«Замок Ужаса»

Виталий Пищенко Замок Ужаса

…Сгорбилась впереди лесная чаща. Куда ведет затерявшаяся в траве и колючих кустарниках тропа? Кто знает… Видит это коршун, распростерший в бездонной синеве черные крылья. Видит, да не скажет. Молчат полустершиеся руны на вросшем в землю замшелом камне – другой была эта дорога в те далекие дни, когда оставила рука человека на бесчувственном теле валуна глубокие раны. Поманит за собой болотный огонек и исчезнет невесть куда…

Но не бывает дорог без конца. И что бы ни ждало там – в задернутом туманной пеленой будущем, истомившийся путник примет все как естественную данность, без удивления, без сомнений. Таков закон дороги, приучающей удивляться не новым открытиям, а вспоминать, словно сказку, недавно еще понятное и привычное начало пути…

Часть первая Рассказ Николая Крутого

1

Сигнал видеофора надсадно гудел над самым ухом. Я, не глядя, ткнул пальцем в клавишу, нащупал на тумбочке часы, поднес к глазам. Половина девятого. Какого черта?!

Довольный смешок напомнил о видеофоре. С экрана весело улыбался Андрей Коваленко – мой соученик по классу учителя Богомила Герова. Изучив мою заспанную физиономию и всклокоченные волосы, друг детства соизволил открыть рот:

– Привет! А я-то, наивный, всегда считал, что Шерлок Холмс встает с первыми лучами солнца.

– Какого черта? – на сей раз вслух пробормотал я, тщетно пытаясь выбраться из сладких объятий Морфея.

– Грубиян, – ласково произнес Андрей, – но я не унижусь до ответных оскорблений. Это может отрицательно сказаться на твоих профессиональных качествах.

– У меня отпуск, – с достоинством сообщил я, укутываясь в простыню. – После обеда отбываю на родину предков. И вообще, к твоему сведению, Николай Крутой сменил профессию. Отныне мое время принадлежит только литературе.

– Вах! – Андрей с деланным ужасом воздел руки к небу. – Бедные читатели! Еще один классик…

– Может, хватит? – взмолился я. – Человек работал до четырех часов, спать хочет. У, варвар, подушкой в тебя, что ли, запустить?

– Валяй, – милостиво разрешил друг. – Велика вина моя, ибо не учел я, грешный, что настоящие гении творят в темное время суток… В общем, так. Оружие прибереги, пустишь его в ход через, – он взглянул на часы, – через сорок семь минут. Желательно увидеть тебя умытым, побритым и учти – я голоден как волк. Короче говоря: времени мало, дел – много.

– Каких дел? – простонал я.

– Важных, – отрезал Андрей. – Первое: хочу тебя обнять. Второе: Сережка велел намылить тебе шею…

– За что? – возмутился я.

– За хвастовство. Кто обещал подарить ему свою книгу?

– Да не успел я! Она и вышла-то всего три дня назад.

– Вот! – Андрей многозначительно поднял палец. – Из-за твоей лености и неразворотливости таких же, как ты, безответственных личностей бедный Линекер улетает к звездам, не имея бессмертного творения Николая Крутого. Стыдно! В общем, готовься к головомойке. Но это, как я уже сказал, лишь второе дело. А третье – самое важное… Третье узнаешь через сорок пять минут.

– Ну это уже свинство! – отреагировал я. – Разбудил, оскорбил, заинтриговал и – в кусты?

– Зато теперь не уснешь, – хохотнул Андрей, – все, отведенное тебе время начало отсчет!

– Постой! – окликнул я друга, прежде чем он отключился. – Как все же ты до меня добрался? Я ведь строжайше запретил электрон-секретарю будить меня до полудня.

– Так я тебе и сказал, – уклонился от ответа Андрей. – Ты же ему программу перестроишь. А мне потом снова голову ломать?

Ионный душ мигом прогнал остатки сна. Бегом я проскочил на кухню, набрал код доставки завтрака на дом. В школе Андрюшка любил яблоки во всех видах, – угощу я тебя, дружок, сегодня, попробуй только отказаться! Восемь блюд, и все с яблоками. А себе – овсянки и чай с печеньем: Андрей овсянку терпеть не может.

Короткий бой с тенью, велотренажер, раз уж некогда покрутить настоящие педали. Кибер-уборщик выбрался из спальни, нужно загнать его в кабинет, пусть хоть окурки с пола подберет. Одеться посолиднее: костюмчик строгий, галстук в тон рубашке, на лице снисходительное выражение – известный писатель встречает собирателя автографов.

Сорок минут уже прошло! Мог бы и поторопиться, чертушка, соскучился я по нему, больше года не виделись…

Андрей влетел в дверь, совсем как в былые времена. Кибер-уборщик едва успел шмыгнуть под вешалку.

– Ага, попался! – но, узрев мой наряд, друг даже отступил назад. – Вот это да! Слушай, – Андрей с подозрением уставился на меня, – ты уже все знаешь?

– Что знаю? – растерялся я.

– А, – тут же успокоился Андрей, – значит, интуиция. Это хорошо, это я одобряю. Вид у тебя самый что ни на есть подходящий. Еще цветок в петлицу вставим и – полный порядок!

– Да скажешь ты в конце концов, в чем дело? – рассердился я.

– Скажу, – рассеянно пообещал Андрей и устремился на кухню: – Ух ты! Яблочный пирог. Молодчина ты, Колька!

Он снова возник в дверях с набитым ртом. Наскоро прожевав, невнятно сообщил:

– Поездку на родину предков тебе, дружище, придется отложить. Но ты не расстраивайся. Твой родной город, как мне доподлинно известно, простоял без тебя четыре века. Подождет еще три дня. Днестр за это время тоже не вытечет. Ручаюсь. Дело в том, что мы с тобой приглашены на свадьбу. Ольга выходит замуж. Вот.

Флаер вынырнул из облака, и ослепительно яркое солнце ударило в глаза. Я невольно зажмурился. Андрею же хоть бы что. Сидит в кресле пилота вполоборота ко мне и смотрит на солнечный диск немигающим взглядом орла.

– Перейдите в третий эшелон, – мелодичным голосом сообщил приказ диспетчерской динамик.

Пальцы Андрея проворно забегали по пульту управления, и флаер, выполняя команду, заложил крутой вираж.

– Узнаю ястреба по полету, – констатировал я.

– Это точно, – рассеянно откликнулся Андрей и неожиданно для меня выдал:

– Знаешь, Ник, я ведь ушел из косморазведки.

– Здравствуйте! – сказать, что я ошарашен, значило – не сказать ничего: Андрей бредил космосом чуть ли не с нулевого цикла обучения. – Шутишь?!

– Нет, не шучу. Предложили новую работу, подумал – и согласился.

– Подробнее, – потребовал я.

– Ты, конечно, слышал о хронодесанте? Ну вот, уже с полгода я в отряде.

Хроноразведка! О путешествиях во времени говорили довольно глухо, в спорах упирали в основном на теоретические проблемы, но я знал, что за последние годы в этой области достигнуты и практические результаты. Легенд и слухов, правда, было куда больше. Но мне казалось, что в прошлое должны идти прежде всего историки, специалисты по ушедшим эпохам.

– Правильно, – подтвердил Андрей, – но, видишь ли, есть временные срезы, о которых мы либо ничего не знаем, либо знаем наверняка, что человеку там придется несладко. Тогда вместе со специалистами, а порой и вместо них идут десантники. Та же разведка, только не в космосе, а во времени.

– И ты уже… ходил? – выпалил я.

– Довольно много по нашим меркам. Больше десятка раз. Мезозой – кайнозой. Интересно чертовски.

– И молчит! – Я был возмущен до глубины писательской души.

– Наоборот, рассказываю, – рассмеялся Андрей. – Да не смотри ты на меня этак! Рейсы начались два месяца назад, все данные еще обрабатываются. Сам понимаешь, это дело не минутное…

– На кой мне эти данные? – перешел я в атаку. – Мне твои ощущения интересны, впечатления!

– Ох, Колька, и зануда же ты. Ну скажи мне на милость, какие там особые впечатления? Гинкго тебе описать, папоротник древовидный? Так видел ты их реставрированными тысячи раз. А с тиранозаврами я не связываюсь, у них морды противные. Наше дело – разведка: пришел, увидел, улизнул.

– Но хоть что-то ты можешь рассказать? – взмолился я.

– Могу, – подозрительно легко согласился Андрей. – Но не сейчас, ибо через три минуты мы совершим посадку. А рассказывать на свадьбе о игуанодонах… Бр-р! За кого ты меня принимаешь?!

От транспорта, который поджидал нас на флаер-стоянке, я оторопел.

Представьте изукрашенную деревянной резьбой пеструю, как хвост попугая, деревянную же карету, в которую вдобавок запряжена четверка лошадей цугом!

Форейтор, или как там его звали в те времена, когда кареты были обычным делом, церемонно раскланялся с нами и распахнул дверцу. Пришлось забираться в этот ящик. Андрей, видя мое замешательство, тут же съязвил:

– Ты, главное, ощущения свои, впечатления всякие записать не забудь.

Форейтор забрался на козлы (вроде так именовалась эта штука), оглушительно щелкнул бичом и отчаянно заорал:

– Н-но! Выноси, залетные!

Залетные тронулись, и карета запрыгала по полю. Андрей отодвинул занавеску, высунул голову в окно и поинтересовался:

– Ехать-то долго?

Возница повернул к нам веселое мальчишеское лицо и ответствовал:

– Не извольте беспокоиться! Службу знаю – домчу мигом. Лошади-то чистым овсом кормлены!

После этой тирады он, слава богу, перешел на нормальный язык:

– Минут за двадцать доберемся. Сейчас выберемся на дорогу, трясти не будет.

– И то хорошо, – пробурчал я.

Дорога нырнула в густые заросли орешника, потом высокие стройные буки придвинулась с обеих сторон, показалось небольшое поле с ладным стожком сена. Симпатичный такой стожок, аккуратно нанизанный на ровный колышек, – ни дать ни взять, любопытно поднявший шляпку гриб-дождевик. По полю, поминутно задирая к небу красный клюв, важно разгуливал аист.

– Смотри! – воскликнул Андрей.

Я повернулся к противоположному окну и увидел замок. Настоящий рыцарский замок! Он прицепился к высокому холму, не холму даже, а выветренной, поросшей цепкими кустарниками скале. Зубчатая стена лепилась над самым обрывом, яркой черепицей краснела поднимавшаяся над стеной высокая башня. Зеленели побеги плюща, прижимавшегося к грозно нависшим над каретой глыбам.

Дорога пошла в гору, и вскоре наш экипаж, громко стуча по брусчатке, въехал в широкий двор. Форейтор, шутовски кланяясь, распахнул дверцу, и я увидел Ольгу.

Ничуть она не изменилась. Те же милые, чуть прищуренные глаза, легкая сутулость, когда-то приводившая в отчаяние учителя Герова. Рядом с Ольгой стоял высокий некто в бороде и непривычно длинной прическе. Надо полагать – жених.

– Мальчишки! Вот молодцы, что приехали! – Ольга дружески расцеловала нас. – Знакомьтесь! Это Гюстав.

По тому, как одноклассница неожиданно покраснела, я понял, что не ошибся.

Рукопожатие Гюстава оказалось неожиданно сильным. Понравилась мне его улыбка – открытая, доброжелательная. Приятное впечатление производил жених, и я подумал, что Оленька, похоже, не ошиблась в выборе.

– Завтра учитель обещал приехать, – между тем сообщила Ольга. – А Борис с Марианной уже здесь. Вон они – торопятся.

– Здорово! Молодец ты, Оленька! – обрадовался я, а Андрей (вот дал бог язычок человеку!) мрачно изрек:

– Зачем ты нас обманываешь, одноклассница? Этот человек, – он ткнул рукой в сторону подходивших, – не может быть Борисом. У Бори были роскошные кудрявые волосы. А этот! Ты посмотри, у него же голова гладкая, как бильярдный шар!

Располневший Борис только рукой махнул и заключил меня в объятия.

Зато Марианна привычно взяла мужа под защиту:

– Ох, Андрюшка! Неужто уже забыл, как я тебя отлупила, когда ты попробовал задирать Бориса?

– Помню, все помню, – сделал испуганное лицо Андрей, – даже твою неблагодарность не забыл. Ведь тот коварный удар, на который ты столь жестоко ссылаешься, настиг меня ровно через пять минут после свершения истинно рыцарского поступка. Кто вытащил тебя из той здоровенной лужи? Скажешь не я?!

– Да ну тебя! – Марианна ласково дернула Андрея за прядь волос. – Совсем не меняешься.

– Но ведь это же здорово, – негромко произнесла Ольга, – это здорово, ребята, что друг для друга мы остаемся прежними, несмотря ни на что.

Ольга с Гюставом, извинившись, ушли завершать приготовления к свадьбе. Марианна присоединилась к ним. А мы трое – вроде бы совсем недавно – мальчишки-одноклассники, а ныне серьезные мужи – отправились на рекогносцировку, а проще говоря – знакомиться с замком. Борис бывал здесь и раньше, и мы с Андреем, не сговариваясь, возложили на него обязанности гида. За что он нам сразу и отомстил.

– Замок заложен, – нудно загудел Борис, – ориентировочно в шестом-седьмом веке. Естественно, нашей эры, потому что до нашей эры таких замков не строили. Но все равно, шестой век завершился очень давно. Кто строил замок – неизвестно. Древние летописи сохранили имя Гуго Однорукого, так что всю ответственность за содеянное ученые ныне сваливают на него.

– Шестой век, – задумчиво произнес Андрей, – интересное времечко… Вот что, Борька, расскажи-ка лучше то, о чем знаешь точно. Что-то мне и вправду любопытно.

– Да не так уж много я знаю, – пожал плечами Борис. – Лучше поговори с Гюставом, он как-никак прямой, хотя и отдаленный потомок этого самого Гуго Однорукого.

– Тогда пойдем просто посмотрим, – предложил Андрей.

Мы стояли на самом верху крепостной стены. Пологие, густо поросшие лесом холмы уходили вдаль. Деревья, чуть тронутые волшебной кистью осени, стояли плотно, как воины, сомкнувшие ряды перед битвой. Зима еще далеко, но зеленая рать уже в ожидании вековечного боя. Судьба его предрешена, и бойцы знают это, но ждут, не отступая ни на шаг, – ведь за осенним поражением придет хмельная радость победной весны…

Чистый звук горна заставил меня обернуться. Невысокий старик стоял посреди крепостного двора, и отливающая золотом в лучах солнца труба далеко разбрасывала звонкие рулады.

На призывный зов горна со всех сторон потянулись люди. Встрепенулся и Борис:

– Пойдем скорее, ребята, а то все лучшие места займут!

– Это что – все гости? – осведомился Андрей.

– Ну что ты! – рассмеялся одноклассник. – Здесь же музей, заповедник. Свадьба начнется вечером, когда туристы уже разъедутся. Люди сюда чуть не со всей Земли собираются.

Оживленные толпы тянулись в угол крепостного двора. Там, чуть ниже основной площади, к скале прилепилась маленькая площадка. Этакий уютный внутренний дворик.

– Когда-то здесь тренировались дружинники барона, – на ходу пояснил Борис, – а сейчас каждый день сотрудники музея дают спектакли – ну, там рыцарский поединок и прочее. Занятное, скажу вам, зрелище.

Артистов было четверо, и одного я сразу узнал – именно он отменно исполнил роль форейтора. Мечи сменялись шпагами, шпаги – коваными дубинками. Бились двое на двое, трое нападали на одного. Веселая игра не давала скучать, и я не заметил, как по двору протянулись длинные тени.

– Молодцы, ребята, – одобрительно произнес Андрей. – Очень профессиональная работа.

– Тебе виднее, – отреагировал Борис, уже знавший о переменах, происшедших в жизни Андрея, – но красиво все чертовски. Хотя в жизни наверняка было не так.

– Да уж! – согласился Андрей, глядя на расходящихся зрителей. – После даже одной такой настоящей потасовки тебе, наш милый эскулап, пришлось бы немало потрудиться.

– Ну что ж, пойдем, – предложил я, видя, что спектакль подошел к концу.

– Идите, – согласно кивнул Андрей, – а я подойду к этому, как его, кучеру.

– Зачем? – удивился Борис.

– Да не пойму, как он наносит боковой удар…

– Пойдем, – потянул я за собой Бориса, – чувствую – это надолго.

Мы пересекли двор, поднялись по крутой лестнице. Вход в замок находился метров на пять выше вымощенной брусчаткой площади. Когда-то это обстоятельство наверняка облегчало защиту крепости, сегодня же только причиняло лишние неудобства.

Заходящее солнце с трудом пробивалось через узкие, прорубленные под самым потолком оконца, и в замке горело электричество, разгоняя сгущавшийся мрак в дальние углы. Мягкий неназойливый свет освещал суровые стены, с которых строго взирали на окружающее портреты неизвестных мне личностей.

– Мальчишки! – Ольга и Марианна шли нам навстречу – Через час музей закрывается и… – Марианна лукаво посмотрела на подругу и несколько непоследовательно закончила: – А у нас все готово!

– Хочешь посмотреть замок? – спросила меня Ольга и, не дожидаясь ответа, подвела к стене: – Посмотри, этому гобелену больше тысячи лет.

– Одно это и вызывает уважение, – пробурчал я, разглядывая серое полотнище с обожженным краем. – Хотел бы я знать, что на нем изображено…

– Коля! – возмутилась Марианна.

– Не тратьте вы время на этого неудавшегося Пинкертона, – веселый голос Андрея прозвучал у меня за спиной. – Ты лучше, Оленька, расскажи все мне. Честное слово, я с некоторых пор стр-рашно интересуюсь Средневековьем.

– Ох, не верится что-то, – вздохнула Ольга. – Только, чур, не жаловаться – сам напросился.

Вполуха слушая Ольгин рассказ и короткие замечания Андрея (после каждой его реплики Ольга широко открывала глаза – похоже, Андрюшка успел неплохо подковаться), я брел за ними, рассеянно рассматривая висевшее на стенах оружие, какие-то карты, графики и макеты. Музей как музей. Для меня в них всегда главным был не рассказ экскурсовода – все равно через месяц-другой забудется – а настроение, какой-то особый аромат времени. Рано или поздно, но я начинал его ощущать, и потом, порой через несколько лет, он вдруг сам собой всплывал из подсознания, напоминая, казалось бы, о накрепко забытых вещах и встречах.

Андрей протянул руку к тяжелой затворенной двери, но Марианна опередила его.

– Туда нельзя, – и с веселым смешком добавила: – пока.

– А что там? – поинтересовался я.

– Судя по расположению, – тронный зал? – ответил Андрей, вопросительно глядя на Ольгу.

– Угадал, – подтвердила она.

– Именно здесь и состоится торжество, – тут же вставила Марианна.

– С этим залом связана красивая легенда, – отмахиваясь от подруги, быстро вставила Ольга. – Хотите расскажу?

– Конечно, – ответил я.

– Говорят, что время от времени после захода солнца в тронном зале появляется привидение. Высокая молодая дама, голубоглазая, очень красивая. Она одета в длинное серебристо-серое платье, на голове – баронская корона. Дама выходит из темного угла, проходит мимо трона и вдруг замирает на месте. Она пытается подойти к стене, тянет к ней руки, но что-то ее не пускает. И тогда призрак медленно тает в воздухе. Правда, красиво? Жаль, что я сама не видела.

– А пробовала? – поинтересовался Борис.

– Конечно, – рассмеялась Ольга. – Чуть не месяц провела ночами в тронном. Но не повезло.

Мы прошли мимо закрытого зала и оказались на балконе, нависшем над крепостной стеной.

– Когда-то здесь была сторожевая башня, – пояснила Ольга. – Вообще от замка мало что осталось. И этот балкон, и остальная часть здания пристроены уже в девятнадцатом веке. Ну вот и все. Экскурсия завершена. Боря, покажи, пожалуйста, мальчикам их комнаты. А через полчаса просим в тронный зал. Дорогу найдете?

Мы заверили, что не заблудимся.

Гостей было совсем немного. Помимо нас, в зале находились артисты, так лихо рубившиеся сегодня на мечах, старичок-горнист и симпатичная молодая особа по имени Вероника, оказавшаяся хозяйкой музейной библиотеки и архива.

Старинные часы гулко отсчитали время, маленькая дверь, укрывшаяся в тени за троном, отворилась, и в зал вошли Гюстав и Ольга. Подозреваю, что во времена, когда в зале собиралась сотня буйных рыцарей, шуму было не больше. Поздравления звучали искренне и радостно. Чего только не пожелали новобрачным в тот вечер, и конечно, никто не знал, что пожеланиям этим не суждено сбыться. Почти никто…

Часа через полтора компания перебралась к очагу, в котором жарко горели сухие дрова. Развеселый форейтор (его, кстати, звали Алексеем) пощипывал струны гитары, остальные подпевали. Один лишь Гюстав продолжал сидеть, откинувшись на спинку трона. Ольга несколько раз подходила к мужу, он ласково шептал ей что-то, но не поднимался. Наконец Андрей решительно направился к нему. Я последовал за другом.

– Князь Гюстав и Ольга на троне сидят, – весело продекламировал Андрей.

– Не князь, а барон, – улыбнулся в ответ Гюстав. – Знаете, ребята, у меня сегодня какое-то странное ощущение. Родись я несколько веков назад, свадьба все равно проходила бы здесь. Этот зал видел всех моих предков. Больше тысячи лет провели они под этим кровом. Даже страшно представить.

– Замок такой старый? – удивился я.

– Очень, – оживился Гюстав. – В прошлом году мы провели раскопки. Оказалось, что эти стены построены на месте других, совершенно разрушенных временем. Когда-то вокруг шумел город, от которого не осталось даже названия. Мои предки пришли сюда в незапамятные времена. Видите вон ту железную руку на стене?

– Я давно к ней присматриваюсь, – отозвался Андрей.

– По преданиям, она принадлежала основателю нашего рода. В яростной битве ему отсекли кисть правой руки, и оставшийся безвестным местный ремесленник изготовил этот протез.

– Интересно, – обводя глазами стены зала, сказал я. – Дорого бы я дал за возможность заглянуть сюда лет этак восемьсот назад.

– Я тоже, – откликнулся Гюстав. – Сколько тайн хранит этот замок! В трех шагах от меня – вот в этой стене – потайная дверь, за ней целый лабиринт, вырубленный в монолитной скале. Кто его сделал, когда, зачем? В семейных хрониках на эти вопросы нет ни слова ответа, да и само подземелье не упоминается, словно о нем никто не знал.

– Подождем, – заявил я. – Не зря же Андрей Средневековьем заинтересовался. Побывает здесь наш путешественник по времени, потом мы его допросим с пристрастием…

– Вы действительно хронодесантник? – Гюстав живо повернулся к Андрею: – Это правда?

– Правда, – подтвердил Андрей, выбирая яблоко покрупнее из вазы, стоящей в центре стола. – Только не особенно верьте Николаю. У него в каждой фразе полно допущений и преувеличений. Писательская братия называет это гиперболой и гротеском. Дело в том, что в ближайшие годы мы будем ходить либо во времена, когда человека не было, либо в недавнее прошлое.

– Почему? – удивился Гюстав.

– Боятся изменить ход истории, – важно пояснил я.

– Опять врет, – заявил Андрей. – Прошлое изменить невозможно. Ведь время – это… Ну, для наглядности, представьте реку. Мы движемся против ее течения. Вперед забежать то ли можно, то ли нельзя – не знаю. А назад – вновь спуститься по течению – вполне. Но дело в том, что время, куда мы вернулись, или в нашем примере – вода, уже утекло. Сколько ни баламуть воду в устье реки, в верховьях ее ничего не изменится.

– Подожди, подожди, – перебил я, – ты хочешь сказать, что если я, зная точный час гибели какого-нибудь героя, вернусь в прошлое и спасу его, то в нашем сегодняшнем ничего не изменится?

– К сожалению. А может быть, и к счастью. Понимаешь, есть какой-то странный парадокс, выяснили его совсем недавно. Мы его, не мудрствуя лукаво, называем «фатум» – судьба. Если ты попытаешься спасти когда-то погибшего человека, то в назначенный день и час он все равно умрет. Не от пули, так от сердечного приступа или несварения желудка.

– Ничего себе перспектива, – возмутился я. – Это что же, выходит, что мое будущее расписано по нотам?

– При чем здесь будущее? – пожал плечами Андрей. – Я говорю о прошлом, о событиях уже свершившихся когда-то. Порой возникает ощущение, что у времени есть своеобразные запретные зоны, куда вход выходцам из других веков запрещен. Что-то мешает сделать тот или иной поступок, буквально выталкивает из реки времени… Так что Карфаген все равно будет разрушен. А твой, Колька, нос – разбит.

– При чем здесь мой нос? – не понял я.

– А помнишь, ты в нулевом цикле сверзился с дерева и расквасил нос? Так вот, как бы я или весь наш отряд ни старались в прошлом, носу твоему все равно быть разбиту. Хотя… Не исключено, что именно это событие предотвратить все же удастся. Вряд ли оно имело важное историческое значение, – Андрей вздохнул и перешел на серьезный тон: – Я невероятно все упрощаю, ребята. А прошлое – штука странная. Что-то там удается, а что-то нет, хоть в стенку головой бейся. Время имеет свои законы, и, чтобы их познать, требуется, простите уж за плохой каламбур, время. Если честно, многого я сам понять не могу, да и никто сегодня на ваши вопросы не ответит.

– И все же я не понял, – подал голос Гюстав, – почему вы так жестко ограничиваете временные рамки своих исследований?

– Знание, – пояснил Андрей. – Нам катастрофически не хватает знаний. Как люди жили, что одевали. И не только по праздникам, а и в повседневной жизни. Исторически точных документов о том же Средневековье, например, сохранилось ничтожно мало. Остальное – вымыслы, догадки. Ну прикиньте: явлюсь я завтра, скажем, в мифическую Шамбалу, буде ее откроют. И что я там буду делать? Глухонемым иностранцем прикинуться, так ведь в рабство продадут. – И он протянул руку за очередным яблоком.

– Хватит тебе жевать эти сложноцветные, – предложил я. – У меня созрел очень своевременный тост. За счастье молодоженов!

Бокалы со звоном сошлись в воздухе.

– Оригинальный перстень, – заметил Андрей, ставя свой бокал на место.

Гюстав поднес руку к глазам, полюбовался переливами света на гранях камня.

– Да, – смущенно подтвердил он. – Может, и не стоило надевать его – как-никак историческая реликвия, – да уж очень захотелось.

– А что в нем особенного? – спросил я.

– С этим перстнем связано древнее семейное предание. Может быть, такое же древнее, как этот замок, – Гюстав помолчал. – Считалось, что он приносит счастье главе рода. И надевать его полагалось только в день свадьбы, ни в коем случае не раньше. Лет триста назад перстень пропал, а в прошлом месяце мы нашли в одной из стен маленький тайник. В нем была шкатулка с фамильными драгоценностями и среди них – этот перстень. Триста лет его никто не брал в руки… Вот я сегодня и не устоял. Тем более – такой день…

– И правильно сделал, – сказал Андрей.

В ту ночь я долго не мог уснуть. Сказывалась необычная обстановка или просто привык за последнее время ложиться под утро, не знаю. Ворочаясь на широченной кровати, я вслушивался в отдаленный плач ночных птиц, вспоминал день, ломал голову над парадоксами времени, о которых говорил Андрей…

Часы пробили три раза, и я повернулся на бок, твердо решив отбросить все мысли до утра, когда в коридоре послышались быстрые шаги. Кто-то толкнул было мою дверь, прошел дальше, потом из комнаты Бориса послышались встревоженные голоса. Что могло случиться?

Прислушиваясь, я сел на кровати. В тот же миг дверь комнаты распахнулась. На пороге стоял Борис.

– Коля, вставай! Быстро буди Андрея, – голос его дрогнул: – Гюстав убит!

2

Боюсь, что представшую перед нами картину я не забуду никогда. И сейчас, спустя годы, она заставляет меня порой просыпаться от ужаса.

Гюстав лежал на спине, запрокинув голову. Полоска неестественно голубых зубов ярко блестела на бородатом лице. В грудь по самую рукоятку был вбит длинный обоюдоострый кинжал. Кровь протекла на пол, собралась лужицей у кровати, протянулась извилистой темной струйкой к двери. Он был мертв. А рядом, подложив ладонь под щеку, чуть улыбаясь, спокойно спала Ольга.

К ней и бросился Борис. Гюставу он уже ничем не мог помочь – это было видно с первого взгляда.

– Что? – спросил я.

– Ничего не пойму, – растерянно пробормотал наш врач.

Он взял в правую руку тонкое запястье Ольги, пальцами левой приподнял веко.

– Похоже на какое-то сильное снотворное. Марианна, помоги…

Марианна всхлипнула, но все же подошла к мужу. Стараясь не смотреть на мертвого Гюстава, помогла Борису приподнять Ольгу.

– Лучше унести ее отсюда, – Борис повернул к нам озабоченное лицо.

Я оглянулся. В дверях соляными столпами застыла четверка актеров. Старичок-горнист поддерживал плачущую у него на плече Веронику и что-то тихо шептал ей на ухо, ласково проводя рукой по рассыпавшимся прядям волос.

– Помогите врачу, – резко скомандовал я артистам. – Потом всем разойтись по своим комнатам.

Через пару минут мы остались втроем: я, Андрей, никак не отреагировавший на мой приказ, и Гюстав – вернее то, чем он стал.

Я нажал на браслете индивидуальной связи кнопку служебного канала. Мимоходом подумал: хорошо еще, что не успел обменять спецбраслет на обычный. В отделе дежурил Василий. Его чуть размытое изображение зависло в воздухе в полуметре от нас. Увидев меня, дежурный растерянно захлопал глазами.

– Соедини с шефом, – сказал я, – срочно.

Можно было, конечно, связаться с ним самому, но я предпочел придерживаться инструкции: в таком деле чем точнее все выполнишь – тем лучше.

– А что случилось? – спросил Василий, послушно наклоняясь над пультом.

– Убийство.

Дежурный тихо присвистнул, и тут в разговор включился шеф. Если у него и оставались какие-то остатки сна (а что еще делать нормальному человеку глубокой ночью), то мой вид наверняка выбил их в считанные мгновения.

В нескольких словах я доложил о случившемся.

– Раньше чем через два часа я не доберусь, – сказал шеф, – так что жди утром. Эксперты прилетят со мной. Что предлагаешь делать?

– Проведу осмотр, сниму показания с обитателей замка, – коротко отрапортовал я.

Шеф согласно наклонил голову:

– Действуй.

О том, что я в общем-то уже не работаю в розыске, не было сказано ни слова.

– С чего начнем? – негромко спросил Андрей, напоминая о своем присутствии.

Я наклонился над телом. Как страшно звучит это слово по отношению к любому человеку! Что уж говорить о том, чью руку пожимал всего несколько часов назад…

Удар был нанесен точно – под седьмое ребро. Кинжал задел сердце, и смерть наступила мгновенно.

– Профессионально… – констатировал Андрей.

Я поморщился. Не знаю, как уж там Шерлок Холмс терпел своего Ватсона, но я риторических замечаний не к месту не выношу. Тем не менее я спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Точность удара, а главное – его силу. Вонзить по рукоятку тупой кинжал непросто.

– С чего ты взял, что кинжал тупой?

– Знаю. Он висел на стене рядом с этой дурацкой железной лапой. Вечером я осматривал его, примерял, как ложится на руку. Ручаюсь, его не точили лет четыреста.

– Ясно, – ответил я, а потом спросил: – Ты не помнишь, когда Гюстав уходил, перстень оставался у него на руке?

– Да, конечно. Помню совершенно точно, потому что еще подумал, когда прощались, как бы не повредить ему кожу на пальцах. Знаешь, при сильном рукопожатии такое случается, если кольцо…

– Знаю, – перебил я друга. – Но теперь перстня нет. И положение руки какое-то неестественное… Интересно, легко ли перстень надевался на палец?

Андрей задумался, потом не совсем уверенно произнес:

– По-моему, довольно свободно. Когда мы беседовали втроем, я заметил, что Гюстав передвигал кольцо по пальцу вверх-вниз, словно оно ему мешало.

– Ясно, – я повернулся к выходу: – Идем, здесь до приезда экспертов трогать ничего нельзя. Я побеседую с остальными, а ты уж, будь добр, иди к себе. А еще лучше – поднимись к Борису и узнай, как там Ольга.

Конечно, по своим комнатам они не разошлись. Молча сидели в тронном зале, отвернувшись от оставшегося неубранным праздничного стола. Заслышав мои шаги, дружно встали. Только Вероника осталась сидеть. Слезы стекали по ее щекам, и она, совсем по-девчоночьи всхлипывая, растирала их по лицу плотно сжатым кулачком.

– Хотелось бы поговорить с вами, – сказал я, показывая свой служебный жетон.

Ответа не дождался. Все молча смотрели на меня. Лица напряженные и почему-то виноватые. Эту особенность я подметил давно: ни при чем человек, а выражение лица такое, будто стыдится невесть чего.

– Еще раз прошу разойтись по комнатам. Я сам к вам зайду. А вы, Вероника, задержитесь, пожалуйста.

Сам затворил дверь, нарочито не торопясь вернулся к очагу, сел в кресло напротив заплаканной девушки. Спрашивать не пришлось, слова сами вырывались из нее, чувствовалось, что Вероника стремится выговориться, спрятать за рассказом ужас пережитого.

– Я не спала, смотрела визор, передавали гала-концерт из Южной Африки. Потом прошел вызов по видеофору. Я ответила. Это был брат Гюстава.

– У него есть брат? – удивился я.

– Да, младший – Ричард. Он был на каком-то симпозиуме и прилетит завтра. Он хотел еще раз поздравить Гюстава. Вечером дозвониться не смог, ведь в тронном нет видеофора. Ну вот… Он извинился и попросил, если можно, позвать Гюстава. Сказал еще, что сам связаться с ним не может, видимо Гюстав отключил свой канал.

– А индивидуальная связь? – спросил я.

– Гюстав никогда не пользовался браслетом. Не любил почему-то. И Ольга из-за этого частенько не брала с собой БИС. Поэтому Ричард и позвонил мне. Он здесь часто бывает, мы хорошо знакомы, ну вот… Я с ним поболтала минутку, рассказала о том, как вечер прошел, и пошла за Гюставом. Постучала в дверь, мне никто не ответил. Я уже хотела уйти, но вдруг заметила, что дверь приоткрыта. Я сначала удивилась, а потом подумала, что, может быть, Гюстав с Олей вернулись к ребятам. Толкнула дверь и… – голос ее сорвался, слезы опять потекли из глаз.

– Ну, ну, ну, не нужно, – не успокоить я ее пытался, какое тут к черту спокойствие, а просто говорил какие-то нелепости, потому что молчать в такой момент просто нельзя.

Вероника продолжала всхлипывать, но в руки себя взяла.

– Дверь была широко раскрыта? – спросил я.

– Нет, – покачала головой девушка, – не больше, чем на ладонь.

– А свет в комнате горел?

– Да, я поэтому и вошла. Горел большой светильник на стене.

– У него еще такой резкий неприятный свет? – уточнил я.

– Да, но это если он включен на полную мощность. Когда вполнакала – свет совсем не резкий.

– Так… И еще вопрос. Вспомните, Вероника, вы никого не встретили в коридоре?

Она отрицательно качнула головой, ответила очень уверенно:

– Нет.

– А шагов перед этим или шума не слышали?

Опять отрицательный жест.

– Я ведь визор слушала. Через наушники. Когда к дверям подходила, ребята пели под гитару, это помню хорошо.

– А где пели?

– По-моему, на балконе.

– И что вы сделали после того, как вошли в комнату Гюстава?

Опять слезы в глазах. Нескоро она станет прежней беззаботной хохотушкой.

– Не помню… Я как увидела… Опомнилась уже на вашем этаже. Мне Оля говорила, что Борис – хороший врач. Вот я к нему…

– Спасибо, Вероника. Давайте я вас провожу до комнаты.

С кресла ее буквально снесло:

– Нет! Я боюсь!.. Лучше к ребятам…

Дверь скрипнула, и в зал вошел Андрей. Очень вовремя.

– Ничего страшного, – ответил он на мой вопросительный взгляд. – Борис был прав. Снотворное. Правда, доза довольно сильная, но жизнь Оли вне опасности.

– Слава богу, – облегченно вздохнул я. – Идите-ка, Вероника, вместе с Андреем к Боре. Может, помощь ваша понадобится.

Андрей, умница, все понял и увел девушку. Борис, конечно, и сам справится, зато ей помощь врача не помешает.

Обитатели замка размещались на первом этаже той самой пристройки, из рассказа о которой у меня в памяти, до сих пор, осталась одна фраза: «девятнадцатый век».

Первая комната налево – Ольгина. Никого в ней нет, и делать мне там нечего. Рядом страшная дверь, будь моя воля, век бы я в эту комнату больше не заглядывал. Дальше комната Вероники, еще дальше – старичка-горниста, все время забываю его фамилию. Ну, а правая сторона – апартаменты артистов. С них и начнем.

На стук в дверь откликнулись моментально:

– Войдите!

Форейтор, лихой рубака, гитарист, знаток старинных песен и современных баллад.

– Скажите, Алексей, что вы делали после того, как Гюстав с Ольгой ушли из зала?

– Сначала там же и сидели вместе со всеми. Потом вы с Андреем ушли…

– Прежде ушли Борис с Марианной и Вероникой.

– Да, правильно. Наш старичок Ройский пожаловался на усталость и отправился спать что-то около одиннадцати. Гюстав с Ольгой вышли из зала, если не ошибаюсь, в начале первого. Минут через десять ушли Борис с Марианной и вместе с ними Вероника. Потом вы с Андреем. Почти сразу после вашего ухода мы перебрались на балкон. Пели песни, шутили… Потом, когда услышали шум, прибежали.

– Вы находились на балконе все четверо, и никто не уходил?

– Почему не уходил? Яцек сходил за курткой, я выходил, Павел.

– Надолго?

– Мы с Павлом минуты на три-четыре, не больше. Зашли ко мне и сразу назад. А Яцек чуть подольше ходил, его комнаты дальше по коридору.

– Уходили вместе?

– Нет. Яцек – сразу после того, как на балкон перебрались, а мы – минут за двадцать до того, как шум услышали.

– В коридоре никого не встретили?

– Нет.

– А Яцек?

– Не знаю. Он ничего не говорил.

Павел. Высокий, худощавый, на редкость гибкий парень.

– Вы здесь давно работаете?

– Первый год. Работой в полном смысле это не назовешь. У нас с Алексеем практика, а Яцек с Маруфом только институт закончили. Им Гюстав предложил в музее поработать, они согласились, приехали осмотреться.

– Давно дружите?

Улыбка на лице. Совершенно естественная, открытая. Похоже, дружба здесь настоящая. Как у нас с Андрюшкой. Но улыбки уже нет. Вспомнил о происшедшем и мигом стер ее с лица. Наверняка мучается сейчас, корит себя за легкомыслие. Отсюда и сухой тон ответа:

– Давно.

– Расскажите-ка, Павел, что вы делали после того, как мы ушли из зала.

Рассказывает подробно, старательно вспоминая все мелочи. Но ничего нового в дополнение к рассказанному Алексеем не узнаю. Грустно.

Яцек. Сидит сгорбившись, катает в ладонях бокал с темной жидкостью.

Заметив мой взгляд, пояснил:

– Борис налил какую-то настойку. Вкус мерзкий, но успокаивает.

Отставив бокал, резко вскочил, сжал кулаки:

– Ну кто, кто мог это сделать?

– Вы давно знакомы с Гюставом?

– Третий год. Он у нас в институте читал лекции. Такой человек!

– Он… крупный ученый? – слово «был» я так и не решился произнести.

– Какое это имеет значение? И что значит – крупный, мелкий, средний? Люди к нему тянулись, понимаете? Легко с ним было, интересно. Задаст, бывало, вопрос или идейку подкинет, мелкую вроде, незначительную. А начнешь думать, сопоставлять давным-давно известные факты – глядь, а за ними что-то новое… А как он радовался, когда у нас что-то получалось! Да и не только у нас… Знаете, я всегда думал, что история – это для него временно, хотя и любил ее Гюстав беззаветно. Так же как и Ольгу. Только все равно дорога его мне по-другому представлялась. Каким Учителем он мог стать! И вот… Найдете вы этого?

– Найдем. Только помоги. Скажи, ты уходил от ребят с балкона?

– Да. Зашел в комнату, взял куртку и сразу вернулся.

– Когда это было?

– Да практически сразу, как вы ушли. Точно, когда я вышел в коридор, вы с Андреем поднимались по лестнице на второй этаж. Андрей чуть впереди, вы – сзади.

– Когда возвращался, никого не видел?

– Нет.

Маруф. Самый низкорослый из четверки, но плотный и подвижный, словно шарик ртути.

– Что входит в твои обязанности? Кроме участия в спектаклях, конечно.

Улыбка широкая, чистая. И почти мгновенно – та же реакция, что и у Павла. Эх, мальчики, какой удар нанес вам негодяй, забравший жизнь Гюстава! Да разве только вам? Об Ольге даже подумать страшно… Потом, все потом, сейчас все внимание ответам Маруфа.

– Мы с Павликом готовим расчеты для проведения раскопок. В основном внизу, там, по мнению Гюстава, могли остаться развалины города.

– И как вы это делаете?

– По-разному, – пожал плечами Маруф. – Вообще-то археология – наука консервативная. Лопатка, совочек, кисточка – без них никуда. Гюстав любил повторять, что руки человека – самый лучший инструмент, что бы там ни изобретали ученые. Но аппаратура, конечно, появляется. Тот тайник мы с помощью ирий-излучателя нашли.

– Ты имеешь в виду тайник, где была шкатулка с перстнем?

– Ага. Гюстав с Ричардом долго спорили, где он может быть. А излучатель – раз и высветил! И дверь в подземелье так же нашли. Я вообще-то люблю с техникой возиться. Гюстав на меня и охрану замка возложил.

– Расскажи подробнее.

– Ну, охрана – это, если честно, громко сказано. Стандартный силовой купол вокруг музейного комплекса.

– Но ведь замок стоит на обрыве?

– Ну и что? Немного изменили программу. Получилась почти полная сфера. Силовое поле прижимается к скале. Очень надежно.

– А зачем она вообще нужна, эта защита?

– Ну, мало ли что… Дождь, ветер сильный. Музей все-таки.

– И когда ты ее включил?

– Как всегда. Посетители ушли, я проверил, не остался ли случайно кто-нибудь, и включил.

– Проверил… Это что, ходил по всем помещениям?

Похоже, моя назойливая тупость уже удивляла Маруфа, но отвечал он по-прежнему вежливо.

– Нет, что вы. Какой смысл ходить, если в каждом помещении датчики установлены. Если на территории музея есть посторонний, защита не включится.

– И в подземелье датчики есть?

– И в подземелье, и во дворе, и в дворовых постройках – везде.

– Значит, незаметно проникнуть в замок или выйти из него не сможет никто посторонний?

Что стоит за этим вопросом, мальчишка понял сразу. Побледнел, но ответил твердо:

– Нет. За это я ручаюсь.

Совсем весело… Классическое «преступление по-английски»… Читать про подобное я читал, а сталкиваться, слава богу, не приходилось… До сегодняшней ночи…

– Спасибо, Маруф. Скажи мне еще вот что…

Те же вопросы: кто уходил, куда, зачем, надолго ли, когда? Те же ответы… Стоп! Вот это важно.

– Когда, ты говоришь, вернулись Павел с Андреем?

– В половине третьего. Я ближе всех к залу сидел, слышал, как часы били, когда они вошли.

Осталось поговорить со старичком-горнистом. Вспомнил наконец его фамилию: Ройский, Вильям Ройский. Потом поднимусь к друзьям – может быть, они что-нибудь заметили. Больше сделать ничего не успею – небо на востоке уже светлеет, вот-вот прибудет шеф со следственной бригадой…

В номере Ройского едко и неприятно пахло каким-то лекарством. Да, сегодня у Бориса недостатка в пациентах нет.

– Садитесь, пожалуйста.

Старичок – сама вежливость. А глаза в прожилках, красные. Раньше я этого не замечал. Плакал, что ли?

– Спасибо.

Странно, все номера одинаковые: две комнаты, небольшая прихожая. Но в этом своя – особая атмосфера. Комнаты почему-то кажутся совсем маленькими. Может быть, дело в тяжелых стеллажах, заставленных от пола до потолка книгами в потертых золоченых переплетах?

Ройский заметил интерес, который я проявил к его библиотеке.

– Это вся моя жизнь, – просто сказал он, ласково касаясь рукой фолиантов. – Сколько себя помню, интересовался историей. Но не всей, а как бы это сказать… В приложении к самому себе, что ли?.. В каждой из этих книг есть упоминание о моих предках. Тридцать четыре поколения – это не шутка! Рыцари, дворяне, воины, купцы, исследователи, солдаты, рабочие… Чем только не занимались Ройские на протяжении веков! А я горжусь. Горжусь тем, что я – последняя ветвь, да какая там ветвь – последний сучек на могучем дереве. Так уж вышло, что семьей я не обзавелся. Со мной род Ройских угаснет, но в памяти человеческой останется. Вам, наверное, трудно понять мои причуды?

– Нет, почему же.

– Вот и Гюстав был таким. Я его очень давно и очень хорошо знаю. Или правильнее сказать: знал? Как-то дико все, в голове не укладывается… Да… Он гордился своим происхождением. Не баронской короной, конечно, а историей, тем, что его предки оставили в веках чистый и ясный след. По-моему, это прекрасно! Нет ничего хуже и страшнее забвения. Знаете, в истории человеческой были периоды, когда люди пытались отказаться от прошлого, устраивали шумные и злорадные судилища на могилах своих предков. Двадцатый век в этом особенно преуспел. И ни к чему, поверьте уж мне, старику, ни к чему хорошему это не привело… Но вас, конечно, интересует совсем другое? Вы уж простите, разболтался… За привычным легче прятать страх и бессилие. Этот кошмар: мертвый Гюстав, кинжал… Нет, из сотрудников этого не мог сделать никто! Абсолютно уверен. Да и зачем? Этот вопрос не идет у меня из головы. Зачем? За что?.. Что я делал вечером? Да, конечно помню. Из зала ушел еще до полуночи. Устал, знаете ли, возраст, да и к режиму привык. Уснул практически сразу же. Потом услышал шум, проснулся, поспешил туда. Вот, собственно, и все… Нет, ничего не слышал, да это и не просто – мои комнаты в самом конце коридора. Кто наливал вино Гюставу и Ольге? Право, как-то не обратил внимания. Вино в моем возрасте интереса уже не представляет, куда привычнее становится минеральная…

Борис сидел на ручке кресла, прижимая к себе заплаканную Марианну.

В другом кресле свернулась клубочком прикрытая пледом Вероника. Андрей устроился прямо на полу – сидел, прислонившись к стене. Свет приглушен, с кровати доносится ровное дыхание Ольги.

– Что с ней?

Борис тяжело поднялся, шагнул мне навстречу:

– Пока спит. Я вызвал медицинский флаер, госпитализировать надо срочно. И ее и Веронику – у девочки сильнейший стресс. Не мешало бы и других отправить в больницу, но все отказываются категорически.

– Вижу, ты уже везде успел побывать…

– А что? – растерялся Борис. – Я что-нибудь не так…

– Да нет, все правильно. Вот что, Боря, вспомни-ка все, что ты делал вечером после того, как ушел из зала.

Борис погладил лысину, недоумевающе посмотрел на меня.

– Собственно… Мы с Марианной проводили Веронику, поднялись к себе и… все.

– Ничего необычного не заметили?

– Нет. Все было тихо.

– То-то и оно! – я устало опустил голову на переплетенные пальцы рук.

– Никто ничего не видел, никто ничего не слышал…

– Убийца мог уйти из замка? – подал голос Андрей.

– Нет. Ни уйти не мог, ни прийти.

– Значит?..

– Значит, убийца среди нас, – жестоко ответил я. – Ладно… Лучше вот что скажите: вы не помните, кто наливал вино Гюставу и Ольге?

– Я, – заявил Борис.

– Когда?!

– Да сразу же. Перед тем как поднять первый тост, я взял бутылку…

– Она была запечатана?

– Конечно. Я сбил сургуч, вынул пробку и разлил вино по бокалам.

– Всем?

– Гюставу и Ольге. Ты же помнишь, какие у них были чаши, – вся бутылка разом вошла.

– Потом кто-нибудь доливал им вино?

– Нет, по-моему… Такая бутылка была всего одна, да и вообще вина там было всего ничего. А в чем, собственно, дело?

Боря своей очаровательной наивностью меня добил. Пришлось пояснить:

– Ты думаешь, Ольга специально приняла снотворное?

Борис открыл рот, подумал и молча закрыл.

– Ручаюсь, что и Гюстав хлебнул изрядную толику этой дряни, – продолжил я. – Убийца точно знал, что может спокойно проникнуть в комнату. Кстати, как ты думаешь, через какое время снотворное оказало действие?

Борис оттопырил нижнюю губу, пожал плечами:

– Минут через двадцать, судя по дозе. Максимум – через сорок, если учесть приподнятое нервное состояние ребят.

– Вот так… – я поднялся, кивнул Андрею: – Пойдем со мной.

На пороге остановился, попросил Бориса:

– Дай мне, пожалуйста, какой-нибудь тонизатор посильнее. И обязательно сообщи, когда прибудет медфлаер.

– Идем ко мне, – предложил Андрей.

Я покорно пошел следом.

– Худо дело? – поинтересовался друг, зажигая свет.

– Пока туман, – пожаловался я, устраиваясь поудобнее в кресле. – Главное, что я не могу понять, – это мотив преступления.

– Перстень, – предположил Андрей.

– А если сам Гюстав снял его перед сном? Пока Ольга не придет в себя, ответ на этот вопрос не получим. Лучше скажи, ты не заметил, когда Ройский появился в комнате Гюстава?

– Этот старичок? Погоди-ка… Когда я спустился с лестницы, ребята-артисты дружно заглядывали в дверь. А Ройский спешил к комнате, был от нее шагах в трех-четырех.

– Все точно, – уныло подтвердил я. – Все говорят правду, но кто-то один врет.

Группа экспертов, прибывших вместе с шефом, обшарила все уголки замка, но не обнаружила ничего нового, за исключением одного факта: убийца зачем-то забирался под кровать Гюстава. Скопившаяся под ней пыль местами была стерта.

– Наверное, уронил перстень, – тут же предположил Андрей. – Для того и свет включил на полную мощность.

Но предположение, даже самое естественное и логичное, не является фактом и тем более уликой. А улик не было. Кинжал оказался абсолютно чист, убийца аккуратно стер все отпечатки пальцев, даже следы Андрея, который клялся, что накануне брал кинжал в руки.

Шеф выслушал мой отчет внешне спокойно, но я-то представлял, что творится у него на душе. Убийство и в былые времена считалось преступлением из ряда вон выходящим, тем более такое страшное, жестокое и бессмысленное.

– Сделаем так, – сухо распорядился шеф, прослушав запись моих бесед с обитателями замка, – я оставлю тебе Нормана и Тараса, поработаете здесь. Сам встречусь с Ольгой. Тебе, кстати, привет от Учителя.

– Он приехал?

– Да. Сейчас у Ольги. Я распоряжусь собрать всю информацию о людях, с которыми ты беседовал. Брат Гюстава уже вылетел, будет здесь после обеда. Поговори с ним. Все, до связи.

– До связи, – машинально ответил я.

Андрей оказался в тронном зале. Он стоял рядом с Норманом, придирчиво изучавшим металлический крюк, на котором, по словам Андрея, висел вчера проклятый кинжал.

Я постоял рядом, послушал их разговор, потом отошел к креслу, в котором сидел накануне. Нужна была хоть какая-то зацепка. По сути, стопроцентного алиби не было ни у одного из участников вечеринки. Но подозрение не может быть основой для обвинения, единственной, во всяком случае. Хотя, если говорить честно, не было у меня в тот момент и подозрений: никого из сотрудников музея, не говоря уж об Андрее, Борисе и Марианне, представить убийцей я не мог.

Так я и сидел, бесцельно скользя взглядом по увешанным старинной мишурой стенам замка, пока не почувствовал смутную тревогу. Что-то было не так…

– Андрей! – позвал я.

Друг повернул разгоряченное спором с Норманом лицо, вопросительно посмотрел на меня.

– Тебе не кажется, – медленно проговорил я, продолжая осматривать стены, – что здесь с вечера что-то изменилось? Только никак не пойму – что?

Андрей подошел ко мне и тоже уставился на стену. Потом опустился в кресло, в котором сидел на протяжении беседы с Гюставом, глянул еще раз и…

– Рука, – решительно произнес Андрей, – вчера она висела под другим углом. Точно.

Одновременно мы рванулись к железному протезу. Андрей не ошибся. Руку снимали со стены, причем совсем недавно. Вот только отпечатков пальцев на ней не оказалось. Зато Норман обнаружил нечто другое: на нижнем сгибе металлической ладони виднелась небольшая, но совсем свежая царапина.

– Это след от рукоятки кинжала, – сообщил Норман, – удар был очень сильный.

– А осмотреть ее поближе можно? – попросил Андрей.

Норман кивнул. Андрей осторожно засунул руку в отверстие протеза, я помог ему пристегнуть ремни. Небольшой рычажок на кисти повернулся легко, и железные пальцы сжались в мертвой хватке. Меч, снятый Андреем со стены, словно прирос к металлической перчатке. Андрей поднял меч кверху, повел руку вниз… Сверкающая полоса стали со свистом рассекла воздух.

– Помоги, – попросил Андрей и принялся отстегивать протез.

– Вот вам и разгадка силы удара, – мрачно констатировал Норман. – В локтевом суставе, похоже, установлена пружина, ускоряющая движение.

– Пластины, – поправил Андрей, пристраивая протез на стену.

– Черт знает что, – почти простонал Норман, – только этого и не хватало. Дикость какая-то, бред Средневековый! Рыцарские замки, железные руки, а за всем этим – страшная смерть вполне реального человека, нашего современника…

– Знать бы, зачем убийца использовал этот протез, – задумчиво протянул Андрей, – не надеялся на свою силу или все это имеет какое-то ритуальное значение?

– Ты еще о привидении вспомни, – пробормотал я.

Что и говорить, открытие было не просто ошеломляющим. Чувство чудовищной неправдоподобности происходящего накатило на меня. Словно дурной вязкий сон, от которого никак не удается избавиться.

– Давайте-ка прикинем все еще раз, – рассудительный голос Нормана вернул меня к действительности. – Раньше мы исходили из того, что некто, уходя из зала, спрятал кинжал под одеждой, потом прошел в комнату Гюстава и нанес удар. Теперь ситуация, похоже, меняется… Ну-ка, посчитаем. Гюстав и Ольга покинули зал в четверть первого, так?

– Так, – подтвердил Андрей, – но ты забыл про снотворное.

– Вовсе нет, – возразил Норман. – Дело в том, что снотворное обнаружено только в двух бокалах – в тех, из которых Гюстав и Ольга пили вино. И подсыпали его перед самым их уходом. Если бы снотворное было в бутылке, им просто не удалось бы просидеть с вами четыре с лишним часа. Значит, оно попало в бокалы перед последним тостом.

– Интервал в час с небольшим, – задумчиво проговорил Андрей. – Последний тост поднимал Ройский, перед тем как уйти. Гюстав, помнится, еще пошутил, что в его чаше столько приятных пожеланий, что грех не допить ее до дна, хотя бы и к концу торжества.

– Значит, исходим из того, что снотворное попало в бокалы между без пятнадцати одиннадцать и четвертью первого. Подсыпать его мог любой из присутствовавших, тем более что вся компания собралась у очага и за столом никто, естественно, не следил, – сказал я.

– Ройского можно исключить. Он сразу же ушел, – напомнил Андрей.

– Не сразу, – возразил я. – Минуты три-четыре он еще оставался в зале. Вспомни, ведь Алексей пел рыцарскую песенку по его заказу.

– Верно, – согласился Андрей.

– Ну что ж. На этом этапе исключить мы никого не можем, – продолжал Норман. – Идем дальше. Итак, Гюстав с Ольгой ушли в четверть первого. По мнению Бориса, не позже, чем без пяти час снотворное сделало свое дело. До этого времени все, кроме четверки ребят, уже разошлись. Последним по коридору прошел Яцек. Это было примерно в то время, когда вы добрались до своих комнат.

– Значит, без пяти час, – подытожил Андрей. – Я посмотрел на часы, когда зашел к себе.

– Без пяти час, – повторил я. – В распоряжении убийцы было почти полтора часа: с часу до двух двадцати, когда в коридор вошли Павел и Алексей. А сколько времени нужно, чтобы пройти в зал, снять со стены руку и кинжал, проникнуть в комнату Гюстава и Ольги, нанести удар, снова вернуться в зал и, наконец, спрятаться?

– Прикинем, – предложил Андрей. – Думаю, что сначала убийца зашел в комнату Гюстава и Ольги. Едва ли он туда полез сразу с этой железякой. Объяснить такое появление в случае, если снотворное не подействовало, весьма сложно. Значит, так. По коридору – две-три минуты, в комнате Гюстава и Ольги на то, чтобы убедиться, что хозяева крепко спят, – еще столько же. Дойти до зала, там на ощупь осторожно снять руку и кинжал так, чтобы не услышала компания, сидящая на балконе. Это еще минуты три, обратно до комнаты, там… Он ведь еще под кровать лазил, да и на то, чтобы протез прикрепить, а потом снять, тоже нужно время. Снова в зал, причем сначала выглянуть в коридор, осмотреться, выбраться из зала, пробраться к себе в номер. Думаю, на все это минимум полчаса нужно.

– Проще проверить, – предложил Норман.

Андрей ошибся ненамного. Три проверки показали последовательно тридцать четыре, тридцать одну и тридцать шесть минут.

– Ну и что это дает? – поинтересовался Андрей, когда мы снова вернулись в зал.

– То, что можно смело вычеркнуть из списка подозреваемых четверку артистов. Ни один из них не покидал балкон более чем на десять минут. Сговор я исключаю, врать так естественно сразу четыре молодых человека не могут. Хоть один, да прокололся бы, – сказал я.

– И кто же тогда остается? – протянул Андрей.

– Ройский и Вероника, – неохотно ответил я.

– И еще обитатели второго этажа, – ляпнул Норман.

– Ну да, – подтвердил Андрей, – Ройский, Вероника, я, ты, Борис и Марианна. Выбор богатейший. Кто главный подозреваемый?

– Иди ты к черту, – мрачно отмахнулся я. – Ни тебя, ни Бориса, ни тем более Марианну никто не собирается подозревать.

– А остальных? Ты всерьез веришь, что кто-то из них совершил убийство?

– Не верю, – признался я.

Мы сидели молча в разных углах тронного зала, пока дверь не распахнулась, и на пороге не возникли Тарас с Маруфом.

– Вот хорошо, что вы здесь, – обрадовался Тарас. – Хочу еще разок осмотреть подземелье, а вдвоем несподручно. Вы не возражаете?

Вопрос адресовался мне. Тарас начинал работу в розыске под моим руководством и с тех пор на людях свято соблюдал субординацию.

Естественно, возражать я не стал. Маруф подошел к трону, нагнулся, и вдруг часть стены беззвучно повернулась, открывая черную щель потайного хода.

Маруф первый шагнул вперед, и тотчас под сводами подземелья вспыхнули яркие лампы.

– Лабиринт невелик, но достаточно запутан, – пояснил наш провожатый, – многие ложные ходы заканчиваются ловушками, ямами, падающими плитами. Мы, понятное дело, все это заблокировали, но без меня вам лабиринт все равно не пройти.

– Сделаем так, – предложил я. – Мы с Андреем будем двигаться только по основному проходу. Вы осматриваете каждый ложный ход, возвращаетесь к нам, и так до конца. Идет?

– Вполне, – согласился Маруф.

Эксперты тоже не стали возражать.

Кто и когда вырубил этот ход в монолитной скале, невольно думал я, касаясь руками почти черных стен подземелья. Труд колоссальный, но зачем? Прятался здесь кто-то или скрывали что-нибудь от излишне любопытных глаз? Узнаем ли мы когда-нибудь ответ на этот вопрос?

«Ты лучше найди ответ на вопрос, на который обязан ответить», – одернул я себя.

Одни мы скорее всего и вправду заблудились бы. А Маруф ориентировался в лабиринте превосходно.

– Направо, четвертый поворот налево, сразу направо, еще раз, теперь налево… – негромко бормотал он, безошибочно выбирая единственно правильный путь.

Эксперты, ведомые Маруфом, то и дело исчезали в боковых проходах. Спустя какое-то время, то более, то менее долгое, возвращались, отрицательно покачивая головами в ответ на мои вопросительные взгляды.

Путешествие по лабиринту завершилось в небольшой идеально круглой комнате. Потолок подземелья полусферой сходился над головами. Ничего в ней не было, если не считать странной чаши, вырубленной прямо в полу и занимающей почти всю площадь комнаты. Еще одна полусфера, чуть меньших размеров. Неведомые строители сгладили камень до блеска.

– А это что за корыто? – непочтительно поинтересовался Тарас.

– Неизвестно, – откликнулся Маруф. – Гюстав считал, что когда-то здесь хранили воду на случай осады замка. Правда, следов источника мы так и не нашли.

– Зачем тогда лабиринт? – резонно поинтересовался Норман. – Скорее уж здесь сокровища прятали.

– Слишком велика шкатулка, – возразил Тарас. – Ну и бог с ней. Пойдем отсюда, все равно в этом подземелье нет ничего, имеющего отношения к делу.

– Осмотрели все тщательно, – отрапортовал он мне. – Следов не обнаружено.

Шеф связался со мной в полдень. Постукивая пальцами по столу отчеканил:

– Ольга утверждает, что перстень оставался у Гюстава на руке.

Значит, все-таки перстень… Господи, но что в нем особенного?!

Золото? В замке масса вещей куда более дорогих, да и преступления с целью наживы давно канули в Лету. Камень? Но он ничем не отличается от миллионов самоцветов, что ежедневно добываются в шахтах и рудниках Земли и освоенных человечеством планет. Цвет, правда, странный – серый, точно крыло летучей мыши. Ну и что?

Ответа я не знал. Стояло за всем этим что-то непонятное, не вписывающееся в рамки нашего времени, привычные схемы и оценки. Точно глухая стена, в которую бейся не бейся, толку все равно не будет…

Ричард совсем не походил на брата. Невысокий, хрупкий, с редкой светлой шевелюрой. Держался он неплохо, но неестественная синеватая бледность выдавала, чего стоит ему это кажущееся спокойствие.

Идею о наличии у Гюстава врагов он отмел сразу. Да и какие в наш век враги? Научные споры таким страшным способом не разрешаются.

Перстень? Конечно, он знает о нем, в семейных летописях этому изделию уделено удивительно много места. Подробнее? Можно и подробнее.

Впервые перстень упоминается в хронике конца десятого века. Тогда же и была сформулирована заповедь, которую свято выполняли все члены семьи на протяжении доброй тысячи лет. Перстень имел право носить только глава рода, надевался он в день свадьбы. Передавать перстень другому лицу, дарить его, даже просто доверять кому бы то ни было строжайше запрещалось.

Откуда такое пиететное отношение к недорогому в общем-то украшению (были в фамильной сокровищнице вещи, стоящие в тысячи раз дороже перстня), Ричард не знал.

– Объективно говоря, – негромко рассказывал он, – было в этом перстне что-то роковое. Я специально анализировал. Представители младших ветвей нашего рода доживали до преклонных лет, нянчили внуков и правнуков, но мало кто из обладателей перстня успел поднять на ноги хотя бы своих детей. Дуэли, несчастные случаи на охоте злым роком тяготели над родом. Ни один заговор не обходился без моих предков. А правители той поры были скоры на расправу…

– Ройский говорил мне, что ваш род оставил в истории чистый и ясный след, – заметил я.

– Это так, – кивнул Ричард. – По большому счету, никто из наших предков не был замешан в грязных делах. Но то, что считалось в обществе нормой… Здесь они не ограничивали себя ни в чем.

– Гюстав рассказывал, что этот перстень несколько сот лет назад исчез, – поинтересовался я.

– Было такое, – утвердительно кивнул головой Ричард. – Могу даже точно сказать когда. В апреле 1940 года тогдашний владелец замка был вынужден бежать и из фамильного гнезда, и вообще из страны. Тогда-то, наверное, впервые и был нарушен завет предков – он снял с руки перстень и вместе с другими сокровищами спрятал его в тайнике. Вернуться ему не удалось – шла война, он погиб под бомбежкой чуть ли не в тот же день, а перстень пролежал в тайнике без малого три столетия.

– А что за эти годы происходило с замком?

– Да ничего особенного. Полстолетия стоял заброшенный, потом его подреставрировали и открыли музей. В середине прошлого века законсервировали из-за недостатка средств на капитальное восстановление и вновь открыли лет десять назад по инициативе брата. Все, что вы видите вокруг сегодня, – это заслуга Гюстава.

– Во время войны замок сильно пострадал?

– Нет. Кстати, это любопытная история. Она связана с нашим фамильным привидением. Утверждают, что в начале 1941 года в замке разместился отряд фашистов. Они рылись во дворе, простукивали стены. Но в одну прекрасную ночь в тронном зале появилось привидение. Вам его описывали?

– Да, – подтвердил я.

– Ну вот. На вояк, которые как раз ужинали у очага, призрачная дама произвела неизгладимое впечатление. Командир отряда скончался на месте, а остальные бежали прочь от замка, пока не попадали замертво. Больше фашисты здесь не показывались. В общем – красивая сказка но замок действительно практически не пострадал.

– Похоже, вы не очень-то верите в то, что в легендах есть хоть какое-то зерно истины? – заметил я.

– Гюстав верил, – вздохнул Ричард, – а я… У меня, наверное, слишком прагматический склад ума. Да и как можно верить тому, что живет только в старинных летописях? О привидении, кстати, вплоть до конца девятнадцатого века в них не упоминается. Вообще-то это довольно странно: у каждого приличного привидения есть своя история, известен его прототип, когда-то обитавший на Земле, присутствует какая-никакая романтичная история, объясняющая, почему дух несчастного не может успокоиться. Здесь же – ничего. То ли наша призрачная красавица не имеет к замку никакого отношения и занимает тронный зал в связи с отсутствием других свободных площадей, то ли на само воспоминание о ней когда-то было наложено столь жесткое табу, что ее история полностью стерлась из людской памяти. Ну а перстень… Боюсь, что он действительно имеет для нашей семьи роковое значение. Стоило ему только появиться из небытия, и вот… Бедный Гюстав…

Результаты встречи с Ричардом (вернее полное их отсутствие) я доложил шефу. Тот недовольно хмыкнул и распорядился:

– Утром прилетай. Начинает поступать информация о сотрудниках музея – займешься ее разбором. Ребят тоже забери, ничего вы больше там не найдете.

– Они уже улетели, – сообщил я.

На том разговор и окончился.

Темнело. Огромная туча быстро затягивала красный диск солнца.

Замолчали неугомонные цикады, пилившие свою незатейливую мелодию сутки напролет. Обитатели разбрелись по замку, углубившись в свои дела. Словно тень отчуждения пролегла между людьми, даже дружная четверка не собиралась вместе.

Андрей несколько раз заглядывал ко мне в комнату, вздыхал и снова уходил, не начиная разговора.

Следствие зашло в тупик. Я это ясно понимал, но выхода из сложившейся ситуации не находил. Искать украденный перстень бесполезно – замок огромен, такую маленькую вещь ни с какой аппаратурой не обнаружить. Может быть шеф прав, и информация, стекающаяся к нему со всех сторон, поможет нащупать нить, пусть самую тоненькую, самую призрачную… А еще остается ждать, ждать упорно, в надежде, что убийца как-то проявит себя, не зря же он пошел на такое преступление…

Страшный, леденящий кровь вопль, донесшийся со двора, прервал мои мысли. И тотчас же закричал Андрей.

Сорвавшись с места, я буквально ворвался в его комнату. Андрей сжался в комок на полу, сжимая голову руками. Упав на колени, я встряхнул друга раз, другой.

Опустив руки, Андрей взглянул на меня. В его глазах плескался дикий, почти животный ужас.

– Что с тобой?! Да говори же, черт?!!

В ответ донеслось бессмысленное бормотание.

– Опомнись! Слышишь, Андрей!

Внизу раздавались крики, топот ног.

– Андрей!!!

Слава богу, во взгляде появилось что-то осмысленное.

– Долго ты еще будешь молчать?!

Андрей слабо оттолкнул меня, сел на пол:

– Колька, ты?

– Нет, тень отца Гамлета! Что случилось?

– Не знаю… Вдруг стало так страшно… Такого ужаса я никогда не испытывал…

Шум переместился во двор.

– Ты можешь встать?

– Могу, – пробормотал Андрей.

– Тогда – за мной! Быстро!

Я выскочил из комнаты. Андрей спотыкаясь бежал следом.

Четверка друзей бестолково металась по двору, размахивая фонарями.

– Тихо! – рявкнул я. – Кто кричал?!

– Не знаем! Услышали шум и прибежали! Здесь никого нет! Мы думали, что-то с вами случилось! – вразнобой прозвучало в ответ.

– Ладно. Что там такое? – я ткнул рукою в темноту.

– Склады, – ответил Маруф.

– Пойдем, – приказал я.

Дверь длинного приземистого строения была подперта изнутри тяжелым столом. Створка медленно отошла под нашим напором, и я, взяв фонарь у кого-то из ребят, протиснулся в щель. За мной пробрались остальные.

Лучи фонарей скрестились на темной фигуре, скрючившейся на полу.

Только по одежде я узнал Ройского. Лицо старика искажала гримаса ужаса.

Правая рука, далеко откинутая в сторону, сжалась в кулак. Он был мертв.

С трудом удалось нам разжать закостеневшие пальцы Ройского. Когда же ладонь распрямилась, что-то звякнуло и покатилось по полу.

Я повел фонарем. Перстень! Перстень Гюстава… Так вот какую маску носил хладнокровный убийца – тихого, безобидного старичка.

– Посмотри, – Андрей, похоже, окончательно пришедший в себя, протягивал мне раскрытую ладонь.

Я взял перстень у друга, всмотрелся. Камень был повернут. В его нижней грани виднелась выемка. Совсем маленькая – чуть больше рисового зерна.

3

Вопрос о моем уходе из отдела как-то незаметно отпал сам собой. Отчет о расследовании убийства Гюстава в положенный срок лег на стол шефа, был утвержден и отправлен в архив. Вернее, так я думал, когда спустя почти два месяца после трагической гибели Гюстава шел в кабинет шефа, ломая голову над вопросом, чем объяснить срочный вызов.

Подбор собравшихся у шефа людей меня удивил. Директора института времени Александра Патлая я узнал сразу – в последние недели он частенько выступал по визору. С одной стороны от него восседал совершенно незнакомый мне старец весьма внушительных габаритов, с другой… Андрей. Вот уж кого не ожидал увидеть в стенах нашей фирмы! А присутствие Терри Савенко – члена Всемирного совета и прочая, и прочая – меня смутило окончательно – обыденными вопросами он никогда не занимался.

Савенко и начал разговор.

– Я пригласил вас для обсуждения ряда вопросов, связанных с трагическими событиями, о коих все присутствующие наслышаны, – с места в карьер заявил он. – Ольгерд, результаты следствия ты сообщишь?

– Дело вел Николай Ефремович, – откликнулся шеф, – ему и карты в руки.

– Следствие завершено, – сообщил я. – Нет сомнения, что убийство совершил Вильям Ройский. Помимо косвенных улик, есть и прямые. В шкафу Ройского найдена рубашка со следами крови убитого. Очевидно, убийца испачкал ее, когда искал что-то под кроватью Гюстава. Предположительно – перстень, закатившийся в угол. На нижнем сгибе ладони правой руки Ройского обнаружена незначительная гематома. По мнению патологоанатомов, она получена в результате сильного удара – Ройский ушиб руку об оболочку железной перчатки. Целью убийства бесспорно было похищение перстня. В бумагах Ройского нами обнаружен любопытный документ.

Шеф вынул из папки несколько листков бумаги и протянул присутствующим.

– Вот его копия, – пояснил он, – продолжай, Николай.

– Запись ориентировочно конца шестнадцатого – начала семнадцатого века, – пояснил я, – хотя эксперты считают, что это лишь список с документа, относящегося к гораздо более раннему периоду. Письмо некоего Генриха фон Ройского своему наследнику. Вот что здесь говорится: «Не стану объяснять тебе, сын мой, каким путем проник я в эту тайну. Источник – самый достоверный. Знай же: перстень, коим владеют нечестивые наследники Гуго Однорукого, таит в себе секрет неземной власти. Тысячи тысяч сильных мира сего с помощью перстня станут покорными вассалами его властелина. Верю, что знание этой тайны позволит роду нашему подняться из запустения и возвыситься до пределов, очерченных ему Создателем нашим. Будь решителен, сын мой, не отступай ни перед чем, ибо таким должен быть обладатель сего сокровища. Но заклинаю тебя, не рискуй понапрасну, ибо ни один человек на целой Земле не знает этой тайны, кроме тебя, не посвящены в нее и клятвоотступники, оскверняющие сегодня перстень своими руками. Помни – это последний шанс нашего рода и ниспослан он свыше». Почему сын не выполнил завещание отца, мы, наверное, никогда не узнаем. Но есть косвенные сведения, что за перстнем охотились многие поколения Ройских. Начальником фашистского отряда, занимавшего замок в 1941 году, например, был унтершарфюрер Герман Ройски. Похоже, идея завладеть перстнем стала для этого рода наследственной манией. И когда Вильям Ройский увидел вожделенное сокровище совсем рядом, он не выдержал. Установлено, что Ройский вернулся в замок буквально накануне свадьбы. До этого он отсутствовал почти полгода – работал в архивах Мюнхена и Вроцлава. По сути, он был больным человеком и, по мнению врачей, в момент убийства находился в невменяемом состоянии. Вот, собственно, и все.

– От чего умер Ройский? – спросил Савенко.

– Сердечный приступ. Есть версия, что его смерть – результат страшного разочарования: ведь перстень, наконец попавший в его руки, оказался обычным украшением. Да и осознание содеянного им не могло не сказаться на состоянии Ройского. Он был достаточно стар, а напряжение тех дней потрясло нервную систему людей куда моложе и выносливее Ройского.

– Такова официальная версия, – заговорил Савенко, видя, что я окончил. – Вполне логичная и убедительная, если бы не одно «но»…

Терри извлек из-под стола огромный старомодный портфель, достал из него миникомп, пощелкал клавишами… На столе возникла миниатюрная голографическая модель хорошо знакомого мне замка.

– Шестнадцатого июня сего года в двадцать один час сорок шесть минут восемнадцать секунд по среднеевропейскому времени, – объявил Савенко, – грузовой флаер, находящийся в тридцати километрах от замка, неожиданно потерял управление. Аппаратура вывела флаер из пике, все закончилось благополучно. Пилот пояснил, что внезапно почувствовал беспричинный ужас, а затем потерял сознание. Медицинские датчики рассказ пилота подтверждают. Зафиксируем этот факт.

Как завороженные проследили мы за тем, как над столом возникло микроизображение флаера.

– В то же время, – снова заговорил Савенко, – заметьте, совпадающее до миллисекунды, экипаж орбитальной обсерватории «Ариэль-4», находящейся в перигее на расстоянии почти полутора тысяч километров от Земли, почувствовал сильное волнение, беспокойство, имелись нервные срывы. Многие сотрудники обсерватории были вынуждены обратиться к врачу, который, несмотря на все старания, причин для такого феномена не обнаружил. Это факт номер два.

Сверкающая линия соединила место нахождения «Ариэля-4» и изображение флаера, уперлась в пристройку к замку…

– Где окно вашей комнаты, Андрей Васильевич? – поинтересовался Савенко. – Это? Отлично. Все три точки, как видите, лежат на одной прямой. Если же мы продолжим линию дальше, она упрется в землю в том самом складе, где не то от угрызений совести, не то из-за разочарования отдал богу душу Вильям Ройский. Вот такова картина, друзья мои. Физики давно знают о возможности генерирования волн, способных вызвать у человека, да и вообще у живых существ состояние ужаса. Замок обследовали, и, заверяю вас, очень тщательно, ни один камень не был пропущен, но генератора не обнаружили. Да и скорость распространения… Возникает ощущение, что из этого сарая, – Савенко ткнул пальцем в сторону макета, – узким лучом вырвалось нечто, затем почти мгновенно, во всяком случае, гораздо быстрее скорости света, пронзило флаер, расширяющимся конусом накрыло «Ариэль-4» и кануло в мировое пространство. Сегодня мы знаем, что быстрее скорости света распространяется, например, гравитация. Но гравитационные генераторы человечеству неизвестны. Что вырвалось из сарая? Не думаю, чтобы это была грешная душа Вильяма Ройского. Нет, неведомое что-то явно хранилось в перстне, в мизерном углублении камня. И результат его освобождения не может не настораживать.

Я почти с суеверным волнением посмотрел на мирно покоившийся на столе перстень. Камень по-прежнему был повернут, темнело крошечное углубление в его грани. Невероятно, фантастика какая-то…

– Теперь вы понимаете, как важно для нас узнать как можно больше об этой безделушке, – снова заговорил Терри, – если эти, назовем их волны ужаса создал человек, то когда и где? И почему об этом открытии ничего неизвестно? Нам нужна твердая гарантия, что это изобретение не станет новым оружием, может быть, самым страшным из всех известных.

– Мы проверили версию тысяча девятьсот сороковых годов, – заговорил Патлай, – в те времена, как вы знаете, родилось немало оружия. Рейды хронодесантников показали, что шкатулка с перстнем оставалась в тайнике с апреля 1940-го по наши дни. Никто к ней не прикасался. Уверенность стопроцентная.

– Ну что ж, – вздохнул Савенко, – придется восстанавливать биографию этого перстенька. Вы что скажете, Вильям Оттович? Профессор Джибрин, – представил он нам незнакомого мне старика, – крупнейший специалист в своей области.

– Полно, Терри, – прогудел тот, – комплименты оставь. Тем более что крупнейший специалист, как ты соизволил меня именовать, едва не сел в лужу. Да-с. Не нашел я аналогов этому перстеньку и совсем уж было опустил руки, да привлекло мое внимание это вот изображение на золоте. Необычное изображение, да и сам перстенек необычный. Обычно камень крепится в оправе, а здесь как бы лежит в золотой купели. Так делают, когда в кольцо вставляют небольшие самоцветы или сколы бриллиантов. Но тут-то камушек каратов на двадцать. А под ним золотая пластинка, а на ней со стороны, прикрытой камушком, – рисуночек. Вот на этих фото он покрупнее, лучше виден.

Я покрутил в руках фотографию. Рисунок выделялся четко – меч, разрубающий солнце. Ну и что?

– Ничего подобного я не видел, – пояснил профессор. – Солнце во все времена, у всех народов было символом тепла, света да и самой жизни. Ни одна религия на наше светило не покушалась, а тут – этакое кощунство! И зашевелился у меня в памяти какой-то червячок – вроде бы я что-то подобное не то слышал, не то читал. Зарядил память университетской машины – ничего.

А червячок не успокаивается. Пустил машину в свободный поиск, и вот чуть не полмесяца спустя – есть! Нашел-таки. Хранится у нас в архивах так называемая Сорокская летопись. Ну, летопись – это громко сказано. Клочок обгорелого пергамента, а на нем несколько несвязных слов. Специалисты датируют его девятьсот девяносто пятым годом. Там и оказалась разгадка. Слушайте.

Джибрин поднял вверх поросший седым волосом палец и громко проскандировал:

– «Сама эмблема этого богомерзкого королевства была кощунственна – меч, рассекающий светило, жизнь дарящее всему сущему на Земле». Ну что: в точку?! – И он радостно захохотал.

– А о каком королевстве идет речь? – спросил шеф.

– Ну, батенька, – профессор развел руками, – спросите что-нибудь полегче. От летописи-то, почитай, ничего не осталось. Слава богу, что хоть это прочли. Есть, правда, одна зацепка. Отмечено на том пергаменте, что особенно боялись нападения войск этого самого королевства жители южных земель, «хоть и далеко оно было». Вот и все.

– Так, может быть, речь идет о вымышленном или и вовсе мифическом государстве? – спросил я.

– Вот и мы так же раньше думали, – кивнул Джибрин, – Удивляло то, что больше нигде об этом неведомом королевстве ни слова. Однако вот он перстенек, и эмблема на нем наличествует.

– Девятьсот девяностый год, – раздумчиво протянул Патлай. – Как я понимаю, Терри, нам работать?

– Если такая возможность есть, – подтвердил Савенко. – Очень важно узнать как можно больше об этом загадочном перстне.

– Постараемся не подвести, – сказал Патлай. – Но ты сам понимаешь, что нужно время на подготовку, помощь специалистов. Десятый век для нас – терра инкогнита.

– Получите все, что нужно, – заверил Савенко. – И все-таки я бы очень хотел знать, когда, хотя бы примерно, может начаться рейд?

– Через месяц я буду готов, – негромко произнес Андрей.

Я не участвовал в дальнейших событиях, хотя знаю о них все так, словно сам пережил. Легко, без малейшего напряжения предстает в моем воображении невероятно ясная и четкая картина.

Копыта лошадей почти беззвучно тонут в прелых листьях. Дорога ведет в гору, и кони переступают осторожно, опасаясь острых камней, надежно укрытых пестрым покрывалом осени. Угрюмые грабы то подступают вплотную к убогой тропе, то отшатываются прочь, и тогда багровые лучи заходящего солнца, падая на прогалину, освещают маленький караван: четырех лошадей и их владельцев, по внешнему виду которых опытный взгляд поймет сразу – идут издалека и неблизок конец пути. Но некому осматривать и оценивать путников – на много лиг вокруг не сыскать человеческого жилья. Что же касается зверей, то давно уже зверь не заступает по своей воле дорогу человеку и, заслышав лишь его шаги или почуяв запах, уходит, искусно путая следы.

Правда, остается еще нежить, но о ней всяк слышит, да не каждый видит.

Неизведанная лесная чаща сгорбилась впереди. Куда ведет затерявшаяся в траве и колючих кустарниках тропа? Кто знает… Видит это коршун, распростерший крылья в бездонной синеве. Видит, да не скажет. Молчат полустершиеся руны на вросшем в землю замшелом камне – другой была эта дорога в те дни, когда оставила рука человека на бесчувственном теле валуна глубокие раны. Поманит за собой болотный огонек и исчезнет невесть куда…

Словно отгоняя невеселые думы, всадник, едущий впереди небольшого отряда, резко привстает на стременах и всматривается вперед. Видно, немало побросала его по свету судьба – щедрая седина серебрила виски, проблескивала в короткой тщательно подстриженной бороде. Поверх изрядно потрепанного кафтана носит путник непривычную для этих мест кольчугу, явно привезенную из земель русов. Непривычен и рыцарский герб, изображенный на щите: по лазоревому полю стелется одинокий серебристый горностай. Короткий меч, кинжал да притороченный к седлу боевой топор завершают вооружение всадника.

Этот человек выглядит лет на двадцать старше Андрея, но это он, мой старый друг. К нему перешла эстафета розыска, который я так и не смог завершить…

Заметив движение Андрея, ускоряет ход коня второй всадник – так чутко реагирует хищник на поведение вожака стаи. Вот только лицо всадника остается по-прежнему бесстрастно-спокойным. Выглядит он гораздо моложе своего спутника и, судя по всему, выполняет роль оруженосца – свидетельствует о том присутствие боевого коня с тяжелыми рыцарскими доспехами, которого ведет в поводу всадник.

Словно не замечая замешательства своих спутников, третий путешественник спокойно посылает вперед небольшую чалую кобылку и негромко произносит:

Все спокойно. Опасности рядом нет.

Часть вторая Рассказ Андрея Коваленко

1

Все спокойно… Черт его знает, может быть, и так. Но я кожей чувствую, что скоро что-то произойдет. И вдобавок, весьма неприятное что-то… Да и оснований до конца верить Славомиру, или как его там на самом деле зовут, у меня нет. Скорее наоборот, есть немалые основания подозревать его… В чем? Не знаю. Но в этих местах не верят незнакомым людям. И не любят их. Это мы с Артуром испытали на себе. А Славомира я не знаю совершенно, еще три часа назад и не подозревал о его существовании…

Третью неделю мы упорно пробивались на юг. Монастырь, в котором, по словам Джибрина, была написана летопись, еще и не начинали строить. Соответственно, сразу же отпала идея поиска неведомого летописца.

Местные жители охотно слушали рассказы «благородного рыцаря», много и долго рассказывали о своих господах, равно как и о драконах, злых волшебниках, ведьмах и прочей нечисти, которой, если им верить, в округе водилось больше, чем на бездомном псе блох, но сразу замолкали, как только речь заходила о южных землях. Словно на разговоры на эту тему кто-то незримый и пользующийся неоспоримой властью наложил запрет.

Редкие ясные дни сменялись затяжной непогодой, все реже встречались постоялые дворы и селения, все чаще приходилось коротать ночь у костра, завернувшись в мокрый плащ.

Артур безупречно выполнял роль молчаливого расторопного слуги. Его электронный мозг впитывал информацию, моментально отсекал все лишнее, выбирал мало-мальские крохи полезных сведений. Лингоанализатор сопоставлял незнакомые слова с уже известными, помогал усваивать диалекты и сленги.

Без Артура, особенно в первые дни, мне пришлось бы солоно. Могучая защитная машина, надежное хранилище и источник информации, ниточка – да что там ниточка – трос, канат! – связывающая меня с родным и понятным временем, но… Робот остается роботом. Стать полноценным товарищем Артур просто не мог. И мне все острее не хватало дружеского совета, пусть не электронно выверенного, пусть ошибочного, но человеческого.

Артур заметил чалую кобылку недалеко от перекрестка бог знает когда заброшенных дорог. Она смирно паслась и никак не отреагировала на наше появление. А потом из-за гигантского накренившегося бука шагнула высокая фигура в темном плаще с капюшоном, надвинутым на глаза.

Особого волнения я не испытывал – мы были вне досягаемости для прицельного выстрела из лука или арбалета, но на всякий случай коснулся рукояти меча. Словно не замечая этого движения, незнакомец сделал несколько уверенных шагов, а затем показал пустые ладони, демонстрируя, что не питает дурных намерений.

Ну что ж…

– Кто ты? – спросил я, когда он подошел ближе.

Прежде чем ответить, незнакомец легким движением головы скинул капюшон, открывая лицо. Если бы меня заставили определить его возраст, пожалуй, я бы не решился на точный ответ. Сорок? Шестьдесят? А может быть, все сто, если верить, что глаза отражают мудрость прожитых лет? Резкие морщины, темные прямые волосы, движения уверенного в своей силе и чертовски опасного зверя. Так же трудно было определить род его занятий. Явно не благородного сословия, но и не купец – те без товара не путешествуют, не священнослужитель, не ремесленник, не крестьянин… На груди тонкая серебряная цепь, к ней подвешен диск с неясным изображением. Из-под плаща выглядывает рукоять тяжелого двуручного меча. Таким рубить в бою, привстав на стременах яростно храпящего боевого коня, а не возить его за поясом, восседая на спине жалкой клячи…

Пауза затягивалась. Незнакомец словно дал нам возможность рассмотреть себя и лишь после этого ответил на мой повисший в воздухе вопрос:

– Странник. Дела ведут меня в юго-западные земли. Если путь благородного рыцаря лежит туда же, я прошу разрешения присоединиться к вам.

Так… Берет, что называется, быка за рога сразу… Отказать? Но я совершенно не знаю дороги, лежащей впереди. Конечно, он может пригодиться как проводник. Но кто он? И чем может быть опасен? Если где-то рядом залегли его приятели, от моего ответа зависит немного – выследят все равно.

– Я один, – словно прочитав мои мысли, снова заговорил незнакомец. – Пришел издалека и никого в этих местах не знаю, но про дорогу на юго-запад слышал немало. Попутчик я, правда, не очень веселый, но зато кое-что умею. Знаю травы и камни, могу снять боль и усталость. Обузой и лишним ртом я для вас не буду.

Его прямодушие если и не подкупало, то располагало. Я покосился на Артура – тот хранил полное спокойствие: значит, поблизости никого нет. Мой взгляд не остался незамеченным незнакомцем, и по его губам скользнула тень улыбки. Улыбки, а не насмешки. И я принял решение:

– Хорошо. До заката мы хотели добраться до вершины вон той горы. Видишь?

Незнакомец молча склонил голову.

– Седлай лошадь и догоняй нас.

Еще один согласительный жест. Уже поворачивая коня, я обронил вопрос:

– Как тебя зовут?

– Славомир.

Имя славянское. Совсем непонятно. Ближайшее селение славян далеко на северо-востоке. Ладно, разберемся…

Он догнал нас минут через двадцать. Молча пристроился позади запасного коня. На мои вопросы отвечал коротко и односложно, и я решил отложить их до стоянки. И вот теперь:

– Все спокойно. Опасности рядом нет.

Что-то темнело сквозь покрытые мхом стволы деревьев. Явно какое-то строение. Но откуда ему здесь взяться? Кругом – полное безлюдье.

– Это сторожевая башня, – произнес Славомир. Помолчав, добавил: – Много лет назад ее и еще десятки таких же построил здешний король-чародей. Мы приблизились к границам его владений.

– Ты хочешь сказать, что это государство существует доныне? – спросил я.

– Нет, – отозвался Славомир, – королевства давно не существует: с тех самых пор, как сгинул его основатель и владыка. Королевства нет, но тени злодейства по-прежнему бродят по этой земле. Так говорят. Но эта башня заброшена.

– А как называлось это королевство?

– Мне не хотелось бы говорить об этом, – уклонился от ответа Славомир.

Время успело разрушить древнюю постройку. Обвалились внутренние перекрытия, щербатым ртом скалились уцелевшие зубцы на вершине башни. Но дряхлая винтовая лестница каким-то чудом еще держалась. Стараясь не касаться руками стен, поросших мерзкими белесыми лишайниками, я поднялся по ней и оглянулся на пройденный путь. Сплошная шкура лесов: ни дорог не видно, ни тропинок, ни редких деревень, ни еще более редких постоялых дворов, – лес укрывал все.

И впереди расстилался лес, только там он бугрился волнами, взбегал на склоны невысоких, сглаженных временем гор. Последние лучи солнца осветили вершины деревьев, блеснула вода небольшого озерца, и внезапно я увидел замок.

Миниатюрный, сложенный, как и эта башня, из серого, цвета крыла летучей мыши камня, он мелькнул перед глазами изящной игрушкой и укрылся в подступающей тени. Мне показалось, что по внутреннему двору замка передвигались всадники. Двое…

Неужели я приблизился к тому, что искал? Как говорят, еще не горячо, но уже очень даже тепло…

По ненадежной лестнице я осторожно спустился вниз к весело потрескивающему костру. Артур пристраивал над огнем куски холодного мяса.

Из-под деревьев вышел Славомир, осторожно опустил на землю охапку дров.

– Там под горой замок, – сообщил я, – а в замке люди. Так мне, во всяком случае, показалось.

– Люди? – насторожился Славомир.

– Не думаю, что они заметили наш костер, – успокоил я его. – Замок далеко, да и стены башни скрывают огонь. Темнеет быстро, дыма почти нет. Но лучше быть настороже.

– Здесь не может быть людей, – холодно обронил Славомир, – ты ошибся, благородный рыцарь. Но замок… Какой он?

Я как мог описал то, что видел, и насторожился. Тревога на лице Славомира была неподдельной.

– Ты что-нибудь… – задать вопрос я не успел.

Долгий отчаянный вопль взметнулся из долины, ударился о вершину башни и рухнул на лес. Отчаяние, боль и всепобеждающая ярость – слепая, жестокая, неразбирающая – обрушились на нас. Погасли на облаках последние отсветы заходящего солнца, и вопль оборвался, оставив леденящее ощущение дикого животного ужаса.

Слабо потрескивали угли догорающего костра. Ночь давно уже накрыла землю своим черным покрывалом. Артур сидел, отодвинувшись в тень. Славомир вытащил свой длинный меч из ножен и ласково протирал ясное лезвие. В слабых отблесках костра я заметил, что металл покрыт странным узором – не то переплетающиеся стебли цветов, не то надпись на незнакомом языке.

– Я бы хотел больше знать о тебе, – прервал я молчание. – Согласись, что это вполне естественно. Нельзя путешествовать бок о бок с совершенно незнакомым человеком.

– Похоже, ты пришел из дальних земель, благородный рыцарь, – прозвучало в ответ. – Дальних и удивительных! Не знал я, что существуют страны, в которых неизвестен этот знак, – Славомир показал диск, висевший на его серебряной цепи.

Знак… Несколько диковинных рун, ничего мне не объясняющих.

– У нас он неизвестен, – решительно сказал я.

– Значит, вы никогда не слышали о ведунах? – удивленно спросил Славомир.

Ведун! Вот оно что… Для специалистов моего времени это что-то родственное колдунам и шаманам. Немного от знахаря, больше от шарлатана. Но в этом веке, насквозь пронизанном верой в домовых, леших и прочих кикимор, – занятие весьма почетное. Пока… Христианство еще только начало свое победное шествие по этим краям, еще живы старинные религии, крепко держит людей в своих путах древнее суеверие. Но приговор уже произнесен, запасаются дрова для будущих костров, на которых сгорит многое, естественное в эти дни, но ожидающее дьявольское клеймо в ближайшем будущем. Ну а мне пока что нет смысла специально расспрашивать Славомира о его «ремесле» – насторожится и только. Что-то увижу сам, о чем-то он волей-неволей проговорится. Задача у меня сейчас предельно конкретная, ее и следует выполнять.

– Ведун… – негромко произнес я, пробуя на вкус это почти забытое слово. – Я слышал о таких, как ты. Ну а что все-таки влечет тебя на юго-запад?

– Там меня ждут, – туманно пояснил Славомир. – Времени немного, а эта дорога самая короткая, хотя и небезопасная. Мало кто решается проходить через мертвое королевство.

– Почему?

– Не знаю. Много странных слухов и страшных легенд рассказывают об этих местах. Говорят, что они по-прежнему служат прибежищем нежити, что стремится она сюда со всего света. Три века минуло со дня разрушения королевства, а дурная слава жива и сегодня.

– И кто же сокрушил его? – поинтересовался я.

– Люди. Король-чародей попытался укрыться в этих пустынных лесах. Он еще только копил свою мрачную силу. Из многих замков были построены только два – Северный и Западный бастионы. Сегодня никто не знает, где находились эти крепости. Люди постарались забыть о них, и это им удалось. Поэтому меня взволновал твой рассказ о неведомом замке в этих местах.

– Ты хочешь найти его?

– Да, – коротко ответил Славомир.

– Зачем?

– Главное для ведунов – это Знание. Без него мы ничего не стоим.

– И ты знаешь, кто орал там, в долине?

– Нет, – покачал головой Славомир. – Никогда в жизни я не слышал ничего подобного.

– Ну что ж, – как можно беспечнее заявил я, – завтра будем искать замок вместе. Кто знает, может, и в этих местах найдется место для славного подвига. А теперь – спи. Дежурить будет Артур.

До замка мы добрались в конце дня – он оказался совсем не так близко, как мне показалось накануне. Да и дорога… Вернее полное отсутствие ее.

Даже звериных троп не было в настороженно замершем лесу. Непролазные чащи сменялись буреломными пустошами. Полусгнившие стволы в беспорядке громоздились друг на друга, словно хмельной великан, безумствуя, старался уничтожить все живое вокруг.

Топкие ручьи пытались всосать в свою ненасытную утробу лошадей, а когда измученные животные добирались до твердой почвы, жирная грязь, отвратительно чавкая, выплевывала на поверхность мерзко пахнущие пузыри.

Угрюмо скрипела под ногами высохшая трава.

Славомир ехал во главе отряда – это место он молча занял с утра. Я не возражал – дорогу он чувствовал отменно, обходил стороной и предательские топи, и смертельно опасные камнепады, резкими шрамами исчертившие склоны холмов.

Странная давящая тишина обступала нас со всех сторон. Лес словно вымер – ни птичьего пересвиста, ни радужного росчерка крыла бабочки. Даже кровопийцы-комары не слетались к нам из сырых лощин – а накануне воздух, несмотря на осень, буквально содрогался от их надрывного звона.

Замок оказался заброшен, как и башня, под защитой стен которой мы провели ночь. Зияющие чернотой провалы окон, заросший кустарником защитный ров… Через обвалившиеся главные ворота мы въехали во двор. Гулко хрустела под копытами коней каменная крошка, беззвучно скатывались ручейки песка с обветшалых стен. Прах, тлен, забвение. Но следы огня, когда-то буйно плескавшегося в замке, были еще заметны. Крепость выдержала штурм – страшный, яростный. Южную стену проломили стенобитным орудием – его обломки до сих пор торчали из колючих разросшихся кустов. Осколки мечей, наконечники стрел, помятые проржавевшие шлемы непривычной формы были щедро рассыпаны вокруг. Похоже, нападавшие не захотели или не могли позаботиться о павших в жестокой битве – там и здесь белели очищенные ветрами кости, черепа яростно скалились, глядя в темнеющее небо пустыми глазницами. И все та же опасная, почти на ощупь тишина висела вокруг.

Славомир, давно уже настороженно прислушивавшийся к чему-то, не слышимому мне, легким движением соскользнул с седла. Передал повод Артуру и, сделав мне знак, направился к руинам. Я последовал за ним.

В здание проникнуть не удалось – ненасытный пожар выжег перекрытия, и замок обрушился вовнутрь. Из дверных проемов выпирали камни вперемешку с обугленными остатками источенных временем балок. Относительно уцелела лишь западная часть строения – черная впадина входа в подземелье и сегодня не потеряла еще формы наконечника стрелы, некогда приданной ему строителями.

Длинные тени тянулись от крепостной стены к навечно распахнутому входу, пересекая валявшиеся рядом створки сорванных страшным ударом ворот. Над входом в подземелье уцелели обломки наполовину сбитого герба: меч, разрубающий солнце… Я нашел родину загадочного перстня!

– Вот ты каков, Ахр-Дорум – Северный Бастион Ужаса, – негромко произнес Славомир. Затем повернулся ко мне: – Здесь никого нет уже несколько столетий. Вчера ты ошибся.

Я хотел возразить: картина прошедшего вечера – всадники, проезжающие по крепостному двору, – все еще стояла перед моими глазами, но промолчал.

В пыли, покрывающей двор, четко отпечатались следы только наших лошадей.

Славомир повернулся спиной к подземелью, сделал несколько шагов и…

Ужас тонкой змейкой прополз по моей спине. Что-то изменилось вокруг.

Воздух содрогнулся, поплыл свивающимися в клубки струями; дрогнули, заколыхались стены замка. Вновь предстало передо мной вчерашнее видение: замок-игрушка, изящное изделие неведомого мастера… Исчезли обломки и пыль, блеснули под лучами закатного солнца фиолетовые стекла в оконных проемах.

В целехонькие ворота въехали на вороных конях бок о бок всадники. Двое… Изящная, неземной красоты женщина ехала чуть впереди. Светлые волосы развевались под дыханием ветра. А ветра-то не было… В глазах светилась голубизна весеннего неба. Черное бархатное платье подчеркивало нежную белизну лица. Словно воплощенный символ чистоты, нежности, обаяния приближался к нам.

А затем я перевел глаза на ее спутника и… почувствовал, как подгибаются колени и ужас сводит горло судорогой. Холодом открытой могилы несло от его неестественно-темного лица, ненависть ко всему живому сочилась из брезгливо стиснутого рта, чернела в пустых глазницах. Легкая серебристая корона венчала голову всадника.

«Не смотри, не смотри в нашу сторону, – билось у меня в голове. – Мы ни в чем не виноваты, мы уйдем немедленно, забудем дорогу к твоей обители сами и закажем искать ее детям и внукам своим. Только не смотри…»

Кажется, я шептал эти слова вслух – не помню… В двух шагах от нас беззвучно проплыли страшные всадники. Не поворачивая голов, не обменявшись ни единым словом, канули они в черноту подземелья. И в тот же миг раздался тот самый жуткий вопль-угроза. Кровь застыла у меня в жилах, и в лицо вновь ударила липкая волна ужаса.

В центре крепостного двора застыло кошмарное чудовище. Свирепые глаза багровели на искривленной морде крокодила, приземистое туловище опиралось на мощные лапы. Оно рвануло к нам как камень, выпущенный из пращи.

Выхватывая из ножен меч, я увидел, как появился откуда-то сбоку Артур, ударил чудовище тяжелым копьем и отлетел в сторону вместе с конем.

Чудовище лязгнуло зубами и вновь повернулось к нам. Невероятно – но в его глазах светилась почти человеческая ненависть!..

Задние лапы подтянулись под морщинистое брюхо. Понимая, что многотонного удара все равно не сдержать, я механически выставил меч перед собой, но в этот момент вперед выдвинулся Славомир. Он успел сорвать и отбросить в сторону плащ, и серебристая цепь с непонятным знаком звездно искривилась на черном, облегающем фигуру ведуна, костюме. Льдисто блестел тяжелый меч.

Чудовище рванулось вперед, но внезапно извернулось в полете и тяжело ударилось о стену. Посыпались камни. Зверь не взвизгнул, а скорее всхрипнул, но вновь вскочил на ноги и, прижимаясь к земле, начал подкрадываться к нам.

– Уходи! В подземелье! – яростно прохрипел Славомир.

Я быстро оглянулся. Артур, неестественно переломившись в поясе, неподвижно лежал у стены. Плохо. Скосил глаза на Славомира, увидел яростно оскаленный рот… руки с вытянутым вперед мечом сторожат каждое движение врага…

– Уходи же! Ты мне мешаешь! – снова выдохнул ведун.

Я сделал шаг назад, к черной глотке входа. Еще шаг, и стены подземелья сомкнулись над моей головой.

Вновь прозвучал кошмарный вопль. Чудовище ринулось на Славомира.

Холодно сверкнул клинок, истошный вой вырвался из оскаленной пасти. Удар меча пришелся по плечу, скользом, но зверь рухнул, словно острая сталь вонзилась ему в сердце. Славомир отскочил и встал рядом со мной.

Страшилище, хрипя, поднялось на подгибающихся лапах, надвинулось на нас. Тяжелый меч ведуна обрушился на огромный череп.

Вздрогнула земля, истошный визг ударил в уши, что-то обрушилось мне на голову, яркое пламя вспыхнуло перед глазами, и стало темно.

2

Я открыл глаза, но ничего не увидел. Пошевелился и охнул, схватившись за голову.

– Очнулся? – сильные руки Славомира поддержали меня.

– Где мы? – вопрос вырвался непроизвольно, потому что я уже вспомнил все и застонал от бессилия.

Артур… Теперь я остался совсем один в этом чужом, непонятном и страшном мире!

– Там, куда отступили. В подземелье. Вход завален наглухо, – произнес невидимый Славомир.

Я нащупал стену и осторожно поднялся. Голову саднило, на макушке появилась здоровенная шишка. Я осторожно ощупал ее, почувствовал под пальцами какую-то вязкую массу.

– Скоро пройдет. – Похоже, Славомир видел в темноте не хуже кошки. – Я смазал твою рану бальзамом. Хорошо еще, что моя сумка уцелела… Ну да ладно. Делать здесь больше нечего. Нужно идти.

– Куда?

– Куда-то же этот ход ведет…

Я на ощупь добрался до обвала, наткнулся на огромную глыбу.

– Не получится, – хладнокровно прокомментировал мои попытки Славомир.

– Будем искать другой выход. И побыстрее. Может быть, еще успеем помочь Артуру.

– Нет, – я помолчал, потом добавил: – Если он не встал сразу, то уже не встанет никогда.

– Странная уверенность. – В голосе ведуна прозвучало недоумение. – Ну да тебе виднее. Идем.

В липкой тьме подземелья неожиданно вспыхнула искорка, за ней еще одна, и через мгновение цепь, висевшая на груди Славомира, засияла ровным немигающим светом.

– Не бойся. – Голос ведуна был совершенно спокоен. – В твоих землях о подобном, наверное, не слыхивали, ну а для нас это обычное дело.

Я промолчал. Осторожно пошел неведомо куда. Что еще оставалось делать? Артура больше нет. Доспехи, на совесть сработанные мастерами XXII века, остались ржаветь на дворе Ахр-Дорума. С моим временем меня связывает только браслет возврата. На нем две клавиши: бирюзовая – плановый возврат и рубиновая – тревога, спасите наши души. Нажать ее – и в мгновение ока я окажусь в институте. А что дальше? Другим придется все начинать сначала. Ведь я только прикоснулся к разгадке, чуть-чуть приподнял завесу, укрывающую тайну…

Постепенно глаза привыкли к темноте, я стал отличать проход от стен и даже рассмотрел, что Славомир держит в правой руке обнаженный меч. Опустил руку на пояс и наткнулся на рукоятку своего оружия.

– Я вложил его в ножны. Думаю, что меч тебе еще пригодится, – тут же отреагировал Славомир.

– У тебя что – глаза на затылке? – поинтересовался я, стараясь замаскировать недовольство: ясновидение моего спутника не то чтобы пугало, но… В общем, чувствовал я себя рядом с ним не совсем уютно.

– Нет, – усмехнулся почти невидимый ведун. – К сожалению – нет.

Я отмолчался, да и Славомир не поддерживал разговора. Так молча, в тишине, нарушаемой только нашими шагами да резким звоном срывающихся с потолка капель, мы пробирались этим чертовым подземельем часа полтора. В общем-то, путь не был трудным, но я все время помнил о всадниках, проехавших здесь перед нами. А как, кстати, они умудрились пробраться? Проход был достаточно широк, но потолок нависал над самой головой, то и дело приходилось нагибаться. Лошади явно не пройти…

– Отдохнем. – Славомир опустился на землю.

Я ощупал пол подземелья руками, нашел место посуше и тоже сел. И снова гнетущая тишина придвинулась со всех сторон. Прервал ее Славомир.

– Я хотел задать тебе один вопрос, – негромко произнес он.

– Спрашивай… – Что еще мог я ответить?

– Артур – не человек?

Вот тебе раз! За все время нашего путешествия никто ни в чем не заподозрил Артура. Что сказать? Солгать, но будет ли от этого прок?

Сказать правду? Но как объяснить Славомиру необъяснимое?

– С чего ты взял? – наивная уловка, попытка потянуть время.

– Я спросил о том, что меня сейчас очень интересует. И хочу получить прямой ответ. Почему – объясню позднее.

Лгать я не стал.

– Нет, Артур не был человеком.

– А кто он?

– Как тебе объяснить… Ну, если хочешь… Он был машиной, как коляска, карета, арбалет, что ли… Нет в вашем языке таких слов.

– Я понял, – холодно заключил Славомир и как точку поставил: – Нежить.

– При чем здесь нежить, – вяло возразил я, – просто механический слуга.

– Я видел, что он прислуживал тебе, – согласился ведун, – но, наверное, не это было главной его задачей.

– Ты прав, – подтвердил я. Главная состояла в том, чтобы защищать меня.

– Тебя? Человека? – удивился Славомир.

– А что в этом странного? Ты же видел, как он бросился на этого монстра.

– Это меня и смутило, – туманно пояснил ведун и вновь спросил: – Скажи, куда вы ехали?

– Это уже второй вопрос, – огрызнулся я, – ну да ладно. Наверное, пора и вправду объясниться. Похоже, ты именно тот человек, который может мне помочь. Но потом у меня тоже будут вопросы.

– Я отвечу, – тут же прозвучало из темноты.

И я рассказал Славомиру все. Вернее почти все. География событий, а тем более время действия роли не играли, и я их опустил. Естественно, не рассказал правду и о себе – все равно не поймет и не поверит. Мне и самому легче было представлять, что нас с ведуном разделяют пускай огромные, но все же измеримые пространства, а не бездны лет.

– Я хотел бы увидеть это кольцо, – попросил Славомир.

– Держи.

Ярко вспыхнул диск, закрепленный на цепи ведуна, и я увидел напряженное лицо Славомира, внимательно изучавшего роковой перстень. Потом свечение снова померкло.

– Что скажешь? – теперь пришел мой черед спрашивать.

– Возьми, – Славомир нащупал мою руку, вложил в нее кольцо. – На своем веку я повидал немало подобных вещиц. Ну а сегодня мы видели того, кто их создал. Вернее то, что от него осталось.

– Тот мрачный король? – загнанный в глубь сознания ужас вновь поднялся во мне.

– Да он. Морхольд – владыка этого мертвого государства. Видишь ли, люди не всегда были на Земле. Жизнь была и до нас, как будет и после того, как мы уйдем. Разные существа дышали этим воздухом. Были среди них и совсем безмозглые, и те, кто обладал разумом. Потом пришли люди. А еще позднее появился Ужас. Впрочем, может быть, он существовал всегда и только спал, ожидая прихода людей. Не знаю… Древние легенды говорят, что его разбудил Морхольд. Разбудил – и стал его рабом, хотя сам до конца думал, что Ужас служит ему. Так часто бывает. Своим вассалам Морхольд раздавал такие перстни и другие вещицы. В них замурована частичка Ужаса. А вместе с ней на волю вырывается Смерть. Тебе понятно, о чем я говорю?

– Понятно, рассказывай дальше.

– Ну вот… А еще Морхольд создал нежить – своих самых верных, самых страшных слуг. Тебя ничего не удивило в страшилище, которое напало на нас в Ахр-Доруме? Кроме внешнего вида, конечно.

Я вспомнил недавнюю схватку и снова содрогнулся. Лучше бы спросил, что меня не удивило! Хотя…

– Знаешь, оно было совсем рядом, но… Не было запаха зверя, я не чувствовал его дыхания. И крови не было.

– Верно, – удовлетворенно отозвался Славомир, – все верно. Ведь это была нежить. Ее существование поддерживается частицей Ужаса, заключенной в телесную оболочку. Обычное оружие против нежити практически бессильно. В лучшем случае, может задержать ненадолго. А это был кайрот – самое страшное из чудовищ, созданных Морхольдом. Оно одно могло уничтожить целую страну.

– Но ты справился с ним довольно легко.

– Не совсем я, – усмехнулся ведун, – вернее: я и мой меч. На Земле таких немного, и нежить им не страшна.

– Что же в нем особенного? – поинтересовался я.

– Он выкован в лунную ночь гномами из стали, расплавленной в пламени дракона. В металл добавлено серебро, но не то, из которого люди делают украшения, а настоящее, истинное. Крохи его встречались в древние времена в серебряных рудниках, а сейчас, пожалуй, не осталось и крох. Но и это не все. Сорок сороков наговоров наложено на этот меч, они известны далеко не всем ведунам, и только в их руках меч имеет настоящую силу…

– Подожди, – перебил я его, – ты говоришь: дракон, гномы. Но ведь они – тоже нежить?

– Ты не понял. А может быть, я не все объяснил, – ответил Славомир. – Я ведь сказал что на Земле с незапамятных времен жили Разные. Гномы, русалки, эльфы, драконы и многие другие обитали здесь задолго до человека. Людей они не любят, это верно, но никогда не делают им зла. Мелкие шалости – дело другое. Да и то сказать, за что им нас любить? Человек ведь всюду ведет себя как дома, разрешения не спрашивает… Вот они нас и сторонятся. Но Ужас и их враг. А нежить – это другое. Цель у нее одна – уничтожить все живое, и прежде всего – человека. Оборотни, упыри, волколаки – все это мерзкие порождения Морхольда. Поэтому я и удивился, когда ты сказал, что нечеловек Артур служил тебе. Ты не из слуг Ужаса – это я бы сразу почувствовал. Разные людей сторонятся, нежить нас ненавидит. Непонятно…

– Поэтому ты к нам и присоединился? – невесело усмехнулся я.

– Да. Артура-то я сразу разгадал. Да и не я один. Вы еще и дня не проехали по этим дорогам, а мне уж все про вас рассказали.

– Кто?

– Ну мало ли… – Славомир коротко рассмеялся. – Люди, леший, русалочка. Мне все доверяют – враг-то у нас общий.

– А что такое Ужас? Я ощутил его дыхание и, честно говоря, не хотел бы почувствовать его вновь. Но что он представляет из себя? Или правильнее спросить, кто он?

– Не знаю, – тихо ответил Славомир. – Никто никогда не видел Ужаса, кроме Морхольда. Древние легенды гласят, что Ужас спит уже многие тысячелетия, и то, что мы ощущаем, это лишь жалкая тень беспросветной тьмы, готовой обрушиться на мир. Морхольд пытался разбудить Ужас, но и он не представлял истинной опасности своей затеи. Я знаю лишь одно: Ужас – не выдумка, не символ, он существует въяве.

– Значит, главная задача ведунов – борьба с нежитью, – сказал я.

– Не с нежитью. С Ужасом. – Славомир замолчал, словно раздумывая. – Ладно. Слушай. Дело в том, что Морхольд – сын моего народа. Когда-то он был первым мудрецом, постиг тайны, скрытые от других людей. А погубило его еще при жизни то, что часто губит человека – жажда власти. Ну вот… Так что стереть с лица Земли ту мерзость, что породил Морхольд, нам завещали отцы и деды, и до тех пор, пока завет не выполнен, нет покоя ни им, ни нам. Ну а если не успеем сами – передадим древний завет своим детям. Есть у тебя еще вопросы?

От вопросов у меня голова раскалывалась, но я произнес первое, что пришло на ум:

– Ты сказал, что Морхольд мертв. Но ведь мы его сегодня видели!

– Не его. Призрак. Тень зла, а не само Зло. Отголосок Ужаса, а не сам Ужас. Три века назад наше войско разрушило Ахр-Дорум. Много славных воинов пало в битве, прежде чем был убит Морхольд. Но перед смертью он успел укрыть Ужас, да так, что за все годы мы не нашли и следа. А мы ищем, ищем так тщательно, что, казалось бы, песчинку в океане отыскали. И нет нам покоя, потому что живы еще создания Морхольда, потому что знаем мы, чем грозит людям Ужас.

– Но почему вы все делаете одни, не расскажете другим все это?

– Кому? – горечь прозвучала в голосе ведуна. – В те незапамятные времена, когда возник мой народ, мир был иным. Разные жили, да и теперь живут в мире с природой, им подвластны многие тайны. Но их время ушло. Мир человека иной, его оружие – логика. Хорошее, верное оружие, но единственное. А мы стоим где-то посередине между Разными и человеком, мы – люди, но и Разные нам близки и понятны. Нам не верят, считают колдунами, слугами дьявола. Если где-нибудь появляется ведьма или оборотень, люди ищут ведуна, но столь же охотно отправляют нас на костры во имя своих богов. Ведь и ты не можешь поверить в мой рассказ, сопротивляешься ему изо всех сил. Непонятное легче всего отвергнуть, объявить нелогичным, а значит, и несуществующим… Ладно, пора идти.

– Подожди, – я не мог не задать еще один вопрос: – Кто ехал рядом с Морхольдом? Та красавица?

– Красавица! – Славомир яростно скрипнул зубами. – Это Каргона. Ведьма. Хотя она-то называла себя Феей Ночных Теней. Самая верная помощница Морхольда. И самая, пожалуй, страшная. Ей были известны многие кошмарные тайны. При битве у Ахр-Дорума ее не было. А потом сгинула, пропала куда-то. Если бы умерла, то мы бы узнали…

– Но ведь ты сам сказал, что там, в замке, был лишь призрак Морхольда? – не понял я.

– Да. Но именно это и страшно. Известие о смерти Каргоны мы, как я уже сказал, пропустить не могли. Если же она жива и вдобавок нашла способ встретиться с тенью Морхольда, времена предстоят страшные. Значит, Ужасу надоело отсиживаться в берлоге, и он снова зашевелился, сам ищет выход на волю, собирает своих рабов. Думаю, и кайрот появился неслучайно – много лет о нем никто не слышал.

– Но ведь ты его убил?

– Да, – жестко произнес ведун. – Но кайрот всего лишь нежить. Соперник не самый опасный.

И снова мы шли, осторожно нащупывая дорогу во мраке подземелья. Ход опускался, и под ногами мерзко хлюпала грязь. Пару раз пришлось пересекать достаточно глубокие и чертовски холодные ручьи. Черная вода, по поверхности которой скользили жадно распахнутые рты маленьких водоворотов, тускло отражала свет необыкновенной цепи. Затем ход повел вверх, под подошвами хрустко заскрипел песок, скрюченные корни деревьев выпирали из стен и потолка, цепляясь за волосы и одежду. Потом снова начался спуск и опять подъем, ход извивался, как тело огромной змеи…

Порой мне казалось, что мы и впрямь находимся в ненасытной утробе проглотившего нас чудовища.

Славомир молчал. Не начинал разговора и я – голова раскалывалась и от удара, и от совершенно ненормальных и невозможных мыслей. Король-призрак, магия, нежить, сорок сороков наговоров… Господи, в это невозможно поверить! Чушь, ересь, сказки далекого детства! Но ведь я сам видел привидения, в битве с нежитью погиб Артур. Так может быть, все это правда, только правда непривычная и оттого неприемлемая? Когда-то, и не так ведь давно, и телепатию и биополя, да мало ли что еще объявляли шарлатанством… Может быть, и правда на Земле живут сказочные для нас, но совершенно реальные мыслящие существа – Разные, как назвал их Славомир. Но почему мы тогда ничего не знаем о них? Или просто не желаем знать? И как поступать мне – разведчику далекого XXII века – в этом невероятном, но таком реальном мире?

Не давало покоя и еще одно обстоятельство. В Дальнем космосе мне не раз приходилось испытывать страх. Испытывать и преодолевать. Чувство это свойственно человеку – ничего не боятся только ненормальные. Но такого Ужаса – захлестывающего волной, лишающего рассудка, я не испытывал никогда. Дважды – в замке Гюстава и в Ахр-Доруме – я едва удержался на самой последней грани… Хорош разведчик! Я ругал себя последними словами, разжигая ярость, а вместе с ней и уверенность, что могу не поддаваться, должен, обязан, черт возьми! Держится же Славомир, хотя и ему приходится, ох как нелегко…

Ход резко изогнулся, потом еще раз, еще, и вдруг моего лица коснулась волна воздуха, невероятно чистого и свежего после затхлого подземелья.

Тускло засветилась какая-то полузасыпанная щель. Славомир, не раздумывая, втиснулся в нее, я последовал за ним и через мгновение выбрался на волю.

Подземное путешествие кончилось.

Робкий рассвет поднимался над лесом. Подала голос какая-то пичуга, ей ответила другая… Птицы! Значит, мы выбрались из мертвого королевства Морхольда!

Иней лежал на траве, серебрил опавшие листья. Огнисто сверкали гроздья спелой рябины. И вот уже первые солнечные лучи коснулись верхушек деревьев. А я дышал полной грудью и упоенно глазел вокруг – словно эта картина осеннего леса была первой в моей жизни.

– Плохо! – голос подошедшего Славомира вернул меня к действительности.

– Что?!

– Я осмотрел окрестности и… Впрочем, взгляни сам…

Щель, из которой мы выбрались, таилась под крутым боком огромного валуна – ни дать ни взять, нора лисы или барсука. Даже песок вокруг разбросан ровным широким кольцом. А на песке… На песке четко отпечатались следы босых человеческих ног. Они уходили от выхода из подземелья в лес. Местами трава была еще примята.

Я поставил рядом со следами ногу, надавил. След босых ног был гораздо меньше.

– Понял? – поинтересовался Славомир.

Я ничего не понимал и не стал скрывать этого.

– Это значит, что ведьма жива, – терпеливо разъяснил он. – Призраки следов не оставляют. Каргона выбралась из подземелья и ушла по своим подлым делам. А если учесть, что перед этим она побывала в обществе Морхольда… – Славомир скрипнул зубами.

– Но почему она, если на самом деле жива, не обратила на нас внимания в замке? – удивился я.

– Очень просто, – рассеянно заметил ведун. – Они были в другом времени, и нас для нее попросту не существовало. Проклятый Морхольд! Неужели он обучил ее и этому…

– Чему?

– Переходу по Реке Времени. Немногим мудрецам доступна эта тайна. Он знал. А теперь знает и Каргона. Плохо. Очень плохо.

– Хуже некуда, – на всякий случай согласился я.

Значит, и временные переходы для этого века не секрет. Дела…

– Идем, – решительно объявил Славомир. – Попробуем догнать ее. Едва ли это удастся: следы покрыты инеем, значит, она нас намного обогнала. Ну да делать нечего. Если бы хоть примерно определить, куда она направилась. Хорошо еще, что места здешние мне знакомы. Но кто мог подозревать, что от этого камня ведет ход прямиком в Ахр-Дорум!

Часа через три Славомир след потерял. Поднявшееся солнце растопило иней, высушило траву. Вдобавок стадо диких кабанов, разыскивавших желуди, пропахало поперек нашего пути широченную полосу.

Мы далеко углубились в лес, причем изрядно забрали к западу. Я сидел, прислонившись спиной к дереву, и наблюдал за Славомиром, который, извергая яростные проклятия, упорно обследовал огромную поляну. Дело, по моему разумению, было абсолютно безнадежным.

Наконец ведун выдохся и устроился рядом со мной. И снова потянулось молчание. Славомир напряженно размышлял о чем-то, а я… Чем мог помочь ему я?

– Голоден? – Вопрос прозвучал неожиданно.

Я мог спокойно продержаться еще пару суток, о чем и сообщил ведуну.

– Ну и прекрасно. Все равно у нас ничего нет, – подытожил Славомир. – А охотиться некогда. Голова зажила?

За этой гонкой я, честно говоря, забыл о ране, тем более что еще в подземелье сумел пару раз сконцентрировать волю на самолечение.

– И это хорошо, – Славомир испытующе посмотрел на меня и выдал: – Анжей, сейчас мне придется заняться одним делом. Люди его очень не любят. Я имею в виду так называемое колдовство. Мне нужно получить совет… В общем, сам увидишь. Не напугаешься?

– Валяй, – разрешил я, – интересно даже.

Имя свое я сообщил ведуну во время последнего привала. Правда, переиначил его зачем-то на польский лад. Может, я поступил вразрез с требованиями этого века. Не знаю. Должен же он был как-то обращаться ко мне. «Благородный рыцарь» – хорошо лишь для старинных романов.

Несколько минут Славомир бродил по поляне, срывал какие-то травы, выдернул с корнем маленький колючий кустарник, осмотрел, недовольно отбросил в сторону, нашел другой – этот, похоже, его удовлетворил. Собрал кучку листьев, несколько сухих веток, извлек из сумки кресало, осторожно развел маленький костер, щедро присыпал веселые язычки пламени каким-то порошком… Странно: легкий ветерок то и дело пробегал по поляне, но тоненькая струйка дыма от костра тянулась вертикально вверх, не колеблясь под порывами воздуха. Что-то негромко приговаривая, Славомир возложил на костер собранные травы, кустарничек. Потом выпрямился, встал над огнем, взяв в руки меч. Рукоятка – на уровне груди, льдистое лезвие касается пляшущих язычков пламени.

– А эммион де легнвиа локтос! Сердена эммион талла! – нараспев протянул ведун и вдруг резко выдохнул: – Торро!..

Из костра ударил столб дыма, но не улетел к вершинам деревьев, а замер, уплотнился, и я увидел, как в нем прорисовывается, становясь все более четкой, фигура человека. Чертами лица человек этот чем-то напоминал Славомира, но был гораздо старше – седая тщательно ухоженная борода опускалась на грудь, серебристые пряди волос стекали на плечи.

– Здравствуй, брат, – произнес Славомир.

– Приветствую тебя, – чуть наклонил голову старик. – Что заставило тебя, брат, вызвать меня в неурочный час?

– Знание, – спокойно ответил ведун. – Новое Знание, и очень тревожное. Каргона жива. Она встречалась в Ахр-Доруме с призраком Морхольда. И я потерял ее след.

– Воистину, страшное известие принес ты, брат! – лицо старца омрачилось. – Похоже, Мудрые были правы и проклятая ведьма знает, где укрывается Ужас. Сегодня же вечером я соберу Мудрых и посоветуюсь с ними. Но ждать нельзя…

– Ждать нельзя, – эхом отозвался Славомир.

– Где ты находишься? – спросил старик.

– В двух днях перехода от Эсгарда. Думаю, что правильнее всего идти туда, расспросить людей.

– Эсгард… – старик пожевал губами. – Вчера один из братьев сообщил, что там тревожно. Полчища волколаков стекаются к городу, брат видел огромную стаю нетопырей-убийц.

– Тем более нужно пробираться в Эсгард, – отреагировал Славомир.

– Ты прав, – согласился старец, – спеши. Я извещу всех братьев, чтобы они торопились тебе на помощь. Быть может, время сжалилось над нами и ты напал на верный след…

Дым стал редеть, но старик обвел глазами поляну и наконец заметил меня. Фигура снова уплотнилась.

– Кто с тобой, брат? – в голосе звучала тревога.

– Человек, – Славомир говорил очень спокойно. – Необычный человек, но я ему верю.

Старик отозвался не сразу.

– Решай сам. Но будь осторожен. Ты уверен, что этот человек пойдет за тобой?

– Он пойдет со мной, – поправил старца Славомир, – пойдет до тех пор, пока сможет выдержать. У него с Ужасом свои счеты.

– Ну что ж, – согласно склонил голову старик, – тебе виднее. Знай, что мы спешим тебе на помощь. Если сможешь, дождись братьев. Нет – действуй сам. И постарайся сохранить Знание. Очень постарайся.

– Спасибо, брат, – произнес Славомир. – Прощай.

– До встречи, брат. До встречи, человек. – Старик пристально посмотрел мне в глаза, и дымная фигура растаяла в прозрачном осеннем воздухе.

3

Только к вечеру мы выбрались на порядком запущенную дорогу. Весь день Славомир шел по прямой размеренным шагом, словно его вела стрелка компаса. От выбранного направления он отклонялся, лишь когда попадались места вовсе уж непроходимые.

Обменялись мы едва ли десятком слов. Ведун напряженно думал о чем-то своем и меня в свои мысли не посвящал. По сути, я давно уже признал его лидерство, понимая, что в этом мире могу быть только помощником, а решения принимать ему.

Дорога поросла травой, в неглубоких колеях стояла болотная вода. Видно, нечасто здесь проезжали люди.

– Ну вот, – Славомир соизволил наконец-то заговорить: – По этому проселку мы выберемся на тракт, а там и до Эсгарда не так уж далеко. Думаю, логичнее всего вернуться к прежнему распределению ролей: ты – благородный рыцарь, а я – твой верный слуга и оруженосец.

– Хорош рыцарь! – я скептически оглядел свой перепачканный, во многих местах прорванный костюм.

Славомир улыбнулся:

– Не беда. Рыцарские шпоры и щит, к счастью, сохранились. Коней где-нибудь купим – кое-какие деньги у меня есть.

– У меня тоже.

– Вот и хорошо. А что касается доспехов… Видишь ли, Анжей, чем больше врешь обывателям, тем больше они верят. Например, можно сказать, что во время битвы с огнедышащим драконом нас спасла животворная молитва. Мы уцелели, а все доспехи расплавились и пролились огненным дождем на проклятое чудовище, которое тут же издохло.

Ведун тщательно укрыл под одеждой серебряную цепь, вскользь посоветовал:

– Я бы на твоем месте надел кафтан поверх кольчуги.

Я подчинился, еще раз оглядел себя, махнул рукой:

– А… Ладно, вперед, верный оруженосец, на поиски чаши святого Грааля!

Солнце опускалось на острые вершины деревьев. Потянуло прохладой, белесые полосы тумана то и дело пересекали дорогу. Загорелись звезды, потом и тонкий серпик месяца повис над лесом. Деревья все теснее сжимали свои ряды, вплотную подступали к дороге, грозно нависали над головами.

– Не пора ли о ночлеге подумать? – спросил я.

– Пора, – согласился Славомир, – скоро будет заброшенный постоялый двор. Какая-никакая, а все крыша над головой.

Запахом жилья пахнуло неожиданно. Приглушенно заржала лошадь, горсть искр рассыпалась над невидимой трубой. Скрипнула дверь, и темноту прорезала полоса света.

– Много лет здесь не селились люди, – озадаченно промолвил Славомир. – видно, нашелся-таки смелый человек. Что ж, тем лучше.

«Смелый человек» симпатии у меня не вызвал. Был он низкоросл, коренаст, сутул, длинные сильные руки свисали ниже колен. Лицо побито оспой. Запомнился мне еще угрюмый, ползающий по земле взгляд, словно обладатель его собирался кого-нибудь укокошить.

Под стать хозяину была и его супружница – горбатая неопрятная баба неопределенного возраста. Но ужин у них был горячий, пиво крепкое, а комната, которую нам отвели для ночлега, достаточно чистая.

Я облегченно откинулся на широченной кровати, каждая ножка которой, похоже, была вырублена из целого дуба. Славомир же повел себя странно. Он тщательно осмотрел дверь, прощупал стены и пол, потом, подняв корявую и изрядно коптившую свечу, тщательно осмотрел потолок. Подошел к подслеповатому окошку, проверил, легко ли поднимается рама. После этого удовлетворенно хмыкнул и присел рядом со мной.

– Сейчас мне нужно уйти, – тихо прошептал он, – возможно, надолго. Спать в эту ночь тебе не придется, если, конечно, дорожишь жизнью. Свечу погаси. Смотри, слушай и действуй по обстоятельствам.

– А что случилось? – в моей душе вновь зашевелилось улегшееся было беспокойство.

– Сейчас я ничего тебе не скажу. Не время. Главное – не спи и будь настороже. Договорились?

Я кивнул.

– Хорошо. – Ведун встал, тщательно занавесил куском сукна, служившим здесь одеялом, окно. – Покажи свой меч.

Недоумевая, я вытянул из ножен оружие, протянул Славомиру:

– Хороший, верный клинок.

– Неплохой, – согласился ведун. – Постараюсь сделать его еще лучше.

Он положил меч на стол, снял с шеи цепь и прижал тускло поблескивающий диск к лезвию. По металлу пробежала ослепительно-яркая искра, вторая, третья, потом клинок вспыхнул. Сияние осветило лицо Славомира, его руки мягко двигались над мечом, губы шептали слышимые только ведуну заклинания. Казалось, меч притягивал Славомира к себе, но, преодолевая его тягу, ведун медленно с напряжением распрямился. Еще раз вспыхнуло лезвие и погасло.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорил Славомир. – Теперь и мне будет спокойнее.

Ведун протянул мне меч и неожиданно подмигнул. Подошел к окну, сорвал тряпку, внимательно всмотрелся в темноту и шагнул к двери:

– Обязательно запрись на засов. До встречи.

Тягучие тревожные минуты слагались в часы. Месяц перевалил за конек крыши, и стало совсем темно. Я сидел, сжимая в руке рукоять обнаженного меча, и терялся в догадках. Куда ушел Славомир? Что означало его непонятное поведение?

Внезапно в дверь стукнули. Потом еще раз. Славомир? Непохоже. Стук неуверенный, даже робкий.

– Ну?! – рявкнул я в темноту.

– Ваш слуга ушел, благородный рыцарь, – прогудел низкий голос хозяина.

– Ну и что?!

– Я хотел бы знать, когда он вернется.

– Пошел к черту! Если еще раз разбудишь меня, язык отрежу!

Хозяин загудел что-то недовольно, послышались удаляющиеся шаги.

Забавно, а подошел совсем беззвучно… Что ему было нужно? Может, пора двери запирать, и он тревожится о Славомире? Хотя какие двери, часа через три светать начнет. Наверное, зря я с ним так, стоило повежливее… Ну да, рыцарь, миндальничающий с мужиком, – виданное ли дело…

Хорошо, что глаза привыкли к темноте. Различаю стол с оплывшей свечой, грубо сколоченную табуретку…

Что-то зашуршало под окном. Мыши? Все может быть. И филин разорался. Экий у него все-таки мерзкий голос…

Я скосил глаза на окно и замер. К толстому неровному стеклу прижималось бледное лицо. Глаза отливали кровавым светом, острые клыки поднимали верхнюю губу.

Медленно-медленно поползла вверх оконная рама. Мягким, почти кошачьим движением ночной гость протиснулся в комнату, осторожно встал на ноги, распрямился. Это был хозяин.

Темная фигура осторожно и совершенно беззвучно двинулась ко мне. Все, таиться больше нет смысла. Если в окно заберется еще кто-нибудь, мое положение станет аховым.

Я резко вскочил. Вопреки ожиданию хозяина это не испугало.

– Благородный рыцарь проснулся, – насмешливо прохрипел он.

Вдруг сама собой вспыхнула свеча. Оконная рама треснула, брызнули в разные стороны осколки стекла, и в комнате очутился Славомир.

Хозяин замер, переводя глаза с языка пламени, яростно пожиравшего свечу, на меч в руке ведуна, потом взвизгнул и рванулся к двери. Я успел заслонить ему дорогу.

– Поговорим, – предложил Славомир, и я заметил недоумение, мелькнувшее в красных глазах упыря.

– Я хочу кое-что узнать о твоем хозяине, – пояснил ведун, – вернее о… хозяйке.

Упырь вздрогнул, длинные клыки оскалились. Прижатый двумя мечами в угол, он яростно сжимал кулаки, и бугристые мышцы перекатывались по длинным рукам.

– Ну! – крикнул Славомир.

Упырь взвыл и рванул вперед. Зубы клацнули у самого моего лица, но тяжелый меч ведуна уже опустился.

– Собирайся. – Славомир перешагнул через разрубленное пополам тело к двери.

Я подхватил ножны и выскочил из комнаты.

Подойдя к тлевшему очагу, Славомир нащупал обугленное полено, раздул огонь и запустил пылающий факел в угол комнаты.

– Подожди. А хозяйка? – напомнил я.

Яростное шипение донеслось от стены. Там сгорбившись сидела огромная черная кошка. Ненавистью пламенели глаза, длинные когти со скрипом драли пол.

Мечи мы подняли одновременно, но бестия с пронзительным визгом метнулась в какой-то лаз и исчезла.

– Хозяйка! – Славомир выругался. – Ушла, проклятая! Теперь вся нечисть в округе будет знать о нашем появлении.

Стена дома уже занималась, комната наполнилась едким дымом. Кашляя, мы вывалились во двор.

– Лошади в сарае, – подсказал Славомир. – Упырю они больше не понадобятся.

Через пять минут мы скакали по темной дороге. Оглянувшись на поднимающееся за спиной зарево, я спросил:

– Зачем ты сжег дом?

– Огонь все расчистит, – отозвался ведун. – Кто знает, кого еще пригрел у себя этот мерзавец.

– Смелый человек, – лицемерно вздохнул я.

Славомир хмыкнул, но промолчал.

– Распознал я их сразу, – ответил на мой вопрос ведун.

– Как тебе это удается?

– Не знаю, – пожал плечами Славомир, – чувствую, и все. Было совершенно ясно, что упырь нападет. Но что-то в его поведении меня настораживало. Словно он знал про меня. Или узнал. И я решил его спровоцировать – сделал вид, что ушел, а сам залег в кустах напротив окна – в комнату он мог попасть только оттуда. Как видишь, я все рассчитал правильно.

– А о чем ты хотел с ним поговорить?

– О Каргоне. Уверен, что он знал о ней. Были случаи, когда нежить рассказывала кое о чем важном. Этот не стал.

– А если бы он ответил на твои вопросы? Тогда ты отпустил бы его?

– Нет, – холодно ответил ведун.

Лошаденки нам достались никчемные. Дрова на таких возить, а не верхом ездить. Через несколько часов они совершенно выдохлись и едва плелись ленивым шагом. Пришлось сделать привал.

Яркий солнечный свет золотил кроны деревьев, желтые листья плавно совершали свой последний полет. Легкая нить паутинки серебристо отливала в воздухе. Было тихо, спокойно. И снова нереальной, невозможной казалась всяческая нежить, ведьмы, короли-покойники… Не хотелось думать ни о чем подобном.

– Откуда ты родом? – как бы случайно поинтересовался Славомир.

Знаю я его случайные вопросы! Очередной допрос с пристрастием. А отвечать придется.

– Издалека. Земли моего народа лежат на востоке, – осторожно подбирая слова, ответил я.

– На востоке, – раздумчиво повторил ведун. – Ты знаешь, что такое карта?

Я перевернулся на живот, подпер голову ладонями и с интересом уставился на Славомира. Интересно, подойдет когда-нибудь конец его сюрпризам?

Ведун расшнуровал свою сумку и осторожно извлек из нее лист пергамента, тщательно завернутый в беличью шкурку. Развернул, протянул мне.

Сказать, что я был ошарашен, – значит, ничего не сказать. На карте значились обе Америки, Африка, Австралия и Антарктида впридачу. Не очень точно изображены, не без ошибок, но ведь нанесены же! Убил меня Славомир, убил, зарезал и закопал.

– Сумеешь показать родные места? – поинтересовался ведун.

Я пристально посмотрел ему в глаза и ткнул пальцем в самый центр Сибири. На карте значилось там, кстати, сплошное белое пятно, хотя Уральский хребет наличествовал, равно как и Байкал.

Славомир удивленно посмотрел на меня, улегся рядом, аккуратно расправил карту.

– Так далеко… – недоверчиво протянул он. – И что там? Кроме смутных легенд, похожих на выдумку, мы ничего не знаем об этих землях.

Что там? Я вспомнил красавицу Обь, алтайские ленточные боры. Тишина в них стоит храмовая, добрая тишина.

– То же, что и везде. Леса, реки, люди живут. Страны плешивцев там нет, государства псоглавых людей тоже. И подземное страшилище индрик-зверь не водится.

Я сорвал травинку и прочертил по карте русло Оби, прихотливый изгиб Иртыша, наметил Алтайские горы.

– Примерно так.

Славомир озадаченно посмотрел на меня, спрятал карту.

– А где твоя родина? – прекращать разговор я не собирался.

– Ее здесь нет.

– То есть как нет? – от неожиданности я сел.

– Просто нет, – голос ведуна был печален. – Моя родина исчезла с лица Земли за одну страшную ночь. Это было очень давно. Мы – последние осколки некогда великого и могучего народа, которому не дано возродиться вновь. Осталось исполнить долг – устранить последствия сделанных когда-то ошибок и сохранить Знание.

– Зачем? Ведь, похоже, вы этим Знанием ни с кем не делитесь?

– Это трудный вопрос… Видишь ли, мы были да и остаемся другими, чем сегодняшние люди. Мой народ пришел на Землю задолго до остального человечества. Я рассказывал тебе о Разных. Мы гораздо ближе к ним, чем люди. То, что вы называете чудом, волшебством, для нас остается обыденностью, повседневной жизнью. Мои предки достигли многого, но не смогли спасти свою родину от гибели, а народ – от вымирания. Наверное, они шли не тем путем. У людей другая дорога – логика, трезвый подход к окружающему миру. Они должны пройти этим путем сами. И Знание должны добыть сами. Ведь Знание – это не жвачка, которую вкладывают в рот беззубого младенца. Оно может согреть, может обжечь, а может и испепелить. Когда-нибудь потом, через много лет, человечество вырастет, повзрослеет. Тогда люди и получат то, чем владеем мы. Мудрые передадут Знание своим ученикам, те – своим. И я верю, что эта нить никогда не прервется. Наступит день… Но сейчас еще слишком рано…

И снова уходила назад пыльная дорога. Мы давно уже выбрались на тракт, но оживленнее вокруг не стало. Хозяева редких повозок, которые мы обгоняли, провожали нас угрюмыми взглядами, ближе придвигая к себе дубинки, лежащие рядом. Кони плелись так же лениво, а Славомир и не пытался ускорить их бег.

– Я не хочу въезжать в Эсгард сегодня, – пояснил он, заметив мое недоумение. – Недалеко от городской стены есть небольшой трактир, где постоянно ночуют опоздавшие к закрытию крепостных ворот. Остановимся там, послушаем разговоры. Авось и узнаем что-нибудь любопытное.

– Тогда, может быть, отъедем в лес и поспим, – предложил я. – А то с тобой, похоже, ни одной ночи спокойно не проведешь.

– Это верно, – рассмеялся ведун. – Но я же не виноват в том, что темнота – союзник нежити.

Трактир оказался совсем маленьким. Традиционный очаг с ярко пылающим пламенем, несколько грубо сколоченных столов, скамейки да куча соломы в углу. Видимо, на ней и коротали ночь припозднившиеся странники. Да и то сказать, одинокому путнику и такой ночлег в радость, а отрядам, сопровождающим крупные обозы, привычнее и надежнее не удаляться от своих повозок.

Толстые свечи давали больше копоти, чем света, и углы комнаты тонули во мраке. Компания в трактире собралась немногочисленная: здоровенный парень, судя по виду, не то приказчик, не то подручный купца средней руки, вертлявый старикашка из числа вечных скитальцев, не имеющих ни кола ни двора, да за дальним столом устроились трое дюжих молодцов. Те сидели молча, к глиняным кружкам с пивом почти не притрагивались.

Разбитной хромоногий хозяин был приятно удивлен нашим появлением.

Похоже, заведение его не слишком процветало – высокая городская стена чернела совсем близко, и мало кто заходил в трактир – спешили под надежную защиту солдат барона.

– Благородный рыцарь! Ей-богу, благородный рыцарь! – приговаривал трактирщик, с невероятной быстротой приплясывая вокруг нас. – Да не один, а с оруженосцем! Проходите, грейтесь у огня! Найдется и кусок горячего мяса, а пиво свежее, ей-богу, совсем свежее! Ночь впереди длинная, быть может, порадуете простых людей, верных слуг барона Гуго Отважного, рассказами о рыцарской доблести?

– Там видно будет, – неопределенно пообещал я и шагнул за Славомиром, облюбовавшим стол, стоящий в самом темном углу.

Оловянное блюдо с аппетитным куском жареного мяса и влажные глиняные кружки появились перед нами в мгновение ока. Хозяин постоял было рядом, но, убедившись, что благородного рыцаря вкупе с оруженосцем кроме трапезы ничто не интересует, вздохнул и упрыгал к своим собеседникам, на ходу продолжая прерванный нашим появлением рассказ:

– Так вот, на этой самой дороге он ее и встретил, не сойти мне с этого места! Идет, бедняжка, совсем одна, рубище порвано, босые ноги сбиты в кровь. Племянник-то ее сразу узнал, не раз, чай, продукты в замок поставлял, ну и видел, конечно, и барона нашего, дай бог ему здоровья, и жену его благородную. Да-а. Соскочил он, значит, с телеги, упал ей в ноги, а она еле стоит, и слезы по щекам стекают, ей-богу! Ну он ее прямо до города и довез – все бросил, а довез. От нее и знает, ей-богу, сама рассказывала, что напали на них с братом в лиге от святого места разбойники. Брата ее, царство ему небесное, убили, значит, а она, голубушка наша, спаслась, только святой молитвой и спаслась. Не сойти мне с этого места!..

Видать, не в первый раз рассказывал трактирщик эту историю, потому что и ражий парень, и вертлявый старикашка, вежливо кивнув, обратили свои взоры к содержимому кружек. А молчаливая троица и вовсе не реагировала на окружающее. Не нравились они мне чем-то. И эта беспричинная неприязнь была непонятна, но отогнать ее я никак не мог. Да и Славомир в их сторону нет-нет, а поглядывал.

Перехватив мой взгляд, ведун кивнул. Правильно, мол. Что, интересно, правильно, если я ничего понять не могу? А Славомир, насытившись, откинулся к стене, вытянул ноги и прикрыл глаза. Но я замечал острый взгляд, поблескивающий из-под его опущенных ресниц.

Время шло. Приказчик давно дремал, уронив голову на здоровенные кулаки. Старик опять заглянул в кружку, и, убедившись в очередной раз, что кроме дна ничего в ней не осталось, вздохнул и поплелся к охапке соломы.

Хозяин, удостоверившись, что его надежде на интересный рассказ не суждено сбыться и благородный рыцарь вместе с оруженосцем давно спят, принялся зачем-то ковырять в очаге здоровенной кочергой. А трое мужчин так и сидели в тех же позах, ожидая невесть чего…

Далекий волчий вой пробился в комнату через толстые бревенчатые стены. Ему ответил второй – поближе. Третий хищник подал голос где-то совсем рядом, и заунывный, леденящий душу вопль долго колыхался в воздухе.

– Ты смотри! – здоровенный парень, разбуженный перекличкой зверей, поднял голову и протер глаза рукавом. – Рано что-то они в этом году разорались. До снега-то еще ого-го!

– Так уж – год такой! – тут же откликнулся трактирщик, довольный появлением собеседника. – Как ранили весной господина барона, дай ему бог здоровья, так и пошло все шиворот-навыворот. Помнишь, какой град летом ударил, чуть мне в трактире крышу не проломил. Ей-богу!

– Врешь, – спокойно отреагировал парень, снова устраиваясь поудобнее.

– Ну вру, – неожиданно легко согласился трактирщик. – Дом этот еще дед мой строил, пошли ему, господи, упокоение, и крышу эту разве что тараном ломать. Но скажи, ты когда-нибудь такой здоровенный град видел?

– Не видел, – пробурчал парень, закрывая глаза.

– И я не видел! – всплеснул руками трактирщик. – Ей-богу, от Рождества Христова такого града не бывало! Урожай-то, почитай, весь выбило!

Под окном прозвучали тяжелые шаги, дверь распахнулась, и в комнату вошли три человека. Не обращая внимания на метнувшегося к ним хозяина, прошли к молчаливой компании, уселись рядом. Троица их-то, похоже, и ждала, тут же наклонилась ближе к вошедшим. Крепкие ребята. И чем-то неотличимо похожие.

Неслышные для нас разговоры длились недолго. Один из вошедших – видимо главарь – неожиданно выпрямился во весь рост и внимательно обвел глазами трактир. Громкий голос заставил вторично проснуться уснувшего было парня. Встрепенулся и старикашка.

– Ну что ж, господа хорошие, – криво усмехнувшись, заявил незнакомец. – Слышал я, скучали вы по веселому рассказу. Будет вам веселье, обещаю. Уж такая нынче ночь… Веселая!

– Держи окно! – выдохнул мне в ухо Славомир.

Через мгновение ведун стоял у двери, двумя руками ухватившись за рукоять меча. Захваченные врасплох ночлежники недоуменно переводили глаза с говорившего на вынырнувшего из мрака Славомира и обратно.

– Веселая, говоришь, ночь? – Ведун сверкнул зубами. – Угадал, падаль. Веселье ты сегодня получишь!

Хриплое рычание прозвучало в ответ. Говоривший сгорбился, челюсти вытянулись вперед, острые клыки ощерились в смертельной ухмылке. Опершись передними лапами на стол, на нас смотрел матерый волчище. Еще пять зверей медленно двигались от стены к растерявшимся людям.

Старикашка взвизгнул и исчез под столом. Другие, к счастью, оказались храбрее. Трактирщик поднял кочергу, которую так и не выпускал из рук, а ражий парень ухватился за тяжеленную скамью и, хакнув, обрушил ее на голову ближайшего волка.

Веселый азарт битвы охватил меня! Сделав выпад, я дотянулся до метнувшегося ко мне зверя. Мимо, в сторону двери, проскользнули две серые тени, но за ведуна я был спокоен. Поднял меч и встретил волколака в прыжке. Лезвие неожиданно легко утонуло в груди зверя, отчаянный вопль ударил в уши, и тяжелое тело упало к моим ногам. Ощутив знакомый укол Ужаса, я успел подумать: «Есть!» – и повернулся к следующему противнику, присевшему перед броском. Оборотень подался назад, но наткнулся на стол и не успел увернуться от удара. Не давая ему подняться, я обрушил меч на лобастую голову. Но дорога к окну оказалась открытой. Всего на мгновение – но этим воспользовался вожак. Высадив раму, он вывалился наружу. В отчаянном броске я пытался достать ускользающего врага и почти дотянулся: меч полоснул зверя по задней правой ноге, но задержать его не смог. Отчаянный удаляющийся вой – и оборотень скрылся.

Я вскочил на ноги, быстро осмотрелся. Битва завершалась. Славомир уже расправился с противниками. Последний волколак стремительно кружился на месте. Не знаю, что там у нежити в голове, но тяжелый удар скамейкой явно пришелся оборотню не по вкусу. Трактирщик усердно колотил волка кочергой, парень помогал ему обломком скамьи. Через мгновение все было кончено.

– Ну надо же, – бормотал трактирщик, вытирая лоб, – это же надо, а… Говорил я тебе! – неожиданно заорал он на парня. – Говорил, что проклятый этот год!

Не дождавшись ответа, хозяин заглянул под стол, выволок трясущегося старика.

– Вылезай, герой! Ух, я бы тебя! Не трясись, все уже, слава богу! Иди за кольями, неси живо! Осиновый кол против оборотня – первое средство. Забить колышки, поскорее забить, чтоб сгинула эта нечисть навсегда… Да долго ты еще трястись будешь, душа заячья?!

Бросив старика, он повернулся к парню:

– Сходи ты, а? Он тебе покажет, где я их храню. Сходи, будь человеком. А я, того, присяду я, ноги что-то не держат…

Парень нервно хихикнул, сгреб клацающего зубами старика за шиворот, выволок во двор.

Славомир опустил меч в ножны, сел напротив трактирщика. Тот поднял мутные глаза на ведуна и вдруг сполз с лавки, упал на колени.

– Спасибо, – он нашел меня глазами, склонился до полу, – спасибо, люди добрые, дай вам бог здоровья и всяческого счастья. Коли б не вы, сожрала бы нас эта нечисть. Ведь правда, сожрала бы, а?

– Точно, – весело подтвердил Славомир, – но ведь не сожрала же! Ты лучше вот что мне скажи. Что ты тут за историю плел? Кого это племянник твой подвез утром?

Недоумение отразилось на лице трактирщика.

– Баронессу, – растерянно пояснил он, – жену, значит, законного господина нашего, благородного барона Гуго Отважного.

– И где же он ее встретил?

– Да недалече! Лигах в двух по дороге. Она от святого источника возвращалась, а брата ее единоутробного…

– Это я уже слышал, – задумчиво протянул Славомир. – А зачем она туда ходила?

– Так из-за господина барона же, – вскочил на ноги трактирщик. – У нас ведь весной настоящая война была. Сосед северный, двоюродный брат господина барона нашего, кстати, меч на родственника поднял! Ну да наш барон, дай бог ему здоровья, нахала окоротил, а заодно и укоротил. Вот. Только и сам в битве пострадал. Кисть руки правой ему начисто отсекли. А почитай сразу опосля битвы заболел господин барон. Сознание к нему не возвращается. Лежит, не слышит ничего, внимания ни на кого не обращает, почти что мертвец, дышит только слабо-слабо. Сам-то я не видал, конечно, а люди рассказывают. Ну а баронесса Изабелла горевала-горевала да и пошла к священному источнику исцеления для мужа просить. Они ведь и прожили-то всего полгода вместе, а тут такое горе, не дай господи. Почти месяц ходила, а сегодня вернулась, значит. А братец ее родной там и погиб где-то.

– Ясно, – вздохнул Славомир. – А к какому источнику она ходила? На востоке их вроде нет, а дорога эта оттуда ведет?

– Не ведаю, – развел руками трактирщик, – то дело господское. Говорят, брату ее, упокой, господи, его душу, источник тот святой человек показал. Можно, пойду я, господин? Где-то эти лодыри запропастились, а меня от одного взгляда на эту мерзость, – он ткнул рукой в сторону волколаков, – ей-богу, с души воротит. Колья осиновые побыстрее принести да и покончить с ними…

– Ступай, – устало сказал ведун, – делай как знаешь.

4

В Эсгард мы въехали сразу после открытия городских ворот. Заспанные стражники проводили нас угрюмыми взорами, но рыцарские шпоры свою роль сыграли – никто нас даже не пытался остановить.

Двух-, а то и трехэтажные здания стояли так плотно, что ехать пришлось друг за другом. Славомир решительно выбирал дорогу – похоже, он был здесь не в первый раз. Я ехал за ним и смотрел по сторонам. Что ж, все примерно так, как в фильмах, отснятых для меня ребятами. Дома из серого камня, окна в первых этажах снабжены мощными ставнями, двери сработаны на совесть. Улицы, то мощенные грубым камнем, а то и вовсе без покрытия – как, интересно, жители перебираются через глубокие жирные лужи? Брусчатка тоже изрядно забита грязью. На площади – шумный рынок, но Славомир поворачивает коня в неприметный проулок, потом, наклонившись, стучит в запертую дверь двухэтажного дома. Прибыли?

Хозяин явно знал ведуна. Причем не просто знал. Низко кланяясь, он провел нас на второй этаж, еще раз склонившись перед Славомиром, распахнул дверь в светлую комнату.

Широкое ложе, стол, несколько табуреток. Жить можно! Вот только надолго ли мы сюда?

Ответ на этот вопрос пришел через какой-нибудь час. Пришел в прямом смысле слова – в лице расфуфыренного слуги, возникшего на пороге комнаты.

– Благородный рыцарь, баронесса Изабелла просит оказать ей честь и посетить в родовом замке…

И снова осточертевшее седло, прохожие прижимаются к стенам домов, с ухмылкой осматривая наших невзрачных кляч. Славомир едет чуть сзади, лицо низко опущено: похоже, опасается случайной встречи со знакомым.

Мы вывернули на улицу, выглядевшую пошире и почище других, и внезапно я увидел перед собой замок, прилепившийся к невысокой скале. Увидел – и узнал! Раньше его закрывала городская стена, потом высокие стены домов, но догадаться-то мне следовало давно!

Он изменился с тех пор, как я его видел месяц назад (или, правильнее сказать, тысячу с лишним лет вперед?). Высокая стена с зубцами еще цела, зато защитный ров у’же и мельче, видимо, его расширят в будущем, а может быть, и реставраторы перестарались. Наверняка нет и в помине изящной пристройки к дворцу – бедняга Гюстав датировал ее девятнадцатым веком. И подъемный мост другой – грубый, тяжелый, окованный железом. Пока что он еще не дань моде, а насущная необходимость…

Я поднялся по знакомой лестнице с еще не потертыми ступенями, бросил взгляд на «рыцарский пятачок» – там с мечами в руках тренировались настоящие, а не бутафорские воины. У дверей низко склонился слуга:

– Ваш оруженосец, благородный рыцарь, может подождать здесь…

Славомир послушно отошел в сторону, сел на широкую скамью у стены. А я пошел дальше – знакомыми переходами по незнакомым комнатам. Впрочем, этот гобелен, вернее, его остатки, я видел. Пройдут века, и яркие краски поблекнут, огонь пожарища слизнет правый край. Но сегодня гобелен великолепен, и теперь я понимал восхищение Ольги. Наверное, она умеет видеть старое, ободранное изделие таким, каким оно было когда-то.

Еще двери. За ними – тронный зал. Мой путь замкнулся в кольцо, вернулся туда, откуда начался. На мгновение мелькнула шальная мысль, что двери распахнутся – и я увижу Гюстава и Ольгу.

Заученный поклон, заученные слова приветствия. Серебристый голос произносит ответные фразы. Я распрямляюсь и поднимаю глаза.

Трон барона пуст. На соседнем сиденье – хозяйка замка. Тяжелые шторы были приспущены, не допускали в комнату солнечные лучи, в зале царил полумрак. Но лицо баронессы я рассмотрел сразу, и холодные пальцы Ужаса сжали мое сердце – на троне сидела, сияя ослепительной красотой, фея Каргона, ведьма, которую я видел в разрушенном Ахр-Доруме, спутница призрачного короля-чародея Морхольда.

А нежный голос продолжал литься, обволакивая меня сладкими тенетами:

– Слуги донесли мне, что благородный рыцарь защитил жизнь моих подданных, спас их от ужасной смерти. Это настоящий подвиг.

Я преклонил колено:

– Госпожа, я лишь выполнил один из принятых на себя обетов…

– Встаньте, благородный рыцарь. Садитесь рядом, вот здесь, и мы побеседуем. Вы, наверное, слышали о тяжелой болезни, поразившей моего владетельного супруга. С тех пор нам не до празднеств, гостей в нашем замке тоже не бывает. Но вы приехали издалека, повидали много земель и наверняка свершили немало славных подвигов. Как вам удалось сразить этих ужасных оборотней? Муж рассказывал мне, что обычное оружие против них бессильно.

Я рискнул поднять на нее глаза, встретиться взглядом. Ничего страшного не было в ее бездонных светло-голубых глазах. Светилось в них обычное женское любопытство, а где-то в самой глубине таилось восхищение смелым мужчиной.

– Против оружия, посвященного прекрасной даме, не устоит ни один враг, – напыщенно произнес я. – Светлый образ моей возлюбленной не раз вдохновлял меня на подвиги, а благочестивая молитва позволяла разить врага без промаха.

– Вот как? – в голубых глазах хозяйки промелькнула усмешка: – Благородный рыцарь так верит в помощь, получаемую свыше?

– Верю, госпожа, – чем-то мой ответ ее не устроил, знать бы еще, чем.

А может быть, я ошибаюсь, и в Ахр-Доруме была совсем не она? И я вновь повторил:

– Верю. Да и как не верить, если, по словам людей, только святая молитва спасла и вас от ужасной опасности.

В голубых глазах неожиданно появились черные точки, взгляд потемнел, стал жестким и угрожающим.

– Вы правы, благородный рыцарь! – в голосе прозвучала хрипотца. – Но мой брат еще будет отомщен. И очень скоро. Подданные позаботятся об этом…

Я вскочил и согнулся в поклоне.

– Могу ли я предложить вам в услужение свой меч, госпожа?

– Благодарю вас, благородный рыцарь! – она одарила меня нежным взглядом, в котором вновь плескалась бездонная голубизна.

Двери распахнулись, и в комнату, тяжело припадая на правую ногу, вошел человек. Был он высок и строен, рыжеватая бородка изящно подстрижена, одет щеголевато и со вкусом. Поклонился вошедший сдержанно – такие поклоны позволяют себе избалованные слуги, которым многое дозволено.

Баронесса повернула к нему недовольное лицо:

– Я занята, Рудольф.

Тот молча поклонился еще раз, но не сдвинулся с места. Баронесса помедлила и вновь повернулась ко мне. На лице ее было выражение деланного веселья.

– Ах, благородный рыцарь! Дела, дела… Из-за болезни супруга я вынуждена сама решать все вопросы. А наш разговор еще и не начался толком. Но ведь вы извините меня и немного подождете?

Я низко поклонился.

– Увы, госпожа. До захода солнца я должен исполнить обет.

Нужно было уходить из этого зала. Я чувствовал опасность, она усиливалась, стала почти физически ощутимой с приходом этого совершенно незнакомого мне Рудольфа, но откуда следует ожидать удара, я не знал.

– Значит, я жду вас сразу после захода солнца.

Это был приказ. Я еще раз поклонился и пошел к выходу. Уже у дверей меня догнало еще одно распоряжение:

– И не берите с собой оруженосца. Пусть отдохнет. Я выделю вам солдат для охраны. В городе в темное время бывает неспокойно… Рудольф, распорядитесь и немедленно возвращайтесь.

Как в тумане, не оборачиваясь, я прошел через анфиладу комнат. За моей спиной звучали тяжелые шаги Рудольфа, я чувствовал его ненавидящий взгляд, но не понимал причин.

Славомир поднялся со скамьи и, повинуясь моему знаку, пошел рядом.

Стало чуть легче.

– А это зачем? – тихо спросил ведун, когда четыре солдата пристроились следом за нашими лошадьми.

– Почетный эскорт, – хмуро отозвался я.

А сам подумал: «Точнее – стража».

– Узнал этого красавца? – спросил Славомир, когда мы поднялись в свою комнату.

– Какого?

– Того, что отдавал приказ солдатам. Нет? Следовало быть повнимательнее. Твой меч оставил на нем неплохую отметину.

– Мой меч? – не понял я.

– Вот именно. Правая задняя лапа у него повреждена.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что он – вчерашний волколак? Но ведь в трактире он выглядел совсем по-иному! Когда еще был человеком…

– Сущность его от этого не меняется, – перебил меня ведун.

– Его я действительно не узнал, – признался я, – зато узнал высокородную баронессу Изабеллу.

И я рассказал Славомиру о встрече в замке. Лицо ведуна закаменело.

Беззвучной тенью он метнулся к окну, осторожно выглянул на улицу.

– Стоят, – негромко сказал он, – западня!

– Может быть ты уйдешь, – предложил я. – Тебя-то они скорее всего пропустят. А я как-нибудь выкручусь.

Если бы знать, что Славомир в безопасности! Клавиша аварийного возврата в мгновение ока перебросит меня домой. Но как убедить ведуна?

Славомир фыркнул и уставился на меня пронзительным взглядом. Хотел что-то сказать, но молча махнул рукой.

Вот и все. Остается либо рассказать ему все, а это невозможно, либо сидеть и ждать. Чего? Того, что произойдет. Потому что уйти я не могу.

– До вечера есть время, – примирительно сказал ведун, – хотя я совершенно не представляю, что можно сделать. Разве что выбраться через окно на крышу и попытаться уйти. Но это – на крайний случай… Идти во дворец тебе нельзя, тем более одному. Да и я, боюсь, многого сделать не смогу. Там – смерть. И здесь не отсидеться. Каргона пришлет слуг, и нас возьмут силой.

– Будем биться, – отозвался я.

– С кем? – почти простонал ведун. – Ведь она наверняка пошлет за нами людей!

А вот об этом я не подумал! Одно дело – уничтожать нежить, но совсем другое – обрушить меч на человека, вся вина которого состоит в том, что он честно выполняет свой долг. Я этого сделать не смогу, точно…

Солнечные лучи, попадавшие в комнату, теряли золотистый оттенок, наливались алым, затем багровым цветом. День катился к концу, подступал вечер, а за ним и ночь. Как тогда сказал Славомир: темнота – союзник нежити? Ведун сидел в углу, сосредоточенно изучая пол. Я не понимал, чего он ждет. Моя бы воля – давно попытался выбраться из окна, а там – будь что будет. Лучше шею сломать, чем это изматывающее ожидание.

Молчание становилось невыносимым.

– Ты знаешь, что было раньше на месте Эсгарда? – спросил я.

– Лес, надо думать, – недоуменно отозвался Славомир.

– Замок построен на месте более древнего строения, – возразил я.

– Откуда ты знаешь? – не поверил ведун, но ответа дожидаться не стал (да и не собирался я ничего говорить), а как-то внезапно ушел в глубь своих мыслей.

– Неужели? Неужели все так просто? – негромко размышлял он вслух. – Ведь если именно здесь находился Западный бастион – Замок Ужаса… Слушай, Анжей, – он резко повернулся ко мне, – ты не ошибаешься?

Я отрицательно покачал головой.

– Понимаешь, – Славомир порывисто подвинул к кровати тяжелый табурет, сел на него верхом. – Западный бастион, его еще называли Сердцем или Замком Ужаса, во время войны с Морхольдом был буквально стерт с лица земли. Нежить отступила от него неожиданно легко, ушла в Ахр-Дорум. Наши войска, разрушив Замок Ужаса, устремились следом. Из участников той битвы не уцелел никто – раненых и выживших добил кайрот. Тогда еще не было известно такое оружие, как мой меч, его изобрели позднее. На многие десятилетия завеса тайны опустилась над мрачным царством Морхольда. Ахр-Дорум мы с тобой нашли каким-то чудом. А от Замка Ужаса не осталось никаких следов. Как мы искали их! Лучшие следопыты, мудрейшие из мудрых пытались открыть, где находился Западный бастион, – и все безрезультатно. Но если ты прав, они не нашли ничего потому, что на развалинах поселились люди, и новые постройки надежно укрыли древние руины. Если ты прав, мы подошли к самому Сердцу Ужаса! Неужели мне суждено увидеть, как исполнится главный завет предков?!

«До этого нужно еще дожить», – подумал я, но ничего не сказал.

Вот уже солнечный диск коснулся выпирающей над зданиями городской стены, вот уютно устроился между двумя зубцами и медленно-медленно начал заваливаться за стену. Я дождался, пока красный, не обжигающий глаза шар наполовину скрылся, и повернулся к Славомиру. Тот настороженно прислушивался к глухому шуму засыпавшего города.

Грохнули во входную дверь тяжелые кулаки. Я вскочил, выхватил из ножен меч. Славомир был уже у выхода из комнаты. Приоткрыв дверь, он вслушивался в происходящее внизу. Застучали ноги вошедших людей.

Забормотал хозяин. Заскрипели ступени ведущей к нам лестницы…

Вдруг Славомир резко распахнул дверь. Радость осветила его лицо.

В комнату вошли пятеро мужчин. На всех – хорошо знакомые мне тяжелые плащи с капюшонами. Передний сбросил капюшон на плечи, сверкнула седая борода. Я узнал старика: с ним (или его тенью?) разговаривал Славомир на поляне.

– Здравствуйте, братья, – негромко произнес ведун.

5

В маленькой комнате сразу стало тесно. Наконец, беззлобно подшучивая друг над другом, ведуны примостились кто где, и Славомир начал немногословный, но удивительно подробный рассказ. Слушали его внимательно, изредка перебивали вопросами. Странные то были вопросы, казалось бы не имевшие отношения к делу, но, получив на них ответ, ведуны удовлетворенно покачивали головами. Несколько раз я ловил на себе их одобрительные взгляды, видно, с позиции этого века пройденный мною путь оценивался не так уж плохо. А я исподтишка рассматривал ведунов. Несмотря на внешнее различие, роднило их что-то, словно и вправду пришедшие приходились Славомиру братьями.

– Ну что ж, – произнес старик (я уже знал, что его зовут Коэн), когда ведун окончил рассказ. – Ты не ошибся, брат. Спасибо. Спасибо и тебе, человек. Никогда еще мы не подступали так близко к разгадке тайны Ужаса. – И он поклонился в мою сторону.

– Но что делать дальше? – откликнулся самый молодой из ведунов, носящий странное имя Ро. – Будем пробиваться в замок?

– Это не выход, – решительно возразил я, – до тронного зала далеко, и ведьма… то есть хозяева успеют что-нибудь предпринять.

Выслушали меня серьезно и даже уважительно.

– Да, это не выход, – задумчиво согласился Коэн, – а ты что предлагаешь, брат?

Предложений у меня не было, но тут заговорил Славомир:

– Когда идешь на охоту в незнакомом месте, лучше всего использовать приманку. Анжей, надеюсь, ты не потерял кольцо?

Недоумевая, я отдал ему перстень. Славомир покатал его на ладони и протянул руку вперед.

– Вот она – приманка!

Коэн осторожно взял кольцо, внимательно осмотрел его и одобрительно склонил голову.

– Ты прав, брат. Каргоне наверняка знакома эта вещь. Не узнать изделие Морхольда она не сможет.

– И захочет узнать, как оно попало в наши руки! – торжествуя, закончил Славомир.

– Тем более что она наверняка собрала всю свою рать и чувствует себя в полной безопасности, – добавил Ро.

– Ну, с ее ратью-то нужно еще справиться, – предостерег один из ведунов.

Коэн внимательно осмотрел всех присутствующих.

– Решено, – подвел он итог разговора. – Анжей представит нас как своих земляков, купцов, специально прибывших в Эсгард.

– Вот Каргона и примет нас за своих вассалов, – прозвучала реплика из угла.

– Тем лучше, – качнул головой Коэн, – главное – попасть в тронный зал, а там… Будем действовать по обстоятельствам. Все согласны?

Ведуны не возражали, я – тем более.

– Времени осталось мало, – заговорил Славомир, – солнце село, и Каргона вот-вот что-нибудь предпримет. Нелишне подготовиться.

– А заодно и подкрепиться, – подхватил веселый Ро.

Все зашевелились, заговорили одновременно. На столе появились еда и питье. Из сумок и узлов ведуны извлекли изрядно помятые одежды, начали переодеваться.

– А ты что же? – Ро дернул меня за рукав. – Негоже благородному рыцарю ходить в таких одеждах! Особенно если его навестили состоятельные земляки. Выбирай!

Я переодевался, а он, притворно вздыхая, помогал мне:

– Для себя берег, думал, вот стану рыцарем, тогда уж…

– Хватит балагурить, – прервал его Славомир. – Все готовы? Тогда идем.

– Интересно, а как ты думаешь попасть в замок? – ехидно осведомился я. – Помнится, сиятельная Каргона велела тебя на порог не пускать…

– Действительно, – сконфуженно откликнулся ведун. – От радости совсем позабыл!

Коэн молча подошел к Славомиру, провел у его лица ладонями и… на меня смотрел лупоглазый веснушчатый юнец. Новый Славомир подмигнул мне, задорно тряхнул огненно-рыжими кудрями и первым шагнул к двери.

Мы спустились вниз и вышли в темноту улицы.

– Эй, служивые! – Ро долго молчать явно не умел. – Где вы там?

Солдаты ворча отделились от стены.

– Ведите, – приказал им Коэн, – госпожа баронесса ждет благородного рыцаря.

Важный дворецкий заступил нам дорогу в покои замка. Отвесив мне низкий поклон, он внимательно осмотрел ведунов.

– Мои земляки – знатные купцы – просят благородную баронессу принять их, – пояснил я, а Коэн добавил:

– Передайте госпоже вот это, – и вложил в руку слуги перстень.

Дворецкий поднес кольцо к глазам, понимающе кивнул и удалился.

Похоже, не в первый раз видел он подобное изделие. Вернулся дворецкий через несколько минут, низко склонился перед Коэном:

– Благородная Изабелла ждет вас.

В тронном зале слабо теплились свечи. Немало народу собрала вокруг себя баронесса. За спинкой трона стоял уже знакомый мне Рудольф. На сей раз он не пытался пригасить огонь ненависти, полыхавший в его глазах.

Несколько рыцарей замерли под плотно зашторенным окном, в глубоком кресле утонула благообразная старуха, юный паж стоял рядом с ней в довольно свободной позе. И еще какие-то люди – десятка три, не меньше. Рассмотреть их я попросту не успел.

– Добро пожаловать, дорогие гости, – произнесла баронесса, – проходите, устраивайтесь. Я рада видеть вас, рада узнать, что в вашей далекой стране у меня есть друзья, – она многозначительно подняла вверх руку, и камень знакомого мне перстня отбросил острый лучик света. – А вы, благородный рыцарь, подойдите ближе. Днем разговор мы не завершили, а у меня накопилось к вам немало вопросов. Пришла пора получить на них ответ!

– Простите, госпожа! – звучный голос Коэна гулко отозвался в углах зала. – Прежде всего я хотел напомнить вам тех, кого вы когда-то знали.

– Говори… – озадаченно произнесла хозяйка замка.

– Я – Коэн, сын Ктора, внук Каэля! – чеканя слова, повысил голос ведун. – Ты не забыла эти имена, Каргона?!

Вихрь пронесся по залу. Баронесса вскочила на кресло. Словно невидимая рука сдернула с нее лик красавицы. Красным огнем заблистали глаза, безобразный горб изогнул стройную спину, грязной паклей упали на плечи сивые спутанные волосы. Ведьма, та самая ведьма, которую видели мы со Славомиром, хозяйка постоялого двора, ускользнувшая от нас черной кошкой, злобно скалилась мне в лицо!

Серым волколаком метнулся было из-за трона Рудольф, но замер, остановленный сверкнувшей в руке Славомира полосой стали.

– Спина к спине! – рявкнул Ро.

Я стоял ближе всех к трону – в нескольких шагах впереди ведунов, поэтому отскочил к стене и рванул меч из ножен. Вовремя! Огромная летучая мышь, в которую превратилась благообразная старуха, пикировала сверху. Я наотмашь рубанул мечом, и левое крыло бестии лопнуло, как парус под напором ветра. Нетопырь кувырнулся через голову, рухнул на пол и, пронзительно шипя, пополз ко мне. Разрубленное крыло волочилось за ним грязной тряпкой.

Рычание и вой сотрясали стены зала. Огромный волколак валялся под окном с разрубленной головой. Чей меч достал его, я не успел заметить.

Прижимаясь спинами друг к другу, ведуны отбивались от наседавшей на них нечисти. Меч Ро, оставшегося без напарника, молнией сверкал у выхода из зала. А Коэн спокойно стоял у противоположной стены, вытянув перед собою пустые ладони рук, и целая толпа ужасных чудовищ бессильно билась о невидимую преграду.

Какой-то мерзкий гаденыш обвил мою ногу. Пинком я отбросил его прочь, еще раз полоснул мечом нетопыря, сделал выпад, пытаясь достать не то комок мха, не то груду сена, из которой грозно торчали длинные загнутые клыки вепря.

Мой меч слился в сплошную сверкающую полосу, но нежить напирала со всех сторон, место разрубленных тварей занимали новые. Ро не удалось удержать дверь, и в залу лезла хрипящая толпа оживших мертвецов, вурдалаков и прочей дряни. Посыпались стекла, в оконные решетки снаружи били чем-то тяжелым. Длинная змея сорвалась откуда-то сверху и заструилась ко мне…

И тогда Коэн сблизил руки, повернул ладони друг к другу. Тонкие молнии проскочили между пальцами, свились в тугой комок и вспыхнули вдруг ослепительным шаром.

Стены содрогнулись от дружного вопля. Визжа падала на пол нежить, волколаки и упыри пытались спрятаться от ярких лучей рукотворного солнца.

Они ныряли за опрокинутые столы, вжимались в углы, закрывали глаза лапами, крыльями, руками. Тщетно! Почернел и рассыпался в прах так и недобитый мною нетопырь, исчезали ведьмы, варги и вурдалаки. Медленно разрастался световой шар, и попавшая в него нежить гибла, корчась и завывая от ужаса.

Я облегченно прислонился к стене, но она внезапно подалась, и я чуть не упал. Повернулась дверь, закрывавшая вход в древнее подземелье, затхлым холодом повеяло из открывшейся щели. С яростным визгом метнулась в спасительную темноту Каргона. Я поднял меч, но он рассыпался на куски. В то же мгновение острые зубы впились мне в плечо, кривые когти полоснули по лицу. Ухватив правой рукой мерзкую старуху, я тщетно старался оторвать ее от себя, отбросить прочь. Перебирая плечо зубами, как бульдог, она все ближе подбиралась к моему горлу.

Но волна света достигла нас. Страшно вскрикнула Каргона и исчезла.

Проржавевшие кости скелета выскользнули из моих сжатых пальцев, но до пола не долетели – рассыпались в прах.

– Жив? – Ро протянул мне руку, помог подняться с пола.

Черный ход в подземелье не пропускал лучи света. Стена непроглядно черного мрака казалась неприступной преградой. Но Коэн, не колеблясь, шагнул туда.

Тишина, вязкая липкая тишина обступила нас со всех сторон. На мгновение мне показалось, что я снова в разрушенном Ахр-Доруме, а все, что произошло за последние дни, – сон, нелепый и страшный сон. Но там не болело плечо, по левой руке не стекали горячие струйки крови и рядом был только Славомир, – теперь же нас семеро.

Маленькое солнце в руках Коэна с трудом, но пробивало мрак. Острыми искрами света рвали тьму цепи ведунов. Я старался не отставать, хотя грудь сжималась от страшного холода, длинными щупальцами забиравшегося внутрь через рану на плече.

Ведуны остановились. Коридор раздваивался, и они тихо совещались, какой путь выбрать.

– Направо, – подсказал я.

– Почему ты так думаешь? – спросил Коэн.

– Просто знаю. Пустите меня вперед, – я протиснулся мимо ведунов и шагнул в проход.

Четвертый поворот налево, сразу направо, еще раз налево, еще…

Бережно поддерживая начинавшую неметь руку, я плелся по этому проклятому лабиринту. Ведуны молча шли следом.

Вот он наконец – низкий зал-пещера с пустым водоемом посредине.

Пустым? Нет, в округлой чаше что-то было. Но не вода. Сгусток мрака, пронзаемый черными молниями. Маленькие смерчи скользили по шевелящейся поверхности, щупальцами тянулись вверх, снова исчезали, растекаясь в разные стороны.

– Вот он – древний Ужас, проклятие Морхольда, – тихо произнес кто-то за моей спиной.

Или это мне только показалось?

Я тупо смотрел на бассейн, ничего не соображая и ничего не чувствуя кроме боли, рвавшей мое тело, и холода, упорно подползавшего к сердцу.

Осторожно встали вокруг бассейна ведуны. Пять мечей с легким звоном сошлись остриями над его центром. Поверхность заволновалась, смерчики жадно потянулись вверх. А мечи словно наливались изнутри холодным ровным пламенем. Искры сорвались с остро отточенных лезвий, но не упали вниз, а, теснясь, образовали переливающуюся огнями полусферу. И на ее вершину Коэн возложил сияющий шар.

Медленно, очень медленно и совершенно беззвучно сжималась полусфера.

Вот уже показались черные вылизанные края бассейна. Темная полоса ширилась, словно где-то на дне открылся выход и содержимое истекало из чаши. Меньше искрящийся купол, еще меньше, еще… Сияющий шар как будто вбирал в себя огненную мантию. Вот ее уже нет: шар лежит на дне, он уменьшается, вот уже размером с орех, с горошину, с булавочную головку…

Вот осталась только крошечная искра, горящая чистым светом далекой звезды.

Погасла…

И тут же ярко вспыхнули цепи ведунов, осветили пустой, окончательно и теперь уже навсегда пустой зал. Коэн покачнулся, двое стоявших рядом ведунов бережно поддержали его под руки. Славомир повернул ко мне свое новое лицо, попытался улыбнуться.

– Все… – в глазах ведуна появилась тревога, он быстро шагнул ко мне: – Что с тобой, Анжей?!

Что? Да ничего особенного… Просто я падаю. Ты прости, Славомир, но эта боль все-таки меня доконала…

6

Ласточка зацепилась за край ставни, чвикнула что-то веселое и скользнула в чистую синеву неба. Откуда ласточка? Показалось, давно они уже отлетели в теплые края. Но небо и вправду голубеет совсем по-летнему…

Я лежал в знакомой комнате. Шевельнулся – боли нет.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Славомир – в привычном для меня облике.

– Очнулся? Ну вот и хорошо. – Ведун прошел через комнату, присел на край кровати.

– Что со мной было? – голос хриплый, словно я проспал неделю кряду.

– Раны, нанесенные Каргоной, не проходят даром, – рука ведуна успокоительно легла на мое плечо. – Но теперь все позади, а двое суток сна восстановили твои силы.

– Двое суток? – недоверчиво переспросил я.

– Чуть-чуть меньше, – рассмеялся Славомир.

– А где Коэн, Ро, где остальные?

– Уехали несколько часов назад. Просили передать тебе привет и благодарность.

– Значит, все закончилось?

– Можно сказать, так. Барон, правда, не пришел в восторг, узнав, кем была его красавица супруга, но вчерашняя битва заставила его смягчиться.

Я озадаченно уставился на ведуна.

– Какой барон? Какая битва? Что-то я ничего не пойму.

– Барон Гуго Отважный – владетельный хозяин Эсгарда. Хотя, подозреваю, носить ему теперь до конца дней прозвище «Однорукий». Утром он как ни в чем не бывало встал с постели: ведь после смерти Каргоны ее чары рассеялись. Весьма сердитый муж. Ничему не хотел верить и орал так, словно и не провел несколько месяцев одной ногой в могиле. Еле-еле его успокоили.

Ну а битва состоялась, как и положено, после заката. Каргона собрала вокруг столько мерзости, что окрестные леса ею кишмя кишели. Хорошо еще, что подоспел наш отряд, да и дружинники барона оказались не робкого десятка. Я такого количества нежити никогда не видал, да, надеюсь, уже и не увижу. Варги, волколаки, упыри, ведьмы, нетопыри – жуть! Даже пещерный тролль откуда-то приплелся, замшелый весь, еле ноги переставляет. Меч на него было стыдно поднимать, честное слово! Отдали мы его гномам. Зачем он им понадобился?..

– Каким гномам?

– Обыкновенным, горным. – Славомир был необычайно оживлен. – Ну вот. А под занавес явилось войско призраков во главе с самим Морхольдом. Важно проследовали через город и разбрелись кто куда. Но обыватели до сих пор боятся нос на улицу высунуть. А барон Гуго изменил свое мнение о ведунах в лучшую сторону.

Славомир не договаривал, скрывал что-то за веселым видом.

– Ты уезжаешь?

– Да.

Так и должно быть. Ведь и моя миссия уже окончена.

Ведун встал, подошел к столу:

– А это тебе от нас. Наклони голову.

Серебристая цепь легла на плечи. Никогда не думал, что она такая тяжелая.

– И это тоже.

Льдисто поблескивающий меч. Холодное лезвие покрыто странными рунами, похожими на переплетенные цветы.

– На память?

– Не совсем. – Славомир снова присел рядом. – Видишь ли, поначалу я не счел нужным тебе говорить, а потом, после Ахр-Дорума, было уже поздно. Тот, кто долго находится рядом с ведуном, не может оставаться прежним. А ты не просто был рядом. Помнишь, как постепенно ты научился распознавать нежить, да и Ужас уже не имел над тобой прежней власти. Немногие проходят этим путем до конца. Когда-то это сумел сделать Ро. Теперь – ты. Не знаю, правда, пригодится ли это в твоем времени…

– Что?!

– Не сердись, – Славомир виновато улыбнулся. – От Коэна у людей нет секретов. Значит, и вы научились путешествовать по Реке Времени? Научились сами, нашли свой способ…

– Да, – сказал я.

– Ну что же. – Ведун встал. – Спасибо тебе за… в общем, за все. Удачи, брат, и до новой встречи.

– Ты думаешь, она возможна?

– А почему нет? И вы и мы многое умеем. У нас общие друзья и одни враги. И вопросы общие. Разве тебе не интересно, чем был Ужас, откуда и когда он взялся на Земле?

– Интересно, – согласился я. – Честно говоря, я не совсем доволен. Немалую часть Знания мы упустили.

– Вот видишь, – кивнул Славомир. – Поэтому я и говорю: до встречи! – Ведун улыбнулся и тихо затворил за собой дверь.

Я сидел на кровати и ласково проводил рукой по остро отточенному лезвию меча. Пальцы пробегали по вязи рун, и их смысл открывался мне, они звали меня в дорогу через незнакомые земли, страны, сквозь бездну времен…

А бирюзовая искорка браслета возврата разгоралась все ярче и ярче, и это означало, что находиться в этом мире мне оставалось всего лишь несколько секунд.

Оглавление

Часть первая . Рассказ Николая Крутого

  1

  2

  3

Часть вторая . Рассказ Андрея Коваленко

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Реклама на сайте