«Аттила»

Ноябрь 1978 — март 1979 по времени Земли Глава 1

Ричард Блейд откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, ощущая, как тонкие пальцы Смити, нейрохирурга, перебирают волосы у него на затылке. Их прикосновения были нежными, как у женщины, и в то же время в них чувствовалась уверенная твердость профессионала.

— Все в порядке, сэр, — произнес Смити. — Шов полностью зарубцевался.

Лейтон встал, подошел и убедился сам. Его пальцы походили на корявые жесткие сучки, которыми он тыкал Блейду в затылок, и тот снова порадовался, что трепанация его черепа находилась исключительно в ведомстве Смити. Руки Лейтона больше привыкли к паяльнику и отвертке, чем к деликатным хирургическим инструментам, хотя сам старик утверждал, что может пересадить мозг обезьяны человеку и наоборот. Блейд, однако, предпочитал не испытывать его врачебное искусство.

— Дж., взгляните, — предложил Лейтон, и шеф отдела МИ6А присоединился к ученым. Теперь они трое пыхтели и хмыкали за спиной подопытного, изучая крохотную впадинку, уже затянувшуюся свежей кожей. Пыхтенье и хмыканье носило вполне одобрительный характер, и Блейд тоже был доволен, хотя три недели назад перенес очередную операцию на мозге, шестую или восьмую, а может, и десятую за последние десять лет. Ему опять ввели под череп крохотный датчик, обеспечивающий связь с Малышом Тилом, и это являлось чрезвычайно радостным событием.

Да, радостным! Ибо Малыш был его защитой и оружием, транспортным и связным средством, чудодейственным магическим амулетом, способным вселить страх Божий в орду самых свирепых дикарей! А это означало, что в новой экспедиции он будет оснащен самым наилучшим образом, что резко поднимет шансы на выживание.

— Да, все в порядке, — прозвучал за его спиной голос Лейтона. — Вы можете идти, Смити.

Открыв глаза, Блейд увидел, как нейрохирург, покорно склонив длинную жирафью шею, направился к дверям. Пришло время тайн и секретов, которые не предназначались для его ушей. Лейтон собирался уточнить детали очередного задания.

Выпроводив хирурга, его светлость прошелся вдоль длинного стола, на котором громоздились осциллографы, самописцы и массивные блоки усилителей мозговой активности, весь этот инструментарий нейрофизиологической лаборатории оканчивался жгутами проводов с угрожающе заостренными электродами, и Блейд был готов поклясться, что каждый из них хотя бы однажды побывал у него в голове. Что ж, зато он научился обращаться с телепортатором, хотя в свое время, лет шесть назад, перед путешествием в Талзану, это представлялось почти неразрешимой задачей! Но теперь, теперь… Теперь он мог одним неощутимым ментальным усилием перебросить на Землю из любого мира Измерения Икс любой объект, не превосходящий его веса. В общем-то и более крупный тоже, но это требовало уже значительного напряжения.

Его светлость взгромоздился на высокий лабораторный табурет, а Дж. занял место в кресле в углу. Шеф Блейда, по давней привычке, всегда старался расположиться в углу так, чтобы можно было видеть всех и никто не мог приблизиться сзади. Он вытащил трубку, бросил вопросительный взгляд на Лейтона и, когда тот милостиво кивнул, принялся набивать ее табаком.

— Итак, Ричард, — произнес старый ученый, — вы отправляетесь в очень длительную экспедицию. Я думаю, она займет четыре-пять месяцев, если не полгода, но дело того стоит… Да, стоит, — повторил он, задумчиво наблюдая за сизыми колечками дыма, которые пускал Дж.

— Я полагаю, — произнес шеф Блейда, — что названные вами сроки могут варьироваться в зависимости от успеха решения задачи.

— Да, разумеется. Но четыре месяца — это необходимый минимум. Напомню, что на этот раз Ричарду не нужно разыскивать какие-либо ценности или новую информацию, хотя если там, — Лейтон поднял глаза к потолку, -окажется что-то интересное, им не стоит пренебрегать. Но главная задача -испытания телепортатора на живых объектах. Главная и основная! А это требует времени, не так ли?

— Безусловно, сэр, — Блейд склонил голову.

— Вы оба в курсе поставленной задачи, и сейчас я уточню некоторые детали, — Лейтон вытащил сигарету и тоже закурил. — Итак, кладем две недели на адаптацию в новой реальности… Этого достаточно, Ричард?

— Скажем, от десяти до пятнадцати дней, — уточнил Блейд. Обычно ему хватало такого времени, чтобы почувствовать себя в относительной безопасности или хотя бы разобраться в ситуации.

— Разумеется, вы должны опробовать связь с телепортатором сразу же по прибытии. Объекты — самые обычные: камни, ветки, мелкие предметы. Но к основному эксперименту мы приступим не раньше, чем через десятьпятнадцать дней, как вы предложили. По моему плану он разбит на три этапа по месяцу каждый, плюс две недели на непредвиденные обстоятельства. Итого — четыре месяца. Все ясно?

Блейд кивнул, искоса рассматривая научного руководителя проекта «Измерение Икс», возвышавшегося на своем высоком табурете подобно старому орлу на насесте. За последние полтора года он познакомился еще с двумя Лейтонами — или другими ипостасями этого хорошо знакомого ему человека. Странно, что подобное событие случилось в двух экспедициях подряд, во время девятнадцатого и двадцатого странствий! Пожалуй, Лейтон из Блоссом Хиллз был помягче… да, помягче и подушевней… Зато его аналог из Зазеркалья оказался куда как крут! Хотя раньше Блейду казалось, что трудно найти человека жестче и круче его светлости. Но, в конце концов, все три ипостаси являлись, в определенном смысле, одним и тем же Лейтоном — разумеется, с небольшими отклонениями.

Усилием воли Блейд заставил себя прислушаться к тому, что толковал старый ученый.

— На первой стадии, Ричард, вы должны переслать десяток мелких животных и птиц — теплокровных, я имею в виду. Ящерицы, рыбы и бабочки меня не интересуют. Голуби, кролики, крысы — что-то такое, размером не больше кошки или фокстерьера… Вторая стадия — крупные животные, овцы, козы, лошади… Вы осилите пересылку лошади, мой дорогой?

— Ну, если там найдутся лошади, я постараюсь…

Лейтон с подозрением уставился на своего подопытного.

— Только не присылайте тигров! Ни тигров, ни львов, ни пантер! С ними будет чрезвычайно тяжело работать! И вообще лучше ограничиться домашними животными.

— Как насчет слонов? — спросил Блейд.

— Ваш юмор неуместен! — его светлость возмущенно фыркнул. -Возможно, вы и сумели бы телепортировать слона, но это истощит вашу ментальную силу.

— Хорошо, сэр, ограничимся лошадьми и верблюдами.

— Лошади будет вполне достаточно… небольшой лошадки, вроде шотландского пони. И поосторожнее с собаками! Крупные собаки весьма опасны!

— А что делать, сэр, если там, — копируя Лейтона, Ричард Блейд поднял взгляд к потолку, — не окажется животных, ни маленьких, ни больших?

— Это невозможная ситуация!

— Почему же? Вспомните хотя бы предыдущую экспедицию! Эту Дьявольскую Дыру!

Его светлость погрузился в мрачные раздумья, а Блейд и Дж. переглянулись с едва заметными усмешками. Во время своей двадцать первой командировки странник попал в гигантское древнее подземелье, в котором ютились жалкие остатки местного человечества — без солнца, без свежего воздуха, без всяких надежд пробиться на поверхность планеты. В той проклятой дыре росли только мхи, лишайники и грибы, а самым крупным представителем животного мира был земляной червь, почитавшийся аборигенами за изысканное лакомство. Кроме червей, в пещерах водились сороконожки, мокрицы, пауки и прочая мерзость.

Да, теория — теорией, а практика — практикой! Блейд мог бы указать на еще один недостаток лейтоновских планов. Вполне возможно, он окажется в мире, где будет великое множество животных, но таких, что тигр по сравнению с ними будет выглядеть ласковым котенком! Он вспомнил о мрачном холодном Берглионе, где водились снежные драконы в непроницаемой броне, и о болотах Джедда — там обитали жуткие чудища, способные сожрать любого земного хищника в мгновение ока.

— Договоримся так, — Лейтон наконец нарушил молчание. — Если вы попадете в некие экстремальные условия, не подходящие для проведения экспериментов, то подадите сигнал, и я вас заберу. После этого мы сделаем еще одну попытку.

— Если я останусь цел и невредим, — заметил Блейд, вызвав возмущенное пыхтенье Дж.

— Дик, мой мальчик!.. К чему такие мрачные прогнозы?

— Все может случиться, сэр.

— Да, все может случиться, — согласился его светлость, — а потому в течение первых пятнадцати дней я буду наготове. Если сигнала экстренного возврата не поступит, считается, что все в порядке. Так, Ричард?

— Согласен, сэр. Либо я пришлю вам окровавленные стрелы, ветки, тряпье — либо что-то более обнадеживающее… скажем, цветок, плоды, монетку… Ну, как всегда.

— Договорились! Итак, когда вы покончите с мелким и крупным зверьем, наступит третья стадия — телепортация людей. По сути дела, это самое важное.

Блейд прочистил горло. Хотя он не в первый раз выслушивал лейтоновские инструкции, эта часть плана все еще внушала ему изрядные сомнения. Не в технической части, разумеется, скорее его смущали моральные аспекты дела.

— Осмелюсь заметить, сэр, с людьми могут быть кое-какие сложности.

— Не вижу проблемы, Ричард, — Лейтон насупил седые брови.

— Опыты такого рода над людьми опасны и безнравственны. Тем более без их согласия…

Глаза его светлости полыхнули дьявольским огнем.

— Мы с вами не в воскресной школе! Конечно, опасны и безнравственны, но прецедент уже имеется! Тогда все кончилось сравнительно благополучно, и я не припоминаю, чтобы вы спрашивали согласия пересылаемого объекта!

Блейд знал, на что намекает старик. Во время своего восемнадцатого странствия, совершенного в Киртан, он встретился с Астой Лартам, очаровательной юной девушкой, почти ребенком, которую готовили в наложницы местному престарелому владыке. Он попытался спасти ее от этой жалкой участи, но во время побега их настигла стража, и Блейд отправил Асту на Землю. Пока это был первый и единственный случай телепортации человеческого существа, и, как справедливо отметил Лейтон, он завершился благополучно.

Сравнительно благополучно! Ибо шестнадцатилетняя Аста Лартам прибыла в приемную камеру Малыша Тила весьма помолодевшей — лет эдак на пятнадцать. Да, вряд ли младенцу, которого сунули по возвращении в руки Блейда, было больше шести или восьми месяцев! Впрочем, он остался доволен. За прошедшее время Аста Лартам — вернее, Анна Мария Блейд — превратилась в очаровательную трехлетнюю девчушку, считавшую его своим отцом, а Дж. -дедом. Воспоминание о ней согрело сердце странника, и он нежно улыбнулся.

Собственно говоря, этот случай — да еще нелепое происшествие в Зире, в семьдесят третьем году, — и привели к необходимости детального исследования процесса телепортации. В реальность Зира Блейд совершил путешествие с Сынком Ти, моделью ТЛ-2, которая предшествовала Малышу Тилу. В момент финиша он по непонятной причине трансформировался в грудного ребенка и, несомненно, погиб бы, если б его не подобрала одна из юных жен зирского властелина. Лейтон полагал, что эти два события, в Киртане в Зире, могут свидетельствовать о некоем омолаживающем эффекте, который оказывал телепортационный перенос на живые и разумные существа, и собирался окончательно разобраться с данным вопросом.

— Ну! Так что вы скажете? — глаза его светлости, небольшие, с янтарными львиными зрачками, в упор уставились на странника. Вздохнув, тот кивнул головой.

— Вы правы, сэр, мы не в воскресной школе, и дело есть дело. Я пришлю вам людей.

— Чтобы вас не мучила совесть, выберите для эксперимента каких-нибудь мерзавцев. Их, как я понимаю в любом измерении хватает.

— С избытком! — согласился Блейд.

— Вот видите, мой дорогой… Итак, на третьем этапе вашей добычей станут негодяи. Но пусть это будут крепкие, здоровые и жизнеспособные подонки, а не что-то вроде престарелых лондонских нищих. Короче говоря, вы должны прислать кондиционный материал, а не типов, находящихся при последнем издыхании!

— На этот счет вы можете не беспокоиться, сэр. Большинство мерзавцев, которых я встречал, пользовались отменным здоровьем.

— Рад за них, — Лейтон скорчился на своем табурете и потер постоянно нывшую поясницу. — Теперь еще одно, Ричард. Вы можете пересылать объекты поодиночке или группами, но со скважностью от двух-трех дней до недели. По моему указанию в модель ТЛ-3 встроен блок варьируемого усиления, который я намерен испытать при четырех-пяти градациях мощности на каждом из трех этапов. Каждый раз мне потребуется несколько дней на перестройку и юстировку всей системы.

— Значит, в это время я не сумею пользоваться услугами Малыша? -поинтересовался Блейд.

— Нет, нет, что вы, мой дорогой! Это мои внутренние проблемы, и вас они не касаются. Вы можете телепортировать что угодно и когда угодно; помните лишь, что животных и людей надо присылать с интервалом не меньше двух суток. Вот и все!

Лейтон оглядел комнату со своего насеста, снова потер поясницу и повернулся к Дж.

— Вы не хотели бы что-нибудь добавить?

— Да, разумеется. Во-первых, ускорьте подготовку дублеров…

Блейд отвернулся, скрывая улыбку. Вопрос о дублерах являлся пунктиком Дж.; в последнее время он напоминал об этой проблеме при каждой встрече с Лейтоном. К счастью, после долгих лет поисков и разочарований удалось найти людей, которые как будто бы подходили для лейтоновских экспериментов и могли облегчить труды доселе незаменимого Ричарда Блейда. Сейчас готовились сразу три человека — двое мужчин и женщина. Женщину Блейд разыскал сам…

— И второе, — продолжал Дж. — Необходимо соблюдать строжайшие меры безопасности. Раз вы сошлись с Диком на том, что опыт проводится на мерзавцах, считаю нужным напомнить, что мерзавец — всегда мерзавец. И в иных мирах, и тут, на Земле. Значит, у приемной камеры должен дежурить усиленный наряд морской пехоты со всеми средствами быстрого подавления нежелательной активности прибывающих объектов.

— Согласен, мой дорогой, — его светлость задумчиво кивнул. -Смирительные рубашки, веревки, наручники, слезоточивый газ…

— Автоматы, два авиационных пулемета и, на всякий случай, базука, -добавил Дж.

— Гм-м… — взгляд его светлости обратился к Блейду. — Я надеюсь, Ричард, вы не пришлете нам мерзавца в пуленепробиваемой броне и с лазером в руках?

— Я пришлю вам его в упакованном виде с адресной наклейкой и печатью лондонского почтамта, — пообещал странник. — Но прошу вас, сэр, не надо сразу травить объект слезогонкой… ведь при определенных обстоятельствах я могу прислать не мерзавца, а вполне порядочного человека.

— А как же я их различу? — Лейтон сполз с табурета и принялся массировать поясницу обеими руками.

— По их физиономиям, сэр. У одних будут лица, у других, простите, рожи и морды.

Несколько мгновений его светлость обдумывал эту мысль, потом неуклюже взмахнул рукой.

— Ладно, разберусь! Итак, будем считать инструктаж законченным. Сегодня у нас… — он поднял глаза вверх.

— Второе ноября, — подсказал Блейд.

— Да, второе… Назначим старт, скажем, на послезавтра, на четвертое. Нет возражений?

Оба разведчика, старый и молодой, согласно кивнули.

***

Через два дня Ричард Блейд сел в стальное кресло под раструбом коммуникатора, так напоминавшее ему электрический стул, и отправился в путь, в свое долгое двадцать второе странствие. Он испытал все положенные муки, пока электромагнитные импульсы, проходившие сквозь его мозг, перестраивали нервную ткань — так, чтобы странник мог воспринимать иную реальность. Затем, по прошествии вечности — или одной наносекунды, — он прибыл в Ханнар.

Глава 2

Рот его был полон праха. Мелкая сухая пыль забилась в уши, в волосы, проникла в горло и нос; она душила, не давала дышать. Казалось, он тонул в каком-то невероятном озере, засыпанном мельчайшими крупицами песка, в зыбучем омуте, который засасывал его тело в неведомые глубины. Эта бездонная яма уходила вниз, к самым корням мира, и прах, наполнявший ее, был горек.

Внезапно странник почувствовал, что его переворачивают на спину; потом в лицо хлынул поток тепловатой воды. Он закашлялся, судорожно разевая рот, не в силах приподнять налитые чугунной тяжестью веки. Он еще ничего не видел и не слышал, но уже мог дышать, и каждый глоток воздуха казался райским нектаром.

Чаша Святого Грааля вновь опрокинулась над ним. На сей раз вода текла тонкой струйкой, попадая в глотку, орошая запекшиеся губы. Странник начал пить: сначала глотая жидкость почти инстинктивно, как умирающий от жажды зверь; потом он понял, что кто-то впивает воду ему в рот. Он начал глотать медленнее, уже не задыхаясь от жадности и не боясь, что благодетельный источник иссякнет.

Одновременно он начал ощущать свет, пробивавшийся сквозь сомкнутые веки, почувствовал запахи, расслышал какой-то монотонный гул, подобный жужжанию огромного шмеля. Свет был ярок, словно солнечные лучи били прямо ему в лицо, сочетание запахов казалось странным — на фоне аромата цветущего луга едко шибало потом. Звуки же с каждым мгновением все меньше напоминали жужжание и гул; наконец он понял, что это слова:

— Х-зя-н-то-то-бой? — И снова: — Х-зя-н-то-тобой?

Он не мог осмыслить эту загадочную фразу, однако уже улавливал вопросительную интонацию. Вероятно, ему задавали вопрос, которого он не понимал; может быть, на незнакомом языке?

На незнакомом? Нет! Это невозможно! Он должен знать местное наречие не хуже родного!

Эта мысль окончательно привела странника в чувство, и он вдруг вспомнил все: огромный сумеречный зал, мерцающие на пульте компьютера огоньки, старика в истрепанном белом халате, его руку на красном рубильнике… Воспоминания прокладывали путь все дальше и дальше; он уже знал и как его зовут, и зачем он прибыл в этот мир, и каким образом возвратится обратно. Еще одно усилие — и Ричард Блейд ощутил нерасторжимую связь с Малышом Типом, надежную и успокоительную, как рукоять меча в ладони.

Еще не открывая глаз, он подумал, кем представится в этой новой реальности: могущественным магом?.. воином из дальних стран?.. разведчиком?.. исследователем?.. наблюдателем?.. Впрочем, каков мир, таков и образ; не пора ли взглянуть на страну, где предстоит провести четыре или пять месяцев?

С этой мыслью он поднял веки. Вначале он не видел ничего, потом различил нечто белесое, плававшее перед ним на фоне зеленого и голубого; еще через мгновение он догадался, что белесое — это человеческое лицо, зеленое — огромный просторный луг, а голубое — еще более огромное небо. Одновременно непонятная фраза, которую все еще талдычил склонившийся над ним человек, стала понятной и ясной:

— Хозяин, что с тобой?

Блейд сел, откашлялся, сплюнул в мягкую пыль рядом с собой.

— П-чему т-ты… — Язык плохо повиновался ему, и он начал снова, стараясь выговаривать слова отчетливей: — Почему ты называешь меня хозяином?

— А! Ожил! — физиономия перед ним радостно осклабилась, — Ожил, клянусь Найламом, Небесным Отцом! Хочешь еще пить, хозяин?

— Давай!

Вода из грубой фляги вновь потекла в горло, и странник почувствовал, как силы его прибывают с каждым глотком. Наконец, оторвавшись от горлышка, он сказал:

— Помоги встать.

Тотчас сильная жилистая рука обхватила его за пояс, потянула вверх. Блейд поднялся, покачиваясь и цепляясь за своего добровольного помощника; секунд десять он стоял, уставившись на свои ноги, наблюдая, как мышцы перестают дрожать, потом глубоко вздохнул и запрокинул голову.

«С прибытием!» — поздравил он самого себя, всматриваясь в бездонный светлый простор. Мир был что надо — не дьявольская Дыра, в которую он угодил в прошлый раз. Тут имелось в наличии все, что положено: голубое небо, алое солнце — заметно краснее земного, луг с зеленой травой, высокие деревья на горизонте и дорога, широкий укатанный пыльный тракт, на обочине которого он стоял. Пейзаж носил отнюдь не индустриальный характер, и Блейду было ясно с первого взгляда, что тут он не найдет ни винтовок, ни бластеров, ни боевых роботов, ни ракетоносных вертолетов. Впрочем, всем этим разрушительным средствам он предпочитал хороший клинок или добрую секиру.

Теперь настала пора оглядеть его спасителя. Это оказался крепкий и кряжистый парень под тридцать, белокожий, веснушчатый и рыжий, с забавной физиономией — хитроватой и добродушно-открытой одновременно. На нем была старенькая синяя туника, на ладонь не доходившая до колен, кожаные сандалии на ремнях да пояс с длинным ножом в деревянных ножнах; в руках он держал флягу, а поодаль в траве валялся мешок.

«Не глуп, не труслив и приучен к порядку», — отметил Блейд, потом уставился на обнаженные руки рыжего парня. На левом предплечье у него был вытатуирован якорь, на бицепсе — нагая красотка с рыбьим хвостом; справа же — соответственно солнечный диск с расходящимися лучами и еще одна красотка, без хвоста, но с весьма пышным задом.

— Моряк?

— Моряк, хозяин. Финареот.

Блейд ждал, но больше ничего добавлено не было; вероятно, тут все знали, кто такие финареоты.

— Имя? — продолжил допрос странник.

Рыжий моряк вытянулся по стойке смирно и отрапортовал:

— Джефайа, хозяин! С торговой триремы «Шаловливая рыбка»!

— Так, хорошо… — Блейд на мгновение задумался; похоже, на сей раз сама судьба послала ему спутника и слугу. Он стиснул сильными пальцами плечо моряка и сказал: — Будешь Джеф. Согласен?

— Согласен, хозяин.

— А как ты догадался, что я — твой хозяин?

— Еще не мой, господин. Вот когда ты меня наймешь, тогда и станешь моим хозяином.

Блейд ухмыльнулся и глянул вниз, на свое нагое тело. Он был весь вывалян в пыли и гол, как сокол, в прямом и переносном смысле; самая подходящая личность, чтобы нанимать слугу!

— Значит, я еще не твой хозяин, но хозяин вообще, — заметил он. -Тогда повторю вопрос, Джеф: почему я — хозяин?

— Да это ж любой сухопутной крысе ясно! Ты — человек не простой! Таких великанов нет ни в кантийской гвардии, ни среди альбагов! И шрамы… — он деликатно покосился на голый живот Блейда. — Да и лицом ты, мой господин, вылитый Гирларл, покровитель воинов и мореходов! И еще… — Джеф понизил голос. — Я-то видел, как ты тут появился!

— Ну, как? — спросил Блейд с неподдельным интересом.

— Дым, пламя, грохот! И ты возник прямо из воздуха! И шлепнулся прямо на дорогу как мешок с дерьмом, прости за сравнение! Ну кто еще способен на такое? Только великий колдуя!

Колдун… Да, вертолетами и роботами здесь определенно не пахнет, решил Блейд. Зато какое небо! Какое солнце! И какая удача — с этим ушлым морячком!

— Отлично, Джеф! — сказал он. — Я вижу, парень ты добрый, неглупый и наблюдательный. Я тебя нанимаю! Что для этого нужно сделать?

— Ничего. Ты уже все сделал, хозяин.

— А именно?

— Ну, ты же сказал: «я тебя нанимаю».

— И это все? Разве мы не поторгуемся насчет жалованья, компенсаций за увечья, пенсии и всего прочего?

Джеф бросил проницательный взгляд на своего господина.

— Я думаю, у такого хозяина, как ты, на первый случай жалованье будет выдаваться пинками да колотушками… Зато когда разбогатеешь, ты меня не забудешь. Я это знаю! Я чую благородного человека! У нас, финареотов, на такие дела хороший нюх. Национальная черта, можно сказать.

Блейд захохотал, приседая и звонко хлопая себя по голым ляжкам. Ну и мыслитель ему попался! Ай да морячок! На три фута в землю видит! Несомненно, бывалый молодец!

Отсмеявшись, он заметил, что Джеф стоит, вытянувшись во фрунт и ест его преданным взглядом — точь-в-точь как рядовой своего сержанта.

— Расслабься, парень… и спасибо тебе… Твоя помощь была совсем нелишней после путешествия, которое я совершил.

Джеф понимающе улыбнулся.

— Могу я спросить, хозяин?

— Да, разумеется.

— Как мне тебя называть? Каким благородным титулом? Ты похож на знатного контаррана… или, как минимум, на атара…

Блейд в раздумье потер висок.

— Знаешь что, Джеф, я еще не решил, какое тут принять имя. Зовут меня Ричард Блейд, но для тебя я буду мастером Диком. Договорились?

— Как скажешь, хозяин. А что такое «мастер»?

— То же самое, что хозяин. Ну, а теперь, Джеф, берись за дело. Мне надо умыться, перекусить да и кой-какая одежонка бы не помешала… Что скажешь?

— Рядом ручей, мастер Дик. В мешке у меня лепешки и свежая туника. Если не побрезгуешь…

— Не побрезгую. Пошли.

Через полчаса они сидели на берегу небольшой речушки, пересекавшей луг. Блейд был чист и облачен в запасные сандалии слуги и полотняную тунику цвета морской волны. Обувь пришлась ему почти впору, но туника не сходилась на груди, и ворот ее пришлось надрезать ножом. Все остальное — солнце, теплый ароматный воздух, прохладная вода и свежие лепешки — было просто отличным. Правда, лепешек оказалось немного — не по аппетитам хозяина и его слуги.

Пустынная дорога тянулась в сотне ярдов от них, и по обе ее стороны простирались луга с пышной травой. Вероятно, пастбища, решил странник, заметив вдалеке табунок лошадей, а почти у самого горизонта стадо еще каких-то животных, напоминавших коров. При них маячили человеческие фигурки — скорее всего, пастухи.

Все тут было Блейду приятно. Отличный честный мир; небо, как и положено, голубое, трава — зеленая, лошади похожи на лошадей, быки — на быков, люди — на людей. Весьма важные обстоятельства! Куда важнее любых технологических чудес!

Прожевав лепешку, странник покосился на уходивший удаль тракт.

— Что-то дорога пустынна, Джеф. Всегда у вас так?

Рыжий моряк помрачнел.

— Нет, хозяин. Там, — он махнул рукой на запад, куда медленно перемешалось солнце, — в сорока нирратах лежит Шер-да, великое Море Заката, а на берегу высится Финареот, мой город, к которому сходятся по суше сто дорог. Но сейчас все они перекрыты крабами.

— Какими крабами?

— Кантийскими заставами, я хочу сказать.

Это тоже Блейду ничего не говорило.

— Хм-м… — неопределенно протянул он, морща лоб. — Значит, так?

— Да. Ловят мореходов…

— Мореходов? — на губах странника мелькнула усмешка. — А я всегда считал, что мореходы ловят что-нибудь… ну, рыбу или удачу… чужие корабли, например…

— Рыба — дело рыбаков, за чужими кораблями гоняются разбойники, мы же — честные мореходы, — заявил Джеф. — Наше дело — дальние походы да торговля. Конечно, и мы своего не упустим… особенно в западных водах… Но теперь и там стало туго. Крабы! Крабы везде!

— Выходит, ты честный мореход и купец… Чего же ты тогда путешествуешь по суше? Где твоя «Шаловливая рыбка», где капитан, где команда?

— Так я же говорю — кантийцы! Сухопутные крысы, вонючие крабы! — На сильных руках Джефа вздулись мышцы и две нагие леди, с хвостом и без, начали выплясывать танец живота, — Корабль мой, мастер Дик, стоит в гавани Финареота на приколе, как и многие другие суда, а команды их — кто не успел утечь — согнаны в лагерь Великого и Непобедимого Фраллы Куза, чтоб ему хребет переломили! И его псу, почтенному Гинне Палу, заодно!

— Я так понимаю, ты-то успел утечь? — заметил Блейд.

— Успел, — с невеселой улыбкой согласился моряк. — Только куда я теперь денусь? Кому я нужен?

— Мне. Напомню, парень, ты теперь мой слуга и оруженосец. Поверь, ты попал в надежные руки.

— И верно, хозяин! Ты, видать, могущественный колдун… и я даже догадываюсь, откуда…

— Да ну? — Блейд приподнял бровь. — Сейчас мы об этом поговорим. Но сначала объясни-ка мне, зачем великий Фралла Куз и пес его, почтенный Гинна Пал, ловят моряков-финареотов. Собираются сделать из вас воинов? Или просто продать в рабство?

Джеф помотал кудлатой рыжей головой.

— Нет. Воинов и рабов у крабов хватает, им нужны мореходы. Скоро они двинутся в дорогу на восход солнца, завоевывать последнюю треть мира. Или четверть, один Небесный Отец знает! Пройдут наши земли, сокрушат Неван, переберутся через бхиотскис горы и спустятся к берегам Сир-да, Моря Восхода. А до другого берега — шестьсот нирратов…

— Стоп! — прервал его Блейд. — Ниррат — это сколько?

— Тысяча шагов, хозяин, — Джеф метнул на него удивленный взгляд.

— Так… Значит, ширина Сир-да — шестьсот нирратов… Давай дальше.

— Тут-то фанариоты и пригодятся. Мы — моряки и судостроители, без нас кантийцам море не одолеть.

— А что за морем?

— Конта Силангут, само собой. Могучая страна! Да только и ей против крабов не выстоять.

— Почему ты называешь крабами?

— Этих, из Великого Канта. Разве тебе с ними не доводилось встречаться? Ну, тогда увидишь — поймешь.

Блейд задумался; Джефайа-финареот, глядя на хозяина, хранил почтительное молчание.

Несомненно, решил странник, тут идет война, большая война; очередной Потрясатель Вселенной, вроде Тамерлана или Юлия Цезаря, направляется во главе своих легионов на завоевание мира. В определенном смысле это было неплохо — в любой армии всегда найдется место хорошему солдату. К тому же Блейд не без оснований полагал, что ему крупно повезло. Этот рыжий моряк, напросившийся в слуги, с каждой минутой нравился ему все больше и больше; он явно был человеком информированным и мог послужить источником ценных сведений.

По многолетнему опыту странник зная, что самым опасным в новом мире являлся первый день. Материализовавшись в чужой реальности, он не имел ничего — ни одежды, ни пищи, ни оружия, ни данных о сложившейся в ней ситуации. Из всего перечисленного информация была наиболее важным фактором для выживания, определявшим все дальнейшие действия. Куда он попал, каков уровень местной культуры, кем надо представиться, чтобы голый чужак не вызвал вполне обоснованных подозрений… Это походило на знакомство с женщиной, когда от первого слова, взгляда, жеста зависит так много… Но там, на Земле, понятие «много» вмещало любовь или неприязнь, легкий флирт или постель; здесь же — безопасность и жизнь.

Да, ему повезло! Еще и час не прошел, а он обут, одет и вдобавок обрел неплохого компаньона… Кажется, этот рыжий Джеф на что-то такое намекал? Вроде ему известно, откуда пожаловал свалившийся на его голову хозяин? Любопытно, очень любопытно… Но не надо выказывать интереса к этому, решил Блейд; моряк разговорчив, достаточно подвести его к нужной теме, и он все выложит сам.

— Значит, великий Фралла Куз собирается захватить земли Силангута, -нарушил затянувшееся молчание странник, — А после этого, я полагаю, будет править миром и жить в свое удовольствие?

— Ну-у, хозяин… — протянул рыжий Джеф. — Ты же сам знаешь, что это не так.

Сам знаешь? Блейд нахмурился; разговор становился все интереснее.

— Не важно, что знаю я, — произнес он со значением, — сейчас мне хочется услышать, что знаешь ты. Давай-ка, парень, пой свои песни дальше.

— Да, хозяин. Эти крабы… кантийцы, я хочу сказать… вытопчут Силангут, а потом направятся в Бартам…

Тут мореход замолчал и уставился на Блейда, словно ожидая его реакции. Однако лицо странника, сосредоточенно жевавшего лепешку, было непроницаемым.

— Дальше!

— Дальше — все. В Бартаме никто не бывал, но говорят, что за его восточным пределом лежит безбрежный океан. Может, там и есть какие земли и острова, но про то никому не ведомо. Верно, хозяин?

— Что — верно?

— Ну, про этот огромный океан, куда не добиралось ни одно судно из наших краев?

Тут Блейд понял, в чем дело. Покончив с лепешкой, он неторопливо вытер руки о траву и кивнул:

— Верно, Джеф. Тот океан не пересекал ни один бартамский корабль.

— А правда ли, мастер Дик, что все бартамцы — великие воины и чародеи? — Джефайа даже рот приоткрыл от любопытства.

— И это верно, Джеф.

— А…

Блейд вытянул руку и прикрыл ладонью губы слуги. Затем, понизив голос, он сказал:

— Теперь ты хочешь спросить, парень, не являюсь ли я бартамским шпионом, перенесенным сюда силой магии? Ведь так?

Джеф, уставившись на хозяина округлившими глазами, кивнул.

— Об этом мы толковать не будем, — заметил странник. — Однако я вот что скажу тебе, Джефайа-финареот: служи мне верно, и не останешься в накладе. Но если ты начнешь распускать свой длинный язык… Знаешь, что случится?

Моряк помотал головой, не спуская взгляда с Блейда. Тот, отломив кусочек лепешки, положил на широкую ладонь.

— Видишь? Есть, а теперь — нет… — привычным усилием мысли он телепортировал кусок в приемную камеру Малыша Типа и отломил следующий. -Погляди еще: есть — и нет… есть — нет…

Второй и третий куски отправились вслед за первым. В некотором роде символ: свежий хлеб нового мира, принявшего посланца с Земли. Лейтон, увидев его, догадается, что адаптация проходит успешно.

— Ма-астер Д-дик… — произнес Джеф, слегка заикаясь, — а к-куда же они подевались?

— Туда, приятель, где тебе лучше не появляться. Понял?

— П-понял…

Блейд стряхнул крошки с колен, встал, потянулся.

— Ну, куда направимся, Джеф?

Его слуга, засовывая в котомку флягу и пустой холщовый мешочек из-под лепешек, произнес:

— Через пять нирратов будет деревушка, хозяин. Я там раньше бывал… — он поднялся на ноги. — Хорошее местечко, если туда еще не добрались кантийские патрули… Можно запастись хлебом и вином.

— Там есть харчевня?

— Конечно.

— Ив ней подают мясо?

— Да, хозяин!

— Тогда пошли.

Не оборачиваясь, Блейд направился к дороге.

***

Деревушка стояла у перекрестья двух дорог. Одна, по которой двигались путники, шла из Финареота на юго-восток, в Аласк, столицу Невана, вторая представляла собой нечто вроде окружного тракта, охватывающего полукольцом и сам Финареот, и земли вокруг него на расстоянии двадцати миль.

Поселок, названием которого Блейд не поинтересовался, выглядел неплохо: дюжины четыре добротных домов, утопавших в зелени и виноградных лозах. Видно, финареоты не только плавали по морям и океанам, но понимали толк и в иных занятиях: в тенистых двориках за плетеными изгородями странник видел прессы для выжимания масла, бочки со свежим вином, от которых исходил пряный аромат, кисти винограда, сушившиеся на протянутых меж шестами веревках. Разглядел он и гончарную мастерскую с искусно сложенной печью, и кузницу, и лавку — последняя находилась напротив кабачка, куда привел его Джеф.

Это заведение ему тоже понравилось. Под навесом, с трех сторон увитым лианами с большими — в ладонь — листьями, находился десяток гладко струганных столов из светлого дерева; при них — плетеные стулья и небольшие диванчики с плоскими кожаными подушками. С четвертой стороны располагалось нечто вроде стойки, уставленной расписными кувшинами и кружками из обожженной глины. За ней виднелись торцы трех бочек с медными кранами и очаг, на котором в сковородах и кастрюлях что-то шипело и скворчало, испуская соблазнительные мясные запахи. У очага суетились двое поваров, сам хозяин заведения, рыжебородый толстяк, разливал спиртное, а проворная востроглазая девица обслуживала посетителей. Их, правда, было немного: троица пожилых мужчин за одним столом и несколько парней лет двадцати — за другим.

Не похоже, что тут идет война, подумал странник, направляясь вслед за Джефом к уютному диванчику в углу. Он опустился на скрипнувшее сиденье, сунул под бок подушку и утвердил локти на столе. Девица, тащившая объемистый кувшин компании юнцов, стрельнула в его сторону лукавыми зелеными глазами.

— Ну, Джеф, что будем есть и пить?

Мореход покопался за поясом и выудил кожаный мешочек — довольно тощий, на взгляд Блейда. Затем он высыпал на ладонь горстку медных монет и уставился на них в тягостном раздумье, сморщив лоб и что-то подсчитывая.

— Хватит на кувшинчик красного, две порции жаркого и лепешки на дорогу, — сообщил он и, прищелкнув пальцами, подозвал девушку.

Когда та отошла, приняв заказ, Блейд взял одну монетку, осмотрел и усмехнулся: она была размером с полупенс и на ней тоже был изображен корабль — только не парусный трехмачтовик, а гребная галера. На обороте страннику удалось разглядеть дельфина, изогнувшегося в прыжке над гребнем волны, и какой-то знак вроде трезубца.

— Что-то я не вижу в твоем кошельке ни золота, ни серебра, парень. Или мореходы в Финареоте беднее крестьян? — он подбросил монету на ладони и кивнул на троицу пожилых, занятых какой-то игрой — похоже, в кости. На их столике посверкивал и более благородный металл, чем медь.

Джеф печально вздохнул, и веснушки на его лице словно бы поблекли.

— Что ж поделаешь, хозяин… Корабль месяц торчал в порту, а раз нет работы, нет и денег. Я-то ждал до последнего… многие еще раньше утекли, кто на север, кто на юг… А как вчера стали хватать матросов да кормчих, мастеров да плотников с верфей, тут и я удрал. С тем, что осталось, — он кивнул на горсть медяков.

Зеленоглазая девица шлепнула на стол две тарелки с мясом, две кружки и небольшой кувшин. Порции были весьма скромными, а вино, которое странник тут же пригубил, показалось кисловатым.

Прищурясь, Блейд поглядел налево, потом — направо. Пожилые степенно, по очереди, бросали кости, потом сдвигали головы, определяя, что у кого выпало; в конце каждого круга три-четыре монетки меняли владельца. У молодых шла своя игра: двое мерились силой, поставив локти на стол и сцепившись пальцами, остальные делали ставки, попивая винцо и подбадривая состязателей лихими выкриками. Финареоты, видно, были азартным народом.

Осмотрев под конец собственный скудный стол, Блейд поморщился и отодвинул тарелку с мясом.

— Нет, Джеф, так дело не пойдет. Ты со мной поделился хлебом, теперь я должен тебя угостить. И как следует! Это, знаешь ли, первая обязанность хозяина — кормить своего слугу.

Рыжий мореход ухмыльнулся.

— Я разве против? Что стоит такому чародею, как ты, разжиться парой серебряных кругляшей? Наверно, ты возьмешь их там, куда отправил лепешку?

Блейд покачал головой.

— Нет, Джеф. Моя магия особого свойства, все исчезает, но ничего не появляется. Так что сейчас мы обойдемся без волшебства.

Он поднял глиняную кружку, встал и направился к стойке. Толстый рыжебородый хозяин следил за гостем ленивым взглядом. Облокотившись о гладкий деревянный барьер, странник, в свою очередь, уставился на него. С минуту они молчали, потом Блейд сказал.

— Что-то винцо у тебя кисловато, приятель.

— По деньгам и винцо, — толстяк презрительно покосился на джефовы медяки с дельфином.

— А что, есть и получше?

— А ты как думал? — толстяк повел носом в сторону бочек. — Красное — для работяг и сопляков, белое — для купцов и мастеров, розовое — для благородных.

— А хорошо ли это розовое? — задумчиво произнес Блейд, вертя в руках кружку.

— А хороший ли сегодня день? — рыжебородый оттопырил губу и поднял глаза вверх.

Блейд сунул кружку ему под нос.

— Прочная штука, верно? — Стенки кружки были толщиной в палец. -Спорим, раздавлю?

— Как раздавишь? — ошеломленно переспросил хозяин.

— Да вот так, одной рукой… — Пальцы Блейда плотно охватили глиняный сосуд.

Хозяин хмыкнул.

— По виду ты здоров, как откормленный жеребец… Но у тебя ж руки, а не копыта!

— Побьемся об заклад? — странник подмигнул рыжебородому.

— Есть что поставить? — деловито поинтересовался тот.

— Да вот этого парня, — Блейд ткнул пальцем а Джефа, — моего слугу.

Толстый хозяин заведения склонил голову к плечу и обвел морехода взглядом опытного работорговца

— Матрос, — недовольно пробурчал он. — На кой он мне сдался… Придут крабы и заберут…

— Так я много не спрошу. Неужели он не успеет у тебя отработать пару монет серебром?

Хозяин поскреб в бороде и, не говоря ни слова, выудил из-за пояса кошель — куда вместительней, чем у Джефа — и грохнул на стойку две монеты. На них тоже был отчеканен корабль, а с другой стороны — голова быка.

— Ну? — маленькие глазки рыжебородого уставились на странника.

Блейд вытянул руку, охватил кружку покрепче и напрягся. Хозяин наблюдал за ним с явным интересом, потряхивая кошель, отзывавшийся тонким серебряным звоном.

— Смотри, брюхо лопнет, — иронически заметил он.

— Свое береги…

Кружка хрустнула, на стойку посыпались глиняные осколки. Блейд сгреб их в аккуратную кучку, потом, сунув монеты за пояс, помахал Джефу.

— Эй, парень! Тащи сюда тарелки и кувшин с этими помоями!

Его слуга моментально оказался рядом. Странник, ухватив с тарелки кусок мяса, принялся жевать. Кувшин он пододвинул хозяину.

— Замени! Да кружки новые подай — из тех, что побольше! И мяса еще!

Рыжебородый, покачивая головой, двинулся к средней бочке, потом передумал и стал цедить из крайней — той, где было розовое для благородных. Блейд довольно ухмыльнулся, прислушиваясь к шепоту слуги.

— Мастер Дик, а мастер Дик! Чего ж это он делает! Это ж по половине серебряного быка за кувшин! Как же мы…

— Заткнись! — велел странник, прожевав кусок. — Заткнись, Джеф, ешь и пей. Он все делает правильно! Разве я не этот… как его?.. не контарран? Или хотя бы атар?

Толстяк выставил перед господином и слугой сосуд с розовым и вдруг подмигнул Блейду.

— А с такой справишься? — В руках у него была кружка в полторы пинты, куда массивней предыдущей.

— Сколько?

— Пятнадцать быков — против твоего парня. Что-то он мне приглянулся!

— Сначала испробуем твой товар, а там посмотрим. — Блейд покончил с мясом, налил в кружку розового, отхлебнул и одобрительно причмокнул. Сразу видно, что благородные финареоты понимают толк в вине!

Внезапно сзади раздались какие-то шорохи и перешептывания. Странник резко обернулся: их с Джефом окружили посетители. Трое пожилых бренчали серебром: молодые, забыв про свой рестлинг, тоже тащили из-за поясов кошельки; где-то между ними мелькала любопытная рожица зеленоглазой служаночки. Глаза у всей этой компании горели азартом, и Блейд сразу сообразил, что тут пахнет не жалкими пятнадцатью монетками.

Он неторопливо допил кружку, поставил ее у локтя и обвел взглядом разгоряченных зрителей.

— Наполните серебром, тогда будет фокус. Я за гроши трудиться не люблю.

Рыжебородый сгреб свою ставку и высыпал монеты в кружку; тонко запело серебро, загомонили юнцы, хихикнула служаночка. Толстяк раскрыл ладонь, показывая, что в ней ничего не осталось, и с вызовом обвел посетителей взглядом. Троица игроков в кости, по виду — местные мастера или зажиточные крестьяне — посовещавшись, тоже начали отсчитывать монеты; за ними последовали молодые. Блейд, покосившись в их сторону, шепнул Джефу:

— Следи, парень! Как бы меди не набросали!

— Не тревожься, хозяин. Любой моряк за сто шагов отличит серебряного быка от медного дельфина.

Наконец кружка оказалась наполненной, и Блейд, подняв ее на ладони, продемонстрировал зрителям. Число их прибыло: из кухни прибежали оба повара, а за спинами прежних посетителей маячили еще какие-то люди.

— Блюдо! Сюда! — странник постучал по стойке кулаком, и рыжебородый живо подставил большую деревянную чашу. Блейд стиснул пальцы, вены на его висках вздулись. Секунду-другую в кабачке царила благоговейная тишина, потом раздался сухой треск и звон; глиняные осколки вперемешку с серебром потекли в чашу. Народ — и за стойкой, и перед ней — взревел от восторга; видно, финареоты были людьми не жадными и охочими до зрелищ.

Блейд мигнул слуге на чашу, и тот начал торопливо выбирать блестящие монеты, перекладывая их в свой кошель. Эти быки были весьма солидных размеров, не меньше средневекового талера, и на веснушчатой физиономии Джефа стала расплываться мечтательная улыбка. Похоже, он, уже сообразил, что за своим хозяином не пропадет. Еще бы! Настоящий маг, силач и бартамский шпион впридачу!

Блейд поднял глаза на рыжебородого.

— А теперь тащи-ка еще мясного… — начал он, но тут кто-то бесцеремонно протолкался сквозь ряды зрителей и по-приятельски двинул странника кулаком в бок.

— Ну и ну! — пробасил этот тип. — Вот это силища! Иди ко мне, парень, и будешь давить не кружки, а черепа!

Блейд обернулся: перед ним стоял смуглый крепыш в сверкающем шлеме и железной броне с шипами на плечах, делавшей его похожим на огромного металлического краба.

Глава 3

Оперевшись локтями о стойку, странник оглядел незнакомца с ног до головы. Это был явно солдат, причем непростой — панцирь и шлем его сияли, надраенные до блеска, на грудной пластине доспеха сверкал гравированный герб — морда оскалившегося тигра, а в глазах воина горел некий начальственный огонек. Лицо его казалось суровым и несколько тяжеловесным; его украшали серые глаза, тонкие губы, крупный орлиный нос и две мозоли на нижней челюсти — там, где проходил ремень шлема.

— Патруль крабов! — пробормотал Джеф за спиной хозяина. — Вот так влипли!

Блейд с сомнением покачал головой. Вряд ли их настиг патруль, хота стоявший перед ним воин явно был из крабов. Но у него не имелось никакого оружия, кроме длинного кинжала, зато из сумки, висевшей на наплечном ремне, торчали какие-то свитки, перья и ленточки. Разглядывая квадратную физиономию этого кантийца, странник прикидывал его возможный чин и ранг — занятие не столь уж безнадежное для опытного человека, дослужившегося до полковника в армии Ее Величества.

Офицер? Вероятно, нет… В чертах отсутствовала надлежащая тонкость, аристократизм, а панибратский тычок в бок отнюдь не свидетельствовал о хороших манерах. К тому же этот бравый вояка был в годах Блейда, а офицеру в возрасте за сорок полагался чин не меньше полковничьего. Однако по виду краб не тянул даже на капитана.

Сержант, решил Блейд. Старый служака, отбарабанивший в армии лет двадцать пять и получивший свою долю власти. Он еще раз взглянул на сумку со свитками и перьями и уточнил про себя: сержант-вербовщик. Пожалуй, как раз то, что надо.

На это умозаключение страннику потребовалось не более минуты. Предполагаемый сержант тоже не терял времени зря, одобрительно осматривая могучую фигуру Блейда и что-то прикидывая в уме; сейчас он напоминал лошадиного барышника, нежданно наткнувшегося на породистого жеребца среди табуна меринов и старых кляч. Наконец, хмыкнув, он ударил себя кулаком в грудь, отчего броня загудела колоколом, и представился:

— Марл Рилат, децин армии Фраллы Куза, Отца Народа, Великого и Непобедимого. Ты кто? — его короткий толстый палец уперся в грудь Блейда.

— Ричард Блейд… — он сделал почти неуловимую паузу и тут же различил шепот Джефа: «Касс!» — Касс, — повторил странник, абсолютно не представляя, что сие значит.

Децин Марл Рилат был, однако, полностью удовлетворен. Скупо улыбнувшись, он кивнул головой и заметил:

— Каснит, значит… То-то я гляжу, что ты чернявый, высокий и здоровый… Хорошо! О каснитах говорят, что они неплохие бойцы. Что умеешь делать с этим? — он протянул Блейду свой кинжал с внушительным пятнадцатидюймовым лезвием.

Странник огляделся. Все посетители кабачка куда-то скрылись, лишь хозяин маячил за стойкой да за спиной Рилата торчала некая мрачная личность — мускулистый тип в кожаном панцире, желтокожий, с буйной бородой. Блейд решил, что это один из подчиненных децина, хотя по виду тот совсем не походил на кантийца. Ладно, потом разберемся, подумал он, принял кинжал и, примерившись, метнул его в дальний столб, поддерживавший навес. Клинок свистнул и ушел в дерево на три пальца.

Рилат снова усмехнулся и кивнул.

— Ловок, клянусь Небесами! Борода, принеси!

Когда желтокожий вернул децину оружие, тот, еще раз оглядев Блейда, предложил.

— Поговорим?

— Поговорим, — согласился странник и, вытащив из-за пояса две серебряные монеты, велел хозяину: — Вина и мяса на четверых. Лучшего вина и лучшего мяса!

Кантиец задумчиво поглядел на него.

— Вообще-то я должен тебя угощать, парень…

— Я тебе не парень, — сказал Блейд. — Парни — вот эти, — он ткнул пальцем в Джефа и желтокожего. — Я — воин, запомни хорошенько, децин Марл Рилат! А что касается угощения, то мы, кассы, народ не бедный.

Он со стопроцентной уверенностью предчувствовал, что сейчас начнется вербовка. Очень ответственный момент, когда надо показать товар лицом! Ибо армейские законы суровы: ветеран получает почет и уважение, а новобранец-чечако — наряды в гальюн и первую пулю в бою. Блейд был ветераном и профессионалом, а потому имело прямой смысл подчеркнуть, что такого человека задешево не купишь.

Кажется, Рилат это понял. Не говоря ни слова, он направился к столу, на который шустрая служанка уже тащила кувшины с розовым. Борода же последовал за ним — как и положено, в трех шагах позади начальника. Джеф дернул Блейда за край туники и горячо зашептал:

— Хозяин, а хозяин… Это же краб вонючий Сейчас он тебя загребет!

Блейд резко повернулся к своему слуге.

— А может, Джеф, мне того и надо? Напомнить тебе, откуда и зачем я прибыл? — он выдержал секундную паузу, многозначительно взглянув на рыжего морехода. — А ты — как хочешь. Я тебя неволить не стану.

Финареот обреченно вздохнул.

— Нет уж, мастер Дик, куда ты, туда и я…

— Тогда закрой рот и не мешай мне.

Они уселись за стол. Блейд и Джеф с одной стороны, Марл Рилат и желтокожий бородач — с другой. Децин одной рукой налил себе вина, другой вытащил из сумки свиток и перебросил Блейду.

— Знаешь, что это такое?

Странник развязал желтую ленточку, с удивлением отметив, что перед ним лист бумаги. Не пергамент, не папирус, не кожа — настоящая бумага, плотная и довольно белая! Похоже, Великий Кант не являлся варварской страной — о чем свидетельствовали и перья, похожие на гусиные, торчавшие из сумки Рилата. Децин вытащил одно из них, а также чернильницу и увесистый мешочек, в котором что-то позвякивало.

Блейд изучил документ, в первую же секунду сообразив, что отлично понимает не только устную речь этой реальности, но и письменный язык. То был стандартный трехлетний контракт, в котором оставалось чистое место для вписывания имени наемника; нанимающей же стороной являлся Грозный Синтада Гинна Пал, спарпет непобедимого Фраллы Куза и командир шести рангар -говоря по-земному, воинских корпусов. Этот большой начальник готов был платить семь танг серебром в год любому подходящему человеку, который согласился бы стать солдатом великой армии Ката. Что такое танга, Блейд не знал и, поворотившись к своему слуге, молча ткнул в это место пальцем.

— Примерно семьдесят финареотских быков, — шепнул Джеф на ухо хозяину, после чего тот перебросил свиток децину.

— Мало! И я хочу долю для своего слуги, — он похлопал рыжего морехода по плечу.

Рилат нахмурился.

— Какой еще слуга? Зачем он тебе?

— А кто будет носить мое оружие?

— Солдат все таскает сам!

Пригладив волосы, Блейд спокойно пояснил.

— Я владею большим двуручным мечом, секирой и палицей, фехтую на легких клинках, мечу дротики и кинжалы, стреляю из лука и арбалета, и на коне, с длинным копьем в руках, могу вышибить из седла любого. Хоть этого Грозного Гинну Пала, хоть самого Фраллу Куза!

— Не поминай всуе имена великих! — Рилат предостерегающе поднял палец. — Что до прочего, то с такими талантами тебе прямая дорога в гвардию, если пожелает Непобедимый… Но я-то вербую тебя совсем в другую рангару!

— Я готов, только плати, — заметил Блейд.

Марл Рилат призадумался, сведя глаза в точку, потом хлопнул тяжелой ладонью по столу.

— Ладно! Нахальный ты, каснит, но я все же поставлю тебя над десятком! Жалованье — две доли плюс половина доли на твоего человека, итого семнадцать с половиной танг в год. Устроит?

— Это звучит уже лучше, децин!

— Но ты должен будешь сослужить мне службу… утихомирить одного парня… — Рилат поглядел на Бороду, который молча надувался вином.

— Этого, что ли? — странник тоже бросил взгляд на желтокожего.

— Нет. Вроде него, только раза в два покрупнее.

— Что надо сделать? Прикончить, переломать кости, открутить ухо? — — Прикончить, хм-м… — Рилат задумался. — Нет, пожалуй, нет… это нельзя… А уха будет мало… Вот пара сломанных ребер — в самый раз!

— Договорились, — Блейд кивнул. — Пиши контракт!

Покопавшись в сумке, Марл Рилат вытащил другой свиток, перевязанный синей ленточкой — что, очевидно, соответствовало чину десятника. Аккуратно развернув его на столе, децин обмакнул в чернильницу перо и спросил:

— Ну-ка повтори еще раз, как тебя зовут.

— Ричард Блейд.

— Хм-м… Целых два имени! Не положено солдату.

— Мне положено, — заявил Блейд.

— И звучит не по-нашему…

— Тогда переделай, чтоб было попривычнее.

— Ну, раз ты настаиваешь… — децин чему-то улыбнулся и начал корябать бумагу. — Отныне ты Ич Блодам… Вот тут, внизу, ставишь свою печать или прикладываешь большой палец.

Печати у Блейда не было, и он оттиснул под контрактом палец; затем, допив вино и доев жаркое, все четверо покинули кабачок. Толстяк за стойкой смотрел им вслед с явным облечением. Лихой гость с порога — хозяину легче!

***

Путешествие Блейда с Рилатом-вербовщиком длилось три дня, и за это время он обогатился массой полезных сведений. Во-первых, он узнал, что мир, в который его забросило на сей раз, именуется Ханнаром; возможно, то было не название материка или планеты, а обозначение известных ее обитателям земель, нечто вроде греческой Ойкумены. Во-вторых, он получил свое жалованье за первую треть года, шесть кантийских танг или полуфунтовых брусочков серебра, и выяснил, что этот благородный металл в Ханнаре относительно дешев. Золото же, наоборот, было редким и дорогим; одна небольшая финареотская монета с солнечным диском и неизменным кораблем на аверсе равнялась тридцати увесистым серебряным быкам или полутора тангам.

Марл Рилат, как всякий старый солдат, оказался человеком разговорчивым и потчевал своего новобранца всевозможными историями — правда, избегая упоминаний о предстоящей службе. Иногда он пересыпал свои речи жаргонными лагерными словечками, которые были Блейду по большей части непонятны, но странник вскоре усвоил, что среди коренных кантийцев приняты две системы титулования — формальная и неформальная. Согласно первой весь этот народ воинов и завоевателей делился на три сословия — Колесничих, Всадников и Стрелков. Это вовсе не означало, что Колесничие идут в бой на квадригах. Всадники скачут на лошадях, а Стрелки натягивают луки. Вероятно, в прежние времена, лет триста назад, так оно и было, но теперь эти термины указывали лишь на сословную принадлежность. Колесничие являлись высшей знатью и владели именем, фамилией и почетным прозвищем; Всадники были людьми благородными — по рождению или в силу личных заслуг, — что давало им право носить собственное имя и имя рода; Стрелки, простые воины, удовлетворялись либо именем, либо прозвищем — далеко не таким пышным, как у Колесничих.

Подобная система соблюдалась весьма строго, но лишь среди кантийцев и родственных им народов, сеулгов, фраллов и ханбордов, присоединенных к метрополии и ассимилированных еще в прадедовские времена. Блейд, таким образом, не нарушил никаких законов и традиций, когда настаивал, чтобы в контракте стояло и его родовое имя; он был каснитом, варваром и чужеземцем, и мог присвоить себе хоть дюжину прозваний. Рилат обращался к нему с подчеркнутым уважением — Ич Блодам, десятник, и никак иначе! — правда, слегка усмехаясь при этом. Блейд полагал, что его командиру вспоминается приятное застолье в финареотском кабачке и состоявшаяся там торговля.

Что касается самого Марла Рилата, то он весьма гордился и именем своим, и особенно фамилией, так как приобрел ее своими трудами на поле брани -вместе с чином децина. По происхождению он не принадлежал к Всадникам, хотя его род — из фраллов — уже целый век исправно поставлял солдат для войск Великого и Непобедимого, как именовали императоров Канта.

Но, кроме узаконенного сословного деления, существовало и иное, неофициальное, однако признаваемое всеми в огромной кантийской армии. Солдаты-ветераны, прошедшие сквозь огонь и кровь многих сражений, именовались рогачами, и узнать их можно было сразу — по большим мозолям на нижней челюсти, натертых жестким подшлемным ремнем. Эти два бугра и в самом деле напоминали еще не прорезавшиеся рожки бычка, придавая лицам кантийцев некую прямоугольную и жесткую основательность. Подделать этот знак воинского отличия было невозможно; только время, непрестанные походы и тяжесть доспехов награждали им.

Молодых воинов на армейском жаргоне называли хлямами или, проще говоря, сопляками, и судьба их в первые годы службы казалась незавидной — в кантийском войске процветала самая натуральная дедовщина. Офицеры, обычно -из Всадников, солдатских обычаев не меняли, тем более не лезли в них высшие военачальники — Колесничие. Каждый из них начинал службу простым пехотинцем или конником и каждый прошел суровую школу, побывав в шкуре хляма: те, что выжили, научились не щадить никого и ничего.

Обычно вожделенные рога появлялись на пятый год службы, когда солдату исполнялось лет двадцать шесть — двадцать семь. Блейд с удивлением узнал, что в армию брали только после двадцати, когда юноша достигал должной силы и выносливости; восемнадцатилетние, по мнению кантийских полководцев-спарпетов, не годились даже в хлямы, и их уделом были тренировочные лагеря и охота на беглых рабов.

Появление первых признаков ороговения на челюсти еще не означало, что хлям тут же становится ветераном; мозоли должны были окрепнуть и затвердеть, что происходило годам к тридцати. Случалось, правда, что молодой солдат получал вожделенный статус досрочно — как воздаяние за раны и особый героизм в боях. Случалось, что его производили в офицеры, удостаивая звания Всадника, и в империи появлялся новый благородный род. Случалось, такие почести выпадали и на долю варвара.

Но по большей части иноземцы, стекавшиеся в Великий Кант с юга и севера, с запада и востока, предпочитали служить в дружинах своих вождей, где обычаи и дисциплина были не столь жесткими, как в кантийской армии. Империя нанимала этих ландскнехтов, из которых формировались вспомогательные войска, хорошо платила им и требовала только одного — умереть со славой на поле брани.

Блейд понимал, что ему предстоит служить в одном из таких подразделений, причем в особом, где воины-чужеземцы состояли под началом кантийских офицеров. Правда, в этой части на пару тысяч бойцов приходилось немного настоящих офицеров, зикланов и сакоров; в основном в ней командовали бывалые сержанты-децины вроде Марла Рилата.

Обычно Блейд шагал вместе с кантийцем перед фургоном, являвшимся передвижной базой вербовочного отряда. Повозку тащили две крепкие лошадки, и в ней хранился запас продовольствия, меха с кислым вином и бочонок с серебряными тангами. Сам же отряд был невелик: децин Рилат, желтокожий и волосатый хаст Борода да угрюмый альбаг по прозвищу Шрам. Оба эти воина были на редкость мощными и мускулистыми, весьма разбойного вида, и Рилат, как понял странник, искал таких же. Но, к великому сожалению децина, пока что Блейд оставался его единственной добычей.

— Хлипкий народец финареоты, — иногда пускался в рассуждения Рилат. — Ничего не скажу, в море или там на верфях нет им равных, но драки не любят. Да и ростом не вышли, — тут он косил глазом на коренастого рыжего Джефа. — Да, нелегко в этих краях сыскать людей в нашу рангару! Вот хасты и альбаги или, скажем, твои касниты — другое дело; эти парни, Ич Блодам, любят махать секирой, а не пахать да сеять. Ну, говоря по чести, у альбаговто и сеять негде, море да голые скалы…

Блейд слушал, кивал головой, мысленно сортируя и раскладывая по палочкам все полученные сведения. Заодно он оглядывал живописные окрестности. Финареот был превосходной страной. Климат теплый, субтропический, земли — плодородные, покрытые лугами и лесами, что способствовало и фермерским занятиям, и судостроению. Вдобавок Финареот располагался почти в центре местной Ойкумены, и через него проходили торговые тракты, ведущие во все четыре стороны света. Теперь странник знал, почему эта богатая держава, страна купцов, мореходов и земледельцев, не подверглась разорению. Она была идеальной базой для походов на юг и восток; ее поля и пастбища могли прокормить огромное войско непобедимого Фраллы Куза, по каковой причине Финареот не был предан огню и мечу.

Вдобавок местные приморские города, стоявшие на восточном побережье Шер-да, Моря Заката, являлись давними союзниками империи. Разумеется, союзничество это было вынужденным и весьма далеким от равноправного, но слабейшей стороне выбирать не приходилось: армии кантийцев могли вытоптать финареотские нивы и сжечь все поселения за полмесяца. Так что Финареот благоденствовал, пока был покорен.

Иногда Марл Рилат вел речи о Непобедимом, о Гесталионе Фралле Кузе, императоре и Отце Народа, упоминая с великим почтением и грозного спарпета Синтаду Гинну Пала. Прислушиваясь к словам децина, Джеф, тащившийся позади, зло кривил губы и шептал проклятия, а Блейд, оборачиваясь, делал строгие глаза. К счастью, оба подручных Рилата не обращали на джефовы гримасы никакого внимания; мрачный светловолосый альбаг правил лошадьми, а Борода шагал за фургоном, прикрывая тылы.

— Великий и Победоносный, — вещал децин, — уже разделался с ситалла, степными варварами, и с дикарями-кланибойнами. Но, клянусь Небом, это только начало! Шесть лет мы бились на севере, ловили конников ситалла на их равнинах да рубили просеки в лесах, чтобы добраться до жалких деревушек кланибойнов. Это были нелегкие кампании, поверь мне, Ич Блодам! Много трудов и почти никакой добычи! Там даже серебра нет, одни меха… пфа! — он сделал презрительный жест. — Кому нужны эти вонючие шкуры? Разве что альбагам на их ледяных скалах! Но в Великом Канте тепло, и так же тепло в других землях, у сеулгов и ханбордов, и у фраллов, на моей родине.

Но нам пришлось попотеть на севере, Ич Блодам, и каждый солдат в пехоте и в фаланге, каждый конник и мастер боевого огня — да, каждый! — зная, для чего это делается. Чтобы идти на богатый восток, надо было вначале завоевать север, клянусь десницей Гирларла! Конечно, тебе, каснитскому горцу, это может показаться непонятным…

— Почему же, — Блейд пожал плечами, разглядывая рощицу каких-то фруктовых деревьев справа от дороги. — Непобедимый опасался флангового удара с севера. Любое войско, выступившее в дальний поход, должно охранять дороги, по которым подвозят снаряжение… Это, почтенный децин, азы воинского искусства.

— О! — Рилат цокнул языком. — Ты, Ич Блодам, не только боец и силач, ты и в стратегии кое-что смыслишь!

Странник снова пожал плечами, продолжая разглядывать рощу. Он был готов поклясться, что видит яблони, только раза в два-три больше и развесистей земных. И плоды на них были соответствующие — величиной с два кулака! Вероятно, сейчас в Ханнаре наступал сезон сбора урожая, ранняя осень -лучшее время для военных походов. Еще он заметил, что дюжины три мужчин и женщин, суетившихся в саду, скрылись за деревьями, завидев сверкающие гребнистые доспехи Рилата. Фанариоты явно не стремились иметь дел с завоевателями, коли их не вынуждали к тому обстоятельства.

— Да, ты прав, Ич Блодам, — кантиец ухмыльнулся, как делал часто, называя Блейда полным именем. — С севером надо было покончить раз и навсегда! Иначе пришлось бы строить крепости вдоль всей дороги к Морю Восхода и оставлять в них гарнизоны, ослабляя армию… Зато теперь это ни к чему! Конница ситалла идет с нами, и даже отряды охотников из кланибойнов!

— Они так легко согласились на это? — поинтересовался Блейд.

— А что им еще оставалось? Я же сказал, в тех диких краях и взять-то нечего… вот мы и взяли людей во вспомогательные войска. Великий ничего им не платит, не то что альбагам или хастам, но обещал долю в добыче после разгрома Невана, бхиотских княжеств и Силангута. И, клянусь Небом, он свою клятву сдержит! Те, кто останется в живых, будут богачами!

Обычное дело, решил Блейд; завоеватель гонит впереди своей армии воинов чужих племен, пушечное мясо, живой заслон против вражеских стрел. Вряд ли неведомые ему ситалла и кланибойны не понимали таких простых вещей, и вряд ли они добровольно согласились идти в этот поход — несмотря на долю в добыче. Видно, там, на севере, Непобедимый Фралла Куз их крепко прижал…

— А где тебе пришлось воевать, Ич Блодам? — спросил децин, прервав его размышления.

— На юге, — уверенно ответил Блейд. Разумеется, на юге; если в последние годы кантийцы совершали походы на север, то юг был самым подходящим местом для его предполагаемых боевых подвигов.

— Значит, в Либонне? — уточнил Рилат и, дождавшись неопределенного кивка, заметил: — Да, либоннцы вечно грызлись друг с другом, пока мы не взяли их под свою руку. Туда водил армию почтенный Гинна Пал еще во времена Патрада Фраллы Куза, предыдущего Отца Народа… Ты с ним не встречался, Ич Блодам?

Странник снова неопределенно пожал плечами; разговор принимал опасный оборот.

— Не тревожься, — Рилат заговорщицки подмигнул ему. — Возможное тебя нанимали в либоннских городах во время той войны… возможно, ты прикончил десяток-другой наших солдат… Что с того? Теперь тебя нанял почтенный Гинна Пал, и ты будешь сражаться за империю. Никто не спрашивает у наемника, кого он рубил и резал раньше, особенно в нашем отряде. Он, видишь ли, совсем особенный, клянусь десницей Гирларла!

Блейд попробовал перевести разговор на эти особенности, но децин только усмехался да кормил его новыми баснями о своих подвигах, о мудрости Великого и Победоносного, о доблести кантийских военачальников, Калатты Хара, Мантула Скрима, Гинны Пала и прочих. Имя Пала упоминалось особенно часто, и странник понял, что этот полководец является могущественным человеком и правой рукой императора.

Вечером, устроившись у костра, он в очередной раз обдумывал ситуацию, перебирая в памяти и анализируя все полученные сведения. Децин Марл Рилат давно храпел в повозке — вместе с альбагом Шрамом; Борода присматривал за конями, что паслись на лугу, да изредка бросал взгляд на завербованных — не утекли бы с полученным авансом. Джеф спал, распластавшись в траве, или делал вид, что спит, последние дни он казался угрюмым и неразговорчивым.

Его хозяин, однако, полагал, что события развиваются вполне удовлетворительно. Он очутился в середине гигантского континента размером никак не меньше земной Евразии, в благодатной стране меж двух морей, куда прибыл в самый подходящий момент. Он вольется в огромную армию завоевателей, пройдет с ней сотни или тысячи миль — как повезет; он будет подниматься вверх по ступенькам могущества и власти и сделает это быстро — чем выше, тем безопаснее! К счастью, в этом архаическом мире еще не изобрели паспортов — да и кто стал бы спрашивать документы у наемного солдата или питать подозрения на его счет? Марл Рилат ясно выразился по этому поводу! Меч да копье — вот верительные грамоты наемника! Он — варвар из воинственной Кассны, лежащей где-то на юге, в горах; если по виду в нем признали касса, стоит ли отказываться от такой удачи?

Рыжий Джеф, правда, считает его великим чародеем и шпионом сказочного Бартама… Что ж, придет срок, можно будет сыграть и на этом! Пока Блейд не видел, чем ему может помочь такая легенда — разве что усилить почтение, которое питал к нему рыжий мореход.

Он начал размышлять о своем задании, очередных испытаниях телепортапора. Иногда странника так и подмывало провести необходимый эксперимент на Марле Рилате, отправить его Лейтону в качестве рождественского сувенира. Но, согласно распоряжениям его светлости, к экспериментам с людьми надо было приступать на третьей стадии плана, месяца через два или три. Вдобавок бравый децин пожалуй, не подпадал под категорию мерзавцев, разумом и жизнью которых стояло бы рискнуть в таком опасном опыте. И он был нужен Блейду, очень нужен, ибо являлся живым свидетельством его статуса ландскнехта. Было бы довольно странно заявиться в кантийский лагерь с контрактом в кармане, но без нанимателя!

Нет, пусть Марл Рилат остается в своем Ханнаре, где можно всласть повоевать, выпить винца, сжечь дюжину-другую городов и провести спокойную старость, рассказывая внукам о своих боевых подвигах… В Лондоне ему делать нечего… разве что устроиться в Британский музей в качестве экспоната! Он выглядел бы весьма импозантно за стеклом витрины в этих шипастых доспехах с тигриной мордой на нагруднике!

Блейд усмехнулся и вдруг почувствовал, как кто-то тянет его за одежду.

— Хозяин, а хозяин! Мастер Дик!

Это был Джеф. Значит, все же притворялся, а не спал!

— Хозяин, как ты полагаешь, а если мы этих… — мореход выразительно чиркнул себя по горлу и бросил взгляд в сторону повозки. — Фургон, две лошади да бочонок серебра… Дело того стоит!

— Слушай, ты, рыжий пират, — Блейд приблизил губы к его уху, -грабеж нам ничего не даст. Вернее, даст, но только то, что ты перечислил -повозку с лошадьми да сотню тангов. Для меня этого слишком мало.

— Клянусь животворным Васаном! Чего же ты хочешь, хозяин?

— Попасть в их армию. И я тоже готов поклясться Васаном, Гирларлом и Найламом, Небесным Отцом, что после первой же битвы этот Марл Рилат будет стоять передо мной навытяжку!

— А потом?

— Ты задаешь слишком много вопросов, Джеф. Потом — поглядим. Не забывай, что я могу отправить любого вслед за той лепешкой… Помнишь? Хоть их непобедимого Фраллу Куза.

— А!

— Рад, что до тебя дошло. Посуди сам, прикончим мы этого краба с двумя его рыбками и куда отправимся? В этот Неван, который кантийцы скоро пустят по ветру?

— Н-ну, необязательно… Можно удрать на юг, к Пяти Городам, как я собирался… Это финареотские земли, и там пока нет крабов…

— А дальше?

Джеф не отвечал. Его лицо, освещенное отблесками костра, помрачнело и словно бы сделалось старше; рыжие волосы свесились на лоб.

— Да, мастер Дик, ты прав, дальше-то некуда! Клянусь Кораной, владычицей смерти и тьмы! Дальше некуда, только в ее царство! Куда ни повернись, всюду Кант, его войска, его крепости, его вассалы и союзники! С юга и с севера Моря Заката! Они захватили весь мир…

Голос морехода упал.

— Ну, прямо уж и весь мир! А Силангут? А Бартам? А Кассна?

— Они и туда доберутся… в Силангут и твой Бартам, я хочу сказать. А Кассна… Никому те горы не нужны. Там, говорят, лишь камни, колючки да десяток коз, вот и все богатство…

— Раз так, тем более не стоит бежать.

Джеф кивнул.

— Хорошо, хозяин. Я тебе верю. Хотя обидно получается — бежал я от крабов, бежал, да к ним же и попал…

— Запомни, парень: если хочешь придушить гадину, не бойся приблизиться к ее голове.

Они улеглись в траву, на теплую землю, и заснули.

***

Как понял Блейд из объяснений децина, войска Великого и Победоносного стояли в трех лагерях вокруг Финареота. Сам Фралла Куз пребывал в северном, главном; еще севернее располагалась вторая армия под командованием храбрейшего Друона Калатты Хара, а к югу от города находилось третье войско, под водительством Ахаоса Мантула Скрима, чьи части контролировали гавань и побережье. Рангара, в которой служил Рилат, квартировала в главном лагере, удаленном от стен Финареота миль на десять, так что повидать местную столицу страннику не удалось. Весь последний день путешествия возок тащился по дороге меж масличных рощ, фруктовых садов, полей и пастбищ, останавливаясь в каждом селении, у каждого кабачка. И каждый раз Марл Рилат безуспешно пытался найти подходящих ландскнехтов, проклиная свое невезенье и мирный нрав финареотов. Крепкие молодые парии, крестьянские сыновья, его не устраивали; децину требовались богатыри шестифутового роста, желательно -разбойники и отъявленные головорезы.

Блейд утешал его, говоря, что он, Ич Блодам, каснит, один стоит дюжины; он даже был готов подписать еще одиннадцать контрактов и принять соответствующее жалованье, но Рилат буркнул, что так не полагается. Странник пожал плечами и попытался разговорить кантийца, но тот выглядел сегодня мрачным — вероятно, предчувствуя разнос от начальства. Блейд оставил его в покое и подсел на козлы, к альбагу Шраму.

Оба воина из рилатова отряда, и Шрам, и Борода, были на редкость нелюдимыми типами, и за предыдущие дни не сказали своему новому сотоварищу и десятка слов. Борода, похоже, вообще не изъяснялся на языке цивилизованных людей, а больше мычал, рявкал или бормотал по-хастийски нечто такое, что не слишком отличалось от мычанья и рявканья. Согласно пояснениям Джефа, хасты жили далеко на востоке, на больших островах, лежавших в океане за горловиной Моря Заката. По слухам, климат в тех землях был отвратительный, сплошные дожди да туманы, что сказывалось и на характере аборигенов. Они являлись сущими дикарями, грабителями и пиратами, и только Великий Кант сумел сломить им хребет. Это случилось еще во времена Патрада Фраллы Куза, предшественника нынешнего императора, и с тех пор хасты получили возможность грабить и разбойничать официально — в составе имперских войск.

Альбаг Шрам казался Блейду более достойным собеседником, чем Борода. Расположившись рядом с ним и разглядывая дорогу, по которой теперь тянулись к лагерю фургоны и подводы с припасами, странник обронил пару замечаний насчет Кассны, своей предполагаемой родины. Там было очень жарко и скудно; камни, колючки да драные козы — в точности, как поведал ему прошлой ночью Джефайа-фанариот. Потому-то славные горцы-касниты и уходили с неприветливой отчизны, нанимаясь в войска разных стран, которым больше повезло в части природных богатств. Согласно описанию странника, все кассы были дюжими молодцами, смуглыми, черноволосыми и темноглазыми — в точности как он сам. Кассна лежала очень далеко на юге, и вряд ли Шрам видел в своей жизни хоть одного каснита — кроме Ича Блодама, разумеется.

Постепенно Шрам разговорился. Как выяснилось, Альбаг находился на севере и испытывал те же проблемы, что и Кассна, только с поправкой на низкую температуру. Земли там были неплодородными — голые скалы, на которых и коз-то не водилось, — так что альбаги занимались рыболовством и грабежом. Однако ко второму своему наследственному ремеслу они относились с неизмеримо большим профессионализмом, чем дикари хасты. У альбагов имелись своеобразный кодекс чести и воинское побратимство; они предпочитали биться в строю, великолепно владели секирой и были верны своим вождям, удостоенным имперского звания атаров. Они присоединились к империи еще во времена Ринкала Фраллы Куза, три или четыре поколения назад, и с тех пор многие северяне проходили службу в кантийских войсках. В армии Непобедимого тоже был такой отряд — под командой атара Хэмба.

Когда Блейд поинтересовался, почему же Шрам не воюет плечом к плечу с соплеменниками, тот помрачнел и буркнул, что, мол, в рангарах почтенного Гинны Пала куда больше платят. Странник не стал задавать наводящих вопросов, сообразив, что эта тема альбагу неприятна. Всю оставшуюся дорогу до лагеря они болтали о женщинах и вине.

К армейскому стану повозка добралась только в конце пятой стражи. Блейд уже знал, что кантийцы, как и другие воинственные народы, делят сутки по сменам караула, начиная примерно с восьми часов утра — с той минуты, когда на долготе Великого Канта в день весеннего солнцестояния поднималось светило, дарующий тепло Салрат, божественный сын Найлама, Великого Неба. Страж было двенадцать, и каждая, следовательно, равнялась двум часам.

Итак, к шести вечера по земному счету поля и рощи наконец кончились, сменившись обширными вытоптанными участками земли. Они лежали слева и справа от тракта, и Блейд, заметив бесконечные шеренги марширующих солдат, блеск оружия и лучников, метавших стрелы в деревянные щиты, понял, что перед ним плацы, ристалища и тренировочные площадки. За ними высился и сам лагерь, устроенный по римскому образцу — с земляными валами, выложенными дерном, бревенчатым частоколом и широкими прочными воротами. Вокруг этого квадратного укрепления, занимавшего площадь не меньше мили, шел ров, а перед ним — дорога.

Осмотрев высокие стены, частокол, наблюдательные вышки, перекинутый через ров мост и бдительную стражу у ворот, странник только покачал головой. Похоже, он немногому сможет научить этих кантийцев! Везде царил идеальный порядок; перед ним была армия — настоящая армия профессионалов, не орда, не собранное наспех ополчение. Судя по всему, в империи умели воевать!

— Децин! — окликнул начальника Шрам. — Куда править? В объезд или через лагерь?

— Через лагерь, — распорядился Марл Рилат. — Проедем от восточных до западных ворот; пусть наш каснит поглядит на имперское войско.

И Блейд поглядел.

Миновав мост и широкий проем в стене, они поехали мимо бесчисленных рядов добротных кожаных палаток; судя по вооружению охранявших их часовых, слева располагались копейщики-фалангиты, справа — меченосцы, тяжелая пехота. За ними квартировали лучники, кольчужная конница, легкая кавалерия и снова меченосцы. Потом фургон пересек довольно широкую площадь, где гордо высились шатры спарпетов-полководцев, окружавшие походный императорский дворец из шелков и полотна; здесь стояли на страже гвардейцы, цвет войска, ветераны с мозолями на челюстях толщиной в дюйм. Их посеребренные кирасы сверкали, стальные шипы наплечников загибались вверх, на щитах тигры скалились ощеренными пастями, тяжелые двуручные мечи были обнажены, над головами реяли стяги и знамена.

За площадью потянулись места поскромнее. Снова пошли палатки меченосцев, фалангитов и тяжеловооруженной конницы, затем — стоянка альбагов, рослых, светловолосых и сероглазых, похожих на викингов; за ними располагались смуглые всадники, чьи лошаки были подобраны в масть в каждой сотне — вороные, буланые, белые, гнедые, пегие в яблоках, серые, саврасые. Напротив них, в конических строениях из жердей и шкур, напомнивших Блейду индейские вигвамы, обитали невысокие чернобородые воины, вероятно — стрелки и метателя дротиков. За ними, ближе к западной стене, нескончаемыми рядами тянулись военные машины: баллисты и катапульты, огромные стрелометы, тараны на колесах шестифутового диаметра, пирамиды чугунных и грубо обтесанных каменных ядер, каких-то амфор с засмоленными горлышками, штабеля метательных копий, груды различного снаряжения, аккуратно разложенного под навесами.

Наконец пошли кухни, продовольственные и фуражные склады, необозримой длины столы со скамьями, вкопанные в землю гигантские бочки, от которых тянуло винным и пивным духом. Блейд встревожился; обозрев силу и славу кантийской армии, он пока что не представлял своего места в ней. Трудно было бы сразу рассчитывать на пост в гвардии, но они не свернули ни к палаткам копейщиков и меченосцев, ни к стрелкам, ни к артиллеристам, ни к всадникам. Они вообще покинули лагерь, проехав через западные ворота и прогрохотав по мосту.

Дальше потянулись отхожие места — деревянные бараки, установленные над рвами. Вероятно, в них сыпали известь, но это лишь слегка приглушало неистребимые запахи мочи и фекалий. За бараками снова начались рвы, одни -раскрытые, другие — засыпанные полностью или наполовину, и странник понял, что перед ним войсковое кладбище. За этим мрачноватым погостом, ярдах в двухстах от нужников, находилась скособоченная изгородь, а за ней — скопище разнокалиберных шатров из прожженных, грязных, засаленых шкур. Среди этих строений шатались звероподобные личности в кожаных нагрудниках и шлемах -точно таких же, как у Шрама и Бороды; а на задворках этих трущоб взвивался дым над двумя десятками костров.

Повозка, следуя за Марлом Рилатом, направилась прямиком к проему в изгороди, около которого не было никакой стражи. Шагах в десяти от загородки децин остановился и бросил на Блейда насмешливый взгляд.

— Добро пожаловать в рангаду гасильщиков, десятник Ич Блодам! И не забудь: ты обещал мне научить здесь кое-кого хорошим манерам. Смотри, если это у тебя не выйдет! Пожалеешь, что на свет родился, клянусь десницей Гирларла!

Глава 4

Блейд раскрыл глаза и несколько минут лежал неподвижно на жестком топчане, прислушиваясь к густому храпу сопалатников и глядя в потолок. Там была изрядная прореха, явно проделанная ножом, и сквозь нее ярко светило солнце. По груди Блейда протянулась узкая световая полоска, словно свежий подживающий рубец; она начиналась у ключицы и заканчивалась где-то в районе паха. Внезапно странник ощутил там легкое напряжение и вспомнил, что находится в Ханнаре уже четыре дня — и четыре ночи обходятся без девушки.

Придется потерпеть, Дик, старина, — сказал он самому себе. В ту клоаку, куда он угодил милостью Марла Рилата, не пойдет ни одна приличная девушка, а прелести лагерных проституток его не соблазняли.

Клоаку? Блейд скосил глаза на солнечный лучик на груди и усмехнулся. После путешествия в Дьявольскую Дыру не стоит хулить ни одно место, где можно полюбоваться на свет солнца! Дыра — вот это была настоящая клоака, крысиный лабиринт в миле под землей, где люди питались гнусными грибами и мхом! А здесь вчера он получил мясо, хлеб и вино — столько, сколько хотел.

Резко приподнявшись, он сел и спустил ноги на утоптанный земляной пол. В драной палатке стояло еще девять топчанов, но лишь четыре были заняты. Джеф, Шрам, Борода и этот парень. Ухо, с которым он познакомился вчера… его десяток… неполный десяток, который децин Рилат так жаждал укомплектовать…

Интересно, подумал Блейд, за что Ухо угодил в этот штрафбат? Ведь он явный кантиец… Причем не какой-нибудь хлям-сосунок, а бывалый солдат! И где он потерял то самое ухо, что фигурировало теперь лишь в его прозвище? Кажется, в рангаре гасильщиков имена считались слишком большой роскошью: Шрама звали так из-за пересекавшего щеку и подбородок рубца, волосатый хаст Борода был, разумеется. Бородой, а Ухо — Ухом, поскольку справа под волосами у него торчала только сморщенная культяпка.

Но когда-то он являлся воином, настоящим солдатом, о чем свидетельствовали солидные рога на нижней челюсти! И он был гораздо умнее Марла Рилата, поскольку вчера вечером быстро и доходчиво разъяснил новому десятнику, куда тот попал. Вляпался, точнее говоря!

Теперь Блейд знал, что очутился в довольно привилегированных частях -в некотором отношении. Тут было попроще с дисциплиной, и многие проблемы солдаты решали самостоятельно, не затрудняя ни кантийских сержантов, ни, тем более, офицеров. Рангара гасильщиков, состоявшая всего из двух неполных легионов или текад по тысяче человек в каждой, входила в особое армейское соединение, подчинявшееся Грозному Синтаде Гинне Палу, Колесничему, правой руке Великого и Победоносного Фраллы Куза. Согласно сведениям, полученным Блейдом от Уха, означенный Гинна Пал командовал шестью корпусами-рангарами: Стражами Порядка — иначе говоря, военной полицией; Всевидящими -лазутчиками и шпионами, набранными среди полусотни различных народов и племен; Крепкорукими — саперами и инженерными войсками; отрядами Огненосцев, кантийской артиллерией из катапульт и баллист, стрелявших наполненными зажигательной смесью снарядами; императорской гвардией и гасильщиками. Гинна Пал мог что угодно построить, хоть мост, хоть крепость, а потом сжечь это сооружение из своих метающих пламя машин; он мог выследить любого злоумышленника, схватить его и вздернуть — как говорится, быстро и высоко; наконец, от Гинны Пала зависела безопасность императора. Большой человек! Могущественный!

Вначале Блейд никак не мог взять в толк, почему к полицейскоартиллерийскому ведомству этого важного сановника присоединены гасильщики. Они выполняли весьма неприятную, но зачастую необходимую работу, добивая раненых на поле брани большими молотами-гасилами — деревянными, окованными железом, на длинных рукоятях. Кроме этих палиц, гасильщики имели на вооружении лопату и нож, похожий на мачете, и все; ни щитов, ни копий, ни металлических доспехов им не полагалось. Собственно говоря, им не нужны были ни вооружение, ни воинское искусство, ибо они не участвовали в бою, выполняя лишь санитарные функции — наделать побольше трупов, а затем убрать их под землю или на костер.

Допросив Ухо с пристрастием, Блейд выяснил, что гасильщики занимались и кое-какими дополнительными делами, как-то: акциями устрашения мирных жителей, уничтожением пленных, имитацией разбойничьих нападений на торговые караваны, казнями, пытками и прочей грязной работенкой, недостойной настоящего солдата, но совершенно необходимой на войне. Труды их хорошо оплачивались, но обитали они вне лагеря, за кладбищем и нужниками, и ни один воин, ни кантиец, ни альбаг, ни ситалла, не принял бы кружки вина из рук гасильщика. Они были презренными париями, и их банды набирались из жестоких головорезов, туповатых, но крепких и исполнительных. Существовал еще один способ пополнения этого мерзкого воинства: замена смертной казни за тяжкую вину ссылкой в отряды гасильщиков. Странник почти не сомневался, что кантиец Ухо попал сюда именно таким образом.

Чтобы убойная команда работала эффективно и без сбоев, к ней были приставлены два десятка сержантов-децинов, восемь Офицеров — зикланов и сакоров, и один полковник-текад, который командовал всем подразделением. Служба эта считалась для коренных кантийцев неприятной, но нужной и не позорной; они исполняли ее во имя преданности вождю. Великому и Победоносному Фраллу Кузу, но к рукоятям гасильных молотов не прикасались. Этого, впрочем, и не требовалось: для дробления черепов и позвоночников существовали солдаты. Такие, как Борода, Шрам и Ухо.

Блейд уставился в дальний угол, где на своем топчане похрапывал кантиец. Нет, с этим Ухом надо определенно разобраться! Выяснить, как он тут очутился и чем может быть полезен… На вид этому парню было лет тридцать пять, и он казался тренированным бойцам, крепко сбитым и кряжистым, хотя и не мог похвастать такой мускулатурой, как Борода, и уступал ростом Шраму. Блейд решил побеседовать с ним после завтрака.

Он собирался уже встать, когда Джефайа-финареот, занимавший соседний лежак, пошевелился и приоткрыл глаза. Рыжие лохмы его были встрепаны, рыжая щетина покрывала подбородок, и Блейд, заметив это, невольно провел ладонью по собственным колючим щекам. Зрачки морехода блуждали, взгляд скользил по убогому шатру, по грязному земляному полу и телам спящих; потом он вздрогнул и прошептал:

— Похоже, хозяин, мы попали в самую задницу Гирларла… Гнусное местечко! Гальюн на «Шаловливой рыбке» и то был чище.

— Не беспокойся, Джеф, мы тут надолго не задержимся, — Блейд потер подбородок. — Встань, приведи себя в порядок и не спускай глаз с нашего серебра. В такой компании лучше все свое носить при себе… Да, вот что еще: у тебя есть бритва?

— Да, мастер Дик. Только варвары и дикари зарастают бородой по самые уши.

— Тогда поднимайся и марш на кухню за горячей водой!

Пока Джеф выполнял приказание, странник оглядел выданную вчера одежду и боевой инструментарий. Доспех — кожаная безрукавка до середины бедра, которую надевали на тунику, — был новым, как и неглубокий шлем с круглым металлическим значком впереди: все та же тигриная морда с молотом под ней. Сама эта колотушка стояла рядом, прислоненная к изголовью топчана вместе с лопатой, и к ее рукояти был примотан ремнем нож в потертых ножнах.

Блейд облачился, натянул сандалии, и принялся рассматривать гасило. Деревянный молот, окованный железом, весил фунтов двадцать пять; рукоятка доходила до груди и толщина ее была примерно три дюйма. Странник хмыкнул, вспомнив молоток, с которым он ходил в Дыре на кэшей, роботов-убийц; тот был стальным и весил не меньше, но размерами уступал гасилу.

Отложив колотушку в сторону, он вытащил из ножен слегка искривленный клинок полуторафутовой длины и несколько раз взмахнул им в воздухе. Не меч, конечно, но для начала сойдет. Было приятно ощущать в руках оружие, хотя и такое примитивное, грязное, с пятнами ржавчины на клинке.

Джефайа притащил миску с водой, над которой поднимался пар; на скуле его темнел свежий синяк.

— Кто это тебя?

— Повар, хозяин… Не хотел давать воды… Ну, я его тоже приложил! Мы, финареоты, упорный народ… Национальная черта, знаешь ли!

Одобрительно кивнув, Блейд приступил к бритью. Еще вчера он заметил, что все попадавшиеся навстречу кантийцы были гладко выбриты, тогда как варвары из вспомогательных войск носили бороды. Ясно, что в этом мире гладкий подбородок — признак цивилизованного человека, так что бритвой пренебрегать не стоило.

Ухо, Шрам и Борода пробудились только к самому завтраку, когда Джеф и его хозяин покончили с туалетом и над лагерем гасильщиков поплыл мерный звон бронзового била. Зевая, они выбрались из постелей и начали потягиваться, разминая мышцы.

Блейд велел построиться. Ухо и Джеф тут же образовали некое подобие шеренги, и Шрам, поколебавшись, присоединился к ним; Борода словно не слышал. Он был занят важным делом — пытался почесать под лопаткой. Блейд подступил к хасту и некоторое время обозревал его плоскую желтую физиономию.

— Я велел построиться, парень, — наконец ласково произнес он. — Ты что же, не слышал?

— Га?

— Построиться. Стань вот сюда, за Шрамом.

— Хо! Моя не понимай! _

— Твоя все понимай, — Блейд припомнил, как децин Марл Рилат велел этой образине вытащить клинок из столба. Тогда хаст повиновался быстро и без пререканий. — Твоя все понимай, — повторил он. — Твоя хочет получить в зубы?

За время трехдневного путешествия он почти не сталкивался с нелюдимым хастом и понимал, что сейчас его испытывают на крепость. Три воина за его спиной затаили дыхание.

— Моя — получить — в зубы? — медленно произнес Борода, наливаясь кровью. — Моя засунет твою в глотку Гирларла! Хо!

Это «Хо!» он произнес уже на полу, держась за челюсть. Хаст вскочил, но оказался сбитым с ног новым ударом, теперь он ворочался у своего топчана, выплевывая кровь и выбитые зубы. Блейд, запустив пятерню в его сальные лохмы, поставил Бороду вертикально и подтолкнул к шеренге. Тот, ошеломленный, больше не сопротивлялся.

— Запомните, парни, — странник уставился на своих подчиненных холодным взглядом, — я, Ич Блодам, ваш десятник. — Он отметил легкую тень ухмылки, скользнувшую по лицам Шрама и Уха, и строго повторил. — Я — ваш десятник, и мои приказы надо выполнять быстро и радостно. Кто проявит мало радости, познакомится вот с этим, — Блейд продемонстрировал обществу свой огромный кулак. — А сейчас — марш за мной на кухню!

К столам, находившимся на задворках лагеря, они прибыли без происшествий. Ухо указал место их десятка, и Блейд отправил его с Джефайей за довольствием. Кормили здесь как на убой — он заметил огромные куски мяса в мисках соседей, — но вина было немного, по кувшину на пятерых. Вероятно, кантийские военачальники полагали, что палач должен быть сыт, но не пьян.

Ухо и Джеф вернулись. Один нес кувшин и полкаравая хлеба, другой тащил огромную глиняную миску, при виде которой Шрам и Борода недовольно сморщились. Блейд тоже приподнял брови — похоже, сегодня на завтрак им полагались кости. Протянув руку, он отобрал у Джефа кувшин и заглянул внутрь — сосуд был полон едва ли до середины.

Выпрямившись, странник оглядел столы. Тут сидело больше тысячи человек из тридцати различных племен; все — ражие крепкие парии с туповатыми лицами, но широкими плечами. Типичные гориллы! Приглядывал за этим обезьянником один сержант из кантийцев, не Рилат — другой, незнакомый. Впрочем, он ни во что не вмешивался, хотя то тут, то там вспыхивали свары, в основном — из-за лишнего глотка вина.

— За мной! — кивнув Джефу и Уху, странник зашагал к кострам, на которых в огромных котлах варилось мясо. Тут суетились три десятка поваров, а с края выстроилась очередь к бочке, у которой орудовал черпаком рослый костлявый детина, его длинные светлые волосы были заплетены в длинную косу.

— Который? — спросил Блейд, поворотившись к Джефу.

— Тот, у бочки… Он здесь главный! Запомнил, рыбья требуха! И воды он не давал, хозяин!

Расталкивая головорезов с кувшинами, странник направился к бочке, где костлявый виночерпий как раз отмерял порцию молодому темнокожему парню в рваной тунике, но с массивной серебряной цепью на шее. Отшвырнув его в сторону, Блейд рявкнул:

— Ты старший в этой харчевне?

Костлявый опустил черпак.

— Ну, я.

— Тогда запомни меня, парень, и моих людей, — Блейд ткнул себя в грудь, не обращая внимания на гогот в толпе — Десятник Ич Блодам! Десятник, а не хлям! Запомни хорошенько!

Столпившиеся вокруг солдаты надрывались от смеха, и Блейд никак не мог понять, чем вызвано такое веселье. Он посмотрел на Ухо — тот скривился, будто от зубной боли.

— Я тебя запомню, Ич Блодам, — тоже ухмыляясь, произнес виночерпий. — В следующий раз ты не получишь даже костей. Блодамов тут не любят.

— Вот как? — на щеках странника заиграли желваки — Ты пожалел для меня воды, вина, мяса и даже костей? Ну, что касается вина, я понимаю — ты, вероятно, хочешь выпить все сам?

Он вдруг протянул руку, ухватил костлявого за косичку и, резко дернув, сунул головой прямо в пурпурную жидкость. Виночерпий попытался вырваться, но Блейд держал крепко.

— Эй, Блодам! — темнокожий гасильщик надвинулся на него. — Не порть хорошую выпивку, не то…

— Не то?.. — переспросил странник, ухватив левой рукой толстую серебряную цепь. — Боишься, тебе мало достанется? Ну, тогда попей вволю!

Голова темнокожего тоже скрылась в бочке. Чуть наклонившись вперед для устойчивости, Блейд не выпускал обоих пленников, уже начавших сучить ногами. В толпе сперва приумолкли, потом среди гасильщиков поднялся ропот, и тут он обвел их спокойным взглядом.

— Сейчас эти парни перестанут пускать пузыри, и руки у меня освободятся. Могу напоить другую пару. Есть желающие?

Он глядел с такой неприкрытой угрозой, что разгульное воинство враз позакрывало рты. Они были зверями, и безошибочный звериный инстинкт подсказывал, что в стае появился новый хищник, куда покрупнее и посильнее прочих. Такой, который не будет ни угрожать, ни бить, а разом перегрызет горло любому.

Наконец из толпы выступил плечистый воин, такой же темнокожий, как и парень с серебряной цепочкой, полоскавшийся сейчас в вине.

— Ты и впрямь Ич Блодам, — сказал он Блейду. — А я — Пинок, угха, и тоже десятник. Будь добр, отпусти моего человека.

Странник свирепо оскалился и посмотрел налево, потом — направо: его пленники ухе не дергались, но их, пожалуй, еще можно было откачать. Он вытащил из бочки две головы, черноволосую и белобрысую, отшвырнул обмякшие тела в стороны и плюнул в вино.

— Вежливые речи приятно слушать, десятник Пинок. Получи своего сосунка!

В глазах темнокожего вспыхнула злоба.

— А ты не боишься, десятник Ич Блодам? Не боишься, что сегодня под вечер к тебе наведаются гости?

— Нет, не боюсь. — Блейд поднял тяжелый черпак с железной ручкой дюймовой толщины, одним махом согнул ее и бросил под ноги Пинку. — Возьми на память! Сможешь разогнуть — приходи.

Он повернулся к поварам, оттаскивавшим своего старшину подальше от грозного десятника, и гаркнул:

— Мяса! И вина! Из новой бочки, бездельники!

Когда Блейд возвращался на место вслед за гружеными сверх меры Джефом и Ухом, его остановил децин-кантиец.

— Это тебя вчера привел Марл Рилат?

— Да.

— Ты, видно, бывалый солдат. Служил раньше?

— Всю жизнь, децин.

— Где?

— На юге, в Либонне.

— Но не в наших войсках, я вижу, — кантиец словно ощупал взглядом нижнюю челюсть Блейда. — Ты смел и силен, но многого не знаешь.

— Например?

— Например, нашего армейского жаргона. Как тебя зовут, каснит?

— Ич Блодам.

— Так тебя записал Рилат. Я спрашиваю настоящее имя.

— Ричард Блейд, децин.

— Слишком длинно. Возьми себе какую-нибудь кличку… хоть Черпак… и то будет лучше.

— К чему?

— У солдат, знаешь ли, свои словечки. Хлям — сопляк, новобранец, нас вот кличут крабами, — кантиец с усмешкой провел по своему шипастому наплечнику, — а «ич блодам» означает недоумок трахнутый… Так что ты лучше назовись Черпаком.

— Не имя красят человека, — ответил Блейд и пошагал к своей миске с мясом.

***

Строевой подготовкой гасильщики себя не утруждали, поэтому время от завтрака до обеда и от обеда до ужина каждый убивал как мог. Безденежные спали или резались в кости на затрещины, а те, у кого завалялась пара-другая монет, отправлялись в кабаки и веселые дома портового квартала Финареота. Блейд же назначил своим генеральную уборку, чистку оружия и смотр боеготовности.

Шрам, тоскливо оглядев внутренность палатки, полез пятерней в лохматый затылок и предложил:

— Может, лучше в кости перекинемся? Ты, десятник, расскажешь про Кассну, я — про Альбаг… Как тогда, в дороге…

— Сначала приберем этот свинарник. Тут к нам гости могут пожаловать, а потому и клинки не худо бы наточить.

— Э нет, десятник, так не пойдет, — вмешался Ухо, покачивая головой. — Никто не будет в претензии, коли гасильщики немного пошумят и разомнутся, но если начнется резня, враз пожалуют Стражи Порядка. А они шуток не понимают, клянусь десницей Гирларла!

— Я никого резать не собираюсь, мне другое заказано, — строго сказал Блейд. — Оружие, однако, должно быть в порядке. За работу!

К обеду палатка была прибрана, прорехи заштопаны, клинки наточены. Получив и съев двойную порцию мяса, Блейд велел Джефу выдать всем по паре серебряных финареотских быков и отправил рыжего морехода, Шрама и Бороду повеселиться в город. Он и сам был бы не прочь пройтись с ними, но решил, что беседа с Ухом отлагательств не терпит.

Усадив подчиненного на топчан, Блейд начал прохаживаться от стены к стене, разглядывая квадратную физиономию кантийца. Тот выглядел хмурым; видно, предчувствовал неприятный разговор. Крепко сбитый, темноволосый и черноглазый, с типичным для жителя Канта орлиным, носом, он напоминал страннику римлянина, одного из тех легионеров, которые шли за Марием, Суллой, Цезарем, Помпеем и Крассом в горы Иберии и Персиды, в африканские пустыни, в дремучие леса Галлии и Британии. Пожалуй, решил Блейд, в этой аналогии больше смысла, чем кажется на первый взгляд; Великий Кант был Римом этого мира, империей, владевшей берегами Шер-да, Моря Заката, и стремившейся распространить свою власть до пределов восточного океана. Но все ли кантийцы желали этого? Всем ли им меч и война были дороже мотыги и мира? Такие вещи лучше выяснять не у властителей и не у людей толпы, которую они ведут за собой; полезнее поговорить с отщепенцем, с преступником, с диссидентом. Ухо, скорее всего, не являлся диссидентом, но уж преступником был точно.

— Слушай, парень, — закончив свое кружение, Блейд уселся на топчан напротив кантийца, — не нравится мне твое прозвище. Как тебя раньше звали? Когда оба уха были целыми?

Кантиец помрачнел.

— Я уже не вспоминаю о тех временах, десятник. Да и тебе какое дело?

— Хочу звать тебя по имени, как человека, не как скотину.

— А сам-то?

— Что — сам?

— Знаешь, что означает твоя кличка?

Теперь помрачнел Блейд.

— Не я себе ее придумал, и с шутником еще посчитаюсь! Не погляжу, что он децин!

Ухо хмыкнул.

— Сейчас, однако, речь не обо мне, — продолжал странник. — Должен же я тебя как-то называть.

— Так и зови; Ухо.

— Нет. Как было раньше?

— Макрон… Макрон Сирб…

— Из Всадников? Был офицером?

— Из Всадников!.. — голова кантийца качнулась. — Был офицером… сакором… Знаешь, что это такое?

Блейд кивнул. В свое время Марл Рилат прочитал ему целую лекцию насчет организации кантийского войска. Низовым подразделением являлся десяток под командой ссржанта-децина; пять десятков образовывали взвод-зиклу, которым командовал зиклан, младший офицер; воинская часть из трехсот бойцов называлась сакрой, и чин сакора соответствовал, следовательно, званию капитана. В текаду, полк или легион, входили четыре сакры, и это формирование являлась основной боевой единицей, из которого набирались корпуса-рангары, включавшие от шести до двенадцати тысяч человек. Каждым корпусом командовал генерал, подчинявшийся непосредственно своему спарпету-полководцу. Такое построение войсковых частей было принято везде -и в пехоте, и в кавалерии, и в особых рангарах Стражей Порядка, Крепкоруких и Огненосцев. Кантийские военачальники старались подогнать под этот образец даже вспомогательные отряды, набиравшиеся из числа варваров и союзников.

— Значит, ты был сакором и Всадником, — задумчиво повторил Блейд. -Наследственным?

— Да, десятник. Мой род сражается за империю триста лет, — в глазах Уха сверкнуло нечто похожее на гордость.

— Империи кто-то угрожает? Варвары? Другие страны?

— Нет. На западе захвачено все. Страны на южных берегах Шер-да недавно приведены к покорности и стали либо вассалами, либо союзниками — как и Финареот. На севере, за хребтом Риг Найл, мы разгромили кочевниковситалла и племенные союзы кланибойнов.

— Зачем же тогда воевать? — спросил Блейд. — Насколько я понимаю, Неван, Силангут и тем более Бартам не посягают на границы империи?

Ухо с удивлением взглянул на него.

— Странные вопросы ты задаешь, десятник! Может, ты явился из темного царства Кораны и ничего не знаешь о мирских делах? Или в твоих горах, в Кассне, никогда не слышали о Великом Канте? Но ты же наемник, и ты немолод… Где же ты сражался, в каких странах? О Канте известно повсюду…

— Я сражался против Канта, — сказал Блейд, немного подумав. — В Либонне, в тех самых странах на южном побережье Шер-да, о которых ты упоминал. Только не подумай, что я держу зло на кантийцев… Это было работой, Макрон. Южане платили мне, и я рубил и колол солдат Канта. Теперь платит Кант, и я готов рубить и колоть во славу императора… Не так ли? -он подмигнул Уху, но тот, словно не слыша собеседника, уставился в пол.

— Знаешь что, десятник, — буркнул наконец кантиец, — не называй меня Макроном. Я был лишен имени, рода и уха за бунт… за неповиновение приказу. Так что сакора Макрона Сирба больше не существует, и не стоит вспоминать о нем.

Блейд пожал плечами.

— Ладно, если ты так хочешь. Могу называть тебя Маком — это доброе каснитское имя… — он ухмыльнулся. — Сойдет?

— Сойдет.

— Ну, так скажи мне, Мак, за что же сражается империя? Зачем идти в поход, на восток и громить чужие земли, когда и своих достаточно? Кому это выгодно?

— Никто не помышляет о выгоде, десятник. Волей Великого Неба и владык из рода Фраллов мы должны покорить весь мир. Таково наше предназначение, понимаешь? Все, от западных пределов Шер-да до восточного океана, должно принадлежать Канту. Так считает Великий и Непобедимый, так думают его полководцы, офицеры и солдаты.

— А ты? Ты сам как полагаешь?

Щека у Мака дернулась.

— Так же, разумеется. Пусть я больше не сакор Макрон Сирб, но я остался кантийцем! Хотя со мной поступили не совсем справедливо… — его рука невольно потянулась к обрубку уха.

— Опасное это дело — завоевывать весь мир, — заметил странник. -Мир велик… Либо обескровишь свой народ в непрерывных войнах, либо наткнешься на того, кто посильнее…

— Не Бартам ли ты имеешь в виду? — прищурился кантиец.

— Может, и Бартам…

— Конечно, мы не много знаем о тех землях, — бывший Макрон Сирб покачал головой, — но вряд ли Бартам устоит перед нашими армиями. Видишь ли, мы воюем много лет и знаем толк в своем ремесле. Если ты сражался с Кантом на юге, десятник, то поймешь, о чем я говорю.

Блейд заметил, что новокрещеный Мак тщательно избегает называть его Ичем Блодамом. Подобный такт был достоин самой высокой оценки; вероятно, Макрон Сирб, лишенный рода и чести за какой-то проступок, научился хотя бы одному — не унижать других.

— Я хочу тебя расспросить еще кое о чем, — произнес он, резко меняя тему разговора. — Этот Рилат, децин, был щедр со мной, но поставил одно условие…

— Какое, десятник?

— Я должен тут кого-то вздуть. Только пока не знаю, кого и почему. Разве у децина не хватает власти, чтобы задать трепку непокорному?

Мак задумался, поглаживая бритый подбородок.

— Наверно, он имел в виду Шкуру… этот хаст всем портит кровь… А что до власти, то у децина ее не так уж и много. Гасильщики — особая рангара, не кантийская и не варварская, тут собраны мерзавцы из сорока племен, и пока они делают свою работу, их никто не трогает… У гасильщиков нет своих вождей, как, скажем, у альбагов или ситалла, но и кантийские офицеры здесь не столько командуют, сколько, присматривают. Стараются, чтобы солдаты не поубивали друг друга. А этот Шкура…

— Кто он такой? — прервал странник Мака.

— Десятник, как и ты… Набрал в свой отряд хастов поздоровее и заправляет чуть ли не всем лагерем. И прихлебателей у него хватает… этот Пинок, например. Будь уверен. Шкуре уже доложили, как ты нагнал страху на поваров. И про черпак тоже.

— Разве он сам не видел? Утром или во время обеда?

— Не думаю. Он больше ошивается в городе, денег у него хватает… многие наши платят, чтобы отвязаться.

— Хм-м… Значит, вечером он может пожаловать со своей бандой?

Мак-Ухо потер свои мозоли на нижней челюсти и устремил в потолок задумчивый взгляд.

— Не знаю, десятник, когда он пожалует… может, вечером, может, утром… Но припрется он обязательно!

Глава 5

Вечер, однако, прошел спокойно.

На следующий день, во время утренней кормежки зверья, дежурил Марл Рилат. Завидев Блейда, он подмигнул и поднял вверх отогнутый большой палец — видно, был уже наслышан о вчерашних подвигах завербованного им новобранца. Блейд сделал каменное лицо. Возможно, для начала ему придется намять бока Шкуре, но Рилат в его списке стоял вторым.

Однако сводить счеты с кантийским децином на кулаках было бы неосторожно, и тут у странника имелся другой, более хитроумный план. Малопочтенную службу в рангаре гасильщиков Гинна Пал компенсировал своим сержантам и офицерам неплохими деньгами и, насколько уяснил Блейд из речей Марла Рилата, децин дорожил своим местом. Но что произойдет, если вскроется их сговор? Насчет ребер хаста Шкуры? Это была бы куда более изощренная месть, чем примитивная кулачная расправа.

После еды он вернулся со своими подчиненными в палатку. Шрам и Борода голодным взглядом уставились на командира, ожидая новой подачки. Вчера он продемонстрировал им кнут и пряник, выбив зуб нахальному хасту, но компенсировав эту потерю серебром; теперь оба гасильщика изъявляли абсолютную покорность. Словно, шакалы, крадущиеся вслед за тигром, они были готовы сносить удары когтистой лапы, чтобы попользоваться объедками с тигриного стола.

Блейд, однако, полагал, что не может доверять этим двоим, пока не проверит их в бою. Хотя гасильщики не участвовали в настоящем сражении, да и армия еще не выступила в поход, он подозревал, что схватка близится — его персональная схватка с предводителем местных мафиози.

Разумеется, в архаической реальности Ханнара не знали таких слов, называя убийцу — убийцей, вора — вором, вымогателя — вымогателем. Для Блейда же хаст Шкура был мафиози. Из того, что рассказал вчера Мак, выходило, что этот мерзавец грешил и смертоубийством, и грабежом, и вымогательством. Конечно, кантийцы могли вздернуть и Шкуру, и всю его банду — или, по крайней мере, изгнать с позором и без выходного пособия, — но хаст со своими приспешниками относился к числу на редкость умелых специалистов. Процедура добивания раненых была для него самой простой из задач, обыденным делом, можно сказать; гораздо больший интерес представляли акции устрашения вроде поджога деревень и пыток. Как все хасты, он понимал в этом толк и никогда не отказывался продемонстрировать свое искусство.

Одним словом, десятник Шкура являлся слишком ценным кадром, чтобы затягивать веревку на его шее, и, согласно мысли Рилата, было необходимо лишь слегка утихомирить этого подонка — ровно настолько, чтобы не грыз своих. Блейд полагал, что хотя пара сломанных ребер не фигурирует в подписанном им контракте, договор следует выполнять — но с максимальной выгодой для себя. Марл Рилат оплатил эти ребра из казны Великого и Победоносного, значит, они должны быть сломаны! И пусть все узнают об этом!

По ребрам Блейд был большим специалистом — вероятно, не меньшим, чем хаст Шкура в деле дробления черепов. Поскольку Рилат не указал, с какой стороны и какие именно ребра нужно ломать, странник решил положиться на свой опыт и действовать в зависимости от ситуации. Главное, чтобы ему не мешали! Во всяком случае, не слишком мешали. Но тут он мог полагаться только на помощь весьма ненадежных соратников.

Размышляя на этот счет, он оглядел свое воинство, прикидывая, не поощрить ли Шрама и Бороду за будущее усердие. Рыжий Джеф, само собой, не оставит хозяина и так, но против большинства гасильщиков он выглядел мелковатым. Поддержка Уха, воина сильного и опытного, была бы не лишней, но Блейд не знал, захочет ли он ввязываться в драку. Пока что кантиец повалился на топчан, ожидая приказов начальства в горизонтальном положении.

Пожалуй, стоит видать Шраму и Бороде по монете, решил странник. Насчет Мака он испытывал колебания; благородный сакор явно был не из тех людей, чья верность покупается за деньги. Что касается альбага и хаста, то эти простые парни, весьма вероятно, не отказались бы размяться и подзаработать.

Блейд уже взглянул на своего слугу, желая востребовать кошель, как вдруг за пологом палатки раздался шум.

— Я посмотрю, кто там, мастер Дик, — не дожидаясь разрешения, Джеф перешагнул порог. Странник, подосадовав на такую торопливость, потянулся к гасильному молоту.

И вовремя!

Сначала в палатку влетел спиной вперед рыжий Джеф и, проклиная всех богов, растянулся на полу. За ним последовал черпак — тот самый, на котором Блейд продемонстрировал свою мощь прошлым утром. Однако его железная рукоять была выпрямлена.

— Это Шкура, — быстро произнес Мак, вставая. Он взял Джефа за плечи, поднял и хорошенько встряхнул; затем, взвалив на плечо гасило, повернулся к Блейду. — Что будем делать, десятник?

— Поглядим, — сказал тот, делая шаг к выходу. — За мной, парни. Да не забудьте прихватить что-нибудь потяжелее.

Снаружи столпилось человек пятьдесят, и народ все прибывал — вероятно, по лагерю разнесся слух, что Шкура собирается вразумить нахального новичка. Зрителей и участников предстоящей потасовки можно было различить сразу: хаст стоял впереди, окруженный десятком своих сторонников. Все они, если не считать темнокожего Пинка, казались уменьшенными копиями своего главаря -такие же плосколицые, волосатые, с головами, ушедшими в плечи. Шкура высился над ними, словно горный пик над скалами.

Он был огромен!

Потянет фунтов на пятьсот, подумал Блейд, разглядывая своего противника. Этот тип напомнил ему борцов сумо, виденных некогда в Японии и на Тайване: такое же необъятное брюхо, слегка искривленные ноги с толстыми мощными бедрами, гигантская голова, производившая впечатление круглого котла, вдавленного в пухлые плечи, обвислая складчатая кожа. Хаст был в одной набедренной повязке — вероятно, чтобы усилить эффект от своего грузного чудовищного тела; он опирался на длинную рукоять молота. С первого взгляда могло показаться, что эта гора плоти является слишком рыхлой, жирной и неповоротливой, но странник не обманывался на сей счет: перед ним стоял убийца, которому его ремесло доставляло наслаждение. Блейд и сам был убийцей и мог вполне беспристрастно оценить любого представителя этой профессии.

Шкура вытянул в его сторону руку с пальцем, походившим на кончик слоновьего хобота.

— Этот?

— Этот, — Пинок кивнул головой; рядом с великаном темнокожий рослый угха напоминал щуплого подростка.

— Мелковат, — заметил Шкура. — Как бы не пришибить до смерти.

Блейд стянул доспех, потом — тунику, но тяжелых солдатских сандалий снимать не стал.

— Если ты меня не пришибешь, то я уж постараюсь сделать это обязательно, — заметил он, разглядывая не столько противника, сколько его подручных. Похоже, они не собирались вмешиваться в драку, но кто знает? Странник оглянулся: Джеф и Мак стояли за ним с гасилами наготове. Шрам и Борода нерешительно мялись у входа в палатку. Оружия при них не было.

— Не беспокойся, десятник, мы с рыжим позабавимся с его парнями, -раздался сзади шепот кантийца. — Если что…

Громоподобный рев заглушил слова Мака; уперев руки в бока. Шкура трясся от хохота, и складки на его теле болтались, словно белье на веревке под сильным ветром.

— Э-эта… во-вошь… гро-зится… гро-зится… — он справился со смехом и закончил вполне нормально: — Грозится меня пришибить! Ты, недоносок, Ич Блодам, козлом трахнутый!

Блейд отбросил гасило, прыгнул вперед и с размаху хлестнул ладонью по обвислым щекам и плоскому носу. Удар был не слишком сильный; если бы он захотел, то сломал бы великану переносицу. Марл Рилат, однако, вел речь о ребрах. Скосив глаза вправо, Блейд встретился взглядом со своим заказчиком: тот стоял сбоку от набежавшей толпы в неизменном сверкающем панцире и довольно ухмылялся.

Пощечина, которой странник наградил Шкуру, возымела свое действие: гигант снова взревел. Впрочем, теперь он не смеялся; его лицо налились кровью от бешенства, ощеренный рот походил на пасть хищного зверя. Он тоже отшвырнул молот и двинулся на обидчика, широко расставив огромные руки.

Блейд увернулся. Он видел, как толпа подалась назад, очищая место для схватки, и ощутил, что на сердце нисходят уверенность и покой. Похоже, шайка хастов не собиралась наваливаться на него скопом или крушить гасилами кости двух его соратников; он был оставлен один на один с их главарем — и с его ребрами.

Конечно, этот великан был сильнее его. В любом мире можно встретить индивидуумов — очень немногих, разумеется, — одаренных такой телесной мощью, что она превращается уже в аномалию, в уродство, носителя коего едва ли стоит причислять к роду людскому. Таким был Геторикс Краснобородый, предводитель альбийских корсаров, и Блудакс Кровавый Топор, вождь хиттов; одного из них Блейд убил, другого обманул. Для него не составляло секрета, что подобные люди зачастую вспыльчивы; они не привыкли к противодействию, не терпят его и легко впадают в гнев. А гнев — плохой помощник в поединке.

Шкура, безусловно, не умел сдерживать свою ярость. Он надвигался на противника словно несокрушимая гора, готовая обрушиться на жалкую букашку, и Блейд решил добавить пороха в костер его гнева. Пригнувшись, он проскочил под вытянутой рукой гиганта и изо всей силы пнул его в копчик.

Хаст обернулся — довольно быстро, если учитывать его вес и размеры -и странник понял, что гора превратилась в огнедышащий вулкан. Теперь он успокоился окончательно; Шкура был у него в руках. Обладая превосходством в скорости и знанием смертоносных приемов боя, он мог прикончить эту тушу десятком способов — тычком в горло или в висок, выпадом в пах, ударом в позвоночник, в то место, где он крепится к тазовым костям. Почти столь же эффективными были переломы конечностей, поражение глазных впадин, некоторых нервных узлов и сухожилий; в любом случае раненый оказывался в полной власти, своего противника. Блейд, мгновенно обежал взглядом все эти соблазнительные точки, от горла до вздутой выпуклости огромного пениса, и покачал головой: ему заказывали ребра.

Шкура вновь шел на него, болезненно морщась, вытянув вперед правую руку, а левой потирая задницу — там, где отпечатался башмак Блейда. Потом он махнул в сторону нужников, откуда к лагерю гасильщиков тоже начала прибывать публика.

— Я тебя поймаю, вошь… и утоплю… там… в собачьем дерьме…

— Давай-давай, — сказал Блейд, — поспеши, пока дерьмо свежее.

Сам он отнюдь не торопился, ожидая еще большего наплыва зрителей. Шкура, похоже, был личностью известной, и победа над ним могла послужить неплохой рекламой. Он почти автоматически отметил, что речь этого варвара казалась гораздо более внятной, чем у Бороды, хотя оба хаста словно выплевывали слова как непрожеванную пищу.

Блейд провел эффектный прием: поймав огромную руку противника и почти повиснув на ней, нанес сильный удар носком в колено. Когда Шкура, зарычав от боли, отбросил его, странник перекувырнулся в воздухе и встал на ноги. Теперь они поменялись местами: за спиной хаста была палатка с застывшими около нее Джефайей и Маком, за спиной Блейда — растянувшиеся цепочкой желтокожие сподвижники Шкуры,

— Пинок! Эй, Пинок! — позвал великан. — Отожмите его на меня! Шевелитесь! Вошь-то попалась увертливая!

Хочет сократить боевое пространство, мелькнуло у Блейда в голове. Не поворачиваясь, он рявкнул:

— Стоять, и не двигаться! Ты, Пинок, побереги свои потроха!

Один из хастов нерешительно двинулся вперед, и странник, мгновенно подскочив к нему, нанес жестокий удар ногой в живот. Гасильщик согнулся и рухнул; его глаза остекленели, пальцы судорожно скребли по земле. Пинок, стоявший рядом, испуганно отшатнулся.

— Я не шучу, парень, — бросил в его сторону Блейд. — Следующий будет убит, а потом я велю своим людям пустить в ход молоты.

Он понимал, что это пустая угроза: Джефу и Маку не выстоять против десятка желтокожих, а Шрам с Бородой, похоже, смылись, затесавшись в толпу зрителей. Во всяком случае, он их больше не видел. Но сейчас до него дошло другое — свидетелей поединка прибавилось. В толпе, полукольцом сгрудившейся у палатки, было уже человек триста, и за спиной Марла Рилата поблескивали панцири десятка кантийских солдат, вооруженных короткими копьями и дротиками. Появились и другие — группа альбагов с гигантскими секирами и какие-то низкорослые поджарые воины в кожаных безрукавках и высоких сапогах со шпорами.

Странник перевел взгляд на Шкуру и усмехнулся прямо ему в лицо.

— Ты мой, туша. Ты этого еще не понял?

— Утоплю… в собачьем дерьме…

— Раньше утонешь в своем собственном.

— Вошь! Ич Блодам!

— Сейчас мы увидим, кто из нас недоумок.

Блейд внезапно упал на руки, прокатился огромным колесом мимо противника, чувствительно задел его каблуком по затылку, прогнулся — и через неуловимую долю секунды уже стоял на ногах. Теперь Джеф и Мак были за ним, а Шкура недоуменно вертел головой, пытаясь обнаружить исчезнувшего врага.

Прием был чрезвычайно зрелищным, и толпа взволнованно загудела. Блейд видел, как альбаг, стоявший впереди группы сородичей, в изумлении забрал в ладонь длинные пшеничные усы и начал что-то говорить своим людям. Они вступили в спор, размахивая руками как ветряные мельницы; солнце отражалось на полированных лезвиях их секир.

Шкура наконец-то обнаружил его и шагнул вперед. Всматриваясь в его широкую физиономию с обвисшими щеками, Блейд с удовлетворением отметил некие новые эмоции — страх и нерешительность. Вероятно, в отличие от Геторикса и Блудакса, у этого человека было слабое сердце. Природа одарила его сокрушительной силой, он полагался на свои могучие мышцы и был уверен в себе, пока не встретил достойного противодействия. Теперь хаст, кажется, начал понимать, что с ним играют.

Да, играют, ибо в подобном поединке от физической мощи зависело многое, но далеко не все. Сила являлась основой искусства побеждать, но столь же важными были скорость, мастерство и та особая концентрация, умение предвидеть реакцию противника, которые отличали настоящего бойца от груды мускулов и костей.

Пора прощупать его ребра, решил Блейд. В следующий миг, почти не задумываясь над своими действиями, он взвился в воздух и нанес сильный удар ступнями в левую часть груди гиганта. Шкура пошатнулся, взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие; его противник уже стоял на ногах — вне пределов досягаемости. Лоб хаста покрылся испариной, пот струйками стекал по щекам и жирной груди. В этом поединке ему приходилось двигаться гораздо больше, чем увертливому врагу, и он явно начал уставать.

Теперь странник подумал, что эта глыба плоти совсем не похожа на борцов сумо. Те были профессионалами, знавшими предел своих возможностей, и вдобавок они хорошо представляли, что такое карате. Очень хорошо! Вполне достаточно, чтобы не устраивать смертельных состязаний с теми, кто носит черные пояса.

Еще Блейд проанализировал результаты своей попытки. Как ни краток был миг прикосновения к телу врага, он почувствовал и оценил толщину барьера из плоти и мышц, защищавшего ребра; казалось, сквозь этот щит и подошву башмаков он уловил биение сердца хаста. Сердца! Сердце было его целью.

Он понял, что не сможет выполнить задуманное, пока Шкура стоит на ногах. Его ребра прикрывала подушка из плоти, смягчавшая удар; возможно, кости треснут или сломаются, но в предстоящей хирургической операции это был только первый шаг. С другой стороны, Блейд чувствовал, что пора кончать: он показал достаточно много необычного, и набежавшие из главного лагеря гости разнесут славу о непобедимом бойце по всему имперскому войску.

Чего он и добивался! Эта громоздкая туша перед ним, одаренная носорожьей силой, являлась только ступенькой на пути Ричарда Блейда к власти и могуществу; второй ступенькой; первой были кружки, раздавленные в деревенской таверне.

Странник метнулся к хасту, и пальцы его правой руки, напряженные и твердые, как стальное лезвие, врезались, тому в горло, под самый складчатый подбородок. На миг он почувствовал давление гигантских ладоней, почти сомкнувшихся на его плечах, потом Шкура захрипел и повалился на спину. Его гортань не была перебита, но с полминуты, он не мог вздохнуть. Чудовищно долгий промежуток времени, особенно для подготовленного каратиста!

Подпрыгнув, Блейд с ювелирной точностью опустился на грудь поверженного титана, ощутив, как его кости трещат и ломаются под каблуком. Удар был страшен; сокрушив броню плоти, он раздробил два ребра, и одно из них пронзило сердце.

Блейд смахнул со лба капельки пота и сделал шаг назад. Огромная туша на земле не двигалась. Хаст умер мгновенно; никакой агонии, подергивания конечностей, хрипов и стонов. Только из уголка распяленного рта вытекла струйка густой багровой крови — очевидно, сломанное ребро задело легкое. Озирая эту картину, странник почувствовал удовлетворение — как всякий мастер при виде искусно выполненного дела.

— Ты все-таки прикончил его!

Блейд обернулся — сзади стоял Марл Рилат, и его глаза метали молнии. За спиной децина ровной шеренгой растянулись кантийские солдаты с копьями, ветерок шевелил черные плюмажи на их шлемах; с другой стороны подступал Пинок с желтокожими.

— Я сломал ему два ребра, в точности, как ты заказывал, — громко произнес Блейд, заметив в зрачках Пинка мгновенный просверк злобы. -Остальное — в руках Найлама, нашего Небесного Отца. Если он умер, значит, Корана позвала его в свое царство.

— Какой заказ? Какая Корана? Что ты болтаешь? — прошипел децин, побагровев от ярости.

— Я, Ич Блодам, человек недалекий и прямодушный, говорю все, как есть, — Блейд ухмыльнулся, глядя, как перекосилась физиономия Марла Рилата. — Ты нанял меня десятником и заплатил вперед за треть года — при условии, что этому парню — он ткнул мертвое тело носком башмака, — будут сломаны два ребра. Какие, ты не уточнил, положившись на случай и решение богов. Они и решили, — он снова пнул труп хаста. — Чем же ты недоволен, децин? Либо надо давать точные инструкции, либо полагаться на мозги Ича Блодама, — его улыбка стала еще шире.

— Значит, тебя подговорил этот краб? — Пинок кивнул на кантийца, и его темное лицо потемнело еще больше. Хасты из десятка покойного сгрудились за ним, злобно ворча, и сквозь толпу начали пробиваться на подмогу угхи. Кантийские солдаты опустили копья, направив их на гасильщиков; они действовали с уверенностью профессионалов, привыкших усмирять бунтарей.

— Меня никто не подговаривал, — Блейд с наигранной гордостью уставился на десятника угхов. — Мне дали задание, и я его выполнил. Готов вернуть деньги, если у него сломано больше двух ребер! — Он пнул мясистый бок Шкуры в третий раз и, покосившись, увидел Мака и Джефайю-финареота, занимавших позицию у него за спиной. Молотки и мачете были при них.

Марл Рилат, обычно спокойный, буквально трясся от ярости; похоже, его служба в рангаре гасильщиков, нехлопотная и прибыльная, стремительно подходила к концу.

— Ты пытаешься оболгать своего командира, и ты убил солдата из моей сотни, — заявил децин. — Правда, я готов засвидетельствовать, что он напал на тебя первым.

— Хорошо, — произнес Блейд. — Что дальше?

— А дальше я отдам тебя Стражам Порядка, — Рилат кивнул на воинов с черными плюмажами. — Я отдам тебя войсковым судьям, и они…

— Никому ты его не отдашь, децин! — раздался вдруг сильный уверенный голос, — Теперь это мой человек!

Через толпу, небрежно расталкивая гасильщиков, пробирался высокий альбаг в чешуйчатой броне, светловолосый, с длинными усами. За ним плотной сомкнутой колонной шли рослые воины с секирами в руках, и было их не меньше трех десятков. Этот отряд производил впечатление несокрушимой мощи, и разноплеменное воинство палачей раздавалось перед ним словно морские воды. Внешне эти люди напоминали Шрама, но в их лицах, замкнутых и суровых, не было и следа угрюмости; они казались гордыми, сознающими свою силу и значение.

Их длинноусый предводитель положил руку на обнаженное плечо Блейда.

— Это мой человек, клянусь топором Гирларла!

Повторив это, он с вызовом уставился на децина.

— Как скажешь, агар, — Рилат пожал плечами. — Он из Кассны, не кантиец, и я знаю о твоих привилегиях союзника. Ты можешь поговорить с нашим текадом и выкупить его контракт.

— Сейчас и поговорим, — заявил длинноусый. — Эй, Кирд! Сбегай в лагерь за монетами!

— Да, атар, — раздался густой бас, и один из альбагов отделился от отряда.

— Эй, погоди, почтенный… — Блейд опомнился, сообразив, что стал предметом купли-продажи. — Я не один, со мной еще двое. И без них я не пойду!

Он не имея ничего против перекочевки из этого лагеря за нужниками в стан альбагов, так похожих на древних скандинавов или саксов и выглядевших весьма представительно, но не хотел терять своих людей. Особенно Джефайю, которого хасты прикончили бы в ближайшую ночь.

— Вот эти? — вождь альбагов оглядел Джефа и Мака, — Ну, с финареотом хлопот не будет, а что касается второго… Ты ведь кантиец? — спросил он бывшего сакора, скользнув взглядом по обрубку уха.

— Кантиец, — мрачно подтвердил тот.

— Тогда твоя судьба в руках текада, парень. Но могу обещать, что ради него, — альбагский атар кивнул на Блейда, — я не поскуплюсь. Отслужишь, меченый! — он снова покосился на обрубок.

— Отслужу, — сказал Мак и отступил назад.

— Тогда все! Расходитесь! — децин, перешагнув через колонноподобные ноги Шкуры, ткнул пальцем в двух ближайших хастов. — Ты и ты! Убрать эту падаль в ров! — Он поглядел на огромное тело и снова вытянул руку: — Еще ты и ты! Да поживее!

— Погоди, децин, — Пинок все еще не собирался успокаиваться, — мы не закончили с этим делом!

— Не учи меня, свиное дерьмо! — Марл Рилат сильно толкнул темнокожего угха в грудь, сделав знак Стражам Порядка. Те, наставив копья, с невозмутимой уверенностью начали надвигаться на толпу.

Блейд внезапно почувствовал усталость.

— Пошли, парни, — он повернулся и подтолкнул Джефа и Мака вперед. -Децин Марл Рилат — это вам не Ич Блодам, он разберется без нас.

И, выпустив эту парфянскую стрелу, странник зашагал к своей палатке.

***

Вождь альбагов пришел к вечеру, когда Блейд выспался после обеда и выслушал сетования Джефайи. Рыжий фанариот был очень огорчен — не исходом поединка, разумеется, а тем, что не догадался поставить на мастера Дика кругленькую сумму. Как выяснилось, в толпе набежавших гасильщиков вовсю заключали пари — сколько времени продержится нахальный касс против Шкуры и с какого удара ляжет на землю. На его победу никто не ставил, так что Джеф мог бы удесятерить хозяйский капитал.

Ни Бороды, ни Шрама в палатке не было. Блейд выгнал их, заявив, что ненадежные люди ему не нужны, и пригрозил переломать кости, если провинившиеся сунут нос в шатер. Мак, испытавший утром немало волнений, пообедав, тоже завалился спать, а потом принялся пререкаться с Джефом. Он упрекал рыжего морехода в меркантильности, называя всех финареотов презренными торговцами и игроками, готовыми поставить на кон мать родную. Великий Найлам, они были совершенно лишены понятия о воинской чести! Купцы, рыбаки и пахари, разучившиеся держать в руках меч!

Джефайа не оставался в долгу и отвечал в том смысле, что гордых воинов кормят именно купцы, рыбаки и пахари, а что касается денег, то они не менее важны, чем мечи. Даже тупой краб вроде Уха способен это понять! А если не поймет сейчас, то — Великий Найлам! — вспомнит о словах Джефа-финареота, когда захочет выпить, а в кошельке окажется только пустота. И вообще, существует масса проблем, которые нельзя разрешить оружием, а вот деньгам подвластно все.

На это Мак ответил, что власть над миром дает сталь, а не золото, но Джеф возразил, что золото тоже дает власть, только без драки и лишней крови. Прислушиваясь к этому спору милитариста с пацифистом, Блейд подумал, что и в этом мире люди не могут уравновесить два таких благородных металла, как железо и золото, а затем задремал. Ему уже начало сниться необъятное брюхо Шкуры, в которое он молотил кулаками, как в барабан, когда за порогом лязгнул металл и в палатке появился вождь альбагов.

Странник припомнил, что звали его Хэмб и что титул атара примерно соответствовал земному графу или барону. Выше стоял контарран империи -герцог или князь, затем шел контар — король, вассальный владетель, союзник или враг. Высший титул, императорский, в Ханнаре носили только Великий и Победоносный Гесталион Фралла Куз, Отец Народа, владыка половины мира, и правитель Силангута, огромной страны за Морем Восхода.

Вскочив с ложа, Блейд отсалютовал гостю, сожалея, что не догадался раздобыть вина. Атар Хэмб, человек мощного сложения и примерно тех же лет, что и сам странник, явно уважал хмельное — нос у него был крупный, красноватый, а на щеках тоже играл густой румянец.

— Ну, каснит, ты мне дорого обошелся! Ты и твой приятель! Этот же, -агар небрежно махнул в сторону Джефайи, — пошел задаром. — Он вытащил из-за пояса два небольших свитка и швырнул их на топчан. — Вот ваши контракты! Вернее, на касса — контракт, а на кантийца — бумага о переводе в мое войско, ибо был он сюда сослан за вину и контракта не имел.

— Спасибо, агар. Извини, нечем тебя угостить… — Блейд развел руками.

— А, пустое! В моем лагере всего вдосталь! — Хэмб пригладил усы и метнул взгляд на Блейда: — Вот только как тебя называть, приятель? Кличка в твоем контракте мне не нравится.

— Блейд — так будет правильно.

— Блейд, Блейд… хм-м… — альбаг словно катал звуки во рту. -Хорошее имя… похоже на наше Лэйд… но ничем не хуже… — Внезапно он расхохотался. — А здорово ты подловил этого децина! Теперь пойдет топать в пехоту, и — никакого жалованья!

— Разве император не платит своим воинам? — поинтересовался странник; этот вопрос он не успел выяснить у Мака.

— Он щедро платит гасильщикам и еще кое-кому — разумеется, за неприятный труд… ну, еще платит своим офицерам и наемным войскам, вроде моей дружины, вот и все. Солдаты крабов имеют долю в добыче, а в зрелых годах получают землю и рабов, если хотят.

— А если не хотят?

— Тогда им пожизненно платят из дани с покоренных земель. Вполне достаточно, чтобы они смогли наделать кучу новых крабов! — Хэмб громоподобно захохотал.

Странник улыбнулся в ответ.

— Во сколько же ты оценишь мои услуги, почтенный агар?

— Ну, семнадцать с половиной танг в год я тебе обещать не могу. Зато что возьмешь с бою — твое!

— Солдатское счастье… — пробормотал сквозь зубы Мак.

— Да, кантиец, солдатское счастье, воинская удача! Ты-то знаешь, что это такое!

Мак кивнул и отвернулся, поглаживая обрубок уха. Блейд, протянув руку к мешочку с серебром, что висел на поясе его слуги, сказал:

— Ладно, почтенный Хэмб, не будем говорить о жалованье. Ты меня выручил, и я готов рассчитаться с тобой за выкуп наших контрактов. Тут танги, что получены мной от Рилата, и еще немало финареотского серебра. Сколько я тебе должен?

Атар отмахнулся.

— Оставь эти деньги себе? Тем более, что платил я не серебром, а золотом!

— Золотом? — Блейд приподнял бровь, вспомнив, что желтый металл в этом мире был весьма дорог. — Но почему? И сколько ты отдал?

— Много, клянусь десницей Гирларла! Я заплатил за твоего приятелякантийца, за падаль, которую ты прикончил, и особую цену — за тебя самого. — Рука Хэмба опустилась на плечо странника, и тот ощутил крепкое пожатие его сильных пальцев. — Неужели ты думаешь, Блейд, что текад, начальник этой шайки убийц, отдал бы тебя за шесть тангов? После всех чудес, которые мы увидели? Да об этом уже легенды ходят, и многие командиры желали бы заполучить такого удивительного бойца! — Он вдруг расхохотался. — Но я успел первым! Откупил твой контракт! И считаю сделку выгодной, если ты обучишь моих людей кое-каким приемам.

— Обучу, — сказал Блейд, с удовольствием прислушиваясь к гулкому голосу альбага. Этот человек чем-то напоминал ему Огьера, старого вояку и другаприятеля из Зира, капитана, которого он сделал властителем страны. -Обучу, — повторил он, — и не только рукопашному бою, но и обращению с топором.

— С секирой? — Хэмб погладил висевшее у пояса лезвие. — Я думаю, про эту малышку мы, альбаги, знаем все.

— А я думаю, ты ошибаешься, атар.

Вождь альбагов смерил странника долгим взглядом.

— Что ж, если так, сделка выгодна для меня вдвойне. — Он поднял с топчана бумажные свитки и вложил их в ладонь Блейда. — Держи и храни, пока не найдется покупатель побогаче меня! Тогда и рассчитаешься с долгом. А теперь давай-ка покинем лагерь этих безродных псов. Тут смердит — и от них самих, и от выгребных ям и рвов с покойниками.

Так закончилась служба Ричарда Блейда в рангаре гасильщиков. Через несколько минут он вышел за пределы скособоченной изгороди, миновал кладбище и отхожие места, а потом уверенно зашагал к воротам, за которыми на добрую милю протянулся стан великой армии Великого и Непобедимого Фраллы Куза. Великая армия готовилась к походу, а Великий Фралла Куз пировал в своем походном дворце, не подозревая о том, что сама Судьба, принявшая облик высокого темноволосого мужчины, вступает в его лагерь.

Глава 6

Ближайшие пятнадцать дней Ричард Блейд провел в стане альбагов, северных варваров, давних союзников и данников Великого Канта. Его императоры не требовали от северян ни мехов, ни рыбы, ни зерна или драгоценных металлов, которых в Альбаге просто не было, они взимали налог людьми. Рослые, крепкие, воинственные, эти бойцы играли в имперской армии роль штурмовых отрядов. Они устремлялись в прорыв велся за копьеносной фалангой, лезли на крепостные стены, отбивали атаки легко-, а иногда и тяжеловооруженной вражеской пехоты, обороняли высокий тын укрепленного лагеря. Их национальным оружием была секира, которой альбаги пользовались весьма ловко; имперские военачальники добавили к ней большой овальный щит, кольчугу, шлем и длинный кинжал. Отрады северян были организованы на кантийский манер, в сакры, текады и рангары, всего их насчитывалось в армии Фраллы Куза до трех корпусов, тысяч тридцать воинов. Атар Хэмб командовал всем этим немалым войском.

Блейд обучал особый отряд бойцов. Разумеется, он не собирался открывать им сокровенное искусство карате, и занятия вначале ограничивались приемами вольной борьбы и русского самбо. Затем он решил, что альбагским воинам будет полезнее как следует овладеть топором, и переключился — при полном одобрении Хэмба — на тренировки с оружием.

Ему часто приходилось иметь дело с секирой, так что он превосходно знал все ее достоинства и недостатки, а также путь, который был проделан европейскими оружейниками, соединившими в конце концов секиру с копьем. Но боевой топор альбагов не походил ни на протазан, ни на алебарду; он являлся оружием классического скандинавского или саксонского образца, с широким десятидюймовым лезвием и довольно длинной рукоятью, окованной железом.

Каждый вид оружия — топор, меч, копье, дротик или стрела — хорош в свое время. Секира уступала мечу в универсальности, но позволяла нанести более сильный рубящий удар, пробить доспехи врага, рассечь древко копья, искрошить в щепы ворота крепости. Меч требовал в первую очередь ловкости, топор — силы, и, в соответствии с этим, альбаги были мощными мужчинами. Пока такой боец стоял на ногах и размахивал своим страшным оружием, справиться с ним не сумел бы ни мечник, ни копьеносец — во всяком случае, один на один Но, сбитый на землю, северянин был почти обречен. Лежа на спине, можно ухитриться нанести смертельный удар мечом, кинжалом или дротиком — только не топором; боевой топор требует широкого размаха.

В войсковых кузницах Блейд разыскал подходящие наконечники копий и велел дооборудовать ими несколько секир. Колющие острия были насажены на оба конца топорища и прочно заклепаны; затем он вышел с таким оружием против трех альбагов и заколол их — условно, разумеется — в течение пяти минут. По привычке воины следили за лезвием вражеского топора и совершенно не умели защищаться от коварных ударов нижним острием, приходившихся в живот, в бедра или в пах. Хэмб, внимательно наблюдавший за этой показательной схваткой, в конце начал хохотать, как сумасшедший, повторяя, что таким оружием можно лишить врага всяких шансов на потомство. Он одобрительно хлопал Блейда по спине, довольно поглаживал усы и уже не пытался доказать, что альбагам известно о секире абсолютно все.

Иногда к ристалищу, на котором проходили занятия, подходили кантийские офицеры. Невысоких чинов, зикланы и сакоры, но было их довольно много. Обычно они наблюдали за тренировкой, потом принимались расспрашивать Блейда о поединке со Шкурой; вскоре он понял, что гигант-гасильщик являлся личностью весьма известной, и вся его слава, добрая или недобрая, поневоле унаследована победителем. Свидетелей схватки оказалось немало, и теперь по лагерю гуляли слухи о некоем чужеземном воине, нанятом децином Рилатом и владеющим сказочным искусством рукопашного боя. Вероятно, многие полагали, что человек, убивший Шкуру, должен выглядеть сущим чудовищем, и кое-кто из кантийцев был явно разочарован. Другие, впрочем, присматривались с интересом и к Блейду, и к проводимым им занятиям; похоже, они начинали понимать, что видят не нахального варвара-недоучку, а мастера, владеющего всеми тайнами солдатского ремесла.

Блейд, однако, не только учил, но и учился сам. Бродя в свободные часы по огромному лагерю, стрельбищам и тренировочным площадкам, он пытался разобраться в том сложном и живом механизме, которым являлась имперская армия. Иногда он ходил один, иногда — с Маком или своими новыми знакомцами, внимательно слушая их объяснения и все больше убеждаясь, что подобного войска не было на Земле ни в древние времена, ни в средневековье. Он мог подсказать тут немногое, отдельные частности, вроде оборудования секир колющими остриями, что являлось, в сущности, мелочью; главное же кантийские офицеры и военачальники постигли сами. Недаром они воевали сто, двести или триста лет!

Главным были строжайшая дисциплина, превосходная выучка и умелое комбинирование различных родов войск. Последнее обстоятельство Блейд полагал самым важным; по словам Мака, на нем была основана вся тактика и стратегия кантийских военачальников. Они руководствовались одним простым правилом: бить противника теми средствами, с которыми тот не умел бороться. А средств этих у них было вполне достаточно.

В состав имперской армии входила фаланга. Панцирные воины с огромными щитами и длинными двенадцатифутовыми копьями могли продавить вражеский строй и справиться с конной атакой; они умели ударять как единый кулак, разворачиваться, наступать плотной массой в пятьдесят-сто рядов или шеренгой, растянутой на мили и мили. Сомкнутый строй копьеносцев обычно поддерживала на флангах тяжелая пехота. Эти бойцы носили такие же доспехи, как у фалангитов, но щиты у них были поменьше, и основным оружием являлся меч, вернее — два меча: короткий, вроде римского гладиуса, и длинный, с прямым обоюдоострым клинком. Вместе с фалангой меченосцы являлись главной ударной силой кантийской армии, образуя что-то вроде подвижной крепости, способной маневрировать на поле боя с удивительной скоростью и точностью. Блейд поражался, наблюдая за совместными учениями фалангитов и мечников: они умели действовать не только порознь, но сливаться в единое сложное построение, в котором тяжелая пехота обрамляла квадрат фаланги со всех сторон и ряды копьеносцев были переслоены воинами с мечами.

Стрелки, штурмовые отряды и легкая пехота набирались в союзных и вассальных странах. Стрелки использовали и лук, и арбалет; праща считалась примитивным дикарским оружием. Каждый нес по два колчана, ловко орудовал кинжалом или легким топориком, у некоторых через плечо висели перевязи с метательными ножами. Пехотинцы имели на вооружении небольшие круглые щиты, легкие изогнутые клинки и дротики, которыми они пользовались с отменным искусством. Все эти солдаты носили кожаные панцири или кольчуги, как у альбагов, и передвигались, как правило, бегом.

Конные войска тоже были выше всяких похвал. Тяжелая панцирная кавалерия, катафракты, состояла из коренных кантийцев и ханбордов, разводивших подходящих лошадей — мощных, рослых, способных выдержать тяжесть закованного в железо всадника. Коней защищали прочные кольчуги; кавалеристы одинаково хорошо владели мечами и копьями; седла, стремена, уздечки выглядели вполне надежными и удобными — если сравнивать с тем же европейским средневековьем.

В легкой кавалерии, как и в пехоте, служили варвары. Пожалуй, наиболее крупный отряд был выставлен ситалла, недавно покоренными обитателями северных степей. Они были конными стрелками, исключительно маневренными и подвижными — их небольшие крепконогие лошадки могли мчаться словно ураган. Блейд знал, что эти степняки идут в поход не по своей воле и не ради добычи, войско, которое привели их вожди, являлось своеобразной военной контрибуцией, наложенной империей на захваченные земли.

Но больше всего поражали странника рангары Огненосцев и Крепкоруких, иначе говоря, артиллеристы и инженерные войска. Кантийцы еще не были знакомы с порохом, но их боевые машины выбрасывали не только камни, чугунные ядра и огромные стрелы; основным метательным снарядом были горшки с зажигательной смесью, напоминавшей греческий огонь. Состав этого жуткого зелья являлся тайной, но Блейд, наблюдая за учениями и принюхиваясь к доносившимся с полигонов запахам, полагал, что в него входят нефть, сера и какое-то горючее масло. Он заметил, что густая едкая жидкость не воспламеняется при ударе -вероятно, кантийские «бомбы» не имели запала — но быстро растекается по любой поверхности, будь то камень, дерево или металл. Ее поджигали огненными стрелами, и результат был чудовищно впечатляющим — даже каменные стены пылали до тех пор, пока дьявольская смесь не выгорала полностью.

Разумеется, и артиллеристы, и саперы, строившие мосты, тараны, боевые башни и укрепления, были исключительно кантийцами. В своей разноплеменной армии империя мудро оставляла за собой главную мощь и силу: фалангу, тяжеловооруженных солдат, боевые машины. Варвары и союзники могли поднять бунт, но они не имели шансов на успех: стремительные отряды ситалла не устояли бы перед панцирной конницей и не нанесли бы особого ущерба фаланге. Правда, и тяжелая кавалерия Канта не сумела бы их догнать, так что единственный вид мятежа — бегство — оставался возможным. Но в степях Ситлла уже стояли имперские гарнизоны, и возмездие дезертирам было бы жестоким и скорым.

Кроме войск, предназначенных для боевых действий, имелись и другие отряды, выполнявшие специальные функции, — охотники, фуражиры, лекари, телохранители, Страхи Порядка, разведчики, гасильщики. Теперь Блейд понимал, зачем под рукой грозного спарпета Гинны Пала собрано такое пестрое воинство — от саперов до палачей. Гинна Пал, судя по всему, занимался вопросами безопасности, включая сюда охрану лагеря и императорской особы; вполне естественно, ему были необходимы и шпионы, и полиция, и специалисты по акциям устрашения. Что касается подавления мятежей среди вспомогательных войск, то тут, пожалуй, наилучшим аргументом являлась не фаланга и не тяжеловооруженные катафракты, а огненосная артиллерия.

По прикидкам Блейда, в лагере Великого и Победоносного Фраллы Куза было сосредоточено около трехсот тысяч солдат; еще столько же находилось в двух других станах — под командой спарпетов Друона Калатты Хара и Ахаоса Мантула Скрима. Эти военачальники, вместе с Синтадой Гинной Палом, образовывали некий триумвират, верхнюю ступеньку трона Непобедимого, но Блейд не сумел раздобыть никаких сведений о том, не метит ли ктото из них — или все трое — на императорское место. Наоборот, по словам Мака, бывшего Всадника и сакора, среди высшего начальства царила атмосфера полного единодушия и преданности императору.

Взвесив все увиденное и услышанное, странник решил, что армия Великого Гесталиона Фраллы Куза, Отца Народа и избранника богов, и в самом мире может завоевать весь Ханнар. Это войско было крепким, сильным и многочисленным, и большая часть его солдат одушевлялась имперской идеей тотального господства. Пожалуй, думал Блейд, у кантийцев хватило бы и сил, и энтузиазма покорить этот мир два или три раза, отправив всех несогласных и недостаточно преданных под молотки гасильщиков.

Подобная перспектива развития местной цивилизации ему очень не нравилась, но что тут можно было предпринять? Зато реальность Ханнара весьма подходила для выполнения заданий его светлости. Архаичный мир, в котором люди идут по цене прошлогоднего снега, где никто не заметит исчезновения нескольких человек, да еще во время войны! Мысленно он уже пытался наметить подходящие кандидатуры, но инструкции Лейтона не предусматривали столь поспешную телепортацию разумных существ. Сначала надо испытать Малыша Тила на бессловесных тварях, и они — вкупе с людьми — станут единственной добычей, которую Ханнар пожертвует Земле. Блейд был почти убежден, что больше взять отсюда нечего. Тут имелось довольно много серебра, видел он и золото — небольшие фанареотские монеты с солнечным диском и кораблем; однако всех этих местных сокровищ не хватило бы, чтобы заполнить самую скромную из кладовых Английского банка. Что же касается настоящих богатств Ханнара — бескрайней земли, плодородной почвы и чистого воздуха, — то их странник, к своему сожалению, не мог переслать домой.

***

Через пару дней после начала тренировок Блейд был удостоен важного визита. Дело шло к обеду, и он уже заканчивал утренние занятия, когда на дороге появилась целая кавалькада всадников. Он не заметил, чтобы этот отряд выехал из северных лагерных ворот, до которых было с полмили; казалось, конники появились с другой стороны, с морского побережья.

Впереди полусотни Стражей Порядка в блестящих шипастых панцирях ехал важного вида старик, тощий и крючконосый, в простой серой тунике и высоких кавалерийских сапогах. При виде его ученики Блейда подтянулись, а агар Хэмб, неизменно присутствовавший на тренировках, поспешно отцепил с пояса объемистую флягу и сунул ее своему виночерпию и ординарцу Кирду. Мак же, бывший сакор Макрон Сирб, отступил назад и замешался в толпу альбагов.

Блейд, полуголый, в коротком кожаном кильте вокруг пояса и сандалиях, опустил секиру и уставился на подъезжавшего. Теперь он разглядел, что этот человек не так уж стар, лет шестидесяти, не больше, и весьма бодр. Спина у него была прямой, руки и ноги — загорелыми и сильными, в темных волосах на непокрытой голове чуть проглядывала седина. Сухое бритое лицо хранило властное и надменное выражение, так что без всяких регалий, золоченых доспехов и гребнистого шлема всякому становилось ясно, что перед ним важный генерал. Возможно, даже фельдмаршал.

Ловко спрыгнув на землю, старик в сером небрежно отсалютовал в ответ на приветствие Хэмба и бросил:

— Построить людей.

Агар рявкнул на своих альбагов, незаметно показав Блейду глазами на правый фланг — мол, становись туда. Странник повиновался, разглядывая четверых кантийских воинов, спешившихся вслед за крючконосым стариком. Трое оказались Стражами Порядка, видно, охранниками, четвертым был децин Марл Рилат, взиравший на мир с угрюмым недоумением.

Крючконосый подступил к шеренге альбагов, потом неторопливо направился к Блейду. Атар Хэмб и четыре кантийских воина шли за ним по пятам.

— Этот? — тощий палец ткнул странника в грудь.

— Этот, мой господин, — отрапортовал Рилат, хмуро покосившись на Блейда.

— И где ты его подобрал?

— В харчевне, мой господин. В одной финареотской деревушке в сотне нирратов отсюда. Сильный человек, как раз для рангары гасильщиков.

— Я не спрашивал твоего мнения. Убирайся!

Поклонившись и окатив Блейда на прощание еще одним хмурым взглядом, Марл Рилат отступил к лошадям. Старик повернулся к агару Хэмбу.

— Ты увел к себе этого человека после драки в лагере гасильщиков?

— Нет, мой господин, я его не уводил после драки, — вождь альбагов с достоинством огладил длинные усы. — Вначале, как положено, я выкупил его контракт у почтенного текада Карба Делтама, командира гасильщиков. Я немало отдал!

В пронзительных глазах крючконосого мелькнуло нечто похожее на насмешку.

— Почему? Ведь ты атар, не любишь разбрасываться деньгами?

— Не люблю, — подтвердил Хэмб, — но за такого бойца стоило заплатить хорошую цену. Видел бы ты, мой господин, как он разделал хаста! Как мешок с дерьмом, клянусь милостью животворного Васана!

— Хм-м… — теперь старик глядел прямо на Блейда, и тот внезапно догадался, что лицезреет самого грозного Гинну Пала, всесильного спарпета и правую руку Непобедимого. Он напряг мышцы и покрепче стиснул секиру, желая показать товар лицом. Хэмб ободряюще улыбнулся ему.

— Сколько ты заплатил за его контракт?

— Двадцать золотых с солнцем. И десять — за труп того хаста и еще за двух человек.

— Что за люди?

— Его приятели, — вождь альбагов кивнул в сторону Блейда, — Финареот и… гм-м… кантиец…

— Кантиец? В рангаре гасильщиков? — брови Гинны Пала приподнялись. -Где он?

Хэмб кивнул Маку, тот подбежал и вытянулся во фрунт.

— А, этот… — крючконосый скользнул взглядом по обрубку уха и сразу потерял к бывшему сакору всякий интерес. — Где финареот?

— Где? — агар уставился на Блейда с показной свирепостью. — Где твой бездельник? Отвечай!

— В лагере, мой господин.

— Что делает?

Странник едва заметно пожал плечами.

— Возится с обедом, я полагаю. Он мой слуга, не воин.

— Ну ладно, — сухой палец вновь уперся в нагую грудь Блейда. -Откуда?

— Из Кассны, мой господин.

— Из Кассны? — Гинна Пал отступил на шаг и с некоторым удивлением осмотрел странника с ног до головы, задержав взгляд на его мощной груди. -Ты уверен?

— Абсолютно, мой господин.

— Хм-м… Ну и как там, в Кассне?

— Все так же, — отрапортовал Блейд. — Скалы, жара и десять драных коз на целую округу.

— Небогато…

— Поэтому я здесь, а не там.

Крючконосый спарпет промолчал и снова принялся разглядывать Блейда, причем в глазах его, пронзительных и острых, страннику почудилось некое сомнение. Он проклял про себя Джефайю-финареота, подсказавшего не вовремя про эту чертову Кассну. Тоже, мореход! Знаток местной географии! Не мог выбрать места подальше и понадежнее — такого, о котором никто вообще не слыхивал!

— Солдат? — старик, видимо, решил продолжить допрос.

— Солдат.

— Где воевал?

— В Либонне. — Блейд покосился на Марла Рилата, но тот стоял далеко, и странник рискнул добавить: — Хорошее место для наемников. Они там вечно резали друг друга, пока ты, господин, не появился со своей армией.

— А когда я появился, ты что стал делать? Воевать с нами? С Великим Кантом?

Ответ на этот вопрос Блейд продумал уже давно и теперь выложил без запинки:

— Нет, мой господин. Я пробавлялся у богатых людей, учителем фехтования. Когда надоело возиться с хлямами, отправился сюда.

— Зачем?

— Услышал про поход. В Неван, Силангут и Бартам.

— В Бартам… — медленно повторил Гинна Пал, пристально глядя на странника. — Что ж, может быть, ты и дойдешь до Бартама, каснит, если останешься жив.

Резко повернувшись, он зашагал к лошадям, вскочил в седло и помчался в сторону лагеря. Конные Стражи Порядка, выстроившись по двое, скакали следом, черные перья колыхались над их блестящими шлемами. Блейд перевел дух.

— На-ка, хлебни, — агар Хэмб сунул ему в руки фляжку. — Сам Гинна Пал приезжал поглядеть на тебя! Высокая честь, и опасная, клянусь секирой Гирларла! Теперь пойдешь либо в гору, либо в яму для трупов… Он — грозный человек!

— Грозный, — согласился Блейд.

— Грозный… — эхом откликнулся Мак. — Это ведь он меня…

Ладонь бывшего сакора чиркнула по обрубку, и лицо его перекосилось.

***

Спустя еще пару дней Блейд обнаружил слежку.

Наблюдение велось довольно профессионально. Иногда за ним приглядывали погонщики ослов и быков, которых в обозе было великое множество, иногда -люди при полном вооружении, похожие на солдат; случалось, он удостаивался внимания офицеров. Но вряд ли это были настоящие воины. Блейд, изучив физиономии тех, кто постарше, не нашел никаких признаков рогов, хотя кое-кто из наблюдателей несомненно относился к кантийцам. Надо сказать, что действовали они умело и деликатно, никто не набивался к нему в друзья, не лез с разговорами и никаких провокаций не устраивал. За ним приглядывали -и только.

Для глазастого Джефайи-финареота, успевшего завести обширные связи среди лагерной прислуги и обозников, это тоже не было тайной. Как-то, подавая Блейду ужин, он пробурчал.

— Шатаются тут всякие, хозяин…

— Кто?

— Да вот утром появился один сокольничий из крабов… Увидел это, -Джеф похлопал по своим татуированным бицепсам, — и давай, допрашивать, где да как можно сделать такие картинки. Ну, я объяснил, что в городе такие заведения на каждом шагу. Клянусь Гирларлом, это каждый сопляк знает! Так он не ушел, начал соблазнять выпивкой… потом спросил, много ль я у тебя получаю.

— А ты что?

— Потряс кошельком, сказал, что все хозяйское серебро при мне. А он говорит: щедрый, видать, у тебя хозяин! И откуда такой взялся? Из Кассны, отвечаю, великий воин и давний знакомец моего дядюшки, которому случалось бывать в тех краях с купеческими караванами. Потому, мол, у него и служу.

— Все правильно, — Блейд усмехнулся. — Вот только дядюшку ты зря приплел. Неровен час…

— Не тревожься, мастер Дик, дядюшка мой четыре года как переселился в чертоги Кораны. Там его даже Гинне Палу не достать, чтоб ему нос прищемило!

— Скажи-ка, парень, — странник налил вина, выпил и потянулся к блюду с мясом, — ты уже разведал, где тут обитают самые главные люди?

— А чего тут разведывать, хозяин? Это ж любому погонщику ослов известно! Крабий император с ее светлейшеством супругой живет в шелковых шатрах в середине лагеря, а реже — в усадьбах на побережье. Длинноносый Гинна — тот, наоборот, сидит почти все время на укрепленной вилле, а в своем воинском шатре бывает через день-два. Спарпеты помельче всегда при Победоносном, у каждого на площади большая палатка. Туда им и девок водят…

— Найлам с ними, с девками! Где дом Гинны Пала? Эта укрепленная вилла?

— Говорят, на северной дороге, сразу за полем, где маршируют ежи… -так в кантийской армии называли фалангитов. — Нирратах в восьми от лагеря, хозяин…

На следующий день Блейд наведался туда перед обедом, сделав вид, что ушиб руку и не может продолжать занятия. С полчаса он любовался четкими маневрами фаланги, надеясь, что следивший за ним на этот раз человек в тунике гонца не догадается, что было истинной причиной его интереса. За тренировочным плацем и полосой зелени, ближе к морю, возносились башенки какого-то строения, над которым кружили соколы. Несомненно, там находилась резиденция грозного Гинны Пала и центр связи, куда стекались донесения Всевидящих из дальних мест — посыльные птицы свидетельствовали об этом со всей очевидностью.

Странник отправился назад неспешным прогулочным шагом, размышляя, не отправить ли Лейтону для начала пару-другую птичек вместе с их секретными посланиями. Однако он отказался от этой идеи. Соколы, которых в кантийской армии использовали для связи на больших расстояниях, были бы слишком заметной пропажей, ибо ценились куда дороже солдат, едва ли не на вес золота. В отличие от почтовых голубей, всегда летящих к дому, эти быстрые мощные птицы умели находить дорогу к своим самкам — где бы те ни находились. Это делало их незаменимыми в тех случаях, когда требовалось снестись между армиями, выступившими в поход.

Постепенно мысли Блейда переключились на грозного Гинну Пала, великого императора и его ближайших сподвижников. Был ли Фралла Куз в самом деле гениальным полководцем, Аттилой и Наполеоном этого мира? Или неоспоримое превосходство военной доктрины Великого Канта обеспечивалось не гением одного человека, а многовековым опытом и удачно сложившимися историческими обстоятельствами? Судя по всему, кантийцы и родственные им племена, все эти фраллы и ханборды, воевали много веков, воевали успешно и победоносно, так что низшие сословия, Стрелки и Всадники, вполне могли привыкнуть к такому существованию. Но неужели среди правящей фамилии и могущественных знатных родов никогда не было свар? Борьбы за власть, интриг, тайных убийств, которые рано или поздно разъедали раковой опухолью любую земную монархию и приводили ее к закономерному краху? Может быть, местный Аттила являлся неким многоглавым драконом, чьи головы в полном согласии влекли вперед бронированное туловище кантийской армии? Возможно ли такое?

Впрочем, напомнил себе Блейд, стоит ли создавать лишние проблемы? Он должен провести испытания телепортатора и ограничиться только этим, если в Ханнаре не удастся обнаружить чего-либо ценного. Истекал одиннадцатый день его пребывания в новом мире, и пора было приниматься за дело.

***

Однако до первого эксперимента прошло еще трое или четверо суток.

В тот день Блейд выяснил, что в кантийском стане есть женщины. Разумеется, не проститутки, обитавшие за валами и рвом в отдельном и довольно обширном поселении; нет, речь шла о настоящих благородных дамах!

Ближе к вечеру он отправился на центральную площадь, желая разглядеть императорский дворец, шатры военачальников, гвардейцев и местную знать. Стояла середина шестой стражи — часов семь пополудни; факелов еще не зажигали, хотя солнце склонялось к закату и по земле протянулись длинные тени от палаток и сторожевых башенок, высившихся по углам просторной квадратной площадки. Походный дворец владыки, занимавший южную ее сторону, выглядел великолепно: разноцветные шелка искрились под солнечными лучами, легкий ветерок развевал вымпелы и знамена, доспехи гвардейцев сияли серебром, ощеренная тигриная пасть на их щитах и нагрудниках демонстрировала позолоченные клыки; ковры, покрывавшие утоптанную землю перед главным входом, расцветали половодьем красок.

Вероятно, у императора намечался прием или пир. Прохаживаясь вдоль цепочки стражей, занимавших позиции шагах в пяти друг от друга, Блейд видел, как к огромному шатру, к его порталу из темного резного дерева, подъезжают всадники, колесницы и богато убранные открытые коляски. Несколько офицеров с поклонами встречали гостей, затем провожали их внутрь; среди прибывших странник разглядел и женщин в ярких нарядах.

На это зрелище глазело довольно много народу, собравшегося на площади, — в основном варвары. Их никто не разгонял; редкая шеренга гвардейцев тянулась, словно живая изгородь, в сотне футов от дворцового фасада, а у вышек стояли небольшие отряды Стражей Порядка, не мешая солдатам любоваться на знатных господ. В толпе поговаривали, что среди прибывших был замечен неустрашимый Мантул Скрим, командующий третьей армией, и вотвот ожидался храбрейший Калатта Хар, спарпет второй. Странник пожалел, что отправился на эту прогулку без Мака: тот наверняка смог бы показать ему всех этих великих людей, искавших власти над необъятными просторами Ханнара.

Он подошел поближе к цепочке гвардейцев и принялся рассматривать дворец, не обращая больше внимания ни на прибывающих гостей, ни на некую незаметную личность, что приглядывала за ним самим.

Вероятно, императорская резиденция была двухэтажной, перегороженной обширным помостом, державшемся на внутреннем каркасе; Блейд видел овальные отверстия окон, протянувшихся вдоль фасада на разных уровнях. Дворец состоял из трех гигантских шатров: центрального, чей купол вздымался на добрую дюжину ярдов, и боковых, не столь высоких, но тоже весьма впечатляющих. Над его туго натянутой крышей ровными рядами торчали серебристые шесты с треугольными вымпелами всех войсковых рангар; их было около сотни, и странник еще раз убедился, что его оценка численности кантийских войск не является чрезмерной. На этих знаменах ближе к Древку скалился тигр, государственный герб империи, а за ним в причудливом вензеле серебрились цифры, обозначавшие номер корпуса. Блейд попытался высмотреть флаги семьдесят второй, семьдесят третьей и семьдесят четвертой альбагских рангар, но не нашел их, заслоненных трепетавшими в первом ряду вымпелами катафрактов и фалангитов.

Он долго стоял перед дворцом, наблюдая, как окна центрального шатра наливаются светом, в боковых флигелях тоже кое-где затлели огни, а вдоль всего фасада вдруг вспыхнули факелы, опоясав резиденцию ярким огненным барьером. Тогда странник медленно побрел вдоль строя застывших гвардейцев и свернул налево, огибая западное крыло и рассеянно прислушиваясь к гомону человеческих голосов, смеху, лязгу металла и звукам музыки, резковатой и непривычной для его слуха. Он думал о том, что рано или поздно очутится в этом дворце — вначале, быть может, простым охранником, рядовым гвардейцем, но случай или хитроумный план приведет его к вершинам власти и могущества. Так было всегда, в Кате и Тарне, в Джедде и Вордхолме, в Иглстазе, Зире, Брегге и других мирах. Всюду и везде он боролся за власть, ибо власть означала безопасность; и чем больше власти удавалось сосредоточить в своих руках, тем неуязвимей становилась его позиция.

Скоро, скоро он окажется там, среди блистательных придворных и воинственных полководцев, среди сильных мира сего, он взвесит и оценит их, вызнает слабые места грозного Гинны Пала, храбрейшего Калатты Хара и прочих вельмож, разберется, кем и как можно манипулировать… Любой шанс, самый ничтожный, чтобы подняться наверх! Он ничего не упустит… Еще один поединок, где можно показать свое боевое искусство, удача в сражении, крепостная стена, на которую надо забраться первым, стрела или меч, грозящие смертью кому-либо из власть имущих и отраженные его щитом… Возможно, женщина… Да, женщина! Это было бы самое приятное начало карьеры!

Женщина? Внезапно он понял, что стоит в полутьме, шагах в пятидесяти от западного крыла дворца, и в грудь ему упирается тонкий палец с розовым ноготком. В то же мгновение Блейд ощутил пьянящий аромат женского тела, запах духов и вина; потом он услышал прерывистое дыхание незнакомки, заметил блеск ее глаз.

«Случай? — подумалось ему. — Нет, судьба, кто ищет, тот всегда находит». Квоэрит эт инвенистис, как говорили древние римляне; ищите и обрящете!

Он оглянулся, пытаясь в сумерках различить свой хвост, следившего за ним шпиона, но тот куда-то исчез.

— Ты кто? — тонкий пальчик все еще упирался ему под сосок.

— Животворный Васан, благоухающий, как твои кудри, — без запинки выпалил странник, демонстрируя хорошие манеры и знакомство с местным пантеоном.

Самым главным в нем являлся Найлам, Небесный Отец, божественным образом породивший двух сыновей, Салрата-Солнце и Васана-Воздух, а также прекрасную дочь, Хайю-Луну, владычицу любви. Затем эта троица вступила в кровосмесительную связь, из коей ничего хорошего не вышло: от союза Солнца и Луны родилась Корана-Ночь, повелительница тьмы и смерти, а при содействии Воздуха прекрасная Хайя произвела Ветер, грозного Гирларла, который, впрочем, покровительствовал воинам и мореходам.

Розовый ноготок царапнул по кожаной тунике Блейда.

— Ты — благоухающий Васан? Ты пахнешь потом и железом!

— У тебя тонкий нюх, красавица. Конечно, я не Васан… я — Гирларл!

Раздался негромкий мелодичный смех.

— Вот в это я готова поверить! Ты огромный, как скала, и такой же твердый! — маленький кулачок стукнул странника в грудь. Он пытался разглядеть лицо женщины, но света не хватало. Кажется, незнакомка была молода, хороша собой и от нее приятно пахло. Ноздри Блейда расширились и затрепетали.

— Если ты в самом деле Гирларл, то мы близкие родственники, -заметила женщина, продолжая игру. — Я — Корана, Энна Корана, дорогой братец!

— Цветок Ночи… Красивое имя! И очень тебе подходит!

— Почему? — с кокетством спросила она, и Блейд усмехнулся, предчувствуя, что его одиночество закончилось.

— Ты пахнешь, как цветок… и твой стан… — его большие руки легли на ее талию, — твой стан тонок, как гибкий стебель…

Она откинулась назад в надежном кольце его рук, глядя на Блейда широко раскрытыми глазами. Лицо странника освещали факелы, ее же оставалось в тени, он видел лишь пышные пряди волос, нежные очертания подбородка и угадывал полные ждущие губы. Какими они будут, влажными или сухими от волнения? -подумалось Блейду. Под его пальцами трепетала нежная плоть; ее туника была тонкой, как крылья бабочки.

— Говорят, Гирларл обладает неистощимой мужской силой… — задумчиво протянула женщина.

— Хочешь проверить?

— Ах! Ты нетерпелив, как все варвары!

— Почему ты решила, что я варвар?

— Твой рост… таких гигантов нет даже в гвардии… даже среди альбагов…

Она вдруг пошатнулась, то ли притворно, то ли потому, что колени ее ослабели — похоже, Энна была слегка под хмельком. Блейд быстро подхватил ее на руки.

— О!

— Да, моя госпожа?

— Уже твоя? И госпожа? Не слишком ли быстро? — Тон ее противоречил словам, он звучал весьма поощрительно.

— Недавно один человек назвал меня хозяином, — произнес Блейд. — Я спросил его: значит ли это, что я и в самом деле его господин? Нет, ответил он, сначала найми меня, и станешь не хозяином вообще, а моим хозяином. И я его нанял.

Энна, положив ладошку на шею странника, чуть-чуть раскачивалась в его руках.

— В чем же суть этой истории, Гирларл?

— В том, что все решается просто. Найми меня, и станешь моей госпожой.

— А что ты попросишь взамен?

— Только это.

Крепче обняв девушку, Блейд приник к ее губам. Они оказались не влажными и не сухими, а упругими и свежими — такими, что оторваться от них было тяжело. Он и не отрывался, пока Энна, задохнувшись, не оттолкнула его голову.

— Что ты еще умеешь делать, мой новый слуга? — шепнула она, прижавшись к его щеке своей горячей щекой.

— Очень многое. Могу любить, могу убивать.

— О! Скольких же человек ты убил, воин?

— Я не считал. Наверно, несколько сотен.

— Достойный счет для грозного Гирларла! — ее губы смеялись. — И кого же последним?

— О нем не стоит вспоминать, моя госпожа. Так, жирная туша… хастгасильщик…

Блейд почувствовал, как девушка вздрогнула и напряглась. Словно искра пробежала между ними; упоминание о смерти, совсем недавней, реальной и жестокой, будто бы вмиг превратило легкий флирт в нечто большее, серьезное, весомое. Вероятно, Энна поняла, что с человеком, державшим ее на руках, шутить не стоит.

— Я слышала эту историю, — ее звонкий голос вдруг обрел иные ноты, иное звучание, казалось, флейту сменила виолончель. — Значит, ты… ты разделался с тем хастом… Говорят, он был очень силен?

— Возможно, — странник слегка пожал плечами. — Но сердце у него оказалось слабым. Сердце шакала, а не тигра.

— А ты — тигр?

Он негромко рассмеялся.

— Я — Гирларл!

Внезапно женщина прижалась к нему, щекоча волосами подбородок; ее тонкая рука шевельнулась, указывая в сторону шатра, и Блейд правильно истолковал этот жест. Не выпуская своей нежданной добычи, он обошел западное крыло дворца, погрузившись в тень, тут не было факелов и не стояли часовые, только в отдалении маячили коновязи и смутные контуры палаток -принадлежавших, кажется, катафрактам. Хвоста за собой он по-прежнему не замечал.

— Сюда, — снова чуть заметный взмах рукой. Блейд, напрягая зрение, разглядел темную щель входа. — Там лестница, мой Гирларл… не споткнись… не урони меня…

Мой Гирларл! Это звучало чудесно!

Он с осторожностью поднимался по ступенькам, поскрипывавшим под ногами, вокруг сгущалась ароматная тьма, насыщенная запахами тонких благовоний, шелковый покров слегка вибрировал под напором ночного ветра, гдето в вышине бились, плескали флаги. Очевидно, это крыло огромного дворца было предназначено для женщин; Блейд не слышал ни шороха, ни движения, но полагал, что не ошибается.

Лестница кончилась; он ступил на ровный пол, заметив мерцавшую в отдалении свечу, и внезапно что-то мягкое, пушистое коснулось его нагих голеней. Зверек! Серый, с черными полосками, похожий на кошку… Собственно, это и была кошка, только раза в полтора крупнее земной. Она слабо мяукнула.

— Тая! — ручка Энны свесилась вниз. — Вперед, Тая! Веди!

— Больше здесь никого нет? — с усмешкой произнес странник.

— Никого, мой Гирларл. Сегодня у Победоносного большой прием и совет, все дамы там, в его шатре… Нам никто не помешает.

Кошка, задрав хвост, важно шествовала по коридору. Блейд двинулся следом.

Комнатка Энны со стенами из ковров была совсем крохотной. Низкое неширокое ложе, плетеное из толстых прутьев, резной деревянный ларец, на котором стояла свеча в серебряном шандале; над ним — зеркало и какие-то воздушные одеяния или занавеси, свисающие с потолка. Блейд опустил женщину на диванчик и наклонился, развязывая ремни сандалий. Теперь он видел ее лицо: темные полукружия бровей, чистый высокий лоб, пухлый приоткрытый рот с поблескивающими жемчужинками зубов, маленькие уши с сережками из золотой канители. Красивая! Красивая, но, к счастью, не слишком юная; она выглядела лет на двадцать пять — двадцать семь.

Он сбросил тунику и прилег рядом, обняв ее за бедра; кожа у Энны была мягкой, бархатистой, холеной. Его руки двинулись вверх, и легкая ткань послушно отступила, обнажив плоский живот, очаровательный изгиб тонкого стана, маленькие груди с набухшими сосками. Блейд осторожно перекатил ее на себя.

— Так? — она раздвинула ноги и чуть приподнялась на коленях.

— Так. Боюсь, я слишком тяжел для тебя, малышка.

Теперь он чувствовал ее лоно рядом с собственной напрягшейся плотью; женщина медленно качнулась вперед и назад, поглаживая и щекоча лобком его ствол.

— Ты очень нежен, мой Гирларл… совсем не похож на варвара…

— Не все варвары грубы, детка.

Негромкий грудной смех, воркующий и томный.

— Я рада, что мне встретилось исключение…

Она по-прежнему раскачивалась, продолжая свою бесконечную ласку. Дыхание Блейда стало глубоким, прерывистым; его ладони гладили натянувшуюся над хрупкими лопатками кожу, потом спустились вниз, скользнули к маленьким крепким грудям, сжали их — осторожно, нежно. Обостренным мужским инстинктом он чувствовал, что Энна не новичок в любовных играх, и уже составил план начинавшегося поединка. В постели как в битве — выигрывает более сильный и более умелый. Одних можно покорить напористой грубой мощью, других -трепетной нежностью и галантностью; в данном случае требовалось сочетание обеих метод. Тепло и пламя! Ласкающий кожу солнечный луч и неистовство лесного пожара!

Внезапно Энна приподнялась и, выгнув спину, оседлала его. На миг она замерла, словно прислушиваясь к своим ощущениям, потом снова начались неторопливые ритмичные движения. Плоть Блейда скользила в теплом влажном ущелье, меж гладких трепещущих стен; его ладони сжимали ягодицы женщины.

— Ты такой огромный… — шепнула она. — Такой…

Закрыв ей рот поцелуем, странник ускорил темп. Энна не уступала; он чувствовал ее бурное дыхание на своем лице и, когда маленькие груди касались его тела, ощущал биение сердца, грохотавшего беззвучным набатом. Вдруг она слабо застонала, потом всхлипнула. Теперь Блейд видел над собой ее лицо с закушенными губами и сомкнутыми веками; вероятно, она сдерживала крик.

Он повалил женщину на себя, прижал, крепко обхватив за бедра; диванчик под ними скрипел и ходил ходуном. Энна вскрикнула, потом уткнулась лицом ему в грудь, впилась острыми зубками и вдруг обмякла. Блейд не отпускал ее, но когда его сильное тело выгнулось в пароксизме экстаза, плетеное ложе не выдержало, жалобно скрипнуло в последний раз, и любовники оказались на полу.

С минуту они лежали, тяжело и бурно дыша, потом начали хохотать.

— О, великолепный Гирларл! Покоряющий женщин, разрушитель их лож! -голос Цветка Ночи переливался, словно флейта. — Что я скажу завтра дворцовому управителю? Он решит, что я развлекалась тут с целой сакрой меченосцев, и все они были в доспехах!

— Скажи ему, что воин был один, но с очень длинным мечом, -посоветовал Блейд, складывая у стены обломки диванчика. — А пол тут прочный?

— Я надеюсь. Впрочем, его делали в расчете на человека, а не на божественного Гирларла…

Тем не менее они продолжили на полу, на мягком ковре, покрывавшем полированные доски настила, который с честью выдержал испытание. Либо походный императорский дворец был достаточно прочным, либо Блейд теперь вел себя поосторожнее, решив пока не разрушать резиденцию кантийского владыки; в будущем для этого могло представиться множество случаев.

Глубокой ночью он покинул крохотную комнатку Энны Кораны, оставив ее в сонной истоме на ковре, прикрытую ворохом шелковых одежд. Когда странник уже подходил к лестнице, сзади послышалось мягкое мурлыканье, и Тая, пушистая кошка, единственный страж этих ароматных чертогов, начала тереться о его ноги.

Блейд присел, пощекотал ее за ушками, и Тая снова замурлыкала. Она была абсолютной копией большой земной кошки — как и все остальные животные Ханнара, имевшие земные аналоги, что страннику очень нравилось. Одним из приятных моментов пребывания в мире сем являлось то, что лошади здесь были лошадьми, быки — быками, коровы — коровами, и тигры — насколько он мог разглядеть по гербам на щитах, доспехах и флагах — тоже походили на тигров.

Он попытался прикинуть время, прошедшее с момента финиша. Вначале он встретился с Джефом и децином Рилатом, трое суток странствовал с ним, двое провел в лагере гасильщиков и еще девять — нет, все-таки восемь! — в стане атара Хэмба. Получалось, что наступает пятнадцатый день его ханнарской экспедиции, а это значило, что надо срочно приступать к экспериментам. Место и время показались ему вполне подходящими, объект — тоже. Симпатичный зверек, и совершенно безобидный!

Продолжая поглаживать кошку, Блейд сосредоточился, ощутив незримое присутствие Малыша Тила. Тая, не подозревавшая ничего дурного, лизнула его руку розовым язычком, выгнула спинку и задрала хвост трубой.

В следующую секунду она исчезла, как растворившаяся в воздухе улыбка чеширского кота. Блейд, довольно усмехнувшись, сбежал вниз по лесенке, откинул полог, прикрывавший вход, и выскользнул наружу. Затем он отправился в свою палатку, разок-другой покосившись на императорский дворец, откуда все еще доносились звуки резкой воинственной музыки и гомон человеческих голосов.

Пробираясь среди темных лагерных шатров, странник прикидывал, кого избрать в качестве следующего объекта для пересылки Лейтону. В кантийском войске хватало всевозможных животных — собак, лошадей, ослов, мулов, кур и голубей — так что выбор был весьма велик; проблема заключалась лишь в скрытности операции. Крайне желательно, чтобы рядом не было никого… чтобы он находился один на один с телепортируемым существом…

Может, отправить в Лондон соблазнительную Энну Корану — под конец очередного свидания? Блейд снова улыбнулся. Нет, так дело не пойдет! Эта женщина нужна ему здесь — и к тому же вряд ли Лейтон заслуживал такого подарка!

***

Проснувшись утром в своей палатке, Блейд первым делом узрел физиономии склонившихся над ним Джефа и Мака. Оба сопели носами и ухмылялись.

— Просто слюнки текут, хозяин, от такого запаха! — сообщил рыжий финареот.

— И не только слюнки, — добавил Мак в своей прямолинейной солдатской манере.

Блейд сел и поднес к лицу ладонь; нежный аромат духов и тела Энны воскресил воспоминания о минувшей ночи.

Ночь… Цветок Ночи… Жаркие объятия на ковре в крохотной комнатушке…

— Это была славная победа, мой господин? — подмигнул кантиец.

Блейд задумчиво уставился на него, потом покачал головой.

— Если б я еще знал, над кем она одержана…

— Такими благовониями пользуются только самые знатные дамы, — сообщил Мак, — фрейлины Светлейшей Тении Фраллы Куз. Так что ты попал прямо в цель.

— Это точно, — Джеф глубоко втянул носом воздух. — Половина золотого за флакон, клянусь Хайей, владычицей любви!

— Вот что, — Блейд ткнул его кулаком в бок, — тащи-ка два ведра воды. Я не могу появиться на ристалище в облаке таких ароматов.

Когда Джеф, стуча деревянными бадейками, выскочил из палатки, странник повернулся к Макрону Сирбу.

— Значит, ты полагаешь, мой благородный друг, что то была знатная дама?

— Какие могут быть сомнения!

— Это хорошо или плохо?

— Смотря как закончилось ваше свидание. Госпожа осталась довольной?

— Полагаю, да, — Блейд усмехнулся. — Когда я уходил, она выглядела очень утомленной… по правде говоря, спала без задних ног.

— О! Прекрасно! — Мак явно воодушевился. — Не отказывайся, если тебе снова пришлют приглашение.

— Не собираюсь. Эта малышка очаровательна и очень искусна.

— Тогда считай, что твоя карьера уже состоялась. Она потянет тебя наверх, а ты потянешь нас, меня и Джефайю.

— Разумеется, — Блейд кивнул, — я не забываю своих друзей. Но скажи. Мак, неужели слово женщины значит столь много в Великом Канте? Больше гнева или подозрительности Гинны Пала?

— Смотря какой. Покровительство женщины из рода Колесничих, приближенной светлейшей императрицы, трудно переоценить. Я же сказал: если ты ей понравился, считай, что твоя карьера обеспечена.

— Предположим, — Блейд задумчиво посмотрел на него. — Тогда еще один вопрос. Мак: чего ты хочешь? Именно ты? Видишь ли, наш Джеф — простой парень; ему бы вернуться на свой корабль с кошелем серебряных быков, вот и все. Ну, еще он хочет держаться подальше от крабов, которым не очень симпатизирует… Ты — другое дело. Ты — воин из благородных! Что тебе нужно? Чин сакора?

Макрон Сирб помрачнел.

— Ни сакором, ни даже зикланом мне не бывать, мой господин. Разве что ухо прирастет на место… — он погладил сморщенный обрубок. — Но меня лишили имени, рода и достоинства Всадника… В Канте я никто! Презренный гасильщик, не воин, не солдат!

— Разве так важно быть воином? — спросил Блейд. — Разве тебя не устроила бы спокойная жизнь в собственном поместье где-нибудь в теплых краях?

— А что я знаю, кроме солдатского ремесла? Что еще умеем мы, кантийцы? — Мак пожал плечами. — Мы — воины, которые должны пройти по всему Ханнару от моря и до моря!

— Но тех, кто уже не может сражаться, император наделяет землей. К чему?

— Чтобы было где поставить дом, вырастить детей. Но немногие берут обширные земли и рабов, умеющих пахать и сеять. Зачем? С покоренных земель идет дань, и каждый получает свою долю.

— Справедливую долю? Император и Колесничие никого не обманывают?

— Конечно. Не будет доли, не будет детей, не будет молодых солдат, не будет и армии… Все так просто, мой господин! Нет, ветеранов никто не обманывает, и недаром императора зовут Отцом Народа!

— Хм-м… Но тебе, как я понимаю, долю не выделят. А потому, Мак, подумай-ка ты о поместье.

Кантиец задумчиво поскреб мозоли на нижней челюсти.

— Может быть, поместье и неплохая штука, только где же его взять? К тому же я не земледелец, не скотовод…

— Я бы советовал тебе побыстрей обучиться этим занятиям, — сказал Блейд. Он хотел добавить кое-что еще, но тут появился Джеф с ведрами, прервав этот интересный разговор.

***

Пока великая армия готовилась к походу, пока подвозили последние запасы провианта, зажигательной смеси и оружия, пока формировались гигантские обозы и спарпеты, заседавшие в императорском дворце, решали, какой дорогой двинется каждая из трех армий, Блейд успел встретиться с очаровательной Энной Кораной еще несколько раз. За валами главного лагеря, на морском берегу и среди ближних фруктовых рощ, были разбросаны уютные имения, собственность императора и его полководцев — не то перекупленные у прошлых владельцев, не то просто реквизированные по праву сильного. Там назначались конфиденциальные встречи, и там великие люди, вместе со своими супругами и любовницами, вкушали отдых от лагерной суеты.

Одна из таких вилл, Гнездо Сокола или Сайл Ор на кантийском, высившаяся на прибрежной скале в десяти нирратах от воинского стана, и являлась постоянным местом встреч Блейда с его возлюбленной. Он добирался туда пешкой за час, а на коне — за пятнадцать минут. Местечко это ему нравилось; оно чем-то напоминало его дорсетские владения на берегу Ла Манша, только там, конечно, не было такого изобилия садов, в которых росло и зрело что угодно, от яблок, груш и апельсинов до гигантских, с кулак, персиков.

Он никогда не спрашивал, кому принадлежит эта усадьба — Светлейшей ли Тении, лично императору или самой Энне Коране; у него хватало других тем для разговоров с ней. Уже после второй встречи Блейд понял, что его возлюбленная не так проста; судя по всему, она была настоящей придворной дамой, весьма искушенной не только в искусстве любви, но и в политике. Несомненно, она собиралась покровительствовать своему варвару, но желала узнать о нем побольше. Скупые ответы насчет каснийской родины и южных кампаний ее не устраивали; она дотошно выясняла, где воевал Блейд, когда и с кем, а также кто обучил его волшебному искусству рукопашного боя. Странник, пользуясь обрывками сведений, полученных от Джефа и Мака, изворачивался, как мог.

Иногда он благодарил всех местных богов, что эти допросы проводит не грозный Гинна Пал, а очаровательная Энна, которой в крайнем случае можно закрыть поцелуем рот. Иногда он задумывался над тем, почему шпионы из ведомства Всевидящих никогда не провожают его в Сайл Ор. Возможно, Энна Корана пользовалась безраздельным доверием не только императрицы, но и Синтады Гинны Пала? Во всяком случае, она выспрашивала именно о том, что было бы интересно знать этому крючконосому старику в серой тунике.

Особенно врезался Блейду в память один разговор под конец их четвертого свидания, незадолго до того, как армия тронулась в поход.

Нагие, они лежали у бассейна, на теплых мраморных плитах внутреннего дворика, прихлебывая вино из серебряных кубков. Оно было не белым, не красным и не розовым, а прозрачно-коричневатым, как хороший херес, и его было так приятно заедать фруктами! На подносе, сверкавшем на бортике бассейна, высилась целая гора яблок и груш, и Блейд, расправляясь с ними, с невольной дрожью вспоминал мхи, грибы и земляных червей Дьявольской Дыры.

Внезапно Энна повернулась на бок, протянула смуглую тонкую руку, коснувшись его плеча.

— Странный ты… — ее голос был негромок, но отчетлив — тремоло флейты на фоне мерного шума морских валов. — Когда мы в постели, я готова поверить, что ты варвар… яростный и дикий варвар… но сейчас… когда я смотрю, как ты ешь, как пьешь вино… Нет, ты не дикарь, мой Гирларл!

По губам Блейда скользнула усмешка. Энна Корана была наблюдательной женщиной, и ей удалось разглядеть британского джентльмена под маской варвара из далекой Кассны! Интересно, что она думает по этому поводу? И что доложит Гинне Палу? Или самой императрице?

— Давай-ка сначала определим, кто такие варвары, — сказал он, поглаживая изящные пальцы своей возлюбленной. — Чем они отличаются от прочих людей?

— Ну, это же всем известно, дорогой… Есть великие западные народы, кантийцы и все, кто нас окружает — сеулги, ханборды, фраллы… от фраллов даже ведут род императоры… Есть огромные и богатые города в Либонне, на южном побережье Моря Заката, где ты воевал… Есть Финареот и Неван, лежащие в центре мира… Есть Конта Силангут и, возможно, Бартам… Все это культурные страны. И есть варвары — хасты, альбаги, ситалла, кланибойны, живущие в лесах, горцы-бхиоты. Есть множество диких племен в Гриссе и на южной Континенте, вне пределов Либонны, рассыпанных по берегам Пагарда, Моря Зноя… Там, где лежит твоя Кассна. — Энна помолчала. — Только я не очень верю, что она — твоя…

— Почему же?

— До Кассны почти так же далеко, как до Бартама, но все же горцы с юга иногда добираются до наших краев. Они рослые и темноволосые, как ты, но совершенно дикие! И потом, дорогой, у них очень смуглая кожа и тут, -ладошка женщины коснулась груди Блейда, — синие узоры.

«Татуировка! — подумал Блейд. — Ай да Джеф, знаток дальних земель! Удружил!» Еще ему вспомнилось, как старый Гинна Пал разглядывал его на ристалище альбагов. Неужели он тоже знает?.. Скорее всего… Вид у него был подозрительный…

— Я покинул Кассну очень молодым, — произнес странник вслух, — еще не сделавшись воином, поэтому у меня нет таких узоров. Затем я много лет жил и сражался на берегах Шер-да, так что стал вполне цивилизованным человеком, моя прекрасная госпожа.

Энна снисходительно улыбнулась.

— И где же тебя обучали хорошим манерам? В легионах Либонны или на их боевых кораблях?

Блейд молчал.

— Я бы скорее поверила, что ты пришел из какой-то далекой и могущественной страны, из той же Либонны или Силангута… Но люди там не похожи на тебя, дорогой. Либонцы смуглее и малы ростом, а у силангутов кожа цвета меди, с красноватым оттенком. Правда, ни я и никто в наших краях не видел бартамца…

Она замолчала и выжидательно уставилась на возлюбленного.

Придется идти ва-банк, решил Блейд и, протянув руку, взял с подноса огромное яблоко. Оно как раз уместилось в его ладони — золотистое, с каймой алого румянца.

— Скажи, Энна, веришь ли ты в магов? Я разумею — в колдунов, волшебников, ведьм, которые могут совершать нечто недоступное обычным людям?

Женщина повела плечами, и ее маленькие груди всколыхнулись.

— Это не вопрос веры, дорогой. Маги существуют на самом деле, как известно многим. Не в Канте, не в Либонне и не в Финареоте, не в тех странах, где поклоняются Великому Небу и его бессмертным детям, младшим богам… Колдуны есть у хастов и бхиотов, а в землях Альбага встречаются женщины, способные убить человека одним словом. Про чародеев же Гриссы вообще рассказывают чудеса! Они могут не дышать целый день, подумай только!

Блейд задумчиво глядел на яблоко.

— Видишь ли, детка, я ведь тоже маг, — наконец произнес он.

— Маг? Ты — маг?! — Внезапно Энна села и, откинув назад головку, расхохоталась. — Прости, мой Гирларл, — уверенно заявила она, — но ты уже не раз доказал обратное.

— Каким же образом?

— Самым приятным, — все еще улыбаясь, она провела рукой по своему животу, погладила лобок. — Маги и колдуны все старики… и потом, они теряют тайное знание, если спят с женщинами. А ты — воин и мужчина!

— Тем не менее…

Яблоко, лежавшее на ладони Блейда, исчезло. Он взял второе.

— А где?.. — глаза Энны изумленно округлились.

— Далеко, — сказал странник, — очень далеко. — Второе яблоко растаяло в воздухе, и теперь он потянулся за грушей, — Может быть, в Кассне, может быть, в Бартаме, а может, и еще дальше…

— Но как ты это делаешь?!

— Магия, моя милая, чистейшая магия, которой владеют в Кассне только избранные…

— В Кассне?

— Ну, возможно, не совсем в Кассне… Я не хотел бы об этом говорить. И о таких фокусах, — Блейд посмотрел на грушу, и она исчезла, — тоже.

Женщина кивнула, не спуская с него напряженного взгляда. В нем читалось удивление и немного страха, поэтому Блейд обнял ее, погладил по гибкой спине и шепнул, целуя:

— Вот видишь, милая… Не все чародеи теряют тайное знание, если спят с женщинами…

Глава 7

Великая армия двинулась в поход.

Три дня Блейд следил за тем, как широкие лагерные ворота извергают потоки конных и пеших, длинные цепочки грузовых фургонов и колонны боевых машин. Эта река текла со скоростью четырех миль в час, неторопливо, уверенно, не останавливаясь и не замирая ни на минуту.

Он заметил, что войсковые подразделения образуют некие автономные группы из пяти-восьми рангар. В составе каждой были фалангиты, тяжеловооруженная пехота, панцирные всадники-катафракты, стрелки, отряды легкоконных ситалла, дюжина катапульт. Вскоре страннику стало ясно, что гигантская армия Канта выступает в поход, разделившись на несколько обособленных корпусов, вполне готовых к бою с любым противником и в любых условиях. В средневековой Европе любой из этих отрядов, численностью от тридцати до пятидесяти тысяч человек, сам по себе считался бы мощным войском.

Текада за текадой кантийские полчища двигались на юго-восток по тракту, соединявшему Финареот с Аласком, столицей Невана, и еще две армии, на севере и на юге, катили свои железные волны к границам обреченной страны. Вторая, под командой Калатты Хара, должна была покорить северный Неван; третья, под водительством Мантула Скрима, направлялась в обход Риг Найла, восточного хребта; ей предстояло форсировать Грисский пролив, обогнуть Сир-да и вторгнуться с юга в Силангут — в точно рассчитанный день и час, когда корабли с десантными войсками достигнут побережья этой великой державы.

Альбаги покидали лагерь едва ли не последними. Они не носили брони и передвигались быстрее тяжелой пехоты, не по дороге, а рядом с ней, вытаптывая тяжелыми солдатскими башмаками посевы, луговую траву и обирая встречавшиеся по пути фруктовые рощи. С ними война пришла в благодатные земли Финареота — или, скорее, отблеск войны, ее всепожирающая тень, катившаяся все дальше и дальше к востоку, оставлявшая за собой бесплодный пятимильный коридор среди зеленых лесов и полей.

Сразу за тремя альбагскими рангарами двигалась императорская ставка со сравнительно небольшим обозом; кроме гвардейцев, Великого и Победоносного охраняли с тыла шесть тысяч катафрактов. Придворные дамы путешествовали в колясках, и у каждой был свой небольшой шатер, что весьма устраивало Блейда, который мог посещать свою возлюбленную Энну Корану чуть ли не каждый вечер. Что касается великого императора, любимца богов и Отца Народа, то он ехал верхом. Однажды Хэмб показал страннику этого невысокого крепкого человека, промчавшегося мимо строя северян с десятком гвардейцев.

Одолев за семь дней триста нирратов, или более ста пятидесяти миль, альбаги переместились поближе к авангарду, обогнав большинство вышедших ранее отрядов; императорская ставка двигалась за ними с той же скоростью. Как указывалось выше, такое счастливое обстоятельство позволяло Блейду почти каждую ночь проводить в шатре Энны Кораны, после чего следовал неизменный утренний душ — для ликвидации сладких и соблазнительных запахов. Впрочем, тайна сия являлась секретом Полишинеля — во всяком случае, для атара Хэмба; он догадывался, что его касс пользуется благосклонностью какой-то знатной дамы.

Энна встречала возлюбленного со все возрастающим нетерпением и восторгом, так что Блейд полагал, что рано или поздно перевербует ее на свою сторону — если она и в самом деле являлась шпионкой Гинны Пала. Вскоре он выяснил, что ее второе имя — Корана — не означает ничего мрачного или смертоносного. В ханнарском пантеоне богиня Корана, дочь Салрата-Солнца и Хайи-Луны, почиталась в двух ипостасях: как темная, теплая и ласковая Ночь и как владычица тьмы и гибели. Разумеется, подруга Блейда была названа в честь Ночи, а не смерти.

Странник поручил Джефу собрать о ней максимум информации, потолковав с прислугой, поварами, кучерами и обозниками — словом, с людьми, которые знали все обо всем. Рыжий финареот не доставил хозяину никаких сведений, порочащих Энну Корану Линн, одну из доверенных наперстниц императрицы. Блейд решил, что если его возлюбленная и является подсадной уткой, то никак уж не Гинны Пала. Скорее, Светлейшей Тении! Но с чего бы ей проявлять такой интерес к варвару с далеких и диких южных гор? Или императрицу попросил об этом Гинна Пал? Странник снова и снова сопоставлял факты: поединок с хастом, впервые привлекший к нему внимание: инспекция, которую старый коршун учинил во время тренировки; встреча с Энной — как будто случайная, состоявшаяся через несколько дней. Что ж, решил он, если в нем и подозревают бартамского шпиона, то пытаются расколоть его самым наиприятнейшим из способов — через хорошенькую женщину!

В поисках ответов на свои вопросы он раскрыл имя Энны Кораны Маку и атару Хэмбу. Бывший сакор тут же доложил, что Линны — один из знатнейших имперских родов, можно сказать, Колесничие среди Колесничих, высшие среди высших. О самой Энне он ничего определенного сказать не мог, кроме того, что она владеет огромным состоянием и замужем не была. Хэмб долго хмыкал и гмыкал, а потом сообщил, что сия дама имеет, по слухам, большой любовный опыт, и не только с мужчинами. Но если она и доставила разок-другой удовольствие императрице, то какое это имеет значение? В любом случае Блейд заполучил настоящую конфетку!

Тут Хэмб закатил глаза, огладил свои усы и потребовал у Кирда фляжку. Вообще говоря, вождь альбагов, в отличие от большинства своих суровых и неразговорчивых соплеменников, был человеком открытым и даже веселым -особенно после пары кувшинчиков розового. Впрочем, он пил и красное, и белое, крепкое и не очень, пил как воду, с самого утра и почти не хмелея. Его армейский ранг считался весьма высоким, никак не ниже, чем у кантийского рангара, но, не в пример офицерам имперских войск, Хэмб не признавал лошадей. Он шагал пешком во главе первой текады своих бойцов, длинноногий, неутомимый, окруженный ординарцами и посыльными, у которых всегда находилась фляжка с хмельным. Блейда и Мака он держал при себе; Джеф мог находиться где угодно, хотя и старался не отставать от хозяина. Иногда странник отправлял его с каким-нибудь поручением — к примеру, высмотреть диспозицию шатра Энны Кораны, — и рыжий финареот докладывал обо всем увиденном и разнюханном самым обстоятельным образом. Он полагал, что мастеру Дику, чародею и предполагаемому бартамскому шпиону, нужно знать обо всем — тем более что деликатная слежка за его хозяином велась попрежнему.

Хэмб и бывший Макрон Сирб были не менее ценными источниками информации, носившей, однако, не тактический, а стратегический характер. Альбагский атар, размахивая флягой, вещал:

— Неван, как говорят, страна большая и богатая, и лежит он, словно женщина в мужских объятиях, у подножья Крепости Небес, хребта Риг Найл. Горы те высоки и непроходимы…

— за исключением нескольких ущелий, — добавлял Мак.

— Да, за исключением ущелий, что ведут к берегам Моря Восхода. И защищены те ущелья крепостями бхиотов, кои они полагают неприступными. Но, с помощью Небесного Отца и Гирларла, его божественного внука, мы спалим их дотла, когда покорим Неван.

— А что за люди эти бхиоты? — интересовался Блейд.

— По слухам, сущие дикари и грабители, — ответствовал атар, сделав добрый глоток из фляги. — Горцы, вроде нас с тобой, но не признают ни Найлама, ни детей его, младших богов, а поклоняются камням да скалам. Разделены они на множество племен, и всякое имеет своего князя, что сидит в холодном каменном замке на какой-нибудь неприступной вершине…

— Прости, почтенный атар, но ты не совсем прав, — с легким поклоном перебивал Мак. — Те бхиотские княжества, что лежат за хребтом, на западном берегу Сир-да, весьма богаты и искушены в торговле и мореходстве. Корабли их плавают на восток, к Силангуту, и на север, где за горами простираются степи ситалла, и на юг, к Грисскому проливу и Морю Зноя.

— Возможно, возможно… — вождь атаров покачивал головой. — Хорошо, если они богаты, будет что взять…

— Не сомневайся, будет. Шпионы премудрого Гинны Пала проникли под видом купцов и в Неван, и в бхиотские горы, и на бхиотское побережье. Все исчислено и взвешено: где порты, где верфи и корабли, где пашни и сады, где богатые дворцы и склады.

Хэмб, довольный, вновь прикладывался к фляжке. Ричард Блейд поглядывал на Джефа, который от таких разговоров кривился и мрачнел. Скорее всего, рыжий финареот был не только мореходом и торговцем, но и грешил пиратством в дальних морях, однако он решительно не собирался завоевывать мир. Власть империи напоминала асфальтовый каток, чем дальше откатывались ее рубежи от стен Великого Канта, тем более тяжкое бремя ложилось на внутренние провинции. Пока что Финареот числился союзником, но кто знает, сохранится ли сей статус, когда пределы империи продвинутся на тысячи нирратов к востоку?

Блейд вздыхал, прикладывался к своей фляге и вновь начинал расспросы.

— Что лежит за морем, на дальнем берегу Сир-да?

— Силангут, страна меднокожих, богатая золотом, шелками и вином. К югу от нее — знойная Грисса, и туда мы пока что не пойдем.

— Почему?

Атар Хэмб усмехался.

— Две причины, касс, целых две. Вот тебе первая: там непроходимые леса и болота, страшная жара и жуткие чудища. Живут же в Гриссе голые дикари с собачьими и ослиными головами, от которых проку совершенно никакого… разве их поганые шкуры.

Макрон Сирб согласно кивал, добавляя, что попадаются среди тех дикарей и совсем безголовые, с огромными пастями на животах, а также волосатые, как хасты, но с лошадиными копытами.

— Есть и вторая причина, — продолжал вождь альбагов. -Предшественники нашего великого повелителя, Победоносного Гесталиона Фраллы Куза, завоевали четверть мира, включая сюда и северные земли альбагов. Патрад Фралла Куз уже на моей памяти покорил другую четверть, многие города Либонны, острова хастов, побережье Финареота. Теперь сам Великий возьмет под свою руку третью четверть, Неван, Силангут и Бартам, не считая ситалла и кланибойнов, чьи степи и леса уже стали имперскими землями. Что же останется его наследникам для свершения славных дел? — атар приподнимал густые брови. — Клянусь секирой Гирларла, владыка наш мудро рассудил, оставив кое-кого в покое! Его потомкам будет куда вести армии…

— Я им не завидую, — Блейд покачивал головой, пряча усмешку. — Им придется воевать в болотах Грисса, в жарких пустынях за границами Либонны и в далеких северных лесах… Много трудов, мало славы и богатств!

— Труд сей можно приуменьшить, — объяснял атар — В Неване и Силангуте великое множество народа, всех нам не перебить. Представь себе, касс, что Великий и Победоносный пожелает отдать те земли своим верным альбагам, вместо наших скал и снегов. Куда же девать неванцев и меднокожих? В Гриссу их, в те самые болота! Пусть режут песьеголовьк дикарей, которым вообще не место под Великим Небом!

В характере атара Хэмба странным образом сочетались добродушие и жестокость. Таким, вероятно, и должен быть вождь воинственного племени, думал Блейд: справедливым к своим и безжалостным к чужим. Хэмб, помимо того, являлся хорошим бизнесменом — недаром он первым откупил контракт редкостного бойца, у которого было чему поучиться. Странник не сомневался, что его перепродадут и дальше, если в это дело не встрянет грозный Гинна Пал, перепродадут тогда, когда очаровательная Энна Корана подыщет своему возлюбленному должность повыше той, что он занимал в настоящий момент. Собственно, своим нынешним постом Блейд не мог похвалится, он был десятником у гасильщиков, а стал всего лишь учителем фехтования в рангарах альбагов.

Ночью, нежась на мягких коврах в шатре своей прелестницы, он продолжал расспросы. Энна говорила, что, по слухам, за восточными пределами Силангута лежат непроходимые пустыни, скалы и нагорья, отделяющие Бартам от западной части мира. Никто в Бартаме не бывал и никто не видел живого бартамца, но всем было известно, что бартамцы сильные воины и великие чародеи, что реки в их краях текут молоком и медом да выносят на берег золотые самородки, что виноград на бартамских лозах втрое больше обычного, нивы там плодоносят три раза в году, с гор сами собой сваливаются самоцветные камни, а крыши дворцов в великолепных городах выложены чистым серебром. Словом, то было местное Эльдорадо, царство пресвитера Иоанна, которое Великий Кант твердо вознамерился подмять под себя.

Иногда Блейд принимался расспрашивать женщину о Великом и Победоносном Гесталионе Фралле Кузе и его славных полководцах. Энна загадочно улыбалась, намекая, что в урочное время он все узнает сам. Когда странник поведал ей о рассуждениях атара Хэмба по поводу четырех этапов завоевания мира, Энна долго смеялась и наконец сказала, что только в голове тупого варвара-альбага могли появиться такие идеи. По ее словам выходило, что, если не считать Невана, Силангута и таинственного Бартама, мир, в сущности, завоеван. Весь запад, южное, северное и восточное побережье Моря Заката находились под властью империи, а недавние походы в степи ситалла и леса кланибойнов обезопасили Великий Кант от флангового удара. Теперь, несомненно, войска Непобедимого захватят Неван, преодолеют бхиотские горы и просторы Сир-да, сломят мощь государства силангутов, пересекут пустыню и обрушатся на Бартам. Так должно быть, и так будет!

К самой идее завоевания мира Энна подходила гораздо прагматичнее, чем Мак или агар Хэмб. Захватить все — чисто мужская идея; гораздо целесообразнее прибрать к рукам только самое лучшее, оставив дикарям их непроходимые джунгли, болота, пустыни и заснеженную тундру. Кому нужны эти земли, эти песьеголовые варвары, эти волосатые уроды с копытами? Даже если бы Фралла Куз со своими генералами задумал поход в такие гиблые края, мудрая императрица остановила бы неразумных.

Блейд выразил сомнение в этом, зная, что завоеватели мира обычно не слушают советчиков, тем более — женщин, но Энна подарила ему еще одну загадочную улыбку. Очевидно, в Великом Канте женщины — во всяком случае, благородные женщины — отнюдь не были бесправными, и их слово коечего стоило.

Но пока что военные чины, ордена и прочие знаки отличия вовсе не сыпались на Блейда, хотя возлюбленная оставалась в восторге от каждого их свидания. Он все так же день за днем вышагивал во главе колонны альбагов, рядом с атаром Хэмбом, набираясь крайне полезных сведении о драконах, что водятся на плоскогорьях Силангута, о злых бхиотских колдунах, о чудовищных морских змеях Сир-да, о половых извращениях собакоголовых туземцев Гриссы и соблазнительных инкубах в женском обличье, якобы обитающих на снежных вершинах Риг Найла.

Блейд не отказался бы встретиться с этим сказочным существом воочию, причем не ради сомнительных любовных утех, а чтобы отправить такое чудо Лейтону. До сих пор, придерживаясь определенного плана, он телепортировал на Землю двух воронов, десяток голубей и всяких мелких пичуг, а также какого-то грызуна, не то хомяка, не то суслика или крысу, который попался ему на глаза вечером у палатки Энны. Иногда, чтобы позабавить свою возлюбленную, ему приходилось направлять драгоценный магический дар на неживые предметы -фрукты и мелкие вещицы вроде монет, колечек, заколок и гребешков. Энна ужасалась, восторгалась, хлопала в ладоши, и странник в такие моменты мысленно прибавлял еще одну ступеньку к чину, который рано или поздно свалится ему в руки.

Как бы то ни было, первая часть операции — пересылка мелких животных — близилась к завершению, и теперь стоило подумать о чем-то более крупном. Блейд не рискнул бы телепортироватъ боевого кантийского жеребца, весившего полтонны (подобное ментальное усилие могло истощить его), но лошадки ситалла или ослики являлись вполне подходящими объектами. Поразмыслив, он все же остановился на ослах, они были полегче, не такими дикими, как степные аргамаки, и мастью несколько отличались от земного аналога. Странник решил, что перешлет пять-шесть этих забавных созданий при первом же удобном случае.

Иногда он прикидывал, доложила ли прелестная Энна о его необычных способностях кому-нибудь или тайна все еще сохранена, как он о том и просил? Не совсем искренне, разумеется. Блейд надеялся, что Энна рано или поздно проговорится — либо императрице, либо Гинне Палу — и его дар возбудит интерес у вышестоящих персон. Тут надо было действовать тонко и вести себя так, словно бы он скрывает свою магическую сущность, посвятив в секрет — о, слабость человеческой плоти! — лишь женщину, причем в миг любовных утех. Пусть Гинна Пал узнает обо всем с ее слов, и пусть он призадумается о значении подобного дара и о его боевом использовании.

Чтобы грозному Гинне Палу думалось лучше, Блейд как-то телепортировал на глазах у Энны живого индюка, которого проходивший мимо повар тащил на императорскую кухню. Странник «снял» его с тридцати шагов, не выходя из шатра своей возлюбленной, и она долго смеялась, вспоминая ошарашенную физиономию слуги. Потом призадумалась и спросила, а мог бы Блейд сотворить такую же штуку и с самим поваром? Получив заверения, что колдовской дар в равной степени приложим и к индюку, и к повару, и к любому из благороднейших нобилей Великого Канта, прелестная Энна слегка побледнела и в ту ночь любила своего варвара с особенной страстью.

Так проходил день за днем. Вскоре благодатные земли Финареота остались позади, и армия начала пересекать саванну, по-прежнему двигаясь на юговосток вдоль торгового тракта. Он был пуст и безлюден; ни одного купеческого каравана не попадалось навстречу, ни возка, ни всадника или одинокого бродяги. Неван, ожидавший нашествия, затаился.

***

На четырнадцатый день похода войска вышли к широкой реке. Этот поток, называвшийся Раддой, служил границей Невана на протяжении пятисот нирратов, затем сворачивал к северо-западу, пересекал саванну и финареотскую территорию и вливался в Шер-да, образуя плодородную дельту. Даже здесь, в сотнях миль от устья, река уже являлась серьезной преградой, течение Радды было медленным и спокойным, но не каждый лучник сумел бы пустить стрелу до ее середины.

Мост, к которому вел тракт, оказался, разумеется, разрушенным; лишь четыре каменных быка торчали в трехстах ярдах от восточного и западного берегов. Со стороны Невана к реке полого спускалась низменность, все та же саванна, поросшая травой и древесными рощами, весьма удобная для наступления и гораздо хуже подходившая для обороны. Для Блейда было достаточно одного взгляда на этот ландшафт, чтобы понять, неванские войска будут биться до последнего на самом берегу, используя Радду как оборонительный рубеж. Если реку форсируют значительные силы кантийцев, особенно катафракты и фаланга, Неван потеряет последний шанс отбить нашествие, ибо на равнине его армия в течение часа окажется рассеченной, зажатой в клещи и втоптанной в землю.

Поэтому странник не удивился, заметив цепочку неванских воинов, протянувшуюся к северу и югу от моста мили на две. Это было только передовое охранение; за ним плотными рядами стояла пехота, в центре и на флангах грудились всадники и колесницы, а в ближайших рощах тоже наблюдалось шевеление — там, вероятно, стояли резервные полки.

На первый взгляд численность неванцев не превосходила пятидесяти тысяч человек; слишком небольшие силы, чтобы задержать кантийское войско на речном берегу. Однако противник явно не собирался сдаваться, и Блейд слышал, как воинственно ревут рога и грохочут барабаны, воодушевляя бойцов. Насколько он мог рассмотреть с расстояния полумили, неванские солдаты выглядели бравыми молодцами; их кольчуги сверкали на солнце, вымпелы и длинные плюмажи вились по ветру, большие квадратные щиты перегородили равнину бронзовой стеной, над которой вздымался лес копий.

И все же они были обречены. Кантийские рангары не спеша разворачивались на западном берегу, ставили палатки; конники расседлывали лошадей, подтягивались обозы и боевые машины, отряды Крепкоруких уже начали устанавливать бревенчатые помосты у самой воды. Армия Великого и Победоносного не собиралась с ходу форсировать реку; вероятно, топорам и молоткам саперов предстояло поработать раньше мечей и пик. Пока альбаги разбивали лагерь — в месте, указанном посыльным, вблизи берега Радды, -Крепкорукие и Огненосцы успели затащить на помосты полсотни тяжелых катапульт и дюжину стрелометов. Теперь фургоны непрерывной чередой подвозили к ним большие горшки с зажигательной смесью и восьмифутовые дротики с промасленной паклей у острия.

На следующий день войска отдыхали. Блейд, отправившись побродить по огромному стану, не смог его обойти: обозы и рангары всадников и пехотинцев стояли на десять миль вдоль берега и еще на столько же в глубь суши. Это было свободное расположение, не мешавшее подвозить провиант и перемещать огромные телеги с частями каких-то сложных конструкций, что непрерывно двигались к реке. Там их сноровисто разгружали саперы, спуская прямо в воду длинные плоты и зачаливая их к многочисленным сваям, вбитым в землю. Вся эта кипучая деятельность велась на участке в две сотни ярдов, между стоянкой альбагов и батареей катапульт, так что Блейд мог наблюдать за Крепкорукими прямо из своей палатки.

Вскоре он догадался, что они готовят секции наплавного моста — нечто вроде переправы, которую некогда соорудил для его войск в Зире покойный Тэн, хиттский мастер. Но люди Тэна, как хорошо помнил странник, трудились много дней, тогда как саперы Канта, по-видимому, были готовы собрать мост за несколько часов. Блейд следил, как они закрепляют цепями по краям помостов огромные металлические бочки, как кладут поверх бревен настил из толстых досок, как покрывают его мокрыми кожами — очевидно, чтобы вражеские лучники не могли поджечь дерево. Каждый плот был шириной в семь ярдов и вдвое больше в длину, так что пятьдесят-шестьдесят таких секций вполне перекрыли бы Радду. Но на берегу их находилось вдвое больше — либо Крепкорукие собирались строить пару мостов, либо один, но двойной ширины.

Ближе к вечеру на реке появились лодки; они спускались по течению с южного фланга армии и тащили за собой плоты с арбалетчиками и легковооруженными пехотинцами. Плоты выглядели словно настоящие пловучие крепости, с высокими бортами, с бойницами и кровлей, устланной мокрыми кожами. Их зачалили около остатков каменных быков, на которых некогда держался разрушенный мост, и Блейд, поразмыслив, понял, что кантийцами без боя захвачена важная позиция. Быки находились выше по течению от наплавной переправы, и саперы, видимо, хотели принайтовить к ним свое сооружение.

За час до захода солнца в стан альбагов прибыл гонец, молодой кантийский офицер. Он проследовал в просторную палатку атара Хэмба, и уже через десять минут в лагере поднялась суета. Впрочем, она так же быстро и закончилась, если не считать монотонного визга напильников и шлифовальных камней: северяне точили топоры. Этот резкий звук, производимый тысячами бойцов, словно ввинчивался в темнеющее небо, давил на уши, бил по вискам.

Еще через полчаса Блейда вызвали к вождю альбагов.

Хэмб сидел на походной койке, перед столом, на котором находились кувшин, две кружки и свиток — вероятно, доставленный посыльным. Кивнув страннику на табурет, он без предисловий сказал:

— Завтра поведешь на тот берег мою первую рангару. Десять тысяч альбагов и четыре тысячи стрелков.

— Надо захватить плацдарм?

Атар кивнул и потянулся к кувшину. Вино багровой струей хлынуло в кружки.

— Разве у рангары нет своего командира? — поинтересовался Блейд.

— Есть. Но вести ее велено тебе, — Хэмб покосился в сторону свитка и поднял кружку. — Выпьем, каснит, за твой шанс и за женщин, которые нас не забывают!

Странник, усмехнувшись, поддержал тост. Итак, возлюбленная Энна Корана, Цветок Ночи, в нужный момент подсаживает его наверх! Вернее, строит лесенку, по которой ему предстоит подняться к чинам и славе! Воистину предусмотрительная и заботливая женщина!

Они опустошили кружки. Вино было терпким и чуть кисловатым.

— Альбаги, как всегда, впереди, даже если их поведет касс, — сказал Хэмб; он выглядел очень довольным.

— Тебя не обижает, что мне доверена честь первого удара? — спросил странник.

— Нет. Во-первых, с приказами Победоносного и Гинны Пала, его правой руки, не спорят. Во-вторых, я тебе обязан… ты научил нас новым фокусам с секирой… — альбаг замолк.

— Есть еще и в-третьих?

— Конечно. Если ты удержишь кусок земли размером с этот стол, то сильно прославишься, клянусь десницей Гирларла! Кто-нибудь из больших людей — очень больших, понимаешь? — захочет взять тебя под свою руку, и я перепродам твой контракт. С большой выгодой, касс!

— Давай выпьем за то, чтобы тебе отсыпали целый мешок золота, -сказал Блейд. — А потом ты пояснишь мне, что надо делать.

Они подняли тосты за достойную цену контракта, за успех завтрашней операции, за топоры альбагов, что визжали сейчас под напильниками, за их крепкие руки и непроницаемые щиты. На том вино кончилось, и атар Хэмб приступил к военным делам.

— С утра, — принялся объяснять он, — Огненосцы, сучьи дети, устроют свиному дерьму на том берегу фейерверк. Клянусь милостью Отца Найлама, там можно будет поджарить зад, не снимая кольчуги! Короче, Огненосцы будут палить, а дуболомы, — Блейд понял, что атар говорит о саперах, — наведут мост. И наши парни пойдут в атаку! Ты должен сбить заслон, очистить берег от падали хотя бы на десятую ниррата и держаться, пока крабы не перейдут через реку. Как они построят «ежа» или выпустят всадников, можешь быть свободен. — Хэмб похлопал странника по плечу. — И постарайся не уложить, ради собственной славы, слишком много моих ребят.

— Постараюсь, — пообещал Блейд. — Но у неванцев есть конница и колесницы, так что я буду спокойнее, если половина рангары возьмет с собой копья.

— К чему? У тебя будет четыре тысячи стрелков, я же сказал.

— Стрелки — стрелками, а копья — копьями. Кстати, пусть стрелки возьмут лопаты. Такие же, как у гасильщиков.

— Смотри, перегрузишь парней!

— Запас спины не ломит, — сказал Блейд, и на том они расстались.

Сигнальный рожок пропел за час до рассвета. Альбагская рангара, восемь полных текад, выстроилась на берегу при свете факелов. За шеренгами секироносцев стояли стрелки, половина — с луками, половина — с арбалетами. Блейд, сопровождаемый Маком в качестве адъютанта, придирчиво проверил, что у всех лучников и арбалетчиков имеется шанцевый инструмент и что четыре текады альбагов прихватили с собой копья. Конечно, их оружие уступало длинным пикам фалангитов, но все же десятидюймовые острия на двухярдовых древках лучшее средство против конной атаки, чем секиры.

Проверив снаряжение, Блейд перестроил свое воинство в колонну по десять человек, поставив впереди четыре текады с топорами, потом стрелков и копьеносцев. Он скользнул взглядом по лучникам и арбалетчикам, не без оснований подозревая, что среди них есть люди Гинны Пала. Интересно, скольким мерзавцам велено всадить в него стрелу при первом же признаке измены? Странник ухмыльнулся и разыскал глазами Мака. Тот был приставлен к стрелкам, и ему, как было договорено вчера перед сном, предстояло выполнить особую задачу.

Небо на востоке посерело и свет факелов начал меркнуть, когда к штурмовому отряду подошел атар Хэмб.

— Смотри! — положив руку на плечо Блейда, он вытянул другую к реке. Ее поверхность, постепенно светлевшую, пересекала темная лента моста, который был доведен уже до середины; дальний его конец, притянутый цепями к каменному быку, удлинялся прямо на глазах. Вероятно, Крепкорукие трудились ночью, почти без света, ибо луна была на ущербе; теперь им оставалось преодолеть последние триста или четыреста ярдов.

Противник тоже заметил угрозу. На восточном берегу тревожно грохнули барабаны, вспыхнули факелы, заметались неясные тени, прихлынув к воде. Яркий ободок солнца всплыл над саванной, первые огненные лучи метнулись вниз, к земле, осветив серо-стальную реку, фигурки кантийских саперов, копошившихся на переправе, вал солдат в темных кольчугах и высоких шлемах, катившийся к берегу, к месту предполагаемой высадки, и боевые машины, высившиеся на помостах, словно скелеты древних динозавров с длинными шеями.

Внезапно на позициях артиллеристов пропел горн, послышалась резкая команда, затем воздух наполнился жужжанием, и полсотни больших глиняных снарядов помчались через реку. Они рухнули в нескольких шагах от воды, куда еще не успели ступить неванские отряды, но уже следующий залп накрыл плотную массу вражеских воинов. Блейд уловил отдаленные крики и треск разбивавшихся горшков, а над спокойными водами Радды уже неслась новая жужжащая стая, чтобы залить землю Невана едкой маслянистой жидкостью.

Катапульты сделали восемь залпов, потом к их грохоту добавился пронзительный свист больших стрелометов. Они метнули дюжину огненных дротиков, и на противоположном берегу мгновенно взметнулось вверх пламя, яростная рыжая стена, в которую снова и снова летели горшки с адским зельем. Теперь даже с расстояния полумили Блейд слышал жуткие вопли горящих заживо людей, часть из них бросилась в реку, попав под обстрел засевших под быками арбалетчиков, остальные подались назад, устрашенные и растерянные.

Кантийские саперы, не обращая внимания на жужжавшие над ними снаряды, продолжали с удивительной скоростью наращивать мост; до восточного берега им оставалось преодолеть не больше сотни ярдов. Хотя Крепкорукие уже находились в зоне досягаемости неванских лучников, по ним никто не стрелял — на берегу бушевало пламя, не позволяя ни подойти к воде, ни разглядеть строителей переправы.

— Пора? — Блейд повернулся к вождю альбагов. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, что наступает наилучший момент для атаки — пока противник не опомнился, не попытался обойти огненный заслон с флангов, не выдвинул туда стрелков, не бросил в наступление по мелководью своих всадников.

— Пора, — кивнул Хэмб. — Эта дрянь, что льется из горшков, горит быстро… пока ты будешь перебираться через реку, там останутся одни угли, — он махнул в сторону вражеского берега.

— Чего же мы тогда ждем?

— Сигнала. Когда…

Долгий протяжный звук боевого горна заглушил его слова. Катапульты прекратили обстрел, и теперь Блейд услышал ровный мерный грохот и лязг. Он обернулся к западу — вплотную к его отряду пристраивался прямоугольник фаланги, а за ней маячили шипастые наплечники и высокие султаны на шлемах катафрактов.

— Ну, теперь пора! — Хэмб подтолкнул странника кулаком в бок. -Вперед, касс, и да будут милостивы к тебе боги!

Блейд взмахнул секирой, и голос его на мгновение заглушил звон оружия и лязг доспехов приближавшейся тяжелой пехоты.

— За мной! Шире шаг! Держать равнение!

Он бросился к мосту, почти физически ощущая катившийся сзади поток воинов, их мощное дыхание словно жгло спину. Подгоняло, торопило вперед. Пятнадцать ярдов… тридцать… пятьдесят… Блейд увидел черные перья, колыхавшиеся на шлемах Стражей Порядка, что двумя плотными шеренгами выстроились вдоль дороги, и в следующую секунду под его башмаками загрохотали доски настила. Потом звук стал мягче, бросив взгляд вниз, он понял, что началось покрытие из толстых кож, прошитых для прочности медной проволокой.

Теперь он бежал по мосту, размеренно и сильно вдыхая и выдыхая воздух. Он чувствовал, как ходят под ногами секции настила — их колебания становились все меньше и меньше по мере того, как масса воинов заполняла мост, под их тяжестью начали оседать гигантской толщины бревна, натягивая цепи, перекладывая часть веса на бочки. Сзади доносился топот тысяч подкованных железом подошв и скрип щитов, трущихся о кольчуги, впереди, на восточном берегу, все еще ярилось пламя, но языки его были теперь пониже, до пояса. Огонь быстро догорал, оставляя огромную черную проплешину, что шла от самой воды на двести или триста ярдов в степь.

Вдох-выдох, вдох-выдох… Блейд отсчитывал по ним время. Внезапно он заметил огромные бронзовые скобы, целиком охватывавшие мост снизу, их поддерживали целые гроздья бочек. Вправо от скоб тянулись чудовищной толщины цепи, они уходили прямо в воду, потом выныривали опять, охватывая полуразрушенные каменные быки старого моста.

Середина пути, понял странник, прикидывая, что прошло минут пять, еще столько же времени, и его штурмовики выберутся на противоположный берег. Он оглянулся: мост заполняла колонна альбагов и пристроившихся им в хвост арбалетчиков. Большие бочки по обеим сторонам еще не осели и до половины, от настила до поверхности воды оставалось не менее двух футов.

Конечно, ни катафракты, ни кантийские фалангиты не могли бы совершить такого стремительного броска по наплавной переправе. Не говоря уже о прочности моста, бег в полном вооружении являлся нелегким делом даже для альбагов, хотя их кольчуги, шлемы, щиты и секиры весили в совокупности фунтов тридцать — тридцать пять. Легкая пехота, пожалуй, перебралась бы на вражеский берег побыстрее, но толку от нее не приходилось ожидать: неванцы смяли бы эти части одним ударом и добрались до переправы.

Сквозь пот, щипавший веки, Блейд разглядел копошившихся в дальнем конце моста саперов. Там было сотни три Крепкоруких в одеяниях из кожи и в высоких сапогах, одни закрепляли очередную секцию, другие проталкивали вперед все новые и новые плоты, а человек двадцать уже суетились на берегу, вкапывая столбы и обматывая их цепями. Им нужно было установить еще две-три секции, но рангара альбагов вполне могла форсировать оставшиеся сорок ярдов водной преграды.

Посреди моста стоял офицер Крепкоруких, внимательно следивший за быстро приближавшейся колонной. Странник видел, как он повернулся к своим солдатам, резко взмахнул рукой, и саперы начали торопливо перебираться на качавшиеся рядом помосты, освобождая дорогу. Они успели-таки закрепить еще одну секцию, и до берегового откоса, еще недавно травянистого, а теперь опаленного огнем, оставалось не более шестидесяти футов.

Грохотали тяжелые башмаки, звенело оружие, дыхание тысяч людей громом отдавалось в ушах. Мост принял полную нагрузку, и бочки осели до самого верха; речные волны плескались в дюйме от ног бегущих, перехлестывая через помост. Блейд перепрыгнул на последнюю секцию. Ее не успели выстлать досками, лишь бросили на бревна толстые кожи в несколько слоев, пружинившие под ногами.

Он миновал этот участок и очутился по пояс в теплой воде. Тут, у берега, течение совсем не ощущалось и дно было твердым, песчаным. Сбавив темп, стараясь восстановить дыхание, странник побрел к покрытой пеплом суше. Кое-где огонь еще тлел, дымное облако закрывало горизонт, и вместо свежих ароматов зелени над Раддой витал отвратительный запах горящей плоти. За спиной Блейда всплеск следовал за всплеском — его бойцы прыгали в реку и сразу расходились широким веером, освобождая путь набегавшим сзади шеренгам.

Небольшой участок, где Крепкорукие вкапывали столбы, был очищен от обгорелых останков и полит водой, но дальше почва казалась горячей. Блейд окинул взглядом бесформенные почерневшие тела неванцев, попавших под обстрел, и отвернулся. Некоторые из них еще шевелились, но стонать уже не могли.

— Сюда! — он показал, где строиться первой текаде, и воины ринулись прямо в дымную тучу, кашляя, проклиная всех богов, а заодно — и Огненосцев, устроивший этот ад. На берег начала высаживаться вторая текада, и ее командир, высокий альбаг с сизым шрамом во всю щеку, повел своих людей правее, пристраиваясь к флангу первого отряда. Башмаки солдат затаптывали последние язычки пламени, крушили панцири, кости и сожженную плоть несчастных неванцев. Текада прошла, и теперь никакого шевеления на берегу не наблюдалось — только бесформенные холмики пепла, перемешанного с закопченным оружием и обломками доспехов.

Еще две с половиной тысячи бойцов преодолели неширокую полосу воды и скрылись в дыму, проходя мимо Блейда, альбаги салютовали, высоко вздымая секиры.

Макрон Сирб вылез на сушу вместе с первыми стрелками и тут же ринулся к командиру; глаза кантийца блестели, грудь, после утомительного забега, вздымалась под серебристой кольчугой.

— Построй своих полумесяцем длиной в ниррат, — распорядился странник, — отступи на четверть ниррата от берега и начинай окапываться. Земля тут мягкая, — он ковырнул почву, покрытую сгоревшей травой, — гак что дело пойдет быстро. Траншеи должны быть шириной и глубиной в рост человека, вал за ними — по пояс. Когда закончишь, пошли на фланги по тысяче стрелков, остальных рассредоточь вдоль вала. Пусть становятся попросторнее, чтобы осталось место для альбагов.

— Все сделаю, мой господин! — Мак тоже отсалютовал секирой и ринулся к стрелкам, громким криком сзывая их командиров.

Блейд повернулся и быстрым шагом стал нагонять ушедших вперед секироносцев. Четыре первые текады должны были развернуться строем в тысячу человек по фронту и пять в глубину, чтобы захватить как можно больше пространства, остальным альбагским подразделениям предстояло сформировать клин и приготовиться к отражению контратаки. Часть копий им было велено оставить рядом со стрелками, у линии намеченных траншей.

Пробираясь среди груд дымящейся плоти и закопченного железа, странник прикинул, что артиллеристы спалили своим огненным зельем не так уж много народу — на берегу лежало с полтысячи трупов и еще столько же плыло по течению или покачивалось на мелководье. Цели своей они, впрочем, достигли, отбросив неванцев от моста и прикрыв стремительную высадку десанта. С того мгновения, когда неванская пехота вырвалась из огненных объятий, прошло не больше получаса, и вряд ли обожженные бойцы успели сформировать оборонительный строй или переместиться в тыл, под защиту свежих и боеспособных отрядов. В подобных делах многое решала скорость, и Блейд почти не сомневался, что противник не ожидает его стремительной атаки.

Он нагнал заднюю шеренгу альбагов, потом обогнал ее, вклинившись между второй и третьей текадами. Их командиры, Лэрд с сизым шрамом и широкоплечий Хрот, поджидали его, как и было условлено, на флангах своих подразделений -вместе с трубачами, посыльными и десятком солдат покрепче, которым предстояло играть роль телохранителей. Блейд велел сомкнуть ряды, выровнять строй и повел свою маленькую армию вперед. Дымная завеса, в которой продвигались шеренги воинов, постепенно редела, но воздух не становился чище: в нем по-прежнему витали тошнотворные запахи горелого.

Впереди замаячила какая-то темная масса, раздались испуганные крики, и странник ускорил шаг. Дым рассеялся, и теперь он увидел то, что и ожидал: не боевые порядки, готовые к отражению атаки, а орду деморализованных и стенающих людей, что отгораживала альбагов от прочей вражеской армии. Его воины, должно быть, показались этим несчастным демонами, возникшим прямо из мрачного царства Кораны, повелительницы смерти.

Альбаги с оглушительным боевым кличем врезались в толпу и заработали топорами. Блейд не поднимал оружия, следуя за плотным клином телохранителей, прокладывавших ему дорогу. Только сейчас он смог разглядеть неванцев -коренастых, крепких, иссиня-смуглых, с пышными ассирийскими бородами, падавшими крутыми кольцами на бронзовые нагрудники; обгорелые трупы, виденные на берегу, мало походили на людей.

Впрочем, и этим воинам, вооруженным тяжелыми изогнутыми мечами, предстояло превратиться в трупы. Альбаги надвигались стеной, сверкали секиры, неванские клинки бессильно отскакивали от прочных щитов, хрустели кости, скрежетали доспехи. По мере того, как первые ряды обожженных и израненных падали на землю, под ноги атакующим, сопротивление крепло; однако у противника не оставалось времени сформировать оборонительный строй. То была не битва, а бойня; и вся многотысячная масса неванской пехоты, зажатая меж своими войсками и наступающим отрядом, казалась обреченной на уничтожение.

Блейд, шагая в середине первой шеренги с топором на плече, поглядывал на фланги. Пока никаких признаков обхода он не замечал; трубачи первой и четвертой текад тоже не подавали тревожного сигнала. Вероятно, неванские полководцы были ошеломлены и еще не разобрались, что же возникло перед ними: сравнительно небольшой отряд или вся кантийская армия, чудом перебравшаяся на правый берег. Странник не сомневался, что вскоре шок пройдет, и тогда начнется сокрушительная контратака всеми силами и средствами; либо он удержит плацдарм, либо неванцы сбросят его солдат в реку, и тогда их накроют снаряды Огненосцев, которые попытаются защитить мост. Иных альтернатив не было.

Он кивнул шагавшим рядом трубачам. Те одинаковым движением поднесли к губам бронзовые горны, и резкие протяжные ноты, похожие на вскрик чайки, перекрыли стоны, вопли и лязг металла. К большому облегчению Блейда, сзади откликнулись; это означало, что пять тысяч резерва спешат на помощь.

Альбаги дорубили толпу смуглых чернобородых неванцев, очистив поле. Перед ними, в двух сотнях шагов, протянулись свежие шеренги копьеносцев и мечников, строй которых по фронту был раза в три длиннее альбагского; на правом и левом флангах гарцевали всадники, а в центре, сразу за пехотинцами, сверкали бронзовыми бортами колесницы. Блейд велел отступать.

Его солдаты — даром что варвары — отличались превосходной дисциплиной, и приказ был выполнен без проволочек. Развернувшись и повесив щиты за спины, альбаги зашагали назад — но не слишком торопливо, чтобы не провоцировать скорую атаку. Перед ними стояли не городские стены, за которыми ждала добыча, а вражеские войска, в десять раз превосходившие их числом; проявлять рвение было ни к чему.

Неванцы двинулись вперед, ускоряя шаг, потом побежали. Неплохие воины, решил Блейд, оглянувшись назад и прикидывая расстояние до нападавших, шеренги их оставались ровными, линия копий мерно колыхалась в такт бегу. Всадники и колесницы пока держались позади, а за ними можно было различить новые массы пехоты, застывшие широким полумесяцем на опушках окрестных рощ. Мощная армия! Вполне способная отразить набеги ситалла и воинственных бхиотских князей! Но перед имперским войском она значила не больше, чем пыль на дороге.

Пора, пожалуй… Он рявкнул приказ, заунывно провыли трубы — раз, другой, третий — и альбаги остановились, перебрасывая щиты на плечо, поигрывая секирами. Затем строй их раздался, две текады повернули влево, две — вправо, прикрывая фланги, сзади же начал нарастать шум, топот и звон оружия. Резервные тысячи, сбившись плотным ромбом, шли в атаку, и острие клина пришлось в точности туда, где находился Блейд со своими телохранителями.

Волна свежих бойцов подхватила его, понесла, обдавая запахами пота, кожи и металла; отбив направленное в грудь копье, странник врубился в первую шеренгу неванцев, прокладывая дорогу топором. Это была привычная работа: мелькали чернобородые лица, блестящие панцири окрашивались кровью, падали под ноги пышные султаны из конских хвостов, лязгали о щит кривые тяжелые мечи, наплывали и исчезали яростные глаза, рты, распяленные криком или стоном. Масса альбагских воинов мощно подпирала сзади, выдавливая Блейда, словно раскаленный камень, вздымаемый потоком лавы в жерле вулкана, и он рубил и колол, пуская в ход то лезвие секиры, залитое алым, то верхнее или нижнее острие. Он рубил и колол, колол и рубил, но тяжкий ратный труд на этот раз не бросался в голову пьянящим огненным напитком, не стучал в виски яростными ударами пульса. Он бил топором размеренно и спокойно, будто кузнец по наковальне, он работал — но и только.

Альбагский клин разрезал и остановил наступающее воинство, отряды на флангах тоже успешно оборонялись, не подпуская неванцев к берегу реки, к мосту, по которому уже наверняка текли, струились на правый берег потоки закованных в железо воинов и лошадей в кольчужных сетках. Давление вражеской пехоты постепенно слабело, и в какой-то момент странник понял, что готовится конная атака, значит, пора отходить. Это решение вспыхнуло мгновенно, словно бы он воспарил над полем битвы, оглядывая и оценивая все: расстояния до траншей и вражеских колесниц, диспозицию трех своих оборонявшихся отрядов, редеющие шеренги пеших неванцев, освобождавших дорогу колесничим.

Блейд повел секирой, и телохранители ринулись вперед, прикрывая командира от мечей и копий. Один трубач был еще жив, второй, вероятно, остался где-то позади, втоптанный в кровавую грязь. Блейд поймал его за плечо и проревел.

— Отход! Труби отход! Живее!

На этот раз сигналы были резкими, короткими, точно рык уползающего в тростники раненного тигра: четыре отрывистых ноты, потом — еще четыре. Трубачи сражавшихся на флангах текад повторили их, и альбаги подались к берегу. Противник их не преследовал. Неванцам нужно было время — пять минут или десять, — чтобы повторить недавний маневр Блейда: расступиться и выпустить на упорных пришельцев колесницы с вращающимися лезвиями.

Альбаги бежали, отдавая завоеванное пространство. У них тоже было пять или десять минут — столько, сколько подарит им враг, затем сотни колесниц ринутся в погоню, тысячи сверкающих клинков врежутся в человеческие тела, ливень стрел и дротиков обрушится с небес подобно гневу Гирларла. Такую атаку не сдержать, секира хороша против пешего бойца, но с конным войском лучше сражаться копьем и мечом.

Они успели. Траншеи, отрытые стрелками Мака, были как раз такими, как надо: два ярда ширины, глубиной в рост человека, с небольшим, но крутоватым валом за ними. Невеликое препятствие для человека, но почти непреодолимое для колесниц. Пока альбаги разбирали копья, выстраивались за валом вперемешку с лучниками, Блейд осмотрел берег. Мост был уже закончен, и по нему торопливо двигались первые сакры фалангитов, их длинные пики покачивались над глухими шлемами, словно стебли тростника, чуть колеблемого ветром. Крепкорукие тянули вторую нитку переправы, еще один наплавной мост рядом с первым. Теперь они работали и на западном берегу, и на восточном; оба отряда шли навстречу друг другу, и еще несколько сотен человек перегоняли через реку плоты, груженые бочками, досками для настила, кипами кож и цепями. Вся степь за Раддой была покрыта темными прямоугольниками воинских станов, простиравшихся на мили и мили вдоль побережья и в глубь суши. Везде курились дымки, стояли палатки, фургоны и боевые машины; имперская армия походила на великана, отдыхавшего за рекой, который протянул через водный поток одну неимоверно длинную руку, чтобы прихлопнуть мышь.

— Мой господин?

Блейд оглянулся. Как положено, Мак стоял перед ним навытяжку и ел глазами. Он оказался отличным офицером, и было совершенно непонятно, за что его разжаловали из сакоров и лишили чести и имени.

— Лучники на флангах?

— По тысяче слева и справа, как ты приказал.

— Хорошо. Пошли туда же по текаде альбагов с копьями, пусть будут готовы к отражению конной атаки. Мне нужен еще один трубач и пара посыльных.

— Будет исполнено.

— Иди, Мак, и постарайся не угодить под стрелу. Нам недолго осталось.

Грохот и звон надвигавшегося вала колесниц заставили его повернуться. Командиры стрелков уже выкрикивали приказы; альбаги, присев за бруствером и прикрываясь щитами, упирали в землю древки копий; те, у кого имелись только секиры, стояли за спинами товарищей, образуя второй рубеж обороны. Блейд смотрел на все это словно бы издалека. Ему не хотелось сражаться; едва ли не впервые он чувствовал радость от того, что ему уготована роль полководца, которому не надо размахивать мечом или топором. Как военачальник он сделал все, что мог: еще вчера предугадал возможность конной атаки, подготовил своих людей и даже ухитрился за час выстроить маленькое фортификационное сооружение. Без этого рва и жалкого бруствера все его воинство было бы сейчас растоптано!

Внезапно воздух наполнился гуденьем стрел, и окружавшие его альбаги подняли щиты, прикрывая командира. Имперские лучники тоже дали залп. Они не были кантийцами; эти сухопарые светловолосые люди принадлежали к одному из десятков племен, покоренных Великим Кантом, совершенно неведомому Ричарду Блейду. Но стрелками они оказались отменными, и не их вина, что большинство стрел не смогло пробить защищавших коней и колесничих доспехов.

Повозки с огромными колесами и вращающимися лезвиями стремительно приближались, на флангах разворачивалась конница. Высокие борта колесниц приходились воинам по грудь; каждую тащила четверка крупных скакунов в кожаных попонах, густо усеянных бронзовыми бляхами, остриями и крючками наподобие звериных когтей. В экипаже — три человека, возничий и двое с луками. Настоящая крепость на колесах, решил Блейд, оценив мощную стать лошадей и толщину обитых металлом бортов, по которым беспомощно чиркали стрелы.

Завороженный видом этого сверкающего и грохочущего вала, он на миг забыл о том, что сейчас произойдет. Безусловно, эти повозки сумели бы преодолеть насыпь трехфутовой вышины, которая защищала его бойцов, но траншея и бруствер — это уже совсем другое дело! Он увидел, как кони, перед которыми внезапно разверзлась яма, рванули вперед, перемахнув через преграду, но рухнувшие вниз тяжелые колесницы тут же осадили их. В следующий миг заработали копья и секиры альбагов, воздух наполнился испуганным ржанием, диким визгом жеребцов, людскими криками и звоном оружия. Второй ряд атакующих колесниц ударил в первый, потом в них врезался третий, и перед его позициями образовалась баррикада из рухнувших на бок и перевернутых повозок, умирающих коней, судорожно молотивших копытами, и человеческих тел. Светловолосые лучники в упор расстреливали неванских колесничих, альбаги занимались лошадьми — их копья и секиры не позволяли дотянуться до вражеских воинов.

Блейд повернулся к сигнальщикам.

— Трубить атаку! Вы двое — на фланги! — он подтолкнул стоявших рядом посыльных. — Быстро, туда и обратно! Доложите мне, как там дела.

Два молодых воина умчались. Протяжные звуки труб поплыли над берегом, им ответили хриплые крики текадов и младших офицеров, повторявших команду. Странник увидел, как рослый альбаг — кажется, это был Лэрд — вращает, над головой боевым топором; в следующее мгновение секироносцы хлынули через бруствер, добивая экипажи колесниц. За ними торопились стрелки; их луки и колчаны висели за плечами, а длинные кинжалы мерно вздымались и опускались.

Все было кончено. Большая часть колесниц успела затормозить, но атака захлебнулась, драгоценные минуты были потеряны. Услышав звуки труб и рогов, Блейд взглянул на берег и мост. По переправе сплошным потоком двигались войска, а первые текады фалангитов уже обходили слева и справа его баррикаду. Они шли колонной, прикрывшись огромными щитами, выставив вперед длинные пики, и эти несокрушимые железные ежи напирали на неванцев, на их всадников и пехоту, с равнодушием асфальтных катков. Крепкоруким оставалось установить еще несколько секций второй переправы, и на левом берегу около нее уже стояли в ожидании тысячи катафрактов. Огненосцы снова начали палить, выжигая берег в полумиле вверх по течению, и к новому плацдарму уже потянулись баркасы и плоты с воинами в сверкающих кольчугах. Кажется, то были альбаги.

***

Ближе к вечеру Ричард Блейд и атар Хэмб стояли на краю своего нового лагеря, обозревая заваленную трупами людей и лошадей саванну. По полю закончившейся битвы бродили отряды гасильщиков, и то и дело протяжные стоны раненных неванцев обрывал глухой удар молотка. Трупы имперских воинов были уже вынесены; не меньше тысячи мертвых альбагов лежали ровными рядами у глубокого рва к югу от стана. Хэмб иногда косился в ту сторону, но в общем был доволен, ибо в текадах Блейда потери составили всего десять процентов. Вполне приемлемо для наступательного боя.

— Отлично ты придумал с этими ямами, — вождь альбагов махнул в сторону моста. — Без них я потерял бы треть своего войска.

— А если бы не придумал? — странник тоже повернулся туда, где высокие груды колесниц и мертвых тел указывали место утреннего побоища. — Если бы нас оттеснили к воде?

Хэмб пожал широкими плечами, достал флягу и, сделав добрый глоток, протянул ее Блейду.

— Тогда бы вас сожгли Огненосцы. Тебя, мои текады и этих бородатых свиней с их телегами. Для Гинны Пала жизнь десятка тысяч не стоит ничего -по сравнению с мостом.

— Сегодня он командовал?

— Да, он. И если бы ты погиб, на второй раз послали бы меня и еще одну рангару альбагов.

— И тебя это не волнует?

Блейд отхлебнул вина и протянул флягу атару.

— А почему это должно меня волновать? Альбагов всегда посылают вперед… Жаль, конечно, погибших: больше воинов, больше добычи. Но в наших северных горах есть еще немало молодцов, не разучившихся держать секиру. -Хэмб глубоко вздохнул, обвел взглядом бескрайнюю саванну и заметил: — Какие места! Ни льдов, ни скал, ни холода… И впереди — десятки богатых городов!

Ноздри его хищно раздувались, и Блейд, невольно дернув щекой, отвернулся.

— Эй, погляди-ка! — он хлопнул агара по плечу, заметив, что по заваленному трупами полю пробирается десяток всадников. Похоже, они ехали к стану альбагов, и уже можно было различить черные перья, развевавшиеся над блестящими шлемами, и серебристые острия пик. Впереди, на крупном караковом жеребце, восседал тощий старик в сером.

— Так! — пробормотал Хэмб. — Наш грозный Гинна Пал… Сейчас или окажет милость, или стопчет с дерьмом.

— С дерьмом-то за что? — поинтересовался Блейд.

— Он найдет…

Несомненно мудрое заключение, решил странник; всякий генерал обладает врожденным свойством мешать с дерьмом своих подчиненных. Без этого просто не становятся генералами! И в общем-то правильно: армия — не приют для благородных девиц.

Гинна Пал подъехал, и они с Хэмбом, вытянувшись во фрунт, вскинули руки в воинском салюте.

Старик свесился с седла, скользнул взглядом по альбагу и задержал глаза на Блейде.

— Хорошая работа! — заметил он вместо приветствия, махнув рукой на груды трупов. — Теперь я вижу, касс, что ты умеешь не только кулаками махать. И где ты такому научился? В либоннских легионах, я полагаю? — Тон его был слегка насмешливым.

— Я получил приказ, и я его выполнил! — На лице Блейда не дрогнул ни единый мускул. В конце концов, он являлся полковником армии Ее Величества и отлично усвоил, как надо держаться с генералами, тем более — с фельдмаршалами. Взгляд его стал совершенно оловянным.

— Слишком хорошо выполнил, — старый спарпет усмехнулся. — Слишком хорошо для бывшего учителя фехтования! Ты уложил чуть ли не половину их войска, касс!

— Удача, мой господин!

— Удача? Сильно сомневаюсь. Ты умеешь предвидеть, считать и рассчитывать, что совершенно не свойственно варварам. Даже кассам!

С этими словами Гинна Пал пришпорил жеребца и неторопливо двинулся к реке. Охрана ехала за ним в плотном строю.

Атар Хэмб перевел дух и потянулся за флягой.

— Беда с этими большими начальниками, — сообщил он куда-то в пространство. — Не всегда и догадаешься, то ли он тебя облаял, то ли похвалил.

— Он намекнул, — Блейд, обладавший гораздо более быстрым разумом, чем вождь альбагов, скривился. — Намекнул, что я умен не по чину.

— Это хорошо или плохо?

— Трудно сказать… Тут существуют два решения: или повысить в звании, или укоротить ум, — Блейд выразительно чиркнул себя по горлу. — Ну, поживем — увидим.

— Если поживем, — философски заметил Хэмб. — Тебе бы, приятель… -начал он, но странник прервал его, положив руку на локоть агара.

— Мастер Дик, а мастер Дик… — к ним приближался Джеф — невеселый, с опущенными глазами; казалось, даже две леди, вытатуированные на его бицепсах, поникли головами. Видно, рыжему финареоту не хотелось глядеть ни на трупы альбагов, ни на заваленное телами неванцев поле, ни на спорую работу гасильщиков. Сегодняшним утром Блейд его с собой не взял, в конце концов, Джеф нанимался к нему, а не к крабам, и кровавые воинские труды на благо империи не входили в его обязанности.

— Мастер Дик, палатка расставлена, вода готова. И я раздобыл кое-что поесть…

— Хорошо, Джеф. Умыться и поужинать будет очень кстати.

— Еще тебе принесли письмо, — он протягивал свиток из плотной бумаги, с которого на золотистой ленточке свисала печать. Хэмб быстро перехватил его, поднес к носу и сильно втянул воздух.

— Ого! Клянусь Небом! Пахнет, как грудь женщины после ночных ласк! -Он перебросил свиток страннику, и тот ловко поймал ароматный рулончик. -Вот тебе и воздаяние за труды! Значит, повысить, а не укоротить! — Атар расхохотался, а потом поднял флягу в пародийном воинском салюте. — Вперед, мой касс! Когда станешь любимым спарпетом Победоносного, не забудь старину Хэмба!

— Не забуду, — пробормотал Блейд и сломал печать на письме.

Глава 8

Спустя месяц Ричард Блейд, контарран империи и спарпет нового воинского корпуса, объединявшего варварские и союзные дружины, сидел на террасе уютной виллы, выходившей к самому морю, Сир-да, которое в этот вечерний час казалось зеркалом из расплавленного серебра. Он выбрал для своей ставки эту усадьбу, реквизированную у какого-то бхиотского князя, по двум причинам: во-первых, дом стоял в приятном уединении, милях в шести от Харса, крупнейшего из портов на западном берегу Моря Восхода; во-вторых, место это напоминало страннику Сайл Ор, Гнездо Сокола, приют любви, в котором он провел столько незабываемых часов с Энной Кораной.

Путь от Моря Заката до Моря Восхода занял почти семь недель, и за это время многое переменилось для Ричарда Блейда. Прежде всего, прозвище! Вначале он был Ичем Блодамом, недоумком, наемником, грязным гасильщиком, последним из последних. К счастью, недолго! В рангарах альбагов к нему вернулось прежнее имя, а после ряда успешных операций Великий и Непобедимый соизволил даровать ему титул, род и почетное звание — Ричаос Блейтул Брит, Доблестный. Это очень обрадовало Энну — Энну Корану Линн, любимую фрейлину Светлейшей императрицы, — ибо теперь Блейд стал равен ей, что создавало предпосылки для заключения счастливого брака.

Звезда Блейда всходила стремительно и неудержимо — разумеется, не без стараний его возлюбленной. Возможно, Энна и шпионила за ним, но в то же время она тщательно следила, чтобы подвиги его не забывались и чтобы после каждого нового славного деяния он получал справедливую награду. Награды следовали неизменно, и это уже начинало смущать странника; он знал, что сильные мира сего вовсе не склонны проявлять справедливость к достойным. Может быть, на сей раз он попал в число недостойных? Или его магические таланты — предположительно, почти никому не ведомые — внушили императору, или светлейшей императрице, или грозному Гинне Палу должное почтение? Или же рекомендации прелестной Энны достаточно весомы, чтобы рядовой воин за месяц превратился в полководца? Блейд испытывал большие сомнения на этот счет, но пока еще не доискался до истины. Правда, ему и самому пришлось немало потрудиться ради славы и воинской карьеры!

После генерального сражения на восточном берегу Радды армия Победоносного двинулась к Аласку, неванской столице; в то же время второе войско, под командой Калатты Хара, почти без сопротивления оккупировало северные провинции страны. Аласк был большим городом, неплохо укрепленным и стоявшим на холмах посреди плодородной равнины Блейду — уже в качестве имперского рангара — выпала честь вести на приступ южных ворот пятнадцать тысяч альбагов, пока атар Хэмб штурмовал северные. Пробиться в город оказалось довольно легко, так как ворота, надвратные башни и сорок ярдов стен были разбиты из катапульт и сокрушены таранами. Альбаги перебрались через каменные руины и при содействии легковооруженной пехоты, стрелков и всадников ситалла устроили в городе резню, за которой последовал грабеж.

Взятие Аласка ознаменовалось для Блейда двумя событиями: его контракт был выкуплен у атара Хэмба имперским казначеем, а сам он удостоился первой аудиенции у Великого и Непобедимого. Император, которого странник до той поры видел лишь издалека, оказался человеком за сорок, темноволосым и носатым, с типичной для кантийцев квадратной физиономией и пронзительным взглядом черных глаз. В чертах монарха Блейд не уловил явственных признаков полководческого гения, но вид его вполне соответствовал и месту, и времени, и занимаемой должности. Впрочем, несмотря на представительную внешность, чувствовалась в нем какая-то слабина; во время приема взгляд его слишком часто обращался то направо, к Светлейшей императрице, то налево, к Синтаде Гинне Палу, первому из его советников и полководцев. Блейд все еще не представлял себе, как реально делится власть между этими великими людьми; он только отметил, что Светлейшая Тения Фралла Куз исключительно красива и лет на десять моложе своего царственного супруга, а Синтада Гинна Пал как всегда немногословен, суров и грозен. Блейду даже показалось, что в тот раз спарпет чем-то неуловимым напоминал Дж. — вероятно потому, что лицо его временами принимало настороженноподозрительное выражение, свойственное полицейским чинам и всем, кто имеет отношение к секретной службе.

Прием носил чисто формальный характер, и странник был на нем не один -там присутствовало еще с полсотни высших офицеров, удостоившихся императорской милости. Однако он заметил огоньки интереса, вспыхивавшие в прекрасных очах императрицы и в глазах старого коршуна Гинны Пала; вероятно, ему предстояло еще не раз встретиться и с той, и с другим в менее официальной обстановке.

В завершение приема были розданы награды. Блейду достался свиток — на этот раз пергаментный и с увесистыми печатями, — коим удостоверялись его вечные права на имение Сайл Ор и прилегающие к нему земли на расстоянии десяти нирратов. Усмотрев в этом щедром даре заботливую ручку Энны Кораны, странник был особенно нежен со своей возлюбленной в эту ночь. Они уснули после долгих и страстных объятий, и сон женщины казался спокойным и безмятежным; Блейд же метался по широкой постели, ибо ему мнились жуткие картины разграбляемого Аласка, груды мертвых воинов с ассирийскими бородами, окровавленных, в изрубленных доспехах, стройные черноволосые девушки, которых его альбаги вытаскивали из домов, толпы бегущих людей, преследуемых легкоконными ситалла. Всю ночь он ворочался и скрипел зубами, что, в общем-то, было ему совсем не свойственно.

После захвата столицы армия разделилась. Около десяти рангар полного состава были направлены на юг, юго-восток и в центральные области для окончательного покорения страны и карательных операций, а две мощные группировки двинулись к хребту Риг Найл, к Крепости Небес, с целью захвата горных проходов. Блейд командовал одной из этих частей, имея в своем подчинении рангару альбагов, пять текад тяжелой кантийской пехоты, четыре текады катафрактов, легкую пехоту, стрелков и конников ситалла — всего тридцать пять тысяч человек. Его отряду были приданы также саперы и артиллеристы с десятком катапульт.

Риг Найл, к которому продвигалось его войско, являлся уникальным природным образованием. Его центральная часть, протянувшаяся по меридиану, загораживала Неван от Сир-да, Моря Восхода; на юге же и севере хребет образовывал по две огромные горные гряды широтного направления. Северовосточная шла вдоль морского побережья до самого Силангута, северозападная разделяла неванские земли и степи ситалла. Южные гряды были почти симметричны северным; одна из них, протянувшаяся до самой Кассны, защищала Финареот, Неван и страны Либонны от горячих, насыщенных влагой ветров, что дули с просторов Пагар-да, Моря Зноя; другая упиралась в Грисский пролив.

Впрочем, в такой замысловатой и ветвистой форме Риг Найла не было ничего необычного, и уникальность хребта заключалась совсем в другом: его центральная часть выглядела абсолютно неприступной. Обледеневшие горные склоны вздымались на высоту пятнадцати-двадцати тысяч футов и шли сплошной стеной — если не считать нескольких ущелий, промытых в скалах бурными реками. Эти узкие долины представляли собой единственные пути, которыми можно было попасть из Невана к благодатному побережью Сир-да, и каждую из них контролировал какой-нибудь бхиотский князь, взимавший обильные подати с торговых караванов.

Наиболее широкий и удобный из этих каньонов вел прямо к Харсу, самому богатому и обширному из торговых бхиотских городов на берегах Моря Восхода, и Блейду предстояло очистить ущелье от горцев, захватить или разрушить их цитадели, поставить сильные гарнизоны на протяжении пятидесяти миль пути и ждать подхода главных сил. Он справился с этой задачей, хотя крепости местных владетелей (которых насчитывалось не то пять, не то шесть) высились на крутых горных склонах и Огненосцам с саперами надо было разбирать и снова собирать боевые машины — иначе их не удавалось подтащить на расстояние выстрела.

Но когда катапульты оказывались хотя бы в полумиле от стен, результаты осады были предрешены. Все развивалось по хорошо отработанному сценарию: летели горшки, горючая жидкость заливала камень и дерево, пламя вздымалось стеной, защитники пытались бороться с пожаром, а тем временем чугунные ядра разбивали ворота. Затем альбаги лезли на стены и в проломы, лучники не давали горским стрелкам поднять головы, ситалла патрулировали окрестности и отлавливали бегущих, кантийские же текады стояли в молчаливом спокойствии -на всякий случай. Только один раз им пришлось принять участие в сражении, когда три тысячи озверевших полуголых горцев попытались пробиться на выручку гибнущей цитадели своего господина. Тогда катафракты перегородили ущелье от края до края, отбросили эту орду на клинки меченосцев и перемололи в кровавую кашу в течение двадцати минут.

Вслед за передовыми частями Блейда и второй войсковой группировкой, действовавшей южнее, кантийская армия вышла на берег Сир-да и разлилась по богатым городам и пышным нивам. Вначале местные феодалы и простой люд приветствовали ее и покорялись имперской власти с полной охотой и искренним желанием. Хотя жители гор и побережья принадлежали к одному народу, отношения между ними были похожи на вечные распри шотландцев, хайлэндеров и лоулэндеров: прибрежные бхиоты работали и торговали, а воинственные горные князья со своими дружинами пользовались результатами их трудов, взимая налоги за проезд, за «защиту» и покровительство и даже за пресную воду, что струилась с гор. Теперь этот узаконенный грабеж прекратился, поскольку горцы, абсолютно бесполезные для империи, были вырезаны начисто, и местные лоулендеры возликовали.

Впрочем, через пару дней их восторги поутихли — когда Великий и Победоносный конфисковал все торговые и боевые корабли бхиотов вместе с корабелами и велел согнать на верфи всех плотников и кузнецов. Этим мастерам предстояло трудиться рядом с финареотскими мореходами, пришедшими с берегов Шер-да, над строительством огромных галер для транспортировки войск в Конту Силангут.

Союзные и вспомогательные отряды снова намечались в застрельщики этой грандиозной десантной операции, и тут, вероятно, нежные уста Цветка Ночи шепнули пару фраз в изящное ушко императрицы, после чего и у Великого и Победоносного возник гениальный план: создать восьмидесятитысячный ударный корпус из варваров под командой нового спарпета. План и личность предполагаемого военачальника поступили на рассмотрение Гинне Палу и были обсуждены и согласованы с Калаттой Харом и Мантулом Скримом письменно, через соколиную почту. Насчет отзывов полководцев не смогла разведать даже Энна Корана, но мнение Светлейшей имело, очевидно, неоспоримый приоритет, так что Ричард Блейд — Ричаос Блейтул Брит Доблестный — получил командование над армией первого удара. Разумеется, кроме альбагов, финареотов, ситалла, кланибойнов, хастов, угхов, либоннцев и прочего пушечного мяса, к его войску было прикомандировано некоторое число Крепкоруких, Огненосцев, кантийских пехотинцев и катафрактов.

Итак, он мог быть вполне доволен своими успехами, но не испытывал абсолютно никакой гордости; скорее даже — настороженность. За десять лет странствий в мирах Измерения Икс Ричард Блейд принимал участие в десятках больших и малых войн, в пиратских рейдах, в штурмах и обороне крепостей, в морских и сухопутных походах. Но впервые ему пришлось обнажить оружие в столь неправедной, жестокой и откровенно грабительской войне, как эта; впервые он был на стороне сильных против слабых; впервые он не карал, не защищал, а завоевывал. К тому же за ним постоянно следили.

И сердце его не ведало покоя.

***

— Охлажденное вино, мастер Дик.

Перед ним стоял Джеф — в шикарной голубой тунике, при сабле на перевязи и с увесистым кошельком на поясе. Да, кошель у него стал куда толще — по сравнению с тем днем, когда он завернул со своим хозяином в скромную деревенскую харчевню! И водились в нем теперь не жалкие медяки с дельфином, а серебряные быки и даже пара золотых солнц! И сам Джеф выглядел куда представительней, чем раньше. Доверенный слуга, казначей, хозяйское ухо и глаз… Физиономия у него, однако, была скучной. Блейд покосился на рыжего финареота и кивнул на табурет.

— Присядь-ка, парень.

Джеф налил ему вина в серебряный бокал — багряного, из лучших бхиотских лоз — и присел, но не на табурет, а прямо на теплые навощенные доски пола. Он был большим докой по части субординации, усвоив с юных лет, что капитан на корабле — первый после бога. Сейчас Блейд являлся его капитаном.

— Что-то ты невесел, как я погляжу.

— С чего веселиться, хозяин? — Джеф пригладил рыжие вихры. — Был я сегодня на верфях, видел кормчего своего, почтенного Санкрайю, да приятелей из команды… Не сказать, чтоб им приходилось совсем уж худо, но и хорошего мало. Финареоты, из тех, что попроще, присматривают за бхиотскими плотниками, кормчие и мастера — за финареотами, а уж за ними следят крабы… из этих, из дуболомов, как зовет их Хэмб… Ну, построим мы, значит, корабли, сядем в них и отправимся через Сир-да на силангутов… Вынем из них кишки, перережем глотки, втопчем в землю, смешаем с дерьмом, и будет полный порядок — такой, какой крабам нужен. Может, и нам кость бросят за верную службу…

Блейд задумчиво уставился на своего слугу. Не в первый раз выслушивал он подобные рассуждения, ибо характер у Джефа был независимый и мнений своих он не скрывал. Кроме него, Мака и Энны, иных ближних у странника не появилось, и в этом триумвирате Джефайа-финареот олицетворял мир. Не то чтобы он являлся убежденным пацифистом и не мог выпустить пинтудругую крови из какой-нибудь сухопутной крысы — просто массовые побоища и резня ему претили, как и сама идея о господстве от моря и до моря. Мак, занимавший теперь должность первого адъютанта Блейда, придерживался прямо противоположной точки зрения и был счастлив, что его господин, забравшись столь высоко по служебной лестнице, может теперь устраивать колоссальные бойни под звуки боевых труб и барабанов. Самое забавное заключалось в том, что кантиец по своей природе вовсе не был кровожадным — не больше и не меньше, чем финареот, — но вражеская кровь, проливаемая в битве, словно бы не рассматривалась им как человеческая. Блейд отлично понимал, что дело тут в профессиональном подходе: Мак — солдат, а Джеф — моряк и торговец; первый хочет выиграть все битвы в мире, а второй прикидывает, что после оных битв не с кем будет торговать.

Очаровательная Энна Корана занимала некую среднюю позицию между этими крайними полюсами, считая, что мир, конечно, должен быть завоеван Великим Кантом, но без особых жестокостей. Правда, она не пыталась объяснить, что понимается под словом «особые». К примеру, попадал ли в эту категорию Неван, где после оккупации Гинна Пал, по велению Великого и Победоносного, распорядился вырубить за непокорство все благородные фамилии и семьи из касты воинов? Крестьяне, ремесленники и купцы по большей части уцелели, чтобы приносить империи положенный доход, но то была лишь половина души прежнего Невана.

Блейд снова прислушался к тому, что бубнит его слуга. Насчет кормчего Санкрайи и прочих финареотов, которых, похоже, заставят тащиться через пустыни, что простираются за Силангутом до самого Бартама. Что пустыни те, конечно, преодолеть нелегко, но если крабам это удастся, то Бартам разделит судьбу Невана, бхиотских княжеств и Силангута. И что пора бы мастеру Дику, доблестному контаррану и великому магу, позаботиться кое о ком. К примеру, о Великом и Победоносном или о грозном Гинне Пале…

Странник кивнул. Такие мысли уже приходили ему в голову, возможно, Гесталион Фралла Куз был бы неплохим дополнением к кошке, хомяку, птицам и полудюжине ослов, которых он выслал Лейтону. Но это не решало проблемы, ибо местный Аттила, как представлялось теперь Блейду, являлся лишь правофланговым в длинной шеренге завоевателей мира. Вся его армия — во всяком случае, ее кантийская часть — состояла из множества больших и маленьких аттил, искренне веривших в великое предназначение своего племени, которому само Небо повелело властвовать над Ханнаром.

— Понимаешь, Джеф, — негромко произнес странник, — я думаю, что наш Великий не столь уж велик и победоносен… Вот армия у него велика и полководцы хороши, это уж точно. В этом я сам убедился.

— Ну, так отправь их всех подальше, мастер Дик! Так далеко, как позволяет твоя магическая сила!

Блейд взглянул на серебряный кубок, и тот исчез.

— Туда, Джеф?

— Туда, хозяин!

— Боюсь, что разочарую тебя, но мне это не под силу. Слишком уж их много, Джеф.

— Но чтобы защитить твой Бартам…

— Ш-ш-ш… Кто тут говорит о моем Бартаме? — странник притворно нахмурился. — Я — касс… касс из Кассны, с бесплодных гор, где пасется десяток коз… только один десяток, потому что все остальные уже сдохли от голода.

— К счастью для каснитов, их хозяев, ибо такие бедняки не интересуют крабов.

— А ты бы поменял свой цветущий Финареот на Кассну? Без моря, без фруктовых рощ, без вина — но и без кантийцев?

Джеф пожал плечами.

— Ах, хозяин, только в Финареоте ли дело? Куда бы я ни поплыл — в Шер-да, в страны Либонны, в Альбаг, Хаст, Сеулг или Ханборд — всюду я попаду в имперские земли, и везде будут имперские порядки… И теперь то же самое в Неване, в бхиотских горах и на бхиотском побережье! Вот что мне не нравится!

Блейд усмехнулся.

— Ты анархист, Джеф… да, анархист, а вот Мак — сторонник авторитарного режима. Национал-социалист, можно сказать… Все повторяется! Все, как в моем… гм-м… Бартаме…

— Не знаю, господин, что ты обозначаешь такими мудреными словами. Я -не ан-христ, а Мак — не… не… ну, как ты его там обозвал… Мы оба -правоверные найлатаги, ибо почитаем Найлага, нашего Небесного Отца, и его священное потомство. Но при этом я-то вовсе не хочу, чтобы все страны и земли походили на Финареот, почему же Мак считает, что все и везде должно делаться на их крабий манер?

Посмотрев на быстро темневшую поверхность моря, Блейд поднял кувшин и отхлебнул прямо из горлышка. Вероятно, не стоило продолжать эту дискуссию; он не мог объяснить Джефу, почему некоторыми людьми — или целыми народами — вдруг овладевает своеобразная форма бешенства, именуемая жаждой власти. На Земле для этого уже два или три тысячелетия изобретались всевозможные теории, философские, экономические и психологические, что, однако, никак не сказывалось на практике. Стоило появиться очередной команде властолюбцев, как люди словно бы сходили с ума и начиналось новое побоище во имя мирового господства.

— Вот что, Джеф, — странник перевел взгляд на своего слугу, неподвижно сидевшего напротив, — устрой-ка ты мне встречу с твоим кормчим, с почтенным Санкрайей. Скажем, завтра после обеда… Хочу я его расспросить о Море Восхода и землях за ним. Ты сбегай к нему с утра, предупреди, чтоб не пугался, скажи, что мастер Дик достоин доверия. А потом пошатайся по кабачкам да по базару, послушай, что люди говорят.

— Про все слушать, хозяин, или о чем-то особо? — физиономия Джефайи оживилась. Он встал, и под солнечным лучом, упавшим на его лицо, веснушки блеснули, словно крохотные золотые монетки.

— Особо — про Силангут и пустыню за ним. Интересно мне знать, есть ли сейчас в городе силангутские купцы и случалось ли тем купцам ходить в бартамские пределы.

— Да, хозяин. Ты думаешь, в Силангуте ведают про дороги на Бартам? Через пустынные земли?

— И о дорогах мне тоже хотелось бы разузнать… Но главное — про пустыню, Джеф! Пустыня, видишь ли, такое место, где может случиться что угодно… Опасная штука — пустыня! — Блейд взглянул на слугу, подумав, что шпионы Гинны Пала наверняка уже рыщут в городе — и точно с таким же заданием. — Будь поосторожнее, парень. Никого не расспрашивай, только слушай да запоминай.

— Я понял, мастер Дик, — рыжий мореход поклонился. — Я буду ждать тебя у ворот верфи в конце четвертой стражи, если позволишь.

Пятый час пополудни, прикинул странник и кивнул.

***

На первую половину дня была назначена инспекция рангар ситалла, в лагере которых Блейд должен был появиться ровно в десять. Опоздание абсолютно исключалось, ибо смотр проводил сам Гинна Пал, чье недремлющее око странник по-прежнему ощущал на своем затылке. Правда, на вилле, избранной им в качестве штаба и ставки, шпионы Пала его не беспокоили, тут за ним надзирала сама прелестная Энна.

Он поднялся довольно рано, в начале первой стражи, что примерно соответствовало восьми часам утра, и после завтрака отправился на собачью ферму. Назвать это заведение псарней было бы совершенно неправильно, так как обитавшие там крупные мохнатые псы предназначались вовсе не для охоты. Размером с доброго джерсийского барана — и такие же откормленные, — они служили любимым лакомством местной знати. Если не считать этого гастрономического предназначения, собаки нравились Блейду, у них были добродушные морды ньюфаундлендов, длинный золотистый пушистый мех, как у овчарок-колли, и кроткие карие глаза. Псы оказались ласковыми и совершенно не агрессивными.

Этот собачник он обнаружил три дня назад, когда вселялся в усадьбу и осматривал ее — и дом, и сад, и хозяйственные постройки за высоким забором. Тогда же Блейд расставил и часовых, десяток Стражей Порядка, которые несли наружную охрану, и своих собственных телохранителей, набранных из альбагов и кланибойнов. Альбаги караулили у ворот и у входа в дом, а кланибойны, непревзойденные лучники, сидели на смотровых башенках, украшавших здание по углам.

Миновав крытую галерею, соединявшую сад с хозяйственным двором, Блейд внимательно огляделся и, никого не заметив, проскользнул сквозь узкую дверцу в просторный сарай. Тут было чисто и светло: в противоположной стене зияли просторные отверстия в рост человека, ведущие на площадку для выгула. За собаками тщательно ухаживали; они были сытыми, чистыми, с расчесанной шерстью, и каждая знала свое место и свою подстилку в сарае — пока не попадала на хозяйский стол. Сейчас вся эта мохнатая команда окружила странника, свесив шершавые языки и поглядывая на него в ожидании лакомства. Кроме незлобивости и пристойного вида, рыжие псы отличались еще одним достоинством — было их не считано, не меряно, восемь или девять десятков, а то и вся сотня. Блейд полагал, что никто не заметит исчезновения шести-семи из стаи. В крайнем случае он всегда мог сказать, что пустил их на шашлыки!

Присев на корточки, странник порылся в захваченной с собой сумке и протянул на ладони сладкий сухарик крупному пушистому кобелю с белым воротничком вокруг шеи Ни давки, ни толкотни, ни злобного рыка не последовало, тот пес, которому предназначалось угощенье, с достоинством взял его мягкими влажными губами. В следующий миг он отправился в Лондон, уступив место симпатичному двухлетке, попытавшемуся облизать Блейду щеки. Странник телепортировал и его, а потом еще с полдюжины собак всех возрастов и размеров.

Второй этап согласованного с Лейтоном плана подходил к концу. Шесть ослов и восемь собак — вполне достаточно для исследований его светлости. Ослов Блейд переслал еще из Невана, по дороге к Риг Найлу, выбирая экземпляры самой необычной масти — трех черных, как ночь, двух пегих в яблоках и одного белого, с коричневой полоской вдоль хребта. Раздавая псам остатки сухарей, он продолжал размышлять над завершением второй стадии работ. В конюшне — тут, на вилле — стояли лошади, в том числе три маленькие кобылки ситалла, которых странник специально отобрал в табуне. Может, послать и их? Ему наверняка удастся справиться… эти лошадки весят лишь раза в полтора побольше ослов, а с ослами не было никаких затруднений…

Покидая сарай и снова осторожно оглядываясь, Блейд признал, что просто тянет время. Через два-три дня он мог бы уже приступить к опытам на людях, но эта часть плана его светлости явно нарушала билль о правах человека и казалась весьма сомнительной с нравственной стороны. Тем не менее задание следовало выполнять, и кому-то из реальности Ханнара придется отправиться на Землю.

Кому? Судя по предыдущему — и единственному! — опыту, для человека такое путешествие было совсем не безопасным. Настолько не безопасным, что отправлять в него мало-мальски знакомую и приятную личность странник бы не рискнул. Конечно, он мог воспользоваться советом его светлости и осуществить эксперимент над каким-нибудь мерзавцем, но ему казалось, что лучше дождаться подходящего случая. Эта командировка была длительной, в его распоряжении оставалось еще два или три месяца… Один Найлам ведает, что случится за такой срок!

Утешая себя подобными соображениями, Блейд пересек сад, убедился, что стрелки-кланибойны бдят на сторожевых башенках, поднялся по мраморным ступенькам крыльца, заглянул в спальню, где мирно почивала прелестная Энна — полунагая, смугло-розовая и соблазнительная, — затем прошел в большую угловую комнату, приспособленную под оружейную, и облачился. По должности ему теперь полагались посеребреные доспехи с золотой тигриной мордой на нагруднике, высокий шлем с султаном из белого конского волоса, шитый серебром плащ и недлинный меч с ножнами и рукоятью, выложенными самоцветами. С помощью дежурного ординарца он надел все, что положено, но вместо парадного меча взял настоящее боевое оружие — великолепный двуручный эспадон, из тех, какими пользовались кантийские катафракты.

У ворот его уже ждал Мак и конюхи с лошадьми. Блейд вскочил в седло, с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, в котором витали десятки приятных и таких знакомых запахов — цветов, травы и свежей зелени, кожи и металла, морских водорослей и соли, жареного мяса, вина и даже слабый, чуть заметный аромат духов Энны. Он шевельнул поводьями и выехал на дорогу, где уже замер в ожидании почетный эскорт — двенадцать конных Стражей Порядка и четверо телохранителей-альбагов, тоже верхом. Странник обвел взглядом непроницаемые лица кантийцев, широкоскулые, с орлиными носами и желваками мозолей, выступающих на нижней челюсти. Все рогачи, ветераны… Любопытно, подумал он, кто из них просто солдат, а кто — ухо и глаз почтенного Гинны Пала?

Кортеж двинулся по дороге, в сторону от побережья, к пологим, заросшим травой горным склонам, где находился стан ситалла. Блейд — впереди. Мак -справа и на полкорпуса сзади, потом, ярдах в двадцати, охрана. Над шлемами Стражей качались султаны из черных перьев, каски альбагов украшали бронзовые рога и остроконечные шишаки.

— Поезжай рядом, Мак, — велел странник, кивнув своему адъютанту.

Некоторое время он разглядывал лицо бывшего Макрона Сирба, такое же непроницаемое, с сильно выступающим носом, как и физиономии его охранников. Прошлой ночью прелестная Энна, утомившись от ласк, поведала ему историю одного сакора, возомнившего себя умнее своего генерала. Блейд не стал доискиваться источников этой информации, но сам рассказ выслушал с большим интересом.

Дело случилось в Ситлле, в степях, во время прошлой кампании. Кантийцы испытывали определенные трудности в борьбе с неуловимыми и подвижными конными отрядами степняков, а потому был опробован следующий прием: сакру тяжелой пехоты выслали далеко вперед в виде приманки. Командиру было велено занять некую высотку и держаться до последнего; тем временем нескольким рангарам пехоты и катафрактов предстояло окружить степных воинов, клюнувших на эту наживку. К сожалению, сакор не был посвящен в тактические планы высокого начальства, и когда степняки перебили половину его солдат, решил отступить. Ситалла преследовали их, спастись удалось немногим, и это отступление даже не повлияло на успех операции — катафракты еще раньше замкнули кольцо облавы, и в тот день кантийцам удалось перебить несколько тысяч вражеских всадников. Командующий — сам грозный Гинна Пал, — однако, решил, что сакор нарушил его приказ и ударился в позорное бегство, в результате Макрон Сирб был лишен чести, имени и правого уха. Поразительно, как при всем этом он еще сохранил преданность имперским идеалам!

— Что ты думаешь о ситалла, Мак?

Лицо кантийца не дрогнуло.

— Хорошие воины, мой господин. Прекрасные разведчики — в степи, конечно. Леса и гор они не любят.

— А пустыню?

— Ты разумеешь засушливые земли, что лежат, по слухам, за Конта Силангут? Для ситалла этот поход будет легче, чем для нас. Их кони мало пьют и способны питаться колючками,

— Что ж, посмотрим В бхиотских горах от них было немного пользы.

Они помолчали, потом Блейд прочистил горло.

— Слушай, Мак… Мне тут поведали одну историю… Про ситалла и одного кантийского сакора…

— А! Я знал, что ты докопаешься! — Лицо Макрона Сирба помрачнело. -У нашей госпожи Энны Кораны обширные связи… даже в армейских архивах…

— Найлам с ней, с Энной Кораной! Я хотел узнать другое — почему ты сам мне все не рассказал?

Мак еще больше помрачнел.

— Видишь ли, мой господин… Ты мог подумать, что я тогда струсил… Ты мог бросить меня в рангаре гасильщиков. — а мне очень не хотелось там оставаться.

— Я не считаю, что ты испугался. Тебе дали неясный приказ, и ты действовал так, как считал нужным, по собственному разумению. Ты спас своих людей…

— Очень немногих, господин. Ситалла — отличные лучники, и стрелы их находили каждую щель в броне.

— Ты не держишь на них зла?

— Нет… теперь — нет. Они ведь идут с нами.

— Но не по своей воле, Мак. В отличие от альбагов.

— В прежние времена альбаги тоже проявляли непокорство. Было пролито много крови, чтобы заставить их поклоняться Великому Небу и детям его, Салрату, Васану и Хайе, а не каменным идолам. Но теперь они — наши, они идут с нами и сражаются за нас. То же будет и с ситалла.

— А если нет?

Мак пожал плечами

— Ну, тогда Великий опять пошлет своих спарпетов в степь, и ситалла не станет…

Припомнив вчерашние рассуждения Джефайи, Блейд усмехнулся.

— Иногда я рад, что не являюсь ни альбагом, ни либоннцем, ни ситалла… В моей Кассне нечего взять, и она не нужна империи.

— Прости, господин мой, но ты уже не каснит. Ты — основатель нового благородного имперского рода Блейтулов Бритов.

— Значит, я уже кантиец? — этот разговор начал забавлять Блейда.

Его адъютант немного подумал и вынес вердикт:

— Нет, еще нет. Но ты станешь кантийцем, когда госпожа Энна Корана наложит на тебя ручки перед алтарем Хайи. А это случится непременно.

В молчании они доехали до стана степных конников, где высоких гостей уже поджидали атары Хопадалатам Ур, Шассавикантор Эст и Кинбизатагорас Озо — Хоп, Шас и Кин, как именовал их Блейд, разделявший нелюбовь своих британских соотечественников к сложным именам. Каждый из атаров командовал шеститысячной рангарой всадников, организованной по имперскому образцу — в чем им помогали имперские офицеры. Поэтому все в лагере ситалла находилось в полнейшем порядке: шатры, коновязи и телеги с припасами выстроены в ровные линии, запасные табуны пасутся на горных лугах, воины в конном строю застыли на широком поле рядом со своим станом, оружие наточено и надраено до блеска. Подъехав к рядам кавалеристов, Блейд на выбор проверил боекомплект — лук, два колчана, кривая сабля, кинжал, легкая пика. Все было в наличии; никто ничего не потерял и не пропил. Впрочем, ситалла вообще не пили вина, предпочитая ему перебродившее кобылье молоко.

Ровно в десять, по-местному — в начале второй стражи, — подъехал Синтада Гинна Пал, как всегда в сером, в окружении адъютантов, ординарцев и посыльных. Теперь Блейд хорошо представлял размеры власти и полномочия этого вельможи. Мало того, что Гинне Палу подчинялись шесть рангар инженерно-полицейского назначения, он еще и представлял в армии особу императора, считавшегося верховным главнокомандующим. И сейчас Гинна Пал появился в лагере ситалла не как спарпет Стражей Порядка, Огненосцев или гасильщиков, а в качестве представителя Великого и Победоносного Гесталиона Фраллы Куза.

Сухо кивнув Блейду, старик начал объезжать ряды восемнадцатитысячного корпуса. Конники были выстроены по текадам; в каждой, как и положено, тысяча двести бойцов, стоявших в две шеренги. Гинна Пал проехал мимо каждой, и Блейд вскоре сообразил, что смотрит он не на коней и не на оружие всадников, а на их лица и глаза. Его интересовал дух, а не плоть и металл; он высматривал следы измены, зреющего бунта, недовольства, а не пятна ржавчины на клинках и не побитые лошадиные бабки.

Ситалла, невысокие жилистые степняки, успели отдохнуть после ущелий и скал Риг Найла, были хорошо накормлены и потому выглядели довольными. Закончив долгий осмотр, спарпет бросил пару скупых фраз похвалы трем атарам, ехавшим за ним по пятам, и направился к лагерю. Блейд подумал было, что старик и тут произведет столь же подробную инспекцию, но Гинна Пал окинул равнодушным взглядом ряды кожаных шатров и спешиваться не стал: телеги, палатки и коновязи его явно не интересовали.

— Господин пообедает с нами? — спросил Шас. Ситалла свято блюли степные законы гостеприимства.

— Благодарю, атар. Нет времени, — отрывисто произнес старый полководец.

— Гости не должны покидать наш стан, не вкусив пищу из наших котлов, — заметил Кин.

— Я останусь у вас и вкушу за двоих, даже за троих, — заявил Блейд. Началась третья стража, и он успел проголодаться; к тому же ситалла отлично жарили баранину.

— Во имя животворного Васана! — важно произнес Шас, и все три агара поклонились. — Это очень хорошо, Доблестный! Ты окажешь нам честь!

Гинна Пал, протянув руку, положил ее на локоть Блейда.

— Ричаос Блейтул окажет вам честь чуть позже, почтенные атары. Он должен немного проводить меня.

— Мы будем ждать с нетерпением.

Старый спарпет, не прощаясь, дернул узду, и его жеребец неторопливо затрусил по дороге. Охрана приотстала; Блейд, как было велено, ехал рядом -слева и чуть позади. Он предчувствовал, что назревает какой-то серьезный разговор, скорее всего, не сейчас, но в весьма близком будущем. Интересно, где состоится эта беседа — здесь, в Бхиоте, или в Конта Силангут? Какие козыри выложит на стол крючконосый и что ему в конце концов нужно? Странник чувствовал, что уже больше месяца, с той самой первой встречи на ристалище альбагов, Гинна Пал прощупывает его — осторожно, аккуратно, тщательно. Не исключалось, что и прелестная Энна Корана, метившая ему в супруги, тоже была агентом крючконосого — либо, почти наверняка, светлейшей императрицы.

— Приглядывай за этими ситалла, — внезапно произнес Гинна Пал, не поворачивая головы. — Еще недавно они были врагами империи, и идут с нами не по доброй воле. Пока, — многозначительно добавил он.

— Я буду следить за ними в четыре глаза, — пообещал Блейд. У него установились наилучшие отношения с Холом, Шасом и Кином, поскольку он никогда не отказывался выпить с ними айрана. На такой подвиг не мог решиться даже старина Хэмб, который вообще-то пил все что угодно.

— Сокол принес послание, — крючконосый спарпет покосился на Блейда. — От Мантула Скрима, из третьей армии. Они форсировали Грисский пролив и через двадцать дней окажутся да юге Силангута. Ты должен высадиться в Силангуте к этому же сроку и оказать Скриму поддержку.

— Я успею, — сказал Блейд. — Для моих войск хватит реквизированных у бхиотов кораблей и десятка новых больших галер. Они будут готовы через пятнадцать дней.

— Ты уверен?

— Сегодня загляну на верфи, проверю, как идут работы.

— Хорошо, — Гинна Пал снова замолк.

Внезапно он приостановил коня и повернулся лицом к Блейду, уставившись на него черными непроницаемыми глазами.

— Недавно прилетел еще один сокол и тоже принес послание. Хочешь знать, откуда?

— Не хочу.

— Почему?

— Воин не должен хотеть, его дело — подчиняться приказам. Если нужно, ты скажешь сам. — Он не добавил «мой господин», как бы показывая, что беседует со старым спарпетом на равных.

— Да, ты настоящий солдат, — произнес Гинна Пал с явным одобрением. — Так вот, тот сокол прилетел из Либонны. Там о тебе ничего не известно, касс.

— Не касс, а Ричаос Блейтул Брит, с твоего разрешения… Я полагаю, справки наводились в архивах либоннских легионов, с которыми ты сражался лет двенадцать назад?

Гинна Пал молча кивнул.

— Ну, тогда ты хорошо представляешь, что после битв, осад, пожаров и окончательного разгрома от этих записей осталось немногое. Я служил в БалПа, Ким-Сае и Ки-Сесте, — Блейд спокойно перечислил названия трех либоннских городов-республик, названия которых выведал у Джефа. — Пусть твои сокола принесут оттуда парочку ветеранов… эти парни наверняка узнают меня, хотя с тех пор прошло два десятилетия.

Наблюдая за лицом старого спарпета, странник подумал, что жизнь в мире, где нет ни телевидения, ни радиосвязи, ни даже фотографии, имеет свои преимущества. Если грозный Гинна Пал не прячет ничего в рукаве, то козыри его биты.

Похоже старик это понял.

— Архивы, разумеется, не полны, — равнодушно произнес он. — Я лишь надеялся, что в оставшейся части есть какие-то сведения о наемнике Ричарде Блейде… о человеке, покинувшем родину в юности и не прошедшем каснитский ритуал посвящения в воины.

Блейд едва не вздрогнул, вспомнив слови прелестной Энны насчет ритуальных татуировок и свой ответ. Выходит, она все же связана с крючконосым? Или это пустые подозрения? В конце концов, старик мог догадаться и сам…

— Я тебя не задерживаю, — сказал Гинна Пал. — Поезжай к ситалла, спарпет, и пообедай там за двоих… можешь даже — за троих.

Слегка склонив голову в знак прощания, Блейд развернул коня и помчался в лагерь степняков. Пожалуй, прав Джефайа-финареот, мелькнуло у него в голове: пора бы великому магу из славного Бартама позаботиться кое о ком. Хотя бы о птичках, которые приносят неприятные вести из дальних краев.

***

В конце четвертой стражи Блейд вместе со своим эскортом подъехал к огромным воротам, что вели на верфи славного города Харса. Джефайа уже ждал его, прислонившись к распахнутой створке и поигрывая бицепсами; леди с хвостом и пышным задом исполняли танец живота, а это значило, что рыжий мореход очень доволен. Странник направился прямо к нему и склонился с седла.

— Ну что, Джеф? Нашел силангутских купцов?

Финареот покачал головой.

— Нет таких людей в Хорсе, господин! Болтают, что обычно тут много торговых гостей из Силангута, но все их корабли подняли якоря еще пятнадцать дней назад. И скажу тебе, что Всевидящие Гинны Пала перевернули город вверх дном, но тоже никого не нашли. Кроме местных кормщиков, что водят корабли через Сир-да! Но эти парни ничего не знают про Огненные Земли.

— Огненные Земли? Это что такое?

— Да та самая пустыня за Конта Силангут, которой ты интересовался. Так ее здесь называют… Но кроме названия бхиотам ничего не ведомо.

Блейд склонил голову к плечу и присмотрелся к своему слуге.

— Ты, однако, доволен… Я полагаю, почтенный Санкрайя может что-то рассказать?

— Нет, мастер Дик, он тоже ничего не знает, но раздобыл человека, который был в Огненных Землях! И не раз! — В глазах Джефа сверкнуло торжество, и он, понизив голос, прошептал. — Настоящий силангут, хозяин, ха'дро!

— Ха'дро? — Блейд приподнял брови.

— Водитель караванов в пустыне.

— Как он тут очутился?

— Так он, можно считать, почти местный. Древний старец, женился в молодых годах на бхиотке и остался здесь. Сорок лет тут прожил, и все, кажется, и позабыли, что он не из Харса. Во всяком случае, никто его не выдал псам Гинны Пала.

— Хм-м… Прожил здесь сорок лет, говоришь? — задумчиво протянул странник. — Когда же он успел побывать в пустыне? В детстве, что ли?

— Да нет же! — Джеф досадливо махнул рукой. — Я ж сказал — древний старец! Ему под сто или за сто, весь позеленел, как медный якорь! И женился он на бхиотке в зрелых годах, а до того водил караваны в Огненные Земли!

— Ну ладно, веди к нему, — приказал Блейд.

— Сейчас, хозяин. Ты только поосторожнее, тут приглядывают строго… Каждый десятый или шпион, или лазутчик, или надсмотрщик из Крепкоруких.

— Я, спарпет Ричаос Блейтул Брит, прибыл сюда для инспекции, -надменно произнес странник. — Давай, Джеф, показывай дорогу и держись понаглее! Не забывай, чей ты слуга!

Они не спеша миновали ворота — Блейд с Джефом, который шагал рядом, надувшись от важности, и Мак с охранниками, державшимися в отдалении. Стражи Порядка, дежурившие при воротах, отдали салют, грохнув рукоятями мечей о щиты, и доблестный спарпет гордо и неторопливо проследовал дальше, на верфь, где суетилось тысяч двадцать человек. Бхиоты и финареотские мастера трудились над полусотней огромных галер, каждая из которых могла поднять тысячу воинов, но странник не обращал внимания на эти корабли, размером с добрый испанский галеон. Его войска должны были перебираться через Море Восхода на судах, реквизированных у бхиотских князей и купцов, вдобавок к ним корпусу вторжения был передан десяток трирем, заложенных на верфях Харса еще месяц назад по заказам местных мореходов. Сейчас эти корабли в спешном порядке достраивались, и Блейд намеревался провести инспекцию этих работ.

Подъехав к своей будущей флотилии, он спешился, бросил поводья одному из телохранителей-альбагов, знаком приказал Маку держаться позади и пошел рядом с Джефайей, задерживаясь около каждого судна. Джеф дотошно и очень громко описывал хозяину состояние дел. Корабли были в основном готовы; шла настилка палуб, установка мачт, такелажа и скамей для гребцов, оборудовались трюмы, предназначенные для перевозки лошадей. Эти триремы выглядели заметно меньше недавно заложенных, но странник прикинул, что сможет разместить в них восемь-девять тысяч ситалла или шеститысячную рангару катафрактов.

Джеф остановился у судна, на котором как раз устанавливали мачту, и негромко произнес.

— Тут, хозяин. Надо спуститься в трюм.

Блейд, задрав голову, внимательно оглядел суетившихся на палубе смуглых бхиотов и рыжих финареотских мастеров, потом повернулся к Маку:

— Ждать меня тут! Я осмотрю помещения для лошадей.

Он уверенно направился к трапу, придерживая длинный меч, громыхавший о панцирь, и полез вверх, вслед за Джефайей. Его слуга, мгновенно вскарабкавшись на палубу, гаркнул:

— Ричаос Блейтул Брит Доблестный, спарпет Непобедимого! Работу не прерывать, попусту не глазеть, старшего — сюда! Поживее, рыбья требуха!

Когда спарпет взошел на теплые, нагретые солнцем доски настила, перед ним уже склонялся пожилой финареот в синей юбочке, туго подпоясанной кушаком. В руках у него была сумка с бумагами, свернутыми трубкой; видимо -чертежи.

— Почтенный кормчий Санкрайя, — шепнул Джеф, привставая на цыпочки, чтобы дотянуться до хозяйского уха. Затем он прорычал: — Можешь взглянуть на Доблестного, кормщик! И проводи его в трюм! Доблестный желает осмотреть стойла.

Санкрайя еще раз с достоинством поклонился. Выглядел он лет на пятьдесят и был, как все финареоты, белокож, рыжеват, с зеленовато-серыми глазами, таившими бескрайние дали морских просторов. Еще Блейд разглядел в них хитринку и недюжинный ум — вероятно, эти качества, как упорство и нюх на благородных людей, тоже относились к национальным чертам прибрежного племени.

— Как прикажешь, господин, — Санкрайя плавно повел рукой в сторону огромного люка. Взгляд Блейда задержался на его обнаженной груди, где был вытатуирован корабль — с такими подробностями, что кормщик вряд ли испытывал необходимость заглядывать в чертежи на бумаге.

— Следуй за мной, — велел он финареоту и зашагал к люку. Внутри корабельного корпуса веяло прохладой; тут находилось человек двадцать плотников, трудившихся над вертикальными распорками и сплачивавших доски гребной палубы, на которые тут же устанавливали широкие скамьи. Все эти крепкие, кряжистые мужчины были финареотами, и по тому, как Джеф приветственно улыбнулся им, странник понял, что эти усердные работники принадлежат к экипажу «Шаловливой рыбки». Видно, рыжие мореходы умели не только плавать на своих кораблях, но и строить их — в любом месте, где находился подходящий материал.

— Сюда, господин, — Санкрайя вновь отвесил вежливый поклон. Блейд пропустил его вперед, прошел до кормы и миновал еще один трап, который вел в самые глубины трюма. Здесь не было никого — кроме застывшей в полумраке человеческой фигуры. Незнакомец сидел неподвижно, скрестив ноги на восточный манер, и как будто дремал. Блейд опустился рядом, заглянул ему в лицо -темные глаза человека оказались широко раскрытыми.

— Что это с ним? Спит?

— Нет, медитирует. Силангутский обычай, — негромко пояснил Санкрайя. Он осторожно коснулся смуглого плеча: — Эй, отец! Пришел наш господин.

Черные глаза ожили.

— У меня нет господина, — внятно произнес человек и поднял голову.

Теперь Блейд мог получше рассмотреть его. Пожалуй, Джеф слегка переборщил с возрастом, подумал он. Силангутец был в самом деле стар, но до столетнего юбилея ему оставалось лет тридцать или двадцать пять. Выглядел он вполне бодрым и, видимо, тоже трудился на корабле — рядом с босыми ступнями лежал маленький плотницкий топорик. Почему-то, слушая разговоры Мака, агара Хэмба и других знающих людей, странник представлял себе меднокожих жителей Конта Силангут подобными американским индейцам, но этот старец ничем особенным не отличался от смуглых сухощавых бхиотов. Кожа его вроде бы казалась чуть потемней, с едва заметным медным отливом, но без всякой прозелени; волосы, некогда темные, поседели и поредели. Пожалуй, лишь человек, знавший о происхождении старика, сумел бы отличить его от тысяч других пожилых бхиотов, переполнявших улицы, базары и таверны Харса.

— Где ты его нашел? — Блейд поднял глаза на Сакрайю.

— Он нанялся плотником в мою артель. Много рассказывал, когда понял, что мы тоже не любим крабов и достойны доверия. Потом пришел Джефайа и сказал, что ты ищешь кого-нибудь из Силангута… Только учти, господин, -кормчий усмехнулся, — Хирам Тан — нравный старик! И гордый!

— Я не гордый. Не подобает человеку гордиться перед лицом богов, -силангутец покачал головой. — Но пришельцев с запада я никогда не признаю своими господами!

— Ты их не боишься? — негромко спросил Блейд.

— Нет. Я слишком стар для этого! Жизнь прошла, как дорога из ничто в никуда, как сон внутри сна… Чего мне бояться?

— Но твои близкие…

— Нет у меня близких! Жена давно в царстве Кораны, сыновей убили горские князья… а я все живу и живу, как обломок старой галеры, догнивающий на берегу…

Блейд почтительно коснулся руки силангута.

— Случается, отец мой Хирам, и старый корабль может выйти в море. Не хочешь ли ты поставить паруса и к закату солнца прибыть в мой дом? Вот этот парень, — странник кивнул на Джефа, — тебя проводит.

— Зачем ты хочешь меня видеть?

Не успел Блейд раскрыть рот, как Санкрайя мягко произнес:

— Я же говорил тебе, отец, что этому человеку можно доверять. Его интересуют дороги в пустыне… в Огненных Землях по-вашему.

— Чтобы вести по тем дорогам войско? — глаза старика враждебно блеснули.

— Нет, отец. — Блейд чувствовал, что этот старец сохранил и острый ум, и твердую волю. Такой ничего не скажет, если его не убедить. — Мне надо знать те дороги не затем, чтобы вести по ним войско, а чтобы завести его в нужное место… в такое, откуда нелегко выбраться.

— Ты… ты хочешь?.. — в глазах силангута по-прежнему стояло недоверие. — Ты, могущественный человек с запада, вождь, хочешь сгубить свою армию?

— Это не моя армия, — сказал Блейд, — и сам я — не с запада. С юга, отец, из Кассны. И я тоже не люблю крабов.

С минуту старик раздумывал, затем покачал головой.

— Слова, слова… Они скрывают хитрость, они таят коварство… За ними — пустота! Ни правды, ни истинной мудрости…

— Ты хочешь доказательств? Хорошо! — странник поднял топор. -Поговорим тогда о мудрости — о тайном знании и истинной мудрости, которая была упомянута. Чтобы ты сказал, отец, если б этот топор сейчас исчез? Растаял в воздухе?

— Я бы сказал, что ты маг… великий чародей, повелевающий вещами, -старец едва заметно улыбнулся. — Но к чему магу знать дорогу в пустыне? То путь смертных, а великие маги путешествуют по воздуху… и они не вмешиваются в людские дела.

— Я из тех магов, которые вмешиваются, — произнес странник. Топор исчез, и он услышал за спиной глубокий вздох Санкрайи.

Силангут протянул руку и нерешительно коснулся пустой ладони Блейда, словно не мог поверить своим глазам, впервые на его смуглом, иссеченном морщинами лице отразилось нечто напоминающее почтительное удивление.

— Ты и в самом деле чародей, хотя куда больше походишь на воина, -медленно сказал он. — Если так, может быть, ты выполнишь одну мою просьбу?

— Может быть, — кивнул странник. — Но для этого ты должен прийти ко мне. В мой дом. Сегодня, на закате.

Старец прикрыл глаза и замер в полной неподвижности, Блейду показалось, что он снова впал в транс. Но, видимо, почтенный Хирам всего лишь размышлял, то ли по поводу продемонстрированного только что чуда, то ли в голове у него бродили более глубокие мысли — о жизни, о богах и о тщете всего земного. Наконец его сухие губы шевельнулись.

— Я приду, маг. Приду в твой дом. Сегодня, на закате.

— Вот и хорошо. — Блейд поднялся, шагнул к трапу и бросил испуганно посторонившемуся Санкрайе. — Будь добр, почтенный, выдай отцу Хираму новый топор.

***

Джефайа привел старика в конце седьмой стражи, когда солнце скатилось за остроконечные пики Риг Найла и на небо высыпали звезды. В эту ночь прелестной Энне Коране полагалось находиться при императрице, и Блейд был уверен, что беседе с гостем никто не помешает. На всякий случай он лично проверил внутреннюю охрану и распорядился, чтобы его не беспокоили.

Джеф доставил почтенного Хирама Тана через незаметную калитку со стороны хозяйственного двора, проводил на веранду, усадил старика на ковер, принес вино и фрукты, затем тактично удалился за угол — бдеть на страже. Гость и хозяин выпили по первой чаше вина, затем Хирам заговорил -неторопливо, монотонно. Блейд не сразу понял, что старец рассказывает ему историю своей жизни: как он вступил в братство ха'дро, водителей караванов в Огненных Землях; как долго обучался их искусству и сам стал одним из лучших проводников; как захотелось ему поглядеть на заморские страны, как нанялся он на корабль и приплыл в Харс, где и встретил свою судьбу — черноглазую веселую бхиотку, как жили они долго и счастливо, породив трех сыновей; как счастье ушло, когда в один проклятый богами день пали его дети — все трое — под стрелами горцев; как умерла жена, оставив его, старого Хирама, тосковать в одиночестве.

Блейд не перебивал старца, чувствуя, что этот рассказ зачем-то ему необходим — может быть, для того, чтобы высказать свою просьбу. Но Хирам не торопился; закончив свою историю, он выпил еще одну чашу вина и коротко бросил:

— Спрашивай.

— Ты видел бартамцев, почтенный? — Блейд подвинул к старику поднос с фруктами.

— Да. На берегах Фар'лона, Небесного Озера, в месте, куда приходят их караваны, чтобы обменять золота на силангутские шелка.

— Какие они? Что за люди?

— Разные, — Хирам пожал плечами. — Одни походят на тебя, другие -на меня, третьи — на рыжего, твоего слугу. Бартам — это не страна, не государство; это земля, обширная и обильная, в которой много стран и много правителей… И, как говорили мне, нет среди них единства, — добавил он, помолчав.

— Расскажи о Фар'лоне, — попросил странник. — Что это за место?

— За восточным пределом Силангута начинаются Огненные Земли, где жара сушит плевок раньше, чем он долетит до песка. За ними — плоскогорье, голое и каменистое, полтора ниррата высотой. На самом его краю лежит озеро, голубое, как небеса. Там — оазис, и туда приходят с запада люди из Конта Силангут, а с востока — люди из стран Бартама. Приходят для торговли и выгодного обмена. Мы не знаем дороги от озера на восток, они не знают путей от озера на запад. Каждый таит свое знание, и потому меж нами мир.

— Сколько нирратов до озера?

— Восемьсот. Очень тяжелая дорога! Надо знать, где источники воды, иначе в Огненных Землях не проживешь и дня. Надо знать верные приметы. Надо знать, как укрыться от бури. Надо знать, где лежат зыбучие пески… Только нашим ха'дро ведомы эти тайны.

— Если крабы придут в земли Силангута, они заставят ха'дро провести войска к озеру.

Хирам Тан покачал головой.

— Нет. Никто не может заставить ха'дро. Нас мало, и мы не открываем своих секретов чужим. Даже самому владыке Силангута!

— Люди становятся разговорчивыми под пыткой…

— Нет! Ха'дро — не обычные люди. Они умеют вызывать Корану… Каждый может умереть быстро и без боли.

— Каким образом?

Старец коснулся обнаженной груди.

— Остановить сердце, вот и все.

— Это ваша магия?

— Да, наша магия.

Они помолчали, потом Хирам сказал:

— Небольшой отряд с запасом воды доберется до Фар'лона, но целый караван или войско — нет. Надо брать с собой воду и надо знать, где тайные источники. Но в них воды немного, и потому люди и лошади приходят к Небесному Озеру мучимые жаждой, на последнем издыхании. А там — ловушка. Там — то самое место, что ты ищешь.

— Почему?

— Озеро велико, в нем хватит воды, чтобы напоить половину Бхиота. Но лежит оно, как я сказал, на самом краю плоскогорья, и к этому краю прорублен канал с бронзовыми вратами… — Внезапно старик замолк, придвинулся поближе к Блейду и тихо шепнул: — Теперь слушай внимательно, великий маг. Если раскрыть те врата, вода уйдет… быстро уйдет, не успеешь оглянуться… впитается в сухую землю… а на месте Фар'лона будет лишь лужа грязи… и минует много лет, пока подземные ключи вновь наполнят озеро. Ты понял?

— Понял, — ответ странника прозвучал так же тихо. — Но скажи, зачем это сделано? Канал и ворота, через которые можно спустить воду?

— Разве ты не понимаешь? Так порешили наши предки и предки бартамцев. Идут путники или мирный караван — ворота закрыты. Идет войско… ну, ты понимаешь…

— Значит, там стража?

— Тайная стража, два отряда, наши и бартамцы, в разных местах. И каждый может раскрыть створ… Даже ха'дро не знают, в каких пещерах запрятаны колеса и где идут от них цепи к воротам… И стражей тех так просто не увидишь!

— Ясно. — Блейд разлил в чаши рубиновую жидкость, выпил свою и поклонился старику. — Спасибо, отец. Теперь осталось только одно: расскажи мне о дороге из Силангута до Фар'лона, о тайных источниках, о зыбучих песках, бурях и всем прочем.

Старец улыбнулся.

— Ты хочешь сразу узнать то, чему меня учили много дней? Трудное дело! Но я постараюсь помочь тебе. Я произнесу Первое Наставление, где говорится о самом важном. Если ты чародей, то постарайся запомнить его сразу, хотя это свыше человеческих сил… А в остальном… а остальном пусть тебе помогут твоя магия и Найлам, наш Небесный Отец!

Странник кивнул, уверенный, что может положиться на свою память. Хирам, облизнув губы, сделал несколько глубоких вдохов, будто бы собирался нырнуть в воду, выпрямился и замер. Его силуэт смутно вырисовывался на фоне озаренного луной и звездами моря, и, кроме этих небесных огней, на просторной террасе не было других источников света — ни факела, ни масляной лампы, ничего. Как настоящие заговорщики, гость и хозяин предпочитали беседовать в темноте.

Внезапно Хирам откашлялся и начал негромким речитативом:

— В путь к Небесному Озеру Фар'лон иди от трех пирамид, что стоят в двадцати нирратах от великого города Ах Патар, хранящего восточные пределы Силангута…

Потом он запел. Это была стихотворная лоция, своеобразная монотонная и тягучая песнь-поэма, в которой отмерялись нирраты пути от источника до источника, от зыбучих барханов до твердых надежных песков, от одних приметных камней до других, от обелисков на курганах до тайных знаков на скалах, от русел пересохших древних рек до каменистых оврагов, в которых можно было переждать бурю. Блейд слушал, полузакрыв глаза, внимая неспешному повествованию, укладывая в памяти каждую строчку, каждое слово, каждую примету. Он словно видел этот путь — незримую дорогу в жаркой пустыне, что начиналась у трех пирамид к востоку от великого города Ах Патар и заканчивалась у большого чистого озера в горах, отражавшего небесную синеву. У озера Фар'лон, западни, ловушки!

Когда Хирам кончил, луна уже высоко стояла в темных небесах, и с просторов Сир-да потянуло прохладным ветерком. Старец поднял чашу, медленно выпил вино и неслышно опустил серебряный сосуд на ковер.

— Все! Теперь, с помощью богов, ты доберешься до Фар'лона! А там…

Он не закончил. С минуту они молчали, потом странник произнес:

— Кажется, ты собирался просить меня об услуге? Я слушаю, почтенный Хирам.

— Мой топор… ты отправил его далеко? Очень далеко? В чужие земли? В неведомые пределы? Может быть, прямо в царство Кораны? Или в Бартам?

— И это не исключено, отец, — Блейд был доволен, что темнота скрыла его усмешку.

— Я хотел бы попасть в Бартам, — сказал Хирам после недолгого раздумья, словно на что-то решившись. — Я могу очутиться в руках Кораны… быстро и безболезненно, когда сам того захочу… но если б перед этим повидать что-то новое… потешить свои старые глаза…

— Разве жизнь — не сон во сне? — произнес Блейд.

— Сон, всего лишь сон… Но сны бывают скучные, бывают интересные…

Странник собирался обсудить эту любопытную мысль, но тут из-за угла террасы долетели раздраженные голоса и лязг оружия. Кажется, у ворот бранились, и перебранка эта становилась все резче и грубее. Внезапно раздались быстрые шаги, по воздуху проплыл огонек масляной лампы, и взъерошенный Джеф поднялся по ступеням.

— Беда, хозяин! Боюсь, нас выследили! У ворот целая зикла Стражей Порядка, а остальные черноперые, похоже, обложили дом и сад со всех сторон! Думаю, его ищут, — Джефайа кивнул на старика.

— Долго же они ждали, — спокойно заметил Блейд.

— Так я ведь говорю — обложили дом и сад, мышь не проскользнет! Видно, шпик тащился за нами от самой верфи, потом сбегал доложил…

Странник усмехнулся. Острый глаз у этого шпика, коль сумел заметить чтото необычное во внешности старого силангута! Или грозный Гинна Пал проверяет своего подчиненного так, для порядка? Ну, в любом случае крючконосый просчитался!

— Оставь мне лампу, — велел он слуге, — и быстро к воротам. Приведи Стражей сюда и не препятствуй, если захотят осмотреть всю усадьбу. Пусть ищут, где захотят, хоть в собачнике, хоть под кроватью госпожи Энны.

— А как же… — начал Джеф, все еще косясь на силангута, сидевшего в спокойной расслабленной позе. Вдруг он замолчал и побледнел.

Блейд, не обращая на него внимания, произнес, обращаясь к старцу:

— Я буду молить богов, чтобы твой путь был благополучен, почтенный Хирам. И если боги окажут милость, твои старые глаза увидят еще много чудес. Ты готов?

— Да, мой владыка, — спокойно сказал Хирам Тан, поклонился и исчез. Следом Блейд отправил его чашу; теперь на ковре перед ним стояли только кувшин, лампа, поднос с нетронутыми фруктами и один-единственный серебряный сосуд.

— Ну, чего ты ждешь? Иди! Не то альбаги у ворот передерутся со Стражами! — он махнул рукой Джефу, и тот, словно очнувшись, помчался вдоль террасы во двор, утихомиривать скандалистов.

Странник неторопливо отпил вина. Поджидая Стражей — пусть ищут затем какого-то жалкого воришку, чудом пролезшего на виллу спарпета! — он мысленно повторял Первое Наставление, песнь о тайной дороге, начинавшейся у трех пирамид. Теперь он ощущал себя настоящим бартамцем — и даже более того! Ведь бартамцы ничего не ведали о западной половине пути, а силангуты — о восточной, тогда как он знал все! Знал настоящий путь до озера Фар'лон и мог сочинять нечто столь же правдоподобное для второй половины… Кто это проверит, когда кантийская армия окажется рядом с гигантской лужей грязи, на опаленном солнцем плоскогорье, с иссякшими запасами воды?

Блейд замурлыкал, напевая монотонный мотив, и слова Второго Наставления начали сами собой складываться у него в голове.

Глава 9

Длинные пологие валы Сир-да, Моря Восхода, покачивали галеру, словно младенческую колыбель, прикрытую темным бархатным пологом с золотистыми искорками звезд. Качался корабль, качались люди, набитые в трюмы и кубрики, заполнявшие гребные палубы, — светловолосые рослые альбаги, рыжие крепыши финареоты, смуглые ситалла, чернобородые кланибойны, даже во сне обнимавшие свои длинные луки. Качался корабль, укачивал воинов, мореходов и лошадей, спящих гребцов и бессонную марсовую команду, рулевых и навигаторов, славного кормчего Санкрайю и доблестного спарпета, повелителя всех моряков и солдат, что дремали или бодрствовали сейчас на борту «Урагана».

Ричард Блейд заворочался на своей узкой койке, попробовал вытянуть ноги, ударив ступнями в переборку, сбросил прикрывавший его легкий плащ. Ему снилась женщина; неясный расплывчатый образ, полузнакомый, почти угадываемый, и все же ускользавший из памяти.

Кто она? Как ее имя? Головка в ореоле светлых волос… Лицо… надо бы разглядеть лицо… Сейчас… Сейчас он ее поймает, заставит повернуться… Еще одно усилие… Сейчас…

Блейд вытянул руки, взмахнул ими, словно накрывая бабочку сачком, и свалился с койки. Мгновенно пробудившись, он полежал с минуту, то ли прислушиваясь к боли в ушибленном локте, то ли пытаясь воскресить, удержать видение женского лица: в последний миг знакомая незнакомка повернуласьтаки прямо к нему, и он увидел ее глаза. Серые, укоряющие…

Укоряющие? За что?

Он сел, подтянул колени к груди, потом поднялся на ноги, покачиваясь вместе с огромным кораблем, нашарил закрепленный в кожаной петле кувшин, отпил тепловатого, разбавленного водой вина. В небольшом иллюминаторе раскачивалось вверх-вниз звездное ночное небо, начинавшее уже сереть; близился рассвет.

Дьявольщина! Кого же он все-таки видел во сне? Энну Корану? Нет, безусловно, нет! Энна была розово-смуглой, с темными блестящими волосами и точеным носиком, с изящной хрупкой фигуркой и походила на итальянку. Или на испанку… Очи у нее, по мнению Блейда, были совершенно испанскими: черными, обжигающими, страстными…

Женщина, которая ему приснилась, выглядела иначе. Нордический тип лица, не южный, не романский — это безусловно. Светлые рыжеватые волосы, задорно вздернутый носик, россыпь едва заметных веснушек на щеках и серые глаза… Пропорциональное сложение, но фигура не производит впечатление хрупкости… Скорее — сдерживаемой, скрытой силы… И взгляд — укоризненный взгляд… Почему?

Внезапно он вспомнил и оперся о край иллюминатора, сдерживая стон.

Эдна! Эдна Силверберг. Его коллега по отделу МИ6А, его ученица, его возлюбленная! Одна из возлюбленных, точнее говоря… Очаровательная молодая женщина и отличный специалист… Сильная, стойкая, мужественная… Очень неглупая… И одаренная поразительной реакцией — почти такой же, как у него… Все эти качества делали Эдну самым подходящим объектом для отправки в Измерение Икс, и она уже несколько месяцев проходила необходимую подготовку.

Сколько именно? Блейд напряг память. В самом конце мая он вернулся из Дьявольской Дыры… Потом был отпуск… они с Эдной провели месяц на Багамах… правда, ей пришлось задержаться; она вернулась в Лондон в августе… или в начале сентября? Как бы то ни было, Лейтон начал готовить ее именно с сентября; значит, уже пять месяцев. Похоже, что к тому времени, когда он возвратится домой, Эдну уже отправят к черту на рога…

Блейд вытер испарину и снова отхлебнул из кувшина. Почему он вспомнил об Эдне именно теперь, в море, болтаясь где-то у побережья Силангута? Странно… И почему у нее были такие укоряющие глаза? Знак, что она не вернется?.. Крест будущей вины, который ляжет на его плечи?..

Он прекрасно сознавал, что изменить что-либо уже не в его силах. Даже если б удалось уговорить Лейтона и Дж… Эдну посвятили в тайну проекта «Измерение Икс», и она загорелась! Она просто мечтала о странствиях и приключениях в иных мирах! И не удивительно: эта девушка обладала такими же склонностями к опасным авантюрам, какие были присущи самому Блейду. Случайность, забавная черта характера, превратившаяся в веление рока…

Странник тряхнул головой и принялся решать новую проблему. Предположим, Эдна очутилась бы в Ханнаре — и предположим, ему удалось бы найти ее тут… Рискнул бы он отправить девушку обратно? Телепортировать в Лондон?

Да, это был неясный вопрос! Блейд дал себе слово, что не станет экспериментировать с Малышом ни на женщинах, ни на детях. Во-первых, среди них встречалось гораздо меньше мерзавцев, о которых он договаривался с Лейтоном; и, во-вторых… Во-вторых, ставить опасные опыты на женщинах и ребятишках казалось страннику совсем уж аморальным. Двадцать дней назад он отправил на Землю Хирама Тана, любопытного старца, которому хотелось поглядеть на чужие земли… Что ж, этого силангутского ха'дро ожидает много новых впечатлений, если он доберется до подвалов Тауэра! Хотя бы в виде полугодовалого младенца…

Спустя неделю после телепортации Хирама Блейд переслал его светлости пару соглядатаев — из тех, что ходили за ним по пятам. Один из них был кантийцем, другой, тощий и светловолосый, принадлежал к неведомому родуплемени, но физиономии у обоих выглядели препакостно. Блейд решил, что они заведомые негодяи, и изъял одного за другим из реальности Ханнара. Эти шпики, в отличие от старца Хирама, являлись мужчинами в самом цвете лет, то есть совершенно кондиционный материалом — с точки зрения Лейтона.

Выглянув в иллюминатор и заметив, что небо начинает светлеть. Блейд постарался забыть об Эдне Силверберг. Вероятно, подумал он, девушка вторглась в его сны лишь по одной причине: она была похожа на финареотских женщин, таких же светловолосых, сероглазых и стройных. Все прочие дамы, которых он встречал в этих теплых краях, были смуглыми брюнетками -кантийки, бхиотки и жительницы Невана. Белокожие финареоты, и женщины и мужчины, являлись здесь исключением; по словам Джефа, его народ пришел откуда-то с севера и за полтысячи лет в жарком климате еще не успел посмуглеть.

Вспомнив о Джефайе, Блейд пару раз сильно стукнул кулаком в переборку, и слуга вместе с адъютантом Маком тут же возник на пороге его каюты; оба протирали заспанные глаза. Молча поклонившись, Джеф принес воды для умывания. Мак тем временем помог хозяину натянуть одежду и облачиться в доспехи. После этого все трое вышли на палубу и поднялись на кормовую надстройку.

Тут находились четверо рулевых и почтенный Санкрайя с помощникомнавигатором из бхиотов. Каждый приветствовал Блейда на свой манер: рулевые, вцепившиеся в рукоять огромного весла, быстрым наклоном головы; Санкрайя отвесил поясной поклон, бхиот-навигатор опустился на колени. После этих приветствий кормчий сказал.

— Берег, мой господин. — Он вытянул руку к низкой темной полоске на востоке, над которой уже показался край солнца. Чуть дальше, у самого горизонта, Блейд заметил плавную линию пологих холмов.

— Похоже, то самое место, — сказал он. — Большая бухта и холмы за ней.

— То самое, господин, можешь не сомневаться, — подтвердил навигатор. — Бухта открытая, но волнения нет, и твои корабли смогут подойти к самому берету.

Блейд молча кивнул, разглядывая разнокалиберную флотилию судов и суденышек, что следовали за «Ураганом», его флагманской триремой. Их было без малого две сотни и — хвала ханнарским богам! — за трехдневный переход через Сир-да никто не потерялся и не отстал. Погода благоприятствовала плаванию; даже сейчас, поздней осенью, море было спокойным, воздух -теплым. Впрочем, на просторах Сир-да редко бушевали штормы. Этот водный эстуарий был фактически огромным соленым озером трехсотмильной ширины, протянувшимся по меридиану на впятеро большее расстояние; на юге он соединялся Грисским проливом с Морем Зноя, Пагар-да.

Странник перевел взгляд на встававший впереди берег и холмы. Сейчас где-то за ними двигалась в двадцати нирратах от уреза воды армия Мантула Скрима — сто пятьдесят тысяч конных и пеших солдат, закованных в железо. Навстречу ей шли силангуты, столь же огромное войско; пожалуй, даже побольше. Но в результатах грядущей битвы не приходилось сомневаться.

Вчера утром прилетела соколиха с посланием от Скрима, таинственным образом разыскав своего самца, что сидел в клетке на капитанском мостике «Урагана». Кантийский спарпет сообщал, что его передовые патрули обнаружили противника и что Блейду надо поторопиться. Впрочем, Скриму не требовалась серьезная поддержка, он только просил вовремя подвести легкую конницу ситалла, чтобы завершить окружение силангутской армии и вырезать ее до последнего человека.

— Буди гребцов! — приказал Блейд кормчему, внимательно наблюдая за холмами. — Первая смена — на весла, прочих — кормить! Приказ передай на остальные корабли.

Санкрайя поклонился и вызвал сигнальщиков; вскоре над морем понеслись звонкие удары бронзового колокола. Еще через десять минут вдоль корабельных бортов стали разворачиваться веера весел, «Ураган» ощутимо вздрогнул и ускорил ход. Остальные суда потянулись за ним. На веслах везде сидели альбаги да хасты — для них, потомственных пиратов, гребля была делом привычным.

Заботливый Джеф сбегал на камбуз и притащил хозяину завтрак. Пережевывая солонину, странник повернулся к Маку и буркнул:

— Следи за холмами! Должен быть знак — столб дыма. Скрим предупреждал в письме. Ты, почтенный, — он кивнул Санкрайе, — передай распоряжение: галерам с ситалла и стрелками выходить на линию справа от флагмана, затем пристраиваться кораблям с тяжелой пехотой и катафрактами, последними идут альбагские суда. Грузовые транспорты с Огненосцами пусть держатся сзади.

— Не пора ли спускать паруса? — осторожно напомнил кормчий. -Перестраиваться лучше на веслах… да и до берега уже близко.

— Тебе видней, почтенный.

Сигнальный колокол «Урагана» вновь загрохотал, оглашая пространство сериями коротких резких вскриков и долгих протяжных стонов. Паруса на кораблях поползаю вниз, весла задвигались живее — видно, на скамьи уселась свежая смена, сытая и выспавшаяся. Суда начали менять порядок: большие галеры, на которых шли ситалла со своими лошадьми, становились по правый борт флагмана, за ними — юркие гребные шхуны с легковооруженными, потом снова крупные корабли — катафрактов и тяжелой кантийской пехоты; последними, как было велено, двигалась разномастная флотилия привычных к морским трудам альбагов. Теперь весь флот — за исключением державшихся в тылу грузовых транспортов — шел к силангутским берегам широкой четырехмильной дугой. Расстояния между кораблями сократились до двухсот футов.

— Знак, мой господин! — одновременно с этим выкриком Мака раздались громкие голоса впередсмотрящих. Странник швырнул за борт недоеденный кусок солонины и уставился на берег: над холмами возносилась к голубеющим небесам мутно-серая дымная колонна. Она обозначала фронт скримова воинства, и слева от нее, к северу, находился фланг силангутцев. Туда Блейд намеревался нанести внезапный удар своими панцирными частями; конников-ситалла он хотел высадить севернее, чтобы степняки зашли в тыл противника.

— Правь на десять нирратов левее сигнала! — велел он Санкрайе. — Как близко мы можем подойти к берегу?

— Пока днища не заскребут по песку, господин, — пояснил навигатор-бхиот. — Сейчас отлив, а к вечеру прилив снимет корабли с мели.

Удары весел стали реже, суда осторожно продвигались вперед. Впрочем, тут не было ни камней, ни рифов; открытая большая бухта с полосой песчаного пляжа, за которым начиналась трава. Идеальное место для высадки десанта! Берег был абсолютно безлюден, но Блейда это не смущало: основные силы силангутов связаны Мантулом Скримом, так что они не могли отразить нежданное нападение с моря. Вероятно, на гребнях холмов у них стояли наблюдатели, и более чем вероятно, что его флот уже замечен; но чтобы придержать восьмидесятитысячный экспедиционный корпус на этом пологом берегу, надо выставить не менее сорока-пятидесяти тысяч бойцов. Вряд ли силангуты могли позволить себе такую роскошь, когда на них надвигаются бронированные фаланги Скрима!

Блейд мрачно покачал головой, предчувствуя очередную кровавую резню. Конечно, войска силангутов обречены, и он сам, как положено опытному полководцу, сделал для этого все возможное, прибыв в нужное время и в нужное место. Но душа у него не лежала ни к предстоящему сражению, ни к этой войне вообще! Неужели кантийские полчища доберутся и до Бартама — сказочного Бартама, последнего островка независимости среди цивилизованных стран Ханнара?

Нет, этому не бывать! С угрюмой улыбкой он вспомнил о плотном свитке бумаги, хранившемся в его багаже как самая большая драгоценность. Там -стихотворная лоция, поэма-путеводитель по Огненным Землям, почти вдвое длиннее той, что поведал ему старый ха'дро. Блейд трудился над второй ее частью по вечерам две недели, пока в Харсе оснащалась его флотилия, и был готов поставить свою голову против медного финареотского дельфина, что все получилось вполне правдоподобно. Пусть Гинна Пал проверяет путь до Небесного Озера, пусть убедится, что ни в чем нет ни ошибки, ни ловушки! Все изложено точно: секретные знаки, тайные водоемы, зыбучие пески и местонахождение самого Фар'лона, ключа к Бартаму! Да, все точно, кроме одного: ни слова о бронзовых вратах и стражах, готовых спустить воду в песок при виде огромной армии.

Затем Блейд подумал, что этот свиток с поэмой, сотворенной вместе со старцем Хирамом, лучшее доказательство его бартамского происхождения. Кто, кроме настоящего бартамца, великого воина и мага, мог знать дорогу через пустыню? Только силангутские ха'дро, готовые остановить сердце, но не выдать своих тайн… Значит, он, Ричард Блейд, становится незаменимым для кантийского воинства; он, и только он может провести непобедимую армию Фраллы Куза к рубежам легендарных восточных земель, доставить туда всех этих аттил, больших и маленьких, в целости и сохранности. Интересно, по какой причине он это сделает? Кто из неведомых бартамских владык оскорбил его, настолько обидел, что он решился на такое предательство — вернуться на родину с огромной чужеземной армией? Мрачная усмешка снова заиграла на губах Блейда; на сей счет у него были заготовлены самые душещипательные истории в духе Старшей Эдды, сказания о Нибелунгах и средневековых рыцарских романов.

Он поймал на себе взгляд Мака и свирепо оскалился в третий раз — пусть его адъютант думает, что доблестный спарпет и хозяин тешит душу мечтами о предстоящей бойне. Ха! Скоро его станут бояться и почитать больше, чем самого грозного Гинну Пала, не говоря уж об императоре! Об этом недоноске Фралле Кузе, который полностью находится под башмаком у своей супруги! Впрочем, Блейд полагал, что на данное обстоятельство ему обижаться не стоит.

Киль «Урагана» зашкрябал по песку, и странник, очнувшись от дум, велел спускать с борта широкие трапы и выводить лошадей. Сам он первым сошел в воду и первым ступил на землю Конта Силангут. Высадка началась.

***

Солнце еще не успело подняться на ладонь над восточными холмами, а конники ситалла уже выстроились плотными квадратами за пляжем, на травянистом берегу. Они стояли по текадам, как на смотре, учиненном не так давно Гинной Палом: текада на вороных лошадях, текады на саврасых, каурых, пегих, серых, белых, гнедых, и снова на вороных и саврасых… Сверкали нагрудники легких доспехов, блестели шлемы, из подвешенных к седлам колчанов торчали оперенные кончики стрел, кривые сабли напоминали серебристые полумесяцы. За восемнадцатитысячным отрядом конницы темнели столь же плотные рангары стрелков и легковооруженных пехотинцев; остальные части, не столь подвижные, еще высаживались на берег.

Блейд вызвал к себе атара Хэмба и двух кантийских офицеров, командовавших катафрактами и меченосцами. У каждого из этих двоих было по рангаре — шесть тысяч панцирных бойцов.

— Ты, Хэмб, — он взглянул на вождя альбагов, оглаживавшего длинные усы, — немедленно вышлешь половину своего отряда — всех, кто высадился -к холмам. Двигаться левее на ниррат столба дыма, перевалить через эти пригорки и ударить силангутам во фланг! Катафракты почти все уже на берегу, они поддержат атаку. Понятно? — он взглянул на рангара тяжелой конницы, и тот важно кивнул. — Во втором эшелоне пойдут оставшиеся альбаги, меченосцы и десять тысяч легковооруженных. Три тысячи пусть останутся здесь -прикроют корабли и помогут Огненосцам выгрузить боевые машины. Мак, этим займешься ты, — Блейд бросил взгляд на адъютанта. — И чтобы все катапульты были на суше к полудню и готовые к стрельбе!

Макрон Сирб вскинул руку в воинском салюте. Его квадратное лицо казалось непроницаемым; ни звуком, ни движением он не возразил хозяину, оставлявшему его у кораблей, когда в нескольких нирратах вот-вот разгорится битва. Мак был настоящим офицером, исполнительным и надежным; можно было не сомневаться, что к полудню все огненосное воинство окажется на берегу.

Атар Хэмб прочистил горло.

— Скажи, спарпет, должен ли я возглавить первый десяток тысяч своих парней?

— Нет. Пусть их ведет рангар, а ты проследи за высадкой. Потом — в атаку, вместе с меченосцами! Нанесете удар вон туда, на три ниррата к северу от дымного столба, — Блейд вытянул руку, показывая примерное направление. — Я беру всю конницу ситалла и пять тысяч кланибойнов, попытаюсь обойти силангутов сзади и ударить по тылам. Все ясно?

Руки военачальников взлетели в салюте. Отпустив их, странник повернулся к трем предводителям ситалла, застывших на своих маленьких лошадках словно конные статуи.

— Хоп, поведешь своих в центре, за мной; Шас — слева, Кин — справа. Достигнем гребня и останавливаемся. Атака — по моему сигналу. Вперед!

Он пришпорил своего крупного жеребца и поскакал к холмам. Мягкие удары тысяч копыт за спиной сливались в мерный гул, напоминавший рокот океанского прибоя. Оглянувшись, Блейд увидел — в разрыв между колоннами Хопа и Шаса, — как пешие стрелки, стараясь не ломать строя, бегом двинулись за конницей. Им надо было преодолеть всего две-три мили в хорошем темпе, и он надеялся, что руки кланибойнов не будут дрожать, спуская тетивы.

Бьющий в лицо ветер охладил его. Впрочем, даже сейчас, бросив в атаку стремительную лаву степной конницы, он не испытывал ни привычного возбуждения перед битвой, ни, тем более, ярости или гнева. Он даже не собирался обнажать свой меч и рубить головы несчастным силангутам — в конце концов, для этого у него имелось восемьдесят тысяч мечей, сабель и пик. Да еще вдвое больше — у Мантула Скрима!

Мощный конь вынес Ричарда Блейда на вершину холма и остановился, повинуясь натянутой узде, храпя и мотая головой. Слева и справа от него волны всадников катились вверх по склонам, сшибая стрелами и топча редкие заслоны силангутов; колонны текад на одномастных лошадях казались огромными змеями, неудержимо и быстро ползущими вперед. Странник, однако, не глядел на них, зачарованный развернувшейся внизу картиной.

Там было поле, широкое и просторное; бескрайняя степь, заполненная множеством людей, пеших и конных. Войска Конта Силангут вытянулись с запада на восток гигантским полумесяцем, и, едва взглянув на них, Блейд понял, что его расчеты оказались точны: он вывел свою кавалерию к самым вражеским тылам. С вершины холма он не мог различить фигурки отдельных солдат, рассмотреть их доспехи и боевое снаряжение; лежавший перед ним полумесяц распадался только на четкие прямоугольники воинских отрядов, над которыми вились флаги, разноцветные перья и плюмажи, торчали заросли копий с яркими вымпелами, гребни полированных касок и навершия луков. Армия была огромной; какое-то шестое чувство полководца подсказывало Блейду, что тут собрано не меньше четверти миллиона человек.

К югу от полумесяца стояло — нет, уже двигалось, катилось вперед! -второе войско, не столь пестрое и красочное, не такое большое, без ярких флагов и трепещущих султанов. Его шеренги были безупречно ровными, сверкающими металлом, и мерный лязг кантийского железа перекрывал боевой клич силангутов.

Застыв на гребне холма, Блейд уставился на этот стальной вал, покрывавший ярд за ярдом с неотвратимостью морского прилива. Там была фаланга, огромный еж, щетинившийся длинными копьями, пропущенными в прорези щитов, она надвигалась в центре, чуть выступая вперед, готовая рассечь полумесяц силангутов надвое. С боков эту многотысячную массу закованных в броню воинов прикрывали меченосцы — с такими же тяжелыми щитами, с клинками четырехфутовой длины, в глухих гладких шлемах, почти непроницаемых для стрел. Слева и справа от них тоже шли фалангиты — еще два железных ежа, которым предстояло сокрушить фланги силангутской армии, за ними ритмично колыхались пики катафрактов и блестели их треугольные, заостренные книзу щиты.

Эшелон первого удара включал тысяч сто бойцов. Следом двигалась вторая линия войск, которую странник не мог разглядеть отчетливо за дальностью расстояния; но он полагал, что вряд ли передовым рангарам понадобятся подкрепления. Эта сотня тысяч копейщиков, меченосцев и панцирных всадников была способна рассеять и вытоптать в десять раз большее войско! И он сам, вместе со своими варварскими отрядами, предназначался лишь для одного-единственного дела: не дать силангутам разбежаться по всей степи, выкосить их, выбить дочиста, когда они дрогнут и побегут под напором железного пресса кантийской армии.

Центральная фаланга ударила. Грохот, рев, звон, стоны! И мерный лязг окованных металлом древков, трущихся о щиты и наплечники шипастых доспехов. Какое-то мгновение казалось, что силангутская пехота, сплотившись огромным квадратом, выдержит чудовищный напор ежа; но вот она дрогнула и попятилась. Кантийцы шли вперед, перемалывая вражеских воинов ряд за рядом.

Слева и справа от плотных шеренг копейщиков в силангутское воинство вклинились меченосцы. Блейд представлял, что там сейчас происходит: солдаты двигаются попарно, один несет большой щит, колет и рубит коротким полуторафутовым клинком, смертельно опасным в тесноте ближнего боя; второй действует тяжелым двуручным эспадоном — таким можно и ударить, словно дротиком. Фалангиты рассекали, давили вражеский строй, заставляли противника расступаться, но два буруна из человеческих тел, два людских водоворота, что постепенно возникали на флангах ежа, натыкались на клинки меченосцев. Они резали и пожирали плоть силангутской армии, словно стальные челюсти исполинских хищников.

Ударили два меньших ежа — примерно посередине между центром полумесяца и его краями. Они действовали с той же потрясающей эффективностью, то выбрасывая вперед копья на добрый ярд и разом скашивая целую шеренгу, то втягивая их обратно, точно на удивление длинные змеиные жала. Видимо, ни щиты, ни доспехи силангутов не предохраняли от этих убийственных выпадов, они падали, как трава под косой, в кантийских же рядах особых потерь заметно не было.

На миг Блейд поразился самонадеянности силангутских полководцев. Неужели они надеялись противостоять бронированным порядкам Великого Канта в плотном строю? Неужели рассчитывали выдержать удар фаланги? Теперь, когда бойцы сошлись щит к щиту, в центре нельзя было использовать ни стрелков, ни всадников; конница первым делом затоптала бы своих.

Края огромного полумесяца дрогнули, начали заворачиваться, пытаясь охватить железные ежи; слева, далеко в степи, и справа, у самых подножий холмов, пошли в атаку кавалеристы в блестящих доспехах, с пышными плюмажами на шлемах. И сразу навстречу им выхлестнули колонны катафрактов.

Их контратака была сокрушительной, за ними осталась земля, заваленная трупами людей и лошадей, изрытая ударами тысяч шипастых подков, с лужицами крови, алевшими среди травы, серебристых панцирей, ярких попон и плащей. Не обращая внимания на стрелы, сыпавшиеся градом, катафракты стремительной волной накатили на фланги, рассекли их и, перестроившись, начали отжимать силангутов на копья меньших фаланг.

Еще немного, двадцать минут или полчаса, и начнется беспорядочное отступление, понял Блейд. Он оглянулся: Хоп, Шас и Кии, три степных атара, находились позади, а за ними ждали его команды трубачи.

— Что прикажешь, спарпет? — спросил Хоп.

— Атаки не будет, — произнес странник. — Спускайтесь с холмов, растяните строй на пять-шесть нирратов в степь и ждите, пока они не побегут. — Он замолчал.

— Что тогда, спарпет?

— Стреляйте и рубите, рубите и стреляйте — только и всего — Блейд махнул рукой. — Ну, пошли!

Унеслись легкоконные ситалла, оставив с ним трубачей и небольшой охранение, умчались в степь, перекрыв все дороги на север и восток. Подошли бородатые лучники-кланибойны, встали на вершинах холмов, отрезая путь на запад, к морю. Потом, приподнявшись в стременах, Блейд увидел, как в миле от его наблюдательного пункта через холмы переваливают альбаги и рангара катафрактов, не медля, они обрушились на потрепанный правый фланг силангутов и принялись вырубать пехоту и стрелков. Дело шло к логическому завершению, то есть к бойне, и странник вдруг почувствовал скуку и смертную тоску. Теперь он мог разглядеть второй эшелон скримова войска: там тоже были фалангиты и меченосцы, но впереди них шли гасильщики.

Блейд отвернулся и скользнул взглядом по дюжине трубачей и посыльных, ждавших его приказов.

— Эй, парни, у кого найдется выпить?

— Только это, господин… Прости, мы не любим вина… — один из ситалла протягивал ему бурдючок с перебродившим кобыльим молоком.

— Давай… Там, где столько крови, сойдет и твой айран.

Он вытащил затычку и приник к бурдюку.

***

Дней через пятнадцать-двадцать, когда большая часть кантийских войск уже переправилась через Море Восхода, Блейд был вызван на малый императорский совет. Случилось это уже в лагере, еще более огромном, чем финареотский, ибо теперь в нем стояла не только первая армия, но и войска Калатты Хара и Мантула Скрима. Крепость эта, с валами, башенками, палисадом и рвом, была возведена за неделю, и вместе с солдатами над ней трудились десятки тысяч силангутов из трех или четырех ближайших городов. Стояла она на равнине, в центре покоренной страны и в трехстах нирратах к востоку от берегов Сир-да; в середине ее высился шелковый шатер Великого и Победоносного, а окружали его просторные палатки главных спарпетов. Одна из них принадлежала Ричарду Блейду.

Вызовом он был недоволен, ибо тот пришел ночью, в начале десятой стражи, вырвав странника из нежных объятий Энны Кораны. Подруга же его словно бы не удивилась: встав и набросив плащ, лично приняла свиток у гвардейского офицера, велела ему немного подождать и растолкала Джефа. Вдвоем они обтерли Блейда влажными полотенцами, обули и одели, как подобает, набросили на плечи синий, шитый серебром плащ имперского контаррана. Странник потянулся было к своему тяжелому эспадону, но Энна сказала, что с такими жуткими штуками во дворцы не ходят, и сунула ему украшенный самоцветами парадный меч, Затем она сочно чмокнула его в губы и вытолкнула за порог.

К удивлению Блейда, там его ждал оседланный конь и дюжина гвардейцев -тоже все верхом. Торжественный выезд, решил он и взгромоздился в седло. Прохладный ночной воздух окончательно разогнал сон.

Гвардейский офицер двинулся вперед, потом перевел коня в галоп; они проскакали мимо шелкового императорского дворца и направились к лагерным воротам. Два всадника с факелами, ехавшие за офицером, освещали дорогу, еще пара факельщиков замыкала небольшую колонну. Блейд понял, что совет состоится вне воинского стана.

Действительно, через четверть часа их кавалькада свернула к просторной усадьбе какого-то силангутского нобиля — бывшего нобиля, поскольку к этому дню он наверняка почил в бозе со всем своим семейством. Странник заметил, что виллу хорошо охраняли — тут было не меньше сотни конных гвардейцев, а перед ними — оцепление из Стражей Порядка. К востоку и западу от стен, окружавших дом, белели палатки и тоже мерно вышагивали часовые; видно, там отсыпалась очередная смена часовых.

Офицер-гвардеец доставил Блейда прямо к крыльцу. Вилла была двухэтажной, мраморной, окруженной со всех сторон террасами с колоннами -небольшой уютный дворец, да и только. Нижний этаж сиял огнями светильников, подвешенных под кровлями террас, верхний казался погруженным в темноту.

Блейд спрыгнул на песок, которым был посыпан просторный, двор, и пригладил растрепавшиеся во время скачки волосы. На крыльце его ждали, и личность встречавших послужила поводом для очередного удивления.

Две молодые дамы! Две благоухающие леди в роскошных парадных туниках фрейлин Светлейшей Тении! Одну из них он знал — то была подружка Энны.

Странник поклонился, с удовольствием вдохнув исходившие от них ароматы. Дамы изящно склонились в ответ, плавными жестами приглашая его проследовать в дом. Шагая вслед за своей знакомой, Блейд чуть придержал ее за локоток и шепнул:

— Великий и Победоносный тоже будет на совете?

Женщина обернулась, одарив его загадочной улыбкой.

— Нет, Доблестный. Это же малое совещание. Император присутствует только в особых случаях.

Перешагнув порог небольшого уютного зала, Ричард Блейд понял, что совещание и в самом деле является малым, можно сказать — семейным. За круглым столом восседал славный триумвират полководцев: старый ястреб, крючконосый Гинна Пал, Неустрашимый Ахаос Мантул Скрим и Храбрейший Друон Калатта Хар. На столе высились тонкогорлые серебряные кувшины и кубки с вином, вазы с фруктами и сластями и шандалы с гроздьями свечей; их огни играли на шитых золотом туниках мужчин и драгоценностях женщины, сидевшей в углу, в высоком, похожем на трон кресле.

Блейд покосился в ее сторону, заметив блеск черных глаз, диадему в темных волосах, нежную смугловатую кожу щек и тонкие пальцы, переплетенные на колене. Императрица! Что ж, это полностью компенсировало отсутствие императора.

— Ричаос Блейтул Брит Доблестный, спарпет Победоносного, контарран Великого Канта, — нежным голоском проворковала его провожатая. Блейд поклонился — сначала императрице, затем старшим коллегам.

— Садись, Блейтул, вот твое место, — Калатта Хар, осанистый пятидесятилетний крепыш, указал на кресло рядом с собой. Блейд сел. Мантул Скрим, на удивление рослый для кантийца мужчина, года на четыре постарше Хара, налил ему вина, Гинна Пал придвинул вазу с засахаренными фруктами. Все трое были без оружия, только с небольшими кинжалами на поясных ремнях, и странник счел это добрым знаком.

— Ты превосходно провел последнюю операцию, Блейтул, — Гинна Пал, подняв серебряный кубок, сухо усмехнулся. — Скрим доволен.

— Он справился бы с силангутами и сам, — заметил Блейд. — Моя атака — всего лишь блошиный укус.

Мантул Скрим кивнул крупной головой в завитках черных блестящих волос.

— Да, блошиный укус, но разве в том дело? Ты перебрался через Сир-да с большим войском и прибыл туда, куда надо, и тогда, когда надо. И я видел, как искусно были расставлены твои войска. Ситалла отрезали противнику все пути для отступления, катафракты и альбаги нанесли первый фланговый удар, потом меченосцы и опять же альбаги окончательно смяли их правое крыло… Ты даже успел позаботиться об охране кораблей и установить катапульты! — Скрим восхищенно цокнул языком. — Когда я это увидел, то решил, что у тебя четыре головы и десяток рук! Клянусь милостью Гирларла, ты всюду поспел!

— Благодарю тебя, — Блейд тоже поднял чашу. — Твои слова согрели мое сердце

Они выпили в молчании. Императрица сидела неподвижно, скрытая в полутьме, и Блейд видел только блеск горячих черных глаз да игру света на ее драгоценной диадеме.

— Ты отличный полководец, Блейтул, — произнес Калатта Хар густым басом. — Умелый, стремительный, неожиданный! Люди готовы идти за тобой, особенно все эти варвары, которые составляют чуть ли не четверть нашего войска. Мы не можем… не можем… — неожиданно он замялся…

— Мы не можем тебя потерять, — закончил Скрим. — Вернее, не хотим. Это было бы очень обидно.

Странник усмехнулся.

— Пока я не подавал прошения об отставке.

— Таких прошений у нас не подают, — Скрим откинулся на спинку кресла и вытянул длинные ноги. — Или ты — наш, и идешь с нами, до конца, или…

Снова наступило молчание.

— Вы в чем-то сомневаетесь? — наконец спросил Блейд.

Калатта и Скрим переглянулись, но ответил на это раз Гинна Пал.

— Да, Блейтул, во многом. Прежде всего — в твоем происхождении.

Странник повернулся к нему, уставившись в непроницаемые темные глаза первого из кантийских спарпетов.

— Скажи, почтенный, горы Касса действительно стоят где-то на юге, у берегов Пагар-да?

— Несомненно.

— Там жаркие и бесплодные земли, так? Очень бедные?

— Беднее не придумаешь, — Гинна Пал кивнул.

— Десять драных коз на всю страну, верно?

— Верно.

— И потому сильные молодые касниты уходят служить в чужие войска, в ту же Либонну, например?

— И это не подлежит сомнению.

— Тогда в чем же дело? Что тебе от меня надо?

— Правду, Блейтул, — крючконосый спарпет приподнялся и передвинул шандал — так, чтобы свет падал на лицо странника. — Правду, мой касс, -повторил он, — правду, ибо ты такой же каснит, как я — легкокрылая Хайя.

— Если речь идет об этих знаках — опустив глаза, Блейд похлопал себя по груди.

— Ха! В этом ли дело! — крючконосый небрежно отмахнулся. — Видишь ли, Блейтул, кассы действительно неплохие солдаты, сильные, жестокие… Я видел их в Либонне и сражался с ними. Очень рослые и немного походят на тебя… Но ни один каснит никогда не поднимался чином выше десятника, поверь мне. И лица у них иные… говоря по чести, они походят рожами на своих коз. Такие же тупые, мой дорогой Блейтул. Так что не надо рассказывать мне сказок о твоей службе в Бал-Па, Ким-Сае и где там еще! Мне хотелось бы услышать что-то более правдоподобное.

Ричард Блейд задумчиво посмотрел на старого коршуна. Да, ему не откажешь ни в уме, ни в наблюдательности! И Гинна Пал бесспорно знает этот мир, реальность Ханнара, гораздо лучше чужака, пришельца, который провел здесь всего лишь три с небольшим месяца… Палу тут ведомо все — кроме правды о землях Бартама.

— Ну, а что ты сам думаешь, почтенный? — спросил он, усмехнувшись.

— Я думаю, что ты из Бартама. И все, — Гинна Пал обвел внимательным взором присутствующих, задержав глаза на императрице, — в том со мной согласны. Мы расходимся во мнениях лишь относительно твоей истинной цели.

— Было бы любопытно послушать и об этом. — Странник не сомневался, что любые предположения на сей счет совпадут с заготовленными им легендами.

— Ну что ж… — крючконосый немного помедлил, словно гипнотизируя Блейда взглядом. — Светлейшая, — поклон в сторону императрицы, — считает, что ты — беглец. Скрим и Калатта видят в тебе посланника. Я же думаю, что ты шпион.

— Если так, зачем же ты и Светлейшая, — Блейд тоже отвесил поклон, -сделали меня полководцем? Подняли на такую высоту шпиона или подозрительного беглеца?

— Странный вопрос для столь умного человека, — по губам Пала скользнула улыбка. — Посуди сам: где прячется лазутчик? В безвестности, среди других людей… маленьких людей… Чем выше он стоит, тем он заметнее, тем легче за ним наблюдать, верно?

Блейд кивнул, слегка поморщившись. Не хватало только, чтобы эта архаическая полицейская крыса преподносила ему — ему! — азы шпионской науки.

— Предположим, ты прав, — заявил он. — Что же заставляет тебя думать, что я — бартамец?

— Слишком многое. Ты появился неожиданно, словно из темного царства Кораны, и, похоже, почти ничего не знал ни о Канте, ни о Финареоте, ни о других землях. Случайно попал к гасильщикам… ну, и надо было там сидеть! Но ты наделал ошибок, Блейтул, и первая — драка с тем хастом… Ты привлек к себе внимание!

— Тогда и появилась Энна Корана Лини? — небрежно поинтересовался странник, уже почти уверенный в ответе.

— Да, тогда она и появилась, — кивнул крючконосый. — Ибо мужчина не скажет столько под самой жестокой пыткой, сколько может выболтать хорошенькой женщине. Повторяю, ты наделал много ошибок! И главная из них -ты показал, что талантлив! Умен, силен, крепок духом, опытен в военных делах! Но были и другие просчеты… этот старик-силангут, исчезнувший неведомо куда с твоей виллы в Харсе… еще двое моих людей… еще кое-какие странности… Так что я полностью убедился! Всем известно, что бартамцы -великие воины и чародеи!

Он уставился на Блейда во все глаза — как и остальные полководцы. Императрица шевельнулась, ее драгоценная диадема и ожерелье рассыпали фонтан сверкающих брызг.

— Никаких ошибок не было, спарпет, — заявил странник, протянув руку и неторопливо выстраивая перед собой в ряд серебряные кубки и кувшины. — Это лишь твое толкование фактов, а истина, как известно, имеет много обличий. Я хотел привлечь к себе внимание, и я его привлек. По двум причинам.

— Первая? — это был Мантул Скрим.

— Первая связана с моей целью появления здесь, в ваших землях.

— Вторая? — пробасил Калатта Хар.

— Вторая… вторая заключается в том, что я ничем не рисковал. Я нахожусь в полной безопасности. Везде и всюду, в любой момент.

Гинна Пал хищно оскалился.

— Думаю, ты заблуждаешься, мой доблестный Блейтул Брит. Если мы не узнаем правды и не договоримся, вряд ли ты покинешь виллу Светлейшей живым.

Блейд повел рукой, и кувшин с вином исчез. Потом растаяли в воздухе два кубка, еще один кувшин и ваза с фруктами, наконец странник повернулся к Тении Фралле Куз, и диадема, венчавшая ее головку, тоже испарилась.

— Прости мне это святотатство, госпожа, — Блейд низко поклонился, -Обещаю, когда мы доберемся до моего замка в Бартаме, я компенсирую эту потерю.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Потом Калатта Хар неуверенно прочистил горло и спросил:

— И ты можешь… можешь так и с людьми? С каждым?

— С любым и каждым, — охотно подтвердил странник. — Всем известно, что бартамцы — великие воины и чародеи.

Он чувствовал себя победителем. Если эти трое хотя бы пикнут, он отправит их к Лейтону — пусть заканчивают свое совещание в приемной камере Малыша Тила. Блейд не сомневался, что после этой впечатляющей демонстрации ему удастся договориться с императрицей.

— Хм-м… — протянул Гинна Пал, справившись с изумлением; против ожиданий, он казался довольным. — Итак, мы выяснили первый вопрос — откуда ты. Теперь постараемся разобраться со вторым — зачем ты сюда прибыл. И не будем угрожать друг другу.

Блейд пожал плечами.

— Я никому не угрожаю, почтеннейший, я только предупреждаю. — Он прищурился, и еще два кубка исчезли. — Что до моей цели, то позволь заметить, что из вас всех верно угадала Светлейшая.

— Значит, ты беглец? Изгнанник?

Он молча кивнул, отметив, что по губам Тении скользнула торжествующая улыбка. Каждому — а женщине в особенности — приятно сознавать, что он оказался самым проницательным!

— Кто же тебя изгнал? — спросил Скрим.

— Враги, — Блейд снова пожал плечами. — Видишь ли, Неустрашимый, Бартам — это не единая страна. Это обширные земли у Восточного океана, где много разных стран и государств. Одни бартамцы обликом похожи на меня, другие — на вас, третьи — на финареотов… — Он почти дословно цитировал слова старца Хирама. — Мой наследственный удел оказался не самым крупным и не самым сильным. Войско мое было перебито, города и замки — взяты штурмом, земли отобраны… И тогда я поклялся отомстить врагам!

Он грохнул кулаком по столу — так, что подпрыгнули шандалы со свечами — и свирепо оскалился. Императрица вздрогнула, Мантул Скрим с невольным испугом подвинул кресло, Храбрейший Калатта Хар опрокинул в рот свою чашу, и вино забулькало в его горле. Гинна Пал внешне остался спокоен.

— Если я правильно понимаю, бартамец, — произнес он, — ты намекаешь на некое соглашение? На договор?

Блейд вновь надел маску спокойствия. Решительный момент приближался.

— Да! — Ему стоило больших усилий сдержать улыбку.

— Твои условия?

— Я доведу вас до Бартама. Те страны — ни по отдельности, ни все вместе — не устоят перед вашим войском. Я получу головы своих врагов и власть над всем востоком… разумеется, как вассал Великого и Непобедимого, супруга Светлейшей, — снова поклон в сторону императрицы.

Гинна Пал задумчиво почесывал свой крючковатый нос.

— С первой частью согласен, — наконец произнес он. — Головы за указание пути… Да сколько угодно! Можешь выложить из голов хребет размером с Риг Найл! Но вот насчет власти… Посуди сам, для нас опасно держать на востоке такого сильного вассала! Человека, который вызнал наши боевые приемы! А вдруг ты взбунтуешься, Блейтул? Или захочешь сам завоевать мир?

— Что же ты предлагаешь, почтенный?

Старый спарпет, продолжая почесывать нос, оглядел своих соратников и снова задержал взгляд на императрице; Блейду показалось, что она чуть заметно кивнула.

— Я предлагаю гораздо большую власть, чем ты ищешь. Забудь о Бартаме; в конце концов, это лишь одна из частей мира, не более того. Мы придем туда, ты получишь все головы, какие захочешь, потом вернешься на запад. В Великий Кант, я разумею.

— Зачем?

Гинна Пал снисходительно улыбнулся.

— Как ты думаешь, чем сильна империя?.. — он выдержал паузу, но странник не отвечал: вопрос был явно риторическим. — Не армией своей, не воинским искусством, не властью над многими землями и не союзом с варварами вроде альбагов… Великий Кант силен единством среди правящих родов! Среди Колесничих! — спарпет торжественно поднял палец, словно призывая к вниманию.

Блейд кивнул. Как он и подозревал, у местного Аттилы было много голов, и не стоило даже надеяться, что он срубит их все. Но самые важные находились перед ним на расстоянии протянутой руки.

— Давным-давно мы поняли, — продолжал крючконосый, — что главный враг любого государства — междуусобица и отсутствие единой цели. Мы выбрали цель и договорись не грызть друг друга. Договорились и о том, что всякий способный человек, чистокровный ли кантиец, ханборд, фралл, сеулг или даже варвар, станет Колесничим и нашим соратником — если докажет, что согласен с нашей целью. Она тебе известна, бартамец?

— Покорение Ханнара?

— Да! От моря и до моря! — Гинна Пал перевел дух.

— Кто же тогда становится императором?

— Это не так важно. Иногда — самый умный и сильный, иногда… — он усмехнулся. — Знаешь ли ты, Блейтул, что наш нынешний Великий и Победоносный вовсе не Фралла Куз? Светлейшая Тения, — поклон в сторону императрицы, — она в самом деле из рода Фралла Кузов, дочь и наследница покойного Патрада фраллы Куза. Когда он умер, мы избрали ей супруга, Гесталиона Дру Сейтала, не самого умного и сильного, но самого молодого среди нас. Мы надеялись на потомство, но увы… — Гинна Пал развел руками.

— Значит, император только символ? — спросил Блейд.

— Символ? Что ж, можно сказать и так! Он — знамя, видное издалека, знамя, за которым идет наша армия; Светлейшая — древко, а мы…

— Вы — руки, которые поддерживают флаг, — закончил странник.

— Ты быстро соображаешь, бартамец!

— Спасибо. Значит, ты предлагаешь мне стать одной из этих рук?

— Возможно даже, и знаменем.

— А что случится с нынешним, Великим и Победоносным?

Гимна Пал пожал плечами.

— Он вновь станет Дру Сейталом. Гесталион неплохой полководец, однако не твоего ранга… нет в нем искры Гирларла, понимаешь? Он может вести в бой рангару или две… вот и будет ими командовать.

— Вот как… — Блейд бросил взгляд на неподвижно сидевшую императрицу. Его покупали в четвертый раз; децин Марл Рилат — за серебро, альбаг Хэмб — за золото, имперский казначей — тоже за золото, только мешок был побольше. Теперь же ему предлагали власть, несметные богатства и женщину. Ставки растут, Дик! — сказал он себе.

— Хорошо, я согласен! — его ладонь легла на стол, будто припечатывая незримый контракт. — Я отведу вас в Бартам, получу долг крови, а потом вернусь на запад. Договорились?

— Почти. Наше решение должны подтвердить Фистаг Лон Азза, наместник Великого Канта, Сайлон Маркус Диг, правитель Либонны, и Эск Тидам Рока, который стоит со своими войсками в Ситлле… Разумеется, и Светлейшая Тения… — легкий кивок в сторону императрицы. — Ну, и еще одно…

Блейд кивнул.

— Понимаю. Утром я передам тебе, почтеннейший, опись дороги через Огненные Земли. Ты можешь ее проверить. Посередине пути есть озеро, огромное озеро на плоскогорье, где имеет смысл остановиться, отдохнуть и запастись водой. До него восемьсот нирратов от Ах Патара, что стоит на восточном силангутском рубеже… Пошли к озеру нескольких людей, лазутчиков поопытней — пусть убедятся, что я ни в чем не солгал.

— Не премину это сделать, доблестный Блейтул. Но эту опись ты передашь мне не утром, а вечером.

— Почему? — странник приподнял бровь.

— Потому что утром и днем ты будешь спать. Тебя ждет утомительная ночь.

Он поднялся, усмехаясь, и вместе с ним встали Калатта Хар и Мантул Скрим. Все трое отвесили почтительные поклоны императрице и, оправляя туники и плащи, направились к дверям. На лицах спарпетов бродили улыбки, словно у купцов, заключивших выгодную сделку; и Блейд понял, что мантия Великого и Победоносного уже готова опуститься на его плечи.

Когда шаги полководцев затихли, из угла, где сидела Светлейшая Тения, раздался чистый и ясный голос:

— Ты не мог бы слегка задержаться. Доблестный Блейтул? Я хочу показать тебе верхний этаж виллы… посоветоваться насчет ковров, мебели и обстановки…

Блейд неторопливо допил вино и поднялся.

— Готов следовать за тобой, прекрасная. Я очень хорошо разбираюсь в коврах и мебели. Особенно — в кроватях!

Глава 10

Лазутчики отправились в путь не медля, через день после того, как Блейд удостоился чести разделить ложе с кантийской императрицей. Светлейшая Тения осталась довольна — и, что гораздо больше удивило странника, была довольна и его подружка, прелестная Энна Корана. Видимо, знатные женщины Великого Канта тоже заключили союз наподобие мужского; но если нобили-мужчины договорились не грызться за власть, то их супруги и дочери решили не проявлять ревности. Когда Блейд поделился со своей возлюбленной предстоящими переменами в его жизни, она лишь весело рассмеялась, заметив, что роль первой наложницы Великого и Победоносного ее вполне устраивает.

Сокол, высланный лазутчиками, прилетел через десять-двенадцать дней. В послании сообщалось, что озеро Фар'лон на месте, что воды в нем хватит с избытком на всю полумиллионную армию и что дорога к нему тяжела и сложна. Трое из восьми гонцов, вышедших в путь с целым табуном лошадей, распростились с жизнью в зыбучих песках, и еще один умер от укуса какой-то ядовитой твари. Из лошадей уцелело меньше десятка.

Пока лазутчики добирались до Небесного Озера, трехглавый кантийский Аттила не терял времени зря. Рангары одна за другой передвигались к городу Ах Патар, где около трех пирамид был выстроен новый лагерь. Там скопилось гигантское количество телег и вьючных животных, которые совершали регулярные рейсы в пустыню — на пятьдесят, сто, двести нирратов. Они перевозили продовольствие и воду в огромных бочках, которые закапывали в песок — во избежание испарения драгоценной влаги; кроме того, к первому участку зыбунов отправились Крепкорукие, чтобы попытаться навести переправу. Вся эта активность дорого обходилась силангутам; их гнали в Огненные Земли десятками тысяч, и назад не возвращался никто. Великий город Ах Патар обезлюдел.

Блейд тоже был занят по горло, устраивая свои дела. Лишь он один знал, что из пустыни вернутся только жалкие остатки огромного кантийского войска, и этим знанием требовалось распорядиться с умом. Он не желал зла ни Светлейшей Тении, ни дамам ее двора, ни Энне Коране, своей очаровательной шпионке, и сделал все возможное, чтобы они остались в покоренном Силангуте. Разумеется, их надо было охранять, как и завоеванную страну, и бравому агару Хэмбу с двумя рангарами альбагов тоже пришлось отказаться от славного похода. К его большому неудовольствию и недоумению, которым он тут же поделился со своим доблестным спарпетом. Блейд сказал, что дело альбагов -выполнять приказ, и на том дискуссия закончилась.

К большому сожалению странника, он не мог оставить в Конта Силагут и своих ситалла. Его предложения в части благородных дам и альбагов Гинна Пал счел вполне разумными, но что касается степных всадников, привычных к зною и жажде, то они становились в Огненных Землях просто незаменимыми. Блейд даже не поднимал этого вопроса, чтобы не вызвать лишних подозрений; в конце концов, Хоп, Шас и Кин являлись многоопытными вождями, и если им подсказать, когда и где расстаться с издыхающей железной кантийской змеей, то они наверняка спасут хотя бы половину своих людей.

Были у странника и другие дела, личного порядка. Он передал Маку свое имение Сайл Ор, сделав соответствующую надпись на императорской дарственной и заверив ее у имперского казначея. Затем он отправил бывшего Макрона Сирба в Финареот — вместе с верным Джефом, увозившим немало набитых золотом кошелей. Джефайа, когда ему было объявлено об этом решении, не сказал ничего, только встал на колени и прижался губами к руке хозяина; он понял, что никогда больше его не увидит. Мак же был явно обижен, и Блейд долго толковал с ним, убеждая, что отличный финареотский климат, богатая вилла и хорошенькая жена — не менее приятные веши, чем покорение мира.

С каждым таким завершенным делом он чувствовал, как рвется еще одна нить, связывавшая его с Ханнаром. Многое было уже позади в этом долгом, очень долгом странствии; впереди же маячили лишь огненная пустыня, тяжкий путь и смерть. Не его собственная, разумеется, — он мог уйти в любой момент, отправив Лейтону давно заготовленную записку; смерть десятков, сотен тысяч людей, жестокая смерть от жажды под палящим солнцем. Не сразу и не вдруг он решился на это, снова и снова взвешивая жизни кантийских солдат и обитателей неведомого Бартама, куда они так стремились. Наконец он решился сыграть роль местной Фемиды. Вероятно, через двадцать, пятьдесят или сто лет, когда империя окрепнет после потери своих армий, она снова явится в Силангут, чтобы вновь попробовать добраться до Бартама. Но то будут иные времена, и другим людям придется принимать решения: и кантийцам, и силангутам, и бартамцам. Особенно бартамцам! Разумеется, весть о гигантской армии, направлявшейся на восток и усеявшей костями пустыню, дойдет до них; пусть думают, как себя защитить, когда в Ханнаре не окажется Ричарда Блейда.

С такими мыслями он и выступил в путь, продвигаясь со своими ситалла и кланибойнами впереди императорской ставки. Великий Фралла Куз его не тревожил, но Гинне Палу, следовавшему в середине кантийского воинства, растянувшегося на два десятка миль, каждый день отправлялись депеши: о состоянии дороги, о пройденных нирратах пути, об оставшихся запасах воды, о найденных источниках и моральном духе солдат. В ответ летели приказы: разыскать места для стоянок, выслать вперед конных разведчиков, проверить прочность переправ, наведенных через зыбуны.

Покачиваясь в седле, Блейд озирал дикую и бесплодную местность, мысленно цитируя строчки из лоции старого Хирама. По сути дела, Огненные Земли нельзя было назвать песчаной пустыней; скорее они походили на засушливое плоскогорье, где участки зыбучих и обычных песков чередовались с твердым грунтом, камнями, скалами и большими оврагами, руслами исчезнувших рек. Кое-где, однако, удавалось докопаться до воды, но эти источники могли напоить тысячу или десять тысяч, но никак не полмиллиона людей и двести тысяч лошадей. Поэтому впереди войска везли множество больших бочек, постепенно пустевших; их предстояло выслать вперед, к озеру, наполнить водой и доставить обратно. Эта операция была возложена на Блейда и его всадников.

Когда неприветливый ландшафт и дьявольская жара утомляли странника, он прикрывал лицо капюшоном своего белого полотняного плаща и дремал. Иногда ему снилась Энна Корана, иногда — Эдна Силверберг; Дж. и лорду Лейтону тоже случалось посещать его сны. Лейтона он видел особенно часто — вероятно, потому, что его светлость представлялся теперь Ричарду Блейду в трех ипостасях, словно Господь Бог, его сын и святой дух; правда, Блейд так и не мог разобраться, какой из трех Лейтонов был Богом, какой — сыном, а какой — духом.

Да, те два путешествия, что он совершил перед экспедицией в Дьявольскую Дыру, были весьма странными, если не сказать больше! Впрочем, мир Зазеркалья, в котором он встретился с самим собой, еще поддавался какому-то разумному объяснению: вероятно, то была реальность, исключительно близкая к Земле, настолько близкая, что там тоже нашлось место Англии, Лондону, Дж., лорду Лейтону и, разумеется, Ричарду Блейду. Что ж, возможно! Во всяком случае, это не противоречило элементарной логике. Но Блоссом Хиллз…

Там не было другого Блейда, кроме него самого — он мог поклясться в этом! Но там был другой Лейтон! И другая установка, в чем-то более совершенная, чем та, что находилась в подвалах лондонского Тауэра! С ее помощью Лейтон — тот, другой Лейтон — умел наблюдать за будущим и даже ухитрился отправить туда посланца… Но произошло ли все это на самом деле, вот в чем вопрос?

Эти сомнения были отнюдь не праздными: Блейд хорошо помнил свое путешествие в мир Двух Галактик, которое оказалось всего лишь сном, навеянным лейтоновской машиной. Тогда он интуитивно ощущал, что спит и смотрит нечто вроде забавного приключенческого фильма — с собственной персоной в качестве главного героя. Однако осознание сна приходило от разума, не от чувств; чувства говорили, что все — абсолютно все! -реально.

Предположим, думал он, что а подобной иллюзии ему довелось бы стать не Киннисоном, галактическим полицейским, а самим собой. Предположим, там не было бы этих невероятных звездолетов, странных негуманоидных тварей, разумных драконов и прочей нечисти; предположим, он увидел бы все тот же Лондон, его окрестности, знакомые пейзажи и старину Лейтона… Удалось бы ему тогда отличить сон от действительности? Вряд ли… Проклятый лейтоновский компьютер мог навеять любой шизофренический бред, и только степень этой шизофреничности позволяла выявить истину. Что касается Блоссом Хиллз, то тут все казалось реальным и привычным, за исключением нескольких деталей. Например, компьютера — или машины времени, — размещенного не в подвалах Тауэра, а в несуществующем на самом деле лейтоновском замке.

Любопытно, что сам лорд Лейтон — настоящий Лейтон — ничего не мог сказать по этому поводу. Он лишь фыркал и злился, считая двадцатый эксперимент самой неудачной попыткой проникновения в иные миры. Чушью несусветной, говоря начистоту! Он никогда не признался бы, что в тот раз сам допустил ошибку, перепутав электроды, которые нужно было подсоединить к затылку подопытного. Блейд, разумеется, не видел собственного затылка, но не сомневался, что дело именно в этом.

Казалось бы, его светлость, как сторонний наблюдатель, мог с полной уверенностью сказать, было путешествие в Блоссом Хиллз реальностью или сном. Если странник исчез из своего кресла под колпаком коммуникатора, значит, он действительно переместился в иную реальность; если нет, то все его видения следовало отнести на счет компьютера. Но в том-то и дело, что в данном вопросе не имелось полной определенности! Лейтон не мог утверждать, исчез его подопытный или нет; ему почудилось, что странник как будто бы пропал на долю секунды и тут же появился вновь. С равной долей вероятности это могло оказаться истиной и обманом зрения; все-таки его светлость был уже очень стар.

Блейд открывал глаза, и ряды всадников, в таких же белых полотняных плащах, вновь начинали маячить перед ним. Слева и справа от колонны степняков шагали кантийские пехотинцы, тоже в белых саванах, без шлемов, щитов и тяжелых шипастых доспехов, которые везли в обозе. Угрюмые квадратные лица, туго сведенные челюсти, потрясающее упорство и выносливость… Но и они были людьми, всего лишь людьми! Блейд ощутил это особенно остро, когда кантийцы начали умирать. Гибли в основном хлямы; рогачи, тридцатилетние и сорокалетние, упрямо шагали вперед, спихивая трупы на обочины. Странник подумал, что и без его усилий десятая — а то и пятая — часть армии не доберется до Фар'лона. Норма воды составляла пинту в день, что при сорокаградусной жаре было почти что ничего.

Половина дороги осталась позади, потом две трети, три четверти… В сотне нирратов от Небесного Озера Блейд получил приказ выдвинуться со своими всадниками вперед, прихватив все опустевшие бочки — числом до пятисот. Лошади, тащившие эти архаические цистерны, получали двойную норму воды и потому шевелили ногами еще довольно резво. Не сомневаясь в грядущем крахе, странник повел степняков самым быстрым маршем и успел вовремя — к водопаду, низвергавшемуся со скал. Ситалла еще сумели напоить своих коней из многочисленных луж и наполнить часть бочек; затем Блейд вызвал к себе Хопа, Шаса и Кина и велел им отправляться обратно. Разумеется, держась подальше от катафрактов, фалангитов и прочих претендентов на драгоценную влагу, плескавшуюся в больших деревянных цистернах.

Степняки ушли, оставив с Ричардом Блейдом почетную стражу — тридцать молодых воинов-смертников. Этим бойцам полагалось охранять спарпета от любых неожиданностей и погибнуть вместе с ним — если на то будет воля Небес и грозного Гирларла.

Ситалла не забывали своих долгов.

***

— Они удрали! — Мантул Скрим грохнул кулаком по столу. Его багровое лицо нависло над Блейдом, с трясущихся губ летели капли слюны. — Они удрали, и ты ничего не сделал, чтобы их остановить! Ты их отпустил, бартамец! А сам остался у этой грязной ямы, чтобы порадовать нас приятным известием!

Странник, отодвинув свой табурет, невозмутимо оглядел разгневанного спарпета третьей армии, потом перевел взгляд на Калатту Хара и Гинну Пала. Хар казался растерянным, но старый крючконосый коршун сохранял внешнее спокойствие. Глаза его, тем не менее, опасно поблескивали.

— Перестань, Скрим, — негромко произнес он. — Если утерян клинок, то стоит ли сожалеть о ножнах? Ситалла ушли, но это мелочь по сравнению с ситуацией, в которой оказалась армия. — Гинна Пал потер кончик носа и добавил: — Боюсь, немногие из нас вернутся в Силангут.

Блейд согласно кивнул. Они сидели в просторной штабной палатке; полог, прикрывавший вход, был отброшен, и странник видел огромную грязную лужу шириной в полмили, по дну которой бродили человеческие фигурки. За вчерашний и сегодняшний дни удалось разыскать две дюжины ключей, что били со дна, наполняя озеро. Некоторые из них оказались довольно полноводными и могли напоить за сутки две-три тысячи человек или пятьсот лошадей, но для собравшейся на плоскогорье огромной армии это было каплей в море. Немногие выживут — самые сильные, самые выносливые, самые знатные; остальные погибнут — здесь или на обратном пути. Старый спарпет это хорошо понимал, и потому Фралла Куз, Отец Народа и живое знамя Канта, уже отправился назад, к границам Силангута, пока в войске не начались беспорядки. Императора сопровождали две сотни гвардейцев, и он имел все шансы выбраться из этой передряги живым — в тайных источниках в Огненных Землях хватило бы воды для его солдат, немногочисленных слуг и для него самого. Блейд не препятствовал бегству Великого, ибо не собирался претендовать на место этой посредственности; к тому же у него в руках оставалась гораздо более ценная добыча.

Он оглядел физиономии трех кантонских полководцев и ухмыльнулся, прикрыв лицо рукой. Славная добыча для лорда Лейтона! Все — крепкие, здоровые, не исключая и более пожилого Пала. Вполне кондиционный материал, как выразился его светлость! Если эти трое мужчин, прокаленных ветрами всех стран, не перенесут близкого знакомства с Малышом Тилом, значит, такое не под силу никому!

Мантул Скрим резко повернулся к старому спарпету.

— Почему ты говоришь о возвращении как о решенном деле, Гинна? Великий убрался, ну и Гирларл с ним! А мы — мы можем пойти дальше! Вперед! И если хотя бы сотня тысяч… нет, даже пятьдесят тысяч наших солдат дойдет до Бартама, мы стопчем его в пыль!

Гинна Пал устало махнул рукой.

— Не тешь себя пустыми надеждами, Скрим! Если мы пойдем на восток, то не вернется никто!

— Почему? У нас есть описание пути…

Внезапно Калатта Хар хрипло рассмеялся.

— Разве мы можем верить этому бартамцу и его писаниям после того, что случилось? Гинна прав, надо возвращаться. По крайней мере, обратная дорога проверена, и мы сможем спасти хотя бы часть войск. Катафрактов, возможно -фалангу…

— А что делать с этим? — Скрим яростно мотнул головой в сторону Ричарда Блейда.

— Гм-м… Это вопрос… — протянул Гинна Пал. — Так ты по-прежнему утверждаешь, бартамец, что ничего не ведал ни о спускном канале, ни о воротах, ни о тайной страже?

Странник пожал плечами. Когда он поднялся со своими охранникамиситалла на плоскогорье, у раскрытых ворот шлюза валялись четверо изрешеченных стрелами лазутчиков; их лошади и все снаряжение исчезли. До сих пор, несмотря на все старания, людям Гинны Пала не удалось найти пещер или каких-нибудь иных убежищ, где могли бы прятаться страхи Фар'лона. Вероятно, они покинули плоскогорье, завалив входы в свои тайники.

Глядя в темные глаза старого спарпета, Блейд произнес:

— Человек не может знать всего, Гинна.

— Даже бартамский маг?

— Даже бартамский маг.

Он подумал о том, что через несколько минут эта троица окажется в приемной камере Малыша Тила, в большой комнате с бронированными стенами, обшитыми поверх металла мягким поролоном. Потом откатится в сторону тяжелая дверь, и в зал ворвутся морские пехотинцы… дюжина умелых парней с автоматами, — газовым оружием и наручниками. Скрим и Калатта, наверно, будут сопротивляться…

На миг его кольнула жалость. Что станут делать эти трое в мире Земли? И там вполне хватало войн, но то были войны не про них. С одной стороны, более мелкие, ибо на Земле никто, пожалуй, кроме самых оголтелых фанатиков, не мечтал о мировом господстве; с другой — неизмеримо более сложные, поскольку эпоха мечей и стрел канула в невозвратное прошлое. Пожалуй, решил Блейд, когда его светлость закончит свои исследования, кантийским спарпетам назначат пенсион — от щедрот Ее Величества… И будут они доживать свой век где-нибудь в лондонских пригородах, вспоминая былые времена, кровавые битвы и таинственный Бартам, коего им так и не удалось достичь…

Впрочем, существовала и иная вероятность, другой расклад событий. Если гипотеза Лейтона верна, если процесс телепортации в самом деле приводит к некоему омолаживающему эффекту, то вскоре детский сад его светлости пополнится еще тремя младенцами. Возможно, это было бы лучшим исходом — и для старого Хирама, и для двух лазутчиков, и для кантийских аттил. Они могли бы начать все сначала и превратиться со временем в добропорядочных граждан Соединенного Королевства, обладающих правом голоса, собственностью, нерушимым домашним очагом и прочими привилегиями, которые могла предоставить самая цивилизованная страна земной реальности. Эта мысль немного утешила Блейда, решившего, что британский паспорт и современный комфорт по крайней мере равноценны владычеству над миром Ханнара.

Резкий голос Мантула Скрима прервал его размышления.

— Значит, случается так, что и бартамский чародей оказывается бессильным?

— Увы… — Блейд развел руками.

— Тогда мы поглядим, выстоит ли он против десятка мечей. Или против доброго копья, которое пропорет ему брюхо!

Странник ухмыльнулся, уже не скрывая своего торжества.

— Угрозы бессмысленны, Неустрашимый! Стоит мне только шевельнуть пальцем, и вы — все трое! — окажетесь так далеко, что Бартам оттуда будет выглядеть меньше макового зернышка!

— Это ты так говоришь. Но я — не кубок, не кувшин с вином и не блюдо с фруктами! И если десятка мечей мало, то сейчас их тут окажется сотня! -Мантул Скрим повернулся к выходу.

— Был еще и индюк, — напомнил Блейд, забавляясь. — Я думаю, Гинна, моя подружка докладывала об этом эпизоде. — Дождавшись, когда крючконосый кивнет, он продолжал: — Да, был еще и индюк, такой же важный, как ты, Скрим, и два соглядатая, и тот старик-силангут, исчезнувший с моей виллы… Хватит или огласить полный список?

Гинна Пал задумчиво поглядел на него.

— Иногда я спрашиваю себя: куда они все исчезли? В какую мерзкую дыру ты засунул их, бартамец? Или просто распылил в воздухе?

— Во всяком случае, я не имел такого намерения, — честно признался Блейд. — Я надеюсь, что все они, включая индюка, живы и здоровы и не помышляют о господстве над миром. Что касается индюка и старого Хирама, могу в том поручиться.

Мантул Скрим с лязгом вытащил клинок из ножен.

— Ты что же, Гинна, не видишь — он издевается над нами! Ну, колдун он или нет, я с ним сейчас разберусь…

Меч начал со свистом опускаться, но тут Неустрашимый исчез. Блейд вытер пот со лба: рослый и грузный спарпет в полном вооружении весил не меньше любой из трех кобылок ситалла, которых он отправил Лейтону еще в Неване.

Калатта Хар рванулся к порогу — не то хотел сбежать, не то — вызвать стражу. Он также растаял в воздухе, не сделав и двух шагов, пропал, как мираж, вместе со своими шипастыми доспехами, роскошным плащом, блистающим шлемом и длинным, изукрашенным самоцветами мечом. Блейд перевел дух; этот объект, как ему показалось, был полегче на три десятка фунтов, однако стоявшая в палатке жара не способствовала мощным ментальным усилиям. Впрочем, последний экспериментальный образец был тощим и сравнительно легким.

Мгновенное исчезновение двух коллег вывело Гинну Пала из равновесия: глаза его широко раскрылись, нос словно бы обвис, и сейчас он напоминал скорее не коршуна, а выброшенную на берег рыбу.

— К-куда… к-куда т-ты их д-дел? — от волнения крючконосый спарпет начал заикаться.

— Не волнуйся, Гинна, они очутились в уютном месте и в полной безопасности. Разумеется, там не стоит размахивать мечами.

— Ты… ты… послал их в Бартам?

— В Бартам? — странник усмехнулся. — О нет! Для Бартама вы слишком крупные щуки! — Он встал, сделал шаг к Гинне Палу, и тот испуганно попятился. — Знаешь, о чем я сожалею сейчас? Что не могу отправить заодно с тобой всех прочих аттил… Лона Аззу, Маркуса Дига, Тидама Рока и остальных, сколько их там есть…

— Аттил? Почему ты называешь нас аттилами? — не спуская с Блейда настороженного взгляда, Гинна Пал продвигался к выходу.

— Скоро ты об этом узнаешь, старый коршун.

Ричард Блейд телепортировал свою последнюю добычу, потом отослал Лейтону записку и вышел из палатки. Поблизости, рядом со своими лошадьми, сидели на корточках тридцать степняков; с другой стороны шатра, у бывшего озерного берега, обрывавшегося вниз, к илистому дну, стояла шеренга Стражей. Лица их высохли от зноя, и мозоли на нижних челюстях выступали теперь особенно резко, словно настоящие рога.

Опустив полог — так, чтобы не была видна опустевшая внутренность палатки, — Блейд жестом вызвал к себе офицера Стражей. Тот подбежал, тяжело переставляя ноги, для него Ричаос Блейтул Брит еще являлся всесильным и доблестным спарпетом, одним из высших командиров, которые, безусловно, найдут, как вывести армию из бедственного положения.

— Мы продолжим совещание, — сказал Блейд офицеру. — Я думаю, — он измерил высоту светила, опускавшегося к горизонту на западе, — до самого заката. Проследи, чтобы нас никто не беспокоил.

Офицер отдал салют. Черные перья на его шлеме обвисли, шлем и доспехи покрывала мелкая пыль, губы почернели и распухли.

Странник отвернулся и махнул рукой в сторону ситалла.

— Да, вот еще что… Эти пусть уезжают. Пошли с ними кого-нибудь из Стражей, чтобы их не задерживали. Я больше не нуждаюсь ни в этих парнях, ни в лишних ртах, которые нужно поить и кормить.

— Будет исполнено, мой господин.

Офицер повернулся и неуклюже заковылял к обрыву над пересохшим озером.

Блейд возвратился в палатку. Сбросив тяжелые доспехи и стащив тунику, он остался в одной набедренной повязке; потом, немного подумав, снял и ее. Жара стаяла адская, но он не пытался приоткрыть полог. Его пребывание в реальности Ханнара заканчивалось, и несколько минут вполне можно было перетерпеть.

Усевшись на походный табурет, он замер в ожидании.

Глава 11

— Вот видите, мой дорогой, — лорд Лейтон неодобрительно поджал сухие губы, — мой список гораздо короче вашего! Хотелось бы знать, почему!

Ричард Блейд угрюмо взирал на два листа бумаги, пытаясь разобрать корявый почерк его светлости. На одном вверху стояла пометка — «Сведения из магнитофонной записи», и строчки покрывали его до самого конца, на другом -"Перечень поступивших объектов", и он действительно был в два раза короче.

— Ничего не понимаю… — Блейд пригляделся к первому списку. — Пока что я не жалуюсь на память, но если б со мной случился внезапный склероз, то и тогда бы я не смог ничего позабыть или присочинить… Вы же допрашивали меня под гипнозом, сэр!

— Разве я сказал, что не доверяю вам? — Лейтон поднял седые кустики бровей. — Информация абсолютна достоверна, и ваша, и моя. Дело в другом, Ричард, — почему часть объектов не дошла до меня? Вот в чем вопрос!

Странник подвинул листы поближе и принялся сравнивать, шевеля губами.

— Кошка, два ворона, шесть голубей, четыре птицы, похожие на воробьев, суслик, индюк, шесть ослов, восемь собак, три лошади, один старик, двое молодых мужчин, три воина в полном вооружении… Так, все правильно, — он перевел взгляд на другой список, — Кошка, ворон, два голубя, ослица черной масти, ослица белой масти, три собаки, три серых кобылы… Все! Удивительно, сэр! — Блейд повернулся к его светлости. — Откровенно говоря, я не нахожу объяснений.

Лейтон раздраженно засопел.

— Знаете, Ричард, когда я получил шесть первых объектов, у меня зародились некие подозрения… Потом, когда вы прислали этих рыжих псин и кобыл, они почти переросли в уверенность.

— Что вы имеете в виду, сэр?

Странник, облаченный в купальный халат, откинулся на спинку кресла. Как всегда по прибытии, он принял душ, поел, затем Лейтон, погрузив его в гипнотический транс, оставил наедине с магнитофоном в госпитальном отсеке. Когда с отчетом было покончено, транс перешел в глубокий сон. Сейчас, по прошествии двенадцати часов, Блейд чувствовал себя отлично. Он выспался, снова принял душ и плотно позавтракал; осталось только переодеться, позвонить Дж. и представить ему устный доклад.

Но его светлость решил в срочном порядке обсудить результаты ханнарской экспедиции, и потому Блейд уже целый час томился в крохотном кабинетике старика, отвечая на всякие нелепые вопросы. Откуда ему знать, что случилось с большей частью его живых посылок? В конце концов, был же случай — на Таллахе, во время пятнадцатого странствия, — когда до приемной камеры не дошли различные и весьма ценные предметы, включая коллекцию великолепных клинков, изумительных по красоте чаш и прочее! Лейтон полагал, что все эти сокровища были перехвачены по дороге какими-то злоумышленниками из неведомого измерения… Почему то же самое не могло случиться с людьми и животными?

Блейд покосился на списки и покачал головой. Нет, было в них все-таки нечто странное! Почему из двух воронов дошел один, из шести голубей — два, а лошади прибыли в полном составе? И куда девались люди? Говоря по чести, ему было жалко лишь старика Хирама; за остальных — и за лазутчиков, и за трех претендентов на мировое господство — он не дал бы и медного финареотского дельфина.

Его светлость, однако, придерживался другого мнения. Он снова передвинул к Блейду свой список и принялся объяснять, тыкая в строчки корявым пальцем:

— Обратите внимание, Ричард, все неживые объекты дошли благополучно. Кусочки хлеба, фрукты, кувшины с вином, разные мелочи и эта изумительная диадема… Тут ваш и мой списки совпадают до мелочей. Теперь поглядите сюда… Первой вы прислали кошку, затем — ворона… точнее говоря, ворониху. Потом двух голубок и двух ослиц. Голубок и ослиц! Тут я уже заподозрил неладное… А когда поступили собаки и лошади… все — самки…

— Самки? — переспросил Блейд, вглядываясь в лист бумаги; он все еще ничего не понимал.

— Да, самки! — взорвался лорд Лейтон. — Я решил, что либо тут сказывается ваше пристрастие к прекрасному полу, либо вы решили надо мной подшутить…

— Какие шутки, сэр! — в свою очередь рявкнул Блейд. — Я не берусь утверждать ничего определенного насчет половой принадлежности воронов, голубей, воробьев и этого проклятого суслика, но индюк был индюком, а не индюшкой! И четыре осла тоже! У ослов, знаете ли, это очень заметно! И пять псов… пять здоровенных псов… — он захлебнулся от возмущения, потом, внезапно успокоившись, сказал: — Я совсем не собирался шутить с вами. Я отправлял любые подходящие объекты, стараясь придерживаться согласованного с вами графика. Я сделал лишь одно исключение: не решился ставить эксперименты над женщинами. Поэтому все телепортированные мной люди — мужчины… все шестеро…

— И они исчезли, — задумчиво произнес его светлость, — Не дошли до приемной камеры, как и четыре осла, пять кобелей, индюк и этот суслик… -Внезапно он вздрогнул и уставился на Блейда: — Послушайте, Ричард, а ведь ваша малышка Аста тоже в некотором смысле… гм-м… женщина… И это единственный опыт над человеком, который завершился успешно…

— Вы хотите сказать, что Малыш Тил проводит селекцию по половым признакам?!

— Получается, так… — взгляд лорда Лейтона отражал полную растерянность, что с ним бывало крайне редко. — Великий Бог! Воистину женщина пролезет там, где спасует сам дьявол!

Блейд, сцепив пальцы на колене, прикрыл глаза. Загадочная история, решил он, но, в конце концов, дело Лейтона разбираться с ней. Пусть ломает голову! Однако куда подевались эти несчастные ослы, псы и шестеро мужчин? Ладно еще, если распались на атомы, хоть и жалко старого Хирама… Но если их занесло в какую-то другую реальность, в какой-то архаический мир, где, как в Ханнаре, ценят жестокость, воинское искусство, жажду власти? Где сила — высший судья, а меч — главный вершитель судеб? Что тогда?

«Хотел бы я знать, — подумал он, — что сейчас поделывают трое моих аттил…»

Комментарии к роману «Аттила»

1. Основные действующие лица

ЗЕМЛЯ

Ричард Блейд, 43 года — полковник, агент секретной службы Ее Величества королевы Великобритании (отдел МИ6А)

Дж., 76 лет — его шеф, начальник спецотдела МИ6А (известен только под инициалом)

Его светлость лорд Лейтон, 85 лет — изобретатель машины для перемещений в иные миры, руководитель научной части проекта «Измерение Икс»

Аста Лартам — она же — Анна Мария Блейд, приемная дочь Блейда, около трех лет (упоминается)

Кристофер Смити — нейрохирург, помощник лорда Лейтона

Эдна Силверберг — дублер Блейда (упоминается)

ХАННАР

Ричард Блейд — он же Ич Блодам и Ричаос Блейтул Брит Доблестный, наемник из Кассны, бартамский шпион, спарпет и имперский контарран

Гесталион Фралла Куз — император Великого Канта, Великий и Победоносный (или Непобедимый), Отец Народа и любимец богов (он же -Гесталион Дру Сейтал)

Тения Фралла Куз — его Светлейшая супруга

Ринкал Фралла Куз, Патрад Фралла Куз — его предшественники (упоминаются)

Синтада Гинна Пал — спарпет Великого Канта по прозвищу Грозный, правая рука императора

Друон Калатта Хар — спарпет Великого Канта по прозвищу Храбрейший, командующий второй армией

Ахаос Мантул Скрим — спарпет Великого Канта по прозвищу Неустрашимый, командующий третьей армией

Фистаг Лон Азза, Сайлон Маркус Диг, Эск Тидам Рока — кантийские полководцы и наместники из правящих родов империи (упоминаются)

Карб Делтам — текад, командир гасильщиков

Марл Рилат — децин, командир одной из зикл гасильщиков

Энна Корана Линн — она же Цветок Ночи; знатная кантийская дама и возлюбленная Блейда

Хэмб — атар, командир дружины альбагов

Кирд — его ординарец

Лэрд, Хрод — командиры текад альбагов

Мак — он же — Ухо, бывший кантийский сакор Макрон Сирб, разжалованный в гасильщики, ординарец Блейда

Джеф — он же — Джефайа, моряк-финареот, слуга Блейда

Санкрайя — финареотский кормчий, хозяин триремы «Шаловливая рыбка»

Хопадалатам Ур, Шассавикантор Эст, Кинбизатагорас Озо — они же — Хоп, Шас и Кин, атары, командиры рангар ситалла

Хирам Тан — силангут, старый водитель караванов по Огненным Землям

Шкура — хаст, десятник гасильщиков

Пинок — угха, десятник гасильщиков

Борода — хаст, гасильщик

Шрам — альбаг, гасильщик

Тая — кошка

2. Некоторые географические названия

Ханнар — название мира или его части, известной кантийцам

Великий Кант — западная империя, претендующая на мировое господство; лежит на северном побережье Шер-да

Альбаг — страна к северу от Великого Канта

Сеулг, Фралл, Ханборд — страны, окружающие Великий Кант и давно входящие в состав империи

Хаст — архипелаг к западу от берегов Канта

Шер-да — Море Заката

Сир-да — Море Восхода

Финареот — страна, лежащая на восточном побережье Шер-да, и ее столичный город

Пять Городов — финареотские города, расположенные к югу от столицы

Ситлл — обширная зона степей, населенная кочевниками-ситалла и простирающаяся к северу от цивилизованных стран — Финареота, Невана и Силангута

Кланибойн — зона северных лесов за Ситллом, населенная охотничьими племенами кланибойнов

Либонна — обширная территория, занимающая все южное побережье Шерда, где расположено несколько государств

Бал-Па, Ким-Сай, Ки-Сест — города в Либонне

Южный континент — жаркий материк, на севере которого находится Либонна

Угха — одна из стран южнее Либонны с темнокожим населением

Неван — страна к востоку от Финареота

Аласк — столица Невана

Радда — крупнейшая из рек, протекающая по территориям Невана и Финареота, впадает в Шер-да

Риг Найл — Крепость Небес, хребет, отделящий Неван от Сир-да

Бхиот — Горный Бхиот лежит в горах Риг Найла, Прибрежный Бхиот на западном берегу Сир-да; страна разделена на независимые княжества

Харс — крупнейший бхиотский город и порт на побережье Сир-да

Конта Силангут — империя, занимающая обширные территории за Сир-да

Ах Патар — город на востоке Силангута

Огненные Земли — пустыня, лежащая за Силангутом

Фар'лон — Небесное Озеро, лежащее на плоскогорье, примерно в четырехстах милях от восточной границы Силангута

Бартам — территории, расположенные за Огненными Землями, на берегу Восточного океана, где имеется несколько могущественных государств

Восточный океан — океан, омывающий восточные пределы Ханнара

Пагар-да — Море Зноя, отделяющее южный материк от Гриссы

Грисса — области с тропическим климатом, расположенные к югу от Силангута и Огненных Земель

Грисский пролив — пролив, соединяющий Сир-да и Пагар-да

Кассна — горная страна на берегу Пагар-да, на южном континенте

3. Некоторые термины

Найлам — Небо или Небесный Отец, главное божество в пантеоне Ханнара найлатага — религия Ханнара

Салрат — Солнце, дарующий тепло старший сын Найлама

Васан — Воздух, животворный средний сын Найлама

Хайя — Луна, повелительница любви, младшая дочь Найлама

Корана — дочь Салрата и Хайи, ласковая Ночь, она же — владычица тьмы и смерти

Гирларл — сын Васана и Хайи, грозный Ветер, покровитель мореходов и воинов конта — империя контарра — королевство, контар — его владетель, король контаррана — княжество; контарран — его владетель, герцог или князь атар — барон или граф монеты Финареота — медная — дельфин, серебряная — бык (около двадцати грамм), золотая — солнечный диск монета империи — танга, серебряный брусок весом в двести грамм стража — мера времени, сутки разбиты на двенадцать страж, первая из которых начинается примерно в восемь часов утра ниррат — мера расстояния; тысяча шагов или примерно половина мили

Сайл Ор — Гнездо Сокола; вилла Блейда на берегу Шер-да ха'дро — водитель караванов в Огненных Землях рогачи и хлямы — ветераны и молодые воины (солдатский жаргон) спарпет — маршал, полководец Великого Канта децина — отделение из 10 солдат в армии Канта, командир — децин (сержант) зикла — взвод, пять децин, 50 солдат, командир — зиклан (лейтенант) сакра — рота, шесть зикл, 300 солдат, командир — сакор (капитан) текада — полк или легион, четыре сакры, 1200 солдат, командир — текад (полковник) рангара — корпус, включающий от пяти до десяти текад (шесть-двенадцать тысяч солдат), командир — рангар (генерал)

Стражи Порядка — военная полиция в армии Канта

Всевидящие — разведка и лазутчики

Крепкорукие — саперы и инженерные войска

Огненосцы — артиллерия, вооруженная катапультами с зажигательными снарядами и стрелометами ежи — фалангиты (солдатский жаргон) гасильщики — вспомогательные войска для уничтожения раненых, пленных и для расправ с мирным населением катафракты — панцирная тяжелая конница

ТЛ-2, ТЛ-3 — вторая и третья модели телепортатора, Сынок Ти и Малыш Тил, которые Блейд иногда использует в своих экспедициях

4. Хронология пребывания Ричарда Блейда в мире Ханнара

Первый день и путешествие до главного лагеря — 4 дня

Пребывание у гасильщиков — 2 дня

Пребывание у альбагов — 15 дней

Поход с альбагами от главного лагеря до реки Радды — 14 дней

Поход от Радды через Неван и Риг Найл до Харса — 30 дней

Постройка галер и переправа через Сир-да — 20 дней

Пребывание в Силангуте — 28 дней

Поход в Огненные Земли — 33 дня

Всего 146 дней; на Земле прошло 128 дней

Оглавление

Ноябрь 1978 — март 1979 по времени Земли . Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Комментарии к роману «Аттила»