«Темная сторона медали»

Сергей Мусаниф Темная сторона медали

ПРОЛОГ

Две недели до начала осады

— Мы такие, какие мы есть, — сказал граф, наливая себе вина. — И это никому не под силу изменить. Я не верю в свободу выбора.

— А я верю, — сказал я. — Если не верить в свободу выбора, во что же тогда вообще верить?

— В судьбу.

— Вы фаталист, — сказал я.

— Я реалист, — сказал он. — Хотя вполне допускаю мысль, что это одно и то же. Я слишком долго живу на этом свете и хорошо понял, что так называемая «свобода выбора» всего лишь иллюзия. Мы становимся такими, какими нам суждено было стать от самого рождения.

— Может быть, для нас с вами это и так, — сказал я. — Вы, в конце концов, потомственный аристократ и так далее, о себе вообще умолчу… Из скромности. Но, к счастью, мир населен не только такими, как мы. Давайте поговорим о простых людях.

— Простых людей нет, — сказал граф. — Каждый человек, когда-либо топтавший эту землю, считает себя центром вселенной.

— Он и является центром своей маленькой вселенной, — сказал я. — И в этой вселенной он сам себе хозяин.

— Такое представление о реальном мире мало соотносится с действительностью, — сказал граф.

Солнце село быстро, как это принято в наших широтах, и сразу стало прохладнее. Я запахнул теплый плащ, поднялся с кресла и подошел к стене. Широкие бойницы обеспечивали прекрасный обзор.

Расстилающаяся вокруг равнина была спокойна и пустынна, лишь ветер шелестел невидимой в темноте травой.

— Значит, вы полагаете, что свобода выбора — это иллюзия? Миф? — уточнил я. Это был наш старый спор с графом, который начался чуть ли не в день нашего знакомства, и мы никак не могли убедить друг друга переменить свою точку зрения.

Жизненный опыт свидетельствовал в пользу графа. Последние годы я постоянно ощущал себя марионеткой в чужой игре.

Но разве можно судить о таком глобальном и основополагающем понятии, как свобода, опираясь только на одну мою жизнь? Мне уже лет семь дико хотелось верить, что у других людей и жизнь складывается по-другому.

— Конечно, миф, — сказал граф. — Течение жизни каждого человека обусловливается многими факторами, взаимодействующими друг с другом, но свободы выбора в их числе нет. Есть лишь иллюзия выбора, тешащая людское самомнение, хотя на самом деле решение, принимаемое индивидуумом в тот или иной момент, предопределено заранее.

— Любопытное заявление, — сказал я. — Вы можете подтвердить его примером?

— Извольте, — сказал граф, делая глоток из хрустального бокала. Из-за отсутствия освещения темно-красная жидкость в бокале казалась черной. — Человек идет по улице и видит на мостовой кошель, плотно набитый золотыми. Для него существует два варианта последующего развития событий: он может либо взять деньги, либо пройти мимо. Согласны?

— Допустим, — уклончиво сказал я, хотя мог бы предложить и третий вариант: например, схватить кошелек и заорать на всю улицу: «Эй, пацаны, кто тут бабло потерял?!» Однако боюсь, что нормальному человеку такое в голову не придет.

— И от чего зависит то, как он поступит?

— Это вы мне расскажите, граф.

— Для чистоты дискуссии надо рассматривать каждый конкретный случай, — сказал граф. — Допустим, человек этот беден. Он нуждается в деньгах, у него большая семья, больная мать, плохая работа или ее вообще нет, и кошель с золотом ему совсем не помешает. Более того, для него этот кошель — чудо, единственная надежда выжить. Конечно же он возьмет деньги, ведь у него нет выбора. Вы можете представить хоть один вариант, при котором наш парень пройдет мимо?

— Бедняк мимо не пройдет, даже если он видел, как этот кошель выпал из руки человека, умирающего от чумы. Ну а если наш прохожий — богач?

— А кто откажется стать еще богаче, не прикладывая к этому никаких усилий? Богатый человек не был бы богат, если бы упускал такие возможности. Поднять потерянный кем-то кошелек — в этом поступке нет ничего аморального, ничего противоестественного, ничего незаконного. Узнать, кто этот кошель уронил, и вернуть его потерявшему практически невозможно. В такой ситуации любой человек возьмет деньги. Это предопределено.

— Не любой.

— Хорошо, — сказал граф. — Допустим, не любой. Конечно, наш прохожий может оказаться монахом какой-нибудь секты, исповедующей аскетизм. Он не возьмет денег, но и в этом случае у него тоже нет выбора. Ибо он даже не способен помыслить присвоить найденный кошелек. Золото для такого человека — это зло, грех и искушение. Итак, я хочу сказать, что выбор человека в каждый отдельно рассматриваемый момент будет обусловлен всей его предыдущей жизнью, воспитанием, представлениями о морали, чести и достоинстве, жизненными нуждами, а также давлением сиюминутных обстоятельств, поэтому можно считать, что выбора нет.

— А можно считать, что вы привели не совсем удачный пример, — возразил я.

— Таких примеров множество.

Я посмотрел на часы и сказал:

— Думаю, что остальные примеры мы обсудим чуть позже. Вам уже пора отправляться.

— Вы знаете, что я предпочел бы остаться здесь, милорд.

— Нет, — сказал я. — Я вполне способен решить данный вопрос самостоятельно.

— Это может быть опасно, — сказал граф.

— Не так уж опасно, граф. По крайней мере, для меня.

— И все же…

Настал момент бить графа его же оружием.

— Что вы там говорили о свободе выбора? — спросил я. — У вас-то ее точно нет. Являясь моим вассалом, вы обязаны выполнять мои распоряжения.

— Да, милорд, — чуть более официально, чем обычно, сказал он, поставив на столик пустой бокал, поднимаясь на ноги и расправляя свой плащ. — Мне действительно пора.

— Удачи вам, граф.

— Удачи нам всем, милорд, — сказал он, шагнул с башни в пустоту и растворился во тьме.

У него всегда это здорово получалось. Никто не способен растворяться в ночи столь же эффектно, как граф. Научиться подобному трюку нельзя, с такими способностями рождаются.

Если это можно назвать рождением. Даже я так не могу. Похоже — могу, но так, как это делает граф, — ни черта.

Я сел в кресло, закурил сигарету и закрыл глаза. Сегодня у меня образовалось часа два свободного времени, а это сейчас — непозволительная роскошь. Война на носу, черт побери.

Но вопрос с башней надо было решать, и, хотя сделать это можно было и без моего участия, я считал свое выступление необходимым с точки зрения правильного пиара.

Дело следует делать не только эффективно, но и эффектно.

Дозорная башня вряд ли являлась достойным памятником архитектуры, хотя лет ей было немерено. Но если вы видели хоть одну дозорную башню в Бескрайней Степи, то можете считать, что видели их все.

Выглядит она таким тридцатиметровым каменным наростом, торчащим на сером теле равнины. Камень, из которого она сложена, настолько стар, что покрывается трещинами и рассыпается в пыль от хорошего удара каблуком, так что о ее способности противостоять тарану речи не идет. Башня имеет около десяти метров в диаметре, внутри нет ничего, кроме винтовой лестницы, с обеих сторон зажатой стенами и ведущей на смотровую площадку.

Подобные сооружения обычно способны вместить в себя гарнизон до пятидесяти солдат, но я не видел смысла держать здесь больше десяти. И только в качестве декорации.

С тех пор как я призвал Рамблера и подчинил его своей воле, всякая необходимость в дозорных башнях как в средстве наблюдения за происходящим на границах моего влияния отпала. И те десять солдат, точнее, восемь солдат, маг связи и офицер, командующий гарнизоном, служили вывеской, дающей понять любому случайному путнику, что у меня все под контролем и граница все еще на замке. Дань традиции, черт бы ее побрал.

Сегодня утром я эвакуировал гарнизон. Его командир никак не мог взять в голову, почему надо эвакуироваться, а не принимать бой, тем более что на место событий прибыл сам я, великий и ужасный. К счастью, его служба никоим образом не связана со способностью понимать мои тактические решения.

После ухода графа я остался на башне один. Возможно, мне следовало использовать оставшееся время с большим толком, заняться планированием, просмотреть какие-нибудь отчеты или просто помедитировать. Но я никогда не умел распоряжаться свободным временем рационально и просто сидел, ждал и курил. И мысли мои плавно текли по течению.

Привычка табакокурения, завезенная с соседнего континента, весьма пагубно отражается на здоровье. По крайней мере, существует такое мнение. Лично у меня мало шансов подтвердить или опровергнуть его.

Как выяснилось не так давно, я имею в виду, не так давно для меня, остальные знали об этом гораздо раньше, среди восьми поколений моих предков мужского пола не было ни одного человека, который умер бы от какой-то болезни или от старости. Естественной смертью для мужчин моего рода всегда была смерть в бою.

Возможно, что табак убивает человека. Но в моем случае гораздо быстрее это делает старая добрая традиция.

Я курил и ждал. Мне ничего не хотелось делать, и никакие эмоции по поводу предстоящего меня не тревожили. Прошло время эмоций, простите. Существует работа, которую надо сделать и которую никто не сможет сделать лучше меня.

Моя работа появилась на полчаса раньше, чем я ожидал.

Они пришли из темноты. Они были быстры и бесшумны, словно их породила сама степь. Я вряд ли обратил бы внимание на темные тени, выскользнувшие из окружающей башню травы и бросившиеся к дверям старинного укрепления, если бы вышеупомянутые двери не были бы столь стары. И если бы их хотя бы иногда смазывали.

Видимо, стоило бы попенять командиру гарнизона на недостаточно тщательный уход за вверенным ему фортификационным сооружением, однако скрип старых нетель отвлек меня от моих мыслей и заставил подготовиться. Я подтащил кресло поближе к люку, ведущему на смотровую площадку башни, закурил очередную сигарету и стал ждать.

Подъем по винтовой лестнице занял у них десять минут. Вдвое больше, чем потратил бы на это одноногий старик, страдающий близорукостью. Очевидно, они никак не могли взять в толк, что яростного сопротивления, которого они ожидали, не будет.

Зато потом они увидели меня. Это произвело странный, но вполне просчитываемый эффект. Не думаю, что кто-то из этих парней мог видеть мое лицо раньше, однако все они сразу поняли, кто я такой. И что я такое.

Смерть.

Осознав сию нехитрую мысль, они остолбенели. Передние ряды не решались идти вперед, а отступить назад им не давали те, кто напирал со спины и еще не вышел из-за поворота, поэтому и не видел, с кем свела их злодейка-судьба на узкой лестнице. Некоторое время никто ничего не предпринимал. Противостоящие стороны замерли в пространстве, как на картине, написанной неведомым автором, и оценивающе разглядывали друг друга. Потом их оторопь частично прошла, а может быть, они просто решили, что терять им нечего, и двое индивидуумов бросились на меня с отчаянием камикадзе. Они пытались пронзить меня мечами, но не особенно надеялись на успех и прекрасно понимали, что обречены.

Я пошевелил указательным пальцем, и оба смельчака умерли прямо в движении. На таком расстоянии сделать это мне было совсем несложно. Тела их по инерции совершили еще по два-три шага вперед, потом ноги подкосились, мечи выпали из ослабевших пальцев, и трупы скатились к ногам их пока еще живых товарищей.

Я потушил сигарету и встал.

— Джентльмены, — сказал я. — Позвольте принести вам извинения за этот маленький инцидент. И за следующий маленький инцидент тоже. На данный момент вы не сделали мне ничего плохого, поэтому я не питаю к вам враждебных чувств и не стоит расценивать мои следующие действия как направленные лично против вас. Просто вам выпала плохая карта, а мне надо работать на свой имидж.

Я щелкнул пальцами, и лестницу залил поток бушующего огня.

Эта история — одна из многих, повествующих о вечном противостоянии между силами Добра и Зла, Света и Тьмы, Порядка и Хаоса. Это рассказ о локальном Армагеддоне.

Это сага об эпохе великих свершений, о политике и войне, дружбе, любви и предательстве, отваге и чести, о древних пророчествах и забытых легендах, о великом союзе между людьми, гномами и эльфами. Здесь будут действовать отважные герои с магическими мечами, древние волшебники, наделенные великими знаниями и мудростью, могучие армии, затмевающие пространство от горизонта до горизонта. Здесь будут фигурировать зачарованные клинки и могущественные зловещие артефакты. Здесь будет действовать боевая магия и реками литься кровь. Драконы снизойдут на землю с заснеженных горных вершин и примут участие в великом сражении. И могучая армия бросит вызов толпам зомби, ордам орков и легионам демонов.

Словом, все как всегда.

Есть только одно небольшое отличие.

Потому что рассказ поведу я. И вы впервые сможете взглянуть на, казалось бы, привычные события с другой стороны.

Со стороны Тьмы.

Часть первая ИГРА НАСЛЕДНИКА

Семь лет до начала осады

ГЛАВА 1

Это было просто восхитительно.

По крайней мере, это было восхитительно первые пятнадцать минут. А может быть, и все двадцать. Не знаю, как все, но я в такие моменты на часы не смотрю. В любом случае это было восхитительно ровно до тех пор, пока не раздался стук в дверь.

Стук был властный и настойчивый. Это был стук человека, уверенного в себе. И еще уверенного в том, что он попал именно туда, куда собирался. К вышеизложенному я бы добавил, что это был стук человека нетерпеливого. И может быть, даже несколько разозленного. А что самое обидное — стук не смолкал.

— Опа, — сказал я.

Горничные так не стучат. Они осторожно скребутся в дверь. Горничные не работают по ночам.

— Это мой муж, — сказала Светлана.

Это уж наверняка, подумал я. Шампанского в номер мы не заказывали, так что это и не официант. И вряд ли это ночной портье пришел спросить, все ли нас устраивает и не желаем ли мы чего-нибудь еще. В такое время суток подобные визиты просто бестактны. Особенно если пара снимает номер на ночь.

— Откуда бы тут взяться твоему мужу? — поинтересовался я.

— У него везде свои люди, — сказала она. — Он же префект этого района, ты забыл? И криминальный авторитет к тому же.

— Что будем делать?

— Может, прыгнуть в окно? — предположила она.

— Пятый этаж.

— Спрятаться в шкаф?

— Это банально. Туда он посмотрит в первую очередь.

— Под кровать?

— Туда — во вторую.

— Что же делать? — спросила она.

— Не знаю, — честно сказал я.

— Ты мужчина. Придумай что-нибудь.

— Как-то в голову ничего не приходит.

— Он тебя убьет, — сказала она. Можно подумать, такие заявления способствуют ускорению мыслительного процесса.

— Только меня?

— Ага. Меня он слишком любит. Кроме того, он мой муж и государственный чиновник. Плохая пресса ему не нужна.

— Если он твой муж, — парировал я, — так ты что-нибудь и придумывай.

За дверью послышались новые шаги. Чей-то голос угодливо осведомился, чего соизволит уважаемый товарищ. Уважаемый товарищ соизволил, чтобы ему открыли дверь. Голос пообещал, что скоро вернется, и отчалил за ключом. Не думаю, что он будет торопиться.

Если репутация отеля будет замарана убийством, парню может влететь от руководства.

— Знаешь, — сказал я, — у меня возникла одна очень интересная мысль.

— Лучше одевайся!

— Я и так одеваюсь, — заметил я, натягивая штаны. — Но все-таки… Мы пробыли в отеле не больше получаса. Отсюда сорок минут езды до префектуры и больше часа до твоего дома. Даже если твоему мужу стукнули о нашем присутствии, едва мы забрали ключи у стойки, что вполне возможно, то это все равно не объясняет, каким образом он умудрился отреагировать столь оперативно.

— Он ездит с мигалкой, — сказала она. — И вообще, я не знаю. Лучше застегни мне вот это.

— А я знаю, — сказал я, застегивая «вот это». — Твой уважаемый супруг тоже был в этом отеле или в гостинице неподалеку, и занимался он тем же, что и ты. То есть изменял своей второй половине. В данном случае — тебе.

— Ты так думаешь?

— Факт, — сказал я. — Может, попробуешь его на этом подловить?

— Он нас застукал, — ответила она. — Он нас, а не мы его.

— И все равно, — сказал я. — К тому же он нас еще не застукал.

Кстати, о стуке.

Удары в дверь, па время затихшие, возобновились с новой силой.

Я выглянул в окно. Этаж все еще был пятый, но, похоже, что других вариантов просто нет. Рядом с окном проходила водосточная труба. На вид она была довольно прочной, но испытывать эту самую прочность мне не хотелось. Падение с пятого этажа не вписывалось в мои жизненные планы на ближайшие пятьсот лет.

Однако, возвращаясь к этому моменту в своих воспоминаниях, я склонен частично согласиться с графом. Иногда выбора у нас просто нет.

Я надел воображаемую шляпу и встал па подоконник.

— Мадам, — сказал я, — это были прекраснейшие полчаса в моей жизни. Жаль, конечно, что нас так грубо прервали, но ничего не поделаешь. В любви — как на войне, и теперь мне пора отступать.

Я ухватился за водосточную трубу и перенес на нее часть своего веса. Вроде пока держит.

— Я не говорю вам «прощайте», мадам, — произнес я. — До свидания. Передавайте привет своему рогоносцу и позвоните мне, когда он отвалит куда-нибудь подальше.

Мадам ойкнула, когда я обхватил трубу обеими руками и стал спускаться. На ощупь труба была холодной. Хорошая труба, повторял я про себя, словно мантру. Прочная, хорошая труба. Не подведи меня, осталось совсем чуть-чуть. Прочная труба, хорошая труба, я так на тебя надеюсь…

Но труба моих надежд не оправдала. Сволочные они твари, эти водосточные трубы. С виду обещают безопасный выход из щекотливого положения, а на самом деле… На уровне второго этажа труба не выдержала моих домогательств, и от стены отвалился целый ее пролет. С ним в обнимку мы и полетели навстречу земле.

Если бы только это была земля! Мягкая после недавнего дождика, укрытая ковром каких-нибудь неколючих цветов, смягчающих падение…

Асфальт больно ударил по моему копчику, а остатки ирригационного сооружения ушибли левую ногу. Но если рассуждать в общем и целом, то я был невредим.

Я поднялся на ноги, и кто-то сразу же довольно бесцеремонно схватил меня за плечо. Так хватают людей за плечо только представители весьма ограниченного круга профессий.

— И что это ты тут делаешь? — Был вопрос.

Я оглянулся и выдохнул от облегчения. Это был не образцовый страж порядка, совершающий обход подконтрольной ему территории, и не громила, состоящий на службе у мужа моей сегодняшней подружки, а простой гостиничный секьюрити, вышедший покурить на свежий воздух.

— Ммм, — глубокомысленно сказал я.

— Что ты тут делаешь? — Очевидно, данного мною ответа ему было недостаточно.

— Падаю, — честно сказал я и двинул охранника в челюсть. Фонарей рядом не было, да и мне вряд ли скоро доведется побывать в этом районе, так что я не слишком рисковал, что впоследствии он сможет меня опознать. Москва — город большой.

Секьюрити выпустил мое плечо и повалился на асфальт. Парня сейчас интересовали явно более важные проблемы, чем причина моего местонахождения под данными окнами. А я сделал ноги.

Неудовлетворенное либидо требовало продолжения банкета, но время было позднее, и позвонить кому-нибудь из моих постоянных подружек было бы неудобно, бестактно и, что самое печальное, бесполезно. Поэтому я взял такси, благо в Москве не проблема найти тачку ночью, и отправился в одно из моих любимейших увеселительных заведений, работающих круглые сутки.

В казино.

Персонал казино меня любит. Потому что я даю хорошие чаевые, когда выигрываю, и являюсь для ребят одной из прямых статей дохода. А владелец казино — терпеть не может. Потому что выигрываю я постоянно и являюсь для него одной из статей прямых убытков.

Не знаю, почему, но так уж повелось, что я с самого рождения никогда не проигрываю в азартных играх, даже когда играю с записными шулерами, и, что самое интересное, без всяческих усилий с моей стороны.

Когда я выиграл вторую тысячу долларов, к столу с рулеткой подошел шеф охраны и сообщил, что ему, конечно, все равно и это не его собачье дело, разумеется, однако, на его взгляд, мне уже пора. И директор заведения с его точкой зрения абсолютно согласен.

Конечно, это было их субъективное мнение, с которым я мог бы и не соглашаться, но я посмотрел на часы, увидел, что полночь миновала пару часов назад, вежливо согласился с высказанным предположением, обменял в кассе фишки на бабки и отправился домой. По дороге я заскочил в круглосуточный супермаркет, затарился горючим, которое должно было если не полностью, то хотя бы частично компенсировать полученный моральный ущерб.

Поганое это дело — пить в одиночку. Поганее может быть только поиск компании для распития спиртных напитков в половине четвертого утра. Максимум, на кого вы можете рассчитывать, это пара бомжей, И то при условии, что вам удастся выманить их из подвала.

Я выпил немного. Где-то около пол-литра водки, смешанной с кока-колой. Если бы я знал, что случится утром, нажрался бы вдрабадан.

А потом было утро.

Похмельем я не маялся, однако ощущал вполне обычную с утра невменяемость, которая, как правило, пропадает при второй чашке кофе и третьей сигарете. Именно на эту невменяемость я возлагаю ответственность за то, что трижды прошел мимо обеденного стола, на котором лежала новая цацка.

Задним умом, которым мы все крепки, я понимал, что цацка лежала там с самого утра. Возможно, она появилась даже до того, как я проснулся. Но заметил я ее, только когда потянулся за часами, чтобы выяснить, который сейчас час и не опоздаю ли я на тренировку.

Цацка лежала точно в центре стола между швейцарскими часами «радо» и солнечными очками «рей-бан». И это было удивительно, потому что я эту цацку домой не приносил. И вообще видел ее в первый раз.

Это было нечто между браслетом и напульсником. На мой взгляд человека, чурающегося нательных украшений, он был слишком массивным, но удивительно для своей массивности легким. Титановый, наверное, подумал я тогда. Длиной он был как раз с мое запястье, шириной около пяти сантиметров. Выполненный из какого-то тусклого металла, он был весь покрыт то ли каббалистическими знаками, то ли тайными рунами, то ли откровенной фигней.

Пробы, равно как и клейма производителя, на ювелирном изделии не обнаружилось.

— Любопытно, — сказал я, снимая трубку телефона, — Охрана?

— Да, Константин Георгиевич.

— С моей квартирой все нормально?

— В смысле?

— В прямом. Никто не вламывался?

— Мониторы слежения ничего не зафиксировали. А что, у вас что-то пропало?

— Нет, — сказал я, — Извините за беспокойство.

— Ничего страшного, Константин Георгиевич. Никакого беспокойства.

Зато я беспокойство ощущал. Конечно, у меня ничего не пропало, а, наоборот, кое-что непонятное появилось, и этот факт говорил только об одном — в квартире кто-то был. А если этот кто-то сумел приникнуть в мою квартиру, расположенную в элитном и тщательно охраняемом жилом комплексе, и не оставил никаких следов на камерах наблюдения, это значит…

Я не успел придумать, что это значит. Потому что как раз на середине этой мысли в дверь позвонили. В полной уверенности, что это кто-то из соседей, я открыл, не спрашивая.

На пороге стоял незнакомый мужчина. Он был одет в очень дорогой черный костюм, лакированные туфли, темные очки и шляпу. На вид ему было около сорока. И даже в том, как он стоял, чувствовалось что-то аристократическое и властное.

— Здрасте, — сказал я.

— Добрый день, — сказал он. — С вашего позволения я пройду.

И он прошел. Причем так быстро и элегантно, что я даже не понял, как он это сделал. В какой-то момент он стоял на пороге и вдруг проскользнул мимо меня, словно ветерок, и оказался в квартире.

Я запер за ним дверь и догнал его уже в гостиной. Он стоял у двери и внимательно осматривал комнату. Потом его взгляд остановился. Проследив направление, я убедился, что глаза гостя прикованы к цацке. С одной стороны, это было логично. Новая цацка, новый знакомый, и они связаны. С другой стороны, это был полный абсурд.

— Ваша? — спросил я.

— Нет, — сказал он, четко поняв, о чем идет речь. — Ваша.

— Ага, — сказал я. — Понятно. Не ваша. Наоборот, моя. Кофе хотите?

— Хочу, — сказал он.

— Тогда пошли на кухню.

Кофеварка была горячая, так что я быстро палил нам по чашке, после чего мы сели за стол. Сидел он тоже весьма аристократично.

— Сигарету? — предложил я.

— Спасибо, я не курю.

— Очень за вас рад, — сказал я. — Курение убивает.

— Множество вещей убивают, — сказал он.

— Это факт, — сказал я. — Может, познакомимся? Меня Константином зовут.

— Нет, — сказал он и покачал головой.

— Не хотите знакомиться? — спросил я.

— Хочу, — сказал он. — Очень хочу. Вы даже не представляете себе как. Только вас зовут не Константином.

— Весьма любопытное заявление, — сказал я. — Показать вам мой паспорт?

— Паспорт — это такая бумага?

— Да.

— Что какой-то кусок бумаги может знать об истинном положении вещей?

— Звучит вполне логично, — сказал я. — Но мои родители с самого детства звали меня Константином.

— Они лгали, — сказал он.

Кухонный стол имеет в ширину меньше метра. Мы сидели по разные его стороны, и ничто не мешало мне попытаться врезать парню в челюсть, даже не вставая со своего стула.

Он увернулся, причем настолько легко, что мне стало несколько не по себе. Если парень может отклониться от моего первого неожиданного удара, да еще так ловко, что и капля кофе не пролилась из его чашки, понятно, что бить его во второй раз не стоит и пробовать. Я ему явно не конкурент.

— Неплохо, — сказал я.

Он молча кивнул.

— Тогда, для разнообразия, может быть, вы представитесь, — предложил я, — И заодно объясните, зачем ко мне пришли и чего от меня хотите.

— Мое имя не имеет значения, — сказал он. — Но для удобства обращения вы можете называть меня графом.

— Это кличка или реальный титул?

— Титул, — сказал он.

— А фамилия к нему не прилагается?

— Я уже говорил, что это не имеет значения, — сказал он. — Имеет значение тот факт, что я был близким другом и соратником вашего отца.

— Я вас не помню, — сказал я. — У отца было много друзей и соратников, но дворян среди них точно не было.

— Я имею в виду вашего настоящего отца, — сказал он.

— Этим заявлением вы пытаетесь оскорбить мою мать или же намекаете мне на что-то, чего я не знаю? — спросил я. — Интересуюсь чисто академически.

— Те люди, которых вы считали своими родителями, на самом деле ими не были. Они вас усыновили. А я прибыл к вам от вашего настоящего отца.

— Который через двадцать два года все-таки вспомнил, что у него есть сын? — поинтересовался я. — И чего ему надо?

— Ему ничего не надо, — сказал граф. — Он умер.

Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать лет.

Папа был человеком далеко не бедным, если не сказать, очень богатым, и самолет, сверзившийся с высоты пяти тысяч километров и унесший жизни пяти человек, принадлежал ему. Пилотировал он сам.

Кроме него и мамы на борту находилась семейная чета отцовских компаньонов по бизнесу и мой дядя. Других родственников у меня не было, так что после аварии, произошедшей, как показало расследование, из-за ошибки пилота, я остался совсем один.

Тут бы мне и прямая дорога в детский дом, но вдруг оказалось, что дядя мой тоже был, по меньшей мере, очень богатым человеком, если не сказать, олигархом. Не знаю, как ему это удалось, точнее, не знаю, сколько ему это стоило, но его адвокаты не дали попечительскому совету, или как там это еще называется, приблизиться ко мне на расстояние пушечного выстрела. Все свое состояние, как и отец, он завещал мне. В права наследования я должен был вступить в день своего совершеннолетия, а до тех пор мне полагалась некая сумма на карманные расходы. Должен вам сказать, что она была очень неплохая. Наверное, дядя думал, что у меня очень большие карманы.

И когда мне исполнилось восемнадцать, я стал миллионером. Долларовым миллионером, разумеется.

Существовала, правда, одна закавыка. В завещании был обозначен целый ряд условий, которые я должен был выполнять, чтобы получить наследство. В частности, дядя настаивал, чтобы я посещал занятия по рукопашному бою, указав при этом вполне конкретного учителя. Зная дядину экстравагантность, я предположил, что учитель окажется, по меньшей мере, монахом Шаолиньского монастыря или престарелым японским самураем, и был очень удивлен, придя по указанному адресу и обнаружив там вечно пьяного, низкого роста, но очень широкого в плечах мужика, с ног до головы заросшего густыми черными волосами.

Занятия были персональными. И на первом же уроке я понял, что этот индивидуум способен завязать в узел все шаолиньское братство и швырнуть этот комок с горы, размазав поднимающийся по склону отряд самураев.

В Палыче, как звали моего учителя, скрывалась дикая мощь. Может быть, и первозданная, хотя я лично в этом сильно сомневаюсь. Не думаю, что во все времена существовало много таких людей. Я не видел, может ли он гнуть руками подковы, но рессорный лист от задней подвески «Волги» он с легкостью завязывал тройным морским узлом.

Одной силы мало, скажете вы. Совершенно с вами согласен. Но Палыч обладал не только силой, а также скоростью, ловкостью и феноменальной реакцией. И мастерством. Он был Ван Гогом разбивания голов и Ростроповичем ломания конечностей. Виртуозом, одним словом.

О своем возрасте он никогда не говорил, но на вид ему было около пятидесяти. Полагаю, что долгое время он проработал в какой-нибудь спецслужбе, потому что такой опыт, как у него, может быть приобретен только годами, если не десятилетиями практики.

Огнестрельное оружие Палыч почему-то не признавал, в основном он обучал меня драться голыми руками или с использованием холодного оружия: ножей, топоров и даже мечей. Конечно, в наш просвещенный век, когда ствол есть у каждого десятого, это было несколько странно, по мне дико нравилась моя теперешняя жизнь, и я не задавал лишних вопросов во избежание долгих и продолжительных бесед с дядиными адвокатами.

Палыч говорил мне, что я уже достаточно хорош, не уточняя, для чего именно, и мне оставалось верить ему на слово, ибо в реальной жизни с серьезными противниками я не сталкивался. Драки по пьянке не в счет.

На момент визита человека, называвшего себя графом, мне было двадцать два года, я был молод, богат, хорош собой и вполне доволен жизнью, так что весть о моем вдруг объявившемся и сразу же скончавшемся отце меня не слишком огорчила. Трудно было бы ожидать чего-то другого в такой ситуации. Даже если бы граф говорил правду и умерший на самом деле был моим отцом, то я не видел этого человека ни разу в жизни и никаких чувств к нему не испытывал.

Разве что одно чувство.

Любопытство.

— Когда он умер? — спросил я.

— Сегодня утром, — ответил граф.

— От чего? — Вдруг это какая-то наследственная зараза? Стоило проявить благоразумие.

— От естественных причин, — сказал граф.

— А если поподробнее?

Граф встал и подошел ко мне. Я слегка напрягся, но он просто дотронулся двумя пальцами до моего левого плеча.

— Его ударили мечом, — сообщил граф. — Вот сюда. А потом разрубили его вот досюда. — Граф провел линию, указывая, как именно разрубили моего папочку. Получилось, что почти до пояса. — А потом ему отрубили голову, — закончил граф. — Но к этому времени он был уже мертв.

— И в каком диком месте такие причины называют «естественными»? — поинтересовался я.

— На вашей родине.

— Варварское место, эта моя родина, — сказал я. — В каком уголке земного шара находится эта дивная страна? Неужели Колумбия? А почему я тогда такой бледный?

— Не думаю, что прямо сейчас вы готовы к этому знанию, — сказал граф.

— Тогда что вам от меня вообще надо?

— Там, в комнате, на столе лежит вещь, принадлежавшая вашему отцу, — сказал он. — А до него — вашему деду. И еще множеству поколений ваших предков. Наденьте ее, пожалуйста.

— Зачем?

— Потому что так надо.

— Кому?

— В первую очередь вам.

— А во вторую?

— Мне и моим коллегам.

— А кто вы такой и чем занимаются ваши коллеги?

— Не думаю, что прямо сейчас вы готовы к этому знанию, — сказал он.

— Зашибись, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я что-то сделал, причем не объясняете, зачем и что будет дальше. И вы почему-то склонны считать, что я это сделаю? Это, по меньшей мере, не очень разумно.

— Я не желаю вам зла.

— Откуда я могу это знать?

— Действительно, — сказал он. — Это проблема.

— Проблема в том, что вы ничего не хотите мне объяснить, — сказал я.

— Я не говорил, что я этого не хочу, — сказал он. — Просто вы еще не готовы мне поверить. И первое, что вам нужно сделать, чтобы получить информацию, это надеть браслет.

— Давайте начнем с малого, — сказал я. — Для начала расскажите мне, как этот браслет вообще здесь оказался. Я его точно не приносил, вы — тоже, потому что появился он до вашего прихода, в квартире кроме меня никого не было, и охрана не заметила посторонних. Тогда, каким образом эта хреновина оказалась у меня на столе?

— Вы верите в телепортацию? — спросил он.

— Нет, — сказал я.

И тут он исчез со стула, на котором сидел, и оказался у меня за спиной. Но как только я обернулся, он снова исчез и обнаружился рядом с раковиной. Дав мне несколько мгновений на то, чтобы насладиться зрелищем, он исчез еще раз и вернулся на стул. В руке у него по-прежнему была чашка кофе.

Позднее я выяснил, что граф меня надурил. Его перемещения в пространстве вовсе не были телепортацией, как он пытался меня убедить. Его исчезновения и появления в другом месте объяснялись просто феноменальной скоростью, которую он мог развивать. Он двигался настолько быстро, что движение само по себе невозможно было заметить. Виден был только результат. Но как бы там ни было, на тот момент демонстрация меня впечатлила.

— Кажется, мне нужно время, чтобы переосмыслить некоторые вещи, — сказал я. — Готово. Переосмыслил. Теперь я верю в телепортацию. Значит, браслет мне тоже телепортировали?

— Совершенно верно.

— Вы? Или этот фокус не является вашей монополией?

— Не я. Не является. Браслет телепортировался к вам сам. Есть у него такая способность. Это произошло в тот самый миг, как ваш отец умер.

— С руки трупа ко мне на стол?

— Да.

— Сам по себе?

— Да.

— Что вы скажете, если я заявлю, что это бред?

— Это не бред.

— А что это?

— Это магия.

— Я не верю в магию.

— Пять минут назад вы не верили в телепортацию.

— Логично, — признал я. — Но телепортацию вы мне только что продемонстрировали. А магию — нет.

— Я думаю, что после первой демонстрации вам стоит поверить мне на слово.

— Хорошо, — сказал я. — Допустим, я верю каждому вашему слову. И про моего отца, и про телепортацию, и про магию, и верю даже, что та безвкусная цацка, которая лежит на моем столе, способна и на то и на другое. Но я до сих пор не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Я только хочу, чтобы вы стали тем, кто вы есть.

— И кто я есть?

И вот тут он мне выдал по полной программе.

У меня был один знакомый шизофреник. Не скажу, что он любил вещать на подобные темы, но изредка в его речах что-то похожее на рассказ новоявленного дворянина проскальзывало. И говорил он всегда с тем же самым серьезным выражением лица, которое в этот момент наблюдалось у графа.

Итак, кто я есть по версии графа.

До сегодняшнего утра меня звали Константином, однако граф утверждает, что мое настоящее имя — Кевин.

До сегодняшнего утра я был молодым человеком с неопределенной судьбой. Я употреблял спиртные напитки, зависал в казино, ухлестывал за чужими женами, заканчивал очень престижный институт, прогуливал занятия, занимался зубрежкой перед экзаменами, и все мои проблемы казались мне либо очень далекими, либо легко решаемыми.

Граф утверждает, что имя, данное мне при рождении, никуда не делось, по-прежнему остается со мной, только оно не имеет особого значения и всем на него наплевать. По большому счету его никто и не помнит. Гораздо важнее мои титулы. И прозвища. Великое множество людей знает их наперечет и суеверно плюется или тянется за оружием при одном только упоминании.

Бред, скажете вы? Это я еще только начал.

Граф утверждает, что моими титулами пугают непослушных детей. Ими всегда пугали непослушных детей, только тогда они не имели никакого отношения ко мне.

Сейчас я вам перечислю самые интересные из прозвищ, которые он мне сообщил.

Император Тьмы! Привет, Джордж Лукас.

Повелитель Хаоса! Здравствуй, Мерлин, сын Корвина.

Пожиратель Смерти! И тебе привет, Воланд-де-Морт, враг Гарри Поттера.

Темный Властелин! А как же в таких делах без Толкина?

Девятый Лорд Мрака! Вот тут уж не знаю, кого поблагодарить.

Граф был очень серьезен и убедителен. Клинический случай, скажете вы? Так он еще не закончил.

Граф утверждает, что я повелеваю армией орков. (Вдвойне любопытно, если принять во внимание тот факт, что орков придумал Толкин.) Вполне возможно, утверждает граф, что я командую еще и ордами зомби, это при том условии, что Повелитель, кем бы он ни был, выжил и не утратил своего искусства. Помимо этого граф утверждает, что я являюсь хозяином Черной Цитадели (а кто бы сомневался, что она Черная), если, конечно, сумею восстановить ее из руин.

Понятно, что ни один нормальный человек — а я считал себя нормальным, по крайней мере, до сегодняшнего утра — не захочет для себя ничего подобного. Естественно, что я этого тоже не хотел и даже не помышлял ни о чем таком. Но…

Граф утверждает, что всем вышеперечисленным обладал мой отец, и теперь, когда он умер, все это перешло ко мне по наследству. Надо сказать, что, если это правда, отец подложил мне громаднейшую свинью, позволив себя убить. Кабана размером с Кремль.

У вас возникает вполне логичный вопрос, где находится Империя Тьмы, если мы живем в двадцать первом веке и СССР уже давно развалился? У меня он тоже возник. Разумеется, владения моего покойного папочки, опять же, если верить графу и никто из нас двоих не сошел с ума, располагаются в параллельном мире. И мой папа, и граф, и я, как выяснилось, являемся обитателями этого мира, хотя лично я редко выбираюсь дальше Московской кольцевой дороги.

Граф утверждает, что родителей не выбирают, а мне достался вот такой вот папочка — Император Тьмы и Восьмой Лорд Мрака.

Граф утверждает, что теперь у меня множество подданных, армия слуг и ответственность, которую — это уже не граф, это я утверждаю — не пожелаешь и заклятому врагу.

Я — сумма страхов параллельного мира.

Я — средоточие всех его зловещих пророчеств.

Я — гроза разумного, доброго и вечного.

Темный Лорд, короче говоря.

— Я надеюсь, вы понимаете, что я не поверил ни единому вашему слову? — спросил я.

— Догадываюсь, — сказал граф. — В такое сложно поверить. Кажется, в вашем мире это называется культурным шоком.

— Не знаю, как насчет культурного, но если вы меня убедите, то для меня это точно будет шок. Кстати, а что насчет лично вас? Вы уверены, что вы не псих?

— Уверен.

— Тогда кто вы?

— Я — вампир.

Я рассмеялся.

Вот теперь уж понятно, что он псих. В принципе я и раньше не сомневался, что он сумасшедший, и не верил ни одному его слову, а слушал его только потому, что, во-первых, он мог быть опасным сумасшедшим и лучше бы мне не выводить его из себя, а во-вторых, мне было немного любопытно.

Самое любопытное — где сумасшедшие могут научиться телепортации и откуда взялся этот чертов браслет.

Наверное, самое простое объяснение, что это гипноз. Ну почему я никогда не ходил на сеансы Кашпировского? Тогда бы точно знал, подвержен я гипнозу или нет.

— Сейчас день, — сказал я, — и кухня залита солнцем. Вампиры днем неактивны. А солнечный свет для них смертелен.

— Все так, — сказал граф. — С одной небольшой поправкой. Я — истинный высший вампир, один из самых старых, и меня все эти ограничения не касаются.

— Самый старый, да? А как ваша фамилия, граф? Не Дракула, случаем? А зовут вас не Владом?

— Нет, — сказал граф. — Я другой граф. И я на самом деле вампир. Хотите, выпью чью-нибудь кровь для наглядности?

— Мою?

— Зачем же вашу, — сказал он. — Соседа вашего, например.

— Но не мою?

— Во-первых, — сказал он, — в мою задачу входит приложить все усилия к тому, чтобы вы остались живы, и не в моих интересах причинять вам вред. Во-вторых, вампиры пьют кровь людей. А вы — не человек.

История моего рода, по версии графа, который не Дракула, а другой, но тоже вампир, выглядит примерно таким образом.

Главным автором заваренной каши, Первым Лордом Тьмы, как он сам себя обозвал, был некий ничем ранее не примечательный индивидуум по имени Джек. Не самое зловещее имя, как я заметил.

Граф утверждает, что имени Джека уже почти никто не помнит, так же как впоследствии не вспомнят и о моем настоящем имени. Граф искренне верит, что он говорит правду.

Граф утверждает, что Джек был амбициозен, тщеславен и очень жаден до власти. Граф не знает, почему так.

Моя версия, рожденная сведениями о психоанализе: в детстве его слишком часто обижали, и когда он вырос, то решил дать сдачи всему миру. А вот версия, с которой мог бы согласиться старина Фрейд: мама не докормила его грудью или папа слишком часто прикладывал свой ремень к его заднице, что и послужило причиной возникновения сих болезненных проявлений. А может быть, и нет.

Как бы там ни было, поставив перед собой задачу показать всему параллельному миру кузькину мать, Джек подошел к ее решению вполне основательно. Как это заведено у маниакальных личностей, тридцать лет он посвятил исследовательской работе, а также постижению тайн магии. В конце концов, перелопатив уйму заросших мхом и похороненных в пыли манускриптов, а также перекопав квадратные километры забытых курганов, он отыскал нечто, из чего сотворил себе нехилую цацку. Это был кусок металла, происхождение которого неизвестно до сих пор. По одной версии, это был обломок неведомо когда упавшей в параллельный мир звезды (метеорита то бишь), по другой — кусок первозданного Хаоса, из которого сотворили параллельный мир, согласно третьей — этот металл доставили моему предку из самой преисподней в обмен, разумеется, на его душу.

Говорят также, что с тех пор ни у одного из его потомков души нет.

Возможно, что истина лежит где-то между и среди этих версий нет ни одной правдивой. Скорее всего, так оно и есть.

Но найти кусок металла — это еще не все. Граф утверждает, что в сотрудничестве с одной весьма могущественной персоной Джек выковал себе браслет, который давал обладателю, невиданную доселе мощь. Здравствуй еще раз, Толкин, привет тебе, Саурон, да здравствует Кольцо Власти.

Граф утверждает, что, надев Браслет Власти, Джек перестал быть человеком. Кстати, многие говорят, что Джек не был человеком и раньше, но никаких фактов, которые могли бы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, нет.

После того как Джек нацепил на себя цацку, он принялся строить свою империю, начав с самого нуля.

Много лет о нем ничего не было слышно. Тем временем та самая могущественная персона, принимавшая участие в создании Браслета и разработке проекта «Разгром», испугалась, что поспособствовала Джеку в неблагодарной затее и помогла выпустить в мир нечто, способное этот мир уничтожить, и тут же принялась верещать о необходимости соблюдения равновесия.

Граф утверждает, что в процессе работы над артефактом персона заныкала энное количество материала и в итоге оказалась счастливым обладателем семи кусочков вышеупомянутого металла непонятного происхождения. Кусочки были расплавлены и смешаны с другими металлами, а из получившегося в итоге сплава было выковано Семь мечей. Их обладателям Браслет Власти вреда причинить не мог. И только таким мечом можно убить обладателя Браслета.

(Еще граф утверждает, что вышеупомянутый Браслет лежит на моем столе в соседней комнате.)

Граф утверждает, что персона раздала мечи семи наиболее могущественным магам, являвшимся записными долгожителями, и приказала хранить их как зеницу ока, тонко намекая, что скоро эти мечи могут понадобиться. То ли персона обладала пророческим даром, то ли для подобных выводов никаких пророчеств и не требовалось, но мечи понадобились уже через восемь лет.

Именно столько времени потребовалось Джеку, чтобы сплотить разрозненные племена орков, обитающих в Горах Скорби, и сколотить из них мощную армию. Заодно парень воздвиг в горах наш родовой замок, Черную Цитадель, призвал под свои знамена множество заклинателей и чернокнижников, заручился поддержкой самого старого на континенте дракона и провозгласил себя Императором и Темным Лордом.

Граф утверждает, что мощь Императора обрушилась на континент и расположенным на нем государствам пришлось забыть о своей перманентной междоусобной грызне и объединить свои силы для достойного отпора. И все же они чуть не проиграли.

Граф утверждает, что война длилась двенадцать лет и Империя Тьмы расширила свои владения на половину материка. И еще он говорит, что это был самый большой военный успех нашей семьи. С тех пор последующим Императорам о подобном оставалось только мечтать.

— Не человек? — уточнил я, немного обалдевши.

— Нет.

— А кто?

Граф вздохнул.

— Послушайте, это бред, — сказал я. — Вы приходите ко мне и вываливаете на меня столько странной информации, что в том случае, если я поверю вам хотя бы наполовину, у меня должна съехать крыша. Вы хотите, чтобы я бросил всю свою прежнюю жизнь и отправился в другой мир, или я неправильно вас понимаю?

— Правильно.

— Я что-то такое читал. Много раз. Но в этом другом мире я должен стать не его надеждой и защитой от вселенского зла, а именно тем самым вселенским злом, страшным кошмаром континента. Я все еще вас правильно понимаю?

— Да.

— Какой нормальный человек согласится на такое? Хотя бы задумается об этом?

— Вопрос о том, согласитесь вы или нет, на повестке дня не стоит, — сказал граф. — У вас нет выбора.

— Вот как?

— Да.

— И почему, хотелось бы знать?

— Потому что если вы этого не сделаете, вас убьют.

— Вы?

— Нет, конечно. Те, кто убил восемь поколений ваших предков.

— С этого момента поподробнее, — сказал я.

Граф утверждает, что Темного Лорда можно убить наверняка только одним из Семи мечей. Интересное выражение «убить наверняка», не находите?

И семеро могущественных магов, Хранителей мечей, только и заняты тем, как бы найти какого-нибудь героя, хорошо владеющего холодным оружием, и натравить этого героя на Темного Лорда. Кстати, счет в матче «маги-Хранители — Повелитель Хаоса» на данный момент составляет восемь — ноль. То бишь все личности, бывшие моими предками, были укокошены магами и героями и ни одного мага или героя им достать не удалось.

Граф утверждает, что теперь Хранители придут за мной.

— Ваш отец отправил вас сюда для того, чтобы спасти вашу жизнь, — сказал граф. — Хранители охотятся только за самим Лордом, однако его наследника может убить кто угодно. Вы себе не представляете, сколько ваших родственников не дожили до совершеннолетия.

Интересно, когда на мою кухню ворвется Валдис Пельш с букетом цветов и тортом, на котором будет написано «Розыгрыш»? Давно мечтал увидеть себя па первом канале.

— Похоже, что наш род притесняют все кому не лень, — сказал я.

— Таковы правила игры, — сказал граф. — За могущество приходится платить.

— Даже тому, кто никакого могущества не желает? — спросил я. — И потом, что это за могущество, если всех моих предков ухлопали? Как именно умер мой отец?

— Ваш отец был сражен, — сказал граф.

— Это я уже слышал, — сказал я. — Меня интересуют подробности.

— Он попал в засаду во время охоты на гарпий, — сказал граф. — Засада была хорошо организована, и его охрану положили в первые же секунды столкновения.

— А где в этот момент были вы?

— В замке.

— Почему?

— Я не люблю охоту.

— Вампир, который не любит охоту?

— Вампиры не убивают без причины, — сказал граф. — Я не был голоден, к тому же кровь гарпий нашему племени те подходит.

— А разве вы не должны были охранять своего босса?

— Охрана не входит в мои функции, — сказал граф. — Кроме того, мы не ожидали нападения на нашей территории.

— Хреновая у вас контрразведка, — сказал я. — Кто убил моего отца?

— Эрик Киннский.

— Что вам о нем известно?

— Что он какой-то мелкий дворянчик.

— Чертовски большое дело для мелкого дворянчика, — сказал я. Следует ли мне опасаться этого Эрика? Или мне следует ему отомстить? Или мне следует обратиться к психиатру? — И как ему это удалось?

— Его вел сам Делвин, Хранитель Шестого меча. Делвин давно не вступал в игру, несколько столетий. С тех пор, как помог убить вашего прадеда.

— Значит, Делвин самый опасный из Хранителей?

— Думаю, вполне возможно, — сказал граф. — По-прежнему один из самых опасных.

— И ему больше двухсот лет?

— Больше восьмисот, — поправил граф.

— И чего старику дома не сиделось?

— Долг призывал его к действию, — сказал граф. — У него — свой долг, у вас — свой.

— Черт бы вас всех побрал с вашими долгами, — сказал я. — Кроме смерти моего отца случилось ли что-нибудь еще?

— Цитадель была разрушена с помощью магии, — сообщил граф.

— Были жертвы? — Надо подловить его на каком-нибудь несоответствии, чтобы наверняка понять, что он прет. Нет, верить ему нельзя. Он — псих. Какой-то ненормальный с парапсихологическими способностями. Чего ему от меня надо?

— Незначительные, — сказал граф. — Все ваши основные вассалы остались живы.

— Подробности! — потребовал я.

— У вас еще будет время, чтобы оплакать своих мертвецов и отомстить за них. — Кажется, он меня неправильно понял. — Теперь же вам надлежит действовать.

— Как именно действовать?

— Цепь не должна прерываться.

— На фиг вашу цепь, — сказал я. — Кто уцелел? На кого я могу рассчитывать?

— Многие уцелели, — сказал граф. — После падения Цитадели орки укрылись в своих пещерах, их оттуда можно выкурить только с помощью армии, каковой Делвин с собой не прихватил. Их Хан мертв, он тоже был на той охоте… Думаю, что Повелителю зомби удалось уйти. Ваш отец отослал Киндаро за несколько дней до своей гибели, так что Киндаро тоже жив.

— Кто такой Киндаро? — спросил я.

— Дракон, — ответил граф.

— А, — съерничал я. — Конечно. Дракон. И какие они, драконы?

— Большие и смертельно опасные, — серьезно сказал граф.

— Так я и думал, — произнес я. — Кто еще выжил?

— Сэр Клод, — сказал граф. — Если в его случае применительно слово «выжил». Возможно, кому-то удалось уйти через подземный ход. Подвальные части замка уцелели.

— А Эрик и Делвин? — А я даже запоминаю имена! Является ли безумие заразной болезнью?

— Они ушли сразу после падения Цитадели. Их никто не преследовал.

— Конечно, после драки кулаками не машут, — сказал я. — Но почему же, черт побери, никто не захотел им отомстить?

— Вы не понимаете, — невозмутимо проговорил граф. — Отомстить им можете только вы.

— Мне просто решили оставить такую честь?

— Нет. — Он отрицательно мотнул головой. — Никто, кроме самого Лорда, не в состоянии справиться с магом-Хранителем.

— Скажите, а вы не пишете романы в жанре фэнтези? — спросил я. — И не пробуете ли вы сейчас на мне одну из своих идей?

— Нет, — коротко бросил граф.

— И вы сами свято верите во все, что мне сейчас рассказали?

— Да.

— Ладно, — сказал я. — Так я и думал. Тогда — прощайте.

— В каком смысле? — спросил граф.

— Я прошу вас удалиться, — пояснил я. — Мне нужно время. Хотя бы немного.

— Понятное дело, — согласился граф, не двигаясь с места.

— Тогда почему вы не уходите? — спросил я. — Исходя из того, что вы мне изложили, со смертью моего отца я становлюсь вашим сюзереном и вы должны выполнять все мои распоряжения. Так идите прочь.

— Вы — не мой лорд, — сказал граф. — И не будете им до тех пор, пока не наденете Браслет. Только его обладателю я подчиняюсь.

— Хорошо, — сказал я. — Вы сами напросились.

Если только такой ценой я могу избавить себя от его общества, так тому и быть. Я не видел ничего страшного, если на время надену эту штуку.

А как только граф уйдет, я ее тут же сниму.

Мы прошли в гостиную, и под внимательным взглядом графа я взял со стола браслет и надел его на правую руку. И ничего не почувствовал.

В смысле тяжесть ювелирного изделия на руке я ощутил. Но больше — ничего. А если верить рассказам графа, то сей нехилый волшебный артефакт должен был дать мне хоть что-то, чтобы я поверил в его могущество. Или нет?

— Вы довольны, граф? — спросил я.

— Да, милорд, — ответил он.

— Тогда закройте дверь, — попросил я. — Входную. С той стороны.

ГЛАВА 2

Мораль, которую можно вынести из первой главы, такова — не стоит экспериментировать с вещами, если есть подозрения о том, что они магические.

Как только граф выполнил требуемое и закрыл входную дверь со стороны подъезда, способность мыслить критически, не покидавшая меня никогда, обострилась до предела, и я расхохотался. Смеялся я в основном над собой, что хоть частично повелся на этот бред, и над графом, который, судя по всему, все-таки был ненормальным, ибо действительно верил в ту пургу, которую мне нес.

Когда я поймал себя на мысли, что в смехе проявляются истерические нотки и вообще смех в одиночестве даже без истерических ноток является не самым приятным симптомом, я оборвал себя и уселся в кресло.

На моей руке был браслет. Нет, не так.

На моей руке был Браслет Власти, самый могущественный артефакт параллельного мира, на протяжении восьми поколений, если верить графу, принадлежавший нашему роду. И я — последний из этого рода, Девятый Лорд. Мне надлежит хранить семейную реликвию.

Граф утверждает, что мне надлежит хранить не только ее. И, к сожалению, не только хранить.

На вид — обычная безделушка. Даже не золотая.

Граф утверждает, что Браслет сделан из металла, которому нет названия. И ни у кого из обитателей параллельного мира язык не повернется употребить по отношению к нему эпитет «обычный».

Граф утверждает, что Браслет вызывает невольный трепет в чужих сердцах, а также вызывает ненависть и страх, которые автоматически переносятся с Браслета на того парня, который вынужден его носить.

На меня.

Кроме того, если верить графу, этот Браслет — чрезвычайно заразная штука. Он заражает своих обладателей смертью.

И тогда я попробовал его снять.

Ха!

Браслет сидел на руке как влитой. Словно его делали исключительно для меня. Он не давил и не провисал, плотно охватывая запястье. Через пять минут я совершенно не чувствовал, что у меня на руке находится чужеродный предмет.

Только застежка исчезла.

Я не поверил своим глазам и покрутил рукой, надеясь найти место стыка. Как бы ни был искусен ювелир, при должном рассмотрении место стыка должно быть заметно. Но его не было.

Это казалось невозможным. Браслет не растягивался, тогда как я его надел? И я совершенно точно помнил, что у него была застежка. Обычная такая застежка, как на часах с металлическим браслетом. Я ее застегнул, помню, как я закрепил фиксатор, и…

Теперь не было ни застежки, ни фиксатора. И полоска металла на моем запястье выглядела абсолютно цельной.

Я ущипнул себя за руку. Нет, все-таки это абсурдное утро мне не снится. А жаль. Какие выводы мог бы сделать какой-нибудь последователь Фрейда на основе анализа такого сна! Диссертацию мог бы написать.

Водки, решил я. Литр, не меньше. А лучше бы — два.

В дверь позвонили.

Какого черта, подумал я, разве я не велел графу убираться? Или он решил, что отпустил мне достаточно времени на раздумья?

Я так не считал. Я собирался раздумывать целый месяц. Или год. Или всю жизнь.

Но когда я открыл дверь, за ней обнаружился не граф, который, согласно его уверениям, хотел для меня только хорошего и собирался помочь мне продлить жизнь как можно дольше. Напротив, за дверью обнаружились двое убийц.

Как я догадался, что это были именно убийцы? Да очень просто. Едва дверь распахнулась настолько, чтобы я мог рассмотреть тех, кто за ней стоял, первый рванул ее на себя, а второй шагнул в проем и сноровисто, по-деловому ткнул меня ножом в сердце. Согласитесь, что классифицировать этих личностей иначе как убийц было бы довольно нелепо.

Испытывая некоторое удивление, я сделал шаг назад, и тут первый пырнул меня ножом в живот. Я сделал еще шаг назад, и мы обалдело уставились друг на друга. Причины для взаимного обалдения у нас были весомые. Я обалдел от самого факта, что кто-то из киллеров удостоил меня своим вниманием, а их не меньше, впрочем, чем меня самого, озадачил тот факт, что я не умер. Мне и самому это было странно. Рукоятки двух ножей торчали из моего туловища, а я стоял на ногах, совершенно не испытывая боли, и пялился на тех, кто в меня эти ножи засадил.

Потом они додумались войти в квартиру и захлопнуть за собой дверь. А я додумался отступить от них еще па пару шагов.

— Добрый день, господа, — сказал я, посчитав, что на правах хозяина должен завести беседу первым. — Я — Коннор МакКлауд из клана МакКлаудов. Мне четыреста лет, и я бессмертен. Кстати, убить меня можно только отсечением головы. Да, совсем забыл. Должен остаться только один.

Убийцы были не робкого десятка и, несмотря на то — что клиент попался несговорчивый, решили довести дело до конца. Они почти синхронно сунули руки под куртки и достали оттуда пистолеты.

Узнать, переживу ли я еще и огнестрельные раны, в том числе и контрольный выстрел в голову, мне не удалось.

За спинами убийц бесшумно открылась дверь, в нее так же бесшумно просочился граф и свернул обоим шеи. Как цыплятам. И, очевидно, испытывал при этом такие же чувства, как птицевод, выполняющий свою рутинную обязанность.

— Весьма некрасиво с вашей стороны не выполнить моего пожелания, граф, — сказал я. — Вроде бы я просил вас удалиться.

— Прошу прощения, милорд. — Он и бровью не повел. — Вы не уточнили расстояние, на которое я должен удалиться, и я решил временно остаться в пределах досягаемости. И, как видите, не зря.

— По-моему, я и так неплохо себя чувствую, — сказал я и удивился, что это на самом деле так. Отсутствие боли на первых порах можно было списать на переживаемый мною шок, но то, что и спустя некоторое время я ее не испытывал и оставался стоять на ногах, в привычные рамки уже не лезло.

Я подошел к зеркалу. Так и есть, ножи из меня торчат. И футболка порвана в двух местах, а она обошлась мне в пятьдесят баксов. Но крови не было. И ощущения присутствия в организме несовместимого с жизнью количества металла тоже.

Тем временем граф оттащил трупы в ванную и вернулся оттуда со стаканом красного напитка в руке.

— Простите, — сказал я. — Это то, что я думаю?

— Да, милорд, — сказал он. — Сила вампира днем нуждается в некоторой подпитке, ибо расходуется куда быстрее, и эти люди весьма любезно предоставили мне такую возможность.

— И как, вам стало легче?

— Значительно, — сказал он. — Милорд, вы бы вытащили из себя эти кинжалы. Не подумайте, что у меня есть какие-то предрассудки, но со стороны это выглядит не слишком эстетично.

— Я опасаюсь, — сказал я. — Я читал, что, если вытащить кинжал из раны, тут же фонтаном ударит кровь и человек очень быстро умрет от ее потери. Или это не так?

— Ну так, — сказал он. — По крайней мере, я тоже об этом читал. Однако к вам это не относится, милорд. Вы же не человек.

— А кто?

— Темный Лорд, — сказал он. — Повелитель Хаоса, Пожиратель Смерти. С тех пор как вы надели Браслет, обычным оружием вас уже не убить.

— Похоже, что я надел Браслет чертовски вовремя, — сказал я. — Так, по-вашему, я вполне могу вытащить кинжалы из ран?

— Никаких ран там нет. Вытаскивайте смело, милорд.

Я взялся за рукоять кинжала, торчащего из живота, и потянул. Подался он легко, и я аккуратно вытащил его из себя. Потом поступил так же со вторым кинжалом и подошел к зеркалу.

Крови по-прежнему не было. И ни единой царапинки. Единственное, что напоминало о попытке смертоубийства, — две дырки на дорогой футболке.

— Вот такие мы, настоящие Терминаторы, — сообщил я невесть кому. Но уж не графу, это точно. Если он то, что о себе рассказывает, вряд ли он знаком с творчеством губернатора Калифорнии.

Граф допил красную жидкость и, к великому моему облегчению, пошел на кухню и вымыл стакан.

— Кто это был, граф? — спросил я после его возвращения.

— Обычные местные наемники, — сказал граф. — Магия, защищающая вас и скрывающая ваше местонахождение, исчезла со смертью вашего отца, и теперь вы видны Хранителям, как маяк в лунную ночь.

— А почему наемники?

— Во-первых, Хранителям нужно некоторое время, чтобы прийти сюда лично и привести с собой героев. Во-вторых, маги могли заплатить этим парням, исходя из соображения, что вы еще не надели Браслета, и тогда наемники вполне могли вас убить. Ну и это можно считать пробой сил. Ваших сил.

— Понятно.

— Неудача первой попытки означает лишь то, что скоро состоится вторая, и она будет подготовлена куда лучше.

— Это нехорошо, — сказал я. — Кстати, граф, допустим, если вы говорите правду, а не разводите меня каким-то невообразимым образом, то как меня вообще можно ухлопать? В принципе? А то, сдается мне, что семейный бизнес может оказаться довольно опасным.

— Браслет Власти хранит Темного Лорда от обычного оружия и магии средней руки, — сказал граф. — Вас можно уничтожить магией высшего порядка, но таких знатоков остались считаные единицы, и почти все они являются Хранителями. Наверняка вас можно ликвидировать только одним из Семи мечей. Любым другим зачарованным оружием вас можно только ранить, достаточно болезненно, но не смертельно.

— Это хорошо.

— Думаю, что в данный момент кто-нибудь из Хранителей уже здесь, а другие готовятся открыть портал в этот мир, — сообщил граф, хотя я его об этом не спрашивал и на данный момент мог бы без такой информации обойтись. — И они будут не одни. Нам надо уезжать отсюда, и как можно быстрее. Здесь небезопасно.

— А где, по-вашему, для меня вообще безопасно?

— В Горах Скорби.

— Если мне не изменяет память, это то самое место, где сегодня утром убили моего отца? — уточнил я. — А еще до этого вырезали несколько поколений моих предков?

— Даже там сейчас безопаснее, чем здесь, — сказал граф.

— Сильно в этом сомневаюсь, — сказал я. — Очень сильно.

Граф промолчал.

— Вы никак не можете понять одну вещь, — сказал я. — Даже если я вам поверю, это еще не значит, что я с вами куда-то пойду.

— Это рок, милорд, — сообщил он. — И боюсь, что от вашего желания здесь ничего не зависит. Чем раньше вы смиритесь с этим, тем будет лучше.

— Для кого лучше?

— Для всех, — сказал граф. — И в первую очередь для вас.

— В этом я тоже сильно сомневаюсь.

— Допустим, в целом вы мне до сих пор не верите, — сказал граф. — Хотя, при наличии фактов, это сложно понять. Но поверьте мне хотя бы в малом: из этого дома надо уходить.

— Почему?

— Потому что скоро здесь будет куча служителей правопорядка, — сказал он. — Ментов, как их тут называют.

— С какой радости?

— Те двое, — граф неопределенно махнул рукой в сторону ванной, — не являясь вампирами, не могли подобраться к вам незамеченными, и им пришлось убить охранника внизу. И еще двоих в комнате для охраны.

— Откуда вы знаете?

— Я — высший вампир, — напомнил он. — И я очень хорошо чувствую смерть, когда она рядом.

Вот с этим доводом мне пришлось согласиться. Действительно, имея в ванной двух свежеиспеченных покойников с ярко выраженными признаками насильственной смерти в виде свежесвернутых шей, довольно глупо оставаться здесь и ожидать приезда милиции. Камеры слежения наверняка зафиксировали если не саму сцену покушения, то уж квартиру, в которую эти двое собирались вломиться. Поэтому я быстренько собрал предметы первой необходимости, спустился в гараж, озираясь по сторонам, несмотря на то, что граф прикрывал мой тыл, погрузился в свой «порше», позволил графу занять место на пассажирском сиденье и отправился на дачу. Тоже не самый умный ход, чтобы спрятаться от милиции, если она озаботится моими поисками, но пока ничего более путного в голову не приходило.

Едва мы отъехали от дома, во дворе послышались милицейские сирены. Действительно, элитный жилой комплекс. Обычно служители правопорядка, которых здесь называют «ментами», не приезжают так быстро.

Мое «фамильное гнездо» находилось в двадцати с лишним километрах от МКАД, плюс около восьми было от нее до моего дома. Так что с учетом перманентных дневных пробок у нас с графом было много времени на дорогу.

Иногда я думаю, а на кой хрен я купил себе «порше», если вечером я, как правило, пьян, а днем в городе можно ползти только со скоростью того, кто плетется перед тобой, а не со скоростью, на которую способна твоя машина.

Наверное, я купил «порше» просто потому, что мог себе это позволить. Многие мечтают о «порше». А у меня он есть.

Вырулив на радиальное шоссе, я откинулся в кресле, выставил локоть в окно и закурил сигарету. Граф ничем не выдавал, что он незнаком с данным видом транспорта, вполне возможно, что и знаком.

Если он вампир, а не просто психопат, хлещущий кровь стаканами, то легенды о вампирах на Земле вполне могут иметь реальные основания.

— Вот что меня интересует, — спросил я, — а каким образом вы, граф, способны перемещаться в наш мир?

— Путями вампиров, — ответил он. — Никто, кроме нашего племени, не может воспользоваться этим способом.

— Тогда каким образом здесь очутился я? И как сюда попадут Хранители?

— С помощью магии, — сказал граф. — Достаточно сильный адепт способен открыть портал между мирами и переместить через него необходимое количество людей и оружия.

И как я сразу не догадался? Такие порталы есть в любой компьютерной игре.

— Подумайте о своей прежней жизни, милорд, — сказал граф. — И скажите, насколько она могла быть возможной без магии вашего отца? Вы всегда выигрываете в азартные игры, вам незнаком страх, вы совершенно спокойно прыгаете с высоты второго этажа и ничего себе не ломаете, вам патологически везет во всех ваших начинаниях, у вас отбоя нет от представительниц противоположного пола, у вас куча денег, ради которых вы и пальцем о палец не ударили. Как вы можете это объяснить, если не побочным эффектом оборонительной магии, полем которой накрыл вас ваш отец?

— Я никогда не думал о своей жизни в таком ключе, — сказал я. — И не пытался все это каким-то образом объяснить.

— Тогда подумайте, — посоветовал он. — И попытайтесь.

Я подумал. Действительно, что-то как-то мне все слишком легко давалось. Если хорошенько вспомнить, я практически ни разу не выкладывался по полной программе. Даже на занятиях Палыча. Все давалось слишком легко. Стоило только захотеть и обозначить усилия.

Поступление в институт без блата и денег, что само по себе звучит достаточно фантастично. Конечно, я бы заплатил, если бы в этом возникла необходимость, но она не возникала.

От армии меня отмазали дядины адвокаты. Девчонки сами вешались мне на шею. Я никогда не испытывал нужды в деньгах. И если я когда-то и подозревал, что для остальных людей жизнь не так проста и приятна, то уж о своей исключительности точно никогда не задумывался.

Самым большим эмоциональным шоком, который я испытал в жизни, для меня была та самая авиакатастрофа, в которой погибли мои родители. Или, как утверждает граф, мои приемные родители.

Правда, граф также утверждает, что мои приемные родители вовсе не погибли, а просто исчезли из моей жизни по настоянию моего отца, который решил, что мне пора учиться самостоятельности и привыкать быть одному. Если опять-таки верить графу, суровый у меня был родитель.

Но если верить графу, то моего родителя сделала суровой сама жизнь.

В общем, можно на ситуацию посмотреть двояко. А врет граф или не врет, это вообще непонятно.

Нынешним утром в мою жизнь ворвались непонятные явления. Граф объяснял это магией, но если отбросить ее и вернуться к фактам…

Во-первых, все началось с того, что у меня на столе непонятным образом оказался Браслет.

Во-вторых, пришел граф и начал гнать пургу.

В-третьих, надев Браслет, я обнаружил, что не могу его снять и что его застежка вообще исчезла.

В-четвертых, вслед за графом пришли убийцы, дважды поставили меня на «перо», а я почему-то не умер. И не только не умер, но оказался вообще невредимым.

В-пятых, граф их обоих убил, а из одного еще и выпил кровь.

Все? Вроде бы да.

Этим утром вокруг меня стали появляться трупы. На данный момент их пять. Двое в принципе сами напросились. Но трое охранников, которые явились побочным ущербом операции по моему устранению, здесь были ни при чем.

Опять же, если верить графу и охранники действительно мертвы. Косвенно факт их смерти подтверждается прибывшей к моему дому милицией. Потому что у меня в ванной точно нет камеры слежения, и приехать по поводу лежащих там жмуриков милиция явно не могла. По крайней мере, до тех пор, пока жмурики не начнут благоухать.

Нет, все это странно и непонятно. И дальше становится все страннее и непонятнее.

Мне требовался независимый источник информации. Кто угодно или что угодно, только не граф. Была только одна загвоздка: я понятия не имел, где такой источник можно раздобыть.

— Ладно, — сказал я, выбрасывая сигарету в окно. — Мне кажется, я уже созрел для полного знания, граф. Выкладывайте.

ГЛАВА 3

Небольшой двухэтажный кирпичный дом, участок десять соток, обнесенный двухметровым деревянным забором, подъездная площадка на две машины, беседка, маленький бассейн и обветшавший уличный туалет — вот и вся моя дача. А, забыл, еще сорняки.

На даче я бывал редко, наездами в компании друзей, так что сорняки были уже выше забора. Загнав машину во двор, я поздоровался с безвылазно живущими в поселке соседями, запер ворота, открыл дом и плюхнулся в кресло-качалку на веранде.

— Граф, — сказал я. — Тут недалеко лес, будьте добры, погуляйте там некоторое время. Мне надо переварить информацию, которую вы на меня вывалили.

Граф кивнул и удалился. Умеет он удаляться, тут уж ничего не скажешь. Даже калитку за ним закрывать не надо. Наверное, он на самом деле вампир.

Я прогулялся до кухни, нашел в шкафу початую бутылку водки, налил полстакана, долил до краев колой и вернулся в кресло. Трезвым о таких вещах думать просто невозможно. А пьяным я не могу думать в принципе. Так что мне следовало каким-то образом дойти до границы этих двух состояний и остаться на нейтральной полосе. Довольно сложная задача.

От разговоров с графом я начинал чувствовать себя героем произведения в жанре фэнтези. Точнее, антифэнези. Потому что на моей памяти еще ни одного героя литературного произведения так явно, прямо и в лоб не призывали на сторону Тьмы.

По словам графа, все в параллельном мире было не так уж однозначно.

Джек, самый первый Темный Лорд, действительно был маньяком, психом, военным преступником и желал властвовать над всем миром. Но, по словам того же графа, он был единственным моим предком, кто абсолютно подходил под определение прислужника Тьмы.

Когда Джека таки грохнули, что было весьма и весьма непросто и явилось результатом предательства, его сын воспылал жаждой мести. А это уже вполне объяснимая реакция, свойственная любому человеку. Даже я, хоть и не видел своего отца ни разу в жизни, никаких теплых чувств к Делвину и Эрику из Кинна не испытывал.

Сына Джека грохнули тоже.

И внука Джека.

Наученный горьким опытом трех поколений своих предков, правнук Джека прилюдно отказался от Браслета Власти, но снять его не смог, и его тоже грохнули. Прямо там, где он отказывался, и минут через пять после того, как поняли, что попытки снять Браслет бесполезны.

Само собой, магическая цацка тут же переместилась к наследнику, и тот, испытывая свойственное всем живым существам желание оставаться живыми, пустился в бега. Хранители выследили его и тоже грохнули. Но ребенка он сделать-таки успел. Этот ребенок оказался поумнее своих предшественников, о чем говорит срок его жизни, гораздо более продолжительный, чем у его отца и деда. Успев усвоить, что безопасного места для него не предусмотрено, он решил его создать. Поэтому он вселился в покинутую всеми Черную Цитадель, возобновил контракт с орками, создал небольшую армию и принялся укреплять свой замок.

Он логично рассудил, что чем большая территория будет контролироваться из Черной Цитадели, тем безопаснее станет жизнь ее обитателей, и начал расширение владений. Примерно на пятидесятом году войны, или на семидесятом году его правления, противник наскреб нехилую армию, и этого Лорда тоже убили. Но начало традиции было положено, и с тех пор каждый Темный Лорд правил своей страной, сидя в родовом замке и всеми силами стараясь расширить свою территорию. Так что ко всем прежним мотивам, двигавшим моим семейством, прибавилась еще и самооборона.

Граф утверждает, что мой отец ни разу не предпринимал попыток экспансии. Напротив, он пытался договориться с королями сопредельных стран о мирном сосуществовании и в целях укрепления добрососедства пожертвовал несколькими приграничными областями.

Такая политика оправдывала себя какое-то время, а потом пришел Делвин, которому на все светские договоры было начихать, привел с собой Эрика из Кинна, и тот папочку зарезал.

Итак, всех моих предков убили, и теперь настала моя очередь носить Браслет.

Это граф так говорит.

А я еще не решил, во что мне верить и что мне делать.

Меня всегда удивляла легкость, с которой герои фэнтези принимали свою новую роль и очертя голову бросались на поиски приключений.

В моей ситуации было только одно отличие.

Обычно героев фэнтези призывают именно на роль героев. Их зовут стать последним щитом между существами, населяющими целый мир, и мировым злом. А я должен заметить, что стать героем, на которого возлагает надежды неимоверное количество пароду и которому все готовы помогать и содействовать, гораздо проще.

Меня же открытым текстом призывали стать тем самым мировым злом, от которого надо спасать все сущее. Пусть я никому и не угрожал, но стоит мне только принять предложение графа, как на меня ополчится… Лучше не думать, сколько народу на меня ополчится.

Я еще ничего и не сделал, а меня уже попытались убить. И почти в этом преуспели.

Если отбросить версию о моем сумасшествии как несостоятельную, объяснение сегодняшним событиям могло быть только одно: граф говорил правду.

Версия с сумасшествием мне не нравилась. Я понимаю, что она бы не понравилась никому на моем месте и мало кто в современном мире может со стопроцентной уверенностью сказать, что он психически здоров, но все же психом до такой степени я себя не чувствовал.

Как говорится, если отбросить все невозможные решения, то оставшееся будет единственно верным, сколь бы невероятным оно ни казалось.

Граф сказал, что моя жизнь была легкой до этого момента только благодаря магии моего отца. И что, настала пора платить?

Интересно, а если отпилить себе руку, Браслет с нее свалится? Что-то мне подсказывало, что нет.

— Кевин!

Это вот так меня теперь зовут. Кевин, сын Роджера. А вовсе не Константин, сын Георгия.

Лажа какая-то. Вся моя предыдущая жизнь оказалась ложью.

— Кевин!

И тут до меня дошло, что меня действительно кто-то зовет. Причем зовет тем именем, которое я услышал только этим утром от графа, и зовет меня не граф.

Зовет из моего собственного дома.

Заинтригованный, я пошел на зов со стаканом в руке, но на первом этаже никого не обнаружил. Я поднялся на второй, обшарил обе расположенные там спальни, небольшую кладовку и тоже никого не нашел. Наверное, галлюцинации на нервной почве начинаются.

— Кевин!

Вот, опять.

Я осмотрелся по сторонам, и вдруг мой взгляд уперся в зеркало.

В зеркале была рожа.

Рожа была не моя. Она принадлежала субъекту неопределенного возраста, весьма смахивающему на голубого. Рожа была холеная, не по-мужски смазливая и весьма самодовольная.

— Кевин! — в четвертый раз сказала рожа.

Знаете, какое лучшее средство против чужих рож в вашем зеркале? Стакан. Даже если он пустой, его веса вполне достаточно, чтобы убрать рожу с ваших глаз. Пусть и вместе с зеркалом. Но не сожалейте о потере зеркала. Душевное здоровье дороже.

Граф вернулся с прогулки вечером и обнаружил меня мирно спящим в кресле. Он весьма деликатно растолкал меня и напомнил, что расслабляться не стоит, а вот поужинать — стоит. И я обнаружил, что в самом деле голоден.

Пока я жарил замороженные котлеты, купленные в супермаркете по дороге, граф попивал купленное там же красное вино, любовался природой и выдавал мне все новые порции информации, которую я не хотел бы знать. Это привело к тому, что, когда котлеты были готовы, никакого аппетита я уже не испытывал.

Оказалось, что я не просто наследник своего отца и Девятый Темный Лорд. Я, оказывается, еще и последняя надежда нашего рода на могущество, на которое весь род рассчитывал.

Число девять имело в мире графа мистическое значение, и я, как обладатель сего номера, был ключевой фигурой нескольких, пророчеств, которые, как и свойственно всем настоящим пророчествам, противоречили и взаимоисключали друг друга.

Вот цитата из пророчества, которое особенно грело моих предков и о котором граф рассказал мне в первую очередь:

…Девятый Лорд станет истинным воплощением Тьмы и чумой пройдет по этому миру, и мир склонится перед ним, а те, кто не склонится, будут уничтожены огнем и мечом, и тысячу лет будет длиться его победное шествие, и ад будет идти по правую его руку…

А вот перл, который, вне всякого сомнения, согревает душу моим многочисленным врагам:

…И умрет Девятый Лорд, не родив наследника, и будет он последним отродьем мрака, и со смертью его прервется цепь зла…

Не имею ни малейшего желания выяснять, который из пророков ошибся.

Но существовал еще и нейтральный вариант, который не отдавал предпочтения ни одной из сторон, и вообще непонятно было, для чего его сочинили:

…Все решится во время жизни девятого поколения, и либо Тьма на веки воцарится над нашим миром, либо Свет воссияет над ним, и сила Семи должна будет встретиться с силой Одного и в честном бою решить судьбу нашего мира…

Ничего не скажешь, странные у них представления о честном бое — семеро на одного.

И у всех есть пророчества. А мне что прикажете делать?

Я — обычный молодой человек. Приятной наружности, но без зловещей ауры и лишенный какого-либо ореола тьмы. По крайней мере, лично я ничего подобного за собой не наблюдаю и не имею ни малейшего желания приобрести. Почему мама не родила меня простым олигархом?

Смерть всегда идет по пятам за нашим родом. Смерть и война, огонь и разрушение. Честный бой, говорите?

Браслет один, а Хранителей — семеро. И одна Черная Цитадель против всего мира.

Не хочу.

— Любезный граф, — сказал я. — Вот теперь я попрошу вас предельно четко и ясно сформулировать, что именно вы от меня хотите. Начиная прямо с этого момента и далее, до тех пор, пока кто-нибудь из ваших драгоценных Хранителей меня не укокошит.

С помощью вина мне удалось пропихнуть в желудок две котлеты и немного чипсов, а теперь мы сидели на веранде и курили. Точнее, я курил, а граф просто сидел.

Пассивное курение в четыре раза опаснее, чем активное, однако на высших вампиров это правило вряд ли распространяется.

— В первую очередь нам нужно вернуться в наш мир, милорд.

— В мир варварского Средневековья, где замки, короли, драконы, рыцари, орки, зомби и маги-убийцы?

— Да.

— Почему?

— В этом мире слишком опасно.

— Здесь нет Семи мечей.

— Они здесь будут, милорд. Если они еще не здесь.

— Но почему? Ведь пока Браслет здесь, ваш мир может спать спокойно.

— Хранители не будут спать спокойно до тех пор, пока жив последний представитель вашего рода, милорд. В этом мире вам не скрыться от них, и вы не сможете защититься от их магии. Только стены Черной Цитадели могут послужить вам защитой.

— Они еще никого не уберегли.

— Ваш отец дожил до восьмидесяти семи лет, милорд. А если вы останетесь здесь, под вопросом даже ваше двадцатитрехлетие.

— Допустим, я вернулся. Что мне делать дальше?

— Мы отправимся в Горы Скорби и укроемся в потайной пещере, о которой из ныне живущих знаю только я. Мы проведем там столько времени, сколько понадобится, а потом вы восстановите родовой замок, соберете армию и проживете гораздо дольше, чем если вы останетесь здесь.

— А что будет, если я останусь?

— Не останетесь, милорд. Ваша судьба зовет вас за пределы этого мира. Никто не сможет избежать своей судьбы.

— А были такие попытки?

— Ваш отец, милорд, медлил с принятием решения три недели после гибели вашего деда, потом он свой выбор сделал…

— И куда это его привело? Под клинок Эрика из Кинна?

— … но на самом деле выбора ни у кого нет.

— А как давно лично вы участвуете во всем этом?

— С самого начала, — сказал граф. — Я приносил свои клятвы Первому Лорду.

— Значит, вы застали в живых основателя династии, — повторил я. — Вы видели его расцвет и его падение. Более того, насколько я понимаю, вы видели падение всех его потомков, которые по совместительству являются моими предками. Так скажите же мне, какой во всем этом смысл? И есть ли он вообще?

— Это сложный вопрос, милорд.

— Зачем мы все это делаем, граф? Почему?

— Это традиция, милорд.

— Но как только я вернусь в Горы Скорби, против меня обернется сила Семи мечей.

— Вы неправильно оцениваете ситуацию, милорд. Сила Семи мечей уже обращена против вас.

Я представил себе, как по улицам центрального мегаполиса нашей Родины пробираются семеро волшебников с длинными бородами и сучковатыми посохами тащат с собой семерых героев, этаких Конанов-варваров, вооруженных и пахнущих соответственно, и мне стало смешно. И было смешно ровно до тех пор, пока я не вспомнил о пяти трупах, оставшихся в моем жилом комплексе.

Интересно, сможет ли Хранитель меча противостоять батальону спецназа? И на самом ли деле я хочу это выяснить?

— Я ношу Браслет с самого утра, граф. И я ни черта не ощущаю. Вы знаете, как им пользоваться?

— Нет, милорд. Это может знать только тот, кто носит Браслет.

— И инструкции по применению к нему не прилагается?

Граф пожал плечами. Какие, к черту, инструкции?

— А если это ошибка? И я не смогу его применять?

— Этого не может быть. Вы — сын вашего отца, и Браслет нашел вас после его гибели. Значит, со временем знание придет.

Главное, чтобы перед знанием не пришел какой-нибудь Эрик и не выпустил из меня кишки.

— Это невероятно, — сказал я. Граф покачал головой.

— В это всего лишь трудно поверить, — сказал он.

Утром на даче появился гость.

Нет, не новая напасть. Это был всего лишь мой учитель рукопашного боя, старый знакомый по имени Палыч. Думаю, не следует объяснять, что занятия проводились по инициативе моего отца и Палыч прекрасно знал, кого и для чего он натаскивает. Более того, Палыч тоже не был коренным жителем Земли.

Когда я проснулся и спустился на кухню в поисках кофе, Палыч уже сидел там за столом и уплетал яичницу с колбасой и помидорами.

— Здорово, Костя, — сказал он, поймал укоризненный взгляд графа, сидевшего в углу, и сразу же поправился: — Доброе утро, лорд Кевин.

— Сойдет и «здорово, Костя», — сказал я. — Какие ты для меня припас сюрпризы, Палыч? Ты тоже вампир?

— Нет, я орк.

— Ага, — кивнул я. — Орк. Не могу сказать, что я сильно удивлен этим заявлением, однако раньше я как-то по-другому вас представлял.

— Я замаскировался, — пояснил Палыч. — На самом деле я зеленый и в пупырышках. Жрать хочешь?

— Хм, — укоризненно хмыкнул граф.

— Извините, — поправился Палыч. — Не изволите ли откушать, лорд Кевин?

— Брось придуриваться, Палыч, — сказал я. — Я изволю кофе с сахаром и сигарету.

Граф дождался, пока я сооружу себе утренний бодрящий коктейль из коричневого порошка и кипятка, закурю сигарету, а потом подошел ко мне и протянул конверт.

— Что это? — спросил я.

— Откройте.

В конверте оказался десяток снимков, сделанных «поляроидом». Нет, граф все-таки отвратительный психолог. Стоило мне взглянуть на снимок, лежащий сверху, как чашка выскользнула из моих пальцев и разбилась об пол.

На фотографии был человек, которого я всю жизнь считал своим отцом. Чуть постаревший по сравнению с тем, каким я его помнил. Семь лет прошло все-таки.

Он был мертв. У него не было правой руки, а на груди зияла огромнейшая рана. Отец лежал в луже крови. Рядом с ним лежала газета.

На следующем снимке, сделанном с более близкого расстояния, можно было рассмотреть ее название: «Московский комсомолец».

На третьем снимке можно было даже разобрать дату. Вчерашнее число.

На четвертом снимке была моя мать.

На пятый я не стал даже смотреть. Трясущимися руками засунул фотографии в конверт, обнаружил, что сигарета потухла, и долго не мог зажечь следующую.

— Все-таки ты дурак, хотя и граф, — ровным голосом произнес Палыч. — Нельзя было пацану так, без подготовки, эти фотки подсовывать. Чего ты добиваешься, а?

Высший вампир выглядел смущенным.

— Извините меня, милорд, — сказал он. — Я не мог предположить…

— Что он любит своих родителей? — уточнил Палыч. — И что для него такие фотки будут шоком? Нет, не зря вас все-таки нежитью называют.

Я наконец-то раскурил сигарету.

— Кто? — спросил я.

— Не знаю, — сказал граф. — Видите ли, милорд, я подумал, что, если представлю вам ваших приемных родителей живыми, это поможет вам окончательно поверить в то, что я говорю, и отправился к ним. По просьбе вашего отца они измелили имена и жили в другой стране, чтобы вы даже случайно не могли на них наткнуться, но у меня была возможность доставить их сюда и разрешить все ваши сомнения. Но когда я прибыл, то обнаружил их мертвыми… Тогда я добыл фотоаппарат, свежую газету, чтобы сразу было понятно, когда это произошло, и сделал данные снимки. Мне это показалось хорошей идеей. А потом я отправился за Палычем.

— И это было самое разумное из того, что ты сделал минувшей ночью, — сказал Палыч.

— А пошли вы все, — сказал я.

Но они не пошли. Напротив, остались и продолжали на меня пялиться: Палыч — сочувствующе, а граф — бесстрастно.

Тогда я сам ушел наверх.

Я, как и всякий нормальный человек, любил своих родителей. Даже если бы я знал, что на самом деле они не мои родители, а люди, которые согласились меня растить, я бы все равно их любил. И когда они погибли, я испытал настоящую боль. Несколько дней я не мог разговаривать.

Похороны организовали дядины адвокаты. Трупов не было. Мне объяснили, что самолет взорвался от удара о землю и все пассажиры сгорели. К этому моменту они уже должны были быть мертвы.

На кладбище закапывали пустые гробы. Я помню этот день. Была осень, собралось много людей, часть из которых я толком не знал, шел дождь, и это было кстати, потому что никто не мог рассмотреть моих слез.

Сейчас я тоже плакал.

Прошло семь лет, боль притупилась, я научился жить, сознавая, что мои родители умерли, и смирился с этим. И теперь вот узнаю, что на самом деле все это время они жили в другой стране и кто-то убил их этой ночью.

И боль потери вернулась, как будто никогда и не уходила.

Часа через два ко мне поднялся Палыч.

Наверное, правильно, что это был именно он, а не граф. Все-таки Палыча я знал уже давно, и, наверное, он был самым близким мне человеком на тот период жизни.

— Мне жаль, Костя, — сказал он, присаживаясь на край моей кровати.

— Мне тоже, Палыч, — сказал я. — Семь.

— Что «семь»?

— Семь трупов начиная с вчерашнего утра.

— Восемь, — сказал Палыч. — Думаю, ты должен знать. У твоих приемных родителей, когда они оставили тебя, родился ребенок. Мальчик. Ему было пять лет.

— Его… тоже?

— Да. Правда, граф додумался не делать фотографий.

— Но за что?

Палыч пожал плечами.

— Таковы правила игры. Живыми не оставляют никого.

Палыч подошел к окну.

— Я знаю тебя достаточно хорошо, Костя, и понимаю, что тебе сейчас очень нелегко. Нелегко поверить в то, что рассказал тебе граф. Но он рассказал правду.

— И что мне делать, Палыч?

— Это очень непростая ситуация, — сказал он. — За тобой сейчас откроют охоту много опасных личностей. Конечно, я помогу тебе всем, чем смогу, но решение останется за тобой.

— Граф говорит, что у меня нет выбора.

— Ты не можешь отказаться от Браслета, — сказал Палыч. — Но только ты можешь решить, что тебе с ним делать.

— А что с ним вообще можно делать?

— Не знаю, — сказал Палыч. — Вот ты и разберись. Хочешь, я расскажу тебе о моем племени?

— Это зависит от того, что именно ты собираешься мне рассказать.

— Орки были диким пародом и почти не владели человеческой речью. Мы жили в горах и занимались охотой, а охота — ненадежный источник пищи. Бывало, наши охотники не могли найти дичи, и тогда племена жили впроголодь. Кроме того, мы делились на множество кланов и постоянно грызлись между собой. Мы были настоящими дикарями. И остальные народы, населяющие наш мир, относились к нам, как к настоящим дикарям. Это было смутное время. Из всех достижений цивилизации мы знали только огонь и каменные топоры, а это, согласись, даже для нашего мира, отсталого по сравнению с этим, не так уж и много.

— Да, — сказал я. — Это почти ничего.

— Твой предок, основатель Империи, сделал для нас многое. Он собрал вождей всех кланов за единый костер и заставил их договориться о мире между племенами и выбрать единого правителя. Так у орков появились ханы. Орки перестали убивать друг друга, и это уже значило очень много. Хотя все мы понимали, что Лорд использует нас в своих целях, мы принимали его дары. В горах есть несколько небольших долин, и он научил нас обрабатывать землю и выращивать плоды, разводить скот, и орки перестали умирать от голода. Он научил нас работе с металлами, и у орков появилось настоящее оружие, и соседи стали задумываться, прежде чем связаться с нами. Многие мои соплеменники полегли в войнах Империи, но мы все равно благодарны твоей семье, Костя. Вы стали первыми из неорков, кто обращался с нами, как с равными. Вы подарили оркам уважение к себе.

— Насколько я понимаю, моя семья подарила вашему народу еще и смерть.

— Война — это наше любимое занятие, и она была таковой и до прихода твоего предка. Изменились только враги.

— Вас же всех поубивают.

— Всех не поубивают, — возразил Палыч. — Горы большие, и никто не знает их лучше нас.

— Партизанить будете? — спросил я.

— Будем, — сказал он на полном серьезе.

— Понятно. — Кивнул я. — Где граф?

— Отбыл домой на время, — ответил Палыч. — Сказал, что ему необходимо посоветоваться с маркизом Моро.

— Кто такой маркиз Моро?

— Шеф разведки Черной Цитадели.

— Главный шпион?

— Ага, — сказал Палыч. — Главный шпион. Мы с графом разговаривали о событиях этой ночи и пришли к выводу, что Хранители обнаружили тебя слишком быстро и слишком легко. И вычислили твоих приемных родителей тоже слишком быстро. Граф подозревает, что у нас может возникнуть внутренний кризис.

— Утечка информации, — догадался я.

— Кто-то стучит, — подтвердил Палыч. — Хотелось бы знать кто.

— Ты здорово насобачился в местном сленге, — сказал я. — Или у вас тоже есть стукачи?

— Нет, ты не понял, — сказал Палыч. — Кто-то стучит в калитку.

— Хранители? — спросил я.

— Хранители стучат в ворота, — сказал Палыч. — Тараном.

Местного участкового звали Васей.

Именно Васей и никак иначе. И звали его только для того, чтобы выпить.

Мятая форма всегда висела мешком на его угловатой фигуре, фуражка, несмотря на все усилия, постоянно съезжала на затылок, а пистолета с собой он не носил, потому что боялся потерять.

В общем, типичный деревенский мент. Главная Васина беда заключалась в том, что деревня находилась слишком близко к Москве. Начальству было на него наплевать, а дачникам правилось спаивать представителя закона. Думаю, что через пару лет Васю уволят за профнепригодность. Если только «белочка» не посетит его раньше.

Именно он ломился в мою калитку. И поскольку был уже навеселе, ломиться мог хоть до вечера. Тем более что через щели в заборе он прекрасно мог видеть мою машину и понять, что я на даче.

— Это местный мент, — сказал я Палычу, забыв; что он прожил в этом мире достаточно долго для того, чтобы знать милицейскую форму. — Я с ним поговорю.

— Хорошо, — сказал Палыч.

Он проводил меня до веранды, достал из-под стола большую спортивную сумку, которую, очевидно, привез с собой ночью, и вытащил из нее тяжелый топор. Причем не плотницкий или, скажем, для колки дров, а обоюдоострый боевой топор, предназначенный для проламывания чужих голов и отсечения конечностей. Я присвистнул.

— Прикрою, — пояснил Палыч, устраиваясь около двери.

— Ну-ну, — сказал я и пошел открывать калитку. Из-за нее так пахнуло перегаром, что мне захотелось закусить.

— О, — воскликнул Вася, — Костик! Ты здесь?

— Здесь.

— Выпить есть?

— Нету.

— А полтинник до зарплаты?

— Это пожалуйста, — сказал я и полез в карман. Если дать ему выпить, он никогда не уйдет, а если дать ему денег, то сразу же свалит в магазин.

— Спасибо. — Полтинник сразу же исчез в пустой кобуре. — Ты меня фактически спас.

— Ага. — Согласно кивнул я в ответ.

— Я отдам, не сомневайся.

Я и не сомневался. Вася, сколь бы пьяным ни был, всегда помнил, сколько и у кого брал, и исправно возвращал долги. Это всех настолько удивляло, что одалживали Васе охотно. Наверное, ждали, когда его память наконец-то даст осечку.

— Ладно, — сказал я. — Бывай, Вася.

— Не, — сказал он, — постой. Чего-то я еще хотел.

— Да ну?

— Точно, хотел. Только забыл.

— Так заходи, когда вспомнишь, — сказал я и попытался закрыть калитку, но в щель тут же вклинилась Васина нога в неуставной кроссовке.

— Убери ногу, — сказал я, опасаясь, как бы Палыч не счел эту выходку за угрозу и не отчекрыжил бы Васе вышеупомянутую нижнюю конечность. Или еще чего-нибудь не менее ценное.

— Я вспомнил, — сказал Вася. — Мне звонили.

— Очень рад.

— Из Москвы, — сказал он, как будто мы находились не в двадцати километрах от города, а где-нибудь на Чукотке.

— Рад вдвойне.

— Из убойного отдела, — сказал Вася. — У них есть к тебе вопросы. Кого ты убил?

— Это их вопрос или лично ты интересуешься?

— Это лично я, — сказал Вася. — Меня просили узнать, нет ли тебя на даче. А я шел мимо, смотрю, тачка твоя стоит. Вот и узнал.

— Топай, звони в свой отдел, — сказал я.

— И потопаю, — сказал Вася. — И позвоню. Только это не мой отдел, а убойный. Костик, ты что, пьяный?

— Нет.

— А чего тогда тупишь?

— Я не туплю.

— Тупишь. Кого ты грохнул?

— Никого.

— Опять тупишь. Если ты никого не грохнул, с какой радости убойный тебя ищет?

— Тебе чего от меня надо, Вася? Ты меня арестовывать пришел?

— Не, — сказал Вася. — Ты опять тупишь. Я пришел узнать, здесь ли ты.

— Узнал?

— Узнал.

— Так и вали отсюда.

— Грубо, — сказал Вася.

— Разве это грубо? — спросил я. — Вот сейчас будет грубо. Пошел к черту.

Я толкнул его в грудь, и, видимо, это спасло нас обоих.

Я почувствовал жжение в правой руке в том месте, где ее охватывал Браслет, что-то сиреневое пронеслось рядом с моей головой и прожгло дыру в калитке. Если бы я не дернулся, такая дыра могла бы быть в моем черепе. Впрочем, если судить по ее размерам, черепа бы у меня просто не было вообще.

Палыч крутанулся на крыльце, и топор тяжелой хищной птицей покинул его руку и отправился в полет. Он легко пробил трухлявые доски забора и исчез на улице. Судя по хрусту и последовавшему вскрику, он во что-то попал.

Второй сгусток энергии должен был проделать дыру в моей груди, но к тому моменту, как он достиг места, где я стоял, я уже лежал в высоких сорняках и соображал, что делать дальше.

И тут мне на спину бросился Вася.

Ни разу в моей жизни я не сталкивался с ситуацией, когда драться приходилось всерьез. Я имею в виду, когда мой противник пытался не показать мне, что он круче, сильнее или трезвее, но стремился меня убить.

Именно этим занимался сейчас Вася. Он схватил меня за горло, по-прежнему сидя у меня на спине, и пытался то ли задушить, то ли свернуть шею. Хватка у этого щуплого на вид паренька была железная.

Первым делом я ударил его затылком в лицо. Три раза, пока не услышал хруст ломающегося носа. Потом пару раз наугад ткнул локтем в ребра, уперся руками в землю и со второй попытки перевернулся. Вася оказался между мной и землей, я еще дважды боднул его в лицо, и пальцы на моей шее ослабили хватку. Тогда я вцепился в них руками и принялся отрывать от себя. Над головой трижды коротко просвистели метательные ножи Палыча. Вася охнул и выпустил меня. Посчитав, что подниматься во весь рост еще рановато, я скатился с него и отполз в сторону. Вася же явно был не в себе, поскольку за мной не пополз, а, наоборот, поднялся. Только для того, Чтобы сразу же рухнуть обратно в траву с рукояткой ножа моего учителя, торчащей между глаз.

— Вставай, Костя, — сказал подошедший Палыч. — Надо отсюда валить.

Я был с ним совершенно согласен. Как бы то ни было, дача явно перестала быть безопасным местом.

Палыч вышел за калитку, подобрал два метательных ножа, третий был оплавлен и превратился просто в кусок металла, и поднял с земли топор. Он был весь в крови, и земля под ним — тоже. Но трупов на улице не было.

Засыпав лужицу песком из соседней строительной кучи, Палыч закрыл за собой калитку, затащил на веранду тело участкового, побросал в сумку все свои причиндалы, кинул ее на заднее сиденье «порше», и мы отбыли.

Второй раз за последние два дня я покидал принадлежащее мне жилище, оставляя за спиной трупы. Только в этот раз я понятия не имел, куда ехать.

ГЛАВА 4

Трудная работа у Хранителя любого из Семи мечей.

Во-первых, надо беречь сам меч. Хранитель отвечает за его сохранность чуть ли не своей жизнью, поэтому большая часть великолепной семерки вынуждена либо таскать железяку с собой, либо тратить на охранные заклинания процентов семьдесят своего магического потенциала, что превращает их из великих и могущественных магов во вполне посредственных.

Во-вторых, следует избегать искушений. Мечей всего семь, а государств на континенте гораздо больше, и каждое хочет, чтобы один из могущественных артефактов хранился на его территории. Обладание мечом — это некий показатель влиятельности государства и его престижа. Поэтому Хранители проживают на территории самых богатых и могущественных держав.

В ход идет все, кроме силовых методов, ибо волшебники крайне отрицательно относятся к покушениям или попыткам давления на своих коллег по цеху. Зато никто не мешает политикам подкупать магов деньгами, властью, должностями, башнями, замками, титулами и всем прочим. Когда один из Хранителей умирает, а такое случается даже с магами, Совет Высших Волшебников, или как их там еще, выбирает преемника из числа самых достойных, и свистопляска начинается заново.

Пятеро из ныне действующих Хранителей живут в собственных замках, пожалованных им короной, являются дворянами, не ниже графского титула, двое возглавляют собственные оккультные университеты, и шестерым еще при жизни поставили памятники.

Да, один маг является личным советником короля Иллирии, самого влиятельного государства на континенте.

Третья проблема, с которой сталкиваются Хранители, это подбор персонала. Когда для очередного волшебника настает его черед бросить вызов господству зла, он, прежде всего, должен найти героя, которому вручит меч па время выполнения миссии. И который потом вернет меч Хранителю безо всяких колебаний. А то, как говорит Палыч, были прецеденты, когда сразивший очередного моего предка герой отказывался расставаться с принесшим ему пожизненную славу и пенсию оружием, и выцарапывать железку из его загребущих лап приходилось чуть ли не силой.

В герои рвутся многие. Еще бы, работенка у героев достаточно халявная, ибо большая ее часть падает опять же на плечи самого Хранителя.

Темный Лорд не может убить героя с помощью своего основного оружия — Браслета Власти. Более того, номерной меч экранирует героя от любого магического воздействия, и героя даже невозможно обнаружить с помощью магических средств слежения. Цель у героя одна — добраться живым до Темного Лорда и поставить его на нож.

Убить героя с помощью холодного оружия может кто угодно, ибо принадлежащий ему магический артефакт не обладает свойствами бронежилета. Поэтому в задачу Хранителя входит не только поиск самого героя, но и доставка его на место преступле… подвига.

Поскольку Темные Лорды тоже не идиоты, они стараются Хранителю всячески в этом помешать, и редко, какой Хранитель тащит героя навстречу подвигу в одиночку. Герой, видите ли, не должен быть один. Их должна быть целая толпа.

Обычно мобильная группа по истреблению злодеев насчитывает от пяти до пятнадцати человек, маги не отказались бы и от большего числа спутников, однако крупные вооруженные отряды привлекают к себе слишком много внимания. В спутники героя может попасть кто угодно, независимо от пола или расовой принадлежности, лишь бы он был полезен в походе или бою. К самому герою предъявляются более жесткие требования.

Он должен быть молод, силен и искусен в обращении с мечами, ведь именно ему предстоит финальная схватка. Он должен обладать приятной наружностью, ведь впоследствии его будут изображать на множестве картин и памятников.

У него должна быть незапятнанная репутация, ибо негодяй не должен войти в историю.

Еще он должен быть женат или, по крайней мере, морально устойчив, ибо на его примере будут воспитывать следующие поколения. Он не должен иметь дурных привычек, нежелательных родственников, не должен быть чрезмерно богат или титулован, чтобы не затруднять короне процесс осыпания героя милостями, и прочее, прочее, прочее.

В общем, когда очередной Хранитель объявляет о поисках героя, на собеседование является целая толпа, а пригодных к работе людей в ней, как и в любой толпе, считаные единицы. И именно из них Хранитель должен выбрать парня, из которого ему будет легче всего вылепить настоящего героя.

Четвертая сложность работы Хранителя заключается в том, что, даже когда поход закончен и мир в очередной раз спасен, его жизни все равно может угрожать опасность, если не от прихвостней убитого Лорда, сгорающих от жажды мести, то от всяческих психопатов, страдающих синдромом Герострата. Один из Хранителей был банально зарезан местечковым сумасшедшим во время торжественного выступления на площади, так что с тех пор Хранители избегают людных мест.

Машину мы бросили в лесу километрах в пяти от города и остальной путь проделали пешком. Что ни говори, а «порше» — слишком заметный летательный аппарат, и вычислить его в общем потоке машин очень легко.

Если у убойного отдела имелись ко мне вопросы после посещения моей квартиры, то уж после стычки на даче интерес к моей персоне со стороны правоохранительных органов должен был вырасти в разы. Вполне возможно, что я уже объявлен во всероссийский розыск и мои фотографии украшают все стенды «Их разыскивает милиция». Ибо теперь на меня можно повесить еще и убийство милиционера, ведь Вася, хоть он и был придурком и алкоголиком, все равно носил форму, и нож в его черепе явно не сойдет мне с рук.

Получалось, что у меня не было иного выбора, как отправиться в свой «родной» мир и сделаться его пугалом, однако и этот вариант мне активно не нравился.

По словам Палыча, на даче произошли следующие события.

Связка Хранитель — герой подобралась к калитке одновременно с Васей или чуть раньше. Пока мы беседовали с ныне покойным ментом, Хранитель окопался в кустах напротив моего участка, а герой, с мечом в руках, естественно, пытался подкрасться ко мне вдоль забора. Вася находился под частичным контролем мага, а посему этого передвижения заметить не мог.

Когда Палыч почувствовал опасность своим орочьим чутьем и вышел на крыльцо, Хранитель попытался атаковать меня, дабы отвлечь внимание от героя. Палыч говорит, что, даже если бы я не уклонялся от выпада, он все равно не смог бы причинить мне никакого вреда, ибо на моей руке был Браслет. И с помощью этого Браслета я мог бы размазать атаковавшего меня мага по стенке. Расчет Хранителя строился на том, что я, как злодей молодой и начинающий, еще не умею вовсю пользоваться Браслетом, а потому ответного удара не нанесу.

Палыч, которого такими детскими штучками не проймешь, реально оценил, что непосредственная опасность для моей драгоценной персоны исходит отнюдь не от клоуна в балахоне, которого я так и не увидел, а от парня с железкой, и своим эффектным броском топора сквозь забор вывел героя из игры. По словам Палыча, топор героя не прикончил, но вывел из строя, по крайней мере, на пару дней, пока Хранитель не залижет его раны.

Потеряв основную ударную силу, Хранитель впал в ярость, захватил безобидного алкаша Васю под свой полный контроль и натравил на меня. Возможно, он рассчитывал, что, пока мы будем барахтаться в траве, раненый герой доползет и ткнет меня мечом под ребро, а возможно, просто запаниковал. Палыч атаковал Хранителя, тот расплавил в полете один из его ножей, а потом, определив, что гамбит с Васей был проигрышным ходом, прихватил своего героя и свалил в неизвестном направлении с помощью магического портала.

А Палыч убил Васю, потому что, по его словам, после такого грубого вмешательства в его мозг он уже никогда не стал бы нормальным человеком. А психопатов, одержимых манией убийства, в этом мире и так полно.

Кроме того, и эта причина гораздо весомее, орки не оставляют за своей спиной живых врагов.

В общем, число трупов в нашей игре дошло до девяти, и не было никаких оснований предполагать, что на этом счет и закончится.

К вечеру мы устроились на привал в лесополосе в паре сотен метров от МКАД, я плюхнулся на траву и закурил сигарету, Палыч же просто бросил свою объемную сумку рядом и прислонился спиной к стволу.

— Куда дальше-то? — спросил я.

— Не знаю, — ответил Палыч. — Тебе решать.

— Может, к тебе?

— Нет, у меня тоже могут ждать, — сказал Палыч. — Думаю, что все места, где ты часто бывал раньше, сейчас под наблюдением.

— Значит, надо пойти туда, где я раньше не был, — сказал я. — Например, в Горы Скорби.

— Как хочешь, — пожал плечами Палыч.

— И ты не настаиваешь на этом варианте?

— Нет.

— Почему? Или ты не считаешь, что там мне будет безопаснее?

— Может, и будет. А может, и нет.

— Странно, — сказал я. — Граф спит и видит, как бы затащить меня туда.

— Нет смысла, — оптимистично сказал Палыч. — Рано или поздно ты сам туда попадешь.

— Даже так?

— Я не имею в виду, что ты в обязательном порядке сядешь на место твоего отца в Черной Цитадели, — сказал Палыч. — Но ты носишь Браслет, и снять его ты уже не сможешь до самой смерти. И рано или поздно либо Браслет, либо твое любопытство, либо что-то еще приведет тебя туда, где жили и умирали твои предки.

— Но не прямо сейчас?

Палыч снова пожал плечами. Плечи у него были широкие и бугристые.

— Я не только твой учитель, но и твой подданный, — сообщил он. — И не собираюсь оспаривать твои решения. Хочешь в Горы Скорби — я сделаю все, чтобы ты туда попал, не хочешь — буду всеми силами защищать тебя здесь.

— Граф считает, что данный вопрос принадлежит не к категории «хочешь — не хочешь», — заметил я, — а к категории «должен».

Третье пожатие.

— Граф — потомственный дворянин. У него свои представления о… обо всем. И его мировоззрение сильно отличается от мировоззрения любого другого живого существа. Но, — сказал Палыч, — граф предан твоему роду всем телом, ибо души у него нет. Просто… Он не видит за титулом человека, носящего Браслет, самого человека, и иногда это раздражает. Но он такой, какой есть. Нежить.

Да, в свете представленных доказательств трудно было не поверить всему, что мне рассказывали. Даже у психов, я думаю, не бывает таких четких, детально проработанных и последовательных галлюцинаций.

Мне активно навязывали роль, которая не могла мне понравиться и которую я не хотел играть. Причем навязывали прямо, в лоб, не пытаясь замаскировать настоящее положение дел или хоть как-то сгладить углы. Меня вынудили принять Браслет. Меня выжили из моей квартиры и с моей дачи, более того, поставили вне закона. Мне показали, что моя предыдущая жизнь была всего лишь прикрытием для того, что начиналось теперь. На пальцах объяснили, кто мне враг, а кто друг. Нарисовали всю картину. Только я в нее никак не вписывался и вписываться не хотел.

Идея власти над миром кажется абсурдной любому нормальному человеку, так что уж говорить о власти над миром, в котором я никогда не был. Я не желал такой власти и понятия не имел, как ее добиваться и что с ней делать потом. Меня вполне устраивала моя жизнь до вчерашнего утра. Только было чертовски похоже, что вернуться туда я уже не смогу.

Не дадут.

На игру Хранителей и Браслета, несмотря на то, что она успела коснуться и лично меня, я все равно смотрел как-то со стороны. Не мог мой жалкий мозг осознать все факты, и, хотя рассудок уже смирился с ними, подсознание упорно все отрицало. Не может быть, чтобы все это было правдой, говорило оно. Просто не может быть, потому что не может быть никогда.

Мы вошли в город пешком и остановились на ночлег в небольшой частной гостинице, где не надо было предъявлять документы, чтобы получить комнату. Первым делом Палыч запер дверь, а потом проверил вид из окна на предмет поиска альтернативных путей отхода. Номер располагался на втором этаже, и до земли было совсем недалеко. Под окном находилась клумба, так что падение будет довольно приятным. Не в пример приятнее того, что мне пришлось пережить не так давно.

Хотя я не испытывал особого аппетита, Палыч настоял на ужине, и мы перекусили на скорую руку приготовленными бутербродами. Потом он завалился в койку и захрапел нечеловеческим образом, а я налил в ванну воды, прихватил с собой пачку сигарет, пепельницу, бутылку пива и отправился размышлять.

Обсудив ситуацию еще в лесу, мы с Палычем пришли к единому мнению, что, прежде чем предпринимать какие-то шаги, следует дождаться возвращения графа и выслушать информацию, которую он может добыть.

Меня этот вариант устраивал как нельзя больше, потому что позволял оттянуть момент принятия каких бы то ни было решений на неопределенный срок. Неизвестно, когда граф вернется в этот мир и сколько времени у него уйдет на наш поиск. Правда, Палыч утверждал, что с этим у графа проблем не возникнет. Ориентирование на местности у вампиров в крови. Наверное, не одного туриста на этом съели.

Гадский граф объявился сразу после ужина. Но откладывать принятие ванны я не стал. Чего бы там ни накопал истинный вампир, мы с ним потом поговорим.

Во время одной из бесед с Палычем и графом я затронул вопрос эльфов. Меня интересовало лишь, существуют ли они на самом деле. Раз уже есть орки, то почему бы не быть и эльфам?

Ответ я получил развернутый.

Вкратце его можно озвучить так.

Эльфы есть. Эльфов никто не любит.

А потом пошли подробности.

Высшие вампиры не любят эльфов, потому что те практически несъедобны.

Орки не любят эльфов. Говорят, невкусные они. А может, просто готовить не умеют.

Люди не любят эльфов, и корни этой неприязни лежат очень глубоко.

Эльфы появились на материке гораздо раньше людей, которые приплыли из-за моря. Эльфы поголовно красавцы и красавицы, живут очень долго, людским болезням не подвержены, своих не имеют, весьма искусны во всем, чем бы ни занимались, и поэтому относятся к людям как к низшей расе.

Примерно так же, как люди относятся к оркам.

Люди эльфам завидуют.

Эльфы людей презирают.

Правда, людей больше, ибо они имеют способность размножаться со скоростью, которая Дивному Народу и не снилась. Эльфы, если можно так выразиться, берут качеством, а люди — количеством, и количество рано или поздно возьмет верх. Эльфы и так уже уступили человечеству львиную долю своих территорий.

И гномы есть. И тоже не любят эльфов — из-за полного несоответствия жизненных приоритетов, должно быть.

Эльфы — дети природы. Они любят леса, луга, небо, звезды и прочие цветочки-лютики, а гномы предпочитают зарываться под землю, дышать спертым воздухом пещер и испытывают агорафобию, выходя па поверхность. Отношения эльфов и гномов можно уподобить отношениям гринписовцев и шахтеров. Не любят и не понимают друг друга, но и особо не конфликтуют, потому что территориально почти не пересекаются.

Орки не любят эльфов… это я уже говорил.

Эльфы любят вмешиваться в чужие политические игры. Плести интриги — вот искусство, которое они довели до совершенства.

Они всегда хранят непроницаемые лица, и ты никогда не поймешь, что им надо от тебя на самом деле. Они используют остальные расы как пешки в своей многоходовке. И заботят Pix только собственные, им одним понятные интересы.

Собственно, а за что их таких любить?

На ванную комнату хозяин гостиницы не поскупился.

Конечно, это была все-таки ванна, а не джакузи, но в емкости довольно большого размера можно было заниматься сексом втроем. А чтобы было еще интереснее, хозяин сотворил зеркальный потолок.

После второго глотка пива на этом потолке появилась незнакомая мне рожа.

Хорошее пиво, подумал я.

Поскольку было не слишком разумно бить зеркальный потолок, находясь непосредственно под ним, а также было жалко пива и лень вылезать из теплой воды, я принялся рассматривать рожу. Она принадлежала неопределенного возраста холеному созданию с длинными волосами, сильно смахивающему на педераста. Одетый в бесформенный балахон, скрывающий фигуру, незваный посетитель сидел на деревянном стуле, росшем прямо из земли, и за спиной его был зеленый лес. Ну деревья там всякие, кустарники, травка… В общем, экологически чистая атмосфера.

— Граф, — позвал я и только дошел до буквы «ф», как вампир уже был на пороге ванной. — Вы тоже это видите? — спросил я, показывая на потолок.

Лица графа и слащавого создания одновременно исказили презрительные гримасы.

— Значит, видите, — сказал я. — Кто этот парень?

— Это Эдвин, — пояснил граф. — Владыка эльфов, Пресветлый Король.

— Ага, — сказал я. — А чего это он отражается в моем зеркале? Не первый раз, кстати.

— Так эльфы общаются на расстоянии, милорд, — сказал граф.

— Попахивает вуайеризмом, — заметил я.

— Отошли свою нежить. — И голос у Эдвина был как у педераста. — Нам надо поговорить.

— Граф, — сказал я, — как вы считаете, мне есть о чем разговаривать с этим хамом?

Граф пожал плечами:

— Сейчас вреда от этого не будет, милорд.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда оставьте нас.

Граф вышел.

Насколько прилично вести переговоры, будучи одетым исключительно в теплую воду? Я немного подумал и решил, что вполне. В конце концов, время и место выбрал не я.

Да и договаривающиеся персоны весьма своеобразные. Пресветлый Король эльфов и Темный Лорд, он же Повелитель Хаоса. Неужели мы не равны по положению?

Я глотнул еще пива и дружелюбно задал свой первый вопрос:

— Чего надо?

— Я давно хотел познакомиться с тобой, Кевин.

— Зови меня Костей, — сказал я.

— Меня ты уже знаешь, — сказал он. — Я — Эдвин.

— Уже знаю, — сказал я. — Поэтому и повторяю вопрос. Надо чего?

— Того же, чего и всем в нашем мире.

— Неужели тишины и покоя?

— Равновесия.

— Что ты под этим разумеешь? И при чем здесь я?

— Ты уже надел Браслет.

— Как я слышал, зрение эльфов всегда было вне конкуренции. Может, еще и уши покажешь? Говорят, они у вас заостренные.

— Ерничаешь, — констатировал Эдвин. — Зря. Я желаю тебе только добра.

— Весьма странная позиция, — сказал я. — Кто-нибудь еще о ней знает?

— Я тебе не нравлюсь?

— А должен?

— Если говорить откровенно, я от тебя тоже не в восторге, — заявил он. — Однако я тебя уважаю, как уважал всех твоих предков, и надеюсь на ответное уважение с твоей стороны.

— Допустим, — сказал я, — Чего ты от меня хочешь?

— Видишь ли, — сказал он, — в нашем мире действует множество сил, каждая из которых, будучи предоставлена самой себе, способна этот мир уничтожить. Поверь мне, когда я говорю «уничтожить», я не преувеличиваю. Наш мир просуществовал достаточно долго только потому, что все эти силы взаимодействуют между собой, противодействуют друг другу, и только в этом режиме достигается хрупкое равновесие. Если оно будет нарушено и одна из этих сил выйдет из системы, то мир полетит в тартарары.

— Что ты хочешь сказать?

— Долг каждого из нас — по мере сил и возможностей поддерживать систему на том месте, которое уготовила для нас судьба.

— Ты способен говорить прямо? Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я унаследовал семейный бизнес?

— Да, и как можно быстрее. Ты должен вернуться в Черную Цитадель и занять свое место.

— Я никому ничего не должен.

— Ты надел Браслет Власти и тем самым принял все права и обязательства, которые он налагает на своего обладателя. Прими мои поздравления.

— Не с чем.

— Ты не прав. Ты занял свое место в истории, возглавил один из полюсов, вокруг которых вращается жизнь нашего мира.

— Еще не занял.

— Не стоит обманывать себя, Кевин. Ты надел Браслет.

— Я… — Стоит ли сообщать ему, что надел побрякушку по неведению? Наверное, нет.

Я принялся рассматривать древесный трон, на котором восседал главный эльф. Искусная работа. Ножки, резные, витые, с всякими финтифлюшками, уходят прямо в землю. Наверное, при эльфийском короле есть придворный, в чьи обязанности входит полив королевского трона.

— Ты должен немедленно отправиться в Горы Скорби.

— Странно, но моя, как ты изволил выразиться, нежить советует мне то же самое. И при этом тоже употребляет слово «должен». А я никогда не был в вашем мире и вряд ли кому-то что-то там должен.

— Опасное заблуждение — думать таким образом, — сказал Эдвин. — Все мы — лишь сумма наших долгов и обязанностей, наложенных на нас еще до нашего рождения.

— Тебе не перед кем больше философствовать?

— Добро не может существовать без Зла, Свет не может существовать без Тьмы, сам Порядок невозможен, если рядом нет Хаоса. Это всего лишь части одного уравнения, и, если ты уберешь одну переменную, нарушится вся формула. Последствия этого могут быть непредсказуемыми. И весьма печальными.

— По-моему, это лажа.

— Испокон веков человеческие государства воюют между собой, и единственное, что хоть как-то удерживает их от тотального уничтожения, это их общий страх перед Империей Тьмы. Убери из этого уравнения Империю, и спустя всего несколько лет материк захлебнется в крови. Мы, эльфы, сохраняем нейтралитет, такова наша позиция и наш вклад в общее равновесие, но мы живем рядом с людьми, и, если будет большая война, она затронет и нас. He говоря уже о том, что в отсутствие Императора орки снова примутся резать друг друга и совершать набеги на соседние земли. Это будет мир Хаоса, Кевин.

— Костя, — поправил я, — Похоже на то, будто ты призываешь меня совершить ритуальное самоубийство из альтруистических побуждений. Едва я только объявлю себя Девятым Лордом, как моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

— Не заблуждайся, твоя жизнь не стоит ломаного гроша уже сейчас, — сказал он. — Хранители сидят у тебя на хвосте, и они последуют за тобой, куда бы ты ни отправился. Единственное место, где ты сможешь чувствовать себя в относительной безопасности в окружении своих преданных слуг, — Черная Цитадель.

— Черная Цитадель лежит в руинах, — напомнил я. — И она стала кладбищем моего рода. Вряд ли это можно назвать безопасным местом.

— То, что было разрушено с помощью магии, может быть с ее помощью и восстановлено.

— А оно мне надо?

— Оказывая услугу самому себе, ты окажешь услугу нашему миру, и как можно более скорое принятие титула — это твой долг.

Как можно отказать, когда такие лю… личности просят? Вот так.

— Нет.

— Нет?

— Нет. НЕТ!

— Ты не можешь отказаться. Твой рок тебя все равно найдет.

— Тогда зачем весь этот разговор?

— Я просто хочу облегчить року его поиски, — сказал Эдвин. — Кстати, ты знаешь, что на твой след вышел Грегор?

— Кто такой Грегор?

— Спросишь у своего ручного вампира, — сказал Эдвин. — Думаю, тебе вряд ли понравится ответ.

— Это все, что ты хотел мне сообщить? Или дальше меня стращать будешь?

— Мы еще увидимся, — сказал Эдвин.

— Не дай бог, — сказал я.

— Кто такой Грегор? — спросил я.

— От кого вы слышали это имя, милорд?

— От субъекта, который назвал вас «моим ручным вампиром», граф.

— Грегор — это вариант «два в одном», Костя, — сказал Палыч. — Он одновременно является и Хранителем Седьмого меча, и его героем. Единственный из магов, кто умеет владеть холодным оружием не хуже профессионального убийцы. Очень опасный человек. Что конкретно ты о нем слышал?

— Что он идет по моему следу.

— На даче был не он, — сказал Палыч. — Значит, теперь Хранителей в этом мире уже двое.

— Насколько опасен Грегор? — спросил я.

— Представь себе человека, который оттачивал навыки владения мечом несколько сотен лет, — сказал Палыч. — И, кроме того, он может сам себе обеспечить магическую поддержку.

— Час от часу становится веселее, — сказал я.

— Что еще говорил Эдвин, милорд?

— Примерно то же, что и вы, граф. О долге, равновесии, системе противовесов и прочей чепухе. Настаивает, чтобы я принял титул и бразды правления как можно раньше.

— Подумайте, милорд, если одно и то же вам советуют с совершенно разных сторон, то это, скорее всего, правильный совет.

— Не давите на меня, граф. Что вы узнали в вашем мире?

— Только то, что вы уже знаете. Хранителям известно ваше местонахождение, и они отправились сюда, чтобы убить вас. Те, что напали на вас на даче, — это Гилиган, Хранитель Третьего меча, и Бен, его герой. Не самая опасная пара, и они еще не привыкли к этому миру, так что вам повезло. Но когда вместо них сюда придет Грегор, У нас начнутся настоящие неприятности, милорд.

— Вы опять давите.

— Это не я давлю, милорд, а обстоятельства.

ГЛАВА 5

Проснулся я от прикосновения графа к моему плечу. Истинный вампир нависал над моей постелью с весьма озабоченным выражением лица.

— Крови хотите? — поинтересовался я.

— Не время шутить, милорд, — сказал он. — Одевайтесь.

— Что стряслось?

— Опасность рядом.

— Грегор?

— Скорее всего.

Палыч был уже одет и полностью готов к бою. В одной руке он сжимал тяжелый кинжал, в другой — тот самый топор. Интересно, и куда это мы ночью с таким арсеналом пойдем? До ближайшего милиционера?

А мои спутники явно были настроены куда-то идти. Они уже успели собрать свои немногочисленные пожитки, распахнуть окно и подпереть дверь диваном.

После первых двух происшествий я уже ничему не удивлялся, потому молча оделся, спрятал под куртку выданный мне Палычем кинжал и шагнул к окну.

Дверь вынесло, как будто взрывом, хотя иных звуков, кроме треска дерева, я не услышал. Взрывной или еще какой волной диван протащило по полу и впечатало в стену. Окно перед моим носом захлопнулось с такой силой, что стекла задребезжали. Старенькие штапики не выдержали ударной нагрузки, и одно из стекол вывалилось из рамы и, как в дрянном кино, разбилось о мою голову, осыпав меня осколками.

На пороге номера стоял Грегор.

Он не был похож на мага, по крайней мере, на мага в моем понимании этого слова.

И на героя он тоже не был похож, несмотря на то что держал в правой руке меч.

В левой руке он держал шаровую молнию.

У меня было лишь несколько секунд на то, чтобы его рассмотреть, и он напомнил мне типичного представителя крестьянства. Среднего роста, плотного телосложения, с некрасивым и грубым лицом. Одет он был в дешевый коричневый однобортный костюм на голое тело и кроссовки китайского происхождения, волосы на голове топорщились во все стороны. Комбайнер Вася Пупкин встает с большого бодуна.

Шаровую молнию Грегор подарил Палычу. Орк взмахнул рукой, отправив кинжал в смертоносный полет, и в этот момент сгусток голубоватой субстанции ударил его в грудь. Тело орка выгнулось дугой, словно под действием электрошока, и по нему побежали искорки разрядов.

Грегор отбил бросок движением меча, и изменивший траекторию движения кинжал вонзился в стену. В тот же миг Палыч рухнул на ковер.

Граф исчез с того места, где он стоял, возник рядом со мной, обнимая меня, словно партнера в диком танце, и одним резким движением выбросил меня в окно. И опять сделал это сквозь стекло. Сгруппироваться я не успел исключительно от неожиданности, поэтому больно ударился об асфальт ладонями и коленями.

Чертыхнувшись, я поднялся на ноги и бросил взгляд в окно покинутого мною номера. Оттуда доносились повизгивания соприкасающейся на больших скоростях стали и виделись вспышки голубого цвета. Рассудив, что ничем не могу помочь графу, да и не слишком беспокоюсь о безопасности истинного вампира, я предпринял единственное, что казалось мне разумным на тот момент времени: удрал.

Утро застало меня в Измайловском парке. Я сидел на скамейке, курил и раздумывал… нет, не о грустном будущем. О печальном настоящем.

Итак, квартира, дача и прочие места, где я часто бывал в моем родном городе, были для меня небезопасны. По поводу произошедшего меня наверняка разыскивает милиция, жаждущая задать вопросы относительно некоего числа жмуриков, в последнее время имеющих обыкновение скапливаться вокруг моей персоны. Граф и Палыч, единственные люди, которые не совсем люди, представляющие, что происходит на самом деле и способные оказать поддержку, скорее всего, мертвы. А по моему следу идут убийцы. И, судя по легкости, с какой они меня каждый раз находят, мое физическое устранение — это только вопрос времени.

Я огляделся по сторонам. Никого.

Для шести часов утра это нормально. Люди просыпаются в такой час отнюдь не для того, чтобы гулять по паркам. Разве что собаку вывести. Но я находился в глубине парка, куда собачники не забираются. Так что никто, кроме Грегора, не должен нарушить моего уединения, по крайней мере, часов до десяти утра.

Интересно только, каким образом Хранители меня находят и с какой скоростью они могут передвигаться по незнакомому им мегаполису. Допустим, они способны отслеживать испускаемые Браслетом флюиды в магическом диапазоне. Эта мысль звучит бредово, но, похоже, что вся моя жизнь оказалась настоящим бредом. Что я могу предпринять по поводу этих флюидов?

Ничего. Снять Браслет не представляется возможным, а как заблокировать исходящее от него излучение и существует ли это излучение вообще, я не знал.

Значит, все упирается в скорость передвижения. Если, например, я буду целый день раскатывать на метро, Хранитель сможет меня засечь, но сможет ли он меня догнать?

Даже если не сможет, это тоже не выход. Во-первых, метро закрывается в час ночи, а во-вторых, не могу же я кататься на нем всю жизнь.

Тогда что делать? Обратиться за помощью? К кому? Графа и Палыча нет, остальные, даже если и примут мой рассказ серьезно и не сдадут меня в психушку, вряд ли смогут помочь. Кто в нашем мире может остановить настоящего боевого мага, если словосочетание «настоящий боевой маг» встречается исключительно на страницах романов в жанре фэнтези?

Интересно, а можно ли Хранителя элементарно застрелить или пули от него отскакивают? Жаль, что у меня нет пистолета, чтобы сие предположение проверить.

Вообще, не очень честно получается. Грегор — маг, а я — нет. У Грегора есть меч, чтобы меня зарезать, а что у меня? Кинжал, который дал мне Палыч и который оставил мне синяки на ребрах по время прыжка из окна.

С кинжалом против меча много не нафехтуешь.

Эдик работал в автосервисе.

Конечно, автосервисом сие заведение можно было назвать только с большой натяжкой. Два смежных гаража в обычном гаражном кооперативе и рекламный щит на дороге, главной частью которого служила красная стрелка, указывающая направление.

Клиентов было немного, в основном соседи по гаражу. Зато и расходы небольшие — аренду платить не надо, зарплату тоже, ибо работал он один. Сколько заработаю, все мое, говорил Эдик.

Не знаю, сколько он зарабатывал, но ездил на «порше». Собственно, мы и познакомились с ним в клубе любителей спортивных автомобилей.

Эдик хвастался, что может отремонтировать любой автомобиль. Не знаю, не проверял, свой я ремонтировал в фирменном сервисе.

Сколько я к Эдику ни заезжал, очереди клиентов к его гаражам никогда не было.

Еще Эдик хвастался, что может достать все что угодно. И если это правда, то, наверное, именно так он и зарабатывает деньги на содержание «порше». За «все что угодно» обычно хорошо платят.

На место своей работы он приперся часов в одиннадцать. К этому времени я уже с полчаса подпирал двери гаража, а на земле рядом со мной валялись три свежих окурка.

— Кастет! — радостно заорал Эдик при виде меня. — Какими судьбами? Где твоя тачила?

— В лесу, — сказал я.

— Сломался? Эвакуатор вызывал? Буксир нужен?

Неужели он на самом деле думает, что, если бы у меня сломалась машина, я обратился бы за помощью к нему?

— Давай зайдем внутрь, — сказал я. — Поговорить надо.

Он отпер двери, и мы вошли.

Гараж был здоровый, хоть вертолет паркуй. У правой стеньг стоял Эдиков «порше», левая была занята верстаками, на которых в полном беспорядке был разбросан инструмент, перемежавшийся с отслужившими свое запчастями.

Эдик с размаху плюхнул свою барсетку на верстак, извлек из нее пачку сигарет, закурил, открыл отделение здоровенного металлического шкафа, стоявшего в углу, и включил в розетку обнаружившийся внутри электрический чайник.

— Какие проблемы? — спросил он, разлив по кружкам кипяток и бросив в каждую по чайному пакетику. — Кофе не пьем, извини. Сахара сколько?

— Пол-ложки.

— Чудненько. — Ложка застучала по стенкам кружек. — Так что стряслось?

— Я к тебе не по автомобильному поводу, — сказал я.

— Тогда чего тебе надо?

— Ствол есть?

— В смысле?

— В смысле пистолет. Оружие.

— Ты шутишь?

— Ты же говорил, что можешь достать все.

— Могу. Я и хотел сказать, что ты шутишь, потому что ствол у меня есть.

— Чистый?

— Детективов насмотрелся? — Эдик отхлебнул чаю. — Тебе, вообще, зачем? В киллеры решил податься?

— Типа того. Так у тебя есть?

— На какую сумму вы рассчитываете, молодой человек?

— Так у тебя их несколько?

— Несколько — это не то слово, — сказал Эдик. — На любой вкус. Начиная с «вальтера» времен Великой Отечественной и заканчивая «береттой» или «глоком». Все по деньгам.

— И где ты такой арсенал держишь?

— В надежном месте.

— А что у тебя есть прямо сейчас?

— Ты имеешь в виду — здесь?

— Да.

— Дай подумать, — сказал он. — «Макаров» есть, правда, неизвестного происхождения. Это баксов шестьсот. За штуку могу предложить «стечкина».

— Что самое лучшее?

— «Глок» есть. И три обоймы патронов к нему.

— Сколько?

Он назвал сумму.

— Дорого.

— Дорого? Ты с ума сошел? Ты знаешь, сколько вообще «глок» стоит?

— Сделаем так. Ты дашь мне «глок» с тремя обоймами, а я назову тебе то место в лесу, где стоит мой «порше». И с этого момента ты можешь сделать с ним все что угодно.

— А документы?

— Только техпаспорт. Доверенность писать времени нет.

— Доверенность я сам напишу. Но… что-то тут не так. Конечно, для меня сделка хорошая, но ведь «глок» «порта» не стоит.

— У меня проблемы, — сказал я. — И срочно нужен ствол. А «порше» по-любому засвечен, сразу предупреждаю. Лучше на запчасти его разбери.

— Ты кого-то грохнул?

— Пока нет.

— Ладно, жди.

Эдик вышел в соседний гараж, некоторое время оттуда доносился металлический лязг и глухой стук, потом все стихло и Эдик вернулся, держа в руках пистолет и три обоймы.

— Все рабочее, — сообщил он, выкладывая арсенал на верстак передо мной. — Но я все равно чувствую, что должен тебе. Может, ребятам позвонить, чтоб стрелку кому надо забили?

Я представил себе стрелку между боевым магом из иного мира и местной братвой. Смешно.

Сунув пистолет за пояс по соседству с кинжалом и рассовав по карманам запасные обоймы, я зашел в ближайший гипермаркет и в салоне сотовой связи купил себе недорогой телефон, уже подключенный к сети и с деньгами на счете. Потом зашел в кафе и позавтракал.

Еда и пистолет несколько подняли мне настроение. Но оно снова упало после первого же звонка по новому телефону.

— Алло. — Мужской голос. Сколько я не встречался с Ириной? Около двух недель. Неужели за это время она успела меня забыть? Обидно, но в свете последних событий не смертельно. Потерю подруги я способен пережить. А вот потерю жизни…

— Будьте добры, пригласите Ирину к телефону.

— А кто ее спрашивает?

— Знакомый.

— Как вас зовут, знакомый?

— Извините, а вы сами кто?

— Я — капитан Петров. Подъезжайте, поговорим.

— А что случилось? — спросил я, хотя каким-то образом уже знал что. Чувствовал.

— Подъезжайте, поговорим, — отрезал капитан Петров и положил трубку.

А я еще хотел на дачу к ней напроситься. У нее хорошая дача километрах в ста от города. Место глухое, идеальное, чтобы устроить засаду на Грегора.

Проклятье!

Наташе я позвонил просто так. Чтобы удостовериться, что с ней все нормально. В ее квартире трубку так никто и не снял. Не успев решить, хорошо это или плохо, я позвонил Светлане на мобильный. Телефон был отключен или находился вне зоны действия сети.

Стас преподавал философию в МГУ, и все его знакомые были безмерно благодарны ему за то, что в разговорах с ними он избегал цитировать Канта и Шопенгауэра.

Было ему лет тридцать пять, он жил в центре Москвы в доставшейся от родителей квартире, ездил на работу на мотоцикле и каждый учебный год заводил себе новую любовницу из числа выпускниц.

Вроде бы он должен был служить примером для своих студентов, но использовать его в подобном качестве можно было, только повесив ему на грудь табличку «Не делай, как я». Отловить его дома до полуночи было вообще нереально, так что я устроил ему засаду на кафедре философии.

Стас ворвался в аудиторию вместе со звонком, возвещающим о начале очередной пары, и толпой студентов.

Увидев меня, сидящего за его столом, он изменился в лице, мигом посерьезнел, махнул рукой, призывая следовать за ним, сообщил студентам, что они могут начинать без него и пусть пока чего-нибудь почитают, и пулей вылетел в коридор. Там я его и догнал.

— Ты чего творишь, Костик? — спросил он, озираясь по сторонам.

— А чего я творю?

— Ты в курсе, что тебя менты ищут? Ко мне уже приходили.

— Сюда?

— Домой.

— Петров?

— Кто Петров?

— Приходил капитан Петров?

— Нет, блин, майор Соловец. Откуда я знаю? Я что, фамилию каждого мента запоминать должен? Ты чего сделал, а?

— А они о чем спрашивали?

— Ага, — сказал Стас, немного успокоившись. — Значит, твоя криминальная деятельность насчитывает уже несколько эпизодов.

— Стасик, хватит шутить.

— Какие шутки, — сказал он. — В твоей квартире нашли два трупа. Причем мне рассказали, что ты их не только убил, но еще и сотворил с ними нечто противоестественное. Ты их что, домогался?

— Это все?

— А ты не знаешь, что нет? Третьего жмурика у тебя на даче откопали. Мента, между прочим.

— Оперативно работают.

— А то, — сказал Стас. — Маньяка в активной стадии надо нейтрализовать как можно быстрее. А то быть беде.

— Чего еще спрашивали?

— Спрашивали, как я думаю, мог ли ты всех троих ухлопать.

— И что ты сказал?

— Сказал, что мог бы. В принципе. Я ж знаю о твоей физической подготовке и тренировках этих твоих странных. И помню, как в прошлом году на шашлыках ты ножи на спор кидал.

— Спасибо большое, Стасик.

— Не за что, Костик. Я им еще сказал, для того чтобы тебя до такого состояния довести, постараться нужно. Ты ж спокойный, как удав. Кстати, я чисто из академического интереса спрашиваю — это ты их?

— Нет. Просто фатальное стечение обстоятельств. Я тебе потом все объясню.

— Вот уж жду — не дождусь, — сказал Стас. — Ты от меня чего хотел-то?

— Слушай, у тебя Наташа сегодня на лекции была?

— Твоя подружка из второй группы? Черненькая такая?

— Ага.

— Нет, не была.

— Черт, — сказал я. — Стас, если ты ее увидишь — а ты постарайся ее сегодня увидеть, домой съезди, если что, я адрес дам, — ты скажи ей, чтобы она на время из города уехала. Ладно?

— По причине?

— Придумай какую-нибудь сам, ты же философ.

— Ладно, — сказал Стас. — Может, у меня пару дней перекантуешься? Ко мне ведь уже приходили, шанс, что нагрянут вторично, минимален.

— Ты серьезно?

— А то.

— Спасибо тебе большое, — искренне сказал я. — Но не могу. Видишь ли, наша доблестная милиция на данный момент не главная из моих проблем.

— О как, — сказал он, — А вы круто начинаете, молодой человек.

— А то, — сказал я. — В общем, найди Наташу, ладно?

— Найду, — пообещал Стас. — Ты, если что, имей меня в виду.

— Угу.

— Ладно, удачи. У тебя жизнь интересная, понимаю, жмурики, менты, девушки… А у меня — студенты и лекции. И все, понимаешь ли, без меня не могут.

— Пока, Стасик.

— Угу. — Кивнул он и побежал к своим студентам и лекциям.

Я принял решение взять тайм-аут и спрятался от Хранителей под землей. Пусть ищут меня в Московском метрополитене, где и приезжие из других городов часами плутают, что уж говорить о пришельцах из другого мира.

Особых иллюзий по поводу своего будущего, в смысле что оно у меня будет, я не испытывал. Даже если мне каким-то чудом и удастся отвертеться от проблем с нашей родной милицией, которая готова повесить на меня трех покойников, и я могу ее в этом стремлении понять, то уж Хранители мне точно жизни не дадут. Они уже предприняли три попытки прервать мой жизненный путь, и каждая следующая была обставлена серьезнее предыдущей.

Может, следовало согласиться с графом и сесть на трон Черной Цитадели сразу после первого предложения?

С другой стороны, нет большой разницы, где тебя убьют. Судьба предложила мне две дороги, и обе они вели в тупик. Ненавижу такие ситуации.

Хотя подождите. О каких двух дорогах идет речь?

Граф мертв — конечно, если это слово можно употреблять, когда речь идет о вампирах. Палыч тоже мертв, да и даже если бы он был жив, он все равно ни черта не понимает в магии и не сможет переправить меня в мой «родной» мир. Браслетом, какой бы могущественный он ни был, я пользоваться не умею, да и учиться нет никакого желания.

Значит, вариант один — оставаться здесь, отстреливать приходящих по мою душу Хранителей оптом и в розницу, при этом ухитриться не загреметь в милицию или психушку.

Задача нарисовалась интересная. Она мне сразу поправилась.

Задача явно была для психа. А что может быть лучше, чем псих?

Правильно, два психа.

Сотовые под землей не работают. По этой причине я выбрался из метро в районе Арбата и сразу же набрал номер самого отъявленного психа из числа моих знакомых.

— Внимательно, — сообщил мне голос психа после девятого звонка.

— Это Костя.

— А это Вася. В смысле Петя. То есть Серега. Что за тема?

— Поговорить.

— В смысле «выпить — поговорить» или «просто поговорить»?

— Просто поговорить.

— Это хорошо. А то с выпивкой я завязал.

— Ты дома?

— Да. В смысле нет. Я на даче.

— Я подскочу?

— Да. Подожди. Я не на своей даче. — Не удивляйтесь, он всегда так по телефону разговаривает. Язык обгоняет мысль.

— А на чьей? — Если кроме Серега там есть кто-то еще, это облом.

— Так, у барыги одного, — сказал Серега. — Пиши адрес.

— Вас там много?

— Тут вообще никого нет, — сказал Серега.

Если называть вещи своими именами, то это была не дача. Это был домик в деревне. Маленький такой домик о двух этажах общей площадью около двухсот пятидесяти квадратных метров. Кирпичная громада скалой возвышалась над морем невысоких деревянных построек, и найти дорогу по указанным Серегой ориентирам оказалось несложно.

Серега был самым странным человеком из всех, кого я когда-либо знал, — правда, до того, как в мою жизнь самым бесцеремонным образом вломился Браслет Власти и связанные с ним неприятности.

С ним меня познакомил наш общий приятель Гоша, с которым, в свою очередь, я познакомился в клубе любителей «порше». «Порше» у Гоши был антикварный, семьдесят какого-то года выпуска, но в отличном состоянии, а сам Гоша был высококлассным хакером, компьютерным убийцей. Ну а Серега…

Одно только слово — писатель.

А вот другое слово — спецназовец. Пусть и бывший, но Серега утверждает, что бывших спецназовцев не бывает.

Серега. Взбалмошный и непредсказуемый, вечный задира, бабник и скандалист, любитель выпить и подраться, всегда режущий правду-матку в глаза и в своих книгах практически уже зарезавший ее совсем. В его жизни многое зависело от настроения, и он был полон противоречий. Костолом, пишущий книги, любитель быстрой езды, владеющий убитыми «жигулями», он регулярно ходил на выборы, не пропуская ни одной кампании, и всегда голосовал одинаково — против всех. Ему часто говорили, что в таком случае нет никакого смысла отмечаться на избирательном участке, потому что его голос ни на что не влияет, и все равно кого-нибудь да выберут, на что он отвечал, что выполняет гражданский долг и выражает свою точку зрения.

Зато Серега всегда мыслил категориями войны, еще даже до того, как попал в армию и угодил в Чечню. Жизнь для него была одним большим полем боя, а большинство людей — врагами, начиная с самого детства. Школьные учителя — враги, они хотят подловить тебя и влепить плохую оценку; если им это удалось, ты проиграл, но если ты получаешь «пять», ты выигрываешь. Издатели — враги, они не хотят печатать твои книги, если тебе удалось пропихнуть хоть одну, ты выиграл. Читатели — самые злейшие враги, победить их можно только одним способом — заставить купить твою книгу, используя при этом все приемы и средства — яркую обложку, шокирующее название, намеки на скандальное содержание и пр. Гаишники — враги, удалось обойтись без штрафа — победа! Чеченские боевики и наемники, сидящие в своих горах и нападающие исподтишка, тоже были врагами, но Серега утверждал, что их победить было легче всего. В них можно было стрелять.

Более того, Серега считал врагом самого себя и вел сам с собой постоянную борьбу. Выпил чуть меньше, спал чуть меньше, выкурил чуть меньше, поработал чуть больше, сделал зарядку — каждый день маленькая победа или крупное поражение.

Изредка в бесконечной войне наступало затишье, бывали перемирия, привалы, появлялись союзники или новая категория врага. Серега понимал, что в конечном итоге свою войну проигрывает каждый и все кладбища для него были братскими могилами, но никак не мог избавиться от своей не слишком логичной жизненной концепции.

Вывод: если вы псих и вам срочно нужен союзник, страдающий тем же маниакальным психозом в той же степени, что и вы, лучше этого парня вам не найти.

Калитка была открыта.

Серега сидел на четырехсоткилограммовом бетонном кольце, пил пиво «Миллер» по полтора доллара за бутылку, курил «Мальборо» и лениво отмахивался от комаров. На нем были дырявые джинсы, футболка непонятного цвета и драные кроссовки, и он был с ног до головы заляпан глиной. Я, конечно, слышал, что творческие люди могут искать свою музу в разных местах, но на моей памяти еще никто не искал ее под землей.

По улице бродили дачники. Как правило, компаниями не меньше трех человек, иногда встречались парочки, а совсем редко — одиночки. Одиночки — это те, кто идет за «Клинским». «Клинского» в местном магазинчике должно быть навалом. А вот где Серега взял «Миллера», это большой вопрос. Наверное, привез с собой.

— Здравствуй, Костя, — меланхолично сказал Серега. — Рад тебя видеть.

— Здравствуй и ты, — сказал я. — Только вот что-то радости на твоем лице я не вижу.

— Прости, — сказал он. — Я все пытаюсь думать о чем-то приятном и возвышенном, но мысли в голову лезут какие-то подземные.

— И не только мысли, судя по твоему виду. Ты чем тут занимаешься?

— Септиком.

— Это новый вид сексуальных извращений?

— Типа того. Пива хочешь?

— Нет.

— Это хорошо. А то всего две бутылки осталось. Зато минералки полно. Хочешь минералки?

— Хочу.

— На веранде стоит холодильник.

Холодная минералка — это хорошо. Конечно, холодное пиво было бы куда приятнее, но я предпочитал быть трезвым. Неизвестно, когда Грегор в следующий раз заявится.

— Ты тут что-то роешь? — спросил я.

— Потрясающая наблюдательность, — сказал Серега. — Ты знаешь, сколько существует разновидностей такого, казалось бы, примитивного инструмента, как лопата? Есть лопата штыковая, лопата совковая, лопатка саперная, есть лопата для уборки снега, наконец…

— Эк тебя плющит, — сказал я. — Так чего роешь-то?

— Септик.

— Слушай, я и в первый раз так услышал. А это что?

— Ты не знаешь, что такое септик? — спросил он.

— Не знаю.

— Считай, что тебе повезло.

— Слово какое-то нерусское. Септик. Это как-то связано с антисептиками?

— Ага. Септик против антисептика. Септик, друг мой Костя, это — большая яма в земле.

— Зачем?

— Фиг знает, — сказал Серега. — Слушай, давай не будем об этом. Я на прошлой неделе тоже ничего о септиках не знал и был от этого совершенно счастлив. Теперь я могу читать лекции на тему канализации, чего я, кстати, сегодня и сделал, завоевав уважение всех соседей, но довольным жизнью меня теперь не назовешь.

— Ты эти кольца, что ли, закапываешь?

— Ага.

— Они же тяжеленные. Неужели в одну рожу?

— Нет, — сказал Серега, — В две. Теоретически мы тут вдвоем работаем — я и сосед. Но он только кольца опускать помогает и землю выкидывать. А вниз не лезет, говорит, у него на глубине голова кружится.

— Типичный приступ клаустрофобии.

— Черта с два. Типичный приступ алкоголизма.

— Ничего, один покопаешь. Тебе полезно.

— Кто тебе сказал? — насторожился Серега.

— Хемингуэй, — сказал я. — Говорил, что лучшим занятием для писателя, когда он не пишет, является тяжелый физический труд.

— Хемингуэй жрал круассаны в Париже, любовался корридой в Испании и стрелял львов в Африке, — сказал Серега. — Кроме того, старина Хэм не копал септиков и пустил себе пулю в голову в солнечном Ки-Уэст, штат Флорида.

— Еще он говорил, что лучшей жизненной школой для писателя является тяжелое детство.

— Тут мне повезло.

— Так зачем ты роешь?

— За деньги.

— А как же твои авторские гонорары?

Серега вздохнул.

— Они имеют нехорошее свойство заканчиваться. А чувство голода никогда не уходит насовсем.

— Писателям так мало платят? — ужаснулся я.

— Смотря каким, — сказал Серега. — Хотя вам, потомственному олигарху, нас, бедную творческую интеллигенцию, никогда не понять.

— Опять все пропил?

— Нет, — гордо сказал Серега. — Не все. Большую часть проиграл в казино.

— Орел.

— А то, — сказал Серега. — Кстати, а ты хотел чего-нибудь или просто меня проведать приехал?

— Хотел, — сказал я. — Не знаю, как бы тебе это объяснить, но… Короче, история долгая. Может быть, в дом зайдем?

— Давай, — согласился Серега, спрыгивая с кольца. — Посидим, о делах наших скорбных покалякаем.

Одно дело, когда ты участвуешь в чем-то непонятном, невероятном, во что очень трудно поверить. Поскольку ты во всем этом участвуешь сам, то рано или поздно тебя либо увезут в психушку, либо ты найдешь происходящему какое-то логичное объяснение. Ну пусть даже не слишком логичное. Главное, что оно тебя удовлетворяет.

И совсем другое дело, когда ты эту историю рассказываешь человеку, в ней не участвующему. Например, Сереге.

Мы сидели на кухне, где посреди грязной посуды, пустых упаковок быстрорастворимой лапши, бутылок пива, сигаретных пачек, дрелей, перфораторов и шуруповертов стоял новенький Серегин ноутбук, и я смотрел на лицо писателя-землекопа. Оно было непроницаемо, никаких эмоций не выражало и только и делало, что курило во всю ивановскую.

— Это прямо сюжет для романа, — высказался Серега когда я закончил свой рассказ решением обратиться к нему за помощью. — Ты продашь мне идею или выступишь на литературном поприще собственноручно?

— Ты мне веришь? — спросил я.

— Нет, — сказал Серега.

— Почему? — спросил я. — Ты же писатель, человек с развитым воображением и безграничным полетом фантазии.

— Сюжет слишком дешевый, — сказал Серега. — Типичное городское фэнтези с совершенно типичным для этого вида литературы изобилием заглавных букв. А также вампиры, орки, эльфы, герои с мечами и прочие магические побрякушки.

— Значит, не веришь?

— Нет.

— Ты думаешь, что я псих?

— Нет.

— А если я не псих и ты не веришь в то, что я тебе рассказал, то что ты вообще об этом думаешь? — спросил я. — У тебя же должно быть какое-то свое объяснение моему рассказу.

— Должно, — сказал Серега. — Но нету. Что ты от меня хочешь? Чтобы я вскочил на коня, схватил шашку и побежал рубать направо-налево воинов Тьмы?

— Воинов Света, — поправил я. — Единственный выживший в этой ситуации представитель Тьмы сидит перед тобой.

— Уже можно рубить? — спросил Серега.

— Руби, — сказал я. — Только должен предупредить, что без наличия специального снаряжения занятие это беспонтовое.

— Костя, — сказал Серега, — ты мне друг. Я не буду говорить громких и банальных слов, потому что обычно я ими пишу, но ты мне друг. Так скажи мне, друг, ты хочешь, чтобы я для тебя кого-то убил? Я убью. Только дай мне достойный мотив. Дай мне нормальное основание.

— Ты думаешь, я тебя разыгрываю?

— А что, это не так?

— Понятно, — сказал я.

Наверное, были и более разумные способы, чтобы его убедить, но в тот момент я их не видел.

Я взял со стола кухонный нож, проверил пальцем остроту его лезвия и, признав ее удовлетворительной, воткнул нож себе в живот.

Предварительно расстегнув рубашку и тщательно прицелившись.

Надо сказать, испытывая при этом не самые приятные чувства. А вдруг на этот раз магия не сработает, и я окажусь самым экстравагантным исполнителем харакири на текущей педеле?

Серега было дернулся ко мне, но замер на полпути, и челюсть у него отвисла. Впрочем, стоит отдать представителю землекопающей интеллигенции должное — челюсть быстро вернулась на место, а Серега сбавил обороты и подошел ко мне вполне спокойной походкой. И снова с полным безразличием на лице.

Он потрогал деревянную ручку ножа двумя пальцами, почесал в затылке и вернулся на свой стул.

— Больной, у вас в организме избыток тяжелых металлов, — сказал он, — Вас это каким-то образом беспокоит?

— Видите ли, доктор, на самом деле я не больной, — сказал я. — На самом деле, я — Бэтмен.

— И когда, вы говорите, по вашу душу явится Джек Николсон?

— С минуты на минуту, — сказал я.

Теперь я понимаю, что с моей стороны это был эгоизм чистой воды. Люди вокруг меня в последнее время и так не страдали особо продолжительными сроками жизни, даже те, которых я толком и не знал, а я еще втянув в это дело своего друга.

Я не пытаюсь оправдываться. Оправдываться сейчас уже слишком поздно.

Но после того как Серега залез в подвал дома и вылез оттуда с обрезом охотничьего ружья, показав серьезность своих намерений, я извинился перед ним. Я сказал, что жалею о своем визите сюда, ибо он может оказаться смертельно опасным. Я сказал, что готов покинуть дачу в любой момент, и даже попытался это сделать.

Серега хладнокровно направил обрез мне в спину и пообещал испортить куртку, если я сделаю хотя бы шаг за забор. Черт с ней, с курткой, но рубашка стоила двести долларов и очень мне нравилась, так что я решил остаться.

ГЛАВА 6

— Как ты надыбал себе такую работенку? — спросил я, после того как мы обсудили мои проблемы и перешли к его.

— Агент посоветовал.

— У тебя есть агент по рытью канализации? — удивился я.

— Нет, мой литературный агент. Этот тип, владелец дома, он ее знакомый. В смысле знакомый агента. У меня агент — женщина. А он — ее знакомый. И большой поклонник моего творчества, как она говорит. И ему дико льстит, что канализацию ему копает не кто-нибудь, а широко известный в узких кругах бумагомаратель.

За все время моего знакомства с Серегой я не помню ни одного случая, чтобы он назвал себя писателем. Он не любит говорить только на две темы: о своей службе в Чечне и о том, что он изливает на бумагу.

Я читал одну его книгу. Мне не понравилось.

Слишком эклектично.

— Сколько платят за рытье колодцев и траншей?

— Ты не поверишь, — сказал он. — Столько же, сколько за роман в двадцать авторских листов. Только канализацию можно вырыть за неделю, а на роман уходит от трех месяцев до полугода. Думаю, что ради своего кобелька мне стоит переквалифицироваться в землекопы.

— Бол-Литра много потеряет, — сказал я.

— Не льсти мне, — сказал Серега. — То, чем я занимаюсь, — это не Бол-Литра. Так, забава.

Мы сидели на втором этаже. Место выбрал Серега. Он сказал, что отсюда обзор лучше и сектор обстрела, следовательно, тоже.

«Глок» он у меня отобрал, заявив, что это оружие профессионалов. А мне, чайнику, и двустволка с дробью пойдет.

— Проясним диспозицию, — сказал Серега. — В окно эта фигня, я имею в виду колдун этот с ножиком, влететь может?

Окно было примерно полтора на полтора, импортный пластиковый стеклопакет, забранный солидной на вид решеткой.

— Фиг знает, — сказал я.

— Тогда будем исходить из того, что оно пойдет по лестнице, — сказал Серега. — Сядь за люком и жди. Как только увидишь башку, стреляй. Дробь — это, конечно, не разрывные, но в упор ее получить никому не пожелаю.

Дом был в недостроенном состоянии. И если на первом этаже еще можно было более-менее сносно существовать, то на втором работы еще не начинались. Имелся в наличии только черный пол, из которого торчали балки перекрытия.

— Как я понимаю, самое опасное для тебя — это ножик. Поэтому держись на расстоянии, чтобы он тебя мечом достать не мог. Если мы вдруг выясним, что пули этого воина добра не имут, буду работать врукопашную. Если увидишь, что можешь помочь, — помогай. Если нет — просто не лезь.

— Ты знаешь, я вообще-то врукопашную тоже могу.

— Знаю, видел. Поэтому и говорю, чтобы не лез.

— Обижаешь.

— Нет, — сказал Серега. — Ты здоровый как лось, не спорю. И драться умеешь. В честной схватке ты меня уложишь, может быть. Хулиганов раскидаешь, если на улице пристанут. Но… Скажи мне, Костя, ты когда-нибудь кого-нибудь убивал?

— Нет.

— А я убивал, — сказал Серега. — Поэтому доверься профессионалу.

— Скажи мне, профессионал, что ты будешь делать, если оно все-таки влетит в окно? Или просочится сквозь дымоход, подобно заграничному Деду Морозу?

— Буду импровизировать, — сказал Серега. — И тебе тоже советую.

— Уж полночь близится, а Грегора все нет, — сказал Серега, зевая. — Если он до утра не придет, завтра ты мне поможешь копать, понял?

— Если такое случится, ты будешь первым эксплуататором Властелинов Тьмы, — сказал я. — Как это должно льстить твоему самолюбию!

— С тех пор как я дал автограф бомжу, который нашел мою книгу на помойке и опознал меня по фотографии, моему самолюбию польстить уже невозможно, — сказал Серега. — Знаешь, я думаю, надо затащить сюда раскладушку и спать по очереди. А то к утру мы будем просто никакие, и нас можно будет брать голыми руками.

— Разумная идея, — согласился я, — Чья очередь первая?

— Моя, — сказал Серега. — Ибо что-то мне подсказывает, что в ближайшее время ты все равно не заснешь.

Человек привыкает ко всему. Даже к постоянному чувству опасности. К трем часам ночи я настолько вымотался от ожидания и так хотел спать, что меня действительно можно было брать голыми руками.

Словно почувствовав исходящие от меня флюиды, Серега проснулся, отобрал у меня обрез, спустился на кухню, заварил себе кофе и отправил меня спать. Чувствую, рыть мне завтра этот чертов септик.

Я проснулся посреди сожженной деревни. К счастью, это была не та деревня, где стоял двухэтажный кирпичный особняк и рыл канализацию склонный к азартным играм и спиртным напиткам писатель.

Деревня была небольшая, домов двадцать. Точнее, двадцать черных, обуглившихся остовов, над которыми курился слабый дымок. В воздухе пахло гарью и подгоревшим мясом.

Я посмотрел на небо, затянутое облаками. Внимательно огляделся вокруг. Ни души. Одна только надежда, что я еще сплю.

— Нравится? — спросили из-за спины.

Я резко обернулся. Мгновением раньше сзади никого не было, а теперь там стоял тип в черном балахоне. Лицо его скрывал капюшон.

— Очень нравится, — сказал я. — Кто тут поработал над дизайном?

— Ты.

— Что-то я ничего подобного не припомню.

— Это картинка из твоего недалекого будущего.

— Круто, — восхитился я. — А ты кто?

— Ты можешь удивиться, но я — это ты в недалеком будущем.

— Устал я удивляться, — сказал я. — И что тебе, то есть мне, от меня надо? Тоже уговаривать будешь?

— Не дождешься, — сказал он. То есть я. То есть он-я. Короче, фиг знает кто.

— А чего тогда ты мне снишься?

— Это ты мне снишься, — сказал он.

— Так ты спишь?

— Естественно. Я же не могу видеть сны наяву.

— Я тоже сплю.

— Значит, мы оба спим и снимся друг другу. Классно!

— Слушай, а что ты в прикиде таком странном ходить?

— Не знаю, — сказал он. — В первый раз такой вижу.

— Или ты прячешь от меня мое же лицо? У меня там что, ожоги дикие? Или еще что-нибудь в том же роде?

— Насколько я помню, нет. — Он поднял руки, немного повозился со шнурком и откинул капюшон назад.

Действительно, я в не столь отдаленном будущем. Ни седины в волосах, ни морщин на лице, ни особой мудрости в глазах. Я и я, только лет на несколько постарше.

— Чего хотел-то? — спросил я.

— Ничего, — сказал он. — Не предпринимал никаких усилий, чтобы ты мне приснился. Это, знаешь ли, как-то само собой вышло.

— И как там, в будущем? — спросил я. — Хреново?

— А как в прошлом? — спросил он. — Насколько я помню, тоже не очень сладко.

— Не говори, — согласился я. — Хотя нет, говори. Расскажи, как ты из всего этого выполз и чем дело кончилось.

— А оно не кончилось, — сказал он. — Честно говоря, я тебе ничего посоветовать не могу. Видишь ли, я — это совсем необязательно ты.

— Минуту назад ты утверждал обратное, — сказал я. — И лица у нас похожи.

— Я — это один из возможных вариантов тебя, — сказал он. — Потому что, насколько я помню, мне в прошлом такие сны, как тебе сейчас, не снились. Следовательно, ты можешь сделать что-то, чего не сделал я, и станешь не мной, а кем-то еще.

— Ты меня совсем запутал.

— Ну извини. Вообще, ситуация у тебя препаршивая. Граф давит?

— Уже нет.

— Не слушай графа, — сказал он. — Он — хороший слуга и советник, но что касается фатализма, тут его просто заносит. Он говорит, что выбора у тебя нет, правильно?

— Было такое.

— Он не прав. Выбор есть, только очень уж поганый, на данный момент у тебя есть два варианта развития событий и оба они ведут в тупик. В одном варианте ты остаешься на Земле и тебя рано или поздно убивают. В другом варианте ты возвращаешься в мир, в котором был рожден, и тебя тоже убивают — правда, значительно позже.

— А есть такой вариант, в котором меня не убивают?

— Есть, — сказал он. — Но не думаю, что его можно осуществить на практике.

— Хотя бы намекни.

— Намекаю, — сказал он. — Ты возвращаешься в свой родной мир и учиняешь с ним вот это. — Он обвел рукой то, что осталось от деревни. — Тогда тебя уж точно никто не тронет. Некому будет.

— Ты пошел по этому пути?

— Нет, — сказал он. — Пока нет. Но я раздумываю.

— Понятно, — сказал я.

— Ни хрена тебе не понятно, — сказал он. — Вопрос не в том, что я думаю, как это можно сделать. Варианты существуют. Вопрос в том, стоит ли. И вправе ли я.

— Я вижу, ты еще не стал Сауроном до конца, — сказал я. — Тот вопросами не терзался. Кольцо на палец, и в бой.

— Завидую я Саурону, — сказал он. — Всех проблем — два хоббита и волшебник с меняющимся окрасом. Тут у меня Хранителей гораздо больше.

— Сочувствую, — сказал я.

— Себе посочувствуй.

— Здоров ты спать, — сказал Серега, когда я свесил ноги с раскладушки и придал своему телу вертикальное положение. — Знаешь, который теперь час?

— Который?

— Половина одиннадцатого.

— Так рано же.

— Это у вас в городе рано, — сказал коренной москвич. — А у нас в деревне утро начинается с рассветом.

— Так ты уже роешь, что ли?

— Я не рою, — сказал он. — Потому что охраняю твой сон. И вообще, ты мне помочь обещал.

— И ты с трех ночи не спишь?

— Спецназ на посту не спит, — сказал он.

— Все время тут сидел?

— Отлучался пару раз выпить кофе или вернуть его природе, — сказал Серега. — Но в общем и целом был здесь. А кстати, троих Хранителей я похоронил под забором.

— Не забыл помочиться на их могилы?

— За кого ты меня принимаешь? — возмутился Серега. — За варвара, что ли? Конечно, не забыл.

Погода, как назло, была прекрасная, воздух прогрелся до приятной телу температуры, солнце вовсю светило с небосклона, в поле зрения не было ни облачка, короче, погода располагала к строительным работам.

Сразу после завтрака мы пошли копать. Серега успел упрятать в землю три кольца, так что предстояло работать на глубине больше трех метров. Мой хитрый приятель сказал, что если он будет внизу, то не сможет качественно обеспечить мою защиту, а если внизу буду я, то ни один Хранитель меня под землей даже с собаками не найдет. А еще он сказал, что в моем положении к земле надо привыкать.

У Сереги оказался запасной комплект рабочей одежды, только без обуви. Пришлось лезть в своей.

Серега выдал мне саперную лопатку, ибо с другой под землей просто не развернуться, по той же причине заменил обрез обратно на «глок», похлопал меня по плечу и заявил, что Родина меня не забудет.

Мы засунули в будущий септик лестницу, я спустился, после чего Серега лестницу вытащил, взамен скинув мне ведро на веревке.

В основе своей септик — это тот же колодец. Технология рытья септика очень проста. Вы берете бетонное кольцо, ставите его на землю, лезете внутрь и копаете до тех пор, пока кольцо не уйдет под землю целиком. Тогда вы ставите на него следующее кольцо и продолжаете копать.

Ну потом вы все это дело бетонируете, перфорируете, вставляете трубы, роете траншеи, но это уже не так интересно. Самый кайф, сказал Серега, это закапывать кольца. Чувствуешь себя полным хоббитом.

Я копал и насыпал землю в ведро, Серега вытягивал ведро и высыпал из него землю, и так продолжалось ровно до тех пор, пока не пришел Грегор.

— Упс, — сказал Серега и уронил пустое ведро мне на голову. Ну почти на голову. Оно только чиркнуло меня по плечу и плюхнулось на землю.

Я посмотрел вверх. Со дна был виден только круглый кусочек голубого неба. Серега в поле зрения отсутствовал. Я бросил лопату и достал пистолет.

— Здорово, бомжара, — услышал я Серегин голос. — Какими судьбами здесь?

— Прочь с дороги, смерд, — прорычал в ответ Грегор.

Ласковые волшебники водятся в моем родном мире!

Я не видел, что происходит наверху, но отчетливо представлял, как Серега задирает руку и нюхает у себя под мышкой.

— Да, попахивает, — сказал он. — Но у меня есть на то уважительная причина. Я, между прочим, работаю.

На этом диалог прервался дуплетом из обреза, сдавленным хрипом и матерным ругательством. Ругался Серега, хрипел Грегор.

Неужели Серега его достал? Тогда чего он ругается?

А если промазал, то чего Грегор хрипит?

Черт побери. Хотелось бы мне сейчас быть наверху.

Серега выругался вторично, на этот раз громче и задиристее. Одновременно с этим я услышал характерный звук вытаскиваемого из ножен меча.

Свист рассекаемого воздуха.

Грегор присел на край торчавшего из земли четвертого кольца и посмотрел вниз. А я, соответственно, посмотрел вверх. И взгляды наши встретились.

— Под землей от меня не спрятаться, — сообщил Грегор. — По крайней мере, ты залез недостаточно глубоко.

Я выстрелил в него трижды. Он даже глазом не моргнул, когда три дорогие немецкие пули зависли в воздухе в десятке сантиметров от его лица.

— Добро пожаловать в реальный мир, Нео, — сказал я. — А ты изменился, постарел…

— Сейчас я спущу тебе лестницу, — сказал он. — Ты вылезешь наружу, и я тебя зарублю. Быстро, качественно и безболезненно. Как тебе такой вариант?

— А почему он должен мне понравиться?

— Потому что тогда я не буду резать твоего приятеля, который лежит рядом в оглушенном состоянии. Пока в оглушенном.

— Ты взываешь к совести Темного Лорда?

— Не надо мне этой демагогии, — сказал Грегор. — Ты думаешь, я был счастлив, когда Совет Магов поручил мне эту работу? Ты думаешь, мне нравится триста с лишним лет таскаться по миру, не расставаясь с этой железякой?

— Сейчас заплачу, — сказал я. — Как же тебе тяжело. Хотелось бы и мне прожить триста лет, а потом пожаловаться на жизнь. Дашь мне такую возможность?

Лицо Грегора исчезло, а на меня посыпалась земля, немного, только с самого края. Это Грегор лестницу спускает.

— Вылезай.

— Лучше уж вы к нам, — сказал я.

Когда Грегор перегнулся через край колодца, я увидел продырявленный и залитый кровью пиджак. Значит, Серега все-таки попал.

Лестница воткнулась в землю рядом с моей ногой. Затем Грегор сделал шаг назад от края и застыл с вытянутым в руке мечом. Я из колодца видел только меч. Некоторое мгновение он парил на фоне неба, становясь все ближе и ближе по мере того, как я поднимался по вестнице, а затем вдруг дернулся и полетел ко мне. Не острием полетел, а почему-то плашмя.

Вслед за мечом в колодец полетел Грегор. Третьим предметом, который принял участие в падении, был Серега. Видать, не сильно его оглушило.

Колодец был около метра в диаметре, и, даже стоя на лестнице, мне удалось разминуться с одним из нумерованных клинков. Зато с магом мы не разминулись. Он снес меня с хилой деревянной лестницы, словно я был хижиной на склоне горы, а он — лавиной, мы рухнули на землю, причем его голова воткнулась мне в живот, а сверху на нас сверзился еще и Серега.

Грегор охнул. Даже не удивляясь, почему у меня до сих пор не сломан позвоночник, я двинул его в челюсть. Это было все, на что я был способен, — ведь я лежал на самом дне, а на мне ворочались сто пятьдесят килограммов живого веса.

Серега был в самой выигрышной позиции, сверху, и использовал свое преимущество напропалую, лупя Грегора всем, чем только мог. То есть руками и ногами. Полный бардак.

Маг, оказавшийся начинкой нашего сэндвича, неловко барахтался и пытался нащупать свой меч, который лежал где-то подо мной. Поскольку все мы не могли причинить друг другу каких-либо серьезных, не говоря уже летальных, повреждений, сие барахтанье на дне канализационного колодца могло продолжаться довольно долго, если бы Серегина рука не наткнулась на саперную лопатку.

Я слышал, что десантники используют остро наточенные саперные лопатки как оружие. Но не ожидал, что сей тривиальный инструмент, только что вонзавшийся в глину, может вонзиться и в человеческую спину.

Грегор взвыл. Серега нащупал почву под ногами, исхитрился встать во весь рост, подхватил мага под мышки, избавляя меня от его тяжести, и впечатал в стенку кольца, профессиональным жестом заломил ему руку за спину и сломал. По крайней мере, хруст был весьма впечатляющим.

— Наверх! — рявкнул Серега, и я буквально взлетел по лестнице.

Вслед за мной из-под земли выбрался Серега, измазанный грязью и кровью, но живой.

Грегор ворочался на дне.

Не сговариваясь, мы с Серегой схватили ломы, всунули их в монтажные отверстия кольца, дожидавшегося своей очереди в паре метров от септика, и закатили его поверх колодца. Теперь для того, чтобы выбраться, магу без всякого рычага придется сдвинуть с места четыреста килограммов. Не уверен только, что это его остановит.

— Ты меч не прихватил? — спросил Серега, когда мы закончили работу.

— Нет, — сказал я.

— Ну и черт с ним. Валим отсюда.

Взяли нас на пикете ДПС.

Банально и просто, как говорил классик советского кино, «усе было без шума и пыли».

Остановили для проверки документов, в этом не было ничего необычного, машина у Сереги старая и останавливают его часто на предмет проверки талончика техосмотра.

Когда доблестный лейтенант убедился, что талончик на месте, страховка уплачена и остальные документы тоже в порядке, он обратил свое внимание на пассажира. То есть на меня.

— Документы есть?

— Конечно.

— Предъявите.

Я сунул ему паспорт.

Конечно, я в розыске. Но сколько народу находится в розыске каждый день? Сотни и сотни. Какова вероятность, что из нескольких сотен данных лейтенант запомнил именно мои?

— Пожалуйста, выйдите из машины.

— А в чем дело?

— Выйдите из машины. — Голос звенит, рука на кобуре.

От здания поста идут еще двое с автоматами. Вроде бы и не сюда идут, но автоматы в подозрительной близости от пальцев, и стволы смотрят в пашу сторону.

Рядом с пикетом стоят три машины с мигалками. Значит, народу тут сейчас полно.

Серега мнется у капота.

За руль прыгнуть он не успеет. Это хорошо. Во-первых, его организм не так устойчив к чужеродным металлам, как мой, во-вторых, из-за меня у него уже и так куча неприятностей. Например, боевой маг, сидящий в колодце на даче у поклонника Серегиного творчества.

Я открыл дверцу машины, но только для того, чтобы в образовавшуюся щель пнуть лейтенанта в живот. Лейтенант этого не ожидал, поэтому в момент складывания тела пополам на лице появилось удивленное выражение.

Я хлопнул дверцей, перескочил за руль, крикнул Сереге, чтобы убрался с дороги и попытался завести машину.

Меня сгубила нелюбовь к отечественному производителю. В то время как я шарил под рулем правой рукой, тщетно пытаясь найти замок зажигания, замок преспокойненько находился слева и молчал. А когда я его нашел, автоматчики уже стреляли по колесам, кто-то бил причалом стекло, потом им же бил меня по голове и вытаскивал из машины.

Меня повалили на асфальт. Я не чувствовал боли, когда ботинки впечатывались в мои ребра, спасибо Браслету. Но благодаря ему же я все никак не желал терять сознания, а доблестные сотрудники милиции расцепили мое поведение как вызов своему профессионализму и старались вовсю. Меня дубасили уже не для острастки, а в полную силу.

Сознание я все-таки потерял. А отсюда мораль — какой бы ты ни был весь из себя Бэтмен, хорошему удару ногой тебе все равно противопоставить нечего.

ГЛАВА 7

Следователя звали Виктором. Он сам сказал: «Зовите меня Виктором», а фамилию не назвал. И звание тоже.

Он был молодой, лет тридцати, и чем-то напоминал капитана Ларина из первых «ментов».

Комната для допросов была маленькая, выкрашенная в казенный зеленый цвет, с забранным решеткой небольшим окном. Стол, два стула, один из которых был привинчен к полу, — вот и вся обстановка.

На столе перед Виктором лежали папка с бумагами, пачка «Золотой Явы» и дешевая китайская зажигалка. И еще стояла пепельница.

— Ну что ж, Константин, — сказал он. — У меня накопилось к вам большое количество вопросов, и у нас впереди очень много времени, чтобы найти ответы.

— Все следователи по телевизору так говорят, — сказал я.

— Сотрудники ДПС, задержавшие вас, в своем рапорте указали, что вы пытались сопротивляться при аресте.

— Чисто символически, — сказал я.

— Они указали, что приняли адекватные меры по задержанию. Я знаю, что в таком случае означает термин «адекватные меры», но по вашему лицу не скажешь, что их к вам применяли.

— На мне все заживает как на собаке.

— Вы подадите на них жалобу?

— За что?

— Значит, не подадите, — сказал он, раскрывая папку и доставая бланк допроса. — Тогда начнем. Назовите ваше имя, отчество, фамилию, дату и место рождения.

Я назвал.

— В вашей квартире были обнаружены два трупа. Они находились в ванной комнате. Что вы можете показать по этому эпизоду?

— Я их не знаю.

— Тогда за что вы их убили?

— Я их не убивал, — сказал я. — Я что, похож на идиота? Убивать двоих здоровенных парней у себя дома? Зачем?

— Это я у вас спрашиваю зачем?

— Есть доказательства, что я их убил?

— Кроме того, что трупы найдены в вашей квартире?

— Да.

— При убитых нашли холодное оружие, на лезвии которого присутствовали следы крови. Это ваша кровь? Это была самооборона?

— Найдите на мне хоть одну рану, — сказал я. — Или проведите генетическую экспертизу. Я их не убивал.

— Обоим сломали шейные позвонки, — сказал Виктор. — Сделавший это должен обладать огромной физической силой. Вы — очень спортивный молодой человек и занимаетесь силовыми единоборствами.

— Это косвенные улики, — сказал я. — Много спортивных людей занимаются силовыми единоборствами.

— Значит, вы утверждаете, что вы их не убивали?

— Да.

— Тогда как вы объясните наличие трупов в своей квартире?

— Никак, — сказал я. — Объяснять наличие трупов где-либо — это ваша работа. Я вышел из дома за сигаретами, вернулся, а в ванной два трупа.

— И никаких следов взлома?

— Да.

— Вы знаете, что в тот же день были убиты сотрудники частного охранного предприятия, работающего с вашим жилым комплексом?

— Нет.

— Почему вы не вызвали милицию, когда нашли трупы своей ванной?

— Испугался, — сказал я. — Запаниковал. Сел в машину и поехал куда глаза глядят, чтобы немного успокоиться.

— Успокоились?

— Отчасти.

— Но милицию все равно не вызвали.

— Наверное, запамятовал.

— Крайне странное поведение, — заметил Виктор. — Странное и подозрительное. Домой вы больше не возвращались. Куда вы поехали?

— На дачу.

— Сколько вы там пробыли?

— Сутки, — сказал я. — Может, чуть больше.

— К вам приезжали гости?

— Да.

Деревня, она деревня и есть. От соседей ни за какими заборами не скроешься. Интересно, а что они успели увидеть из нашей схватки с Хранителями, во время которой погиб Вася?

— Сколько человек?

— Двое.

— Кто они?

— Просто мои знакомые.

— А имена у ваших знакомых есть?

— Есть, только зачем я их палить буду? Кто знает, что вы на них навешаете.

— А мне не надо ничего ни на кого, как вы выражаетесь, вешать, — сказал Виктор. — Во время вашего пребывания на даче вы видели местного участкового сержанта Куропаткина?

Вот, значит, какая у Васи фамилия.

— Нет.

— Когда вы покинули дачу?

— На следующий день после приезда.

— Как вы можете объяснить тот факт, что на вашей даче был обнаружен труп сержанта Куропаткина?

Изумление налицо.

— Васю убили?

— Вы знаете, Константин, у вас не та позиция, чтобы строить из себя святую невинность.

— А какая для этого нужна позиция?

— Ладно, проехали, — сказал Виктор.

Он достал из ящика стола бутылку минералки, свинтил пробку и основательно приложился к горлышку. Напившись, он не стал предлагать воду мне и убрал ее обратно в стол.

— Что вы можете показать по поводу своего тренера?

— Тренера?

— Некоего субъекта, которого вы называете «Палыч».

— Что именно вы хотите знать?

— Все, — сказал Виктор. — Точнее, хоть что-нибудь. Все ваши знакомые, которых мы опрашивали, могут только назвать это отчество и приблизительно описать внешность. Дом, в котором он жил, он снимал за наличный расчет по устному договору. Среди его вещей мы не нашли ничего, что могло бы удостоверить его личность. Ни паспорта, ни водительских прав, ни карточки пенсионного страхования — ничего.

— А почему вы говорите о нем в прошлом времени? — спросил я. — Он что, умер?

— Он пропал, — сказал Виктор. — В последний раз его видели у вас на даче. Соседи опознали его по словесному портрету. Может быть, подскажете, где нам его искать? Или хотя бы его труп.

— На что вы намекаете?

— Я ни на что не намекаю, — сказал Виктор. — Просто мне кажется, что он замешан в этом деле и принимал участие как минимум в убийстве сержанта Куропаткина. А потом… Кто знает. Может быть, вы решили избавиться от сообщника.

— Дайте мне мотив для того, чтобы я убил сержанта Куропаткина, — попросил я. — Зачем бы мне понадобилось убивать Васю?

— У меня есть несколько предположений, — сказал Виктор. — Во-первых, когда вы были на даче, вы уже не могли не знать, что у милиции к вам есть несколько вопросов. Вы нервничали. И когда к вам зашел сержант Куропаткин, вы запаниковали.

— Запаниковал настолько, чтобы убить?

— А во-вторых, я могу предположить, что вы просто маньяк и визит участкового пришелся на время вашей активной фазы.

— Я похож на маньяка?

— Я видел много маньяков, из которых примерно половина была на маньяков непохожа. Хорошо, одним из ваших гостей на даче был Палыч. Кто был второй?

— Граф Дракула.

— Очень хорошо. — Виктор закурил. — Граф так граф. Скажите, Константин, вы знакомы с гражданкой Петровской Ириной Владимировной?

— Да.

Следователь решил зайти с другого бока. Неужели он хочет повесить на меня и это тоже?

— Насколько хорошо вы с ней знакомы?

— Мы были друзьями.

— Только друзьями?

— Периодически мы занимались сексом, если вы именно это хотите знать. К чему ваши вопросы?

— Гражданка Петровская была убита два дня назад. И не пытайтесь изображать удивление, у вас это плохо получается.

Я не был удивлен. После того звонка, когда трубку в Ирининой квартире взял мент, я был практически уверен, что Ирина мертва.

— Как ее убили?

— Ножом в сердце. Убийца сработал профессионально, как хирург.

Молчу. Интересно, а они докопаются до моих приемных родителей? Будем надеяться, что нет. Потому что могу представить, какую картину они нарисуют в противном случае. Молодой человек, рано осиротевший и попавший под дурное влияние своего тренера, имеющего темное и явно криминальное прошлое, вдруг узнает, что его родители живы и просто бросили его на произвол судьбы. Он слетает с нарезки, убивает родителей, а потом начинает крушить все вокруг себя. Чистый Фрейд.

— С гражданкой Игуменовой Натальей Васильевной вы тоже периодически занимались сексом? — спросил Виктор.

У меня предательски закололо сердце.

— Она…

— Убита ударом ножа в сердце, — сказал Виктор. — Точным и очень профессиональным. Кстати, на этот раз вам удалось изобразить изумление гораздо лучше. Или вы в самом деле удивлены?

— Удивлен.

— Может быть, даже огорчены?

— Весьма.

— И вы хотите сказать, что вы их не убивали?

— Нет. В смысле не убивал.

— Тогда скажите, кто их убил и за что?

— А почему вы думаете, что я должен знать ответ?

— Игуменова и Петровская жили в разных частях города, учились в разных институтах, вращались в разных кругах и не подозревали о существовании друг друга. Единственное, что связывало их между собой, — это молодой человек, с которым обе периодически занимались сексом. Вы. И обе они были убиты ударами одного и того же ножа, нанесенными одной и той же рукой. Вы до сих пор думаете, что вы здесь ни при чем?

— Я даже не знаю, что и думать, — сказал я.

— Подумайте о Борисовой Светлане Анатольевне и ее муже, Борисове Владимире Львовиче, префекте Юго-Западного округа Москвы. Вчера ночью их обнаружили мертвыми в подъезде собственного дома. Угадайте, как они были убиты? Точно, ударами в сердце. Шума борьбы и криков о помощи никто не слышал, из чего можно сделать вывод, что убийца был им знаком.

— Я не был знаком с префектом.

— Зато вы очень хорошо знали его жену, — сказал Виктор. — Судя по записям в ее телефонной книжке и показаниям ее подруг.

— Не слишком ли много народу я убил всего за пару дней?

— Вот и я так думаю, — сказал Виктор. — Скажите, а водителя, который подобрал вас на дороге и вез в Москву, вы тоже собирались убить?

Молодец Серега! Вовремя сориентировался и сделал правильный ход. Понимая, что ничем не сможет мне помочь супротив родной милиции, решил дистанцироваться от меня. Только бы они не узнали, что мы были с ним знакомы и раньше. А то вдруг парня в соучастники запишут.

— Конечно, — сказал я. — Собирался убить в целях ограбления и похищения его офигительно дорогой машины. А труп собирался расчленить и спрятать в лесу.

— Не смешно, — сказал Виктор.

— Не спорю. И не смеюсь.

— Значит, вы отказываетесь сотрудничать со следствием?

— Следствие и без моего сотрудничества старается навесить на меня все нераскрытые в Москве и области убийства.

— Если вы ни в чем не виноваты, то почему вы от нас так старательно бегали? Почему не пришли в милицию после того, как нашли трупы у себя в ванной?

— Потому что телевизор регулярно смотрю. Если бы я даже сам к вам пришел, я для вас все равно лучший подозреваемый. Могу я закурить?

— Курите.

После первой затяжки у меня несколько прояснилось в мозгах, и я решил играть в открытую. Если у меня нет никаких шансов выйти отсюда отбеленным от всех подозрений, то надо постараться извлечь из своего пребывания в кутузке как можно больше пользы.

— Скажите, Виктор, а вы смотрели «Терминатора»? — спросил я. — Первую серию.

— При чем здесь «Терминатор»? — спросил он. — Вы что, хотите сказать, что прибыли из будущего, чтобы убить мать еще не рожденного, но очень для кого-то важного ребенка? Но там убивали по телефонной книге, мы почему-то принялись за своих знакомых.

— Я имел в виду другой эпизод, — сказал я. — Помните, Сара Коннор сидит в полицейском участке, и ее тоже в чем-то там обвиняют? Вокруг ходит куча вооруженных до зубов полицейских, а она все равно не чувствует себя в безопасности. А потом появляется настоящий виновник всех бедствий и убивает полицейских.

— Я не понял, — следователь демонстративно поднял брови, — что вы хотите сказать? Вы мне угрожаете?

— Нет, что вы. Я просто хотел узнать, достаточно ли хорошо меня охраняют. Видите ли, вполне может иметь место сходная ситуация.

— За вами кто-то охотится?

— Да.

— Кто же?

— Боевой маг из параллельного измерения.

— Вы пытаетесь закосить под сумасшедшего? — поинтересовался Виктор. — И добиться проведения медицинского освидетельствования? Или вы надо мной просто издеваетесь?

— Какой вариант вам больше по вкусу?

Камера была выкрашена в тот же цвет, что и комната для допросов, только она была в два раза меньше. Вместо стола и стула имели место нары и очко. И совсем небольшое оконце под самым потолком, стекло в котором было настолько мутным, что окно скорее смотрелось как часть стены.

Меня держали в одиночке. Наверное, считали слишком опасным, чтобы селить с обычными зэками. Еще бы, столько убийств всего за три дня. И тот факт, что я никого не убивал, их абсолютно не интересовал.

Я не испытывал особых угрызений совести по поводу гибели явившихся ко мне несостоявшихся убийц, но смерть девушек и участкового Васи была целиком на моей совести.

Что хорошо в любой тюрьме — делать там абсолютно нечего, и за неимением других занятий вы можете посветить все свое время размышлениям.

То, что эпопея последних дней закончилась арестом, было вполне логично и особого удивления не вызывало. То, что Серегу, скорее всего, уже отпустили и если и били, то несильно, было хорошо. Все остальное было плохо.

Моему легальному положению на свободе явно пришел конец. И выйти из тюрьмы я могу только двумя способами — либо вперед ногами после отсидки срока, либо прорыв подкоп или выдолбив стену заныканной от обеда вилкой.

Был еще третий вариант — выйти в качестве полноценного Темного Лорда, но для этого надо было научиться пользоваться Браслетом. А он не предпринимал никаких попыток к сотрудничеству.

Кто-то убил трех женщин, с которыми я был близок последнее время. Наверное, это кто-нибудь из Хранителей, хотя их мотив остается для меня загадкой. С другой стороны, если не Хранители, то кто еще? На данный момент они были наиболее активной и склонной к агрессии стороной.

Грегор вряд ли до сих пор сидит в колодце. Интересно, хватит ли у него мозгов вломиться в полную охранников тюрьму или он предпримет какие-то другие шаги?

Что бы такое мне сотворить? За последние дни мне уже надоело исполнять роль дичи.

Мой будущий двойник, приснившийся мне накануне, сообщил варианты моего будущего, но, признаться, мне не нравился ни один. Умереть здесь, умереть там или сделать так, чтобы там мне никто не мог противостоять… Этот третий путь вел через перевалы трупов и болота крови. Варианта, чтобы меня оставили в покое, в сценарии не предусматривалось.

Нашел бы сценариста — шею бы ему свернул.

Стемнело.

В коридоре послышались шаги, за дверью пару раз лязгнули чем-то металлическим.

Интересно, это уже Грегор?

Вряд ли. Шума было бы больше.

В двери камеры открылось раздаточное окошко.

— Эй, ты!

Нет, не Грегор. Всего лишь местный вертухай.

— Подойди сюда.

Обзор сквозь окошко был ограниченный, но мне удалось рассмотреть двух парней в форме.

— Правую руку в окно просунь.

— Зачем?

— Или ты просовываешь правую руку в окно, — произнес второй охранник, — или мы сейчас открываем дверь и входим. Но ты об этом сильно пожалеешь.

Вот интересно, подумал я, кто из нас о чем пожалеет, если они сюда войдут? Но поскольку других развлечений на вечер не намечалось, я высунул руку в коридор.

— Следователь, который тебя допрашивал, сказал, что с тебя не все цацки поснимали, — сообщил охранник. — Ты что, — металлист?

— Это уже лет пятнадцать как неактуально, — сказал я.

— Снимай браслетик.

— Не могу. Застежку заклинило.

— Шутник. — Охранник схватил мою руку и попытался стянуть с нее Браслет. Потом стал дергать застежку. Потом трижды выругался матом и еще раз попытался стянуть.

— Не снимается? — спросил его напарник.

— Я же говорю, застежку заклинило.

— Снимай по-хорошему, — сказал охранник. — Если завтра на допросе следователь опять эту штуку увидит, будут проблемы.

— У меня или у вас?

— Коля, хорош с ним цацкаться. Не хочет сам снимать не надо. Пошли за ножовкой.

— И болгарку с собой прихватите, — посоветовал я.

Окошко захлопнулось, я еле успел руку отдернуть.

Ну вернутся они с ножовкой или даже с болгаркой, как я им посоветовал, и что дальше? Попытаются распилить Браслет, чтобы снять его с моей руки. Если верить графу, распилить Браслет невозможно.

Что потом? Удастся ли мне вывести их из себя настолько, чтобы они попытались отпилить мне руку? Вряд ли. Не звери же они, на самом деле.

А было бы неплохо.

Убедившись в бесплодности своих попыток по отпиливанию моей руки, они загремят в психушку. А я, как научный феномен, попаду в сферу, интересов какой-нибудь жутко засекреченной военной лаборатории, где меня будут пытаться расчленить всякими научными способами. Военные лаборатории, особенно засекреченные, охраняются не в пример лучше, чем тюрьмы, следовательно, там меня никакой Грегор не достанет.

Заодно с меня могут снять и обвинения в убийствах в виде поощрения за добровольно-принудительное сотрудничество. Правда, на свободу я в любом случае не выйду, но думаю, что существование в качестве научного феномена на порядок более комфортно, чем в качестве обычного зэка.

Тупиковый вариант.

Я хотел найти для себя такое будущее, в котором снова стану обычным человеком, а не полюсом в двухполюсном мире, чьим-то символом, чьим-то знаменем и чьим-то пугалом. Что мне мешает?

Не считая озлобленного на меня параллельного измерения, сущие пустяки. Браслет Власти и Семь мечей. Они каким-то образом связаны в одно целое. Если не станет Браслета Власти, то легендарные мечи из магических артефактов превратятся в обычные, пусть и экзотические железяки.

Я плохо разбираюсь в магии, точнее, совсем не разбираюсь и не знаю, существует ли закон сохранения магической энергии и равна ли сила магического действия силе магического противодействия? И если Браслет — мечи — одна система, то является ли она замкнутой?

Мечи без Браслета никому не нужны. Верно ли обратное? Нужен ли кому-нибудь Браслет без мечей?

Если захватить и уничтожить все Семь мечей, уйдет ли вслед за ними сила Браслета?

Вполне может быть. Браслет и мечи ковались с небольшим промежутком во времени, и они взаимосвязаны. Смогу ли я вернуться к нормальной жизни, если избавлюсь от всех артефактов разом?

Хороший вопрос. Стоит на него ответить, и сразу же поймешь, что делать дальше и следует ли делать хоть что-нибудь.

Если есть в этом или в том мире какие-то высшие силы, то дайте мне знак, укажите дорогу, пошлите знамение. А еще лучше, просто оставьте меня в покое.

Небольшое окошко под потолком брызнуло стеклом, впуская в камеру несколько закатных лучей. Между узкими прутьями решетки обнаружился нетопырь, вопреки всякой логике протискивающий свое тело внутрь.

Странное поведение для дикого животного.

— Здравствуйте, граф, — сказал я, когда нетопырь пролез-таки сквозь решетку и принялся кружить по камере, выбирая место для посадки. — Не думал, что когда-нибудь смогу сказать такое, но я рад вас видеть.

— Взаимно, милорд. — Нетопырь хлопнулся на пол и превратился в человека. Трансформация произошла сразу, рывком, без промежуточных изменений, создающие большие затруднения режиссерам фильмов ужасов.

— Как я вижу, Грегору не удалось вас убить.

— Убить меня достаточно трудно даже такому специалисту, как Грегор, — сказал граф. — Мне удалось его задержать, но потом он ранил меня. Регенерация заняла почти сутки.

— А как Палыч?

— С ним все нормально, — сказал граф. — Заклинание, которым воспользовался Грегор, было бы смертельно для человека, но не для орка. И я не дал Грегору времени, чтобы Палыча добить. Он спешил, чтобы найти вас.

— Он меня нашел, — сказал я. — И я его временно похоронил. Думаю, что очень временно.

— Надо выбираться отсюда, милорд.

— Зачем? По-моему, тут достаточно безопасно.

— В этом мире для вас нет безопасных мест, и Грегор или кто-то из Хранителей уже наверняка где-то неподалеку и только ждут возможности проникнуть внутрь.

— Вы всегда видите жизнь в таком мрачном свете?

— Милорд, глупо отрицать действительность. Здесь вы не можете себя защитить, и я не могу вас защитить, и даже Палыч не может.

Палыч.

Как рассказал граф, орки дали ему прозвище Живущий в Бою. Он при жизни стал легендой своего воинственного племени и ужасом для своих врагов. Это случилось еще до того, как Палыч стал Ханом орков, и до того, как он, единственный из всех его предшественников, добровольно оставил трон и отправился сюда, чтобы выполнить просьбу моего отца и научить меня тому, что помогло бы мне выжить в их суровом мире.

— Граф, объясните мне одну вещь, — попросил я. — У меня что, на лбу написано «убей меня»? С тех пор как я получил Браслет, меня только и делают, что пытаются убить. Ладно, я сын злодея, это я могу понять, но каким образом убийцы все время меня находят? Почему у них это получается так легко?

— На Земле очень мало магии, практически нет совсем, если не принимать во внимание мелких шарлатанов, которые в нашем мире даже за орочьих шаманов бы не сошли. А Браслет Власти, который вы носите на руке, — очень мощный магический артефакт, выделяющийся на бедном магическом фоне, как скала посреди степи. Любой человек, обладающий маломальскими магическими способностями, способен отследить ваше местонахождение. Как только вы отправитесь в ваш родной мир, наполненный магической энергией, ситуация изменится, и для установления вашего местонахождения потребуются значительные усилия. А уж в Горах Скорби, где столетиями гремели магические войны, и общий фон сильно отличается от обычного, найти вас будет практически невозможно.

— Еще один аргумент в пользу эмиграции?

— Милорд, здесь вам просто не выжить. Более того, оставаясь здесь, вы подвергаете опасности не только себя, но и окружающих вас людей. Сколько их уже погибло? А сколько погибнет в дальнейшем?

— Зачем они убили девушек, которых я знал?

— У вас нет наследника, — сказал граф. — И Хранители очень хотят, чтобы все так и осталось. Они перестраховываются и готовы убить всех женщин, с которыми вы даже просто здоровались, лишь бы не допустить осечки.

— В глазах вашего мира я являюсь воплощением зла, — сказал я. — Но похоже, что общепризнанные представители добра применяют против меня не слишком добрые методы.

— Добро и зло на войне — понятия относительные, в основном они зависят от того, кто берет верх. Если бы Первый Император не был разгромлен, а его сын не был бы убит предательским ударом в спину, то люди, владеющие мечами, носили бы имена не Хранителей, а Разрушителей, а Браслет Власти являлся бы символом мира и спокойствия.

— Историю пишут победители?

— Да, милорд. Вот, например, орки. Они считаются существами второго, а возможно, и третьего сорта, злобными, тупыми, агрессивными. Но они сейчас находятся на той ступени развития, на которой люди стояли около тысячи лет тому назад, а эльфы — около десяти тысяч. Орки — молодая раса, а всем молодым расам свойственна агрессивность, в этом нет ничего необычного и ничего зловещего. Но орки встали на сторону, которая впоследствии проиграла, и таким образом получили статус врагов человечества. Хотя, если задуматься, они не сделали человеку ничего такого, чего люди не сделали себе сами или не терпели от других рас. Вы думаете, люди не воевали с гномами или эльфами? Во время Подземной войны гномы убили около двадцати тысяч человек. Эльфы тысячи лет использовали людей в качестве дичи для своих охот. По сути орки больше похожи на людей, нежели эльфы. Просто в какой-то момент времени они выбрали не ту сторону.

— Граф, похоже на то, что противостояние королевств и Империи определяет всю вашу жизнь.

— В пределах нашего континента, да. Все делается с оглядкой на Империю. Внешняя политика, внутренняя политика, экономика — все зависит от того, как скоро разразится очередная война.

— Противостояние длится уже тысячу лет, так?

— Чуть меньше, милорд.

— Каким оружием пользовались наши предки тысячу лет назад?

— Тем же, чем мы сейчас, — мечами и боевыми заклинаниями.

— Тысяча лет жизни вашего мира пошла коту под хвост, граф, — сообщил я. — Десять веков нет никакого прогресса. Тысячу лет назад мечами воевали и на Земле. А что теперь? Ковровые бомбардировки и тактические ядерные удары. Вы видите, как изменился уровень жизни и смерти?

— Земля выбрала путь науки, а наш мир — магии, ученые всегда ищут что-то новое, маги же более консервативны. Разница в скорости прогресса может и не зависеть от войны.

— Но вполне возможно, что зависит, — сказал я.

— Это академический спор, милорд, — сказал граф. — Как бы то ни было, мы не можем изменить сложившееся положение вещей. Война прекратится только в случае полной и окончательной победы одной из сторон. Говоря откровенно, милорд, на данный момент мы не можем выиграть войну. Но проиграть ее — тоже не в наших интересах.

— Я не хочу править миром, граф. Ни тем, ни этим. Быть диктатором — это слишком большая ответственность, и я не чувствую, что вправе решать что-то за других только потому, что мой папа оставил мне в наследство магическую побрякушку. Я не хочу править страной, какой бы маленькой та ни была. Я не хочу даже вам отдавать никаких приказов. Ни вам, ни Палычу. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Граф пожал плечами. Его точка зрения мне известна. Ничьи желания не имеют значения. Все в руках рока.

Как просто живется на этом свете фаталистам. Не надо принимать никаких решений. И груз ответственности никогда не свалится на твои плечи.

Чикатило, это вы убили пятьдесят человек? — Нет, их убила судьба.

Гитлер, это вы угробили сорок миллионов человек? — Я был всего лишь игрушкой в руках рока.

Константин, это вы стали Темным Лордом и превратились во врага рода человеческого? — Так уж получилось.

Щелкнул замок, лязгнула, открываясь, дверь, и в камеру ввалились двое давешних вертухаев с дубинками и ножовкой. И застыли на пороге с открытыми ртами.

Ведь обычно, когда они открывают дверь камеры, за ней всегда находится одно и то же количество человек. Изредка случается так, что людей в камере обнаруживается меньше, чем должно быть. Но кто слышал хоть об одном случае, чтобы их было больше?

Кстати, граф после своей последней метаморфозы оказался абсолютно голым. Меня, особенно после того как я наблюдал процесс превращения, это не очень смущало. Пожалуй, я даже не обращал на его наготу внимания, впрочем, как и он сам.

Но вертухаи, обнаружив в камере лишнего заключенного, вдобавок еще и страдающего нудизмом, остолбенели от удивления.

Граф отреагировал единственно возможным для него способом. Прежде чем я успел его остановить, даже прежде чем я успел отреагировать, он оказался рядом с надзирателями, возложил руки им на головы и…

Головы смялись, как сдутые футбольные мячи, на стену брызнула кровь.

— Э, граф, скажите, а у вас были родители?

— Да, милорд. — Граф уложил тела у стенки и прикрыл дверь.

— Тогда… Вашу мать, граф! Неужели обязательно убивать всех, кто появляется в поле нашего зрения? Это ведь были не Хранители, и в руках у них была обычная ножовка, а не волшебный клинок! Неужели вы не могли их просто вырубить?

— Я не привык оставлять за своей спиной живых врагов, милорд.

— Это были не враги!

— Это были люди, — сказал граф таким тоном, словно говорил о тараканах. — Люди становятся твоими врагами, если ты дашь им хоть малейший шанс. Я таких шансов не даю. Пойдемте, милорд?

— Вы думаете, что эти два гаврика были единственной охраной в этой тюрьме? Мы не выберемся за периметр.

— Выберемся, — сказал граф, — если вы примете мой метод действий.

— Убить всех, кто нам встретится? — уточнил я.

В данном случае молчание — это точно знак согласия.

После знакомства с графом я полетел вниз по наклонной. Сначала лишился недвижимости, став бомжом, потом лишился машины, став пешеходом, затем лишился свободы, став зэком, а вот теперь докатился еще и до мародерства. В кармане одного из вертухаев обнаружились сигареты, а я зверски хотел курить.

— Милорд, вы ведете себя неразумно, — сказал граф. — Рано или поздно этих надзирателей хватятся, и тогда выбраться отсюда будет еще труднее.

— Их бы не хватились, если бы вы их не убили, граф. Вы что, не могли сделать так, чтобы они вас не заметили? И не говорите мне, что не могли. Вы же вампир, черт вас дери.

— Мог.

— Так какого лешего?..

— Рефлекс, милорд.

— Держите свои рефлексы под контролем, сударь.

— Да, милорд.

Гадство. Что же теперь делать?

Ввиду того что моя камера была одиночной, повесить на меня еще и убийство охранников особого труда не составит. Вряд ли мне удастся объяснить следователю, что их убил высший вампир, пришедший ко мне в гости.

Не жизнь, а полный «Ночной Дозор».

А потом началась резня.

Крик, шум, топот в коридоре. Одиночные выстрелы.

Граф метнулся к двери. В коридоре рванула граната, с потолка посыпалась штукатурка. Интересно, откуда гранаты у охраны тюрьмы? У них за внешним периметром и автоматов быть не должно.

Как выяснилось позднее, состоялся штурм. Причем, не обычный, а двусторонний штурм тюрьмы с использованием огнестрельного оружия с одной стороны и боевой магии с другой.

Пока мы с графом разглагольствовали на отвлеченные темы, Палыч слонялся вокруг тюрьмы и ждал. После первой стычки с Грегором, в которой ему никак не удалось себя проявить, он в корне пересмотрел свое отношение к убийству магов и решил воспользоваться теми достижениями прогресса, которые это измерение было способно ему предоставить. В общем, он обзавелся огнестрельным оружием и даже надыбал себе парочку гранат. Как говорил Бутч Кэссиди, динамита никогда не бывает достаточно.

Грегор заявился примерно в восемь вечера, к этому времени граф сидел в моей камере уже два часа.

Ворота Грегор вышиб одним движением своего магического пальца. Вторым движением он уничтожил пост охраны.

Когда Грегор вошел в здание, в пробитую им брешь ворвался Палыч.

Маг столкнулся со сложной задачей — пробираться к моей камере, уничтожая охранников на своем пути, при этом будучи атакованным с тыла. Поэтому продвигался он достаточно медленно, однако неуклонно.

Граф высунул голову в коридор.

— Пока никого, милорд.

— Думаю, граф, настало время покинуть сей гостеприимный кров, — сказал я. — С какой стороны доносятся выстрелы?

— Слева и снизу.

— Значит, нам направо и наверх.

Поскольку охрана стягивалась к месту пальбы со всего здания, нам удалось выбраться с этажа без особых проблем. Разве что зэки радостно улюлюкали при виде голой задницы высшего вампира.

Как выяснилось, моя камера находилась на третьем этаже. А выход, как это принято в подавляющем большинстве зданий, чьи проекты рождались в приземленных мозгах земных архитекторов, был на первом. Соответственно, удаляясь от схватки, ближе к выходу мы не становились.

— Крыша, — сказал граф, выслушав мои сомнения.

— В отличие от вас я летать не умею.

— Вы просто не пробовали, милорд.

— Хорошая шутка.

Овладеть искусством полета на этот раз мне не удалось.

К тому моменту, как мы с графом добрались до крыши, по всему зданию горел свет, выли тревожные сирены, автоматные очереди доносились уже со всех сторон, словно тюрьму атаковал батальон пехоты. Похоже, что напуганные охранники палили друг в друга.

Сначала на крышу выбрались трое вертухаев. У них на троих был один автомат, так что, скорее всего, они не преследовали сбежавших заключенных, а пытались спрятаться от идущего внизу боя.

Тем не менее, обнаружив нас на крыше, они сразу стали стрелять. Ни о каких предупредительных выстрелах в воздух речи не шло, они палили на поражение. Они же не знали, что нам с графом их пули до фонаря.

Схлопотав третью пулю в голую спину, граф развернулся и двинулся навстречу охранникам, одержимый каждой убийства. Но записать на свой счет еще троих ему не удалось.

Грегор смел их одним движением руки, и три исковерканные фигуры отлетели в сторону, словно крошки со стола.

Граф не стал останавливаться. Сменив траектории движения, он врезался в мага, и они покатились по гудрону. Автоматные очереди приблизились.

Определить, чем занимаются боевой маг-одиночка и высший вампир, было невозможно, ибо они сплелись в один клубок и совсем не собирались расплетаться. Скорости и могуществу графа противостояла магическая подготовка Грегора, и предсказать итог схватки было невозможно. По крайней мере, для меня.

Обычно не в моих правилах стоять столбом и не вмешиваться, особенно когда речь идет о моих шкурных интересах, но чем я мог помочь вампиру, я не представлял. Палыч вывалился па крышу одновременно с очередной разорвавшейся внизу гранатой, и звуки стрельбы временно стихли.

Соответственно ситуация, складывающаяся на крыше, становилась все более и более идиотской. Особенно если ее рассматривать отстраненно, а не в непосредственном присутствии.

Орк с двумя автоматами в руках, увешанный оружием, подобно герою губернатора Калифорнии в фильме «Коммандо». Боевой маг в одежде бомжа, зато со здоровенным мечом. Абсолютно голый высший вампир. И я, виновник этого безобразия, стоящий в стороне и не знающий, что предпринять.

Зато Палыч точно знал, что следует делать. Одним прыжком преодолев расстояние до дерущихся, он безошибочно вычленил в убийственном тандеме мага и разрядил один из автоматов ему в голову.

Маг оказался сродни вампиру. Палычу не удалось прошибить его оборону пулей. Зато удалось приложить Грегора прикладом в затылок.

Вспышка света на мгновение лишила меня ночного, зрения, а когда оно вернулось, Грегора среди присутствующих уже не было, а голый, но все равно аристократичный граф проверял на прочность пожарную лестницу.

Дальнейшие события этой ночи плохо запечатлелись у меня в голове, и, когда я пытался восстановить их по памяти, это больше напоминало мне фильм, включенный на быструю прокрутку.

Я помню, как мы спускались по пожарной лестнице, и, когда мы достигли середины, на нас обрушился град автоматных пуль. Палыч отстреливался, а граф, просто оторвав руки от лестницы, оказался внизу, и выстрелы сразу же сменились криками ужаса и боли.

Когда мы с Палычем достигли земли, там были только трупы. И граф.

Потом мы перелезали через забор. Колючую проволоку мы просто не замечали, а тока на внешнем периметре не оказалось. Граф тоже лез через забор наравне с нами. Я думаю, из солидарности, потому что такой забор он мог попросту перепрыгнуть.

Бежали по темным улицам. Потом граф остановил машину, выбросил водителя на улицу, а я, как единственный из присутствующих имеющий навыки вождения, сел за руль.

Хорошо, что на этот раз гаишники нас не останавливали, Это им повезло. Крупно.

Машину (я плохо помню, какой она была марки) мы бросили в лесу, действуя по однажды отработанному варианту, и, только отойдя от нее на несколько километров, позволили себе небольшой перекур.

— Надо отсюда выбираться, — сказал Палыч, наваливаясь спиной на ствол дерева.

Граф раздобыл где-то одежду и сейчас щеголял в несвойственных вампирам джинсах, кожаной куртке и кроссовках.

— Куда? — спросил я.

— В Горы Скорби.

— А есть какие-нибудь другие варианты?

— Тюрьма, — сказал Палыч, — Или, что более вероятно могила.

— А в Горах Скорби меня не зароют?

— Может, и зароют, — сказал Палыч обнадеживающе. — Но не так быстро.

— Он прав, милорд, — сказал граф. — В Горах Скорби ваши шансы уцелеть повышаются на порядок.

Мои подданные — неисправимые оптимисты. Если мои шансы выжить сейчас равны нулю, то на сколько порядков они бы ни повысились, принципиально ничего не изменится. Но как бы мне ни хотелось этого признавать, в чем-то орк и вампир были правы.

Чтобы разрулить ситуацию, надо ею овладеть. А сделать это здесь у меня уже явно не получится. Потому что помимо боевых магов за мной охотится милиция. А у меня нет опыта подпольной жизни и нахождения в бегах.

Чтобы овладеть ситуацией, нужно разбираться в магии. Кто меня здесь научит? Вампир? Орк? Втроем нам здесь не выстоять. Пока нам удавалось выживать только чудом. Рано или поздно наше везение закончится, и нас убьют.

Но даже пока нам удается выживать, люди вокруг нас продолжают гибнуть. Мои приемные родители. Мои знакомые девушки. Участковый милиционер. Охранники у меня дома и в тюрьме. Если бы не я, все они остались бы в живых.

— Допустим, я согласен на переезд, — сказал я. — Как мы это сделаем? Я не умею перемещаться между мирами.

— Вы просто еще не пробовали, — сказал граф.

Граф говорит, что в том мире я, а точнее, Браслет, который я ношу, будет не так заметен на общем магическом фоне. Там я могу укрыться в родовом замке и заслониться от угрозы стеной своих подданных.

Правда, Семь мечей тоже находятся там.

Граф говорит, что, стоит мне воцариться в Горах Скорби, восстановив Цитадель, Хранители на какое-то время угомонятся, смирившись с невозможностью разрешить ситуацию по горячим следам. Небольшой перерыв — это как раз то, что мне нужно.

Чтобы исследовать проблему и найти наиболее приемлемое решение. Честно говоря, я начал уставать от того, что меня каждый день пытаются убить.

Найти Семь мечей и расплавить их в местном варианте Ородруина. А заодно с ними и Браслет.

И тогда я стану снова обычным человеком, безобидным и никому не нужным. Может быть, мне даже удастся уговорить кого-нибудь из тамошних магов подкинуть меня обратно.

А за это время и здесь шумиха поутихнет…

Благие намерения.

— Что мне делать? — спросил я.

— Встаньте прямо, милорд.

Я встал, отряхивая с себя опавшие листья.

Убейте меня, но я все равно не могу понять, каким образом, пусть даже с помощью магии, можно попасть в место, о котором ты ровным счетом ничего не представляешь.

— Закройте глаза и посмотрите на Браслет.

— Как я могу смотреть с закрытыми глазами?

— Делайте, что я говорю, милорд.

Я послушно закрыл глаза и, как и следовало ожидать, не увидел ничего, кроме темноты.

— Сконцентрируйтесь, — сказал граф.

Попробовал бы он сам сконцентрироваться на моем месте, Голова была забита… непонятно чем.

Все происходило не так. Слишком буднично, слишком прозаично. В книгах и фильмах все происходит совсем по-другому.

По принятым до меня канонам, перемещение между мирами должно произойти в последний момент, когда главного героя прижали к стене и открывающийся портал является для него последним шансом. В нашем случае здесь должен быть как минимум Грегор. И еще пара-тройка Хранителей в придачу. Должны сверкать мечи и грохотать боевые заклинания. И кто-то из моих соратников должен грудью броситься на врага, выигрывая для меня драгоценные секунды.

Тем не менее, здесь никого нет. А значит, нет и стимула, чтобы сконцентрироваться и выдать то, на что я способен по мнению графа.

Я открыл глаза.

— Милорд, — укоризненно взглянул на меня граф.

— Не могу, — сказал я.

— Вы понимаете, что это наш единственный шанс.

— Понимаю, — кивнул я. — Но не могу поверить.

— Какие вам еще нужны доказательства? Сколько раз вас пытались убить, милорд? И сколько еще связанных с вами людей должны пострадать, чтобы вы приняли решение?

— А вы не слишком давите на своего повелителя, граф?

— Ваш отец допустил ошибку, — сказал граф. — Этот мир сделал вас слишком мягким. Слишком нерешительным. Слишком…

— Слабым, — подсказал я. — Вы хотите меня разозлить? Чтобы я сделал правильный с вашей точки зрения выбор?

— Граф — фаталист, — сказал Палыч. — Впрочем, легко попять почему. Трудно верить в свободу выбора, если был рожден нежитью. Слишком тяжелое существование для разумного существа.

— А жизненный путь орков прямо усыпан розами, — парировал граф.

— Не усыпан, — согласился Палыч. — Но пацан прав, ты действительно на него давишь.

— А разве существуют какие-то еще варианты? Сидеть здесь и рефлексировать, пока нас всех не убьют?

— Почему ты до сих пор служишь его семье? — спросил Палыч. — Тысячелетие войны. Неужели тебе не надоело? Неужели ты не хочешь уйти в тень? Остаться, допустим, здесь. Здесь ведь не верят в вампиров, и ты сможешь существовать еще очень и очень долго. А там, — он неопределенно махнул рукой, — тебя все равно убьют. Не Хранители сейчас, так охотники за вампирами завтра.

— Я дал клятву, — сказал граф.

— И я тоже дал клятву, — сказал Палыч. — Но пацан-то никаких клятв не давал.

— От него зависит слишком многое, — сказал граф. — Если Цитадель останется без правителя, Империю ждет хаос.

— Его это не касается, — сказал Палыч. — Кстати, откуда мы знаем, чего на самом деле хотел его отец, отправляя его сюда? Может быть, он стремился дать мальчику возможность остаться в стороне.

— Вряд ли в это кто-то сможет поверить. Учитывая пророчества и всякое такое.

— Ну а вдруг? — спросил Палыч. — Вдруг мы зря его туда тащим? Может быть, нам следует остаться и защищать его здесь.

— Вы кое-чего не понимаете, мой дорогой друг, — сказал граф очень тихо. — Если он, как владелец Браслета Власти, на долгое время задержится в этом мире, то этот мир в итоге станет точной копией нашего. Нам останется только воздвигнуть где-нибудь в горах замок и ждать, пока его не придут штурмовать.

Часть вторая ИГРА ЛОРДА

ГЛАВА 1

Семь лет до начала осады

На развалинах Черной Цитадели горели костры. Вход в потайную пещеру в Горах Скорби, куда меня таки вынудили отправиться обстоятельства, находился от развалин на расстоянии трех полетов стрелы, и в темноте найти его было невозможно. Впрочем, также невозможно его найти и при свете дня. Войти в пещеру может только тот, кто о ней знает, а знали о ней только три человека. Пардон, три разумных существа, которых никто, включая их самих, людьми не считал.

Поймав себя на мысли, что уже думаю о себе не как о человеке и измеряю расстояние в местных единицах, я усмехнулся. Наверное, сделал это не слишком весело. Сидя на валуне перед входом в родовое убежище, я курил сигарету за сигаретой, прикрывая огонек ладонью, и смотрел на горящие в ночи костры. Там были люди, которые считали себя моими врагами. И я пытался убедить себя в том, что они на самом деле таковыми являются.

Чудесный новый мир не слишком отличался от Земли. Такая же сила тяжести, того же цвета небо над головой, одна луна… Разве что звезды другие, и воздух еще не изгажен промышленной цивилизацией.

Выяснив, что для обладателя Браслета Власти не существует расстояний и даже границ между мирами, и ощутив действие артефакта на себе, я испытал натуральный шок. Впервые я соприкоснулся с такой силой и внезапно понял, что она подчиняется мне. Огромная, чудовищная сила. Теперь понятно, почему все так боятся браслета и его хозяина.

Правда, после перехода у меня началась жуткая мигрень. Не знаю, связано ли это с прыжком из одного мира в другой или зависит только от использования Браслета, но голова просто раскалывалась. Всякая вещь и всякое действие имеют свою цену.

Неужели ее платили мои предки? Но во имя чего?

Может, я и поторопился и совершил ошибку, поддавшись на уговоры графа и давление обстоятельств, и мне не стоило возвращаться к корням. Может быть, следовало уплыть на корабле в Америку и начать там новую жизнь, а Хранители, убедившись, что я не страдаю амбициями своих предков и не представляю угрозы для мироздания, оставили бы меня в покое.

Сомнительно.

Эти парни не знали жалости и сострадания и все равно прирезали бы меня каким-нибудь из своих пронумерованных клинков, просто для пущего спокойствия.

Граф вот-вот должен был вернуться из разведывательной вылазки. Палыч преспокойно дрых в пещере.

Железные нервы у этого орка. Вернувшись домой, он мог бы скинуть свою маскировку, позволяющую ему выдавать себя за землянина, но он этого почему-то делать не стал. То ли привык к своему облику за столько лет, то ли хотел, чтобы я мог видеть рядом хотя бы одно привычное лицо. Если так, то он самый сентиментальный орк из всех, кого я знаю. А знаю я пока только его.

Есть предположение, что скоро я познакомлюсь со всеми остальными.

Хлопанье крыльев, темная тень, спускающаяся с темного неба, и рядом со мной встал граф.

— Вам стоило бы хоть немного отдохнуть, милорд, — укоризненно произнес он. — А вы так и сидите на этом камне с того момента, как я вас здесь оставил.

— Сижу, — подтвердил я. — Какие новости?

— Там около пятисот человек… — начал он.

— Подождите минутку, — попросил я. — Палыч!

Богатырский храп орка мгновенно стих, и заспанная физиономия моего сэнсэя показалась из пещеры.

— Будем советоваться, — сказал я. — Продолжайте, граф.

— Там около пятисот человек, — повторил граф. — В основном наемники, но есть несколько кадровых военных. Ждут вас.

— А что так мало? — спросил я.

— С ними Горлогар, Хранитель Второго меча.

— Кто его герой? — поинтересовался Палыч.

— Некто Свен, варвар с островов.

— Почему не Делвин и Эрик? — спросил я.

— Делвин с Эриком ушли сразу после гибели вашего отца, — сказал граф. — Нельзя сказать, что я обладаю достаточной информацией, однако у Хранителей существует строгая очередность по поводу того, кто из них и когда должен вступить в игру.

— Все равно пятьсот человек — это мало, — сказал я. — После топ бойни, которую они устроили на Земле, я ожидал, что здесь будет целая армия.

— Возможно, они недооценивают исходящую от вас опасность, — сказал граф. — Они не думают, что вы сможете вступить в полную силу так быстро.

— Они правы, — сказал я. — Я до сих пор не понимаю механизма действия этого Браслета.

— Придется всех убить, — сказал Палыч, словно и не слышал того, что я сейчас сказал.

— Какие проблемы? — сказал я. — Всего пять сотен солдат, маг и парнишка с мечом. Свяжитесь с орками. которые укрываются в горах, думаю, что пятьсот человек не составят для них никакого труда. Орки убьют наемников, граф прикончит мага, а я зарежу Свена.

Воцарилось молчание, которое нарушил невеселый голос Палыча:

— Боюсь, что все немного сложнее, Костя.

— Вот как?

— Орки — наши старые союзники, и в их верности нет никаких сомнений, — сказал граф. — Я не хочу говорить о них ничего плохого, однако они несколько своеобразны. Для них превыше всего личная сила, и присягают на верность они только сильным. А силу надо доказывать и демонстрировать. Точнее, сначала демонстрировать, а потом доказывать. И если сейчас вы обратитесь к ним за помощью, они сочтут это проявлением слабости, и из-за этого может возникнуть проблема.

— Это так? — спросил я у Палыча.

— Да, Костя, — сказал он, — Ты должен доказать им, что достоин того, чтобы они присягнули тебе на верность. Так что проблему с солдатами и Хранителем придется решать без их участия.

— Насколько я понимаю, эту проблему придется решать мне одному?

— С нашей помощью.

— Вы оба хотите, чтобы я убил пятьсот человек, одного из семи самых могущественных ваших магов и носителя клинка одним махом? Я не могу этого сделать.

— Браслет может.

— Во-первых, я не умею им пользоваться. А во-вторых, я говорю не о том, что я не могу убивать, а о том, что не хочу этого делать. Меня как-то не особенно греет мысль об убийстве пятисот двух человек, из которых пятьсот ничего лично против меня не имеют.

— Они солдаты, прежде всего, — сказал Палыч. — Думаю, что если бы они боялись смерти, то не пошли бы в армию. И ты должен понять, что вопрос стоит так: либо ты убиваешь их, либо они убивают тебя. При всем моем уважении, хочу тебе напомнить, что и ты, и Хранитель, и эти солдаты приехали сюда совсем не на пикник.

— Может быть, следует подождать, пока они уйдут?

— Они не уйдут, милорд, — сказал граф. — Кроме того, Не забывайте об орках.

— Значит, это должно быть не просто убийство, — сказал я, — Это должна быть показательная резня.

— Да, — сказал граф. — Именно так.

— Я понял вас, — сказал я. — Теперь оставьте меня одного, парни. Мне надо подумать.

— Это тяжелое решение, милорд, — сказал граф перед уходом. — Но оно должно быть принято. И мы оба готовы оказать вам любую поддержку, которая в наших силах.

Мало это или много?

Мощь высшего истинного вампира, причем самого старого в древнем племени, может сравниться с мощью любого из Хранителей, но достаточно ли этого?

Орк, бывший Хан, Живущий в Бою, живая легенда для одних и живой кошмар для других.

Нас трое — вампир, орк-воин и недоучившийся студент, новоиспеченный Темный Лорд. А против — пять сотен солдат, маг-Хранитель и некий Свен, мастер клинка, импортированный с соседних островов.

Я закурил очередную сигарету. Плохо я освоился со своей новой ролью, ибо поставленная передо мной задача ужасала.

Я был не против убивать Хранителей и героев, наоборот, этого я прямо-таки жаждал, но вот пятьсот солдат — это совершенно другой разговор. Мои предки убивали людей и в больших количествах, все всякого сомнения, но мысль о том, что это должен сделать я, бросала меня в дрожь.

Первый шаг по дороге, ведущей…

Куда приведет меня сия дорога, если я решусь сделать шаг? Туда, куда ушел мой отец, а до него — мой дед? В какой-нибудь специальный отдел местной преисподней, в котором занимаются такими, как мы?

Мои спутники уверяют меня, что это необходимая демонстрация силы, которая должна убедить орков в том, что я достоин их возглавить. А что бы мне пришлось делать, если бы под рукой не оказалось этих солдат?

Не хочу я их убивать. Просто не хочу. Хранителя — великой радостью, героя — с чувством выполненного долга, а солдат — зачем? Потому что работа такая?

Солдаты пришли сюда, чтобы убить меня. Пришли ли они по собственной воле или им приказали, это другой вопрос. С кем мне предстоит иметь дело? С ополчением из крестьян, спящих и видящих, как бы побыстрее вернуться домой к своим семьям, или с настоящими псами войны, не способными жить без сражений?

Может ли это массовое убийство рассматриваться как самозащита?

И смогу ли я это сделать чисто технически? Пара Хранитель — герой сама по себе опасная боевая единица, одна такая не столь давно отправила в лучший мир моего отца, а тут еще пятьсот солдат в придачу. Конечно, Горлогар — это не Делвин, а Свен — не Эрик, но все же…

Стряхивая с себя оцепенение, я затушил сигарету, встал на ноги и стал спускаться к кострам.

Ну и дурак же я был в те времена!

Граф с Палычем нагнали меня на половине дороги. Палыч был в легких кожаных доспехах, с топором в одной руке и кинжалом в другой, в шлеме, сделанном из черепа какого-то существа, имевшего гораздо больший размер шляпы, чем мой учитель. В общем, готовый к бою орк — зрелище устрашающее.

Граф был в своей обычной одежде, и никакого оружия у него я не увидел.

— Позвольте заметить, вы поступаете необдуманно, милорд, — сообщил граф. — Все-таки их намного больше, чем нас, с ними маг и магический клинок. Лучшее средство в данном случае — неожиданное нападение, а мы открыто идем к их лагерю. Еще минута, и нас заметят их часовые.

Я молча шел вперед, раздумывая, попытаются ли подданные остановить меня силой, и решая, хочу я этого или нет.

— Милорд!

— Оставь его, граф, — сказал Палыч. — Это его выбор а наше дело решать, встанем ли мы рядом с ним или нет. Хотя, скорее всего, мы рядом с ним ляжем.

— Это неразумно, — сказал граф. Тактичный он все-таки чело… вампир. Я бы на его месте нашел эпитеты посочнее. — Мы должны…

— Он — Лорд, — напомнил Палыч. — Ты долго убеждал его в том, что он — Лорд, и он наконец-то поверил. Так что теперь тебе остается только наблюдать за плодами своих увещеваний. Желательно молча.

Они меня не остановили.

Зато нас троих остановил окрик часового.

— Стой! Кто идет?

Палыч хмыкнул. Действительно, хороший вопрос. И как на него ответить?

Прежде чем я сообразил выдать ответ, хоть немного отличающийся от варианта, найденного еще Винни Пухом, три стрелы вонзились мне в грудь. Еще две без всяких препятствий пролетели сквозь тело графа. Палыч сделал шаг назад и растворился во тьме.

— Значит, сами догадались, — пробормотал я.

Браслет Власти пульсировал.

— Солдаты! — заорал я. — Люди! Мне нет до вас никакого дела, и вы ничем не сможете повлиять на исход нашей схватки с Хранителем! Уходите! Спасайте свои жизни!

Теперь, задним умом, которым я крепок, как и все мы, я понимаю, в чем была главная ошибка. Я пытался убедить людей, говоря им правду.

Если я хотел сохранить им жизни, надо было просто запугивать.

Говорю же, дураком был.

Еще четыре стрелы воткнулись мне в грудь и живот, и я инстинктивно поднял перед собой руки, обращенные ладонями в сторону лагеря. Не знаю, что я пытался сделать: то ли остановить стрелы на манер Нео из «Матрицы», то ли продемонстрировать свои мирные намерения, но в результате сего маневра перед моими глазами казался Браслет. Он превратился в сверхновую звезду. Он пылал, оставляя неизгладимый отпечаток на сетчатке лаз. Но от этого пламени веяло холодом.

Я попытался отвести взгляд и не смог. Меня слово затягивало внутрь этой звезды, и я поддался исходящему оттуда потоку силы. Полетел, так сказать, как бабочка на огонь. Как большая такая бабочка на холодный огонь. Только вместо того чтобы быть опаленным, я оказался затопленным.

Затопленным силой.

Это была огромная мощь, такую можно адекватно сравнить только с мощью природных сил — землетрясения, цунами, урагана или извержения вулкана. Однако в отличие от действия стихий эта мощь поддавалась контролю. И контроль был у меня.

Мир сдвинулся.

В первую очередь я отметил исчезновение темноты. Не то чтобы появилось какое-то дополнительное освещение или я стал видеть в каком-то другом спектре, просто исчезла тьма.

Изменились цвета, изменились привычные очертания предметов и людей. Например, стоящий поодаль граф превратился в сгусток темного пламени, Палыч напоминал фосфоресцирующий кусок скалы, костры лагеря казались блеклыми точками, вокруг которых сновали муравьи.

Насекомые! Я могу раздавить их в любой момент. Размазать по земле. Их жизни — это просто тусклые огоньки, которые так легко погасить. Среди них более яркими цветами выделялся маг, простирающий защитное заклинание над своей драгоценной персоной и своим героем. Видимо, силы Горлогара не хватало на то, чтобы накрыть заклинанием весь отряд…

Граф воспользовался скоростью высших вампиров, и с противоположной стороны лагеря раздались крики ужаса.

Палыч во всеоружии несся в сторону солдат.

Я сделал шаг вперед и тут же оказался посреди круга костров. Муравьи засуетились вокруг меня, но что могли сделать со мной какие-то муравьи?

Я был великаном. Мифическим гигантом, способным шагнуть с одного континента на другой. Да что там говорить, я был богом.

Я был силой. Я был ураганом, а вокруг находились только жалкие твари, которые стояли между мной и моей целью. Я развел руки и произнес слова на незнакомом языке. Я не понимал смысла этих слов, знал только, что они древнее не только меня, но, возможно, и всего человечества. Фигурально выражаясь.

Когда я закончил декламацию, огоньки вокруг меня погасли.

Все, кроме двух.

Хранитель и герой.

Со стороны мага в меня полетел тонкий лучик света, но я легко отбил его в сторону. И когда Хранитель запустил в меня вторым боевым заклинанием и его защита на мгновение ослабла, я ответил массированным ударом.

Пузырь защитного заклятия, прикрывающий сладкую парочку, лопнул, и Хранитель повалился на землю, схватившись руками за горло.

Героя моя магия, к сожалению, ликвидировать не могла — Свена хранил Второй меч. Но ситуацию легко было поправить, благо бесхозного железа вокруг валялось несчитано. Я подобрал с земли первый попавшийся клинок и пошел на героя.

Это был не бой на жизнь или смерть, а короткая схватка велосипеда с бульдозером.

Дзинь. Хрусть.

Когда огонек жизни Свена, носителя Второго меча, погас, как до него гасли остальные, я вывалился в реальный мир. Только тогда я осознал, что натворил.

Я стоял на развалинах своего родового замка, вокруг меня горели костры и валялись изуродованные тела людей. Трупы.

Свен при ближайшем рассмотрении оказался двухметровым накачанным молодцом с копной светлых волос и большой дыркой в груди. Его глаза невидяще смотрели черное небо, а мертвая рука продолжала сжимать рукоять Второго меча.

Неподалеку копошился маг.

Я не медик, но одного взгляда, брошенного мной в сторону Хранителя, оказалось достаточно, чтобы констатировать факт. Не жилец. У мага горлом шла кровь, он стоял на четвереньках и выхаркивал ее такими порциями, что через пару минут в его организме просто не останется этой необходимой вампирам жидкости.

— Ты Горлогар? — спросил я.

Он кивнул.

— Не могу сказать, что мне жаль, — сказал я. — Ты сам напросился.

Он прохрипел что-то неразборчивое, слишком короткое для проклятия и слишком длинное для ругательства, и свалился на бок, скребя землю руками.

На меня накатила чудовищная слабость и апатия.

Внезапно я обнаружил, что продолжаю сжимать в своей руке чужой меч, обагренный кровью героя. Я разжал пальцы, и клинок упал рядом с умирающим магом.

Я рухнул рядом с ним.

Сознание вернулось ко мне резко, одним рывком, словно кто-то прочитал заклинание или щелкнул рубильником. Я обнаружил, что лежу на сколоченном из досок топчане в потайной пещере, а рядом со мной сидят оба моих спутника.

— Вы довольны, граф? — спросил я, с трудом ворочая языком. — Вы ведь это го добивались? Чтобы монстр занял свое место? Так я его занял.

— Вы сделали то, что должны были сделать, милорд, — сказал он.

Палыч покачал головой.

Тело было тяжелым, словно кто-то привязал к моим ногам и рукам по пудовой гире. Но самую тяжелую этот кто-то оставил для головы, причем умудрился засунуть мне ее внутрь черепа. Мысли были тяжелее, чем… ноги.

Но я сел и посмотрел моим подданным в лицо.

— Я их всех убил.

— Это было неизбежно, милорд, — сказал граф.

— Поздравляю, — сказал Палыч.

— Что? — не понял я.

— Мне больше нечему тебя учить, Костя.

— Я… Вы не понимаете. Я убил пятьсот человек! Я не хотел их убивать!

— Вы приняли решение вернуться сюда вполне осознанно, — сказал граф. — И вы знали, что за этим последует.

— Ты хотел убивать, Костя, — сказал Палыч.

— Хранителей, — сказал я. — Но не людей.

— Хранители — это тоже люди, — сказал Палыч. — Ты хотел убивать, иначе бы ты не убивал.

— Ты смеешься надо мной? — спросил я.

— Нет, — сказал Палыч.

— Браслет Власти — это инструмент, милорд, — сказал граф. — Он ничего не может сам по себе. Он только выполняет то, что вы ему приказываете.

— Я… был не готов…

— Чушь, — сказал Палыч. — Ты был готов, и именно поэтому ты победил.

— Это не победа, — сказал я. — Это бойня.

— Любая победа в сражении — бойня, — сказал орк.

— А теперь вам надо подкрепить силы, милорд, — сказал граф, передавая мне поднос. На подносе стоял кувшин с вином, лежали ломоть хлеба, сыр и мясо.

— Это точно, — сказал я, ибо при виде еды сразу почувствовал голод. — Кстати, я хотел спросить, а что со мной? Почему каждый раз после использования Браслета мне становится не слишком хорошо?

— Насколько я понимаю, Браслету требуется некоторое время, чтобы настроиться на нового владельца, — сказал граф. — Поэтому первоначальное обращение с ним всегда потребляет излишнее количество энергии. Со временем эта проблема будет уменьшаться и сойдет на нет.

— Кроме того, сейчас ты использовал слишком большие силы, — сказал Палыч. — То, что ты сделал с солдатами, это все равно что стрелять в муху из гранатомета. Результат налицо, но расходы…

— Я не могу по-другому.

— Со временем сможете, — сказал граф. — И уже сейчас вам удалось сделать то, что не удавалось никому из ваших предков. Героев убивали, Хранителей убивали, но еще никто не мог добыть один из Семи мечей.

— А я добыл?

Граф молча показал рукой. За его спиной, прислоненное к стене, стояло легендарное оружие убийства, которое, кстати, помогло отправиться в другой мир кому-то из моих предков.

— Его надо уничтожить, — сказал Палыч.

— И как у вас тут уничтожают крутые магические артефакты?

— Лучший способ — бросить в вулкан.

— Как и везде, — вздохнул я. — Но я не буду его уничтожать. Напротив, я оставлю его себе. Как напоминание о бренности всего сущего.

— Хранить рядом с собой такую вещь может быть опасно, милорд.

— Странно, что вы мне это говорите, граф. Опасностью больше, опасностью меньше… В моем положении не видно разницы.

Я налег на еду, запивая ее огромным количеством вина, и в голове, как ни странно, немного прояснилось. Да и телу стало полегче. Скажем, каждая гиря сбросила по полпуда.

— Насколько я понимаю нашу стратегию, джентльмены, — сказал я, — следующим шагом должно стать восстановление Черной Цитадели?

Кивнули оба.

— А потом? — спросил я.

— Потом надо будет готовиться, — сказал граф.

— К чему?

— К войне.

— Я не хочу воевать.

— Воевать придется не скоро, — сказал граф. — Насколько я понимаю, не добившись тотального успеха по горячим следам и допустив ваше воцарение в Горах Скорби, Хранители возьмут перерыв. Но к войне надо быть готовыми, потому что чем лучше мы подготовимся к ней, тем позже она начнется.

— Глубокая философская мысль, граф, — сказал я.

Целый день после устроенной мною бойни и приобретения Второго меча я провалялся на топчане, спал, ел, пил вино, несколько раз вставал для справления естественных нужд моего организма и старался не думать. Не о чем-то конкретном, а не думать вообще. В принципе.

Вечером следующего дня Палыч с необычно серьезным лицом вошел в пещеру и попросил меня выйти.

У входа я обнаружил еще одного орка. Он был молод и могуч. В отличие от Палыча ему не было необходимости прибегать к маскировке, поэтому орком он и выглядел. Рост у него был выше среднего для человека, по меркам племени орков это означало, что он высок. Тело было покрыто жесткими черными волосами, а кожа отливала зеленым. На шее орка висело ожерелье из отрезанных человеческих ушей, в руках была палица, настолько здоровенная, что бейсбольная бита по сравнению с ней выглядела бы просто спичкой.

— Я — новый Хан орков, — сообщил он. — Я пришел служить тебе, Лорд.

И он преклонил предо мной колено.

Утром следующего дня я в третий раз прибег к помощи Браслета Власти, и стены, башни, шпили и прочие архитектурные излишества Черной Цитадели, обители моих предков, а теперь и моей собственной, в очередной раз взмыли к равнодушным небесам.

ГЛАВА 2

Пять лет до начала осады

Когда я вошел в трактир, веселье уже затихало. То есть благородное общество, пресытившись дамами и драками, погрузилось в разговоры по душам. Говорили, как родится, на самые животрепещущие темы. То есть о войне.

— На данный момент в мире нет стратега лучше, чем Бортис, — убежденно заявил Даниель. Заявил он это не кому-нибудь, а Людвигу, принцу крови из приморского Государства Коллузия, высокому, смазливому и щегольски одетому молодому человеку. Впрочем, сам Даниель был тоже не простолюдин и урод. Он был герцог Иллирийский, еще какой-то там граф и сякой-то барон. Я не слишком силен в местной геральдике и не благоговею перед титулами. — Ты помнишь, как он подавил восстание в Каллере? У него было всего пятнадцать тысяч солдат против целой провинции, и он сумел выиграть войну за неделю.

— Я и не отрицаю того факта, что Бортис хорош, — Сказал Людвиг. — Напротив, он очень даже хорош, но война — любовница непредсказуемая. Каким бы талантливым ни был тот или иной полководец, в бою он все равно может быть разбит.

— Кем? — осведомился Даниель.

— Не знаю, — сказал Людвиг. — Я говорю сейчас не о практике, а о теории, а в теории непобедимых армий нет. Их не может быть просто по определению. Тактика и стратегия решают многое, но не все. Подавляющее численное преимущество бьет любую стратегию.

— Не факт, — сказал Даниель. — В Каллере против него выступило сто двадцать тысяч человек.

— Сто двадцать тысяч крестьян, вооруженных черт знает как, — резонно возразил Людвиг. — Необученные, с вилами и топорами, они выступили против профессиональной армии, прошедшей подготовку и имевшей опыт сражений. Когда я говорил о численном превосходстве, я имел в виду совсем не это.

— А что ты имел в виду? — поинтересовался Даниель.

— Армия Коллузии насчитывает пятьдесят тысяч человек, — сказал Людвиг. — Если мы объявим вам войну…

А ведь объявят, подумал я. Не сейчас, так лет через десять, когда папочка Людвига скопытится и сыновний зад усядется на теплый еще троп. И начнет войну только ради того, чтобы выяснить, действительно ли так хорош Бортис, как о нем говорят.

— Вы проиграете, как и все до вас. Иллирия за свою историю вела четырнадцать войн на своей территории, и ни одна вторгшаяся армия не выбралась целой.

— Ха!

В этот момент я сел за стол, налил себе в кубок вина, выпив, со всего размаха стукнул порожним кубком по столешнице, и этим обратил на себя внимание спорящих до хрипоты дворян.

— А, Конан, — сказал Людвиг. — Привет.

— Привет, — сказал я.

— Как была та дамочка, ради которой ты пропустил сегодняшнюю попойку? — поинтересовался Даниель.

— Вполне.

— Завидую искренне и всем сердцем, — сказал Людвиг. — A вот мне нельзя ходить на сторону. Телохранители следят за каждым шагом и тут же докладывают наставнику. А тот бежит жаловаться папочке. А папочка тут же устраивает мне скандал с битьем посуды и угрозами отречения.

— От престола? — заинтересовался Даниель.

— Если бы, — вздохнул Людвиг. — От меня.

Как упоминалось выше, Людвиг — принц крови. Негоже разбрызгивать королевскую кровь, точнее, не совсем кровь, но вы понимаете, что я имею в виду, в кого ни попадя. Отец выбрал Людвигу невесту, когда и она, и Людвиг были еще младенцами, и строго следит, чтобы королевская линия не ушла налево. Правитель Коллузии почему-то не любит бастардов.

— Ты можешь рассудить наш спор, Конан? — спросил Даниель.

— Могу, — сказал я. — А что толку? Мое суждение вызовет у вас новый спор, который затянется до рассвета. Еще и меня в него втравите.

— Не втравим, — сказал Людвиг. — Слово дворянина.

— Мы примем твое суждение, каким бы оно ни было, — заявил Даниель. — И после этого сразу сменим тему.

— Уговорили, — сказал я. — Выкладывайте, в чем суть вопроса.

— Бортис, — сказал Людвиг. — Что ты о нем думаешь?

Бортис.

Сэр Бортис, герцог Грома.

Очевидно, лучший полководец этого мира на данный момент времени. Адская смесь из Клаузевица, Суворова и Жукова. Прославился он тем, что умеет колошматить армии, в четыре раза превосходящие численностью его собственную.

Насчет того, как он стал герцогом, особая история.

Титул был дарован ему короной за особые заслуги перед отечеством во время войны (у нас бы подобное назвали «антитеррористической операцией») с сектой Поклоняющихся Драконам. Но…

Поскольку все земли Иллирии были розданы куда раньше, возникла небольшая проблема. Местные дворяне наотрез отказались дробить свои имения, с тем чтобы выделить своему военному гению подобающие титулу земли, и королю пришлось пойти им навстречу.

Исключительно для того, чтобы сэкономить на замке и землях, а также чтобы ублажить дворян, король Иллирии обратился к Гильдии Магов, отвалил кругленькую сумму золотом, и те состряпали специально для Бортиса Жезл Грома. Очередной магический артефакт, работающий, как я понимаю, на статическом электричестве, позволял великому полководцу разить своих врагов не только с помощью армий, но еще и насылая на них молнии, что для полководца не самое бесполезное умение. Но лично мне кажется, что в душе Бортис все равно затаил обиду.

Молнии молниями, а после выхода на пенсию лучше иметь маленький замок с полями и виноградниками (крестьяне прилагаются к комплекту поставки), чем могущественный, но совершенно бесполезный в мирной жизни артефакт.

Вот такую информацию я запоминаю уже два года. Знание потенциального противника является одним из основных условий выживания для мужчин моего рода.

Итак, что я думаю о Бортисе?

— Хороший тактик, — сказал я. — Непревзойденный стратег.

— Это мы и так знаем, — сказал Даниель. — Это все знают. Но признаешь ли ты, что он непобедим?

— Нет, — сказал я. — Рано или поздно проигрывают все. Если, конечно, им не посчастливиться умереть во цвете лет и на пике славы. Тогда проигрывают их наследники и преемники.

— Кому Бортис может проиграть в сегодняшних реалиях? — спросил Даниель.

— Любому другому стратегу, — сказал я. — Возможно, этот потенциальный стратег на данный момент никому не известен и никак себя не проявил, однако это еще не значит, что такого человека не существует в природе.

— Мне следовало помнить, что с Людвигом ты познакомился раньше, чем со мной, — разочарованно сказал Даниель. — Но, положа руку на сердце, разве ты не считаешь…

— Слово дворянина, — напомнил ему Людвиг. — Меняем тему.

— Отличная погода для охоты, — сказал Даниель. — Завтра пойдем на кабана.

В три часа ночи, после очередного всплеска активности, включающего в себя битье посуды и морд, сокрушение мебели и челюстей, золотая молодежь местного разлива угомонилась и отправилась по номерам.

Я завалился в свой, и, как и было оговорено, там меня ждал человек, ради встречи с которым я инкогнито и притащился на этот курорт.

Маркиз Моро, мой главный шпион, оказался высоким стройным стариком, одетым во франтоватый камзол, больше, подходящий для веселящейся здесь молодежи. Он вольготно расположился в большом кожаном кресле и попивал вино из хрустального бокала.

Когда я закрыл за собой дверь, отсекая поток света из коридора, он встал, сделал шаг мне навстречу, и мы обменялись осторожным рукопожатием.

— Приятно познакомиться, милорд.

— Взаимно, маркиз.

Я закурил сигарету.

Вообще-то в этом мире сигареты еще не изобрели, хотя табак выращивать научились. Правда, они его или жуют, затем неэстетично сплевывая на пол, или набивают им трубки. На людях я тоже курю трубку. Но когда я остаюсь один или наедине с человеком, который меня точно не сдаст, я позволяю себе сигарету из моего личного запаса.

— Наша встреча здесь не опасна?

— Милорд, на этом этаже гостиницы шесть номеров, — сказал маркиз. — Один занимаете вы, другой занимаю я, а остальные четыре заняты моими агентами. Так что мы контролируем весь этаж. К тому же в это время суток вся местная аристократия уже забылась пьяным сном.

— Чудесно, — сказал я. — Тогда расскажите мне, какова на ваш взгляд, геополитическая обстановка.

— Весьма тревожные новости, милорд. Думаю, что в течение ближайших пяти — десяти лет стоит ожидать большой войны.

— Со мной?

— С Империей, — подтвердил он.

— С чего бы это? — спросил я. — От Империи осталось только название. Мы не страдаем имперскими амбициями, у нас отсутствуют имперские замашки, и последние попытки экспансии предпринимались моим отцом более века назад. Ему позволили процарствовать гораздо дольше, чем пять — десять лет, а потом подослали убийц. Убийц, а не армию.

— Для войны всегда найдется множество причин, — сказал маркиз.

— Назовите хотя бы пять, — попросил я.

— Самая очевидная причина — это отсутствие у вас наследника, — сказал маркиз. — Возможно, королевства континента хотят решить проблему с вашим семейством раз и навсегда.

— Я вообще не вижу никакой проблемы с моим семейством, — сказал я. — Из всего рода остался только я один, и, как вы только что заметили, наследника у меня нет. Мои владения занимают кусок земли, на которые никто никогда не претендовал. Я не предпринимаю никаких попыток вторжения, последняя локальная стычка на границе была спровоцирована отрядом охотников, а не орками. Я не засылаю на чужие земли диверсантов, никоим образом не пытаюсь вмешиваться в чужую политику.

— Это вторая причина, — сказал маркиз. — Вы ведете себя не так, как до этого вели себя все ваши предки, и королевства не могут этого понять. А то, что они не могут понять, их пугает. Они боятся, что это затишье перед бурей.

— В первые несколько лет после воцарения в Горах Скорби каждый из моих предков предпринимал попытку бряцнуть оружием. Последствия всякий раз были разные, но всегда лилась кровь.

— Третья причина — для обычного человека вы всегда останетесь врагом. Вы — Девятый Лорд, и вы прекрасно знаете пророчество.

— Все три, — сказал я. — Но разве пророчества когда-нибудь были достаточно веским основанием для начала войны?

— Вас боятся, — повторил маркиз. — Вы не выказываете агрессии и в то же время весьма деятельно занимаетесь восстановлением былой боевой мощи Империи.

— От которой напрямую зависит моя собственная безопасность. Это лишь меры самообороны.

— Но вы быстро продвигаетесь в этом направлении, — сказал маркиз. — Орки сейчас сильны, как во времена первых Лордов. И численность зомби растет с каждым днем.

— Чушь, — сказал я. — Я не спорю с тем, что племя орков действительно разрослось, однако зомби на данный момент используются исключительно в мирных целях.

— Цели легко поменять, — сказал маркиз. — Особенно когда вы имеете дело с зомби.

— Мои войска не покидают пределов Империи. Более того, ни одна крупная группировка ни разу даже близко не подходила к границе.

— В королевствах есть и трезвомыслящие люди, — сказал маркиз, — которые осмеливаются вслух говорить о том, что уже на протяжении многих поколений Империя не способна серьезно угрожать чьей-либо безопасности. Однако такие речи не приветствуются, и с каждым днем их слышно все меньше и меньше.

— Чем вы это объясняете?

— Кто-то активно хочет войны, — сказал маркиз. — И развернул против вас целую пропагандистскую кампанию. Я пока не знаю, кто конкретно ее инспирировал, однако поиски в этом направлении ведутся. Скорее всего, источников опасности более одного.

— Надо выяснить, кто и зачем это делает, — сказал я. — Выяснить и положить этому конец. Я не хочу воевать в ближайшие десять лет. Я вообще не хочу воевать.

Маркиз пожал плечами.

— Если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то дело не только в вас, — сказал он. — На данный момент у королевств слишком большие армии, а армии, как вы понимаете, не могут долго стоять без дела. Континент на пороге больших междоусобных войн, и, чтобы не допустить хаоса, королям позарез нужен внешний враг, против которого они смогут объединить свои усилия. Надо ли мне говорить, что вы для этой роли подходите просто идеально? Если они не атакуют Империю, то уже в ближнем прицеле им не останется ничего, кроме как вцепиться в глотки друг другу.

— Значит, что бы мы ни делали, войны не избежать?

— Именно так.

— И время?

— Пять — десять лет, как я уже говорил. Сроки начала войны зависят исключительно от нашего противодействия. Есть и экономический подтекст. Крестьяне…

— Крестьяне не в силах выплачивать все те налоги, которыми их облагают на территории королевств, и потому уходят ко мне, — сказал я. — В Империи мало плодородной земли, но я готов предоставить ее любому, кто готов на ней работать.

— Церковь объявила их проклятыми и предала анафеме.

— Это не вопрос веры, по крайней мере, для этих бедолаг, — сказал я. — Речь идет об элементарном выживании. Когда на кону стоит благополучие твоей семьи, людям все равно, перед каким властелином снимать шляпу. Лишь бы налоги были пониже.

— Их уже больше пятнадцати тысяч, — сказал маркиз. — И было бы еще больше, если бы на границе с Империей не были выставлены заслоны, которые заворачивают большую часть беженцев обратно. Любыми способами, вплоть до показательных казней. Но люди все равно просачиваются, и короли видят в этом опасную тенденцию.

— Пусть снизят налоги.

— Боюсь, что это не тот способ, которым они привыкли решать проблемы.

— Значит, война?

— Да, милорд, война будет. Это только вопрос времени.

Дворяне просыпаются не раньше одиннадцати. Примерно час у них уходит на утренние процедуры омовения, одевания, причесывания и так далее, так что, спустившись к завтраку около полудня, я не прогадал.

Людвиг и Даниель сидели за своим обычным столом и угощались холодной телятиной, сыром и конечно же вином. С ними был еще один молодой человек, которого я раньше не видел. Я не мог судить о его росте, ибо он сидел, но все остальное было в порядке. Крепкий такой, косая сажень в плечах, в движениях быстр и ловок. Даже когда обращается не с мечом, а с обычным столовым ножом. Но и с мечом тоже не пропадет.

Короткая стрижка и мужественное лицо выдавали в нем дворянина не самого крупного. Те же Людвиг и Даниель выглядят гораздо менее мужественно. Не хочу сказать, что они похожи на женщин, или что-то в этом роде, просто черты их лица гораздо мягче. Черты лица людей, не привыкших думать о хлебе насущном.

— А, Конан! — заорал Людвиг через весь зал. — Иди сюда, мы только что заказали!

Я присел на свободный стул, оказавшись лицом к лицу с новым парнем, и сразу же поймал на себе его внимательный взгляд.

— Конан, это Эрик, — представил его Людвиг. — Эрик, это Конан.

— Весьма приятно, — произнес я.

— Взаимно, — отозвался Эрик.

Мы улыбнулись друг другу.

— Кстати, Конан, — сказал Даниель. — Ты не в курсе, по какому поводу я вчера подрался с бароном Как-Его-Там… Черт, совсем из головы вылетело имя… Ну толстый такой, и язык у него длинный…

— Извини, — пожал я плечами. — Я даже не в курсе, что ты вчера дрался.

— Дрался, — ухмыльнулся Даниель. — Рука у меня побаливает, а это верный признак.

— А откуда ты знаешь, что дрался именно с бароном?

— У него тоже побаливает… — ответил Даниель. — Лицо.

— Эрик прибыл на курорт вчера вечером, — сообщил мне Людвиг. — И сразу же встретился с нашим послом. Насколько я понимаю, у нашего посла на него виды.

— Еще бы, — сказал Даниель. — Эрик теперь — большая шишка.

Оба заржали.

Эрик сдержанно и чуть смущенно улыбнулся. Видно было, что ему льстит внимание со стороны столь титулованных особ, но привыкнуть к этой лести он еще не успел.

— Твое лицо кажется мне знакомым, — сказал мне Эрик. — Мы не могли встречаться раньше?

— Вряд ли, — сказал я. — Я только и прошлом году вернулся с островов.

— Конан у нас деревенщина, — доверительным тоном сообщил Эрику Людвиг. Впрочем, доверительность принца крови мог слышать весь обеденный зал. — Практически варвар. Ни черта не слышал, никого не знает, прелесть что за человек. Представь, сколько старых хохм я ему скормил за время нашего знакомства. Он считает меня записным остряком, несмотря на то что у каждого анекдота уже выросла семимильная борода.

— Ты не бывал у нас в Кинне? — продолжал допытываться Эрик. — Хотя бы проездом?

— Нет, — ответил я. — Я даже не знаю, где находится местечко под таким названием.

— Ты ничего не потерял, — тактично сказал Людвиг. — Типичная захолустная дыра, и ничего больше. Городок на десять тысяч жителей, два трактира, три конюшни и никакой охоты.

— Не все из нас рождаются во дворцах, — сообщил Эрик.

— Верно, — согласился Людвиг. — Прости меня, кажется, я немного переборщил. В принципе неплохой город. Тихий.

— Настоящая родина героя, — сказал Даниель.

— Бросьте, пожалуйста, — смутился Эрик. — Какой я герой?

— Самый натуральный, — подтвердил Людвиг. — Именно твоя рука поразила сердце Темного Лорда и положила конец его правлению…

— Очередной конец, — поправил Даниель. — Очередному правлению.

Я налил себе вина. Хотелось курить, но курить было нельзя. Все увидят, как у меня дрожат руки.

— У парня, которого ты замочил, отыскался сынишка, — сказал Людвиг. — Ну ты в курсе.

Эрик кивнул. Вряд ли на целом континенте и прилегающих островах удалось бы отыскать человека, который бы не был в курсе.

— Я слышал, что он хитрый сукин сын, — сообщил Даниель. — И гораздо опаснее, чем его папа.

— Просто он Девятый, — сказал Людвиг. — Ты же знаешь все эти пророчества о Девятом.

— Чушь, — откликнулся Даниель. — Я не верю в пророчества. А ты, Конан?

— Можно было бы поверить, — ответил я. — Если бы оно было одно. А их слишком много, и все они пророчествуют разное. Которому верить?

— Лично мне нравится то, мрачное, — сказал Людвиг. — Ну там, где он будет гулять под ручку с адом. Хотелось бы мне на это посмотреть.

— Да, — поддержал его Даниель. — Зрелище было бы любопытное.

Итак, прочувствуйте ситуацию.

Я сидел за столом вместе с убийцей моего отца.

Правда, убийцу я видел в первый раз, а отца — вообще никогда не видел, и думаю, что убийца вряд ли испытывал личную неприязнь к убитому, но…

По идее, надо было его убить. Не сомневаюсь, что любой из восьми моих предшественников так бы и поступил. Клинка у Эрика с собой не было, и с помощью Браслета я мог прихлопнуть его как таракана. И этих двух аристократов заодно.

Они вовсе не были обычными безобидными пьянчугами и трепачами. Людвиг был первым в списке наследования одной из самых влиятельных и богатых стран континента, причем, если верить донесениям людей маркиза Моро, ждать ему осталось совсем недолго. Его отец, человек преклонного возраста и дурных привычек, вряд ли протянет дольше года. И когда срок ожидания истечет, Людвиг станет одним из самых опасных моих врагов.

Даниель не просто герцог и влиятельный человек при дворе Иллирии, другого влиятельного и богатого государства, чья немаленькая армия находится под командованием военного гения континента. Он еще и первый меч своего королевства.

А один из нумерованных клинков хранится на территории его родины, и весьма высока вероятность того, что именно Даниель, когда пробьет срок, возьмет в свои руки орудие моей погибели.

Можно было убить всех троих прямо сейчас. И война, которую маркиз пророчит в не столь отдаленном будущем, начнется завтра.

Правда, можно убить всех посетителей обеденного зала, а еще лучше — всех постояльцев гостиницы, а еще лучше — сжечь к чертовой матери этот город, попытавшись свалить все на пролетавшего мимо дракона.

Ты уверен, что заложил достаточно динамита, Буч?

— Расскажи нам, как это было, — попросил Людвиг. — Как ты его поразил.

Они меня что, провоцируют?

Эрик пожал плечами:

— Не о чем особенно рассказывать.

— Ну да, — сказал Даниель. — Скромность — это хорошо, но стоит ли доводить ее до крайности? Менестрели пели о великой битве, которая продолжалась несколько часов, и ты был уже на грани гибели, когда исхитрился пронзить его…

— Чушь, — отрезал Эрик. — Не было никакой битвы. Даже поединка не было. Хотите знать, как это было на самом деле?

— Нет! — сказал я.

— Конечно, хотим, — дуэтом воскликнули Людвиг и Даниель двумя секундами позже.

— Мы сидели в засаде три дня. — Голос Эрика стал жестким. — В одном из мест, где он любил охотиться. Мимо нас постоянно сновали орки, но магия Делвина и Шестого меча не позволяла им нас обнаружить. На четвертый день появились охотники. Делвин убил их всех из засады. Сделал это так быстро, что никто не успел ничего понять. Даже я. А потом я вышел из кустов и увидел его. Темного Лорда.

— Трех метров ростом, весь в черной броне и с Призраком Ночи в руках? — уточнил Людвиг.

— Роста он был обычного, — сказал Эрик. — В охотничьем костюме. И из оружия у него был только охотничий арбалет. Незаряженный. Ничего ужасного в его облике я не заметил. Просто пожилой человек, который только что потерял свою свиту. Растерянный.

— То есть, — бросил я беззаботно, — ты хочешь сказать, что убил безоружного?

— Да, — ответил Эрик, глядя мне в глаза. — Я убил безоружного. И никакой гордости за свой поступок не испытываю. Я не герой. Я просто сделал то, что должен был сделать. И если надо, сделаю это еще раз.

— Ты видел у него Браслет? — спросил Людвиг.

— Нет, Темный Лорд носил одежду с длинными, рукавами, — сказал Эрик. — А после его смерти Браслет сразу же отправился к наследнику. Так мне Делвин объяснил.

— Наверное, наследник был сильно удивлен, — сказал Даниель. Тут я был с ним полностью согласен. — Обычный день, ничего такого и тут раз — и Браслет Власти на руке.

— Да уж, это был тот еще сюрприз, — сказал я.

Засмеялись все, кроме Эрика.

Граф был против этой поездки. Он вообще меня слишком оберегает. Думаю, у него возник скрытый комплекс вины на почве того, что моего отца убили, а его даже не было рядом.

Но, являясь шефом моей резидентуры, маркиз не мог прибыть в Черную Цитадель, не будучи раскрытым, а мне, как его новому боссу, было необходимо встретиться с ним лично.

Грифс — небольшой город-курорт. Расположен он очень удачно — с одной стороны, неподалеку есть целебные грязевые источники, с помощью которых состоятельные пожилые люди пытаются вернуть свою молодость, а с другой — вокруг этого места простираются богатые дичью леса, где любит проводить свое время молодежь, по семейному долгу сопровождающая своих престарелых родственников.

Помимо прочего, мне хотелось немного отдохнуть от Черной Цитадели и ежедневных забот по укреплению остатков Империи, поэтому я прибыл на пару дней раньше оговоренной с маркизом даты и предался жизни человека, не отягощенного государственными заботами.

Я не искал встречи с Людвигом и Даниелем, познакомился с ними случайно и далеко не сразу понял, с кем свел меня случай.

А теперь он свел меня еще и с Эриком.

Он догнал меня на улице.

Людвиг и Даниель уговаривали меня отправиться с ними на кабана сразу после завтрака, но я отказался. Совсем не потому, что не считал разумным охотиться, когда рядом обретается любитель нападать из засады. Просто мой отпуск внезапно кончился, и мне стоило вернуться в Цитадель.

Заверив принца и герцога в беззаветной дружбе и пообещав каждому навестить его в родовом имении, я сослался на запущенные дела в собственном замке, попрощался, расплатился с хозяином гостиницы и направился вон из города. В принципе портал для перехода можно было открыть и из моего номера в гостинице, но привлекать внимание раньше времени я не хотел.

Кроме того, прогулка по свежему воздуху могла предоставить мне необходимое для размышлений время. В Цитадели его уже просто не останется. Навалятся дела, рядом будет постоянно ошиваться граф, Палыч начнет приставать каждое утро, настаивая на возобновлении тренировок…

— Конан!

Я остановился.

Он шел по улице торопливым шагом, придерживая развевающиеся на ветру полы камзола. Оружия, кроме кинжала на поясе, у него не было.

— Поговорим? — спросил Эрик.

— Как пожелаешь, — сказал я.

Он огляделся по сторонам. На улице было полно народа, сновали туда-сюда телеги с овощами, раз в минуту появлялись всадники, люди занимались своими делами, и им не было никакого дела до двух дворян, вставших в тени нависающего над улицей дома.

— Здесь? — спросил Эрик.

— Почему бы нет?

— Хорошо, — сказал Эрик. — Давай поговорим здесь.

— Я не вижу смысла в нашем разговоре, — сказал я. — И мне нечего тебе сказать. Но если у тебя есть, говори.

— Тебя зовут не Конан. Но очень похоже, да? Ведь твое настоящее имя — Кевин?

— Ну и?

— Ты очень похож на своего отца.

— Не знаю, — сказал я. — Я его никогда не видел. А изображение на портрете может сильно отличаться от того, с кого этот портрет рисовали.

— Ты меня убьешь?

— А ты этого хочешь?

— Не понял…

— Чего именно ты не понял? — спросил я. — Как ты недавно сказал? Ты сделал то, что должен был сделать? Кончил дело, гуляй смело. А теперь я буду делать то, что должен.

— Я…

— Почему ты без меча, Эрик?

— Меч остался у Делвина, и…

— Что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты понял.

— Чтобы я понял что? — спросил я. — Сейчас ты мне расскажешь, как был беспомощной марионеткой в лапах злого и коварного Делвина? Или что не стоит расценивать убийство моего отца как личный выпад, ибо это был чистый бизнес? Пожать тебе руку? Похлопать по плечу? Пожалуйста.

Я подхватил его безвольно висящую ладонь и крепко пожал. Стоило выпустить ее, и рука тут же упала обратно, словно и не принадлежала живому человеку. Потом я похлопал Эрика по плечу, прижал его к своей груди и расцеловал в щеки.

— В следующий раз приходи с мечом, — попросил я, выпуская героя из своих объятий. — И Делвина с собой прихвати. Вот тогда и поговорим.

Я стоял на вершине башни Микки Мауса и смотрел на звездное небо. Рядом со мной стояли граф, Палыч и Хэм.

Хэм — это сокращенное от Хэмфри. А Хэмфри — это сокращенное от Хэмридела. Он — единственный эльф, который встал на мою сторону и сделал это добровольно, единственный, существующий в этом мире темный эльф. Так его сородичи прозвали. Сами, значит, светлые. Или, по крайней мере, просветленные.

— Поездка была весьма познавательна, джентльмены, — сказал я. — Маркиз Моро подтвердил наши подозрения, что некто искусственно подогревает конфликт между Империей и прочими государствами континента. Он тоже не знает, кто это, но пообещал выяснить.

— Будем надеяться, что его связи по-прежнему хороши, — сказал Палыч.

— Я познакомился с интересными людьми, — сказал я. — С наследным принцем Коллузии, например.

— Мальчишка, дурак и фанфарон, — сказал Хэм. Впрочем, его мнение всегда субъективно. Для эльфа, размерявшего пятую сотню, почти все окружающие кажутся мальчишками.

— По моему мнению, это не более чем маска, под которой до поры скрывается умный и расчетливый политик, — сказал я. — Он не так прост. Но он — не самая интересная личность из тех, что я повстречал. Я видел Эрика. И даже разговаривал с ним.

— Эрика из Кинна? — уточнил граф.

— Именно его, — сказал я.

— Он жив? — спросил Хэм. — Было бы крайне необдуманно поддаваться эмоциям и убивать его там.

— Жив, — сказал я. — Хотя он и узнал меня.

— Была тревога? Паника?

— Нет, он никому не рассказал, — сообщил я. — По крайней мере, до моего ухода. Да и какой бы в этом мог быть смысл? Меча с номером ни у кого при себе не было, а попытаться навалиться на меня всем кагалом просто изощренный вариант массового суицида.

— Есть интересная информация? — спросил Хэм.

— Куча, — сказал я. — Во-первых, ему собираются предложить какой-то пост при дворе Коллузии.

— А Коллузия является местом проживания Делвина и хранения Шестого меча, — заметил граф. — Значит, они хотят иметь под рукой и того, кто может мечом воспользоваться.

— Во-вторых, Эрик не считает себя героем, но подвиг свой готов повторить.

— Это понятно, — сказал Хэм. — Честь и слава, и бла-бла-бла. Никому еще не удавалось убить двух Черных Лордов.

— Потому что обычно нас убивают с интервалом лет в семьдесят, — сказал я. — Но самое интересное, в разговоре со мной он обмолвился, что они с Делвином три дня сидели в засаде в месте, где любил охотиться мой отец, а вовсе не отследили охотничью процессию от ворот Цитадели, как мы считали раньше. Это наводит меня на размышления. Каким образом Делвину удалось узнать о месте, где мой отец будет охотиться, и примерные сроки охоты?

— Предательство? — предположил Хэм. — Это самое очевидное, что приходит на ум. Или они могли отловить в горах орка…

— Орки не боятся ни магии, ни пыток, — напомнил Палыч. — И ни один орк из тех, кого можно отловить в гopax, не обладает информацией о привычках и передвижениях Лорда.

— Значит, предательство, — сказал Хэм.

— Причем на самом высшем уровне, — добавил граф.

— Будем надеяться, что предатель погиб во время падения Цитадели, — сказал Хэм. — Но при этом не следует забывать о возможности, что он все еще жив.

— Предателя надо найти, — заявил граф. — А потом мы решим, как его лучше использовать.

— Аминь, — заключил я.

Все трое на меня очень странно посмотрели.

ГЛАВА 3

Четыре с половиной года до начала осады

После завтрака я отправился в фехтовальный зал, прихватив с собой пару клинков. На месте меня дожидался Грак, орк по происхождению, главный тюремщик Верной Цитадели по должности. С ним, как обычно по вторникам, находился один из его подопечных.

Парнишка был высок, на десяток сантиметров выше меня, широк в плечах. Длинные руки, мощные плечи, выносливые ноги. Мог быть опасным бойцом. А мог — очередной пустышкой.

При виде меня он напрягся и постарался налепить на лицо презрительную гримасу. Однако ввиду того, что место уже было занято гримасой страха, в своем начинании он не преуспел.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Гордое молчание в ответ.

— Это не допрос, — сказал я. — Это обычная светская беседа. Неужели тебе трудно назвать свое имя?

Молчит.

— В разговоре с другими пленниками он называет себя Джоном, — сказал Грак.

— Понятно, — сказал я. — Что он сделал?

— Я выполнял свой долг! — выпалил Джон.

— А я думал, вы уже отрезали ему язык, — заметил я. — В чем состоял твой долг?

Опять молчание. Как же меня это достало.

— Он был пойман патрулем, когда сыпал отраву в колодец, — сообщил Грак.

— Ага, — сказал я. — Интересная интерпретация понятия «долг». Значит, Джон, ты у нас не просто шпион, но еще и диверсант. А знаешь ли ты, что конвенция о военнопленных, принятая в Коллузии сто двадцать семь лет назад, не распространяется на шпионов и диверсантов, захваченных на чужой территории?

К Империи эта конвенция никакого отношения не имела. Моего предка не пригласили, чтобы ее подписать.

Диверсант Джон молчал. Наверное, он думал, что мне наплевать на эту конвенцию.

В принципе он был совершенно прав.

— По законам любой страны, я могу казнить тебя прямо сейчас, — сообщил я. — Тебе повезло, что патруль не зарубил тебя на месте.

Это он прекрасно понимал. В диверсанты идут отчаянные люди. Или те, кому уже просто нечего терять.

— Ровно с того момента, как тебя схватили, ты был обречен, — сказал я.

— Так и убей меня, — выпалил он. — Мразь.

— Не хами, — сказал я. — По крайней мере до тех пор, пока не узнаешь, зачем тебя сюда привели. Грак, сними с него кандалы.

Грак успел привыкнуть к моим чудачествам, поэтому повиновался без звука. Зато как он ворчал первое время.

— Оставь нас, — сказал я, глядя, как пленник разминает затекшие руки.

Старый орк пожал плечами и вышел. Через неплотно закрытую дверь я видел наблюдающего за мной Палыча.

— Вот и остались мы наедине, — сказал я Джону. — Врать тебе я не буду. Ты сам знаешь, что ты покойник, выйдешь отсюда только вперед ногами. Но я готов предоставить тебе шанс сделать перед смертью что-то более значительное, чем порча одного колодца.

— Например? — спросил он.

— Знаешь, что это такое? — спросил я, поднимая зажатый в правой руке клинок. — Это Призрак Ночи, меч Первого Императора, Первого Темного Лорда. Я нашел его в подземельях после того, как восстановил Черную Цитадель. Теперь он принадлежит мне.

Симпатичная вещичка. Согласно легенде, Первый Император ковал этот меч собственноручно, и по этому изделию можно судить о чувстве юмора моего предка. Эфес меча был исполнен в виде тела сатира, сидящего на шпагате. Собственно, его разведенные под углом сто восемьдесят градусов ноги образовывали гарду, а лезвие обозначало то, что у обычного сатира находится между ними. Все знают, что меч воина, как и посох волшебника, является фаллическим символом, однако никто не заявлял об этом так прямолинейно.

То ли сатир был негром, то ли он просто давно не мылся, но лезвие было абсолютно черным. Оно не отражало света, словно поглощая его. Когда я фехтовал этим мечом, я сам себе казался джедаем, орудующим лучом Тьмы. Ничего подобного я раньше не видел. Но, несмотря на свой внешний вид, это было боевое оружие, предназначенное для убийства.

— А вот такое ты раньше видел? — Я швырнул Джону меч, который держал в левой руке.

Этот экземпляр был попроще, рукоять изображала какой-то неизвестный земной ботанике цветок, стеблем которого было лезвие. Эльфийская работа, за километр видно. Все им цветочки-лютики…

Диверсант поймал меч жестом профессионала. Хорошо, значит, это все-таки будет поединок, а не жертвоприношение.

В глазах Джона застыло удивление, парнишка пока не понимал, что происходит.

Я и он, один на один. С мечами в руках. И больше никого рядом.

— Вытащи его из пожен, — сказал я.

Он подчинился.

— Это — Второй меч, — сказал я. — Один из Семи, тот самый, который я вытащил из мертвой руки Свена.

Подробности о том, что на самом деле это сделал граф, пока я валялся в глубоком нокауте, диверсанту знать совсем необязательно.

— Это и есть твой шанс, — сказал я. — Чем бы ни закончился наш с тобой поединок, сегодня ты умрешь. Но у тебя есть шанс умереть не безымянным диверсантом, отравившим колодец, из которого брали воду мирные жители, а сокрушителем Империи Тьмы, убийцей последнего из рода Темных Лордов. У тебя есть шанс получить посмертную славу, которая не померкнет в веках. Как тебе такая идея?

— Откуда мне знать, что это тот самый меч?

— Попробуй меня убить, и ты это узнаешь, — сказал я. — И посмотри на этот вопрос с другой стороны: а что тебе терять?

В следующий момент он атаковал.

Палыч так и ждал меня за дверью.

— Хороший удар, Костя.

— Будь добр, верни клинки туда, откуда их взял, — попросил я, передавая ему мечи.

— Но он чуть не достал тебя на третьем выпаде.

— У него была хорошая техника, — сказал я. — Для диверсанта.

— Все равно я не понимаю, зачем ты это делаешь.

— Великая вещь — практика, — сказал я.

— Для того чтобы практиковаться в фехтовании, совсем необязательно постоянно подставлять свою шею.

— А какой смысл фехтовать с кем-то, зная, что его оружие не способно причинить мне вреда? А так мы имеем настоящий поединок не на жизнь, а на смерть проведенный в реальных условиях… К тому же всех этих людей все равно следовало бы казнить.

— Слишком много чести, — буркнул Палыч.

Пасть от меча Темного Лорда, вместо того чтобы болтаться в петле, как это принято для отправления на тот свет деятелей подобного рода. На мой взгляд, разница невелика. Ведь в итоге деятель все равно оказывается мертвым.

— Если тебя зарежут, не приходи жаловаться, — сказал Палыч. — Это будет самая глупая смерть в твоем роду.

— Значит, именно такого завершения достойна наша династия, — сказал я. — Не мы такие, Палыч. Жизнь такая.

Посланник, явившийся к воротам Цитадели вчера на закате, ждал аудиенции в библиотеке. Прежде чем впустить, его несколько раз обыскали обычными средствами на предмет выявления холодного оружия и трижды прощупали в магическом диапазоне. Выяснили, что он был обычным человеком, не магом, и не находился под магическим дистанционным контролем. Оружия у него не было, и, если он задумал меня убить, ему придется грызть меня зубами. Нудное и бесперспективное занятие.

Наскоро приняв ванну и сменив одежду, испачканную кровью диверсанта по имени Джон, я закурил сигарету и отправился в библиотеку.

Посланник сидел в кресле, развернутом в сторону двери, и терпеливо ждал. Оп не читал книгу, не рассматривал полки, не пил принесенное ему вино и не поглощал предложенные бутерброды. Просто ждал.

Еще у него была выправка профессионального военного, причем не из низших чипов. Даже сидя в кресле, посланник держался с таким видом, будто принимает парад. Спина прямая, грудь колесом, безразлично-торжественное выражение на лице.

— Мне необходимо с вами переговорить, сир, — сказал он.

— Это очевидно, — сказал я. — Иначе вы не стали бы проделывать столь долгий и опасный путь. Только не зовите меня «сиром», я далеко не переполнен имперскими амбициями.

— Как же мне вас называть?

— Достаточно простого «милорда».

— Как вам будет угодно, милорд. Я — граф де Конс генерал, командир правого крыла Первой армии государства Иллирия.

В Иллирии больше одной армии. Конкретно три. Каждая из них выполняет свои собственные задачи. Первая является основной ударной силой для решения внешнеполитических разногласий, и руководит ею военный гений самолично.

— Принято к сведению, — сказал я. Я не большой поклонник дипломатических процедур и не стал лгать, что знакомство с каким-то там графом мне приятно. — Меня вы знаете.

— Да, милорд.

— Было бы странно, если бы вы ответили иначе. Итак, перейдем сразу к делу. Чего хочет от меня ваш славный иллирийский король?

— Меня направил сюда не Бернардо Пятый, — сказал граф де Конс.

— Тогда кто?

— Герцог Грома, милорд.

— Бортис? — Тут он меня удивил.

— Именно, милорд.

— И что Бортису от меня надо?

— Обсудить с вами планы длительного стратегического сотрудничества.

— Любопытное заявление, — сказал я. — Вы меня заинтриговали настолько, что я готов предложить вам выпить.

— Не откажусь.

Я достал из скрытого бара бутылку выдержанного коньяка, ввезенного из родной страны посла, разлил по бокалам на три пальца. Вздрогнули.

— Вы не можете не знать, что в ближайшем будущем против вас планируется полномасштабная армейская операция, которая будет проводиться силами всех королевств?

— Подобные слухи до меня доходили.

— Ни для кого не секрет, что эту армию должен возглавить человек, наиболее достойный такой чести. Военный талант современности.

— Бортис, — сказал я. — И о чем посланник военного таланта современности может говорить с главным потенциальным противником этого самого таланта? Я впервые слышу, чтобы войну называли «длительным стратегическим сотрудничеством». Этот оборот ваша дипломатия ввела совсем недавно?

Он махнул рукой. Это был точно выверенный жест, достаточно сильный, чтобы выразить вызвавшие его эмоции, но все же не настолько, чтобы быть истолкованным как угроза или попытка наслать заклятие.

— Я предлагаю на время забыть о подобной терминологии, милорд. Тем более что все это — лишь происки антиимперской пропаганды. Могу я говорить откровенно?

— Я на этом настаиваю.

— Отлично, — сказал он. — Я — образованный современный человек и не склонен верить во все эти байки с Темными Лордами и Повелителями Хаоса.

— Это очень свежий взгляд на старую ситуацию, — сказал я. — Настолько свежий, что даже я его еще не рассматривал.

— Если смотреть трезво, то вы — совсем никакой не Наместник Зла, или как вас там еще называют базарные кликуши. Я вижу в вас весьма влиятельного дворянина, обладающего могущественным магическим артефактом, не более.

— Мои подданные вряд ли расценят подобное заявление как комплимент.

— Это еще один взгляд со стороны, — сказал граф де Конс. — Просто с другой стороны. Но поверьте мне, то, что я сказал, это не только моя мысль. Так думают многие здравомыслящие люди, которым просто затыкают рот.

— Допустим, — сказал я. Я уже понял, что он собирается мне предложить, во что это выльется и как это можно использовать. И мне стало скучно.

— Мой командир, герцог Бортис, тоже весьма влиятельный человек. И он, как и вы, недоволен тем местом, которое ему отвела история.

— В его случае имела место не история, — сказал я. — Короли.

— Пусть так. Бортис пролил ради них немало крови, больше полувека он поддерживал их правление своими военными успехами, а что получил в ответ?

— Рассчитывающий на людскую благодарность строит свой замок на песке.

— Он служил трону верой и правдой, и за это ему пожаловали фиктивный, вымышленный титул, не подтвержденный замком и владениями. За долгие годы службы они предложили ему мизерное жалованье, размеры которого просто оскорбительны.

— И он решил переписать историю, — сказал я. — Переписать королей, а точнее, просто их вычеркнуть. Герцог Грома Бортис — это звучит неплохо, но Император Бортис Первый будет звучать куда лучше, так?

— Вы прозорливы, милорд.

— Просто циничен. Пугая королей моим именем, Бортис собирает под свои знамена могущественную армию, равной которой на континенте нет. Эта армия будет повиноваться только ему и должна принести ему трон на остриях своих мечей. Мне в этой игре отведена роль пешки. Используя меня сначала как пугало, а потом в качестве мальчика для битья, Бортис покончит с моей Империей и будет строить собственную, обратив оружие на тех, кто его сюда послал.

— Таков худший вариант развития событий, — сказал граф де Конс, не моргнув глазом. — Который возможен только в том случае, если пустить дело на самотек.

— А каков лучший вариант?

— Именно его я и должен с вами обсудить, милорд.

— Мне почти любопытно, — сказал я. — Что вы предлагаете?

— Действовать сообща.

— Вывод, который я могу сделать из этого предложения, заключается в том, что Бортис будет не в состоянии контролировать всю армию. Он намерен положить части, верные присяге, под моими стенами, моими руками убрать всех, кто не согласится признать его Императором. Причем вы полагаете, что таких будет много, иначе вам не была бы нужна моя активная помощь. Давайте я нарисую вам план предстоящей кампании. Бортис отправит неугодных в авангард, и те окажутся зажаты между орками и зомби, с одной стороны, и остальной частью армии — с другой. Оказавшись в котле, они все погибнут. Так?

— В общих чертах.

— Что Бортис получит в результате нашего сотрудничества, я понимаю. А что получу я? Один из Семи мечей в спину?

— Зачем же так? Уже сам факт моего присутствия здесь говорит о том, что мы намерены играть честно.

— Ваш командир собирается нарушить присягу, примем не один, а в преступном сговоре, — сказал я. — О какой местности вы говорите?

— О честности по отношению к вам.

— Это странно, — сказал я. — Я всегда считал, что честность не может быть относительным понятием. Она либо есть, либо ее нет. И если кто-то кого-то один раз предал, нет никаких гарантий, что в дальнейшем этого не повторится.

— Вы даже не хотите выслушать предложение герцога?

— Хочу, — сказал я. — Что вы намерены мне предложить?

— Значит, склонял к сотрудничеству, — сказал Палыч. — Путем подкупа.

— Ага, — подтвердил я.

— Где он сейчас? — спросил Хэм, рассматривая корешки древних гримуаров. За каждую вторую книгу любой коллекционер продал бы собственную душу. За каждую третью этого коллекционера сожгли бы на костре.

— В гостевых апартаментах Восточного крыла.

— Вы уверены, что он не шпион?

— Нет, — сказал я.

— Что конкретно он предлагал? — спросил граф.

— О, — сказал я, — тут целый список. Во-первых, он заверяет, что как минимум два из оставшихся Шести мечей будут передвигаться вместе с его армией, и он гарантирует, что ни их Хранители, ни герои не доживут до последнего штурма. Бортис заверяет, что постарается заполучить в свою армию как можно больше Хранителей.

— Звучит заманчиво, — сказал граф. — Если это правда.

— Во-вторых, он гарантирует мне восстановление Империи в тех границах, в которых она существовала во времена Первого Лорда.

— Да это ж полконтинента! — воскликнул Палыч. — Что-то мне слабо верится, что Бортис столь великодушен. И что он готов поделиться властью.

— Я думаю, это блеф, — сказал Хэм. — Для того чтобы выиграть войну, Бортис готов пообещать что угодно. Но как только дело дойдет до дележа, он станет очень прижимист.

— Посол уверяет, что Бортис не собирается останавливаться на покорении материка и намерен завоевать весь мир.

— Чушь, — сказал Палыч. — Это еще два материка и чертова куча островов. Королевства не располагают флотом, чтобы перевезти целую армию.

— Корабли — не единственный способ доставки армии на поле боя, — заметил граф.

— Верно, есть еще порталы, — сказал Хэм. — Но если Бортис обойдется с Хранителями так, как говорит его посол, вряд ли маги захотят с ним сотрудничать.

— Магов можно и принудить к сотрудничеству, — заметил граф. — Несогласных устранить, а с остальными вполне можно работать.

— Это вопрос отдаленного будущего, — сказал я. — До которого мы с вами, если примем неправильное решение, можем и не дожить. Вопрос, на который надо ответить прямо сейчас, звучит так: можем ли мы верить Бортису и видим ли мы в нем стратегического партнера?

— Это целых два вопроса, — сказал Палыч. — И если Бортису нельзя верить, это не означает, что мы не можем его использовать.

— Не в качестве союзника, но в качестве врага наших врагов, — согласился граф. — Пусть он нанесет удар по своей армии, как собирается. Пусть он отдаст нам хотя бы один из Семи мечей. Убьет хотя бы одного Хранителя. На данный момент мы ничего не теряем.

— Кроме времени, — сказал я. — Маркиз Моро сообщает, что война начнется через три-четыре года, не раньше. Но если Бортис будет уверен в нашей поддержке, он может настоять на своем и выступить раньше. Оно нам надо?

— Вы правы, милорд, — сказал Хэм. — Мы должны оттягивать начало войны как можно дольше. Кроме того, нет никаких гарантий, что предложение Бортиса — не еще один его тактический ход, который должен усыпить нашу бдительность. Мы ввяжемся в войну, рассчитывая на удар Бортиса, и, если удара не последует, это для нас будет весьма неприятно.

ГЛАВА 4

Три года до начала осады

Несколько слов о том, кто такой Рамблер. Или что он такое. Я до сих пор не определился, к живой или неживой природе относится эта сущность.

Рамблер — это демон.

Демоны, как я выяснил не так давно, бывают разными, очень разными. Не только по размеру и форме, но и по состоянию.

Рамблер — это демонический газ. То есть тело данного демона не обладает формой и способно занимать любой предоставленный ему объем. Данная порода демонов весьма нежизнеспособна, ибо они не умеют ограничивать свои объемы и растекаются, едва вырвавшись из своих подземельных измерений, стараясь заполнить собой весь мир. В какой-то момент концентрация демона в атмосфере падает ниже критической отметки, и демон перестает существовать как разумная личность. Собрать распыленного в атмосфере демона до его прежнего состояния практически невозможно.

Маги знали о существовании таких демонов, но знание это носило чисто академический характер, ибо практического применения газообразным демонам никто придумать не мог.

Я придумал.

Я гений.

Империя не обладала слишком большой территорией, что позволяло обеспечить достаточно высокую концентрацию Рамблера для его нормальной жизнедеятельности. Ограничив его объем магическими силовыми полями, я выпустил Рамблера в мир и получил демона, который одновременно присутствует во всех уголках моих владений. Из него получилась отличная поисковая система и охранная сигнализация одновременно. Конечно, зрение Рамблера возможно затуманить с помощью высокой магии, и он не способен обнаружить Хранителя или пронумерованный клинок до тех пор; пока те не перейдут к активной фазе или не совершат какую-либо ошибку, однако обычных диверсантов, шпионов или мародеров он вычисляет на раз.

Концентрация Рамблера в Черной Цитадели несколько выше, чем в целом по стране, и он способен проецировать визуальные образы, сообщая о надвигающейся опасности.

Пятеро.

Их было пятеро. Довольно большая группа, если вспомнить, что Эрик из Кинна и Делвин действовали вдвоем. Они сидели на полянке рядом с угасающим костром и в пять глоток дожевывали свой геройский завтрак.

— Приятного аппетита, — сказал я, выходя из портала в пяти метрах от их стоянки.

Вопреки пожеланию, аппетита у них явно не прибавилось. Пасторальная картинка вмиг улетучилась. Остатки еды полетели на землю, оружие заскрежетало, вырываясь из ножен, и пять пар глаз вонзили в мою персону свои яростные взгляды.

Сэр Джеральд, виконт де Ченси, герой и обладатель Пятого меча, вне всякого сомнения, был центральной фигурой этой компании. Он был молод, строен и обладал ястребиным взором. А еще у него был волевой подбородок.

Хранителем и главным кукловодом был маг с непроизносимым именем Шакрабран. Или что-то в этом роде. Он был так же похож на стереотип старого и мудрого мага, описанного в любой книге жанра фэнтези, как Джеральд походил на доблестного и отважного героя. Конечно же у него с собой был посох.

Третьим был герцог Камберлендский. Седовласый зрелый мужчина, он был строен, подтянут и обладал повадками старого опытного бойца. Если бы номерным клинком обладал он, у меня могли бы возникнуть большие проблемы.

Принцесса Лири. Красивая, если вам нравится тип женщин, запрятанных в черную кожу и увешанных оружием, как новогодняя елка гирляндами. На мой вкус, прикид у принцессы был слишком уж милитаристический, даже для данных обстоятельств, но о вкусах не спорят. И без этого существует достаточно причин, чтобы быть убитым.

Пятым был гном. Полтора метра ростом, страшный, грязный, похожий на выползшего из канализации бомжа. При нем были непременные гномьи атрибуты — борода до пояса и боевая кувалда.

Все как всегда.

Герой просто не может быть один.

Все примитивно до отвращения. У героя есть меч, чтобы меня убить. Моя смерть — главная и единственная его задача. Цель дружины — доставить героя ко мне, по дороге оберегая его от неприятностей, давая ему мудрые советы, уча его жизни и сдувая с него пылинки. Странный они народ, эти герои, без дружины и шагу ступить не могут. Стадные животные.

Свойства Пятого меча и магия старого шарлатана надежно хранили их от моего взора вплоть до сегодняшнего утра. Но на рассвете дружина наткнулась на случайно забредший в эти места патруль орков и вырезала его подчистую, что привлекло внимание Рамблера и позволило мне их засечь.

В общем, после доблестного истребления трех орков пятеро лихих головорезов, в компании которых был боевой маг, со свойственной всем героям дальновидностью устроились на второй завтрак в нескольких шагах от оставленных ими мертвых тел. И после этого они еще имеют наглость выглядеть удивленными оттого, что именно я желаю им приятного аппетита.

Взгляды присутствующих, как по команде, сошлись на моей правой руке.

— Все верно, это я, — сказал я, демонстрируя Браслет. — Не ждали?

— Отродье Тьмы, сейчас ты примешь свою смерть. — Это мне Джеральд сообщил. Герои, они ведь, как правило, не способны разговаривать, как нормальные люди. Только вещать.

— Это оно, конечно, да, — сказал я. — Но для начала у меня есть встречное предложение, господа. Почему бы нам не решить нашу проблему по-хорошему?

Судя по выражению их лиц, решать по-хорошему какую бы то ни было проблему вообще они настроены не были. Но я все равно продолжил.

— Я не питаю ни к кому из вас враждебных чувств, — сказал я. — Разве что к одному из здесь присутствующих. Но если вы оставите мне меч, а сами совершите разворот на сто восемьдесят градусов и уйдете восвояси, я обещаю, что никто не будет вас преследовать.

— Ты примешь смерть, — тупо повторил Джеральд. Да, он дурак, однако.

— Хотел бы обратить ваше общее внимание, что главам вашим шансом был эффект неожиданности, который же утерян, — сказал я. — И теперь, когда я вас обнаружил, мог бы просто раздавить вашу компанию, прислав вместо себя пару тысяч орков или, например, своего дракона.

Но мне хотелось обойтись без кровопролития, ибо я ценю жизни и орков, и драконов, и даже ваши, как ни странно, и я хотел бы с вами договориться. Неужели мы этого не сможем? Ведь мы же, в конце концов, цивилизованные люди.

— За нас беседу поведут клинки, — сказал маг.

— Красиво сказано, — оценил я. — Хотя выглядеть это будет не так красиво. Хотите подраться? Можем и подраться. На этот случай у меня есть другое предложение. Я не имею привычки убивать женщин, равно как и желания подобной привычкой обзавестись, но в случае самообороны… Короче, если ваша дама пообещает, что не будет вмешиваться в схватку, она может оставить здесь свое оружие и уйти.

Ответом мне был яростный взгляд.

Третья дочь властителя захолустного королевства, у нее было мало шансов на удачное замужество, и она выбрала для себя карьеру воительницы. Поход против Цитадели Зла мог быть для нее хорошим пиаровским решением.

— Все, я понял, — сказал я. — По-хорошему никто не хочет. Давайте драться.

Наверное, граф был прав. И Черномырдин тоже был прав.

Граф говорил, что никто не может уйти от своего рока.

Черномырдин говорил, что хотели, как лучше, а получилось, как всегда.

Вот так и у меня. Стараешься, из шкуры вон лезешь чтобы обойти острые углы, вырулить ситуацию в цивилизованное русло, а все всегда кончается мордобоем и брызгами крови. Наверное, все дело в наследственности.

Никто не хочет договариваться со мной по-хорошему. Если, конечно, за моей спиной не стоит батальон орков орда зомби или Киндаро.

Наиболее опасной единицей среди присутствующих был маг, поэтому его я убил первым. Я метнул в него смертельное заклинание и нож с утяжеленной рукоятью. Заклинание он успешно отбил, а вот нож — не успел, и тот по рукоять вонзился в его горло.

Пока маг падал, я выхватил из ножен Призрак Ночи, свой фамильный меч, с лезвием черным, как сама Тьма, и острым, как коса смерти.

Вторым я зарубил гнома, который только поднимал свой молоток. Не потому, что гном был очень опасен, хотя гномы и хорошие бойцы. Разве что слишком медлительные. Просто он сидел ближе всех.

Гном и маг своей смертью сумели выиграть время для героя, и, когда я сделал следующий шаг, Джеральд уже стоял на ногах, сжимая в руке орудие моей погибели. Пятый меч скрестился с Призраком Ночи, и клинки запели голосами демонов боя. Джеральд не умел фехтовать.

Он умел размахивать мечом, а этого умения недостаточно. Он мог бы выиграть три поединка из четырех, имея дело с обычным противником.

Но в последнее время я выигрывал десять из десяти.

На третьем выпаде я отрубил герою кисть. Джеральд вскрикнул, побледнел, как экран в кинотеатре перед просмотром фильма, а меч звякнул, падая на землю.

Я отбил выпад герцога, позволил принцессе воткнуть кинжал мне в бедро, а потом резко толкнул ее в плечо и она отлетела в сторону. Я вытащил кинжал из своего тела повертел в руках и отбросил в сторону.

— Вы знаете, — сказал я, — оба мои предложения все еще в силе.

Герцог точно оценивал свои шансы, и в его глазах я прочитал готовность согласиться, но принцесса не оставила ему выбора. Она упала на одно колено, склоняясь над мечом, и ее пальцы уже вынимали клинок из отрубленной руки героя. В рейтинге глупости этот поступок занял бы высшую строчку.

Герцог не желал осрамиться перед дамой. Ведомый более галантностью, нежели чувством долга, и понимая обреченность своей атаки, он бросился на меня, пытаясь подарить деве-воительнице хоть чуть-чуть времени для атаки.

Я убил его быстро и милосердно, пронзив сердце. И едва я успел вытащить меч из трупа, как мне сразу же пришлось отбивать бешеные удары принцессы. Увы и ах, в ее атаке было больше желания, решимости и отваги, нежели элементарного умения убивать.

— Этот меч слишком тяжел для вас, мадемуазель, — сообщил я. — Вас подведет инерция.

Ответом мне был звон оружия.

Скучный они народ, принцессы, даже поговорить по-человечески не могут.

Наверное, я мог бы остановить ее, не убивая. Но понимал, что это бессмысленно. Ею уже овладело боевое безумие, и она бы все равно не отступила. Лишенная меча, она бы царапалась, лишенная рук, пыталась бы перегрызть мне горло, лишенная зубов, попыталась бы заколоть меня острыми каблуками своих сапог.

Избавить ее от безумия могла только смерть. И я подарил ее принцессе.

Так Джеральд остался один.

Мы стояли друг против друга, Призрак Ночи покоился в моих ножнах, а в руке я сжимал Пятый меч.

Лишенный номерного клинка, руки и дружины, герой смотрел прямо на меня, и в его глазах жила смерть. Но эта смерть была не моей. Не в этот раз и не от его руки.

Правая рука Джеральда висела вдоль тела как плеть, а левой он пытался достать прикрепленный к поясу кинжал.

Я покачал головой.

— Неужели ты не понимаешь, что с этой железкой у тебя нет и тени шанса? — спросил я. — Уходи.

Он молчал. Наверное, считал, что разговаривать со мной — ниже его достоинства.

— Я уже получил желаемое, — сказал я. — И ты ничего не сможешь изменить. Мне не нужны были их жизни, и твоя жизнь тоже не нужна. Уходи.

Он молчал.

— Я не сражаюсь с калеками, — сказал я. — Но жизнь твоя не кончилась. Без руки ты уже никогда не сможешь быть воином, и имя твое покроется позором, но ты сумеешь это пережить. Возьми себе другое имя и проживи другую жизнь. Конечно, это не так много по сравнению с тем, что ты сам для себя хотел, но это гораздо больше, чем есть у твоих друзей. Уходи.

Он молчал.

Я повернулся к нему спиной и пошел в сторону леса. Даже если он попытается на меня напасть, пусть его. Своим кинжалом, в котором не было ни капли магии, он не сможет меня даже поцарапать.

На четвертом шаге я услышал сзади сдавленный хрип, и любопытство заставило меня обернуться.

Джеральд стоял на коленях. Кинжал он воткнул себе в горло.

Я встретился глазами с его стеклянным взглядом и посмотрел, как он падает ничком и замирает в этой позе навсегда.

Странный они народ, герои. Совершенно неприспособленный к реальной жизни. Одно слово, вымирающий вид.

Граф с Палычем устроили мне тихую, корректную и тщательно продуманную выволочку. Когда я вышел из портала с Пятым мечом в руках, они сидели на террасе, пили вино и демонстративно не смотрели в мою сторону.

Я развел руками.

Палыч разлил вино по двум бокалам. Третий хоть и стоял в некотором отдалении, но остался пустым.

— Ну извините, — покаялся я. — Так уж получилось. Но ведь получилось же!

— Будем, — сказал Палыч.

— В вечности, — добавил граф.

Они сдвинули бокалы и выпили.

— Между прочим, могли бы выпить, не чокаясь, — сказал я. — За упокой Хранителя и героя.

— Думаю, могли бы и за твой упокой выпить, — сказал Палыч. — Что за идиотизм, Костя, идти в одиночку против пятерых?

Граф был вежливее.

— Вы слишком рисковали, милорд.

— Я не понял, — сказал я. — А кто мне вообще сосватал сию работенку?

— Рок.

— Вот к нему и отправьте свои претензии, граф, — сказал я.

— Вы могли послать меня, — сказал граф. — Или отряд орков. Или Киндаро.

— Мне казалось, что есть дела, которые я должен улаживать сам.

— Вы слишком рисковали, милорд, — повторил он. — Сейчас, в преддверии войны, вы не можете себе этого позволить.

— Пацан уже взрослый, — сказал Палыч. — Если он хочет свернуть себе шею — флаг ему в руки. И Хранителей навстречу.

— Эти мечи, — я потряс Пятым, — ковались против меня. И Хранители — это только моя проблема.

Палыч пожал плечами.

— Как тебе угодно.

— Этот вы тоже не хотите уничтожить, милорд? — спросил граф.

— Нет, — сказал я, — не хочу. Лучше собрать коллекцию. Хочу повесить на стенку все семь. И любоваться их видом долгими зимними вечерами.

— И все-таки вы слишком рисковали, милорд, — сказал граф в третий раз, и тема была закрыта.

ГЛАВА 5

Две недели до начала осады

И одним легким движением руки вы за секунду превращаете фортификационное сооружение в кремационную печь…

Из охваченной огнем дозорной башни я переместился обратно на свою любимую террасу и приказал прибиравшемуся там слуге принести мне поесть. После использования Браслета Власти я всегда дико голоден.

Кроме слуги на террасе находились еще трое — граф, Палыч и Хэмфри.

— Всем привет.

— Как все прошло, милорд? — спросил граф.

— Как должно было, — ответил я, закрывая тему. Говорить об этом мне не хотелось.

Троица сидела за столом и попивала вино. По крайней мере, двое из них точно пили вино. Жидкость в бокале графа тоже была красного цвета, но вполне могла иметь и не растительное происхождение. В пользу этого варианта свидетельствовало и наличие двух кувшинов.

Я уселся на свободный стул и плеснул себе в бокал. Судя по тому, что предупреждения не последовало, я выбрал правильный кувшин.

— Значит, передовая часть их армии наконец-то показалась, — сказал Хэмфри. — И перешла к активным действиям.

— Сэр Клод говорит, что через несколько дней армия подойдет к Челюсти Дракона, — сказал граф.

— Если сэр Клод так говорит, значит, так оно и будет, милорд, — сказал Хэм.

— Рамблер придерживается того же мнения, — сказал я.

— Еще сэр Клод говорит, что Челюсть Дракона нам не удержать, — сообщил граф.

— При массированном вторжений на территорию Империи Челюсть Дракона не удавалось удержать никому из моих предков, — заметил я. — Хотя они угробили на это много сил. Думаю, что нам не следует за нее особенно держаться, сделав выводы из опыта наших предшественников.

— Уведем оттуда все войска?

— Не думаю, что все, — сказал я. — Оборонительный вал защищают зомби?

Эльф кивнул.

— А зомби все равно мертвы, — сказал я. — Так что терять им нечего. Пусть зомби останутся на месте и повоюют немного, а мы посмотрим. Оценим, насколько хороши наши враги.

— Разведка боем, — сказал граф. — Но ничего интересного мы не увидим. Зомби просто сметут за считанные минуты.

— Мы увидим, как именно их сметут, и посчитаем, за сколько минут их смели, — возразил Хэм. — Даже по маленькой стычке можно понять стратегию противника.

— Надеюсь, Повелитель не будет возражать. Кстати, а где он? Думаю, надо устроить небольшой военный совет.

— Мы назначили его на завтра, милорд, — напомнил граф.

— Перенесем, — сказал я. — В мире, где я вырос, была мудрая поговорка, которая советовала не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

На террасе появился Альберт, мой дворецкий. В его руках был поднос со свежими булочками, холодным копаным мясом с пряностями, сыром и овощным салатом. Он поставил поднос на стол передо мной и замер.

Так он будет стоять, пока я не отдам ему следующее распоряжение. Он не зомби и не голем. Просто так вышколен.

— Альберт, пошли кого-нибудь за Повелителем зомби и Ханом орков, — сказал я. — Также не мешает позвать сюда Ланса и Деррика.

— Милорд, Хан орков уже здесь, — сказал Альберт. — Он ожидает аудиенции и хочет поблагодарить вас за спасение его сородичей. Я так понимаю, что это связано с событиями в Бескрайней Степи.

— Позови его.

На фоне аристократичного вампира и стройного, элегантного эльфа внешность присутствующих орков, одного замаскированного и одного натурального, бросалась в глаза еще сильнее. Оба невысокие, но такие плотные, что кажутся не живыми существами, а движущимися скалами.

Едва войдя, Хан попытался упасть на одно колено и произнести речь. Хорошо, что я успел его остановить.

— Не надо жестов, Хан, мне и без них известна верность твоего племени, — сказал я. — Лучше выпей с нами вина. Мы собираемся обсудить положение дел.

Стул под Ханом угрожающе затрещал, но все-таки выдержал чудовищный вес.

Спустя пять минут появились Повелитель и Деррик.

На вид Повелителю лет триста, на самом деле еще больше. Он постоянно носит серый плащ с глубоким капюшоном, закрывающим лицо. На руках — серые перчатки, которые он никогда не снимает. По крайней мере, на публике. Говорят, что от алхимических опытов его руки покрыты чудовищными ожогами.

Деррик же — молодой красивый парень, предводитель немногочисленного крестьянства моей так называемой Империи.

На самом деле присутствие обоих на совете — лишь фиктивность. Стиль Повелителя зомби — преданности и исполнительность, военные мудрости не по его части. А под командованием Деррика слишком мало людей, чтобы принимать их в расчет.

Мы ждали Ланса. Ланс. — это совершенно другое дело. Он — наемник, и преданность его большей частью зависит от полноты кошелька его нанимателя. Но он — профессионал, и под его началом отряд в пять тысяч клинков. В молодости Ланс служил генералом под началом самого Бортиса, но потом что-то у него не срослось с одним из местных королей, и он подался в джентльмены удачи. Ланс стремительно ворвался на террасу, словно был вызван не на военный совет, а на боевую вылазку.

— Итак, начнем, — сказал я, когда все нашли свое место за столом и пригубили вино. — Хэмфри?

— Разведчики докладывают, что армия союзников огромна. Они еще никогда не выставляли против Империи такой мощи.

— Выставляли, — сказал граф. — Во времена Первого Лорда.

Армия союзников еще не подошла к пределам контролируемой Рамблером территории, и судить о ее размерах можно было только с чужих слов.

— Хорошо, союзники никогда не выставляли против Империи такой мощи со времен Первого Лорда, — поправился Хэмфри. — Объединенные силы королевств составляют около ста пятидесяти тысяч человек. Плюс около тысячи магов и заклинателей разного ранга.

Сто пятьдесят тысяч человек. Из них около двадцати тысяч кавалерии, совершенно непригодной для использования в горах. При осаде замков кавалерия нужна только для оперативного реагирования на вылазки противника.

Стрелки — лучники и арбалетчики. От них тоже немного проку, по крайней мере, до тех пор, пока стоят стены замка. А стены Черной Цитадели очень высоки. Стрела долетает до их верха, потеряв всю скорость, и ее спокойно можно взять из воздуха голой рукой. Арбалетный болт тоже теряет большую часть энергии и, хотя и может ранить беззащитного человека, пробить броню уже не способен.

Основную ударную силу представляет пехота — волки войны, вооруженные мечами и булавами, одетые в легкие доспехи, не стесняющие движения и позволяющие карабкаться по осадным лестницам.

Инженерные войска с огромным обозом, который везет разобранные па запчасти осадные орудия. Тараны, требюшеты, катапульты, осадные башни. Все, чтобы взбираться на стены или крушить их.

И Бортис, которому доверили такую силу. Судя по тому, что говорил его посланник, доверили зря.

Я называю это преемственностью. Сокрушив меня, Бортис готов тут же занять мое место. Он почему-то думает, что у него дела пойдут лучше.

— Мы решили сдать Челюсть Дракона, — сказал Хэмфри, — оставив на валу только минимальный гарнизон. Хотим посмотреть на силы врага в действии. У вас есть возражения, Повелитель?

— Нет. Если вы считаете, что это нужно, — значит, нужно.

Повелитель хотя и имеет своих тараканов в голове, как и все мы, но на зомби смотрит здраво и своими детьми их не считает. Пушечное мясо оно пушечное мясо и есть. Сами пушки, к счастью, еще не изобрели.

— Отлично, — сказал я. — Думаю, пятисот голов будет достаточно. Скажите, Повелитель, работа над углублением рва продвигается?

— Сейчас они заканчивают работу у Южной стены.

— Защитный ров в горах — это нечто новое, — сказал граф. — Думаю, союзников несколько удивит его наличие.

Думаю, что он прав. Вырыть защитный ров в цельной горной породе до сих пор считалось невозможным, и рвы служили укреплением замков лишь на равнинах. Но если уж говорить правду, то зомби ров не рыли. Неутомимые мертвецы, они пробивали его ломами и кирками. Титанический труд, с которым не справилось ни единое живое существо!

Рва вокруг Черной Цитадели еще никогда не было. Были высокие стены с узкими бойницами, были еще более высокие башни с установленными на их вершинах боевыми орудиями, был лабиринт, ведущий от внешних ворот к внутренним, был небольшой, но хорошо укрепленный внутренний замок. Теперь ко всему этому великолепию прибавился ров и подвесной мост.

Черная Цитадель никогда не обладала репутацией неприступного замка. Зловещего, ужасного, мрачного — да, но не неприступного. Ее трижды брали штурмом. Троих моих предков убили, предварительно разрушив замок. Во всех остальных случаях его разрушали уже после смерти очередного Лорда.

Вряд ли один только ров сможет кардинально улучшить положение. Но то, что он его не ухудшит, — это точно.

— Помимо обычных осадных орудий они тащат с собой боевых слонов, — сказал Хэмфри.

Ланс снисходительно улыбнулся, а я попытался вспомнить, что я знаю об этом виде военной силы.

Боевой слон.

Слоны водились на соседнем материке и здесь стоили кучу золота. Чуть ли не равную своему весу.

Местные слоны похожи на земных примерно так же, как крокодилы похожи на ящериц. То есть общее сходство во внешности есть, но калибр совершенно разный. Одна такая зверюга весит около десяти тонн, ростом чуть меньше восьми метров, бивни достигают от трех до пяти метров в длину и в боевых условиях наращиваются за счет металлических наконечников. К хоботу обычно прицепляют тяжеленный боевой молот, которым можно внести ворота средних размеров замка или сокрушить двухэтажный городской дом. Слоны топчут все на своем пути, так что их можно использовать только в авангарде. Орудуют слоны бивнями, хоботом, способны перетаскивать осадные орудия и служить живым тараном. Управляют боевыми слонами специально обученные погонщики.

Есть у слонов и свои минусы. Если убить погонщика или достаточно сильно напугать или ранить само животное, оно с тем же успехом примется топтать и разить тех, кто его сюда притащил.

Поэтому Ланс и улыбается. Слоны — это показуха. Цитадель можно осаждать и без слонов.

Правда, если осада затянется, слонов можно будет съесть.

— Ребята настроены достаточно серьезно, — сказал я.

— Зачем им понадобилось уничтожать дозорные башни в степи? — поинтересовался Хан. — Если мы и так все о них знаем.

— Это не боевая тактическая задача, — объяснил Хэм. — Просто они хотят выглядеть последовательными. Они показывают, что намерены довести дело до конца, прервать цепочку наследования и положить конец Империи. Окончательно и бесповоротно. Вырезать всех до единого и разрушить все, что может быть разрушено в принципе.

— Чистая пропаганда, — объявил Ланс. — Сколько слонов?

— Около тысячи.

— Как они собираются затащить их в горы? — спросил Ланс. — И что самое интересное, какую кучу провианта они должны с собой захватить?

— С ними маги, — сказал Хэм, словно это все объясняло. Еда для слонов через магические порталы?

— Что помимо слонов? — спросил Ланс.

— Гномы, — сказал эльф. — Пятнадцать тысяч топоров.

Гномы живут под землей далеко на западе. Это мрачные и полные решимости бородачи, которые крайне редко участвуют в наземных кампаниях. Самое интересное, что мой род уже лет пятьсот не дергал их за бороды и не наступал на их метафорические хвосты. Гномы вооружены боевыми молотами или топорами, носят небольшие металлические щиты и рогатые шлемы. Дерутся они каждый раз так, словно пробил час Рагнарека. С неудержимой мощью и яростью берсерков.

— Как давно они выступили? — спросил граф.

— Армия вышла из Подземного королевства шесть дней назад. Они должны соединиться с основными силами союзников примерно через неделю. Кстати, с гномами идет Луккас.

Луккас.

Легенда противной стороны. Страшная сказка для моих детей, если бы они у меня были.

Луккас — Хранитель Первого меча, того самого, которым зарезали Первого Императора.

Именно Луккас, положивший начало избиению моего рода, был тем самым магом, который вложил магический клинок в руку первого героя. Именно его торжествующий смех слышал мой дальний предок перед своей смертью.

— Хранители вручили изначальный клинок этим коротышкам? — удивился Ланс. — Неужели среди людей образовался недостаток героев?

— С островов прибыл отряд огров, — продолжал Хэмфри. — Они дерутся за золото.

— Почему мы им его не предложили? — спросил я.

— Я работал с ограми, — сказал Ланс. — На самом деле они только выглядят внушительно, но от них больше вреда, нежели пользы. Недисциплинированны по причине необычайной тупости, не понимают элементарных приказов и способны принести путаницу в любой план битвы. Сколько голов в их отряде?

— Примерно полторы тысячи, — сказал Хэм.

— Можете сбросить их со счетов, — сказал Ланс. — Даже такой гений, как мой бывший начальник, не найдет им достойного применения при долгой и планомерной войне.

— Есть и сугубо неприятные новости, — сказал Хэмфри. — По королевствам гуляют слухи, что люди заключили соглашение с тремя драконами. Я склонен этим слухам верить.

— Сие есть проблема, — сказал Ланс. — Кто именно из драконов?

— Этого я не знаю наверняка, — сказал Хэмфри. — Само соглашение, если оно существует, держится в строжайшем секрете.

— Дракон — это очень серьезная боевая единица, — сказал Ланс. — Как я понимаю, у нас дракон только один?

— Киндаро, — подтвердил я. — Но он самый старый дракон на материке и, вне всякого сомнения, самый опасный.

— Но даже он не стоит троих, — сказал граф. — Сэр, Ланселот прав, это проблема.

— Одного не могу понять, — сказал эльф, — откуда такая активность? Еще месяц назад об армии союзников и предстоящей войне никто не знал, а теперь вдруг вот это. С чего бы?

— Самая очевидная причина, — сказал Ланс. — Был толчок извне. Они получили какую-то информацию, которой у них раньше не было и которая побуждает их действовать немедленно.

— Что бы это могло быть?

Все посмотрели на меня.

— Ничего не знаю. Ничего такого в последнее время я не делал.

Мой отец правил на порядок дольше, чем я. И против него армии никто не выставлял, был отправлен только небольшой отряд. Отца убили, я занял его место, мое могущество не так уж и велико, если сравнивать с моими предками, тем не менее, враги решили обрушиться на Империю всей своей мощью, словно во времена Первое Императора. Очевидно, что я тут ни при чем. Они пытаются решить какие-то свои политические проблемы.

У меня нет наследника, но у меня не было его и на протяжении всех семи лет моего правления. И, похоже, что я уже не успею им обзавестись.

Управление Черной Цитаделью — не самое приятное занятие и не располагает к возникновению романтических знакомств.

Да и как-то не хочется заводить ребенка, зная, какое будущее его ждет.

— Ладно, врагов мы посчитали, — сказал я. — А что насчет нас самих? Хан?

— Десять тысяч воинов прямо сейчас. Еще около двух тысяч после того, как будут извещены дальние племена.

— Повелитель?

— Около пятнадцати тысяч активных зомби. В ближайшую неделю я могу поставить в строй еще столько же. И по пять тысяч каждую следующую неделю.

— Откуда только у вас такие запасы трупов? — удивился Ланс.

— Трупов скоро будет хоть отбавляй, — сказал я. — Но будем рассчитывать на живых. Что насчет твоих парней, Ланс?

— Пять тысяч человек, — сказал Ланс. — Все — профессионалы, все прошли не одну кампанию. Пока есть золото, я ручаюсь за них головой.

— Деррик?

— Полторы тысячи, — сказал предводитель крестьянского ополчения. — И вы же знаете, милорд, люди почти не обучены, оружия приличного нет…

— Добудете в бою, — обнадежил его Ланс. — По крайней мере, те, кто этот бой переживет. А тем, кто не переживет, и оружия не надо.

Деррик побледнел.

Впечатлительный юноша. Неужели и я когда-то был таким?

— Ну и на нашей стороне Киндаро, — сказал Хэм.

— Это уже все? — спросил я.

— Нет, милорд. — Хан орков чуть приподнялся со стула. — Я говорил с пещерными троллями, они согласны выступить на нашей стороне. Около пятисот бойцов.

Пещерный тролль выглядит как порождение кошмарного сна. По силе он превосходит огра, но по интеллекту они примерно равны.

— Как обстоят дела с мирным населением?

— Приграничные деревни и города эвакуированы, милорд, — сообщил Хэмфри. — Люди стекаются к Черной Цитадели. Скоро надо будет что-то делать с палаточным лагерем, расположенным у наших стен.

— Думаю, на следующей неделе придется открыть подземелья, — сказал я, — Ланс, Деррик, этим, займетесь вы.

Дело придется иметь с людьми. Пусть люди этим и занимаются.

Привлеченное низкими налогами, население успело немного привыкнуть к странному окружению, своего сюзерена, но сталкивать обычных крестьян и ремесленников лицом к лицу с орками, зомби или высшим вампиром было бы не слишком разумно.

Деррик кивнул, Ланс скривился. Он был солдатом, и перспектива на время превратиться в наседку его не устраивала. Но что поделать…

— Есть одна проблема, милорд, — сказал граф. — Подземелья вместят всех беженцев и смогут обеспечить их водой и воздухом на сколь угодно долгий срок. С провизией дело обстоит значительно хуже, ее вряд ли хватит больше чем на два месяца.

— Решим эту проблему, когда она встанет достаточно остро, — сказал я.

А граф, оказывается, большой оптимист. Неужели он всерьез рассчитывает, что Черная Цитадель может противиться осаде дольше двух месяцев?

После окончания военного совета я спустился в подвал.

Уж в чем, а в подвалах мои предки знали толк.

Подземелья Черной Цитадели значительно больше по объему, чем та ее часть, что находится на поверхности.

Во время долгой и кровопролитной войны, характерной для всего времени правления Первого Лорда, он с помощью Браслета Власти изъял из недр горы офигительный объем горной породы. Этим он убил двух зайцев: во-первых, получил в свое распоряжение нехилое бомбоубежище, а во-вторых, излишек скальной породы обрушил на головы врагов.

Результат, судя по рассказам графа, был весьма впечатляющим.

Когда наступила короткая передышка, Джек весьма озаботился обустройством получившегося убежища, пробил несколько вентиляционных шахт, ведущих к поверхности, и несколько канализационных колодцев, ведущих в недра. Попутно он завернул в сторону течение подземной реки и обеспечил свои подземные владения водой.

Арки, анфилады, дворцы и пещеры появились уже значительно позже. Третий и Пятый Лорды, готовясь к длительному пребыванию под землей, приглашали мастеров из народа гномов, славящегося своим искусством подземной архитектуры.

Гномы были не самые умные и сделали все, как для себя.

А Лорды оказались поумнее и всех гномов убили. Думаю, не надо объяснять зачем. Чтоб информация не распространялась.

Был я в том убежище. В некоторых местах высота потолков достигает двухсот метров. Если гномы всегда так строят, то откуда у них агорафобия?

В общем, Черная Цитадель располагала подземным городом, который на некоторое время мог вместить все население Империи.

Под самим внутренним замком тоже есть подземелья, правда, не столь впечатляющие. Эти владения предназначены только для моего личного пользования.

По винтовой лестнице я спустился на самый глубокий уровень подвала, где уже не встретить кладки фундамента, где стенами служит сама скала, отпер тяжелую дверь, надежности которой позавидовал бы любой банковский сейф, и вошел в небольшое темное помещение.

Не знаю, конечно, что вы подумали, но это не темница. Обитающую здесь сущность не удержать никакими стенами и дверями. Просто владелец этой комнаты сам настаивает на том, чтобы постоянно находиться взаперти. Не любит он незваных гостей. А ключи есть только у меня и у нескольких приближенных ко мне лиц.

В общем, сэр Клод мог выбрать местом своего обитания любую часть моего замка, а выбрал эту.

В центре комнаты стояло большое кресло для посетителей. Я воспользовался им и закурил сигарету.

Сэр Клод появится только тогда, когда сам посчитает нужным, и подгонять его не имеет никакого смысла. Должен заметить, что он редко злоупотребляет моим терпением.

Из остальной мебели в комнате был стол, целиком заваленный бумагами, и два книжных шкафа. На столе стояла свеча. Я зажег ее, не поднимаясь с кресла. Что ни говори, а ленивому человеку Браслет предоставляет много приятных возможностей.

Сэр Клод вышел из восточной стены, отвесил мне небрежный поклон, какой могут позволить себе либо мои близкие советники, либо мертвые, и сделал вид, что уселся на стул. Он неплохо выглядел для человека, который умер восемьсот лет назад.

Сэр Клод был генералом у Первого Императора. Говорят, что в тонком искусстве стратегии ему не было равных и до сих пор нет. Даже Бортис не годится ему в подметки.

После падения Первого Императора он укрылся в горах с остатками орков, верно служил Второму Лорду и был убит вместе с ним во время штурма. Но душа его не нашла покоя, и он стал призраком.

Его бесценный боевой опыт использовали все последующие поколения Лордов Мрака. Сэр Клод был искусным стратегом и мудрым политиком, и его советы всегда оказывались очень ценными. А поскольку он был уже мертв, то не боялся прогневать хозяина своими речами, и суждения его отличались объективностью.

Он вообще ничего не боялся. Самое худшее с ним уже случилось.

— Приветствую тебя, молодой лорд, — сказал он. После его смерти все Лорды были для него молодыми. — С чем пожаловал?

— Ты знаешь о надвигающейся войне?

— Молодой человек, — строго сказал он. — О войнах я знаю все.

— Мы проиграем? — спросил я.

— И ты действительно хочешь знать мое мнение? — спросил он.

— Стал бы я спрашивать.

— Так получи его. Если не произойдет какого-нибудь чуда и небо не обрушится на землю, то мы проиграем. А чудо вряд ли случится. Давненько не случались чудеса.

— Я укрепил замок.

— Не бывает неприступных замков, — сказал сэр Клод. — При должной подготовке, соответствующем количестве людей, элементарном знании того, что ты делаешь, нормальной материально-технической базе и минимальном терпении можно взять любой замок. Осада — это уже поражение.

— Ты можешь как-то помочь?

— Я помогал твоему отцу, помогал твоему деду и деду твоего деда. Я помогу и тебе, но все, что я могу обещать, — это лишь отодвинуть момент окончательного разгрома. Причем отодвинуть не слишком далеко. Как я слышал, атакующая армия огромна, и Цитадель долго не выстоит.

В принципе это все знали и без него. Просто никто не решался высказать крамольную мысль вслух.

За этим ли я сюда пришел?

Был вопрос, который волновал меня все семь лет моего правления и становился все более и более насущным.

— Я никогда не видел своего отца, сэр Клод, — сказал я. — Все, что я о нем знаю, я знаю из рассказов других людей. Или нелюдей. А вы имели возможность наблюдать за ним с самого его рождения, так не можете ли вы прояснить для меня один аспект?

— Конечно, юноша.

— Я проанализировал все, что удалось узнать о последних днях его правления, — сказал я. — И я не верю, что он, при всей своей осведомленности, ничего не знал о направленном против него походе. Но все же он ничего не предпринял. Напротив, отослал из замка некоторых своих сторонников, а сам отправился на охоту, даже не озаботившись нормальной охраной. Я думаю, что, если бы рядом с ним был бы граф, вряд ли Делвину с Эриком удалось бы так легко его устранить… То есть я хочу сказать, что мой отец знал о своей судьбе и не очень ей сопротивлялся. Почему? Он был слабым?

— Вряд ли Восьмого Лорда можно было назвать слабым, юноша, — сказал сэр Клод. — По крайней мере, он был не более слаб, чем его предшественники. Свои слабости были у каждого.

— Но у вас есть хоть какое-то объяснение?

— Причина была в его вере, — сообщил призрак. — Ты слышал о пророчестве?

— Еще бы.

— Твой отец слишком в него верил.

…Девятый Лорд станет истинным воплощением Тьмы и чумой пройдет по этому миру, и мир склонится перед ним, а те, кто не склонится, будут уничтожены огнем и мечом, и тысячу лет будет длиться его победное шествие, и ад будет идти по правую его руку…

— И что с того?

— В пророчестве сказано, что исход долгого противостояния решит далекий потомок Первого Императора. Девятый Лорд, у которого не будет наследника. Ты.

— Это очевидно. Достаточно просто посчитать. Но ведь существуют и другие варианты.

— Твой отец считал именно этот единственно верным. Ты все еще уверен, что хочешь знать правду?

— Да.

— Он сам подставился под удар, причем ухитрился сделать это таким образом, чтобы сохранить большинство своих слуг для тебя. Он слишком сильно верил, что ты будешь победителем.

— А вы сами в это верите?

— Я мертвец, юноша, — напомнил сэр Клод. — И с моей стороны бытия все пророчества выглядят по-другому. На них нельзя положиться, и глупо рассчитывать на то, что судьба поможет тебе победить. Я не верю в судьбу.

— Во что же вы верите?

— В смерть. Но главный вопрос звучит иначе. Во что веришь ты сам, юноша?

— Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Я не спрашивал тебя о твоих желаниях. Я спрашивал, во что ты веришь.

— Вынужден вас разочаровать, — сказал я. — Я не верю ни во что.

— Это хорошо, — сказал сэр Клод. — Ибо только тот, кто ни во что не верит, не питает ложных надежд.

— Смертные говорят, что надежда умирает последней.

— Нет, — сказал призрак. — Последним умираешь ты сам. Надежда гибнет значительно раньше.

Мой отец был Восьмым Лордом. Наверное, он был не самым плохим отцом из всех возможных, да и ни у кого из нас нет права выбора родителей. Моя мать умерла родами.

Отец любил меня. Весьма своеобразно, но любил. Пытался обеспечить мне счастливое детство, защитить от наследственных опасностей и подготовить к моей судьбе. Не его вина, что его убили так рано. В этом у нас тоже нет права выбора.

Интересно, а если бы я с самого начала знал, что мне уготовано стать Девятым Темным Лордом и поставить весь мир на колени, каким бы я вырос? Понятно, что другим, не таким, как сейчас, но каким именно?

Или я бы не слишком отличался от себя нынешнего? Ведь в детстве нам кажется, что наши родители будут жить вечно, что бы они там сами по этому поводу ни говорили, и права наследования кажутся нам весьма и весьма отдаленными.

Наверное, я воспринимал бы отца как незыблемую скалу, о которую разобьются любые волны. Жаль, что я его так и не узнал.

Его убили.

Как и семь поколений моих предков.

Так что у меня очень плохая наследственность.

ГЛАВА 6

Десять дней до начала осады

Что-то меня беспокоило.

Что-то помимо здоровенной армии, которая на днях заявится сюда по мою душу.

Пророчества.

Все три были разными, по все они сходились на ключевой цифре девять. На моем порядковом номере в ряду неудачников.

Конечно, я ни бельмеса не смыслю в пророчествах, но что-то тут не так.

На мой взгляд, любое пророчество должно на чем-то основываться. В чем кроется мое принципиальное отличие от всех моих предков? Только в том, что я не обзавелся продолжателем рода? Но каким образом этот факт может столь пагубно сказаться на всем мире?

Что-то не так. Наверное, существует еще какой-то фактор, который мне неизвестен.

Плохой из меня Темный Лорд. Только и умею, что убивать людей пачками. А выдумки, полета мысли, фантазии — никакой. Даже ужас нормально нагнать не могу, а то построил бы подобие телебашни, поставил бы там прожектор и светил бы по окрестностям. Или шабаши па кладбищах устраивал. Или еще что-нибудь в этом роде. Так ведь нет, сижу, как баран, в своем замке, обороноспособность повышаю, налоги снижаю, переговоры разные веду. О чем я могу разговаривать с кем-нибудь вне моего окружения, если я — зло, а все они — добро.

Много в нашем мире добра. И всё с кулаками. А кулаки — пудовые.

Интересно, а какого размера кулаки должны быть у добра? Чтобы адекватно ответить злу или чтобы это зло в тонкий блин раскатать?

Сволочи. Достали. Убить, что ли, всех к чертовой матери? Имею право. Как говорил доблестный товарищ Рембо, они пролили первую кровь. Могу ответить. Было бы чем. И было бы желание.

Желания не возникало. Возможностей тоже.

Интересно, а если изыскать возможности, желание появится? Или наоборот?

Сии мрачные и опасные для человечества мысли посетили меня, когда я топал очередной километр по сырому и незнакомому мне подземелью.

Ненавижу своих предков. Хоть раз сделали бы так, чтобы мне не пришлось лезть под землю. Или это они меня постепенно приучают?

Впереди меня летел тускло светящийся шар около метра диаметром — порождение Браслета Власти. Типа фонарик такой. Можно было и поярче зажечь, но, во-первых, следует экономить электроэнергию, а во-вторых, и такого хватит. Потому что смотреть тут абсолютно не на что — стены, потолок, пол. И все каменное.

Если вы думаете, что дракон — это просто большой крокодил с крыльями, вы ошибаетесь. Я видел дракона воочию и могу вам с уверенностью заявить, что это — очень большой крокодил с крыльями. Я бы даже так сказал: очень большой уродливый не зеленый крокодил с крыльями от птеродактиля-мутанта и огнеметом в глотке.

Размер дракона напрямую зависит от его возраста, а Киндаро был самым старым драконом на материке. Возможно, и во всем мире.

Живет он на вершине одной из соседних гор, в зоне вечных снегов, Для его огненного метаболизма это полезно. Чего он там жрет, я не знаю, но на недоедание мне ни разу не жаловался. Полагаю, что драконы — не хищники. Потому что если бы эта тварюга жрала крупный рогатый скот, то животноводство накрылось бы медным тазом, толком и не возникнув.

Драконы — создания одинокие. Живут по паре тысяч лет и за это время спариваются лишь однажды. Очень полезное свойство. Потому что если бы они размножались с большей скоростью, другие виды вряд ли смогли выдержать конкуренцию.

В этом мире для дракона существует две возможности умереть.

Первая и самая распространенная — смерть от старости. Естественных врагов у драконов нет, рыцари не настолько глупы, чтобы пытаться поднять свой престиж за счет драконьих голов, висящих над камином, ввиду полной невозможности сию голову добыть.

Попытки были. Но очень быстро прекратились за отсутствием желающих.

Вторая причина — это все же насильственная смерть. Но для того чтобы убить дракона, нужно собрать очень много хорошо вооруженного народа и заранее смириться с тем, что как минимум половина его ляжет в землю. Точнее, будет развеяна над оной в виде пепла.

Поэтому драконы, как правило, гибнут на войнах.

Убедить дракона выступить на своей стороне — задача сложная, но она того стоит, потому что если ваши силы примерно равны, а у противника дракона нет, то ему кирдык.

Купить помощь дракона нельзя, ибо то, что вы можете ему предложить, ему не нужно.

Запугать дракона тоже нельзя.

Не знаю, чем Джек заслужил преданность Киндаро, но старый дракон служит нашему роду с момента основания Империи.

Киндаро приземлился во внутреннем дворе замка, вызвав среди находившихся там наемников Ланса небольшой переполох. Впрочем, как только они убедились, что крушить и испепелять их сегодня все-таки не будут, шум стих и парни разбрелись по своим делам. А я вышел подышать воздухом. Не могу сказать, что свежим. Присутствие дракона дает о себе знать на сотни метров вокруг.

Вообще, Киндаро редко осчастливливает своим присутствием Черную Цитадель. А случаи, когда он появлялся без вызова Лорда, можно пересчитать по пальцам одной руки. Даже если использовать для этого правую руку Фродо Бэггинса.

Вблизи, со сложенными крыльями, Киндаро был действительно похож на аллигатора из одноименного американского фильма ужасов. Только с той разницей, что аллигатора выкрасили в коричнево-красный цвет.

— Привет, — сказал я, подходя на расстояние пятнадцати метров, идеальное для разговора с драконом, — и запах не настолько силен, чтобы сразу валить с ног, и голос собеседника еще не разрывает барабанные перепонки.

— ПРИВЕТСТВУЮ ТЕБЯ, ЛОРД, — громыхнул Киндаро.

— Что привело тебя в мой скромный замок? Случайно мимо пролетал?

— НАСТАЛО ВРЕМЯ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВЫПОЛНИТЬ ОДНО ИЗ ОБЕЩАНИЙ, КОТОРЫЕ Я ДАВАЛ ВАШЕМУ РОДУ, — заявил он. — НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ.

— Где будем разговаривать? — Понятное дело, что не здесь. Голос дракона разносится если не на всю крепость, то уж на внутренний замок точно.

— У МЕНЯ.

— Отлично, — сказал я. — Когда мне туда прибыть?

— ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛЕТЕТЬ СО МНОЙ?

— Благодарю, но у меня свои способы доставки, — сказал я. Летать верхом на драконе — это настолько экстремальный вид спорта, что катание на горном велосипеде или затяжные парашютные прыжки по сравнению с ним кажутся занятием для почтенных старушек.

— ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ УДАРОВ МОЕГО СЕРДЦА, — сказал дракон.

Я быстренько перевел названный срок в привычные единицы измерения. Получилось что-то около двадцати минут. Есть еще время, чтобы, выпить чашечку кофе и выкурить сигарету.

— Хорошо, — сказал я.

Порыв ветра, вызванный развертыванием крыльев, чуть не сбил меня с ног.

Каменный коридор разветвлялся на два прохода. Я вызвал в памяти схему, нарисованную Киндаро хвостом на снегу, который никогда не тает, и без колебаний пошел направо.

Через тридцать шагов летящий впереди шар уперся в глухую каменную стену.

— Вот мы и пришли, — сказал я ему, поднимая правую руку.

— Граф, вы хоть отдаленно представляете, о чем может идти речь? — спросил я.

— Нет, милорд.

— А ты, Палыч?

— Откуда? Я — всего лишь орк, солдат, и не более того. Я никогда не лезу в те сферы, где магия, драконы и все прочее. Да меня туда никто и не пустит.

Хэмфри, Повелителя и прочих спрашивать тоже бесполезно. Да и где их искать, чтобы задавать вопросы? В последние дни перед войной все настолько заняты своими делами, что спят всего по нескольку часов в сутки, а все остальное время снуют по окрестностям. На то, чтобы гонцы выловили хотя бы одного из них, может уйти несколько часов.

— Но я думаю, с ящерицей можно поговорить, — сказал Палыч. — Вреда от этого не будет.

— Кроме того, Киндаро — могущественный союзник, и совсем нелишне уделить ему немного времени перед войной, — сказал граф.

— Знать бы только, о каком обещании идет речь.

— Каждый, кто присягал на верность Первому Императору, давал свои клятвы и обеты, — сказал граф. — И у каждого были свои обязанности, о которых никто другой не знал.

— Любопытно, — сказал я. — А чем клялись вы сами, граф?

— Единственным, что у меня было на тот момент, милорд.

— Жизнью?

— Честью.

— Сим-сим, откройся, — попросил я, и каменная стена передо мной рассыпалась в пыль.

Аудиоряд при работе с Браслетом совсем необязателен. Главное — это четко мысленно представить, что ты хочешь сделать. Но когда я нахожусь наедине с самим собой, мне приятно отдавать и голосовые команды, пускай они звучат нелепо и не всегда точно характеризуют производимые действия.

Если принимать мое нынешнее существование без малейшей доли юмора, можно очень быстро свихнуться.

Прокашлявшись, отчихавшись и символически отряхнув одежду, я побрел дальше по колено в пыли.

На горной вершине, служившей домом самому большому моему союзнику, было дьявольски холодно и постоянно дул сильный пронизывающий ветер. Уже через двадцать секунд пребывания на высоте я продрог до мозга костей и отбивал зубами чечетку. Надо было одеться потеплее, подумал я. И почему мне никто об этом не напомнил?

Конечно, для обогрева наверняка можно было использовать и Браслет, только я не представлял, каким образом это можно сделать. Наколдовать себе шубу?

Киндаро возлежал на горе, обвив свое тело вокруг здоровенного валуна, и изображал уменьшенную копию Уробороса.

— ЧЕРЕЗ НЕКОЛЬКО ДНЕЙ ТВОИ ВРАГИ ПОДОЙДУТ К ЧЕЛЮСТИ ДРАКОНА, ВОЗЬМУТ ЕЕ И ВСТАНУТ ПОД СТЕНАМИ ТВОЕГО ЗАМКА, — сказал Киндаро.

— Вне всякого сомнения, — сказал я. — Лучше расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

— ПЕРВЫЙ ИМПЕРАТОР ПОПРОСИЛ МЕНЯ ДОЖДАТЬСЯ ТОГО ДНЯ, КОГДА ДЕВЯТЫЙ ЛОРД ВСТУПИТ В ПОСЛЕДНЮЮ ВОЙНУ ИМПЕРИИ, И ТОЛЬКО ТОГДА РАССКАЗАТЬ ЕМУ ТО, ЧТО Я ДОЛЖЕН. ВРЕМЯ ПРИШЛО.

— Тогда рассказывай.

— ТЕБЕ НАДО ОТПРАВИТЬСЯ НА ОСТРОВ ТУМАНОВ. — Надеюсь, он имеет в виду не Англию. — ТАМ, В ПОДЗЕМНОМ ЛАБИРИНТЕ, СТАРОМ, КАК ЭТОТ МИР, ТЫ НАЙДЕШЬ ТО, ЧТО ПОМОЖЕТ ТЕБЕ ИСПОЛНИТЬ ПРЕДНАЧЕРТАННОЕ.

— Что бы это могло быть?

— Я НЕ ЗНАЮ.

— Какое-то оружие?

— ОТВЕТ ТЫ НАЙДЕШЬ В ЛАБИРИНТЕ.

— Здорово, — сказал я. — Как всегда, туманно, загадочно и непонятно. Хоть схему-то нарисуешь?

— ДА.

Когда пыль под ногами сменилась уже привычным каменным полом, я обнаружил, что нахожусь в помещении площадью около пятидесяти квадратных метров. Оно было овальной формы и освещалось с помощью фосфоресцирующего покрытия, нанесенного на стены, так что необходимость в моем фонарике отпала, и я его выключил.

В помещении я был не один. Кроме меня, тут имел место демон.

Роста в нем было около пяти метров, точнее оценить сложно, ибо он лежал на спине. У него было туловище медведя, голова быка, задние ноги кенгуру-переростка, и передние лапы, смахивающие на конечности гориллы. Позднее я обнаружил у него еще и задницу гамадрила.

В общем, симпатичный парень.

— Слышь, приятель, — сказал он таким расслабленным тоном, словно разговаривал со своим давним знакомым, попросившим взаймы десятку. — Ты отвали, ладно?

— А то что?

— Разорву, — миролюбиво пообещал демон. — На очень мелкие кусочки.

— А с кусочками что сделаешь? Сожрешь?

— Нет, я не плотоядный, — сказал он.

— Тогда почему кусочки должны быть мелкими? Я думал, чтобы не подавиться.

— Из любви к искусству, — сказал он и почесал живот. — Ты зачем стену сломал? Она столько лет простояла, а ты взял и сломал. А ее, между прочим, тоже кто-то зачем-то строил. И совсем не для того, чтобы ты ее сломал. Полное неуважение к чужому труду, приятель.

— Вообще-то тут никакой стены не должно было быть, — сказал я. — По крайней мере, так мне объясняли.

— Объясняли ему, видишь ли, — сказал демон. — Ну не было тут стены. Я ее сам поставил. Недавно. И тысячи лет не прошло. А то ходят тут всякие… спелеологи, шляются, понимаешь. Поспать не дадут спокойно. То одного разорви, то другого. Нет покоя от вас, даже не снится он уже.

— Кто не снится?

— Покой, — сказал демон. — Слушай, а ты тоже спелеолог?

— Нет, я по делу.

— Да ну? — Демон оживился. — Так ты пра-какой-то-там внук Джека?

— Ага.

— Девятый?

— Ага.

— Цацку покажи.

— Пожалуйста.

— Цацка действительно та. А как докажешь, что ты Девятый? У тебя номер на лбу не написан.

— И то правда, не написан, — сказал я. — Какое доказательство тебя устроит?

— Сам посмотрю, — объявил демон. — Ты, главное, не дергайся.

Он скосил на меня левый глаз и уставился, не моргая. Такое впечатление, что меня просвечивали рентгеновскими лучами.

Когда он отвел взгляд, я испытал явное облегчение.

— Не врешь, — констатировал демон. — И правда, Девятый. Эх, сколько лет-то прошло. Ну что и как? Товар принимать будешь?

— Не спеши, — сказал я. — Давай обсудим сначала.

— И верно, — согласился демон. — Давай обсудим. Давненько я ничего ни с кем не обсуждал. Спелеологи одни вокруг, что с такими обсуждать? Странный они народ кстати, спелеологи эти. По пещерам шарятся, а как меня увидят, сразу орут, и тикать. А мне, между прочим, лет уже много. И вставать лень.

— Так не вставал бы.

— Не могу я не вставать. У меня с Джеком договор был — всех, кто не Девятый, на клочки рвать. Вот и рвал, по мере, так сказать, обнаружения ими меня.

— Часто обнаруживали?

— Пока стенку не поставил? Да раз в сто лет обязательно какой-нибудь гад обнаруживал. Потом поспокойнее вроде стало. И вот только собрался я вздремнуть, а тут ты приперся.

— Хороший из тебя охранник.

— А то плохой, — сказал он. — Товар на месте? На месте. Какого тебе еще от меня надо?

— Непохоже, что такому раздолбаю что-то ценное могли доверить.

— Может, я и раздолбай, — сказал он. — И даже, скорее всего, так и есть. Но я — чертовски здоровый раздолбай, между прочим.

— Может, ты еще и бессмертный?

— Нет, хуже. Меня убивать бессмысленно. Потому что я типа коммунист. Убьешь меня — на мое место сразу же придет другой. Моментально. И так до бесконечности.

— Круто, — сказал я. — Чего охраняешь-то?

— Как водится, предмет, дающий владельцу огромную силу.

— У меня уже один такой есть.

— Знаю. Но тот, который я охраняю, хуже. В смысле лучше. В смысле если он у тебя будет, твоим врагам точно кирдык.

— А поконкретнее?

— Слушай, ты брать будешь или нет?

— А почему это тебя так колышет?

— Домой хочу. У меня с Джеком уговор был — хранить товар, пока за ним Девятый не придет. И как только Девятый товар заберет, я волен отправляться, куда мне угодно. А угодно мне домой.

— А где твой дом?

— Там. — Демон указал пальцем вниз.

— Так ты все-таки демон?

— Нет, медвежонок плюшевый, — сказал он. — Короче товар берешь?

— В следующий раз, наверное, — сказал я. — Время еще не пришло.

— Ну и дурак, — сказал демон. — Когда оно придет, время в смысле, тебе уже не до товара будет. Кроме того, сволочь ты. Мне, между прочим, уже надоело в вашем мире торчать.

— Еще немного поторчишь, — сказал я. — И размер этого «немного» будет зависеть от того, что именно ты охраняешь. Как товар называется?

Он сказал.

Три слова. Все они были знакомы мне по отдельности, но образованное из них словосочетание я слышал впервые. И оно мне ни о чем не говорило.

После того как я восстановил разрушенную стену с помощью заклинания «Сим-сим, закройся», отмахал еще несколько километров по туннелям и понял, что окончательно заблудился, я сел на пол, опершись спиной о стену, погасил светильник и закурил.

Если демон хранил артефакт столько времени, ничего не случится, если я не заберу его прямо сейчас. А забирать артефакт прямо сейчас я не хотел. События семилетней давности отучили меня хватать могущественные магические цацки, прежде чем я пойму, что именно пытаюсь схватить.

О фиговине, которую охранял демон, я раньше ничего не слышал, но это не означало, что я не смогу найти о ней информацию в обширной библиотеке Черной Цитадели.

Что же она такое? Такой же призрачный шанс, как Браслет Власти? Оружие возмездия? Или как раз та штука, которая позволит сбыться пророчеству, столь уважаемому моим отцом?

Конечно, по пещере можно было не блуждать. Можно было тупо открыть магический портал и вернуться в Черную Цитадель, к оркам, зомби, наемникам Ланса и прочим милым существам, которые окружали меня последние семь лет моей жизни. Хорошие они парни, верные и преданные, но слишком уж брутальные. Лучше еще сбродить по пещере. Так ответственности меньше, и с принятием очередных решений можно потянуть.

Думаю, что, если бы я отправился в Цитадель сразу после разговора с демоном, история этой войны пошла бы по совсем другому пути. А может быть, и нет. Может быть, граф прав и мы всего лишь игрушки, которыми играет рок.

В пещерах очень хорошая акустика, поэтому шаги в соседнем проходе я услышал загодя. Рука рефлекторно легла на эфес меча, ноги вынесли меня в более широкое место коридора, чтобы мечам было где развернуться.

Паранойя растет и множится.

Это была девушка, одетая мальчиком. Выбор костюма, как мне кажется, был продиктован скорее здравым смыслом, нежели желанием скрыть свою половую принадлежность. Просто в камзоле и брюках лазать по пещерам гораздо удобнее, нежели в платье.

— Кто здесь? — спросила она, не выходя из тени.

Это не давало ей никакого преимущества передо мной. Я все равно прекрасно ее видел. Не красавица, но миловидная, с ладной фигуркой. Наверное, в женской одежде она выглядит еще лучше. Грива рыжих волос, выбивающихся из-под шляпы. Изящные кожаные ботиночки. Увесистый кинжал, висящий на поясе. Правая рука поглаживает рукоять.

Явно не кисейная барышня.

— Здесь я, — сказал я, снимая руку с эфеса Призрака Ночи и отвешивая незнакомке галантный поклон. — Виконт Кевин де Монморенси. Для друзей просто Кевин. А как ваше имя, прелестница?

Черт, за семь лет совершенно разучился с девушками разговаривать. И не только разговаривать, кстати.

Знаю, о чем вы подумали, но я имел в виду не это. Знакомиться я разучился, вот чего. Женщин в Черной Цитадели мало, крестьянки от меня шарахаются, а самки орков способны привлечь только самих орков.

Среди наемников Ланса было несколько представительниц прекрасного пола, но такие женщины не в моем вкусе. Слишком у них шрамов много. И не только на видимых местах.

— Меня зовут Илейн, — сказала девушка. — Позвольте поинтересоваться, виконт, а какого черта вы здесь делаете?

Действительно, какого черта может понадобиться виконту в таком месте?

— Гуляю, — сказал я. — Знаете, с детства любил лазить по всяким пещерам и с возрастом так и не смог свою любовь перебороть. А вы тут чем занимаетесь?

— Карту рисую, — сказала Илейн.

— Так вы спелеолог?

— Нет, я картограф.

— Кому нужна карта пещер?

— Если честно, то пока никому. Но я надеялась, что гномы могут ею заинтересоваться. Они основали поселение в восточной части острова, перелопатив при этом тонны породы, а тут есть несколько уже вполне готовых полостей, которые можно превратить в жилые районы.

Руку с кинжала она так и не убрала. Правильно делает, бдительность у девушки должна быть на первом месте. А то шатаются тут всякие.

— Заботитесь о мирном сосуществовании людей с другими народами?

— С гномами легче всего найти общий язык, — сказала Илейн. — И говоря откровенно, меня больше интересует золото, которое они заплатят за карту, чем их отношения с жителями нашего городка.

— У вас большая семья, которую нужно кормить? Много детей?

— По-вашему, одинокой девушке не нужны деньги?

— А вы одиноки?

— Вас что-то удивляет?

— Да. Меня удивляет тот факт, что, обладая вашей внешностью и, несомненно, некоторыми запасами ума, которые позволили вам стать картографом, вы не нашли мужчину, который бы зарабатывал золото для вас.

— «Некоторые запасы ума»? — переспросила она. — Вы думаете, что это комплимент?

— Э… А разве нет?

Она рассмеялась. Смех у нее был звонкий и легкий и столь же ласкал слух, как звук жетонов, падающих из игрового автомата, на котором вы только что сорвали джек-пот.

— Видно, что вы давно не общались с женщинами, — заключила она, отсмеявшись. — Где вы сидели взаперти, виконт? В Крепости Скрежета?

Крепость Скрежета — островная тюрьма, что-то наподобие американского Алькатраса. В ней содержат наиболее опасных преступников, в том числе и преступников-магов. Сроки заключения там пожизненные, а убежать еще никому не удавалось, поэтому ее вопрос следовало расценивать как шутку. Пошутим в ответ.

— В Черной Цитадели.

Она улыбнулась, но тут же сделала серьезное лицо. Преувеличенно серьезное.

— Так вы — Девятый? — спросила она грозно. — Воплощение всего ужасного, что есть на этой земле? Отродье Тьмы?

Я склонился в галантном поклоне.

Она выхватила из ножен кинжал и направила в мою сторону.

— Так узри же орудие своей погибели, сын падали! Узнай же, что в моих руках — зачарованный клинок, который только выглядит кинжалом. На самом деле я владею Первым мечом!

— Упс, — сказал я. — Как-то неудачно получилось.

— Крайне неудачно для тебя и очень удачно для меня, единственной женщины Хранительницы!

— Сдаюсь, — сказал я, подставляя грудь под удар. — Пронзайте.

— Получи. — Она сделала выпад кинжалом.

— Умираю, — прохрипел я, хватаясь руками за воображаемую рану в животе и сползая на пол, заслужив очередную улыбку.

И при этом чувствуя себя полным идиотом.

— Вставайте, виконт. — Она убрала кинжал в ножны и протянула мне руку. — Не стоит лежать на холодном полу, простудитесь.

Можно было ответить, что сыну падали и отродью тьмы никакие сквозняки не страшны, но я решил не переигрывать, сжал протянутую руку и поднялся с пола.

— Вы так и не ответили, что вы здесь делали, виконт.

— Называйте меня Кевином, миледи.

— Мне больше нравится обращаться к вам по титулу. Вы уходите от ответа?

— Ни в коем случае.

— Так что же вы делали в пещерах?

— Примерно то же, что и вы.

— Карту рисовали?

— Да, — сказал я. Следующим ходом она могла попросить бумаги для сравнения, поэтому я коснулся рукой головы и добавил: — Здесь.

— Зачем?

У меня был выбор. Можно было либо ответить на ее вопросы так, чтобы она поверила и не принялась искать истинную причину моего пребывания под землей, либо убить ее, чтобы она не задавала новых вопросов. Убивать ее мне не хотелось. Хотя я и Девятый, отродье мрака и сын своих родителей, убийство невинных людей не успело войти мне в привычку.

Но если не дать ей ответа, который ее убедит, она задумается, какого черта я здесь околачивался, начнет искать и, может быть, найдет путь к демону, который ее разорвет на очень мелкие клочки. Целеустремленную женщину каменная стена не остановит.

— Видите ли, я военный.

— Наверное, плохой военный.

— Почему?

— Потому что все хорошие военные сейчас маршируют в сторону Империи под знаменами Бортиса, — сказала она. — А вас они с собой не взяли.

— Я служу в военной разведке, — сказал я. — И имею задание проверить местные подземелья и установить, сможет ли армия использовать их в качестве временного убежища, если война с Империей пойдет не так.

— Империя находится на другой стороне материка, — напомнила она. — Далеко же вы собрались отступать.

— У меня приказ. — Я пожал плечами. — На мой взгляд, приказ глупый, но не выполнить его я не могу. Конечно, сейчас я предпочел бы скакать на лихом коне, рубя зомби с орками направо и налево, однако командование решило иначе и отправило меня сюда.

— И вы жутко недовольны, оказавшись в тылу?

— Был недоволен до встречи с вами, — сказал я. — Теперь же я нахожу свое положение весьма удовлетворительным.

— Хо.

— Что означал сей звук?

— «Хо» означает «хо», — сказала Илейн.

— Это не слишком информативно, — сказал я. — Кстати скажите мне, как картограф разведчику, вы знаете, в какой стороне тут выход?

— Да вы никак заблудились, виконт? — Она рассмеялась.

— Есть немного.

— Клянусь древними богами, я рада, что вы не на фронте и не от вас зависит судьба войны. — Улыбка смягчила жесткое высказывание. — Пойдемте, виконт, я выведу вас наружу.

И представляете себе, она таки вывела меня наружу.

По дороге мы очень мило побеседовали.

Она жила в маленьком городке неподалеку, у нее было трое братьев, двое из которых уже достигли призывного возраста и сейчас маршировали по направлению к моему родовому замку. Ее отец умер рано, и ей приходится много работать, чтобы помочь матери.

Она надеялась продать карту подземелий гномам, но я бы на ее месте не слишком рассчитывал на успех. Если бы данные подземные полости интересовали низкорослый народец, они бы уже давно были им заняты. А если гномы до сих пор не проявляли никакого интереса к этим подземельям, никакая карта не сможет его пробудить.

Я не стал ей этого рассказывать. Думаю, она и сама это знала.

Понимаю, что вел себя, как последний идиот. Армия союзников все ближе подходила к границам моих владений, а я, вместо того чтобы налаживать оборону и искать пути выхода из почти безнадежной ситуации, прогуливаюсь по склону горы черт знает на каком расстоянии от Цитадели, и… Флиртую с девушкой? Очень на это похоже.

В последнее время у меня были проблемы с женщинами. Точнее, у меня было столько других проблем, что на женщин просто не оставалось времени. И я должен признать, что ранее эта ситуация меня не слишком тяготила. Я слишком хорошо помнил о судьбе тех женщин, с которыми был знаком раньше. Их всех убили. Из-за меня.

Но тут я вдруг обнаружил, что я дико соскучился по ним. Мне было приятно идти рядом с девушкой, поддерживая легкую, ни к чему не обязывающую беседу. Обычный треп людей, которые только что познакомились и присматриваются друг к другу, стараясь понять, куда их заведет это знакомство.

— Кстати, виконт, что-то я не вижу ваших людей, — сказала она.

— В отличие от меня они — хорошие военные, — сказал я. — И их любимое времяпрепровождение — это сидеть в засаде так, чтобы их никто не видел. А я, между прочим, не вижу вашей лошади.

— Наверное, это потому, что у меня ее нет. Я пришла сюда пешком.

— Но город в нескольких милях отсюда.

— Вы — дворянин и военный, — сказала она. — Думаю, то вам этого просто не понять.

— Что именно?

— На свете существует такая очень неприятная штука, — сказала Илейн. — Она называется — бедность. Лошадь стоит денег. Лошадь нужно содержать в конюшне, а конюшня тоже стоит денег. И еще лошадь нужно кормить, и сено тоже стоит денег. У меня нет денщика, который бы заботился о моей лошади. У меня нет фуражира, который бы запасал для нее провизию. И у меня нет родителей, готовых все это оплатить.

— Простите, — сказал я. — Наверное, я был бестактен?

— Нет, — сказала она. — По крайней мере, не слишком.

— Как вы посмотрите на то, что я одолжу вам денег на покупку лошади?

— Сугубо отрицательно, — сказала она. — Я не принимаю денег от малознакомых людей.

А у хорошо знакомых ей людей денег просто нет, подумал я.

— Может быть, я сумею заставить вас переменить свою точку зрения за обедом? — спросил я.

— Нет, — сказала она. — Не сумеете.

— Тогда как насчет просто обеда? Без попыток убеждения?

— Сегодня я не могу, — сказала она. — У меня есть еще работа в городе.

— Я думал, вы картограф.

— Это мое хобби, — сказала она, — которое, я надеюсь принесет мне деньги. В будущем. А чтобы не умереть от голода сейчас, я работаю горничной в отеле. И мне надо поторопиться, чтобы не опоздать на работу.

— Тогда давайте встретимся завтра, — сказал я, — Когда вы заканчиваете?

— В восемь вечера, — сказала она. — Знаете паб «У Джорджа»?

— Нет.

— Тогда давайте встретимся на главной площади, — предложила она. — Мимо главной площади вы все равно не пройдете, даже если никогда раньше не бывали в городе. Она большая, находится в центре, и на ней стоит памятник.

— Памятник кому?

— Какому-то древнему королю, — сказала она. — Или герою. Боюсь, памятник находится не в таком хорошем состоянии, чтобы можно было внимательно рассмотреть черты лица или прочесть надпись на пьедестале.

— Так бывает, — согласился я. — Значит, в восемь вечера у постамента?

— Так и быть, — согласилась она. — А теперь извините, мне надо поторапливаться.

— А я пойду найду своих людей, — сказал я. — Отдам им приказы и все такое.

Свернув в небольшую рощицу, я спрятался за стволом дерева и долго смотрел ей вслед.

Идиот, подумал я. Что же я делаю?

На носу война, и ты ведешь себя очень глупо, Костя. Она симпатичная, я согласен. Но ты знаешь ее несколько минут, и у тебя с ней ничего не может получиться. Потому что она — девушка, а ты — Темный Лорд.

Портал в Цитадель я открыл только после того, как фигурка Илейн исчезла из моего поля зрения.

ГЛАВА 7

Девять дней до начала осады

Челюсть Дракона пала на рассвете.

Челюсть Дракона — это довольно широкое ущелье, идущее сквозь, Горы Скорби в долину, на противоположном конце которой построена Черная Цитадель. От Челюсти Дракона до стен моего замка примерно два дня пути для обычного, не страдающего хромотой пешехода. Армия, вынужденная тащить обоз с продовольствием, осадные орудия и боевых слонов, такой скоростью похвастаться не может. Значит, армии понадобится около недели, чтобы взять замок в осаду.

Я мог бы сказать, что зомби, державшие оборонительный вал, перегораживающий ущелье, сражались мужественно, но это было не так. Зомби сражались, как обычно. Они на то и зомби, чтобы все время одинаково сражаться.

Самурай всегда выбирает путь, ведущий к смерти. Только считая, что ты уже мертв, ты можешь проявить настоящую доблесть в бою. Зомби — это доведенный до идеала самурай.

Зомби не чувствуют боли. Они дерутся с отрубленными руками, ногами, с рассеченной пополам головой. Если обычные солдаты встречаются с отрядом зомби в соотношении один к одному, девяносто пять процентов из ста, что победят зомби.

Жаль, что у меня нет двухсот тысяч зомби.

Армия союзников смела моих мертвецов с легкостью товарного поезда, повстречавшегося на неисправном переезде с легковушкой.

Рамблер транслировал картинку в режиме реального времени, и половина террасы превратилась в миниатюрное поле боя. Кроме меня, за зрелищем наблюдали все приближенные ко мне персоны.

— Не было ничего неожиданного, милорд, — заключил граф, когда сопротивление было подавлено и армия начала вливаться в ущелье. — Все произошло так, как мы предполагали.

— Можем ли мы сделать какие-то дополнительные выводы? — спросил я.

— В авангарде идут войска королевства Хельдиг, — сказал Ланс. — Если план Бортиса на самом деле существует, значит, им он доверяет меньше всего. К сожалению, я не знаю, как это использовать.

— Даже если мы расскажем им о плане Бортиса, вряд ли они нам поверят, — сказал Хэм.

— При атаке Бортис сделал ставку на скорость, — сказал Ланс. — Он мог бы уменьшить урон среди своих вдвое, если бы выбрал иную тактику и потратил чуть больше времени на подготовку.

— Ему нужно убить как можно больше неподвластного ему народа и как можно быстрее взять Цитадель, чтобы непосредственно заняться покорением мира, — сказал Хэм.

— И эти люди говорят, что зло — это я, — пробормотал я себе под нос. — Джентльмены, у нас все готово к обороне?

— Да, милорд, — услышал я с разных сторон.

— Так тому и быть, — сказал я и отправился в библиотеку.

Вы знаете, какое преимущество имеет банальный Интернет перед старинной библиотекой, забитой ценными, антикварными, раритетными и зачастую существующими лишь в одном экземпляре изданиями?

Правильно. Простота поиска.

В Интернете достаточно лишь ввести искомое словосочетание в поисковую систему, и через пару минут вы будете иметь тысячу ссылок по данной тематике. Конечно, не следует забывать, что девятьсот пятьдесят ссылок из этой тысячи ведут в никуда, зато с остальными пятьюдесятью можно поработать и в итоге найти требуемое, затратив, в худшем случае, около часа времени.

С библиотеками, особенно с теми, которые я упоминал, дело обстоит куда сложнее.

В древних книгах нет ни аннотаций, ни оглавлений, и вы можете понять, о чем идет речь, только прочитав ее. Названия этих опусов, как правило, состоят из одного, зато очень длинного слова, которое никоим образом не связано с содержанием книги. Складывается такое впечатление, что автор прикладывал максимум усилий по запутыванию читателя и весьма в этом преуспел.

Нет, конечно, я не ожидал увидеть чего-нибудь вроде «Демонологии для чайников» или руководства «Как сотворить зомби за три часа, используя только подножные материалы». Но небольшой толковый словарь магических терминов мне бы не помешал.

Около семи в библиотеку зашел граф, сообщивший, что армия союзников встала лагерем и до утра своего движения не возобновит. Мои исследования находились примерно в том же месте, где и начались. На нулевой отметке.

— Скажите, граф, а почему в Империи не способствовали развитию культуры? — спросил я. — Я имею в виду, если бы при Цитадели был штат из ученых, историков там каких-нибудь, это могло бы нам сильно пригодиться.

— Были такие попытки, милорд, — сказал граф. — Но видите ли, ученые — весьма нежизнеспособный народ. Как правило, они не выживают при начале военных действий. Никто не просит, чтобы они умели размахивать мечами, но они даже элементарную эвакуацию произвести не могут.

— Иными словами, ученые были, но их всех поубивали?

— Да, милорд.

— Очень мило.

— Вы испытываете какие-то затруднения, милорд?

— Можно и так сказать.

— Может быть, я могу вам чем-то помочь? Я, вне всякого сомнения, не специалист, но кое-что знаю.

— Отлично, — сказал я. — Что такое Легионы Проклятых?

— Для того чтобы ответить на этот вопрос, не надо быть историком, — сказал граф. — Эту сказку знают даже дети.

— Так это сказка?

— Довольно мрачная, милорд.

— Я уже взрослый мальчик, граф. Выкладывайте.

— Легионы Проклятых — это демоническая армия, милорд.

— Очень познавательно, граф. Где она базируется?

— Это же очевидно, милорд. В аду. Согласно бытующим суевериям, все души воинов, убитых во время приступов боевого безумия, воплощаются в демонов, из которых состоит эта армия.

— А командуют армией души генералов, умерших от чрезмерного умственного напряжения при мозговом штурме плана кампании?

— Командует армией сам Бетрезен, Владыка ада и Убийца Десяти Тысяч.

— Маловато он убил для Владыки ада.

— Легенды говорят, что десять тысяч рабов он убил, собственноручно зажарил и съел в течение одного пира.

— Беру свои слова назад. Хороший аппетит у парня.

— Хочу напомнить, милорд, что это всего лишь легенды.

— Какова численность этой легендарной армии?

— А сколько людей погибло в войнах за всю историю?

— Значит, численность достаточная, — сказал я.

— Это миф, — сказал граф.

— Всякий миф имеет свои реальные предпосылки, — сказал я. — Если отбросить домыслы и приукрашивания, наросшие на основной костяк мифа за много лет его пересказов, например, историю с десятью тысячами зажаренных и съеденных, то мы получим армию примерно в сотню тысяч рыл, не так ли? Она принимала участие в военных действиях в этом мире?

— Нет, милорд. По крайней мере с тех времен, о которых сохранились воспоминания.

— Тогда откуда о ней вообще кто-то знает?

— Это сказка, милорд. Откуда берутся сказки?

— Их придумывают, чтобы скрыть реальность, — сказал я.

— Я не понимаю, к чему вы клоните.

— Легенды говорят что-нибудь о способе призвать эту армию и заставить служить себе?

— Кажется, я понял, милорд. Вы хотите пустить в стане союзников дезинформацию о том, что Легионы Проклятых подчиняются вам. Среди солдат много бывших крестьян, людей весьма суеверных, и, вне всякого сомнения, такие новости остудят их воинственный пыл.

— Вы не угадали, граф, — сказал я. — Так что насчет способа?

— Если такой способ и есть, то мне он неизвестен, милорд, — ответил граф. — Извините.

— Кто еще из наших людей увлекается фольклором? — спросил я.

— Разве что Хэмфри.

— Прекрасно. Будьте добры, пригласите его сюда.

Хотя был ранний вечер, Хэмфри пришлось вытаскивать из постели, но, даже несмотря на это, эльф выглядел довольно свежим и отдохнувшим. Особенно на фоне моей персоны с покрасневшими от чтения манускриптов глазами.

— Итак, Хэм, — сказал я, — что вы знаете о Легионах Проклятых?

— А почему вы спрашиваете, милорд?

— Я спрашиваю, потому что хочу знать. И по той же самой причине вы должны рассказать мне все, что вы знаете.

— Я знаю не так уж много, милорд.

— Знания графа уложились в две фразы, — сказал я. — Если вы произнесете хотя бы три, это будет уже в полтора раза больше, чем известно мне.

Граф со скучающим видом замер у окна.

— Когда первые люди высадились на континенте… — начал Хэмфри.

— Черт побери, вы мне еще о первых днях творения расскажите. — Я зевнул и дернул за шнурок колокольчика, вызывающего прислугу.

Альберт вошел буквально через мгновение. Когда он появляется, у меня всегда такое ощущение, что он стоял за дверью. Может, так оно и есть. Правда, я его ни разу за этим не застукал.

— Милорд желает вина?

— Милорд желает кофе, — сказал я. — Покрепче, и без молока.

— Сию минуту, милорд.

Поднос с чашками и исходящим паром кофейником появился, словно по волшебству. Думаю, что хороший дворецкий — это маг почище любого Хранителя.

— Что-нибудь еще, милорд?

— Нет, спасибо, Альберт, — сказал я. — Можете быть свободны.

— Спасибо, милорд, — сказал он и ушел. Наверное, опять занял свой пост под дверью, на случай, если мне еще что-то понадобится. Встать бы и проверить, только вот из кресла вылезать неохота.

— Кофе на ночь, милорд? — Граф настолько большой поклонник здорового образа жизни, что вполне может сойти за американца. Должно быть, у вампиров свои представления о том, как должна откармливаться их потенциальная пища.

— Не начинайте, граф, — сказал я. — А вы, Хэм, начинайте. Я весь во внимании. Только не надо начинать с высадки людей на материк. Мы и так знаем, как вы эльфы, от нас, людей, пострадали.

— Милорд, вы хотите выслушать всю историю целиком?

— Да.

— Тогда предоставьте мне решать, как именно она начинается.

— Хорошо. Простите меня, Хэм.

— Конечно, милорд. Итак, когда первые люди высадились на материке, эльфы контролировали примерно пять процентов территории, что позволило людям дольно быстро овладеть новыми землями и построить свои города. Но еще за пятьсот лет до прихода людей эльфы занимали более половины поверхности, в то время как гномы господствовали под землей. В те времена мир был молод, и эльфы тоже были молоды и подвержены болезням, свойственным всем молодым расам. Тогда эльфы очень напоминали сегодняшнее человечество.

— Иными словами, когда-то и вы вели междоусобные войны? — уточнил граф.

— Да, были времена, когда эльфы убивали эльфов. У Дараэля, мудрого короля эльфов, было два сына, Эфиос и Гилеан. Эфиос был старшим и унаследовал трон после смерти отца.

— И само собой разумеется, что был он мудрым и добродетельным, а его младший братец оказался глупым и распутным и задумал отобрать у старшего трон, — заметил я.

— Вряд ли можно назвать особо мудрыми тех, кто развязал самую кровопролитную войну в истории нашего народа и в конечном итоге стал причиной нашего сегодняшнего прозябания, — возразил Хэм. — Они не были мудры. Они оба были молоды и горячи, и, когда Гилеан объявил желание усесться на отцовский трон вместо старого брата, у него нашлись сторонники.

— Так оно и бывает, — сказал я. — Всегда есть недовольные существующим режимом.

— Эфиос, разумеется, отказался отречься от трона, но оказался недальновидным и, вместо того чтобы по-тихому прирезать брата, отправил его в изгнание. Вслед за Гилеаном ушло множество эльфов, и они смогли основать целый город, впоследствии превратив его в настоящую крепость. Сорок лет сторонники Гилеана готовились к войне…

— В то время как Эфиос ничего не знал.

— Эфиос знал о приготовлениях брата, но за его спиной стояла огромная армия и сила многих городов. Кроме того, за сорок лет он несколько поумнел и, дабы избежать гражданской войны, решил подослать к брату убийц.

— Действительно, мудрое решение.

— Одновременно с этим он сделал щедрые предложения ближайшему окружению Гилеана, пообещав им титулы при собственном дворе, обширные земли и высокие государственные должности, и Гилеана предали. Убийц провели в его дворец и указали путь в личные покои, и они, вернувшись, доложили Эфиосу о выполнении задания. И вопрос с войной вроде бы был решен.

— Но что-то пошло не так, — сказал я.

— Гилеан выжил. История умалчивает, как и сколько раз он был ранен, но ему и нескольким его верным друзьям удалось выбраться из дворца, миновав подкупленные караулы, и укрыться…

— В горах, — подсказал я.

— Нет, милорд, в болотах, — сказал Хэм. — Горы в те времена принадлежали гномам, и те с радостью бы выдали Эфиосу беглых эльфов. А болота не принадлежали никому.

— Это очень милая история, рассказанная на ночь, — сказал я. — И она греет мне душу, как никому другому, однако я не понимаю, каким боком она связана с тем вопросом, который я вам задал.

— Мы уже к нему подбираемся, милорд, — сказал Хэмфри. — И при всем моем уважении, я рассказывал бы быстрее, если бы вы постоянно меня не перебивали.

— Пардону просим, — сказал я. — Больше не буду.

— Гилеан провел в болотах несколько лет, климат там, сами понимаете, нездоровый, и он сам и его друзья заболели лихорадкой и начали умирать один за другим. Гилеан, мучимый жаждой мщения, тщетно взывал к богам и демонам нашего мира, пока его крик не был услышан. К Гилеану явился демон, назвавшийся Бетрезеном, Владыкой ада, и предложил ему сделку. Он был готов помочь Гилеану отомстить старшему брату и предоставить к его услугам огромную армию, способную уничтожить войска Эфиоса.

— Что Бетрезен потребовал взамен? — Это вмешался граф.

— Душу? — спросил я. Если уж графу можно, так мне чего стесняться?

— Эльфы не верят в концепцию души, — сказал Хэмфри. — Кроме того, что значит одна душа для Владыки всего ада? Все гораздо проще. Бетрезену нужен был доступ в наш мир. Демоны существуют в аду, и они прикованы к нему, как люди прикованы к земле, но основное желание обитателей ада — распространить его по всей вселенной. Гилеан согласился на сделку, говорят, что в то время он уже умирал от ран, нанесенных убийцами, и болотной лихорадки, то есть терять ему было особенно, нечего, а отомстить хотелось. Легионы Проклятых поручили доступ в наш мир. Началась война. Эльфы осознали серьезность возникшей угрозы и забыли о прежних распрях, к ним присоединились и гномы, и прочие населявшие континент в те времена расы, о которых сейчас не сохранилось и легенд. Потому что сами расы не пережили той войны. Гилеан умер на исходе первого года. Эфиос был убит Легионами чуть позже. После смерти основных виновников война длилась еще четыреста лет. Большая часть городов была уничтожена, восемьдесят процентов населения материка убиты. В конце концов эльфам и их союзникам, из которых на данный момент сохранились только гномы, удалось отбросить демонов обратно и запечатать проход, ведущий в наш мир из ада. Но Легионы не уничтожены. Они до сих пор ждут возможности проникнуть сюда и закончить начатое.

— Красивая сказка, — сказал граф.

— Вы не можете об этом судить, милостивый государь, — сказал Хэм. — Ваше племя появилось на материке вместе с людьми, а то, о чем я рассказал, случилось до их прихода. Я был бы рад, если бы Легионы Проклятых оказались всего лишь сказкой, однако они существуют на самом деле и когда-то они представляли реальную угрозу.

Значит, все-таки армия. Большая армия. Настолько большая, что даже военному гению Бортиса будет нечего ей противопоставить.

— Легионы Проклятых — это армия самого ада, и у нее есть только одна цель — разрушение. Их невозможно контролировать. Их невозможно остановить.

— Но когда-то их остановили.

— Сейчас в мире нет силы, способной им противостоять. Тогда, в давние годы, могущество древних рас, с которым доминирующее ныне человечество не сможет сравняться еще несколько сотен лет, было втоптано в грязь и до сих пор не может быть возрождено.

— Вы так говорите, как будто Легионы могут вернуться сейчас, — заметил граф.

— Теоретически это возможно, — сказал Хэм. — Но на практике нет ни одного существа, которое сможет снова впустить ад в наш мир. Милорд, позвольте мне полюбопытствовать: откуда такой интерес к древней истории, да еще в столь поздний час? Это как-то связано с визитом Киндаро?

— Никак не связано, Хэм. Просто я обдумываю одну теорию. Скажите, Хэм, а каким образом Легионы могут снова проникнуть в наш мир?

— Бетрезен даровал Гилеану некий предмет, символ власти, который делает своего обладателя главнокомандующим Легионами. После смерти Гилеана этот предмет был утерян, и у нас есть некоторые основания полагать что он до сих пор находится в нашем мире. И тот, кто найдет его, сможет вновь открыть дорогу Бетрезену и его войску.

— Что это за предмет?

— Корона Легионов Проклятых.

— И вы верите, что эта Корона существует до сих пор?

— Я надеюсь, что это не так, милорд.

Надеждам Хэмфри на то, что Корона Легионов Проклятых, судя по его рассказу, принесшая много бед его народу, более не существует в этом мире, не суждено было оправдаться. Потому что демон в подземельях, с которым я общался накануне встречи с Илейн, сообщил, что охраняет именно ее. По сравнению с этой хреновиной мой Браслет всего лишь детская игрушка. Ну пусть не совсем детская. Браслет и Корона — это как базука и ядерная бомба. И то и другое опасно, разница только в масштабе. Если обладание Браслетом Власти сделало меня самым большим пугалом этого мира, то в кого меня превратит Корона, дающая власть над целой кучей демонов?

Вопрос на шестьдесят четыре тысячи.

А вот вопрос на сто двадцать восемь тысяч — почему Джек этой хренью сам не воспользовался? Не успел? Или не захотел? Или не смог?

Хэмфри вряд ли можно отнести к личностям, склонным к преувеличениям. Если он говорит, что Корона смертельно опасна, значит, так оно и есть.

Отношения между людьми и демонами безумно просты и строятся на основании права сильного. Допустим, ты — начинающий демонолог и сумел призвать тварь из другого измерения, а может быть, и из самого ада. Дальнейшее развитие событий возможно только по двум сценариям: или ты окажешься сильнее демона и принудишь его выполнять твои приказы, или он окажется сильнее тебя, и тогда в лучшем случае он тебя просто сожрет.

Контролировать одного демона трудно, но можно. А как контролировать целый легион? Если верить истории Хэмфри как единственному источнику информации, Корона служит демонам дверью в наш мир, но не делает тебя неуязвимым от этих демонов.

Гилеан был убит за четыреста лет до того, как вторжение демонов все-таки удалось остановить. Кто носил Корону все это время? Кто-то из его окружения? Или сам Бетрезен?

Допустим, пока на мне Браслет Власти, убить меня не так уж и просто. Если демоны захотят избавиться от того, кто их вызвал, им придется воспользоваться одним из нумерованных клинков.

Два клинка висят у меня на стене. Остальные пять находятся на руках у Хранителей.

От своих клинков я могу избавиться в любой момент. Я уже нашел подходящий для этого дела вулкан. Хранители тоже не отдадут мечи без боя. Или отдадут? С кем им проще сражаться — со мной или с Бетрезеном?

С моей семьей они бьются без малого целое тысячелетие. Для того чтобы справиться с Бетрезеном, в прошлый раз потребовалось в два раза меньше времени.

С другой стороны, изученное и современное зло, то есть я, лучше, чем зло малоизученное и очень древнее, то есть Легионы.

Правда, все мои рассуждения о выборе Хранителей могут иметь лишь академический интерес, ровно до тех пор, пока свой выбор не сделаю я.

Когда я надел Браслет Власти, в принципе не подозревая, в какое дерьмо я влезаю, я сделал шаг на очень узкую тропу, с которой почти невозможно свернуть. Почти. Ибо, как мне тогда казалось, я нашел небольшую лазейку, с помощью которой я еще могу выкарабкаться.

Нет Мечей — нет Браслета. Нет Браслета — нет Темного Лорда.

Я уже получил два меча из Семи.

Если я воспользуюсь Короной, лазейка закроется, а узкая тропа станет еще уже. Ибо единственное, что будет отделять меня от участи Гилеана, — это Браслет. И, избавившись от него, я превращусь не в свободного человека, а в мертвеца.

А если я не избавлюсь от Браслета, то этот дурдом закончится только с моей смертью.

Это мы рассмотрели вопрос с моей личной, эгоистической точки зрения.

Теперь рассмотрим тот же вопрос более широко, с точки зрения всего этого долбанного мира.

Ко мне мир уже привык и показал, что он довольно спокойно и без больших жертв может сосуществовать с моей семьей.

С Бетрезеном этот номер не пройдет. С помощью той армии, которую королевства направили против меня, с Бетрезеном и его Легионами они совладать не смогут.

Я никого не трогал, никуда не вторгался, и если кого-то и убивал, то только в целях самозащиты. Для этого мира я лучше, чем Бетрезен. Дикая ситуация.

Говорят, из двух зол надо выбирать меньшее. Но впервые право выбора предоставили тому самому меньшему злу.

Готов ли я привести в этот мир самый настоящий ад?

Я встал и принялся мерить комнату шагами. Мой взгляд блуждал по помещению, ища, за что бы зацепиться, и совершенно случайно зацепился за часы.

— Зараза, — сказал я от души.

Конечно, на фоне приведенных выше событий, известий и раздумий было довольно глупо огорчаться из-за того, что опоздал на свидание уже на целых полчаса, но я все равно огорчился. Вчерашняя встреча, какой бы безумной она ни казалась, была для меня островком нормальности в этом сумасшедшем мире.

В итоге я опоздал на час.

Поскольку я не мог открыть портал прямо на главную площадь города по вполне очевидным причинам, пришлось высаживаться на окраине и добираться пешком. Я отдавал себе отчет, что девушка, придя на первое свидание и обнаружив, что ее продинамили, не будет ждать целый час. Но все равно был огорчен, когда не обнаружил Илейн на главной площади. У памятника никого не было.

Зато на площади было многолюдно, что меня несколько удивило. Потому что в маленьких городках жизнь обычно замирает сразу же после захода солнца и возобновляется только на рассвете. Но на площади прогуливались люди, горели факелы, стучали топоры, и даже дворники подметали булыжную мостовую.

Наверное, тогда мне и следовало уйти. Вернуться в Цитадель и с головой окунуться в хлопоты по подготовке к длительной осаде. Погрузиться в дела и выбросить из головы юную девушку, мало что понимавшую в этой жизни.

Но я остался. Я оправдывал себя тем, что мне стало любопытно происходящее, а любопытство — это качество, отправившее на тот свет не одну дюжину кошек. Я решил узнать, что здесь происходит и почему почтенные горожане не спят. На самом деле я надеялся, что в толпе увижу ее. Увижу и постараюсь загладить свою вину за опоздание, наплетя какой-нибудь чуши про свои военные дела.

Я закурил трубку, изображая ничем не занятого и никуда не спешащего человека, и двинулся в обход памятника, стараясь смешаться с толпой и подслушать чужие разговоры.

Как правило, подслушивать чужие разговоры надо с самого начала. Или вообще не подслушивать. Потому что по вырванным из контекста словам очень трудно определить, о чем на самом деле идет речь. Чаще других мне почему-то встречалось слово «ведьма».

Бросив безнадежные попытки понять, о чем идет речь, я направился в сторону стучащих топорами плотников. Они сооружали на площади что-то вроде сцены. На самом деле это был довольно уродливый, сбитый из необработанных бревен помост, довольно ненадежный, и я посочувствовал оратору, вынужденному с этого помоста выступать. Наверное, его будет больше заботить собственная безопасность, а не впечатление, которое его выступление произведет на людей.

Я выбил трубку на мостовую.

Плотники водрузили посреди сцепы шест около двух метров высотой.

Я проклял себя за собственную глупость.

Кусочки мозаики сложились в моей голове в целостную картину. Я понял, почему не спят горожане. Понял, почему в их разговорах присутствует слово «ведьма». И понял, какое па самом деле сооружение возводится у меня на глазах.

Это была не сцена.

Это было место казни. И ему не надо было быть прочным, безопасным или красивым, потому что его все равно сожгут вместе с ведьмой, привязанной к шесту.

Наверное, мне следовало уйти тогда. Я узнал все, что хотел узнать. Местные разборки, происходящие в городах, столь удаленных от Империи, не могли меня касаться.

Но несмотря на то что увиденное мной еще ровным счетом ничего не значило, у меня появилось какое-то Нехорошее предчувствие. И я снова остался.

Это не она, сказал я себе. Это не может быть она. Ты опоздал на час. Она просто не стала ждать и ушла. Не бывает в жизни таких совпадений.

В этом городе нет Хранителей. И даже если бы были, вряд ли они способны предвидеть будущее. Меня с этой девушкой не связывает ровным счетом ничего. Ни-че-го. Я просто поговорил с ней. За пределами города. И этого никто не видел. А даже если бы и видел, разговор с посторонним молодым мужчиной не может быть основанием для того, чтобы девушку обвинили в колдовстве и приговорили к сожжению. Я не беру свои слова назад, мир вокруг меня действительно безумен, но не до такой же степени.

Мимо меня шли двое горожан. Среднего возраста, одежда дешевая, но добротная и не слишком потрепанная, у каждого намечалось по небольшому брюшку. Наверняка это столпы местного общества.

— Приятель, — сказал я, хлопнув рукой по плечу одного из них. — Когда состоится казнь?

Они остановились, обернулись и одарили меня недружелюбными взглядами.

— Утром, — сказал тот, которого я хлопнул. — Как это принято. А сам ты кто такой… приятель?

— Приезжий, — сказал я.

— И когда же ты приехал, если ничего не знаешь? — спросил он. — Об этих событиях уже трубит весь город.

— Приехал только что.

— Да ну? И где же твоя лошадь?

— В конюшне, где же еще.

— Забавно, — сказал он. — Фил, ты все еще владелец единственной конюшни в этом городе?

— Насколько мне известно, да, — сказал второй горожанин.

— Ты видел лошадь этого парня?

— Нет, — сказал Фил. — И самого парня тоже не видел.

— Насколько вероятно, что его лошадь стоит в твоей конюшне?

— Вряд ли она там, — сказал Фил. — Потому что я закрыл конюшню три часа назад. И его лошадь могла попасть туда, только если она размером с мышь и пробралась через какую-нибудь щель в полу.

— Тогда кто он такой и откуда взялся?

— Не знаю. Может, стоит крикнуть стражникам?

— Не стоит, — сказал я.

— Почему? — спросил Фил.

— Потому что вы умные люди, — сказал я. — Может быть, даже слишком умные, для того чтобы жить дальше.

Они действительно были умными. Потому что, несмотря на явный испуг, написанный на их лицах, они не стали совершать опрометчивых поступков. Например, бросаться наутек или звать стражу. Они даже не двинулись с места.

Впрочем, может быть, просто слишком уж испугались.

— На площади много людей, — заметил Фил.

— Да, — согласился я. — И если вы позовете их на помощь, меня, скорее всего, просто затопчут. Но вам двоим это уже не поможет.

Я отодвинул в сторону плащ и продемонстрировал им меч, висящий на поясе.

— Могу вас уверить, я достаточно быстр для того, чтобы вытащить оружие и убить двоих безоружных людей, прежде чем меня сомнут.

— И чего тебе от нас надо?

— Давайте отойдем куда-нибудь, где не так людно, и поговорим, — предложил я.

— И там ты нас точно прирежешь, — сказал Фил.

— Не прирежу.

— Почему ты думаешь, что мы тебе поверим?

— Слово дворянина.

— Во-первых, — рассудительно сказал приятель Фила, — слово дворянина мало что значит, когда он дает его недворянину. А во-вторых, откуда мы можем знать, Что ты вообще дворянин?

— Давай рассмотрим ситуацию под другим углом, — казал я. — Если вы не пойдете со мной, я вас убью здесь и сейчас. И то, что после этого на меня навалится вся эта толпа, если она, конечно, для этого достаточно глупа, вас никоим образом волновать не будет.

— Меня лично ты убедил, — сказал Фил. — Пошли, поговорим по-быстрому. И запомни, приятель, я верю, что ты дворянин. И верю, что ты сдержишь свое слово.

В темном переулке неподалеку от главной площади города они рассказали мне все, что я хотел знать, и мои самые мрачные предчувствия подтвердились.

Ведьмой, которую согласно традициям собирались сжечь на рассвете, была именно Илейн. И судя по всему, ведьмой ее стали считать именно из-за меня.

История получилась довольно-таки глупая. Настолько глупая, что была вполне похожа на правду.

В городе на самом деле не было Хранителей. Но маг там все-таки был. Один старый и почти выживший из ума маг. Дара предвидения или способности видеть на расстоянии у него не было. Зато у него был ученик, молодой юноша невзрачной внешности, какие в основном и идут в магические подмастерья. И не было ничего удивительного, что этому молодому юноше нравилась Илейн, девушка умная и симпатичная.

Он ведь даже за ней не шпионил. Он оказался неподалеку от горы совершенно случайно, собирая травы по указанию своего наставника. Он случайно увидел ее в мужском обществе и решил просто понаблюдать.

Но так уж случилось, что он был учеником мага, а почти у каждого мага есть мое изображение. И уж никто не виноват в том, что ученик это изображение видел и меня узнал.

Вернувшись к магу совершенно расстроенный и без трав, он выложил своему учителю все. А тот, как и следовало ожидать, принялся бить в набат.

Обитателям городка не нужны были доказательства, им хватало слова мага. Конечно, в мире, где магия не является чудом и встречается на каждом углу, обвинения в ведьмовстве недостаточно, чтобы кого-то сжечь на костре. А вот факта сговора с темными силами достаточно.

Илейн арестовали прямо в гостинице, где она работала, и препроводили в тюрьму. По городу сразу же поползли слухи, как это бывает в маленьких городках, где обычно ничего не происходит, и история обросла подробностями. Несмотря на то, что подробности выдумывались буквально на ходу, им безоговорочно верили.

Говорили, что и раньше замечали за девушкой какие-то странности. Нашлись какие-то люди, на которых она якобы насылала злые чары. А в гостинице, говорили люди, она подсовывала заговоренные иголки в подушки постояльцев, которые давали ей мало чаевых.

Мать отреклась от Илейн, как только ей стало известно об аресте. Наверное, просто боялась, как бы обвинение дочери не бросило тень и не доставило бы неприятностей всей семье.

Сегодня утром состоялся суд. Он, как и следовало ожидать в таком случае, был быстрым и приговорил Илейн к обычному наказанию для ведьм — костру.

Казнь назначили на завтра.

Фила и его приятеля я не убил, как и обещал. Воспользовавшись Браслетом, я стер им память о нашем разговоре и нашей встрече и отправил их на площадь, же продолжались бдения возбужденных предстоящим зрелищем горожан.

Только сначала я узнал, где в этом городе находится тюрьма.

Наверное, тогда у меня была третья и последняя возможность уйти и не примешивать к куче моих собственных проблем еще и чужие. Но вместо того чтобы открыть портал, вернуться в Цитадель, напиться, заснуть и ничего не помнить, я двинулся в сторону городской тюрьмы.

Пленницу охраняли аж восемь человек. Двое стояли наружи, у входа в здание, двое патрулировали коридор, в котором находилась ее камера, и еще четверо их сменщиков сидели в караулке и резались в карты.

Тех, что были снаружи, я не тронул. Просто воспользовался одной из многочисленных возможностей Браслета и проскользнул внутрь невидимым.

Тех, которые были внутри, я временно усыпил. Достаточно, чтобы они проспали до самого утра, хотя я надеялся, что столько времени мне не понадобится. Едва ли мои подданные придут в восторг, если не обнаружат меня в замке накануне войны.

Городок был маленький, и тюрьма практически пустовала. Кроме Илейн, других узников там не было, и у меня не возникло никаких сложностей с тем, чтобы найти ее камеру.

Внутрь я заглянул через небольшое смотровое окно.

Один короткий взгляд, брошенный внутрь…

Я отвернулся. В коридоре, освещенном сильно коптящими факелами, не было ничего, на чем я мог бы выместить свою ярость. Тела спящих охранников не в счет.

— Суки, — сказал я неизвестно кому. — Сволочи. Ублюдки.

Из одежды на девушке были только цепи. Скованные руки были прикреплены к крюку над ее головой так высоко, что она была вынуждена стоять на цыпочках. Ноги тоже были скованы цепью, которая крепилась к стоявшему в камере столбу. К нему же крепилась цепь, идущая от массивного металлического ошейника.

Во рту Илейн торчал кляп. Лицо, такое симпатичное и жизнерадостное еще вчера, было изуродовано побоями, правый глаз заплыл, все тело было в синяках и кровоподтеках. С ведьмами здесь не церемонятся.

И все это только из-за того, что я поговорил с ней несколько минут.

Кого бы мне разорвать на части, чтобы хоть немного успокоиться?

Я обыскал стражников и караульное помещение, но и нашел ничего похожего на ключи. Похоже, начальство, несмотря даже на состояние предполагаемой колдуньи, опасалось, что она может зачаровать стражников заклинаниями, и унесло ключи с собой.

Дверь я выбил ударом ноги. Только щепки во все стороны полетели. Ее сорвало с одной петли, и она повисла на оставшейся.

Браслет увеличивает своему владельцу и чисто физические показатели. Поэтому мне не стоило никакого труда разорвать цепи, приковывавшие Илейн к столбу. Я даже как-то, в порядке эксперимента, якорную цепь порвал. А она толще раз в пять. И прочнее раз в десять.

Я подошел к девушке, чтобы разорвать последнюю цепь, и тут она пришла в себя. И она меня узнала.

Еще бы. Сложно не узнать виновника всех своих бед.

Она что-то промычала, и я вытащил кляп. Глаза Илейн при этом яростно сверкнули.

— Ты и впрямь Девятый, — прошипела она, стараясь меня укусить. Но она все еще была прикована к стене, и я успел отскочить. Иначе не досчитался бы солидного куска мяса.

— Девятый, — признал я.

— Зачем ты здесь? Пришел поглумиться? Тебе разве недостаточно того, что со мной уже сделали.

— Я такого не хотел.

— Чем я тебе мешала? Что я тебе сделала? Зачем ты меня так подставил, виконт? — Последнее слово она выплюнула вместе с капельками крови.

Можно было развернуться и уйти, предоставив ее своей судьбе. Можно было усыпить ее и забрать с собой я замок. Но оба эти варианта почему-то тогда не пришли мне в голову, и я начал оправдываться. Почему-то мне далось важным, чтобы она не думала, будто я подставил ее нарочно.

— Я встретил тебя случайно, — сказал я. — Случайно, понимаешь? И я совсем не хотел, чтобы тебя хватали, пытали и сжигали на костре.

— Пытали? — спросила она. — Что ты знаешь о пытках? Хотя, наверное, о пытках ты знаешь все. Ты же чудовище. Убийца. Ночная тварь.

— У меня есть друг, — сказал я. — Тоже чудовище, убийца и ночная тварь. Высший вампир. И даже он не делает со своими жертвами, то, что сделали с тобой.

— Зачем ты пришел? Чтобы рассказывать мне сказки о доброте вампиров и милосердии Темных Владык?

Я вытащил из пожен Призрак Ночи.

— Убей меня, — сказала она. — Прояви свое милосердие. Лучше умереть от удара твоего меча и попасть в ад, чем быть сожженной на глазах у жителей города, в котором выросла.

— Разве ты не хочешь жить? — спросил я.

— Нет!

— Ну и дура, — сказал я, занося меч для удара. — Тогда приготовься узнать размеры моего милосердия.

Она плюнула мне в лицо. Слюна была красной от крови.

Я опустил меч. Черное лезвие Призрака Ночи разрубило сковывающую ее руки цепь, словно та была из бумаги.

Лишившись оков, Илейн рухнула на пол. У нее не было сил, чтобы стоять самой. В вертикальном положении ее удерживала только цепь.

Благодарности я все равно не дождался. Да и глупо было бы ее ждать при таких обстоятельствах.

— Почему ты меня не убил? — спросила она. — Тебе нужна еще одна рабыня?

Оно подобрала с пола обрывок цепи, крепившийся ее ошейнику, и протянула мне.

— Бери. Но будь уверен, что я убью тебя, как только мне представится возможность. Видишь, я уже валяюсь у тебя в ногах. Чего ты хочешь? Что я должна сделать? Поцеловать твой сапог? Встать на колени?

— Дура, — повторил я, убирая меч.

Усыпляя ее с помощью магии, я был очень осторожен. Ее организм был настолько измучен, что лишняя доза даже самых безобидных сонных чар могла оказаться для нее летальной.

Когда она уснула, я завернул ее в свой плащ, поднял на руки и открыл портал, ведущий домой. Положив ее на свою кровать и укрыв плащом, я плотно затворил за собой дверь спальни и вызвал дворецкого.

— Что вам угодно, милорд? — спросил Альберт, вырастая словно из-под земли.

— Войди в спальню и внимательно посмотри на девушку на кровати, — сказал я. Объяснять все было слишком долго. Пусть сам прочувствует ситуацию.

Альберт был очень хорошо вышколен. Не берусь судить, сильно ли он удивился, увидев в спальне своего хозяина израненную голую девушку, потому что, когда он вышел, лицо его было, как обычно, бесстрастным.

— Какие будут указания, милорд?

— Позови людей, пусть перенесут ее в гостевые апартаменты, — сказал я. — Позови врача. И кого-нибудь из крестьянских жен, чтобы все время рядом с ней были женщины. И кузнеца, чтобы снять цепи. Зови, кого посчитаешь нужным. Я хочу, чтобы о девушке позаботились.

— Да, милорд. Позвольте только один вопрос.

— Конечно.

— Каков ее статус? Я имею в виду…

— Статус почетной, но ограниченной в передвижениях гостьи, — сказал я. — Поэтому пусть двери ее покоев кто-нибудь охраняет.

— Хорошо, милорд, — сказал Альберт и буквально рассорился в воздухе.

Через полчаса в библиотеку зашел граф. Не говоря ни слова, он налил себе вина и сел в кресло напротив меня.

— Я должен что-то объяснять? — спросил я.

— Нет, милорд.

— Тогда давайте посидим молча.

И еще через полчаса зашел Альберт и поинтересовался, что делать с цепями. Я распорядился принести их сюда. На внутренней стороне ошейника обнаружились очень острые шипы почти в сантиметр длиной. При каждом движении головой они должны были вонзаться в тело и кромсать кожу.

Повертев в руках, я отшвырнул ошейник в угол. Мы живем в реальном мире и знаем, что плохие вещи в нем происходят. Все время это знаем. И откровенно говоря, нас это не особо беспокоит.

А потом, когда мы сталкиваемся с этими плохими вещами вплотную, испытываем шок.

Когда кого-то грабят, насилуют и убивают, это по большому счету нас совершенно не волнует. Пока это не происходит с нами или кем-то из наших знакомых. Или пока мы просто не оказываемся этому свидетелем. Пришел Альберт, сообщил, что лекарь закончил осмотр Илейн. Спросил, не желаю ли я с ним побеседовать.

Я желал.

Доктор Отто мог бы быть нашим семейным врачом, если бы владельцев Черной Цитадели мучили бы какие-нибудь болезни, кроме болезненной склонности умирать от погружения в тело зачарованного клинка. Поэтому он был доктором, так сказать, приписанным к Цитадели! Он получал от меня жалованье и лечил всех, кто в этом нуждался.

Кроме орков. Даже лежащий на смертном одре он не способен подпустить к себе человека с медицинским чемоданчиком.

— Вина хотите, доктор? — спросил я.

— Хочу, — сказал он.

Я налил ему полный бокал и подождал, пока он осушит его хотя бы наполовину. Судя по выражению лица докера, ему это было просто необходимо.

— Какие новости? — спросил я, когда он поставил бокал на стол и потянулся к кисету за табаком.

— Милорд, вас интересует диагноз или прогноз?

— В первую очередь прогноз.

— Жить будет, — сказал доктор, набивая трубку.

— Это уже хорошо, — сказал я. — А что вы можете сообщить о ее нынешнем состоянии?

— Средней тяжести, — сказал доктор. — Ушибы, синяки, порезы, царапины по всему телу. Но это вы и сами видели.

— Есть что-то, чего я не видел?

— Два сломанных ребра, — сообщил доктор. — На пальцах правой руки не хватает трех ногтей. На левой ноге два пальца раздроблены. Возможно, но пока не установлено сотрясение мозга. Это я еще понаблюдаю, когда она проснется. Плюс к этому ее… э… изнасиловали. Несколько раз. И… Э… Используя при этом также не совсем обычные средства.

— Не понял, — сказал я.

— Дубинками, — сказал доктор. — В том числе и дубинками. Я не могу предсказать размер психологической травмы и ее последствия. Милорд, позволите ли вы мне задать вам один вопрос?

— Конечно, доктор.

— Вы убили тех, кто это с ней сделал?

— Пока нет, — сказал я.

Доктор вздохнул и допил вино.

— Что она совершила, чтобы заслужить такое? — поинтересовался граф.

— Ничего, — сказал я.

Палач и его подмастерья были очень удивлены, когда утром они явились в тюрьму, чтобы доставить ведьму к месту казни, и не обнаружили ее в камере. Правда удивлялись они очень недолго. Потому что в камере их ждал я.

ГЛАВА 8

Три дня до начала осады

Нет зрелища более скучного, чем большая армия на марше. Особенно если долгое время наблюдать ее из одной и той же неподвижной точки.

Мимо тебя идут. Идут, идут, идут, идут, идут, идут и идут.

И идут, и идут, и идут, и идут, и идут.

Идут пикинеры, идут кирасиры, идут лучники, идут инженерные войска.

Проезжают верхом конные рыцари. Проходят слоны с сидящими на их спинах погонщиками.

Проезжают телеги обоза. Волы тащат какие-то громоздкие сооружения. И громоздкие запчасти для еще более громоздких сооружений.

Картинка дрожала, дергалась, расплывалась, периодически вообще пропадала.

На территории Империи слишком много вражеской магии.

— Рамблер, — позвал я.

— Да, господин? — Картинка снова дернулась, застыла, зато посреди комнаты появился фантом мужчины.

— Сфера нарушена?

— Да, господин. Я начинаю рассасываться. Растворяться.

— Я отпускаю тебя, Рамблер, — сказал я. — Ты сможешь вернуться в свой мир сам или тебе помочь?

— Благодарю, господин, — сказал он. — Я еще достаточно силен, чтобы удалиться самостоятельно.

— Тогда прощай, — сказал я.

— Господин, — сказал он. — В моем мире чертовски скучно. Когда вы здесь закончите, позовите меня снова, хорошо?

— Обязательно, — сказал я. — Иди.

В своих апартаментах я зеркал не держу. Только одно маленькое, для бритья. И сразу после этой мучительной процедуры я убираю его в шкаф. Нет зеркал и ни в одной комнате, где мы проводим совещания, или на террасе, где я люблю пить кофе, любуясь закатом.

В библиотеке, где я провожу много времени, зеркала тоже нет. За каждым зеркалом… Точнее, в каждом зеркале притаился эльфийский шпион. Никогда не знаешь, подглядывает за тобой эта скотина Эдвин или нет.

Ближайшее ко мне зеркало находится в башне Ельцина, бывшей башне Отчаяния. Вообще, должен заметить, что предки у меня были люди весьма мрачные. Названия крепостных башен вгоняли меня в тоску и печаль, стоило только мне услышать их в чьем-нибудь докладе. И я распорядился их переименовать. Так появились башни Микки Мауса, Дональда Дака, Чебурашки и Ельцина.

В башне Ельцина находилось что-то вроде обсерватории, из которой местные астрономы… пардон, астрологи, могли вести наблюдения за звездным небом. Астрологи уже давно разбежались, и в башне почти никого не было. Поэтому я распорядился поставить там большое зеркало, а рядом с ним стража, вся работа которого сводилась к самолюбованию.

Периодически страж видел в зеркале не себя, а хмурого типа с благородно-печальными чертами лица. Камрада Эдвина то есть.

Вот и сейчас он прибежал ко мне с докладом, что Пресветлый Король эльфов на связи.

Я заставил владыку эльфов прождать минут двадцать, Просто потому что он мне не нравился.

— Здравствуй, Кевин, — сказал он, когда я вошел в бывшую обсерваторию. Как обычно, Эдвин сидел на древесном троне и всем своим видом излучал мудрость и понимание.

— Привет, — сказал я, садясь в кресло. — Чего хотел?

— Грядет война, — сказал он.

— Очень точное замечание, — сказал я. — Ты сам догадался или тебе кто-то подсказал? Дьявол, да ты меня просто шокировал этой новостью. А я-то думаю, что это за тучи пыли видны с крепостной стены. А это война грядет.

— Не фиглярствуй, — сказал он.

— Почему бы нет? Тебе же можно. Ты достаточно долго рассказывал мне о системе сдержек и противовесов этого мира и о том, что каждый должен занимать свое место, и о том, что мне дадут просидеть на моем достаточно долго. А теперь вдруг выяснилось, что мое место в этом мире под землей, на глубине примерно двух метров.

— Я не предполагал, что война начнется так скоро.

— И чего ты теперь хочешь? Извиниться?

— Конечно нет. Ты сел в Черной Цитадели не потому, что я тебя об этом попросил, а потому, что хотел выжить. И у тебя не было другого выбора. Я не должен чувствовать и не чувствую за собой никакой вины. Моих войск в наступающей на тебя армии нет. Я по-прежнему нейтрален.

— Завидую, — сказал я. — А когда грянет Армагеддон, ты тоже останешься в стороне?

— Добро и Зло, — сказал он. — Свет и Тьма. Порядок и Хаос. Одно не может существовать без другого. Нужно равновесие.

— Где оно, твое хваленое равновесие? — спросил я. — Разве силы Империи и Бортиса равны? Сто пятьдесят тысяч против тридцати?

— Ты говоришь о математике, — сказал он. — А я говорю об основополагающих принципах. О силах, благодаря которым держится мир.

— Если ты имеешь в виду мой род, то скоро одной такой силой станет меньше. Может быть, поддержишь меня? Пришлешь сюда своих лучников или магов? Или предоставишь мне убежище, когда Цитадель рухнет? Это ли не работа на равновесие, Эдвин?

— Эльфы нейтральны.

— Нейтралитет — это палка о двух концах. Бывает пассивный нейтралитет, когда ты просто стоишь в стороне и делаешь вид, что знать ничего не знаешь. И бывает активный нейтралитет, когда ты вмешиваешься в ход событий, помогая и той и другой стороне.

— О чем ты говоришь?

— Ты прекрасно знаешь о чем, — сказал я. — Это — прошлое, но люди склонны очень хорошо его помнить, когда хотят свести счеты. И победитель, Эдвин, кем бы он ни был, еще припомнит тебе твой нейтралитет. Считай это моим маленьким пророчеством.

— Ты не пророк, Кевин. А у меня есть кое-какие соображения относительно того, как договариваться с победителем. Бортис не получит своей империи. Его замысел слишком прозрачен. Его и верных ему офицеров убьют, как только они одержат победу. Если ты не сделаешь этого раньше. Убьют без всякого моего участия. А с королями я договорюсь.

— А со мной ты тоже договоришься? Или меня убьют?

— В случае победы над Бортисом ты не нарушишь равновесия, — сказал Эдвин. — У тебя будет множество своих проблем. Поэтому не угрожай мне. Угрозы вообще мало стоят, а угрозы, не подтвержденные необходимыми для их исполнения возможностями, не стоят вообще ничего.

— Умный ты, — сказал я. — Все рассчитал, со всех сторон прикрылся.

— Я политик.

— Точно, — сказал я. — А чего тебе от меня надо, политик? Не в глобальном смысле, а то ты сейчас споешь мне старую песню о том, что каждый должен занимать свое место. Что тебе нужно от меня сейчас? Зачем этот разговор?

— Просто хотел пожелать тебе удачи, Кевин. И сообщить тебе полезную информацию.

— Это уже интересно.

— Ты знаешь, что Бортису удалось заручиться поддержкой трех драконов?

— Знаю.

— Может быть, ты знаешь и их имена?

— Нет.

— Флегг, Сноуграсс и Аталок, — сказал Эдвин.

— Флегг, Сноуграсс и Аталок, — повторил граф.

— Это плохие новости?

— Это просто новости, милорд.

— Вы знаете что-нибудь о них?

— Молодые драконы, — сказал граф. — В поединке один на один Киндаро способен одолеть любого из них. В бою против любых двоих из этой тройки шансы на победу равны. Но с тремя он не справится.

— Вы знаете, где их найти? — спросил я. — Может быть, нам стоит нанести упреждающий удар?

— Убить дракона в месте его обитания практически невозможно, — сказал граф. — Милорд, вы же видели, где живет Киндаро. Драться с драконом на горной вершине — это безумие.

— Значит, мы в очередной раз ничего не можем сделать, — сказал я. — Только ждать.

— Мы предупреждены, — сказал граф.

— А что толку?

— Как девушка, Альберт?

— Идет на поправку, милорд. Ей лучше с каждым днем. Она хочет видеть вас.

— Я… не пойду к ней. Приведи ее на террасу. Через… полчаса. И принеси мне сначала кофе.

— Хорошо, милорд.

— Любуешься закатом?

— Предложение неполное, — сказал я. — Судя по задействованной интонации, в предложении должно было присутствовать определение. Наиболее гармоничным определением в такой ситуации является слово «тварь». Следовательно, целиком предложение должно было звучать как: «Любуешься закатом, тварь?»

— Думаешь, я должна быть тебе благодарна?

— Нет. Можешь ненавидеть меня сколько влезет.

Она выглядела хуже, чем когда мы с нею встретились в первый раз, но значительно лучше по сравнению с кем, что я видел потом.

Бледная. Хромает. Рука на перевязи.

Лоб покрыт капельками пота.

Не знаю, что у нее в душе. Думаю, что ничего хорошего. Она имеет право ненавидеть меня. Она имеет право ненавидеть весь мир. Только это право ничего ей не даст.

— Хочешь присесть?

— Нет.

— Может быть, надо было сказать: «Нет, тварь»?

— Может, надо было сказать: «Нет, о повелитель»?

— Мне вполне достаточно обращения «милорд».

— Зачем ты притащил меня сюда, милорд?

— Ты предпочла бы костер?

— Той ночью в тюрьме, перед тем как ты пришел, я уже мечтала о костре.

— Извини, не знал.

— Зачем ты это сделал?

— В последнее время я много чего сделал. Что именно тебя интересует?

— Зачем я тебе? Зачем ты притащил меня сюда? Что тебе надо?

— Не знаю, каких ужасов ты успела навыдумывать, то придется мне тебя разочаровать. Мне от тебя не надо ничего.

— Тогда зачем ты держишь меня здесь?

— Я тебя не держу. Как только доктор Отто скажет, что ты здорова, ты будешь вольна уйти. Если тебе есть туда.

— А если нет?

Я пожал плечами.

— У меня в замке много комнат.

— Тебе нужна моя душа?

— Я не дьявол, — сообщил я. — Даже мои враги считают меня всего лишь его наместником на земле. Не более. Можешь мне не верить, но я сожалею о том, что с тобой произошло. Я не хотел этого.

— Полчаса разговора с тобой разрушили всю мою жизнь.

— Извини. Что я могу еще сказать?

— Зачем ты меня спас?

— Не знаю. Наверное, потому, что чувствовал в себе вину. За те полчаса.

— Ты хочешь сказать, что способен чувствовать вину?

— В конце этого предложения слово «тварь» тоже бы не помешало.

— Ты надо мной смеешься?

— Скорее, над собой.

— Ты…

— Там, в кресле, — сказал я. — Если захочешь уйти, это тебе пригодится.

Она недоуменно смотрела на свою одежду, ту самую, которая была на ней во время нашей злополучной прогулки. И на свой кинжал, который не защитил ее от людей, объявивших ее ведьмой.

— Откуда это у тебя?

— Я навестил тюрьму еще раз. Они держали это неподалеку, хотели сжечь вместе с тобой.

— Что ты делал в тюрьме?

— В первый раз? Или во второй?

— Во второй.

— Раздал долги.

— Палач? — В ее голосе, прежде безжизненном, появилась надежда.

— Мертв.

— Что я должна тебе за это?

— Ничего.

— Такие… — Она немного замешкалась перед следующим словом, но все равно произнесла его: — …такие люди, как ты, никогда ничего не делают даром.

— И много в своей жизни ты встречала таких людей, как я?

— Ты непохож на…

— Тварь, — подсказал я.

— Встретив тебя, я никогда бы не подумала, кто ты есть на самом деле. Собственно говоря, я и не подумала. Ты понимаешь, что ты сделал? Полчаса разговора с тобой перечеркнули всю мою предыдущую жизнь.

— Это ты уже говорила. Я готов загладить свою вину.

— Как?

— Предложи ты.

Она задумчиво повертела в руках кинжал.

Я встал с кресла, заложил руки за спину и подошел к ней.

— Можешь ударить, если хочешь, — сказал я. — Только предупреждаю, что этим ножиком меня порешить не получится. Но вот в библиотеке — если хочешь, я объясню тебе, как туда пройти, — на стене висят два меча, Второй и Пятый. Ты можешь взять любой из них.

— Так я тебе и поверила…

— Альберт! — позвал я.

Три секунды, слабый шорох, и он уже здесь.

— Сходи в библиотеку и принеси Второй клинок, — сказал я.

— Слушаюсь, милорд.

Ушел.

— Ты хорошо выдрессировал своих рабов, — сказала она.

— У меня нет рабов.

— Ха.

— Как ты отличаешь раба от свободного человека?

— Раб выполнит любой приказ своего хозяина. Без колебаний и вопросов. Как этот старик.

Я пожал плечами.

Альберт замер на пороге. Несмотря на то что у него в руке был обнаженный, меч, в его фигуре не было и капли угрозы. Альберт и оружие — две вещи несовместные.

— Вручи меч даме.

— Милорд?

— Вручи меч даме, Альберт.

Нумерованный клинок был бы тяжеловат для Илейн даже если бы она была полностью здорова. Сейчас ей приходилось держать меч двумя руками, но лезвие все равно ходило ходуном.

— Альберт, на какой высоте мы сейчас находимся?

— Около ста метров над склоном горы, милорд.

— Спрыгни с террасы.

— Зачем?

— Силу гравитации хочу проверить.

— Надеюсь, вышутите, милорд, — сказал он. — Прыжки с террасы не входят в мои служебные обязанности.

— Ты прекословишь мне?

— Милорд, я старый человек мирной профессии. Я служил вашему отцу, а теперь служу вам. Я был верен вашей семье всегда и во всем. И я вполне допускаю возможность умереть по вашему приказу, если возникнет необходимость. Сейчас я такой необходимости не вижу. Извините, есть у вас какие-то пожелания из сферы моих постоянных обязанностей?

— Пошли кого-нибудь за Лансом, — сказал я. — Но пусть придет сюда не раньше, чем через полчаса.

— Милорд…

— Да, Альберт?

— Принести вам Призрак Ночи? — Глаза дворецкого были прикованы ко Второму мечу, который держала в руках Илейн.

— Нет необходимости.

— Как скажете, милорд.

— Ну ладно, — сказала Илейн, когда мы снова остались на террасе вдвоем. — Этот старик не раб. И он почему-то беспокоится за тебя, я прочла это в его глазах. Это на самом деле Второй меч? Зачарованное оружие, которым тебя можно убить?

— Да.

— И ты не боишься, что я тебя сейчас проткну?

— Нет.

— Думаешь, я этого не сделаю?

— Я не знаю наверняка, — сказал я. — Но предполагаю, что не сделаешь. По крайней мере, сейчас.

— Почему?

— Потому что тебе любопытно, — сказал я. — И кроме того, на данный момент ты не производишь впечатление человека, решившегося расстаться с жизнью. Потому что если ты меня убьешь, живой из Цитадели тебе не выйти.

— Многие герои согласились бы обменять свою жизнь на твою смерть.

— Тогда руби.

Она подняла меч на высоту груди, сделав вид, что целится мне в сердце, и внезапно бросила его на пол.

— Этот меч слишком тяжел для меня.

— Довольно-таки странный ответ на вопрос: «Девушка, а почему вы не спасли мир, когда у вас была такая возможность?»

— Меня он устраивает.

— А меня нет. Почему ты не убила меня?

— Может быть, я еще убью тебя, — сказала она. — Позже. Но сначала я хочу понять.

— Понять что?

— Что ты за человек.

— Я не человек, — сказал я. — Хочешь кофе?

Когда Ланс присоединился к нашей компании, мы мирно пили кофе, сидя в креслах по разные стороны стола, и любовались закатом.

— Зачем вы меня позвали, милорд?

— Собственно, необходимости уже нет, — сказал я. — Но ваз уж ты зашел, познакомьтесь. Это леди Илейн. Это сэр Ланселот.

Ланс понимающе мне улыбнулся и на мгновение зафиксировал свои губы на правой руке девушки. Чуть выше бинтов.

Она отдернула руку так, словно он пытался ее укусить.

— Еще один из твоих лакеев?

— Ланс, объясни, пожалуйста, юной госпоже, кем я для тебя являюсь.

— Человеком, который платит мне деньги.

— А ты кто?

— Солдат.

— Выполняешь мои приказы?

— Да, милорд. — Если Ланс и был удивлен, заметить это по его лицу было невозможно.

— Ударь девушку, — сказал я. — Кулаком. В лицо. Хочу видеть, как она выплевывает свои зубы.

Илейн мгновенно побледнела и вжалась в кресло, явно ожидая удара. Какая же я все-таки сволочь.

— Э… милорд, — сказал Ланс. — Зачем?

— Просто так.

— Наверное, у вас какие-то свои разборки, милорд, понять которые я, простой солдат, не в состоянии. Но если так, бейте ее сами. У вас удар не хуже, чем у меня.

— Спасибо, Ланс. Извини, что потревожил.

— Все в порядке, милорд. — Он развернулся па каблуках и чеканным шагом удалился прочь.

— Хватит с меня демонстраций, — заявила Илейн. — А что было бы, если бы он мне таки вмазал, а?

— Не вмазал бы, — сказал я. — Я его слишком хорошо знаю.

— Ты меня убедил, — сказала она. — Это двое не рабы.

— У меня нет рабов.

— Ты все-таки скажешь мне, чего ты от меня хочешь?!

— Ничего, — сказал я. — Разве что… поговори с женщинами, которые о тебе заботятся. Может, они тебе объяснят, что тут происходит.

— Они не будут обсуждать своего господина с посторонней.

— Это они-то не будут?

ГЛАВА 9

Один день до начала осады

— Согласитесь, граф, зрелище довольно внушительное.

— Внушительное, милорд. Но армии оценивают не по тому, как они выглядят, а по тому, как они действуют.

— Это верно, — сказал я. — Думаю, что мы скоро узнаем.

Армия Бортиса стояла лагерем под моими стенами.

Авангард прибыл еще вчера и сразу же начал окапываться и возводить фортификационные сооружения. А именно, частокол из привезенных с собой бревен. Примерно половина из прибывших стояла в боевых порядках с оружием в руках. Пока остальные ставили палатки, ладили коновязи, рыли рвы, выгребные ямы и строили заборы, они были готовы отразить любое нападение из Цитадели.

А я их всех обманул. Не стал нападать.

Да и какой смысл в атаке, когда этого ждут? Их оружие — численность, наше оружие — стены. Никто не собирается вылезать из укрытия без необходимости.

Со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра лагерь вырос раз в двадцать. Бортис не останавливал походного марша всю ночь.

Линия караулов начиналась примерно в полутора километрах от стен. Сам лагерь отстоял от Цитадели километра на два.

С утра до полудня его численность еще увеличилась. Армия Бортиса занимала все видимое пространство. Все-таки он притащил с собой довольно много народу.

— А где слоны? — поинтересовался я. — Не вижу слонов.

— Слоны, милорд, обычно размещаются где-нибудь на самом краю. — До меня донесся голос Ланса, поднимающегося по лестнице. — Потому что слоны — не лошади. Если они чего-нибудь испугаются, то вполне могут втоптать в пыль весь лагерь.

— И чего они могут испугаться? — спросил его Палыч, шедший на две ступеньки сзади.

— Много чего, — сказал Ланс. — Например, меня.

Они поднялись на стену. Палыч встал рядом со мной, Ланс навалился грудью на каменный зубец рядом с графом.

— М-да, много человечков сюда прибежало, — констатировал Палыч. — В связи с чем мучает меня один вопрос. Убить-то, конечно, мы их всех убьем, это понятно. Только где ж мы такую ораву хоронить будем?

— Не самая большая проблема, — так же серьезно ответил ему Ланс. — Похоронить мы их всегда похороним, Я еще ни разу не слышал, чтобы крестьянам не были нужны удобрения. Ты лучше подумай, что будет, если хотя бы половина сдастся в плен. Чем мы их будем кормить?

— Для начала слонами, — сказал я. — Шутки в сторону, господа. Мы готовы?

— Насколько это вообще возможно, — сказал Ланс. — Но до утра нам бояться нечего. Сегодня они в бой не пойдут.

— Почему бы это? — спросил Палыч.

— Во-первых, Бортис должен дать людям отдохнуть после марша и обустройства лагеря. А во-вторых, всю ночь они будут готовить лестницы. Уж не думаешь ли ты, друг мой, что королевства прислали сюда сто с лишним тысяч альпинистов, способных взбираться по вертикальной стене, цепляясь за камни зубами?

— А что, в мире есть люди, которые на такое способны? — поинтересовался беззвучно выросший за спиной Палыча Хэмфри.

— Есть, — сказал Ланс. — Например, я.

Хэмфри бросил мимолетный взгляд на лагерь, а потом принялся рассматривать проплывающие над нами облака.

— Завтра утром они на нас навалятся, — сказал Ланс. — Но это ерунда, детская прогулка по сравнению с тем, что начнется потом. Первый штурм — это, скорее, дань традиции, чем попытка одолеть крепость. Разведка боем, во время которой они попытаются оценить, чего мы стоим. Штурм будет недолгий, и мы отобьемся без особого труда и потерь. К утру они не успеют приготовить ни осадные башни, ни катапульты, ни тараны. Им придется преодолевать ров вплавь, и все, на что они могут рассчитывать, — это лестницы. А взять хорошо укрепленный замок с помощью одних только лестниц практически невозможно. После первого штурма настанет недолгое затишье, перерыв на несколько дней. А вот потом они возьмутся за нас всерьез, и перед нами действительно станет проблема… где их хоронить.

— Как думаешь, стратег, они зашлют парламентеров? — поинтересовался Палыч.

— А зачем? Нам с ними договариваться не о чем.

Я смотрел на лагерь. Где-то там, между палаток и шатров, отдыхают сейчас люди с пронумерованными мерами. Где-то там бродит сейчас моя смерть.

Грегор.

Эрик и Делвин.

Луккас и его гном.

И кто-нибудь еще.

Я не получал известий от маркиза Моро уже несколько месяцев. У меня не было информации об остальных Хранителях. Где они, кто их герои, примкнули ли они к походу или выжидают где-то еще?

— Предлагаю пари, — сказал Палыч, — кто завтра первым положит свою сотню.

Хэмфри брезгливо скривил лицо. Граф не отреагировал никак. Ланс ухмыльнулся.

— Завтра против нас выйдут крестьяне, — сказал он, — которым дали доспехи и объяснили, как следует держать меч, чтобы не порезаться и не уронить его себе на ногу. Считать таких врагов недостойно. Мы посчитаем позже, когда на нас бросят элиту их армии.

— А ты считал хоть когда-нибудь? — спросил Хэмфри.

— Считал.

— И сколько? Сколько человек ты умудрился прикончить во время одного боя? Каков твой рекорд?

— Я не уверен, что все они были людьми, — сказал Ланс. — Я сражался с представителями разных рас.

— Цифру, — попросил Хэмфри.

— Триста сорок. Или триста пятьдесят. Что-то около этого.

— Но как?.. — изумился Палыч.

— Иногда битвы бывают очень долгими, — объяснил Ланс. — Та длилась два с половиной дня. А каковы твои достижения, доблестный орк?

— Не знаю. Я всегда сбиваюсь со счета после первой сотни.

— А ты, эльф?

— Я не бухгалтер, — отрезал Хэмфри. — Если я дерусь, то убиваю до тех пор, пока есть кого убивать.

— Страшные вы существа, — сказал граф. — Живете недолго, как мотыльки, но за свою жизнь успеваете наворотить столько дел, сколько и нам, бессмертным, не снилось.

— Не прибедняйся, кровосос, — сказал Ланс. Кому-нибудь другому за такое обращение граф оторвал бы голову, но Лансу все сходило с рук. — Уверен, что в отличие от нас, мотыльков, оперирующих сотнями, ты убивал тысячами. Я видел в бою обычных вампиров. И могу себе представить, на что способен вампир истинный.

— Вряд ли можешь, — сказал граф.

— Эх, иногда я жалею, что выбрал не ту сторону, господа, — сказал Ланс. — Драться рядом с вами — это будет одно удовольствие. А драться против вас — совершенно другое. Вы ж не просто… существа. Вы — легенды.

— С той стороны тоже много легенд, — сказал я. — Грегор, Луккас, Бортис… Впрочем, ты еще можешь передумать. Бой пока не начался.

— Я, конечно, наемник, душегуб и подонок, — сказал Ланс. — А также убийца, насильник и мародер. Сражаюсь не за убеждения, а за золото. Но и у меня есть свои принципы, как это ни странно. Я дерусь за того, кто заплатил мне первым. Дерусь до самого конца, даже если знаю, что в самом конце платить мне будет уже нечем. Или некому. Вот такой я странный человек.

— Мы все здесь странные, — сказал Хэмфри. — Орк, выводящий как человек. Бессмертный истинный вампир, непонятно по каким причинам снизошедший до разборок между мотыльками. Наемник, который утверждает, что у него есть какие-то принципы. Эльф, бросивший свой народ ради того, чтобы драться плечом к плечу с орками и зомби.

— И Темный Лорд, страдающий угрызениями совести и спасающий девиц по темницам, — сказал Ланс.

— А доктору Отто, — сказал я во всеобщем молчании, — я что-нибудь отрежу, потому что он слишком много болтает. Но сделаю это после войны, потому что пока он мне может пригодиться.

— Не стоит резать доктора, — сказал Ланс. — Об этой девушке болтает весь замок, исключая разве только Альберта. Женщины, которых ты приставил ухаживать за ней. Стражники, которые ее охраняют. Лакеи, которые приносят ей еду. А вчера она вообще разгуливала по всей Цитадели.

— Я ей разрешил.

— Наверное, она хорошая девушка, — сказал Ланс. — Жаль, что ни у кого из нас нет времени на любовь.

Главный вывод, который я сделал из этой трепотни на стене, был прост.

Мы все умрем. И все уже привыкли к этой мысли. Потому что лю… существа, надеющиеся выжить, обычно ведут себя более серьезно. А все эти разговоры — юмор висельников.

Все было готово. Дела завершены. Оставалось только гадать. Бездельничать. И трепать языками.

Он нас больше ничего не зависит.

Никого не заботит, что будет после войны. Что все покинутые людьми деревни сожжены, посевы вытоптаны, оставшаяся скотина забита. Что Империя, победи она в войне, все равно умрет от голода.

Армия Бортиса оставляет после себя только выжженную землю. Мы в осаде. Мы приперты к стенке. Да, мы, тут все крутые, все из себя мачо, мы будем брыкаться до последнего, заливая все вокруг своей и чужой кровью но итог все равно будет один. Нас по вышеупомянутой стенке просто размажут.

А беженцы в подземельях… В лучшем случае их погонят обратно, как скот. В худшем… Тут есть несколько вариантов. Они могут умереть от голода под землей. Или их всех убьют. Казнят как предателей человечества.

А еще разговоры о массовых похоронах натолкнули меня на интересную мысль.

Обед я приказал накрыть на верхней площадке башни Микки Мауса. Для этого пришлось отправить вниз отряд наемников и сдвинуть в сторону катапульту. Вместо нее по центру встал огромный стол, за которым разместилось все командование армии Империи. А постоянно находящийся перед глазами лагерь Бортиса должен был придать обеду пикантность и добавить аппетита, отсутствием которого никто, кроме меня, не страдал.

Кушанья исчезали со стола с потрясающей быстротой, вино лилось рекой, разговоры не смолкали. Это был последний наш обед в мирное время. Последний обед, на котором мы, монстры и пугала этого мира, собрались вместе перед большой войной. И на ней любого из нас могут убить уже завтра.

— Импортировать боевых слонов и использовать их в сражениях начал король Иллирии Фалько Безжалостный. Как мне кажется, первый опыт был самым удачным, — вещал Ланс. — Слоны были введены в бой для подавления массового крестьянского восстания, а крестьяне не отличаются ни особой храбростью, ни военной дисциплиной. Увидев заморских чудищ, они тут же наложили в штаны и разбежались по домам. Потом была война с Кардигсом, небольшим княжеством, которого ныне не существует, и слоны себя полностью дискредитировали. Они хороши на равнине, но кардигские войска отступили в леса, и Фалько сдуру ломанулся за ними. Сначала все было неплохо, слоны топтали просеки, сминая и вырывая небольшие деревца с корнями, но потом они забрели в чащу с огромными деревьями, совладать с которыми уже не могли. Они лишились маневренности и были закиданы стрелами и копьями с верхних веток деревьев, куда забрались княжеские солдаты. Позднее Кардигс все равно был завоеван, но уже без помощи слонов.

— Войны выигрывают солдаты, — сказал Хэм. — Храбрость и выучка рядового состава, плюс знание тактики и стратегии командующими. Все остальное — чушь. Можно использовать боевых слонов, можно использовать боевых магов, можно использовать дрессированных боевых крыс, но в конечном итоге все будет зависеть от солдат и их командиров. Слоны не берут города. Это делает пехота. Эльфы поняли это гораздо раньше, чем люди.

— Факт, — согласился Ланс. — Вы и резать друг друга научились раньше, чем люди. Правда, как я слышал, делали это более романтично и изысканно. Если верить вашим песням. Удар, сонет, кишки наружу, песенка про цветы, голова с плеч.

— Песни, как правило, пишут те, кто в войнах не участвовал, — заметил Хэм.

— Это тоже факт, — сказал Ланс. — После того как ты выпустишь кишки десятому, романтики в тебе не остается ни на грош. Слишком уж это неромантично выглядит.

— Войны — это нормальное состояние многочисленных народов, — сказал граф. — Это как естественный отбор, позволяющий избавиться от нежизнеспособных элементов. Плюс способ сдержать рост населения и избежать голода. Нас, вампиров, мало, и мы друг с другом не воюем.

— Зато жрете всех подряд, — сказал Ланс.

— Ну не всех подряд, — сказал граф. — Некоторые бывают несъедобными. Но вампиры не воюют с вампирами. Тролли, которых было мало во все времена, не воюют с троллями. Драконы, когда они не связаны договорами с другими расами, не воюют с драконами. Даже огры, тупее которых я не встречал за свою долгую жизнь, не воюют с ограми. Зато эльфы, люди, орки и гномы, наиболее просвещенные и развитые расы, режут друг друга почем зря. Междоусобные войны — это сдерживающий фактор, не дающий какой-то одной расе получить решающее превосходство над остальными. Вот, например, сейчас людей гораздо больше, чем всех остальных. Значит, в ближайшем будущем их ожидает целый ряд войн, которые помешают им подмять под себя эльфов, орков и гномов.

— В самом выгодном положении оказываются гномы, — сказал Хэмфри. — Они обитают под землей, и им еще долгое время нечего будет делить ни с людьми, ни с эльфами. Самый опасный их враг в перспективе — это орки, которые могут жить и на поверхности, и под ней. Но если говорить о ближайшем межрасовом противостоянии, это будет противостояние людей и эльфов. У них сходные условия жизни, сходные потребности. Им есть что делить.

— Эльфам, прости меня, Хэмфри, в этом противостоянии нечего не светит, — заявил Ланс, — потому что их сейчас гораздо меньше, чем людей. И если бы армия Бортиса сейчас развернулась и отправилась в ваши леса, то песни об этой войне слагали бы исключительно человеческие барды. Ввиду полного отсутствия других. Не буду спорить, эльфы искусны в войне, и редкий человек, вроде меня, например, способен противостоять эльфу один на один. Но количеством они сейчас сильно уступают людям.

— Не буду спорить, — сказал Хэм, — наша раса в упадке. Но если бы вы приплыли на континент на пару веков раньше, то сейчас здесь резали бы друг друга только эльфы, гномы и орки. А вы бы овладевали сложным искусством строить свои королевства под водой.

— Вы так легко говорите об этом, — сказал Деррик. — А ведь это история, это наше прошлое.

— Мы сами — история, — сказал Ланс. — Через год о нас будут петь песни. Через несколько веков мы войдем в легенды. Каждому нашему слову будут приписывать другой, скрытый и более глубокий смысл. Через тысячелетия о нас будут рассказывать сказки. Подозреваю, что только на ночь, и исключительно непослушным детям, но будут. И ты, мой юный друг, насильно оторванный от сохи, превратишься в Деррика Бесстрашного, или Деррика Кровавого, или Деррика Безумного, или Деррика Неудержимого. Но гораздо раньше ты превратишься в Деррика Мертвого. И тебе будет глубоко начхать, кто и как о тебе будет рассказывать.

— Через тысячелетия, когда люди будут рассказывать сказки про Ланселота Болтливого, или Ланселота Брехливого, или Ланселота Длинный Язык, я буду слушать их и смеяться до колик, — сообщил граф.

— Не самая гнусная перспектива, — сказал Ланс.

— Прошлое — это легенды, — сказал Хан орков. — Будущее — это легенды. Тогда что же такое настоящее?

— Настоящее — это переход от одной легенды к другой, — сказал Ланс. — Легенды — часть глобальной политики. Вся штука в том, кто эти легенды рассказывает. Допустим — только допустим, что завтра Бортис разнесет нас всех к чертовой матери. Это будет факт. Один-единственный факт. А легенд возникнет до чертиков. Через века орки будут передавать из поколения в поколение Миф о Злобном Рыцаре, кошмарном завоевателе и убийце. Люди станут рассказывать о герое, спасшем мир. А эльфы… Эльфы ничего не будут рассказывать. Бортис для них станет малозначимой фигурой, уладившей локальный конфликт, который никоим образом не отразился и не мог отразиться на их народе.

— Тут ты ошибаешься, — сказал Хэмфри. — Эта война затронет всех.

— Чушь, — сказал Ланс. — Эльфы нейтральны. Потому что в подавляющем большинстве, исключая только здесь присутствующих, они умны. И уже давно не лезут туда, где им могут отрубить их изящные длинные уши.

— Ты хам и демагог, — сказал Хэм.

— Я — это еще много чего такого, о чем ты и понятия не имеешь.

— И хвастун, — добавил Хэм.

— А на самом деле я Бэтмен, — процитировал Ланс слышанную от меня присказку. — Хотя я и не знаю, что это такое.

— Смотри-ка, — удивленно сказал Палыч. — Парламентер.

От лагеря Бортиса к Цитадели скакал всадник, размахивая белой тряпкой, привязанной к копью.

— Люблю парламентеров, — сказал Ланс. — У кого-нибудь есть арбалет?

— В парламентеров не стреляют, — сказал Хэмфри.

— Ну и глупо, — сказал Ланс. — Ибо парламентер — это враг, который притворяется, что ему есть что сказать.

— Все равно он слишком далеко, чтобы стрелять.

— Если я хоть что-то понимаю в парламентерах, — сказал Ланс, — то сейчас он подойдет поближе.

— Ты варвар, — сказал Хэмфри.

— Интересно, а есть ли в этой ситуации существо более бесполезное и никчемное, чем парламентер? — задумался Ланс. — В сущности, нам с Бортисом совершенно не о чем разговаривать. Мы хотим, чтобы он убрался отсюда, чего он сделать не может. Он хочет, чтобы мы сдохли, чего мы сделать не хотим. Эти разногласия можно уладить только на поле боя. Так даст мне кто-нибудь арбалет в конце концов?

— Успокойся, — сказал я. — Это не парламентер. Это почтальон.

Всадник с белым флагом, должно быть, хорошо представлял себе склад мышления таких личностей, как сэр Ланселот, ибо он остановил своего коня на расстоянии арбалетного выстрела от стен, бросил на землю мешок и, развернувшись, поскакал в сторону лагеря гораздо быстрее, чем скакал сюда.

— Надеюсь, в мешке золото, которым нас хотят подкупить, — сказал Ланс.

— Тогда отправь кого-нибудь за ним, — сказал я. — Золото никогда не помешает.

— Может, это какая-нибудь ловушка? — предположил Хэмфри.

— Ворота не открывать, — скомандовал я на всякий случай. — Пусть доброволец спустится со стены по веревке.

— Генри! — заорал Ланс. — Генри, ты где?

— Здесь, — ответили откуда-то снизу.

— Генри, сегодня я назначаю тебя добровольцем! Сбегай вниз и принеси нам посылку! И будь там поаккуратнее! Береженого и Темный Лорд бережет!

— И надо было так орать? — заметил Палыч.

— Надо, — сказал Ланс, не вдаваясь в объяснения.

Со стены сбросили веревку. Генри, в не стесняющих движения кожаных доспехах, при коротком мече и арбалете, заскользил вниз.

— Делаем ставки, господа, — предложил Ланс. — Что в мешке?

— Неприятности, — буркнул я.

— Я передумал, — сказал Ланс. — Там не золото. Такого мешка с золотом недостаточно, чтобы купить пас всех. Там, наверное, драгоценные камни. Алмазы, рубины, изумруды…

— Бурдюк с вином, — сказал Палыч. — Чтобы утром мы вышли на стены с перепоя.

— С одного бурдюка? — удивился Хэмфри. — Нет, там магическое послание с очередным ультиматумом. Или с угрозами.

— Алмазы, — сказал Ланс.

Генри уже бежал обратно с мешком. По его походке нельзя было сказать, что мешок слишком тяжелый.

— Сосуд со смертельными заклинаниями, — сказал Хан орков. — Может, не стоит нам его сюда тащить?

— Алмазы, — твердил Ланс.

Генри уже лез по стене, цепляясь за веревку. Интересно, у Ланса все солдаты имеют навыки альпинизма?

Через минуту мешок лежал у нас на столе, а Генри, с благодарностью приняв бокал вина, удалился к своим коллегам.

— Последние ставки, — провозгласил Ланс. — Перед тем как мы развяжем мешок.

Ничего необычного. Обычный кожаный мешок со шнуровкой, не слишком большой и явно не битком набитый.

Когда Генри лез наверх, я уже точно знал, что лежит в этом мешке. Как будто сам его упаковывал.

— Молчите, — констатировал Ланс. — Итак, ставок больше нет. Развязываю мешок.

— Подожди, — сказал я. — Хотите, я вас удивлю, господа? Знаете, что там?

— Все-таки заклинания? — спросил Хан орков. — Магическая ловушка?

— Нет, я не чувствую внутри никакой магии, — сказал я. — И естественно, там не вино и не алмазы.

— А что тогда?

— От маркиза Моро уже давно нет вестей, — напомнил я.

Хэмфри вздрогнул. Деррик сделал шаг от стола.

Ланс выудил из-за пояса кинжал и осторожно разрезал шнуровку мешка. Запустил руку внутрь и вытащил страшный подарок Бортиса.

В руке Ланса была голова шефа моей разведки маркиза Моро. Судя по всему, отрезали ее уже очень давно.

Агентурная сеть накрылась в полном составе, это очевидно. Маркиз был дьявольски осторожен, и, для того чтобы выйти на него, королевским службам безопасности пришлось бы арестовать почти всех его подчиненных.

Еще в мешке обнаружилась записка. В ней не указывалось, кому именно она адресована, но это было понятно из содержания. Всего два слова, обращенные лично ко мне.

Жри, тварь.

Вежливое послание, достойное самого герцога.

Ублюдок. Достал меня. Уел. Задел за живое.

А что делать? Обидеться и поубивать всех к чертовой матери?

Или жрать?

Осторожный стук в дверь. Альберт.

— Милорд, девушка хочет вас видеть. Сказать, что вы заняты?

— Проводи сюда.

У меня семь лет не было женщин. В самом прямом, физиологическом смысле. С тех пор как я выяснил, что Хранители убивают любую особу противоположного пола, с которой я знаком, желание у меня просто пропало. Даже шлюхам, которые сопровождали воинство Ланса, я не желал такой участи.

Семь лет у меня не было друзей.

Хэмфри, Палыч, граф, Ланс. — они не друзья. Мы периодически напивались вместе, вели разговоры за жизнь. Мы относимся друг к другу очень уважительно, но мы не можем быть друзьями. Потому что я — Лорд, а они мои подданные. Между нами всегда существовала и будет существовать дистанция. Человек, которому ты имеешь право приказывать, не может быть твоим другом. Приятелем, собутыльником, компаньоном — может. А другом — нет. Семь лет.

Это оказалось гораздо тяжелее, чем я думал. И совсем не похоже на игру в стратегию в реальном времени, в которую я когда-то любил играть.

В игре все просто. Если враг вторгнется на твою территорию, разгромит твою армию, разрушит твой замок, ты всегда можешь нажать на кнопку «Вернуться к сохраненной игре» и попытаться исправить свою ошибку. А в реальности из-за таких ошибок гибнут люди. И не только люди. Орки тоже гибнут, и от осознания того факта, что они не принадлежат к человеческой расе, тебе не легче.

С врагом тоже все не так просто.

Королевства считают меня своим врагом скорее по традиции. Для них все легко и понятно. Горы Скорби — проклятое место, Черная Цитадель — сосредоточение зла, любой, кто там живет, должен умереть. Это утверждение, которое не требует доказательств. Аксиома.

Они с этим выросли. Они меня ненавидят и боятся. А я до последнего времени понятия не имел об их существовании.

Я просто не могу их ненавидеть. Всех в целом.

Не стану скрывать, отдельные личности мне не нравятся. Того же Грегора или Делвина, а еще лучше, всю банду Хранителей сразу я перекокал бы без малейших раздумий. Может быть, грохнул бы Бортиса, ослепленного имперскими амбициями и готового предавать направо и налево.

А солдаты из его армии? Как я могу их ненавидеть, если я их в глаза не видел? Если они идут на войну не по убеждению, а по приказу таких, как Хранители и Бортис?

Мой план по нейтрализации мечей и Браслета еще не утонул, но уже дал течь.

Прошло семь лет, а я получил только два меча. Вполне возможно, что в ближайшее время получу и третий. В брюхо.

На Илейн была ее собственная одежда, на поясе висел кинжал. Я отметил, что выглядит она гораздо лучше. Она уже почти стала такой, какой я видел ее в первый раз, до обвинения в колдовстве.

— Чем обязан? — спросил я.

— Я хотела извиниться, — сказала она. — За то, что так и не поблагодарила тебя за свое спасение.

— Пожалуйста, — сказал я. — Вина хочешь?

— Нет.

— И правильно. Я тоже не хочу.

— Говорят, утром будет бой.

— Ага.

— Я поднималась сегодня на стену. Видела армию. Она огромна.

— Да, не маленькая.

— Ты не боишься?

— Трепещу, как мне и положено.

— Не боишься, — сказала она. — Это странно.

— Ничего странного, — сказал я. — Просто я устал.

— Ты странный… человек.

— Я не человек.

— Ты человек, — сказала она. — Я разговаривала с женщинами, как ты мне и советовал. Они и в самом деле никакие не рабыни. Обычные крестьянки. Они пришли сюда добровольно, вместе с семьями… Как такое может быть?

— Разве они тебе не рассказали? Всего лишь правильная налоговая политика.

— Но в глазах всего мира ты — зло. Тьма.

— Ты забыла про Хаос, — сказал я. — Но все дело в том, что рассуждать о противостоянии светлых и темных сил лучше на сытый желудок. Когда твои дети голодны, тебе до лампо… до лампады все эти судьбы мира.

— Я разговаривала с солдатами. С наемниками. Они ничего не знают о массовых казнях.

— А с поварами ты не разговаривала? Не уточняла, каких именно младенцев я люблю на завтрак, жареных или вареных? Или, быть может, запеченных в плаценте?

— Значит, все, что о тебе говорят на территории королевств, ложь?

— Не все.

— Должно быть, это страшно, — сказала она. — Жить, зная, какое великое множество людей желают твоей смерти. Перед тем как ты меня спас, я узнала, что такое, когда твоей смерти жаждет город. Это… не самое приятное ощущение, почти такое же неприятное, как пытки. А тебе желает смерти целый мир.

— Я его тоже не особенно люблю.

— Ты мог бы сделать это? Повторить путь Первого Императора? Пройтись по материку с огнем и мечом, втоптать непокорных в грязь?

— Непокорных нельзя втаптывать в грязь, — сказал я. — Из грязи они поднимаются князьями.

— Но все равно мог бы?

— Физически — нет. У меня нет таких сил.

— А если бы были? Смог бы?

— Почему тебя это интересует?

— Я все еще раздумываю, стоит ли тебя убивать.

— Знали бы твои сограждане, что ты осмеливаешься задумываться об этом, а не разишь сразу, спалили бы еще быстрее.

— Ты так и не ответил на мой вопрос.

— Ты уже запугала меня по полной программе. Конечно, я бы не смог. Я ведь Темный Лорд только по родителям. А так я белый и пушистый.

— И как же тебя угораздило?

— Родился не в том месте и не в то время. И главное, не от того отца, — сказал я. — Если серьезно, то, когда я влезал во всю эту историю, я не представлял себе, во что именно влезаю. Я считал себя самым умным, и у меня был план, как вылезти из всего этого дерьма в белом фраке. Только вот меня засосало уже по горло.

— Что за план? — спросила она.

— Неважно, — сказал я. — Теперь уже совершенно неважно. Самая большая моя проблема в том, что еще семь лет назад я не знал, что я Темный Лорд. И что когда-нибудь им стану. Я даже ничего не слышал о вашем мире.

— Как это может быть?

— Долгая история, — сказал я. — Но суть в том, что я оказался не готов. И видимо, никогда уже не буду готов. Потому что… чтобы оценивать ситуацию с позиции Темного Лорда, надо родиться Темным Лордом. Я не отождествляю себя с моим именем. В последнее время мне кажется, что меня двое. Есть один я, тот, каким я сам себя вижу. И есть другой я, тот, каким видит меня весь мир. Они не очень похожи друг на друга, и они друг другу не нравятся. Жалко, что психоанализа у вас еще не изобрели.

— Чего не изобрели?

— Неважно. Я мог бы сделать имя и целое состояние какому-нибудь психоаналитику. Однако психоаналитиков у вас нет, а потому все вокруг злые, агрессивные и хотят меня убить.

— В глазах армии, которая стоит под твоими стенами, ты — зло, — сказала Илейн. — Они выступают против тебя, значит, они — добро. И все знают, что добро должно быть с кулаками.

— Все знают, что добро должно быть с кулаками, — согласился я. — Только нигде не указано, какого именно размера кулаки должны быть у добра.

ГЛАВА 10

Первая неделя осады

Наверное, Герцог Грома очень любил драматические эффекты. Потому что его армия, построившись в боевые порядки в предрассветных сумерках, выступила вперед с первыми лучами солнца.

Не вся армия, конечно. Вся его армия под моими стенами не разместится.

Мы с Хэмфри и графом стояли на башне Дональда Дака и обозревали окрестности.

Орки и наемники Ланса держали стены.

Катапульты приведены в боевую готовность. Рядом с каждой стоит по два пещерных тролля. Они будут взводить и заряжать орудия.

Благодаря физической мощи артиллеристов катапульты могут стрелять огромными каменными глыбами. Стрелять будут тролли. Целиться будут люди. У пещерных троллей проблемы со зрением, впрочем, как и всех постоянных жителей подземелий.

По той же причине гномы опасны только в ближнем бою. У народа, который живет под землей и воюет в темных извилистых тоннелях, сложно предположить умение пользоваться луками и арбалетами.

Нас атаковали.

Как и предсказывал Ланс, сделали это едва обученные пехотинцы, еще вчера бывшие крестьянами. Что-то вроде отряда Деррика.

Воевали они тупо, примитивно и без огонька. Темная масса неслась к стенам, выкрикивая неразличимые в общем шуме боевые кличи. Вооружены они были в основном мечами и топорами. Единственное приспособление для преодоления крепостных стен, которое они несли с собой, — это лестницы.

Расположившиеся на стенах лучники выбили четверть атакующих еще на подходе. Четверть полегла во время форсирования рва.

Половина добежала-таки до стен и попыталась на них взобраться.

Орки отталкивали приставные лестницы здоровенными рогатинами, люди сыпались с них, как яблоки на голову Ньютона. Те, кому очень повезло, падали в ров. Кому очень не повезло, валились на шлемы и мечи своих же соратников. Те, кому просто не повезло, падали на землю. Какая-то их часть еще имела шансы выжить.

Защищать стену от лезущих по лестнице солдат очень просто. Становишься напротив лестницы, берешь в руки топор или меч и ждешь, пока первый из стенолазов подберется к тебе на расстояние удара. И рубишь его мечом. Или топором.

Как правило, одна рука у человека на лестнице обычно занята перекладиной. А отмахиваться от находящегося наверху противника одной рукой способны считаные единицы.

Человек падает с разрубленной головой, увлекая за собой еще парочку лезущих следом бедолаг. А ты ждешь следующего.

В общем, никаких сюрпризов.

Примерно через два часа после начала атаки остатки атакующих потянулись к лагерю под постоянным огнем моих лучников.

— Это не война, милорд, — сказал граф, качая головой. — Это еще не война.

Потери среди защитников Цитадели были минимальные — несколько убитых, пара десятков раненых. Однако, несмотря на это, победе никто особо не радовался. Как говорил граф, это еще не война.

К вечеру заявился очередной парламентер. Остановив своего скакуна на расстоянии, непреодолимом для выпущенного из арбалета болта, он помахал флагом с изображением серебряной молнии на фоне грозового неба и зaмep как истукан.

Никого из командиров на стенах не было, так что стоял он долго. Ничего не требовал, угрозы не представлял, поэтому и орки и наемники его просто игнорировали.

Правда, для начала попытались подстрелить. Но арбалетные болты не пролетали и трех четвертей расстояния, а заводить катапульту ради одинокого всадника никто не собирался.

Потом на стену выполз Хэмфри. Одного взгляда, брошенного остроглазым эльфом в сторону парламентера, шло достаточно, чтобы он слетел со стены, как укушенный, простите мой французский, в попу, и побежал догладывать мне.

Через полчаса, надев свой лучший костюм, прицепив к поясу фамильный меч и оседлав лучшего скакуна из моих конюшен, я выехал к нему.

Это был средних лет мужчина, широкоплечий, плотный, с суровым лицом, изборожденным многочисленными шрамами, особенно большой и уродливый из которых рассекал левую щеку. Ничего не могу сказать о его росте поскольку он был в седле.

Копье с флагом он воткнул в землю рядом с собой сидел, глядя на стены Цитадели и скрестив руки на спине.

— Я не заставил себя долго ждать, герцог? — спросил я.

— Не стоит беспокоиться, император, — ответил он. — Терпеливость — одно из первых качеств, необходимых для командующего осаждающей армией. Вам еще предстоит убедиться, что я очень терпеливый человек.

— А если бы вместо меня из крепости вылетел отряд кавалеристов?

— Мой жезл при мне, — сказал он. — Так же, как меч и копье. А если бы из-за ближайшего холма выскочил бы отряд лучников?

— Мой Браслет тоже при мне, — сказал я. — Так что меч мне бы и не понадобился.

— Вот видите, император. Мы даже думаем одинаково.

— И что из этого следует, герцог?

— Глупо двум одинаково думающим людям воевать друг с другом, — сказал он. — Лучше воевать плечом к плечу. Мое предложение, переданное вам графом де Консом, все еще в силе.

— А как насчет вашего вчерашнего предложения? — спросил я. — Я говорю о том предложении, которое прибыло вместе с посылкой и едва не испортило мне аппетит?

— Не думаю, что ваш аппетит так легко испортить, — сказал он. — А что до той посылки… Неужели вы думаете, что я — отправитель?

— А кто?

— Это игры королей и их спецслужб, — сказал он. — Меня попросили только доставить вам посылку. Выступить, так сказать, в роли почтальона. Маркиз Моро, вне всякого сомнения, был ценным для вас человеком. Примите мои искренние соболезнования.

— Принято.

— Теперь о деле, — сказал он. — Я допускаю мысль о том, что ненамеренно оскорбил вас, отправив на переговоры графа де Конса, вместо того чтобы явиться лично. Приношу мои извинения. Сегодня я решил исправить эту ошибку. Люди нашего уровня должны разговаривать без посредников.

— Вы считаете, что мы с вами на одном уровне, герцог?

— Да, — сказал он. — Давайте смотреть на вещи трезво. Вы называетесь императором, а я — всего лишь герцогом, несмотря на то, что у меня под началом впятеро больше солдат. Но у вас есть ваша крепость, и это в какой-то степени уравнивает шансы. Если мы с вами не договоримся, будет война. Вы положите много моих людей, а я — ваших. Мы потеряем много времени и сил. И в итоге вы проиграете. Вы в осаде. В ловушке ваших собственных крепостных стен. Взаперти. Вам некуда бежать. Вы спрятали в своих огромных подземельях почти всех ваших подданных. Это очень благородный жест, не спорю, но это большая военная ошибка. Пройдет время, и всем вам будет нечего есть. Голодный солдат — это уже не солдат. Постепенно от усиливающегося психологического давления ваши войска начнут сходить с ума. Возможно, кто-то даже взбунтуется. Вам придется его казнить. Остальных это еще больше разозлит. Через полгода мне даже не нужно будет брать крепость штурмом. Мне ее сдадут ваши люди взамен на обещание сохранить им жизнь. Это войну вам не выиграть, император.

— Тогда о чем мы тут беседуем?

— Но за это время будут проблемы и у меня, — сказал он. — Во-первых, вы положите половину моих людей. Плюс-минус несколько тысяч, но это неважно. Во-вторых, моим войскам наскучит сидеть здесь. Я столкнусь с дезертирством, и, даже если казню несколько сот человек, остальных это не остановит. Боевой дух будет слабеть с каждым днем. И когда мы войдем в крепость, это будет уже не армия. По крайней мере, не та армия, которая мне нужна. Усталая. Вымотанная. Небоеспособная.

— Насколько я понимаю, у вас есть другой вариант развития этой войны?

— Да, — сказал он. — Есть. Я контролирую семьдесят процентов армии. То есть в рамках конкретно этой войны я контролирую все сто процентов, но лишь семьдесят готовы выполнить ЛЮБОЙ мой приказ. От тридцати процентов мне надо избавиться. Еще три-четыре таких штурма, как сегодня, и я это сделаю. А потом мы с вами можем объединить усилия.

— Зачем?

— Вам не кажется, что этот мир чертовски несправедливо устроен? Впрочем, вам ли об этом не знать, император.

— Допустим, кажется, — сказал я. — Вы хотите разрушить старый мир до основания, а затем… Вы хотите создать новый мир или воссоздать старый, но с собой в качестве его правителя?

— Не с собой, — сказал он. — С нами обоими. Я предлагаю вам партнерство. Совместное правление.

— Двух императоров не бывает.

— А зачем нам называть себя императорами? Мы можем придумать какое угодно название для нашего нового государства, которое не будет знать границ.

— Вы мечтатель, герцог.

— Да. Но в отличие от большинства людей я обладаю достаточной волей, чтобы воплотить свою мечту в жизнь.

Бойтесь мечтателей, дорвавшихся до власти. Именно они проливают больше всего крови. Во имя мечты.

— Зачем вам я, герцог? Никто не любит узурпаторов, а в компании со мной… Народ вас не примет.

— Ерунда, — сказал он. — Я буду рубить головы, вешать, четвертовать, волочить лошадьми до тех пор, пока народ меня не примет. А народ… Он примет что угодно, если на него только надавить. Да, с первым поколением могут быть проблемы, но потом люди привыкнут. Мы с вами перепишем историю. Такие случаи бывали не раз, а историю, как вы знаете, пишут победители. Из Темного Лорда вы превратитесь, если вам будет угодно, в Светлого Господина. Символ культуры, добра, милосердия и просвещения. Я знаю об оттоке людей, покинувших королевства ради вашей империи. Вы — мудрый правитель и экономист. Вы идеально подходите для мирного времени. А я идеально подхожу для войны. Вместе с вами мы поставим этот мир на колени.

— Вам жезл в бок не давит, герцог? — спросил я. — По-моему, он у вас уже давно превратился в скипетр.

— Вы молоды, император. Вы когда-нибудь воевали? Вы знаете, что такое долгая осада, когда вам приходится есть свои башмаки, а если вам удалось поймать крысу, то вы устраиваете себе настоящий пир? Когда ваши солдаты настолько слабы, что не могут удержать в руке меча? Когда орки начнут жрать друг друга? Когда вашей мечтой станет быстрая смерть в бою, а не долгая и мучительная гибель от голода? Давайте не будем расходовать время на угрозы и насмешки. Поговорим о делах. Вам угрожают Семь мечей.

— Пять, — сказал я. — Два меча уже мне не угрожают. Они — часть интерьера.

— Не боитесь удара в спину?

— Нет.

— Ну и хорошо, — сказал он. — Значит, пять мечей. Я знаю, где находятся четыре из них. Луккас, Хранитель Первого меча, вместе с Делвином, сыном Двайра, на данный момент находится в лагере гномов. Третий Хранитель, назначенный совсем недавно маг по имени Джерард, сопровождает войска Иллирии. Небезызвестный вам Грегор, который сам одновременно и Хранитель и герой, гостит при моем штабе. А в расположении Коллузийского войска находятся Делвин и Эрик из Кинна. Если вы согласитесь на мое предложение, я выдам вам четыре меча и семерых мертвецов. Впрочем, в случае с Эриком и Делвином я готов выдать их и живыми. Отдельно от меча и связанными. Дабы свершилась ваша месть.

— А Четвертый меч?

— Я не знаю, где он. Но, по-моему, предложение достаточно щедрое, император.

— Весьма, герцог, весьма.

— К сожалению, я не могу дать вам много времени на раздумья, — сказал он. — Предлагаю неделю. Если вы согласитесь, поднимите флаг вон на той башне. — Он указал на башню Ельцина. — Любой флаг, я пойму. Если вы не дадите ответа в течение недели, мы навалимся на вас всерьез. И тогда, даже если вы пойдете на переговоры, условия будут совершенно другими.

— Неужели вы думаете, что все пройдет так гладко? — спросил я. — Неужели вы думаете, что отправившие вас сюда короли ничего не знают о ваших планах?

— Я командую армией союзников, — сказал Бортис. — И все они шпионят за мной. Я знаю агентов королевских разведок в лицо и поименно и контролирую каждый их шаг. У меня есть даже два типа, которые шпионят в пользу короля эльфов. Когда придет время решительных действий, я разберусь с этим вопросом. Мы понимаем друг друга, император?

— Вполне, герцог.

— Тогда до встречи. — Он наклонился в седле, вырвал из земли свое копье и развернул коня.

— Только один вопрос, герцог, — сказал я. — А что вы сказали своей армии относительно цели нашей с вами беседы?

— Командующий не обязан отчитываться перед своей армией, — ответил он. — Но я могу сказать им, что вызывал вас на честный бой. Жезл Грома против Браслета Власти. А вы, как и следовало ожидать, испугались и не приняли вызов.

— Думаете, вам поверят? Хотя, подождите, вам же наплевать, поверят пли нет. Вы будете рубить головы, вешать, четвертовать и волочить лошадьми до тех пор, пока вам не поверят?

— Именно так я и сделаю, — сказал он.

— Значит, он обещал неделю мира? — уточнил Ланс. — А если это ловушка?

— Расслабляться не стоит в любом случае, — сказал я. — Но я не думаю, что в этом предложении есть какой-то подвох. Бортис писает кипятком от желания сесть на трон.

— Вы откажетесь от его предложения, милорд?

— А ты бы согласился?

— Мне таких предложений никто не делал, — сказал Ланс. — Я наемник. У меня под началом несколько тысяч бойцов, и этого мне вполне хватает. Править я не хочу. Да и не смогу, наверное. Но вы, милорд, это совсем другое дело. Вы просто рождены для того, чтобы повелевать.

— Кто для чего рожден, это еще большой вопрос, Ланс, — сказал я. — А править на пару с Бортисом… Это вce равно что обедать вместе с драконом. Он сожрет все, а ты будешь благодарен уже за то, что он не сожрал тебя. Это если, конечно, он тебя все-таки не сожрал.

Утро следующего дня ознаменовалось явлением гномов.

Они тащили с собой огромные щиты, прикрывающие их с трех сторон, а вдобавок еще и сверху, и толкали тачки с гравием, которые опорожняли прямиком в ров.

Ребята Ланса стояли на стене с арбалетами наготове, и стоило только какому-нибудь неосторожному коротышке высунуть что-нибудь из укрытия, как он получал болт в это самое «что-нибудь».

К полудню были уже десятки трупов.

Тем не менее гномы не останавливались, а помешать засыпке рва мы не могли. Щиты были обтянуты сыромятной кожей и не загорались при попадании в них горящей стрелы, поразить одиночную цель такого размера, да еще и под своими стенами, из катапульты было невозможно, а большой отряд конных рыцарей, находившийся в непростреливаемой зоне, но способный очень быстро подоспеть к месту событий, сводил на нет все мысли о возможной вылазке.

Обеды на верхних площадках сторожевых башен постепенно превратились в традицию, и сегодня мы собрались на башне крокодила Гены. Поскольку я не стал переводить название на местный язык, никто не понимал, что означают эти слова, подозревая что-то мрачное и зловещее.

Сегодня среди нас не было Повелителя зомби, трудящегося над моим особым заказом, а также Деррика, который в последние дни все свободное время старался проводить в подземельях, где пряталась от армии союзников его семья.

Отсутствовал также Хан орков, сославшийся на срочные дела.

На обед были фазаны и жареная баранина. Мы еще далеки от того, чтобы варить собственные башмаки и охотиться на крыс.

— За неделю, которую Бортис предоставил вам па размышления, — сказал Хэмфри, — они успеют чертовски хорошо подготовиться к штурму.

— У нападения есть преимущества перед защитой, — сказал Ланс. — Нападение само выбирает время, когда ему нанести удар.

— В лагере Бортиса вовсю трудятся плотники, — сказал граф. — Звук топоров и пил не смолкает даже ночью.

— Я вот только не понимаю, зачем они засыпают ров, — сказал Хэмфри. — Гораздо проще навести переправу из досок.

— Сразу видно эльфа, — сказал Ланс. — Ты никогда не воевал с гномами, приятель? Они засыпают ров, потому что у них избыток гравия. Ты думаешь, они притащили гравий с собой, с равнин?

— Вряд ли, — сказал Хэмфри.

— Тогда где они его взяли, по-твоему?

— Они же гномы. — Эльф пожал плечами. — Все время возятся с камнями.

— Они роют подкоп, — сказал Ланс. — Точнее, бьют тоннель в горной породе. Это адски сложная задача, и никто, кроме гномов, не в состоянии с ней справиться. Зато когда они подберутся под фундамент Цитадели, они могут обрушить часть стены. Или даже башню. Например, ту, на которой мы сейчас сидим.

— Сколько им на это потребуется времени? — спросил я.

— Трудно сказать. — Ланс задумался. — Тоннель они начали вести вон за тем пологим холмом, поскольку иными причинами объяснить на его склонах такое количество пехоты просто невозможно. Если, порода окажется не самой сложной, а они будут работать постоянно, сменяя друг друга и не останавливая процесс, а народу у них на это хватит, то у нас есть пять-шесть недель или около того.

— Что мы можем по этому поводу предпринять? — спросил я.

— По большому счету, ничего, — сказал Ланс. — Разве что попытаться угадать направление, пробить встречный туннель и устроить небольшую подземную бойню. Но у нас на это нет средств. Орков нельзя снимать со стен, мои люди умеют работать только мечами, арбалетами и языками, а зомби… Тоннель в скалах — это не ров долбить: завалит их к чертовой матери. Я ж говорю, никто, кроме гномов, на такое не способен.

— Накрыть бы их всех каким-нибудь заклинанием, — сказал Палыч.

— Вы все знаете, что усилия магов противника направлены па то, чтобы блокировать силу Браслета Власти, — сказал я. — И у них это отчасти получается. Я не могу выдать заклинание такой силы, чтобы положить кучу гномов через слой горной породы.

— У этого явления есть и светлая сторона, милорд, — заметил граф. — Маги противника заняты блокадой Браслета, следовательно, полноценной боевой магии тоже выдать не могут.

— А это значит, что сражаться придется подручными средствами, — сказал я. — По старинке. Без магии.

— Мне это нравится, — сказал Ланс. — А то бывает, что готовишь какой-нибудь охренительно хитрый план, продумываешь стратегию, расставляешь людей, расписываешь все роли, как вдруг является какой-нибудь задрипанный чародей и в мгновение ока меняет всю картину боя. И пока ты его, заразу, не прирежешь, предвидеть ничего нельзя. Никаких прогнозов. Магия приносит в войну непредсказуемость.

— Немного непредсказуемости нам бы не помешало, — заметил Хэмфри. — Потому что в предсказуемости тоже есть свои минусы.

Он не договорил, но все и так поняли, что он имел в виду. Магии нет, значит, чудес не будет. А если не будет чудес, то всем защитникам замка можно предсказать только смерть.

— Ночью я отправлю туда разведчиков, — сказал Ланс. — Думаю, нам совсем небесполезно будет знать, куда ведет этот чертов подкоп.

— У тебя много лишних людей? — спросил я. — Если ты отправишь двадцать человек, вернется в лучшем случае один.

— А какова альтернатива? Сидеть и ждать, не зная, что, где и когда обвалится?

— Разведку проведу я, — сказал граф.

Умный парень. Решил даже не дожидаться моего приказа.

В ночной разведке вампирам просто нет равных.

— Я хочу, чтобы вы еще кое-что для нас сделали, граф, — сказал я. — Зайдите ко мне перед тем, как отправиться в рейд.

Мы налили себе еще вина.

— Сегодня последний день ультиматума Бортиса, милорд, — напомнил граф на исходе отведенной мне недели. — Вы ничего не решили?

— Решил.

— Через час стемнеет. Даже если мы поднимем флаг, этого уже никто не увидит.

— Отчасти поэтому мы не будем его поднимать, — сказал я.

ГЛАВА 11

Вторая неделя осады

И тогда они на нас навалились.

Началось все, как и в первый раз. На рассвете восьмого дня нас атаковали идиоты с лестницами. Их было много, гораздо больше, чем тогда. И теперь у них не было необходимости плыть — ров был засыпан добываемым из подкопа гравием более чем в десяти местах.

Вслед за идиотами с лестницами шли инженерные войска. Я точно не помню, как они здесь называются, поэтому буду использовать земной термин. Их оружием были инструменты и доски. Пока идиоты с лестницами отвлекали наше внимание на себя, они принялись ладить переправы. Они представляли собой не просто насыпи, по которым ров можно было перебежать, а настоящие мосты, способные выдержать тяжелую военную технику.

Само собой, строителей мы убивали тоже. Но их прикрывали пехотинцы с огромными щитами, и уже через час мостов было построено штук шесть.

— Осадные башни, — сказал Хэмфри, вглядываясь в сторону лагеря Бортиса. — Двенадцать штук.

— Перенацелить на них все катапульты, — сказал я.

Команда ушла вниз.

— Если они поставят рядом со стенами хотя бы половину, нам конец, — сказал граф.

Гигантские строения, масштабами напоминающие мне виденного на фотографиях троянского коня, толкали перед собой четверки боевых слонов.

— Требюшеты, — сказал Хэмфри. — Больше сорока. Идут сразу за башнями. На линию огня выйдут где-то через час.

Им потребуется еще минут двадцать, чтобы изготовиться к стрельбе. А потом на Цитадель полетят каменные глыбы.

Герцог Грома хорошо выполнил свое домашнее задание.

Очень мне это напоминает сцену штурма Минас-Тирита из третьей серии «Властелина Колец». Хорошо хоть, назуглы над головами не вьются.

— Попали, — удовлетворенно сказал Хэмфри. С эльфийским зрением никакой бинокль не нужен. — Одиннадцать башен.

Осадные башни — главная на данный момент проблема.

Каменная глыба, сколь здоровой она бы ни была и с какой бы скоростью ни летела, не пробьет в стене бреши, через которую атакующие смогут ворваться в Цитадель. Причинить замку урон механическими способами довольно-таки сложно. Предки строили на совесть. Хорошо, что ядерные бомбы еще не изобрели.

С помощью магии замок разрушить достаточно легко. Правда, есть одно условие. Необходимо, чтобы Браслета Власти и его владельца не было в пределах досягаемости.

Осадная башня способна переправить внутрь замка отряд пехоты, не разрушая стены.

Мы трое — я, Хэмфри и граф, находились на верхней площадке башни Хана Соло. Она была слишком мала, чтобы разместить на ней солидное орудие, поэтому ее использовали как наблюдательный пункт.

Повелитель зомби пребывал в своих лабораториях.

Деррик и Хан орков возглавляли резервы.

Палыч и Ланс бились сейчас на стенах, командуя орками и наемниками соответственно.

Киндаро сидел на своей вершине и ждал, пока его позовут. Преимущество в драконах, как и все прочие преимущества, были на стороне Бортиса, и я не собирался начинать войну в воздухе первым.

— Десять башен, — констатировал Хэмфри.

Что касается идиотов с лестницами, то тут все было предсказуемо. До верха стены добирались считаные единицы. И исключительно для того, чтобы сразу отправиться вниз с проломленной головой.

Я где-то, скорее всего, в каком-нибудь фэнтезийном романе читал, что потери атакующих и защищающихся при штурме крепостей соотносятся четыре к одному. Чушь собачья. За одного моего мертвого воина враг платил десятками своих солдат.

Впрочем, ситуация еще может измениться.

Первая, шедшая с солидным отрывом от других башня была уже метрах в трехстах, и снаряд катапульты пролетел метров на пять левее, задавив всего лишь парочку пехотинцев.

Слоны, впряженные в сложной конструкции упряжку, упрямо продолжали толкать башню к цели.

Еще один промах. Что ни говори, а катапульты всегда страдали невнятностью наведения.

Мне бы пару пушек… А еще лучше — эскадрилью бомбардировщиков.

— Девять, — сказал Хэмфри.

Но в ближайшую хреновину так и не попали. Она надвигалась на Цитадель с неотвратимостью танка, который еще тоже не изобрели.

— Разрешите, милорд?

— Вы уверены, граф?

Кивок.

— Действуйте.

Граф не носил доспехов, впрочем, как и я. К чему они личностям, убить которых можно только при соблюдении определенных условий, трудновоспроизводимых в обстановке реального боя?

Зато у графа был меч. Большой и, как я подозреваю, Двуручный. Что совсем не мешало графу управляться с этой штуковиной одной рукой.

Граф левитировал, и плащ хлопал за его спиной, подобно крыльям зловещей хищной птицы. Через мгновение он приземлился на вершину осадной башни.

Крики мы услышали даже здесь.

Слон — животное тупое, несмотря на внушительный объем головного мозга. Иначе слоны не позволили бы людям использовать их в качестве орудия убийства других людей. И в качестве тяглового животного тоже. Но даже самый тупой слон все-таки недостаточно туп, чтобы не испытывать страха перед истинным вампиром.

Слоны разбежались, как только граф обрубил постромки. Погонщики ничего не могли с ними сделать, оставалось только цепляться за сбрую в надежде не свалиться под ноги испуганным животным и молиться, чтобы судьба не вынесла их под мои стены.

Не вынесла. Побушевав, слоны развернулись в сторону лагеря Бортиса. Но пароду успели передавить изрядно.

Граф поработал мечом, подрубая несущие элементы конструкции, и башня с диким грохотом рухнула набок.

— Семь, — сказал Хэмфри.

— Выживет — получит орден, — сказал я, и в следующий миг граф уже стоял рядом с нами.

Хорошо быть нежитью. Завалил такую хреновину и даже не запыхался.

— Внимание, — сказал Хэмфри.

Каменная глыба размером с корову не долетела до стены метров сорок и впечаталась в землю, подняв тучу пыли.

Вторая снесла сразу две лестницы с идиотами и позволила кому-то из моих ребят передохнуть.

Третья перелетела через стену и свалилась во внутреннем дворе, никого не задавив только случайно.

— Пристрелялись, — сказал я.

И начался кошмар.

Самое поганое, что с требюшетами в данной ситуации ничего нельзя было сделать. Обладающие огромной дальнобойностью, они были расположены вне досягаемости выстрелов из ручного оружия. А всю свою тяжелую артиллерию нам приходилось использовать для огня по осадным башням, которых все еще оставалось пять штук. Поэтому приходилось просто терпеть.

Один снаряд угодил точнехонько по верхней части башни Ельцина, снес установленную там катапульту и убил пещерного тролля и двух людей. Второму пещерному троллю удалось выжить.

Шесть снарядов перелетели через стену, сломали несколько деревьев, деревянную казарму и на фиг разнесли фонтан. В казарме были люди, но кто и сколько — точно никто не знал. Были и недолеты, бившие по собственным товарищам. Не удивлюсь, если этих средневековых артиллеристов не любят и в собственной армии.

— Четыре, — сказал Хэмфри и инстинктивно пригнулся.

Зря, потому что булыган пролетел метра на два левее и на четыре выше. Свой полет он закончил на площади, которая ввиду обстрела была давно пуста. Но мостить ee придется заново, это точно.

Граф сорвался с места, на этот раз без приказа, и учинил разгром еще одной осадной башни. В воздушно-десантных войсках такому бойцу просто цены бы не было.

— Две, — сказал Хэмфри.

Зато они уже были близко. Чертовски близко. Они уже форсировали ров.

Я рассмотрел мощные туловища слонов, прикрытые бронированными попонами. Погонщики были закованы в железо, словно рыцари, хотя единственным оружием им служили стрекала.

Хэмфри скинул с плеча свой лук.

Лук эльфа — оружие страшное. Убойная сила у него как у арбалета, а скорострельность на порядок выше, а если еще учесть, что эльфы не способны промахиваться…

Четыре стрелы слетели с тетивы за четыре секунды и четыре трупа свалились вниз со слоновьих спин. Лишившиеся погонщиков животные сделали по инерции еще пару шагов, а потом остановились. Причем очень неудачно, прямо на деревянном мосту.

Хэмфри влепил стрелу в глаз переднему правому. Тот взревел, как раненый слон, кем он, собственно говоря, и являлся, и метнулся в сторону, увлекая за собой остальных.

Башня угрожающе накренилась, а потом неторопливо, как в замедленной съемке, начала валиться в ров. Люди выпрыгивали из открывшихся по бокам люков. Фонтан брызг достал до вершины стены.

Последнюю башню разнесли из катапульты, и мы смогли перенацелить орудия на требюшеты. Началась дуэль артиллеристов.

На башню Хана Соло поднялся Ланс. Он был в легких металлических доспехах, изрядно помятых и доверху заляпанных кровью. Ножны он, очевидно, где-то потерял, потому что меч держал в руке. В другой руке у него был короткий кинжал.

— Докладываю, милорд, — сказал он. — В моем секторе ответственности дела идут нормально. Потеряли три катапульты и четырех троллей. Поскольку люди не отличаются столь же большими размерами, с точностью доложить о потерях среди них не могу. Человек сто пятьдесят. Выстрелами противника разрушено около двух метров стены на самом верху. Через пролом приходится перепрыгивать, по это некритично. Мы держимся.

— Хорошо, — сказал я.

Ланс развернулся и направился к своим людям.

Через пятнадцать минут с докладом явился Палыч.

Суть сказанного сводилась к тому, что уже рассказал Ланс. Есть потери, но все держатся. Похоже, исключительно на голом энтузиазме.

Хэмфри принялся грязно ругаться на эльфийском наречии.

Из лагеря Бортиса выводили еще тридцать осадных башен.

— Мосты, — сказал я. — Ломайте мосты. По насыпи им эти штуки не переправить.

— Катапульты не могут стрелять вертикально вниз, — сказал эльф.

— К черту катапульты, — сказал я. — У нас тут туча пещерных троллей. Пусть кидаются камнями, черт бы их подрал.

Граф исчез, отправившись передавать новый приказ.

Пещерные тролли кидались со стен камнями как заведенные. Осаждающие в ответ кидались стрелами, болтами и копьями.

Ланс постепенно отправлял со стены уставших бойцов, на их место вставали свежие. Сам он остался.

Палыч тоже остался. Хан орков присоединился к нему вместе с резервом.

Нас слишком мало. Две смены — это все, что мы можем выставить. Пока одни дерутся, другие отдыхают. Но две смены — это мало.

Бортис может выставить куда больше. Требюшеты прекратили обстрел. То ли у них камни кончились, то ли они осознали бесплодность своих попыток.

Цитадель такими снарядами не пробить. А лупить по степам, на которые в это же время лезет по лестницам пехота, — значит стрелять по своим. Отскоки и рикошеты положили уже столько же пароду, сколько и защитники крепости. А стрелять, перекидывая камни за стену, неинтересно — не видишь, попал ли в кого-нибудь или нет, зато снабжаешь противника боеприпасом.

В рабочем состоянии осталось три катапульты. Остальные надо было ремонтировать, а еще лучше — собирать заново. Восемь штук было в резерве, но их надо поднимать на башни. А втаскивать такую тяжесть на башни во время боя — занятие то еще.

Уцелевшие катапульты лупили по осадным башням. Разломали уже четыре штуки, но было понятно, что со всеми им не справиться. Башни перли на Цитадель как танки. Впрочем, они и были танками. Только ископаемыми.

А из стана Бортиса вывозили еще что-то охренительно здоровое, потому что тащили это аж десять слонов сразу. Этакий очень большой фаллический символ.

Наверное, его создатели были очень больными людьми.

Таран.

— Ворота выстоят, — уверенно сказал граф.

Еще бы мне этого не знать! Створки ворот были выкованы целиком из металла, без каких-либо полостей. Каждая весила тонн по двадцать. Ворота открывались либо с помощью хитрого гидравлического механизма, который был заблокирован чуть ли не с первого дня осады, либо с помощью магии. И открыть их мог только я.

Ворота-то выстоят. А если противники долбанут тараном по стене?

Первая тройка осадных башен была уже в пятидесяти мерах от стены. При желании можно было пересчитать бревна, из которых они были сделаны. На верхних площадках стояли лучники, поливая стену стрелами.

Со стен им отвечали тем же.

Мертвые то и дело падали на землю, под ноги толкавших башню слонов.

— Я пойду, — сказал граф.

Через мгновение он уже скидывал со спины слона погонщика и вгонял свой меч в толстый череп животного, превратившегося в орудие убийства.

Прыжок на спину другого слона, пинок, сбрасывающий погонщика вниз, под ноги гигантов, короткий замах мечом, удар…

Стрелы на графа валились тучами и пролетали через его тело насквозь, не нанося никакого вреда.

Две башни уже переползли ров и пытались швартоваться к стенам. В голову почему-то полезла морская терминология. Если следовать ей, сейчас нас будут брать на абордаж.

Сделав шаг, я оказался на стене, среди людей Ланса, прямо напротив осадной башни, которая должна была дойти до стены первой. Остановилась.

Она была в трех метрах от стены и выше ее метра на полтора.

Лучников наверху уже не было. То ли их всех выбили на подходе, то ли они уступили место пехоте…

Верхняя часть передней стенки отвалилась и рухнула на стену, образуя переправу около двух метров шириной. Только абордажная команда почему-то вдруг потеряла всяческое желание переправляться.

Потому что увидела, с кем придется иметь дело.

Наемники вокруг меня рассасывались по сторонам. Не потому, что боялись драки. Просто давали мне место для маневра.

Я вынул из ножен клинок. Приглашающе махнул пехоте.

— Один раз живем! — заорали с башни, и на меня хлынул ощерившийся лезвиями поток.

И я их всех убил.

Башню сожгли. Она была покрыта каким-то антивоспламеняющимся составом, но только снаружи. Стоило бросить внутрь факел, как осадное орудие запылало за милую душу, заволакивая стену дымом и щекоча ноздри запахом жареного мяса.

Крики… На них уже никто внимания не обращал.

К четырем часам дня поток идиотов с лестницами иссяк. Наверное, лестницы кончились.

Башни подходили к стенам по три, иногда по четыре штуки. Мы отбивались, как могли. Собственно, только это мы и могли — отбиваться.

Ланс схлопотал арбалетный болт в плечо, но все равно остался на стене.

Граф потерял столько энергии, что трижды ему пришлось питаться прямо на поле боя. Это зрелище оказывало на противника деморализующее действие.

Хэмфри расстрелял все эльфийские стрелы и нудно жаловался, что у стрел, сработанных человеком, никудышный баланс. Но все равно не промахивался.

Хан орков был ранен в руку, бедро и голову. Спускать его со стены пришлось насильно.

Палыч не получил ни царапины. Живущий в Бою, что с него возьмешь. Считай, в родную стихию попал.

Таран до Цитадели не дошел. Какой-то снайпер угодил булыганом прямиком в череп идущего первым слона, остальные животные испугались, устроили куча-малу, перепутали постромки, задавили прорву народу, а потом еще и опрокинули таран набок.

Наш последний резерв, крестьянское ополчение Деррика, так и не вышел на стены. Потому что как только наступили сумерки, противник сыграл отбой, и уцелевшие в бою принялись слаженно и аккуратно отступать в сторону лагеря.

На небе горели звезды. На равнине горели костры.

Самым поганым было то, что их было примерно поровну. Я понимаю, что это невозможно, ибо звезд на самом деле миллиарды, а костров столько быть просто те может, однако смотрелось это именно так.

Наверное, потому что костры горели ярче.

Может быть, потому что они были ближе.

А скорее всего, потому что опасность исходила не от звезд.

— Почему ты не спишь, Ланс? — спросил я своего главного наемника, подпирающего собой стену. — Думаешь, они пойдут на штурм ночью?

— Нет, милорд. После той трепки, что мы задали им сегодня, они не полезут на стены еще дня три. — Ланс выбил трубку о парапет, и красные искорки полетели вниз с высоты башни Ельцина, самой крупной башни Черной Цитадели. — Просто мне неспокойно.

— В этом нет ничего удивительного, — сказал я. — У нас тут война, между прочим.

— Милорд, я наемник, и войной меня не напугаешь, — сказал он. — Война для меня — это просто работа.

— Тогда в чем проблема?

— Есть два вопроса, которые я хотел бы с вами обсудить.

— И сейчас у тебя есть для этого прекрасная возможность.

— Я потерял тысячу человек убитыми, — сказал он. — Но убитые — это не все потери, которые может понести командир во время боя. Я потерял еще полторы тысячи испугавшимися. Эти люди не верят в победу, но это не самое страшное, ибо поражение в войне не всегда означает смерть для солдата. Гораздо хуже, что эти люди не верят в свою возможность пережить войну. Я буду откровенен, милорд. Наемники дерутся за золото, но золото хорошо лишь тогда, когда есть кто-то, кто может его потратить. Мертвому оно без надобности.

— Продолжай.

— Их полторы тысячи человек, и они хотят уйти.

— Уйти? Куда можно уйти из осажденной крепости? Им не миновать армии Бортиса, как бы они пи старались, а Бортис с ними церемониться не будет. Или я не прав?

— Вы не правы, милорд. Бортису нужны опытные солдаты, и он может принять их па службу.

— Даже в этом случае их шансы пережить войну невелики, — сказал я. — Если Бортис и примет перебежчиков на службу, он никогда не сможет им доверять до конца. Он будет отправлять их на самые опасные участки и затыкать ими все дыры в своих порядках.

— Они это прекрасно понимают, милорд. Но говорят, что это даст им хоть какой-то шанс. Здесь они не видят даже его.

— И зачем ты мне это рассказываешь, Ланс?

— У меня тяжелая ситуация, милорд. С одной стороны, я несу ответственность перед своими людьми и должен признать, что в чем-то они могут быть и правы. С другой стороны, я приносил вам свои клятвы.

— Насколько реальна ситуация, о которой ты говоришь? Сроки дезертирства уже назначены?

— Сегодня на рассвете, — сказал Ланс.

— Ты понимаешь, что я могу приказать их всех казнить? И тебя, их командира, с ними заодно?

— Да, милорд.

— И все равно мне это говоришь?

— Да.

— Почему?

— Наверное, потому, что вы заслуживаете знать правду.

— И тебе все равно, что я с этой правдой сделаю?

— Вы — мой командир. Я приму любое ваше решение, милорд.

— Ты слишком лоялен по отношению к своему нанимателю, Ланс, — сказал я. — Для наемника это, по меньшей мере, странно. Что бы ты сам сделал на моем месте?

— Эти полторы тысячи опасны, — ответил Ланс. — Они могут деморализовать других, и с каждым днем мы будем терять все больше и больше людей. Если их отпустить, что тоже может нам дорого стоить, ибо так мы проявим слабость. Если их казнить… Боевого духа это в любом случае не поднимет.

— Иными словами, куда ни кинь, всюду клин, — сказал я. — Но сейчас ты просто перечислил мне варианты, а я задал вопрос, что бы ты сделал. Выбери один вариант, Ланс.

— Предательство нельзя простить, — с небольшой заминкой проговорил он. — Я бы их казнил. И вывесил головы на пики, таким образом, еще более утвердив свою зловещую репутацию.

— Не боишься, что твоя голова тоже окажется на пике?

— Я рассматривал такую вероятность. Не боюсь.

Я подумал, как отреагируют мои подданные, если я это сделаю.

Зомби не отреагируют никак. Оркам на людей плевать, ибо в отличие от наемников они дерутся за свои дома. Они не отступят в любом случае. Хэмфри и граф поймут любое мое решение. А если и не поймут, то все равно примут.

А вот остальных наемников и ополчение Деррика я совершенно точно потеряю. Испуганными, деморализованными, а потом и мертвыми.

— Я отпущу их, Ланс, — произнес я. — Отпущу всех, кто захочет уйти. Только пусть они сделают все тихо и незаметно. И с того момента, как они выйдут за пределы Черной Цитадели, я снимаю с себя всякую ответственность за их жизни. Это не ловушка, поверь мне. Я не буду их убивать и никому не отдам такого приказа. Пусть идут.

— Спасибо, милорд.

— Это их выбор, — сказал я. — Может быть, таковым решением я обрекаю их на смерть, может быть, даю шанс выжить. Пусть идут.

Крысы, бегущие с тонущего корабля? Как я им завидую. Им хотя бы есть куда бежать.

— Ты не хочешь пойти с ними? — спросил я после небольшой паузы. — Тебе, как бывшему офицеру Бортиса будет проще с ним договориться.

— Может быть, милорд. Но я останусь. Вы были честны по отношению ко мне, и я тоже буду честен.

— Какая вторая вещь тебя беспокоит, мой доблестный головорез?

— Не думаю, что стоит сейчас об этом говорить.

— Может быть, у тебя не будет другой возможности высказаться.

Пауза.

— Я боюсь, милорд.

— Ты меня удивляешь.

— Нет, вы не так поняли. Я командир и не боюсь проиграть войну, я солдат и не боюсь смерти, я наемный головорез, как вы изволили выразиться, и не боюсь позора. Просто… У меня возникло чувство… Очень странное ощущение. Я не могу точно сформулировать, чего я боюсь, но очень похоже на то, что я боюсь победы.

— Должен сказать, что это на самом деле очень странно.

— Победа не дается бесплатно, и я говорю сейчас не о золоте и даже не о крови. Все платят свою цену, и самую высокую цену платит командир. Война меняет человека.

— Человека меняет все.

— Да. Но поражение, если его удается пережить, заставляет тебя изыскивать внутренние резервы, собрать волю в кулак, задуматься над допущенными ошибками, поражение делает тебя лучше, сильнее. Победа — наоборот. И чем значительнее победа, чем труднее она дается, тем сильнее она меняет человека. Победа Империи практически невероятна, и я даже не представляю себе, какую за это придется заплатить цену. И что будет после.

— Не стоит волноваться, Ланс, — сказал я. — В этой войне победа нам точно не светит. И пусть твои люди действительно уйдут на рассвете. Не раньше.

— А что будет до рассвета, милорд? — спросил он.

— Ты как, настроен еще поработать мечом?

— Этой ночью? — изумился он.

— Да. После того, как граф вернется из разведки.

— Почему бы и нет. Только где? Мы планируем вылазку?

— Что-то вроде. Может быть, и нет. Зависит от того, с какими новостями вернется граф.

— Я буду у себя, — сказал он. — Вы знаете, где меня найти.

— Ланс, поверь, я очень ценю твою… лояльность.

Наемник пожал плечами.

Мы все уже смирились с поражением. Вопрос только в том, что некоторые смогут пережить его, а некоторые — нет.

Для меня Ланс. — значительная часть моей личной армии, одна из линий обороны. Командир, которому я могу доверять. Солдат. Для союзников он — военный преступник, убийца и мародер. Но он человек. Его роль в исходе противостояния не так велика, и, если он сумеет уцелеть при падении Черной Цитадели, искать его особо не будут. Он сможет спрятаться, уехать, уплыть, сменить имя и жить дальше. Его оставят в покое. Может быть. Если ему повезет. Меня — никогда.

На рассвете наемники ушли.

Когда армия Бортиса поперла на нас в следующий раз, их головы украшали пики передового отряда.

Но до этого оставалось еще целых пять дней.

— Следующей ночью, милорд, — сказал граф. — Если я правильно понял суть вашего плана, лучше осуществить его следующей ночью. Так мы сможем убить больше.

— Хорошо, граф. Я всецело доверяю вашим суждениям.

Как уже неоднократно упоминалось, Черная Цитадель находится в горах.

Плодородной земли здесь мало, да и неплодородной тоже не слишком много. На равнине, где стоял лагерем Бортис, ее практически не было. Голая скала.

Ни один нормальный человек, будь у него выбор, не стал бы размещать свою основную резиденцию в столь неблагоприятном месте.

В мирное время это не очень-то удобно, поскольку продукты питания приходится возить издалека. Другое дело — война.

Долина нам более не принадлежала, и все ее минусы теперь были нам на руку.

Во-первых, горная порода значительно затрудняла гномам выкапывание подкопа. Во-вторых, после второго штурма, гораздо более кровопролитного, нежели первый, перед Бортисом и его армией встала другая проблема: трупы.

Понятное дело, что от трупов надо избавляться. А как?

Для того чтобы выдолбить яму для захоронения одного человека, требовался суточный труд троих. Солдаты вообще не любят копать, даже окопы и траншеи, а копать могилы они не любят вдвойне.

Сжигать трупы тоже нельзя. То есть в принципе можно, но где взять столько древесины? Поблизости деревья не растут, а то, что армия притащила с собой, предназначено для постройки осадных приспособлений.

Граф докладывал, что трупы после первого штурма они все-таки закопали, только очень неглубоко. А свежие, вчерашние трупы были свалены позади лагеря в огромные кучи, и мало кто представлял, что с ними теперь делать.

Самое поганое для Бортиса и иже с ним был тот факт, что у меня на эти трупы имелся свой зловещий план.

План был подлым, бесчеловечным, жестоким и отвратительным. В общем, таким, каким и должен быть план такого человека, как я.

В моем штате приспешников зла был человек, который очень хорошо умел обращаться с мертвой материей и попользовать ее для своих, а точнее, для моих нужд. Поэтому сначала я поговорил с Повелителем зомби и выяснил, что существует зелье самого простого способа действия (он упрямо именовал его эликсиром бессмертия, хотя мне лично кажется, что зомби бессмертными в полном смысле этого слова не назовешь). Достаточно капнуть одну каплю этого зелья на труп, произнести коротенькое заклинание, и минут через пять свежеиспеченный зомби будет выполнять твои приказы. Правда, сказал Повелитель, это будут очень примитивные существа, и приказы они тоже могут выполнять только самые примитивные. Да и срок их жизни после смерти будет весьма недолог.

Но для данной задачи мне и не требовались долгожители. И какая команда может быть примитивнее старого доброго приказа «убей!».

Потом я пошел поговорить с графом.

Он, как истинный высший вампир, помимо жажды крови, фактического бессмертия и нечеловеческой скорости и силы, обладал также и способностью управлять разумами мелких животных. Крыс и летучих мышей, например.

С крысами в Цитадели дело обстояло туго, ибо жареная крыса и в лучшее время считалась для орков деликатесом, зато летучих мышей в окрестных пещерах было просто немерено.

После небольшого внушения, сделанного графом местным нетопырям классом пониже, чем он сам, стаи вышеупомянутых животных каждую ночь отправлялись в Долину и разбрызгивали зелье Повелителя зомби над лагерем Бортиса. Нельзя точно сказать, сколько именно они успели опрыскать, но, судя по истощившимся запасам Повелителя зомби, как минимум тридцать процентов покойников из армии Бортиса были уже обработаны.

Главная трудность была с произнесением заклинания для того чтобы вышеупомянутый магический ритуал состоялся, покойник и потенциальный зомби должен услышать глас своего нового хозяина. Каким образом покойник может услышать хоть что-либо, я представления не имею. Магия, черт ее дери.

Магия для меня похожа на высокие технологии из моего прежнего мира. Я под страхом смерти не смог бы объяснить, как именно устроен компьютер, что ничуть не мешало мне этим компьютером пользоваться. Включил в сеть, соединил кабели, нажал пару кнопок и получил результат. С магией та же ерунда. Соблюдай ритуалы и произноси заклинания, даже не пытаясь вникнуть в их смысл, а все равно получишь результат.

Условия, требуемые для заклинания Повелителя зомби, — были совсем несложными. Мне просто надо было доставить его чуть ли не в центр лагеря Бортиса, чтобы одним махом он мог накрыть максимальное число покойников.

Заклинание, как я уже говорил, короткое. Сравнительно короткое. Время его произнесения около минуты. Но в лагере даже ночью полно народу, который не спит. Остальное прикинуть несложно. Даже если Повелитель успеет прочитать половину требующихся формул, до того как нас заметят, остальную половину придется читать уже в бою. Надеюсь, бряцание боевого металла не помешает зомби услышать, чего нам от них надо.

Мы собрались в библиотеке. Я, Повелитель, граф, Ланс и несколько наемников из числа тех, что не ушли прошлой ночью. Я сказал Лансу, чтобы он захватил с собой самых отчаянных парней.

— Надо было взять больше народу, — заметил Ланс, когда пересчитал присутствующих по головам.

— Я не удержу портал слишком долго, — объяснил я. — К тому же большая группа привлечет к себе больше внимания.

— А так мы совсем никакого внимания не привлекаем, милорд, — сказал Ланс. — Несколько головорезов, вампир, некромант и Темный Лорд. О каком внимании может идти речь? В лагере Бортиса такие компании встречаются каждую ночь.

— Смешно, — сказал я. — По возвращении еще посмеемся.

Первое, что я ощутил после магического нуль-перемещения, это запах. У многотысячной армии, стоящей лагерем, свой неповторимый и непередаваемый аромат, который надо прочувствовать. Самый заметный в этом букете — запах экскрементов, что неудивительно. Кому охота рыть потребное количество выгребных ям, особенно если учесть, что армия не собиралась задерживаться тут надолго? На втором месте был запах животных, на третьем — приготовляемой и почти всегда подгоревшей пищи, и далее по убыванию — запах гниющих трупов, запах какой-то алхимической дряни и еще куча всяких кругах запахов.

— Это мы удачно попали, — сказал Ланс. — Если верить штандартам, совсем недалеко палатка командующего иллирийской армией. Хорошо хоть к гномам нас не занесло, ненавижу низкорослых ублюдков.

— К делу, — сказал я.

Ближайший горящий костер был от нас метрах в ста, ближайший часовой и того дальше. Солдаты не ставили свои палатки рядом с шатром командира. И они ему не мешают, и он их не достает.

Граф, выполняя свое особое поручение, растворился в ночи. Он способен вернуться в замок без моей помощи, так что ему и карты в руки. Не имеет смысла связывать го остальными членами команды.

Повелитель зомби откашлялся и воздел руки к небу и заорал.

Нет, умом я понимал, что мертвого шепотом не поднимешь, даже поговорку соответствующую слышал, однако рев во всю глотку — не совсем та модель поведения, которую ожидаешь от здравомыслящего человека, пробравшегося ночью на территорию противника.

В смысл произносимого я старался не вникать, хотя благодаря Браслету Власти понимал теперь все имеющиеся в наличии языки, включая мертвые и полумертвые. Суть высказываний Повелителя сводилась к обычной лабуде, заклинаниям, призывам и угрозам страшными карами.

Уже на десятой секунде к ору Повелителя добавились крики часовых, а потом и звон вытаскиваемого из ножен оружия. Заспанные и до конца не проснувшиеся солдаты не были готовы к тому, что их ожидало. К нам. По крайней мере, первая волна нападавших точно не была готова, потому что убили мы их очень быстро.

Вторая к этому моменту успела окончательно проснуться, прикинуть, что столкнулась не с простыми диверсантами, и навалилась на нас, только убедившись в подавляющем численном превосходстве.

Не помню, скольких я убил той ночью. Наверное, много. Подозреваю даже, что очень много. Казалось, мы стояли кольцом вокруг Повелителя целую вечность, пока он дочитал свое заклинание до конца.

Крики ужаса послышались с дальних концов лагеря. Ребята, нападавшие на нас, решили, что лагерь атакован многочисленными отрядами противника, утроили свое рвение и полегли в три раза быстрее.

— Можно уходить, милорд, — сказал Повелитель. — Дело сделано.

С той стороны, в которую отправился граф, донесся вдруг дикий рев, и земля, как водится в таких случаях, задрожала. Вампир добрался-таки до стоянки слонов.

— Пора, милорд, — сказал Ланс. — Сейчас им будет не до нас.

Из шатра командующего иллирийской армии выскочило несколько человек. Одеты они были как попало, зато все были при оружии. Среди них выделялась долговязая фигура старика в длинном сером плаще и с деревянным посохом.

Если я не ошибаюсь, это Хранитель Третьего меча Джерард, а рядом с ним Даниель, когда-то бывший моим собутыльником. Ага, вон и Людвиг, хотя до ставки коллузийцев отсюда далеко. Наверняка опять бухали вместе.

Можно было отправить к ним Ланса с приказом добыть мне для коллекции очередной клинок, но я так и не привык перепоручать кому-то свою грязную работу. Тем более что нас уже заметили. Маг поудобнее перехватил посох, Даниель обнажил Третий меч, остальные рассыпались полукругом, прикрывая их с флангов.

— Конан, это ты?

— Я, Даниель.

— Это дело только между нами! — крикнул он. Видно, тоже еще не растерял романтичных порывов юношества. — Решим его в индивидуальном порядке или устроим общую свалку?

Численное превосходство было на его стороне, и то, что он предлагал мне честный поединок, было благородным жестом. Ну если не считать его вполне обоснованных подозрений о том, что я могу свалить отсюда через портал в любой момент.

За что мы убиваем друг друга?

Эта война — наследие отцов.

— А ты не побоишься выйти со мной один на один? — спросил я.

— А ты со мной?

— Не делайте глупостей, милорд, — шепнул мне на ухо Ланс. — У меня мини-арбалет в рукаве. Сейчас я его просто пристрелю.

— Это будет не по-джентльменски, — шепнул я в ответ.

— Пока вы будете драться, нас накроет целая армия, — сказал Ланс. — И тогда мы ни через какой портал ноги не унесем.

Джерард в это время что-то шептал на ухо Даниелю. Наверное, тоже просил не пороть горячку.

— Если ты его просто пристрелишь, мы не получим меч, — сказал я Лaнcy.

— А если он вас зарубит, мы вообще все потеряем.

— Откуда такое неверие в способности своего командира?

— Хватит разговоров! — крикнул Даниель, отмахиваясь от Хранителя. — Я иду.

И он пошел.

Нас разделяло метров тридцать. Солдаты замерли, опустив мечи. Не каждый день доводится наблюдать схватку между героем и Темным Лордом. Схватку, которая при удачном для них исходе может поставить на этой осаде большой и жирный крест. Кто будет оборонять Цитадель, если ее владелец убит в бою?

Он шел один, аккуратными, мелкими шажочками, держа меч на изготовку.

Даниель действительно готов был честно драться со мной один на один и при свидетелях, что сильно отличало сто от Эрика из Кинна, убийцы моего отца. Даниель был героем, а Эрик просто выполнял свою работу. То, что он должен был сделать.

Это означало, что Эрик гораздо умнее коллузийского герцога.

И меня тоже умнее. Потому что в ответ на глупую выходку Даниеля я совершил такую же глупость — отодвинул в сторону Ланса и просто пошел герцогу навстречу.

Обоюдный идиотизм не мог закончиться ничем хорошим.

Смешно превращать тайную диверсионную вылазку в рыцарский поединок, да еще и при стечении народа. Даже если я Даниеля зарублю, наши шансы выбраться отсюда живыми падают с каждой секундой.

Понятия не имею, зачем я это делаю. Разбиваю стереотип? Настоящий Темный Лорд никогда бы не согласился на честный бой? Что мне толку с того, будет этот стереотип существовать или нет? Все равно уже ничего не изменить. Армия уйдет из-под стен моего замка только тогда, когда от самих стен останутся только воспоминания.

Здесь не любят честных поединков.

— Слева! — крикнул Ланс.

Этим криком, спасшим мне жизнь, командир наемников может гордиться остаток всей своей жизни, сколь короткой бы она ни была. Так же, как я буду гордиться своей реакцией.

Если бы я продолжил движение вперед, меня бы убили.

Если бы я посмотрел налево, меня бы убили.

Если бы я замер на месте, застигнутый криком врасплох, меня бы убили.

Вместо всего вышеперечисленного я в кувырке бросился на землю, стараясь одновременно уйти из опасной зоны, не напороться на свой собственный меч, не выпустить из поля зрения Даниеля и определить, что за новая напасть свалилась на мою голову.

Меч со свистом рассек воздух там, где я стоял мгновением ранее. Не какой-нибудь там завалящий меч, а один из нумерованных.

Новая напасть носила старое лицо.

Грегор.

Он был одет во все черное, лицо вымазано то ли сажей, то ли гуталином, и он сливался с темнотой ночи вплоть до той минуты, когда обнажил оружие. Впрочем, он мог использовать для маскировки и какую-нибудь магическую штучку из своего арсенала. Потому что если бы не использовал, Ланс мог бы заметить его раньше.

— Эй! — крикнул Даниель, которому явно не понравилось, что в нашу с ним намечающуюся разборку влез кто-то посторонний.

Грегор ничего не ответил, увернулся от выпущенного Лансом арбалетного болта и бросился в атаку.

Зрители поняли, что честного боя уже не предвидится, вскинули оружие на изготовку.

Я прикинул шансы. Численный перевес был где-то пятнадцать к одному, разумеется, не в нашу пользу. В любой момент он мог измениться и стать еще хуже. Для того чтобы открыть портал, мне понадобится секунд пять. И еще столько же на то, чтобы в него все прошли.

Есть ли у нас эти десять секунд?

Я отбил удар Грегора, три стрелы отскочили от моей спины, два меча скользнули по моим бокам. Хорошая вещь — иммунитет к оружию.

Но поскольку другие члены нашей группы им не обладали, я отскочил в сторону от бешеного Грегора, очистил часть пространства пламенной струей и на остатках сил открыл портал.

Нападавшие, те, кто был достаточно близко и умудрился выжить после пиротехнического фокуса, отшатнулись, явно подумав, что из черной дыры ко мне сейчас повалит подкрепление.

Я повернулся к порталу спиной, собираясь, как и положено командиру, войти в него последним. Глазами я выискивал Грегора и Даниеля, единственных, кто мог причинить мне ущерб. Грегор неподалеку расталкивал в стороны отступающих воинов. Даниеля не было видно. Ланс силой впихнул Повелителя зомби в портал, заревел над ухом раненым буйволом, отдавая приказ к отступлению, пока противник не очухался, и встал рядом со мной. Он тоже был командиром и тоже не стремился попасть в первые ряды отступающих.

Мы вывалились из портала во внутреннем дворе замка. Со стороны лагеря Бортиса, где мы только что побывали, даже через стены были слышны крики напуганных или умирающих людей, рев обработанных графом боевых слоев, разносящих на кусочки палатки тех, кто притащил их на бойню, и звон оружия. Сладкая для наших ушей музыка. Нас-то там уже нет. Выходит, мы рисковали не зря.

Несколько секунд мы зачарованно слушали эти звуки. И лишь потом до нас дошло, что что-то не так.

После того как я прохожу вызванным мной же самим порталом, он автоматически перекрывается, сразу же после того, как я его покидаю. Еще и поэтому в случаях экстренной эвакуации я ухожу последним. Но сейчас этого почему-то не произошло, и черный зев по-прежнему был разверзнут перед нами.

Я поднял руку с Браслетом, намереваясь закрыть портал насильственным путем, и тут из него вывалилась еще одна фигура.

Ланс присвистнул.

Я подождал, пока вновь прибывший оглядится по сторонам, убедившись, что за ним больше никто не последует, и закрыл магический проход.

— Полагаю, нет никаких шансов, что ты решил бросить своих и присоединиться к нашей стороне? — спросил я.

— У нас с тобой осталось незаконченное дело, — сказал Даниель.

И все-таки он дурак.

Понятно хоть, почему портал сам собой не закрылся. В то я уж, грешным делом, начал думать, что магия моя выдыхается. Ничего подобного, просто на этот раз магии Браслета противостояла антимагия Третьего меча.

Наверное, армия Даниеля сейчас с ума сходит. Во главе с Хранителем. Интересно, на что этот парень надеялся? На мое благородство? На то, что я буду соблюдать дурацкие правила дуэлей уже на своей территории?

— Вложи меч в ножны, — посоветовал я. — Убить друг друга мы всегда успеем. Пошли сначала выпьем вина.

— Принимаю твое предложение с благодарностью, — сказал он.

Ланс, особо не стесняясь, покрутил пальцем у виска.

— Интересно, кого он имел в виду?

Полагаю, обоих.

— Ты — смелый человек, — сказал я. — Отправиться в логово к врагу…

— Ты тоже смелый, — сказал он, и я заметил, что слово «человек» по отношению ко мне он не употребляет. — Кроме того, я знаю свои возможности. Я — хороший фехтовальщик, не хуже тебя. В поединке наши шансы примерно равны.

— А если дело не дойдет до поединка? — спросил я. — Если я прикажу своим людям просто расстрелять тебя из арбалетов?

— Не прикажешь, — сказал он.

— Это еще почему?

— Это не в твоем стиле, — сказал он.

— Интересно, как ты умудрился сделать такие выводы?

— Тогда, во время нашей первой встречи, после того как ты узнал, что сидишь за одним столом с убийцей твоего отца, ты мог убить его. Мог убить нас всех. И еще раз ты мог убить его, когда он побежал за тобой следом. Но ты этого не сделал, потому что он был безоружен. Ты играешь честно.

— С тех пор прошло много лет, — сказал я. — Я мог здорово измениться.

— Такое не меняется, — сказал Даниель.

— Ты понимаешь, что, даже если ты меня убьешь, живым отсюда тебе не выбраться?

— Конечно, — кивнул он. — Кстати, хорошее вино.

— Довоенные запасы. Так что с моим вопросом?

— По поводу того, что живым мне отсюда не выбраться?

— Да.

— Я — дворянин.

— И что?

— Мне всегда казалось, что дворянин — это не то же самое, что и камикадзе.

— Понимаешь, Конан…

— Кевин, — поправил я.

— Понимаешь, Кевин, для настоящего дворянина, каким я смею себя считать, честь — превыше всего. А в этой войне нет чести. Потому что это не война. Все мужчины моего рода умерли с честью в бою. В настоящем бою. Я хочу так же.

— Может, время для твоей смерти еще не пришло?

— Это не война, — повторил он, словно не слыша моей реплики. — На войне армия воюет с армией, солдаты с солдатами. А здесь армия воюет со всеми. С живыми, с мертвыми, с воинами, с орками… Это я еще могу понять. Но по пути сюда наша доблестная армия воевала с мирными людьми, твоими подданными. Хотя это громко сказано — «воевала». Казнила — вот более точное слово. Убивала — еще более точное. Это не война. Это акция устрашения. Не тебя, тебя уже давно списали в расход. Это акция устрашения для остальных. Для тех, кто уже есть, и для тех, кто еще придет. Где основное население твоей страны, Кевин? Мы прошли много деревень, покинутых людьми. Где ты их спрятал?

— Под землей.

— Их убьют, когда Цитадель падет.

— За что? — поинтересовался я.

— Это политическое решение. Они предали своих королей.

— Это глупо, — сказал я. — Они — крестьяне.

— Они пошли за тобой.

— Это глупо, — повторил я. — Они пришли ко мне, потому что там, где они жили раньше, было еще хуже. И это не моя вина.

— Короли считают, что твоя. Все твои поданные уже списаны со счетов. Я не хочу быть участником этой бойни.

— Что мешает тебе постоять в стороне?

— Это смешно, наверное. Совесть.

— Поэтому ты пришел ко мне? Чтобы я тебя убил и избавил от ее угрызений?

— Отчасти. А если удача повернется ко мне лицом и я убью тебя, для того чтобы потом меня зарубили твои слуги… Армия не сразу узнает о твоей смерти. У твоих людей будет время, чтобы уйти. Хотя бы часть успеет.

— Хранители узнают о моей смерти почти сразу, — возразил я. — И идти отсюда просто некуда. Ты подвел красивое обоснование для самоубийства, но оно ни хрена не сработает. И вообще, мне смешно видеть дворянина, радеющего о благе обычных людей. Даже не своих вассалов. Я не удовлетворен твоим ответом. У тебя есть другой?

Он задумался. Отпил вина, обвел взглядом ряды окружающих нас со всех сторон книг. Его визит сюда мог преследовать только одну цель: он хотел умереть, так или иначе, но умереть. Победителем или проигравшим, но похоже, что ему было все равно кем. И почему-то он не хотел называть настоящую причину, побудившую его сделать сей неприятный выбор. Может быть, дело в безответной любви? Или еще в чем-то, что меня напрямую не касается? И я выбран лишь в качестве инструмента для сведения счетов с жизнью?

Почему я в это не верю?

— Я предпочел бы умереть, — сказал Даниель, словно угадывая мои мысли, — до того, как закончится эта война. И чем раньше, тем лучше. Ты просто подарил мне сегодняшнюю возможность. Если бы не она, я участвовал бы в следующем штурме. В первых рядах.

— Но почему?

— Я не могу тебе сказать, — ответил он. — Сейчас я просто слабак, трус и дезертир, нашедший единственную лазейку не участвовать в происходящем. Но если я скажу, я стану еще и предателем. Не хочу.

— Что ты знаешь?

— Тактический план Бортиса. Это все, что ты от меня услышишь.

— Палач может сделать тебя более разговорчивым, — заметил я, подливая вина в его бокал.

— Вряд ли. Я не заговорю под пытками.

Ой ли? А вдруг заговорит?

Он знает об этой войне что-то, что ему очень не нравится. Что-то о событиях ближайшего будущего, в которых он не хочет участвовать. Для меня эта информация может оказаться крайне важной.

Вошла Илейн в своей обычной одежде, с кинжалом у пояса. Замерла в дверях, растерянно переводя взгляд с меня на незнакомца, пришедшего в мой дом с мечом.

— Извините, — сказала она. — Я думала, тут нет никого. Поздно.

— Мы уже заканчиваем, — весело сказал Даниель. — Ты представишь нас друг другу, Кевин?

— Илейн, картограф, — сказал я. — Даниель, герцог чего-то там. Мастер Третьего клинка.

— Прибыл сюда для того, чтобы бросить вызов вашему повелителю, — бодро доложил Даниель.

— Он мне не повелитель.

— Даже так? — Даниель удивился. Интересно, о чем он подумал. — В принципе мне все равно. Мы скоро перейдем к делу. Так, Кевин?

— Что-то не очень хочется, — сказал я. — Может, я просто отпущу тебя обратно в лагерь? И ты пойдешь на штурм в первых рядах, как собирался, и покинешь сей бренный мир без моего непосредственного участия?

— После того что ты натворил этой ночью, следующего штурма придется очень долго ждать.

— Даниель хочет умереть, — объяснил я. — Но не хочет сказать почему.

— Глупо, герцог, — сказала она.

— Я ему это уже битый час объясняю.

— Для тебя это хороший шанс, Кевин. Ты зарубишь меня, получишь еще один зачарованный клинок, уничтожишь его, уменьшишь грозящую тебе опасность. Или умрешь быстро и легко.

— Я предпочел бы умереть, зная то, что знаешь ты.

— Я тебе не скажу, прости. Кевин, я ведь могу вынудить тебя принять бой. Прямо здесь и сейчас. Перестань упираться, — просительно сказал он. — Ну давай подеремся.

Как в детстве. А давай подеремся? Зачем? А просто так. Давай.

— Илейн, выйди, пожалуйста, — попросил я.

Даниель расцвел на глазах.

Когда мы остались одни, он встал с кресла, скинул плащ, потянулся и поднял с пола меч. Я остался сидеть в кресле.

— Руби, — предложил я. — Потом найдешь командира наемников, его зовут Ланселот. Скажешь ему, что я велел отпустить тебя живым. Он тебе поверит. И поможет перебраться через стену.

— Ты тоже хочешь умереть?

— Ты забыл? Я уже мертв.

— Я так не могу, — сказал Даниель. — Не могу убить тебя, пока ты без оружия и не сопротивляешься. Дерись.

— Ты заигрался в рыцарей, — сообщил я. — Эрик на твоем месте не раздумывал бы и секунды. Поэтому он — герой, а ты — всего лишь герцог.

— Честь…

— Ты дурак, — сказал я. — Дурак и трус. Жить после потери чести можно. А после потери самой жизни — нельзя. Я давно мертв. Меня списали в расход сразу после рождения. Меня ненавидит весь мир. Ты думаешь, я хотел такой жизни? Мне все это надоело до чертиков. У меня нет цели. Нет жизненного мотива. Я не хочу владеть вашим гребаным миром. Не хочу его уничтожать. Когда-то я хотел, чтобы меня оставили в покое, но вижу, это невозможно. А воевать… Воевать мне незачем. Это просто затянувшаяся агония. Убей, и покончим с этим.

— Ты же знаешь, что я не могу, — сказал Даниель. — Знаешь.

— Я прошу тебя сделать для меня только то, о чем ты просил для себя.

— Но я думал, что ты…

— Не дворянин, — сказал я. — Человек без чести и.совести. Так оно и есть. Но драться с тобой я не буду, руби. Или скажи то, о чем не хочешь говорить.

Он швырнул меч мне под ноги. Никто и никогда не швырял зачарованные клинки под ноги тому, кого они должны были убивать, — Темному Лорду.

Это ведь признание поражения. Жест отчаяния.

Герои не сдаются.

— Я покрыл себя позором, — тихо сказал Даниель. — Я не могу вернуться к своей армии без меча. Без твоей головы. Смерть — слишком легкое наказание для меня. Я трус и слюнтяй. Но предателем я не буду.

Я промолчал.

— У меня нет выбора, — сказал Даниель. — Я не могу убить тебя, если ты не дерешься, и я не могу вернуться назад, если ты жив.

Я опять промолчал.

— Я не могу сам, — сказал он. — Напивался до розовых слонов, приставлял к горлу кинжал, раздумывал, не броситься ли мне на меч, как делали великие воины древности. Но я не могу. Неужели тебе это так трудно? Ты убивал сотнями.

— Сначала скажи мне хотя бы то, что ты можешь сказать.

— Дай слово, — сказал он после некоторых раздумий.

— Слово.

Он продолжал стоять передо мной.

— Против тебя задумали подлость, Кевин. Чудовищную подлость. Бортис и его генералы. Был военный совет, все согласились. Никто не сказал ни слова против. И я не сказал. Не смог.

— О какой подлости ты говоришь? Это война.

— Ты еще поймешь, — сказал Даниель.

Что же такое они задумали, что герцог Даниель, мастер Третьего клинка, не хочет в этом участвовать даже ценой собственной жизни? Что дворянин его калибра может считать чудовищной подлостью?

— Ты больше ничего не скажешь?

— Нет.

— Даже если это может спасти чью-то жизнь?

— Ты — враг. Я и так уже сказал достаточно. Теперь дерись.

А придется, я ведь дал слово.

Можно было, конечно, не нарушая слова, позвать Ланса, который наверняка шатается где-то поблизости, и попросить его убить мастера Третьего клинка за меня. Думаю, что Даниель не имел бы ничего против такого решения. Но как я там говорил? Свою грязную работу я привык делать сам.

Ногой я швырнул Третий меч обратно Даниелю.

— Я подслушивала, — сказала Илейн. — Подслушивала у двери. Ты ведь попросил меня выйти, а не уйти. Можешь теперь меня убить.

— Почему в последнее время все просят меня их убить? У меня что, на лбу написано: «Палач. Берусь за любую работу»?

— Ты здесь хозяин. В этих стенах тебе даровано право жизни и смерти.

— Тогда живи.

— Если так, могу я спросить?

— Вполне.

— А если бы он убил тебя, когда ты отказался драться?

— Не убил бы. Он пришел сюда умереть, а не убивать. При любом раскладе он не хотел дожить до конца войны. А я предложил ему готовый вариант, при котором он мог остаться в живых. Понимаешь, он — дурак и рыцарь. Мальчишка. Он не был готов к такой войне, как наша.

— Он не намного моложе тебя.

— Когда я говорю «мальчишка», я имею в виду не возраст, а склад ума.

— По-моему, вы с ним друг друга стоите. Стоили… Как ты думаешь, что это за подлость, о которой он говорил?

— Не знаю. Но уже ничему не удивлюсь. .

— Что такое они могли задумать, что мастер клинка предпочел умереть, лишь бы не увидеть этого?

— Боюсь, что мы скоро узнаем.

— Могу я задать еще один вопрос?

— Хоть два.

— Ты правду говорил? Что у тебя нет мотива, нет цели? Что ты не видишь смысла воевать дальше?

— Мне навязали войну, в которой я не могу победить. Все, что я могу, это трепыхаться подольше. Даже не ради себя, ради остальных. Пусть поживут еще чуть-чуть.

— Как ты во все это влез? Неужели у тебя не было другого выбора?

— Тебе бы с графом по этому поводу поговорить. У меня был выбор. Небогатый, но он таким был всегда. Сначала у меня был выбор — стать Темным Лордом или умереть. Я выбрал. Ты понимаешь, что именно. Потом у меня был выбор — захватить ваш мир или умереть.

— И что ты выбрал на этот раз?

— А ты не видишь? По-моему, я не очень похож на властелина мира.

— Ты выбрал смерть? Но почему тогда ты не выбрал ее в первый раз? Зачем длить существование, которое не приносит тебе ничего, кроме новых проблем?

— Я был молод, — сказал я. — Молод и наивен. И очень не хотел умирать. Мне тогда казалось, что я нашел третий путь, может быть, я его просто придумал. Попытка переломить ситуацию обычно кончается плохо для попытавшегося. Но пройти по третьей дороге у меня не получилось. Оказывается, выбор всегда сводился лишь к двум вариантам.

— Твои люди готовы умереть за тебя. Они и умирают каждый день.

— Я никого об этом не просил. Ты была права, они рабы. Мы все тут — рабы. У нас нет свободы делать то, что мы хотим. Мы делаем только то, что мы должны.

— Такой свободы, о которой ты говоришь, нет ни у кого.

— Неправда. У кого-то она есть. Просто таких людей немного. Ты, например. Ты не хочешь уйти? Ланс переправит тебя за стену.

— Как своих солдат? Им ведь не спастись, и вы оба это знаете.

Как быстро по Цитадели распространяется информация.

— У большого отряда нет шансов пройти незамеченным. У одного человека они есть. Тем более что ты девушка, и вряд ли кто-то усмотрит в тебе угрозу.

— Я не могу уйти.

— Почему?

— Не знаю. Но не могу. Не спрашивай меня ни о чем, Кевин.

— Значит, ты тоже выбрала смерть.

— Необязательно.

— Неужели ты веришь, что кто-то из нас переживет эту войну? Что Цитадель не падет?

— Все может быть, — сказала она.

Я рассмеялся в ответ.

В следующий полдень мы с герцогом Грома снова гарцевали на нейтральной территории.

— Какое объяснение вы придумали для своей армии на этот раз, герцог? Снова вызываете меня на бой?

— Веду переговоры о неконвенционном оружии. Вроде того, что было использовано этой ночью.

— Не помню, чтобы я подписывал какие-то конвенции.

— Тем не менее, я вас поздравляю, Император, — сказал он. — Это был хороший ход. Сильный. Одним выстрелом вы убили сразу двух зайцев. Даже больше. Целую толпу. Во-первых, и это самое очевидное, вы нанесли моей армии урон, сравнимый только с уроном, который она понесла во время штурма. Во-вторых, вы поселили страх в сердцах моих солдат. В-третьих, нам пришлось вывести из строя всех животных. Слонов, я имею в виду. Тех, что мы не убили ночью, в срочном порядке отправили назад, чтобы такое не повторилось. И в-четвертых, теперь нам придется избавляться от трупов. Мы не можем всех сжигать. И хоронить тоже не можем. Придется нам рубить их на части, чтобы вы не могли их оживить. Солдаты смирились с целесообразностью такого решения, однако оно их совсем не радует. Моральный дух моей армии этой ночью упал ниже предельной отметки, которую я установил.

— Верю, — сказал я. — Никому не хочется, чтобы после смерти его порубили на куски его же друзья. И никому не хочется после боя снова махать топором, расчленяя своих же мертвых товарищей.

— Но больше у вас такой номер не повторится, Император.

— Больше и не надо, герцог.

— Поэтому я повторяю свое предложение, — сказал он. — На тех же условиях, что и в первый раз. Вы доказали мне, что достойный противник. И можете быть достойным партнером.

— Герцог, моим предкам не дали сделать то, что они хотели. И вам не дадут.

— Я возьму сам. Мы возьмем сами, Император. Не стану скрывать, с вами этот путь мне пройти будет немного легче. Но я готов идти и один.

— Вот и идите.

— От вас начинают бежать люди. Мы перехватили целый отряд.

— Я знаю. Я их отпустил.

— Даже так?

— Да.

— Самая большая ошибка, которую может сделать командующий армией, это поощрять дезертирство. Кстати, о дезертирах… Вы получили Третий меч?

— Да.

— Мальчишеский поступок. Не ожидал такого от Даниеля.

Я тоже.

— Он хоть умер достойно? Глупо, но достойно? Как и мечтает любой мальчишка в его возрасте?

— Мне кажется, нам больше не о чем говорить, герцог. Не приезжайте больше сюда с этой тряпкой. Я не выйду.

— Вы тоже мальчишка, Император. Во имя чего вы собираетесь умереть?

— Просто так. Из принципа, — сказал я и повернулся к нему спиной.

ГЛАВА 12

Третья неделя осады

И был третий штурм — более жестокий и кровопролитный, чем второй. И мы увидели головы наемников Ланса на пиках армии Бортиса.

Третий штурм длился сутки. Начался на рассвете, на рассвете и закончился. Двадцать четыре часа мы не слезали со стен. Двадцать четыре часа мы убивали и умирали. Двадцать четыре часа мы держали стены и отбивали атаки.

Я потерял Повелителя зомби, возглавившего вылазку своих созданий с целью отвлечь внимание атакующих на себя и дать хоть немного передохнуть защитникам стен. От зомби на стене толку мало, слишком плохая координация движений, слишком легко их сбросить вниз. Но на открытом пространстве мертвые воины, которых очень трудно отправить в небытие второй раз, представляли серьезную угрозу.

Представьте себе врага, которого можно рубить на части, а он все равно идет на вас. И будет идти, пока у него будут ноги. А потом он поползет и вцепится в вас зубами.

Повелитель зомби был плохим воином. Если точно, то вообще никаким. Не знаю, что толкнуло его отправиться в эту вылазку лично.

Зомби защищали своего творца как могли. Вокруг Повелителя вырос курган из мертвых тел. А он стоял с мечом в руках и смеялся. И когда враги прорвались сквозь его защиту и вонзали свои мечи в его тело, он тоже смеялся.

Потом зомби обезумели. Потеряв своего хозяина, они бросились в атаку, ломая ряды и сметая все на своем пути. Не было никакой тактики, никакого плана. Они просто убивали всех, кто попадался им на дороге.

Для того чтобы растоптать их, понадобились тысячи жизней и два часа.

На стены в это время почти не лезли. Мы получили желанную передышку.

Потом все началось заново.

Мы стояли на стенах. И убивали.

Осадных башен было мало. Кончалось пригодное для постройки дерево. И не было слонов, чтобы тащить эти махины. А лошади и люди делали это слишком медленно, и мы расстреливали башни из требюшетов и катапульт.

Зато Бортис ввел в бой огров. Здоровенные, в три раза выше обычных людей, они ловко орудовали огромными палицами и топорами, и, если хотя бы один из них добирался до верха стены, мы теряли десятки человек. Но и огры не помощи союзникам закрепиться на стенах.

Когда все закончилось и трубачи противника протрубили отбой, мы не уходили со стен еще два часа. Не верили, что выстояли. Были слишком утомлены, чтобы двигаться. И вообще хотелось уже на все наплевать.

Сутки я делал свою работу, как механизм. Мне было все равно, убьют меня или нет. Может быть, я даже хотел, чтобы меня убили. К чему продолжать агонию?

Но ни один Хранитель не вышел против меня в тот день. Зачарованные клинки берегли для решающей схватки.

Бортис понимал, что, даже неуязвимый, один я стену не удержу. А когда я останусь без своих людей, мне не выстоять против Хранителей. Судя по их планам, мне явно предоставили право умереть последним. До этого увидев смерть всех, кого я знал.

Но не сегодня.

Очередной бой кончился, а мы все еще были живы.

Даже устроили вечером очередную попойку, чтобы отметить это событие и помянуть павших. И веселились на этих поминках весельем висельников, как люди, приговоренные к казни.

А на следующий день пришла беда.

Дракон — это не просто большой крокодил с крыльями, который умеет летать по небу и пыхать огнем. Драконы разумны и умеют говорить.

Если рассуждать об их боевых характеристиках, то в местных реалиях (семь лет прошло, а я так и не научился говорить «в наших реалиях») дракона можно уподобить только ядерной бомбе, что весьма затрудняет их использование в военных целях.

Как и в случае с ядерной бомбой, не возникает никаких проблем, если у одной стороны дракон есть, а у другой — нет. Тогда следует просто выпустить зверюшку на поле боя и терпеливо ждать, пока она изведет противника под корень.

Дракона можно сразить в бою. Но прежде чем вы это сделаете, он нанесет вам такие потери, что продолжать бой уже не будет смысла.

Самое интересное начинается, когда драконы есть с обеих сторон. Даже когда у одной стороны их три, а у другой — всего один. Потому что если вы вводите в бой дракона, вы должны понимать, что противник ответит вам тем же. И троекратное преимущество в воздухе еще не означает, что вам удастся избежать потерь.

Продолжаю аналогию с ядерным оружием. Вы шарахнули по противнику тремя боеголовками. Он ответил вам одной. Противник в руинах. Но и у вас тоже немереные жертвы.

Тем более что лагерь на относительно ровной местности представляет собой гораздо более удобную мишень для живого летающего огнемета, нежели каменный замок, состоящий из сплошных подземелий.

Бортис это понимал так же хорошо, как я. Поэтому и ввел драконов в игру только на третьей неделе осады.

Когда-то давно, еще до войны, я спросил у Киндаро, почему драконы соглашаются принимать участие в человеческих войнах. Ведь, по большому счету, человек не может предложить дракону ничего такого, чего бы дракон не мог взять сам. Человек не может запугать дракона силой оружия и принудить его повиноваться своей воле. Там, где живут драконы, на заснеженных горных вершинах, человек не способен достаточно эффективно вести военные действия.

Киндаро долго думал над ответом.

А потом сказал правду.

Драконы считали, что этот мир принадлежит им. А другие расы, мелкие и ничтожные, являются лишь декорацией, элементом вспомогательным и преходящим. Так к ним и относились. Время от времени запугивали, время от времени уничтожали особо надоедливые экземпляры, но, в целом — просто игнорировали.

А преходящие оказались самыми что ни на есть постоянными.

В какой-то момент драконы обнаружили, что людей, эльфов, гномов, орков и прочих тараканов развелось уж слишком много. Так много, что это уже неприемлемо. Неудобно. Некомфортно.

Но на войну драконы не решились. Когда-то они обладали силой, способной стереть мелкие народы с лица земли, теперь уже у них такой силы не было. И если бы они вступили открыто, то, возможно, им удалось бы выполнить поставленную перед собой задачу. Но потери, которые они бы понесли, способны были поставить крест и на их роде тоже.

Зато войны между мелкими народами драконы только приветствовали. Ведь, по логике вещей, забравшиеся в их дом тараканы убивали друг друга. Иногда можно было помочь одной группировке тараканов, иногда — другой.

Тараканы грызутся друг с другом, а ты их сверху тапкой, тапкой…

Две темные точки в небе, стремительно увеличивающиеся в размерах, первым заметил конечно же Хэмфри. Тотчас ударил колокол, на башнях зажглись сигнальные огни, и народ потянулся в убежища.

В большом количестве людей на стенах не было необходимости. Бортис и не думал выставлять против нас армию, посылая солдат на верную смерть. Скорее всего, они сейчас стремительно зарываются под землю, если еще не зарылись, и молятся своим богам, чтобы те отвели опасность.

Подлетное время Киндаро — семь минут.

Эти твари будут здесь через пять.

Казалось бы, всего две минуты. Но мне рассказали, что такое две минуты, когда над головой кружит чудовище, способное за секунды изжарить стадо слонов.

— Два, — сказал Хэмфри. — Судя по расцветке, Аталок и Сноуграсс. А где же Флегг?

— В Караганде, — сказал Ланс, демонстрируя хорошую память на мои высказывания. — В укрытие, господа, в укрытие.

Я никогда не видел дракона в бою. Поэтому и увидел совсем не то, что ожидал.

Дракон оказался вовсе не большим летающим огнеметом. Скорее, это был мобильный низко летящий вулкан. Он не дышал пламенем. Он извергал его из себя. Деревянные постройки во внутреннем дворе полыхали. Две башни тоже были охвачены огнем. Казалось бы, камень, чему там гореть. А горели.

Аталок поливал огнем Цитадель. Сноуграсс висел над ним, прикрывая сверху.

— Пока эта тварюга в воздухе, ни хрена ты с ней не сделаешь, — объяснил Ланс, хладнокровно закуривая трубку и пуская дым. — Но в воздухе она больше сорока минут без планирования не держится, тяжелая слишком. Я имею в виду, больше сорока минут маневрирования и поджаривания наземных целей. По прямой-то она долго лететь может. А вот в таком режиме — нет. Хотя бы на пару минут должна присесть, дух перевести. Тогда-то ее и брать можно. Если с умом к вопросу подойти. Творчески, так сказать.

— Меня беспокоит отсутствие третьего, — сказал Хэмфри.

— Пусть оно тебя больше не беспокоит, — сказал Ланс. — Третий наверняка прикрывает лагерь от нашей зверюшки. Бортис не дурак. Мы тут, в замке, и час выдержим. А Киндаро на равнине их всех за минуты в угли превратит.

На башне Микки Мауса вдруг объявился отряд орков с луками и арбалетами. Им что, не объяснили?

Они успели выстрелить всего по разу. Потом Аталок развернулся…

— Глупцы, — откомментировал Ланс. — И главное ведь, не поцарапали его даже. Геройская, но совершенно бессмысленная смерть. В принципе все геройские смерти, как правило, бессмысленны.

— Э… хотелось бы уточнить кое-какие детали у большого специалиста, — сказал Хэмфри. — Значит, на дракона надо наваливаться, когда он присядет отдохнуть?

— Ага.

— А если он на равнине сядет?

— А мы его, родимого, из катапульты приложим, — сказал Ланс.

Было страшно. Наверное, так же страшно слышать над головой гул двигателей тактического бомбардировщика и песню ветра в стабилизаторе бомбы. Но бомба падает быстро, а дракон… Зависает над целью, подобно вертолету, и методично поливает вас огнем.

Не просто кусок металла со взрывчаткой и детонатором внутри, которому безразлично, где взрываться. Разумная, способная принимать решения тварь, цель которой — извести как можно больше народу.

Киндаро упал на Сноуграсса сверху, словно вывалился из облака. Ударил огнем, когтями, хвостом. Повредил правое крыло.

Сноуграсс вырвался из смертельных объятий, взмахнул неуклюже крыльями и рухнул в замок, погребая под собой оружейные мастерские.

Аталок прекратил поливать крепость огнем, развернулся, заработал крыльями, набирая высоту.

Сноуграсс был жив. Бил крылом, сучил лапами, его огромный бронированный хвост разметал все находящиеся рядом строения, а ведь они было срублены из цельных бревен!

Не представляю, насколько творческим должен быть подход к этой твари.

— Сейчас они подальше улетят, — сказал Ланс, имея в виду Аталока и Киндаро. — И мы этой зверушкой займемся.

Хэмфри, испытывающий те же чувства, что и я, недоверчиво хмыкнул.

Аталок и Киндаро, выделывая все мыслимые и немыслимые фигуры высшего пилотажа, забирались все дальше вверх. Киндаро уводил врага от замка. Идеально было бы, если б воздушная баталия между драконами развернулась над лагерем Бортиса, но о такой удаче оставалось только мечтать.

— Все, — сказал Ланс, выбивая трубку. — Пора.

Он вышел во внутренний двор, на открытый воздух, что, по моим представлениям, уже само по себе граничило с подвигом, и начал строить своих людей в боевой порядок.

— Они не возьмут даже щиты? — спросил я, следя за приготовлениями наемников.

— Толку от такого щита, — сказал Хэмфри. — Пламя дракона плавит любой металл.

Люди Ланса разбились на группы по два-три человека и пошли на дракона, обходя его с трех сторон. В руках они держали копья. Длинные, тяжелые копья.

С копьями на танк, подумал я. Все равно что атаковать авианосец на плотах.

Сноуграсс моментально развернулся в сторону новой угрозы и одним огненным выхлопом сжег сразу троих.

Наемники Ланса рассыпались цепью, медленно приближаясь к поверженному с небес, но все еще живому и очень опасному дракону.

Сноуграсс вышел на режим непрерывного пламяизвержения. Он мотал головой, посылая струю пламени на приближающихся к нему людей. Наемники демонстрировали чудеса ловкости и акробатизма. Он прыгали, вертелись волчком, кувыркались, делали кульбиты, при этом умудряясь не выпускать из рук копья. Хотя, казалось бы, с трехметровой хреновиной не очень-то и попрыгаешь.

Несмотря на впечатляющий набор трюков, количество вышедших против дракона неуклонно уменьшалось. По самым скромным прикидкам, отряд Ланса потерял уже около двадцати процентов бойцов.

Приблизившись на расстояние прицельного броска они принялись закидывать Сноуграсса копьями. Больше половины копий, способных пробить навылет закованную в боевую броню лошадь, отскакивали от панциря огнедышащего монстра, некоторые вонзались в тушу, но неглубоко. Дракону эти удары были на уровне царапин.

Если бы у союзников было не три, а пять драконов, вполне возможно, что им не пришлось бы тащить под мои стены всю армию. Можно было ограничиться только отрядом мародеров.

Из-за закрывающих небо облаков на краткий миг вынырнула туша Киндаро, провожаемая потоком пламени. Пустив струю в ответ, Киндаро трижды махнул крыльями и снова скрылся из поля зрения. Знать бы, кто из драконов там берет верх. Если Киндаро, тогда у нас еще есть какие-то шансы. А если на поле боя вернется Аталок, то всем нам точно кранты.

Тяжелое копье Ланса, описав в воздухе элегантную дугу, вонзилась Сноуграссу в левый глаз. Дракон взревел так, что его предыдущие завывания показались нам комариным писком, и выдал тучу пламени, на несколько секунд заполнившую все окрестное пространство. Я уже мысленно попрощался с Лансом и его храбрецами, но, когда пламя схлынуло, оказалось, что большая часть его людей все еще жива. Одежда на них дымилась.

— Похоже, Сноуграсса они возьмут, — сказал Хэмфри. — Если раньше Аталок не вернется. Или Флегг не прилетит.

Люблю оптимистов.

— Проблема драконов в том, что они все по натуре своей — одиночки. И несмотря на то что у Бортиса их трое, они действуют по одному, а не как единый отряд, — сказал Хэмфри. — Если бы они навалились на нас согласованно, то втроем легко бы вывели из строя Киндаро, а потом могли бы сделать с Цитаделью все, что бы ни захотели.

— Ты еще пойди их поучи, — сказал я.

— Простите, милорд.

Отсутствие одного глаза явно сбивало Сноуграссу прицел. Струи пламени, которые он выпускал, били мимо цели. Кроме того, они становились все более редкими и слабыми. Наверное, даже у драконов нет бесконечного боезапаса.

Кто-то из наемников Ланса подал своему командиру еще одно копье. Короткий разбег, мощный замах, краткий полет, и Цитадель снова сотряслась от рева дракона, теперь уже полностью ослепшего.

Ланс развел руками, забрал у кого-то из своих людей тяжелый боевой топор и направился к дракону с видом уставшего дровосека, приближающегося к особо крупному экземпляру баобаба.

Оставляя за собой дымный след, Аталок падал с небес, словно сбитый бомбардировщик. Падал слева от лагеря Бортиса, на равнину. Он даже не пытался махать крыльями. Тем более что правого крыла у него не было. Так же, как и хвоста и половины туловища. Просто чудо, что он был до сих пор жив.

Но после удара о землю жив он уже не был.

Спустя мгновение из облаков выпал Киндаро. У него на месте были оба крыла, но он тоже падал. Только в отличие от Аталока его падение было управляемым. Он валился, прямо в середину лагеря Бортиса. Шел, так сказать, на таран. Чего я никогда не ожидал от драконов.

— Два к одному, — тихо сказал Ланс, осторожно помахивая обожженной рукой. — В боях драконов это чертовски хороший счет, но он все равно не в нашу пользу.

Да, мы проигрываем. Три к одному — даже это была бы только ничья.

Надо научиться довольствоваться тем, что есть.

Киндаро рухнул на лагерь, подминая под себя людей палатки и лошадей. Он уже не мог взлететь, наверное, но и не пытался. Зато пыхал огнем во все стороны. Пожары охватили добрую четверть общей площади армейской стоянки.

— Не знаю, как для дракона, а для человека это очень хорошая смерть, — проговорил Ланс. — Я ему даже где-то в чем-то завидую.

— Не торопись, — сказал Хэмфри. — У всех нас еще будет такая возможность.

Ланс промолчал.

Его люди, вооружившись молотками, отбивали зубы у мертвого Сноуграсса. Говорят, из них получаются хорошие талисманы, приносящие счастье. Хотя какое счастье может быть в крепости, которая вот-вот падет?

Убивший дракона Ланс не стал обзаводиться собственным талисманом. Говорят, что убийство дракона само по себе является хорошей приметой.

Могу с этим согласиться. Если ты убил дракона, это значит, что он не убил тебя.

Уже хорошо.

Грак выглядел ужасно даже для орка. Он был весь в крови и каменной пыли, одежда на нем дымилась, а правая рука была сломана в трех местах. Получил удар от Сноуграсса?

Он рухнул на пол, не дойдя до нас пару шагов. Но все равно пытался что-то сказать.

— Тихо! — потребовал я, хотя вокруг и без того царила тишина. — Говори.

— Милорд… дракон…

— Знаю, — сказал я. — Два дракона. Оба уже убиты, спасибо Киндаро.

— Нет… в подвалах замка… дракон.

— Что?

— Он бредит, — сказал Хэмфри. — Попал под струю пламени, вот и бредит. Откуда дракону взяться в подвалах.

— Дракон… — упрямо сказал Грак.

И потерял сознание. А может быть, и умер.

Словно в подтверждение его слов, камни, из которых был сложен замок, задрожали. Послышался уже знакомый нам рев, только приглушенный. И доносился он, судя по всему, откуда-то снизу, из-под земли. Или из подвалов.

Граф спикировал с небес, подобно хищной птице.

— Милорд…

— В подвале дракон. Знаю. Откуда он там взялся?

— Милорд…

— Потом разберемся, — сказал я. — Пошли. Взлететь из подвала эта зверюга не может, правильно? Так прикончим ее.

Флегг застрял в коридоре на минус втором этаже, Проход оказался слишком узким для его туши, вот он и застрял. Стиснутый с двух сторон, сдать назад он уже не мог, пройти вперед тоже. От попыток освободиться на него рухнуло перекрытие. Теперь он просто ревел и поливал все пламенем.

На минус первом этаже было жарко, как на верхней полке в русской бане. На первом пот тоже стекал со лба, но там еще можно было стоять и разговаривать.

— Ситуация хреновее некуда, — сказал Ланс. — Конечно, эта зверюга сейчас не в небесах, но задачи это не облегчает. Мы не можем зайти сзади, там все обвалилось. Не можем зайти сверху или со стороны. Единственный подход — спереди, и это верное самоубийство. Каменные стены и струя драконьего пламени — это как кремационная печь.

— Даже для меня, — сказал граф. — Внутри драконов горит частичка Первоначального огня, сжигающего все.

— И меня?

— Боюсь, что и вас тоже, милорд. Конечно, Браслет сможет защитить вас… какое-то время. Но итог все равно будет один.

— Что же делать? Терпеть эту тварь у нас под ногами?

— Тоже не вариант, — сказал Ланс. — Драконы живучи. Рано или поздно он или обрушит замок на себя, или выберется. Вам какой вариант больше нравится?

— Никакой. Сколько времени мне может подарить Браслет, граф?

— Не знаю, милорд. Никто из ваших предков не пытался выяснить это.

— Значит, придется поторопиться.

За семь лет обладания Браслетом Власти я отвык от физической боли. Я избавился от болезней, у меня даже вырос новый зуб взамен выбитого в подростковой драке, обычное оружие не могло ранить меня. Вот я и отвык.

Пришлось привыкать заново.

Из оплавленных доспехов меня извлекали коллективными усилиями. Ланс, граф, Хэмфри, доктор Отто, Альберт. Больше никого не звали. Не надо подданным видеть своего властелина в таком виде.

Первым делом с головы сняли шлем. Мне даже зеркала не надо было, чтобы понять, как обстоят дела. Все отражалось на лицах окружавших.

Я лишился волос на голове, бровей, ресниц. Впрочем, мне казалось, что я лишился и кожи. Все мое тело было одним пульсирующим комком боли. Я мечтал потерять сознание, но почему-то не терял.

Ланс настоял, чтобы я надел полные доспехи. Маневренности в подвале все равно никакой не надо, сказал он, а лишняя защита никому еще не навредила. Наверное, он был прав. Без доспехов я бы просто сгорел, а так они приняли на себя часть удара.

Железные перчатки отдирали вместе с кожей. Никак не желал сниматься панцирь, его пришлось отрывать. Судя по ощущениям, вместе с половиной спины.

Я так орал, что, наверное, и драконы бы позавидовали.

Что интересно, Призрак Ночи, которым я зарубил дракона, не пострадал. Не расплавился даже в пламени, которое плавит все. Умели когда-то ковать мечи.

— Ну, — требовательно сказал Ланс, когда мучительная процедура раздевания подошла к концу. — Твое слово, медицина. Лечи.

Доктор Отто развел руками.

— Я врач. А медицина здесь бессильна. Как и магия. Он должен был умереть, не дойдя до дракона, но не умер. Теперь… или его вылечит Браслет… Или… Но сделать ничего нельзя. Сожалею. Меня, как медика, удивляет даже то, что он до сих пор жив.

— Откуда… — прошипел я. — Откуда… взялся… дракон… Выяснили?

Доктор Отто поспешно сделал шаг в сторону. Ланс отвел взгляд. Хэмфри уставился на гобелен так, словно видел его впервые.

Мне было больно говорить, но я повторил вопрос.

И снова наткнулся на стену молчания. Они что, хотят, чтобы я сам полез это выяснять?

Хорошо.

Я скинул ногу с кровати. Это оказалось куда труднее, чем я думал.

— Лежите, милорд, — сказал граф.

— Откуда? — прохрипел я. — Откуда он взялся? Как попал в замок?

— Вентиляционная шахта, — сказал Ланс.

Отверстие, прорубленное в скале. Пятьсот метров вертикального туннеля около десяти метров в диаметре. Вполне достаточно, чтобы в него мог протиснуться средних размеров дракон. Киндаро бы там не пролез. А Флегг, как самый молодой из драконов союзников, оказался как раз подходящего размера.

Вентиляционная шахта прорублена в скале за пределами замка. И служит она для циркуляции воздуха в подземельях, а не в замковых подвалах. Но подвалы и подземелья сообщаются между собой.

Так дракон проник в замок.

Подземелье было забито беженцами…

— Люди…

Ланс покачал головой.

Прах.

Я спустился под землю, как только почувствовал, что смогу ходить. Через два часа после того, как меня извлекли из доспехов.

Меня сопровождали Ланс, граф и Хэмфри. Вампир и наемник держали меня под руки. Эльф шел впереди и освещал дорогу.

Прах.

В некоторых местах оплавился даже камень. Вот она подлость, в которой не хотел участвовать Даниель и о которой не решился меня предупредить.

Флегг проник в подземелья через вентиляционную шахту незадолго перед тем, как Сноуграсс и Аталок накинулись на замок сверху. И если бы его не завалило в тесных подвалах, нас всех ждала бы та же участь, что и людей в пещерах.

Прах.

Жри, тварь.

Сколько их здесь было? Кто считал? Тысячи, десятки тысяч. Люди, которых я ни о чем не просил, которые сами пришли ко мне и присягнули на верность. Которые готовы были, на примере Деррика, защищать меня от всего мира с мечами в руках. Люди, которых я должен был уберечь. Должен был, потому что принимал их клятвы.

Должен был, но не смог.

Прах.

Даже в самых своих страшных кошмарах я не думал, что все способно зайти так далеко.

Огонь дракона сжигает все. Одежду, плоть, кости. Остался только пепел. Пепел, который в некоторых местах достигает наших колен.

Бойня.

Геноцид.

Я готов был умереть вместо них. Но для моей смерти припасено другое время. Не сейчас, чуть позже. Когда я оплачу всех.

Надо было позволить Даниелю зарубить меня. Счастливчик, он не хотел дожить до этого момента и не дожил. Трусливая сволочь. Почему он меня не предупредил? Я замуровал бы эту чертову шахту…

Кстати, а откуда они о ней узнали?

Предатель. Среди нас есть предатель, я давно это знал. Только кто он? Ланс? Хэмфри? Граф? Кто-то из орков? Доктор Отто? Альберт?

Я знаю их много лет. Я не верю, что кто-то из них способен на такое. Не на предательство. А на то, чтобы лишить жизни столько людей.

Кто может быть настолько безразличен к человеческим жизням?

Наемник, привыкший к войне и убийствам?

Эльф, считающий людей низшей расой?

Вампир, который ими питается?

Граф никогда не охотился на территории Империи. Ланс убивает только солдат. Эльф…

Почему у него подозрительно блестят глаза? Может ли бессмертный плакать по смертным?

— Кто-нибудь выжил?

— Нет, — сказал Ланс. — Мы искали все это время. Погибли все, кто был в подземельях. И половина крестьянского ополчения, которые пришли проведать свои семьи. Включая их командира. Против дракона у них не было шансов.

— Милорд, мы не могли ничего сделать. Никто не мог.

Прах.

Женщины оплакивают своих мертвецов, мужчины за них мстят.

Кому мне мстить? Флегг уже мертв, но он ли был виновен в их смерти? Кто спустил древнюю боевую машину на беззащитных людей? Бортис? Кто-то из королей? Хранители?

Кого мне убить, чтобы свершилось возмездие? И сколько?

Жри, тварь.

У твари ваша еда уже идет горлом. Вы добились своего. Мне уже не хочется жить. Теперь мне хочется лишь убивать.

За семь лет вам наконец-то удалось сделать из меня Темного Лорда. Девятого. Достойного противника.

Я зол. Я настолько зол, что уже почти готов стать Злом.

— Нас предали, милорд, — сказал граф. — Эта шахта находится на склоне горы, почти отвесном. К ней невозможно подойти по горам. Можно увидеть с воздуха, но только если точно знаешь, что и где тебе надо искать.

Ланс скрипнул зубами.

— Орки? — предположил эльф.

— Орки никогда не указали бы дракону путь в подземелья, — ответил граф. — Они живут неподалеку. Может, их тоже краем зацепило.

— Возвращайтесь в замок, — велел я. — Оставьте меня одного.

— Вы не в том состоянии, чтобы ходить здесь в одиночку, — сказал Ланс.

— Готовьтесь к бою, — сказал я. — Враги навалятся на нас, пока мы не пришли в себя. Этой ночью или следующим утром, вы и сами это прекрасно понимаете. Уходите. Это приказ.

Все-таки они ушли, бросая на меня странные взгляды. Зря они беспокоились. Я не собирался плакать в одиночестве или бросаться на свой меч. Тем более что логичнее было бы броситься на один из нумерованных клинков, которых у меня с собой не было, чем на старый добрый Призрак Ночи.

Я открыл портал и из одного подземелья перенесся в другое.

— Клево, — констатировал демон-кладовщик, лицезрея мою помятую физиономию. — Кто это тебя так отделал, Девятый?

— Дракон, — сказал я.

— Всего один? — удивился демон. — А в каком он виде?

— В мертвом. И я не настроен шутить, — сказал я.

— Хорошо. Ты наконец-то пришел за товаром?

— Да.

— Вот и отлично, — сказал демон. — А то мне дико надоело здесь торчать.

— Инструкция по пользованию к товару прилагается?

— Все просто, не надо никакой инструкции, — сказал демон. — Надеваешь эту хрень первый раз, и появляется чувак, который тебе все объясняет. Если эти объяснения не отбивают у тебя охоту, снимаешь ее и надеваешь второй раз. И тогда он приводит тебе армию.

Корона и корона, ничего особенного. Просто золотой обруч, надеваемый на голову. Никаких драгоценных камней, древних рун или, на худой конец, рогов. Просто Корона Легионов Проклятых, самый опасный артефакт того мира, ставящий под командование своего обладателя армию из самого ада.

Я сунул ее под кровать. Это было последним моим сознанным действием, перед тем как я потерял сознание.

ГЛАВА 13

Третья неделя осады

Я пришел в себя под звуки битвы. Лязганье мечей, боевые кличи, стоны умирающих. Армия Бортиса снова пошла на штурм.

Рядом со мной был доктор Отто, медик, признавший себя бессильным. И Илейн.

— Давно? — спросил я. Это было первым, что мне пришло в голову.

— Мы нашли вас около десяти часов назад, милорд, — сказал доктор.

— Почти четыре часа, — сказала Илейн, поняв, что я имею в виду.

Длительность штурма.

Я попробовал встать и не смог. Максимумом моих усилий стало шевеление пальцами руки.

— Слабость, — сказал доктор Отто. — Вы перенапряглись, милорд. И Браслет высосал из вас все силы.

Открыть портал, чтобы вернуться в Цитадель, уже имея под мышкой Корону, мне удалось только с третьей попытки. То ли в Браслете кончился магический заряд, то ли я сам слишком устал, то ли вокруг Цитадели было сосредоточено слишком много враждебной магии.

Мой обморок — результат открытия порталов, а не схватки с драконом. Уверен. Думаю, еще один открытый портал будет стоить мне жизни.

— Мы держимся?

— Да, милорд. — Доктор Отто посмотрел в сторону. — Пока держимся.

— Идите, — сказал я. — Помогите раненым.

— А вы?

— Со мной все будет нормально, — сказал я. — Медсестра проследит.

— Кто? — не поняла Илейн.

— Ты, — сказал я. — Ты ведь проследишь, чтобы со мной все было нормально?

— Да, милорд, — сказала она. — Прослежу.

— Ты знаешь, зачем они запустили дракона в подземелья? Они ведь должны были хотя бы догадываться, что там от войны прячутся мирные люди.

— Они не догадывались, — сказал я. — Они знали.

— Тогда почему?

— Дракон мог зайти к нам в тыл. И почти зашел, если бы его не завалило в подвалах.

— А люди?

— Для Бортиса они не люди. И я не человек.

— Не ври. Я наблюдала за тобой долгое время, видела твои реакции. На победы, на поражения, на смерти. У тебя есть не только слуги, но и друзья. Хотя и странные на первый взгляд. Твои подданные готовы отдать за тебя жизнь. Ты — человек, — сказала Илейн. — Что бы о тебе ни говорили, но я знаю, что ты — человек. Поверь мне, Кевин, лучше умереть человеком, чем жить Темным Лордом.

— Красивые слова, — сказал я. — Ты уговариваешь меня умереть?

— Нет, — сказала она. — Я лишь высказываю свою точку зрения.

— Я учту твою точку зрения, когда придет время решать, — сказал я.

— Решать что?

— Просто решать.

— Ты так и не ответил, почему ты меня тогда спас.

— Угадай с трех раз.

Битва закончилась, и через полчаса ко мне пришли с докладом. Вообще-то я думал, что первым придет граф, но это оказался Ланс.

— Мы выстояли, милорд, — сообщил он. От усталости, а может быть, и от ран его шатало, но он отказался от моего предложения сесть. Наверное, боялся, что сил встать у него уже не будет.

— Потери? — спроси я.

— Большие, — коротко ответил Ланс. — Хан орков мертв. Палыч ранен, тяжело, но не смертельно. Думаю, выживет. Кстати, теперь он — новый Хан. А может быть, старый. Я так до конца и не понял. С Хэмфри хуже. Он получил три стрелы в грудь.

— Хэмфри?

Эльф, быстрый, как ветер, способный увернуться от арбалетного болта? Три стрелы в грудь? Сколько человек его держало в этот момент?

— Да, — сказал Ланс, делая шаг кровати и положив рядом со мной содержимое левой руки. — Вот эти стрелы.

Почему он принес их мне? Стрелы как стрелы, вполне обычные. Он же знает, что я не лучник и ничего в этом не понимаю.

— Оперение, милорд, — сказал Ланс. — Посмотрите на оперение.

— Ты же знаешь, для меня все стрелы одинаковы, — сказал я. — Что именно не так с их оперением?

— Это эльфийские стрелы, милорд.

Вечером я нашел-таки в себе силы встать. Но тащиться на башню сил не было. Впрочем, как и желания. Я приказал подготовить все необходимое в библиотеке и позволил проводить меня туда.

В комнате все было готово для сеанса связи. Кресло, сигареты, пепельница, вино. И зеркало.

Я придвинул кресло-качалку к зеркалу почти вплотную, уютно в нем развалился, закурил сигарету и направил в сторону зеркала Браслет.

— Эдвина, — потребовал я.

На свое отражение я старался не смотреть. Лицо без бровей и волос, покрытое шрамами от ожогов. Такие шрамы бывают у обычных людей по прошествии нескольких лет после того, как они выбрались из объятого пламенем дома. Наверное, это все, что ослабевший Браслет в состоянии для меня сделать. Он сохранил мне жизнь, а это уже немало.

Зеркало — не самое надежное средство коммуникации, но иногда другого просто нет. Никто не видел Владыку эльфов иначе, нежели отражением в зеркале. Кроме самих эльфов, разумеется.

Может быть, это говорит о том, что Эдвин — параноик. Но он прожил слишком долго, гораздо дольше любого из нас, и кто знает, может быть, именно благодаря своему нежеланию показываться на глаза.

С зеркалом ничего не произошло.

— Эдвина, — повторил я свой приказ и вложил в него большую концентрацию. Поверхность зеркала помутнела и покрылась рябью, но ничего внятного на ней не появилось.

Или я что-то не так делаю, или главный эльф не желает со мной разговаривать. И если так, то я догадываюсь почему.

Я докурил сигарету до конца, бросил ее в пепельницу и сразу же закурил следующую.

— Эдвина! — крикнул я, и зеркало лопнуло, осыпав меня осколками. Я хлопнул в ладоши, и Альберт с парой слуг убрал опустевшую раму и поставил передо мной новый экземпляр. Надпись на раме гласила, что он был сработан гномами и является первым образцом новой партии небьющихся и тем самым не представляющих угрозу плохого знака зеркал. Проверим.

— Эдвина! — потребовал я, и по уголкам зеркала побежали маленькие трещины. Вот вам хваленое гномье качество. Если и в битве они не лучше, то одной проблемой меньше.

Рябь вдруг исчезла, и изображение стало ясным. Показывало зеркало не совсем библиотеку и совсем не меня.

Главный эльф с весьма недовольным видом стоял посреди своего любимого леса и смотрел мне в глаза.

— Здравствуй, Эдвин, — сказал я.

— Здравствуй, Кевин, — сказал он, узнав меня и в новом облике. — Я вижу, что ты очень настойчив в своем желании поговорить со мной.

— Ты лишь чуть менее настойчив в своем нежелании со мной разговаривать.

— Я не вижу темы для обсуждения.

— А я вижу, — сказал я. — Давай поговорим о хваленом эльфийском нейтралитете. И о равновесии, о всеобщем, так сказать, балансе.

— Вряд ли мы сможем сказать друг другу что-то новое.

— Давай попробуем, — предложил я.

Он лишь пожал плечами. За его спиной стояли трое эльфов в боевом облачении. Их лица были суровы и исполнены подозрительности. Телохранители Владыки, не иначе.

Даже на своей территории Эдвин нуждается в охране. Даже дома он не чувствует себя в безопасности. Прямо как я.

— Пробуй, — сказал он.

— Мне кажется, что ты со мной не до конца искренен.

Он снова пожал плечами.

— Более того, мне кажется, что ты сознательно лгал мне.

— Помимо всего прочего, мы с тобой политики, Кевин. Политики лгут.

— Я слышал одну историю… — сказал я. — Не факты, не утверждения, а всего лишь домыслы о том, что зачарованных клинков было не семь. Что, после того как ты выковал Первому Императору Браслет Власти, а потом сотворил Семь мечей и передал их Хранителям, заботясь, несомненно, о столь любимом тобой равновесии, ты сделал еще один, Восьмой клинок, о котором никому ничего не сказал.

— Ты прав, — сказал он. — Это всего лишь домыслы.

— Так Восьмого меча не было? — Домыслы были рассказаны мне маркизом Моро во время одного из последних сеансов связи. Он не говорил, что это факты, но даже к домыслам, исходившим из уст этого человека, стоило прислушаться.

— Даже если я сейчас скажу «нет», ты все равно мне не поверишь.

— Это правда, — сказал я. — Тогда давай обсудим более реальные проблемы. Полчаса назад со стены моего замка наблюдатели видели эльфийские штандарты, развевающиеся над частью атакующей меня армии. Как присутствие эльфийских вооруженных сил соотносится с вечным нейтралитетом, которого придерживается ваш народ и о котором ты меня дважды заверял?

— Времена изменились. Ты — последний Лорд, это последняя война с силами Тьмы, и я просто не могу не принять в ней участия. Отношения эльфов и смертных и без того достаточно сложны, в данный момент я просто не могу позволить себе осложнить их еще сильнее. Если мы не выступим на стороне людей сейчас, то завтра их гнев будет обращен против нас.

— Так он будет обращен на вас послезавтра.

— Значит, я выиграл для моего народа еще один день.

— А цену придется уплатить мне?

— Кто-то всегда страдает, Кевин.

— Я вижу эту ситуацию совсем не так.

— Любопытно, — сказал Эдвин. — И как же ты ее видишь?

— Еще во времена Восьмого Лорда, а может быть, и раньше, ты понял, что рано или поздно, но тебе придется принять чью-то сторону. Нельзя все время играть на два фронта и не поплатиться за это. Люди помнят, кто помогал изготовить Браслет Власти, Империя помнит, кому она обязана появлением Семи мечей. Восьмого Лорда убили. Его смерть была неожиданной, и даже ты не предвидел, что она случится так скоро. Девятый Лорд был слишком молод и слаб, чтобы использовать его в качестве основной фигуры, и ты решил разыграть с его участием обычный гамбит. Ты сделал все, чтобы он занял свое место во главе Империи, и ты сделал все, чтобы смертные поверили, что Девятый Лорд хуже и опаснее всех его предшественников. И ты вовсе не собираешься убивать Бортиса после победы надо мной. Первыми, против кого он обратит свой меч, будут короли, а человеческие междоусобицы тебе на руку, ибо они отвлекают внимание людей от твоего народа. Ты раздувал пламя войны и сеял ветер. Готов ли ты пожать бурю?

— Что ты хочешь сказать?

— Что ты занял свою сторону еще до того, как связался со мной в моем мире, и все силы положил на то, чтобы угробить меня с большой помпой во имя процветания дружбы между людьми и эльфами.

— Даже если так, в чем ты хочешь меня обвинить? В лояльности перед собственным народом?

— В глупости, — сказал я. — Семь мечей не принадлежат теперь твоему народу, более того, несколько штук, я не скажу тебе, сколько, ведь ты это знаешь и сам, уже у меня и будут расплавлены в жерле вулкана сегодня ночью. Восьмого меча нет, а даже если он и есть, я сильно сомневаюсь, что он у тебя. Ты ведь с самого начала отстранился от всего этого процесса. Еще я хочу сказать, что ты сложил все яйца в одну корзину, Эдвин, и единственное, что отделяет тебя от моего гнева, это армия, стоящая у стен моего замка.

— Я думаю, что этого достаточно, Кевин, — мягко сказал он. За его мягкостью пряталась сталь. Эдвин показал свое истинное лицо и обнажил клыки.

— Может быть, и достаточно, — сказал я. — А может быть, и нет.

— Ты обманываешь меня или себя, Кевин? Оглянись вокруг, у тебя нет ни единого шанса.

— Ты говорил мне о равновесии, Эдвин, но у моих стен стоит стопятидесятитысячная армия. Здесь и не пахнет равновесием.

— Верно.

— Меня больше, — сказал я.

Он изумленно и чуть иронично задрал бровь. У меня так никогда не получалось. У меня ведь не было тысячи лет, чтобы попрактиковаться.

— Я думал, что тебя обучали арифметике.

— Обучали, — заверил я. — А тебя?

— Меня некому было обучать, — сказал он.

— Ты умный парень, если сам всему научился, — сказал я. — Тебе известно такое понятие, как неизвестная переменная? Фактор икс?

— Ты бредишь?

— Я кое-что нашел, Эдвин, — сказал я. — Я нашел Корону.

Это известие его задело сильнее, чем он попытался показать. Его лицо на мгновение перекосилось, а правый глаз стал подергиваться. Значит, и у великих мира сего есть нервы.

— Ты блефуешь, — сказал он. Но голос выдавал его с головой. Он не верил, что это просто блеф.

— Ага, блефую, — сказал я, достал Корону из-под кресла и положил ее на колени.

Мне показалось, что сейчас он попытается выпрыгнуть на меня из зеркала и попробует отобрать артефакт — так сильно его повело. Но он остался стоять прямо, а я сидел и покачивался в кресле, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Ты не посмеешь, — сказал он. — Ты никогда ее не наденешь.

— Почему?

— Если ты это сделаешь, всему миру придет конец.

— У меня эгоистическая точка зрения, — сказал я. — Если смерть придет ко мне, почему бы старушке не навестить заодно и весь этот мир? Должен признаться, я видел в нем не слишком много хорошего.

— Ты выпустишь в наш мир силу, которую никто не может контролировать.

— Кроме меня.

— И ты не сможешь. Может быть, первое время, если постоянно будешь настороже. Но они попытаются убить тебя, как только почувствуют силу. А убив тебя и заполучив Корону, они будут править миром долгие века. Тысячелетия.

— Ну и что?

— Тебе придется жить, каждую минуту опасаясь удара в спину.

— Твоя информация устарела. Я УЖЕ так живу, Эдвин, так что качественных изменений в моей жизни не произойдет. Но я не хочу кривить душой. Этот мир достаточно плох и без того, что я могу с ним сделать. Я не хочу надевать Корону, но меня могут вынудить это сделать. Отзови войска.

— Меня не послушают, — сказал Эдвин. — Слишком поздно.

— Эдвин, — сказал я. — Я знаю, что ты стоял за спинами людских королей. Я знаю, что ты им нашептывал. Я знаю, какие ты распускал слухи и какое впечатление обо мне пытался создать в умах людей. Я знаю, что ты рассказал им о Короне еще ДО того, как я действительно ее нашел, и именно поэтому ты думаешь, что не сможешь их убедить. Ты начал эту войну, Эдвин, и если ты ухитришься ее закончить, то обещаю, что не буду тебе мстить. Отзови войска.

— Это уже не в моей власти. Все равно что пытаться остановить лавину.

— Это предпоследняя наша с тобой беседа, — сказал я. — И последняя, которую мы проводим заочно. В следующий раз я буду говорить с тобой, а не с твоим отражением в зеркале. И этот разговор тебе очень не понравится.

Он промолчал.

Я убрал Браслет и позволил изображению стать прежним. Но зеркало все равно не вынесло такого надругательства и тоже лопнуло, одарив меня дождем осколков и еще одной пустой рамой.

Что-то не так, подумал я. Что-то сильно не так.

Для правителя, державшегося у власти больше тысячи лет, Владыка эльфов выглядел слишком испуганным, и такой преувеличенный испуг, скорее всего, был ненастоящим. Он знал о Короне. Новость, которую я ему преподнес, не была для него новостью, и он переиграл.

Один раз с Легионами уже справились. Может быть, большой кровью, но справились. И война с демонами — не то, что может испугать такого типа, как Эдвин.

А если он переигрывает с испугом, что это может значить? Что он спокоен.

Он слишком спокоен. Почему? Уверен, что я блефую? Черт, да я и сам в этом не уверен.

Ярость, под влиянием которой я отправился за Короной и притащил ее в Цитадель, несколько утихла. Я не собирался ее надевать. Пока не собирался. В мире и так слишком много смертей.

Бортис и его сторонники убили десятки тысяч мирных жителей. Если я надену Корону, я убью миллионы. Чем тогда я буду отличаться от Бортиса? Я не хочу власти такой ценой. Я даже самой жизни такой ценой не хочу.

Наверное, потому что я слабый.

Почему Эдвин решился выступить против меня открыто? Потому что он меня не боится. Меня с Короной, меня с Браслетом, все равно не боится.

Почему?

Наверное, он думает, что контролирует ситуацию. А может, и в самом деле он ее контролирует.

Предатель в моих рядах работает не только на Бортиса, но и на него? Они обмениваются информацией?

Или предателей несколько?

Три меча спрятаны надежно. Я еще не уничтожил их и не уничтожу, как обещал Эдвину, но я действительно стал опасаться удара в спину.

Даже здесь, в Черной Цитадели.

Я в очередной раз принялся перебирать в уме возможных предателей.

Хэмфри? Если бы это был он и если бы он работал на Эдвина, вряд ли бы он подставился под эльфийские стрелы.

Орки исключены. Владыка всея эльфов никогда бы не пошел на сотрудничество с ними. Низшая раса. С точки зрения эльфа, даже ниже людей.

Граф? Восемьсот лет службы и восемьсот лет предательства? И если да, то в какую игру играет старый вампир? Он мог убить меня десятки, сотни раз.

Илейн? Она со мной случайно и слишком недавно.

Ланс? Наемник. Разве что кто-то заплатил ему больше? Например, пообещал амнистию? А весь этот треп о верности, чести и лояльности только для отвода глаз?

Вряд ли. Человек, рассчитывающий жить долго, не будет сутками торчать на стенах и с топором бросаться на дракона.

Доктор Отто? Исключено. У врача не тот уровень информированности.

Альберт?

Когда вы исчерпаете все невозможные варианты, тот, который останется, каким бы невероятным он ни казался, будет верным. Шерлок Холмс, если я не ошибаюсь.

Я поднялся с кресла.

Все равно придется ходить по лестницам. Не вверх, так вниз.

После визита Флегга в подвале царил разгром, который в сложившихся обстоятельствах никто и не думал убирать. Но комнатенка, занимаемая нашим фамильным призраком, с которым я испытывал острое желание побеседовать, уцелела. Ну а самому призраку дракон не опасен. Нельзя сжечь то, чего уже нет.

Сэр Клод явился с опозданием минут на десять. Такое часто случалось, и я не принимал это за попытки выказать мне свое небрежение. Наверное, в мире мертвых время течет по-другому.

Скоро узнаем, каково оно там, в мире мертвых. Только сначала надо раздать долги.

— Что привело тебя ко мне, молодой лорд? — спросил призрак, зависая над своим стулом.

— Как всегда, вопросы.

— Вопросы, — повторил он. — Цитадель вот-вот падет, а у тебя есть какие-то вопросы?

— Да.

— Тогда задавай. Удовлетвори напоследок свое любопытство.

— Почему и когда?

— Что «почему»?

— Почему и когда ты предал нас, — сказал я. — Меня. Моего отца. Мой род.

— А, — сказал он. — Ты об этом. Додумался наконец. А ты умнее, чем кажешься. Но все равно глуп. Иначе бы не спрашивал.

— Но я спросил. А ты обещал ответить.

— Ответить на второй твой вопрос будет проще. Когда? Не так давно, по моим меркам. Первым моим активным действием можно считать покушение на твоего отца. Я призрак и не локализован в пространстве, как многие думают. Я обладаю свободой перемещения. На некоторое время. Потом мне все равно приходится возвращаться сюда, на место, где я был убит, и копить силы. Покинув замок, я связался с Делвином и сдал ему маршрут, по которому поедет Восьмой Лорд. Делвин оказался смышленым малым, и твой папа отправился в ад, где ему самое место. Потом… Мне все равно, с кем из твоих врагов сотрудничать. Я предоставлял информацию Бортису, Делвину, Эдвину из эльфов. Я сдал маркиза Моро спецслужбам королевств. Я навел дракона в твои подземелья. Я сдавал каждый твой ход.

— Почему?

— Я тебя ненавижу.

— За что?

— За то, кто ты есть. Я ненавидел твоего отца и твоего деда. Всех твоих предков. Всех вас.

— Почему?

— А ты не понимаешь? Я поклялся Первому Императору служить ему верой и правдой. И служил. Подтвердил свои клятвы его сыну и тоже служил. Всю жизнь, до самой смерти. Это была знакомая тебе жизнь — война, интриги, удары в спину, предательства. Потом нас убили. Второй Лорд отправился в ад, а я почему-то остался здесь. Я не хотел этого. Не хотел быть призраком, фамильным привидением. Но я посчитал, что мой долг продолжать служение и смерть не освобождает от клятвы. И я служил. Третьему, Четвертому, Пятому. Всем. Все гибли вокруг меня. Оставался только этот чертов вампир, но он все равно не жив, пусть и по-другому, не так, как я. А кроме нас двоих, все гибли и уходили куда-то. А я оставался здесь. Мне осточертели эти подземелья. Мне надоели ваши игрушки. Все вы. Мне надоело давать вам советы и видеть, как вы терпите поражение на каждом круге. Раз за разом. Потому что вместе с вами поражение терпел и я. Клятва, которую я принес Первому Лорду, не дает мне покоя даже в смерти. Вот за это я вас и ненавижу. Я устал сидеть в подвале и смотреть, как вы живете и умираете. И я решил, что с концом вашего рода настанет конец и моему пребыванию здесь. Я хочу покоя, мальчик, понимаешь? Покоя хотя бы в смерти, коли у меня не было его при жизни. Ты можешь меня понять?

— Могу. Простить — нет.

— Дурак! Что мне твое прощение? Я мертв! Что ты можешь мне еще сделать? Убить меня второй раз?

— Нет, — сказал я, поворачиваясь к нему спиной. — Предавай дальше. Надеюсь, ты переживешь в этом своем состоянии нас всех. И саму Цитадель тоже. Я желаю тебе жить вечно, призрак.

— Стой! — заорал он. — Я еще не все тебе сказал! Стой, мальчик!

Он грозился мне вслед, брызгал своей эктоплазменной слюной, ревел от воображаемой призрачной ярости.

Но я даже не обернулся.

ГЛАВА 14

Конец осады

Хэмфри умер утром, не приходя в себя и избавив нас от необходимости сказать ему что-то напоследок. А также избавив себя от необходимости что-нибудь напоследок нам пожелать.

Войска на равнине готовились к очередному штурму. К вечеру они снова полезут на стены. На этот раз все у них получится, и штурм будет последний. Я это понимал. Все это понимали. Уже в прошлый раз Цитадель устояла чудом.

Чудес больше не будет.

Нас осталось мало. Слишком мало. Мы не перекроем все стены, в обороне будут бреши. Как только нападающие эти бреши увидят, нам конец.

Кончились камни для катапульт. Остатки троллей разбирают замок по частям на снаряды.

Альберт сервирует на веранде наш последний обед. За столом, когда-то еле вмещавшим нас всех, образовалось слишком много свободных мест.

Нет Хэмфри, Повелителя, Хана. Нет раненого Палыча, который вряд ли поправится к последнему штурму. Нет Деррика, испепеленного драконом вместе со своей семьей.

Ланс, граф, Илейн и я. Четверо.

Мы были спокойны спокойствием обреченных. Ничего нельзя было сделать. Ничего нельзя было изменить. История идет своим ходом. Мы — лишь винтики в ее колесе. Или грязь, по которой оно проезжает.

Если бы семь лет назад кто-нибудь рассказал мне об этом обеде, какое бы я решение принял?

Спасая свою жизнь сегодня, ты влипаешь в настоящие проблемы на следующий день. Моя жизнь за эти семь лет сильно возросла в цене.

На Земле из-за меня умер десяток человек.

Здесь уже умерли десятки тысяч.

Если бы знать… Наверное, я остался бы на Земле и смело подставил свою грудь под удар Грегора. Лишь бы не видеть заполненных человеческим пеплом подземелий.

Я был причиной смерти этих людей. Зря я вернулся в свой родной мир. Лучше для него было бы, если бы я умер в чужом.

Я не надену Корону Легионов Проклятых. Никогда. Особенно после получения инструкции.

После смерти Хэмфри мне стало пусто. Не грустно, не страшно, просто пусто. Он был не первым из моих сторонников, кто отправился в этот путь, и совершенно очевидно, что не последним. Но именно его смерть, которую я видел рядом с собой, а не с крепостных стен, выбила меня из колеи.

Я заперся в своем кабинете, достал Корону, поставил на стол перед собой. Один раз ничего не решит, сказал я себе. Если демон-охранник не солгал.

Когда первый раз надеваешь Корону, появляется лишь тот, который объясняет тебе правила. Искуситель.

У тебя еще есть выбор.

Так сказал демон. Может быть, он и наврал.

Хотя вряд ли.

Ему нет дела до судьбы этого мира. И нет смысла врать. Ни один нормальный властитель в моем положении не откажется от использования самого мощного оружия, попавшего ему в руки.

Я надел Корону. Она была тяжелой. Наверное, все Короны просто обязаны быть тяжелыми, чтобы напоминать об ответственности, которую они приносят с собой.

Открывшийся в кабинете портал был огненно-красный, а не черный, как те, что открывал Браслет. Вполне ожидаемый мною цвет. Но вместо десятиметрового страшилища с копытами, хвостом и рогами из него вышел обычный человек — моих лет парень, одетый в элегантный, но вышедший из моды костюм. На поясе у него висела шпага. Он сделал шаг из портала, и тот закрылся за его спиной.

Инструкция прибыла.

— Приветствую тебя, повелитель, — сказал молодой демон. И вполне вероятно, что не молодой. — Спрашивай.

— Кто ты?

— Бетрезен. — Он поклонился. — Заместитель командующего Легионами Проклятых.

— Почему не пришел сам командующий?

— Командующий Легионами Проклятых тот, кто носит Корону.

Логично.

— Сколько вас?

— Легионы.

— Что вы можете?

— Сокрушить твоих врагов.

— Всех? Или какое-то конкретное количество?

— Всех. В этом мире и в любом другом, куда ты нас поведешь.

— Что вы хотите взамен?

— Ничего.

— Так не бывает.

— Мы — армия. Мы живем лишь в бою.

— Вы воюете и в других мирах тоже?

— Да.

— Есть еще Короны?

— Корона одна. У армии может быть только один генерал.

— Вы уже проигрывали в этом мире.

— Знаю. С тех пор наше число увеличилось. Больше мы не проиграем. Ни в этом мире, ни в любом другом.

— Как это может быть?

— Все убитые нами присоединяются к нам в вечности.

— Какое оружие вы используете?

— Любое, существующее в этом мире. Мечи и магию, катапульты и яды. Все, что обитатели мира смогли придумать до нас. Соответственно в другом мире набор оружия будет иным.

— Что нужно для того, чтобы вызвать вашу армию?

— Надеть Корону.

— Как скоро вы прибудете на место?

— Сразу.

— Что будет со мной, когда я умру? Я имею в виду, если я носил Корону при жизни?

— Ты присоединишься к нам. Повелитель становится генералом.

— Да ну? Как тебя звали раньше?

— Гилеан.

— Ты — эльф?

— Я — Бетрезен. Заместитель командующего Легионами Проклятых.

— Твоя армия готова к бою?

— Когда мы выступаем? Если сейчас, то сними Корону, а потом надень ее снова.

— Ты знаешь мою ситуацию?

— Знаю. Вечером будет штурм. Без нас тебе не выстоять.

— Какой в этом смысл, Бетрезен? В вечной войне? — Интересно, на что я рассчитывал, задавая этот вопрос? Он разговаривал со мной, как автомат, запрограммированный робот, выполняющий несвойственную ему функцию. А я ему про смысл…

— Легионы Проклятых — это могучая армия, набирающая силу в каждой битве и, в конце концов, становящаяся несокрушимой. Нас часто зовут на последнюю битву, а еще чаще — когда она завершилась. Легионы — инструмент возмездия. Воздаяния врагам.

— Ты можешь лгать обладателю Короны?

— Нет.

А как это проверить?

— Что будет, когда вы завоюете весь мир?

— Дождемся следующего.

— Вас можно разбить в бою. Это единственный способ заставить вас уйти?

— Да. Владелец Короны может призвать нас и командовать нами. Всю свою жизнь. Или вечно. Но отправить нас назад он не может.

Ящик Пандоры.

Корона Пандоры, если точнее.

Вечная война, вот что мне предстоит. Сначала в роли командующего армией, потом в роли одного из генералов.

Вечность.

Война.

Дорогая цена для бессмертия.

Очень дорогая цена для мести.

Я хочу отомстить. Но хочу ли я продолжать убивать и через тысячу лет после того, как от убитых мною врагов не останется даже воспоминаний?

Месть…

Око за око, зуб за зуб? Бетрезен не слышал об этой истине.

За зуб — десяток деревень. За око — сожженные города.

Надо было мне умереть в Подмосковье. А еще лучше — в младенчестве. Идеально — при родах.

Может быть, граф прав и выбора нет?

Зря Эдвин меня не боится. Или не зря?

— Я должен подумать, — сказал я Бетрезену. — Как сделать так, чтобы ты ушел? Или это тоже необратимо?

— Просто сними Корону, — сказал Бетрезен. — Пока ситуацию еще можно переиграть. В теории.

— А на практике?

— Никто никогда не отказывался от нашей помощи.

— А Корону может надеть любой желающий?

— Да. Но Легионы подчинятся только достойному.

— Я достоин?

— Иначе ты умер бы в тот же миг, как примерил Корону.

— Каковы критерии отбора?

— Не знаю.

Я медленно стащил Корону с головы.

Бетрезен тут же исчез. Без всякого портала. Рисуется, демон.

Нет, эта сказка не про меня. Стать сначала человеком, уничтожившим мир, а потом провести вечность в роли демона, генерала все увеличивающейся армии, я не хочу.

Пусть с Короной разбираются победители. У них там куча магов, Хранителей, герцогов, королей, владык, и есть даже один Бортис. Может быть, ему она придется впору?

А мне лучше просто умереть.

— Ставлю свое жалованье за последние пять лет против дырявого ботинка с ноги низкорослого орка, что вечером они на нас навалятся, — сказал Ланс. — А к утру будут хозяйничать в замке. Кто примет пари?

— Зачем тебе дырявый ботинок в могиле?

— Я буду им просто владеть, милорд.

Ланс отрезал себе большой кусок мяса, кинул его на тарелку, налил себе вина.

— Трофей, добытый в споре, я ценю так же, как трофей, взятый в бою.

— Почему ты до сих пор здесь, Ланс?

— А где еще мне быть?

— Ты можешь взять своих людей и укрыться в пещерах у орков.

— Хоть один орк ушел в свои пещеры?

— Из тех, что были здесь, нет. Но это ничего не меняет. Они давали клятву верности. А ты просто получал золото.

— Контракт — это та же клятва. По крайней мере, для меня.

— Я освобождаю тебя от твоих обязательств. Ты свободен. Ты — доблестный воин, если хочешь знать мое мнение, и военный преступник, если хочешь знать мнение Бортиса, но ты — мелочь по сравнению с его планами. У Бортиса нет времени заниматься мелочами и искать тебя. В конце пути, на который он встал, его ждет его Империя. А он и так уже потратил больше сил, чем собирался, и пока не сделал первого шага.

— Почему вы все время стремитесь умереть в одиночестве, милорд?

— А почему ты так жаждешь составить мне компанию?

— Настоящий наемник дерется до тех пор, пока жив его наниматель. Потом он за него мстит. Попробуйте лучше уговорить графа вас бросить. А я посмотрю.

— Хорошая идея, — сказал я. — Граф?

— Да, милорд.

— Вы единственный среди нас обладаете технической возможностью убраться отсюда куда угодно в любой момент. И у наших врагов нет ни способов, ни желания вас выслеживать по всему миру. Уходите. Это мой приказ.

— Увы, милорд.

— Вы отказываетесь от выполнения прямого приказа?

— Клятва, которую я дал Первому Лорду, сильнее любых приказов. Пока ваш род существует, я ему служу. Пока Цитадель стоит, я ее защищаю.

— Откуда такая верность у продажного солдата и нежити?

— Перестаньте винить себя во всем, милорд. Мы такие, какие мы есть. Свободы выбора нет. В этом спектакле у каждого своя роль.

— Глупцы, — сказал я. Если уж Гэндальф обзывал своих друзей, почему я не могу поступать так же? — Илейн, теперь твоя очередь. Ты тоже не хочешь уйти?

— Нет.

— Почему?

— Мне некуда, — коротко сказала она.

— Спрячься вместе с орками.

— Благодарю, но я видела, что случается с людьми, прячущимися в подземельях.

— У Бортиса больше нет драконов.

— Я сыта подземельями по горло в любом случае. К тому же, думаю, что тебе пригодится мой кинжал.

— Они, — я показал на своих друзей, — сражаются, потому что давали мне клятвы и принимали от меня золото. Сражаются в войне, в которой нельзя победить. А за что собираешься драться ты?

— За принципы.

— Ты не хочешь мне ничего объяснить?

— Нет.

— Закончим с уговорами, милорд, — сказал Ланс. — Еда стынет.

Я рубанул возникшее передо мной искаженное лицо наотмашь, раскраивая череп. Обратным движением вонзил клинок в чей-то живот. Полоснул кого-то кинжалом зажатым в левой руке.

На меня бросились еще трое. Первого я убил ударом в горло. Меч второго скользнул по моим доспехам и ушел в сторону. Я отрубил руку с мечом. Солдат рухнул под ноги дерущимся и, я полагаю, был затоптан. Третий развернулся и попытался убежать, но был заколот кем-то из людей Ланса.

Шел третий час штурма.

Мы стояли на стенах. Игры в войну кончились. Не было ни осадных башен, ни боевых слонов, ни свирепых огров, ни смертоносных катапульт. Были только мы и лестницы, по которым постоянно перла пехота.

Бортис был намерен взять замок сегодня. Больше терять время он не желал. Силы обороняющихся таяли на глазах. Еще немного, и противник закрепится на стене. И тогда армия Бортиса хлынет в замок селевым горным потоком, сметающим все на своем пути.

Мы держали стену у башни Микки Мауса. Я, пятеро наемников, несколько орков.

Сначала нас было больше. Больше раз в пять. Люди и орки гибли. И только я был неуязвим.

Интересно, что чувствовал в бою Ахилл? Неужели то же, что и я? Вряд ли. В отличие от меня он был рожден воином, и покрывающая его тело броня была для него чем-то естественным. С самого детства.

Час назад я убил Грегора.

Он ворвался на стену, как вихрь, как смертоносный смерч из магии и стали, и успел убить много моих солдат, прежде чем перед ним встал я.

Мы дрались молча. Нам больше нечего было говорить друг другу. Никто не помогал нам, потому что боялся помешать. Когда Призрак Ночи вонзился в грудь мага-воителя, высасывая из него жизнь, трое солдат Бортиса бросились к нам, чтобы подобрать выпавший из ослабевшей руки Седьмой меч.

Их я тоже убил. Приказал наемникам убрать меч с поля боя, доставить его в библиотеку. Коллекция пополнялась даже в последние часы.

Передышек больше не было. Пехота накатывалась на нас с неумолимостью прибоя. Воевать с морем еще можно, победить его — нет.

Мы рубили, резали, кололи, убивали, кромсали чужую плоть. И в какой-то момент я понял, что дерусь в одиночестве. Мне было все равно. Я не ушел. Я держал свой участок стены.

Времени смотреть по сторонам не было. Может быть, стены уже захвачены в других местах. Может быть, все мои люди уже мертвы. Может, Бортис уже крушит внутренний замок. Я стоял на месте и делал то, что от меня все ожидали, к чему меня постоянно подталкивали.

Убивал.

Башня Микки Мауса рухнула, как и положено падать древней башне, из-под которой внезапно выдернули фундамент. С чудовищным грохотом, облаками пыли и криками раздавленных людей. Раздавленных врагов. Потому что других людей, кроме меня, поблизости уже не было.

Гномы закончили рыть свой подкоп чертовски вовремя. Все-таки Бортис хорош в роли полководца. Здорово рассчитал время штурма.

Стена рядом устояла, но меня зацепило обломком и смело вниз, прямо на мечи армии, бросившейся в пролом.

Они очень быстро поняли, на кого нарвались. Но отступать им было некуда, сзади подпирали те, кто еще не понял. И им осталось только наступать и умирать.

Я дрался. Двигался в кровавой мешанине тел, рубил Призраком Ночи, потеряв кинжал во время падения. Наверное, я был воплощением кошмара. В броне, с ног до головы заляпанной кровью, с лысым черепом и следами ожогов под шлемом, неуязвимый для обычного оружия, никуда не спешащий, совершающий жертвоприношение. Или творящий древний языческий обряд.

Противники вокруг меня стали все чаще попадаться какие-то низкорослые. Расту я, что ли, на старости лет?

Внезапно передо мной вырос высокий мужчина в балахоне вместо доспехов и с посохом вместо меча. Я ничему не стал удивляться, зарубил его, зарубил еще трех коротышек, которые бросились на меня сразу вслед за дылдой, потом двух парней нормального роста, потом опять коротышек…

Невероятно. Они кончились. Я убил всех.

Всех, кто полез в пролом. Остальные лезть не решались. Их было много, остальных, они хотели закончить эту войну, но еще больше они не хотели умереть перед самым ее концом. И они слишком хорошо видели, как я убиваю.

В груде тел, валявшихся неподалеку, я увидел кого-то знакомого и подошел к нему поближе. Тупо констатировал, что там лежит граф, и почему-то совсем этому не удивился. Наверное, в порыве боевого безумия я зарубил и его, своего верного спутника, спешившего мне на помощь. Очень даже может быть.

Призрак Ночи способен убить даже истинного вампира. А обычный меч — нет.

— Вот и все, милорд, — сказал он, не открывая глаз. — Похоже, что моя служба закопчена. Но я сохранил для вас… кое-что.

Он тяжело откатился в сторону и замер. Оказалось, что он лежал на двух мечах. Первом и Четвертом.

Теперь понятно. Может, и не я его убил. Может, это сделал Луккас. Интересно, а кто из этих гномов Далии, сын не помню кого? И кто держал в своих руках Четвертый меч? Не все ли равно теперь…

Я подобрал мечи и побрел к внутреннему замку, куда за то время, пока я… мы с графом удерживали пролом, успели отступить остатки моих войск.

Библиотека.

Даже здесь, сквозь толстые стены, слышны звуки хозяйничающей в Цитадели армии Бортиса. В основном это крики.

Толстые стены содрогаются от ударов тарана по воротам внутреннего замка.

Альберт замер в дверях. В его руках кинжал. В данном случае это просто очередной символ. Альберт не умеет драться. Видно, ему очень хочется умереть, как умерли граф и Хэмфри, Деррик и Киндаро, Палыч и Хан орков. Как умрем мы все. В бою.

Впрочем, Палыч был в бою лишь ранен. Похоже, что ему предстоит умереть в постели. Но не так, как это принято у обычных людей. Его просто зарежут, пока он лежит без сознания.

Ланс стоит у стены. Правая рука на перевязи. Командир наемников, оставшийся без своего отряда. Илейн в кресле. Корона Легионов Проклятых на столе.

Зачарованные мечи, имеющие свои номера, кучей свалены в углу. Их шесть. Доступны любому желающему. Подходи. Бери. Режь.

Для полноты комплекта не хватает одного. Думаю, что и он скоро здесь будет. Правда, в отличие от остальных вместе с Хранителем и героем.

— Илейн, — сказал я. — В последний раз предлагаю спуститься в подвал и дать заковать себя в цепи. В последний, потому что времени у нас уже нет. Это единственный для тебя шанс. Узницу Темного Лорда они не тронут. А вот гостью… Ты помнишь свой родной город?

— Слишком хорошо помню, — сказала она. — С тех пор у меня аллергия на цепи и подвалы.

— Зато у тебя нет иммунитета против холодной стали, — сказал я.

— Все умирают.

— Это точно, — согласился я. — Нас тут четверо. Мы с Лансом умрем за наши дела. Альберт за то, что служил мне. То есть наша тройка умрет хоть по какой-то причине. А ты — просто за компанию.

Она пожала плечами. А мы слишком устали, чтобы тащить ее в подвал силой. Разве что Альберт… Однако один он просто не справится.

— Милорд, я постараюсь сдаться в плен, — сказал Ланс. — У меня есть заклинание, чтобы сделать свои зубы ядовитыми. Бортис наверняка захочет со мной поговорить.

— Как хочешь, Лапе, — сказал я. — Но поверь мне, и без тебя найдется немало желающих убить Бортиса.

— Это не долг, милорд. Это удовольствие.

Удары стихли. Скорее всего, это означает, что ворот, отделяющих внутренний замок от захваченной врагом Цитадели, уже нет.

Осталось совсем немного времени. Конечно, в замке еще есть кому сопротивляться. И атакующие не будут слишком уж спешить, зная, что я до сих пор где-то здесь. Но времени все равно осталось немного.

История моего рода близится к финалу. Не написано только несколько строчек.

— Что эта штука здесь делает? — спросила Илейн, имея в виду Корону. — И что это такое вообще?

— Это мой последний подарок победителям, — сказал я. — Пусть у них голова болит о том, как обезопасить себя от нового врага, которого они приведут сюда сами. Пусть поседеют, думая, как ее получше спрятать. И пусть какой-нибудь честолюбивый мерзавец попробует ее надеть.

Ланс улыбнулся. Он знал, что именно лежит на столе.

Действительно, смешно. Я, Темный Лорд, Девятый и последний в своем роду, стараюсь кому-то доказать, что я — еще не самое худшее, что могло случиться с их миром. Что я не настолько плох, как они думают, и не воспользовался последним шансом.

Черт с ними со всеми. В большинстве своем они все-таки люди. И какую-то их часть, правда, пока очень маленькую, я уже простил.

Я слишком устал, чтобы продолжать этот кошмар. Последние дни мы только тем и занимались, что убивали друг друга. У войны должен быть конец. Какой угодно, но должен быть.

Корона — это война без конца.

Мы все тут слишком устали.

Самый большой шанс выжить — у Илейн. Если бы она воспользовалась моим советом и сыграла бы мою пленницу.

Альберт с Лансом тоже могли бы попробовать затеряться в каком-нибудь из закоулков замка. Или забраться в подземелье и попытаться уйти с орками через подземные ходы. Но они не хотят.

Дурачье. На их месте я бы попробовал.

Интересно, а что бы они сделали на моем?

Меч пронзил дубовую дверь библиотеки, проткнул грудь старика дворецкого и вышел из его спины с брызгами крови. Затем его втянули обратно в коридор, позволив Альберту упасть.

Ланс хмыкнул, кладя здоровую руку на эфес.

Дверь открылась.

— Привет, Делвин, — сказал я. — Привет, Эрик из Кинна. Проходите, чувствуйте себя, как дома. Дома у своего врага.

Эрик не слишком изменился с тех пор, как мы встречались с ним в первый раз. А Делвина я вообще никогда раньше не видел. Крепкий такой мужик в кожаной кольчуге вместо традиционного балахона. Чем-то похож на Грегора, а чем-то — на всех остальных Хранителей. Старый маг, хитрый, опытный, опасный.

Ланс успел вытащить меч из ножен лишь наполовину и сделать один шаг. Делвин парализовал его заклинанием, и командир несуществующих ныне наемников превратился в статую самому себе.

— Очень мы удачно зашли, — сказал Эрик, — Не сомневаюсь, что многим захочется побеседовать с сэром Ланселотом.

— Мы сделаем все, чтобы он не умер раньше времени, — подтвердил Делвин. — До суда. Суда над военным преступником и предателем человечества. Палачом, участвовавшим в ритуальном убийстве всего гражданского населения этой страны. Кровавым подручным кровавого правителя.

Вот как они все обернули. Не было дракона, сжигающего людей во тьме. Был Темный Лорд, приносящий свое население в жертву, следуя древнему и чудовищному ритуалу. Хороший ход. Он поможет им оправдаться перед всеми. Кроме самих себя.

Я не двинулся с места.

— Позволь поздравить тебя, Эрик. Ты единственный из всех можешь войти в историю как убийца сразу двух Темных Лордов. Впрочем, прости меня за «убийцу». Как герой, дважды освободивший мир.

— Хватит трепаться, — потребовал Эрик. — Вставай и дерись. Или ты хочешь, чтобы я убил тебя, как и твоего отца?

— А как же без драки, — сказал я. — Финальная схватка между главным героем, это ты, Эрик, и главным злодеем, это я. Чтобы у истории был достойный конец. Девять поколений нашего противостояния просто не могут закончиться одним ударом, да? Нужен апофеоз. Нужна трагедия. Нужен накал страстей, чтобы поэтам было о чем слагать свои песни. Ты смог убить моего отца безоружным. Зачем тебе драться со мной? Подойди и убей, как ты сделал это с моим отцом. А потом выйдешь отсюда и заявишь всему миру, что ты победил в долгой и неравной борьбе. Можешь попросить своего колдуна, он подтвердит. И даже может нарисовать тебе несколько ран для большей достоверности. Подойди и убей меня, как убил старика у двери. Одним ударом. Эпической битвы не будет.

— Дерись! — снова потребовал Эрик. — Доставь всем такое удовольствие.

— Надоело, — сказал я. — Рука меч не держит.

И тут Делвин заметил, что лежит на столе. Его лицо исказилось. Это был не просто испуг, а прадедушка всех испугов.

Бездна ужаса поселилась в глазах последнего Хранителя.

Приятное зрелище, черт побери.

— Предлагаю сделку, Делвин, — сказал я, отметив перемену в его настроении. — Вы оба даете мне слово, что девушка не пострадает. Что вы выведете ее из замка и отпустите ее в любом безопасном месте по ее выбору. А я дам вам слово, что не надену эту хреновину, которая лежит на столе.

— Не считай меня идиотом! — крикнул Делвин. — Отпустить твою блудницу? Она наверняка уже несет твой мерзкий плод в своем чреве!

Я встал с кресла. Поднялся во весь рост. И посмотрел на них обоих.

Мудрый волшебник и отважный герой.

— Я до нее не дотронулся и пальцем, — раздельно сказал я.

Илейн вскочила. Ее рука поглаживала кинжал.

Хорошая девушка, подумал я. У нас с ней могло что-нибудь получиться, хотя мы не делали никаких попыток. Просто какое-то время жили рядом друг с другом. Похоже, так и умрем. Если бы у нас было больше времени, если бы я не был тем, кем я был, если бы… А может, в любом случае ничего бы не вышло. У меня уже нет возможности это выяснить. И не было никогда.

Они думали. И маг, и герой. Думали, оценивали ситуацию.

— Хорошо, — сказал Эрик. — Я тебе верю. Вытащи из ножен меч и отбрось Корону подальше. И тогда девушка сможет уйти.

Думал ли он, что я сдержу свое слово и выполню то, что он требует? Ожидал ли он такого поведения от Темного Лорда, загнанного в угол и припертого к стене?

Я поддел Корону острием Призрака Ночи и сбросил ее со стола. Она покатилась по полу и остановилась, ударившись о ногу Ланса.

— Уходи, — сказал Эрик Илейн. — Подожди в коридоре, пока мы здесь закончим. А потом я выведу тебя из замка целой и невредимой. Слово героя.

— Нет, — сказала Илейн. Но решимости в ее голосе не было.

— Уходи, — сказал я.

Между нами не было ничего. Мы не прикасались друг к другу иначе, нежели случайно. Не было объятий, не было поцелуев, не было даже дружеских рукопожатий. Не было взглядов исподтишка. Мы встретились не в том месте и не в то время. Мы не говорили друг другу красивых слов. Мы не говорили даже, что нравимся друг другу, не упоминая уже чего-то большего. У нас не было времени даже на праздную болтовню. Я не думал, что испытываю к ней какие-то чувства. И не был уверен, что испытываю их сейчас.

У меня было одно желание: мне просто хотелось, чтобы она жила. Чтобы в итоге всего этого безумия выжил бы хоть кто-нибудь. Она, или Ланс, или граф, или Альберт… Но она больше других заслужила право жить. Она была здесь из-за меня, но не сделала ничего против этих людей, ворвавшихся в замок. Она была просто случайным свидетелем, заняла место, уготованное ей роком. И все.

Глупо пытаться передать все это в одном взгляде. Глупо надеяться, что тебя поймут. Но она выдержала мой взгляд и чуть заметно кивнула. И пошла к выходу.

Мне просто хотелось, чтобы она жила.

Но, видимо, я хотел слишком многого.

И глядя, как она уходит, я почему-то вспомнил свою поездку на встречу с маркизом Моро. Я вспомнил Грифе, город-курорт. Вспомнил трактир и четверых молодых людей, которые в будущем должны будут убивать друг друга. И я вспомнил, что тогда сказал Эрик по поводу смерти моего отца.

— Я убил безоружного. И никакой гордости за свой поступок не испытываю. Я не герой. Я просто сделал то, что должен был сделать. И если надо, сделаю это еще раз.

Делвин кивнул.

Коротким, мощным и профессиональным ударом, который сделал бы честь любому палачу, Эрик из Кинна, убийца моего отца и мой будущий убийца, отсек Илейн голову.

Верблюд, идущий по пустыне и тащащий на своей спине поклажу. Он выносливое животное, этот верблюд. Жадные караванщики грузят на него все новые и новые тюки, и вот он уже идет на пределе своих сил. Идет не потому, что хочет, а потому, что его подгоняют нетерпеливые люди, не дают остановиться и передохнуть.

И перышко, выпавшее из крыла случайно пролегавшей над караваном птицы. Кружащееся в воздухе, постепенно снижающееся, благодаря игре случая падающее на спину бедного верблюда. И ломающее ему хребет.

Кинжал выскользнул из мертвой руки девушки и начал свое падение на пол. Я смотрел на кинжал, тот самый, который она наставила на меня в подземельях, где мы с ней познакомились. Тот самый, что я забрал в тюрьме и вручил ей здесь. Тот самый, которым она собиралась заколоть Эрика из Кинна, чтобы защитить меня.

Я смотрел на кинжал, потому что не хотел видеть другого.

Не долетев до ковра, кинжал завис в воздухе.

Вселенная остановилась.

И я осознал, что меня действительно было двое.

И тот, которым я был раньше, тот, которого я всегда хотел сохранить в себе, тот, который мечтал положить конец войне, уничтожив мечи и Браслет, тот, который был слабым и допускал ошибки… Он умер.

И остался только тот, которого знал весь этот мир. Тот, которым первый так не хотел становиться.

Я не солгал Эрику. Эпической битвы не получилось. Ибо когда время вступило в свои права, кинжал Илейн вонзился в ковер, до половины утонув в ворсе, и тело девушки упало с ним рядом, я атаковал.

Двумя ударами я заставил Эрика отступить к стене, третьим выбил Шестой меч из его рук, а четвертым сделал с героем то, что он секундами раньше сделал с Илейн.

Мага я размазал по стене заклинанием.

Где-то в коридорах внутреннего замка звенели клинки, кто-то кричал от боли, а кто-то от ужаса. Люди и нелюди продолжали убивать друг друга.

Я плотно затворил дверь в библиотеку. Пусть снаружи живые убивают друг друга. Нас тут шестеро мертвецов, и живым здесь делать абсолютно нечего.

Я поднял голову Илейн и посмотрел в се глаза. Там не было ни страха, ни отчаяния, ни любви. Только решимость. Она сделала свой выбор. Мне никогда его не понять.

Я положил голову рядом с телом. Ворс ковра был красным от крови. Когда людям рубят головы, такое случается.

Я подошел к Лансу.

— Ты слышишь меня, сэр Ланселот, последний из тех, кто давал мне присягу? — Он остался неподвижным. Я мог снять заклятие. Теперь, когда наславший его Делвин был мертв, это было просто. — И хорошо, что ты не слышишь меня, Ланс. И не видишь. Ты понял, что встал не на ту сторону, но твоя честь не позволила тебе изменить свое, решение. Ты говорил, что боялся победы. И правильно делал, что боялся. Но теперь тебе нечего страшиться. Мы проиграли.

Война, в которой твои солдаты боятся победить, не может быть выиграна в принципе. Как бы ты ни извернулся, что бы ты пи сделал, ты проигрываешь при любом раскладе.

Знаменитый стратег будущего Майлз Форкосиган выстраивал свои действия так, чтобы к победе вел не один-единственный путь, но все пути. В моей ситуации все пути вели к поражению.

К смерти.

Не делай ничего, и тебя убьют.

Надень Корону Легионов Проклятых, и тебя тоже убьют, только чуть позже. А перед этим ты станешь ужасным монстром, который не найдет упокоения даже в смерти.

Что сделал бы в моей ситуации Майлз Форкосиган? Позволил бы себя убить, если бы его смерть могла принести какие-то очки его стороне.

Кто остался на моей стороне? Ланс и кучка полуживых орков? Как они могут выиграть от моей смерти?

Никак. Они тоже могут только умереть.

Когда война стала реальностью, которой невозможно было избежать, уже тогда я знал, что все мы умрем. Мы все знали. Против Империи были выставлены слишком большие войска, слишком могущественные силы желали нашей гибели.

Но мы были дураками и фаталистами. Мы не пытались бежать и переломить судьбу. Мы предпочли идти до конца по дороге, которую мы выбрали. Или которую выбрали за нас.

Этому миру нужна была большая война. И мы решили подарить ее этому миру.

Мы стали драться.

И погиб Хэмфри, первый из эльфов, кто открыто отказался от нейтралитета и встал на чью-то сторону. На нашу сторону.

И погиб граф, так и не назвавший мне своего имени, истинный вампир, который однажды дал слово и держал его тысячу лет.

И погиб Палыч, отказавшийся от своего истинного облика только потому, что я привык видеть его другим.

И погиб Киндаро, в неравном бою спасая мой замок от обрушившейся с небес смерти.

И погиб Повелитель зомби, принимавший любое мое решение и предпочитавший мертвое живому.

И погиб Хан орков, правитель народа, которому мое семейство принесло прогресс, цивилизацию и смерть.

И погибнет Ланс, который был слишком лоялен для наемника и слишком честен для победителя.

И погибла Илейн, которая… просто была.

Когда я просил Эрика и Делвина отпустить ее, наверное, я не просил подарить ей жизнь. Глубоко в подсознании я знал, что они все равно ее убьют, слишком хорошо изучил я стиль и методы Хранителей, чтобы надеяться на их милосердие. Но я не хотел видеть ее смерти. Я просил подарить мне иллюзию, последнее, что мне, возможно, было нужно в этой жизни.

Но я не получил даже этого. Ее убили. Жутко. Жестоко. Напоказ. Не пронзили мечом, не остановили сердце заклинанием. Милосердие чуждо магам и героям. Даже милосердие смерти.

Это была не просто смерть. Это было послание.

Жри, тварь.

Знай, что после тебя не останется ничего в этом мире. Все будет уничтожено, сожжено и затоптано в пыль.

Жри.

Кровь и смерть, боль и ужас — вот то, чего ты достоин.

Жри, тварь, жри.

И тут выяснилось, что я сыт по горло.

Я наклонился и поднял с пола Корону. Она была испачкана кровью, мои руки тоже были в крови. Наверное, так и должно быть.

Я вложил Призрак Ночи в ножны, собрал Семь мечей и связал их веревкой вместе, чтобы было удобно нести и чтобы ни один из так дорого доставшихся мне клинков не потерялся по дороге. В качестве Девятого Лорда выкурил свою последнюю сигарету и выпил свой последний бокал вина. Послушал крики в коридоре, которые становились все ближе. Взвалил связку с зачарованными клинками на одно плечо, статую своего последнего солдата на другое и ушел из Черной Цитадели порталом. Открыть его было очень сложно, присутствующие Семь мечей практически сводили на ноль силу Браслета.

В укромном и недоступном для человека, не владеющего магией, месте я оставил Ланса и Семь мечей.

Второй портал открыть было уже значительно легче. Им я прошел уже без клинков и без своего последнего солдата.

А потом водрузил себе на голову древний и могущественный артефакт, который должен был ввергнуть весь мир в пучины хаоса — Корону Легионов Проклятых.

И Бетрезен явился, как обещал.

Эпилог ИГРА ДЕМОНА

Два месяца после снятия осады

Я сидел на уникальном троне, растущем прямо из земли, курил сигарету и стряхивал пепел на землю. Рядом с троном лежал труп какого-то эльфа. Или эльфийки. Со спины и в изрубленном состоянии все они похожи. Сложно определить пол эльфа по длинным светлым волосам и изуродованной спине.

Дворец эльфов, увиденный мною воочию, оказался совсем не так прекрасен, как о нем рассказывали, и воображения отнюдь не поражал. Либо врали слышанные мною баллады и сказания, либо полтора дня интенсивного штурма пагубно сказались на данном образчике архитектуры.

Да, штурм продолжался целых полтора дня. Эльфы, прекрасно понимавшие, что в свете последних событий пощады им от меня не дождаться, дрались отчаянно, показывали чудеса доблести и героизма и сумели продержаться тридцать с лишним часов.

Но сейчас все было кончено. Не было в этом мире силы, способной противостоять Легионам Проклятых бесконечно.

Легионам Проклятых и мне, их верховному главнокомандующему.

Пресветлого Короля ко мне на аудиенцию пришлось в буквальном смысле тащить. Эдвина, закованного в помятые и заляпанные кровью остатки брони, несли двое демонов. Они бросили его к моим ногам, отошли на пару шагов назад и замерли, как хорошо вышколенные собаки.

Эдвин выглядел паршиво. Правая рука была отрублена у локтя, а обрубок наспех замотан окровавленными тряпками. Лицо пересекали три глубокие раны от удара мечами, из бока торчал арбалетный болт, и было удивительно, что парень все еще жив. Вероятно, легенды о живучести эльфов несильно преувеличивают.

Эдвин дышал, а в глазах его, как ни странно, было осмысленное выражение, правда, несколько диковатое. Наверное, не привык он смотреть, да еще снизу вверх, как кто-то сидит на его троне.

— Здравствуй, Эдвин, — сказал я. — Вот мы и увиделись с тобой лицом к лицу, как я тебе и обещал.

— Будь ты проклят! — сказал он и добавил еще что-то на эльфийском, непонятно зачем. Я понимаю любые языки, а демонов ругательствами не удивить. Ну и черт с ним, пусть говорит по-эльфийски. Очень скоро эльфийский присоединится к компании мертвых языков.

— Я уже проклят, — сказал я Эдвину. — Причем довольно давно. Лучше скажи, как ты хочешь умереть? Быстро и безболезненно или долго и мучительно? Я чисто из академического интереса спрашиваю.

Он молчал.

— Понимаю, — сказал я. — Тебе уже все равно как умирать, и это правильно. Когда ты проиграл, нет никакой разницы между быстрой и медленной смертью. Как бы ни повернулась история, одни сделают из тебя мученика, а другие выставят глупцом, и от тебя тут уже ничего не зависит. Это факт, но это печально, ибо мне нужен стимул, который заставит тебя говорить.

Он молчал.

— Я вошел в твою обитель, — сказал я. — И убил всех, кто встретился мне на пути. Но я знаю, что на данный момент многие эльфы, среди которых подавляющее большинство составляют ваши женщины и дети, укрылись в глухой чаще за дворцом.

Он молчал.

— Они не знали, что лес окружен, — продолжал я, — и что мои солдаты уже готовят факелы. Только от тебя зависит, запылает ли этот лес или нет. Полминуты на размышление.

Граф убит.

Палыч убит.

Хэмфри убит.

Хан орков убит.

Повелитель зомби убит.

Деррик убит.

Киндаро убит.

Остатки орков ютятся по пещерам.

Хорошо, что никого из них сейчас нет рядом. Они были преданными слугами, но часто пытались оспаривать мое мнение и осмеливались иметь собственное. У Повелителя Хаоса не может быть таких слуг. У него должна быть армия, состоящая из солдат, а не единомышленников. Солдат, выполняющих любые приказы и не задающих вопросы.

Человечество считало всех моих предков демонами, и основная ошибка предыдущих Лордов состояла в том, что они демонами не были. Они были слишком похожи на людей.

И проигрывали раз за разом.

Может быть, люди — это тупиковая ветвь развития.

Кажется, мне удалось заинтересовать последнего эльфийского короля. Он поднял голову и посмотрел на меня снизу вверх, как и положено смотреть на нового владыку мира.

— Ты привел Тьму.

— Это свершившийся факт. Чем ты недоволен? Ты так долго вдалбливал мне, что я должен занять предназначенное мне место, так долго распинался о том, что я должен быть злом, а теперь предъявляешь какие-то претензии? Тебе кто-нибудь говорил, что ты не очень последователен?

— Чего ты хочешь?

На его губах вырастали и лопались кровавые пузыри. Любой человек на его месте уже давно бы умер. Но жизненная сила эльфа и его ненависть ко мне продлевали его существование.

— Я хочу информацию, — сказал я. — И если ты дашь мне правдивый ответ, то я сию минуту уйду отсюда, уведу свое войско и не буду останавливаться, и поджигать лес, и высылать вокруг отряды для зачистки местности. Я даже тебя не добью, и ты умрешь здесь, тихо и спокойно, возможно, в окружении последних своих сородичей. Как тебе такой вариант?

— Как ты можешь знать, что я скажу правду?

— Я поверю тебе на слово, — сказал я. — Да и какой смысл тебе сейчас врать?

— Дай слово.

— Какое?

— Выполнить все то, о чем ты сейчас говорил.

— Я, Темный Лорд, Девятый в своем роду, Повелитель Хаоса, Хозяин Тьмы, Пожиратель Смерти и Владыка Легионов Проклятых, даю тебе свое слово, павший король. Дай мне информацию, и я не буду добивать тех, кто еще жив. Но поторопись, ибо бои в округе еще идут, и с каждой минутой выживших становится все меньше.

— Спрашивай.

— Где Восьмой меч?

Я собрал коллекцию из Семи мечей, как и собирался, любовался ею минут пять. А потом открыл портал и шагнул в жерло вулкана. Оставил там мечи, выбрался наружу и… ушел.

Я могу разбудить вулкан и уничтожить мечи в любую минуту.

Извержение снесет с лица земли три небольшие деревеньки и город, но оружие моей погибели исчезнет вместе с ними. Нельзя держать такие вещи под боком, особенно когда со всех сторон тебя окружают самые натуральные исчадия ада.

Я могу уничтожить мечи, но пока не буду этого делать. Я не буду их уничтожать, потому что вместе с ними может уйти и сила Браслета, а Браслет нужен мне для того, чтобы защитить от демонов, которых я призвал.

Браслет не должен потерять силу. Семь мечей под контролем, никто не знает, где они спрятаны, никто не сможет их найти. Осталось отыскать только один, если он на самом деле существует, и тогда никто не сможет встать между мной и моей новой целью.

— Восьмого меча нет. И никогда не было.

— Мне говорили обратное.

— Сплава не хватило на еще один полноценный клинок. Я выковал кинжал.

— Пусть так, — сказал я. — Пусть будет кинжал. Где он?

— И ты до сих пор не знаешь?

— Я не могу обнаружить мечи с помощью магии, — сказал я. — И я не стал бы спрашивать, если бы уже знал.

— Это… забавно…

Он засмеялся. Залитый кровью, порубленный па куски, лежащий у моих ног и умирающий, он смеялся.

Мне это не понравилось.

Может, стоит отрубить ему вторую руку?

Словно прочитав мои мысли, Эдвин перестал смеяться.

— Мне жаль тебя, Кевин, — сказал он.

— Прибереги свою жалость для того, кто в ней действительно нуждается, например для своего народа. Где этот чертов кинжал?

— Поищи у себя за поясом, — посоветовал он.

Я тупо посмотрел вниз.

На моей перевязи висело двое ножен.

В одних был Призрак Ночи, фамильный меч моего рода, который никак, никогда и ни при каких условиях не мог быть одним из номерных клинков. И уж никоим образом он не мог быть похожим на кинжал.

Во вторых ножнах был кинжал, который принадлежал Илейн. Единственная память о ней и о себе прежнем, которую я пытался сохранить. Последний островок сентиментальности.

Клинок Илейн… Восьмой меч. Тот, в существовании которого я сомневался.

— Я тебе не верю, — сказал я.

— Ну и дурак, — сказал он.

— Я был в городе, — сказал я. — Ее собирались сжечь на костре. Я разговаривал со случайно выбранными прохожими. Ее знали чуть ли не с детства. Как ты мог подстроить такое? Ты ясновидящий? Или твои чары околдовали больше тысячи человек? Я видел, в каком она была состоянии в тюрьме. Неужели она пошла на это добровольно? Только чтобы подобраться ко мне поближе? Я тебе не верю.

— Ты же злодей, — сказал Эдвин. — А на нее была возложена миссия по спасению мира. Она пошла бы на что угодно.

— И что она должна была сделать?

— Попасть в Черную Цитадель. Поддерживать тебя и помогать тебе. В основном морально. Длить войну, в которой погибнет много смертных. Что она и делала. И еще она должна была убить тебя, но только тогда, когда это будет выгодно мне.

— Как ты убедил ее пойти на то, что с ней сделали в тюрьме?

— Ты сентиментальный дурак, — сказал Эдвин. — Романтичный юноша. Мне не надо было ее убеждать. Она наполовину эльфийка, и я всегда был ее сюзереном. Мне достаточно было отдать приказ.

— Но зачем… так?

— Чтобы у тебя не было подозрений. Ты ведь так и не смог свыкнуться с мыслью, что ты злодей. О нет, ты видел себя благородным рыцарем, сражающимся по законам чести. Я и предложил тебе рыцарскую ситуацию. Самую рыцарскую из всех возможных. Спасение дамы из беды. После того что ты видел, мог ли ты ее подозревать хоть в чем-нибудь?

— Как ты это устроил?

— А тебе хочется это знать? Зачем?

— Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы. Как ты это устроил? Все это?

— За тобой следили. И докладывали мне обо всех твоих перемещениях вне замка.

— Кто?

— Твое фамильное привидение. Сэр Клод. Я не знал, зачем ты полез в эти подземелья па острове, но воспользовался ситуацией и подослал туда Илейн. Она и в самом деле жила неподалеку. Вы познакомились, а потом я сделал так, чтобы местный маг донес на нее властям. Все остальное было делом техники. Ты очень предсказуем, мальчик. Пытки, готовящаяся казнь. Я знал, что ты не устоишь. Знал, что придешь на помощь. И я сделал так, чтобы тебе некуда было ее отправить. Только забрать с собой.

— А кинжал? Я ведь мог оставить его в тюрьме…

— Если бы ты не забрал его в тюрьме, я переправил бы его ей сам. У нее был способ поддерживать со мной связь. Через зеркала, ты знаешь. Но ты оказал мне услугу. Сам вручил ей оружие своей погибели, как истинный джентльмен.

— Почему она им не воспользовалась? Или ты не отдавал такого приказа?

— Я отдал этот приказ сразу же после нашего с тобой последнего разговора, — сказал он. — А почему она его не выполнила… Тебе ли не знать. Потому что ты убил ее раньше. Правда, я только не знаю за что. Теперь не знаю. Раз ты не думал, что она мой агент…

И ты многого не знаешь, Эдвин, подумал я.

Жаль, что привидение нельзя убить. Но, насколько я понимаю, хуже, чем сейчас, сэру Клоду уже не будет. Он стремится уйти. Зачем помогать ему это делать?

Почему Илейн меня не убила? Почему предала своего короля и свой народ? Этого я не знаю и теперь уже не узнаю никогда. С момента получения приказа и до ее гибели у нее было множество возможностей. Почему она ими не воспользовалась? Глупая девочка. Лучше бы она меня зарезала. Так было бы гораздо легче. Всем.

— Знаешь, кто посоветовал твоему отцу отправить тебя из нашего мира? Это был я. Я рассчитывал, что, лишенный обычного окружения своих предков, ты вырастешь таким, каким ты и вырос, — романтичным, благородным, сентиментальным, глупым, слабым. Мой план сработал, но, вижу, не до конца. Такой благородный рыцарь, как ты, просто не мог воспользоваться такой гнусной возможностью, как Легионы Проклятых. Кто угодно, но только не ты. Где же твое человеколюбие, Кевин? Почему ты все-таки надел Корону и принес в наш мир ад?

— Мое человеколюбие убили, — сказал я. — Его убивали долго, семь с лишним лет. Но при падении Черной Цитадели Эрику с Делвином таки удалось его прикончить. Я теперь никого не люблю, Эдвин. Даже себя.

— Тогда зачем ты все это делаешь? Из мести? Из ненависти? Из злобы?

— Я делаю это, потому что каждый должен занимать свое место, — сказал я, — А еще потому, что на самом деле ни у кого из нас нет выбора и все мы игрушки в руках рока. Ты бросал камни в воду, Эдвин. Почему же сейчас ты удивляешься волнам? И вообще, ты мне с самого начала не нравился.

— Глупец, — констатировал Эдвин.

— Зато венценосный, — сказал я.

Вот теперь мне понятно, что Илейн делала в тех горах — ждала, пока я покончу с делами, шпионила, чтобы потом показаться на глаза. Она была козырной картой Эдвина, именно из-за нее Пресветлый Король чувствовал себя так беззаботно во время нашей предпоследней беседы. Она проникла в мое окружение, пользовалась моим доверием, я много раз поворачивался к ней спиной и пускал в свои покои.

Она могла заколоть меня десятки раз, но не сделала этого.

Я убил семерых Хранителей и спрятал Семь мечей, которыми убивали моих предков, в жерле вулкана.

Но оружие своей смерти я ношу с собой. И буду продолжать носить, наверное. Ибо Восьмой меч нужен мне, просто необходим, потому что он — гарантия, что Браслет будет действовать. Мечи могут попасть в руки новых Хранителей или могут быть уничтожены. Но кинжал, который я всюду таскаю с собой, находится в самом безопасном месте. Ведь никто не знает, что это такое.

Может быть, глупо прятать свою смерть где-нибудь далеко. Кощей Бессмертный может рассказать, что всегда найдется какой-нибудь герой, не боящийся расстояния, опасностей и самой смерти. Они всегда есть, такие герои. Зачем мне это надо?

Да, я пущу слух, что запрятал Восьмой клинок где-нибудь в труднодоступном месте. И даже назову несколько таких мест. Пусть ищут, пока есть кому искать. Пусть занимают свое время. Я все равно приду к ним. Никто не додумается, что несущий мне смерть кинжал я всегда ношу у себя на поясе. Никто в это не поверит.

Никто не найдет этот клинок. А значит, я — непобедим.

Демон, стоявший от меня слева, посмотрел на своего собрата. Они перемигнулись и сразу же потупили взоры. Информация усвоена.

Призрак Ночи, вылетевший из своих ножен за десятую долю секунды, отсек голову того, что стоял справа. Эдвин скривился, когда на его лицо брызнула демоническая кровь.

Второй демон попятился назад, но его тут же постигла участь первого.

Эдвин улыбнулся. Его улыбка была почти человеческой.

— Вот так и живем, — сказал я. — Отчасти и твоими стараниями тоже. Ни к кому нельзя поворачиваться спиной.

То, что клинок Илейн оказался Восьмым, говорило лишь о том, что сентиментальность тоже способна убивать.

— Вот мне любопытно, — сказал я, убирая Призрак в ножны, — ты что-то говорил о тщательно сбалансированной системе, где одна сила сдерживает другую; говорил, что одна из этих сил — я. Убеждал меня в этом и, в конце концов, убедил. А когда я стал той самой силой, оказалось, что сдержать меня никто не может. Странно, да?

— Не тяни время, — сказал он. — Я ответил на твой вопрос. Останови бойню.

— Ты играл в политику, — сказал я. — Но ты оказался плохим игроком.

— Останови бойню!

— Правда ли, что клинки, которые ты выковал, и Браслет Власти взаимосвязаны? — спросил я.

— Да. И как только ты уничтожишь последний из клинков, Браслет потеряет свою силу. Это та самая система. Баланс.

— Да и черт с ним, с Браслетом, — сказал я. Зачем говорить обреченному правду? Пусть думает, что его потомкам, если кому-нибудь посчастливится выжить после сегодняшней бойни, придется иметь дело только с Короной Легионов Проклятых. А на самом деле им всем придется иметь дело со мной. — У меня теперь есть Корона, так зачем мне Браслет?

— Хватит! Пощади моих подданных!

Глупец был тот, кто утверждал, что месть хороша холодной. Это блюдо просто прекрасно в горячем виде. Оно обжигает.

Я потерял свою прежнюю жизнь, а потом потерял и новую. Все, кто меня окружал, чье мнение значило для меня хоть что-то, были убиты, и я не могу даже плакать на могилах друзей. Взамен я буду танцевать на могилах врагов.

Темное пламя нового времени.

Человек, чью жизнь так долго превращали в ад, что он решил подарить ад всему миру.

Не думайте, что мне жалко себя. И не думайте, что мне жалко этот мир. Мы с ним заслуживаем друг друга.

— У меня есть последний вопрос, Эдвин, — сказал я.

— Так задавай его, и покончим со всем этим.

— В вашем мире все народы декларируют миролюбие и нежелание воевать, — сказал я, — В теории. Но как только дело доходит до практики, все сразу же берут в руки мечи, копья и топоры и идут убивать друг друга. Даже вы, мудрые, печальные и вечно нейтральные эльфы. Вы готовы воевать по поводу и без, вы рвете друг другу глотки уже тысячи лет. История вашего мира — это история из непрекращающейся резни. Почему так, Эдвин?

— Ты еще не понял? Тот мир, в котором ты вырос, отличается от того, которому ты принадлежишь.

— Я заметил.

— В этих мирах были выбраны разные пути развития. Наука и магия. Каждая из них налагает на мир свой отпечаток. Глупо проводить какие-то параллели между учеными и магами. У них нет ничего общего. Ученого более всего привлекает процесс познания. Мага — результат. Если ученый вполне может удовлетвориться новым знанием, полученным опытом, приобретенной мудростью и заставить свое открытие служить на пользу всем остальным, то мага в первую очередь привлекают сила и власть, которые он может получить. А сила и власть — это не те вещи, которыми можно с кем-то делиться. Маги уважают только силу и власть. И они терпеть не могут, когда сила и власть сосредоточены в руках у другого человека. Именно маги вершат политику нашего мира, и войны, которые ведутся на континенте, — лишь отголосок отношения магов друг к другу и к самим себе. Так что не стоит принимать все на свой счет, Кевин. Это чистый бизнес.

— Иногда этот твой чистый бизнес превращается в войну.

— Нашему миру нужна была война, — сказал Эдвин. — Большая война, которая послужила бы клапаном, чтобы стравить лишние амбиции, лишнюю силу и лишнюю власть. А теперь хватит болтать. Сдержи свое слово. Или ты не намерен этого делать?

— Намерен, — сказал я. — Ты даже не представляешь себе, как я намерен его сдержать.

— Останови своих демонов!

Я приложил руку к Короне. Она сидела на голове как влитая. Неужели все магические артефакты относятся к разряду «один раз наденешь, потом фиг снимешь»?

— Бетрезен! — позвал я, и мой начальник штаба появился словно из-под земли. А может, именно оттуда он и появился.

— Я здесь, Повелитель. — Тут он увидел тела мертвых демонов, — Что случилось с твоими слугами?

— Они вызвали мое неудовольствие, — сказал я.

— Я сожалею, Повелитель. Что я могу сделать, чтобы загладить их вину?

— Ты можешь засвидетельствовать то, что сейчас произойдет, — сказал я.

Пальцы отягощенной Браслетом Власти руки сжались на Короне. Черт побери!

Артефакт сидел на голове так, словно пророс сквозь волосы и кожу и стал единым целым с самим черепом. Неудивительно, что она не падает, когда я трясу головой. Неужели я уже начал превращаться в демона?

Зажмурившись и закусив губу, я рванул стягивающий голову обруч со всей силы. На мгновение я даже ослеп от боли, и земля качнулась под моими ногами. Зато Корона слезла с головы, похоже, вместе с частью скальпа.

— Что вы делаете, Повелитель?

— То, что до меня, как я подозреваю, никто не делал. Делюсь властью.

В глазах Эдвина промелькнула бессмысленная надежда. И алчность.

Я подошел к Эдвину и возложил Корону на голову эльфа. То ли эльфы больше предрасположены к владению магическими артефактами, то ли сказался тот факт, что Эдвин был уже практически мертв, его лицо исказила ужасная гримаса. Сначала я подумал, что он придуривается, стараясь косить под демона. Потом понял, что это его новое лицо.

У Эдвина даже начала отрастать отрубленная рука. Была она зеленая и чешуйчатая. Примерно такой могла бы быть рука крокодила, если бы уважающее себя земноводное решило бы обзавестись таковой.

Может, мне и самому стоит посмотреть в зеркало? Может, я просто не заметил метаморфозы, произошедшей лично со мной?

— Дурак! — захохотал Эдвин. Или то, что раньше было Эдвином. — Ты сам отдал власть в мои руки!

— Что прикажете, Повелитель? — спросил Бетрезен. Смотрел он при этом, ясное дело, на Эдвина.

— Убей его!

Как я уже говорил, никто никогда этого не делал. В мире, одержимом силой и властью, никто даже представить себе не мог ситуации, когда кто-то добровольно отказывается и от того, и от другого.

Поэтому я точно не знал, что должно произойти. Но, по моим прикидкам, Эдвин должен был занять мое место действующего Повелителя демонов, а я тем самым выводил себя из-под удара. Мне почему-то казалось, что для того чтобы превратиться в демона после смерти, нужно умереть с Короной на голове. Может быть, я был не прав.

Бетрезен не успел выполнить первый и последний приказ своего нового командира.

С уст Эдвина еще не успела сорваться буква «е» из слова «его», как Призрак Ночи покинул свои ножны и рубанул Эдвина по груди. Следующий удар отсек бывшему Владыке эльфов голову вместе с Короной.

Корона свалилась с мертвой головы и снова подкатилась к моим ногам, словно хотела вернуться.

Бетрезен смотрел на меня, явно прикидывая, успею ли я ее надеть, перед тем как он попытается меня убить. И он явно не приходил к какому-то конкретному выводу, поскольку на меня не бросался, но и положенные Повелителю почести не выказывал.

Боится. Демон, а боится. Это приятно.

Так и быть, я облегчу ему выбор.

Вложив в удар все испытываемые в этот момент эмоции, а это было облегчение пополам с разочарованием и незатихающей яростью, я наподдал по артефакту ногой, и он отлетел метров на двадцать.

— Это ничего не изменит, — сказал Бетрезен. — Дверь открывается только в одну сторону. Мы уже не уйдем из этого мира.

— Тем хуже для вас.

— Ты подарил мне власть над Легионами. Снова.

— Вы все поляжете здесь, — пообещал я. — Все ваши Легионы. Я лично этим займусь. Готов начать прямо сейчас, если ты не против.

— Не сейчас, — сказал Бетрезен. — Мы встретимся в другое время и в другом месте. Но ты зря думаешь, что твой Браслет спасет тебя от Легионов. Я найду способ. Найду.

— Красный флаг тебе в руки, — сказал я. — И Девятого Лорда тебе навстречу.

Четыре месяца от начала войны с Легионами Проклятых

Победоносного шествия по континенту с адом под правую руку у меня не получилось. Как говорил Остап Бендер, пора переквалифицироваться в управдомы.

Мой шатер был разбит на вершине холма, в трех полетах стрелы от шатра Бортиса. Меня окружал лагерь орков и тех наемников, которым посчастливилось выжить при штурме Цитадели, а также тех, кто присоединился к нам позже. Вокруг Бортиса стояла объединенная армия континента.

А на горизонте горели костры, зажженные Легионами Проклятых.

За последние два месяца мы отбросили их с половины занятых ими территорий. Если все будет идти так и дальше, через месяц демонам некуда будет отступать. Мы прижмем их к горам, и тогда должна состояться последняя решающая битва в этой войне. Или не состояться. Война — женщина непредсказуемая.

Откинув полог, в шатер вошел Ланс. Я сиял с него наложенное Делвином заклятие пару месяцев назад, и теперь командир наемников и моя правая рука выглядел вполне нормально. Сейчас на нем был походный костюм и стеганая куртка, обычно надеваемая под доспехи.

— Вы сейчас ничем не заняты, милорд?

— Нет. Для тебя я всегда свободен.

— Мы толком и не разговаривали с тех пор, как меня прихватили с помощью магии.

— Извини, Ланс. Просто у меня не было времени.

— Я понимаю, милорд.

— И я не знал, что тебе сказать.

Ланс пожал плечами, сел в походное кресло и принялся набивать трубку.

— Странные дела творятся в нашем мире, — сказал он.

— Я опять принес ему войну.

— Вы просто предложили одну войну вместо другой. Войну с демонами вместо гражданской войны, которую развязал бы Бортис и верные королям армии. Неизвестно, что было бы хуже. У нас всегда воюют. По крайней мере, в этой войне все точно знают, где их сторона.

— И не боятся в ней победить.

— Верно.

— Не думай, что мне легко было сделать такой выбор.

— Из этой ситуации не было этичного выхода, — сказал Ланс. — В любом варианте кто-то проигрывал. Даже позволив себя убить, вы обрекли бы на смерть племя орков, доверившееся вам и вручившее свою судьбу в ваши руки. Оставив себе Корону, вы обрекли бы на смерть всех. А так каждый получил свой шанс.

— Весьма хилый.

— Я вообще поражен тем, что вы сумели снять с себя Корону.

— Это было нетрудно. — Я невольно коснулся кольцеобразного шрама на черепе. Кожа зажила уже через месяц, по волосы там так и не выросли.

— Но это ведь не окончательный выход, — сказал Ланс. — Короли, на время вышедшие из-под влияния Эдвина и Бортиса, еще готовы смириться с вашим существованием, при условии, что вы не будете угрожать их власти. Эта война унесет столько жизней, что в мире на некоторое время наступит затишье. Но Бортис… Он никогда не простит вам, что вы разбили его мечты об Империи.

— Не разбил, Ланс. Просто заставил отложить.

— Я удивлен, что он принял вас как союзника.

— Он не дурак и знает, какую угрозу представляют Легионы, призванные в этот мир Эдвином. И сейчас он готов принять любую помощь. Если бы не Браслет, мы сейчас бы не наступали. И не сидели бы здесь.

— Неужели Бортис сразу поверил в то, что Корону надел Эдвин?

— Конечно, не сразу. Мне стоило большого труда убедить его, что Эдвин отвлекал силы людей и гномов на борьбу со мной, а сам тем временем вынашивал честолюбивые планы. Но ты же знаешь, что люди не любят эльфов. А эльфы недовольны тем местом, которое они занимали в этом мире. И Бортис поверил в то, что Эдвин решил поиграть с демонами. А с тех пор как Эдвин восстал из мертвых в демоническом обличье и стал по правую руку Бетрезена и оставшиеся в живых эльфы последовали за своим Владыкой, сомнений нет уже ни у кого. Коварный и вероломный, вот как о нем говорят.

— Что вы сделали с Семью мечами, милорд?

— Расплавил в вулкане, — сказал я.

— А Восьмой?

— Восьмой оказался мифом. Я ведь специально, совершил вылазку в Обитель Эльфов, чтобы найти ответ на этот вопрос. И лишь там мне пришла в голову идея подарить Корону Эдвину. Сначала я хотел отдать ее Бортису.

— Это было бы ошибкой. Бортис и так стоит во главе огромной армии.

— Которая вряд ли пришла бы в восторг от своих новых союзников. Но что сделано, то сделано.

— Вы выиграли время, милорд. Но, когда эта война закончится, вы все равно обнаружите, что этот мир тесен для вас двоих. Для вас и Бортиса.

— Я выиграл время, — повторил я. — И кто знает, чем закончится эта война. Может, меня убьют. Может, Бортиса. А может, ишак заговорит.

— Не понял, милорд. Какой ишак?

— Из притчи, — сказал я и поведал Лансу историю об ишаке, падишахе и Ходже Насреддине.

Потом налил нам обоим вина. Ланс произнес тост, мы выпили и задымили трубками.

Наутро армия снова пойдет в наступление. Второй раз за всю историю этого мира все населяющие его народы стали единым целым для отражения угрозы из самого ада. Кто знает, что будет после этой войны?

Никто.

Пророчества лгут.

Зачарованные клинки крушат без разбора.

Маги пытаются решать за всех.

Что есть у каждого человека в этом мире? Только жизнь, иллюзия выбора и крупица чести.

Прошло четыре месяца, а я до сих пор не решил, правильно ли я поступил.

Проще всего было остаться в замке и позволить штурмующим войскам меня убить. Непротивление добру, как мог бы сказать об этом граф Толстой. Конечно, в этом случае убили бы всех орков. Наверное, для остальных населяющих континент пародов это было бы лучшим выходом, но не для меня. Орки присягали на верность мне и моим предкам. И уж если я не смог спасти доверившихся мне людей, то хотя бы попытался сделать это для орков.

Самым логичным ходом было бы сделать следующий шаг по карьерной лестнице и превратиться из смертного злодея в злодея бессмертного. Но эта идея меня самого, как говорится, не вдохновляла.

Да, я надел Корону Легионов Проклятых. Может быть, сделал это в состоянии аффекта. В любом случае какое-то время я на самом деле был Повелителем демонов и собирался оставить Корону себе. Хотелось бы списать это на временное помутнение рассудка.

Не срослось.

Вместо этого я подставил Эдвина и предложил свои услуги вчерашним врагам.

Для населяющих этот мир пародов я был злом старым, знакомым, хорошо изученным и уязвимым. И когда они столкнулись с Легионами Проклятых, то бишь со злом запредельным, их выбор не был столь уж неожидан. Я заставил их выбрать из двух зол, и они выбрали меньшее — меня.

Возможно, мы все проиграем в этой войне. И даже если мы в ней победим, у меня нет никаких гарантий, что все не вернется на круги своя. Может, мы еще сойдемся с Бортисом, на этот раз не под стенами моей родовой крепости, а где-нибудь в чистом поле. Может, кто-то найдет спрятанные мной клинки, и я снова стану объектом охоты Хранителей и ведомых ими героев.

Никто не знает, что будет дальше.

Я солгал Лансу. Не расплавил нумерованные клинки, потому что нет никаких гарантий, что Браслет Власти потеряет свою силу вместе с их уничтожением. Есть только мои предположения и слова Эдвина, а Эдвин по большей части лгал мне. Мог солгать и в этом.

И если после меня Браслетом овладеет какой-нибудь честолюбивый парень с имперскими замашками Бортиса, пусть у его противников тоже будет шанс. В таких вещах нельзя полагаться только на один кинжал.

Завтра будет очередной бой с теми силами, которые я призвал к жизни. Призвал, а потом отказался от их помощи, снял Корону и убил действующего Повелителя, предоставив демонам полную свободу действий. Вполне может быть и так, что мы с Лансом этот бой не переживем. Но я очень благодарен ему за то, что он по-прежнему со мной. Жаль, что остальных я так и не сумел сохранить.

Эдвин сказал мне, что мир магии — это мир непрекращающихся жестоких войн, обусловленных наличием самой магии. Пока его слова трудно опровергнуть. И я не настолько наивен, чтобы считать текущую войну последней. Или ту, что придет за ней. И не мне, причине уже двух войн, пытаться что-то в этом изменить.

Но может быть, когда-нибудь наступит время, когда маги будут показывать детишкам фокусы и устраивать фейерверки на праздниках, а солдаты вернутся домой и вспомнят, что у них была и мирная профессия. Пока этого не случилось и на Земле.

В ближайшее время и не случится. Но когда-нибудь это время наступит. Я хотел бы верить, что мои далекие потомки или пусть даже и не мои, а какого-нибудь незнакомого мне парня, не будут поставлены в ситуацию, когда им придется убивать людей только потому, что так за них решили другие.

Лично мне убивать надоело. Лансу, как он говорит, тоже.

Если мы переживем эту войну и выпутаемся из ситуации с Бортисом, на пару станем пацифистами. Перестанем быть публичными фигурами и попытаемся затеряться в толпе. Ланс говорит, что можно уплыть на острова. Или на другой континент.

Я надеюсь, что мне когда-нибудь удастся вернуться на Землю. Ведь прошло много лет, неужели меня до сих пор разыскивают за убийства, которые я не совершал?

Мечи спрятаны, новых Хранителей пока нет, и, если мы разобьем демонов, у магов будет много других дел, кроме того чтобы разыскивать своих бывших союзников и военных преступников. Надеюсь, что так.

Нельзя сказать, чтобы я высоко оценивал наши шансы выбраться из всего этого живыми, но кто знает?

А вдруг на самом деле ишак заговорит?

Балашиха.

Сентябрь 2004 — февраль 2006 г.

Оглавление

ПРОЛОГ

Часть первая ИГРА НАСЛЕДНИКА

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

Часть вторая ИГРА ЛОРДА

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

Эпилог ИГРА ДЕМОНА

Реклама на сайте