«Печать скорби»

Александр Бушков Печать скорби

«Все изменилось, — сказал на это какой-то господин, удрученный, по-видимому, подагрой, — не те уж времена; сорок лет тому назад все были здоровы, гуляли, веселились, только и знали, что смеялись и танцевали. В наше время все несносно угрюмы».

Ш. Монтескье. «Персидские письма»

NВ. Далеко не все в этой книге является плодом неуемной писательской фантазии…

Пролог Судный день

Более всего это напоминало…

Да ничего это не напоминало, черт возьми!

Окружающее не только не было похоже на Поток, в который Сварог сверзился, переступив порог часовни Атуана в Латеране; окружающее не только ничего общего не имело с переплетением красных и синих линий, куда Сварог угодил, отнюдь не добровольно, следуя маршрутом Земля — Талар… Это вообще ни на что не было похоже. Красные и синие линии были именно красными и синими линиями, пламя в кратере, пусть и не отбрасывающее тени, было именно пламенем; даже мириады блестящих кружащихся точек в Потоке Сварог мог смело окрестить «блестящими кружащимися точками».

Но здесь…

Вокруг не было ни бесплотной пустоты, ни кромешной темноты; не было и слепящего света, разверзшейся перед ним бездны или, скажем, сдавливающего со всех сторон каменного мешка. Напротив: вокруг было много чего интересного! Было полно клубящихся цветов, каких-то переливающихся фигур, смутных теней, но…

Но дело все в том, что в человеческом языке не имеется названий для таких цветов, нет определений для подобных форм — или хотя бы для внятных ассоциаций с ними. Да, еще окружающее полнилось звуками, запахами, осязательными и вкусовыми ощущениями, но, опять же, передать их словами невозможно. Как бы это объяснить понятнее…

Ну, а вот вы, например, как объясните слепому от рождения человеку, что такое закат солнца над морем? «Горизонт залит красным свечением, а по краям оно желтеет, а еще дальше становится бирюзовым, и облака, окружающие багровый шар, который погружается в сияющую киноварь, подсвечены снизу лазурью, так что красота вокруг неописуемая!» Из всего этого бедняга поймет только несколько слов, среди которых «края», «шар» и «снизу». Или как рассказать глухому, что такое «Кампанелла» Паганини?

Можно, конечно, прибегнуть к иносказаниям, и Сварогу вдруг припомнился старинный анекдот, когда один грузин, побывавший в Москве, в родной горной деревушке делится впечатлениями с другим грузином: «Слюшай, я там, в Москве, такую штуку видел! Телевизор называется!» «Вах, эта что такое?» — спрашивает другой. «Ну, как тэбе объяснить… — говорит первый. — Вот ты апельсин знаешь?» — «Ай, канешно, знаю! Сам продаю!» — «Так вот: ничего общего!»

Очень похоже, но все это, увы, примеры из человеческой жизни. А здесь, в том пространстве, где оказался Сварог, человеческого точно не было ничего. Абсолютно, совершенно и безнадежно ничего. Даже инопланетным это буйство красок, запахов, звуков, вызывавших десятки ощущений, о которых человек вообще не имеет ни малейшего представления, не являлось, не принадлежало тем космосам (пространствам, измерениям, мирам — называйте, как хотите), которые Сварог изволил посетить. Мельтешащий вокруг калейдоскоп был создан силой, настолько далекой не только от Земли и Талара, но и вообще от представлений о привычных законах Природы, что даже не казался чужим. Он не казался другим. Не казался миром, порожденьем Вселенной. И калейдоскопом он тоже не казался. Он вообще не казался.

Он просто был.

И человек по имени Сварог в нем не мог очутиться. Физически не мог.

Однако же Сварог тут был, висел в полном сознании, в собственном теле, сложенном в позу эмбриона, посреди этой какофонии, давящей на все органы чувств, но не мог пошевелиться или сделать хоть малюсенький вздох.

И почему-то не было страшно. Совсем. Как тому самому эмбриону. Но и интересно не было — ни капельки. Да, он полностью ощущал себя, свое тело, хоть и пронизываемое насквозь красками, запахами и звуками (однако ни малейшего вреда телу не причиняющими), думал собственные мысли, понимал, кто он есть и что предшествовало его попаданию «сюда — не знаю, куда». Но страха не было. Хоть он и не дышал. Да и вообще никаких эмоций не было: проявиться им не давали нереальные цвета, непередаваемые звуки, несуществующие запахи.., и прочие «не». Сварога не крутило, не болтало, не трясло. Он висел себе преспокойненько — а вокруг неистовствовали инородные, инобытные раздражители чувств: зрения, слуха, осязания, обоняния.., и всех тех чувств, о которых Сварог и не подозревал. Ему просто было хреново, паршиво, неуютно и… И не пристало, в общем, ему тут находиться. В месте, где ему нет вообще никакого места.

Куда он попал не то чтобы по собственной воле, однако ж, признаться, по собственной вине…

Сварог вспомнил все предшествующее попаданию в этот не-мир. Вспомнил Корону, революцию волшебников и последовавшую за ней гражданскую войну, вспомнил магический кристалл Око Бога, а также насильственное перемещение в тело частного детектива Ирви-Лонга, спятившую ведьмочку по кличке Щепка, погоню на исполинском танке «Буреносец», исполинские же руины псевдокосмолета «Искупитель»… Вспомнил и Мар-Кифая — некогда верх-советника Императора, а впоследствии президента Короны по имени Визари.., хотя на деле, как выяснилось, Мар-Кифай был натуральным бесом, демоном, пусть и не самого крупного калибра, но занимавшимся стратегическими играми в планетарном масштабе. Созданием глобальных социологических моделей. Бесом, заявившим плененному Сварогу в полуреальной обеденной зале: «Я отправлю вас в мир, который выберу сам. И вы в нем проторчите до конца своих дней. Надеюсь, вам, мягко говоря, там не понравится».

Так что, это и есть тот мир?..

Не-ет, шалишь. Потом было еще что-то…

Ага! Потом Сварогу удалось на мгновенье переломить ход игры, он завладел Оком Бога, могущим якобы открыть дорогу между вселенными, сжал в кулаке… И Мар-Кифай заорал, вполне искренне: «Вы не знаете, как! Отдайте камень, кретин!»

Ну да, так все и было. Сварог и в самом деле не знал, как с помощью Ока открывать межпространственный ход. Но что ему оставалось, скажите на милость? Ждать, пока бес по имени Мар-Кифай убьет его? Или отправит в обещанный мир, где Сварогу ничуть не понравится? Вот он и схватил кристалл. И кристалл под названием Око Бога буквально всосал в себя полуреальную трапезную. Вместе со столом и едой, картинами на стенах, самими стенами.., вместе со Сварогом и Мар-Кифаем. Всосал — и выплюнул.

Вот только куда?..

Единственной связью с нормальным миром оставался нательный крестик, который тянул тело Сварога куда-то в сторону. Оставалось лишь понять, в какую именно сторону крестик его тянет — в пространстве, где не было не то что сторон света, но и вообще понятия верха и низа, не говоря уж о понятиях «правое» и «левое».

О, наконец-то что-то знакомое! Где-то справа, совсем рядом, послышался отчетливый, почти собачий скулеж, жалобный, полный боли, страдания и бессилия — как будто надежно привязанного пса молотят со всей дури палкой. И тут же слева, над самым ухом, раздался звук, который нельзя было интерпретировать иначе, как финал простой констатации факта: «…значит, нарушение». Причем констатации, произнесенной (если можно так выразиться) сухо, непреклонно и совершенно равнодушно.

— …таким образом, перед нами нарушение.

Это был даже не звук — в привычном понимании слова. И даже не звукосочетание…

Невозможно объяснить.

Тем не менее Сварог отчего-то моментально уловил смысл этого шторма ощущений: «Нарушение».

Скулеж немедля сделался еще более жалостливым и виноватым. И рядом со Сварогом заворочалось нечто пришибленное, трусливое.

— И не просто нарушение, — бесстрастно сказал Голос из ниоткуда, — а преступление. Саботаж. Предательство.

«Ого, — сам себе сказал Сварог. — Оказывается, даже в иномирье можно вычленить что-нибудь понятное и узнаваемое, кто бы мог подумать…»

— Эй, — позвал он негромко.

И не расслышал собственного голоса. Потому что голоса у него вовсе не было — из горла не вырвалось ни звука. И вот как раз в этот момент Сварог и почувствовал панику. Нет, вовсе не оттого, что был лишен способности говорить (ведь его же обездвижили и обездыханили; почему бы и не обеззвучить?) Паника была рождена другим обстоятельством: никто на него не обращал ровным счетом ни малейшего внимания. Весь этот чудовищный мир, населенный диковинными ощущениями, вся Вселенная, в центре которой он изволил оказаться, — всем было глубочайше плев…

Нет, даже не так. Плевать — это все ж таки действие. А окружающему даже плевать не хотелось. Окружающее просто-напросто незваного Сварога не замечало. И посему не собиралось с ним ничего делать — ни помогать ему, ни изгонять его, ни убивать, ни спасать. Ну болтается здесь какой-то микроб, ну и пусть…

Ясное дело, паника эта была стопроцентно иррациональной: в конце концов, шесть с чем-то миллиардов населения Земли понятия не имели о Свароговом существовании, не говоря уж о населениях бессчетных миров вне Земли… Но отчего-то именно здесь Сварог запаниковал. Одно неописуемое существо в чем-то обвиняло другое непредставимое существо — а присутствующий при этом Сварог был напрочь игнорируем!

— Преступление! Нелояльность! Некомпетентность! — наперебой и на разные лады заверещали другие Голоса. На этот раз Сварог прекрасно все понял, хотя и не смог бы объяснить — как. И не Голоса это были, а так.., голосочки.

Интересно, о ком это они?..

Но вот что характерно: паника была первым человеческим чувством, которое он испытал. Испытал — и вот тут-то доселе непередаваемый мир стал постепенно складываться в более-менее нормальную картинку. Которую можно описать словами.

Исчезли нечеловеческие звуки, формы, запахи. Остались только цвета. И среди них преобладали серые… Да какое там преобладали: не было других цветов, кроме серого!

Сварог, по-прежнему не в состоянии пошевелиться, находился на бескрайней, выжженной равнине, плоской, как стол, серой, как холст. Над головой — плоское серое небо, сливающееся с равниной на далеком горизонте, давящее бетонной плитой… И больше ничего. Ни облачка, ни солнца, ни кустика, ни травинки, ни холмика. Примитивизм чистой воды, в общем.

— Ему было поручено важное дело, — сказал идущий откуда-то снизу, из-под равнины, первый, бесстрастный Голос. — Он с порученным делом не справился. Виноват ли он?

И по-прежнему на Сварога мир не обращал внимания…

— Виноват! Виноват! Виноват! — завыло, зарычало, заухало со всех сторон на разные тона.

— Нет! Нет! Нет! — это вклинился в разноголосый хор недавний собачий скулеж, преисполненный еще большей муки и страдания. — Это не я виноват, это он…

«К-х-р-в-к!» — примерно так можно перевести на нормальный язык скрежещущий звук, который произнесло скулящее нечто.

— Он, — визжало нечто, и в интонациях Сварогу почудились знакомые нотки, — он виноват, не я! Я все делал правильно, но.., к-х-р-в-к.., все испортил! Червяк, блоха, вша! Откуда он взялся? Почему вы у него не спросите? Почему Хозяин не…

— МОЛЧАТЬ!

Этот вопль заставил бы Сварога содрогнуться.., если б он только был в состоянии управлять собственным телом.

— Молчать, тварь, — прогремел Голос. — Ты не справился с заданием. Ты не построил модель мира. Ты нарушил Клятву. Ты достоин забвения.

— Не-е-ет!!!

— Да.

Мамочки мои! Только сейчас Сварог узнал голос кричащего и сделал движение головой, чтобы посмотреть на униженное существо. Ничего, конечно, не получилось, но сомнений не было: ведь это голосит сам господин Мар-Кифай, импозантный лорд, президент Короны и по совместительству бес, избравший полигоном для социологических исследований целую планету и загнавший цивилизацию в тупик! Куда девались его надменность, чопорность, высокомерие?

Что же это у нас получается? Нечто вроде бесовского трибунала? Одни демоны судят другого демона за то, что тот не справился с заданием, и цивилизация Короны выбралась из тупика — при непосредственной помощи Сварога со товарищи? Вот это да! Вот это занесло! Но, граждане бесовские заседатели, он, Сварог-то, тут при чем? Что он тут делает, позвольте узнать?..

— Слушайте, — послышался дрожащий голосок Мар-Кифая, — послушайте же! Каким образом какой-то…, к-х-р-в-к…, смог помешать мне?! Мне, Исполнителю Второго Плана! Это не в силах простого…, к-х-р-в-к…

«Это они меня так, что ли, величают? К-х-р-в-к, ну придумают же…»

И тут что-то изменилось в окружающей обстановке. Сдвинулось что-то незаметно, провернулось — и Сварог вдруг понял, всей кожей ощутил, что его только что заметили. И что на него смотрят. Со всех сторон. Смотрели на него серая равнина и серое небо. Без злобы, без особого интереса. Он чувствовал себя вскрытой на лабораторном столе лягушкой под усталым взглядом исследователя, который таких лягушек препарирует по сотне на неделе.

— Человек, — наконец резюмировал Голос с оттенком брезгливости. — Это простой человек. Он не мог тебе помешать.

— Виновен! Виновен! Виновен! — подхватил хор.

— Доложите Хозяину!

— Нет нужды, мы сами разберемся, — пообещал Голос.

Опять что-то изменилось: небо вдруг вспучилось, зазмеилось трещинами, горизонт встал вертикально.., р-раз! — и Сварог уже находится в небольшом квадратном помещении без окон, мебели и дверей. Отчего-то вспомнились застенки гестапо, и стало неуютно.., хотя куда уж дальше.

— Мы разобрались, — послышался за спиной не лишенный приятности женский голосок. Сварог обернулся — ого, ему вернули контроль над телом! — и еще раз подумал: «Ого!»

Позади него стояла очаровательная девчушка с распущенными волосами и в такой обтягивающей мини-юбке, что Сварог на мгновенье забыл, где находится.

— Мы разобрались, — повторила чаровница, на него не глядя, — и странная, откровенно говоря, складывается ситуация. Сварог — человек, простой человек нижайшего уровня, однако.., однако есть в нем что-то, чего мы понять не можем.

По-мужски заложив руки за спину, девчушка принялась мерить помещение совершенно мужскими шагами. И это пугало.

— Сварог действительно помешал нашему коллеге закончить исследования. Очень похоже — случайно помешал… Но в нашем деле случайностей не бывает. Кто Сварог на самом деле?

«Спросите у своего Хозяина», — мысленно ответил Сварог, а вслух же сказал, пожав плечами:

— Человек, как вы совершенно справедливо изволили выразиться. Немного путешественник, немного солдат, немного…

Барышня его совершенно не слушала, будто и не было рядом никакого солдата и путешественника.

— Коллега не учел Сварога, — перебила она, — но Сварога невозможно было учесть. Его нет в наших раскладках, его не существует — но он есть. Ошибка прогноза? Возможно. В срыве работ виноваты оба. Но кого следует наказать?

— Слушайте, уважаемая…

— Сварог странный, — сказал бес в образе девчонки. — Мы не специалисты по людям, нам они не интересны, но в нем.., в нем есть что-то такое… Не можем понять. Да и не хотим, откровенно говоря. Пусть Сварог будет благодарен, что мы вообще снизошли до общения с ним.

— Вот уж спасибо так спасибо, — сказал Сварог. — Знаешь, мне демоны и прочие бесы тоже на фиг не интересны. Вот почему-то не люблю я вас.

— Да еще и смелый, — задумчиво прищурилась чаровница. — Вот только грубить он не должен. Сварог ведь сейчас в нашей власти, мы можем сделать с ним что угодно…

— Ну так и чего не делаете?

— Потому что нам он любопытен. Нам любопытны игры. Сварог, человек, победил того, кого ты знаешь под именем Мар-Кифай, не самого слабого из нас. Это забавно. И дело тут не в Мар-Кифае. Что это было, случайность? Мы не знаем. И хотим проверить.

— А если я не хочу?

Сволочная манера разговора этой чертовки начинала злить. Бес точно не со Сварогом беседовал, а.., ну вот как человек от нечего делать беседует с собакой или, допустим, с неодушевленным предметом. В третьем лице и ответа не ожидая. Нет, понятно, конечно: они — демоны, они сильные и могущественные, и человек для них — тьфу… Но все обидно, знаете ли.

— И вот как мы это проверим, — девчонка пропустила его реплику мимо ушей. — Мы сыграем в одну игру. Точнее, Сварог и Мар-Кифай сыграют. А мы будем наблюдать. Пусть Сварог слушает внимательно, ему пригодится то, что мы скажем.

— Нет, это ты послушай, сука…

— Мар-Кифай и Сварог будут участвовать в гонке. Все очень просто. Кто придет к финишу первым, тот и победит, тот получит свободу. Гонка будет проходить в одном из миров. Этот мир может вот-вот погибнуть. А может и выжить. Сварог способен спасти его, придя в город Аркаим к урочному часу. И Сварог будет наделен Печатью Силы. Если первым придет Мар-Кифай, мир обречен. И Мар-Кифай будет наделен Печатью Скорби.

Очень захотелось двинуть чертовке костяшками пальцев в кадык. Но что толку? С фантомом не повоюешь…

Сварог шумно выдохнул. Аркаим, говоришь? Придется запомнить. Не то чтобы он сдался и согласился играть по чужим правилам, но.., но если враг пока сильнее, то сопротивляться — это глупость, а не храбрость, не так ли?

— Для того чтобы уровнять шансы, — продолжал бес, — мы дадим Мар-Кифаю и Сварогу одинаковые способности. Например, способности Сварога. Более того. Пусть оба, и один и другой, на время, до финиша, станут Сварогами. И до самого финиша ни один не будет знать, настоящий он Сварог или Мар-Кифай в теле Сварога. Так интереснее. А чтобы было еще интереснее, один из них получит фору во времени, а второй — фору в расстоянии. Отправляются оба немедленно.

— Погоди… — сказал Сварог.

— Решено и утверждено.

— Стой!!!

Но было поздно.

Серый вихрь подхватил тело Сварога, закружил, проглотил и — выплюнул в Никуда.

ИГРОК НОМЕР ОДИН

Глава первая НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ…

…Если б дело происходило где-нибудь в другом месте и не будь Сварог ларом, его размазало бы в лепешку. Но здесь стволы деревьев, да каких деревьев — деревищ! — возносились к небу на десятки метров, и каждый метр являл собою плотное покрывало листьев, от кроны к корням утолщающихся и увеличивающихся в площади — поскольку чем ближе к земле, тем меньше проникает сюда солнечных лучей и, следовательно, тем больше должна быть поглощающая свет поверхность. Так что Сварогово падение в лесную чащу с высоты метров эдак в десять замедлялось, замедлялось, замедлялось, хрустели ветви, трещали сучья, вскрикнула с перепугу какая-то пичуга, шумно ринулась сквозь листву, а потом Сварог хрястнулся о влажную податливую почву, поросшую к тому же густой травой, весьма ощутимо ударился, однако костей не переломал и даже синяков не понаставил. Отделался, короче говоря, легким испугом. Испугом — и неимоверным раздражением: да сколько же можно, твари вы эдакие?!

Мир Короны своим прибытием они с Рошалем осчастливили, сверзнувшись с чистого неба в океанские волны, теперь же вот — увлекательное падение с чистого неба на кроны деревьев.., и не просто деревьев, а деревьев явно тропических, уж поверьте бывшему майору ВДВ, коего служба в свое время забрасывала в страну под названием Конго, сплошь заросшую именно такими вот растеньицами.

Но то была Земля. А теперь куда нас занесло, позвольте полюбопытствовать?

Нет ответа. Молчат джунгли.

Сварог поднялся, отряхнул камзол — тот самый, в котором он покинул Корону (вот спасибо бесам, а могли бы и голым в джунгли зафутболить), огляделся, задрал голову. Он стоял на небольшой полянке, поросшей огромными, в две трети человеческого роста папоротниками, а вокруг плотной стеной смыкались волосатые стволы, перевитые лианами, как революционные матросы — патронташами.

Видимо, это его тяжкий крест. Или кем-то наложенное на него проклятье. Так и тянет воскликнуть: «Надоело!», — или возопить на интеллигентский манер: «Доколе!»…

А и действительно — доколе? В который уж раз.., не счесть!., повторяется одно и то же. Вот он открывает глаза и не знает, что увидит над собой.., равно как рядом, вокруг себя и под собой. Не знает он и того, каким воздухом станет дышать, не будет ли этот воздух жечь его легкие растворенной в атмосфере кислотой или намертво забивать дыхательные пути смолами и свинцовыми отложениями. Несколько поднадоело, признаться, гадать — обдаст ли тебя тут же, едва откроешь глаза, невыносимым жаром, от чего кожа мгновенно пойдет лопающимися волдырями, или вдруг заключит в трескучие объятия нестерпимый холод. Не говоря уж о таких мелочах, как вопрос: а есть ли жизнь на этом новом Марсе, куда его нынче занесло очередным зигзагом судьбы? И если жизнь все же есть, то какая она и можно ли вообще назвать это жизнью? Словом, что он увидит на сей раз?

Ни черта видно не было, вокруг царил вечный сумрак, с деревьев беспрестанно капала влага, а небо закрывали разлапистые листья и ветви, и лишь над головой угадывался клочок неба — там, где ветви были чуть примяты падающим инородным телом по имени Сварог.

Однако еще там, наверху, едва материализовавшись из ничего в десяти метрах над кронами дерев и, согласно законам физики, немедля начав вертикальное снижение с ускорением свободного падения, он успел мельком глянуть по сторонам. (Потом стало уже не до рекогносцировок: потом он чисто рефлекторно сгруппировался — и ухнул в верхние слои зарослей.) Но то, что он успел разглядеть в падении, отнюдь не обрадовало.

Потому как зеленое море джунглей простиралось от горизонта до горизонта…

Нет, вполне может статься, что это нечто вроде какого-нибудь местного национального заповедника и буквально в сотне метрах от него проходит оживленная трасса, которую он просто-напросто не увидел и по которой туда-сюда разъезжают автобусы, битком набитые туристами и болтливыми гидами. Тогда, считай, повезло… Ну а ежели этот мир понятия не имеет, что такое цивилизация, и сплошь покрыт…

Так, стоп. О подобном раскладе лучше вообще не думать.

Сварог непроизвольно поежился, вспомнив собственную командировку в Африку.

«Бассейн реки Конго» — что вам говорит это словосочетание? Ну да, ну да, эрудит моментально ответит: дескать, это более двух миллионов квадратных километров тропических лесов (несколько Европ, прошу отметить, и при том всего лишь одна десятая часть всей Африки!), огромный мир, живущий своей дикой жизнью без малого сто миллионов лет, где, банально выражаясь, не ступала и вряд ли когда-нибудь в обозримом будущем ступит нога человека и где все эти тысячелетия солнце в прямом смысле ни разу не осветило землю — из-за плотных переплетений крон исполинских деревьев, лиан и высоченных кустарников…

Однако все это лишь слова. Чтобы проникнуться, осознать и оценить всю бескрайность зеленого океана, надо здесь побывать и на своей шкуре прочувствовать: ты здесь на фиг никому не сдался, как миллионы лет жил лес без человека, так проживет и еще миллиард, а ты иди, вьюнош, к себе в города и там корчи из себя царя, блин, природы.

Вовсю шустрила местная мошкара, весьма охочая до человечьей кровушки, и парочку чрезмерно назойливых особей Сварог уже размазал у себя на шее в мокрое место, отправив на вечное кормление в комариный рай.

— В счастливую страну покладистых доноров, — пробормотал он, вытирая руку о бриджи.

А вокруг продолжали шуметь, шелестеть, свиристеть и голосить тропические заросли. Перепуганные неожиданным вторжением лесные обитатели вернулись к прерванной непрестанной суете жизни и возобновили свою истошную песнь джунглей. Сварог, мигом вспотев в душном, перенасыщенном влагой воздухе, раздраженно пнул шершавый ствол ближайшего папоротника и вслух матернулся.

Идти было некуда. Тупик. Приехали. Даже с соответствующим снаряжением — мачете там, противомоскитная сетка, сапоги, дробовик, лекарства, еще что-нибудь крайне необходимое для выживания в джунглях, — и тогда бы он продирался сквозь чащобу дай бог метров по тридцать в час… Ну, положим, кое-что из снаряжения и пропитания можно наколдовать… Но в какую сторону продираться, скажите на милость? И что делать, когда тебе навстречу вылезет эдакая двухголовая голодная зверюга с радостным блеском в глазах?

Кстати, о магии…

Сигарета получилась с первого раза, и на том спасибо, Сварог глубоко затянулся и выпустил струйку дыма в кружащую над головой мошкару. «Кошачий глаз» работал, злым колдовством вокруг не пахло… Сварог невесело ухмыльнулся. Очень, знаете ли, все это напоминает его прибытие на обреченный материк Атар в мире Димереи — когда он точно так же стоял посреди леса, проверял собственные возможности лара и гадал, куда это его, черт возьми, занесло…

Вот только тамошний лес был как лес, нашенский, вполне проходимый. А здесь…

— Н-да, товарищи демоны, — вслух сказал он. — С воображением у вас туговато. Хотя спасибо, конечно, за снисходительность. Могли б и на полюс закинуть…

Дурацкая, признаться, вышла реплика. Как будто Сварог с ленцой комментировал приключенческий фильм по телевизору, не имеющий к нему ни малейшего отношения, как будто это не он оказался в самом сердце непроходимых джунглей, а персонаж голливудской штамповки… А с другой стороны, что еще прикажете делать? Рвать волосы на груди и бегать вокруг полянки с криком: «Спасите, помогите»? Не дождетесь.

Он жив — это раз. Его способности остались при нем — это два. И он несомненно Сварог, потому как никаких изменений в собственном разуме и никаких демонических присутствий в себе он не чувствовал. Это три. Он был стопроцентным, всамделишным, доподлинным Сварогом. Значит, демон засел в организме того, другого. Сварога номер два. Который…

А, черт!

Который, кстати, вполне может статься, сейчас сидит где-нибудь в кустиках и целится в него, настоящего, из демонической пукалки…

Сварог оглядел заросли еще раз, более внимательно…

Никого.

Разумеется, отмазка насчет того, что, раз он чувствует себя стопроцентным Сварогом, то стопроцентно Сварог и есть, была, мягко говоря, детской. Но пока, за неимением информации, будем так и полагать: я — Сварог, а тот, другой — демон…

И в тот же момент тренькнуло чувство опасности, едва заметно качнулся воздух над ухом и что-то мягко стукнуло в папоротник, давеча пинаемый Сварогом.

Он медленно обернулся. Посмотрел на папоротник, увидел. Опаньки. «Вот, значит, как…» И Сварог развел руки в стороны, демонстрируя невидимому стрелку пустые ладони: мол, безоружный я, неопасный и вообще с визитом мира к вам пожаловал.

В ствол папоротника, на уровне его, Сварога, головы, вонзился тонкий и длинный, похожий на карандаш блестящий шип, прилетевший откуда-то из зарослей.

Глава вторая ПЕРВЫЙ КОНТАКТ

…Вспомнился Сварогу анекдот, бородатый, еще советского происхождения. Когда разбивается самолет, туристов захватывают туземцы, приводят к вождю, и вождь начинает сортировать пленников: «Этого мы съедим сегодня на ужин, того на завтрак, жирного оставим до праздника, а этого отпустим. Это же Вася, мы с ним вместе учились в университете имени Патриса Лумумбы…»

Сварог невольно ухмыльнулся.

Шестеро худых, как шкелеты, и черных, как гуталин, бритых наголо туземцев сидели в рядок напротив бедовой троицы и смотрели. Если, конечно, слово «смотрели» применимо к их неподвижным, ничего не выражающим взглядам, какими они вперились в своих.., пленников, гостей, попутчиков? Если вообще нормальные человеческие слова подходили к этим, похоже, бесконечно далеким от всего человеческого существам из леса. Да и насчет того, что они черные, как гуталин, Сварог мог только предполагать: кожу практически сплошь покрывал толстый-толстый слой серой глины, и лишь в тех местах, где сие покрытие подсохло и потрескалось, под отвалившимися кусочками глины проступала голая кожа. И впрямь черная, как гуталин. К тому же, у двоих Свароговых товарищей, связанных и непокрашенных, кожа была именно такая: гуталинно-черная. Стало быть, и те, другие, наверняка такие же…

Знакомство с обитателями тропиков иного мира едва не началось со смертоубийства. Приходится лишь удивляться, как Сварог не уложил аборигена короткой, но действенной серией ударов, когда тот бесшумно подобрался со спины.

А было это так.

Взыграло любопытство. Немного постояв с разведенными руками и продолжения обстрела не дождавшись, он плавно, не делая резких движений, осторожнейшим образом вытащил прилетевший из папоротника невесть откуда шип, дабы рассмотреть повнимательнее.., и тут серая тень скользнула из-за спины. И ведь нельзя сказать, что Сварог успел подумать: «Ага, вот, значит, как! Значит, хозяин шипа пожаловал! Но нападать нельзя, нельзя, опасно, ибо дикаря наверняка страхуют притаившиеся за деревьями соплеменники…» Куда там думать, когда все за тебя в это мгновения решают рефлексы — да, в тот решающий миг он рефлекторно дернулся, собираясь атаковать, но хорошо, все-таки сработали тормоза, за что им, тормозам, следует сказать отдельное спасибо.

Росточку в крашенном шаровой краской дикаре было от силы метр шестьдесят, но главное, что поражало в его облике, — это неимоверная худоба при наличии шарообразного рахитичного брюха, тугого, как футбольный мяч. Невольно приходили на ум концлагерь и грустное слово «дистрофия». Казалось, дотронься до него — развалится. Однако, как выяснилось впоследствии, эти дикари хрупкие только с виду, а развалить их весьма даже нелегко. Замучаешься разваливать.

Из одежды на нем было… Да ничего на нем не было! Если, конечно, не считать за одежду высушенный полый стебель некоего растения, одним концом надетый на мужское достоинство, а другим концом, сужающимся и завивающимся, как гороховый ус, привязанный к набедренной веревке. Вот и вся одежда. Зато по центру серого лба чем-то белым был нарисован глаз. Сварог вроде бы видел подобные трехглазые рожи в какой-то книжонке, но сейчас вспомнить не мог. Да и не очень-то пытался.

Вот что сразу бросилось в глаза: ступни очень широкие, почти гротескные. А большие пальцы ног (это Сварог уже потом разглядел) сильно отогнуты в сторону, почти противопоставлены, как у обезьяны.

Первое, что сделал дикарь, — это деловито забрал шип из рук замершего столбом Сварога и прикрепил куда-то сбоку, к трубке (висела у него на шее такая трубка, длиной около полуметра, из которой он, как пить дать, и выплевывал свои ядовитые шипы). Еще из оружия имелось у дикаря короткое копье с деревянным наконечником.

Потом обитатель тропического мира, никаких действий более не совершая, принялся разглядывать незваного гостя. И ничего нельзя было прочитать по его лицу. Рад он встрече с цивилизованным человеком, не рад, прикидывает ли, какие из шкуры бледнолицего пришельца получатся барабаны, или думает совсем о другом…

Ну хоть не плюется из своей пукалки, и то хорошо.

И тут возникает вопрос, милорды: специально ли абориген промахнулся, или это магия отклонила шип в сторону? И Сварог почему-то не сомневался, что выстрел из духовой трубки был исключительно предупредительным, что папуас вовсе не промахнулся, что захоти он, и лежать бы человеку, не обладающему способностями ларов, на травке, с ядовитым шипом в шее. В общем, для пущего оптимизма будем считать, что убивать пришельца пока никто не собирается.

Сварог, в свою очередь, аккуратненько просканировал аборигена. И никакого колдовства не обнаружил. Ни светлого, ни темного. И детектор опасности звякает едва слышно, дескать, опасно, конечно (что ж ты, хозяин, хочешь, джунгли кругом), но — не смертельно… А пауза тем временем затягивалась. Как оно обычно и бывает в подобных случаях, в голову полезла всякая чепуха — совершенно некстати припомнился эпизод из недурственного фильма, где господин Паратов рассказывает: «С каким-то купчиком они напились в совершеннейшее свинство, разделись догола, вывалялись в перьях и давай представлять диких».

Ну что, хватит в молчанку играть. Кто-то же должен первым сделать ход навстречу дружбе и взаимопониманию между мирами. И Сварог запустил пробный шар.

— Друг, — внятно сказал он по-английски, благо в этих пределах язык знал. — Не хочу вреда.

Вышло, признаться, ловко — понимай, как хочешь: то ли я друг туземцу, то ли туземец — мне, то ли Сварог не хочет пострадать, то ли сам не собирается лезть в драку.

Но не помогло. Туземец реплику игнорировал, просто стоял и елозил, гад нерусский, взглядом по Сварогу, с тем же отсутствием видимого интереса, с каким экскурсанты в музее переходят от картине к картине. Сварог повторил фразу по-французски. С тем же результатом.

Тупик. Ни на кингване, ни на багидни, ни на рунди — диалектах, на которых изъясняются аборигены Центральной Африки, — Сварог, понятное дело, не говорил. Да и кто сказал, что обитатели этого мира общаются на языках далекой Земли? Ну? И что теперь делать прикажете? Стучать себя кулаком в грудь, повторяя: «Сварог! Сварог!», — а потом, протянув длань в сторону дитя джунглей, корчить вопросительные гримасы? Или показать фокус с огнем из пальца: вдруг папуасы (этот плюс те, что наверняка прячутся по кустам) признают в нем местное божество?..

Ситуацию разрешил сам дикарь.

— Намбьени от раматан, — вдруг отчетливо сказал он.

По крайней мере так услышал Сварог. (И вот что, кстати, странно, судари мои разлюбезные: и на Таларе, и на Димерее с Короной он прекрасно общался на местных языках — а здесь отчего-то вышла осечка… Отчего, интересно знать?..) Тем временем дикарь резко повернулся лицом к джунглям, приложил ладонь ко рту и издал отвратительный горловой звук, явно послуживший сигналом, потому что из зарослей на поляну стали выбираться его соплеменники, и таковых набралось аж шестеро. Ан нет, не все были соплеменниками — только четверо. На первый взгляд эта четверка показалась Сварогу точной копией дикаря номер один, и только позже, вглядевшись, он стал их различать: этот лопоух, у второго не хватает двух пальцев на левой руке, третий с бельмом на глазу… А вот еще двое отличались от прочих кардинально — во-первых, были выше, глиной отнюдь не разрисованные (а именно что черные, как гуталин), без оружия, без уродских животов, без идиотского глаза на лбу, зато с проблеском интеллекта во взгляде и в более приличной одежке.., если приличной одежкой можно назвать тростниковые набедренные повязки да костяные ожерелья. А во-вторых, руки обоих были плотно, в десяток витков, по самые сведенные за спиной локти, связаны обрывком коричневой волосатой лианы. Пленники, что ли? Такие же, каковым потенциально является Сварог?.. Один совсем старенький, с дряблой кожей, астматично дышащий, другой помоложе.

И повели аборигены себя странно.., но, опять же, с точки зрения человека цивилизованного. Не проявили никакого интереса к гостю с совершенно другим цветом кожи (даже связанные, оставались равнодушны: молодой глядел куда-то в кроны дерев, а старенький как упер взор в траву, так головы и не поднимал), ни к странной его одежке — коя выглядела бы странной даже для того самого цивилизованного человека: камзол, бриджи и сапоги тонкой кожи, что ни говори, мало уместны посреди непролазных джунглей. Аборигены, за исключением связанных, окружили свалившегося с неба Сварога и выжидательно уставились на своего предводителя, на того, кто криком вызвал их из леса. Тот же принялся что-то говорить, показывая то на себя, то на Сварога, то на переплетение ветвей над головой. Ага, это понятно: белый человек, дескать, пришел к нам с неба… Наверное, так — Сварог по-прежнему не понимал ни слова.

А дальше все произошло до крайности быстро и неожиданно.

Отчего-то Сварог полагал, что дикари, которые до сих пор вели себя вполне миролюбиво, будут не прочь и дальше поискать взаимопонимания с большим братом, умеющим добывать огонь из ничего и выпускать дым изо рта посредством белой палочки: а вдруг большой брат поделится с ними некоторыми секретами своего могущества?

Черта с два.

Пятеро перемазанных глиной туземцев, словно по неслышной команде, разом вдруг загалдели и выставили перед собой копья, воинственно тыча остриями в грудь Сварогу, благоразумно, однако, оной груди не касаясь.

И правильно. Иначе худо бы пришлось копьеносцам. Что какие-то палочки супротив майора ВДВ и лара? Пусть даже смоченные ядом… Хотя Сварог отчего-то был уверен, что убивать его никто не собирается — по крайней мере прямо сейчас.

— Ахманга! — что-то вроде этого прокричал дикарь, по-ленински выбрасывая руку в сторону зарослей. А потом легонько кольнул Сварога острием копья в плечо. Острие другого копья, того, что держал бельмастый, заплясало у него перед носом.

Не бином Ньютона: здешние нельсоны-манделы требуют, чтобы он пошел с ними. Эх, где ты, старина Гор Рошаль? Уж он сумел бы расспросить туземцев, выведать у них все их тайны и намерения, даже если те по-человечески не гутарят… Но Рошаля рядом не было, Рошаль остался в мире Короны, и Сварогу в очередной раз приходилось действовать исключительно в одиночку. Так что он пожал плечами и вежливо, но твердо отвел от лица нагло прыгающий наконечник копья. Потом покосился на связанных и кивнул. А почему бы и нет? Всяко лучше, чем оставаться здесь — посреди леса, один на один с четвероногими любителями сырого мяса. Наверняка туземцы поведут его в какую-нибудь деревню, а там, будем надеяться, еда, циновки, мудрый вождь и мухи не кусают… Там появится шанс узнать об этом мире побольше, а заодно разобраться в идиотской игре демонов. И даже если ему присвоят почетное звание Первого Блюда на обеде у местных каннибалов, всегда можно будет подискутировать на предмет различий в кулинарных пристрастиях у разных культур и народов. И, есть такое предположение, мно-ого чернокожих гурманов отправятся к Верхним Людям во время этой дискуссии… Лишь бы только руки сейчас не пытались связывать.

Руки ему связывать не стали, повезло туземцам…

А потом они шли по тропическому лесу. С деревьев беспрестанно капало, орали невидимые в листве птицы и обезьяны, папуасы перли вперед с грацией и бесшумностью рыси, так что Сварог едва поспевал. Е-мое, а ведь ни одежда, ни обувь у него не приспособлены для подобных прогулок. И просто счастье, что он еще не оцарапался о какую-нибудь ядовитую колючку — вон цветет растение, подозрительно напоминающее африканскую аканту, а ее сок, сок аканты настоящей, если попадет на кожу… Сварог сам видел во время конголезской командировки… Тьфу, лучше и не вспоминать… Чтобы отвлечься, он принялся декламировать про себя в такт шагам:

Я иду по Уругваю, Ночь — хоть выколи глаза, Слышу крики попугаев И гориллы голоса.

Я иду по Уругваю, Ночь — хоть выколи глаза…

И так до бесконечности…

Перейдя вброд неглубокую мутную речку, где по ветвям деревьев, нависающих над водой, обезьяны местного розлива скакали целыми стадами, если не полчищами, поднялись по осклизлому глинистому берегу, вышли на поляну и наконец-то остановились на привал. Шагали они без остановки, если верить внутренним часам Сварога, четыре часа сорок минут. Дикарей, несмотря на их кажущуюся хрупкость, переход не утомил ничуть, — разве что кроме связанного дедушки. Прямо сказать, плох стал дедушка-туземец. Последние километры пути он передвигался на честном слове и на одном крыле, шатаясь, спотыкаясь, то и дело падая со связанными руками и поднимаясь только благодаря копейным уколам конвоиров. Если б не привал, то рухнул бы он окончательно и бесповоротно, и никакие копья на свете не смогли бы его поднять. И как бы тогда поступили с ним папуасы? Вот именно, что пес его знает, хрен его знает, черт или бог его знает… И знает ли кто-нибудь вообще, что здесь, на фиг, происходит!

Не только дедуля повалился на землю, как подрубленный, но и Сварог, признаться, тоже. Вымотались все. У Сварога высоковольтными проводами гудели ноги, его слегка подташнивало. Но все же, в отличие от пленного старичка, который, тяжело дыша, зарылся лицом в траву, и в отличие от конвоиров и пленных, которые легли на спину, разбросав руки, Сварог остался сидеть. Он бы тоже разлегся с немалым удовольствием, но все же он не настолько устал, чтобы начисто забыть о всяких кусачих жучках-паучках, снующих в траве и плюющих на способности ларов. Камзол превратился в рубище. И только теперь он понял, зачем туземцы перемазались быстро сохнущей глиной — редкий москит или какая иная членистоногая пакость прокусит такой «скафандр»…

Папуасы разлеглись напротив Сварога и связанных, на другом краю поляны, воткнув копья в землю, остриями вверх. Из кожаных мешочков, что у каждого из них болтался на заднице притороченный к набедренной нити, достали комки светло-коричневого цвета, стали отщипывать от них куски и жевать. Потом дикарь (тот самый, с кем Сварогу довелось познакомиться первым) встал, подошел к пленникам, присел рядом на корточки, отщипнул немного от этой массы, напоминавшей пластилин, скатал немытыми лапами шарики и протянул связанным. Те послушно слизнули шарики с его розовой ладони. Потом предводитель отряда слепил новый шарик и поднес его ко рту Сварога.

— И как это понимать? — хмуро спросил тот без малейшей надежды на ответ. — Типа перекусить предлагаешь?

Лучше бы дал напиться, пузатенький…

Конечно, Сварог мог отказаться и обслужить себя сам. Мог наколдовать себе седло барашка в винном соусе под красное полусухое или, на худой конец, просто кофею с тостами.., но отказываться было как-то не с руки. По очень многим обстоятельствам. Связанных, главным образом, с проблемой отношений «хозяин — гость».

А пузатенький тем временем настойчиво протягивал свой скатыш, что-то при этом шепча по-своему, по-папуасски. Детектор ядов молчал как убитый. Равно как и детектор опасности.

— Лады, фиг с тобою. Вроде связанные ребята не дохнут, может, и мне повезет, — неискренне сказал Сварог, забрал у папуаса скатыш и храбро отправил подарочек в рот.

И — не пожалел. Сперва во рту посвежело, как бывает после чистки зубов сильномятной пастой. Потом приятный холодок пробежал по языку, по небу, заструился по пищеводу. Елки-палки! Французы из Иностранного легиона однажды подарили ему тюбик прозрачной пасты — в пустыне дело происходило, где до ближайшего душа было пять лаптей по карте; за что Сварог негласным соратникам по необъявленной войне был весьма благодарен: намазывал пастой тело, и та качественно собирала с кожи пот и грязь. Так вот, создавалось впечатление, что эта папуасская фигня, как та паста, собирает утомление внутри тела. Прошло пять минут — и усталости как не бывало.

«Наркота, не иначе», — отстранение подумал Сварог.

Что ж, наркота так наркота. Теперь можно и в путь…

Но в путь пока никто не гнал. Один из папуасов куда-то отлучился и вот уже полчаса отсутствовал, и гадать, куда и зачем он отправился, можно было до заплетения мозгов в тугой узел, все равно не угадаешь. Видимо, предстояло дожидаться его возвращения. А пока Сварог по-ларски закурил, отчего-то не таясь конвоиров. Но конвоиры волшебному появлению сигареты из воздуха ничуть не удивились, будто таковое было среди них в порядке вещей. Вот тогда-то Сварогу и вспомнился анекдот про крушение самолета и туземного вождя, сортирующего пленников.

Глава третья ДОРОГОЙ ПРИЗРАКОВ И ГЛЮКОВ

Зашуршали ветви, на поляне появился отсутствовавший дикарь — с небольшим сосудом, сделанным из тыквы, пес знает, где туземец его раздобыл, — тут же направился к пленникам, молча протянул сосуд и застыл в позе дающего, ожидая, когда же его дар примут. Сварог осторожно понюхал содержимое. Травой воняет. Похоже, вода. Из той поганой речки, небось, набрал. Вместе с брюшным тифом и прочими хворями, земной и таларской наукам не известными… Хотя нет, не из речки — иначе зачерпнул бы, когда переходили. Сварог капнул себе на ладонь. Прозрачная. Должно быть, гонец смотался на родник, там и набрал. А почему бы и нет? Накормили, теперь пора напоить… Или отравить. Хотя последнее вряд ли — неужели их тащили через пол-леса, чтобы отравить на первом же привале? А с другой стороны, кто их разберет, лесных братьев…

Пить хотелось еще во время перехода, а после жевания коричневой массы захотелось еще больше, и сомнения «пить или не пить» носили скорее обрядовый характер. Опять же: можно было сотворить воду магическим способом, но… Как на отказ от угощения посмотрят хозяева леса? Не хотелось ссориться в первые часы контакта… В общем, Сварог настороженно посмотрел, как равнодушно пьют из рук гонца связанные аборигены (а те, по идее, должны понимать: травить их собираются или просто напоить.., хотя…), затем прислушался к собственным сигнализаторам яда и опасности, ничего не услышал, а потому вздохнул, принял сосуд и сделал два глотка. Яда нет, зато есть болотный привкус. Он вернул посуду владельцу, ведь и аборигены должны были промочить рот. Однако абориген принимать сосуд обратно отказался. Стоял, опустив руки по швам, и чего-то ждал.

Тогда Сварог поставил тыкву на землю. Дикарь наклонился, взял сосуд в руки и вновь протянул Сварогу. Хочет, что ли, чтобы допил до конца? Закон лесного гостеприимства, етить его…

В общем, на троих добили сосудик до дна, вернули пустым. И этот туземец, и его собратья наблюдали за происходящим неподвижными взглядами, и ничто не отражалось на их лицах. Вот поди догадайся, что творится в их головах, какие мысли там ползают. Или ничего не ползает, а наличествует там полная пустота, первобытный вакуум?..

Стало светлее — сквозь плотную листву пробилось-таки солнце, и колонны белого света, пав с неба, уперлись в сырую почву, укрытую ползучими стеблями. Непрерывно капающая с листьев влага в солнечных лучах превратилась в сверкающие алмазики. Было красиво. Между кочек и папоротников стелился белесый туман.

— Вы как хотите, а я с места не сдвинусь минимум еще час, — негромко сказал Сварог, непонятно к кому обращаясь и разглядывая бриллиантовый дождь сквозь прищуренные веки. — Не знаю, как вы, а я устал. Элементарно устал. И ноги натер…

Солнечное сияние, струящееся сверху, становилось все ярче… Бли-ин, да какое, к чертям, солнечное! Нет и не может быть такого неестественного, такого иссиня-белого солнечного света. Или в этом мире подобное в порядке вещей?! Мигом вспомнились фильмы о пришельцах и прочей фантастической мути — подобный огонь там исходит исключительно от летающих тарелок, алчных до человечинки…

Сварог ошарашенно огляделся.

Время остановилось. Капли-бриллианты застыли в пылающем воздухе, повисли мерцающей паутиной, тишина черной ватой окутала мозг. Ни шороха, ни движения вокруг… И еще: что-то произошло с его глазами. Или с оптическими свойствами самого воздуха. Сварог смотрел на мир как сквозь аквариум. То, что находилось непосредственно перед ним, имело четкие, даже слишком четкие очертания; проступали малейшие детали предметов, и Сварог с необъяснимым ужасом понял, что при должном напряжении глаз он сможет разглядеть чуть ли не молекулярную их, предметов, структуру… Но чем дальше к границам поля видимости, тем расплывчатое становилось окружающее, тем причудливее изгибались его, окружающего, формы… И что-то находилось там, за периферией зрения, некое существо — или существа? Оно наблюдало за Сварогом (или они наблюдали?), все время оставаясь как бы «за кадром», и отступало, когда Сварог переводил взгляд, чтобы посмотреть на него; оно не было злым или добрым, оно было просто другим — оно выжидало, терпеливо готовилось к моменту, когда можно будет выступить вперед… И это был отнюдь не наблюдатель с демонского судилища — отчего-то Сварог был в этом уверен. И это не было порождением колдовства — если, конечно, «третий глаз» не блокировался посредством постороннего вмешательства…

Сварог закрыл глаза и помотал головой. «Так, спокойно, — подумал. — Наркотик, это к бабке не ходи. Просто наркотик, галлюциноген, ни магии, ни заклинаний… Ай-ай-ай, все-таки опоили нас какой-то дрянью, «шоколады» фиговы…» Мысли текли вяло и густо, как варенье из банки. Главное было — не поднимать веки, ни в коем случае, чтобы вновь не погрязнуть в иллюзии.

«Да что ж это делается, а?! — подумал он краешком сознания. — На Димерее — первым делом накачали отравленным вином, в этом мире — тоже сразу стараются мозги набекрень повернуть. Стареем, майор, стареем, на одни грабли наступаем…»

— Эй… — позвал он севшим голосом.

Молчание в ответ.

Он открыл глаза.

И оказалось, что действие наркотика закончилось — так же быстро, как наступило. Наваждение исчезло. Нереальный свет тоже исчез, вместе с каплями-бриллиантиками. Сварог снова находился на давешней лужайке, и со зрением все было нормально. Напротив глиняными истуканами застыли на корточках папуасы со своим предводителем, сидящим чуть впереди, в центре поляны, — который первым вышел навстречу чужеземцу, а потом, гад, напоил хрен знает чем. Тусклый, но, несомненно, солнечный свет с трудом продирался сквозь листву, в ветвях, как обычно, орали обезьяны и попугаи… Мир, короче, вновь встал к глюкам задом, а к реальности передом.

Но тут же выяснилось, что мир повернулся к действительности не целиком.

Волна холодного, липкого ужаса захлестнула Сварога с головой, и он вскочил на ноги. Точнее, попытался вскочить — но ничего из этого не получилось: ноги, да и все тело ему не повиновались. Он перестал быть хозяином самому себе.., и более того: всем телом завладел кто-то другой! Словно кто-то вселился в его тело. И тут же принялся это тело деловито осваивать. Левая рука совершенно самостоятельно, без всякого участия со стороны разума поднялась к шраму, опасливо его потрогала, точно впервые, потом медленно прошлась по лицу, ощупывая нос, подбородок, небритые скулы, — знакомясь. Потом правая, с осторожностью кобеля, приближающегося к сучке, погладила левую руку, и обе медленно отправились в познавательное путешествие вниз по торсу Сварога, его бедрам, между ног…

И самое кошмарное, что Сварог ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать! Когда вы отлежите руку и она перестает вас слушаться, — это, конечно, жутко неприятно. Но когда та самая отлеженная, потерявшая всякую чувствительность рука начинает действовать по своему разумению, словно в ней живет свой малюсенький мозг, абсолютно от вас независящий, — это, уж поверьте, запредельно страшно. Губы Сварога приоткрылись, и он услышал собственный несанкционированный полувыдох-полузов: «С-сва-а-ро-ог…»

Причем испугаться этой новой метаморфозе с самим собой он опять же не успел: восприятие вновь сместилось — в другую реальность.

Непонятно? Черт, как бы это объяснить…

Пожалуй, нечто похожее испытывает человек, которому снится, что он проснулся и лежит в своей постели, а потом он просыпается по-настоящему и не сразу может смекнуть, где сон, где явь.., и где гарантия, что на этот раз он в самом деле проснулся? Наверняка каждый из нас хотя бы раз испытывал подобное.

В общем, псевдореальность переключилась на другую программу — в которой Сварог снова стал хозяином своего тела. Тело это ломило, ноги гудели, не хватало дыхания, сердце готово было вот-вот выскочить из груди, как будто он только что поставил мировой рекорд в марафонском забеге. Но возвращением власти над собственным организмом он не замедлил воспользоваться: вскочил, дико озираясь по сторонам, готовый ко всему.., но только не к тому, что открылось его взору.

Воздух буквально дрожал от лихорадочного, отдающегося во всем теле боя невидимых тамтамов — «пудам-будух, пудам-будух, пудам-будух», как перестук колес разогнавшегося локомотива. Проклятые папуасы вместе со связанными сородичами как сквозь землю провалились. Лес, нескончаемый дождь, тусклый свет, острый запах зелени и перегноя — все было настоящее. Все, кроме потустороннего, колотящегося в мозгу ритмичного гула тамтамов.., и количества отдыхающих на полянке. Количество изменилось — теперь их было только двое, Сварог и предводитель чернокожего отряда. И предводитель танцевал — хотя слово «танец» тут не подходит. Он замысловато извивался, вскидывая над головой трясущиеся руки, падал на землю, корчился, вновь вскакивал, прыгал на четвереньках, нарезал круги вокруг пальмы — и все это со скоростью, в несколько раз превосходящей человеческие возможности, словно перед Сварогом ускоренно прокручивали видеозапись шаманской пляски из «Земли Санникова». При этом он ни на секунду не отводил от Сына Неба слепого взгляда, не отводил, даже когда скрывался за пальмой, даже когда поворачивался к Сварогу спиной. Глаз на затылке у него, разумеется, не было, но он все равно смотрел. Много позже Сварог, сколько ни ломал голову, так и не смог понять, как подобное возможно, однако в тот момент вовсе не это пугало его больше всего. Дело в том, что проклятый туземец бесновался вокруг исполинской пальмы. Пальмы с очень короткими ветвями. Пальмы, которой мгновенье назад не было и в помине.

Да и никакая это была не пальма. Просто ствол дерева. Символического дерева. А может, и не дерева вовсе, а колонны со ступенчатой вершиной, похожей на поставленные друг на друга тарелки.

Но и не это было самым страшным.

Ужас заключался в том, что это дерево-столб было нарисовано. Не на холсте, не на скале, не на доске, а прямо на реальности, поверх реальности, было втиснуто в реальность и совмещено с реальностью. Совсем как в фильме про подставленного Кролика Роджера, вот только ничего смешного в совмещении несовместимого не было. Пусть и припадочный, но несомненно живой человек скакал вокруг нарисованного дерева! И смотрел, смотрел на Сварога слепыми, без радужки и зрачков глазами!

Он хотел отвернуться — и не смог. Хотел закрыть лицо руками — и не смог. Белки дикаря, горящие белым, пульсирующим в такт тамтамов пламенем на трупно-сером лице, притягивали как магнит. И пламя это разгоралось, становилось все ярче, затмевая собой окружающий мир, и вот уже ничего не осталось во Вселенной — только два полыхающих огня, ослепительных, как дальний свет фар в ночи…

Сварог до скрежета сжал зубы и изо всех сил зажмурился, полный решимости не открывать глаза что бы ни случилось, хоть час, хоть год — пока организм полностью не очистит себя от зелья. Должен же организм лара, черт подери, как-то справляться с подобной напастью?!

— Это просто галлюцинация! — закричал он сквозь барабанный бой. — Этого ничего нет! Ничего нет! Я сижу на поляне! Уроды сейчас отдохнут, и мы двинемся дальше… — голос его сорвался (едрена мать, куда уж дальше-то!), и он позвал почти беспомощно:

— Эй, кто-нибудь…

— Молчи! Вперед! — услышал Сварог рявк над ухом и почувствовал толчок плечом в спину, чуть не швырнувший его на землю. — Вперед, вперед, вперед!..

Сварог открыл глаза, споткнулся, едва не сбившись с ритма, но тут же выровнял шаг.

Окруженные кольцом давешних папуасов, он и двое пленников быстро, почти бегом продирались сквозь лес, уходили все дальше и дальше, ни на секунду не останавливаясь, перепрыгивая через кочки и канавки, огибая стволы громадных деревьев, поросших мочалом, наклоняясь под низко провисшими лианами толщиной в человеческую руку. Слева двигался молодой пленник, справа тяжело пыхтел старикашка.

Не было никакого грохота тамтамов — это его сердце бухало где-то возле самой гортани, барабанным боем («пудам-будух, пудам-будух») отдаваясь в ушах.

Вот, значит, отчего ломит все тело, а в горле застрял сухой, колючий ком: от изматывающей гонки через тропические заросли!.. Так что, это и есть настоящая реальность?!

Судя по тому, что сумерки сгустились еще больше и окрасились в бордовые тона, они выдерживают подобный темп не один час — уже спустился короткий тропический вечер…

В голове, в унисон с биением сердца-тамтама, стучало беспрерывно: «Мы.., идем.., по… Уруг.., ваю… Мы.., идем.., по… Уруг.., ваю…»

— Ы… ы… ы… ы… — при каждом выдохе из гортани пленного старика вырывался скрежещущий визгливый звук, как скрип несмазанного колеса. Смотреть на него было страшно: слипшиеся седые волосы, пот, разбухший вывалившийся язык. Не человек — зомби.

«О господи! — подумал кто-то внутри Сварога. — О господи, о господи, о господи…»

Лес расступился, показалась мутная извилистая речушка, маслянисто блестящая в свете заката, не речушка, ручей скорее. Оскальзываясь и падая, безумная процессия скатилась по глинистому берегу.

И тут дедуля достиг своего финиша. Лицо его, и без того черное, налилось багрово-синюшным цветом, дыхание сорвалось. Колени престарелого туземца подкосились, он рухнул в жирную глину, закатив глаза, прижимая руки к груди и жадно хватая ртом воздух. Явные симптомы инфаркта, но когда Сварог, морщась от боли в боку, склонился над ним, старик вдруг засучил ногами, заверещал коротко, страшно, дико, попытался отползти подальше, вжаться в склизкую почву.

Мурашки пробегали по коже от этого зрелища, а всего ужаснее было то, что Сварог понятия не имел, как помочь умирающему… «Это галлюцинация, галлюцинация!!! — надрывался кто-то в его голове. — Скоро все закончится! Мы идем по Уругваю…»

И тогда произошло, пожалуй, самое жуткое по своей ирреальности. Могучий пинок в бок отшвырнул его в сторону, и над агонизирующим аборигеном склонился предводитель туземцев. Несколько долгих секунд он внимательно вглядывался в его искаженное ужасом лицо, погладил по голой груди извивающегося пенсионера, поднял руку.., и одним стремительным ударом вонзил пальцы ему в диафрагму! Абориген издал мяукающий звук и выкатил глаза, а предводитель отряда все толкал и толкал руку, все глубже погружая ее внутрь туземца. Черная в закатном свете кровь пузырилась вокруг его запястья. Сварог шарахнулся назад, не в силах отвести взгляд. Наконец чертов дикарь, судя по всему, задел какой-то жизненно важный орган в организме сородича, потому что тело несчастного выгнулось дугой и тут же обмякло бесформенной кучей. А туземец поднял над головой, демонстрируя всем, зажатый в кулак кусок мяса, с которого падали тягучие темные капли.

«Сердце, — отстраненно понял Сварог, — это его сердце…»

Соплеменники изувера гавкнули что-то в унисон, и предводитель стремительно, в четыре надкуса сожрал то, что держал в руке. И Сварог понял, что сейчас свихнется окончательно.

…Он не знал, сколько времени продолжался этот безумный марш-бросок, счет времени был потерян давным-давно. То ли наступила ночь, то ли в глазах потемнело от напряжения, но он уже ничего не видел перед собой, мир сузился до крошечного пятнышка света, тускло горящего впереди, в неимоверной дали…

Сварог не мог остановиться. Не мог задержаться хоть на мгновенье, чтобы подумать, осознать и разобраться: новый ли это виток галлюцинаций или он на самом деле мчится через непроходимые заросли? Или.., или это таким макаром проявляется демоническая сущность? Значит, что же, значит, он — не настоящий Сварог? Да ну, бред… И когда, так вас и разэдак, он шагнул за грань реальности — когда отхлебнул из тыквы? Или весь этот доисторический лес является фантомом?..

И едва последнее предположение оформилось в измученном мозгу, как блеклое пятно света впереди разбухло, разгорелось, расширилось до размеров окна — сквозь которое Сварог и ввалился с треском, в окружении сотен и тысяч сверкающих осколков стекла.

Мир на мгновенье подернулся серой пеленой — и вновь проявился. И кадры замелькали с головокружительной частотой, как окна проносящейся мимо электрички, Сварог едва успевал выловить отдельные детали, напрочь не понимая, что они означают, да и означают ли хоть что-нибудь.

…В полутемном помещении Мара склонилась над военной картой, испещренной заковыристыми стрелками предполагаемых наступательных операций, лицо серьезное, сосредоточенное, из-за ее плеча выглядывает кто-то — не разобрать кто: лампа освещала лишь стол с картой и Мару с карандашом в руке…

…грубо вытесанный из какого-то зеленоватого материала бюст на черном постаменте — четырехликое существо в причудливой короне — посреди зала без окон; свет льется со всех сторон, не создавая тени…

…рыжеволосая женщина стреляет из пистолета куда-то в небо…

…мрачные коридоры подземелья, освещенные колеблющимся светом факелов вдоль сочащихся сыростью стен, дверь с золотой ручкой в торце коридора…

…какие-то узкоглазые типы с оружием наперевес пробираются вдоль каменной стены сквозь густой туман…

…ядерный гриб над океаном…

…заносимые песком руины современного города…

…озеро огня…

…пирамида…

…трехглазая маска…

Свет, мрак, свет, мрак — все быстрее и быстрее, как спятивший стробоскоп…

Глава четвертая PAUSE

Вода лилась щедро — в нос, в рот, глаза. Даже в уши затекала. Сварог приоткрыл одно веко и увидел над собой черный кружок, откуда влага, собственно, и поступала. Не иначе, поливают из кувшина, а это — его горлышко, вид сверху, проявил смекалку Сварог. А точнее, вид снизу…

Он закашлялся, оттолкнул руку с кувшином, сплюнул воду и попросил тихо:

— Уважаемый, кто бы ты ни был… Не надо больше, а? Хватит…

Неизвестно, поняли его или нет, однако воду лить перестали и даже помогли приподняться. Сварог, поддерживаемый под мышки, по-собачьи тряхнул головой, отфыркнулся и огляделся.

Плетеный кувшин, из которого только что он был поливаем, валялся в травке неподалеку. Оказывается, заботу о сотоварище проявлял молодой пленный туземец. А лиана, опутывавшая его руки, куда-то делась.

— Хорошо? — сипло поинтересовался пленный. В смысле — достаточно ли?

Сварог машинально кивнул. И лишь мгновеньем позже сообразил: оказывается, местный разговаривает. И более того: Сварог отлично его понимает.

У Сварога уже в который раз появилось беспокойное ощущение дежа вю — точно так же в свое время он сам стал понимать и язык Нохора, и язык Талара — явственно осознавая, что собеседник говорит вовсе даже не по-русски и не по-французски, но — тем не менее понимать стал. И даже говорить стал.

Говорить?! А ну-ка…

— Ты меня понимаешь? — спросил он. Потрескавшиеся губы отозвались уколами боли, как будто были сплошь оккупированы герпесом.

Пленник чуть растянул рот в подобии несмелой улыбки:

— Плохо. Ты говорить не так. Но я ты понимать.

Не так? Секундочку. Сварог принял сидячее положение и тихонько помотал головой. Зря он это сделал… Голова, как выяснилось, чувствовала себя, точно язык гигантского колокола — полное создавалось впечатление, что она мерно и неторопливо раскачивается из стороны в сторону, а в апогее ударяется о металл, отчего под черепной коробкой раскатывается оглушительное, вибрирующее, долго не затихающее «бам-м-м-м!..» Однако Сварог, несмотря на колокольный перезвон, осознал вполне четко: туземец говорит на исковерканном таларском. Пусть плохо, примитивно, максимально упрощенно, с чудовищным акцентом и сплошными инфинитивами.., однако же — говорит на таларском! Уж поверьте специалисту…

И что это означает? Он, Сварог, вернулся домой? Вернулся на Талар?!

— Как называется этот мир? — быстро спросил он.

Напрасно спросил. Папуас округлил глаза, изображая полнейшее недоумение, и ничего не ответил. Ну да, как объяснить сыну джунглей, что такое мир… Можно было спросить насчет леса, племени, кто такие эти обмазанные глиной — друзья или враги, зачем нас куда-то волокут, а также где ближайший полицейский участок.., но все вопросы застряли у Сварога в горле, потому что только сейчас он вгляделся в лицо пленника.

Можно дать обе ноги на отсечение — ни один, даже самый близкий туземный родственник не признал бы в этом обличье молодого, совсем недавно пышущего здоровьем аборигена. Напрочь исчезнувшая набедренная повязка, исцарапанное лицо, запавшие глаза, безвольно отвисшая нижняя губа, с которой — розовой, как свежее мясо, — свисает мутная струйка слюны… Лишь ожерелье каким-то чудом сохранилось на жилистой шее. Повстречайся в темном переулке вам подобный субъект, пусть даже одетый вполне пристойно, вы бы без лишних просьб вывернули перед ним карманы… Или без лишних разговоров нанесли бы превентивный удар, засветив ему промеж глаз — зависит от воспитания.

Некстати вспомнилась шутка: «Вошел негр, красный с мороза». До недавних событий Сварог и полагал ее не более чем шуткой — а теперь, спасибо аборигенам, убедился, что доля правды есть и в ней: иссиня-черное лицо пленника было пепельно-серым. Совсем как глиняное покрытие их конвоиров.

Промелькнуло: е-мое, неужели и я выгляжу так же? А еще король, блин…

Сварог огляделся. Все было спокойно, и на этот раз его окружала самая что ни на есть настоящая, всамделишная, подлинная и реальная реальность… По крайней мере Сварог приказал себе в это верить. Потому что иначе можно окончательно слететь с катушек.

Они находились на вершине небольшого холма, под открытым небом, но по-прежнему в лесу. Лес простирался во все стороны, насколько хватало глаз. Судя по закатному солнцу, опять близилась ночь. Вот только которая? Первая с тех пор, как он выпил из тыквенного сосуда? Вторая? Неделю спустя?..

Поразмыслив, он нашел прекрасный способ проверить и провел трясущейся рукой по подбородку. Щетина уже даже не кололась, а мягко колосилась, и если учесть, что перед отбытием с Короны воспользоваться бритвой он не успел, не до того как-то было, знаете ли, значит, из его жизни вычеркнуто минимум сутки.

Мысли принялись скакать внутри черепной коробки пинг-понговскими мячиками, и он с силой потер лицо, заставляя себя успокоиться. Ногти, кстати, тоже не шибко отросли, да и царапины на лице и руках еще не зажили — значит, точно: не больше суток… Причем есть не хотелось совершенно. И пить, кстати, тоже. Либо гребаные туземцы кормили их каким-то манером, пока оба пребывали в мире грез, либо наркотик напрочь отбил аппетит, либо…

Еще какое-нибудь объяснение его измочаленный разум придумать не смог. Скорей бы опустилась ночь — если созвездия окажутся знакомыми, значит, он и впрямь на Таларе. Ну, а ежели нет…

Упомянутые гребаные туземцы находились неподалеку, — как и в последний раз, когда Сварог видел их наяву, во время первого привала, сидели кружком метрах в пятнадцати от них, неподвижные, чего-то ждущие, преисполненные какой-то своей, недоступной простому белому человеку мудрости… Вот разве что предводителя среди них не было… Ну, пускай только вернется, морда дикарская… Беседовать пленникам (а теперь уже не оставалось никаких сомнений, что и Сварог включен в число арестантов) никто не препятствовал. Он с ненавистью посмотрел на папуасов — прорваться сквозь них, даже в его охмуренном теперешнем состоянии, особого труда не составило бы, но куда бежать-то? — и спросил у пленника на таларском, с трудом ворочая распухшим языком:

— Тебя как звать?

— Н‘генга, — последовал незамедлительный ответ.

— Когда-нибудь встречал таких людей, как я? С белой кожей, в незнакомой одежде?

Н‘генга тут же помотал головой.

— А слышал о таких, как я? Может, старики рассказывали?

Тот же жест. Ну да, ждать другого ответа было бы верхом кретинического оптимизма…

— А почему не удивился, когда меня увидел?

Н‘генга пожал плечами:

— Много кто в лесу жить…

Сварог непроизвольно хмыкнул.

— Золотые слова… Как называется твое племя?

Н‘генга опять пожал плечами и смущенно посмотрел на белого товарища по плену:

— Не понимать. Называться — «племя», и все…

— Ясно, — кивнул Сварог. — И как далеко твое племя?

— Не знать. Далеко. Туда, туда, туда, — он махнул рукой в разные стороны света, — там где-то.

— А мы где сейчас находимся?

Н‘генга внимательно огляделся и сообщил уверенно:

— В лесу.

Сварог терпеливо кивнул. И попытался зайти с другой стороны:

— Ты видел где-нибудь.., э-э.., звериные тропы, ровные, как копье, без травы, широкие, с незнакомым, незвериным запахом?

— Нет, — сказал Н‘генга.

— А такие.., летающие штуки в небе, которые вроде бы и птицы, но… — Сварог понял, что несет чушь, вздохнул:

— Ладно, забудь, — и вдруг вспомнил:

— Стой-ка. А с тобой ведь старик был!

— Ты не помнить? — очень тихо спросил Н‘генга, глядя на Сварога.

Сварог опустил взгляд на свою изодранную одежду. Одежда была перепачкана глиной. Глиной с берега безымянного ручейка…

Н-да. Значит, не все события прошедших суток ему пригрезились, были и моменты просветления. И этот сумасшедший бег через лес, и эпизод на берегу ручья… Вот ведь черт, а?! Не-ет, ребята, пора валить от туземцев, пора-пора, пока окончательно крышу не демонтировали, валить — а там будь что будет…

И тут, словно прочитав его дезертирские мысли, туземцы зашевелились, принялись подниматься на ноги. Нет, ничего они не прочитали — просто на полянке появился давешний вождь. Видок у него был, надо сказать, как у Штирлица, который только что узнал, будто бы Геббельс есть русский разведчик и теперь Максим Максимыч переподчиняется лично ему. Он почтительно приблизился к пленникам (Сварог инстинктивно напрягся, изготовившись к акции), посмотрел на бледнолицего пришельца весьма странно, то ли со страхом, то ли с почтением, вдруг бухнулся на колени и протянул на вытянутых руках некий весьма странный предмет.

Сварог непроизвольно всмотрелся.

Предводитель держал в руках не что иное, как нож с ручкой в форме муравья; нож, на первый взгляд сделанный из слоновой кости и выкрашенный в густой черный цвет: вот, пожалуйста, трехгранное короткое лезвие, по длине не превосходящее сигаретную пачку. Прямая короткая гарда и рукоять. Самой любопытной частью, несомненно, являлась рукоять. Она состояла из двух частей, размером и формой напоминающих перепелиные яйца, словно вросшие друг в друга, одно поменьше, другое побольше. Рукоять была покрыта резьбой, что лишь добавляло ей сходство с громадным черным муравьем. А вообще-то… Ну да, ежу понятно, что рукоять сделана в виде одного из местных божков, которых тут у каждого племени наверняка что блох на сучке. Верхнее «яйцо» — голова, нижнее — туловище, на голове вырезан единственный глаз над растянутой до ушей улыбкой (местный циклоп, что ли?), на нижнем, большом «яйце» вырезаны короткие ручки, сцепленные на брюхе.

И — опять же: ни малейшего проявления колдовства. Все буднично и банально…

Подождав, пока Сварог налюбуется на антикварную штуковину, предводитель отполз на шаг. Против ожиданий нож он не отдал, просто показал и спрятал куда-то за спину, потом забормотал что-то по-своему, едва порванные Свароговы сапоги не лобызая, потом аккуратненько так, испуганно коснулся его колена кончиком копья: вставайте, граф, — мол, вас ждет путь-дорожка.

Сварог недоуменно посмотрел на Пятницу по имени Н‘генга. И Пятница по имени Н‘генга лишь подтвердил его догадку:

— Он передавать, что ты уже не плохой. Ты просто другой…

И без того Сварог понял, что его статус изменился. Вот только вопрос: в лучшую сторону или в худшую? Намерение рвать когти исчезло: все ж таки среди людей лучше, нежели среди ночных зверей…

Глава пятая КОЕ-ЧТО О ПРОБЛЕМАХ ШАМАНИЗМА В ЭКВАТОРИАЛЬНЫХ РАЙОНАХ

— Блин-компот, — по-русски простонал Сварог.

Простонал, когда разлепил веки и увидел круг неба над головой, не сказать чтобы очень большой, зато какой-то чересчур уж правильный — в геометрическом смысле. По голубому, высокому небу проплывало какое-то чахлое облачко. А потом небосвод закрыл собою чей-то мутный расплывчатый силуэт. Сварог сосредоточился, сфокусировал взгляд и.., узнал нависшего над ним человека. Вот тут-то и вырвался стон. Значит, все, что было, не пригрезилось. Ж-жаль…

Последнее, что он помнил — как шли по лесу уже впотьмах. Ни зги было не видно, а они все шли и шли. Сварог двигался на автомате, вперив взгляд в спину идущего впереди аборигена. Не было ни мыслей, ни желаний, ничего. И в какой-то момент, видимо, под воздействием туземного зелья, он окончательно отключился. Один в один как бывает с теми, кто злоупотребляет алкогольными возлияниями. Выпивает человек еще одну «соточку», и вдруг все куда-то пропадает. А обнаруживает он себя уже утром с начисто потерянными воспоминаниями о вчерашнем вечере. И нередко — в чужой постели.

— Где я? — едва слышно выговорил Сварог. Слова добывались из горла, как вода из колодца посреди пустыни: с преогромнейшим трудом.

— Ягуа внизу. Сидеть, — Пятница-Н‘генга приветливо ему улыбнулся. И, видимо, чтобы не надоедать белому человеку, куда-то исчез из поля зрения.

— Какой еще ягуа… — Сварог заставил себя подняться.

Е-мое! Повело и закачало. В башке форменный ералаш, а во рту малоприятный кислый привкус. И в мыслях творилось черт-те что. Вдруг на полном серьезе подумалось: а что если он стал жертвой эксперимента над человеческим мозгом и все происходившее с ним, вся та жуть, которую он пережил, — это не более чем спровоцированная злой научной волей иллюзия, и сейчас за ним сквозь стекло или в микроскоп наблюдает очередной доктор Моро, ухмыляется и делает пометочки в журнале наблюдений за подопытными крысами о двух ногах, одну из которых зовут Сварог. И тогда в полный рост встает вопрос: с какого момента его погрузили в эксперимент? Где заканчивается реальность и начинается иллюзия? Была ли Африка, была ли Димерея, Корона, Талар или.., или вообще вся его жизнь — фантом?

Но качка постепенно затихала, окружающее переставало мотаться туда-сюда — так останавливаются качели, которые уже не толкает ничья рука.

Сварог огляделся и.., ничего радостного не обнаружил. Он находился на дне самого натурального сухого колодца, глубиной метров этак двадцать, диаметром метров пять. Камни, пошедшие на кладку колодца, имели архидревний вид, словно были уложены в эпоху немыслимо далеких и безвозвратно исчезнувших цивилизаций, на месте которых ныне живут их окончательно выродившиеся потомки. В колодце пахло плесенью и прелой травой. На полу валялись пальмовые листья, помимо них из обстановки наличествовала еще деревянная бадья с крышкой, не иначе, служившая парашей.

Прислонившись к стене спиной, на куче листьев сидел Н‘генга, живой, здоровый и, судя по всему, в отличие от Сварога уже вполне очухавшийся. Правда, Пятница выглядел не шибко презентабельно — круги под глазами, впалые щеки, кожа вся в царапинах. («Можно подумать, я выгляжу огурцом! Тоже, наверное, видок еще тот…») Что это еще может быть, твою вперегреб, как не узилище! Она же тюряга. А еще точнее называть эту яму на таежный манер: зиндан. Да и вокруг по сути дела тайга. Что с того, что не елки-сосенки растут, а деревья облика насквозь тропического и субтропического. Тайга — это ведь в первую очередь глухомань и безбрежность, это то место, из которого хрен выберешься…

Увидев, что Сварог начинает оживать, Н‘генга поднялся и протянул ему деревянную плошку с водой, до того стоявшую у стены:

— Выпей, Ягуа. Потом будет лучше.

— Однажды меня уже напоили, — буркнул Сварог.

Папуас сказал:

— Это вода. Простая вода. Н‘генга пил. Верь Н‘генга, — и продолжал настойчиво совать плошку.

— Ладно. Попробую поверить Н‘генга… — Сварог поднес плошку к губам.

И ведь действительно полегчало. Вода смыла мерзкий кислый привкус. Вода остудила пищевод. Вода — и это самое главное — охладила перегретые мозги.

Эх, еще б искупнуться в холодной речке, совсем бы стало хорошо! А потом сотворить бы чашечку кофе и бутерброд с ветчиной… Сварог ожил настолько, что даже потянуло курить. И вот вопрос: а стоит ли афишировать перед товарищем Пятницей свои необычайные способности? Кто их знает, этих туземцев, что у них в умах и от чего их может перемкнуть. Бухнется вдруг в ноги, покрывая их поцелуями, или начнет скакать вокруг, что-то выкрикивая. Ну это еще ладно. А ну как набросится, чтоб рвать на куски, приняв за злой дух?..

Вот когда закончится дарованная тюремщиками вода и возьмет за горло жажда или когда дойдет до желудочных спазмов — вот тогда уж станет наплевать на все и можно будет колдонуть. А сейчас… Сейчас, думается, не стоит испытывать судьбу. И с курением потерпим. Потом как-нибудь, когда Пятница отвернется или уснет, украдкой сотворим сигаретку.

Сварог поднялся с листьев на полу, подошел к стене, провел ладонью по кладке. Камни были холодными и сухими. И совсем даже не гладкими — их покрывали трещины и щербины. А стало быть, босые ноги легко отыщут опору, если.., предстоит взбираться. К тому же еще имеются щели между камнями…

— Что за Ягуа, которого ты без конца поминаешь? — благодаря воде животворящей похорошело настолько, что Сварог нашел в себе силы затеять разговор.

— Ягуа — это ты, — сказал Н‘генга и для пущей ясности показал в сторону Сварога пальцем.

— Я? — удивился Сварог.

— Эти, — чернокожий сокамерник показал наверх, — не любить наше племя. Они… — он опустился на колени и приложил щеку к полу, — от духов земли. Мое племя, — он встал на ноги и воздел руки, — от духов неба. Когда-то духи неба спуститься с неба. Они жить с женщинами людей. Женщины родить мое племя.

Н‘генга горделиво выпятил грудь и ударил по ней кулаком.

— Мое племя — дети духи неба! Большой дух неба звать Ягмба. Его третий сын звать Ягуа. Ты — Ягуа. Он ходить к людям, помогать.

«Он мне только что поведал, что его племя произошло от неких сошедших с небес духов. А говорит он сам на исковерканном, примитивном, выродившемся таларском языке. И что сие означает? Уж не то ли, что меня занесло.., страшно сказать.., в будущее Талара? И сейчас передо мной не кто иной, как потомок ларов?»

— Я — дух неба? — решил уточнить Сварог. — По имени Ягуа?

Пятница кивнул.

— Ты — дух неба. И я тебе служить.

— Служить? — переспросил Сварог.

— Человек всегда служить дух неба.

Во дела! Имущества никакого, положение аховое. Но зато, как и положено монаршьей особе, обзавелся персональным слугой. Дела-а…

Ладно, это все думы праздные. Остается еще немало моментов, требующих обязательного прояснения. Например, такой:

— Почему Н‘генга решил, что я дух неба?

Пятница задумался, сведя брови к переносице.

— Н‘генга понимать меня? Н‘генга понимать Ягуа? — спросил Сварог.

После чего король и барон, а по совместительству, как выясняется, еще и дух неба подумал: «Если подобное общение затянется, я либо свихнусь, либо потом уже никогда не смогу нормально разговаривать с людьми. Скажем, меня спросят: «Сколько времени?» Отвечу: „Сварог думать — поздно уже“».

Неизвестно, понял ли Н‘генга вопрос Сварога. Н‘генга не успел ответить.

Они слаженно задрали головы кверху — оттуда донесся шум. А потом вниз что-то полетело, раскручиваясь, шлепнуло о стену и закачалось над головами. Пленники невольно вскочили со своих мест.

— Блин-компот, да это лестница! — разглядел Сварог.

Действительно, это была лестница, даже с перекладинами, сплетенная из лиан. Вслед за ней в колодец бросили какой-то маленький предмет, сперва показавшийся камнем. Но когда предмет долетел до дна колодца, стукнулся о пол и подкатился прямо под ноги Н‘генга, Сварог с удивлением признал в нем уже знакомый ему костяной ножик черного цвета, с ручкой в форме муравья.

— Твой, — Пятница нагнулся, поднял нож и протянул его Сварогу.

— Нет, — помотал головой Сварог. — Чужой.

— Твой, — уверенно сказал Н‘генга, прямо-таки всовывая нож в ладони Сварога. — Тебе его показывать в лес. Так тебя звать туда.

И он показал пальцем наверх.

— А Н‘генга не звать? — спросил Сварог, нож все-таки взяв.

— Нет. Твой — тебя звать. Меня звать — другой кидать.

— Ладно, не буду спорить. Тебе, наверняка, виднее, — пробормотал Сварог.

Он подбросил ножик на ладони. Интересно, а если пойти в отказку, что будет? Полезут вниз, свяжут и поднимут насильно?

Сварог не стал держать мысли при себе, высказал их вслух:

— А если не подниматься вовсе?

И вот удивительно — Пятница понял своего Робинзона.

— Они бросать сюда труп обезьяны, — сказал Н‘генга. — Сидеть, сидеть, нюхать, нюхать, потом сам просить наверх.

— Ладно, не станем доводить до крайностей, — Сварог взялся за лестницу. — Да вроде бы и невежливо отказываться от приглашения потомков — если я ничего не путаю — духов земли. Никуда не уходи, Н‘генга, я скоро.

— Н‘генга будет ждать Ягуа, — со всей серьезностью произнес Сварогов, блин, верный слуга.

— Только очень жди, — про себя проговорил Сварог, начиная карабкаться по неудобной, раскачивающейся лестнице.

Наверху его подхватили за руки и вытащили из колодца. Среди дикарей — а их собралось у колодца с десяток — давешних знакомых из группы захвата и доставки Сварог не обнаружил. Впрочем, даже если б обнаружил, вряд ли стал бы с ними раскланиваться как с добрыми знакомыми. Правда, и в морду вряд ли бы заехал — ввиду полнейшей бессмысленности этого искреннего выплеска чувств.

Нынешние аборигены мало чем отличались от виденных ранее — те же, с позволения сказать, одежды, те же копья, тот же намалеванный посреди лба белый глаз. Дикари молча окружили Сварога, жестами показали, что тому надо покорно следовать за ними, куда укажут, и — повели.

Ну вот, у Сварога появилась наконец возможность посмотреть поселение дикарей. Он не взирал по сторонам с исследовательским восторгом и не искал следов погибших цивилизаций. Он просто запоминал особенности местности, чтобы применить эти знания на практике. А практика представлялась простой: побег.

А ведь насчет древней цивилизации, пожалуй, уж и не такое сумасбродное предположение. Похоже, и вправду некогда здесь был город. Сквозь буйную тропическую поросль отчетливо проступают очертания каменных фундаментов, да вон и кусок стены даже сохранился, некогда, видать, высоченной… Да, похоже, папуасы и в самом деле обитают среди руин заброшейного бог знает когда поселения. Так что очень может быть, хранит сия землица тайны ушедших веков.

«Ага, вот ты и можешь стать Шлиманом. Первейшим археологическим академиком этого мира. Особенно если окажется, что просто-напросто нет в природе других конкурентов по археологической части. И ничего нет на белом свете, кроме бесконечных джунглей и обитающих в них потомков когда-то развитых цивилизаций, — вот что пришло на ум Сварогу. — Между прочим, руины заброшенного города, так сказать, наводят на кое-какие вполне конкретные предположения… Отчего-то вспоминается некая Багряная Звезда. Одно ее появление на небосклоне вызвало массу необъяснимых и довольно зловещих происшествий. И все гадали: что будет, когда она подойдет поближе? А не грянет ли очередной всемирный катаклизм? Возможно, тут он как раз и грянул. М-да, если здесь живут выродившиеся обитатели Талара — как обитатели неба, так и обитатели земли, — то стоит признать, что выродились они весьма основательно…»

Пока вели его через деревню, Сварог насчитал пятнадцать хижин. А, нет, вот еще одна, за деревьями. И еще. Насколько велика деревня, понять было трудно — местность здесь была холмистая, так что не исключено, что за холмами притаилось еще немало папуасских хижин, равно как и развалины города.

Хижины не заставляли сердце замирать в эстетическом восторге — сделанные из кольев и прутьев, цилиндрические, радиусом метров пять-десять, крытые пальмовыми листьями. Без окон, с входным проемом. На стенах висят пучки травы, гирлянды из каких-то корешков, нанизанные на прутья большие листья. Из загончиков доносятся малоаппетитная вонь и приглушенное блеяние, повсюду бродят, путаясь под ногами, пыльные красно-черные курицы. За одной из хижин Сварог углядел несколько грядок, правда, что на них произрастает, не рассмотрел. Но вообще-то — каково, однако! Дикари, оказывается, не лесом единым живут, освоили и какое-никакое земледелие и прочее скотоптицеводство. Может, у них тут еще и ремесла процветают вкупе с ростовщичеством, письменностью и первым частным капиталом?

Но не воспылал Сварог желанием цепляться за прописку на этой жилплощади. А вдруг они как раз того и хотят — собираются торжественно посвятить в папуасы. Еще клятву, глядишь, заставят произнесть: «Я, Станислав Сварог, в прошлом граф и король, вступая в дикие ряды кровожадного племени людоедов, торжественно клянусь: регулярно приносить человеческие жертвы, метко плеваться из трубочки ядовитыми колючками, пырять врагов острым копьем и с завидной регулярностью оплодотворять наших первобытных красавиц…»

Кстати, «красавицы», о которых вовсе не случайно подумал Сварог, наличествовали в зоне прямой видимости. Они хлопотали по хозяйству, как, собственно, первобытным женщинам и положено. Шелушили какие-то гигантские орехи, скребли какие-то шкуры, что-то замешивали в деревянном корыте, вертели в руках палку, вставленную в отверстие в колоде (не иначе добывая огонь), куда-то шли с пучками травы в руках. Некоторые дамы бросали в сторону большого белого человека равнодушные взгляды и возвращались к своим увлекательным занятиям. Ну, в общем-то, взаимно. Туземки, во всяком случае издали, не вызвали у Сварога естественного мужского интереса, хоть и были все как одна не одеты. И тут одно из двух: либо что-то в Свароге от всех этих прыжков через миры и пространства сломалось по мужской части, либо его представление о женской красоте разительно расходится с тем, что он здесь видит.

Возле хижин возились голые дети, пузатенькие, рахитичные спиногрызы. Вот детей появление белого пленника привлекло — забыв про свои игры, они бросились вслед процессии. Однако приблизиться им конвоиры не дали, грозно цыкнули, папуасята отскочили и дальше следовали уже на расстоянии.

Сварога, никаких сомнений, вели к дому на пригорке. Дом, надо сказать, презанятный. И чем ближе подходишь, тем больше в этом убеждаешься. Во-первых, это тебе не глинобитная хижина, крытая пальмовыми ветками, а натуральный дом, отгроханный из таких же камней, что и колодец временного содержания. Во-вторых, домик слеплен из камней не по принципу «как получится», а даже с некоторыми архитектурными излишествами (например, два невысоких каменных столба перед входом, куполообразная крыша). В-третьих, на стене просматривался некий то ли узор, то ли знак, то ли вензель (не заросший мхом и травой, не забитый пылью, что означает, что за ним следят, его вычищают). Знак этот Сварогу что-то мучительно напоминал, но вот только что? Возможно, просто дежа-вю. Очередное.

Над домом тонкой струйкой поднимался дым, и, надо сказать, приятных ассоциаций сие не вызывало. Невольно вспомнился эпизод у ручья, вырванное и съеденное сердце чернокожего старика. И моментально выскочила откуда-то мыслишка: а ну как ломануть в ближайшие кусты и оттуда в лес? Только вот шансов на спасение нет ни единого. Оно, понятно, удастся избежать пущенных в спину копий и шипов. Но так ведь в лесу нагонят! Против знающих в этих краях каждую травинку туземцев он в лесу так же беспомощен, как слепой против зрячих. Ну а даже если каким-то чудом убежит… И куда идти? В какую хотя бы сторону? Вот то-то…

В общем, поднялись на пригорок, остановились перед входом в дом… Кусок материи, заменяющий собой дверь, откинулся в сторону, и наружу выскочил старый знакомый — предводитель папуасских коммандос. Поглядел на Сварога обалдело, шарахнулся в сторону и бочком-бочком прошмыгнул мимо. Дикари принялись тыкать копьями в сторону проема — мол, заходи. И внутрь Сварог вошел один, конвой остался за порогом.

Внутри его встретили полумрак и приторный запах, напомнивший ароматы индийских курительных палочек. В глубине помещения что-то мерно потрескивало, и сверху, из-под свода, доносилось громкое трепыханье — на ум пришла крупная бабочка, изо всех сил лупящая крыльями и бьющаяся о стены в поисках выхода.

Пока глаза не привыкли к освещению (а задействовать «кошачий глаз», как, впрочем, и иные магические штучки, он счел преждевременным, мало ли что, пусть это будет его тузом в рукаве), Сварог различал немного: ворох сучьев в углу, обвалившуюся дальнюю стену (или просто кучу камней, снесенных сюда и сваленных у стены), мохнатую груду посреди комнаты… Груда зашевелилась, стала расти вверх.

И перед Сварогом, распрямившись, предстал несомненный человек. На плечи у него было наброшено нечто, спадающее до бедер и при первом взгляде напоминающее огромную лохматую мочалку, а лицо закрывала темная маска — вытянутая вниз, с опущенными углами рта, с продолговатыми, узкими прорезями для глаз, по бокам свисали сцепленные цепочками кольца, изготовленные вроде бы из прутиков. А еще Сварог впервые увидел среди тутошних лесов, полей и рек не босого туземца — ноги хозяина хижины от ступней до колен покрывали обмотки из шкур.

Шаман, кто же еще. Кто еще может вырядиться столь уродским образом!

Сквозь прорези для глаз Сварога внимательно изучали. («А ростом он будет малость повыше своих соплеменников».) Сварога так и подмывало выкинуть какую-нибудь шутку. Скажем, щелкнуть по маске. Удержался, понятно, не пацан все же, а король. Но он и сам не мог объяснить, почему на него вдруг ни с того ни с сего напала игривость. Может быть, происходящее слишком уж напоминало фильм далекого детства «Земля Санникова»?

Шаман вдруг шагнул вперед, вытянул руку (жилистая, вены, как провода), его кисть замерла на полпути к лицу Сварога. Пальцы — длинные, с то ли обломанными, то ли обгрызенными ногтями, покрытые пигментными пятнами, еще более темными, чем сама кожа, — зашевелились, словно пытаясь нащупать что-то в воздухе.

— И что дальше? — произнес вслух Сварог с коротким нервным смешком. — Спляшем шаманский рок-н-ролл?

Его голос, спокойный, негромкий, шрапнелью разлетелся по помещению, взлетел под свод и обрушился сверху звуковым дождем. Ишь ты, акустика тут… Как в охотничьем зале его манора. Или как в театре Ла Скала.

Шаман протянул указательный палец к самому лицу Сварога, но не дотронулся. Чуть подержав палец у лица, он опустил руку.

А затем достал из-под своей мочалки, закрывавшей тело, прицепленный к нити коготь. Кого-ток был что надо, с ладонь длиной, загнутый на конце ястребиным клювом. «От какого ж зверя этакая пакость?» — удивился Сварог.

А потом… Потом шаман поднес коготь к маске и ловким, уверенным движением, каким резчики стекла кромсают алмазными резаками окна по размеру, процарапал маску.

— Твою мать! — Сварог схватился за щеку. По ней — полное впечатление — словно раскаленным прутом провели. Хотя тут же, впрочем, отпустило. Шаман издал звук, похожий на сдавленный смешок, и вторично поднес руку к своему лицу, засунул пальцы в прорези глаз и медленно начал стаскивать маску с лица.

Как завороженный Сварог следил за ним. Сердечко отчего-то зашлось отбойным молотком. «Спокойно, спокойно. Кто перед тобою? Пещерный человек. Чем он нас может удивить? И не такое видали. Особенно по части колдовства».

Шаман отвел маску от лица.

— Так вот ты какой, дедушка шаман, — тихо произнес Сварог.

Бритая наголо голова от макушки и до шеи была вымазана чем-то белым. Свободными от толстого слоя белого вещества (глина, что ли) оставались только глаза и рот. Возраст этого человека определить было весьма затруднительно, все морщины заштукатурены.., да и на фига нам его возраст?

А шаману от Сварога определенно что-то было нужно. Недаром он отрывисто произнес несколько слов на своем папуасском наречии и показал куда-то рукой. Сварог проследил направление и увидел темный проем, ведущий в соседнее помещение. Не ограничившись словом, шаман ухватил Сварога за локоть. Как пассатижами сжал.

— Ого! Да ты, отец, силен…

Белоголовый потянул Сварога за собой, не уставая показывать рукой, в которой держал маску, на темный проем.

— Ну что ж… Ну пойдем посмотрим, что там у тебя за потайная комната, — Сварог не видел смысла упираться. Потому что вообще не видел пока никакого смысла в происходящем.

Не отпуская его локтя, шаман перешагнул порог второй комнаты, Сварог последовал за ним.

— Показывай, показывай свои закрома.

Если первое помещение можно было поименовать предбанником, то к этому подходило слово «шаманская». Света здесь было даже больше, чем в предбаннике, он проходил сквозь отверстие, расположенное ровно по центру потолка. Отверстие было нешироким и походило на воронку, помещенную раструбом вниз. «А дожди не заливают? Или тазики подставляете? А может, затыкаете горлышко? Вещички же могут намокнуть».

Намокнуть могли пучки сушеных трав, развешанных по всему помещению (размером оно было где-то квадратов в тридцать). Намокнуть могла шкура какого-то лесного хищника — какого именно, Сварог не понял, но судя по размеру этой шкуры, встретиться тет-а-тет с ее хозяином он бы не хотел. Дождевая вода могла залить жаровню.., или кострище.., или как назвать круг из камней, в котором сереет пепел?

А в дальнем углу на шкуре лежал…

Батюшки святы! Таросы и Ловьяды! Не может быть!

Сварог почувствовал, как пол уходит из-под ног. Рукавом камзола он вытер со лба выступивший пот и потрясенно пробормотал:

— С этого и следовало начинать.

Потому что в углу он увидел автомат. Причем не какой-нибудь, а старый добрый АКМ-47. Со вставленным магазином. Правда, приклад разукрашен какими-то идиотскими рисунками в жанре «палка, палка, огуречек, вот и вышел человечек», нанесенными, похоже, той же краской, какой размалевал свою голову шаман. В остальном — автомат выглядел целехоньким. И это был стопроцентно «калаш», а не что-то на него похожее. Десантный майор Станислав Сварог спутать не мог.

«Только спокойнее, милорд, — сказал сам себе Сварог. — Не суетись. Еще ничего не ясно. Всякое может быть. В том числе и наваждение».

Глава шестая МАГИЯ НИЧУТЬ НЕ БЕЛАЯ

Пока Сварог обалдевал при виде автомата, шаман опустился на корточки перед кострищем и бросал в него какие-то листья, отрывая их от огромного вороха засушенных веток. Иногда он наклонялся и дул на костер, поднимая облачка пепла. В общем, человек был занят делом. И старался товарищ не зря. Под пеплом, видимо, все же сохранились угли, потому что листья начали тлеть. Сиреневая струйка дыма потянулась к потолку, к этому горлышку перевернутой воронки. И что-то сей запах напоминал. Ну да, так пахнет сжигаемый смородиновый куст. Один из запахов осенних огородов…

В голове Сварога воцарился полный сумбур. «Калашников»? Выходит, Земля? Выходит, он и в самом деле в Африке? И вроде бы срочно надо брать за грудки шамана, местного вождя и всех прочих аборигенов в порядке очередности, рисовать им на земле машины, заводские трубы, самолеты, корабли и тому подобные атрибуты жизни белого человека — а вдруг кто-то на что-то среагирует, замашет рукой в каком-нибудь направлении, лопоча по-своему: «Там! Там!»

С другой стороны, сперва, по уму, наверное, следует подойти к оружию и произнести заклинание, развевающее морок. И если не колыхнется воздух над шкурами, не исчезнет, словно смытая губкой, видимость автомата и на его месте не появится корявая палка, то надо внимательно осмотреть изделие на предмет маркировки самого автомата и патронов. Знающему человеку эти цифирки и буковки многое могут сказать. Ну, в общем, надо что-то делать, а не стоять столбом. Сварог двинулся к автомату.

На ум вдруг пришла еще одна шальная мысль: «А вдруг белоголовый — не тот, за кого себя выдает? Некий хитрила из большого мира прибился к племени и, использовав элементарные трюки, занял место шамана, чтобы почувствовать себя настоящим корольком пусть в маленьком, но королевстве? И ростом он выше своих соплеменников… Если так, то автомат он должен держать в порядке и в боевой готовности».

А ежели шаман сейчас с визгом кинется наперехват… Ну, тогда придется брать его на прием, благо что позабыто не все, чему учили в десантуре, и отправлять шамана на кратковременный отдых от действительности. И пока шаман приходит в себя, имеет смысл здесь как следует пошарить. Глядишь, и удастся еще что-нибудь найти. Чем черт не шутит, может, валяется где-то под шкурами найденная папуасами в лесу карта, шаману интересная лишь как большой разноцветный фантик. А ежели не валяется… Что ж, когда служитель языческого культа очухается, с ним надо будет вдумчиво потолковать. Вдруг и вправду никакой это не папуас. Или папуас, но из которого посредством жестов и рисунков все же удастся выжать информацию… Потолковать-то в любом случае не помешает. Сперва, конечно, по-хорошему…

А шаман тем временем, казалось, не обращал никакого внимания на большого белого человека, он был всецело увлечен своим костром, подбрасывал в него новые листья. И дыму становилось все больше.

Сварог быстрыми шагами покрыл расстояние до шкур в углу, нагнулся, взял в руки автомат, сразу почувствовав, как ладони знакомо покалывают исходящие от оружия токи силы и уверенности…

И в тот же момент грубо и остро, как топор в полено, в сознании надрывно затренькал сигнализатор опасности. Сварог резко обернулся.

Еще мгновение назад шаман сидел над костром в центре помещения. А сейчас он уже находился аккурат за спиной Сварога. «Это же невозможно!» — только и успел подумать Сварог, но рука шамана со стремительностью ножа гильотины уже падала вниз, и ладонь его сжимала что-то белое, то ли кость, то ли дубинку…

…Придя в себя, Сварог почувствовал резь в глазах и сильную боль в ушибленном затылке, распространяющуюся по нервным волокнам в шею, спину, грудь. Даже в ноги. Он лежал на спине, его подташнивало. А над головой клубился проклятый сиреневый дым.

Сварог обнаружил, что не может пошевелиться. И скосив глаза, понял, в чем дело, — он был плотно обмотан шкурами, лежал, точно младенец в тугих пеленках.

Откуда-то доносились странные звуки — неприятное шуршание, словно огромное насекомое выбиралось из сухого, хрустящего кокона. Потом шуршание перешло в тихий скрежет и потрескивание, похожее на потрескивание горящей свечи. Впрочем, в такой ситуации все звуки станешь истолковывать как странные и зловещие… А, вот и нечто определенно знакомое: стук дерева о дерево. «Колотушка тук-тук-тук — спит животное паук», — откуда-то пришли на ум стихи.

Сварог попытался приподняться, взглянуть, что происходит. Не получилось. В проклятых негнущихся шкурах он был как в каменном саркофаге.

Послышались мягкие шаги. Сварог увидел над собой большое белое пятно, украшенное тремя черными пятнами — рот и глаза на белом лице шамана.

— С-сука, — прохрипел Сварог. Говорить и даже дышать было тяжело — в грудь, сдавленную шкурами, много воздуха не наберешь.

Шаман потянулся к голове Сварога, приложил палец ему за ухо, чуть надавил. Сварог почувствовал, как забилась под пальцем некая жилка. А потом.., вдруг разом прошли все болевые ощущения — будто вынули из затылка шип, от которого и болело.

— Оно, конечно, спасибо.., но чего тебе надо-то? И чего пялишься? — выдавил из себя Сварог. Хотя слово «пялишься» и не совсем годилось. Шаман просто смотрел глаза в глаза. Не мигая смотрел, без всякого выражения. Так смотрят на людей каменные истуканы.

Наконец колдунишка отвел руку и отвел взгляд. Потом за чем-то потянулся, взял это «что-то» и, одной рукой приподняв голову Сварога, другой положил под затылок неудобный, прямоугольный предмет. Похоже, подсунул деревянную колобашку. Чтобы Сварог увидел представление? Ишь какой заботливый…

Страха Сварог не ощущал. Хотя, кажется, самый подходящий момент, чтобы холодные, липкие щупальца сдавили тело теснее, чем кожаный мешок, чтобы сердце превратилось в нервный трясущийся комок, а мозг принялся рисовать картины надвигающегося кошмара, одну ужаснее другой. Ничего этого не было и в помине. Сварог испытывал сейчас.., стыд. Да, самый натуральный стыд — за то, что он, обладатель магии ларов и просто, черт возьми, король, сейчас находится в руках совершеннейшего дикаря и полностью от него зависит. Ну., это мы еще посмотрим! То, что он спеленат смирительными шкурами, еще не значит, будто он ничего не может, кроме как покорно дожидаться продолжения шаманского банкета. Вот уж всяко не станет он лежать бревном и любоваться тем, что над ним творят. Мы еще посмотрим, кто кого переколдует…

А белоголовый шаман тем временем отошел от Сварога, исчез из поля видимости — похоже, и вовсе вышел из комнаты. Но быстро вернулся. В правой руке он держал нож, с лезвия которого стекали крупные темные капли, а в левой… В левой он держал петуха. Черного. И головы, кстати, лишенного.

«Ножичек-то определенно армейский, — механически отметил Сварог. — Автомат, нож… И нисколько не боится прикасаться к вещам чужих, через которые в него могут проникнуть враждебные духи. А впрочем, может и нет в этом ничего странного… Ведь шаман — первый друг духов, их рупор. В такого чужие духи не проникнут».

Шаман поднял руку, и кровь из петуха полилась уже не на пол, а на грудь Сварога. Губы белоголового зашевелились, шепча какие-то слова, — Сварог их не слышал.

Сварог вдруг обратил внимание, что сиреневый дым скопился у отверстия потолочной воронки и, похоже, наружу уже не выходил, а как бы закупорил дыру в потолке. Из-за этого дыма все предметы в комнате приобрели сиреневатый оттенок.

И еще Сварог обнаружил кое-что новенькое: вдоль стены появились светильники, сделанные из залитых жиром половинок кокосового ореха. Отвратный чад от жировых лампад и смородиновый запах сжигаемой травы, смешиваясь, образовывали странный аромат, одновременно отталкивающий и приятный. Как, скажем, тот же запах бензина…

Шаман отбросил в сторону тельце петуха. И принялся ножом размазывать кровь, как размазывают масло по хлебу, по шкурам, которыми Сварог был стянут. Иногда белоголовый наклонялся низко-низко и что-то шептал на кровь…

В голове приятно зашумело, щекотливые мурашки пробежали по коже, тело наполнилось легкостью и покоем.

Доподлинно знать, что происходит, Сварог не мог, но больно уж это все походило на ритуал вуду, — по крайней мере, как его изображали в американских фильмах категории «В», заполонивших видеосалоны России в начале перестройки. И вот, пожалуйста, еще одно тому подтверждение: в ход пошли небольшие камни причудливой формы и кости — то ли птичьи, то ли мелких зверюшек. Шаман тряс их, завернув в кусок черной кожи, потом бросал на пол и вглядывался в рисунок, который они, упав, образовывали.

«Что там вуду с человеком делает? В зомби превращает, что ли? Ну, мы-то не станем этого дожидаться». Сварог проговорил слова заклинания…

И в затянутой сиреневым дымом шаманской на глазах хозяина произошло подлинное чудо: одним могучим рывком белый человек изнутри разорвал шкуры — в разные стороны полетели обрывки и ошметки, — со звериной прытью вскочил на ноги и пулей бросился к выходу…

Собственно говоря, никто ничего не рвал и ни к какому выходу не бросался. Всего лишь иллюзия, господа. Впервые для решения оперативных задач Сварог применил сей способ (погрузил себя в невидимость и создал двойника) для поимки мелкого воришки по имени Паколет, который впоследствии стал вернейшим соратником. Да и потом тоже приходилось прибегать к простому, но действенному способу. Иногда жизнь спасало, например, на Граматаре: только так и ушли беглецы от назойливых пилотируемых, похожих на скатов птичек.

Так что пока иллюзорный Сварог рвал иллюзорные шкуры, истинный, во крови и во плоти, продолжал лежать в настоящих шкурах. Пусть белоголовый ведун побегает за двойником. Пока шаман за фантомом гоняется (а гоняться он может долго, иллюзия устатку не знает, короче, бегать будет, пока не сообразит, что его дурят), у Сварога будет предостаточно времени, чтобы зажечь огонь на пальце, поярче и погорячей, и — в прямом смысле слова — выжечь себе путь на свободу…

Твою мать! А эт-то как понять!

Шаман не бросился за двойником. Сперва-то он, как и ожидал Сварог, побросав свои камни и кости, дернулся следом за иллюзией, но вдруг встал как вкопанный. Потом упал на колени, сгреб ладонями с пола вместе с пылью и грязью пролитую петушиную кровь, плеснул этой пакостной смесью на угли костра и прокричал что-то отрывистое, более похожее на обезьяньи вопли, чем на звуки человеческой речи.

Для Сварога ничего не изменилось. Но, видимо, изменилось для шамана. Он проурчал удовлетворенно и спокойным шагом направился не к выходу из комнатки, где скрылся двойник Сварога, а к завернутому в шкуры пленнику. Похоже, этот волхв из джунглей владел заклинанием, позволяющим отличать истинное от ложного. Неужели он в самом деле маг? И маг неплохой? Только этого не хватало…

Сварог поспешно включил «магическое зрение». И увидел на полу и стенах что-то вроде переливающихся неярким зеленым светом клякс. Причем было заметно, что эти кляксы двигаются, плавно меняют форму. Но что сие такое и чего от этого ждать, Сварогу было решительно непонятно.

Ладно. Посмотрим, какой ты маг. Сварог попробовал пощупать шамана на предмет колдовских способностей. И.., не вышло. Ощущение было такое, будто подносишь руку к голове человека, но вместо головы обнаруживаешь холодную твердость мраморного изваяния, да к тому же еще и заряженного статическим электричеством.

Конечно, Сварог не был великим специалистом в делах колдовских. Так, кое-чего нахватался на скорую руку. Однако слабенького мага, думается, он смог бы прощупать. Выходит, перед ним не просто маг, а маг еще и сильный. Да бред! Не может такого быть! Откуда в такой глуши, да еще среди каннибалов… Но если это будущее Талара… «Если это все же будущее Талара, то выродиться могло не только население земли, — неожиданно пришло в голову. — Небожителей тоже могло накрыть. И не потомок ли ларов сейчас передо мной, кое-какие магические умения все же сохранивший? Опять же Пятница, разговаривающий пусть и на ломаном, но все же таларском…»

Шаман подошел к Сварогу. Покопавшись, извлек из-под своего мочалкоподобного одеяния некий пучок… Это были тонкие иглы, похожие на сосновые, ну разве чуть-чуть подлиннее. И принялся втыкать их в залитые петушиной кровью шкуры. Сварог чувствовал, как они входят в тело. Это было не больно, но чертовски унизительно, как всегда бывает унизительно, когда над тобой проделывают непонятные эксперименты с непонятными последствиями.

Что ж, промедление смерти подобно. И Сварог.., расслабился. Отключился. Привычно вошел в состояние… Ну, разные школы называют это состояние по-разному. Дзен-буддисты, например, именуют его состоянием пустоты, шаманисты — состоянием измененного сознания, последователи восточных боевых искусств — рассеянным вниманием, любители же сеньора Кастанеды — остановкой внутреннего диалога. Как бы то ни было, суть одна и та же: отрешиться от всего, в том числе и от бесконечной беседы с самим собой, которую мы, сами того не замечая, ведем ежесекундно, избавиться от внутреннего мысленного фона. Очистить сознание, наполнить его пустотой… Автоматом исчезли и все болезненные покалывания: сейчас не до пустяковых неприятностей.

Далеко не впервые в жизни Сварог пользовался заклинанием, лишавшим предметы веса. Получилось со щенком хелльстадского пса, получилось с броненосцем… Ага, получалось и сейчас! Вот шаман поднялся на носках, вот замахал руками, что твоя мельница!

Ну держись, первобытный космонавт, сейчас ты поймешь, что такое невесомость!

Пока ведун болтается под потолком, Сварог тем способом, что планировал прежде, преспокойно выберется из саркофага и, как давеча собирался, вдумчиво потолкует с колдунишкой. Уж он-то…

Почувствовав, что происходит что-то не то, Сварог вновь задействовал «третий глаз». В магическом зрении зеленоватые нити от клякс, которые Сварог прежде разглядел на полу и на стенах, протянулись к шаману, сошлись в одной точке на его теле — примерно в сантиметре над пупком. Подобие рычания вырвалось из глотки шамана, он раскинул в стороны руки, зеленые потрескивающие дуги пробежали перед ним… И — шаман непостижимым образом устоял перед заклинанием Сварога.

Как обычно после заклинания, лишающего предметы веса, Сварог ощутил неимоверную физическую усталость, словно только что разгрузил вагон с углем. Но несмотря на опустошение, попробовал сосредоточиться и произнести заклинание вторично…

И вновь не вышло! Если в первый раз шамана хоть чуть-чуть да приподняло, то в этот не получилось совершенно. Чувство было такое, словно пытаешься голыми руками приподнять «БелАЗ». Но главная беда — Сварог потерял время, за которое мог придумать что-то другое…

Несколько иголок, воткнутых в шкуры, вдруг начали тлеть, съеживаться. Шаман подскочил к лежащему на полу пленнику, схватил нож и провел лезвием от одной тлеющей иголки до другой, потом к третьей и вырезал из шкуры лоскут в области сердца Сварога. Подбежал к одному из светильников, поднес лоскут к пламени — и тот вмиг сгорел, как сухой пергамент.

И вновь шаман оказался над Сварогом. Склонился, приблизил лицо к области сердца Сварога (а сердечко-то колотится, как при взлетных перегрузках) и сделал глубокий, скворчащий вдох.

Сварог явственно почувствовал, как из него что-то уходит, перетекает в склонившегося над ним белоголового ведуна. Будто каждую его клетку покидает крохотная частица, частицы сбиваются в невидимый рой, и рой покидает его телесную оболочку.

И что-то еще происходило с ним.., нечто неуловимое.., но крайне важное.

Сиреневые всполохи в глазах и жажда, разрывающая рот…

И эта непередаваемая тоска, прибивающая тебя разом, — такая же, как в миг, когда прыгаешь с горы в бездонную пропасть…

Сварог смотрел сверху вниз, смотрел из-под потолка и видел шамана, застывшего словно в столбняке, с открытым ртом и распахнутыми глазами. В руках у шамана был маленький барабан. («Ну да, — вспомнил Сварог, — приметил я его, когда вошел в шаманскую, он лежал возле кострища».) Барабан напоминал перевернутую вазу, разрисованную черными и белыми штрихами. Сейчас шаман лупил по нему. Лупил бешено, неистово, исступленно, дергаясь в такт все убыстряющемуся ритму. Мелькающие руки сливались в полосы…

Ну ладно, шаман, ладно, барабан… Сварог видел запачканный петушиной кровью пол и лежащего на нем человека. И человек на полу выглядел необычно…

Нет, конечно же, не отыщешь ничего необычного в человеке, опутанном окровавленными шкурами, утыканном иглами, рядом с которым на полу лежит тушка черного петуха и вокруг которого вьется сиреневый дым. Это как раз таки бывает сплошь и рядом. Однако с человеком на полу произошло и продолжало происходить еще кое-что. Из выреза на сердце, напоминающего непроницаемо черный провал в форме вытянутого треугольника, исходило радужное свечение. И свечение это опутывало лежащего, как кокон. Кокон переливался разными цветами, но заметно преобладали только три: лимонно-желтый, фиолетовый и красный. А вообще-то, цвета перетекали один в другой, завивались в фигуры, эти фигуры распадались, на смену им приходили новые, поновому перемешивающие в себе цвета. И был во всем этом некий недоступный смысл. «Может быть, это и называют аурой? Может, так она и выглядит?» — полезли в голову какие-то совсем лишние здесь и сейчас рассуждения.

«А ведь там внизу — я, — вдруг понял Сварог. — Сверху смотрю сам на себя». Это было невозможно, немыслимо, но.., это было.

А потом появилась нить, светящаяся пронзительно-голубым светом. Нить вырастала из области пупка лежащего, поднималась вверх и терялась в сиреневых клубах. И там, где нить зарывалась в клубы, проступил знак… Где-то уже виденный — «штрихованный треугольник». Ах да, он же вырезан над входом в шаманский дом…

Сварог вдруг почувствовал — еще немного, еще усилие, и он поймет самое важное из всего, что когда-либо происходило с ним от рождения и до этого дня. И он пытался понять. Но что-то не пускало вперед, не пускало легко, играючи, так же, как стокилограммовый детина без усилий удерживает в своих лапищах малолетнего сопляка.

А в голове Сварога кто-то осторожно копался холодными пальцами, перебирая мысли, воспоминания, мечты и желания. И этот кто-то был не шаман. Не во власти шамана такое.

А в душе Сварога росло странное чувство — смесь почти мистического трепета, страха, восторга, неверия, преклонения…

Сварог вдруг увидел совсем близко перед собой пламя ритуального костра, в котором рождались, жили и умирали прозрачные бесформенные существа, перед смертью успевавшие поведать тому, кто умеет слышать, тайны мирозданья… Видел крадущуюся через заросли, в пяти полетах копья отсюда голодную пуму и знал, как на расстоянии подманить ее к засаде охотников… Слышал какофонию голосов, без слов нашептывающих ему на ухо волю богов… А еще Сварог знал, как повелевать своим телом, чтобы оно превратилось в птицу и, крутя над головой крыльями без перьев, поднялось в небо… А еще он видел, что там, за небом, нет ничего, кроме самой обыкновенной звездной ночи, но чтобы добраться дотуда, нужно оседлать гигантское дерево, из корней которого бьет ревущий огонь… Чувствовал, что путь его лежит гораздо дальше и глубже, чем простирается человеческая жизнь, но чтобы выйти на этот путь, требуется пройти много других путей… Понимал, что он, Сварог, находится на распутье и почему-то только шаман может указать ему дорогу к Подземному Свету, откуда начинаются все Дороги…

Сиреневый дым кружился все быстрее, быстрее, быстрее…

— Ягуа… — благоговейно произнес шаман. — Ягуа, — повторил шаман с ненавистью. Даже не с ненавистью, а с такой лютой злобой, сильнее которой, наверное, и нет ничего на свете.

Спустя секунду после этого расступился сиреневый дым, затыкавший горловину потолка, и Сварог устремился вверх свободно и легко. Его увлекло и выбросило в ослепительное ничто…

Глава седьмая ФИГУРЫ АСТРАЛЬНОГО ПИЛОТАЖА

Сварога, вернее, его бестелесную сущность, неумолимо влекло вверх. И это было здорово. Он ощущал необычайную легкость и прилив сил. Его тянуло вверх, тянуло, как в той самой песне: все выше, и выше, и выше. А вместо сердца и впрямь, казалось, помещался пламенный мотор.

Он увидел под собой дом шамана, рядом с которым, воткнув в землю копья, сидели на корточках дикари. Он поднимался все выше, и дом с каждым мигом удалялся, стремительно уменьшаясь в размерах. Люди возле дома вдруг стали крохотными, с жуткой быстротой проваливаясь вниз вместе с землей и травой. Деревня, огороды, развалины, лес вокруг селения, — все слилось в пухлую зелено-желтую массу, сделалось похожим на аккуратно вырезанный из бумаги макет.

Захлестувшая его эйфория была всеобъемлющей. Показалось, что в этом полете и заключен смысл жизни. Захотелось крикнуть что есть мочи: «Да пусть продлится он вечно!» А интересно, видят ли его с земли?

Судя по стремительному удалению от земли, он мчался на приличной скорости, что твой истребитель. Только не бил в лицо тугой воздушный поток, не ревели моторы и не стелился сзади инверсионный след.

Сварог увидел, как где-то очень далеко, на краю бесконечных лесов, полыхнула ослепительная зарница, окрасив часть горизонта алым. Это было похоже на внезапный закат солнца. Или на взрыв чего-то большого и взрывоопасного. Например, нефтеперерабатывающего завода. Но отчего-то Сварога нисколько не беспокоило, что это такое на самом деле. Единственное, чего хотелось, так это подняться еще выше и зарыться в облака…

Предчувствие беды вошло в сознание грубо, остро — как финский нож под ребра. Иллюзорный нож тот, правда, моментально выдернули, и рана тут же зарубцевалась — предчувствие беды растаяло, будто и не было его. Но эйфория, в которой Сварог до того купался, блаженствуя, уже была разрушена, как Карфаген.

Это надо сказать спасибо вложенной в него ларами способности чуять опасность. Благодаря ей с мозга сдуло розовую пелену, и вернулась способность здраво размышлять.

Сварог впервые за время полета взглянул на себя. Остановив полет (что оказалось проще простого и полностью было в его воле), он вытянул перед собой руку и посмотрел на нее. Вид у руки, прямо сказать, был непривычный. Более всего она походила на сгусток матово-белого сияния. Не только рука, но и все тело сейчас было таким, матово-белым.

И вдруг Сварог во всей четкости и ясности осознал, что именно происходит.

Твою мать!

С помощью ли вуду, иной ли, более могущественной магии и при содействии иных, более могущественных сил, но чертов шаман высвободил.., нет, не душу, но астральное тело Сварога, в оболочке которого и заключена душа, и отправил это тело в свободный полет — в надежде, что там, в полете, оно и затеряется, оторвется окончательно и навсегда от плоти. А исконное тело, то есть как раз та самая плоть, осталось лежать незащищенным и беспомощным в доме шамана. Тело осталось в полной власти проклятого ведуна.

Твою мать! Даже смерть.., простая человеческая смерть предпочтительней вот такого конца!

Сварог кувырнулся в воздухе, вытянул руки перед собой и, сложив ладони, понесся вниз. Он падал со скоростью чуть ли не в два маха, но сопротивления воздуха не было и в помине. Вокруг лишь колыхалось некое зыбкое полупрозрачное марево.

Откуда-то сбоку вдруг появилась огромная черная птица. Птица, не замечая опасности, парила, распластав крылья. Сварог не успел среагировать и воткнулся в нее…

И — ничего не произошло. Ну, если не считать того, что Сварог промчался сквозь птицу, как ныряльщик проходит сквозь отражение предметов в воде. Словно они с птицей существовали в разных плоскостях бытия. Собственно — почему же «словно»… Именно в разных плоскостях. Есть мир электромагнитных излучений, есть мир магической энергии, а есть плоскость астральная. Вот в ней он, похоже, сейчас и кувыркается милостью шамана, чтоб ему век счастья не видать…

Сварог немного ошибся с выходом на цель и очутился не у дома шамана, а на краю деревни. Легко затормозив («И никакой инерции, физические законы в этой плоскости бытия, совершенно очевидно, не действуют, свои законы здесь»), Сварог перешел в горизонтальный полет. Пересек черту, где заканчивались джунгли и начиналось селение. Помчался над крышами, над которыми дрожали потоки раскаленного воздуха, пронизанного едва заметными дымками — повсюду женщины готовили еду. И никто не показывал на него пальцем, никто не застывал обалдело, задрав голову. А ведь сейчас он проносился над самыми головами этих людей, едва их не задевая…

Е-мое, а это еще что?!

Сварог вдруг почувствовал, что его догоняют. Нет, он не услышал рассекаемого воздуха. И уж тем более — воплей: «Стой! Не уйдешь! Стрелять буду!» (Да и вообще в этом разрезе мира царило почти полное беззвучие. Что-то доносилось, словно бы из-за очень толстой, обложенной ватой стены, но пришлось бы внимательно прислушиваться, чтоб разобрать, что это за звуки.) Нет, не слухом, а как-то по-другому он уловил движение сзади, за левым плечом.

И оглянулся.

Его целеустремленно догоняла узкая, хищная тень. Черт, это еще что такое?

Мгновенье спустя Сварог узнал преследователя. Шаман, сучий сын! Его астральная оболочка отливала темно-синим и то и дело вспыхивала радужными переливами. А в руке он сжимал ту самую кость, которой не так давно огрел Сварога по голове.

Происходящее даже странным трудно было назвать. Это было настолько невозможно, что нормальный человек, окажись в подобной ситуации, не совладал бы с психикой и закончил свой астральный поход элементарным сумасшествием.

Но Сварог видал виды и похлеще.

Темный силуэт неотступно следовал за ним. И догонял. Самое смешное и удивительное — ведь совершенно ясно, что здесь делает шаман в виде астрального тела и чего он хочет. А хочет он не дать воссоединиться астральному телу Сварога с телом физическим. Его, гада, устраивает разобщенность Свароговых сущностей. Ему одному ведомым образом проклятый чернокожий колдун почуял, что Сварог повернул назад и помчался наперехват.

Сварог прибавил скорость. И не пришлось думать, как это делается. Просто захотел — и скорость тут же возросла.

Вот и дом шамана. Вот круглое отверстие в крыше. Сварог устремился в него… И словно ударился о невидимую стену. Будь он в человеческом теле, непременно отбил бы себе все внутренности. В астральном же теле его после удара отбросило назад, в глазах зарябило, закружилась голова — сильнее, чем на центрифуге. Внутрь дома он так и не попал.

Понимая, что сейчас его атакуют со спины, Сварог закрутил вираж, вычертил в воздухе замысловатую петлю, нырнул к земле, у самой земли развернулся и помчался обратно в деревню. Останавливаться нельзя. А что можно? Если шаман продолжит преследование — а должен, должен! — то от него можно оторваться, запутать его как-то, что-то еще предпринять, чтобы оставить преследователя за спиной, вновь вернуться к дому и попробовать влететь не через крышу, а через дверь.

Таков был на ходу составленный план.

Вновь промелькнули туземцы возле домика, петля дороги, щиплющие траву козы. Сварог промчался над колодцем, в котором сейчас томился Н‘генга. Быстро оглянулся — шаман совсем рядом. Что называется, висит на хвосте.

Сварог скользил над самой землей, впереди по курсу приближалось скопление туземных домишек… Он решительно вонзился прямо в стену дома. И.., и как ожидал, прошел сквозь нее.

Он промчался через аборигенское жилище, успев разглядеть шкуры на полу, пучки трав по стенам, копошащиеся в углу силуэты. И вновь выскочил наружу.

Рядом из стены вырвался шаман. Достал-таки…

Шаман рванулся к нему, закручивая вираж и заметно прибавляя скорость — в то время как Сварог шел на предельной, никак не мог ее увеличить.

Шаман был похож на стремительную черную барракуду. Понесся рядом со Сварогом. И на Сварога обрушился град ударов. Ведун бил его короткой белой костью.

Астральное тело Сварога содрогалось под ударами, его бросало в разные стороны, скорость падала все ниже и ниже. Сварог понял, чего добивается шаман — лишить астральное тело противника подвижности. Возможно, хочет прибить его к земле, вернуться в дом и завершить начатое. Какому уж там поганому черному ритуалу он задумал подвергнуть физическое тело Сварога, думать даже не хотелось. И допускать этого Сварог никоим образом не собирался.

Он резко сблизился с шаманом и левой нанес удар в висок. Шаман даже и не думал уклоняться — и сразу стало понятно, почему. Рука Сварога прошла сквозь голову шамана, как свет проходит сквозь стакан с водой. Сварог ощутил лишь слабое тепло.

Ч-черт! Ситуация складывалась препаршивейшая. Шаман оказался более подготовленным к астральным баталиям. Запасся, гад, оружием! А чем его самого можно взять, Сварог даже не представлял.

Он бросил себя вниз, в неглубокий овражек, пронесся под мостиком и снова взмыл вверх. Шаман повторил его маневр, но с некоторым запозданием. Ненадолго Сварогу удалось оторваться.

И что же делать?

Сварог решительно устремился к лесу. Понесся между деревьями. Как фонарные столбы за окном курьерского поезда, мелькали стволы, пни, путаница лиан, скачущие по ветвям обезьяны, выползающий из-под корней муравьед, мутный ручей. Он выскочил на поляну, увидел какие-то палатки, в беспорядке разбросанные по земле вещи (взгляд зафиксировал зеленые ящики, тюки, треногу, рюкзаки), но нигде не заметил ни одного человека. А буквально в сотне шагов от поляны Сварог разглядел жерло точно такого же колодца, как тот, в который заточили его и Пятницу. Но некогда, некогда было описывать круг и рассматривать подробнее детали.

Он оглянулся — отстал астральный шаман, нигде не видно. Сварог сделал полубочку, перевернулся на спину — и наверху противника не наблюдается. Отлично. Что и требовалось. Сварог решительно повернул в сторону деревни…

Он уже подлетал к дому, когда вновь показался шаман. Узкий, хищно вытянутый силуэт внезапно выскочил из-за ближайшего холма и понесся наперехват. После полученных от шамана ударов Сварог никак не мог развить прежнюю скорость, поэтому сейчас приходилось уповать лишь на то, что он был гораздо ближе к цели, чем его противник.

Сварог, промчавшись мимо дикарей у входа и даже пройдя сквозь одного из них (престранное это ощущение: проходить сквозь человека. И нет, к слову сказать, в том ничего приятного), ворвался в дом на мгновение раньше шамана.

Проклятый ведун ударил Сварога по ногам, когда они проносились через первое помещение шаманского дома. Сварога крутануло и бросило на стену. Почему он не может пройти сквозь стену шаманского дома, Сварог отгадать не пытался. Да и чего там гадать! Как любили говорить на Таларе, применена соответствующая магия, вот и вся отгадка.

Шаман опустился на пол, встал на ноги и перегородил вход в комнатенку, где лежало физическое тело Сварога. Сварог тоже поднялся.

Ведун решил не тянуть — сразу ринулся в атаку, подняв свою короткую костяную дубинку. Сварог едва успел уклониться, и белая, как медицинский халат, кость неизвестного существа (спасибо, что не человечья) вдарила по стене, пустив по ней трещину. Ах даже так! Серьезное оружие, однако…

Сварог взвился, оказавшись высоко в воздухе, сделал кульбит и тем самым ушел от второго удара. Но так долго не продержаться. Рано или поздно он еще раз получит костью, и это отнимет у него жизненную энергию, а с нею подвижность, а там шаман и окончательно добьется своего — приколотит Сварога к полу. Надо было что-то срочно изобретать. Трещина, говорите…

Крутясь и изворачиваясь, Сварог отступал к тому углу, где лежала груда камней, которую он приметил, еще когда его вводили сюда в нормальном, человеческом обличье. Руины… А руинам свойственно обваливаться.

Сварог продолжал серию хитрых маневров, заставляя шамана, не слишком, судя по всему, искушенного в тактике, двигаться в нужном направлении. И вот они в нужном углу. А теперь прижаться к стене, подставиться.., и резко уйти вбок…

Костяная дубинка шамана ударила по стене, и без того на ладан дышавшей. И трещиной стена не отделалась — та ее часть, от которой прежде отваливались камни, окончательно обвалилась, открывая доступ в соседнюю комнату.

Сварог метнулся в образовавшийся проем мимо растерявшегося шамана. Взлетел в воздух, оказался над своим телом, по-прежнему запакованным в шкуры. Его астральное тело камнем упало вниз. И вошло в плоть, как меч в ножны. В глазах полыхнуло оранжевым, и…

И Сварог почувствовал воссоединение физического и астрального: ощущения были похожи на щелчок запираемого замка. Мгновенно навалилась страшенная слабость. Он осознал, что сил ни на что уже не осталось, ни на какое уж больше сопротивление. Выжат досуха. Ну, по крайней мере, если суждено умереть, умрет как человек…

Глава восьмая КТО В ПОДЗЕМНОМ ТЕРЕМЕ ЖИВЕТ

Похоже, просто умертвить Сварога в планы шамана никак не входило. Иначе — как ни прискорбно признавать — он бы без труда добился своего. Время у него имелось. Астральные полеты вымотали Сварога настолько, что он не способен был ни к какому сопротивлению, чувствовал себя так, словно отмахал без привалов и с полным боекомплектом на спине марафонскую дистанцию. Да и как тут посопротивляешься, будучи спеленутым по рукам, по ногам! Тем более, как выяснилось, шаман вполне даже успешно блокирует магические удары, что не переставало Сварога удивлять. Ох не прост ведун…

Проклятый шаманишка был, очевидно, более привычен к возвращению в родное физическое тело. Едва воссоединение состоялось, колдун тут же выскочил из помещения — как оказалось, чтобы позвать своих скучающих у входа дружков. Туземцы ловко подхватили Сварога и вынесли на руках обратно в деревню. Очень быстро выяснилось, куда и зачем его несут…

Поглазеть на пленников собралась вся деревня, включая женщин, детей и стариков. Чуть ли не сотня голых черных людей с нарисованным «третьим глазом» на лбу столпилась вокруг колодца.

Едва выбравшись из одного узилища, Сварог очутился в другом. Его, прежде освободив от шкур, запихали в клетку, сплетенную из толстых прутьев, где уже находился его чернокожий товарищ по несчастью. (Именно запихали, и никак иначе — папуасы явно сооружали клетку под свои габариты, она была и невысокой, и тесной). Дикари тут же вставили на место «дверь» и лианами надежно примотали к прутьям клетки, подняли клетку на руки и понесли.

Сварог и Пятница по имени Н‘генга ехали в этом паланкине, держась за прутья и покачиваясь.

— Куда нас? — негромко спросил Сварог.

Он уже отошел от астральных похождений. Потихоньку возвращались силы, которые — ни малейших сомнений — очень понадобятся в скором времени.

— Н‘генга не знать, — удрученно проговорил Пятница.

— Нас случайно не жрать собираются?

— Не понимать.

— Нас есть будут? Кушать.., ням-ням?

— Не знать.

Обнадеживающий ответ, ничего не скажешь…

Клетку опустили на землю. Их отнесли от колодца, ну, может быть, метров на пятьсот, а то и того меньше, приволокли на утоптанную, как дачная волейбольная площадка, поляну, посреди которой возвышался врытый в землю каменный столб… А может, и не столб, а опора некоего разрушенного временем сооружения. «Еще один след древней цивилизации. Очень интересно. Обязательно напишу об этом в „Вокруг света“…»

А ежели серьезно, все это здорово смахивало на капище. Перед столбом валяются гниющие плоды, засохшие скрюченные лепешки, какие-то орехи и разного калибра черепа животных. Но — вот радостьто! — нет человеческих черепов. Очень и очень обнадеживает. Особливо в свете воспоминаний о съеденнном сердце.

Вся толпа дикарей заявилась следом. Они расположились на поляне, кто-то сел на землю, кто-то остался стоять.

Вечерело. В иных краях, в иных широтах, ощущая подступающую прохладу, уже начинали бы кутаться в шали, натягивать джемпера и куртки. А здесь, наверное, прохлада приходит гораздо позже, лишь под утро, вместе с туманами. А часика через полтора, как уже знал Сварог, обрушится ночь, обрушится внезапно, вне зависимости от того, ждешь ты ее наступления или нет.

Видимо, готовясь к ночи, дикари принялись зажигать факелы, опуская их в плошку с углями, и втыкать в землю. Вскоре факелы образовали два полыхающих, чадящих круга: большой, по окружности поляны, перед первым рядом дикарей, и малый, вокруг столба.

А потом ударили тамтамы. Поляну и прилегающий к ней лес затопил монотонный ритм. Бум-бум-бум…

Сварог молча наблюдал за тем, что происходит. Обмениваться репликами с Пятницей не тянуло. Вызнать у него что-либо полезное представлялось делом бесперспективным, а натуженно бодриться казалось крайне глупым занятием, достойным лишь героев приключенческих романов.

«А вот и лучший друг пожаловал, давно не виделись». Откуда-то выскочил в центр площадки шаман в уже знакомой Сварогу одежке и в той самой, разодранной когтем маске. Шаман упал, прильнул к земле, приложил к ней ухо, будто вслушиваясь в ее дрожание. Пролежал он так недолго, вскочил, воздел руки к небу, взревел, бросился к столбу и принялся наматывать вокруг него круги, иногда замирая, иногда выдергивая из земли факел, проводя им над головой и втыкая обратно.

И тут на площадке объявились новые персонажи… Или персонаж… Короче говоря, расступился ближний круг дикарей, и на поляну выбежали четыре человека, накрытые попоной из сшитых в одно целое звериных шкур. Причем из разных шкур — шкуру льва Сварог опознал, в остальных же сомневался. Изображая голову, впереди «существа» двигался, приплясывая, пятый человек, державший перед собой огромную маску, похожую на большой волосатый ком с торчащими из него рогами и единственным глазом на лбу. Хотя и напрашивалось само собой сравнение с тряпичными клоунскими лошадьми в цирке, но отчего-то разворачивающееся на поляне действо вовсе не вызывало смеха.

«Не иначе, ритуальная охота, — отстранение подумал Сварог. — Перед тем как идти на охоту, первобытные племена приманивают удачу, инсценируя сцены охоты. Вот только на кого, интересно, охота и какая, к свиньям, удача? Мы здесь при чем, а? На нас вроде бы уже вполне успешно поохотились…»

Он услышал, что Пятница что-то там шепчет.

— Что Н‘генга говорить? — спросил Сварог.

— Матумба, — сказал Пятница.

С угрожающим ревом навстречу сценическому «существу» выскочил из-за столба шаман. В каждой руке он держал.., по белой, как свежая простыня, кости. 3-знакомые предметы. Шаман принялся размахивать костями перед «чудовищем».

— Что за Матумба? — спросил Сварог.

— Дух земли. Большой. Больше нет, — в голосе Н‘генга явно слышался благоговейный страх.

В этот момент клетку опять подняли на руки и понесли. И вновь за клеткой двинулись все: и сценическое «существо», что ступало сразу за клеткой, как бы преследуя ее, и шаман, что приплясывал с костями позади «существа», как бы преследуя его, и остальные дикари. И били, били, не уставая от однообразного ритма, тамтамы.

— И что? Нас приносить в жертву Матумба?

— Н‘генга думать, нас отдавать Матумба, — «обрадовал» Пятница.

Сварог смачно выругался и отнюдь не на таларском наречии. Вот, блин, почему шаман не прикончил его в доме. Не хотелось ему лишать любимого духа такой большой упитанной жертвы. Хочет задобрить свою Матумбу белокожим деликатесом, с-сука.

Клетку поставили на землю, и сидящие в ней люди увидели перед собой каменный венец колодца. Но уже другого колодца. «То есть, получается, третьего, — подумал Сварог. — В одном нас держали, второй я видел в лесу во время полета, а этот находится на краю деревни. С колодцами тут у них, я смотрю, все в порядке».

Дикари деловито принялись привязывать скрученные из лиан веревки к верхним прутьям клетки. Потом они разошлись по разные стороны колодца, растягивая веревки. Другие дикари в это время поставили клетку на край колодезной кладки.

Самое глупое было бы сейчас трясти прутья и орать: «Выпустите нас, сукины дети, долбаные ниггеры, мерзкие ублюдки! Клянусь духами неба, я уничтожу вас всех! Сожгу напалмом!» Равноценное по глупости занятие — просунуть руку сквозь прутья, схватить кого-то из туземцев и под угрозой сворачивания шеи требовать свободы. «А вообще-то, так даже лучше, — холодно рассудил Сварог. — Во-первых, разбиться не суждено. Во-вторых, что там внизу, неизвестно, зато известно, чего там нет. Там нет шамана и его голозадой своры. А они, признаться, надоели до тошноты. В тварь же особо не верится. Скорее всего это мифология местного употребления. Может быть, из колодца доносятся какие-то странные звуки, объяснить которые с точки зрения природных законов дикари не в состоянии. И объяснили как смогли. Ну даже если тварь и в самом деле есть… Все же справиться с ней, думается, будет проще, чем с оравой полоумных дикарей, управляемых бесноватым чернокнижником. Вдобавок.., уж самому себе-то можно признаться, что хочется как можно скорее и как можно дальше оказаться от чертова шамана. Уж больно опасен, сволочь, потому как совершенно непредсказуем».

Понеслась…

Клетку столкнули с края, ее тряхнуло, и Сварог с Пятницей внутри нее повалились друг на друга. А потом клетка довольно плавно заскользила вниз. И скользила, пока не стукнулась о дно колодца…

Выбравшись из клетки, они некоторое время стояли в полной темноте, прислушиваясь. Тишина стояла гнетущая, но все же это было лучше, чем скрежет по камню когтей приближающегося местного божества. На кого бы оно ни было похоже.

Сварог включил «кошачий глаз». Пол был каменным. Каменными были и стены, и потолок. А сам камень был сухим, шершавым и даже немного теплым, как будто не в насквозь тропических широтах они пребывали, а как минимум где-нибудь под сухой и жаркой лесостепью. А еще вокруг были кости. Не то чтобы покрывали пол толстым-толстым слоем, но количество их все же производило гнетущее впечатление.

А это что валяется рядом с клеткой? «Ах, вот в чем дело, то-то мне показалось, что в клетку что-то закинули, когда начали спускать!» Сварог наклонился и подобрал костяной ножик муравьиной формы. Тот самый, что уже швыряли ему в другой колодец. Определенно дикари хотят навязать ему эту штуковину. Как бы то ни было, а какое-никакое оружие, не помешает…

Они стояли в полном молчании. Да и о чем было говорить? Все пока понятно и без слов.

Сварог наклонился, поднял череп, осмотрел опасливо. Черепушка, вне всякого сомнения, тут к антропологам не ходи, была человеческой, некогда принадлежала — судя по форме, размеру и выступающей нижней челюсти — какому-то несчастному дикарю из живущего над колодцем племени и.., подвергалась тщательному обгладыванию — после того как была практически раздавлена одним могучим ударом. Причем обгладывался череп не соплеменниками, как логично можно было бы подумать, а существом куда крупнее и сильнее человека: на кости отчетливо виднелись следы зубов, и когда Сварог, глядя на эти отметины, представил себе габариты твари, у него непроизвольно сжались внутренности. Он отбросил череп, быстро поднялся и еще раз огляделся. Никого. Тишина и темнота. Ну неужели тварь и в самом деле существует?

Кости были самой разной степени сохранности — некоторые валялись здесь явно не один десяток лет и были обглоданы с тщанием, достойным лучшего применения; другие, посвежее, еще хранили на себе волокна засохшего мяса… М-да, открытия сплошь неприятные.

Сварог сделал еще одно открытие — человеческих останков заметно меньше. Большая часть принадлежит животным. Думается, дело в том, что животные топтались на месте, пока их не сожрали, а люди сразу начинали искать выход. «И, будем надеяться, кто-нибудь из наших предшественников выход все же нашел…»

Сварог вдруг сообразил, что Пятница-то ни шиша не видит в этой темнотище. «Кошачьим глазом», увы, поделиться невозможно, поэтому придется сооружать факел. Сделать это нетрудно, и магию подключать не надо, тут на полу валяется достаточно подручных материалов, в том числе и не до конца истлевшего тряпья. Но вот вопрос — не привлечет ли огонь неизвестную тварь? Или наоборот — отпугнет? Зверюга ведь живет в темноте, и огонь, как все непривычное, должен ее пугать. Но вот зверю ли приносили жертвоприношения аборигены или.., иному существу — вопрос…

От колодца вели в разные стороны три коридора высотой в полтора человеческих роста — с виду совершенно одинаковых, темных, мрачных… Сразу отчего-то вспомнилось детское: «Налево пойдешь — голову потеряешь…»

В сечении ходы эти были не идеально прямоугольной формы, но близкой к таковой, и у Сварога даже мысли не возникло об их естественном происхождении. Мыслей возникало только две: кто здесь живет и как отсюда слинять побыстрее. Да еще так слинять, чтобы больше не встретиться с дикарями.

Сварог зажег огонь на пальце, чтобы поджечь сооруженный им факел…

Пятница бухнулся Сварогу в ноги, прижался лбом к полу и что-то быстро залопотал на своем исковерканном таларском. Из всего потока слов Сварог разобрал лишь «Ягуа», «хозяин» и «великий».

В общем-то, примерно такой реакции Сварог и ожидал. А чего вы хотите от необразованного туземца, на глазах которого человек добывает огонь из пальца. Даже более образованные люди и те вряд ли отнеслись бы к такому зрелищу как заурядной бытовой зарисовке.

— Некогда предаваться идолопоклонству, — поморщился Сварог, поводя факелом из стороны в сторону. — Лучше скажи, куда нам идти? Какой коридор выведет в более безопасные места? Погоди-ка…

Сварог подошел к одному из трех проемов, давя на пути истлевшие кости.

— Ага, ага… Эй, да поднимись ты, иди сюда! Тебе этот знак не знаком?

Сварог поднес указательный палец к заштрихованному треугольнику, высеченному над входом в коридор. Н‘генга замотал головой.

— Впрочем, неважно, — Сварог хоть и говорил вслух, больше беседовал сам с собой, нежели со своим спутником. — Именно отсюда тянет свежим воздухом. Значит, сюда мы и направимся. И давай поскорее уберемся отсюда. Как минимум подальше от колодца. Если здесь столько костей, то наш неизвестный приятель крутится где-то поблизости — в ожидании нового обеда. И вообще, раньше начнем — раньше выход отыщем…

Колеблющийся свет факела бросал на стены причудливые тени, коридор незаметно, но неуклонно вел вниз. Впрочем, несильный ток свежего воздуха не ослабевал — значит, вскоре уклон должен измениться. Через равные промежутки от тоннеля отходили перпендикулярные боковые ответвления, но соваться в эти подземелья не было никакого желания. Кости попадались и здесь, хотя и не в таком количестве.

— Тихо! Стоять! — вдруг яростным шепотом рявкнул Сварог, резко останавливаясь.

Из глубин подземелья долетел непонятный, но настолько жуткий утробный рык, что они невольно пригнулись. Звук эхом прокатился по разветвлениям тоннеля и затих. Люди замерли.

— Просто какая-то зверушка блюет… — утирая пот со лба, сказал Сварог. — Но, дьявол, тут такая акустика, ни хрена не понятно, где именно… Ну что, узнаешь какой-нибудь из голосов джунглей? Что за зверь?

— Не знать, — затряс головой Н‘генга.

Может, как раз оттого что «не знать», его лицо было перекошено от испуга, а тело сотрясала мелкая дрожь.

— Иногда по ночам болота издают такие звуки, — пробормотал Сварог. — А местные жители утверждают, что так воет собака Баскервилей…

— Это выть дух земли Матумба, — проговорил Пятница.

— Лучше бы это была собака, — вздохнул Сварог. — Ладно, пошли. Глядишь, прорвемся как-нибудь…

Двинулись дальше по мрачному коридору, полого уходящему во тьму. Рык больше не повторялся. Однако и того, что услышали, вполне хватило — вопль все еще стоял в ушах.

Ход становился шире, а костей уже почти не попадалось. Никто не добирался до этих мест? А что нам говорит чувство опасности? А оно, если так можно выразиться, «фонило» — ровно, без всплесков предупреждало о присутствующей где-то рядом угрозе. Однако опасность не нарастала, что неплохо…

Сварог услышал за спиной шорох. Быстро обернулся. Из одного из многочисленных боковых проходов вылетела, вытянувшись в полете, огромная, неясных очертаний тень. Она сбила с ног Н‘генга (раздался короткий, полный ужаса вскрик), накрыла его собой…

Это произошло настолько внезапно, что Сварог включился с секундной задержкой. Чувство опасности взорвалось в мозгу сиреной слишком поздно, когда тварь уже прыгнула. Впрочем.., справедливости ради.., включись оно вовремя, все равно ничего не удалось бы изменить.

Исторгнув из себя жуткий, устрашающий вопль, Сварог метнулся к твари. Замахал факелом, искренне надеясь, что огонь отпугнет зверя.

Есть! Тварь отпрянула от огня вбок, а затем попятилась, порыкивая, скребя когтями по камню и отступая от распростертого на полу человека. Пусть недалеко, но все же отогнав зверя, Сварог остановился. Сперва быстро оглядел тварь «третьим глазом», затем включил «кошачье зрение». Очень хотелось понять, с кем имеешь дело.

Ничего потустороннего в твари не было, и никакими колдовскими способностями она не обладала. Просто зверь. Однако зверь редкостный и, стоит признать, слабо сочетающийся в одной реальности с автоматом Калашникова.

Более всего зверюга смахивала на медведя. Ростом, пожалуй, чуть поменьше бурого мишки, но шерсть длиннее — вся слежавшаяся, спутанная, свисает клочьями, на теле видны многочисленные проплешины. Лобастая медвежья башка. Морда более вытянутая и узкая, чем у бурого. А из пасти торчат длинные искривленные клыки. Не клыки, а моржовые бивни.

Сварогу в голову пришло сочетание слов «пещерный медведь» и картинка из прочитанной им в детстве книжки, на которой художник изобразил у входа в пещеру семейство похожих тварей. Книжка, помнится, была про вымерших во всякие мезозой и ледниковые периоды животных. Выходит, не все вымерли, кое-кто остался. Или же.., это все-таки не Земля?

Маленькие желтые глазки пещерного обитателя недобро поблескивали в полумраке. Сильный звериный запах достигал Сварога, заставлял морщиться — вонял пещерный житель преотвратно.

Сварог достал из кармана бриджей костяной нож. Вот и все оружие — факел и нож. Да еще магия, к которой Сварог намеревался сейчас прибегнуть. Если тварь даст ему время, конечно…

Пока пещерный зверь вел себя странно — утробно порявкивая, переступал с лапы на лапу. Сделает шаг-другой вперед с явным намерением приблизиться к очередной двуногой жертве, но словно наткнется на невидимую стену и поспешно отступает назад.

Огонь его так пугает или необычный вид двуногого существа? До этого ему скармливали исключительно темнокожих… Как бы там ни было, а ждать, пока к медведю вернется храбрость, Сварог не собирался.

Он наколдовал кусок жареного мяса и швырнул зверю. Кусок шлепнулся возле передних лап. С неожиданным проворством медведь отпрыгнул от мяса, как от гранаты. Но потом аппетитный запах все же привлек его. Не отрывая маленьких желтых глазок от Сварога, он подошел к мясу, опустил голову, понюхал…

«Ну же, жри, зар-раза, жри, насыщайся!» Хладнокровие чуть было не покинуло Сварога. Когда в двух шагах от тебя пыхтит саблезубая тварь размером с теленка, ты находишься в его владениях, бежать некуда, а из оружия лишь игрушечный ножичек… В общем, пот лил по спине ручьями.

— Ну молодец, хороший! — облегченно выдохнул Сварог, увидев, как медведь схватил зубами кусок мяса и потащил вглубь коридора. Вскоре оттуда донеслось торопливое чавканье.

— И сколько мяса нужно, чтобы ты наелся, сволочь?

Сварог сотворил два здоровенных куска сочного мяса, один забросил вглубь коридора, поближе к здешнему медведю, другой оставил здесь. Потом подхватил Пятницу на руки.

Некогда было осматривать рану. Прежде надо было отойти подальше. Но Сварог видел, что Н‘генга здорово досталось. Тварь распорола ему когтями живот — туземец был в сознании и зажимал рану рукой. Крови не видно, но, как известно, это и есть самое скверное при подобных ранениях. И еще могли быть внутренние повреждения. Когда такая тварь, которая весит никак не меньше полутора центнеров, с разбегу обрушивается на тебя, трудно избежать внутренних повреждений.

Через сотню шагов Сварог остановился, положил своего чернокожего спутника на пол. Сосредоточился. Медиком он не был, но в свое время лары вложили в него элементарный набор целительских умений, своего рода дорожную аптечку. Все не было времени освоить более сложную медицинскую магию… «Врешь, — сам себя обрезал Сварог. — Время как раз было. Но все казалось, что успеется, все откладывал на завтра. Дооткладывался».

Все. Сварог оставил безуспешные попытки. Его аптечка была бессильна против такого ранения, и нечего зря терять время.

Н‘генга что-то просительно пробормотал, когда Сварог поднимал его на руки. Наверное, просил, чтобы оставил его здесь. Ну у них-то в племени с такими ранениями уж точно никто не выкарабкивался.

А сейчас был один-единственный шанс на спасение. Зыбкий и хлипкий. Призрачный и вилами на воде писанный. Но был. Сварог помнил свой астральный полет, помнил палатки на лесной поляне рядом с колодцем — родным братом тех двух колодцев, с которыми довелось уже познакомиться. Палатки — это белые люди, экспедиция или военные. Это связь, это вертолет, который может прилететь из ближайшего города. Кто знает, откуда тянет сквозняком и куда они (теперь вернее, только он с Н‘генга на руках) могут выйти. Вдруг повезет. Понятно, что шансов не больше, чем выиграть по лотерейному билету. Но все же и по лотерейному кто-то выигрывает.

Оставив факел и включив «кошачье зрение», Сварог двинулся по коридору, вслушиваясь в подземные звуки. Не исключено, что тварь потащится следом. А ведь у нее.., могут быть сородичи. Вдруг этот пещерный ведмедь не последний из подземных могикан, вдруг их тут целый выводок…

Сварог и не заметил, как окончился бесконечный коридор и он вышел…

— Вперегиб Ловьяда душу мать! Тарос-небожитель и присны во веки веков! — Сварог медленно опустил на пол Н‘генга и выпрямился, глазам своим не веря. Он стоял, овеваемый потоками прохладного воздуха, не в силах пошевелиться, не в силах произнести ни слова. Потому что слова были не нужны.

Увы, это был не выход — по крайней мере в том смысле, в котором он надеялся его увидеть. Не было солнечного света, не было гомона тропического леса. Они по-прежнему находились под толщей скальных пород… И в этих скалах был вырублен зал.

Вырубленный в скальной толще неведомо когда, кем и для каких целей зал был громаден — потолок и противоположная стена совершенно терялись в слегка колеблющейся серой дымке. Причем колебания эти происходили от того, что возвышалось посреди каменного зала. А посреди каменного зала, строго по центру, возвышалась исполинская каменная пирамида, сияющая ровным бледным светом. Пирамида, покоящаяся на вершине и неизвестно какими силами поддерживаемая в этом неустойчивом состоянии.

Сварог включил «третий глаз».., и — ровным счетом ничего не изменилось. Все оставалось, как и было: светящийся внутренним светом опрокинутый пентаэдр, колышущееся дымчатое марево.., и непонятно из какого источника исходящий едва слышный, но донельзя противный гул, от которого ныли зубы и закладывало уши. И все пять вершин Пирамиды горели неярким колеблющимся огнем. И ни следочка колдовства! Или же колдовство здесь совсем иной природы, которую детектор магии распознать не может?

Вопросы, только вопросы, ничего кроме вопросов…

— Это что, еще одна галлюцинация? — затряс головой Сварог. — Как она держится?! Что это такое?

М-да, кто бы ответил. И кто бы подсказал, что со всем этим счастьем можно и нужно делать…

— Н‘генга не понимать, — вдруг услышал Сварог. — Мы на Земле Духов?

Сварог быстро наклонился над туземцем. Пробормотал пораженно:

— Черт бы меня побрал! Я вообще уже ничего не понимаю…

В самом деле, такого не бывает — в призрачно-бледном сиянии кровотечение остановилось, рана Н‘генга затягивалась на глазах. Туземец отнял руку от живота, и Сварог увидел, как розовая, будто у младенца, кожа появляется там, где минуту назад клочьями свисало мясо. Да и Пятница, на последнем участке пути впавший в полубессознательное состояние, бредивший на руках Сварога (Сварог не сомневался, что вот-вот начнется агония), разлепил веки и смотрел вполне бодро. Прошла еще минута, и Н‘генга как ни в чем не бывало поднялся на ноги. Чернокожий хлопец, глупо улыбаясь, осматривал свои руки, ноги, туловище, как будто видел их впервые.

— Нагляделся я, конечно, на всякие чудеса, но чтоб такое… — пробормотал Сварог.

Пирамида, что же еще? Вот он, исцеляющий чудо-источник. Всякие там лекарственные лучи, положительная энергия, животворящие эманации — и далее по тексту из газетенки типа «Тайны мироздания». И может быть, именно благодаря Пирамиде смог уцелеть с тех невероятно отдаленных времен такой невозможный зверь, как пещерный медведь. Ну не дает, просто не дает ему помереть эта Пирамида! И он живет, живет, не понимая зачем, почему, просто живет и все. И сколько ж ему лет тогда может быть? Фу-у…

У Сварога было такое ощущение, что он отчаянно барахтается посреди бескрайнего моря и никак не может выплыть. Реальность в очередной раз расползалась под ним, как намокшая бумага, и сквозь нее проступала реальность другая — пугающая своей неизвестностью… Стоп, а это еще что?

Сварог почувствовал тепло в кармане камзола — точно такое же, какое возникло в подземной библиотеке на материке Атар миллион лет назад в кармане, где лежал древний предмет-рубин. Теперь же в кармане камзола прятался костяной нож с рукоятью в виде стилизованного муравья. Сварог достал его и тупо оглядел. Повернулся к Пирамиде. Пирамида сияла ровным светом, и в этом свете нож мелко подрагивал, будто вот-вот готов был вырваться из рук и магнитом устремиться туда, к центру зала.

Так, так… Связь между ножиком и перевернутым колоссом налицо. А проверить, что это за связь, можно только одним способом — подойти к Пирамиде. И нет никакого резона поступать иначе.

Сварог повернулся к величественному сооруже-ию.

И сделал нерешительный шажок в ту сторону. И еще один. И еще…

ИГРОК НОМЕР ДВА

Глава первая ЛЕДЯНОЙ ДОМ

Громкое и частое, как пулеметная очередь, «пых-пых-пых.., пых-х-х!!!» Удаляющийся куда-то вверх разбойничий свист, мгновенье тишины.., а затем темный небосвод вдруг окрасился оранжевым, зеленым, синим, красным. Шарахнуло ослепительно, вполнеба, мириады ярких разноцветных огней рванули в разные стороны, образуя стремительно расширяющиеся, причудливые узоры — звезды, круги, переплетенные кольца, спирали и фонтаны огня. Рванули — и тут же пропали, будто и не было их никогда… Толпа внизу приветствовала сей демарш аплодисментами, одобрительными выкриками, улюлюканьем и свистом.

Сварог ничего этого не видел и не слышал.

И глаз еще не открывал. Решил полежать малость, прислушиваясь к внешнему миру и к собственным, внутренним ощущениям.

Во внешнем мире все было спокойно. В смысле — тепло, яркий свет под веки не проникает, под спиной ровно и твердо, пол не качается, пахнет сносно, да и вообще.., кажись, неопасно. Звуки кое-какие доносятся, но приглушенные, неразличимые, далекие и потому тоже покамест неопасные. В общем, тихо.

А во внутренних ощущениях… Ну-ка… Во внутренних ощущениях пока тоже царят покой и благость, все тревожные детекторы молчат. Впрочем, на последние надеяться не приходится. Молчат, блин, до последнего момента. После которого переигрывать что-то уже поздно…

Сварог открыл глаза: нуте-с, и куда нас занесло на этот раз?

На сей раз он увидел над собой низкий, сводчатый, мутно-белый потолок. Изо льда, что ли? Во всяком случае, очень похоже. А из потолка торчали светильники, более всего напоминающие белые грибы-переростки. Их светло-коричневые, как у молоденьких боровиков, шляпки светились несильным, ровным светом.

Сварог рывком поднялся на локтях, огляделся.

По обеим стенам не очень большого, метров десять на десять, помещения — ледника? но почему не холодно? — в котором ему посчастливилось очухаться, тянулись стеллажи, простенькие, деревянные — в узком проходе между ними на полу и лежал Сварог. Ну, уж если быть педантичным до последней закорюки, то не на полу, а на сваленных на пол мешках, туго набитых чем-то рассыпчатым, то ли крупой, то ли.., что-то весьма знакомое это напоминает.., ну, конечно! Гранулы химикатов! И на ум тут же пришли всякие минеральные удобрения, фосфаты и сульфаты. Сварог облегченно вздохнул. Потому как, ежели пораскинуть мозгами, наличие стеллажей, мешков и вообще потолка над головой, пусть и ледяного, подразумевает наличие достаточно развитой цивилизации. Достаточно, будем надеяться, развитой, чтобы не тащить незваного гостя из другого мира сразу на жертвенный костер, а как минимум для начала разобраться.

А стеллажи были пусты. Лишь в дальнем углу, впритык к ледяной стене, задвинуты несколько коробок… Кажется, картонных. Что тоже добрый знак — в смысле подтверждения цивилизованности местного населения. Надо бы подойти да рассмотреть во всех подробностях. Маркировка, надписи, не говоря уж о содержимом, — кое-какую пищу для ума все это непременно даст…

Кстати, об исследованиях и заключениях. Первое, эскизное заключение можно сделать такое: судя по обстановке и прочим мелочам, он оказался не в самых больших размеров кладовой, которая сейчас почему-то пуста — то ли товар не завезли, то ли все залежи только что куда-то удачно сплавили.

А еще втекал в ноздри нерезкий, но отчетливо химический запах. И что-то этот запах мучительно напоминал. Что-то до боли знакомое, хотя и порядком подзабытое… Ах да, ну конечно, как же! Пасту ядовито-малинового цвета польского производства, которой одно время в их войсковой части стараниями пройдошистых складских прапоров усиленно заменяли старое доброе хозяйственное мыло. Как же позабыть эти малиновые кристаллики, сперва больно царапавшие кожу, но довольно быстро растворявшиеся в струях воды из-под крана. Та паста, нет слов, успешно боролась с мазутом, креозотом и прочей въедливой, не берущейся обычным мылом дрянью. Но этот чудный, неистребимый запашок! Десантный майор Станислав Сварог приносил этот запах со службы домой, что осложняло и без того непростую семейную жизнь…

«Не о том думаешь, ваше благородие, оно же сиятельство и прочие высочества, — подумал Сварог. — Какая, вперегреб и вперекат, польская паста, когда надо осматриваться, ориентироваться и вырабатывать план действий!»

Сварог быстро оглядел себя. Тело свое, не чужое (ничего смешного: оно, знаете ли, нелишне будет удостовериться, после недавних-то событий), руки-ноги целы, шаур безвозвратно утрачен, ну да и пес с ним… Жить, словом, можно. Теперь не мешало бы выяснить, как у нас там обстоит с магическими способностями. Есть, знаете ли, некоторые, вполне обоснованные сомнения…

А кстати, что это там за ледяной стенкой творится? Прислушавшись, Сварог различил целый набор разнообразнейших звуков. Громыхание, звяканье, ритмичные хлопки, музыка и даже, кажется, смех, — все звучало приглушенно, словно проходило сквозь толщу воды…

И вдруг все эти звуки разом ворвались в помещение, как группа захвата в дом с затаившимися братками, и обрушились на Сварога. Еще раньше, чем он успел вообще о чем-то подумать, сработали рефлексы. Сварог откатился в сторону, засунул себя под стеллаж. Пол под стеллажом оказался деревянным — и на том спасибо. Спасибо, что хоть не ледяным… А интересно: почему морозцем не тянет? Ежели все вокруг изо льда…

Додумать мысль ему не дали.

Хлопнула дверь, и на объект вошел некто. И звуки сразу же стихли. Не иначе, вошедший закрыл за собой дверь. И двинулся по проходу, что-то насвистывая. Мелодия была веселенькой, бодренькой и напрочь Сварогу незнакомой. Ясный перец! А вы что хотите, ваше величество? Чтобы он спел что-нибудь вроде «Над Таларом тучи ходят хмуро»? Ну так многого хотите, мин херц… А тем временем представитель незнакомого мира уверенно прошел по мешкам мимо Сварога. Единственное, что можно было разглядеть, — его сапоги. Примечательные, между прочим, сапожки: высокие, остроносые, пошитые из хорошей кожи, явно новые, при каждом шаге поскрипывающие и позвякивающие декоративными шпорами.

Может, выкатиться, аккуратненько спеленать хозяина пижонской обувки, да и поговорить по душам, стимулируя чистосердечие нежным надавливанием на болевые точки? Пусть товарищ поделится своими знаниями о мире, в котором проживает. Что за место такое, в каком измерении находится, как тут обстоит с магией и электричеством, а также не грозит ли миру буквально на днях Апокалипсис? Ну и что с того, что «язык» будет смотреть на дознавателя, как на психа! Главное, удастся разжиться информацией… И ведь нельзя сказать, чтобы Сварог обо всем этом размышлял уж совсем в шутейном смысле.

И, всерьез продолжая тему, можно сказать, что сперва требовалось хоть немного разобраться в окружающем, а уж затем вступать с этим окружающим в более тесный контакт. Вдруг отсутствие этого человека в течение более чем двух минут вызовет нешуточный переполох, в кладовку нагрянут толпы мстителей и ледяной домик-пряник тут же снесут из неизвестного оружия!..

Тем временем свистун дошел до конца ледового помещения, зашуршал там, помолчал малость, потом с шумом выдохнул и двинулся назад…

И тут же в кладовку на секунду вновь ворвались гомон и бряцанье. Ворвались — и стихли. Вошел кто-то еще. Явно мужеского полу. И мрачно-утвердительно поинтересовался, оставаясь на пороге и потому вне зоны видимости:

— Опять, да?

А Сварог мысленно вознес хвалу Создателю: в очередном мире по-прежнему изъяснялись на вполне понятном ему, чужестраннику, языке! Везет, блин…

— Ты что, следишь за мной? — спросил другой, тот, что в красивых сапожках. И прозвучало это испуганно-агрессивно.

— А ты ведь обещал в прошлый раз, — спокойно-угрожающе напомнил новый посетитель кладовки.

— Слушай, Ключник, один только разок… Больше не буду, — извинительно и успокаивающе.

— Я же просил никогда не называть меня так! — повелительно и зло.

— Ну хорошо, хорошо… — почему-то отрывисто и суматошно. — Ну прости. Забыл. Клянусь, это в последний раз. Но ведь здесь никого нет, да? Просто я.., ну, одна мелкая «гусеница». Всего одна. Просто для поднятия духа. А что, тебе не страшно? Сам ведь знаешь, что нас ждет. И что нас ждет в случае, если мы не…

— Рот закрой! — командно-раздраженно. Второй сделал стремительный шаг вперед, и Сварог наконец увидел его обувь: тупоносые башмаки на толстой рифленой подошве, подозрительно напоминающие не то ботинки битников, не то обувку Олега Попова. Но цвета кофе с молоком. Красивые Сапоги моментально притих. Молчал и Тупоносые Ботинки.

«Мама дорогая, и куда это меня занесло?..» — подумал Сварог. Полное создавалось впечатление, что Ботинки сейчас даст в морду Сапогам. Но Ботинки спросил спокойно:

— Ты посты расставил?

— Конечно. На всех выездах. Мышь не выскочит.

— Проверяешь?

— Каждые полчаса.

— Смотри, если что пойдет не так.., из-под земли достанут, — пригрозил носитель запретного имени Ключник. — Зеркало вытри как следует и спрячь. (Тут Сварог в очередной раз напрягся, вспомнив совет старой Грельфи доверять именно зеркалам.) А пакетик лучше выброси. Не ровен час… И пойдем-ка на воздух. Ты должен быть на виду. Ты же не хочешь, чтобы все сорвалось?..

Красивые сапоги послушно прошаркал к выходу, причем шаг его от уверенного был далек. Прямо скажем, малость заплетающимся был шаг… Вновь на мгновенье ворвались музыка и шум, и тут же все стихло. Дверь закрылась. И не осталось никого.

Сварог некоторое время переваривал полученную информацию, ни к каким выводам не пришел и выбрался из-под стеллажа. Главное сейчас — проверить магический арсенал. Где бы мы ни оказались, хоть в ледяном замке, хоть в аравийском урагане… А вообще, если откровенно, это превращается в своего рода ритуал. Профессиональный путешественник по мирам обрастает обрядовыми действиями. Попал в новый мир — первым делом, сынок, проверь магические способности. Впору уже учебник составлять: «Курс молодого странника по звездам»…

Шутки шутками, но вот в недавнем прошлом лишили его всех способностей, и, признаться, чувствовал себя Сварог без них крайне неуютно, почти так, как если бы пришлось разгуливать с незастегнутой ширинкой. Так что не надо нам повторения этой радости.

Проверку магических способностей Сварог начал тоже вполне устоявшимся образом — достал из воздуха сигарету. Получилось. Что ж, и на том спасибо.

Он быстро оглядел помещение, фиксируя то, что не успел рассмотреть раньше. Дверь — высокая, полукруглая, аркообразная, с затейливой бронзовой или крашенной под бронзу ручкой. Не слишком ли заковыристо для простой кладовки? Да и пол паркетный. Причем паркет, судя по оттенкам древесины, из дорогих пород. Хотя погодите-ка… Он наклонился и провел рукой по паркету. Да никакой это не паркет, а имитация! Весьма искусная, надо признать, но не потрогаешь — не заметишь, что стыки между паркетинами, равно как и узор на дереве, были нарисованы на гладкой прохладной поверхности пола. Что-то типа линолеума. И как это объяснить, господа? Мир высоких технологий или крайне развитой магии?

Сварог посмотрел наверх и вдруг понял, какая несообразность кольнула глаз при взгляде на потолок. Проводка. Вернее, ее отсутствие. В чем легко убедиться благодаря достаточной прозрачности льда. А там, где светильники, всегда имеется проводка, по которой подается ток к осветительным приборам, не так ли? А отсутствие проводки говорит о чем? Уж не о том ли, что мы имеем дело со стопроцентной магией?

И еще одно соображение посетило Сварога. Ежели паркет — подделка, то не может ли точно такой же имитацией быть и лед, из которого изготовлены потолок и стены? Проверить — секундное дело. Сварог подошел к стеллажам, сунул меж них руку и дотронулся до стены, оказавшейся ничуть не холодной и вообще напоминающей лед только внешне. М-да… Сварог постучал по стенке. Материал более всего смахивает на пластик. Мир имитаций и фальшивок, так, что ли? Как тут не вспомнить некоего Эрма из Вардрона, наделенного магическим умением подделывать вещи.

Сварог включил «третий глаз», но ничего не обнаружил. Ни следа магического фона. Ни следочка. Даже беспроводные светильники, если верить индикатору магической активности, работали исключительно на технической основе. И что сие означает? Не хочется, но вполне можно усомниться в достоверности показаний «третьего глаза». Может, под этим небом живет и здравствует незнакомая, совершенно иной природы магия, которую детектор обнаружить просто не способен, как какой-нибудь амперметр не способен измерять температуру воздуха. Ох уж эти встроенные в него детекторы и индикаторы…

Он подошел к двери, приоткрыл ее на ширину двух пальцев. Сторожко выглянул наружу…

И тут же отшатнулся обратно, автоматически захлопывая дверь и вжимаясь в стену. Взрыв прогремел — надо ж такому быть! — ровно в тот момент, когда Сварог высунулся наружу. Вслед за взрывом донеслись восторженные вопли.

Сварог снова приоткрыл дверь, уже зная, что он испугался не артобстрела и не прицельного огня. Рефлексы перестарались, но Сварог был на них не в обиде: уж лучше перебдеть, чем навсегда и бесповоротно распрощаться с жизнью. Так что пусть рефлексы стоят на страже и дальше…

— Эт-то я удачно зашел, — пробормотал он себе под нос, оглядывая творящееся снаружи. Потом открыл дверь и без всякой опаски вышел из псевдоледяной кладовки.

Глава вторая АХ, КАРНАВАЛ, УДИВИТЕЛЬНЫЙ МИР…

Очередной мощный залп потряс воздух. В ночное небо взвилось множество ярких огней, оставляющих позади себя дымный хвост. И вскоре над головой затрещали тысячи хлопушек — это огни взрывались прямо в небе и рассыпались мириадами разноцветных светляков. Одни огни фейерверка меняли цвета прямо в воздухе, другие рассыпались искрами, будто в вышине одновременно лопались сотни гирляндных лампочек, третьи стекали вниз, как огонь из котла сталеплавильной домны, но гасли, не долетая до земли. Отсветы фейерверка падали на землю, разноцветные пятна плясали на траве и на снегу. Да-да, такое вот безумное сочетание — трава и снег. И кругом, куда голову ни поверни, увидишь строения изо льда. И при этом совершенно не холодно. И не только трава, но и цветы луговые растут себе преспокойно на границе снега и земли… Ну да нас таким сочетанием не удивишь, видали мы сочетания и более невероятные, вспомним хотя бы, милорды, создание новогодней елки на Таларе, сопровождаемое обильным снегопадом…

Итак, слово было произнесено. Талар. И при мысли, что это может оказаться правдой, ходуном заходило сердце. Неужели он все же вернулся?!

Черт побери, очень похоже…

Разумеется, глядя на небо, Сварог не столько любовался фейерверком, сколько рассматривал созвездия и небесные тела: не удастся ли углядеть что-либо знакомое. Если Талар — там должен быть огромный, ало-полосатый Юпитер, вокруг которого крутятся с десяток желтых, белых и зеленых спутников. Если Димерея, или Корона, или еще какой мир — совсем другим будет небо… Однако небосвод как назло был плотно затянут тучами. Значит, ответ на вопрос «где я?» следовало искать на земле.

А происходящее на земле было не менее красочно, чем представление в небе. Одни одежды собравшейся здесь толпы чего стоили… Собственно говоря, как раз из-за этих одежд Сварог безбоязненно покинул свое укрытие. Ибо его камзол, который в иных местах мог вызвать лишь нездоровое внимание к его обладателю, здесь как нельзя лучше соответствовал господствующему стилю. Можно сказать, Сварог сливался с окружением, что твой хамелеон.

Он с любопытством оглядывался. Нет, разумеется, головой не вертел, как Ванька Немытый, угодивший в хоромы царские. Оглядывался исподволь, аккуратненько, стараясь при этом сохранять полнейшую непринужденность в движениях: дескать, мы сами люди насквозь местные.

Людей вокруг наблюдалось изрядное множество, и на всех были наряды, пошитые — если так можно выразиться — в стиле Версаля, Людовиков и прочих балов-маскарадов а-ля дворцовая куртуазность. Женщины щеголяли в невероятно пышных, громко шуршащих, громоздких и затейливых нарядах. Фасонов платьев было не перечесть: широкие, узкие, кружевные, с вырезами и без, с оголенной спиной и спиной закрытой, длиной до лодыжек, до пяток, до коленок и выше оных. Ну а уж про расцветки и покрои и говорить не приходилось — пестрота преизряднейшая. И еще про что говорить не приходилось, так это про украшения. Можно лишь использовать штамп: «глаза слепило от золота и брильянтового блеска», — но его будет явно недостаточно. Брильянты украшали не только руки и шеи, но и лодыжки. Драгоценные камни были вкраплены в ткань платьев и даже в обувь. Сварог заметил, что у некоторых дам туфли целиком сделаны из одинаковой величины кристаллов. Кажется, из алмазов.

Мужчины, как оно водится, смотрелись менее броско, чем женщины, но тоже вполне импозантно. В основном на мужчинах преобладали фраки и смокинги, но встречались некоторые личности, одетые нестандартно. Вон, например, на «ледяной» скамье у сосны отчаянно флиртует с барышней в полумаске какой-то далеко не юный франт, нарядившийся во что-то такое военное, с аксельбантами и эполетами, отдаленно напоминающее гусарский ментик. Или вон глазеет на фейерверк, гогочет и хлопает, не жалея ладоней, мордатый, пузатый и бровастый тип с покатыми плечами и борцовской шеей, пьяный в зюзю, одетый, на первый взгляд, в костюмчик бедного пейзанина — потрепанная жилетка, грубая льняная рубаха светлой ткани и на шнуровке, заправленная в широкие черные штаны… Но на взгляд второй выяснялось, что никакой это не «крестьянин», а скорее «пришелец», потому как на лысом, как пятка, черепе красовались враскоряку инопланетные ушки-трубочки ярко-зеленого цвета…Да и еще попадались люди в костюмах явно маскарадного толка: дамы в платьях «домино», в разноцветных «птичьих» масках, сделанных из перьев, дамы и господа в одинаковой, странной униформе — длинные черные кожаные плащи, черные узкие очки, высокие, с металлическими перетяжками ботинки, зачесанные назад волосы. Иногда среди шумной суеты мелькали граждане в камзолах, что не могло не радовать Сварога. Свои, можно сказать. На некоторых гуляках были полумаски, на дамах — маски, и это позволяло выдвинуть вполне здравое предположение, что его забросило не куда-нибудь, а на маскарад. Ибо вряд ли так выглядят здешние трудовые будни. Хотя… Как тут не вспомнишь в очередной раз Талар. Очень напоминает, знаете ли, все происходящее здесь зарисовку из повседневной жизни ларов и ларесс…

Однако сколь бы ни хотелось Сварогу на Талар, все же какое-то шестое, седьмое или вовсе непронумерованное чувство нашептывало, что его занесло совсем в иные края. Видимо, имелись в окружающем некие мельчайшие, микроскопические, неуловимые пока разумом отличия. Может быть, воздух другой, может, атмосферный столб давит как-то не так или нет привычной концентрации айперона в магическом эфире… Или это планета, с которой в Граматар прибыли охотники за людьми, подданные загадочного Льва-Императора на летающих «скатах»? Те тоже, помнится, лучились самодовольством и богатством и мнили себя повелителями судеб…

Торчать на одном месте было глупо. Как известно, бросается в глаза не сам бег или стояние, а выпадение из общего ритма. Если все бегут, а ты стоишь, тебя заметят. И наоборот. А здесь вокруг общались, флиртовали, таращились на фейерверк, танцевали, в конце концов пили, — словом, двигались, жили, но только не стояли на одном месте. Поэтому выстаивать на месте не рекомендуется.

Неторопливой походкой праздного гуляки, которому наскучила вся эта карнавальная шумиха и захотелось покойного уединения в уютном обществе бокала с добрым вином, Сварог двинулся по празднику, напустив на лицо соответствующее выражение. И изредка поглядывая на обувку встречающихся мужчин: вдруг да мелькнут на ком-нибудь красивые сапоги или тупоносые ботинки.

Продолжал палить фейерверк, но окружающие заметно теряли к нему интерес. Были б тут дети, они бы радовались салюту и дальше, но мероприятие явно было из серии «только для взрослых». Так время-то глубоко ночное, какой тут, к лешему, семейный отдых…

Хватало тут и красивых женщин, и очень красивых. Большей частью на этом празднике жизни веселились молодые (оно и понятно), но встречались дамочки и бальзаковского возраста, и сверхбальзаковского. А вот мужчины преобладали, наоборот, в возрасте от тридцати и выше. Солидные люди, так сказать. Хотя от тридцати — это по земным меркам. А этим могло быть и все четыреста…

И что-то всех этих людей между собой неуловимо роднило, несмотря на всю пестроту лиц, возрастов и нарядов! Сварог мучался-мучался, вглядывался, присматривался и наконец понял, в чем дело. Довольство. Во всех лицах явственно проступало довольство. Такие лица могут быть лишь у хозяев жизни. «Может быть, все же Талар? — опять с надеждой шевельнулось в мозгу. — Ведь не обязательно ты мог вернуться на тот самый Талар. Это может быть Талар столетием раньше, столетием позже. Это может оказаться проекцией Талара в другом измерении. И еще чертов стул всего другого, так или иначе связанного с Таларом».

Как говорили в одном из не самых худых миров, тут без ста грамм не разобраться. И хотя тело частного детектива — слава богам всех эпох и народов! — осталось в прошлом вместе с трепетной любовью того тела к спиртному, Сварог чувствовал, что выпить можно. Даже нужно. И уж совсем точно — не помешает. Благо с этим на празднике жизни все обстояло в высшей степени благополучно. Повсюду можно было видеть основания колонн, изготовленные из того же фальшивого льда. (Наверное, этот праздник как-нибудь так и назывался — Ледяная Феерия. Или даже Праздник Торжествующего Льда: все, абсолютно все постройки, даже бассейн, были сделаны из этого малопонятного материала). Так вот, на этих обрезанных колоннах, служащих фуршетными столами, теснились подносы с напитками и закусками. К одному такому пеньку Сварог и направился.

Как выяснилось, магические способности при нем, а стало быть, яд в питье, буде такой растворен в незнакомых напитках неизвестного мира, он сумеет распознать и вовремя пронести сию чашу мимо губ. Потому Сварог снял с подноса рюмку с коричневатой, цветом напоминающей виски жидкости и храбро опрокинул в себя незнакомое содержимое… Хм, однако! Напиток оказался крепкоградусным, но мягким и едва уловимо отдающим некими душистыми травами. Взяв следующий бокал, Сварог огляделся уже увереннее.

Наконец салютная пальба стихла и уши смогли отдохнуть. Оказывается, играла музыка — ненавязчиво доносится из крон высоких деревьев, весьма напоминающих сосны. Нижние ветви деревьев переливались разноцветными огоньками — не то были украшены гирляндами, не то это местные плоды светятся. Почему бы и нет? А вот музыка показалась Сварогу знакомой. Но слышал он ее не отчетливо, надо бы подойти поближе. Непринужденно держа бокал с неопределенным, однако оправдавшим лучшие ожидания напитком, Сварог двинулся по огибающей сосновый островок тропинке…

Тропинка была травяная, а вдоль нее бугрились снежные сугробы. Хотя надо еще проверить, насколько они снежные. Сварог сошел с тропы, наклонился, зачерпнул ладонью снег. Холодный… Но все же непривычный на ощупь. Маслянистый. Твою мать! Сварог брезгливо вытер руку о бриджи. Такое впечатление, что снег настоящий, в том смысле, что не пенопласт какой-нибудь, но некая дрянь туда добавлена. Чтоб не таял. И хватит уж экспериментировать, тем более — на себе. Какая, к чертям, разница, снег, не снег…

Опаньки! Сварог замер. За сосняком, который он обогнул, праздник открылся ему во всей своей красе и широте масштаба. Там, откуда он только что пришел, выходит, были своего рода задворки торжества, а все основное сосредоточено здесь. Взгляду Сварога открылась небольшая, но самая настоящая долина, окруженная темными лесистыми холмами. А посреди долины был возведен целый ледяной городок. (Сварог не подходил, не проверял, но судя по виду, сделано все из того же материала, имитирующего ледяные глыбы.) Над городом возвышался замок: цитадель с четырехскатной крышей и окнами-бойницами, а вокруг — зубчатая крепостная стена трехметровой высоты с угловыми башнями. На башнях трепыхались флаги с незнакомой Сварогу символикой — два медведя, встав на задние лапы, оперлись передними на могучий кедр и задрали головы кверху. (Почему-то мишки напомнили Сварогу собак, загнавших кошку на дерево.) А по стене бродили ряженые воины в доспехах с тем же гербом. На гербе было что-то написано, но что именно, Сварог не разглядел — далеко.

Вокруг лепились все прочие постройки «ледяного городка». Тут и горка, с которой с визгом и нетрезвыми воплями скатывались вполне зрелые дяди и тети; и квадратные, круглые, открытые, закрытые, словом, всякие разные павильоны, где пели, ели и плясали; тут и явно искусственный — уж больно кругл — пруд, из центра которого бил невысокий фонтан со светящимися разноцветными струями; и два домика, соединенные открытой галереей; и грот, внутри которого горели факелы.., ну и множество столов тут и там, заставленных яствами и напитками. А это никак бассейн? Ну да! Сработанный все из того же «льда», подсвеченный снизу разноцветными огнями. В похожей на восьмерку чаше плескались одетые в купальные костюмы люди. Переодевались купальщики в домике, чем-то напоминавшем русский народный терем-теремок… Короче, гуляли тут пышно, с размахом и удалью. А сколько ж во все это квазиледяное великолепие вколочено деньжищ! Или в этом мире коммунизм уже построен?!

«Удачно я зашел!», — порадовался Сварог мысленно.

Та музыка, что показалась ему знакомой, доносилась из павильона с обширной террасой, на которой покачивались в медленном танце пары, но ее источника он не обнаружил — казалось, сам воздух рождал мелодию: гитарные переливы, источающие аккордами испанскую грусть. Впрочем, в равной степени грусть могла быть и таларской, и неизвестномирской.

С другой стороны павильона была выстроена небольшая сцена (надо ли уточнять, что тоже ледяная?), с которой для горстки гостей внизу неслышно вещал что-то высокий седогривый господин в черном длиннополом сюртуке, окруженный несколькими господами чиновничьего вида. Вещал он победно, убедительно, рубя воздух ребром ладони — ну чисто парторг на митинге по поводу открытия первой очереди комбината. Люди внизу слушали внимательно, но бурными и продолжительными аплодисментами разражаться не спешили. А за сценой, чуть вдалеке, угадывалось нечто неидентифицируемое: прямо на земле было натянуто огромное полотнище с каким-то концентрическим рисунком, каким — отсюда не разглядеть. Не то герб, не то исполинская мишень. Не иначе, для стрельбы небесными молниями…

На Сварога действительно не обращали никакого внимания. Ну стоит себе мужик в камзоле, ну потягивает что-то алкогольное, эко дело, эка невидаль. Что очень и очень хорошо. И это позволяло Сварогу чувствовать себя спокойно и уверенно. Иногда нет ничего приятнее на свете, чем когда до тебя нет никому никакого де…

Ага, вот и не правда. Сглазил. Сварог насторожился и придал лицу безмятежный вид. Оказывается, далеко не все игнорируют Его Величество Сварога Первого…

Срезанных колонн и столов с подносами повсеместно было понатыкано множество, и возле каждого кучковалась группка празднующих. Слева, совсем рядом с сосняком, вокруг одной из таких ущербных колонн собрались четверо вальяжных мужчин и одна дама. Дама — в длинном бордовом бархатном платье с глубоким, как Марианская впадина, декольте — была поглощена светской беседой, очаровательно смеялась, запрокидывая голову, кокетничала, пила что-то из конусообразного фужера.., но при этом изредка и вполне профессионально сканировала обстановку. Сварог мельком заметил это и оценил. А потом дама — черт знает, сколько ей лет, не то девятнадцать, не то все сорок — тряхнула короткими рыжими волосами, незаметно для собеседников в очередной раз огляделась.., и заметила Сварога. И на секунду будто зацепилась взглядом. Как крючком. Причем секунда эта длилась долго. Потом рыжеволосая красавица как ни в чем не бывало отвернулась, потеряв к Сварогу всякий интерес, и что-то такое сказала вальяжным мужчинам, от чего все расхохотались.

Ну-ну.

Сварог допил прихваченный с собой бокал и пожал плечами. Подумаешь. Смотрит и смотрит. И пусть. А мы пока можем повторить заход. Заправиться для большей уверенности и куражу, а там уж и вырабатывать стратегии, продумывать подходы. Можно затесаться в толпу, послушать и подслушать. И выбрать себе жертву, потом покалякать с этой жертвой за жизнь, ненавязчиво выспросив про то про се. Хотя б и эту рыжую… Нет, рыжую не стоит. Уж слишком умный и цепкий у нее взгляд — по сравнению с общим настроением.

Сварог поставил пустой бокал на скатерть, взял полный и направился к террасе, где танцевали под гитарные аккорды…

— Эт-то как понять! — раздался за спиной грозный басовитый оклик. — Что ты тут делаешь!

Сварог почему-то сразу понял, что обращаются именно к нему. Медленно, не теряя достоинства, повернулся. За спиной, уткнув руки в бока, стоял тип.., в камзоле серого и зеленого цветов. Откормленная рожа, центнера полтора живого весу и черная борода. По виду — типичный прораб. А еще с эдакой мордой и комплекцией хорошо служить городовым. Или играть в народных театрах Карабасов-Барабасов.

— Че встал? — «прораб» пристально вгляделся в Сварога:

— Погоди-ка… А ты кто такой? Чего-то я тебя не видел. Из какого подразделения?

И что на это ответить? Знать бы хоть, что за подразделения такие… Ну да всегда можно прибегнуть к грубой силе. Хотя, понятное дело, средь шумного бала мордобой затевать не хотелось бы.

— Да я это… — промямлил Сварог, всем своим видом демонстрируя невинного и оскорбленного, и показал себе за спину. Незатейливо, но иногда работает. Пускай «прораб» сам за него придумывает ответ.

— Че дурака из себя строишь! — побагровел бородач. — Совсем оборзели, да?! Нажираются тут под шумок, забыв про…

Под новый всплеск невнятных криков, рукоплесканий и женских визгов небо прочертили разноцветные линии и принялись стремительно рисовать прямо в воздухе геометрические фигуры, сплетаться в сложнейшие орнаменты, мерцать, пульсировать.., и даже вспыхивать объемными фигурами! Сварог даже проверил, не включил ли он случайно «третий глаз». Нет, не включил, действо происходило в реальности. Вот высоко над головой появился белый женский лик красоты необычайной, растекся, превратился в языки зеленого огня, из которого в разные стороны разлетелись синие птицы, обернувшиеся, перед тем как исчезнуть, уносящимися к огромному закатному солнцу парусниками… Словом, зрелище было завораживающим, волшебным.., но, черт возьми, Сварог по-прежнему не чувствовал и тени магического присутствия. Значит, и впрямь колдовство в этом мире от таларского отличается кардинально, так, что даже определитель не берет…

И тут же получил подтверждение этому выводу: где-то совсем рядом вдруг запиликала музыка, ни дать ни взять — исполняемая на допотопной «Эонике». Уж не из кармана ли «прораба»? «Табакерка?» — подумал Сварог, потому что и на этот раз проявлений колдовства детектор не обнаружил. Но «прораб» как-то странно мотнул головой — будто решил почесать подбородок плечом, но в последний момент передумал, — взгляд его мигом затуманился, и он спросил в пустоту:

— Да?..

Помолчал несколько секунд, прислушиваясь к отдаленным крикам веселящейся толпы, причем выражение его лица менялось от напряженно-внимательного к озабоченному, а потом ответил невидимому собеседнику, глядя сквозь Сварога:

— Понял, все понял! Немедленно приступаю!

Его глаза вновь стали злыми и колючими, и он заорал на Сварога:

— Дьявол! Господин И уже подлетает, а у нас еще ничего не готово! Ты, урод, хватай поднос и бегом к Чертовой Бане! Понял? Понял, спрашиваю?! Потом с тобой поговорим!

И не дожидаясь исполнения приказа, «прораб» унесся куда-то в глубь ледяного городка. «Будет исполнено, ваш-блаародь, — проводил его взглядом Сварог. И подумал:

— И за кого он меня принял? За прислугу, что ли? А может, тогда и в самом деле взять этот поднос — руки ж в конце концов не отвалятся, его потаскавши — и походить себе, осмотреться? К тому же напиточек всегда под рукой, ну а ежели кто другой пожелает причаститься, мы возражать не станем, угостим, не звери ж мы какие-нибудь, в конце-то концов…» Сварог, то ли под влиянием выпитого, то ли оттого, что в кои-то веки не надо было немедленно бежать куда-то и кого-то крушить, спасая мир, пребывал в довольно благодушном настроении…

— Что ж вы не бежите с подносом к Чертовой Бане? Старший ведь приказал, — раздался рядом насмешливый голос.

Новый собеседник (а точнее — собеседница) во время общения Сварога с «прорабом» подошла к столу, отделившись от танцующих на террасе и от своего моментом куда-то улетучившегося партнера, и теперь возилась с сифоном и бокалом.

— И взгляд у вас не лакейский, — добавила она.

Сварог, не таясь, оглядел собеседницу. Молодая, но взгляд огромных зеленых глаз утомленный, причем не столько этим маскарадом, сколько самой жизнью. Темные волосы уложены в некое подобие короны, в локонах поблескивают светлячки то ли бриллиантиков, то ли.., стразов. Крохотный кулончик на точеной шее. Черное простенькое платье без украшений и карнавальных прибамбасов. Простенькое настолько, что…

Вот представьте себе небольшой прямоугольный кусок черной ткани шириной примерно в метр. Представили? Теперь сверните этот кусок кольцом, а края сшейте. И засуньте в получившийся цилиндр по самые подмышки стройную молодую девицу. Что получится? Правильно: материя сия закроет тело от границы, проходящей примерно в пяти сантиметрах ниже впадинки между ключицами, до границы, проходящей примерно в пятнадцати сантиметрах выше коленей. И сделает все остальное совершенно незащищенным от обстрела мужскими зажигательными взорами.

Сварог глянул в сторону вальяжных. Четверо мужиков продолжали гутарить друг с другом возле срезанной колонны, но рыжая чертовка словно испарилась.

— А почему мой взгляд должен быть лакейским? — с осторожностью спросил Сварог, вежливо отнимая у собеседницы и сифон, и бокал. Не по-халдейски отнимая, а зело галантно. Нажал на рычажок сифона, и из носика с шумом вырвался пенистый поток, быстро наполнив сосуд.

Судя по простоте и скромности, платьишко на собеседнице стоило сумасшедших денег — если только, опять же, в этом мире не ввели полный и окончательный коммунизм. А судя по плотности облегания платьем тела, мамзель не имела ни малейшего представления о таком понятии, как лифчик.

Впрочем, ей это и не требовалось.

— Лакейский взгляд? — она пожала обнаженными плечиками. — Для маскировки, для чего же еще. Раз уж вы нарядились в камзол, бриджи и сапоги. Правда вот, с цветами дали промашку. Наверное, не захотели отказаться от любимых алого и серого?

И заговорщицки подмигнула Сварогу. Колдунья? Черт бы подрал этот детектор магии: опять сплошные нули на выходе…

— Вы похожи на лакея так же, как я — на… — она вдруг запнулась. — На кого я не могу быть похожей?

— На портового грузчика, — подсказал Сварог. И подумал: «Если здесь есть порты…»

Порты, оказывается, были, потому как собеседница радостно рассмеялась:

— О! Точно!

Она взяла бокал, внимательно вгляделась, прищурив один глаз. Немного полюбовалась поднимающимися кверху пузырьками и — выплеснула содержимое на землю.

— Кошачья моча. Причем моча кота, страдающего диабетом… В смысле — сладкое пойло. Надоело. Хочется нормальной выпивки… А знаете, — она стрельнула зелеными молниями из-под век, — почему даже игристые вина сегодня не в бутылках, а закачаны под давлением в эти идиотские кувшины?

Сварог покачал головой: вот уж чего он никак не мог знать!

— Нынче ж модно демонстрировать свою равноудаленность, — сказала барышня. — Вот хозяин и показывает, что для него нет излюбленных торговых марок. Вообще никаких торговых марок нет, а стало быть, все в равном положении… Только я всегда боюсь подобной нарочитости и показухи. Я сразу же напрягаюсь. Мой носик, — она коснулась пальчиком собственного носа с небольшой горбинкой, и вышло это отнюдь не игриво, — подсказывает мне, что кто-то старательно хочет отвести нам всем глаза. Только от чего? Вы случайно не знаете?

Отвести глаза?.. Значит, все-таки магия?!.

Глава третья ГИБЕЛЬ ЛЕДЯНОГО ДОМА 2

Странный получался разговор у Сварога и девицы в черном платье для коктейля. Даже если вдруг забыть, что Сварог здесь чужой и совершенно не в курсе местных обычаев и обыкновений, то все равно — странный. А почему бы не спросить напрямую?

— Вам не кажется, моя прекрасная незнакомка, что вести подобные разговоры с лакеем как-то.., не совсем…

— Ай, да ладно вам! — перебила она, махнув голой рукой. — Какой вы лакей. У вас на лице написано, — она провела пальцем по воздуху, как по буквенным строчкам на доске, и выговорила по слогам:

— «Из власт-ных струк-тур». Я сразу догадалась, едва вас увидела. Ага, думаю, так и есть, предупреждали ведь… А насчет незнакомки… Вы что же, меня не знаете? — она протянула Сварогу ладошку. — Меня зовут Лана.

Свое имя девица произнесла, заглядывая ему в глаза. Создавалось впечатление, будто она ожидает от собеседника чего-нибудь вроде: «Ба! Неужели та самая Лана и есть? Не может быть!»

— Гэйр, — представился Сварог. Правда, титул «граф» скромно опустил. Может быть, несмотря на замки и камзолы с фраками, здесь не в чести сословная кичливость. Тем более ему представились без всяких намеков на титулы и звания.

— Гэйр? — задумчиво повторила она, будто пробуя это слово на вкус. — Странное имя… И незнакомое. Или это прозвище?

«Еще бы не странное…» — подумал Сварог. И напомнил:

— Вы остановились на том, что вас о чем-то предупреждали.

Лана загадочно улыбнулась.

— Знаете, господин… Гэйр, мы все здесь подчиняемся правилам игры. Хотя многие из нас ненавидят и ее саму, и ее правила, многие уже давно наигрались во все игры без исключения, а другие с удовольствием сыграли бы по своим правилам, да не дают им этого. И тем не менее все мы сегодня здесь, — она показала на долину, ледяной город и веселящихся гостей. — А почему?

— Почему? — эхом отозвался Сварог. Он вдруг только сейчас понял, что Лана пьяна. Не в стельку, но все же..

— А потому что все по самую макушку затянуты в Большую Игру и выйти так просто из нее уже не в состоянии. Слишком много обещаний дано, слишком многим людям ты обязана, слишком многие люди зависят от тебя. И поэтому я тут. Только поэтому, — она тряхнула головой, и несколько темных локонов, выскочив из шпилек-невидимок, упали на оголенные плечи. — Потому что надо. Ну как же, здесь весь город! А какой праздник без Ланы? Не будь меня, тут же начнутся кривотолки: «Ага, ее не было вчера! Привратник и Лана опять в ссоре! А не встал ли Привратник в оппозицию! А не собирается ли он переметнуться к напористым конкурентам из-за ближайшей границы!» Поэтому я, хоть мне все глубоко опостылело и надоело, не только прибыла сюда этим вечером, но и предварительно навела кое-какие справки…

— Обо мне? — спросил Сварог, отметив вторично упомянутого за сегодняшний вечер таинственного Привратника.

— О вас, — просто сказала Лана. И прямо-таки впилась в Сварога взглядом. — Я знаю многих людей Привратника, — она махнула рукой в сторону седого орла на сцене, — а о вас только слышала. Хозяин тщательно прячет свою правую руку от посторонних глаз. Но я почему-то не ревную.

Она двусмысленно и пьяно хихикнула.

— И что же вы выяснили? — Сварог с превеликим трудом сохранял лицо.

— Кое-что выяснила, — Лана взяла со стола рюмку с зеленоватой и вязкой (судя по тому, как переливалась в стекле) жидкостью и залихватски опрокинула в рот. — Видите, насколько я с вами откровенна. Я уже давно в Большой Игре и привыкла скрупулезнейшим образом готовиться к каждой новой Партии. Привыкла, понимаете ли, собирать сведения не только о главных Игроках, но и о тех, кто стоит за плечом Игроков, надвинув на лицо капюшон. Зачастую исход Игры зависит как раз от этих лиц, не любящих, прошу прощение за каламбур, лиц своих показывать. Но ежели эти лица скрываются под маской простой прислуги, то вычленить их из общей толпы не так уж сложно… Вы не разносите напитки, не суетитесь, не угождаете скучающей даме… А главное — меня предупредили, что Ключник хочет инкогнито посетить сие мероприятие. Полагаю, чтобы лично проследить за безопасностью на празднике… Но с вашей стороны довольно опрометчиво было прийти сюда, не прикрыв лицо хотя бы полумаской, но еще более опрометчиво было вырядиться в камзол прислуги. Не так ли, дорогой… Ключник? Говорят, вы не любите, когда вас так называют.

Ага, вот и Ключник всплыл. Именно так окрестил человек в красивых сапогах человека в тупоносых ботинках. На что Ботинки изволил рассердиться… Действительно, не любит.

Сварог невольно усмехнулся. Воистину, нетрезвая женщина — находка для шпиона. И пятнадцати минут этой светской беседы не прошло, как он накопал кучу полезной информации. Некто Ключник, судя по всему, является кем-то вроде начальника местной охраны, правой рукой седоволосого Привратника. А Привратник, он же Хозяин — главный на этом празднике жизни и, не исключено, его, праздника, устроитель. Ишь как разглагольствует со сцены. А барышня Лана спьяну приняла Сварога за означенного Ключника…

Что ж, не будем разубеждать.

— Господин И скоро будет здесь, — сказала Лана. И сморщилась, будто откусила пол-лимона. — Я должна идти — быть рядом с Хозяином, когда прибудет эта гора жира. Этикет, ничего не поделаешь… Ну, приятно было поговорить. Еще встретимся.

И нетвердой походкой направилась к сцене.

Сварог задумчиво смотрел ей в спину, потом подхватил поднос в качестве маскировки и двинулся следом. Еще и какой-то господин И. Который вот-вот должен прилететь. В мозгу возник образ эдакого хитрого азиата с усиками, в халате и шапочке с кисточкой, сидящего по-турецки на ковре-самолете… Пока еще непонятно зачем, но надо поглазеть на товарища И поближе.

Что-то изменилось. В броуновском движении гостей карнавала наметился некоторый порядок, как будто кипящий суп стали переливать из одной кастрюли в другую. Со всех сторон к павильону с террасой и сценой, на которой до сих пор возвышался умолкший седовласый с чиновничьей свитой, потянулись людские ручейки, музыка стихла, танцующие скрылись в павильоне. А вокруг полотнища с изображением то ли герба, то ли мишени зажглись белые фонари. Все смотрели в небо, куда-то на юго-восток. Сварог на ходу посмотрел туда же. И, разумеется, ничего не увидел, кроме темного неба, затянутого тучами.

А потом в наступившей относительной тишине он услышал далекий, на грани слышимости клекот, переливающийся на высокой ноте. Клекот явно приближался, и вот уже можно было разобрать другие звуки — лихорадочный шелест, звенящий гул, какой издает токарный станок на холостых оборотах. Сварог сбился с шага, замер, до рези в глазах всматриваясь в небо. Что-то чертовски знакомое было в этом звуке, но отчего-то он никак не мог определить, что это, собственно, такое.

Вякнул индикатор опасности. Замолчал. Снова вякнул. И еще раз. И еще, все чаще и чаще.

И вдруг — Сварог едва не выронил поднос — из-за сопки вынырнула гигантская, басовито стрекочущая стрекоза с полыхающими ослепительным светом глазами, сделала горку и заложила лихой витраж над городком.

Толпа разразилась приветственными криками — слишком, впрочем, дружными, чтобы быть стопроцентно искренними.

Сварог понял, что стоит с отвисшей челюстью, поспешно рот захлопнул и огляделся. Как же так.., не может же это быть.., да быть такого просто не может!!!

Это был вертолет. Самый настоящий, всамделишный, боевой, пятнистый геликоптер с двумя прожекторами, конструкции абсолютно незнакомой, однако ни малейшего сомнения: разворот над ледяным городком совершало доподлинное детище товарища Сикорского (ну, или его собрата в этом мире). Это что, это господин И изволили так прибыть?! И Сварог наконец-таки смекнул, для чего предназначено здоровенное полотнище с мишенью. Никакая это была не мишень, врете, — это была банальная посадочная площадка.

…А в следующую секунду поднос полетел в одну сторону, Сварог — в другую. Он и сам не сразу сообразил, как это произошло и почему: тело среагировало быстрее разума. И только когда это самое тело бросило себя за ближайшую колонну с напитками, вжалось мордой в фальшивый снег и накрыло голову руками, он понял. Понял то, до чего не дотумкал определитель опасности. Впрочем, что с ларского определителя взять…

Винтокрылая машина пока не собиралась садиться. Она совершала классический боевой заход на цель, собираясь атаковать с бреющего! Если, конечно, это не было частью представления — малость попугать гостей. Но тело-то Сварога об этом и не подозревало! Равно как моментально забыло тело и о неуязвимости ларов. Инстинкты майора ВДВ оказались сильнее. Так вот почему детектор вякал едва слышно, — понимает, с-сука, что Сварогу смертушка не грозит ни от ракет, ни от пулеметов…

Звенящий, пульсирующий гул стремительно заполнил собою все вокруг, весь этот непонятный мир, заставляя дрожать в унисон каждую клеточку организма, заглушая любой другой звук. Обрушившийся сверху ветер вдавил Сварога в грунт, расплющил.., и унесся вдаль. Грохот винта постепенно удалялся, и Сварог осмелился чуточку приподнять голову. Вертолет уходил к сопкам, разворачивался на новый круг. Пахнуло разогретым металлом и отработанным топливом. И никакой магии по-прежнему не чувствовалось на сто верст окрест…

В общем, ничего страшного не произошло: зрители, присевшие, заткнувшие было уши во время первой «атаки», поднялись и снова радостно заголосили — но совершенно неслышно: гулкий рокот заглушал все. Сварог обессиленно выдохнул, помедлил и тоже поднялся на ноги, с некоторым смущением отряхивая колени. Поискал глазами поднос, нашел — и отвернулся. Фу ты… Ну испугали, черти. Значит, это был просто спектакль? Развлекушка по типу «Пещеры ужасов». Способ пощекотать нервы пресыщенных гостей посредством боевой вертушки.

Тем временем означенная боевая вертушка завершила маневр разворота и, наклонив острую морду, пошла на очередной заход. На большей высоте. И с меньшей скоростью. И когда под ее брюхом вдруг расцвели два светло-желтых мерцающих цветка, Сварог все еще не верил. Все еще полагал, что это шутка. Так и стоял столбом, глядя на увеличивающуюся, словно в мультфильме, тушку вертолета. Не верил, когда ледяная стена замка, прошитая двумя очередями, разлетелась мириадами сверкающих осколков, а деревянная сцена словно взорвалась изнутри, расшвыривая чиновников, как городошные бабки. (Седогривого отбросило к заднику сцены, где он и упокоился в луже собственной крови.) Даже когда две стремительные пунктирные дорожки, параллельно вспахивающие землю бурыми дымными фонтанчиками, с тошнотворным звуком «тух-тух-тух-тух!..», явственным и в грохоте несущего винта, прошлись в каком-то метре от Сварога, — даже тогда он не поверил.

Но вот когда эти дорожки вонзились в толпу перед посадочной площадкой… Первый заход на цель был чем-то вроде тренировочного. Так сказать, пристрелочный это был заход.

Дальнейшее Сварог видел словно при замедленном просмотре.

Две пулеметные очереди, вломившись в толпу, буквально вколачивали, вбивали людей в землю. Рвали в лохмотья маскарадные костюмы и тела, прорубая в толпе кровавую просеку. Ряженых охранников смело с крепостной стены порывом свинцового урагана. Люди пока еще ничего не понимали — слишком быстро все происходило. Стрекот снова удалился. Слева полыхнуло жарко — шальная пуля, похоже, угодила во что-то взрывоопасное, и с громким пшиком в небо ударил столб оранжевого пламени, подсветив сюрреалистическую картинку: простреленный навылет, оседающий ледяной замок, заполошно мечущиеся люди в маскарадных костюмах, окропленные алым сугробы посреди зеленой травки… А вертолет уже завершал очередной разворот. И ничего не было слышно вокруг, кроме громогласного стаккато несущего винта, напоминавшего тысячекратно усиленный треск крыльев бьющегося о стекло ночного мотылька.

На этот раз вертолет шел еще медленнее, короткими зигзагами. И равномерно, скрупулезно, неторопливо, как рачительный крестьянин на собственном поле, косил толпу. Не пропуская ни колоска. Видимость у стрелка, надо признать, была идеальная, ледяной городок лежал перед ним как на ладони, да и патроны он не экономил. И укрыться от обстрела было негде. Территория карнавала лежала в долине, празднично, ярко освещенная, плюс к тому прожектора на самой вертушке, а сосны были редкими и просвечиваемыми насквозь. Рефлексы буквально вопили, что надо спрятаться, укрыться, зашхериться, иначе…

Словно перерубленный, соскользнул с башни штандарт с медведями и кедром.

Какой-то хлыщ при фраке и манишке схватил первую подвернувшуюся под руку девицу в белой миниюбке и в кошачьей маске и прикрылся ею как щитом — очередь впечатала их обоих в грунт, превратив в сплошное месиво из костей и мяса.

Война?!

Неизвестно, по каким законам живут в этом мире, но факт, что сейчас творится нечто программой праздника не предусмотренное и никем из празднующих не ожидаемое. Где охрана, так вашу растак?! Неужели подобное сборище бриллиантов обходится без секьюрити? Если есть начальник охраны, должны же быть и вооруженные подчиненные!

Вертолет пошел на третий круг.

И началась паника.

Сварога сильно толкнули в спину, и мимо тяжело пронеслась дородная тетка, похожая на директора продмага в провинциальном магазине, весом эдак в центнер и при украшениях примерно на столько же. Она некрасиво разевала густо накрашенный рот в беззвучном крике… Толпа, наконец, включилась и, как водится, ломанулась в разные стороны — прочь от смертоносных струй, лупящих с неба, точно из спаренного шланга. Толкаясь, падая, давя друг друга, люди суматошно метались по залитому светом городку.

Сварог поймал за шею мчавшегося сломя голову юнца с зализанными назад волосами, в той самой непонятной униформе — длинном развевающемся плаще, вот только без темных очков — и заорал ему чуть ли не в ухо:

— Прячься, дурак! В укрытие, не мельтеши! Под развалины, под обломки!

Разумеется, его не услышали. И дело вовсе не в оглушительном шуме, с которым лопасти пропеллера шинковали ночной воздух… Юнец невидяще посмотрел на Сварога глазами страдающего запором барана, вырвался и бросился прочь, закрывая голову руками. Очередь, Сварогу не причинившая ни малейшего вреда, настигла юнца возле той самой тропинки, по которой Сварог вышел к городку. Вороньими крыльями взметнулись полы плаща и опали вокруг упавшего в снег тела. Где-то вдалеке треснула автоматная очередь. С земли. И тут же замолкла.

А ведь территория наверняка огорожена, вдруг понял Сварог. Чтоб никто посторонний снаружи не сунулся. И чтоб никто из подвыпивших гостей, наоборот, не рванул погулять по сопкам, холмам и прочим чащобам. Так что гости заперты здесь, как в загоне, стреляй не хочу.

И как тут вторично не вспомнить подданных Льва-Императора, охотников со всплывшего Граматара! Но те хотя бы замораживали, а не убивали, как эти…

Вертолет ушел на очередной круг.

Сварог выругался, огляделся. Эх, сюда бы, на худой конец, «калаш»! Или, на конец совсем уж худой, «стечкин»… И неожиданно узрел в суетящейся толпе знакомую фигуру.

Зрелище, что и говорить, было феерическим. Рыжеволосая дива, та, что отметила Сварога, стояла сейчас посреди мечущейся толпы, как волнорез — толпа огибала ее, не трогая.., она стояла в своем платье с глубоким вырезом — и палила в надвигающийся вертолет из небольшого блестящего пистолета, сжимая рукоять обеими руками. Посылая пули одну за другой, равномерно и точно. Лицо ее было серьезным и сосредоточенным, ни тени страха… Но что какой-то пистолет против боевой летающей машины?..

А потом Сварог увидел в толпе другую знакомую фигуру и тут же забыл о рыжей фурии.

— Лана! — заорал Сварог во всю мощь легких.

Барышня Лана бежала неведомо куда вместе со всеми. Одна туфелька на высоченной шпильке слетела с ноги, но она этого не заметила. Тщательно уложенная прическа рассыпалась, и в ветре, поднятом бешено вращающимися лопастями, каштановые волосы развевались, как рассерженные змеи на голове у мадам Горгоны.

Сварог матернулся и вклинился в толпу, как форштевень ледокола «Красин» в торосы, раздавая направо и налево тычки и оплеухи. Жертвы его кулаков даже не чувствовали ударов. Он продрался сквозь ополоумевших людей, грубо ухватил Лану за локоть и чуть ли не пинками, против течения, вытолкал на относительно свободное место у сосняка. Вертолет опять пошел на разворот, гул немного стих. Паника продолжалась. Люди что-то орали, но оглохший от вертолетного грохота Сварог вообще ничего не слышал.

Уф… Повезло. Он оторвал болтающийся на одной нитке рукав камзола и отбросил прочь. А ведь могли и затоптать — невзирая на то, что король. Это все равно, что оказаться на пути бегущих от лесного пожара животных.

— Где.., где.., где… — повторяла Лана судорожно, глядя куда-то сквозь Сварога.

Ну, извини, подруга. Без лишних разговоров Сварог отвесил ей смачную пощечину. Подействовало. Губы перестали трястись, во взгляде появилась осмысленность. Сварога она узнала. И на том спасибо.

— После плакать будем, дорогой товарищ, — твердо сказал он. — Что происходит?

— Это ты у меня спрашиваешь — что?! — вдруг заорала Лана. — Ты — начальник охраны!

Пришлось повторить курс лечения, на этот раз левой рукой. Голова девицы мотнулась, как у сломанной куклы.

— Тихо мне! — прикрикнул Сварог. — Никакой я не начальник охраны. Ты перепутала. А сейчас валить надо отсюда, да поскорее!

Лана прижала тыльные стороны ладоней к горящим щекам. Кажется, она даже не заметила, что ее только что отхлестали по мордасам.

— Машина, — наконец сказала она. От хмеля не осталось и следа. — У меня машина…

Машина? Прекрасно. Значит, этот мир знает механизмы не только летающие.

— Где? Где, я спрашиваю?!

— Где и все остальные, — Лана слабо махнула рукой в направлении, откуда к разрушаемому городку вышел Сварог.

Вертолет, неспешно развернувшись над сопками, приближался.

— Ну тогда по коням. Только обувку сними.

Лана послушно скинула оставшуюся туфельку, и они побежали в темноту. А позади раздались уже не пулеметные очереди — позади слышались глухие разрывы. Из гранатометов лупят, понял Сварог. И подтолкнул Лану в спину — дескать, живее.

…Место, где гости, прибывая, оставляли свои экипажи, располагалось в стороне от хозяйственных строений и освещалось уютным приглушенным светом, излучаемым невысокими желтыми столбиками, вроде тех, что видел Сварог в ботаническом саду на юге. Но вот сами машины… Бетонное поле размером с два футбольных было сплошь заставлено автомобилями. Именно автомобилями, а не какими-нибудь там самоходными каретами или магическими повозками: четыре колеса, фары, зеркала, номера, руль в салоне, все, как положено. К тому же ностальгически пахнуло бензином — значит, это и не электромобили, как на Короне. Сияющие, разноцветные, преимущественно изящных обтекаемых форм, хотя попадались и весьма странные авто, похожие на бронетранспортеры…

Навстречу, как чертик из табакерки, непонятно откуда выскочил взъерошенный, насмерть перепуганный юноша в зеленой ливрее и заорал, от волнения дав петуха:

— Господи, что там такое, госпожа Арте…

— Куда машину поставил, чучело?! — резко перебила его Лана.

«Арте? Лана Арте?» — Сварог сделал галочку в памяти.

— Вон туда… — юноша ткнул дрожащим пальцем в сторону исполинского черного, почти кубического гроба на колесах. — А что происходит?!

— Ключи где?

— На месте…

— Беги отсюда, парень, — посоветовал Сварог. Лана уже открыла левую переднюю дверцу. То место, где у нормальных машин располагается радиатор, было прикрыто чем-то вроде тарана — блестящей металлической загогулиной в руку толщиной. — В лес беги и затаись, пока не утихнет.

И Сварог запрыгнул на пассажирское сиденье рядом с водителем. Тут же мягко заработал мотор, автоматически включились фары и осветилась приборная доска, замелькали под рулем разноцветные лампочки. «Однако прогресс в разных мирах идет одной дорожкой», — мимоходом отметил Сварог. И шумно вздохнул. Интерьер салона был почти привычным, почти знакомым. Но все же…

Все же чужим он был, насквозь чужим, вот в чем петрушка, — и черт его знает, где именно проявлялась эта чуждость. В запахе ли, в контурах этого самого интерьера, в незнакомых ощущениях?.. Таким же чужим оказался и процесс переключения скоростей: Лана взялась за рукоятку передач с тяжелым навершьем (причем позади этой рукоятки торчала вторая ручка, потоньше и пониже, назначения совершенно неясного, и это был не ручной тормоз — ручник располагался подальше), но вместо того, чтобы врубить первую скорость, резко передвинула рычаг на несколько делений вниз. Колеса, взвыв, провернулись на месте, машину окутал сизый вонючий дым, и авто рвануло с места столь резво, что Сварога буквально вмяло в спинку сиденья.

Стоит признать, что водила Лана Арте мастерски. Черный кубический гроб на колесах, напрочь лишенный аэродинамических характеристик, занесло на повороте. Он едва бортом не снес бамперы припаркованных рядом машин, но на последнем миллиметре до столкновения выровнял ход и метнулся в сторону чисто декоративного шлагбаума, стыдливо прикрывающего выезд с площадки. Шлагбаум от удара разлетелся в щепы, черный куб с визгом колес вырулил на тракт. И рванул в ночь.

Глава четвертая ДОРОГОЙ ДЛИННОЮ…

Удивительное дело: оказавшись за рулем, Лана моментально пришла в себя, успокоилась, стала деловитой и сосредоточенной. Хмель выветрился полностью. Понятное дело, такой адреналиновый выброс любое количество алкоголя нейтрализует и не подавится… Фары она не включала — умница: если пилот заметит отсвет на дороге, может последовать увлекательная погоня вертолета за вырвавшейся из капкана машиной.

Или в этом мире автомобильные фары просто не изобрели?

— Что это было? — спросила Лана ледяным голосом. — Точнее, кто это был? Кто напал?

— Точно такой же вопрос я могу задать тебе, — ответил Сварог, с беспокойством покосившись на водителя: спокойствие оказалось напускным — а от столь равнодушного тона недалеко и до истерики…

— Значит, Ключник — это не ты, — сказала Лана, будто пятью словами-ударами вбила гвоздь в доску.

— Не я, — признался Сварог. — Ты ошиблась.

— И кто ты есть на самом деле?

— Просто гость, — честно ответил Сварог, глядя на исчезающую под капотом дорогу. И добавил осторожно:

— Причем, прошу заметить: гость, который ни черта не понимает в том, что происходило, происходит и будет происходить в дальнейшем…

— Аналогично, — зло усмехнулась Лана. — А где доказательства, что ты не врешь? Что тебя, скажем, ко мне не подослали?

Подослали, надо же. Интересное кино получается…

Сварог пожал плечами.

— Я тебя вытащил из заварушки, я тебя спас.

— Ага. На машине, которую веду я.

— Ну, тогда притормози у обочины, я выйду, и дальше сама долбись.

Лана промолчала, скорости не снижая. Она не врала. Она действительно не понимала, что случилось и кто в случившемся виноват. И пока не могла считать Сварога ни другом, ни врагом…

Ежели, конечно, детектор местного вранья не врет — в отличие от, скажем, всех остальных детекторов магии…

— Извини, — глухо сказала Лана. — Просто все это так.., как-то…

Она вдруг изо всех сил хлопнула ладонями по рулю, и еще раз, и еще. Но на этом все закончилось, истерика прекратилась, так толком и не начавшись.

Под колеса убегала абсолютно пустынная дорога без разметки, по краям которой тянулся беспросветно темный лес и которую освещали исключительно цепочки таких же, как на стоянке, светящихся столбиков, обозначающих края дороги. Ни тебе деревенек, ни одиноко стоящих домов, ни уж, тем паче, фонарных столбов. В пяти метрах по обе стороны — сплошной мрак. И, кстати, встречных машин тоже не попадалось. Даже вдали не видно ничего, ни малейшего огонечка. И не скажешь, что совсем близко боевая летающая машина практически в упор расстреливает обезумевшую от ужаса толпу в маскарадных костюмах…

— Куда мы едем?

— Не знаю, — бросила Лана. — В город. Надо же сообщить… — ее голос дрогнул, и Сварог поспешно сменил тему:

— Правильно. И кто, по-твоему, меня подослал?

— У Привратника много врагов, — ответила, криво усмехнувшись, Лана. — Было. А я, если ты еще не запамятовал, была его любовницей, и…

Она запнулась.

Тогда Сварог выстрелил наугад:

— Считаешь, господин И меня подослал?

И промазал.

Лана хохотнула, совсем по-мужски:

— Господин И? Этот мешок с дерьмом пополам с деньгами? Ты что! Купить всю область — на это у него хитрости хватит, но кого-нибудь подослать… Не смеши.

И снова в салоне повисла тишина. Шуршали колеса. Летела навстречу дорога, маслянисто-блестящая в свете фар.

— Насколько я понимаю, — себе под нос проговорил Сварог, — все ждали, что господин И прибудет именно на этой… — он покрутил пальцем перед лицом, изображая пропеллер, — летающей машине. Так?

— Ну.

— Но вместо господина И к встречающим его людям прилетело много-много маленьких смертей. Именно из той самой летающей машины. И что эти люди должны были подумать?

Лана недоверчиво покосилась на него:

— Так ты действительно ничего не знаешь?

— Это с какой стороны посмотреть… — загадочно ответил Сварог. — Хотя, вполне вероятно, мое знание основано на точке зрения с совершенно другой стороны. — И добавил:

— У меня, видишь ли, свои, весьма особенные источники информации.

— Нет, не может быть, — тряхнула волосами Лана, его не слушая. — Зачем? Все документы подписаны, даже в столице дали добро, Привратник проиграл конкурс, а господин И получил, что хотел, заповедник теперь его — зачем же ему убивать побежденного соперника? Да еще и толпу гостей, приглашенных аккурат по поводу подписания документов, да еще таким громоздким способом…

Так, еще и заповедник какой-то…

Сварог поразмыслил малость, вспоминая труп седогривого в луже растекающейся крови, и промолчал. Бездумно уставился на дорогу. А что он мог сказать? Только одно: его величество влипло в очередной раз, оказавшись в центре неких политических игрищ… Не по себе становится от такой езды. Впрочем, если знаешь, куда едешь, если уверен, что за следующим поворотом будет новый поворот, а уж за ним всенепременно откроется заправочная станция, вся в свете электрических огней, тогда жить, конечно, легше. А вот когда ты пришлый и чужой и вообще не понимаешь, где ты, кто ты и с какой стати тебя принимаются мочить с воздуха, а тут тебя еще заносит на пустой ночной тракт, — то, согласитесь, охватывает жутковатое ощущение. Невольно закрадываются и вовсе уж странноватые, отдающие гнилой метафизикой мысли: «А не навсегда ли это? Вот так и будешь ехать, ехать, и ничего в жизни уже не будет, кроме этого мрака и бесконечной дороги…»

— А мне нравится, — неожиданно громко и невпопад сказала Лана, словно прочитав его мысли. — Нравится гонять ночами на этой колымаге. Через каждые пять шагов никто не перебегает дорогу, не прут напролом жирные уроды с маяками… Ха, попробовали бы они сейчас замаячить сзади! Даже в догонялки играть бы с ними не стала: кишка у ребят тонка… Да и вообще, в кои-то веки здесь, на трассе, можно отдохнуть от людей. А то мельтешат, мельтешат перед глазами целыми днями, чего-то все хотят, чего-то требуют, чего-то им все надо, чего-то у них у всех свербит. А тут… Втапливаешь газ, врубаешь на ченджере что-нибудь эдакое… Что-нибудь типа «Мuse». Любишь «Мuse»?

— Не знаю, — Сварог честно пожал плечами.

— Ну да, не слышал никогда, — утвердительно хмыкнула Лана.

— Это почему это? — враз насторожился Сварог.

— Ну… — она бросила быстрый взгляд на спутника и тут же снова вернулась к дороге. — Ну, из возраста исходя. Коллективчик-то молодежный.., а какая ж ты молодежь!

— М-да, это точно. Не молодежь я, — вздохнул Сварог. Потом неожиданно сказал:

— Не нервничай, Лана. Все уже позади.

— С чего ты взял, что я нервничаю?

— Говоришь без умолку, — честно ответил Сварог. — Верный признак. Ты мне лучше вот что скажи: у тебя нет с собой дорожной карты?

— Зачем? — в свою очередь насторожилась Лана.

«Затем, чтобы хоть какое-то представление составить о мире, в котором ты обитаешь, хотя бы об одном куске этого мира», — мог ответить Сварог. Но ответил по-другому:

— На всякий случай. Хочу посмотреть проселочные и лесные дороги, объезды, ближайшие населенные пункты.., и все такое прочее.

— Да скоро уже в городе будем. Хотя… Там погляди, — она кивнула на то место в приборной доске, где у нормальных машин располагается бардачок. — Вроде был атлас. Но ничего не обещаю. Может, и выкинула ненароком.

Сварог провел ладонью по шершавой поверхности «торпеды», случайно наткнулся на небольшое углубление, пошарил, осторожно потянул за пластиковый язычок. И ларчик открылся, осветившись изнутри приглушенным светом — явно электрическим… И тут странный звук привлек его внимание. Он повернул голову, посмотрел на Лану. А с той происходило нечто непонятное. Она крепко сжимала губы, надувала щеки — словом, была похожа на человека, который тужится изо всех сил, сдерживая кашель. И не сдержала. Прорвало, правда, ее не кашлем. Лана, что называется, зашлась смехом. Прямо-таки затряслась от хохота, даже в глазах заблестели слезы. Опять истерика? В общем-то, ничего удивительного… Но мобиль из ее рук не выбился, не принялся вилять по дороге. Автопилот у девочки работал вполне уверенно.

— Ой не могу… Я сейчас представила… — Лана делала глубокие вздохи, пытаясь успокоиться. — Представила, как мы.., в наших.., костюмчиках вылезаем посреди города из этой «вагонетки»… Вылезаем, будто так и надо. Причем не просто в камзолах, а в драных камзолах и порванных платьях. Я босиком. Этакие поизносившиеся маркиз с маркизой, приехавшие домой на «Геландвагене»…

С беспокойством поглядывая на Лану — не начнет ли стучаться головой о руль, — Сварог наугад вытащил из бардачка книжку в мягком переплете, что лежала поверх всего остального барахла. Посмотрел на обложку, прочитал название.., и обмер.

Нет…

Не может быть!

Он вдруг почувствовал, как голова стремительно пошла кругом.

— Почти приехали, — услышал он неожиданно спокойный голос Ланы, но теперь с ним самим отнюдь не все было в порядке: голос донесся словно бы откуда-то из-за стены.

Сварог поднял голову, невидяще глянул сквозь лобовое стекло на дорогу. Свет мощных фар выхватил установленный на обочине синий прямоугольник дорожного указателя. На нем, как и положено, белым по синему было написано, причем по-русски: «ШАНТАРСК. 75 км».

Глава пятая ПРОВЕРКИ НА ДОРОГАХ

Шантарск? Шантарск! Написано по-русски!

— .. — невольно вырвалось у Сварога.

— Что еще не слава богу? — спросила Лана.

— Да так.., просто свои мысли.

Сварог теребил в руках растрепанную книжонку небольшого формата — поместится и в кармане, с отклеивающейся бумажной обложкой. Называлась книжонка опять же по-русски — «Каналья готовится к нырку», а под названием имелся и рисунок: один аквалангист сосредоточенно целится из подводного автомата, причем совершенно нереальной системы, в другого аквалангиста, мирно проплывающего неподалеку сквозь сине-зеленую муть…

Сварог перевел дыхание и вытер отчего-то вспотевший лоб. Так, значит, что… Значит, он вернулся? В смысле — не на Талар вернулся, а на…

На Землю?!

И не просто на Землю — а конкретно в родную Россию!

Ну ничего себе…

У него словно глаза открылись. Только сейчас Сварог сообразил, почему прекрасно понимает жителей этого мира. Да по причине насквозь банальнейшей! Все, исключительно все, с кем он успел здесь пообщаться, разговаривали на обыкновенном, нормальном, знакомом до слез русском языке!.. (Наверное, кто-нибудь из высокоумных психологов сможет объяснить, как это получилось, что Сварог не узнал родной язык, хотя сам же на нем и беседовал. Может быть, всему виной то обстоятельство, что он просто привык понимать многочисленные чужеземные наречия — начиная с Талара и заканчивая Короной, вот и тут принял это понимание как должное, не вдаваясь в лингвистические дебри… А может, дело в том, что Сварог после демонического судилища рассчитывал оказаться где угодно, но только не там, откуда начал свое странствие по вселенным; потому и не узнал Землю, не захотел признавать, подсознательно заместил родину новым, неведомым миром. Кто знает?..) А с другой стороны… С другой стороны, ведь вполне могло статься так, что это никакая не Земля, а планета очень на нее похожая. Земля-параллельная, Земля-альтернативная, Земля-прим — называйте, как хотите. И судя по тому, что он увидел здесь, именно таким образом все и обстояло. Или же это далекое будущее родной Земли?

Нет, ну над о же…

И вот эту мою Землю хотят уничтожить бесы?!

Он открыл рот, чтобы незамедлительно приступить к рекогносцировке, но Лана, уже успокоившаяся и снова сосредоточенная, погруженная в дорогу, опередила его.

— А эти твои мысли, — спросила она, продолжая прерванный разговор, — они случайно не насчет того, кто именно устроил нам кровавую баньку?.. Помимо господина И. Ага, я угадала?

— Почти… — выдохнул Сварог. — Просто появились кое-какие соображения.

— У меня тоже кое-какие появились. И понимаю, почему ты темнишь. Думаешь: «Я не знаю, кто это девочка и на кого работает». Так?

— Примерно, — сказал Сварог, который думал совсем о другом.

— Мне тоже такие мысли приходили.., только касательно тебя, — похоже, эмоциональный взрыв у Ланы сопровождался словесным поносом. А что делать — кровушка прямо-таки кипит от адреналина… — Никаких обид, мы ж друг друга не знаем, а вокруг заповедника в Аркаиме возится столько народу…

И тут Сварог во второй раз за последние две минуты испытал чувство, сравнимое с катарсисом. Что она сказала? Аркаим? Нет, ребята, в самом деле Аркаим, тот самый, о котором упоминали бесы?!

Он открыл было рот, но тут Лана громко протянула:

— Нет, ну елы-палы! — и принялась притормаживать. — Ну, эти как всегда. Вот ведь уроды, а? В самом неподходящем месте и в самое неподходящее время. Хотя у них должна быть связь…

— Кто? — вырвалось у Сварога.

— Кто-кто… Гибэдэдэ.

Последнее, совершенно незнакомое слово у Сварога отчего-то сассоциировалось с «епэрэсэтэ» — наверное, из-за интонации, с которой его произнесла Лана. Словно сплевывала волосок, прилипший к губе.

Он посмотрел в лобовое стекло. И на время напрочь забыл об Аркаиме.

Метрах в пятидесяти впереди вращалась синяя мигалка, укрепленная на крыше автомобиля незнакомой марки, посылая в ночь тревожные сигналы: «Внимание, всем стоять!» Этот, стоящий у обочины автомобиль с мигалкой врубил фары и осветил вышедшего на дорогу человека. В руках у человека был до боли знакомый полосатый жезл — вот только этот еще и светился в темноте. Причем светился не только жезл, но и надетая поверх серой милицейской формы жилетка — желто-зеленым химическим колером.

Гаишник!

У Сварога возникло двойственное и оттого неприятное ощущение. С одной стороны, видеть родного, строгого, но бесхитростного повелителя полосатой палки, не обладающего ни темными, ни светлыми — никакими! — колдовскими способностями, было хорошо. Тепло и уютно, будто вернулся в любимую тихую квартиру после долгой и утомительной командировки куда-нибудь на север… А с другой стороны — накатывала непонятная тоска. По приключениям, что ли? По дворцовым интригам, черт побери, по благородным, коварным лордам и не менее благородным, коварным дамам… Да и.., что греха таить-то: тоска по миру, где он, Сварог, был нужен, был властен, был влиятелен…

Он на мгновенье зажмурился, по-детски мечтая, чтобы реальность превратилась в сон. Если, конечно, ему снится тот самый мир и та самая страна, а не что-нибудь параллельное или иллюзорное.

Сварог открыл глаза.

Ничего не изменилось. Лишь укрепилось подозрение, что это все ж таки не настоящая Земля: с плеча гаишника свисал автомат (чего просто-напросто быть не могло), причем явно автомат Калашникова, но какой-то.., уменьшенный, что ли? Словно детская игрушка.

Тем временем страж дорог яростно замахал своим волшебным жезлом, приказывая пришвартовываться. В общем, понятно. К какой бы параллельности этот мир ни принадлежал, скорость они однозначно превысили, по любым правилам дорожного движения.

— У тебя деньги есть? — быстро спросила Лана.

Ха-ха.

— Нет, — сказал Сварог.

— Вот и у меня остались в сумочке, — не удивилась Лана, — а сумочка там, где и пальто, и телефон — в Розовом павильоне… Ладно… Прорвемся, не впервой.

Машина остановилась.

Лениво обозначив отдание чести, сержант подошел к водительской дверце. Покрутил пальцем, показывая, чтобы опустили стекло. Лана нажала какую-то кнопку, стекло отъехало с тихим шорохом. Сержант наклонился к окну, колюче осмотрел людей в салоне и внятно представился:

— Инспектор ППС сержант Васильев.

После чего отвернулся и смачно сплюнул на дорогу. Утер губы тыльной стороной ладони.

— А чего такие перепачканные? С карнавала едем?

— Вот что, сержант… — сквозь зубы сказала Лана, глядя перед собой. — Я — Светлана Артемьева. Слыхали это имя? Или мне генералу Палатникову позвонить?

— О, — ненатурально удивился сержантик. — Сама Артемьева? Да еще и Палатников? А я — Васильев. Тоже круто, да? Документики попрошу.

Лана (Светлана? Артемьева?) пока держала себя в руках.

— На Олеговой пустоши ЧП. Вооруженное нападение. Массовое убийство. Зама губернатора убили! Живайло, Ольшанского! Быстро сообщите начальству.

— Быстро, значит? Разрешите исполнять? — переспросил гаишник, не двинувшись с места. — Права предъявите, мадам Артемьева.

— Ладно. Дайте мне мобильник, я сама позвоню по ноль-два.

— А у вас, мадам, что, трубки нету? — участливо спросил Васильев.

— Нету! — начала заводиться Лана. — Она там осталась!..

А в это время Сварог почувствовал, как в очередной раз тоненько запищал детектор опасности, сигнализируя, что таковая имеется, но пока умеренная, и едва машинально не пригнулся, одновременно оглядываясь, — слишком уж свежа в памяти была недавняя вертолетная атака, которой тоже предшествовал негромкий зуммер опасности.

— Разберемся. Доложим куда надо. А пока документы, — сержант наклонился еще ниже, внимательно оглядел салон, задержав взгляд на Свароге. — Ваша машина или по доверенности ездите?

Лана резко повернулась к Сварогу:

— А ты удивлялся, для чего деньги! Сунула бы сотню бакинских — сразу бы забегал, как детский паровозик.

«Бакинских?» — мысленно удивился Сварог. Он лихорадочно сканировал обстановку, на всех уровнях, включая магический, но пока ничего угрожающего поблизости не наблюдал. Или детектор всего лишь имеет в виду сам факт встречи с блюстителями закона?..

После слов насчет «бакинских» сержант резко выпрямился, стряхивая с плеча «калаш», повернулся к машине с мигалкой и крикнул напарнику, тоже в зеленой флуоресцентной жилетке и тоже с автоматом на плече, присевшему на багажник с надписью «ГБДД Шантарск»:

— Серега, ну-ка сюда! Тут у барышни проблемы. Да и выхлоп от нее — мама не горюй… А вас обоих попрошу из машины, документы в зубы, лапки на крышу, ножки врозь. Живо! Или будете мне тут втирать, кто у вас любовник и кому из генералов он на меня жаловаться станет? Или насчет того, чтобы прокатиться до ближайшего поста?

Напарник лениво отлепил задницу от багажника, двинулся в сторону тормознутой машины. Сварог обратил внимание, что номер на гаишном автомобиле был непривычно синего цвета, с белыми литерами и цифрами, причем первой стояла буквовка «в», потом шло трехзначное число и только потом оставшиеся две буквы.., но, аллах его ведает, может, тут так положено…

Сигнализатор опасности продолжал попискивать по-прежнему слабо, но настойчиво. И Сварог произнес первые четыре слова не самого сложного заклинания.

— Подождите, — Лана полезла в незакрытый Сварогом бардачок, выудила черную книжечку — что-то вроде простого паспорта в кожаной обложке, но малость потолще, — и просунула в окошко. — Вот. Права. ПТС. Техосмотр. Полис. Не просрочено. Не подделано. Не куплено. Все в порядке. А там, на Олеговой пустоши…

— Все в порядке, кроме скорости и запаха, — холодно перебил сержант, книжечку взяв, однако ж в нее не заглядывая. — Я не из отдела убийств. Я тут поставлен следить за порядком на дорогах. И порядок этот был нарушен. Спорить будем или согласимся, что превышаем? Что выпивали?

— Эй, а они нам зубы не заговаривают? — предположил напарник Серега, приближаясь и уже с автоматом наготове.

— Да запросто, — легко согласился сержант. — Я б не то что массовый расстрел, я б инопланетян за ближайшим холмом сочинил, лишь бы машину не обыскивали…

Будучи полным профаном в здешних реалиях, Сварог пока молчал в тряпочку, однако с каждой секундой ситуация нравилась ему все меньше и меньше. Складывалось впечатление, что гаишник сознательно лепит из себя туповатого мента. Дурочку валяет. И сам заговаривает задержанным зубы… Но вот для чего ему это, спрашивается? Забавляется? Чувство классовой ненависти жить ему спокойно не дает? Но ведь не может он не понимать, что… Детектор, сперва лишь попискивавший, теперь загудел, как трансформатор.

— Слушай, сержант!!.

Все, у Ланы сорвало предохранители. Она распахнула дверцу и выскочила наружу. В чисто символическом платье, босиком, смертоносная и обворожительная, как валькирия. Сварог поморщился: автоматически включился свет в салоне, превратив его в прекрасную мишень…

— Шмонай салон, копайся в багажнике, снимай сиденья! Давай, валяй, пидор усатый! Но учти, твои долбаные номера и твой жетон…

Она показала на гаишную машину, потом ткнула пальцем в грудь сержанта.., и вдруг осеклась.

Сварог за время ее монолога тоже успел выбраться наружу, но не столь театрально. Выбрался — и мягонько так скользнул к корме машины, в тень.

— Ах ты.., ты, шалава эдакая, думаешь, что если разъезжаешь на дорогой тачке, которую купил тебе твой трахатель, то борзеть можешь по полной! — сержантик, малость опешивший в первую секунду атаки валькирии, постепенно набирал обороты, грозно надвигаясь на Лану. И похоже, теперь он уже нисколько не играл, а был самим собой. — Думаешь, сучка, твое тут все, скупила тут все! Да ты у меня в ногах будешь ползать… — И набрав полную грудь воздуха, сержант заорал:

— Банзай!!!

И в унисон с ним завопила Лана:

— Подстава!!!

Детектор опасности взвыл, как корабельный ревун. Сварог краем глаза увидел шевеление кустов в десяти шагах от того места, где остановилась их машина. А сержант и его напарник, окончательно сбросив всяческие маски, поднимали автоматы.

Думать было некогда, настало время действовать. Сварог выкрикнул про себя последнее слово заклинания, и в его длани появился меч — прямой, двуручный, великолепной стали, идеально сбалансированный.., и даже с рубином в навершии.

— Лана, вниз! За машину! — заорал что есть мочи Сварог, понимая, что сейчас начнется пальба. И прыгнул вперед.

Другие б на месте ментов растерялись. Поди тут не растеряйся, когда в руках стоящего перед тобой человека из ничего, из ниоткуда материализуется предмет более чем метровой длины. Да еще предмет абсурдный, дикий, явно не твоей эпохи… Но ребятки, по всему видать, были профессионалы, которых учат удивляться уже после того, как враг повержен — вот тогда, положив нагретый ствол автомата на колени, они могут засмолить цигарку и обсудить перипетии победы: дескать, ну ни хрена ж себе, с какими чудесами довелось столкнуться. А до наступления полной и окончательной ясности нужно работать, отключив все посторонние мысли. Так учат профессионалов. И эти ребятки были из их числа.

Да вот только с людьми, которых пули не берут, сталкиваться им прежде явно не приходилось. Да и слова такого — «лар» — наверняка они никогда не слышали. Выпущенная сержантом с трех метров автоматная очередь прошла мимо: пули, не задев Сварога, унеслись в темные таежные заросли.

А потом меч описал над макушкой Сварога сверкающую дугу и снес голову сержанту. Голова упала на асфальт, покатилась по разделительной полосе, оставляя маслянистый след. Крутанувшись в полуприседе, Сварог рубанул по коленям напарника Серегу. И выскочил навстречу засаде.

Их было четверо. В камуфляже. В шерстяных шапочках-масках, натянутых на лица. («Опять маскарад, да что ж это такое», — некстати подумалось Сварогу.) И все с автоматическим оружием. У двоих что-то типа «узи», в темноте не разглядеть, у двоих «калаши». Короткие, но частые автоматные очереди метнулись с разных сторон раскаленными кнутами и сошлись на груди Сварога. И облаченный в камзол Сварог не смог удержаться от выходки в стиле «Горца»: он вскинул руки вверх, устремив клинок в зенит и благоговейно запрокинув голову к облачному небу. Пули с глухим стуком дырявили борт несчастного «Геландвагена», белым крошевом осыпались стекла, приглушенно лопнуло переднее колесо, и машина резко осела на нос. Вякнула было сигнализация, но тут же сдохла. И обстрел захлебнулся — наверняка ребятки впали в короткий ступор, смекнув, что происходит неладное: даже если на чуваке с мечом бронежилет, то ударная сила пуль должна была впечатать его в борт. А чуваку хоть бы хны! Усиливая психологический эффект, Сварог без разбега запрыгнул на капот машины, во все горло выкрикнул: «Хур Симаргл!!!» — и сиганул под ноги автоматчикам аккурат в тот момент, когда снова началась пальба. Двоих с «калашами» он успокоил тут же, двумя росчерками меча: первым ударом снизу-направо снес плюющиеся огнем и металлом стволы обоих автоматов по самое цевье, позволил инерции взвить клинок ввысь — и обрушил лезвие на противников, в этот раз слева-вниз, круша бронники, как картонные доспехи, и наискось рассекая грудные клетки.

Третий нападающий похвально быстро сообразил, что огнестрельным оружием чувака в грязном камзоле не достать, отбросил автомат и — по какому-то наитию, не иначе — выхватил десантный нож. Рванулся вперед — и ведь чуть было не достал, собака!

Сварог в последний момент неким невероятным манером буквально согнулся пополам, и отточенный кусок стали взрезал многострадальный камзол на животе, едва не задев плоть. Граф Гэйр развернулся на пятках, выпрямляясь, пропуская атакующего врага мимо и делая два танцевальных шага назад — в ближнем бою тяжелым мечом управляться неудобно, знаете ли. И как только человек в маске и с ножом оказался чуть подальше, на расстоянии удара, Сварог сделал выпад. Клинок вошел тому в бок чуть ли не по рукоять.

Последний бросился наутек. Отпускать его не следовало — наверняка у парнишки есть рация. Забьется в кусты, вызовет подмогу. А подмога может подогнать уже сегодня однажды виденный вертолет. Или с сотню таких вот липовых гаишных машин. И семьдесят пять километров до города Шантарска преодолеть беглецам будет не суждено: массой задавят, наплевав на пуленепробиваемость и всю прочую магию…

Сварог метнул меч на манер копья. Таларская сталь не подвела: позвоночник убегающего был перерезан на уровне лопаток. Не перерублен, а именно перерезан — как столовый нож острым концом с легкостью перерезает полиэтиленовую пленку между сосисками… Сварог произнес заклинание, и меч исчез так же быстро и беззвучно, как и появился.

Шесть — ноль. Шесть трупов меньше чем за минуту. Неплохой результат — даже для лара. В Сварога будто демон вселился: он отрабатывал атаку весело, играючи, с упоени…

Так, минуточку.

Демон, говорите, вселился?..

Сварог помотал головой.

Да нет. Ерунда. Паранойя. Просто он — лар, вот и все. И что могут какие-то гаишники, пусть и ненастоящие, пусть и нехило подготовленные, супротив лара?

Сварог подошел к изуродованной машине, опустился на корточки у левого переднего колеса.

— Все закончилось, Лана. Можно выбираться.

Сотворил сигарету, прикурил. Подал руку Лане, помогая подняться на ноги. Глаза у нее были как два пятака.

— Ты кто такой? — выдавила она.

Сварог пожал плечами. Да уж, весело начинается его пребывание в этом мире. Сначала вертолетная атака, теперь вот, извольте видеть, — шесть трупов.

— Человек, который постоянно оказывается не в том месте и не в том времени… — ответил он Лане.

— У тебя действительно сабля была, или мне показалось?

— Конечно, показалось. Обыкновенный кортик. Потом дам подержать. Лучше скажи, как ты догадалась, что это засада.

Лана помотала головой, приходя в себя. Подобрала с асфальта документы на машину. И сказала сквозь зубы:

— Потому что я дура, вот как. Сразу могла бы догадаться. Во-первых, у этого.., сержанта не было бляхи на груди. Потом, надпись на борту — «Шантарск», хотя здесь еще пока область и городским тут делать нечего. Ну и буква «в» на номере… Сука!!! — Она вдруг со всей дури пнула уцелевшее левое переднее колесо. — Дрянь! Ну, гнида, я тебя достану!

— Надо убираться отсюда, — сказал Сварог. Меньше всего ему сейчас хотелось общаться с представителями власти. — Наверняка кто-то уже сообщил о расстреле на этой твоей Олеговой пустоши…

Лана его не слушала.

— Нет, ты понял? Ты понял, да?! Они же специально трассу перекрыли — чтоб уж точно никто оттуда не ушел! Твари!

Сварогу вдруг вспомнился разговор, подслушанный им в «ледяной» подсобке: «Ты посты расставил?» — «Конечно. На всех выездах. Мышь не выскочит». — «Смотри, если что пойдет не так — из-под земли достанут…»

Последнюю фразу, что характерно, произнес некто Ключник — который, если верить Лане, есть правая рука некоего Привратника, начальник его безопасности.

Все страньше и страньше, как говаривала девочка Алиса…

Сварог помотал головой — после разбираться будем — и крепко взял Лану за локоть:

— Валим отсюда. Живо.

— На чем?! Ты видел, во что они мою машину превратили?!.

И неожиданно она замолчала.

Не сговариваясь, оба посмотрели на исковерканный автомобиль под странным названием «Геландваген». А потом синхронно перевели взгляд на осиротевшую машину псевдогаишников со все еще работающей мигалкой.

Глава шестая ДОМ, РОДИМЫЙ ДОМ

Спустя двадцать минут транспортное средство, украшенное отклеивающейся надписью «ГБДД Шантарск», летело в сторону города, уносясь все дальше от полыхающего «Геландвагена» с шестью трупами в салоне. Причем трупами, предварительно Сварогом обысканными — но ничего не предъявившими. То есть вообще ничего. Ни документов не было у бойцов засадного полка, ни денег, ни записных книжек и иных личных предметов. Даже носовых платков и сигарет. Ничего. Странно, Холмс? Более чем, дорогой Ватсон…

Конечно, угонять машину, явно принадлежащую неким властным структурам, было верхом безрассудства — тем более после того, как Сварог собственноручно покрошил в мелкую капусту представителей этих самых структур. Пусть и фальшивых представителей. Но.., но что прикажете делать? В лесу ночевать? Пешком в город идти? Возвращаться в разоренную Олегову пустошь, опять же пешком?.. Так что, как ни крути, а воспользоваться вражьим транспортом пришлось. И в этом самом транспорте ничего интересного не обнаружилось. Ни тебе рации, ни арсенала — ничего. И теперь больше всего Сварог опасался, что вот-вот из-за поворота появятся огни фар — фар, например, спешащих к Олеговой пустоши машин с ментами, пожарными, врачами и прочими спасателями. Увидят ползущий в обратную сторону гаишный автомобиль с выключенным «маячком», а чуть позже заметят догорающий на обочине «Геландваген».., и даже самый тупой командир не поленится приказать какой-нибудь машине из арьергарда развернуться, догнать гаишников и просто поинтересоваться: а что, собственно, произошло… Или же — что навстречу во всей своей боевой раскраске выскочит машина уже взаправдашних, не подставных гаишников, которые запросто распознают фальшивых коллег по работе и устроят погоню по полной программе. Или, что еще хуже, у нападавших был-таки наблюдатель в кустах, не принимавший участия в схватке и видевший весь этот сюрреализм. И как только он вышел из ступора, так, захлебываясь, заорал в рацию, вызывая подмогу. В этом случае навстречу из Шантарска уже выдвинулась усиленная группа захвата. Сварог, конечно, не допускал, что кто-то тут же поверит рассказу наблюдателя (ежели таковой действительно присутствовал) — о самурае, расправившемся посредством невесть откуда взявшегося меча с шестью подготовленными хлопцами, но все же встречающие будут готовы к неожиданностям. Будь Сварог один, ему ничего не стоило бы пройти сквозь них, но с Ланой… Да и то, среди возможного комитета по встрече вполне может оказаться еще один специалист, виртуозно владеющий приемами ножевого боя, а может, и не один, может, поверили наблюдателю-то и навстречу им выслан отряд местных мастеров ниндзюцу…

Но — обошлось. Трасса как была пустынной, так пустынной и оставалась. Не видать было даже иных постов на пути. Ну и слава богу. Сварог решительно сжал зубы и глубоко вдохнул, потом выдохнул — вот ведь какая чушь в голову лезет.

Он посмотрел на Лану — та сидела, сжимая руль так сильно, что побелели костяшки пальцев, и не отрывала взгляда от несущегося под колеса полотна шоссе. С момента «захвата» машины она не произнесла ни слова, но очередного всплеска истерики, которого опасался Сварог, не было и в помине. С расспросами Лана тоже не приставала, и это было хорошо. По обеим сторонам пустого шоссе проносился выхваченный светом фар лес, к тому же озаряемый всполохами установленной на крыше мигалки.

— Выруби ты этот маячок, — не отрываясь от дороги, проговорила Лана. — Зачем лишняя иллюминация? Ты еще сирену включи для комплекта…

Чертыхнувшись (как же он сам не сообразил-то?), Сварог быстро оглядел приборную панель — точно, вот этот тумблерочек, над самой пепельницей. А ну ежели так… Всполохи послушно пропали, теперь определить спецпринадлежность автомобиля можно было только с достаточно близкого расстояния.

Вот и славненько.

Значит, наступил момент истины, потому как потом времени на объяснения может просто не оказаться. Пора было, как говорилось в одном бессмертном фильме, ковать железо, не отходя от кассы. Эх, вот бы сюда старину Рошаля — уж он-то разговорил бы девчонку в одну секунду…

Сварог сел прямо, собрался с мыслями, вошел, что называется, в образ и отеческим тоном нарушил тишину:

— Ну вот что, гражданка Артемьева, подруга дней моих суровых. Засада на дороге — это уже не шутки. А уж ЧП Олеговой пустоши — тем более. Поэтому игры в супермена и спасаемых им симпатичных барышень закончились и начались суровые будни, реальные и насквозь неромантичные. Дорога у нас длинная, давай-ка все сначала и по порядку. Я задаю тебе вопросы, а ты на них отвечаешь, причем одновременно и подробно, и кратко. Задача ясна? И не надо так смотреть на меня, душа моя, на дорогу лучше смотри. И считай, что я.., ну, скажем, что я — инкогнито из… — тут он чуть было не ляпнул «из Москвы», но вовремя осекся: а вдруг это все же не совсем Земля и никакой Москвы тут в помине нету? — ..из столицы. И вообще, ничего не понимаю в ваших делах. Так что для начала объясни мне, интуристу, кто таков Привратник, кто таков господин И, что за заповедник с Аркаимом, а также что вы все в этой Олеговой пустоши делали, такие красивые и расфуфыренные.

Секунду Лана напряженно молчала, потом вдруг ухмыльнулась:

— Как же я сама-то не догадалась… Если ты действительно не Ключник и если ты из Москвы… («Ага», — подумал Сварог.) Значит, ты оттуда. Ну да, ну да, агент, сотрудник, засланец, шпион… Сотрудник, кстати, чего? Какой конторы? И зачем тебе я?

— Нужной конторы, сердце мое, — холодно улыбнулся Сварог. — Именно сотрудник и именно Конторы, тут ты правильно все вычислила. К черту подробности, у нас мало времени. А насчет того, зачем мне ты… Просто, видишь ли… Ну, просто потому что у меня данные чуть-чуть из других источников, и эти данные, вполне вероятно, могут отличаться от того, что знаешь ты. А могут и дополнять. Итак?

— Что?

— Что такое Аркаим, кто такие Привратник и господин И и какого черта им всем друг от друга нужно.

— Я знаю только то, о чем вот уже две недели трубят по телевизору.

Ах, тут и телевизоры есть? Тоже неплохо.

— Ну, вот это и выкладывай. Посмотрим, что у вас по телевизору крутят…

Короче говоря, осторожно и осмотрительно, будто через минное поле, Сварог пробрался к истине — по крайней мере к истине в понимании Ланы Артемьевой. Ланы, которая, насколько понимал Сварог, не врала.

Все оказалось не так уж сложно и загадочно. Увы, напротив: все оказалось до примитива банально.., и узнаваемо.

В общем, имелся на бескрайних просторах Сибири некий не то заповедник, не то заказник, не слишком обширный, но и не маленький; под названием Аркаим, раскинувшийся на самой границе Шантарской губернии. В времена, когда советская власть уже дышала на ладан, но еще дергалась, на этом месте были обнаружены развалины какого-то доисторического города, руины какой-то древней цивилизации. Среди узенького круга энтузиастов поднялся шум, однако его совершенно заглушил грохот, сопровождавший разрушение государственного строя и процесс накопления первоначального капитала. Проще говоря, всем было глубоко плевать на древние цивилизации и затерянные в тайге города. Аркаим передали на баланс государства и благополучно о нем забыли — кроме горстки фанатов-археологов и неортодоксальных историков. А и действительно: что проку в период построения демократического общества ухаживать за куском леса — ничем, собственно, от прочей тайги не отличающегося, за которой вообще никто не ухаживает и которая, тем не менее, прекрасно служит легкими планеты вот уже несколько миллионов лет?

Однако несколько лет назад, когда эпоха тотальной приватизации и повсеместной раздачи государственного добра кому попало уже канула в Лету, был объявлен конкурс на частную аренду, и у заповедника вдруг образовалось аж пять претендентов на роль хозяина. Ну, трое отпали практически в самом начале гонки за этот кусок планетарных легких (площадью, между прочим, в двадцать квадратных километров), но оставшиеся двое боролись за право владения Аркаимом с упорством и азартом, достойными лучшего применения. Один — Сергей Ольшанский, в далеком уголовном прошлом носитель кликухи Привратник, а ныне уважаемый сибирский предприниматель, владелец одного завода, трех шантарских газет и двух пароходов, возящих по Шантаре лес и импортных туристов. Другой — Чжоу И, гражданин Китая, тамошний высокопоставленный чиновник, он же олигарх, он же чуть ли не лучший друг нынешнего премьер-министра, активно ищущий, к чему бы эдакому золотоносному присосаться в соседней Сибири.., и наконец нашедший заповедник под названием Аркаим.

Причем и у одного, и у второго планы были одинаковые: организовать в сем экологически чистейшем месте элитную базу отдыха. Ни-ни-ни, что вы! Никаких там девок, стрельбы по птичкам-зверушкам, водки моря разливанного и прочих безобразий! Мусорят и дебоширят нехай на курортах подешевле, а здесь вся фишка в том (Лана так и сказала: «фишка», что Сварог перевел как «идея»), что бешеные бабки платятся именно за то, чтобы не гадить, где отдыхаешь, воссоединяться с первозданной природой и погружаться в нирвану вдали от офисов, фьючерсных контрактов и прочих мерчендайзингов.

Робкие голоса противников превращения затерянных в тайге допотопных камней в доходное для всей области место никто, разумеется, не слушал.

Лана понятия не имела, каким именно манером подданный иностранного государства сумел затесаться в объявленный конкурс, однако факт остается фактом. Грызня между претендентами шла самая что ни есть яростная, даже непонятно почему: дохода от эксплуатации никому не известного заповедника в таежной глуши — с гулькин нос, а расходов, пока превратишь его в моднейший курорт.., лучше не думать. Причем в ход шли все средства, совсем как во время какой-нибудь предвыборной гонки: сумасшедшие деньги, СМИ всех возможных направлений, народные референдумы и агенты влияния в правительстве, даже крикуны из «Гринписа» поддерживали то одну, то другую сторону — в зависимости от суммы гонорара. Вот разве что пока не привлекалась тяжелая артиллерия в лице ОМОНов, СОБРов и иных вооруженных до последнего зуба бандитов… Трудно сказать, почему противоборцы не прибегли к самой эффективной в России возможности решить вопрос в свою пользу — то есть перестрелять на хрен людей конкурента вкупе с самим конкурентом, — однако до сегодняшнего вечера битва железных толстосумов проходила как-то без кровопролития. (То ли за время отсутствия Сварога, если, конечно, это был его мир, вышеуказанный процесс первоначального накопления капитала закончился и бритоголовые братки сменили пропитки и спортивные штаны «адидас» на стильные костюмы и чесучовые галстуки, а «калаши» и бейсбольные биты — на ручки «паркер» и кресла в совете директоров какого-нибудь там «Бакс-банка».., то ли супротивники просто не хотели переходить невидимую границу меж законом и криминалом, то ли еще по каким причинам конкуренты бодались исключительно мирными способами — Лана не знала.) Но вот буквально две недели назад Чжоу И удалось обойти соперника на целый корпус. Каким образом — не суть важно: может, кремлевские связи помогли, может, более заманчивый в смысле чиновничьих доходов документ под названием бизнес-план… Как бы то ни было, отныне заповедник на девяносто девять лет принадлежал китайскому мандарину.

К чести Сергея Ольшанского, он умел проигрывать достойно. Привратник не обиделся, не стал бегать по судам и не грозился египетскими казнями победителю. Напротив: во всеуслышанье сообщив, что безмерно уважает сильного соперника и что никаких претензий к последнему у него нет, а также выразив твердую уверенность, что под руководством столь многоопытного и мудрого бизнесмена, как Чжоу И, Аркаим непременно станет звездой первой величины в списке экзотических курортов мирового уровня и принесет много-много денег Родине, Ольшанский объявил о скромненькой такой презентации новой сибирской базы отдыха, каковую (то есть презентацию с непременными для такого случая развлечениями) он, Сергей Ольшанский, готов организовать на собственные средства в местечке под названием Олегова пустошь. Приглашаются все участники проекта. Плюс все, кто способен оплатить приглашение. И вот…

— Ты что, и в самом деле думаешь, будто Ольшанский спятил? — вдруг спросила Лана. — Решил расстрелять всю тусовку — и сам погибнуть — в надежде, что уже подписанный в Москве договор потеряет силу? Не смешите, господин Гэйр…

И она вдруг опять замолчала.

Сварог, даже не глядя на Лану, ощутил, как она напряглась. Впереди показался свет фар.

— Спокойно, — сквозь зубы проговорил он. — Далеко еще?

— Километров пять до города, наверно, ну и там еще столько же, — после паузы ответила Лана.

Встречный свет меж тем приблизился, и Сварог внутренне подобрался — сейчас узнаем, по наши ли души автомобильчик или просто встречный транспорт… Из-за холма показалась обыкновенная легковушка, жигуль-«шестера», не обремененная никакими спецсигналами и прочими атрибутами принадлежности к организациям. Спустя несколько минут стало ясно, что в машине только водитель, а еще через несколько секунд, показавшихся Сварогу часами, машины благополучно разминулись и трасса впереди вновь освещалась только фарами конфискованного псевдогаишного авто. Сварог посмотрел в зеркало — красные габаритные огни встречного удалялись. Рядом шумно выдохнула Лана. Ее вроде начал бить озноб.

— Значит, не было у них наблюдателя, — пробормотал Сварог. — Значит, атака ниндзя откладывается…

Меж тем их машина поднялась на холм, и впереди, километрах в восьми, показались городские огни.

— На въезде в город пост ГИБДД, стационарный, — сухо произнесла Лана.

— По городу на этом чуде природы тоже лучше не ездить, — в тон ей ответил Сварог. — И что нам остается? Ты местная, тебе и решать. — И, не дождавшись ответа, сам предложил:

— Значит, не доезжая поста, бросаем машину и лесом выходим к городу. Ну а там пешком дойдем до места. Скажи спасибо, что до города без приключений добрались…

— Зачем пешком, — внезапно сказала Лана. — Бардачок открой-ка, у этих негодяев наверняка есть что-то в загашнике… Это что? Ага, вот видишь! — она торжествующе выхватила из рук Сварога черный то ли кошелек, то ли портмоне. — Зачем пешком, на такси доедем! Держи, — и протянула Сварогу несколько купюр, а кошелек-портмоне полетел обратно в бардачок, — этого за глаза хватит добраться и еще останется…

Сварог спрятал в карман трофейные деньги, среди которых были две купюры по пятьдесят (ого!) долларов и четыре тысячи пятьсот (ого два раза, это ж целое состояние!!) рублей. Явно рублей, ежели судить по надписям, но рублей вида самого непривычного. Доллары, впрочем, тоже отличались от тех, которые Сварогу приходилось держать в руках в свою майорскую бытность: и портретик президента побольше, и расположен он чуть иначе… (Или просто за время межпространственных скитаний малость подзабылось, как выглядят заморские зеленые бумажки?..) — За сотку баксов нас даже в таком виде до парадной довезут… — Лана, повернув зеркало к себе, пыталась привести прическу в порядок. Волосы слушались неохотно.

А Сварог в очередной раз, простите, охренел. За сто долларов? До подъезда?! Да где она живет, в Париже, что ли?!! Но лишние вопросы задавать не стал. Отвык, знаете ли, задавать лишние вопросы… Нет, ну все же: сотня долларов! И этакие деньжищи преспокойно валяются в бардачке простых гаишников, пусть и подставных!..

Мама дорогая, куда ж меня занесло-то, а…

Сварог сделал несколько успокаивающих вздохов.

Не помогло.

Вдоль обочины уже вытянулись во фрунт фонарные столбы, и Лана решительно загнала машину поглубже в орешник за уродливой гранитной тумбой с выпуклыми буквами «ШАНТАРСК».

— Все, дальше пешком, — сказала она, — не будем играть с судьбой в рулетку.

Вздохнув, выбралась из машины. Секунда — и они скрылись в лесу по едва заметной со стороны и очень кстати подвернувшейся тропинке, ведущей, как примерно прикинул Сварог, в сторону освещенного городского массива. Очень быстро Лана приободрилась, почувствовала себя намного увереннее, короче говоря, вновь обрела почву под ногами… Между прочим, по-прежнему босыми. Хорошо еще, что ухоженная попалась тропка — ни хвойных иголок, ни сучков, ни мусора.

— Так, это мы где… — вполголоса бормотала она, озираясь по сторонам. — Ага, понятно, нам через центр ближе будет, потом направо по Черского, — она мрачно ухмыльнулась, и Сварог не понял почему, — и, считай, уже дома…

Они вышли к широкому, но плохо освещенному проспекту, пустому в сей утренний час. И как по заказу с перекрестка на проспект вырулило авто, всем видом выражавшее принадлежность к частному извозу. Лана энергично махнула ладошкой, и машина неторопливо прижалась к обочине, — со смешанными чувствами Сварог признал в самодвижущейся колеснице родную «шестеру». Никаких сомнений: к ним подрулил ВАЗ 2106 белого цвета, с раздолбанными и потому свистящими тормозными дисками и бряцающим сцеплением…

Черт, так вернулся он на Землю или это какой-то другой мир?! Слишком много соответствий с Землей. И слишком много различий…

Перегнувшись через пассажирское сиденье, шофер открыл дверь и вопросительно уставился на Лану. Но потом взгляд переместился на Сварога, и лицо его разом поскучнело.

— Куда? — сухо спросил водила.

— До «Золотой пади», — обворожительно улыбнулась Лана.

— Скока? — скептически вопросил водитель, переводя взгляд с грязного коктейльного платья Ланы на потрепанный камзол Сварога.

И Лана решительно сказала:

— Стольник.

— За стольник я до пивной ближайшей подвезу, — равнодушно ответил шоферюга, собираясь закрыть дверь.

— Ты не спросил — стольник чего, — вновь улыбнулась Лана.

— Чего? — купился тот.

— Баксов, естественно, — пренебрежительно пожала плечами Лана. — Дорогой, заплати вперед, видишь, человек не вполне уверен в нашей кредитоспособности.

Сварог, из последних сил сохраняя лицо, достал из кармана две заблаговременно отложенные зеленые бумажки на общую сумму в целое состояние, протянул водителю и, приподняв бровь, спросил королевским тоном:

— Договорились?

Шофер, равнодушно взяв состояние и повертев купюры так и сяк, разве что на зуб не попробовав, почесал щетину, посмотрел на потолок и молча кивнул.

В общем, поехали. Лана устроилась на переднем пассажирском месте, против чего Сварог ничуть не возражал, рассудив, что так ей дорогу показывать сподручнее будет. Сам же он развалился сзади и только сейчас почувствовал, что можно малость перевести дух. Уф, ну и ночка выдалась… Ландо покатило в сторону центра.

Сама поездка по просыпающемуся городу Сварогу запомнилась мало, он вполуха слышал, как разговаривала Лана с водилой, фиксировал в памяти незнакомые названия улиц, по которым они проезжали и на которые сворачивали: «Каландарашвили», к примеру — это название ему вообще ничего не говорило. Зато безмерно радовало то, что с момента посадки в такси за ними не увязалось ни одной машины. Да и вообще, в этот предутренний час машин в городе попадалось мало. Лана о чем-то весело щебетала с извозчиком — но не хвост распускала по извечной женской привычке к флирту, а аккуратно подводила к мысли, что, мол, босая растрепанная женщина в дорогущем платье и перепачканный мужик в камзоле — это вполне нормально для ночного Шантарска. Водила нейтрально помалкивал, хотя и было видно, что он расслабился и никаких подлянок от пассажиров вроде уже не ожидает.

Короче, ехали весело… Стремительно проскочили центр (повсеместно, даже на закрытых в ночное время суток заведениях горели неоновые вывески — главным образом почему-то на английском языке. Сварогу вдруг показалось, что он попал в эпизод дурного советского фильма про американскую жизнь: пустынная ночная улица, масса ярких, мигающих, разноцветных, хаотичных непонятных названий, но, как пелось в одной некогда популярной песне — на дворе ни машин, ни людей), в общем, центр проскочили, вылетели в пригород и оказались в районе, застроенном в основном коттеджами, принадлежащими несомненно весьма состоятельным владельцам.

В конце окультуренной аллеи показались будка охранника и полосатый шлагбаум. Водитель вопросительно посмотрел на Лану, та махнула рукой: дескать, езжай. Подъехали. Из будки вышел молодой белобрысый парень в полувоенной форме, двинулся к остановившемуся в метре от шлагбаума авто. Приблизился и неспешно наклонился к водителю.

— Частная собственность, — нажевывая резинку, лениво процедил он. — Разворачивайся давай!

— Вадик, ты сдурел? — подала голос Лана, чуть наклонившись в сторону приоткрытого окна со стороны водителя, и Сварог явственно услышал в ее тоне королевские интонации. И мимоходом подумал, что во всех мирах все одинаково, в том числе и тон, которым власть имущие говорят с прочей частью населения. — С каких это пор я тут чужая стала, а?

С парнем произошла разительная перемена, он выпрямился, расправил плечи, втянул и без того плоский живот.., такое впечатление, что и жвачку проглотил.

— Доброе утро, Светлана Витальевна, — пробормотал охранник по имени Вадик. — Простите, не признал… Что-то.., что-то случилось?

— Вадик, я что, перед тобой отчитываться должна? — вопросом на вопрос ответила Лана. — Ты бы шлагбаум поднял уже, а?

— Может, милицию…

— Вадик!

— Конечно, извините, — охранник поспешил в свою будку, и шлагбаум величественно поднялся, как разводной мост.

Машина двинулась по обсаженной пихтами аллее. В глубине, за бетонными заборами, виднелись крыши пряничных домиков, в некоторых окнах уже горели огни. Неторопливо светало. У одного из коттеджей Лана попросила остановиться и сказала с облегчением:

— Все, прибыли. Вот она, хижина тети Ланы. Добро пожаловать…

Хижина за внушительным забором являла собой аккуратненький одноэтажный особнячок с панорамным окном во всю торцевую стену и трогательным жестяным флюгером-петушком на коньке четырехскатной крыши. Сварог чуть замедлил шаг, увидев прикрепленный к торцевой стене белый, чуть вогнутый диск, более всего напоминающий тарелку локатора, но промолчал. Водила невозмутимо развернулся и скрылся в обратном направлении — с таким видом, будто по несколько раз в ночь за сотню долларов делает парочкам в перепачканных театральных нарядах величайшее одолжение и подвозит их до элитного поселка.

Идя по ухоженной песчаной дорожке к крыльцу, Сварог тоже хранил непроницаемо каменное выражение лица, думая философски, что ведь если, в конце концов, простой майор может стать королем четырех миров, отчего бы простой любовнице буржуя не стать владелицей скромненькой фазенды соток эдак в тридцать.., да еще и с радиолокационной станцией в придачу.

Зеркальная прихожая («Обувку снимай, вот тапочки». Тапочки, кстати, оказались в виде потешных мохноухих собак). Огромная гостиная, совмещенная с кухней, похожей на капитанский мостик космического лайнера («Боже, как кофе хочется. Кофе, сигаретку и душ…»).

Но вместо претворения в жизнь сих маленьких радостей Лана, буркнув: «Располагайся, короче. Можешь налить себе чего-нибудь», — подхватила со столика черную телефонную трубку не только без провода, но и без собственно телефонного аппарата и скрылась в недрах коттеджа.

Сварог на ее исчезновение внимания не обратил. Он смотрел на стену, где висел большой отрывной календарь с умильными котятами и красной рамкой на прозрачной ленточке, — рамкой, долженствующей указывать дату.

И, ежели верить календарю и рамке, то сегодня было семнадцатое июля две тысячи шестого года.

Прошло без малого пятнадцать лет с тех пор, как он покинул Землю.

Глава седьмая НОВОСТИ И ПРИЯТНОСТИ

И что это означает, милорды? Только одно: в разных мирах время течет по-разному — на Таларе Сварог провел около двух лет, еще в двух мирах и того меньше, а тут — эвона сколько утекло…

Ну, чего-то такого он, знаете ли, и ожидал, садясь в черный гроб на колесиках. А ведь могло быть и хуже. Могло забросить куда-нибудь в Антарктиду времен Беллинсгаузена и Лазарева. Или в африканские джунгли — и добирайся оттуда до Сибири как хочешь. Так что спасибо следует сказать господам демонам…

Итак, Лана куда-то запропала вместе с телефоном, и Сварог оказался предоставлен самому себе. Поэтому, не теряя времени, он скоренько осмотрел дом, двигаясь по часовой стрелке. Две спальни. Четыре кладовки. Два совмещенных санузла. Кабинет. Ничего интересного. Даже радиолокационной станции не обнаружилось. Он вернулся в гостиную. Походил туда-сюда по ворсистому ковру, осмотрелся. Что ж, чистенько, уютненько, богатенько, совсем как в штатовских фильмах. И в таких-то хоромах она живет одна? Не смешите, господа… Хотя… Нигде ни следочка мужского присутствия. Он изучил набор бутылок в баре (бар — это три полки в специальной нише в углу, заставленной емкостями различных объемов и всевозможных форм), бутылки были большей частью с нерусскими и абсолютно незнакомыми названиями, но дегустировать, как предлагала Лана, он не стал. Это все ж таки, братцы, моветон: пить, когда солнце еще не позолотило верхушки кедров. Открыл огромадный серый металлический шкаф, на поверку оказавшийся холодильником. Достал ломтиками нарезанное мясцо — но почему-то намертво впечатанное в прямоугольник прозрачного пластика (искусственное, что ли…), повертел в руках и положил обратно. Внимательно и недоуменно рассмотрел единственную картину на стене — площадью квадратных метров в шесть, под стеклом и в пластмассовой раме со знакомыми буковками «Sony».., но, как выразилась его спутница, фишка заключалась в том, что на картине абсолютно ничего изображено не было: поверхность холста оказалась равномерно серой и невзрачной. Эдакий серый прямоугольник кисти местного товарища Малевича. В стекле, покрывавшем полотно, тускло отразилось озадаченное лицо Сварога. Это что же, «Сонька», выходит, авангардной живописью занялась? Однако…

Нет-с, уважаемые, все-таки здесь он чужой. Чужой — и хоть режьте.

Ладно, долой сопли. Он пожал плечами и отвернулся. Другим пора заняться. Настало время паузы и, следовательно, размышлений. Вопросы есть? И еще сколько! Но.

Вопросы с пункта номер один по пункт номер «эн» пока оставим на потом. В частности: кто он, собственно, есть — настоящий Сварог или же его антагонист? А если настоящий, то его ли, Сварога, это родина-матушка или же это параллельный мир? А если его, то сколько времени прошло с момента его убытия? И так далее. Это все, конечно, важно, но пока неважно. Главное сейчас другое. Главное сейчас…

Конечно, гонка в Аркаим.

Вообще, странно как-то все складывается, если подумать. В буквальном смысле слова он попал с корабля на бал. Причем на бал, обернувшийся массовым расстрелом. И как-то так чисто случайно получилось, что он спасает совершенно незнакомую женщину (более того: вообще единственную, с кем он говорил больше пяти минут), и она чисто случайно оказывается.., э-э.., ну, скажем так: приятельницей человека, который всеми силами желал получить во владение местечко под названием Аркаим. Чистая случайность? Ох, режьте меня на куски, но почему-то не верится… Тогда что? Ловушка, попытка направить его по ложному следу? Но Лана не врет (если только не врет сам детектор лжи), и даже самый хитрый демон не смог бы подстроить так, чтобы в беснующейся толпе Сварог разглядел именно ее и именно ее спас.

Или смог бы? Слишком уж кстати подвернулась эта девчонка…

Недостаточно информации, вот в чем дело.

Что ж, посмотрим на проблему с другой стороны. А что в это время, интересно знать, поделывает Сварог-прим? И не важно, кто из нас настоящий, а кто демон в обличье Сварога. Что делает второй? Повезло ли ему так же, как и мне? Или я нахожусь на тупиковом пути, а он прямой дорогой движется к Аркаиму? Или идет за мной по пятам, выжидая удобный момент, чтобы нанести удар?..

И что прикажете делать?

Сварог сообразил себе кофе и несколько бутербродов, принялся неторопливо жевать, расположившись за низкорослым стеклянным журнальным столиком.

Или вот, кстати, насчет Ланы. Не кажется ли вам подозрительным, дорогой Холмс, что девушка, приближенная к сильным мира сего и по пояс погруженная в их тайны, ни с того ни с сего вдруг привезла к себе в дом совершенно незнакомого мужика в костюме здешнего официанта — без документов, денег и более-менее внятного объяснения, как он появился на ее горизонте. Какого, спрашивается, хрена из всей толпы он спас именно ее, Светлану Артемьеву, э-э, приятельницу, скажем так, Привратника, он же Сергей Ольшанский, он же устроитель Ледового праздника, он же проигравшая сторона в битве за Аркаим…

Впрочем, насчет мотиваций поступков Ланы, дорогой Ватсон, все предельно прозрачно. Пока у нее просто не было времени задуматься, зачем она понадобилась этому инкогнито из Москвы. Московский мачо вытащил ее из заварушки в Ледяном Доме, вообще каким-то невероятным образом спас от фальшивых гаишников — как же слабой девушке не довериться сильному мужчине! Довериться без оглядки, не размышляя, переложить на широкие плечи решение всех проблем, а кто он и зачем — после выяснять будем. Вполне по-бабьи, вполне объяснимо.

Другое дело, что оставаться в ее доме есть верх неразумности. Интересно, она вызвала милицию? Потому что если да, то…

Опа! А это что такое знакомое на столике напротив открытого настежь окна? (Ну да, зачем, спрашивается, закрывать окна в охраняемом и очень престижном районе…) Компьютер, чтоб мне провалиться! Точно, никаких сомнений: тихонько гудящий серый параллелепипед с дисководами и мигающей лампочкой, клавиатура, мышь, все как у людей.., вот только монитор непривычный — толщиной всего сантиметров семь, но громоздкий и плоский, как шутка эстрадного юмориста. Скоренько уничтожив остатки трапезы, Сварог подошел, шевельнул мышью — и экран тут же осветился, выдал цветную картинку с английскими и русскими словами и мерцающим в пустом окошечке курсором.

Автоматом включилась магическая функция «отмычка», помогающая разбираться с любыми механизмами. И тут же в мозгу стали вспыхивать отчетливые, но совершенно дикие образы: «Интернет», «домен», «провайдер», «выделенный канал», «браузер», «трафик».., в общем, штук пятьдесят понятий. И все, собственно. Большего «отмычка» предложить не смогла. Сварог понял, что это за зверь такой, Интернет, но как им пользоваться, по-прежнему не имел ни малейшего представления. В очередной раз спасибо родимой магии.

Вот ведь блин горелый… Сварог задумчиво посмотрел в распахнутое окно на сереющие в предрассветной дымке высоченные кедры, стеной окружившие задний дворик коттеджа. Едва ощутимый ветерок лениво шевелил занавески; было по-утреннему свежо.

Сварог склонился над экраном.., и вдруг ухмыльнулся. Нет, хлопцы, тут и магия-то не нужна, чтобы разобраться. Ну да, совсем не бином Ньютона.

Под мигающим курсором располагалась надпись: «ВВЕДИТЕ СЛОВО ДЛЯ ПОИСКА», а правее — нарисованная кнопка с пояснением: «НАЧАТЬ ПОИСК». Проще пареной репы.

И повинуясь подсознательному импульсу, он напечатал в поисковой строке слово «аркаим». Конечно, следовало бы для начала поискать в этой тотальной библиотеке сведения о Земле сегодняшней, посмотреть, так ли уж она отличается от той, которую он покинул, или же это в самом деле его собственный мир. И, главное, в когда он перенесся, что там сталось с Горбачевым, Беловежской Пущей и прочими, так сказать, участниками пошедшего процесса… Но — время, господа. Время искать этот чертов Аркаим и спасать мир.

Получилось не сразу: сперва в окне появилось непонятное «fhrfbv», и Сварог сообразил, что клавиатура работает в регистре латинских букв. Тут-то «отмычка» и пригодилась. Он понял, как перейти на русский язык, и еще раз набрал «аркаим». Потом пододвинул кресло на колесиках, уселся поудобнее.., и словно выпал из реальности.

Ссылок на Аркаим в Интернете оказалось около сотни, сначала Сварог бегло просмотрел все, потом стал пролистывать внимательнее. Имелись в списке и какое-то охранное предприятие «Аркаим», — сеть магазинов «Аркаим», и даже издательство с таким названием. Были там и литературные произведения, главным образом сугубо фантастического жанра, в коих встречалось понятие «Аркаим»… Однако большую часть составляли сведения именно о заповеднике, и оказались они весьма и весьма познавательными.

Руины Аркаима действительно были затерянным в тайге древним городом. Очень древним, на этом сходились все без исключения исследователи. Но вот что касается времени его постройки и того, кто именно построил Аркаим, — тут мнения расходились диаметрально.

Разумеется, не обошлось без версии об (куда ж без этого) инопланетянах: Аркаим, мол, — их палеокосмодром. Но поскольку все подтверждения внеземной теории сводились исключительно к доказательствам типа «…а если на секунду предположить, что Аркаим — посадочная площадка для космических кораблей пришельцев, то все противоречия и загадки разрешаются сами собой…» — веры в инопланетную гипотезу не было ни малейшей.

В унисон с уфологами били себя пяткой в грудь «атланты», уверенные, что концентрические останки Аркаима принадлежат предшествующей человечеству расе, сгинувшей черт знает когда во всепланетном катаклизме.

Славянофилы с пеной у рта убеждали всех и каждого, что Аркаим в таежной глуши есть, мол, не что иное, как прародина древних ариев, предтечей славян. Дескать, именно здесь в начале второго тысячелетия до нашей эры произошло судьбоносное разделение легендарной арийской расы на две ветви: иранскую и индоиранскую. И знаменитые предметы цивилизованного обихода, обнаруженные в Микенах, отнюдь не попали в первобытную Сибирь из культурной Древней Греции, а как раз таки наоборот: это культурная Сибирь очеловечила варварскую Грецию. (Кстати, кое-кто из этих «ученых», у кого с воображением было понесдержаннее, даже громогласно объявил Аркаим родиной Заратустры, автора священной «Авесты». Дескать, Заратустра — наш, сибиряк, земеля.)

Интересно, у Ланы курят или как? Сварог пошарил взглядом, обнаружил пепельницу и, утвердительно кивнув сам себе, с наслаждением закурил. Так, что там дальше…

Дальше пошли гипотезы не столь категоричные: город-храм, город-крепость, город-обсерватория, город ремесленников, город литейщиков, город то, город се… Масса предположений. Но ни один исследователь, будь то историк с мировым именем или археолог с кучей серьезных регалий, не мог объяснить следующий факт. Все, абсолютно все древние — и даже очень древние — города возводились без всякого предварительного плана, по мере нужды к уже существующим кварталам пристраивались новые дома, и город рос, если в том была необходимость, расширялся… Но только не в случае с Аркаимом! Аркаим — и тут нет никаких сомнений — был сначала спроектирован, а потом уж отстроен: обстоятельно, планомерно, вдумчиво, по единому замыслу, с учетом рельефа, гидрогеологических особенностей местности, строения грунта, предстоящего объема земляных работ и необходимого количества древесины для построек.

А потом, спустя какое-то количество лет, жители покинули город. Разом. В одночасье. Высказывались версии, будто бы массовый исход вызвала некая экологическая катастрофа, но эта и ей подобные гипотезы были равносильны каллиграфическому письму вилами по воде. Необъяснимый факт оставался необъяснимым фактом: спроектированный и возведенный в сердце тайги город в определенный момент был покинут всеми его жителями. Всеми. Покинут — и сожжен…

До сих пор никто не понимает, за каким лядом древние люди построили Аркаим и какого ляда его уничтожили.

(Причем, пришло Сварогу в голову, теория насчет города ремесленников не так уж фантастична. Когда построили Аркаим? Во втором-третьем тысячелетии до нашей эры? Аккурат тогда в Египте, помнится, и начали возводить пирамиды. А значит, каждый человек, более-менее сносно владеющий каким-нибудь ремеслом, будь то изготовление мечей или горшков, был почитаем, уважаем и вообще ценился на вес бронзы. Так отчего бы таинственным строителям города не собрать всех своих мастеров в одну огромную артель под названием ОАО «Аркаим»? Пусть себе централизованно работают и производят планово…)

В ванной зашумела вода, но Сварог даже не обратил на это внимания — потому что на очередном сайте наткнулся на имя Серафима Пака.

Теорию Серафима Пака Сварог прочитал крайне внимательно, несмотря на то что г-н С. Пак был представлен как Президент Академии иррациональных исследований (Гамбург), директор Института внеортодоксальных проблем (Шантарск) и даже как почетный председатель Международного Университета Истинной Истории Человечества (штаб-квартира в Марселе). Если не смотреть на эти в высшей степени сомнительные звания, Пак говорил вещи самые разумные, логичные и наиболее доступные простому человеку — на фоне, разумеется, прочего щебетания по поводу загадки Аркаима.

Президенту, директору и председателю было абсолютно неинтересно, кто построил город — атланты, зеленые человечки или пришельцы из четвертого измерения. Его больше занимало, зачем был построен город. Пак полагал, что Аркаим есть так называемая древняя пригоризонтная обсерватория. В общем-то, никакой особенной научной смелости в этом предположении не было. Древние люди любили наблюдать движения светил, а для удобства наблюдения строили обсерватории. Некоторые из этих сооружений сохранились до наших дней, в том числе и всем известный Стоунхендж — хотя бы потому, что сложен из такого долговечного материала, как камень.

Вообще-то, простейшую пригоризонтную обсерваторию любой человек может устроить сам, было бы желание. Главное, подобрать подходящее место — откуда бы отлично просматривался горизонт. Затем необходимо из одной и той же точки ежедневно наблюдать за восходами и заходами светил. Эту точку наблюдения следует чем-то отметить, допустим, поставить столбик или вытоптать площадку. После чего вы смело можете говорить, что начали строительство обсерватории.

Как известно, солнце всходит на востоке и заходит на западе, однако точки, в которых светило касается горизонта, перемещаются относительно неподвижного наблюдателя. В течение одного года они сперва перемещаются к северу, затем движутся в обратную сторону. Не передумали обустраивать обсерваторию дальше? Тогда камнями или вешками пометьте крайние точки секторов, в которых происходят восходы и закаты. Эти точки, кстати, вдобавок станут отметками летнего и зимнего солнцестояния.

Восходы и заходы луны наблюдать с земли много сложнее, однако и это возможно — при помощи методов не прямого, а так называемого косвенного наблюдения. Стало быть, можно отметить вешками или иными ориентирами точки восхода и захода луны, а также еще шесть лунных событий… Вот так и строится простейшая полевая обсерватория. Собственно говоря, строится по принципу прицеливания из ружья: есть стрелок (он же наблюдатель), есть мушка на срезе ствола (она же какой-нибудь ориентир) и есть мишень (она же какое-нибудь небесное тело). Допустим, в день весеннего равноденствия наблюдатель смотрит на камень, отмечающий как раз эту точку, и аккурат над ним в этот день должно взойти солнце. А знать, когда наступит весеннее или осеннее равноденствие, для древнего человека было крайне важно.

В общем-то, не Пак первый предположил, что Аркаим похож на древнюю пригоризонтную обсерваторию. Однако кое-что никак не укладывалось в это предположение. Во-первых, само городище имело уж больно сложную геометрию для простейшей обсерватории, ничего подобного нигде не встречалось, даже считавшийся вершиной древней астрономической мысли Стоунхендж выглядел в сравнении с Аркаимом неприлично примитивным. Во-вторых, на территории Аркаима великолепно сохранилось множество фундаментов строений. Это что ж получается: сам город служит обсерваторией?..

Ладно, допустим, в обсерватории жили жрецы, которые следили за светилами, предсказывали события и толковали приходящим из соседних поселений людям положение небесных тел на небосводе. Однако зачем делать обсерваторию столь обширной и сложной? Может быть, для того, чтобы наблюдать не только за Луной и Солнцем, но и за другими небесными объектами, фиксировать их положение с помощью ориентиров на земле? Но как могли наблюдать за небесными телами древние жрецы, с помощью каких инструментов? Кроме того, совершенно непонятно, почему при такой сложной геометрии ориентиры были деревянные. Даже строители гораздо более примитивного Стоунхенджа выбрали камень, понимая, что любой пожар может погубить весь их труд. Строители же Аркаима остановились на древесине. До наших дней сохранились лишь фундаменты, на которых стояли давно истлевшие постройки. И фундаменты эти отчего-то разной глубины…

В общем, много нестыковок имелось вокруг версии «Аркаим — древняя обсерватория». Пак, однако, чувствовал, что есть, существует объяснение, способное увязать все в один пучок. Только требовалось отыскать некий ключ или, если угодно, код доступа.

И однажды, чуть ли не шутки ради, просто чтобы убить время, он попробовал вычислить «аркаимскую меру длины». Он просто предположил, что древние строители пользовались в своей работе не метрами, саженями или футами, а некоей своей, ушедшей вместе с ними в небытие мерой. Можно ли ее вычислить? И если можно, то как?

До Пака кем-то было установлено, что Аркаим геодезически ориентирован по сторонам света безукоризненно точно (кстати, из сохранившихся древних построек только пирамиды могут похвастать такой же точностью). Это обстоятельство навело Пака на следующую мысль: а не попробовать ли для определения меры длины исходить из географических координат, широты и долготы, которые описывают местоположение Аркаима.

Расчеты Паком были произведены сложные… Впрочем, сложными они показались Сварогу, он даже вникать не стал во всю эту заумную математику и комментарии к ней. Сварог просто ознакомился с результатом. А результат был таков: Пак-таки вывел «аркаимскую меру длины». У него она оказалась равна нолю целых семистам восьмидесяти четырем тысячных метра.

А далее, забавы ради, Пак перевел в эту новую единицу те замеры, которые до того делались в Аркаиме, в единицы нам более привычные. В частности, длина окружности большого аркаимовского кольца оказалось равна двадцати пяти тысячам девятьсот двадцати «аркаимовским мерам длины». Цифра показалось Паку до боли знакомой.

Прецессия — вот о чем вспомнил он. То есть медленное движение земной оси по круговому конусу. И срок этого обращения равен как раз двадцати пяти тысячам девятьсот двадцати годам. Для простого совпадения прямо-таки невиданная, поразительная точность.

Что еще известно о прецессии? Еще известно, что благодаря этому явлению координаты звезд относительно галактического экватора постоянно меняются. И цикл этих изменений соответственно равен двадцати пяти тысячам девятьсот двадцати годам. Для простого человека, рядового землянина, в прикладном смысле сия астрономия означает следующее. Задерите голову кверху. Если ночное небо не затянуто тучами, вы увидите над головой звезды. Относительно вас они как-то расположены, не так ли? Точно такое же (до градуса, до минуты) расположение звезд над вашей головой повторится через двадцать пять тысяч девятьсот двадцать лет — главное, чтобы вы остались на этой же точке земной поверхности и терпеливо дожидались повторения.

Звезды, звездный экватор, звездное небо над головой… И как тут было не вспомнить, что по некоторым предположениям, Аркаим — это не что иное, как древняя пригоризонтная обсерватория. И тогда Паку пришла в голову замечательная идея: реконструировать первоначальный облик Аркаима и понять, как работала эта обсерватория.

Разумеется, в реальности воссоздать Аркаим одному человеку не под силу. А уж сколько денег потребовало бы подобное предприятие, даже страшно подумать. Но ведь не в средние века живем, товарищи, и под рукой у нас есть такой замечательный инструмент, как компьютерная техника, обладающая возможностями прямо-таки поразительными, если не сказать, волшебными. В общем, Пак задумал сделать 3D-проект Аркаима (3D? А, понятно: объемное компьютерное изображение.) Задумал и сделал.

Пака давно занимало, почему все сохранившиеся на территории Аркаима фундаменты разной глубины. Наверное, предположил он, древние строители принимали в расчет разную нагрузку разной высоты строений. А раз так, значит, существует математически строгое соотношение между глубиной фундамента и высотой строений. И это соотношение можно высчитать.

Высчитать-то Пак его высчитал, однако для этого потребовалось год ждать озарения. Год что-то неудачно пробовать, путаться в цифрах, складывать, перемножать, путаться в дифференциальных уравнениях, увязать в матричных вычислениях, плевать на все, посылать все подальше, отчаиваться.

А потом посетило озарение.

Разумеется, ларчик, как ему и положено, открывался элементарно. Всего лишь потребовалось диаметры большого и малого кольца, выраженные в «аркаимских мерах длины», разделить один на другой и получить коэффициент соотношения «глубина — высота».

Между прочим, Пак долго ломал голову и над назначением второго, малого, аркаимского кольца (Аркаим, кстати, имел форму двух колец, одно вписанное в другое). Если Аркаим всего лишь город, то вопросов нет: малое кольцо есть не что иное, как второй рубеж обороны. Но если Аркаим обсерватория, то на кой нужно это кольцо? Вполне возможно, единственное его предназначение — чисто математическое, заключается в том, чтобы навеки сохранить, уберечь, в прямом смысле закрепить коэффициент и дать возможность потомкам воссоздать первоначальный облик Аркаима.

Кстати, об облике. Высота высотой, но каков он, этот облик строений, от которых сохранились лишь фундаменты?

И тогда Пак делает следующий шаг в своих размышлениях.

Аркаим — ровесник пирамид. Аркаим и пирамиды одинаково точно ориентированы по сторонам света. Есть основания предполагать, что проектировщики одни и те же. Словом, на ныне пустующих фундаментах вполне могли стоять пирамиды. Скорее всего, деревянные пирамиды… «Или же, — вдруг делает неожиданное предположение Пак, — вовсе ничего никогда на этих фундаментах не стояло, но планировалось, что на них возведут именно пирамиды».

Словом, Пак остановился на пирамидах и на компьютере смоделировал вид Аркаима изначального. Или Аркаима запланированного, как кому угодно. Сделано это было в трехмерной графике, получилась своего рода заготовка к компьютерной игре. Оставалось только запустить туда монстров и вооруженных нарисованными бластерами игроков. Однако Пак поместил туда не игроков, а фигурку наблюдателя. Расположил ее в центре аркаимских кругов, в центре площадки, которую обычно принимают за главную площадь города Аркаима.

Пак огляделся в трехмерном Аркаиме глазами своего виртуального наблюдателя… И вспомнил принцип построения древней пригоризонтной обсерватории, принцип ружья: стрелок, мушка, мишень. Если от наблюдателя, находящегося в центре Аркаима, провести линии, соединяющие его и вершины трехмерных пирамид, то третьей точкой (или мишенью) должно стать некое небесное тело. Или, вернее, множество небесных тел, потому что пирамид и пирамидок на территории Аркаима получилось число немалое. «А уж не звезды ли — эти небесные тела?» — предположил Пак.

Почему бы над виртуальной головой электронного наблюдателя не нарисовать карту звездного неба?

Сперва, правда, возникла одна небольшая трудность. Вроде бы все составляющие задачи имелись в наличии. Объект наблюдения — это звезды, визир — это верхний, «рабочий», край строения (даже по большому счету неважно, пирамида это или что-то еще), постоянное место наблюдателя тоже было определено. Однако это место наблюдателя не давало исходную точку отсчета. И дело заключалось в том, что люди — они, знаете ли, все разного роста. А отклонение исходной точки на какой-то градус довольно сильно искажает всю картину.

«Аркаимская мера длины». Вот на какой высоте, взвесив все, наконец остановился Пак. Вряд ли предполагалось, что гипотетический наблюдатель должен быть семидесяти сантиметров росту. На то он и гипотетический или, лучше сказать, чисто математический наблюдатель. Ну а дальше нарисовать в компьютерном мире звездное небо было делом весьма несложным.

Нарисовав, Пак в очередной раз крепко призадумался…

И опять вспомнил о прецессии. То бишь о явлении, которое подразумевает, что относительно наблюдателя в конкретной и неизменной точке земной поверхности (например, относительно наблюдателя в центре Аркаима) расположение звезд на небе повторяется один раз в без малого двадцать шесть тысяч лет. Не состоит ли главное и, может быть, единственное предназначение Аркаима всего лишь в том, чтобы зафиксировать строго определенное положение звезд над Аркаимом? И если так и есть, то для чего это древним было нужно?

А ведь положение звезд — это не только чистая астрономия. Это и.., некое Событие, которое произошло в тот день и час, когда звезды над головой сложились строго определенным образом. Может быть, оно имело место во время закладки Аркаима, и потому древние люди настроили на него планировку города? Или это не просто город, а город-памятник, заложенный в память о некоем Событии, которое пережили древние люди. И в городе этом действительно никто никогда не жил, кроме кучки жрецов-смотрителей…

«А почему же произошло, почему обязательно в прошедшем времени? — подумал Пак. — Может быть, как раз наоборот — древние аркаимцы предвидели некое Событие и решили указать на него потомкам. Интересно было бы узнать, что это за Событие? Земля налетит на небесную ось?»

Паку до жути стало любопытно: а когда звездное небо над Аркаимом в предыдущий раз имело такой вот вид? И когда, в таком случае, картина повторится в следующий раз?

Надо сказать, Пак не раз высказывает благодарность неким «друзьям из новосибирского Академгородка», по именам их, правда, не называя, но отмечая, что без них он бы утонул в расчетах. Эти друзья (видимо, астрономы) помогли ему и с определением «звездной аркаимской» даты.

Результаты получились поразительными. Ошеломительными.

Даже Сварог обалдел.

Предыдущая «звездная картина» имела место аккурат двадцать пять тысяч девятьсот двадцать лет назад. Из этого следовало, что повторения следует ждать в этом году. Известен и день: двадцать девятое сентября две тысячи шестого года…

Было бы вполне понятно, если б древние аркаимцы отразили Событие, которое имело отношение к их жизни. Но возраст Аркаима — две-три тысячи лет, это установлено точно… Правда, никто не мешал построившему Аркаим народу существовать с незапамятных времен и хранить знание о некоем Событии, свидетелем которого они были много тысяч лет назад. А когда над народом нависла угроза исчезновения (и вместе с ним исчезло бы знание о повторении События), то решено было увековечить знание постройкой «города». Да и не просто увековечить, но еще и зашифровать знание так, чтобы не всякий догадался, а лишь тот, кто знание это активно ищет…

Так что же за Событие произойдет в скором времени? Ни солнечного, ни лунного затмения в этот день не ожидается, равно как парада планет и иных плановых астрономических явлений. Может быть, ожидается падение метеорита вроде Тунгусского и древние каким-то образом о том прознали? Или им стало известно о землетрясении, потопе, мировом пожаре?

А может быть — Пак ни в коем случае не исключал подобного варианта — вкралась ошибка и двадцать девятого сентября не произойдет ровным счетом ни-че-го?

Сам же Пак склонялся к такой версии: строители Аркаима суть наследники некоей исчезнувшей працивилизации. И называйте эту працивилизацию как хотите, хоть атлантами, хоть лемурийцами. Факт есть факт: существует посреди нехоженой тайги доисторический памятник, который указывает на некое Событие. Причем планетарного масштаба. Что это за Событие — гадать можно до бесконечности. И бесконечно много версий можно породить касательно времен давно ушедших и мало что нам в память о себе оставивших. Так не лучше ли воздержаться пока от гаданий и предположений, а подождать всего-то ничего.., глядишь, оный день и час подкинет новую, более богатую пищу для размышления. А то и вовсе все разъяснит и расставит по своим местам…

Сварог вдруг поймал себя на том, что сидит с отвисшей челюстью. Он поспешно закрыл рот и, тряхнув головой, снова посмотрел на трогательный календарик с котятами, висевший слева от компьютера. Семнадцатое июля. А по версии Пака это самое Событие произойдет двадцать девятого сентября. Значит, если Паку верить, судьбоносная дата грянет через два с чем-то месяца… И что? Значит, время еще есть? В смысле, время, чтобы добраться до Аркаима? Цели поставлены, задачи определены, будем искать подходы. Так, что ли?

Хотя…

Хотя, признаться, щемило грудь отвратительное чувство. Как бы это объяснить… Все получалось слишком уж правильно, легко и быстро. Как по накатанной события развивались. Раз — и Лана появилась, подруга потенциального хозяина Аркаима. И вот вам Интернет, где можно найти полный спектр информации об Аркаиме. Два — Серафим Пак, ученый, гений, открыватель весьма нужной для Сварога тайны Аркаима. И остается лишь добраться до руин…

Ой ли? Неужто все так просто? А где Сварог номер два? Безнадежно отстал или… Или готовит упреждающий удар?.. В общем, информации по-прежнему недостаточно, но оставаться в доме надолго нельзя.

— Никто не отвечает, — раздраженно сказала за его спиной Лана. — У Палатникова все время занято, у Тернова автоответчик, Кучин вообще не подходит.

Сварог обернулся — напарница, облаченная лишь в полотенце, длиной и степенью облегания неуловимо похожее на давешнее коктейльное платье, бросила на тахту телефон и кипу одежды (судя по виду, спортивный костюм), сама плюхнулась рядом, тряхнула гривой влажных волос. Закинула ногу на ногу. Очень длинную, надо заметить (Сварог заметил), загорелую, гладкую ногу — на другую длинную, загорелую, гладкую ногу. И ни грамма в этом движении не было кокетства, эротики или, скажем, попытки соблазнить. Просто она находилась у себя дома и вела себя так, как привыкла вести. Наплевав на присутствующих. Тем более в таком взвинченном состоянии.

Чертовка.

— Надеюсь, в милицию не звонила? — спросил Сварог, с некоторым трудом отрываясь от созерцания и переводя взгляд на собственную ногу, обутую в «щенячий» тапок. Ну сюр чистой воды, ей-богу.

— Обижаете, гражданин начальник… А ты тут, я смотрю, даром времени не теряешь. Шифровку в Центр отправлял?

— Типа того.

— Ну, пока Таманская дивизия сюда доберется…

Она подхватила с журнального столика черную коробочку, направила ее на картину без изображения, висящую на стене, — и изображение вдруг появилось. Более того: движущееся изображение.

Ослепительная блондинка в чисто символическом платье с блестками, во всполохах цветных огней, красиво раскрывая рот, выводила что-то про безответную любовь и то, как она страдает под дождем. Страдания ни в песне, ни в самом облике певички не было ни на грош, но выглядело красиво. Е-мое, это ж телевизор. Огромный, плоский, как и монитор у компьютера, яркий, как сон восьмиклассника — но несомненно телевизор! Лана нажала кнопку, картинка изменилась. Теперь злодейский Том гонялся по дому за вертким Джерри, учиняя килотонные разрушения. Щелк. Полноватый господин радостно вещал, что погода сохранится солнечной и устойчивой, а необычную погодную аномалию в виде локального неподвижного мини-торнадо, замеченного в Шантарской области несколько дней назад, мы попросим прокомментировать нашего гостя… Щелк. Щелк. Щелк… Выкл. Экран погас.

— Обрати внимание, командир, — напряженно сказала Лана, — про Олегову пустошь ни слова. Ни на местных, ни на федеральных каналах. Обычная утренняя болтовня, как будто ничего и не случилось.

Сварог нахмурился.

— Времени прошло слишком мало, еще не успели репортаж подготовить. Хотя… У кого-то там включился автоответчик? А где автоответчик, там и до АОНа недалеко… — и решительно сказал:

— Вот что, подруга. Тут нам оставаться нельзя. Дама ты, как я понимаю, в свете известная, где ты живешь, тоже многие знают…

— Ты думаешь…

— Думаю. Давай-ка одевайся, и валим отсюда. Где укрыться есть?

— Найдем. Я тебе тут одежку кое-какую приготовила — не в официантском же камзоле по городу болтаться, — и она кивнула на принесенный с собой спортивный костюм.

Сварог непроизвольно усмехнулся. На Атаре его камзол принимали за одеяния священника, а на родной Земле — за халдейское…

— Спасибо, — сказал он. — Только я сначала быстренько в душ. Разрешишь?

— Мы же, кажется, торопимся.

— Вонючий герой, знаешь ли, не герой…

— …Если б во время осмотра коттеджа Сварог не заглянул в ванную, то вряд ли бы ему удалось сохранить лицо. В гробу он видел такие умывальни! Кафельное помещение площадью метров пятнадцать; похожий на театральную гримерную закуток с зеркалом, раковиной, лампочками по кругу и удобным пуфиком; унитаз; биде; вешалка с десятком разноцветных полотенец; каплевидная ванна с какими-то форсунками по стенкам… И, наконец, похожая на кабину нуль-транспортировки душевая стойка.

Сварог невозмутимо скинул с себя лохмотья, залез в нуль-транспортировочную кабину, повернул хромированные ручки… Да-с, господа, что ни говори, а в буржуинстве что-то есть. Хотя с настоящей баней ни один душ не сравнится. И все равно… Тугая горячая струя мигом смыла с него усталость, грязь, пот, раздражение и подозрения. Он намылился, включил холодную воду. Перехватило дыхание. Опять переключил на горячую. И чуть позже — снова на холодную…

— Я тебе полотенце принесла, — услышал он сквозь шум воды.

А потом дверца нуль-транспортировочной кабины отъехала в сторону, и Лана, ничуть не стесняясь, шагнула под струю ледяной воды. Полотенца в ее руках не было. Равно как и на теле.

И вода отчего-то тут же стала горячей.

Как они оказались в спальне, Сварог не помнил. И отчего-то плевать ему было на то, что нужно быстро коттедж покидать, что могут пожаловать незваные гости, на Аркаим было плевать и на демона-конкурента…

ИГРОК НОМЕР ОДИН

Глава первая ВОЗДУШНАЯ КАВАЛЕРИЯ

— Вы бы знали, как я вам благодарен!

Профессор говорил это Сварогу уже во второй раз. И во второй раз Сварог ответил точно так же, как и в первый:

— Я благодарен вам ничуть не меньше!

Разговаривали они не на исковерканном таларском, а на вполне сносном французском, даром что профессор был стопроцентным англичанином. Сварог, оказывается, ничегошеньки не забыл из того, чему учили когда-то в школе, в училище, а главное — после училища, когда их всерьез и всесторонне готовили к марш-броску по всяким там европам. Вообще-то, странно, конечно, что он нисколечки не позабыл язык, ведь столько времени прошло! Может быть, снова благотворное влияние Пирамиды? Или это магия ларов помогает? Ну, как бы то ни было, а они с профессором Беркли и майором прекрасно понимали друг друга.

Над головой приглушенно молотил несущий винт, и этот звук сейчас казался Сварогу музыкой небесных сфер. Летим в обитаемые места, к людям, в цивилизацию! Машина шла ровно и послушно, техника и пилот в полном порядке… Ну, собственно, от американских ВВС другого ждать и не приходится. Вот уж у кого на ихних базах никогда не бывало перебоев с запчастями, топливом и толковыми специалистами.

(«А как легко я вернулся в ранешние реалии! — вдруг поймал себя на мысли Сварог. — На ать-два. Будто и не отлучался никуда…») Кстати, вполне понятно, почему штатовский майор (крепко сбитый, невысокого роста мулат) ни о чем не расспрашивал Сварога. Лишь многозначительно ухмылялся и перекатывал во рту потухший окурок сигары. Зачем спешить с расспросами, когда лететь-то им все равно на штатовскую базу — вот там и можно будет обо всем неторопливо и вдумчиво потолковать. Всем своим видом майор говорил: «Меня не проведешь, парень. Это профессору ты можешь втирать про подземные города и пирамиды, висящие вверх ногами. Ну ладно, пусть наш яйцеголовый чудак наговорится, потешится всласть, меньше потом будет путаться под ногами. А тебе я так скажу, парень, — уж больно ты смахиваешь на солдата. С чего бы это, а? Ну ладно, на базе мы быстро вытрясем из тебя правду-матку».

Сварог не обдумывал свои будущие ответы, не прикидывал, за кого себя станет выдавать. Вряд ли он сумеет слепить стройную, без швов и заусенцев версию, которую не разобьет ни один собаку съевший на допросах штатовский особист. Все равно переиграть не удастся, чай не Штирлиц. По-другому надо будет действовать на базе. Отвести глаза, нацепить на себя невидимость и улизнуть. На чем улизнуть? Да хоть бы вот на этой самой штуковине — в свое время учился управлять вертолетом. А если даже кое-что и подзабылось, не беда. Он же лар, не стоит об этом забывать, милорды, и, как в лара, в него вложена способность разбираться в механизмах. Так что худо-бедно улететь сможет. Главное, разобраться в какую сторону лететь. А дальше… Дальше по обстоятельствам.

Там, на лесной поляне, Сварог представился русским моряком, в кейптаунском порту оказавшимся в разногласии с тамошними законами и оставшимся в Африке, а рыболовный траулер ушел без него в море. Потом, дескать, кидало-швыряло по континенту, много чего было, в конце концов закинуло в самое сердце джунглей. Словом, с подобной историей вывести его на чистую воду будет как нечего делать, под силу и новобранцу… Майор искоса поглядел на него — и промолчал.

Полет меж тем продолжался. В иллюминаторах простиралась зелено-желто-бурая бесконечность джунглей. До самого горизонта простиралась. И лететь им еще долго, как Сварогу уже успели сообщить…

Сварога и его верного чернокожего Санчо Пансу подобрали на той самой поляне с палатками. Собственно, сам Сварог и вызвал группу спасения. Палатки и разбросанные вокруг них вещи вовсе не привиделись Сварогу под воздействием невыведенного из организма наркотического зелья, они существовали на самом деле. Впрочем, после перевернутой Пирамиды и после того, как они с Пятницей-Н‘генга очутились на поляне с палатками, даже астральный полет не казался уж чем-то из ряда вон выходящим.

А очутились они возле палаток самым что ни на есть простым и одновременно таинственным образом.

…Неторопливо и осторожно Сварог направился к перевернутой подземной Пирамиде, все еще не веря в эдакое чудо… Чудо неизвестных технологий? Или все ж таки чудо волшебства? Кто его знает.., но смотрелось сие сооружение впечатляюще.

Его догнал Пятница.

— Ты спас Н‘генга жизнь, — сказал туземец, ткнув себя пальцем в грудь. — Моя жизнь — твоя жизнь. Моя жизнь — служить Ягуа до смерть.

Что тут ответишь? Сварог решил ничего не отвечать, спросил в свою очередь:

— Ты слышал от кого-нибудь про такое? От стариков, от охотников? Легенды, песни какие-нибудь, рисунки на скалах?

— Не знать, — с огорчением произнес туземец.

— Почему-то я так и думал. Ну что, ну пошли…

Они дошли до вершины.., вернее, до бывшей вершины, а ныне точки опоры Пирамиды. Обошли ее по кругу. Костяной нож продолжал вибрировать в руке, но уже не столь настойчиво, не столь дергано, словно бы подуспокоился, понимая, что люди идут в правильном направлении.

— Ага, вот оно как… — проговорил Сварог, опускаясь на корточки.

Пол зала представлял собой плотно, без зазоров подогнанные друг к другу квадратные каменные плиты со стороной примерно в шаг. В середине плит, расположенных вокруг опоры Пирамиды, располагались гнезда, формой точь-в-точь повторяющие форму ножа, что держал в руке Сварог. И таких плит Сварог насчитал двенадцать. Причем в девять гнезд были вставлены костяные ножи, и, стало быть, три гнезда пустовали.

— Ничего другого не остается, как вернуть вещь на место, — пробормотал Сварог, дотронувшись до плиты. Теплая. А гнездо, по которому он провел пальцем, точно бархатистое. Как изнанка футляра.

И Сварог вложил в одно из пустых гнезд свой нож. Раздался едва слышный щелчок…

Сварог выпрямиться не успел, как вокруг него и стоящего рядом Н‘генга вспыхнуло серое свечение, окутало коконом. Невозможно стало различить ни стен, ни Пирамиды. Н‘генга охнул — впрочем, испуга в его голосе не чувствовалось. Сварог тоже оставался совершенно спокоен: откуда-то взялась уверенность, что ничем им этот бледный свет не грозит. И дело было вовсе не в том, что молчал детектор опасности…

Спустя секунды три сияние рассеялось, и Сварог обнаружил, что находится в лесу. Целый и невредимый. Никакой Пирамиды поблизости. И вообще поселка каннибалов… И стоит он не где-нибудь, а посреди лесной поляны, на которой разбиты палатки.

— Ягуа! Аханба! Рамакра! — Пятница бухнулся на колени и принялся отбивать поклоны — видимо, духам своего племени.

«Вот за что можно быть спокойным, так это за крепость его рассудка, — подумал Сварог, на ватных ногах направляясь к палаткам. — Происходящее прекрасно вписывается в его дикарскую картину мира — великий и ужасный дух Ягуа творит чудеса, как и пристало духу».

Да, бесспорно это был лагерь какой-то экспедиции. Думается, научной экспедиции, а не.., допустим, охотников за слоновой костью, — об этом Сварог догадался по снаряжению. Правда, снаряжение большей частью было не распаковано, но зачем охотникам за костью теодолит, набор фотографической аппаратуры, электроды и складные шанцевые инструменты?

А вот каким манером Сварог и его верный Пятница из подземной пещеры перенеслись в палаточный лагерь, это.., это отдельный вопрос, над которым, ради сохранения здравости рассудка, задумываться напрочь не хочется. По крайней мере сейчас. После разберемся. Перенеслись — и слава богу.

Ага, а это что у нас за ящичек валяется в траве? Сварог щелкнул замками, откинул крышку. Разноцветные пеналы, вложенные в разного калибра гнезда и зафиксированные металлическими кольцами, некий заковыристого вида прибор, состоящий из черной коробки со встроенной шкалой и отходящего от нее на витом шнуре металлического стержня. Вообще, все это здорово смахивает на полевой набор химика-дозиметриста. Геологи это, наверное.

Да вот только никого в лесном лагере не видно. Ни дать ни взять «пропавшая экспедиция». И кстати, складывается впечатление, что люди покидали лагерь в авральном порядке… Например, были уведены насильно. Иначе как объяснить, что под костер сложен круг из камней, заготовлен хворост, рядом валяется кофейник — а сам костер так ни разу и не зажигали? А посреди поляны брошена картонная коробка с консервами, будто ее несли куда-то, но.., не донесли. Причем картон настолько изодран звериными когтями, что Сварог без труда вытянул из дыры банку. Свиная тушенка с горохом. Датская. Вот и последние сомнения рассеиваются, будто он не на Земле. Ну демоны, ну чудилы… А что у нас с годом изготовления?

Сварог без труда нашел на банке дату. Посмотрел. Зашвырнул банку в кусты и хмыкнул, мотнув головой:

— Однако! Закинуло…

Если консервы не просрочены, то прошло без какой-то малости пятнадцать лет с тех пор, как он покинул этот мир. Лихо. А с другой стороны, чего другого ожидать? Что откуда взяли, туда же и доставят? Да и вообще все переживания по этому поводу следует оставить. Сейчас есть чем заняться…

Хотя, ежели откровенно, не было особых переживаний, как ни странно. Впрочем, оно и немудрено — после встречи со светящейся перевернутой Пирамидой мало уже что способно удивить и возбудить сильные эмоции. Переживания, возможно, нахлынут позже, когда (и если!) удастся попасть в мир людей, где будешь на каждом шагу сравнивать «прежде» и «теперь»…

Сварог продолжил обход лагеря. Возле палатки стоят ботинки, а в палатке — Сварог откинул полог — разумеется, никого нет… Нет-то нет, зато имеется грязный след босой ноги на спальнике. А ножка-то приметная! Ступня очень широкая, большой палец расположен чуть ли не под сорок пять градусов по отношению к остальным пальцам. Да и остальные пальцы тоже, кстати, развернуты веером… Короче, либо владелец этакой ножки является членом лондонского клуба Яростных отвергателей обуви, либо.., либо очень похоже, что тут отметились старые Свароговы знакомые — любители поить людей дурман-водой и сажать в глубокие колодцы. И ежели они заявились не в опустевший лагерь, то картина происшедшего начинает проясняться…

Ого, а это никак карабин! Да. Самозарядный «ремингтон», модель 7600. Хорошая штучка, из тех, что любят показывать в штатовских фильмах: ни с места, твою мать! Даже не думай, твою мать! И — клац-клац цевьем взад-вперед…

Взяв пушку в руки, Сварог почувствовал себя гораздо лучше. Вот она, великая магия оружия.

С «ремингтоном» на плече Сварог обошел остальные палатки. И в одной обнаружил крайне любопытный чемоданчик. Небольшой, меньше «дипломата», тот валялся у стены палатки, перевернутый и распахнутый, словно из него собирались вытрясти содержимое, да не успели.

«Нет, — понял Сварог, поднимая чемодан, — вытряхивать из него ничего не собирались». Потому что сделанный из прочного толстого пластика чемодан внутри представлял из себя приборную панель с отходящей от нее телефонной трубкой на гофрированном шнуре. Множество кнопок на панели, мощная антенна… Ба, да это никак средство связи через спутник! Правда, таких компактных моделей он не видел, ну так техника-то должна была шагнуть вперед, за полтора-то десятка лет!

Судя по всему, позвонить по этому телефону так и не успели. В палатку ворвались, когда человек едва открыл чемодан. И большего сделать ему не дали.

Сварог по-турецки уселся на расстеленном спальнике, положил чемоданчик на колени. Если прибор не включили, батарея разрядиться не успела. Ну пусть и разрядилась — где-то в мешках или ящиках наверняка имеются запасные. Телефон лежал в палатке, дождь его залить не мог, так что работать должон. Разве что зверье могло напроказить, но животинки шустрят все больше по части жратвы, серьезно электроникой из них мало кто интересуется. Забрались в палатку, понюхали, лизнули, невкусно, отошли. Да и не видно на аппаратуре следов зубов и когтей…

Для туземных жителей нашпигованная электроникой аппаратура связи со спутником — гораздо менее ценная вещь, чем консервная банка. Из консервной банки хотя бы можно наделать наконечников для копий и стрел. А с электроники какой толк? Но, похоже, туземцы вообще ничего отсюда не взяли. Нельзя брать. Прикоснешься к вещам чужим — привлечешь в племя чужих злых духов.

Так, так… Кнопка с надписью «Enter». Нажимаем. Ага, загорелась зеленая лампочка, под которой изображен контур батареи. Отлично, с питанием все в порядке. Хотя раньше и не приходилось иметь дело с такой штукой, рано или поздно разберемся, как с нее звонить. Не для ньютонов с Эйнштейнами делалось. И пятнадцать лет — все-таки не вечность. Только вот куда звонить, кому, кого звать на помощь? А ведь есть еще коды стран, сама аппаратура может иметь код доступа, который знал только здешний связист — чтоб посторонним не пришло на ум баловаться с техникой…

Стоп. В паранойю впадать не будем. Вряд ли аппарат замкнут только на связисте и на начальнике экспедиции. А вдруг связиста укусит змея, а бросившийся на подмогу начальник оступится и свернет себе шею? Почему бы и нет? И как остальным вызвать подмогу? «А вообще, если разобраться, — вдруг пришло Сварогу в голову, — должна быть на аппарате тревожная кнопка! Которую только вдави, и на спутник постоянно и непрерывно пойдет сигнал бедствия. Не могли такой малости не предусмотреть, мало ли что может случиться…» Да, в общем-то, неспроста и не вдруг мысль о сигнале бедствия пришла на ум — внимание Сварога сразу привлекла кнопочка красного цвета, запрятанная под пластмассовый, предохраняющий от случайного нажатия колпачок. Что ж, будем пробовать.

Откинули колпачок. Вдавили кнопку до упора… Раздался электронный писк, и под кнопкой замигала багровая, похожая на каплю крови лампочка. «Пи-пи-пи» — Сварог печень на отсечение был готов дать, что это заработало тревожное оповещение. Ну не было никаких других разумных объяснений! А с неразумными мы пока обождем.

В общем, оставалось ждать, кто прилетит. Или же.., не прилетит никто и никогда.

Но — прилетели. И довольно скоро. Вертолет прибыл через три с половиной часа.

И все эти три с половиной часа Сварог без затей проспал. Оно, конечно, любопытно было бы порыться в вещах, посмотреть документы, книги, газеты, пусть бы и на чужих, нерусских языках, всенепременно много любопытного и полезного узнал бы… Да вот глаза слипались, как клеем намазанные. Бороться с сонливостью большого смысла не было. Кто знает, что ожидает впереди. Вполне возможно, придется выкладываться без остатка.

Разве что сперва Сварог скинул превращенный в сущие лохмотья камзол и переоделся в камуфляжные штаны и куртку, обнаруженные в большом клапане палатки, — одежда новая, ни разу не надеванная, видимо, кто-то тоже приготовил, чтобы переодеться, да не успел.

Натянув камуфляж, Сварог высунулся из палатки. Пятница, как и положено верному слуге, пусть и добровольно возложившему на себя эту нелегкую, но почетную обязанность, терпеливо ждал у входа приказаний. «Будут тебе приказания», — подумал Сварог. В конце концов, пускай вносит посильный вклад в общее дело.

— Я спать. Ягуа спать. Ты сиди. Слушай. Кто-то появится — буди. Понял?

— Да. Н‘генга стеречь. Будить.

Туземец энергично закивал.

Ну вот и ладно… Сварог задернул полог, упал на спальник и моментально отключился.

Проснулся он от шелестящего монотонного грохота, заглушающего все на свете звуки. И еще от того проснулся, что его дергали за ногу, грозя этой самой ноге вывихом. Выбравшись наружу с «ремингтоном» в руке (сразу обдала тугая воздушная струя, а вокруг ходуном ходят травы да деревья), Сварог увидел пятнистое брюхо зависшей над поляной «вертушки». Военный вертолет с эмблемами штатовских ВВС. С машины уже сбросили узкую металлическую лестницу, и по ней проворно спускался одетый в маскировочную форму крепыш.

Всего на землю опустилось пятеро. Главными у спасателей были эти двое — профессор и майор. Остальные — солдаты, молодые откормленные лбы, вооруженные автоматическими винтовками. Солдаты, обращая на Сварога и его чернокожего спутника внимания ничуть не больше, чем на палатки и деревья, рассредоточились по поляне, умело разделив окружающее пространство на сектора и взяв их под наблюдение.

Едва спрыгнув на землю, к Сварогу поспешил майор:

— Кто вы? Сигнал тревоги — ваша работа? Где остальные?

Сварог коротко обрисовал ситуацию (а длиннее и не получилось бы — из-за грохота несущего винта приходилось кричать, сильно напрягая горло). Если не считать версии об отставшем от парохода морячке, касаемо всего остального (как был захвачен папуасами в плен, что в плену том происходило и что происходило после того, как удалось сбежать) он ничего не скрывал и не придумывал. А чего там скрывать! Подземную Пирамиду? Да шут с ней, берите даром…

Потом профессор — высокий худощавый старик лет шестидесяти, здорово похожий на артиста Николая Гринько, одетый в потасканные шорты песочного цвета и того же цвета рубашку «сафари», — носился по лагерю, хватался за голову, скрывался в палатках, выскакивал наружу.

Н‘генга сидел на земле, обхватив ноги руками, трясся и испуганно переводил взгляд со Сварога на майора, на солдат и профессора, с них — на зависшую над поляной страшную винтокрылую машину. «Может быть, рановато я уверился, что его рассудку ничего не угрожает, — подумал Сварог. — Обилие чудес, ворвавшихся в его жизнь, пожалуй, способно превысить критическую массу. И бабахнет взрыв в извилинах, заплетая их немыслимым образом…»

Профессор выскочил из палатки, прижимая к груди толстую кожаную папку, и по лицу его было видно, что он страшно доволен находкой. Тут его подхватил майор (до того, сложив руки за спиной и мусоля во рту сигарный окурок, прогуливавшийся по поляне и что-то напряженно обдумывавший), и они с майором вступили в яростный спор. Что говорил ученый, Сварогу было не слышно, а вот обрывки майорских фраз, благодаря поставленному командирскому голосу последнего, долетали:

— Эти решения на мне… Прошло три с половиной недели, торопиться смысла нет… Операция должна быть подготовлена… Исключен любой риск… Моя зона ответственности… Хотите остаться? Простите, сэр, но тогда я буду вынужден доставить вас силой…

Профессор еще что-то горячо возражал, размахивая руками и папкой, но майор уже не слушал его, он направился к Сварогу.

— Что делаем с парнем? — и майор коротко кивнул в сторону Н‘генга.

Вопрос из разряда непростых. Определенно одно: отвязаться Сварогу от туземца, вознамерившегося служить белому колдуну до самой смерти, будет непросто. Да и вроде как-то нехорошо бросать Пятницу здесь одного, поблизости от племени каннибалов. К тому же дорогу домой ему найти будет нелегко. А с другой стороны, нехорошо вырывать парня из дома родного, то бишь из джунглей, и забрасывать в мир насквозь ему незнакомый, пугающий, враждебный. Что там с ним будет? Но взвешивая те и те последствия…

— Берем с собой, — решительно сказал Сварог.

— Хорошо, — майора, очевидно, не слишком волновала судьба незнакомого темнокожего паренька. — Забирайтесь в вертолет, мистер. Справитесь?

Сварог справился… Пятница тоже справился, хотя былo видно, как ему страшно. Но еще больше он боялся отстать от своего повелителя — потому и справился. И профессор справился, наплевав на возраст. Майор забрался последним, а трое солдат остались внизу.

В вертолете на Сварога с расспросами насел профессор. Но сперва, как и положено культурному человеку, профессор представился, причем весьма многословно:

— Меня зовут Джозеф Чарльз Беркли-младший, подданный Великобритании, третий сын лорда Беркли. Увы, кичиться тут особо нечем, так как ни богатства, ни титула я не унаследовал. Зато не без гордости могу сказать, что на археологическом и историческом поприще кое-какого признания ученой общественности все же добился. Профессор Кембриджского университета, почетный член Королевского Географического общества Великобритании, член-корреспондент историко-археологического общества Нью-Йорка. Ну и автор множества статей, книг и серии тематических программ на Би-Би-Си. А вы сказали, вас зовут Сварог.., товарищ Сварог? Так у вас принято обращаться друг к другу?

— Вы, мистер Беркли, задержались в эпохе холодной войны, — усмехнулся майор, внимательно прислушивавшийся к беседе. — Русские теперь обращаются друг к другу на западный манер. А я — майор Ланкастер, морская пехота США. Этот борт — территория США. Так что добро пожаловать в Штаты, мистер Сварог!

— Можно и с добавлением «товарищ», можно и с «мистером», — милостиво разрешил Сварог. — Можно и просто Сварог, как пожелаете.

— Вот уж совпадение так совпадение! — воскликнул Беркли. — Дело в том, что мою экспедицию как раз и спонсировал русский! Он живет где-то в глухой Сибири, но очень интересуется моими исследованиями… — И профессор в первый раз поблагодарил Сварога:

— Не знаю, как и выразить вам мою признательность! Если бы не вы… Три с половиной недели назад мы потеряли связь с экспедицией. Но вот что любопытно…

Профессор привычным жестом достал из кармана очки с одним треснувшим стеклом и машинально протер их далеко не чистым носовым платком, после чего вновь убрал очки в карман.

— Всякий раз, выходя на связь, они сообщали свои координаты. Во время последнего сеанса они находились за девяносто миль отсюда. И вовсе не собирались в эту сторону. А если бы и направились, то должны были еще не один раз выйти на связь. Девяносто миль за день не пройдешь! Непонятно… То ли их приборы дали неверные показания, то ли они сами нарочно ввели нас в заблуждение, хотя не ясно, зачем им это могло понадобиться. Много вопросов.

Профессор снова достал очки из кармана.

— Спустя двое суток после невыхода экспедиции на связь мы начали поиски. Поиски ни к чему не привели… Как выяснилось, мы искали не в том районе. А благодаря вам мы нашли их лагерь! Теперь, я в этом уверен, найдем и людей. Думаю, поможет дневник экспедиции, — Беркли похлопал по папке, лежавшей рядом с ним на лавке. — И, разумеется, мы надеемся на ваши, мистер Сварог, наблюдения. Вы, наверное, удивлены, мистер Сварог, почему мы оставили всего троих и не развернули прямо сейчас широкомасштабные поиски…

Сварог удивлен, в общем-то, не был, хотел спросить совсем о другом, но не успел — в разговор вступил майор:

— Это мое решение, и я отвечу нашему гостю, сэр. Он заслужил право знать. Во-первых, мистер Сварог, — майор вытащил изо рта потухший окурок сигары, — в окрестностях лагеря сплошной лес, вертолету негде сесть, нет подходящих размеров площадки. Во-вторых, пока мы ищем ваше поселение, которое может оказаться бог знает в скольких милях отсюда, мы сожжем все топливо, а нам долго лететь обратно. Оставшийся в лагере сержант Лопес со своими ребятами проведет пока небольшую разведку, свяжется с нами и наверняка что-то сообщит. Сегодня же вечером сюда будет выслана подготовленная группа. Ну а вы, мистер Сварог, и наш уважаемый профессор мистер Беркли поможете нам с подготовкой по научной части. Я так понимаю, придется иметь дело с племенем тупых и злобных карликов, питающихся человечиной…

Мистер Беркли недовольно поморщился.

— Не знаю, поймете ли вы меня, мистер Сварог. Майор, как я понимаю, со мной точно не согласится. И все же я скажу, что нельзя говорить о жестокости дикарей. Они не более жестоки, чем мы с вами, которые убиваем животных и потом употребляем их в пищу… Понимаете, первобытные народы видят мир совсем по-другому, чем мы, абсолютно другими глазами. Они не знают деления на животных и неживотных, вообще такое понятие, как «животное», им не знакомо. Весь мир для них одинаково одушевлен, их окружают духи деревьев, духи воды, в каждом существе и предмете живет свой дух. И в них самих живет ровно такой же дух. То есть себя самих они никоим образом не выделяют из окружающего. Но для них существует четкое деление по принципу «свои — чужие». Мы — чужие. И они должны поступать с чужими так, как велит их обычай, закон предков.

— Как говорится, ничего личного, только обычай, — хмыкнул майор.

— Если вам так больше нравится, майор, — мистер Беркли сделал жест, будто снимает несуществующую шляпу, и демонстративно повернулся к Сварогу. — Вы оказались в нетронутом, девственном мире, словно переместились на тысячи лет назад. Знаете, большинство европейцев и, тем более, американцев не подозревают о существовании подобных мест, такие места для них — не более чем картинка на экране, голливудские декорации… Я не претендую на звание эксперта-африканиста, слишком много в Африке всевозможных народов и народностей, чтобы с ходу сказать, с чем мы столкнулись на сей раз. Твердо можно говорить лишь об одном: вы находились среди первобытного народа, пребывающего в состоянии родоплеменной общности…

— Будьте осторожны, мистер Сварог, — вклинился в речь мистера Беркли майор. — Профессор легко может заговорить вас до смерти.

— Это правда, есть такой грешок, — рассмеялся Беркли. — Сразу прошу простить меня за излишнюю болтливость. Что ж, ничего не поделаешь, типичная профессорская слабость.

Сварог посмотрел на Беркли:

— Скорее всего, члены вашей экспедиции угодили в плен к этим каннибалам. (Профессор кивнул.) И вы думаете, они могли остаться в живых?

— Могли, — уверенно сказал Беркли. — Мы упираемся в недостаток информации, но я вижу две, по крайней мере, оптимистичные версии. Во-первых, их будут держать на положении пленников до какого-нибудь местного праздника, когда их подвергнут обряду посвящения.., или, лучше сказать, обряду перевода из разряда чужих в разряд «своих», после чего сделают полноправными членами их родоплеменной группы. Во-вторых, они нужны как живые обереги. Понимаете? Чтобы отпугивать могущественных духов, присылающих к ним чужих, то есть нас с вами.

— Да, — удивленно протянул Сварог, — но мой и Н‘генга опыт…

— Я понимаю, — перебил Беркли, — что пессимистических версий еще больше. Однако давайте верить в лучшее.

Сварог решил оставить эту тему и спросил о другом:

— Это была археологическая экспедиция?

— Нет, что вы! — профессор опять достал очки и платок. — Сразу копать никто не начинает, сперва производится разведка, определяется целесообразность работ, потом следует получить разрешение на раскопки. Целью нашей экспедиции была всего лишь разведка. Я, мистер Сварог, я должен был возглавлять эту экспедицию. Но перед самым уходом подхватил одну из этих чертовых африканских болячек и слег. Врач сказал, что на лечение уйдет не меньше месяца. Мы бы отложили выход на месяц, но спонсоры настояли на немедленном отправлении. А спонсоры, как вы, наверное, знаете, всегда правы. Экспедицию возглавила мисс Джоанна, мой ассистент. Очаровательная девушка… «хотя и американка» — это мне обязательно следует добавить как стопроцентному англичанину с врожденной нелюбовью к неотесанным выскочкам из Нового Света… Мисс Джоанна — сотрудница Принстонского университета, увлеченный археологией человек, весьма сведущий в африканистике специалист, моя первая помощница в экспедиции и, наконец, представитель компании, выступившей спонсором этой самой экспедиции. Я многословен, да?

Вопрос был адресован Сварогу, но ответил майор:

— Еще как! Впрочем, как всегда.

— Можете считать меня типичным чудаковатым профессором, я не против. Считайте, как хотите, а я вот попрошу вас кое-что уточнить, мистер Сварог…

И профессор насел на Сварога с расспросами. Мистера Беркли нисколько не интересовало прошлое Сварога, история его африканских похождений и возможная связь с русской разведкой. Его не интересовали даже папуасы. Его интересовали колодцы, Пирамида и Свароговы галлюцинации.

Профессор достал из кармана шорт блокнот в кожаной обложке на медной застежке, вытащил ручку и протянул Сварогу:

— Вы не нарисуете мне, как выглядело то нарисованное на реальности дерево, вокруг которого танцевал туземец? Если вас, конечно, не затруднит…

— Ничуть.

Сварог внутренне усмехнулся и, тем не менее, отнесся к работе со всей добросовестностью: изобразил схематичную пальму, употребив, как говорится, весь отмеренный ему богом дар живописца.

— Ну вот. Готово.

Беркли нацепил очки и практически выхватил блокнот из рук художника Сварога. Вгляделся. И поднял удивленный взгляд:

— Странно… Вы ничего не напутали? Похоже на культуру туземцев Индонезии. И вместе с тем… Вы когда-нибудь слышали о джеде? Нет? Ну так позвольте вас просветить, молодой человек… — он решительно сорвал очки с носа, сунул в карман. — Насколько я помню, впервые джед появился в Мемфисе, в Древнем Царстве. Ну да, точно, даже египетский бог Пта так и именовался: «достойный Джед»… Но что он, символ этот, означал в действительности, увы, покрыто тайной веков. Зато потом, уже при Новом Царстве, джед превратился в символ Озириса и стал одним из атрибутов правления царя. Озирис — бог жизни, помните? (Сварог устало кивнул. В сон клонило.) И у него еще враг был закадычный, Сет. Так вот, египетский джед олицетворяет, помимо всего прочего, победу Жизни над Смертью и бесконечность Жизни. Столб с его очертаниями воздвигался, когда на смену умершему фараону на трон всходил новый правитель… Понимаете? Иными словами, он символизирует и воскрешение старого фараона, и восстановление прежнего порядка. Однако… — Беркли в задумчивости прикусил дужку очков, — однако нахождение этого символа здесь, в Центральной Африке, означает, что джед как символ появился задолго до Древнего Царства.., и следовательно… Черт меня раздери, ну и денек выдался! — он утер лоб тыльной стороной ладони. — А значит, этот символ восходит к Предтечам. Как и сами пирамиды. И это лишнее подтверждение моей теории! И вообще, весь ваш рассказ подтверждает мою теорию.

— Вашу теорию? — вежливо спросил Сварог.

— Да, мою теорию. Не было бы ее, не было бы и этой экспедиции. Хотите послушать?

Раздался нарочито громкий зевок майора Ланкастера.

— Если вас не затруднит, — подражая манере профессора, сказал Сварог.

Ничуть не затруднило! Профессору не терпелось прочитать лекцию на любимую тему. Что ж, можно понять: соскучился человек по аудитории…

— А начну я, пусть вас это не удивляет, мистер Сварог, с пирамид! — Беркли взмахнул очками, которые в несчитанный раз извлек из нагрудного кармашка…

Глава вторая ПИРАМИДЫ И УЧЕНЫЕ ПОЗНАНИЯ

Джозеф Чарльз Беркли-младший, сколько себя помнит, всегда интересовался Африкой, ее историей, культурой, загадками, что хранит африканская земля, а пирамиды — это, как известно, главная достопримечательность континента и главная его тайна. Впрочем, все же не самая главная тайна. Потому что пирамиды, во-первых, уже обнаружены, во-вторых, достаточно неплохо изучены. Чего никак не скажешь о руинах древних городов, находящихся в Центральной Африке.

Да, он мечтал добраться до одного из неизвестных человечеству городов, мечтал стать вторым Шлиманом, откопать свою африканскую Трою. Его фанатичное изучение всего, что каким-то образом было связано с Африкой, подогревалось этими мечтами. В университете он занимался, пожалуй, даже где-то с излишним рвением, во многом обделяя свои студенческие годы. Летние каникулы целиком проводил на раскопках, ему довелось побывать в Северной и Западной Африке, в Мексике, на острове Пасхи. С годами юношеский романтизм естественным образом улетучился, ему на смену пришел практический взгляд на вещи. Скорейшему улетучиванию романтизма в наивысшей степени поспособствовала организация собственной экспедиции в Конго.

Путем теоретических изысканий Беркли пришел к выводу, что на территории этого государства может находиться один из древних, неизвестных науке городов. Беркли понимал, что одна экспедиция вряд ли принесет удачу, потребуется несколько заходов. А во время первой экспедиции он рассчитывал обойти как можно больше поселений, в первую очередь — затерянных в лесах, войти в контакт с местными жителями и выведать у них, нет ли поблизости каких-нибудь необычных строений, камней странной формы, пещер, ну и вообще чего-нибудь загадочного. Ведь кто лучше местных жителей знает родные края?

И вот Беркли столкнулся с прозаической стороной вопроса. Во-первых, экспедиция означала деньги, и немалые деньги, которые кто-то весьма щедрый должен ссудить. Во-вторых, не каждая страна охотно давала разрешение на проведение у себя не то что раскопок, а вообще любых изысканий, в некоторых странах так и вовсе белым людям разрешалось находиться только в столице, и не дай бог тебе сделать из нее миллиметровый шаг в сторону. В-третьих, пойди найди спутников, которые согласились бы на огромный риск, с каким сопряжено участие в странствиях по дикой Африке (не считая, разумеется, национальные парки, которые как раз и предназначены для выгула возжелавших экзотики туристов), куда никакая воздушная кавалерия не примчится на выручку в случае чего. А было еще и в-четвертых, и в-пятых. Одним словом, сия работенка выкачала из мистера Беркли столько энтузиазма, что иному хватило бы и на полжизни. Но экспедиция ценой неимоверных усилий все же была снаряжена, отправилась в Конго.., и тут случился некий дипломатический скандал, что-то там, кажется, с правом вето в ООН. В результате археологи, едва спустившись с трапа самолета, вместе с английским послом вынуждены были покинуть вдруг ставшее недружественным государство.

На вторую попытку запала у мистера Беркли не хватило. Тем более, ему вскоре предложили кафедру, стали публиковать его работы в престижных журналах, понеслись одна за другой конференции и семинары, вдобавок мистер Беркли женился, а потом еще началось сотрудничество с Би-Би-Си, приносившее деньги, известность и поездки по разным странам, пусть по местам сплошь исхоженным и перерытым, зато со всеми пятизвездочными удобствами. Короче говоря, научная, трудовая и личная жизнь складывалась как нельзя лучше, разве что одного мог пожелать себе мистер Беркли в тот момент — чтобы и дальше все так же катило по накатанной. Да, верно кто-то подметил, что большинство великих открытий совершаются от восемнадцати до двадцати пяти лет. В этом возрасте полно сил, ничто не обременяет, уже есть некая теоретическая база и, самое главное, — еще недостаточно накоплено здравого смысла, чтобы прислушиваться к чужим авторитетным мнениям вроде: «Такого не может быть, потому что противоречит ранее открытому, известному и признанному; ты поверил сказкам и мифам; ты станешь всеобщим посмешищем; ты только напрасно потратишь время, которое можно употребить с большей пользой».

В общем, мистер Беркли стал постепенно забывать свою мечту стать африканским Шлиманом. Однако все кардинальным образом изменилось девять лет назад.

Девять лет назад профессор наткнулся в одном, даже не в специальном, а в научно-популярном журнале на статью некого Томаша Спешевского, который выдвигал очередную теорию происхождения и предназначения египетских пирамид. Теорий этих было — «больше чем китайцев в современном Лондоне, мистер Сварог», Беркли для порядка пробежал статью глазами и.., скептическая ухмылка сбежала с его лица. «Черт побери, Беркли, сказал я тогда сам себе, уж не этого ли сигнала ты ждал всю свою тихую кабинетную жизнь?..»

Сперва в статье перечислялись вещи известные. О том, что пирамиды на плато Гиза точно соответствуют расположению звезд в созвездии Ориона, а величина пирамид соответствует яркости звезд. Это соответствие обыкновенно уводило умы к теориям инопланетного происхождения пирамид, вроде той, что утверждает, будто пирамиды — это не что иное, как ныне бездействующие преобразователи пространства, с помощью которых инопланетяне перемещались в Космосе, и тому подобным байкам в духе «Секретных материалов» («Вы же видели этот сериал, мистер Сварог?» Кивок в ответ). Логика понятна: раз звезды — значит обязательно пришельцы. А звезды — это в первую очередь астрономия.

И далее в статье речь шла именно об астрономии, а конкретно о том, что существует такое явление — прецессия, то бишь круговое движение земной оси под гравитационным воздействием Солнца и Луны. Земная ось описывает полный круг за двадцать пять тысяч девятьсот двадцать лет (это явление носит название Великий год), стало быть, положение звезд на небосводе в точности повторяется только один раз в эти без малого двадцать шесть тысяч лет. Повторяется, естественно, по отношению к наблюдателю в конкретной точке Земли.

Проведенные математические расчеты позволили установить, когда звездное небо имело тот вид, что зафиксирован пирамидами на плато Гиза: десять тысяч шестьсот сорок второй — десять тысяч пятьсот сорок шестой годы до нашей эры. В то время как известно, что эти пирамиды возведены за две тысячи пятьсот лет до нашей эры. Разница составляет ни много ни мало восемь тысяч лет. И что сие означает, как это понимать?

А не так ли, что пирамиды спроектировали и, возможно даже, заложили одни, а завершили строительство совсем другие? И если вторые, или Строители, были египтянами, то кто же тогда первые, или Проектировщики? Этим вопросом задался и автор статьи, но, по обыкновению создателей подобных гипотез, его унесло за облака, в область туманного и таинственного, привело аж к мысли о параллельных мирах. Дескать, пирамиды — это точка пересечения миров, раз в двадцать шесть тысяч без малого лет миры совпадают в пространстве и во времени, и между ними открываются врата. «Минуточку, — сказал он сам себе, — а если все гораздо прозаичней? Если рассматривать пирамиды всего лишь как крестики на карте, на простой топографической карте?»

— И мне в голову пришла гипотеза, мистер Сварог, которая в конце концов вытащила меня из кабинетов, погнала на старости лет в леса, заставила вспомнить прежний юношеский пыл романтики первооткрывателей…

Гипотеза мистера Беркли заключалась в следующем. Расположением пирамид не только фиксируется дата начала работ, но и дается вполне конкретный указатель на определенную точку поверхности планеты. Легко догадаться, почему древние проектировщики решили дать привязку к местности через звезды — они прекрасно осознавали бренность, невечность, изменчивость земных объектов… И тут возникает закономерный вопрос: а сам проект задуман уж не ввиду ли предчувствия надвигающейся планетарной катастрофы, той самой, которая, кстати говоря, уже имела место быть когда-то и нашла отображение в мифологиях разных народов — например, как Великий Потоп или как Хаос? Думается, так оно и было. Предчувствуя надвигающуюся беду, древние проектировщики задумали создать карту. Карту, которая никуда не исчезнет, не размякнет в воде, с которой не смоет чернила, которую не смогут сжечь или похитить. И она укажет точку, где следует искать.., ну, пока скажем, где следует искать нечто.

Однако осуществить свой замысел проектировщики так и не успели, катастрофа опередила их. Часть людей выжила в том катаклизме, смешалась с другими уцелевшими народами, сохранив при этом некоторые знания, которые легли в основу новой цивилизации (видимо, именно прямой преемственностью и объясняется загадочно высокий уровень развития египетской цивилизации). Память о прежнем расцвете, передаваемая от поколения к поколению, со временем трансформировалась в мифологические образы и предания, в том числе как священное знание передавалась память о незавершенном строительстве. Египтяне подчиняли свои поступки воле богов, разумеется, не задумываясь, каким образом снизошла на них эта воля и что за ней кроется. Богиня Изида повелела строить, бог Озирис указал место, а человек должен повиноваться. Ну а функциональное применение пирамидам нашлось без труда — усыпальницы фараонов. Думается, свои гигантские сооружения египтяне возводили на старых, заложенных еще до катастрофы фундаментах. Между прочим, этот факт вполне можно установить, если докопаться до оснований пирамид. Тогда, возможно, удастся обнаружить камни…

— ..родные братья тем, что пошли на кладку колодцев, о которых вы рассказывали, мистер Сварог. Только кто позволит вести такие раскопки? Уж точно не египетские власти, которых вполне устраивает нынешнее туристическое паломничество, и они не желают что-то лишний раз трогать. Ну да бог с ними. Доказательство моей теории можно было отыскать совсем в другом месте…

Согласно гипотезе профессора Беркли, древняя цивилизация, находившаяся на африканском континенте… «строго говоря, тогда это был совсем другой континент, он имел иные очертания и границы, но в этот вопрос мы сейчас вдаваться не будем». Так вот, та працивилизация, цивилизация Предтечей, раз она была знакома с астрономией, должна была иметь высокий уровень развития. Насколько высокий, сказать трудно, но явно превышающий, скажем, уровень той же египетской цивилизации. Египтяне, кстати, из астрономических инструментов знали только отвес и палку, расщепленную с одного конца, чего было бесспорно недостаточно, чтобы точно определить расположение звезд и их соотносительную величину.

Если люди працивилизации, Предтечи, хотели оставить указатель в виде пирамид, то на что он мог указывать? На один из рядовых городов, которые, безусловно, имелись? Это вряд ли, скорее на свой культурный и правительственный центр, на свою обсерваторию или на хранилище знаний, надежно защищенное от любых внешних воздействий… Гадать по этому поводу можно было долго, точный ответ могло принести только обнаружение того самого места. И следовало определить координаты этого места…

— Не буду утомлять вас подробностями, но поверьте: работа была проделана грандиозная. Слава богу, мы теперь располагаем вычислительной техникой, какая была недоступна исследователям предыдущих веков. Будь в моем распоряжении всего лишь ручка с бумажкой или, в лучшем случае, арифмометр, мне точно не хватило бы остатка жизни, чтобы завершить расчеты. Правда, я вряд ли пришел бы к каким-то вразумительным выводам и сейчас, не посети меня самое настоящее озарение…

Дело в том, что профессору не хватало привязки к земной поверхности. В своих расчетах он исходил из предположения, что искомая точка — это геометрический центр фигуры, образованной пирамидами на плато Гиза или, если хотите, звездами Пояса Ориона. Он вычислил этот центр. И что дальше? А дальше следовало наложить звездную карту на поверхность земли. Но как это сделать, когда нет ни единой реперной точки? Ведь нельзя было даже быть уверенным, что искомый пункт находится на территории нынешней Африки. Может быть, то, что искал Беркли, давным-давно как ушло под воду, так и пребывает там до сих пор.

И тогда он подумал о Сфинксе, который тоже находится на плато Гиза. Если и сфинкс не случаен, если его предназначение как раз и состоит в том, чтобы наводить человеческую мысль на определенную догадку! Сфинкс смотрит на восток, на востоке каждый день восходит солнце, восход означает начало дня.., начало… А если — начало географической широты? А что у нас является началом счета географической широты?

Беркли, как и его древнегреческий коллега Архимед, воскликнул: «Эврика!» — после того как воскликнул: «Экватор»! Ну конечно же, людям працивилизации должно было быть знакомо понятие экватора! Есть же понятие небесного экватора, а что если попробовать привязаться к экватору земному?

В результате он получил координаты географической точки на теле черного континента. Правда, погрешность вычислений составляла сотни километров и точка таким образом превращалась в квадрат со стороной в добрые три сотни километров. Однако сотни ведь не тысячи. Беркли расценивал шансы на удачу в предстоящей экспедиции как довольно высокие.

Однако фантазии, помноженные на астрономию и математику, еще не приносят денег. А подтвердить или опровергнуть гипотезу могла только экспедиция, что, как уже упоминалось, требует немалых вложений. И тут следует сказать спасибо американским коллегам. Потому что в родном университете профессора подняли на смех, личных сбережений тоже не хватало, при всем при том, что человек он далеко не бедный. Увы, при всем его научном авторитете в Англии, Беркли так и не удалось раздобыть денег. Выручил и поддержал Принстонский университет…

— Знаете, несмотря на всю тяжесть и неопределенность нынешнего положения, несмотря на тревогу за судьбу моих коллег и друзей… — проговорил профессор, старательно протирая очки. — Представьте себе, я почти что счастлив. Я оказался прав. Я безумно счастлив, что дожил до этого дня. Моя теория, над которой не смеялся только неумеющий смеяться, оказалась правдой. Он и в самом деле существует — понимаете? — неизвестный науке древний город, родственно связанный с египетскими пирамидами, находящимися в тысячах миль отсюда. Так что позвольте вас еще раз поблагодарить, мистер Сварог…

— А как на ваш взгляд, мистер Беркли, имеют дикари какое-то родственное отношение к постройкам? — поспешил с вопросом Сварог, чтобы сбить слишком высокий градус пафосности.

— Уверен: никакого, — твердо сказал Беркли. — Они просто сочли это место подходящим и поселились здесь. Очень жаль, что майор не дал мне осмотреть колодец. Даже подойти к нему не дал, зная, что потом будет не оттащить… Хотя простой осмотр ничего не даст. Тут нужно специальное оборудование, требуется радиоуглеродный анализ, но… Но уже сейчас я готов отказаться от всех своих должностей и наград, если все это не было построено во времена, когда, согласно академическим канонам, на Земле обитали лишь полулюди-полуобезьяны… Представляете, коллега! (Сварог не стал поправлять профессора). Город был возведен, когда, как они думают, человек еще не знал огня и ютился в естественных пещерах! Творение цивилизации, достигшей своего расцвета за тысячи лет до Шумера и Месопотамии! И главное, коллега, теперь я наконец понял, почему египетские пирамиды указывают именно на это место. Я всегда подозревал, что здесь сокрыта некая Тайна. Тайна не из рядовых. Так и есть!

— И что это за тайна? — спросил Сварог. — Подземная пирамида?

— Да, Истинная Пирамида! — торжественно сказал профессор. И повторил, словно бы смакуя:

— Истинная Пирамида.

Видимо, просто произносить это сочетание слов доставляло ему удовольствие.

— Истинная… — вслед за профессором задумчиво повторил Сварог. — А остальные, выходит.., ложные?

— В некотором роде да, — усмехнулся профессор. — Все остальные пирамиды — это так, модельки, слепки с этой… Всего лишь указатели.

Профессор еще раз достал очки из кармана и тут же убрал обратно. И вновь достал.

— Вы не слышали о так называемом Македонском папирусе? Не удивительно. Египтологи, историки, все научное сообщество давно и дружно заклеймило сей документ как умелую мистификацию, шутку чьего-то игривого ума. Понятно, что очень немногие осмеливались ставить под сомнение сей вердикт и всерьез заниматься документом, никому не хотелось становиться объектом для всеобщих насмешек. Мне трудно воспроизвести по памяти… — Профессор потер дужкой очков лоб. — Тем более документ дошел в обрывках, фразы отрывочны и бессвязны… Не все вспомню, но кое-что, кое-что… Сейчас… Ага… «Истинная пирамида.., управлять судьбами народов.., пребывать вовеки.., сквозь тысячелетия…». Это из первой части. Сейчас вспомню из второй… Вот! «Пройти пять миров…» «Исполнить начертанное…» «Отмеченный Знаком человек с севера… Ключ.., вспомнить прошлое.., спасти мир…» Серафим Пак.., ваш соотечественник, кстати, один из немногих, кто занимался всерьез Македонским папирусом.., так вот, он сводит обрывки второй части в такую фразу: «Северянин с отметиной откроет Ключом дверь, исполнит начертанное, спасет мир и вспомнит…» Я не удивлюсь, если вам не знакомо это имя: Серафим Пак…

— Не знакомо, — честно сказал Сварог. — Серафим? Да еще и Пак? Я бы запомнил.

— У него нет официальных ученых званий, и он нигде не печатался. Слава богу, что есть Интернет, который не знает цензуры закостенелой мысли. В Интернете я и познакомился с его работами. Он же сам, кстати, и переводил свои статьи на английский.

Кивая с умным видом, Сварог подумал: «Надо запомнить это слово «Интернет». Любопытно, что за зверь, который не знает цензуры закостенелой мысли».

— Он тоже живет в далеком сибирском городе, там же, где и мой спонсор… Наверное, вы знаете этот город… Как же он называется… — Беркли постучал кулаком по лбу. — Шар кет… Нет! Шаракс… Шанарск…

— Шантарск? — вспомнил Сварог.

— Именно! — воскликнул профессор. — Мистер Пак писал о пирамидах и о Македонском папирусе, но в первую очередь он писал об Аркаиме…

— Что вы сказали?! — резко повернулся к нему Сварог и даже привстал на скамье. — О чем он писал?

— Да, да, вы не ослышались, об Аркаиме, — профессора ничуть не удивила бурная реакция Сварога. — Аркаим находится рядом с Шантарском. Наверное, близость Аркаима и навела мистера Серафима на мысль о существовании Истинной Пирамиды, о том, что в манускрипте говорится именно об этой Истинной Пирамиде, о ее связи с Аркаимом и о том, что остальные известные нам египетские пирамиды — лишь подсказки. Я так понимаю, вы бывали в Аркаиме, мистер Сварог, раз так поразились?

— Нет, не пришлось, — проговорил Сварог. А в голове билась только одна мысль: «Неужели все так просто? Рядом с Шантарском… Но, черт подери, это ж на противоположной стороне планеты!»

— Но вы бесспорно прекрасно осведомлены об этом сибирском Стоунхендже, как его некоторые называют?

— Лишь в самых общих чертах, — сказал Сварог. А затем выдал самую что ни есть неподдельную правду:

— И впервые слышу, чтобы его называли сибирским Стоунхенджем.

— Наш русский друг не ученый, а моряк, не забывайте об этом, профессор, — встрял в разговор майор Ланкастер. — А то мистер Сварог подумает, что вы хотите его на чем-то подловить.

И майор улыбнулся Сварогу столь приветливо, что не оставалось никаких сомнений: уж в тишине и глубине штатовской базы он постарается на чем-то подловить своего русского друга, отчаянно будет стараться, до полной и окончательной победы чистосердечного признания над ложью и запирательством.

— Странное дело, — профессор снова принялся старательно протирать очки. — Я не о нашем русском друге, я вообще о.., приоритетах, так сказать. Я не впервые сталкиваюсь с тем, что люди знают по именам прощелыг-политиков, о которых завтра никто не вспомнит, знают, кто кому гол забил и на какой минуте, но слыхом не слыхали, например, о том же Аркаиме. Между тем Аркаим, по моему глубокому убеждению, одно из величайших открытий ушедшего двадцатого века, пока еще до конца не оцененное…

— Кстати, я тоже, профессор, из вашего списка плохих парней, — снова встрял в разговор майор Ланкастер. — Я могу перечислить всех квотербеков американской лиги и знаю по именам и по заслугам большую часть министров обороны центрально-африканских стран, но вот про Аркаим слышу впервые. Может, просветите, профессор?

На этот раз профессор протирал очки дольше прежнего, при этом удрученно покачивая головою. Потом со вздохом водрузил очки на переносицу и сказал:

— Мельчает мир, мельчают и военные. Никогда не поверю, чтобы майор времен расцвета Британской империи мог себе позволить такую поразительную необразованность.

Майор империи совсем не британской на сказанное нисколько не обиделся, видимо, такого рода подколки были между ними в порядке вещей. Майор-мулат заговорщицки подмигнул Сварогу и сказал профессору:

— А вам напомнить, сэр, до каких размеров ужалась ваша империя вместе с вашими образованными майорами? Или прикажете не бередить рану?

— Мне кажется, вы, майор, хотели восполнить пробел в вашем образовании. Извольте. Итак, Аркаим. Его открыли относительно недавно — в восемьдесят седьмом. Собственно говоря, давно уже космическая и аэрофотосъемка показывала наличие в тех местах некоего раскинувшегося на огромной территории объекта правильных очертаний. Эта геометрическая правильность и вводила в заблуждение. Мистер Пак утверждал, что в советские годы его принимали за секретный военный объект, каких у вас полно было в тех краях, и поэтому проявлять чрезмерный интерес просто боялись — а вдруг сочтут за шпионов. И никто не мог предположить, что это археологический памятник…

— Я вам больше скажу, профессор, — воспользовался небольшой паузой майор. — Данные космической фотосъемки в то время в Советах вряд ли могли попасть в руки вашего брата, штатского ученого.

— Может быть, и так, майор. Может быть, и нет ничего странного в том, что памятник, занимающий двадцать квадратных километров — вы только вдумайтесь в эту цифру! — долго не могли элементарно обнаружить. Сибирь, в конце концов, необъятна, не изучена и безлюдна, так ведь, мистер Сварог? Однако то, как все же обнаружили Аркаим, ничуть нельзя назвать заурядным, — профессор взмахнул очками, подвергая испытанию крепление дужки. — Заслуга открытия принадлежит экспедиции одного из ваших, мистер Сварог, сибирских университетов. И надо же такому случиться, что экспедиция наткнулась на Аркаим за какие-то считанные месяцы до того, как эту территорию должны были затопить. Строили водохранилище, и весь Аркаим по планам должен был уйти под воду. Но когда экспедиция вернулась с сенсационными результатами, обнародовала их, то в защиту памятника выступили авторитетные и влиятельные люди и затопление в конце концов отменили. Вот так удачно совпало… Случайность, скажете? Может быть, и так. Да вот только случайностей и загадок вокруг Аркаима набирается превеликое множество. Впрочем, о загадках мы еще поговорим позже…

«Странно, что я ничегошеньки не слышал об этом Аркаиме, — подумал Сварог. — Хотя… Далеко я находился в те годы от сибирских краев. К тому же в начале этой, чтоб ее, Перестройки такой шум-гам стоял в прессе, что за разоблачения всего и вся сообщения о научных открытиях терялись, как щепки в океанах».

— Попробуйте представить, как это выглядит, — продолжал вещать профессор. — Два кольца — это оборонительные стены. В геометрическом центре кругов находится небольшая, но удивительно ровная, залитая цементирующим раствором площадка. А уж в центре самой площадки — небольшой пьедестал. Алтарь, как многие думали и думают, хотя есть и другие мнения. От площадки в разные стороны, как спицы в колесе, исходят радиальные стены и упираются в большое наружное кольцо. Эти стены делили поселение на сектора. Если это был город, то можно сказать, делили на районы…

— А что это еще, если не город? — спросил Сварог. В сон тянуло неимоверно, но он заставлял себя поддерживать беседу.

Аркаим…

— Ха! — воскликнул профессор и так сильно махнул очками с болтающейся дужкой, что Сварог вяло подумал: «Вот сейчас точно отлетит». Дужка не отлетела. — Теорий на этот счет столько, что я могу вас ими развлекать до вечера. Да, одни считают, что это город. Только чей? Кто-то склоняется, что древних ариев, исчезнувшей расы. Что любопытно, некоторые считают, будто Аркаим возведен задолго до пирамид. Представляете? Эдакая древность. Причем отлично сохранившаяся древность, в историческом, культорологическом смысле ничуть не уступающая египетским пирамидам… И мало кто просто слышал об этом месте! В отличие от пирамид, о которых знают все жители земли! Вам это не кажется странным?

Профессор закусил дужку.

— Между прочим, вот вам еще одна из загадок Аркаима. Совершенно неоспоримо установлено, что в один прекрасный момент все жители Аркаима собрались и куда-то ушли, оставив свои жилища. Причем именно ушли, а не бежали в панике — аккуратно собрали пожитки, ничего не забыли. Если бы город штурмовали или по тем краям прошелся катаклизм — Аркаим бы так хорошо не сохранился до наших дней. Правда, другие исследователи утверждают, что все так хорошо сохранилось, потому что никто никогда в том городе и не жил. Они аргументируют это малым числом бытовых находок: черепков, бронзовой утвари, украшений. И вовсе не город это, утверждают они, а храм. Город-храм, так точнее. Где жили одни жрецы, а простые люди ютились в окрестных поселениях. Отсюда сложная и точная геометрия поселения. И не просто геометрия: некоторые усматривают в планировке Аркаима модель мира, вспоминая о мандале как одном из главных буддийских символов. Ведь мандала в переводе с санскрита — это и есть «круг», а также «мир», «страна», «пространство». А вот по теории мистера Пака, Аркаим — это…

Профессор вдруг замолчал. И изменился в лице. Сварог невольно проследил за его остановившимся взглядом — Беркли таращился в иллюминатор, за которым ничего нового не наблюдалось. Ого! Беркли, не замечая, что делает, сдавил очки, и дужка все-таки отлетела от оправы. Сварог не успел его остановить. А профессор не обращал внимания ни на что.

— Подождите, подождите… — пробормотал мистер Беркли. — Ну конечно… Пирамида, Аркаим, выводы Пака… Как же я об этом сразу не подумал… Я же должен был тут же сообразить… Послушайте!

Профессор больно схватил Сварога за руку.

— А если предположить, что все не случайно! В том числе и наша экспедиция, и ваше и наше появление здесь, то, что вы русский… Подождите, сейчас я вам все объясню. Не полагаясь на старческую память, я вам самое важное даже прочитаю. У меня с собой конспект статьи Пака и мои заметки к нему. Сейчас…

Но профессор ничего не успел объяснить. Голодным волком зимней лунной ночью взвыло чувство угрозы, вертолет с оглушительным грохотом подбросило, развернуло в воздухе могучим пинком, откуда-то повалил незапланированный дым, и машина провалилась в пропасть.

Глава третья ЗЛЫЕ И МЕТКИЕ

Внутренности рухнули куда-то в область паха. Он еще успел услышать, как заорал майор, успел почувствовать, как чьи-то руки вцепились в его плечи, глубоко вонзившись ногтями в плоть, а потом… Потом отлетел боковой иллюминатор, потом в борту выросла дыра с обугленными краями, в вертолетный салон ворвался шипящий ветер… Сварога закрутило.., с нечеловеческой силой швырнуло куда-то вбок.., и выбросило в дыру из вертолета…

А потом на какое-то время пропало все — только далекий колокольный звон дрожал в мозгу на разные лады: «Аркаим, Аркаим».

Мгновения, когда непонятно было, что и где, показались бесконечными.

А потом все началось по новой. В лицо ударил тугой поток воздуха и продолжал безостановочно хлестать, обжигая и ослепляя. Уши заложило от сильного и все нарастающего звука. Захлопали на ветру куртка и штаны. В глазах, как в рехнувшемся калейдоскопе, замелькало: зеленый ковер леса, голубое в белых клочьях небо, земля, небо, зеленое, голубое, выпученные глаза на черном лице Н‘генга, которого вышвырнуло из машины вместе со Сварогом.

Пятница почему-то вдруг — видимо, от нечеловеческого испуга — отпустил его, и туземца тут же кинуло в сторону… Сварог едва успел поймать Пятницу за руку, проорал в лицо:

— Держись! Хватайся, если жить хочешь!

Краем глаза Сварог увидел, как вертолет по крутой дуге несется к земле, как лопасти вхолостую продолжают яростно молотить по воздуху, но остановить падение не могут…

Верхушки деревьев были уже совсем близко! Метров тридцать… Двадцать… Десять…

Сварог почувствовал, как падение замедляется. Это вызвало на ум давнее воспоминание — замедление движения скоростного лифта. И сквозь деревья они уже не падали, они просто быстро опускались, лавируя между толстыми сучьями, отмахиваясь от норовивших хлестануть по лицу веток… И очень быстро застряли в переплетении лиан — как мухи в паутине.

Вот тут и пригодилась природная ловкость и жизненный опыт Н‘генга. Стоило ему оказаться в знакомой ситуации, как к нему тут же вернулась былая уверенность. С завидным проворством и ловкостью он принялся быстро-быстро спускаться, отводя и обрывая лианы, ломая ветви и тем самым прокладывая путь Сварогу. Вскоре белокожий странник по мирам вслед за туземцем спрыгнул на землю.

— Фу! В бога душу мать! В гробу видал я такие приключения! — Сварог устало опустился на землю, привалился к толстому стволу какого-то тропического растительного гиганта.

Как оно обычно и бывает, запоздало накрыло нервной волной. Дрожащими пальцами Сварог сунул в рот сигарету, прикурил от зажженного на кончике пальца огня — сейчас не от кого было утаивать свои магические способности.

Выпустив струю дыма, Сварог посмотрел вверх.

Странно, но он не слышал взрыва. А взрыв должен быть громкий. Или топливные баки не взорвались? Сварог представлял, в какой стороне искать вертолет.

— Пошли, Н‘генга, — Сварог поднялся, растер каблуком окурок. — Может быть, кто-то выжил.

Поиски много времени не отняли. Можно сказать, что им повезло — сразу вышли к нужному месту. Однако пусть путь был и недолог, Сварог основательно пропотел в перенасыщенном влагой воздухе.

Вертолет упал на полянку, поросшую огромными, в две трети человеческого роста папоротниками. Машина лежала с почти тридцатиградусным креном на левый борт. Переломанные, чуть ли не в штопор закрученные лопасти несущего винта торчали враскоряку. Если б дело происходило где-нибудь в другом месте, машину расплющило бы о землю в лепешку. Но не здесь.

Сварог подошел к машине, сперва заглянул в кабину, с трудом отодвинув заклиненную дверцу, потом в накренившийся салон… Потом раздраженно пнул подломившееся колесо «вертушки».

Никто не выжил. Пилот и профессор были мертвы, майора Сварог в салоне не обнаружил, наверное, его тоже, как и их с Пятницей, выкинуло из «вертушки» взрывом. Только вот в отличие от Сварога майора от падений с высоты не оберегала защитная магия ларов…

А вокруг продолжал шуметь, шелестеть, свиристеть и голосить тропический лес. Перепуганные неожиданным вторжением обезьяны вернулись к прерванной непрестанной суете жизни и возобновили свой истошный несмолкаемый гвалт.

— Вот что я тебе скажу, Н‘генга, — Сварог снова закурил (отметив про себя, что туземец уже вполне спокойно воспринимает извлечение из воздуха сигареты и прикуривание от пальца), — в нас определенно стреляли с земли. Характерная пробоина, знаешь ли.

Сварог не старался упрощать свою речь, потому как и не с Пятницей он говорил, а просто рассуждал сам с собой вслух. И продолжал рассуждать, вновь забравшись в салон:

— Из чего бабахнули, не скажу, да это и не важно. Равно не важно, почему сбивали «вертушку». Для кого-то американский вертолет над головой — уже причина тут же начать прицеливаться. На партизан, я тебе доложу, африканские леса всегда были богаты. И эти партизаны могут быть где-то поблизости. Но ждать их прибытия мы с тобой не станем…

Сварог отодвинул ногой обломок деревянной лавки, поднял кожаную папку, в которой, по утверждению профессора, находились документы экспедиции. Конечно, Сварог искал в салоне совсем не это. Он искал карту, оружие, фляги с водой, компас. Если удастся отыскать весь набор — прекрасно, здорово. Если удастся найти хоть что-то из этого набора — уже неплохо. Потом еще следует посмотреть вертолетную рацию. Вдруг каким-то чудом она работает. А то — даже страшно подумать — удастся разыскать спутниковую систему связи или аварийные маяки, работающие автономно и безотказно, как черный ящик. Тогда можно будет опять вызвать подмогу.

Однако документы экспедиции до того будет небезынтересно просмотреть самому. И наверное, правильно будет сохранить эти бумаги и как-нибудь исхитриться переслать их ученым людям…

Нога вдруг соскользнула, он потерял равновесие и завалился на какой-то мешок, плотно набитый угловатыми и ребристыми, проступающими сквозь ткань предметами. Об одно из этих сволочных ребер или углов Сварог неудачно приложился коленом, да к тому же угодил себе аккурат в болевую точку. Вот ведь, блин, везуха! Глухо матерясь и потирая колено, он сел на мешок, отложил папку.

В иллюминаторы, пробившись сквозь завесу из стволов и листвы, все ж таки проникали солнечные лучи, и в пятнах света на ящиках и стенах колыхались причудливые тени…

Сварог враз забыл и об ушибленном колене, и о костяном ножике, когда снаружи раздался одиночный сухой хлопок револьвера.

Сварог замер в напряженной позе. Следом за выстрелом прогромыхал голос, напряженный до хрипоты:

— Лежать, чернозадый! Мордой вниз, свинья! Вниз, я сказал!

Судя по короткому резкому выдоху: «Н-на!..» — и последовавшему за ним болезненному вскрику, к словам, произнесенным на не всякому доступном в этих краях английском, добавили пинок под ребра, понятный и без всякого перевода.

— Гуго, посмотри внутри вертушки, — прозвучал уже другой голос. Этот человек говорил спокойно, не напрягая понапрасну голосовые связки. — Эй, кто там внутри! Живее выползай из винтокрыла и вскидывай грабли кверху.

— Погоди, Деверо, чего рисковать по-глупому! Сунешься, а тебе в харю разрядят дробовик. Помнишь, как было с Сэмом Эллордайсом в эль-бахлакском порту? — Если первый говорил явно с американским выговором, то второй растягивал гласные на голландский манер (Сварог в очередной раз удивился, что не позабыл, чему когда-то учили, видать, хорошие были учителя). — Давай сперва швырнем гранату. Или тебе жаль гранаты, Деверо?

Сварог понимал, что эти хлопчики, которых он слышал, но не видел, сейчас элементарно валяют дурака и берут на понт. Старый дешевый прием. Потом они, конечно, что-нибудь обязательно швырнут в салон.., но не гранату, а, допустим, камень или кокос. Если кто-то прячется в салоне, то взведенный до нужной кондиции этот самый «кто-то» непременно ломанется, дернется, после того как что-то громко шмякнется об пол, короче — выдаст себя с головой. Чего и добиваются два веселых незнакомца.

Твою мать! Сварог не гадал, что это за люди, болтающие по-английски и палящие из револьверов. Все что угодно может быть в этой гребаной Африке: от контрабандистов и браконьеров, которых тут немало шатается по лесам, до бывших наемников, примкнувших к воинственным племенам, — допустим, в качестве инструкторов.

Ладно, прятаться глупо. Все, что от этого выиграешь, — минут пять тихого мышиного сидения.

— Hey, what the hell is goin on?! — этим возгласом предупредив о своем появлении (чтоб не стали палить раньше времени и раньше времени не узнали, что на пули им нечего уповать), Сварог направился к выходу.

И увидел снаружи вполне ожидаемую картину: Пятница лежит на земле лицом вниз, руки сведены на затылке, а на поляне перед вертолетом расположились двое гостей с оружием в руках. Эти гости были удивительно похожи друг на друга: сухие, жилистые, прокопченные солнцем до кочегарской черноты, неопределимого возраста, оба одеты в камуфляж с огромным количеством карманов, а на головах болтаются широкополые шляпы с дырочками. Разве что один повыше, другой заметно ниже, у одного в руках револьвер, у другого — карабин. По всему чувствовалось, что эти друзья не первый день работают в спайке и понимают друг друга с полулета. А еще как-то сразу делалось очевидным, что у парней накоплен немалый опыт в таких милых занятиях, как захват пленников. Вот и разместились они весьма грамотно — чтобы не перекрывать друг другу зону обстрела и чтобы в случае чего подстраховать друг друга.

— Присоединяйся к своему дружку, не стесняйся, — сказал тот, что повыше, доставая из кармана окурок сигары и бензиновую зажигалку. — Я надеюсь, Гуго, это последний из могикан?

— Ща выясним, — тот, что пониже, поднялся, подошел к Сварогу, воткнул под подбородок дуло карабина. — Эй ты, задница, быстро говори, есть здесь еще кто-то? Соврешь, и я тебе разнесу башку в клочья, уж поверь, я успею это сделать при любом раскладе.

Собственно говоря, Сварога волновал сейчас всего один-единственный вопрос — не засел ли еще кто-нибудь в кустах?

— Зачем мне врать, — пугливо затараторил Сварог, несмело приподняв голову. — Никого больше нет, только нас двое. Честное слово. Я не вру.

— В твоих же интересах не врать, угрюмый, — Гуго убрал ствол карабина от подбородка.

— Сходи проверь, Гуго, — сказал высокий, пуская табачные кольца. — А заодно глянь, что там у ребят в «вертушке». Не терпится узнать, ради чего мы потратили «Стингер» и перли сюда, как антилопы на водопой.

По поляне плавал, приятно щекоча ноздри, сладкий сигарный дым. Тот, что курил сигару, остался на своем месте, на стволе поваленного дерева, откуда держал взглядом и пленников, и вертолет, а его приятель по имени (или кличке) Гуго направился к вертолету.

Н‘генга отрывал голову от земли и бросал взгляд на Сварога. Во взгляде явно угадывалось удивление. «Пятница ждет, что дух неба сейчас начнет разбрасывать плохих людей чудесами, и удивлен, что этого не происходит. Не соответствую я его ожиданиям. Эхе-хе, трудно быть богом», — подумал Сварог.

— Странная у вас компания, — Деверо сплюнул на землю длинной, густой желтой слюной. — Штатовский военный винтокрыл с базы в Сан-Викроче, черномазый дикарь, который, как я погляжу, проживает в лесах. Уж слава богу этих черномазых повидал всяких и разбираюсь в их оттенках. И, наконец, ты, парень. Говоришь с русским акцентом и морда у тебя как раз здорово подходит под акцент…

Сварог, слушая эту болтовню, думал о другом: «Почему они нас не убили? Могли бы, не вылезая из зарослей, перестрелять нас, как куропаток, и дело с концом. В качестве «языков» мы не представляем интереса. Особенно — Н‘генга. Пятница им вроде ни с какой стороны живой не нужен. И всему этому, пожалуй, есть одно-единственное объяснение. Они надеются, что в подбитом вертолете смогут обнаружить что-то для себя весьма полезное. А если это полезное по карманам не рассуешь, если оно окажется тяжелым и габаритным, то понадобятся носильщики. Не самим же им корячиться. Ну а потом, как водится, носильщиков придется наградить почетными свинцовыми орденами…» Относительно уготованной им участи иллюзий Сварог не строил — подобные типы не любят оставлять свидетелей. Руку можно дать на отсечение заодно с головой, что на послужном счету этих вооруженных бродяг покойников наберется с доброе кладбище. Тем более африканские джунгли куда как удобное место для сокрытия любых преступлений…

— Русские… — с непонятной интонацией протянул Деверо, сложив губы трубочкой и выпустив кольцо дыма. — Повидал я вашего брата… В Африке русских полно. Помню, год назад в Сомали мы взялись посредничать в освобождении из плена двух русских летчиков. Обо всем договорились, родственнички летунов стали собирать выкуп. И что ты думаешь, приятель? Узнав про это, русские парни сорвались в побег. Макаки их не догнали, но и до своих летчики вроде бы не дошли, сгинули, похоже, где-то по дороге. Как я потом узнал — оказывается, летуны не захотели, чтобы их семьи распродали до последней нитки все свое имущество и остались голыми и босыми. Вот так…

— Эй, Деверо! Погляди, какое дерьмо я тут нашел! — Из вертолета выбрался Гуго, в руке он держал за лямки спортивную сумку.

Это сумку Сварог помнил — была задвинута под вертолетную лавку аккурат под тем местом, где сидел профессор Беркли. Видимо, имущество погибшего археолога.

— И чего там? — спросил Деверо.

— Погляди-ка, Деверо! — Гуго поставил сумку на землю, запустил в нее руки и вытащил что-то завернутое в коричневую техническую бумагу. Он стянул и скомкал бумагу, отбросил в сторону коричневый комок и поднял на растопыренных пальцах то, что было в эту бумагу завернуто. — Видал, какая дерьмовина! Золотая чаша — так сперва показалось Сварогу. Но это была не чаша. Это был позолоченный череп весьма необычной формы.

— Помнишь, Бешеный Гарри рассказывал как раз про такие? — Гуго улыбался, крутя перед собой череп. — Треугольные, с близко посаженными глазницами. Возле озера Киву он наткнулся на пещеру, битком набитую точь-в-точь такими же черепами, разве только не позолоченными. Гарри отправился к палатке за рюкзаком, а когда вернулся — пещеры не нашел. Все облазил, но вход в пещеру словно камнями зарос…

— Череп уродца, барахло, — сказал Деверо, поглаживая барабан револьвера. — Выкинь его.

— Ты же сам мне плел про яйцеголовых умников, которым не жаль бабок за всякое загадочное дерьмо! Какие-нибудь умники из университетов наверняка отвалят за эту хреновину немалые денежки.

— К дьяволу, Гуго! — Деверо зло сплюнул на землю. — Ты же помнишь, что я дал зарок не связываться со всякими магическими штуками черномазых. А эта дрянь как раз из той же серии, нутром чую. Мне до конца жизни хватит той деревни в верховьях Замбези. Как вспомню этих гребаных зомби, шагающих в мою сторону ото всех хижин, как деревянные куклы, под ливнем, по колено в уличной грязи…

Деверо размашисто перекрестился револьвером.

— Ладно, уговорил, — и Гуго зашвырнул череп в заросли. — Пока больше нет ничего интересного. Пойду еще гляну в кабине и слазаю в хвост.

«Пора, — понял Сварог. — Нет никого в кустах, а то давно бы вылезли. Чего им прятаться, когда совершенно очевидно, что кроме нас с Пятницей никого больше нет».

Сварог прокачал в голове свои действия. Сосредоточился…

— Эй! Ты чего там шепчешь? — насторожился Деверо.

С-сволочь, сбил с настроя.

— Молитву, — сказал Сварог. — Могу я вознести молитву непорочной деве Марии и ее сыну Иисусу, дабы не дали пропасть нам среди безбожной языческой глуши.

— Ну давай валяй, коли такой набожный, — смягчился Деверо.

Сварог вновь сосредоточился. Едва ощутимо дохнуло холодом, а в руке у Сварога появился двуручный меч. Сварог выдернул клинок из ножен, ножны отбросил, быстро провел пальцем по лезвию — почувствовал, как защипало кожу и из надреза на пальце потекла теплая жидкость. Годится.

Надо отдать должное Деверо — среагировал он мгновенно. Не тратя времени на эмоции и удивленные восклицания, вскинул карабин и вдавил спусковой крючок.

Видимо, и вправду Деверо повидал за свою жизнь немало всего неожиданного. Но только откуда ж ему было знать про ларов.

Под хлопки выстрелов из карабина Сварог прыгнул вперед, крутанулся на пятках и очертил в воздухе стремительный стальной полукруг. Кровь хлынула из перерезанного горла лесного бродяги. Отбросив меч, Сварог выхватил карабин из рук уже убитого, но еще не упавшего Деверо. И не глядя шарахнул из него в ту сторону, где должен был появиться, услыхав выстрелы, второй бродяга — в развороченном взрывом проеме вертолета. В ответ тут же бахнул револьвер.

Сварог упал, перекатился. Вновь бабахнул револьвер, и прямо перед носом Сварога взметнулся фонтанчик земли.

— Н‘генга, отползай в лес! — прокричал Сварог. Он вскочил, мощно толкнулся ногами, прыгнул, в прыжке навел карабин на прижавшуюся к земле фигуру в камуфляже и надавил на спуск. Приземляясь, успел увидеть, что его пуля, вышибив искру, отрикошетила от вертолетного корпуса и перебила тонкий ствол похожего на осину деревца.

Сварог еще раз перекатился, оказался несколько ближе к вертолету. С этой позиции противник по имени Гуго оказался открыт для прицельного выстрела… Однако и Гуго кое-что понимал в перестрелках и отнюдь не собирался превращаться в отличную мишень. Он жахнул из револьвера и снова нырнул в вертолет.

Ну все, хватит играть в войнушку! Повеселились и будя. Этот вестерн Сварог затеял единственно ради того, чтобы подобраться поближе к Гуго, не выдав раньше времени своей неуязвимости по отношению к пулям. А сам Сварог стрелял, что называется, прицельно мимо. Ибо поговорить ему сперва хотелось с интересным, бывалым человеком.

Он вскочил и бросился к вертолету. Несколько раз, увидев вспышку и услышав выстрел, падал-перекатывался. Не надо, чтобы Гуго почуял неладное, сообразил что к чему и вытащил нож. Конечно, и ножи из рук подонков Сварог выкручивать могет, да только к чему лишние заботы. К тому же история знает случаи, когда великие мастера единоборств в самый неподходящий момент поскальзывались на банановой кожуре и проигрывали поединки намного более слабым противникам.

Сварог запрыгнул в вертолет и оказался прямо перед лесным бродягой… Гуго вскинул револьвер на уровень Сварогова лица, ухмыльнулся и жахнул в упор…

Каково же было удивление бродяги, когда в момент выстрела ствол мотыльнуло в сторону, словно по нему ударила невидимая рука, и пуля ушла в пространство. С этим удивлением бродяга по имени Гуго так и не сумел совладать; Сварог почти без всякого сопротивления выдрал у него из пальцев револьвер и вышвырнул из вертолета в заросли гигантского размера папоротников.

— Вываливай наружу, там поговорим, — Сварог подтолкнул Гуго к проему. Вылез следом. — Садись давай, примащивай задницу вот на эту кочку. Вот так… А теперь выкладывай, кто вы такие и зачем сбили вертолет?

Гуго — все ж таки тертый калач! — довольно быстро оправился от потрясения.

— Ловкач ты, парень! — хмыкнул он. — А с чего ты взял, что это мы сбили? Мы всего лишь случайно оказались рядом и поспешили к месту падения. А кто сбил, мы без понятия.

Он безбожно и нагло врал, о чем сигнализировал встроенный в Сварога детектор лжи. Впрочем, и без детектора Сварог вряд ли бы поверил этому типу.

— Не волнуйся, приятель, я всего лишь достаю сигареты, — Гуго поднес руку к нагрудному карману куртки, расстегнул его и вытащил мятую красно-синюю пачку с вложенной внутрь зажигалкой.

— Хорошо предупредил, а то бы я жутко разволновался, — Сварог извлек из воздуха сигарету, зажег на пальце огонь, сам прикурил и поднес прикурить бродяге по имени Гуго.

Гуго — надо отдать ему должное — смог удержать на лице безразличное выражение. Но Сварог решил не останавливаться на полпути. Заклинанием сотворил дымящуюся чашку кофе, с не показным, а доподлинным удовольствием отхлебнул из нее. «Ага, — отметил Сварог, — а глазенки-то вширь поехали. И ручонка задрожала, и шуток больше не шутишь».

— Слушай меня внимательно, приятель, — сказал Сварог. — Я тебе все объясню один раз — первый и он же последний. И больше времени на уговоры тратить не стану. Ты мне врешь, и я это знаю, умею отличать правду от не правды. Я, знаешь ли, довольно долгое время провел в одном затерянном в лесах племени, где кое-чему меня обучили. Ты тут со своим покойным дружком вспоминал шагающих под дождем мертвецов. Это все простое вуду, а я владею колдовством, перед которым вуду, как мальчик перед громилой. Так что не советую меня злить — даже смертью можешь не отделаться.

Сварог сделал еще один глоток кофе и выбросил чашку.

— Повторяю свой вопрос в последний раз: кто вы такие и зачем сбили вертолет?

— Кто мы такие, спрашиваешь? — Гуго глубоко затянулся, судя по дыму, весьма ядреной крепости сигаретой. — Подробно расписывать долго и неохота, моя биография, тебе, надеюсь, ни к чему. Да я и сам половину из нее позабыл. Скажу просто, мы — дикие перелетные гуси, которым пока нравится шататься по долбаной Африке. Сейчас во время заварушки в этой обезьяньей республике мы с Деверо и с другими ребятами поддержали Сандрарарату и племена когни — они лучше платят. Американцы же поддерживают больше года назад свергнутого Картье, который сейчас болтается по эмиграциям, хотят вернуть его во дворец Джингура. Вот и вся история, понимаешь? Когни платят за каждый сбитый штатовский вертолет и каждого убитого америкоса. Мы просто хорошо оплачиваемые охотники, вот и все. А вам не повезло пролетать у нас над головой…

— Что ж тут непонятного, — вздохнул Сварог. — Вашего брата везде и всегда хватало.

Что такое Джингур, Сварог припоминал, хотя и не бывал там никогда. Крошечная республика неподалеку от Конго…

Что ж, подобный сорт людей, чаще прочего именуемый сбродом, существовал всегда. В иные времена они пополняли экипажи пиратских шхун, отправлялись колонистами в новые земли или просто болтались бродягами по белу свету. Как правило, ребятки, подобные Гуго и Деверо, лелеют мечту скопить деньжат на безбедную старость, но мало кто из них до этой старости доживает. Слишком бурный образ жизни ведут. И если их не загонит в могилу укус какой-нибудь ядовитой твари, если не загнутся от подхваченной в притонах экзотической болезни, то прихлопнут свои же дружки при дележе добычи или по пьянке.

— И на чем вы разъезжаете по здешним дебрям? Только не говори, что вы таскали «стингер» на себе!

Гуго пристально взглянул на Сварога, потом тщательно, неторопливо растер окурок о каблук высоких шнурованных сапог, а потом (видимо, машинально следуя въевшейся привычке) прикопал окурок в земле.

— Тебе будет не найти его без меня, — сказал Гуго. Следовало ожидать, что этот прожженный тип сразу смекнет, к чему клонит его собеседник.

— Что за «его» такое? — спросил Сварог.

— Видимо, далеко отсюда тебя держали, — осторожно произнес Гуго. — Иначе ты бы знал, что в этих дебрях можно перемещаться только по реке. Ты бы знал, что по этим вонючим болотистым рекам можно плавать только на воздушной подушке. Ты сейчас, небось, прикидываешь, что по звериным тропам сумеешь выйти к реке и уж там-то с помощью колдовских штучек разыщешь катер. Может, и разыщешь. И далеко ты на нем укатишь, интересно? А наш с Деверо лагерь, где хранится запас топлива, ты ни в жизнь не разыщешь, это я тебе наверняка говорю. Поэтому давай договариваться, приятель, к взаимной выгоде…

Гуго вдруг хмыкнул, вытряхивая из пачки новую сигарету:

— И похоже, тебя держали в заточении, на свет божий не выпуская. Загар на тебе не африканский, уж я-то понимаю.

— Давай-ка лучше договариваться, а не болтать попусту, — сказал Сварог, подстраиваясь под особенности речи собеседника. — Сдается мне, ты можешь получить от сделки выгоды даже больше, чем я… У тебя есть с собой какая-нибудь купюра или монета?

Гуго снова насторожился:

— Зачем тебе?

— Надо. Есть или нет?

— Я не идиот, чтоб таскать деньги по лесам… Но у меня есть счастливый доллар.

Гуго полез в один из многочисленных карманов. Вытащил из него однодолларовую монету. Щелчком отправил доллар к Сварогу.

— Десять лет он со мной.

— С тобой и останется, — Сварог поймал монету.

Поднял доллар двумя пальцами, прищурившись, осмотрел с обеих сторон. Положил доллар на ладонь. Сосредоточился. Скопировать с помощью заклинания единичный предмет не столь уж сложно — если знаешь это самое заклинание. А вот ежели потребуется сотворить не меньше сотни копий, вот где попыхтеть придется. Как когда-то, помнится, попыхтел, изготавливая копии «пятнашек», теперь знает, что работенка еще та, вагоны разгружать где-то даже и легче…

Рядом с первым долларом из ничего, из ниоткуда появился второй точно такой же. Сварог протянул обе монеты Гуго.

— Попробуй отличи один от другого.

— Чтоб мне провалиться! Святая мадонна! — последнее волшебство Гуго поразило больше, чем все остальное увиденное им сегодня. Он вертел монеты в руках, глядел на них и так и сяк, даже в лучших традициях попробовал новый доллар на зуб. Спросил с придыханием:

— Точно также ты можешь.., что угодно?

— Скопировать, какую угодно монету или купюру. В каких угодно количествах, — и Сварог извлек из воздуха еще одну сигарету.

— Правда, на копии будет тот же самый номер, что и на первой купюре, — мысли Гуго уже развернулись во вполне понятном направлении. — Но если нашлепать крупные купюры и менять в разных местах… — Жадно спросил:

— А алмаз? Ты можешь скопировать алмаз?

— Могу, — уверенно сказал Сварог (хотя и сам не знал, насколько далеко простираются возможности этого заклинания, все ли предметы ему подвластны).

— Ну что, мы сможем найти общий язык? Что тебе нужно, и так понятно. А мне нужен человек, который знает, где, что и почем тут в этой Африке. Куда плыть, куда ехать, где ближайший город, что за город, где в нем аэропорты, посольства, к кому обращаться, как обращаться, с какого входа заходить, сколько совать на лапу и как правильно это делать. Мне кажется, ты должен ориентироваться в этих вопросах. Не так ли, мистер Гуго?

— Все так, сэр, — Гуго достал из кармана грязный красный платок и вытер вспотевшую шею. — Осталось договориться о цене и о гарантиях.

— Договоримся по дороге. — Сварог поднялся. — Я бы мог пообещать тебе всего лишь сохранение жизни. Нисколько не сомневаюсь, что ты бы согласился работать и за эту плату. Так что не наглей, Гуго, и все будет хорошо. Давай-ка лучше поднимайся, сейчас пойдем к твоему болотоходу…

— Эй, Н‘генга! — крикнул Сварог, сложив руки рупором. — Выходи из леса! Уже можно! Опасность миновала…

Глава четвертая БУРЯ В БАНАНЕ

…Президентский дворец был — просто загляденье: кремового цвета, весь из себя какой-то невесомый, с ажурными башенками и стрельчатыми окнами, с мавританскими аркадами и крытыми алой черепицей пристройками, с фонтанами, ухоженными лужайками и парком в самом что ни на есть версальском стиле — ежели, конечно, не обращать внимания на то, что росли в нем не каштаны, акации и жасмины, а исключительно пальмы, сейбы и прочая сугубо экзотическая для европейского человека флора. Даже всамделишный пруд имелся, размером с футбольное поле, где, лениво перебирая плавниками, скользили в чистейшей воде здоровенные рыбины напрочь неизвестной Сварогу породы, но подозрительно смахивающие на карликовых сомов и осетров нежнейше-розового цвета… Красоту и благолепие, одним словом, являла собой резиденция президента Сандрарараты, и даже не скажешь, что в пятнадцати километрах от дворца царствуют трущобы, лачуги и землянки, а в двадцати километрах начинаются вовсе уж непролазные джунгли…

Возможно, канониры обливались горючими слезами и до крови кусали губы, загоняя очередной выстрел в камору и наводя ствол на сие произведение архитектурного искусства. А возможно, и не обливались. Кто знает?

Как бы то ни был о, артиллерийский огонь из двух статридцатипятисантиметровок, дислоцированных где-то в районе Площади Свободы, велся уже второй час, и, судя по тому, с каким азартом повстанцы продолжали изничтожать дворец Сандрарараты, желание раз и навсегда покончить с деспотом и тираном одержало полную и окончательную победу над тягой сохранить памятник архитектуры во всем его великолепии. Памятник этот, постепенно превращающийся в руины, горел, как груда автомобильных покрышек, коптя безоблачное небо.

Сам же деспот и тиран, господин Сандрарарата, величайший президент и верховный главнокомандующий (как сообщил Сварогу Гуго, переговоривший со своим доверенным человеком из дворца), бросив жен, свиту и бразды правления, час назад благополучно свалил на одном из трех имеющихся в распоряжении республики вертолетов (гордо именуемых Гражданской авиацией независимого Джингура) и теперь, надо думать, чешет во все лопатки в сторону соседнего и куда более спокойного Конго — так что стремление повстанцев задавить гидру тирании в ее собственном логове было, мягко говоря, тщетным. Немногочисленные гвардейцы, оставшиеся верными присяге и Сандрарарате, вяло отстреливались из чудом уцелевших флигелей.

Очередной снаряд угодил аккурат в пруд с сомами-лилипутами. Ударная волна жахнула по барабанным перепонкам, в воздух рванул столб воды, в разные стороны полетели какие-то ошметки — не иначе, мелко накромсанная рыба с гарниром из водорослей. Национальное блюдо, твою мать! А прилети снаряд двадцатью секундами раньше, их с Гуго непременно окатило бы этим… «супчиком да с потрошками». Но по счастью они уже прошли мимо пруда и укрылись за колоннами дворца.

По дворцу они пробирались, используя то, что в колдовском лексиконе именуется «отводить глаза». И пока все складывалось удачно…

Откладывать визит во дворец до окончания смуты было рискованно. И так интересующую Сварога вещь уже могли вывезти в неизвестном направлении. Одно успокаивает — вещь не представляет очевидной ценности. Подумаешь, какая-то поделка из кости. Не злато-серебро, чай, не алмазы и сапфиры. Вроде бы ее должны оставить на месте, ну, или в крайнем случае отправить с последней партией. Да только вот логика логикой, а жизнь горазда на сюрпризы…

Ага! Вот, значит, на чем вывозим достояние республики!

Над пустой вертолетной площадкой позади дворца колебалось марево, и в этом мареве, как макаронины в кипятке, плавали и колыхались далекие бледно-зеленые джунгли. Снаряды сюда не долетали… И вообще, сторонникам рушащегося режима крупно повезло, что мятежники, по каким-то лишь им ведомым причинам, не торопились со штурмом дворца, решив для начала поупражняться в артиллерийских стрельбах.

Лопасти пассажирского вертолета с гербом республики Джингур на борту с вентиляторным шелестом шинковали густой душный воздух в режиме малого газа, однако прохлады отнюдь не приносили, не справлялся, видишь ли, ротор с полуденной жарой Центральной Африки. Обливаясь потом, чернокожие люди сосредоточенно и деловито таскали к винтокрылой машине деревянные ящики, маркированные все тем же гербом республики Джингур. Причем не прохлаждался никто. И атлетичные парни в форме национальной гвардии, и толстомясые одышливые чиновники в дорогих костюмах, и молодые, и постарше, и даже один белый человек неведомого рода занятий и национальной принадлежности — все вкалывали как проклятые. Очень уж спешили они удрать, при этом унеся с собой как можно больше.

— Вон в ту дверь, — прошептал Гуго, потянув Сварога за рукав…

Вот поэтому Сварог и взял с собой во дворец авантюриста, а проще сказать, проходимца по имени Гуго. Последний утверждал, что при прошлом президенте неоднократно бывал во дворце и отлично представляет, где и что там расположено. И судя по тому, как Гуго уверенно провел Сварога через ворота и теперь вел по дворцу, он нисколько не преувеличивал. Действительно, ориентируется. А значит, знает, как пройти в библиотеку.

Про библиотеку — это не шутливая цитата из старого комедийного фильма. Им действительно надо было оказаться в книгохранилище дворца, потому что там помимо книг, хранились и еще кое-какие вещи — не относящиеся к предметам роскоши, зато имеющие отношения к культурному достоянию республики Джингур. Один из тех предметов особенно интересовал Сварога. Ради него, собственно, Сварог и заявился под артобстрелом во дворец…

…Бумаги профессора Беркли и документы экспедиции Сварог просматривал у костра на берегу ночной африканской реки.

От воды несло едкой плесенью, по берегу клубился белесый туман, из которого того и гляди что-нибудь выскользнет или выпрыгнет, отовсюду доносились отнюдь не ласкающие слух звуки (шорохи, шелест, визги, кваканье и завывания на разные голоса) — словом, ни приближаться к речке, ни вообще отходить от костра без большой на то надобности не тянуло ну совершенно. Где-то в клубах тумана отдыхал до утра катер на воздушной подушке, в том же тумане, но чуть ближе к палаткам стояли под навесом накрытые маскировочной сетью бочки с горючим. Проходимец Гуго беззаботно дрых в палатке (или изображал, что дрыхнет), Н‘генга, как и положено верному слуге, бдел наравне с хозяином — сидел поодаль на корточках и вертел в руках нож. Этот нож, сняв с пояса убитого возле вертолета Деверо, вручил ему Сварог. Надо же было хоть как-то вооружить своего темнокожего спутника.

Вот в такой обстановке Сварог изучал бумаги. И узнавал много интересного. Узнал бы и еще больше, да только профессор писал, как кура лапой, и разбирать его почерк, наверное, было ничуть не легче, чем Шлиману раскапывать Трою. Добро б еще Беркли излагал мысли на русском языке, так нет, излагал на родном для себя английском, которым Сварог владел отнюдь не в совершенстве.

Зато бумаги пропавшей экспедиции разбирать было одно удовольствие — они были исписаны аккуратным женским почерком. Видимо, записи вела та самая ассистентка, о которой говорил Беркли. Джоанна — так, кажется, ее зовут… Или звали.

Связь у экспедиции с базой пропала три с половиной недели назад — тут профессор ничего не напутал. В один из дней связь вдруг как отрезало, и все попытки ее наладить ни к чему не привели. Причем решительно было не понятно, в чем причина. Спутниковый телефон вроде бы был в полном порядке, тесты показывали полнейшую исправность прибора, батареи не подсели. Впрочем, батареи сразу же заменили на новые, и это ничего не дало.

Судя по записям Джоанны, тревоги и панических настроений в рядах экспедиции не наблюдалось. Раз их аппаратура в порядке, значит, дело в спутнике или, может быть, в неких особенностях местности, а значит, рано или поздно связь восстановится. Поскольку все проходит в высшей степени нормально, никто не болен, не укушен и не покалечен, то бить в набат совершенно ни к чему! Правда, нет уверенности в том, что в случае чего сработает сигнал экстренного спасения. Однако проверять не стали. А ну как сработает и на выручку примчит бравая воздушная кавалерия! Зачем людей зря беспокоить.

Словом, экспедиция продолжала двигаться по заранее намеченному маршруту. Ориентироваться в пространстве помогал электронный навигатор — нашпигованная электроникой коробочка. В дневнике Джоанна высказывает легкое недоумение — почему тоже настроенный на спутник прибор работает как ни в чем не бывало, а спутниковый телефон молчит. Она пришла к выводу, что, видимо, спутники разные, в этом и причина.

Первое беспокойство вызвало поведение часов. Вот как об этом написано в дневнике: «С часами творится нечто странное. Они словно обезумели. То стрелки бегут, то еле тащатся, то идут с нормальной скоростью. Мне пока не удалось установить закономерность этих изменений… Зато удалось найти удачное сравнение: часы напоминают сердце с разной частотой пульса…»

Вскоре стали закрадываться сомнения: а туда ли они, собственно, идут? Если верить навигатору и географическим картам (правда, весьма приблизительным, составленным лишь по данным аэрофоторазведки), то они должны были бы сейчас идти по редколесью и уже давным-давно выйти к широкой, не пересыхающей в любую жару реке. Однако они по-прежнему плутали по лесам и никакую реку в глаза не видели. В экспедиции всерьез заговорили о том, что они, дескать, описывают огромный круг и вскоре выйдут к тому самому месту, где пропала связь с базой.

Но все сомненья и печали потонули в радостной эйфории, захлестнувшей членов экспедиции, когда они наткнулись на колодец. Это бесспорно была Находка. С большой.., с большущей буквы. Посреди беспросветных джунглей обнаруживается явно древняя постройка! Ради этого и затевалась экспедиция — найти следы исчезнувших цивилизаций. Ради этого, собственно говоря, и затеваются все научные экспедиции — совершить открытие, о котором заговорит весь мир. И не только научный.

Последняя запись в дневнике экспедиции относилась к вечеру того дня, когда археологи наткнулись на колодец. Судя по всему, событие археологи хорошо отметили — почерк Джоанны заметно плясал по строчкам. И это правильно, так и должно быть — наверняка как раз для подобного случая на дне экспедиционных рюкзаков были завернутые в мягкое бутылки с виски или с иным подходящим напитком, как же без этого!

Джоанна написала в тот вечер много. Конечно, в первую очередь блокнотные страницы переполняли довольно бессвязные восторги в духе «Я не сомневаюсь, нас всех ждет прорыв в археологии! А где-то рядом мы обязательно обнаружим целый древний город», ну и все в таком духе.

Потом (видимо, когда восторги естественным образом пошли на убыль) Джоанна принялась размышлять о том, на что же в самом деле им повезло наткнуться в лесу. И тогда она вспомнила о приеме во дворце Сандрарараты.

Прием был устроен по поводу какой-то там годовщины последней местной революции. Праздновали пышно, с размахом. Видимо, хозяева президентского дворца и сами не слишком верили, что удастся дотянуть до следующей годовщины, и пытались за оставшееся время урвать от жизни как можно больше. Всего было в избытке: еды, напитков, золотой посуды, экзотических забав и приглашенных. Приглашениями были охвачены все посольства, да и вообще более-менее заметные люди, оказавшиеся на тот момент в Джингуре. К числу последних относился и профессор Беркли, который вместе с ассистенткой прибыл в Африку раньше других членов экспедиции, чтобы уладить кое-какие организационные вопросы. Разумеется, на прием отправились оба.

Во дворце профессор зацепился языком с какими-то представителями местной научной интеллигенции, а за Джоанной тут же приударил один из приближенных президента, как вскоре выяснилось, министр культуры Джингура.

Не иначе как в поисках уединенного местечка министр зазвал Джоанну в библиотеку дворца. Мол, там у нас хранится немало презанятнейших предметов, которые не могут не заинтересовать настоящего археолога.

Слушая разглагольствования говорливого джингурского чиновника, Джоанна лениво брела вдоль шкафов, столиков и полок, некоторые предметы брала в руки, рассматривала, клала на место. Среди этих предметов (а надо сказать, что среди них встречались вещицы весьма занятные) ей попался костяной нож с трехгранным лезвием, с рукоятью, напоминающей большого черного муравья. Тогда Джоанна повертела нож в руках, осмотрела, посчитала за новодел и положила на место. И, может быть, никогда бы не вспомнила о нем, если бы не найденный в джунглях колодец.

Осматривая кладку колодца, Джоанна обнаружила в одном из камней углубление весьма занятной формы. Все стало вмиг еще занятней, когда Джоанна вспомнила прием в президентском дворце и нож треугольной формы. Так вот, этот нож как влитой лег бы в вырубленную в камне форму. Причем Джоанна голову готова была заложить, что углубление явно имеет самое что ни на есть рукотворное происхождение, а никак не естественно-природное.

Словом, сплошные загадки. Колодец посреди девственных лесов, где никогда не ступала нога цивилизованного человека. Углубление в камне, выглядявшее так, словно его сделали только вчера или за ним постоянно приглядывают-ухаживают — не обсыпалось нисколько, не заполнилось грязью, не заросло мхом. Нож, хранившийся во дворце президента Джингура. Все никак не увязывалось вместе. Джоанне лишь оставалось надеяться на то, что какие-то ответы даст спуск в колодец. Спуск наметили на утро. Дневниковые записи заканчивались планами на следующий день. Планам, как известно, не суждено было сбыться…

Кстати говоря, в свой последний вечер археологи снова попытались связаться с базой, но опять у них ничего не вышло. «Странно, странно, — подумал Сварог, читая эти строки. — А мой сигнал дошел без помех. Впрочем, хрен его знает. Может быть, дело в неких особенностях кнопки экстренного вызова. Может быть, права Джоанна и сигнал с этой кнопки идет на другой спутник».

Вот так Сварог узнал о втором костяном ноже треугольной формы. Что стало с ножом первым, он прекрасно помнил.

И теперь его путь лежал в Аркаим. Профессор говорил, Аркаим построен раньше пирамид. Разбор заметок профессора убедил Сварога в том, что Аркаим родственно связан с пирамидами, а значит, связан с Истинной Пирамидой. Какую службу сослужил нож в истории с Истинной Пирамидой, Сварог отлично помнил. Поэтому у Сварога к тому времени, когда они добрались до Пикарвилля, столицы Джингура, отпали последние сомнения в том, что он должен проникнуть во дворец и забрать нож номер два.

Каково же было их везение, когда, добравшись до столицы Джингура, они угодили аккурат в разгар очередного переворота…

Глава пятая БУРЯ В БАНАНЕ (Продолжение)

Нет, разумеется, ничего из ряда вон выходящего в самом факте революции в Джингуре не было. Климат здешний, что ли, на людей так влияет, однако мятежи, восстания и революции вспыхивали в этой стране разве что не ежеквартально. Конечно же, восстаниями и мятежами в полном, европейском смысле этого слова происходящее назвать было сложно. Просто какому-нибудь вождю одного из многочисленных племен, обитающих в окрестных лесах, вдруг приходило в голову, что президентом отчего-то является выходец из народности, скажем, матумба, тогда как он, великий вождь, есть представитель народности, допустим, мутамбу, коя местными богами предназначена для большего, нежели гнить на задворках истории, среди пальм и плантаций. Придя к такому ошеломительному открытию, вождь собирал людей, договаривался о поддержке с племенами бутамба и тамумба, вооружал ополченцев мотыгами и цепами и выдвигался в сторону столицы.

Собственно, на этом обычно все и заканчивалось. Негритянский люд на подъем был скор, заводился с полуоборота, загорался с одной спички.., но и охлаждался столь же быстро. Оглянуться не успеешь, а он, люд этот, вот только что готовый горы свернуть ради свободы, равенства и своего африканского братства, уже снова возлежит в гамачке и в тенечке. Или же лениво ковыряется на грядке…

Однако иногда кто-то из бунтарей (видимо, из тех, кто давно облизывался на президентское кресло) проявлял настойчивость, шел до победного конца. Так случилось и на этот раз.

Чертовы лумумбы подняли мятеж, как и положено, на рассвете, где-то между пятью и шестью утра по-местному, как раз в то время, когда Сварог со своими спутниками на попутном джипе подъезжал к столице, а их шофер на языке, отдаленно напоминающем английский, балаболил без умолку о том, что «скоро грянет буря», вот-вот и грянет. Ну и грянуло…

— ..Твою мать, — зло выдохнул Сварог, перешагнув порог библиотеки.

Он не боялся, что кто-то его услышит, кроме Гуго. Не было никого здесь. И ничего не было, кроме пустых полок. Подчистую вывезли все: и книги, и вещи. Даже оконные шпингалеты, и те поснимали.

— И что делаем? — спросил Гуго.

А черт его знает! Можно было, конечно, плюнуть на поделку из кости. Да вот только не окажется ли так, что из-за этой безделицы, размером чуть больше сигаретной пачки, поездка в Аркаим окажется напрочь бессмысленной. И вновь придется возвращаться назад и искать этот нож, след которого к тому времени окончательно затеряется. Да и сейчас нет абсолютной уверенности, что нож где-то в ящиках, загруженных в вертолет. Однако шансы обнаружить его там не так уж и малы…

В этот момент со стороны планомерно уничтожаемой дворцовой ограды рвануло как-то по-особенному гадко, донеслись несомненно победные крики, беспорядочно затрещали автоматы. Стало быть, артподготовка закончена, начался штурм. Все, рассусоливать стало вовсе некогда.

— Захватываем вертушку! — крикнул Сварог и бросился из библиотеки. Как ни странно, следом за ним рванул не только верный Пятница, но и Гуго.

Промчавшись пустыми коридорами, они сбавили ход в галерее, где все еще суетились люди, волокли к вертолету последние ящики. И перейдя на шаг, вновь вышли к вертолетной площадке.

Погрузка продолжалась. Правда, в действиях людей прибавилось спешки, а во взглядах — страха. На каждый громкий звук они, вздрагивая, испуганно поворачивали голову. Они, руку можно дать на отсечение, плюнули бы сейчас на все то барахло, что еще оставалось во дворце, запрыгнули бы в вертолет и дали деру. Что им мешает это сделать, вернее кто, Сварог прекрасно видел. По площадке расхаживал, легонько постукивая стеком по ноге, жилистый и гибкий чернокожий человек в военной форме песочного цвета, в высокой фуражке с разлапистой кокардой. Именно он и командовал погрузкой. Сварог не разбирался в джингурских знаках отличия, но судя по тому, как этот тип держался и как ему подчинялись — званием не меньше полковника.

Сварог остановил своих спутников за колоннами.

— Задача простая, — он говорил шепотом. — Я в кабину, вы в салон. Я освобождаю кабину от лишних людей, завожу машину и взлетаю. Вы вышвыриваете из салона лишних и посторонних, задвигаете дверь и взлетаете вместе со мной. Вопросы?

Вопросов не последовало. Они рысцой припустили к вертолету. Пусть, пусть вертят головами, недоумевая, откуда доносятся странные звуки. Не успеют ничего сообразить.

Сварог взлетел по короткому, в три ступеньки, трапу, отработанным движением втянул его внутрь и задвинул люк. Кресло пилота было свободно, и Сварог упал в него. А вот соседнее кресло, бортмеханика, было занято. Сидевший в нем человек, раскрыв рот, смотрел сквозь Сварога, нацепившего на себя невидимость.

— Сорри, — с надеждой на понимание произнес Сварог и отточенным движением, аккуратно, но сильно всадил кулак в солнечное сплетение своему нечаянному соседу. Затем отодвинул дверцу со стороны бортмеханика и вытолкнул скрючившегося летуна на бетон. Задвинул дверцу. Вот так. А теперь надо взлетать.

Сварог не стал прибегать к помощи магии. Все-таки когда-то его обучали управляться с вертолетами. Да и потом ему доводилось пилотировать всяческую летающую технику, в том числе и самолеты-этажерки, и дирижабли, и более совершенные ялы с дракаррами. Конечно, его нельзя назвать асом, но альтиметр от хронометра отличит, да и полетных часов набрано вполне достаточно.

Он рывком распахнул дверцу, отделяющую пассажиров от кабины пилотов. Взглянул, что там в салоне. А там вдоль прохода громоздились один на другом ящики с гербом Джингура. И среди них мелькали фигуры.

— Нормально, сэр! — прокричал Гуго. — Взлетай! Последнего вышвырнул!

— Ну что, па-аехали… — голосом Гагарина сказал Сварог и повернул «газ» вправо.

Иными словами, вывел движки на взлетный режим.

Или (из потаенных глубин памяти пришло на ум) ввел правую корреляцию.

В общем, оба двигателя взвыли на повышенных оборотах, лопасти винта дружно замолотили по воздуху, слились в матовый круг, и машина легонько качнулась, отрываясь от земной тверди, когда Сварог потянул на себя «шаг».

Словно только и дожидаясь момента, когда вертолет поднимется метров на десять над бетоном, со стороны города на вертолетную площадку вырулил открытый военный джип, под завязку набитый чернокожими типами в пятнистой форме, развернулся резко, так, что из-под покрышек повалил сизый дымок.

Судя по всему, они стреляли — черные палки в их руках расцвели на концах мерцающими вспышками (не слышно было ни фига, как в немом кино — все звуки окружающего мира перекрывал оглушительный, свистящий клекот винта над головой). Командовавший погрузкой полковник (который бросился к вертолету, но добежать не успел) вдруг повалился на землю. Однако, падая, успел выхватить из кобуры пистолет и уже с земли несколько раз выстрелил по джипу. Разлетелось к чертовой матери ветровое стекло машины, водитель и его сосед стали заваливаться вниз, остальные в джипе открыли ответный огонь, нашпиговывая свинцом лежащего на бетоне полковника.

Эта перестрелка случилась как нельзя кстати. Она отвлекла вооруженных людей от взлетающей винтокрылой машины.

Сварог втопил левую педаль (правая, как у велосипеда, тут же пошла вверх) и толкнул от себя ручку циклического газа; вертолет развернулся вокруг вертикальной оси и, постепенно набирая скорость, наклонив тупой нос к земле, как идущая по следу борзая, устремился в сторону города.

Все, ушли…

Над головой привычно молотил винт, машина шла ровно и послушно. А внизу бурлило восстание. По улицам, застроенным двух-и трехэтажными строениями, текли полноводные народные массы, время от времени наталкивались на плотины из то ли полицейских, то ли военных кордонов, и тогда возникали форменные запруды. Над толпами серели дымы пожарищ. Во, ратушу тоже подожгли, ироды, ратуша-то чем им помешала? Красивая была, между прочим. В толпах мелькали какие-то флаги — не то символы свергнутой власти, не то власти новой, сверху не разглядеть. Полное ощущение, что все жители Пикарвилля решили сегодня на работу не ходить, а поголовно принять участие в заварушке под названием «Смена правительства».

Хотя, вполне вероятно, именно так дела и обстоят…

Теперь понятно, почему боевики не сразу двинулись на штурм дворца Сандрарараты, — мятежные отряды состояли главным образом из неорганизованных толп африканских чергевар, которым значительно интереснее было разгромить и поджечь пару-тройку лавок и магазинчиков, нежели лезть под пули президентской охраны, а вот отряды организованные застряли в неорганизованных, как мухи в варенье.

Ага, верные правительству войска наконец-таки оправились от потрясения и предприняли более-менее слаженный отпор повстанцам: с восточной окраины к центру споро двигались крытые грузовики и даже парочка водометов. (Аж шесть танков, которые, по словам Гуго, составляли армию Джингура, что-то было не видать — наверно, командование пока не готово было на столь радикальные меры, как ввод в город бронетанковых сил.) А вот эскулапы оказались оперативнее: по улицам сновали минивэны с красными крестами на бортах и крышах, собирали раненых, покалеченных и убиенных и отвозили куда-то на север — не иначе, в единственную в городе больницу, имени общеизвестного святого Павла… И ведь ясно, что места всем не хватит, придется разворачивать полевые госпитали. И полевые кухни, кстати, тоже. И эвакопункты, и временные лагеря для лишившихся крыши над головой, и приюты для сирот. И вводить комендантский час, и создавать народную милицию, и карать, и увещевать, и просить, и расстреливать…

— И что дальше, командир? — раздалось за спиной.

Сварог обернулся. Гуго стоял в дверном проеме, вертя на пальце револьвер, которого раньше у него не было.

— Думаю, отлетим подальше, отыщу подходящую поляну, сядем и посмотрим, что к чему с этими ящичками, — ответил Сварог.

— Я так понимаю, топливные баки залиты под завязку, — сказал Гуго, — а это значит, хватит пять раз слетать до Конго и обратно. Конго — это рядом, командир. Граница между государствами чисто символическая, воздушным нарушителям никто никогда не чинил никаких препон. Это тебе не цивилизованные страны, где любого такого нарушителя если не собьют без суда и следствия, то уж посадят принудительно и всенепременно. А к местности привязаться легко, лети над рекой и прилетишь в Конго.

— И зачем нам это? И что там делать?

— В Конго есть город Кисангани, а на его окраине маленький частный аэропорт, — ответил Гуго. — Аэропортом владеет один мой старый.., приятель. Он нам поможет со всеми нашими проблемами.

— А сумка, которую я оставил на квартире? Там важные бумаги.

— Нет ничего проще. Самая простая из проблем. Я сделаю звонок, и завтра же сумку переправят в Конго…

Звучало заманчиво. У самого Сварога равного по заманчивости плана не имелось. Слишком быстро все произошло, вот в чем дело. Так быстро, что он и опомниться не успел, не успел сопоставить факты и оценить обстановку как полагается. События навязали ему свой темп, вынуждая его плыть по течению.

Конечно, такому скользкому типу, как Гуго, доверять нельзя ни в коем случае. Когда общаешься с такими, как Гуго, не следует ложиться спать без пистолета под подушкой, да и вообще спать следует вполглаза. Однако ежели интересы, так сказать, совпадают… А они на данный момент бесспорно совпадают. У Гуго были возможности улизнуть от Сварога, да хотя бы, чего там далеко ходить, во дворце он мог преспокойно смыться. И что? Он возможностями не воспользовался. Каковы же тогда интересы Гуго?

Думается, дело в ставке. Предыдущая его ставка на Деверо прогорела — Деверо мертв, и Гуго надо затевать новую авантюру. Судьба прибила его к человеку, который обладает способностями, превышающими нормальные человеческие. Цели этого человека Гуго пока не понятны (еще бы они были ему понятны!), но он не сомневается, что такой человек не может играть по мелочи. А Гуго хочется.., чертовски хочется сыграть по-крупному. Может быть, один раз сыграть, но чтобы хватило на весь остаток жизни. И он почуял в Свароге свой шанс. Как говорится, делайте ставки, господа.

Отсюда вывод — пока Гуго можно доверять. Ну и наконец, встроенный в Сварога детектор лжи молчит, чувство опасности также ни о чем таком не сигнализирует…

Они уже летели над столичной окраиной. По вертолету пока не стреляли, вот спасибо. Что ж, господа мятежники, успехов вам в ваших начинаниях. А нам пора. Сварог поднялся еще на двести метров и взял курс на Конго.

Глава шестая РОДИНА, ЕДУ Я НА РОДИНУ

Как это бывает? Атак. Скажем, просыпаешься ты ни свет ни заря, часов в пять утра… Ну или вовсе не спишь, это дело сугубо личное, чем заниматься в кресле самолета. Может, сидишь, закрыв глаза, и вслушиваешься в собственные ощущения, а они весьма непростые и простыми быть никак не могут — все ж таки летишь на свидание с Родиной, которую давным-давно покинул и о которой ровным счетом ничего не знаешь… Прямо какой-то белоэмигрант получается, бляха-муха.

В пять тридцать авиалайнер заходит на посадку, шасси касаются взлетно-посадочной полосы, большая железная птица гасит скорость и завершает свой долгий-долгий полет через страны и континенты. Аэропорт прибытия носит название «Домодедово» и находится в Москве.

Значит, это и вправду доподлинная, настоящая Земля.

Которую бесы готовы уничтожить, если Сварог вовремя не поспеет к Аркаиму.

Москва. Столица. Делать здесь совершенно нечего.., ну разве что проходить таможенный и пограничный контроль и пересаживаться на другой самолет, потому как напрямую из африканских стран аэропланы в Шантарск покамест не летают.

Будут у тебя проблемы с проверкой паспорта и с досмотром багажа или не будут — это уж от тебя зависит. Не езди по липовым документам, не значься в черных списках, не вози с собой наркотики и оружие — и будешь досмотры проходить уверенно, с широкой улыбкой честного человека. Например, Сварог ничего недозволенного с собой не вез (ну разве может считаться боевым оружием смешной черного цвета и треугольной формы ножик, вырезанный из кости? Это всего лишь сувенир из дальних стран, товарищ таможенник!). И документы у него были почти настоящие. Подумаешь, год рождения подправлен и вклеена другая фотография! Экие пустяки, право. Не будем такими формалистами, друзья. Ведь на девяносто процентов паспорт подлинный. К тому же паспортина весомая, ничего кроме уважения вызывать не способная, ибо является удостоверением личности не гражданина какой-нибудь задрипанной банановой республики, а подданного ее величества английской королевы.

Собственно говоря, Сварог мог бы обойтись и без осуждаемой законом подделки документов. Нацепил бы личину, совпадающую с паспортной фотографией, и прошел бы гордым шагом через кордон. Но, во-первых, над будкой таможенника висит наклонное зеркало, и вот в нем-то Сварог отразился бы в своем истинном облике.., а во-вторых, тогда и в дальнейшем, при любой проверке документов, пришлось бы всякий раз напяливать эту личину, думать об этом постоянно. А сие есть лишнее беспокойство. И если имеется возможность его избежать, то почему бы и нет, спрашивается?

Приятель мистера Гуго, владелец частного аэропорта в городе Кисангани, оказался человеком весьма полезным по части проворачивания всяких разных предосудительных (с точки зрения закона) дел. Видимо, и аэродром в собственность он приобрел для того, чтобы развернуться как можно шире на ниве криминала. Да и вряд ли Гуго, насколько Сварог его понимал, стал бы приятельствовать с добропорядочным законопослушным гражданином, смысл какой?

Этот аэродромовский приятель Гуго все и организовал в лучшем виде. Дня не прошло, как профессорская папка вместе с профессорскими документами была доставлена в Конго. В одном из кармашков той папки хранился паспорт профессора. Вот в него неведомые умельцы, которым доверил эту работу приятель Гуго, вклеили фотографию Сварога и малость подправили дату рождения. И стал Сварог мистером Беркли. Для Н`Генга же был изготовлен паспорт гражданина Конго. Правда, значение слова «гражданина» ему объяснять не стали, равно как значение предмета под названием «паспорт» — долго пришлось бы. («Держи в кармане рубашки. Забыл, что такое рубашка? Да вот она на тебе. И не таращься так по сторонам».

Хотя Пятница, надо сказать, уже давно перестал изумляться чудесам, коими полон мир белых людей. Большую часть эмоций он растратил во время полета на большой железной птице, остатки эмоций выплеснул в столице Джингура, где все, начиная от автомобилей и заканчивая асфальтом и фонарными столбами, было ему в диковину. На этом эмоции НТенга закончились. И теперь он принимал очередную невидаль вроде телевизора или холодильника как еще одно чудо, не более того.

Костяной нож с «муравьиной» рукоятью Сварог, как и предполагал, обнаружил в одном из ящиков, клейменных гербом Джигура.

Ящики вскрывали в пустом, насквозь пропахшем контрабандой ангаре, куда загнали вертолет сразу по прилете в Кисангани. Трещали взламываемые доски, переговаривалиись между собой Гуго с приятелем — они взвалили на себя тяжкое бремя открывателей ящиков. «Да тут одни книжки! — говорил Гуго. — В половине ящиков, чтоб мне сдохнуть! Что с ними делать?» «Идиот, — отвечал его приятель. — Мы вернем это барахло новому президентишке Джингура. Дескать, отбили у бежавших от восставшего народа подонков. Мы, получается, спасители народного достояния, герои и все такое прочее. А за это мы попросим у нового президента разрешения открыть небольшое дельце в столице, ну и как он сможет нам отказать! Смекаешь? А может, еще висюльку какую прицепит до кучи. Люблю я красоваться, знаешь ли, в негритянских побрякушках на груди». «Смотри, дворцовая посуда пошла. Серебро. Это, надеюсь, ты не собираешься никому возвращать… О, вот какой-то костяной нож дурацого вида! — восклицает Гуго. Потом кричит громко: — Эй, мистер Сварг, вы не это ищите?»

И сейчас этот нож Сварог самым законопослушным образом выложил перед таможенниками, добавив для ясности: «Сувенир». Таможенники повертели изделие из кости в руках, ничего предосудительного не обнаружили и вернули владельцу. Ну а поскольку ни к чему другому придраться не смогли, то пришлось им пропускать «мистера Беркли» на территорию Российской Федерации.

И что же делал человек, после долгих скитаний по мирам вновь оказавшийся на родной земле?

Да ничего интересного он не делал. Ну поменял доллары на рубли. Полученные купюры рассматривал с неподдельным интересом, потому как не видел еще таких. И силился вспомнить, а как же выглядели рубли образца девяносто первого года? И вот ведь, блин, не мог вспомнить, хоть убей!

Потом отзавтракал в буфете, отметив про себя, что качество общепита не намного выросло за эти годы, хотя бесспорно добавилось пестроты на прилавках.

А потом регистрация на семичасовой рейс, тягостное сидение в отстойнике, скрашиваемое лишь баночным пивом. Вот, собственно, и вся Москва, ограничившаяся зданием аэровокзала. Вступать в беседы с соотечественниками, вытягивать из них информацию про новую жизнь не хотелось. Что-то объяснять, что-то выдумывать, выслушивать всякую ахинею… Нет уж, лучше помолчать.

«Столица, дорогая моя Москва», — напевал про себя странник по мирам, направляясь по бетонке ВВП к трапу самолета. А в двух шагах позади топали оба его спутника. Весьма примечательные спутники, следует признать, и премного колоритные личности. Обращают на себя внимание, что немудрено.

Первый спутник чернокож и, собственно, уже этим привлекает внимание. Но вдобавок, такое впечатление, он тяготится своей одеждой. Ерзает в ней, то и дело оглядывает себя, будто проверяя, все ли на месте, трогает рукава, пуговицы. Или одежда не его размера, или он вовсе привык обходиться без нее. И походка у него какая-то странная. Будто он идет не по бетонке, а по траве, которая кишмя кишит всякими ползучими гадами и из соседних зарослей того и гляди кто-нибудь вылетит с шумом и треском, распластавшись в прыжке.

Второй спутник странника по мирам смахивает на героя вестерна — жилистый, скуластый, прокопченный солнцем. К тому же понаблюдаешь за ним подольше, и откуда-то приходит стойкое убеждение, что этот человек тяготится отсутствием револьверов на поясе. А еще его сегодня обозвали крокодилом. В здании аэровокзала какой-то парнишка, тыча в него пальцем и дергая за рукав отца, закричал: «Гляди, папа! Данди-Крокодил!»

— Что за Данди-Крокодил? — решил выяснить Сварог у Гуго.

— Выходит, вы, мистер Сварг, кино не увлекаетесь, — хмыкнул Гуго. — Есть такой австралийский актер. Я уже сто раз от кого только не слышал, что рылом похож на этого чудика. Да мне-то все равно, тем более он играет хорошего парня, который никогда не расстается со своим большим ножом.

— Да, отстал я от событий большого экрана, — с притворным вздохом сказал Сварог. — Некогда мне было, Гуго, в последнее время кина смотреть. Занят был очень…

Сварог был уверен, что сейчас, то бишь в данный исторический отрезок времени, он может спокойно поворачиваться к Гуго спиной. После того как Сварог на глазах этого повидавшего виды авантюриста скопировал небольшой неограненный алмаз, а потом этот алмаз приятель Гуго загнал за приличные деньги своему всегдашнему покупателю (а покупатель тот ни наивностью, ни доверчивостью никак не страдал и липу просек бы обязательно), — вот после этого Гуго стал смотреть на Сварога, как.., ну наверное, как смотрели на Наполеона его гвардейцы. Вот когда Сварог слетит с этого нерукотворного пьедестала, тогда да, тогда тот же Гуго первым постарается прикончить бывшего кумира… А пока будет служить верой и правдой, исполнять приказы, не спрашивая, что да почему, куда и зачем. Гуго свято уверовал — такой человек, как мистер Сварг, по мелочи играть не может, а значит, надо его держаться. И Сварог его не разубеждал, равно как не отговаривал сопровождать себя в поездке в далекую Россию. Потому как здорово может пригодиться такой человек, как Гуго, во время этой поездки…

И вот они в самолете, следующим рейсом Москва — Шантарск. И как выглядит полет над огромной страной? А так.

Тебя отрывают от земли, поднимают в воздух, тебя переносят по воздуху, тебя летят, пронося над возвышенностями и низинами, над водоемами разной длины, ширины и глубины, Европа постепенно переходит в Азию, а населенные равнины — в бескрайнюю тайгу. Но тебе эти подробности до лампочки — ты дрыхнешь без задних ног в самолетном кресле. Часа через два тебя попробуют разбудить, чтобы накормить аэрофлотовским обедом с непременной вареной курицей на пластмассовой тарелке под вакуумной пленкой. Сомнительно, что тебя добудятся. Сквозь сон ты слышишь, как сзади шепчутся: «Это что, вот у меня случай был, когда мы рыбачили на Курумане…» И совершенно нет никакого желания просыпаться, встряхиваться, взбадривать себя кофе и вступать в разговор с соотечественниками, которых столько лет не видел…

Сварог сам себе удивлялся, но его вовсе не интересовало, что стало со страной за эти, пулей пролетевшие пятнадцать лет. По тому, что успел зацепить краем глаза, по обрывкам разговоров, по выпуску новостей в аэропортовском телевизоре было понятно, что перемен хватает. Но вызнавать подробности не тянуло. Вот потому он не листал жадно газеты, не заговаривал с незнакомцами, не покупал лаптоп (то есть, пардон, ноутбук; а с теми деньгами, что он привез с собой в наличной валюте и на кредитной карте, мог бы купить ноутбук походя, как какие-нибудь спички) и не входил прямо из аэроплана в Интернет, о котором узнал от Гуго, и не черпал оттуда бездну информации. Ну нет никакого к этому всему любопытства! То ли виной всему африканские похождения, то ли в скитаниях по мирам он утратил такое качество, как простое человеческое любопытство. Пес его знает…

За час до посадки ты просыпаешься, просишь у стюардессы принести тебе «Боржоми» (только из-за ностальгического названия), достаешь кожаную папку, находишь выписанный педантичным, но мертвым профессором Беркли шантарский адрес некоего Серафима Пака…

И вот, наконец, позади четыре часа беспосадочного лету. Здравствуй, город Шантарск!

Каково было удивление таксиста, когда один из севшей к нему в машину троицы вдруг заговорил на чистом русском языке. Таксист сразу же скис лицом. Он-то, поди, был уверен, что в кои-то веки заполучил стопроцентных импортных кренделей, и наверняка строил грандиозные планы: как он зарядит тройной ценник, как три раза объедет вокруг огромного, как и все в России, города…

Впрочем, Сварог сразу вернул водителю хорошее расположение духа, швырнув на «торпеду» мятую стодолларовую купюру.

— Задаток, — объяснил он. — На сегодня. А вообще, я хочу арендовать вашу «Атилопу-Гну» на пару-тройку дней. Оплата соответствующая. Идет? Вижу, что идет.

Итак, еще раз повторяю вопрос: как в Шантарске обстоит дело с малой авиацией? Есть ли частные аэроклубы, небольшие аэродромы, где базируются вертолеты, которых не может не быть в славном городе на Шантаре?

— Более-менее обстоит с малой авиацией, — заговорил приободрившийся таксист. — Есть даже и частные аэроклубы. Например, «Сибирские витязи»…

— Отлично, — перебил Сварог. — Но это завтра. И улица подпольщика Карчика завтра. Сначала давай в гостиницу. Какую-нибудь получше. Знаешь такую?

— Легко, — сказал водила и повернул ключ в замке зажигания.

ИГРОК НОМЕР ДВА

Глава первая КТО ХОДИТ В ГОСТИ ПО УТРАМ

Барышня Лана дрыхла без задних ног, закопавшись щекой в подушку и трогательно выставив на всеобщее обозрение аппетитную попку. Признаться, и Сварог закемарил — сказались усталость, обилие впечатлений последних дней, адреналиновый всплеск последних часов.., да и физические упражнения последних минут, не лишенные приятности, тоже, конечно, сказались.

Сколько он проспал? Почти полтора часа! Серый сумрак за окошком превратился в серое утро, обещанной телепрогнозом солнечной погоды пока что-то не наблюдалось. Сварог, легонько погладив Лану по спине — та в ответ что-то во сне пробормотала, — натянул тренировочный костюм с начесом (на удивление пришлось впору), кроссовки и вернулся в гостиную. Пора, пора сваливать отсюда, но сначала…

Не включая свет, он снова сел за компьютер, вышел в Интернет, нашел личный сайт Серафима Пака. (Господин Пак на фотографии, предваряющей перечисление регалий и, собственно, сам текст, был подозрительно похож на товарища Солженицына: такие же окладистая борода, прищур чуть раскосых глаз и изможденность.) А вот и адрес Института внеортодоксальных проблем: Шантарск, улица подпольщика Карчика, дом пятьдесят восемь. Еще и какой-то электронный адр…

Мартовским котом взвыл детектор опасности, и Сварог, не думая, действуя скорее инстинктом, нырнул влево и вниз, краем глаза зафиксировав, как посреди разом погасшего монитора образовалась небольшая дырочка с вывернутыми наружу краями, от которой в разные стороны зазмеились трещинки. Чпок-чпок-чпок! Цепочка таких же дырочек пробежалась по стенам. Взорвались бутылки в баре-нише, получил свое и холодильник. Думать было некогда, одна только мысль — какого черта, черт вас всех раздери?! — промелькнула у него, а потом пошла работа, работа подзабытая, поскольку Сварог вдруг поймал себя на том, что действует, как учили его в затерянной во времени и пространстве десантной школе — отражение атаки в закрытом помещении, и все он делал на автомате, напрочь отключив разум, оставив одни лишь рефлексы. Где-то в глубине дома со звоном лопнуло стекло, и Сварога как обожгло: Лана, как она? Стреляют-то из бесшумок, это к бабке не ходи.., ну, будем надеяться, забралась под кровать и пули ее не задели. А теперь прочь лишние мысли!

Сварог начал произносить слова заклинания, перемещаясь в мертвую зону справа от двери из гостиной и попутно недоумевая: как в охраняемое элитное поселение проникла нехило вооруженная бригада? Что это именно бригада, а не один человек, засевший на верхушке кедра, он почему-то не сомневался.

В полуприседе приоткрыл дверь (хорошо, что внутрь открывается!), уже держа наготове материализовавшийся меч и некстати поминая свои давешние мысли насчет ниндзя. Выглянул в коридор: вроде чисто…

Ан нет! Фигура в лохматом камуфляже, более подходящем для полевых операций, с чем-то явно огнестрельным в руках, как раз обернулась от другой двери…

Конечно, работать двуручным мечом в не шибко просторном коридоре не очень удобно… Но возможно.

Р-р-аз — и одним движением снизу-справа-вверх Сварог отправил незнакомца в поля вечной охоты, спустя мгновенье после того, как незнакомец нажал на спусковой крючок. Стену коридора украсили завитушки кровавых брызг, почти одновременно с этим раздалась серия приглушенных «тых-тых-тых!», и в дополнение к завитушкам на стене появилась дуга кругленьких отверстий. Сварог тут же обернулся и, чуть присев, завел возвратным движением меч в ожидающую позицию за левым плечом. Острие длинного клинка ширкнуло по потолку. Лана где, трех ее тибидох?! Неужели дрыхнет еще?

Второго Сварог поймал в дверях гостиной, примитивно проткнул мечом чуть выше пупка (тот даже не пискнул, даже на спусковой крючок нажать не успел) и метнулся к спальне. Осторожно, по миллиметру отворил дверь. В комнате все было тихо, мирно и спокойно, вот только простреленное окно вносило определенный диссонанс. Он шагнул внутрь, уловил предупредительный писк детектора, движение воздуха над правым ухом, шевеление краем глаза и — едва успел увернуться от обрушившегося сверху магнитофона. Кавказская пленница с подносом против пришедшего спасать ее Шурика, етить… Ну, хоть жива. Сварог перехватил руку и громко прошипел, одновременно хлопнув по выключателю, погружая спальню в тьму кромешную:

— Тихо, я это, я!

Лана, облаченная в костюм Евы, смотрела на Сварога с таким выражением, что тот, по идее, должен был бы немедля вспыхнуть и развеяться пеплом по ветру.

— Что… — начала было она, но Сварог договорить ей не дал:

— Живо. Молча. Одеваться. И на выход.

Ну, молодец баба, что тут еще сказать: мигом погасив зеленый пожар в глазах и ни слова более не говоря (разве что бросив выразительный взгляд на меч), Лана отбросила на разворошенную кровать магнитофон, метнулась в глубь темной комнаты и принялась практически на ощупь раскидывать детали одежды. Без всякого намека на эротические мысли — не до того, судари мои разлюбезные! — Сварог наблюдал за процессом превращения девушки обнаженной в девушку одетую и, держа в поле зрения обстановку в коридоре, шепотом давал вводную:

— Значит, так: идешь за мной. Если я говорю: стой — стоишь, если я говорю: падай — падаешь, если лети — взлетаешь. Понятно?

Лана, дрожащими руками натягивая свитер, кивнула. (Опять же — молодца девка, правильно оделась: джинсы, кроссовки, легкий свитер. По-походному. Волосы даже успела забрать в конский хвост.) — Сколько входов в дом? — спросил он.

— Т-три… Парадный, в гараж и со стороны сада, вон там, где бильярд… Но ты можешь хотя бы сказать…

— Умница. Тогда вперед, — скомандовал Сварог.

Не зря, ох не зря ему мнились ниндзя! Едва они покинули комнату, как немедля с двух сторон кинулись наперехват одетые в темную облегающую одежду фигуры — эти ребята не стреляли, потому как не из чего им было стрелять. Вместо огнестрельных пукалок в лапах у них блестели, как навскидку определил Сварог, боевые ножи, и держали они сии перышки умело, грамотно. Руки, сжимающие меч, сами собой приняли оборонительную позицию, и все мысли опять же отошли на задний план. Ножи в ограниченном пространстве боя имеют, знаете ли, значительное преимущество перед громоздким мечом… Лана, издав неопределенный писк, вновь нырнула в комнату, а Сварог отточенным пируэтом переместился так, что оба противника оказались перед ним, мешая друг другу. Теперь обманный выпад вправо, удар, уход, нож просвистел у головы, зато один уже не опасен, схватился обеими руками за проколотое горло, второй отбил ножом возвратный выпад Сварога, перебросил клинок в левую руку — обеими руками работает, зараза! А ежели так? Сварог сымитировал глубокий выпад в нижнюю часть туловища и едва не напоролся на кинжал, исцарапавший ему предплечье. Снаружи донесся шум. Перебросив меч в левую руку, Сварог примитивно достал кулаком противника и, отступив на шаг, с разворота вспорол ему живот. «Хорошо хоть бронников на них нет, — отстранение подумал он. — А кстати: почему нет?..»

И позвал шепотом:

— Лана!..

В дверном проеме нарисовалась боевая подруга, губы ее дрожали, но слез пока не было, и на том спасибо. Снизу вновь послышался приглушенный шум.

— Что происходит?.. — выдохнула она.

— Похоже, твои гаишники с большой дороги вновь решили позвать нас в гости к Аллаху, — сказал он, скоренько обыскивая жмурика. Ничего. Ни документов, ни радиотелефона с гарнитурой, никакого прочего, помимо ножичка, оружия. Странно? Странно. Значит, заказчику известно, что Сварога пули не берут? А откуда, позвольте спросить?.. — Значит, так. Сейчас ты идешь в комнату… Да не в свою! — он едва успел поймать Лану за рукав свитера. — А вот в эту, — и указал на дверь напротив.

— Это же кладовка!..

— Тихо! — яростным шепотом произнес Сварог. И затараторил успокаивающе:

— Вот и хорошо, вот и ладно, я сам недавно из кладовки, и ничего, они наверняка знают, где ты в первую очередь находиться можешь.., ну и я с тобой, соответственно. Судя по всему, у них может быть и план этого милого гнездышка, так что сиди там как мышь, прикинься пылесосом и.., и жди. Я тебя позову. Возьми вот, — Сварог бесшумно поднял выпавший из руки самого первого типа, того, что в лохматом комбинезоне, автомат, подозрительно напоминающий виденный им однажды израильский «узи», но с коротким толстым цилиндриком на стволе, в просторечии именуемом глушителем. — Управишься?

— Да уж разберусь, — выдавила Лана, принимая стрелялку. — Ходили мы тут на полигон, или как там тир на воздухе называется, так что в общих чертах усвоила… А ты что, ты собираешься…

— Ага, собираюсь, — грубо перебил Сварог. — Уже собрался. Теперь марш в кладовку.

Лана, оглянувшись на Сварога и буркнув: «Очень хочется верить, что ты знаешь, что делаешь», скрылась за дверью комнатки — и впрямь оказавшейся вроде чулана.., вот только размером чулан сей был с его ванную в квартирке некой военной части, заброшенной среди монгольских степей…

Он уже шептал слова заклинания, отступая к комнате Ланы и слыша еле уловимый шум очередного приближающегося гостя — того самого, который хуже татарина. Открыв дверь, Сварог прошептал последние слова заклинания, и в коридоре возникла его точная копия, да столь реальная, что Сварог в который раз непроизвольно коснулся себя рукой, убеждаясь, что вот он и есть настоящий, единственный и неповторимый… Фантом двинулся в другой конец коридора, к выходившему во дворик огромному окну, пока еще — надо же! — уцелевшему после вражьего артналета. Сам же Сварог, настоящий, прикрыл дверь комнаты как раз в тот момент, когда из-за поворота показалась тонюсенькая ниточка лазерного прицела.

Ну дети малые, право слово: свет же в коридоре горит, зачем такие сложности!.. И, промежду прочим, интересно: а почему они в самом-то деле свет не вырубили, щит не раскурочили? Куда сподручнее было бы — при наличии лазерных прицелов, приборов ночного видения и прочих прибамбасов — справиться с клиентом… Или им откуда-то было известно, что клиент умеет видеть в темноте?..

Красный лучик маятником покачался вправо-влево, вверх-вниз, обшарив весь коридор, и, вероятно, наблюдатель остался довольным увиденным, потому как лучик исчез и на смену ему явилась голова в шерстяной черной маске.

Стоя за порогом комнаты Ланы, Сварог услышал два негромких хлопка, мягкие шаги, еще два хлопка, уже ближе.., а потом Сварог уже не слушал. Сделав шаг вперед, он плавным движением меча снизу вверх распорол спину нападавшего. (Фи, мон шер: атаковать сзади? А вы что предлагаете, мон ами? Сейчас не до приличий, мусье. А-ля гер, как говорится, ком а-ля гер!) И когда противник, заваливаясь, развернулся, возвратным движением прошелся тому под подбородком. Сквозь прорези в маске Сварог увидел донельзя удивленные глаза боевика и невредимого — а что ему сделается-то! — фантома у окна.

Прислушался. В кладовке тихо. Дверь закрыта. И, прошептав очередное заклинание, он отправил двойника к задней двери, за бильярдную. На этот раз выстрелов не последовало, и Сварог уже было собрался двинуться следом, но…

Но опять же раздался негромкий, на грани слышимости шум — и именно оттуда, где скрылся Сварог-призрак. Да сколько же вас понаехало, молодцев… Сварог-настоящий метнулся к бильярдной — и оказался лицом к маске очередного нападавшего: тот как раз пытался вторично прикончить Сварога-призрака охотничьим ножом. С реакцией, впрочем, у этого типа был полный порядок: Сварог едва успел присесть, как широким маховым движением ему — уже ему, а не двойнику! — примитивно чуть не вспороли горло. Чуть. После чего противник перебросил нож в левую руку и тут же нанес удар в горло. Сварог ушел от атаки и, в свою очередь, кистевым ударом попытался достать противника в голову, но тот парировал лезвием.

Они на секунду замерли друг перед другом, каждый оценивал своего визави. И Сварог вдруг с холодной ясностью понял, что судьба подкинула ему подлянку. Похоже, судьба выставила против него одного из тех мастеров клинка, которых он в жизни видел всего лишь дважды. Однажды, например, ему довелось наблюдать показательное выступление одного замкомроты разведки, и у Сварога тогда создалось впечатление, что замкомроты мог запросто и пули своим ножом отбивать… Второй же никакого отношения к армии не имел — это был монгольский пастух. Но в том, что он вытворял с ножом, было что-то.., запредельно-мистическое. Даже вспоминать не хотелось. (Чуть позже, впрочем, Сварог поговорил с пастухом, втерся в доверие посредством водки и сигарет и узнал.., но — об этом позже.) А пока супротивник сделал движение ножом, Сварог закрылся тяжелым мечом, но нападающий в последний момент изменил направление удара, Сварог дернул головой — и почувствовал, как что-то теплое потекло по рассеченной щеке.

Ого, блин…

Неизвестно еще, чем закончился бы этот поединок для Сварога, но тут противник на долю секунды отвлекся на фантома. Винить его не в чем, Сварог на его месте тоже опасался бы нападения с двух сторон.., но этой доли Сварогу хватило, чтоб нанести два своих коронных удара, причем первый удар мастер этот гребаный ухитрился каким-то чудом отбить, да и от второго почти ушел, но, господа, тото и оно, что почти… Как говорится, чуть-чуть не считается.

Сварог прислушался — в доме было тихо, как в склепе, однако не стоит забывать про сквозное отверстие в мониторе и цепочку дырочек в стене: значит, снаружи имеет место быть прикрытие, имеется снайпер, минимум один. Хотя выбираться отсюда надо в любом случае, не дожидаясь, пока подтянется подкрепление или этим ребятам не придет в голову светлая мысль поджечь или, скажем, подорвать дом. В темпе осмотрев комнаты и убедившись, что в данный момент наблюдается полное отсутствие присутствия противника, Сварог вместо себя, любимого, оставил неплохо зарекомендовавшего себя фантома, убрал меч и поспешил за Ланой. Перед дверью в кладовку он притормозил и негромко произнес киношно-классическую фразу:

— Лана, не стреляй, это я.

После чего осторожно потянул дверь. Прижавшись спиной к стене и сжимая автомат обеими руками, Лана целилась Сварогу точнехонько в грудь. Он мягко отвел ствол в сторону и сказал:

— В доме никого, а вот снаружи наверняка есть, да не один. Так что надо рвать когти, желательно незаметно и быстро. Подумай, как.

Все ж таки умницей оказалась его новоиспеченная боевая подруга — никаких тебе слез, истерик и прочих повисаний на шее. Напротив: она быстро смекнула, что мужчина по имени Гэйр главный, стало быть, его надо слушаться, если хочешь жить.

Все бы так…

— Если быстро, — с трудом выдавила боевая подруга — побелевшие губы ее не слушались, — то можно на машине.., только вот тихо, боюсь, не получится.

— На какой машине?

— А в гараже моя малютка стоит…

Два автомобиля? Кучеряво живете, однако…

— В гараж можно попасть прямо из дома?

— Можно… Но ведь когда ворота начнут открываться, все равно заметят…

— На месте разберемся. Веди.

Лана собралась что-то спросить, но передумала и дисциплинированно двинулась вперед. Сварог, прикрывая тылы, пошел следом. Попутно он пробормотал отменяющее фантома заклинание — чего доброго, и так за это время напряженные до предела нервы Ланы не выдержат двоих Сварогов. А сотворить двойника, в конце концов, он может в любой момент.

Слева от барной стойки, изящно огибающей плиту и холодильник, обнаружилась неприметная дверь. Спустившись на пару железных ступенек, они оказались в гараже, рассчитанном автомобиля на три. А сейчас там стояла лишь маленькая перламутровая трехдверная машинка, но вида самого что ни на есть футуристического, Сварог таких и не видел никогда.

— Ворота гаража брелком открываются, — прошептала Лана, — а что толку?

Ну да, плавали, знаем: в бытность свою майором Сварог по видео смотрел такое — герой спускается к своему авто, пикает брелком, и ворота неторопливо скрываются в потолке. Прогресс, блин.

— Значит, так, — сказал Сварог. — Брелок давай сюда, сама садись в машину. Как только я открою ворота — выезжай, и я спокойненько подсяду. Понятно?

Лана кивнула.

— Вот и хорошо. А пока пойду погляжу, что у нас там за комитет по встрече во дворе обосновался.

Сварог вернулся в дом, прихватил по пути клинок едва не переигравшего его мастера (клинок все ж таки сподручнее тяжелого меча будет), прикинул балансировку и, остановившись возле двери, ведущей в садик, вновь сотворил двойника. Фантом первым шагнул на крыльцо…

Ну да: с двух сторон раздались приглушенные хлопки — но стреляли по бедняге-фантому. Сам же Сварог, ускорившись до предела, метнулся в сторону одного из стрелявших и широким махом успокоил того навсегда. Развернулся в сторону второго, чувствуя, как автоматный огонь переносят на него. Отводить глаза не было времени (да и зачем?), и Сварог метнул нож метров с пяти. Лезвие вошло точно под кадык автоматчика.

Еще минус двое. А сколько вас всего? Он выключил фантома, чтоб не путался под ногами. А если честно — перевел огонь на себя. Показательно-испуганно вжался в стену коттеджа, осторожно выглянул из-за угла… Где тут у нас снайпер? Тот самый, что изуродовал компьютер? Даже если он видит, что Сварогов здесь только что было аж целых двое, и ни один не поражаем автоматными очередями, даже если б ему сообщили, что, судя по всему, ни одного, ни второго пулей не взять, — даже в этом случае снайпер прямо-таки обязан выстрелить. Хотя бы один раз. Хотя бы для очистки совести и следуя инстинкту. Если, конечно, он не настоящий профи…

Тишина.

Сварог, сгибаясь в три погибели и всем телом демонстрируя полного лоха, вышел на открытое пространство, судорожно вертя головой направо и налево и всем и каждому притаившемуся среди деревьев показывая, что он абсолютно безоружен.

Что ни говори, а в магии ларов есть своя прелесть. Можно, например, не таясь, открыто стоять посреди освещенного двора и ждать, пока стрелок сам не обнаружит себя. И чем обширнее двор, тем лучше — ни один урод с пикой незамеченным не подберется…

Ну и? Чего ж не подбираетесь, не стреляете?

По-прежнему тишина.

Было свежо. Уже почти рассвело, небо на востоке быстро наливалось желтым рассветным сиянием. Верещали в кронах пробуждающиеся пичуги. Лепота, одним словом. Будто никто и не собирается прикончить парочку людей в элитном охраняемом поселке. (А где, между прочим, охрана поселка?!.) Или действительно боевые единицы противника закончились?

Сварог шарил глазами по кустам, ограде, деревьям за оградой, выискивая засевшего снайпера, но тот пока ничем себя не проявлял. Да и вообще больше ни одна живая душа не проявляла желания выстрелить в Сварога. Или напасть с ножом в руках. Спустя две томительные минуты Сварог решился и переместился к двери гаража. Еще секунда, взгляд на брелок, нажатие пальцем, и брелок бесшумно мигнул зеленой лампочкой. Ворота начали медленно, слишком медленно, подниматься…

Лана, вопреки всем Свароговым инструкциям, не сидела в машине, а держа автомат в руках, стояла на корточках у дверей. Сварог выматерился про себя, но вдруг увидел ее расширяющиеся глаза, потом протарахтела негромкая очередь, и, обернувшись, он увидел, как безмолвно валится откуда-то с росшего за забором кедра человек в камуфляже.

Тело все сделало само — уход вперед и вниз, в расширяющуюся щель неторопливо поднимающихся ворот, кувырок вправо, под защиту бетонной стены. Снова все тихо. Так что снайпер, будем считать, нейтрализован. И кем? Не мной, королем-суперменом, а какой-то девицей, любовницей местного буржуя…

— Кажется у меня кончились патроны, — спокойно — слишком уж спокойно! — сказала Лана. — Это был последний, как ты считаешь?

— А хрен его знает, — честно ответил Сварог. — Судя по тому, что из тебя.., да и из меня тоже дуршлаг пока не сделали, в зоне прицельной стрельбы больше никого нет… Давай-ка, садись за руль, надо отсюда смываться, скоро тут не протолкнуться будет от представителей доблестных правоохранительных органов… Как ворота с участка открываются?

— Второй кнопкой на брелке, пониже…

— Как это я их не перепутал-то… Короче, давай за руль, и на скорости уходим.

Дождавшись, когда Лана села за руль, и услышав рев работающего на высоких оборотах мотора, Сварог нажал кнопочку «пониже», еще раз окинул взглядом окрестности и прыгнул на переднее сиденье. Едва он захлопнул дверцу, как Лана отпустила сцепление, и машина, выбросив из-под колес дымную струю сгоревшей резины, рванулась в открывающиеся ворота…

В воротах возникла фигура в уже набившем оскомину лохматом облачении. Присев на одно колено, боец держал на плече короткий черный цилиндр, похожий на тубус для чертежей…

Какой, к чертям, тубус, это ж базука!

Сварог ничего не успел сказать.

Лана, еще прибавив газу (хотя куда уж большето?!), чуть довернула руль, и фигура с «тубусом», вроде бы чуть коснувшись правого крыла, отлетела в сторону. Автомобиль выскочил на дорогу, вильнул, наплевав на всевозможные помехи справа, и метнулся прочь от так и не ставшим убежищем коттеджа. Впереди никого. Сзади тоже никто не стреляет.

Неужели ушли?

Ушли.

— И куда теперь? — неестественно спокойно спросила Лана.

Сварог скоренько прикинул варианты. И понял, что самое время делать шаг вперед.

— Улицу подпольщика Карчика знаешь? — отрывисто спросил он.

— Ну вроде…

— Давай туда.

— А что там?

— Не слишком ли много вопросов, сержант?

— Простите, сэр…

Глава вторая КТО-ТО УМИРАЕТ, КТО-ТО ВОССТАЕТ ИЗ МЕРТВЫХ

— Вот и Карчика, приехали, — сказала Лана.

— Так, ну-ка стоп, машина, — сказал Сварог одновременно с напарницей.

Напарница послушно притормозила у бордюра, и Сварог, нахмурившись, посмотрел в лобовое стекло.

Солнце уже встало. Предутренние облака, сплошняком закрывавшие небо, куда-то исчезли, и мир был наполнен свежестью, умиротворением и уверенностью, что сегодня уж точно будет лучше, чем было вчера.

Но Сварог с некоторых пор привык не доверять мирам.

Номер пятьдесят восемь по улице подпольщика Карчика против ожиданий оказался обыкновенным жилым домом — Сварог-то, в наивности своей, полагал, что Институт внертодоксальных проблем располагает если не собственным зданием, то хотя бы вывеской и положенным охранником у входа. Ничуть не бывало. Дом был как дом: серого силикатного кирпича в глубине относительно чистого зеленого дворика, занавесочки на окнах, сушащееся белье на балконах, и… И еще кое-что, что и заставило Сварога скомандовать «стоп».

Еще вокруг дома, точнее возле одного из подъездов, наблюдались приглушенно гомонящая толпа, две милицейские машины и карета «скорой». Тревожно похолодело в животе, но детектор опасности молчал.

— Та-ак… Посиди-ка пока здесь, — приказал он Лане. — И в случае чего будь готова рвать когти.

— В случае чего?

— В случае чего-нибудь.

— Гос-споди, — простонала Лана, вытянув шею и разглядывая толпу. — По-моему, Гэйр, ты просто притягиваешь к себе неприятности.

— Поверишь ли, но я об этом уже давно думаю, — искренне сказал Сварог. И тут же успокоил:

— Я просто осмотрюсь и сразу обратно. Кстати, меня зовут Сварог. А Гэйр — это.., это типа фамилии.

Лана кивнула и спросила как примерная ученица:

— А куда мне рвать когти, господин Сварог? Если в случае чего…

— Ну… Просто тихонько поезжай за угол и жди меня.

— Уф-ф…

— А что делать? — философски пожал плечами Сварог и выбрался из машины.

— …В толпе, состоящей, главным образом, из лиц самого что ни на есть пенсионного возраста, слышались отрывистые реплики: «…пятый этаж…», «…в лепешку…», «…а что вы хотели…»

По уму, конечно, ему следовало нацепить чужую личину, а хоть бы и Гаудина, — внешность Сварога, несмотря на то, что в этом мире он появился всего лишь вчера вечером, уже наверняка известна многим… Но он отчего-то остался в собственном обличье, пусть даже и в примитивном спортивном костюмчике. Трудно сказать, почему. То ли потому, что это — его родная Земля, на которой нет места магии, то ли потому, что на родной Земле ему ничего грозить не должно…

К месту происшествия было не подобраться: толпа стояла перед подъездом, как вражья армия перед воротами осажденной крепости.

— Бабуля, — учтиво обратился Сварог к старушке в потрепанном зимнем пальто и платочке, которая мелко крестилась, не отрывая взгляда от верхних этажей дома, — а что случилось-то? Я к приятелю приехал, а непущают…

— Дык самоубивец, — охотно ответила бабушка, на Сварога не глядя. — Ентот, который китайский псих ученый, из девяносто четвертой. Сиганул из окна — и але… Уже часа два как, а менты, уроды, только щас понаехали.

— Я-асно.

Сварог протиснулся чуть поближе, в партер. Скучающий санитар охранял накрытое куском рубероида тело на асфальте, молоденький сержантик, что-то сосредоточенно записывая в блокнот, опрашивал свидетелей, на подножке милицейского «уазика» устало курила, повесив голову, рыжеволосая дама в длинном, кофейного цвета плаще, с балконов свешивались любопытствующие жильцы в надежде увидеть что-нибудь интересненькое…

Сварог не стал подходить ближе. Каким-то восемнадцатым чувством он понимал, что под рубероидом лежит именно Серафим Пак, президент, директор и председатель… Кто-то планомерно и не скрываясь ставит Сварогу палки в колеса. И он даже догадывался — кто именно.

Что ж, не он первым начал. Сварог почувствовал, как в нем поднимается волна ярости… И тут рыжеволосая тетка на подножке «уазика», бросив окурок на газон, устало подняла голову. И посмотрела в глаза Сварогу. И Сварог ни секунды не сомневался, что она его тут же узнала.

Да и он узнал рыжую — это именно она срисовала незваного гостя в камзоле официанта на карнавале, а потом палила по вертолету из пистолета. И теперь тоже прекрасно понимала, что и Сварог узнал ее. Значит, валькирия тоже выбралась из мясорубки? Браво. Хотя что с такой станется…

Безмолвная дуэль закончилась вничью: к рыжей некстати подошел давешний сержантик, позвал: «Дарья Андреевна…» — а потом что-то зашептал на ухо, и она отвела взгляд.

Сварог тоже не стал продолжать игру в гляделки, отвернулся, сделал шаг прочь из толпы…

И почувствовал, как кто-то ласково, но крепко взял его под руку.

— Прошу вас, — раздался над ухом тихий, вкрадчивый мужской голос, — давайте обойдемся без проблем. С вами хотят поговорить. Просто поговорить, ничего больше.

Сначала Сварог едва не начал действовать, машинально, на автомате, рефлекторно… Но потом увидел рядом с собой тупоносые ботинки светло-коричневого цвета, похожие не то на обувку битников, не то на башмаки Олега Попова. И моментально вспомнил их: «ледяная» кладовка, диалог Ботинок и Красивых Сапог. Ключник.

Он поднял глаза, встретился взглядом с коротко стриженным худощавым блондином, бережно держащим его под руку. Ага, вот как ты выглядишь, с-сука. У блондинчика были водянистые равнодушные глаза, худощавое лицо и едва заметный шрам на левой скуле. А где, интересно, Красивые Сапоги? Несут охрану по периметру?

— Эй, — столь же негромко начал играть Сварог, — что это вы себе…

— Пожалуйста, — почти шепотом перебил крепыш, просительным тоном, который напрочь не вязался с его обликом. — Помните, что Лана ждет вас.., вместе с человеком, который желает с вами просто побеседовать.

Что самое интересное, блондинчик не врал. Сварогу и в самом деле ничего не угрожало — пока, если точнее.

— Где она? — спросил Сварог. И добавил — из чистого мальчишества:

— Где она, Ключник?

Опа! Рука, державшая его под локоть, на мгновенье сжалась стальной пружиной. Ну да, ну да, господин Ключник, кажется, весьма не любит, когда его называют этим прозвищем…

— Лана недалеко, — послышался спокойный голос. — Я не принуждаю вас, не заставляю, не угрожаю. Я прошу пройти вместе со мной.

«А ведь он меня боится, — понял Сварог. — И не только он…» И сказал:

— Ну, если столь вежливо… Что ж. Идем. Ведите.

Они выбрались из толпы (Ключник его локоть вежливейшим образом не отпускал), пересекли улицу, направились к двум припаркованным возле пустой Ланиной малолитражки черным «джипам» с тонированными стеклами. Дверца одного из них распахнулась, на мгновенье показалось перекошенное гневом лицо Ланы. Она махнула Сварогу ладошкой: дескать, милости просим.

Сварог пожал плечами, сунул голову в салон — водитель, на переднем пассажирском сиденье Лана, сзади кто-то третий.., короче, плевое дело, если начинать акцию, — и смело полез внутрь.

Дверца на роликах тут же захлопнулась за ним, Сварог сел. Ключник остался снаружи.

— Наконец-то, — недовольно выдохнула Лана.

А третий, тот, который не водитель, а вовсе даже сосед по заднему сиденью, повернулся к Сварогу. И Сварог узнал Сергея Ольшанского, олигарха, любовника Ланы. Того самого седогривого льва, которого расстреляли из станковых пулеметов на Олеговой пустоши.

— Думаю, мне нет нужды представляться, — холодно сказал лев, внимательнейшим образом Сварога разглядывая. Был он одет вполне демократично: джинсы, мокасины, клетчатая рубашка.

— Н-да, — лихорадочно выискивая манеру поведения, осторожно ответил Сварог. — В смысле — нет. Нужды, то есть, нет. Я видел, как вас изрешетили на сцене Ледяного замка.

— Именно, — преспокойно кивнул господин Ольшанский. — И, прошу заметить, тут мы в чем-то похожи. Я выживаю после пулеметной очереди в упор, а вас вообще очереди не берут. Не так ли.., профессор Беркли?

И Ольшанский растянул губы в самой что ни есть дружеской улыбке. От которой за сто верст веяло неприязнью и.., опасностью. А чертов детектор молчит! Беркли? Что еще за Беркли? За кого его принимают на этот раз?

Сварог почел за лучшее промолчать.

— И неужели вы думали, — продолжал Ольшанский, улыбку с лица не убирая, — что я, собственно, и спонсировавший экспедицию Беркли в Центральную Африку, не распознаю подмены? Профессор вернулся вчера, но мне не звонит, не связывается со мной… Я посылаю людей в наш аэропорт, просматриваю видеозаписи всех прибывающих… И кого же я вижу? Совершенно незнакомого типа, который под именем профессора проходит регистрацию! А куда вы своих дружков задевали? Ну, этого Крокодила Данди и негрилу?

— Значит, это ты организовал бойню на Олеговой… — сквозь зубы проговорила Лана с переднего сиденья.

— Позже об этом, — жестко отрезал Ольшанский, на подругу даже не глядя. А глядя по-прежнему в глаза Сварогу. — И вот какая петрушка получается, профессор. Вы не Беркли, коего я прекрасно знаю в лицо. И наверняка никакой не профессор. Из Москвы вы прямым авиарейсом двинулись не куда-нибудь, а именно в Шантарск. Потом засветились на закрытом — повторяю: закрытом, только для своих! — празднике. А теперь объявились аккурат возле дома, где проживал мой безвременно почивший друг по фамилии Пак… И как, уважаемый, вы мне все это объясните?

Они сидели рядышком, оружия в руках льва не было, охраны не было — ежели не считать водилу, который еще не известно, боец ли, — так что при желании Сварог запросто в минуту мог отправить льва в Страну Вечной охоты. Но…

Этот Беркли — он тот, другой, вдруг понял Сварог. Значит, он уже в Шантарске. На самолете прилетел, да еще под чужой фамилией, да еще и с дружками… Так кто из нас демон: тот, кто прикрывается чужими именами, или тот, кто выступает под собственным именем?.. И еще Сварог понял: времени у него мало. Потом будем думать, кто он на самом деле: бес или настоящий граф Гэйр — времени осталось в обрез.

— Значит, это все-таки ты, сука, — гремучей змеей прошипела Лана, со змеиной грацией поворачиваясь с переднего сиденья. — Все-таки ты. Ты организовал расстрел на Олеговой пустоши. Сволочь. И меня хотел убить!

— Заткнись, истеричка! — вдруг заорал олигарх, мигом переключаясь со Сварога на подружку. — Я же сказал: потом!

Эге, да у полюбовничков страсти кипят почище мексиканских…

— Если б я хотел тебя прикончить вместе со всеми, я бы тебе приглашение прислал, идиотка! А я не прислал, если ты помнишь? Интересно, почему? Но нет, ты же вообще думать не обучена! И решила сама пробраться на презентацию, без моего разрешения! Баба Ольшанского, кто ж ее не пропустит! Не так, что ли? Не так, да?!. Так что себя вини, дура чертова!

Лана открыла было рот, чтобы ответить достойно, но, видно, не нашлась — явно олигарх был прав на сто кругов — и перевела ищущий поддержки взгляд на Сварога. А что Сварог мог сказать? Покамест он помалкивал в тряпочку и в семейных разборках участия не принимал. Зато отметил про себя, что Ольшанский вовсе не открещивается от обвинения в расстреле.

Ну и нравы у вас тут, ребятки…

— И не смотри ты на него жалобно! — уже на излете вспышки злости выкрикнул Ольшанский. — Делать ему больше нечего, как…

Он осекся, помолчал секунду.., и вдруг понимающе протянул — еще больше успокоившийся и даже более-менее искренне ухмыляющийся:

— А-а.., вот оно что! Как говорилось в каком-то фильме аккурат по этому же поводу: теперь мы с вами вроде как родственники, месье… Ну, пусть так, ревновать уж точно не стану. Все это где-то даже символично.

В его голосе уже не было угрозы. И лжи тоже не было, насколько Сварог мог верить собственному индикатору вранья. Словно Ольшанский что-то решил для себя и теперь круто сменил тактику.

Сварог же оставался в полном недоумении. Все происходящее напоминало ему плохонький любительский спектакль — где все вроде правильно и логично, но веры доморощенным актерам нет ни на грош.

— И в дом ко мне ты никого не посылал, да? — нашла новый аргумент Лана, быстренько возвращаясь к гремучести.

Ольшанский бросил мимолетный взгляд в окно, где за тонированным стеклом терпеливо маячил блондинистый Ключник, и твердо сказал:

— Нет. Я никого к тебе в дом не посылал. Оправдываться я не собираюсь. Если хочешь.., если вы оба хотите знать правду…

Он нажал какую-то кнопку на ручке двери (стекло со стороны Сварога чуть опустилось. Сварог, опять же машинально, напрягся) и сказал, в сторону окна даже не глядя:

— Ключник, загляни-ка.

Тут же с чмокающим звуком распахнулась дверца. Сварог, поразмыслив, немного подвинулся — и означенный Ключник послушно занял место рядом с ним. Ключник, буквально пышущий угрозой. Но пока не опасный. Как заряженный револьвер со взведенным курком, но — лежащий на столе вне пределов досягаемости.

— Расскажи-ка нам, — спокойно приказал ему Ольшанский, — что совсем недавно произошло в доме Светланы Артемьевой. Правду рассказывай.

Блондин едва заметно нахмурился и спросил:

— А с какого момента…

Он на миг запнулся, а Ольшанский этот миг прошляпил, и Сварог не замедлил этим воспользоваться:

— А с того, голубь ты мой, — ласково сказал он Ключнику, по-прежнему держа общую картинку под контролем, — с того самого момента, когда на горизонте нарисовался вертолет и принялся в две струи поливать людей лекарством от жизни…

Е!.. Попал! Вот кто организовал нападение на праздник в Ледяном дворце. Ключник, кто же еще. И известно, по чьему приказу. И нет ни малейшего сомнения: дай Ключнику волю, и Сварог — моргнуть не успеете — уже превратится в доброкачественный и гарантированный труп.

— Спокойно, — жестко сказал Ключнику Ольшанский. — Выкладывай и не мельтеши. И не с вертолета начинай, а с гаишников.

Ключник помолчал малость и заговорил отрывисто скучным голосом, глядя в никуда:

— Наблюдатель на трассе передал на контрольный пост, что кордон ГБДД уничтожен неизвестными.., точнее, неизвестным — всех бойцов из группы заграждения положил один человек, мужчина, которого якобы пули не берут. Причем, положил посредством двуручного меча. К сожалению, эту информацию принял не я, а мой.., мой помощник, Константин Заславин. У него был приказ не допустить прорыва из Олеговой пустоши на этом участке… А Светлана Витальевна и неизвестный прорвались. Заславин запаниковал, вычислил хозяина.., то есть хозяйку «Геландвагена» и послал ударную группу к ней домой. В коттедж в «Золотой пади». Меня в известность не поставил. Когда я узнал о нападении на коттедж, было.., в общем, было уже поздно. Но это целиком моя вина. Никто не собирался стирать Светлану Витальевну… По крайней мере у меня, а значит, и у моих людей, такого приказа не было.

Он не врал.

— А что стало с мистером Заславиным? — спросил Сварог. Не то чтобы он в самом деле хотел знать. Спросил, просто чтобы не молчать, чтобы участвовать в беседе.

Значит, был, был наблюдатель там, на трассе…

— Заславин наказан, — кратко, но веско ответил Ключник. — Я дал ему шанс подняться, но Заславин им не воспользовался. Я допустил ошибку.

А Сварог явственно представил себе Красивые Сапоги, нюхавшего кокаин в кладовке Ледяного дома, а теперь лежащего где-нибудь в трех аршинах под землей… И ни малейшей жалости по этому поводу не испытал.

— Ну, разобрались? — нетерпеливо спросил Ольшанский. — Коля, трогай помаленьку. Не хватает только, чтобы нами занялась Дашка и чтобы мы продолжили наши выяснения в ментовском «обезьяннике».

— Вы эту рыжую имеете в виду? — Сварог небрежно мотнул головой в сторону подъезда дома. Джип мягко и мощно взял с места, покатил по улице. Второй тонированный «бомбовоз», брат-близнец первого, черной тенью двинулся следом.

Ольшанский и не скрывал своего облегчения от того, что отъехали от опасного места.

— Ее, ее имею в виду… — сказал он, расстегивая пуговицу рубашки. — К сожалению.., а может, и к счастью, только в виду. Доводилось сталкиваться. Если вцепится, хрен отдерешь… Знаете, есть риск оправданный, а есть риск до невозможности глупый. А крутиться в поле досягаемости рыжей Дашеньки — это и есть верх ничем не оправданной глупости.

Ольшанский повернул голову, взглянул Сварогу в глаза.

— Мне нравится, как вы держитесь. Думаю, мы сработаемся.

— Зачем мне с вами срабатываться?

— А у вас другого выхода нет, — олигарх обезоруживающе растянул губы в улыбке. — Вы этого еще не поняли?

— Признаться, нет, — нагло ответил Сварог. — Я вообще медленно соображаю.

Ключник сидел рядом молча и неподвижно, положив руки на колени. Манекен, а не человек. Но манекен опасный, как Терминатор.

— Вы не боитесь, — серьезно отметил Ольшанский. — Это плюс. Хотя любой, я подчеркиваю — любой на вашем месте… — он помолчал. — Знаете, поначалу я действительно всерьез намеревался выудить из вас всю информацию, а потом примитивно утопить в Шантаре. Но.., передумал. Потому что все это неспроста. Не верю я в такие совпадения. И ваше появление под именем Беркли, и звонок Пака, и его смерть…

Последние фразы он явно адресовал самому себе. Странный тип. И слишком много тараканов в голове…

— Что случилось с Паком? — спросил Сварог.

— Вы с ним знакомы?

— В Интернете нашел, — ответил Сварог честно. А что врать-то… — Сегодня ночью.

— Его убили, — буднично сказал Ольшанский. — Инсценировали самоубийство. И я даже подозреваю кто… Пак позвонил мне неделю назад, весь на нервах, сказал, что ошибся в расчетах и все произойдет не двадцать девятого сентября, а буквально завтра. Умолял взять его с собой. Я разобрался с тусовкой, подорвался, приехал — а он уже превратился в блин на асфальте…

Привратник яростно ударил ладонью о спинку водительского сиденья.

— Твари узкоглазые! Мало им китайщины, еще и к нам лезут… Наших людей убивают!

Сказать, что Сварог ничего не понимал, — значит, ничего не сказать.

Машины обогнули небольшой сквер с фонтаном, возле которого по утреннему времени резвились только дети и алкоголики, выехали на довольно оживленную улицу, влились в поток. Водитель Ольшанского вел «бомбовоз» не нагло — напротив: соблюдая, пропуская и даже перед пешеходными «зебрами» притормаживая. А Сварог почему-то был уверен, что это отнюдь не свойственный ему стиль вождения; во всяком случае, даже во времена Сварога (а точнее, во времена его пребывания на Земле) люди высокопоставленные и высокооплачиваемые позволяли себе ездить так, как им надо, а не так, как предписывают ПДД. И сейчас Сварог отчего-то был уверен, что времена ничуть не изменились. Так что, скорее всего, водила получил указания от «погибшего» для всех Ольшанского ехать аккуратно. А вот зачем — вопрос…

— Куда ты направляешься? — спросила Лана.

— Ты веришь, что я тебя не подставлял? — спросил Ольшанский.

— Да пошел ты…

— А вы? — Ольшанский повернулся к Сварогу.

— Я бы, конечно, ответил словами уважаемой госпожи Артемьевой, — осторожно сказал Сварог, — и тоже поинтересовался бы, куда мы, собственно, едем… Но не буду. Пока не буду.

— Расстрел праздника организовал я, — помолчав, негромко сказал Ольшанский. — Равно как и инсценировку собственной гибели. Узкоглазые обошли меня, получили Аркаим, и мне нужно было выиграть время, иного варианта я не видел. Такие дела… Но я не собирался убивать Лану, потому как незачем. Я вообще не знал, что она явится на презентацию. И про вас ничего тогда не знал…

«А ведь не врет», — отметил Сварог.

— И не твои люди залезли в мой дом и пытались убить нас, да?! — спросила Лана.

— Ты слышала, что сказал Ключник? Думаешь, он тоже врет? Люди, может, были и мои, но такого распоряжения я не давал. Впрочем, думай, как хочешь, оправдываться я не собираюсь… А еще мне кажется, что наш разговор свернул куда-то не в ту сторону. Сперва надо бы кое-что прояснить, а уж потом разборки устраивать…

— А вы, уважаемый гражданин Ольшанский, только рыжей Дашеньки боитесь и ничего более? — слегка надавил Сварог на олигарха. Что называется, в исследовательских целях. — Меня, например, нисколько не боитесь? Сами же признали, что застрелить меня, мягко говоря, трудновато.

Сидящий рядышком Ключник при этих Свароговых словах напрягся — это было заметно даже по его профилю. Ага, вот почему Ольшанский посадил его рядом: чтобы пресек в случае чего. Да и в самом деле было, ох было с чего напрягаться хозяйскому цепному псу.

— Нет, нисколько не боюсь, — твердо сказал Ольшанский. — И могу объяснить почему. Коля, ну-ка прижмись к обочине!

Водитель молчаливо выполнил приказ: свернул к тротуару, остановил машину. Так получилось, что они припарковались возле драмтеатра, аккурат напротив афиши, где анонсировалась пьеса некого Айгера Шьюбаша «Последний день Помпеи».

А что, очень даже символично…

— Ключник, дай мне купюру, — приказал Ольшанский.

— Какую, Сергей Александрович? — обернулся Ключник. Сварог отметил, что нелюбимое прозвище из уст начальника означенный Ключник сносит вполне.

— Любую, — нетерпеливо бросил олигарх.

Ключник запустил руку в карман, покопался там, выудил зеленоватого цвета бумажный прямоугольник, передал его шефу. Десятка, краем глаза разглядел Сварог. Конечно, он еще не стал экспертом по части того, что и почем в нынешнее, прямо скажем — странное время, но приблизительное представление о ценах уже составил, уже представлял, что червонец ныне купюра значимости невеликой. Значит, или Ключнику так уже повезло наугад вытянуть десятку, или Ключник скуповат по жизни. Ежели второе — хорошо. К скупому завсегда проще ключик подобрать. Это так, заметка на будущее, на всякий, как говорится, случай непредвиденных раскладов. Ключик для Ключника, каламбур, однако…

— Вот так, — Ольшанский недрогнувшими пальцами порвал купюру пополам. Половину протянул Сварогу. Сварог ее взял.

— Вот почему мы друг другу нужны. У вас одна половина Знания. У меня другая. По отдельности эти бумажки ничего не стоят. Так же по отдельности ничего не стоят наши части Знания… (Сварог не сомневался, что слово «Знание» Ольшанский именно так и произносит — с заглавной буквы, вкладывая в него некий особый смысл). Если мы не соединим наши половины, то и останемся с бесполезными бумажками на руках.

Сварог на всякий случай глубокомысленно промолчал. А потом спросил:

— Почему вы решили, что вторая половина… Знания у меня?

Ольшанский полез в нагрудный карман рубашки, достал сигареты. Признался:

— Ведь бросил. Год не курил. Сегодня разговелся. Но сегодня можно.

— А что, сегодня постный день? — с легкой подначкой спросил Сварог.

— Вот что определенно точно — день сегодня особенный.

Ключник перегнулся через Сварога, поднес зажигалку к сигарете шефа, дал прикурить. Выпустив ароматную струю, Ольшанский сказал с усмешкой:

— Надо сказать, для английско-подданного вы прекрасно владеете великим и могучим. Наверное, скажете, что выучили на курсах? Под гипнозом?

Сварог равнодушно пожал плечами.

— Увы. Я никакой не Беркли. И в аэропорту я не был. Вы принимаете меня за кого-то другого.

Ольшанский внимательно посмотрел на него — наверное, именно так он смотрит на какого-нибудь заместителя, который явился с докладом, что, мол, котировки акций по совершенно неизвестной причине упали на десять пунктов. Шумно выдохнул и потер лицо ладонями. Сказал:

— Ладно. Давайте, черт возьми, с самого начала. С представления, с имен. С того, с чего начинают нормальные люди, к коим мы, понятно, не относимся, иначе не сидели бы здесь, а шли бы сейчас там, — Ольшанский махнул рукой с сигаретой в сторону улицы, роняя пепел на пол и себе на джинсы. — Шли бы, размахивая полиэтиленовыми пакетами с пивом, чтобы выжрать его перед телеящиком под болтовню дуры-жены о сериалах… Впрочем, вернемся к именам. Мое вы знаете. Теперь позвольте узнать ваше? Коли уж вы настаиваете, что никакой вы не мистер Беркли…

— А когда это я называл себя мистером Беркли? — ответил Сварог вопрос на вопрос.

— Не мне, не мне! Но на таможне вы предъявляли паспорт на имя Чарльза Беркли. Прибыли вы из Конго. Ну не напрямую, конечно, а через Москву, что, впрочем, неважно…

Ого! Значит, второй Сварог оказался в Конго? Так его, болезного, не фиг демонам по цивилизованным местам разгуливать…

Хотя… Кто из них настоящий бес — это, знаете ли, еще ба-альшой вопрос…

Ольшанский между тем выдвинул вмонтированную между передними креслами пепельницу и размочалил о ее дно окурок. «Ага, нервничает, — отметил Сварог. — Очень хорошо. Так, глядишь, и проговорится о чем не хотел».

— Вашу мать! — воскликнул Ольшанский. — Я не поленился, сделал запрос.., есть кое-какие завязки кое-где. Я сравнил номер паспорта моего хорошего знакомого профессора Беркли, эсквайра, и вашего! Совпадение один в один! Что на это скажете?

«Интересно, — вяло подумал Сварог, — а что сделал с настоящим профессором тот, второй…»

— Скажу то, что уже говорил: мало того, что я не знаю никакого Беркли, мало того, что не прилетал не из какого Конго.., я вообще не был в аэропорту ни вчера, ни сегодня, ни неделю назад.

— Ваш двойник?

— Возможно.

— Шутите?

— В моем положении шутки противопоказаны, — очень серьезно сказал Сварог. И добавил:

— Особенно в свете грядущего События…

Опа! Это задело, зацепило и заставило олигарха задуматься.

— Так кто же тогда вы такой? — спросил Ольшанский негромко. — И как вы попали на праздник?

— А вам, собственно говоря, какое дело? Я имею в виду — конкретно до меня какое дело? Что вам от меня нужно?

— Правильно, так его, — зло бросила Лана с переднего сиденья. — А то возомнил себя хозяином мира, понимаешь, перед которым все должны трепетать и отчитываться.

— Знаете, в чем ваша ошибка, господин Ольшанский… Или это вы его двойник? Ато и родной брат самого Ольшанского?

— Бросьте ерничать, мистер Беркли, — поморщился олигарх. — Вы ничуть не сомневаетесь, что я — именно Ольшанский и именно Сергей Александрович. А вот кто вы… Как минимум вы серьезный про… Нет, не противник, это я не правильно выразился. Вы серьезный человек. И я все больше и больше убеждаюсь, что мы с вами сработаемся, хочется вам того или нет. Ну так в чем моя ошибка?

— Вы почему-то вообразили, что я испужаюсь вас и ваших ореликов, — Сварог кивнул в сторону Ключника. — Видимо, выработавшаяся за последние годы привычка, что все принимают перед вами позу покорности, не так ли? А я могу просто выйти. И увести за собой Лану И вы, уважаемый.., покойничек, ничего не сможете мне сделать. Во-первых, не захотите, элементарно испугаетесь. И чтобы вы там ни говорили, пусть вы приказа не давали, но вы в курсе того, что произошло в «Золотой пади»…

Ольшанский едва слышно хмыкнул.

— Приятно иметь дело с умным человеком… Однако вы же не выскочили на ходу, не выскакиваете сейчас. Значит, вам по меньше мере любопытно: а что я такого знаю, чего не знаете вы?

Сварог кивнул.

— Что правда, то правда. Любопытен я, знаете ли, от природы. Но и скрытен — все от той же природы. И как вы посоветуете преодолеть это противоречие?

— Кажется, я знаю способ, — улыбнулся Ольшанский. — Называется он «откровенность за откровенность». Слово вы, слово я. Поскольку я позвал вас в гости, а не наоборот, то и начинать мне. Согласны на такой обмен? Ну а дальше уж как получится…

— Попробовать можно, — сказал Сварог, только и ждущий информации.

— Тогда спрашивайте. Что вас интересует в первую очередь?

Сварог поразмыслил и спросил:

— Вы сказали — «к обоюдной выгоде». Упомянули про часть Знания. Нуте-с, так какой выгоды вы ждете от меня, какую часть Знания вы намерены от меня получить?

— Не о том спрашиваешь! — буркнула Лана. — Спроси его, как он убивал всех, включая тебя и меня!

— Еще успею, — пообещал Сварог.

— Ваше право, с чего начинать, — пожал плечами Ольшанский. — Чего я жду от вас? Многого, признаться. Я жду от вас рассказа о том, что случилось с экспедицией профессора Беркли, что ему удалось узнать. И какое вы имеете к этому отношение. А уж имеете непременно. У вас паспорт на имя Беркли, вы прибыли не куда-нибудь, а в Шантарск, оказались не где-нибудь, а на празднике. Ну а на следующий день я встречаю вас у дома Серафима Пака — аккурат в то время, когда бедняга размазался по асфальту. Таких совпадений не бывает даже в бразильских сериалах.

— Вы не ответили на мой вопрос, господин Ольшанский, — слегка улыбнулся Сварог. Кажется, он поймал нужный тон разговора. — Я спрашивал о другом. Я спрашивал, часть какого Знания вы от меня хотите получить? А вы хитро увильнули от ответа. Так, знаете, у нас разговора не выйдет.

— Хорошо, хорошо, — примирительно сказал Ольшанский. — Я просто не успел договорить, а вы уже в бутылку… Меня интересует часть Знания об Аркаиме. О пирамидах. Об Истинной Пирамиде. О Предтечах. В общем, все, что удалось узнать профессору Беркли. Вот что меня интересует. А вас, — Ольшанский ткнул Сварога пальцем в грудь, — не могло в этот город привести ничто другое, кроме как желание добыть недостающую часть Знания. Ага, вижу при слове «Аркаим» у вас загорелись глаза. Однако…

Совсем рядом вдруг заиграла, сначала тихо, но становясь все громче, электронная музыка. Ольшанский, изогнувшись и пробормотав: «Извините», — запустил руку в карман джинсов, вытащил плоскую коробку, раскрыл, как раскрывают пудреницы и табакерки, приложил к уху. Это что же такое, телефон?

— Да. Где? Сколько? — голос Ольшанского изменился. Сейчас он говорил презрительно-повелительным голосом начальника, беседующего с подчиненным. — А ты? Ясно. Действуй по плану. Понял меня? Хорошо.

Ольшанский захлопнул крышку телефона. Нервно постучал коробкой по колену. Повернул голову, посмотрел на Сварога.

— Из города надо выбираться. Срочно. Очень срочно. Можем попасть в кольцо, прорваться сквозь которое скоро будет весьма затруднительно. Шевчук, сука… Можем продолжить наш разговор за городом.

— За городом, конечно, удобнее, — сказал Сварог. — Особливо ежели кто лелеет задумки нехорошие…

— Да бросьте вы, в самом деле! — скривился Ольшанский. — Чем мне поклясться, что и в мыслях нет от вас избавиться? А вовсе даже наоборот…

— Спелся с ним, да?! — зашипела Лана, поворачиваясь к Сварогу с переднего сиденья. — Сволочь ты. Он же нас чуть не укокошил!

Сварог колебался недолго.

— Ты можешь уходить, — сказал он ровно. И посмотрел на Ольшанского:

— Она может уйти?

— Да ради бога, кто ж ее держит! — ухмыльнулся олигарх. — И вы, кстати, тоже можете валить. Хотя, повторюсь, это будет ошибкой. Поодиночке ни вы, ни я ничего не добьемся.

Детектор зафиксировал ложь. Что бы это значило?..

— С вами или без вас я покидаю Шантарск, — сказал Ольшанский. — Видите ли, я направляюсь в Аркаим. Прямо сейчас. Потому что время поджимает. Хотите — можете выйти. Хотите — можете ехать со мной. Я не неволю… Послушайте, вы, Беркли-неберкли. Вы что-то хотели узнать у Серафима Пака? Для того к нему и приехали? Так вот: скорее всего я знаю это «что-то». И нам есть чем обменяться. Ну, решайте скорее, времени нет…

Глава третья МИРНЫЕ БЕСЕДЫ ЗА СТОЛИКОМ

Шантарск остался далеко позади.

Дорога тянулась то среди однообразных степных раздолий, то среди тайги. Два джипа, сверкающих никелированными частями экстерьера, на скорости под сто двадцать летели друг за другом по асфальтовой полосе, пугая встречный и попутный автотранспорт. Кортеж из двух машин цвета воронового крыла, с тонированными стеклами, с «мигалкой» на крыше первой машины выглядел весьма внушительно, и, понятное дело, никому из водителей на трассе даже в голову не могло прийти не пропустить их, подрезать или, тем паче, устроить с ними гонки на шоссе. Все заранее сторонились и покорно уступали путь-дорогу. Зато без труда можно было вообразить, какими могучими словесными этажами простые водилы провожали вконец оборзевшие буржуйские лайбы…

Лана молчала. Сидела, привалившись к мягкой боковине переднего сиденья, как-то вся сжавшись, и угрюмо смотрела в окно. Пребывая, похоже, в полном душевном опустошении.

Да и Сварог молчал. Бывает так, что сама по себе дорога завораживает, особливо ежели мчишь по ней на внушительной скорости. И ехал бы так, казалось, целую вечность: позади старые неприятности и странности, впереди — новые, торопить которые нет ни смысла, ни охоты, а за окном тянется, сливаясь в смазанные серо-зеленые полосы, сибирский ландшафт. И не хочется не то что разговаривать, а и думать ни о чем не хочется, и уж тем более что-то там прокачивать и анализировать. В чем тут причина — неизвестно, возможно, что-то сродни гипнотическому трансу, когда пациента усыпляют, монотонно раскачивая перед ним на цепочке какой-нибудь медальон…

— Куда все же едем, командир? — повернув голову, выдавил из себя вопрос Сварог. — И скоро ли остановка?

Вопрос этот он задавал во второй раз. На раз первый олигарх шантарского розлива сказал: мол, потерпите, салон автомобиля — не самое лучшее место для задушевных бесед, «скоро будет вам подходящая точка…» Но на этот раз Ольшанский удостоил Сварога более развернутого ответа:

— Вообще-то, мы едем в Старовск. Слышали про такой город Солнца?

— Сознаюсь в своей серости, не слышал. Сколько до него еще.., и что мы там забыли?

— А град сей примечателен тем, что является последним форпостом цивилизации на этом направлении. Дальше — только безбрежная тайга аж до самой до границы с инородцами сволочного китайского роду-племени. Более ничем этот Старовск не примечателен. А вот что мы там забыли… По большому счету — ничего. А по малому… Кое-что заберем, кое-кто к нам должен присоединиться, малость отдохнем и двинем дальше.

— «Кое-что», «кое-кто»… Что-что, а туман ты всегда любил напускать! — уже значительно спокойнее заговорила Лана. — Я так и не услышала: какого хрена тебе надо было расстреливать праздник? Время ему выиграть надо было, надо же!..

Ольшанский повернулся к Лане. Хмыкнул, тряхнув седой шевелюрой.

— Оказывается, малыш, когда ты суровым голосом задаешь лобовые вопросы, ты чудо как хороша. Тебе бы, наверное, очень пошел прокурорский мундирчик…

— Да иди ты на хрен, тварь! — опять сорвалась Лана на крик. — И хватит называть меня «малыш»!

— Далеко ли мы продвинемся, если будем пререкаться из-за отдельных слов? — Ольшанский говорил нарочито медленно. — Впрочем, твоего душевного спокойствия ради, я, так и быть, не стану называть тебя «малыш», стану звать «радость моя». Так лучше? Ага! — Ольшанский наклонился вперед, что-то высматривая за лобовым стеклом. — Ну вот и обещанная остановка, голуби мои! Готовьтесь к выходу…

Придорожное кафе называлось «Руслан», о чем сообщала деревянная, стилизованная под нечто русское народное вывеска. Однако на резное деревянное крыльцо встречать гостей выскочил отнюдь не светловолосый русак в поддевке и картузе, а откровенно кавказский человек, смуглолицый и усатый. В его излишне суетных движениях и бегающем взгляде угадывался страх — машины к его заведению свернули уж больно непростые, поди догадайся, кто там за тонированными стеклами и чего можно от них ждать.

Ключник выскочил первым, открыл переднюю дверцу, помог выбраться Лане, потом выпустил шефа. Сварогу же ни одна сволочь не помогала, пришлось все сполнять самотужки. Блин, ну никакого почтения королевскому званию…

Ольшанский смачно потянулся, щурясь на солнце. Огляделся, на миг задержав взгляд на стоянке, где сейчас находились две большегрузные фуры и неприметный «жигуль». Чуть повернул голову в сторону замершего в напряженном ожидании кавказца.

Еще раньше хозяина на волю выбрались добры молодцы охранники из второго джипа, голов числом в три. Автоматы на их плечах не висели, однако от внимательного взгляда не могли укрыться характерные очертания под рубахами навыпуск. Водители джипов остались за баранками.

— Здорово, уважаемый! — обратился к трактирщику Ольшанский. — Звать тебя, небось, Руслан, и ты — хозяин этой ресторации?

— Хозяин, да, — часто закивал кавказец. — Я — Ахмет. А Руслан — брат мой. Его хотите видеть? Позвать?

— Вот что, Ахмет, — по-барски сообщил Ольшанский. — Давай-ка с тобой посчитаем. Так, так, — он деловито прошелся по скрипучим половицам крыльца. — Домик из бревен, вагонкой и сайдингом не обшитый, лишь крашеный. Ну, предположим, внутри имеется евроремонт, проверять идти лень… Та-ак, значит, что еще? Сараюшка с дровами, совсем копеечная беседка, хозблок с каким-то барахлом… А, от нее идет провод к дому! Значит, там стоит дизельный генератор. Приплюсуем и генератор. Ну, еще так и быть учтем всякую дребедень типа микроволновок, содержимого бара, запаса продуктов и даже.., малэнкий маралный ущэрб, да? Короче, земеля… Двести тысяч зеленых долларов будет за глаза и за уши. Устроит тебя, Ахмет, такая сумма за твой «Шашлык-дональдс»?

— Все сделаем в лучшем виде, — с языка не на шутку перепуганного множащимися непонятками кавказца, видимо, слетела заготовленная стандартная фраза. — Шашлыки пальчики оближешь, дорогой…

— Значит, так, Ахмет, — Ольшанский шагнул на крыльцо и покровительственно опустил руку на плечо кавказцу. — Деньги получишь прямо сейчас. Потом сообразишь нам покушать. Шашлычки, чую, уже готовы, — Ольшанский шумно втянул носом воздух. — Ах, как люблю этот запах! Не из собачатины? Шучу, шучу… Накроешь вон там. — Ольшанский кивнул на отдельно стоящую беседку. — Принесешь все свое самое лучшее и свежее. И тут же, Ахмет, уезжаешь отсюда навсегда. Я покупаю твое заведение. За двести тысяч баксов. Ключник, выдай нашему другу и деловому партнеру обговоренную сумму. А заодно распорядись насчет перекусить.

И не дожидаясь вопросов и возражений, оставив кавказца на своих подчиненных, Ольшанский направился к беседке. Сварог и Лана последовали за ним. Олигарх зашел в беседку и с выдохом «фу-у-у» устало плюхнулся на лавку, будто только что пробежал стометровку, а не перебрался сюда с мягкого сиденья внедорожника.

— Мы перестали спешить? — Сварог занял место за дощатым столом напротив олигарха.

— Пока да, — сказал Ольшанский. — Задерживаться в городе дольше было чрезвычайно опасно. Счет шел уже на минуты. Эта сучка Даша могла крепко сесть нам на хвост. Нюх у нее, как у ищейки… Но мы вроде вырвались. Сейчас же спешку можно поумерить. Потому как мы идем даже с некоторым опережением графика… А кроме того, нам надо обговорить детали, выяснить позиции друг друга и определить расклад сил.

Олигарх посмотрел на часы (даже полный лох, совсем не разбирающийся в наручных часах, сразу бы понял, что за изделие, украшающее запястье Ольшанского, можно купить не один придорожный «Руслан») и сообщил:

— Мы опережаем график ровно на час. Этот час предлагаю провести в моем собственном заведении общепита. Всегда хотел попробовать себя в ресторанном бизнесе. Мечта идиота наконец сбылась.

Сварог задумчиво смотрел в сторону.

Что-то не клеилось.

Вот хоть убейте — не клеилось, и все! За двести тысяч долларов купить плевую придорожную забегаловку? Даже если доллар тут вообще ничего не стоит — достаточно посмотреть на рожу Ахмета и понять: такая покупка не лезет ни в какие ворота. Нет, некая сумасшедшинка в глазах Ольшанского определенно присутствует, это к бабке не ходи, но не до такой же степени.., словно человек обналичил все свои чеки и кредитки и теперь сорит кэшем направо и налево. Словно завтра Конец света и деньги уже вообще никому не понадобятся.

О, Ключник как раз таки передает пачки зеленых фантиков кавказскому человеку Ахмету. Достает прихваченные банковской оберткой параллелепипедики из спортивной сумки, лежавшей сверху в битком набитом багажнике. (А что ж там еще такого интересного, в багажнике-то, что бабки валяются на самом верху?..) Ахмет рассовывает деньги по карманам, судорожно, с остановившимися глазами пихает за пазуху. Не приходится сомневаться: хлопцы Ольшанского быстро и доходчиво растолковали кавказцу, что принять предложение этого большого человека во всех смыслах гораздо выгоднее, чем гордо отвергнуть.

— Денежек не жалко? — Лана вытащила из пластикового стакана бумажную салфетку, обмахнула ею лавку и только потом села. Села рядом со Сварогом. — Ну, положим, скупым ты никогда не был, но и гусарства за тобой не замечалось.

— Просто сегодня особенный день, — весело сообщил Ольшанский, выкладывая на стол пачку сигарет и зажигалку в серебряном корпусе с крупным зеленоватым бриллиантом посередине. Рядом с пепельницей в виде тарелочки из алюминиевой фольги зажигалка смотрелась, как алмаз на помойке. — Последний день старой жизни, друзья мои, — сказал он торжественно. — Не то чтоб завтра не наступило никогда, но… Но завтра все будет по-другому. Прежние цели, старые фетиши — вся эта мелочь и суета враз сделается смешной и глупой, как.., смешны нам сейчас конфетные фантики, которые в детстве представлялись величайшей ценностью. Завтра над всем сегодняшним мы станем смеяться. И деньги, эти зеленые бумажки, завтра станут тем, чем они и есть на самом деле — нарезанной на куски цветной бумагой…

— Ты не ответил на мой вопрос, — не спрашивая разрешения, на правах хозяйки (пусть и донельзя разозленной) Лана вытряхнула из пачки Ольшанского сигарету, прикурила от брильянтовой зажигалки. — Расстрел — это твоя работа?

Олигарх откинулся назад, разбросал руки по ограде беседки. Широко, открыто улыбнулся — так улыбаются только честнейшие из людей, добившись правды.

— Я ж уже говорил! Моя работа, только моя и ничья больше. Завтра наступает особенный день, друзья мои. Отпал всяческий смысл что-то друг от друга скрывать. Потому я и не стану отрицать, что это моих рук дело. Вернее, моего ума: руки были не мои. Грешен, — Ольшанский скорчил виноватую гримасу и изобразил шутовской поклон.

— И зачем тебе это понадобилось? — Лана, сделав всего несколько затяжек, растерла окурок о дно алюминиевой тарелки. — Выхода другого у него, понимаете ли, не было, времени не было, понимаете ли… Просто захотелось превратить наш городок в Чикаго? Дон Ольшанский, блин…

— Поверь мне, ты вообще ничего не понимаешь. Ничегошеньки.

Лана не затушила окурок как следует, он продолжал дымить, Ольшанский спокойно послюнявил палец и загасил его.

— Прежде всего, ты не знаешь размаха игры. А размах, я тебе скажу… — олигарх тряхнул седовласой гривой, покрутил головой. — Когда игра идет на такие ставки, правила у игры могут быть только одни: самые древние правила, по которым не может быть иных итогов, кроме победы или поражения. Никаких промежуточных состояний не признается. Вряд ли ты поймешь меня, малыш, если сама никогда не поднималась до таких ставок…

— Ну куда уж мне! — презрительно скривилась Лана. — Только все равно никогда не докажешь мне, что была необходимость убивать ни в чем не повинных людей!

— Была бы другая возможность — не убивал бы, — вмиг стал серьезным.., очень серьезным Ольшанский. Сделал паузу и тоже закурил. — К сожалению, время поджимало, а ставки, как я уже сказал, слишком велики.

— И что это за ставки, позвольте поинтересоваться бедному страннику? — вклинился Сварог, чтобы прекратить эти выяснения отношений. — Аркаим?

— Ага, он самый, — тут же кивнул Ольшанский. — Территория в двадцать квадратных километров. Или историко-археологический заповедник «Аркаим». Презентация, позволю напомнить, и была посвящена окончанию тендера по приватизации сей территории…

— Каковой тендер вы проиграли, — напомнил Сварог.

— А вы когда-нибудь садились за карты с поездными каталами? Много ли шансов у пассажира выиграть, когда игра идет краплеными картинками, когда их сдают сами каталы? Когда проводники и дежурные менты у них на прикорме, а на подстраховке в тамбуре дежурит парочка амбалов? Вот то-то! Здесь та же самая история с теми же самыми шансами на выигрыш.., разве что масштаб иной. И даже при моих, уж поверьте, весьма не слабых возможностях, честно выиграть борьбу было решительно невозможно…

Из кафе вышли двое мужиков в поношенных кожаных «косухах». Один из них держал в руках большую столовую тарелку, накрытую другой такой же тарелкой… Ага, понятно: это шоферы-дальнобойщики, которых культурно попросили закончить свои обеды и топать на выход, но разрешили забрать недоеденное с собой, щедро презентовав и заведенческую посуду. Вслед за шоферами из дверей «Руслана» выскользнули две черноволосые женщины с подносами. Почти бегом направились к беседке.

— Вам наверняка знакомо излюбленное выражение сегодняшних дней: «Бабло побеждает зло». Или вот еще: «Завалить проблему баблом». В точности соответствует тому, что произошло. — Ольшанский продолжал говорить, не обращая внимания на женщин, что вошли в беседку и теперь расставляли на столе тарелки с какими-то салатиками, бастурмой, лимончиком и икоркой, бутылки, стаканы. — Мои узкоглазые конкуренты баблом завалили все, что можно, и всех, кого надо. И здесь завалили, и в Москве. Этот Чжоу И, чтоб ему в его китайском аду… Словом, однажды я четко осознал, что ссать против ветра — пардон, мадемуазель, — нет ни малейшего смысла…

— О! — сказал Сварог, изображая внезапное озарение и при том намеренно малость переигрывая. — Некто Чжоу И выиграл Аркаим, который вам тоже был жизненно необходим. И тогда вы решили отступить. И выждать. И тем временем подготовить сокрушительный удар?.. Послать вместо Чжоу свой вертолет, но не пассажирский, а боевой?

— Чтоб у китаезов земля под ногами загорелась, — удовлетворенно кивнул Ольшанский. — А вы быстро схватываете суть! Ну да, чтоб все конторы, начиная от ФСБ и заканчивая ГБДД, землю носом рыли, выясняя, какого дьявола Чжоу И понадобилось с собственного вертолета изничтожать толпу ни в чем не повинных людей…

— Ну так а зачем вам нужен был Аркаим? — спросил Сварог.

Ольшанский, сволочь, лишь невинно улыбнулся.

Дальнобойщики тем временем забрались в кабины своих фур. Один, чуть задержавшись на подножке, скользнул взглядом по людям в беседке и, как показалось Сварогу, остановился на Ольшанском. А ведь мог и узнать: сибирский олигарх, по словам Ланы, был фигурой публичной, нередко мелькал в местных новостях. Кстати, и весть о его смерти должна была прогреметь по всей области…

А вот еще раз кстати: чего ж Ольшанский-то стал вдруг вести себя столь неосмотрительно? Приложил недюжинные старания, чтобы его считали навсегда погибшим, и вот на тебе — берет и запросто открывается встречным-поперечным! Мало ли кто кому брякнет: слух мигом разнесется, в прессу попадет. Случайностей и совпадений в жизни хватает. Сварог мог объяснить подобное безрассудство только одним — Ольшанский уверен, что ему уже никто и ничто не сумеет помешать… Так почему молчит об Аркаиме? Если уж Сварог ему, дескать, столь необходим…

— Никак нельзя было допускать, чтобы китайцы добрались до Аркаима, — это Ольшанский сказал, дождавшись, когда обслуживающие женщины отойдут. — Они бы там мигом развернулись. Тогда Аркаим можно было бы считать потерянным навсегда.

— И другого способа не было? Кроме расстрела?

— Ни одного, — убежденно сказал Ольшанский. — Думаете, я не рассмотрел все возможные варианты? Нет. Только акцией можно было отсечь китайцев от Аркаима, хотя бы на время. То время, что необходимо мне.., особенно после звонка Серафима Пака. Событие произойдет завтра. Я успею. Они опоздают. Поверьте, был бы другой способ, я выбрал бы его.

— И что это за Событие, вы так и не ответили.

— Разве? А мне казалось, вы и так в курсе… Ну так отвечаю: завтра наступит конец старого мира и родится мир новый, — просто ответил олигарх. — И если роды нового мира буду принимать я, то я обрету такие силу и власть, которые не снились ни одному богу.

Олигарх взял бутылку коньяка, скептически хмыкнул, мол: «И это у вас лучшее?» — свернул пробку и набулькал себе, Лане и Сварогу граммов по пятьдесят. Именно в такой последовательности.

Значит, конец, вот как. Не больше и не меньше.

Нельзя сказать, что Сварог был удивлен — чего-то подобного он и ожидал. Об этом и говорил ему бес в обличье красотки…

«Вот ведь странно, — Сварог вдруг поймал себя на чудовищной по своей сути мысли. — Я разговариваю с убийцей… С человеком, который сам признал себя убийцей. На его совести не одна человеческая жизнь, я сам видел, что он натворил со своим вертолетом… И это только то, что я видел своими глазами! И тем не менее я спокойно что-то там обсуждаю с ним… Либо я настолько уже зачерствел душой, либо… — и тут опять накатило ненужное:

— Либо это демоническая сущность проявляется…»

— А разве китайцев еще как-то можно отсечь? — спросил Сварог, качнув головой и прогоняя лишние мысли. — Контракт-то о перепоручении Аркаима все равно подписан…

— А вы не догадываетесь, в чем дело? — Ольшанский пристально посмотрел в глаза Сварогу. — Время это дает, что ж еще. Выигрыш времени, а значит, победу. Так и вышло, как задумывалось. Шум поднялся до небес. Еще бы ему не подняться, когда в одночасье полег чуть ли не весь шантарский истэблишмент, во всяком случае — то крыло чиновников и бизнесменов, что стояло за вице-губернатором. И вместе с ними смерть жуткую, лютую приняли иностранные гости и, что еще важнее, стратегические инвесторы. А это уже, дорогие мои, означает международный скандал и, самое главное, расследование высшей категории под контролем самой Москвы. Подобное расследование подразумевает, что под подозрением находятся все, невзирая на чины, звания и былые заслуги… — Ольшанский ухмыльнулся. — Ну разве что кроме погибших, включая и убиенного господина Ольшанского. Конечно, контракт никто не отменял и вряд ли намерены пересматривать, но уже объявили, что проходит проверка всех обстоятельств подписания договора и так далее. А сие означает, что никаких китайцев до окончания следствия к Аркаиму не подпустят. Собственно, чего я и добивался. Вернее, добился. Время выиграно. И выиграть-то надо было всего ничего…

Ольшанский выпил коньяк залпом, как водку, скорчил гримасу, которую можно было перевести как: «Хм, думал будет хуже», — подцепил дольку лимона.

Закусил.

— Позволю себе глупый вопрос, — сказал Сварог, крутя на столе тупой столовый нож. — А кто погиб вместо вас? Случайностью ваша смерть никак быть не могла, видел своими глазами. Двойник? Или, быть может, имелся родной брат-близнец, которого вы и отправили на тот свет вместо себя?

В голову Сварогу пришла странная мыслишка: «А ведь не составляет труда подвести черту под бурной жизнью олигарха Ольшанского. Обойтись при этом без всякого колдовства… Хоть бы этим тупым ножом. Резко наклониться вперед, одно быстрое движение руки… Бандерлоги Ольшанского дернуться не успеют, как все уже будет кончено. А еще я могу перемахнуть через стол, прихватить олигарха в заложники и начать приказывать его псам: мол, бросить оружие на землю, отойти подальше от машины…»

Почему Ольшанский так в Свароге уверен? Неужели олигарх искренне считает, что желание Сварога узнать что-то там насчет Аркаима гарантирует ему, Ольшанскому, полную безопасность?! А ведь, похоже, так оно и есть, так Ольшанский и думает…

— Родных братьев не имеется, — серьезно сказал Ольшанский, опять же ничуть не кривя душой. — Равно как и сестер. А вам, как я погляжу, непременно надо выставить меня сущим монстром. Ладно, считайте кем хотите… — Ольшанский махнул рукой. — Да, да, с двойником вы в точности все угадали. К слову сказать, двойника я себе подыскал задолго до того, как началась борьба за Аркаим. Еще в то горячее перестроечное времечко, когда сколачивались российские капиталы. Не слышали о Зубкове?

Вопрос был адресован Сварогу, но Ольшанского опередила Лана:

— Алюминиевый магнат, убитый в позапрошлом году во время воровской сходки в недостроенном метро… Ты о нем?

— О нем, чтоб ему черти на том свете угольку подкинули, — кивнул Ольшанский. — В свое время угораздило меня оказаться с ним по разные стороны баррикад… А это для всех было чревато. Пришлось срочно обзаводиться за бешеные деньги броневиком, дополнительной охраной, двойником.., и вообще черт знает чем. Я и на Тибет отправился, когда стало совсем горячо и надо было где-то переждать. Ну а меня здесь все то время успешно изображал двойник. А во второй раз — вчера. С Зубковым кое-как разошлись, и вообще все стало успокаиваться. Но с двойником я не разорвал, приберег человечка, подкармливал его все это время. Вот он и сгодился…

— Слушай, Ольшанский! — Лана вдруг резко придвинулась к столу. — А тебе нисколько не жалко всех этих людей, ни сном, ни духом не ведавших об Аркаиме, о тендере, о прочей херне, которая не стоит даже одной человеческой жизни? А скольких ты расстрелял! Я уж о себе не говорю, тут-то как раз мне все ясно… О других. И смотри, как ты говоришь. «Подкармливал», «сгодился». О людях, как о мусоре.

Ольшанский поначалу закатил глаза — типа, насколько его достали сумасбродные дурочки, — но потом вдруг шарахнул кулаком по столу изо всех сил, едва не разбросав шашлыки:

— Жалость, говоришь?! Невинные люди? Ну-ну! Где ты там невинных разглядела, дура! Я лично ни одного ягненочка не видел. Тебе перечислить всех поименно, кто там был? Половина — толстожопая чиновничья сволочь, озабоченная только тем, как бы еще где какой кусок отхватить. Другая половина — бизнесмены. Такие же, как я. Из тех, кто пробился наверх и сдружился с властью. А пробивались исключительно по головам. И по трупам. Как и я сам. Там еще присутствовала самая мерзкая из нынешних человеческих разновидностей — сынки. Мы-то хоть зубами свое выгрызали, а эти получили даром и теперь строят из себя наследных принцев! Вот уж кого ни капельки не жалко. Да и вообще, ты же покрутилась в нашем мире, кто там кого хоть когда-нибудь жалел? Сейчас ты скажешь: «А как же женщины?» А точно так же! Хочешь полного душевного и телесного спокойствия, так выбирай себе слесаря, пекаря, токаря или малобюджетного интеллигента. А если хочешь сытно жрать, спать на мягком, одеваться в бутиках от всяких карденов и шастать по заграницам, то будь готова, дорогуша, что машину с твоим дружком могут взорвать или упокоить с ним рядышком перекрестным огнем из дюжины автоматных стволов. Короче, ни учителей, ни врачей, ни детей, ни монашек на Олеговой пустоши не было…

— А если б были, хочешь сказать, это бы тебя остановило, — криво усмехнулась Лана.

— Я хочу сказать то, что уже сказал: ставки слишком велики. Когда идет игра по таким ставкам, земля горит на сто верст окрест от эпицентра. Это как падение метеорита. Метеорит ты тоже обвинишь в жестокости?.. Ладно, хватит пустого трепа. И вообще, я заканчиваю до поры с монологами, приступаю к вопросам. Я представился, я рассказал о себе, теперь ваша очередь, мистер Беркли. Или, может, все же назовете вашу настоящую…

Ольшанский резко оборвал фразу, потому что давешние черноволосые женщины принесли подносы, принялись с них сгружать одуряюще аппетитно пахнущие шашлыки, лаваши, зелень, помидорчики, две бутылки французского вина. Открыванием такой бутылки занял себя Сварог, пока женщины раскладывали еду. Он вдруг понял, что дьявольски проголодался. Когда он ел нормально в последний раз? Еще там, на Короне, бутерброды перед Ланиным компьютером не в счет…

— Ну так как все же вас звать и кто вы такой на самом деле? — спросил Ольшанский, когда чужие уши отдалились от стола.

Сварог налил вина Лане, потом себе, взял в руки бокал (дешевенький, с дурацким цветочком на стекле), поболтал вино по стенкам, отпил. Наверное, вино было все же французское, но явно не из элитных сортов. «А может, ты, ваше странствующее величество, просто избалован до невозможности винами из королевских подвалов?»

— Зовите меня Сварог. Просто Сварог. Это фамилия, но меня все так зовут, я привык… — Он деловито принялся стаскивать вилкой куски шашлыка себе на тарелку. — Я так понимаю, все зигзаги моей биографии вам не должны быть интересны. Ну какая, в сущности, разница, где родился, на ком женился, по каким краям мотало. Главное, что на сегодняшний день я — профессиональный искатель Аркаима. Это точка на карте меня крайне интересует.., равно как, я понимаю, и вас.

И он положил в рот кусочек мяса. К чести заведения, мясо оказалось превосходным.

В это время двое мужчин (давешний Ахмет и несомненно Руслан, поскольку был столь же черняв и при таких же усах) и невесть откуда взявшийся пацаненок лет десяти торопливо вышли откуда-то из-за кафе и направились к потрепанному «жигулю». Ахмет что-то вполголоса втолковывал брату, экспрессивно размахивая руками, Руслан же в высшей степени задумчиво косился на компанию за столом в беседке. Все трое погрузились в «жигуль» и споро отъехали, взрыкивая пробитым глушителем. Придорожная забегаловка «Руслан» отныне, пусть и без нотариального оформления сделки, перешла в безраздельную собственность олигарха Ольшанского. А кроме того, сейчас тут не осталось кроме них никого, никаких посторонних свидетелей — ну, кроме официанток и, может быть, еще поварихи. Факт сей Сварог просто констатировал, и не более. Объяснений причин, по которым Ольшанскому приспичило за сумасшедшие деньги покупать забегаловку, не прибавилось. Посторонние свидетели всяко бы его не остановили ни перед чем. Тем более превратить свидетелей в потерпевших — дело минутное…

Сварог искоса наблюдал за олигархом и только сейчас сообразил, кого Ольшанский ему напоминает. Именно такое выражение лица было у тех салаг, которым предстояло впервые прыгнуть с парашютом. Ожидание, восторг, ужас перед бездной, нетерпение — и все это под плохонькой маской спокойствия: мол, мне на эти прыжки положить с прибором, я самый смелый.

— Ну допустим, господин… Сварог, — сказал Ольшанский, вновь наливая себе коньяка, а к мясу пока не притрагиваясь. — Не хотите выкладывать факты вашей несомненно бурной биографии — не настаиваю. Тогда расскажите мне про Африку и про Беркли.

— Жаль, что вы не умеете отличать правду от лжи, Сергей Александрович, — вздохнул Сварог, запив шашлык вином из бокала. — А никаким клятвам, я так понимаю, вы все равно не поверите. В противном случае я бы поклялся вам хоть на Библии, хоть на томике Карла Маркса, что имя Беркли впервые услышал от вас, что не из какой Африки я не прилетал и ни через какую таможню не проходил…

Ольшанский забарабанил пальцами по столешнице.

— Вы не совсем правы, милейший Сварог, в большинстве случаев я как раз таки вижу, когда человек врет, иначе грош цена мне бы была как деловому человеку… И отчего-то сейчас мне кажется, что вы говорите правду. Признаться, сам не понимаю, почему мне так кажется. Ну, допустим. Предположим. В конце концов, у меня был двойник, и я не вижу причин, почему бы и вам не иметь двойника. Хорошо… — Он маханул коньяк залпом. И закусывать не стал. — Хотя и странно. Я всегда полагал, что умею разбираться в людях. А вас я, откровенно говоря, раскусить не могу.

— Не надо меня кусать, — процитировал Сварог, но Ольшанский его не слушал.

— Откровенно говоря, я вас боюсь. Вы ведь не простой человек, да? Я знаю, можете не отвечать. Как вы оказались без приглашения на Олеговой пустоши, да еще в лакейском наряде? Как изничтожили до зубов вооруженный кордон на шоссе? Как выбрались из коттеджа? И самое главное: кто прилетел в Шантарск под именем Беркли? Ответьте мне на эти вопросы, Сварог. А там видно будет…

Сварог задумчиво посмотрел на олигарха. Момент настает прещекотливейший. Ольшанский — голову на отсечение можно дать — напряженно размышляет, как ему быть с этим типом напротив. На контакт по-хорошему «Сварог» не идет, а по-плохому… Так ведь неизвестно еще, чья возьмет, ежели начать по-плохому. Да и ссориться как-то не с руки ни одной стороне, ни противоположной, обе стороны пока нужны друг другу, это Сварог понимал четко. Но ведь не станешь же рассказывать олигарху про Талар, путешествия между мирами, про бесовское судилище…

Надо было что-то сочинять.

— Вы не простой человек, — напряженно повторил Ольшанский, чувствуя колебания Сварога и наклоняясь вперед. — Откуда-то взявшийся и куда-то исчезнувший меч, неуязвимость, двойники какие-то… И это, я подозреваю, не все ваши возможности, не так ли?

— А если и так?

— Покажите.

В глазах Ольшанского проявилось прямо-таки детское нетерпение.

Ну я тебе, подумал Сварог. И пожал плечами:

— Ежели вы так настаиваете…

Он мысленно произнес нехитрое заклинание и откинулся на деревянную спинку лавки, искренне наслаждаясь зрелищем.

А наслаждаться было чем. Преобразившийся Ключник за его спиной сдавленно, но явственно произнес «ой-е…», вслед за чем раздался отчетливый звук выдираемого из кобуры ствола, и Сварог каким-то верхним чутьем понял, что его затылок оказался аккурат на продолжении линии «глаз — мушка». «Ну-ну, ты пальни еще, соколик…» Остальные преобразившиеся охраннички, грош им цена, впали в состояние ступора, обалдело глядя друг на друга и за волыны пока не хватаясь, потому как не видели вокруг конкретной цели. Точнее, целей стало слишком много.

Преобразившийся же Ольшанский выступил более эмоционально: он вскочил, резким взмахом руки сбив наземь шампур с мясом, отшатнулся, как от привидения, уперся спиной в непрочную оградку беседки. Не менее (и, что характерно, не более) преобразившаяся Лана переводила остекленелый взгляд с одного одинакового лица на другое. Потом малость собралась — перекрестилась и вполголоса матернулась, но с места не сдвинулась. А Сварог едва не расхохотался, глядючи на обалделые лица присутствующих. Да и не только на лица, но и на фигуры, на одежду..

И как тут было выдержанному господину Ольшанскому сдержать эмоции, когда и лица окружающих олигарха людей, и фигуры, и одежка — все, в общем, до последнего штришка в мгновенье ока изменилось, и теперича его, господина Ольшанского, окружали шестеро одинаковых Сварогов. (Сам он тоже, кстати говоря, превратился в Сварога, но покамест сего прискорбного факта не заметил.) Да, отсталый мирок. Никто не знает элементарного заклинания, посредством которого возможно нацепить на любого из присутствующих против его воли любую личину. Вот настоящий Сварог и решил в качестве наглядной демонстрации нацепить на всех личину собственную. Так что теперь в беседке при кафешке под названием «Руслан» размещались аж семеро Сварогов. Трое за столиком, четверо по периметру. Было от чего впасть в небольшое, мягко говоря, замешательство…

— Это.., гипноз? — хрипло спросил Сварог-Ольшанский, придя в себя и разглядывая шестерых Сварогов.

А Ключник, умница, даром что убивец, негромко и очень ровно произнес, поводя стволом с одного Сварога на другого, на третьего:

— Сергей Александрович, я знаю, кто из вас.., из них…

Ну да, элементарно: ведь все остались на своих местах, лишь преобразились, стало быть, и виновник сего маскарада сидит себе преспокойно на своей лавочке. «Эх, что-то многовато Сварогов развелось в последнее время…»

Но Ольшанский уже взял себя в руки, громко сказал:

— От-тставить. Я тоже знаю.

Он сел на место, брезгливо посмотрел на запачканную кетчупом спортивную форму и поднял глаза на Сварога-настоящего. Сказал сдавленно, но очень искренне:

— Убедительно. Весьма впечатляет, признаюсь. Не знаю, как вы это делаете, но… Лучше давайте вернемся к.., прежним обликам. Не ровен час, бойцы начнут пальбу…

— О, у ваших еще и оружие есть? — весело изумился Сварог, но заклинание все же снял — а то в самом деле пальбу устроят, еще заденут кого-нибудь с перепугу. Или официанточка, выглянув и узрев подобную картину, скоренько съедет с умишка. Спортивная форма на Ольшанском вновь превратилась в клетчатую рубашку, а вот пятно от кетчупа никуда не делось, так и осталось. — Или, боярин, желаете окончательно убедиться насчет моей пуленепробиваемости? Желаете пострелять, ваше благородие? Или вам недостаточно отчетов о других стрельбах? Олегова пустошь, допустим. Или инцидент с гаишниками. Или нападение на дом Ланы… Попробуйте, попробуйте. Ай-ай, шашлычок-то остывает…

И он, несомненно рисуясь и делая это совершенно сознательно, впился зубами в сочное мясо. Остальные застыли, прямо по Гоголю, в немой сцене. Шашлычок, вопреки ожиданиям, оказался недурственным, мясо было промариновано неплохо, разве что некоторые куски чуть сыроваты, но оно и понятно — некогда было бывшему хозяину придорожного общепита прожаривать его до полной готовности.

Ольшанский смотрел на него хмуро. Лана же сидела, распахнувши рот и вытаращив глазищи.

— Кто вы такой? — чуть погодя спросил олигарх напрямик. Достал салфетку из стаканчика и принялся пятно оттирать.

— Человек божий, обшит кожей, как говаривали в стародавние времена… — беспечно ответил Сварог с набитым ртом. — Но, насколько я помню, вы обещали начать первым — вроде как на правах хозяина.

Еще одна многозначительная пауза.

— И что вы желаете знать?

— Душа моя, — проникновенно сказал Сварог, тщательно прожевав и проглотив мясо, — я многое желаю знать. Например, решаема ли теорема Ферма и есть ли жизнь на Марсе. Но в данный конкретный момент меня интересует только одно: какого ляда лично вам нужно от Аркаима и от меня. Кажется, это именно вы любезно пригласили меня прокатиться и поговорить? Вот и начинайте, хватит уже вопросов. Устал я.

Над столом повисла гнетущая тишина.

— Ладно, — наконец сдался Ольшанский, бросая салфетку в пепельницу, — ваша взяла. У меня цейтнот, у вас, кажется, тоже, хоть вы и.., ну, неважно. Итак. Давайте все сначала. С какого момента вы желаете начать?

— Если можно, с самого начала и начистоту, — вежливо сказал Сварог. И добавил:

— Раз уж пошла такая пьянка.., то давайте начнем с Аркаима и вашего к нему немалого интереса.

— Аркаим… — Ольшанский словно покатал это название во рту, пробуя на вкус. — Что ж, я готов открыть карты. Но история моего интереса к нему — это долгая история, так что наберитесь терпения, мон шер…

Глава четвертая ДВЕ БИОГРАФИИ

Ольшанский сграбастал бутылку коньяка и — опа! — запрокинув голову, принялся пить прямо из горла, словно он не олигарх никакой, а заурядный российский алкаш. Хотя, конечно, алкаши предпочитают употреблять внутрь чего-нибудь попроще и, главное, подешевше, но в остальном совпадение полное. Многоградусную жидкость Ольшанский пил жадно, пил как воду и выдул, не отрываясь, примерно треть бутылки, а то и поболе. Наконец остановившись, утер рот тыльной стороной ладони, сильно выдохнул и следом шумно втянул в себя воздух.

Судя по тому, как Лана взирала на это действо, ничего необычного для себя она не увидела. Похоже, водилась за олигархом привычка заливать жизненные сложности и стрессовые ситуации крепкими спиртными напитками.

— Я всегда говорил: в этом мире нет места случайностям, все предопределено, все, — произнес Ольшанский, расстегнув несколько пуговиц рубашки и откинувшись спиной на ограду беседки. Поднял палец. — А сначала, как оно и положено, было Слово. И Слово то было явлено в Книге…

Ольшанский взял с продолговатой металлической тарелки шампур с нанизанным на него жареным мясом, повертел задумчиво, положил на место, не притронувшись. Посмотрел на часы. А вообще-то, олигарха слегка забрало от коньяка — появилась некоторая дерганость в движениях и легкая замутненность во взгляде.

— Время у нас еще есть, — сказал Ольшанский. — Кстати, знаете, как называлась та книга? «Дорога в Атлантиду», вот как она называлась…

…Книгу он обнаружил на общественном чердаке того дома, в котором появился на свет и в котором прожил с родителями до получения аттестата зрелости. Такие дома принято было называть домами барачного типа — двухэтажная деревянная уродина, наспех сколоченная в послевоенные годы. Правда, строителям не ставилась тогда задача возводить всенепременно шедевры деревянного зодчества и строить не меньше, чем на века. Задача была иной — склепать временное жилье для тех, кто по комсомольским путевкам или по доброй воле приехал возводить Шантарскую ГЭС.

Временное, как водится, превратилось в вечное (между прочим, некоторые из такого рода бараков и по сю пору украшают рабочие окраины многих городов вообще и Шантарска в частности, и люди в них еще как-то умудряются жить).

— Прошу заметить, у меня было счастливое детство, несмотря на всю убогость и неустроенность быта. Сейчас вспоминаю, как мы ютились втроем в одной комнатухе, какая слышимость была в бараке, как перед зимой конопатили все щели, коим число было мульон… Вспоминаю, что если… М-да, а ведь действительно был счастлив!

Ольшанский вновь приложился к бутылке, но на сей раз ограничился одним глотком. Затем все же стянул с шампура кусок мяса, забросил его в рот. Прожевав, продолжил:

— В общем, и ослу понятно, что все мало-мальски ненужные вещи не хранили в комнатах, где и без того было не развернуться, а либо выкидывали на улицу, либо волокли на чердак. Чердак был любимым детским местом, хоть взрослые и гоняли нас оттуда, справедливо опасаясь пожаров. Эдакий романтический мир отверженных вещей…

Кто отнес на чердак ту книгу, мальчик Сережа Ольшанский так и не выяснил. Да и не пытался выяснить, поскольку всерьез опасался, что объявившийся хозяин вдруг возьмет и отберет у него книгу.

Это было дореволюционное издание с «ерами» и «ятями», со всякими там «жуткаго облика» и «страшныя истории», с черно-белыми гравюрами. Книга слегка обгорела по краю, побывав в неведомых передрягах, обложка отсутствовала, как и добрая четверть страниц. Хорошо хоть автор и название были пропечатаны сверху на некоторых из страниц: Пашутин И. Г. «Дорога в Атлантиду»…

Много лет спустя Ольшанский навел справки об этом Пашутине И. Г, и его «Дороге в Атлантиду». Между прочим, нелегким делом оказалось. Запросы в обычные общедоступные библиотеки и архивы ничего не дали. И пришлось задействовать чудотворящую силу больших денег, которая сбоев, как правило, не дает и к результату рано или поздно приводит. Вот и на этот раз брошенные на проблему ученые мужи, которых никто не ограничивал в средствах, расстарались со всем мыслимым усердием и где-то раздобылитаки интересующие олигарха сведения.

Выяснилось, что книга была издана автором за свой счет в 1907 году в Санкт-Петербурге, в небольшом, никому не известном издательстве «Золотой грифон» (кстати, так и не ставшем большим и известным, а благополучно перекупленном вскоре успешным «т-вом М. О. Вольфа», где оное издательство и растворилось), и напечатано сей книги было всего сто экземпляров. По всей видимости, автор и не предполагал продавать свой труд, просто хотел раздать родственникам и друзьям, ну и оставить пару-тройку экземпляров для семейного архива — вдруг удастся заразить своим энтузиазмом кого-нибудь из детей или внуков с правнуками, вдруг кто-то из них возьмет да и продолжит дело отца…

Вполне возможно, так бы оно и было, и продолжил бы кто-то, и пошел бы по стопам, и завершил бы начатое — да на беду грянули годы сурового российского лихолетья. Первая мировая война, затем Февральская революция, а после и Октябрьская. Тут уж стало не до мифических дорог в Атлантиду, тут элементарно жизнь свою спасать надо было. И так уж вышло, что не спасли — у Ильи Григорьевича было трое детей, и ни один из них не пережил революционных бурь семнадцатого года.

Где-то на пыльных дорогах исторических эпох затерялись и девяносто девять экземпляров книги «Дороги в Атлантиду». Во всяком случае ни в одной библиотеке книгу обнаружить не удалось, в известных частных собраниях — тоже. Конечно, сохранялась вероятность того, что где-то в далекой Канаде у потомков эмигрантов первой волны среди снесенного в гараж хлама между самоваром и патефоном пылится еще один экземпляр «Дороги в Атлантиду» и, может быть, рано или поздно он всплывет в каком-нибудь из букинистических магазинов Торонто… Но вероятность сия сугубо теоретическая и грозит таковою остаться. Сто экземпляров — это все же слишком мало для более чем сотни лет и тьмы тьмущей пронесшихся над страной исторических бурь…

О самом же авторе, то бишь о Пашутине Илье Григорьевиче, выяснить удалось немало, благодаря, в первую очередь, самому же Пашутину, который в «Дороге в Атлантиду» кое-что поведал о своих предках и о себе самом.

— И у этого Пашутина был крайне любопытный дед… Нет, вот не надо этих гримас удивления. Чему я не намерен предаваться в столь горячее время, так это пустопорожней болтовне. Уж поверьте, — Ольшанский налил себе коньяка в водочную рюмку и теперь цедил его неторопливо. — Так вот, предки этого самого Пашутина проживали в Бухтарминской долине, что находится в юго-восточном Алтае, возле границы с Китаем. К слову сказать, недалеко отсюда. По сибирским, конечно, меркам, недалеко…

Туда, еще в екатерининские времена, ушли гонимые никонианской церковью староверы, основали там поселение. Жилось им в Бухтарминской долине спокойно, потому как ненавистная власть «попов-троеперстцев» добраться до них была не в состоянии: уж больно далеко и неудобно добираться. Однако и среди своих товарищей по вере те старообрядцы были если не изгоями, то людьми не вполне обычными. Они принадлежали к раскольничьей секте под названием «бегуны» или «скитальцы». Их религиозное своеобразие заключалось в том, что верили они в Беловодское царство, или, иначе, в Беловодье. Дескать, есть за морями и долами «земля обетованная», где свято блюдут заповеди исконные, где нет зла и распутства, где искоренен грех, за что Бог щедро одаривает обитателей той страны своими милостями. Именно в честь заповедного царства, в существовании которого раскольники-сектанты ни на миг не сомневались, они назвали свое поселение в Бухтарминской долине Беловодьем. Но и поиски настоящего Беловодского царства не забросили.

Каждый год по весне группы паломников отправлялись в «хождение за Беловодьем». Устроить «хождение» для мужчины было делом не обязательным, но крайне почетным, равно как для мусульман — совершить хадж в Мекку. Причем одного желания отправиться в странствие было недостаточно, сперва надо было заслужить это право прилежанием в труде и усердием в вере. Где искать ту страну, никто не знал, поэтому «ходили», в общем-то, куда глаза глядят, «ходили» подолгу, иногда по несколько лет. Разумеется, из таких странствий возвращались домой не всегда и не все. И такую жизнь обитатели Бухтарминской долины вели почти полтора века…

Семейная легенда гласит, что дед Пашутина по имени Антиох, один из раскольников Бухтарминской долины, тоже «хаживал за Беловодьем». Записок он не вел (быть может, по причине безграмотности), поэтому ничего не известно о том, где он побывал, что видел и что пережил, в каких хоть примерно краях пропадал то ли пять, то ли даже шесть лет. А может, еще и оттого ничего не известно, что не больно-то прадед Антиох делился с кем бы то ни было рассказами о пережитом.

По окончании «хождения за Беловодьем» дед отчего-то не вернулся в Бухтарминскую долину, а пришел в город Бийск, что на востоке Алтая, где осел и зажил вполне обыкновенной жизнью. Занялся кожевенным ремеслом, в чем преуспел, даже забогател, женился, нарожал шестерых детей — короче говоря, стал одним из добропорядочных, зажиточных мещан города Бийска и вроде бы даже начал посещать никонианскую церковь. Одного из его сыновей звали Григорием, и у того, в свою очередь, родился сын, которого нарекли Ильей.

Видимо, Илюша уже в раннем детстве показал себя смышленым и любознательным мальцом — иначе чем объяснить тот факт, что по достижении девятилетнего возраста отец отправил его учиться в далекий Санкт-Петербург? Конечно, гимназии наличествовали и поближе, и обучение в них стоило подешевле, но отец захотел дать сыну самое лучшее образование из возможного и средств на это жалеть был не намерен.

Перед самым отъездом Илюша был отведен попрощаться с дедом Антиохом, который в то время уже не выходил из своей комнаты и почти не вставал с кровати. Дед выгнал из своей комнаты всех, кроме Илюши (надо сказать, что до последних минут авторитет у деда в семье был непререкаемый, домочадцы слушались его, как новобранцы грозного сержанта), показал пальцем, чтобы внук придвинул стул поближе к кровати. И заговорил тихо, почти шепотом:

— Запомни мои слова. Хорошенько запомни. Как стих заучи. И повторяй их всегда про себя — сперва молитву божью скажи, потом мои слова. — Голос деда сделался еще тише:

— Страна небесных лам на самом востоке — там найдешь ответы. Истинная Пирамида — там ключ к замочной скважине. И слово главное запомни: Аркаим. Аркаим и есть Беловодье, место, где царства и земное, и небесное сходятся. Где один раз в много столетий решается судьба мира. Где ты сам можешь стать судьей… Запомнил?

Илюша кивнул.

— Ты смышленый, ты не забудешь.

Илюша всегда боялся деда (и не случайно тот навсегда запечатлелся у него в памяти эдаким грозовым библейским старцем: лохматая борода, гневно сдвинутые брови, пальцы сжимают березовый посох, которым он громко лупит об пол). Но в тот момент, если умом не понимая, то чувствуя, что видит деда в последний раз, решился задать ему вопрос:

— Дедушка, а когда вы за Беловодьем ходили, то что видели?

И внутренне сжался, ожидая, что дед накричит на него. Но тот не накричал.

— Лучше бы и не видел того, что видел, — вздохнув, прошептал дед. — Но я ошибся. И теперь за это расплачиваюсь. А хуже нет, чем ошибиться — и не суметь исправить ошибку. Но ты не ошибешься. Ты все сделаешь правильно. Когда настанет час Вращающегося воздуха, ты все поймешь. И успеешь встать в круг света… А теперь ступай, я устал…

Дед умер спустя месяц после отъезда внука в столицу, о чем Илюша узнал из отцовского письма…

— Хочу заметить, — Ольшанский поднял палец, — из этой книги я узнал слово «Аркаим», когда до открытия сего замечательного места оставались годы и годы. Между прочим, я спрашивал у отца, у учителей, у всех, короче, кто казался мне в те пацанские годы умным и образованным, что такое Аркаим. Никто ничего не знал. Отродясь, говорили, такого слова не слышали. Вот так-то. Ну ладно, вернемся к жизнеописанию автора «Дороги в Атлантиду»…

Илья Григорьевич Пашутин поступил в столичную классическую гимназию, через положенные восемь лет закончил ее и, продолжая получать денежную помощь от отца, стал студентом Петербургского университета по Географическому факультету.

Понятное дело, дедовские слова он как «Отче наш» не повторял, довольно было и того, что он просто помнил их и забыть никак не мог. И уж те ли слова виноваты, или просто так само оно сложилось, но как раз в студенческие годы Илья серьезно заинтересовался буддизмом, Дальним Востоком, астрофизикой и популярным в те годы социокосмизмом. Сей интерес привел его в Русское Общество Любителей Мироведения, общественной организации, чьей задачей являлось объединение людей, увлеченных естествознанием и физико-математическими науками. Он прилежно посещал проводимые обществом семинары, собственную обсерваторию общества, знакомился со множеством самых разных людей, а вскоре как-то незаметно, незаметно — и сам стал одним из самых заметных людей этого общества, на лекции которого ходили слушатели. Он съездил с экспедицией в калмыцкие степи, съездил на Алтай, в ту самую Бухтарминскую долину, где еще жили раскольники, помнившие его деда, побывал в Поморье.

И по материалам экспедиций, множества прочитанных по интересовавшей его теме книг, по материалам бесед с учеными людьми и с людьми, зачастую безграмотными, но знающими, в девятьсот седьмом году Илья Григорьевич Пашутин написал книгу «Дорога в Атлантиду», чудом сохранившийся экземпляр которой попал в руки Ольшанского…

Ольшанский помолчал, задумчиво посмотрел на коньяк, но решил повременить. И сказал очень серьезно, будто на исповеди, глядя куда-то за спину Сварогу:

— К чему это я так подробно? А вот к чему. Я не сразу, не в детстве, но все же понял, в чем смысл этой преемственности. И сейчас знаю точно: я — прямой духовный наследник Пашутина Ильи Григорьевича. Как тот в свою очередь был духовным наследником своего деда, Антиоха Пашутина. От кого получил Знание сам Антиох, осталось неизвестным. Получил от кого-то в странствиях за Беловодьем, может быть.., имею основания считать, что от тибетских лам. Но ясно, что не от своего кровного родственника. Вопрос крови тут даже не второстепенен — его просто нет. Самое главное, что Знание попадает из-би-ра-тель-но, понятно вам?

В случайные руки Знание не попадает и попасть никак не может. Поэтому и уцелел всего один-единственный экземпляр книги. Кому-то это может показаться смешным, но Знание само находит избранных…

По тому, как это было сказано, по быстрому взгляду, который Ольшанский бросил в его сторону, Сварог каким-то непронумерованным чутьем понял, что можно позволить себе в разговоре многое, но ни в коем разе не следует подвергать сомнению вот эту самую богоизбранность господина Ольшанского, в которой он пытается Сварога сейчас убедить. Разом заработаешь личного смертельного врага. А разве нам нужен еще один враг? Да еще такой. Не нужен.

— К слову, когда я из пацана, которому не хватало на мороженое, превратился в человека, способного купить не то, что цех по производству мороженого, а весь молокозавод с потрохами, — даже тогда мне так и не удалось выяснить, какими уж неисповедимыми путями книга попала на чердак нашего барака. Хотя шустрили мои хлопчики по этой теме старательно и прилежно. Но даже большие деньги иногда оказываются бессильны…

— Так что было в той книге помимо рассказа автора о себе самом и о своем деде? — лениво спросила Лана. Видно было, что все происходящее ей категорически не интересно.

Ольшанский все же подлил коньяка себе в рюмку.

— О том, что и Беловодье, и Шамбала, и Атлантида, и Аркаим — это суть одно и то же, а не четыре разных места и наименования. Все, начиная с древнегреческого Платона и, от себя уже добавлю, заканчивая нынешними исследователями и искателями (произнесены эти слова были с нескрываемым пренебрежением) вроде Шмулдаева и иже с ним, искали и ищут одно и то же, называя это по-разному…

— Вы хотите сказать, что Аркаим… — сказал Сварог задумчиво, — это и есть та самая древняя Атлантида, которую ищут и не могут найти? Что она здесь, в тайге, практически рядом?

— Нет, не совсем так. Вернее, и так, и не так… Тьфу ты! Слушайте, давайте я уж по порядку, а то собьюсь и вы сами ни черта не поймете.

Видимо, чтобы уж точно не сбиться, Ольшанский снова сделал внушительный глоток прямо из горла, забыв про коньяк, уже налитый в рюмку. После чего наставительно произнес:

— Дело ведь даже не в том, что я хочу сказать и что я говорю. Дело в фактах. А факты говорят…

— Что к нам пожаловали гости, — вдруг сказала Лана, и одновременно с ней Ключник позвал негромко:

— Сергей Александрович…

Ольшанский посмотрел на Ключника, потом перевел взгляд на дорогу.

Сварог обернулся.

ИГРОК НОМЕР ОДИН

Глава первая СВАРОГ ИДЕТ ПО СТОПАМ СВАРОГА

…Сварог пощупал голову. Крови не было, но чуть правее затылка набухла громадная шишка, прикосновение к которой болезненно отдавалось по всей голове. Но и без того перед глазами все плыло, стоило излишне резко повернуть голову, и тут же череп прошибала колючая боль. Головную боль он бы сам себе вылечил (или хотя бы ее уменьшил) при помощи простенького заклинания, да вот беда — чтобы произнести заклинание, ему требовалось остаться одному. А одного его не оставляли. И, верно, еще долго не оставят.

А вообще, глупо как-то все получилось. Ох как глупо! И самое главное — неожиданно. И кого винить, не поймешь…

Из аэропорта они доехали до гостиницы — действительно роскошной. Разместились. Сварог надежно припрятал ножик в форме муравья. Потом заказал в номер кое-что перекусить и кое-чем это «кое-что» запить. А после трапезы все трое буквально провалились в сон — утомили троицу приключения и смена часовых поясов… (Причем Н‘генга свернулся калачиком возле входной двери: дескать, так привычнее, да и враг не войдет. Сварог не возражал.

Водитель, нанятый вчера, честно уже ждал у входа и за очередную зеленую бумажку повез их на улицу подпольщика Карчика.

Сварог вышел первым, захлопнул дверцу и задумчиво на нее посмотрел. В его время с «шашечками» на борту разъезжали только «Волги», и Сварог пока еще не мог привыкнуть к тому, что по городу раскатывает в качестве таксомоторов автотранспорт самого разнообразного вида и происхождения, а что уж по его мнению было вообще за рамками здравого смысла — многие машины были с правым рулем.

— Сэр, — негромко сказал Гуго за его спиной, — туда посмотрите. Не нравится мне это…

Сварог повернулся.

Возле одного из подъездов нужного дома толпились люди (судя по спортивным штанам, халатам и домашним тапочкам — преимущественно жильцы этого дома) и что-то оживленно обсуждали. И именно у этого же подъезда наблюдалось раза этак в два больше автомобилей, чем у других подъездов.

— Не нравится мне это сборище, — повторил Гуго, оглядевшись. — А эта колымага желто-синей расцветки с мигалкой на крыше — машина ваших копов? Или как они у вас тут зовутся…

— Зовутся они у нас ментами, это и вправду их машина. И другая машина под названием «рафик» судя по задрипанному виду, из той же конюшни, — сказал Сварог, закуривая. (Обычным, человеческим манером закуривая — еще не хватало посреди Шантарска извлекать из воздуха сигареты, равно как и другие предметы, и высекать из пальца огонь. Как говорится, трудящиеся не поймут). — М-да, симптомчики весьма не обнадеживающие. Что-то у меня дурное предчувствие.

— Святая правда, сэр, — горячо согласился Гуго. — Вы говорили, мы едем навестить одного человека. Забери дьявол мою душу, если не по его поводу этот переполох.

— В твоей жизни не случалось совпадений?

— Чутье, мистер Сварг… Простите, мистер Беркли, сэр. Оно мне подсказывает, что нам сейчас отсюда лучше убраться.

— К чутью надо прислушиваться, это бесспорно, это медицинский факт. Только зачем, как ты советуешь, «убираться отсюда поскорее»? Вовсе нам это ни к чему. Разве мы совершили нечто противозаконное? Или близость копов любой страны включает в тебе рефлексы панического бегства.

— Есть такое дело, — нехотя признался Гуго.

— Не, бояться нам совершенно нечего. Что бы тут ни произошло, мы к этому отношения не имеем. К тому же мы — иностранцы, нас так просто за хвост не ухватишь, мы под защитой заграничных паспортов и консульств с посольствами. А к иностранцам, уж поверь, в нашей стране завсегда относились с ничем не объяснимым, прямо-таки — прости за это слово — иррациональным почтением, особенно в городах провинциальных и на иноземцев не богатых. И органы власти в том числе и в первую очередь. Значит, делаем так, Гуго, — Сварог бросил окурок на асфальт, затоптал носком ботинка. — Вам с Пятницей лучше пока постоять в сторонке. Лишнее внимание в любом случае ни к чему, а внимание вы к себе сразу привлечете, вид у вас для здешних мест не вполне, так сказать, соответствующий обстановке. Вон видишь скамеечку под липами. Посидите на ней, семечки погрызите. Если все нормально, я за вами выйду.

— О‘кей, сэр.

Пятнице требовалось отдавать приказы напрямую — он слушался только хозяина и, ежели не поступало никаких иных распоряжений, просто тупо следовал за ним, как черная тень.

— Пятница, — Сварог перешел на таларский. — Ждать меня здесь. Понял?

Туземец энергично кивнул. (Между прочим, вполне цивильный белый костюм, рубашка-«гавайка» и кроссовки на толстой подошве сидели на Н`генге так же, как штатская одежда на редко снимающем форму военном человеке, — приглядевшись, можно было заметить, что человек ощущает себя в этом облачении непривычно и неуютно).

(А насчет семечек Сварогом было сказано отнюдь не в шутку. Еще перед аэропортом Гуго заинтересовался, что это такое черное и рассыпчатое черпает стаканом в мешке старушка в переднике и что она затем насыпает в свернутый из газеты кулек. Сварог ответил: мол, это есть семечки, «сьемьетцки», их у нас издревле используют вместо вашей жвачки. На ваших западах-де еще жвачку не изобрели в то время, как у нас вовсю семечки грызли, занимая рот. Гуго осчастливил бабушку покупкой стакана семечек, выслушал инструктаж Сварога по правильному лузганью, попробовал и.., как-то сразу пристрастился к этой русской народной забаве. С тех пор он таскал в кармане запас семечек. Не далее как двадцать минут назад в такси Сварог сказал ему: «Еще немного, и ты не сможешь обходиться без балалайки, квасу и удалой езды на тройках с цыганами по бездорожью в не-знаю-куда. А закончишь тем, что спустишь все до копейки и тихо сопьешься где-нибудь под Рязанью». На это Гуго ответил: «Деверо, чтоб ему на том свете досталась сковорода похолоднее, любил повторять, что наш удел — это пуля или нож, а наше счастье — чтобы сразу насмерть. И я с ним согласен».) Сварог направился к подъезду. Он и не подозревал, что почти один в один повторяет действия Сварога номер два, отбывшего отсюда пять минут назад. Откуда ему было знать?

Дурные предчувствия лишь усилились, когда оказалось, что люди толпятся аккурат у того самого подъезда, в котором и располагалась нужная квартира. Причем в карету «скорой» грузили накрытое брезентом тело, а на асфальте явственно темнело малоприятное пятно… Сварог прошел мимо. Донеслось:

— «…со странностями был…», «зато чтоб пить или в хулиганстве каком…», «книжищ у него полные шкафы, я столько ни в жизнь не видел». Все факты налицо: в доме имело место некое происшествие из числа нерядовых и насквозь криминального характера. Правда, необязательно оно имеет отношение к дедушке Паку. Хотя чутье сигнализировало… Впрочем, бывает, и оно подводит.

Сварог мог бы вступить в беседу с жильцами и ненавязчиво выспросить, что да с кем тут случилось, однако он все же предпочел подняться в квартиру. Даже если что-то произошло с Паком, он может поговорить с его домочадцами. Конечно, они сейчас убиты горем, но он выразит сочувствие, представится профессором Беркли, покажет паспорт, узнает, когда похороны. То-се, слово за слово, немного успокоить, немного магией помочь, вставить фразу про документы и спешку, глядишь, и дадут посмотреть бумаги этого Пака…

По табличке над парадным Сварог установил, что искомая квартира находится на пятом, верхнем, этаже. Поднимаясь, Сварог поймал себя на том, насколько же он отвык от запахов некогда родных подъездов.

На площадке между вторым и третьим этажами курили двое неброско одетых мужиков средних лет. Они сразу замолчали, стоило на лестнице появиться незнакомцу. По цепким взглядам, которыми они мазнули по Сварогу, можно было сделать предположение об их профессии и скорее всего не ошибиться. Поднимаясь выше, Сварог спиной чувствовал их взгляды.

Между четвертым и пятым Сварог решил поглядеть сквозь веками немытое общественное окно, что творится на улице. Как раз отсюда отлично была видна лавка под кленами, на которой должны были сидеть, скучая, Пятница и Гуго.

— Бляха-муха! — вырвалось у Сварога.

Гуго ни на лавке, ни поблизости почему-то не было. Зато вместо него там объявились аж три персонажа, которые вмиг вызвали у Сварога беспокойство. Это были трое молодых парней, бритыми головами похожие на новобранцев и одетые по неведомой Сварогу моде — тяжелые, армейского вида ботинки на толстой подошве и с металлическими перетяжками, широкие, стилизованные под камуфляж штаны, черные футболки. Двое сели на лавку по обе стороны от Н‘генга, третий встал перед ним, широко расставив ноги и сведя за спиной руки. Двое на лавке, оживленно жестикулируя, по очереди и одновременно что-то говорили чернокожему Пятнице. Третий, что стоял к Сварогу спиной, монотонно, как настольный болванчик, покачивался с пятки на носок.

С каждой секундой ситуация нравилась Сварогу все меньше. В жестах бритоголовых юнцов (а надо сказать, хлопчики были отнюдь не дистрофичной породы, наоборот, откормленные и накачанные) явственно сквозила агрессия — это было заметно даже издали, даже сквозь немытое окно. Чер-рт, все это здорово смахивало на обыкновенную, как это называли в годы Свароговой юности, заводку.

Ну так и есть! Вот один из них толкнул Пятницу в плечо. То же самое сделал второй, с другой стороны. Скучающая местная молодежь, чешущиеся кулаки, бляха! Принесла же нелегкая… Только вот удивительно, что наличие милиции в непосредственной близости ничуть не смущает бритоголовую троицу. А не видеть желто-синий «уазик» они не могут. Уверены, что успеют слинять, а милиция преследовать их не станет, потому как ментам сейчас не до каких-то мелких хулиганов?

Да собственно говоря, не в гопниках было дело, а в чернокожем обитателе тропического леса. Пока Пятница ведет себя спокойно, отчасти оттого, что на свое счастье не понимает великого и могучего, на котором к нему обращаются бледнолицые обитатели каменных джунглей. Может быть, и толчки в плечо он принимает за некий ритуал дружелюбия. Да вот только черт его знает, что будет через секунду. Что тому же Пятнице может вдруг показаться. Н‘генга — человек джунглей, для него город — незнакомый, полный опасностей мир, и совершенно невозможно предугадать, как он поведет себя, на что и как среагирует предоставленный сам себе… Он сейчас похож на городского белого человека, которого впервые в жизни занесло без проводника в тропический лес и который в этом лесу станет опираться на прежние свои страхи и привычки. Например, шарахнет из револьвера в проползающую мимо змею, потому как любой ползущий гад кажется ему источником смертельной опасности. А убьет он на самом деле (это еще если попадет) какого-нибудь совершенно безобидного полоза тропических широт. Но зато совершенно не обратит внимание на рев ягуара, которым тот предупреждает вторгшегося на его охотничьи угодья чужака: вали, дескать, пока я сыт и добр. Та же история с Пятницей, только знаки надо поменять на противоположные…

Короче, надо бежать вниз. Да где же Гуго, мать его взагреб! Куда он подевался?

Но Сварог никуда не успел убежать. Даже отойти от окна не успел.

— Бля! — вырвалось у Сварога, и он с досады двинул кулаком по стене.

Все случилось за считанные секунды. Стоявший перед Н‘генга парень вдруг шагнул вперед, наклонился, расцепил руки за спиной, правую вытянул в сторону Пятницы. Что уж он там сделал своей правой, Сварог увидеть не мог (может быть, взял Н‘генга за нос, может быть, потрепал по щеке), зато Сварог увидел последствия содеянного.

Бритоголовый вдруг резко выпрямился, будто его позвоночник прошил разряд тока или ему приказным генеральским ревом в лицо гаркнули «смирна-а»! А из накачанной шеи бритоголового вышло наружу инородное тело — длинное и узкое. Кровь хлынула по шее, потекла ему за шиворот. «Это же щепа от скамьи, — с ужасом понял Сварог. — Я видел, там на нижней доске отставал недоломанный кусок. Твою мать…» Через мгновение бритоголовый рухнул на спину. И взгляду Сварога открылась еще более чудовищная картина: один из парней, сидевших на скамье рядом с чернокожим, сползал сейчас по сиденью вниз, шаря руками по доскам, на его лице вместо глаз темнели два бесформенных пятна, а его вопль проникал сквозь стекло даже на таком расстоянии. А Пятница что-то втаптывал в землю каблуком белых летних ботинок, выбивая пыльное облако. Сварог сразу догадался, что он топчет глаза, которые только что вырвал у бритоголового.

Второй хлопец на скамейке так и не сдвинулся со своего места, хотя по уму должен был бы улепетывать со всех лопаток от эдаких страстей. Но он, как сплошь и рядом бывает в подобных ситуациях с неподготовленными людьми, от шока впал в ступор. Его била крупная дрожь, он бессмысленно таращился на чернокожего паренька, из безобидного и смешного, над которым так славно было потешаться, враз превратившегося в убийцу-маньяка.

Однако когда Пятница поднял голову и посмотрел на него, парень все же нашел в себе силы скинуть оцепенение, вскочил и бросился наутек.

Сварог сперва даже не понял, что такое пронеслось вослед убегающему смазанной белой полосой. И только когда бритоголовый со всего разбега, сбитый с ног, рухнул лицом в землю, а над ним замер с отведенной назад рукой Н‘генга, до Сварога дошло, что это было. Пятница это был, развивший с места немыслимую скорость. Но некогда сейчас было ломать голову над чудесами и пытаться постигнуть, отчего ранее чернокожий друг ничего подобного не показывал. («А не оттого ли, что после встречи с Пирамидой, в нем пробудились какие-то сверхспособности?» — случайным порывом ветра пронеслось в голове).

Легко угадывалось, что сейчас будет: даже сквозь плотно закрытое окно уже доносятся шум и крик во дворе, вот-вот менты рванут брать убивца и станут с ходу палить на поражение без всяких там предупредительных в воздух и прочих обходительных церемоний. И главное, что Пятница спасаться бегством не станет, насколько Сварог понимал нехитрую логику его поступков. Он должен дождаться хозяина там, где хозяин его оставил. А уворачиваться от пуль он долго не сможет. Да и станет ли, вот в чем вопрос!

Сварог не колебался ни секунды. Оконная ручка отсутствовала, видимо, кто-то свинтил для личных нужд. Попытка распахнуть фрамугу ни к чему не привела — окно не открывали хрен знает сколько времени и створки чуть ли не срослись с рамой. Ударом ноги Сварог вдребезги разнес окно и выпрыгнул наружу — некогда было бежать по лестнице, счет шел уже на секунды…

Не приходится сомневаться, этот день обитатели дома 58 по улице подпольщика Карчика запомнят надолго. Просто криминальный вихрь какой-то пронесся сегодня по их двору. А вдобавок к этой жути они стали свидетелями форменного чуда: на их глазах из лестничного окна на уровне четвертого этажа в брызгах осколков стекла вылетел человек («Гля, Серега, еще один летит!!!»), размахивая руками и кувыркаясь в воздухе, понесся к земле, но не разбился в лепешку, как вроде бы было положено по всем физическим законам, а аккуратненько приземлился на ноги, словно его в последний момент придержали некие невидимые мягкие руки. И человек этот удивительный, едва приземлившись, тут же куда-то бросился стремглав. Такое, понятно, долго не забудешь, такое не каждый день происходит на улицах российских городов.

Сварог летел вперед мимо заполошно и бестолково мечущихся у подъезда старушек, мимо падающих на газон и накрывающих голову руками граждан, мимо прячущихся за машинами и бегущих к подъезду. Сварог мчал со всех ног, уже понимая, что опаздывает. Он видел, как двое сотрудников, один в форме милицейского сержанта, другой в штатском, перемещаясь вдоль машин, палят по Н‘генга из табельных пистолетов.

Попали! Упал Пятница!

Оно и неудивительно, если парень и не пытался уклониться от пуль, залечь или укрыться за деревом. Да хоть за скамейку бы нырнул, и то прикрытие! Не пытался он и спастись бегством. Просто стоял и ждал, что будет. Дождался, блях. Ну может, еще ранение и не страшное…

Сварог выбежал на линию огня и, прикрывая собой Н‘генга от стрелков, побежал к скамейке. Опустился рядом на колени, быстро осмотрел его. Пуля угодила в голень и, судя по всему, задела кость. Эт-то плохо, очень плохо, это больница, и никак иначе…

— Зачем Пятница убил этих людей? — наклонившись ниже, быстро спросил Сварог.

— Плохие люди. Н‘генга знать, они хотят убить Н‘генга, потом убить хозяин, — пробормотал чернокожий, пытаясь улыбнуться.

Понятно. Как Сварог и предполагал, Пятница принял обыкновенную дворовую заводку за серьезную угрозу. Самое бессмысленное дело сейчас выяснять, какой именно жест юнцов заставил его немедленно атаковать. Какая разница…

— Где Гуго? — спросил Сварог.

— Ушел за черные зерна.

Сварог тихо выругался себе под нос. Гуго отправился на проспект (когда проезжали, видели бабку, сидевшую с мешком и стаканом у ларька) покупать семечки. Вовремя отправился, нечего сказать. Как все глупо получилось! Вроде бы приказа Гуго не нарушил, не было приказа никуда не отлучаться ни на минуту, Сварог ведь сам сказал, чтоб грызли семечки, но ведь должен был понимать…

Сзади доносился нарастающий топот. Вот кто-то, шумно отдуваясь, остановился за спиной.

— Я медик, — Сварог быстро оглянулся и увидел одного из тех двух неброско одетых мужичков, давеча куривших на лестнице. В руке у него сейчас был хорошо знакомый «макарка». — Этот человек серьезно ранен. Он больше не представляет опасности. Сейчас я окажу ему первую помощь, а вы пока вызывайте «скорую».

Сварог отвернулся от человека в штатском и принялся закатывать Пятнице окровавленную штанину. План был простой: дождаться кареты «скорой помощи», выяснить, куда повезут Пятницу. Потом он его оттуда вытащит.

— Знаем мы, какой ты медик! — произнес сзади насмешливый голос.

А затем перед глазами сверкнули невыносимо яркие искры, словно в мозгу разорвалась петарда. «Рукояткой «макара», сука», — успел подумать Сварог, теряя сознание…

Сварог еще раз пощупал голову и еще раз скривился от боли.

— Таблетку обезболивающую хотите? — спросила его сидящая напротив рыжеволосая женщина в черном деловом костюме. Она выдвинула ящик стола, достала оттуда шуршащую упаковку с крупными зелеными таблетками. — От этой чертовой работы у самой частенько голова раскалывается, как гнилой орех. Перепробовала всякие таблетки, остановилась на этих. Действуют быстро и вполне эффективно.

Сварог замешкался, обдумывая, чем ему это может фозить. Ну, отравлением не грозит, отраву он вовремя почувствует, а вот психотропные средства его магическое умение, скорее всего, как яд не определит. От рыжеволосой не укрылось его замешательство.

— Боитесь, что подсуну вам некий хитрый препарат, от которого развязывается язык и притупляется воля? — она улыбнулась какой-то вымученной улыбкой. И вообще, у нее были глаза смертельно уставшего человека. — Значит, есть что скрывать? Ну шучу, шучу. Всем нам есть что скрывать. Могу поклясться и побожиться, что таблеточки чистые, ежели вы, конечно, готовы моим клятвам поверить. А могу просто сообщить вам, если сами не догадались, что вы находитесь в милиции. А у нас, увы, как-то вот не заведено баловаться всякой хитрой химией. Может быть, другие службы и прибегают к эдаким методам дознания, чего не знаю — не скажу. Мы же развязываем языки совсем другими способами, все больше по старинке работаем, ну уж так исторически сложилось. Так что берете пилюлю или предпочитаете помучиться? Витя малость перестарался — ну, тот, который вас по головушке приголубил.

— Давайте вашу пилюлю, — пробормотал Сварог. Будь что будет, но уж очень голова болит. Настолько болит, что нет никаких сил возмущаться, требовать врача, требовать объяснить, за что задержали, ироды, требовать консула и представителей свободной прессы.

Рыжеволосая выдавила на ладонь одну таблетку, налила в стакан воды из графина, подошла к Сварогу. Положила таблетку ему на высунутый язык, поднесла ко рту стакан с водой. Со скованными за спиной руками Сварогу самому забрасывать в рот таблетки было как-то не больно сподручно.

Проглотив пилюлю, Сварог откинулся на спинку стула (слава богу, хоть посадили не на прикрученный к полу табурет), закрыл глаза. Он вдруг подумал о том, что хрен с ними, с подавленной волей и развязавшимся языком, лишь бы голова перестала разламываться. А то совершенно невозможно сосредоточиться ни на чем. И еще неизвестно, сумеет ли он в таком состоянии вспомнить и воспроизвести хоть какое-нибудь завалящее заклинание…

А очухался Сварог в «уазике», скованный наручниками и этими же наручниками пристегнутый к какой-то скобе — видимо, чтобы не свалился на пол от дорожной болтанки. Очухавшись, понял, насколько же ему плохо. Кузов «уазика» хранил запахи предыдущих «счастливцев», побывавших здесь до Сварога, и сии благоухания улучшению самочувствия отнюдь не способствовали. Что-то затевать в подобном состоянии было крайне неразумно, надо было хоть немного прийти в себя, а то свалишься в обморок в самый неподходящий момент и этим добьешься только того, что контроль за тобой усилят.

Потом его вывели из машины, повели через какой-то двор, провели в какую-то дверь, потом была лестница, истертая тысячами тысяч подошв. Крутить головой, вглядываться пристально и запечатлевать в мозгу детали обстановки не было никакой возможности — так было плохо. Он воспринимал окружающее, сам себе напоминая рыбу, вынужденную созерцать мир сквозь грязные стекла мутного аквариума.

Потом он очутился на стуле в этом насквозь казенном кабинете. Сперва здесь еще крутился какой-то тип с оттопыривающейся подмышкой, но он быстро куда-то делся. Может, рыжая ему мигнула, чтобы вышел?

— Потерпите, подействует самое большее минут через пять, — услышал он голос рыжеволосой. — Я пока кое-что заполню…

Сварог открыл глаза. Женщина что-то писала на вынутом из бумажной коричневой папки листе стандартного размера. Почувствовав его взгляд, оторвала глаза от бумаг, подняла голову.

— Да, забыла представиться. Моя фамилия Шевчук, зовут Дарья Андреевна. Не слышали о такой?

Глава вторая КАК ДОПРАШИВАЮТ ПРИШЕЛЬЦЕВ

Отпустило. Никак не позже, чем через пять минут, так что не обманула рыжеволосая. Головная боль и головокружение прошли, осталась разве что легкая слабость и нытье в затылке. Действительно, стоящие пилюли. К тому же вроде бы и без подлой начинки — по крайней мере прямо сейчас, прямо немедленно Сварога не тянуло выворачиваться наизнанку в чистосердечнейших признаниях. И не было тревожных показаний от индикатора ядов… Зато захотелось чего-нибудь съесть, неплохо было бы и чего-нибудь выпить, а также закурить.., словом, Сварог слегка ожил.

— А как насчет сигареты для арестанта? — громко сказал он. — Хотя.., не правильно выразился, слово «арестант» — это не ко мне. Просто очень хотелось бы знать, что я, английский подданный, тут делаю? По какому праву, так сказать. И вообще. И где, черт побери, консул? Может быть, консул ждет за дверью?

— Ого, какие речи! Подействовало, значит! — сказала рыжеволосая, вставая из-за стола. — Сигарету — это пожалуйста. Можно сказать, положено и законно.

Она наполовину выбила сигарету из пачки, протянула пачку Сварогу, дала уцепиться зубами за фильтр, поднесла прикурить — поухаживала, одним словом. Задымила и сама. Протянув руку, взяла со стола пепельницу. Осталась стоять, привалившись к столу. На менте женского пола были узкие джинсы, что позволяло вволю любоваться бесспорной стройностью ее ножек. А плотно облегающий свитер позволял оценить и прочие достоинства фигуры. Крепкой, спортивной фигуры, надо признать. «Годочков-то ей, конечно, уже не двадцать и даже не тридцать, — подумал окончательно излечившийся от головной боли Сварог, — достаточно посмотреть на шею и руки. Однако только эти части тела, пожалуй, и выдают истинный возраст, а так и не догадаешься…»

— Давайте с вами поговорим, — сказал она. — То есть проведем разговор служебного характера — а иной вряд ли возможен в этих стенах, — но неофициальный, без протокола. И давайте сразу договоримся, что вы не станете требовать адвоката, английского консула и рассказывать мне про права человека. Если вы именно это и собираетесь делать… — она пожала плечами. — Ваше право. Только придется нашу беседу отложить. И боюсь, надолго отложить. Вы должно быть в курсе, какое у нас сейчас горячее времечко…

Она сделала небольшую паузу, похоже, ожидая какой-то реакции на свои слова. Сварог никак не отреагировал, ибо о том, что тут происходит «горячего», не имел совершенно ни малейшего понятия.

— И продолжения разговора, уж не посетуйте, вам придется дождаться в наших, — рыжеволосая хмыкнула, — пятизвездочных люксах с изумительными решетчатыми видами из окон.

— Поговорить, оно, конечно, можно. Даже и без адвоката. И — черт с ним — пусть даже без осмотра у врача. Ну уж тогда и без этого железа на запястьях, — Сварог повернулся боком на стуле, показывая скованные за спиной руки. — А то уж больно не правильно получается. Вины за мной нет, никаких гнусных злодеяний я не совершал, зато получил ущерб здоровью и, сидя в этих кандалах, продолжаю получать психологическую травму И, к слову сказать, совершить что-либо противоправное я никак и не мог — прибыл в ваш гостеприимный город практически только что, еще и оглядеться-то толком не успел…

— Как у нас говорят, дурное дело — нехитрое. И в пять минут можно уложиться, чего уж говорить про только что прибывшего… Как-нибудь, даст бог, за рюмкой хорошего коньяка я вам расскажу множество забавных случаев из своей практики на тему: «Ах, как же мало времени занимает преступление!» Значит, наручники, говорите, вам мешают морально расслабиться и предаться чистосердечным откровениям?

— Да уж не помогают, это точно, — тяжко вздохнул Сварог.

— А хулиганить не станете? — с усмешкой спросила рыжая. — Бросаться на меня с криками: «Волки позорные, убью бля, нах!» — не будете? Я ж не знаю, как у вас в заграницах принято вести себя на допросах…

— Мне поклясться? Какие ваши клиенты обычно дают клятвы — «век воли не видать» или «божусь за пидараса»?

— Ого! Поражаюсь информированности рядового заграничного обывателя.

Шевчук забрала у Сварога искуренную до фильтра сигарету, загасила ее в пепельнице, загасила свою сигарету, поставила пепельницу на стол рядом с телефоном, обошла стул, на котором сидел Сварог, и расстегнула ему наручники. Помахивая «браслетами», вернулась за стол.

— Ну что, начнем разговор?

— Начинайте, — сказал Сварог, растирая запястья.

— Значит, вы у нас… — из большого бумажного пакета рыжеволосая достала прямоугольных очертаний предмет в пупырчатой кожаной обложке, в котором Сварог признал «свой» заграничный паспорт. — Чарльз Беркли? Гражданин Великобритании?

— Подданный ее величества английской королевы, — поправил Сварог.

— Вам виднее, вам виднее, — проговорила рыжая, постукивая корочкой паспорта по столу. — А вот скажите, как такое может быть? Имя у вас насквозь нерусское, местожительство тоже, а говорите без малейшего акцента. И более того, знакомы с.., весьма специфическими оборотами русской речи. Признаться, я заинтригована. Пожалейте женщину, удовлетворите ее любопытство.

— А разве это имеет хоть какое-то отношение к моему пребыванию здесь?

— Мы же просто разговариваем, не забыли? — напомнила Шевчук с легкой насмешкой.

— Это вы просто, а у меня так, простите великодушно, не получится, — Сварог почувствовал, что помаленьку начинает злиться. — Вы лучше объясните мне, наконец, в каком качестве я здесь нахожусь? Насколько я знаю ваше законодательство, я ничего противоправного не совершил.

— А я вот в этом не уверена, представьте, — пожала плечами Шевчук.

— Неуверенность в вашей стране — весомая причина для ареста?

— Для задержания.., мистер Беркли, для задержания. Разницу улавливаете? Для того чтобы арестовать, необходим подписанный прокурором ордер, а для задержания достаточно лишь весомых подозрений. Например, в том, что человек выдает себя за другого, а сам, может быть, находится в розыске и даже пуще того, в международном розыске. Поэтому необходимо всесторонне проверить его личность, сделать запрос в Интерпол, дождаться ответа оттуда…

— И на какое время ваше законодательство разрешает задерживать ни в чем не повинных людей?

— Ах да, простите, что сразу не сказала! Я все время забываю, что передо мной представитель другого государства, — ласковейше улыбнулась Шевчук. — Тогда спешу вас уведомить, что имею законнейшее право закрыть вас всего на семьдесят два часа. Не очень много, согласитесь? Правда, иногда случаются досадные неприятности, которые у нас принято прятать за хитрой формулировочкой «ввиду вновь открывшихся обстоятельств». С ее помощью.., ну если между сторонами никак не желает складываться должный консенсус.., можно затянуть чье-то пребывание здесь ой как надо-олго, уж поверьте.

— А сложностей международного характера не боитесь?

— Не-а, не боюсь, — тряхнула головой Шевчук. — Во-первых, битая настолько, что уже, право, и сама не знаю, чего могу по-настоящему испугаться. Во-вторых, сейчас вам не вчера. Это вчера от одного слова «иностранец» у русского человека тут же начинали дрожать колени. Как же, к нам явились почти полубоги! Теперь к иностранцам, видите ли, привыкли, даже в нашей глуши. И в-третьих, отчего-то мне кажется, что не примчатся за вас вступаться авторитетные международные структуры. И не авторитетные тоже. Чутье мне подсказывает…

«В себя я пришел, душеспасительные беседы с этой рыжей лисой мне вести ни к чему, — вдруг понял Сварог. — Так что следует попытаться вызнать что-либо полезное про Н‘генга. И делать отсюда ноги».

— А чутье просто так не возникает, оно возникает из множества мелких деталей. А в нашем с вами случае таких деталей — пруд пруди, и одна другой подозрительнее. Сначала я встречаю вас на Олеговой пустоши, а спустя несколько минут там начинается бойня. Потом на трассе находят сгоревшую машину, набитую, как шпротами банка, изуродованными телами. Выясняем, чей автомобиль — и тут на домик хозяйки авто нападают весьма серьезно экипированные люди. Люди перебиты, причем довольно экзотическим способом, а хозяйка и ее спутник исчезают в неизвестном направлении. Но один из охранников «Золотой пади» описал ее спутника, и сие описание удивительным образом подходит к вам. Я еду домой отоспаться, проезжаю мимо улицы Карчека — а тут опять труп. И угадайте, кого я вижу около дома? Ну не подозрительно ли… Вот чутье и включилось. Только вот ума не приложу, откровенно говоря, как это вы умудрились так быстро сменить костюм и, главное, зачем. Думали, что не узнаю?

Сварог промолчал. Он вообще ни бельмеса не понимал. Какая такая Олегова пустошь, какая «Золотая падь»? Какой костюм, ешкин кот?!

— Можно только два вопроса? — спросил он.

— Ну?

— Кто погиб на Карчека?

Шевчук ненадолго задумалась, но все-таки ответила:

— Некий гражданин Пак, Серафим Иванович. Знакомы?

Она не врала. И Сварог покачал головой. Черт. Эх, надо было не отсыпаться в гостинице, а сразу ехать к дедушке! Черт, черт, черт…

— А второй?

— Что второй?

— Второй вопрос. Что сталось с моим приятелем? Где он сейчас? — впрямую спросил Сварог.

— Приятель, говорите? — задумчиво прищурилась рыжеволосая. — Так и рвется с языка: «Вот, значит, какие у вас приятели!» Он, ни много ни мало, убил трех человек. Трех. Причем с особой жестокостью и без видимых мотивов. Не знаете, кстати, что на него нашло?

— Не знаю, — честно сказал Сварог. — Думаю, его спровоцировали. Он, знаете ли, всю сознательную жизнь провел в диких лесах, где много-много хищных зверей, жил вдали от цивилизации. Жил по своим законам и привык защищать себя сам, как умеет, а не звать на помощь полицию. Он и слова-то такого — «полиция» — еще не успел разучить. Так он.., жив?

— Когда увозила «скорая», был жив, — равнодушно сказала Шевчук.

Не врет.

— Он сейчас в больнице?

Шевчук бросила на него недоуменный взгляд:

— Да зачем вам эти подробности? Все равно сможете навестить его только лет эдак через несколько. Потому как незнание законов, увы, не освобождает от ответственности. И придется вашему приятелю отвечать по всей строгости и отбывать, сколько назначит суд. Тут уж ничего не поделаешь и не изменишь. А что же вы так — зная о его неуправляемости, оставили его одного?

— В том-то и дело, что до сего дня поводов для беспокойства он не давал, — развел руками Сварог, — поэтому и оставил спокойно его одного. Я же говорю — спровоцировали. Если уж на то пошло, каждого из нас можно вывести из себя, и цивилизованный человек зачастую не может удержаться в рамках.

— Что верно, то верно, — задумчиво подтвердила Шевчук.

«Судя по тому, как она увиливает от моих вопросов, при эдаком течении беседы я ни хрена полезного для себя не узнаю, — подумалось Сварогу. — И не пора ли уже сваливать отсель?..»

— Удивляюсь с вас, как говорят у нас на юге, — еще более обворожительно улыбнулась рыжеволосая. — Ну насквозь не правильно себя ведете. Нормальный безвинный иностранец уже давно не выдержал бы, несмотря на все наши уговоры, и принялся бы возмущаться не праведным задержанием, нанесением теледных повреждений.., понятное дело, без устали поминал бы о правах человека, орал бы и грозился всяческими карами. А вы же — ну просто само спокойствие. Сидите, ножкой покачиваете, беседуете.

— Просто знаю, что этим ни на йоту не приближу себя к главной своей цели — как можно скорее выйти отсюда, — спокойно сказал Сварог. — Так чего зря возмущаться и задавать идиотские вопросы. А вам не кажется, Дарья Андреевна, в свою очередь спрошу я, что мы тратим время.., как бы это сказать, несколько нерационально, что ли? Спросили бы четко, что вас интересует, я бы дал вам четкие ответы и ушел бы отсюда…

— И куда бы вы пошли? — быстро спросила Шевчук.

— В гостиницу, где уже устроился, — без раздумий отозвался Сварог. — Куда ж еще! Название, номер комнаты сообщить?

— Понятно. А цель вашего визита в наш город, разумеется, — какие-нибудь корни-гены, зовущие на родину предков, заочная любовь к России? Ну, и попутное знакомство с сибирской экзотикой, куда ж без этого, всякие медвежьи охоты, бани с квасом, вениками и крепостными девками, водка с балалайками…

— Угадали, Дарья Андреевна, просто настолько точно угадали, что мне нечего добавить.

Наверное, во имя простоты имеет смысл дождаться конца допроса. Ежели не отпустят на все четыре (а в это отчего-то не верится), всего-то и надо, что отвести глаза конвоиру…

— Я понимаю, что вы всерьез рассчитываете вот на это, — Шевчук двумя пальчиками подняла со стола и показала Сварогу паспорт на имя Беркли. — Думаете, рано или поздно сработает ваш заграничный статус. Только вопросов к вам накопилось столько, дорогой мистер… — она развела руками, — что мои знакомые из парижской префектуры на моем месте уже давно бы светили вам в лицо лампой и отвешивали бы оглушительные пощечины. Я же, по доброте душевной, еще пытаюсь сложить с вами дружеский разговор…

— Накопились вопросы? Ко мне? — Сварогу даже не пришлось подделывать недоумение, оно было абсолютно искренним. — Я прилетел сюда несколько часов назад. Все, что я успел, — доехать до улицы этого чертового подпольщика, где влип в историю. Заметьте: не по своей воле… Какие могут быть ко мне вопросы?!

— Какие, говорите? — Дарья стерла с лица улыбку. — Честно вам скажу: вы или прекрасный актер, или.., поразительной, прямо-таки сказочной наглости человек. Ну что ж, раз так, давайте галопом пройдемся по.., вопросам, — голос ее изменился, стал жестче, она заговорила напористо, чуть подавшись вперед за столом. — Итак, вы с непонятным мне упорством утверждаете, что прилетели в город только вчера. Так? Алиби, признаться, хиленькое, серьезной проверки не выдержит. Интересно бы знать, на что надеетесь? Да и зачем вам это, никак не пойму!

— Не понимаю, о чем вы, — более-менее искренне изумился Сварог. — И вообще, вы скажите конкретно: за что и почему меня арестовали? Пардон, задержали. Что я такого совершил? На что я надеяться-то должен?!

— Вы мне никак не кажетесь глупым человеком, — не слушая его, напористо продолжала рыжая. — Неужели вы всерьез надеетесь, что я вас не запомнила и не узнаю? — Шевчук откинулась на стуле и скрестила руки на груди. — Или станете утверждать, что не были на Олеговой пустоши? И меня там не видели?

Е-мое! Опять Олегова пустошь, что еще за хренотень?! За кого она меня принима…

И вдруг Сварог ясно осознал — за кого.

За второго.

Демона.

Ач-черт…

Вот сволочь, он уже здесь!

— Не был, — предельно честно сказал он и виновато развел руками. — И вас не видел. И впервые слышу про эту пустошь! Так что ничем не могу помочь. Зато, сдается мне, вы сами себе можете помочь элементарнейшим образом. Я ведь не в багажных отсеках в самолетах летал, лежа согнутым в три погибели в полосатом чемодане. Я летал честным пассажиром, везде предъявлял паспорт, везде меня заносили в компьютерную базу, наверняка скрупулезно проставляя дату отлета-прилета и время суток. Вам это проверить — раз плюнуть… Да! Кроме того, как в московском, так и в шантарском аэропортах я повсюду видел камеры слежения и уж в объектив хотя бы одной из них я попал наверняка. Если и это не алиби.., то тогда уж и не знаю, что вам надо.

— Я вам скажу, что мне надо, — Даша опять обворожительно улыбнулась. — Мне надо того же, чего добивался гражданин Остен-Бакен от гражданки Инги Зайонц. А именно — глубокого раскаянья в содеянном и искреннего желания искупить вину тесным сотрудничеством с органами дознания. Вот, к примеру, лично я с вами совершенно честна и предельно открыта. И я вам откровенно признаюсь — нет у меня ни малейшего сомнения, что ваша фамилия значится во всех этих аэропортовских списках, а вашу физиономию прилежно запечатлела добрая дюжина аэропортовских камер. Вот нисколечко не сомневаюсь, что все обстоит так, как вы сказали, хотя, конечно, будем проверять.., вернее, уже проверяем. А еще я с подкупающей девичьей доверчивостью откроюсь вам в том, чего сама пока не понимаю: как вам это все удалось так лихо провернуть. Правда, одна скороспелая версия у меня появилась… Вы слышали что-нибудь о фальш-турах за границу?

— О чем?

Сварог и вправду не слышал об этом ни слова.

— Значит, не слышали. Это такая столичная, с позволения сказать, услуга. К сожалению, официально разрешенная и, к еще большему сожалению, уже добравшаяся и до нашего медвежьего угла. Суть ее в следующем. Приходишь ты, значит, в контору, предлагающую эти фальш-туры, и говоришь: хочу, чтобы все поверили, будто я побывал, ну допустим, в Таиланде. Платишь, на сколько сторговались. И контора изготавливает для тебя поддельный договор с турфирмой, поддельные визы, липовые билеты на твое имя в Таиланд и из Таиланда, снабжает тебя профессионально сработанным фотомонтажом, где ты позируешь на фоне пагод в обнимку с озорными тайскими девчонками, обеспечивает экзотическими сувенирами, якобы купленными в лавочках Бангкока. Как правило, клиенты преследуют вполне безобидные цели — пустить пыль в глаза сослуживцам и бывшим одноклассникам или обмануть свою вторую половину, свято верящую, что муженек знакомится с достопримечательностями загадочного Востока, в то время как на самом деле он неплохо проводит время с любовницей в соседнем районе города. Класс подделки зависит от готовности клиента раскошелиться. А если клиент вовсе за ценой не постоит — получит подделку того класса, для обнаружения которой будут нужны очень уж скрупулезные исследования. Скажем, если клиент пожелает, то и артиста нанять можно для изготовления липового видеофильма или чтобы вместо клиента прошел где-нибудь паспортный контроль. Потому как биометрические паспорта у нас пока не введены и отпечатки пальцев на контроле не сверяют.

— Выходит, я никогда не смогу доказать вам, что не был ни на какой вашей пустоши, а прилетел только сегодня утром, — усмехнулся Сварог. — Как бы я ни изощрялся в доказательствах?

Он ровным счетом ничего не понимал из того, что говорит рыжеволосая милиционерша. Далась ей эта пустошь! Что еще за пустошь? Снова Олегова?.. Но она говорила правду. А насчет закрыть Сварога на несколько лет — это враки. Но ведь как талантливо играет, чертовка. Не будь у Сварога детектора лжи, он бы мог и купиться…

— Это сущая правда, мистер Беркли, — сказала Дарья. — Все дело в том, что я доверяю своим глазам. На Олеговой пустоши незадолго до прилета вертолета с крупнокалиберной начинкой я видела именно вас, и в этом меня не разубедят никакие живописные кадры и документы с печатями. Дело не только во внешности. Вы никак не могли знать, что попадете ко мне на допрос — это ж каким всевидящим пророком надо быть, чтобы просчитать такое наперед! — и вы не подделывали наперед походку, посадку головы, жесты. Я вижу сейчас перед собой именно того человека, что был на Олеговой пустоши. Знаете, гражданин Беркли, я люблю повторять, что не бывает идеальных преступлений, бывают лишь до поры нераскрытые…

Зазвонил телефон на столе. Дарья подняла трубку. Долго слушала, не перебивая.

— Даже так! — вырвалось у нее. — И что говорят врачи? Ага, ага… Еще и это? И что потом? — И после паузы:

— А что Василий? Скверно, мальчики… Да, скоро буду.

Она повесила трубку. Взглянула на Сварога. И что-то поменялось в ее взгляде.

— Ну вот что, — сухо сказала Шевчук. — Враз стало некогда разводить с вами тары-растобары под сигаретный дым. Получены оперативные данные, что Ольшанский жив и здоров и чего-то там мутит в окрестностях Шантарска. Это усугубляет ваше положение несказанно. Не находите?

На этот вопрос Сварог ответил выжидательным молчанием. А чем еще ответить? Заметил лишь про себя, хитрая лиса зачем-то слила ему оперативную информацию, которую сливать не полагается ни под каким видом. Тем более — задержанным. И возникает вопрос: зачем слила? Знать бы еще, что за Ольшанский такой…

— Если невредимым и целехоньким оказывается человек, которого по самую завязку нафаршировали свинцом, который сейчас должен лежать и не рыпаться в морге третьей городской больницы — то чего уж говорить про связанные с вами, мистер, блин, Беркли, странности, — вздохнула Шевчук. — И сдается мне… Скажу больше, я нюхом чую.., все мое ментовское нутро и немалый жизненный и профессиональный опыт прямо-таки вопиет про то, что вы имеете прямейшее отношение к расстрелу на Олеговой пустоши и тесно связаны с проказами господина Ольшанского.

Ну, блин, и дела тут творятся…

— А еще бойня на трассе, — внимательно глядя Сварогу в глаза, напомнила Шевчук. — И бойня в «Золотой пади»… Или вы тоже к этому никакого отношения не имеете?

И что, простите, мог Сварог на это ответить?! В Африке, кажись, и то спокойнее было, чем в этом вашем Шантарске…

А Шевчук, видя некоторое замешательство Сварога и чуть ли не наслаждаясь этим, поведала более подробно о трупах на шоссе и в элитном поселке. По-прежнему внимательно следя за реакцией аресто.., извините, — задержанного.

А задержанный изо всех сил старался сохранить лицо.

«Это — второй, — окончательно уверился Сварог. — Это он, и никто другой. Выходит, он уже давно здесь и уже успел здорово наследить…»

И еще он уверился: раз этот второй запросто кладет трупы штабелями, то он и есть демон…

— Значит, так, — Шевчук по-кошачьи сузила глаза. — Мне глубоко плевать на вас, мистер Беркли, и на вашу английскую «крышу» в виде королевы и свободолюбивого парламента. Можете потом жаловаться в НАТО, писать в Страсбург и в ООН. Это мне фиолетово. Но сперва своего добьюсь я. И ты, масса Беркли-Шмеркли, выйдешь у меня отсюда только после того, как расколешься без остатка, до самого что ни на есть донышка. Скажу тебе по секрету, что ввиду особой важности преступления и особой тяжести содеянного, а также ввиду того, что дело взяли под личный контроль губернатор и наш представитель в Совете Федераций, мне негласно даны особые полномочия. Веришь ты или нет, но у меня в кармане карт-бланш, выданный мне, пусть и неофициально, но зато с очень больших верхов. Мне дали понять, что в методах и средствах могу себя не стеснять. Главное — расследовать в кратчайшие сроки. Подчеркну красной и жирной чертой слово «кратчайшие». То бишь я хочу услышать от тебя признание прямо здесь и сейчас. Ну что, мистер Беркли, или как вас там, будете давать показания под протокол или без оного? Мне, знаете ли, все равно.

— Мне нечего добавить к тому, что говорил раньше, — малость подумав, сказал Сварог. — Отправляйте уж на свои семьдесят два часа. Да и в чем я должен признаваться-то?!

— Отправлю. Обязательно, — пообещала Шевчук. — А еще я, пожалуй, примешаю во всю эту историю немножко личного отношения и перегну палку там, где в ином случае, может, и не стала бы. Ты уж извини, иностранец, но я не привыкла, когда меня держат за дуру. Семьдесят два, говоришь? А знаешь, как ты их проведешь в отеле под ласковым названием «Эль-СИЗО»? Весело проведешь. Я тебе по блату выпишу путевку с сопроводительным листком в виде шепотка на ухо сержанту из охраны: мол, есть у нас серьезные подозрения, что сей гражданин как раз и есть тот самый злобный камышанский маньяк, который сперва насилует, а потом душит трехлетних девочек и которого безуспешно ловят вот уже второй год. И намекну, что ежели этого гражданина поместят в пресс-хату, то никому никакого урона в служебном плане не выйдет, а выйдет лишь сплошное благолепие и взаимная признательность. А к моим словам и даже полунамекам, знаешь ли, привыкли относиться со всей серьезностью — слишком давно тяну лямку. И свой авторитет зарабатывала исключительно горбом, а не каким-нибудь другим местом.

Шевчук снова закурила, на этот раз Сварогу сигаретку не предложив.

— Через семьдесят два часа у тебя, иностранец, очко превратится в проходной двор. А лучше сказать, в общественную парашу, и кишки будут свисать из него, из очка, как порванные провода. Я уж не говорю про выбитые зубы, сломанные ребра и прочую мелочевку. А когда тебе потом определят срок.., да-да, уж в этом ты не сомневайся, какую-нибудь статеечку мы тебе обязательно подберем, с этим у нас никогда проблем не было и не будет.., да вот хоть подельника твоему чернокожему другу из тебя сделаем, мол, на пару вы тех молодчиков на скамейке убивали, а ты еще и науськивал, идейно вдохновлял. И когда ты попадешь на зону с таким аттестатом, как разработанная задница… — Шевчук мечтательно закатила глаза. — Весь срок от параши ни на шаг не отойдешь. Понял? Или ты думаешь, на понт беру и не сделаю?

«Не сделает, — понял Сварог. — Именно что, мадам ажан, на понт берете». Но, если честно, МХАТ плакал по ней крокодиловыми слезами. У них тут что в Сибири, все менты такие актеры? Куда там Фрейндлих и прочим Тереховым…

И он сказал деланно усталым голосом:

— Да отправляй куда хочешь.

— Идет, — Шевчук загасила сигарету, вернулась за стол и нажала что-то на столешнице снизу. — Ладно… Как для иностранца и по женской доброте своей я сделаю для тебя одну поблажку, махонькую такую. Я оставлю тебе шанс все прекратить в любой момент. Затарабанишь в дверь: «Спасите-помогите! Готов во всем сознаться!» Спасут и помогут. Но только ежели ты и после этого начнешь лгать и запираться, тогда вернут тебя, голубка, назад, и уж кричи, не кричи…

Открылась дверь, и на пороге комнаты нарисовался конвоир. Шевчук сделала ему знак рукой подождать.

— И вот еще что… — Она замолчала, словно споткнувшись. Сварогу показалось — задумалась, говорить или не говорить. Но все же сказала:

— Твой чернокожий приятель, между прочим, сейчас тоже на пути в следственный изолятор. Или уже в СИЗО. Будете соседями.

— То есть как? — Сварог от удивления аж привстал. — Он же…

— Вот именно! Никто ничего не может понять. Укладывали на носилки и вдвигали в «скорую» полутруп. Который, пока везли в больницу, вновь превратился в здорового человека. Рана затянулась, и даже не замечено слабости, обязательной после такой кровопотери. Случаем не знаешь, в чем тут фокус?

«Подземная пирамида, — мог бы сказать ей Сварог. — Она же Истинная Пирамида, если верить Беркли. Судя по всему, это она передала Пятнице часть своей силы. Или.., не только ему?» А еще Сварог подумал о том, что раз Н‘генга в следственном изоляторе, то это кардинально меняет его собственные планы. Теперь бежать в коридоре нет никакого смысла, а есть прямой смысл дать себя отконвоировать в СИЗО и бежать уже оттуда. Уже с Пятницей.

— О чем задумались? — спросила Шевчук, вставая. — Пожалуй, я догадываюсь, в чем дело. Вы-то рассчитывали, что ваш шоколодного цвета приятель замолчал навечно, ну, в худшем случае, надолго, а теперь он может заговорить в любой момент и сообщить что-нибудь, вас напрочь не устраивающее. Не так ли, мистер Беркли? Может, все же желаете что-то рассказать? Тогда давайте быстрее определяйтесь, мне пора ехать.

— Я уже определился. Отправляйте, куда собирались.

— Что ж… Будь по-вашему.

Глава третья ПО ПРОЗВИЩУ «КОЛДУН»

Старший прапорщик был уже в серьезных годах, уже, наверное, и пенсию выслужил, но вот продолжал работать. Отчего ж мужику не работать, ежели здоровье позволяет? Озвереешь сидя дома.

— Лицом к стене, — скомандовал прапорщик.

Сварог встал, как велели. За спиной шаркнули по бетону сапоги, чиркнула спичка, потянуло ароматным табачным дымком.

— Повернись. На, закури.

Старший прапорщик протянул раскрытый портсигар. Сварог не стал вставать в позу: мол, с вертухаями не курю, вытащил из-под резинки сигарету, прикурил от протянутой спички.

— Послушай меня, паря, — сказал прапорщик, приглаживая небольшие аккуратные усы. — У меня глаз наметанный, я человека насквозь вижу. И вижу, что ты, паря, человек непростой. Есть в тебе какой-то стержень. Но… Это камера. Не пресс-хата, конечно, но и туг не интеллигентики сидят. Если будешь много выступать — а мне отчего-то кажется, что будешь, — тебя превратят в инвалида. Если ты надеешься на силу или на приемчики, то зря, оставь ты это. В это СИЗО таких Негрошварцеров приводили, что ты против них хиляк из хиляков. Иные храбрились: мол, я на воле по двадцать рыл одной левой раскидывал. Да только никто из этих Шварцеров не выгреб отсюда таким же целым, как вошел, против кодлы из десятка рыл никто не устоит. А здоровье взад никогда потом не вернешь. Хорошенько подумай, стоит ли того твое залупательство.

— А ты, батя, агитируешь меня по доброте душевной или по обязанности? — напрямую спросил Сварог, щурясь от дыма. — Хотя, спасибо, конечно, за науку.

— А тебе не все равно, паря? Я вот что тебе скажу напоследок. Я тут всего навидался, паря. И всяких. И к жизни после этого начал относиться, прости за умное слово, философически. Все суета, нет в жизни правды со справедливостью, каждый за себя, и все в таком духе. Короче, никого не жаль, потому как никто тебя самого не пожалеет. А теперь сам думай.

— Ты мне вот что лучше скажи, старшина, — Сварог с усмешкой посмотрел на прапорщика. — А если бы тебе прямо сейчас предложили махнуть из этого мира да головой в неизвестность? Провалиться куда-нибудь на другую планету, оставив здесь все эти коридоры, надоевший дом в панельной многоэтажке с квартиркой в три шага, провонявшую мочой лестницу, загаженный воздух и химическую пищу? И вперед на волю, где боевой топор ударяет по бедру при каждом шаге коня, где рядом настоящие друзья, где… (он на миг запнулся, не зная, как продолжить, но тут кстати вспомнился Смок Белью) где ты ешь настоящее медвежье мясо?

— Да ну тебя! — махнул рукой прапорщик. — Я с тобой серьезно, а ты мне вкручиваешь… Ладно, если что — ори в три горла и колоти в дверь что есть мочи. Я тут рядом буду, выручу…

— Договорились, — сказал Сварог, бросая окурок на пол. — Заводи.

— Что там шепчешь? Молитву? Правильно. Ну, ни пуха тебе, паря. Давай…

И Сварог перешагнул порог.

Старший прапорщик вряд ли обратил внимание, что в коридоре вдруг едва заметно похолодало. Сквозняк гуляет — и всего делов. Прапорщик запер дверь, откинул «глазок», прилип к нему, несколько секунд полюбовался видами камеры, на пару шагов отошел от двери и полез в карман за своим портсигаром.

Не стал старшина смотреть тюремное кино. «А немало интересного увидал бы товарищ вертухай, чего в кино и за деньги не кажут, — подумал Сварог. — Увидел бы такие яркие картинки, по мотивам которых граждане уголовнички потом еще долго будут предания слагать…»

Прапорщик мог бы увидеть, как с нар сползают с ног до головы разрисованные зеки и неторопливо, вразвалочку направляются к замершему у порога арестанту. Кто-то из них вертит на пальце цепь, кто-то шлепает об ладонь сложенный пополам ремень, кто-то поигрывает укрытой от всех шмонов выкидухой. Из кодлы обязательно должен вывалиться нагловатый живчик, эдакий всеми признанный спец по болталову с новенькими.

Ага, вот и вывалился…

— Ну че, фраерок, давай знакомиться, — заводила приблизится к «гостю» на расстояние шага. — Поглядим на тебя внимательно и вдумчиво. Познакомимся, поговорим. По «радио» напели, что больно крут? Ну дык покажи, покажи! Давай насчет тебя поупражняемся, какой ты в натуре крутой…

Ясно, что живчик провоцирует Сварога. И от того, как Сварог ответит, будет зависеть многое дальнейшее. Испугается — один вариант будущего, начнет понты кидать — огребет по полной…

Сварог пошел вразрез с советами доброго прапора и кинул понты.

— Полезай под нары, машенька, — сказал ласково он. — Ибо благородному дону западло балакать с пидорами.

Оскорбление, признаться, было действенным.

Живчик оглядывается назад, словно ищет поддерки у корешей, и вдруг с неожиданного резкого разворота наносит жуткий удар кулаком в живот, от которого Сварог должен был бы скрючиться в три погибели.

Да вот только каково же будет удивление уголовника, когда его кулак пробьет пустое место, пройдет сквозь «фраерка»! А новоприбывший гость как ни в чем не бывало будет глупо и молча перетаптываться там, где стоял. Вся кодла с воплями налетит на «фраерка залетного» и начнет топтать и месить его… Думается, все же пройдет какое-то время, прежде чем постояльцы разберутся, что имеют дело с иллюзией, а не с живым человеком. А когда наконец разберутся… Сложно даже вообразить всю глубину их удивления.

Ну и напоследок, дабы посеять в их умах окончательный разброд и шатание, фантом рассеется как дым, будто и не было его никогда. И можно голову дать на отсечение, нескоро утихнут споры, было это все или привиделось, и дойдут те споры до драк. И еще долго по тюрьмам будут ходить легенды и байки о каком-нибудь Таинственном Фраере, Привидении старого СИЗО, о Призраке Изолятора…

Ну, пошутил так Сварог.

Вот что мог бы увидеть в «глазок» старший прапорщик, а возможно, и услышать, если бы приложил ухо к двери. Но вместо этого он курил рядышком с дверью и что-то тихо бормотал себе под нос. Докурив, бросил окурок на пол, старательно растер носком казенного ботинка, вздохнул, повернулся боком к двери… И в этот момент, прямо по пошлейшим канонам фильмов ужасов, ему на плечо легла рука.

Прапор медленно повернулся и, когда увидел, кто стоит за спиной, челюсть у него отвисла самым натуральнейшим образом.

— Не-ет… Чур… — прапор помотал головой и скрюченными пальцами левой руки что-то изобразил перед своим лицом, словно отгонял нечто невидимое. — Как же так… Откуда? Ведь я же тебя…

Правая рука надзирателя привычно потянулась к висящей на поясе дубинке. Сварог перехватил руку, крепко сжал запястье. Проговорил, глядя глаза в глаза:

— Не надо, батя, не поможет. Ты вот о чем задумайся. Я мог бы двинуть тебя сзади по голове, забрать ключи, переодеться в твою форму, открыть любую камеру — да хоть бы и пресс-хату! — и забросить тебя внутрь. Представляешь, что бы с тобой было? Я этого не сделал. Пока не сделал. Ну, думай, соображай, батя.

— Ты хочешь, чтобы я тебя вывел отсюда?

Сварог ухмыльнулся.

— Не хочу. Надо было бы, я бы вообще не доводил дело до своего заключения в этот неприятный мрачный дом. И когда потребуется, я смогу выйти отсюда и без тебя… Мне нужно другое. В каждой тюрьме есть смотрящий, то бишь главный по узилищу. Король воров, атаман здешних головозеров. Мне всего-то и нужно, чтобы ты отвел меня к нему. Только не говори, что не знаешь, кто атаманствует в вашей богадельне. Ни за что не поверю. И, ей-ей, выполню свою угрозу, закину тебя в камеру к нехорошим, злым уголовникам… А после и без тебя управлюсь со своей задачей. Ты мне тут давеча про философию самосохранения вкручивал. Ну вот! Зачем тебе на старости лет сложности? Хочешь на пенсию выйти инвалидом?

— А что.., кто там? — прапорщик судорожно мотнул головой в сторону камеры.

— Да какая разница! Некогда объяснять. Ну что, идем? Только душевно тебя прошу, не надо геройствовать, — Сварог легонечко сжал прапорщику локоть и произнес елейно:

— Мне больно об этом говорить, но если ты меня подведешь, я вынужден буду очень сильно тебя обидеть…

Этажи, переходы, забранные решетчатой сеткой лестницы, грохот шагов по железным ступеням, лязгающие двери, однотипные фразы, которыми перебрасываются вертухаи. Одинаково серые коридоры. Они остановились в конце одного из таких коридоров перед камерой с номером 178.

— Здесь, — сказал, глядя в пол, прапорщик.

— Как кличут здешнего смотрящего?

— Погоняло-то? Да Пугач его погоняло. Только, это… Не любит он, когда без приглашения.

— Ах, вот как значит! Его благородие не любят, когда без доклада! Ладно, пусть мне будет хуже… Открывай, батя.

Вздохнув тяжко, прапорщик завозился с ключами.

— Да, вот еще что, — сказал Сварог. — Ежели ты задумал, едва я окажусь за дверью, бежать за подмогой, то одумайся скорее, прошу тебя.

— Да ничего такого я не задумал! — воскликнул прапор с наигранным возмущением.

И ведь соврал!

— Вижу, что как раз так и задумал, — любовно произнес Сварог. — Ну, не стану долго говорить и грозить жуткими карами. Просто скажу, что, поторопившись, ты наживешь себе врага в лице Пугача. Самого Пугача, я бы сказал. Смекаешь? Ведь ты же еще не против здесь послужить верой и правдой? Вот так-то, батя. Ну открывай…

По результатам явления Сварога обитателям тюремной хаты можно было бы живописать картину маслом «Не ждали 2». Видимо, и вправду не привык смотрящий по этому каземату, что к нему могут заявиться без приглашения и без согласования времени аудиенции. Вся четверка, что находилась в камере, обернувшись к дверям, застыла в ступоре.

Сварог огляделся. Камера, в которой обитал смотрящий по изолятору, мало походила на привычные тюремные застенки. Стены завешены коврами (понятно, что не персидскими, а весьма потрепанными и облезлыми, но все же!). В камере имелись холодильник, телевизор, магнитофон, микроволновая печь. На столе перед каждым из заключенных лежал мобильный телефон. Да что там телефон! На кровати валялся ноутбук (Сварог спутать не мог — тесно познакомился с этим чудом за пятнадцать лет шагнувшей вперед техники в гостях у конголезского приятеля Гуго, хозяина частного аэродрома). Стол, за которым культурно отдыхали четверо узников, ломился от еды, которую вряд ли готовили на кухне следственного изолятора и которую вряд ли потом развозил по камерам в своих бачках баландер. Икорка, водочка, балычок, копченая колбаска, фрукты…

— Как понять сие явление? — наконец нарушил молчание один из сидевших за столом. Мужичок лет пятидесяти, невысокий и сухощавый, с совершенно седыми волосами и волчьим взглядом исподлобья. Никаких сомнений почему-то не было, что это и есть вожак, сиречь тот самый пресловутый Пугач.

— Кликуха моя Колдун, не слыхал? — Сварог небрежно достал из воздуха сигарету, прикурил от пальца.

— Гляди, люди, циркача заслали! — воскликнул чернявый, похожий на цыгана хлопчик (у него даже серьга в ухе была). — А чего, это дело, Пугач, да? Мужик пришел скуку нашу скрасить. Может, станцует еще, споет.

— Завянь, Цыган, — бросил седой. — И чего дальше… Колдун?

Дальше для усиления эффекта Сварог наколдовал себе кофе — в его руке из воздуха материализовалась дымящаяся чашка кофе с непременным блюдцем.

— Впечатляет, — лишенным всяких эмоций голосом проговорил еще один, доселе молчавший бритый наголо человек. — Правда, видал я колдовство и похитрее. В восемьдесят пятом с зоны под Печенгой сдернули Матрас с Чухонцем. Зашхерились между бревен в лесовозе. Даже Кио, думаю, такой фокус повторить не сможет. Ну, то ладно, так ведь и дубаки с собаками бегунков не унюхали… А это уже форменное колдовство выходит и чернокнижием попахивает.

— Это что! — воскликнул, сверкнув белозубой улыбкой, Цыган. — У нас в таборе тетка Натэлла — вот с кем в карты не садись. Заговорит тебя, загипнозит, и ты, как во сне, пробубнишь «Хоре, себе», когда на руках будет какой-нибудь валет с шестеркой, или прикупишь к двадцати на руках еще карту. Вот это цирк, я понимаю! А сигарету из уха доставать и кофе из штанов — это любой баклан смогет, чутка потренировавшись.

— Вижу, народ вы бывалый, пустяками вас не заинтересовать, — Сварог поставил на пол чашку кофе, так и не сделав ни глотка. — Ну хорошо… Сделаем заход по-крупному. Цыган, серьга у тебя золотая?

— Слышь, Колдун, ты за базаром следи. Я тебе не молдаванин какой-нибудь, а цыган. Туфту не носим.

— Вот сними и дай мне. Назад получишь. И еще одну такую же.

— Да ты… За кого он меня держит, а! — Цыган повернулся к пахану, раздался щелчок, и в его руке вдруг сверкнула невесть откуда выскочившая в ладонь выкидуха. — Слышь, Пугач, пора баклана ставить на место…

Пугач задумчиво поскреб щетину на подбородке. Сварог легко угадывал направление его мыслей. В камере — и не просто в камере, а в наиглавнейшей хате следственного изолятора, откуда, собственно, и управляется сей изолятор — происходят немыслимые, не укладывающиеся в привычные рамки вещи. Правда, пока ничего угрожающего не просматривается, скорее уж чистой воды развлекалово. В общем, нет причин раньше времени устраивать серьезный разбор, с этим всегда успеется. Пусть сперва залетный чудак покажет свои фокусы…

— Дай ему серьгу, Цыган. Или боишься, что сопрет?

— Ха, я ему сопру! Ну ладно, держи, мужик.

«Мужик» было произнесено с явным подтекстом, и Сварог даже знал, в чем дело (не забыл еще всех особенностей российского воровского жаргона и этикета, почерпнутых им из книжек и общения с сослуживцами). Эдаким макаром Цыган легонько прощупал Сварога на причастность того к воровскому сообществу. Ежели причастен, то на «мужика» должен был возмущенно среагировать: дескать, ты кого мужиком назвал! Сварог усмехнулся про себя — выдавать себя за вора он и не думал. А вскоре Цыгану должно и вовсе стать не до всякой словесной муры.

Исподтишка подмигнув Пугачу, что не укрылось от Сварога, Цыган вытащил из уха серьгу и протянул Колдуну. Золотая побрякушка оказалась весьма увесистой. Серьга была похожа на старинную. Ага, кажется, даже клеймо имеется, затертое и грязное. Однако некогда сейчас вдумчиво изучать.

Сварог пробормотал нехитрое заклинание, держа серьгу на вытянутой ладони, и рядом с первой появилась еще одна, точь-в-точь такая же.

— На, возьми! И найди десять отличий. Или хотя бы одно, — Сварог отдал Цыгану золотые побрякушки.

— Слышь, братва, в натуре рыжье! — Цыган, в лучших традициях трактирщиков, попробовал сотворенную Сварогом серьгу на зуб. — Рыжье, чтоб мне не жить! И один в один моя серьга, вот и царапинка точь-в-точь такая же. Слышь, Пугач, этого не может быть, это же еще дедовская серьга, она ж старинная! Второй такой не было!

— Я тебе и третью такую же сделаю прямо сейчас, — спокойно предложил Сварог.

— И сделай, — не менее спокойно сказал Пугач. — А мы посмотрим.

Сварог без труда создал еще одну копию золотой побрякушки.

— А чего-то холодно стало, — поежился Цыган.

— Побочный эффект, научно выражаясь, — сказал Сварог. — Ну что, уважаемые, есть интерес к разговору?

— И много таких можешь налепить? — бритый наголо человек уже не сидел за столом, а поднялся на ноги и в возбуждении ходил между нарами и столом.

— Сколько угодно, — сказал Сварог.

Бритый присвистнул.

— Тогда с тобой можно мутить дела.

— Иди к столу, — решил Пугач. — Цыган, пересядь на шконку, дай человеку стул.

Когда Сварог сел, пахан спросил:

— Ты кто и откуда такой? Почему о тебе не слышал?

— Из Конго я, — сказал Сварог. — Страна такая в Центральной Африке. Кликуха, как сказал, Колдун. Отец — бывший советский военспец. Так уж вышло, что ребенком попал в одно лесное племя. Из-за войны попал, там в Африке кругом война. В племени моим воспитанием занимался шаман, кое-чему научил. Вуду. Слышали про такое?

Пугач посмотрел на четвертого своего кореша, который пока не проронил ни слова. В ответ на взгляд пахана, тот кивнул.

— Ну, ну, — Пугач вновь перевел взгляд на Сварога. — И чего еще умеешь?

— А тебе мало разве? Могу и еще кое-что… Много чего могу. Отсюда выйти могу в любое время. И вывести могу, кого угодно.

— Ну, это не колдовство никакое, — хмыкнул Пугач. — Я сам кого хочешь отсюда выведу, была б нужда. А как сюда попал, за что замели?

— Да он по фене не ботает. Пугач, ему толмач нужен…

— Заткнись, Цыган! — прикрикнул Пугач. — Будешь вступать с ариями, когда я разрешу.

— Замели не меня, — пояснил Сварог, — а кореша моего африканского, за ним я сюда и пришел…

— Погоди-ка, погоди, — Пугач внимательно взглянул на Сварога. — Это не тот ли негрила, про которого маляву час назад отстучали?

— Если негрила и час назад, то это он самый и есть, — кивнул Сварог.

— Его же упаковали за тройное мочилово, — сказал бритый. Усмехнулся:

— Серьезный у него корефан, Пугач.

— И чего ты от меня хочешь, Колдун, за чем ко мне пришел? — спросил Пугач.

— Мне нужно выйти отсюда вместе с моим корешем. Прямо сейчас. Не откладывая.

— И всего-то? — с иронией спросил Пугач. — А может, тебе еще и подогрев организовать в дорогу? И «корову» с собой в придачу отправить? Ты, похоже, не догоняешь. Колдун, что это за громадина с решетками, собаками и сапогами — своего рода учреждение, директором которого я поставлен. Власти у меня, ясно дело, тут немало, но я поставлен, сечешь? Людьми поставлен следить за порядком. И меня могут точно так же снять, как любого директора, если я на своем месте накосячу. И вот скажи, зачем мне все твои сложности?

— Скажу, — Сварог говорил, глядя Пугачу прямо в глаза. — Я все равно добьюсь своего. И твои архаровцы ничего мне не смогут сделать. Надо будет, я превращу эту тюрьму в ад, но прорублю путь на волю себе и моему товарищу. Развалю до кирпича эти домики, если понадобится… Твое дело, верить мне или нет, но как я сказал, так и будет. Это первый путь.

— А второй? — спросил Пугач, сминая пальцами мундштук «беломорины».

— Второй — договориться с тобой ко всеобщему удовольствию сторон.

— И в чем будет мое удовольствие?

— Во-первых, спокойствие во вверенном твоему попечению хозяйстве. Думается, тебе мало перепадет радости от бурных потрясений на хозяйстве. Комиссии потом понаедут, твои начнут шептаться, «не удержал», мол…

— Слышь, Пугач, а он никак на понт берет! — крикнул чернявый. — Нас!

— Отзынь, Цыган! Дослухаем товарисча до конца, — Пугач мял, мял «беломорину» и довел до полной непригодности к курению. Пришлось выбросить в пепельницу. — Ну допустим. Колдун.., всего лишь допустим, что я к тебе прислушался. Только позволь усомниться в твоих терминаторских способностях…

— А ты спроси прапора, что околачивается за дверью, как я добился, чтобы меня привели в твою камеру. Полагаю, сомнений у тебя убавится. А пока я перейду к обещанному «во-вторых». Во-вторых, все будет оплачено по высшему тарифу. Я тебе предлагаю отличный гешефт. Или, на новый манер говоря, бизнес. Побег в обмен на золотой дождь. Ты отправляешь со мной кого-нибудь, или отправляешься сам, или поручаешь своим доверенным людям на воле. Думаю, договориться, чтобы твои люди на воле в кратчайшие сроки раздобыли алмаз — для тебя никакая не проблема. Примерная стоимость алмаза тебе известна. Я скопирую для тебя десять таких алмазов. Это с лихвой покроет затраты на побег двух арестантов и даже моральный ущерб. Ну, что скажешь?

Пугач молчал, задумчиво катая по столу новую «беломорину». Какие мысли крутились под черепной коробкой пахана, узнать Сварог не мог. Зато чуть позже он сможет узнать, станет ли ему врать смотрящий.

А это дорогого стоит.

— Побег провернуть — дело плевое, — наконец заговорил пахан. — Вас обоих определят в местную больничку. У одного внезапно прихватит сердце, у другого, допустим, откроется острый аппендицит. А из больнички ход на волю у нас уже готов…

— Слышь, Пугач, — вставил слово бритый наголо уголовник, — ты что всерьез…

— Ты че, Гоша, хочешь поучить меня дела вести? — Пугач сказал это так просто и так спокойно, будто означенный Гоша спросил у него — сколько времени. И снова обратился к Сварогу:

— Значит, Колдун, вот как решаем. Слов нет, предложение твое заманчиво. Мне оно нравится. Ты говоришь, отец у тебя военным был? Значит, должен понимать про дисциплину с субординацией. У нас она похлеще воинской будет. У меня тоже свои командиры имеются, и я поперек них по-важному решать не могу. А ну как вы с твоим чернокожим корешем в делах против братвы замешаны, а верить тебе на слово я никак не могу… Короче, я тут по мобиле перебазарю с нашими, а тебя пока устроим в хате со всеми удобствами. Там отдохнешь, а по ходу цацек золотых наколдуешь, чтобы было чем подкормить вертухайских шакалов. Ну и после снова посвиданькаемся и обкашляем все окончательно. Устраивает, Колдун, или станешь бурно возражать?

— Вполне устраивает, — соврал Сварог.

Собственно, он мало надеялся на удачный исход переговоров с тайным хозяином тюрьмы, предполагая, что в лучшем случае процесс может затянуться надолго (что никак Сварога не устраивало), а в худшем и наиболее вероятном случае — его попробуют обманом и хитростью оставить при изоляторе (а если потребуется — и силой), чтобы он пополнял общак скопированными деньгами и золотыми побрякушками. Зачем такое нежданно привалившее счастье отпускать от себя на волю к чужим хапужистым дядям? Все это Сварог прекрасно понимал, и плевать ему было по большому счету, что там надумает смотрящий по тюрьме, какую поганку сочинит. Сварог пришел к Пугачу совсем для другого. Он пришел, чтобы увидеть «черного хозяина тюрьмы», услышать его голос, запечатлеть манеру того вести разговор, запомнить, в конце концов, отдельные излюбленные словечки пахана, а также усвоить некоторые характерные обороты воровского жаргона, которых не знал и знать никак не мог. Все, что хотел, Сварог уже увидел и услышал и вполне мог приступать к задуманному.

Задумку никак нельзя было назвать оригинальной — однажды Сварог проделывал точь-в-точь то же самое. Он бежал из Равены со Странной Компанией, придав Шедарису облик короля Конгера. Здесь же Сварог намеревался самого себя выдать за.., ну, тоже можно сказать за короля — короля тюремных воров. Кстати, и здесь их путь лежит на аэродром, как было и в Равене. Правда, в тот раз аэродром был стратегического значения, охраняемый драгунами и снольдерскими мушкетерами, здесь же им всего лишь нужно будет попасть на территорию местного аэроклуба, где если и есть охрана, то состоящая из пары-тройки полусонных вохровцев. Впрочем, сути дела это не меняет.

Когда знакомый Сварогу прапорщик откроет дверь, он увидит перед собой не Сварога, а Пугача. «Пугач» велит отвести себя в камеру, куда посадили чернокожего арестанта: мол, потолковать надо с человеком. «Да не боись, начальник, через дверь и под твоим надзором». Возле камеры, где томится Пятница, старшего прапорщика придется со всей возможной аккуратностью выверенным ударом уложить на бетон, а потом перенести в укромное местечко, чтобы какое-то время полежал в уголке, отдохнул и подумал, не пора ли и в самом деле на пенсию, домино во дворе осваивать. А Сварог, надев на себя личину старшего прапорщика, поведет во двор Н‘генга в приданном ему обличье Пугача. После первого же встреченного ими вертухая Сварог поменяет личину Н‘генга на личину этого вертухая. И во двор изолятора выйдут двое работников внутренней охраны СИЗО. И кто, скажите, их не выпустит за ворота? Какая падла посмеет не выпустить?!

Вот такая комедия переодеваний. Или, если угодно, — театр эпохи Возрождения.

В общем-то, Сварог мог уже прощаться с Пугачом и валить на выход. Тем более пахан вот уже добрую минуту выразительно смотрит на него, явно дожидаясь, когда Колдун поднимется и почапает к двери. Однако Сварог подумал, что, поскольку разговор клеится вполне нормально, не мешает на несколько минут подзадержаться, немножко поболтать с авторитетным и знающим человеком и кое о чем аккуратненько выспросить. Глядишь, кое-что полезное между строк и высверкнет. Дарья Андреевна Шевчук, помнится, упоминала некоего Ольшанского, почему-то думая, что «задержанный Беркли» с ним связан какой-то таинственной криминальной связью…

— А фамилия Ольшанский вам ни о чем не говорит? — спросил Сварог.

— Ты знаешь Привратника? — без всякого интереса отозвался Пугач. — Или, по-другому говоря, Ольшанского Сергея, как там его… Алексеевича, что ли?

— Уж не за тем ли ты заявился к смотрящему? — прищурился бритый.

Сварог не ответил.

— Ну, допустим, знаю, — сказал Пугач. — Я тут знаешь ли, обо всех странностях бытия в числе первых узнаю. Слушок сего дня прошел, что он жив. Совсем свеженький слушок — и часа ему нет. И вдруг появляешься ты. Странно?

— Сдвинулся Привратничек на своем Аркаиме, — встрял Цыган, но одернут паханом не был. Пахан о чем-то крепко призадумался.

Ого! Воры, оказывается, тоже про Аркаим знают! Так придется задержаться, поговорить еще малость…

В общем, посещением шантарского СИЗО Сварог остался вполне доволен. Спасибо вам, Дарья Андреевна. Во-первых, он многое узнал про Ольшанского, еще одного искателя Аркаима, одержимого какой-то идеей, связанной с этим местом, — а такой информацией пренебрегать ни в коем случае нельзя. Во-вторых, выяснил, где этот Аркаим примерно находится — пока Ольшанский окончательно не съехал с катушек на этой теме, они с Пугачом, бывало, общались (было у них много общего в прошлом; но потом Привратник перекрасился, заделался коммерсом, а смотрящий изменять воровским принципам не захотел), так вот, Ольшанский Пугачу все уши прожужжал про этот Аркаим, карты какие-то показывал, так что Пугач и кое-кто из воров были более-менее в курсе этого доисторического городишки…

Да и покинуть СИЗО оказалось делом достаточно простым: Сварог в обличье Пугача выпустил Пятницу из камеры, успокоил доброго прапора часика на два (ну, извини, отец) и, меняя личины как перчатки и на себе, и на туземце, совершенно беспрепятственно вывел Н‘генга за территорию тюряги. Даже обидно как-то стало: из СИЗО выйти оказалось легче, чем туда попасть… Неинтересно.

Сварог поймал частника (где-то теперь честный водитель? И где теперь Гуго?) и через полчаса они уже стояли на территории частного аэроклуба, обозревая вертушки, ждущие на небольшом поле в отдалении. Семь штук, неплохо.

И тут его ждал очередной приятный сюрприз: возле входа в здание администрации, но чуть в сторонке, чтоб зря не светиться, топтался Гуго.

— Вот уж не ожидал! — искренне обрадовался Сварог. — Ты-то как тут оказался?

— Так мы ж сюда вроде и собирались! — чуть опешил Гуго. — Тот таксист сказал: аэроклуб «Сибирские витязи», вы сказали: завтра. Я потом спросил, о чем это вы там? Вы перевели… Вот оно и завтра, и вот я здесь… — он вдруг виновато потупился. — Сэр, сегодня утром, там, возле этого дома.., я не думал, что.., я просто на минутку…

— Ладно, забудь. Прощаю, — сказал Сварог. — Я сам виноват, надо было четкие инструкции давать. А за то, что, не зная русского, нашел это место — объявляю благодарность.

— Рад служить, сэр!

— А если б я не сейчас приехал? Ты бы так и торчал перед клубом? Мы, между прочим, в тюрьме были, настоящей, русской. А если б я оттуда не выбрался?

— Вы, сэр, не выбрались бы? — широко ухмыльнулся Гуго. — Вы? Ха-ха!

— Ну, вперед.

В пятнадцать часов по шантарскому времени в кабинет директора аэроклуба «Сибирские витязи» вошли трое посетителей. Директор давно занимал свое кресло и всяческих персонажей повидал здесь в достатке и переизбытке: начиная от скоробогачей, вечно пьяных, вечно увешанных золотом и хохочущими девицами, и заканчивая приехавшими за русской экзотикой иностранцами. И разных бандюганов, кстати, тут тоже перебывало предостаточно. Однако он, бывший летчик-испытатель, привыкший полагаться на интуицию, которая не раз его вытаскивала из самых гиблых передряг, вдруг каким-то непостижимым образом почувствовал, что эта троица опаснее всех прежних его гостей.

Хотя, на первый взгляд, вроде бы вполне мирная и даже где-то смешная троица: несколько нелепого вида негр с глазами, в которых навсегда застыло удивленное выражение; похожий на Данди-Крокодила, мерно перемалывающий во рту жвачку тип с оловянным взглядом и вполне приличного вида господин, одетый в явно дорогой черный костюм, черные с золотыми пряжками туфли и черную рубаху. Ничего вроде бы угрожающего… Однако интуиция однозначно говорила директору — ни в коем разе не стоит с ними связываться. Ну а когда главный в этой троице, представившийся мистером Беркли, английским профессором археологии («Не удивляйтесь моему языку, господин директор, у меня русские корни»), изложил свою просьбу, директор еще больше укрепился в своем убеждении.

— Вертолет? — переспросил директор, чтобы потянуть время и придумать, как бы половчее отказать. — Арендовать хотите? До Аркаима лететь? Далеко, однако, вы собрались…

Но и Сварог в свою очередь понял настроение сидящего перед ним директора. По глазам догадался.

— Вы беспокоитесь о сохранности летающего железа? — напористо спросил Сварог. — Есть такое понятие, как залог, верно? Вот в этот сейф, — Сварог вытянул руку в направлении железного ящика в углу кабинета, — я положу вам сумму, равную стоимости нового вертолета. И это не считая денег за аренду машины. Погода летная. Дозаправляться нигде не нужно, топлива в баках хватит на дорогу туда и обратно, исправных машин у вас много, даже выбор есть, пилоты изнывают от желания лететь, — по дороге сюда я уже переговорил с вашим персоналом. Ну! Найдите хоть одну причину для отказа!

— Не знаю… Предчувствие… — директор откинулся на спинку кресла. — Вы верите в предчувствия?

— Еще как, — серьезно сказал Сварог. — И что вам шепчут предчувствия?

— Шепчут про беду. Однажды я не прислушался, жалею до сих пор. Погиб человек. Теперь я дую на воду.

— Понятно, — кивнул Сварог. — Я утраиваю вознаграждение за аренду вертолета.

— Все равно я вынужден вам отказать, — выдохнул директор. — Даже несмотря.., несмотря ни на что, на любые условия. Думаю, в другом месте вы получите желаемое.

— Понятно, — еще раз произнес Сварог. — Только времени у нас мало…

— Местному боссу что-то не нравится? — по-английски спросил стоящий за креслом Сварога Гуго.

— Да, Гуго, ты прав.

— Как говорил Деверо, чтоб ему на том свете досталась не самая горячая сковорода, наши рожи не могут нравиться всем подряд, но тем, кому они не нравятся, понравятся наши револьверы, — вот такой тирадой разразился Гуго.

— Извините, — вновь перешел на русский Сварог и улыбнулся директору, — а могу я для разговора с вашим персоналом воспользоваться вашей личиной? — И вновь перешел на английский:

— Гуго, твой выход…

ИГРА

Глава первая О СПОСОБАХ ВЕДЕНИЯ ДЕЛОВЫХ ПЕРЕГОВОРОВ

На стоянку перед кафешкой неторопливо въехала не первой свежести темно-синяя Нива» с тонированными стеклами, остановилась в сторонке от джипов. Распахнулась пассажирская дверца, и на свежий воздух выбрался невысокий пожилой крепыш (хотя и с изрядным брюшком) вида насквозь кавказского. С эдакой напускной ленцой огляделся и двинулся к беседке. Серьезный и целеустремленный. В черных брючках и черных штиблетах, зато в белой рубашке и при белых носках.

— Вижу, — сказал Ольшанский Ключнику. — Ты его знаешь?

— Первый раз вижу.

— А вы? — это уже к Сварогу.

— Еще не хватало.

Ключнику:

— Ну, будь начеку.

— Как всегда, Сергей Александрович…

Сварогу:

— Вы со мной?

— До какой-то степени, — сказал Сварог.

Чернявый приблизился к их столику, охрану и Ключника игнорируя напрочь, без улыбки и приветствия осведомился с характерным акцентом:

— Разрешите?

Причем обращался он исключительно к олигарху.

— А чего ж нет, — вежливо сказал Ольшанский, прищуриваясь. — Садитесь… Коньячку?

— Э, это разве коньяк? — чуть поморщился кавказец и сел на свободное место. — Это позор, а не коньяк. Меня Тенгиз зовут.

— Безмерно рад. Сергей Александрович. Чем обязан?

— Чем обязан… — чуть усмехнулся Тенгиз. Потом неторопливо обвел взглядом территорию кафе и всех присутствующих, не забыв Ключника, Лану, Сварога и трех охранников. Причем, когда он глянул на Сварога, у того тихо бренькнул сигнализатор опасности. — Я просто спросить хочу. Вот что я тебе скажу, Сергей Александрович… Допустим, у тебя стадо овец. И кто-то просит тебя продать ему овцу за мешок золота, на которое можно купить и весь твой кишлак, и все окрестные. Ты согласишься, продашь?

— Продам, — чуть помолчав, ответил Ольшанский. — Только сначала спрошу: а зачем ему моя овца.

— Чем обязан? Вот тем ты мне и обязан, — бесхитростно пожал плечами Тенгиз. — Скажи, зачем тебе мое кафе за мешок денег?

— Это твое кафе?

— Это — мое. Я — хозяин. И еще восемь вдоль дороги… И вот приезжают ко мне Руслан с братом, говорят: кто-то только что за сто тысяч купил мое кафе. Мое, Сергей Александрович, а не Руслана. За сто тысяч купил. Вот что я и хочу спросить: это нормальная цена за одного барана?

«Сто?» — на мгновенье удивился Сварог, прекрасно помня, что Ольшанский оценил забегаловку в двести тысяч. Но потом вспомнил людскую натуру и удивляться перестал.

— Это та цена, которую предложил я и на которую Руслан с Ахметом согласились, — жестко сказал олигарх, внимания на сумме не акцентируя.

— Брат, я же не упрекаю! — всплеснул руками Тенгиз.

Краем глаза Сварог заметил, как Ключник едва заметно дернулся при слове «брат». Ольшанский же был — сама невозмутимость.

— Я не спрашиваю, почему так много денег! Я не спрашиваю, откуда у тебя столько денег! Я просто спрашиваю: зачем?

«Переигрывает, — отметил Сварог, подцепляя на вилку немного красной икры и даже не включая детектор лжи. — Интересно, а Ольшанский это чувствует? Ну, разумеется…»

— Потому что я Ольшанский, — весомо ответил олигарх. — Потому что мне так захотелось.

— Ольшанский, Шмольшанский! — махнул ладошкой Тенгиз, и Сварог понял, что эта фамилия ничего Тенгизу не говорит.

Ну да, ну да… Вот она, известность: все тебя знают — кроме какого-то мелкого содержателя нескольких забегаловок вдоль трассы. Которому и знать-то про тебя не обязательно, потому как плаваете вы на разных глубинах…

— Это не ответ, брат. Зачем тебе «Руслан», а?

— А тебе что за дело, а?

— А то дело, дорогой, что есть у меня к тебе коммерческое предложение.

— Если коммерческое, то излагай.

Ольшанский набулькал себе коньячку, выпил, смачно закусил шашлыком, зубами снимая кусок прямо с шампура.

Тенгиз, нахурившись, понаблюдал, как он жует, потом сказал негромко, буквально взял быка за рога:

— Я так понимаю, что ты человек не бедный. Деньги у тебя есть. Это хорошо. Мужчина без денег — все равно что… — Тенгиз пощелкал в воздухе пальцами, подыскивая сравнение, — все равно что сациви без курицы, да? И если ты покупаешь это кафе за деньги, и без документов, и без нотариуса, то ты можешь купить и больше, да? Молчишь. Правильно молчишь, не надо лишних слов, — обеими пятернями он, как граблями, пригладил волосы на голове. — Я, Тенгиз Абдуллаев, предлагаю тебе хорошо заработать, Сергей Александрович. Купи у меня все кафе на трассе, да? Дорого не возьму, да и, как говорится, оптом дешевле, мамой клянусь. Девять кафе — и ты в девять раз богаче, а? Подумай, дорогой, это большие деньги…

— Спасибо, уважаемый, — едва заметно улыбнулся Ольшанский, вытирая губы салфеткой. — Я одно купил — мне достаточно…

— Э, зачем торопишься? — поморщился кавказец. — Я же еще цену не назвал! А вдруг тебе понравится?

— Послушай, — сказал Ольшанский, и улыбка его мигом стерлась, а в голосе прорезалась сталь. — Мы с партнером разговаривали о серьезных вещах. Потом приходишь ты и перебиваешь. Да? Так дела не делаются. Если хочешь серьезно говорить — приходи завтра ко мне в офис, побеседуем, обсудим, поторгуемся… А сейчас зачем мешаешь?

Сварог не мог не восхититься. Теперь он понимал, каким именно макаром Ольшанский заработал себе репутацию и, собственно, деньги: с каждым клиентом он говорил на его, клиента, языке… И теперь в речи Ольшанского появились отчетливые кавказские интонации, хотя и без всякого акцента.

Интересно, какие нотки появились у него во время матча Ольшанский — Сварог. Сам Сварог, по крайней мере, ничего неестественного в речах олигарха не заметил…

— Я мешаю? — деланно удивился Тенгиз. — Это мое кафе! Мои стол, лавки, еда. Я хозяин, а ты — гость, так почему не уважаешь дом, в который пришел…

— Ну так и веди себя как хозяин! — резко наклонился вперед Ольшанский, и сталь в его голосе превратилась вовсе уж в дамасскую. — Ты зачем горы позоришь? Мы гости, дай покушать спокойно, поговорить, потом спрашивай!..

— Так ты ж не просто гость, — растянул губы в ухмылке Тенгиз. — Ты думаешь — денег дал, значит, дом твой. А я еще не сказал, что этот дом — твой.

— Ахмет взял деньги, — напомнил Ольшанский.

— Слушай, кто такой Ахмет? — всплеснул руками Тенгиз. — Директор? Владелец? Ахмет никто. Ты мог деньги дать кому угодно, и что теперь?

— Хорошо, — сказал Ольшанский. — Твое кафе — пусть остается твое. Верни деньги, и разойдемся.

— Э, что говоришь! Сначала дал деньги, теперь забрал… Потом снова дашь и снова заберешь? Так мужчины не делают…

А Сварогу вдруг стало невообразимо скучно. Боже мой, телевизоры во всю стену, уличные телефоны в кармане у каждого второго, не считая каждого первого, отдельные дома, тачки вовсе уж умопомрачительные — ну чем не Америка? А дешевый наезд как был дешевым наездом, там им и остался…

— Мне не нужны твои точки вдоль трассы, — с нажимом повторил Ольшанский. — Ни еще одна, ни четыре, ни все девять. И эта, по большому счету, не нужна. Оставь ее себе… И деньги оставь.

Тенгиз задумчиво сдвинул брови.

— Ты странный человек, Сергей Александрович, — протянул он. — Кафе не нужны, деньги не нужны… А вот я человек бедный, я человек приезжий. Меня милиция останавливает, налоговая придирается, СЭС эта, чтоб ей провалиться, все время приезжает, чуркой нерусской на улице называют… Мне нужны деньги, Сергей Александрович.

— Чего тебе надо, Тенгиз, а? — устало спросил Ольшанский.

— Купи мои кафе. Клянусь, не прогадаешь.

— Не хочу, Тенгиз, — с ленцой только отобедавшего льва сказал Ольшанский. — Просто — не хо-чу. И денег я тебе больше не дам. Я, видишь ли, не подаю.

— Ай, как нехорошо говоришь, — расстроился Тенгиз. — Я к тебе по-доброму, с деловым предложением, а ты — «не подаю». Я не прошу подачек! Слушай, а можно я попробую тебя убедить?

— Ну? — без всякой заинтересованности сказал Ольшанский и налил себе еще коньяку.

— О, это правильный разговор! — тут же обрадовался кавказец. — Вот. У меня есть несколько доводов. Первый довод вон там, — короткий волосатый палец вытянулся в сторону мирно стоящей «Нивы». Тонированные стекла были чуть приспущены. — Точнее, там целых три довода. И все три калибра 7.62, и все три сейчас смотрят на нас. Еще один довод, — палец устремился в направлении крыши, — с СВД. Это очень меткий довод, он в Чечне работал. И смотрит он вот на него, — палец указал на Ключника. — Потому что, мне так кажется, что этот твой друг — опасный, как гремучая змея. Самый опасный из всех твоих друзей. Ну, и последний довод с гранатометом сидит за хозблоком… Ну что, Сергей Александрович? Как тебе мои доводы?

Причем все это было сказано спокойно и неторопливо, словно Тенгиз скромно хвастался достоинствами своей забегаловки: тут у нас, дескать, кухня, а тут, извольте видеть, сортир.

Ничего себе!

Даже Сварог такого не ожидал. Автоматы — это уже серьезно. Не для него, конечно, но — вообще, для ситуации…

— Послушай, мил-человек, — сказал Ключник, но вовсе не из-за спины Сварога, а откуда-то справа. Сварог изумленно замотал головой — а, вот где он! Телохранитель, оказывается, незаметно успел переместиться под прикрытие беседки и теперь держал Тенгиза на мушке, сам оставаясь недосягаем для возможных автоматных очередей. — Я ведь могу тебя свинцом накормить по самые гланды, прямо сейчас, и никакие автоматы не спасут.

Молодец, Ключник, даже Сварог не заметил, когда, в какой момент он совершил этот маневр…

— Спокойно! — поднял руку и громко сказал Ольшанский, обращаясь и к Ключнику, и к троице охранников, которые Тенгиза не слышали, зато увидели маневр начальника охраны и тоже схватились за оружие. — Мы сами разберемся!

Лана вот малость подкачала, от неожиданности грохнула выпавшей из пальцев вилкой о стол, но на лице сохранила все же полное равнодушие — не иначе, полагала, что не следует вмешиваться в игрушки взрослых дядь. (И правильно полагала, между прочим.) Как на столь милое сообщение отреагировал Ключник, Сварог не видел, тот находился за его спиной, а за спиной сейчас было тихо и покойно. И это было хорошо.

Больше же всего Сварог опасался не правильной реакции олигарха. Если тот сейчас взбрыкнет, станет качать права, вспомнит о своей олигаршьей неприкосновенности… Конечно, Тенгиз лишь угрожает, вряд ли он решится открывать пальбу, но если Ольшанский поведет себя глупо, то нервы горячих кавказских парней в «Ниве» могут и не выдержать. И пальцы на курках могут дрогнуть.

Но Ольшанский остался невозмутим. То есть настолько невозмутим, словно кавказец говорил самые банальные вещи. Словно кавказец действительно всего лишь хвалил кафе перед заезжими гостями: тут кухня, тут сортир… Выдержки олигарху было не занимать, и не с такими наездами сталкивался, должно быть. Вот только маленький, но гордый Тенгиз о том не имел ни малейшего представления.

Что ж, искреннее браво, олигарх…

— Это правильно, Сергей Александрович, — не очень уверенно сказал кавказец: реакция олигарха оказалась совсем не такой, какую он ожидал.

— В самом деле, Тенгиз, — сказал Ольшанский. — В конце концов, твое желание получить много-много денег на халяву вполне понятно…

Он согласно покивал доводам Тенгиза, потом, к немалому и плохо скрываемому удивлению хозяина кабака, подцепил вилкой немного салата, тщательно прожевал, прислушиваясь к вкусовым ощущениям.

И вполне дружелюбно сказал:

— У тебя вкусный шашлык, Тенгиз, спасибо. Но немного недожаренный. Сыроватый малость. Готовить надо тщательнее. Ведь если начнут лупить из автоматов или, не дай бог, из гранатомета, так ведь и тебя положат, дорогой ты мой… А тебе это надо? Вот так.

Ай, молодца олигарх. Чувствует человека так, что любой штатовский психоаналитик, прознай он про такого самородка из сибирской глуши, немедля сиганул бы со своего сорокового этажа на мостовую. От зависти. Правильно Ольшанский все это сказал, ровно и наплевательски. Что Тенгиза из колеи и выбило. Русские должны были испугаться. Русские должны были хотя бы вступить в переговоры, поторговаться, попросить отсрочки, в конце концов — начать ругаться и наезжать… А русские оставались совершенно равнодушны к доводам. Тенгиз пару секунд сидел с приоткрытым ртом, а когда вознамерился что-то возразить, в дело, повинуясь некоему внутреннему толчку, вступил до сих пор молчавший Сварог.

— Так ведь нету никакого гранатомета, мессир, — почтительно сообщил он Ольшанскому. Потом отломил кусочек лаваша и закинул в рот. — И снайпера на крыше отродясь не было… Автоматы есть, спорить не буду, три штуки в машине. А вот все остальное — блеф наипростейший. Тут наш южный друг попросту соврал. — Он посмотрел в глаза Тенгизу, добивая того:

— Так что — поздравляю вас, гражданин соврамши.

Южный друг буркнул:

— Эй, откуда знаешь?.. — и прикусил язык.

— Ну!.. — укоризненно воздел руки Ольшанский, мигом подхватывая игру и не давая кавказцу слова сказать. (То есть, это он так думал, что игру — Сварог ведь говорил чистую правду, но олигарх-то того не знал! И Сварог опять мысленно поаплодировал буржую: грамотно тот подхватил, вовремя и в тон, и даже тени сомнения в его словах не проскользнуло.) — А ты говорил, дорогой, что, мол, честное коммерческое предложение, мамой клялся, прибыль обещал… Что ж ты обманываешь, а, Тенгиз? Где гранатомет, а? Где снайперка? Нет, где, я тебя спрашиваю?.. Молчишь… Врешь, значит… Не хорошо обманывать. И что ж нам теперь с тобой делать?

Лицо Тенгиза серело на глазах. Лицо Тенгиза на глазах теряло уверенность и значимость.

А тут еще добавила и Лана. Совершенно трезвая Лана. Мгновенно придя в себя и тоже включившись, она томным голосом изнеженной дамы из высшего света изрекла:

— Да голову ему оторвать, и все дела…

А Сварог тем временем, специально для кавказца, родил из воздуха сигарету и прикурил ее как обычно. От пальца.

В общем, хэппеннинг на тему бессмертного произведения оказался разыгранным как по нотам.

Тенгиз был повержен и растоптан.

Потом Сварог спрашивал себя: как так получилось, что они, не сговариваясь, буквально несколькими фразами и одним не самым хитрым фокусом сразили кавказца? И ответа не находил. Как-то не воспринялась угроза Тенгиза всерьез, вот в чем дело. Просто очень уж не соответствовали его автоматно-снайперские доводы окружающему благолепию — пустынная трасса, небольшой кабачок на обочине, вкусные шашлыки. И рассказу Ольшанского его доводы не соответствовали… Аркаим, Атлантида, конец света, предназначение — и вдруг гранатометы, «калаши» какие-то, СВД на крыше. Доводы эти показались слишком уж примитивными.

Сварог, пуль не боявшийся, просто развлекался, кидая реплики, подвыпивший Ольшанский, надо понимать, развлекался, подсознательно уверенный в статусе неприкосновенности всеми почитаемого олигарха, а Лана подыгрывала им, уверенная в них обоих и в Ключнике…

В общем, закончилось все комедийно.

— Ты не прав, Тенгиз, — сказал Сварог. — И не мешай нам, пожалуйста, душевно тебя прошу. Потому что тогда я подниму ее еще выше, метров на двадцать… И отпущу.

— Кого поднимешь? — нахмурился окончательно сбитый с толку Тенгиз. Он уже понял, что зашел в гости совершенно не к тем людям, и теперь лихорадочно думал, как достойно выйти из положения.

— Да ее вон, — и Сварог показал пальцем.

Тенгиз повернулся.., и издал что-то вроде хрюка. «Как бы его кондратий не хватил», — с беспокойством подумал Сварог.

Палец указывал на «Ниву», которая висела в воздухе, сантиметрах в двадцати над площадкой. Зрелище, что и говорить, производило впечатление. Магическим манером лишенная веса, машина слегка покачивалась и медленно взмывала все выше. Тень от нее лежала на земле черным пятном.

— Э, не надо, опусти, слышишь?! — прошептал Тенгиз, не в силах оторвать взгляд от воспарившего авто. — Мамой клянусь, не буду стрелять!

Абреки в «Ниве», надо думать, поняли, что происходит что-то не то, открылась дверца, выглянул чернявенький юноша, посмотрел вниз, заверещал что-то по-своему и дверцу захлопнул. Машина закачалась еще сильнее. Ну чисто «Бриллиантовая рука»: «Спокойно, сядем усе!»

«Нива» тем временем уже взяла планку в полметра.

— Мамой клянусь! — уже громче повторил Тенгиз. — Не надо! И деньги не надо!..

Сварог плавно, то снимая заклинание и давая автомобилю немного просесть, то снова задействуя магию, опустил несчастный драндулет.

— А теперь вон отсюда, — бесстрастно приказал Ольшанский.

Никогда еще Сварог не видел такой прыти. Вот Тенгиз сидит за столом, а вот он уже в машине, и «Нива», ревя, с проворотом покрышек, рвет с места и исчезает на трассе.

Глава вторая ИСПОВЕДЬ ОЛИГАРХА

— Ну не идиоты, а? — брезгливо спросил Ольшанский, ни к кому конкретно не обращаясь, когда посрамленные горцы ретировались. — С голой пяткой против сабли, как говорилось в одном старинном анекдоте… — Он внимательно посмотрел на Сварога. — А вы, оказывается, много чего умеете, мон колонель. Кто же вы такой…

— Позже, — сказал Сварог. — А вы, кажется, не очень-то удивлены моими.., способностями?

— Потому что я знаю, кто вы, — быстро ответил олигарх. — Вы из тех, кто спит в монастыре, — задумчиво и очень понятно сказал Ольшанский. И добавил еще более понятно:

— А теперь вы проснулись. Это еще один Знак. Значит, и в самом деле грядет Шамбалинская война…

— Рассказывайте сначала вы, — с каменным лицом предложил Сварог, абсолютно ничего не понимая.

Ключник опять переместился ему за спину. Кажется, этот человек вообще ничему не удивлялся.

— Вы обещали по порядку, — и Сварог съел еще кусочек шашлыка.

— Да, — думая о чем-то другом, протянул Ольшанский. — По порядку…

Лана смотрела на Сварога молча, с непонятным выражением на лице — то ли изучала, то ли любовалась. И в ее голове явно шла напряженная мыслительная работа.

— Знаете что, а поехали-ка отсюда, — начал вставать олиграх. — Что-то мне тут разонравилось. Расскажу по дороге.

Когда джипы снова выехали на трассу, Ольшанский долго молчал. Потом заговорил снова:

— Ладно, продолжаю. На чем я остановился? На книге. «Дорога в Атлантиду». Понятно, почему та книга так подействовала на мальца. Загадки древних веков, экспедиции в неизведанные земли, исчезнувшие цивилизации — все это здорово будоражило воображение. А еще треть страниц, учтите, из книги была вырвана. И мне тогда казалось, что как раз на этих вот страницах писателем и раскрывалась самая страшная, самая роковая тайна мира. Например, там могла быть карта пути в Шамбалу, сиречь Атлантиду, с нанесенными на нее красными крестиками, коими указаны клады, а зловещими черными крестами отмечены ловушки и западни…

Книгу ту Ольшанский перечитал несчетное количество раз. Практически заучил наизусть. Тогда-то он раз и навсегда поверил, что Атлантида (она же Шамбала, Аркаим или Беловодское царство) на самом деле существует и он рано или поздно найдет ее, чего бы это ему ни стоило. Отправиться на поиски он, понятное дело, готов был немедленно. И скажи ему кто тогда — мол, твоя Атлантида, или твой Аркаим, находится там-то и там-то, «точно-точно, зуб даю и землю ем», сбежал бы Ольшанский из дома и на товарняках, на попутках рванул бы хоть через всю страну. К счастью для Сережи Ольшанского, никто его ни в какие путешествия не отправлял. Да и вообще некому было даже просто поддержать с ним разговоры про Атлантиду…

В те глубоко советские времена об Атлантиде, как о явлении насквозь антинаучном и идеологически сомнительном, писали мало. В общедоступных изданиях так вообще почти ничего. Ну, разве что в журнале «Наука и жизнь» могла появиться статья какого-нибудь взращенного на дрожжах марксизма-ленинизма доцента, где бы он изобличал спекуляции западной печати на почве любви простого народа к загадочному и необъяснимому с целью отвлечь трудящихся от классовой борьбы и в качестве примера мог привести лженаучные, мелкобуржуазные измышления об Атлантиде. Поэтому попытки Сережи Ольшанского расширить и углубить свои знания про Атлантиду мало к чему приводили, хотя он старательно обследовал районные и городские библиотеки, книжные магазины и книжные полки в домах друзей и знакомых. Конечно, живи он не в Шантарске, а в Москве или Ленинграде, улов наверняка был бы побогаче. А так… В общем, страсть остаралась неудовлетворенной.

— Та книга, наверное, у вас сейчас с собой? — Сварог указал за спину, в сторону багажника.

— Вы чертовски догадливы, мой друг, — потер лицо Ольшанский. — Конечно, была бы с собой. Если б… В общем, довелось мне потоптать места не столь отдаленные в самом прямом смысле этого слова. В точном соответствии со строчками классика: меня однажды «повезли из Сибири в Сибирь». А первая жена, с-сука, когда мне впаяли десятку, быстренько оформила развод и выкинула все мои вещи на помойку — дескать, нет у меня ничего общего с этим зеком. Сие случилось незадолго до начала перестройки, меня замели во время прокатившейся по стране кампании борьбы с «цеховиками». Правда, до миллионера я тогда еще не дорос, только начал разворачиваться, подбили, можно сказать, на взлете… А знаете, чем занимался? Организовал подпольный цех по производству цветастых полиэтиленовых пакетов, которыми государство по неведомой мне причине не могло обеспечить своих граждан в надлежащих количествах. Дефицит был огромнейший, люди переплачивали за копеечный кусок полиэтилена раз эдак в сто больше его себестоимости. Нынешняя наркомафия по сравнению с той доходностью, как сейчас говорят, курит в сторонке. Между прочим, на пакетах, по моему, разумеется, научению, откатывали иностранными буквами надпись «Arkaim». В тот момент мне это показалось забавным. Кто знает, уж не за эту ли свою легкомысленность я расплатился пятью годами свободы, если учесть, что все в этой жизни взаимосвязано, одно тянет за собой другое,а?..

— Минутку, — сказал Сварог. — Почему пятью? Вас же к десяти приговорили.

— Внимательный, смотрю! — Ольшанский притворно погрозил пальцем Сварогу. — Да нет, все просто. По амнистии вышел. С началом перестройки тех, кто чалился по хозяйственным статьям, стали понемногу выпускать. Типа чтобы было кому поднимать кооперативное движение. Помните, что такое кооперативы?

— Помню, — угрюмо сказал Сварог. — Боевая, погляжу, у вас биография.

— А то, — довольно кивнул Ольшанский. — Помотало и пошвыряло по бурным водам человеческой жизни… Даже в столицу успел съездить, счастья поискать. И вернуться оттуда успел, потому как понял, что на периферии спокойнее — конкуренции меньше, органы особо не зверствуют, а шансов развернуться для делового и умного человека никак не меньше. За всеми этими коловращениями Атлантида как-то сама собой отступила даже не на второй, а на самый далекий-предалекий план. Я бы в конце концов забыл о своей детской мечте отыскать Атлантиду, как говорится, естественным образом. Так оно обычно и бывает с детскими мечтами и увлечениями. Но… — Ольшанский опять поднял палец, — мне не давали забыть об Атлантиде. Кто не давал? Или — что не давало? Самое смешное, я не найду, что ответить… Знаете, кто-то умный сказал: неизвестно, где заканчивается случай и начинается судьба. А я бы в ответ возразил: иногда это становится совершенно очевидным. Тому пониманию способствуют Знаки, подаваемые Судьбой или теми силами, что кроются за этим словом… Мы в состоянии разглядеть эти Знаки, тем более если они преследуют тебя на каждом шагу, как было со мной…

Олигарх усмехнулся.

— Даже срочную меня определили служить знаете куда?

Сварог пожал плечами. Его малость утомила пьяная болтовня Ольшанского. Лана так вообще уже клевала носом… Ну да, ведь бессонная ночь.

— На Алтай, в Бухтарминскую долину! — объявил Ольшанский тоном Якубовича, орущего: «Приз в студию!!!». — Туда, где некогда жили раскольники, хаживавшие за Беловодьем. Да-да, именно так! Совпадение, скажете? Ну да, сперва я тоже так считал. Да только слишком много в моей жизни было таких совпадений. На каждом шагу о совпадения спотыкался.

В семьдесят девятом поехал я на заработки в Бурятию. С бригадой шабашников строили в одном колхозе-миллионере дом культуры, помогали государству осваивать капвложения. И между прочим, мы отхватили эту работенку у чеченских шабашников, увели прямо из-под носа. Тогда по стране раскатывало много чеченских стройбригад — при советской власти не очень хорошо получалось зарабатывать воровством скота и похищениями людей, приходилось осваивать мирные профессии. Правды ради следует признать, что строили чеченцы качественно. Однако меньше чеченами от этого они не становились, то бишь мстительность и злоба никуда не девались… В общем, впоследствии это обстоятельство ударит по нам из всех орудий, но поначалу все было спокойно. Мы вкалывали себе в привычном для шабашников ритме, часов по двенадцать-четырнадцать в день, с одним выходным в неделю, приближая сладкий миг расчета… Вот. А поблизости, где-то в полусотне километров от нашего поселка, находился древний дацан. Буряты, как известно, исконно исповедуют буддизм, и буддийских храмов у них хватает. И этот храм при всей своей удаленности и труднодоступности был любим местным населением, туда постоянно ездили паломники. Все дело было в том, что в дацане хранилась некая буддийская реликвия под названием «намчувандан». Вот я и решил посмотреть, что это за «намчувандан» такой…

Смотреть ее Ольшанский поехал в одиночку, на рейсовом автобусе. Никого из бригады зазвать с собой не вышло, мужики вообще не понимали, как можно вместо того, чтобы в кои-то веки отоспаться всласть, тащиться за тридевять верст глазеть на какую-то сельскую церкву. Наверняка, проводив его, работяги покрутили пальцем у виска.

Дацан и впрямь не поражал воображение размерами и архитектурными изысками. Небольшое квадратное здание с многоярусной крышей. Внутри храма злато-серебро сосульками с потолка, разумеется, не свисало. Простенько, скромно, даже бедно. В зале для молений, единственном помещении дацана, правый дальний угол был отгорожен ширмой. За этой ширмой и хранилась храмовая святыня.

О том, что за «намчувандан» такой, он узнал еще в автобусе, от попутчика-бурята, который тоже направлялся в дацан. Согласно легенде, храм обязан своим появлением пришедшему из Халхи, то бишь из Монголии, махатме Кушо Дхонду. «Махатма, напомню, обозначает «учитель» и является высоким духовным званием, которого буддисту не так-то просто удостоиться».

Проходя по берегу пруда, Кушо Дхонду увидел белый лотос и, восхитившись его красотой, сорвал и взял с собой. Вскоре сорванный цветок стал чахнуть, и махатма пожалел о своем поступке, пожалел о том, что уничтожил живое. И тогда он сказал лотосу: «Если бы я мог, я отдал бы тебе часть своей жизненной силы». Он бережно положил цветок на лежавшую в траве деревянную колоду. С ним были люди, они слышали его слова. И случилось чудо — цветок не завял. Проходили дни, недели, месяцы, махатма уже куда-то ушел своей дорогой, а цветок выглядел, как только что сорванный. Минуло столетие, и ничего цветку не сделалось. А там, где махатма оставил цветок, построили дацан. И неувядающий цветок лотоса, закончил свой рассказ попутчик в автобусе, и есть та самая храмовая реликвия.

И вот настала очередь Ольшанского зайти за ширму — к реликвии запускали по одному. Заходит. Видит грубую деревянную колоду, возле нее сидит в позе лотоса священнослужитель в желтом облачении. А на колоде лежит цветок лотоса, который действительно выглядит как только что сорванный. «Хитрость невеликая, — подумал тогда Ольшанский, — каждый день посылай человечка к пруду за новым цветком — и неиссякаемый ручеек паломников обеспечен».

«Прикоснись к цветку», — говорит священнослужитель. Ольшанский аккуратненько так, пальчиком дотрагивается до лотоса. И вдруг чувствует.., обжигающий удар. Некая огненная струя проносится по кроветокам, по позвоночнику, затылок сотрясает, как от удара кувалдой изнутри черепной коробки, в глазах вспыхивают круги. «Что с тобой?!» — закричал, вскочив со своего места, бурят в желтой одежде. Вот те, думает Ольшанский, и хваленая буддистская невозмутимость…

— Так же внезапно, как началось, так же вдруг меня и отпустило. Выдохнув и вытерев выступивший пот, объяснил я этому человеку, что со мной случилось. Он выслушал со всей внимательностью и серьезностью. «Такое здесь происходит впервые, — говорит он мне. — Это какой-то знак тебе. Запомни это и всмотрись в себя».

Возможно, я бы и не обратил серьезного внимания на его слова, но совсем скоро кое-что случилось, и это «кое-что» перевернуло всю мою жизнь. Сломался рейсовый автобус, на котором я должен был уехать. Пришлось ждать следующего, то есть до утра. «Коли не явлюсь к началу рабочего дня, — подумал я тогда, — мужики сложат на меня все маты». Ну, вернулся где-то в полдень и узнал, что изба, в которой квартировала наша бригада, ночью сгорела. Вместе со всеми, кто был внутри. Впоследствии выяснилось, что подожгли те самые чечены, у которых мы перехватили подряд на дом культуры, — они вынуждены были податься в соседнее село, совсем нищее, и подрядиться строить коровник…

Он замолчал надолго, а потом с нажимом глубоко верующего человека произнес:

— И тогда я понял: все не случайно! Случайностей вообще нет! Эта сила будет хранить меня и далее, если только я не сойду с пути — вот как объяснялся явленный мне Знак. А как по-другому объяснить? Правда, тогда я еще не вполне представлял, в чем заключается мой путь, в чем мое предназначение. Смутно понимал, что выстраивается некая линия, — Ольшанский провел рукой в воздухе, словно гладил по поверхности стола, — и на ней, как звезды в созвездии, горят слова: Атлантида, Аркаим, Беловодье, Шамбала. И я стою на этой линии… Но где, в какой точке? В чем мое предназначение? И вот интерес к теме снова вспыхнул во мне. А время тогда, напоминаю, стояло советское, со всякой занимательной литературой было туго, Интернет еще не изобрели. Приходилось собирать по кусочкам, по лоскуточкам, по обрывочкам, там, сям.., кое-какими знаниями я обогатился, но все равно ответа на главный для себя вопрос не получил… Однако — не было бы счастья, да несчастье помогло. Ежели вы забыли, то напомню, что меня незадолго до перестройки отправили на баланду. Спасибо лично Тебе.

Ольшанский задрал голову к потолку салона автомобиля, обращаясь в этот момент, надо думать, прямиком к небу.

— Юрий Владимирович Андропов, развернувший бурную деятельность по отлову узбекских хлопковых баев, прогульщиков по кинотеатрам, а заодно и подпольных советских миллионеров в городах Сибири — вот кто меня посадил…

…Рассказ Ольшанского становился путаным и щедро приправленным многочисленными подробностями, к делу отношения не имеющими, однако Сварог слушал внимательно и не перебивал, поскольку, вопервых, вопрос касался Аркаима, а во-вторых… Во-вторых, Сварог сам полагал, что все его приключения и встречи далеко не случайны, что за всеми ними стоят некие силы.

И не обязательно бесовские…

Короче, в лагере Ольшанский пережил клиническую смерть. История вышла преглупая. Стычка в бараке между двумя зековскими группировками, он полез растаскивать. Ну и, понятно, сам получил. Здоровенный амбал с одной извилиной в башке засадил кулачищем ему точнехонько в сердце, от ушиба моторчик-то и остановился. Потом одни говорили, что состояние, когда Ольшанский валялся, аки труп хладный, и не прощупывался пульс, и вообще никакие признаки жизни не угадывались, — длилось несколько секунд, другие говорили о нескольких минутах. Самому ему, по вполне понятным причинам, судить о том, сколько времени прошло, было бы затруднительно. Хотя он и не провалился в совершеннейшее, темное беспамятство. Отнюдь…

Не было никакого туннеля, который обычно описывают люди, пережившие клиническую смерть. Ну, или они описывают колодец.., что, по сути, тот же туннель. А видел Ольшанский облака. Вокруг были одни облака, эдакие нагромождения небесной ваты, и он падал сквозь них. Падение было быстрое, но постепенно замедлялось. Зигем перешло в парение, будто летишь на дельтаплане.

Когда он выскочил из облаков, то, как из огня да в полымя, попал в густой туман, который, вопреки всем законам природы, поднимался высоко, едва не доставая края облаков. Но все же между этими слоями был просвет, и Ольшанский успел кое-что разглядеть там, на земле…

Помните, господин Сварог, был такой древний эстонский фильм «Отель „У погибшего альпиниста“»? Лана вряд ли его видела, возрастом не вышла, да и на других картинах воспитывалась, а вы-то наверняка смотрели — в те годы любая фантастика на киноэкранах была гостем наиредчайшим, как наша, так и зарубежная. Даже такая дурь была редкостью. Вот и у него, у Ольшанского, было как в том фильме: высокогорье, заснеженные склоны, кругом, куда ни глянь, сплошные горы, снег, камни, безлюдье и — единственное жилище посередь всего этого снежно-горного безмолвия. Жилище это казалось занесенным сюда сошедшей с гор лавиной, занесенным ненадолго — до следующей лавины, которая смахнет его вниз.

Потом Ольшанский погрузился в густой беспросветный туман и ничего не видел до тех пор, пока ноги не коснулись земли. А почувствовав под ногами опору, осмотрелся и кое-что все же разглядел. Сквозь туман проступали очертания высокой каменной ограды и смутно — темных строений. К ним-то он и направился, сам мало понимая, зачем и почему. Впрочем, так обычно в снах и бывает…

…А туман стоял такой, что сделал бы честь любому Лондону.. Еще книжка такая есть. Кто ее написал? «Я тоже, господин Сварог, не помню». Там про то, как на весь белый свет наползает непроглядный туман, а в тумане том водятся чудовища, одно другого монструознее и злее… Так вот: в этих его, Ольшанского, видениях если и обитали некие чудовища и крались сейчас в тумане, то самое время им было выпрыгивать и вцепляться вострыми зубками, чтобы не опоздать совсем. Потому что он довольно быстро одолел расстояние до тех самых строений, уже подошел к высоким деревянным воротам, по краям обитым самоковаными железными полосами, и в эти ворота принялся настойчиво стучать.

Сперва послышались протяжное шуршание, звяканье и стук, потом заскрипели воротные петли. Одна половина ворот отошла внутрь, и в проеме показался бритоголовый человек с раскосым азиатским лицом, одетый в желтый балахон, какой носят буддийские монахи и священнослужители. Он оглядел Ольшанского, на его лице не отразилось ровным счетом ничего, бровью не повел, ни единым мускулом не дрогнул. Потом что-то спросил на незнакомом языке — но Ольшанский его почему-то отлично понял! Монах спросил, нет ли еще кого-нибудь. Отставших, заблудившихся, — вот что сказал монах. А Ольшанский ни слова не произнес в ответ, ни по-русски, ни по-английски. Он просто пожал плечами. Бритоголовый (а не только волосы, но и брови у него были сбриты) не пытался более налаживать с ним диалог, а отступил, еще больше приоткрыв створку ворот, и жестом руки показал: мол, входи, путник.

Пройдя в ворота, Ольшанский оказался на просторном песчаном дворе. Дождался, пока бритоголовый человек сведет воротные створы и задвинет в скобы затворный брус, потом направился следом за фигурой в желтом балахоне. Ничего толком нельзя было разглядеть сквозь туман. Угадывались очертания каких-то строений…

Они шли через обширный двор, и под ногами похрустывал песок. В гробовой тишине (хотя и хотелось на всякий пожарный избегать такого рода сравнений) этот хруст звучал прямо-таки оглушительно, гранатным грохотом отдавался в ушах. И Ольшанский против воли старался ступать мягче. «Хоть бы брякнуло, грохнулось, звякнуло что-то… Например, плохо закрепленное ведро. Или каменюга какой с горы скатился. А то аж жуть продирает».

Сквозь клубы тумана он разглядел в глубине двора высокое, где-то в полтора человеческих роста, сооружение из камней, более всего напоминающее.., пирамиду. Спрашивать у проводника: «Что это такое?» — он не стал. Опять же — по совершенно непонятной причине.

«Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана», — припомнился Ольшанскому детский стишок, когда из тумана им навстречу вдруг выплыл еще один бритоголовый азиат в желтых одеждах, прошел мимо, из тумана в туман, не то что ножика не вынув, но даже не взглянув в их сторону…

Неясные пятна и неотчетливые контуры приближающегося строения постепенно сложились в фундамент здания, крыльцо и лестницу, идущую вверх снаружи по стене здания по типу пожарной. Насколько велико здание, отсюда, снизу, понять было невозможно, лестница уходила в туман, как в облака, поэтому и дом, казалось, не имеет крыши и завершения. И вдруг все стало размываться и пропадать…

— Тогда я так и не узнал, куда привел меня бритоголовый, — сказал Ольшанский, глядя на дорогу. — Я узнал об этом много позже. А в это время солагерники делали мне массаж сердца и искусственное дыхание и вернули меня к реальности. Вырвали меня из видения.

Ни тогда, ни после Ольшанский ни на секунду не усомнился, что это был еще один Знак. Ему указывали путь. Ему показывали место, которое он должен отыскать, а отыскав, что-то обязан там узнать для себя. И нашел он это место спустя одиннадцать лет.

Впрочем, гораздо раньше Ольшанский, так сказать, сузил район поисков и определил объект. Помогли явленные в видении подсказки. Пирамидальное сооружение в полтора человеческих роста высотой, как заверили его щедро оплачиваемые консультанты, было не чем иным, как Ступой. Ступа — это обязательная принадлежность буддистских монастырей, вертикальная модель мироздания и памятник Просветленному Уму Будды, ее начинают строить вместе с монастырем…

После этого не оставалось уже сомнений, что раскосые бритоголовые люди в желтых одеждах — монахи, ну а само место — не что иное, как затерянный в горах монастырь. Только где именно, в каких горах? Большинство из консультантов, с которыми советовался Ольшанский, приводя разные аргументы, все же сходились на том, что монастырь находится, скорее всего, в Тибете или Непале. Только там таких монастырей полным-полно, тут же добавляли ученые, а кроме того, не про все горные монастыри известно на равнине и в городах. И уж тем паче не во всякий монастырь приведут белого человека.

Зацепок было немного. И все же Ольшанский отыскал этот монастырь, который существовал и в реальности, а не только в видениях. И тут спасибо надо сказать уже не генсеку Андропову, а козлу вонючему, алюминиевому магнату Зубкову, пошедшему на олигарха войной…

— Город Старовск, — прочитала Лана название населенного пункта на придорожной табличке.

Глава третья ВДАЛИ ОТ ШУМА ГОРОДСКОГО

Старовск они проскочили за считанные минуты, хоть и сбросили скорость до сорока кэмэ в час, как того требовали суровые правила дорожного движения и почему-то обилие гаишников на дороге. Ольшанский несколько напрягся, но все обошлось, никто их не остановил. Большой протяженностью Старовск похвастать никак не мог, да и обогнули они его по окраине, не заезжая в центр. И вот перечеркнутая табличка «Старовск» осталась позади. Еще какое-то время вдоль дороги тянулись отчего-то не вошедшие в городскую черту обнесенные шаткими заборчиками частные дома с непременными огородами, но и они вскоре пропали за кормой джипа. Слева и справа стеной встала тайга, с каждым километром подступавшая к дороге все ближе.

— Не понял, — сказал Сварог, — мы же должны были что-то забрать в этом Старовске, кого-то захватить, а также отдохнуть, перекусить и насладиться видами этого чудного города. Или я что-то напутал?

— Увы, приходится быть чертовски осторожным, мон колонель, приходится натаптывать ложный след, в такие времена живем, никому нельзя верить, — с деланной скорбью произнес олигарх. — Чем меньше знают друзья, тем меньше знают враги. Что знают двое, то знает и свинья.

— Ну, ну, герр Мюллер, старый лис, — Сварог покачал головой. — А отчего-то я нисколечки не удивлен, представьте.

— Ладно, на сей раз скажу вам истинную правду — ваши расчеты на отдых скоро оправдаются. Часика через два, это ведь скоро?

Ольшанский замолчал. Уточнять насчет отдыха, равно как и продолжать свой рассказ про тибетсконепальские монастыри, он не намеревался, видимо, отложив все это до того самого таинственного места, до которого осталось «часика два»…

Езда пошла насквозь унылая. Пейзаж за окнами не радовал большим разнообразием — деревья и сопки, изредка ручьи и речки. Сопки то подступали вплотную к дороге, то отпрыгивали подальше. Сварог ожидал, что асфальт вот-вот закончится. Ежели закончились обитаемые места, то кому нужен этот ваш асфальт, скажите на милость?

Так оно и вышло. Вскоре они уже катили по грунтовке, дорога становилась все уже, вот-вот и ветки начнут хлестать по стеклу…

На одной из развилок они свернули с грунтовки на еще более узкую и уж совсем, что невооруженным глазом видно, малопроезжую дорогу. С колдобинами не справлялись даже амортизаторы олигархических автомонстров, и пришлось им всем досыта попрыгать на автомобильных сиденьях.

— Блин, куда ты нас завез… — начала было Лана, но тут же утихла, едва не прикусив язык.

— Сейчас увидишь, — пообещал Ольшанский.

И действительно, неизвестность тянулась недолго. Лес расступился, и взорам открылся хуторок в лесу. Бревенчатый дом, дощатые сараи, ухоженный огород — все это обнесено высоким частым стамовником. Дорога упирается в ворота (довольно хилые, видимость, а не ворота). Дальше хутора дорога не ведет.

— Похоже на дом лесника, — сказал Сварог. — Именно так они обычно и выглядят.

— Он и есть, — сказал Ольшанский. — Несколько лет здесь работает егерем мой человек. За лесом приглядывает надежно, у него не забалуешь, не забраконьерствуешь. Отсюда и до Аркаима рукой подать.., ежели мерить по сибирским меркам, конечно. А за Аркаимом тоже тщательный пригляд нужен.

Машины остановились перед воротами. Из первого джипа выскочил шофер, размотал скрепляющую створки проволоку, распахнул ворота.

Машины въехали на просторный двор, остановились у крыльца. Хлопнули дверцы, хлопцы привычно рассредоточились по двору, держа обстановку, Ключник же застыл за спиной олигарха.

Хозяин, вопреки ожиданиям, появился не из дверей дома, а откуда-то из-за сараев. Был он в свитере, непромокаемых охотничьих штанах со множеством карманов, кирзовых сапогах. И с охотничьим карабином в руке. Сварог не сомневался, что, заслышав шум моторов, лесник выскочил из дома, может быть, выпрыгнул из окна, чтобы сперва со стороны поглядеть, кто пожаловал, и в зависимости от этого либо выйти с распростертыми объятьями, либо на партизанский манер уйти в тайгу. Значит, есть кого опасаться гражданину отшельнику…

— Осторожен ты, брат, как я погляжу, — такими словами встретил «своего лесника» Ольшанский.

Это был невысокий, худощавый азиат. Как полагается, раскосый и скуластый. К какой именно народности принадлежит хозяин лесного хутора, по лицу Сварог определить не мог даже приблизительно. А помнится, когда-то его учили в этом разбираться, но поскольку навыки по-настоящему ни разу не пригодились, то учение забылось — голая теория, знаете ли, всегда плохо приживается. Да и возраст товарища лесника Сварог не взялся бы угадать. Равно может быть как тридцать, так и все пятьдесят. С этими восточными людьми ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.

— Будешь тут осторожным, — чуть усмехнулся лесник. — Недавно из Старовска приезжали поквитаться любители незаконного отстрела бедных диких животных. Серьезные люди, между прочим.

— Не начальник ли милиции Старовска? — спросил Ольшанский. — Который не единожды обещал навести в лесу порядок и по единственно справедливым таежным законам разобраться с наглым лесником, который никак не может уяснить, кто в районе хозяин и кому все позволено?

— Он, — лесник улыбнулся загадочной восточной улыбкой. — Привез с собой еще две машины дружков.

— И вооружены все были, конечно, что твоя воздушно-десантная дивизия?

— А как же, — лесник мазнул по Сварогу своим загадочным восточным взглядом, и отчего-то Сварогу сделалось от этого взгляда не по себе. Но детектор опасности молчал в тряпочку. — На одни погоны и удостоверения решили не полагаться.

— Сколько уцелело? — деловито спросил Ольшанский.

— Двое рядовых ментов, которые вовремя сообразили, как надо правильно себя вести. Они же и.., подчистили все следы.

— Ты их отпустил? Думаешь, они никому не расскажут?

— Расскажут. Но представят дело так: начальник лично возглавил погоню за опасными преступниками и погиб на боевом посту вместе со своими героическими сподвижниками. И я тебя уверяю, этим ментам и в голову не придет рассказать правду хоть кому-то, пусть и под строжайшим секретом. Даже женам и надежнейшим из друзей.

Произнесено это было без всякой патетики, можно сказать, небрежно, но было в словах и взгляде лесника нечто такое, отчего Сварог преисполнился уверенности: все так и есть, эти чудом выжившие менты и под пытками не признаются, что же на самом деле произошло в тайге.

Так вот почему столько гибэдэшников на трассе: по случаю геройской гибели начальника Старовского ГУВД от лап злобных рецидивистов наверняка объявлен какой-нибудь там «Перехват» или «Невод»…

— Так кого ж ты еще боишься, сокол мой? — спросил Ольшанский, закуривая. — Разве остались еще какие-то враги?

— Сюда нет-нет, а наезжают еще и из других городов, и из других районов. Приходится вразумлять. А кто-то мог затаить на меня злобу.

— Жаль лишать тайгу такого защитника, — с притворной печалью вздохнул Ольшанский. — Но придется. Тебя как представить моему новому знакомому — твоим настоящем именем или тем, которое у тебя в последнем паспорте?

— А что… — голос лесника как-то странно изменился. — Пришло время.., называть имена?

— Пришло, — кивнув, со всей серьезностью сказал Ольшанский. — Пришло это время.

И тут с лесником стали происходить вещи престранные и поразительные. Сварогу крайне редко приходилось видеть, чтобы люди бледнели так молниеносно и качественно. Как стена. Как мел. Лицо азиата враз утратило пресловутую азиатскую непроницаемость. Какое там «утратило»! На его лице явственно проступила полнейшая растерянность. Он прямо-таки задрожал лицом, глаза округлились, а взгляд заметался — с Ольшанского на Сварога и обратно. На миг Сварогу показалось, что сейчас лесник непременно вытянет дрожащий палец в его сторону или в сторону олигарха, сопровождая жест каким-нибудь протяжным нечленораздельным мычанием. Но нет. Лесник все же справился с собой, хотя, похоже, это стоило ему немалых усилий. Помогло, не иначе, врожденное азиатское умение управлять своими эмоциями. Он опустил глаза в землю и произнес довольно ровным голосом:

— Тогда называй меня моим именем.

— Позвольте представить, — повернувшись к Сварогу, с некоторой торжественностью произнес Ольшанский, — мой верный.., компаньон Донирчеммо Томба. А это господин Сварог, который прибыл из Африки вместо профессора Беркли, но так пока и не рассказал, что же стало с профессором. Так ты будешь держать нас во дворе или пригласишь в дом?

— Да, конечно. Проходите.

Лесник первым взбежал по лестнице крыльца, распахнул дверь, заглянул внутрь дома, сразу за порогом поднял руку и что-то привычно нащупал у стены. Оказалось — коробок.

Чиркнув спичкой, Томба зажег свечу, вставленную в стеклянный фонарь. Светильник сей, надо признать, немногое высветил, разве что дал понять: они находятся в коридоре.

— Забыл предупредить, — наклонившись к Сварогу, отчего-то шепотом проговорил Ольшанский. — Донирчеммо Томба не жалует электричество. Живет при лучине.

— Однако в сарае стоит дизелюшка, и запас топлива имеется, — услышав его слова, сказал лесник. — Ради вас могу запустить.

— Не надо, — отмахнулся Ольшанский. — Может, попозже, когда совсем стемнеет.

— А разве мы здесь заночуем? — спросила Лана.

— По тайге ночью много не наездишь, — сказал олигарх. — Отправимся завтра с рассветом, к десяти будем на месте. В самый раз прибудем.

Без всяких указаний со стороны начальника вся охрана Ольшанского, и Ключник в том числе, осталась внизу.

Повесив светильник на крюк возле двери, лесник жестом пригласил гостей за собой. Через сени Томба провел их в просторную гостиную, тут же стал обходить комнату, зажигая висящие в углах свечные фонари.

Обстановка здесь была воистину аскетическая: циновки на полу, около полудюжины деревянных колодок с набитыми поверху кусками войлока (то ли крохотные табуретки, то ли подголовники, задуманные как замена подушкам). А добрую половину комнаты занимал стол на коротких, сантиметров двадцать, ножках. Стульев, пусть и таких же мелких, к нему не прилагалось. Вот и вся обстановка, не считая стен, потолка и фонарей. Сразу приходили на ум такие выражения, как примат духовного над материальным, отказ даже от мало-мальских плотских радостей во имя укрепления силы духа, во имя самосовершенствования и еще более глубокого проникновения в Истинное Знание… Монастырем попахивает, короче говоря. Вернее, монастырскими привычками.

Случайно ли?

— М-да, не зашикуешь, — тихо проговорила Лана, ни к кому конкретно не обращаясь. — А вокруг безлюдная тайга, точно такая же, как и тысячи тысяч лет назад… Бог мой, даже как-то не верится, что где-то есть компьютеры, Интернет, стереосистемы и реклама. А также биржевые котировки и идиотское шоу Малазова. Не верится, что где-то в офисах люди готовы душу дьяволу продать за повышение из младших клерков в полусредние. И начинаешь думать: а так уж ли важно и необходимо все вышеперечисленное? — она печально вздохнула. — Видишь, Ольшанский, что делает тайга даже с насквозь практичными женщинами…

— Возвращает к истокам, — хмыкнул олигарх. — А может, ты просто завидуешь, а? Потому что закрадывается мыслишка: а вдруг живущие тут счастливее всех нас, так называемых цивилизованных людей?

— А на мой взгляд, философствовать гораздо сподручнее на сытый желудок, — вставил и Сварог свое слово. — Пора бы уж и подкрепиться.

— Эт-то верно, — согласился Ольшанский. — Донирчеммо, сходи потом к машинам. Там у ребят в багажниках кое-что прихвачено с собой…

После чего олигарх опустился на циновки, сел, сноровисто подогнув под себя ноги, и жестом призвал Сварога и Лану последовать его примеру.

— А… — открыла было рот Лана.

— А стульев в этом доме нету, ни одного, — предвосхитил ее вопрос Ольшанский.

— Ну и завез ты меня, — пробурчала Лана и попыталась примоститься на обитых войлоком деревянных колодках, но у нее ничего не получалось, она плюнула и, сев на циновки, заплела ноги каким-то замысловатым способом, едва не морским узлом, продемонстрировав недюжиную гибкость в членах. Ну а Сварог, не мудрствуя, без должной грациозности и без акробатических изысков уселся на пол по-турецки.

— Очень романтическая обстановка, не находишь, прелесть моя бывшая? — с явной подначкой обратился к Лане олигарх.

— Да пошел ты в жопу со своей романтикой, — огрызнулась та.

Обещанной трапезы ждать пришлось не дольше получаса. Беседа за столом как-то не клеилась все это время, они вяло, без всякого энтузиазма обменивались короткими репликами. Вялость, наверное, была от усталости, в общем-то, напрашивалась какая-то встряска. Может, сытный ужин встряхнет?

Наконец лесник с невыговариваемым именем накрыл стол. На молочного цвета скатерть поставил четыре вместительные глиняные миски с чем-то белесо-коричневым и яростно дымящимся, медное блюдо с лепешками, плошку с чищеными лесными орехами и плошку с плавающим в коричневом соусе яством, похожим на груду миниатюрных голубцов. На подносе пускал пары из носика медный чайник, окруженный, как генерал адъютантами, мелкими, на один глоток, чашками. Отдельный угол стола был выделен под яства из багажников машин: копченую колбасу, сыр, ветчину, какие-то жестянки и прочие баночки. А кроме того, из тех же багажников на стол попало три бутылки — водка, коньяк, вино.

Назначение блюда с водой, принесенного лесником в последнюю очередь и водруженного в центр стола, Сварог угадал правильно — омовение. Пример показал Донирчеммо Томба, первым окунув пальцы в чуть теплую, дурманно пахнущую травами воду, после чего несколько раз сильно встряхнул кистями рук. «Сомнительная гигиена, — подумал Сварог, дождавшись своей очереди макнуть конечности. — Надо быть железно уверенном в чистоте рук того, с кем садишься за стол… Ну оно, правда, лучше, чем вовсе никакой гигиены».

— Не знаю, кто как, а я предпочитаю стряпню Донирчеммо Томба, — заявил Ольшанский, вытирая руки льняной салфеткой. И свои слова он подтвердил тем, что вооружился палочками для еды и поднял со стола дымящуюся глиняную миску.

Донирчеммо Томба, закончив все хлопоты, привычно опустился на пол, ловко подвернул ноги. Он, разумеется, тоже предпочел свою стряпню. Да и Сварог, подумав, последовал его примеру.

Вопреки ожиданиям, еда оказалась вполне даже ничего. Правда, ни кусочка мясного на столе и в мисках не отыскалось. В мисках обнаружилась лапша в большом количестве, вареные овощи, крошеные сырые овощи, изюм и какие-то вареные корешки, по вкусу отдаленно напоминающие курятину. Все это было залито неким коричневым отваром и обильно приправлено специями, напрочь изничтожающими изначальный вкус блюда, но создающими новый и, следует признать, недурственный вкус. И никакого, заметьте, яда не подсыпали в угощение — что весьма радовало и обнадеживало.

Некоторое время все молча насыщались. Правда, Лана предпочла продукты, привезенные с собой. Она попробовала лепешки «от Донирчеммо Томба», у которых, кстати, был медовый привкус, скривилась и перешла на более привычную еду.

Молчание нарушил Ольшанский. Он налил только себе (другие отказались) коньячку, пригубил его, сказал, обращаясь к Сварогу и Лане:

— Пари держу, вы сейчас гадаете, мучаетесь вопросом: а кто таков этот наш хозяин и что за неслыханное у него имя — Донирчеммо Томба? А имя самое что ни на есть тибетское, скажу я вам, хотя… Ну впрочем, надо по порядку…

Он выпил коньяк. Странно, но Ольшанский обвально, лавинообразно трезвел прямо на глазах.

— Итак, мы с алюминиевым Зубковым не сошлись во мнениях по некоторым деловым вопросам. И умные люди мне сказали: «Беги, ежели хочешь еще немножко пожить. И желательно как можно дальше. Пересиди где-нибудь, пока закончится передел». Я внял мудрым советам. Потому как и сам премного был наслышан о господине Зубкове. А ломать голову над тем, где отсидеться, не пришлось. Наконец-то у меня появилось свободное время выбраться в Тибет и в Непал и заняться поисками монастыря из своего видения.

Начал Ольшанский с Тибета. Горных монастырей в тех краях действительно оказалось преогромное множество. Чтобы просто обойти их все, потребовался бы не один год. Ну даже не в этом была главная проблема, а в нем самом. Кто он такой для тибетцев? Белый турист. Или лучше сказать, белый дурачок с деньгами, которого надо на эти деньги развести. Оказалось, эти проклятые ламы великолепно насобачились вешать лапшу на уши и знают, что надо петь туристу. Они довольно много выдоили из Ольшанского, глубокомысленно вещая о тайнах бытия, о «третьем глазе», о прочей ерунде. Так бы и дурили дальше, облегчая кошелек, ежели б однажды к Ольшанскому не пришел.., вот он.

Олигарх кивнул в сторону Донирчеммо Томба.

— До него дошел слух, что какой-то русский пристает ко всем с расспросами о горных монастырях и ему нужно всенепременно отыскать какой-то определенный монастырь. «Уж не тот ли самый монастырь ему нужен?» — так подумал вот этот азиатский человек, потому и пришел ко мне…А теперь продолжай ты.

Лесник-азиат поставил на стол недопитую чашку чая и едва заметно поклонился.

— Вы ничего не слышали о Джа-ламе? — спросил он, посмотрев по очереди на Лану и Сварога, и ответом ему было пожатие плечами и разведенные в стороны руки. — Джа-лама, «святой-разбойник». Знаменитый был человек. Между прочим, по происхождению астраханский калмык. У него был собственный город-крепость на границе китайских провинций Синь-Цзян и Цин-хай. Джа-лама грабил караваны, проходящие поблизости от его владений. Это происходило в конце первой четверти двадцатого века…

— Это легенда? — перебила Лана. Ее вопрос бесспорно был порожден былинным тоном повествования и.., вызвал странную реакцию у лесника и олигарха. Оба одновременно засмеялись.

— Нет, это быль, барышня, — сказал Донирчеммо Томба. — Самая что ни на есть. Думаю, еще можно отыскать людей, воочию видевших Джа-ламу. Им, конечно, лет под сто, но в горах хватает долгожителей. А главное доказательство того, что Джа-лама никакая не легендарная выдумка…

— ..будет явлено чуть позже, — перебил Ольшанский. — Иначе это нас отвлечет.

— Хорошо, — опять чуть заметно поклонился лесник. — Тот случай, о котором я вам расскажу, произошел в девятьсот двадцать третьем году. Джа-лама напал на монастырь Намчувандан. В иные годы он ни за что не осмелился бы на такую дерзкую выходку, побоялся бы гнева Далай-ламы…

— Подождите, подождите, — сказал Сварог. — Название монастыря… Где-то я его уже слышал. Причем совсем недавно…

— Совершенно верно, именно недавно, — хитро подмигнул ему Ольшанский. — Я же вам говорил, что нет в этом мире случайностей и все взаимосвязано. Так называлась храмовая реликвия, хранившаяся в бурятском дацане. Цветок лотоса. Теперь вы понимаете, что, услышав от пришедшего ко мне незнакомца название монастыря, я враз переменил к нему отношение — поначалу-то я был уверен, что он явился морочить мне голову и деньжат срубить. Кстати, с тибетского слово «намчувандан» переводится как «десять сил».

— Так я продолжу, — дождался своей очереди лесник. — В иные годы Джа-лама ни за что не осмелился бы на такую дерзкую выходку, побоялся бы гнева Далай-ламы. В то время Тибетом правил Далай-лама Тринадцатый…

Далай-лама управлял страной с середины девяностых годов девятнадцатого века и до своей кончины в тридцать третьем году века двадцатого. Его считают человеком, открывшим Тибет для остального мира, хотя точнее будет выразиться «вынужденно приоткрывшим». Далай-лама во внешней политике придерживался, как сейчас говорят, системы сдержек и противовесов. В те годы, о которых вел речь Томба, для Тибета все складывалось очень непросто. Натянутые отношения с Пекином, постоянная готовность войны с Китаем… А тут еще в результате Синьхайской революции на свет появляется Южный Китай и его чрезвычайный президент, основатель партии гоминьдан Сунь Ятсен тоже заявляет о своих притязаниях на Тибет. Вдобавок «красные русские», как в Тибете называли большевиков, заняли Монголию, приблизились к границам Тибета, разом превратившись из угрозы далекой и мифической во вполне реальную и близкую. И тут же, разумеется, активизировались англичане, в том веке главные противники русских на Востоке. Англичан никак не устраивало, чтобы «красные русские» вошли в Тибет и превратили его в плацдарм для дальнейшего проникновения на Восток и, в первую очередь, в Индию. Так англичане стали еще и переворот готовить…

— Простим Донирчеммо его многословие, — усмехнулся Ольшанский, цедя коньяк. — Для него все это крайне важно, и вскоре вы поймете почему. А как потом выяснится, и для нас это не менее важно. Продолжай, Донирчеммо.

Итак, англичане вступают в тайные переговоры с Панчен-ламой, вторым по значимости духовным лидером буддистов: Панчен-лама должен занять место Далай-ламы. Англичанам вести тайные сношения очень удобно — Панчен-лама живет в монастыре Ташил-хумпо в Южном Тибете, его владения лежат на границе Тибета с Индией, главной английской колонии на Востоке. Так же удобно будет англичанам в случае чего ввести из Индии в «Снежную страну» экспедиционный корпус. Заручившись поддержкой англичан, Панчен-лама начинает объединять вокруг себя недовольных нынешним Далай-ламой.

А при дворе самого Далай-ламы тоже все не слава богу. Ссорятся две могущественные партии: консервативная партия высшего духовенства (партия лам) и сторонники преобразований (англофилы во главе с министром обороны Царонгом). Ко всему прочему, некая часть вельмож вынашивает замыслы создания так называемого Великого Тибета с присоединением соседних китайских провинций и за спиной Далай-ламы ведет поиски сильного союзника за пределами страны.

Неспокойно и в монастырях. Крупнейший и влиятельнейший монастырь Дрепунг в открытую недоволен политикой Лхасы, в окраинных монастырях волнения, было даже самое настоящее восстание монахов, придерживающихся прокитайской ориентации.

— Я вам рассказываю обо всем этом так подробно, — размеренно говорил Томба, прикрыв веки, — чтобы вы поняли, почему разбойник Джа-лама решился на столь беспрецедентный для буддиста.., нет, это слишком мягкое определение.., на столь кощунственный поступок, как нападение на монастырь. Впрочем, слово «поступок» неверное, верное — преступление.

Он пошел на это преступление, прекрасно понимая, что сейчас властям Тибета не до какого-то разбойника и все ему преспокойно сойдет с рук… Однако достаточно представить себе карту Тибета, как сразу возникает вопрос: почему для нападения Джа-лама выбрал далеко не самый близкий к его владениям монастырь? И это еще мягко сказано, не самый близкий!

Разное говорят. Кто-то считает, что Джа-лама якобы прослышал о несметных сокровищах, хранящихся в монастыре. Например — о неком артефакте, способном одарить владельца силой древних героев… Но большинство людей объясняло все гораздо проще: Джа-лама оказался в этих краях, преследуя богатый караван, а когда по каким-то причинам караван упустил, то выместил злость нападением на монастырь, оказавшийся на свою беду ближе прочих. К тому же как главарь он не мог допустить, чтобы рядовые члены шайки разуверились в удачливости своего предводителя… Правда, все почему-то упускают из виду одно маленькое, но очень важное обстоятельство. Часть прозвища разбойника переводится как «святой». А это означает, он подавал себя людям как истинно верующий, примерный буддист. Преследования властей он не боялся, но ведь непременно пошла бы молва о том, как он грабит монастыри. Эта молва могла переменить к нему отношение.., даже отвратить от него людей. Нет, чтобы просто выместить злость и успокоить своих башибузуков, «святой-разбойник» скорее предпочел бы напасть на какую-нибудь деревню или даже вернуться ни с чем…

— Я тебе всегда говорил, что это никакой не аргумент, — перебил лесника Ольшанский. — Знавал я преступников, которые прикидывались верующими похлеще этого Джа-ламы, что не мешало им проделывать штуки, перед которыми грабеж монастыря — всего лишь веселая детская проказа вроде игры в куличики… — Он повернулся к Сварогу. — Но вообще-то, мне сразу понравилась идея насчет артефакта. А вдруг, подумал я, артефакт существует на самом деле и вдобавок до сих пор находится в монастыре? А вот золоту, сразу сказал я тогда себе и Донирчеммо, в заштатном монастыре взяться неоткуда, это все выдумки.

— Я позволю себе продолжить и рассказать, чем все закончилось, — как ни в чем не бывало сказал Донирчеммо Томба. — Джа-лама привел примерно около сотни своих людей к монастырю. Оружия у него было вдосталь — в придачу к прочим своим подвигам Джа-лама довольно активно приторговывал оружием: ведь его город-крепость находился возле самой границы… Известно, что его люди были вооружены британскими винтовками «Ли Энфилд», что у них с собой было по меньшей мере два пулемета и динамитные шашки в немалом количестве. В монастыре же, разумеется, никакого оружия не было, ибо это табу.

В общем, монастырь был почти разрушен, однако, как ни странно, Джа-лама тоже не победил. Он потерял почти всех своих людей и убрался ни с чем. А вот из монахов в живых остался лишь настоятель хамбо-лама Догпа Кхенчунг и один из послушников — хувараков… О деталях происшедшего мало что известно. Сохранились две легендарные версии событий. Согласно первой, монахи, отступая, заманили разбойников в монастырский дацан, с помощью неких механизмов обрушили здание, похоронив и нападавших, и себя под обломками. А вот вторая легенда гласит, что монахи владели тайным знанием, позволявшим им без оружия противостоять ораве вооруженных до зубов бандитов…

— А в легендах хотя бы намекают на то, что это было за тайное оружие? — заинтересовалась Лана.

— Нет, ничего, — покачал головой Донирчеммо Томба. — Но мы впоследствии учитывали то обстоятельство, что тайное оружие могло сохраниться и по сей день. Раз настоятель остался в живых, он должен был передать знание ученикам, а те — своим ученикам.

— Надо так понимать, что вы оба направились в тот монастырь? — спросил Сварог, задумчиво крутя в руке стакан с вином.

— Ага, — кивнул Ольшанский, доливая в рюмку остатки коньяка. — Я уже почти не сомневался, что монастырь Намчувандан — тот самый, который утопал в тумане в моем видении во время клинической смерти. Слишком много совпадений для простой случайности. И, кстати говоря и забегая вперед — я оказался прав.

Он помолчал, вспоминая, а потом сказал:

— Мы были друг в друге заинтересованы. Донирчеммо знал, где находится монастырь, знал язык и местные обычаи, разбирался и в монашеских делах, потому как одно время и сам был монахом. А у меня были деньги, без которых в нашем предприятии никак не обойтись. Монастырь располагался очень высоко в торах. Чтобы добраться до него, нужно было организовать настоящую экспедицию: запастись провизией на неделю, купить — вы будете смеяться! — мулов, набрать подарков, чтобы было чем расположить к себе монахов, нанять проводника по горным тропам. Да и потом, ежели артефакт и в самом деле существует, кто сказал, что нас подпустят к нему бесплатно!

— Подождите, подождите… Зачем вам понадобился тот монастырь, я понимаю, — сказал Сварог. — Но зачем он понадобился уважаемому Донирчеммо?

— В том-то все и дело! — Ольшанский взмахнул рукой, едва не опрокинув тарелку. — Помните, я вам сказал, что Джа-лама — не выдумка былинных сказителей и тому имеется убедительнейшее доказательство? Это доказательство сидит перед вами. Донирчеммо Томба — внук того самого, знаменитого «святого-разбойника» Джа-ламы!

— Истинная правда, — кивнул лесник. — Разбойник Джа-лама — мой дед. После того как я узнал, чья кровь течет в моих жилах, во мне все перевернулось. Это было самым сильным потрясением в моей жизни. Меня охватила одна-единственная страсть — узнать о моем деде Джа-ламе как можно больше. Страсть была настолько сильной, что я даже испугался этой силы, она раздирала меня на части. Чтобы успокоиться и разобраться в себе, я несколько лет провел в монастыре в Монголии. Именно там я со всей отчетливостью осознал, что мне не уйти от этого проклятия — я должен пройти по следам своего деда Джа-ламы, только так я обрету самого себя. И если Джа-лама зачем-то рвался в монастырь Намчувандан, я тоже должен был побывать там и выяснить, что заставило моего деда напасть на обитель…

— Замечу, что Донирчеммо появился в Тибете одновременно со мной, — Ольшанский повернулся к Сварогу:

— Еще одна случайность, скажете?

Сварог в ответ пожал плечами. И был в этом жесте совершенно искренен.

— Вы замечательно говорите по-русски, — Лана вскинула глаза на Донирчеммо Томба. — А как утверждает Ольшанский, и по-тибетски тоже. И имя у вас тибетское. А еще, насколько помню, были какие-то астраханские калмыки, из которых происходил ваш дед. Как все запутано, однако…

— Даже более запутано, чем вы себе представляете, — усмехнулся лесник. — Потому что еще были монголы, благодаря которым я и заговорил по-русски. Дело в том, что мой отец ушел из города-крепости Джа-ламы, забрав всю свою семью. Ушел еще при живом деде. Шаг с его стороны был отчаянный. С одной стороны, он предчувствовал, что век Джа-ламы заканчивается и вот-вот до «святого-разбойника» доберутся если не те, то эти. И тогда всему ближайшему окружению «горного Робин Гуда» придется несладко, а в первую голову достанется, конечно, детям разбойника. С другой стороны, вместо благополучной жизни в городе-крепости мой отец обрекал семью на скитания и неизвестность… Он выбрал последнее.

Лесник на несколько секунд замолчал, глядя на догорающую в фонаре свечу. Его скуластое лицо на миг окаменело, на него легла тень.

— Я не могу обсуждать выбор отца, — заговорил он снова. — Он сделал его, и на этом все… Наша семья долго скиталась, жила в нищете. Я родился уже в Монголии. С детских лет говорил на двух языках, тибетском и монгольском. На первом — дома, на втором — на улице. А потом случилось… В общем, в один день я потерял отца, мать, всех братьев и сестер. И сам должен был сдохнуть, но так уж вышло, что не сдох, а выжил. Меня подобрал, спас и приютил один пастух. Он выучил меня многому и среди прочего русскому языку. Он говорил мне: «Поверь мне, этот язык станет для тебя главным языком». Сам Мэлсдорж знал русский не хуже…

— Кто?! Как звали пастуха, ты сказал?! — вырвалось у Сварога. Он чуть было не вскочил со своего места.

— Мэлсдорж, — удивленно повторил лесник. — Человек, который воспитал меня, заменив отца.

На миг все качнулось перед глазами Сварога…

Имя Мэлсдорж — редкое имя. Оно хоть и имело традиционное для монгольских имен окончание «дорж», но «мэлс» переводилось как Маркс, Энгельс, Ленин. Одно время и в Монголии тоже, как и у нас, была такая мода. Но, как и у нас, мода быстро прошла, поэтому не многие дети успели получить экзотические имена. Разве у нас часто встретишь всяких Октябрин и Велемиров?

Мэлсдорж… Воспоминания нахлынули штормовыми волнами. Военный городок в монгольской степи, раскопки древнего кургана, археологиня Света, слухи, бродившие по части о шаманских способностях Мэлсдоржа, провалы в неизвестность, светлобородый вождь Нохор, золотая пуля. А потом — последний, окончательный провал в мир Талара…

«Может быть, все же совпадение? А что пастух… Так кто в Монголии не пастух». Впрочем, нет ничего проще, чем узнать, тот или не тот Мэлсдорж. Один-два уточняющих вопроса…

— Похоже, вам знакомо это имя? Доводилось встречаться?

Сварог заметил, что Ольшанский пристально на него смотрит. Кстати, чересчур пристально для нетрезвого человека. И голос у олигарха был не так уж и нетверд, как можно было ожидать, исходя из того, сколько он всего выкушал за сегодняшний день и за отдельно взятый вечер.

— Да, имя знакомо, — не стал скрывать Сварог. — Возможно, совпадение…

— Ну конечно! — скептически хмыкнул олигарх. — Я же вам весь день талдычу: нет на этом свете никаких случайностей и совпадений, все взаимосвязано. И вы здесь не случайно, и он, и она, и я. И этот ваш монгол должен был сыграть свою роль, он ее и сыграл. И вообще, пришла пора вам увидеть, что картина, которую пишет неизвестный нам Художник и на которой все мы лишь фигурки, кто помельче, а кто покрупнее, близка к завершению: линии сходятся в одной точке, круги замыкаются, подводятся итоги. Осталось набросать последние штрихи…

— Что ж, возможно, вы и правы, — вынужден был согласиться Сварог.

Глава четвертая ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ СТАРОГО МИРА

Для ночлега Сварог выбрал сарай со сваленным в углу шанцевым инструментом и прочим хозяйственным хламом. Он лежал на набитом соломой матрасе, бросив его прямо на дощатый пол. Не в комфорте, зато в уединении. Никто не храпит над ухом, никто не ворочается, кряхтя и скрипя пружинами, никто каждые пять минут не ходит на кухню пить воду, переступая через тебя, как через предмет неодушевленный…

Место нашлось всем. Лане постелили на русской печи, Ольшанский завалился спать в комнате, где они пили-ели, непростой тибетский лесник сказал, что будет спать на кухне. Охрана Ольшанского облюбовала баньку и машины.

Сварогу не спалось. Мысли кружили под черепной коробкой потревоженным осиным роем. Сварог был бы рад отсутствию любых мыслей и присутствию сна, но в том-то и дело, что никак было не заснуть. Баранов, что ли, посчитать, в самом деле? Курить на воздух он уже выходил — не помогло, сон не пришел. Кстати, хорошая сегодня была ночь, теплая и тихая, а над головой простиралось густо облепленное звездами и какое-то очень близкое небо…

Слишком много всего нового вылилось сегодня на мозги, надо признать. От информации пухла голова. Вдобавок информация сплеталась в причудливую вязь из необъяснимых совпадений, роковых случайностей и таинственных загадок. А рассказ Ольшанского о посещении монастыря добавил в этот котел тайн и загадок еще одну пригоршню…

Мыслями Сварог все время невольно возвращался к этому рассказу.

До монастыря экспедиция, состоявшая из Ольшанского, будущего сибирского лесника Донирчеммо Томба, местного проводника, навьюченных мулов и, между прочим, из Ключника (единственного, кого олигарх захватил с собой из России в Тибет), добралась не без трудностей, но зато, ко всеобщей радости, без приключений. Горную местность вокруг монастыря Намчувандан Ольшанский сразу признал — именно ее и наблюдал в своем вызванном клинической смертью видении. Тот самый пейзаж, словно позаимствованный из старого советского фильма «Отель „У погибшего альпиниста“».

Их впустили в монастырь, не пытая у ворот, кто такие и чего надо. Впрочем, так вроде бы и положено поступать правильным божьим людям — не отказывать усталым странникам в приюте.

Их отвели к приземистому, сложенному из камня дому. Когда проводили по двору, Ольшанский увидел пирамидальное сооружение в полтора человеческих роста под названием Ступа — точь-в-точь такое же, как и в видении. Навстречу попадались монахи, одетые в желтые одежды. И как тогда в видении, они проходили мимо, не обращая никакого внимания на незнакомцев. Хотя можно было поклясться, что гости в этом монастыре — персонажи наиредчайшие, уж больно высоко в горы забрался монастырь, уж больно узка, извилиста и мало натоптана тропа, ведущая к нему.

В домике, что отвели им для отдыха, было две комнаты. Размерами и убранством комнаты стопроцентно отвечали требованиям, которые обычно предъявляют к монашеским кельям, — маленькие, тесные и необставленные, то есть как нельзя лучше пригодные для умерщвления плоти и молитвенных бдений. Ну, дареному коню известно куда не смотрят…

Зато Ольшанский был приятно удивлен, когда отправленный к настоятелю монах вернулся назад с сообщением, что хамбо-лама рад будет видеть у себя путников, когда те отдохнут с дороги.

Путники отдыхали недолго — не для того они, в конце концов, лезли в горы, чтобы бестолково валяться на циновках. После часового отдыха и приведения себя в порядок (негоже появляться перед здешним владыкой небритыми и немытыми) Ольшанский, Ключник и Донирчеммо Томба попросили монаха проводить их к настоятелю. Местный проводник с ними не пошел, остался в гостевом домике.

Хамбо-лама Догпа Кхенчунг, настоятель и духовный пастырь, принял гостей в монастырском дацане — в том самом, у входа в который оборвалось видение Ольшанского.

По всему залу были расставлены глиняные плошки с горящими в них толстыми восковыми свечами. Хамбо-лама Догпа Кхенчунг в церемониальной одежде и островерхом головном уборе восседал в позе лотоса на задрапированном желтой материей помосте. Помост имел форму буквы «Т», ножкой повернутой к центру зала, и как раз в основании этой ножки сидел хамбо-лама. Гости монастыря в количестве трех человек рядком выстроились перед помостом — лицом к ламе, спиной к выходу.

А вот чего напрочь не наблюдалось в этом зале, равно как и по дороге к нему, так это блеска злата-серебра, зазывно поблескивающих груд драгоценных камней и прочих сокровищ, от которых должно перехватывть дух у любого мало-мальски отчаянного авантюриста. Ну откуда возьмутся богатства у заброшенного в горах небольшого монастыря! Понятное дело, крупные монастыри, в первую очередь столичные, купающиеся в паломниках и туристах, — те не бедствуют, поскольку давно уже стригут денежки, как чабаны овец. Желаете осмотреть наш дацан? Конечно-конечно, а не соизволите ли пожертвовать во благо и во имя? Желаете пообщаться с самим растаким-то ламой, наимудрейшим, воплощением самого ого-го кого — устройте обед для братии и не забудьте опустить монетку в распахнутую пасть этой бронзовой жабы, для вашего же блага, чтоб было вам счастье. Все эти разводки Ольшанскому довелось испытать на себе сполна…

Беседа с настоятелем монастыря Намчувандан началась весьма неожиданно. Можно сказать, с места и в карьер.

— Я знал, что кто-то должен появиться, — сказал хамбо-лама Догпа Кхенчунг. — Потому что Шамбалинская война близка. Очень близка…

Хамбо-лама говорил по-тибетски, Донирчеммо Томба переводил. Кстати говоря, вопреки ожиданиям Ольшанского настоятель монастыря оказался не седобородым старцем, а довольно молодым человеком — ему было где-то между тридцатью и сорока.

— Некоторые считают, что Шамбалинская война уже началась, — продолжал Хамбо-лама. — Они говорят, что война ислама с христианством, беды, взрывы, убийства, что приходят сейчас к людям вместе с именем ислама, — это все и есть Шамбалинская война. Они говорят, что скоро в эту гибельную воронку будет затянут буддистский мир, а затем и весь мир вообще. Но они ошибаются, все не так просто… Шамбалинская война еще не началась, и начнут ее не люди…

Хамбо-лама обвел взглядом своих гостей.

— В священном знании, что хранит наш монастырь, сказано, что три приметы укажут на близость Шамбалинской войны. Первое — с горы Царонг сойдет ледник. Неделю назад он сошел. Второе — треснет фундамент монастырской Ступы. Несколько дней назад он треснул. Третье — придет белый человек с севера и первым его словом будет одно из трех… Скажи это слово!

На последней фразе Хамбо-лама повысил голос и вытянул руку в сторону Ольшанского.

Ольшанский, сам не понимая, как и почему, от неожиданности брякнул первое, что пришло на ум:

— Аркаим.

Хамбо-лама удовлетворенно улыбнулся, кивнул.

— И первым его словом будет одно из трех. Одно из трех и есть «Аркаим». Все сошлось, как и было предсказано. Ожидание Шамбалинской войны подходит к концу. — Настоятель показал пальцем на Ключника:

— Ты слуга белого человека с Севера, это я вижу. А кто ты? — Палец настоятеля переместился и указал на Донирчеммо Томба. — Для простого переводчика у тебя слишком дерзкий и заинтересованный взгляд. И что-то жжет тебя изнутри, как лихорадка. Кто ты?

— Я — внук Джа-ламы, — признался Донирчеммо Томба.

— А-а, — протянул хамбо-лама. — Понятно. Не удивлен. Вот что значит кровь. Идешь по следам своего деда? Не дает покоя, ради чего твой дед решился на святотатственное преступление — напал на обитель?

— Да, — выговорил сквозь сжатые зубы Донирчеммо Томба.

— Возможно, ты скоро об этом узнаешь. Впрочем, решать даже не мне и уж всяко не тебе. А ему, — хамбо-лама показал на Ольшанского. — Я, как настоятель монастыря Намчувандан, всего лишь должен отвести Белого человека, который придет с Севера незадолго перед началом Шамбалинской войны и который будет знать Слово, в Пещеру Девяти Сводов. Кого брать с собой, а кого не брать, решать уже ему.

— Они пойдут со мной, — уверенно сказал Ольшанский.

— Хорошо, — сказал хамбо-лама. — Одно условие, и оно не мое. Путь в Пещеру знают только монахи, и то не все, а лишь цан-шавы, избранные. Поэтому вы должны прежде испить травяного отвара, благодаря которому пройдете путь в Пещеру Девяти Сводов, но не запомните его.

Хамбо-лама хлопнул в ладоши. Откинулся полог, прикрывавший неприметный проем за помостом, оттуда вышел монах с деревянной чашей в руках. Некоторое время Ольшанский провел в борениях с самим собой. Потому что напиток запросто мог оказаться ядом. Но потом он прикинул, что отравить, равно как и каким-либо другим образом отправить их в мир иной, монахи могли бы и без столь сложных прелюдий. Допустим, просто предложив угоститься чайком. И приняв чашу из рук монаха, Ольшанский безбоязненно отпил первым. Вслед за ним отпили Донирчеммо Томба и Ключник.

— Идите за мной, — сказал хамбо-лама, поднимаясь на ноги.

Он спустился с помоста, снял островерхий головной убор, скинул церемониальную одежду, оставшись в желтом монашеском облачении. Жестом пригласил следовать за собой. Они направились к прикрытому шерстяным пологом проему, из которого недавно появился монах с чашей. Настоятель свернул полог трубочкой, закрепил, чтоб не раскручивался, специальным ремешком, прибитым над притолкой, и только после этого повел гостей дальше.

Они очутились в коридоре со множеством дверей, расположенных по одной стороне и прикрытых пологами из толстой шерстяной ткани, прошли по нему до противоположного конца. В коридоре было довольно светло — через каждые три шага горели факелы.

Потом они ступили на винтовую деревянную лестницу, стали по ней спускаться. Все ниже и ниже. Деревянная лестница перешла в каменную, по-прежнему винтовую. Становилось все холоднее. Откуда-то бралось ощущение, что они спускаются в глубь горы. Хамбо-лама вынул из петли на стене факел и освещал им дорогу…

И с какого-то момента Ольшанский почувствовал, что с ним происходит нечто странное. Свет факела сделался гораздо ярче, желтее и маслянистее, этот свет резал глаза. Звуки шагов гулко отдавались в голове. «Начал действовать выпитый отвар», — догадался Ольшанский.

Что-то творилось со стенами. Стены смыкались под странными углами, то отступали, то приближались, причудливо выгибались. И уже не поймешь, по лестнице ты спускаешься или плутаешь какими-то коридорами, под землей все еще бредешь или же выбрался на поверхность.

Может быть, было на самом деле, а может, только привиделось, что они прошли через некий зал, куда сквозь стрельчатые витражные окна просачивался дневной свет. Наверное, все же привиделось, ну откуда на Тибете стрельчатые окна и витражи?

Ольшанский отчетливо видел лишь расплывчатое маслянистое пятно факела впереди себя, только на этом пятне мог сфокусировать взгляд, за ним и шел…

Раздался громкий хлопок в ладоши, и Ольшанский начал приходить в себя.

Несколько секунд прошло, прежде чем Ольшанский, Ключник и Донирчеммо Томба окончательно избавились от наваждения. Пелена спала с сознания, и они обнаружили, что находятся в пещере, похожей на сводчатый склеп. Только склеп тот был целиком изо льда — стены, пол, потолок. И холод здесь стоял соответствующий — без свитера долго не выдержишь.

Оконечность склепа терялась вдалеке, и было непонятно, насколько он велик. А похоже было на то, что весьма велик.., ежели, конечно, дело не в оптическом обмане. По обеим сторонам склепа через равные промежутки, на расстоянии в полчеловеческого роста от пола, располагались проемы, имевшие геометрически правильные очертания. И что-то там было внутри…

Ольшанский шагнул к ближайшему проему, заглянул… И удивленно присвистнул. Там, под стеклом, лежал человек — таково, по крайней мере, было первое впечатление. Защитное стекло (если, конечно, это стекло) было толстым, призматическим, что делало силуэт лежащего под ним размытым, нечетким и словно бы разбитым на небольшие фрагменты, по которым представить что-либо в целом было крайне затруднительно. Да невозможно представить, чего уж там! Запросто под стеклом мог лежать не человек, а существо, имеющее лишь отдаленное сходство с человеческим телом. И лица совершенно не видно. Даже не разглядеть — два глаза у существа, один или три. А нижнюю часть туловища и вовсе не видно. Ниже уровня груди все тонуло в непроницаемой тьме, подозрительной, наводящей на мысли о ее искусственном происхождении.

— Что это? — Ольшанский повернулся к хамбо-ламе.

— Это величайшая тайна из всех тайн мироздания, — голос настоятеля взволнованно дрожал. — Тайна, которую оберегал наш монастырь более трех тысяч лет, ради сбережения которой и был когда-то основан. Нет на планете Земля более важной и страшной тайны.

— Это инопланетяне? — сдавленно спросил Ольшанский.

— Нет… Это… — хамбо-лама на миг запнулся. — Как только их не называли… Сомати. Лемурийцы. Атланты… Да, их можно назвать древними атлантами. Это будет правдой, потому что издревле принято называть древнюю, достигшую невиданного могущества и исчезнувшую в результате неизвестной нам мировой беды цивилизацию Атлантидой. Мы же называем их Предтечи.

— Они — люди?

— Ты спрашиваешь меня о том, как они выглядят? Я не знаю. И никто не знает.

— Они спят?

— В нашем представлении это сон. Длиной в несколько тысяч лет. Но как давно он начался, этот сон? Доподлинно неизвестно. И проснутся ли когда-нибудь? Неведомо. Но дело не столько в них, Белый человек с Севера. Дело в том, что та мировая катастрофа, что уничтожила народ атлантов, снова приближается. Грядет великая Шамбалинская война. И от того, кто в ней победит, зависит, будет ли человек по-прежнему ходить по этой планете. И исход битвы под силу решить одному человеку.

«Мне?», — чуть было не спросил Ольшанский, но промолчал.

— Не знаю, тебе или не тебе, — покачал головой монах, будто прочитав его мысли. — Но я знаю, что ты являешься фигурой в еще не начатой партии. Атланты оставили нам Знаки, по которым, как по камушкам через ручей, можно добраться до Ответа. Первый камушек — на него указывают египетские пирамиды. Но сколько всего таких камушков? И как долго придется по ним идти?

Буддизм оставлен нам Атлантами, Предтечами. Буддизм никого ни к чему не принуждает, полная свобода воли. Но зато человеку приходится самому отвечать за свои поступки. Христианство допускает, что человек, совершив дурной поступок, может покаяться и тем снять с себя грех. Буддизм учит, что человек должен искупать вину. Если не успеешь искупить в этой жизни, придется искупать в последующих. Они, Предтечи, хотят искупить вину за грехи, о которых мы ничего не знаем и вряд ли узнаем когда-либо. Но, возможно, совершенные ими грехи и привели их цивилизацию к катастрофе…

…Благодарить следовало магию ларов, а конкретно — встроенное в Сварога посредством той магии чувство опасности. Именно оно распиликалось не на шутку. А может быть, Сварог обошелся бы и без всякой магии. Одним звериным чутьем и рефлексами старого солдата…

И вроде бы ничего пугающего вокруг. Ну, хрустнуло что-то за стеной, едва слышно прошуршало. Мало ли ночных звуков. Но в том-то и дело, что эти тихие звуки несколько выпадали из обычных ночных звуков, были неуловимо посторонними. Трудно объяснить непосвященному человеку..

Сварог поднялся, осторожным шагом двинулся к двери, старательно следя, чтобы ненароком не наступить на что-нибудь громыхающее, не говоря уж про грабли, и не выдать себя. Дверь сарая отодвигал по миллиметрику. Когда дверь отошла от косяка на достаточную ширину, Сварог бесшумным призраком выскользнул на улицу. Показалось или темнота возле соседнего строения едва заметно шевельнулась?

И тут же сбоку из-за угла на Сварога обрушился темный силуэт.

Инстинкт раньше всяческих мыслей заставил Сварога рухнуть на землю и перекатиться к стене. И кабы не это, быть ему распоротым от уха до уха — сверкнувший в лунном свете клинок с шумом прорезал воздух там, где за миг до этого была голова Сварога.

Одетый во все темное незнакомец по инерции пролетел вслед за своим клинком, но на ногах удержался. Более того: ловко и проворно развернулся и вновь был готов без промедления пустить в дело широкий и короткий, похожий на мясницкий тесак, что сжимал в правой руке. Впрочем, может, это и не тесак был никакой, а ритуальный меч. Только вот брюху-то все равно, чем его вспорют.

Вскочить на ноги Сварог не успевал и сделал единственное, что ему оставалось при таком раскладе, — когда неизвестный кинулся в атаку, он крутанулся на земле, подсек бегущему ноги и, стоило противнику загреметь всеми костьми о земь, вскочил на ноги.

В теле ощущалась столь хорошо знакомая звенящая пустота, а в голове — холодная ясность, словно он вмиг переключением незримого тумблера превратился в запрограммированный на битву автомат.

Противник уже поднялся с земли, но не ринулся в заполошную атаку, как можно было предположить. Нет, противник, вопреки здравому смыслу (ведь на шум борьбы могут сбежаться), вдруг перестал торопиться. Противник стоял напротив Сварога, сжимая свой короткий широкий меч, и.., смотрел.

Сварог не видел его лица — оно было закрыто черной лыжной шапочкой с проделанными в ней прорезями для глаз. Зато видел глаза. И премного странен был взгляд человека напротив. Сварог не помнил, чтобы так на него когда-либо смотрели. В этом взгляде не было ничего от простого интереса или от патологического любопытства палача к жертве, у которой тот собирается отнять жизнь. Это было нечто совсем иное.

Полное впечатление, что стоящий напротив человек хотел благоговейно запечатлеть в мозгу каждую его морщинку. Если и можно подобрать сравнение, то представим себе Микеланджело, который стоит с кувалдой перед статуей Давида, зная, что через секунду разрушит свое гениальное творение, и любуется им напоследок. Благоговейная ненависть, так можно сказать.

Стояние и гляделки закончились.

Противник ринулся вперед. Сварог уклонился, пропустил над головой свистящий клинок, рубящую воздух сталь, отпрыгнул, перехватил запястье, толкнул противника головой в стену сарая и, крутанувшись, провел завершающий удар пяткой под ребра. Противник распластался на земле, тесак отлетел в сторону.

Ну вот и все… Сварог вытер пот со лба. Он сделал шаг к тому месту, куда упал тесак, собираясь его подобрать…

Неизвестный, гибко прогнувшись, ловко, без помощи рук вскочил со спины сразу на ноги. И.., выбросил перед собой руку, направив открытую ладонь с полусогнутыми пальцами в сторону Сварога.

В грудную клетку ударила, сшибая с ног, тугая волна. Сварог грохнулся на спину, больно приложившись обо что-то затылком («Ну да, там какая-то деревянная чурка валялась», — отстраненно промелькнуло в мозгу). Он потерял сознание на считанные мгновения. Но и этого хватило. Открыв глаза, Сварог увидел над собой одетого в черное незнакомца, уже заносившего тесак для удара.

И опять этот взгляд вперившихся в Сварога глаз. Взгляд был лучистым, поистинне счастливым, словно незнакомец не человека убивал, а с богом напрямую беседовал. Он хэкнул и…

Где-то неподалеку, во дворе, прогремел выстрел. Голова убийцы дернулась, как груша под боксерским кулаком. Выронив тесак и подломившись в коленях, тот завалился набок. Сварог рывком поднялся с земли. Рефлекторно пощупал грудную клетку. «Что это было? Но точно не магия. Пресловутый энергетический удар? Выходит, от него магия ларов не спасает? М-да, неприятное открытие. — Сварог усмехнулся. — Главное, чтобы никто об этом не узнал».

Он нагнулся, подобрал с земли тесак. Автоматически проверил подушечкой большого пальца остроту лезвия. Острое, бляха.

К нему подошел Ключник, по-ковбойски вертя на пальце револьвер.

— Наверное, ты ждешь от меня чего-нибудь пафосного, вроде: «Теперь я твой должник»? — повернулся к нему Сварог.

— Считай, мы квиты, — сказал Ключник, опускаясь на корточки рядом с убитым. — Пропусти ты его мимо себя, он мог бы положить.., не скажу всех, скажу «кого-нибудь». Меня, допустим. А это была бы для всех нас невосполнимая потеря, не так ли?

Ключник содрал с головы убитого лыжную шапочку. И тут же во дворе стало тесно — появились охранники, примчался запыхавшийся Ольшанский, пригнав вместе с собой тяжелую коньячную волну.

— Кто? — выдохнул он.

— Китаец.., похоже. Во всяком случае, азиат… — Ключник поднялся на ноги, отбросил в сторону шапочку.

Убитый, несомненно, принадлежал к азиатской расе — резко очерченные скулы, узкие глаза, уже остекленевшие. А его лицо, между тем, показалось Сварогу преисполненым каким-то удивительным спокойствием — похоже, в свой последний миг он не усомнился, что его ждет большое путешествие в счастливые края…

— Китаец, — как-то незаметно возле них появился и тибетский лесник по имени Донирчеммо Томба. — Китайский тип лица.

Ольшанский затейливо выругался.

— Нет, ну я, конечно, предполагал, что они могут встретить нас там, но здесь-то откуда! — олигарх лихорадочно зашарил по карманам. — Дайте кто-нибудь закурить, мать вашу!

Так и не взяв протянутую кем-то из охраны сигарету, Ольшанский вдруг застыл с протянутой рукой и пристально посмотрел на лесника. Потом перевел недобро изменившийся взгляд на Ключника, а с него и на Сварога. В общем, нетрудно было догадаться, о чем вдруг подумал Ольшанский.

— Не факт, что измена, — о мыслях своего патрона догадался и Ключник. — Китаец пришел один. Стукни кто из наших, китаезы явились бы толпой. А это, — Ключник показал пальцем на убитого, — больше похоже на засаду, выставленную на всякий случай. Давайте, шеф, думать, что они не глупее нас. И что они тоже могли оставить кого-то поблизости от объекта. Приглядывать. Присматривать за подозрительными движениями.

Ольшанский все же взял сигарету у охранника, прикурил.

— Может, ты и прав… — Олигарх сделал глубокую затяжку. — Неужели он всерьез рассчитывал перебить всех?

— Кто знает, — сказал Ключник. — Может быть, ему и нужен-то был всего один из нас, кто-то конкретный…

Глава пятая НОВЫЕ ПЕРСОНАЖИ

— Притормози-ка, Коля, — распорядился Ольшанский и первым выбрался из остановившейся машины.

— Уже приехали? — сонно пробормотала Лана из-под одеяла. Она дремала, свернувшись в клубок на заднем сиденье.

— Техническая остановка, — сказал ей Сварог. Подумал малость и выбрался наружу вслед за Ольшанским. Потянулся. Будь возможно, он бы тоже сейчас вздремнул еще часиков пять. Общий подъем сыграли, как и было накануне уговорено, с рассветом… Словом, толком поспать удалось часа два. Да и сон вполуха, вполглаза вряд ли можно назвать полноценным. А после скорого завтрака сразу и отъехали. На все стенания Ланы, что она не может так, что ей надо вымыться как следует, привести себя в порядок, отвечали: «Так оставайся, с собой не тащим, на обратном пути подберем». Однако в лесничестве она не осталась.

— Не хотите взглянуть на наш Аркаим сверху? — олигарх появился из-за кедра, застегивая ширинку.

— Отчего бы не взглянуть.

— Тогда, как говорится, пройдемте. Ключник, останешься здесь…

Они сошли с дороги, обогнули заросли кустов, прошли сквозь молодой ельник и вышли к обрыву, протянувшемуся вниз острыми гранями камней метров на триста. Они находились сейчас на вершине одной из сопок, окружавших огромную долину.

Было около десяти часов утра. В общем-то, пора бы утреннему туману и рассеяться без остатка. Ан нет. Туман в долине рассеиваться, похоже, и не помышлял. Он слоился по долине, окутывал ее молочно-белыми, плавно перекатывающимися клубами. Из-за тумана не то что древнего города не было видно — все в долине было скрыто от глаз туманом. Ну ладно туман! Что туман по сравнению с тем, что висело в небе…

Серое утреннее небо кое-где было запятнано белыми, похожими на клочья овечьей шерсти облаками, медленно кочевавшими на восток почти по безветренному небу. И среди этой благолепной акварели, аккурат над противоположной сопкой, висел натуральнейший, всамделишный, огромный смерч. Он был таким, каким его всегда показывали в телерепортажах: темно-серая воронка, тонкой извивающейся «ногой» шарящая по земле. Черт его знает, без бинокля не видно, вбирал ли в себя и закручивал ли сейчас этот смерч камни, траву и деревья, вырывая их с корнем, но вертелся он как заводной.

Сварог аж прикрыл глаза и потряс головой. А когда поднял веки, смерч никуда не делся, не оказался бредом и наваждением.

Насчет наваждения Сварог решил все же удостовериться, включив магическое зрение…

Оп-па! Л-любопытно. А непростое, однако, явление сибирской природы мы тут наблюдаем, все из себя такие счастливые. Внутри смерча кое-где мерцали немногочисленные крохотные зеленоватые огоньки, наводя на невольное сравнение со светляками в ночной траве. М-да, вроде бы смерч — творение не магической природы, но, тем не менее, совсем уж без магии, выходит, не обошлось. То же самое, между прочим, творилось и с туманом. Кое-где внутри него вспыхивали зеленоватые точечки. Вспыхнут и погаснут. В другом месте снова вспыхнут и снова погаснут.

Но даже если выключить магическое зрение и забыть об этих неприродного происхождения зеленоватых вкраплениях, все равно не удается отделаться от ощущения, что перед тобой фрагмент некоего неземного пейзажа, словно не на краю обрыва стоишь, а на пороге звездных врат и сейчас распахнется вход в иные миры…

— Хотел бы уйти я в небесный дым, измученный человек, — проговорил Ольшанский.

— Что? — невольно вырвалось у Сварога.

— Да вот… Припомнилось отчего-то, — сказал Ольшанский. — Туман этот удивительно похож на тот, сквозь который я шел в своем видении к монастырю.

— Еще бы ему не быть похожим. Туман — он и есть туман.

— Не скажите, — возразил Ольшанский, закуривая. — Нет двух совершенно одинаковых предметов или явлений. Даже фонарные столбы при всей своей похожести чем-то друг от друга отличаются.

— Странно, что вы обращаете внимание на туман, когда над головой висит такая вот дура.

— А она который день уже висит. Уже не актуально. Правда, до сего дня она висела несколько севернее, медленно перемещаясь к востоку, а сегодня вот передвинулась сюда. Все метеорологи давно уже на ушах стоят из-за этой хреновины. Симпозиумы готовятся созывать. Кстати, вполне безобидная штука при всей угрожающей внешности, стихийных бедствий и разрушений народному хозяйству не причиняет.

— Аркаима с этой обзорной площадки я так, похоже, и не увижу.

— Не повезло нам с туманом, — сказал Ольшанский, бросил недокуренную сигарету под ноги и брезгливо растоптал. — Он там, уж поверьте мне. Мысленно проведите линию от себя к просвету между теми двумя дальними сопками. Видите? На этой линии, где-то примерно посередине долины, но все же чуть ближе к нам, и находится Аркаим. А еще, благоволи погодка, мы бы увидели рядом с древним городом лагерь археологов.

— Тут еще и археологи? — удивился Сварог.

— Ага, — кивнул Ольшанский. — Я вам разве не говорил? Археологи нашего Шантарского университета под руководством ученейшего доцента из самой Москвы удовлетворяют тут свой научный интерес на мои деньги.

— И сколько среди них настоящих археологов, а сколько ваших людей, оставленных приглядывать за ученым народом?

— Моих двое, — спокойно ответил Ольшанский. — Вполне достаточно, чтобы держать тут все под контролем и вовремя оповещать меня о научных открытиях. Ну мало ли, выкопают что-то ценное или до чего-то гениального додумаются. Важно, чтобы я первым узнал и именно я, а не какие-нибудь китайцы или москвичи, решал, что делать дальше.

— Скажите.., а зачем вам понадобились еще и археологи?

Олигарх хмыкнул.

— Я так и понял, что вы сейчас меня об этом спросите.

— Значит, продумали и ответ?

— А чего его продумывать. Ответ на самом деле простой — а вдруг чего нароют. Лишним не будет.

— Ага, значит, полной уверенности у вас нет. До последнего проверяете, перепроверяете?

— Полную уверенность даст наступление часа Икс. И он не за горами.

— А если его наступление ничего не принесет?

— Не может не принести, — с фанатичной убежденностью отрезал Ольшанский. — Ну, пора в машину. Начинается последняя часть нашей трагедии. Кстати, о древнегреческих трагедиях. Знаете такое понятие в них — неотвратимость Рока? Предначертано — значит, обязательно сбудется…

Они въехали в долину и остановились у границы тумана. Дальний свет обеих машин нисколько не пробивал серую пелену, которая в высоту достигала полтора человеческих роста. Ехать дальше было безрассудством.

— Все, выходим, — скомандовал Ольшанский. — Тут пройти метров семьсот, не больше.

Они выбрались наружу. Лана подошла к светло-серой стене, окунула руку в туман.

— Такое впечатление, что он живой.

— Смотри, чтобы не укусил, — с мрачным видом пошутил Ключник, забрасывая за спину автомат.

— Я первый, вы за мной, — Донирчеммо Томба забросил за спину небольшой рюкзак, бегло осмотрел охотничий карабин. — Дистанция метр. Возьмите каждый по фальшфейеру. Вон там.

Он пнул сумку, которую охранники вытащили среди прочих из багажника.

— Если отстанете, зажигайте огонь, по нему легче будет найти. Все готовы?

Лесник уверенно распоряжался, и никто не думал оспаривать его право стать на время главным.

Двинулись. Шли цепочкой. Темп лесник держал невысокий, поэтому сохранять дистанцию было нетрудно. Сварог обернулся, встретился взглядом с идущим позади него Ключником. «Интересно, орелик, — подумал Сварог, — а ты тоже веришь в идею фикс своего начальника? Или просто следуешь за ним тенью?..»

Что характерно: чем дальше они забирались вглубь долины, тем реже становился туман. Вот уже видна не только спина впереди идущего, но также и спина идущего перед ним. Вот и землю под ногами можно разглядеть. А вот уже можно разглядеть впереди зеленые стенки палаток… То ли туман понемногу рассеивался, то ли по непонятным физическим (а может, и не только физическим) законам его плотность падала с приближением к Аркаиму.

К палаткам подходили, уже сбив изначальный походный порядок. Цепочка сама собой распалась, потому как отпал смысл идти друг за другом след в след — возле палаток было уже вполне сносно все видно, по крайнее мере по сравнению с тем, что творилось на входе в долину.

Палатки были шатровые, армейского образца, Сварогу хорошо знакомые. Отсюда, от палаток, уже можно было видеть очертания первой, внешней кольцевой стены Аркаима. Стена была высотой метра три…

Высоко в небе вдруг раскатисто прогрохотало, заставив всех вздрогнуть, а кое-кого присесть и схватиться за оружие. Эхо унеслось в тайгу, дробясь в чащобе. Вроде бы гром, да только с чего бы это грому громыхать при чистом небе…

— Гроза? — оказавшаяся рядом со Сварогом Лана испуганно прильнула к нему.

— Гроза, — не стал еще больше пугать девушку Сварог. — Во время таких туманов в тайге грозы — явление зауряднейшее.

— Странно, — раздался голос Ольшанского. — Никого не слышно и не видно.

Олигарх показал указательным пальцем на одного из своих охранников, потом — на палатку. Охранник кивнул и направился к входу в брезентовый шатер. Откинул закрывающую вход полу, достал из кармана фонарик, более похожий на авторучку, посветил им внутри, потом на несколько секунд скрылся в палатке, но тут же вышел и почти бегом вернулся к ждавшим его.

— Одни трупы, — доложил вернувшийся охранник. — Стреляли недавно. Еще порохом воняет.

— Бля-я, — протянул Ольшанский и провел ладонью по лицу, словно паутину смахивал. — Живо сходи проверь вторую палатку. Хотя вряд ли кого-то… — И безнадежно махнул рукой. — Но ты все же сходи!

— Если недавно, то палили определенно из бесшумки, — сказал Ключник, скидывая с плеча автомат и сдвигая предохранитель, — иначе мы бы услышали.

— Опять ваши китайцы? — спросил Сварог у Ольшанского.

— Похоже на то. Но как они меня вычислили?!

— А зачем им убивать археологов?

— Чтоб лишние под ногами не путались, — ответил за хозяина Ключник. — Надо идти туда. — Он показал в сторону Аркаима. — За стенами будет спокойнее.

«Не факт, мин херц, ой не факт, — подумал Сварог, но о своих сомнениях решил промолчать. — Очень уж все здорово смахивает на засаду. А раз так, то и до стен не дадут добраться…»

Ключник махнул рукой своим подчиненным, показывая, чтобы взяли хозяина в живое кольцо.

— Во второй палатке только ящики, — доложил вернувшийся охранник. — Видимо, сперва всех согнали в этот шатер, а уж потом… Еще видел, что под навесом, где они обедали, лежит женщина в белом платке. Повар, наверное…

— С-суки… — сквозь зубы проговорил кто-то из охранников.

— Где вход в Аркаим? — спросил Сварог у Ключника.

Ключник показал рукой влево.

— Там. До него метров триста.

— Я бы на их месте прихватил нас прямо здесь, — сказал Сварог, оглядываясь. — Но если до сих пор не прихватили…

— Хотите сказать, ждут у ворот, — понимающе кивнул Ключник. — Возможно, возможно… Ну мы туда и не пойдем! Перелезем здесь.

— Как перелезем? — быстро спросил Ольшанский. Похоже, он занервничал. — Высоко.

— Да уж как-нибудь осилим, — сказал Сварог. — Коли жить хотим. Возьмем ящики из палаток. Поставим друг на друга. Все, надо идти…

Их группа с Ольшанским в центре образованного охранниками кольца направилась к стене, передвигались настолько быстро, насколько получалось. Лесник и Ключник тащили пустые ящики, размером с телевизор, вытряхнув из них предварительно какие-то черепки и кости. Сварог держался чуть в стороне от группы, прикрывая собой Лану.

Вот и стена. Сложена из одинаковой величины шлифованных камней, обмазанных коричневатой, похожей на глину массой. Только это не глина, та бы за давностью лет отсохла и отвалилась, эта же — будто вчера намазали.

Ящики поставили друг на друга, придвинув вплотную к стене. Двое охранников первыми забрались на них и, сделав из рук упор, помогали подниматься остальным.

Сварог влез на Стену одним из последних. И задержался на какой-то лишний миг, чтобы бросить взгляд на древний город Аркаим.

Как ни странно, за стеной, внутри города, тумана вообще не было. Ни единого намека на туман. Законы природы вообще и физики в частности, думается, здесь были ни при чем. Какие-то иные законы совсем иной природы распоряжались сегодня на этой земле…

Заветный город не поражал размерами, в радиусе был не более пятисот метров. Два вписанных друг в друга кольца, внешнее и внутреннее. Внутреннее кольцо радиусом было примерно метров сто пятьдесят — двести. И эта внутренняя стена вдобавок была заметно ниже внешней — той, на которой сейчас восседал Сварог.

Действительно, как где-то Сварог читал, город сверху походил на колесо. Все из-за невысоких (метра, наверное, полтора, вряд ли выше) стенок, берущих начало от центральной площади и идущих до внешней стены. Эти стенки делили город на равной площади сектора, в них были проделаны неширокие проходы из сектора в сектор. Внутри этих секторов, там и сям, на первый взгляд, совершенно хаотично, грибами торчат фундаменты — каменные тумбы разной высоты и ширины.

«И вправду все это здорово смахивает на гигантский ребус, — пришло в голову Сварогу. — Понятно, почему Аркаим не дает покоя…»

А вот чего так и не увидел со стены Сварог — так это макушек засадного полка и торчащих из-за стен стволов. Только стоит ли этому радоваться?

Ладно, пора вниз.

Его подхватили внизу крепкие руки. Ноги коснулись земли древнего города Аркаим…

Ба-а-а!

Это было похоже на щелчок. Будто кто-то с размаху хлопнул ладонью по выключателю и в комнате зажегся свет. И сразу осветились все углы памяти Сварога. До того лишь какие-то тени проступали сквозь комнатный мрак: поди скажи, что это там притаилось в углу — простой стул или чудовище. Теперь же стало отчетливо видно, что есть что. Вернее — кто есть кто…

Пелена вдруг упала, и, едва ступив на землю Аркаима, он понял, кто он есть, бес или подлинный Сварог.

«Оказывается, вот как просто…»

И у него появилось чувство такого облегчения, которое, пожалуй, он не испытывал ни разу в жизни.

— Что с тобой? — услышал Сварог голос Ланы.

— Нормально, — ответил он. И улыбнулся загадочно. — Голова закружилась. Пошли…

И тут же другое торкнуло: если я осознал себя, значит, и тот, второй, если он где-то рядом, тоже понял свою сущность?..

Растянувшись цепочкой, ощетинившись стволами, шаря взглядами во все стороны, они двинулись по Аркаиму. Сварог отметил, что несмотря на всю несыгранность группы, одновременное совместное продвижение у них получалось довольно грамотно. Может быть, всеми ощущаемая и без всяких детекторов с индикаторами близкая опасность мобилизовала всех без остатка.

…А в Аркаиме стояла поразительная тишина. Ни шорохов, ни шебуршания мелких зверьков, ни птичьего щебета… Кстати, вдруг обратил внимание Сварог, земля Аркаима цветом, твердостью и ровностью странно напоминала монгольскую степь. И точно так же лишь кое-где торчат редкие худосочные травинки. И так же, наверное, эту почву лопатой не возьмешь, надо ломом долбать, намучаешься, как с бетоном…

Сварог задрал голову — смерч монотонно кружил над долиной. Вроде бы несколько приблизился к городу. Или только кажется?

Добрались до второго, внутреннего радиуса. Вторая стена была чуть пониже первой — метра два с половиной от силы. Через нее перебрались быстро и без проблем.

Во втором круге Аркаима, как заметил Сварог, фундаментов было больше. Что уж стояло на них и стояло ли что-либо вообще, неизвестно, однако почему-то у Сварога сложилось стойкое убеждение, что никогда и ничего. «Интересно, — подумал он, — а если это все же был нормальный город, то почему не сохранились фундаменты жилых домов?»

Сходящиеся к середине, как спицы в колесе, лучи обрывались перед центральной и единственной площадью Аркаима. Площадка была поразительно ровной, покрытой белым, похожим на бетон раствором. Посреди нее лежала серая гранитная плита, квадрат со стороной метра в полтора, с небольшим чашеобразным углублением…

— Стойте, шеф! — Ключник схватил за плечо попытавшегося сунуться на открытое пространство олигарха. — Так мы подставимся.

Ольшанский, резким движением вскинув руку, посмотрел на часы.

— У нас сорок минут, — сказал он леснику-тибетцу.

— Четверть часа в запасе есть, — ответил Донирчеммо Томба.

«Ну конечно! — вдруг догадался Сварог. — Есть некий ритуал, не может не быть. Как пить дать древний-предревний, может быть, позаимствованный ими в том самом монастыре. А иначе зачем наш богатенький буратино таскает за собой этого тибетца! Добавим сюда еще вещмешок за спиной у Томба, куда наверняка сложен ритуальный инвентарь, и все срастается наилучшим образом…»

— Мы успеем только на тот свет, шеф, если сейчас выйдем на площадь, — Ключник говорил, чеканя каждое слово. — Сперва я со своими ребятами должен зачистить землю. Если лесник и вот он, — показал пальцем на Сварога, — нам помогут, справимся минут за семь. После блокируем подходы, и вы сможете…

Поблизости раздался сухой хлопок, и один из охранников, пьяно шатнувшись, начал медленно падать. Что-то просвистело, и арбалетная стрела угодила в шею другому охраннику — тому, кого Ключник назвал Олегом. Хрипя, Олег упал, как подсеченный.

— К стенам! — рявкнул Ключник. — Прижаться к стенам! Живо!

— Оружие на землю! — раздался отчего-то вполне предугадываемый крик, откуда-то слева. То ли из-за невысокого фундамента, то ли из-за делящей город на сектора стенки. — Иначе смерть!

Очередь прошла по земле, потом по стене. Сварог увидел, откуда стреляют! Автоматчик засел за метровой высоты фундаментом. А была еще арбалетная стрела. Если даже предположить, что первый винтовочный выстрел и автоматная стрельба — дело рук одного человека, то стрелков все равно уже получается как минимум двое.

Конечно, он может броситься сейчас к автоматчику, пуль бояться ему не приходится. Да вот только тогда из-за него положат всех остальных…

Еще раз хлопнул одиночный винтовочный выстрел. Пуля вошла в землю рядом с ботинком Ольшанского. Это была демонстрация: вы, мол, в полной нашей власти. А снайпер засел определенно где-то далеко, так сразу его позицию и не вычислишь… И ведь знает, гад, в кого палить, кто главный в их команде и кого трогать пока не след.

— Надо подчиниться, шеф, — Ключник выматерился и положил автомат на землю. — Тьфу, как глупо…

Ольшанский, все еще не веря, что проиграл, яростно крутил головой по сторонам, выискивая врага.

— Всем выйти на площадку! Быстро! Руки за голову! — продолжал командовать уверенный, спокойный голос с легким акцентом.

Протрещала, будто сучья ломали, автоматная очередь, и перед Ольшанским взметнулись фонтанчики земли. Стоявший рядом с олигархом лесник охнул и, схватившись за ногу, сел на землю.

— Следующая порция по головам, — пообещал неизвестный.

— Ладно, выходим! — закричал Ольшанский, закладывая руки за голову. — Кладем оружие.

Они вышли на ровную, как взлетно-посадочная полоса, главную и единственную площадь Аркаима.

— Стоять! — окрик остановил их на полпути к гранитной серой плите.

Остановились. Как тут не подчинишься!

«Ничего, — подумал Сварог, — если не перестреляли сразу, из засады, значит, у них касательно нашего брата иные планы».

— Сесть на землю! — продолжал распоряжаться неизвестный. — Руки держать за головой! Кто дернется или вздумает шутить…

Подчинились. Опустились на землю — кто на колени, кто сел по-турецки. Какое-то время ситуация не менялась. Потом потихоньку из своих нор, щелей и прочих укрытий начали выползать господа ворошиловские стрелки.

Четверо невысоких худощавых азиатов (у одного за спиной арбалет) и один тип явно славянской наружности, который тоже не мог похвастать выдающимися габаритами, зато мог похвастать большим автоматом. Держал он оружие, стоит заметить, весьма умело. Да и по остальным было сразу видно, что с оружием они на ты. Все пятеро были одеты в камуфляж песочного оттенка, предназначенный для боев в пустыне и отлично маскирующий бойцов на фоне аркаимовских стен. Выходит, товарищи продумывали, готовились…

Славянин с автоматом (а не иначе, он и выкрикивал команды) громко свистнул, и несколько секунд спустя из-за стены вышел еще один человек. Неторопливой, вальяжной походкой, помахивая тросточкой, направился в сторону своих бойцов. Не только тросточка делала этого человека похожим на прогуливающегося по садовым дорожкам дачника. На нем были белые летние брюки, просторная рубаха-балахон и широкополая шляпа с дырочками. В свободной руке он держал складной стул.

Сварог видел этого господина впервые, но сразу догадался, кто перед ним. Азиат, взгляд и манеры человека, привыкшего повелевать, но главное — габариты. Необъятнейшие габариты, человек-гора. «Господин И, китайский магнат. Кто ж еще? Помнится, таким его и описывали».

Китаец разложил стул, с опаской опустился на него, но конструкция из куска брезента и алюминиевых трубок выдержала вес. Человек-гора достал из кармана платок размером, наверное, с парус и принялся вытирать им потные шею и лоб.

— Я знаю, что ты меня понимаешь, — господин И показал рукой с платком на Ольшанского. Говорил китаец по-английски. — Тебе почти удалось меня переиграть. Там, на Олеговой пустоши, ты показал себя хорошим профессионалом и почти победил. Я уважаю сильного противника.

Он коротко поклонился. Причем проделано это было без всякого шутовства.

Сварог испытывал идиотское чувство — будто наблюдает все это со стороны, как спектакль из зрительного зала. Вообще, все происходящее попахивало какой-то опереттой. Или дешевым голливудским фильмом: затерянный город, вооруженные люди, благодушный азиат в роли Главного Плохого…

— Почему ты здесь, а не даешь показания в милиции, в ФСБ? Или тебя не вызвали в Москву объясняться в посольстве? — оказывается, Ольшанский говорил по-английски весьма недурно.

С первым шоком олигарх справился похвально быстро и теперь был спокоен и собран. Как готовая к нападению змея.

— Потому что как раз этого ты и хотел, — господин И запустил руку с платком под рубашку, чтобы вытереть грудь. — Фу-у, ну и жара! А ты живой, да? Не умер, получается?

— Какое удивительное совпадение, я тоже уже и не надеялся встретиться с тобой на этом свете, — Ольшанский говорил ровным, даже светским тоном. — Я полагал, что ты сейчас как раз ожидаешь своей очереди на перерождение в теле какого-нибудь хищного хитрого зверька.

На это господин И коротко захихикал, и было видно, как гуляют под рубашкой жировые складки.

— Ты все сделал, Ольшанский, чтобы убрать меня из этого мира. Но в том вертолете, который потерпел крушение над тайгой, был не я. Я как чувствовал в тот день, что не надо лететь. Послал вместо себя одного очень похожего на меня человека, а сам поехал на машине…

— Есть кто-то, кто очень похож на тебя? — искренне удивился Ольшанский.

— Смешно, — сказал китаец. — И я рад, что даже сейчас у тебя сохранилось чувство юмора.

Очередь выбила фонтанчики земли у самых коленей Ключника.

— Рук опускать не велели! — закричал славянин.

Ключник усмехнулся уголком рта и снова завел руки за голову.

— Ты скажи своим людям, — посоветовал господин И, — что на этом предупреждения закончились. Мне твоих людей беречь ни к чему. Я даже Пака велел наказать, а он мог бы принести еще много пользы. Но предателей надо наказывать.

— В чем же он провинился? В том, что работал на меня? — спросил олигарх.

— Мы знали, что он работает на тебя, — сказал господин И. — Но у нас с ним была договоренность — нам он передает информацию первым. Он нарушил договоренность. Очень грубо нарушил. Не только назвал тебе первому новую дату — он только тебе ее и назвал, от нас хотел скрыть…

— А вы все же узнали, — кивнул Ольшанский. — Значит, прослушивали его телефонные разговоры…

— И дом, и телефон. Конечно, — господин И принялся обмахиваться платком. — Ты много денег пообещал Паку? Поэтому он решил предать нас, так?

— Подслушивали, а ни хрена не поняли, — Ольшанский сплюнул. — Пак жил не для денег, ему бесполезно было предлагать бабки. Он был исследователем до мозга костей. А чем можно купить исследователя?

— Взять с собой в Аркаим, где должно произойти событие, которого ждали двадцать шесть тысяч лет, — подумав, сказал господин И. — Понятно. Ты прав, а я не прав. О такой версии я не подумал…

— Ага, — сказал Ольшанский. — Да любой ученый душу продаст за возможность стать сторонним свидетелем такого события, а на что он готов пойти, чтобы оказаться в эпицентре этого события, стать его участником, я даже и предположить не берусь.

— И участником какого же события ты надеялся стать сегодня? — спросил господин И.

— Вы хотите, чтобы я открыл перед тобой карты…

— Бросьте, господин Ольшанский! — рявкнул господин И. — Мы с вами не на дипломатических переговорах Шанхайского клуба. Вы, похоже, забыли, что сидите под прицелом. Так никогда не поздно напомнить!

Ольшанский пожал плечами.

— А почему бы, собственно, и не открыть карты? Вам все равно это ничем не поможет. Вы-то как раз только зрителями и будете. Шамбалинская война — это вам о чем-то говорит? Пятьдесят две тысячи лет назад с лица Земли исчезла древняя Атлантида. Случилась некая мировая катастрофа, которая теперь называется Шамбалинской войной, и могущественной цивилизации, намного превосходящей по развитию нашу, не стало. Уцелели лишь немногие из Предтеч. Атлантов. Они сделали все, чтобы предупредить о новой Шамбалинской войне, которая должна грянуть спустя пятьдесят две тысячи лет. Они построили этот город, который и не город вовсе, а что-то вроде огромного энергоприемника, с помощью которого Избранный человек станет могущественнейшим из людей, будет наделен могуществом бога. Этому человеку предстоит возглавить проснувшихся после многотысячелетнего сна сомати и с ними спасти цивилизацию. Этим человеком должен стать белый человек, человек с Севера. Хранители знания об Атлантиде, Шамбалинской войне и Хранители тел сомати указали на Избранного. Я — Избранный…

Господин И снова захохотал. И на этот раз он хохотал долго, утирая платком глаза.

— Ты сумасшедший, Ольшанский, а не избранный, — сказал он, отсмеявшись. — Царь Мира Ольшанский, хо! Основатель династии правителей Земли! Рассмешил… Хотя, — он убрал платок в нагрудный карман рубашки, — во многом ты прав, мой любезный враг. Об этом городе рассказано и в древних китайских хрониках. И построили его никакие не атланты, а выходцы из Китая. Может, тебе и не известно, но в древнем Китае были весьма развиты астрономия и астрология. Еще в глубокой древности было рассчитано, что именно в этой точке Земли, именно в этот день произойдет сотворение бога. Раз в двадцать шесть тысяч лет такое происходит. Иногда боги получаются, иногда нет — если никого не оказывается в нужной точке, в нужное время. Может, так распорядилась природа, может, кто-то, кто сильнее природы, но совершенно определенно: кем-то дается шанс дать этому миру резкий, невиданный толчок в прогрессе. Пассионарии, слышал о таких? Так вот: раз в двадцать шесть тысяч лет кому-то выпадает шанс стать Абсолютным Пассионарием. И возвеличить свою страну. И сегодня мы воспользуемся этим шансом…

— Позволь спросить, вы так стараетесь только для себя или во благо всей Поднебесной? — спросил Ольшанский.

— Благо отдельных граждан станет благом для всей страны, — торжественно, как с трибуны, произнес китаец. — И Поднебесная в невиданные сроки станет самой могущественной державой на планете. Я верю, что будущий год, год Красного Дракона, станет для нас…

Это было в высшей степени неожиданно — шел, шел спокойный разговор, ничто не предвещало беды, и вдруг пятерка бойцов господина И вскинула стволы и открыла огонь на поражение. Никто из сидящих на земле не успел дернуться…

Только задним числом можно было догадаться, что прозвучали кодовые, заранее обговоренные слова. Скорее всего словами этими были «Год Красного Дракона». Бойцы господина И ждали этих слов, и огонь открыли незамедлительно.

Пули должны были за считанные секунды превратить людей в решето.

Сварог рванул к господину И, не рассуждая. И всей грудью налетел на стену из свинца…

Натяните частую рыболовную сеть, вместо узелков поместите пули, потом уберите сеть, а пули останутся висеть в воздухе. Вот такой «забор» преградил путь Сварогу.

Сварог оглянулся. Ни Ольшанский, ни те, кто был рядом с ним, не пострадали. Сидели и таращились на всю эту чертовщину.

Бойцы господина И все еще продолжали стрелять.., ну разве за исключением славянина, тот уже понял, что все бесполезно, и опустил автомат. Новые пули, подлетая к невидимой преграде, застывали в воздухе и пополняли коллекцию пуль в «заборе».

А чертовщина между тем и не думала заканчиваться.

Неведомая сила вдруг выдрала из рук стрелков оружие, автоматы и винтовку протащило по воздуху, к ним добавился содранный с плеча арбалет, — все это образовало кучу аккурат возле «забора» из пуль. Словно включили некий огромный магнит. Правда, магнит действовал уж больно избирательно, не притягивая пряжки, пуговицы, шпильки. Только оружие.

Та самая таинственная сила играючи порвала у единственного в китайской бригаде славянина пояс, на котором болтались ножны, и швырнула их к груде оружия. Словно войдя во вкус, неведомая сила стала отрывать с мясом карманы, в сторону кучи полетели ножи. Причем сила эта обезоруживала и людей Ольшанского. С треском порвалась брючная ткань на правой щиколотке Ключника, и, болтая оборванными ремешками, по воздуху пролетела кобура с вложенным в нее револьвером. Из кармана оставшегося в живых охранника Ольшанского вырвало шипастый кастет, а у лесника был изъят нож с костяной рукоятью в кожаных ножнах.

Словом, куча конфискованного оружия получилась немаленькой. И на этом забавы неведомого шутника не кончились. Оружие вдруг стало превращаться в ком. Металл, кожа, дерево прикладов — все материалы одинаково податливо, как пластилин, деформировались под нажимом невидимых рук.

Как завороженные, все — и китайцы, и некитайцы — наблюдали за происходящим. По вполне понятным причинам никто ничего не пытался предпринять. Откровенных глупцов здесь не было, все понимали, что от них мало что зависит, что в игру вступила сила, по могуществу стократно превышающая человеческие возможности, и противиться ей глупо и опасно.

— Не думайте, что я боюсь вашего оружия. Нисколько я его не боюсь. Ну совершенно не боюсь… — Голос звучал отовсюду одновременно. Потрясающий акустический эффект. Словно динамики вмонтированы во все фундаменты, стены, гранитные плиты и в саму землю.

И Сварог узнал голос.

Этот голос был его собственным.

«Вот и свиделись…»

— И поверьте, я не любитель дешевых театральных эффектов, — продолжал вещать невидимка. — Эта маленькая демонстрация затеяна лишь для того, чтобы остудить горячие головы. И уберечь кое-кого от необдуманных действий, чреватых потерей этих самых голов. Я не слишком вычурно изъясняюсь? Ну, вы меня поняли! И теперь, когда вы подготовлены к моему появлению, я, пожалуй, явлю себя. Несолидно мне, право, корчить из себя призрака…

Несмотря на уверения в своей нелюбви к дешевой театральщине, именно в этом жанре второй Сварог и обставил свое появление. С высоты трех метров посыпался дождь из алых цветочных лепестков. Лепестки появлялись ниоткуда, опускались, кружась, и оседали на невидимой глазу преграде, очерчивая человеческий силуэт. «Дождь» становился все гуще и гуще, и наконец, из него показался автор всей этой постановки.

Явился в обличье опереточного демона: грива иссиня-черных волос, густые смоляные брови вразлет, козлиная бородка, орлиный нос, углями пылающие глаза. Кутался в черный плащ с кровавым подбоем. Разве только рожек на голове не хватало.

— Нет, этот облик чересчур академичен, — голосом Сварога произнес второй. — Не беда, поменяем.

Воздух рядом со вторым (или уже следует говорить — бесом?) на мгновение помутнел, и на месте опереточного демона появился еще один Сварог. Правда, по-другому одетый — в ало-серый камзол.

— А этот облик чрезвычайно всем надоел, я так полагаю, — сказал бес. — Пожалуй, я все же воспользуюсь личиной, с которой так много связано, причем отнюдь не самого плохого. К который я привык за последние долгие — в человеческом понимании — годы, как некоторые привыкают к домашним тапочкам.

Снова на секунду дрогнул и расплылся воздух перед бесом. И на месте Сварога в камзоле появился Мар-Кифай, бывший верх-советник Короны, бывший Президент Короны, разжалованный демон. Знакомые Сварогу узкое породистое лицо, высокий лоб мыслителя, седые волосы. Правда, одежду он предпочел здешнюю — вельветовые штаны, ботинки на толстой подошве и футболку с надписью «Ве сооl».

— Вот так-то лучше, — сказал Мар-Кифай. — Что скажешь, двойничок? Признаешь свое поражение?

Слава богу, он изменил не только внешность, но и голос, а то слушать самого себя Сварогу было уже невыносимо.

— Руки опустить можно? — спросил Сварог. — А то затекать начали.

— Да, конечно, какие вопросы! Неужели кому-то могло прийти в голову, что я испугаюсь ваших рук? Разве ваши руки чего-то стоят без оружия! Даже вы, мой дорогой враг… — легкий поклон в сторону Сварога. — Ведь сегодня принято выказывать врагам уважение? Так вот, даже вы сейчас, когда ко мне вернулась моя мощь, не в силах тягаться со мной своей, увы, детской магией…

— Ты кто такой? — визгливо и на чистейшем русском крикнул господин И.

— Молчать! — рявкнул Мар-Кифай, шевельнул коленом, и китайца могучим пинком невидимой ноги отшвырнуло метров на пять. — Не сметь перебивать! Говорить будете, когда я разрешу! Так, о чем я? А, да. Поэтому, господа и дамы.., вернее, дама, — Мар-Кифай изящно поклонился Лане, — можете сесть поудобнее. Выбирайте любую позу, я милостиво разрешаю. Можете даже в любимой древнегреческой позе — полулежа, подперев голову рукой. Я тут кое-что почитал о древних греках на досуге — интересные были люди, симпатичную цивилизацию создали, жаль только, нежизнеспособную. Кстати, театр они очень уважали. Увы, теперь вы все из полноправных игроков вмиг превратились в обыкновенных зрителей, которым, правда, ужасно повезло с представлением. Вам будет на что посмотреть. Уже близок час, я это чувствую… Вам это не дано почувствовать, а я ощущаю приближение, — Мар-Кифай закрыл глаза. — Невероятное ощущение! Простые человеческие наслаждения ничто только по сравнению с этим нарастанием Мощи…

Сварог пробежался взглядом по лицам своих и чужих. Очень похожие сейчас у всех были лица — осунувшиеся, усталые. Во взглядах — тоска и безнадега. Все понимали, что это конец. Это был не сон, не галлюцинация, морок или гипноз — это была реальность. Проделать такой огромный путь, чтобы перед самой финишной ленточкой тебя, оставляя ни с чем, издевательски легко обошел какой-то…

— Но пока у нас еще есть время, я вам, людям… — Мар-Кифай поднял палец. — Заметьте, я говорю «людям», а не «людишкам»! Так вот, я хочу вам кое-кого представить. Только что ж вы молчите, судари мои разлюбезные? Языки проглотили?

Никто не ответил.

«Какой болтливый демон пошел, однако», — вяло подумал Сварог. Ни ярости, ни злости, ни жуткой досады на то, что он, Сварог, проиграл в бесовской игре, в душе почему-то не было. Были только пустота и усталость. Наверное, как и у всех. Он в который раз прокачивал в уме варианты, но вариантов не было ни единого.

— Я представлю вам, первым из людей, будущих правителей вашего мира! — с интонациями циркового шпрехшталмейстера заявил Мар-Кифай.

И опять не обошлось без дешевой театральщины. Просыпался дождь из синих цветочных лепестков, и из этого листопада шагнули двое: белый, но загорелый до черноты жилистый человек с бесцветными глазами профессионального убийцы и негр, причем по некоторым признакам Сварог понял, что перед ним именно доподлинный африканец, а не родившийся в Европах с Америками афро-кто-то-там.

— Идите оба сюда, — махнул рукой Мар-Кифай. — Вот. Они были моими верными слугами, пока я пребывал в облике этого человека и еще не знал, кто я на самом деле. И за верную службу они будут мною вознаграждены. Один из них станет править одной половиной мира, другой — второй половиной. Кто-то же должен будет вами править! А мне, право, недосуг. Мне скучно заниматься этой рутиной. Я лишь буду задавать им общий стратегический план, и пусть внутри него слуги делают с вами, что хотят. Они заслужили. Они выбрали меня своим Хозяином еще тогда, когда знать не знали о моем могуществе. И получат за то достойную плату. Зато очень не поздоровится одному африканскому шаману. Даже если он успел ускользнуть в мир духов и предков, я достану его и оттуда, — лицо Мар-Кифая перекосила гримаса. — Этот шаман чуть не лишил меня всего в самом начале пути. Каким-то непостижимым образом этот дикарь понял, кто я, и пытался уничтожить мое астральное тело. В его представлении я был духом зла, и он пытался изгнать этот дух из моей физической оболочки. Даже сейчас мне становится не по себе, когда подумаю, а ну как у него получилось бы! И я погиб бы от рук пустоголового дикаря! Бр-р! Ладно, вам все равно не понять. К счастью, все уже позади. Теперь уже ничто и никто не в силах помешать. Что, Пятница, — Мар-Кифай повернулся к африканцу. — Какую половину мира ты выбираешь?

Мар-Кифай, к немалому удивлению Сварога, обратился к чернокожему на таларском, и на таларском же тот почтительно ответил:

— Я буду служить Хозяину Ягуа, как он скажет. Куда скажет, туда и пойду.

— Молодец. А что скажешь ты, Гуго?

— Я скажу, что сделал правильную ставку, — Гуго сплюнул шелухой от семечек. — Это как в казино высыпать из мешочка все заработанные за многие годы алмазы и двинуть их на одну цифру. И эта цифра вдруг выпадает. Деверо, небось, плачет сейчас в аду, что в свое время не разглядел свою удачу. А касаемо половины мира… — Гуго задумчиво прищурился, забросил в рот новую порцию семечек и сказал с набитым ртом:

— Я бы взял Европу, мой Хозяин, и Америку, Северную и Южную. Остальное пусть берет Н‘генга. Африка мне уже вот где, Австралию тоже не люблю после одного дельца…

— У тебя губа не дура, Гуго, — усмехнулся Мар-Кифай. — Я решаю по-другому. Половина мира — так пусть будет ровно половина мира. Южное полушарие и Северное. А кому какое достанется — бросите монетку. Границу своих владений проведете по экватору. Что скажете, господин И? Как жители Поднебесной отнесутся к такому вот правителю, — Мар-Кифай показал на Гуго, — все прихоти которого вы вынуждены будете беспрекословно исполнять? Или вам больше по сердцу мой чернокожий слуга?

Господин И ничего не ответил, лишь понуро опустил голову.

— Приближается… — Мар-Кифай запрокинул голову, закрыл глаза. — Какая мощь, если бы вы знали…

Еще во время предыдущего длинного монолога Мар-Кифая лесник заворочался, словно пытаясь найти позу поудобней, и потихоньку переместился поближе к Сварогу. Скинув вещмешок, он толкнул его Сварогу.

— Достань из рюкзака желтую накидку и надень.

— Зачем?

— Это накидка сомати, Предтечей, — зашептал лесник. — Помнишь, рассказ о Пещере Девяти Сводов? Мой дед когда-то узнал об этом артефакте, за ним и охотился всю свою жизнь. Накидку вручил мне хамбо-лама, настоятель монастыря. Велел отдать ее Избранннику, когда начнется Шамбалинская война. Я долго верил, что Избранник — это Ольшанский. А сейчас понял, что ошибался. Это ты. Надевай. Это даст тебе Силу.

— Эй-эй! — повернулся к ним Мар-Кифай. — О чем это вы там шепчетесь?

— Обмениваемся мнениями: а вдруг тебя расплющит какая-нибудь небесная плита, — громко сказал Сварог. — Ведь ты же не знаешь, что именно должно произойти. Небо падет на землю? Прискачут всадники Апокалипсиса? Разверзнется земля?

— Честно признаюсь вам, мой дорогой враг, не знаю, — расхохотался бывший верх-советник Короны. — И это придает грядущему событию столь необходимую остроту. Я чувствую приближающуюся мощь, я чувствую, как созвездия проворачиваются в небе, словно ржавые механизмы. Как, словно шары в лунки, встают на свои места небесные тела. Я ощущаю, как эфир нетерпеливо пронизывают волны всевозможных известных и неизвестных науке энергий. Как нарастает напряжение этого эфира. Я ощущаю, как все токи и волны сходятся в центре этого древнего города. Смотрите!

Он вытянул руку в сторону гранитной плиты в центре главной площади Аркаима. Плита светилась матово-белым переливающимся светом. А над лункой в ее центре проскакивали крупные желтые искры.

— Видите, как все меняется, — Мар-Кифай задрал голову к небу. Он смотрел на заметно приблизившийся к Аркаиму смерч. — Близок час!

Сварог более не колебался. Запустил руку в вещмешок, сразу наткнулся на скомканную материю, вытащил желтый ком, тряхнул, расправил. Накидка была самой что ни на есть примитивной кройки: три отверстия — для рук и головы, более никаких изысков, а также никаких узоров, простроченных краев и прочих дизайнерских выкрутасов. Правда, ткань совершенно незнакомая, на ощупь удивительно мягкая, будто пуха касаешься.

Сварог быстро накинул ее на себя поверх спортивной куртки.

Свечение нарастало. Смерч сместился еще больше. Мар-Кифай не обращал внимания на Сварога. Не до него.

— Пора вам занимать места на сцене, — сказал Мар-Кифай оборачиваясь. Он увидел Сварога, встающего с земли, и удивленно поднял брови. — Что это за маскарад, милейший?

Улыбку стерло с лица бывшего верх-советника. Какая там улыбка! Его лицо перекосило. Каким-то непостижимым образом он понял, что происходит.

— Не позволю, — тихим, но страшным голосом произнес Мар-Кифай.

— А я и не собираюсь спрашивать позволения, — сказал Сварог и одним махом набросил накидку на плечи…

Глава шестая ВОЙНА ЗА МИР

…и невиданного прилива сил не ощутил. Равно как и не почувствовал, что его наделили новыми магическими возможностями, которые не чета прежним. Нет, он всего лишь испытал чувство защищенности. Словно поддел под бушлат титановый бронник.

А еще Сварог сразу же, не дожидаясь сюрпризов, включил магическое зрение — почему-то он был уверен, что сюрпризы эти непременно последуют. И простым зрением, пожалуй, будет не обойтись…

— Не позволю, — еще раз, еще страшнее повторил Мар-Кифай.

И выбросил вперед обе руки. Нечто серебристое, похожее на брызги ртути вырвалось из его ладоней и ударило в Сварога.

Не зря Сварог испытал давеча чувство защищенности. Брызги магической ртути отлетели от него, отраженные магией каких-то там Предтечей, как шарики для пинг-понга отлетают от включенного вентилятора.

Но это все ерунда по сравнению с тем, что вдруг ощутил Сварог. Он почувствовал, как вложенная Мар-Кифаем в атаку магическая мощь перешла к нему, к Сварогу. Хорошую накидку изобрели эти сомати с Предтечами! Видать, и впрямь развитая была цивилизация.

Но чертов Кифай опять обо всем догадался.

— Ты, вижу, хорошо подготовился, человечек. Думаешь, этого тебе хватит, чтобы одолеть меня?

Один из китайцев пытался под шумок скрыться. Несколько пуль из тех, что по-прежнему висели в воздухе, сорвались со своего места, догнали беглеца и вошли ему в спину с силой, не уступающей выстрелу в упор. Вряд ли Мар-Кифаю зачем-то было нужно, чтобы все непременно оставались на своих местах, просто он сорвал злость на беглеце. Выходит, и бесы умеют злиться…

Бывший верх-советник развел руки в стороны, и в каждой из них появилось по изогнутому на восточный манер мечу.

«Ага, — подумал Сварог со злорадством. — Боится обрушивать на меня мощь колдовских батарей. Опасается, сука, магического рикошета. И правильно делает».

Сварог произнес заклинание, и его ладони сомкнулись на рукояти хорошо знакомого ему прямого двуручного меча.

Мар-Кифай ринулся в атаку без всяких прелюдий и раскачек. И надо сказать, страшна была его атака.

Сварог лишь в последний момент отпрыгнул вбок, когда два сверкающих круга готовы были искрошить его на мелкие части, как капусту. Нисколько не стесняясь своего страха, Сварог бросился наутек. Мар-Кифай кинулся за ним.

Каждый человек понимает без всяких проб и головоломных расчетов, что он не сможет перепрыгнуть пропасть шириной в пятнадцать метров. Просто понимает это, и все. Точно так же, оказывается, бывает и с точностью до наоборот: когда человек понимает без предварительных проб и расчетов, что может перепрыгнуть пропасть шириной в пятнадцать метров. И еще много чего может. Например, пробежать вверх по стене или пролететь по воздуху на довольно большое расстояние. Просто знает, что он это может, и все. И это знание вдруг пришло к Сварогу. И, сильно толкнувшись, в отчаянном прыжке он вмиг оказался на вершине ближайшего фундамента.

Но и чертов Кифай мог все то же самое! Толкнувшись, он взмыл в воздух и понесся к Сварогу.

В Аркаиме вдруг враз потемнело — это смерч завис над головами, закрыв солнце. Гранитная плита с лункой в центре уже ярко светилась ровным желтым светом, будто под ней врубили тысячи армейских прожекторов.

Сварог кинулся прочь от налетающего Мар-Кифая, побежал по лучевым стенам к малому кольцу, ничуть не удивляясь, что ему удается без труда удерживать равновесие и спокойно развивать совершенно невероятную, превышающую все спринтерские рекорды скорость.

Он совершенно сознательно бежал от битвы. Пока. Когда он почувствует, что готов, тогда и развернется к опальному бесу лицом.

Сварог спрыгнул со стены, сделав в воздухе кувырок, и понесся вперед, петляя между фундаментами. Он снова бежал к центру Аркаима.

Мар-Кифай преследовал его по воздуху. «Очень хорошо, — подумал Сварог, чуть снижая скорость, — ну давай же, нападай!»

Ага! Демон коршуном упал сверху. Сварог, не мешкая, взлетел ему навстречу по стене, кувыркнулся в воздухе и засадил ему носком ноги в подбородок. Удар был не из слабых, а если добавить сюда собственную скорость бывшего верх-советника… Не удивительно, что Мар-Кифай на миг потерял ориентацию, отчаянно замахал руками, рисуя в воздухе мечами беспорядочные стальные круги, а затем шумно навернулся вниз. Сварог не наслаждался мигом торжества, понимая, что это всего лишь временный успех, или, что вернее, всего лишь выигрыш времени. Он снова взмыл в воздух, взбегая по нему, как по ступеням…

А на гранитной плите между тем развернулось, оказывается, нешуточное побоище. Там дрались отчаянно и беспощадно, дрались, похоже, все со всеми. Не сразу и разберешь, где кто в этой куче-мале. Разве что туша господина И выделяется…

Сварог вовремя оглянулся и совсем близко увидел нагоняющего его по воздуху Мар-Кифая. Судя по перекошенной физиономии, тот был не на шутку зол. Хорошо бы еще его позлить и потаскать за собой по Аркаиму, да вот только времени не остается…

Сквозь зависший над древним городом смерч медленно опускался сияющий серо-голубым свечением квадратный столб. Колонна света — так казалось со стороны, а что уж это на самом деле.., кто ж его знает. Сразу можно было определить, что когда нижний край колонны достанет до земли, то он войдет точнехонько в лунку в гранитной плите.

Едва над головами возник этот луч, как побоище внизу вспыхнуло с особой яростью. Вот уже кто-то отползает, весь в крови. Вот уже кто-то.., похоже, это славянин из китайского отряда — валяется с неестественно свернутой набок шей. Каждому захотелось первым оказаться на заветном месте.

Нужно было решаться. Иначе проклятый верх-советник просто нагонит и всадит мечи в спину.

Сварог рывком изменил траекторию полета, развернулся и с разворота обрушил меч на налетающего Мар-Кифая. В общем, Сварог и не ждал, что первым же ударом разрубит советника пополам. Он хотел всего лишь перехватить инициативу, напасть самому, заставить Кифая защищаться, обрушить на него град ударов, чтобы у того не оставалось времени что-то изобрести.

И это Сварогу удалось.

Он бил сбоку, сверху, двумя руками, одной, пробовал колющие удары. А главное, он не чувствовал усталости. Какие силы его подпитывали, дело ли в накидке, доставшейся от древних пралюдей, и, может, даже не людей вовсе, или дело еще в чем-то — все это было сейчас неважно. Не кончаются силы — и ладно, и зашибись, и будем биться, аки львы, не снимая частоты нанесения ударов. А так, а так, может быть, вот так хочешь попробовать! Пока сволочной Мар-Кифай все удары Сварога успешно отражал…

Ведя бой, они сдвигались в сторону опускающегося столба света. Конечно, это происходило не случайно. Каждому из них хотелось держаться поближе к центру событий. А еще они, начав бой на высоте около пяти метров, опускались все ниже — потому что все ниже опускался столб.

Как-то незаметно все поменялось, Сварог даже не уловил точки перелома. Но факт есть факт, и вот уже Кифай наступает, а Сварог защищается. Причем атаковал советник с никак не меньшей яростью и настырностыо, чем Сварог.

Они оказались возле столба. Меч советника, нацеленный в голову Сварога, прошел сквозь свечение… Вернее, должен был бы пройти, будь это и вправду свечение. Но меч, звякнув и выбив сноп искр, ударился о вполне твердую преграду. Гадать, из какого такого хитрого вещества состоит серо-голубой столб, Сварог не стал, а быстро скользнул за него. Получилось дополнительное препятствие, своего рода щит, за которым можно укрываться от ударов.

Он не мог себе позволить то и дело бросать взгляд под ноги — чья берет и что происходит со знакомыми персонажами, но краем глаза видел, что земля и копошащиеся внизу люди уже совсем близко…

Мар-Кифай вдруг резко ушел вниз, выписал головокружительный пируэт, оказался возле самой земли, но чуть в стороне от дерущихся людей, отклонился назад, резко нагнулся вперед, открыв рот — что уж это был за беззвучный крик, Сварог сказать не брался, но поскольку магическое зрение не выключал, то увидел ярко-белую вспышку и пронесшийся в сторону людей маленький, похожий на пыльную бурю вихрь.

В не магической, а в самой что ни есть реальной реальности людей снесло с гранитной плиты, что крошки со стола.

Сварог нырнул вниз вслед за Мар-Кифаем и, вслед же за Мар-Кифаем, встал на гранитную плиту. И сразу же оглянулся: где там бесовские слуги, будущие, блин, правители мира. Они оба белый и черный, находились на прежнем месте — вдали от событий, на краю площади. Они не принимали участия в сваре остальных граждан на гранитной плите, они просто стояли в стороне и ждали, когда их повелитель расправится со всеми врагами. И смело можно было уверять: ни один из них ну ни на миллионную долю процента не сомневается в победе своего господина.

«А ведь так мы оба одновременно окажемся на плите, когда таинственный столб войдет в лунку, и участь наша будет одинакова, хороша она или плоха», — вдруг пришло в голову Сварогу. Видимо, об этом же подумал Мар-Кифай, и, кажется, сия мысль его не обрадовала. Потому что он с удвоенной яростью ринулся в атаку.

Сварог отбивался как мог, крутясь на гранитном пятачке. Он уворачивался от града ударов, сам молотил слева и справа, рычал, как зверь, пропускал удары, краем сознания отмечая, что накидка предохраняет его, как надежнейшая из кольчуг, но пропускал он удары и по открытым частям тела, пока вроде несерьезные, хотя в горячке боя можно было и серьезный принять за пустяк…

А столб неотвратимо опускался, что твой дамоклов меч. Этот столб уже оттеснил их на край плиты, столб уже в полутора метрах от лунки, а они скачут вокруг, продолжая иступленно молотить друг друга…

В голове словно разорвалась петарда. Руки вдруг перестали слушаться, пальцы разжались, выпуская меч, подкосились ноги, что-то теплое потекло по затылку на шею. Падая, Сварог обернулся и увидел за спиной Лану, сжимавшую в руке булыжник…

Очухался он от ударов по щекам и тут же услышал далекий голос Мар-Кифая:

— Не-ет, я не дам тебе провалиться в беспамятство. Я хочу, чтоб ты все увидел своими глазами.

Сварог пошевелился и обнаружил, что руки-ноги у него связаны. Кто ж это так подсуетился? Две пары рук ухватили Сварога под бока и приподняли. Ага, все понятно. Слуги Мар-Кифая, черный и белый.

В затылке невыносимо ломило, превозмогая боль, Сварог кое-как сел. Оказывается, его стащили с гранитной плиты, где теперь безраздельно хозяйничал Мар-Кифай, оттащили в сторону.

Остальные люди жались шагах в двадцати испуганной кучей. Похоже, им был преподан урок. Ну да, как еще объяснить человеческие останки, разбросанные в радиусе десяти метров, и лужи крови. Скорее всего, кто-то из них попытался прорваться к гранитной плите, и Мар-Кифай примерно разметал кого-то, воспользовавшись чем-то вроде той россыпи ртутных брызг. Но убил он не Ольшанского, и не Ключника, и не господина И — эти все, видел Сварог, живехоньки.

Лана же пребывала наособицу ото всех, сидела на земле между проигравшей и победившей стороной. И старательно не смотрела в сторону Сварога.

— Ты совершил типичную ошибку демона, двойник! — пророкотал Мар-Кифай. — Ты не принял во внимание людей. Что люди, подумал ты, когда я так велик и могуч! А люди могут подойти со спины с простым немагическим булыжником. Меня тоже недавно долбанули по черепу, так что я знаю… Но все, хватит с тобой. Не до тебя…

Мар-Кифай опустился на колени и смотрел, как луч достиг лунки в плите, как он входит в эту лунку…

— Ну и зачем? — поморщившись от боли, Сварог повернулся к Лане. — Или ты ведешь какую-то свою игру?

Та молчала, повернувшись в профиль. Сварог уж решил, что ответа не дождется. Но, выдержав паузу, Лана все же ответила:

— Ты не поймешь.

М-да, ясности больше не стало. Но сейчас было не до установления полной и безусловной ясности. Слишком бурные события разворачивались неподалеку.

Серо-голубого свечения луч вошел в лунку в гранитной плите. От поверхности плиты ударило вверх янтарного цвета и прозрачности свечение, образовав куб, в центре которого находился Мар-Кифай. Гранитная плита же сделалась похожей на квадрат раскаленного золота.

Сварог задрал голову… Батюшки святы! Смерч давно уже заслонял солнце, поэтому слепить глаза было нечему. А та часть неба, которую смерч не закрывал, в полном смысле слова утопала в звездах. Они были видны так отчетливо, словно это не звезды, а вбитые в небесный купол гвозди с серебряными шляпками.

По телу Мар-Кифая снизу вверх побежали золотистые разряды. Бывший верх-советник вскинул руки, прогнулся назад — судя по раскрытому рту, он кричал что есть мочи, но ничего не было слышно. И тут вертящееся «щупальце» смерча вонзилось ему в грудь.

Постепенно уменьшаясь наверху, смерч ввинчивался в тело верх-советника, и тело сотрясали конвульсии. Так продолжалось, пока смерч целиком не исчез в Мар-Кифае.

И серо-голубая колонна мгновенно пропала, словно втянулась обратно в небо. Гранитная плита обрела прежний вид, погас, будто и не было, янтарный прозрачный куб.

Все закончилось.

Мар-Кифай медленно обернулся к Сварогу.

— Я подарю вам жизнь в честь сегодняшнего праздника — моей.., ну назовем это коронацией. К тому же вы мне не соперник более, милейший. Вы — один из миллиарда ползающих по земле муравьев. Отныне я ваш господин и повелитель, хотите вы этого или нет, ваш бог. Богу, как известно, можно и не молиться, если не боитесь его прогневить. Гуго, Пятница, Лана, сюда. Все, мы уходим. И вряд ли теперь встретимся.

Сварог еще успел заметить, как Гуго шутовски прикладывает два пальца к воображаемой шляпе, а потом — бах! — и все трое исчезли, будто их выключили.

В наступившей тишине было слышно, как в голос плачет толстый китаец, как проклинает все и вся Ольшанский.

Тогда Сварог вновь лег на землю Аркаима и закрыл глаза.

Он проиграл. В последний момент — проиграл.

Земля теперь полностью и безвозвратно принадлежит демону.

Конец первой книги

Красноярск, 2006

Оглавление

Пролог . Судный день

ИГРОК НОМЕР ОДИН

  Глава первая . НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ…

  Глава вторая . ПЕРВЫЙ КОНТАКТ

  Глава третья . ДОРОГОЙ ПРИЗРАКОВ И ГЛЮКОВ

  Глава четвертая . PAUSE

  Глава пятая . КОЕ-ЧТО О ПРОБЛЕМАХ ШАМАНИЗМА В ЭКВАТОРИАЛЬНЫХ РАЙОНАХ

  Глава шестая . МАГИЯ НИЧУТЬ НЕ БЕЛАЯ

  Глава седьмая . ФИГУРЫ АСТРАЛЬНОГО ПИЛОТАЖА

  Глава восьмая . КТО В ПОДЗЕМНОМ ТЕРЕМЕ ЖИВЕТ

ИГРОК НОМЕР ДВА

  Глава первая . ЛЕДЯНОЙ ДОМ

  Глава вторая . АХ, КАРНАВАЛ, УДИВИТЕЛЬНЫЙ МИР…

  Глава третья . ГИБЕЛЬ ЛЕДЯНОГО ДОМА 2

  Глава четвертая . ДОРОГОЙ ДЛИННОЮ…

  Глава пятая . ПРОВЕРКИ НА ДОРОГАХ

  Глава шестая . ДОМ, РОДИМЫЙ ДОМ

  Глава седьмая . НОВОСТИ И ПРИЯТНОСТИ

ИГРОК НОМЕР ОДИН

  Глава первая . ВОЗДУШНАЯ КАВАЛЕРИЯ

  Глава вторая . ПИРАМИДЫ И УЧЕНЫЕ ПОЗНАНИЯ

  Глава третья . ЗЛЫЕ И МЕТКИЕ

  Глава четвертая . БУРЯ В БАНАНЕ

  Глава пятая . БУРЯ В БАНАНЕ . (Продолжение)

  Глава шестая . РОДИНА, ЕДУ Я НА РОДИНУ

ИГРОК НОМЕР ДВА

  Глава первая . КТО ХОДИТ В ГОСТИ ПО УТРАМ

  Глава вторая . КТО-ТО УМИРАЕТ, КТО-ТО ВОССТАЕТ ИЗ МЕРТВЫХ

  Глава третья . МИРНЫЕ БЕСЕДЫ ЗА СТОЛИКОМ

  Глава четвертая . ДВЕ БИОГРАФИИ

ИГРОК НОМЕР ОДИН

  Глава первая . СВАРОГ ИДЕТ ПО СТОПАМ СВАРОГА

  Глава вторая . КАК ДОПРАШИВАЮТ ПРИШЕЛЬЦЕВ

  Глава третья . ПО ПРОЗВИЩУ «КОЛДУН»

ИГРА

  Глава первая О СПОСОБАХ ВЕДЕНИЯ ДЕЛОВЫХ ПЕРЕГОВОРОВ

  Глава вторая . ИСПОВЕДЬ ОЛИГАРХА

  Глава третья . ВДАЛИ ОТ ШУМА ГОРОДСКОГО

  Глава четвертая . ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ СТАРОГО МИРА

  Глава пятая . НОВЫЕ ПЕРСОНАЖИ

  Глава шестая . ВОЙНА ЗА МИР

Реклама на сайте