«Дети Смерти»

Дети Смерти (fb2) - Дети Смерти (Мир Асты - 3) 2789K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Шимский

ДЕТИ СМЕРТИ

ПРОЛОГ

1

— Эй, не спи, — пробормотал Дэн и пребольно ущипнул себя за ухо. — Ну же, давай, — он приложил к щеке холодную сталь меча. Веки с трудом разлепились. Чтобы окончательно проснуться, Дэн несколько раз сильно тряхнул головой и замер. Тсс! Неужели? Где-то неподалеку глухо рычал таг, но сквозь это рычание унрит явственно различал и другой звук — осторожный, почти неуловимый и потому особенно опасный. Да, именно так они и подкрадываются — маленькие, хитрые, безжалостные. Не то чтобы он боялся, но из всех магрутов прыгучие магри вызывали какую-то особую гадливость. Вспомнилось странное хлюпанье (или причмокиванье?), раздававшееся всякий раз, когда какая-нибудь из тварей открывала свой острый, едва ли не острее унритского кинжала, клюв. Дэн поморщился. Хорош, нечего сказать! Уснул на страже! И ведь не в первый раз! Видно, не зря его прозвали ленивым. Обидно, конечно. В тридцать иров, да с таким прозвищем.

Дэн прислушался. Что-что, а слух редко подводил унрита. Шорох приближался. Судя по всему — перебравшийся через частокол магри, который теперь очень осторожно, не торопясь, подкрадывается к своей жертве. То есть к нему, к Дэну. Свесившись с площадки башни, унрит попытался разглядеть невидимого врага. Бесполезно. В который раз глаза подводили, бессильные перед спустившимися на Унру серебристыми сумерками. Другое дело — слух. Вот снова заворчал таг. Неподалеку тяжело вздыхало Срединное море. Громко помянул хриссу и всю ее родню подвыпивший Урл. «Ага! Нынче в таверне Носатого Игла большой сбор», — подумал Дэн. И тут же мелькнуло в голове: пока он спал, магри мог натворить в городе немало бед. «А может, это кто-нибудь из городской стражи?» Не так-то просто определить на слух, где магри, а где человек. Особенно, если этот кто-то подкрадывается под покровом темноты. Дэн вздохнул. Он ненавидел окружавшую его серебристую мглу. Зрение его, прекрасное при дневном свете, угасало с последними лучами Таира. Минов на десять он, пожалуй, видел, но дальше — только неясные тени да тусклые огни унритских хижин. По ночам Дэн полагался на слух, равного которому не было во всем Унратене. А что толку? Разве не безрассудство стоять на страже без глаз? Все равно что сражаться без рук, разговаривать без языка. Но рассказать о своей ночной слепоте? Нет! Уж лучше считаться ленивым, чем слепым.

Шорох приближался. Теперь отчетливо слышались мелкие шажки. Так ходит магри. Или ребенок. Но никакой ребенок, никакой взрослый унрит не подойдет к городской стене среди ночи. Дэн до боли в суставах сжал рукоять меча. Магри. Не очень страшный, но уж больно противный. Помесь птицы и еще невесть чего. Прыгучего и вонючего.

«Днем проще: пальнул из арбалета минов за сто, и никакого запаха. А подпусти прыгучего магри поближе, и тут уже не стрелять впору, а заткнуть нос и бежать куда подальше. Если магри, то скоро я это почувствую», — решил Дэн.

Он успокоился. Подумал, что хорошо было бы крикнуть в серебристую мглу:

— Эй, кого там хриссы носят?!

Но не крикнул. Нельзя. Спугнешь магрута. Уйдет он в город, а там… Хорошо, если напорется на стражу. А если нет?

Ожидание действовало на нервы. Ярко освещенный пламенем факела, Дэн был неплохой приманкой для существа, которому ничего не стоило одним прыжком добраться до площадки, где стоял унрит. Но магри почему-то не прыгал. Вместо этого он протопал до самой башни и стал неторопливо подниматься по скрипучей лестнице. Дэн взглянул вниз. В отблесках пламени маячила неясная тень. «Пускай поднимется выше», — подумал он, не понимая, почему ночной гость отличается полным отсутствием запаха, свойственного его мерзкому роду. К тому же на ногах магри, как определил на слух Дэн, были самые что ни на есть унритские кожаные сапоги, а во фляге на поясе отчетливо плескалась вода. Дэн вдруг почувствовал, что ему хочется пить. Он облизнул пересохшие губы и чуть не рассмеялся: ну конечно же — Малыш Бигги!

— Биг? — осторожно окликнул Дэн.

— А кто же по-твоему? — сказал, неторопливо поднимаясь по лестнице, тот, кого звали Бигги. — С таким зрением нельзя быть унритом. Странно, как это ты до сих пор жив.

— А ну тебя!.. — Один только Бигги знал про его недостаток. Потому и приходил иногда на башню, принося Дэну бесценный дар — свои глаза. «Мог бы и догадаться», — с досадой подумал унрит.

— Не сомневаюсь, что ты принял меня за магрута, — в голосе Бигги слышалось сочувствие. — Хорошо еще, не снес мне голову. — Он стоял на площадке и с любопытством разглядывал мрачную физиономию стража.

2

Море шумно вздыхало. Огромные соленые языки вылизывали гавань, пенные гребешки волн тянулись к небу, норовя причесать всклокоченную ветром облачную гриву. Немало уже унритских лодчонок лежало на берегу. Иные болтались в сумасшедшем танце, то взлетая к самой Моне, то проваливаясь в бездну, сиротливо протягивая небу мачты. Казалось, сама Серебристая повелевает этой бешеной пляской. Чем стремительнее становилось мелькание Моны в разрывах туч, тем яростнее метался огонь на сторожевых башнях, тем громче ревел ветер. Тем длиннее становились болтливые языки.

«Хорошая ночь для магрутов», — сказали бы молодые.

«Для воспоминаний», — поправили бы их старики.

В такие ночи всей Унрой овладевало беспокойство. Горели в хижинах и землянках огни. Суетились у горшочков со снадобьями жены унритов. Потягивали огненную харуту их мужья, кружились головы, и целые стаи странных необъяснимых созданий Магра проносились в воспаленных огненной водой глазах. Люди хватались за мечи. Просыпались разбуженные страшными боевыми криками больные, тщедушные малыши. Одуревшие от сна матери вскакивали с жестких лежанок и успокаивали плачущих детей песнями, такими же тягучими, как сонная жвачка, такими же бесконечными, как темные страхи погибельного Тан-Унратена.

Но не магрутов боялась Унра. Вспоминала она рассказы старых унритов, немногих уцелевших в самый страшный для города ир — ир Водяной Стены. Давно это было. Беда пришла среди бела дня. Море вдруг обмелело до самого горизонта. Как зачарованные, смотрели люди на необыкновенное зрелище — холмистую равнину Срединного моря, сплошь заросшую диковинными водорослями. Рассказывали, что лежал на дне водяной дракон. Он вспенивал воду непомерно длинным хвостом и издавал страшный вой, от которого раскалывалась голова, а из ушей текла кровь. Рассказывали, что люди на сторожевых башнях видели вдали удивительный город с круглыми каменными домами и высоким куполообразным строением посреди. Рассказывали, что Таир из золотого сделался черным. Что люди в мгновение ока поседели, и самые молодые уже ничем не отличались от стариков.

А потом пришла Стена. Высотой она была не менее лонги (трехсот минов, поправляли некоторые). Она выросла над Унрой, заслонив полнеба, и тут же рухнула, погребая под собой людей, хижины, землянки, сторожевые башни…

«Красивая сказка», — поговаривали, глядя на отстроенный заново город, молодые унриты.

«Не без вранья», — печально улыбались старики.

Спаслись немногие. Кривой Пин чудом уцепился за мачту разбитого вдребезги кумарона. Когда схлынула вода, он лежал на берегу, обнимая спасительный обломок, не в силах разжать сведенных судорогами рук. И — не помнил ничего.

Уцелел старый Урл, который, казалось, молил о быстрой смерти. Маленький, сморщенный, словно гриб, он и не думал о спасении. Стена вот-вот должна была поглотить его, и Урл, будто не терпелось ему, шагнул ей навстречу.

Странно распоряжались судьбами унритов Нетон и Хтон.

Сильных поглощало море. Слабых и немощных выбрасывало на осиротевший берег. Лишь непобедимый в кулачных сражениях Галл прошел сквозь Стену и вернулся такой же непобедимый, такой же уверенный в себе, как прежде. Несколько дней бродил он после по сметенному морем Тан-Унратену, разыскивая и возвращая к жизни сломленных, потерявших всякую надежду людей.

Город был разрушен до основания. Даже от каменного дома Стражи осталась лишь груда развалин. Вода начисто смела частокол, а кое-где и каменную кладку городского вала. Путь магрутам был открыт. Только чудо могло спасти уцелевших после Водяной Стены жителей Унры. И чудо произошло — ни в этот страшный день, ни в последующие магруты не пришли. А всего пару месяцев спустя на сторожевых башнях Унры вновь запылали огни. Городской вал был восстановлен. И десятки новых искателей приключений осваивали мудреные унритские тропы, ведущие в самое сердце Магра, в край бесчисленных орд магрутов и НЕПОНЯТНЫХ, но тем более драгоценных вещей.

Тан-Унратен зажил своей обычной жизнью. Снова зачастили сюда скаредные перекупщики (какой унрит не знает, что даже огненная харута не развязывает их кошельков). Как и прежде, в таверне старого Игла пропивались с трудом добытые денежки. В гавани покачивались на волнах кумароны. А бесшабашные унриты придумывали всевозможные проделки вроде той, которой они попотчевали-таки носатого Игла. В один распрекрасный день (а вернее, ночь) Игл обнаружил в своей таверне с десяток таких же носатых, таких же глупых и разжиревших, как он, собратьев. Все они, как братья, походили на него самого. Все они гнусавыми голосами цитировали священный «Кортаон», распивали харуту, а когда настоящий Игл собрался было в постель, то обнаружил, что место его занято двуглавым Иглом с дюжиной носов на каждой голове…

Поговаривали, что непременно участвующий в подобных забавах Малыш Бигги мог подстроить и не такое; что, если бы не его крошечный рост и невероятное уродство, Малыш с легкостью завоевал бы звание первого аэтона короната.

«Шута», — посмеивались молодые.

«Кто его знает», — качали головами старики.

Он появился в городе незадолго до Стены и зарабатывал, разгружая потрепанные ветрами Срединного моря кумароны. Всего трех минов ростом, Бигги обладал невероятной для своего хрупкого сложения силой, запросто ворочая набитые всевозможными товарами тюки.

Столь же невероятным было и его уродство. «Ребенок с головой магрута», — говорили о нем в Унре. Бигги и в самом деле походил на магрута. Лицо, перекошенное вечной гримасой ужаса. Кривой, будто переломленный надвое, нос. А вместо правого уха на голове уродца торчал отвратительный, с четверть мимина, нарост. Если бы не большие, грустные глаза, в его облике не осталось бы ничего человеческого.

Он был страшен и по-своему… добр.

Поговаривали, что в день Водяной Стены Бигги находился на борту одного из кумаронов. Волна опрокинула корабль, протащила через погребенную под водой Унру и, схлынув, оставила лежать посреди города. Позднее в его перевернутом искореженном остове разместил свою лавчонку предприимчивый Пин. Никто не умел рассказать о том страшном дне так, как это получалось у Бигги. Волосы вставали дыбом, когда уродец в два счета переносил слушателей в кипящие водовороты Стены, швырял на каменистый берег Магра или, вдруг, оставлял один на один с обмелевшим Срединным морем. Правда, не было на дне ни дракона, ни подводного города, как в рассказах других старожилов. Зато стояла на сплошь поросшей бурыми водорослями отмели прекрасная женщина (когда рассказ заканчивался, никто не помнил, как именно она выглядела, но все сходились в том, что — прекрасная). Она протягивала руки стоящим на берегу людям, и люди (а вернее, одураченные Бигги слушатели) тоже тянулись к ней, опрокидывая столы и расшибая носы о крепкие стены таверны старого Игла. Ибо не было ни обмелевшего моря, ни Водяной Стены, ни придуманной Бигги женщины, были же лишь наполненные огненной харутой глиняные кружки, хитрющие глазки Игла, да дружный смех не поддавшихся чарам унритов.

Игл любил вечера, когда Бигги в который раз заводил эту историю. В такие дни серебряные драконы сами сыпались в его кошелек. Ярче огня на сторожевых башнях разгорались споры о прекрасной Мирилле (так прозвали Женщину На Дне в Унре). Кружила головы харута. Срывались с захмелевших языков крепкие словечки, что, дескать, ах он, Бигги, такой-сякой. Что ни одна женщина в Унратене и сравниться не может с милой их сердцу Мириллой. И как жаль, что она всего-навсего выдумка маленького уродца. Хозяин же таверны подливал масла в огонь, напевая невесть кем придуманную песенку:

«Ах, прекрасная Мирилла мне милее, чем жена…»

Горе, коли долетали эти слова до его собственной жены — толстая Мара не прощала подобного легкомыслия, а ее луженая глотка могла перекричать десяток разъяренных магрутов. В таких случаях хитрюга Игл многозначительно бренчал в кармане серебряными драконами — вот, мол, они, денежки распрекрасной Мириллы. И толстуха, поворчав минуту-другую, убиралась восвояси. Зато как было удержаться и не показать ей напоследок язык? Волна смеха прокатывалась по таверне, и кто-нибудь обязательно подхватывал:

«Ах, прекрасная Мирилла, только ты мне и нужна».

Один лишь Бигги верил в свою выдумку. Он краснел и бледнел, слушая, как подвыпившие унриты горланят доходящую порой до непристойности песню. Как посмеивается над ними, подсчитывая барыши, Игл. Его задирали: «Эй, Бигги, расскажи… А правда, что ее волосы устилали море до самого… Эх! Не видать тебе Мириллы, как своих…» «Ушей!» — подхватывали нестройные голоса. Бигги же только крепче сжимал зубы и теребил единственное свое ухо. Лишь однажды, не сдержавшись, он вдруг набросился — и на кого! — на самого непобедимого Галла. И вот тут-то случилось невероятное, о чем в Унре и помыслить не могли. Казалось, великану ничего не стоило справиться с маленьким уродцем. Но не тут-то было. Странно раскачиваясь из стороны в сторону и нелепо размахивая руками, Малыш легко уклонялся от ударов. Галл промахивался раз за разом. Насмешки сыпались на него со всех сторон. Злясь на своего изворотливого противника, он молотил огромными кулачищами воздух до тех пор, пока верткий Бигги не изловчился и не боднул великана в живот. Тот охнул, согнулся пополам и, хрипя от ярости, рухнул на пол.

Восторгу зрителей не было предела.

Уже разливалась по кружкам обязательная для чествования победителя харута, когда Галл сумел подняться на ноги. Губы его были крепко сжаты, а в глазах плясал нехороший огонек.

— Ты! — он ткнул пальцем в своего обидчика. Других слов Галл не находил. В правой руке он держал кружку. — Урод! — разъяренный унрит замахнулся, намереваясь запустить ею в Малыша. Но рука Галла была перехвачена почти столь же крепкой рукой.

— Так нельзя! — голос Ленивого Дэна звучал твердо и решительно. Дэн был прав: побежденный гигант отступил.

«Вышло по-честному», — сошлись во мнениях зрители, а Дэн, в знак всеобщего примирения, бросил Иглу свой последний дракон.

— Угощаю всех!

Так у Малыша Бигги появился друг.

3

«Он был бы даже очень симпатичным малым, — подумал Дэн. — Если бы…» На освещенной факелом площадке ночь уже не мешала унриту, и он прекрасно видел все — и тень озабоченности на физиономии Малыша, и его огромный, сплошь заросший бородавками, нарост. Бедняга! Дэн жалел маленького уродца. «Маленького! — усмехнулся про себя унрит. — А ведь он старше меня иров этак на десять». Хотя кто его знает. Только немногочисленные морщины на лбу, коротко подстриженные, слегка тронутые сединой волосы да, пожалуй, серьезные, глубоко посаженные глаза, в которых отражался сейчас Дэн, выдавали возраст Бигги. «Малыш! Как бы не так», — унрит и сам страдал от своего унизительного прозвища, но все-таки предпочел бы остаться Ленивым Дэном, чем таким вот, как Бигги — ребенком без возраста, человеком без лица, уродом без…

— Что с тобой? — Бигги почесал свое единственное ухо. — Ты злишься?

— Я? — Дэн пожал плечами. Он и не думал злиться. Во всяком случае, на Малыша. Но теперь он и в самом деле чувствовал легкую досаду: в который раз Бигги приходит помогать ему, и все из-за…

— Я вовсе не хочу, чтобы тебя разорвал на части какой-нибудь магрут, — угадал его мысли Малыш. — Не понимаю, зачем ты скрываешь, что почти не видишь в темноте?

— Оставь, — отмахнулся Дэн. — Я хочу быть как все.

— И потеряешь жизнь. Это глупо. Ты можешь выходить на стражу днем.

— Я и днем выхожу, — буркнул Дэн.

Уродливая физиономия Бигги изобразила улыбку.

— Зато у меня хороший слух, Биг. Как нюх хиссуна. Лучший в Унре. Ты знаешь, — Дэн вдруг почувствовал, что досада куда-то улетучилась, и он рад, что Малыш здесь, рядом. — Знаешь, — повторил он. — В горах я слышал магрута за две лонги.

— Ты хороший унрит, Дэн, — покачал головой Малыш, — хотя и немного странный. Если бы в Унре знали о твоей ночной слепоте, я уверен, Дэн, никто бы не посмел сказать о тебе, что ты ленив.

— Спасибо, Биг, — чуткое ухо Дэна уловило новый непонятный ему звук. — А теперь давай немного помолчим. Без них, — унрит похлопал ладонью по ушам, — я…

Нет, показалось. Просто шумно зевнул один из тагов.

— Положись на мои глаза, — сказал Бигги. — Все в порядке.

— Ты не слышишь?

— Ни-че-его, — скорчил смешную гримасу Бигги. — Вчера…

— Погоди, — отмахнулся Дэн.

Может быть, ему только показалось?

Какой-то едва уловимый, непривычный для слуха звук пробивался сквозь шум морского прибоя. За стенами Унры стояла непроницаемая тишина. Зато в самом городе… Унрит напряженно вглядывался в темноту, но что он мог увидеть? Разве что беспорядочно разбросанные огни хижин и все те же плывущие перед глазами серебристые круги. Зрение только мешало ему.

ЗАКРЫТЬ ГЛАЗА И СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ.

— Присмотри за стеной, — попросил он Малыша.

— Будет исполнено, сениор аргенет. — В голосе Бигги чувствовалась легкая насмешка.

— Замолчи! — Дэн уже и сам начал забывать, кто он. Зря он проговорился. Хотя бы и Малышу. В Унре не следовало жить прошлым.

— Извини, — Бигги понимал с полуслова. Малыш обладал даром читать мысли, и Дэн готов был поклясться, что это не единственный его дар. — Только дай мне, — Бигги указал на оружие стража. Дэн с неохотой протянул ему меч.

Малыш шагнул на противоположный край смотровой площадки и затих.

Унрит с наслаждением закрыл воспаленные непроглядной мглой глаза. Он прислушался, и тотчас море звуков обступило его. Как ни тихо стоял на страже Малыш, тяжелое дыхание Бигги мешало Дэну. Усилием воли унрит осторожно изъял Малыша из звуковой гаммы. Потом потушил шум ветра и моря. Звук, на который охотился Дэн, слышался все явственней, но его заглушала песенка, которую распевали в таверне старого Игла подвыпившие унриты:

«Ах, прекрасная Мирилла!»

«Значит, бедняга Бигги пришел оттуда, — с досадой подумал Дэн. — Опять рассказывал свою историю. Опять над ним смеялись. И смеются… Но почему, почему он не может молчать?» В таверне громко расхохотались. «Ну да, так оно и есть». Смех растворился в напряженном сознании Дэна так же, как шумное дыханье Малыша. Теперь звук казался совсем близким. Еще потявкивали кое-где хиссуны, шмыгали там и сям здоровенные хриссы, но ошибиться было невозможно — Дэн слышал голос, и этот голос, низкий и в то же время невероятно сладостный для слуха, принадлежал женщине! «Около лонги, — определил расстояние Дэн, — скорее всего в Доме Стражи». Болела голова. Унрит почувствовал, что ночная «прогулка» утомила его. Уже не хватало сил, лоб покрылся холодным потом, онемели сжатые в кулаки пальцы. И все-таки он упрямо «двигался» вперед.

Похоже, женщина разговаривала сама с собой. Слов было не разобрать, но Дэн, знавший чуть ли не все голоса Унры наизусть, не сомневался, что этот голос он встречает впервые. Более того: женщина никогда доселе в Унре не жила. «Скорее всего приплыла вчера на торговом кумароне с кем-либо из перекупщиков», — подумал Дэн. Он вслушивался из последних сил, и ему начало казаться, что он разбирает незнакомые слова, слышит, как женщина скидывает сотканное из невероятно тонкой ткани платье. Он уже не понимал, то ли он спит, то ли слышит все это наяву. Вдруг женщина отчаянно взвизгнула, и острая боль (слишком громко) пронзила мозг Дэна. «Хрисса», — догадался унрит. Потом все стихло. Женщина легла спать. «Должно быть, красивая», — решил Дэн. Он еще наслаждался воспоминаниями. Он еще прислушивался. Еще надеялся услышать хоть одно слово. Но ровное дыхание женщины говорило, что она крепко спит.

Болела голова. «Если бы в Унре знали, как я могу слышать, — с горечью подумал Дэн и тут же усмехнулся собственной мысли, — они боялись бы меня больше, чем магрутов». Впрочем, нос в чужие дела Дэн не совал. Не стоили эти дела той жуткой боли, которая раскалывала сейчас его череп.

Но голос — да, да, да!

Ожидание становилось бессмысленным. Женщина спала, слегка постанывая во сне. «Что-то ее тревожит», — решил Дэн. Все нарастающая боль мешала слушать, и унрит медленно, словно боясь расплескать переполнявшие его звуки, двинулся назад. Мимо рычащих над своими боевыми снами тагов, мимо таверны старого Игла и шума моря к сосредоточенному сопению стоящего на страже малыша. «Пора», — решил наконец Дэн. Он открыл глаза, и в тот момент, когда яркий огонь факела заплясал в его глазах, чей-то хриплый, противный, каркающий голос сказал:

— А ведь нехорошо подслушивать, Дэн. Оч-чень нехорошо!

«Что он сказал? Ага! „Подслушивать“. И с нажимом „Оч-чень“. „Оч-чень, Дэн“. Или моего имени тот, с каркающим голосом, не упоминал?» Дэн вытер пот со лба и тут только заметил настороженный взгляд Малыша.

— Возьми, — Бигги протянул унриту меч. — Жаль. Я так хотел поймать хотя бы одного магри, — с сожалением сказал он.

— Зачем? — равнодушно спросил Дэн. Он был слишком занят происшедшим, чтобы поддерживать разговор.

— Подсунуть старому Иглу. Э, да ты не слушаешь? Что произошло?

«Да, но как он сказал?! Прямо в голове. И откуда он знает меня? — Дэн поморщился. В ушах звенело. — Ему не понравилось, что я слышал ее голос. И он дал мне это понять. Кто он такой?»

— Дэн! — Бигги казался невероятно далеким. — Очнись, Дэн!

По темно-зеленому, почти черному небу скользила в сторону Магра огромная тень… И хотя полминты спустя стало ясно, что это всего-навсего причудливой формы облако, унрит ощутил, что сердце его переполняет не одно, а сразу два чувства: любви и страха.

ГЛАВА ПЕРВАЯ ИР 3991. 10-Й ДЕНЬ РИЗИОНА

1

«Фу!» — поморщился Дэн.

— Вчера поймали, — хвастливо сказал толстый унрит с кривым хорсутским мечом поперек живота. Пальцы его лоснились от жира, по опухшей физиономии струился пот. Имени его Дэн не помнил. Да и ни к чему.

— Ну и мерзость, — сказал Дэн.

— Может, кто и купит, — сказал унрит.

— Только не я.

Толстяк улыбнулся.

— Их было несколько, — сказал он. — У ворот…

Дэн не слушал. Он с интересом наблюдал, как из маленькой, с кулак, головки высунулся длинный — мина в два — язык. Магрут был голоден. Его тупые, непрерывно вращающиеся глазки искали добычу. Язык пролез сквозь прутья клетки и обхватил ногу толстяка.

— Отойди, — сказал Дэн.

— Это не опасно, — унрит дернул ногой, и язык нехотя убрался в клетку. — Он беззубый, — пояснил толстяк. — Не понимаю, что может есть этакая дрянь.

— Все, — отрезал Дэн.

На всякий случай он отодвинулся подальше от клетки и разложил свой нехитрый товар: пару замысловатых, сохраняющих свет, браслетов и зеркальный кубик. «Дракона на два, — прикинул стоимость Дэн. — Впрочем, это как повезет».

— И давно оттуда? — мотнул головой в сторону Магра толстяк.

— Да.

— Вот и я. Не хочу. Хватит.

«Какой там Магр, с его-то животом», — вяло подумал Дэн. Мысли путались. «Какой там Магр… какой…» Ему давно следовало отправляться туда, но всякий раз что-то удерживало его. Дважды он выигрывал в кости (или это друзья специально проигрывали ему?). Другой раз рехнувшийся перекупщик заплатил ему целую корону за ржавую железку, которую Дэн отдал бы и даром. И вот теперь — голос. Третий день унрит бродил по городу в надежде встретить ту, которой он принадлежал. Третью ночь вслушивался в шорохи, ожидая, что вот-вот снова услышит его. И — ничего.

Денег не было. Голодный таг громко протестовал, когда Дэн ставил перед ним дешевое, отвратительно пахнущее пойло. Да и собственный желудок Дэна давал о себе знать глухим бурчанием, от которого становилось не по себе. Он знал, что надо идти, и опять стоял здесь.

Недаром его прозвали Ленивым.

— Сколько? — унрит вздрогнул от неожиданности.

— Два.

«Для начала надо было сказать три», — с досадой подумал Дэн.

— Тора?

— Дракона.

— Дорого.

«Будет торговаться». Дэн оценивающе посмотрел на покупателя. Темный плащ с капюшоном скрывал все, кроме глаз — холодных и… Унрит порыскал в памяти, подбирая подходящее слово, но не нашел его. Незнакомец был высокого роста. Под плащом угадывалось стройное мускулистое тело. Взгляд покупателя впился в драную куртку Дэна.

— Дорого, — повторил незнакомец.

«Надо было начинать с трех, — снова мелькнуло в голове Дэна. — Или с пяти». Покупатель не походил на обыкновенного перекупщика. Такие на цену не смотрят. Деланное спокойствие незнакомца не обмануло Дэна. Человек в плаще заметно нервничал, и унрит почему-то решил, что он побаивается сидящего в клетке магрута.

— Он не опасен, — сказал Дэн.

— С чего ты взял… — незнакомец пожал плечами и неожиданно пошел прочь. Унрит с недоумением смотрел ему вслед. Длинные полы плаща вздымали облачка пыли. «Сейчас обернется», — подумал Дэн.

Незнакомец не обернулся.

Странное ощущение возникло и тут же пропало — унрит даже не понял, какое именно.

Улочка стремительно заполнялась людьми. Пышно разодетые перекупщики с деланным безразличием рассматривали выложенные на продажу вещи. Унриты так же безразлично предлагали товар. Только женщины шумно торговались, вызывая бурные протесты продавцов из Короната.

Таир катился по безоблачному небу, нещадно поджаривая занятых привычными заботами людей. Дэн почувствовал острое желание скинуть куртку, сапоги и нырнуть в прохладную морскую воду.

— Жарко, — сказал он одному из перекупщиков.

Тот кивнул и прошел мимо.

Торговля шла вяло. Оно и понятно. Самое интересное продавалось не здесь. «Гнусное занятие», — решил Дэн. Он вытащил из-за пояса глиняную флягу и сделал несколько глотков. Прохладная, еще не успевшая нагреться вода освежила его. Магрут в клетке зарычал, и длинный язык потянулся к фляге. Дэн отдернул руку.

— Лучше бы ты его убил!

— Как бы не так, — толстый унрит похлопал себя по карману, — вот увидишь — не пройдет и хоры…

Дэн отвернулся.

— …как эти купят его, — сказал ему в спину унрит.

— Кто? — Дэн снова смотрел на толстяка.

— Вот эти… — Рука толстяка указывала в конец улочки.

Их было несколько. Они стояли возле хижины старого Урла и о чем-то совещались. Тела их наглухо закрывали все те же черные плащи. Вместо голов темнели капюшоны.

— Говорят, что они купили даже паршивого магри, — сказал толстый унрит.

— Мало ли что говорят, — буркнул Дэн.

Странные покупатели завелись в Унре. Таких еще не было. Дэн вспомнил своего. «Значит, его интересовал не я», — подумал он.

«Капюшоны», будто по команде, повернулись и уставились на него.

Неприятный холодок пополз по спине. Дэн вспомнил холодные глаза незнакомца. Неужели у них у всех… такие глаза? Они ему не нравились. Это Дэн понял ясно. Он невольно оглянулся, надеясь увидеть за спиной Малыша. Но Бигги грузил кумароны и был далеко.

Рослый человек в капюшоне, тот самый, который уже подходил к Дэну, что-то громко сказал на незнакомом языке. «Капюшоны» двинулись мимо торгующих. Они брезгливо рассматривали товар и, ничего не покупая, шли дальше. Казалось, они что-то ищут.

Дэн снова отпил из фляги. Подул легкий ветерок. Дышать стало легче. Один из продавцов помахал унриту рукой, и Дэн узнал немощного Урла. «Ему-то что продавать?» — подумал он.

— Сколько? — как и в первый раз, «капюшон» пристально смотрел на него.

И снова Дэн вздрогнул.

— Пять, — стараясь не смотреть «капюшону» в глаза, буркнул унрит.

— Ты говорил два, — холодно заметил незнакомец.

«Ничего я такого не говорил», — хотел было соврать Дэн, но осекся. Он вдруг ясно представил, как услышит в ответ каркающее и хриплое:

«А ведь обманывать нехорошо, Дэн. Оч-чень нехорошо!»

Человек в капюшоне спокойно отсыпал из кошелька пять драконов. Дэн не испытывал радости. «Значит, это был кто-то из них, — лихорадочно соображал унрит, — значит…»

— Гхм! — толстяк завистливо смотрел на Дэна.

— Не купили? — посочувствовал унрит. — В следующий раз…

2

— …в следующий раз ты без меня на стражу не выйдешь, — заявил Малыш.

— А в-вот и нет… — таверна старого Игла закачалась и поплыла в Срединное море. Дэн тряхнул головой, отодвинул кружку с харутой в центр стола: «Пожалуй, хватит».

— А в-вот и нет, — упрямо повторил он.

Мимо проплыл хитро улыбающийся Игл.

— Какие новости в Коронате? — услышал унрит его заискивающий голос. За соседним столом покачивался на волнах бородатый перекупщик с таким же длинным, как у самого Игла, носом. Вопрос относился к нему.

— Никаких, — сказал бородатый. — И товар ваш никуда не годится.

Бородатый икнул. Хитрюга Игл повернулся и подмигнул Дэну: «Перекупщик, что с него возьмешь». Дэн подмигнул в ответ: «Ага, знаю я тебя, своего не упустишь».

— Мерзкое питье, — буркнул бородатый.

«Не нравится — не пей», — подумал Дэн. Он с интересом рассматривал свою мускулистую руку. Будто видел ее впервые. Грязные ногти, многочисленные ссадины, шрам от кисти до локтя. Рука… светлорожденного. Посмотрел бы на него отец. Дэн потянулся за кружкой.

За окном стремительно мчалась по небу серебристая Мона. Мимо таверны шумно протопала ночная стража. Хлопнула дверь. Многочисленные шумы мешали сосредоточиться.

— …в гавани… — услышал обрывок фразы Дэн. — Эти «капюшоны»… — говорил Бигги.

Дэн насторожился.

— Они заходили сюда. Днем, — теперь говорил Игл. — Спрашивали меня, где найти проводника. А я им: любого и берите. У нас все хороши. Дэна вот посоветовал.

— А они?

— А что они? Его ж, говорят, Ленивым зовут…

Дэн почувствовал, как руки сами сжимаются в кулаки.

— …неприятные какие-то. Скользкие, — продолжал Игл. — И харута им не по вкусу. И таверна грязная. И Дэн в проводники не годится…

«Знаю, почему не гожусь», — чуть не сорвалось с языка унрита.

— …четверо их было. А все вроде на одно лицо. И деньги. Таких в Коронате нет.

— С крестом? — вырвалось у Дэна. Он был уверен, что с крестом. — Плохой чеканки?

— Да.

«Из Моранны, — подумал Дэн. — Как они там друг друга называют? Кажется, братья…»

— Из Моранны? — встрепенулся за соседним столиком бородатый. — Что здесь делать этим святошам! — его нос, казалось, еще больше вытянулся. — Надо доложить в Руне.

— Коронату нет дела до Тан-Унратена, — это говорил Бигги, — впрочем, мне они тоже не понравились. Я разгружал их кумарон и случайно рассыпал один из тюков. Там была мука. Но на вкус — тьфу! — Малыш сплюнул.

— Зачем же везти сюда всякую гадость?

— Чего не повезешь ради денег.

— Это не мука, — заявил Бигги.

— А что же?

— Порох.

— Так много? — икнул бородатый. — Зачем?

Дэну вдруг страшно захотелось рассказать про слышанные им голоса, но, вспомнив о количестве выпитого, он прикусил язык. «От харуты, скажут, бывает и не такое. Нет уж. Хватит с них Мириллы». Судя по яростно раскачивающейся таверне, начинался шторм. И как это Игл умудрялся стоять на ногах? Краем глаза Дэн заметил, что Малыш убирает со стола его кружку. Затекли ноги. Больно впивался в бедро нож. Унрит попытался сесть поудобнее и чуть было не рухнул на пол. «А со мной расплачивались деньгами Короната. Почему?»

Дэн задыхался.

— Биг…

— ?!

— Я сейчас.

С трудом поднявшись, едва не опрокинув при этом и стол, и Малыша, и всю таверну старого Игла, унрит заковылял к выходу. Непослушные ноги не поспевали за телом. За спиной Дэна раздался смех. «Пускай, — равнодушно подумал он. — Пять драконов… Нет, уже четыре». Дверь была невероятно далеко. Прошло не меньше минты, прежде чем Дэн добрался до нее.

— Я сейчас…

Он вывалился на улицу.

Прохладный ночной воздух приятно ласкал разгоряченное лицо. Затейливо плясали в темно-зеленом небе звезды. Еще покачивались огни хижин и маячившие вдали факелы на башнях, но шторм затихал. В голове прояснялось. Дэн прислонился к стене. Из окна таверны лился приятный голубоватый свет, вырывая из темноты пустынную улочку, по которой метался ночной ветер. Волнами колыхалась красноватая пыль Магра. Зеленое небо, красная пыль, голубое окошко таверны. «Красиво», — подумал Дэн.

Скрипнула дверь. Из таверны высунулся нос Игл и уткнулся в прислонившегося к стене унрита.

— Послушай… сейчас… Биг… ха-ха… — не в силах сдержаться, Игл расхохотался на всю улочку. — Нет, ты только послушай…

— Иди, — с трудом отлепившись от стены, Дэн схватил давящегося от смеха приятеля за нос и впихнул в дом. С наслаждением хлопнул дверью. Покачнулся и едва не рухнул на огромную груду битых амф. Хотелось побыть одному. Смотреть на мчащуюся по небу Мону и не думать ни о чем. Под ногами шумно чавкала, поедая объедки, здоровенная и слюнявая хрисса. Отшвырнув ее, Дэн обхватил голову руками и завыл, подражая вою магри. Огонек на ближайшей сторожевой башне встревоженно замигал. Унрит удовлетворенно хмыкнул. Сейчас сюда сбежится ночная стража. Он бы и сам прибежал, услышав этот пронзительный, пробирающий до костей вой.

В конце улочки послышались торопливые шаги. «Что-то очень уж скоро, — подумал Дэн, приготовившись взвыть еще разок. — Переполох так уж переполох. Пускай поохотятся».

Из таверны выглянула встревоженная физиономия Игла:

— Что это?

— Дэн развлекается, — сказал кто-то за дверью.

— Ты?

— Я, — успокоил Дэн, и дверь захлопнулась.

Вдали мелькнули неясные очертания стражников. Но чем ближе подходили они к таверне, тем больше походили на людей, о которых он столько сегодня думал. На этот раз их было двое. Они несли какие-то тюки и тихо переговаривались между собой. Дэн нырнул за груду битых амф, и вовремя — люди в капюшонах остановились, и один из них ткнул пальцем туда, где только что стоял Дэн. Разговор стал громче, но унрит разобрал одно лишь слово:

— Магри.

Значит, его приняли за магрута. «Оч-чень хорошо», — улыбнулся Дэн. Он развеселился, представив, как шарахнутся «капюшоны», когда услышат магри в двух шагах от себя.

— Магри, — снова сказал первый «капюшон», не сводя глаз с таверны.

Второй, поставив тюк на землю, молча вытащил из-под плаща длинный меч. «Ого, вот тебе и святоши», — подумал унрит, пожалев, что при нем только узкий и ненадежный в бою нож. Шутливое настроение пропало, однако назло себе он набрал в легкие воздуха и…

«Капюшоны» даже не вздрогнули. Держа наготове мечи, они уверенно двинулись к укрытию Дэна. Быстро выхватив нож, унрит скользнул за угол дома. Затаив дыхание, он слышал, как захрустели под тяжелыми сапогами осколки амф. Как звякнули, ударившись друг о друга, мечи. «А сталь-то плохая», — решил Дэн. Скрипнула дверь — один из преследователей заглянул в таверну.

— Магри? Как-кой-такой магри? — громко сказал заплетающимся языком Игл, и по удалявшимся шагам Дэн понял, что опасность миновала. Он осторожно выглянул из-за угла. Спрятав под плащи оружие и взвалив на плечи тюки, «капюшоны» шагали прочь. «К ней», — подумал унрит, скользнув по темной улице вслед.

3

Казалось, «капюшоны» и сами не знают, куда им идти. Они долго плутали по узким улочкам, то ускоряя, то замедляя шаг. Время от времени останавливались передохнуть. «Так можно бродить всю ночь», — размышлял про себя унрит. Он спотыкался на каждом шагу, проклиная ненавистную мглу, которая, словно назло ему, все больше сгущалась над городом. Скрылась за тучами Мона, один за другим гасли огни хижин. И без того неясные тени незнакомцев слились с темнотой. Дэн останавливался, чтобы определить: через двадцать шагов они повернули налево. Дэн отсчитывал двадцать шагов, поворачивал и тут же снова прислушивался. Теперь прямо. И он шел прямо. Споткнувшись в темноте о камень, унрит сильно ушиб ногу. Каждый шаг давался с трудом. Хромая, почти вслепую, он прошагал, по его подсчетам, не менее лонги. Никогда еще Унра не казалась ему такой огромной. Налево, прямо, опять налево. Наконец впереди забрезжил мягкий голубоватый свет. «Пришли», — с облегчением подумал унрит. Пройдя же еще несколько десятков шагов, Дэн остановился в недоумении: перед ним была таверна Игла.

Они ходили кругами.

В таверне по-прежнему веселились. Дэн почувствовал, что устал. Однако люди в плащах продолжали свой путь, и унрит последовал за ними.

Почти у самого горизонта вынырнула из-за туч Мона. По узким улочкам Унры поползли переплетенные тени. Теперь «капюшоны» шли значительно быстрее. Дэн едва поспевал за ними, недоумевая, куда и зачем можно так путано идти. Что-то здесь было не так. Забыв об осторожности, он уже не старался держаться ближе к стенам, а вышагивал посреди улицы. Они миновали землянку Бигги, затем его собственную полуразвалившуюся хижину. Когда же «капюшоны» миновали черную тушу перевернутого кумарона, в котором разместилась лавчонка Пина, Дэн уже не сомневался, что бессмысленное кружение по Унре подходит к концу. Незнакомцы направлялись к гавани.

Проходя мимо лавчонки, Дэн не удержался и заглянул в освещенное окно. Пин сидел за столом. Перед ним лежала груда золотых и серебряных монет. Губы его шевелились. «Ун, до, тре, кетр»[1], — прочитал по губам унрит. Пин поднял голову, и взгляды их встретились. «Кун, сес, сен»[2], — продолжал считать лавочник. «Ои»[3], — изобразил беззвучно Дэн. Настороженный взгляд сменился удивленным. Пин усмехнулся. «Сант»[4], — сказал он. Унрит приветственно махнул рукой: хорошо, пусть будет «сант». Он снова шагнул в темноту и прислушался. Капюшоны свернули направо и были совсем близко к дому стражи. Забыв про больную ногу, Дэн побежал. Полминты спустя он стоял на пустынной улице и недоуменно оглядывался по сторонам. Незнакомцев простыл и след.

Это была единственная в городе улица, застроенная каменными домами. Их строили богатые перекупщики, надеясь, что каменные стены и надежные запоры — лучшее средство против любого нашествия магрутов. Темные окна настороженно поглядывали на Дэна. Дом Стражи был молчалив и, казалось, пуст. Ни звука, ни шороха, ни скрипа. Массивные железные двери, решетки на окнах. Тишина. Однако «капюшоны» исчезли именно здесь. В довершение всего нырнула за горизонт серебристая Мона, и Дэн окончательно ослеп. «Обидно». Подставив прохладному ветру разгоряченное бегом лицо, унрит лихорадочно соображал: куда, куда они могли исчезнуть?

В голове все еще играла харута. Глупая ночь. Преследование закончилось, а Дэн так ничего и не узнал. Ныла разбитая нога. От быстрого бега стучало в висках. Даже хваленый слух подвел его. Пора было возвращаться. Дэн зло закусил губу и повернулся, чтобы идти, когда тяжелый удар по голове швырнул его в бездонную пропасть.

ГЛАВА ВТОРАЯ ПЛЕННИК

1

Он очнулся от страшной боли в затылке. Кругом была кромешная тьма. И тишина. Только размеренно капала откуда-то сверху вода. Куртка и штаны промокли насквозь. «Ну и сырость». Дэн попытался сесть. Тело не слушалось. Перевернувшись на бок, он отполз от пакостной лужи, в которой лежал. Хотелось пить, но запах, исходивший от капающей воды, вызывал отвращение. Дэн пошарил рукой на поясе. Фляга исчезла. Исчез и нож.

— Поздравляю… Светлейший, — буркнул сам себе унрит, и голос его заметался в каменных стенах в поисках выхода. Беспокоила нога. Она распухла и, сдавленная узким голенищем сапога, быстро теряла чувствительность. Согнув ее в колене и подтянув к животу, Дэн стянул сапог и тут же почувствовал облегчение. Глоток свежего воздуха, холодной воды, горячей похлебки, и он с радостью забыл бы все ночные неприятности.

Но неприятности, похоже, только начинались. «А ты, оказывается, не только ленивый, а еще и глупый. Вот так». Злость придала ему силы. Дэн сел. Закружилась голова, вызывая смутное подозрение о том, что он, Дэн, как-то неправильно сидит. Возможно — на потолке. Впрочем, он и не сидел — он плавал в кромешной мгле, не разбирая, где верх, где низ. «Подозрительное, однако, местечко», — хмыкнул унрит, погружаясь в сладкое забытье.

Что-то мягкое ткнулось в его ладонь. Дэн приоткрыл глаза, но ничего не изменилось. Будто он их и не открывал. Вокруг была все та же кромешная тьма. Пушистый зверек прошуршал по полу, и теплое его дыханье коснулось лица унрита. «Мусса», — подумал Дэн. На душе стало светлее. Он не двигался, боясь спугнуть приносящего счастье зверька.

«Все будет хорошо».

Уже не так болела голова. А нога… Дэн осторожно пошевелил кончиками пальцев. Терпимо. Длинные усы зверька приятно щекотали подбородок. «Пускай», — решил Дэн. Сколько он пролежал здесь? Хору? Две? Казалось, целую вечность. Об этом же заявлял и его желудок. Судя по аппетиту, никак не меньше. «Если не убили сразу, значит… пора бы уже подавать на стол». «Ах, Дэн, Дэн, — сказал бы Бигги, — даже в этой вонючей дыре…» И впрямь — дыра. Хорошо бы еще узнать, где это в Унре такие дыры? И для чего? Дэн шумно вздохнул, и мусса испуганно бросилась прочь. Ладно. Повалялись и хватит. Унрит напряг мускулы. Тело прекрасно его слушалось. Дэн встал.

— Ну, держитесь, — невесть кому пообещал унрит, разминая онемевшие пальцы. — Есть хочу! — громко и с вызовом заявил он.

Ответом ему была тишина, от которой унриту стало не по себе. А ну, как они не придут? К чему мечи, если голод все сделает за них? «Ах, Дэн, Дэн, — сказал бы ему Бигги, — не совал бы ты своего носа…» «А что мой нос? Нос как нос. Вот у Игла нос, такого еще поискать надо…» «Да чего ты ко мне привязался?»

— Я?! — громко возмутился Дэн и тут только сообразил, что разговаривает сам с собой.

Жаль. Ему так не хватало сейчас Малыша.

Он шагнул вперед и тут же уперся в склизкую каменную кладку. Что и следовало ожидать. Кое-где по стене тоненькими ручейками бежала вода. Три шага в сторону — поворот. Еще три шага — все та же, поросшая невесть чем стена. Четвертая ничем не отличалась от предыдущих. Дверей не было. «Однако как-то я сюда все-таки попал?» — с удивлением подумал Дэн.

Голова его едва не касалась потолка. Такого же склизкого и отвратительно пахнущего. Морщась от накатившей гадливости, Дэн тщательно обследовал каждый выступ. В одном из углов ему показалось, что плита, лежащая на массивных каменных перекрытиях, слегка шевельнулась. «Здесь», — решил унрит.

— Ну и что?

Он снова заговорил вслух и внезапно понял, что боится тишины. Глухой, опустошающей, наполненной лишь собственным его дыханием да равномерно капающей с потолка водой. Такой тишины он еще не знал. Впервые его слух был бессилен перед ней. «Как будто весь мир — это я», — подумал унрит.

От такого можно было сойти с ума.

— Н-ничего, — звук собственного голоса действовал успокаивающе. — Бр-р, — вторил Дэну его желудок.

Унрит содрогнулся, вспомнив выпитую накануне харуту. Все — она. Кто? Харута или та, которая?.. И еще они — пять драконов. Или четыре? Он с опасением пощупал прикрепленный к поясу кошелек. Облегченно вздохнул: деньги на месте.

— А могут и не понадобиться, — пробормотал унрит.

«Что ж, сам виноват», — сказал бы на это Малыш.

— Знаю…

Загремела отодвигаемая плита, и откуда-то сверху ударил ослепительно яркий свет. Дэн невольно прикрыл руками глаза.

— Ну, долго мне ждать? — грубо сказал чей-то голос. — Пора бы и очухаться.

— Да, — глухо ответил Дэн, удивившись накатившей вдруг слабости.

— «Да, да», — передразнил голос. — Жрать небось хочешь?

— Хочу.

Унрит открыл слезящиеся глаза и разглядел появившегося в образовавшемся проеме человека. Это был, несомненно, один из «капюшонов». Те же холодные, пустые глаза, тот же неприятный раскатистый голос. Губы человека сложились в презрительную усмешку.

— А здорово мы… тебя!

В руках он держал миску, и запах, исходивший от нее, приятно щекотал ноздри. Дэн решил промолчать.

— Чего выслеживал-то? — уже более миролюбиво спросил человек.

Унрит пожал плечами.

Расхохотавшись, человек чуть было не расплескал налитое в миску варево. Дэн жадно смотрел на его дрожащие от смеха руки.

— На, — они протянули миску с ложкой.

Унрит торопливо схватил долгожданную еду.

— А зачем?.. — начал было он, но уже слышался грохот задвигаемой плиты.

Снова наступила непроницаемая мгла. Дэн сел на пол и вслепую принялся орудовать ложкой. Суп был безвкусный, однако пах грибами. «В жизни бы не стал есть, — подумал унрит. — Одно слово — грибоеды».

Настроение его улучшилось. Наевшись, он отставил миску в сторону. Приятная истома растекалась по телу. Глаза сами собой закрывались. «Ах, Дэн, Дэн, — ни с того ни с сего вдруг сказал Бигги. — Глупый Дэн». «Почему это глупый?» — недоумевал унрит. Снова прошмыгнула мимо мусса.

— Видишь, все хорошо, — пробормотал Дэн.

«Подсыпали», — голос Малыша был бесконечно далек.

Спать, спать, спать…

Ему снилось, что его несут по длинному коридору, и свечи, расставленные вдоль стен, нещадно чадят. Перед глазами проплывал грязный, покрытый копотью и пылью потолок. Потом его внесли в полутемную комнату, положили на что-то жесткое. Было неудобно лежать, и Дэн попытался повернуться на бок.

— Эй, — одернули его.

— Он спит, — сказал другой голос.

— С открытыми глазами?

— Сейчас.

Чьи-то цепкие пальцы закрыли его веки.

— Спать, — звучал властный приказ.

«Нельзя», — подсказывал отяжелевший от дремы разум.

Дэн почувствовал, как кто-то склонился над ним, и холодные безжалостные глаза впились в его лицо.

— Я хочу знать… — прошептал обладатель этих глаз.

«Я тоже», — вяло подумал Дэн.

Будто тысячи иголок вонзились в мозг. Унрит лежал, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. По лицу струился липкий пот. С пола тянул легкий сквознячок, и Дэн решил, что дверь комнаты наверняка открыта. Вскочить, броситься на тех, в комнате — он наверняка с ними справится. Потом в коридор. Выдернуть тяжелый бронзовый подсвечник, и уже никто не удержит его. Так просто.

— Т-так, — прошептали его губы.

— Спать, — снова приказал властный голос. — Ты очень хочешь…

«Не хочу!»

Сон во сне. «Сны», — подумал Дэн. Что это? Перед ним покачивалась носатая физиономия Игла. «Один дракон», — нагло заявил его длинный нос. «Как бы не так!» Вдруг стало холодно. Игл исчез. Зато появился кто-то чужой. Длинные (как нос Игла) крючковатые пальцы торопливо шарили в мозгу унрита. Лапали мысли. Деловито ощупывали их. Именно так они хватали выложенный на продажу товар. Равнодушно, беззастенчиво, нисколько не беспокоясь о цене.

— Это не тот, — сказал первый голос, и Дэн превратился в слух.

Он должен понять…

— А ты что думал? — ответил второй.

— Он ничего не знает. Я обследовал его память. Странно…

— Зато чувствует вполне достаточно, чтобы…

— Убрать?

— Оставь, — властно сказал один из собеседников. — Он не опасен. К тому же… у него великолепный, — чья-то рука коснулась уха Дэна. — Вот и все. — Говоривший это сделал несколько шагов, забулькала вода. Человек пил.

Пересохшие губы Дэна дрогнули.

— Он слышит, — с беспокойством заметил хриплый голос.

— Я знаю. Он поведет нас в Магр. Ты слышишь, Дэн? Ты поведешь нас в Магр. У тебя нет выбора… — человек хлебнул, — иначе…

Сделанная пауза не предвещала ничего хорошего. Но они кого-то боялись. В этом Дэн не сомневался. «Нет выбора! Хриссовы дети! Биг, ты слышал? Слышал, Биг?» Уже засыпая, унрит почувствовал, как прошелестело по коридору легкое платье.

Она была здесь.

2

На этот раз его разбудил холод. Прилипшая к спине сырая унритская куртка не только не согревала, а, казалось, лишь усиливала озноб. Проснувшись, Дэн тут же вскочил на ноги. С десяток приседаний разогнали кровь. Стало теплей. Смутно припоминались чужие голоса, цепкие пальцы, собственное бессилие. «Накормили», — с досадой подумал унрит. Ясно было, что пока его убивать не собирались.

Пока.

Дэн усмехнулся. Зато он снова слышал ее.

«Ты не только глупый, а еще и упрямый, Дэн».

«Ну и пусть».

«Грибоеды несчастные!»

Он снова разговаривал сам с собой. Так было легче. Голова работала хорошо. Руки, ноги тоже. Пару «капюшонов» он уложит одной левой. При этой мысли Дэн не удержался и сплюнул. Вспомнив про сапоги, он нашарил их в темноте, торопливо натянул на ноги. Надо быть готовым ко всему.

«Никаких супов, Дэн. Никакого Магра».

«А она? Неужели я так и не пойму?..»

Желание бежать боролось с любопытством. Однако, когда вновь загрохотала отодвигаемая стражем плита, унрит не раздумывая бросился в угол и затаился, ожидая, что вот-вот покажется ненавистная физиономия. Яркий свет лишь на мгновение ослепил его. Страж еще наклонялся, пытаясь разглядеть лежащего на полу узника, а Дэн уже мертвой хваткой вцепился в его длинные, сальные космы и со всей силы рванул вниз. Человек рухнул на каменный пол. Со звоном покатилась по полу жестяная миска. Запахло отвратительным грибным пойлом. Дэн прислушался. Наверху было тихо. Человек на полу стонал. Изо рта его тоненькой струйкой бежала кровь. Лучше бы Дэн не видел. Унрит вдруг почувствовал легкий приступ тошноты. «Я не хотел», — подумал он. Повинуясь безотчетному чувству, Дэн склонился над умирающим. Человек задыхался.

— Прости, — прошептал унрит.

— Тебе… — слова таяли на губах, — отомстят.

Дэн вздрогнул.

— Я знаю… — Голос оборвался, а вместе с ним оборвалась и жизнь. Холодные глаза стали еще холодней. Не в силах выдержать их мертвящего взгляда, унрит отвернулся. «Ты не умеешь убивать людей», — подумал Дэн. На душе было невыносимо тяжело. Однако следовало подумать об оружии, которое наверняка имелось у стража. Не глядя в лицо умершему, унрит ощупал быстро холодеющее тело, вытащил из ножен остро отточенный клинок. С восхищением осмотрел доставшийся ему нож. Сверкающая даже в полутемном подвале сталь была великолепна. А узкое трехгранное лезвие, казалось, пронзило бы и камень. Его старый, унритский был куда хуже.

«Неплохой обмен», — решил Дэн.

Он быстро выбрался наверх, осторожно, стараясь не шуметь, задвинул плиту. В комнате, где очутился унрит, стоял полумрак. Так же, как и во сне, чадили свечи. Голые каменные стены без окон. Деревянный лежак в углу. Это помещение оказалось немногим веселее того, откуда унрит только что бежал. Дверь комнаты была полуоткрыта. Подавшись к ней, Дэн прислушался к тому, что творилось в коридоре. И вовремя. По коридору (или что там было за дверью?) кто-то шел. Поравнявшись с дверью, за которой притаился унрит, человек остановился в нерешительности. «Только бы не сюда», — подумал Дэн. Ему вовсе не хотелось убивать.

Человек тяжело вздохнул.

— Эй, Хруди, — сказал он, и унрит понял, что так звали убитого стража. — Завтра… — он помолчал.

Дэна била мелкая дрожь.

— Ты меня слышишь?

— Ага, — сказал унрит, стараясь подражать слышанному им голосу Хруди.

Звякнули ключи.

— Как он там?

— Спит.

— Пускай. Завтра топаем…

— …в Магр? — не удержался Дэн.

Человек шагнул к двери. Унрит приготовился нанести удар.

— Что-то голос у тебя…

— Иди-ка спать, — буркнул Дэн, чувствуя, как холодеет спина.

— Я вот тоже… Не по душе мне…

Слова звучали все глуше. Человек уходил. «Ну же», — торопил его Дэн. Едва затихли шаги, унрит скользнул за дверь.

Так и есть: коридор из сна. Те же редкие свечи, тяжелые подсвечники. На всякий случай Дэн ухватил один из них и попытался выдернуть из стены. Не тут-то было. Впрочем, ему хватало и ножа.

Коридор оказался не таким уж длинным. Какой-нибудь десяток шагов, и унрит вышел к широкой каменной лестнице, ведущей наверх. Воздух заметно посвежел. Дэн с наслаждением вдыхал его, размышляя, что же делать дальше. Судя по всему, лестница вела из подвала на жилые этажи, где полно людей.

«Капюшонов».

Там вполне может быть выставлена охрана. В любом случае риск довольно велик. Сражение с «капюшонами» в планы не входило. Дэн нашарил в кармане медную монету и крепко сжал в кулаке. Поднявшись на несколько ступенек, унрит бросил ее на открывшуюся перед ним лестничную площадку. Бесшумно спрыгнул вниз.

Никакого движения. Что-то больно легко все у него получается. В Магре частенько бывало так: чем легче дорога, тем скорее останешься без головы. Но то — в Магре. «Была не была», — решил унрит. В несколько шагов он преодолел лестницу и очутился в новом коридоре, ничем не отличавшемся от предыдущего. Только дверей побольше да воздух посвежей. Коридор был пуст. Двери закрыты. Ни одна из них не походила на дверь, которая могла бы вести на улицу. Видимо, нужная унриту находилась в другом конце здания.

Дэн осторожно зашагал мимо таинственных дверей. За ними, как он ни прислушивался, стояла мертвая тишина. «Или нет никого, или все спят». Скорее всего в Унре ночь. «Оч-чень хорошо», — злорадно подумал Дэн.

Он уже почти преодолел коридор, когда за последней дверью ему почудилось легкое движение. Как будто скользнула по полу пушистая мусса. Прошмыгнул в листве лиимдрео ветер. Набежала на берег ленивая волна.

Или?

Дэн остановился. Да, за дверью кто-то был. «Пф-ф!» — легкий вздох. Так задувают свечу. «Пф-ф!» — еще раз. Едва различимые шаги. Шепот расчесывающего волосы гребня. Забыв об опасности, унрит прильнул к двери. «А ведь подслушивать нехорошо», — вспомнил он каркающий голос. Тьфу! С глухим стуком упала на пол заколка, невидимая рука подняла ее, переложив на стол. Та же рука зашелестела бумагами и, скомкав один из листков, швырнула его в угол. «Ого!» — подумал Дэн.

Шелест платья.

— Тсс! — приказал унрит своему сердцу, которое едва не выскакивало из груди. В любой момент в коридоре могли появиться капюшоны, но Дэн словно прилип к двери. Никакая сила не заставила бы его уйти.

Сейчас… Когда…

Свечи слегка подрагивали от сквозняка, и в такт с движениями огня плясали на стенах и потолке многочисленные тени унрита. Десятирукие, пятиголовые Дэны с непомерно длинными ножами, накрепко зажатыми в кулаках. Неожиданно тени прыгнули в сторону — со скрипом отворилась входная дверь. Унрит увидел, как медленно появилась в коридоре обутая в тяжелый кованый сапог нога. Потом черный плащ с капюшоном.

Медленно. Очень медленно.

Вошедший словно раздумывал, войти в коридор или все-таки остаться там, за углом. Дэн затаил дыхание («еще секта, и…»), потом решительно (терять было нечего) толкнул массивную дверь. На его счастье, она была не заперта. Шагнул в таинственную комнату.

Здесь.

3

В комнате никого не было.

Дэн тихо прикрыл дверь и с недоумением уставился на разбросанные на полу скомканные листки бумаги. Какую-то минту, да что там минту! — полминты назад их комкала невидимая рука. На круглом столе из красного дерева лежал гребень, украшенный поблескивающими в полумраке камушками. Наверное, он еще помнил запах ее волос. «Красивая вещица», — подумал Дэн. Еще дымили погашенные свечи. Другие освещали комнату дрожащим светом. У маленького зарешеченного окошка стояла аккуратно прибранная кровать. На розовом одеяле лежали все те же разбросанные в беспорядке листки. Тихо, очень тихо унрит подошел к столу, машинально взял в руки гребень. Положил на место. Его внимание привлекли чашки, наполненные разноцветными остро пахнущими… «Красками», — догадался унрит.

Как он и ожидал, листки на постели оказались рисунками. Усевшись на одеяло, Дэн принялся рассматривать один из них. Черточки, квадратики, малиновые круги. Прямо посреди рисунка расплылась черная, холодная, как глаза «капюшонов», клякса. Она вызывала неприятное ощущение. Сразу засосало под ложечкой. «Если меня найдут, тем более здесь, мне несдобровать», — подумал унрит. Отложив рисунок, он наклонился к окну. Попробовал прочность решетки, но тот, кто строил этот дом, знал свое дело. Дэн с тоской посмотрел на плывущую над Тан-Унратеном Мону, на огоньки унритских хижин. Они казались такими далекими…

Унрит вздохнул. Взгляд его коснулся стоящего в углу шкафа. Рядом висело зеркало. «Дурацкая у меня, должно быть, физиономия», — усмехнулся он. По коридору то туда, то сюда сновали «капюшоны». Еще немного, и они обнаружат, что узник бежал. «Что же ты сидишь, Дэн?» Перед глазами встала увиденная им клякса. Странное дело — рисунок притягивал его. Унрит снова взял листок с непонятными черточками и кругами. «Даже дети рисуют лучше», — решил он, сунув, однако, рисунок за пазуху.

Но где же та, которую хотелось найти?

В полупустой комнате прятаться было негде. Разве что? Унрит подошел к шкафу и рывком открыл дверь. Да. Внутри, забившись в груду тряпья, сидела — скрючилась, согнувшись в три погибели — Дэн было решил, что глаза опять сыграли с ним злую шутку. Он отпрянул. Из горла вырвался не хрип даже, но стон:

— Не может быть!

— Не может быть!

Из пыльного шкафа тянула костлявые руки отвратительного вида старуха. Беззубый рот расплывался в ухмылке. В уголках губ пенилась ядовито-синяя слюна. Драные лохмотья едва прикрывали дряблое, морщинистое тело. С необыкновенной легкостью старуха вдруг выпрыгнула из шкафа. Отшатнувшись, Дэн ударился о спинку кровати, но даже не почувствовал боли. Как зачарованный, он смотрел в обезображенное морщинами лицо. Костлявая рука вновь потянулась к нему. Уж лучше бы он встретил магрута! Дэн бросился к двери. У самого выхода он обернулся и увидел, что старуха даже не шелохнулась. Зато рука ее невероятно вытянулась и болталась перед самым его носом. Пять пальцев, пять ядовитых змей целились ему в глаза. Не помня себя от ужаса, Дэн полоснул ножом по отвратительной, похожей на пергамент коже. Лезвие прошло извивающуюся руку насквозь.

«Что же это?!» — в отчаяньи подумал унрит.

— Кто ты?

Старуха молчала. Глаза ее ехидно прищурились, пальцы сомкнулись на горле унрита. Дэн задыхался. Но не эти пальцы душили его — их он даже не почувствовал. Душил поднявшийся из глубин сознания ужас. Душило собственное бессилие. И еще — ненависть. К этим невероятно длинным рукам, дряблой, отливающей желтизной коже.

— Ах, ты! Тварь! — Дэн снова и снова рубил ножом… воздух.

«Воздух». Он ухватился за это спасительное слово. Картинки, аккуратно прибранная кровать… Гребень… Да ей и расчесывать нечего! Не эти же седые, сбившиеся в бесформенный ком волосы? Где-то (где же?) он видел нечто подобное. Не старуху, нет. Видение. Море. Да, море. Женщину. Мириллу.

Бигги! Как же он сразу не догадался. Если Бигги способен заставить увидеть свои истории, почему этого не может сделать кто-то другой?

Страх отступил. Все еще содрогаясь от отвращения, Дэн шагнул вперед. Было чуть зябко, но извивающаяся рука ничуть не мешала его движению. Он сделал еще шаг. Старуха вдруг испуганно заморгала. «Это она», — подумал Дэн. Но зачем, зачем она предстала ему в этом ужасном образе? Чего она боялась?

— Тебя, Дэн, — громко сказал кто-то за спиной унрита.

Дэн обернулся.

В дверях стоял незнакомец. «Да, именно он торговался со мной. Тогда». В руках у него сверкал меч. На нем не было плаща, не было капюшона. Обыкновенная рубашка из грубого полотна. Черные, как смоль, волосы поблескивали в неровном свете свечей. На тонких губах играла усмешка. И лишь глаза оставались все так же безжизненны и холодны.

— Еще бы, — сказал незнакомец. — Ворвался к ней. Оборванный. Грязный. С ножом. Да и пахнет от тебя, как… — он сморщил нос. — Светлейший, — презрительно добавил незнакомец.

— Полегче, — обиделся Дэн, ожидавший удобного момента, чтобы ринуться в бой. Но незнакомец был настороже.

— Ты слишком любопытен, Дэн. Это не-хо-ро-шо.

— А ты… — с вызовом начал унрит.

— Зови меня просто Ирд, — перебил незнакомец. — Мне следовало тебя убить. Мой человек лежит в подвале со сломанной шеей. Так вот как принято у аргенетов…

Он не договорил. С быстротой молнии Дэн бросился на него. Еще быстрее действовал противник. Его меч сверкнул в воздухе, и нож унрита воткнулся в пол. Мускулистая рука в перчатке, казалось, лишь коснулась подбородка Дэна. Однако этого касания было достаточно. Дэн рухнул на колени.

— К тому же ты слишком упрям, — спокойно сказал Ирд.

В голове гудело. Дэн попытался подняться на ноги и не смог.

— Ну же, давай — бросайся на меня.

— Хо-ороший удар, — прошептал унрит. Обернувшись, он заметил, что старуха («хотя какая она старуха!») сидит на кровати, равнодушно глядя в окно.

— Вставай, — приказал Ирд. — Мы еще не договорили, Дэн.

— Хрисса, — процедил сквозь зубы унрит.

— Это как посмотреть.

— И на кого, — Дэн покосился на старуху.

— Симпатичная, — ухмыльнулся Ирд. — Знаешь, хотелось тебя чем-нибудь удивить.

— Так это ты?..

— А кто же?

— Я думал, она.

— Ей все равно. Смотри.

Словно пелена упала с глаз. На кровати сидела девушка. Светлые волосы рекой струились по плечам, целое море волос разлилось на розовом бархате одеяла. Она медленно повернула голову и посмотрела на Дэна. Губы ее дрогнули, будто девушка хотела что-то сказать. Тонкая рука потянулась за одним из разбросанных на кровати листков. Почти прозрачная, из тончайшего шелка, накидка заколебалась, приоткрыв…

Дэн отвернулся. Голова пылала.

— Ты узнала его? — спросил Ирд.

— Это он. — Ее голос был еле слышен, но и одного слова хватило, чтобы голова унрита закружилась. Дэн прислонился к стене, чтобы не упасть.

— Все сходится, — прошептал «капюшон».

Он насмешливо взглянул на унрита:

— Она тебе нравится, Светлейший. И, ручаюсь, в Магре с ней не соскучишься. Ну так как, мы идем, Дэн?

— Да, — прошептал унрит, глядя прямо в безжизненные глаза, которые говорили о том, что иного выхода у него нет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ МИРИЛЛА. ИРД

1

Тихой и спокойной выдалась эта ночь в Унре. Огромные, рассыпанные по небу звезды, казалось, можно было сорвать, как гроздь голубого аэльского уинона. Положить под язык и сосать, осторожно выдавливая из-под их голубоватой кожуры прохладную, слегка горьковатую на вкус мякоть. Спелая Мона щедро раздаривала свои серебристые лучи. Прогретая за день земля не спешила расставаться с теплом, и по улочкам Унратена струились густые молочные ручейки. Иногда из тумана вдруг выныривала замысловатая тень какого-нибудь припозднившегося унрита. Он стряхивал с себя молочную пыль, нетвердой походкой пересекал улочку и снова нырял в белесоватые потоки.

Город был полон теней и снов.

Старому Пину снились драконы. Они кружились вокруг его головы, размахивая перепончатыми крылышками и вытягивая длинные чешуйчатые шеи. «Ай-яй-яй!» — качал головой Пин, ловил их руками и складывал в толстый, набитый серебряными монетами кошелек.

Носатый Игл разлил целую бочку харуты и никак не мог понять, то ли во сне, то ли наяву. Несколько раз он просыпался в холодном поту, пихал в бок храпящую Мару и опять проваливался в один и тот же кошмар — залитый харутой подвал, дурманящий запах, как всегда, недовольная всем на свете жена…

Клевал носом у окошка своей хижины Бигги. Поглядывая на залитую туманом улочку, он все ждал, что вот-вот вынырнет из молочной реки Дэн (они частенько посиживали в такие ночи за стаканчиком вина), но вместо Дэна бродили по сонному Унратену чужие тени, шмыгали здоровенные хриссы, мерцали тусклые огоньки. «Где же он загулял?» — думал, засыпая, маленький уродец. Нехорошие предчувствия сжимали сердце. Хотелось выскочить на улицу, кричать, звать его, однако сон уже брал свое. Голова Малыша упала на стол. Он тяжело вздохнул, подумал, что неплохо бы задуть свечу, и заснул.

С каждой минтой туман становился все плотней. Все глубже утопали в нем неказистые дома. Все выше поднималось над городом белое, легкое, как пух, одеяло.

Поеживались от ночной прохлады стражи на башнях. Приходилось быть внимательными вдвойне. А ночь была так тиха. Воздух так полон ароматами снов…

Когда-то, до Водяной Стены, магруты были редкими гостями в Тан-Унратене. Полоса отчуждения с выжженной травой и почти начисто вырубленными деревьями тянулась до самых предгорий. В ней нечего было делать обычному зверью, и магруты редко спускались с гор в поисках пропитания. После разразившейся катастрофы Унра пришла в упадок. Малочисленному населению города не под силу оказалось держать контроль над огромной территорией. Полоса заросла высокой травой. Кое-где тянулись вверх молодые деревца. Появилось зверье. Осмелели магруты. Наиболее подвижные из них частенько выбирались из Магра поближе к морю, где всегда хватало выброшенных на берег морских обитателей. Да и человек казался теперь не столь уж недоступной добычей.

Особенно многочисленны в окрестностях Унры были прыгучие магри. Высоко оттолкнувшись от земли, они расправляли широкие перепончатые крылья и долго планировали, преодолевая таким образом огромные расстояния. Похожие на унратенров целые стаи магри спускались с гор, налетая на город и подавляя его своей численностью. Поговаривали, что запах, исходящий от такой стаи, способен убить человека.

Водились в самом Магре чудовища и пострашней. Но были они в большинстве своем огромны и неповоротливы. Да и другие, порезвей, редко покидали излюбленные места. О разных кошмарных порождениях Магра рассказывали унриты. Вернувшись целыми и невредимыми домой, они не хотели верить самим себе. Слишком страшно было то, что видели глаза. Помнили, притупленные вечным ужасом чувства. Отказывался понимать человеческий разум.

2

Не спалось в эту ночь и Дэну. Ему выделили просторную комнату, где, к своему восторгу, он обнаружил накрытый к ужину стол, застеленную для сна постель и даже ароматно пахнущую плитку хурума[5]. Вот только на окнах были прочные решетки, и дважды повернулся в замке ключ. Он по-прежнему оставался пленником.

— Ну и что? — сказал сам себе унрит.

После мрачного подвала нынешнее его положение казалось просто замечательным. Да и хижина Дэна не шла ни в какое сравнение с окружающей роскошью. Красивая посуда, чистая постель, амфа для мытья… Он вдруг почувствовал, как зудит от грязи и пота уставшее тело. Как воняет («хуже магри», — подумал Дэн) промокшая насквозь одежда. И она видела его таким. «Тьфу!» — сплюнул с досады унрит.

Дэн подошел к умывальнику, наклонил полную до краев амфу. Коснулся губами воды. Она была сладковатой на вкус и пахла неведомыми специями. Унрит неторопливо сделал несколько глотков. Напившись, скинул одежду, с наслаждением подставил прохладной воде зудящее тело. Взял с прибитой рядом полочки горсть моющего порошка и тщательно намылился. На память пришли дом в Аэлле, суровое лицо отца, игривая служанка. Из-за нее-то все и произошло. Она нравилась отцу. Нравилась и ему, Дэну. «Как это было давно!» Отец застал их в умывальне. Бросился на него с кулаками. Дэн только защищался. Он отчетливо помнил, как отец вдруг схватился за сердце, упал на мраморный пол. Служанка же долго истерически хохотала, а когда на шум в умывальню вбежали слуги, указала пальцем на Дэна:

— Вот он… убийца.

До сих пор он не мог забыть охвативший его стыд. Не было ни сил, ни желания оправдываться. Ему позволили бежать. Так он оказался в Унре.

Смыв первый слой грязи, Дэн снова набрал полную горсть порошка. «В Магре будет не до мытья», — подумал унрит. А потом… Потом он может и не вернуться.

В дверь неожиданно постучали.

— У меня нет ключа, — громко сказал Дэн, удивляясь бестолковости здешних обитателей. Стучаться к пленнику! Он досадовал на то, что ему помешали, однако будь что будет — намылился во второй раз.

Заскрежетал отпираемый замок.

«Грибоеды несчастные! И помыться толком нельзя!»

Дверь приоткрылась. Дэн торопливо вылил на себя остатки воды и весь еще в пене бросился к спасительному одеялу. Он еще успел подивиться необычной (после драных тюфяков-то) мягкости перины, когда дверь окончательно распахнулась.

На пороге комнаты стояла девушка. Она была все в той же тонкой, почти прозрачной накидке, часть лица скрывали игриво рассыпавшиеся волосы. Сейчас, при ярком свете, они показались Дэну золотыми. В руках ее было ядовито-красное полотенце. Именно такое она держала, когда… «Наваждение какое-то», — подумал унрит.

Девушка шагнула в комнату. Ее движения были медленны и неуверенны. Она словно щупала пол ногой, прежде чем ступить вперед. Руки слегка вытянуты, как будто из опасения, что в любой момент на пути может появиться неожиданное препятствие.

Так ходят слепые.

Однако девушка уверенно направлялась к… Возникло острое ощущение, что за ними наблюдают. «Великие боги!» — Дэн сел, не зная, как понимать это приятное (что скрывать!) для него вторжение.

Девушка остановилась у стола, равнодушно осмотрела приготовленные для Дэна кушанья. Накидка почти не скрывала прекрасно сложенного и в то же время хрупкого, как хрусталь, тела. Казалось, еще минта, и она растворится в воздухе. Но девушка не растворилась.

«Значит, я не сплю».

Обогнув стол, она оказалась у кровати, где, затаив дыханье, полулежал-полусидел унрит. Ему почему-то захотелось, чтобы девушка ушла. Слишком уж прекрасна была она. Слишком уж невероятно ее появление.

«Тут что-то не то».

Дэн не мог отвести от нее глаз. В нем еще сидел страх. Он еще помнил пережитый недавно ужас и ожидал, что вот-вот соблазнительная красота померкнет, а из полураскрытых чувственных губ глянут на него гнилые, подернутые желтоватой слизью зубы. Девушка наклонила голову, и по волосам ее пробежала искрящаяся золотом волна. Аромат волос коснулся ноздрей Дэна, и неожиданно для себя он успокоился.

Ночная гостья села на край кровати, положила тонкую, почти невесомую руку на грудь унрита. Ее губы что-то шептали, но слов было не разобрать. Амауна?[6]Нет. Уж кому как не ему знать — их движения точны и безошибочны. А она… Казалось, она не знает, что с ним делать. Его бросило в жар. Кровь в жилах закипала, голова пылала, как факел. «Этак можно свариться заживо», — решил унрит, ощущая на себе внимательный, очень внимательный взгляд. От него явно чего-то ждали, и от одной только догадки, чего, все тело охватывала приятная нега. Рука девушки скользнула чуть ниже. «Ну же, — подсказывали ему. — Ну же, Дэн». Девушка была совсем близко, и унрит мог разглядеть каждую пушинку на ее лице. Ее небольшой, словно выточенный из мрамора нос. Слегка подкрашенные цветочным настоем губы. Родинку над верхней, делавшую их еще более соблазнительными для поцелуя. И всего-то обнять, притянуть послушное, податливое тело к себе. Впиться губами в… «Ну же, Дэн». Гостья сама уже склонялась к нему. Ее увлажнившиеся губы искали его лицо. Дэн почувствовал немой восторг невидимого наблюдателя. В голове кто-то настойчиво твердил: «Ты ведь так долго ее искал. Что же ты медлишь, Дэн?» Его толкали к ней, и эта настойчивость завораживала.

Красное полотенце скользнуло на пол. Губы соприкоснулись. Дэну показалось, что он исчез. Растворилась комната, не было Унры, звездного неба, печального лика Моны. Не было страшного Магра и черных «капюшонов». И вместе с тем не было воли сопротивляться ни сладким объятьям, ни молчаливым приказаниям невидимого взгляда. Ему приказали поднять руку. Рука послушно поднялась, обняла легкий стан. Другая рука послушно скользнула по теплому женскому животу. Ниже. Еще ниже. Погладила горячую, как полуденный Таир, впадину. Ее тело торопливо («Слишком быстро?») откликалось на ласку.

Она дрожала, и эта дрожь передалась и унриту. Он осторожно выдернул разделявшее их одеяло. Девушка медленно провела пальцем по его скользкому от моющего порошка —.

Красное полотенце.

«Я даже не знаю ее имени!»

«А какая разница, Дэн?»

Горячая волна каталась от затылка до самых пяток. Упругие соски коснулись его груди, скользнули к подбородку.

«Поцелуй их, Дэн».

Губы послушно коснулись ароматно пахнущей кожи.

«Что это? Плата за…»

«Выкинь из головы».

Тела безнадежно перепутывались. Снова ее мягкие, спелые губы. «Я хочу умереть», — подумал Дэн. «Отец». «Да, Бигги, да». «Я сплю?» Комната укачивала его. Забивающиеся в ноздри золотистые волосы затрудняли дыхание. Острые зубки неожиданно впились в нижнюю губу унрита.

Привкус крови.

«А теперь ты, Дэн».

«Ей будет больно».

«Да».

Он послушно впился зубами в мягкую, податливую плоть. Девушка, казалось, ничего не почувствовала.

«Хороший, Дэн. Послушный, Дэн».

«Что это я?»

«Хриссы вонючие».

Чужой (укоризненный?) взгляд.

Еще ничего не произошло.

Он вдруг вспомнил взгляд отца. Красное полотенце. Или кровь? «Хриссы!..» Они же подсмотрели это в его мозгу!

Дэн попытался прийти в себя. Теперь чужой взгляд был липким, как паутина. Чем яростнее унрит выдергивал из него жалкие остатки своей воли, тем сильнее запутывался в нем. Мозг заволокло туманом. Дэн вдруг понял, что глаза его закрыты — он сосредоточился и попытался представить собственное тело. Шрам на руке. Подвернутую, все еще слегка ноющую ногу. «Оно мое», — уверенно сказал он и почувствовал немую ярость того, кто пытался овладеть им. Чужая ярость подхлестнула его. Глаза открылись. Комната вертелась в бешеном танце. «Стоп», — приказал Дэн. Вращение прекратилось. Мысли обретали обычную ясность. Паутина взгляда ослабла.

Губы девушки еще мяли его рот. Ее острый язычок тщетно пытался пробить себе дорогу сквозь крепко стиснутые зубы унрита. Золотистые пряди приятно щекотали пылающие щеки.

Ничего еще не… не…

Она была прекрасна. Но глаза равнодушны и пусты. «Как это я сразу не заметил?» Она подчинялась их воле. Их желаниям. Потому, и только потому она была здесь. Целовала его. Пьянила и сводила с ума. От этой мысли защемило сердце. «Милая», — прошептал Дэн. Нежно погладил бархатистую кожу. Оторвал от себя ее лицо, волосы, красные полоски губ. Все тело его протестовало против этой пытки. На какое-то мгновение глаза их встретились, и в глубине голубых неподвижных зрачков девушки мелькнуло что-то похожее на понимание. Или ему только показалось? Повинуясь безотчетному желанию, унрит пожал безвольно лежащую на его животе тонкую руку. Девушка вздрогнула и торопливо встала. Чужая ненависть переполняла комнату, готовая вот-вот перехлестнуть через край…

Он и не заметил, как девушка ушла. Скрипнул в замке ключ. Дэн остался один. Несколько минт он лежал неподвижно, оглушенный происшедшим, прислушиваясь к биению своего сердца.

Кажется, он выпутался.

На этот раз.

«Тьфу!»

«И все-таки немного жаль…»

Каждая клеточка его тела молила о… Унрит соскользнул с кровати и, наполнив заново умывальную амфу (в углу стоял огромный чан с водой) смыл с себя остатки пены. Насухо вытерся принесенным девушкой полотенцем. Его красный цвет уже не беспокоил Дэна. Прошлое ушло безвозвратно.

Закончив процедуру умывания, унрит ощутил страшный голод. Он уже не боялся быть отравленным: капюшоны знали о нем почти все, он был им необходим. Его не боялись, хотя и не смогли окончательно сломить.

Назло им («Хриссы», — шептали губы) Дэн жадно набросился на разложенные по тарелкам кушанья. Он искренне порадовался, обнаружив, что на сей раз обошлось без грибов. Зато была вкусно приготовленная баранина, запеченная в тесте рыба и розовое хорское вино. Медленно, растягивая удовольствие, Дэн выпил два бокала. Как бы там ни было, а кормили его теперь неплохо.

«Дорогое угощение», — вяло подумал унрит.

Сонные глаза унрита наткнулись на валявшийся у постели клочок бумаги (видимо, выпал, когда он раздевался). Дэн поднял и разгладил его. Рисунок оставался столь же непонятным. Он снова вгляделся в таинственные фигуры. На мгновение мелькнуло странное видение: ярко освещенные улицы, спящие средь бела дня в странных позах люди. Еще секта, и унрит спал, упав лицом на стол, так и не добравшись до приглянувшейся перины.

3

— Одевайся!

Кто-то грубо тряс унрита за плечо.

«Мерзавцы!»

Дэн попытался лягнуть обидчика ногой. Тот одним рывком стащил с него одеяло.

— Ах так!

Унрит, все еще в сладком забытьи, выбросил в сторону руку и нанес сильный удар. Не глядя. На слух. Кулак врезался во что-то мягкое. Будивший его охнул, однако в долгу не остался, и на голову унриту обрушилось несколько размашистых оплеух.

Дэн с сожалением вынырнул из сладкой дремы, открыл глаза. Перед ним стоял Ирд. Глаза «капюшона» были насмешливы:

— Ты и в Магре так спишь?

— А как же!

— Хороший из тебя получится проводник…

— Ленивый, — пожал плечами Дэн.

— На! — Ирд бросил ему одежду. Она оказалась сухой и тщательно вычищенной. И еще удивило унрита — он лежал на постели.

«И когда они только успели?»

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя… — Ирд умолк, подбирая нужное слово, — пленником, — сказал он.

«Еще бы!» — подумал Дэн, вспоминая паутину пытавшегося овладеть его волей взгляда.

— Еще бы! — сказал он вслух.

— У меня достаточно слуг, — невозмутимо продолжал Ирд. — Тебе хорошо заплатят.

«Смертью», — мысленно добавил унрит.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сказал Ирд. — Это не так. Вчера… — он усмехнулся, — то был знак особого расположения. Ты мог делать с ней все, что захочешь. Ты оказался глупей, чем я думал, Дэн.

Кровь ударила в голову, но унрит понимал, что ссориться не след.

— Как ее зовут? — сухо спросил Дэн.

— Никак, — сказал Ирд. Его взгляд вдруг пронзил унрита насквозь. — А впрочем… ты можешь звать ее… Мирилла. Пойдет? — Ирд расхохотался. — Поторапливайся… Большой Слух.

Он быстрыми шагами вышел из комнаты.

Дэн поспешно натянул свою одежду. Не очень-то приятно беседовать с «капюшоном». Особенно — в чем мать родила.

За окнами было темно. Город утопал в густом молочном тумане. «Хорошенькое начало, — думал, поглаживая щетину на подбородке, унрит. — В этакой-то белизне и до ворот не дойдешь — слопают и костей не оставят. Надо бы оставить весточку Бигги». Это была хорошая мысль. Поспешно, пока за ним не пришли, он сел за стол и, обмакнув палец в остатки вина, быстро набросал на обратной стороне непонятного рисунка несколько слов. Свернув рисунок, он не раздумывая сунул его в притороченный к поясу кошелек. Путь к воротам из Унры пролегал мимо таверны Носатого Игла. «Там и брошу, — подумал унрит. — Мимо кошелька никто не пройдет». На кошельке было вышито имя владельца, и Дэн надеялся, что если не деньги, то хотя бы записка дойдет по адресу.

Между тем в коридоре заметались голоса. «Капюшоны» готовились к выходу. В комнату заглянул Ирд. На нем был все тот же плащ.

— Оделся? — спросил он.

Дэн с сомнением оглядел свою драную куртку. Потом черный плащ собеседника:

— Так в Магр не ходят.

— Много ты знаешь.

— Я не самоубийца, — пожал плечами Дэн.

Не может быть, чтобы они не знали про Невидимую Смерть, светящиеся по ночам камни, затянутые ядовитым розовым киселем берега. «Молочные реки, кисельные берега. Красота!» — усмехнулся унрит.

— Она убивает не сразу, — сказал Дэн. — Сначала кружится голова. Жарко. Очень жарко. А потом, — унрит поморщился, — ну, например, выпадают волосы. Или зубы. Или…

— Ах, вот оно что! — Ирд улыбнулся. На этот раз улыбка его казалась дружелюбной. — Не бери в голову. У нас есть защита посильней. Не то что ваши… — Он брезгливо махнул рукой, и Дэн понял, что речь идет об обычном унритском снаряжении — подбитых цинковыми пластинами накидках, уродливых шлемах, громоздких, едва способных держать оружие наручниках.

— Они тебе не понадобятся. Возьми, — Ирд протянул Дэну блестящий продолговатый предмет с вделанным в него кольцом. Похожие (только безо всяких колец — их явно приделали позднее) унрит во множестве видел в горах Магра. — Его поля, — заговорил непонятными словами Ирд, — вполне достаточно. Но помни: основной блок питания у меня. Сто минов в сторону, и тебя уже ничто не спасет. Ясно?

Ясно было одно. Эта штуковина привяжет его к Ирду лучше всякой веревки. В горах его не надо будет и сторожить. Сто минов в сторону, и…

— Ясно, — пробормотал унрит. — Хотя я бы предпочел накидку.

— Хлам, — коротко выразился «капюшон».

Дэн сунул продолговатый предмет в карман.

— Э… Так не годится, — сказал Ирд. — Потеряешь.

— Вот еще! — отмахнулся Дэн.

— Возьми, — капюшон протянул ему веревку из странного, такого же блестящего, как и непонятный предмет, материала. — Вдень в кольцо и повесь на шею.

Унрит повиновался. Тут в голову ему пришла одна (и пренеприятная!) мысль.

— Блок питания… что это? — спросил он, с трудом выговаривая непривычные для слуха слова.

— Эта штука, — «капюшон» ткнул пальцем в продолговатый предмет, болтающийся на груди унрита, — унартор без него… — он сделал выразительный жест.

— И он…

— Только у меня, — понял его с полуслова Ирд. — Так что запомни, — в глазах «капюшона» заплясал злобный огонек, — если со мной что-либо случится, то…

— Погибнут все, — еле слышно прошептал унрит.

Они вышли в коридор. У входной двери Дэн замешкался.

— Я вижу, ты хочешь меня о чем-то спросить, — сказал Ирд. — Спрашивай.

— У меня нет оружия, — сказал Дэн.

— Оно у тебя будет. Когда мы придем в горы. Что еще.

— …Тага.

Капюшон сделал нетерпеливый жест рукой.

— Я не знаю, куда вас вести.

— Об этом знает она.

— Что-то слишком много загадок, — покачал головой Дэн.

— Всему свое время, — сказал Ирд. — Ты узнаешь.

— Вам видней. Только… — унрит запнулся.

— Что?

— Я бы не советовал выходить за ворота в такой туман.

— Зато меньше любопытных глаз, — сказал Ирд.

Светало. Улица дохнула на них сырым, промозглым воздухом. Дэн вытянул руку, и рука растворилась в густом, как сметана, месиве. Легкий порыв ветра слегка надорвал белую пелену. Унрит различил несколько серых человеческих фигур. Одна из них показалась Дэну женской. Рядом с ней сидел огромный, заросший бурой шерстью таг. Фигура выпростала из-под плаща руку и потрепала зверя за ухо.

— Не трогай его, — властно приказал Ирд.

Фигура поспешно отодвинулась в сторону. Таг зевнул, обнажив остро отточенные клыки.

— Это Тор, — сказал Ирд.

— Мой таг знает Магр лучше меня, — улыбнулся довольный неожиданной встречей унрит. — Почему он слушается вас? Откуда вы знаете, как его… — Дэн осекся. Не было смысла спрашивать дальше.

Капюшоны могли все. Унрит вспомнил посещение девушки. «Почти все», — поправился он.

— Тор, — тихо позвал Дэн, ожидая, что таг тотчас кинется к нему. Однако зверь лишь слегка повел ушами.

— Ты что, не узнаешь хозяина, Тор?

— Хозяин у вас теперь один, — неприязненно сказал Ирд.

— Как же, — отмахнулся Дэн.

«Я сам себе хозяин», — подумал он. Поведение тага настораживало.

— Тор, — снова позвал унрит. На этот раз куда настойчивее.

Огромный зверь зарычал.

— Да что же с тобой, Тор? — Дэн растерянно глянул на Ирда. — Он болен, — сказал унрит. — Его надо оставить здесь.

Ирд хмуро уставился на Дэна.

— Он будет в полном порядке. Там, — ткнул «капюшон» в сторону Магра.

Из тумана вынырнули еще два навьюченных тяжелыми переметными сумками тага. Тор равнодушно смотрел на Дэна, не узнавая его. «Бедняга, — посочувствовал огромному зверю унрит, — а ведь это могло произойти и со мной».

— Пора, — громко сказал Ирд.

Отряд двинулся по утопающему в молочной дымке городу. Ветер усиливался, и теперь сквозь рваные клочья тумана проглядывали неказистые, кое-как сколоченные хижины. Втайне Дэн надеялся, что ветер разгонит белую пелену раньше, чем они достигнут ворот. С другой стороны, в тумане куда как легче было бы оставить записку Бигги. «Ладно, что-нибудь придумаю», — решил Дэн.

Двигались тихо. Без слов. Один из «капюшонов» попытался о чем-то спросить, но Ирд шикнул на него, и тот прикусил язык. Судя по всему, Ирд был здесь главный. Кроме него, в отряд входило семь, как успел сосчитать Дэн, человек. Шестеро несли за плечами увесистые сумки и арбалеты. Мирилла (унрит с радостью принял это имя) шла налегке. Сегодня ее движения уже не отличались неуверенностью слепца. Она легко поспевала за торопливо шагающими по Унре мужчинами. «Сегодня она другая», — подумал Дэн.

Хлопья тумана пронизали яркие золотистые лучи — выкатился из-за горизонта Таир. Унрит любовался красивой игрой света, размышляя над тем, как бы незаметно уронить на дорогу кошелек с запиской. Когда отряд поравнялся с дверью таверны, Дэн, нарочно громко охнув, упал. Тотчас необычайно сильная рука Ирда схватила его за ворот, поставила на ноги.

— Ты чего?

— Споткнулся, — ответил унрит.

«Капюшон» грубо пихнул его: иди, мол, не останавливайся, и Дэн облегченно вздохнул — не заметили.

— Когда… — начал было он.

— Тсс! — шикнули на него.

«Капюшоны» явно спешили покинуть Тан-Унратен раньше, чем проснутся его обитатели. Через несколько минт отряд уже был у ворот. Ветер стих, и туман вновь уплотнился, отчего у Дэна неприятно защемило сердце. Он еще никогда не выходил из города без оружия. В тумане же было опаснее вдвойне. «Хриссы!» — ругался он.

Часовые на башнях не сразу заметили их. Пришлось постучать, чтобы открыли ворота.

— Кто? — послышалось на стук.

— А ваше какое… дело, — развязно ответил один из «капюшонов».

— В Магр, — громко сказал Ирд.

— Туда вам и дорога, — напутствовали с башни.

Ворота с треском распахнулись.

— Не впустите магрутов, — донеслось из тумана.

Отряд вышел из города.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ МАГРИ

1

Некоторое время шли молча. Дэн переместился во главу отряда и уверенно вел его по едва наметившейся в белом молоке тропе. Что-что, а этот путь он знал назубок. Рядом, мягко ступая когтистыми лапами, шли таги. Скорость движения их явно не устраивала, но в тумане они предпочитали держаться поближе к людям. Ирд ни на шаг не отставал от унрита. Остальные растянулись по тропе.

— Скажи им, чтобы не отставали, — шепнул унрит.

«Капюшон» что-то громко сказал на своем незнакомом языке. Тени за спиной Дэна уплотнились.

Если бы не туман, дорогу к предгорьям Магра можно было бы счесть прогулкой. Отряд был достаточно многочислен, чтобы легко отразить нападение любого магрута. Это в горах попадались чудовища, совладать с которыми могла бы разве что вооруженная до зубов армия Короната. Здесь же главную опасность представлял сам туман. А ну как выпрыгнет какой-нибудь остроклювый магри. Убить не успеет, а вот покалечить — это в самый раз. Не столько самого нападения страшился унрит, сколько его неожиданности. Да и без оружия ему было как-то не по себе. Как назло, стояло полное безветрие, и Таир скрылся за плотной завесой облаков.

Очень скоро Дэн ощутил преимущества хождения в Магр без тяжелого унритского облачения. По его подсчетам, шли они не больше двух хор, а уже достигли большого черного камня, до которого он обычно добирался чуть ли не в три раза дольше.

Усталости не чувствовалось, и унрит решил, что привал делать ни к чему. «Этак и до Трех Братьев, глядишь, засветло доберемся».

— Три Брата… Это что?

Проклятая привычка размышлять вслух.

— Столбы, — пояснил Дэн. — Постройка древних. Там остановимся на ночлег.

Он вдруг подумал, что идти-то ему легче всех. Ни тебе тяжелой поклажи, ни увесистого меча. Дэну стало неловко. Даже у Мириллы было за плечами нечто вроде мешка.

— Я могу что-нибудь нести, — повернулся он к Ирду.

— Иди, — подтолкнул его «капюшон».

За камнем появились первые молодые чахлые деревца. Вынырнув из тумана, протягивали путникам свою золотистую листву ветвистые тахиолы, мелькали приземистые красноватые лиимдрео. Кое-где, даже на самой тропе, пробивалась жесткая, красновато-коричневая, как предзакатный Таир, трава. Там, где молодая поросль травы была особенно густа, под ногами путников то и дело хрустели золотистые, величиной с палец, продолговатые коробочки нифиллы. Лопаясь, они посыпали тропу желтой, горьковатой на вкус пыльцой. Унрит не удержался, сорвал несколько таких коробочек, сунул в карман куртки.

— Что это? — сухо спросил Ирд.

— Отбивают запах, — коротко объяснил унрит. Коробочки уже не раз выручали его. Он щелкнул пальцами, подзывая одного из тагов — черного, с огромным рваным ухом.

— Не так, — сказал «капюшон». Он тихонько свистнул, и животное приблизилось к ним. Огромный (раза в полтора больше Тора) таг внимательно смотрел на людей, ожидая команды. Дэн распотрошил коробочку так, чтобы желтая пыль достигла ноздрей зверя. Тот чихнул, обнажив острые, будто выточенные из мрамора, клыки. Недовольно замотал головой.

— Некоторые магруты способны преследовать неделями, — сказал Дэн. — Эти гады имеют необыкновенное чутье. Иногда помогает.

Рука Ирда легла ему на плечо:

— Зато у тебя Большой Слух.

— Да, — улыбнулся Дэн.

Туман тем временем слегка осел вниз, и головы путников внезапно вынырнули из него, как головы утопающих из морской глади.

— Хэй! — не удержался кто-то из «капюшонов».

— Тсс! — шикнул на него Ирд. Видимо, он тоже понимал, что наслаждаться красотой не след.

Открывшееся зрелище и впрямь завораживало. На белом пушистом покрывале покачивались черные, похожие на плоды невиданных растений, «капюшоны». Внизу лишь смутно угадывались размытые туманом тела. Только Мирилла целиком оказалась «под водой». «Женщина на дне», — вспомнилось Дэну. Сон и явь слились, казалось, в одно целое. Как огромные рыбины, плавали в белой пелене таги. В одном из них Дэн угадал Тора. Зверь по-прежнему игнорировал своего хозяина, и это задевало унрита. Без помощи Тора ему не обойтись. Дэн указал рукой на тага и сказал:

— Тор должен слушаться меня.

— Будет, — жестко, сквозь зубы ответствовал Ирд.

По поверхности «океана» пробежала мелкая зыбь. Вынырнул из-за облаков Таир, осветив ровным золотистым светом вылезшие из тумана макушки тахиол. Их листья свернулись золотыми коронами[7]. «Жаль, что их нельзя засунуть в кошелек», — подумал Дэн. Далеко впереди замаячили темные, слегка заостренные кверху островки. Они показались унриту подозрительными. Он знаком приказал отряду остановиться.

— Подождем, — прошептал он Ирду. — Видишь?

— Ерунда какая-то. Камни.

— Здесь никогда не было таких камней.

— Тогда что это может быть?

Островки не двигались.

Дэн попытался настроиться на исходившую от островков звуковую волну. Сначала ничего не было слышно, потом явственно ощутилось легкое посапывание. Это вполне походило на сопение остановившихся рядом с людьми тагов. «И в самом деле — ерунда», — подумал унрит. Однако чувство опасности не покидало его.

— Надо ждать, — снова прошептал он «капюшону», надеясь, что неизвестность разрешится сама собой. Все лучше, чем лезть невесть куда.

Прошло несколько минт, а островки лежали так же неподвижно. И таги, и люди выказывали признаки нетерпения. Если бы не количество островков, Дэн и сам не раздумывая двинулся вперед. Следовало что-то предпринять. Будь у него оружие…

Дэн вопросительно посмотрел на Ирда.

— Надо бы посмотреть.

— Смотри, — лицо «капюшона» было бесстрастно.

Давать ему оружие явно не собирались. Стиснув зубы, унрит заставил себя усмехнуться.

— Не больно-то я вам нужен.

Ответа не последовало.

Смирившись с неизбежным, Дэн зашагал по направлению к «островкам». Минов через сто его нос учуял знакомый гнилостный запах. Это и обрадовало, и обеспокоило унрита. Судя по запаху, перед ним была целая стая магри.

Спящих магри.

Порыв ветра, внезапно разорвавший поверхность «океана», подтвердил догадку унрита. Приглядевшись, он заметил плотно прижатые к телу головы, сложенные перепончатые крылья.

Дэн поспешно вернулся назад. Встреча с таким количеством магри не предвещала ничего хорошего. Правда, стая спала, а сон магри (знал по опыту Дэн) крепок. Еще раз оглядев расположение островков, унрит прикинул, сколько времени потребуется на обход стаи. А можно бы и не обходить…

— Это опасно? — спросил Ирд.

— Да. Но днем магри охотятся редко. И разбудить их не так-то просто. Если таги не подведут.

— Не подведут, — уверенно сказал «капюшон».

Решение было принято.

Шли едва ли не на цыпочках. Дэн впереди. Следом за ним, держа меч наготове, Ирд. Четыре «капюшона» окружили Мириллу плотным кольцом — ее жизнь ценилась больше всего. Дэна это вполне устраивало. По мере приближения к островкам гнилостный запах усиливался — видимо, именно он служил защитой безмятежного сна. Поравнявшись с первым из островков, Дэн по привычке скользнул рукой по поясу. «А меч бы не помешал», — с досадой подумал унрит. Магри, однако, не шевелился. Издалека его и в самом деле можно было принять за камень. Да и сейчас — будучи в двух шагах от магрута — Дэн едва верил своим глазам — даже крылья магри казались выточенными из камня.

Тем временем ветер почти разогнал туман, и островки превратились в усеянную спящими животными равнину. Земле вернулось привычное обличье. Привычное, если не считать магри. От их несметного количества захватывало дух. В тумане стая выглядела гораздо меньше. «Унре не поздоровится», — решил Дэн. О том, что может произойти, стоит стае проснуться, думать не хотелось.

Отряд благополучно миновал с десяток островков, когда один из «капюшонов» споткнулся и, не удержав равновесия, зацепил спящее нахохлившееся тело. Никто и глазом не успел моргнуть, как сверкнул в воздухе меч Ирда. Голова магрута скатилась по тропе. Что ж, свое дело этот «капюшон» знал.

Дэн махнул рукой: поторапливайтесь. Кто знает, долго ли продлится невероятная спячка. Отряд прибавил шагу, и через несколько минт отвратительный смрад в воздухе начал ослабевать. Только теперь унрит заметил, что лицо его залито потом, а руки предательски дрожат. Даже Ирд тяжело дышал, костяшки пальцев, сжимавшие рукоять меча, побелели. Разве что таги, казалось, вовсе не испытывали волнения.

Наконец последний магри остался позади. Дэн шага не замедлил — следовало убраться от спящей стаи подальше. Оглянувшись, он заметил, что Мирилла, не поспевая за мужчинами, перешла на бег. «Через полхоры сделаем привал», — решил унрит.

Идти стало легче. Разметавший последние клочья тумана ветер ласкал разгоряченные быстрой ходьбой лица, осторожно подталкивал людей в спины. Хлопали, как паруса, черные плащи. Казалось, расправь «капюшоны» руки, и ветер подхватит их и понесет над землей. «Будто магри», — поймал себя на сравнении Дэн. Он нахмурился, снова почувствовав острую неприязнь к своим спутникам. «Был бы у меня меч… — подумал и тут же прервал забежавшую мыслишку унрит. — Эх, Дэн-Дэн, вот и они это понимают. Чего, спрашивается, идешь ты без меча?»

По всему выходило, что поступали «капюшоны» верно. И влип он только по собственному любопытству. И безоружен оттого, что нельзя ему этого оружия доверять. И Мирилла пуста и равнодушна, потому как… А может, она такая и есть?

Дэн окончательно запутался.

— Повезло, — разряжая собственное напряжение, сказал унрит.

«Капюшоны», как по команде, загалдели на непонятном языке. «Тоже — люди», — подумал Дэн. Один только Ирд хранил молчание. Унрит остановился:

— Привал.

2

В то время, как «капюшоны» шумно устраивались на отдых, Дэн уже валялся в траве. Голова его была пуста — будто все мысли выветрились с последними молочными хлопьями. Он бездумно следил за величаво плывущими в сторону Магра облаками, за чужим, не похожим на себя Тором, который дремал, забравшись в густую тень невесть когда выросшей здесь тахиолы. Рядом с ним дремали огромные таги «капюшонов».

Чуткий слух унрита уловил легкий шорох — где-то в траве вылезал из норки пушистый аскис. Будь у него арбалет, отряд отведал бы унритское кушанье. Не ахти как вкусно, но есть можно. Зато пушистые шкурки земляного зверька ценились в Унре на вес золота. Из нескольких таких шкурок получалась целая куртка, стоившая не менее трех корон.

— Ешь! — У носа унрита болталась ароматно пахнущая лепешка.

Отказываться от угощения Дэн не стал.

— От Трех Братьев есть две тропы, — сказал он сидящему рядом Ирду, прежде чем лепешка отправилась в рот. — Я должен знать, куда вас вести.

— Я скажу тебе. Позже, — «капюшон» шумно встал. — Эй, Тирс, — позвал он кого-то из слуг.

— Я должен все обдумать, — бросил ему вдогонку Дэн.

— Успеешь.

К Ирду подошел невысокий, коренастый человек. Капюшон его был откинут за спину (жарко все-таки), и потому лицо подошедшего имело вполне живой, человеческий вид. Слегка приплюснутый нос и исполосованный шрамами подбородок выдавали опытного кулачного бойца.

— Сакхем а тали! — сказал Ирд.

— Хай, кохаро торсех! — вскинул руку в незнакомом приветствии Тирс.

Вскоре он подошел к Дэну и присел рядом:

— Кохар приказал тебя охранять.

— Кохар? — удивленно вскинулся унрит. — Хозяин?

— Да. Так его зовут. А еще, — Тирс указал рукой на Ирда. — Первый ученик. А еще он говорит, что скоро мы будем слушать тебя. В Магре, — прибавил «капюшон».

Дэн сунул остатки лепешки в рот:

— Вы и так меня слушаете. Скажи своему кохару, чтобы вернул мне хотя бы флягу.

К его немалому удивлению, Тирс встал и направился к Ирду. Они о чем-то переговорили между собой. Через пару минт «украденная» фляга вернулась к своему хозяину. Мало того — в ней плескалась сладковатая, с уже знакомым привкусом вода. Сделав несколько глотков, унрит поискал взглядом Мириллу. Флягу вернули, глядишь и… —

Дэн отогнал непрошенную мысль.

Девушка пристроилась рядом с тагами, прислонившись к гладкому золотистому стволу лиимдрео. Глаза ее были закрыты, однако особой усталости в ней не чувствовалось. Как будто и не было за плечами нескольких хор быстрой ходьбы. «Ясное дело, без „капюшонов“ не обошлось», — подумал унрит. И девушка, и Тор — оба безраздельно подчинены чужой воле. Тора, пожалуй, ему вернут. А девушка…

Дэну вдруг захотелось подойти к ней, коснуться ее руки. Вновь ощутить запах золотистых волос. «Брось, не твое это дело, Дэн». Он заметил, что Тирс внимательно наблюдает за ним. Двойственное чувство овладело унритом: он не хотел ненавидеть этих людей, но не сомневался, что рано или поздно ему придется научиться убивать.

3

Остаток пути к Трем Братьям прошел без приключений.

Дэн издали приметил огромные, в несколько десятков минов столбы и указал на них Ирду:

— Они.

— Почему ты называешь их Братьями?

— Если бы я знал… — пожал плечами унрит. — Зато хорошее место для ночлега.

«Капюшон» с сомнением взглянул на парящий высоко в небе Таир. До вечера было далеко.

— Мы могли бы пройти не менее трех лонг, — сказал он.

— Дальше дорога пойдет в гору. Надо отдохнуть, — Дэн и сам не мог объяснить, почему настаивает на остановке. Ни один унрит не проходил мимо Братьев.

— Говорят, они предсказывают судьбу.

— Вот как! — Губы Ирда растянулись в язвительной усмешке. — Что ж…

Через пару минт отряд валялся в траве.

— Если бы мне дали арбалет, я бы настрелял, — бормотал, устраиваясь поудобнее, Дэн, — на ужин и…

…Высоко над Тремя Братьями поблескивала серебристая Мона. Около одного из столбов еще тлели угли догорающего костра. Три огромные, и в самом деле смутно напоминающие человеческие фигуры, тени вонзались в россыпи звезд. Хитро подмигивал путникам Кумармаир. Мерцал в разрывах облаков Маон. В желудке пренеприятно урчало. «Вот так поспал!» Дэн поежился — ночная прохлада давала о себе знать. Вокруг было тихо. Похоже, все спали, так что любой забредший с гор магрут мог запросто… «Дурачье!» — выругался про себя унрит. Он с наслаждением потянулся. Ему пришло в голову, что другого такого случая бежать не будет. Если повезет, к полудню он доберется до Унры. Два-три глотка харуты, и происшедшее покажется страшным сном. Дэн тронул разбитый Ирдом подбородок. Какой там сон! И кошелек с деньгами он бросил зря. Глупо! С самого начала все складывалось как нельзя глупо. Этот голос. Девушка. «Красивая», — прибавил почему-то унрит. Теперь она молчит. Почему? Потому что ей не о чем говорить? Вряд ли. Скорее уж ей приказали молчать. На душе потеплело. Она лишь орудие в их руках, и не более того. Унрит шумно вздохнул. Но тогда, как только «капюшоны» достигнут неведомой цели, ее ждет та же участь.

Что и его, Дэна.

Они обречены.

«Она», — поправился Дэн. Очень просто. Он сейчас тихо встанет, скользнет мимо спящих человеческих тел. А что? Уж не страшнее, чем мимо спящих магри. Нырнет в серебристую мглу. «Ненавижу», — подумал Дэн. Дорогу он найдет и с закрытыми глазами. Догнать его не догонят. А тагов нетрудно сбить со следа. Это тебе не хиссуны. «Как просто», — сказал себе унрит. В Магре же, где едва ли не в каждом камне таится невидимая смерть, он будет привязан к Ирду с его… «как он сказал?» — попытался вспомнить Дэн.

«Источник питания. Точно. Знать бы еще, что это такое. Наверняка штуковина из Магра. Да. Интересно, как она выглядит — глядишь, можно будет обойтись и без Ирда». «О чем ты, Дэн? — встрепенулся унрит. — Ты что же, не собираешься бежать?» «Из-за нее», — сказал бы все знающий Бигги. «А стоит ли? Она красива — с ней ничего не случится…» «Это в Магрето?» — ухмыльнулся бы Малыш. «А может, они говорят правду?» «Это ты о чем?» «О деньгах. Они хорошо заплатят…» «Ты же и сам этому не веришь, Дэн».

Да, Дэн этому не верил.

«Значит — бежать. Хорошо бы еще завладеть арбалетом».

Унрит тихо встал, сам еще толком не зная, то ли он собрался бежать, то ли подойти погреться у тлеющего в ночи костра. Медлить, впрочем, было ни к чему. Возле одного из почти сливающихся с травой тел блеснула (так показалось Дэну) рукоять меча. «Ну же», — подталкивал себя унрит. И стоял, не в силах пошевелиться. Тихий окрик Ирда принес невероятное облегчение.

— Ты куда собрался, Дэн?

Все. Поздно.

— Я… — пробормотал унрит.

— Только не говори мне, Светлейший, что идешь по нужде. Я все равно этому не поверю.

«Ну и не надо», — подумал унрит.

— Ты не убежишь, Дэн, — сказал Ирд. — От себя, — он встал, но унрит различал лишь еще одну бледную тень на фоне бесконечно далекого неба. — Ну так как — тебе уже предсказали судьбу?

«О чем это он?»

— Холодно, — сказал унрит.

— И то верно. Эй, Тирс!

— Да, кохар, — откликнулись из темноты.

— Разведи костер.

— Будет сделано, кохар.

— Сейчас согреешься, — сказал Ирд. — Между прочим, я хороший предсказатель, Дэн. На кайфи и по руке. Могу по звездам. Хочешь?

— Нет.

— Зато я хочу. Ты умрешь. И ты это знаешь лучше меня. Знаешь ведь? Ну и не отвечай. Оттого и бежишь. Струсил? Ага! Всего аж перекосило. Нет, ты не трус, Дэн. Но и не дурак. Верно? Значит, на что-то надеешься… На что?

Ирд подошел к затухающему костру.

— Не обращай внимания. Я люблю, знаешь ли, пошутить, — он громко расхохотался.

Потревоженные таги глухо заворчали во сне.

— Смотри-ка, недовольны! — Ирд плеснул в кострище какую-то жидкость, и длинные языки пламени преданно лизнули его руку.

— Кохар…

Подошедший «капюшон» бросил в огонь несколько толстых веток. Огонь с благодарностью принял угощенье. Закачались в траве величественные тени Братьев.

— Послушные, не то что ты, — сказал Ирд.

— Кто?

От едкого дыма слезились глаза. Фигура сидящего напротив Ирда двоилась. Так же, как и смысл его слов.

— Я не боюсь смерти, — сказал Дэн. — Каждый из нас может умереть.

— А я боюсь. С детства. — В голосе Ирда скользнули печальные нотки. — Иногда мне кажется, что она пришла, а меня нет. Понимаешь, нет! Нигде нет! Заглянет под кровать — нет. В кабаке нет. Ну и…

— Так куда ж мы все-таки идем? — перебил его унрит.

— За ней, Дэн, за ней.

— ?!

— Шутка. Ха-ха, — глаза Ирда вовсе не смеялись. Они были как никогда холодны. — По-моему, ты хочешь есть.

Унрит кивнул.

— Видишь, я даже забочусь о тебе, — усмехнулся «капюшон». — Тирс!

— Да, Кохар, — вынырнуло из темноты изуродованное шрамами лицо.

— Ты плохо служишь мне, Тирс. Светлорожденный голоден. Почему?

— Он спал.

— Надо было разбудить.

— Да, Кохар.

Дэну сунули холодную лепешку. Он поморщился:

— Лепешками сыт не будешь. Здесь полно живности. Можно настрелять…

— Ешь, — прервал его Ирд. — Успеется. Ты говорил о двух тропах. Какая из них ведет к Куполу?

— Купол?

— Я бы сказал перевернутая чаша. Она черна, как ночь. Правда, кое-где уже основательно засыпана землей. Так что не сразу поймешь…

— Гм…

— И еще. Восходящий Таир освещает таинственный знак. Такой. Закрой глаза, — приказал вдруг Ирд. — Теперь представь. Представил?

— К-кажется, да.

В голове отчетливо нарисовался знак:

— Это в Торехе, — понял Дэн. — Гиблое место. Сам я не видел, но рассказывают всякое. Но ты-то откуда знаешь?

— Это не твое дело, Дэн. На-ка выпей, — «капюшон» протянул через кострище красиво инкрустированную флягу. Руку его жадно лизнули огненно-красные языки, однако «капюшон», казалось, не чувствовал боли. Унрит медлил.

— Ну же, бери.

Дэн потянулся было за флягой и тут же скривился:

— Больно! — торопливо отдернул руку.

Глаза «капюшона» смеялись:

— Эх ты!

Ночь подходила к концу. Далеко на востоке вспыхнула узкая полоска света. Словно чей-то огромный нож распорол сверкающую звездами темную тушу. Из раны сочились розовые лучи. Дэн судорожно сглотнул подступившую к горлу тошноту. Слишком уж осязаем был этот кровавый рассвет.

— Пора бы, — неуверенно сказал он.

Будто услышав его слова, спящие «капюшоны» зашевелились. Ирд задумчиво смотрел в сторону Тан-Унратена.

— Повезло тебе, Дэн, — тихо сказал он. — Сегодня там…

Тошнота. Унрит сплюнул забившую рот слюну.

— Не хотел бы я быть… — Ирд не договорил.

Развязав сумку, он достал оттуда кусок сушеного мяса, протянул Дэну:

— Подкре…

Торех. Слово всплыло в сознании, и унрит понял, откуда пришла донимавшая его тошнота. Дело не в рассвете. И не в Дэне. А может, именно в нем. «Уф!» — он с трудом сдерживал рвоту.

— Не хочу, — протянул мясо Ирду.

— Твое дело, — Ирд уже что-то жевал.

Завтрак проходил в полном молчании. Каждый был сам по себе. Жадно чавкали таги.

То… — пузырящаяся кожа Старика — рех — Дэн бросился к нему, чтобы взвалить на спину и тащить его, тащить подальше от этого гиблого места. То — мерцало в голове — унрит схватил пузырящуюся руку, потянул, и… она с невероятной легкостью оторвалась от тела. «Мне не больно», — Старик, казалось, был удивлен. «Больно», — противился разум Дэна. Он все еще держал его руку, которая таяла на глазах — рех. «Бросай», — закричал Старик, и вдруг уголки широко раскрытых губ начали расходиться, превращая лицо в страшную карнавальную маску. «Не ходи, — из глаз потекла кровавая слизь». — То…

Его все-таки вырвало. Дэн едва успел укрыться за одним из Братьев — рех. Они тогда так и не вошли в город. Они всего-навсего стояли перед уходящей в дебри огромных серых домов — нет, язык не поворачивался назвать это улицей — черное покрытие было затянуто чем-то вроде тончайшего аэльского шелка — лишь порывы ветра позволяли разглядеть прозрачнейшую колышущуюся массу. — «Я попробую», — сказал Старик — он сделал шаг — его нога в грубом унритском сапоге прошла сквозь «шелк» и — исчезла — невероятным усилием Старик заставил тело откинуться назад, к Дэну — из бедра хлынула кровь — рех, рех, — тело унрита сотрясали судорожные спазмы. Он уже не понимал, где находится: здесь, с «капюшонами», или там, с улыбающимся последней своей улыбкой Стариком: «Не ходи, не…» —

Что это?

Воздух наполнился громкими хлопками. Тысячи крыльев. Визг. Нет — душераздирающий вой. «Еще один кошмар? Или?» Тренированное тело унрита напряглось. Тошноты как не бывало. Кошмарное видение схлынуло, но ужас остался. Вой. На руку брызнули темно-багровые капли. В предрассветном сумраке он разглядел сотни тел. Сотни клювов. Сотни переплетенных перепончатых крыльев. Гвалт магрутов прорезал человеческий крик. За ним еще. И еще. Клубок тесно сплетенных тел магри прокатился в двух шагах от унрита. Стая настигла их, и теперь оставалось только одно — надеяться.

Безоружный, он и не рассчитывал, что устоит в безнадежной схватке со взбесившимися магрутами. Ему хотелось одного — превратиться в каменный столб, слиться с одним из Братьев. Раствориться, исчезнуть, чтобы не видеть, как быстро земля пропитывается кровью магри.

Пока — магри.

«Ну вот тебе и Торех», — подумал унрит. Мысль о том, что все кончилось гораздо раньше, чем он ожидал, принесла облегчение. Пускай. Не он первый, не он последний. «Все мы — Дети Смерти». Дэн сел, прислонившись к холодному, непостижимому изваянию древних. Тело его обреченно расслабилось. Он ждал.

Но магруты и не думали нападать. Они катались по земле, переплетались в воздухе, снова обрушивались вниз, с хрустом ломая крылья, даже поверженные силились дотянуться до своих сородичей остро отточенными клювами. Несколько неподвижных тел тут же стало добычей невесть откуда взявшихся унратенров. Живые же продолжали неслыханную бойню. Обезглавленное тело едва не рухнуло на Дэна. Другой, рухнувший поблизости зверь был еще жив. Остекленевший глаз (вместо второго кровавое бельмо) уставился на унрита. Человек инстинктивно отшатнулся. Магрут повел головой из стороны в сторону. Из многочисленных ран гада хлестала кровь. Однако он еще мог броситься, мог рвать острыми когтями мягкую человеческую плоть. «Все!» — подумал Дэн. До его слуха донесся хриплый лай тагов. Снова подступила к горлу тошнота. «Запах, какой от них запах!»

Магри развернулся и заковылял прочь, волоча по земле сломанное крыло. Дэн видел, как магрут бросился в груду копошащихся в траве тел. Как мощным ударом когтистой лапы его, уже ослабевшего, отбросили в сторону. Как он, обезумевший от боли, снова и снова лез навстречу своей гибели.

Среди черных, отчаянно сражающихся магрутов мелькнула рослая фигура Ирда. В руках его был меч. Он подскочил к одному из «клубков» — несколько взмахов, и «клубок» внезапно рассыпался на пять разрубленных пополам тел. Сверкнули в воздухе стрелы. Дэн заметил Тора и его измазанные темно-красной кровью магрутов клыки. Унрита передернуло. Разгоряченные схваткой «капюшоны» что-то зло кричали друг другу. Дэн устало прикрыл глаза: «Нет, только не я!»

И не потому, что ему было нечем рвать на части ненавистные тела. А потому, что, к ужасу своему, понял: магри не только не нападают — они даже не защищаются.

«Бойня! Настоящая безжалостная бойня!»

Он встал и на ватных, непослушных ногах направился к догорающему костру. Что-то больно хлестнуло его по плечу. Дэн обернулся. Жесткое перепончатое крыло. Возле костра валялось несколько пронзенных стрелами трупов. Рассеявшиеся на Столбах унратенры жадно поглядывали на добычу. Однако на свое мерзкое пиршество явно не спешили, опасаясь разгоряченных схваткой людей.

Мирилла сидела у костра, обхватив колени руками, и безучастно смотрела на тлеющие угли. Дэн осторожно сел рядом.

— Страшно, — сказала она.

От неожиданности унрит вздрогнул. Шум схватки тут же отступил, и остался только голос.

Ее голос.

Низкий, грудной.

Тот самый.

— Страшно, — подтвердил он. И замолчал, боясь спугнуть мгновение, когда…

— И еще этот запах, — сказала девушка.

— Да.

На ее плащ брызнуло несколько капелек крови: два магрута катались по траве в каком-то невообразимом танце. Унрит вздрогнул. Да. Это было похоже на…

Он тряхнул головой, выбрасывая кощунственную мысль. Губы девушки беззвучно прошептали (Дэн угадал по их движению):

— Не люблю.

Ему захотелось обнять ее, но он подумал: «Не сейчас». Девушка молчала, и Дэн снова вернулся в переполненный воем и хлопаньем крыльев мир. Переплетенные тела, крики — неужто? Унрит не сомневался в правильности догадки: они стали свидетелями невиданного зрелища:

Зарождалась новая стая. «Зачатие. Любовь. Смерть. Страшно», — подумал унрит.

Схватка стихла так же неожиданно, как и началась. Подошел Ирд, вытирая пучком травы окровавленный меч:

— Хорошо, что нас не было в Тан-Унратене.

Он тяжело дышал.

— Почему? — поднял глаза Дэн.

Ирд кивнул на девушку.

— Там — Смерть, — ее голос звучал без всякого выражения.

Как просто!

«Бигги, как ты там…»

«Без меня?..»

ГЛАВА ПЯТАЯ УНРА. ДНЕМ РАНЬШЕ

1

Сначала это было просто темное пятно. Стражи на башнях переглянулись: что за ерунда? Может быть, ветер как-то хитро пробежал по траве? Или тень от облака? Непохоже. Предзакатный Таир слепил глаза, но они напряженно вглядывались в странные очертания невиданной по своим размерам тени.

Пятно двигалось в сторону Унры. Оно то рассыпалось, как разбитая амфа, на мелкие осколки, то вновь собиралось в единое целое, стремительно приближаясь к стенам города.

Один из стражей не выдержал, и тревожный звук колокола прокатился от ворот до забитой кумаронами гавани. Вот уже десять ир, как не оглашались окрестности таким истошным звоном.

— Ты чего? — покрутил пальцем у виска второй страж.

— Магруты, — на лбу первого блестели бисеринки холодного пота. Ему было страшно.

Очень страшно.

— Пожалуй, ты прав, — сказал, поглядев на равнину, второй.

Суматошно захлопали двери хижин — унриты выскакивали из домов, на ходу прилаживая тяжелые пояса с притороченными к ним колчанами для стрел. За плечами болтались арбалеты. В руках — мечи. Немногочисленные женщины и дети бежали к каменному Дому Стражи. Со сторожевых башен город был похож на потревоженное осиное гнездо.

— Смотри-ка, да ведь это… — сказал своему напарнику один из стражей ворот. Договаривать не было смысла. Теперь уже всем находящимся на стене людям стали видны остро отточенные клювы.

— Магри! — пронесся по городу жуткий вздох. — Сколько же их!

В считанные минты вооруженные унриты распределились вдоль стены и теперь, затаив дыханье, ожидали, когда серая тень накроет город. На оборонительный ров надеяться не приходилось. Магри легко перепрыгивали его. Так же, как и каменную стену. Поэтому часть унритов осталась под стеной, готовясь разить мечами тех, кому удастся преодолеть первый рубеж.

Люди на стене надеялись на арбалеты.

— Стрелять только по команде, — пронеслось вдоль стены.

То подпрыгивающие, то парящие в пяти-шести минах над землей магруты наводили ужас. Их было столько, что рябило в глазах. Воздух наполнился смрадом и хлопаньем перепончатых крыльев. Когда огромная стая, сделав последнее усилие, уже готова была смести находящихся на стене людей, раздался громкий крик:

— Пли!

Запели невидимые стрелы. Десятка два мертвых тел обрушились в оборонительный ров и исчезли в чавкающей от их падений трясине. Другие, уже сраженные стрелами, по инерции долетали до стены и падали на людей, поливая их вонючей кровью. Новые и новые магруты заполняли воздух, стену, ров, отравляя мир своей вонью. Отравленные, сбитые с ног, скользящие в лужах крови унриты не успевали перезаряжать арбалеты. Не прошло и минты, как они были сметены со стены — магруты прорвались в город.

Весь день Бигги просидел в таверне Носатого Игла за игрой в кости. Он проигрывал тор за тором, с безразличным видом бросая костяные кубики и не очень-то беспокоясь о стремительно худеющем кошельке.

Он думал о Дэне. Вернее, о том, куда тот мог исчезнуть (вот так — раз, и нету), ни о чем не предупредив. Хорошо еще, не нашли его растерзанное магрутами тело. Снующий между столами Игл подходил к играющим, поглядывал на Малыша и качал головой:

— Бросал бы ты это дело, Биг.

Или еще:

— Боги Великие, да что же тебе так не везет!

Бигги не слушал: «Пускай».

У стены они тоже были вместе. Бигги с огромным кухонным ножом (хоть какое, а тоже оружие), хозяин таверны со своим видавшим виды мечом и кривой ухмылкой на пухлых губах.

— Ну, пойдет, видать, потеха, — буркнул, глядя на изготовившихся к бою людей, Игл.

На бегу он сунул в рот целую плитку хурума и теперь жевал ее, отчего глазки унрита затуманились, а на щеках выступил легкий румянец.

«Зря он это, — подумал Бигги, — не время сейчас». Он проверил заточку ножа. С этим у Игла всегда был полный порядок.

— Что ж…

Магруты обрушились внезапно. Крики, кровь, падающие на головы людей крылатые тела. Несколько унритов тут же были сбиты с ног их массивными тушами. Один из упавших лежал в двух шагах от Бигги. Малыш в каком-то оцепенении наблюдал, как кожаная куртка на спине несчастного в мгновенье ока превратилась в лохмотья. Когтистые лапы сразу трех магри вырывали куски человеческого мяса. Раздался отчаянный вопль. Кричал Игл. Его нос от волнения вытянулся, как клюв магрута. Отчаянно вращая мечом, он бросился на помощь упавшему. По песку покатилась отвратительная, бьющаяся в конвульсиях голова. Второй магри, оторвавшись от законной добычи, ткнул зазевавшегося Игла прямо в лоб. Унрит упал. Когти магрута вонзились в плечо. И тут же жадная лапа была отсечена столовым ножом. Малыш не мешкая отскочил в сторону — острый клюв едва не оставил его без глаза.

— На!

Нож без труда рассек упругую шею. Безжизненное тело плюхнулось на раненого Игла.

— Спаси… бо, — прошептал хозяин таверны, но Бигги его не слышал. Он бросился на третьего поспешно глотающего куски человеческого мяса магрута. Тот, почуяв опасность, оттолкнулся от умирающего и попытался атаковать с воздуха. Острые когти уже впивались Бигги в грудь, когда нож вошел в мягкую, поросшую редкой шерстью тушу. И человек, и магрут рухнули на землю. Длинный клюв из последних сил вонзился в бедро Малыша. Бигги оттолкнул вонючего гада и поспешно отполз в сторону.

Ранение оказалось пустяковым. Куда хуже пришлось Иглу. Все лицо раненого было залито кровью. Не обращая внимания на разодранное бедро, Малыш бросился к приятелю и, схватив его за ноги, потащил в сторону от стены. Рука Носатого Игла мертвой хваткой сжимала рукоять меча, клинок волочился за телом, оставляя тонкий кровавый след.

В воздухе сверкали стрелы. Стреляли немногие уцелевшие на стене, тщательно прицеливаясь, чтобы ненароком не зацепить кого-нибудь из своих. Несколько магрутов распласталось на земле, пораженные раньше, чем они успели добраться до Малыша. Одна из стрел царапнула по руке.

«Пустяки».

Бигги оглянулся в поисках укрытия. До ближайшей хижины было минов пятьдесят. Сейчас это расстояние казалось огромным. Краем глаза унрит заметил, как на невероятной скорости к нему приближается парящая в воздухе туша. Магри уже выпустил когти, когда Бигги резко пригнулся и, бросив Игла, отпрыгнул в сторону. Туша, промахнувшись, плюхнулась на землю в каких-нибудь двух шагах от Малыша. Добыча была так близко. Магри прыгнул.

Люди отступали. Они еще что-то кричали друг другу, отсекали мечами тянущиеся к ним мерзкие головы, с хрустом переламывали крылья. Но силы и мужество были на исходе. Несколько унритов побежало. Несколько каталось по земле, закрывая руками выклеванные глаза. Ослепший, но все еще могучий Галл стоял посреди побоища, в его руках отчаянно трепыхались уже наполовину свернутые шеи.

— В хижины! — крикнул кто-то.

— В хижины! — подхватили сразу с десяток голосов.

— Сгинем как…

Не выдержав, унриты бросились под прикрытие хоть и ненадежных, но все-таки способных продержаться хору-другую стен.

Магрут и Бигги прыгнули почти одновременно. И снова когти гада скользнули в мимине от лица Малыша. Промах. Маленький уродец с тоской посмотрел по сторонам: брошенный нож валялся рядом с распростертым телом Игла. «Не успею». Он не видел, что сверху планирует на него, распластавшись по воздуху, серая тень. Тот же, что сидел на земле, прыгнул в третий раз. Бигги хотел резко отскочить в сторону (дважды этот маневр удался, почему бы не воспользоваться им еще?), но оступился и упал. Падение спасло ему жизнь. Два крылатых чудовища столкнулись в воздухе и с неистовым воем разлетелись в разные стороны. Не мешкая, Бигги рванулся к ножу. На помощь Малышу бежал человек в разорванной унритской куртке. Из ссадины на левой щеке хлестала кровь. Лицо нежданного помощника было незнакомым.

— Тащи! — Бигги указал на истекающего кровью Игла.

Не время задавать вопросы.

Человек послушно схватил раненого за ногу и поволок к хижине. Игл застонал.

— Терпи. Сейчас.

Бигги с кухонным ножом прикрывал отступление.

Человек открыл дверь ногой, перекинул беспомощное тело через порог.

— Скорей!

«Кажется, все».

Бигги стрелой влетел в хижину, и человек захлопнул дверь перед самым носом магри. Острый клюв с размаху вонзился в доски — хлипкая дверь задрожала, но выстояла. Грузно шлепнулась на пороге вонючая туша. «Похоже, сломал себе шею», — злорадно подумал маленький уродец, с трудом переводя дух. Послышался звон разбитого стекла. На сей раз магруты атаковали окно. Незнакомец быстрее молнии метнулся к пролезшему было в дом гаду и ловким движением схватил его за шею пониже головы. Лапы магри оставались снаружи, и потому человек не спеша, явно получая удовольствие от проделанного, сжал руку, отчего дом наполнился хрустом позвонков, и голова гада безвольно свесилась набок.

«Ну и силища», — восхищенно подумал Бигги.

Незнакомец вытолкнул магрута обратно в окно. С отвращением (теперь с отвращением!) посмотрел на свои перепачканные кровью руки.

— Похоже, они совсем взбесились, — сказал он, обращаясь к Малышу. — И часто у вас так?

— Первый раз.

— М-мда! — только и сказал человек.

Однако в голосе его не чувствовалось никакого удивления. Он выглянул на улицу. Пара крылатых гадов пировала над распростертым телом.

— Жаль. Ему уже не поможешь ничем. Как тебя зовут? — он снова обращался к Малышу.

— Бигги, — сказал Бигги.

— А ты красавец, как я погляжу.

Маленький уродец насупился.

— Ну-ну, не обижайся. Очень даже милая мордашка. А я — Праон. Приехал вчера с этим, как его… — человек нахмурил лоб. — Жирный такой. Тьфу! Вот память дырявая. Ну и влип, как всегда. Слушай, что с ним? — Праон указал на Игла.

Раненый, словно почувствовав, что речь наконец зашла о нем, глухо завыл. Бигги присел на корточки рядом. Кровь на лице Игла запеклась.

— Биг, — простонал он.

— Я здесь.

— Биг, я… я — порождение хриссы, Биг.

У Малыша защипало в носу.

— Какое ж ты порождение хриссы, а?

— Да-да.

— О чем это он? — склонился над ними Праон. — Слушай, тут есть вода?

— Там, — кивнул в угол Малыш. Это была хижина Галла, и ему не раз доводилось бывать в ней. Впрочем, все хижины в Унре были как две капли воды.

Праон торопливо наполнил одну из пустых амф, которую он отыскал на забитых всевозможной рухлядью полках. Вернувшись к раненому, принялся осторожно смывать запекшуюся кровь.

— Больно! — пожаловался Игл.

Губы Праона зашевелились, и он несколько раз провел рукой над лежащим на полу телом.

— А теперь?

— …Нет, — неуверенно сказал Игл. Он зашевелился, пытаясь встать.

— Лежи спокойно. Еще не все. Слушай, Биг, посторожи окно.

На улице было пусто. Однако, судя по доносящемуся время от времени протяжному вою, в городе хозяйничали магруты. Прислонившись к стене, маленький уродец прислушивался к подозрительным шумам. Кто-то громко завозился на крыше. «Магри», — решил Малыш.

— Сломана лобная кость, — констатировал тем временем его новый знакомый. — А в общем-то ерунда.

«Ничего себе! — удивленно подумал Бигги. — Вот так ерунда!»

— Заживет, — Праон вытер руки о драную куртку. — Помоги.

Вдвоем они осторожно перенесли раненого на тюфяк. Прикрыли валявшимся тут же одеялом.

— Биг, — всхлипнул Игл. — Я… я — фрокк несчастный, хриссов сын, магрут вонючий, я…

— Спи…

2

— Однако не сидеть же нам здесь всю жизнь, — сказал спустя пару хор Праон (Пра, как он предложил себя называть). До этого они долго молчали. Каждый думал о своем. Бигги — о Дэне.

Из разбитого магрутами окна тянуло вечерней прохладой.

— Скоро стемнеет, — буркнул Малыш. — Придется подождать до утра.

— Ерунда, — хмыкнул Пра.

Все-то у него была ерунда.

— Надо что-то делать, — сказал он. — Ночью будет хуже некуда.

— Ага, — поддакнул Бигги. Он как раз выглянул на улицу и обнаружил у соседней хижины скопление ненавистных магри. «Зверюг десять, не меньше». — Ага, — снова повторил маленький уродец, — всего-то ничего — перебить гадов. Что ж это мы раньше так оплошали?

— Это вы оплошали, — жестко сказал Пра. — Бежали, как последние трусы. Тоже мне — Дети Смерти[8]. — В его голосе зазвенели презрительные нотки.

— Сам-то… — не нашелся с ответом Малыш.

— Ладно, — примирительно сказал Пра. — Но не сидеть же сложа руки. Не в моих это правилах.

Бигги пожал плечами:

— Его надо бы осмотреть.

Раненый выглядел вполне — лишь на лбу вздулась огромная шишка. «Поразительно! — подумал Малыш. — Еще пару хор назад он был совсем плох».

— Ты… целитель?

Пра выразительно замотал головой.

— Нет.

Почувствовав их взгляды, Игл зашевелился.

— …Хрисса… фрокк поганый, грибоед безмозглый…

Бигги и незнакомец переглянулись.

— О каких это он грибоедах толкует? — спросил Пра.

— Были тут. Недавно.

— Грибоеды в Унре? Забавно…

— Вот еще, — почти взвизгнул Игл (Малыш и не ожидал от него такой «прыти»). — Это я, я, магрут воню…

— Э, погоди, это мы уже слышали, — перебил его Бигги.

— Как же, слышали… — всхлипнул Игл. — Морунра[9] я. Прыщ на заднице Короната…

— Во дает! — с нескрываемым восхищением сказал Пра.

— …монхофалл[10] плешивый…

Поток ругательств не иссякал.

«Хоть уши затыкай. Ухо», — поправился Бигги.

— Так были они здесь? Или нет? — настаивал Пра.

— …хисса[11] волосатая!

— Слушай, дай поговорить, — не выдержал Малыш.

— Ну его, пусть выговорится.

— Это надолго, — предупредил Бигги.

— Я потерплю, — улыбнулся Пра.

— Зато я не…

— Харуты! — потребовал Игл.

Он что-то подозрительно быстро приходил в себя.

— Как это ты его вылечил?

— Отстань, — Пра с интересом изучал вид из окна. — Похоже, они убрались. Попробуем выйти?

— Нет! — завопил раненый. — Не бросайте меня одного. Вот, — он вдруг что-то быстро выхватил из-за пазухи. — Я отдам. Я все отдам. Хиссы попутали. Фрокк болотный… — он снова собирался излить весь имеющийся запас ругательств.

— Дай-ка, — резко оборвал его Пра. — Что там у тебя?

Игл разжал пальцы. На пол скользнул (Бигги глазам своим не поверил) кошелек Дэна. Красный атлас. Вышивка. Серебряная тесьма. Он принадлежал Дэну еще там, в Коронате. Такой кошелек в Унре был только у него.

— Ах, ты!

— Жадный я, да-да, ну, сам понимаешь… — запричитал Игл.

— И-эх!

ГЛАВА ШЕСТАЯ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

1

Что-то невероятное творилось с его глазами. Он отчетливо видел: круги, квадраты, черное — в пол-листа пятно («глупые фигуры»), и все-таки глаза слезились («или это не слезы?»), и квадраты почему-то превращались в невероятной высоты сверкающие здания («с какой стати я назвал это „здания“?» — сомневался Бигги). А круги — в человеческие — мужские, женские, детские — их было много — лица, которые смотрели куда-то вверх, где расплывалось ослепительно яркое «пятно» («оно же черное», — подумал Бигги). И что самое удивительное — люди двигались. Живые. «Пока живые», — вдруг с ужасом понял маленький уродец.

Как они странно одеты.

Люди в панике побежали.

Круги. Квадраты.

Какое-то полутемное помещение. Возможно — подвал. Бигги почти чувствовал затхлый, пропитанный гарью и еще чем-то гадким воздух. «Скорее всего под землей», — решил унрит. Посреди помещения (стены гладкие, ни единой щелки) стояло нечто вроде бассейна под голубоватым стеклянным колпаком. Бассейн, вернее, тот, чьими глазами видел маленький уродец, покачнулся.

Снова круги.

Чернота.

Бигги, испугавшись внезапно наступившей слепоты, заметался по хижине, едва не сбив Пра с ног.

И еще — в бассейне кто-то был. Тот, кого он не успел разглядеть.

«Ослеп!»

И еще — казалось, сама Унра[12] разверзлась под ним.

— Слушай, Биг, и долго ты будешь валяться? Можно подумать, ты увидел привидение… — сознание постепенно возвращалось. Голос Пра был невероятно далек. — У тебя очень милый вид, — продолжал Пра. — Славная картинка. Ну-ка! — листок выскользнул из руки маленького уродца. — Да, потрясающе! — Пра усмехнулся. — И знаешь, что удивительно? Похоже, каждый видит свое.

Листок. Бигги попытался припомнить, что же с ним произошло. Он читал записку от Дэна («очень неразборчиво»), Дэн ушел с «капюшонами» в Магр («вернее, его заставили»), потом Бигги принялся разглядывать рисунок…

Чернота.

Ах, да — почему-то закрыты глаза.

Что-то страшное. Вроде смерти.

— Эй!

Бигги открыл глаза и увидел над собой встревоженное лицо нового знакомого. Ошалело осмотрелся. Хижина. Опрокинутый табурет. «Твоя работа!» Игл сидит на кровати, с нескрываемым изумлением глядя на него, Малыша. Разбитое окно. Дремлющий на соседней крыше магрут. Все на месте. Даже чересчур. Мозолистая рука Пра легла на его разгоряченный лоб. Стало значительно легче соображать.

— Что, что ты видел? — Лицо Пра было странно напряжено. На носу блестела капелька пота. Рубец на щеке покраснел. «А ему ведь тоже что-то… показалось?»

— Дэн… записка… — неуверенно начал Бигги.

— Не то.

Чернота.

— Больше ничего, — Бигги и сам верил в то, что говорил.

— Вставай, — Пра помог ему подняться. — А на рисунке… на рисунке! Ты же видел…

Ни хриссы он не видел! Бигги неприязненно посмотрел на незнакомца: кто он? что ему надо? Здесь. В Унре. Что? Глубоко посаженные глаза. Прямой с горбинкой нос. Бронзовый загар. Лицо незнакомца было гладко выбрито. «Не по-унритски как-то», — решил Бигги. Волевой подбородок выдавал натуру властную и решительную. «А не так-то прост этот Пра!»

Малыш пожал плечами: ни хриссы…

— Ну, Биг, напугал, — голос Игла дрожал. — Точь-в-точь припадочный Раст. Только что на людей не бросаешься. Хрисса я, — жалобно прибавил он.

— Ей-ей хрисса, — безжалостно сказал Бигги. — Может быть, я бы успел ему помочь. Когда ты нашел кошелек?

— Днем и нашел. Все ходил вокруг тебя, так ведь тебе не до того было. А потом эти гады, — Игл кивнул на разбитое окно.

— Все равно, — нахмурился Малыш. — С ночи «капюшонов» и не видать.

— В Магре они. То есть, я хотел сказать, магри… по пути… Их, я думаю, и в живых-то нет, — неуверенно сказал Игл.

— Как бы не так, — в голосе Пра слышалась плохо скрываемая злость. — Где они останавливались, Биг?

— А я почем…

— Это важно. Для нас, для Дэна. Для всех. Понимаешь?

В глазах Пра было нечто такое, чему очень хотелось верить.

2

Оставив вполне оправившегося Игла в хижине, Бигги и Пра выбрались на улицу. Меч (для очистки совести) они оставили хозяину, так что из оружия у них был всего-навсего кухонный нож Малыша. Пра шел безоружным. Лишних вопросов по этому поводу Бигги не задавал — он уже утвердился в мысли, что спутник ему попался необычный. «Вот ведь как он вылечил Игла. Ну его! Захочет — сам объяснит». Пра ничего не объяснял, но маленькому уродцу достаточно было услышать о Дэне, чтобы его сомнения относительно намерений незнакомца рассеялись. Теперь бы он пошел с ним и в Магр.

Таир уже скрылся за верхушками хижин. Сиротливо высились вдоль стены сторожевые башни. Ни одного стража. Ни одного унрита на улицах. Правда, в одном из окон мелькнуло перекошенное от страха лицо лавочника (он даже покрутил пальцем у виска: куда, мол, претесь). С другого конца города доносились звуки схватки — далеко не все Дети Смерти отсиживались по домам.

Бигги и Пра направлялись к Дому Стражи. Вернее, к каменным убежищам перекупщиков, где, вероятнее всего, и останавливались «капюшоны». Бигги не очень-то представлял, что может понадобиться им в оставленном грибоедами доме. Но все это (так сказал Пра) имело отношение к Дэну, и он шел.

Магрутов нигде не было видно, однако Бигги постоянно ощущал их незримое присутствие. Их запах. Их безжизненные стеклянные глаза. Так как магри могли появиться откуда угодно, Малыш был начеку: он приглядывался к любой тени, любому углу, любой груде мусора.

На соседней улице лежало безжизненное тело старого Урла, присыпанное красноватой пылью. Волосы на голове шевелились — Бигги не сразу сообразил, что это всего-навсего ветер.

— Туда, — Малыш махнул в сторону перевернутого кумарона.

Спутник прижал палец к губам. Кивнул.

«Но где же магри? Может быть…» Поравнявшись с черным, местами уже прогнившим остовом, Бигги поднял глаза и разглядел около десятка магрутов, лепившихся к гнилой обшивке в самых невообразимых позах. Малыш показал на них спутнику. Тот махнул рукой: ерунда, не бери в голову — пройдем. Его спокойствие передалось и Бигги. «Будь что будет», — решил он.

Путники благополучно миновали черную тушу: похоже, магри до них не было никакого дела, и вскоре очутились возле Дома Стражи. Магри добрались и сюда. Прямо на пороге лежало растерзанное тело унрита. Ноги его были неестественно вывернуты. Правая рука обглодана до кости. Он лежал лицом вниз, раскинув руки, казалось, еще продолжая свое теперь уже бессмысленное бегство. «Два мина, — прикинул на глаз Бигги, — два мина, и он был бы за дверью». Рядом с телом валялся меч.

— Возьмешь?

Пра выразительно замотал головой.

— Я не нуждаюсь в железках.

Решив, что оружие им все-таки пригодится, Бигги подошел к убитому. Взял меч. Взглянув на зарешеченные окна, он увидел, что на него смотрит с десяток глаз. Насмерть перепуганные дети, прижавшись носами к толстым запылившимся окнам, о чем-то шептались и показывали на него пальцами.

— Пошли, — торопил Пра.

Волна жалости захлестнула маленького уродца. «Хриссова Унра! Фроккова жизнь!»

«Эй, — остановил себя Малыш, — ты же не Игл».

Дети в Доме Стражи что-то кричали и тыкали пальцами в Бигги. «Если бы я мог им помочь», — подумал унрит. До него не сразу дошло, что его предупреждают об опасности. Тело среагировало раньше, чем он успел что-либо понять. Внезапно плечи его ощутили легкий холодок. Как будто кто-то стоял за ним и дышал в спину. Резкий прыжок в сторону. Разворот. За спиной никого не было. Пра с недоумением смотрел на него: «Все вы здесь, гм, трусоваты малость», — говорил его насмешливый взгляд. И тут Бигги увидел.

Это было даже красиво. Четыре распластавшихся в предзакатных лучах Таира крыла. Вытянутые, словно копья, шеи. Наконечники-клювы. Плотно прижатые к туловищу лапы. Подкрашенные Таиром тела имели зловещий красноватый оттенок.

Магри стремительно планировали на высоте второго этажа. Пра стоял к ним спиной. Кричать и предупреждать его не было времени. Бигги бросился магрутам наперерез. В правой руке меч, в левой — кухонный нож из таверны. Вооруженный до зубов, он выглядел не столько устрашающе, сколько смешно. Вместо того, чтобы насторожиться его необычайной воинственностью, Пра расхохотался. Крылатое копье, сделав небольшой полукруг, нацелилось ему в голову.

Сообразив, что уже ничего не успеет предпринять и копье неминуемое вонзится в его беспечного приятеля, Бигги метнул нож. Несколько раз перевернувшись в воздухе (кухонные ножи не очень-то приспособлены для метания), он-таки скользнул рукоятью по голове магрута, отчего тот, потеряв равновесие, рухнул на землю в двух шагах от Пра.

Шум упавшего тела заставил Пра обернуться. Второе «копье» было в каких-то двух-трех минах от его головы. Почти неуловимым движением приятель Бигги перехватил шею гада («На лету!» — восхитился Малыш) и швырнул отчаянно извивающееся тело в сторону. Не выпуская схваченного магри из рук, Пра прикрылся им, как щитом. И тут подоспел Бигги. Два взмаха мечом — и все было кончено.

— А у тебя неплохо получается, — похвалил Пра.

— У тебя тоже.

Бигги пнул ногой обезглавленное тело. «Сколько же их тут?» — в который раз задался вопросом Малыш. Быстрым шагом они двинулись мимо каменных строений.

— Попробуй разберись, — бормотал Пра.

Неожиданно он свернул к одной из дверей, достал что-то из кармана и принялся копаться в замке. Через пару минт замок щелкнул, и Пра победно посмотрел на Малыша:

— Мне почему-то кажется — здесь.

«А из него вышел бы неплохой хуртан[13]», — решил Бигги.

Они вошли внутрь. Пра торопливо зажег несколько свечей, расставленных вдоль стен. В доме было пусто, однако свежие пятна копоти на потолке говорили о том, что комнату покинули совсем недавно. Бигги почувствовал едва уловимый цветочный запах.

— Чувствуешь? — прошептал Пра.

— Запах?

— Да. Похоже, здесь была женщина.

— Но причем тут грибоеды? И Дэн?

— Я еще не уверен… Видишь ли, — сказал Пра, — дело в том, что в соседнем доме живу я. Утром отсюда вела цепочка следов. Песок с утра был немного влажноват. Из-за тумана, — пояснил он. — Судя по следам, человек семь-восемь. И таги. Я еще удивился, кого это носит по Унре в такую рань.

— …и туман, — прибавил Бигги. — Ни один нормальный унрит не сдвинется с места в этакую погоду. А «капюшонам» хоть бы что.

— «Капюшоны»?

— Ну да. Это Дэн их так называл. Они носят черные плащи с капюшонами. Никак в толк не возьму, как это Дэн…

— Боюсь, Биг, что Дэн тут ни при чем. Уж больно странный способ писать записки. Ведь в кошельке Дэна были деньги: целых четыре дракона!

— Пожалуй, — Малыш погрустнел.

— И еще, — продолжал Пра, — заметь, какое странное совпадение, — он поочередно толкал выходящие в коридор двери. Одна из них подалась. Заглянув в нее и убедившись, что комната, куда они попали, имеет нежилой вид, Пра договорил: — Так вот. Не странно ли: «капюшоны» (или как их там?) с утра пораньше покидают Унру. И в тот же день — тот же! — Унра подвергается нашествию магрутов, какого не припомнит ни один старожил.

— Так и есть, — кивнул Бигги. — Только, — он вдруг побледнел, — если… если «капюшоны» столкнулись с магри за стеной, навряд ли кто из них остался в живых. И Дэн…

— Не торопись, — перебил Пра. — Сдается мне, что кто-то из них очень хочет, чтобы мы так и думали. Уф! Ну и замки, — Пра вскрывал очередную дверь. Наконец дверь со скрипом распахнулась: — Входи!

Однако и в этой комнате они не нашли ничего интересного. Зато в следующей явно жила женщина. На столе лежал позабытый гребень. Рядом просыпанная цветочная пудра. Пол в комнате был чем-то заляпан (Бигги сразу решил, что это кровь), но Пра, присев на корточки и рассмотрев темные пятна, нахмурился:

— Асорродрео[14]! — И прибавил: — Колэрис-антратен[15]!

Несколько смятых рисунков, валявшихся под кроватью (Пра обшарил всю комнату вдоль и поперек), были заполнены все теми же квадратиками и кружочками. Все это очень напоминало Бигги абстрактную живопись сонангаев[16].

— Откуда? Южане? — удивился унрит.

— Вряд ли, — покачал головой Пра. Разглядывая новые рисунки, он все больше и больше мрачнел.

Когда же спустя полхоры они обнаружили в подвале полуразложившийся труп магри — Бигги едва не вырвало от отвращения, — Пра торопливо огляделся и указал на валявшийся рядом с трупом мерцающий фиолетовый кубик:

— Магия! Я так и знал!

Он взял в руки заляпанный кровью магрута сэсэтр[17]и сдавил его пальцами. Кубик вдруг из фиолетового сделался красным. Пра удовлетворенно хмыкнул. Провел ладонью по одной из сторон. Что-то щелкнуло, сэсэтр почернел.

— Вот так-то лучше, — сказал Пра. — Кто-то неплохо заметал следы.

— Значит, магри пришли сюда не случайно?

— Как знать, — загадочно ответил Пра.

Спустя хору магрутов простыл и след.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ИРД

1

Почему? Этот вопрос не давал ему спать. Почему Темные Маги Атуана не оставили его в покое? Почему выступили против? Почему позволили ему бежать, а потом с таким упорством преследовали его? Да. Он убил Торна. Ну и что? Он был сильней. Всего-навсего сильней. Он даже не хотел его убивать! Он сам не ожидал в себе такой силы. И Торн… тоже не ожидал. Это была… игра. Всего-навсего игра. Учитель нападал. Ученик оборонялся. Торн даже не понял, что произошло. Ирд сделал мысленный выпад — Торн легко, играючи отбил, лениво пожевывая хурум, перешел в атаку. И тут-то все и началось. Их мысли скрестились как мечи (Ирд так и представлял эту мысль — острый норнский клинок), «меч» Торна едва не царапнул Ученика по лицу; потом Ирд сделал мысленный захват и, сместившись в сторону, рванул «оружие» противника на себя. «Меч» Торна отлетел в сторону. На лице Учителя появилась гримаса недоумения. Наступая, Ирд вдруг ощутил перед собой не Великого Темного Мага, а беспомощного старика с расширенными от ужаса глазами и застрявшим в горле криком. Он не удержался и довел дело до конца.

Только и всего.

Любой на его месте поступил бы так же.

Любой на его месте предъявил бы свои права.

И это не они позволили ему бежать. Это он бежал раньше, чем они поняли, насколько он силен и опасен. Бежал в Утуран, в Моранну. И, наконец, в Магр.

Но от себя не убежишь.

2

Первый раз они настигли его в Уасуре. Он жил в вонючем квартале хуртанов, одевался в жалкие лохмотья, которые, судя по количеству дыр и заплесневелому цвету, носило не одно поколение атуанских бродяг. Он ночевал в подвалах. Питался на помойках. Был несколько раз жестоко бит из-за обглоданного хриссами куска протухшего мяса (а примени он свою силу, и слух разнесся бы по всему Уасуру). Он не спал неделями при одном только подозрении, что его могли выследить. Даже заболев, он предпочитал лечиться у шарлатанов вместо того, чтобы вылечить себя доступной ему магией. Он был самым жалким. Самым слабым. Чужим.

И все-таки они выследили его. Они еще не знали его силу (они могли только подозревать о ней) и не очень-то осторожничали. Помнится, он как раз откопал вполне съедобный кусок илансана (правда, уже припахивающий тухлятиной, но большего ему и не требовалось), когда появились трое. В руках, как и положено, мечи (хорошие, норнские, длинные и безо всяких принятых в Коронате побрякушек), за пазухой конгские крайты с извивающимися, как хиссы, лезвиями. «Лучшее оружие для удара в спину», — почему-то подумал тогда Ирд. Он ничуть не удивился их появлению. Напротив, он так долго этого ждал, что теперь, когда столкнулся с ними лицом к лицу, вздохнул с облегчением: наконец-то! Даже безоружным он был намного сильнее. Ему потребовалось не больше минты на то, чтобы обезопасить их. Как они умоляли сохранить им жизнь! Он не убил их. Он выколол им глаза. Впрочем, по тому, как легко далась ему победа, Ирд понял — его всего-навсего предупреждали: мы здесь, мы рядом, мы придем.

И тогда он снова бежал. В Моранну. Это была хорошая мысль. Ученик, превзошедший самого Торна, лижет пятки монахам Святого Братства, разжиревшим приверженцам Кулдорской ереси, «грибоедам», как метко окрестили их в Коронате. Гордец из гордецов Ирд — жалкий лизоблюд в доме старого монхофалла Кларонга. Хэй! Днем старикашка пропадал во Дворце Коркланноса и Том-Клантене, ночью же баловался заклинаниями под стать какому-нибудь турхуну или танскому ведуну, но никак не ему, Ирду, который мог бы стать во главе самого могущественного темного круга — Темного Круга Атуана.

Ведь ученик, убивший учителя, занимает его место. Так было всегда. Так могло быть и сейчас. Торн держал все нити управления Кругом. Ирд был его преемником. Но он не хотел власти. Он и так был слишком силен, и эта сила пугала его. Впрочем, не столько сила, сколько Предсказание, которое Ирд помнил даже во сне. Да — именно Предсказание. Оно могло испугать кого угодно. Даже… Бога.

И — скрываясь от Темного Круга, — Ирд лизал пятки отупевшему от постоянного курения хурума Кларонгу. Натягивал на его немытые, изъеденные язвами ноги вонючие сапоги. Подносил кайфи. Что ни день пересчитывал тиарсы (старикашка страдал необыкновенной скупостью) и выслушивал гнусные обвинения в воровстве. Он ненавидел шею Кларонга, по которой струились липкие ручейки пота, пальцы с черными полосками под ногтями, дребезжащий голос, от первых звуков которого Ирд вздрагивал, как от укуса хиссы. «Принеси, унеси, налей», — и так каждый день. Однажды Ирд не выдержал и едва не расхохотался Кларонгу в лицо: «Я, я — Великий Маг», — хотелось закричать ему. Он с трудом удержался (не его это путь, не его), он стиснул зубы и лишь прошептал, как обычно в знак согласия:

— Хай!

Не они, но их ненависть настигла его. В то утро Ирд по обыкновению поднес Кларонгу первую чашку кайфи и стоял рядом с прихлебывающим ароматный напиток монахом, послушно внимая его нечленораздельному бормотанию. В который раз Ирд осторожно, чтобы не внушить подозрений, «копался» в старческом мозгу. Мысли дряхлого святоши были на удивление пусты — больное сердце («пятьсот иров как-никак, никакая магия не поможет»), «дрянные слуги опять приложились к конгайскому», «за мясо илансана я, пожалуй, переплатил, мда-с», «хриссова погода — жарит который день». Ни одного рецепта. Ни одного магического заклинания. Ни одной мысли о так восхваляемом Боге. Каждое утро. День за днем. Месяц за месяцем.

— Подай мне руку, — приказал Кларонг, собираясь встать из-за стола.

Утренняя трапеза завершилась обильной икотой. «Ру-ик, ку-ик», — передразнил мысленно Ирд. И тут накатило. Он не ожидал ничего подобного, и потому удар по размягченному спокойствием сознанию едва не сбил его с ног. Ирд устоял на ногах, но его вдруг замотало из стороны в сторону. Страшная боль в голове разрасталась, постепенно захватывая тело, мысли, чувства. «О-о-оставьте меня в покое!» Но кто его слышал? Кто хотел его услышать? Он почувствовал: еще немного, и он разнесет этот гнусный мир в клочья. Сила уже металась в нем, не находя выхода. В глазах потемнело. Хотелось размозжить голову. О стену. Об угол стола. Обо что угодно. Лишь бы не… Ирд тихонько застонал. «Ты — и стонешь?» Его зубы стучали в невиданной пляске. Рот был забит слюной. Он судорожно сглотнул.

— Э, да ты совсем болен, Ирд, — равнодушно сказал Кларонг.

«А ты бы уже давно кормил хрисс!»

— Я… я… — слова не давались ему. Ирд с ужасом думал, что они где-то здесь, за дверью, и сейчас появятся с мечами и крайтами в руках. Улыбаясь, подойдут к нему. Не торопясь, со знанием дела ткнут крайтом в живот. Он явственно представил кровавое пятно там, где рубашка прилипла к телу. Желание жить возьмет верх и —

Боль отпустила так же неожиданно, как и пришла. Он подал Кларонгу ослабевшую от боли руку.

— Восславим того, чье имя непознаваемо, Ирд.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ ИР 3991. 16-Й ДЕНЬ РИЗИОНА, МАГР

1

Трижды пробуждался и снова засыпал Таир. Миновав первые отроги гор, путники спустились в цветущую долину, откуда брали начало две тропы. Одна — на Запад, вверх, через песчаное плато и зыбучие пески, населенные мерзкими песчаными тварями. Другая — на Север через долину с медленным подъемом к перевалу Хай[18] и спуском по ручью к водопаду Таиртен[19], за которым начиналась мало кому известная земля. Первая была, несомненно, короче. Однако только зыбучие пески могли унести пол-отряда. «Нас слишком много, чтобы так рисковать», — подумал Дэн.

Он повернул к перевалу.

Шли быстро, почти не останавливаясь на отдых. По пути «капюшоны» (все они оказались неплохими стрелками) подстрелили трех аскисов, и теперь отряд был обеспечен мясом едва ли не на весь путь к Тореху. Таги тоже не теряли времени даром. То один, то другой зверь вдруг исчезал в густых зарослях тахиол, плотно переплетенных с извивающимися стеблями дикого уинона[20]. Возвращаясь, таги лениво облизывались и снова, как ни в чем не бывало, брели среди людей.

Ярко светил Таир. Прекрасная погода была как нельзя кстати. На душе было необыкновенно легко. Тяжелые мысли покинули унрита, и он с удовольствием любовался сверкающими вдали снежными шапками гор, лихо, по-мальчишески пинал ногой попадающиеся по пути шарики эриты. Они весело взмывали в воздух и дружной стайкой тянулись на восток. Ветер дул с Магра.

— Смотри, как бы чего не принес, — предостерегал Ирд, но Дэн только отмахивался: «Что-что, а здешние места я знаю получше тебя».

— Не накликай, — ворчал унрит.

— Ай-яй-яй, Светлейший. Вот уж не знал, что ты суевернее ведуна…

— …плаксивее Моны…

— …ленивее фрокка, — улыбнулся Ирд.

Тропа резко забирала вверх.

К вечеру отряд добрался до перевала. Здесь, на высоте, ветер сменил направление и окреп. Похолодало. Таир затянуло пеленой облаков. Время от времени уартор унрита начинал посвечиваться слабым голубоватым светом: невидимая смерть давала о себе знать. По привычке унрит обходил подозрительные места стороной.

На перевале унрит подвернул и без того больную ногу. Волной хлынули неприятные мысли. Торех. Мирилла. Собственное весьма неопределенное будущее. «Ну, хватит тебе, хватит, Дэн», — уговаривал он себя, чувствуя, однако, что никакие уговоры тут не спасут. В довершение всего огромная туча закрыла выползшую было из-за горы Уну, повалил мокрый снег. Драная куртка не спасала от холода. Унрита била мелкая дрожь.

— Может быть, переночуем здесь? — предложил заметно уставший Тирс.

— Внизу б-будет т-теплей.

На спуск ушло больше четырех хор.

К утру путники были около водопада. Они издали услышали шум падающей воды и без команды повалились на теплую землю. С первыми лучами Таира Дэн заснул, думая о том, что неплохо было бы поставить кого-нибудь охранять отряд.

С этого дня они вступали в Магр.

2

Он спал не более двух хор, то и дело ворочаясь (мелкие камушки впивались в бока) и отбрасывая в сторону самые крупные и острые из них. Он как бы раздваивался во сне: одна его часть была погружена в тяжелую дрему, другая напряженно бодрствовала, вслушиваясь в отдаленный шум водопада, шелест листьев и спокойное посапывание тагов. Он слышал, как торопливо скользнула мимо, едва не задев его по руке, верткая древесная хисса. «Пускай». Эту красиво раскрашенную фиолетовыми квадратами тварь унрит знал прекрасно. Она была нисколько не ядовита, и единственная опасность, какая могла от нее исходить, — это холодная, слегка увлажненная желеобразными выделениями кожа. Стоило прикоснуться к ней, как клейкое вещество моментально прилипало к рукам. Попробуй потом отмой.

Хисса прошмыгнула мимо и спокойно исчезла в густом кустарнике дикого уинона.

И все-таки Дэн проснулся.

— Ои![21]

Рядом с ним лежал меч.

— Ои! — еще раз не удержался от удивленного возгласа унрит.

Осмотрев оружие, он покачал головой — эти хриссовы грибоеды могли прихватить с собой что-нибудь и получше. Меч был невероятно короток; треугольное окончание клинка и грубая отделка окончательно убедили Дэна, что перед ним не что иное, как работа бездарных мораннских оружейников. На перекрестье примитивного крестообразного эфеса виднелось полустертое грубое изображение Креста Корклана.

— Тьфу! — сплюнул унрит. В Тан-Унратене за эту дрянь не дали бы и тора. О чем они думали? Что не встретят ни одного магрута? Что эта гнусная закалка выдержит хотя бы мало-мальски хороший удар? Они что — явились в Магр умирать?

— Ои! — унрит не находил слов.

Он брезгливо отодвинул от себя меч и обхватил голову руками: «Железо. Глупое, никому не нужное барахло!»

Унрит сидел возле ручья. Пробираясь среди камней, вода торопливо бежала туда, где каменистая почва уходила из-под ног и на высоте не менее пятидесяти минов обрывалась вниз. Вокруг ручья бурно разросся магрский уинон. Здесь он был значительно выше и гуще, чем к востоку от перевала, а ядовито-оранжевый цвет огромных гроздьев напоминал о том, что даже вполне знакомые растения могут приобретать в Магре самые неожиданные, а нередко и смертельно опасные формы. Дэн вспомнил рассказы унритов о хреле — дереве Магра, как две капли воды похожем на хореолу, превращающем людей в сучковатые, шелестящие золотистой листвой деревца. Однажды он видел целую рощу (с виду самые что ни на есть обыкновенные растения) с тесно переплетенными, будто руки, ветвями. Ему стало не по себе, и он обошел эти вполне мирные заросли стороной. Дэн поежился от неприятного чувства. «Сказки, разумеется, но надо будет предупредить», — подумал он.

Впрочем, ярко-оранжевые плоды уинона не представляли никакой опасности. Сладкие и чуть горьковатые на вкус, они прекрасно утоляли не только жажду, но и аппетит. Он помнил, как уминал их за обе щеки Старик, весело подшучивая над неопытностью Дэна. Тогда это был его первый поход в Магр, и унрит (какой там унрит — новичок!) шарахался от всего, что хоть сколько-нибудь отличалось от привычных ему вещей. Он вспомнил свой страх, когда осторожно раскусил горьковатую кожицу, и рот его наполнился ароматом магрского уинона. Он ждал боли, спазмов в желудке, всего, что угодно, но такого вкуса — нет, не ожидал. Он набил полный рот и наслаждался необыкновенным ощущением блаженства, когда Старик ласково похлопал его по плечу:

— Ты научишься многому, сынок.

А потом они добрались до Тореха.

«Нет, только не о Торехе!» — унрит избегал всех мыслей, связанных с целью их путешествия. Да, он научился многому. Даже не помнить о страхе. «Ни к чему это, Дэн, ни к чему». И все-таки она подкралась — эта мысль, которой он так тщательно избегал. Там, за водопадом — невидимая смерть. Она будет таиться в каждом камне, за каждым кустом, в каждом неосторожном глотке воды. Ее будет все больше. Она будет все плотнее сжиматься вокруг них — и пускай на груди у них будут магические уарторы — Дэн был уверен: рано или поздно Магр достанет свою жертву, и тогда…

«Капюшоны» беззаботно дрыхли, казалось, вовсе не думая о том, что им предстоит. «Они просто не представляют этого», — подумал унрит. Даже не спускавший до сих пор с него глаз Тирс шумно сопел, откатившись к кустам уинона. Над его приоткрытым ртом покачивалась ярко-оранжевая гроздь. Два «капюшона» — Фил и Дрэг (за всю дорогу они не проронили ни слова) лежали, едва не касаясь головами весело журчащего потока. Лысый Ангр и кривоногий Лот, единственным занятием которых была игра в кости, валялись в тени раскидистого лиимдрео. Длинноволосый Кер дремал у ствола непривычно высокой (для Короната) хореолы. Дэн привстал. «Разумеется, это не хрела, — сказал он сам себе, — но лучшее лекарство от страха — осторожность». Он поднялся и, перепрыгнув через ручей, подошел к Керу. Дернул «капюшона» за ногу.

— Тебе чего? — спросил сонным голосом «капюшон». На месте закрытых глаз образовались две неприязненно глядящие на унрита щелки.

— Отодвинься.

— Зачем?

— Так надо.

Кер нехотя отполз в сторону и тут же захрапел. «Ну и ладно», — решил унрит. Подойдя к зарослям уинона, он набрал пригоршню спелых ягод, с удовольствием позавтракал. Промыв флягу, наполнил ее свежей водой. Умывшись в ручье, весело посмотрел на свое плавающее в прозрачном потоке отражение. Щетина, слегка опухшее от сна лицо, от подбородка до самого уха след от попавшей-таки под голову ветки. «Бежать? Куда ж мне теперь?»

— Брысь! — Он разбил свое лицо на тысячу осколков и вдруг подумал, что кого-то среди спящих явно недостает. Ну, конечно же — он нигде не приметил Мириллы и… Ирда. Хорошее настроение тут же улетучилось. Нахмурившись, унрит еще раз внимательно огляделся по сторонам.

Мириллы и Ирда не было.

— Ои, — буркнул Дэн, обдумывая, как ему следует поступить. С одной стороны, Магр есть Магр. А с другой… Он вовсе не хотел, чтобы его худшие опасения оправдались. «Хрисса меня обгрызи. По самую макушку, — обругал себя унрит, — лучше уж это, чем магруты или еще невесть что». Дэн зло пнул присосавшуюся к почве эриту с такой силой, что гриб съежился и распластался по земле. От его веселой воздушной красоты не осталось и следа. «Зачем это, Дэн?» Не выдержав, он бросился вокруг ярко-оранжевых зарослей, надеясь, что пропавшие спят где-то поблизости, и он тут же наткнется на кого-нибудь из них, и все его черные мысли развеются, как дурной сон. Памятуя о магрутах, он прихватил с собой меч. «В жизни бы такой не взял. Тем более — в Магр».

За кустами уинона никого не оказалось. В отдалении росло несколько крупных хореол, сквозь которые просвечивала отвесная, миной в тридцать, каменная стена. Искать там не было смысла. Он повернулся и быстрым шагом направился к водопаду. Зрелище сверкающей в лучах Таира падающей воды слегка успокоило унрита. «Ну и что? — сказал он сам себе. — Ну и что?» Дэн почти не сомневался, что прозевать магрутов он не мог. Он мог не обратить внимания только на человеческие шаги. «С какой стати ты будешь мешать им, Дэн?» «Как это с какой?» — возмутилось все его существо.

— А ну вас… к хриссам!

Махнув на поиски рукой, он принялся спускаться к подножию водопада. Крутой спуск (в спешке он ободрал ладони до крови, да еще меч пребольно колотил по ногам) окончательно охладил пыл унрита. Последнюю часть пути он преодолел сидя, изрядно отбив мягкие места, поминая хрисс, фрокков, а также всю нечисть Магра, вместе взятую.

— Приехали, — мрачно буркнул унрит, оказавшись наконец внизу, потирая ушибленный зад. На зубах скрипела пыль, в носу свербило. Шумно вздохнув, Дэн вдобавок прегромко чихнул, вспугнув целую стайку притаившихся в зарослях аскисов. Зверьки здесь были намного крупнее, чем в долине, а налитые кровью, упрятанные в меховые подушечки глазки и вовсе не понравились унриту. «Это и не аскисы вовсе, — подумал он, — а фрокк знает что!»

Возле тропинки валялись осколки стеклянного нотаса. Они лежали на том же месте, где их бросил Дэн пару иров тому назад. Похоже, что по этой тропе никто с тех пор и не ходил. Что ж, это была не самая короткая дорога, зато куда безопаснее прочих.

«А то как же! — ухмыльнулся унрит, заметив пригревшуюся в лучах Таира флаиссу, — вот, пожалуйста — не ждали». Ядовитая хисса лежала, свернувшись клубком, напоминая пружину, готовую вот-вот распрямиться и бросить маленькую ядовитую головку в каждого, кто осмелится подойти к ней ближе, чем на десять шагов. До Дэна было всего три. С виду летающая хисса казалась настроенной вполне мирно. Ее черное, поблескивающее серебристыми точками-звездочками тело почти сливалось с камнем. «А я бы, пожалуй, на нее присел», — не без иронии подумал Дэн. Осторожно, стараясь на потревожить гадину, он двинулся прочь, краем глаза наблюдая за ее реакцией, готовый в любую секту прыгнуть, уклоняясь от смертельно опасного броска. Флаисса слегка повела своей чуть приплюснутой головкой и снова замерла.

Отойдя на безопасное расстояние, унрит облегченно вздохнул: повезло.

Впрочем, в Магре не везло, как правило, один раз.

И этого было достаточно.

Дэн шумно зашагал сквозь заросли уинона, на ходу срывая целые гроздья и тут же без промедления запихивая в рот. Под ногами то и дело хлюпала вода. Почва здесь была сильно заболочена. Еще с полдюжины ручейков торопились слить свои воды с Верхним ручьем, чтобы затем уже неторопливо продолжить путь к Белой реке. «Нам с ними не по пути». Несколько крупных фрокков немигающе глазели на Дэна — он швырнул в них гроздью, и болотные твари растворились в чавкающем месиве. Полминты спустя он оказался у подножия водопада.

3

Он почему-то совсем не удивился, увидев ее в сверкающих струях; только лопнула в душе натянутая до предела струна, и он снова почувствовал живительное тепло Таира, терпкий запах плодов лиимдрео, бодрящий привкус уинона. Он даже забыл на мгновение, что находится в Магре, и путь его лежит не куда-нибудь, а в Торех; он прислонился к каменному выступу и жадно изучал глазами каждую черточку, каждый оттенок блестящего от воды тела.

Сейчас она казалась унриту неведомым зверем, которого посчастливилось увидеть только ему. «А я никому об этом не расскажу», — озорно подумал Дэн. Меч выскользнул из его рук. Ах, как хотелось туда, к ней, под живительные разноцветные брызги. Сам не понимая, зачем он это делает, унрит вышел из укрытия и, как был, в грязных сапогах и пыльной куртке, шагнул под кипящие струи.

Девушка даже не испугалась. Не закричала. Не замахала руками, мол, уходи. Не бросилась к одежде, закрывать этими глупыми, грязными, уродливыми тряпками сверкающее, как Таир, тело. Она просто кивнула ему: что ж, места хватит для всех. И он счастливо кивнул ей в ответ: не бойся, если захочешь, я уйду. Она что-то крикнула ему (улыбаясь и смеясь), но Дэн не расслышал («Хриссов водопад — она ведь так долго молчала»). Но девушка крикнула так громко, как могла, и до него донеслось:

— Какой глупый. Какой грязный. Какой смешной, Дэн!

Он сел (скорее плюхнулся) на торчащий из воды плоский камень. В голове, будто невидимый страх на башнях Тан-Унратена раскачивал колокол, билось (и то был ее голос): «Дэн, Дэн, Дэн!» Тело его, откликаясь на одному ему слышимый ритм, слегка покачивалось из стороны в сторону. Струйки воды (так похожие на пряди ее волос) катились по лицу, плечам, забирались за шиворот.

«Какой глупый, какой грязный, какой смешной… Дэн. Его имя. А что в этом странного? Пожалуй что и ничего».

«Она другая, другая она…»

«А может быть, я ее тогда… — вдруг подумал унрит. — Все-таки это было бы…»

— Хорошо, — хмыкнул унрит.

Он понемногу приходил в себя. «Великие боги, какая сырость! Сохни теперь весь день. В мокрых сапогах далеко не уйдешь». Поднявшись, Дэн вылез из сверкающих струй и устроился на берегу. Стянул сапоги и вылил из них воду. Положил на прогретый камень. С тоской подумал о том, как задубеет теперь кожа. «Не пройдет и хоры, и я натру себе ноги. Надо будет раздобыть аскиса», — подумал унрит. Жир зверька, как ни что иное, подходил для смазки сапог.

Вдоволь наплескавшись в холодных струях, девушка вылезла по другую сторону водопада и подставила жарким лучам облепленную капельками воды белоснежную кожу. Ее одежда болталась (дул легкий ветерок) на ветках приземистой хореолы. «Вот нарассказывали», — подумал унрит. Каждый раз, когда кто-либо подходил к красивым золотистым деревьям, у него неприятно ныло сердце. «Оставь эти мысли, Дэн. Магр еще только начинается, а ты на взводе. Нервы — плохой советчик. Ты никогда не видел настоящей хреллы. Ты только слышал о ней. Что ж, теперь будешь шарахаться от каждого куста?»

Рука Мириллы, она поправляла упавшую на глаза прядь волос, слегка задела золотистую листву. Унрит напрягся — кто угодно, только не она! Но ничего не произошло. Девушка осталась девушкой, а потревоженная ветка ответила нежным шелестом. Дэн облегченно вздохнул. Он зачем-то махнул девушке рукой, но она не обращала на него никакого внимания.

«Хорошего понемногу. Так-то, Дэн».

«Я должен поговорить с ней. Мы еще могли бы бежать».

«Она не поймет. Ты же знаешь — она не поймет».

Чувства никогда не обманывали его. А пустые разговоры ни к чему. Слишком прекрасно было это утро, чтобы разрушать его неведомыми опасностями Магра и его подозрениями. Увы, пока всего лишь подозрениями — ничто в поступках «капюшонов» не подтверждало их. Напротив, это он выслеживал, он убивал, он ненавидел неведомо за что. «Однако иду-то я не по своей воле, а?» «Ей-то какое дело?»

Девушка начала одеваться. Прихватив валявшийся на песке меч и мокрые сапоги, унрит босиком двинулся назад к ведущей наверх тропе. Он снова распугал нежащихся в лучах Таира фрокков, предусмотрительно обошел камень, где притаилась флаисса, и тут подумал, что Мирилла вполне может наткнуться на нее. Бросив на тропу сапоги, унрит поспешно повернул к камню. На ходу он стянул с себя куртку, обмотал ею левую руку: не ахти какой щит, но все же. Дэн не особенно надеялся на свою реакцию, однако импровизированный щит давал некоторую уверенность. В правой руке унрит крепко сжимал меч.

В десятке шагов от отмеченного смертью места Дэн остановился. Флаисса все так же дремала, не подавая никаких признаков жизни. Унрит вдруг подумал, что куда проще проводить девушку наверх и не связываться с покойно свернувшейся на камне хиссой. «Мирной…» — усмехнулся унрит. Спустя какую-нибудь хору отряд двинется по тропе, к тому времени флаисса может перебраться в другое укрытие и… «Ладно, разберемся».

Стараясь не шуметь, чтобы не потревожить хиссу, Дэн двинулся к камню, фиксируя малейшее движение свернутого кольцами тела. Вот гадина чуть дрогнула, и голова ее, до сих пор повернутая вполоборота от унрита, нацелилась на него. Он видел себя ее глазами. Мокрый (из обернутой вокруг руки куртки капает вода), рука с мечом слегка отведена в сторону. Луч Таира, скользнув по лезвию и отразившись в нем яркой вспышкой, насторожил хиссу. Она не шевельнулась, но каждый ее мускул внезапно напрягся, приготовившись к смертельному прыжку.

Дэн вовремя почувствовал это. Он остановился и с минту стоял недвижим, дожидаясь, пока хисса не успокоится, и тело ее не обмякнет под знойным дыханием Таира.

Проще было повернуть назад. В конце концов, отряд может пройти вдоль ручья. Если сражаться с каждой флаиссой, встреченной на пути, далеко не уйдешь. Глупо искать смерти там, где она встречается на каждом шагу. «Никогда не делай того, в чем нет жизненной необходимости, — пришли на ум слова Старика. — Не нападай первым. Не надо думать, что Магр создан для того, чтобы убивать. Ему все равно до тех пор, пока он не хочет жрать или не вынужден защищать свою жизнь».

Поздновато он вспомнил эти слова. Дэн попятился, и тут неуловимый (для кого угодно, но только не для него) шорох за спиной заставил унрита медленно (никаких резких движений) повернуть голову.

Так и есть.

Еще одна.

Прямо посреди проложенной его ногами дорожки. Такая же черная, с серебристыми звездочками ближе к сплюснутому, чуть раздвоенному хвосту[22]. В ней не было ни капли неги и спокойствия первой гадины. Она не собиралась скрываться. Она даже не торопилась подбрасывать похожее на стрелу тело в воздух, ожидая, что враг сам подойдет к ней, подставит беззащитное тело ядовитому укусу.

«С голыми ногами и на двух хисс. Да ты совсем рехнулся, Светлейший».

«Никаких резких движений, Дэн».

«Прощайтесь с этой, как ее… сениор аргенет».

«Не до тебя, Биг».

Унрит лихорадочно искал выход из создавшегося положения. «Вот так. Зазевался, задумался, потерял осторожность и… влип. Броситься в заросли уинона? Нет. Не успею. Вперед — нельзя. Назад — и того хуже. Стоять? Но ведь рано или поздно гадина прыгнет». Дэн медленно развернулся так, чтобы уголками глаз фиксировать обеих хисс. Единственное, что он мог сделать, это атаковать ту, что на тропе, в надежде, что лежащая на камне гадина оставит его в покое. Дэн шагнул и вдруг почувствовал, как онемела правая нога. «Все», — в ужасе подумал унрит. Однако хисса нападать не спешила. Она по-прежнему лежала на тропе, и маленькая головка ее покачивалась, выжидательно глядя на унрита.

«Никогда не делай того, в чем нет жизненной необходимости». Гм! Необходимость была налицо. И даже жизненная. Дэн усилием воли заставил себя сделать еще один (медленно, как можно медленнее) шаг. Теперь черная гадина была совсем близко. Пожалуй, он мог бы дотянуться до нее кончиком меча. «Береги ноги». Дэн вдруг вспомнил, как молниеносно среагировал на падение одного из «капюшонов» Ирд, когда они проходили мимо спящей стаи магри. Убитый им магрут не издал ни звука. Дэн даже не приметил движения Ирда, только тонкий свист меча. Ему бы такую реакцию, и…

Никакие хиссы ему не страшны.

Как бы ни был он занят наблюдением за поведением хиссы (уже десять раз она могла убить его), он все-таки услышал, что девушка возвращается. Мирилла шла через болотце, там, где Дэн распугивал любопытных фрокков. Потом она войдет в заросли уинона. Потом выйдет на тропу. Потом флаисса метнется к ее защищенному лишь легкой накидкой белоснежному телу. Унрит почувствовал, как нога сама собой, независимо от его желания, поднялась и опустилась на землю в мине от лежащей посреди тропы гадины. Никогда еще он не был так близок к смерти. Даже в Торехе. Хисса (уф!) не двигалась. Меч оказался прямо у нее над головой. Все решали секты. Дэн сунул под нос хиссе обмотанную курткой руку, и та вцепилась в нее, выпустив тонкую струйку яда. Удар меча рассек гадину пополам. Дэн с трудом оторвал намертво вцепившуюся в плащ головку и бросился навстречу уже выходящей из зарослей Мирилле. Оглядываться и смотреть на поведение оставшейся на камне хиссы было некогда. Вдаваться в объяснения тоже.

«А ты паникуешь, Дэн».

«Ну и что?»

Схватив девушку за руку, Дэн потащил ее наверх. Подъем «съел» последние силы. Девушка что-то раздраженно кричала ему, но унрит не слышал — уши словно заложило ватой, все тело била нервная дрожь.

Наверху он разжал пальцы, и девушка тут же бросилась в сторону. Навалилась невероятная усталость. Он вспомнил про оставленные внизу сапоги, но сейчас заботы о мягкости кожи казались ему смешными, и он решил подобрать их по пути. Дэн хотел было крикнуть девушке, что все объяснит, что он не хотел ей ничего плохого, и… не крикнул. Зачем? «А у тебя пошаливают нервишки, Дэн, — сказал он самому себе. — Да. Пошаливают нервишки».

Давненько он не был в Магре — вот оно что.

Почувствовав цепкий взгляд Ирда (этот взгляд он не перепутал бы ни с чьим), Дэн обернулся.

— Тут кое-что произошло, — сказал, подходя, «капюшон».

«Там», — подумал Дэн.

— Хиссы. Внизу, — сказал он, тяжело дыша. — Летающие хиссы.

— А… — Ирду не было до них никакого дела.

— Одну из них я убил, но…

— Оставь, — махнул рукой Ирд, всем своим видом показывая, что его не интересуют впечатления Дэна. Он был чем-то озабочен.

— Понимаешь, — сказал он, — пропал Тирс.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ПОИСКИ

1

После пережитого ужаса Дэн не слишком обеспокоился исчезновением стража. Ну и что? Ирд и Мирилла тоже пропадали (Ирд, как выяснилось, бродил по окрестностям в поисках нотасов). Вот и Тирс искал нотасы. Или охотился. Или спустился вниз к водопаду. Да и какое ему дело до Тирса?

— Здесь он где-нибудь, — буркнул унрит. — Эта тропа вполне безопасна. Во всяком случае, поначалу.

Ирд указал туда, где дремал у зарослей дикого уинона Тирс:

— Посмотри.

Они подошли ближе.

Примятая трава точно указывала место, где лежал исчезнувший «капюшон». Однако ни один след, ни одна былинка не говорила о том, что Тирс вставал со своего травянистого ложа.

Вокруг вообще не было никаких следов.

Дэн с недоумением посмотрел на Ирда:

— Что-то я не пойму…

— Я тоже, — сухо отрезал Ирд. В конце концов, «капюшон» был прав. На все подобные вопросы следовало отвечать Дэну.

— Если это магрут, — сказал Дэн, — то где же его следы? — «Вы необычайно проницательны, Светлейший», — подумал унрит. — И почему никто ничего не слышал? И таги… Почему молчали таги? Я же говорил, — вдруг обозлился Дэн, — что это не место для прогулок. Почему не выставили охрану? Почему она, — унрит кивнул на девушку, — ходит невесть где? И Тор, где мой Тор?

— Слишком много вопросов, — Ирд был мрачен. — Таги охотятся за аскисами, и если не предупредили нас, значит, дело не в магрутах. — «А в чем?» — завертелось на языке у Дэна. — Но ты прав, — продолжал «капюшон», — Тор должен быть с тобой. Мои люди будут дежурить по ночам. — «Ага, он знает и про мою ночную слепоту», — нисколько не удивился унрит. — Но я хотел бы знать: что случилось с Тирсом?

Дэн задумчиво посмотрел на пустующую «постель». «В Магре не полагается знать. Здесь полагается принимать как должное». Травинки быстро выпрямляли поникнувшие головы. «Еще полхоры, и ничто уже не укажет на то, что здесь дремал человек. Значит, с момента исчезновения, — прикинул унрит, — прошло не более десяти минт». Несколько минт ушло на разговор. Похоже, все произошло, когда он был там, у камня с флаиссами.

Вот почему он ничего не слышал.

Да, но почему ничего не слышали таги?

Если это магрут, то он где-то близко. Очень близко.

Унрит встревоженно посмотрел по сторонам, с облегчением заметив, что все «капюшоны» проснулись и столпились вокруг него. Дэн поискал взглядом Мириллу: здесь, она тоже здесь.

— Есть еще летающие гады, — неуверенно сказал унрит. Он взглянул на оранжевую, свисающую почти до земли гроздь. Каких-нибудь десять минт назад она болталась над самым носом пропавшего «капюшона». Если бы Тирса схватили на лету, она бы здесь не висела. Летающий гад («любой, хриссы их побери!») не мог не зацепить ее. Нападение с воздуха, следовательно, исключалось. Магр всегда был изобретателен на проделки.

— Эй, — заговорил вдруг лысый Ангр. Глаза его испуганно прыгали из стороны в сторону. Полы плаща слегка раздвинулись, открывая перетянутые веревкой мешковатые штаны. Над веревкой свешивалось весьма внушительное брюшко. — Эй, — то ли говорил, то ли бормотал он себе под нос, — скажи что-нибудь, нам ведь вовсе не улыбается исчезнуть без следа!

— Уж лучше оставить обглоданные косточки, — хмыкнул Кер, и «капюшоны» вдруг оглушительно заржали.

«По-моему, они смеются в первый раз. Было бы над чем, — подумал Дэн. — От страха, впрочем, бывает и не такое». Смерть Тирса (а унрит нисколько не сомневался, что это — смерть) успокоила его. Вот так всегда. Он нервничал, боялся, шарахался от каждой тени до тех пор, пока не приходила она. Первая и потому всегда неожиданная, нелепая, ничуть не похожая сама на себя. Дальше было легче.

— Значит, так, — Дэн и сам поразился наступившему в нем спокойствию. Он снова находился в Магре, снова был уверен в себе. — Надо все осмотреть: какой-нибудь след наверняка найдется. И еще: каждый наблюдает за каждым. Мало ли что.

— Убираться отсюда надо поскорее, — буркнул Лот, и «капюшоны» согласно закивали.

Дэн вопросительно посмотрел на Ирда.

Убраться бы, конечно, не помешало. Но Ирд хочет знать. «Бегство, — не лучший путь к спасению», — вспомнил унрит слова Старика. Не самая свежая мысль. Когда она не относится к Магру. Зверь, конечно, вернется. Они всегда возвращаются к месту удачной охоты. Они слишком ленивы, чтобы искать. Но сейчас он скорее всего сыт.

— Можешь убираться куда захочешь, — сказал унрит. — Хоть в Торех. А мы должны искать.

Весело шелестела обдуваемая легким ветерком листва тахиол. Плескалась в ручье мелкая рыбешка («Не худо бы наловить. Оч-чень неплохой получится завтрак», — думал унрит). Сытые после удачной охоты таги, развалясь в тени деревьев, лениво наблюдали за непонятным поведением рыскающих вокруг ручья людей. «Как же я сразу не догадался. Шум водопада! Вот почему никто ничего не слышал». Дэн несколько раз обошел заросли уинона. Порыскал в рощице росших в отдалении тахиол. Ничего. Совсем ничего.

Поблизости бродил с отсутствующим видом Кер.

«А может быть, и в самом деле уйти?»

— Как? — то и дело спрашивал он «капюшона».

— А ну… — следовал весьма выразительный жест. Длинные волосы то и дело закрывали Керу глаза. Он отбрасывал их в сторону пыльными руками, отчего по его потному лицу ползли грязные полосы. Кер молчал, но в его молчании унриту чудилось нетерпение: скорей бы уж двигаться дальше.

— Что это? — подозвал он Дэна, указав на валявшуюся в траве серебристую пластинку. Нотас. Обыкновенный нотас. По привычке Дэн нагнулся и сунул пластинку в карман.

Поиски продолжались.

— Шли бы себе… — ворчал время от времени потом Кер.

Таир жарил нещадно.

Где-то по ту сторону ручья поминал хрисс насмерть перепуганный Лот. «Он следующий», — почему-то подумал Дэн.

Шагах в ста от ручья унрит наткнулся на длинную полосу примятой травы, будто протопала шеренга боевых урров[23]. Трава уже почти выровнялась, и потому со стороны полоса была почти не видна. Пройдя вдоль нее, Дэн спустя пару минт оказался у отвесно вздымающейся скалы. Каменный истукан равнодушно подставлял Таиру свои черные бока. «Если это и магрут, то при его размерах подняться по отвесной скале…» — унрит вдруг вспомнил, что чересчур отдалился от Ирда. Посмотрел на уартор. Тот был мертв. «Ладно, — решил унрит, — здесь невидимая смерть еще не страшна. Но потом, там, дальше, не вздумай позабыть. Если ты, конечно, хочешь остаться в живых».

Отбросив беспокоившие его мысли, Дэн уставился на скалу. Черный камень, прогретый жаркими лучами, источал невероятный жар. Куртка и штаны унрита высохли. Горячий воздух обжигал легкие. Кое-где на отвесной скале болтались бесформенные желтоватые сгустки. «И все-таки оно забралось туда, — решил унрит. — Но как?» Он ткнул в ближайший из сгустков мечом и с трудом выдернул оружие из клейкой массы. Теперь он мог с уверенностью сказать: магрут был, но как он сумел похитить Тирса с расстояния ста шагов, они, вероятно, не поймут никогда.

Не лезть же на стену навстречу собственной гибели.

«А что, если оно сейчас…» Вздрогнув от мысли, что он и сам очень даже доступная неведомому существу добыча, Дэн бросился прочь. Пробежав с десяток шагов, унрит остановился. Рука его сама собой потянулась к фляге. Жалко, что там не харута. Несмотря на палящий Таир, нутро унрита будто заморозилось в нехорошем предчувствии — везение кончилось.

— Кончилось, — повторил он вслух, жадно хлебнув из фляги. Остатки воды вылил на голову: «Охладись». Облегчения, однако, не последовало. Вода была теплая, почти горячая. «Ничего, рядом ручей». Эх! Дэн с огорчением подумал, что не прихватил с собой плитку хурума. Она так и осталась лежать на столе.

«Пустое. Пустое это, Дэн».

Отойдя на безопасное, как ему казалось, расстояние, унрит внимательно осмотрел перепачканный липкой слизью меч. Она быстро затвердевала, превращаясь из желтой в коричневую. Запаха у нее не было. Дэн тщательно вытер меч о траву. Гадость какая-то…

Отряд поспешно позавтракал сладковатым на вкус мясом (не больно вкусно, но есть можно), и после сбивчивого рассказа унрита об увиденном тронулся в путь. Спустившись по тропе к подножию водопада, где Дэн подобрал и впрямь порядком задубевшие сапоги, путники свернули к ручью и, обойдя гревшуюся на камне флаиссу, вышли на тропу.

Некоторое время все подавленно молчали. Девушка опять была задумчива и далека, шла с отсутствующим видом. Остальные то и дело нервно оглядывались по сторонам, ожидая, что их подстерегает участь Тирса. «Будут теперь шарахаться от каждого шороха», — ворчал про себя унрит.

Тропа петляла, то возвращаясь к освежающему прохладным дыханием ручью, то снова убегая далеко в сторону. Лишь изредка она тянулась вдоль ручья, отделенная от него густыми зарослями грецкого ореха, сквозь листву которого просвечивала сверкающая в лучах Таира вода. Никто, кроме унрита, и не сказал бы, что это тропа, настолько она заросла высокой травой и пробивающимися сквозь каменистую почву кустиками лиимдрео. Шедший босиком Дэн частенько останавливался, вытаскивая вонзающиеся в ступни колючки и застрявшие между пальцев остроугольные камушки. Ступни нещадно саднило («сам виноват», — думал Дэн), но в задубевшей обуви было бы во много раз хуже.

«Терпи».

В полулонге от тропы тянулась черная гряда скалистых гор. Их темные туши даже при ярком свете испускали ночной холод. Изъеденные ветрами скалы напоминали огромных магрутов. В отдалении высились «гнилые зубы» скал Рехского перевала. «Три дня пути», — думал унрит. Горы за спинами путников таяли в легкой дымке. Шли быстро. Даже порядком заросшая тропа не сдерживала их движения. Сытые таги описывали вокруг отряда большие, в сотни минов, круги, распугивая мелкую живность и с треском ломая засохшие кустики хораты, жадно впивающиеся корнями в каменистую почву Магра.

«Ни один магрут не подойдет незамеченным».

Несколько хор спустя путники устроили короткий привал. Подстрелив (Кер дал унриту свой арбалет) уродливого шестилапого аскиса и тут же освежевав его, Дэн смазал сапоги. Есть шестилапого никто не захотел, и его бросили тагам. Пушистую шкурку унрит аккуратно сложил в заплечный мешок. «Три дракона», — подсчитал он. Не слишком много для пяти дней в Магре, но и не за этим он сюда шел. Дэн исподлобья взглянул на девушку. Сколько времени прошло, а он никак не мог понять ее. Шла ли она сюда по своей воле? «Нет. Пожалуй, что нет». Это была воля Ирда, и унрит явственно ощущал, как тяготеет над ней чужой холодный расчет. И все-таки она не была настоящей унволе[24]. Она о чем-то думала, что-то чувствовала и, казалось, происходящее приходится ей по вкусу, а желания Ирда исполняются беспрекословно именно потому, что этого хочет она сама.

«Только не тогда», — покачал головой унрит, вспоминая Унру.

«А почему бы и нет?»

Интересовал его и Ирд. Он не был святошей и грибоедом (ни один грибоед не сунется в Магр). Не был воином (разве воин возьмет в Магр мораннские мечи?). Он был, Дэн усмехнулся, капюшоном, пришедшим невесть откуда и уходящим невесть куда.

— Ои! — мысленно воскликнул он, избавляясь от бесполезных мыслей.

— Тор!

Огромная морда тага ткнулась ему в живот. Зверь ласково урчал, пихая унрита черной лепешкой носа, пытаясь повалить его на спину. Их любимая забава. Дэн потрепал зверя за ухо:

— Мой Тор.

Все встало на свои места. Магр. Пускай и не ахти какое оружие в руках. Верный, понимающий его с полувзгляда таг. Унрит вздохнул полной грудью — хо-ро-шо!

2

Ближе к вечеру на пути стали попадаться первые истарионы[25]. Каменные, хаотично разбросанные по равнине плиты с выбитыми на них магическими знаками. Сгустки застывшего в бессмысленных формах металла, которые недешево покупали оружейники Норна, зеленые островки розуу. Последние отряд обходил стороной: среди безобидной зелени нет-нет да и встречались маленькие, с кулак, ярко-красные плоды, один только запах которых валил с ног тага на расстоянии десяти минов. «Капюшоны» с любопытством разглядывали следы Древних. Их взгляды шарили по траве («ищут нотасы», — решил унрит), а руки беспокойно сжимали рукояти мечей.

«Ничего, страх пойдет им на пользу».

Как-то незаметно и знакомые лиимдрео вдруг превратились в уродливые, стелющиеся по земле, подобно хиссам, заросли. Стволы и ветви причудливо перепутывались, образуя замысловатый рисунок, напоминавший Дэну паутину хайров. Только куда более прочную и превосходящую своими размерами любое творение уранхайрутов. Не вдаваясь в подробные объяснения, унрит швырнул в заросли увесистый камень.

— Смотрите.

По переплетенным стволам пробежала едва приметная дрожь. Одна из ветвей лениво потянулась было за добычей (или это всем показалось?) и замерла, такая же высохшая и неживая, как прежде.

— Я не знаю, что это, но держитесь от них подальше.

Никто не проронил ни слова. Дэн обернулся к девушке. Та с равнодушным видом жевала хурум. Взгляд ее затуманился.

— Ты слышала?

— Да.

Все чаще поблескивали тревожным голубоватым светом уарторы. Дэн почти физически ощущал, как разрастается вокруг отряда невидимая смерть. Уарторы торопливо фиксировали каждое ее появление. Возле валявшегося у самой тропы, невесть как занесенного сюда огромного (с четырех Дэнов!) обломка скалы уартор унрита прямо-таки взорвался чарующей и в то же время пугающей голубизной. «Ночью он вполне мог бы освещать путь», — решил унрит, почти инстинктивно отшатываясь подальше от смертельно опасного места. Немало унритов хлебнуло из гибельной чаши возле таких вот «мирно» охраняющих тропы Магра камней. Весь отряд теперь держался поближе к Ирду — присутствие невидимой нервировало всех.

«Теперь попробуй сбеги», — с грустью подумал унрит.

Если бы не уарторы, пришлось бы обходить опасный участок стороной. Им бы вообще пришлось двигаться по ночам, когда невидимая смерть становилась доступной человеческому глазу. «Не смотри», — приказал себе унрит, с трудом отрывая взгляд от голубого маира на груди. И все же, проходя мимо черного обломка, Дэн невольно ускорил шаг.

Неумолимо надвигавшаяся гряда скал вызывала смутное желание повернуть назад и бежать, бежать отсюда, пока хватает сил. Дэн хорошо знал это чувство: где-то там, между черными, воткнувшимися в небо каменными великанами, тропа ныряла в узкое ущелье, которое Старик называл Магрилон. Отсюда ущелье тянулось на Запад, все дальше углубляясь в горы Смерти, верхушки которых таяли в облаках, а глубокие ущелья у подножий пожирали дневной свет. Зато и магруты нечасто забирались туда, разве что в многочисленных черных пещерах шевелились иногда невидимые и, судя по издаваемому шуму, гигантские гады. Ну да пещеры можно было обойти стороной.

Как и рассчитывал Дэн, в долине, по которой двигался отряд, не было ни одного магрута. Это не означало, что они не водились здесь вовсе. Просто не в таких количествах, как на южной тропе вдоль русла Белой реки, куда унрит планировал вывести отряд лишь к концу пути. Разве что маячило в небе несколько унратенров, да странного вида аскисы шныряли в траве: на них можно было внимания не обращать — слишком малы, чтобы напасть на человека. Растения же вроде похожих на паутину зарослей лиимдрео опасности не представляли: главное не подходить слишком близко, не прельститься красивыми плодами, не лезть на рожон. «Если бы не Тирс, — думал Дэн, — я бы сказал, что никогда еще поход в Магр не начинался так хорошо».

Спешащий завершить дневной путь Таир нырнул за скалы, и на путников легла огромная серая тень. Напоследок Таир несколько раз подмигнул путникам хитрым оранжевым глазом и окончательно исчез из виду. Подул легкий ветерок.

— По ночам здесь довольно прохладно, — заметил унрит.

— Я чувствую, — буркнул Кер.

Скалы впереди раздвинулись, и глазам путников открылось темное, похожее на пещеру, ущелье.

— Мрачновато, — сказал Кер. Всю дорогу волосатый «капюшон» держался поближе к Дэну, и унрит понял, что это его новый страж. Вместо исчезнувшего Тирса. «Скорее уж телохранитель», — ухмыльнулся унрит.

— Не то слово, — ответил он Керу, подумал, что в вечных сумерках Магрилона ему придется вести отряд едва ли не на ощупь. Раньше проводником здесь ходил только Старик.

Хриссовы глаза!

«Не преувеличивай, Дэн».

— Заночуем у скал, — сказал унрит, ускоряя шаг.

Через пару хор горы заслонили полнеба, а вход в ущелье превратился в зияющий чернотой провал. Казалось, невероятное по своим размерам существо лежало на пути, разинув пасть и поджидая неосторожную жертву.

— А нельзя ли нам это… как-нибудь стороной? — неуверенно спросил трусоватый Лот, и унрит снова подумал, что следующим будет именно он.

— Умолкни! — грубо оборвал его Ирд. «Капюшон» взглянул на Дэна. — Ты уверен, что другого пути нет? Мои люди беспокоятся, Дэн.

— Ничего особенного, — пожал плечами унрит. — Жаль, что они не начали беспокоиться немного раньше. Впрочем, мы можем вернуться. Два ира тому назад…

— Два ира! — перебил его Лот. — Да это ж невесть когда!

— Так вот, два ира тому назад, — невозмутимо продолжал унрит, — там ничего не было, — он решил промолчать пока о пещерах: все равно он постарается обойти их стороной, — но я не могу ручаться, что с тех пор ничего не изменилось…

— …и нас не сожрет облюбовавший это веселенькое местечко магрут, — мрачно заметил Кер.

— Что-то вроде этого, — кивнул унрит. — Если вам требуются гарантии, поищите их в Коронате.

Он зло пнул колышущуюся над землей эриту и тут же раскаялся. Вместо того, чтобы с треском лопнуть, шар вдруг прилип к сапогу. Из него засочилась вонючая бурая жидкость. Хриссов Магр! Даже грибы здесь могли наброситься на человека. Дэн тряхнул ногой, надеясь скинуть поганый гриб, но тот накрепко «вцепился» в сапог. «А если бы я шел босиком? Спокойно, Дэн». Унрит очистил мечом склизкую грибную массу. Оглянулся. «Капюшоны» мрачно наблюдали за происходящим. В глазах Мириллы — равнодушие.

«Наплевать».

— Чего уставились? — настроение снова испортилось. Нависшие над путниками скалы нервировали Дэна. Ирд (да и трусоватый Лот, и Кер) были правы. Унрит явственно различал исходящую из черного провала опасность. Что-то здесь изменилось. Что-то не так. Впрочем, на первый взгляд изменяться, казалось, было нечему: кругом все те же скалы. Мрачные? Да. А каким же им быть?

— Ои!

— Спокойно, Дэн, — рука Ирда легла ему на плечо, и Дэн ощутил прилив беспричинной ненависти к «капюшону».

«Почему? Почему я так ненавижу его?»

— Не надо, — сбросил руку унрит. — Я в порядке. Я сам.

Уже подойдя вплотную к ущелью, Дэн понял причину охватившего его беспокойства. На черной поверхности скал, словно огромные куски янтаря, лепились знакомые унриту желто-коричневые сгустки.

То, что «похитило» Тирса, побывало и здесь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ В УЩЕЛЬЕ

1

Пасть захлопнулась. Внезапно наступившая темнота дохнула на Дэна невыносимым смрадом. Все-таки оно было живое. Предчувствия не обманывают. Унрит бросился в сторону и тут же наткнулся на что-то, очень напоминавшее решетки на окнах. Он ощупал их. Нет, не решетки: у них вовсе не было поперечных прутьев. Скорее копья. Выстроенные в длинный ряд копья толщиной с человеческую руку, заканчивающиеся острыми гранями.

Ну конечно же!

Зубы! Как он сразу не догадался: длинный ряд остро отточенных зубов. Гигантские челюсти, готовые перемолоть тысячу Дэнов за раз.

Вот почему никто даже не закричал. Ни Ирд, ни Кер, ни молчаливые Фил с Дрэгом. Даже трусоватый Лот не успел издать предсмертного вопля. Они все были мертвы.

Все.

Невыносимое отчаянье сдавило грудь. Один. Совсем один. Что-то горячее скользнуло по щеке. Слеза? «Ты что же, Дэн?» Это он привел их сюда. Он. Убийца, «Беги, Дэн». «Куда?» Мысли метались, как бегущие с кумарона хриссы. Как бесконечные коридоры в доме отца. Как сморщенные, стелющиеся по земле стволы лиимдрео.

Дэн попытался пролезть между «кольями». Нет, у него ничего не получалось. Он бросился в другую сторону. «Сколько сторон у тьмы?» — внезапно вспомнились ехидные вопросы Старика. «Одна! — закричал Дэн. — Одна!» Он наткнулся на что-то мягкое, и это мягкое, зашевелившись, отбросило его далеко в сторону, а потом стало неумолимо, будто ощутив вкус, приближаться. Холодный пот заливал глаза. Послышался странный шум, напомнивший Дэну шум водопада. Это бежала по неведомым, похожим на пещеры протокам слюна. Огромное существо снова шевельнуло языком, и он, огромный, горячий, прополз в двух шагах от унрита. Где-то поблизости скрипнули сжавшиеся и вновь разжавшиеся зубы. Пасть стремительно заполнялась вонючей, обжигающей кожу жидкостью. Поток был настолько силен, что Дэн едва стоял на ногах.

Только бы не упасть.

В темноте кто-то застонал.

— Дэн, какой мокрый, какой…

Лучше бы она умерла!

Унрит бросился на стон, но…

«…я не хочу, не знаю, не вижу, не слышу, не живу. И вообще это не я!» — кричало обессиленное тело, падая…

…и снова поднимаясь, упрямо продвигалось к стонущему (или стонущей?) — сквозь грохот воды голоса было не разобрать. Наконец унрит оказался совсем рядом. Он протянул руку…

— Шел бы ты к… хиссам! — возмутился Кер. — Ты едва не оставил меня без глаз, — «капюшон» злобно отпихнул разметавшегося во сне унрита. — Шел бы ты…

Голос Кера смешивался с тихим потрескиванием костра. Дэн шумно втянул ноздрями воздух. Пахло дымом, жареным аскисом и потными подмышками лежавшего поблизости «капюшона». Где-то недалеко (шагах в двадцати) журчал ручей. Ага. Здесь они набрали воды. Не открывая глаз, унрит потянулся к фляге. Руки дрожали. Он плеснул в лицо прохладную струю и с трудом разомкнул слипшиеся веки.

— …к хиссам, — все еще не мог успокоиться Кер.

«Приснится же такое!»

Дэн хлопнул ладонью по щеке: ну же, просыпайся, пора.

— …глаз, — Кер уже спал.

Странное дело — во сне лица «капюшонов» казались живее, чем днем, когда были видны их глаза. «Откуда, откуда в них такая пустота? — думал Дэн. — Или… или это мне только кажется?..» Над головой его серебрилась тонкая полоска неба. Из-за острых зубьев скал величественно выплыла Мона, осветив ущелье и спящие тела спутников.

Дэн осмотрелся. Возле костра, положив голову на колени, спал Лот. «Тоже мне, выставили, называется, — недовольно буркнул унрит. — Немудрено, что проворонили Тирса. Этак все на свете проспать можно».

Ну-ну.

Подниматься унриту не хотелось (уж больно пригрелся). Он лишь вырвал с корнем пучок травы и швырнул в спящего «капюшона». Тот моментально вскочил, схватившись за меч и явно собираясь заорать на все ущелье.

— Тихо! — шепотом сказал унрит. — Врезать бы тебе хорошенько. Тоже мне — хриссов страж!

Лот ненавидящими глазами уставился на Дэна.

— Нечего на меня так смотреть, — так же шепотом проворчал унрит. — По твоей милости… — договаривать он не стал. — Ладно, погляди, все ли на месте. Я ни хиссы не вижу.

— Все, — буркнул «капюшон».

— Твое счастье, — Дэн прикинул, обладает ли Лот силищей Ирда. Нет. Пожалуй, что нет. — В следующий раз — сломаю челюсть, — вполне миролюбиво пообещал унрит, широко зевнул и погрузился в сон.

— Лот. Где Лот? — голос Ирда гремел на все ущелье. — Я спрашиваю, где Лот?

Сладко потянувшись, унрит сел.

Таир сиял. Ущелье заливал свет, и даже нависающие над тропой скалы, казалось, потеряли свою непроницаемую черноту. Дэн вытащил впившуюся в щеку колючку. Он был спокоен. Лот, значит, Лот.

— Очнись, — Кер тряс его за плечо.

Яркие лучи Таира слепили глаза. Дэн прикрыл их рукой.

— Я уже не сплю.

— По мне, так ты можешь спать и сидя, — сказал Кер.

— Ну что там еще?

— Лот. Пропал Лот.

«Я знал, что так будет. Давно».

Неизвестность, которой всегда был полон Магр, настигла отряд и теперь собирала щедрую дань страха. Даже Ирду, казалось, было не по себе. Даже ему. Кера била мелкая дрожь. Фил тихо вполголоса ругался с Дрэгом. Но Дэн вовсе не собирался сходить с ума. Он еще раз сладко потянулся, разминая затекшие конечности. Хлебнул из фляги и прополоскал зубы, избавляясь от неприятного привкуса во рту. Смачно сплюнул на чахлую (видимо, от недостатка света) траву. Все растения в ущелье имели чахлый, неправдоподобно искривленный вид. «Ну, совсем как малыши в Унре», — пришло на ум грустное сравнение. Дэн вздохнул. Можно, конечно, беситься, хвататься за мечи, проклинать этот хриссов Магр, а что толку?

— Можете считать, что нам еще повезло, — хмуро сказал он. — Одним трусом меньше.

— Что?!

Унрит искоса взглянул на Кера. Глаза «капюшона» наливались кровью. Его руки были сжаты в кулаки. Лицо искажено гримасой ненависти. «А он бы, пожалуй, меня задушил», — равнодушно подумал Дэн.

— Я… я т-тебя убью! — сказал Кер.

Нет, Дэну не показалось: на лице Кера впервые появилось человеческое выражение.

— Что ж, если тебе так хочется… — унрит резко встал и подошел вплотную к «капюшону». — Это неплохая мысль, Кер.

— Но почему? Почему?

Дэн вдруг почувствовал укол совести. «Что бы ты там ни говорил, а это твоя ошибка, Дэн. Ночевать следовало в долине. Ты же видел эти желтые пятна на скале. И ты понял. Ты все прекрасно понял».

«Хорошо, — отвечал он самому себе, — но сегодня, и завтра, и даже послезавтра нам все равно придется ночевать здесь. Какая разница, раньше или позже?»

«Эх, Дэн, Дэн, — внутренний голос был почему-то так похож на голос Бигги. У унрита защемило сердце. — Ты что же, собираешься перебить их всех по одному? Хорошенький путь к спасению…»

«Я?!» — искренно изумился Дэн.

«А то кто же? Ты ведь даже не вспомнил о „капюшоне“, который по твоей милости, Дэн, свернул себе шею. Вот, значит, как принято у аргенетов?»

«Э, постой. Так, помнится, говорил Ирд».

«Ну и что? Он-то, во всяком случае, никого не убивал».

— Дэн, — донесся издалека голос Ирда. — Ты опять ничего не слышал. Но этого же не может быть.

— Ни хиссы я не…

— Позволь, я сверну ему…

— Не сейчас, Кер, не сейчас.

«Я не убивал. Это Магр», — упрямствовал Дэн.

«А разве ты не знаешь, что в Магре не надо убивать? Что он все сделает за тебя?»

— Лота не вернешь, — сказал он вслух.

— Мне плевать на Лота, — раздраженно сказал Ирд. — Я хочу знать, что это было. Почему опять никто ничего не слышал. И сколько это будет продолжаться.

— Послушай и меня, — в унрите просыпалась злость. На себя. На Ирда. На их бессмысленный поход. — Я знаю. Тебя не пугает ни Магр, ни магруты, даже невидимая смерть тебе нипочем, — он сглотнул горькую слюну. — Даже Торех. Тебя путает то, чего ты не можешь понять. Неизвестность. Но пойми и меня. Я тащу в Магр невесть кого и невесть зачем. На каждом шагу меня обещают убить, — Дэн хмуро покосился на Ирда. — И еще эти дурацкие шуточки…

— Это когда же? — усмехнулся Ирд.

— В Унре. Ты сам знаешь — в Унре. Мне это надоело. Я хочу знать, кто ты и что будет со мной. Что будет с ней, — унрит кивнул на сидящую у костра девушку. — И почему она… она, — Дэн запнулся. — Я не понимаю ее.

— Ну, это-то как раз поправимо, — опять усмехнулся Ирд, но впервые в его глазах мелькнула растерянность. — Иди сюда, — он махнул девушке рукой, она послушно подошла и встала рядом. — Объясни ему.

— Я… я не могу, — в глазах девушки блеснули слезы. Она тряхнула головой, и упавшие на лоб волосы скрыли ее лицо. — Оставь меня. Я не хочу.

— Объясни! — рука Ирда грубо откинула прядь волос, открыв покрасневшее от волнения и оттого еще более прекрасное лицо.

Девушка зажмурилась, будто ожидая, что за этим последует удар.

— Нет.

— Оставь ее, — закричал Дэн, схватившись за меч.

— Ты же сам этого хотел?

— Я?!

Ирд равнодушно наблюдал, как лицо унрита заливает смертельная бледность.

— Ну вот, теперь ты, кажется, готов к тому, чтобы убить и меня. И знаешь, что я сделаю? Я не буду тебе мешать.

— Хозяин?! — удивленно воскликнул Фил.

— Похоже, вы все посходили с ума, — вмешался до сих пор молчаливо наблюдавший за происходящим Дрэг. На лбу «капюшона» блестели капельки пота.

— Унрит вонючий. Это все из-за него, — злобно сказал Кер.

Дэн ничуть не обеспокоился.

— Смотри-ка, а я думал, вам отрезали языки.

— Так как же, Дэн, — в голосе Ирда послышалось нетерпение. — Не обращай внимания. Они тебя не тронут.

Унрит шагнул к Ирду, и его меч ткнулся «капюшону» в грудь.

— Что ж, ты попал точно, — улыбнулся Ирд. — Давай.

— Нет, Дэн, нет! — закричала Мирилла, бросаясь на унрита, однако «капюшон» ловко поймал ее за волосы и швырнул в сторону.

— Ну?

Хотелось ли ему убивать? Да. Мог ли он сделать это? Нет, не мог. Меч с глухим звоном упал на камни. Унрит обхватил голову руками. Глупо, как глупо!

— А жаль, — Ирд был совершенно спокоен. — В самом деле, жаль.

— Поубивались и будет, — мрачно сказал Фил. — Плевать я хотел на Лота. Плевать.

Подняв безразличных к проблемам людей тагов, отряд двинулся по ущелью.

Каменный мешок. Если раскинуть руки, они упрутся в поросшие голубоватыми мхами скалы. Временами проход между ними становился так узок, что громадные откормленные таги едва протискивались между холодных каменных стен. Ущелье петляло. То и дело приходилось перелезать через многочисленные завалы, обдирая в кровь колени, цепляясь полами плащей за острые выступы, спотыкаясь на каждом шагу. Дэну приходилось полегче — унритская куртка куда удобнее плаща, — и он с благодарностью думал о хранящем от невидимой смерти уарторе. В обычном для Унры снаряжении Дэн выдохся бы уже на первой лонге пути.

Зато доставалось ногам. Большая часть ущелья заросла густым, а местами почти непроходимым кустарником с несметным количеством колючек. Огромных, просто невероятных размеров. Некоторые походили на плохо отточенные унритские ножи. Одно неосторожное движение, и ими вполне можно было распороть ногу до кости.

Тропа круто забирала вверх. Привычная для побережья красноватая окраска растений сменилась голубой. Кое-где попадались зеленые хайрообразные деревца, которые Старик так и называл — хайруны. Они лепились к голым скалам своими многочисленными корненожками, переплетаясь в воздухе и образуя нечто вроде клубней, из которых, в свою очередь, тянулись тонкие зеленеющие побеги. На некоторых стенах хайрунов было так много, а сила впившихся в камень корней так велика, что даже скалы не выдерживали бурного натиска цеплявшейся за жизнь природы. Стены ущелья прорезали многочисленные трещины. В таких местах, по настоянию унрита, путники шли с удвоенной осторожностью, держа дистанцию не менее чем в добрый десяток шагов. Лишнее слово, и ущелье запросто могло превратиться в роскошную могилу. Как назло, Дэну то и дело хотелось чихать (простыл на перевале). Он с трудом сдерживал себя, но раз все-таки чихнул. Под ноги путников посыпались мелкие камушки, на что Кер недовольно заметил:

— Ты все-таки нас угробишь, Дэн.

И опять о происшедшем ни слова. «Капюшоны» по-прежнему молчали большую часть пути, лишь изредка перебрасывались незнакомыми словами, да еще Ирд сказал, тронув унрита за плечо:

— Здесь нет никаких нотасов.

— Потому здесь обычно и не ходят, — ответил Дэн. — Я полагал, вам нужен Торех, а не всякая дрянь.

Он обернулся. Глаза «капюшона» были задумчивы.

— Хриссы вас раздери, — прибавил почему-то унрит.

Уже не раз он замечал на скалах знакомые ему зловещие сгустки и тут же прибавлял шагу — мимо, скорее мимо. И то — за два года, что он не ходил здесь, в ущелье могла подрасти любая нежить. Казалось, неведомый магрут преследует их. «Кто следующий? — думал Дэн, осторожно огибая очередное скопище колючек. — Ну уж нет, эту ночь я отдежурю сам».

— Видишь, — указал он Ирду на грязно-коричневый подтек. — Если опять случится кого-нибудь потерять, твои люди обвинят меня.

— Они надеются на твой слух. И на меня. Я не понимаю. Ты не слышишь. Они просто сходят с ума.

— Мне от этого не легче, — проворчал унрит.

Ирд пожал плечами:

— Гм.

Вот и весь разговор. «Хриссовы капюшоны». Дэна раздражало их упорное молчание. То ли дело Старик: для него Магр ничем не отличался от таверны Носатого Игла — что там, что здесь рот Старика не закрывался ни на минуту. Истории о Дииме Уалантайне и собственных его похождениях были неисчерпаемы. Не говоря уже об Иарлах-побратимах Рольфе и Аликсантре. Дэн вспомнил строки:

«Таир убит, и Уна умерла, И Моной коронована скала…»

«Когда наступает ночь, — думал унрит. — Да. Когда наступает ночь».

«Пятна. Опять эти… пятна, сгустки, как их там? А ну, как оно вылезет невесть откуда. Мерзостное, как и все в Магре. Торех. Старик. Тьфу, перестань, Дэн».

— Ты должен мне пятьдесят корон, — сказал унрит. Ему не столько хотелось заговаривать о деньгах, сколько уничтожить ненавистную тишину, нарушаемую лишь шорохом шагов да возмущенным треском раздвигаемого кустарника. — В конце концов, я должен знать, за что…

— Ты хочешь получить их прямо сейчас? — усмехнулся Идр. — По-моему, ты выбрал неподходящее время, а?

— Но уж и не в Унре, — упрямо сказал Дэн.

— Так где же?

— В Торехе.

«А что? Неплохая мысль!»

— Хорошо, — пожал плечами «капюшон». — Это все? Больше разговаривать и впрямь было не о чем. «Ах, прекрасная Мирилла», — вздохнул унрит. Что же она не хотела ему объяснить?

2

«Ун, до, тре, кетр. Еще раз. Ун, до, тре.

Кетр.

Шаги. Бесконечная вереница… шагов. Как странно идти и чувствовать, что ты уязвим, смертен, что ты тоже способен бояться и… любить. Нет, не то. Глупое человеческое рассуждение. Глупое чувство. Гадкое. Липкое. Ун, до. Как паутина. Стоит попасться, и волосатый хайр… Уж непременно (осторожно, справа колючка). Их надо убивать.

Да.

(Ун, до, тре, кетр.) Обычная человеческая возня. Хурум, короны, амауты. Харута. Сладкое конгайское. Теплая постель. Сетфи. Кайфи. Страх (а как же!) умереть. Потерять. Проиграть. (Смотри-ка, какая трещина! Хоры через две жди обвала. Впрочем, мы будем далеко.) Что еще? Боль. Когда выжигают глаза, дробят суставы, вспарывают живот. Травят хрисс. Их боль. Тебе-то до этого какое дело, а?

Не то.

Спрятаться от себя.

Что бы ты сделал, Дэн, если бы мог убить… небо? Помнишь:

Таир убит, и Мона умерла…

(Ишь, топает, как ни в чем не бывало.) Ты бы испугался. Нет. Тебе бы стало невыносимо тяжело. (Опять ерунда.) Ты бы ничего не успел понять (ответь, ему, Ирд)».

— Ты хочешь получить их прямо сейчас? — Он усмехнулся. «Они тебе не понадобятся. Может быть». — Ты выбрал неподходящее время, а?

— Так где же, Дэн?

«Ун, до, тре, кетр. Тебе не нравятся наши мечи?»

— Хорошо, — он пожал плечами. — Это все?

«Короны, Дэн. Разумеется, короны. На них покупают уютные дома, терпеливых жен, „преданных“ друзей. Не всегда (он не любил лгать самому себе). В том-то и дело, что не всегда. Почти все. И почти всех. Даже магри (что ни говори, а это была неплохая идея, и кое-кому придется славно поломать голову, прежде чем…).»

С какой же радостью он бежал!

Ун, до, тре, кетр.

И все-таки именно здесь, в Магре, он впервые почувствовал некоторое облегчение. Он не сразу понял, что именно заставило его тело расслабиться, а мозг отдаться этим липким, вонючим чувствам — похоже на запах грязного постельного белья — жалости, например («Бедненький Лот», — усмехнулся Ирд). Как будто и чувствовал кто-то другой. И думал (глупые человеческие мыслишки: жить спокойно, не боясь неосторожных движений, не боясь самого себя).

Маг! Ха-ха-ха! Оглянись, Дэн, посмотри, какая у меня улыбка. Надо мной жестоко посмеялись, Дэн. Кто? Мать? Небо? Дурацкие боги, верно, упились харуты, когда «лепили» меня. Я так и вижу их красные рожи. Свисающие хиссами носы. И зубы. Непременно гнилые, в которых они ковыряются грязными ногтями (куда ты прешь, не видишь — хисса!). А ты, ты, глупый Дэн. Ты все еще веришь в них? Ты думаешь, они всемогущи? Сильны? Красивы? Ха! Если они могут все — они не могут ничего.

Как я.

Ну разве что несколько жалких фокусов с исцелениями.

Чтение таких же жалких мыслишек.

А люди (большинство) так послушны (но не ты, Дэн), что не надо прикладывать никаких усилий, чтобы они сделали все, чего я ни попрошу.

«Ну-ка, — усмехнулся Ирд, — приласкай его!»

— Ты чего? — отшатнулся унрит, но было уже поздно.

Ладонь Мириллы обожгла щеку.

— За что?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ЭЛЛОРЫ

1

Щека пылала. Не от боли (какая там боль! Хрупкая ладошка едва скользнула по его щетине и тут же, словно испугавшись содеянного, метнулась прочь). Нет. От обиды («За что?»), которая медленно, как яд хиссы, растекалась по всему телу унрита. «Ну вот, и схлопотал по физиономии, Дэн».

«А чего ты так разволновался, Светлейший?»

«Ага! Светлейший. В этом-то все и дело».

«В чем?»

Унриту показалось, что шедший рядом Ирд хитро ему подмигнул.

«Так в чем? В том, что она…»

«Вот-вот, именно она. Напридумывал фрокк знает что. Ничего не было, Дэн. Тогда. В Унре. И здесь. И вообще. Ни-че-го», — с досадой вздохнул унрит.

Проклятая колючка! Задумавшись, Дэн и не заметил, как зеленое острие вспороло штанину и не хуже крайта разрезало левую икру. Сапог был полон густой, липкой крови. «Ну, спасибо!» — поблагодарил он свою обидчицу, пристраиваясь на поросшем голубоватыми мхами камне. Уартор отчаянно сигнализировал о присутствии невидимой смерти. В другой раз унрит обошел бы камень стороной (защита — защитой, а как-то спокойнее), однако сейчас ему было все равно.

— Идите, — он махнул приостановившимся «капюшонам». — Я догоню.

Отряд двинулся дальше. Дэн стянул сапог и, задрав штанину, обмыл рану водой из фляги. Вытащил из кармана пакетик с хра[26], обильно посыпал все еще сочащийся кровью порез. Так-то лучше. Взглянул на уартор. Его голубое сияние потускнело — «капюшоны» двигались значительно быстрее, чем он ожидал. «Не отставай, Дэн, этот камень и так чересчур смахивает на надгробный. Успею», — подумал унрит. Он торопливо перебинтовал ногу, влез в сапог. Ничего. Вполне. Рана слегка саднила, но боль была вполне терпимой. В Магре подобные царапины зарабатывались на каждом шагу. Руки-ноги целы — уже хорошо.

Уартор еле светился — еще немного, и невидимая хлынет со всех сторон. Унрит поспешно вскочил. «Капюшоны» исчезли за выступом скалы. Засосало под ложечкой. Дэн вдруг представил, что, обогнув скалу, не увидит ничего, кроме ощетинившихся колючками зарослей и черных, похожих на спящих магри, камней. Он прищурился на быстро теряющее дневную яркость небо. Еще пару хор, и ущелье опять погрузится в свои вечные сумерки. Взгляд его скользнул по верхушкам скал. На одной из вершин маячил темный силуэт, похожий… «Странно, очень странно». Дэн пригляделся. Унрит не был уверен, но ему показалось, что он видит человека в плаще (точь-в-точь, как у Ирда), который смотрел вниз. На… него. Дэн почувствовал внимательный любопытный взгляд.

«Да, но как он туда попал?»

«Ирд?»

Пухлое, как щеки толстухи Мары, облако накрыло вершину, и видение исчезло. В ущелье заметно потемнело. По зарослям захлопали огромные дождевые капли. «Показалось», — решил унрит, подставляя дождю перемазанные кровью руки.

Хорошо.

В живот ткнулся холодный (он ощутил этот холод даже через куртку) нос Тора. Верный — все-таки — таг охранял его. Дэн потрепал зверя за ухо: «Когда-нибудь в Аэлле ты будешь есть отборное мясо и спать на конгайском ковре, Тор. А, впрочем, ты разжиреешь, по твоей холеной морде будут ползать жирные пятна. Ты будешь громко сопеть во сне, а потом подползать к миске за очередной порцией и жадно, оч-чень жадно, Тор, лакать. Ты ведь не хочешь этого, Тор?»

Зверь преданно лизнул его руку шершавым языком. Из пасти дохнул запах тухлого мяса. Дэн отстранился, ласково похлопал тага по мокрой спине:

— Ну, беги.

Дождь уже лил вовсю. Мутные потоки сползали с гор в ущелье, которое грозило превратиться в русло огромной реки. Прилипшие к скалам хайруны жадно впитывали живительную влагу. Их зеленоватые побеги неожиданно расцвели ярко-голубой листвой. Унрит не удержался от восхищенного возгласа:

— Ои!

Такое зрелище он видел впервые.

Однако следовало поторапливаться: уартор на груди унрита стремительно чернел. Идти было тяжело. Дно ущелья быстро наполнилось спешащей в долину водой. Унрит с трудом преодолевал мутное течение. Обогнув скалу, он увидел вдалеке Ирда, который ловко перелезал перегородивший ущелье каменный завал. «Капюшон» быстро забрался наверх, протянул руку Мирилле. Дэн вспомнил человека на скале. «Значит, то был не Ирд». «Разумеется, Дэн», — ответил сам себе унрит. Заметив Дэна, «капюшон» махнул ему рукой: давай к нам.

Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Ущелье пронизали оранжевые лучи Таира. Исчезла голубая листва хайрунов, и только бурлящий на дне поток да влажные спины камней напоминали о нем. В сапогах хлюпала вода. Дэн догнал спутников и теперь снова шел впереди отряда, внимательно присматриваясь к многочисленным трещинам в скалах. Мало ли кто может выползти оттуда, разбуженный дождем.

— Сохни теперь, — бурчал у него за спиной Ангр. На лысой голове «капюшона» причудливо поблескивали зеленоватые капли.

Мрачно сопели, по-прежнему не говоря ни слова, Фил и Дрэг.

— Тьфу, сырость! — вторил Ангру Кер.

Замыкали шествие Ирд с Мириллой. Лицо девушки раскраснелось от быстрой ходьбы. Влажные волосы завивались мелкими колечками. Она была мила. Очень мила. Время от времени девушка поглядывала на Ирда, будто хотела что-то сказать, но не решалась; рука Ирда легла ей на плечо:

— Что?

— Не знаю. Так. Хороший сон, — она обвела рукой ущелье. — Тебе нравится?

— Мне все равно. Впрочем, это чем-то похоже на один…

— …из моих рисунков?

— Да.

— Я знала, — задумчиво сказала девушка. — Смотри!

Рука Ирда соскользнула с ее плеча. Взгляд «капюшона» (и без того достаточно мрачный) еще более потемнел.

Воздух вокруг вдруг наполнился яркими красками. Красные, оранжевые, розовые лепестки метались над узкой тропой, постепенно опускаясь ко дну ущелья. Словно в ответ на это круженье, хайруны вновь выпустили голубые язычки.

Магр расцвел. Путники остановились, восторженно наблюдая необыкновенное зрелище. Даже ворчливый Ангр, и тот стоял, разинув рот.

— Вот уже не думал…

«Слишком красиво, чтобы не быть опасным», — подумал унрит.

— Эллоры, — радостно воскликнула девушка. — А я-то удивлялась. За все время пути…

— Ничего удивительного. Здесь, в горах они редкие гостьи.

Унрит торопливо подошел к Ирду:

— Думаю, это опасно.

— Я тоже, — кивнул Ирд.

— Держитесь от них подальше.

— Но как?

Разноцветные лепестки уже кружили над их головами.

— Это же обыкновенные эллоры, — усмехнулся Кер. — Ты бы лучше объяснил, что случилось с…

— «До», — сказал необыкновенно скрипучим голосом Дрэг.

«Смотри-ка, разговорился!» — усмехнулся унрит.

— «До», — повторил Дрэг. — Сегодня нам выпало «до». Мы можем хотеть этого или не хотеть, но оно выпало, и теперь бросает Магр. Лично я не поставлю и тора.

— Не скажи, — перебил его Фил. — Бросим? — Он вытащил из кармана кости.

Дэн смотрел на них с легким недоумением: они что — издеваются над ним?

Ласково шелестели сталкивающиеся в воздухе крылья. Еще немного, и их можно было коснуться рукой. Розовый лепесток скользнул в полумиле от головы Дэна. Унрит резко отшатнулся в сторону, толкнув стоящего рядом Ангра.

— Осторожнее!

— Ах! — воскликнула Мирилла.

Эллора села на лысину «капюшона». Ее розовые полупрозрачные крылья подрагивали. Мохнатое, с полмина длиной тельце цепко держалось за голый череп. Потом слегка сползло по затылку к основанию шеи. Розовые крылья стали нежно смыкаться вокруг головы, как бы обнимая ее.

— Берегись! — догадавшись, что к чему, не своим голосом закричал Дэн.

Но было поздно.

Сложив крылья, летающие твари посыпались на людей. Теперь их красота казалась устрашающей.

— Хриссы вас… — раздался сдавленный хрип Ангра. Развернувшись на голос, унрит заметил обернутое голубыми полупрозрачными крыльями лицо: из носа хлестала кровь, глаза выкатились из орбит. «Капюшон» задыхался. Его руки отчаянно отдирали присосавшиеся к коже «лепестки».

— Ды… возд… ать…

Он упал.

Дэн и сам с трудом уворачивался от падающих на него тварей. Упавшие барахтались на земле, отчего дно ущелья во мгновение ока превратилось в сверкающий, шевелящийся ковер. Короткие тельца эллор хрустели под ногами, как битое стекло. Дэн уже ничего не видел, кроме этой яркой, мечущейся перед глазами массы.

Снова раздался сдавленный крик, и на этот раз унрит узнал голос Кера. Ему и самому хотелось закричать. «Ветер, хриссы вас… только бы подул ветер». Розовое крыло «вцепилось» ему в подбородок, но прежде, чем эллора успела обернуть его голову, унрит оторвал трепыхающуюся дрянь и отбросил в сторону.

— К скалам! — донесся до него призыв Ирда.

«Они и так кругом», — зло подумал Дэн. Бесполезный меч больно хлестал по ногам. Унрит споткнулся о неподвижное, облепленное эллорами тело (Ангр или Кер?) и едва не упал в шевелящуюся массу. Чудом удержавшись на ногах, он отшвырнул от себя пару крупных эллор. Хиссовы создания цеплялись за куртку, облепили сапоги.

— Я сейчас, — шептал он невесть кому. — Я помо…

Тяжелый вздох пронесся по ущелью. Отскочив к скале, унрит прижался к холодному камню.

И вовремя.

Секту спустя в ущелье бушевал настоящий ураган. «Только этого не хватало», — думал унрит, позабыв уже, что ветер, быть может, единственное их спасение. По лицу лил пот? слезы? обыкновенная вода?

— Будем считать, что нам опять повезло, — раздался неподалеку спокойный голос Ирда.

Подхватив легкие тела эллор, ветер отнес их далеко в сторону. Отрывались от скал и с шумом падали вниз разлапистые хайруны. Стремительно промчались мимо несколько шариков лаурит. Новый порыв ветра перевернул лежавшее на земле тело Кера. Лицо его, так же, как и лицо Ангра, было обернуто крыльями ядовито-красной эллоры. Однако он приходил в себя и даже попытался встать, но тут же был сбит с ног новым порывом ветра. Уцепившись за пучок чахлой травы, он ткнулся носом в землю и затих. «Бедняга», — посочувствовал «капюшону» Дэн. Во рту остро чувствовался металлический привкус. В ушах звенело. Дэн отчетливо услышал, как Ирд говорит кому-то (Мирилле?):

— Терпи. Скоро это кончится.

«Ты-то откуда это знаешь?» — подумал унрит.

2

— Как ты?

Над ущельем вновь распустилось голубое, подкрашенное вечерней краснотой небо.

— А вот Керу не повезло.

— Что с Дрэгом?

— Я в полном порядке. Хотя ставки, пожалуй, были чересчур высоки.

— Дэн…

— Что?

— Помоги.

Ирд сидел на корточках над неподвижным телом Ангра. Глаза раненого безжизненно поблескивали под покрывшей их голубоватой «пленкой». Руки вытянуты вдоль туловища. Присмотревшись, унрит увидел, что Ангр облеплен эллорами с головы до пят.

— Он мертв, — скорее подтвердил, нежели спросил Дэн.

— Похоже на то. Зато эта тварь жива. Твари, — поправился Ирд.

— Может, Кер?..

— Жив?

— Ага.

— Скорей.

Кер все еще цеплялся за траву. Дэн перевернул его на спину. Раненый застонал. Свободной рукой, будучи без сознания, он все-таки отодрал часть крыла от своего лица — там, где «крыло» касалось кожи, вздулись красные язвочки. Другую половину лица (мертвенно-бледную) по-прежнему покрывала мерзкая пленка.

— Попробуем оторвать? — спросил унрит.

— Я сам.

Ирд осторожно коснулся «крыла» кончиками пальцев. Присосавшаяся к раненому эллора не реагировала. Ирд подцепил ногтем обволакивающую лицо Кера плоть, слегка потянул на себя. Из горла раненого вырвался стон.

— Ему плохо, — сказала девушка, с ужасом глядя на искаженное мукой лицо.

— Еще бы, — Ирд потянул сильней. — Гадина!

Эллора добычу не отпускала.

— Похоже, слезет вместе с кожей, — заметил Ирд. — Ничего, заживет.

В руке его блеснул нож.

— Подними голову, — попросил он Дэна.

Мохнатое тельце эллоры крепко вцепилось в шею Кера. Ирд аккуратно отделил туловище от крыльев. Легким щелчком «кашошон» отбросил гада в сторону.

— Теперь ему будет легче, — сказал Ирд.

Лицо «капюшона» выглядело уставшим. Под глазами синяки. Дэн вздохнул. «Крыло» медленно распрямлялось.

— А было так красиво, — девушка взглянула на унрита. — Дальше будет еще хуже, да?

Врать не хотелось.

— Намного.

— Отойди, — грубо сказал Ирд.

Девушка обиженно поджала губы, но ничего не сказала.

— Они не вернутся? — поинтересовался подошедший Дрэг. — Керу не повезло. Нам всем не повезло. И не повезет.

«А ветер? — устало подумал Дэн. — Ветер подул как нельзя кстати».

— Такая игра не по мне. Вот и Фил не согласен. Ни один идиот не сядет играть при таком раскладе, — продолжал бубнить «капюшон». — «Вот ведь как разговорился», — хмыкнул про себя унрит. — Ни один идиот, — упрямо повторил Дрэг.

— Помоги, — в голосе Ирда не было злости. Он показался Дэну расстроенным и каким-то непривычно тихим.

Однако и такого голоса вполне хватило, чтобы Дрэг прикусил язык.

— Тут все магруты водятся в таком количестве? — уже спокойнее полюбопытствовал «капюшон».

— Понятия не имею, — Дэн осторожно опустил голову раненого. — Что теперь?

— Подождем, — сказал Ирд. — Он должен прийти в себя. Гляди, — он поднял за крыло одну из валявшихся на земле затоптанных тварей. — И не разберешь… Крыло как крыло. Ничего особенного.

— Когда я нанимался, о такой гадости разговора не было, — буркнул Фил.

— Можешь уходить, — спокойно парировал Ирд.

— Куда?!

— Куда хочешь. Я тебя не держу. И ты иди, — сказал он унриту, — и ты, и ты. Все. Мне никого не нужно. Я все сделаю сам.

«Э! Да ты повторяешься, Ирд», — подумал Дэн.

— А мы, значит, подыхай, — сказал унрит.

— Мне все равно.

Раненый зашевелился.

— Он… Он сможет идти? — спросил Дэн.

— Наверно. В противном случае его придется оставить здесь.

— Но ведь он умрет.

— Оставьте меня в покое, — сказал Ирд.

— Кер, ты слышишь, что он говорит, Кер?

Губы раненого зашевелились.

— Да.

— Ты сможешь идти?

— Нет.

— Сможешь, — сказал Ирд, касаясь ладонью испещренного язвами лба. — Я знаю.

— Нет, хозяин.

— Тогда ты умрешь, Кер.

— Да, хозяин.

— Ты просто не хочешь, Кер.

— Хочу.

— Тогда вставай.

Кер со стоном перевернулся на живот. Встал на колени и тут же снова повалился на землю.

— Это все, на что ты способен, Кер?

— Это плохой сон. Не мучай его, — попросила девушка.

— Я, кажется, просил тебя отойти.

— Голова, — простонал Кер. — Что-то с головой.

— Мы можем ночевать здесь, — заметил Дэн. — Уже темнеет. Все равно мы далеко не уйдем.

— И то верно, — поддакнул молчаливый Фил.

— К утру он придет в себя. Может быть.

— А эти, — робко поинтересовался Дрэг, — они не…

— Не эти, так другие, — пробормотал унрит, а сам подумал: «Ирд, например. Лучше уж сотня магрутов, чем…»

«…чем ты только думал, Дэн, когда вляпался в эту дрянь? Ты что же, надеешься, что его интересует твоя жизнь? Да он первый спляшет над твоей могилой. Гм. Если, конечно, она будет, эта могила». Унрит вспомнил, как хоронили Ангра. Просто засыпали грудой камней, и все. «У тебя, верно, отсохли мозги, Дэн». Он хмуро взглянул на спящую у костра девушку. «Будь проклят тот день, когда я услышал…»

«А ведь ты неправ, Дэн».

«Ои, Бигги, тебе-то какое дело?»

«Кто она, Дэн?»

«Я так и не понял, Биг. Ее не так-то просто понять. И вообще», — голова унрита стукнулась об острый выступ.

«Э… да ты никак спишь? Опять, Дэн? Ай-яй-яй!»

«Отстань».

Что-то длинное и белое высунулось из-за скалы. Ага! Вот оно. Ну и кого ты выберешь на сей раз?

«Тебя, Дэн».

«Оставь свои шуточки, Биг. Оно сожрало Тирса и Лота».

«Кто они такие, Тирс, Лот, ты их знал?»

«Это Магр, Биг. Здесь не принято задавать лишних…»

«Вопросов?»

«Да».

В самом деле: что он, собственно, знал? Ирда? Как бы не так. Сильный малый, родом откуда-то с юга, лазает в чужие мысли. Еще… еще эта таинственная власть. Над девушкой. Остальные не в счет. Вон как они заговорили. В Магре. Он их нанял в каком-нибудь портовом городе. Стало быть, хорошо заплатил. Не беден.

«Еще ветер, Дэн. Очень вовремя подул ветер».

«Тогда уж и магри. Вспомни, как нам везло».

«А может, это и не везение, Дэн?»

«Кто же он? Маг?»

Хриссы его разберут! Тогда почему он ничего не сделал? Этакого? Темный? Светлый? Темный, разумеется. Смотри-ка, какая темень вокруг.

«Да у тебя просто закрыты глаза, Дэн».

Как?! Я же вижу. Вон Дрэг. Дрыхнет. Чуть ли не в костер свалился. (Оттащить? Ну его!) А эти два темные пятна Фил и Кер. Что это трещит там в кустах? Ага! Тор. Старый, добрый таг шастает в поисках добычи. Вечно голоден, приятель. Не очень-то раздобреешь на моих харчах. Иди-ка сюда!

Дэн зевнул.

«Открой глаза, Дэн».

«Не хочу. Я услышу. А глаза мне ни к чему: ты же знаешь, что я не…»

Горячий язык Тора (или ладонь Мириллы?) обжег щеку, и Дэн проснулся. Холодно! Да и земля еще не просохла после дождя. Брр!

Рядом догорал костер. Постанывал во сне раненый Кер. Он перевернулся с боку на бок и отчетливо сказал:

— Хриссы. По мне ползают хриссы. Уберите их, я прошу, убе…

— Откуда здесь хриссы, Кер? — прошептал унрит.

— Их много.

— Ты бредишь, Кер.

— Нет.

Кер вдруг встал (Дэн различил лишь темный силуэт). Закинув голову, «капюшон» разглядывал ночное небо.

— Хрисса, — он ткнул пальцем в серебристую Мону, — ее надо убить… Убить. Где мой меч?

— Ты рехнулся, Кер. Тише.

— Я спрашиваю, где мой меч?

«Капюшон» нагнулся и принялся шарить в траве.

— Он где-то здесь. И хриссы здесь. Их много, — повторил он. — Говорящие хриссы. Смешно. — Кер выдавил из себя пренеприятный смешок.

«Оч-чень!» — мрачно подумал унрит.

— Ложись спать, Кер.

— Да, да, я сейчас. Вот еще одна, — ползая на четвереньках, «капюшон» наткнулся на спящего Дрэга. — Меч. Они украли мой меч.

— Это я его спрятал, Кер, — раздался из темноты спокойный голос Ирда. Он тоже был настороже. Слишком много людей потерял отряд в последние два дня. — Дай ему хорошенько, Дэн. Эти твари впрыскивают какой-то яд. Мне, конечно, наплевать, но в таком состоянии он опаснее любого магрута. Я не удивлюсь, если он перережет кому-нибудь глотку.

— Глотку… — эхом откликнулся раненый.

— А ты говорил, что не можешь ходить, — добродушно заметил Ирд. — На четвереньках у тебя неплохо получается. Ну так как, Дэн? — снова обратился он к унриту.

— Я… я не могу. Он же ранен.

— Да он уже в полном порядке, Дэн.

— Не могу.

— Разумеется, Светлейший. Мне все придется делать самому. Ты не заработал и тора, Дэн. Ты не находишь?

— Гм! — унрит счел за лучшее промолчать.

Ирд поднялся, подошел к ползающему в траве Керу.

— Так где же ты видишь хрисс?

— Здесь. Они здесь. Везде…

Глухой удар заставил его замолчать. Дэн невольно вздрогнул, вспомнив, как подобный удар свалил его в Унре. Что-что, а бил «капюшон» отменно.

— Извини, — сказал Ирд.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

1

Ночь прошла спокойно. Ближе к утру Дэна сменил Дрэг, и унрит спокойно уснул. На этот раз обошлось без кошмарных снов. Проснувшись, Дэн первым делом отыскал взглядом Кера. «Капюшон», как ни в чем не бывало, уминал сушеное мясо. Язвы на его лице подсохли. Он, морщась, отковыривал их ногтями:

— Чешется.

— Еще бы.

— Тебе-таки повезло, Кер.

Длинные волосы то и дело закрывали глаза. «Капюшон» смешно дергал головой, отбрасывая их, но они упрямо скатывались на лоб. Дул легкий ветерок.

— Сколько тебе причитается, Кер? — поинтересовался Дрэг. Он уже позавтракал и теперь, сунув за щеку плитку хурума, блаженствовал, развалившись в траве рядом с черным тагом, из пасти которого торчал влажный слюнявый язык.

— Много, — хмуро сказал Кер.

— Сыграем?

— А Фил на что?

— Он уже свое проиграл. Один уартор остался.

— Сыграй на него.

— Вот еще, — фыркнул Дрэг. — Он только в Магре и нужен. А я больше сюда ни ногой.

— Я тоже.

— Дрянь дело, — прищелкнул языком Дрэг. — И проводник наш тоже хорош.

— Эй! — заворочался унрит.

— Подслушиваешь?

— Очень надо, — буркнул Дэн. Пойди он другой дорогой и, кто знает, могло быть и хуже.

Дрэг опрокинул пустую флягу. Вытряс на ладонь несколько капель.

— Видишь?

— Впереди будет ручей, — сказал унрит. — Лонги через две. Там и наберем.

Ирд и Мирилла еще спали. Фил сидел молча, навалившись на Дрэга могучим плечом. Он оказался запасливее других, и теперь, не обращая внимания на жадные взгляды приятелей, присосался к горлышку своей фляги.

— Угостишь?

Фил на мгновенье оторвался от горлышка.

— Корона, — и продолжал пить.

— Жадюга, — констатировал Кер.

— Знать бы еще, куда нас несет, — вздохнул, не спуская глаз с фляги, Дрэг.

— То есть как куда? — подпрыгнул на месте унрит. — Вы что ж, тоже не знаете?

— А чего знать-то? — сказал Дрэг. — Сказано идти, вот и идем. Сказано молчать — молчим. Хозяину виднее, — он кивнул на спящего Ирда.

— Хозяин?

— Ну, он-то говорит, мол, хозяин вовсе не он. Хотя, если подумать, он-то хозяин и есть. Других хозяев не видать. Да и платит он, — Дрэг облизнул пересохшие губы. — Грибоеды! Как бы не так! Бежит он. От кого, куда — не знаю. Только бежит. В Унре как на иголках сидел. А тут ты. Вот мы тебя по затылку и съездили, — ухмыльнулся Дрэг. — Фил съездил.

Дэн покосился на Фила.

— Не я. Тирс, — проворчал «капюшон». — Но все равно — нечего нос не в свое дело совать.

— Было бы дело, — пожал плечами унрит, — а то…

— Ну, не скажи, — вступил в разговор Кер. — В Торех просто так не ходят. Об этом даже я знаю. Ты ведь был там?

— Был, — кивнул Дэн, ощутив (в который раз), как поднимается со дна желудка тяжелая муть. В голову лезли воспоминания: Старик, его расползающееся в кровавой улыбке лицо. Нет. Лучше не надо.

— Был, — сглатывая тошнотную слюну, повторил унрит.

— Сразу видать, — хмыкнул Дрэг.

— Расскажешь?

Рассказать? Что толку?

— Не сейчас, — покачал головой унрит. — Одно скажу: ничего хорошего вы там не увидите. Зря вы сюда… И она… — унрит покосился в сторону спящей.

— Она с ним.

— Понятно.

— Она с нами не разговаривает, — ни с того, ни с сего заговорил Кер. — Странная какая-то. Когда меня, ну, — он замялся, — покупали, одним словом, я тогда на кумароне ходил («пиратском», — подумал Дэн), ну, был-то я, ясное дело, тогда на берегу («и плакала по тебе виселица», — добавил унрит), так они вместе были. Может, она бы чего и сказала. Только он глазами на нее зырк — и все.

— Что все?

— Молчит. Я как увидел ее, так и растаял. Ну и деньги, разумеется. Он и тебя на нее, видно, как на удочку, поймал.

— Сам попался, — проворчал Дэн.

— Все мы из одного теста, сениор аргенет.

— С чего ты взял?

— А я как на руки посмотрел, даром, что в Унре, сразу понял — не моего ты племени. Я таких, как ты… — Кер вдруг замолчал.

«Саркулам ты их скармливал, вот оно что», — решил Дэн.

— На чем это я, — Кер покосился на спящего Ирда.

— Спит, — сказал Дрэг. — В Торех всегда успеем. Меня тоже…

— Не перебивай. Так вот. Он как-то раз назвал ее. Только я не запомнил. Она на нас ун внимания. А ты ей приглянулся — я сразу заметил. Только не думай, унрит, она только на Ирда смотрит. Боится его, а смотрит. Картинки свои рисовала. Для него. Зачем, спрашивается? Да и не одни тут картинки, — он хитро подмигнул Дэну. — А ты что думал — она ему сестра?

Сквозь сон он слушал, что говорят о нем, но просыпаться не хотелось: пускай разрядятся, почешут языки. «Теперь уже не важно. Там, в Унре, будут поговаривать о грибоедах. Вспоминать нашествие магри (неплохая была идея). Исчезновение унрита спишут на Магр. А о святошах — не очень-то их здесь жалуют — потом скажут: сгинули как хибеоны.

Вот и все.

Потому как не вернется никто».

Так решил он, Ирд.

«Капюшон» усмехнулся, вспомнив маленькие неприметные нотасы, оставленные им в Унре. Один уже вызвал нашествие магрутов (странно только, что магри так быстро покинули город). Второй, в подвале, забитом порохом, еще сделает свое дело. Но это потом. Позже. Взрыв сотрет последние следы его пребывания в Тан-Унратене. А поскольку произойдет он дней через десять, не раньше — кто догадается, что и взрыв, и нашествие магри, и исчезновение в Магре «грибоедов» — звенья одной цепи?

Никто.

Ирд снова прислушался к разговору. Дэн и остальные члены отряда тихонько переругивались между собой, но прежней злости в их голосах не было. Магр быстро примиряет даже самых заклятых врагов. «Капюшон» скрипнул зубами: «Только не Темных магов». А эти… (он презрительно перебрал в памяти лица спутников) висельники («А кто бы еще согласился пойти сюда, а?»)… Глупый унрит… Пускай болтают.

Пускай болтают. Это в Унре он «придерживал» их языки. Мало ли что. Нельзя было оставлять следов. Здесь же их услышат только горы. Ирд представил, как недоумевают те, кто с таким упорством преследовал его. Долго будут недоумевать. А всего-то и надо было оставить его в покое.

Как просто.

«Ун, до, тре, кетр». Хруди (хриссов унрит!), Тирс, Лот, Ангр. Уже четверо. Не многовато ли, Ирд? Может, стоило идти сюда одному? Странная мысль: ему все равно. Ирд перевернулся на другой бок, почувствовал на лице теплое дыхание Мириллы. Он уже привык так называть ее. Он почему-то вспомнил их первую встречу. «Ты мне снишься, да?» «С чего ты это взяла?» «У нас многие видят странные сны». «Я тоже». «Что тоже?» «Тоже вижу странные сны». «Значит, и я тебе только снюсь?» «Оч-чень может быть».

Потом он увидел ее рисунки. И понял — это то, что он искал. «Где это?» — спросил он. «Я не знаю». «Оно существует?» «Оно снится». «Как я».

— Все мы из одного теста, сениор аргенет, — ворвался в сон голос Кера.

«Только не я», — подумал Ирд.

Какие хриссы занесли его в этот разрушенный землетрясением замок? Уйдя из дома Кларонга, он много путешествовал. Земля сонангаев полна неожиданностей, но он тогда подумывал, а не его ли это рук дело?

Еще с детства он чувствовал, как нечто темное и страшное подкрадывается к нему. Города, где он жил, поражали необъяснимые болезни. Реки, возле которых по воле случая оказывался он, выходили из берегов. Кумароны трепали невиданные шторма. «От тебя надо держаться подальше, сынок», — хмурился, догадываясь о его предназначении, отец. Его придавило обломком скалы, когда Ирду минуло десять иров. Но много воды утекло, прежде чем он понял, что источником всех бед является он сам. Еще больше, прежде чем научился сдерживать себя. Еще больше, прежде чем до него дошло — рано или поздно он не выдержит, и тогда…

Жизнь обернулась мукой.

Ему стукнуло двадцать, когда, путешествуя пыльными дорогами Тианы, он остановился на ночлег в доме, который будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. Это было незадолго до того, как он решился идти в ученики к Торну. Может быть, потому и решился, что…

Ун, до, тре, кетр. Грубо отесанный деревянный пол. Перекошенные стены. Голодный (кожа да кости) хиссун, жадно глядящий на его небогатую трапезу.

— На! — не выдержал тогда Ирд и бросил исхудавшему зверю огрызки лепешки.

— Нечего его баловать, — недовольно прошамкала хозяйка, еще более ветхая, чем приютивший усталого путника дом.

— Не твое дело, старуха, — грубо отвечал Ирд, но прикусил язык, ибо взгляд старухи смутил его.

— Почему ты так смотришь?

Она не ответила. Только склонила голову и, то ли улыбнувшись, то ли оскалившись, обнажила гнилые, подернутые желтоватой слизью зубы. «Ты видел их, Дэн, — подумал Ирд. — Я показал тебе ее. Тианскую ведунью, предсказавшую мне…»

— Есть разные болезни, Ирд, — заговорила старуха после длительного молчания. — Болезни тела. Духа. Болеют целые города. Народы. Страны, — она облизнула губы белым червеобразным языком. — Миры, — прошептала она. — Есть разные причины этих болезней. Удар ножом. Укус хиссы. Магическое заклинание. Слабость. Страх, ненависть, скупость — это тоже болезни, Ирд. Может быть, даже любовь, — старуха печально качнула головой, — рано или поздно (если только Унра не придет ей на помощь) она становится похожей на меня.

— Болезни не похожи одна на другую, — продолжала старуха. — Вернее, нам кажется, что не похожи. Но если подвести итог, все они приводят к одному.

— К смерти, — прошептал Ирд.

— Верно, — старуха шмыгнула носом, — так же верно, как и то, что ты боишься самого себя.

— Но причем здесь я?!

— Не спеши. Унра близка. Гораздо ближе, чем кажется. Она слышит все.

— Ты пугаешь меня.

— Ой ли?! Ты ведь и сам уже замечал, что она следует за тобой по пятам. Убивает тех, кто рядом. Отца. Жителей городов, где ты останавливался на ночлег. Реки, которые поили тебя. Леса, которые укрывали тебя своей листвой. Она же трогает только тебя. Ты не задумывался, почему?

— Я, наверное, болен, да?

— Ты здоров. Слишком здоров. Ты даже не болен такой славной болезнью, как… любовь, — губы старухи растянулись в ядовитой ухмылке. — Но… не перебивай меня.

— Ведь можно посмотреть на все это и с другой стороны, — говорила дряхлая ведунья. — Унра — вот здоровое состояние всего сущего. Недаром все так стремится к ней. Против своей воли, конечно, — добавила старуха. — Мир просто не сознает, что болен одной-единственной и самой страшной болезнью — жизнью. А все остальное — войны, темные маги, невидимая смерть, такие гиблые места, как Магр (я уже не говорю о Торехе!) — это всего-навсего лекарство, которым потчуют Асту ради ее скорейшего выздоровления. Но все эти лекарства ничто по сравнению с тем универсальным средством лечения, которое создала Унра каких-нибудь двадцать иров тому назад. Ибо она создала тебя!

Старуха закатила глаза и начала плавно раскачиваться из стороны в сторону. Вправо. Потом влево. Сам дом, казалось, раскачивается вместе с нею. Ун, до, тре, кетр.

— О! Я вижу, — шептала она. — Ты уже силен, а станешь еще сильней. Эта сила будет вырываться, ты не сможешь удержать ее в себе. Ты мечтаешь овладеть ей. (Вот и сейчас ты думаешь идти в Атуан на поклон Темному Кругу, что ж, учись у них.) Потом попытаешься бежать. От них. От себя. Придет время, и ты захочешь убить себя. Придет время, и весь мир захочет убить тебя. Но знай, в тот самый миг, когда ты вернешься к Унре, весь мир последует за тобой, — внезапно старуха перестала раскачиваться. — Я бы не хотела, чтобы это предсказание сбылось. Но (я не знаю, как сказать по-другому) ты слишком связан с этим миром, Ирд, и чтобы вырваться из него, тебе придется разорвать его в клочья. Есть только один способ сохранить этот мир. Убить не тебя. Убить твою силу.

Она замолчала.

— Что значат твои последние слова?

Старуха пожала плечами:

— Я часто и сама не знаю, что говорю.

— Но почему тогда Унре самой не ускорить дело? Почему бы ей самой не убить меня?

— Потому что… никто не сможет вылечить больного, если этого не захочет он сам, — ухмыльнулась старуха.

Предсказание.

Ун, до, тре, кетр.

Сбылось многое. Темные маги, пытавшиеся использовать его, Ирда, разрушительную силу. Бегство (от них ли, от самого ли себя?). Попытка укрыться в доме Кларонга. Путешествие по Тангору.

Там, далеко на юге, на земле сонангаев, в предгорьях Тангра, он снова не совладал с собой. Так ему казалось, когда он стоял перед каменными обломками некогда величественного замка. Ковры, картины, исковерканные тела стражей и слуг, песок и камни, таги и урры — в безумной картине смерти смешалось все. «Здесь никого уже нет. И не будет. Ни-ког-да», — подумал Ирд. Он бы прошел мимо, но нанятый в услужение Тирс по своей гнусной привычке принялся сдергивать с трупов дорогие украшения. Ирд позволил ему. Почему бы и нет?

Тирс и нашел ее. Мириллу. Так назвал ее… Дэн.

Она сидела среди обломков, протягивая ему перепачканные краской руки и покачиваясь из стороны в сторону.

— Она сумасшедшая, — сказал Тирс.

— Невероятно. Но она — жива! — прошептал Ирд.

— Мы неплохо развлечемся, хозяин, — сказал, осклабясь, Тирс.

— Какой хороший сон, — пробормотала девушка. На ее пыльном, в многочисленных ссадинах лице расцвела улыбка. — Мне хотелось, чтобы вы пришли. И вы пришли.

С тех пор она не отходила от Ирда ни на шаг.

2

— Ну, а теперь куда? — спросил Ирд, щурясь на раскрасневшийся от полуденного жара Таир.

— Здесь пещеры, — указал на одну из троп Дэн. — Старик всегда обходил их стороной. Он говорил, что…

— Старик? Кто это? — перебил «капюшон».

— Мой Учитель, — сказал унрит.

— Учитель? — глаза Ирда слегка затуманились. — Учитель, — задумчиво повторил «капюшон». — Они умирают, Дэн.

— Да, — кивнул унрит. Он так и не понял, что имел в виду Ирд. «Старик, — усмехнулся про себя Дэн, — еще несколько иров, и я стану таким же. Если, конечно, вернусь, да».

Ущелье раздваивалось, как язык хиссы.

Нет, пещеры они обойдут стороной.

Значит, налево. Спустя пару хор им придется продираться сквозь заросли канау, которые настолько густы, что их избегают даже магруты. Потом два перевала, три дня пути, и они выйдут к белой реке. Дней через семь ты увидишь Торех, Ирд.

— О них рассказывают фрокк знает что, — сказал унрит.

— О ком?

— Я о пещерах, — буркнул Дэн. — Поговаривают о разной мерзости. Впрочем, я не знаю никого, кто бы там побывал. Если хочешь, мы могли бы…

«Я-то ни капельки не хочу».

— Куда это ты хочешь нас затащить? — вмешался в разговор Фил. — Я тебя насквозь вижу. Ты хочешь, чтобы мы погибли здесь раньше, чем доберемся до…

— Тореха, — вставил Дрэг.

— Может, оно для вас и лучше.

— Что? — возмутился прислушивающийся к разговору Кер.

— Замолчите, — властно сказал Ирд. — Здесь решаю я. Нам не нужны пещеры. Нам нужен Торех.

«Мне», — подумал «капюшон».

И не Торех.

Покой.

Ирд внимательно посмотрел на унрита. В голове «капюшона» мелькнул четкий образ: черный силуэт. Скала. Бездонная синева над головой. Сумятица мыслей в голове унрита. Без сомнения, Дэн что-то видел.

— Кто это? — спросил Ирд.

Дэн недоуменно взглянул на «капюшона».

— Я хотел сказать, человек, которого ты видел, кто это?

— Я думал, что это ты, — не очень-то удивился неожиданному вопросу унрит. Он уже привык к тому, что его мысли доступны Ирду. «Капюшон» наверняка знал и о его желании бежать. И о пронизывающем все его существо страхе. И о девушке. И… ненависти, которую испытывал к «капюшонам» унрит. Хотя Ирду, похоже, было наплевать. — Сначала, — поправился Дэн, — я думал так. А потом, — он пожал плечами, — не знаю. О Магре ходит много легенд. О хреле, — Ирд кивнул, — об этих вот пещерах. Я не думаю, что это кто-то из Унры. В наших плащах не очень-то поползаешь по скалам. Разве что у кого-то завелись уарторы…

— Пожалуй, — задумчиво сказал Ирд. — Значит, он был похож на меня?

— Эй, мы не слишком здесь задержались? — беспокойно спросил Фил. Ему явно не терпелось убраться подальше от пещер. — Вы можете поговорить и на ходу.

— Хо-ро-шо.

Отряд двинулся по ущелью. Тропа причудливо петляла среди нависающих над ней каменных стен. Временами они столь тесно прижимались друг к другу, что ветви вросших в скалы хайрунов сплетались над головами путников наподобие крыши. В ущелье царил полумрак.

— Это мало чем отличается от пещер, — ворчал Дрэг.

— Некоторые магруты приспособились жить там, — Дэн ткнул пальцем вверх.

— Я понял, — Дрэг неприязненно посмотрел на сплетенные над головой ветви.

Шли по одному. На расстоянии вытянутой руки.

— Эй, сзади, присматривайте за хайрунами, — на всякий случай предупредил унрит.

— Кер, — сказал Ирд. — Это касается тебя.

— Не беспокойтесь, — откликнулся замыкавший шествие «капюшон».

— Нас перебили, — дыхнул в спину унрита Ирд, — мы говорили о…

— В Магре редко встречаешь людей, — сказал Дэн.

— Он исчез?

— Да.

— Он не хотел, чтобы его заметили?

— Похоже на то. Он укрылся в облаке.

— Звучит романтично. Он не унрит?

— Ты уже спрашивал. Я уверен. Нет.

— Странно, — в голосе Ирда послышалось беспокойство.

Дался ему этот человек. Кто бы он ни был, сейчас он уже далеко.

— Я не боюсь магрутов. Я боюсь людей, — прочитал его мысли Ирд. — Он может идти за нами. Его надо убить.

— Вот еще, — фыркнул Дэн. «Почему он так беспокоится?» — Если бы я верил в сказки, — продолжал унрит, — я бы сказал, что это мог быть…

— Кто?

— А хисса его знает, кто, — проворчал Дэн. — Сказки — они сказки и есть. Каждый верит в свое. Мало ли на свете богов. В общем, не знаю я. Говорят, он ходит по Магру, но не унрит. Что ему здесь надо — неизвестно. Ни во что не вмешивается и ни с кем не говорит. Только встречается на пути. Я даже не знаю, добрый ли это знак. Старик видел его, но он любил и приврать. Он как-то рассказывал, что в Магре есть чужие люди. И они спят, — унрит настороженно посмотрел на зелень нависшего над тропой хайруна.

— Там кто-то есть.

Дэн ткнул мечом в зеленую массу. Потревоженное существо прошмыгнуло по ветвям. Листва откликнулась на движение легким шелестом.

— Убежало, — констатировал унрит.

Знать бы еще, что это было!

— Так вот, они спят, рассказывал Старик, и сон их вечен. Но самое главное не это. Они вовсе не чужие. Они — Древние.

— Вранье, — буркнул Ирд.

— Разумеется, — улыбнулся Дэн.

«Разумеется», — подумал Ирд, вспоминая странные рисунки Мириллы. Он был на верном пути.

«Ун, до, тре, кетр. Тогда, во время их первой встречи в разрушенном замке на земле Тонгора, она назвалась… — Ирд улыбнулся. — Какая разница? Мирилла. Новое имя вполне подходит к ней».

Так вот. Мирилла. Ее сны. Ее рисунки, на которых она «записывала» сны. Эти рисунки сразу привлекли внимание Ирда. Они были странные, не всегда понятные, но те, которые можно было разобрать, вызывали смутное ощущение реальности нарисованного. (Если, конечно, продраться через черточки, квадраты, круги и всю эту внешнюю дребедень.) Как будто в своих снах она забиралась в самые глухие уголки Асты, в самые потаенные ее времена.

Прошлые.

И будущие.

Некоторые события (Ирд потом сверялся в Руннской библиотеке) были нарисованы с поразительной точностью. Другие — происходили через какое-то время, но именно так, как это было увидено в ее снах. Помня о Предсказании, Ирд тщетно пытался разглядеть в них хотя бы намек на то, что должно произойти с ним самим. Лишь однажды завеса будущего, как ему казалось, приоткрылась, и он увидел то, что искал.

Выход.

Странный, пугающий, манящий.

Не жизнь, тяготившую его. Не смерть, грозящую разрушением всему миру. А… третье. Сон. Жизнь без жизни. Смерть без смерти. Вечный сон, которым спали те, которых Дэн, со слов Старика, называл Спящие. Вечный покой, о котором можно было только мечтать.

— Где это? — только и спросил он.

— Я нарисую, — просто ответила Мирилла.

И нарисовала. Одно-единственное слово:

ТОРЕХ

Он вспомнил. Тианская ведунья. «Войны, голод, болезни, Темные маги — все это лишь лекарства, которыми… Я уже не говорю о…»

Никто из них не заметил, как по скалам пробежала дрожь, а земля под ногами тяжело вздохнула: «Уф!» Пожалуй, только Ирд ощутил легкое беспокойство. Он вздрогнул:

— Ты ничего не почувствовал?

— Нет, — пожал плечами унрит.

Глупо спрашивать кого бы то ни было. Если уж он, Ирд, еще не понял, что это, то куда уж остальным.

— А что я должен был почувствовать?

— Знаешь, — задумчиво сказал «капюшон», — на твоем месте я бы повел отряд через пещеры.

— Почему?

Пещеры. Это слово и беспокоило, и притягивало Ирда. Он коснулся рукой кармана плаща, где лежал свернутый вчетверо листок. Последний рисунок Мириллы, сделанный ею в Унре. Для непосвященного все те же геометрические фигуры. Безукоризненные линии, немного блеклые (будто от недостатка лучей Таира) цвета. Для него же — четкая картина. Странный мир темных коридоров и оживших нотасов. Мир, в котором он увидел самого себя.

Почему?

Было ли то предостережением или последней подсказкой? Скорее второе. Мирилла указывала ему кратчайший путь. Если так, то там должна быть Комната Перемещений, которая в считанные минты доставит их в Торех. Он читал о таких комнатах в книгах Руннской библиотеки. Правда, большинство авторов сходилось на том, что все это выдумка немногих побывавших в окрестностях Тореха унритов. Может, оно и так.

Но рисунок говорил обратное.

Мог бы сказать, если бы Мирилла дорисовала его. Проклятый унрит помешал ей именно тогда, когда на рисунке начал отчетливо проступать магический знак древних:

3

— Почему? — повторил свой вопрос Дэн.

— Это ущелье… Оно похоже на хриссодавку. Случись что, нам отсюда не выбраться.

— Там не лучше, — сказал унрит. — Место и в самом деле не из приятных, но второе ущелье такое же. К тому же пещеры… Нам лучше идти здесь.

И снова земля под ногами вздохнула. На сей раз куда более явственно.

— Ну, а теперь?

— Да, — Дэн нахмурился.

— Здесь будет землетрясение. Скоро. Оч-чень, — задумчиво сказал «капюшон».

— Здесь. Там. Не все ли равно? Может, и проскочим.

— Может, — кивнул Ирд, внимательно разглядывая нависшую над ущельем скалу. — Видишь?

— Плохо. Глаза, — виновато сказал Дэн, — по-моему, скала как скала. Что там? Магруты?

— Скала. Несколько минт, и мы окажемся рядом. Я не хочу, чтобы она обрушилась в тот самый момент, когда…

Дэн обернулся, взглянул в глаза «капюшону».

— Ты уверен?

— Остановись, — приказал Ирд.

Отряд остановился. Некоторое время путники стояли молча. Дэн прислушивался к окружающим его звукам. Впереди бурлил горный ручей. Там можно набрать воды. Вон как облизывает пересохшие губы Дрэг. И Кер. Их фляги давно пусты. Да и таги уже почувствовали воду. Морды жадно вытянулись, тела напряглись, горячие языки свесились набок.

— Да, я уверен, — сказал Ирд. — Может быть, не сейчас, но…

— Я бы услышал, — сказал Дэн.

— Нет, — отрезал Ирд. — Я не хочу рисковать.

— Что будем делать?

— Повернем назад.

— Если тряхнет, то везде. Я-то знаю.

— Там безопаснее, — уверенно сказал «капюшон».

— Только землетрясения нам и не хватало, — проворчал Дрэг.

«Лот тоже был недоволен», — почему-то вспомнил унрит.

— Скажи спасибо, что ты не видел настоящего магрута, — сказал он вслух.

— Уж лучше бы увидел, — вздохнул «капюшон».

«Тирс, Лот, они-то видели наверняка!»

— Так куда же?

— Назад.

И они повернули назад. «Хриссы бы побрали его предчувствия», — думал Дэн. Теперь впереди отряда шел Кер, а замыкал шествие Дэн. Чуть поодаль понуро брели таги. «Целый день хриссе под хвост!» Какое там настроение! Впереди — пещеры. Позади…

Земля задрожала под ногами. Даже сквозь толстые подошвы сапог унрит ощущал эту медленно нарастающую дрожь; она передавалась и ему. Стало холодно — по телу пробежали мурашки. Чуткий слух Дэна уловил глухой подземный гул. Казалось, из глубин Магра рвется к поверхности неведомый магрут. «Ирд прав, — думал унрит. — Хорошо, что теперь это за спиной. Но я бы предпочел быть отсюда подальше».

Внезапно подземный гул утих. Дрожь прекратилась. Замерла листва. Застыли в предчувствии беды хайруны. Воздух стал густым и вязким, как плохо пережеванный хурум. Каждый вдох давался с трудом. «Не к добру», — думал унрит, и, словно отвечая ему, земля под ногами глубоко вздохнула, а по вершинам скал с резким свистом промчался ветер.

Ирд и Мирилла переглянулись.

— Поторопимся, — встревоженно сказал «капюшон».

Но вместо того, чтобы ускорить шаг, идущий вперед Кер остановился.

— Что там еще? — недовольно проворчал унрит.

«Дурацкий день. Одни неприятности».

— Ну и чучело! — услышал он взволнованный голос «капюшона». В нем не было страха. Одно удивление. — Эй! Они все тут такие?

— Разные, — буркнул Дэн. Он вскарабкался на уступ скалы и теперь сверху разглядывал перегородившего дорогу магрута.

Такого он еще не видел.

Огромное бугристое тело, вытянутое вдоль ущелья, походило на поваленный ветром ствол тикка[27]. Оно то сжималось, невероятно разбухая и заполняя все пространство между скал, то растягивалось как резиновое, и бесконечный его хвост терялся в сумраке ущелья под пышной зеленью лепящихся к скалам хайрунов. Там же, где должна была находиться голова, Дэн разглядел лишь неровную складку, которая, вероятнее всего, и была тем, что можно было назвать ртом. По спине пробежал неприятный холодок.

Не столько страшно, сколько противно.

«Не целоваться же тебе с ним, Дэн».

— Оно… Оно движется, — закричал Кер. Теперь в его голосе зазвенел страх.

Унрит и сам прекрасно видел, как чудовище медленно приближается к отряду. Между ним и побледневшим от ужаса «капюшоном» оставалось лишь несколько десятков шагов.

— Я бы предпочел землетрясение, — прошептал унрит.

— Я тоже, — сказал Ирд. — Но, поверь, скала рухнет через несколько минт.

— Жаль, — вздохнул унрит, — а то…

— Не успеем, — перехватил его мысль «капюшон».

— Что, что будем делать? — голос Кера дрожал.

— Оторвем ему голову, — хмыкнул Фил.

— Порежем на мелкие кусочки и скормим тагам, — поддержал «капюшона» унрит.

— Девушку назад!

«Ун, до, тре, кетр».

— Арбалеты к бою!

Расстояние между путниками и магрутом сокращалось.

— Какие арбалеты?! — сорвался в крик Дэн. — Вы что, не понимаете…

Но уже несколько стрел со свистом вонзилось туда, где была предполагаемая голова чудовища. Ползущий на отряд гад не обратил на них никакого внимания.

— Да оно нас раздавит. Просто раздавит, — почти причитал Дрэг.

Складка на тупой бесформенной морде дрогнула и превратилась в мерзкое подобие улыбки — так улыбалась сама Унра. «Не иначе», — подумал Дэн.

— Я больше не мо… — Дрэг оттолкнул стоявшего перед ним Ирда, затем девушку, и бросился бежать по ущелью. Он как полоумный размахивал мечом, рубя ни в чем не повинные кустики хореол и разлапистые тельца хайрунов.

— Он сошел с ума!

— Конечно. И от него уже не будет толку, — пожал плечами Ирд.

Земля под ногами Дэна дрожала. Теперь уже все почувствовали нарастающий подземный гул.

— У нас еще есть время? — унрит с надеждой посмотрел на Ирда.

— Немного. Это начнется там, — «капюшон» показал туда, куда только что бежал Дрэг.

Сильный подземный толчок сбил унрита с ног, и он кубарем рухнул с выступа на голову Ирда.

— Ты что-то плохо стоишь на ногах.

Сверху сыпались мелкие камни. Один из них едва не попал Дэну по голове. Унрит посмотрел на Ирда. Лицо «капюшона» было страшно напряжено, белки глаз налились кровью. На лбу выступили бисеринки пота.

— Я стараюсь, — шептали его губы. — Я смогу.

«Сможет что?»

— Оно остановилось!

Голос Кера.

— Погоди. Не двигайся. Я сейчас.

Дэн пробрался к бледному и как-то сразу постаревшему «капюшону».

Великие боги, как оно было близко.

Всего в нескольких шагах.

Из тупой, безглазой и безносой морды торчало с десяток стрел. Огромная складка, уродливое подобие губ. «Если это рот, то я, пожалуй, войду в него, как в дверь», — подумал унрит. Красно-коричневые бугры на теле магрута беспрестанно шевелились.

— Дрэг убежал, — сказал Дэн.

— Я понял. Возможно, он умнее нас.

— Оно остановилось. Почему?

— Если верить Ирду, — губы Кера тряслись, от волнения он начал слегка заикаться, — т-то оно могло почувствовать, что ползти дальше опасно. Тогда Дрэгу конец.

— Ты ему веришь?

— Да. А ты?

— Приходится.

— Значит, мы вместе.

Впервые за все время пребывания в Магре Дэн искренне порадовался, что он не один. Магрут лежал неподвижно, и если бы не омерзительное подрагивание бугристой кожи, можно было подумать, что он спит. «Как бы не так», — подумал Дэн. Он вспомнил свое сражение с хиссами. Все до неприличия повторялось. Опять дорога назад была отрезана, дорога вперед была отравлена смертью. «Губы» чудовища начали медленно раздвигаться. «Интересно, откуда он взялся? Из пещер? Вероятнее всего». Унрит поразился охватившему его вдруг спокойствию. «В очередной раз. В очередной раз, Дэн».

— Он просто нашел свою добычу, — сказал унрит, — и добыча от него не уйдет.

Рот магрута походил на пещеру.

— Огонь. Оно боится огня.

«Странно, а где же его зубы?»

— Сейчас, — сказал Кер.

Подпрыгнув, он ухватился руками за клубни нависших над головами путников хайрунов и повис на них: клубни прочно впивались в камень и вполне выдерживали человеческий вес.

— Ты куда?

Вдалеке, там, где должен был бы находиться сейчас отряд, послышался грохот обвала, и унрит вздохнул с облегчением. Все, теперь бежать некуда, это уж точно. Остается одно — принять бой.

— Я говорил, — через силу, хрипло сказал Ирд.

— Там Дрэг, — вздохнул Фил.

— Он умер.

— Подвинься, — Фил оттолкнул зачарованного невероятными размерами гада унрита. Выхватив из-за пояса меч, он приготовился к бою. — От тебя мало толку, Светлейший.

— Это от ваших мечей мало толку, — невозмутимо ответил Дэн. — Я не удивлюсь, если они сломаются после первого удара.

— Эй, — послышался откуда-то сверху голос Кера, — сейчас не время… — Он умолк.

— Что там, Кер?

— Гм! Тут выступ. По нему мы вполне можем пройти над, ну, этим самым…

— Точно?

Зачарованно унрит наблюдал, как из пасти магрута медленно выползло с десяток извивающихся, как хиссы, бледно-розовых щупалец-языков. Что-то это напоминало Дэну. «Да, — вспомнил он. — Клетка. Жирный унрит с хорсутским мечом. „Ну и мерзость, — сказал Дэн. — Может, кто и купит…“ Похож? Или не?..»

— Точно? — заорал Фил. — Что ты молчишь?

— Я стою на нем. Не слишком удобно, но с полсотни минов пройдем.

Голос Кера успокаивал.

Одно из щупалец-языков вздрогнуло и потянулось к хайрунам, за плотной листвой которых скрывался «капюшон».

— Осторожно. Оно лезет к тебе, — предупредил Фил.

— Ага, вижу, — откликнулся Кер. Он, похоже, пришел в себя. — Ну и пакость. Я готов.

— Помолчи. Похоже, оно реагирует на звук.

— Или на человеческое тепло, — сказал Дэн.

— Девушку наверх, — скомандовал Ирд.

— Сейчас. Берегитесь, — крикнул Кер.

Раздался глухой треск рвущейся плоти. На голову Дэну закапала холодная желтоватая жидкость.

— Я отрубил его, — тяжело дыша, сказал сверху «капюшон». — Из него льется какая-то мерзость. Кровь, наверное.

— Ага, — подтвердил Дэн. — Я уже весь по уши…

— Хэй, — крикнул Фил, и еще одно отрубленное щупальце плюхнулось на чахлую траву ущелья. В лица путникам брызнула розоватая жидкость. Застывая, она быстро меняла свой цвет, приобретая смутно знакомый унриту желтоватый оттенок.

— Хисса вонючая, — выругался Фил.

Два щупальца обвились вокруг него и подняли над землей. Меч выпал из его рук. Он отчаянно барахтался, пытаясь вырваться из удушающих объятий.

— Руби! — заорал он.

Дэн бросился к «капюшону», но сильный удар розового «языка» сбил его с ног, и он, пролетев несколько минов, едва не рухнул на Ирда. Из зеленой массы хайрунов высунулась рука Кера.

— Скорее.

Девушка молча протянула ему свою. Мгновение, и она была уже наверху. «Вот и славно». Вскочив на ноги, унрит снова бросился к болтавшемуся в воздухе Филу. «Капюшон» уже не сопротивлялся. Голова его бессильно свесилась набок. Тело обмякло, как лопнувший шарик эриты.

«Ои! Как оно близко!» — подумал Дэн. Из открытой пасти магрута на него дохнуло запахом гнили и полуразложившейся плоти. «Ага, оно уже успело позавтракать. Ничего страшного. Ну же, Дэн». Меч его опустился в мимине от обернутого щупальцем «капюшона». Здесь эта мерзость была заметно тоньше, и унрит надеялся перерубить ее одним ударом. Не тут-то было. Меч застрял в вязкой плоти. Дэн с большим трудом выдернул его, и в этот самый момент что-то рвануло его за ноги и потащило по камням. Потом еще одно щупальце обвилось вокруг руки, резко дернув, подбросило в воздух. «Какое оно длинное», — успело промелькнуть в гаснущем сознании унрита. И еще: «Наверное, так вот и погиб Тирс. И Лот. И я».

— Оно атакует нас, — откуда-то из небытия ворвался отчаянный крик Кера.

«Мы все сгинем как хибеоны», — сказал кто-то прямо в голове Дэна.

«Я не хочу Бигги, не хо…»

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ЛАБИРИНТ

1

«…чу!» — заорал унрит.

На него ползли глаза.

— Эй! — подмигнул Дэну один из них.

Другой смотрел прямо и немигающе. Длинные ресницы вытягивались, как иглы лиимдрео. От ткнул в сочную мякоть пальцем. Глаз легко уклонился в сторону. И снова приблизился. Дэн вдруг почувствовал, что сейчас провалится в него. Что это и не глаз вовсе, а черная бездонная пропасть без дна, в которую он будет падать вечно. Такова Унра.

«Да, Дэн, такова Унра».

«Да нет же, — билось в голове унрита, — это и не Унра вовсе. Это какая-то другая, еще неведомая жизнь. Когда падаешь. Вниз. Вверх. Не важно».

«Не важно, Дэн», — снова подмигнул ему второй глаз. Если бы унрит мог выбирать, он нырнул бы именно в него. В такой («гм, гм, гм») почти человеческий.

«Ты опять в Магре, и опять тебя мучают кошмары».

Дэн попытался сосредоточиться. Где-то там, чуть ниже, между глаз должен появиться нос. Еще ниже губы, еще — подбородок. Тогда получится человеческое лицо.

«А ты уверен, что человеческое?»

«Почему бы и нет?»

Унрит застонал, и из горла его выползла хисса. Одна, вторая, третья. Они переплетались между собой, образуя таинственный, когда-то показанный Ирдом знак:

Дэн пригляделся. Нет, это был не знак. Это были еще два глаза, которые внимательно смотрели на него.

Где-то он уже видел эти глаза.

— Он вернется? — спросил милый унриту голос.

— А куда он денется?

«Как это куда? — удивился Дэн. — Я буду падать до тех пор, пока…»

Глаза приблизились к нему, и унрит ощутил на своих губах чужое тепло.

— Мне так хочется, — немножко капризно сказал ласковый голос, — понимаешь, мне…

И… все началось сначала.

— Оно атакует нас, — отчаянно кричал Кер.

Неимоверная тяжесть давила грудь. Дэн болтался в воздухе. Рядом с ним — можно было протянуть руку и коснуться беспомощного тела, — как тряпичная кукла, висел на отвратительном щупальце Фил. «А я, я похож на него?» — обреченно подумал унрит. Его сильно тряхнуло, и он почувствовал, что может вздохнуть, может закричать.

Он закричал.

— Бигги, какой Бигги? — немножко удивленно сказал ласковый голос. — Я не Бигги. Я… — она назвала имя, но рев чудовища заглушил его.

— Это приятель, — пояснил голос Ирда.

— Дался ему этот… Бигги, — капризно сказала девушка.

— Он тебе?..

— Немножко. Просто ему снятся плохие сны. Мои лучше, — вздохнув, сказала девушка.

— Еще бы, — в голосе Ирда послышалась насмешка, — ведь тебе приснился я.

— Я нарисую его.

— Не стоит. Не всякому следует знать свою судьбу.

Где-то размеренно капала вода.

Подвал? Он вздрогнул, вспомнив убитого им стража. Сломанная шея. Струйка крови изо рта. «Это твоих рук дело, Дэн». Потом — старуха. Даже сейчас, когда все происшедшее в той комнате было бесконечно далеко, унрит вздрогнул. Нет, содрогнулся: «Дурацкие у тебя шуточки, Ирд».

— Ну почему же, — откликнулся «капюшон». — Я вовсе не шутил. Просто я не люблю, когда суют нос не в свое дело.

Что это? Он бредит? Или Ирд и впрямь разговаривает с ним?

— Но зачем? Зачем, Ирд?

— Я не знал, кто ты. Ты не знал, кто я. Согласись, неплохой повод для знакомства.

— И все?

— Успокойся, Светлейший. Ты и так знаешь слишком много.

— О чем?

— Обо мне. Должен заметить, я этого не хотел.

— Мы все еще идем в Торех?

— А ты бы хотел повернуть назад? Сколько тебе минуло? Ты все еще хочешь жить?

— Тридцать.

— Не густо.

— И пять походов в Магр. Это много. Далеко не все доживают до пяти.

— Поздравляю. На, выпей.

Дэн почувствовал прикосновение к губам прохладного горлышка фляги. Таким же прохладным было прикосновение бледно-розового щупальца магрута. Он невольно отпрянул.

— Не бойся. Все уже кончилось. Пей.

Унрит впустил в себя прохладную струйку. Непослушной рукой вытер влажные губы.

— Фил… жив?

— Да.

Дэн открыл глаза. На неровном, причудливой формы потолке весело плясали человеческие тени. С каменных сводов свисали разноцветные сосульки, которые едва не касались голов путников. Некоторые же росли прямо из пола и походили на причудливые грибы.

«Где это я?» — Дэн попытался сесть.

— Не торопись, — над ним склонилось лицо девушки, и ее золотистые волосы коснулись лба унрита. В глазах Мириллы было что-то невыносимо грустное. — Я не хотела, чтобы ты ушел. Из моего сна, — сказала она. — И видишь, ты не ушел.

— Я… я хочу тебя… поцеловать.

— Что ж…

Она наклонилась над лежащим, и на мгновение их губы соприкоснулись. Но только на мгновение. Потом лицо девушки отодвинулось куда-то в сторону, а перед носом унрита оказалась ее теплая ладонь, на которой перекатывалось несколько голубых шариков.

— Съешь. Тебе сразу станет легче.

— Мне и так неплохо. Теперь, — усмехнулся Дэн.

— Ты был там, в Унре, — сказала она, — но я не хотела, а Ирд… Он спас тебя. Ты что? — перехватила она его беспокойный взгляд.

— Светлейший увидел магри, — сказал Ирд.

Дэн и в самом деле разглядел лепившихся к стенам и потолкам их убежища магрутов. У него перехватило дыханье.

— Не бойся, — шепнула Мирилла. — Ирд может все. Ешь же.

Спокойствие девушки убедило унрита, что они в безопасности. Он послушно слизнул с ее ладони (ах, как нравилось прикасаться к ее коже!) лекарство.

— Где мы?

— А ты что же, не видишь? — откликнулся Ирд.

— Кое-что, — буркнул Дэн. Любые напоминания (пускай и невольные) о ночной слепоте были ему неприятны.

— Мы в пещерах, — спокойно сказал Ирд.

«Маг. Темный. Вот ты и дожил, Светлейший. Ходишь на поводу у Темного…»

— Мы в пещерах, — донесся до него голос Ирда.

Нет, он должен был догадаться. Эти пустые глаза. Черные плащи. Карнавал, да и только. И как он мог принять их за грибоедов? «Ты и в самом деле слеп, Дэн». Эта старуха, магические (теперь-то он знал наверняка) уарторы. Странное поведение магри. Итак, Светлейший…

«Пещеры? Какие такие пещеры?»

— Здесь и в самом деле полно всякой мерзости, — сказал Ирд. — Надо признать, нам пришлось потрудиться, выкуривая ее отсюда. Один из хайрунов едва не разорвал Кера на части. Спасибо Древним, — Ирд вытащил из кармана меняющий цвета кубик. Сестен переливался всеми цветами радуги. — Жаль, что один пришлось оставить в Унре.

— Это магия? — облизнув почему-то вновь пересохшие губы, спросил Дэн.

— О! Не совсем. Это, как ты и сам знаешь, весьма древняя штука. Если уметь с ней обращаться, она умеет разговаривать на любом языке. И зверином тоже. Древние были великими магами, Дэн.

— Мы спаслись благодаря ей? — унрит кивнул на сестен.

— В какой-то степени, Дэн. Вообще-то мне было не до магрута. Нас могло запросто замуровать в скалах.

— Ирд «держал» горы, — сказала девушка.

— Пытался. Увы, землетрясение перекрыло оба ущелья. Мы решили не возвращаться. В этих пещерах бывали Древние, Дэн. Теперь я уверен, что это самая короткая дорога в…

— Одним словом, вы с Филом были очень плохи, и мы застряли здесь, — перебила его девушка, — но ты не бойся, магрутов здесь нет.

— А эти? — Дэн ткнул пальцем в замершие в невообразимых позах остроклювые тела.

— Они не проснутся. Никогда, — сказал Ирд.

После данного Мириллой лекарства Дэн почувствовал необыкновенный прилив сил. Перестала кружиться голова. Мысли приобретали привычную ясность. Он сел. Внимательно оглядел пещеру. Она освещалась двумя факелами, закрепленными в растущих из пола «грибах». Кроме магри и людей, в пещере оказалось немало другой живности. Тор дремал, положив голову на лапы, в углу пещеры. Унрит с облегчением вздохнул: люди приходят и уходят — таги остаются. Такова мудрость Унры. Когда-то это был проводник Старика. Теперь его, Дэна. Пройдет несколько иров (если не многим меньше), и Тор вернется в Унру один.

Как хорошо, что самый преданный его друг с ним.

Мирилла почесывала за ухом маленького серого аскиса: странное дело — дикий зверь вовсе не пытался вырваться. Несколько мохнатых, с виду безобидных хайров плели на потолке замысловатый узор.

— Твой таг оказался умнее моих, — сказал Ирд.

— Еще бы, — прищелкнул языком Дэн.

— Остальные погибли. Там, — Ирд неопределенно махнул на едва различимый выход из пещеры, откуда легкой дымкой струился серебристый свет Моны.

— Я не вижу Кера, — сказал Дэн.

— Он снаружи. Ты же не хочешь, чтобы нас застали врасплох.

— А Фил?

— Вот, — Ирд похлопал по укрытому плащом телу, — он беседует с Унрой, но завтра, я надеюсь, все будет в порядке.

— Что сталось с магрутом? — Дэн нащупал на поясе флягу. — Ты убил его?

— Зачем? Мы прошли по выступу, вот и все.

— С двумя ранеными?

— Я не так слаб, как ты думаешь, Дэн, — сухо сказал «капюшон», протягивая ему флягу.

— У меня есть своя.

— Она пуста. Ты забыл?

— Наверное, — унрит взял протянутую Ирдом, принялся торопливо откручивать крышку. Хотелось пить.

— Не спеши, — сказал Ирд. — Нам некуда спешить. Сегодня мы останемся здесь. А может, и завтра, — с некоторой досадой добавил он.

— Мне очень жаль, что так вышло, — вздохнул унрит. — Эта дорога и впрямь была… казалась, — поправился Дэн, — самой безопасной. Правда, обвалы здесь бывали и раньше, но такого…

— Ничего особенного, — проворчал Ирд. — Это потому, что с тобой шел я. Мне следовало ожидать, что… — «капюшон» умолк.

— Что? — переспросил Дэн («дурацкая привычка — переспрашивать»).

— Не важно.

— Теперь придется возвращаться. Мы потеряли пол-отряда. Я виноват.

— Ты ни в чем не виноват, Дэн, — сухо сказал «капюшон». — Даже Кер на тебя не держит зла. Напридумывал себе фрокк знает что. Ну да ничего. Теперь многое позади. Они знали, на что идут.

Дэн устало прикрыл глаза. Перепрыгивающий с темы на тему разговор (так фрокки прыгают в болоте с камня на камень) утомил его. Снова разболелась голова. Свет факелов плясал на лицах девушки и Ирда, а пещера начинала медленно покачиваться — ни дать ни взять кумарон на мелкой волне. «Приплыли», — подумал Дэн.

— Спи, — прошептал далекий голос «капюшона».

И Дэн уснул.

Спал он, по всей видимости, долго, потому что, проснувшись, с удивлением обнаружил, что пещера залита пускай не слишком ярким, но все-таки чистым дневным светом. Что рядом с ним сидит Кер и уплетает за обе щеки сушеное мясо. Что морда Тора лежит у него на животе («Уйди же, Тор, тяжело!»), а умные глаза прирученного человеком зверя глядят на него с плохо скрываемой жалостью.

«Ты думаешь, это все?»

Морда тага внезапно приблизилась к лицу унрита, и шершавый, влажный язык скользнул по щеке, по носу, по лбу.

— Отстань, Тор!

— А! Проснулся! — сказал, не переставая жевать, Кер. — Ты и впрямь заслужил свое прозвище. Я думал, ты и не проснешься никогда.

Дэн приподнялся на локте, осмотрел пещеру.

— Где Фил?

— Он ушел. Унра забрала его.

— Вот как… — Дэн почувствовал, как к горлу подкатывает горький комок. Теперь только Кер, Мирилла и… — А где остальные? — спросил он.

— Охотятся. Похоже, дальше мы будем путешествовать под землей.

— Пещеры?

Кер кивнул.

— Там, — он указал в глубь пещеры, — есть ход. Подземная дорога. Так говорит Ирд. Надо запастись водой.

— Туоры? — коротко поинтересовался унрит.

— Нет, туоры здесь ни при чем. Они не копаются в Магре. — Кер сунул грязный палец в рот, выковыривая застрявший в зубах кусок. — По правде говоря, не очень-то это мне по вкусу. Я бы предпочел идти по земле. А там, — он неприязненно осмотрел пещеру, — мне как-то не по себе. Что-то с головой. В темноте.

Вспомнив странное поведение Кера («Хриссы, кругом одни хриссы»), Дэн понимающе кивнул. Лучше было бы вернуться. Вот уж где он будет слеп, как… как… Не подобрав подходящего слова, унрит громко шмыгнул носом — сырость пещеры давала о себе знать. «Ирд сошел с ума. Он и в самом деле погубит всех. Ему даже не придется что-либо делать. Магруты все сделают за него. Уже сделали», — с грустью подумал унрит. Краем глаза он наблюдал суетливую работу повисшего на своей паутине хайра. Яркий свет и присутствие людей раздражали хайра, он то и дело прятался за каменным выступом, однако, выждав несколько сект, выползал обратно, продолжая кропотливую работу.

— Нам понадобятся веревки, — задумчиво сказал Дэн.

— У Ирда есть, — буркнул Кер.

— Пойду посмотрю.

Дэн встал со своего жесткого ложа, сделал несколько неуверенных шагов. Ноги отказались ходить.

— Ай-яй-яй! — улыбнулся унрит.

Он постоял, ожидая, когда ноги привыкнут к тяжести тела. Затем взял один из заготовленных на ночь факелов, щелкнул кремнем. Огонь разгорелся без труда.

— Так ты в пещеру? Подожди Ирда, — сказал ему в спину Кер. — Хэй, осторожнее!

— Сам знаю, — проворчал Дэн, — чего мне только о них не рассказывали. Из сегодняшней Унры здесь не был никто. Одно вранье.

— Легенды, — сказал Кер. — Хоть меч возьми.

— Я недалеко. Ого! — воскликнул унрит, с трудом протискиваясь сквозь узкий, ведущий в глубь скалы проход.

— И как ты можешь, — донесся до него приглушенный голос «капюшона». — Я бы ни за…

Проход постепенно расширился. Факел выхватил из темноты новую пещеру, куда больше прежней. Поросшие красноватыми лишайниками камни походили на плешивые головы: они безмолвно уставились на непрошенного гостя.

— Привет! — вполголоса сказал им унрит.

Разумнее было вернуться, но любопытство толкало вперед. «Значит, там, дальше они обнаружили подземную дорогу, — думал Дэн. — Но если она создана не туорами, то здесь наверняка не обошлось без…»

Следов Древних нигде не было видно, и однако же он явственно ощущал их незримое присутствие. Такое чувство он испытывал и в Торехе среди величественных полуразрушенных построек Древних. Здесь же, казалось, ничто не говорило о присутствии человека. «Странно».

Унрит осторожно шел вперед. Пещера выглядела огромной. В ней вполне поместились бы едва ли не все жители Унры. Дэн был разочарован: кроме невероятных размеров, ничего интересного. «А на что ты рассчитывал, Светлейший? Найти необыкновенный, корон на десять, нотас? Да, пожалуй. Но куда скорее тебя разорвет первый попавшийся магрут. Зачем ты полез сюда? Тебя заела унритская гордость? Тебя задело, что Ирд с Кером увидели это прежде унрита?»

«Глупо, Дэн».

«Но где же, где же этот хриссов подземный ход?» Шагая вдоль покрытых лишайниками каменных стен, он не обнаружил ни малейшей щели, куда бы мог протиснуться человек. Вообще никакой щели. Даже хисса не могла бы прошмыгнуть сюда иначе, как тем путем, каким попал сюда Дэн.

— Ладно, — махнул рукой унрит. — Магия — магия и есть.

Он вернулся.

2

— Вот. Все очень просто, — усмехнулся Ирд. — Смотри!

Он подошел к каменной стене и осторожно, двумя пальцами коснулся поросшего лишайником выступа. Выступ со скрежетом отодвинулся, открыв нечто, очень похожее на глаз. Выпуклый глазастый нотас, укрепленный на стальной, потемневшей от времени пластине, повернулся и уставился на Дэна.

— Не вздумай хвататься за меч, — то ли в шутку, то ли всерьез предупредил Ирд.

— Он… он живой?

— Нет.

— Но он двигается!

— Тише, — Ирд приложил к губам палец. — Он думает.

— Внимание! — сказал в десятках лонг от пещеры хриплый, безжизненный голос. «…ание», — эхом разнеслось по пустому просторному залу, и одна из панелей на стене вспыхнула ярким оранжевым светом. Потом на ней высветилось недоуменное, растерянное лицо унрита.

— Внимание! — повторил голос. — Сигнал из сектора 1241. Три человеческих объекта. Расшифровка звукового сигнала. Отсутствует. Запрос. Возможность допуска. Уничтожения. Жду дальнейших указаний.

Голос умолк.

— Ну, и долго мы будем тут стоять? — спросил Дэн. Унрит чувствовал непреодолимое желание разбить уставившийся на него — он даже не представлял, как это называть. Хоть бы мигнул, что ли. «Спокойно, Дэн. Жди. Чего?»

На панели задумчивое лицо унрита внезапно сменила сверкающая надпись:

«ЖДУ ДОП. ИНФ.»

— Заканчиваю обработку, — все так же безжизненно откликнулся голос. Что-то щелкнуло, и он продолжал: — Эмоциональный фон ровный. Признаки агрессии. Нет. Вооружение. Степень. Опасность проникновения. Нет. «Ну, и долго мы будем тут стоять», — внезапно произнес он, подражая Дэну. — Запрос. Возможность допуска. Уничтожения. Жду дальнейший указаний.

Щелчок.

— Откуда ты знаешь? — кивнул на ненавистный ему глаз унрит.

— Я не знаю — я узнаю́, — усмехнулся Ирд.

— Эта штука, наверное, дорого стоит.

— Думаю, от нее зависит наша жизнь.

— …ание! — щелчок, — самостоятельное решение. Контроль, — щелчок. — Отсутствует. Допуск в сектор. Блокировка. 1242. Блокировка 43. Блокировка 44. Бло…

Стена вдруг дрогнула и поползла в сторону. Тор шумно фыркнул. На людей пахнуло чем-то кислым. «Запах прокисшего уинона», — подумал унрит.

— Похоже, нам повезло, — сказал Ирд. В его голосе чувствовалось облегчение.

— Темнотища! — заглянул в образовавшийся проем Кер.

— А ты что думал?

— Факелов хватит ненадолго, — буркнул Дэн. Ему вовсе не улыбалось провести остаток жизни в ненавистной ему темноте. Он жалел, что «глаз» пропустил их. Лучше бы им было вернуться.

— Ну же! — махнул рукой Ирд.

Они двинулись вперед. Пляшущее пламя факелов осветило длинный узкий коридор, стены которого были сделаны из неизвестного путникам голубоватого материала. И пол, и стены покрывал толстый слой пыли. Унрит чихнул.

— Ваше здоровье.

Голос Кера заметно дрожал. Так же, как и три тени на низком, заросшем серой бахромой потолке.

— Главное, чтобы тут не было хрисс, — ни с того, ни с сего сказал он.

«Какие там хриссы», — подумал унрит. Он провел пальцем по стене, нарисовав длинную, извивающуюся, как хисса, полосу. Стена казалась холодной и гладкой на ощупь.

— Лучше не трогай, — сказал Ирд.

Мирилла шла молча. Тор беспокойно мотал головой. Новые запахи беспокоили его. Огромному зверю было тесно в узком проходе: он то и дело задевал стены и скоро с головы до лап вымазался в пыли. «Потерпи», — потрепал его по могучей спине Дэн. Двигались медленно. Впереди всех, взметая клочки пыли, таг. Через несколько минт глазам путников открылся еще один коридор. Путники остановились в растерянности. Перед ними было два совершенно одинаковых, теряющихся в темноте хода. С потолка смотрел все тот же «глазастый» немигающий нотас.

— Что ж, в таком случае нам даже легче. Он, — Ирд кивнул на механический глаз, — все решит за нас.

— Вот еще! — фыркнул Кер, шагнув в сторону правого коридора.

— Осторожно! — унрит схватил «капюшона» за полу плаща и резко потянул его на себя.

И вовремя. Выдвинувшаяся из стены дверь едва не разорвала Кера пополам. Еще бы полшага…

— Ты все сделал правильно, Дэн.

— Первым пойду я.

Унрит осторожно, готовый в любой момент отпрыгнуть назад, вошел в открытый ход и облегченно вздохнул:

— Сюда.

Путники торопливо последовали за ним. «Ун, до, тре, кетр». Коридор, казалось, не имеет конца. Поворот. Еще. Еще. «Куда-то он приведет? Ты-то хоть знаешь, Ирд?»

— Ну и жара, — проворчал унрит, с трудом вдыхая перегретый, застоявшийся воздух подземелья.

— У меня болит голова, — поддержал его Кер. — Не хотел бы я быть туором. Куда приятнее ходить по земле, — глаза «капюшона» беспокойно прыгали из стороны в сторону, длинные немытые космы хлестали по плечам.

— Ишь ты! — воскликнул вдруг Кер, указывая пальцем на потолок. — Еще один.

«Третий. Уже третий», — подвел итог унрит. Он поежился от неприятного ощущения. Возникнув где-то в животе, оно расползалось по всему телу, отчего мысли вдруг спутались и заметались в голове, как стайка потревоженных эллор. Дэн прикусил язык. «Молчи. Хватит с нас и Кера с его хриссами». Однако неприятное ощущение не проходило. Коридор живой. Это еще один магрут, вросший в гору, слившийся с ней, разрывающий ее своими невидимыми щупальцами. Механический магрут. «А ты ведь сходишь с ума, Дэн». Унрит стоял, уставясь на подвешенный к потолку «глаз». «Мне уже снилось это. Или я опять сплю?»

— Проснись, Дэн, — сказал Кер. — Надо идти.

Точно. Именно такое ощущение испытывал Дэн в Торехе, когда весь город с его невероятными, пронзающими небо постройками и черной паутиной дорог представлялся ему затаившимся магрутом, готовым проснуться и разорвать в клочья и Дэна, и Тан-Унратен, и сверкающий Таир над головой.

Не дай-то его разбудить.

Невидимая смерть.

Дэн с опаской взглянул на свой уартор.

«Нет. Спокойно, Дэн».

— Зато вот уж где нас не найдет никто, — прошептал Ирд.

Каждый думал о своем.

Внезапно «капюшон» тронул унрита за плечо.

— Комната перемещений, — сказал он. — Она где-то здесь. И мы ее найдем.

3

— Тьфу!

Тор озадаченно обнюхал гладкую, без единого выступа поверхность. Люди переглянулись. Коридор упирался в глухую стену. И вновь на них таращился бесстрастный (такой ли бесстрастный?) наблюдатель.

— Я так и знал, — проворчал, кусая нижнюю губу, Кер. — Теперь попробуй выберись.

«А Кер прав, — подумал унрит, — это смахивает на ловушку».

Он молчал, искоса поглядывая на Ирда: в конце концов не он, Дэн, а этот все еще непонятный ему человек привел их сюда. «Ну же, придумай что-нибудь». Ах, как хотелось ему разбить уставившееся на них глазастое пугало. «Оно ослепнет. А что толку, Дэн?» Факел в его руке нещадно чадил. «Хватит ненадолго. Впрочем, было бы что рассматривать».

Дэн вздохнул.

Бессмысленность. Вот что угнетало больше всего. Хотя… Он уже свыкся с ней. Разве больше смысла в его предыдущей жизни? Деньги? К хриссам вонючим эти деньги. Женщина? Вот она — Мирилла. Чужая, незнакомая, необъяснимая. Здесь рядом. И… так далеко. Бигги? Дэн чувствовал, что их связь нечто большее, чем дружба. И еще ему казалось, что разговоры с Малышом («Привет, Биг!») — это разговоры с настоящим, живым Бигги, который находится где-то совсем неподалеку, и он, Дэн, слышит Малыша, а вовсе не беседует сам с собой.

— Ои! — проворчал унрит.

(«Да, но с чего бы это Малышу топать в Магр и, тем более, если он и в самом деле, ни с того, ни с сего, идет следом — почему не дает о себе знать каким-либо другим, понятным способом?»)

«А впрочем, это-то как раз ясно…» «…При условии, что Малыш знает об Ирде…»

Да. Дружба не ищет смыслов. Как и все прочее. Здесь. В Магре.

— Что будем делать? — спросил унрит.

— Завтракать, — хмуро ответил Ирд.

Они уселись на пыльный пол (только Мирилла подстелила невесть откуда взявшуюся в ее заплечной сумке тряпку) и наскоро перекусили. Есть пришлось одной рукой: другой придерживали догорающие факелы. Дэн лишь для вида отломил кусок холодной лепешки. Есть не хотелось. Хотелось света, неба, свежего воздуха. Легкие унрита возмущенно хрипели.

Ирд был задумчив. Он с отсутствующим видом жевал попахивающее тухлятиной мясо. Время от времени его тонкие губы шевелились, произнося одному ему известные слова. Остальные тоже предпочитали молчать. Только Кер не выдержал и язвительно заметил:

— Пришло время заклинаний.

Никто ему не ответил. Если бы не шумное сопение тага, тишина стала бы невыносимой. Бросив недоеденное мясо тагу, Ирд встал и подошел к укрепленному на стене соглядатаю. Постучал своими длинными крючковатыми пальцами по стеклянному зрачку.

— Смотришь?

— Здесь нечем дышать, — сказал, тяжело отдуваясь, Кер.

— Здесь давно никто не проветривал, — усмехнулся унрит.

«Что ему нужно? Нас впустили. Нас не убили, не сожрали, не разорвали на части. За нами подглядывают. Изучают? Вряд ли. Охраняют? Тоже не то. Но неужели во всем этом ни капельки смысла? Эх, Дэн, Дэн. Ты опять? Сказано идти — иди. Ползти — ползи. Умереть — у…

Э… как бы не так».

«Думай. Если это магрут (если, Дэн), то… А почему ты решил, что это магрут? Оно похоже на него? Чем? Ничем. Ты просто чувствуешь это. Тебе кажется. Так проще. Тогда можно понять. Есть, пить, спать, продолжать род. Это живое. А если мертвое — зачем? Зачем эти стеклянные глаза, бесконечные переходы, неведомая им, людям Асты игра. Живые двери. Зачем?»

«Ну хорошо. Уговорил. Это не магрут. Но если думать о нем как о магруте? Чего оно боится? Мечей? — унрит с сомнением оглядел теряющиеся в темноте стены. — Вряд ли. Арбалеты? Детская забава. Человека? Ха! Ну же, — унрит сощурился на неровные языки пламени. — Вот оно! Огонь».

— Огонь! — сказал он, поднимаясь с пыльного пола.

— Неплохо, что он у нас еще есть, — не понял его Кер.

— Послушай, — Дэн подошел к разглядывающему «глаз» Ирду. — Оно боится огня.

— Это глупо, Дэн, — устало сказал «капюшон». — Оно мертво.

— Почти, — добавил унрит. — Оно мыслит.

— …как горы, как ветер, иногда, впрочем, как человек, — Ирд усмехнулся. — Быть может, в чем-то ты и прав, Дэн. Тем лучше не тревожить его.

«Оставь в покое, — подумал унрит. — А мы тем временем сдохнем. Как бы не так». И прежде чем «капюшон» успел понять что-либо, Дэн ткнул факелом в ненавистный ему «глаз». Потом в ужасе, ожидая, что вот-вот подземное чудовище проснется и ответит ему, отскочил в сторону. Казалось, ничего не произошло. Губы Ирда сложились в презрительную усмешку.

— Ну и чего ты добился, Светлей… — остаток фразы потонул в нечеловеческом вое разорвавшего былую невозмутимость изучавшего их существа.

Ирд что-то кричал, но унрит не слышал его. Только вой. Высокий, пронзительный, выбивающий из зубов барабанную дробь. «Тише! Пожалуйста, тише!» На мгновение воющий поперхнулся, захлебнулся собственным криком, и до унрита донесся голос Ирда:

— …ать!

«…ание! Пожар. Предположительно. Обработка данных. Сектор блокирован. Возможность эвакуации. Запрос. Возможность допуска. Уничтожения. Ан…»

Внезапно вой смолк.

— …аный, — отчетливо сквозь зубы сцедил Ирд. Что должно было означать: «Ах ты, хисса вонючая, фрокк поганый», — понял Дэн. Что ж, он это заслужил. Унрит мельком взглянул на лупоглазый нотас. Тот медленно повернулся и уставился на Дэна. «У!» — по-мальчишески показал «глазу» кулак. С минуту они смотрели друг на друга. Словно запоминали. На всю оставшуюся жизнь. «Не отвернусь», — упрямо думал унрит.

— Хватит пялиться, — зло бросил Ирд. — Ты свое дело сделал.

В правой стене зияло круглое отверстие не более трех мин в диаметре. Заглянув в него, Дэн обнаружил, что стены открывшегося путникам лаза увиты уходящими в темноту металлическими хиссами. Кое-где на полу виднелись сгустки черной маслянистой жидкости. «Грязища», — подумал унрит, представляя, в каком виде они выберутся отсюда.

Если, конечно, выберутся.

Дальше предстояло ползти на четвереньках.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ИР 3991. 20-Й ДЕНЬ РИЗИОНА

1

Биг отправился в Магр днем спустя после нашествия магри. Еще там, в доме перекупщика, где Пра обнаружил магический сестен, Бигги понял, что Пра оказался в Унре неспроста. Его новый приятель и не скрывал этого. «Плохие дела творятся в городе, Биг». Праон первым заговорил о Магре:

— Мне нужен проводник, Малыш.

— После нашествия магрутов никто не рискнет соваться в Магр, — ответил маленький уродец, — но я бы мог пойти с тобой. Я, правда, не бывал там. Но многое знаю по рассказам…

— Дэна? — улыбнулся Пра.

— Да.

Сборы были недолгими.

Преследовать тяжелее, чем убивать. Когда Дэн и его похитители проходили лонгу, Бигги и Пра проходили две. Не зная тропы, они то и дело сбивались с пути, и только необыкновенное чутье спутника Малыша неизменно возвращало их на правильный путь. Они были бесшумны, как хиссы. Хитры и пронырливы, как хиссуны. Быстры и выносливы, как урры. И если Пра поражался необыкновенной стойкости маленького уродца, то лишь потому, что Бигги прикусывал язык, когда ему хотелось взвыть от усталости, и прибавлял шагу, когда хотелось повалиться на каменистое ложе и умереть.

Уже несколько раз они настигали отряд Ирда (вернее, могли его настичь, потому что всякий раз, когда оставалось сделать последний решающий бросок вперед, Пра таинственно посматривал на Бигги и шептал: «Еще не время, Малыш, потерпи»). «Почему?» — мысленно задавался вопросом маленький уродец и горько усмехался: «Да ведь все очень просто. Как день. Как свет Таира. Как плеск волны. Никто никого не собирался спасать („Только ты, Биг“). У Праона в Магре свои дела. А Дэн… Ои!» На Дэна Праону было просто наплевать.

Спутника Малыша интересовал Ирд или, как догадывался маленький уродец, цель, которую так упорно преследовал таинственный «капюшон». Бигги злился, искусывал в кровь и без того растрескавшиеся от жары и постоянно испытываемой им жажды губы. И… только. Один, без Пра, он был не сильнее хиссуна, выследившего магрута и не способного даже как следует укусить. К тому же в чем-то его спутник был несомненно прав. Судя по оставленным следам, отряд Ирда таял на глазах.

А им везло. Уарторы («чудесная штука. Почему о них ничего не слышали в Унре?») надежно защищали от невидимой смерти. Мечи — от немногочисленных и каких-то уж больно жалких на вид магрутов. Воля — от искушения повернуть назад и оставить это полное опасностей предприятие. Было и еще нечто, о чем не ведали ни Бигги, ни всезнающий Пра. Дважды спускалось с гор погубившее Тирса и Лота существо, и дважды ничего не подозревающим путникам удавалось ускользнуть от него, прежде чем оно успевало обвиться вкруг них своими щупальцеобразными языками.

Бигги сказал бы, что это судьба.

Дэн — удача.

Ирд — чужая воля, не спешащая вынести свой приговор.

Но никто ничего, естественно, не говорил. Потому что никто не видел, как скользнула по скалам темная тень, и чьи-то губы беззвучно прошептали, почти слово в слово повторяя Пра:

— Еще не время, Великие боги, еще не…

Потом землетрясение. Еще с утра Пра таинственно шепнул:

— А теперь притормозим.

И они пошли уже не спеша, как будто уже знали, что отряду Ирда, хотят там или не хотят, придется поворачивать назад.

Когда легкие подземные толчки возвестили о том, что где-то впереди, там, где находился Дэн, разверзлась земля, Бигги побледнел от страха, нет, не за себя (он уже понял, что сам, благодаря необычайной проницательности Пра, находится в полной безопасности). За друга, который погибал среди равнодушных скал. Бледность маленького уродца не ускользнула от его спутника. Пра насмешливо потрепал Малыша за ухо:

— Э… пустое. Обойдется, Биг.

Бигги обиженно оттолкнул его. Еще никто не смел так обращаться с ним. Но у Пра было слишком хорошее настроение, чтобы обращать внимание на подобные пустяки.

— Ну, будет, Биг, — примирительно сказал он и прошептал с плохо скрываемым торжеством: — Они пойдут в пещеры, Биг, ей-ей.

И еще тише, так, чтобы Бигги не услышал его:

— Ты все еще ничего не подозреваешь, Ирд?

Пра не ошибся.

Из-за скал они проследили, как измученные сражением люди выбрались из перекрытого обвалом ущелья. Как тащил на себе безжизненное тело Дэна ненавистный Бигги «капюшон». Как женщина, лица которой Бигги так и не разглядел из-за наступивших сумерек, помогала Керу нести обмякшее, израненное тело Фила. Как брел за людьми, высунув язык, измученный Тор.

Пра радостно и возбужденно потирал загорелые руки.

Бигги с недоумением смотрел на него.

Что-то было не так.

2

Совсем иные мысли тревожили Праона. Все шло как надо и… в то же время он смутно ощущал присутствие чужой, непонятной ему воли. Так же, как Ирд, которого воля Темного Круга загоняла в ловушку Магра, так и он, Праон, был лишь орудием в чьих-то могучих (куда сильнее любого из темных магов Атуана) руках.

Впрочем, это мало беспокоило его. Он хорошо усвоил еще в годы Учения: на каждого сильного найдется более сильный. На каждого мудрого — более мудрый. На каждого Великого — более Великий. И чтобы победить, не нужно обязательно быть Первым. Нужно лишь выбрать благоприятное направление ветра, и тогда победа сама упадет тебе в руки.

«Как перезревший плод лиимдрео», — усмехнулся Пра.

Он осторожно выглянул из-за уступа (за ним тут же высунул уродливую голову Бигги). Вот уже несколько часов они наблюдали, как лениво прохаживается вправо-влево охраняющий вход в пещеры волосатый Кер.

«Чего они тянут? — мрачно размышлял Праон. — Или Ирд заподозрил неладное? Хрисса его!» — он мельком взглянул на Бигги. Лицо Малыша было напряжено. («Переживает», — усмехнулся про себя Пра.) Неожиданно для себя маг похлопал Бигги по плечу:

— Брось, все будет хорошо…

(«…Но только не для тебя, Биг».)

Зачем ему этот уродец? Увязался на его голову…

«Нет, ты сам взял его».

«Зачем?»

Нужно лишь выбрать благоприятное направление ветра, ведь так, Праон? И ты почувствовал, что Бигги — это знак. Пока он рядом — ветер попутный. В таких делах главное — почувствовать. Любая случайная встреча не случайна. («Любая ли? Об этом следует поразмыслить».)

«Вот почему Бигги здесь и…»

Задумавшись, Праон не заметил метнувшееся откуда-то сверху блестящее, прямое, как стрела, черное тельце флаиссы.

Малыш вскрикнул.

«…и умрет лишь тогда, когда…»

Нельзя сомневаться, Праон.

3

Боль.

(Укус флаиссы смертелен.)

Боль пожирала его. Проснувшись где-то в измученных длительным переходом ступнях («причем тут переход? Это — хисса. Хисса!»), она скользнула к пустому и оттого еще более чувствительному к боли желудку, оттуда перебралась в измученное сердце и, наконец, изо всех сил заколотила в висках, отчего доселе яркое небо потемнело, и Таир, как помешанный, заплясал в облаках.

— Тсс! — сказал невыносимой боли Малыш.

— На место! — прикрикнул он на разрезвившийся Таир, как хороший хозяин прикрикивает на молодого, не в меру игривого хиссуна.

— Тихо! — приказал он выпрыгивающему из груди сердцу.

Маленьким людям не следует ходить в большой Магр. Это говорил еще Старик. Это повторял Дэн. Это Бигги знал и сам.

— Эй, очнись! — кто-то («Пра?») теребил его за плечо.

— Я умираю, — хотел сказать Бигги, но язык не слушался.

— Терпи, — сказал Пра, — тебе еще рано уми…

«…рать», — эхом отдалось в голове Малыша. Он старался не шевелиться (укус флаиссы смертелен). Но, странное дело — боль отступала. Небо над головой снова стало голубым, а блистательный Таир из кривляки-паяца обратился в небесного странника, чей путь не подчинялся ни воле людей, ни магов, ни богов. Вот он сделал еще один неприметный глазу шаг, и на распластанного на траве маленького уродца легла спасительная тень.

Боль ушла.

Подул прохладный, освежающий ветерок, встрепенувший траву и заставивший ее ласково коснуться щек, подбородка лежащего. Одна травинка пренагло забралась в его уродливый, будто переломленный надвое нос.

Бигги чихнул.

И застыл, ожидая новой волны туманящей разум и смывающей человеческие чувства боли. Он ждал ее. Он молил, чтобы ожидание не затянулось. Пускай приходит. Пускай разорвет его тело в клочья. Пра сказал, что оно должно жить. Малыш знал, что оно не может не умереть.

Укус флаиссы смертелен.

Тем более флаиссы Магра.

Нелепая случайность («неосторожность, Биг»). Насмешка. Нелепость («ерунда, Биг, это — судьба»). Но — именно сейчас! Когда цель так близка! Когда вот он, Дэн, здесь, рядом, в двух шагах. Когда врагов Дэна, и его, Бигги, и Пра, осталось так мало! Когда путь в Магр им закрыт землетрясением. Когда они заперты в пещерах, и лишь воля преследователей позволила бы им выбраться оттуда. Его, Бигги, воля.

И вот ее нет.

Один укус стрелоподобного существа, и человек обратился в прах. Странно, что он все еще жив. «Что ж, это ненадолго», — решил Бигги.

И снова чихнул. И снова с опаской взглянул на безоблачное небо. Оно не почернело. Мудрый Таир спокойно изливал свой жар на скалы, которые блестели, как покрытая потом кожа.

Боль не возвращалась.

— Ну, ты жив, как я погляжу, — услышал Бигги знакомый голос, — и, похоже, не слишком этому рад.

— Хм, — Бигги прикрыл воспаленные глаза.

— Ладно, не притворяйся. Достаточно взглянуть на твое лицо. На нем все написано. — Бигги услышал, как под ногами Пра захрустели мелкие камушки, и скорее догадался, чем почувствовал, что его спутник склонился над ним. — Фи, какая недовольная физиономия! Ну еще бы! Унра обманула тебя. Все вы такие. Говорите о жизни, а цепляетесь за смерть, — Пра наклонился еще ниже, и маленький уродец ощутил его дыхание на своей щеке.

Так дышал сам ветер.

— Бледен, но на умирающего не похож, — констатировал Пра. — Ты не хочешь взглянуть на того, кто сохранил твою жизнь? — («Вот она — случайность!» Но он почему-то сразу понял: для Малыша это слишком обычная смерть. А может быть, кто-то хотел уберечь Бигги от чего-то куда более худшего? И не только его? Другого смысла Праон в этой несостоявшейся смерти не видел. «Нет, — решил Пра, — Бигги — мой щит, и он будет жить. До поры до времени…») Праон усмехнулся: — Ну нет, так нет. Я не обидчив. Некоторые читают по глазам, мне же достаточно твоего носа. Он весьма разговорчив, твой нос, ты знаешь об этом?

— Я знаю носы и похуже, — проворчал Бигги, вспоминая таверну Носатого Игла. И хотя он не был большим любителем харуты, сглотнул слюну: обжечь внутренности было бы в самый раз.

Бигги приоткрыл глаз. Потом второй, и обнаружил, что Пра сидит рядом. Что на нем все та же, с чужого плеча, унритская куртка; что горы истекают потом, а высокое небо — ослепительными лучами Таира. На носу Пра, словно драгоценное украшение, висела сверкающая капля. Мир не изменился. Укушенный хиссой не умер. Все начиналось сначала.

— Стряхни, — хмуро сказал Бигги.

— Что? — не понял Пра.

Малыш не ответил. Он наблюдал, как, оторвавшись от приютившего ее носа, капля плюхнулась на замызганный рукав.

— Уже не надо, — сказал он.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ В ЛОВУШКЕ

1

Дальше предстояло ползти на четвереньках. Рассмотрев открывшуюся перед ними хриссову нору, Дэн невольно оглянулся и уставился на Кера. Так и есть. Длинноволосый «капюшон» был бледен (даже яркие отблески факелов на его лице не могли укрыть смертельной бледности). Губы Кера беспрестанно шевелились. И хотя ни одного звука не слетало с его языка, унрит отчетливо расслышал, казалось, вырвавшееся из самых потаенных глубин:

— Хриссы. О, Великие боги, храни меня от…

«Э… да за ним нужен глаз да глаз», — подумал унрит и улыбнулся: чего-чего, а «глаз» здесь хватало.

— С мечами да с факелами не очень-то полазаешь. Хорошо еще арбалеты оставили в пещере, — проворчал Дэн, отвернувшись от бледного как смерть «капюшона» и вновь заглянув в заляпанный маслянистой жидкостью проход. — Ну-ка, поглядим, что это такое.

— Подержи, — он сунул факел Ирду.

Вытащив из-за пояса меч, он наполовину влез в проход и ткнул мечом в ближайшую из маслянистых лужиц.

Ничего не произошло.

— Ага, — нервно сказал унрит. Молчание было невыносимым. «Липкая, гадина, — подумал он. — Лучше не трогать».

Выдернув меч, Дэн вернулся к спутникам. Молча показал им липкую массу на кончике меча. Чем-то она напоминала желтые пятна на скалах. Только была черной и пахла еще отвратительнее. Ирд молча поднес свой факел к измазанному лезвию. Жидкость вспыхнула и, погорев с полминты, угасла. По коридору поплыл едкий, смрадный дым.

Путники переглянулись. Существо, которое могло оставлять такие следы, было бы ужасным.

— Думаю, это следы Древних, — сказал Ирд. — Хотел бы так думать.

Дэн кивнул. Потом усилием воли заставил себя ткнуть пальцем в еще дымящуюся на кончике меча слизь. Мысленно он приготовился к худшему: «Ладно, без пальца как-нибудь проживу». Но не знать, чего ожидать от этой гадости, было бы куда хуже.

Однако палец остался невредим. Он только слегка обжегся о разогретую сталь да разве что запачкался и попахивал не хуже самого магри.

— Смотри, не ковыряйся им в носу, — усмехнулся Ирд.

Таг Тор тоже внимательно обнюхал незнакомое вещество. Немного поворчав, отошел в сторону. Реакция тага немного успокоила унрита. Одной опасностью меньше. Запачкаться — не умереть. Если бы не вытаращенные глаза Кера («а ведь он скоро окончательно спятит», — подумал унрит), можно было бы не мешкать. Однако поведение Кера настораживало Дэна. Он взглянул на Ирда:

— Кер должен идти первым.

— Я?! Почему я?!

Другой реакции унрит и не ожидал.

— Я… я не полезу. Вы же знаете… Вы…

Но Ирд был невозмутим.

— Вот что, Кер. Ты прекрасно служил мне. Но изволь лезть первым.

Ирд едва заметно кивнул Дэну. «Капюшон» прекрасно все понимал.

— В таком случае я пойду… — «вторым», — хотел сказать унрит, но Ирд взглядом остановил его.

— Вторым пойду я. А ты, Дэн, будешь позади.

«Что ж, и тут он прав, — подумал унрит, — случись что, и он справится с Кером лучше меня. А проводник… Какой уж тут проводник!»

— Ну, — резко сказал Ирд, и Кер рухнул на колени. — Ползи!

Ползти было нелегко. Треклятый меч нещадно колотил по ноге. Дым факелов быстро заполнил узкий проход и слезил глаза. В глаза, нос, уши забивалась поднятая впереди идущими пыль. Кроме того, приходилось опасаться, как бы не поджечь разлитые по всему полу черные лужицы. «Тьфу, пропасть, как неудобно», — ворчал про себя Дэн и с завистью думал о маленьком росточке своего уродливого приятеля. Чтобы пройти здесь, Бигги достаточно было склонить голову.

Позади наступал на пятки нетерпеливый Тор.

Очень скоро, несмотря на все свои усилия, Дэн с головы до пят перепачкался в вонючей слизи, которой по мере их продвижения вперед становилось все больше. Он настолько пропитался ею, что начал всерьез подумывать: «А ведь достанет и жалкой искры, чтобы обратить меня в пылающий костер».

Пробирающаяся по тоннелю девушка то и дело останавливалась. Ее длинная накидка, вполне удобная для заросших колючками унритских троп, здесь, в узком проходе, стесняла движения. Она путалась в ногах или же задиралась едва ли не до плеч девушки, открывая самые сокровенные места. Мирилла поминутно одергивала ее. Дэн, вынужденный соблюдать дистанцию, тоже притормаживал, поминал хрисс, не в силах отвести взгляда от —

Унрит не поручился бы за то, что кое-что ему не показывали не просто так. Ах, как бы он хотел, чтобы не было ни Ирда, ни Кера, ни этих дурацких факелов! «Или уж не видеть вовсе». Он искренне обрадовался, когда, будто услышав его, Ирд громко (так, чтобы треск факелов не заглушил голоса) сказал:

— Какого фрокка! Здесь нечем дышать! Нам вполне хватит факела Кера.

— И верно, — бодро откликнулся Дэн и тут же безжалостно вылил полфляги на не в меру разрезвившийся огонь.

— Вот так-то оно лучше, — пробормотал унрит.

Стало значительно темнее. Вернее, и вовсе темно.

Только впереди, за спинами Ирда и Мириллы, колыхался слабый, указывающий путь огонек. «Но уж я-то с пути не собьюсь», — усмехнулся Дэн и… прибавил ходу.

2

Они стукнулись лбами (аж искры посыпались из глаз), и… Дэн ничему не удивлялся.

— Тсс! — приложил, увы, грязный палец к губам Дэн.

— Тсс! — приложила свой милый, но оттого не менее грязный пальчик Мирилла.

Ощущение опасности. Вспыхнув в голове унрита, оно было быстро погашено куда более приятными чувствами.

— Значит, ты ждала… — он с укоризной посмотрел в темноту, туда, где, по его мнению, находились ее глаза.

— Я хотела. Сейчас, — просто сказала она, — не важно где.

— Это опасно.

— Может быть. Ну и что?

— Так, — он пожал плечами, но этого девушка видеть не могла.

Однако она почему-то хихикнула.

— Не обращай внимания, — сказала она, и Дэн явственно представил, как она улыбается ему. — Мне нравится, когда снятся странные сны. С ним часто снятся такие сны.

— С ним? — Дэн был разочарован.

— И с тобой. Наверное, — поспешно сказала девушка.

Дэн прислушался. За спиной нетерпеливо сопел таг. Впереди, где-то уже очень далеко, поминал хрисс перепуганный голос Кера. «Ладно, никуда не денутся», — беспечно подумал унрит.

— Мы одни, — сказала Мирилла.

— Почти, — поправил ее Дэн и попытался губами найти ее, казалось, такие близкие губы.

— Эй, не торопись, — она опять тихонько засмеялась.

— Ты видишь? — удивился Дэн.

— Это же мой сон, а не твой.

— Значит, видишь?

— Как аскис.

— Так помоги мне!

— Как бы не так, — сказала девушка, и Дэн почувствовал, как рот ее растянулся в бесшумной улыбке. Для кого угодно бесшумной, но только не для него. «Ага!» Унрит поспешил ускорить долгожданную встречу, но вместо улыбающихся губ поцеловал пыльную, изрядно перемазанную коленку.

«Тьфу!» — он громко сплюнул. Ирд с Кером уползли уже достаточно далеко, и Дэн не опасался, что его кто-либо услышит. «А ну и услышит, так что с того?»

— Не повезло? — в голосе Мириллы мелькнуло сочувствие.

Злиться на нее не было сил.

Он облизал перемазанные невесть какой гадостью губы. «Тоже мне развлечение. Ну, держись!» Он протянул руку и обнял девушку за плечо.

— Ага. Вот вы, значит, как!

Она попыталась отстраниться, но не тут-то было. Дэн притянул ее к себе. Странное дело: он уже не чувствовал никаких запахов, кроме приторно-сладкого, пьянящего запаха невидимых волос. «А может быть, я сплю?» — подумал унрит.

— У тебя грязная куртка, фи! — однако ее рука уже скользнула за ворот. И… дальше.

Таг глухо зарычал.

— Он ревнив, — пробормотал, задыхаясь, унрит.

— Милый. Он. Ты, — девушка тряхнула головой, и Дэн едва не захлебнулся в бушующем море ее волос.

— Я… сейчас… сойду… с ума.

— Как бы не так.

Их губы наконец встретились.

— Они невкусные, — прошептала Мирилла, слегка отстранясь, но не настолько, чтобы унрит не ощущал на своем лице ее горячего дыхания.

— Сама знаешь отчего, — прошептал в ответ Дэн, касаясь ладонью упругой груди (тут он почувствовал, как что-то коснулось его спины).

— Ну же, — прошептал было унрит и тут же осекся, ощутив весьма чувствительный толчок в спину.

«Эй, приятель, вали отсюда».

Унрит попытался пнуть упрямого тага ногой, но не тут-то было. Нога вонзилась в пустоту, зато ревнивый зверь открыл огромную пасть и намертво вцепился в и без того драную куртку Дэна.

— Что с тобой? Тебе что-то не нравится? — ласково спросила девушка.

От ее голоса щемило сердце. Она вновь наклонилась к нему и жарко задышала в ухо. По телу унрита пробежала теплая волна. В то же время он с ужасом почувствовал, как Тор ласково, почти нежно потянул его куртку на себя.

— Почему же? — не очень убедительно пробормотал Дэн, медленно отъезжая туда, куда вздумалось тащить его упрямому зверю.

— Какой ты… странный, — в голосе Мириллы послышалось недоумение. — И ведешь себя как-то не по… Эй, куда ты меня тащишь?

— Я?!

«Все пропало!» — в ужасе подумал Дэн, отъезжая все дальше и дальше.

— Отпусти меня, слышишь!

Он разжал руки.

Все.

«Ну спасибо, Тор, удружил!»

Легкие шорохи где-то там, куда не так давно скрылись Ирд с Кером, подсказали ему, что Мирилла уже далеко. «Ах, прекрасная Мирилла», — вспомнил Дэн. Да, в Унре славно бы посмеялись над шуткой, которую сыграл с ним Тор. «А еще друг называется, тьфу!»

Несколько минт он лежал недвижимо, болезненно переживая случившееся. Все тело сковала болезненная слабость — как-никак еще недавно, в пещерах, он был на волосок от Унры. Мысли и чувства плескались в нем, словно волны Срединного моря, зажатые меж тесных берегов. Любовь, ненависть, ярость переплетались в душе, как хиссы, и норовили укусить одна больней другой. Прекрасно понимая то, что происходит с хозяином, Тор предусмотрительно отполз в сторону. Только шумное дыхание выдавало присутствие огромного зверя, терпеливо ожидавшего, когда к его лучшему другу вернется разум.

Наконец спокойное дыхание человека подсказало тагу, что этот момент настал. Не мешкая, он подполз к унриту и…

— Ну и мерзавец же ты, Тор, — уже беззлобно проворчал Дэн.

Зверь, не понимая смысла человеческих слов, лизнул его руку.

— Ага, миришься, значит?

Тор лизнул еще раз.

Рука Дэна поднялась и повила в воздухе, будто не он, Дэн, а она сама размышляла, ударить или не ударить ревнивого зверя. Унрит улыбнулся. Рука ласково потрепала тага за ухо.

— Может, оно и к лучшему, Тор.

Мир был восстановлен.

Прежде чем ползти дальше, Дэн прислушался. Вокруг (если не считать привычного сопения тага) повисла отвратительная тишина. Нет — еще едва различимое дыхание сквозняка. «Откуда?» — подумал унрит. Ирд. Кер, Мирилла. Они были далеко. «Но я все равно хоть что-нибудь да и услышал, — размышлял Дэн, — они не могли отползти настолько, чтобы я… не… Так всегда. Сначала и сам был не прочь потеряться, теперь же, когда хочу этого меньше всего… Ои, Дэн», — ему стало не по себе. Сколько времени прошло с тех пор, как они… расстались. Минта? Две? Три? Пускай даже десять. Все равно. А Мирилла? Она ведь тоже сгинула без следа.

— Спокойно, Светлейший, — пробормотал унрит, вцепившись в пушистую шкуру Тора, чтобы унять пренеприятную дрожь в руках. — Спокойно. Прислушайся как следует.

И он прислушался, мысленно проникая сквозь стены, двери, все, что могло разделять его от спутников. Как назло, недовольно забурчал живот, напоминая Дэну о том, что он опрометчиво отказал ему в завтраке. «Заткнись! — мысленно приказал унрит. — Тсс!»

Голос Бигги? На мгновенье унриту показалось —

Нет. Все та же тишина. «Большой Слух, — вспомнил Дэн слова Ирда. — Вот тебе и Большой. Вот тебе и Слух!»

Унрит нащупал на грязном полу брошенный им факел — проклятая темнота действовала на нервы. Осторожно, так, чтобы ни одна искра не попала на одежду, чиркнул кремнем. Факел неохотно вспыхнул и тут же снова погас. «Полфляги вылил», — с досадой подумал унрит. Вторая попытка оказалась удачнее. Возмущенно шипя, огонь нехотя заплясал на пыльных стенах невесть кем и для чего проделанного хода. На душе полегчало.

— Вперед, — скомандовал он сам себе.

«Да, но Ирд и Кер не могли не заметить нашего отсутствия, — размышлял унрит, торопливо продвигаясь вдоль угрюмых, увешанных механическими хиссами стен. — А значит, они должны были вернуться. Чего ты-то как раз и не хотел. И все-таки хотя бы для того, чтобы узнать, что произошло. Это раз. Они не вернулись. Так?» «Так, — отвечал он сам себе. — Значит, они что-то нашли. Нет. Не то. Они решили, что мы догоним их. Ход-то один. Это тебе не лабиринт. Попробуй-ка заблудись».

Последнее рассуждение немного подбодрило Дэна.

«И все-таки, — раздумывал унрит, — что-то тут не так. Потом их догнала Мирилла. Она могла им рассказать… Брось, Дэн. Не могла. Она просто сказала им, что я их… Все равно ничего не получается. Или им на меня наплевать. Или…»

«Спокойно, Дэн. Есть и худшее. С ними что-то случилось».

«Ай-яй-яй! Дело плохо, Дэн».

«Уартор. Есть еще уартор. Посмотри на него, и ты поймешь, насколько они далеко». Дэн посмотрел. Уартор был мертв. Сердце унрита сжалось. «Хриссы меня раздери, если это не хуже, чем Торех!»

Не прошло и минты, как Дэн уперся в гладкую, ничем не отличающуюся от всех предыдущих, дверь. Тот же неизвестный унриту материал. Та же гладкая, без единой выпуклости поверхность. Лишь пыли на ней оказалось поменьше, чем на стенах и механических хиссах, свивающихся возле нее уродливыми кольцами. С потолка, словно особый магический знак или неведомый механический зверь, на него таращился глазастый нотас.

— Хэй! — как ни в чем не бывало приветствовал его унрит. (Внутри у него все дрожало.)

«Глаз» неторопливо перевел «взгляд» на стоящего за спиной тага.

— Это Тор, — церемонно представил огромного зверя Дэн.

«Глаз» снова уставился на унрита.

«Жаль, что у него нет языка».

— Ну?

Унрит ждал.

Проклятая дверь не открывалась.

— Очень приятно, — проворчал Дэн, разглядывая ее пыльную поверхность, жалея, что не умеет видеть сквозь стены. Он был уверен: Ирд, Кер, Мирилла там.

— Постой-ка, — вдруг обрадованно закричал унрит, поднеся факел к самой двери. — Ага!

На тонком слое серой, с каким-то бурым налетом пыли отчетливо отпечаталась маленькая аккуратная ладошка.

— Ага, — повторил Дэн. — Гляди-ка, Тор, — он повернулся к сосредоточенной морде тага. — Мы на верном пути.

«И единственном», — подумал он про себя.

— Слушай, — сказал унрит, на сей раз обращаясь к глазастому нотасу. — Ты же видишь, мы никому не желаем зла. («Какого фрокка я это говорю, — изумился Дэн, — оно же все равно ничего не поймет».) Мы пришли не за тем… — Дэн осекся, понимая тщетность своих излияний.

«Великие боги! Да это хриссодавка какая-то!»

— Ну, погоди у меня, — проворчал унрит, вспомнив недавнюю проделку с факелом. «Что ж, придется повторить. Ну-ка, посмотрим, как тебе это понравится», — ухмыльнулся он, приготовившись ткнуть факелом в глазастого молчуна. Ему снова показалось, что он слышит голос Бигги: «Дэн, где ты, Дэн?» «Я здесь», — чуть было не ответил унрит, но тут стена неожиданно дрогнула и медленно отъехала в сторону.

— Вот так-то лучше.

Не раздумывая, унрит шагнул вперед и… тут же пожалел об этом. Прежде чем верный Тор успел двинуться за хозяином, стена бесшумно вернулась на место.

Дэн остался один.

Торопливо оглядевшись, унрит обнаружил лишь четыре совершенно одинаковых стены, на каждой из которых мерцали тусклым светом разноцветные квадратные нотасы. Выхода не было. Дэн мельком взглянул на мертвый уартор. «Если здесь невидимая смерть, то я погиб».

Потолок в помещении, куда попал унрит, был значительно выше, чем в покинутом им ходе, и он с удовольствием вытянулся в полный рост. Облизнув пересохшие губы, нащупал на поясе флягу. «Хорошо, что не вылил всю, — подумал он, вспоминая свою мальчишескую выходку. — Самое время промочить горло». Напившись, вытер с подбородка тонкие струйки. Тело била нервная дрожь. А едва не навернувшиеся на глаза слезы напомнили ему, что он еще никогда не был так одинок.

Факел изрядно дымил, и дышать становилось все трудней. Дэн погасил огонь, сообразив, что света от укрепленных на стенах нотасов будет вполне достаточно. Потом сел на пол и закрыл глаза, обдумывая положение, в которое попал.

Дурацкое положение.

По собственной вине.

В который раз.

«Ну и болван ты, Дэн!»

«А ты, — мысленно обратился он к окружавшим его стенам, выслеживающим его „глазам“, ехидно подмигивающим его разноцветным нотасам, — ты, глупое механическое чудовище. Зачем тебе моя никчемная жизнь? Наши жизни? Ты что же, решил прикончить нас по одному? (Это почти истерика, Дэн.) Ну так радуйся! Вот он я. Один. Совсем. Даже верный Тор, и тот… хриссы тебя побери!»

Унрит вытер пот со лба и открыл глаза. «Ты в ловушке, Дэн. Но это еще не повод сходить с ума. Как Кер. Сделай же что-нибудь. Ну!» Он заставил себя встать, подошел к стене, через которую, как ему казалось, он сюда попал, и похолодел от ужаса.

— Ои!

Ноги во мгновение ока стали ватными. Чтобы не упасть, он прислонился к прохладной, чужой, так же, впрочем, как и все вокруг, стене. «Они одинаковы, — стучало в голове унрита. — Ои! Как две капли воды. Как отражения. Как морская рябь. Ои! Через какую же я вошел?»

Дэн с трудом подавил в себе желание закричать. Пытаясь хоть немного успокоиться, он выхватил из ножен меч. Оружие в руках вернуло ему способность соображать. «Ты уже дважды ее терял, Дэн. Дважды за одну хору. Унрит, тоже мне!»

«Ну и что ты собираешься делать? Ждать, пока все решится само собой?»

«Разумеется, я мог бы попытаться разнести эти дурацкие нотасы в клочья. Попытаться сломать двери, — Дэн с сомнением покачал головой. — Перебить механические глаза. Но к чему? И не превратят ли меня раньше в горсть пепла или еще что похуже? С другой стороны, и Ирд, и Кер, и Мирилла не могли не побывать здесь. Иначе куда бы они исчезли?»

При этой мысли унрит немного перевел дух. «Паника, самая настоящая паника. Здесь не было следов борьбы, а Ирд не тот человек, чтобы сдаться без боя. Следовательно (думай, Дэн, думай) здесь должен быть выход. Какой?»

«Что ж, если этот выход и был (ну не испарились же три человека в самом деле), значит…»

Нотасы.

Все дело в нотасах. «Разумеется, Дэн. И если бы ты не паниковал, ты бы сообразил это сразу. Они повелевают здесь. Это они посылают безжалостную Унру шастать по коридорам в поисках добычи (ох, не доведет тебя до добра твой длинный язык)». «Да уж не длиннее носа…» «Носатого Игла? Знаю, слышал». «Это ты, Бигги?» «Это ты, Дэн». Ага, значит он опять разговаривает сам с собой. «Поспеши».

Держа в одной руке меч, а в другой незажженный факел, Дэн приблизился к переливающемуся всеми цветами радуги нотасу. Большой квадрат этого странного творения Древних был разделен на множество мелких, каждый из которых отличался не только своим особым оттенком цвета, но и особым магическим знаком, сложенным из нескольких прямых линий. Разглядывая знаки, унрит подумал, что, рисуя их, Древние испытывали какое-то странное отвращение к окружности и любой возможной кривизне. Впрочем, ему этого все равно не понять.

«Что ж, рискнем!»

Унрит отбросил ненужный пока факел в угол (меч он держал наготове) и свободной рукой потянулся к одному из чисел. Однако дотянуться до него унрит не успел. Пол под ним вдруг начал проваливаться. Сердце унрита сжалось: «Ну вот и все», — подумал он.

3

Падал не только пол; падали и стены, и потолок этого странного сооружения. Не прошло и секты, как Дэн понял, что ему пока ничего не грозит. Падение было медленным, наконец прекратилось вовсе. Одна из «стен» стала бесшумно отодвигаться в сторону, унрит с облегчением вздохнул: жив! Он поднял валявшийся на полу факел, бросился наружу и тут же остановился как вкопанный.

Перед ним стоял Ирд. Лицо его было перекошено страшной гримасой, из правой руки, в которой он с трудом удерживал окровавленный меч, хлестала кровь. Левой рукой он поддерживал едва стоящего на ногах Кера. Плащи на обоих были разодраны в клочья. Из носа Кера текла красноватая струйка.

— Ты… Дэн, — прохрипел Ирд. В горле у него что-то булькало и скрипело, как мельничные жернова. — Помоги.

Дэн молча подхватил начавшего сползать на пол Кера.

— Туда, — показал Ирд на только что покинутую Дэном «ловушку».

— Но… — начал было унрит.

— Никаких «но».

Ирд шагнул в открытую «дверь», и Дэн последовал его примеру, затащив в нее едва волочившего ноги Кера. Краем глаза унрит заметил, как Ирд ткнул пальцем в первый попавшийся магический знак. Стена встала на свое место. Но на этот раз вместо того, чтобы вновь начать свое неторопливое падение, «ловушка» двинулась вверх.

— О, Великие боги. Ты умнее, чем я думал, Дэн, — прохрипел Ирд. — Как ты догадался ничего тут не трогать?

Дэн пристыженно молчал. Что он мог сказать?

Легкий толчок возвестил о том, что подъем окончился.

— Жми, Дэн. Жми куда попало! — простонал Ирд. — Я должен остановить кровь.

Он и впрямь истекал кровью.

Унрит бросился к одному из мерцающих нотасов. «Куда? Куда? — металось в голове. — Все равно? Что случилось? Что случится? О, есть ли во всем этом хоть капля смысла?» И тут словно кто-то подтолкнул его руку. «Это ты, Биг?» «Я… Я, Дэн». В голосе Малыша ему послышалась некоторая неуверенность. Но размышлять над странностями звучащего в голове голоса не было времени. «Куда, Биг?» «Туда». Рука унрита сама собой потянулась к желтому квадратику с непонятным (как, впрочем, и все остальные) магическим знаком.

Все произошло очень быстро. Не успевшая еще открыться «стена» вновь захлопнулась, но прежде Дэн успел различить в открывшемся на миг коридоре подозрительное урчание и чавканье.

Он готов был поклясться, что это не Тор.

«Ловушка» опять двинулась вниз. На сей раз унрит не испугался — он стоял не шелохнувшись. Зато испугался Ирд. Его обычно спокойное лицо странно дернулось, а сверкающие глаза едва не пронзили Дэна почище унритских стрел:

— Но ведь не вниз же, Дэн!

Поздно. Ловушка неумолимо опускалась все ниже и ниже.

— О, хриссы тебя побери, возьми мой меч, — прошептал Кер, пытаясь дотянуться до валявшегося на полу оружия.

— Возьми, — прошептал Ирд. Взгляд «капюшона» помутнел, однако кровотечение, заметил унрит, прекратилось. — Не впускай их, Дэн.

«Кого? Что случилось?» — так и рвалось с языка. Хотя все было ясно и без слов. Магруты. Кто же еще?

— Попробуй нажать красную.

Дэн потянулся к нотасу, но вновь опоздал. «Падение» прекратилось, и стена бесшумно поехала в сторону. Дэн заметил, что почти в то же мгновение Ирд снова ткнул пальцем в ближайший из нотасов. Усилие далось ему непросто. «Капюшон» с трудом удержался на ногах. Уже приоткрывшаяся было «стена» начала послушно исполнять новую команду. Но не успела она сдвинуться и на пол-линии, как в образовавшуюся щель сунулось нечто, от чего волосы на голове унрита встали дыбом.

«Это хуже, чем сойти с ума», — подумал Дэн.

— Сейчас, Дэн, я тебе… помогу, — шептал Ирд, отчаянно сражаясь с непослушным телом.

«Ловушку» сильно тряхнуло. Теперь это был единственный путь к спасению, и унрит с ужасом подумал, что будет, если она сломается. «Ах, Мирилла, Мирилла, — пронеслось в голове, — сколько бед ты уже принесла!»

— И сколько еще принесешь, — вслух прошептал он.

«Биг, ты где? Ты ошибся, Биг».

Тишина.

То, что пыталось ворваться к ним в «ловушку», медленно и верно просачивалось сквозь щель. Дэн же лишь кусал в бессилии губы, отказываясь верить собственным глазам. Наконец нашел-таки силы признаться самому себе, что именно он видит. И два меча, которые он держал в руках, безвольно стукнулись об пол.

Он видел самого себя.

Дэна.

Ленивого Дэна в разорванной унритской куртке, с почерневшим от грязи лицом. Казалось, вкус поцелуя Мириллы все еще дрожал на его искусанных в кровь губах. И лицо, и руки, и спутанные, как пакля, волосы — все было его.

Его.

Дэн, настоящий Дэн, отступил на шаг.

Дэн, мнимый Дэн, уже почти целиком протиснулся в дверь. И мнимый меч в его мнимой руке сверкнул перед самым носом унрита.

— Я… не могу, — прошептал ошеломленный человек.

— Убей его! — почти завизжал отползший как можно дальше от двери Кер.

Дэн пригляделся. За щелью мелькнуло бледное лицо Ирда. Унрит невольно оглянулся, на месте ли капюшон. Тут же что-то острое, не менее острое, чем меч, скользнуло по щеке, оставив на ней царапину, из которой обильно хлынула кровь.

Унрит быстро отпрыгнул в сторону и приготовился защищаться. Шок удивления сменился яростью. «Как? Они смеют..?» «Да что же это, Биг?» «Я не виноват, — услышал унрит в ответ, — Дэн, это не я, прости меня, Дэ…» Место для маневра было неудачно: полтора шага вправо, столько же влево. Позади побелевший от боли и ужаса Кер. Чуть в стороне бледный, весь в запекшейся крови Ирд.

— Вспомни старуху, — прохрипел «капюшон», и Дэн с радостью отметил, что голос его заметно окреп.

Вот что значит маг.

Пускай черный.

Ах, хриссы вас..!

Сделав несколько ложных замахов по всем правилам ведения боя, унрит нанес удар левой. Меч едва не рассек мнимого Дэна пополам. Однако в последний момент тот отскочил назад (странно, но дверь ничуть не помешала ему), и меч, вместо того, чтобы вонзиться в податливую человеческую плоть, с глухим лязгом стукнулся о стену. Удар был настолько силен, что оружие вырвало из рук унрита и отбросило в сторону Кера.

— Это не че-ло-век, — снова захрипел Ирд. — Попробуй увидеть, Дэн, постарайся.

Унрит не видел.

Зато прекрасно все слышал.

Пока мнимый Дэн отступал к двери, дурачившее путников существо, как хисса, тянулось по полу к ногам унрита. Недолго думая, унрит рубанул пол перед собой и тут же почувствовал, как второй меч на четверть мина ушел в невидимую вязкую массу.

— Ои! — не сдержал он своего торжества.

По полу растекалась черная лужица. Черты мнимого Дэна заколыхались в воздухе. «Что, не сладко пришлось?!» Унрит рубанул еще раз. Еще. Однако магрут успел отползти. «И все-таки оно не слишком-то поворотливо, — решил унрит, — иначе я бы уже…» Он вытер пот, обильно заливавший глаза. «Уф!» Магрут отступил, зато мнимый Дэн перешел в наступление.

— Не обращай на него внимания, — слабым голосом предупредил Ирд.

Легко сказать!

Не разум, но само тело человека не могло позволить вонзиться в себя пускай даже воображаемому мечу. «Нет!» Мечи скрестились. И снова оружие Дэна, не встретив никакого сопротивления, ударилось о стену «ловушки». И снова Дэн едва не выпустил его из рук. Что-то больно толкнуло унрита в грудь. Потеряв равновесие, он отлетел в угол и рухнул на потерявшего сознание Кера.

Тяжело дыша, вскочил на ноги и увидел —

Его место занял бледный, как сама Унра, Ирд.

А там, где только что размахивал уродливым мораннским мечом мнимый Дэн, стояла она. Безоружная. Беспомощная. Счастливая. Она протягивала им руки, и волосы, струящиеся по ее плечам, колыхал легкий ветерок.

— Как? Это ты? — до ужаса просто и беспомощно сказал «капюшон».

И выпустил меч из рук.

Казалось, меч этот будет падать вечно.

Потом раздался легкий хрустальный звон.

Дзинь.

«Странно, что он не разбился на тысячу мелких осколков», — подумал унрит, который стоял, не в силах пошевелиться, чувствуя, как кровь в жилах превращается в лед.

Мирилла улыбнулась и, все так же протягивая руки, шагнула навстречу Ирду. «Капюшон» не тронулся с места. Мирилла сделала еще шаг. Потом что-то дернуло «капюшона» за ноги, и он начал медленно заваливаться на спину. «Если это сама Унра, то она прекрасна», — мелькнуло в голове Дэна. Потом тело Ирда распласталось на полу.

— Нет, Ирд, нет! — закричал унрит, бросаясь на помощь «капюшону».

Девушка посмотрела на него. «Он — мой», — казалось, шептали ее губы. Дэн бросился на нее. И прошел насквозь. Тело Ирда быстро сползало к щели в стене.

— Оставь, Дэн, — прохрипел «капюшон». — Им нужен я.

И он закрыл глаза.

Унрит замахнулся, чтобы перерубить схватившее «капюшона» существо. Он еще надеялся. Было холодно. Даже крик стыл в горле. Он не успел опустить меч. Сильный толчок невидимого щупальца, разорвав грудь, отбросил его к противоположной стене. Сквозь расплывшееся перед глазами красное пятно Дэн различил исчезающую в узком проеме фигуру Ирда. Потом дверь закрылась. И «ловушка» плавно двинулась вверх.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ НА ПОРОГЕ УНРЫ

1

«Ои. Великие. Боги? Хриссы! Ах, Дэн, Дэн. Если бы не твоя оплошность. Если бы ты нажал другой знак. Если бы у меня после первого сражения… Там. С Кером. Осталось. Хоть капля. Сил. Если бы… Если…

Ун, до, тре, кетр.

Слишком много случайностей.

Как? И ты, Дэн?

Нет, он этого не хотел.

Значит, Мирилла?!

Кто-то из них».

События последних хор складывались настолько против него, что Ирд уже не сомневался, не мог усомниться в том, что чужая воля, а не слепой случай, управляла ими. Он вспомнил первый спуск. Дэн с Мириллой отстали. Он не обратил на это внимания. («Еще как обратил! Но именно поэтому…» «Никуда не денутся», — думал тогда он. Они же с Кером решили разведать путь. «Кто нажимал магический знак? Кер? Да, конечно, Кер. О, случай, случай! Да какой там (ун, до, тре). Кто-то хотел, чтобы Кер сделал именно то, что он сделал. Как потом Дэн». А он, Ирд, как он не почувствовал, что чужая воля уже начала подталкивать события к…

О! Он был слишком уверен в себе. Слишком спокоен. Он даже позволил себе расслабиться и поиграть в глупые человеческие игры. Любовь. Жалость… эх!

«И, однако, ты бросил меч, Ирд».

«Я устал».

«Да, но не в этом дело».

«Что ж, если даже некоторая приятность чувствовать себя побежденным».

«И ты даже не думаешь сопротивляться?»

Ун, до, тре, кетр.

«А зачем? Может, это и есть покой?»

«Ты и в самом деле устал. Но это не значит, что ты проиграл».

Нет, цепь случайностей, приведшая его сюда, началась не в пещерах. Ирд попытался сосредоточиться. Когда? Тогда ли, когда землетрясение завалило оба ущелья? Тогда ли, когда унрит повел их этой мало кому известной тропой? Тогда ли, когда он повстречал в Унре Дэна?

«О, нет!»

Мирилла!

Это она неумолимо вела его к тому, к чему он пришел. Она и ее гнусные (о, как он ошибался!) картинки. Она, подарившая ему надежду. Она, подарившая ему глупое, мимолетное счастье… человеческой… любви. «Того, в чем ты боялся признаться даже самому себе. Того единственного, что заставило тебя опустить меч и теперь безвольно позволять тащить себя по полу.

Как тряпку!»

Великие боги! Если бы он мог умереть!

Ун, до, тре, кетр.

«Не так, Ирд».

Если бы он мог умереть, не унеся с собой в могилу весь мир.

Именно поэтому они его и не убьют.

Но что они задумали?

Что?

2

Хриссов Магр! Где сон смешивается с явью, как волны Срединного моря с тысячью рек, несущих ему свои пресные воды. Куда впадают сны, Дэн? В какое Срединное море жизни, чтобы раствориться в нем, как страх растворяется в крови, как любовь в глухом ко всему человеческом сердце?

Как боль в исцелованном хиссой теле?

«Ловушка» неумолимо ползла вверх.

Кровь по-прежнему хлестала из щеки унрита, и его серая, пыльная куртка приобретала зловещий черно-красный цвет. В голове, будто в глиняном чане, плескались мозги. Каждый всплеск их сопровождался невыносимой, отупляющей болью. Что было? Он не помнил. Что будет? Он не знал. Он помнил лишь одно — страшный удар головой. И еще — ускользающее от него тело Ирда. И еще — красные круги.

«Стоп, Дэн».

«Это всего лишь заляпанные кровью стены».

Он подполз к лежащему без движения Керу. Голова «капюшона» была запрокинута, глаза бессмысленно уставились в потолок. Неестественно вывернутая правая рука покоилась в красноватой лужице на полу. Левая застыла, так и не дотянувшись до валявшегося поблизости меча.

— Кер! — тихо позвал унрит, но даже этого слабого движения губ хватило, чтобы тысячи Унр протянули к нему свои руки и острыми коготками впились в измученное тело. Он вырвался из этих цепких объятий и, облизнув непослушным языком пересохшие губы, выдавил из себя даже не имя — вздох:

— Кер!

— Я… еще… здесь, — прошептал он, все так же глядя в потолок (будто от этого взгляда зависела вся его жизнь), Кер. — Ты… кто?

— Я? Я — Дэн.

«Дэн, Дэн, Дэн», — колокольным звоном отдалось в пылающем мозгу. Где-то он уже слышал этот звон. Ах, да! На башнях Унры. Память возвращалась. «Какой смешной, какой глупый, какой…»

«Ах, прекрасная Мирилла», — пропел где-то очень далеко надтреснутый голос Носатого Игла. «Харуты. На все», — потребовал унрит. «Э… какое на все? Не многовато ли будет?» — осклабился Игл. «С каких это пор тебя беспокоит?» — удивился Дэн. «А вот с тех самых, — хитро улыбнулся Игл. — Сказать по правде, ты и не Дэн вовсе, сениор аргенет». «А кто же?» «Хрисса. Хрисса вонючая. Все вы хриссы. Все до единого!» — дико закричал Игл, брызгая слюной прямо в лицо унриту. Дэн отшатнулся от него, но поздно: крючковатые пальцы Игла, Кера (все перемешалось, и лица походили одно на другое) прочно вцепились в шею унрита.

— З-задушу!

Огненная харута обожгла горло.

— Кер! Что ты делаешь, Кер!

Язык не слушался. Унрит отчаянно дернулся, пытаясь высвободиться из цепких пальцев помешанного «капюшона». И снова сознание потонуло в волнах невыносимой боли.

«Ох, и крепкая же она у тебя нынче, Игл». «А как же, — по губам, подбородку Игла бежала кровавая пена, — хрисс травим, да-с». «Что-то мне нехорошо. Помоги». «Всенепременно, сениор аргенет». «Воздуху, Игл». «Пей!»

Теперь уже пылало не только горло. Желудок. Грудь. Пылало все тело унрита. «Надо же, — мелькнуло в угасающем сознании Дэна, — а я думал…» Он и в самом деле едва не вспыхнул, как факел. Цепляясь за жизнь, уже не помня себя от боли, он дотянулся до кармана куртки, где лежал кремень. Выхватил его. Поднес к обезображенному безумием лицу Кера. К его пропитанному горючей смесью плащу.

Чиркнул.

«Ах, сениор аргенет, сениор аргенет, — укоризненно покачал головой Игл, глядя на пылающую таверну. — Сколько харуты пропало. Мда-с».

Тонкой струйкой огонь пробежал по плащу Кера. Лизнул безумную улыбку. По-прежнему запрокинутое к потолку лицо. Кер даже не смотрел на унрита. Но что-то почувствовал. Боль. Его пальцы разжались.

Дэн тут же откатился в сторону, раньше, чем огонь успел перекинуться на самого поджигателя. В то же мгновение «капюшон» превратился в огненный столб.

Кер закричал.

Страшная боль вернула ему силы.

Он встал. Он пошел на Дэна, разбрасывая во все стороны тысячи осколков своей угасающей в страшном пламени жизни. В отчаянной попытке Дэн прижался к стене. Унрит задыхался от дыма. От крючковатых пальцев Кера, оставивших на его шее черные следы. Он тоже закричал, а вернее, захрипел, захлебываясь болью:

— Не-ет!

И тут почувствовал, что стена, в которую он вжался со всей силой, на какую только был способен, поползла в сторону. Следующее мгновение показалось унриту вечностью. Горящий Кер. Медленно («Великие боги, до чего медленно!») открывающаяся дверь. Грустные глаза Носатого Игла: «Все кончено, Дэн».

Потом дверь отворилась, и унрит вывалился в узкий, увитый металлическими хиссами ход. Кер шагнул следом. Чей-то знакомый («ну, вот и я сошел с ума!»), странно знакомый голос воскликнул в ужасе:

— Дэн! О! Дэн!

Унрит оглянулся: огненное чудовище, некогда бывшее Кером, надвигалось. Неумолимо. Ун, до… Сколько еще Унр потребуется, чтобы остановить его?

— Это невозможно, — шептал унрит, — он все еще жив.

Силы покидали унрита. Отвернувшись от страшного зрелища, он пополз по проходу, волоча по грязному полу бесполезный меч. За его спиной бушевало море огня. Унрит поднял глаза, и ему показалось, что он проснулся в новом кошмарном сне.

На него таращилось уродливое, еще более уродливое от перекосившей рот гримасы ужаса (перемешанного с радостью узнаванья) лицо Бигги. Это было пострашнее, чем его, Дэна, размахивающий мечом двойник. «Магруты уже здесь», — обреченно подумал унрит. «Нет, это сон», — подумал он секту спустя. «Все-таки настигли!» — кричало истерзанное тело. Опираясь на левую руку, ибо стоял он по-прежнему на четвереньках, унрит выставил перед собой меч.

— Ои, магрское отродье! Меня легко не возьмешь!

— Дэн, что ты делаешь, Дэн, — укоризненно прошептало видение Бигги.

Перед глазами унрита прыгало до боли знакомое лицо. «Ты хороший унрит, Дэн», — вспомнилось раненому.

— Меня не обманешь, нет!

Из последних сил унрит швырнул меч в маленького уродца. Тот даже не пытался защититься. На лице его застыло изумление. Вскрикнув, Бигги упал. Дэн в изнеможении растянулся на полу. Падая, он заметил, как что-то черное промчалось над ним и бросилось на огненный шар за его спиной. Огонь вспыхнул с новой силой. Теперь уже два обнявшихся в смертельной схватке шара покатились по проходу. Один из них победно зарычал.

Потом все стихло.

Только треск пожирающего свою добычу огня.

Так умер Тор.

3

Праон даже не заметил, как Бигги, которому не терпелось увидеть друга, резко ушел вперед. Не время было думать о нем. Да и не к чему. Бигги уже не нужен.

Дэн, Кер, Мирилла, даже Биг — каждый из них не сделал ничего особенного. Несколько случайностей, и — все произошло само по себе. Магрут не упустит добычи. Праон не упустит Ирда. Так в горах — один камень подталкивает другой, пока лавина не сметает все на своем пути. Никому нет дела, кто подтолкнул первый камень. Никому нет дела, кто положит последний.

О! Если бы не Предсказание!

Все было бы гораздо проще. В мире вообще нет ничего проще смерти. «Жаль, что тебя нельзя убить, Ирд. Впрочем, от этого охота интересней вдвойне. Охота на Разум — достойная охота. И если она будет удачной, ты станешь не опасней хриссы, Ирд. Вонючей, старой, никому не нужной хриссы!»

— Хэй!

Однако он устал.

Он не чувствовал ничего, кроме желания довести дело до конца. Весь Темный Круг Атуана стоял за его спиной, поддерживая его своей силой.

Но даже эти силы были на пределе.

Праон прикрыл глаза и устало привалился к стене.

«А могло и не получиться…»

«Ветер… Просто был попутный… ветер. Даже слишком попутный, — подумал Праон. — Почему?»

«Не отвлекайся. Доведи дело до конца…»

Все-таки ему везло. План лабиринта, некогда выкупленный у побывавшего в здешних местах унрита… «Как его звали? Кажется, Старик…» План оказался точным. Описание силы магрутов, населявших нижние этажи подземелья, — не преувеличенным. Что ж, он, Праон, будет надеяться на…

Праон осторожно прощупал сознание волокущего свою добычу магрута. Это было опасно — а вдруг Ирд проделает то, что собирались проделать с ним самим? «Вряд ли», — успокоил себя маг. «Странно, — подумал он, — по описаниям Старика, это должно быть нечто вроде хайра. Примитивные инстинкты. Выслеживать. Убивать. Продолжать род. Плюс потрясающая способность к внушению. Способ охоты. Заманить. Обезвредить внушением. Сожрать (а вот это нам уже ни к чему)». И все! Хайр же, казалось, чувствовал что-то… что-то, не поддающееся пониманию. «Разумен? — задавался вопросом Пра. — Нет? Впрочем, это не имело особого значения. Если разумен, так еще страшней. Остаться в полном рассудке, будучи запертым в теле такого урода? Хэй! Уж лучше сойти с ума! Ну же, — торопил он Ирда. — Тебя нельзя убить, так взгляни на свою тюрьму, Ирд. Шагни в нее. Заставь магрута подчиниться тебе. Влезь в его шкуру, а мы уж постараемся, чтобы ты остался в ней навсегда!»

4

Ун, до, тре, кетр.

Странное ощущение бессилия и усталости охватило его. Нет. Скорее равнодушия. Равнодушия, которое мог испытывать только он, Ирд, ибо примириться с собственным бессилием — о! — для него это было больше, чем смерть.

Несколько минт неизвестное (но, несомненно, направляемое волей его врагов) существо волокло «капюшона» по одному из бесконечных коридоров подземелья Древних. Ирд даже не пытался смягчить удары головой о стены и пол этого непонятного людям, граничащего с безумием сооружения. Да он и не чувствовал боли. И не почувствовал бы ее, даже если его череп раскололся бы, как грецкий орех. «Мир хочет умереть вместе со мной, — думал он. — Что ж, это будет неплохая шутка».

Он вдруг вспомнил один из рисунков Мириллы. Падающие дома Древних, искалеченные тела — ужас — вздыбленные спины мостовых. Земля, подобная взбесившемуся урру. Розовый от крови снег.

В том мире был свой Ирд.

«От нас же не останется даже нотасов».

«Убить меня?! Нет, этот мир не захочет умирать. Даже темные маги не решатся на этот безумный шаг».

Ибо не было бы даже хаоса.

Так думал он, Ирд.

«Капюшон» открыл глаза. И в кромешной мгле подземелья ему не составляло труда разглядеть геометрически безукоризненные линии потолка, изредка попадавшиеся на пути глазастые нотасы, причудливые формы, которые принимала тысячелетиями копившаяся пыль. Силы, оставившие его в сражении с магрутами («Ои! куда труднее сдерживать себя, чем отдаться воле собственного естества!») стремительно возвращались. Но Ирд не спешил. Вернее, ему было далеко безразлично то, что могло произойти. Худшее было позади. Он опустил меч. Он отступил. Он сдался. Он поступил, как человек.

Ирд приподнял голову и попытался разглядеть волочившее его существо. Продолговатое мохнатое тело, приспособленное для жизни в узких переходах подземелья, и большое количество таких же мохнатых, жилистых ног выдавали огромного хайра. Щупальце, прочно опутавшее ноги «капюшона», было, таким образом, не чем иным, как паутиной. «Паутиной, впрочем, способной двигаться и ловить добычу, как заправский охотник», — подумал Ирд.

Каких только существ не производил на свет Магр!

«Капюшон» равнодушно закрыл глаза.

Пускай. Пускай тащит, куда хочет.

«Хотят», — поправился Ирд.

Вскоре, однако, движение прекратилось. «Капюшон» почувствовал, как ноги его сильным рывком подняли кверху, и он повис вниз головой. «Куль с мукой, да и только», — не без иронии подумал Ирд. Хайр принялся деловито обертывать пленника паутиной. «А мог бы и сожрать». Инстинктивно Ирд напряг могучие мускулы, чтобы новые путы не слишком стеснили его.

Начав с ног, хайр быстро добрался до головы, ощупал невесть зачем мохнатой лапой лицо человека («Вполне разумный жест», — подивился «капюшон») и шумно заковылял прочь. Ирд решил, что ему ничего не стоит остановить магрута и заставить вернуть ему свободу.

Может быть.

Равнодушие сменилось любопытством.

Что будет? Может, он узнает что-нибудь о них?

Ирд сосредоточился и мысленно догнал убегающего по коридору хайра, проник в узкие щелочки ненужных в темноте глаз. Растворился в чужом естестве, мгновенно ощутив тысячи животных инстинктов, которые гнали магрута все дальше и дальше по лабиринту замысловатых ходов. У него было восемь лап и страшная пустота в огромном, едва не волочащемся по полу брюхе. Хайр устал, ибо добыча отчаянно сопротивлялась и была, пожалуй, слишком велика. Даже для него. Хайр был недоволен: добыча принадлежала не ему?

Кому?

В примитивном мозгу магрута ответа не нашлось. Только страх. Темный животный ужас перед чем-то, что было сильнее хайра. Сильнее бога. Сильнее Ирда. Сильнее ли?

Усилием воли Ирд остановил магрута и заставил его пятиться вспять по коридору. Это удалось сравнительно легко. Почти сразу Ирд уловил сильный импульс недоумения. Так мог бы недоумевать и… человек. «Разумен?» — подивился Ирд. Неповоротливый мозг магрута тщетно пытался понять причину происшедшего. Ноги не слушались его. Он выпустил паутину и попытался уцепиться ею за ближайший поворот.

«Э, нет, братец, шалишь!»

Забыв о своем дурацком положении (он все еще висел вниз головой) и обо всякой осторожности, Ирд продолжил свое вторжение в примитивное сознание хайра. Он почти слился с ним. На какое-то мгновение недоумение магрута стало его собственным. «Куда это меня несет?» — яркой вспышкой пронеслось в мозгу.

Хайра ли?

Ирда?

Потом все восемь мохнатых лап стали принадлежать ему, Ирду.

Два узких, как бойницы, глаза.

Вся змееподобная паутина, таящаяся в брюхе.

Весь тупой, плохо приспособленный к человеческому мышлению мозг.

Если бы он мог наблюдать себя со стороны, он бы и сам подивился примитивным представлениям хайра-Ирда.

Хайр неуклюже развернулся и заковылял туда, где висел спеленутый его паутиной пленник. Он торопливо миновал несколько коридоров. Возле одного из разветвлений ощутил близость самки и притормозил, выпустив струйку темной ядовитой слюны. Хайр знал — самка почует его. Самка будет ждать. (Ирд содрогнулся, ощутив это чувство нечеловеческой похоти.) Потом продолжал свой путь.

Через несколько минт он был у цели.

Присутствие человека вызвало у хайра новый приступ слюновыделения. Сознание Ирда, ограниченное жалкими возможностями чужого естества, воспротивилось этому, и слюна застыла на полпути, так и не вырвавшись из приблизившейся к пленнику отвратительной пасти. Вцепившись двумя мощными резцами за свободно свисающий у головы человека жгут омертвевшей паутины, хайр принялся деловито разматывать ее. Странно: сознание Ирда в мозгу магрута не ощущало при этом никакой боли.

Когда пленник был размотан, хайр обнял его мохнатыми лапищами и, с силой потянув к полу, сорвал с потолка. Потом так же деловито размотал спеленутые ноги.

Четыре передние лапы хайра действовали весьма ловко. Почти как… руки. На каждой из них еще сохранялись три неуклюжих «пальца». Когда-то давно его предки вполне могли быть людьми. «О! Магр! — подумал Ирд. — Твоя магия страшнее смерти».

Из пасти хайра снова потекла слюна, растекаясь по полу темными смоляными лужицами. «Ну вот тебе и разгадка, откуда! Значит, хайры бывают и наверху. Значит (если нет другого хода), они умеют пользоваться „ловушкой“. Значит…»

Резцы хайра непроизвольно потянулись к беззащитной шее лежащего без сознания человека. Последним усилием — «капюшон» чувствовал, что сопротивляется уже не хайр, а тот, кто доселе приказывал хайру, — Ирд подчинил себе и этот страшный инстинкт.

Хайр-Ирд отступил и засеменил прочь.

Ловушка захлопнулась.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ПРАОН. ДЭН. ИРД

1

По лабиринту промчался ветер, и пламя факела в руке человека трижды склонило свою пылающую голову.

Все было кончено.

Праон усмехнулся. Злобное торжество озарило лицо спутника Бигги. Он вытащил из-за пояса флягу и одним глотком осушил едва ли не наполовину. Взмахом руки отбросил упавшие на лоб мокрые от пота волосы. Распахнул стесняющую движения могучего тела унритскую куртку.

Он не любил одежду с чужого плеча.

Жарко.

И он плеснул остатки воды себе на грудь.

«Долго же с тобой пришлось возиться, Ирд».

«Хайр-Ирд!»

Злобная усмешка обнажила ряд безупречно белых зубов. Согнутый в три погибели в узком проходе, человек походил на дикого зверя, выследившего добычу и настигшего ее. На мгновение Праон закрыл глаза и представил, как удовлетворенно откинулся на спинку кресла в далеком Атуане Айн. Как поднял хрустальный кубок и облизнул пересохшие губы Корглон. Как торжествующе воззвал к демонам Асты Хилл. О! Темный Крут Атуана, вскормивший Их («И тебя, и тебя, Ирд», — мысленно добавил Пра), давший им силу, волю, невидимую, но оттого еще более несокрушимую власть.

«Ты вряд ли одумаешься, Ирд, — прошептал маг, — мы отняли твое тело, но не жизнь. Это был единственный выход… Для всех. Для всех!» Эта мысль ослепила его. «Неужели?» Неужели на этот раз Светлые маги оказались… на его стороне? «Да, это жизнь», — понял Праон, едва не расхохотавшись на все подземелье. «Приветствую тебя, Ирд… То, что осталось от тебя… Заключенная в теле хайра, твоя магия ничто! А то, что было тобой, умрет. Если не от голода, то его разорвут хайры. Ты заслужил такую смерть. Прощай, Ирд, убийца Торна, отступник, беглец, прощай раз и навсегда!»

«Тебя предупреждали, Ирд, но ты не услышал».

«Ты помнил о силе, но забыл о хитрости».

О! Сраженный, упрямый, сумасшедший Ирд!

Хайр-Ирд!

Пра открыл глаза и сдул нависший над ним причудливый клок пыли. Болела спина. Не ему, победителю Ирда, ползать, подобно хиссе, ломать спину, подобно лизоблюдам Короната, выслеживать добычу, как хиссуну. Все кончено, Ирд!

— Эй, Бигги, ты жив?

Пра склонился над лицом маленького уродца. Ни один мускул не дрогнул на белом, как сама Унра, лице. Недоумевающий взгляд Малыша был прикован к лежащему рядом унриту. Пра слегка развернул уродливую голову. Взгляд уставился на него. Пра осмотрел безжизненно обмякшее тело. В груди Бигги торчал уродливый мораннский меч. Грязная куртка задралась, обнажив худой, жилистый торс. Рука Малыша намертво вцепилась в сорванную с пояса флягу. «Ты сделал свое дело, Биг».

Пра коснулся холодеющей руки и грубо разжал скрюченные пальцы. Громко хрустнула, ломаясь, кость. Пра усмехнулся. Живому было наплевать.

Во фляге плескалась вода. Недолго думая, он прицепил ее к поясу. Потом подобрался к безжизненному телу Дэна. Унрит еще дышал. Глаза его были закрыты, но легкое подрагивание искусанных губ выдавало слабое присутствие жизни. На рваную рану на щеке налипли грязные хлопья пыли. Всклокоченные волосы колыхал легкий сквознячок. «Ты слабак, Дэн».

С минту Пра глядел на умирающего унрита. Где-то должна была быть и девушка. Решив, что Унра теперь справится со своей добычей и без его помощи, Пра двинулся дальше, туда, где распростерлось на полу обгоревшее тело верного тага. Пра с отвращением отпихнул труп Тора в сторону и протиснулся к мертвому Керу. Вид «капюшона» был страшен. Скрюченные, обгоревшие головешки рук, казалось, все еще искали ускользнувшую от них шею Дэна. Обтянутый горелой кожей череп едва болтался на сморщенной, как ножка гриба, шее. И только неестественно вывернутые, согнутые в коленках ноги напоминали о том, что эта жалкая груда горелого мяса была некогда человеком.

Пахло отвратительно.

Но Пра почти с удовольствием вдыхал запах смерти.

Мертвый враг плохо не пахнет.

Он еще раз оглядел картину побоища, словно собирался запомнить ее на всю жизнь. И неторопливо двинулся к выходу.

2

«О-ля-ля, Дэн! Идешь с нами? Сегодня роскошный бой. Хромой будет побит. Привезли новеньких с пиратского кумарона. Говорят, они не боялись самого…»

Что? Опять кровь? Отрубленные руки? Вывалившиеся кишки? Выбитые зубы? Довольная публика? А что? Чужая боль. Не своя.

— Нет, — прошептал Дэн.

Откуда они? Отец. Брат, непременно что-то жующий, с жирными руками, украшенными уродливыми, как бородавки на теле фрокка, перстнями. Издалека голос матери: «Опять, что ли, на эту мерзость? Нечего мальчишку портить. Правильно, Дэн, не ходи».

— Мама!

Мягкая перина. Обильно и безвкусно измазанная позолотой комната. Мягкие, жадно впитывающие пыль и человеческие испражнения ковры. Яркий свет в окна. Утро. «Что ж, нет так нет, — это отец. — Растишь слюнтяя. Я бы и сам его не взял. Увидит кровь — будет блевать куда попало. Хлопот не оберешься. Перед соседями стыдно. Правильно я говорю?»

«Хм!» — это брат. Ему и не ответить толком: весь рот в сладкой тянучке. «Хм! (Ага. Это он ее сглотнул. Не жуя. Как фрокк.) Правильно, отец».

Ну и пусть!

«Эх-хе-хе, кого растим?»

Унрита, отец.

Туман постепенно рассеивался. Ковры на стенах заколыхались и начали расползаться грязными, вонючими хлопьями, открывая спрятанную за ними зияющую пустоту. Свет в окнах померк. Позолота на стенах обращалась в темные сгустки пыли.

«Фу, Дэн, какая тут у тебя грязь!» — рассмеялась вбежавшая в комнату девочка иров десяти, лицо которой скрывала насмешливая карнавальная маска. Здравствуй, сестра!

— Брат…

— Айна, уходи, — прошептал Дэн, приподнимаясь на ушибленном (когда? где?) локте и чувствуя, как выбеленные потолки и мягкие перины, и натертые до блеска полы ускользают в запретные для него глубины.

Памяти.

— Айна, прошу тебя, ты все равно ничем не…

— Дэн, ты куда? — испуганно запричитала девочка.

— Далеко, — прошептал унрит.

Хлопнула дверь.

Ну вот и все.

Дэн блаженно растянулся на грязном полу безумного лабиринта Древних. В чреве механического магрута, вырастившего в себе других, из плоти и крови, тварей, которые утащили Ирда. «А я-то оказался посильнее тебя, — подумал унрит, вспоминая брошенный „капюшоном“ меч. — Эх, Мирилла, Мирилла. И Бигги, — мысленно добавил он. — Настоящий там, в Унре. Попивает харуту и… надеюсь, вспоминает обо мне». «Ничего. Я еще вернусь, Биг». «Конечно. И Игл. Игл тоже будет рад». «Отстань ты со своим Иглом, — возмутился унрит. — Чуть что: Игл, Игл. Плевать я хотел на Игла. Я тебя хочу видеть. Те-бя».

Унрит резко повернулся и охнул, ударившись об одну из протянутых вдоль стен металлических хисс. «Ах, чтоб вас..!» Комната исчезла. Вокруг была непроглядная тьма. Перед глазами унрита поплыли знакомые ему серебристые круги. «Ночная слепота. П-прекрасно, Дэн».

Без факела он погиб.

Впрочем, будь здесь хоть тысяча факелов, хоть сам Таир с его ослепительным светом, он все равно скорее всего погиб. Чуть раньше, чуть позже — не все ли равно?

«Нет, Дэн, нет, — попытался он уговорить самого себя. — Выход не так далеко. Ты можешь попробовать его найти». «А уартор? Без Ирда он бесполезен. Ты что ж, забыл про невидимую смерть?» «Значит, надо искать Ирда». «Где?» «Я помню. Я нажимал магический знак». «А магруты, Дэн, там ведь полно…»

— Они могут быть и здесь, — прошептал унрит.

«Не могут быть, — поправился Дэн, — а здесь. Иначе откуда мог появиться Биг?»

Мысль о возможном присутствии (рядом, в каких-либо двух шагах) мерзости, которая заставляет видеть фрокк знает что, подхлестнула унрита. «Я даже не знаю, как она выглядит. Но уж лучше умереть в бою, чем… чем кормить этих гадов задарма», — подумал он, невольно содрогаясь от мысли, что могли сделать там, внизу, с Ирдом. «Факел. Надо найти факел».

И Дэн начал шарить в кромешной темноте. Дрожащие от слабости (о! как он ненавидел сейчас эту дрожь) руки не слушались его. Пальцы то и дело натыкались на безразличных ко всему металлических хисс. На полу, прямо перед собой он нащупал что-то вязкое, запахом своим напоминающее человеческую кровь.

«Моя?»

«Чья?»

Тотчас к горлу подступила неистребимая тошнота.

«Эх-хе-хе! Кого растим?»

«Не надо, отец».

«Ты убил меня».

«Я… я?! О, нет!»

Шатало от слабости.

Унрит тряхнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Сейчас (да и там, в Унре) они только мешали ему, ослабляя привыкшее к постоянному ожиданию смерти тело. Разъедая, как ржавчина, привыкший к постоянному насилию над жизнью дух. Его вырвало, но он тут же забыл бы об этом, если бы не природная брезгливость, заставившая унрита шарить во тьме с особой осторожностью, чтобы не измазаться в тошнотворной жидкости, которую выдавила из себя почти чужая ему человеческая плоть.

Факела он не нашел. Зато, ткнувшись ладонью во что-то холодное и липкое от крови, быстро определил, что под рукой у него крестообразный примитивный эфес мораннского меча. Того самого, которым он швырнул в мнимого Бигги.

«Мнимого, Дэн».

«Но тогда чья же это кровь?» — похолодел унрит.

Рука Дэна осторожно скользнула вдоль острого лезвия и очень скоро нащупала лежащее на полу тело. Удар мечом пришелся чуть ниже сердца. На убитом (или раненом?) была унритская куртка. Под ней остро пахнущая потом и кровью рубаха. Под ней — такой же, как у Дэна, уартор. «Кер?» Человек лежал на боку, разбросав в стороны похолодевшие руки. «Нет, не Кер», — подумал унрит.

Дэн склонился к груди лежащего и затаил дыхание.

Человек был мертв.

«О, Великие боги! Вы не позволите, чтобы я…»

«Убив не по своей воле отца, оказался убийцей…»

— Друга, — в ужасе прошептал Дэн.

Он еще надеялся, хотя интуиция подсказывала ему — чуда не произойдет. Пальцы унрита (он едва ощущал их) коснулись лица убитого. Дэн нащупал складку губ. Мясистый с горбинкой нос («Нет, нет. Это не он»), затем коснулся левого уха. Рука скользнула к правому.

Правого уха у убитого не было.

Вместо него — отвратительный нарост. Ошибиться было невозможно.

— Бигги! — с безумным шепотом, который казался страшнее крика, отшатнулся от распростертого на полу тела унрит.

Он пребольно стукнулся головой о низкий потолок, но боли не чувствовал. Сгусток пыли, сорвавшись с грязного потолка, забился ему в ноздри — он невольно вдохнул, и:

— А-а-а-пчхи!

Нет!

— Пчхи!

Дэн чихал и плакал. Плакал и смеялся. Он упал на пол и — откуда только силы взялись? — бился об пол, о стены, о металлических хисс, как выброшенная на берег рыба, моля о том, чтобы боль, которую он причинял и без того израненному телу, скорее убила его.

Между тем дверь «ловушки» в очередной раз бесшумно скрылась в стене, и узкий проход озарился тусклым светом мерцающих в глубине «ловушки» нотасов. Свет показался унриту ослепительным. Во мгновение ока его обезумевший взгляд охватил всю картину пиршества Унры. Обгорелые тела Кера и Тора. Измазанное кровью и оттого кажущееся еще более удивленным лицо Малыша. Его собственные окровавленные ладони. «О! Светлей…»

Крик замер у Дэна в груди.

Кошмар не кончился. Он только начинался.

Из «ловушки» вышла заплаканная («а волосы у нее не такие уж и золотые») Мирилла. Первый раз в жизни унрит понял, насколько страшной может быть неземная красота. Прекрасное лицо Мириллы озарила испуганная улыбка. Девушка потянулась к унриту. Губы ее что-то шептали:

— Дэн! Как хорошо, что ты здесь!

Или ему послышалось?

— Как хорошо!

— Хорошо? А чего ж хорошего? — прошелестели его губы в ответ, между тем, как все тело резко подалось назад. — Не подходи.

— Почему, Дэн?

— Не подходи.

Зубы стучали. Новый кошмар пробудил уже угасавшую волю к жизни. Унрит не то прошипел, не то проскрипел еще раз:

— Не под-хо-ди.

— Какой ты страшный, Дэн. Где Ирд? Что с ним? И что все это значит? — шагнула к нему Мирилла.

«О! Если эти твари могут заставить видеть, значит, и…»

— Стой. Там. Где. Стоишь.

— Но почему? Если я хочу… — она перешагнула через обгоревшее тело «капюшона». — А Кер? Где Кер?

«Ну да, именно эти вопросы она и должна задавать. В твоем представлении, Дэн. Об Ирде. О Кере. Сейчас она спросит…»

— Ои! А это кто? — Девушка указала заметно дрожавшей рукой за спину унрита. Туда, где лежал окровавленный Биг.

— Дэн, что произошло? — она едва не плакала. В таком состоянии Дэн ее еще не видел.

О! Эти твари могут все.

— Я спустилась вниз («а куда ж еще?» — подумал унрит). На этой штуке, — девушка показала на открытую за ее спиной «ловушку». — Я искала… Ирда. Там… внизу… то же самое. Коридоры. Ходы. Странные звуки. Очень странные. Я никогда, — она судорожно сглотнула, — никогда не видела таких… снов. Это ведь сон, да?

«Кошмарный», — подумал про себя унрит.

Мирилла уже перешагнула мертвого Тора. Дэн, отступая, перелез через холодное тело маленького уродца и, словно щитом, прикрылся им. «Если оно уже выпустило, что там у него? щупальца? ему придется перебраться через тебя, Биг. Прости». В голове звенело. Слабость во всем теле делала движения унрита беспомощными, как у грудного младенца.

— Он… жив?

— Кто? — прошептал, продолжая свое нелепое отступление, унрит.

— Ирд.

— Вряд ли.

«И ты это знаешь лучше меня».

— Он… здесь?

— Нет.

— А Кер?

Унрит вздрогнул.

— Он мертв.

— Ты напуган. Чем?

Лицо Мириллы двоилось, троилось. И руки ее все больше походили на огромные пятипалые щупальца. Она словно плыла по воздуху. Так, как плыл тот мнимый Дэн, когда унрит ранил неведомого магрута.

— Ои, как ты побледнел.

Ее губы отвратительно шевелились.

— У-хо-ди!

— Но… Но мне некуда уходить, — она развела руками.

— Т-тогда я вынужден буду… — на мгновение в глазах унрита потемнело, и он умолк, собираясь с силами.

— У тебя кровь. На щеке, — донесся откуда-то издалека ее голос. — Ты ранен?

— Н-не важно, — выдавил из себя унрит. Зрение возвращалось. — Я… я не договорил.

— О чем? — просто спросила девушка.

О! как она была близка. Еще несколько хор тому назад он был бы счастлив такой близостью. Теперь он медленно умирал.

— Убить, — язык с трудом выковырял это слово из пересохшего рта.

«Не смогу», — подумал унрит. Потом вспомнил, что его меч, его! остался в груди бездыханного… «Да и нечем уже», — обреченно подумал он.

— Убить? Меня?! — Мирилла уже склонялась над ним. — Да ты спятил, Дэн!

«Это было бы неплохо», — мелькнуло в угасавшем сознании унрита. Что-то темное коснулось его лица, и он понял, что это сама Смерть.

3

Ловушка захлопнулась.

Хайр отступил и засеменил прочь. Он несколько раз оглянулся, будто прощаясь с неподвижно лежащим на грязном полу человеческим телом. И хотя кругом плескалась непроглядная тьма, хайр мог разобрать все: и бессмысленно хлопающие глаза, и непроизвольно сжимающиеся в кулаки до хруста в костях пальцы. Хайр не видел. Он чувствовал.

Мысли путались. Хуже. Они сливались в одно русло, и почти невозможно было разобрать, где несет свои воды чистая река человеческого сознания, где мутный поток низменных инстинктов хайра.

Брр!

Однако Ирд не спешил. Лишь необыкновенные чувственные способности магрута могли помочь ему сориентироваться в хитросплетениях ходов лабиринта. Только с их помощью он мог бы попытаться отыскать безопасную дорогу назад. Ведь хайр явно был не один.

Где-то впереди призывно заверещала самка, и Ирд заставил магрута свернуть в один из боковых ходов. Интимная жизнь этих мерзких существ его не интересовала. «Ну же, давай», — подтолкнул он недовольного вмешательством в свою личную жизнь хайра. Странное дело — сейчас Ирд уже не ощущал в примитивном сознании того, что раньше. Чужой воли, подобной его собственной. Их воли. Их ненависти. Его настигли, и в этом не было ничего удивительного. Удивляло другое: почему они оставили хайра в покое?

Новый ход оказался просторнее предыдущего, и хайр двигался куда проворнее. Его многосуставчатые гибкие лапы легко отталкивались не только от пола, но и стен, и металлических хисс сооружения Древних. Ему ничего не стоило пробежаться и по потолку.

Вскоре впереди показалось нечто, к чему хайр отнесся с явным безразличием. Сознание же Ирда с трудом угадало в странных ощущениях, которыми сигнализировал о себе незнакомый предмет, глазастый нотас. Запах крови, который не успел рассеяться за несколько хор, прошедших со времени развернувшихся здесь событий, лишь подтвердил догадку Ирда. Перед ним был вход в «ловушку».

Что ж, путь к спасению казался не так труден. Если не появятся хайры. Впрочем, оружие у него есть. Голова. Меч. Воля. Не так уж мало. Он сдался, но не побежден. Его заставили опустить меч, что ж, он поднимет оружие снова. И никто не сможет его остановить. Прочь. Прочь. Из хайра…

Липкое. Очень. Как будто вязнешь в болоте, и грязь комьями налипает на одежду, руки, лицо. И вот уже высовываешь, задыхаясь, из мутной жижи рот, отчаянно хватаешь легкими воздух. Глоток. Еще глоток.

Все.

Грязь уже в тебе. Во всем теле. Течет вместо крови. Вываливается изо рта вместо слов. Сплетается в голове вместо мыслей. А те, человеческие, ускользают, их ловишь как воздух, как живительные лучи Таира. Но нечем дышать. Нечем согреться. Нечем жить.

— Ои! — прошептал лежащий на полу человек, и это было последнее его слово. «Я вернусь!» — подумал он, и эта мысль, случайно залетевшая в могучий, но утопающий в море нечеловеческого бытия мозг, была последним лучом в темном переплетении бессмысленных ходов лабиринта.

Таких же бессмысленных, как некогда бывшее Ирдом тело, прислонившееся к безразличной ко всему происходящему стене.

Как лицо, которое отныне лишь повторяло гримасы нечеловеческого бытия.

Как пустые (теперь уже по-настоящему пустые) глаза, в которых не было даже слез, чтобы оплакать…

— Ои…

Не прошло и хоры, как Ирд, чье сознание оказалось закованным в примитивном мозгу магрута, понял всю тщетность затеянной им борьбы. «Ои!» — он рвался назад. Он собрал все свои силы, всю волю, чтобы вырвать себя из этой живой, истекающей слюной и похотью могилы. Он бы убил хайра, если бы не понимал, что тем самым убьет и себя.

Нет, не такой смерти он хотел. Да и хотел ли умереть?

В теле Ирда — да!

В теле хайра — о! — если бы он мог стонать, этот стон разорвал бы весь мир.

Прошла хора, а липкое сознание хайра не отпускало его. Не без помощи тех, кто вот уже несколько иров преследовал Ирда. Что ж, ловушка удалась на славу. Он сам загнал свое могучее сознание в нее. Сам почти слился с ненавистным ему телом.

Сам. Сам. Сам.

И он в отчаяньи бросил хайра на стену. Потом на потолок. Потом спиной об пол, да так, что одна из восьми мохнатых лап, пытаясь смягчить падение, хрустнула и повисла без движения. «Всего несколько хор, Ирд. А потом… Пучина безумия. Все!»

Волна злобы захлестнула магрута, и уже трудно было разобрать, чья это ненасытная злоба: хайра ли, Ирда?

Уставшее человеческое сознание требовало отдыха. Тупой мозг брал свое.

У Ирда было тело без магии. Магия без тела. И если бы эти мысли имели человеческий язык, кто-нибудь да и услышал бы:

— Убейте! Убейте меня!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ДЭН. МИРИЛЛА

1

Словно слепая, она ощупала ладонью лицо унрита. Ладонь была теплой и немного липкой от пота. Девушка улыбнулась, увидев, как выражение ужаса в его глазах постепенно сменяется чем-то, похожим на удивление.

— Ои, это все-таки ты, — пробормотал Дэн.

— Кто же еще?

— Я… я чуть не убил тебя.

— Ты сходил с ума. Вот и все.

На мгновение ему стало стыдно. Бигги. Мирилла. Как просто стать убийцей. От страха. Вся ненависть, на какую он был способен, обратилась против него. Будь у него меч и хоть капля сил, он бы не мешкая всадил его в грудь. Не в чужую. В свою. Хотя и это глупо. Ведь это значит обречь девушку на верную смерть. Унрит взглянул на Мириллу. Сказал, преодолевая страшную слабость во всем теле:

— Я хуже магрута, да?

Она убрала ладонь с его покрытого испариной лба.

— Все мы хуже. Бываем. Иногда, — и она грустно покачала головой. Достала из кармана накидки и протянула унриту несколько голубых шариков. — На, съешь. Это поможет.

— Все, что осталось от Ирда, — прошептал Дэн.

— Да.

Глотать было тяжело. Его горло еще помнило цепкие пальцы Кера. «И его тоже убил я!» Унрит прикрыл воспаленные глаза. Горячая капля (как ни пытался он ее удержать) выкатилась из-под закрытых век и скользнула по заросшей щетиной щеке. «Бигги, Биг!»

Он дремал не более хоры, но, очнувшись, почувствовал, как силы вновь возвращаются к нему. Магия Ирда в который раз спасала его никчемную жизнь. Унрит открыл глаза. Мирилла сидела рядом, прислонившись к стене, обхватив колени руками. Она не спускала глаз с обгоревшего тела Кера. Почувствовав, что Дэн очнулся, тотчас обернулась к унриту:

— Это Кер. Я узнала его.

— Страшная смерть, — прошептал унрит.

— Как это случилось. Я хочу знать. Он был один?

— Один. Ирд… остался внизу, — неуверенно сказал Дэн. Ему не хотелось рассказывать о том, что произошло. В конце концов ни он, ни Кер в этом не виноваты. — Он, — унрит посмотрел на мертвого «капюшона», но нужных слов не находилось, и Дэн нехотя выдавил из себя правду, — он сошел с ума.

— Бедный Кер, — вздохнула Мирилла.

— Ои, — вздохнул унрит, — он мертв, а я не смогу защищать тебя, пока не встану на ноги. Что будем делать?

— Ты же сам сказал: пока не встанешь на ноги, — улыбнулась девушка. — Придется встать.

Унрит выдавил из себя улыбку. Она не очень-то у него получилась.

— Встану. Что дальше? — Он-то знал, что, но ему хотелось знать и мнение девушки.

— Бежать, — сказала она.

— Нет, — унрит выразительно замотал головой.

— Почему?

— Потому что у нас не работают уарторы, а в Магре полно невидимой смерти. Потому что Ирд может быть…

— Дэн?

Унрит замолк. Он все еще не был уверен в том, что… Как ни горько это было сознавать, но привела их сюда… она? Или он? Или они Вместе? Снова, как и несколько хор назад, его охватило странное подозрение. Взять, к примеру, ненависть, которую он испытывал к Ирду. Была ли она ненавистью Дэна? Или рисунки, по которым, как догадывался унрит, сверял свой путь сюда «капюшон». Были ли то ее сны? А рука, его собственная рука, нажавшая магический знак, вернувший путников в логово магрутов, — разве она не подчинилась чужой безжалостной воле?

«Да, пожалуй, что так». Значит, кто-то хотел, очень хотел, чтобы они пришли именно сюда. Те, от кого бежал Ирд. «Здесь была охота на Ирда, вот оно что, Дэн». Но если так, то зачем им было заманивать его в такую даль? Если они знали, где «капюшон», почему сразу не убили его?

Он не мог понять всего, но одно понял хорошо: вполне возможно, Ирд жив. Если его не убили раньше, не убьют и сейчас. «Ирд в ловушке, и не без твоего участия», — напомнил он самому себе.

«Нет уж! Хватит с меня Бигги и Кера».

Он принял решение.

— Надо найти Ирда.

— Он жив! — в глазах Мириллы сверкнула радость, но она тут же погасла. — У тебя и в самом деле не хватит сил.

Вместо ответа унрит приподнялся на локте и не без труда сел. Сплюнул накопившуюся во рту горечь.

— Хватит, — он совсем не был в этом уверен, — но… я уже сутки ничего не ел.

— И не пил, — улыбнулась девушка. — На, возьми, — она протянула ему свою флягу, на дне которой плескалась вода. — Здесь где-то должна валяться моя сумка. Там оставалось сушеное мясо. Я бросила ее, когда…

Он понял.

— Это далеко.

— Ничего. Я быстро.

— И опасно. К тому же мы теряем драгоценное время. Я обойдусь.

— Ты должен поесть.

— У меня все равно вряд ли это получится, — он с грустью посмотрел на мертвые тела.

— Я пойду, — она была упряма.

— Тогда я поищу ее сам, — начал было унрит, но Мирилла уже скользнула в темный ход.

— Что ты увидишь в такой темноте, — донеслось до него. — Я же вижу, как…

— …аскис, — прошептал унрит.

Тусклый свет нотасов из открытой «ловушки» позволял обходиться без факелов. Тянулось томительное ожидание. Дэн усиленно вслушивался в удаляющиеся шаги, готовый в любую минуту броситься на помощь. Однако ничто, кроме самой девушки и его встревоженного дыхания, не нарушало тишины лабиринта. Немного успокоившись, унрит, чтобы не терять времени даром, занялся поисками необходимого им для поисков Ирда факела. Унрит нашел его там, где и бросил за ненадобностью. В «ловушке». Он с опаской пролез в нее и торопливо, пока «ловушка» в очередной раз не захлопнулась за его спиной, выскочил обратно.

Глазастый нотас лениво осмотрел его добычу, потом равнодушно уставился в глубь коридора, откуда донесся торжествующий возглас девушки:

— Дэн, я нашла!

— Я слышу, — как можно бодрее откликнулся унрит, чувствуя, однако, что его «бодрый» голос весьма походит на стон.

«Справлюсь», — подумал унрит.

Он уже хотел вернуться на свое место, когда вспомнил, что кроме факела ему понадобится и меч. Пользоваться тем, на котором едва просохла кровь друга, он не мог. Никакие силы не заставили бы его дотронуться до оружия, которое… которое…

Унрит опять не находил слов.

Оставался меч Кера, валявшийся в «ловушке». Пришлось вернуться. Меч Кера оказался несколько длиннее и тяжелее, чем его собственный. В остальном же он мало чем отличался от любого произведения бездарных мораннских оружейников. И все-таки, ощутив в ладони прохладную, слегка потемневшую от осевшей на ней копоти сталь, унрит почувствовал себя несколько уверенней: «Мы еще посмотрим, кто кого».

Поднять меч сил не хватило. Обругав себя всеми известными в Унре ругательствами, Дэн выбрался из «ловушки», волоча меч по полу. Новый, непривычный звук, коим сопровождался его выход, привлек внимание «глаза», и тот вновь уставился на Дэна.

— Посмотри у меня! — огрызнулся унрит.

Поиски факела и меча вконец обессилили его. Дэн едва перебрался через мертвые тела Кера с Тором, как ноги подкосились, и он рухнул на пол. Рядом раздался сдавленный смешок. Он поднял глаза и увидел зажимавшую ладонью рот девушку.

— Какого фрокка!

— Извини, — она протянула ему кусок сушеного мяса. — Все, что есть.

Унрит заставил себя сесть. Взял мясо. Потом решительно зажал меч Кера между колен и разрубил кусок пополам.

— Тебе, — протянул Дэн одну половину девушке.

Мирилла заколебалась, потом решительно протянула руку. Несколько минт они молча жевали, передавая друг другу флягу с остатками воды. Горьковатый привкус мяса вызвал у унрита легкий приступ тошноты. Дэн перестал жевать и уставился на аппетитно поглощавшую свою порцию Мириллу.

— Что с тобой? — она на мгновенье перестала есть.

— Сейчас. Пройдет.

Унрит не без труда проглотил пережеванный кусок и поспешил запить его сладковатой водой.

— У меня вот еще что есть, — сказала девушка, протягивая Дэну ароматно пахнущую плитку хурума.

— Здорово! Откуда?

— Из сумки, — она улыбнулась.

— Подходяще.

Недолго думая, он отломил себе половину и сунул в рот. «Еще бы глоток харуты, и… я бы свернул горы».

— Не многовато ли будет? — девушка озабоченно посмотрела на него.

— В самый раз, — довольно буркнул унрит.

От съеденного приятно кружилась голова. Лицо Мириллы снова двоилось, троилось в его глазах, но на этот раз в нем не было ничего страшного. Напротив, было приятно ощущать ее присутствие здесь, чувствовать, что ты не один. Сосредоточившись (мысли расползались, как хиссы), он заставил себя задать давно беспокоивший вопрос:

— Ты ведь была с ним?

— С кем? — не поняла девушка.

— Ну, с Ирдом.

— Конечно.

— А не с ними?

— С какими еще «ними»?

Сказать?

— Он бежал. Ты ведь знала об этом?

Девушка кивнула.

— Ну и что?

— А то, что его загнали в ловушку. Ты. И я.

— Зачем? Зачем ты это говоришь, Дэн?

Казалось, она вот-вот заплачет.

«Нет, — решил унрит. — Она ничего не знает. Ее использовали так же, как и меня. Но, может быть, она что-нибудь чувствовала?» Взглянув на расстроенное лицо Мириллы, унрит прикусил язык. «Ладно. Итак все ясно».

Хурум уже произвел свое обычное действие. Боль притупилась. Дэн чувствовал необыкновенный прилив сил. Без лишних разговоров он встал:

— Все. Пора.

Девушка тут же вскочила вслед за ним.

— Я с тобой.

— Нет. Там опасно.

— Не опаснее, чем здесь. Одной.

Взглянув на нее и на мертвые тела вокруг, унрит пожал плечами:

— Оч-чень может быть.

2

Как угорелый, он мчался по бесконечным ходам и коридорам лабиринта Древних. Большая часть их была залита беспросветной мглой, и лишь немногие освещались тусклым светом разноцветных нотасов. Свет только раздражал его. Таких мест он старался избегать. Кое-где попадались небольшие, гораздо меньших размеров, чем он сам, хайры. Лишь два или три раза он чувствовал близость подобных ему гигантов и немую угрозу, исходящую от них.

Здесь каждый был сам за себя.

Его гнал не голод (хотя нет-нет, да и сбегала со рта струйка слюны), а странное ощущение, будто не он, хайр, владел своим великолепным, приспособленным для уничтожения и поглощения добычи телом, а кто-то другой, забравшийся в его примитивный мозг и затаившийся в нем. И этот кто-то приказывал ему, отвергая все то, что хайр и подобные хайру считали единственной своей целью.

Семь сильных жилистых лап без устали отталкивались от гладких стен. Восьмая, волочившаяся вслед за массивным телом, цеплялась за малейшие неровности пола и только мешала ему. Два или три раза хайр с разбегу пролетал мимо маленьких, не больше мина существ, издавна заселявших лабиринт и служивших неплохим обедом для более крупных его обитателей. Существа ошарашенно смотрели вслед не обратившему никакого внимания на законную свою добычу чудовищу.

Не так уж часто они видели этого подземного убийцу. Выслеживая их, хайр без труда мог внушить ничего не подозревающей жертве, что он всего-навсего безобидный аскис или ленивый червь, которые во множестве водились в местах, где прохудившиеся стены лабиринта выходили к каменистой почве Магра.

Но этот хайр не охотился.

Скорее — сходил с ума.

Мимо проносились длинные ленты механических хисс, причудливые хлопья пыли, повороты, нотасы, удивленные поведением своего громадного соплеменника хайры. Одна из самок, приветственно проскрежетав огромными, способными перерубить человеческую руку резцами, попыталась было преследовать его. Но куда там! Хайр несся, не разбирая дороги, налетал на запертые двери, бился о них плоской мордой, мчался обратно, бессмысленно петляя в столь же бессмысленном сооружении Древних.

Даже глазастые нотасы, равнодушно взирающие на копошащуюся в недрах Лабиринта жизнь, и те, казалось, были в некотором недоумении. Один из них передал информацию о данных столь необычно активного существа. Ответ на его запрос был краток: «Уничтожить». Нотас тотчас вытянул ядовитое жало, готовое выплюнуть свой огненный яд в столь опрометчиво потревожившее его покой существо.

Но хайр был уже далеко. Он мчал дальше по бесконечному Лабиринту, несмотря на то, что даже его могучие лапы начинали сдавать. В конце одного из ходов мелькнула яркая вспышка света. Сам не понимая зачем (так хотел тот, другой), хайр метнулся туда и… остановился как вкопанный.

Ослепительный Таир скользил по бездонной синеве безоблачного неба. Совсем рядом, в каких-то двух-трех шагах, стлался по земле колючий магрский лиимдрео. Тут же поблизости валялось несколько сорвавшихся со скал, засохших хайрунов. Последние казались смутно знакомыми, тогда как все остальное было страшным, более того — враждебным хайру. Магрут невольно выбросил свою паутину, но тут же вернул ее обратно в брюхо. Нет, этот мир не для него. Кто-то чужой в нем попытался протестовать, но на этот раз хайр победил. Он выпустил свою черную слюну и оставил метку, которую почуял бы за несколько сот минов.

Нет. Сюда он не придет.

Поскрежетав для острастки могучими резцами, магрут нырнул обратно в темноту. В привычный ему мир прямых линий и гладких стен. В такую уютную, привычную во всех отношениях тьму.

Тот, другой, завозился в его мозгу, пытаясь вернуть хайра назад, к свету. Но вскоре ужас, который испытывал магрут, передался и ему. Другой забился в глубину примитивного мозга, оставив хайра в покое.

Не торопясь, вразвалку, приволакивая перебитую лапу, хайр направился туда, откуда пришел. Туда, где лежала добыча. Его добыча. Он оставил там свою метку. Он придет. На этот раз его вел страшный и неумолимый проводник — голод.

3

— Запомни, — сказал Дэн, — что бы ты ни увидела, действуй как я. Ты можешь увидеть Ирда. Не спеши. Это может быть не Ирд. Здешние магруты внушат и не такое. Гиблое место, — заключил унрит.

Они стояли в «ловушке», но Дэн никак не мог решиться нажать злополучный магический знак. Тот, что убил Ирда.

«Ну, положим, не убил, — неуверенно подумал унрит, — но от этого не легче».

Он переложил плитку хурума под язык («замечательная штука, даже дышать стало легче») и в последний раз взглянул в черное жерло хода. Как ни плохо здесь было, но сюда не заявился ни один магрут. Видимо, они селятся только внизу.

— Боишься? — пальчики Мириллы коснулись руки унрита.

— Не знаю, — он грубо отдернул руку, — дело не в страхе, дело в…

— В чем?

— Не знаю, — упрямо повторил Дэн. Предчувствия, хриссы их побери, ну что тут скажешь?

Унрит покосился на девушку. Она была бледна, но и только. «Не то, что ты, Светлейший», — не без злости подумал Дэн. И вновь в голову закралось подозрение: «Она слишком спокойна. Лучше бы мне идти одному».

— Что же ты стоишь? — тихо спросила девушка.

«Что же, что же, — мысленно передразнил унрит. — Ты будто не знаешь, что тебя-то там не тронут». Его глаза злобно сверкнули.

— Дэн, ты опять? — в голосе Мириллы послышался страх.

«Не их она боится — тебя. Кер, Бигги — кто следующий? Ты подозреваешь всех подряд. Хорошо, нечего сказать».

Усилием воли он заставил себя прошептать:

— Прости, — и добавил-таки: — Но я хочу, чтобы ты осталась здесь.

— Одна? — голос ее дрожал.

— Одна.

— Нет, Дэн. Я… боюсь.

— Чего? — Он в упор посмотрел на девушку. — Ответь мне, чего?

— Ты просто глупец, Дэн, — она смотрела на унрита с нескрываемым презрением. — Мне страшно. Без него.

«Так тебе и надо». Унрит вспыхнул, как факел. До корней волос. «Ну, — приказал он себе, — ну!»

— Ладно. Едем вместе. Оружие есть?

— В сумке. Нож.

— Пускай будет. Возьми.

Девушка стояла в нерешительности. Унрит догадался, что она боится, как бы он не уехал без нее.

— Я не уеду, — хмуро сказал он.

— Хорошо.

Мирилла торопливо выскочила из «ловушки» и бросилась к сумке. На дне ее и впрямь лежал аккуратный, с четверть мина длиной, кинжал. Сверкнули дорогие украшения. «Корон на десять», — автоматически подсчитал унрит. Мирилла подошла к Бигги.

— Может быть, лучше меч?

— Нет. Не надо, — торопливо ответил Дэн, сглатывая горький ком. — Иди. Тебе все равно его не поднять.

— Почему же? Когда-то…

— Иди, — властно приказал унрит, порадовавшись тому, что голос его зазвучал значительно увереннее, чем прежде.

Девушка послушно вернулась в «ловушку».

— И вот еще что, — сказал Дэн. — Понесешь факел. В случае чего тычь в морду.

— Ясно.

Унрит нажал магический знак, мысленно проклиная свою нерешительность. Кто знает, может быть, именно этих минт и не хватит, чтобы спасти Ирда. Или себя. Ведь без Ирда магические уарторы… «Стоп, — перебил себя унрит. — Не думай об этом». «Почему же — именно они помогут отыскать „капюшона“. Вот это верно. Да».

Дверь бесшумно захлопнулась, и «ловушка» поползла вниз.

— От меня ни на шаг, — предупредил унрит.

— Я поняла.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Не к месту унриту вспомнилась ночь, когда он впервые услышал ее голос, который завел его… сюда. Великие боги, может, и это было лишь частью невесть кем задуманного плана? Унрит украдкой взглянул на девушку. Губы ее были плотно сжаты. «Чему ж тогда верить, Дэн? Ведь ты сомневаешься в самом себе!» Он уже вновь готов был погрузиться в черный омут подозрений, когда легкий толчок дал понять — спуск прекратился. Дверь бесшумно скользнула в сторону. Мирилла шагнула к ней, но тут же была остановлена резким окриком:

— Стой!

Дэн принял боевую стойку, готовясь отразить нападение любого магрута. «Какая жалость, что мы оставили арбалеты в пещере», — успел подумать он.

Дверь открылась.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ПОИСКИ

1

Дверь открылась, и за ней никого не было. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд. Дэн жестами показал девушке: не торопись. Прежде чем сделать шаг, он провел впереди себя мечом. Вроде пусто. Скосил глаза на болтавшийся на груди Мириллы уартор. Тот был мертв. Следовательно, Ирд («а если не сам Ирд, то хотя бы источник питания, так, кажется, говорил „капюшон“?») мог оказаться фрокк знает где. Жаль. Их поиски усложнялись.

Унрит медленно, тщательно рассчитывая каждое движение, выбрался из «ловушки». Девушка, словно тень, последовала за ним. Дэн рискнул на мгновение обернуться к ней и для предостережения приложил палец к губам, что означало: «Тсс! Магруты прекрасно слышат. Кроме того, я ни хиссы не услышу, а уши сейчас важнее глаз».

Девушка кивнула. Сейчас она уже не казалась такой спокойной, как минту назад. Лицо ее было напряжено, а нервно подрагивающие утолки глаз говорили о том, что она изо всех сил старается не поддаться страху. Унрит попытался ободряюще улыбнуться ей. Она опять кивнула: не старайся, все равно ничего не выйдет. Дэн обернулся, взглянув в глубь открывшегося перед ними хода. Едва не отпрыгнул назад — настолько близка, казалось, незримая опасность. Лишь секту спустя он понял, что испугался собственной извивающейся, как хисса, тени. Побелев от ярости, зло рубанул мечом воздух перед собой: «Только попробуй подойди». Снова обернулся к девушке. Глаза ее были широко раскрыты. Взглянув на унрита, она испуганно моргнула. «Глупая. Я и сам боюсь не меньше тебя».

Путники медленно двинулись в отступающую перед яркими всполохами темноту. Высокий потолок позволял идти не сгибая плеч. В остальном ход мало чем отличался от предыдущих, только казался еще грязней, да под ногами кое-где хлюпала вода. В первый раз за все время пребывания в лабиринте унрит обратил внимание на то, что звук шагов затихает, едва успев достигнуть его ушей. Странный материал, из которого были сделаны стены и потолки, пожирал звуки раньше, чем они успевали пробежать с десяток шагов. «Плохо. Очень плохо, — размышлял унрит. — Этак даже я не услышу магрута, будь он хоть под самым моим носом».

Если здесь и были двери, то они никогда не закрывались. Дважды Дэн и Мирилла проходили мимо глазастых нотасов, которые провожали их своим немигающим взглядом. По опыту унрит знал: там, где нотасы, там и двери. Однако здесь все было не так. Они миновали несколько боковых коридоров, но сворачивать в них не решались — слишком просто было заблудиться. И потом — не все ли равно, куда идти?

Уарторы путников оставались все так же безжизненно черны. Чем дальше забирались они в глубь лабиринта, тем безнадежнее казалось их предприятие.

Ирд пропал без следа.

Наконец Дэн остановился. Мирилла тут же последовала его примеру. Отвратительно грязное месиво под ногами в последний раз жалобно чавкнуло, и в подземелье воцарилась не менее отвратительная тишина.

— Ну, и чего мы добились?

Мирилла пожала плечами.

— Факел скоро догорит, — сказала она.

— Ага. Судя по этой грязи, здесь полно магрутов. Но я ничего не слышу.

— А Ирд? Неужели мы его не найдем?

— Я надеялся на уартор. Но, — развел руками унрит, — увы! Наше счастье, что мы еще не наткнулись на невидимую смерть, — он усмехнулся: «вот где полно невидимой смерти, так это здесь. Другой, но не менее страшной». Он повернулся к девушке:

— Так мы ничего не добьемся.

— А как?

— Я хотел сказать, скорее магруты найдут нас, чем мы Ирда.

— Я поняла. Но как?

Унрит вопросительно посмотрел на нее.

— Может быть, ты… — неуверенно начал он.

— У меня ничего не получится. С тех пор как…

Дэн печально вздохнул. Что ж, еще одно доказательство тому, что она видела чужие сны. Те, которые помогали преследователям Ирда загнать «капюшона» в ловушку. Он решительно взял девушку за руку.

— Идем.

— Куда?

— Назад.

Они поменялись местами, и снова унрит оказался впереди. Мирилла шла так близко, что жар факела касался его плеч. Они не прошли и полсотни шагов, как Дэна осенило: свет факела!!! Вот что мешало им найти Ирда. Этот свет мешал им заметить слабое свечение уартора. Наверняка. О том, что уартор может не засветиться вовсе, думать не хотелось. Во всяком случае, это шанс. Единственный. Идти без света. «А магруты? — задал унрит вполне естественный в таком положении вопрос. — Ты достаточно боялся, Дэн», — ответил он сам себе.

— Гаси, — вполголоса приказал он девушке.

— Но, Дэн…

— Гаси.

Она послушно сбила спасительный огонь, и их тотчас поглотила выползшая изо всех углов темнота. Унрит нервно сжал левой рукой уартор. Последнюю надежду. «Безрассудно? Да. Но что же нам остается еще?»

— Тсс! Что это?

Испуганный голос Мириллы.

— Я слышу, — прошептал унрит. — Не двигайся. Оно далеко.

— Нет. Оно близко. Оно убьет нас, Дэн!

Голос ее срывался в крик.

Только истерики ему здесь и не хватало. Он прекрасно слышал. И этот отвратительный шуршащий звук, так напугавший девушку. И куда более опасный шорох многочисленных лап в хитросплетениях ходов. Ему и самому хотелось огня. Скорей. Как можно скорей. Но секту назад ему показалось, что уартор мигнул бледным, почти неотличимым от окружающей мглы светом. Он боялся, что зрение сыграло с ним глупую шутку. Боялся, что одно неосторожное движение, и он потеряет этот спасительный свет. Боялся больше, чем магрутов. Больше, чем поглотившей их тела враждебной тьмы.

— Подожди, — прошептал он.

— Но, Дэн! Оно приближается, оно…

Унрит и сам все прекрасно слышал. Он покачнулся от мгновенно охватившей все его тело слабости. Но тут же выпрямился.

— Зажигай.

Шуршало совсем близко. «Хиссы вонючие!» Мирилла медлила. Нервы унрита, напряженные до предела, готовы были взорвать горло криком. Он стиснул зубы: «Молчи!» Наконец факел выбросил первые огненные языки. На секунду Дэн ослеп, а еще через секунду его меч опустился на что-то темное, мелькнувшее у самых ног Мириллы.

«Уф!» Он вытер со лба капельки пота. Даже не взглянув на девушку, склонился над разрубленным надвое магрутом. Убитое им существо было не больше мина в длину. Несколько мохнатых лап все еще скребли по полу. Одна из них, внезапно выпрямившись, попыталась уцепиться за сапог Дэна. Ряд острых клыков не оставлял сомнений в его отнюдь не дружественных намерениях. Черное, едва ли не чернее самого лабиринта, тело истекало кровью. Магрут дернулся в последний раз и затих.

— Все, — сказал, выпрямляясь, унрит. — Готов. Ничего страшного. Не думаю, чтобы он причинил много вреда.

Он взглянул на Мириллу. Девушка стояла, прижавшись к стене, и тяжело дышала. Факел едва держался в ее руках. «Да. Я не Ирд», — с грустью подумал унрит. Однако следовало спешить. Звуки, которые улавливало его чуткое ухо в недрах Лабиринта, не нравились ему куда больше, чем только что испустившее дух существо.

— Успокойся, — свободной рукой он коснулся плеча девушки. — Ирд где-то рядом.

Мирилла поспешно взглянула на свой уартор.

— Ты обманываешь, Дэн. Нам его не найти.

— Свет очень слабый. Его видно только в темноте. Идем.

Она послушно отстранилась от стены.

— Идем, — почти ласково повторил унрит.

Около первой же развилки он, не раздумывая, свернул влево. «Запомни, Дэн, влево». Еще несколько шагов, и свечение магического уартора стало различимым даже в ярких отблесках факела. Теперь его заметила и Мирилла. Близость Ирда вернула ей силы.

— Скорей, — она нетерпеливо подталкивала унрита в спину, — скорей же, Дэн!

Им повезло. Сказочно повезло.

Унриту и самому хотелось побежать. Но осторожность брала верх. Он слышал магрутов, и те были совсем близко.

— Не спеши.

— Но почему?

Дэн прислушался. Казалось, путь впереди был свободен. Пока. Судя по шуму, один из магрутов крался поблизости, но не в том коридоре, где находились сейчас путники, а в одном из примыкающих к нему боковых ходов. Однако магрут стремительно приближался. Он неизбежно должен был появиться и здесь. Где? Позади них? Впереди? «Пожалуй что позади», — решил унрит. Путь назад, таким образом, будет отрезан. Оставалось или поскорее выбираться отсюда, или рисковать. Унрит выбрал второе.

Они побежали.

Они почти не смотрели на уарторы и, вероятно, проскочили бы мимо, если бы не Мирилла, задыхавшаяся от бега и пыли, которую сбивал с потолка мчавшийся впереди унрит; устав, она притормозила и заглянула в открывшийся перед ней боковой ход.

— Дэн!

Она не верила своим глазам.

— Дэ-эн!

Она уже готова была нырнуть в него, когда подоспевший унрит схватил ее за руку.

— Смотри! — Голос ее срывался.

Взяв у нее факел, Дэн заглянул в грязный, весь заполненный чавкающей жижей проход. Он почти ничего не увидел, но, сделав два шага вперед, различил сидящего, прислонившись к стене, человека. Руки человека безвольно болтались вдоль туловища. Голова бессмысленно поворачивалась то вправо, то влево. Дэн не приметил, чтобы он хоть как-то прореагировал на яркое пламя факела. Но человек был жив. И это был Ирд.

— Ои! — прошептал потрясенный унрит.

— Что они с ним сделали, Дэн?

Как он устал от вопросов, которые и сам задавал себе на каждом шагу.

Девушка вырвала руку и шагнула вперед. Унрит загородил собой проход, и она ткнулась лицом ему в плечо.

— Осторожно, — сказал он. — Это может быть и не Ирд.

Мирилла отпрянула от унрита. Даже спиной он чувствовал ее негодующий взгляд.

— Ты… Ты… — казалось, она увидела хиссу.

Унрит обернулся. Что-то в голове подсказало: берегись! В руке девушки сверкнуло острое лезвие.

— Пусти!

«Еще немного, и я бы получил нож в спину», — успел подумать унрит.

— Не пущу, — он готов был отразить удар.

Но нож так и не опустился.

— Здесь так просто. Сойти с ума, — пробормотала девушка, отступая на шаг.

Дэн облегченно вздохнул.

— Здесь все… — он не договорил. «И Ирд тоже», — устало подумал унрит.

Напряженность сменилась безразличием. Он шагнул к беспомощному «капюшону». Ему было все равно. Ирд так Ирд. Магрут так магрут. Он спокойно ожидал своей участи. Наклонившись над Ирдом, коснулся его мускулистой руки. Почувствовал упругую человеческую плоть. Почувствовал, как инстинктивно напряглись мускулы «капюшона».

— Это я. Дэн.

Ни слова, ни жеста в ответ.

— Вставай.

Не к месту унрит вспомнил, как жестоко обошелся Ирд с раненым Кером. «Я так не смогу». Было больно видеть могучее, казалось, совершенно лишенное воли тело. «Он здесь, и его нет. Странно. И… страшно», — подумал Дэн.

Он присел на корточки рядом с безразличным ко всему «капюшоном», стараясь не измазаться в грязи. Приставил к стене меч. Достал из кармана куртки платок и оттер им невесть чем перемазанное лицо Ирда. Тот не реагировал, хотя на вид был вполне здоров. «Если он не сможет идти, то одному мне его не дотащить». Дэн прикинул в уме обратный путь. Шагов пятьсот. Потом направо. Потом еще столько же. Пустяки. Но не для него. Полхоры назад он едва поднимал меч. Лекарство и хурум, конечно, помогли. Но он еще слаб. Очень слаб.

Унрит огляделся, надеясь отыскать меч Ирда. Однако тот, вероятно, затерялся в темных ходах подземелья. «Э, — вспомнил унрит. — Ирд бросил его в „ловушке“. Потом… Потом снова схватил его… Или все было не так?» Память отказывала. «Оставь, Дэн. Куда тебе еще?»

Девушка присела рядом, с грустью рассматривая своего друга? повелителя? Теперь было все равно. Она тоже старательно вытерла лицо Ирда невесть откуда появившимся платком тончайшего аэльского шелка. Смочив его слюной, отерла запекшуюся на шее кровь. Кое-где, на шее и запястьях рук «капюшона» темнели здоровенные синяки. Вывалянный в грязи плащ являл жалкое зрелище.

И это Ирд?!

Разум покинул его. «…Кукла. Тряпичная кукла».

Дэн отвернулся, чтобы Мирилла не видела выражения жалости на его лице. Чего-чего, а этого она не простит. Ненависть — о, да! Жалость — никогда. Справившись с собой, унрит повернулся к Мирилле:

— Может… — никогда еще его голос не звучал так неуверенно, — может, он послушается тебя?

— Не знаю. Я попробую.

«Унволе. Самый что ни на есть настоящий ун…»

— Только скорей, — заторопил унрит. — До сих пор нам везло, но везение может и кончиться.

— Я знаю, — она встала. — Ирд, ну же, пора, — она взглянула на Дэна. — Я правильно говорю?

Не в силах ответить ей, унрит кивнул.

— Нам пора, Ирд.

Девушка взяла его за руку и попыталась поднять с пола. К общему удивлению, «капюшон» послушно встал. На какое-то мгновение в глазах Мириллы блеснуло торжество, но тут же, будто испугавшись своей власти над ним, она растерянно прошептала:

— Неужели так будет всегда?

Губы ее дрожали. Она готова была зарыдать. Как можно спокойнее унрит сказал:

— Он болен. Только и всего.

— Болен… — эхом откликнулась она.

Если бы Дэн сам был уверен в том, что говорил.

— Пойдем, — Мирилла слегка подтолкнула Ирда, и тот сделал несколько неуверенных шагов. — Еще немного, и мы будем в безопасности. Так ведь, Дэн?

Подтверждения своих слов она не дождалась. Почти одновременно унрит и Мирилла увидели, как из-за поворота в узкий проход протиснулась массивная туша хайра.

2

— Бегите! — прошептал унрит, хватая меч.

Как завороженный, он наблюдал неумолимое приближение магрута.

— А ты? — как-то сразу поглупев от страха, спросила Мирилла.

«Еще бы, — опять горько подумал унрит, — ведь Ирд теперь не тот». Впрочем, ревновать ее к такому Ирду в такой момент… «Тьфу!» — он сплюнул от отвращения к самому себе.

— Я остаюсь.

— Но… там нет выхода.

— Здесь, как видишь, его тоже нет. Бегите, я говорю!

Шаги Мириллы и Ирда захлюпали по грязному месиву. Девушка тащила беспомощного «капюшона» за руку. Дэн, не оглядываясь, понял, что они уходят. Он же не двигался с места. Теперь унрит отчетливо видел, что перед ним не совсем обычный хайр. «Скорее уранхайрут», — подумал Дэн. Только этот был куда больше. Много больше. Таких унрит еще не встречал.

С тупой, отвратительной морды закапала слюна. Из узкой прорези рта выдвинулись и снова скрылись под кожистыми мешками «губ» четыре острых резца. Каждый из них был с хороший унритский нож. Бойницы-глаза уставились на Дэна. Хайр почему-то не двигался. Четыре могучих лапищи, казалось, прилипли к полу и стенам лабиринта. Остальные магрут держал на весу. «Совсем как руки», — подумал унрит. Из отвислого брюха выползла и, извиваясь, как хисса, поползла к Дэну желтоватая паутина.

Унрит невольно отступил на шаг. Потом, подумав, что его спутники достаточно далеко, стал медленно пятиться вдоль грязных, исхоженных не одним поколением хайров, стен.

«Паутина» почему-то вернулась в брюхо магрута. Хайр неуверенно двинулся на Дэна. Он не торопился. Он будто раздумывал, как поступить. Почти не двигаясь с места, он покачивался на передних лапах, испуская странный скрежещущий звук своими мощными резцами.

Так мясник точит свой нож.

Унрит едва удерживал себя от того, чтобы не побежать. Горевший уже не первую хору факел начал дымить, и Дэн с тревогой посматривал на него. Без огня у унрита не было ни малейшего шанса. Да и с огнем… «Похоже, впрочем, что магрут побаивается его».

Дэн отступал. Хайр медленно, словно нехотя, продвигался вперед. Расстояние между ними не сокращалось. Но и не увеличивалось. Хайр упрямо держал дистанцию в несколько шагов, и унрит никак не мог взять в толк, зачем ему это нужно.

Уже лучше бы скорее все кончилось.

Он до онемения пальцев сжимал меч.

Хайр не торопился. Казалось, он ждал, когда Дэн не выдержит и сломя голову помчится по коридору. «Ну уж нет. Моей спины тебе не видать». Похоже, и магрут почувствовал это — скрежетание резцов стало громче. Унрит вдруг подумал, что хайр может быть не один. Сколько их там ползет за ним в узком проходе?

Хорошо, что узком. Только бы их не было там, куда бежали его спутники. Неожиданно унрит оступился. Слабость дала о себе знать, и он, не удержав равновесия, повалился на спину. Он ждал, что хайр тут же бросится на него, но не тут-то было. Хайр «вежливо» позволил ему встать и продолжить медленное отступление. Даже больше. Хайр остановился. Замерли могучие резцы. В подземелье воцарилась тишина, и унрит услышал, как откуда-то очень издалека донесся голос Мириллы:

— Дэ-эн!

— Я живой, — прошептал унрит, радуясь, что его спутники так далеко.

Он с беспокойством смотрел на магрута. Хайр замер. И его неподвижность не предвещала унриту ничего хорошего. Некоторое время они тупо смотрели друг на друга. Узкие бойницы-глаза хайра. Слезящиеся от дыма («только ли от дыма, Дэн?») глаза человека. «Уходи», — молил человек. «Беги», — хайр. Магрут явно забавлялся его страхом. А может быть, он ждал. Но чего?

Его четкие до сих пор очертания внезапно потеряли резкость. Унрит испуганно прикусил губу. Глаза в который раз подводили его. Однако поглядев на резкие контуры теней, унрит понял, что дело не в глазах. Дело в хайре. Магрут попросту «растворялся» в воздухе. «Хриссы меня раздери!» — прошептал Дэн.

Хайр таял на глазах.

Еще секта, и он исчез.

«Это из тех, что утащили Ирда», — с ужасом подумал унрит. Он нервно принялся тыкать мечом перед собой, надеясь предотвратить нападение. Дэн по-прежнему пятился спиной, преодолев таким образом уже не один десяток шагов. Ход, по которому продвигался унрит, преображался на глазах. Он не сразу обратил на это внимание. Когда же, наконец, обратил, его беспокойство только усилилось.

Здесь славно поработало время. Или горы, которые, не желая мириться с присутствием странного сооружения, разорвали потолки, а кое-где и стены лабиринта. Сквозь зияющие разрывы виднелись уродливые металлические конструкции, которые предусмотрительные строители противопоставили сокрушительному натиску скал. Но и они были погнуты, исковерканы и медленно «умирали», раздавленные страшной тяжестью. Местами с просевшего и растрескавшегося потолка капала вода. Звук капель раздражал Дэна. Он мешал сосредоточиться, а слух сейчас был едва ли не лучшим оружием унрита.

Что-то мелькнуло в двух шагах от Дэна, и он ужаснулся, как близко подобрался к нему магрут. Дэн наугад махнул мечом. Почувствовав, что попал, тотчас отскочил назад, ожидая ответного удара. Хайр по-прежнему бездействовал. Только воздух перед унритом вдруг задрожал, и в нем начала проявляться смутно знакомая фигура. Дэн поспешил удалиться на безопасное расстояние. Фигура медленно обретала человеческий вид. И хотя унрит уже знал, чего можно ожидать, сердце его дрогнуло.

Он увидел Бигги. Живого, с руками и ногами, без страшной раны в груди. В руках Малыша был меч. Его, Дэна, меч. Шестое чувство подсказало, что последует дальше. Унрит до крови закусил губу:

— Не надо, Биг!

Грустно улыбаясь, маленький уродец приставил меч к груди.

— Бигги, пож…

Пронзил себя насквозь.

Унрит без сил прислонился к стене, глядя туда, где должен был подкрадываться к нему хайр. «Ну же, давай».

Истекающий кровью Малыш упал. Сердце унрита разрывалось на части. Хайр оставался невидимым. Однако коридор вновь наполнился скрежетом могучих резцов. «Зачем? Зачем он устроил этот спектакль, — думал унрит, — чего он хочет?»

«Ах, прекрасная Мирилла», — прокатился по лабиринту голос маленького уродца. В его голосе не было ни горечи, ни сожаления, ни страха. «Помнишь, Дэн, как славно мы посидели у Носатого Игла, когда ты вернулся из Магра с полными карманами нотасов. Тогда тебе везло, Дэн. И перекупщики платили тройную цену. И Магр выпустил тебя без единой царапины. И даже костлявая дочка Пина посматривала в твою сторону. Но ты не очень-то обращал на нее внимание, Дэн». «Было бы на что обращать, Биг». «Как же ты оказался здесь?» «Голос, Биг. И твои дурацкие видения. Все это неправда. Обмелевшее море. Женщина. Я поверил тебе, Биг». «А я тебе…»

Слышать до боли знакомый голос Бигги, зная, что тот уже никогда не сможет ничего сказать, было невыносимо. «Не удивительно, что даже Ирд опустил меч», — устало думал унрит. Он будто окаменел. Он чувствовал, как дрожит от напряжения каждая частица измученного тела. Но эта дрожь сидела где-то глубоко внутри. Дэн поднял руку с зажатым в ней факелом — рука была страшно тяжела. Другая, с мечом, безвольно болталась вдоль туловища. «Как у Ирда», — думал унрит.

Совсем некстати огонь факела резко пошел на убыль. Несколько раз он взметнулся вверх и лениво лизнул грязный потолок. Затем выбросил в затхлый воздух сноп искр. И, наконец, едкий угарный дым ударил в нос унриту, напомнив ему о надвигающейся темноте.

Теперь света факела едва хватало на то, чтобы видеть смутные очертания стен на расстоянии двух-трех шагов. Оцепенение не проходило. Зато мысли в голове унрита бурлили, как Срединное море, грозя выплеснуться и затопить собой все подземелье. Как легко было броситься сейчас на него, повалить на пол, разорвать на части. Дэн умер бы без сожаления. Он и так уже чувствовал себя наполовину мертвым. И тем не менее магрут не трогался с места.

Бездействие подземного гада казалось необъяснимым. И снова Дэн подумал о том, что магрут чего-то ждет от него. Перед глазами стояло видение пронзившего себя маленького уродца. «Что оно значит, Дэн? А может, магрут хочет, чтобы я убил его?!»

Унрита затрясло.

«Ну вот ты уже и бредишь, Дэн».

«Разумеется. Не может такого быть».

«Но… вдруг..?»

«Ун, до, тре, кетр. Ну же! Ну же, Дэн! — сознание мутилось. — Убей. Хайра? Ирда? Великие боги! Еще немного, и я сойду с ума. Еще немного, и Ирд умрет. Не тот, которого тащат по Лабиринту, словно жалкого унрита, пропившего последние остатки мозгов. А тот, чья мысль, чья сила еще недавно была… была. О, хайр-Ирд! Вот тебе и покой! Черный склеп подземелья. Тупая морда магрута. Еще пара хор, и все, что тебе останется, Ирд — темная пучина безумия, если… Если ты не уничтожишь это чужое, ненавистное, страшное… Тело? Живую могилу? Дэн, поспеши. Ты достаточно ошибался. Не ошибись хотя бы на сей…»

«Посмотри, он же ждет. Он устал ждать».

В сгущающейся темноте смутно виднелась уродливая морда бездействующего хайра. Могучие лапы намертво приклеились к полу. Из обвислого мохнатого брюха выдавилась и поползла к ногам унрита хиссообразная «паутина». Дэн уже не пытался ни защищаться, ни бежать. Он едва ли не с любопытством наблюдал, как живая «веревка» добралась до него, обвилась вокруг ноги. Вторая оставалась свободной. «Веревка» затянулась. Стало больно. «Еще не поздно перерубить ее», — вяло подумал унрит. Магрут потянул «паутину» на себя.

Дэн сделал шаг, чтобы не упасть.

Потом еще.

И еще.

«Только бы не погас факел, — молил он, — я хочу видеть Унру в лицо».

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ДОЛИНА

1

Свет Таира слепил глаза. Если это и был сон, то самый лучший сон в ее жизни. Огромный шар изливал потоки тепла и света, и даже сумрачные горы Магра, казалось, расцветали всеми цветами радуги. Только седые вершины, маячившие вдали, были по-прежнему холодны и суровы. А многочисленные ручейки, пробивавшие себе дорогу в их каменных телах, походили на слезы.

Ей тоже хотелось заплакать. Она хлюпнула носом и с беспокойством оглянулась на своего странного спутника: заметил? нет? Потом, увидев отсутствующее выражение на его лице, тяжело вздохнула: «Теперь он не заметит и… Унры».

Даже живительный свет не пробудил к жизни его чувств и мыслей.

— Ои (она подхватила унритское словечко, так хорошо выражавшее и боль, и радость, и удивление, и страх).

— Ои! — повторила девушка и, взяв «капюшона» за руку, поспешила отойти от мрачного входа в Пещеры. Ирд был послушен и тих. «Если это, конечно, Ирд». Неподвижное лицо походило на маску. Впрочем, будь Мирилла чуть повнимательнее, она бы заметила, что глаза Ирда, вовсе не так неподвижны, как ей кажется. Его расширенные зрачки нет-нет да и переползали из стороны в сторону. Тревожно.

Магрут боялся света.

А света было много.

Перед путниками расстилалась цветущая долина, и пышные кроны деревьев указывали на то, что места эти не обделены ни влагой, ни теплом. Выбравшись из Лабиринта, Ирд и Мирилла оказались на плоском уступе скалы, который возвышался над долиной на несколько десятков минов. Справа уступ полого спускался вниз. Спереди и слева резко обрывался в пустоту. Сверху хорошо была видна голубая лента реки, которая хиссой проползала среди буйствующей растительности и терялась в ней далеко на западе. Там долина постепенно сужалась, и огромные горы, покрытые белыми шапками снега, пополняли ее воды многочисленными речками и речушками. Мирилла вздохнула. Свежий воздух приятно омывал уставшие легкие, вызывая головокружение. Она присела на корточки, чтобы не упасть.

— Садись, — тихо сказала Ирду, уже не надеясь услышать его голоса, — надо дождаться унрита.

Вместо того, чтобы сесть, «капюшон» сделал несколько неуверенных шагов к Пещере. Он прикрывал глаза рукой (яркий свет сжигал опустошенный мозг), и это был единственный человеческий жест за те полхоры, что провела с Ирдом Мирилла.

— Куда ты? — спросила она скорее себя, чем его.

Он не обернулся.

Девушка поспешно вскочила на ноги и догнала Ирда. Ей снова пришлось взять его за руку и едва ли не силой тащить за собой. Затем она усадила «капюшона» на плоский камень на краю обрыва, откуда открывался прекрасный вид на долину. Девушка присела рядом, но тут же вскочила — камень источал невыносимый жар. Мирилла с удивлением посмотрела на неподвижно сидящего Ирда. Он не шелохнулся даже тогда, когда она коснулась его плеча:

— Это же сковородка.

Ему было все равно.

— Мы дождемся унрита здесь, — не очень-то уверенно сказала девушка, задумчиво глядя на расстилающуюся перед ними жизнь.

2

Он мог бы дотронуться до магрута. Мог коснуться узких прорезей глаз. Мог провести рукой по грубой шерсти. Мог даже ощупать могучие резцы хайра — так близка была его полураскрытая, источающая невыносимые запахи пасть. В руке унрита был факел (пускай уже угасающий, но им еще можно ткнуть в мерзкую морду). Свет факела, обратил внимание Дэн, заметно тревожил хайра. Массивная морда была развернута так, чтобы красные языки не касались глаз. «Может быть, поэтому он и не нападал, — подумал унрит, но тут же одернул себя: — не нападает и сейчас».

Вторая рука Дэна крепко сжимала меч.

«Неужели он и в самом деле хочет, чтобы я убил его? Но он же не может этого хотеть! Не должен. Не… — мысли обжигали каленым железом, — чего же ты ждешь, Дэн, чтобы он слопал тебя?»

Будто в ответ, из пасти хайра брызнула струйка слюны.

«Вот видишь. Здесь все просто: кто кого».

Унрит направил острие меча в голову магруту. Но не ударил, а лишь коснулся им плоского уродливого лба. Хайр не сделал попытки защититься. Дэн почувствовал, как меч, легко распоров стягивающую череп кожу, ткнулся в массивную лобную кость. Из рассеченной головы закапала кровь. Цвета ее в полутьме было не разобрать. Она стекала по лезвию на эфес. Несколько капель попало на руку унриту и обожгло кожу. К горлу подступила нестерпимая тошнота.

«Это же убийство, Дэн. Да. Так бы сказал Старик».

«Бред. Сумасшествие. Очередное сумасшествие. Ты, убивший лучшего (о!) друга, теперь не можешь…»

«Не могу. Именно потому. Хватит».

Унрит отвел меч. Ему показалось, что хайр удивленно вздрогнул.

«А теперь замахнись и ударь как следует», — прошептал внутренний голос.

Беги, Дэн!

О, Великие боги!

Он не мог ударить. Руки — тело — мысли — чувства — все восставало в нем. Он не мог бежать — правая нога была крепко-накрепо «перевязана» хиссообразной паутиной.

«Отпусти», — умолял унрит.

Хайр не отпускал.

Унрит закрыл глаза и, размахнувшись, нанес страшный удар…

Застонав, «капюшон» соскользнул с камня и повалился на землю. Несколько иголок стелющегося по каменистой почве кустарника вцепилось в грязный плащ, будто пытаясь удержать его. «Капюшон» дернулся всем телом и перекатился с боку на бок, оказавшись на самом краю уступа. Лицо «капюшона» было искажено гримасой боли. Зубы сжаты так плотно, что, казалось, они не выдержат стиснувшей их силы и рассыпятся на куски. Глаза выкатились из орбит. На губах пенилась кровь.

— Дэн… — растерянно прошептала девушка.

Она боялась подойти к этому потерявшему человеческий облик телу и не могла оставить его на краю пропасти. Очередной приступ непонятной ей болезни мог сбросить Ирда с уступа.

Собравшись с силами, Мирилла бросилась на помощь. Тело Ирда сотрясала крупная дрожь. Его голова отчаянно замоталась из стороны в сторону. Длинные пальцы пытались вцепиться в каменистое ложе с такой силой, что из-под ногтей выступили алые капли. На беду, уступ слегка наклонялся к обрыву, отчего тело Ирда неумолимо сползало в пропасть.

Она поспела как раз вовремя. Ноги Ирда уже потеряли опору, несколько камней с грохотом обрушилось вниз. Девушка ухватила Ирда за плащ и потянула от пропасти. По лицу «капюшона» пробежала судорога. Он дернулся, едва не вырвав плащ из ее хрупких рук…

Дэн открыл глаза.

Массивный череп хайра выдержал. Меч унрита, как и в первый раз, легко распорол облегающую кость мякоть, однако, наткнувшись на броню черепа, мораннская чеканка не выдержала. Стальной клинок переломился у самого эфеса.

Унрит остался без меча.

Хайр, казалось, обезумел от боли. Его лапы, распрямившись, подбросили массивное тело к потолку. Из огромной раны хлестала кровь, заливая пол Лабиринта, стекая по стенам, размазываясь грязными пятнами на потолке. В тот момент, когда мерзкая туша уже готова была рухнуть на ошеломленного человека, «паутина» рванула Дэна вперед, и он полетел в темноту. Факел выпал из его рук. Упав в лужу крови, еще тлеющий огонь возмущенно зашипел и погас. Потом что-то подхватило унрита и поволокло по темному коридору.

3

— Дэ-эн!

— Сейчас, мама, я иду.

«Маменькин сынок», — сказал бы отец.

— Что-то долго ты идешь!

Странный голос. Откуда?

Я не хочу просыпаться.

Перед глазами голубая пелена. Приятная свежесть в голове. Глаза закрыты. Да. Это сон.

— Мне прийти сорвать с тебя одеяло? Или ты хочешь, чтобы я окатила тебя холодной водой?

«Хочу. Очень хочу».

— Ма…

— Что, Дэн?

— Отец вернулся?

Он не вернется никогда.

«Ты не убил магрута и тем самым убил меня!» Кто это? Ирд? «Не правда ли, именно этого ты и хотел?»

Странная мысль.

— Дэ-эн! Он упадет, Дэн!

Смутное воспоминание озарило уставший мозг. Темный ход. Тяжелая поступь хайра. Потом свет. Яркая вспышка. Он выплюнул растаявший во рту хурум. Потом…

Унрит очнулся.

Ну да. Потом он добрался (или это хайр вынес его) до этого света. Увидел голубое небо. Пылающий Таир. Зеленые кроны тахиол. Забыв о хайре и обо всем на свете, прислонился к теплой, почти горячей скале. Увидел Мириллу. Услышал ее отчаянный крик. Вот этот:

— Дэ-эн, помоги!

Он оторвал себя от камня. Ноги подгибались. Хотелось встать на четвереньки и ползти. Куда угодно, лишь бы подальше от кошмарного Лабиринта. В голове гудело. Он вспомнил: толчок — он летит — врезается в металлических хисс — вскакивает. Снова толчок. Еще. Еще.

«Унра не любит меня».

Вдвоем они оттащили Ирда от края пропасти. Девушка тут же устало повалилась на землю. Она лежала, уткнувшись носом в колючую траву, обхватив голову руками. Худые плечи вздрагивали. Она плакала.

«Живы. Мы живы!»

Ему нечем было ее утешить. Разве тем, что Унра прошла стороной. И даже Ирд — что бы с ним ни случилось по-прежнему с ними. Дэн вздохнул. А значит, все хорошо.

Унрит подошел к краю уступа и осторожно заглянул вниз, где в нескольких хорах ходьбы извивалась голубая лента. Там они наберут воды. А если повезет, он поймает большую рыбу и зажарит ее на костре. Несколько дней в пути, и они навсегда покинут Магр. Жизнь снова становилась простой и понятной.

«Ои!»

Дэн взглянул на плачущую девушку: «Я не расстанусь с ней». Потом что-то сильное — гораздо сильнее унрита — заставило его повернуть голову в сторону Пещер. Там, на границе дня и ночи стоял Бигги. Маленький уродец улыбнулся и помахал Дэну рукой, что означало: Ирд, сходящий с ума в ненавистном теле; Ирд, презирающий всех и вся, Ирд простил.

Но об этом Дэн уже не узнает. Ни-ко-гда.

ЭПИЛОГ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ

Кумарон плавно покачивался на волнах. На палубе было сыро — шел дождь. Рыжий матрос остервенело тер потемневшие от времени доски лысой шваброй. Другой, столь же лысый, как и швабра первого, бесцельно шатался по корме, хмуро поглядывая на пенные гребешки волн. Нервно поскрипывали снасти. Зарифленные паруса ожидали попутного ветра. Команда — загулявшего на берегу капитана. Дэн и Мирилла — скорейшего отплытия.

Они стояли на палубе, не обращая внимания на дождь, глядя в сторону смазанного дождем Тан-Унратена. В Доме Стражи один за другим гасли огни. Лениво перетявкивались хиссуны. Далеко на востоке, в разрывах туч, мелькал оранжевый бок Таира. Начиналось утро.

— Погодка-то не ахти, — заметил, проходя мимо, лысый матрос.

— Не ахти, — кивнул из вежливости унрит.

— Ничего, скоро подует с берега, — заверил его лысый, — не долго ждать.

Дэн улыбнулся: «Прощай, Унра!»

Он и не надеялся когда-нибудь покинуть ее. Из Унры уезжают немногие. «Так-то, Дэн». Спасибо странному перекупщику, купившему один из найденных им в Магре нотасов за сумму, которую постеснялся бы назвать даже такой отъявленный наглец, как Пин. Впрочем, совесть унрита была чиста. Перекупщик сам назвал цену. Дэну же оставалось лишь ударить по рукам. Это были огромные деньги, но их едва хватило на то, чтобы уговорить капитана вывезти из Унры Ирда. Капитан соглашался провезти только двоих. Взглянув на Ирда, он неприязненно проворчал:

— Ну и приятель у вас, я погляжу, — и добавил: — Он же ни хриссы не соображает. На что он вам?

И — Дэну пришлось выложить все припрятанные им на черный день деньги, прежде чем капитан пожал плечами:

— Как хотите. По мне — хоть магрут.

Унрит вздохнул и взглянул на стоявшую рядом девушку. Она поеживалась от морской прохлады. Мокрые завитки волос прилипали к щекам. Губы ее посинели. «Тебе-то к чему мокнуть?» — подумал унрит.

Мирилла будто услышала его.

— Я спущусь к Ирду, — сказала она.

— Иди. Я еще постою. Хочу проститься.

Слегка подташнивало от выпитой с вечера харуты. Накануне Игл усердствовал как никогда. Наливая Дэну, не забывал и про себя. «Зря т-ты эт-то, Дэн. Ос-ставался бы т-ты это. И к-куда тебя хриссы несут?» — пьяно бормотал он, обнимая унрита и слюнявя его щеку своими толстыми, мясистыми губами.

Сейчас он спал и видел сны.

Больше унрита не провожал никто.

Косые струи безжалостно хлестали пустынный берег. Надежно укрытый бортами вытащенного на берег баркаса, человек в темном плаще вынул из кармана расшитый золотом платок и тщательно высморкался, едва приметно улыбнулся. Насморк — странная болезнь, и далеко не всегда лечится магическими средствами. Впрочем, не очень-то он усердствовал.

Он и сам толком не знал, зачем пришел в это утро на пристань. Можно было бы давно оставить никому не нужные проводы. Что ему эти люди, которые так никогда и не узнают, участниками каких событий они стали. Только Ирд мог бы знать это, если бы… Если бы он был прежним Ирдом.

Однако все к лучшему. Случилось. Для всех. «Болезнь» вылечена. Предсказанье тианской ведуньи не сбудется. Ему же так и не пришлось выступить на стороне Темного Круга. Слава Богам, темные маги обошлись без него. Почти. Ему же выпало наблюдать. И он наблюдал, невидимый, незримый; один лишь раз он по неосторожности попался на глаза унриту. Ну, да все уже позади.

«Ои!» (Проведя в Магре большую часть жизни, он любил пользоваться унритскими словечками. Тем более, что иногда бывал в Унре под видом заезжего перекупщика.) «Ои!» Никогда еще до сей поры победа Темных магов не была на руку Светлым.

Маг вздохнул. Ему нравился Ирд. Его гордый, независимый нрав. «Ты никогда не стал бы ни Темным, ни Светлым. Ты был сам по себе. Проклятый. Одинокий. И вот теперь потерявший все. Даже самого себя. Прощай».

Маг повернулся и, не торопясь, зашагал к Дому Стражи. «Зачем, зачем ты искал Спящих, Ирд?»

Спустя несколько хор, когда кумарон был уже далеко в море, а Странник возвращался одному только ему ведомыми тропами в Магр, Унру сотряс страшный взрыв. Взорвался порох, сложенный в подвалах того самого дома, где некогда останавливался отряд Ирда.

Ирд все еще заметал следы…

конец 1-й книги

СТРАНСТВУЮЩАЯ ПО ТЕЛАМ

ПРОЛОГ

1. УНРА. 30 ИРОВ ДО

Взгляд.

…Как он сюда попал? Ворота охраняются. Да и стена…

И руки. Его когти… ногти? — мысли путались… вцепились в сучковатую палку… дубинку?.. — женщина с ужасом поняла, что пришельцу ничего не стоит переломить ей хребет одним ударом. Щелчком. Да и это ни к чему. Она умрет и так. От страха. Женщина закрыла лицо руками и тут же отдернула их. Смотреть. Не спуская глаз. Иначе еще страшней.

Магрут не двигался. Но женщина отчетливо видела, как прыгает под густой щетиной его кадык.

— Ты… хочешь пить? — женщина потянулась дрожащей рукой к стоявшему на полке кувшину. И тут же почувствовала, как напряглись его мышцы, заходила ходуном укрытая грубой шерстью грудь. Она бросила взгляд ниже и на мгновение лишилась дара речи. А потом выдохнула:

— Э, да ты чего?!

И… покраснела до корней волос.

Магрут громко засопел. По скуластому лицу… морде?.. — пробежала едва уловимая тень сомнения. Ночной гость судорожно сглотнул.

Женщина взглянула на выломанную дверь, откуда в хижину вползал промозглый, сырой туман. Если бы не шумное сопение магрута, она наверняка услышала бы шум Срединного моря. «Сегодня оно разгулялось не на шутку, — подумала женщина, — закричу — никто не услышит. Да и не успею, — она оценила расстояние, отделявшее ее от незваного гостя, — стол? Что ему стол? Хватит одного прыжка».

Смешно (если бы не было так страшно) шлепнув губами, пришелец протянул руку и схватил со стола приготовленный для хиссуна кусок иллансана. Женщина с жалостью взглянула на распростертое на полу маленькое пушистое тельце убитого ночным гостем зверька: «Все. Дотявкался, милый».

Снова накатил страх. Вернее, он сидел в ней все это время. Как заноза. Как нарывающий гнойник. И вот теперь, когда вид растерзанного хиссуна слился в ее сознании с грубым, почти животным, чавканьем пришельца, гнойник прорвался. Женщина захрипела, пытаясь сдержать гибельный для нее крик. Платье мгновенно взмокло от пота. Оно липло к рукам, бедрам, холодило живот.

Стало холодно.

Очень.

Поймав внимательный, почти человеческий, взгляд магрута, женщина попыталась улыбнуться (губы не слушались ее) и показала знаками: «Пить. Я хочу пить».

«Впрочем, что это я? Он уже сожрал мясо. Оно ему на один зуб. Что ему дать? Что?»

— Там, — женщина показала в угол комнаты, где висел мешок с сухарями. — Там. Иди. Ешь.

Она не надеялась, что пришелец поймет ее. Сказала это так. Просто. Чтобы сказать. Однако магрут неспешно направился туда, куда указывала ее рука. Увидев его грубо выбритый затылок («зачем это?»), женщина быстро схватила с полки кухонный нож и положила перед собой на стол.

Пускай видит.

Потом подумав, уже не торопясь, сняла с полки глиняный кувшин. Не с водой. С харутой. Заставила себя глотнуть огненного пойла. Харута впилась в горло тысячами коготков. На мгновение она потеряла способность дышать. «Не слишком ли большой глоток?» — подумалось ей, но уже несколько сект спустя, когда живительное тепло и истома разлились по всему телу, медленно облизала горчащие губы: еще. И глотнула. На этот раз осторожно. Чуть-чуть.

Ставя кувшин на место, женщина искоса взглянула на магрута. Тот жрал, жадно запихивая в рот целые пригоршни сухарей и глотая их почти не жуя. Ему не было до нее никакого дела.

Она усмехнулась: «Тоже мне мужик!» Испугавшись этой мысли, потянулась к ножу — пусть только попробует.

Пусть.

Комната качнулась. Вправо. Влево. «Землетрясение?» «Дурочка, это же харута». И — оперлась рукой на стол, смахнула с лица седеющую прядь. «Жрет. Этому и мешка будет мало, — мысли ее перескакивали с одной на другую. — Такой вот и задрал моего… — и еще: — ир, другой, третий, и кому я буду нужна?»

Женщина прикусила губу да так, что на ней выступило пятнышко крови. Медленно опустилась на скрипучий табурет. Взглянула. «Со спины-то совсем человек. Только в плечах пошире. И руки. Вон какие мускулистые. Хороший был бы воин. Да». Тело забила мелкая дрожь. «Что ты, что ты?» — успокаивала сама себя. Но уже катилась от пяток до самых мочек ушей горячая волна. Страх исчез. Она напряглась, борясь с собой, все еще не веря, не желая верить…

— Эй, — слетело с губ помимо воли.

Магрут перестал есть, обернулся к ней. Волосатая грудь его сплошь усеивала крошка от сухарей. Плоское лицо застыло в гримасе недоумения. А слегка раскосые глаза смотрели так, будто он все понимал.

И тут неведомая сила подхватила ее. Она встала, шагнула к нему. И непослушные губы прошептали. Жалобно и робко:

— Я… красивая, да?

2. УНРА, 20 ИРОВ ДО

— Тай!

Заметили!

Зря, выходит, полз, обдирая колени и глотая нестерпимо горячую пыль, которая скрипела на зубах, слезила раскосые глаза, расползалась по лицу бурыми пятнами.

— Ты никак покраснел, Тай!

— Сын магрута…

— …и харуты! — подхватили на разные голоса.

— Самое подходящее для тебя местечко, Тай!

«Сколько их?» Тело раздирал невыносимый зуд.

— Погоди, вот только растегну штаны, Тай.

«Много». Он скрипнул зубами: «Убью!»

Он не видел их — жалкие унритеныши прятались где-то там, за стенами полуразвалившейся хижины (все-таки выследили; последнее убежище в Унре, где он мог остаться наедине со своими мыслями, единственное, где в него не тыкали пальцами и не гоняли, как жалкого хиссуна, с гиканьем и улюлюканьем, воображая себе не то Рольфом и Аликсантром, не то самим Диимом Уалантайном). Ну уж это место он им не отдаст. Без боя. Как бы не так. Изворотливый мозг тут же подсказал решение: «Затаись. Пускай войдут в дом».

Бесшумно шмыгнув за груду сгнившего унритского тряпья, Тай внимательно осмотрел стены убежища. Гнилые сети, развешанные под потолком, отбрасывали причудливые тени. Кое-где на сплошь покрытом бурым песком досках отчетливо виднелись следы огромных хрисс. Тай поежился — невесть какие твари посещают его убежище по ночам. Остро пахло Срединным морем и тухлой рыбой. Мальчик с сожалением посмотрел на обглоданную тушку песчаной саркулы. «Не надо было оставлять ее здесь. Не удивительно, что сюда пожаловали хриссы». Он провел рукой по влажному лбу. Сквозь щели в полусгнивших бревнах били оранжевые лучи Таира. К одной из таких щелей и приникли его… Враги? Нет, он не решился бы назвать их врагами. Хотя сегодня, как никогда, ненависть обжигала маленькое сердце. «Убью», — упрямо повторил он.

— Что-то он притих, — сказали снаружи.

— А, может, ушел? — предположил кто-то, но его тут же оборвали:

— Куда?

— Эй, скажи что-нибудь!

Одна из оранжевых нитей внезапно оборвалась, и Тай понял, где именно находятся те, кого он сейчас так ненавидел.

— Волосатый, эй!

Тай протянул руку, достал из груды тряпья остро заточенный крюк («Славная находка. Хотел бы я увидеть их лица».) Скользнул к полуприкрытой двери. Сейчас он не был похож на человека. Сгорбленный, на полусогнутых, чтобы лучше пружинили ноги, и хруст трухлявого настила не выдал его, Тай напоминал зверя. Он и в самом деле чувствовал себя зверем — огромный металлический коготь будто прилип к руке. В голове приятно зашумело. «Наконец-то. Сегодня. Я…» Внезапно он понял, что боится, как бы добыча не ушла от него.

Добыча.

— Магрут вонючий, — сказали где-то совсем рядом.

«Войди. Ну же. Войди», — почти умолял Тай.

— Здесь и впрямь воняет. Как от магри, — сказал сын одного из стражей Рик.

— Насрать!

— И верно. Насрать.

За стеной завозились. По звукам Тай определил, что кто-то («наверно, Рик») снимает штаны, устраивается возле самой двери. Потом смачно чавкнуло, и острый нюх Тая уловил запах человеческих испражнений. Он вздрогнул — так явственно почувствовался во рту привкус крови. Засосало под ложечкой. Огненные нити Таира вздрогнули и рассыпались снопом веселых, обжигающих глаза искр. Мальчик покачнулся, невольно схватившись за горло — злоба душила его. Шум в голове усилился, мешая слушать голоса, которые все больше сливались в невыносимый вой чужих, непонятных ему существ. «А ну его», — провыло одно из них, и только сила воли помогла мальчику понять смысл сказанного.

Это было последнее, что он слышал (разве что еще удалявшиеся шаги), потом еще один сноп искр окончательно ослепил его, а гул в голове превратился в душераздирающий хохот, хохот над ним, Таем, который рвался из человеческого тела тяжелым хрипом.

Словно в ответ ему в хижинах унритов взвыли таги, зашлись в истерическом лае хиссуны.

Ноги мальчика подкосились. Он еще цеплялся руками за воздух, когда на губах выступила кровавая пена. Секта — и он повалился на пол, стуча головой о гнилые доски и в беспамятстве цепляясь крюком за призрачные тени свисающих с потолка сетей.

3. УНРА. 15 ИРОВ ДО

Они вернулись из Магра и стояли посреди улицы. Уставшие. Грязные. Злые. Даже хиссун не признал их.

— Ну. Заткнись! — коротышка Рик пнул ногой зашедшегося в лае зверька, и тот, взвизгнув от боли, поджав хвост засеменил по пустынной, темной улице. — Нечего. Тут. Лаять, — тяжело выдохнул унрит, сбрасывая с плеч увесистый мешок, и добавил:

— Жрать охота.

— Всем охота, — вяло отозвался Лин, искоса посматривая на толстого приятеля. Унрит мысленно подсчитывал возможную выручку и хотя выходило немало, настроение было не из лучших. Во-первых, этот Рик только и делал, что путался под ногами. «А теперь вот делись с ним. Прикончить бы его там, в Магре, да ведь не дотащил бы один, а во-вторых…» — Лин ткнул мечом в волосатую спину магрута. Меч тут же окрасился кровью.

— Ты чего? — подал голос Рик. — Товар испортишь, эй!

— Тоже мне, товар, — буркнул унрит. — Магрут вонючий. («А во-вторых, вот этот, волосатый, на Тая похож. Взглянет — так и дрожь по коже. Тьфу!») Слышь, может, ну его к хриссам? Перекупщиков нет. Жрут они за троих. Убытки одни.

— На, — Рик протянул приятелю плитку хурума. — Пожуй. Прочисти мозги!

Несколько сект оба молча жевали. Рик задумчиво, вспоминая странную сделку, которую он заключил перед тем, как в очередной раз сунуться в Магр. Заезжего торговца звали Нагхом. Это был первый в жизни Рика случай, когда перекупщик не просто заказывал из Магра тот или иной товар, но и точно указывал, где его взять. Странный был товар — семейство магрутов, обитавших в одном из тех ущелий, которые унриты предпочитали обходить стороной. Странный и сам перекупщик — маленький, чуть выше самого Рика, с неприятным лицом и неизменным крайтом в руке. Ну, да ему, Рику, какое дело? Была бы цена подходящей. Да попутчик поверней. Глуповатый мускулистый Лин в самый раз. Не Лин бы, так лежать ему, Рику, где-нибудь в ущелье, разорванным голодными магри. Или еще какой-нибудь тварью. Похлеще. Но самое удивительное — магруты и впрямь оказались там, где их предлагал искать Нагх. С точностью до одной лонги. Потрясающе! Пригодилось и снадобье для стрел, данное перекупщиком. Стрелы быстро усыпили магрутов, а, проснувшись, они стали тихими и смирными — ну, прямо обожравшиеся хиссуны. Но только не детеныш, которого невесть зачем прихватил Рик вместе со взрослыми. Дурак! Только теперь унрит вспомнил, что о нем Нагх НЕ ГОВОРИЛ НИ СЛОВА. А, значит, и не заплатит за него ничего.

— Тьфу! — Рик сплюнул на землю горькую от хурума слюну. — Чего уставился, а?

Магрутов было трое. Самец с плоской, сплошь заросшей щетиной мордой и могучим, ничем не прикрытым торсом, в котором угадывалась нечеловеческая сила; Рик невольно поеживался при мысли о том, чтобы он сделал с унритами, не будь у них МАГИЧЕСКОГО (а в этом Рик был уверен) снадобья Нагха.

Самка. «Пару глотков харуты, и ее вполне можно того», — думал Рик, поглядывая в ее раскосые, не лишенные разума глаза. Самка тут же отвернулась, крепко прижала к себе детеныша. «Ишь, понимает», — с невольным уважением подумал унрит.

И… детеныш — единственный, кого не потчевали снадобьем Нагха, единственный, кто царапался и кусался, тщетно оберегая свою жизнь от чужого вмешательства.

Рик старался держаться от собственной добычи в стороне. «Мало ли что. Лин покрепче — вот пускай и стережет. А то вон этот какой», — коротышка злобно взглянул на самца:

— Ои!

Магрут был голоден. На всякий случай накрепко связанный, он переводил взгляд с одного унрита на другого; его массивные челюсти шевелились в такт человеческим. В животе магрута громко урчало. Скрытые бурыми космами глаза жадно глядели на жующие рты.

— Самим жрать нечего, — проворчал Рик.

— Ну а с этим что будем делать? — Лин кивнул на стоявшую в стороне самку с детенышем. — Этих-то тащили зачем? Кто их купит?

— Есть тут один… Пойдем, пока все спят, — Рик поднял мешок и закинул за спину. — Ты веди этого, а я…

Небо заметно посветлело. Немногочисленные облака нежились в оранжевых лучах восходящего из-за гор Таира. С моря задул легкий ветерок, и воздух тут же наполнился запахом гнилых водорослей. «А здесь недавно был шторм», — решил Рик, разглядывая спину шагающей впереди самки. Он знал, что делал, когда заставил Лина тащить магрутское отродье. («А за бабу пять корон», — вспомнились ему слова Нагха. «Какая же в Магре баба?!» — удивился тогда Рик. «Ну, это как посмотреть».) Вот Рик и смотрел. Во все глаза. Что верно, то верно. Не велика разница. Волос многовато, да. Ишь титьки как обросли. Так ведь их и состричь можно. Бедра великоваты — тоже не беда. Зато остальное… Рик не удержался и коснулся рукой едва прикрытой, грубо выделанной шкурой округлости. «Эх-хе-хе…» И тут же уши наполнил свистящий шепот Лина:

— Ой, Рик! Сдается мне…

Но Рик все видел и сам — по освещенной тусклым розовым светом улочке к ним приближался Тай.

Тай возвращался с ночного лова.

Ночь подходила к концу, а вместе с ней и то время, когда все вокруг казалось родным и близким. Бледные лучи Таира высвечивали уродливые контуры унритских хижин, груды мусора на улочках, зловещие очертания окружающей Унру стены. Радостно перемигивались факелы на башнях. «Скоро смена стражи. Утро. Домой. Спать». Тай замедлил шаг и запрокинул голову: «Облака. Так. Похожи. На…», — мысли лениво цеплялись одна за другую. — «Вон то с золотистым, „поджарившимся“ боком, ну, совсем вылитый аскис. Того и гляди вытянет пушистые лапы, сладко потянется и…»

«Скоро совсем рассветет», — поторопил себя Тай. — Ох уж эти дни — жаркие, липкие, залитые слепящими лучами Таира и вонючим унритским потом. То ли дело ночь, когда серебристая Мона плавает по морской глади, когда, забросив сеть, вдыхаешь просоленный воздух и безмозглые мирары с легким шорохом трутся о борта лодки («а может быть это и не мирары вовсе, а мирмэны шепчутся на морском дне»), — Тай вздохнул и покрепче ухватил сеть с добычей — парой длинных черных смиалов и уродливым безвкусным хастаутом для хиссуна («голоден, небось», — мысленно усмехнулся юноша). Не густо. На днях прошел шторм и рыба ушла на глубину, а выброшенные на берег жалкие тушки пошли на корм хриссам. Да еще выманили с гор магрутов — наверняка бродят сейчас по побережью. Так что из Унры лучше не выходить. Тай еще раз бросил взгляд на небо. «Ои! Жаркий будет денек!», а губы сами собой прошептали:

— Элта…

Самая рыжая и самая прекрасная девушка в Унре. Дочь перекупщика, а, значит, не простого мальчишку-унрита прочит ей в мужья отец.

Хора-другая, и Элта проснется, снимет с груди сладко спящего хиссуна (о! как ревновал к нему Тай), ее тонкие руки взобьют на голове янтарную пену волос…

— Ои… — прошептал Тай…

…Весь день — весь этот долгий жаркий день, будет далекой, как печальная Мона, неприступной, как сам Маон…

…окутанные грязными взглядами унритов и красноватой печалью, которая на рассвете так похожа на кровь…

…веселой и грустной, но всегда — чужой, ибо никто не должен знать, что она любит его…

«О, Тай!» — как ему хотелось услышать ее голос (он почти слышал его). «Перестань, — тряхнул головой юноша. — Не сейчас. Ты устал и хочешь спать», — он переложил сеть с плеча на плечо и ускорил шаг.

Лин грубо дернул за конец веревки. Магрут недоуменно взглянул на унрита, потом понял. Тоже проделал с самкой Рик. Они остановились. Самка поспешила усесться на землю. Ее длинные — до пояса — волосы разметались по песку. Детеныш тут же прильнул к груди и стал неряшливо сосать, громко причмокивая и давясь молоком. По животу самки побежала белая струйка. Рик жадно смотрел на нее. «Хриссы вонючие. Где такую спрячешь? А надо бы. Иначе с ней переспит пол-Унры. И плакали пять корон. Нет, десять, — тут же решил он. — Я запрошу десять».

Рик взглянул на приближавшегося к ним Тая. Мальчишка их не замечал. «Почему? — недоумевал унрит. — Ага! — он взглянул на сосредоточенное лицо приятеля, — похоже на магические шуточки Лина». Тот частенько пользовался своими способностями. Особенно в таверне Носатого Игла, когда не хватало деньжат на очередную кружку эля. Или харуты. «А что? Внушил окружающим, что тебя нет и в помине, и пей сколько влезет», — завистливо подумал Рик.

— Так-то лучше, — шепнул ему на ухо Лин.

— Что? — вздрогнул унрит.

— Дурак ты однако. Для него нас здесь нет. Только — тсс! — приложил палец к губам Лин.

«Мне бы так, — с завистью подумал Рик, искоса поглядывая на ни о чем не подозревавшего мальчишку, и мысли его тут же вернулись к пленнице. Ишь какая тихая. А поначалу… — он с сожалением взглянул на исцарапанные руки. — И лицо не лучше. Надо было ее все-таки того, Рик».

— Да у него и меча-то нет, — огрызнулся унрит.

— Вот как?! А в штаны ты все-таки наложил.

И все-таки Тай заметил их. Не сразу. Внезапно завозившаяся за спиной рыбина отвлекла юношу, пришлось потуже затянуть сеть. А потом он почувствовал Запах. Чужой… горьковатый запах костров и заснеженных перевалов Магра. Тот самый, который приносил северный ветер. Запах страха и песка на зубах. Но сейчас ветер дул с моря.

Тай тряхнул головой («Показалось? Нет…»), в задумчивости прошел еще с десяток шагов. Поначалу резко усилившись, запах так же внезапно стал отдаляться. «Ага!» Тай остановился, и тут же спину обжег чей-то нетерпеливый взгляд. Он словно подталкивал юношу: «Ну же, иди, проваливай отсюда». Тай обернулся. Никого. Пустынная улица. Темные глазницы окон брошенных унритами хижин. Два, три жалких отблеска свечей. Ободранный куст лиимдрео (едва ли не единственный на всю Унру) тихо шелестел остатками золотых листьев. И все-таки кто-то за ним наблюдал.

— Эй!

Он наклонился и поднял с земли увесистый камень. «Да какое тебе дело? Пусть прячутся». «А если это магрут?» «Какой? Тебя бы давно разорвали в клочья». «Что ж, проверим, — Тай упрямо тряхнул головой. — Кто бы он ни был…» Несколько глубоких вздохов и выдохов помогли выровнять дыхание. Горьковатый запах сладко щекотал ноздри. В висках застучало. Он ощутил привычный жар в затылке. Почувствовал, как занервничал кто-то, кто находился поблизости.

— Меня нет, — нагло заявил он (слова звучали прямо в мозгу), — ты никого не…

— Вижу, вижу, — мысленно усмехнулся Тай.

— Хрисса ты.

— От хриссы и слышу.

Воздух перед Таем уплотнился. Из золотистых сумерек соткались полупрозрачные фигуры. Первая (та, что сидела на корточках) показалась юноше женской. Две других, стоявших поодаль, принадлежали мужчинам, в руке одного из них угадывался меч. Четвертая — маленькая и толстая задумчиво ковырялась в носу. «Ага, где-то я уже видел…»

— Ты что ли, Рик? — Тай заговорил вслух.

— Я, — растерянно промычал унрит.

— Может быть, хватит, а?

— Скажи вот ему, — фигура Рика кивнула на фигуру с мечом.

— А это кто?

— Не узнаешь?

— Лин?

— Он самый.

— А остальные?

— Ои! Твое какое дело? — хрипло отозвалась фигура Лина, подходя ближе.

«Какое? Я бы и сам хотел это знать», — подумал Тай. Что-то тревожило его: то ли запах, от которого приятно кружилась голова, то ли так и не узнанные им полупрозрачные фигуры, от которых (так ему казалось) этот запах исходил. Уходить не хотелось.

— А камешек-то брось, — с беспокойством сказал Рик.

— Ладно, — Тай разжал руку. Потом снял с плеча и поставил на землю скудный улов.

— Ты, я вижу, не торопишься, — неприязненно заметил Лин.

— Ага.

— А мы — очень. Поднимай «мамашу», Рик. Хватит. Расселась.

— Она не пойдет, — отозвался Рик. — Пока не накормит детеныша, Лин.

— Так забери его, — сказал унрит.

— Легко сказать, — проворчал Рик. — Мне и так порядком досталось. Там, на берегу.

— Давай, давай.

Коротышка недовольно шмыгнул носом и направился к сидящей на земле фигуре. Лин что-то пробурчал себе под нос. Полупрозрачные тела вновь стали растворяться в воздухе, но прежде чем они окончательно исчезли, Тай успел услышать отчаянный визг и фигуру Рика, которая громко ругалась и тащила в руках маленькое, извивающееся хиссой тельце. Потом остались только голоса.

— Этот гаденыш кусается, как…

— Уж лучше бы он сдох.

— За него-то мы не получим и тора.

— Пихни ее, Рик.

— А этого куда?

— Ну чего стоишь, хрисса тебя раздери? — Тай понял, что обращаются к нему. «Ои» — его раздражало, что он не может снять внушение Лина. Раздражала пустынная улица, голоса, шум непонятной ему схватки с теми, чье тепло (и запах! запах!) он так явственно ощущал. «Сын магрута и харуты», — горько усмехнулся Тай. Ведь здесь мог быть его… отец. Странное дело — он не чувствовал злости. Только тупую, пронизывающую все тело боль. К горлу подкатил соленый ком. И, когда по пустынной улице пронесся раздраженный голос Лина:

— К хриссам, Рик. Брось его к хриссам, — Тай вдруг (неожиданно для себя) протянул руки и сказал:

— Пожалуйста, Рик. Отдай детеныша мне.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Он так и не смог забыть Элту. Да и как тут забудешь, когда что ни день копна ее рыжих (хотя и слегка поблекших) волос, как Уна, проплывала над торговавшими рядами базара, когда ее рыжие дети играли в магрутов под самыми окнами хижины. Когда ее искалеченный в Магре муж, такой же рыжий, как и она сама, Торсон ехидно подзуживал Тая: «Смотри, мол, я-то хоть и урод, зато и деньжата водятся, и жена не последняя в Унре баба, а ты, магрут вонючий, плевать я на тебя хотел, не очень-то на нее заглядывайся — не то мой братец Эрик голову-то тебе свернет!»

«Хриссы его раздери. Вместе с его никчемным братцем!»

Элта так и не поняла, зачем понадобилось Таю брать чужое, кусающееся и царапающееся, как аскис, существо. Когда Тай, смущенно улыбаясь, весь дрожа от волнения, подвел ее к наспех сколоченной детской кроватке, она лишь фыркнула:

— Ну, Тай! — брезгливо, двумя пальчиками приподняла одеяло и сморщилась, будто увидела хриссу: — Ба, да это девка! — потом, когда существо с необыкновенной для такого крошечного тельца силой вцепилась в белую (как-никак дочь перекупщика) руку, Элта не без труда выдернула ее и ушла, чтобы никогда уже не возвращаться.

Но она вернулась.

Пятнадцать иров спустя.

Девочка выросла, превратилась в девушку, и кое-кто в Унре уже поговаривал, мол-де, смотрите-ка, какую женушку выращивает себе этот магрут, но унрит лишь отмахивался от подобных разговоров, как от назойливых мусс.

У него не было жены.

Зато у него была дочь.

Увы, она так и не научилась говорить. Как ни бился Тай, ее горло не издавало ничего, кроме грубого звериного мычания и странных булькающих звуков, от которых даже привыкшему ко всему унриту становилось не по себе. Его хиссун так и не сумел привыкнуть к ней. При первой же возможности он норовил вцепиться в ее ногу, ухватиться за подол неказистого платья и висеть на нем, захлебываясь в диком урчании. Тай привязывал зверька в углу хижины, и хиссун обиженно замолкал, настороженно поглядывая на ненавистное ему существо, но стоило ей открыть рот, как неугомонный зверек оглашал хижину заливистым лаем. А Тай затыкал уши:

— Нет уж. Пускай молчат. Оба.

Он назвал ее Моной — ее белые, как снег, волосы, казалось, светились в темноте мягким серебристым цветом. «У меня две Моны, — грустно подшучивал над собой Тай. — Одна на небе, другая на земле». Платье прикрывало ее покрытое серебристой шерсткой тело, и она почти ничем не отличалась от других женщин Тан-Унратена. Разве что руки ее были крепче, чем у любого унрита, да зубы с легкостью перемалывали любые кости, да позы, которые принимало ее тело, разметавшись по постели, во сне — говорили о далекой и непонятной жителям Унры нечеловеческой любви.

Но кто это видел?

Тай. И только Тай.

Зато она все понимала.

Понимала взгляды, которые бросали на нее унриты, стоило ей появиться на улице (ее бы уже не раз затащили в пустующие хижины, если бы не страх перед Таем и его нечеловеческой силой). Понимала злобу и ненависть хиссуна (а ей так нравилось гладить его мягкую пушистую шкурку). Понимала, когда Тай голоден и хочет есть, когда надо стелить постель, когда пора прибраться в хижине. Понимала даже, куда и зачем уходит иногда по вечерам Тай, чтобы вернуться лишь к утру, пропахнув хурумом, харутой и потом чужих, ненавистных ей женщин. Тай возвращался усталый и злой, и она понимала и эту усталость, и эту злость, и даже те непонятные слова, которые он швырял ей заплетавшимся языком, даже молчание (после, по вечерам, когда приходил в себя) — тяжелое, яростное, с привкусом перегара на губах. И знала — вот сейчас он выпьет кружку крепкого, черного, как ночное небо, сетфи, встанет, вытрет рукавом влажный рот, подойдет к ней; глаза — как у побитого хиссуна. Коснется ее волос огромной, жилистой рукой. Вздохнет, и она скажет то единственное, чему научилась за свою недолгую жизнь, коверкая непослушные звуки:

— Дай! Дай!

В тот вечер Элта подсела к нему в таверне Носатого Игла, и Тай почему-то сразу почувствовал — не к добру. На ней было лучшее шелковое платье во всем городе и самые дорогие украшения, какие когда-либо водились у женщин Унры. Ее рыжие волосы рассыпались по плечам, источая дурманящие ароматы неведомых трав. Она никогда не подходила к нему. ТАКОЙ. Разве что пятнадцать иров тому назад.

Он хмуро взглянул на ее слишком соблазнительное, чтобы быть красивым, ярко раскрашенное лицо, щелкнул пальцами:

— Харуты, Игл! — И поспешил отодвинуть свой табурет.

Элта лукаво взглянула на унрита:

— Что, боишься Торсона?

— Себя, — мрачно ответил Тай.

— А если я не шучу? — презрительная улыбка тронула ее губы. Взмахом украшенной дорогими браслетами руки она поманила замешкавшегося за стойкой хозяина:

— Ты слышал, Игл?! Харуты ему, — и, наклонившись к унриту, жарко прошептала в самое ухо: — Я приду. К тебе. Сегодня. Но твоей маленькой сучки видеть не хочу. Ты меня понял, Тай?

Унрит закусил губу, а она, словно не замечая его злости, встала и добавила жестко:

— Запомни, Тай! Сегодня. Или никогда.

Разумеется, не прошло и хоры, как он был в доску пьян.

— Дай?

Глаза Моны, казалось, светились в темноте, ее губы дрожали. Она чиркнула кремнем.

— Ф-фу, как ярко, — дыхнул харутой Тай.

Огромный серебряный диск моны вполз в окно хижины, залил ее мертвенным светом. Недовольно заворчал разбуженный хиссун, но, увидев Тая, тут же осекся и поспешил забиться в свой угол.

«У меня две М-моны. Одна н-на небе — другая н-на земле…»

— Дай?

— «Дай», «Дай»! — передразнил, кривляясь, унрит. — Чего т-тебе, а? — Его качнуло. — …сегодня… я… Эй! Что т-ты делаешь?

Она стелила постель.

— Дай, — сказала грустно, стараясь не глядеть на красное, набрякшее от выпивки лицо Тая; ее полные, серебрящиеся как две моны, груди, свесились из широкого выреза ночного платья, волосы струились по плечам, глаза блестели от слез. «А п-платья ты носить так и не научилась».

— Ты с-считаешь, что мне пора с-спать?

Она кивнула.

— С-слушай, я ведь еще никогда не приходил сюда… — «такой пьяный», — хотел добавить он, но поперхнулся на полуслове и умолк, с жадностью разглядывая ее прекрасное серебрящееся тело. Будто видел впервые.

— А что? — пробормотал он.

Девушка шагнула к нему. Протянула руку.

— Дай.

— Ага, — пьяно ухмыльнулся унрит, пытаясь совладать с охваченным харутой телом. Не без труда уцепился за дверной косяк, комната ходила ходуном. Он протянул свободную руку Моне. Она не взяла ее, почему-то оказавшись в другом конце комнаты. Тай тупо уставился на свою протянутую невесть кому руку. В какое-то мгновение ему показалось, что ее лижут алые язычки. Почувствовал боль, будто сунул руку в раскаленные угли. Вспомнил. Хриссы его раздери. Сейчас. Нет, не сейчас — скоро. Минт через пять. А, может, десять (сколько же он стоит, уцепившись за дверной косяк?). Не важно.

Он отлепился от косяка. Сделал несколько неуверенных шагов. С трудом раскрыл губы:

— У-хо-ди!

Мона скрылась за тучами и в хижине стало темно. Изредка пробивающиеся сквозь плотную завесу серебряные нити сплетали причудливый узор на лице спящего, скользили по стенам, по искрящейся шкурке свернувшегося на циновке хиссуна. Тай разметался на постели, его не так-то просто было дотащить туда, и постанывал во сне. Она смотрела, как вздрагивают красивые, чужие губы. Он что-то говорил, но сейчас она не понимала его. Слишком много харуты было выпито Таем. Слишком сильная боль переполняла ее сердце. Девушка наклонилась и прижалась губами к его горячему, слегка увлажненному лбу. «Спи».

— Ты еще. Не пришла? — пробормотал во сне Тай.

И снова она не поняла эти чужие, не к ней обращенные слова. Она не хотела понимать.

— Я жду…

Она выпрямилась, взяла его жилистую руку. Подняла к лицу. Так и есть. Всю ладонь покрывали красные язвочки — следы ожога. Там, где ожог был особенно силен, свисали почерневшие лохмотья кожи.

— Огонь… Больно, — пожаловался Тай.

Она этого не хотела.

Так вышло.

Случайно.

Глубоко вздохнув, положила его руку обратно на постель.

К утру пройдет.

От спертого, наполненного ядовитыми парами харуты воздуха болела голова. Девушка встала, на цыпочках подошла к входной двери. Откинула запор и приоткрыла ее. Ворвавшийся с улицы ветерок взлохматил тщательно расчесанные волосы. Она не стала поправлять их. Жадно вздохнула свежий воздух, потянулась всем телом и тут же вздрогнула, услышав осторожные, торопливые шаги. Потом низкий, с легкой хрипотцой женский голос спросил:

— Она ушла, Тай?

Так и есть.

Та. Чужая. Рыжая.

Сердце Моны учащенно забилось, рука потянулась к щеколде.

— Ои! — сказала женщина (Мона услышала приглушенный смешок). — Спишь. Харуты обожрался. Хорошо хоть отпереть не забыл. — Женщина вновь усмехнулась, шагнула к двери. Мона хиссой метнулась в угол хижины и укрылась валявшимся там драным унритским плащом.

Дверь скрипнула.

— Так она ушла, Тай?

В хижине было темно и душно, даже несмотря на приоткрытую дверь. На пороге Элта споткнулась и едва не упала на спящего хиссуна. «Сейчас растявкается. Сволочь», — подумала женщина, осторожно двигаясь по комнате, выставив вперед руки. «Свечи. Где у него свечи?» Постепенно глаза привыкли к темноте, и женщина разглядела сальное окошко, стол, широкую лежанку, на которой постанывал во сне Тай. Вторая постель была не прибрана, но на ней никто не спал. Странно. Она не ожидала увидеть здесь ВТОРУЮ постель. «Ну, ну», — усмехнулась женщина. На мгновение серебристый луч скользнул по комнате, и Элта увидела лежавший на краю стола кремень. Тут же стоял оплывший огарок свечи. Она подошла к столу, запалила тонкий фитилек. Свеча разгоралась медленно, треща и разбрасывая по столу горячие капли.

Женщина поправила копну рыжих волос на голове, оглядела хижину. Здесь мало что изменилось с тех пор, когда она тайком ото всех бегала к Таю, прятала голову в его волосатой груди. Наслаждалась его грубой звериной лаской. А впрочем… Пол, похоже, выметен. Стол тщательно протерт. Ни одной грязной миски на полках. «ЭТА свое дело знает. Где она? Ушла? А вдруг как придет в самый неподходящий момент? Дура, я же не закрыла дверь!» Элта вернулась к двери, торопливо задвинула щеколду. «Так-то. Погуляешь ночку. Оно и видно, что тебя не лапал ни один мужик».

В запертой хижине Элта почувствовала себя уверенной. Теперь она вполне обошлась бы и без свечи. Треск плавящегося воска раздражал ее. Элта вернулась к столу, сбила рукой тусклое пламя. Потянулась всем телом. Выглянула в окошко. Над пустынной улицей маячила в разрывах туч печальная мона. «Надо же, так назвать эту». Отмахнулась от нее, будто от назойливой муссы: «Пятнадцать иров прошло, а одно слово — и ты пошла к хриссам». И не перечесть, сколько унритов посылало к хриссам своих жен.

Из-за нее.

Элта вздохнула.

Когда-нибудь это кончится.

Вот и Тай. Выгнать выгнал, а теперь дрыхнет, как хиссун. Впрочем, они друг друга стоят. Хозяин и хиссун. Другой бы растявкался на всю улицу, а этому хоть бы что. И ухом не поведет. А может, чувствует: свои.

«Да уж, не чета этой», — думала, раздеваясь, женщина. Легкое движение — и атласный пояс хиссой скатился к ногам. Затем несколько стягивающих талию шнурков. Она развязывала их не спеша, представляя, как путаются в многочисленных хитростях грубые мужские руки. Сердце забилось сильней; кровь яростно запульсировала в висках. Даже спящий Тай вызывал у нее страстное желание окунуться в его объятья, провести рукой по его заросшей щетиной груди, и она прекрасно понимала, почему именно сейчас ей так захотелось его крепкого, пропитанного чужими запахами, тела.

Потому, что ЭТА стала… Могла стать…

Пустующая постель Моны распаляла не меньше, чем мысли о Тае. Даже больше. Элта нервно дернула один из шнурков, и тот вместо того, чтобы развязаться, затянулся мертвым узлом. «К хриссам» — она рванула сильней. Смачно хрустнули рвущиеся нитки.

— Чтоб тебя, — яростно прошептала женщина: платье стоило недешево. Лучшее в Унре. Такого здесь просто не найти. Не то что купить. «Ничего. Все окупится, когда ОРТАГ получит…»

«Мону», — почему-то с опаской подумала женщина.

— Чтоб тебя, — повторила она, выдергивая тело из отчаянно сопротивляющейся одежды.

— Тай! — краем глаза Элта заметила, как куча унритского тряпья в углу хижины зашевелилась. «Здесь у тебя полно хрисс, Тай», — уже мягче сказала она, подходя к постели унрита. Ее смуглое тело утопало в серебристом свете.

— Ну же, Тай, — женщина ловко нырнула под одеяло, прильнув к разгоряченному харутой телу. Элта так хотела его ласк, что тут же забыла: еще несколько хор назад этого хотела не она.

Этого хотел Ортаг.

Свеча на столе вспыхнула.

Сама собой или это она зажгла ее?

Мона стиснула зубы. Сначала обожженная рука. Теперь — свеча. Что дальше? Если бы она помнила, кто она, откуда, почему находится здесь, среди чужих, непонятных ей существ! Смутные образы шевелились в голове, один Мона помнила отчетливо — лицо, склонившееся над ней. Широкие скулы, острый с горбинкой нос. Глубоко посаженные глаза. Что-то еще. Шрам? След от ожога? Грубая щетина на щеках? Лицо, очень похожее на лицо Тая. И запах. Такой же. Родной. Близкий. Не то, что у тех других, чем-то напоминающий запах падали.

Да, именно так.

Она слегка пошевелила затекшими ногами. Осторожно выглянула из-под плаща. Так и есть. Рыжая уселась в постели, озадаченно уставившись на свечу. Рука Тая безвольно покоится на ее бедре. Мона отвернулась: пусть. Рано или поздно Рыжая заметит ее. И уйдет. Может быть.

— Ои! — выдохнула Рыжая, не спуская глаз с мерцающей свечи.

— Хриссы тебя!.. — Ее волосы растрепались; руки, унизанные побрякушками из короната, нервно теребили край одеяла, едва прикрывавшего немного дряблое, но все еще красивое тело. Она тяжело дышала, приоткрыв рот; на белых, как снег, зубах играли красноватые отблески огня. Женщина, казалось, ничего не замечала вокруг — только свеча, капающий на стол воск, отчаянно прыгающее в груди сердце.

— Ты… здесь? — неуверенно спросила Рыжая, и Мона поняла, что слова обращены к ней.

Девушка вздрогнула, торопливо укрылась плащом. Она не могла позволить обнаружить себя. Таю ЭТО НЕ ПОНРАВИТСЯ. ТАЙ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ОНА УШЛА, НО ОНА ОСТАЛАСЬ. ОНА ПОСТУПИЛА ПЛОХО. ОНА ДОЛЖНА БЫТЬ НАКАЗАНА. ТАК ЖИЛ ЕЕ РОД. Мона затаила дыхание, ожидая, что последует дальше.

Услышала, как Рыжая шумно чмокнула спящего Тая, коротко и зло хохотнула:

— Ревнуешь, да?

Потом жалобно скрипнули доски — Рыжая вылезла из постели, и ее босые ноги ступили на пол.

— Ну же, где ты?

С шумом двинулся табурет — женщина заглянула под стол.

— Хриссы тебя..!

Шлепанье босых ног приблизилось, загремела на полках посуда, шумно завозился на лежанке Тай.

— Эй! Там. Потише, — невнятно пробормотал он, и, куда как разборчивее. — У меня одна М-мона, другая…

— Заткнись! — грустно оборвала его Рыжая.

— Ага… — сонно буркнул он, и девушка почувствовала, как кто-то дернул полу унритского плаща. Плащ медленно, будто нехотя, съехал с ее головы.

— Вот уж не думала, что ты держишь здесь это дерьмо, — сказала Рыжая, и…

На улице поднялся ветер. Большие песчаные крылья нервно забились о стекло хижины. Круглолицая мона заметалась в разрывах туч, из-за горизонта выкатились розовые щеки уны, и ее золотистые лучи весело лизнули окна унритских хижин. Стало значительно светлей. Где-то неподалеку хлопнула дверь. Из гавани Унры донеслись обрывки слов, смеха и скрежета вставляемых в уключины весел.

Близилось время лова.

Но большая часть Тан-Унратена спала и видела сны. Как ее муж. Несколько капель отвара, и сонное зелье сделало ее свободной. На эту ночь. Элта брезгливо сморщила нос: фу, ну и запах! Как она не почувствовала его раньше. И зачем это Тай хранит их в хижине. Она еще раз взглянула на изрядно попахивающую груду тряпок, некогда бывших одеждой, торопливо задернула плащ. «Все это давно следовало сжечь».

Больше искать было негде. «А, может быть, я забыла задуть эту свечу? — подумала женщина. — Хриссы вас!» — она уже не чувствовала никакого желания лезть в постель к Таю. Настроение было испорчено. Ей вдруг захотелось плюнуть на все и уйти к своему храпящему в беспамятстве мужу. Элта взглянула на Тая. «Совсем, как этот», — с горечью подумала женщина, разглядывая его опухшее от выпитого лицо.

— Ои!

По полу тянул сквозняк. Она почувствовала, что замерзла: «Вот и вся радость». Элта зябко поежилась, задумчиво подошла к лежанке. «Уйти? ТА будет довольна. Нет уж».

Она пристроилась на краю, потянула на себя одеяло. Тай делиться не захотел. Элта потянула сильней, одеяло неохотно укрыло ее продрогшее тело. Хотелось спать. «Скоро догорит свеча». Она уже засыпала, когда горячая ладонь Тая коснулась ее груди и медленно поползла по слегка вздрагивающему (в такт движения его пальцев) животу.

— Долго же ты, Тай, — сонно прошептала женщина, пытаясь скинуть назойливую руку. — Тай?

Он не отвечал.

— Спишь, — обиженно сказала Элта, пытаясь отвернуться, но мужская рука властно притянула женщину к себе.

— Убери! — она уперлась руками в мохнатую грудь, отталкивая унрита, но уже зная, что сопротивляться будет недолго. Еще секта, и ее руки обвились вокруг могучей, пахнущей Магром и морем шеи. Ее губы коснулись горьких от харуты губ. Она приникла к Таю всем телом и молила об одном — чтобы он проснулся. Ей так хотелось, чтобы все это было не во сне.

Капля горячего воска обожгла кожу…

Элта вынырнула из бездонного, как Срединное море, поцелуя. Судорожно глотнула воздух. «Что это?» Хотела повернуться, но руки спящего крепко прижимали ее к себе. Еще одна горячая капля заставила женщину вскрикнуть. Элта уперлась кулаками в волосатую грудь.

— Пусти! Слышишь, пусти!

Выдернула себя из цепких объятий.

— …куда ты?

Скатилась с лежанки и тут же вскочила на ноги.

Застыла, глядя, как медленно плывет по воздуху причудливой формы огарок. Воск капал на пол, застывая, прежде чем успевал коснуться досок. Неестественно яркое пламя слепило глаза. Элта прикрыла их рукой, невольно отступая в угол комнаты. Под ногой что-то хрустнуло, но женщине было не до того. Хиссун тоже почувствовал неладное, шумно завозился на подстилке. Потом неуверенно тявкнул. Тут же умолк и, поджав хвост, забился под лавку. Свеча, вздрогнув, замерла посреди хижины.

— Значит так, да? — прошептала Элта, чувствуя, как приливает к голове кровь и дрожат — уже не от холода — от злости, руки.

Оцепенение прошло — некоторые унриты выделывали и не такое. (Вонючка Ларрик, например, приходя в таверну и расплачиваясь за очередную порцию харуты, лишь щелкал пальцами. И медные торы сами выпрыгивали из его тощего кошелька.)

— Ты думаешь, ты одна так умеешь, да? Какого фрокка тебе надо? Думаешь, я испугалась? Как бы не так, — бормотала женщина, оглядывая хижину в поисках подходящего оружия. У изголовья лежанки висел меч, но он был слишком тяжел для нее. Арбалет — к чему ей арбалет? Элта метнулась к полкам с кухонной утварью. «Нож. Здесь должен быть нож». Она шарила по полкам, то и дело оглядываясь на зависшую свечу; наконец, нащупала грубую деревянную ручку.

Он.

— Ну, где ты?

Свеча качнулась и плавно поплыла к ней.

Элта взмахнула ножом.

Если бы она умела говорить!

Мона выскочила из-под драного унритского плаща и растерянно стояла посреди хижины. Рыжая по-прежнему не видела ее. Она зло рубила ножом воздух, пытаясь сбить на пол упрямую свечу. Губы Рыжей непрестанно шевелились, выплевывая ругательства, лицо раскраснелось, на лбу блестели капельки пота. Один из ударов пришелся в цель, и свеча, зашипев, как хисса, покатилась по полу. Хижину тут же заполнил зловещий красноватый свет Уны.

— Так тебе! — довольно воскликнула женщина.

Все?

Девушка дрожала всем телом.

Сам собой вспыхнувший огонь… повисший в воздухе огарок…

И потом — почему Рыжая НЕ ВИДИТ?

Ее.

Она ведь вовсе не хотела прятаться, во всяком случае — теперь. Точно так же, как вовсе не хотела, чтобы свеча зажглась, чтобы плавала по хижине, чтобы…

И все-таки это сделала она.

Мона.

(Или кто-то другой? Чужой, злобный, до поры до времени спавший в ее теле и вот теперь проснувшийся и…)

Мона растерянно взглянула на Тая. Его безвольно раскинувшееся на лежанке тело было далеким и… пустым. Волосы на голове сбились в грязный ком. Лицо растянулось в блаженной улыбке. Губы (она почти физически ощущала это) еще хранили тепло поцелуев.

Той.

Рыжей.

Той Рыжей, которая украла ЕЕ ТАЯ.

Девушка с ненавистью взглянула на Элту, с ужасом чувствуя, как ТОТ, ДРУГОЙ в ней обрадованно потер руки и начал медленно раскачивать ее все больше и больше отдающееся его власти тело. Пальцы сами собой сложились в кулаки, зрение стало настолько острым, что девушке показалось, что она видит Рыжую насквозь. К горлу подступила нестерпимая тошнота.

Если бы она умела говорить!

Она бы крикнула Элте, чтобы та бежала отсюда, бежала как можно скорей, и никогда больше не возвращалась.

Но Элта уже шла к лежанке Тая, и губы ее упрямо шептали:

— Все равно. Сегодня. Он. Мой.

Ее руки. Ласковые. Теплые. Слегка влажные от выступившего на мягких ладошках пота. Они касались его груди с такой нежностью, будто он мог рассыпаться на части — впрочем, Тай и сам чувствовал, как пересыпается в жалких ладонях его разбитое харутой тело. Он был песком Унры, она — ветром, который вздымал фонтанчики пыли, игриво заплетая песчаные космы волос, ласково взъерошивая каждую песчинку его чувств.

Время остановилось.

Даже торопливая уна замедлила свой бег, замерла над крышами унритских хижин. Сочная, золотистая, как спелый плод лиимдрео, она, казалось, ждала, что вот-вот протянется из-за Срединного моря крепкая мужская рука, сорвет ее, поднесет к истомившемуся от жажды рту, и тысячи поцелуев вопьются в ее податливую плоть…

— Жарко, — простонала в полубеспамятстве женщина. — Жарко, Тай. Подожди, — она оттолкнула его жадные губы, задумчиво провела по ним пальцем. Глаза Тая были по-прежнему закрыты. Однако уголки рта обиженно вздрогнули. — От тебя все еще пахнет харутой, Тай. Жарко, — снова повторила она, высвобождая вторую руку (заплутавшую в глубинах одеяла — ей стоило труда понять, что это ее рука, так перепутались тела). Почувствовав, что она ускользает, Тай недовольно перехватил ее руку на полпути, грубо сжал своими мозолистыми пальцами. Ей нравилась эта грубость (да, так он и должен себя вести), она улыбнулась:

— Нет же. Ты не понял. Я сейчас.

Она выдернула руку, ухватилась за край одеяла.

— Я только сброшу его и…

— Оставь, — сонно сказал Тай. Он приоткрыл глаза. Сдул с лица рыжую прядь.

Вдохнул пряный запах ее разгоряченного ласками тела:

— Послушай, мне нравится, как…

— Тсс… — она приложила палец к губам.

— Элта…

— Что? — Ее голос прозвучал немного жестче.

— Мне хорошо с тобой, но…

— Я понимаю, Тай.

— Ну что, что ты понимаешь..?

— Сейчас, — она сбросила одеяло на пол и торопливо прижалась к нему всем телом. — Так лучше, да?

— Не знаю, — его голос звучал неуверенно. — Я… не узнаю тебя. Или нет. Не то. Вот сейчас. Секту назад. Твой жест… Ты никогда раньше не делала… Так.

— Как, Тай? — она наклонилась к нему, лизнула языком его горькие от харуты губы.

— И вот так, — он прислушался к шуму в голове. Хмель не проходил. — Я наверное, пьян. Бывает. Да, — он вдруг шумно икнул и грубо облапил ее своими клешнями. — Забудь.

Тело охотно подалось навстречу жадным объятиям.

— Помоги мне, — прошептала она, задыхаясь, чувствуя, как хижину пронзают яркие вспышки молний. «Во сне или наяву?»

— А ты как будто в первый раз… — прошептал он, отдаваясь бурному потоку, в котором не было места ни мыслям, ни словам. Он был лодкой, она бросившим весла гребцом, плывшим невесть куда по воле неведомых доселе течений и ветров. Срединное море лениво плескалось в ее груди.

Вверх.

И вниз.

Иногда ритм движения нарушался — волны перекатывались друг через друга — в такие мгновения ей хотелось смеяться (или плакать? — она и сама не понимала этих чувств), потом вдруг снова возвращалась размеренность и ясность, и до нее долетал свистящий шепот Тая:

— Ои! Мне никогда. Не было. Так…

— Хорошо? — само собой находилось слово (такое же чужое, как и все остальные, но почему-то именно они давали возможность быть понятой им), и… все в ней восставало против этой какофонии звуков («какие грубые — будто рычание тага, пустые, как высохший родник, и КАК мало ими МОЖНО СКАЗАТЬ!»).

— Элта!..

Она вздрогнула. Сквозь пробивающийся в окна хижины сумеречный свет проступали очертания хижины. С трудом узнала стол, циновку, на которой свернулся калачиком хиссун. На полу разбитая амфа (когда это было?), рядом — серое тельце пушистой муссы. Ее длинный хвост причудливо обвился вокруг глиняного черепка, острая мордочка встревоженно поворачивалась из стороны в сторону. (Голодна?) Женщина подалась вперед — тут же горячая волна обдала ее с головы до пят — торопливо смахнула со стола несколько крошек: ешь.

Услышала голос Тая:

— Ты устала, да?

Несколько сект женщина с улыбкой наблюдала, как мусса деловито справляется с нежданным угощением.

— Почему ты молчишь?

— Я… не молчу. Смотри, уже утро.

— Тебе пора?

— Пора? — переспросила она. — Куда?

— К мужу, — проворчал Тай («Пожалуйста, Эл, остановись, я больше не могу»). — Этот калека поднимет всю Унру, если не обнаружит тебя в своей постели. — («Если ты не прекратишь, я тебя укушу»), — он откинул на подушку голову, тяжело засопел — снова лодка, море («Еще раз вот так. Так. Так».). Он застонал.

Она же раскачивалась на нем, приглушенно всхлипывая. Стиснув зубы, чтобы не закричать — слишком нечеловеческий получился этот крик. Мысли путались, как и длинные рыжие волосы, которые забивались в ноздри и мешали дышать — о, как она ненавидела их! Глаза слизились. Чужой, ненужный язык распух во рту — он разжимал стиснутые зубы, выдавливая на волю глухое и протяжное:

— Да-а-ай…

Потом все схлынуло.

На этот раз все.

Она с трудом вытащила непослушное тело из лодки и без сил повалилась рядом с Таем. Простыня была горячей и влажной от пота. Жесткая лежанка, казалось, мягче пуха. Рука Тая муссой прошлепала по ее вздрагивающему в такт дыханию животу.

— Не надо, Тай.

— Тебе пора. Я не боюсь, но меня и так здесь не очень-то любят. Это может плохо кончиться. — («Она совсем не боится утра»). — Что ты ему подсыпала, Эл?

— Я не Эл… — услышал Тай ее сонный голос.

— Что? — не менее сонно переспросил он.

Та, что лежала рядом, не ответила.

— Открой, Тай! Я знаю, что она здесь!

Барабанный стук в дверь вывел его из забытья.

— Магрут вонючий! — за дверью грязно выругались.

Веки упрямо не хотели разлепляться, голова раскалывалась от боли. «Она? Кто? Элта?» Тай заставил себя сесть и лишь затем открыл глаза. В хижине было светло и нестерпимо душно. Он попытался вспомнить вечер. Таверна. «Еще стаканчик, Гаррик». «Куда тебе, Тай?» Потом… что-то рыжее. Ага! Он как раз вышел вдохнуть свежего воздуха (как его не хватает сейчас). «Привет, Тай». «Привет, Эл». «Как поживает звереныш, Тай?» Он засмеялся: «Эта девочка что надо, Эл». «То-то ты сидишь здесь, а?» Нет. Все было не так. Она подсела к нему в таверне… Потом…

— Эй. Чтоб вы сдохли..!

Стук в дверь.

Громко.

Очень громко — похоже, стучали ногой.

— Как харута, Тай? А моя жена? — надрывались за дверью. «Ага. Торсон. Не ждали».

— Заткнись, — прохрипел унрит, тупо разглядывая лежащую рядом женщину. Ее рыжие, спутанные волосы разметались по подушке, рот был полуоткрыт, от сомкнутых век бежали тонкие лучики морщин. Она была совсем голая и… чужая.

Разомлевшее во сне тело источало аромат пота и пряностей. Странное чувство гадливости заставило его перегнуться через спящую и, подняв с пола одеяло, укрыть женщину.

— Спасибо, — поблагодарила она, не открывая глаз, — кто это там?

Он едва удержался, чтобы не ударить ее, но только прикрыл ладонью не вовремя открывшийся рот. Тай был зол: Элте давно следовало уйти. Если Торсон поднимет шум («Впрочем, он уже его поднял, тьфу!»), ни один унрит не откажется свести с ним счеты. Хотя бы из-за того, что он… — Тай стиснул зубы, — сын магрута и харуты.

«Ои!»

— Ладно, — злобно сказали за дверью, — посмотрим, что ты скажешь, когда я приду не один.

— Торсон! — Тай подался вперед.

— Ну?

— Я еще ничего не сказал, Торсон. С чего ты взял, что она у меня?

— Все очень просто. Ее видела Гилда. К тому же достаточно было взглянуть в окно…

— А! — Тай лихорадочно соображал, что делать. Логичнее всего, казалось, свернуть Торсону шею. Но тогда (Тай с сомнением поглядел на торчащий из-под его ладони пучок рыжих волос) что он будет делать с Элтой? Он и так достаточно наглупил. Вчера. Не надо было так. Тай почувствовал угрызения совести. Мона. Где она? Что с ней? («У меня две Моны — одна на небе, другая…») Ночью в Унре ее запросто могли затащить в любую пустующую хижину и… — Дур-рак!

— Именно, — подтвердил стоящий за дверью. — Твоя куда лучше.

— То-то ты ее лапал…

— С кем не бывает, Тай. Слушай, я знаю, что моя жена спит с кем попало — хриссы с ней! Но утром она должна возвращаться ко мне.

— Что?! — на мгновение у Тая отвисла челюсть.

— Разумеется, — продолжал Торсон, — хорошего тут мало. К тому же эта сучка, — Торсон громко ругнулся, и женщина вдруг забилась под могучей пятерней Тая, пытаясь высвободиться, — подсыпает мне в сетри всякую дрянь. Даже если бы я и не пил — что толку? Калеки не выбирают. Так что открывай. Мне до тебя дела нет. Да ты и сильней — бояться тебе нечего. А вот Элта получит сполна.

— Зачем? — усмехнулся Тай. — Она вернется к тебе. Потом.

— Я буду думать, что ты струсил, Тай.

— Хорошо, — унрит неохотно спустил ноги на прохладный пол. Он не торопился открывать, а прежде подошел к наполненной водой амфе, сполоснул лицо, сделал несколько жадных глотков. Вода тонкими струйками текла по подбородку. Он взглянул на лежанку. Женщина сидела, прикрываясь одеялом, и с ужасом смотрела на него:

— Ты… откроешь ему?

— Да.

— Не открывай, прошу тебя.

— Он будет думать, что я струсил.

— Он зол, он очень зол. Он убьет. Тебя… И меня… Нас.

— Ему это не просто будет сделать, — Тай подошел к столу с одеждой, швырнул ворох белья на лежанку: — Одевайся.

— Вчера ночью… — Она запнулась (на мгновение ему показалось, что она говорит не открывая рта. Тай судорожно сглотнул накопившуюся во рту слюну).

— Вчера я был пьян, и ты знаешь не хуже меня. Самое лучшее сейчас для тебя — вернуться к нему. — Тай кивнул на дверь.

— Но… я не Элта, Тай, — сказала она так тихо, что унрит едва расслышал ее голос.

— Эй, поторопись, — послышалось из-за двери.

Тай искоса взглянул на женщину:

— Не сходи с ума, Эл, — и принялся торопливо натягивать штаны.

Она с ужасом разглядывала руку. Нет, не свою — Элты. Шрам на указательном пальце (наверно, порезалась, когда чистила рыбу) слегка саднил, из потрескавшейся кожи выдавилась сочная алая капля. Она по привычке лизнула ранку, бросила взгляд на Тая и сразу же почувствовала его спокойствие (что ему Торсон) и… ненависть. К ней. К той рыжей, которая сидела сейчас на его постели, чье лицо заплыло розовыми пятнами размазавшихся за ночь румян, чье тело, еще не остывшее от его ласк, уже не вызывало ничего, кроме отвращения. Тело той. Рыжей. Элты.

Она неуверенно притянула к себе чужое платье. («Поторапливайся», — грубо сказал Тай). Нет, ей никогда не совладать с таким количеством шнурков и завязок, думала она. Однако чужие руки помнили, ЧТО надо делать и КАК, так же как вчера не она, но это ненавистное ей тело помнило все то, что так нравилось ему, Таю, когда он шептал, задыхаясь:

— Мне. Еще. Никогда не было. Так.

— Хорошо, — прошептали чужие губы, и она почувствовала, как чужие слезы наворачиваются на чужие глаза.

Платье было надето.

«Тебе нравится?» — она не сказала, а только взглянула на него. Но Тай понял. Пожал плечами: какая разница, Эл… и пошел открывать.

Торсон с трудом перетащил через порог свою искалеченную ногу, медленно проковылял к табурету. Сел. Зло зыркнул на стоявшую у стола женщину:

— Вот, значит, ты как, — его изувеченное шрамами лицо расплылось в неожиданной улыбке. Он опустил руку в карман куртки и, достав плитку хурума, сунул ее в рот. Затем смачно, с нескрываемым удовольствием протянул:

— Су-учка!

Тай скрипнул зубами:

— Ну вот что. Забирай ее и уходи.

— Куда спешишь, Тай? — Торсон все еще улыбался. — Я еще не отблагодарил тебя. Как следует. Вот только не знаю чем, — он покосился на женщину. — Может быть, ты знаешь, а? — улыбка сползла с его лица. Он мрачно взглянул на Тая. — Забыла. Все забыла. Ай-яй-яй. Кстати, где твоя девчонка, Тай?

Тай нахмурился: «Шел бы ты к хриссам; и без тебя тошно; вот это-то я и выясняю. Когда ты уйдешь».

— Ну да ладно, — пробормотал калека, устраиваясь поудобнее. — Между прочим, ты слышал? Вчера, говорят, вернулся Урт. Говорят, откопал славное местечко за перевалом. Хорошая добыча, говорят.

— Мало ли что. Говорят, — зло передразнил его Тай. Ему хотелось взять Торсона за шкирку и выкинуть вон, но он, стиснув зубы, терпел — сам виноват. Нечего было впускать.

— Ты-то что скажешь? — Торсон сплюнул недожеванный хурум в ладонь, не торопясь, деловито размазал жевачку по столу, — на память, — он хмыкнул, сунул руку в карман. «За очередной порцией», — подумал унрит. — Ну так как? Нехорошо обижать калеку, мда-с. Ты ведь знаешь, как это бывает, в Унре. Привяжут этакого где-нибудь там, ЗА СТЕНОЙ. Помнишь Красавчика, Тай?

— Нет, — (помнил, очень даже помнил).

— Мда-с, — задумчиво протянул Торсон. — Ему повезло (кто знает?). Хоть бы один вшивый магрут (видно, здорово их шуранули до этого). Так и простоял, бедняга, пока не сдох. Целехоньким, хриссы его побери, — с явным сожалением процедил сквозь зубы Торсон. Он смотрел исподлобья, ожидая, что ответит Тай. Но унрит молчал. — А ведь это несправедливо, Тай. Мда-с, — снова протянул калека.

— Ты о чем?

— О тебе. Если поступать так с каждым, с кем спала моя…

— Ты бы лучше позаботился о себе, — грубо оборвал его унрит.

— Ну, о себе я, положим, позаботился. И Гилда, и мой братец знают, где я и почему. Это так. На всякий случай. Если тебе захочется свернуть мне шею…

— Уже хочется, — проворчал унрит.

— И не сомневаюсь, — Торсон хмуро взглянул на жену. — Поставь-ка сетфи, Эл.

Женщина вздрогнула, но с места не сдвинулась.

— Поставь, — сказал Тай, и она послушно направилась к холодному очагу.

— Смотри-ка, она слушается тебя! — Торсон, казалось, был удивлен.

— Ты говорил об Унре, — напомнил ему Тай.

— Да. О том, что в ней стало скучно. А я готов предложить ей развлечение.

— И она не откажется.

— Да.

— Но ты пришел не за этим?

— Да.

— Так зачем?

Огонь не разжигался. Она сидела на корточках и безуспешно чиркала кремнем; лишь однажды пламя пробежало тонкой струйкой по краю отсыревшей за ночь ветоши и тут же погасло. Женщина досадливо отбросила кремень в сторону.

— Узнаю Элту, — услышала она голос Торсона.

Мысли разбежались, как испуганные муссы, чужое, ненавистное тело била нервная дрожь. Что с ней произошло? Почему у нее эта дряблая кожа, непослушные пальцы, рыжие спутанные волосы? Платье давило на грудь. Мешало дышать. Как та, Рыжая могла ходить в нем? Что-то смутное на мгновение поднялось из глубин памяти, и она вдруг поняла, что во всем этом НЕТ НИЧЕГО СТРАННОГО.

ТАК ЖИЛ ЕЕ РОД.

ЖИЛ, ЗАХВАТЫВАЯ ЧУЖИЕ ТЕЛА. ДОМА. СУДЬБЫ.

Она вытерла выступивший на лбу пот. Кто она? Элта? Мона? Или некто невидимый, захвативший то безжизненно лежащее под грудой тряпья в углу тело. Так же, как она захватила это — несносное, рыжее, с большой родинкой на правом плече. Женщина вспомнила, как целовал эту родинку Тай. Вспомнила, как та, некогда бывшая Элтой, предчувствовала, как он будет ее целовать. Вспомнила, как та, другая, некогда хотела САМА чувствовать это. Тогда-то все и произошло: головокружение, чернота, внезапно разорванная ослепительным светом, какая-то необыкновенная прозрачность вокруг, — потом (смутно) волочащееся по полу безжизненное тело (она так не хотела, чтобы Тай заметил его; он сказал «уходи», и она ушла). Да. Потом его ласки. Значит, ЭТО сделала та, которую он так странно называл: Мона. Она облегченно вздохнула: да, я — Мона.

Женщина потянулась за брошенным кремнем.

— Так зачем?

— Сетфи. Сначала сетфи, — Торсон улыбнулся, обнажая гнилые зубы. — Она не очень-то торопится, а, Тай?

— Тебе виднее, — пожал плечами унтрит.

— Мы можем махнуться, Тай.

— И? — не понял унрит.

— Рыжая останется с тобой. Светлая уйдет ко мне. По-моему, неплохой получится обмен.

Руки Тая сами собой сжались в кулаки.

— Светлая? Ты что, за этим и пришел?

Торсон хмыкнул.

— Ну, на это я особенно не надеялся.

— И правильно делал.

— Тогда сетфи. У нас мало времени. Поторопи ее, Тай.

Тай хмуро взглянул на возившуюся возле очага женщину. Она, почувствовав, что он смотрит, обернулась. В широко раскрытых глазах Элты прыгали искорки страха.

— У него нож, Тай. В кармане. Посмотри, — она не разжимала губ. Слова раздавались прямо в мозгу. Тай даже не понял, что это не его мысль.

— Ну-ка, — унрит резко схватил Торсона за плечо. — Выкладывай, что у тебя там?

— А ты догадливый, — Торсон злобно отшвырнул ненужный теперь нож в сторону. — Ладно. Так даже лучше.

Женщина поставила на стол чашки с дымящимся напитком. Незваный гость жадно втянул носом горьковатый аромат. Его крючковатые пальцы вцепились в чашку.

— У тебя хороший сетфи, Тай. Мой почему-то всегда отдает дерьмом.

— У тебя все отдает дерьмом.

— Каков есть, — проворчал Торсон.

— Хриссы тебя раздери, — начал раздражаться унрит. Ему не терпелось выставить Торсона вон. И Рыжую вместе с ним. «Мона. Где она сейчас?» — Не тяни. Пускаешь пузыри хуже фрокка. Что у тебя?

— Дело.

— Какое?

— Э… так тебе сразу и скажи, — Торсон забавлялся нетерпением унрита. Он неторопливо отхлебнул сетфи. Поставил чашку на стол. — Дерьмо, — со смаком выговорил он, — в этом городе одно дерьмо. Сказать по правде, после того, как ты переспал с моей женой, я мог бы все решить и без тебя. Унра только и ждет случая выставить вонючего магрута на потеху…

— Короче, Торсон. И без…

— Ваша парочка у нас вот где, — гость сделал выразительный жест.

— Я не сплю с ней, — сухо сказал Тай.

— И зря. Но это и к лучшему. Тем скорее мы договоримся.

— О чем ты?

— О деньгах.

— ?!

— О больших деньгах, — Торсон отхлебнул большой глоток. — И твоей жизни, Тай. — Унрит взял чашку, борясь с искушением плеснуть сетфи Торсону в лицо.

— О! Я знаю, что у тебя нет денег, — расплылся в улыбке калека. — Но у тебя есть нечто большее. За что нам, — последнее слово он произнес с нажимом, — нам, — повторил Торсон, — готовы заплатить много. Очень много. В Унре таких денег не заработать и за всю жизнь, — он мечтательно потер искалеченную магрутами ногу, — поманил пальцем Элту: — Подойди.

Женщина вопросительно взглянула на Тая.

Унрит пожал плечами: твой муженек, поступай, как знаешь.

Она подошла.

Торсон, хохотнув, шлепнул ее по соблазнительной округлости, укрыть которую не могла даже широкая в складку юбка. Женщина отшатнулась. Торсон снова хохотнул.

— Ты неплохо развлекалась, Эл. Если мы сговоримся, ты сможешь остаться с ним. А я свалю из Унры. Навсегда. Тысяча корон. Тебе, — он повернулся к Таю. — Ну так как, по рукам?

— Я еще не знаю, что именно продаю.

— О! В таком случае ты непроходимо туп.

— Может быть.

— Ладно. Скажу иначе. Ты не продаешь. Ты — покупаешь. Свою жизнь. И тысячу корон в придачу. Неплохая сделка, а? — улыбка сползла с его лица. — Где Мона, Тай?

«Согласится? Нет? Или все это зря и придется действовать силой? — калека ерзал на стуле, пытаясь предугадать поведение Тая. — Магрут вонючий. Попробуй его пойми. И девчонка. А ну как она почувствовала что-то. И смылась. Нет, далеко не уйдет, — успокоил он себя. — Все дело в Тае. — Мысли прыгали. — Такое бывает раз в жизни. Да. Раз…»

— Где Мона, Тай?

Женщина вздрогнула. Чашка с дымившимся сетфи выпала из ее рук, с грохотом покатилась по полу. Мона-Элта зачарованно смотрела, как по грубо выкрашенным доскам растекается бурая жижа. Она вдруг отчетливо представила: из-под груды унритского снаряжения торчит белая — слишком белая, чтоб быть живой и человеческой рука. Ее собственная. Моны. Той Моны, которой она была еще вчера. Она представила, как с ужасом смотрит на эту руку Тай; как бросается к безжизненному телу. А потом к ней, живой и невредимой, и кричит, кричит, и она что-то кричит в ответ —

«Я сделала это из-за тебя, Тай».

Женщина обхватила голову руками, усилием воли заставляя себя не смотреть. В угол. Туда, где…

— Может быть, ты видела, Эл?

Торсон пристально смотрел на нее. Его глубоко утопающие в глазницах зрачки беспокойно прыгали. Вверх — на копну рыжих волос, встревоженное лицо, слегка подрагивающие уголки губ. И вниз — на бурую жижу, разлитую по дощатому полу.

— Что скажешь, Эл?

— Я..? Ничего, — с трудом шевельнула она непослушным языком, ощущая всем телом новую, еще неведомую ей опасность. Нет, дело было не в Тае. И не в Торсоне. Что-то внутри подсказывало ей — молчи.

— Ни-че-го, — тихо повторила она.

Торсон с сомнением покачал головой:

— Уж больно ты нынче смирная, Эл.

Тай хмуро, почти с ненавистью глядел на ту, которую еще недавно так страстно желал.

— Ни-че-го, — прошептала она, мысленно моля: «Я, я — Мона, Тай».

Но ненависть мешала ему слышать.

— Ну так мы договорились? — Торсон с трудом встал из-за стола.

— Нет. Моны тебе не видать.

— Хорошо, — процедил сквозь зубы Торсон. — В таком случае берегись. Пойдем, — он взял женщину за руку.

Она хотела вырваться, броситься к Таю, объяснить ему все, что произошло. И снова что-то подсказало ей — молчи. Уже на пороге Торсон обернулся к унриту:

— Три хоры. Запомни. У тебя есть только три хоры, Тай.

Они вышли.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Кумарон покачивало на волне. В такт движению судна скрипели плохо пригнанные доски. В большой амфе, в углу каюты плескалась вода. За пыльным окошком простиралось Срединное море. Вспенились гребешки волн, на которых болталось несколько унритских лодчонок. Нет-нет да и мелькали острые плавники саркул. Волны докатывались до каменной кладки огибающего гавань Унры мола и рассыпались на тысячи брызг. Две сторожевые башни, воздвигнутые у входа в гавань, игриво перемигивались тусклым в свете дня пламенем факелов.

Дверь в каюту со скрипом отворилась. Вошел слуга с подносом в руках.

— Обед, мессир?

Тот, к кому обращался слуга, сидел за столом, хмуро подперев голову руками. Он не шелохнулся, и слуге пришлось повторить громче:

— Обед, мессир.

Сидевший за столом вздрогнул. Потом лениво скосил глаза в сторону вошедшего:

— Позже.

— Да, мессир, — слуга склонил голову.

— Что, в Унре тихо?

— Тихо, мессир.

— Хорошо. Иди.

Слуга повернулся к выходу, но на пороге притормозил.

— Что еще?

— Унриты… предлагают безделушки. Из Магра.

— К хриссам! — сидевший за столом устало махнул рукой. — Иди. Ты знаешь, кого пускать.

Дверь снова скрипнула, закрываясь за слугой. Сидевший за столом задумчиво взглянул в окно. Его подташнивало.

«К хриссам!» — мысленно повторил он. Ему вдруг страстно захотелось выскочить на палубу, сунуть два пальца в рот, перевеситься через фальш-борт и…

«Прекрасное занятие. Для мага, — усмехнулся он. — В этом вонючем городе так и тянет блевать». Он медленно провел крючковатым пальцем по пыльному стеклу, выписывая свое имя:

ОРТАГ

Потом торопливо смазал написанное. Тщательно вытер перепачканный палец носовым платком. Потянулся к стоявшему на столе кувшину. «Выпью — пройдет». Он плеснул себе вина и, поднеся кружку ко рту, опорожнил ее одним глотком. И в самом деле полегчало. Жесткое, волевое лицо Ортага на мгновение смягчилось. Легкая, презрительная улыбка тронула темную, почти черную полосу губ.

Сегодня. Или никогда.

Он долго шел к этому. Он долго искал.

В дверь постучали. Улыбка тотчас сползла с его лица. Он рывком отодвинул от себя кружку.

— Кто?

— Торсон, мессир, — громко сказал за дверью слуга.

— Впусти.

— Ты сделал?

— Да, мессир, — всякий раз при виде Ортага Торсона бросало в дрожь. Вдобавок неприятно заныла искалеченная нога. Маг презрительно смотрел на трясущиеся руки унрита. Потом швырнул ему табурет.

— Садись.

Торсон послушно сел на край. Крякнул от боли.

— Вина? — Ортаг пододвинул ему кувшин.

Унрит торопливо замотал головой — к хриссам вино.

— Тогда к делу. Он согласился?

— Нет.

— Что ж. Я так и думал. Он прогнал ее?

— Да.

— Отлично. Мои люди уже в Унре.

— Мессир…

— Я слушаю, Торсон.

— Мне кажется, она сбежала, мессир.

— Она догадалась?

— Нет, мессир.

— Так в чем же дело? Появился другой покупатель, а?

— Что вы, мессир.

— Ладно, я верю. Ты говорил, девчонка неравнодушна к Таю?

— Так казалось, мессир.

— А Унра?

— Его ненавидит, мессир.

— А эта… Рыжая… Как ее?

— Элта.

— Как она?

— Еще вчера я был в ней уверен, мессир.

— А сегодня?

— Молчит. Мне кажется, после того, как она переспала с этим…

— О! — махнул рукой Ортаг. — Избавь меня от подробностей, Торсон. Я и так не в восторге от того, что связался с таким болваном, как ты!

— Болваном? Но почему?

— Разве я не говорил, что могу завладеть ее телом, но не душой?

— Говорили, мессир. Но именно поэтому…

— Разве я не говорил, что хочу обратного…

— Да, мессир.

— Что да? — Ортаг злобно стукнул кулаком по столу. — Что «да», Торсон. Мне надоели твои идиотские рассуждения о любви. Мне нужна девчонка не для того, чтобы спать с ней. Мне нужен ее сын. Будущий. Мой. Ты упустил ее ребенком, — «да и Нагх тоже хорош!» — подумал Маг. — Я сохранил тебе жизнь. Не думай, что легко отделаешься и на этот раз. У тебя отсохнет не только нога. Ты понял?

— Да. Что я должен делать, мессир?

— Элта знает?

— Я говорил ей… Она подсыпала мне в сетфи… По-моему, она хотела…

— Обойтись без тебя? К хриссам! Трижды болван. Теперь она будет трепаться на каждом углу. А значит… — Ортаг задумчиво провел пальцем по стеклу, — она должна умереть.

— Но… — побледнел Торсон.

— Никаких «но».

— Мессир, она — моя жена.

— Была, — ухмыльнулся Ортаг. — Впрочем, подождем принимать решения. Если мои люди найдут девчонку, мы отчалим немедленно. К хриссам и Тая, и Элту, и все это унритское дерьмо!

— Так что же мне делать, мессир?

— Ждать.

— А если ее не найдут?

— Тогда, — Ортаг глотнул вина прямо из кувшина. — Тогда мы займемся наживкой, Тор!

Ему помог хиссун. Едва захлопнулась дверь (Тай тут же приник к стеклу, глядя, как исчезает в легкой утренней дымке рыжая копна волос Элты), маленький зверек заворочался на подстилке, замотал головой, пытаясь освободиться от сковывающей его передвижение по дому веревки. Тай оторвался от стекла. Хиссун жалобно тявкнул.

— Заткнись. И без тебя тошно.

Унрит присел на холодную лежанку Моны («Куда она могла пойти?»), лишь минту спустя, сжалившись, наклонился к зверьку, развязал грубый узел на холке.

— Ну, беги.

Зверек благодарно лизнул его палец. Потом тявкнул еще раз и уверенно двинулся в угол хижины.

Так он нашел Мону.

Тай не сразу понял, что это она, настолько неестественно белой казалась ее кожа, настолько странным было выражение лица. Нет, он бы не узнал ее такой. НЕ захотел узнавать. Нижняя губа была прикушена в нескольких местах, посиневший язык выпал изо рта. Глаза выкатились из орбит. И между тем она улыбалась. Запекшаяся на губах кровь превратила эту улыбку в сгусток боли, и все-таки это была улыбка.

Страшная улыбка.

Ему вдруг захотелось вцепиться в нее пальцами и сорвать с некогда прекрасного лица. Но вместо этого он лишь отшвырнул злобно рычащего хиссуна в сторону:

— Не тронь, — и скрипнул зубами: — Ои, Мона. Значит я тебя… Убил?

Он торопливо склонился к ее лицу в тщетной надежде уловить слабое дыхание жизни. Коснулся губами ее изуродованных улыбкой губ.

— Ои, Мона.

Она была мертва.

Странный город.

Серый город.

Город, где страх почти осязаем. Особенно по утрам, когда море и берег укутываются белой дымкой, а по углам хижин и глухим закоулкам Унры еще шныряют, будто невиданные звери, обрывки ночной мглы. Люди поеживаются, трясут одуревшей от тяжелых унритских снов головой. Вздрагивают от каждого шороха. И кажется, что стоит протянуть руку, и ты коснешься чего-то незримого, холодного и вязкого на ощупь, а по спине вдруг забегают мурашки, язык прилипнет к гортани, и горячий пот вдруг скользнет по размякшему за ночь телу, как слеза, которую роняет не в меру оттаявшая душа.

Странный город.

Серый город.

Город, который питается страхом, ибо если не будет страха — не будет и города. Ведь именно страх заставляет людей воздвигать стены и сторожевые башни, выжигать лонги кустарника, тренировать руку и сердце, — и, кто знает, если б не было там, за стенами Унры, манящего своей дикостью и безжалостностью Магра, то…

Может быть, его стоило выдумать?

В хорошую погоду со сторожевых башен и выложенных в незапамятные времена каменных стен просматривались белые шапки гор. Где-то там в их искалеченных Истарунрой долинах рождались и пожирали друг друга невиданные магруты, раскидывали свои алчущие крови сети растения Магра, где-то там когда-то была и та пещера, и тот веселый спасительный огонь, о котором тосковала ее душа. Женщинам не разрешалось подниматься на стену, но она частенько, тайком пробиралась наверх, цепляясь за выступы каменной кладки, и не раз уже, приняв за магрута, ее осыпали градом стрел и выпущенных из пращи камней.

Странный город.

Серый город.

Пьяные унриты. Драки из-за бледных, иссушенных страхом женщин. Алчные глаза перекупщиков. Брань и похоть. Ненависть и страх. Дикие казни и грубый, бесконечно грубый язык любви.

Унра. Тан-Унратен.

Она никогда бы не привыкла к нему, если бы не Тай.

Она никогда бы не назвала его своим.

Ибо она — не человек.

В хижине Торсона все казалось знакомым. Чужое тело помнило каждую мелочь. Он хотела присесть — тело тут же напомнило о треснувшей ножке стула, которую Торсон так и не удосужился починить. Хотела смыть размазанные грязные пятна румян — руки нащупали острый, как нож, край умывальной амфы, разбитой несколько менсов тому назад.

Осторожно, чтобы не порезаться, она наклонила амфу, плеснула воды в ЧУЖУЮ ладонь. Вода пахла плесенью, но это не смутило ее. Та, Рыжая, давно привыкла к этому запаху, почти не ощущала его. И теперь ее тело не испытывало отвращения. Даже при виде плавающей на поверхности желтой плесени. Женщина тщательно вымыла лицо. Насухо вытерлась висевшим возле умывальника полотенцем. Движения были привычными, ей даже не приходилось задумываться — тело само решало за нее. Она сладко потянулась — хотелось спать. Потом упрямо тряхнула рыжей копной волос: «Я — Мона». Однако былой уверенности не почувствовала — чужое платье уже не казалось ей столь тесным, да и все остальное — руки, ноги, красивая, хотя и немного дряблая грудь, даже грубый, царапающий слух голос пришлись впору. Она почувствовала голод и, почти не осознавая того, потянулась к мешку с сухарями. Другой пищи в доме не было. Сгрызла сухарь, задумчиво глядя в окно. День только начинался. В такое время унриты толпились на базарной площади. По пустынной улочке ветер лениво перекатывал лохмотья доносившихся с площади слов. На секту женщина задержала дыхание, прислушиваясь к невнятному говору толпы. Но отчетливо услышала только до боли знакомое:

— Тай!

Несколько голосов тут же подхватило:

— Тай! Тай! Тай!

Злобно.

Или ей показалось? Сердце кольнуло: что с ним? И зачем она ушла? Или это не она, а только тело, привыкшее повиноваться незнакомому ей, Моне, человеку с темными мыслями и искалеченной магрутами ногой? Женщина вспомнила безотчетный страх, заставивший ее покинуть дом Тая. Задумалась, был ли то страх Моны? Или Элты? Или два разных страха уже тогда слились в один? И не потому ли она так и не поняла, что именно испугало ее? Женщина с ужасом вгляделась в свое смутное отражение в стекле. С трудом подавила желание ударить по нему, разбить вдребезги ненавистное лицо. Неожиданно для себя поняла, как далека уже от той Моны, чье тело лежало сейчас в хижине Тая. Что она ЗАБУДЕТ ее, так же как забыла ту, которой была когда-то давно, очень давно… Она закрыла глаза: — МЕНЯ НЕТ, — странное видение — она лежит под стеклянным колпаком, она хочет закричать, но крик застывает у нее в горле, она хочет поднять руку, но тело не слушается ее, она хочет проснуться, но сон этот вечен, как сама смерть.

— Элта!

Он стоял на пороге. Бледный. Уродливый. Жалкий. На мгновение она пожалела его, но только на мгновение, ибо в следующую секунду его кулак врезался ей в челюсть; женщина охнула и, потеряв равновесие, отлетела в угол комнаты, больно стукнувшись спиной о посудную полку. Пустые амфы с грохотом покатились по полу. Она слизнула языком выступившую на губе кровь.

— Сука! — Он пнул здоровой ногой табурет и сам едва не упал, изуродованная культя с трудом удержала непомерно тяжелое для нее тело.

Он проковылял к женщине. Руки Элты, чужие руки, инстинктивно закрыли быстро распухающее от боли и слез лицо.

— Ну?

— Не надо… Не надо, Тор.

— С-сука!

Удар тяжелым унритским сапогом пришелся в бедро. В глазах потемнело от боли. Избегая ударов, уже ничего не замечая вокруг, женщина откатилась в сторону. Сжалась в комок, ожидая нового приступа боли. Почувствовала, как его сухие, цепкие пальцы впиваются в горло. Он наклонился к ней, прошептал в самое ухо:

— Я… тебя… з-задушу. Ш-шутки со мной вздумала шутить, д-думала, я не пойму. Великие боги! Она думала, я не пойму. Где Мона? Почему она не вышла из дома? Подумать только, я всю ночь ждал, пока ты..! — он задыхался от злости. — Хриссы тебя раздери! И твою идею поссорить девчонку с Таем. Это ведь ты придумала. Когда я сказал тебе, что Ортаг — да, Ортаг! — предупредил, что девчонка может сбежать, если… Если ей не будет все равно, — калека вдруг ослабил хватку, — куда и с кем, — устало добавил он. — Глупо!

— Очень, — прошептала женщина. — Отпусти шею, Тор.

— Скажи, где Мона? Ты… спрятала ее? Зачем?

Она с трудом разлепила пересохшие губы:

— Иногда мне кажется, что Мона — это я.

— Дура! — он с силой оттолкнул ее от себя. Женщина ударилась головой об пол, тут же откатилась в сторону, не обращая внимания на впивающиеся в тело острые черепки. — Дура, — повторил Торсон, поднимаясь. Он проковылял к лежанке, тяжело плюхнулся на нее. Несколько сект мрачно сопел, уставившись в потолок. Потом вдруг выдохнул:

— Элта!

Женщина молчала.

— Элта, хриссы тебя раздери!

— Я — не Элта, Тор.

— Ну да. А я не старый вонючий унрит! И Унра — не Унра. И хижина не хижина, а Дворец Коркланноса.

— Ты о чем?

Она встала, пошатываясь, подошла к умывальной амфе.

— Правильно. Умойся, — Торсон ухмыльнулся. — Я хочу, чтобы ты была чистой. Всегда. — И он принялся торопливо стаскивать штаны.

Казалось, силы оставили его.

(У тебя осталось три хоры, Тай.)

Ему наплевать.

Время стало тягучим, как кровь лиимдрео. Прошла целая вечность, прежде чем он дотащил непослушное тело Моны до лежанки, уложил, спрятал его наготу рваным унритским одеялом. Плохо соображая, что делает, Тай прикрыл ей глаза, втолкнул указательным пальцем вывалившийся изо рта язык. Девушка по-прежнему улыбалась, но улыбка стала мягче. Если бы не запекшаяся на губах кровь, ее можно было принять за спящую.

Тай поднялся, как пьяный, покачиваясь на каждом шагу, добрел до амфы с водой. Взяв амфу, вернулся к лежанке. Намочил край одеяла. Обтер кровь. Глупо улыбнулся («она спит»), ибо теперь девушка ничем не отличалась от живой. Он бы ничуть не удивился, если бы она открыла глаза и сказала такое привычное и родное:

— Дай.

— Да. Это я, — пробормотал унрит.

Он жадно приник к амфе и пил до тех пор, пока ему не начало казаться, что вода распирает его, как перезревший сок распирает оболочку красного магрского уинона. Потом отшвырнул от себя амфу, и та с грохотом покатилась по полу. Сидевший у ног хозяина хиссун жалобно тявкнул. Тай приложил палец к губам:

— Тсс! Будет.

Тупо уставился на стоящий у изголовья лежанки меч.

Как просто.

Последовать за ней.

Его рука потянулась за оружием («Я очень хочу спать»). Пальцы крепко обвились вокруг холодной рукояти меча. Казалось, он лишь слегка напряг мускулы, а холодный клинок уже послушно ткнулся ему в грудь. Острая боль слегка отрезвила его. «Сам знаю. Глупо. Весьма!» Взгляд скользнул по залитому светом Таира окну. И… встретил другой взгляд — холодный, внимательный, пустой — так смотрит готовая к прыжку хисса.

Или это Унра поджидала его?

Лицо смотрящего исказила усмешка. Наголо обритый череп дернулся в приступе беззвучного смеха. Губы дрогнули, отдавая не слышный унриту приказ. Внезапно в окне появилась еще одна столь же бедно покрытая растительностью голова. Люди за окном переглянулись. Потом рука в черной перчатке ударила по стеклу. Казалось, сам Таир раскололся на тысячу осколков. Стекло со звоном рухнуло на пол. Истерически тявкающий хиссун забился под стол. В образовавшийся в окошке проем просунулась лысая голова:

— Ты что ли, Тай?

Унрит приложил палец к губам:

— Тсс! Она спит.

Голова повернулась к изголовью лежанки. Увидев девушку, шумно зашлепала губами, обращаясь, по-видимому, к тем, кто стоял на улице и не был виден Таю:

— Она здесь.

— Она спит, — упрямо сказал унрит.

— Спит, — радостно повторила голова и повернулась к Таю, — ну, что же ты. Продолжай.

Тай медленно отвел меч от своей груди.

— Ясно, — сказала голова. — Все хотят жить. Долго. Очень. Но не у всех это получается, Тай, — пробормотал он, исчезая за окном. Послышался громкий шепот. Стоявшие на улице люди о чем-то совещались. «Сколько их? — устало подумал унрит. — Это что, то, о чем говорил Торсон?» Он поднялся с лежанки, подошел к запертой на щеколду двери. Критически осмотрел ее. «Хлипкая. Долго не выдержит. А на унритов они не похожи». Тай вспомнил разговор с Торсоном. «У меня есть покупатель», — говорил калека. «Покупатель, — усмехнулся унрит, — да их тут на всю Унру хватит». Ступая как можно тише, чтобы незваные гости не догадались о его перемещениях по дому, Тай подкрался к окну. Только тут он обратил внимание на стоявшую на подоконнике нэмитеру. Ее листья побледнели и обвисли. «Не к добру». Он прислушался, но ничего не успел услышать. Чьи-то длинные, сильные руки просунулись сквозь зубья битого стекла, обвились вокруг его шеи и, рванув вниз, намертво прижали к усеянному осколками подоконнику.

— Попался, — сказали на улице. Другой голос, низкий и хриплый, скомандовал:

— Ломайте.

Дверь застонала от сильных ударов.

Пытаясь высвободиться, Тай инстинктивно скользнул к полу, обдирая в кровь щеки и подбородок. Битое стекло оставляло на них длинные красные полосы. На мгновение ему показалось, что шейные позвонки не выдержат. Он задыхался. Пот градом катился по лицу. Тай выпустил из рук бесполезный меч. Откуда-то издалека до него донеслось:

— Эй! Кто-нибудь, прикончите его!

Он отчетливо представил, как в шею вонзается острый клинок. Уперся обеими руками в стену и рванулся изо всех сил, втаскивая вцепившегося в него противника в хижину. Потом, все так же стоя на корточках, выбросил вперед руки, обхватив потерявшего равновесие нападавшего за спину, и, неожиданно опрокинувшись назад, перебросил его через себя. Еще секта и Тай сидел на нем, крепко прижимая к полу. Унрит быстро взглянул на дверь — та уже поддавалась под градом ударов. Один из нападавших шумно лез в окно. Следовало поторопиться. Тай резко надавил локтем на шею лежащего под ним. Что-то хрустнуло, тело противника обмякло. Унрит скользнул к мечу. Человек в окне метнул нож, и тот, чиркнув по унритской куртке, отлетел к лежанке Моны. Схватив оружие, Тай вскочил на ноги. Стоявший на подоконнике прыгнул на него. Унрит отступил на шаг, выставив перед собой меч. Еще в воздухе противник успел нанести сильный удар мечом, едва не выбив оружие из рук Тая, но затем, подскользнувшись на битом стекле, потерял равновесие, неловко взмахнул руками, и острый клинок унрита разорвал его грудь. В лицо Тая брызнула горячая струя крови.

— Второй, — прошептал он.

Пол быстро окрашивался в красный цвет.

— Он убил Игнара, — сказали за дверью.

— К хриссам! — ответил хриплый голос. — А ну, приналягте, скоты!

Раздался громкий удар. Запор вырвало из стены. Наполовину выломанная, перекошенная дверь распахнулась, и на пороге показался новый противник. Тай сразу оценил его. Он был на голову выше унрита. Руки вошедшего походили на клешни гигантского краба. Голое до пояса тело состояло из груды мускулов, правое плечо украшало несколько багровых шрамов. Длинный норнский меч гиганта, скользнув по стене, нацелился на унрита.

— Посторонись, — сказали за дверью. Человек со шрамом шагнул к Таю, и в дверь проскользнуло еще двое — один маленький, в черной унритской куртке («но не унрит», — подумал Тай), другой повыше, в сером бархатном камзоле; отличие от двух первых противников заключалось в том, что он был без меча — только красиво украшенный резьбой крайт хиссой изгибался в его руках. «Будь внимателен, — сказал мысленно унрит, — иначе этот крайт вопьется в твое горло».

Положение хуже некуда. Тай быстро прикинул свои немногочисленные «преимущества». Во-первых, гиганту придется пригибать голову — высота потолка была явно не в его пользу. Во-вторых, здесь не очень-то легко размахивать таким длинным мечом. Во всяком случае, не рискуя задеть кого-нибудь. «Значит, — подумал унрит, — гиганту придется атаковать одному».

Человек в камзоле произнес какую-то непонятную Таю команду. Гигант издал нечеловеческий вопль и обрушил меч на крышку стола. Стол перекосился, но удар выдержал.

— Фу! — поморщился унрит.

Второй удар разнес стол в щепки.

Ненавистное лицо. Узкие щелочки глаз. Кривая усмешка: «Что, боиш-шься? К магруту захотела, да? К хриссам вонючим ты отправишься, а не к Таю. С-сука!» Она с ужасом смотрела на его оголенную культю. Жалкий обрубок ступни. Голень, обглоданная едва ли не до кости. Шишкообразный нарост на месте раздробленного коленного сустава. Высохшие и почерневшие лохмотья кожи. А выше… Женщина отвернулась, пытаясь унять подступившую к горлу тошноту. Тело Элты передернуло — оно так и не свыклось с этим ужасным видом.

— Что, не нравится? — шипел, наступая, калека. — У Тая лучше? Я был на площади. Ему конец. Ои! Унра услышала меня!

— Услышала?! — прошептала девушка.

— Да! И ты знаешь, что делает Унра с теми, кто ей не по душе. Я сам поведу толпу, но прежде… — он рванулся вперед и попытался схватить женщину за руку. Она увернулась, но его пальцы успели вцепиться в рукав платья, который с хрустом оторвался, обнажая загорелое плечо.

— Ты уже начинаешь раздеваться, Эл, — расхохотался Торсон. — И будь я проклят, если это не любовь!

Второй удар разнес стол в щепки.

— Тише! Она спит, — прошептал унрит.

— Стой! — приказал человек в камзоле гиганту. — В первый раз вижу, чтобы кто-нибудь ТАК спал, — сказал он, обращаясь к Таю: его маленькие глазки беспокойно забегали по хижине. — Ты… — он не договорил, — пришедший в себя хиссун с громким тявканьем бросился на незваного гостя, вцепился в носок перепачканного бурой пылью ботинка. Человек в камзоле поморщился:

— Твой хиссун похож на тебя, — он зло отшвырнул зверька в сторону. — Что с ней?

— Она спит, — упрямо повторил унрит.

К его ногам полетел туго набитый кошелек:

— Здесь тысяча корон.

— Засунь их себе в задницу.

— Она мертва и не стоит и тора.

— Она моя, — сказал Тай, едва успевая увернуться от летящего ему в грудь крайта.

Меч гиганта со свистом рассек воздух в миниме от его головы. Унрит осторожно, боясь подскользнуться на залитом кровью полу, отступил на шаг. Осторожность не помешала ему сделать это быстро, так, чтобы и следующий взмах тяжелого норнского меча лишь коснулся его рубахи, даже не порезав ее.

— А ты ловкая хрисса, — сказал человек в камзоле. Второй, маленький, в унритской куртке исчез: «Что они задумали?» — с тревогой подумал Тай.

Путь к двери был отрезан. Женщина забилась в угол, в отчаяньи закрыла лицо руками. Тело Элты дрожало от отвращения — слишком хорошо оно помнило грязные ласки и слюнявые поцелуи ненавистных ей губ. С тех пор, как Торсон покалечился в Магре, она никогда не сдавалась без боя. Но сегодня Торсон был особенно страшен. Казалось, он сошел с ума. В глазах калеки не осталось ничего человеческого. Его и без того отвратительная ухмылка превратилась в звериный оскал. По подбородку тонкой струйкой бежала слюна.

— Ну же, — шипел он, брызгая слюной ей прямо в лицо, — не упрямься, иди сюда.

Он был уже совсем рядом.

Женщина поспешно отвернулась: запах давно немытого тела вызвал приступ рвоты. Желудок прорезала нестерпимая боль. Она поспешно наклонилась, инстинктивно стараясь уберечь остатки некогда красивого платья. О! Как ненавидела она слабость чужого, беззащитного тела.

— Я — Мона, — мысленно повторяла и повторяла женщина, и воспоминания о той, другой, потерянной ею Моне текли из глаз огромными, солеными каплями. «Я сделала это из-за тебя, Тай!»

— С-сука!

Торсон облапил ее вонючими лапищами. Влажные губы коснулись уха:

— Я должен тебя убить, Эл, — слова раздавались прямо в мозгу, — но я этого не сделаю, правда? — Он попытался развернуть лицо женщины к себе. — А почему? — Он глупо хмыкнул, и слюна брызнула ей в лицо. Она вдруг почувствовала, как его горячий член с силой прижался к животу. Женщина попыталась вырваться, но калека тут же усилил хватку, настойчиво ища ее губы. Извернувшись, она вцепилась зубами в поросшую щетиной щеку (женщину снова чуть не вырвало от отвращения). Он же, казалось, не чувствовал боли. — А потому, — продолжил он сквозь зубы и только тогда, запнувшись, удивленно, будто увидев впервые, взглянул на нее:

— А ведь ты и в самом деле не…

Хватка унрита ослабла. Упершись кулаками в покрытую многочисленными рубцами грудь, женщина оттолкнула его от себя. Он не упал, но, припадая на изуродованную ногу, отступил на пару шагов. И остановился, тяжело дыша и мерно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Ты..! — Он ткнул пальцем в ее сторону. — С-сука! Спрятала! Девчонку! Зачем? — Он задыхался. Его упругий член болтался в такт движению искалеченного тела. Он походил на флаиссу, раскачивающуюся перед тем, как ужалить свою жертву. Маленькую красную флаиссу, весь смысл жизни которой был раскачиваться, жалить и убивать.

Мона-Элта с ужасом посмотрела на Торсона. Она ничего не видела, кроме этого болтающегося между ног унрита куска человеческого мяса. Он прыгал у нее перед глазами, а тело, тело Элты, само собой подхватывая мерзкий ритм, начало медленно раскачиваться.

Вправо.

Потом влево.

И снова.

Вправо.

Влево.

Во рту пересохло. Тело само собой выгнулось — так выгибается натянутый сильной рукой лук — ноги вдруг стали ватными, и она, не в силах удержать себя, стала медленно сползать на залитый блевотиной пол.

— Наконец-то ты вернулась ко мне! — прошипела флаисса.

— Да, — привычно шептал чужой язык.

(«Мясо! Вонючий кусок мяса».)

Тело женщины забила мелкая дрожь. То, что оставалось в ней от Моны, отчаянно искало пути к спасению. Она сидела на корточках, жадно хватая ртом спертый воздух. Голова кружилась. Воздух вокруг уплотнился, стал горячим и вязким. Она подняла правую руку — рука, продравшись сквозь плотные слои, легла на мягкую воздушную подушку. Торсон тоже почувствовал неладное — он попытался было подойти к ней, но неведомая сила отталкивала его к противоположной стене хижине.

С секту он недоуменно смотрел на женщину (флаисса же по-прежнему раскачивалась. Вправо. Влево). Потом лицо его залила смертельная бледность. Он засмеялся жутким, беззвучным смехом:

— Поговорим по-другому, Эл!

— Ои! Как она устала!

— По-хорошему, а?

— Да, — она закрыла глаза. Так лучше. Наваждение рассеялось.

Лежавшая на воздушной подушке рука упала на пол.

— Как ты это сделала? — голос Торсона стал вкрадчивым и тихим.

Он раздавался совсем рядом.

— Это не я, — ответила женщина, почти не разжимая губ.

— Я люблю тебя, Элта, я…

Что-то холодное и острое кольнуло ее в шею. Одновременно в лицо ткнулась горячая головка флаиссы:

«Укуш-шу!»

— Не рыпайся, — в голосе Торсона звучало торжество. — Иначе придется оставить тебя без головы.

Женщина вздрогнула всем телом, и черный мир за закрытыми глазами разорвался на тысячи сверкающих брызг.

«Что со мной происходит?»

Элта близко. Совсем рядом. Он чувствует ее упругую грудь. Горячее дыхание. Вздрагивающий, немного влажный от пота живот. Он хочет обнять ее, раздвинуть коленями плотно сжатые ноги. Но тело не слушается. Рука, с приставленным к шее Элты ножом, сама собой дрогнула и, оставив на шее красную полоску крови, отошла в сторону, а потом медленно, будто в нерешительности, поползла вниз. Туда, где отчаянно металась, предчувствуя самое страшное, маленькая похотливая хисса.

Падение замедлилось. Сверкающая тысячами огненных капель бездна снова превратилась в черную непроницаемую мглу.

Женщина открыла глаза.

Мир вокруг казался чужим и беспросветно серым. Как будто чья-то невидимая рука стерла все краски. Серые стены, серые амфы, серый стол. Серое от ужаса лицо Торсона. Он стоял на коленях. На лице его застыло странное выражение — казалось, он хочет что-то сказать, но губы, язык не слушаются его. Обезумевшие глаза смотрели куда-то вниз.

«Что с ним? — подумала женщина. — Что он придумал еще?»

Его маленькая, но почему-то тоже посеревшая флаисса по-прежнему металась в каком-нибудь мине от нее.

(«Мясо! Вонючий кусок мяса».)

Пытаясь отодвинуться как можно дальше, женщина прижалась к шершавой стене. Она почти слилась с ней.

(«У него нож. Он убьет, да, он убьет меня».)

Но нож в руке Торсона опускался. «Ои, — подумала женщина. — Он сошел с ума».

Флаисса странно вздрогнула, и, брызнув ярко-красными каплями, покатилась по полу в сторону Моны. Нож со стуком упал вслед за ней. Мертвая флаисса замерла на заляпанных кровью досках. Тело Торсона скрючило от боли. Он зажал пальцами хлещущий кровью обрубок и, не отрываясь, смотрел на жену. Женщина с ужасом взглянула ему в глаза. Потом на съежившийся на полу кусок ненавистной плоти. И вдруг зашлась в отчаянном крике, ибо ей казалось, что и отрубленный, он все еще ползет к ней…

Торговля шла ни шатко ни валко. К полудню небо заволокло тучами, пошел мелкий дождь, и самые нетерпеливые поспешили разойтись по домам. Оставшиеся с надеждой посматривали на двух-трех перекупщиков, которые со скучающим видом ходили по рядам, брезгливо разглядывали разложенные унритами морские безделушки и, ничего не покупая, проходили мимо. Впрочем, дело известное. За редким исключением, они делали покупки к концу дня, когда измученные долгим ожиданием продавцы отдавали товар не торгуясь, почти даром.

Было тепло. От нагретого с утра песка шел пар. Дождик хлестал по хмурым лицам, смывая с них мелкую красноватую пыль. Там и сям стояли кучки унритов. Мужчины бурно размахивали руками, их собеседники искоса поглядывали на стоявшую неподалеку от базарной площади хижину Торсона, то и дело хватаясь за прикрепленные к поясам короткие ножи.

Пришедшие на базар за покупками унритские жены боязливо обходили эти воинственные кучки стороной. Постепенно и они организовали свои маленькие группки, но в отличие от мужчин все больше пожимали плечами: какое дело Унре до этого Тая? Какое дело, спала с Таем Элта или нет? В конце концов, все здесь не без греха. А если уж на то пошло, то и не перечесть, у скольких унритов в одну распрекрасную ночь вырастали рога. Ну и что?

Мужчины прислушивались к разговору женщин, зло зыркали глазами: цыц — одно дело — мы, другое — Тай, магрут паршивый. Ему здесь следует вести себя смирно, ох как смирно. Торсон, конечно, не подарок. От такого урода сбежала бы и старая Айка (тут унриты хватались за бока, ибо старуха могла испугать кого угодно, даже вонючего магри). Но дело не в Элте. И не в Торсоне (его и самого здесь не очень-то жаловали за сварливый и мелочный нрав).

Дело в Тае.

А может быть, и в ней. В девчонке. В Моне. Мало кто из унритов признался бы в этом. Но многим из них пересчитал зубы Тай. За распущенные руки. Похотливый взгляд. Кривую ухмылку. А сам-то, гаденыш:

— Тьфу! — сплевывали унриты. Ведь даже не скрывался. Просто умыкнул чужую жену, и все. (Правда, Рыжая тоже хороша, ну да не о ней речь.)

— А эта его, ои! — вздыхал вонючка Ларрик. — Девка что надо. Только не подпускает. Злющая, хуже магрута. Может, она того… И его тоже? А то чего он к Рыжей полез? Не знает, что ли — с кем она только не…

— Заткнись, — проворчал коротышка Рик. — Девка у Тая самый смак. — «Не было бы меня, не было бы и этой сучки», — подумал он, вспоминая тот день, когда отдал ее мальчишке. «А ведь нес-то я ее к Торсону. Вот ведь как бывает, мда-с».

— Дурак ты, — сказал Рик, — причем тут Рыжая…

— А как же! Будто мы не знаем! — влезла в мужской разговор Толстуха Мара. — Сама видела, как она у нас в таверне подливала. То харуты в винцо плеснет. А то и наоборот. Да вот и Торсон там был. Поглядывал. Что-то им от Тая надо было. Вот они его и…

— Ои, женщина! — Рик попытался отпихнуть толстуху, но не тут-то было. Мара даже не покачнулась. Потом ее огромная рука потянулась к Рику. Тот поспешил отскочить в сторону. Унриты расхохотались.

— Да вы у мужа спросите, — сказала Мара. — Я врать не буду. А Таю точно подливали. С ним еще лысый такой, маленький в кости играл. Вроде и по-нашему одет. А явно не наш. Видно, из перекупщиков. Только что-то его пока не видать.

— Разговорилась, — проворчал Рик, обиженный смехом товарищей. Он вытер мокрое от дождя лицо.

— Ну, ничего, Таю несдобровать.

— Тай, Тай… — проворчала Мара. — А этот, урод недоделанный. Вонючка унритская. Тоже, нашел на что жаловаться. Придумал. С тобой спала, — она ткнула пальцем в живот молчаливого Урта, — так ничего. И с Ларриком — тоже помалкивал. Что, не так?

— Иди-ка ты отсюда, — насупился Ларрик.

— Пойду, не беспокойся.

— Эй! — сказал вдруг, обращаясь к женщине, Урт. — Не этого ли лысого ты имела в виду?

На улице, ведущей от базарной площади к гавани Унры, творилось нечто странное. Пятеро крепко сбитых, полуголых незнакомцев одну за другой выкатывали большие, обитые медными обручами бочки. Шестой, маленький, лысый, в унритской куртке и с непомерно длинным норнским мечом на поясе, важно вышагивал впереди, то и дело вытирал мокрое лицо зажатым в руке платком. Выкатив на площадь бочки, странная процессия остановилась. Незнакомцы замерли, скрестив руки на груди, и, не обращая внимания на дождь, стояли так неподвижно, что стекающие с длинных мечей струйки образовывали у их ног маленькие лужицы. Мечи приятно отливали мягким, серебристым светом.

— Хорошее оружие, — завистливо вздохнул Рик.

— Не для таких, как ты, — пробурчал Урт.

— Почему же. А этот? — Рик ткнул пальцем на лысого, который переходил от унрита к унриту, о чем-то сообщал им, и каждый, вдруг расплывшись в улыбке, спешил подойти к таинственным бочкам.

— Чего это они?

— Эй! — махнул Рику уже стоящий у бочки Лин. — Иди сюда.

— Зачем? — навострил уши Рик.

— Иди, не пожалеешь.

Коротышка поспешил присоединиться к приятелю. За ним потянулись и остальные. Толстуха Мара пожала плечами, но от мужчин отставать не захотела. Вскоре все, кто был на площади, стояли вокруг бочек, выжидательно поглядывая на невозмутимых незнакомцев.

— Не нравится мне это, — шепнула Мара стоявшей рядом женщине.

— А чего стоишь? — усмехнулась в ответ та, покачивая огромными, вывешивающимися из платья грудями.

— Сиськи-то подбери, — не осталась в долгу толстуха.

— И не помню, когда это такое было, — радостно говорил как-то незаметно прижавшийся к ее теплому боку плюгавый унрит с разорванным магрутами ухом. Его так и звали — Ухо.

— А чего было-то? — чуть ли не хором спросили женщины.

— Да вот, видишь, выставили. Тут на всю Унру хватит. Говорят, по случаю удачной покупки. Что-то еще не бывало в Унре перекупщиков, таких, чтобы…

— Харута! — пронесся над площадью радостный вздох.

— Ага. Разогреемся. А потом к Таю, — потер руки унрит с плоским, как монета, лицом. На его грубом лице мелькнула зловещая ухмылка.

На площади царило радостное возбуждение. Унриты толпились вокруг бочек, многие из них, оставившие свой товар без присмотра, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, искоса поглядывая на лысого. Чувствовали — без его команды харуты не будет.

— Соврал, что ли? — неуверенно пробормотал прижавшийся к Маре Ухо.

Он с беспокойством поглядывал на растущую вокруг толпу. Слух о дармовой харуте распространялся быстрее ветра. Даже стражи на башнях Унры и те облизывались, проклиная ту нелегкую, которая занесла их сегодня на дежурство. К вечеру в Унре будет большой тарарам; а ну как нагрянут магруты? Уже сейчас сверху было хорошо видно, как на узких улочках Унры то там, то сям завязываются мелкие потасовки. То ли еще будет.

— Ну. Скоро? Не хватит же всем, — ворчал Ухо, выглядывая из-за могучего плеча Мары. Его правая рука медленно, но верно двинулась по бедру толстухи. Мара скосила глаза на унрита.

— Щекотно, — сказала она с улыбкой, которая бы не обманула никого. Лицо ее стало злым, а голос хриплым от негодования. Но Ухо, увлеченный происходящим на площади, ничего не замечал, и руки его как бы сами собой продолжали сладострастно ощупывать едва скрываемые не в меру узким платьем телеса.

— Чтоб тебя! — Мара качнула бедрами. Несчастный унрит, охнув, отлетел в сторону и рухнул на стоявшего поблизости Лина. Почти в то же мгновение могучая рука Лина схватила его за шиворот унритской куртки и вознесла над толпой.

— Эта хрисса наступила мне на ногу, — провозгласил Лин. — Как быть?

— Надрать уши!

— Лишить харуты!

— Правильно! Нам больше достанется.

— Побереги силы, Лин, — сказал кто-то из толпы. — Нас ждет большая охота.

— И верно, — тут же поддержало несколько голосов. — На Тая. Давненько не было в Унре таких славных деньков.

День в самом деле казался славным. Дождь незаметно кончился. Вместо нависших над Тан-Унратеном серых туч по небу бежали веселые кучерявые хиссуны — облака. Таир стремительно высушивал мелкие лужицы. А прибитая к земле пыль еще не успела подняться в воздух.

Дышалось легко.

— Отпусти его, — сказала Мара.

— Ладно, — Лин разжал свой могучий кулак. Ухо, как мешок с мукой, рухнул к его ногам. — Пошел вон!

— Подставляйте ладони! — хрипло закричал наконец вскарабкавшийся на одну из бочек Лысый, и в протянутые руки полились сверкающие в лучах Таира долгожданные струйки.

Унра веселилась.

Ей же было не до веселья.

Она так и сидела — прижавшись спиной к стене, выставив вперед перепачканные кровью Торсона ноги. Даже на платье (которое ничем уже не походило на платье) темнели грязные бурые пятнышки. Ее уже не рвало: желудок был пуст. Женщине казалось, что все внутри у нее слиплось, даже язык окончательно присох к гортани. И когда однажды (минту, хору назад?) она пыталась окликнуть ничего уже не видящего от боли Торсона, из рта вывалился лишь глухой и протяжный стон. Руки — на них тоже были эти ненавистные бурые пятна — предательски дрожали. Уже никто не назвал бы ее Рыжей. Ибо волосы ее были белее мела. Даже некогда загорелая кожа в мгновение ока выцвела и стала похожей на слегка пожелтевшую от времени бумагу. Она подняла руку — рука безвольно упала на пол.

Торсон уже не ругался, не метался по комнате, не плакал. Он сидел на лежанке, все более неестественно заваливаясь в бок, держа обеими руками тряпку, которой обмотал свою страшную, еще кровоточащую рану. Он тихо всхлипывал, и эти тяжелые, похожие на хрип раненого тага, звуки казались страшнее, чем кровь, чем валявшийся на полу унритский нож, чем сама смерть.

Она уже не задавалась вопросом, ЧТО и ПО ЧЬЕЙ ВИНЕ произошло. Она знала, она чувствовала — не виноват ни Торсон, ни Элта, ни даже все еще цеплявшееся за чужое тело сознание Моны. Виновата та, кем она была. Та, которой она не знала. Та, которой, быть может, она не узнает никогда.

Женщина глухо застонала и, обхватив голову руками, повалилась на пол. И только одна мысль металась в ее пылавшем мозгу: «Я — Мона. Я так хочу быть…»

Шум на площади усилился.

Появились первые пьяные.

Подвыпивший Рик воинственно размахивал ножом перед носом осоловевшего, ничего не соображающего Уха. Вонючка Ларрик, покачиваясь, бродил от одной бочки к другой, облизывая горькие от харуты ладони, поминутно спрашивая:

— Ты, какой хриссы? — тут он почему-то обязательно икал и смачно сплевывал себе под ноги.

— Сам ты… хрисса ободранная, — добродушно отмахивались самые трезвые, которых с каждой минтой становилось, впрочем, все меньше.

— Айда к м-магруту, — громко сказал один из унритов, и боязливо стоявшая в стороне Мара узнала в нем Эрика — Торсона-младшего.

— Сначала к братцу. Вот уж у кого чешутся руки, а то ведь обидится, а? — расхохотался Рик.

— Это верно, — поддержал его Лин.

— Эй, тут еще осталось, — раздалось сразу несколько голосов.

— И м-много! — восторженно и пьяно заявил Ухо и, споткнувшись о собственную ногу, кубарем полетел на землю. Кто-то зло хохотнул.

«Таю несдобровать», — думала Мара, поспешно покидая площадь. Большинство женщин последовало ее примеру. Слишком хорошо они знали мужей, чтобы не быть уверенными — по пьяной лавочке в первую очередь достанется им. Остались немногие. Те, что расправлялись с харутой не хуже мужчин.

Как-то незаметно исчезли пятеро выкативших бочки незнакомцев. Только Лысый с прилепленной к губам ухмылочкой бродил среди унритов, поглядывая то на одного, то на другого так, словно пытался определить, как долго они еще будут держаться на ногах. На женщин он внимания не обращал, чувствуя, что одного неосторожного взгляда будет достаточно, чтобы унриты тут же забыли, кто выкатил им бочки, и бросились на него.

Но Раугга, правую руку самого Ортага, интересовали именно они.

Он был терпелив (всему свое время).

Он ждал.

Кто эта тварь, которую он так долго и настойчиво искал? Что собой представляла? Как могла оказаться там, в глубине Магра, в жалком детеныше, выросшем впоследствии в красавицу Мону? И вот теперь (как он понял из последнего разговора с Рауггом), покинув это прекрасное тело, куда она (хриссы ее раздери!) могла запропаститься?

Надо же было так ошибиться тогда, пятнадцать иров назад!

Ортаг нетерпеливо вышагивал из угла в угол, прислушиваясь к шумной возне матросов на палубе, которые спешили убрать в трюмы все, что могло смыть в море. Он бросил быстрый взгляд на поникшую нэмитеру. «Да, к вечеру погода будет не ахти. Может быть, перебраться на берег? К хриссам», — решил Ортаг. Он не чувствовал особой опасности. Во всяком случае, в этот вечер. А уж он ошибиться не мог.

Итак, где она («или ОНО», — поправился Ортаг)? Скорее всего, в Унре. Скорее всего, нашла новое пристанище. Если расчеты его верны, то, во-первых, это женщина (Ортаг усмехнулся, представив, что вытворяет сейчас в Унре Раугг). Во-вторых, эта женщина явно неравнодушна к Таю. Ибо ОНО редко меняет свои пристрастия. Значит («надо будет сказать Рауггу и Нагху»), у нее светлые волосы и возраст… возраст от десяти до тридцати иров. «От пятнадцати», — поправился Ортаг.

Да. Пожалуй, он прав.

Сколько таких в Унре?

«Немного», — мысленно ответил сам себе Ортаг, присаживаясь за стол и механически протягивая руку к кувшину с вином. Наклонив его над кружкой и убедившись, что он пуст, громко хлопнул в ладоши. На пороге тотчас бесшумно возник слуга.

— Вина! — коротко приказал Ортаг.

— Да, мессир.

Слуга исчез, но не прошло и минты, как появился снова уже с полным кувшином в руках. Поставив посудину на стол, выжидательно взглянул на хозяина.

— Иди, — Ортаг нетерпеливо махнул рукой. — Впрочем, постой. Что в Унре? Пьют?

— Песни орут. Аж досюда слышно.

— Значит, пьют, — удовлетворенно откинулся на спинку стула маг. — Иди.

«Да, но как ее распознать? Особенно если она… оно прячется. Хитрая хрисса! М-м..! Все не так-то просто. Придется постараться. Да». Он хлебнул вина. «Сын. Главное — сын. Оно не покинет тела, прежде чем родится ребенок. Ребенок. Ребенок, которому будет подвластен весь мир».

«Я это сделаю, даже если мне придется переспать со всеми женщинами Унры», — ухмыльнулся Ортаг, закрывая глаза. «Кто же ты, та, о которой говорят древние книги. Потомок сгинувших без следа хибеонов? Или дитя самой Истан Унры, странствующее по телам и оставляющее их вместе с жизнью?»

«Пей Унра, пей».

Сделав несколько безуспешных попыток достать Тая длинным мечом и разнеся при этом чуть ли не полхижины, гигант отступил к двери. Искоса поглядывая на унрита, он наклонился к человеку в камзоле, и тот что-то яростно зашептал ему в ухо. Так продолжалось с минту. Неожиданно гигант ухмыльнулся и торопливо качнул головой:

— Да.

Тай стоял посреди комнаты, тяжело дыша, облизывая пересохшие губы и проклиная себя за выпитую вечером харуту. В животе урчало. Тело вдруг охватила неприятная слабость. По спине струился липкий пот.

Гигант выпрямился. Человек в камзоле ехидно улыбнулся унриту:

— Мы не торопимся. Присаживайся. Поговорим.

Вместо ответа Тай сделал отчаянный выпад, пытаясь достать грудь гиганта прежде, чем тот успеет поднять меч. Однако с необыкновенной для такого массивного тела ловкостью гигант выставил вперед левую руку, плотно закованную в боевой браслет. Оружие Тая, скользнув к нему, ушло в сторону. На мгновение унрит потерял равновесие, и этого мгновения вполне хватило на то, чтобы рука в браслете успела выпрямиться (она почему-то показалась унриту невероятно длинной) и нанести ему сильный удар в челюсть. Мощь удара была такова, что унрита резко отбросило к противоположной стене хижины. Меч выпал из его рук. «Только бы не потерять сознание», — успел лихорадочно подумать он и тут же провалился в темноту.

И… тут же очнулся оттого, что чьи-то руки ласкали его, чьи-то губы касались его губ.

— Мона… — с трудом прошептал унрит.

— Да. Это я. Мне плохо без тебя, Тай.

— Ты спишь?

— Нет. Это ты спишь. А я там, далеко.

— Но ты же здесь..?

— Там.

— Здесь, — упрямо повторил унрит.

— Молчи, — она прикрыла его липкий от крови рот ладонью. — Я же вижу, тебе трудно говорить.

— Мне трудно молчать, — мысленно улыбнулся Тай. — Я ничего не вижу. Сейчас ночь?

— У тебя просто закрыты глаза, — ее голос стал постепенно удаляться.

— Я открою их.

— Не открывай. Ты не узнаешь меня, — голос уже звучал совсем далеко.

— Не уходи, — жалобно попросил унрит.

— Мы увидимся. Потом.

Тай открыл глаза.

Казалось, прошла целая вечность. Но за время, что он разговаривал с Моной, нападавший на него гигант успел сделать не более двух шагов. Острие его норнского меча было направлено на Тая. Делая третий шаг, гигант едва не споткнулся о лежавшее на полу тело убитого Таем незнакомца. Нападавший покачнулся и, прежде чем он успел принять устойчивое положение, унрит стремительно рванулся ему под ноги. Неловко взмахнув руками, гигант рухнул на пол.

— Браво! — услышал он издевательский голос человека в камзоле и почувствовал, как что-то острое впивается ему в бедро. Тай отчаянно дернулся, пытаясь уклониться от повторного удара, но холодное острие крайта коснулось его шеи прежде, чем унрит успел выдернуть свое тело из-под навалившегося на него гиганта.

— Тихо! — сказал человек в камзоле. — Не шевелись.

— Режь! — глухо прохрипел Тай.

Его связали по рукам и ногам. Грубо швырнули на лежанку.

— Отдохни!

Человек в камзоле озабоченно потрогал веревки.

— Не развяжет?

— Куда уж! — хмыкнул гигант, с интересом разглядывая лежащее на соседней лежанке тело Моны. — Красивая. Может, того? — он наклонился к девушке, откинул одеяло, и его огромная ладонь грубо облапила ее грудь.

— Тьфу! — сплюнул от отвращения человек в камзоле. — Вечно тебя тянет на мертвечину, Кусум, сегодня в Унре будет достаточно живых.

— Ои! — сказал, прищелкнув языком, гигант. — Таких в Унре нет.

— Хриссы! — прохрипел, забившись на лежанке, Тай.

— Заткни ему пасть, Кусум, — проворчал человек в камзоле. — И оставь девчонку в покое. Тронешь хоть пальцем — убью.

— Ты? — осклабился гигант.

— Я, или Ортаг. Ты хочешь иметь дело с ним?

— Ладно, — проворчал Кусум, с явной неохотой отдергивая руку. — Я буду смотреть, — и он сбросил одеяло на пол.

— Хри..! — задохнулся от ярости унрит.

— Я же сказал — заткни ему глотку.

— Да.

Кусум легко оторвал кусок простыни и подошел к Таю. Огромными клешнями разжал его стиснутые зубы.

— Смотри, чтобы не задохнулся, — сказал человек в камзоле.

— Знаю, — огрызнулся Кусум, запихивая тряпку в рот унрита; тот замычал, пытаясь выпихнуть ее языком. — Что, не нравится, да?

Из разодранного крайтом бедра хлестала кровь. Одеяло, на котором лежал Тай, быстро намокло. Лежать было неудобно. Веревки больно врезались в тело. Руки онемели, он почти их не чувствовал. От большой потери крови кружилась голова. Потолок над головой расплывался.

— Ишь как хлещет, — услышал он голос человека в камзоле. — Как бы не сдох.

— А что, пускай, — равнодушно откликнулся Кусум.

«Что они там делают?» — подумал унрит.

— Подохнет, и хриссы с ним, — сказал человек в камзоле. — Но не сейчас. Перевяжи.

Тай почувствовал, как грубые руки перетягивают рану какой-то тряпкой. Для этого ему развязали ноги, и он тут же попытался лягнуть стоящего рядом в живот.

— Но-но, потише, — хмыкнул Кусум.

Тай застонал.

— Эх, ты!

Унрит снова попытался лягнуться, но руки Кусума крепко держали его. Чувство бессилия душило Тая, хуже чем забитый в рот обрывок простыни. Он вспомнил о хранящемся под матрасом железном крюке. Спутник детства, который помогал ему не хуже ножа. «Только бы развязать руки, и…»

«Я — Мона».

Женщина очнулась от тупой боли в затылке. Она все еще лежала на полу. На лежанке что-то бессвязно бормотал Торсон. В окно хижины хлестали оранжевые лучи Таира. Женщина невольно зажмурилась. «Какой длинный день, — подумала она, — потом будет вечер, потом ночь, потом снова — день».

«Ну и что?»

Она разлепила веки. Села (комната покачивалась из стороны в сторону), хмуро взглянула на раненого. «И это все сделала я?» Нечто вроде жалости шевельнулось в ней — она заставила себя подняться, подойти к лежанке. Глаза Торсона были закрыты. Лицо заливала смертельная бледность. Его впалая грудь тяжело вздымалась. Из легких со свистом вырывался воздух, наполняя хижину странным булькающим звуком. Казалось, вот-вот воздух закипит — так закипает в чугунке суп — пока не выплеснется на раскаленные угли очага. Внизу — женщина с трудом взглянула туда — сгусток крови и боли. С пропитанной кровью простыни натекла на пол большая бурая лужа.

— Эй, — она слегка коснулась рукой его горячего лба. И тут же отдернула, опасаясь, что раненый, очнувшись, схватит ее.

Торсон застонал.

Потом громко и отчетливо сказал:

— Ортаг, — и добавил: — Ты слышишь меня, да?

Имя ничего не говорило ей.

Скорей всего бредит.

— Нет тут никакого Ортага, — она торопливо рылась в немногочисленных тряпках Элты, пытаясь найти сколь-нибудь пригодную для перевязки.

— Есть, — упрямо сказал унрит, — скажи Ортагу, что я нашел ее.

— Кого?

— Тебя.

Нет, не бредит.

— Тебя, — снова прошептал Торсон.

Подходящей тряпки не было. Женщина попыталась разорвать одно из платьев, однако силы изменили ей. Ткань не поддавалась. Она устало присела на лежанку, тут же ощутив исходящий от Торсона жар. «Умрет», — отчетливо пронеслось в мозгу.

— Рыжая, ты? — слабым голосом спросил унрит.

Похоже, он приходил в себя.

— Ничего не помню. Что случилось? Где я?

— Здесь, — женщина едва не плакала («проклятая тряпка, ну рвись же, наконец!»), — в хижине. Дома, — она все больше ощущала себя Элтой и вместе с этим все явственней понимала, что да, знает, о чем бредил ее муж.

Ортаг — смуглое, неприятное лицо — цепкий, даже слишком, взгляд. Нет, не цепкий — колючий — как будто в тебя вонзаются тысячи иголок. И голос — низкий, хриплый, но, когда нервничает или злится, вдруг взрывается высокими, почти бабьими нотками.

И еще.

У них было какое-то дело.

(Да, Ортаг обещал много денег.)

Все. Больше она никого не могла вспомнить, но почему-то знала, чувствовала, что сейчас, когда Ортаг где-то поблизости, ЕЙ ЛУЧШЕ ОСТАВАТЬСЯ ЭЛТОЙ.

— Я… умру? — донесся до нее еле слышный голос.

«Да», — едва не ответила женщина, но тут же спохватилась:

— Терпи. Сейчас я тебя перевяжу.

Она торопливо встала с лежанки, подняла валявшийся на полу нож. Тот, которым она… («Не думай об этом».) Решительно полоснула ножом непослушную ткань. Все готово. Вернулась к лежанке. Торсон молчал. Дыхание раненого участилось. Рука бессильно свесилась вниз. На мгновение ей показалось, что это лежит не Торсон, а Тай. Что руки и ноги его связаны. Что из бедра на простыню хлещет алая кровь. Что губы его беззвучно шепчут:

— Помоги.

Она наклонилась к нему и, плохо соображая, что делает, разрезала путы. Сначала на руках (при этом руки ее дрожали, и она задела кожу на его запястье), потом ноги. Потом (ей послышалось, скрипнула незапертая дверь) сильный удар кулака сбил ее на пол, и пьяный голос Лина громко сказал:

— Ты. Сучка. Что ты сделала с Торсоном?!

Они не торопились. Краем глаза Тай наблюдал за происходящим в хижине. Человек в камзоле — тот, что проткнул его крайтом — сидел за столом. Время от времени он выжидательно поглядывал то в залитое светом Таира окно, то на связанного по рукам и ногам унрита, то на лежащее на соседней лежанке тело девушки. Кусум с мрачным видом ковырялся в зубах. Он не сводил глаз с Моны — Тай так и видел, как Кусум мысленно лапает руками голую беззащитную грудь, потом рука гиганта скользит ниже — ои! — он отчаянно рванулся, но веревки лишь сильнее впились в кожу.

— Смотри-ка, дергается! — хмыкнул Кусум. — Может, пощекотать?

— А не боишься? — человек в камзоле снял с пояса крайт. Положил перед собой.

— Кого? Этого, что ли?

— Твари, — хмуро буркнул сидящий, — твари, которая размажет тебя по всей Унре, — он умолк и, подумав, добавил: — Может быть. Лично я этого видеть не хочу.

— Ты всегда был трусом, Нагх, — проворчал Кусум. — Девчонку не тронь. Этого, — он кивнул на связанного, — тоже. Почему? Потому что дорожишь своей мерзкой шкурой. Зачем же командуешь такими, как я?

— Заткнись, — вяло откликнулся тот, которого звали Нагхом. — Если ты думаешь, что эту тварь так легко выманить, то… — Он кинул быстрый взгляд на унрита.

Кусум усмехнулся:

— Да сдохнет он. Все равно сдохнет. Говори.

— …Это не так. Вот сейчас, например. Где она? Что с ней? Девка, — Нагх перевел взгляд на лежанку Моны, — уже не в счет, Ортаг рассчитывал, что она обнаружит себя, когда Таю будет грозить, — Нагх выразительно полоснул ладонью по горлу, — но тому, кто и впрямь перережет ему глотку, беды не миновать. Ну так как, Кусум?

— Ладно, — неохотно согласился гигант. — Будь по-твоему. Одного в толк не возьму: ты ведь здорово его зацепил. Почему же тогда…

— …меня не размазали по всей Унре? Ты это хочешь спросить?

— Да.

— Потому что я НЕ СОБИРАЛСЯ ЕГО УБИВАТЬ. Ты прав, Кусум. И я, и ты — мы слишком хотим жить. И Ортаг, между прочим. Вот поэтому-то мы ему не враги. Вернее, не СМЕРТЕЛЬНЫЕ враги. За нас поработает Унра, — усмехнулся Нагх, — а уж на Унру-то нам наплевать.

Странный разговор. Тай отчаянно замотал головой, пытаясь выплюнуть кляп — слишком много вопросов просилось с языка. Но кляп был забит плотно, да и на вопросы он вряд ли получил бы желаемый ответ.

— Зря я. При нем, — настороженно поглядел на унрита Нагх.

— Пустяки! — махнул здоровенной лапищей Кусум.

— А если он попытается их остановить? А вдруг?

— Брось. Кто ему поверит? Кто?

«Значит, меня не убьют, — подумал унрит, пытаясь незаметно ослабить веревки. — Во всяком случае сейчас». Что ж, у него еще будет время отомстить.

— Долго еще? — Кусум не сводил глаз с тела девушки.

— Хватит тебе, — раздраженно сказал Нагх. — Заверни ее в одеяло. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел, что мы несем.

— Ага! — Кусум смачно сплюнул на пол.

— И не вздумай ее лапать, — поспешил добавить Нагх. — Не твое хриссово дело!

— Значит, и Ортаг не побрезгует? — усмехнулся гигант.

Он склонился над Моной. Слегка повернув голову, Тай ревниво наблюдал за каждым его движением. Правой рукой гигант легко приподнял девушку. Левой неторопливо (уж куда неторопливей!) растелил одеяло. Хотя Тай видел лишь спину Кусума, он готов был поклясться, что на лице гиганта расплылась блаженная улыбка. Что он прижал беззащитное тело девушки к себе и готов стоять так целую вечность.

«Скотина», — злобно подумал унрит, внезапно почувствовав острый приступ боли в висках. В ушах зашумело. Казалось, Срединное море подползло к самым дверям хижины и теперь лениво обрушивало на ее стены свои сине-зеленые волны. Он замотал головой, но боль только усиливалась, расползаясь по всему телу.

— Эй, поторопись, — услышал он сквозь весь этот шум голос Нагха, — нам еще надо припрятать наших.

— Зачем? — вяло отозвался Кусум.

«Ои!» Голоса внезапно исчезли, как, впрочем, и пол, и стены, и мертвые тела на полу. В глазах унрита потемнело. Это не было полной слепотой. Мгла вокруг Тая клокотала, бурлила, шевелилась тысячами разных форм и оттенков. Она то наваливалась всей своей непомерной тяжестью, то отступала, открывая унриту смутные очертания женщины — какой?

«Мона, ты?»

Нет, не Мона.

Тьма внезапно схлынула, смытая бурным потоком света. Фигура женщины стала отчетливей. Унрит узнал знакомую прическу, грубоватый нос, чувствительные губы. Элта! Но куда девались рыжие волосы? Откуда взялась седина? Почему платье разорвано в клочья, а на лице расплывается огромный, во всю щеку, синяк? («Не надо, уходи!») Зачем в руке у нее нож? («Ты хочешь меня убить? За что? Не наклоняйся, не надо! Я схожу с ума!») Фигура Элты заколыхалась в воздухе, растворяясь в заливших хижину оранжевых лучах. «Ои!» Это была не Элта, это была ухмыляющаяся физиономия склонившегося над унритом Кусума. От нечищенных зубов гиганта пахло гнилью. Лицо Кусума двоилось. Сквозь него еще проступали черты Элты. Более того, полупрозрачная рука женщины с зажатым в ней ножом тянулась к веревкам, обтягивающим руки Тая.

И когда нож коснулся их, веревки были разрезаны, а руки Тая свободны! На размышления о том, как это могло произойти, времени не оставалось.

На счастье унрита, как раз в этот миг Кусум повернулся к Нагху, чтобы сказать:

— Жаль. А я-то думал, он уже отдает концы.

Не медля ни секты, Тай сунул руку в щель между лежанкой и стеной, нащупал старое детское оружие. Да, крюк был на месте. «Теперь держитесь», — подумал унрит. И прежде чем Кусум успел повернуть голову, вогнал крюк в ненавистную шею.

— Кусум? — растерянно пробормотал Нагх, глядя, как гигант медленно сползает на пол, а огромный меч выскальзывает из судорожно цепляющейся за него руки.

— Хрм! — жалобно хрюкнул умирающий и, стукнувшись головой об пол, затих.

Унрит поспешно вытащил изо рта кляп, сел на лежанке. Не обращая внимания на боль в бедре, рванул стягивающие ноги веревки. К его удивлению, они легко поддались. Нагх даже не пытался помешать ему. Он по-прежнему сидел за столом с крайтом в руке. На бледном лице застыла кривая усмешка:

— Эта тварь умнее, чем я думал, — сказал он с расстановкой.

«Ну почему ты даже не пытаешься мне помешать?» — развязав ноги, унрит спрыгнул с лежанки.

— Что ты сказал, Нагх?

— Я сказал, что ты хорошо устроился, Тай, — Нагх быстро оправился от удивления и выглядел спокойно и уверенно. Он задумчиво вертел перед носом хиссообразное лезвие крайта, и только вздувшиеся желваки выдавали его готовность к бою. — Ты ведь слышал наш разговор, не так ли?

— Да, — Тай внимательно следил глазами за медленным вращением крайта.

— И ты ведь все понял?

— Не все.

— Что ж, в таком случае ты непроходимо туп.

— Может быть, — Тай с трудом удерживался, чтобы не броситься на Нагха. Нельзя. Слишком много вопросов, на которые он хотел бы получить ответ.

Нагх улыбнулся. Уж он-то понимал все.

— Спрашивай.

— Ортаг? Кто такой Ортаг?

— Еще.

— Что еще? — не понял Тай.

— Это слишком просто. Хозяин. Маг.

— Темный?

— Да уж не светлый, это точно, — хмыкнул Нагх.

— Какого фрокка ему нужно?

— Гм, — Нагх забарабанил пальцами по столу. — Я отвечу тебе, но только в обмен на твое обещание, что выйду отсюда живым. («Ои, — думал про себя Нагх, — достаточно и того, что я ЗНАЮ — тварь в Унре. И, Ортаг прав, тварь не оставит Тая».) — Ну так как?

— Согласен, — во взгляде унрита сквозило презрение. Что ему какой-то жалкий Нагх!

— Хорошо, — Нагх разжал пальцы, уронил крайт на стол. Впрочем, не слишком далеко от себя, — ты видишь, я тебе доверяю, Тай.

— Я не нуждаюсь в твоем доверии… Нагх. Что нужно Ортагу в Унре?

— Тварь. Тварь, которая может все. Тварь, которая должна родить ему сына. Великого сына и…

— Какое отношение она имеет к Моне? Эта тварь — магрут?

— Гм, — покачал головой Нагх. — Я бы и сам хотел понять. Может быть, и магрут. А может — хибеон. Последний хибеон. Нам не дано этого знать.

— Но кое-что вы о ней знаете. Откуда?

— Не мы. Ортаг. На то он и маг. Древние книги. Магия. Общение с демонами. Пара сотен шпионов по всей Асте. Постоянное наблюдение. В общем, он выяснил, что эта тварь находится в Унре. И вот мы здесь.

— А Мона?

— Ты не понял? Она ЖИЛА в Моне. И ушла вместе с жизнью. В другое тело. Тело, в котором родится СЫН, — все, с тебя хватит, — Нагх решительно встал из-за стола, неуловимым движением прихватив крайт. — Ты обещал.

Тай поспешил схватить лежавший под ногами огромный меч Кусума. Решительно шагнул к двери. Его слегка подташнивало при виде валявшихся на полумертвых тел. Три мертвеца в одной хижине. Многовато даже для Унры. «Три», — уверенно подумал унрит — думать о лежащей на лежанке девушке как о мертвой он не мог.

— Да, я обещал, — ответил он Нагху, — но после того, как ты ответишь на все вопросы. А их у меня много. Очень.

— Жаль, — взглянул ему прямо в глаза Нагх, — что я не могу убить тебя.

— Кто такая Мона?

— Магрут. Обыкновенный магрут. Ты ведь и сам знаешь, что некоторые из них мало отличаются от людей.

— Она… жива?

— Ои! Ты потерял ее. Навсегда.

— Зачем же вы хотели забрать ее?

— На всякий случай, — улыбнулся Нагх. — Я могу идти?

— Иди.

Уже выйдя на пустынную улицу, Нагх обернулся к унриту:

— Сдается, что пора подумать о себе.

Его крайт, сверкнув в лучах Таира, вонзился в стену в мине от Тая. И глядя на то, как дрожит, замирая, тяжелая гравированная рукоять ножа, унрит подумал, что Нагху ничего не стоило попасть ему прямо в сердце.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

С тех пор, как он открыл глаза, а потом беседовал с полоумным Торсоном, прошло не более четырех хор. Ему же казалось — целая вечность. Когда ушел Нагх, на Тая навалилась усталость. Болела раненая нога. Вновь дала о себе знать выпитая накануне харута. Хотелось пить. Противно кружилась голова. Унрит с отвращением посмотрел на валявшиеся на полу мертвые тела. «Убрать? К хриссам. Надо бежать отсюда. Бежать, пока не поздно».

Он хорошо помнил предостережение Торсона, да и появление весьма воинственно настроенных незнакомцев убеждало в том, что неприятности его только начинаются. Но Мона… Тай не мог оставить ее здесь.

Выглянув в окно и убедившись, что Таир по-прежнему висит высоко в небе (уж лучше бы была ночь), а на улице никого нет (пока), унрит торопливо перешагнул через труп одного из незнакомцев и оказался у лежанки. Мона была тщательно завернута в одеяло, с одного конца которого предательски торчала маленькая аккуратная пятка. Тай не выдержал, коснулся ее рукой. Пятка была холодной. Очень.

— Ои! — выдохнул унрит, понимая, что Нагх прав, и Мону уже не вернешь.

— Надо идти, — сказал Тай невесть кому.

Он приладил к поясу меч, размышляя о том, что идти ему, собственно, некуда. Вокруг была стена. А за ней Магр с его магрутами и невидимой смертью. Или море, которое на утлой рыбацкой лодчонке ему не преодолеть. Тай присел на лежанку и, отвернув край одеяла, взглянул в лицо девушки. Оно казалось спокойным. МОНА СПАЛА. «Что же я наделал?» — с горечью подумал унрит, вспоминая, как хорошо им было еще вечером.

— Проснись, — он наклонился и нежно поцеловал холодный лоб, все острее понимая, что она не проснется никогда.

И все-таки надо было куда-нибудь спрятаться. И спрятать Мону так, чтобы больше ни одна грязная унритская лапа не коснулась ее тела. Ни один похотливый взгляд не потревожил спокойного… сна? «Ои! Тай! Взгляни правде в глаза». «Нет, — он упрямо тряхнул головой, — не-ет!»

— Куда? — пробормотал унрит.

Он знал только одно убежище — жалкое, ненадежное, пожалуй, единственное в Унре: полуразрушенная хижина на берегу, на самой окраине, та самая, где он частенько прятался в детстве. Что ж, может, его и не будут там искать.

Он встал, накинул на плечи унритскую куртку. Сунул в карман спасительный крюк («глядишь — пригодится»). И замер. Только теперь, окончательно успокоившись и решив, что делать, он вдруг осознал то, о чем говорил Нагх с Кусумом. И то, что произошло с ним… Веревки. Они не лопнули, не разорвались. Тай был готов поклясться, что они были разрезаны острым унритским ножом.

Значит, он и в самом деле видел… Мону. Значит, его видение не бред? Значит, это полупрозрачное тело, просвечивающее сквозь гигантскую фигуру Кусума, и впрямь было… «Ои». Но он же видел Элту! Тай покачнулся. Тварь, о которой говорили, что она не оставит его, Тая («почему»)… Элта, разрезающая веревки, стягивающие его руки. Что это?

Он ошалело взглянул на прекрасное лицо девушки.

Она мертва.

Да.

Теперь ему куда проще было верить в то, что она мертва.

Теперь ему куда НУЖНЕЕ было думать, что она мертва.

Чтобы окончательно не спятить.

Он ненавидел Элту. Он любил Мону. Сейчас он знал это и не хотел, чтобы было иначе.

Не думать.

Бежать.

Схватив завернутое в одеяло тело и перекинув через плечо, Тай поспешно выскочил за дверь.

Улица ошеломила его. Яркие лучи Таира заставили унрита зажмуриться. Морской воздух был настолько свеж, что Тай едва не захлебнулся им. Он уже забыл, что день может быть столь ярок, а воздух столь свеж. «Ои!» Не обращая внимания на боль в ноге, Тай побежал мимо неказистых унритских хижин, моля небо о том, чтобы по дороге ему не встретился ни один знакомый унрит.

Кривые улочки Унры были необыкновенно пусты. Пробежав с пол-лонги, Тай слегка замедлил шаг (раненая нога давала о себе знать), а потом и вовсе остановился передохнуть, положив свою ношу на землю и прислонившись к глухой стене одной из хижин. Здесь улочка сворачивала вправо. Прежде чем двинуться дальше, Тай осторожно выглянул из-за угла, и… столкнулся нос к носу с подвыпившим Риком. Коротышка едва держался на ногах. Судя по грязной одежде, он уже не раз падал. Под глазом его красовался великолепный синяк. А изо рта торчал хвостик недоеденного хастаута. Рик жевал на ходу и при этом умудрялся что-то бормотать.

— Ты к-кто? — качнувшись, спросил он, пытаясь поймать взглядом ускользающее лицо Тая.

По всему было видно, что в таком состоянии он не узнал бы и собственную жену.

— Я?! Лин, — не моргнув глазом, соврал унрит.

— Ты?! — Рик, казалось, был удивлен. Он прищурился, наклонил голову, разглядывая Тая. Затуманенные харутой глаза видели лишь смутные очертания лица. Попробуй-ка тут узнай!

— Х-хрисса, — выдохнул после довольно продолжительной паузы коротышка. — Может быть, ты и Лин. Но какого фрокка ты делаешь здесь?

— А где же мне еще быть? — насмешливо спросил унрит. Он уже видел, что улица перед ним пуста. А Рик, да еще смертельно пьяный, большой опасности не представлял.

— Ну да. А где ж тебе ищ-ще быть? — задумчиво пробормотал коротышка. — А я думал, ты пошел к Таю.

— Пошел, — улыбаясь, подтвердил унрит («Ага, вовремя я смылся»), — сам видишь. Пошел.

— В-вижу, — икнул коротышка.

— Ни хриссы ты не видишь, — не удержался Тай.

— Что верно, т-то верно, — покорно согласился Рик. — И не хочу. С тех пор как увидел, что эта сучка сделала с Торсоном. Блевать хочется, — пожаловался он, наклоняясь с явным намерением опустошить желудок.

— Э, не торопись, — поднял его за воротник Тай. — Что она сделала?

— Гм, — казалось, Рик несколько удивлен. — А ты разве не был там, Лин?

— Ты что-то путаешь, — уверенно сказал унрит.

— Да. Я всегда путаю, — кивнул головой коротышка. — Особенно, когда выпью.

— Так что она сделала, Рик?

— Отрезала. Вот это, — коротышка уверенно ткнул заскорузлым пальцем себе в штаны. — Понял?

— Шутишь?!

Тая передернуло.

— Ножом и отрезала, — продолжал Рик. — Бедный Торсон. Это поганый магрут подговорил ее. Ты ведь сам так сказал, Лин. Эй! — Он вдруг выпрямился и неожиданно трезво взглянул на Тая. — А ты, случаем, не Тай?

— Тай, — спокойно кивнул унрит.

— Зря ты эт-то, — пробормотал коротышка. — Теперь тебя убьют. Точно. Ну, — он опасливо отступил на шаг, — я пойду, а?

— Иди.

Унрит взвалил на плечо завернутую в одеяло Мону и, не глядя на Рика, зашагал по пустынной улице к берегу. Его била нервная дрожь, хотя Таир палил нещадно — даже сквозь толстые подошвы унрит ощущал исходивший от песка жар. Пока ему везло. Но Элта? Неужели то, что сказал коротышка, правда? Или шутка? Глупая? В духе Рика? Тай окончательно перестал что-либо понимать. Он шел быстро, очень быстро. Но, если бы мог видеть, с какой злобой Лин и его пьяные приятели ворвались в забитую мертвыми телами хижину, то непременно ускорил бы шаг.

То и дело навстречу попадались смертельно пьяные унриты. Тай издали примечал их нескладные покачивающиеся фигуры, предусмотрительно сворачивая на свободные улочки или нарочно замедляя шаг и дожидаясь, когда они растворятся среди низкорослых и как одна скособоченных хижин. Несколько раз его пытались окликнуть, но он лишь отмахивался, спеша исчезнуть за очередным изгибом узких улочек Унры. Его не удивляло, что он не видел ни одного трезвого лица, а скорее радовало: спустя хору никто и не вспомнит, что встретил Тая с подозрительной ношей на плече.

Ее — уже не понимающую, что происходит, а лишь глухо, по-звериному воющую над окровавленным телом Торсона — грубо отталкивали в сторону. Она смутно помнила — пьяные унриты, перекошенные злобой лица Лина и плюгавенького брата мужа Рыжей. Отвратительный запах харуты. Потные ладони. Голоса, звучащие как будто издалека:

— Он мертв.

— Какой хриссы?!

— Тай ответит! — рвал и метал подвыпивший Лин.

— Я убью ее, — захлебывался ненавистью Эрик.

Голоса сливались в один невообразимый вой.

Потом женщину чем-то сильно ударили по голове. Сознания она не потеряла, но погрузилась в странное состояние безразличия ко всему. Смутно, словно со стороны, она наблюдала, как ее выволокли из хижины и потащили по улице. Сначала под руки. Потом, порядком устав тащить внезапно потяжелевшее, уже не способное передвигать ногами тело, грубо схватили за запястья, поволокли по земле, как куль с мукой.

Она не сопротивлялась. Каменистая почва обдирала кожу. Но боли не было. Были лишь слабые удары сердца в груди, пересохший, немой язык, пляшущие перед глазами спины. Спустя несколько минт тащившие ее унриты остановились.

— Разделимся, — услышала она хриплый голос Лина. — Тащите ее ко мне. Остальные — со мной. Не удивлюсь, если этот гаденыш уже удрал. Ну да ничего. Если в хижине его нет, я знаю, где искать.

Потом ее снова куда-то волокли.

Она смутно видела. Хижина (ничем не отличающаяся от всех прочих, но почему-то заколочены окна). Узкая скрипучая дверь. Сидевшая на полу в полутемной комнате, испуганная неожиданным вторжением мусса. Женщину швырнули на пол.

— Полежи-ка здесь. Подожди своего… — бросившие ее расхохотались.

Дверь хлопнула. Стало темно и страшно. Ибо самым страшным для нее было оставаться одной. Сознание раздваивалось, растраивалось. Торсон? Да, она жалела его. Она и не смогла понять, как она, чье тело давно уже привыкло к звериной грубости, могла убить его только за то, что он хотел ее тела, ее ласки, ее тепла. Женщина застонала. Но Тай… Она спасла Тая. Она — Мона, а значит…

Дверь на мгновение приоткрылась, ей бросили протухший кусок иллансана:

— На. Ешь. В последний раз.

Шагая по улице к дому Тая, Лин с удивлением приглядывался к происходящему в Унре. «Похоже, — думал он, — харута оказалась слишком крепка». Там и сям прямо посреди улицы валялись полумертвые тела. Кое-кто блевал, прислонившись к стене; некоторые унриты бессмысленно ползали по песку, издавая нечленораздельные звуки, мало чем напоминавшие человеческую речь. В одном из таких «ползунов» Лин узнал Ухо. Брезгливо пихнул его тяжелым унритским сапогом.

— Посторонись!

У него и самого порядком шумело в голове. Смутно он догадывался, что харуту на базарную площадь Унры выкатили неспроста, но неповоротливый ум так и не смог додумать эту мысль до конца. Шедшие с ним к Таю унриты были ненамного трезвее тех, что встречались им на пути. Они постоянно отставали, ругались между собой, падали, поднимались — Лину приходилось сдерживать шаг, чтобы не уйти вперед.

Трезв был, пожалуй, один лишь Эрик. Увидев мертвое тело брата, он мгновенно протрезвел, и с этой минты лицо его приняло то самое отрешенное от всего происходящего выражение, какое бывает лишь у захваченных одной, безумной идеей людей.

— Ты дашь его мне, — прошептал он, стиснув зубы, не спуская глаз с изуродованного тела Торсона. Потом медленно перевел взгляд на стоящего рядом Лина и повторил так тихо, что Лин едва расслышал: — Обещай, ты дашь его мне.

Он и ударил Элту по голове, и бил бы еще и еще, не останавливаясь, до тех пор, пока жизнь окончательно не оставила бы ее, но Лин грубо отпихнул унрита:

— Эй, не так скоро, приятель; повеселятся все!

Несколько минт спустя отряд был у цели.

Эрик первым ворвался в опустевшую хижину Тая и, прежде чем остальные успели войти вслед за ним, выскочил обратно:

— Он сбежал.

— Не беспокойся, — похлопал его по плечу подошедший Лин, — от нас не уйдет.

Таир укрылся в серой дымке. Изредка пробиваясь сквозь плотную завесу облаков, лучи его скользили по земле, то и дело крыши и стены домов озарялись грязно-оранжевыми пятнами света. С моря задул свежий ветер. Шум прибоя усилился и с шепота перешел на громкий, хотя и не слишком внятный разговор.

В таверне было людно.

Сидя в своей спальне, Мара прислушивалась к доносящимся из зала крикам, представляя, как мечется сейчас от стола к столу ее муж. Как сыпятся в его карман серебряные драконы (и это было приятно). Как разливается по кружкам харута. Как смачно крякают унриты, опрокидывая огненное пойло в свои луженые глотки. «Только бы не начали ничего бить, — подумала Мара, разглядывая в зеркале вскочивший на подбородке прыщик. — С чего бы это?» Поморщившись, она выдавила гной ногтем, затем аккуратно прижала ранку смоченным харутой платком и сморщилась. За стеной раздался дружный взрыв хохота. Кто-то громко потребовал вина.

— Харуты ему в глотку, харуты! — тут же откликнулся с десяток подвыпивших голосов.

— Эй, держите его!

Последовала шумная возня. Зазвенела разбиваемая в сутолоке посуда. «Ну вот, началось», — мрачно подумала женщина, неохотно откладывая зеркало в сторону. Она посидела немного, ожидая, что вот-вот послышится громкий окрик мужа, и буйство в таверне пойдет на убыль. Однако Носатый Игл прекращать безобразие не спешил. «Сам уже набрался, небось», — недовольно решила она. Встала со стула, решительно направляясь к двери. И там остановилась, нервно теребя складки атласного платья. В зал идти не хотелось. Пьяные физиономии унритов раздражали ее: запах разлитой по всей таверне харуты неприятно щекотал ноздри. Даже сейчас, стоя у закрытой двери, она ощущала страшную смесь унритского пота, харуты и подгоревшего на кухне иллансана. «Ну же, рявкни на них», — мысленно потребовала Мара от мужа.

— Нынче Унра предпочитает харуту, — громко заявил за стеной Носатый Игл. Его язык заметно заплетался.

Мара презрительно фыркнула. «Без меня не обойтись». Решительно толкнула дверь.

— Ну и что тут происходит?!

Шум в таверне мгновенно стих. Мара скользнула взглядом по столам. Так и есть. Ничего нового. Знакомые лица. Многие из тех, кого она видела, приходили сюда чуть ли не каждый вечер. Но сейчас был день. И народу в таверне все-таки больше, и лица куда более осоловелые, чем обычно. «Ну да, большинство из них приняли еще там, на площади, — вспомнила Мара, да и те, кому не хватило или кто опоздал, тоже отставать не собираются. Не к добру сегодня пьет Унра. Ой, не к добру». Сердце кольнуло. Женщине стало как-то не по себе, но виду она не подала.

Все как один, и пьяные и не очень, смотрели на нее. Она стояла руки в боки, губы тряслись от злости. В руках невесть откуда взявшаяся метла.

— Ты чего? — обидчиво насупился Игл. — Обойдусь и без тебя. Иди. Не мешай.

— Ах не мешай?! — взорвалась Мара. — А посуду бить зачем?

— Хороша! — по таверне прокатился смешок.

— Слышишь, Игл, отдай ее мне. На воспитание.

— Э, да куда тебе. Ты и со своей не справишься, поди.

— Себя пожалей.

— Ага. А то раздавит…

— В постели, — громко добавил кто-то. — Вот Элта своего…

— Тсс..!

Смешки оборвались. На Мару взглянул десяток мутных, налившихся злобой глаз.

— Иди, — зашептал ей на ухо Игл. — Иди же. Ну! Злые они. Из-за Торсона. Ну же, — он подтолкнул ее к двери. — Пускай пьют.

— Как скажешь, — Мара зло зыркнула на мужа — мол, смотри у меня, ты-то свою меру знай! — неторопливо прошлась мимо заляпанных харутой столов («хриссова вонь»). Носатый Игл недовольно поглядывал на нее. «Ну и пусть». У окна дремал, положив голову на стол, Ларрик. Мара похлопала его по плечу (шел бы ты спать домой). Но он не просыпался, а лишь смачно выругался сквозь сон и, окончательно теряя равновесие, стал медленно сползать под стол.

— Готов.

— Эй, выведите его! — громко потребовала Мара.

Никто не шелохнулся.

И снова ей стало не по себе. Легкий озноб пробежал по спине — она нервно дернула плечами. Усмехнулась:

— Ну-ну.

Кто-то подошел сзади, коснулся ее руки. Мара вздрогнула от неожиданности. Обернулась, взглянула на встревоженное лицо Игла. Его длинный, похожий на клюв, нос блестел от пота. В правой руке — наполненная харутой кружка. Левая старательно лохматила и без того бесформенный ком густых черных волос. Под глазами синяки. Он показался Маре трезвым, куда трезвее, чем каких-нибудь пару минт назад.

— Что тебе? — от раздражения не осталось и следа.

Он приблизил к ее уху обветренные, растрескавшиеся губы. Игриво куснул мочку («тоже мне, нашел время», — подумала Мара). Тихо прошептал:

— Взгляни направо. Видишь?

Делая вид, что она поправляет растрепавшиеся волосы, Мара осторожно, из-под локтя посмотрела туда, куда указывал ей муж. Ничего особенного она, впрочем, не увидела. Грязные столы. Раскрасневшиеся от харуты лица.

— Эй, долго мне еще ждать? — нетерпеливо потребовал кто-то из унритов.

— Сейчас, — отмахнулся Игл.

Сквозь пыльное окошко пробивается грязно-оранжевый свет. Сидящий в углу маленький лысый унрит старательно делает вид, что потягивает харуту, хотя кружка его уже давно пуста. Мара поперхнулась. Уж ее-то так просто не проведешь. Странный тип. И не унрит вовсе. Только что и есть — унритская куртка. А глазенки-то так и бегают. Вправо. Влево. На нее. На Игла. На входную дверь.

— Он? — тихо спросила она мужа.

— Он самый. Тот, что выкатывал бочки. Нет, не тот. Но похож. Тоже из этих. Не пьет ни хриссы, а сидит, фрокк поймешь. Ладно, пойди, я скоро… — Игл поспешил отнести налитую харуту нетерпеливому унриту. «Три тора». «Какие, хрисса, три?» «А со вчерашним, так и все пять будут», — услышала Мара приглушенный разговор. Она с тревожным любопытством поглядывала на Лысого: «Так и есть — пуста. Может, он кого-нибудь ждет. Ну и пусть бы ждал — дурака-то валять зачем? Не хочет выделяться? Нет, все-таки, странный тип».

— Видела бы ты, как он на тебя посмотрел. Когда ты вошла, — снова зашептал ей на ухо подошедший Игл.

— Ревнуешь? — усмехнулась Мара. — Я — не Рыжая. С кем попало не пойду.

— Дура! — шепотом выругался Игл. — Про Элту, слышала, что говорят?

— А что?

— Заперли ее у Лина. Сторожат. Говорят, поймают Тая, так их вместе… За стенку. К магрутам. Повеселимся, говорят.

— Ои. Какое им дело? Спала, не спала — это дело Торсона, — проворчала Мара, вытирая о платье как-то вдруг вспотевшую ладонь.

— Нету Торсона. И не будет. Все. Помоги.

Ларрик лежал под столом, сладко посапывая, что-то бормоча во сне. «Мне бы так», — не без зависти подумал Игл. Пьяный унрит был похож на младенца. Розовая — цвета конгайского вина — физиономия широко улыбалась.

— Сейчас мы тебя освежим, — пробормотал хозяин таверны.

Ухватив унрита под мышки, он выволок его из-под стола. Потом, уже вдвоем, Мара и Игл, потащили Ларрика к выходу. На улице прислонили безжизненное тело к стене (оно тут же сползло на землю), оба с удовольствием вдохнули пропитанный запахами моря воздух. Ветер усилился. Громко хлопала незакрытая дверь. Где-то поблизости попискивал голодный хиссун. Внезапно распахнулось окошко соседской хижины и из него высунулось озабоченное лицо Торионы. Она приветственно помахала рукой. Ветер отнес ее слова далеко в сторону.

— Моего не видели, а?

— Не слышу, — заорал Игл.

— Моего! Ушел фрокк поганый! Еще с утра..!

— Не слышу, — Игл пожал плечами. — О чем это она?

— Ясное дело — Урта ищет, — проворчала Мара. — Да он еще на площади хорош был. — Она взглянула на мужа: — Пойдем?

— Да. Только ты через другой вход.

— Вот еще! — фыркнула женщина.

Они вернулись в таверну.

Лысого за столом не было.

— А этот где? — указал на пустующее место Игл.

Но куда девался только что сидевший здесь незнакомец, не знал никто.

Мара вернулась к себе, захлопнула дверь, и звуки таверны как-то сразу отдалились; лишь изредка пьяные голоса унритов достигали ее слуха. Она подумала было заглянуть на кухню, где возилась с чанами и сковородками нанятая с менс назад щуплая Айрис, но лень и усталость взяли свое: женщина плюхнулась на лежанку, скинула грубые кожаные туфли, смачно потянулась. «Вздремнуть? Или рано еще? Да и за Иглом не мешало бы присмотреть. Тоже ведь не дурак выпить. Если бы не таверна, набрался бы еще там, на площади». Она закрыла глаза. Широко зевнула. С минту полежала, размышляя о странном перекупщике, о бочках с харутой, об Элте и Тае, которых ожидала неминуемая смерть. Мягкая перина приятно обволакивала тело, голоса за стеной слились в неразборчивый, похожий на шум Срединного моря гул. Сон не приходил. Даже сквозь легкую дрему она слышала, как дребезжит под напором ветра окно, как стучит сковородками Айрис. Да и перина уже не казалась Маре столь мягкой. Она повернулась на бок, но это движение только согнало последние остатки сна. Женщина села на лежанке, протерла руками слезящиеся от света глаза. «Дрянной день», — подумала она, тревожно поглядывая на стоявшую на окне немитеру. Растение пожухло и высохло. Оно казалось совсем мертвым. «Может, я забыла его полить?»

Мара слезла с лежанки и босиком прошлепала к окну. Ткнув пальцем в рыхлую влажную землю, покачала головой: «Нет, все-таки будет шторм». Выглянула на улицу. Близился вечер, и укутанный серой дымкой Таир «лежал» на крыше соседской хижины, как грецкий орех на глиняном блюдце. По улице металась поднимаемая ветром красноватая пыль. Степенно прошлепала вдоль стены и скрылась за углом огромная хрисса. Брезгливо сморщившись, Мара поспешила отойти от окна. Ноги, сами собой, привели к столу. Рука привычно потянулась к зеркалу. Женщина недовольно взглянула в свои покрасневшие глаза. «Красные, ну прямо как у магри», — подумала Мара, невольно поеживаясь от внезапно возникшего ощущения, что кто-то стоит у нее за спиной. Она резко обернулась — никого. Снова взглянула в зеркало и едва не бросила его на пол.

На отражавшейся в нем лежанке, там, где только что лежала она сама, сидел лысый перекупщик и нахально сверлил ее своими маленькими, бегающими, как у магрута, глазками. Их взгляды в зеркале встретились. Лысый подмигнул ей — тоже как-то по-особенному нахально, так что Маре сразу стало не по себе. Он же довольно потер руки, потом торопливо приложил палец к губам:

— Тсс! Тихо!

Выразительно показал на дремавший рядом с ним (словно хрисса) крайт.

— Ни звука!

Мара боялась повернуться, боялась оторвать взгляд от отражавшейся в зеркале физиономии.

— Ты так и будешь стоять ко мне спиной? — лысый довольно улыбался.

— Нет, — Мара заставила себя положить зеркало на стол. Тут же поспешно развернулась к лежанке. Теперь она видела его. Маленького. Лысого. В потертой унритской куртке. Того, что сидел с пустой кружкой в таверне.

«Чего ему надо?»

— Ничего особенного, — лысый легко читал ее мысли. — Ты просто пойдешь со мной. И туда, куда я скажу. Но-но, — торопливо добавил он, заметив движение женщины к двери. — Там слишком много глаз, а мне это ни к чему. Туда, — лысый кивнул на дребезжащее окно.

— А если я закричу? — Мара с надеждой посматривала на дверь.

— Тогда мне придется использовать его, — рука лысого мягко легла на выточенную из камня рукоять крайта. При этом он выразительно взглянул в глаза Маре. — Я думаю, ТЫ НЕ УСПЕЕШЬ закричать. Зато, — лысый усмехнулся — ты успеешь умереть. — Резким движением он встал с лежанки, подошел к Маре. Грубо толкнул женщину к окну.

— Идем.

— К хриссам!

У нее все валилось из рук. Нэмитера засохла. Очаг погас. Похлебка для тага оказалась настолько вонючей, что огромный зверь, лизнув раз из миски, торопливо отошел в угол и оттуда укоризненно посмотрел на хозяйку, мол, попробуй сама, разве это съедобно, а? Так и не накормив толком тага, Ториона вернулась в хижину. Очаг разжигать не стала — махнула рукой: когда заявится Урт, ему будет не до еды. Лишь бы до кровати добрался, и то хорошо. А то тащи этакую тушу, стягивай с него сапоги, выслушивай крепко замешанное на матюгах и горючих парах харуты невнятное бормотание.

Впрочем, когда еще Урт придет.

Ториона слышала о том, что творилось на площади, о пяти («или шести?») бочках харуты, о странно исчезнувших незнакомцах. А уж Урта она знала не хуже, чем себя. Если где намечается пьянка, муж будет один из первых.

Лежит себе где-нибудь на дороге и в ус не дует.

«Ну и хриссы с ним! Тоже мне унрит. За последние пару иров не заработал и десятка корон».

— Фрокк плешивый!

Она в сердцах стукнула кулаком по столу, едва не разбив грязную глиняную миску. Смахнула со стола оставшиеся с завтрака крошки. Выглянула в окно. Вспомнила, как полхоры тому назад Игл с Марой вытаскивали из таверны пьяного Ларрика. «Вот и мой такой», — с грустью подумала женщина и тут же добавила мысленно:

«А кто же в Унре не такой? Все, как один. Не Магр, так пьянка, не пьянка, так магруты. Не магруты, так перекупщики. Ничем не лучше?! — Она закусила губу: — И так всю жизнь».

Многим ли удалось покинуть Унру и перебраться в Коронат? На памяти никому. По берегу не пройдешь. Морем… Перекупщики да капитаны кумаронов заламывают такую цену, что по карману лишь аргенетам. И то не всем. В Унре родился, в Унре и помрешь. Не сегодня, так завтра. Сегодня Элта и Тай. («А Торсона и не жаль вовсе. Дрянной в общем-то был унрит».) Завтра — любой другой.

Задумавшись, Ториона не заметила, как окно в таверне напротив открылось. Зато когда из открытого окна на улицу выбралась Мара, а вслед за ней маленький лысый перекупщик (!), такого зрелища Ториона пропустить не могла. «Смотри-ка, и Мара туда же!» — удивленно подумала женщина, прижимаясь к стеклу и стараясь не пропустить ни одной детали. Ее удивило, что Мара была бледна и явно не в себе; она нервно оглядывалась по сторонам («впрочем, это-то как раз и не удивительно — сегодня не самый лучший день для подобных развлечений»). Но перекупщик-то, перекупщик! Даже куртка и та — драная, унритская. Мог бы и побогаче чего надеть. По такому случаю. Разве короны в кармане звенят, да непохоже что-то.

Ториона презрительно фыркнула и едва не подавилась вырвавшимся смешком. Плюгавый перекупщик смотрел на нее. На лице его сверкнула довольная улыбка. Он что-то сказал Маре, и та покорно кивнула головой. («Это Мара-то, чью луженую глотку знает вся Унра!») Жена Игла остановилась посреди улицы, перекупщик же, поигрывая блестевшим в лучах Таира крайтом, подошел к окну. Теперь Ториона могла разглядеть его лицо вблизи. Ничего хорошего. Маленькие, глубоко посаженные глазки. Приплюснутый, покрытый многочисленными оспинками нос. Тонкие, едва различимые на лице губы. «С чего это я взяла, что он улыбался. Это и не улыбка вовсе, а фрокк знает что!»

Лысый постучал ногтем по стеклу, выразительно показал ей — открывай.

«С какой это стати? — подумала Ториона, слегка отодвинувшись от окна. — Тебе что, Мары мало? Ишь, тоже мне, кобелина выискался!» Она отрицательно покачала головой, губы ее беззвучно прошептали:

— Пошел вон!

— Как бы не так! — прочитала она по губам Лысого. — Эй, давай открывай.

— С тебя и Мары достаточно, — усмехнулась женщина. Ей, впрочем, приятно было и его внимание, и та настойчивость, с какой он пытался заставить ее открыть окно. В его щуплом теле чувствовалась какая-то неведомая сила.

— Ну?! — он явно не собирался уходить.

— Нет, — уже не слишком уверенно прошептала Ториона.

— Значит так?! — Лицо Лысого вдруг сделалось еще неприятнее, чем раньше.

Назло ему Ториона прижалась носом к стеклу и высунула язык:

— Бе!

В тот же миг рука Лысого с силой ударила по стеклу на уровне ее шеи.

Стекло со звоном посыпалось на пол, один из осколков скользнул по щеке женщины, оставив на ней глубокую красную полосу. Все произошло так быстро, что Ториона не успела пошелохнуться. Рука Лысого, сплошь иссеченная осколками (если бы не кожаный рукав, он и вовсе остался бы без руки), вцепилась в ее воротник.

— Ты не хочешь, чтобы тебя трахнул маг, да?

«Какой к хриссам маг!»

Ториона попыталась вырваться, но Лысый стремительно просунул в разбитое окно вторую руку, и шеи женщины коснулось холодное лезвие крайта.

— Не рыпайся, — прошипел Лысый. — И не вздумай кричать. Вылезай.

Ториона с ужасом посмотрела на оскалившийся зубьями битого стекла проем:

— Я… лучше через… дверь.

— Лезь, — холодно сказал Лысый, как-то совсем по-звериному облизнув пересохшие губы и глядя на хлещущую из ее порезанной щеки кровь, добавил довольно: — Ему это понравится, ей-ей!

Ну вот и хижина. Его старое детское пристанище. Напрочь прогнившие стены, полуразвалившаяся крыша, покосившаяся, впрочем, еще вполне крепкая дощатая дверь. Сквозь разбитые окна видны развешанные под потолком и на стенах гнилые сети. «Там, должно быть, полно хрисс», — подумал Тай.

Он не торопился подойти к хижине ближе, где вполне могли находиться играющие в охотников Магра дети. Они частенько забирались сюда. Как когда-то и сам Тай. «Так что убежище не ахти», — подумал унрит. Но другого у него не было.

Из хижины не доносилось ни звука. Почти сразу за домом торопливо набегали на берег волны. Смывая песок в море, они с каждым годом все ближе подбирались к крыльцу — незваные, суетливые гости. В полулонге к западу виднелся массивный каменный дом стражи, за ним высокие крыши домов перекупщиков. Прямо напротив этих мрачноватых на вид, крепко сбитых строений высились в море сторожевые башни гавани Унры. Несколько толстопузых кумаронов болталось на волнах в ожидании погрузки. Один из них стоял совсем близко. Можно было разглядеть даже лица возившихся на палубе матросов. На мачте кумарона весело плескался флаг Короната, белое квадратное полотнище, пересеченное синими полосами с зеленым изображением трезубца и короны. Красивый флаг. Не то что у морранцев. Впрочем, унриты мало доверяли глазам. Капитаны могли вывешивать на мачтах что угодно. Лишь бы в море у них не было проблем.

Минах в сорока от хижины стояли заросли грецкого ореха — для бедной растительности Унра прямо-таки роскошные заросли, — и Тай терпеливо перебрался под защиту их пышной, зеленой листвы. Осторожно, так чтобы острые ветки не поцарапали лица, положил тело девушки на землю. Перевел дух. Здесь можно было не бояться, что его заметят из окон ближайших, расположенных минах в двухстах, хижин. Да и косые взгляды матросов с кумарона ему были ни к чему. Раздвинув руками листву, Тай еще раз присмотрелся к хижине. Она казалась пустой. Ни движения. Ни звука. Там, под полом, если отогнуть только ему одному известные доски, можно надежно укрыть Мону от чужих глаз. Унрит не задумывался над тем, зачем ему нужно прятать тело девушки, когда куда важнее спрятаться самому. Беспокоило другое. Если в хижине полно хрисс, значит… («какой же ты болван, Тай») Мону там оставлять нельзя.

Расстроенный, он громко прищелкнул языком.

«А где?» Тай присел на корточки рядом с безжизненным телом. «Не здесь же в зарослях — не пройдет и хоры, как сбегутся все окрестные хриссы». Он мог бы закопать ее, но, глядя на улыбку девушки, на ее хотя и бледное, но совсем как живое лицо, Тай в глубине души еще никак не мог поверить в то, что она мертва. К тому же — если он не прав — зачем она была нужна напавшим на него незнакомцам?

Что-то здесь было не то.

Так куда?

Продравшись сквозь колючки, унрит выглянул с другой стороны зарослей. По дороге к хижине он приметил валявшуюся на берегу рыбацкую лодку. Ему вдруг пришла в голову мысль, что девушку легко будет спрятать под широким днищем. Но, вспомнив о хриссах, Тай отбросил и эту мысль.

Лодка лежала у самого берега, большая, грузная, еще пригодная для поездок по гавани Унры. Он, пожалуй, смог бы столкнуть ее в воду. Но далеко ли на ней уплывешь? К тому же, чтобы выбраться из гавани, придется проплыть мимо сторожевых башен. А сторожа на башнях наверняка предупреждены.

Нет, из города его так просто не выпустят. Поразмыслив с минуту, Тай решился спрятать девушку в доме. Ненадолго. На несколько хор. Их вполне хватит, чтобы выяснить, кто же все-таки напавшие на него незнакомцы и зачем им нужна Мона.

Тай снова перебрался к противоположному краю зарослей (проклятая рукоять меча все время цеплялась за ветки) и, убедившись, что опасности быть замеченным нет, вылез наружу. Девушку он решил пока оставить на месте: его не оставляло смутное подозрение — в доме кто-то есть. Он подкрался к разбитому окну, заглянул осторожно внутрь хижины. Поначалу показалось, что она пуста, однако секту спустя ухо уловило чье-то тихое дыхание. И тут же, прежде, чем унрит успел броситься обратно в заросли, за углом хижины раздался громкий голос Лина:

— Хриссы меня раздери, если этот магрут не здесь!

Времени на размышление не было. Лин вот-вот мог заметить его. Подтянувшись на руках и стараясь, чтобы болтающийся на поясе меч не стукнулся о подоконник и не выдал его, Тай тихо скользнул в окно.

Мальчуган, чье дыхание слышал унрит, спал на пыльном полу, положив под голову маленькие грязные кулачки. Увидев лежащий рядом грубо вырезанный из дерева меч, Тай невольно улыбнулся: ну вот и еще один Диим. Потом смахнул улыбку с лица: если он проснется, то непременно выдаст его. «А проснется он обязательно, — думал унрит, — если только я…» Мысль о том, что он мог бы убить мальчугана, ошеломила Тая.

«Нет. Ни за что».

Он наклонился, ласково погладил жесткие от грязи волосы. Спи. Крепко. Очень.

— Не слишком же вы торопились, — послышался за окнами насмешливый голос Лина. — Или вы думаете, я полезу один?

Он едва не разбудил спящего; мальчуган шумно засопел, перевернулся на другой бок. Тай стоял не шелохнувшись. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Сколько у него времени, прежде чем Лин с приятелями полезет в хижину? Минта? Две? Большого значения это не имело. И следы. Он наверняка оставил на песке следы, которые приведут преследователей не только сюда, в хижину, но и в заросли, где они сразу обнаружат Мону. Последнее казалось Таю самым ужасным. Стоит им завернуть за угол и…

Однако ему дали еще один шанс.

— Что-то мне не хочется лезть под нож, — сказал кто-то из унритов, и сразу же несколько голосов поддержали его.

— Унра всегда славилась трусами, — зло проворчал Эрик.

— Ты прав, — подтвердил Лин, — но с другой стороны, куда спешить? Если он в хижине, то никуда не денется. Сейчас приведут тагов и, клянусь, мы славно повеселимся, когда они разорвут его магрутскую задницу.

— Я пойду, — уверенно сказал Эрик.

— Погоди, — остановил его Лин, — хватит с нас Торсона. Или ты забыл, как охотятся в Магре? Только идиот ходит на магрута без тага.

Преследователи были слишком увлечены разговором, чтобы услышать слабый шорох за стеной. Тай влез в окно и в мгновение ока домчался до зарослей.

— Славная будет охота, — услышал он, скрываясь в спасительной зелени. «Будет-будет», — мысленно усмехнулся унрит. Он не раздумывал, что делать. Схватив завернутое в одеяло тело Моны и продравшись сквозь плотные переплетения ветвей, он выскочил по другую сторону зарослей и бросился к лодке. Пышно разросшиеся деревца грецкого ореха надежно скрывали его от преследователей. О производимом же им шуме Тай беспокоился меньше всего: дувший с моря ветер относил звуки далеко в сторону.

Унрит нежно положил девушку на дно лодки, в последний раз поцеловал холодный лоб. «Там тебя не найдут». Собрав все свои силы, толкнул лодку к воде. Лодка не сдвинулась ни на миним. Плоское днище словно прилипло к глинистой почве. Тай изо всех сил рванул корпус лодки вверх. Глина, смачно чавкнув, выпустила свою добычу. Тай налег на корму всем корпусом, и лодка медленно поползла к берегу.

Наконец, первая волна лизнула берег. За ней вторая, третья. Прежде чем окончательно столкнуть лодку в воду, Тай оглянулся на хижину:

Нет. Пока не заметили.

Он громче выдохнул воздух.

— До встречи, Мона. Я найду тебя. Первым.

Волны лизали его ноги — вода уже плескалась в сапогах, но он не замечал этого. Скорее. Как можно скорее. Тай оттолкнул лодку от берега. Утлое суденышко закачалось на волнах. Только сейчас унрит заметил, как предательски дрожат руки. «Нырнуть, отогнать подальше», — подумал он, с опаской поглядывая на стоявший поблизости кумарон. Шагнул к лодке (он уже стоял по пояс в воде) и вдруг услышал возбужденные голоса.

— Эй, — крикнул кто-то, — глядите, лодка!

— Пустая, — раздраженно сказал Эрик.

— А ты думал, он подставил свою задницу твоему арбалету, — насмешливо откликнулся Лин.

Тай поспешно обернулся — заросли все еще скрывали его, но преследователи были совсем близко. И они прекрасно видели лодку.

— Наверное, укрылся за бортом, — проворчал Лин. — Хитрая тварь, кусай его в задницу.

— Уйдет ведь, — нервно сказал Эрик.

— Недалеко, — усмехнулся Лин, — на-ка, смажь стрелу. Я принес ее из Магра. Эта штука горит даже в воде. Подпалим ему шкуру. Или ты хочешь поплавать, а?

— Хриссы, — выдохнул сквозь зубы Тай. Он знал эту горючую смесь. Две стрелы — и лодка превратится в костер.

— Осторожнее. Не капни на себя, — сказал между тем Лин. — Э, братец, а ты-таки порядочно пьян. Дай-ка лучше я.

Несколько сект за кустарником было тихо.

«Сейчас начнется», — думал Тай.

— Готово, — довольно сказал Лин. — Давай арбалет. Уж я-то не промахнусь.

«Куда уж тут промахнуться», — мрачно подумал унрит. Лодка так и не успела удалиться от берега — хорошо еще лежащее на дне тело скрывали высокие борта.

— Зажигай, — услышал он приглушенный голос Лина.

Кто-то зачиркал кремнем.

Унрит вышел из воды. Торопливо скинул тяжелые сапоги. Сказал как можно спокойнее:

— Эй, ребята, не надо. Я здесь.

Охота началась.

Тай сорвался с места и помчался вдоль берега, прежде чем его преследователи успели выскочить из-за орешника. Он не оглядывался. Ругательства за спиной усилились. Унрит был уверен — сейчас все внимание обращено на него. А значит лодка… девушка в безопасности.

Пока в безопасности.

Горящая стрела пролетела в миниме от головы унрита и вонзилась во влажный песок, продолжая гореть и разбрызгивать яркие россыпи искр. («Ты плохой стрелок, Лин».) Вторая, слабо чиркнув по куртке, едва не зажгла его. Запахло горелой кожей. Тай торопливо сбросил стеснявшую бег куртку, побежал зигзагами, не давая возможности прицелиться, левой рукой он придерживал бьющийся о бедро меч. Несколько пущенных наспех стрел отнесло далеко в сторону. («Даже хуже, чем я думал, Лин».) Тай позволил себе оглянуться. Небольшой отряд, с десяток унритов во главе с Лином, все еще стоял у зарослей орешника. Лин и еще двое с арбалетами на изготовку. («Теперь далеко. Не достанут».) Ближе всех Эрик. Он бежал следом с мечом в руке. Лицо раскраснелось от бега, глаза сверкали. Он был немного пьян. Увидев, что Тай смотрит на него, Эрик неловко взмахнул мечом:

— Ага! Боишься?

«Тьфу на тебя!»

Чтобы он, Тай, боялся Эрика?!

Уязвленный, унрит остановился. Он чувствовал себя в безопасности. Пущенные из арбалетов стрелы уже не долетали сюда. Отряд Лина («Странно. Очень странно».) даже не пытался преследовать его. Эрик не в счет. Тай посмотрел туда, куда он только что бежал, и, приглядевшись, заметил мчащиеся по берегу темные точки.

«Таги. Вот оно что».

Но — прежде Эрик.

Тай выхватил меч и бросился на преследователя, спеша покончить с ним прежде, чем таги окажутся в опасной близости от места схватки. Спешка едва не подвела его. Рассчитанный на неожиданность удар лишь скользнул по рукаву унритской куртки Эрика. Ответный же выпад оставил на животе Тая яркую алую полосу. Унрит резко сместился влево, резким движением прижав меч противника к земле.

— Хрисса! — с ненавистью прошипел Эрик. — Это за брата!

Свободной рукой в тяжелом боевом браслете он попытался ударить Тая в голову. Тай пригнулся — боевой браслет скользнул по щеке.

— Дерьмо! — прохрипел в ответ унрит. Его кулак со свистом вонзился в скулу Эрика. Тай почувствовал, как хрустнула ломающаяся кость. Эрик охнул, невольно отступая на шаг и покачиваясь из стороны в сторону. Если бы не харута, он бы уже лежал на земле.

Второй удар могучего кулака сбил Эрика с ног.

— Все, — сказал Тай, не без удовольствия слушая расстроенные вопли остальных преследователей. Улыбаясь, он помахал им рукой: ну, кто следующий? Наклонившись, убедился, что поверженный противник еще дышит. Тай вытащил меч из его рук. Отбросил в воду.

— Так-то лучше.

Развернулся навстречу мчащимся на него тагам, намереваясь драться до конца. Три огромных зверя передвигались с необыкновенной легкостью. Лохматые бурые тела почти сливались с красноватым (особенно сейчас, когда Таир медленно, но неуклонно заваливался к горизонту) песком. Мощные лапы поднимали фонтанчики пыли. Таги бежали, свесив на бок болтающиеся между длинных клыков языки. Морда первого была жутковато подкрашена пятнами желтой свалявшейся шерсти. Тай узнал тага Урта. С этим зверем следовало быть настороже. Урт любил рассказывать о его необыкновенной хитрости, и сейчас, когда огромный зверь несся прямо на унрита, Тай был склонен принимать слова Урта всерьез.

Оставалось несколько сект, чтобы повернуться, оценивая расстояние, отделявшее его от небольшого отряда Лина («нет, стрелы пока не страшны»), взглянуть на болтающуюся на волнах лодку; еще несколько минт, и ее снова прибьет к берегу). Затем, не оглядываясь — он спиной чувствовал, что его отделяет от тагов не менее полсотни минов, Тай бросился в воду. Зайдя в волны по пояс, ровно настолько, чтобы лапы тагов уже не могли дотянуться до песчаного дна, унрит остановился. Его не очень беспокоило, что Лин с приятелями подойдут на расстояние арбалетного выстрела: пока они надеются на тагов, стрелять не будет никто. В воде же таги окажутся беспомощней хиссуна. Тай ласково погладил мокрое лезвие меча. «Тебе придется поработать, приятель». Он вздохнул: «С тагами я справлюсь, но что дальше?»

Первым у кромки воды был таг Урта. Вместо того, чтобы броситься в воду, хитрый зверь резко затормозил и остановился, громко рыча, мотая лохматой мордой из стороны в сторону. С ослепительно белых клыков капала слюна. Два других тага, даже не притормозив, плюхнулись в волны, подняв тучу брызг, что вызвало буйный восторг бежавшего за тагами Урта.

Кто-то в отряде преследователей поднял арбалет.

— Не стрелять! — услышал унрит властный окрик Лина.

Тай не ошибся. Стрелять не будут.

Он облегченно вздохнул.

Мокрая морда одного из тагов болталась в волнах в нескольких минах от беглеца. Зверь громко фыркал, разбрызгивая лезущую в ноздри воду. В больших, слегка красноватых глазах плескалась ярость. Внезапно лапы его не ощутили привычной опоры, и ярость сменилась недоумением. Теряя былую уверенность, таг поплыл к унриту.

Тай взмахнул мечом, и вода тут же окрасилась кровью. Разбитая голова зверя быстро ушла под воду.

— Ун, — прошептал унрит.

Со вторым он расправился столь же легко, как и с первым.

Преследователи в который раз разразились проклятьями. Тай с уважением взглянул на бегающего у кромки воды тага Урта. «А ты не дурак», — мысленно похвалил зверя унрит.

Несколько пущенных в спешке стрел вспенило воду справа и слева от него. Тай отшвырнул в сторону меч, набрал в легкие как можно больше воздуха и нырнул. «Куда?» — с какой-то невообразимой тоской подумал унрит.

Ожидание становилось невыносимым.

Что там, в Унре? Правильно ли он поступил, решившись ловить ТВАРЬ таким странным способом. «Ей-ей, у нее было немало возможностей ускользнуть. Впрочем, — успокаивал себя Ортаг, — тварь слишком привязана к Таю. Так докладывал Нагх. Об этом говорил в свое время Торсон. То же твердила не так давно и его рыжая сучка. Что ж, игра началась, и отступать нет смысла».

— Итак, Нагх в Унре, — пробормотал маг, нервно постукивая пальцами по стеклу. «Не у каждого мага на Асте есть такой верный слуга». Ортаг довольно потянулся; едва не стукнулся о низкий засаленный потолок каюты. Подняв руку, провел пальцами по потолку, брезгливо осмотрел тут же пожелтевшую от сального налета кожу — он не любил грязи, и поездка в Унру раздражала его. Если бы не ТВАРЬ и не опасение, что без него не справится даже Нагх, Ортаг ни за что бы не сел на этот грязный, скрипучий кумарон с придурковатым конгаем-капитаном и вонючей командой, которая так и норовила задеть его слуг и специально набранных для поездки в Унру людей. Впрочем, и команда кумарона, и нанятые Нагхом наемники одинаково не отличались благопристойным нравом. Пьянки на судне не прекращались ни на минту. И сейчас Ортаг вовсе не был уверен в том, что люди из его отряда не приложились к харуте наравне с унритами.

«Я надеюсь на тебя, Нагх», — думал Ортаг. Он нахмурил лоб, пытаясь представить то, что происходило в Унре. «Два десятка моих людей справятся с любой Унрой». — Что ж, золотые слова, Нагх. Два десятка — не маловато ли? — маг хмуро взглянул в засаленное окошко. Вечерело. Небо на востоке стремительно наливалось ядовитой синькой. Белые гребешки волн, напротив, покраснели, подкрашенные косыми лучами угасающего Таира. Ортаг быстро подошел к двери, выглянул в узкий коридор. Услышав возбужденные женские голоса, удовлетворенно прищелкнул языком — к ночи у него будут все, в ком может скрываться ТВАРЬ.

«Почти все», — поправился маг. — Ночью. Или утром, когда жизнь Тая повиснет на волоске (ему уже доложили, что охота на унрита началась), тварь так или иначе выдаст себя. У него будет сын. «И, может, не один», — мысленно усмехнулся Ортаг. Такая возможность забавляла его.

— Эй, Марун, — громко крикнул он, вызывая одного из оставшихся на кумароне людей Нагха.

— Слушаю, мессир, — в конце коридоре появилось заспанное лицо.

— Скажи им, чтобы заткнулись, — мрачно сказал Ортаг.

— Да, мессир.

— Их наверняка слышно на палубе.

Тупое толстогубое лицо Маруна изобразило недоумение:

— Ну и что? Их все равно видели, мессир.

— Но дразнить команду ни к чему. Понял? — Ортаг говорил как можно медленнее, сильно подозревая, что до Маруна едва доходит смысл сказанного. «С таким лицом только хрисс ловить», — подумал маг.

— Я наверх, — добавил он. — Пойду посмотрю.

Перешагнув сломанную ступеньку, Ортаг поднялся по скрипучей лестнице на палубу. С удовольствием вдохнул свежий морской воздух. Ветер тут же весело захлопал полами его легкого плаща.

— Что угодно мессиру? — тотчас подскочил к нему плюгавый матрос с потным красным лицом, обильно усеянным доброй сотней прыщей. — Жарко сегодня, да? — ни с того ни с сего добавил он.

— Ничего. Иди, — брезгливо отмахнулся Ортаг. Он предпочитал не общаться с командой кумарона, предоставляя это дело Нагху. — Иди, — повторил маг.

Матрос хриссой скользнул на корму.

Кумарон сильно качнуло. Ортаг всем телом навалился на влажный от брызг борт. «Может, и в самом деле следовало жить на берегу? Вон и нэмитера указывает на то, что жди хорошего шторма. Не сегодня», — уверенно подумал Ортаг.

— Мессир…

Маг невольно обернулся.

Опять этот плюгавый!

— Что еще?

— Я думаю, вам стоит взглянуть, мессир. Там, на берегу, унриты, мессир.

— Меня не интересуют унриты.

— Но… они убьют его.

— Иди.

Спеша избавиться от навязчивого матроса, Ортаг зашагал к другому борту, откуда хорошо просматривался берег Унры. Почти сразу он увидел сражающегося с тагами Тая, бегущих к нему преследователей, поднятые арбалеты, пьяную решимость на раскрасневшихся от харуты лицах. «Да. Они его убьют, — подумал Ортаг. — Рано. Слишком рано. Я еще не готов». Он облизнул мгновенно пересохшие губы, поманил пальцем наблюдавшего за ним плюгавого матроса:

— Плачу десять корон, если ты вытащишь его.

(«Как жаль, что Нагх и лучшие воины в Унре».)

Матрос радостно кивнул:

— Хорошая цена за шкуру, мессир!

Мохнатые лапы водорослей затрудняли движение. Тай торопливо раздвигал их руками; они неприятно щекотали кожу, раздражая и без того напряженные до предела нервы. Внизу, там, где заросли были не слишком густы, виднелись крупные раковины моллюсков. Над головой, у самой поверхности воды висели кожистые сплющенные шары мирар. Длинные щупальца то и дело задевали Тая — унрит старался не обращать на них внимания. Куда опаснее были те, кто высматривал его сейчас на берегу.

Легкие взбунтовались, и унрит торопливо вынырнул на поверхность; вынырнул лишь на секту, но этого оказалось достаточно, чтобы преследователи успели обрушить на него град стрел.

— Не спешить! — услышал он возглас Лина.

Что-то обожгло плечо. Уже под водой унрит обернулся и увидел, как из правого предплечья потянулась алая лента крови. Вцепившаяся в кожу стрела походила на маленькую вертлявую флаиссу. Извернувшись, унрит выдернул ее и тут же пожалел об этом: задохнувшись от боли, он глотнул соленой воды и зашелся в приступе кашля.

«Похоже, тебе конец, Тай».

Он снова показался на поверхности, ожидая, что на этот раз выстрелы преследователей будут куда точней. Однако никто не стрелял, и унрит понял, что в азарте погони Лин с приятелями израсходовали весь боевой запас. «Дурачье!» Тай оглянулся, оценивая отделявшее его от берега расстояние («минов сто, не больше»). Отряд Лина цепью растянулся вдоль кромки воды, Неподалеку в волнах, минах в сорока от Тая, покачивалась лохматая морда тага Урта. «Вот оно что, — подумал унрит, — а вот ты, братец, молодец. Сообразил», — невольно похвалил он тага. Сейчас шансы у раненого человека без меча и твердой опоры под ногами, в борьбе с сильным и хитрым зверем были невелики.

Впереди маячила черная неуклюжая туша кумарона, и Тай поплыл к ней. Сделав с десяток мощных (насколько позволяло раненое плечо) гребков — ему начало казаться, что он слышит плеск волны о борта судна — Тай оглянулся. Проклятый таг сократил расстояние, черные миндалины глаз вцепились в беглеца: унрит невольно поднял из воды здоровую руку, пытаясь оборвать связующую их невидимую нить. Таг зарычал.

«Скорей», — поторопил себя пловец.

Однако силы уже оставляли его. Он с трудом боролся с волнами, задыхаясь, чувствуя, как немеет раненое плечо. Полминты Тай плыл не оглядываясь. Правая рука не слушалась — унрит лег на раненое плечо и теперь греб одной левой. Он почти не приблизился к кумарону. А значит, таг приблизился к нему.

«Насколько?»

Несмотря на боль во всем теле, мышцы унрита послушно напряглись в ожидании схватки.

«Что ж, другого выхода, похоже, нет», — спокойно подумал Тай.

Он перестал плыть, экономя уходящие силы. Развернулся к приближающемуся зверю. Черная, с желтыми пятнами, морда тага едва высовывалась из воды. Свешенный набок язык полоскался в соленых волнах. «А ведь ты тоже подустал, приятель, — решил унрит, обдумывая подходящую битву. — Не дать вцепиться, не дать навалиться сверху. Сзади он не подпустит, эх!» — унрит с сожалением вспомнил об оставшемся в кармане брошенной им куртки крюке.

Ну да что теперь об этом.

«Не надо, Тай».

Их разделяли десять метров.

Пять.

Три.

В нос Таю ударил острый запах гнили. Подкрашенные предзакатными лучами Таира клыки тага казались измазанными кровью. Зверь тяжело дышал. Еде один гребок могучими лапами, и его огромные челюсти щелкнули в миниме от лица Тая. Прежде чем таг снова успел раскрыть зловонную пасть, унрит выбросил вперед обе руки (потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы заставить правую руку двигаться) и намертво вцепился в лохматую холку. Взвыв от боли в плече, из последних сил надавил вниз — голова тага ушла под воду. И тут же острые клыки зверя мертвой хваткой сомкнулись у него на бедре.

«Утонем оба», — успел подумать Тай, уволакиваемый упрямым зверем на дно…

От запаха нечистот кружилась голова. Сквозь узкую щелку запертой двери пробивался красноватый вечерний свет. Она протянула руку и едва не вскрикнула от страха. Большое темное пятно скользнуло из-под руки в угол комнаты. «Хрисса», — догадалась женщина, и снова двойственное чувство охватило ее.

Элта, ТА, КОТОРОЙ НЕКОГДА ПРИНАДЛЕЖАЛО ЭТО ТЕЛО, ненавидела и боялась хрисс. Мона же лишь презрительно отпугивала их первой попавшейся под руку палкой. Вот и сейчас она инстинктивно осматривала полутемное помещение в поисках подходящего оружия. Но хрисса уже исчезла в щели между полусгнившими досками, и в оружии не было никакой надобности.

«Сколько же я проспала? — подумала женщина, торопливо вставая с грязного, обильно усыпанного прелыми опилками пола. — Где я? — Она вспомнила, как ее тащили к дому Лина, как впивались в кожу острые камни. — Скорее всего, это кастагтен. Маленький, грязный, заброшенный кастагтен. — Женщина подняла руку, брезгливо коснулась облепленного паутиной потолка. — Интересно, где спрятался сам хайр?» — Судя по паутине, это была маленькая, не представлявшая никакой опасности тварь. Женщина принюхалась (так могла принюхаться только Мона). Хотя помещение пустовало уже давно, запах жившего здесь некогда тага чувствовался отчетливо. Даже Элта учуяла бы его.

«Да. Кастагтен».

Она облизнула горячие губы — еще недавно их целовал Тай — осторожно потрогала обильно усыпанные синяками и ссадинами плечи (Он обнимал их). Вздохнула (обнимет ли когда-нибудь еще?). Подошла к двери, несколько раз сильно ударила в дверь ногой. «Так бы поступила Элта», — мысленно анализировала свое поведение женщина, — интересно, а что сделала бы я?

— Ну, чего там еще? — проворчал недовольный голос ее стража. — Проснулась, да? Вот и сиди. Помалкивай. Жди своего… — за дверью послышался смачный плевок.

«Он сказал „своего“. Значит, МОЙ», — эта мысль теплом разливалась по всему телу. Она закрыла глаза. Попыталась представить лицо Тая. Он стоит к ней спиной (что у него с плечом? Неужто он ранен?). Вот он поворачивает голову. Его рот шевелится — он что-то пытается ей сказать, но она не понимает его. Он улыбается ей, и вдруг — как удар ниже пояса — ощутила —

ТАЙ В ОПАСНОСТИ.

Замотала головой: «Нет, неправда, не хочу!»

Неприятное ощущение прошло. Только жар в голове. Слабость в ногах. «Он сильный. Тай». Женщина еще раз ударила в дверь ногой:

— Пить хочу!

— Заткнись, Рыжая, — откликнулся страж. — Лин приказал не открывать.

— С каких это пор в Унре командует Лин?

— А с тех самых, — нехотя пробурчали за дверью.

— Где Тай?

— Ои, я же сказал, заткнись!

«Жив. Значит, жив».

Женщина устало прислонилась к двери, прижав голову к бьющей из щели струйке свежего воздуха. По-прежнему кружилась голова. Внезапно она почувствовала, что едва держится на ногах.

— Здесь страшная вонь, — пробормотала она.

— А как же! — хмыкнули за дверью (голос был другой. «Значит, их двое», — определила женщина), — Лин не очень-то заботится о чистоте.

— Душно.

Воздух… Куда девался воздух? Ее обволакивала невидимая вязкая масса. Нечем дышать. Женщина рванула ворот и без того разорванного в клочья платья.

— Дверь! Откройте дверь!

— Эй, потише там!

— Мне плохо. Очень, — ее голос звучал и в самом деле жалко.

— Может, она и точно того? — засомневался один из стражей. — Если подохнет, Лин нам голову оторвет.

— Перестань, — отозвался второй. — Знаю я эти бабьи штучки. А то, глядишь, откроем, она на нас. Как Торсона.

— Тьфу!

Легкость во всем теле. Странная легкость. Вязкая масса бурлила, захватывая женщину в свой невероятный, невидимый поток. Сознание мутилось. Внезапно она почувствовала, что ноги отрываются от пола — женщина судорожно взмахнула руками (чудилось, от рук отделяются и плывут вверх, к потолку, стайки мелких воздушных пузырьков). Ее закачало на невидимой волне. Наверх. Туда, где над головой зависает темная туша потолка. Там, если прорваться сквозь колышащуюся зеленоватую массу гнилых досок и паутины, свежий воздух, радующий глаз свет Таира, жизнь. Женщина рванулась к потолку, но тут же ощутила, как что-то серое, бесформенное (пожалуй, чуть отчетливее виднелась огромная, украшенная белыми клыками морда) тянет ее вниз, к полу, ко дну. «Таг? — подумалось ей, — откуда? Ах да, это же кастагтен!» Она попыталась лягнуть зверя ногой, но тело не слушалось — она промахнулась. И снова помчались туда, к свету, стайки серебристых пузырьков.

— Помогите! — из последних сил, едва не теряя сознание, прохрипела женщина.

Охранявшие пленницу унриты переглянулись. Из кастагтена раздавались странные булькающие звуки. Стражи дружно отложили в сторону игральные кости.

— Я выиграл три тора, — счел нужным напомнить победивший.

— Потом, — отмахнулся его соперник, прислушиваясь к происходящему за дверью. Любопытство боролось со страхом. Он взял приставленный к стене меч.

— Помогите! — снова раздался сдавленный крик Элты.

— Что это? — губы взявшего меч стража дрожали.

— А я почем знаю, — огрызнулся второй. — Ты же и сам видел: кроме нее там никого нет.

Страж с мечом нервно передернул плечами:

— Надеюсь… мы не будем открывать, а?

— Обоссался, да? — усмехнулся второй, вытаскивая из-за пояса длинный унритский нож. — Бабы испугался? Твое имя тебе не по плечу, Диим, — фыркнул он, подходя к двери, размышляя о происхождении доносившихся оттуда странных звуков. За дверью отчетливо слышался шум борьбы, сдавленное рычание тага, плеск волн. Унрит провел ладонью по вспотевшему лбу. — Бред какой-то, слышишь?

— Слышу, — вяло отозвался тот, кого звали Диимом.

— Подстрахуй.

Стоявший у двери унрит решительно откинул задвижку.

Распахнул скрипучую дверь.

Красноватый свет Таира хлынул в кастагтен, обнажая покосившиеся гнилые балки, завешенные паутиной углы, разбросанные по полу кости — следы былых пиршеств некогда обитавших здесь тагов.

— Элта?!

— По… помогите!

— Ой! — вошедший в кастагтен унрит почувствовал, как пол уходит у него из-под ног.

— Элта?! — чувствуя, что сходит с ума, повторил он.

Женщина висела в воздухе между полом и потолком; даже не висела — барахталась изо всех сил, отбиваясь от чего-то огромного, серого, шевелящего напоминающими лапы тага отростками. Но не это испугало унрита. Куда страшнее было лицо самой Элты, посиневшее от удушья, перекошенное гримасой боли. Некогда рыжие, а теперь совершенно белые, будто седые, волосы сбились на голове в бесформенный ком. Унриту вдруг захотелось закричать, закрыть лицо руками, забиться куда-нибудь в угол, но он, как завороженный, шагнул к барахтающимся в воздухе телам (теперь он уже узнал в серой туше гигантского тага), взмахнул остро отточенным ножом…

— А-а-а!!! — пронзительный, почти бабий крик вошедшего вслед за ним Диима на мгновение отрезвил его — очертания тага стали менее четкими («Бред», — прошептал унрит), потом издалека, будто из другого мира или сквозь толщу воды, до него донесся хриплый, булькающий голос Элты:

— Убей. Убей его!

Плохо сознавая, что он делает, унрит ткнул ножом туда, где, ему казалось, была шея тага. Он готов был поклясться, что видит, как брызнула во все стороны кровь. Опьяненный ею, унрит отскочил к Дииму, выхватил их его рук меч. Подбежал к барахтающимся в воздухе телам и ударил изо всех сил.

Отрубленная голова тага с глухим стуком упала на пол. Несколько раз конвульсивно вздрогнули массивные челюсти. Голова медленно растворялась в полумраке кастагтена.

Ни Диим, ни его приятель не видели, как с тяжелым стоном, едва не ломая позвонки, плюхнулось на опилки обессиленное борьбой тело недавней пленницы. Оба унрита мчались по улицам Унры, и все окрестные хиссуны вторили их безумному, мало чем отличающемуся от рыданий смеху.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Кастагтен. Серая туша тага. Невероятная легкость во всем теле. Потом — пустота.

Она так и лежала в беспамятстве, когда Нагх отыскал ее. Брезгливо повернул безжизненное тело ногой.

— Рыжая.

— Не совсем, — усмехнулся стоявший за его спиной воин.

— Возьмите, — скомандовал Нагх.

Так она попала на кумарон Ортага.

В трюм.

Она пришла в себя от легкого похлопывания по щекам. Еще прежде, чем открыла глаза, почувствовала спертый, пропахший запахами рыбы и тухлого иллансана воздух. Он показался ей, как никогда, чистым и свежим. Женщина глубоко вздохнула. С трудом разомкнула веки.

Склонившееся над ней лицо Мары.

— Где я?

— Там же, где и все. В заднице, — в голосе Мары слышались нотки ненависти. — Если бы ты была в Унре, то давно уже отправилась бы в нижний мир. Вместе с Таем, ей-ей! Поняла?

Проглотив горький ком, Мона-Элта кивнула. Потом тихо прошептала:

— За что?

— Ой! Посмотрите на нее! — воскликнула Мара. — Она еще спрашивает, за что. Э, да ты… Где твои рыжие волосы, Эл? — сбавила обороты женщина. — Видать, досталось и тебе, — сказала она мягче.

Приподнявшись на локте, Мона-Элта огляделась.

Какие-то бочки. Грубо выделанные доски покачивающегося под ней пола. Тусклые свечи на свисающих с потолка массивных подсвечниках. Посреди комнаты («Это не похоже на комнату», — тут же решила Мона-Элта) ведущая куда-то наверх лестница. Несколько ступенек сломано. Вокруг — испуганные лица женщин. Много лиц. На мгновение ей показалось, что она бредит. Мона-Элта устало закрыла глаза. Сон. Всего-навсего сон.

Далекий голос Мары:

— Пускай. Не время. Сейчас. Ее…

Она проснулась от чувствительного пинка.

— Хватит спать, сука!

Снова спокойный голос Мары:

— Оставьте ее. В Унре она ответит за все.

— Ты надеешься вернуться в Унру?

— Я вернусь, — твердо сказала женщина.

Мона-Элта открыла глаза. Вокруг ничего не изменилось. Значит, не сон.

— Иди-ка, похлебай, — позвали ее.

— Где я?

— Здесь. На кумароне одной хриссы.

Ку-ма-рон.

Что-то забрезжило в ее памяти. Откуда-то всплыло имя — Ортаг. С ним надо быть настороже. Почему?

— Ну и дрянь эта похлебка, — сказали где-то совсем рядом. — Держи.

Ей придвинули миску. Запах пищи приятно щекотал ноздри, отзывался истомой во всем теле. Мона-Элта с трудом села — болела ушибленная во время падения спина. Женщина никак не могла вспомнить отчего. Она вздохнула, взяла миску обеими руками. Хлебнула уже основательно остывшее пойло. Кивнула головой невесть кому:

— Дрянь…

Не услышав ответа (хватит с тебя и того, что дали поесть!), допила похлебку до конца. Желудок удовлетворенно забурлил, переваривая пищу. Подошла Мара, присела рядом:

— Полегче?

Теплое слово было сказано как нельзя кстати.

— Да. Как я сюда попала?

— Вероятно, так же, как и мы.

— Ортаг?

— Кто? — переспросила Мара.

— Я спрашиваю, это Ортаг?

— Нагх.

— А! Помню, — (это имя тоже смутно брезжило в ее памяти). — Что с нами будет?

— Я бы и сама хотела знать. За нами следят. Оттуда, — указала пальцем на закрытую крышку люка Мара.

— А вы потушите свечи. Никто ничего не увидит.

— Я предлагала. Хотя что толку? К тому же многие боятся темноты.

— Верно, — сказала одна из женщин, — без разницы все это.

— А где же… — Мона-Элта запнулась, — почему они..?

— Протрезвеют — придут, — снова вклинилась в разговор их бойкая соседка.

— Если мы не двинемся в какой-нибудь Тауран, — мрачно добавила Мара. И вдруг пронзительно закричала, закинув голову: — Эй! Писать хочу!

Сознание возвращалось медленно. Он все еще барахтался в волнах, сражаясь с вцепившимся в него тагом. Задыхался. Захлебывался соленой морской водой. Отчаянно молотил кулаками лохматую, ненавистную морду. Чувствовал, как рвут кожу тупые, сточенные о камни Магра когти.

Что-то холодное коснулось его лица. Вода, схватка, боль отступили. Дышать стало легче. Еще минта, и Тай ощутил приятное спокойствие во всем теле. Мышцы расслабились. Дыхание выровнялось. Он вспомнил Мону, но это воспоминание не причиняло боли. Напротив, оно было приятным, ибо сейчас, в воспоминаниях, Мона была жива. Она склонялась над ним. Он чувствовал тепло ее кожи. Приятный запах ее подкрашенных специальным настоем губ. Он невольно потянулся губами к ее губам. (Как жаль, что этого не было там. В жизни.) Тай вздохнул. Хотел поднять руку, чтобы обнять ее теплое податливое тело.

Рука не поднималась.

Унрит вдруг почувствовал стягивающие запястья веревки. Приоткрыв глаза, увидел тусклый огонь стоявшей на столе свечи.

— Ой, где я?

Тай проснулся, мгновенно ощутив уже знакомую боль в раненом унритской стрелой плече. Непривычно саднило разорванное клыками тага бедро. Он стиснул зубы: бывает хуже.

— Однако крепко тебе досталось, Тай, — услышал унрит хриплый, похожий на скрип плохо смазанного колеса голос.

Он повернул голову в сторону говорящего: у кровати, удобно устроившись на стуле, сидел, заложив ногу за ногу, худой жилистый человек с неприятным, лишенным всяких человеческих эмоций лицом. «Под стать голосу», — хмуро подумал Тай.

Человек встал со стула (оказалось, что он довольно высок — его макушка едва не касалась потолка), подошел к кровати. В правой руке он держал — Тай пригляделся…

— Да-да, — усмехнулся незнакомец (усмехались лишь уголки губ, лицо же по-прежнему походило на маску), — это именно он. Вернее, она, — поправился собеседник Тая. — Узнаешь?

Еще бы! В руках он держал… огромную, с выпученными глазами голову тага Урта.

Как могла оказаться у него эта голова? Последнее, что помнил Тай, — схватка под водой.

Смертельная схватка.

Для человека. Для тага. Для обоих.

Унрит напрягся всем телом, спросил, пытаясь не выказывать удивления:

— Как?

— Я бы и сам хотел понять, КАК, — сказал незнакомец, но, каким бы непроницаемым не было его лицо, унрит почувствовал, что он врет.

— Это я?

— Полагаю, что ты. Больше некому. Я наблюдал. С кумарона, — пояснил незнакомец. — Кстати, я не представился, хотя, полагаю, мое имя тебе ни о чем не скажет. Ортаг, — он слегка наклонил голову.

«Тот самый», — подумал Тай.

— Ага! Я вижу, ты кое-что слышал. От кого?

Тай хмуро отвернулся. Досадливо закусил губу.

Незнакомец читал его мысли с необыкновенной легкостью.

— У меня не было даже ножа, — пробормотал унрит.

— Ну, ножом такую голову не отрежешь, — услышал он насмешливый голос Ортага. — Полагаю, никаких мыслей на этот счет у тебя нет?

«Сам знаешь, ты уже достаточно покопался в моей голове».

— Вот это-то и странно, — задумчиво сказал Ортаг, будто продолжая незаконченную унритом мысль.

— Мне тоже, — унрит снова повернулся к собеседнику. Только сейчас он ощутил легкое покачивание комнаты. — Я на кумароне, да?

— У меня. В ГОСТЯХ, — особенно выделил Ортаг.

— Тогда почему я связан?

— Ну, — протянул Ортаг, — ты слишком брыкался, а с твоими ранами это вряд ли пошло бы тебе на пользу. На-ка, подкрепись, — он вытащил из кармана флягу, поднес ее к губам унрита. Чуткий, нечеловечески чуткий нос Тая уловил смутно знакомый, опасный запах… Чего? Вспомнить он не мог. — Пей, — повелительно сказал Ортаг. Тай осторожно хлебнул. Напиток показался ему вкусным. Он хлебнул еще раз. Потом мотнул головой — больше не хочу.

— А ты не из трусливых, — опять усмехнулся Ортаг. — А вдруг это отрава, а?

— Тогда зачем было меня спасать? — Тай облизал влажные от напитка губы. — Вкусно. Сколько я спал?

— Немного.

— Сейчас вечер?

— Да. Почти.

— Почему меня не перевязали?

— В этом не было надобности. Раны заживут и так.

— С чего бы вам эта голова. Откуда?

— Ну знаешь ли. Не слишком ли много вопросов, Тай? Ее притащил матрос. Тот, который вытащил и тебя. Заодно прихватил и голову. В качестве сувенира. Все-таки не каждый день отрывают головы тагам. Да еще голыми руками, а?

— Я хочу, чтобы меня развязали, — мрачно потребовал Тай.

— Мессир. Мне нравится, когда говорят «мессир».

— У нас в Унре говорят по-другому.

— И как? — насмешливо поинтересовался Ортаг.

— Хрисса вонючая, фрокк плешивый, в лучшем случае «эй, ты!»

— Не очень-то вежливо, сениор «эй ты».

— Вполне, — усмехнулся в свою очередь унрит.

Ему начал надоедать их чрезмерно затянувшийся разговор.

— Ладно, — сказал Ортаг. — У меня уйма дел. Спи, — он подошел к маленькому кривоногому столику, на котором стоял массивный бронзовый подсвечник. Задул свечу. — Надеюсь, ты не боишься темноты?

Глаза унрита не сразу привыкли к мгновенно наполнившей комнату мгле. Скрипнула открывающаяся дверь, впуская в комнату тусклую полоску света. Мелькнувшая в дверном проеме темная фигура Ортага показалась Таю необыкновенно большой. Потом дверь захлопнулась. Унрит несколько раз дернулся, пытаясь освободиться от веревок, но, быстро поняв всю тщетность своих усилий, затих.

«Бесполезно».

В который раз у него не было выбора.

Ортаг хотел, чтобы он спал. Что ж, единственное, что он мог сделать — не спать.

— Глупо, — пробормотал маг, выбираясь на палубу. Хорошо хоть тихо. Не то что прошлой ночью. Привезенные Нагхом женщины… «унритки, гм» («украденные, захваченные, нет, не так», — мысленно подбирал подходящее словцо Ортаг), «ои, ну их!» Всю ночь в комнате слышался истерический бабий вой, доносились ругательства, которых бы постыдился последний бродяга Атуана. «Да, Унра — не Коронат», — усмехнулся про себя маг.

Утром он распорядился перевести всю добычу в трюм.

Вой, крики, ругательства, проклятья и — ни-че-го. Всю ночь за бабами наблюдали его люди. Ортаг почесал подбородок. Если бы не ЕГО ВЛАСТЬ, от такого соблазна не удержался бы и сам Нагх. Никакого толку. Тварь затаилась.

Нагх докладывал, что трижды прочесывал всю Унру и ни одна хоть сколько-нибудь подходящая под описание не ускользнула от него. А значит, она, ОНА здесь, на кумароне. Во всяком случае ТАК хотелось думать.

Увы! Тварь ничем не выдала себя.

Даже тогда, когда жизнь ее разлюбезного Тая висела на волоске.

«Знала, хрисса, что я не дам ему умереть».

«Кого-то Нагх упустил. Или тварь среди тех, кого привели на кумарон позже? Да. Пожалуй, что так».

— Глупо, — снова вслух пробормотал он, выходя на палубу, кутаясь в просторный, надежно скрывающий покалеченное в детстве тело, плащ. «Странно, — подумал ни с того ни с сего маг, — еще ни один унрит не попытался пробраться на кумарон. Похоже, им не до своих баб. Впрочем, подождем. Неизвестно, какие известия привезет из Унры Нагх».

В любом случае следовало поторопиться («жаль, упустил случай с тагом — там уж без ТВАРИ не обошлось»).

Воевать с Унрой ему не с руки.

Ортаг зябко поежился — с моря дул прохладный ветерок. Кумарон плавно покачивался на волне. На западе, там, где Таир ушел за горизонт, море лениво вспенивало красные гребешки. На востоке собирались темные грозовые тучи, вода почернела, кое-где в темную поверхность вонзались острые пики молний. «Пройдет стороной», — легко определил маг. Куда больше его тревожило долгое отсутствие Нагха. Унриты глупы, но не настолько, чтобы не заподозрить в исчезновении женщин именно его. Нетрудно представить, что с ним сделают. Или сделали? Маг досадливо поморщился. «Нет. Нагх не дурак. Выкрутится. Но к утру придется всех отпустить».

«Кроме одной. ТВАРИ».

Сгрудившиеся на берегу темные, с желтыми глазами окон хижины походили на стаю магрутов, готовую броситься и растерзать любого, кто посмеет встать на ее пути.

«Нагх», — снова невольно подумал Ортаг.

Ожидание действовало на нервы.

Даже не ожидание — бездействие.

Маг вспомнил о запертых в трюме унритках.

Приятные мысли.

«А что если не мудрить и наделать детей всем сразу. Правда, придется немного повозиться, — усмехнулся Ортаг, — да и что с ними делать потом? Везти в Атуан? К хриссам!» — он прислонился к мачте, повернул к ветру разгоряченное лицо. Насторожился — ему почудился плеск весел. Недалеко. Минах в сорока.

— Ты, Нагх? — не удержавшись, спросил Ортаг.

Нет. Показалось. Скрипели снасти.

«Поторопись же, Нагх».

Маг хлопнул в ладоши, и перед ним выросла высокая фигура одного из нанятых Нагхом воинов. Ортаг брезгливо взглянул на его поблескивающую в свете восходящей моны гладко выбритую голову.

— Как они? — маг кивнул в сторону трюма.

— Угомонились, мессир.

— Хорошо. Их кормили?

— Вы слишком добры, мессир. Трижды.

— Кто наблюдал?

— Я, мессир.

— Что скажешь?

— Ничего странного. Бабы как бабы. Есть очень даже ничего, — воин смачно прищелкнул языком.

— Я же сказал: не трогать, — хмуро проворчал Ортаг.

— Да, мессир, — склонил голову лысый воин.

Ортаг замолчал, задумавшись. Воин в ожидании переминался с ноги на ногу.

— Как тебя зовут? — («Хриссы! Вот дырявая на имена голова!»)

— Ольвин, мессир.

— Послушай, Ольвин. Я хочу спуститься в трюм. Что скажешь?

— Лучше смотреть из люка, — уверенно сказал воин.

— А что?

— Разорвут.

— К хриссам люк! — проворчал Ортаг. — Мне нужно двоих. С мечами. Половчей. Тогда не сунутся. И вот еще что. Ты — спустишься ко мне. Там, в углу, плетеная корзина. Не открывай. Принесешь к пленнику. То, что в ней, кинешь на кровать. Потом уходи. И не забудь закрыть дверь, — торопливо добавил Ортаг.

«Что ж, не будем терять времени. Попробуем еще раз», — решил он.

Хотелось спать. Тай лежал с закрытыми глазами, обдумывая положение, в которое он попал. Сквозь дрему унрит услышал скрип открывающейся двери, тяжелую поступь подошедшего к кровати человека. У него не было возможности защищаться, и он счел за лучшее притвориться спящим. Это, впрочем, оказалось не так уж сложно. Измученное тело легко поддавалось убаюкивающей качке кумарона. Что-то плюхнулось ему на кровать. Потом послышались быстро удаляющиеся шаги. «Ушел», — с облегчением подумал унрит.

Спать.

Жаль вот только, нельзя повернуться на бок.

Зачем он здесь? Почему связан и заперт теми, кто, казалось бы, спас его? Кто они? Друзья? Враги? Какие к хриссам друзья, если им нужна Мона, и они едва не убили его! Там, в хижине.

Да, им нужна Мона.

Тот маленький, с крайтом (как его? кажется, Нагх; что он говорил?) — Тай зевнул.

Смутно припомнилось — фляга, предложенный Ортагом напиток. Странный запах. Приятный вкус. «Не отрава, конечно, но какая-то гадость там была. Зачем я его только пил? Ах, да! Ортаг заставил меня…» — Тай снова зевнул, чувствуя, как наливается тяжестью тело, туманятся мысли, все сильнее раскачивается его не слишком приветливое ложе. «Шторм?» — он зевнул в третий раз. Пошевелил затекшими пальцами ног. На мгновение ему показалось, что он падает в бездонную пропасть, но падение было недолгим. Упругая теплая волна подхватила его (тело вдруг, напротив, стало необыкновенно легким), Тай взмахнул руками («они же привязаны к кровати», — удивился унрит), плавно взмыл в сверкающее россыпями звезд небо. Яркая вспышка, очень похожая на вспышку молнии, разорвала мглу в нескольких лонгах от Тая, и унрит увидел знакомые верхушки гор Магра. Внизу же прямо под ним мигали тусклые огоньки факелов на сторожевых башнях Унры, покачивались на поблескивающих в ярком свете молний волнах черные туши кумаронов. От высоты захватывало дух.

Снова тяжесть во всем теле. Засосало под ложечкой. Тай почувствовал, как сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей заскользил вниз. Он несколько раз перевернулся в воздухе, смутно осознавая, что все это происходит во сне. Но уж слишком реальным казалось то, что он видел. В десятке минов от земли падение замедлилось, Тай плавно поплыл над темными крышами хижин к гавани. Улицы Унры были пусты. На базарной площади валялись так и не убранные бочки. Среди них сидел на корточках с отсутствующим видом Диим. Волосы Диима растрепал легкий ночной ветерок, его растрескавшиеся губы что-то шептали. Время от времени он нервно размахивал руками, будто отгонял от себя назойливых хрисс. Тай не удержался и приземлился (впрочем, он совсем не чувствовал ногами земли) рядом с унритом.

— Эй, — шепнул озорно Тай.

Диим все с тем же отсутствующим видом посмотрел сквозь него.

— Вот хрисса, — еле слышно пробормотал он.

— Да нет же, не хрисса. Это я.

— Много вас тут, — безразлично сказал Диим.

Тай невольно оглянулся. За спиной, да и вообще на базарной площади никого не было.

— Нас? — удивился он.

— А кого же, меня, что ли?

— Так ты меня слышишь?

— А то как же, чтоб тебя..!

— Неужели? — пробормотал Тай, всеми силами пытаясь не взмыть вверх.

— Ты кто? — безразлично спросил Диим.

— Тай.

— Гм! Ты еще жив? А я думал, тебя прикончили еще вчера.

— Почти, — улыбнулся во сне унрит.

— Значит, прикончат сегодня, — пробормотал Диим. — Ты откуда? — Он все еще смотрел сквозь Тая мутным, с сумасшедшинкой взглядом. Унриту стало не по себе.

— Как сказать… — протянул он.

— Рыжую ищешь?

— Сам не знаю кого, — пожал плечами Тай.

— Ищешь. Я знаю, — неожиданно злобно сказал Диим. — Это все из-за нее. И тебя. Я говорил ему — не входи. Лин сказал не входить. А он не послушал. И не рыжая она вовсе. Теперь. Понятия не имею, где она, — вздохнул он. — Никто не знает. Найдут — убьют.

— За что? — не удержался от вопроса Тай.

— За Торсона. За меня. За Нагха.

— А Нагх тут причем?

— Хрисса, — только и сказал Диим. Он задумчиво почесал в затылке. — Ты же видишь — я кажется того. Тебя вот слышу, — неожиданно он заплакал.

— Бедняга, — посочувствовал Тай, поражаясь необыкновенной достоверностью происходящего. Таких снов он еще не видел. Ему вдруг надоело беседовать с Диимом — сон в любую минту может кончиться, и он ничего не успеет посмотреть. — Ладно. Пойду, — «полечу» — чуть было не сказал Тай. Он легко оттолкнулся от земли и взмыл в воздух. «Жаль, что я умею это только во сне», — с грустью подумал унрит.

— Выпустил? — торопливо спросил Ортаг, когда посланный к Таю воин вновь показался на палубе.

— Там полно хисс, — брезгливо скривил губы Ольвин. — Надо было предупреждать.

— Ты их упустил? — мрачно спросил маг.

— Я все сделал как надо, — ответил Ольвин. — Они там, мессир.

— Хорошо, — Ортаг почувствовал облегчение, — у нас с тобой похожие имена, Ольвин, — сказал он. — Ты хорошо служишь мне. На, — он протянул воину горсть серебряных драконов.

— Нагху, — коротко ответил воин, но деньги взял.

— Идем, — Ортаг махнул рукой двум готовым следовать за ним вооруженным мечами воинам Нагха. — А ты — здесь. Ждешь ЕГО, — кивнул он Ольвину. «И будь я проклят, если эта ТВАРЬ не передушит всех моих хисс!» — подумал маг, откидывая крышку люка, ведущего в трюм.

Оттуда донесся яростный женский вопль.

— Зажигайте факелы, — приказал он воинам, — и спускайтесь вниз. Покажем этим сучкам, кто есть кто.

Сон весьма походил на явь. От базарной площади Тай свернул в сторону Гавани. Теперь он летел совсем низко, едва не цепляя покосившиеся крыши унритских хижин. Из-за туч выползла мона, осветив Унру мягким серебряным светом. Пролетая над одной из узких улочек, Тай увидел отряд ночной стражи. Сонный начальник смены то и дело доставал из кармана глиняную флягу, прикладываясь к горлышку через каждые десять шагов. «Харута», — решил Тай, приглядевшись к его не слишком уверенной походке. «Хороша стража», — усмехнулся про себя унрит. Он не отказал себе в удовольствии спуститься чуть ниже и гаркнуть чуть ли не в самое ухо пропойцы:

— Магруты, мессир!

Начальник стражи, вздрогнув, едва не выронил заветную флягу. Потом знаком приказал отряду остановиться. Не очень уверенно развернулся к следовавшим за ним унритам. Постарался принять как можно более строгий вид (Тай чуть не расхохотался, глядя на его опухшее от харуты лицо).

— Кто сказал?!

— Я! — гаркнул Тай.

— Там, — ткнул пальцем в небо один из унритов.

— Хриссы! Я вам покажу, как смеяться! Надо мной!

— А ты из фляги-то хлебни, — ехидно посоветовал Тай.

— К хриссам! — испуганный унрит отшвырнул флягу. — Мо-олчать!

— Мы и молчим, — буркнул кто-то из стражи.

«Ну вас!» — махнул рукой Тай, снова взмывая вверх. В серебристом свете руки казались прозрачными, будто сделанными из стекла. Тай и сам едва мог разглядеть их. «Я сплю», — в который раз отчетливо подумал он. «Поторопись», — раздалось прямо в мозгу. Голос казался знакомым. «Элта?» — так же мысленно спросил унрит. «Мона», — последовал немедленный ответ. «Где?» «Там, куда летишь». «На кумароне?» «Да». «Но ведь тебя нет». «Я есть, Тай. И нам надо поговорить».

«Значит, одна из этих».

Ортаг внимательно вглядывался в испуганные лица женщин. «А ведь только что готовы были разорвать меня на куски, — устало думал он. — Быстро же, однако, угомонились. Всего-то и надо — махнуть мечом».

— Если что — не жалеть, — для пущего страха скомандовал Ортаг спустившимся вместе с ним в трюм воинам.

— Как скажете, мессир.

— Так и скажу, — проворчал маг. — Ну?! — он ткнул длинным пальцем в грудь Мары. «Вон какие у нее глаза. Того и гляди — съест. Эта не боится. Может, она?»

— Чего нукаешь, — голос Мары дрожал от злости. Волосы растрепались. Под глазом красовался здоровенный синяк.

«Эх, Нагх, Нагх. Не умеешь ты обращаться с женщинами».

— Я не нукаю. Я жду, — сказал Ортаг.

Он отступил на шаг, взял из рук одного из воинов факел, поднес его к лицу Мары. Женщина отпрянула.

— Убери. Горячо.

— Мне нужна девка Тая.

— Она мертва.

— Мне нужна другая.

— Рыжая, что ли?

«Элта? Это было бы слишком хорошо». Ортаг вспомнил проведенную с ней на кумароне ночь. «Горячая девка, да».

— Там она, — ткнула пальцем в глубь трюма Мара. — С ней и говори.

— Мне нужно знать, кто еще.

— Убери факел. Прошу.

— Ну, — Ортаг будто не слышал ее просьбы. Напротив, он придвинул огонь еще ближе. Красный язык жадно лизнул подбородок женщины. «Странно, что она еще не кричит».

— Больно, — едва не теряя сознание, прошептала Мара.

— Убери, — вдруг громко сказала с другой стороны трюма Ториона. — С ним спала я.

— И я, — тут же прибавила стоявшая неподалеку от Мары женщина.

— И я, — подхватило сразу несколько десятков голосов.

— И я, — нашла в себе силы улыбнуться Мара. — Фрокк вонючий, что, съел?!

— Съел, — злобно сказал Ортаг, возвращая факел стоявшему за его спиной воину. — Это хорошая шутка. Но не смешная… — он запнулся, судорожно вдохнул затхлый воздух. «Ои! На этом кумароне возили целую стаю магри!» — Но так и быть, — коротко хохотнул он, — сегодня на месте Тая буду я!

Подлетая к Дому Стражи, Тай услышал приглушенные голоса. Как ни хотелось ему поскорее увидеть Мону (он надеялся отыскать лодку с ее телом. Хотя бы во сне), он все-таки притормозил. «И не разберешь — сон это или не сон. Хриссы меня за…» Унрит снова окинул взглядом ночную Унру: над некоторыми хижинами вились легкие дымки, изредка встревоженные, потявкивали хиссуны, кое-где на узких улочках маячили нескладные фигуры унритов. Вся Унра была как на ладони, и Тая не покидало смутное ощущение — несмотря ни на что это и есть самая НАСТОЯЩАЯ УНРА. И все, что происходит в ней, происходит на самом деле. Он попытался ущипнуть себя за щеку, но прозрачные пальцы лишь скользнули сквозь столь же прозрачное лицо. Сон (если, конечно, это можно было назвать сном) продолжался.

Голоса звучали все громче. «Ладно. Минта ничего не решает», — решил про себя унрит, спускаясь ниже. Внезапно по спине его пробежал холодок, а в голове ниоткуда, сам собой вдруг возник смутно знакомый голос:

«Что же ты не торопишься, Тай?»

Рыжая?

Точно. Она.

Тай почему-то нисколько не удивился (ведь это всего-навсего сон). «Погоди», — отмахнулся он, приглядываясь к шевелящимся у Дома Стражи темным фигурам унритов.

Глухо звякали мечи. Там и сям вспыхивали короткие, сочные, как плоды лиимдрео, перебранки.

— Заткнитесь, фрокки, — раздался чей-то тихий окрик, и Тай узнал голос своего недавнего обидчика Лина. — Сколько у нас лодок?

— Шесть. Рик обещал притащить еще две.

— Знаю я этого Рика. Притащит, как же! Лишь бы ноги унести. Не придет он.

— Значит, шесть.

Тай спустился на землю и оказался в центре небольшого отряда унритов. («Человек двадцать, — насчитал он, — интересно, куда это они собрались?») Его никто не замечал. Унриты деловито чистили оружие, прилаживали к спинам арбалеты. Кое-кто торопливо перекусывал прихваченными из дому лепешками. Огромный Лин нетерпеливо поглядывал в ночное небо. Его злое сосредоточенное лицо в свете моны казалось выточенным из камня. Странное дело, Тай уже не чувствовал к нему никакой ненависти.

«А ведь он мог меня убить».

— Чтоб тебе сдохнуть, — прорычал Лин.

— Ты о чем? — шепотом спросил кто-то из унритов.

— Светло. Нас заметят прежде, чем мы успеем проплыть десяток минов.

— Ты думаешь, их там много?

— Я думаю, они не дураки, — мрачно ответил Лин, приглаживая взлохмаченные волосы.

— Мы готовы, Лин, — послышался приглушенный голос Эрика.

«Ага. И он здесь. Ну-ну», — подумал Тай.

— Отлично, — сказал Лин, — но что толку? Придется ждать, пока скроется мона.

— И вылезет уна, — проворчал из темноты Эрик.

— Заткнись!

— Этак мы прождем до утра.

— Ну и что? Утро наверняка будет туманным, — сказал кто-то. — Даже лучше…

— Тащите-ка сюда Нагха, — скомандовал Лин.

Человеческие фигуры справа от Тая зашевелились. Приглядевшись, он заметил, что они волокут по песку окровавленное тело в драной унритской куртке. Руки человека были связаны. Голова билась о разбросанные по песку валуны.

— Эй, поставьте его на ноги, — приказал Лин, — если он еще способен ходить!

Тащившие тело унриты тут же остановились.

— Вставай, — грубо проворчал один из них.

Раненый молча встал, хотя видно было, что любое движение причиняет ему нестерпимую боль. Только теперь по маленькому росту и по тому достоинству, с каким он переносил свое унизительное положение, Тай узнал Нагха. Лицо его опухло от многочисленных ссадин и синяков. Он слегка прихрамывал на правую ногу. Разбитые в кровь губы кривились от боли. «А ему, пожалуй, досталось», — без всякого сожаления подумал Тай.

Нагха подвели к Лину.

— Ну, — усмехнулся огромный по сравнению со связанным унрит. — Что скажешь, Нагх?

— То же, что и говорил, — пожал плечами пленник. — Их не тронут. Они вернутся. Утром.

— Ах ты сука! — бросился на него с кулаками, выскочив откуда-то из темноты, Эрик. — Значит, ваши ребята поразвлекутся ночку, а потом…

Его кулак врезался в челюсть раненого. Нагх даже не попытался увернуться.

— Славно! — он сплюнул выбитый Эриком зуб. — Только ты забыл, что кое-кто из них будет на кумароне не первую ночь!

Эрик задохнулся от гнева.

— Уйди! — отпихнул его Лин. — Думаю, они могли развлечься и в Унре, — он повернулся к Нагху. — Так что же наши женщины делают на вашем кумароне, Нагх? Не сами же они туда пришли. Вон и Бигги видел, как ты силой таскал их туда. Эй, Биг, Малыш, подойди сюда.

Из темноты выступил щуплый маленький унрит, больше похожий на мальчика, чем на мужчину. Вместо правого уха на его голове красовался уродливый, отливающий синевой шишкообразный нарост. Он задумчиво почесал лоб.

— Скажи ему, Биг.

— Да, я видел, — кивнул маленький уродец.

— Почему же ты не сказал об этом раньше? Еще с утра?

— Два ира я разгружаю кумароны. Женщины часто ездят туда. Не в обиду вам, — торопливо прибавил Бигги. — Вот, — он криво усмехнулся.

— Но не все, — мрачно сказал стоявший за спиной Лина Носатый Игл.

— Не все, — хмуро взглянул на него Малыш.

— Ладно. Иди. Тебе здесь нечего делать. Мы обойдемся без тебя. Ты и меч-то не поднимешь, а?

— Как скажешь, Лин, — равнодушно сказал уродец. — Я знаю. Я здесь чужой.

— Иди, — повторил Лин и повернулся к Нагху. — Ты слышал?

— Да. Но я ничего не отрицал.

— Сколько людей на кумароне?

«Ои! Кажется, здесь будет большая драка», — подумал мало что понимающий в происходящем Тай.

— Ты лучше спроси, что они подсыпали в харуту. Там. На площади, — заворчали стоявшие поблизости унриты. — До сих пор башка трещит.

— Вас никто не заставлял, — спокойно сказал Нагх.

— Сколько людей на кумароне? — в голосе Лина послышалась угроза.

— Я не глухой, — оборвал Лина пленник. — Я не хочу отвечать. Но я советую — подождать до утра.

— Мы уже ждали. До вечера, Нагх.

— Ваше дело, — спокойно сказал пленник.

— Наше?! — взорвался Лин. — Ты прав! И впрямь наше! Зачем вам наши женщины?! Зачем вам Тай?! Зачем вы вообще лезете в нашу жизнь?!

— Вы просто не хотите меня слушать. Нам не нужны ваши женщины. Да и Тай тоже…

— А вот нам нужен, — проворчал Лин. — Правда, Эрик?

— Нам нужна только одна, — продолжал Нагх. — И, я думаю, ее имя… — он запнулся на мгновенье, а потом торопливо спросил:

— Можно ли верить тому, что говорил Диим?

— Диим просто спятил, — проворчал Лин. — Это Унра. Здесь легко сойти с ума.

— И все-таки, я думаю, ее имя… Элта! Жаль, что я не узнал этого раньше, — мрачно прибавил Нагх.

— Уберите его, — брезгливо махнул рукой Лин, ибо мона вдруг скрылась за тучами, — и заткните ему рот. Тащите лодки к берегу. Пора.

«И в самом деле», — подумал Тай, легко отрываясь от земли.

Странный сон.

Очень.

Страх накатывал волнами. Даже не страх, а какое-то смешанное ощущение гадливости, ужаса, ненависти и… чего-то еще. Чего — она и сама не могла понять.

Стоило приподняться крышке люка, стоило появиться в его проеме зловещей фигуре Ортага и сопровождающим его воинам, как Мона-Элта ощутила бьющую в грудь и в лицо волну холода — словно ее окатили холодной водой. А вслед за этой волной другую (там, где-то в глубине мозга) клейкую, как слюна хайра, отчего мысли ее вдруг слиплись в один бесформенный ком, а тело охватило странное оцепенение.

Она отшвырнула недоеденную корку (она даже не могла сглотнуть то, что было во рту, пришлось выплюнуть) и поспешила спрятаться за спинами женщин. Забившись в угол трюма, Мона-Элта сквозь щели между спинами наблюдала за происходящим, все более теряя контроль над чужим и потому особенно непослушным телом.

Сейчас, когда враг (она чувствовала это) находился так близко, она была Моной.

Только Моной.

Чужие руки бессильно повисли вдоль тела. Ноги — ватные — подогнулись, и женщина медленно сползла по стене на пол. Голова запрокинулась к потолку. Она не потеряла сознания, но была очень близка к этому.

— Эй! — ее толкнули ногой. — Ты чего?

Губы лишь слабо шевельнулись в ответ.

— Спятила, — пробормотал кто-то из стоявших рядом женщин.

— И поделом.

ОРТАГ ПРИШЕЛ ЗА НЕЙ.

Мона слабо шевельнулась — там, где-то в глубине сознания она пыталась бежать, прятаться, драться за свою жизнь. «Если бы здесь был Тай», — почему-то подумала она.

— Мне нужно знать, кто еще, — донесся издалека хриплый голос Ортага.

ЕЩЕ МИНТА, ДРУГАЯ, И ЕЕ ОБНАРУЖАТ.

Как хотелось исчезнуть, раствориться…

Но в сознании лишь билось и билось (в такт ударам ЧУЖОГО сердца):

— Тай, Тай, Тай…

Теперь он спешил к кумарону. Внизу, в двух-трех минах от него, плескались свинцовые волны Срединного моря. Несколько раз сверкнули из воды белые, в чем-то похожие на хоругские мечи, острые плавники саркул. Тай вспомнил происходящее на берегу — если лодки заметят прежде, чем они доберутся до кумарона, немало унритов этой ночью станут легкой добычей морских хищников. «И как это они чувствуют, когда и куда плыть?» — думал Тай.

Вдали все еще пронзали небо острые копья молний, но теперь гроза отдалилась, стало ясно, что она наверняка пройдет стороной.

Вскоре Тай был у цели.

Кумарон вяло покачивался на волне. Сонно поскрипывали снасти. Громко хлопало прикрепленное на корме полотнище флага. Судно казалось пустым. Несколько масляных фонарей подслеповато перемигивались между собой.

«Где она?» — подумал унрит, не очень, впрочем, понимая, кого же все-таки собирается искать. Мону? Но тогда почему он не рыщет по гавани в поисках лодки. Элту? Но зачем она ему — он не чувствовал к ней ничего, кроме ненависти. Некоторое время унрит задумчиво поглядывал на темные окна кумарона, невольно поеживаясь от тянувшего с моря прохладного ветерка. Странное дело — полупрозрачное тело чувствовало его. Ветер лизал холодным языком руки, ноги унрита, свивался кольцами у него на животе. «Ветер, который похож на хиссу», — пришло на ум невольное сравнение, и Тай брезгливо вздрогнул.

До слуха доносились отдаленные раскаты грома. Он поочередно подлетал к окнам, заглядывал в них в надежде увидеть… Мону? Элту? Ему очень хотелось первого. Вспомнив о девушке, Тай внимательно оглядел гавань, но было слишком темно, чтобы заметить качающуюся на волнах лодку с телом Моны. Сердце унрита болезненно сжалось. За то время, что он провел на кумароне, лодку вполне могло прибить к берегу. Или перевернуть случайной волной. Или… попросту ее мог найти какой-нибудь не вовремя подвернувшийся рыбак.

Тай хотел искать Мону, но… что-то настойчиво подсказывало ему другое.

«Ои! Хватит, Тай».

Унрит сосредоточился на окнах.

Несколько роскошно обставленных кают (выяснилось, что он вполне сносно видит в темноте) пустовало. В двух — куда более бедных — кто-то спал. Судя по разбросанной на длинных скамьях одежде и отсутствию оружия, это были матросы кумарона. Чуть ниже в длинной, аскетически обставленной комнате горели свечи. За круглым деревянным столом сидело пятеро мужчин. Их бритые головы и обнаженные до торса мускулистые тела напомнили Таю убитого им Кусума. Приглядевшись, унрит заметил приставленные к стене мечи, сваленные в кучу арбалеты. «Воины», — уверенно подумал Тай. Не хотел бы он с ними встретиться лицом к лицу.

Один из воинов ловким движением выбросил на стол кости. Сидящие рядом расхохотались. Выпало что-то необычное. Бросавший кости, напротив, побледнел. Рука его потянулась к стоявшему на столе кувшину. Он что-то громко сказал, и смех разом оборвался. Сидящий напротив воин резко встал.

«Подерутся», — уверенно подумал Тай, оторвавшись от окна и перелетая к следующему.

Происходящее беспокоило его.

Нет. Это не обычный сон.

Так не бывает.

Уж больно он походил на правду.

«Интересно, — подумал Тай, — пройду ли я сквозь стену?»

Унрит приник к грязному, почти не пропускающему света стеклу, стараясь разглядеть убранство открывшейся ему комнаты. Почти ничего не было видно. Лишь справа, у стены он скорее угадал, чем увидел, большую деревянную кровать, на которой кто-то спал. Далекая вспышка молнии слегка подсветила полумрак, и он увидел лицо спящего.

Свое лицо.

— Сегодня на месте Тая буду я! — хрипло сказал Ортаг, быстрым движением скидывая на пол плащ, обнажая сильное, все сплошь покрытое изъязвленными красноватыми рубцами тело. Мара и стоявшие поблизости женщины отшатнулись.

— Что поделаешь, — ткнул пальцем в большой багровый рубец на груди маг, — такова цена знаний. Память. Об Учителе, — пояснил он непонятно зачем. — Такие рубцы не заживают. Никогда, — он не торопился. Времени было достаточно. — Согласен, это причиняет некоторые неудобства. Я бы сказал даже, массу неудобств. Но женщинам обычно приходится по вкусу. Да. Глядеть в оба! — кивнул он воинам. — Вы служите Нагху, но сейчас вы поймете, кто есть Ортаг, а кто есть Нагх!

Маг присел на корточки и потянулся к валявшемуся на полу плащу. Достал из кармана большой кусок мела. Ловко очертил круг. Поднялся, стараясь держаться в его центре. Внимательно осмотрел испуганные лица загнанных в трюм женщин. Ничто не выдавало присутствия ТВАРИ. Или хиссы, множество ползающих по Таю хисс, не волновали ее? «Неужто ошибся?» Он был в некотором недоумении. Задумчиво почесал свободной от мела рукой волосатую грудь. Поймал брезгливый взгляд Мары. Губы сложились в ядовитую ухмылку:

— Ты будешь первой.

— Как бы не так… урод! — прошептала женщина.

— Пожалуй, ты права, — задумчиво произнес Ортаг. — Я не вижу вашей Рыжей. Где она?

Пробежавший по трюму шумок подсказал ему, где именно.

«Ну да, Нагх привез ее с утра».

— Пускай выйдет.

— Ей плохо, — сказал кто-то из женщин. — Дайте воды.

— Так тащите ее!

Женщины расступились, открывая беспомощно лежавшее на полу тело. Ортаг разочарованно прищелкнул языком — разве ж ЭТО ТВАРЬ?

— Ладно, — почему-то вдруг сжалился он. Обернулся к воинам:

— Киньте флягу!

Фляга пошла по рукам. Дошла до Мары. Набрав полный рот воды, женщина брызнула Моне-Элте в лицо:

— Пффф! Очнись!

Мона открыла глаза. Попыталась встать, но тело по-прежнему не слушалось. Ее взяли под руки, подняли с пола. Ортаг молча наблюдал за происходящим. Увидев, что Мона-Элта стоит, поманил крючковатым пальцем:

— Сюда.

Ее подвели.

Ортаг задумчиво осмотрел женщину с головы до пят. С тех пор, как они встретились в последний раз, Элта изменилась.

Очень.

Маг снова прищелкнул языком. Сосредоточился, пытаясь прощупать то, что творилось в ее голове, ощутить невидимое присутствие ТВАРИ. Женщина была без сознания. Ортаг прикрыл глаза и тут же увидел смутные образы — Тай целует ее, рука унрита плавно скользит между сочными плодами грудей, слегка сдавливает пальцами острые соски, отчего по всему телу пробегает теплая волна… Ортаг недовольно дернул плечами, почувствовав укол ревности. «Проклятый унрит! Ты и теперь мешаешь мне!»

«Она?»

«Никаких хисс, никакой магии. Ни-че-го!»

Тварь сгинула, как хибеон.

А может, она сама и есть тот самый последний, легендарный, казалось, навсегда покинувший Асту хибеон?

Внезапно Ортаг вышел из круга и, подойдя к поддерживаемой двумя женщинами Моне-Элте, громко щелкнул перед ее лицом длинными пальцами.

— Ну-ка, очнись! Так-то ты служила мне, эй!

Глаза женщины приняли осмысленное выражение. Но и только.

Ортаг щелкнул еще раз, злясь на себя, что не может добиться ничего путного (образы в ее голове: хаос, искаженное ненавистью лицо Торсона. Его влажные, липкие губы). Она вдруг вздрогнула всем телом, вскинула голову.

— Я здесь…

— Так-то лучше, — прошептал Ортаг. — Ты, — он ткнул ей в лицо указательным пальцем, — будешь второй, — сказал он, отступая обратно в круг.

В центр круга, ибо пришло время —

Тай не заметил, как, просочившись сквозь мутное стекло, оказался в комнате у постели спящего. Он склонился над своим лицом, разглядывая каждую черточку. Усталое. Заросшее грубой щетиной, с прилипшими ко лбу и щекам бурыми лоскутками водорослей, оно и впрямь походило на морду магрута. Наверное, сейчас, как никогда, Тай был похож на своего отца. Мать редко рассказывала о нем. Лишь несколько стаканов харуты развязывало ее язык. «Сын магрута и харуты», — горько подумал унрит.

Унра была права. Ему не место в этом городе. Ему надо уйти.

— Эй! — не удержался Тай.

— Эй! — прошептали во сне его губы.

— Сейчас я тебя развяжу, — пробормотал унрит, забыв, что бессилен что-либо сделать. Прозрачными руками он судорожно пытался ухватить ускользающие из пальцев веревки.

— Эй, тебя ждет Мона, Тай.

Ничего не получалось.

— Извини, — прошептал он, обращаясь неизвестно к кому. То ли к Моне, то ли к Элте. То ли к самому себе.

— Извини, — тотчас откликнулись губы спящего.

Что-то холодное («порыв ветра? откуда?») скользнуло по животу, потом по груди, потом, шершавое и склизкое, коснулось подбородка. Из-под одеяла высунулась сплющенная, слегка покачивающаяся из стороны в сторону головка хиссы. Торчащий из полураскрытой пасти раздвоенный язычок жадно шарил по подбородку и губам унрита. Его передернуло от отвращения («целоваться? с хиссой?»). Хорошо, что спящий не шевелился. Черная чешуйчатая кожа хиссы отливала серебристым светом. Тай невольно взглянул в окно: так и есть, из-за туч снова выкатила мона. Потом перевел взгляд на ядовитую гадину, которая уже целиком выползла из-под одеяла и теперь лежала, свернувшись кольцами вокруг головы спящего.

— Кыш! — еле слышно прошептал Тай. «Откуда она взялась?» подумал он, невольно отодвигаясь от уютно устроившейся гадины. — Кыш! — еще раз повторил он, желая и одновременно боясь проснуться.

— Не шевелись, — мысленно попросил он себя. — Только не шевелись. Спи, — он встал и легко проскользнул сквозь запертую дверь в темный коридор.

«Жаль, я ничем не могу тебе помочь», — подумал он.

«А ты — Моне».

«Однако куда девалась…»

«Мона..?»

«Элта?»

В голове все перепуталось.

Сон продолжался.

Все вокруг — испуганные глаза женщин, тусклые свечи, заляпанный жирными пятнами дощатый пол — потеряло резкость, голоса отдалились, даже само время, казалось, стало тягучим, как застывший сок лиимдрео. Каждый вдох давался с трудом, каждый выдох и тот требовал неимоверного напряжения сил. Ортаг мысленно нарисовал в воздухе магический знак и невольно покачнулся. Несколько ярких вспышек в мозгу, в эти мгновения мир буквально ослеплял буйными, невидимыми обыкновенному человеческому взгляду красками — красный наслаивался на всполохи зеленого, ослепительно фиолетовые волны швыряли остатки мыслей, как хороший шторм швыряет — вверх, вниз — утлые суденышки Короната.

Он был на верном пути.

«Только не перестарайся, а то…»

«Демон придет, хотя я еще не нащупал его», — подумал Ортаг.

Вспышка.

«Ну же», — торопил он, слегка покачиваясь из стороны в сторону, как выслеживающая свою добычу хисса. Ноги невольно сделали несколько неуверенных шагов, но он — почти инстинктивно выровнял положение тела, возвращаясь в центр круга. Стоявший рядом с кругом воин шагнул к Ортагу, взял его под локоть:

— Держитесь, мессир.

Маг почувствовал, как краски тут же потускнели, а воздух еще более уплотнился, выталкивая незваного гостя из круга.

— Ты мешаешь мне. Уходи, — резко сказал Ортаг.

— Но, мессир…

— Я сам.

Воин отступил.

Страшная тяжесть сгибала плечи. Ортаг постарался выпрямиться, ощущая на себе испуганные и вместе с тем любопытные взгляды находившихся в трюме людей. «Пускай. Страх пойдет им на пользу».

— Я сам, — зачем-то повторил он.

Новая вспышка принесла облегчение. Тяжесть в голове сменилась необыкновенной легкостью. Стены трюма раздвинулись, неприятный запах протухшего иллансана, так донимавший мага, исчез. Приятно покалывало в темени и висках. Тело охватила блаженная истома. Казалось, оно погрузилось в теплую ванну. Тысячи бессвязных мыслей окружавших Ортага жалких человеческих существ носились в воздухе, как стайки бесполезных, сверкающих перламутровыми крыльями эллор. Мысленно маг протянул руку и схватил одну из них.

«Да он сумасшедший! Ишь, как всего перекосило».

Чья?

Ага. Вон той в красном платье, с глупым, прыщавым лицом.

О чем?

Ну, разумеется, обо мне.

Внезапно Ортаг расхохотался. Он не слышал своего смеха и не отдавал себе отчета в этом, но его смех заставил содрогнуться даже видавших виды воинов Нагха. По трюму, задувая свечи и факелы, промчался ветер. Истошно завизжали женщины. Кумарон тряхнуло. Испуганно скрипнули, выравнивая завалившееся на бок судно, снасти. Стоявший за спиной Ортага воин разразился проклятьями.

Сильный толчок кумарона сбил Мону-Элту с ног, и она откатилась к борту вместе с другими попадавшими на пол женщинами. Справа и слева от себя она слышала стоны и отчаянную брань. Громче всех был слышен голос Мары. Жена Игла грозилась оторвать голову (и еще кое-что) каждому, кто подойдет к ней ближе, чем на пару шагов.

— А этому сопливому магу тем более, — пробормотала она, слизывая кровь с разбитой при падении губы.

— Суки! — вторила ей, чуть не плача, Ториона. Правая рука ее висела, как плеть; на месте перелома быстро набухал огромный, в четверть мина, синяк.

— Мо-олчать! — прикрикнул на женщин один из сопровождавших Ортага воинов. Однако в голосе его чувствовалась неуверенность. Он и сам едва держался на ногах.

Мона-Элта выбралась из-под груды навалившихся на нее тел (бросилась в глаза неестественно свернутая набок голова лежавшей рядом женщины, устремленный в потолок неподвижный взгляд; «увы», — подумала Мона). Что-то творилось с глазами, и это было присутствие той, третьей, неизвестной ей сущности.

В ней самой.

Взглянув на растрепанную, размахивающую руками Мару, Мона-Элта внезапно почувствовала, что видит ее насквозь. Сознание противилось, но… в груди Мары пульсировала странная красно-коричневая масса, в голове, словно огромная, отчаянно перепутанная хисса, белел мозг. Ощутив приступ дурноты, Мона поспешила отвернуться (это, впрочем, мало помогло ей — с другими женщинами дело обстояло не лучше). Она поспешила спрятаться за толстую, поддерживающую палубу балку.

Глубоко вздохнула.

Смех.

Она, наконец, услышала его.

Дикий, уже не человеческий смех Ортага.

Что-то темное («та, третья!») всколыхнулось в ней: именно та, третья, кем она была всегда. И тысячу иров тому назад. И тогда, в теле Моны. И сейчас, в измученном страхом теле Элты. Женщина зажала уши ладонями. «Не слышать. Ничего не слышать», — но это не помогло: смех нарастал, а помимо смеха нарастало и другое —

Голоса.

Чужие. Странные. Неразборчивые.

Они раздавались прямо в мозгу.

Все громче. Все отчетливее.

Почти в каждом из них сквозил страх. Они переплетались, путались, сливались в невообразимый гул. «Я слышу мысли. Вернее, не я. ОНА», — успела догадаться Мона-Элта, прежде чем тысячи чужих мыслей и чувств взорвали ее мозг. И тогда она закричала, а Ортаг, оборвав смех, поднял к потолку дрожащие от возбуждения руки:

— Приветствую тебя, Эрхон! — и снова расхохотался, ибо почувствовал: демон пришел, и (самое главное) по разрастающейся вокруг невидимой, почти нечеловеческой ненависти к вызванному им демону —

ТВАРЬ ЗДЕСЬ, В ТРЮМЕ, В ДВУХ ШАГАХ ОТ НЕГО.

Он уже не слышал, как откинулась крышка люка и находившийся все это время на палубе Ортаг прокричал вниз, в темноту (ибо не горела ни одна свеча) трюма:

— Нас атакуют унриты, мессир!

Ортагу было не до того.

— Что они там, с ума сошли?

Кумарон резко накренился, едва не зачерпнув бортом воду, потом со скрипом выпрямился и, несколько раз качнувшись вправо, влево, замер, похожий на большого раненого зверя.

Лин шумно выдохнул воздух:

— Что у них там творится, что б меня..?!

— Ни ветра. Ни волн. Фрокк знает что, — растерянно пробормотал налегающий на весла Игл.

— Поднажми.

С кумарона донеслись громкие голоса.

— Шумно идем, — сказал Лин, прислушиваясь к всплескам весел на осторожно подкрадывающихся к кумарону лодках. — Рано пошли, — проворчал он.

Над гладкой, как стекло, поверхностью моря сгущались большие белые хлопья.

— Вот он, туман, — прошептал Эрик.

— И как нельзя кстати, — ответил Лин.

— Запомни, Тай — мой.

— До него еще надо добраться. Проклятье! — вскрикнул Лин, выдергивая вонзившуюся в скамью пущенную с кумарона стрелу.

На шедшей следом лодке кто-то приглушенно охнул, раздался плеск упавшего в воду тела.

— Отправился кормить саркул, — сказал, налегая на весла, Игл.

Лин мрачно покосился на него:

— Все-таки мы поспешили. Видишь, — он указал на белую полоску тумана у самого берега, — через полхоры нас не учуял бы и хиссун.

— Кто ж знал, — пожал плечами молчаливо сидевший на корме Урт. — Ишь вылезла, — он зачем-то погрозил плывущей по небу моне кулаком. Потом взглянул на Лина. — Я могу попытаться кого-нибудь подстрелить. — Урт снял со спины арбалет.

— Погоди.

Еще одна стрела с кумарона чиркнула по борту лодки и ушла под воду.

На судне глухо звенели мечами, громко выкрикивались слова команд. Там вовсю готовились к предстоящему бою. Внезапная атака не удалась.

— А коли так, — продолжил мысли, теперь уже вслух, Лин, — то Унра недосчитается многих.

Лежащий на дне лодки Нагх завозился; Лин знаками приказал вытащить кляп у него изо рта.

— А если он закричит? — взглянул на него Эрик.

— Теперь все равно.

Кляп был вытащен.

— Останови их, Лин, — сказал, тяжело отдуваясь, пленник, — я думаю, мы сможем договориться без боя.

Лин презрительно посмотрел на связанного:

— И это все, что ты хотел сказать?

— Да.

— Хватит с нас и твоей харуты, Нагх! — грубо сказал унрит, однако поднял-таки руку, давая знак скользящим по воде лодкам остановиться.

Игл опустил весло.

— Зачем? — удивленно спросил Урт. — С кумарона нас перестреляют за пару минт.

— Вряд ли, — сказал, глядя на приближающуюся полосу тумана Лин. — Они не могут стрелять прицельно. Слишком далеко. Осталось не так уж долго ждать, Урт. Погода работает на нас.

Туман и в самом деле быстро сгущался, поглощая застывшие на воде лодки и неподвижно сидящих в них людей. Стрельба с кумарона прекратилась. Голоса на судне умолкли. Слышался лишь слабый плеск воды о днища. Море было на удивление спокойным. Ночь подходила к концу. Мона скрылась за тучами, и Лин снова поднял руку:

— Теперь мы можем не опасаться баллист, Игл, — прошептал он, — пора!

Атака началась.

Демон пришел.

Лицо Ортага неуловимо менялось.

Лежащие вдоль губ морщинки разглаживались. Впалые щеки, которые делали его голову вытянутой и в чем-то похожей на голову хиссуна, постепенно округлились, благодаря чему даже нос стал казаться не таким длинным и острым, как прежде. Глаза и те торопливо меняли цвет. Казалось, они выцветали, и вскоре из черных превратились в желтые со зловещим красноватым отливом в глубине.

Минта — и перед испуганными (и не менее чем испуганными — изумленными) женщинами появился странного вида толстяк с оттопыренной нижней губой, припухшим, будто после хорошей пьянки, лицом. Его маленькие глазки настороженно пробежали по трюму. Фигура толстяка колебалась. Казалось, он висел в воздухе.

— Хрисса!

— И какая! — забыв о сломанной руке, протянула Ториона.

— Вроде похож, а вроде и нет, — неопределенно откликнулась Мара, пожалуй, единственная, кто не испытывал страха. Ее почему-то разбирал смех. Впрочем, сродни истерическому.

— Ну-с, — усмехнулся толстяк, непристойно вихляя бедрами, сверля взглядом сбившихся в кучу женщин.

Ортаг еще контролировал какую-то часть своего тела, но чувствовал, что чем дальше, тем сильнее оказывается в чужой власти. «Рискованную игру ты затеял, мессир, — мысленно говорил он себе, — ну да ничего. Зато уж от демона ТВАРЬ не уйдет».

— Ну-с! — все так же загадочно, со зловещей улыбочкой на губах произнес толстяк (в нем еще угадывались полустертые черты Ортага). Зато в высоком, с придыханием голосе не осталось ничего от низкого, с хрипотцой голоса мага. — Ну-с! — повторил он в третий раз. Казалось, толстяк был несколько удивлен увиденным. — Тут есть чем поживиться, Ортаг. Это дело, — демон довольно потер руки, от которых во все стороны брызнули потоки искр.

Стоявшие ближе всех к нему воины инстинктивно отшатнулись от магического круга.

— Не боись! — демон игриво помахал им искрящейся рукой. — Я предпочитаю женщин, — гаденько заметил он.

— Такой же монхофалл, как и все, — шепнула Мара трясущейся словно в лихорадке соседке. — Э, да ты чего? — Она взяла испуганную женщину за руку.

— Это… другой, — запинаясь, пробормотала женщина.

— Он — не он, какая разница?

— Эй, ты! — Демон ткнул пальцем в направлении Мары. — Ну-ка, подойди сюда.

— Что?

— Я сказал, ближе, — женщины заметили, что речь его стала невнятной. До них с трудом доходил смысл сказанного.

— С какой это стати, а?

— Ты с ума сошла, — зашипели на нее соседки.

— Во бабы! — демон обернулся к воинам. Причмокнул губами (снова брызнули во все стороны голубые искры). — А эта… ничего, хороша!

— Но не для тебя, — не удержалась Мара.

— Это почему же? — толстяк выглядел обиженным. («ТВАРЬ!» — где-то в глубине сознания пытался «наставлять» демона Ортаг. «Отстань!» — послал наглый ответный импульс Эрхон.)

С каждой минтой он все более терял человеческий облик, разрастаясь и словно размазываясь по всему пространству магического круга. Речь его стала бессвязной, а движения уже ничем не напоминающих человеческие руки отростков невероятно ускорились — они метались из стороны в сторону, вырываясь из магического круга и ударяя о стены и потолок трюма, из которых хлестали и тут же осыпались на пол голубые брызги.

Резко запахло гарью. Кое-где из стен потянулись тонкие струйки дыма.

— Он подожжет кумарон, — крикнула Мара, борясь с приступом кашля. — Скоро здесь будет нечем дышать. Эй, кто-нибудь! Откройте люк!

— Осторожно!

Кто-то сильно толкнул ее — Мара, потеряв равновесие, отлетела к стене. В то место, где только что стояла женщина, ударила голубая молния — рука Эрхона. Доски на полу тут же почернели. «Сгорим заживо», — подумала Мара, отползая за валявшуюся в углу бочку, от которой пахло какими-то копченостями. Выглянув из-за своего ненадежного, но зато достаточно вонючего прикрытия, она увидела, как голубые руки-молнии стоявшего в центре круга демона потянулись к Торионе. Женщина с визгом заметалась между ними, пытаясь ускользнуть из смертельных объятий. Потерявший голову воин между тем бросил меч и, подбежав к лестнице, начал стремительно карабкаться вверх. Голубая рука метнулась к нему. Раздался крик. Мара закрыла глаза…

…А когда снова открыла их, воина (да и самой лестницы) не было. Второй воин упал на колени, закрыв лицо руками. Большинство женщин так и стояли, сбившись в кучу в углу трюма, безропотно ожидая своей участи. Посередине трюма, в двух шагах от магического круга метался огромный факел, в котором Мара с трудом узнала Ториону.

— Прощай, — прошептала женщина.

Смех демона походил на раскаты грома.

Он отшвырнул в сторону пылающее тело, искрящиеся отростки принялись шарить по трюму в поисках новой жертвы. Он явно не интересовался теми, кто стоял в углу. Несколько молний ударило рядом с одиноко лежащей на полу Элтой. «Ты будешь второй», — вспомнились Маре слова мага.

И если Ортаг имел в виду смерть, то, похоже, на этот раз он был прав.

Голубая рука коснулась ее плеча, обжигая кожу.

— Помоги… мне… Тай, — прошептала Мона-Элта, чувствуя, как мысли ее погружаются во тьму, а тело рассыпается на куски, обретая вместе с тем невероятную, непонятную человеческому разуму силу.

«Я нашел ее!» — металось в глубине сознания Ортага.

Тело лежавшей на полу Элты икрилось серебристым светом. Сейчас она и сама была похожа на вырвавшегося на волю демона. «Прекрасного демона», — неожиданно для себя подумал маг, ощущая все нарастающее желание наброситься на ее украшенное россыпями звезд тело и разорвать его на части. Занятая Эрхоном часть сознания тут же чутко уловила настроения мага. Демон издал торжествующий крик (куда больше он походил на рычание котоара), молнии-руки с удвоенной силой забились вокруг серебрящегося в полутьме трюма тела.

«Запомни, ты в моей власти, Эрхон. ТВАРЬ (и эта женщина), обе, — торопливо добавил Ортаг, — мои!»

Собрав последние силы, маг шагнул из круга, оставляя беснующегося демона в очерченной мелом клетке. Для верности он еще раз пробормотал про себя магическое заклинание, и… страшный вопль разочарования потряс кумарон. Демон явно не желал расставаться с почти захваченной им человеческой плотью.

Ортаг едва не падал от усталости. Колени дрожали. Руки налились свинцовой тяжестью. В голове шумело. Он не сводил глаз с Элты. Женщина так и не поднялась с пола, но голубые молнии Эрхона каким-то чудом не касались ее. «Впрочем, какое тут чудо. Это — ТВАРЬ», — подумал маг. Несмотря на слабость, мага колотило от возбуждения.

Он был у цели.

Ортаг брезгливо взглянул на стоящего на коленях воина:

— Мальчишка! Сопляк!

Услышав шум за спиной, резко обернулся, злобно прикрикнул на завозившихся было в углу трюма женщин:

— Стоять!

Силы стремительно возвращались к нему. Не обращая внимания на вспышки молний (он был уверен в выстроенной им защите), маг шагнул к Элте, на ходу расстегивая штаны и бормоча сквозь зубы:

— Тебе понравится, сучка! Великие боги! У нас будет прекрасная ночь!

Некоторое время Тай находился в оцепенении, безучастно наблюдая за появлением демона, за ужасной смертью Торионы, за тихой истерикой спрятавшейся за полуразбитой бочкой Мары. Он видел, как вдруг вырвался из сверкающей в центре круга нечеловеческой фигуры Ортаг, слышал тяжелое дыхание мага, почти физически ощущал чужую усталость и боль.

Ему было наплевать на Ортага. Он нашел ЕЕ, и ОНА оказалась совсем не такой, какой ее ожидал увидеть Тай. Он не отдавал себе отчета, кто перед ним. Элта? Но где же ее вызывающие рыжие волосы, полные, всегда готовые к поцелуям губы? Мона? Но почему на ней пускай и разорванное, но все же до боли знакомое платье Элты? То самое, которым она любила когда-то прихвастнуть на базарной площади. То самое, которое было надето (смутно вспоминалось унриту) в тот самый вечер, когда…

МОНА УМЕРЛА.

В который раз Тай отчетливо осознал это.

В который раз все его мысли и чувства перепутались.

ТОЛЬКО МОНА МОГЛА ЗВАТЬ ЕГО.

ТОЛЬКО МОНУ ИСКАЛ ОН.

ТОЛЬКО ЗА МОНУ НЕ КОЛЕБЛЯСЬ ОТДАЛ БЫ СВОЮ ЖИЗНЬ.

Но Мона была оставлена им в лодке. Мертвая. А ЭТА, здесь, на полу, хотя и лежала без чувств, но все же была живой (от мысли, что она может быть, невесть каким чудом, именно ТА, КОТОРУЮ ОН ИСКАЛ, кружилась голова).

— Помоги… мне… Тай…

Странно, что он услышал эти тихие, как шелест листьев, слова.

— Дай, — мысленно поправил он.

— Дай, — эхом откликнулось в его голове.

Унрит вздрогнул.

Или он ошибся?

Или ОНА (невероятно! невозможно!) все-таки ожила? Ведь недаром там, в хижине, да и после, прощаясь с ней возле лодки, он думал о НЕЙ, как о живой.

«Ои! Это сон», — в очередной раз определил Тай.

Или — рыжая тварь (как он ее ненавидел!) просто слышала, как когда-то, казалось, целую вечность назад, Мона произносила это единственное подвластное ее языку слово..?

— Дай?..

Ему хотелось верить в первое. Тай вгляделся в лежавшую на полу Мону-Элту, в ее усталое, измученное лицо, с ужасом чувствуя, что уже не помнит ни лица Моны, ни Элты — да и не это было главным…

Сейчас она казалась похожей на обоих, а потому лицо, которое видел унрит, было просто ДРУГИМ, тем, которое ему предстояло полюбить. Он не спрашивал себя, почему распростертое на полу тело сверкает странным серебристым светом. Тем более (для него) это была Мона.

«И она — моя», — твердо решил Тай.

Ему стало легче дышать.

Он принял решение.

Маг направлялся к ЕГО женщине, на ходу расстегивая штаны, ничуть не стесняясь десятков обращенных на него глаз. Молнии, бьющие из магического круга. Спущенные штаны. Злое сосредоточенное лицо с капельками пота на носу. Это было и страшно и… смешно. «Какой нелепый сон», — успел подумать унрит, прежде чем броситься наперерез. Тай встал между Ортагом и Моной, раскинув руки:

— Стоять, хрисса!

Голос заглушили раскаты громового хохота Эрхона.

Какое-то мгновение казалось, что маг прислушивается к раздавшемуся прямо перед ним непонятно откуда взявшемуся звуку. А потом, похотливо улыбнувшись своим мыслям, прошел Тая насквозь.

Ои! Сном был не мир вокруг Тая.

Сном был он сам.

Тай обернулся, ошарашенно глядя в спину приближающегося к Моне Ортага.

«Они здесь. А я… Я лежу, привязанный к кровати с ползающими по одеялу хиссами, — в отчаяньи думал унрит. — Ои! Но зачем-то я здесь? Зачем-то ОНА звала меня? И не она ли помогла мне оказаться в трюме, чтобы… я мог помочь ей?»

«Да, но чем?»

— Чем?! — чуть было не закричал унрит.

Ответ был слабым, но он услышал.

— Моя рука, Тай. Возьми меня за руку и…

Молнии ослепляли.

— Я сейчас, — он собирался с духом.

— Торопись.

«Они разговаривают мыслями? Я никогда не умел этого делать… прежде», — поразился унрит.

Ортаг тоже почуял неладное. Он удивленно оглянулся: за спиной никого. Только беснующийся демон и испуганно жмущиеся к стенам фигурки унритских женщин («они не в счет»). Их, правда, стало меньше. Заметно меньше. Ровно настолько, насколько прибавилось разбросанных по трюму полуобуглившихся тел. Ортаг усмехнулся:

— Плевать!

Поискал взглядом стоявшего на коленях воина.

Его не было.

Лишь горстка пепла возле магического круга.

«Нагх будет недоволен, — решил маг, — а, впрочем, это дело Нагха».

Ортаг снова повернулся к намеченной им жертве, и в этот момент Тай прыгнул сквозь него (с непривычки кружилась голова) и оказался рядом с Моной.

Он готов был поклясться, что она улыбнулась.

Она видела его!

Она протянула ему свою искрящуюся руку. Касанье обожгло унрита, и одновременно он почувствовал, как в тело впиваются тысячи маленьких игл. («Меня укусила хисса», — почему-то подумал Тай. «Вовсе не хисса», — тут же возник в голове голос Моны. «А что же?» «Смотри».)

Тай опустил руку — с нее скатилось несколько серебристых искр.

«Это?»

«Да».

Пожалуй, впервые за последние сутки унрит улыбнулся. Он был уверен — теперь он сможет все!

Ольвиг откинул крышку люка, свесился в трюм. В нос ударил запах гари и дыма. Внизу что-то сверкало. Оглушительный грохот. Сладковатый привкус горелого мяса…

— Боги Великие! Что это?

Он хотел тут же захлопнуть крышку, но собрался с духом и прокричал что было сил:

— Унриты на кумароне, мессир!

Ответа, как и прежде, не было.

Они еще не добрались до палубы, но были близки к этому. Несколько удачно заброшенных крюков намертво впились в высокие борта кумарона. Оборонявшиеся (Лин насчитал не более десятка воинов) бросились рубить веревки. Унриты с соседних лодок ловко карабкались наверх, но Лин выжидал. Его лодка покачивалась на волне в двух десятках минов от судна. Неожиданно первый из нападающих, уже почти достигший палубы, отчаянно закричал и, разжав руки, полетел вниз.

— Смола, — процедил сквозь зубы Урт, — они льют кипящую смолу.

— Они хорошо приготовились к встрече.

— А ты думал — они опять харуты поставят?

— Тсс! — приложил палец к губам Лин.

За первым унритом (его голова еще покачивалась над водой) последовал второй, третий. Упавшие беспомощно барахтались на поверхности.

— Подгребем? — Игл вопросительно посмотрел на Лина.

— Они перевернут лодку, — жестко сказал Урт, вкладывая в арбалет очередную стрелу.

— Да, — согласно кивнул Лин, — и еще. Не трать стрелы даром, Урт.

— Мы теряем слишком много людей, — проворчал Эрик.

— У меня хорошие воины, — сказал лежавший на дне лодки Нагх. — Я же говорил, что нам лучше договориться.

— Договоришься до того, что тебе перережут глотку! — Эрик приставил меч к его груди. — Заткнись!

— Как знаете.

Нагх умолк.

Туман сгущался.

Лин выглядел озабоченным. Белые хлопья скрывали общую картину боя. Казалось, туман будет лишь на пользу атакующим, но сейчас он мешал согласованным действиям — судя по раздававшимся над водой крикам, каждая из лодок действовала на свой страх и риск. Атака грозила захлебнуться.

— Что будем делать, Лин?

— Не лезть на рожон.

— Тогда что? Мы торчим здесь без толку, — раздраженно прошептал Урт, опуская арбалет. — Ни хриссы не вижу. Что там? Как?

— Вот именно, — сплюнул в воду Лин, — нас слишком быстро заметили, и теперь придется повозиться. Греби, Игл. Я думаю, нам следует зайти с другой стороны.

Лодка бесшумно заскользила вдоль темнеющего сквозь белую завесу тумана борта. Плеск был едва различим даже сидящим в лодке, но Лин на всякий случай предостерегающе поднял руку:

— Тише.

— Сам знаю, — еле слышно ответил Игл.

Незамеченными они обогнули кумарон с кормы. Еще несколько минт, и нос лодки с легким стуком «поцеловался» с влажным бортом.

— Не ждут?

— Похоже на то.

Лин довольно похлопал рукой плотно пригнанную обшивку кумарона, оценивающе провел пальцем по едва заметному стыку. Прищелкнув языком — знатное судно; видать, строили в Коронате.

— Странно, что на нем не было баллист, — уже вслух, очень тихо, добавил он.

— Были, — проворчал Нагх, — но мои люди считают, что стрелы вернее.

— Эй, почему ему не заткнули пасть?

— Я бы тут же оставил его без головы, — откликнулся Эрик.

— Хорошо, — Лин наклонился к Нагху. — Сколько баллист на судне?

— Шесть. По две на борт. Одна на носу. Еще одна на корме.

— Отлично, — унрит потер руки, — с таким судном можно неплохо подзаработать, а?

— Ты рассуждаешь как заправский пират, — проворчал Игл.

— А ты думаешь, в Унру попадают просто так?

Лин пошарил по дну лодки, вытащил из-под скамьи веревку с абордажным крюком на конце. «Славная штука», — он был необыкновенно спокоен.

— Когда-то я командовал таким же. Давно, — Лин хмуро взглянул на связанного Нагха. — И все-таки заткни ему пасть, Эрик. Так. На всякий случай. Мне бы не хотелось, чтобы он взял грех на душу. — Эрик поспешил выполнить приказание, в момент ока во рту Нагха оказалась грязная, пропахшая унритским потом тряпка. Нагх недовольно замычал. — Держите лодку, — прошептал Лин. Он размахнулся, с силой швырнул крюк вверх (высокого борта кумарона не было видно из-за тумана).

«Сейчас свалится», — Игл невольно прикрыл голову локтем.

Но ничуть не бывало. Раздался глухой удар. Лин потянул веревку на себя.

— Еще не разучился, а?

Он крепко держал натянутую веревку. Левой рукой поправил висевший на поясе меч.

— Первым пойду я. За мной Урт. Потом Эрик и Игл. Ясно? — В его голосе зазвучали железные нотки.

— А Нагх?

— Пуская поболтается здесь.

Лин поправил куртку, обхватил веревку обеими руками. Потом ловким движением подбросил тело вверх. Вскоре голова и плечи унрита скрылись в тумане. Из белой мучнистой завесы торчали лишь длинные ноги в грубых унритских башмаках. Сверху донесся приглушенный шепот:

— Теперь Урт.

— Ага!

Унрит закинул арбалет за спину.

— Быстрей.

Их маневр удался.

Спустя минту все четверо стояли на влажной палубе, прячась за высокой деревянной надстройкой, которая служила для перевозки урров. Игл приложил ухо к щели между досками, прислушиваясь к тому, что находилось внутри. Разочарованно сплюнул:

— Пусто.

— Кому в Унре нужны урры? — прошептал Урт.

— То есть как? — удивился Игл.

— Ну, в смысле, чем ты их будешь кормить?

— Заткнитесь, дурачье! Или вы хотите, чтобы нам свернули шеи?

— Тсс!!!

С другой стороны кумарона по-прежнему доносились крики, даже сюда просачивался сквозь туман запах горящей смолы. Казалось, он пропитал все Срединное море. «Многие нынче останутся калеками на всю жизнь», — подумал Игл.

— Женщины Унры тебе этого не простят, — задумчиво сказал он, глядя на Лина.

— Если они еще живы, — жестко отрезал Лин.

Игл замолчал.

Что ж, по крайней мере в этом Лин был прав.

— Идем.

Держа наготове мечи, небольшой отряд двинулся вокруг надстройки. Внезапно раздался какой-то стук, и шедший впереди Лин приглушенно выругался:

— Хриссы!

— Что там?

— Бочки. Вот только не разберу с чем.

— Ударился?

— Плевать. Помогите. Если их перевернуть и катануть вдоль борта…

Лин не договорил. Возникший из тумана воин Нагха, дико закричав, прыгнул на него, размахивая огромным норнским мечом. Унрит с трудом отразил несколько быстрых, точно выверенных ударов (его поразило, что лицо воина оставалось совершенно спокойным, и только рот был распахнут в страшном, действующем на нервы крике). Игл бросился на помощь, но тут же был отброшен ударом огромного кулака в тяжелом металлическом наручнике. Нападение Игла отвлекло воина. Воспользовавшись небольшой передышкой, Лин отскочил на безопасное расстояние, но лишь затем, чтобы, перебросив меч из уставшей правой руки в левую, перейти в атаку. Он тоже дико заорал (уже не было смысла скрываться — их все равно обнаружили), и… мечи воина и Лина скрестились. Воин не шелохнулся. Быстрым вращательным движением он выбил меч из рук унрита, и уже готов был поразить противника, но вдруг с хрипом опрокинулся навзничь и покатился по палубе, поливая ее кровью. Из горла его торчала стрела.

— Попал, — почти радостно сказал Урт, опуская арбалет.

Лин торопливо подобрал меч, едва заметно кивнул:

— Спасибо.

Урт хмыкнул.

Игл (он все еще не пришел в себя после удара) вытер пот со лба, выплюнул на палубу выбитые зубы.

— Маре придется жевать за меня, — неловко пошутил он.

Ему не ответили. Лин с Уртом, перевернув одну из бочек, уже катили ее к борту. Эрик же прижал к стене невесть откуда взявшегося рыжеволосого матроса.

— Ну..? — злобно наседал он.

— Я… я ничего не знаю.

— Сколько воинов на кумароне? — дышал ему в лицо перегаром Эрик.

Перепуганный насмерть малый дрожал всем телом. Эрика, напротив, колотило от злости.

— Говори!

— Де… десяток.

— Точнее.

Эрик поднял меч, приставил острие к горлу несчастного.

— Восемь.

— Где они держат женщин?

— Я… я не виноват.

— Тебя и не спрашивают, хрисса ты вонючая. Где?

— В… трюме.

— Так. А Тай?

— К-какой Тай?

— Тот, которого вы подобрали вчера.

— А! Этот!

— Этот, — мрачно подтвердил Эрик.

— Он… в каюте. Я не знаю, в какой. Это правда, я говорю правду, — быстро забормотал матрос.

— Я тоже, — усмехнулся Эрик, вонзая меч в податливую плоть. Матрос медленно сполз по стене на влажные доски. — Тебе не стоило плавать в Унру, дружок. Тем более в такой скверной компании, как эта, — сказал унрит, вытирая окровавленный меч о матросскую рубаху. От запаха свежей человеческой крови кружилась голова. Эрик облизнул сухие губы. — Ты слышишь меня, Торсон, — прошептал он, — к хриссам женщин! Это занятие для Лина. Я иду к Таю. И будь я проклят, если вонючий магрут уйдет и на этот раз!

Тая увидели.

Серебрилась не только рука, серебрилось все тело унрита. Несколько сект он удивленно осматривал себя — время не чувствовалось, оно текло медленно, как плавящееся в печи стекло. Новые ощущения были еще непривычнее, чем прежние. Это была все та же легкость, все тот же сон (Тай прекрасно помнил, что на самом деле находится там, в одной из кают кумарона, привязанный к кровати с ползающим по нему выводком хисс). Но теперь его переполняла чужая, неведомая, невозможная для человеческого существа сила. Он не знал, что делать с ней. Он лишь чувствовал, что сила нужна ему — Тай поднял руку и увидел, как отшатнулся назад удивленный Ортаг. Несколько женщин завороженно показывали на Тая пальцами.

Невероятно длинная рука-молния Эрхона ткнула его в грудь (странное дело, унрит ощутил не боль, а лишь нестерпимый жар), Тая швырнуло в угол трюма. Не сумев совладать с непослушным телом, он вонзился в стену и прошел ее насквозь, вылетев наружу.

Надо было действовать, а он лишь ошеломленно оглядывался, приходя в себя.

Мир блистал неведомыми прежде красками, более того, мир был как никогда широк и близок. Вместе с силой Тай приобрел невероятную остроту восприятия. Ему казалось, что он видит, как копошится за горизонтом (скоро утро) блистательный Таир, а внизу — сквозь плотную завесу тумана и зеленую массу воды — белые плавники и зубастые ухмылки выслеживающих добычу саркул. Он видел обожженные лица барахтавшихся в волнах унритов. Сосредоточенные лица дерущихся на палубе кумарона людей. Даже искры, которые высекали их мечи. Тай взглянул в сторону Унры и удивился, насколько ближе к кумарону стала песчаная полоска берега. «Ои! Это не похоже на отлив. Это похоже на…» Море стремительно отступало. Тай чувствовал тревогу, которая была разлита по всему его колышащемуся, населенному мириадами паразитов телу. Унриту вдруг захотелось обнять это странное ЖИВОЕ существо, с которым он ощущал сейчас едва ли не родственную связь.

«Что это?»

Тай был в растерянности.

На мгновение он забыл о необходимости возвращаться в жирное брюхо кумарона и защищать ту, которая дала ему и эту силу, и это чудесное (за гранью понимания) ощущение близости с окружавшим его миром.

Потом взгляд Тая упал на одиноко стоящую у берега (вернее, теперь уже и вовсе на берегу) лодку. Ее нос, застрявший меж двух огромных, с человеческий рост, валунов был поднят высоко вверх, корма плотно вросла в песок. Содержимое лодки было скрыто от унрита плоским, обросшим мелкими ракушками днищем. Но сердце подсказало —

ЭТО ТА САМАЯ ЛОДКА.

В КОТОРОЙ ОТПРАВИЛАСЬ В СВОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ПЛАВАНЬЕ МОНА.

Все существо унрита рванулось к ней.

«Что ты делаешь?» Усилием воли Тай остановил себя. Он вспомнил улыбку той, ДРУГОЙ, в трюме, когда она увидела его.

ТАК МОГЛА УЛЫБАТЬСЯ ТОЛЬКО МОНА.

Душа разрывалась на части.

Было и больно, и радостно, и страшно, что все это может оказаться всего-навсего сном.

— Я знал, что ты вернешься, — прошептал унрит.

— Славно, — оскалился Ортаг, увидев, как серебристая фигура Тая исчезла за стенами трюма. — Эрхон сильнее тебя… ТВАРЬ! — помедлив, добавил он.

Однако маг далеко не был уверен в этом. С опаской взглянув на стену, откуда в любую минту мог показаться ненавистный унрит, маг шагнул к женщине. Мона-Элта лежала не двигаясь, закрыв голову руками (словно ожидала, что вот-вот он ударит ее); ноги она плотно прижимала к груди, вся уменьшившись и превратившись в маленький беспомощный комок женской плоти.

«Я возьму ее голыми руками», — решил маг, наклоняясь над ней. Ортаг схватил женщину за ноги и грубым рывком выпрямил их. Задрал грязное, изодранное в клочья платье. «Хорошие ножки. Правда, со стороны я выгляжу, гм, несколько…» Он не успел закончить мысль. Перед глазами что-то вспыхнуло, острая боль расколола череп (до слуха донеслись радостные крики женщин. «Так ему! Так!» — громко кричала из своего укрытия Мара). Ортаг почувствовал, что тело его отрывается от пола, что он летит.

Сильный удар о стену лишь привел его в чувство. Он слизнул кровь с разбитой губы. Мутным от ненависти взглядом обвел трюм. «Проклятый унрит. Вернулся», — пробормотал Ортаг, увидев сверкающую перед ним фигуру Тая.

— Чтоб тебя!

Он сосредоточился, пробормотал несколько магических заклинаний, встал, надеясь, что теперь уже его не застанут врасплох. Мрачно взглянул на что-то уж больно вялое свечение внутри нарисованного им круга.

— Э, куда?! Ты все еще в моей власти, Эрхон! — достаточно громко для того, чтобы его слышали все, сказал маг. — Я вовсе не приказывал тебе уходить. Убей его! — ткнул пальцем в ненавистного ему унрита Ортаг. — Убей!

В который раз кумарон вздрогнул. И снова Ортаг не удержался на ногах, откатившись все к той же злополучной стене. Трюм заволокло дымом. Шипели, впиваясь в стены, пол, потолок трюма голубые искры. Рука-молния Эрхона метнулась сквозь дым к сверкающей фигуре Тая и ударила унрита в лицо.

«Теперь его не остановить, — устало подумал Ортаг. — Ни мне. Ни твари. Никому».

Злоба душила его. Не находя выхода своей ярости, Эрик ткнул мечом висевший у входа газовый фонарь. Стекло разлетелось на мелкие осколки, огонь жалобно замигал. Эрик пихнул ногой тяжелую деревянную дверь, охнул от боли. Схватился за витиеватую бронзовую ручку и рванул ее на себя. Дверь распахнулась.

«Ну, где ты, Тай?»

Унрит бросился внутрь и оказался в узком проходе с добрым десятком одинаковых, ни о чем ему не говорящих дверей. Ближайшая к Эрику внезапно распахнулась, и в темном проеме показалось заспанное лицо матроса. Унрит не задумываясь, одним прыжком, подлетел к нему, схватил матроса за ворот холщовой рубахи:

— Веди.

— А ты кто будешь? — достаточно спокойно поинтересовался матрос. Он взглянул прямо в глаза Эрику. — Кумарон ваш?

— Теперь — да.

— Мне все равно, — пожал плечами матрос. — Лишь бы платили. Сколько? — спросил он.

— Обойдешься! — Эрик показал ему здоровенный кулак.

— Ясно, — матрос кивнул.

— Я не о кумароне, чучело! — взорвался унрит. — Мне нужен тот, кого приволокли на кумарон вчера ближе к вечеру. Тай.

— Такой большой, с длинными волосами? Говорят, он оторвал голову тагу.

— Именно.

— Там, — спокойно ткнул пальцем в третью от входа дверь матрос.

— Отлично, — Эрик отшвырнул матроса от себя. — Тебе повезло, что мне некогда заниматься тобой, дружок.

Уже не спеша унрит подошел к указанной двери. «Он силен, но он — ранен. Справлюсь», — решил Эрик, открывая дверь. Его удивило, что она не была заперта. «Почему?» Когда же увидел своего врага связанным по рукам и ногам, губы унрита сами собой растянулись в ядовитой ухмылке — все оказалось куда проще, чем он ожидал.

Сон продолжался.

На этот раз Тая не застали врасплох. Удар Эрхона разозлил унрита. Он мельком взглянул на лежащего без движения Ортага и, решив, что маг более не опасен, сосредоточил все внимание на взбесившемся демоне.

«Ты хочешь поразвлечься. Что ж…»

Тай легко уклонился от первых ударов, затем, приблизившись к кругу, решился принять прямой бой. Голубые молнии мгновенно переплелись с руками Тая; подчас унрит и сам уже был не в силах разобрать, где его тело, а где то, что могло бы называться Эрхоном. Все перемешивалось в серебристо-голубом сверкающем вихре. Несмотря на страшную силу демона, Тай медленно приближался к очерченному Ортагом кругу. Вскоре унрит оказался совсем рядом и почти слился с огненным шаром внутри. Мысли Тая начали путаться. «Кто я? Что?» — казалось, он вдруг потерял всякую способность что-либо понимать.

Кроме одного.

Здесь, возле магической черты ясно чувствовалась вся мощь вызванного Ортагом демона. «И, похоже, я проиграл», — подумал унрит, чувствуя, как голубой вихрь, помимо воли, захватывает его тело и втягивает в безумную пляску смерти.

— Браво, Эрхон! Теперь ты не скоро вернешься в этот мир, вонючий унрит. Всего тебе хорошего. Там, — Ортаг взглянул на потолок. — Не небо, но все же.

Он встал, отряхнул пыль с колен. Теперь можно было не торопиться. Ему никто не мог помешать. Тварь отдала свою силу Таю и теперь беспомощна, как дитя. «А Тай… Тай оказался таким же глупцом, как и все. Все, кроме Ортага». Маг оглянулся — нет, перепуганные, жмущиеся к стенам трюма женщины не в счет. Он вернулся к жалкой фигурке Элты. «Жаль, она не так красива, как прежде». «Впрочем, мне без разницы», — тут же ответил Ортаг самому себе. Он коснулся рукой ее щеки.

— Ты родишь мне сына, женщина. Хорошего сына, — кровь с разбитой губы Ортага капала на ее грудь, но он не замечал этого. — Ты должна быть послушной. Ты должна жить. Для меня.

Его пальцы осторожно, почти ласково скользнули по серебристым волосам. Что-то похожее на нежность внезапно всколыхнулось в нем.

— Меня не интересовала ни одна женщина. Кроме тебя. Да, — совсем тихо прошептал Ортаг. — Ты зря не пришла ко мне. Сама. Было бы легче. Тебе. Мне. Даже Таю… Тварь! — ни с того ни с сего злобно прибавил он.

Губы женщины шевельнулись. Ортаг не услышал, но прочитал по губам:

— Уходи.

— Что?!

Размахнувшись, он с силой ударил ее по щеке.

— Ты видела, что стало с твоим Таем?

Ответ был похож на вздох:

— Да.

— Хочешь не хочешь, придется остаться со мной, — он покачнулся — настолько силен был новый прилив неведомой ему доселе нежности. Только сейчас он заметил кровь на ее щеках, шее, груди.

— Моя, — прошептал Ортаг. — Не будем терять времени, — сказал он, торопливо отирая кровь с се лица. — Когда у тебя будет сын, мой сын, тебе будет легко. Очень легко. Да.

Он наклонился и коснулся губами ее горячих, почему-то все время ускользающих губ.

ОН УМЕР.

ОН ПРОСНУЛСЯ.

Перед глазами все еще плясало голубое пламя, голова раскалывалась от громоподобного хохота Эрхона.

«К-какого Эрхона?»

Он попытался вспомнить.

Он не помнил.

Тай хотел вскочить с кровати и тут же вскрикнул от боли: тонкая веревка впилась в шею почище любой хиссы. Унрит задохнулся в удушливом кашле. «Когда-то это уже было. Где?» Потом, уже откашлявшись и вдохнув живительного воздуха, вспомнил —

НЕ ЭРХОН.

Веревки. Хиссы. И то и другое. Они ползают по нему. Они могут в любую минуту ужалить его.

«Или это тоже всего-навсего сон?» — подумал Тай, с трудом открывая слипшиеся веки. Где-то высоко над ним покачивался грязный потолок. Тускло горели свечи. Комната, кровать, стены тоже покачивались, и Тай решил, что почти наверняка находится на кумароне. «На кумароне Ортага», — мысленно уточнил унрит, смутно ощущая чье-то чужое присутствие. Совсем рядом. В двух шагах. Впившаяся в шею веревка мешала повернуть голову. Тай сглотнул горькую слюну.

— Кто тут? — язык не слушался. Выдавилось лишь жалкое, невразумительное «О у?» («А хисс не видать. Похоже, опять там, под одеялом, где теплей».)

— Кто? — уже более внятно повторил унрит.

Деревянный пол скрипнул. Таю показалось, что кто-то переступил с ноги на ногу.

— Кто?! — едва удержался он от крика.

Не было сил ни уклониться, ни оттолкнуть навалившегося на нее Ортага. Все, что могла, она отдала Таю. И… Тай ничего не смог сделать. Мало кто из смертных мог устоять против демонов Асты. Даже маги нередко оказывались жертвами вызванных ими чудовищ.

«Ты ни в чем не виноват, Тай. И если ты никогда больше не увидишь меня, запомни: это был сон. Всего-навсего сон».

И все-таки надежда еще теплилась в ней. У нее не было сил бороться, но еще хватало сил ЗНАТЬ.

И она ЗНАЛА.

ЗНАЛА, что чья-то сильная рука уже поднимает крышку люка. Что она уже натягивает тугую тетиву арбалета. Что она уже вкладывает в него смертоносную стрелу. И когда рука Ортага похотливо скользнула по ее влажному от пота животу, Мона, теряя сознание, приказала тому невидимому для нее, кто стоял наверху:

— СТРЕЛЯЙ!

— Смотри-ка, очухался, — раздался смутно знакомый голос. — А я уже думал, ты отдашь концы без моего участия. Было бы очень обидно, Тай.

— Ты хочешь меня убить?

— Верно.

Унрит напрягся.

— Эрик?

— Он самый. Узнал, — собеседник был доволен.

— И за что? — вяло поинтересовался унрит.

— Ага. У тебя отшибло память, — грубо сказал Эрик. — Я могу ее прочистить, Тай. Вспомни брата.

— Торсона?

— Именно.

— Сейчас, — Тай и впрямь ничего не помнил, Элта. Безумная ночь. Пары харуты. Еще более безумное утро. Мертвая Мона. Что еще? «У тебя осталось три хоры, Тай».

Три хоры.

Они давно прошли.

— Не понимаю, — пробормотал унрит.

— Так уж и не понимаешь? Твоя Элта…

— Заткнись! — прошипел сквозь зубы унрит. Ему было безразлично все, что касалось его самого. Но то, что касалось Моны… Элты… — Тай снова закашлялся. — Ну, давай, не тяни, — он чувствовал себя усталым и больным. Что-то холодное и склизкое свернулось под одеялом. На груди. На животе. Но он точно знал. Это не страх. Это хиссы. — Давай, Эрик. Ты всегда был похож на мясника.

— Это суд, Тай. Я даже выполню твое последнее желание. Если… Если ты не будешь слишком наглеть.

— Тогда откинь одеяло. Мне жарко, — попросил Тай. Ему-таки удалось повернуть голову, и теперь он в упор смотрел на перемазанное кровью лицо своего убийцы. Их глаза встретились. — Нет, ты все же слишком похож на…

Глаза Эрика блеснули нехорошим светом.

— В самом деле, Тай? Сдается, ты и впрямь серьезно болен. У тебя жар. Откинуть? Одеяло? Никогда не слышал ничего глупей…

Странный скрежещущий звук прервал его слова. Все переборки кумарона жалобно застонали. Казалось, судно слегка накренилось.

— Что это?

— Я думаю, мы просто сели на мель, — сказал и сам ничего не понимающий Тай.

— Какая мель?! Здесь достаточно глубины, хриссы меня раздери… — Эрик вытер потные ладони о штаны. Наклон судна и впрямь усиливался. — Что-то больно быстро. Мы что — тонем?

— По-моему, ты пришел убивать, — мрачно заметил Тай (он так скверно себя чувствовал, что мысль о скорой смерти несла облегчение). — Только бей сразу. Не промахнись.

— Что ж, слова настоящего унрита, Тай.

— Зато дела настоящего дерьма. Знаешь что? Цель прямо в сердце. Только откинь одеяло, а то, глядишь, промахнешься, — с издевкой произнес Тай.

— Сначала я отрежу кое-что другое, — ухмыльнулся, наконец опомнившись от страха, Эрик. — Ты ведь все равно просил откинуть о…

Убийца шагнул к кровати, схватил левой рукой край одеяла.

— Видишь, я делаю, как ты хотел.

Одеяло откинулось. Глаза унрита широко раскрылись от ужаса…

— СТРЕЛЯЙ!

Эрик стремительно отскочил от кровати, так и не опустив меча. Но хиссы оказались проворней. Узкие, длинные тела взвились в воздух («флаиссы», — в последнюю секту успел подумать унрит, он даже успел разглядеть их маленькие, злобные глазки). Потом сразу три черные ядовитые стрелы вонзились ему в лицо.

— Похоже, мы сели на мель, — проворчал стоявший за спиной Носатый Игл.

— Наплевать, — пробормотал Урт, наклоняясь к тяжелой деревянной крышке, закрывавшей вход в трюм.

— Где Лин?

— Там, — неопределенно ткнул пальцем в сторону кормы Игл.

— А Эрик?

— Ищет Тая.

— Он всегда был дураком, — покачал головой Урт, — подстрахуй.

Держа наготове заряженный арбалет, он откинул крышку, заглянул вниз.

Из трюма ползли клубы едкого дыма.

— Что-то горит. Ни хриссы не вижу. Похоже, тут было жарко. Эй, есть там кто?

Ответом ему был пронзительный женский визг.

— Порядок, — Урт удовлетворенно взглянул на Игла. — Дуй за веревкой.

— Да, но где же я ее найду?

— Где хочешь. Вон у Лина была.

— Так она ж… — пробормотал Игл, но видя, как наливаются злостью глаза Урта, осекся. — Ладно. Пойду поищу на кумароне.

Урт снова заглянул в трюм. Глаза слезились от дыма. В носу свербило. Унрит чихнул. «Чем же они там дышат?» — подумал он. Внезапно клубы дыма словно расступились перед его взглядом, и он увидел странную картину. На полу лежала незнакомая ему женщина в разорванном платье («унритка? нет?»), а рядом с ней стоял на коленях полуголый человек, вернее, почти голый — только спущенные штаны мешком болтались на лодыжках. Человек все ниже склонялся к женщине. Урт не сразу сообразил, ЧТО тот собирается делать («в такое время? в таком месте?»), наконец, когда незнакомец окончательно навалился на беспомощно распластанное на полу тело, Урт удивленно прошептал:

— Гад! Вот гад!

И поднял свой арбалет.

Кто бы он ни был, тот, в трюме, это мог быть только враг.

В голове унрита что-то вспыхнуло (как будто зажглась невидимая свеча) и Урт услышал чужой, незнакомый, властный голос:

— СТРЕЛЯЙ!

Палец на спусковом крючке дрогнул.

Арбалет выстрелил.

«Попаду», — почему-то уверенно подумал Урт.

Ортаг наклонился и коснулся губами ее горячих, сухих губ. Почувствовал, как задрожало, затрепетало в его объятьях беспомощное тело. Беспомощность только распалила его. Резким движением он задрал длинную юбку, провел ладонью по влажному животу.

— Тварь, — почти ласково прошептал он, оторвавшись от ее непослушных губ.

Ему было наплевать на беснующегося в магическом круге демона. На крики задыхавшихся в дыму женщин. Даже на неровное дыхание той, которая лежала сейчас под ним, как выброшенная на берег рыба. Он лишь сам старательно придерживал дыхание, чтобы и самому не наглотаться дыма. Краем глаза Ортаг заметил выползшую из-за бочки Мару с обломком доски. «Стоять», — мысленно приказал он ей, и это было последнее, что он видел в этом ненавистном ему мире.

Кроме единственной.

Твари.

Непонятной, до сих пор неподвластной ему женщины, у которой были тысячи имен.

Тысячи лиц.

Тысячи соблазнительных и не очень тел.

Уж он-то, Ортаг, столько лет искавший именно ее, знал это наверняка.

Он навалился на женщину, словно со стороны наблюдая, как в такт ее беспомощной дрожи забилось, будто в лихорадке, и его тело. Он застонал, судорожно завозился на ней, спеша проникнуть в нее, ощущая нестерпимый жар в голове, поражаясь путанице своих всегда таких ясных, отточенных многолетними тренировками мыслей.

Он был почти у цели, когда стрела Урта пронзила его сердце.

ЭПИЛОГ

Туман рассеялся, когда первые лучи Таира неуверенно, будто руки слепца, зашарили по побережью Унры, окрашивая небо и еще пришедшую в себя после долгого сна землю зловещим красноватым светом. К этому времени едва ли не пол-Унры стояло на берегу. С недоумением и ужасом смотрели унриты на открывшуюся перед ними картину.

Ибо было на что смотреть.

Срединное море обмелело аж до самого горизонта.

Как зачарованные глядели люди на необыкновенное зрелище — холмистую равнину Срединного моря, сплошь поросшую диковинными водорослями. Вдалеке виднелись распластанные по дну, беспомощно обвисшие тела иллансанов; повсюду таяли в лучах восходящего Таира желеобразные комочки мирар. Несколько запутавшихся в водорослях саркул еще били своими мечеобразными хвостами в тщетной надежде добраться до разбросанных там и сям мелких луж, в которых как ни в чем не бывало резвились живучие и юркие хастауты.

— А кумароны-то, смотрите, кумароны! — не выдержал кто-то из стариков, нарушая почти благоговейное молчание, царившее на берегу.

Ждущие разгрузки в гавани суда были похожи на раненых зверей. Некоторые лежали на боку, едва не цепляя длинными мачтами илистого дна. Большое неуклюжее судно из Таурана (ему повезло больше) прочно встало меж двух каменистых холмов, гордо вонзая мачты в стремительно светлеющее небо. Кумарон Ортага, стоявший чуть в стороне, хотя и накренился, но, навалившись бортом на огромный серый валун, походил на прислонившегося к камню путника. Казалось, он вот-вот выпрямится и продолжит свой путь.

Но он не выпрямился.

С кумаронов спускались по веревкам люди, и стоявшие на берегу приветственно махали им руками.

— Будет буря, — прошамкала одна из выползших на берег старух, — нэмитера не врет.

— А то как же! — поддержал ее старый Урл. — Но нам-то с тобой и помереть не страшно.

— Заткнись, старичье, — испуганно прикрикнули на них более молодые.

— Смотрите-ка, Лин. И Мара. И Урт, — закричало сразу несколько унритов, показывая пальцами в сторону десятка фигурок, бегущих к берегу от кумарона Ортага. — Они победили, эй!

— Теперь это не важно, — задумчиво сказал старый Урл, — может, и лучше им было умереть…

Он не договорил.

Ибо то, что он лишь чувствовал, теперь видели все.

Далеко вдали, у линии горизонта, появилось море. Оно вдруг вздыбилось как норовистый урр, потянулась в небо водяная стена, стремительно вырастая в размерах…

— Не повезло тебе, парень, — пробормотал Урл, положив костлявую высохшую руку на плечо Бигги. Уродливая голова Малыша повернулась к старику.

— Кто знает…

Бигги вытянул руку и показал куда-то в сторону, прошептав мечтательно:

— Красивая, да?

— Кто? — подслеповато сощурил глаза Урл.

— Девушка. Там. В лодке.

— Где?

— Ои, — вздохнул Бигги. Он встречал ее в городе, но никогда еще она не была так красива, как сейчас. «Мона», — вспомнил маленький уродец ее имя.

Воздух звенел, как до предела натянутая струна. Стена воды (у основания она казалась почти черной, зато ее гребень переливался всеми цветами радуги) приближалась и стремительно пожирала все, что попадалось ей на пути.

У некоторых унритов хлынула носом кровь.

— Бежим! — раздался чей-то панический крик, и несколько фигур бросилось прочь от берега.

— Куда? — пожал плечами Урл.

Волна достигла гавани, с необыкновенной легкостью разнесла каменную кладку сторожевых башен и, не задерживаясь ни на секту, покатилась дальше. Один за другим исчезли в ее прожорливом брюхе беспомощные кумароны. Едва ли не последним на пути водяного чудовища оказался кумарон Ортага. Вода подхватила его и, подняв аж до самого неба, швырнула на притихшие хижины Унры.

Струна лопнула.

И снова он летел.

И снова задыхался.

Но теперь это было не во сне.

Тай открыл глаза и — ничего не увидел.

Только стремительно поднимающиеся куда-то вверх стайки серебристых пузырьков. Он шумно выдохнул отработанный легкими воздух, вспоминая —

Удар — звон разлетающихся вдребезги окон — просунувшаяся в каюту мокрая темно-зеленая лапа Срединного моря — «ну, привет» — хруст ломающихся под напором воды стен и (наверное) мачт — потом мгновенная темнота — вместе с обломком кумарона его швырнуло куда-то вверх — потом вниз…

Тай попробовал пошевелиться, но тут же почувствовал, что по-прежнему привязан к деревянной койке. Болела шея, спина, запястья рук. «Меня могло разорвать на части», — подумал унрит.

Тело требовало воздуха, а его вертело и вертело под водой среди обломков, мохнатых водорослей, склизких останков мирар. Внезапно подводный вихрь швырнул унрита на что-то мягкое (это было тело Лина, задохнувшееся в объятьях Срединного моря), затем Тая потащило вверх. Сквозь зеленоватую толщу он увидел чью-то отчаянно бьющуюся у поверхности фигуру. И тут же его самого, задохнувшегося, на грани жизни и смерти, выбросило из воды. Первый же вдох оглушил Тая. Легкие едва не разорвались, вобрав в себя спасительный глоток свежего, пропитанного солеными брызгами воздуха.

— Помогите! — кричал кто-то совсем рядом.

Тай попытался разглядеть в кипящем водовороте кричавшего, но человек уже ушел под воду. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась кипящая равнина моря, носились остатки разбитых вдребезги кумаронов. Обломок, к которому был привязан унрит, кружился вокруг своей оси. Тай глядел вовсю, надеясь увидеть хижины и сторожевые башни Унры. И лишь когда обломок завершил полный круг, унрит осознал, что он не увидит ее никогда.

Ибо Унры не было. Вдали виднелись безразличные ко всему горы Магра. Казалось, волны плескались у их подножия. Обломок же вместе с унритом быстро сносило в открытое море. Тай до крови закусил губу.

Один.

Совсем один.

Беспомощный, как…

«Что толку, Тай?»

Нервы не выдержали, и он задергался, как пойманный в сети хастаут. Веревки больно впивались в тело, но он даже не замечал этого. Лишь хору спустя, израсходовав все силы на бесполезную борьбу и убедившись, что вокруг не осталось ни одной живой души, он закрыл глаза и отдался на волю волн.

— Эй! — чья-то мокрая ладонь коснулась его лица.

Тай проснулся. Напряг мускулы, ожидая, что веревки тут же вопьются в измученное тело. Потом с удивлением почувствовал — его ничто не держит. Открыл глаза. Сел. Обломок качнулся, и Тай полетел в воду.

Кто-то (видимо, разбудивший его) звонко рассмеялся.

— Осторожнее, Тай!

Вынырнув, шумно отфыркиваясь, унрит взглянул на смеющегося и…

— Элта?

Она сидела на обломке кумарона, чужая, незнакомая, с усталым лицом и веселыми, озорными глазами. В руке ее поблескивал острый унритский нож. Волосы, подкрашенные предзакатным Таиром, отсвечивали до боли знакомой рыжиной.

— Мона, Тай, — просто сказала она. — Зови меня Мона.

Их взгляды встретились.

И он не отвел глаз.

— Ты свободен, — сказала Мона.

— Пусть будет так, — сказал Тай.

Он сделал несколько сильных гребков и, подплыв к обломку, уцепился за край.

— Осторожно, — снова засмеялась Мона, — а то ты искупаешь и меня.

— Да, но откуда…

— …я взялась здесь? Так?

— Ага.

— Потому что так должно было быть, — в ее глазах по-прежнему сверкали озорные искорки.

— Ои! — тряхнул мокрыми волосами Тай.

Она нарочито отшатнулась от сверкнувших в лучах Таира брызг.

— Ты слишком мокрый, Тай.

— Ну и что?

— А то, что теперь меня надо беречь.

— Вот как?!

— Просто я знаю чуть больше тебя.

— И что же? — он окунулся с головой.

— Эй, все равно от меня не уйдешь, — улыбнулась она.

— Так что же мне следовало бы знать, а?

— Вовсе не обязательно. Но если хочешь… — Мона упрямо тряхнула головой, — у нас будет сын, Тай.

— Врешь. Ты не можешь этого знать, — перебил он ее.

— …и я знаю, как мы его назовем.

— Перестань.

Тай сильно качнул обломок, и Мона с визгом полетела в воду. Вынырнув, она неторопливо подплыла к унриту.

— Я обниму тебя за шею, можно?

— Ага. Мы утонем вместе.

— Это не смешно.

— Об этом я мечтал всю жизнь.

— Мы назовем его Ирд, сказала она, и их губы — встретились.

Он ласково погладил ее мокрые волосы.

Вокруг было море, море, и только море.

— Мы обязательно доплывем, — сказала она.

Тай выглядел задумчивым.

— Ты не уверен?

— С тобой — всегда! Но я вспомнил… Слушай, ты не знаешь, что случилось с Торсоном? Говорят…

Она рассмеялась и несильно щелкнула его по носу:

— А вот это как раз то, что тебе знать ни к чему…

МИНАСТРАХРОНИКОН, ИЛИ КРАТКАЯ ИСТОРИЯ АСТЫ,

изложенная Серджо Венитом Итали, хронистом, на основании собственных его длительных и усердных изысканий из сведений, почерпнутых им из трудов Ксанта Нетонского, Энрика Рунского, Эктора Лисского и многих иных мужей великой учености, а помимо того из храмовых записей жрецов Утурана, летописей Нора, хроник Тианы и Конга, а также преданий древности. Оттиснуто в Каспрессионе Алекси Милита Руса в Аэлле по изволению совета Короната для просвещения юношества. Ир 3181.

Никому не ведомо, когда появились на Асте Предтечи, создатели Врат Миров и иных древних чудес. Кто знает, был ли наш мир лишь кратким привалом на их вечном пути или они обитали тут многие тысячи иров? Кем были они и были ли подобны нам, людям? Откуда пришли и куда ушли?

Ни один мудрец не ответит на эти вопросы.

Известно лишь, что было это в глубокой древности, до того, как впервые ступила на твердь Асты нога первого человека со сказочной Сэмлы. Потому и говорят, услышав упоминание о чем-то давно минувшем: «Ты бы еще времена Предтеч вспомнил!»

Никто не знает и того, сколь долог был разрыв между первой и второй эпохами, ибо не было тогда разумных существ на Асте, а безмозглые свирепые ящеры-уры не ведают счета ирам, и нет преданий о прошлом у плетущих свою паутину хайров.

Но пришло время, и вот прошли сквозь врата Миров на Асту наши предки, люди Сэмлы, именуемой иначе Эрс или Терра. И началась тогда вслед Первой Легендарной Эпохе, Эпохе Предтеч, Вторая Легендарная Эпоха — Эпоха Предков.

Пишет Эктор Рунский в своей «Всеобщей Истории», что длилась эпоха эта около четырех милланов. Уасили Алексит Рус же считает, что тянулась она не менее сорока. Другие называют иные сроки. Истины не знает никто. Я же полагаю, что она, как это чаще всего и бывает, лежит посредине.

От раза к разу, с длительными промежутками между ними, открывались и опять закрывались Врата. Люди многих стран и народов Сэмлы проходили сквозь них. Кочевали племена, строились города, возводились крепости. Возникали государства. Как ручьи сливаются в реки, сливались разноплеменные наречия, порождая новые языки. Все шире распространялось человечество по лику Асты.

Крохи знания о тех далеких временах донесли до нас лишь легенды и сказки. Только из них знаем мы о странах А-Тлан, Сумер, Та-Кемет, Эллата, Ноуа Рома, Бретанна, о великом волшебнике Мерлине, знаменитом герое Утсте и царе-воителе Кайсаре Аурелинусе. Изредка люди находят в руинах погребенных временем городов древние плиты с высеченными на них полустершимися письменами, но прочесть эти надписи никто уже ныне не может.

Если верить легендам, то однажды Врата Миров, закрывшись, не открывались целую тысячу иров. И время это было названо Миллан Аорион, Золотым Тысячелетием. А когда вновь открылись Врата, то появились из них люди в странных одеяниях, говорившие на неизвестном языке и творившие чудеса. И одни приняли их за богов, другие — за великих чародеев, а третьи решили, что это вернулись Предтечи. Но были то сыны Сэмлы, ибо шел на ней век двадцать первый от рождения Бога Сэмлы, и неслыханно расцвели за последние века науки и ремесла.

Так началась Третья Легендарная Эпоха Асты. Теперь мы называем этих пришельцев Истари, Древние, а саму эпоху — Эпохой Древних.

Тридцать три ира и тридцать три дня длился, согласно сказаниям, Исход — переселение Древних в наш мир. А потом Врата внезапно закрылись, и уже навсегда.

Оставшись отрезанным от Сэмлы, Истари обосновались на Острове Врат, изгнав обитавших там хиберонов на Магр. И умножились пришельцы, и вознамерились они покорить всю Асту. Что и исполнили, ибо владели смертоносным оружием, извергавшим пламя, и удивительными боевыми машинами, так что никто не мог противоборствовать им. Четыре сентана правили они миром. Правили, держа в одной руке бич, а в другой — золото. И были аститы подобны телу, а Истари — голове. Но тело это было единым и здоровым, и многому научили завоеватели покоренных, и для всех на Асте был единый Закон. И брали Древние дочерей Асты в наложницы и даже в жены, вливая новую кровь в сосуды жизни мира. Вот почему ныне, слыша спор о древности рода, умные люди говорят: «Все мы — от Предков и Истари!»

Но, наконец, между самими Древними возникли раздоры. Они разделили мир на два государства, вскоре вступившие в войну друг с другом. Так началась Семилетняя война Древних. Всемирным пожаром полыхала она, то разгораясь, то притухая на время. Сражались в морях железные корабли, двигавшиеся без весел и ветрил, ползли по тверди стальные чудовища, исторгавшие убийственное пламя, а с неба металлические драконы бросали некие снаряды, порождавшие гром и разрушение. Так говорят легенды. Повествуют они и о совсем уж невероятных вещах — летающих огненных башнях и искусственных воинах из серебра, ходивших и бившихся, как живые. Но ведь сказители всегда сдабривают истину вымыслом.

Семь долгих иров тянулась эта война, пока не привела весь мир к чудовищной и небывалой катастрофе. Вот что пишет о ней мудрейший Ксант Нетонский, ученейший знаток древних сказаний, чье слово достойно доверия:

«Из всех легенд явствует, что повелевали Истари некой Силой, которую порождали устройства, именуемые Источниками Мощи. Таких источников было множество, как в стране Унра, так и в стране Хеан, но мудрецы Унры создали новый вид Источников, который назвали рабур. И самый большой из них, Великий Рабур, построили они на Острове Врат. Так Унра получила преимущество в Силе и уже готовилась торжествовать победу. Но, видя неминуемое свое поражение, правители Хеана использовали страшное тайное оружие, каковое в „Горестном речении избежавшего гибели“ зовется хаира.

Хаира мгновенно обратила все устройства Древних, рождающие Силу, в огромные очаги всепожирающего пламени. Причем Источники Мощи вспыхивали громадными слепящими шарами, ярче тысяч Таиров, но быстро угасали, оставляя за собой ужасные тучи дыма, подобные дыму над огнедышащей горой или грибу керруку. Рабуры же превращались в гигантские пылающие костры, не гаснущие и за сотни иров.

По словам „Горестного речения“, все живое испарялось, как капли воды на раскаленном железе. Города становились руинами, леса — пепелищами. Шли ядовитые дожди, и Невидимая Смерть собирала жатву свою. И уцелело из людей лишь по одному на тысячу. И болели они, и покрывались язвами, и выпадали власы их. И женщины рождали уродов».

Так говорит Ксант Нетонский.

Немыслимую катастрофу эту зовем мы теперь Древней Смертью, Истарунрой, и ведем от нее свое летосчисление. Имя же Унра стало в нашем языке словом «смерть». А божество смерти в древнем Конге именовалось Хаира.

Так завершилась Третья Эпоха и началась Четвертая Легендарная Эпоха Асты — Эпоха Спасения.

Первый сентан ее называют Веком Тьмы, ибо небо было скрыто страшными отравленными тучами, а уцелевшие люди жили в пещерах. В «Палаче Эруина» говорится так:

«Тьма над нами и вокруг нас. Люди забыли, сколько сторон у мира. Они путают правое с левым».

Во втором сентане люди вновь увидели свет Таира. Они вышли из пещер и стали строить хижины, возделывать поля и пасти скот. Но странные изменения происходили со всем живым. И старейшины в меру своего разумения определяли ту грань, за которой тор не мог уже именоваться тором, таг — тагом, а человек — человеком. И таких изменившихся убивали или изгоняли на запад, где на Магре пылали рабуры Истари. И их стали звать магрутами, а сентан этот Веком Изгнания Уродов.

Следующие три сентана именуют Веками Племен. Род человеческий рос и умножался. Все реже рождались уроды, подлежащие изгнанию или смерти. Возрождались племена, носившие пережившие Древнюю Смерть именования. То были инглы, амерки, роме, русы, хибероны, норски, италуомо, атлы и многие другие. И Алекс Арионский считает, что часть этих имен пошла от Истари, а другая часть — из глубокой древности.

Племена росли и процветали. В Третьем Веке Племен уже перестали рождаться уроды. Развивались умения и ремесла. Появились первые города. Но слишком многое было утеряно. Еще в Веке Изгнания Уродов были сожжены на кострах почти все чудом уцелевшие от Древней Смерти книги, ибо считалось, что в них — лживая и коварная мудрость Истари. И вот теперь мудрые по крохам собирали ничтожные остатки прежних знаний.

За Веками Племен последовали два сентана, которые зовут Веками Царств. В те времена возникли первые государства. То были Итала, лежавшая там, где теперь раскинулась Ариана, Норланн на юге Нора и Тин-у в Тиане. По берегам великой реки Тум в Хоране возродился под названием Кем Древний Та-Кемет, а на большом острове Минотэра в Срединном Море — морское владычество Крэты. На архипелаге Туиллан в Море Зноя за Вратами Юга возникла империя Ланти-Тулан, наследник страны А-Тлан, если верить легендам. Другие народы называли ее просто Ланти.

Именно в начале Первого Века Царств окончательно выяснилось, что Древняя Смерть породила не только магрутов, но и магов. До нее колдуны и ведуньи на Асте были столь же редки, как белые хуруги. А после нее дети со сверхъестественными способностями стали рождаться все чаще и чаще. Их называли Обладателями дара. Правда, одарены они были не в равной мере. Иные могли разве что вылечить зубную боль или заставить распухнуть язык сплетницы. Другие же умели взглядом обратить в бегство разъяренную асунру. И совсем немногие способны были творить настоящие чудеса.

Так на Асту пришло волшебство.

Следующий сентан по праву получил имя Века Смут. Начало его ознаменовало появление с Магра некоего ужасающего чудовища, подобного слизню размером с гору. Пожирая все на своем пути, оно надвигалось по перешейку Лисс на небольшое королевство Регед, расположенное к западу от Норланна. Тогда выступил против этого порождения Древней Смерти Артус, король-чародей Регеда. Легенда говорит, что сам судьбоносец Хтон, отец всех богов, вручил ему чудесное оружие Предтеч — Ормсурт, Меч Грома и Тормантион, Одеяние Силы. Победив Пожирателя, спрятал Артус по воле Хтона Ормсурт и Тормантион в тайной пещере, дабы не попали они в недостойные руки.

Вскоре после того весь Север постигла страшная беда. Три ира по зимам стояли лютые холода, а остальное время шли проливные дожди. Зерно гнило в почве тверди. Начался падеж истощавшего скота. Стали умирать люди. Голодные бунты вспыхнули в Норланне. Сперва восставшим сопутствовал успех и они подступили к самым стенам стольного града Ланнскроны. Но тут на них обрушились, словно снег на голову, королевские войска. Мятеж был жестоко подавлен.

На исходе третьего ира Великого Голода племена, обитавшие на берегах озера-моря Эланор, Красы Севера, Озера Туманов — инглы, эрманны, даны, Франсы, норски и русы, видя себя на краю гибели, объединились под стягом вождя Яромира, нарекли себя яроманнами и, перейдя горы Нэмиор, вторглись в Италу. У холмов Эрмонти их встретила армия италуомо, потерпевшая в этой битве сокрушительное поражение. Столица Италы Рома-Нэмиола открыла свои ворота северянам без боя. Страна была переименована и стала называться Яринной, а Яромир сел на ее трон.

Голод вызвал мятежи и на севере Тин-у. Подавлены они были не менее жестоко, чем в Норланне. Потом в Тин-аниане, столице этой страны, произошло несколько дворцовых переворотов, следовавших почти без передышки один за другим. Как пишет не без мрачного юмора о том времени Энниан Тинианри: «Не успевал только что коронованный властелин допить чашу ароматного ти, как руки душителя уже набрасывали ему на шею шелковый шнур». Дворяне Тин-у воевали друг с другом. Каждый был лишь за себя. Никто не думал о благе государства.

В Кеме, после смерти пер-ао Птахотпа разгорелась борьба за власть между двумя его сыновьями. Она разрослась в гражданскую войну, и в итоге страна распалась пополам. Правобережье Тума стало Царством Востока, а Левобережье — Царством Запада.

Империя Ланти меж тем овладела всем Морраном от Врат Юга до Срединного Моря. Лишь населенный магрутами Мормагр и дикие леса и болота за Моррором вдоль берега Моря Заката не привлекли ее владык. Не смогли они распространить свою власть и на просторы юга, где в мертвых пустынях высились, призрачно светясь по ночам, руины городов Хеана.

Девятый, последний сентан Четвертой Эпохи именуют Веком Войн. Он начался с вторжения лантийских полчищ в Царство Запада. Бесчисленные красные корабли высадили несметную армию закованных в бронзу воинов на никем не охраняемый берег. Менее чем за ир все Левобережье было в руках захватчиков, и на троне царства сидел наместник Златоликого Тлатли, владыки Лан-ти-Тулан.

Через два ира воинство Ланти, переправившись через Тум, за пол-ира покорило Царство Востока. Победители нарекли всю страну Кем-т-Лан. Империя начала копить силы для новых завоеваний. Пустыни и степи древнего Хора, где обитали нищие кочевники, не манили ее. Желанная добыча лежала на севере, за синими далями Срединного Моря!

Но и на севере не дремали, чутко прислушиваясь к тревожным вестям с юга. Владычица Моря, Крэта, заключила союз с Яринной и Норланном. Пели пилы и стучали молоты на верфях Наамана в Тин-у, где наконец было покончено со смутой и новый властитель поспешил примкнуть к Союзу Севера. На Тауране все были готовы к войне. И скоро она началась.

Это была морская война. Она так и осталась в памяти людской как Война Срединного Моря. Ее сражения кипели над бездонными глубинами, на цветущих берегах Таурана, мрачных прибрежных утесах Черной Тверди, песчаных побережьях бывшего Кема и золотых отмелях островов. Ни одна из враждующих сторон не могла высадить на землях врага достаточно большую воинскую силу, чтобы закрепиться там. И похожи были десанты на набеги пиратов. Горели портовые города и рыбацкие селения, гибли неповинные старцы, женщины и дети. Но так было лишь в первый ир войны. Мирное население ушло подальше от моря, и в прибрежной полосе остались только войска Береговой Стражи, как на севере, так и на юге.

Шли на дно корабли. Одни тонули, пропоротые бронзовыми таранами, сожженные горючими снарядами баллист. Другие гибли под свирепым натиском бурь. Иных потопили чудовища моря — уранмарры, мирхуры и гигантские бивненосцы-саркулы. Многие нашли свой конец на коварных подводных скалах. Но строились новые. Новые воины и моряки занимали свои места. И гнулись весла, и ветер свистел в снастях, надувая ветрила. И гордо реяли над соленой пучиной боевые знамена — золотое на алом пламя Яринны, снежно-белая на светлой зелени асунра Норланна, медно-красная на яркой лазури голова Тора Крэты и серебряный на желти трилистник Тин-у. А навстречу им шли с юга красные корабли с золотыми ликами на парусах и золотыми чудищами на мачтах…

Семьдесят иров без малого длилась эта война. И даже сотни иров спустя говорили о чем-то затяжном: «Тянется, как Война Срединного Моря».

Однажды в небе появилась новая звезда. Каждую ночь восходила она над Астой, становясь раз от раза все ярче и ярче. И говорили люди: «Она растет».

Но в третий день Месяца Цветов вышел на Площадь Речей Ромы-Нэмиолы верховный жрец Хтона Эрар-Провидец и возгласил: «Восплачьте! Да раскаются грешники и да будут тверды духом праведники! Ибо звезда, которую видите вы в небе, суть Звезда Возмездия! И не растет она, а приближается! Или не видели вы, как корабль, к берегу стремящийся, кажется вырастающим на глазах? Все ближе к нам Звезда, и великие бедствия несет она Асте!

Внемлите! Сам Вседержитель Хтон явился мне этой ночью, и не в видении сонном, а наяву. И предрек он нам гнев Нетона! Ибо грозят нам потопы и сотрясения тверди, извержения гор огнедышащих, глад и мор. Люди! Оставьте Рому-Нэмиолу, ибо град сей будет стерт с лика мира. Бегите на вершины холмов и надейтесь!»

Весть об этом разнеслась по всему Таурану. И опустели острова, побережья и города. Люди, укрывшиеся на высотах, со страхом глядели в небо, где мрачно сияла Звезда, шепча в испуге: «Она близится!» И видели они уже ее лик, круглый и холодный. И скоро сравнялся он с ликом золотой Уны.

Ступили на оставленные воинами прибрежные земли облаченные в бронзу воинства Ланти и закрепились там. Лишь корабли продолжали сражаться на просторах моря.

Но Звезда росла от хоры к хоре, и страшно нависала она изъявленным щитом из серебра над трепещущей Астой. Все выше становились приливы. Тревожно ревели в лесах перепуганные звери. Дрожала твердь. Бушевали бури. Горы начали извергать пламя. Потом моря стали то отступать за черту заката, то обрушиваться на берега чудовищными водяными стенами, затопляя низины на сотни лонг в глубь погибающих стран. Содрогалась вся Аста. Опускались высоты, и подымались низины. Горели леса. Тонули острова. И над гибнущим миром проходила гневная Звезда, и люди видели, что язвы и пятна на ее лике — это горы и долины громадного шара мертвой тверди.

А потом небеса скрыли непроницаемые тучи, и во тьме, озаряемой лишь заревом пожаров и рвущегося из недр подземного огня, шел из этих туч черный от пепла дождь.

Так, небывалым бедствием, окончилась Четвертая Эпоха Асты. Горестное это событие называют ныне по-разному — «Рождение Моны», «Пришествие Моны», но чаще всего его зовут «Потрясением Основ», почему и именуется Пятая Легендарная Эпоха Эпохой Потрясения.

Первые двадцать три ира ее первого сентана именуются Годами Гнева. Все это время небо застилали тучи, сквозь которые изредка тускло проглядывал Таир. Дрожала твердь. Низины превратились в соленые болота и озера черной грязи. Почва была бесплодна. Погибло большинство животных и почти весь скот. И, хотя из каждого десятка людей уцелел лишь один, однако и этим спасшимся не хватало пищи. Многие умерли от голода. Многих унесли болезни.

В двадцать четвертом ире небо очистилось от туч. Лик звезды-пришелицы казался теперь лишь вдвое больше Унры, когда она приближалась к Асте, и вдвое меньше, когда удалялась от нее. Все реже сотрясалась почва. Погружались в сон огнедышащие горы. Начались Годы Успокоения.

Второй сентан Пятой Эпохи называют Веком Варварства. Были утеряны слишком многие знания, и Аста возвратилась к временам Веков Племен. Но уже в начале следующего сентана мудрецы собрали достаточно осколков былого, чтобы склеить их в целый сосуд. И тогда они начали странствовать по лику мира, уча людей и обращая тьму невежества в свет знания. Поэтому третий сентан зовут Веком Учителей.

Четвертый сентан получил название Века Возрождения. В его начале возродилось мореплавание и восстановилась связь с Красной и Черной твердью. Лишь теперь выяснились все последствия Потрясения Основ.

Неузнаваемо изменились очертания берегов. Там, где прежде высились скалы, лежали теперь песчаные пляжи. На месте былых мысов простирались заливы и бухты. Врата Востока сузились, зато расширились Врата Запада. В проливе, ведущем в море Урт, где возвышались два гористых острова — Столпы Урта, появилось множество островков, скал и рифов, прозванных мореходами Клыками Урта. Весь огромный архипелаг Туиллан, сердце империи Ланти, погрузился бесследно в морскую бездну, а расположенные против него цветущие равнины Моррана стали бескрайними заболоченными дебрями — Туонтрой, Погибельным Лесом. Уцелевшие же лантийцы растворились в массе обитателей покоренных ими некогда стран — Конга, Тонгора Запретного и Моранны, в которой жили полудикие племена Хибе-Сату. В Кеме лантийцы тоже были поглощены кемитами, народом роме. Там уже начинало возрождаться Царство Запада. Но на месте громадной плодородной дельты Тума шумели теперь волны Тумского залива.

Участь империи Лан-ти-Тулан разделила и Владычица Моря, гордая Крэта. От ее великого острова Минотэра осталось лишь два обломка — Коранна и крохотный островок, словно в насмешку сохранивший имя тверди крэтан. К счастью, основная масса населения Минотэры успела бежать на материк.

В западной части Срединного Моря из волн поднялся большой остров, увенчанный величественным конусом огнедышащей горы, который назвали в честь бога Тора.

Сильно пострадала и Яринна. Всю ее центральную плодородную равнину силы недр подняли почти на целую милонгу. Река Нэми разлилась, образовав озеро того же имени, на дно которого ушла былая столица. Его воды начали низвергаться в провал нового Рунского залива моря Лисс великим водопадом Урансесса.

На севере, в том месте, где лежали зеленеющие низины Эми, поднялась целая горная страна, которую стали называть Кориоран. Она соединила крайние северо-восточные отроги гор Нэмиор с северными оконечностями гор Ассор, окончательно замкнув Яринну в горное кольцо. Протекавшая по низинам Эми река Лана, единственный сток озера-моря Эланор, исчезла. Воды Эланора, уносимые прежде Ланой в великую реку Яр, не находя выхода, поднялись на сто двадцать минов, затопив места обитания многих народов. Ушли на дно Эланора Ноугорд русов, Норхелм норсков, Нюландна инглов. Уровень Эланора высился, пока воды его не нашли себе нового стока, прорвавшись на юго-западе по узкой низине меж холмами в новый залив моря Лисс — Лисский, похоронивший под своими волнами великую Ланнскрону. Прорыв этот называли вначале Норским проливом, а после — рекой Норой.

В семидесятых ирах Века Возрождения началось восстановление древнего пещерного города-храма Кор, высеченного некогда на западных склонах одинокой горы Кориор, слившейся ныне с Кориораном. К концу сентана работы были окончены, и в первый день ира тысяча трехсотого от Древней Смерти были торжественно освящены храмы Хтона, Хрона, Тора и Нетона. К этому празднеству был приурочен и первый Совет Народов, где собрались впервые все вожди народов Яринны и Нора. С этого дня в Коре начали вести летопись «Астахроникон» и последняя, Пятая Легендарная Эпоха, сменилась Шестой Эпохой, Эпохой Становления, первой исторической эпохой Асты.

В 1301 ире кемиты строят город Уасур и пер-ао Амунхотп восходит на трон возродившегося Царства Запада. Четыре ира спустя восстанавливают древнюю столицу Кема, Мут, и пер-ао Синахт одевает корону Восточного Царства.

Тридцать один ир длится в Тин-у, именующейся теперь Тианой, строительство стольного города Тиниан, которому предстоит унаследовать славу покоящегося под волнами залива Мутин Тин-аниана. В ире 1357 дворяне-сансуны Тианы посадили на нефрионовый трон дворца Сунтансан Линсина Тианри, отвергшего древний титул ниссуна и нарекшего себя первым богоравным владыкой — эннатусуном.

Первым деянием нового владыки были попытка изгнать с побережья Моря Восхода пришедший туда еще в Век Варварства народ Фэйров. Порожденные редким благим Изменением Древней Смерти, эти четырехпалые волшебники с радужными глазами и волосами обитали на далеких сказочных островах восточного моря. Когда большая часть их земель ушла на дно во время Потрясения Основ, они высадились со своих перламутровых кораблей с розовыми парусами на берег Тин-у, пустынный и необитаемый, и поселились в огромном лесу Инсур, Лес Востока. С тех пор его прозвали Сиансур, Запретный Лес. Сами же Фэйры назвали его Эроа. Они привезли с собой саженцы удивительных дриам — деревьев-домов и вырастили у залива Моана свой город Роа-Марэ, Лесоморье. Владения их простерлись от гор Энсор до Врат Юга.

В начале 1363 ира войско эннатусуна Линсина выступило в поход на фэйров. Но едва оно углубилось в чащи Сиансура, как начались пугающие чудеса. Необоримый беспричинный ужас охватил воинов, и они, не чуя ног, бежали в смятении из-под золотистых сводов листвы аордрео. Эннатусун с трудом собрал свое рассеявшееся воинство и дерзнул на вторую попытку, призвав со всей Тианы множество могущественных колдунов, дабы противостоять волшебству фэйров. Но, несмотря на все их заклинания и чары, неодолимый страх обратил смятенное войско в беспорядочное бегство уже на подступах к Сиансуру-Эроа. С тех самых пор и доныне владения фэйров считаются заповедными, а люди говорят: «Бежал, как Линсин из Эроа».

Яринна и Нор были тогда разбиты на множество мелких владений. Совет Народов, собиравшийся раз в ир в храме Хтона в Коре, изнемогал под бременем решений бесконечных споров между вождями, владетелями и простонародьем. Наконец летом 1380 ира было решено избрать верховного короля. Выбор Совета пал на вождя одного из племен южных русов, Преслава, по прозвищу Старый. На следующий ир он основал на северном берегу Лисского залива у устья Норы свой стольный град — Лесну. От Преслава пошла первая династия Нора — династия Славутов.

В 1397 ире сын Преслава, Яромир Славут Сильный заложил на мысу Кеос портовый город Ярну-Рому, которая быстро стала центром юга Нора-Яринны, как назывались теперь объединенные земли.

Второй сентан новой эпохи начался созданием жрецами Кора свода древних священных легенд и преданий «Астакортаон», «Святая Весть Асты». Книга эта впоследствии послужила неоценимым подспорьем трудам ученых хронистов.

Между царствами Кема в это время вновь начались междуусобицы. И вот, в ире 1433 владыка Царства Востока Хесер покорил Запад, вновь надел высокую корону единого Кема, но переименовал страну в Утуран — Твердь Уту, Бога-Таира, а сам отказался от старого титула пер-ао, означавшего «Владыка Великого Дома», назвав себя Живым Воплощением Уту, уту-аонну. Сейчас мы произносим это как «утаон».

В начале 1441 ира мудрый звездочет из Кора, Джан Италик по прозвищу Промыслитель, объявил правнуку Преслава, королю Ладомиру Славуту Мудрому, что, согласно наблюдениям всех звездочетов, среброликая звезда-пришелица, которую жрецы кора давно уже нарекли Моной, богиней печали, блудной дщерью Таира, окончательно выбрала свой путь над Астой и стала такой же верной ее спутницей, как златоликая Уна. Но, чтобы избегнуть в грядущем подобных угроз из глубин неба, крайне желательно было бы построить обсерваторию, касвидеон, на одной из высоких гор, дабы постоянно наблюдать за небесами, постигая их тайны.

Ладомир прозывался Мудрым недаром. К лету 1449 ира была построена не только обсерватория на горе Хайор, но и прекрасный город у подножия этой горы, где Ладомир собрал всех ученых и мудрецов страны. Назвали этот город Руна, по имени богини знаний и письменности.

Среди собравшихся в Руне искателей истины оказалось много Обладателей Дара. Они начали исследовать суть этого дара в его проявлениях, превращая колдовство в одну из наук Асты. Звали они себя магами, а науку свою — магией. И покровителем своим избрали древнего забытого бога Теотла, пришлое божество чародейства и тайн. В ире 1469 создали они первый круг Магов Асты.

В конце 1480 ира умер, не оставив наследника мужского пола, последний из Славутов, праправнук Преслава, Ярослав Болезный. На нем окончилась династия русов. На престол воссел муж дочери Ярослава, норск Беорн Необоримый, основатель династии Беорнингов.

Начался новый сентан. В ире 1513 правнук Хесера-Объединителя, Херхуф, отразил вторгшихся в Утуран кочевников Хора. В 1521 ире в Конге воцарился избранный местными аристократами-сонангаями владыка-ситанг. У залива Туннан была построена столица ситангии — город Ангконг.

И вот наступил печально памятный Яринне и Нору 1549 ир. В Магре произошло ужасное землетрясение, продолжавшееся больше трех менсов. Начали извергаться погасшие огнедышащие горы хребта Магриор. Даже в Лесне и Руне чувствовались содрогания почвы, а небо было затянуто дымом. И тогда с Магра по Лиссу двинулись, спасаясь от гибели, неисчислимые полчища магрутов. Ревущим потопом обрушились они на земли людей.

И прежде бывало, что отродья Древней Смерти нападали на поселения Лисса, но всегда то были людозвери с лисского края Магра, и приходили они малым числом. Изредка забредали и одиночные магруры — изменившиеся животные. С такими незваными гостями справлялись быстро и легко.

Но на сей раз порождения Магра шли без числа и счета, и были они всякого вида и роста — от карликов до великанов. Шли они вперемежку с магрурами, но трудно было отличить от магруров иных магрутов, столь чудовищен был их облик.

Правил тогда пятый из Беорнингов, Сурт Красноглазый. Узнав о вторжении, он разослал гонцов за помощью, а сам выступил навстречу врагу. В Лесне же, называвшейся в то время уже Лисна, оставил он за себя своего родича Асмунна.

Велико было войско Сурта и отважны его воины, но, по словам летописца, «оказалась рать королевская аки таг годовалый супротив греаморта разъяренного, ибо несметна была сила магрутская. Не спасли ни доблесть беспримерная, ни мечи булатные, ни доспехи добрые от дубин великанских, из целых дерев изделанных, зубами неведомых чудищ утыканных, от копий из бивней саркулов и каменьев огромных, на ремнях кожаных. Пал король Сурт, а за ним и ратники его. И никто не вернулся с побоища».

Магруты осадили Лисну. Было ясно, что падение города — вопрос лишь нескольких дней. Но тут пришли воинства Нора и армии Яринны. Началась знаменитая Великая Битва.

Впервые вместе с людьми сражались в ней рати туоров, народа колдунов гор Урс. Иные говорят, что эта карликовая раса — Благое Изменение, подобно фэйрам, а другие считают, что такими они и явились с Сэмлы, задолго до Века Древних. Но, так или иначе, забыли они о своей необщительности и бились в одних рядах с норцами и яриннитами против общего врага, страшные и чарами, и немыслимым своим тайным боевым искусством — Минмэнтен Турарса.

С рассвета и до заката кипела битва. На двести шагов летели смертоносные стрелы длинных луков северян, мелькали копья, сверкали мечи. Со стен Лисны метали баллисты огромные бревна и камни. Исход сражения решили подоспевшие арбалетчики Ярны-Ромы, под водительством Диима Уалантайна, нашпиговавшие магрутов тяжелыми стальными пробойниками.

Потери были чудовищны. От двадцатитысячной силы осталось всего лишь тридцать шесть сотен. Но и из них более половины вскоре скончались от ран. Пали великие герои, побратимы Рольфр Юный, вождь норсков, и Аликсантр Заступник, князь русов. Погиб Эктор Регедский, воин-певец, слагатель саг. Зато ни один магрут не ушел с поля боя. Легенды говорят, что курган из тел врагов был выше старых лаудрео и тянулся на четверть лонги.

После Сурта Красноглазого не осталось прямых наследников. Начались споры о власти, длившиеся почти два ира и окончившиеся разделом Нора и Яринны. В Лисне остался править Нором Асмунн, а выбранный королем Яринны Диим Уалантайн основал весной ира 1551 свой стольный город Яр-Нетон у залива Таумиран.

К концу сентана уцелевшие после Потрясения Основ крэтаны, вернувшиеся на остаток потонувшей Минотэры, закончили восстановление древних святилищ Крэты. У огромного храма Хрона, оказавшегося теперь почти у самого берега моря, они построили город, названный по имени этого божества. От него они проложили новые дороги к величественному святилищу Хтона и храмам Нетона, Тора и многих других богов. В первый день 1600 ира все эти храмы были освящены. С этого дня в Кор-всех-богов стали совершать паломничества лишь бедняки и малоимущие. Все люди с достатком плыли на остров, который сами крэтаны звали Крэта, но по всей Яринне и Нору назвали Коранна — Святая Страна.

По всей Асте тогда возникали новые города. В Конге по воле ситанга заложили Ангмар в устье реки Мар-ра, Северной Реки, а затем и Ангкор у устья Южной Реки, Кор-ра. В Норе возник в годы четвертого короля из династии Асмунгов, Рагнара Бородатого, Ис в устье Ира, у южных отрогов гор Урс — город рыбаков и охотников. В Тиане у залива Энтин, где на дне покоился древний порт Нааман, строились Наан и Туан, а у широкого устья Тина уже шумел многолюдный Суан. Устья рек и заливы обрастали городами, как старые деревья — грибами-дреарами. В Утуране у залива Сетхур вырос Ур, а в устье Тума-Атум.

Сливались в реки ручьи языков. Менялись говоры, рождались новые слова. Лисна стала теперь именоваться Лиссой, по названию моря и перешейка. Слово «яр» начало означать не «мощный, необузданный», а «яркий, светлый» и звучало уже «ар». Ярну-Рому называли уже Ром-Арион, или просто Арион, а Яр-Нетон, Град Мощи Нетона, стал Ар-Нетоном, Нетоном Светлым. Дворян-яргенов стали титуловать аргенетами, Светлорожденными.

В день Тага и Таира месяца Гроз ира 1681 был коронован седьмой владыка Арианы, как именовали теперь Яринну, Дион Уалантайн, вскоре заслуживший прозвище Великий. При нем прокладывались новые дороги и обновлялись старые, строились корабли, школы и мастерские для мореходов и корабеллов, возводились дозорные и маячные башни. По его повелению были построены форты Аноркар и Магракар при входе в гавань Нетона, а на высокой скале Арренрок — новый королевский дворец. В ире 1693 он учредил в Руне первый на Асте университет, а в 1699 собственными руками заложил на Черном Острове первый камень города Морион.

Хтон судил так, что в те дни жил в Коре-всех-богов жрец Кулдор. Долго изучал он «Астакортаон» и другие древние священные предания, и вот, в ире 1703, написал трактат «О боге едином». В нем он утверждал, что существует лишь один Бог, которого мы почитаем под именем Хтона, но чье подлинное имя непознаваемо, а пути — неисповедимы. Все же остальные боги — лишь некие силы, управляемые Единым.

Жрецы Кора объявили это учение кощунственной ересью. Кулдору пришлось бежать в Руну. Там, в ире 1707, один из его почитателей подарил ему девятилетнего мальчика-раба, Тураха абен-Сайта, сына вождя одного из племен кочевников Хора, похищенного пиратами и проданного в Ариану. Кулдор воспитал Тураха скорее как собственного сына, чем как раба. Он научил его счету и грамоте, а его друг — маг Аранейр — основам магии, ибо Турах обладал Даром. Жадно внимая речам Кулдора, Турах стал убежденным его последователем.

Осенью 1710 ира умер Дион Великий. Еще через два ира в Норе, где правил седьмой король династии Асмунгов, Оттар Жестокий, прозванный иначе Палачом, произошел дворцовый переворот. Аргенеты Нора возвели на трон владетеля Регедской марки, Эорла Смелого, от которого и пошла последняя династия Нора — Эорлинги.

В ире 1714 был закончен труд, начатый еще в последние годы царствования Диона Великого. Семь рунских мудрецов создали новый алфавит аррона, языка Арианы. Доселе в ходу были чуть ли не десяток разных письменностей, от слогового письма крэтан, рун Севера и «черт и резов» русов, до Алфаромано — знаков Юга.

Весной 1721 ира скончался Кулдор Корский. Перед смертью он освободил Тураха абен-Сайта и завещал ему все свое скудное имущество. Турах тут же вернулся в Хор. Еще в Руне он создал собственную версию учения Кулдора, назвав ее Верой. Теперь пришла для него пора обратить в эту Веру народы Хора.

Ему удалось это сперва с людьми его собственного племени, где по возвращении его тут же признали вождем, а вскоре и с соседскими племенами. Но лишь через сорок иров он смог признать свою задачу выполненной. Его племянник Джалал стал верховным вождем, хуганом, а сын Джалала Амад построил столицу нового государства, город Хорсу у Хетского залива Моря Заката. Сын самого Тураха, Джер абен-Турах, был избран первым Верховным Уллахом, главой жрецов новой Веры. Сам же Турах провел остаток своих дней в создании письменности хорсутари и священной книги «Хеннур ас-Хайхор».

Тем временем в Ариане король Энрик Третий Любвеобильный строит себе роскошную резиденцию у залива Риан. Вокруг нее, как грибы после дождя, вырастают виллы богатейших аргенетов. Вскоре возникает целый город, взявший в покровительницы богиню любви Аэллу и названный ее именем. Датой основания Аэллы считают 1741 ир.

Примерно в то же время на Магре образовалось поселение изгнанников и беглецов чуть ли не из всех стран Асты. Здесь можно было встретить армэна из Арианы, конгая, хорсута, утуроме, норита, тианца… Разгневавший короля аргенет соседствовал тут с беглым рабом или скрывавшимся от руки закона преступником. И все они занимались удивительным и опаснейшим промыслом. В проклепанных свинцом балахонах уходили они за горы Магриор, где доселе горели еще Рабуры Истари, и приносили оттуда немногие уцелевшие изделия Древних, которые купцы скупали у них за бесценок, продавая потом на вес золота магам и любителям редкостей. Впрочем, чаще всего искатели эти не возвращались из своих походов. Называли они себя унритами, детьми Смерти, а селение свое — Тан-Унратен, Город Смертников, или попросту Унра — Смерть.

В день Урра и Моны месяца Увядания 1779 ира Дион Уалантайн отравил на пиру своего отца, Адара Второго Спесивого, а также родного брата, наследника Адара, и взошел на престол как Дион Третий, заслужив вскоре прозвище Ужасного или Грозного. Он царствовал почти восемнадцать иров, наполнив их жестокостями и кровопролитиями, пока в один из осенних дней 1797 ира его обезглавленное тело не обнаружили на шелковом ложе тщательно охраняемых покоев, а отрезанную голову — на колу у ворот дворца. Кто совершил это таинственное деяние, оставалось тайной целых четыреста иров.

Диона Грозного сменил на троне его сын, Эрнан Горестный, уже семь иров протомившийся в подземельях дворца, куда его бросили по приказу отца, и взошедший на трон прямо из темницы.

При нем Ариана начала покорение северных земель Моррана, Моранны, Черной Страны, населенной лишь немногочисленными племенами диких Изменившихся, коротконогих и шестипалых Хибе-Сату, покрытой непролазными дебрями дремучих лесов мордрео, в которых кишели громадные хуруги и другие чудовища. Конг не стремился распространить сюда свое владычество, и армэны понемногу начали утверждаться на севере Черной Тверди.

Прошло более сентана. В 1919 ире взошел на престол Адар Третий, король-чародей. Говорят, что королева Фраисса родила его не от мужа, Осгара Сурового, а от придворного мага Трана, ибо доселе в роду Уалантайнов не было Обладателей Дара. Тран и обучил юного Адара магии.

Еще во времена Диона Великого магия распалась на два пути — Света и Тьмы. Приверженцы Пути Света утверждали, что миром правит Великое Равновесие между Светом и Тьмой, Добром и Злом, Мужским и Женскими Началами и многим другим, ибо бытие состоит из противоположностей. Поскольку же сейчас в нем больше Зла, чем Добра, то необходимо увеличивать количество последнего, чтобы восстановить утраченную гармонию.

Сторонники Тьмы возражали, что если Зло преобладает в бытии, то такова его природа и таков естественный путь развития всего сущего, ибо по мере усиления Зла будут выживать лишь самые сильные и приспособившиеся, а в итоге мир будет населять единая раса сверхлюдей, что и является-де высшей целью мироздания.

Светлые маги объединились в новый Рунский Круг Света, а темные разбрелись по Ариане и Нору. Одним из них и был учитель Адара, Тран Темный.

Чем глубже укоренялась Тьма в душе Адара Третьего, тем ужасней становились его деяния. Сперва его назвали Свирепым, потом Кровавым и, наконец, Безумным.

Именно тогда появился на Асте тот, кого и доныне знаем мы как Сегейра, Бессмертного, Одинокого Странника. Говорят, лишь для него одного раскрылись Врата Миров после Истари, но уйдя с Сэмлы за век до Древних, заблудился он во времени и только в 1937 ире вышел в наш мир.

Так оно или иначе, но, оказавшись два ира спустя в Нетоне, примкнул он к тем, кто решился свергнуть тирана. Когда началось восстание, Сегейр уничтожил Адара в чародейском поединке. Так пал последний из Уалантайнов.

Была установлена новая форма правления. Отныне Ариана стала именоваться Коронатом Светлого Нетона, а при владыке его, коронносе, возник Совет Короната, из семи выборных представителей, которых назвали Голосами. То были Голоса аргенетов, жрецов, мудрецов, мореходов, торговцев, мастеров и земледельцев. Коронносом был избран юный аргенет древнего рода Кристеор Нэмиорский.

Началась Седьмая Эпоха Асты, Эпоха Короната.

После смерти короля Нора Эрна Третьего Доброго, у которого не было сыновей, женатый на его дочери праправнук Кристеора Юного, Кристеор Второй, объединил Ариану и Нор в составе Короната. В Совете появилось еще семь Голосов. То был ир 2049, Ир Воссоединения.

Все чаще плавали суда в Моранну, все больше поселенцев обосновывалось на Черной Тверди. К концу сентана там были построены города — Моркар, Черная крепость, и Морн. Осушались болота, на месте былых дебрей зеленели сады и поля. Племена Хибе-Сату перебрались на запад, в Мормагр.

Косо смотрели на это ситанги Конга. И вот, в ире 2161, решили сонангаи — выродки-аристократы этой страны — завладеть плодами чужого труда. Ситанг, собрав огромное войско, вторгся в морранские земли Короната.

Два ира тянулась война. Наконец короннос Антор Второй разбил армию сонангаев, низложил ситанга и объявил Конг частью Короната. В Совет вошло еще четырнадцать Голосов — от Конга и от Моранны. Страны эти стали прозываться Уранморанной — Моранной Великой, а Антор — Победоносным.

Тем временем в Утуране седьмой утаон пятой династии Джедефуту отразил ценой собственной жизни вторжение воинства Хора. Это была Первая Хоранская Война. Хорсуты хотели захватить плодородную Хатскую долину.

Сын Джедефуту Менкауту спустя три ира перенес свой престол из Мута в Атум.

В Тиане же участились бунты против власти эннатусунов. Дворяне-сансуны были заняты своими делами, а порой даже возглавляли отряды бунтарей. Порядок трещал по всем швам, и вот эннатусун Хисан Тианри, дабы отвлечь народ и сансунов, объявил войну Коронату. Однако его призыву последовали немногие. И, когда немногочисленное войско повелителя Тианы подошло к переправе через Ар в месяце Зноя 2322 ира, его встретила огромная армия короносса Анара Воителя. Тианский главнокомандующий, Сиантен Суанри, человек гордый, но мудрый, решил избежать бессмысленного кровопролития и приказал своим воинам сложить оружие. Лишь один человек погиб в этот день — сам короннос Анар. При переправе его урр, испугавшись чего-то, сбросил своего наездника с наплавного моста. Тяжелые доспехи увлекли коронноса в пучину.

Его сын Арнор, возглавивший армию, покорил Тиану менее чем за месяц. Войска шли, практически не встречая сопротивления. Лишь когда они вступили в Тиниан, то у ворот дворца Сунтансан произошла короткая ожесточенная схватка с последними приверженцами Хисана. Сам Хисан выпил чашу яда. Тысячелетняя власть эннатусунов кончилась. Тиана вошла в состав Короната, и в Совете стало уже тридцать пять Голосов.

Присоединение к Коронату стало благодеянием для народов Тианы и Конга. Согласно его законам было отменено крепостное право и земля распределена между земледельцами. Но и аргенеты не пострадали, получая от государства большие ежегодные выплаты, соответственно древности рода и богатству их былых владений.

То было время расцвета Короната. Но в 2441 ире некий Тодор из Кора извратил учение Кулдора, давно уже ставшее признанной религией — хтонизмом. Тодор учил, что раз имя Хтона непознаваемо, то его и следует именовать просто Бог, Господь, Творец. Что прочие боги — лишь демоны, враги Господа, и поклоняющиеся им тоже враги его, коих по смерти ждет не покой и радость на небе, но муки Нижнего Мира.

Из своих приверженцев Тодор создал Корклан — Святое Братство, а себя нарек Коркланносом, воплощением Бога на Асте. Он объявил, что даже сам короннос должен признать его волю и склониться перед ним, ибо власть принадлежит Господу, а не человеку.

Правивший тогда Рансеон Веселый расценил слова Тодора как дурную шутку и приказал схватить новоявленного бога во плоти. Тодор бежал в Моранну. Его последователи-тодориты продолжали распространять Теодорову Веру — тодоризм. Внук Рансеона, Арлан Благочестивый, объявил и теодоризм, и теодоритов вне закона. Началось массовое переселение приверженцев новой веры. Они уплывали в Моркар и Морн, где уже успело утвердиться Святое Братство.

Между тем в Утуране шла Вторая Хоранская Война. В ире 2519 армия хуганата Хора вторглась в Хатскую долину, чтобы присоединить к владениям хутана Махбуба этот лакомый кусочек плодородных земель. Третий утаон Девятой династии Теутмес дал врагам достойный отпор. Война длилась два ира, закончившись поражением хорсутов в битве при Тусе.

Молодой утаон понимал, что это лишь временная передышка, что Хор не откажется от своих замыслов. Теутмес решил раз навсегда покончить с угрозой, покорив хуганат. Но это требовало огромных средств, а минувшая война почти опустошила казну. Тогда утаон дерзнул объявить себя, по воле Уту, верховным жрецом всех богов Утурана, а храмовые подати, равно как и сокровища храмов — своим достоянием. Однако он не учел мощи жрецов. Три дня спустя, когда Теутмес возглавлял торжественную процессию на празднике Уту, его драгоценные ритуальные одеяния внезапно воспламенились, и он погиб в страшных мучениях на глазах у огромной толпы.

Жрецы разъяснили народу, что безумец Теутмес наказан самим Уту за святотатство и что отныне в Утуране больше не будет утаонов, а бремя власти примет на себя Совет Верховных Жрецов. Что и было совершено.

В Моранне же крепло Святое Братство тодоритов. Сам Тодор умер еще в 2487 ире. И вот, словно в ознаменование сентана этой даты, в новогоднюю ночь ира 2587 члены Братства начали чудовищную резню, уничтожая инакомыслящих. Погибло более ста тысяч человек — почти треть всего населения страны. Остальные стали рабами пришедшего к власти Корклана. На престол коркланноса сел Теодор-Пэта, объявленный святым и непогрешимым. Моранна отпала от Короната.

В это время на восточном побережье Моря Урт возникло новое государство — онганат Онгара. Доселе страна эта носила имя Берега Диких или Берега Людоедов, ибо жители ее, коренастые и длиннорукие онгтану не брезговали человечиной. Но где-то около 2590 ира большая шайка пиратов сумела закрепиться на мысе Хамат, в устье реки Хун. Через десять иров пришельцы подчинили себе все племена побережья, построили столицу, названную Утан, и подняли черно-бело-красный стяг с боевым топором. Их новые подданные были хорошими воинами, и с этих пор пираты Онгара стали грозой морей Асты.

Моранниты же, укрепив новый свой уклад, вознамерились распространить его и на конг, обратив конгаев в свою веру огнем и мечом. В 2621 ире воинство Святого Братства подступило к стенам Ангмара. Но армия Конга и эскадра Короната под водительством коронноса Нортеора Смелого обратили незваных гостей в паническое бегство. Моранна потеряла полуостров Серрет, тянущийся к Клыкам Урта, а с ним и выход к Морю Урт.

Тогда коркланнос Тодор-Микул объявил исчадьями демонов племена Хибе-Сату, вытесненные в Мормагр Ближний. Воины Корклана двинулись на запад. Менее чем через тридцать иров Хибе-Сату исчезли с лика мира, словно бы их никогда и не было. Но освоить их дикие дебри мораннитам оказалось не под силу. Мормагр остался в запустении.

Через сентан Моранна решилась на новую попытку покорения Конга. Весной 2788 ира армия Корклана вновь подошла к Ангмару. Флот, посланный коронносом Кирраном на помощь конгаям, запоздал, задержанный в пути бурей. Но и без поддержки Короната войско Конга наголову разбило под Ангмаром силы Святого Братства, остатки которых с позором бежали восвояси. Узнав об этом, адмирал Киррана Роалт Норский решил ударить по Моркару — столице Моранны и оплоту коркланноса, дабы навеки покончить со Святым Братством и возвратить страну Коронату, но новая буря неслыханной силы потопила почти все корабли эскадры.

С тех пор с воинственными устремлениями моранниты распрощались навсегда. Страна рабов и фанатиков начала вырождаться от ира к иру. Вымирали ремесла, уменьшалось число грамотных людей, обладающих Даром вешали вниз головой над тлеющими кострами, ибо колдовство и магия были запрещены под страхом смерти. Поголовное пьянство, наркотики, грязь и нищета наложили свою печать на облик обитателей. Недаром и доныне говорят: «Уродлив, как мораннит».

В 2807 ире началась Третья Хоранская Война. Причиной ее была все та же распря из-за цветущей долины Хата. Хорсутам удалось выйти к извилине Тума, называемой Хатской Петлей. Здесь они построили крепость Хас и надежно обосновались, перекрыв реку и нарушив связь юга Утурана с морем. Тогда в течение десяти иров утуроме построили громадные плотины и огромный канал Саурхор, пустив по нему воды Тума и отрезав пересохшую Хатскую Петлю. Их армия окружила войско хорсутов, и хутан Джер Отважный запросил мира. В первый день 2818 ира мирный договор был заключен в Хасе. По его условиям половина Хатской долины отошла к Хору, а Хасская крепость была снесена. На ее месте вырос оживленный торговый город Хас, куда беспошлинно допускались хорские купцы, многие из которых там и поселились. Хатская Петля вновь наполнилась водой Тума, а канал Саурхор был переименован в Краткий Путь.

В Конге же в это время зрел заговор сонангаев. Долгие иры они тосковали по былому могуществу. И вот теперь, договорившись друг с другом, эти утонченные выродки, занимавшиеся извращениями и людоедством и считавшие весь мир лишь иллюзией, решили сделать эту иллюзию более приятной. Подкупом и обещаниями они привлекли на свою сторону чиновничество страны, обладателей реальной власти. Ранней весной 2876 ира была провозглашена независимость Конга от Короната.

Новость эта вызвала бурю возмущения, но войска тоже были подкуплены, и дело ограничилось лишь ропотом народа. Отнять у него былые земли сонангаев власти не осмелились, но подати возросли троекратно, а выплаты сонангаям — почти в четыре раза. На трон в дворце Тинаанг вновь взошел ситанг, и все стали ожидать, что же предпримет Коронат. Флот Конга вышел на рейд Ангмара, а армия была усилена за счет наемников из пиратов Срединного Моря.

Но Коронат не придпринял ничего. Времена его величия миновали. Слишком миролюбив и ленив был короннос Сеонар, прозванный Добродушным, слишком осторожен Совет, число Голосов которого вновь сократилось до двадцати одного. Слишком медленно возрождался военный флот. Слишком много было этих «слишком»…

Не успела разнестись по Асте весть о событиях в Конге, как в Утуране подчинил себе темными чарами восток страны маг Уруман Урхский. Девять иров властвовал он, пока не уничтожил его некий человек, известный лишь по прозвищу Искупающий Вину. Было это в ире 2899.

В седьмом ире нового сентана короннос Кристеор Шестой отменил рабство в Коронате, презрев угрозы рабовладельцев и работорговцев. Их месть вскоре настигла его. В начале месяца Зноя 2909 ира он был убит выстрелом из арбалета в спину. Убийцу так и не нашли.

В 2923 ире светлые маги Короната изгнали, при поддержке сына Кристеора Освободителя, Теора Упорного, темных магов Арианы и Нора. Темные маги Тианы скопились в городе Атуане, возникшем сентана за три до этого и быстро превратившемся в крупнейший порт восточной части Срединного Моря, а заодно и в пристанище проходимцев со всей Асты, о котором поэт Энсиан Суанри сказал: «Пена и осадок в Атуане, а в Тиане — доброе вино». Так возник Атуанский Круг Тьмы.

Что же до изгнанных магов Тьмы, то они добрались до почти безлюдного Мормагра Ближнего и укрепились там, восстановив руины гигантского сооружения Древних — Уранкар Истари, которые назвали Унгол — Темный Оплот. Мормагр они объявили своей страной и нарекли Уранунг — Великая Тьма. Когда моранниты попытались воспрепятствовать им, то встретили чары такой мощи, что воины Корклана бежали в ужасе до самого Моркара, а коркланнос Тодор-Гилдас, по слухам, скончался от страха.

Сентан спустя, в ире 3027, маги Унгола завладели и независимым островом Тор, славившимся своими винами. Над этим шутили, говоря, что унголитам, дескать, надоело вести в Уранунге жизнь трезвенников. Ужасная же правда открылась лишь двадцать два ира спустя.

Оказалось, что маги Унгола доставили с Магра на Тор, переименованный ими в Унгис — Остров Тьмы, некое тайное оружие Истари, действовавшее на душу и разум людей на огромном расстоянии. С его помощью они намеревались подчинить себе Нор и Ариану и вернуться победителями туда, откуда их с позором изгнали.

Однако действовало это оружие не на всех. Среди нечувствительных к нему оказался сам юный короннос Кристеор Седьмой. Судьба свела его с магом Сегейром, Одиноким Странником, и вместе с еще пятью храбрецами они сумели победить Тьму.

Оружие Древних маги Унгола питали силой подземного пламени огнедышащей горы острова Унгис, надежно заперев это пламя тайными чарами. Сегейр сумел сделать так, чтобы сила эта обратилась вспять, в недра. Остров взорвался. Гигантские волны, докатившись до Унгола, захлестнули Темный Оплот. Правда, пострадали и прибрежные города Короната, но в гораздо меньшей степени, так как Потрясение Основ научило людей строить их на прибрежных возвышенностях, тогда как Унгол стоял на плоском мысу Морос.

Кристеор был прозван Спасителем. Он правил долго и справедливо. И в его годы в Конге произошли события, которые принесли этой стране истинную свободу.

Уже давно нарастало там возмущение против сонангаев и корыстолюбивых чиновников. Но всюду кишели соглядатаи, и возмущавшиеся попадали на каторгу в топи Туонтры или же бесследно исчезали. Однако в ире 3069 некий маг и певец-ортономо Сантай Ангмарский, по слухам побывавший до этого в таинственной горной стране, Тонгоре Запретном, поднял восстание. Оно увенчалось успехом, и власть ситанга была сброшена, а сонангаи почти все уничтожены, народ избрал нового правителя-ангсиона, то есть выборного. Им стал Тилон Ангмарский, как говорят, отец Сантая.

При сыне Кристеора Спасителя было впервые совершено плавание вокруг Хорана. Турон под командованием Энрика Арионского, выйдя из Нетона весной 3093 ира, прошел Клыки и Врата Юга, а в конце месяца Плодов возвратился через Врата Востока, нанеся на карту очертания неведомых берегов. На Асте царил мир. Процветала торговля. Наступил расцвет ремесел и искусств. Но вскоре надо всем этим нависла новая тень.

Началось это с того, что в ире 3117 Атуан откололся от Тианы и Короната и объявил полуостров Ирсуан самостоятельной державой. Никто не стал возражать, считая, что потеря невелика. Но уж к концу следующего ира стало ясно, что за спинами Совета Одиннадцати, как именовало себя правительство Атуана, стоят маги Атуанского Круга Тьмы. Лишив атуанцев воли и памяти, они превратили их в послушных кукол, создав огромную армию, полностью покорную любому приказу. Также сумели они сотворить ужасное оружие, превратив анситаны из маленьких игрушек для огненных зрелищ в огромные снаряды, несущие смерть и разрушение. А злыми чарами они превзошли даже магов Унгола.

Весной 3119 ира их чудовищная сила обрушилась на Суан, не выстоявший и дня. Было захвачено устье Тина, и войско магов пошло было на Тиниан, но тут пришли вести о приближении армии Короната, спешащей к Атуану на кумаронах, превращенных в десантные суда, а также всего военного флота — тридцати трех могучих туронов. Маги вернули свои отряды в Атуан. На его рейде их уже поджидали красные ангуны их союзников — пиратов Онгара.

Но вот появились корабли Короната, и закипела битва. Все было пущено в ход — и оружие, и магия, поскольку с коронносом Нортеором прибыли все маги Светлого Круга. Свет противостоял Тьме, и Тьма не устояла. Перелом в сражении произошел, когда к стенам Атуана подошли чародеи-фэйры и появился внезапно Сегейр, Бессмертный Маг Асты. Маги Тьмы были уничтожены. Атуан пал. Остатки флотилии онгарских пиратов обратились в бегство, но были перехвачены эскадрой союзного Конга. Не ушел ни один ангун. Так окончилась Атуанская Война.

3133 ир начался вторжением в пределы Хора кочевников Турана, объединившихся под стягом вождя Гургана. Они осадили Хорсу, но хорсуты вместе с пришедшими на помощь утуроме разгромили их в жестокой битве. Гурган погиб, союз племен распался, и туранну вернулись в свои степи. Мир снова воцарился на Асте.

В 3171 ире перестали приходить какие-либо известия о Моранне. Ее купцы больше не появлялись в Туге-на-излучине, беглые рабы не пересекали границу на полуострове Серрет, неуклюжие черные корабли исчезли с просторов Срединного Моря. Из Конга отправился отряд добровольцев, дабы выяснить, что произошло в Черной Стране, но ни один из них не вернулся назад. Тогда там побывал Сегейр, не страшащийся ни темного колдовства, ни смертных врагов, ни заразы. Последняя и оказалась причиной бедствия. Некое моровое поветрие охватило всю Моранну. Погибло все, что некогда пришло с Сэмлы, — люди, торы, таги, урры… Только урчали фрокки и пришедшие с предгорий Моррора хуруги ревели над трупами, ссорясь из-за добычи с бесчисленными стервятниками-унратенрами.

Болезнь эту назвали Стремительной Смертью. Конгаи и тонгриа поставили стражу на границах Моранны. Сама же страна стала запретной. И сейчас, девять иров спустя, когда я пишу эти строки, ничья нога еще не ступила на проклятую богами твердь.

Такова краткая история человечества Асты. Мной не описана и сотая доля того, что достойно описания, но нельзя вместить содержимое большой бочки в маленькую чашу. Закончу же сей труд словами мудрого Энрика Рунского: «Знающий историю своего мира подобен взошедшему на горную вершину, откуда открываются необозримые просторы. Тот же, кому она не известна, похож на путника в тесном ущелье, тьме и тумане».

НАПИСАНО В РУНЕ, В ИР 3180.

ГЛОССАРИЙ

агатос — агат

Алг — сказочный эликсир жизни

альфит — базальт

амауна — «дева радости» — гетера

ангун — двух-трехмачтовый парусник типа земной шебеки

анситан — ракета (тианск)

анут — лесной орех

аргенет — аристократ

аркдрео — деревце с большими прямыми шипами на ветвях

Артан — обычно «Блаженный Артан» — призрачный город-мираж в небе, фата-моргана

аскенна — дерево с ценной светлой древесиной

аскис — дикий кот лесов Севера, потомок земных кошек

аскита — селитра

Астакортаон — «Святая Весть Асты» — свод древних преданий, созданный жрецами в 1401–1413 ирах

асунра — гигантский хищник лесов Севера, потомок земных кошек

асэллора — белая медоносная летучая ящерка

атанора — ракета

Аэлла — богиня любви

аэтон — певец-гипнотист, создающий видения того, о чем он поет

васир — советник хугана Хора

витрион — кварц

гласса — слюда

гран — малая мера веса, 0,64 земного грамма

дисси — невысокое растение с хрупкими розоватыми соцветиями

Древние — Истари — последняя волна пришельцев с Земли

дриама — дерево-дом фэйров

Звезда Хайхора — пятиконечная звезда из переплетающихся линий, символ религии Хора

Игра Техем — вечная игра бога добра Усири с богом зла Сетху, где доской служит Аста, а пешками — люди (утуранск)

иллансанер — добытчик иллансанов

ир — год Асты, примерно 11 земных месяцев

итара — музыкальный инструмент, потомок земной гитары

Каата — утуранская богиня жизни, Уна

каросса — растение с толстым съедобным корневищем

карс — утуранское название кетара, горного котоара

касурратен — помещение для урров

кахху — утуранское название кассаты, растения с крупными съедобными клубнями, похожего на земной картофель

кедрос — дерево, потомок земных кедров

кенау — деревце с плодами, похожими на земные сливы, но со вкусом малины

кланги — митенки из кожи саркула, заменяющие уррам подковы

котоар — крупный хищник, потомок земных кошек

кристиол — хрусталь

Кулдорская (или Кулдорова) — Ересь — монотеистическое учение Кулдора Корского, искаженное впоследствии Тодором Святым

кумарон — торговое судно

лиим — плод лиимдрео

лиимдрео — деревце с кислыми плодами, потомок земного лимона

Лита — богиня света

Литаиннут — «Лита в ночи» — знаменитый маяк Мориона

лонга — мера расстояний, равная 4 земным километрам

магри — унратенры-мутанты Магра

магрут — мутант из Магра

марры — «кальмары» Асты

мархинон — соль марганца

менс — месяц

милонга — мера расстояний, 0,1 лонги

мин — мера длины, равная 40 земным сантиметрам

миуры — почти не изменившиеся земные кошки Асты

Мона — спутник Асты, чтимый как богиня печали

мордрео — черное дерево, эбен

мортер — наемный убийца

муссы — потомки земных мышей

Нетон — бог катастроф. Также — название города, столица Короната

нефила — растение с резким запахом

нефрион — нефрит

нонтор — вол

нотас — диковина, загадочный предмет

ноэнон тагген — чушь собачья

нэмитера — растение-термометр

нэмиэрита — разновидность эрит радужного оттенка

оиса — овца

олу — лихорадка, вызываемая пыльцой цветов Тианы

онодрео — иначе аордрео, «золотое дерево» — редкое дерево с вишнево-красной корой и золотистыми листьями

паакор — широколистный тростник

паиси — кустарник с ягодами, похожими на земной крыжовник

паллут — слойчатый гриб

пиррон — минерал гранат

саиса — плодовое дерево, похожее на земной инжир

саркулы — панцирные бивненосные акулы Асты

саурон — гигантский хищный ящер лесов юга

сетфи — деревце, из сушеных плодов которого делают бодрящий напиток того же названия

сетхем — дерево с серой корой и багряной листвой

сехеу — невысокое деревце с вкусными плодами

сиасса — небольшой парусник, похожий на земную тартану

силха — съедобная трава с широкими овальными листьями

Сип — сказочный цветок, иначе Сиамаир, «Звезда Сиа». Может воскрешать своим запахом мертвых, если питать его не водой, а Алгом

смиала — рыба, похожая на земного угря

сомбуи — «обезличенные», послушные марионетки темных магов, стерших их личности

стил — орудие письма из кости или металла

Сутиутуру — пещеры к западу от Мута

таг — порода мощных боевых псов. Также — вообще пес

Таир — солнце Асты

тайкана — хорская харчевня

Теотл — бог-покровитель магии

теутхор — утуранское название одного из нотасов Древних

техху — дерево с серебристой листвой и темной корой

ти — чай

тикка — колоссальное дерево, напоминающее земную толстянку, увеличенную в сотни раз

тогги — порода крошечных собак

Том-Кристен — «Хрустальный Дворец» в Аэлле

Том-Уннатен — «Дворец Книги» в Руне, крупнейшая библиотека Асты

тор — бык

Тор — бог сил. Изображается с головой Тора-быка

тотмексехи — начальная шестилетняя школа при храмах Утурана

«трезубец» — мелкая серебряная монета Короната с изображением трезубца — символа бога Нетона

туоры — раса карликов, живущая в пещерах, подобно сказочным гномам Земли

Уалантайн, Диим — древний герой, победитель магрутов

уинон — виноград

Уита — богиня жизни

Уна — спутник Асты, чтимый как богиня радости

Уигол — «Темный Оплот» — город-крепость темных магов, столица Уранунга

Унра — богиня смерти. Также — просто смерть

унрас — особой формы меч гвардейцев-гардионов Короната

унратенра — небольшой летающий ящер, пожиратель падали

унриты — жители Тан-Унратена, в просторечии Унры

уранмарра — вид гигантских марр

Уранунг — «Великая Тьма» — страна темных магов

уранхайрут — вид гигантских пауков-хайров

уранэрита — вид гигантских эрит

Урата — утуранская богиня смерти, Мона

урры — гигантские верховые коты, потомки земных кошек

усот — гриб с сильно вогнутой шляпкой

Уту — утуранское имя Таира

утуроме — «Человек народа Уту», утуранец

утусан — дерево с сильно раздутым у основания стволом, несущим вместо кроны один огромный лист

флаисса — «летучая» змея. Прыгает и пролетает несколько десятков минов благодаря перепонкам на отростках ребер

фламманетон — «Пламя Нетона» — горючая смесь, типа «греческого огня»

фрокки — «лягушки» Асты

фэйры — раса мутантов, наделенная магическими способностями

хайры — пауки Асты

Харут — бог огня

харутион — пороховая смесь для атанор-анситанов

хастауты — панцирные рыбы

хесмун — туф

хефен — небольшой парусник типа сиассы

хибероны — исчезнувший древний народ

хисса — змея

хиссун — порода некрупных собак с великолепным нюхом

хор — лекарственное растение

хора — час

хорена — пшеница

хореола — невысокое деревце с пурпурной корой и узкими лиловыми листьями

хорунра — «Красная Смерть» — крупный ядовитый паук-хайр, обитатель южных пустынь

хрисса — крыса

хриссамэн — порода карликовых звероподобных людей

Хрон — бог времени

Хтон — бог судьбы, отец богов

хуган — титул владык Хора

хуруг — широко распространенный крупный хищный ящер

хурум — наркотик из семян одноименного растения

эллора — собирательное название многих видов крохотных летающих ящерок

эрита — летающий гриб, разлагающий воду почвы и накапливающий в тонкой оболочке водород

эрхита — оружие, духовая трубка с отравленными шипами

Примечания

1

Один, два, три, четыре (астрон).

(обратно)

2

Пять, шесть, семь.

(обратно)

3

С помощью этого звукосочетания цифры возрастают на порядок.

(обратно)

4

Сто.

(обратно)

5

Наркотик растительного происхождения (слабый).

(обратно)

6

Гетера.

(обратно)

7

Золотая монета Короната. 1 корона = 10 драконам.

(обратно)

8

Дословное значение слова «унрит» — «сын смерти».

(обратно)

9

Самый ядовитый гриб Асты (в переводе — Черная Смерть).

(обратно)

10

Гриб, растущий в Моранне. Представляет из себя карикатурное подобие мужских гениталий.

(обратно)

11

Змея.

(обратно)

12

Унра — здесь — смерть.

(обратно)

13

Вор.

(обратно)

14

Сок дерева, из которого изготовляют краски.

(обратно)

15

Название красок.

(обратно)

16

Народ юга Асты.

(обратно)

17

Шестигранник.

(обратно)

18

Веселый.

(обратно)

19

Солнечный.

(обратно)

20

Виноград Асты.

(обратно)

21

Иногда звукосочетание «ои» используется как междометие, выражающее сильное удивление или страх.

(обратно)

22

Им летающая хисса управляет своим телом в воздухе.

(обратно)

23

Животное, которое на Асте заменяет ездовых лошадей.

(обратно)

24

Человек, лишенный воли, зомби.

(обратно)

25

Следы древних.

(обратно)

26

Растительный антисептик.

(обратно)

27

Самое большое дерево Асты.

(обратно)

Оглавление

ДЕТИ СМЕРТИ

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА ПЕРВАЯ ИР 3991. 10-Й ДЕНЬ РИЗИОНА

  ГЛАВА ВТОРАЯ ПЛЕННИК

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ МИРИЛЛА. ИРД

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ МАГРИ

  ГЛАВА ПЯТАЯ УНРА. ДНЕМ РАНЬШЕ

  ГЛАВА ШЕСТАЯ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ ИРД

  ГЛАВА ВОСЬМАЯ ИР 3991. 16-Й ДЕНЬ РИЗИОНА, МАГР

  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ПОИСКИ

  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ В УЩЕЛЬЕ

  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ЭЛЛОРЫ

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ЛАБИРИНТ

  ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ИР 3991. 20-Й ДЕНЬ РИЗИОНА

  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ В ЛОВУШКЕ

  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ НА ПОРОГЕ УНРЫ

  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ПРАОН. ДЭН. ИРД

  ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ДЭН. МИРИЛЛА

  ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ПОИСКИ

  ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ ДОЛИНА

  ЭПИЛОГ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ

СТРАНСТВУЮЩАЯ ПО ТЕЛАМ

  ПРОЛОГ

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

  ЭПИЛОГ

МИНАСТРАХРОНИКОН, ИЛИ КРАТКАЯ ИСТОРИЯ АСТЫ,

ГЛОССАРИЙ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg