёшь семь дней, и можешь вновь наслаждаться восходящим и заходящим солнцем.
Остались какие-то сутки. Интересно, увижу ли я этот момент…
Что ж, посмотрим.
Пока я проезжаю по мостам, огибаю высокие здания офисов, банков и просто жилых домов, пролетаю мимо памятников, стою на светофорах, обгоняю машины… Бесцельно кружу, как пчёлка в ожидании того, что цветок вот-вот раскроется, и я смогу насладиться нектаром. Нектаром, правда, наслаждаться буду не я, а трутень справа…
Данкелбург кажется пустым в такое время, кажется заброшенным или вымершим. То тут, то там попадаются автомобили, круглосуточные заведения, случайные прохожие и горящий свет в окнах, напоминающие, что я всё ещё в огромном, переполненном людьми мегаполисе.
Славный Данкелбург. Помню, подсел ко мне старик и рассказывал, что здесь творилось во время войны. Сперва его две недели бомбили, пузатые авиационные бомбы сыпались, как градины. Громадные здания дробило в крошку, в земле образовывались воронки глубиной в несколько метров… Всё рушилось, обращалось в руины, чтобы навсегда уйти из истории.
Война – это отличный ластик, чтобы стереть какой-то фрагмент искусства, культуры, цивилизации…
После бомбёжки пришёл враг. Люди перестали говорить в этом городе, за них заговорили орудия и пулемёты. Каждый день стороны растрачивали такое количество патронов и снарядов, которыми можно было бы убить всех людей на земле…
Мёртвых было столько, что вороны и крысы могли пировать годами. Лечить раненых не успевали, хоронить убитых не успевали…
Голод пришёл на тридцатый день боёв. Болезни – на сороковой. Эти два червя косили солдат и мирное населения ничуть не хуже вражеских пуль. Чтобы не допускать эпидемии, мёртвых приходилось сжигать, чтобы потом долго вдыхать ужасный запах.
В конце концов, город пал. От него остались лишь тысячи кривых пеньков полуразрушенных зданий. В последствии его отстроили, Данкелбург воскрес, восстал, словно феникс из пепла. Вся страна, весь мир восстал, словно пламенная птица. В память об этой метафоре появилась даже такая автомобильная марка «Феникс»…
Помню, слушал эти рассказы потому, что в моём родном городе всё было то же самое. Я тогда был ещё совсем ребёнком, но отлично помню все те ужасы, забыть о которых теперь невозможно.
И вот ради чего была эта война: ради целого выводка преступников, ради того, чтобы дети не уважали родителей, люди не уважали закон, ублюдки грабили старушек, выродки швыряли камни в окна…
Ради этого погибло столько людей.
Как это ни печально осознавать.
– Останови здесь, – устало указал мне на парковку справа.
Тихий район, вокруг невысокие жилые дома, неподалёку виден маленький магазин запчастей, сейчас ещё закрытый. По тротуарам не торопясь плетутся редкие пешеходы. Не слышно ни звука…
Я откинулся на спинку, весь измотанный. Просто закрыл глаза и постарался расслабиться. Но мне помешал бандит, начавший громко бормотать:
– На кой чёрт я на это соглашался? Обещали крупное дело… Чем всё обернулось! Конечно… они сказали, что Альфред меня уговорит… И он уговорил! – террорист выместил ярость на моём такси, сильно вдарив рукояткой револьвера по панели.
От злобы у него глаза полезли из орбит, а голос превратился в писк. Такое ощущение, что взрослый мужчина сейчас расплачется.
– Хорошее дело, по моему профилю! Чтоб вас всех! Это поможет всем нам! А где, спрашивается все вы? Где? Таксист, ты знаешь, где они все теперь? Вот сейчас, когда запахло жареным, где они все?
– Я не знаю…
– А вот я тебе отвечу, таксист: они все убиты, их всех постреляла полиция! Всех до одного, словно детей!
Сразу же перед глазами встала картина, как быки раскладывают на обочине почти два десятка мешков с телами… А буквально за поворотом я наткнулся на этого психа… Его товарищей перебили? Он, что, остался один?
Не совсем, я думаю. Кому-то же он звонил тогда через таксофон…
Я притих и сжался на своём месте. Сейчас лучше не трогать пассажира, а то можно и нарваться…
Тот всё продолжает сокрушаться:
– Босс будет рад, если ты возьмёшься… Конечно, он будет рад! Конечно, грёбаный Ротвейлер будет рад! Это всё его план, он знал, как расставить свои пешки!.. Что ему я? Что ему Гарольд? Он любого бросит в мясорубку, лишь бы подмять под свою задницу побольше! Скотт, Альфред, Карл… где теперь все? И где этот Ротвейлер?
Ещё пару раз проверив на прочность панель моего «Феникса», лысый парень неожиданно резко утих и откинулся на спинку.
Ближайшие полчаса я слышал только своё сходящее с ума сердце и тяжёлое дыхание «пассажира». Тот даже позабыл целиться в меня из пушки.
Внезапно прямо в ухо ударил непривычно спокойный и тоскливый голос:
– Эй, таксист, как тебя зовут?
– Йохан… – механически ответил я, – Йохан Стетович.
– А я – Чед Лефевр… Вот и познакомились, таксист… то есть, Йохан, я хотел сказать…
Предчувствуя недоброе, я молча кивнул и отвернулся. Ума не приложу, чего этот тип вздумал спрашивать моё имя… Стало скучно, или нервы совсем не в порядке. Кто знает…
– Ты же ведь неместный, Йохан? – Чеда неудержимо тянет на разговоры.
– Да, так и есть…
– И откуда ты?
– С востока, – тихо ответил я, боясь обернуться и взглянуть в глаза этому психу, – Ближнее зарубежье…
– Ну да, ну да… Приехал искать работу?
– Да, работу… искать…
На какое-то время Чед заткнулся. Всего на минуту. Не выдержал гнёта тишины:
– И стал таксистом?
– Да, машина у меня была своя, лицензию получил быстро, купил шашечки. В общем-то, всё, готово дело, – поддавшись расслабленному тону собеседника, я тоже не выдержал и разболтался.
– И что, нравится работать?
– Не очень… Но хоть деньги могу зарабатывать. Без высшего-то образования, мне получше не устроиться…
– Да, – менторским тоном начал Чед, – В Данкелбурге всегда с работой были проблемы. Когда ещё и завод «Хентиаменти Корпорэйшн» закрылся, то совсем беда стала. Все, кому не нашлось рабочего места, пошли в проститутки, сутенёры, наркоторговцы и преступники… Мне тоже пришлось… А я ведь бригадиром был…
– Сочувствую…
– Сомневаюсь, Йохан… Сомневаюсь, что ты мне сочувствуешь. Скорее ты меня ненавидишь… ненавидишь за то, что я пошёл в банду, стал работать со взрывчаткой, а теперь сижу и угрожаю тебе большим-большим взрывом. Не так ли?
Сложная ситуация… С одной стороны, признавшись, я могу его разозлить, с другой, я его тоже разозлю, если буду врать… Как ответить?
– Можно и так сказать…
– Вот видишь, Йохан! Ты ни разу не был в моей шкуре, так что думаешь, что быть преступником – это плохо. Ты не любишь преступников. Ты не хочешь иметь с ними дела. Ведь так?
– Да, так, – утвердительно кивнул я и непреднамеренно взглянул в глаза Чеду.
Тот спокоен. Зря я опасался, что парень не в себе. Сейчас он расслабился, в кои-то веки…
– Ну, что я могу тебе сказать… – всплеснул лысый руками, – Мы нарушаем закон не для того, чтобы таким людям, как ты, было плохо. Этим занимаются психопаты, маньяки и изверги. Мы лишь хотим, чтобы с нами всё было в порядке, а дома у нас было что сожрать на обед и ужин… Но добиваться этого приходится так…
– Всегда есть выбор…
– Давай-ка без этой древней заплесневелой ерунды про выбор, – с отвращением отмахнулся Чед, – Да, был выбор… Но я, как и всякий человек, захотел денег побольше да побыстрее. У меня просто было больше, чем у прочих, решимости преступить ради этого закон. А потом отступать и бороться со вчерашними товарищами не захотелось. Только и всего…
– Ты просто оправдываешь себя, – нахмурил я кустистые брови.
– Я? Оправдываю? Нет, оправдывают себя те, кому стыдно, кто сожалеет о том, что поступил именно так… а мне не стыдно. Да, я – преступник, и зарабатываю деньги нечестным трудом. И что? Кто сейчас полностью честен?
– Ладно, допустим, ты не считаешь, что поступал неправильно. Но ты же делал плохо другим. Не станешь ведь этого отрицать?
– А кто сейчас делает хорошо другим? – ехидно спросил Чед.
– Ну, строители, что строят дома другим, пожарные, что спасают людей из огня…
– Ты, что развозишь людей по городу… А вот скажи мне, Йохан, ты остановился сегодня, чтобы довести меня? Ты увидел непонятного мужика и загорелся желанием подвезти его? Или ты захотел схапать с меня денег?
Понимая, что упёрся в разговоре в бетонную стену человеческого упрямства, я просто отвернулся в сторону и смолчал. Все прочие слова – без толку…
Чед, впрочем, не унялся:
– Вот видишь, Йохан, нет никаких добрых людей. Есть только те, кто хочет денег и не против того, чтобы ради них немножко потрудиться… А труд этот либо одобряется обществом, либо нет, как в моём случае… И только-то…
– С тобой невозможно разговаривать! – кинул я, немного повысив тон.
– Потому что я не разделяю твою точку зрения? – выкрикнул в ответ террорист, после чего надолго замолчал, наблюдая за ленивыми прохожими, раскидывающими ногами снег. Заговорил он только спустя минут десять, – Ладно, не будем больше об этом.
– А тебе так хочется поговорить, Чед? – поинтересовался я, уронив руки на колени.
– Да, Йохан. Нервы, как ты сам видишь, ни к чёрту, в тишине сидеть мне не нравится, так что лучше немного поболтать. Как думаешь?
– Ну, так время пролетит быстрее…
– Время… – задумчиво брякнул мой «клиент», – Время, чтоб оно вообще не шло… Сейчас сколько?
– Семь почти.
– Ещё пять часов… Что за машина?
– Не понял…
– Я про марку спрашиваю.
– А, марка… «Феникс».
– «Феникс»? – отчего-то оживился Чед, – Уж не «I-марк»?
– Именно он, – равнодушно брякнул я в ответ.
Словно извиняясь за то насилие, что он применил к авто, лысый бандит принялся заботливо ласкать панель такси с глупой улыбкой на лице. Снова вспомнился непредсказуемый характер Чеда…
Револьвер он, кстати, давно спрятал в кармане. Сигнал к действию? Не думаю… пока я не готов рисковать… Пусть даже второй возможности не представится, сейчас я не собираюсь ничего предпринимать…
– Их выпустили не больше двух тысяч моделей, – довольно оглядел салон Чед, – У тебя тут настоящая диковинка.
– Обычный автомобиль…
– Ну, может и так, но я бы на твоём месте поднял цены…
– То есть, после того, как ты взорвёшь динамит, машина уцелеет?
Бандит застыл, вглядываясь в собственное отражение в зеркале заднего вида, которое он только-только повернул в свою сторону. Неторопливо вернув ему прежнее положение, он ещё раз оглядел салон, но теперь уже как-то тоскливо, и ответил:
– Об этом я уже успел позабыть…
Снова в воздухе повисла пауза.
– Чед? – серьёзно обратился я к подрывнику.
– Да, Йохан.
– Что ты собираешься делать?
Заметно поникнув, тот вновь взялся за револьвер, зачем-то внимательно осмотрел его, после чего опустил на колени. Очевидно, подумал, имеет ли смысл выкладывать все карты на стол перед незнакомым пленником. Наконец он тяжело выдохнул через нос:
– Это долгая история…
– Пять часов ещё сидеть без дела.
– Да, – несколько раздосадовано брякнул Чед, – В этом ты прав…
– Так что? – ещё немного надавил я.
В конце концов, бандит сдался:
– Ладно, слушай. Всё равно это уже не имеет большого значения.
План пришёл сверху, от Ротвейлера. Его поручили не моему штабу, но я сразу же был введён в курс дела: глава операции, Альфред, связался со мной и сказал, что без моего участия не обойтись. Нужен мастер по работе со взрывчаткой – я лучший в банде. Так две с половиной недели назад я оказался ввязан в дело.
Все работали над планом: обдумывали детали, прикидывали варианты, думали, где достать то или это… Сложнее всего было с самим динамитом: достать такое количество можно было только у одного человека в городе – торговки оружием, которую все называют Королева Винтовок. Она быстро нашла для нас целых двадцать пять килограммов. Сумма при этом была очень невысокой…
Не знаю, что именно случилось, но дошли до нас слухи, будто её потом нашли мёртвой прямо на том месте, где производилась передача взрывчатки. Кто-то ловко уделал и её саму, и её шестёрок – пару дриджей. Пошли слухи о стукаче, что, конечно, настроения никому не прибавило.
Так или иначе, но у меня в распоряжении оказалось четверть центнера динамита. Дали задание соорудить для него сносное устройство дистанционной детонации. Я провозился всего два дня, как всё уже было готово.
Работали мы, кстати, прямо в подвале жилого дома. Там звукоизоляция хорошая, так что проблем совсем не возникало. Никто нас не слышал, никто не обращал внимания, как по переулку шляются какие-то люди.
Дальше мы стали работать над тем, как отвести внимание властей от центра, где и должна была пройти операция. Тут к нам на помощь как раз подоспел один продажный бык, в высоком звании был парень. От него мы услышали про Решето, знаешь ведь этого сраного маньяка? Завёлся клятый душегуб, вырезал людей, да так жестоко, что не каждый способен вынести это зрелище! Сущий дьявол!
Так вот, этот самый Решето устал охотиться на юге и перебрался в центр. Полиция мигом стянула все силы. Нас это, чёрт возьми, не устраивало. О какой операции может идти речь, когда вокруг сплошь быки, да ещё и бдят, а не сопли пузырём пускают?
Этот самый продажный бык откуда-то раздобыл всю информацию о Решете: кто он, что из себя представляет, где живёт, с кем дружит… Но самое главное – это то, что хренов маньяк оказался бывшей норушкой! Представляешь? Уж на кого, на кого, но на норушку-то точно никто не подумал бы. Тогда этот полицейский придумал план…
С нами там был один верзила, здоровый такой, силы в нём, как у троих. Вот только никто не был уверен в его верности банде. Все поручения он исправно выполнял, прямо как цепной пёс, но была у него червоточинка: он давно подумывал просто взять и уйти. Кинуть нас всех.
Друзей у него не было, жил он затворником, скрывал адреса своих квартир. Их он, к слову, менял всякий раз, как наши ребята их выслеживали. Порой он просто сжигал дома, а порой минировал…
Несколько наших товарищей из-за этого погибло…
В общем, подозрения на убийство Королевы Винтовок тоже упало на него. Он в ту ночь присутствовал при продаже, однако сошёл где-то на полпути, когда динамит везли в штаб.
Ну, так вышло, что он стал не нужен. Даже, скорее, мешал. Продажный бык предложил поручить ему отыскать Решето и порешить его. Так мы убили бы сразу двух зайцев: во-первых, избавились бы от маньяка, который нам так сильно мешает, а во-вторых, получили убитую норушку! Все убийства Решета можно было бы свалить на нашего верзилу, легко можно было доказать все предыдущие его убийства! Получился бы отличный персонаж, убивший десятки человек да ещё и норушку в придачу.
Тот бык мог бы его легко арестовать. Понятно, что за поимку такого изверга его ждало бы повышение. Чем выше звание сотрудничающего с нами быка, тем лучше. Да и от лишнего Гарольда мы бы избавились.
Это, кстати, того громилу темнокожего так звали – Гарольд…
Вышло, правда, совсем не так, как было задумано: сперва тот взялся за работу, нашёл Решето, устранил его… Но тут произошло то, чего мы не ожидали: у маньяка оказалось при себе удостоверение сотрудника НОР, и Гарольд его нашёл. Очевидно, он всё понял, так как задумал избавиться от трупа.
За ним велось наблюдение. Несколько наших ребят шли за ним по пятам и внимательно следили за каждым его шагом. Пришлось вмешаться, заставить играть по нашим правилам. Он поддался…
Труп он спрятал неплохо… оригинально… Подвесил на цепи в канализации. Потом побрёл по своим делам, ну, мы так думали. На самом деле, здоровяк решил избавиться от хвоста. В метро кто-то из ребят себя выдал, Гарольд тут же решил бросить его под поезд.
Потом ещё долго петлял, пытался уйти от погони. Двое наших его действительно упустили из виду, а вот ещё одному не повезло: он нарвался на верзилу, который вскрыл тому горло…
На какое-то время мы упустили Гарольда. Помог случай. Какой-то старый хрен позвонил нам и сказал, что знает, где искать нашего соклановца. Чёрт его знает, как он прознал, что мы вообще ищем Гарольда, но попросил старик солидную сумму за информацию. Затребовал самого Альфреда и шепнул ему на ушко координаты: где искать негра и куда везти деньги…
За Гарольдом отправили группу. Оказалось, что он в каком-то засранном баре трахает проститутку. Бар взяли в кольцо, а Альфред полез поболтать с убийцей. Зря он это сделал, так как Гарольд взял да и убрал его. Потом ещё вызвал полицию! Можешь себе представить?
Быки налетели и устроили резню! Положили всех наших да ещё и местных в придачу. А верзила под шумок сумел скрыться, прихватив с собой трупы той шлюхи и Альфреда. После этого мы его не могли найти до пятницы…
Потом, правда, поняли, кто его сдал и где его отыскать… Но это было уже не важно, так как Гарольд покончил с собой.
И ещё он успел нагадить напоследок: оставил в том баре записку, в которой рассказал, где искать Решето, плюс ещё сдал с потрохами сотрудничавшего с нами полицейского! Того обыскали и нашли достаточно улик, чтобы засадить за решётку. К счастью другие продажные быки быстро ему намекнули, что за лишние разговорчики можно потерять гораздо больше, чем жизнь…
Парень оказался из догадливых и молчал, как рыба.
Так одна часть плана была провалена. К счастью, быки после обнаружения трупа маньяка действительно поутихли и успокоились. Как бы то ни было, продвижение по основному направлению шло своим чередом. Для следующего шага нам нужны были три быка… без звания, без стоящего оклада, малоуважаемые в коллективе… они были нам интересны лишь по той причине, что их вызвали контролировать стратегически важное заграждение.
Найти удалось всех, со всеми мы связались и назначили встречу. Когда передавали им деньги, случилось ещё кое-что: весь разговор, оказывается, кто-то подслушивал! Ублюдка попытались схватить, но тот сумел сбежать, в чём ему помог один гад из мафии! Прямо у нас из-под носа вытащил парня.
Свидетеля, кстати, быстро узнали: это был Эрне Рафт, театральный актёр. Кто его знает, что он делал ранним утром в какой-то подворотне, но это был точно он!
Отправили группы к нему на квартиру, в театр, ко всем родственникам, прознали даже про некоторых друзей…
А обнаружил Эрне себя сам! Припёрся к нашему товарищу, который значился у него в друзьях. Прекрасное совпадение! Тот без проблем сдал нам старого друга и принялся тянуть время до подъезда группы палачей. Всё было просто: приехали, убили – нет опасного свидетеля…
Похоже, что наш парень выдал себя, так как у них с Эрне произошла драка. Чёртов артист завалил своего бывшего друга, а потом ещё и заперся в квартире. Пока ребята ломали дверь, он успел сделать ловушку: залил пол под дверью и пустил по луже электричество. Двоих наших убило, а третьего оглушило. Пока тот в истерике брыкался на лестничной площадке, Эрне успел уйти. Он даже расправился с водителем, караулившим внизу!
Однако он снова себя обнаружил, на сей раз в одном отеле. Там на него натолкнулась невеста нашего нового главаря Скотта. Она пока и не знала, что мы разыскиваем чёртова артиста, но после всего одного звонка взялась за дело, вырубила и связала поганца.
Однако этот Эрне оказался вёртким червём! Сумел выбраться из пут, а потом ещё и обхитрил наших ребят: сделал вид, что спустился по верёвке из простыней. Пока часть группы бежала вниз, ублюдок вырубил одного, а второго выбросил в окно! Поймать выродка смогли только в фойе… пришлось всадить в него несколько пуль…
Эрне отвезли в укромное местечко и допросили. Трус сразу же сказал, куда направился тот мафиози, что его выручил. Но клялся, что про подкуп полицейских ничего никому не говорил. Так это или нет, но нашли у него на запястье какую-то ленту с именем Катарина… Кто знает, возможно, это его девчонка, которую непременно следовало устранить…
Эрне же говорил, что Катарина – всего лишь поклонница, о которой он совсем ничего не знает. Возможно и так…
Артиста, в общем, пришлось убрать. Труп оставили там же…
Катарину мы нашли легко: следовало всего лишь надавить на директора театра, и мы получили полное имя искомой девицы. По нему несложно было найти и её домашний адрес, и место работы…
Найти её, правда, не удалось ни там, ни там. Потом она, похоже, каким-то образом прознала про нас, так как ни в одном месте, где могла бы, она не появлялась. Поняв, что девушка пошла к быкам, мы быстро свернулись.
Сосредоточились на последних приготовлениях. Всё уже было готово, мы повторяли свои роли, корректировали план, делали последние поправки. Вдруг в штаб ворвался Хельмут, старожил банды, и заявил, что к нему на дом заявился полицейский! От быка ему удалось избавиться, но ситуация становится просто критической!
Мы с ним погрузили взрывчатку к нему в багажник, он отвёз меня до того самого места, где ты меня и подобрал, после чего высадил и сказал, что вернётся на другой машине и захватит заодно ребят, которые ещё не окончили приготовления.
Его не было слишком долго. Я позвонил, но мне никто не ответил. Набрав номер другого штаба, узнал, что парней накрыли быки. Банда, вроде как, решила дать последний бой, но тут и дураку понятно, что из этого вышло. Ещё мне сказали, что помощи не будет, и выкручиваться придётся самому.
Я, разумеется, психанул, наорал на них… и тут увидел тебя, Йохан… Появился план, и вот я его теперь и пытаюсь реализовать…
– Так что за план? – строго спросил я.
– А?
– Ты тут мне распинался, что у вас творилось последнюю неделю, а просил всего-то сказать, что вы задумали…
– А, ну да… В общем, ты же, наверно слышал, что недавно закончилась реконструкция новой мэрии, и на церемонии открытия будет присутствовать мэр Генрих Гауссфильд. Он подъедет к месту по улице Бродвэстрабе… Вот мэра-то мы и собираемся взорвать…
Убийство мэра. Даже после такого длинного и обстоятельного рассказа, в котором намешано столько всего, я был сильно удивлён амбициозному плану банды. Сам я несколько далёк от этого, но краем уха слышал, как здесь любят и уважают мэра…
Тот много сделал для города и, в частности, достиг успехов в борьбе с преступностью. Неудивительно, что целью избрали именно его. Хотя, такое дерзкое покушение… и сделать его на такси, гружённым взрывчаткой…
– А как ты собираешься это сделать? – неопределённо бросил я в пустоту.
– Сделать? Всё очень просто: по всей Бродвэстрабе будет полно быков, так что к машине мэра не подобраться, да и бронирована она не хуже танка – снайпер не годится… Так что мы придумали простой план: машина со взрывчаткой упадёт на кортеж Гауссфильда с моста Ферлома…
– С моста? Но мост же будет перекрыт.
– Ты плохо слушал, Йохан, – недовольно раздул ноздри Чед, – Этот мост перекроют, да, но контролировать заграждение будут три тупицы, которых мы уже подкупили. Также этот мост будет доступен для обстрела всего двум снайперам, один из которых тоже у нас в кармане и должен прикрыть нашу машину…
– Выходит, что… – промямлил я, взявшись за подбородок.
– Да, путь открыт. Единственная трудность – это попасть как можно ближе к автомобилю Гауссфильда, чтобы тот сдох наверняка…
– Я не буду в этом участвовать!
От моего резкого ответа Чед опешил и застыл с открытым ртом. Револьвер сам нацелился мне в голову, словно оказался сообразительнее хозяина. Постепенно на лице бандита появлялись черты уснувшего было безумия:
– То есть, как это не будешь, Йохан? Ты забыл, что я тебе говорил по этому по-воду?
– Нет, не забыл, но так… Дьявол, да ты же заставляешь меня бомбить собою мэра! Выходит, что я-то в любом случае помру! А какой мне тогда смысл помогать тебе и забирать с собой в могилу других людей?
– Я же тебе мозги вышибу!
– Так вышибай! Что сейчас, что через пять часов – какая мне разница? Ищи себе нового водителя! Давай! Тут же кругом одни желающие! Они с удовольствием будут вытаскивать динамит из машины, в которой валяется мой труп! А твой револьвер ещё и такой тихий, когда он грохнет, никто даже и не подумает вызывать быков…
– Заткнись, Йохан, заткнись! – взревел Чед, подпрыгивая на сидении.
Какие-то секунды он раздумывал, давя понемногу на курок и яростно прожигая меня взглядом. Вскоре, однако, он понял, что я прав, и зашёлся в истерике. Былого уважения к моем такси он более не испытывает, молотя по всему, до чего только может дотянуться.
– Чёрт, мать твою! Зараза!
Сейчас, возможно, последний мой шанс выскочить из машины и броситься наутёк, однако какой-то нечеловеческий страх пригвоздил меня к месту…
Как ни странно, Чед вскоре затих. Сняв глупую шапку, он почесал лысую голову, после чего сокрушённо уронил её на грудь:
– Чего ты хочешь? – глухо раздалось из его рта.
– Я просто хочу выйти живым из этой истории, хочу вернуться к своей семье, – дрожащими губами произнёс я.
Пустой взгляд лысого террориста переключился на меня:
– Семья? Кто у тебя?
– Жена и двое детей…
– Жена и двое детей, – повторил себе Чед, – Ясно.
– Они без меня пропадут… Им не выжить без меня…
– Я понимаю, Йохан. Иностранец, двое детей… Я всё понимаю…
Снова он замолчал. Не открывал рта так долго, что я начал дрожать, сам не знаю от чего. Похоже, звенящая тишина висела в салоне не меньше пяти минут, растянувшихся на долгие-долгие часы.
Наконец, я просто не смог больше терпеть:
– Чед?
– Я думаю, Йохан…
Ещё какое-то время я ждал ответа… Вскоре Лефевр заговорил:
– Ладно, предлагаю такой план: ты подвозишь меня до основания моста. После этого высаживаешься, показываешь мне, как тут что нажимать, и я доделаю всё сам. Идёт?
– Идёт, – не веря своим ушам, отвечаю я.
– Вот и славно. Ты не пострадаешь и сможешь вернуться к близким…
В душе мне захотелось кричать от счастья! Чед пообещал, что я выживу, буду далеко от взрыва! Я ещё увижу жену, увижу детей!
Дело за малым – просто слушаться «пассажира»…
Но мэр умрёт… Если план Чеда сработает, то Генриха Гауссфильда ждёт смерть. Надо спросить себя, стоит ли моя жизнь и будущее моей семьи жизни этого человека? Хотя, что значит «жизнь этого человека»? Гауссфильд – такой же, как и все остальные, он ничем не лучше, его жизнь нисколько не дороже!
Он умрёт вместо меня… Что уж тут поделать? Я ему искренне сочувствую. В конце концов, убиваю его не я…
Будь он на моём месте, он бы без сомнений позволил мне умереть, сохранив свою шкуру. У меня есть выбор, но выбирать собственную могилу я ни капли не хочу. Я не заслужил после всего того, что со мной приключилось…
Мэр, бандиты, полиция – дьявол, всё это не для меня, мне нет до этого дела. Я просто отойду вовремя в сторону, чтобы они сами разбирались между собой. На моих руках не будет крови.
Вот только уверен ли я в этом или просто пытаюсь себя убедить?
Если всё же второе, то что-то у меня плохо выходит…
– Пора, – глухо напомнил Чед, – Давай уже поедем.
На часах только одиннадцать, хотя ехать тут не более сорока минут. Похоже, сдали нервы, стало невозможно больше сидеть без дела. В этом я с ним согласен. Неплохо бы уже со всем этим покончить…
Я завёл мотор и направил «Феникса» в сторону проклятого моста Ферлома. Предпочёл не ехать напрямик, наоборот, решил сделать крюк побольше…
Машины уже заполонили улицы, так что двигаться пришлось в плотном потоке. В этом ещё виноваты перекрытые дороги и мосты – приходится объезжать по свободным улицам, грозя создать пробку.
Чед со скуки принялся вращать барабан револьвера большим пальцем. На нём нет лица. Ещё бы, он ведь должен отдать жизнь ради нужд банды. Об этом я как-то раньше и не думал. Должно быть, нужна железная воля, чтобы заставить себя пойти на столь жуткое самоубийство…
Как бы не был готов морально к этому лысый подрывник, сейчас он жутко подавлен… В какой-то момент мне даже стало казаться, что он готов вскинуть оружие и застрелиться…
Нужно быть на чеку: если что, необходимо будет быстро перехватить детонатор…
Дай бог, чтобы всё обошлось… чтобы слова Чеда не оказались пустыми…
Я свернул на более узкую, но вместе с тем и более пустую улицу, чтобы наверняка избежать попадания в клещи пробки. Возможно, в решении лысого выехать пораньше есть смысл.
Чед своевременно спрятал руки в карманах и опустил голову, когда мимо проехал автомобиль быков. На простое такси они не обратили внимания. Лишь только бандит справа грязно выругался, когда полиция скрылась из виду.
По маленькой улочке мы быстро проехали большую часть пути. Осталось совсем немного.
– Сверни здесь, – указал на тёмный провал арки Чед, – Тут можно срезать через двор.
Я послушно вывернул руль и запустил «Феникса» по длинной кишке арки. Расстояние под округлым сводом немалое – метров тридцать…
Свет фар выхватил из темноты тщедушную фигурку. Это дридж, похоже, бездомный, судя по грязным лохмотьям, синякам и шраму на глазу. Присев у стены, он хмуро проводил наш автомобиль взглядом…
Неприятное создание. Чего скрывать, мне эти дриджи кажутся совершенно отвратительными.
Вот уже конец проезда. Во дворе ярко горят фонари.
Неожиданно прямо в проёме появилась фигура человека. Он решительно встал по центру арки, не давая мне проехать. Я посигналил, но неизвестный никак не отреагировал. Тогда пришлось срочно жать по тормозам.
Остановился я всего в нескольких метрах от человека. В свете фар можно понять, что это женщина. Молодая девушка с яркими рыжими волосами, в строгом длинном пальто, высоком цилиндре, приятная лицом, на котором хорошо различима небольшая татуировка под правым глазом.
Она внимательно окинула взглядом меня и Чеда, после чего выхватила пистолет! Реакция бандита не подвела и он моментально вскинул своё оружие!
Я лишь попытался спрятаться за приборной панелью…
Парой резких движений Чед немного опустил стекло и выкрикнул:
– Что тебе надо, сука?
– Я знаю, что у вас в багажнике, ребята! – отозвалась рыжая, – И я знаю, что вы собираетесь сделать! Я этого допустить не могу!
– У меня тут заложник! – бандит оперативно взял меня на мушку, – Я его убью, если не уйдёшь с дороги!
– Мы не из полиции, так что нам плевать, что ты сделаешь с этим человеком. Выхода у тебя нет, мразь, выходи с поднятыми руками!
– Мы? – соображая, что же делать, Чед принялся тянуть время, – Что значит «мы»?
– Глянь назад…
Мы с моим пленителем глянули в стекло заднего вида. Еле заметный в свете габаритных огней, позади машины стоит кто-то низкорослый. Тот самый дридж, мимо которого мы проезжали…
Окружили, зажали в тесном проёме.
– Я могу вас тут взорвать! – показал Чед детонатор, сжатый в левой руке.
– Пожалуйста… – равнодушно пожала плечами девушка.
Лысый никак не может придумать, как же ему поступить. Я даже и не думаю лезть с идеями, потому что их попросту нет. Что за странная парочка? Откуда они здесь? Откуда они знали, что мы поедем через эту арку?
Что тут творится?
Не успел я опомниться, как громыхнула серия выстрелов! Первая пуля прошила лобо-вое стекло и ударила Чеда в правое плечо, отчего он тут же выронил револьвер! Вторая должна была снести мне башку, но прошла мимо! Последующие уже полетели над моей кепкой, так как я успел спрятаться за руль и поглубже втянуть голову в плечи.
– Гони отсюда! – прокричал террорист, отыскивая на ощупь оружие.
Я выжал сцепление, переключился на задний ход и дал по газам. Пытаясь высмотреть хоть что-то в стекло заднего вида, я начал удаляться от палящей в нас рыжей. Разрядив всю обойму, она бросилась вдогонку, перезаряжаясь на ходу.
Показалось, что мы уже набрали приличную скорость и можем отсюда смыться, как вдруг моя дверь отворилась и в салон ввалился дридж. Цепкая лапа существа схватилась за руль и резко дёрнула на себя. Через секунду машина начала царапать боком стену.
Вырывая баранку из рук неожиданно сильного дриджа, я попытался выровнять ход. Вращая руль из стороны в сторону, мы заставили такси ехать зигзагами. Тут вдруг мне в лицо уставилось дула его пистолета. Дриджи держат оружие нелепым хватом, на курок давят свободным большим пальцем. Каким-то образом сработали рефлексы, и я ловко отвёл оружие в сторону до того, как оно начало палить…
Сосредоточившись на борьбе, я не справился с управлением, автомобиль развернуло, и он врезался задним бампером в стену, моментально заглохнув.
Бросив руль, я переключился на дриджа. Маленький поганец прпытался направить ствол в мою сторону, но я крепко держал его правую руку. Коротышка вдруг ловко дал мне крепким кулачком в нос, после чего тот чуть не выскользнул у меня из рук.
Боднув гада в лоб, я сильно ткнул его локтём в грудь, отчего дридж вывалился из салона. Всё ещё держа его за руку, я с силой захлопнул дверь. Получив столь мощный удар по предплечью, мой противник выронил оружие.
Однако уже через секунду он с новой яростью влетел внутрь машины и напрыгнул на меня. Нелепо защищаясь, я начал ловить от него удар за ударом.
Когда он вцепился мне в волосы и потянулся к шее своими кривыми зубами, грохнул выстрел, и в крупной башке дриджа появилась круглая дырка… На меня брызнула кровь, и я поспешил спихнуть с себя маленькое мёртвое тельце.
Меня выручил Чед, вовремя отыскавший свою пушку. Не успел я развернуться, как позади него распахнулась пассажирская дверь, и рыжая девушка одним резким движением вытащила бандита из салона.
Упав лопатками на асфальт, Чед громко и пронзительно завопил от боли. Не теряя времени девушка пинком отправила выроненный им револьвер в сторону и нависла над поверженным бандитом.
Дуло смотрит точно в лысую голову усача…
– Ты мне ответишь за смерть Шнихта! – прогремел её голос грохотом накатывающего цунами.
Мой взгляд упал на детонатор в руке Чеда… Тот готов отпустить рукоятку, чтобы разом убить и себя, и рыжую, и меня… ещё мгновение, и от всех нас останется лишь воспоминание…
В левую щиколотку что-то упёрлось… пистолет дриджа… Действуя словно на автопилоте, я схватил его, вскинул, прицелился… рыжая бестия не обращает на меня никакого внимания, готовая убить Чеда.
Закрыв глаза, я нажал на курок…
Сколько раз за последние минуты грохотали выстрелы, но ни один из них не мог сравниться по громкости с тем, что произвёл я сам. Показалось, что упругая звуковая волна раздробит барабанные перепонки. Мерзкий запах заполз в ноздри…
Осторожно открыв глаза, я увидел труп девушки, под которым растекается большое кровавое пятно. Чед растянулся рядом, щурясь от боли и глядя мне в глаза. Детонатор сжал крепче.
Кивнув мне, он сипло проронил, неловко поднимаясь при этом:
– Так, Йохан, положи-ка пистолет на пассажирское сиденье.
Страх выбил из меня всякие намёки на волю, так что я послушно положил оружие перед собой. Тяжело кряхтя, Чед подобрал пушку и ввалился в машину, захлопывая за собой дверь. Сплюнув под ноги кровавую слюну, он сморщился и буркнул мне:
– Поехали отсюда… пока не сбежались зеваки…
Это уж точно, пора валить из чёртовой арки. Захлопнув свою дверь, я завёл машину и рванул так быстро, как только мог.
Позади остались два трупа…
Я убил человека. Чтобы не сдохнуть самому убил… Спас бандита, который собирается отправить в могилу ещё несколько человек…
Меня мутит так сильно, что еле справляюсь с управлением. Тут ещё и пулевые отверстия, заполонившие всё лобовое стекло, что разглядеть дорогу практически невозможно.
Мой «Феникс» летит по довольно забитой улице, лавируя между неторопливыми машинами.
Вытерев лицо платком, Чед протянул его мне:
– Убери кровь с лица, Йохан.
– Кто это такие были? – спросил я, послушно взял тряпицу.
– Понятия не имею…
– То есть как это: какая-то девка с дриджем знают, что у нас в багажнике, знают, что мы собрались делать, знают, каким маршрутом мы поедем… а ты не знаешь даже, кто это такие?
– Да, Йохан, – огрызнулся Чед, – Я, мать твою, не знаю, кто это были такие! Сам не понимаю, как они догадались, что мы срежем через тот двор! Если бы я его вовремя не заметил, мы бы туда и не сунулись…
Какая-то чертовщина… Этот тип темнит.
– У нас всё лобовое стекло в дырках от пуль, – прошипел я сквозь зубы, – Мы с тобой оба в крови, ты ранен. Если нас заметит полиция…
– Осталось немного, будем надеяться, что не заметит…
– А если?
– Взорвём их…
– Тебе легко говорить – тебе и так, и так себя взрывать!
– А ты думаешь, мне этого так хочется?
В его голосе я вдруг услышал боль. Боль человека, загнанного в угол…
– У меня семья, – разбито проронил Чед, – Жена и двое детей… Совсем как у тебя… Если я не взорву мэра, их убьют…
– Я не знал…
– Так знай! Мне, видишь ли, не меньше твоего хочется добраться до этого треклятого моста без проблем… Понимаешь? Не важно, откажусь ли я или не смогу выполнить задание по каким-то иным причинам…
Он продолжил что-то говорить, лепетать что-то однообразное и не всегда разборчивое… Я не знаю, что ему ответить… Через какое-то время я просто перестал слушать…
Представил, что бы было, окажись я на месте Чеда…
Вот откуда вся эта истерика, весь психоз. Дьявол, как я тебе не завидую, Чед Лефевр.
Видно, сжалившись, бог оградил нас от неприятностей и позволил добраться до нужного места без проблем. Мой «пассажир», у которого только-только остановилось кровотечение, указал на нужный поворот. Там нас ждало полицейское заграждение. Позади него стоит машина с водителем внутри. Ещё двое быков следят за улицей снаружи.
Я остановился прямо перед барьерами, и Чед поспешил вылезти наружу:
– Эй! Карвус, Эмиль, дайте скорее дорогу!
– Чед? – удивлённо пробасил один из них, – Что это за такси? Вы же должны были подъехать на фургоне! И в вас, что, стреляли?
– Да, стреляли! Чёрт, не стойте же столбом! Дайте проехать!
– Хорошо, но знаешь…
– Нет, не знаю и знать не хочу! Пошевеливайтесь!
Двое быков оперативно убрали пару барьеров, оставив дыру как раз под автомобиль. Затем парочка заспешила к своей машине.
– Удачи Вам, Чед! – пропищал один из них.
– Вам тоже. Валите из города, да поскорее!
Продажные быки уселись на свои места, двери глухо захлопнулись, взревел мотор новенького автомобиля, и полисмены выехали из-за ограждения, вклинились в поток машин, чтобы навсегда исчезнуть из Данкелбурга.
Такая мелочь – поставить у кордона тройку ненадёжных сотрудников. Возможно, она будет стоить жизни первому лицу города…
Я проехал в оставленную дыру и оказался на абсолютно пустой дороге. До моста Ферлома уже рукой подать… У меня на глазах, практически моими руками вершится история. Эта страница будет окрашена в чёрный цвет, как и небо над нами… Чёрное звёздное небо…
От него веет каким-то чудовищным холодом, пустой безысходностью и чем-то ещё, что сложно выразить словами. Я вглядываюсь в звёзды и… натыкаюсь на какие-то глаза… быть может, это обман зрения, но очень похоже на крохотные глаза с кошачьими зрачками…
Небожитель? Так называют его здесь, если я не ошибаюсь… Странное существо, которое некоторые сравнивают с богом…
Но вот глаза исчезли… чёрная сущность закрыла очи…
– Останови здесь, – кивнул Чед на пятачок перед автобусной остановкой.
Встав на нужное место, я поспешил выскочить из машины. Неторопливо выбрался на мороз и лысый смертник, чтобы занять моё место и проехать свои первые и последние полторы сотни метров…
Обходя автомобиль, в глаза он мне даже не взглянул.
– Ну, – неестественно спокойно произнёс Чед, усаживаясь на водительское место, – Рассказывай, как тут…
– Ты хоть раз сидел за рулём? – поинтересовался я, всовывая голову в салон.
– Однажды мне пытались объяснить, что да как, но я совсем ничего не помню…
– Ясно, ну, во-первых, педали: самая левая – сцепление, в центре – тормоз, справа – газ. Сперва выжми сцепление до упора.
Чед послушно вогнал муфту в пол.
– Хорошо, когда выжато сцепление, можно переключать передачи, а чтобы набрать скорость, тебе придётся это делать…
– Ладно, запомнили: сцепление слева, чтобы переключать передачи…
– Рычаг переключения передач у тебя справа, сейчас он на нейтральной. Двинь его влево и вперёд, чтобы переключиться на первую. Сцепление не отпускай.
Старательно пыхтя, лысый бандит крепко вцепился в набалдашник и выполнил мои инструкции, поджимая от сосредоточенности губы.
– Вот так, – кивнул я, – теперь надо понемногу прибавлять газ и плавно отпускать сцепление, чтобы тронуться. Когда наберёшь скорость, выжимай сцепление и переключайся на следующую передачу… Влево вниз – вторая, по центру вверх – третья, и так далее… Ну, и рули в нужную сторону, больше ничего тебе, вроде, не понадобится…
– Да, вроде того, – нервно усмехнулся Чед, – Хорошо, должен разобраться… Что ж, вали-ка отсюда, Йохан…
Я послушно отошёл на несколько шагов в сторону. Смертник Лефевр захлопнул дверь, перекрестился и взялся за руль. Глаза его нацелились вперёд. Мне пора убираться…
Я побежал прочь. Через пару десятков метров уже сбил дыхание: морозный воздух не желает заполнять лёгкие. Стиснув волю в кулак, заставляю себя шевелить ногами.
Вдалеке послышался шум толпы – это зеваки кричат, приветствуя мэра. Я сбавил ход и глянул на часы – уже почти двенадцать. По мере того, как гул нарастает, Чед начинает поддавать газу…
За своим шумным дыханием я еле расслышал, как мой «Феникс» рванул вперёд.
Я обернулся. Виляя зигзагами и немного дёргаясь, автомобиль полетел вперёд, наращивая скорость. Вскоре Чеду удалось выровнять его ход и стремглав понестись на мост. Шум толпы достиг пика…
И вдруг сменился испуганными криками – люди заметили неизвестно откуда выскочившее такси. Сделав вираж, террорист развернул машину перпендикулярно проезжей части и бросился на бордюр таранным ходом…
Смяв заграждение, автомобиль резко потерял скорость и нехотя свалился вниз…
В следующую секунду землю сотрясло, по ушам ударил мощный звук взрыва, похожий на извержение вулкана! Окна вокруг вылетели, превратившись в стеклянную пыль! Ввысь поднялось кошмарное ало-чёрное пламя!
Из глаз потекли слёзы, маленькими солёными бусинами… Одна слеза была слезой счастья, другая же…
Ну вот и всё, Йохан.
Понедельник, 10:00
Торжественные похороны длятся уже второй час. К закрытому гробу Генриха Гауссфильда подходят граждане, дабы проститься с любимым мэром. Их очередь похожа на толстую змею, состоящую сплошь из лицемеров…
Уже два часа они толпятся вокруг роскошного деревянного ящика, сделанного, разумеется, из дорогой красной древесины, украшенного лентами и венками, обсыпанного цветами от основания постамента и почти по крышку.
От бедняги Генриха мало что осталось, именно поэтому гроб закрыт. Какой-то псих свалился прямо на крышу его автомобиля, после чего дело довершила взрывчатка… Нет, я, конечно, знаю, что это был за псих…
Полицейские, охраняющие заграждение, исчезли, один из снайперов на этом участке был убит коллегой, а этот самый «коллега» попытался скрыться, но был схвачен. Признался, что его купил Пятый Синдикат.
В стороне стоит заместитель мэра Вольфганг Зюскинд. От него только-только смогли отогнать голодную свору журналистов. В данный момент он беседует с женой погибшего. Не знаю, насколько он хорош в успокоении рыдающих женщин…
Когда рыдала я, он даже не соизволил обратить внимание…
Наглый подонок.
Вдруг он заметил меня, мастерски удержался, чтобы не перемениться в лице. Ничтожество. Я чуть склоняю голову, чтобы солнце не освещало лицо.
Солнце взошло… на небе ни облачка… чудное зимнее утро…
Так хочется закурить, но поблизости нет ни единой урны, а я ещё не настолько низко опустилась, чтобы стряхивать пепел на кладбищенскую землю. Насколько же жизнь несправедлива: не получится покурить последний раз.
Наконец громила Вольфганг оставил вдову в покое и двинулся прямо ко мне. Высоченный, широкоплечий, могучий, с волевым подбородком и чертами лица гладиатора. Таков явный приемник поста мэра. Как же я тебя ненавижу, Вольфганг Зюскинд!
– Ты пришла на похороны бедняги Генриха, Британни, – прогремел его бас, – Не ожидал от тебя.
– Всё никак не могла тебя найти, бесстыжая свинья! Вчера ты целый день прятался, избегал встречи со мной. Здесь отличная возможность взглянуть тебе в глаза напоследок.
– Напоследок? – здоровяк глухо посмеялся – О чём ты, дорогая?
Он попытался обнять меня за затылок и прижать к себе, но я ловко отскочила назад.
– Не делай вид, что ничего не понимаешь, Вольфганг! – с трудом сдерживая себя, прошипела я, – Скотт убит! Ты обещал, что если я залезу к Генриху в постель и добуду всю информацию по организации охраны кортежа, моему жениху ничего не будет угрожать, и умрёт он либо от старости, либо от болезни!
– Не всё в моих силах…
– Не всё? Имей хотя бы смелость признаться, что ты не сдержал своего слова! Мы собирались пожениться через две недели!
– Сочувствую.
– Сочувствуешь? Я что-то совсем не верю, Вольфганг!
Не в силах больше смотреть на эту мразь, затянутую в мерзкое дорогое пальто, я разворачиваюсь на каблуках и скрещаю руки на груди. Кто бы знал, каких сил стоило сдержать слёзы.
Зюскинд подкрался сзади и попытался положить мне ладони на плечи, но я одни резким движением скидываю их. Не хватало только, чтобы это ничтожество до меня дотрагивалось…
– Ты же знаешь, на что я способна? – спокойным тоном произнесла я.
– Знаю, – наигранно нежно ответил без пяти минут новый мэр.
– Также ты знаешь, что я буду мстить.
– Знаю…
– Тратить целый день на беготню от твоих вшивых убийц мне не хочется… Так что скажи сразу, где твоя машина?
– Неподалёку от ворот. Чёрный «Лагонда Пагнелл»…
Это всё, что мне нужно знать от тебя, подонок.
Я неторопливо двинулась в нужную сторону, гордо выпрямив спину. Если ты хотел увидеть забитую заплаканную мышку, то вынуждена тебя разочаровать. Перед тобой львица!
Отойдя на десяток шагов, я остановилась и произнесла достаточно громко, чтобы Вольфганг услышал:
– Надеюсь, Ротвейлер, найдётся тот, кто отправит тебя в ад…
Люди всё продолжают прибывать, когда я добираюсь до нужного автомобиля. Сев на заднее сиденье к строго одетому безэмоциональному мужчине, я достала из-под пальто золотой кулон в виде овальной клетки с маленькой птичкой – подарок Скотта.
Снаружи сквозь тонированные окна ничего не разглядеть. Пистолет был с глушителем.
…
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Неделя: истории Данкелбурга», Сергей Александрович Жилин
Всего 0 комментариев