«Почетное место»

Пэт Мэрфи Почетное место

Солнечным днем в начале октября шерп Жигдель Гонбо поднимался на Нанпа Ла по крутой тропе. Он посвистывал и покрикивал на трех яков, робевших перед крутизной. На яков были навьючены товары из Тибета: толстая материя из овечьей шерсти и сушеная баранина. Сума на поясе у Жигделя была набита драгоценностями.

Забираясь все выше, Жигдель поздравлял себя с успехом. Он считал себя удачливым торговцем, умеющим добиться выгодной сделки. Он отлично заработал на Тибете продажей риса и цампа и теперь возвращался к себе в долину Кумбу. Ему не терпелось скорее попасть домой, к молодой жене. Два месяца назад, когда они расстались, Бхоти Афе была беременна их первенцем.

На гребне перевала другие путники собрали на склонах камни и возвели чортен - башенку из камней разного размера, увенчанную молитвенными флажками. Когда-то флажки были яркими, но потом выгорели на беспощадном солнце высокогорья и совсем побелели. Жигдель насилу разобрал темные буквы мантры, когда-то начертанной на ткани: «Да светится бриллиант в лотосе». Бриллиант означал Будду, лотос - сердце мира. Порывы ветра срывали молитву с флажка и отправляли порхать по миру.

Как всякий разумный человек, Жигдель обошел чортен слева, по часовой стрелке - направление, указываемое молитвенными колесами и диктуемое почтительностью и осторожностью. Но один из яков избрал собственный путь - упрямо побрел вправо от башенки из камней. Жигдель досадливо выбранился и, погнавшись за тупой скотиной, тоже оказался по неверную сторону. Догнав яка, он вытянул его по боку палкой и заставил вернуться. Внезапно он увидел в тени башенки человека - старого праведника бомпо, отдыхающего после восхождения.

Подобно большинству шерпов, Жигдель был истинным буддистом. Он преклонялся перед могуществом колдунов бомпо, чья религия предшествовала просветлению божественного Будды. Своими чарами они умели вселять в женские сердца любовь, изгонять дьяволов, дарить удачу, превращаться в черных воронов.

– Намаете, - почтительно приветствовал Жигдель старика, присел на соседний камень и обменялся с ним обычными для путников репликами: куда держишь путь? Откуда? Как дела?

Беседуя, Жигдель изучал собеседника. На бонпо была чуба - длинная тибетская мантия из шерсти. На шее у него было надето ожерелье из камней дзи. Жигдель впился глазами в украшение, недоумевая, откуда этот человек раздобыл столько дорогих агатов, высоко ценимых тибетцами и непальцами. Жигдель слыхал, что подобные камни могут быть получены с помощью волшебства. Если бросить чубу праведника на гусеницу или бабочку, та превратится в чудесный ограненный камень.

Бонпо возвращался на Тибет после путешествия в Кумбу. Трудно было понять, по какому делу он там побывал, но с колдунами иначе не бывает, и Жигдель не стал допытываться. Они обсудили погоду (хороша для пути), торговлю на Тибете (Жигделю не на что было пожаловаться) и состояние тропы (оползень на северном склоне Нанпа Ла испортил отрезок дороги, поэтому Жигдель посоветовал бонпо сделать крюк).

Немного погодя, Жигдель задал бонпо вопрос на самую важную для себя тему.

– Не скажешь ли, как поживает моя жена?

Бонпо устремил на Жигделя взгляд мудрых темных глаз.

– Давай посмотрим. - Запустив руку под чубу, он извлек на свет истертую кожаную суму. Из сумы он вытряс горсть мелких костей и протянул Жигделю.

– Брось здесь, - приказал он, указав на плоскую гранитную поверхность.

Жигдель потряс кости в кулаке и высыпал их на камень. Бонпо уставился на кости, морща смуглое личико.

– Еще раз! - приказал он, собрав кости и снова передав их Жигделю. Тот бросил кости второй раз. Бонпо подобрал под себя ноги, чуть приподнялся и навис над костями, не сводя с них глаз. Сейчас Жигдель поверил бы, что колдун способен превратиться в ворона: уж очень он походил на зловещую птицу.

– Еще раз! - приказал бонпо Жигделю, и тот снова повиновался, беспокоясь, почему бонпо так хмур. Уж не больна ли жена? Не видит ли он в их будущей жизни бед?

Наконец старик сел прямо и кивнул.

– Твоя жена родила сына, - изрек он.

– Она здорова? - тревожно спросил Жигдель.

– Здорова, - ответил бонпо, отмахиваясь. - Здоровей не бывает.

– А малыш?

– Чудесный мальчик, - заверил его бонпо.

– Тогда почему ты так нахмурился? - спросил Жигдель, повысив голос чуть больше, чем следовало бы. Он сильно разволновался да и характера был нетерпеливого.

Бонпо улыбнулся. Жигделю его улыбка не очень понравилась: он мысленно сравнил ее с гримасой проказливой храмовой обезьяны.

– Я увидел разные возможности, только и всего. Тебе не о чем беспокоиться. Если ты правильно воспитаешь сына, он станет хорошим крестьянином.

Жигдель насупился, недовольный, что от него что-то скрывают.

– Ты должен сказать мне все, что знаешь. Бонпо с улыбкой покачал головой.

– Поверь, тебе лучше остаться в неведении.

Жигдель вскочил и устремил на бонпо угрожающий взгляд.

– Скажи, что ты там углядел!

Бонпо поднял на Жигделя глаза, щурясь от яркого солнца.

– А ты упрямец! - молвил он. - Повторяю, лучше тебе этого не знать.

– Я настаиваю!

– Изволь. Я вижу, что твой сын способен пойти по жизни двумя путями. Он может стать крестьянином, сильным и счастливым человеком. А может занять почетное место при королевском дворе.

Пораженный Жигдель уставился на бонпо.

– При дворе короля? - пролепетал он. Хотя он был процветающим торговцем, однако его мечты никогда не простирались дальше покупки еще одного яка, новой пристройки к дому, новой делянки проса. Слова бонпо показали, как мелки были прежде его стремления. Подумаешь, еще один як! Ведь его сын может стать приближенным короля! Он представил сына взрослым - мужчиной моложе его самого, в черной чубе из тончайшей шерсти, перепоясанной кушаком с бирюзой и драгоценностями чистой воды.

Вытащив из сумы несколько монет, Жигдель сунул их в ладонь колдуну.

– Благодарю, - радостно сказал он. - Благодарю тебя, мудрец!

– Запомни, - сказал бонпо, - он может стать крестьянином. Счастливым человеком, работающим в поле.

Жигдель кивнул и попрощался с бонпо.

По пути домой он гадал, почему бонпо так неохотно сообщил ему добрую весть. Не иначе, праведник полагал, что духовное просветление важнее богатства. Конечно, это так. Но стать придворным короля…

* * *

Бонпо не обманул: жена Жигделя произвела на свет мальчика - крикливого крепыша с густыми черными волосиками и круглым красным личиком. Взяв свое дитя на руки, Жигдель заглянул в его темно-карие глазенки. «Придворный советник, - подумалось ему. - Человек, исполненный могущества и мудрости…»

– Быть тебе великим, - сказал Жигдель ребенку. - Великим!

Ребенок замигал, глядя на отца, и воплем оповестил о желании есть.

Жигдель назвал сына Кира, в честь шерпа, первым перешедшего Нанпа Ла и открывшего перевал между Тибетом и Кумбу. Шерп Кира Гонбо вырос в деревушке в долине Кумбу и все детство провел с местной ребятней. Но мать с отцом ни на минуту не забывали, что ему предначертаны великие дела.

Когда он помогал матери на гречишном поле, то и дело спотыкаясь о комья земли, она твердила ему:

– При дворе ты будешь вкушать тончайшие яства и никогда не замараешь рук.

Когда гонялся по просяному полю за бабочками и стрекозами, она повторяла:

– При дворе ты будешь носить драгоценные украшения, превосходящие этих бабочек яркостью и красотой.

Когда помогал отцу торговать на базаре тибетской шерстью, Жигдель напоминал:

– При дворе ты будешь носить одежды еще чудеснее.

Конечно, Жигдель и Бхоти в жизни не бывали при дворе и не видали короля. Король жил в далеком городе Катманду, до которого от Кумбы было много дней пути. Но это не мешало им мечтать. Зимними вечерами, варя на очаге кашу из цампа, Бхоти Афе представляла себе ослепительные украшения на шее сына. Отправляясь по своим торговым делам и погоняя по тропе своих яков, Жигдель воображал сына хозяином стада из сотен голов: слуги нахлестывают косматую скотину, а та оглашает горы звоном серебряных и золотых колокольчиков.

Зная, какая судьба предначертана Кире, Жигдель и Бхоти из сил выбивались, чтобы лучше подготовить сына к великим делам. Живя в маленькой деревеньке, трудно готовить мальчика к придворной жизни, но родители не сдавались. Когда Кира подрос, они упросили деревенского ламу научить его письму, ибо придворный советник наверняка должен быть грамотен. Лучший деревенский певец стал учить его пению, ибо пение и танец играют в придворной жизни не последнюю роль.

Учение все чаще мешало Кире как следует трудиться по хозяйству и помогать отцу. Когда надо было помогать Бхоти убирать ячмень, Кира был занят штудированием учения Будды. Когда надо было навьючивать яков, Кира размышлял, как он будет давать королю советы по части налогообложения. Зато когда деревенские девушки стирали у колодца белье, Кира оказывался тут как тут: он красочно расписывал им свою будущую придворную жизнь.

Кира вырос красивым юношей. Всем он удался: и темными умными глазами, и блестящими черными волосами, и отличными зубами. Ладони у него были нежные - ведь он редко работал по хозяйству. Он уже не водил с отцом яков по горам: многодневные пешие переходы были для него утомительны, к тому же он полагал, что человеку, которого ждет такой взлет, негоже спать у костра, завернувшись в одеяло, и торговаться, сбивая цену на хворост.

Иногда Кира гадал, как король отыщет его в такой крохотной, затерянной деревушке. Все чаще ему приходило на ум, что следовало бы самому отправиться в Катманду и предстать при дворе. Но потом он смотрел на свою одежду - лучшее, во что могли его вырядить родители, - и печально вздыхал. Мыслимое ли дело - явиться к королю в одежде крестьянина, пускай и не бедного? Вот он и не покидал деревню, а только мечтал занять в жизни видное место, не зная, как этого добиться. Часто он прогуливался по тропинкам вокруг своей деревни, взирал на снежные вершины гор, окружающих долину, и вожделел новой жизни.

Однажды на тропе, которая увела его далеко от деревни, он повстречал праведника бонпо. Бонпо сидел на камне и грелся на солнышке.

– Намаете, - приветствовал старик молодого человека, улыбаясь ему.

– Куда ты идешь? - спросил Кира старика повелительным тоном. С годами у него появилась привычка говорить с людьми так, словно он уже добился могущества. Чуба старика была изорвана и пропылена после дальнего пути. Представить его важной персоной было трудновато.

– В Катманду, - отвечал старик.

– Вот как? - сказал Кира полным самомнения тоном. - Я тоже попаду в один прекрасный день в Катманду. Когда я родился, мудрец предсказал, что меня ждет почетное место при королевском дворе.

При этих его словах бонпо нахмурился.

– Туда я и направляюсь - ко двору короля. Кира высокомерно покосился на старика.

– Зачем ты королю?

Старик ухмыльнулся, и его лицо пошло обезьяньими складками.

– Он будет рад встрече со мной. Как всегда.

– Почему же?

Бонпо порылся в мантии, извлек видавшую виды кожаную суму и высыпал ее содержимое на свою грязную ладонь. На ярком солнце засверкали рубины, изумруды, бирюза, янтарь. Кира затаил дыхание.

– Король любит драгоценности, - объяснил старик, по-прежнему ухмыляясь.

Кира кивнул. Любой с такими драгоценностями был бы принят при дворе. Он заговорил со встречным уважительнее, чем раньше.

– Откуда у тебя такое богатство? Ты принес его с Тибета? Улыбка бонпо стала еще шире.

– Вовсе нет, юноша, вовсе нет! Я собрал камешки по пути. Вот хотя бы этот… - Он тронул пальцем в табачных пятнах крупный изумруд. - Не прошло и получаса, как я его подобрал. Это совсем просто - главное, знать, где искать.

Кира не сводил взгляд с изумруда.

– Ты покажешь мне, где искать? - спросил он старика срывающимся голосом.

Старик хрипло захохотал. Его голос напомнил Кире карканье ворона.

– О, нет, юноша! - взмахнул руками старик. - Такие знания не для всякого. Ну, мне пора. - С этими словами он ссыпал камни обратно в суму, спрятал суму под мантией, встал и простился с Кирой.

Кира проводил бонпо горящим взглядом. Он не мог поверить, что старик нашел этакое богатство в дорожной пыли. Кира всю жизнь прожил в долине Кумбу и ни разу не видел такого изумруда. Не иначе, здесь не обошлось без колдовства.

* * *

Стоило старику скрыться за поворотом, как Кира заторопился за ним следом, полный решимости выведать его тайну. Он шагал за ним, не приближаясь, но и не упуская из виду. Идти пришлось очень быстро, ибо старик оказался шустрым ходоком. Но Кире повезло: старик шел себе, не оглядываясь, устремив взгляд на тропу впереди себя.

Ближе к вечеру, свернув в который раз вместе с тропой, Кира едва не налетел на бонпо. Тот остановился и что-то вытащил из котомки за плечами. Оказалось, старый драный плащ. Старик трижды встряхнул его, а потом замер, любуясь двумя бабочками, оранжевой и черной, порхающими в поздних солнечных лучах над тропой. И тут бонпо набросил на одну из бабочек свой плащ.

Старик подобрал плащ. Бабочки под ним не оказалось. Бонпо нагнулся и поднял с земли какой-то предмет. Солнечные лучи тотчас отразились от его находки, и стало ясно, что это драгоценный камень.

«Ага! - пронеслось в голове у Киры. - Вот я и выведал твой секрет!» Он, конечно, слыхал о таких штуках. Всякий шерпский ребенок знал о магических способностях праведников бонпо. Но никогда еще он не видел волшебного превращения собственными глазами.

Старик положил новую драгоценность в суму, к остальным камням, выпрямился и зашагал дальше.

Кира заторопился следом. Старик свернул с нахоженной тропы, перелез через каменную гряду и двинулся вдоль горного потока в сумрачную расселину. Солнце село, потом взошла полная луна. Притаившись за большим валуном, Кира наблюдал, как старик, опустив на камни cвою поклажу, устраивается на ночлег над неистовой рекой.

Собрав сучьев, бонпо развел маленький костер. Кира продрог и, чтобы согреться, поплотнее завернулся в свою шерстяную накидку. Старик тем временем вскипятил чай и поел каши из цампа. Кира по-прежнему дрожал, а старик, закутавшись в свою мантию, сбросил сандалии и улегся спать.

Кира ждал, глядя, как костер превращается в тлеющие угли. Когда луна забралась высоко в небо, а звезды засияли, как желанные драгоценности, он бесшумно подкрался к старику. Из заплечного узла, служившего спящему подушкой, торчал край волшебного плаща.

Кира застыл в нерешительности. Бонпо похрапывал, но Кире показалось, что он увидел в лунном свете блеск его глаз. Он присел на корточки, раздумывая о том, что собрался совершить. Красть дурно, но, с другой стороны, надо ведь исполнить предначертание и оказаться при дворе! К тому же у старика и так полно драгоценных камней.

Кира потянулся к узлу и ухватился за край плаща. Дыхание праведника было тихим и ровным. Кира тянул медленно и осторожно. Серый плащ легко переместился из узла к нему в руки, словно ему и предназначался. Бонпо так и не проснулся.

Кира скомкал плащ и заспешил по тропе вперед. Ему хотелось еще до зари уйти как можно дальше. В небе сияла полная луна, тропа была освещена ярко, как днем. Когда отец брал сына с собой погонять яков, тот быстро лишался сил, зато сейчас без устали преодолевал каменные гряды, оставлял позади долины, пробегал через спящие деревни, не обращая внимания на собачий лай. Он переживал, что не успел проститься с матерью и отцом, но знал, что куда важнее исполнить предначертание судьбы. Он всегда успеет послать родителям весточку из королевского дворца.

Кира шел всю ночь, сжимая в руках плащ и думая о том, как появится при дворе. Он продаст часть драгоценностей и купит себе великолепную одежду. Потом закажет оправу для других драгоценных камней и подарит их королю. Он представлял себе, как будет восторгаться король, получив пригоршни рубинов, изумрудов, бирюзы и янтаря. Кира преклонит перед королем голову, а тот, безусловно, возвысит его и произведет в советники.

Солнце взошло, и Кира ускорил шаг, полный мечтаний о счастливом будущем.

Он давно уже покинул долину Кумбу и спускался все ниже. Тропа бежала вдоль возделанных террас. С одной стороны росло просо по колено - зеленые стебли с пучками несозревших зерен, каждый размером и плотностью с кулак. С другой стороны, шестью футами ниже, тянулись террасы.

Среди просяных стеблей порхали мелкие, с ноготь, белые бабочки. Кира замер, готовый испробовать волшебный плащ в деле. Сначала он трижды встряхнул плащ, помня, что так поступил бонпо, потом набросил его на бабочек. Приподняв плащ, он нашел среди поломанных просяных стеблей три белых опала, искрящихся в утреннем свете.

Кира поднял камни с земли и положил их себе на ладонь. Все три были безупречной формы, гладкие, чистые. Он положил камни в суму у себя на животе и продолжил путь.

Узкий поток, низвергавшийся со скалы, перерезал тропу. Над водой трепетали крылышками яркие стрекозы. Кира набросил на них плащ - и насекомые стали рубинами, изумрудами, сапфирами. Взмах плащом - и черно-оранжевая бабочка упала на землю полированным агатом «тигровый глаз». Ярко-желтые мотыльки превращались в кусочки янтаря.

Сколько драгоценных камней ему необходимо? Юноше казалось, что он никогда не сможет остановиться. Он туго набил суму на животе, но стоило ему заметить еще одну бабочку-красавицу, еще одну изящную стрекозку - и он снова хватался за плащ. Он лишился сил после бессонной ночи и многочасовой ходьбы и уже шатался, как пьяный. Идти по тропе становилось все труднее: она превратилась в полоску скользких камней, зажатую полями. Много раз он был близок к падению на нижнюю террасу, но в последний момент удерживал равновесие.

Перед ним промелькнула еще одна красивая бабочка. Крылышки размахом с его ладонь были чернее ночи, с синими прожилками. Он задохнулся при мысли, какой великолепный камень получится из такой красавицы. Он был просто обязан присоединить этот камень к своей коллекции.

Бабочка перелетала через тропу под самым его носом, но стоило ему приготовить плащ, упорхнула на поле. Он трижды тряхнул плащом и устремился за бабочкой. Один неверный шаг, подвернутая нога - и он пошатнулся. Он замахал руками, чтобы удержать равновесие, но не тут-то было. Плащ выпал у него из рук. Он опрокинулся, растопырив руки.

Плащ опустился на него сверху, укрыв с головы до ног. Колдун бонпо наблюдал эту сцену с каменной ограды поля. Обернувшись вороном, он догнал Киру. Его карканье сильно напоминало человеческий смех. Спустя несколько минут бонпо пролетел над полем и подхватил на лету плащ. Потом устремился к северу, где его ждали дела.

* * *

В тот же день крестьянин нашел на своем поле статую, наполовину ушедшую во влажную землю. То было изваяние красивого юноши, вырезанное из единой глыбы оникса. Глаза ему заменяли отполированные бурые агаты, губы были коралловыми, зубы жемчужными. Статуя протягивала руки, словно пыталась добраться до чего-то очень желанного.

Крестьянин пригнал буйвола, призвал на подмогу двух соседей и увез статую с поля. Позже он продал ее проезжему торговцу, а тот, смекнув, какая это ценность, переправил ее в Катманду. Купец, которому была продана статуя, подарил ее королю. Король, любитель искусств и собиратель драгоценностей, принимая дар, высоко оценил мастерство ваятеля.

– Кто расскажет мне о великом скульпторе? - спросил он. - Или о юноше, позировавшем ему.

Купец опустил голову. Он был рад, что король остался доволен подарком, но ничего не мог сказать о его происхождении. Он признался, что перекупил статую у другого торговца и понятия не имеет, где живут скульптор и натурщик.

– Очень жаль, - вздохнул король. - У юноши столько вожделения во взоре! Столько рвения и одновременно отчаяния! Хотелось бы узнать, чего он так жаждет. Я даровал бы ему это, будь на то моя власть.

– Ваше величество так щедры! - пролепетал купец. - Доброта ваша не знает границ.

Король поставил статую в своем тронном зале, на самое почетное место. Все просители, побывав у короля, говорили, что юноша из оникса в тронном зале совсем как живой.

Перевел с английского

Аркадий КАБАЛКИН