«Конвой»

Сергей Фомичев Конвой

Светлой памяти Анны Дубовик

Конвой

Глава первая НА ВАСИЛЬКОВСКОМ ТРАКТЕ

Волошек сидел в корчме, что на Васильковском тракте, и допивал последнюю кружку пива. Не потому последнюю, что больше ему не хотелось, или было поздно, или он пожелал остановиться, прежде чем наклюкается в свинью. А оттого, что деньги, добытые в Бремене, кончились, а три медяка, отложенные на ночлег, унёс Жирмята — его единственный товарищ, бродивший целыми днями по Киеву в поисках хоть какой-то работы для двух добрых мечей. Работы не находилось, и впору было думать уже не о возвращении в родные края, а о том, как не протянуть с бескормицы ноги.

Корчма была забита до отказа. Забита в основном такими же бедолагами, как и они с Жирмятой. У кого на грош больше, у кого меньше, неважно — все они здесь кандидаты в разбойники и, как следствие, в висельники; или же в батраки, что для бывших воинов означает не многим лучший конец. И последним пристанищем перед окончательным падением стала для таких вот неудачников корчма на Васильковском тракте, где всё значительно дешевле, чем в городе, но всё же не бесплатно, да и кредита хозяин не признавал, а потому даже корчма была лишь отсрочкой. Иные, желая протянуть подольше, ночевали в Голосеевском лесу (ибо в городе бездомных бродяг отлавливала стража), а питались на монету в день, забирая остатки со стола этой же корчмы. Но сегодня погода не располагала к экономии. Туман стоял такой, что жулянские драконы носились над самыми крышами, сшибая с домов печные трубы. И час назад одна из летучих уродин снесла дымник в аккурат над корчмой, так что чад повалил внутрь, посетители бросились вон и продрогли до костей, ожидая, пока угар не развеется. Вернувшись, многие полезли за последними монетами, чтобы согреться. Так что кому как, а хозяину убыток прибылью обернулся.

* * *

Итак, Волошек растягивал пиво, стараясь не думать о том мгновении, когда кружка опустеет и ему придётся что-то решать. До полуночи хозяин, конечно, не выгонит. До полуночи они с Жирмятой ещё в постояльцах числятся. Но сидеть за столом просто так, не ублажая глотку выпивкой, — значит сообщать окружающим: мол, вот ещё один покачнулся на шатких мостках судьбы. И хотя здесь кого ни возьми, под любым эти мостки ходуном ходят, Волошеку было бы неприятно публично признать поражение, и он скорее всего вышел бы на улицу дожидаться товарища в сырости тумана.

Отсрочка пришла в лице невесть как забредшего в корчму старого плешивого эльфа. Вот уж не думал Волошек, что эльфы бывают старыми и плешивыми! Навидался он их порядком, и все как один эльфы неизменно выглядели молодо, и безобразий, вроде плешивых голов или кривых зубов, за ними не подмечалось. Самое большое уродство — выбитый глаз или шрамы. Да и то сказать, какое же это уродство? Скорее украшение. Этот же выглядел сущей карикатурой на остроухих собратьев.

Чутьё у эльфов что надо. Вот и гость, быстро окинув взглядом корчму, каким-то макаром разглядел в молодом человеке породу и направился прямо к его столу. Не забыв, однако, прихватить у хозяина пару кружек. Знал старый эльф: здесь не принято заговаривать без угощения.

Не спрашивая позволения, гость уселся напротив и молча подвинул кружку Волошеку. Подумал, пригубил из другой и только после этого произнёс:

— Весьма вероятно, вы сумеете мне помочь, — голос эльфа походил на хруст зёрен в кофемолке: шёпот и грохот одновременно.

Волошек принял пиво без возражений, а сердце ёкнуло: вдруг да повернулась к нему удача, и сейчас старик предложит достойную работу, которая вытащит их с Жирмятой из этой дыры.

— Вы ведь не здешний, — эльф не спрашивал, он утверждал. — Говор выдаёт вас.

Молодой человек мог поклясться чем угодно, что за последние два часа не произнёс ни слова и уж тем более не выступал с речами, по которым кто-то мог бы определить его лёгкий акцент. Однако с потенциальным нанимателем он спорить не решился и кивнул, соглашаясь.

— Я ищу ходовую книгу, — перешёл Плешивый к делу. — Большинство здешних бродяг — люди малограмотные и давно утратили интерес ко всему, что не идёт на корысть чреву. Но вы не бродяга, вы путешественник. К тому же человек весьма образованный. Это бросается в глаза…

— Увы, — Волошек развёл руками. — Я не великий знаток книг. Старший мой брат, наверное, смог бы помочь вам в выборе, у него богатая библиотека, но от меня пользы не много.

Конечно, он догадался, что упомянутая книга лишь повод, чтобы вывести разговор на серьёзное дело. Но обычай требовал показать заинтересованность в словах собеседника. Глотнув пива, Волошек спросил:

— Но почему вы не пойдёте к букинистам и не пороетесь в их развалах? Я слышал, на Петровке можно найти всё что угодно.

— Этой книги нет у торговцев, — прохрустел эльф.

— Хм. Мне всегда казалось, что ходовые книги потому так и называются, поскольку их продают изрядным числом.

— Не в том смысле ходовая, — поморщился старик. — Книга содержит сведения о Ходе. Очень важные сведения. И она одна-единственная. Ни букинисты, ни антиквары не имеют её в своих каталогах редкостей. Тем более эту книгу не встретишь ни в библиотеке, ни в магазине…

Эльф помолчал.

— Ещё её называют Печатная книга. И вовсе не потому, что она отпечатана в типографии.

Оказывается, Плешивый умел и шутить.

— Хотя бы как она выглядит? — спросил Волошек.

— Не имею понятия, — пожал эльф плечами. — Дело в том, что никто не знает, как она выглядит. Возможно, она вовсе невидимая, возможно, отбрасывает только слабую тень. Или, скажем, появляется лишь при полной луне. Любая странность может указать на искомую книгу.

— Увы, — повторил Волошек. — Не припомню ничего такого… странного… Быть может, я и видел её, но не придал значения, не узнал.

Эльф вздохнул.

— По сути важна не книга, а её содержимое… Но если бы вы её встретили, то, думаю, вспомнили бы…

Старик пробормотал что-то про заклинание, про печать, про конец света…

«Сумасшедший», — с сожалением подумал Волошек.

Работа слепила кукиш и, хихикая, умчалась к более удачливым клиентам. Молодой человек остался. Что ж, за угощение всё одно следовало отплатить вниманием. Грусть усугубилась запахом жареных колбасок и пощёлкиванием жира на сковороде — хозяину, наконец, удалось наладить очаг.

— Если бы встретили, то вспомнили бы… — повторил эльф печально. Затем с надеждой спросил: — Быть может, до вас доносились слухи о монахе-призраке? Мне доводилось слышать, будто он появляется там, где хранится книга. — Плешивый перешёл на едва различимый шёпот: — Похоже, призрак как-то с ней связан, и я боюсь, как бы он не заступил мне дорогу. Говорят, ночами он роется в древних библиотеках и ризницах, появляясь то тут, то там, безо всякой системы. И будто бы, если находит книгу, то листает её до рассвета… Всё ищет и ищет чего-то… Но всякий раз не находит.

Волошек покачал головой. Будь на его месте Жирмята, уж он бы не преминул намекнуть старику на колбаски и за их поеданием сочинил бы с ходу пару правдоподобных историй. Большим мастером по части выдумок и розыгрышей был его друг! Но Волошек врать не любил, предпочитая оставаться голодным и честным.

Они помолчали минут пять. Затем эльф как-то обречённо улыбнулся и произнёс:

— У меня к вам просьба. Если вы всё же встретите вдруг эту книгу или услышите о монахе-призраке, дайте мне знать.

Он протянул визитку. Странную весьма визитку. На белом прямоугольничке плотной бумаги не было начертано ни единой руны, никакого рисунка или вензеля. Волошек даже на просвет посмотрел, не проявится ли что.

— Не трудитесь, — улыбнулся гость. — Будет нужда меня увидеть, просто сожгите картонку. Как только она обернётся пеплом, я окажусь рядом.

Волошек убрал визитку и спросил:

— Какой вам прок от расспросов, если книга всё одно не лежит на месте? Раз её можно встретить то тут, то там.

— Мне важно всякое упоминание, любой след, — прохрустел эльф. — Я должен разыскать книгу, должен взглянуть на неё… И поверьте, это не просто любопытство. От успеха поисков зависят многие судьбы… И, не сочтите за пафос, возможно, судьба всего мира.

* * *

В корчме возникло оживление. Двое бродяг столкнулись с парой гномов, что зашли после работы, и потому их одежда была вымазана в глине. Бродяги выглядели не чище, но на гномов наехали, ни дать ни взять — бабуины, защищающие территорию, полную самок и вкусных личинок.

Понятное дело — нервы. Напряжение каждодневной борьбы за выживание нуждалось в разрядке, а кто лучше пришлого случайного гостя годится на роль козла отпущения?

Однако на сей раз бродяги просчитались. Гномы и сами оказались не в духе, а таких лучше не задирать. Да и бескормица сказалась на боевых качествах людей. Драка вышла короткой и малозрелищной. Бродяги обнялись с полом, а их бородатые противники даже не расплескали пиво. Прочие же обитатели корчмы в разборку не полезли. Едва успев встать, вернулись за столы и принялись негромко обсуждать хитрую подсечку одного из гномов. А те, быстро опустошив кружки, сразу ушли.

За шумом Волошек не заметил, куда подевался собеседник. Старый эльф исчез, подобно книге, которую искал.

Зато появился Жирмята.

Он уселся напротив, взял кружку Плешивого и махом допил подонки. Волошек не сумел определить по лицу товарища, с хорошей новостью тот вернулся или, как обычно, с никакой. Именно из-за природной ушлости Жирмяты, из-за его умения блефовать и втирать очки, его, на самом деле темноволосого, и прозвали Рыжим; по той же причине он и занимался теперь поиском работы. Прямой и подчас косноязычный Волошек в этом деле в помощники ему не годился. Вот на мечах — другое дело, на мечах он завалил бы трёх таких жирмят за милую душу.

— Ну что? — без особой надежды спросил он.

— Есть работа! — улыбнулся товарищ.

— Для мечей или для горба? — уточнил Волошек. Батрачить ему не хотелось. Даже временно.

— Для мечей, — успокоил Рыжий. — Лучше и не придумаешь. Двухнедельный контракт на сопровождение груза. Халтурка. Срубим деньжат по — лёгкому.

— Груза? — В лёгкую рубку деньжат Волошек не верил.

— Угу. Пивной конвой. Товарищество «Каштан».

— Странно. У пивоварен обычно собственная охрана товар конвоирует. Зачем им нанимать людей со стороны?

— Не знаю. Какая разница? Я и так еле пробился. Народ, узнав о найме, сотнями в контору рванул, словно там дары святые раздавали. Пришлось подмазать кое-кого, чтобы в первые ряды попасть.

— Подмазать? — До Волошека обычно туго доходило, но сейчас он сообразил быстро. — Это значит, ты отдал наши последние деньги, отложенные на ночлег?

Брюхо, осознав тщетность ожидания, тревожно заурчало. Шкворчание из хозяйского угла стало невыносимым. Волошек почувствовал, как колбаски покрываются хрустящей корочкой, словно сам стоял у жаровни.

— Ну отдал, — пожал плечами Жирмята. — И что с того? Зато с завтрашнего дня мы имеем работу. И после работы достаточно средств, чтобы вернуться в Нижний. А одну ночь как-нибудь перебьёмся в лесу.

Спорить с Рыжим Волошек не любил, да и не умел. Что толку объяснять товарищу, что в Голосеевском лесу поутру можно запросто и не проснуться? Что здешние дикие народы хоть и приняли на словах княжескую Правду, но остались себе на уме, и в их лесах царил совсем иной принцип юриспруденции? Без толку объяснять. Жирмята всё одно найдёт что возразить тугодумному другу.

Глава вторая КИЕВ РАССВЕТНЫЙ

К большому его удивлению, ночь прошла на редкость спокойно. Разбуженный далёким тоскливым воем, он лишь однажды схватился за меч, а Рыжий так и вовсе прохрапел, не вздрогнув, словно ночевал у себя дома.

Вой, что разбудил Волошека, доносился с прудов, разбитых дедом нынешнего князя. Ну, понятно, не сам он их копал — холопей нагнал. Однако руку приложил серьёзно. Оттого и нечисть на прудах завелась. Днём народ запросто там гуляет. Красиво, аллейки тенистые, воздух свежий, лебеди опять же с рук кормятся. Но только стемнеет, никакими красотами людей на пруды не заманишь.

Один парень в корчме поведал, как дело было. Когда пруды откопали, иссякли вдруг родники, должные их питать. Народ сразу о проклятье заговорил, про могилы древние вспомнил, про колдовство. Но князь тогдашний отступать не привычен был. Рассказывают, что пошёл он к древнему капищу, в честь девы Лыбедь устроенному. И там принёс жертву во пробуждение вод земных.

Говорят, будто явилась тогда князю сама дева Лыбедь и согласилась вернуть жизнь источникам. Но условие поставила. Что род княжеский не забывать должен капище её и жертвы положенные каждый год приносить.

Однако, как за князьями замечено, не больно они любят обещания выполнять. Забыл князь о договоре и детям своим того не заповедал. И проклят был род их. И завелась на прудах нечисть. И если человек какой запозднится, то его в счёт долга и утаскивают. А князьям и среди бела дня не резон на прудах появляться.

Так рассказывают. Может, оно и сказки, однако воет что-то на прудах, и люди, бывает, не возвращаются.

* * *

Проснулись ещё до восхода, в сырых от росы и тумана спальниках. Вместо завтрака попили родниковой воды. Волошек прислушался к брюху. Удивительное дело: ужин в желудке отсутствовал, но это не помешало ему производить вполне реальное урчание. Словно призраки несъеденных колбасок явились с миссией мести.

— Надеюсь, хоть на работе накормят, — буркнул Волошек, запихивая мокрый спальник в заплечный мешок.

— Обещали от пуза, — заверил неунывающий Жирмята.

В такое время горожане предпочитали спать, а крестьяне да заночевавшие в дороге торговцы до города ещё не добирались. На тракте им повстречались лишь гномы, что рыли неподалёку подземку. Опираясь на кирки и лопаты, строители проводили двух ранних путников хмурыми взглядами. Что-то у гномов не ладилось. Обещанный давным-давно Голосеевский Выход они так до сих пор и не пробили. То ли плывуны были тому виной, то ли недостаток средств, но который уж год открытие нового участка откладывалось.

А хоть бы и в срок построили — денег у друзей на подземку всё равно не осталось, и потому до Крещатика, сосредоточия буржуазной жизни, им предстояло тащиться пешком.

Сонный город заглотил путников, не проснувшись. Стражник, лениво взглянув на бирки, зевнул вместо приветствия. Благо местный князь слыл либералом. Бирки, которые они получили по прибытии в Киев, позволяли им проходить городские ворота без пошлины целых три месяца. Потом предстояло доплачивать или двигаться дальше. До выбора не дошло. Работа подвернулась раньше.

Три месяца — большой срок. В Москве, к примеру, больше трёх дней ошиваться не дозволяют. Мигом в поруб угодишь за бродяжничество, а то и под розги. И что любопытно, там они вроде как своими считаются, а здесь чужаками.

* * *

Жирмята терзал лоскуток кожи, что выдали ему в агентстве по найму, и вертел головой в поисках нужного адреса. Таблички с названием улиц встречались нечасто, а номера на домах и вовсе отсутствовали. Спросить же дорогу было не у кого. Столица спала, работали только гномы. Они ковыряли брусчатку и правили рельсы на пятом маршруте конки. Гномы были даже более мрачные, чем те, что копали подземку. Мрачность источали и лужи, и сырые фасады домов, и железно-каменный лязг. Лишь пара лошадок, запряжённая в ремонтный вагончик, беззаботно болтала ушами и поедала казённый овёс. Но животные не могли помочь в поисках, а спрашивать у хмурых гномов друзья не решились.

Искомое здание они нашли на воспетом в авантюрных романах углу Крещатика и Проризной. Поджарый орк, дежуривший на входе, окинул их проницательным взглядом, словно был мытным демоном, что ставят тысяцкие на границах да воротах. Орк был в новенькой замшевой куртке, обильно увешанной бахромой, и в чёрных льняных штанах. На руках его были перчатки с обрезанными пальцами, откуда торчали ухоженные когти. В общем, орк из культурных, привыкших жить среди людей.

Они назвались. Сверившись со списком, орк открыл дверь.

— Прошу, джентльмены, — доброжелательно пригласил он. — Садитесь где свободно.

Свободно в маленькой комнате оказалось только на трёх стульях, все прочие были заняты разномастной публикой. Её собралось не так уж и много: кроме полудюжины разбойничьего вида мужчин, Волошек заметил эльфа и молодую девушку. Наёмники, похоже, ещё не перезнакомились, они почти не разговаривали, лишь оценивающе смотрели друг на друга. Правда, двое из них, без сомнения братья, держались вместе.

Зал, по всей видимости, предназначался для совещаний. Дюжина стульев, стол, монотонная драпировка на стенах, скромный светильник под потолком. Ни картин, ни шкафов, ни окон, ничего, что могло бы отвлечь слушателя.

— Всё, — сказал через несколько минут клыкастый привратник, впустив маленького толстенького человека в монашеском балахоне.

Тот откинул капюшон и оказался немолодым уже человеком, вдвое превосходящим годами любого из ожидающих в зале наёмников, за исключением разве что эльфа, возраст которого по внешнему виду определить было невозможно.

Запечатав дверь массивным засовом, орк подошёл к столу и обратился к собравшимся:

— Меня зовут Дастин. Этот конвой поведу я, — он выдержал паузу, убеждаясь, что произвёл впечатление, затем продолжил: — В курс дела вас введёт господин Тург, начальник охраны пивоваренного товарищества.

Орк картинно распахнул скрытую под цвет драпировки дверцу, и оттуда, как из волшебной шкатулки, появился лысый человек с кожаной папкой в руках. Аплодисментов не последовало. Окинув комнату быстрым взглядом, господин Тург положил папку на стол и произнёс:

— Итак, судари… и сударыня, вам предстоит дело нелёгкое и чрезвычайно секретное. Суть его, в двух словах, такова. Многолетние эксперименты, которые проводил наш отдел изысканий, наконец, увенчались успехом. Вчера наши лучшие мастера сварили партию нового пива «Каштан Дак Мэйджик»…

— Что? — вскочил вдруг толстенький. — Тёмная Магия? Почему не предупредили об этом заранее? Мне, истинному христианину, не пристало…

— Хм. Господин…

— Роман, — подсказал орк. — Чернец из Пещер.

— Хм. Святой брат, продемонстрировавший нам блестящее знание иноземных языков, ошибся, — Тург улыбнулся. — «Тёмное» в названии относится к пиву. А магия в технологии применялась самая обыкновенная, одобренная церковью и канцелярией князя. Но прошу все вопросы оставить на потом.

Он сухо кашлянул и заявил не без пафоса:

— Вам выпала честь сопровождать первую партию груза в Альмагард…

Лысина Турга едва не запотела от объединённого выдоха наёмников. Создалось впечатление, что для всех собравшихся в зале это название говорило о многом. Для всех, кроме Волошека. Он насторожился и взглянул на товарища, но тот пожал плечами, мол, не имею понятия.

Между тем начальник охраны продолжил:

— Впрочем, если слово «честь» вас трогает мало, чуть позже мы поговорим о гонораре. Теперь главное. Технология нового сорта держится в строжайшей тайне. Здесь, в нашей киевской цитадели, это не составляет труда: свиток с рецептурой зашифрован каскадом в три кода, помещён в три ларца, что зачарованы тремя заклятиями. Плюс обычная охрана, бронированные двери, элитные пискуны… В общем, всё как полагается. Однако при перевозке риск возрастает существенно. Хороший колдун или даже талантливый алхимик по украденному образцу сможет разгадать все наши секреты или, по крайней мере, значительно ускорить поиски формулы. Чего мы, само собой, допустить не можем. Поэтому! — Тург качнул указательным пальцем. — Про новый сорт никто не должен пронюхать. Как минимум до тех пор, пока первая партия не окажется в Альмагарде. В связи с чем мы предприняли особые меры безопасности: исключая тех, кто собрался в этой комнате, о конвое не знает ни одна живая душа.

— Ну да, и ещё несколько сотен бродяг, что хотели наняться, но не прошли по конкурсу, — вставил Рыжий.

Тург поморщился — то ли от неудобного вопроса, то ли недовольный тем, что его перебили. На сей раз он не стал уточнять имя наёмника.

— Из Киева ежегодно уходит две сотни пивных конвоев, — ответил начальник охраны. — Почти половина из них — наши. На бочках будет стоять обычное тавро «Каштана», никаких особых помет, ничего, что могло бы навести на лишние подозрения.

Тург погладил лысину.

— Но, как говорят, бережёного и бог бережёт. Помимо вашего личного, в конвое будет достаточно оружия и припасов к нему. Луки, арбалеты, ножи, топорики, сулицы, всё что угодно. Кроме того, вы возьмёте с собой голубей. Белых киевских и чёрных альмагардских. Но имейте в виду, я не смогу помочь вам слишком далеко от города. На подходе к конечному пункту вас прикроет альмагардская дружина. Весь остальной путь рассчитывайте только на себя.

Он взял со стола папку.

— Здесь контракты. Согласно им, каждый из вас по прибытии в пункт назначения получит по пятьдесят золотых монет. Это впятеро больше гонорара, что платят обычно в пивных конвоях. И вдвое больше того, что получают экспедиторы банков.

Наёмники одобрительно загудели, но Волошек подметил, что сам Тург назвал круглую цифру спокойно. Немудрено: одна его папка из кожи императорского василиска стоила куда больше.

— Особо хочу заметить, что вознаграждение вы получите только в том случае, если груз будет доставлен целым и невредимым. Утрата хотя бы малой толики пива означает прекращение нашего с вами сотрудничества и, как следствие, полный отказ от выплаты. И желательно без опоздания: охлаждающий заговор не продержится больше двух недель, несмотря на нежаркую погоду. А теперь, пока вы подписываете контракты, я готов ответить на любые вопросы.

Содержимое папки разошлось по наёмникам, и большинство поставили подпись, не заглядывая в текст или же только выхватив глазом вожделенную сумму. Но не таков был Жирмята. Он вычитал контракт до последнего знака, затем взял экземпляр Волошека и тщательно сравнил со своим. А тот, вполне доверяя другу, слушал ответы Турга.

— Господин Эмельт, — кивнул орк поднявшему палец эльфу.

— Груз повезём на самоходах? — спросил эльф. — И ещё. Покров — штука каверзная. У нас будут проводники? Помощники из местных?

— Нет, повезёте на лошадях. Пойдёте такими тропами, где никакой самоход не проедет. Что до помощников или проводников, то их не будет. Это позволит избежать ненужной утечки информации. Дастин не раз ходил в Альмагард и будет выбирать маршрут по ходу дела, сообразуясь с обстановкой.

— Господин Андал, — орк указал на заросшего наёмника свирепого вида. Казалось, промозглая погода его совсем не трогала. Из всей одежды на нём были лишь кожаные штаны и безрукавка, надетая на голое тело.

— Чего нам ждать? — спросил тот грубым голосом. — Кто противник? Кого резать? Остроухих ублюдков? Косоглазых ублюдков? Бородатых ублюдков? Кто может иметь виды на конвой?

Турга слегка передёрнуло, но он ответил спокойно:

— Противника как такового не будет, а потому им может стать кто угодно. Я бы опасался в первую очередь обычных разбойничьих шаек. Места, которыми вы пойдёте, не из самых спокойных.

Волошек подметил ухмылки на лицах наёмников. Упомянутых Тургом обычных шаек они не опасались, но лысому начальнику охраны не верили ни на грош. Тот тоже почуял общий скепсис и решительно свернул дебаты.

— Ещё вопросы? Нет. Тогда всего доброго. Далее, и до самого Альмагарда, распоряжается Дастин.

Выпалив это, он исчез за потайной дверцей.

* * *

Волошек слыхом не слыхивал ни про какой Альмагард. Насколько он помнил, а память у него отменная, города с таким именем на картах не значилось. Ни в двух неделях пути от Киева, ни в четырёх.

Боясь проявить невежество, он не решился задать Тургу вопрос и теперь, ступая за Дастином по плохо освещенному коридору, соображал, как бы, не привлекая внимания, выяснить про этот таинственный город толику подробностей.

Во дворе их ожидали шесть повозок, в которые уже запрягли по паре тяжеловозов. Пока рабочие занимались погрузкой, Дастин собрал наёмников в стороне.

— Мы рассчитывали денёк-другой положить на знакомство, притирку, обучение и ознакомление с ситуацией. Но вышло так, что нужно выступать срочно, а потому познакомитесь по пути. Что до обучения, то абы кого Тург не нанимает. Однако те из вас, кто никогда не сопровождал жидкий груз, имейте в виду: эта беда имеет свойство раскачивать повозку и может даже опрокинуть её. Так что следите за качкой, сбивайте вовремя ритм.

Тёмно-зелёные фирменные фургоны по одному подавали к проёму в стене, устроенному как раз вровень с ними. По мосткам из чрева пивоварни рабочие выкатывали огромные стопятидесятивёдерные бочки. Другая бригада кидала поверх бочек полосы плотной ткани с вплетёнными металлическими нитями и стягивала концы болтами под днищем повозок.

Закрепив на пяти фургонах по бочке, рабочие дождались, пока корпоративный чародей не наложит охлаждающее заклятье, после чего вместе с ним скрылись в проёме, опустив за собой жалюзи.

Наёмники остались одни. Повозку, что отводилась под снаряжение и припасы, им предстояло загрузить самим. Помогать головорезам, нанятым со стороны, рабочие посчитали ниже своего достоинства. Потомственные сотрудники товарищества в третьем и четвёртом поколениях, они знали себе цену.

Дастин указал на внушительную груду снаряжения, сложенную возле глухой стены дворика. Наёмники взялись за работу.

Чего здесь только не было: продукты, оружие, стрелы, массивная конструкция — нечто среднее между баллистой и арбалетом; бочонки с водой, корзины, мешки, клетка с голубями, овёс для лошадей, запасные колёса… Всего и не перечислить! Особенно трепетно орк отнёсся к связке небольших бидончиков, в каких алхимики хранят реагенты и препараты. Он лично закрепил их на повозке, обложив для верности мешками с крупой.

— Сюда же будем класть раненых, — ухмыльнулся Дастин, когда последний тючок с припасами улёгся на место и был крепко привязан.

— Раненых? — переспросил один из братьев.

— Кто желает быстро разбогатеть, может застраховать свою шкурку, — посоветовал орк. — Ибо дырки в ней я вам гарантирую.

— Тут места осталось разве что для пары тощих задниц, — буркнул Рыжий. — Прежде чем сюда поместится хотя бы один раненый, нам предстоит изрядно подъесть провиант.

Его оптимизма никто не разделил.

Завершая сборы, Дастин вытащил из кисета охапку амулетов и талисманов и, бормоча под нос заклинания, обвешался ими, словно жертвенный столб. На орке, соплеменники которого слыли безбожниками, это выглядело особенно нелепо и даже суеверным наёмникам показалось явным перебором. Их командир стал похож на мужицкого выскочку, в руки которого приплыло нежданное богатство, но вместе с достатком отнюдь не появился изысканный вкус.

Поймав на себе скептические взгляды, орк пояснил:

— Никаких суеверий. Все цацки рабочие.

Повозки поставили друг за другом, привязав каждую лошадь к предыдущей телеге так, что можно было править лишь головной. По городским улицам наёмникам предстояло идти пешком.

Глава третья НАЁМНИКИ

Пока они слушали Турга и грузились, Крещатик ожил. Мостовую заполнили экипажи и подводы. Тротуары, несмотря на мерзкую погоду, превратились в бесконечный придорожный базар. Торговцы повылазили изо всех щелей, подтянулись из предместий крестьяне; почти сразу же появились хозяйки и слуги. Поднялся великий гвалт, запахло пирожками, калёными орешками, сладостями и, к особому огорчению Волошека, жареными колбасками. Брюхо вновь напомнило об упущенных возможностях. Его ворчание походило на последнее предупреждение.

Чтобы отвлечься от манящих запахов, друзья принялись разглядывать вывески. Насчёт одной даже повеселились. «Мука всех сортов» — прочитали они над дубовой дверью. Поскольку ударения на вывеске проставлено не было, Рыжий тут же предположил, что это мазохистский притон, и принялся выдумывать, какие такие услуги предоставляют в скромном заведении клиентам.

К веселью присоединился высокий наёмник по имени Хельмут. Угостив друзей орешками из кулька, он добавил пару шуток по теме. От наёмника пахнуло давно немытым телом, а его лохмотьями побрезговал бы и нищий. Лишь изящная перевязь с мечом отличала Хельмута от бродяги.

Подвернулся удобный случай порасспросить о таинственном Альмагарде. Вопрос уже срывался с языка, но тут ветерок стих, запах сгустился, и, опасаясь за сохранность обоняния, Волошек вовремя отыграл назад.

Брезгливость взяла верх над любопытством.

* * *

Таких поездов на выезде из Киева скопилась прорва. Везли товары из города и продукты в город, везли вино в Киев и пиво из Киева. Везли клетки с голубями для экспресс-почты, везли сено, дерево, строительный камень… Гномы везли уголь и нефть, орки — баранину и конину, эльфы… Эльфы телегами свой товар не возили — камешки, золото, деньги вполне помещались в седельных сумках. Попадались и хоблинские закупщики. Сами хоблины в людские города не совались, слишком свежа ещё была память о страшной войне. Чернокожие их приказчики везли табак, кукурузу, томаты, картофель…

На воротах груз проходил строгий досмотр. Городская стража и мытники не справлялись с наплывом даже с помощью пресловутых демонов. По обе стороны от ворот растянулись огромные очереди.

Купцы и экспедиторы стаями гонялись за чиновниками, потрясая сопроводительными бумагами и убеждая в насущной необходимости срочной доставки товара. Чиновники зло огрызались. Злились они не столько на осаждающих и досаждающих просителей, сколько на тысяцкого, который с недавних пор загорелся борьбой с коррупцией. Не иначе со скуки.

Серьёзность его намерений подтверждала плаха с огромным блестящим топором, поставленная рядом с воротами. Палач лениво прохаживался под помостом, зыркая в сторону таможенной будки. Чиновники нервничали и пропускали грузы в час по чайной ложке.

Волошек приготовился было ждать до вечера, однако Дастин сунул стражникам особую подорожную, и конвой пропустили без досмотра в обход очереди, словно пассажирский дилижанс или курьерскую почту.

— А Тург не даром ест хлеб, — уважительно буркнул тот самый заросший наёмник по имени Андал, что спрашивал про врагов.

За воротами повозки расцепили. Дастин попарно распределил по ним наёмников. Друзьям выпала последняя, та, что с припасами. Весьма кстати из оных раздали по куску холодного мяса — перехватить до ближайшего привала.

— Пока пойдём по тракту, опасности особой нет, — объявил орк. — Можете хоть спать, меняя друг друга. Потом будет не до отдыха. Всё, тронулись!

* * *

Лето чудило, капризничало, впадало в истерику. Тучи налетели полчищем Чингисхана. С ожесточением сабельной рубки мельтешили повсюду молнии. Гроза продолжалась недолго. Избив градом путников, тучи умчались в набег на соседние земли, оставив над дорогой грязное небо.

Поначалу тракт представлял собой непрерывный поток телег, карет, самоходов и дилижансов. Всё это ползло крайне медленно, равняясь на скорость тощих крестьянских лошадок. Иногда движение и вовсе замирало. Над дорогой поднимался гвалт, ругань — тем более бесполезные, что причина затора терялась в бесконечной перспективе тракта.

Наконец-то утолив голод, Волошек теперь откровенно скучал, наблюдая за болтающимися хвостами двух тяжеловозов и монотонно-грязной мостовой под ними. Однообразную дорогу украшали расплющенные серые блинчики — то ёжики выбрали неудачное время перебираться в соседний лес.

Перед нижегородцами, в паре с Хельмутом, ехала молодая девица. Что там между напарниками произошло, Волошек за бочкой не разглядел, но только девушка вдруг соскочила и пошла подле повозки.

На лошадиные хвосты и раздавленных ёжиков он больше не смотрел.

— Что, хороша? — подмигнул Жирмята. Волошек отвёл взгляд.

— Чего ты? — пихнул тот локтем. — Пойди, познакомься.

Ответа не последовало.

— Ну, тогда я сам сбегаю.

Бросив вожжи товарищу, Рыжий догнал девушку и пошёл рядом. Они прошагали вместе всего ничего, перебросились, может быть, парой слов, не больше. Жирмята вернулся.

— Не в настроении, — сообщил он, забирая вожжи обратно. — Да, а зовут её Ксюша.

И часа не проехали, как у друзей появился первый клиент. Монах, которого Дастин оставил при себе в головной повозке, дожидался хвоста на обочине. Смущаясь и ссылаясь на мятежное брюхо, монах попросил добавки.

— Начальник не возражает, — добавил он на всякий случай.

Волошек отрезал полоску мяса, разломил лепёшку и уступил гостю место. Вовсе не из вежливости уступил. Используя случай, он решил расспросить монаха об Альмагарде.

— Вы нездешние? — догадался Роман. — Тогда понятно. Город действительно непростой.

Тщательно пережёвывая пищу, он короткими фразами выложил то, что знал:

— Место это особое. Можно сказать, дыра в мироздании. Причём дыра рукотворная, если только уместно говорить о руках, имея в виду исчадий ада. Имя той дыре — Донровское ущелье. Альмагард — крепость, что запирает его. Долгие годы идёт там сражение с чернильниками. И, по некоторым пророчествам, продолжаться оно будет до скончания века. До самого Судного дня.

— Что за чернильники? — спросил Волошек. — Странное какое прозвище.

— Не знаю. Может быть потому, что любят они свои подвиги в хрониках расписывать. Впрочем, хроник тех никто и не видел, так что всё это не больше чем слухи.

Утолив голод, монах стал говорить обстоятельнее.

— Попасть в Альмагард без помощи колдовства невозможно. Когда появились чернильники, Донровское ущелье со всеми окрестными землями покрылось чарами. Кто их ставил, и ставил ли кто-то вообще, я не знаю. Может, то был промысел божий, или реакция самой природы, а быть может, и колдуны постарались.

Так или иначе, чары завязали дороги узлом. Куда ни поедешь, всё не туда попадаешь. И вроде бы не меняется ничего вокруг, как на чёртовых дорогах бывает, и нечисть не сбивает с пути, а желаемого достичь невозможно. Разве что случайно прорвёшься, когда и думать забудешь о цели, когда уж и назад повернёшь.

Никакие указатели не помогают. Компас бессилен, и на солнце со звёздами смотреть бесполезно. Так что даже если Альмагард когда-нибудь падёт, чернильникам непросто будет выбраться из-под Покрова.

— А как же туда попадём мы? — обернулся Жирмята. Оказалось, он внимательно прислушивался к разговору.

— У Дастина есть путеводный амулет и особая карта. Но и с ними путь предстоит нелёгкий.

— Пока же мы движемся по обычному тракту, — заметил Рыжий.

— Так близко от Киева амулет не работает — в столице слишком много всякого колдовства. Но, думаю, ещё до вечера свернём под Покров.

Подобрав балахон, монах побежал догонять головную повозку. А друзья замолчали.

— Халтурка? — наконец произнёс Волошек. — Срубим деньжат по — лёгкому?

Рыжий не ответил, но, судя по роже, и виноватым себя не чувствовал.

* * *

Путеводный амулет прекратил саботаж часа через три. Дастин повернул поезд с оживлённого тракта на еле приметную лесную дорогу, а как только они скрылись от чужих глаз, объявил короткую остановку.

Порывшись в повозке с припасами, орк извлёк на свет один из тех странных бидончиков, с которыми суетился во время погрузки.

«Охра. Алхимический концерн Фарбы и Лаки АГ» — сообщала наклейка.

Назначив себе в помощники монаха и эльфа, орк принялся украшать разводами фургоны. Пятна цвета осенней листвы на пузатых зелёных бочках выглядели нелепо.

— Не на ярмарку едем, — объяснил Дастин. — Ни к чему нам приметными быть.

Подумав, орк густо замазал фирменные клейма и, похоже, жалел, что нельзя запрячь вместо лошадей каких-нибудь зебр.

Пока начальник наводил камуфляж, Хельмут вновь подошёл к девушке. На этот раз Волошек вполне расслышал отборную ругань, что обрушилась на наёмника в ответ.

— От же стерва! — ругнулся Хельмут.

— Бабам рожать положено, а не с мечом бегать, — поддержал его Андал. — Смотри-ка, привал, а хоть бы котлом занялась…

— Твоё «положено» себе в задницу засунь, — грубо ответила Ксюша. — Моё не лапай, не про тебя.

— Ах ты, зараза! — возмутился Андал, шагнув к девушке.

Волошек тут же встал рядом с ней, и Андал, плюнув им под ноги, отступил. Молодой человек ожидал от девушки хотя бы благодарного взгляда, улыбки, на худой конец, но наткнулся на презрительный холод.

— Ты чего лезешь? — бросила ему Ксюша. — А то без тебя бы не сладила. Тоже мне… — она не договорила, а возле ног приземлился второй плевок.

Дело шло к тому, что просёлок заплюют, точно почтовую станцию. Однако начальник не попустил.

— Шевелись! — раздался голос орка. — До вечера остановок не будет.

Волошек с полчаса переживал случившийся конфуз. Не привык он к такому обращению. Конечно, если девушка среди наёмников оказалась, то изысканных манер от неё ожидать не приходится. Но плевать-то зачем? Да ещё при народе. Волошеку казалось, что каждый в конвое обратил внимание на презрительный плевок и теперь ухмыляется, смеётся над ним за спиной, не исключая и старого друга.

От полного самоуничижения его спас Дастин. Копаясь в комплексах и обгладывая эго, Волошек не заметил, как тот соскочил с фургона и, будто бы по нужде, углубился в лес. Поэтому, когда справа качнулись придорожные кусты, он вздрогнул и потянулся к арбалету.

Возникшая среди кустов рожа ухмыльнулась, подмигнула хитровато. Дастин в два прыжка догнал конвой и заскочил к ним с Жирмятой. Уступая место, Волошек пересел на мешок с овсом и теперь возвышался над всеми.

— Чёрт! — орк посмотрел через плечо. — От самых ворот за нами увязалась.

— Кто? — оглянулись друзья.

— Подвода с сеном, — пояснил командир. — По тракту шла и на лесную дорогу свернула.

— Ну и что, мало ли здесь деревень? — удивился Рыжий.

— Оно так, но кто станет из города в деревню сено возить?

Как выяснилось, один из амулетов Дастина был насторожен на охотников за пивом. Всякого рода случайные шайки, равно как зверьё или нечисть, он игнорировал, но врагов, так сказать, целевых распознавал уверенно.

Так вот, амулет этот светился с самого их выхода на Крещатик. Не сильно горел, как при серьёзной угрозе, но теплился, точно желая предупредить о слежке.

— Может, фонит, — орк постучал когтем по янтарному глазку. Затем вытащил карту и, не снимая перчаток, принялся её изучать.

С высоты положения Волошеку карта была хорошо видна. Она действительно оказалась необычной. Лохмотья земель разделялись белыми пятнами дыр и промоин. Попадались крупные куски нормальной топографии, на которых располагались целые волости, и совсем крохотные клочки, вмещающие холмик или рощицу.

Стрелки различных цветов и жирности связывали фрагменты бесчисленным множеством вариантов. Надписи на стрелках выглядели сущей абракадаброй. Волошек распознал символы Солнца, Луны, Марса, некоторых созвездий, но большинство закорючек были ему незнакомы. Возле знаков стояли и циферки. Одни напоминали даты и время, другие температуру, третьи не походили вообще ни на что. Как говорится, хоблинская грамота.

Пометки, выполненные корявым почерком, напротив, не оставляли места для толкования. «Ловушка», «Проходить по южному склону», «Ночью не соваться»…

По кромке карты шли земли знакомые. Волошек даже угадал тот поворот, на котором они покинули тракт. На одиноком островке в центре силуэтиком замка обозначался Альмагард. Жирный крест посреди треугольничков гор указывал, видимо, на Донровское ущелье.

— Некуда здесь сено возить, хоть и из города, — Дастин свернул карту и сунул под куртку. — Ладно, присматривайте за подводой. Если что, дайте знать.

Прихватив яблоко, начальник убежал вперёд.

* * *

Пока Волошек правил лошадьми да присматривал за подозрительной подводой, Жирмята перезнакомился со всем отрядом и теперь вполголоса делился с другом первыми впечатлениями.

— Что-то нечисто с этим конвоем, — заявил он.

К мнительности товарища Волошек всегда относился серьёзно. Она, мнительность, не раз спасала их шкуры от преждевременной кройки. Но сейчас он не видел причин для волнения. Конвой как конвой.

— Да ты посмотри на них, — убеждал Жирмята. — Это же настоящий сброд. Зачем Тург нанял ханыг, если желал доставить груз в сохранности? Да они высосут всё его чудесное пиво при первой возможности.

— Мы с тобой что, тоже ханыги?

— Мы нет, — нисколько не смутился Жирмята. — Но мы не местные, что с точки зрения нанимателя тот же сброд. Да и не только мы. Вон здоровяк, его зовут Сейтсман, он из варягов. Отстал от корабля и не просыхал потом целый месяц, пока не подвернулась работа. А вон два пустоголовых братца из Чернигова, Борис и Глеб. Знаешь, чем они прославились?

— Ну?

— Служили телохранителями при черниговском князе и по собственной тупости дали его убить на охоте. То есть не подумали, что любимый племянник умышлять против князя станет. Вот и не прикрыли вовремя от стрелы. Это ж надо — родственников не подозревать?

— А остальные?

— Андал, тот, что ворчит всё время, гопник с Борщаговки. Петля по нему скучает давно, да всё не найдут они друг друга. А тот, в чёрном плаще, что сидит рядом с Сейтсманом, он колдун. Назвался Априкорном, но, думаю, не настоящее это имя. Они, колдуны, скрытные до жути, а насчёт имён особенно.

— И что, ханыга?

— Не думаю, — качнул головой Жирмята. — Серьёзный парень. Но никто про него ничего не знает. Откуда он, давно ли в Киеве и что делал раньше? Вот так взять колдуна с улицы? Не понимаю.

— Тург не показался мне дураком, — заметил Волошек.

— Тург не дурак, — согласился товарищ. — И это вособенности настораживает.

* * *

Ночевали возле небольшой берёзовой рощицы. Развели костёр, казан водрузили, сели вокруг. В ожидании ужина знакомились понемногу — не все, как Жирмята, успели это днём сделать.

— А ты, толстобрюхий, ты-то чего в дело полез? — взялся Андал за монаха. — Сидел бы в Лавре своей, в катакомбах, и в ус не дул. Чем плохо? Харч казённый, работы только что молитвы читать. Князь вам сколько мужичья отписал, считать устанешь…

— Грехи заедают, сынок, — смиренно ответил Роман. — Грехи. И в пещерах от них не укроешься, и не всякий грех постом или молитвой упорной искупить можно. — Монах вздохнул и повторил: — Не всякий.

— Ха! Тоже мне, грешник. Да тут любой, кого ни возьми, перегрешит тебя на раз. За один день годовой твой зачин выберет.

— Не скажи, сынок. Коли не знаешь, не говори. Грехами не хвастают. Не меряются.

Черниговские братья, отряжённые в кашевары, разложили по мискам дымящееся варево. Дожидаясь, пока каша немного остынет, наёмники ковырялись в ней ложками.

— В Альмагарде монахов не жалуют, — заметил вскользь Эмельт, до сих пор, казалось, совсем не интересующийся болтовнёй.

— А я и не жалиться туда направляюсь, — возразил Роман.

Что-то в его фразе насторожило наёмников. Всех опередил Рыжий:

— А зачем? Зачем тебе в Альмагард?

— Пиво сопровождаю, — буркнул тот.

Монаху никто не поверил. Разговор вновь умолк.

Хельмут достал матовый кристалл и приложил к уху.

— Вот, пожалуйста, — шепнул Жирмята товарищу. — Откуда у такого пропойцы слухач?

— Мало ли, — пожал тот плечами.

— Да он давно спустил всё что можно, — шептал Рыжий. — Мне Сейтсман рассказывал, они вместе по трактирам шатались. Ни гроша у него за душой не осталось. Одни долги да отрепья.

Ксюша повернулась к Хельмуту и спросила:

— Чего говорят?

Тот по привычке хотел нахамить, но что-то заставило его ответить нормально:

— Уимблдон. Рыцарский турнир на кубок Большого Шлема. Сэр Ругги против сэра Парфинга на мечах. Финальное состязание.

— И кто кого? — поинтересовался Сейтсман.

— Пока поровну. Ругги заработал очко, проведя рубящий удар в бедро, а Парфинг ответил колющим в живот.

— Ругги возьмёт верх, — вдруг вырвалось у Волошека. — Парфинг сильнее на голову, но в финале всегда слишком волнуется, пропуская даже нехитрые выпады.

— Ты почём знаешь? — уставился на него Хельмут. Волошек смутился и замолчал.

— А он с ними бился, с обоими, — встрял Жирмята. — Обоих и одолел.

— Да ну? — не поверил Хельмут.

Остальные тоже недоверчиво посмотрели на друзей.

— Точно, — неожиданно для всех подтвердил Дастин. — Парень выиграл предыдущий Уимблдон. Бился под именем сэра Деймоса.

Орк повернулся к Жирмяте и добавил:

— Именно поэтому Тург и взял вас в отряд, а вовсе не потому, что ты сунул три медяка его секретарю.

Наёмники заржали. Не смеялись лишь Сейтсман и сам Жирмята. А Ксюша впервые посмотрела на Волошека с интересом, отчего тот смутился ещё больше. Он даже нарочно припомнил презрительный плевок и грубость наёмницы, чтобы малость компенсировать нынешнее её внимание и не перекраснеть.

— Так у тебя и кубок серебряный есть? — с восхищением спросил один из братьев.

— Был, — вздохнул Волошек, потирая лоб. — В Бремене заложил, когда деньги кончились.

Чем кончилось у Ругги с Парфингом, они не узнали. Слухач — камень вольный, он блуждает сам по себе и на потребу владельца не работает. Бросив состязание за пять минут до финального гонга, дорогая вещица затрещала девственным эфиром.

Каша остыла достаточно, и народ принялся грохотать ложками.

Подозрительность Жирмяты заразила всё же Волошека. Ища, чем бы отвлечься от неловкости, вызванной оглаской его подвигов, он стал присматриваться к наёмникам. И прежде прочих к напарнику Ксюши. Повадками Хельмут никак не походил на ханыгу. Сколько Волошек ни наблюдал, только больше утверждался в обратном — парню не чуждо высшее общество. И ни нарочито грубая речь, ни лохмотья, ни вонь не могли ввести в заблуждение.

Дорогой и редкий слухач — незначительная мелочь. Волошек гораздо вернее определял подобные вещи по тому, как человек ест. Простолюдин жуёт всем лицом. Он отдаёт себя еде целиком и полностью. Он чавкает, он помогает руками, выковыривая пищу из лабиринта нездоровых зубов и проталкивая в глотку. Простолюдин за едой молчит. Он думает о предстоящей работе, спешит, а грубая и пресная пища не доставляет ему удовольствия.

Человеку же, привыкшему к обществу, такие манеры не подходят. За столом на него смотрят, с ним разговаривают, изысканные деликатесы требуют особого подхода. Только на овладение навыками по вскрытию устриц или омаров тратятся месяцы. Мимика вельможного господина реагирует на слова собеседника, оценивает слухи и сплетни, и даже рот задействован пережёвыванием не полностью, ибо ему, рту, следует время от времени произносить многозначительные реплики, стараясь не угодить при этом крошками в тарелку прекрасной соседки.

Наконец, ему попросту некуда спешить. Ибо и следующий день не готовит ничего, кроме новых приёмов и застолий.

Так вот, Хельмут изрядно сиживал за такими столами. Привычки, манеры, этикет не прикроешь лохмотьями и не вытравишь запахом городского дна.

Конечно, бывает, что в наёмники попадают и люди бомонда. Взять хотя бы его самого. Однако Волошеку незачем прикидываться серой мышкой или рядиться в нищего.

Он присмотрелся к другим. Хех! К простолюдинам можно было отнести, пожалуй, лишь черниговских братьев, да и то с большой натяжкой. Они, жуя пищу усердно, казались от этого несколько простоватыми, но отнюдь не мужичьём.

Скользя взором по лицам наёмников, он вдруг наткнулся на встречный взгляд Дастина. Тот, словно нарочно его поджидал, а когда взгляды встретились, еле заметно качнул головой, мол, отойдём.

Волошек лениво поднялся и, размышляя о возможных причинах, побрёл к командирской повозке. Там уже поджидал Эмельт.

— По лесу без шума ходить умеешь? — спросил подошедший следом Дастин.

— Угу.

— Пойдём, подводу с сеном проведаем. Может, и они разговоры у костра ведут. Вот и послушаем.

Втроём они углубились в лес. Особых усилий хранить тишину в такую сырость от них не потребовалось. Скорее боялись чавкнуть сапогом, нежели хрустнуть веткой. Сделав изрядный крюк, вернулись на дорогу, полуверстой позади конвоя.

Маленький костерок, разведённый в ямке, изредка выбрасывал искру-другую, позволяя разведчикам разглядеть возможных преследователей.

Оба человека уже спали, закутавшись с головой в одеяла. Распряжённые лошадки сонно добирали овёс из привязанных к мордам мешков. С вылазкой наёмники опоздали на каких-то полчаса, если, конечно, Дастин собирался только послушать разговоры.

Как оказалось, орк нашёл чем заняться. Оставив Волошека наблюдать за людьми, он скользнул к подводе и по самое плечо засунул руку в сено. Шарил там долго, но ничего не нашёл. Тем временем Эмельт подкрался к лошадям и сыпанул в овёс какой-то травы. Лошади на эльфа не отреагировали. Собратья Эмельта умели ладить с животными.

— Уходим, — прошептал Дастин.

До самого возвращения никто из них не произнёс больше ни слова. Волошека сжигало любопытство, что за снадобье подсыпал Эмельт лошадям и что надеялся найти Дастин, но он благоразумно промолчал. Чем чреваты лишние вопросы, выяснилось скоро.

— Ты где был? — встретил товарища скучающий Жирмята.

— Так, отлучился по нужде.

— На полтора часа? — прищурился Рыжий. Он почуял запашок тайны и готов был вонзить в неё зубы.

Тут подошёл Дастин и с улыбкой, похожей на оскал, ткнул в Жирмяту когтем.

— Ты и Андал. Сегодня чистите котлы.

— Э-э… — к такому вероломству Рыжий оказался не готов.

— Потом ты сможешь рассказать напарнику, где пропадал полтора часа. Если он не заснёт до твоего возвращения.

Глава четвертая СТЕПЬ

Утро отметилось проливным дождём. Около часа деревья жались к дороге, а потом расступились, словно чернь перед выездом знати. Длинный язык степи глубоко вдавался в полесье и дальше, судя по карте, вёрст двадцать дорога шла по открытому пространству.

На самой кромке степи стоял колодец. Влаги вокруг было много, но что с неё толку — не собирать же по капле с травы и листьев? Питьевой водой следовало запастись. Наёмники поочерёдно таскали вёдра, поили лошадей, наполняли бочонки.

С Глебом, одним из черниговских братьев, случился конфуз. Он быстро намотал цепь на ворот и уже потянулся, чтобы перехватить ведро, как вдруг из колодца завыло. Глеб отскочил, разлив воду, и, не обращая внимания на подначки, к колодцу больше не приближался. Борису пришлось успокаивать брата, он что-то шептал ему на ухо, но тот, похоже, испугался всерьёз.

Тогда Борис подобрал ведро и побрёл к колодцу сам. Никто не удивился, когда из бездны укнуло и на него. Теперь успокаивать брата выпало Глебу.

— Два сапога — пара, — бросил Сейтсман насмешливо.

— Скорее уж, два сапога на одну ногу, — поправил Жирмята.

Братья не были близнецами, но так старались походить один на другого, что наёмники, бывало, путали их в спешке. Одинаковость и стремление подражать доходили порой до абсурда. Копировалась манера одеваться, разговаривать, жесты, мимика… ну, и глупости тоже. И если один из братьев наступал на грабли, можно было держать пари, что второй скоро последует по его стопам.

* * *

Стоило покинуть лес, как тут же налетел сильный ветер, и все, кроме Андала, полезли за плащами. А тому хоть бы хны, знай себе лошадей погоняет, и даже куцую свою одежонку не запахнул.

— Он, верно, и зимой в безрукавке ходит, — заметил, ёжась, Жирмята.

На безлесой равнине дорога просматривалась далеко. Подозрительная повозка так и не появилась, и Волошек побежал к командиру с докладом.

Монах правил лошадьми, а орк сидел рядом, укрытый клетчатым пледом. В одной руке он держал крышку из-под термоса и похлёбывал из неё кофе, в другой, словно маршальский жезл, сжимал надкусанный рогалик.

— Нет повозки, — сообщил Волошек. — Всё чисто.

— Отлично! — Дастин сделал глоток и зажмурился от удовольствия. — Теперь им не до нас. У бедных лошадок вздулись животы, и они могут сгодиться разве что в качестве буйков на воде.

— А смысл? — осмелился Волошек на вопрос.

— Нам нужно проскочить степь, — пояснил Дастин, отправляя в рот последний кусок. — Пространство открытое. Самое удобное место, чтобы подать сигнал дымом или бумажным змеем. Зачем нам лишние неприятности? Если это была слежка, то мы её сбросили.

— А если они обычные крестьяне?

— Тогда к вечеру от хвори у лошадей и следа не останется. Эмельт не стал бы попусту вредить животным.

Благодушие длилось недолго. Взглянув на сторожевой амулет, командир нахмурился — тот вовсе и не думал угасать. Клетчатый плед отправился в мешок, а орк, полуобернувшись, опёрся на бочку и гаркнул:

— Пока степь не пройдём, глядеть в оба!

Не прошли. Ровно посреди языка амулет полыхнул янтарём. Дастин взобрался на бочку и скоро увидел орду, что двигалась наперерез конвою. Заметил поздновато — с сырой земли пыль не поднималась — однако раньше, чем орда углядела добычу.

Конвой встал. Наёмники вытащили клинки, Волошек с Жирмятой разнесли по повозкам арбалеты и луки с запасом стрел. Особого воодушевления не наблюдалось. Биться с ордой в степи, всё равно что промышлять пиранью, ныряя с удочкой в Амазонку. Шансов почти никаких.

— Без лошадей идут, и то хорошо, — произнёс Дастин, слезая с бочки.

— Твои дружки, косоглазые, — желчно заметил Андал, но орк даже ухом не повёл.

— Весточку Тургу отправлю, — сказал он. Сверившись с картой, быстро написал на лоскуте шёлка несколько фраз и цапнул из клетки голубя. Тот забился в когтистых лапах, предчувствуя смерть от орчьих клыков, но чутьё на сей раз обмануло птицу. Прикрепив послание, орк подбросил её повыше и пронзительно свистнул. Обалдевший от счастья голубь дёрнулся, кувыркнулся через себя, затем махнул крыльями и, быстро сориентировавшись, направился к Киеву.

— Ему, счастливчику, полчаса лёта до дома, — вздохнула Ксюша.

— Нам-то корысть какая? — проворчал Андал. — Пока соберут подкрепление, пока доберутся сюда, косоглазые нас уже по кольям рассадят, словно горшки на просушку.

Его пессимизм разделяли многие, но пустую болтовню никто не поддержал.

— Эх, пробиться бы нам вон к тому холмику, — сокрушался орк, почёсывая когтями щетину на скуле. — Там закрепиться можно.

— Не успеем, — сказала Ксюша.

— Не успеем, — согласился командир.

— Я могу отвлечь их на время, — предложил Априкорн. — Думаю, хватит, чтобы добраться до холма.

— Чародейство? — с сомнением произнёс Дастин. — А, всё равно. Давай!

Априкорн достал из сумки чёрную как уголь вещицу, размером с кулак. Волошек даже шею вытянул, стараясь разглядеть штуковину. Разглядел — и впрямь кулак, вернее, его изображение, только средний палец у кулака оттопырен.

— Что это? — удивился Дастин.

— Артефак, — сказал колдун, словно это всё объясняло.

Он долго ходил позади поезда, выбирая подходящее место. Наконец нашёл скрытую травой ямку и пристроил в ней свою вещицу. Отошёл на пару шагов, вздохнул и сказал:

— Как махну рукой, но не раньше, гоните лошадей, будто за вами орки гонятся.

— А то будто не гонятся, — буркнул Дастин.

Все разобрались по повозкам. Априкорн склонился над фигуркой и начал шептать заклинание. Между тем орки подошли совсем близко. Их лава стала забирать в сторону остановившегося конвоя.

— Давай! — махнул колдун.

Лошади получили кнутом, а наёмники, толкнув повозки, попрыгали в них. Априкорн что-то ещё сыпанул на землю и припустил вслед набирающему скорость конвою. Запрыгнув к Волошеку с Рыжим, он посмотрел назад и довольно крякнул. Напарники машинально оглянулись — на месте, где только что стоял поезд, остались дрожащие маревом его контуры. Волошек даже различил фигурки наёмников, которые словно продолжали жить своей жизнью.

— Навёл морок? — догадался Жирмята.

— Угу. Нас они пока что не видят. То есть видят, но только на прежнем месте.

Если бы не отвлекающее заклятие Априкорна, орки легко перехватили бы поезд на подходе к холму, а так орда завернула слишком круто, и правое крыло вышло на дорогу уже после того, как по ней промчался невидимый врагу конвой. Отсутствие пыли на сей раз пошло на пользу беглецам. Никто из степняков даже не заподозрил обмана.

Холм был невысок, однако склоны достаточно круты для обороны. Лошадки с трудом втащили повозки наверх. Сутолока на небольшом пятачке поднялась невообразимая. Дастин кричал, ставя фургоны в круг. Животные мешали людям, толкали друг друга. Их выпрягли, согнали в центр и принялись двигать стопудовые повозки вручную. Наконец кое-как круг сложился. Среди снаряжения нашлись и особые цепи, и замки к ним, как раз на подобный случай.

Сцепили. Перевели дух.

Тут Дастин заметил, что клиренс у повозок слишком велик и под ними запросто сможет проскочить целый полк. Он приказал снять с бортов доски, которые предназначались, чтобы подкладывать их под колёса в грязи и болотах, и закрыть просвет.

Сделали и это.

Из шести повозок крепость получилась небольшой — значительную часть внутреннего пространства заняли лошади. Но всё же появилась какая-никакая, а защита. Куда лучше сражаться из-за прикрытия, чем встречать врага в походном строю.

— Если им нужно пиво, в бочки тыкать не станут, — рассудил Дастин. — За ними и укроемся.

— А если не пиво? — спросил Волошек.

— А что им ещё может быть нужно? — удивился орк.

— Ксюха! — предположил Андал, и они с Хельмутом загоготали.

Но остальным было не до веселья. Наёмники готовились к неравному бою — снаряжали арбалеты, раскладывали оружие…

Монах уселся на землю и забубнил молитву. Про искупление и прощение, с просьбой не оставить, не погубить…

— Что толку в твоих молитвах? — заметил Андал, — Чудес не бывает. Бывает только обман. Ваши трюки едва годятся, чтобы медяки у прихожан выуживать. Но может ли твой бог сделать мечи острее, а стрелы точнее? Может ли он тотчас испепелить врага или нагнать на него страху? Не думаю.

Роман встал, молча подобрал подкову и двумя пальцами, большим и указательным, сжал её, превратив в греческую букву «Альфа».

— Хм, — Андал почесал за ухом. Монах улыбнулся:

— А ты полагал, что Господь прислал Мессию только для того, чтобы разрешить пастве кушать свинину?

По-видимому, нечто подобное Андал до сих пор и полагал. Он тихо ругнулся и отошёл.

— Пять или шесть сотен, — сказал Дастин навскидку, приглядывая за копошащейся среди морока ордой.

Рыжему же показалось, что врагов никак не меньше тысячи. Впрочем, при таком раскладе разницы особой не было.

— Как долго продлится твоё чародейство? — спросил командир Априкорна.

— Недолго, пока один из них случайно не коснётся рукой вещицы.

— А потом?

— Полагаю, они сильно разозлятся.

Так и вышло. Орки долго прочёсывали пустое место, натыкаясь на призраков и проходя сквозь них. Они подозревали, что добыча скорее всего затаилась неподалёку, и просто взревели, когда один из них поднял над головой чёрную фигурку. Разглядев настоящий конвой уже на холме и сообразив, каким образом их провели, они с удвоенной яростью бросились в атаку.

— Сможешь сделать этот бугор скользким? — спросил Дастин у колдуна.

Тот покачал головой: дескать, не всесилен.

— Жаль, тогда к бою. И да поможет нам Тург!

На расстоянии полёта стрелы от холма орда приостановила бег, вбирая в себя отставших. Затем, разделившись на три потока, ударила по конвою.

Крутой склон задержал орков ненадолго. Сколько уже вёрст оставили они за спиной, но вверх полезли резво, словно только что отоспались.

— Сейчас поглядим, на что годен сброд, нанятый Тургом, — прошептал Жирмята.

Сам он владел мечом едва ли не хуже всех в отряде и потому держал на весу пятизарядный арбалет системы Мо Сина. Такой в конвое был только один — слишком тяжела установка, чтобы таскать с собой целую батарею. Рыжий при раздаче придержал чудо-арбалет для себя и теперь с трудом ловил в качающийся прицел наступающие фигурки.

Дастин отправил монаха в резерв, к лошадям, а сам, косясь на противника, искал в обороне прорехи. Откровенных дыр пока не выявилось, хотя слабые места имелись.

Отбиваться на фургонах с бочками казалось сподручнее. Узенький тамбур и небольшой просвет между возами позволяли одному сдерживать натиск многих, а взобраться на крутые бока не смогли бы и горные обезьяны. Правда, орки, при известной сноровке, могли взломать щиты и нырнуть под фургоны, но на этот случай вторые номера приготовились рубить головы, встав позади импровизированной стены.

На повозке с припасами всё было по-другому. Скреплённые верёвками тюки хоть и возвышались солидной баррикадой, неприступными отнюдь не казались. Кроме того, если по бочкам степняки стрелять опасались, то с ненужным грузом не церемонились, и ещё до того как орда поднялась на склоны, в повозку начали втыкаться стрелы. Благо, что из орков стрелки никакие и лучников в орде служило немного.

Вражья волна накатила на холм, охватывая его с трёх сторон. Левое крыло, под предводительством лохматого рослого бригадира, полезло по склону, намереваясь ударить в стык между головной и последней повозками.

Разрядив арбалет и уложив первого орка, Волошек взялся за более привычный меч. Жирмята предпочёл стрелять до последней возможности. Лишь когда напарник срубил несколько голов, он присоединился к нему. Впрочем, Волошек вполне мог удержать рубеж и без Рыжего. Орки напарывались на его меч, словно медведь на рогатину. Казалось, мечей была добрая дюжина: так быстро он менял позицию и наносил удары. Степняки скатывались под ноги соплеменникам, мешая атаковать, те спотыкались, раскрывались и в свою очередь попадали на быстрый клинок.

Тут орки заметили среди наёмников сородича. Негодованию их не было предела. Они взревели, как стадо слонов, и как стадо слонов потопали на врага. Бригадир выкрикнул на своём языке короткую фразу, видимо, вызывая Дастина на поединок. Но тот ответил ругательством и не двинулся с места.

Жирмята выковырял из груды бочонок с оливковым маслом. Выбив крышку, обильно полил траву.

— Обойдёмся без жаркого, — заявил он.

Первый же набежавший орк поскользнулся и треснулся головой об угол повозки. Второй плюхнулся на траву, но удержался, воткнув в землю кинжал. Волошек уцепился за верёвку, свесился вниз и легко прикончил обоих.

Шедшие следом орки замялись. Не будучи фанатиками, как некоторые из их племени, они не желали понапрасну лезть на клинки. Десятники перекрикивались, пытаясь найти слабину в обороне, бригадир изошёл проклятиями, заставляя воинов шевелить задницами. Но атака выдохлась.

Используя паузу, Волошек глянул, как идут дела у соседей. Ксюша рубилась весьма профессионально, скупо, но метко раздавая удары и сохраняя при этом силы. Хельмут же был не столь практичен, зато работал с клинком изящно. Если не обращать внимания на детали — залюбуешься. Его стойки и выпады были полны символики. Они выражали презрение или уважение, насмешку или сожаление. Хельмут словно играл популярного среди богемы датского принца, озабоченный не столько эффективностью, сколько эффектом. Он работал на публику, несмотря на то что единственным зрителем сейчас был противник.

«Так, может, Хельмут актёр? — подумал Волошек. — Отбился от бродячей труппы, ушёл в наёмники. Это многое бы объяснило. А кто ещё, кроме актёров, в совершенстве владеет мастерством перевоплощения?»

Возможный ответ ему не понравился.

За спиной послышались крики: Априкорн угостил врагов волшбой. Справа от колдуна Эмельт с бочки расстреливал орков из лука. Судя по всему, и прочие рубежи пока благополучно удерживались.

Лохматый бригадир, наконец, оставил идею взять поезд нахрапом и выкрикнул несколько команд. К нему поспешили командиры помельче.

Жирмята подобрал арбалет Мо Сина и потянулся за стрелами.

— Пожалуй, сниму атамана. Раскричался уж больно.

Десятники, выслушав бригадира, разбежались по позициям и скоро повели отряды на новый приступ. Их тактика изменилась. Не приближаясь вплотную к гуляй-городу, орки принялись бросать кошки и крючья, рассчитывая, похоже, завалить повозку с припасами, а затем использовать брешь для прорыва. Валить фургоны с бочками они не решились. Значит, и правда их интересовал груз.

Полтора десятка крючьев хищными когтями вцепились в нагромождение вещей. Волошек окликнул товарища, сказал, чтобы тот бросал возню с арбалетом. Рыжий отмахнулся и продолжил занятие. На помощь устремились Дастин и Хельмут. Кошки без металлических поводков быстро перерубили, те же, что крепились на цепи, приходилось выдирать с мясом. То есть буквально с мясом — пара превосходных окороков стала неприятельским трофеем.

Бригадир ухмыльнулся и отправил отборный десяток косматых воинов на опустевший командирский фургон. Трое полезли верхом, остальные, быстро взломав щиты, проскочили под днищем.

Заметив перемену, Дастин метнулся обратно, но опоздал. Степняки набросились на него со всех сторон, окружили, прижав к бочке. Наёмники были увлечены защитой припасов, а одинокий, совсем не грозный на вид монах, что слонялся в тылу, представлялся врагу несерьёзной помехой. Так оно и вышло бы, возьмись Роман орудовать саблей. Но он отбросил оружие и, перехватив поперёк оглоблю, с рёвом кинулся в самоубийственную контратаку. Орки развернулись и выставили сабли навстречу. Прежде чем несколько клинков вошли в его тело, монаху удалось сбить с ног большинство прорвавшихся орков, а главное, поднятым шумом привлечь внимание товарищей.

Первым со своей бочки подсобил Эмельт. Он крутанулся и, почти не целясь, послал стрелу в ближайшего из противников. Тот рухнул возле Романа. Следом повалился второй, потеряв голову от удара Дастина. Восемь орков с рыком бросились на отступника.

Жирмята, только-только перезарядивший арбалет, плюнул на престижную цель и присоединился к потехе. Развернув установку в тыл, он выпустил все заряды почти залпом. Двое орков упали замертво, а третий некоторое время покорчился со стрелой в пузе.

— Славный пирсинг! — одобрительно крикнул эльф и прикончил ещё одного степняка.

Остальных порубил Дастин сообща с подоспевшими Андалом и Хельмутом.

Со склона побоище не увидели. Спешащий в прорыв второй десяток откатился назад, встретив неожиданный отпор.

Убедившись в срыве атаки, Дастин прыгнул к монаху. Тот едва дышал, плюясь кровью, и пытался что-то сказать. Командир повернул его голову в сторону, давая стечь крови, но это не помогло. Булькнув ещё пару раз, Роман затих. Дастин громко выругался на языке, понятном только врагу.

Никто не следил за временем.

Казалось, что бой продолжался долго, не меньше часа, а то и двух. Однако на самом деле прошло всего минут пятнадцать-двадцать. Волошек не успел даже толком вспотеть.

Потеряв полсотни воинов, орки отошли на перегруппировку. Бригадиры собрались в сторонке и обсуждали положение, крича друг на друга и размахивая ручищами. Они полагали, будто могут совещаться сколько угодно, — конвою всё равно не уйти.

Они ошибались.

Из облаков вдруг вынырнула пара драконов. Сначала они казались лишь серебристыми крапинками на тёмном небе, но быстро прибывали в размерах. Можно было различить крылья, змеиный хвост, а затем и голову с косыми рожками над ушными щелями. Правил ли кто драконами, или они шли беспилотными, снизу было не разобрать.

Заложив над конвоем вираж, крылатые твари устремились вниз.

Два потока гудящего пламени накрыли орду, прошлись огненными смерчами из конца в конец, аккуратно огибая вершину холма. Завитки дыма срывались с земли, словно стружка от гигантского рубанка.

Затем драконы резко взмыли и исчезли среди туч. Им хватило единственного захода.

Какой мальчишка с малых лет не мечтал стать погонщиком драконов! Эти мускулистые парни, покрытые шрамами и ожогами, заставляли трепетать детские сердца. Даже первые витязи княжеских дружин уступали им и силой, и ловкостью, и отвагой. Ведь чтобы удержать дракона в узде, чтобы выдержать выписываемые им небесные кренделя, обычных человеческих сил недостаточно. А пенсия погонщика стала синонимом дождичка в четверг. «Когда погонщик драконов выйдет на пенсию», — говорили парням красавицы, намекая на тщетность ухаживаний.

Впрочем, Волошек если и мечтал об этой профессии, то тайно и не всерьёз. В их семье такая карьера не приветствовалась, считалась излишне вульгарной, или чем-то в этом роде.

Но драконами он бредил. Сколько часов корпел над моделями, вдыхая пары особого клея, тщательно подбирая детали: кусочки кожи, слюды, кварцевую крошку, блестящие чешуйки и жёлтые бусинки глаз… Сотни мельчайших элементов. Затем аккуратно раскрашивал модель, и запах клея сменяли ароматы красок. Тоже особых.

Хорошие наборы продавались у двух-трёх торговцев во всём городе. Но купцы, удерживая высокие цены, никогда не доставляли больших партий, и, чтобы получить желаемое, нужно было наведываться в их лавочки каждое утро.

Коллекция Волошека считалась среди сверстников самой богатой, и он разбирался в драконах не хуже самих погонщиков. В теории, разумеется.

Вся его комната была увешана и уставлена драконами. Одни изображались в полёте, с поджатыми лапами, другие — отрывающимися от земли или пасущимися на поле. А самые красивые, с взведённой точно у кобры шеей и распахнутой пастью, — атакующими. В его коллекции были и маленькие пражские, и пузатые тулузские, и быстролётные драконы из предместий Парижа и Лондона; бело-голубые шереметьевские, ярко-оранжевые полярные, жёлто-чёрные из Франкфурта…

Эти — зелёные, с тёмными полосами и красным отливом прозрачных крыльев, ну точно окушки, каких он ловил на Оке, — были ему незнакомы.

— Бориспольские, — определил Дастин. — Не знал, что босс с ними дружбу водит.

Драконы отработали столь филигранно, что, не задев никого из конвоя, выжгли вокруг всё на пятьсот шагов, и вершина холма торчала теперь на чёрной степи зелёным огуречным пупырышком. Мало кто из орков смог уйти живым, большинство остались лежать обгорелыми трупами. Тех же, кто догадался и успел добежать до повозок, вскочить или нырнуть под них, наёмники уничтожили быстро.

Орды не стало.

— Вот гадины летучие! — выругался подошедший Андал, зажимая тряпицей рану на руке. — Я чуть в штаны не сходил, когда они пламенем дыхнули. А в нос ударило так, что сразу перегар моего папаши вспомнился. Родитель мой то ещё пойло потреблял.

Волошек кинул ему аптечку и посмотрел на склон. Драконьему пламени сырая трава не помеха, однако степного пожара, вроде бы, удалось избежать. Над мёртвыми врагами и мёртвой землёй курились дымки, но открытого огня не было видно нигде.

— Боюсь, в этом мясном ряду мы наши окорока не отыщем, — заметил Рыжий. — А закусить по ошибке орком что-то не улыбается.

Он устало прислонился к повозке. Из распоротого мешка сыпалось тонкой струйкой пшено, намекая на избитые аллюзии о неумолимом течении времени и тленности всего сущего.

— Заткни чем-нибудь, — распорядился возникший откуда ни возьмись Дастин и, не дожидаясь ответа, отправился с осмотром по периметру гуляй — городка.

— Ещё одна такая придирка — и я решу, что командир меня недолюбливает, — пробурчал Рыжий, запихивая в дырку пучок уцелевшей травы.

— Он не может простить тебе разлитого масла, — пошутил Волошек.

Наёмники осмотрелись. Раны, полученные Дастином и Андалом, не вызывали опасений, а убитым конвой потерял только монаха. Его схоронили тут же на вершине холма. Рыжий подобрал обломки оглобли и соорудил из них крест.

— Не добрался ты до Альмагарда, — произнёс он над могилой. — А мы теперь и не узнаем, зачем ты рвался туда. Ты обменял свою жизнь на жизнь командира и тем самым выручил всех нас. И пусть твои грехи не перетянут добродетелей на божественном взвешивании…

Пока хоронили монаха, пока собирали уцелевшие от огня стрелы, пока расцепляли фургоны и запрягали в них лошадей, Дастин спустился с холма и отправился к тому месту, где накануне совещались вражеские командиры. Внимательно осмотрев трупы, он снял с бригадиров металлические значки, после чего вернулся обратно.

— Гуляйпольские, — заключил он, очистив медальоны от копоти.

— Любопытно, что делают они так далеко от родных мест? — заметила Ксюша. — На них непохоже.

— Да, странно, — кивнул командир.

— Надо бы убираться побыстрее, пока дружки их не подоспели, — пробурчал Хельмут. — С таким пожарищем никакого другого сигнала и не нужно. Вся степь считай уже в курсе.

— Пожалуй, — согласился Дастин и распорядился выступать.

* * *

Они неслись по равнине, стараясь уйти как можно дальше от выжженной плеши, а при удаче и вовсе покинуть степь. Дождь противился бегству. Драконы поджарили пейзаж, но одолеть вселенскую сырость им не по силам. Лошадям требовался отдых, да и наёмники больше бежали рядом с повозками, чем сидели на них, хотя такое послабление животные особо не замечали. Поэтому, когда конвой углубился, наконец, в спасительный лес, Дастин объявил привал.

Волошеку едва хватило сил, чтобы залезть под фургон, укрываясь от моросящего дождика. Готовить ужин, кажется, никто не собирался, даже костра не развели. Дастин взялся чековать первую смену, а прочие сразу завалились спать. И лишь голос Андала нарушал тишину.

— Хитры твои штучки, колдун, — задыхаясь, говорил он. — Всё-то вы, чародеи, подлостью какой-то берёте, обманом. Всё бы вам глаза припорошить или яду подсыпать. Никогда открытого боя не принимаете. По мне — так ничего нет лучше честной стали.

— Честная сталь? — усмехнулся колдун. — Наслышался я этих баек. Такие как ты их и придумали, в корчмах сидючи. Воинская честь! Бусидо! Честная сталь! Нагородили символики. А поскреби чуть-чуть — обычные гангстеры, что, прикрываясь словоблудием, готовь вырезать деревни до последнего человека. Вот она — ваша честь. Честнее некуда…

— Заткни грызло! — вскричал Андал. — Я безоружных не трогаю.

— Оружный, безоружный… — Априкорн плюнул. — Если мужик схватил топор, он всё одно не соперник против опытного мечника. Так что твоя честная сталь такое же дерьмо, как и моё чародейство А дерьмом, как и грехами, равняться глупо.

— Ах ты, ведьмин подкидыш, — вскипел Андал. — Сейчас проверим, на что…

— Смолкните оба, — рявкнул проходивший мимо Дастин. — Не то сторожить вместо меня поставлю. До утра самого.

«Странный народ, — засыпая, подумал Волошек. — Только что вместе рисковали шкурой, товарища потеряли, а колдун спас отряд от неминуемой гибели И вот, не успев отдышаться, уже ругаются».

Глава пятая ЗАЧУМЛЁННЫЕ ЗЕМЛИ

Ночи хватило оркам, чтобы оправиться от поражения. Присланные Тургом драконы изрядно потрепали гуляйпольскую орду и дали возможность конвою покинуть открытое пространство. Однако от добычи орки не отступились. Из глубины степей подошли свежие силы, и Дастин среди ночи несколько раз слышал далёкие крики бригадиров, перебранки воинов, а с рассветом приметил и несколько лазутчиков. Он тут же поднял наёмников и, коротко обрисовав ситуацию, заявил, что завтрак отменяется.

Стараясь не шуметь, быстро снялись и двинулись дальше.

Конечно, такой лавины, которая накатила на них в степи, они больше не опасались. Но и мелкие отряды оставались немалой угрозой. Они рыскали по лесным тропкам, вычёсывая траву и заглядывая в каждую щель в поисках малейшего намёка на пребывание конвоя. И стоило одному из них наткнуться на искомое, как мигом бы подтянулись и другие. Поджидая основные силы, они шли бы рядом, изредка покусывая поезд, то с боков, то с хвоста, пока, почуяв слабину, не вцепились бы разом со всех сторон. И уже ни драконы, ни колдовство не смогли бы помочь наёмникам. Лес прятал беглецов до поры, но он же становился ловушкой, буде оркам удастся обложить конвой. Ему, лесу, всё едино кому помогать.

Лесные дороги ветвились, как оленьи рога. Бесчисленные развилки, в конце концов, сбили Дастина с толку. Он потерял ориентиры и какую-либо привязку к местности. Путеводный амулет даёт направление, но у дорог собственный норов.

На большом перекрёстке конвой встал. Орк, то ли ковыряя в зубах, то ли, наоборот, грызя коготь, принялся тоскливо изучать карту.

— Севернее лес глухой, — рассуждал он, советуясь с Ксюшей. — Но амулет туда указывает, значит, Дорога короче. Да и от степи дальше. А южнее — населённые земли. Много по пути деревень, починков, хуторов…

— Южнее пойдём, — предложила наёмница. — Орки в сёлах увязнут. Кто пограбить задержится, полютовать; от кого, при удаче, мужики отобьются, не пропустят. Пусть себе дробится орда, пусть силы расточает. А мы, глядишь, оторвёмся.

— Тоже так думаю, — кивнул орк.

И отряд повернул на юг. Хорошо ли наводить на мирных селян степняков, никто из наёмников даже не подумал. У них своя задача, её и надо решать.

* * *

Проходя через сёла, мужиков тем не менее поднимали. И обычай требовал про опасность не промолчать, да и погоню задержать вооружённое ополчение могло куда вернее.

На переговоры с селянами Дастин отрядил Рыжего. Как самого языкастого и способного убедить даже камень.

— Давай только без многословия, — напутствовал орк. — Чтобы нам и скорость сбрасывать не пришлось.

Жирмята с поручением справился вполне. Он пересел на место монаха и при въезде в село намётанным глазом выбирал мужика побойчее и потолковее Пока фургоны грохотали мимо, Рыжий в двух слова объяснял текущий момент и сверх того нагружал мужика советами с краткий курс молодого бойца. После чего успевал запрыгнуть к Волошеку, чтобы по пути вновь перебраться в головную повозку.

Конвой ещё месил уличную грязь, а село уже поднималось: сновали мальчишки с поручениями; ржали непривычные к суете клячи; хрустели отдираемы от изгородей жердины…

Погоня подошла так близко, что однажды друзья стали свидетелями схватки. Деревенька представляла собой единственную длинную и прямую улицу. Поезд едва добрался до середины, когда на околице поя вился передовой отряд степняков.

Вожак углядел хвост конвоя и издал радостный вопль. Орки с великим рёвом припустили вдогонку.

Сопротивления со стороны мужиков они не ожидали, полагая, что те не полезут в чужую драку.

Жирмята уже потянулся к арбалету, но вмешательства не потребовалось. Селяне ударили с двух сторон, и, прежде чем друзья потеряли деревеньку из виду, больше половины ватаги было изрублено мужиками.

За оружие брались, конечно, только крупные сёла. С хуторов и селений помельче народ без разговоров снимался и уходил в лес, в тайные схроны. Однако мало-помалу тактика оправдывала себя. Конвой всё дальше и дальше отрывался от погони, и к середине дня до него перестали доноситься воинственные крики степняков.

* * *

От одной беды ускользнули, а уже замаячила перед ними другая. Сперва наёмники стали примечать вдоль дороги сигнальные вешки, а затем с очередного холма увидели над крышами домов и чёрные флаги.

Чума.

«Что заставляет харкающего кровью человека, собирая в кулак волю и остатки сил, лезть на крышу и вывешивать знак опасности? — думал Волошек. — Что заставляет предупреждать незнакомых путников, в то время как собственная семья и соседи уже снесены на погост, а то и вовсе лежат по домам и чернеют? Что, как не любовь к людям? Не к каким-то конкретным родичам или знакомым. К людям вообще. А ведь находятся циники вроде Андала, которые не верят в абстрактный гуманизм».

Конвой встал.

Посасывая жиденький ус, Дастин размышлял. Брать ещё южнее — значит на самую кромку степи выйти. Там орда достанет, как пить дать. Возвращаться — значит прорываться с боем через кишащие орками леса, цепляя на себя их мелкие отряды, словно репейник. Вообще-то, учитывая неожиданность, есть шанс сбить врага и уйти. И Дастин, окажись он без груза, наверняка выбрал бы этот маневр. Но теперь сильно сомневался, удастся ли прорваться на тяжёлых фургонах.

И всё больше склонялся орк к самому безумному варианту — пойти через моровые земли напролом. Очень уж соблазнительно было разом отсечь погоню, да ко всему и крюк громадный скостить.

В одиночку он принимать решение не захотел. Вызвал на совет Ксюшу, Априкорна и Волошека. Почему именно их, орк не пояснил. Он вообще не любил объяснений.

Сперва у колдуна спросил:

— Как думаешь, сможем пройти, не подхватим заразу?

— Сможем, — ответил тот. — Если сёла будем стороной обходить. А коли придётся заезжать, так проскакивать на полном ходу да дышать через раз. Плохо только, что не знаем мы, как велика земля моровая. Бывает, что за день не проскочишь, а на ночь вставать опасно. Да и не много того дня нам осталось.

Априкорн помолчал, как бы взвешивая «за» и «против», потом подытожил:

— Пройдём, думаю.

Дастин перевёл взгляд на Ксюшу.

— А я так полагаю, что другого пути у нас всё одно нет, — заявила девушка. — Мор, ещё не известно, пристанет ли, ибо ему всё равно кого изводить, а вот орки — они точно за грузом охотятся.

«Рисковая девушка, эта Ксюша, всё-то ей нипочём», — подумал Волошек. Сам же он сомневался в успехе, но чётко сформулировать свои опасения не смог и потому так и остался в меньшинстве.

Сомневался он не напрасно. Не так страшна была собственно чёрная смерть, как нежить, что заводится обычно в угасших от морового поветрия сёлах. Много он слышал рассказов о путниках, неосторожно заночевавших в упыриных домах. И хотя большинство подобных историй имело счастливый конец (не то некому было бы их рассказывать), перспектива оказаться на месте незадачливых прохожих Волошека не привлекала.

Однако кабацкие страшилки к делу не пришьёшь. Под хмельное ещё и не такое рассказывают.

* * *

Остаток дня ехали без остановок. Чтобы не терять время да не топтать лишний раз чумную землю, Дастин распорядился ужинать на ходу.

Наёмники по очереди гостили в хвосте конвоя, превратив повозку друзей в сущую забегаловку. То Рыжему, то Волошеку приходилось уступать место и топать пешком. Но хуже всего, что каждый из гостей считал долгом поделиться теми самыми историями про чумных упырей, от которых уже мутило. Фольклор наёмников не отличался разнообразием.

Наконец, когда ту же песню затянул Сейтсман, Волошек не выдержал и понёс еду его напарнику.

Априкорн, одним глазом поглядывая на лошадей, читал книгу. Заметив Волошека, он заложил страницу веточкой и сунул чтиво под сетку.

«Нежить» — прочитал Волошек на переплёте, забираясь на место Сейтсмана.

«Вот человек во всех отношениях серьёзный, — подумал он с одобрением. — Времени зря не теряет, образованием занимается, а не перетирает пустые байки. И то верно, впереди ночь, и случись на нежить нарваться — вся надежда только на колдуна. Монах-то сгинул».

— Полагаешь, встретим кого-то из них? — Волошек кивнул на книгу.

— Из них? — не понял Априкорн, принимая мясо и чёрствые лепёшки.

— Из нежити я имею в виду.

— А, вот ты о чём, — колдун улыбнулся. — Нет, ты ошибся. «Нэжыть» на местном говоре означает «насморк».

— Так это медицинский трактат, — разочарованно протянул Волошек. — А я думал — про упырей.

— Нет, не медицинский, — поправил Априкорн. — И не трактат вовсе. Роман. Есть такой сочинитель Станислав Лем. Его пера книга.

— Про рыцарей роман?

— Почему ты так решил?

— Он же поляк, этот Лем.

— Ну, — озадаченно согласился колдун.

— Все поляки про рыцарей пишут.

— Хм. Нет, это, пожалуй что фэнтези.

— Что?

— Ну, вроде сказок для взрослых, — подумав, ответил Априкорн. — Хотя, пожалуй, сказки — не то слово…

— Тогда расскажи мне, чего поляк написал, — предложил Волошек.

— Ну, эту книгу я только начал. Но вообще Лема перечитал немало. Увлекательно пишет, талантливо…

— Так расскажи, пока ешь, — повторил просьбу Волошек.

Априкорн наделал из лепёшек и мяса сэндвичей и понемногу, нежадно откусывая, начал рассказ:

— Ну, он предположил: а что если бы в нашем мире жили одни только люди? Ни эльфов, ни гномов, ни хоблинов, ни орков не появилось. Ни драконов, ни нежити. И если бы не завелась магия, как бы тогда всё устроилось?

— Спокойно было бы, но скучно, наверное, — решил Волошек. — И что же он надумал?

— Людям бы пришлось изобретать всякие штуковины взамен магии. Развивать механику, алхимию, прочие науки. Строить механизмы, вроде гномьих самоходов. И не только. Они строили бы самолёты, самоплавы и прочие чудные машины. Самопрялки, например, или самоткалки. И даже самозабиватели гвоздей. Всё что угодно. Они изобрели бы оружие. Сокрушительное оружие, не чета нынешним лукам и мечам. Они куда основательнее, нежели гномы, перекопали бы землю в поисках металлов, масла и даже газа… И всё это использовали бы на корысть себе. А энергию, что питает магию, научились бы передавать по проволоке. И в каждом доме любая хозяйка могла бы ворожбой пользоваться.

— Ну, это уже перебор, — возразил Волошек. — Ворожба ведь не грамота. Одной только учёбой волшебником не станешь. Способности нужны природные. И потом ты же сам говорил, что, мол, магия не завелась бы…

— Верно. Не завелась бы. Но энергия-то никуда бы не делась. Изымать её из эфира не только ворожбой можно. А передавать по проволоке — это гениально. Я как прочёл, даже опыты ставил. Что ты думаешь? Работает!

— Надо же…

— А вычислители строить, по сравнению с которыми нынешние гномьи арифмометры просто заводные игрушки? А огнерод трубами по домам разводить? Захотел ты, к примеру, кофе сварить. Нет ничего проще. Запал поднёс — и как из глотки драконьей у тебя факел ручной полыхает. Хочешь — готовь, хочешь — грейся, и печей никаких не нужно, и дымоход сажей не забивается.

— И правда на сказки похоже.

— Да, но как он всё продумал, все мелочи расписал. Подумаешь, вполне могло бы и так быть. И заселили бы люди Новый свет вместо хоблинов, и не случилось бы Большой Войны…

Колдун вздохнул.

— Много пожрала война и народов, и средств. Опустошила землю. А главное — не до познания людям стало. Не до мечты. Потому такие книги и захватывают, где всё по-другому сложилось бы. Где и до звёзд люди бы добрались… И до звёзд…

Глава шестая ДЕРЕВНЯ МЕРТВЕЦОВ

Днём ещё худо-бедно бодрился народ, но вместе с солнцем принялись угасать и разговоры. Не один Волошек жутких историй наслушался. Даже Андал притих.

С наступлением темноты Априкорн перебрался в головную фуру. Шли медленно. Размытое облаками пятно луны едва освещало дорогу, а лес и вовсе обернулся чёрной завесой. Колдун словно на иголках сидел. Часто поднимал белый лоскут, требуя молчания, и тогда даже лошади прекращали храпеть; иногда вскакивал, всматриваясь в темень; принюхивался, рукой водил, словно щупая пальцами ветерок…

Волошеку стало боязно — если уж колдун психует, то дело плохо. И особенно жутко оттого, что они с Рыжим в хвосте ехали. За спиной никого — а ну как цапнет рука холодная, да зубы в шею полезут. С ордою орочьей сойтись сейчас за шалость казалось.

— Лишь бы на жильё до утра не наткнуться, — осторожно прошептал Априкорн.

Наткнулись. Сглазил колдун. С заката и двух часов не прошло, как замерцали прямо по ходу огни. Дорога вела к деревеньке, и свернуть с неё было некуда. Глухой лес вокруг.

— Что посоветуешь? — спросил Дастин у колдуна.

— Ехать нужно, — пожал тот плечами. — Опасно, знаю, но в лесу вставать ещё хуже. До рассвета слишком долго, всю нежить, точно комаров, с округи соберём.

— Не дремать! — передал по цепочке орк. — И приготовить оружие.

Как будто хоть один наёмник сейчас спал или сидел безоружным.

Не желая попусту рисковать людьми, Дастин от разведки отказался. Но к деревне приближались со всей осторожностью. Люди молчали, повозки, стараниями Априкорна, почти не скрипели, и если бы орк мог заставить лошадей ползти по-пластунски, то так бы и сделал. Поэтому на краю села конвой появился неожиданно, вынырнув из темноты ночным кошмаром.

Трое мужиков с факелами, что сторожили на улице, чуть дёру с перепугу не дали, однако, увидев бочки, немного успокоились. Один из них, косоглазый, даже осмелился заступить дорогу.

— Ходу нет, господа хорошие, — сказал он. — Всё село, окромя нашего конца, упыри захватили.

Ходу действительно не было. Дорога становилась улицей и вела через мост к центру села. Мост наглухо перекрывали сваленные кучей стволы деревьев. На многих сохранились сучья и ветки, которые переплелись, сцепились намертво, делая завал непреодолимым. Наёмники провозились бы до утра, растаскивая его.

Они осмотрелись.

Речка делила село на две неравные части. Там, где встал конвой, были скорее выселки, дальняя окраина. Водная преграда с единственным запертым мостом, похоже, и позволила людям удержать плацдарм. Волошек заметил, что вокруг не уцелело ни единого Дерева. Ни осины, ни яблоньки, ни берёзы. Сплошь гладкие пеньки торчат. Хотя брёвна на мосту были большей частью сосновые.

— Заночуйте у нас, — предложил Косоглазый, пошушукавшись с мужиками. — Вон-от мой дом, с самого краю. Большой, места всем хватит. Переждёте до петухов, да и ладно. Днём-то легче будет пробиться. Днём они в могилы уползают.

Он подумал и добавил:

— Может, и мы с вами уйдём. Страшно уж больно.

Дастин кивнул и приказал поворачивать во двор Косоглазого.

— Только вот с едой у нас плохо, — развёл тот руками. — На такую-то ораву не запаслись…

— Ничего, — ответил Дастин. — Припасов хватит.

Оставив в охранении черниговских братьев, наёмники прошли в просторное, хотя и убогое жилище. Внутри было темно. Куда темнее, чем во дворе. Одинокая лучина тужилась одолеть мрак. Тщетно. Не помогли и две добавочные лучины, зажжённые по случаю прихода гостей. Что до окон, то они не многим отличались от щелей и луну не впускали.

Кто тащил оружие, кто одеяла, Волошику достался мешок с провизией. Войдя последним, он увидел, что народ уже расселся по лавкам, и вставать к печи никто не рвался. Косоглазый с двумя приятелями тоже не спешил, хотя все трое выглядели голодными. «Это понятно, — решил Волошек, — продукты не их, значит, и угощают не они». Безуспешно поискав глазами хозяйку, он взялся за готовку сам. Последний раз горячее они ели ещё до степной схватки. С тех пор всё время уходили от погони, так что не до костров было.

Пламя долго не разгоралось — печь не топили уже с неделю. Волошек изрядно подпустил чаду, прежде чем дело наладилось. А тем временем наёмники, прикончив, что не доели дорогой, созрели до разговоров.

— Расскажи, уважаемый, как всё случилось, — попросил Априкорн хозяина.

— Как случилось? — неторопливо начал Косоглазый. — Известно, как оно случается. Мор сперва навалился. Пришёл путник с полуденной стороны, оттуда, откуда и вы, значит. Принёс на себе чёрную. Про заразу-то мы не сразу смекнули. Шатало его сильно, но отговорился, мол, устал в пути. На ночлег попросился. А утром уже и закоченел. В доме Скопы он остановился. Тот дом и вымер первым. Пока спохватились, пока поняли, в чём беда, уже и поздно стало. Что пожар верховой мор по дворам пронёсся.

Вода закипела. Волошек посчитал едоков, прибавил черниговских братьев и отмерил пшена. Засыпал, посолил, но ни слова из рассказа хозяина не упускал.

— А на третью ночь нежить из домовин полезла, — продолжал тот. — Мы ж как, мы без обрядов хоронили. Спешили, да и заразы боялись. А кого и вовсе присыпать забыли. Вот и не замедлило наказание. Первыми как раз тот прохожий да семья Скопы пожаловали. Лютовали не сильно — мальчонку порвали, на том и успокоились. А уж потом, когда другие подтянулись, тут и конец деревне пришёл. Одни мы уцелели.

— А семьи ваши где? Мужик вздохнул.

— Семьи на погосте остались.

Все замолчали. Некоторое время слышался только треск углей в печи.

— Да что же мы так-то сидим, — сказал вдруг Косоглазый. — Гуза, достань из погреба бутыль. Там большая справа стоит. Давай её сюда.

Щуплый мужичок, к которому обратился хозяин, хотел было возразить, но передумал. Вышел, кряхтя, и скоро во дворе скрипнули ржавые петли. Он обернулся за пару минут. Разглядев за пыльным стеклом пять литров мутной жидкости, наёмники одобрительно загудели.

— Вот кстати, — заметил Сейтсман, поблёскивая глазами. В этот миг любой мог распознать в нём завзятого алкоголика.

В доме посуды на всех не нашлось. Полезли за собственными кружками. Под бульки разливаемого самогона разговор возобновился.

— Мы бы ушли отсюда, да не знаем, куда идти, -посетовал Косоглазый. — Слышали, мор далеко пошёл. За день не выберешься. А ночевать где попало — почти верная гибель.

— Это правда, — согласился Априкорн и спросил: -А тот прохожий, ну, что мор занёс, он ничего не говорил, откуда пошла зараза, из какого города?

— Да куда ему беседы вести. На ногах не держался. В первый же дом ввалился кулём и сразу уснул. Вечным сном, как говорится.

— Жаль. Знать бы, откуда напасть свалилась, та легче было бы и путь верный найти. У мора свои законы имеются.

Колдун к самогону не притронулся. Сослался на ненадёжное брюхо. Дастин и Ксюша, сделав по глотку, тоже отставили кружки.

— Нам братьев ещё менять, — пояснил орк.

Ну а Волошек решил сперва с ужином закончить. Собственно, печь справлялась и сама, но, ожидая, пока подойдёт каша, ему вздумалось прибрать просыпавшуюся шелуху. Не любил он, когда под ногами хрустит.

В поисках веника заглянул за печь. Что-либо раз глядеть в такой тьме было невозможно. Волошек пошарил наудачу рукой. Пальцы коснулись чего-то гладкого и твёрдого, похожего на городошную биту или рукоять меча. Он потянул. В нос ударило гнилью. Глаза уже освоились и различили в сумраке белую, начисто обглоданную кость. Волосы шевельнулись. Вдоль хребта потянул ледяной сквознячок. Кость была человеческой.

Пальцы сами собой разжались и принялись тереться о штаны. У Волошека хватило ума не вскрикнуть. Он глубоко вдохнул-выдохнул, вернулся на место и встал к народу спиной, чтобы по перекошенному лицу никто ничего не заподозрил. Будто бы продолжая возиться с варевом, Волошек лихорадочно прикидывал, как и чем воевать с нежитью. Не доводилось ему так вот, в упыриные деревни ночью попадать. Не знал, что их берёт. Помнил разговоры, что, мол, железо против них не годится. Нужно серебро или осина. Так вот почему пеньки вокруг. Порубили упыри проклятое дерево, заодно со всем прочим, а может, люди, когда ещё надеялись одолеть напасть.

«Сбегать, что ли, в лес за осиной? Нет уж, увольте… Первым делом колдуна предупредить надо, — решил, наконец, Волошек. — Только вот как?»

Он посмотрел на Априкорна, нарочно сделав пошире глаза, а тот вдруг едва заметно кивнул в ответ…

«Знает уже!» — обрадовался Волошек. От сердца сразу отлегло. На силу колдуна он только и надеялся.

Между тем беседа как-то незаметно переключилась на дела не столь жуткие. С упырей перескочили на нежить вообще, с нежити — на клады, что дожидаются смельчаков в курганах, с кладов — на деньги… Ну а на деньгах задержались надолго. Тема широкая, почти неисчерпаемая.

Сейтсман с Жирмятой заметно опьянели и теперь спор с «мужиками» вели главным образом они. Да ещё Андал, которого самогон не брал напрочь, вставлял иногда слово-другое. Все остальные притихли. Эльф, загодя устроившись в углу, дремал. Его кружку уже много раз пропускали при раздаче. Хельмут скоро убрал и свою, видимо, чувствуя в выпивке меру. Априкорн лениво шептался с Дастином, а тот, в свою очередь, с Ксюшей.

Если бы не упыри, Волошек решил бы, что народ вот-вот завалится на боковую и ужина дожидаться не станет.

Каша как раз принялась пыхтеть, и он достал нож, чтобы открыть консервы. Открывал долго — с ножом в руке чувствовал себя гораздо увереннее.

Всё произошло молниеносно. В ладони Априкорна вдруг возник изящный стилет. Такими наёмники не орудуют, такими, при случае, режут королей да императоров. Колдун без предисловий проткнул грудь недавнего собеседника и отпихнул тело ногой. Ксюша тут же снесла голову щуплому, а вот Дастину повезло меньше. Его соперник, широкоплечий детина успел нырнуть под клинок и раскрыл пасть, подбираясь к горлу. Зубки пошли в рост, точно налоги эпоху войн. Волошек от печи метнул нож и схватился за меч, но тот уже не потребовался — Андал и Хельмут добавили свои кинжалы, пригвоздив мертвеца к полу. Здоровенный упырь затих не сразу, некоторое время беззвучно корчился, выгибая спину.

Эмельт, приоткрыв глаз, молча кивнул. Остальные же (то есть Сейтсман с Жирмятой) ошарашенно смотрели на бойню. До их вымоченных в спирте мозгов ещё не дошла суть происшедшего. Миг или около того тишина балансировала на канате страстей.

Но гаркнул-таки последний упырь, перед тем как издохнуть. На всю их чёртову деревню гаркнул. Отозвались тотчас отовсюду сородичи замогильные. Взвыли разом, аж стены дрогнули.

— Уходить надо! — заметался пьяный, но прозревший Сейтсман. — Пожрут ублюдки.

— Не дёргайся, — осадил Дастин. — В лесу вернее пожрут.

Какофония продолжалась недолго и, через некоторое время, преобразилась в полифонию. Упырями явно руководили.

— Что делать будем? — спросила Ксюша. — На мосту встретим?

— В доме запрёмся, — решил Дастин. — До утра продержимся, за стенами-то, а бочки пусть себе во дворе стоят. Груз мертвякам без надобности. Им плоть нужна.

— А лошади? — нахмурился Эмельт.

— Чай не орки они, конину-то жрать, — ухмыльнулся Андал, подмигнув командиру.

Однако твёрдой уверенности в том, что голодные упыри пренебрегут тяжеловозами, ни у кого не было. Даже Априкорн плечами пожал, мол, не силён в познании повадок упыриных.

— Лошадей в дом! — приказал орк.

Распрягли мигом, словно на состязании коровьих пастухов, что проходят на празднике урожая. Одну за другой лошадок завели в дом. Низковат для них потолок оказался, то и дело головами по нему чиркали. Но ничего не поделаешь — в упыриной утробе куда теснее.

Борис и Глеб только теперь узнали, что произошло, пока они караулили. Оба перекрестились синхронно, Богородицу Пречистую вспомнили и шмыгнули за остальными.

Заложили чем попало окна, двери закрыли, подперли для верности тяжёлыми окованными сундуками. Затаились.

— Ты-то как догадался? — вполголоса спросил Волошек у колдуна. — Кость от вас не видна была.

— Кость? — улыбнулся Априкорн. — Нет, костей я не видел. Проговорился упырь. Никто не обратил внимания, а я не пропустил. Он сказал, что в первый же дом тот путник напросился. А до этого говорил, мол, с той же стороны пришёл, что и мы. А который тут дом крайний?

Волошек кивнул.

— Да я и раньше заподозрил неладное, как только вошли. Дух в доме больно уж нежилой. Ты когда печь разжигал, небось заметил, что выстужена она. Много дней огнём не пользовались. А в такую погоду странно совсем не топить.

— Да, действительно, — согласился Волошек. — Я-то думал: не до еды им, когда такое на деревне замутилось.

— Ну и прочие мелочи. Скажем, взгляд… Колдун договорить не успел.

Звякнув об пол, из тела Косоглазого сам собой вывалился стилет. Мертвец шевельнулся и открыл глаза. Лошади забеспокоились, Волошек замер, а стоящие рядом Хельмут с Сейтсманом попятились. Aпpикорн же ничуть не испугался, даже с лавки не встал. Вытащил из трещины наполовину сгоревшую лучину и воткнул в ножевую рану. Упырь дёрнулся и затих.

— Осина? — кивнул на лучину Сейтсман, смахивая рукавом испарину.

— А? — колдун подобрал оружие и, не вытирая, спрятал под плащ. — Не знаю. Скорее всего, берёза.

— Да ну? А вот, смотри-ка, помогла. Априкорн отмахнулся.

— Про осину это всё сказки. Любого дерева нежить боится. Потому как главный её враг тот, кто из земли сок забирает. Трава тоже годится, корешки всякие, но знать надо, как приготовить.

— А серебро? — спросил Сейтсман.

— Про серебро ничего сказать не могу. Сам не пробовал, а говорят разное. Но и оно, полагаю, годится не всякое.

Опасаясь, как бы и другие мертвецы не ожили по второму разу, а тем паче когда подоспеют их сородичи из деревни, Дастин распорядился обеспечить тылы. Воткнули по лучине в каждого. Щуплый не шелохнулся: верно, без головы и упырю не жизнь. А вот верзила, что принял два кинжала и нож Волошека, еле заметно вздрогнул.

— Надо бы сжечь их потом, — сказал Априкорн. — А пепел по речке пустить.

Дастин кивнул.

Между тем упыриное многоголосие приблизилось к мосту. Толпа упёрлась в завал и остановилась. Однако заминка вышла недолгой. Один из вожаков выкрикнул приказ, и деревья полетели в речку. То, что наёмникам казалось серьёзным препятствием, упыри раскидали играючи. Силы явно были неравны.

— Лось! — послышался от моста твёрдый голос. — Ты со своими вдоль реки пройдись, огороды проверь. Тебе, Скор, околица. Ну а я в ближних домах поищу. В случае чего — вопите во всю глотку. Сбежимся на крик.

Наёмники сжали рукояти клинков. Замерли кто где. И только Ксюша кошкой прохаживалась по дому, с любопытством осматривая трупы.

— Ты что, совсем не боишься? — удивился Волошек.

— А чего мертвецов опасаться? — хмыкнула девушка. — Небось, приставать не будут.

Храбрость её была показной лишь самую чуточку.

Не прошло и пяти минут, как поисковая группа наткнулась на брошенные повозки.

— Бочки! — громко воскликнул один из них, созывая остальных.

Внушительная толпа с шумом ввалилась во двор Косоглазого.

— Точно, бочки! Верно, упыри наши караван какой подловили. Возничих да обозников поди уже обглодали, а товар им не показался.

— Смотри-ка, даже лошадей с голодухи умяли. И косточки не оставили. Ну чисто орки.

— А что в бочках-то? Может, масло?

— Лось, ты в клеймах разбираешься, глянь сюда. Замазаны они, но разобрать можно.

— Пиво, — ответил грубый голос. — Из Киева вроде как.

— Пиво?! Вот удача-то прикатила.

— Погодь, Скор, давай сперва нежить прикончим…

Априкорн, наблюдая за происходящим через щёлку двери, с каждым услышанным словом всё более дёргался, всхлипывал и, наконец, свалился на пол, разразившись безудержным хохотом.

— Нервы, — невозмутимо заметил Дастин, переступая через колдуна и отодвигая сундук.

* * *

Мужики изрядно удивились, застав вместо упырей живых и здоровых конвоиров. И расстроили малость, что без трофеев остались. Заговорили почти одновременно.

— Промахнулись вы с постоем, — весело сообщил Скор. — В аккурат на упырей и нарвались.

— Прошлой ночью мы одного изловили. Перебрался как-то, подлец, на нашу сторону, залез к Лосю дом. Осиной его успокоили. Тогда же и решили в эту ночь облаву устроить. Весь день колья острили. Сперва хотели под утро выступить: говорят, тогда сила у нежити на исходе. Но тут слышим, шум с выселок, вот и поспешили. А вы, стало быть, и сами управились.

Селяне веселились от души, хлопали наёмников по спинам, всячески выказывая расположение.

— Пивком не угостите, во избавление? — спросил один из местных.

— Исключено, — отрезал Дастин. — Вон в доме полбутыли самогона осталось. Хотите, так празднуйте.

— Э, нет, — засмеялся Скор. — Их отраву и пробовать не буду. Они первача специально наварили, путников вроде вас спаивать. Силушкой-то наши упыри не вышли, вот и приноровились хитростью снедь добывать.

Глава седьмая ХМАРНАЯ СТОРОНА

До утра совсем ничего осталось. Так и не удалось поспать толком. А с рассветом Дастин подорвался немедленно двигать дальше. Осмелевшие мужики вызывали у него тревогу, ничуть не меньшую, чем упыри. Селяне поглядывали на бочки с нарастающим искушением, а бесята в их глазах словно сговаривались на лихое дело. Поэтому Дастин ещё ночью принял меры, вернув лошадей в упряжь, а как развиднелось, погнал наёмников на повозки. Похмельное ворчание Сейтсмана и Жирмяты его только раззадоривало.

Из моровых земель выбрались к полудню. Конечно, никаких указателей, вроде «Чума окончена, всем спасибо», они не встретили. Просто прыгнули с одного островка дивной карты Дастина на другой. Мор же магию игнорировал и выбирал иные пути.

Волошек научился распознавать «скоки», как он их называл, по изменению погоды. Она везде была мерзкой, но мерзкой везде по-своему. В этот раз ветер сменился на северный, лениво закапал дождь. Тяжёлые разогнавшиеся его плевки изредка били по неприкрытой коже.

По уму, им следовало бы поискать укрытие, но Дастин даже до леса ближайшего не дошёл, остановил конвой на равнинке.

Тут у всех отходняк наступил. Кого в сон потянуло, кого на еду, кого на выпивку. Орк позволил брать кому что хочется, и народ скучковался возле последней повозки.

— Эх, пивка сейчас в самый раз, — развёл могучие плечи Сейтсман и потянулся к корзине с бутылями. Выудив одну из них, он долго изучал ярлык, наслаждаясь предвкушением, и, наконец, взялся зубами за пробку.

— Положь на место! — рыкнул вдруг Жирмята. Наёмники разом повернулись на голос.

— Ты кто такой? — возмутился Сейтсман. — На припасы поставили, так теперь рычать на всех будешь аки пёс?

Жирмята сморщил лоб, додумывая какую-то мысль, поднял арбалет и навёл на Сейтсмана.

— Положь! — повторил он.

Тот отставил бутылку и потянулся к мечу.

— Ты чего? — удивился Волошек, готовый как двинуть товарищу под руку, так и прикрыть его от клинка. — Для того и пиво, чтобы пить.

— Нет, не для того, — не сдавался Жирмята.

— Ну-ка погоди, — остановил свару Дастин и, повернувшись к Жирмяте, спросил: — Ты, парень, чего удумал?

После упыриного угощения голова у Рыжего соображала туго. Но мало-помалу мысль пробилась через туман похмелья.

— Есть! — воскликнул победно он.

— Говори, — теряя терпение, приказал орк.

— В контракте что сказано? Мы берёмся доставить пиво в целости и сохранности. Там не оговаривается особо пиво из бочек. Там написано «всё наличное пиво». Значит, что? — Жирмята обвёл наёмников хитрым взглядом. — Значит, тронете хоть одну бутылку, и наш гонорар хлопнет дверью.

— А ведь есть такое дело, — хмыкнул Андал и ударил себя по ляжке. — Ну Тург, лысый бес, ну хитёр! Заостри ему уши — и вылитый эльфийский выродок. А ты, Рыжий, малый не промах, даром что из низовских. Раскусил мироеда.

Дастин потёр переносицу, размышляя, и махнул рукой:

— Пиво не трогать.

— Так мы теперь без выпивки остались? — сообразил Сейтсман.

— Вон в кабаке придорожном пей что хочешь, — буркнул Дастин.

— В кабаке! Это за свой счёт, что ли?

— Не за мой же? — орк начинал злиться. Он до сих пор сомневался в правоте Жирмяты, а следовательно, и в вероломстве хозяина, и потому готов был сорвать зло на любом, кто подвернётся под руку.

Сейтсман понял.

— Ну вы… — не договорив, он сплюнул и убрёл в сторону.

Остальные, потеряв интерес к разговору, улеглись кто где, но заснуть не смогли. Хмуро переглядывались и молчали.

Тяжёлые капли шлёпались вокруг, били по бочкам, лошадям и, сносимые ветром, изредка доставали людей под повозками. Холодный ветер пробивал плотную шерсть спальников. Выбор места привала воспринимался наёмниками как произвол командира.

Сам Дастин заметно волновался. Сторожевой амулет продолжал фонить, а это означало, что если он исправен, то конвой отнюдь не сбросил преследователей. Рискованный проход через чумные земли оказался не столь эффективен, как на то рассчитывал орк.

Он постучал пальцем по янтарному глазку, но слабое свечение не исчезло.

— Проклятье! — ругнулся Дастин и закутался в плед.

Общее настроение соперничало в мерзости с погодой.

Волошек украдкой наблюдал за Ксюшей. Невозмутимость девушки в самых серьёзных переделках его озадачивала. Но вместе с тем и привлекала. Ему нравились женщины самостоятельные и бойкие. Таких не встретишь среди прежнего его окружения. Там дамы всё больше слабость старались показать.

Сейчас, когда прочие ёжились от холода, она спала спокойно, не упуская ни минуты из отведённого на отдых времени. Ни отвратительная погода, ни ворчание товарищей не заставили её отказаться от сна.

Дастин, похоже, доверял девушке больше, чем остальным. Потеряв напарника, он позволял подменять себя только ей и Априкорну. С колдуном более или менее ясно — он дважды вытаскивал отряд из дерьма, но чем приглянулась орку девушка, Волошек понять не мог.

Спальник из шерсти безгорбого верблюда, ботинки из бизоньей кожи, иноземного покроя вещмешок — все эти радости походной жизни можно было купить только у торговцев из Нового Света. У чернокожих хоблинских приказчиков. Причём купить, заплатив порядочную сумму. А её куртка с нашитыми пластинками? Вроде бы на первый взгляд украшение, но одна прикрывает сердце, другая селезёнку, третья правое плечо. Так экипируются профессиональные наёмники, и вовсе не те, что подряжаются на сопровождение грузов. Дикие гуси, солдаты удачи, свергающие князей, королей и разгоняющие вечевые сходы; люди, бродящие по всему свету и презирающие всякую мораль.

Нет, не прав был Рыжий, когда заявил, будто Тург нанял сброд. Здесь кого ни возьми — та ещё штучка.

— Хоть бы лютню, что ли, достал, — обратился Андал к напарнику. — Тошно ветер слушать. Она, конечно, не многим веселее звучит, но всё же что-то не столь дикое.

— Я не играю на лютне, — буркнул в ответ Эмельт.

— Ерунда! — возразил Андал. — Все эльфы играют на лютне.

— Да? — усмехнулся эльф.

— Да. Каждому приличному эльфийскому мальчику обязательно приглашают учителя музыки. Это известно всем. Такова уж ваша натура.

Напарники вновь готовы были вцепиться друг другу в глотку, и только нежелание шевелиться удерживало их на месте.

Хельмут оторвался от слухача и бросил Жирмяте:

— Ваши москальские вести передают. Орк из кавказцев забрался в царские палаты и привёл в действие некое мощное заклинание. Беднягу разорвало в клочья. Вместе с ним погибли восемь воевод и думных бояр.

— Мы не москали, мы нижегородцы, — начал было спорить Рыжий, но, увидев полные ужаса глаза колдуна, осёкся.

— Что, Априкорн?

— Жуткое заклинание, — передёрнул колдун плечами.

— Ты его знаешь? Тот кивнул.

* * *

Вовсе не шутки ради Дастин остановил конвой на продуваемой ветрами равнине. Лес, который виднелся впереди, оказался непростым. На карте обширные заросли значились как Хмарная Сторона, а рядом стоял; пометка «Опасно!».

Дастин угрюмо молчал, отмахиваясь от вопросов, надолго ли встали, да когда выступать? Он явно чего-то выжидал, изредка поглядывая в сторону леса. Наёмники, и без того чувствовавшие себя неуютно, теперь и вовсе потеряли покой. Лучше бы им приказали готовиться к бою, всё же какая-никакая, но ясность, а так одни непонятки.

Ответ пришёл через несколько часов. Раздался свист поставленного в охранение Глеба, а его брат примчался с донесением:

— У нас гости.

— Это не гости, это хозяева, — проворчал Дастин, отбрасывая плед.

Ксюшу никто не будил, но она поднялась и, словно зная, что нужно делать, направилась к повозке с припасами. Бодро пошла, будто и не спала минуту назад.

Все остальные повысовывались из спальников и принялись разглядывать пришельцев. Их было трое. Все трое — мужчины. Выглядели они сущими дикарями. Вместо одежды — шкуры, кое-как скроенные и сшитые ремешками; на ногах — невысокая мохнатая обувь, похожая на домашние тапочки какого-нибудь ростовщика; головы неприкрыты, волосы и бороды спутаны, сбиты в войлок. Ростом дикари были чуть ниже любого из наёмников, но, в сущности, ничем не отличались от обычных людей.

— Не иначе посольство, — догадался Жирмята. Так оно и было. Троица достигла конвоя и молча уселась в том месте, которое, вероятно, посчитала границей лагеря. Дастин вышел навстречу и присел рядом, а Ксюша поволокла туда же коробку со сгущённым молоком.

Орк заговорил первым. С трудом подбирая слова, часто спотыкаясь, он вылепил несколько фраз на незнакомом Волошеку наречии. Один из послов коротко ответил. Дастин развёл руками и повторил те же фразы, несколько переиначив слова.

Когда гости разом кивнули, орк достал из коробки банку, открыл и поставил перед посольством. Затем окунул в сгущёнку четыре тростинки, одну из которых тут же сунул в рот, а на три других указал приглашающим жестом.

Гости переглянулись. Ни испуга, ни сомнения или хотя бы подозрения в их глазах даже не проскользнуло, однако сперва палочку облизал самый молодой из троих — тот, который говорил с Дастином. И лишь когда на его лице появилась довольная ухмылка, к тростинкам потянулись остальные.

Не раз и не два макались и облизывались палочки, прежде чем молодой, утерев рот, сказал что-то орку. Тот вытащил ещё четыре банки. Послы синхронно, качнули головами. Молодой дважды растопырил обе ладони и произнёс сравнительно длинную фразу — слов из пяти.

Пошкрябав когтями щетину на лице, Дастин передвинул к ногам дикарей всю коробку. На сей раз молодой кивнул и приложил ладонь ко лбу. Следом согласие подтвердили и старшие его соплеменники.

— Чёрт, он отдал им все наши запасы, — буркнул Рыжий.

— Лучше остаться без сладкого, чем без головы, — вполголоса заметил Волошек.

Погрузив коробку со сгущёнкой на самого молодого, дикари удалились.

Провожая их взглядом, Дастин скомандовал подъём, хотя наёмники и без того уже начали собираться — предмет переговоров был истолкован ими однозначно.

— Люди Тумана разрешили нам пройти через лес, — пояснил всё же орк.

— Они дадут нам проводника? — спросил Хельмут, забрасывая мешок на повозку.

— Нет. Просто разрешили пройти.

— Кто они? — спросил Волошек. — Никогда не слышал такого говора.

— Сколько помню, они всегда жили в этом лесу. А язык их я и сам не слишком хорошо понимаю. Речь из года в год меняется. Мне не довелось бывать здесь довольно долго, и вот они уже не поняли и половины из сказанного мной. Всему виною туман. Он каким-то образом воздействует на память. Старые слова быстро забываются, взамен изобретаются новые. Так и живут.

На оперативке наёмники узнали, что опасна Хмарная Сторона не разбойниками и не мертвецами, а самым обыкновенным по природе, но многочисленным и очень крупным зверьём. А ещё тем самым туманом, что никогда не покидает пределов леса. Вдыхать эту гадость Дастин категорически не рекомендовал.

— Помереть не помрёте, — заявил он. — Но как вас звать да зачем явились сюда, мигом забудете. А с пустой головой много не навоюешь.

— А эти, что сгущёнку отныкали, не забудут, что за проезд уплачено уже? — спросил Андал. — Чего доброго, нападут по слабоумию.

— На них хмарь влияет не так сильно, как на пришлых. Привыкли. Думаю, с их стороны проблем не возникнет. Но вот зверушки местные нам ничем не обязаны.

— Опять ночь не спать, — вздохнул Жирмята.

— А за день этот лес и не проскочишь, — уверил Априкорн. — Если только верхом, да и то вряд ли.

И потом, в тумане всё равно, что день, что ночь, больше на слух полагаться следует.

Тем не менее к фургонам подвесили фонари, а Дастин достал один из своих бидончиков и выдал наёмникам по комку пахучей мази.

— Вотрёте в кожу, зверьё вас не учует. И про лошадей не забудьте. До лошадей они особенно жадные.

Кто «они», орк так толком и не объяснил. Видимо, и сам знал немного. Сказал только, что твари неразумные и им всё едино, что секретное пиво, что прошлогодний навоз. Они, мол, не на груз охотятся.

Двинулись потихоньку.

Хмарь скрывала от глаз деревья. Только самые верхушки торчали из густых молочных клубов. Ни ветер, ни дождь не причиняли туману никакого урона. Правда, на самую дорогу он не выползал, нависая с обеих сторон неровными лохматыми стенами. Поезд словно пробирался по горной тропе, укутанной облаками, где нелегко угадать, что скрывают клубы — пропасть или отвесную стену. Лишь иногда над дорогой возникали сосновые лапы и с шорохом гладили проползающие мимо бочки.

Волошек задумался об обитателях Хмарной Стороны. То есть, получается, у них нет ни закона, ни веры, ни даже традиций. В таком случае они не многим отличаются от зверей, следуя больше инстинкту, нежели опыту, который быстро стирается туманом. Однако не всё так просто. Некий стержень, некая основа у туземцев должны были сохраниться, иначе они перестали бы быть людьми. Вот ещё одна загадка Покрова пополнила список тайн. И вряд ли список этот до конца похода станет короче.

Природа тумана вызывала размышлений не меньше, чем его обитатели. Кто и с какой целью укрыл чарами огромный кусок леса? Скрывается ли в дебрях нечто вредоносное, злое, или же Хмарная Сторона только барьер на пути непрошеных гостей?

Волошек попытался выяснить это у Априкорна. Тот всё время беспокоился — не подцепил ли кто случаем заразы, пока пьянствовали с упырями, часто подсаживался то туда, то сюда и осматривал наёмников. Однако никаких тревожных симптомов не находил.

Пока колдун занимался напарником, Волошек и задал вопрос.

— Нарочно его никто не ставил, — ответил Априкорн, проверяя у Рыжего пульс. — Думаю, это нечто вроде помойной ямы, куда собрались ошмётки магии, той, что создала Покров. А вот дорогу через Хмарную Сторону торили колдуны уже на моей памяти. Когда понадобился безопасный проход.

Безопасной дорога вовсе не выглядела. Жуткие огромные кошки шныряли туда-сюда, возникая и исчезая в тумане. Ни одна из них не заинтересовалась конвоем. Гулять под открытым небом тварям, похоже, не нравилось, и они предпочитали не задерживаться на дороге больше необходимого.

Пробивались из тумана и странные звуки. Нечто ритмичное, тихое, как шорох дворницкой метлы по утрам, а иногда резкое, как скрежет разрываемой жести. О природе звуков даже догадок не возникало, лишь спинной мозг отзывался волной панического ужаса.

Зато ночью звук пронёсся знакомый. Впрочем, от этого он не стал менее жутким. Точно такой же вой слышал Волошек в Голосеевском лесу, накануне отправки конвоя. И тогда, и теперь он не вызывал ничего, кроме страха, и особенно сильно напугал черниговских братьев. Те крестились без перерыва, словно две мельницы в хороший ветер. Вслед за ними каждый призвал на помощь своих богов.

Вой то приближался, то отступал, и создавалось ощущение, будто кто-то или что-то следит за конвоем, не желая отпускать добычу, но и не решаясь пока напасть.

Всю ночь никто не сомкнул глаз, а учитывая, что и предыдущие сутки наёмники провели без сна, к утру все здорово вымотались.

Результат не замедлил сказаться.

Очередная зверюга проскочила дорогу под копытами лошадей. Те шарахнулись в сторону, колесо наехало на камень и повозку изрядно тряхнуло. Ничего страшного не случилось — бочка устояла. Вот только сонный Сейтсман вывалился из фургона и нырком улетел в туман.

Раздался крик колдуна, конвой встал.

Наёмники сгрудились возле места падения и соображали, как достать Сейтсмана из тумана. При падении тот, похоже, здорово приложился головой, потому что лежал как мёртвый. Его силуэт был виден тёмным пятном на молочном фоне, однако ближе к голове становился едва различимым.

— Крюком зацепим? — предложил Хельмут.

— Как бы не поранить, — остерёг Рыжий.

— Может, дыхание задержать, да вдвоём — втроём вытащить быстренько?

— А вдруг там зверьё поджидает? А его как приманку оставили.

— Спешить надо, пока в себя не пришёл, — проговорил Априкорн. — Не то очнётся и убредёт в лес. Не найдём.

Колдун чувствовал долю вины за потерю напарника.

С помощью запасной оглобли крюк подвели к штанам и со второй попытки подцепили за пояс. Осторожно, стараясь не повредить, выволокли тело на дорогу. Априкорн тут же склонился над неудачливым напарником.

— Живой, — сообщил он.

— Уф! — выдохнул Дастин.

У остальных тоже отлегло от сердца.

Минут пять колдун пытался привести Сейтсмана в чувство. В ход пошли пузырьки с настойками, пощёчины и даже кончик ножа.

Наконец тот пошевелился и сел, удивлённо оглядываясь вокруг.

— Эй! — щёлкнул пальцами Априкорн перед его глазами.

Никакого эффекта. На лице наёмника поселилась слащавая улыбка дебила, да так там и осталась, о чём бы ни спрашивали его товарищи, пытаясь растормошить сознание.

Наждак магии хорошенько поработал с извилинами. Сейтсман никого не узнавал, ничего не говорил, правда, и особой агрессии за ним не замечалось. Колдун попробовал большинство из своих лекарств, но тщетно. Отреагировал напарник только на спирт, что хотя и подтвердило гипотезу о врождённой природе алкоголизма, но никак не помогло делу.

— Выберемся из леса, займусь им, — пообещал Априкорн. — Здесь и трав-то нужных не сыщешь.

Вышел спор, считать ли Сейтсмана раненым, или нет. Как воин он сейчас не стоил и гроша, но и в госпитализации не нуждался. Рыжий настаивал на контузии и с такой формулировкой отказывался грузить того в повозку с припасами. Забвение, дескать, лежанием не лечат.

Сейтсмана привязали к бочке, усадив на прежнее место. Он не сопротивлялся. Улыбался и вертел головой.

Только собрались отправиться дальше, как проблема возникла у Дастина. Сторожевой амулет, светивший с самого Киева, вдруг погас. Раньше орку не нравилось, что тот всё время фонит, а теперь он нервно теребил янтарный глазок когтем, опасаясь, что амулет окончательно сдох.

— В порядке, — заключил Априкорн после осмотра.

— Значит, не сунулись злодеи в туман-то! — довольно пробурчал орк.

— У них не оказалось с собой сгущёнки, — заметил Рыжий.

Сейтсман улыбался до ушей.

Ещё день и две ночи пробирались они через лес. Страху натерпелись немало, но обошлось без серьёзных стычек. Одну из них, когда стая диких собак напала на головную повозку, Волошек умудрился проспать. Априкорн разобрался сам, отпугнув собак волшбой. А вот пятнистую кошку колдун разглядеть опоздал.

Тварь соскользнула с сосновой ветки и оказалась на бочке Ксюши и Хельмута. Наёмники притаились, выставив вверх мечи. Лезть на бочку они не решились. Выручил Эмельт, выпустив через головы товарищей несколько стрел.

Кошка рыкнула и свалилась на дорогу, прямо под копыта последней пары лошадей. Те дёрнулись в сторону и чуть было не утащили повозку с дороги. Волошеку с трудом удалось их удержать, а Жирмята, свесившись, подхватил кошку за хвост и забросил в повозку.

— Эмельту на воротник, — пояснил он.

Однако часом спустя, когда Рыжий протянул трофей эльфу, тот, забрав только стрелы, выбросил мёртвого зверя в туман.

— Не стоит ничего брать отсюда, — мрачно сказал он.

Рыжий насупился, но смолчал. Андал же не выдержал.

— Ну и зря, — заметил он. — Хоть бы хвост оставил. Пришил бы к шапке на хоблинский манер. Чeм не наряд?

Эмельт его проигнорировал.

На третий день туманная земля закончилась. Повозки выбрались на открытую местность, и наёмники наслаждались панорамой.

— Ну, вот и всё, — вздохнул Дастин. — Считай, главные опасности мы миновали. Дальше легче будет.

Глава восьмая ОСТАНОВКА В ПУТИ

Прошла неделя, как они покинули Киев. «Половина пути, половина работы, — лениво размышлял Волошек, — хоть позади, хоть впереди. Впрочем, что было — известно, а вот что предстоит — о том лучше не загадывать».

Небо в этот день улыбнулось наёмникам. Блаженной улыбкой Сейтсмана. Тучи откочевали за горизонт, предоставив солнцу свободу. Сырость за час другой изошла паром. Стало тепло. Лес наполнился гулом насекомых, спешащих облететь раскрывшиеся цветы. Умиротворённое настроение передалось всем и Дастин, выбрав большую поляну, поставил конвой на длительный отдых.

Лошадей пустили на вольный выпас. Сейтсмана развязали и уложили на кусок брезента. Он по-прежнему улыбался. Зато все стоящие рядом морщили носы. Вонял наёмник теперь почище Хельмута. Двое суток товарищи опасались отпускать контуженого по нужде.

— Постарайся до вечера привести его в чувство, — сказал колдуну Дастин. — Обуза нам ни к чему.

Тот кивнул и принялся рыться в мешке. На свет появились разноцветные камушки, сушёные хвосты, ободранные перья, пузырьки с настойками, баночки с мазями и прочие атрибуты ведовства.

— Кое-какие травы надо будет поискать здесь… — вслух подумал колдун.

Помощи ему не потребовалось. Наёмники разбрелись по поляне. Одни занялись починкой одежды, другие решили отоспаться, кто-то, скинув плащ да сапоги, улёгся просто так — полежать на земле, не ощущая спиной дороги. Андал, тот и безрукавку снял, подставив солнечным лучам волосатое тело.

Великое дело днёвка.

Всеобщее безделье, кроме колдуна, не затронуло лишь братьев, которые вызвались приготовить какую-то особенную, фирменную похлёбку.

Волошек разулся и, наслаждаясь прохладой травы, прогуливался по поляне безо всякой цели. Блаженство продлилось недолго. Сперва начали чесаться щиколотки, потом колени, а скоро зуд охватил и всё тело. Ему пришла в голову мысль искупаться. Ручей — вот он, рядом, нужно только отыскать место, где ила поменьше. Он пошёл вверх по течению и углубился в лес.

Топкий берег скоро сменился песком. Ручей стал мельче, но шире и как будто бы чище. Изменилось и всё вокруг. Стало светлее. Подлесок сошёл на нет, оставив подпирать небо редкие старые сосны. Высокая трава уступила место мягкому серебристому мху.

Пейзаж напомнил Волошеку родные края. Бор, где в детстве играл он с друзьями в рыцарей и разбойников, где любил гулять, мечтая о приключениях и битвах. Он сполна нахлебался и того и другого. Целый год только и делал, что куда-то пробирался, чего-то добывал, сражался, голодал… Лишь теперь, получив передышку, он осознал, как надоели ему все эти приключения, как манит спокойствие дома.

Размышляя, он забрёл далеко от поляны и вдруг увидел Ксюшу. Девушка лежала на мелководье в одной рубахе, которая пузырилась и колыхалась от слабого течения. Подбородок волнорезом рассекал поток и вода тонкой плёнкой стелилась по лицу, оставляя торчать островок носа.

Услышав шорох шагов, девушка села. И улыбнулась товарищу. Впервые увидев на её лице не ухмылку, а простую улыбку, Волошек отметил, что та Ксюше очень идёт.

Вода, искрясь на солнце, сбегала по длинным pаспущенным волосам. Рубаха прилипла к телу, открывая Волошеку круглые плечи, острые груди, колени, торчащие из воды.

— Чего увидел? — засмеялась Ксюша. — Ничего особенного.

Окажись на его месте Жирмята, он бы нашёл что сказать. А ему, кроме идиотского вопроса «Как водичка?», ничего не приходило в голову. Впрочем, Рыжий и подобную глупость смог бы произнести козырно.

Уходить не хотелось, но, почувствовав, что краснеет, Волошек растерялся совсем. Проклиная свое косноязычие и неумение запросто поговорить с красивой девушкой, он развернулся и побрёл назад.

— Что же ты, сэр Деймос? — донеслось до него. Водичка хо-орошенькая!

Волошек споткнулся. Ну не возвращаться же теперь, раз ушёл. Вот же дурак! Никто ведь его не гнал, сам решил отступить.

Без особого удовольствия он окунулся где пришлось и вернулся на поляну.

Априкорн продолжал хлопотать над Сейтсманом. Тот невнятно мычал, иногда вскрикивал. Наёмники поглядывали в их сторону с тревогой. Судя по всему, колдун применял интенсивную терапию.

Братья уже сняли котёл с треноги и, выпустив из-под крышки ароматное облачко, позвали народ на обед. Волошек попробовал похлёбку первым и не удержался от похвалы. Братья расцвели, словно впервые в жизни услышали доброе слово.

— Нашу стряпню даже покойный князь не брезговал отведать, — с гордостью заявил Глеб, а Борис, поймав взгляд Волошека, нахмурился.

— Про нас разговоры идут, дескать, не уберегли мы хозяина, — буркнул он. — Правда это, да только не вся.

— А какая же вся?

— Не человек на него охотился. Сама дева Лыбедь должок явилась взыскать или из слуг её кто. А против такой силы наши мечи — что слону прутики. Черниговский-то князь киевскому двоюродным братом приходится. А дед их общий нагрешил в своё время…

— Голосеевские пруды? — догадался Волошек.

— Они самые, — вздохнул Борис. — На племянника-то напраслину возвели. Он в пыточной сознался во всём, не выдержал расспросов. Ну и нам с Глебом досталось… На всю жизнь прилипло клеймо разинь и неудачников.

— А тот вой, что раздавался ночами, когда мы через Хмарную Сторону шли… мне он знакомым показался, — заметил Волошек.

Борис кивнул.

— От неё это послание, от девы Лыбедь. Не простила нам, что дорогу некогда заступили. С тех пор частенько знаки подаёт. В лесу ещё не так страшно, и вот водоёмов всяких мы всерьёз опасаемся. Помнишь, колодец перед степью? И там её голос стрельнул. Нигде не скрыться от проклятущей!

Разговор увял. Братья занялись раздачей, а Волошек отошёл к повозке, где дремал товарищ, поглядывая вполглаза за корзиной с пивом. После того случая Рыжий решил не выпускать её из виду. Тем более что Сейтсман, потеряв память, стал пиву серьёзной угрозой.

Поедая похлёбку, Волошек слушал, как Андал доставал своего напарника, словно ему не хватало споров во время пути.

— Ну да, вы перворожденные, богом избранные, а мы — так, «пришедшие следом». Мусор. Подонки. Вы говорите, мы внемлем…

— Эту мульку про перворожденных вы же, люди, и сочинили, — огрызнулся Эмельт. — У эльфов не больше прав, чем у всех прочих.

— Конечно! А то, что вы все финансы к рукам прибрали, всю торговлю драгоценностями — это случайность? Где деньги бренчат, так обязательно: …маэли, …риэли, …ельты. Отовсюду ваши острые уши торчат.

— Это мои, что ли? — усмехнулся Эмельт. — То-то и гляжу, золото из мешка сыпется.

— Не твои, ибо в семье не без урода, — не унимался Андал. — Но твоего народца. И откуда вы только взялись в наших лесах? Пришли тихой сапой, хвать, и уже банками распоряжаетесь. Скоро каждый от Великого князя до пропойцы последнего у вас в долговой кабале окажется. Тут-то вы, остроухие бестии, и покажете своё коварство. Мировое господство — вот ваша истинная цель.

Андал рыгнул и заявил:

— Будь моя воля, запретил бы я вашему брату в крупных городах селиться. Да и на деревню не допускал бы мужиков обирать.

— Твоя воля? — рассердился Эмельт. — А нечего было вашим князьям да тиунам носы морщить от ростовщичества. Аристократы хреновы. И мужика вы сами замордовали оброками да налогами. А как эльфы появились, так вдруг озаботились чаяньями народными. Радеть сразу приспичило.

Андал ухмыльнулся, довольный тем, что смог вывести Эмельта из себя, и продолжил:

— Ага. А ещё я читал один древний трактат, в котором приводились достоверные сведения, будто вы, твари преждерожденные, в поганых своих обрядах замешиваете лепёшки на крови человеческих младенцев.

— Дурак ты, Андал, — плюнул Эмельт. — Вот такие дураки и выдавали эльфов во время хоблинской оккупации.

— Пошёл ты! Сами хороши. «Хоблины — цивилизованная нация». С цветами встречали. Вот довстречались. Только в овраге и прозрели, когда в вас стрелы полетели. Да в порубах хоблинских, когда огонь подступил.

— Ложь! Однодневка ты скоропортящаяся. Никогда и никто из моих сородичей такого не мог сказать. Мы-то хоблинов получше вашего знаем.

Слушать эльфофобские бредни Волошеку надоело. Он растолкал Рыжего и протянул уже чистую миску.

— Сходи, поешь.

— Не… Не хочу, — отозвался напарник, потирая глаза.

— Ну, тогда давай сыграем, что ли.

Жирмята вытащил из мешка небольшой кожаный кейс, достал шахматы и вздохнул — он уступал товарищу четыре партии из пяти.

Вечером раздались громкие проклятия Дастина. Орк теребил охранный амулет, который взялся за старое, а именно принялся изводить хозяина слабым свечением.

Глава девятая ПЕРЕПРАВА И ЖУЧКИ

Отдохнувшие за сутки лошади шли резво. Наёмники приободрились: ни преследователей, ни враждебных земель пока не предвиделось. Над поездом гремел хохот Андала и проклятия Эмельта. Подначки и шутки подбрасывались в этот застарелый пожар со всех сторон. Сейтсман временами ещё улыбался, но теперь виновато, поймав взгляд кого-нибудь из товарищей. Стараниями Априкорна память вернулась к нему.

Непогода, кажется, тоже набралась сил после отгула, но особенно не лютовала, лишь напоминала о себе моросью и небольшим ветром.

Ничего удивительного, что мелкая речушка с переброшенным через неё бревенчатым мостом ни у кого не вызвала подозрений. Сторожевой амулет едва тлел, оба берега неплохо просматривались, а устроить засаду на голом песке не вышло бы и у самых умелых пластунов. Да и неоткуда было взяться тем пластунам. Априкорн тоже не почуял подвоха — мост как мост, таких за неделю они миновали не меньше дюжины.

Поначалу действительно всё шло гладко, но потом судьба поменяла ставку. Головная повозка уже съезжала на берег, а замыкающая ещё только готовилась к переправе, как вдруг настил начал расползаться. Посреди моста над единственной опорой как раз оказалась повозка черниговских братьев. Колесо въехало в открывшуюся щель и только за счёт скорости выскочило обратно на полотно.

Не сразу наёмники сообразили, что происходит, а когда поняли — растерялись на миг. Лишь реакция братьев спасла отряд. Схватив моток верёвки, Глеб бросился к правому краю. Борис дождался Ксюшу, а когда девушка приняла вожжи, поспешил брату на помощь.

Верёвку перебросили поперёк моста, перехлестнули концы через крайние брёвна и вновь перебросили. Крепя полотно, братья тянули верёвку в стороны. Жилы вздулись на руках и мощных шеях.

И тут, скрипнув, накренились сваи. Опора просела, а перекошенный настил вздыбился. Шальное бревно выскочило, словно пробка от игристого вина, и, совершив несколько оборотов, нырнуло в реку. За первым последовало ещё несколько.

Рыжий и Волошек с трудом заставили лошадей двигаться по ожившему вдруг мосту. Они пробирались по редкой гребёнке, какую представляло собой покорёженное полотно. Налетая на дыры и торчащие торцы брёвен, повозка прыгала, грозя развалиться или опрокинуться, а лошади в любую минуту рисковали поломать ноги. В который уж раз их место в колонне оказалось самым опасным.

Среди криков, ругани, ржания, среди громыхания поклажи, треска дерева и шума воды Волошек вдруг отчётливо различил далёкий вой. Он узнал его и сразу взглянул на братьев. Их лица, красные от натуги, вдруг побледнели. Они поняли. Испугались. Но концы из рук не выпустили.

— Быстрее! — крикнул Волошек товарищу.

Совет был бесполезен, но Рыжий кивнул машинально — верно, тоже услышал вой. Когда поравнялись с братьями, он крикнул, чтобы те поскорей убирались. Но оба они решили дождаться, пока весь конвой не окажется на берегу, и лишь тогда занялись собственным спасением. Однако ни сил, ни времени уже не хватило. Верёвка провисла, и мост рассыпался, увлекая братьев в поток. В этом узком месте река особенно буйствовала, а почуяв жертву, и вовсе разошлась не на шутку. Как бы решив выпустить разом всю ту небесную влагу, что скопила за несколько последних недель, она ударила по обломкам моста мутным потоком. Ни брошенные наёмниками верёвки, ни те же брёвна — не помогли. Головы братьев лишь однажды появились среди бурунов и пропали навсегда.

Далёкий вой стих. Дева Лыбедь достала своих врагов.

Всё случилось так быстро, что никто особо не раздумывал, пока бочки не оказались в безопасности. Теперь же наёмники молчали, хмуро рассматривая огрызки моста. Неожиданная гибель братьев ошеломила всех.

— Даже не в бою сгинули, — произнёс Жирмята. — Одно слово — непутёвые.

Ксюша с напарником встали в охранение, а колдун принялся исследовать переправу. Чародейство тому виной, подпил или обыкновенная ветхость моста — выяснить ему так и не удалось. Улики были смыты и унесены вместе с жертвами.

Дастин развернул карту и, бормоча стишок, долго водил по ней когтем. Путеводный амулет упрямо показывал на заболоченный лес, и орк искал обход понадёжней.

— Пойдём по берегу этой сволочной речушки, а дальше пролеском до Грушевки, — решил он. — Там и заночуем.

На повозку погибших братьев Дастин посадил Эмельта, избавив его заодно от докук Андала. Таким образом, уже трое в отряде шли без напарников, и остальные подменяли их время от времени. Шли без остановок и, как уже повелось, вместо обеда наёмники по очереди гостили в хвосте, наскоро закусывая копчёным окороком и сухарями. На сей раз, правда, жевали молча.

Последними подошли Ксюша и Дастин. Потеря братьев ввергла командира в хандру. Тщательно пережёвывая мясо, он шептал детскую считалку про десять толстых гномов, что пошли купаться на Днепр, где и тонули один за другим.

— Кстати, — задумчиво произнёс Жирмята. — В нашем отряде ни одного гнома.

— Только заметил? — хмыкнула Ксюша. — И что с того?

— И от самоходов Тург отказался, — продолжал Жирмята. — А ведь и заправки, и мастерские держат именно гномы.

— Ну, понесло тебя, точно второй Андал, — Ксюша махнула рукой. — Везде заговоры мерещатся.

— Рецептура! — поднял палец Жирмята.

— Что? — отвлёкся от мяса и мрачной считалки Дастин.

— В «Каштане» пиво варит кто? Люди. А у гномов свои пивоварни. То-то крутились бородатые перед конторой на Проризной, якобы рельсы правили.

— Конкуренция? — угадал Волошек.

— То-то и оно.

— Да нет, — возразил командир. — Я знаю гуляй-польских орков. Они нипочём не станут заводить дела с гномами.

— Это правда, — согласилась Ксюша.

«И откуда она только всё знает», — подумал Волошек.

Однако Рыжий и не думал сдаваться.

— Не знаю, кто там с кем водится, но нас наверняка отслеживают. Амулет твой охранный только пару дней не светился. Только пока в тумане шли. И мост неспроста развалился. Априкорн сколько ни вынюхивал, ничего не нашёл. Не гнилой был мост. Что, по собственной охоте развалился?

— Там другое, — возразил Волошек. — Братья жаловались, что преследовали их с тех самых пор, как хозяина их убили. Дева Лыбедь, а может, кто из подручных.

— Что же, несколько лет она их не трогала, пугала только, а стоило им в конвой подрядиться, так тут же и напала? Не верю я в такие совпадения. Может, и Лыбедь это была, но только не своей волей она братьев сгубила. Да и маловероятно, что именно на них мост подготовили. Любой из нас мог погибнуть.

Дастин прислушивался к спору друзей, потом вдруг сказал:

— Не могут нас выследить. После чумных земель да Хмарной Стороны след взять невозможно. Оторвались мы.

— Значит, не по следу, — возразил Жирмята. — Значит, наводит на нас кто-нибудь. Постукивает.

— Так ведь кроме нас самих никого и нет в конвое. Попутчиков мы не брали. Разве что лошади. Но они постукивать только копытами умеют.

— Значит, среди нас мерзавец затаился.

Все четверо замолчали. Тема поднялась щекотливая. Последнее дело — своих братьев подозревать. Никогда это до добра не доводило. От взаимного недоверия отряды гибли не чета этому. Да что отряды — армии пропадали. Но слово вылетело, и Рыжий на попятную не пошёл.

— Тург всякий сброд нанял, — завёл он старую песню. — Похватал на улице абы кого…

— Это не разговор, — нахмурился Дастин. — Подозреваешь кого-то конкретно, скажи. А нет, так лучше заткнись.

Рыжий вздохнул.

— Любого подозреваю. Взять хотя бы Хельмута.

— Этого вонючку? — удивилась Ксюша.

— А откуда у него слухач? Ходит в отрепье, а вещицы недешёвые имеет.

— Он не тот, за кого себя выдаёт, — поддержал товарища Волошек. — Наводит или нет, не знаю, но своё истинное происхождение точно скрывает. У него замашки без малого княжеские. Манеры там, разговор… А видели, как он мечом работает?

— Мимо, — сказал Дастин. — Тург мне про него рассказывал кое-что. Хельмут, конечно, не князь, но вроде того. Сынок он миллионщицкий. Родитель его верфи держит в Антверпене и в Архангельске и судоходными компаниями владеет по всей Европе. Повздорили они. Сбежал Хельмут от папаши, а чем заняться, не придумал. Вот в наёмники и подался.

— «Тург рассказывал», — буркнул Рыжий. — Значит, нужно искать среди тех, про кого не рассказывал.

Дастин одарил Жирмяту взглядом, подразумевающим невысокое мнение орка о мыслительных способностях собеседника.

— Ты что? — спросил он. — До сих пор считаешь, что Тург вот так вот, не глядя, собрал кого ни попадя из притонов и подворотен и доверил сопровождать ценнейший груз?

Рыжий смолчал.

— Да его парни следили за каждым из вас две-три недели, собирая информацию, вынюхивая связи… Да на каждого из вас толстенная папка заведена на Проризной!

— Но тогда… — начал Рыжий и умолк.

— Что?

— Тогда получается… — Рыжий нахмурился. — А на кой ляд ему понадобилось это шутовство с конкурсом и оглаской на весь город?

— Понятия не имею, — пожал орк плечами и добавил: — Но я тебе вот что скажу. Раз Тург поступил так, а не иначе, значит, имел на то основания.

— Сразу я заподозрил нечистую игру, — ухмыльнулся Жирмята. — Вон и Волошеку говорил в первый же день. Понять бы только, что за игра и в чём подвох…

— Не твоего ума дело, — рыкнул Дастин. Но Рыжего уже понесло:

— Так ведь ум-то, он в голове помещается. А её теперь запросто потерять можно. Если что знаешь, лучше скажи. И нам ловчее справиться будет.

— Не знаю, — буркнул орк, и, судя по всему, он не темнил.

— Но как-то нас подловили на переправе? — дожимал Жирмята. — Кто-то навёл.

— Жучки, — сказала вдруг Ксюша.

— Что?

— Нам могли подложить жучков.

— Как? Когда?

— Подводы где отстаивались перед погрузкой?

— На платной стоянке, — ответил Дастин. — В центре-то города негде больше обоз разместить. А Тург торопил, желал, чтобы всё под рукой было. Вот на ночь на парковку и поставили.

— Парковка гномья? — улыбнулась Ксюша.

— А то чья же?

Все четверо замолчали.

— Стой! — крикнул Дастин, а сам принялся рыться в груде припасов.

Конвой остановился. Дежурная пара выдвинулась в дозор, остальные подтянулись к хвосту, чтобы узнать, в чём дело. Дастин между тем извлёк очередной из своих чудесных бидончиков.

— Лошадей распрягай! — приказал он. — Под фуры стели брезент! Шевелись!

«Морилка», — прочитал на этикетке Волошек.

— Сейчас с жучками вопрос закроем, — орк нацепил на морду тряпичную маску и дальше говорил неразборчиво.

Вместе с Апикорном он обходил фургоны и густо проливал отравой дерево, особенно тщательно смазывая щели и дыры. Вонь поднялась страшная. Едкие испарения согнали наёмников на опушку леса, а местные мошки с комарами отправились промышлять на стороне.

— Как бы командир пиво не подпортил по запарке, — обеспокоился Жирмята.

— Бочки они не трогают, — сказал Волошек. — А вот продукты, пожалуй, свежесть потеряют.

Клетку с голубями он догадался оттащить на обочину.

Сотни полудохлых насекомых усыпали брезент. Полосатые жучки ещё дёргали лапками и пытались расправить крылья, но отрава лишила их сил. Колдун отобрал несколько экземпляров для исследований, остальных же его волей утопили в мыльной воде.

Пока повозки проветривались, наёмники, ожидая итогов, сгрудились вокруг Априкорна. Тот натыкал жучков на соломинку, отрывал им крылья, лапки, давил пальцами и калил на огне — ну просто не колдун, а мальчишка-садист, что развлекается живодёрством.

— Странно, — заключил он, наконец. — Не та это мелочь, чтобы конвой выслеживать. Слабоваты они для Покрова — для города предназначены.

— Поясни, — потребовал Дастин.

— Ну, в общем, схема следующая. Зачарованные насекомые каждые полчаса, по очереди, срываются в полёт и уносят сведения о месторасположении конвоя. Их хозяевам достаточно отмечать точки на карте, а потом соединить в линию. Но вот в чём закавыка: не могут эти твари летать далеко. Версты на три, ну на пять от силы. Не дальше. В городе большего и не надо. Там в каждом квартале можно агентуру разместить. Но за городом, тем более под Покровом, трудно держаться всё время рядом с объектом.

— Птицы, — предположила Ксюша.

— Птицы? — колдун задумался.

— Птицы могут склёвывать их в воздухе и приносить хозяевам, а потом по помёту те и определяют, где нас искать.

— Вариант, — согласился Априкорн, поглаживая кадык. — Да только слишком уж мудрёный. Если птицы на врага работают, так они и без жучков доносить могут. Нет, что-то здесь не так…

Отрава выдыхалась часа три. Но и потом, когда они продолжили путь, долго напоминала о себе едкой вонью.

Глава десятая ПРИЗРАК И КОЛДУН

В Грушевку прибыли поздно вечером и остановились на околице, возле высокой избы. То, что Волошек принял поначалу за постоялый двор, оказалось заведением иного рода.

«Дом древлянской культуры имени благоверной княгини Ольги» — гласила деревянная табличка.

Под избой тёрлись странные типы, совсем непохожие на затюканных мужиков, тем более на древлян. Они с подозрением косились на бочки и тем самым вызывали подозрение.

Отдыхать под надзором селян показалось сперва неуютно. Наёмники принялись чинить повозки, чистить лошадей и всё больше молчали. Но скоро освоились. Нашли на пустыре местечко под костёр, заморочились с ужином.

— Эх, — протянул Сейтсман. — Даже помянуть братьев нечем.

Его никто не поддержал. Тогда он принялся осаждать Хельмута и вертелся возле него, пока тот не сунул ему несколько монет.

В ожидании ужина Волошек решил осмотреть дом. Ржавый замок лежал на крыльце, а дверь оказалась незапертой. В тёмных сенях пахло грибами и прелым сеном. Большая комната слабо освещалась луной через пыльные окна. Вдоль стен стояли лавки, на стенах висели предметы древлянского быта, снабжённые бирочками — пояснениями.

Волошек не любил музеи. Мёртвые вещи не вызывали у него того трепета, который он подмечал за учёными людьми. Те охали и ахали при виде каждого черепка, сякой негодной вещицы, отложенной хозяином на долгий срок, а то и выброшенной за ненадобностью.

Единственное, что вызвало у него интерес, это книги, косо стоящие на двух коротеньких полках. Он подошёл и пробежался взглядом по корешкам. Механизмы антропогенеза и расселение человека», Традиционная культура древлян», «История Византии», несколько выпусков «Альманаха этнографического общества» за 1912 год. Читать совершенно нечего. Ни приключенческих романов, ни книг о любви, ни даже любимого Априкорном Лема.

Волошек выбрал толстую «Историю Византии», надеясь найти хотя бы красочные изображения воинов в типовых доспехах той эпохи. Присев на краешек лавки, он повернул книгу к окну, стараясь поймать больше света.

Картинок в книге оказалось много. Луна скрадывала цвета, но молодой человек неплохо разбирался в военной истории и восстанавливал раскраску по памяти. Время перестало измеряться минутами, теперь плотные страницы отсчитывали его ход.

И вдруг Волошек почувствовал, что в комнате находится кто-то ещё. Он глянул поверх тома, но кроме мутного свечения возле книжных полок ничего не увидел. Свечение же поначалу его не встревожило: так, бывает, искрится поднятая пыль в лунных лучах.

Скоро, однако, облачко пыли приобрело очертания человека. Волошек испугался. Он не любил привидений. Ему захотелось исчезнуть, но силуэт как раз и возник между ним и выходом. Волошек скосился на окно, прикидывая, как бы лучше его высадить, чтобы вывалиться наружу. Однако призрак не обращал на позднего посетителя дома культуры никакого внимания.

Фигура достигла такой плотности и резкости очертаний, что в ней можно было угадать монаха. Балахон с капюшоном скрывали внешность.

Призрак стоял спиной к окну и разглядывал книжную полку. Широкий рукав порхнул вдоль неё, словно сметая пыль. Рука остановилась, вернулась немного назад. Тонкие пальцы вынырнули из рукава и цапнули одну из книг. Волошеку показалось, что этого массивного фолианта он прежде не видел. Проглядел? Сомнительно.

До него донеслось бормотание и шелест пергаментных листов.

Что-то заставило призрака повернуть голову. Из-под капюшона глянуло знакомое лицо.

— Роман! — вырвалось у Волошека.

Монах не ответил, даже не вздрогнул. Он смотрел сквозь наёмника, не слыша и не видя его. Затем опустил глаза к книге и произнёс:

— Ошибка. Нелепая описка.

В голове у Волошека вдруг всплыло название — «Ходовая книга». Название вытянуло за собой из памяти и всё остальное: встречу с эльфом в корчме, рассказ о монахе-призраке, белую картонку визитки. Он мог бы вспомнить об этом и раньше, но лицо недавно погибшего товарища сбило с толку.

А призрак, ещё раз взглянув сквозь него, глубоко вздохнул и на пике вздоха пропал, точно лопнул. Книга исчезла тоже.

Выскочив из дома, Волошек поспешил к лагерю. Он собрался было рассказать о видении товарищу, но наткнулся на полные тревоги глаза.

— Что случилось?

Жирмята нервно кивнул на селение. Волошек осмотрелся. Вокруг царила мёртвая тишина. Подозрительные парни исчезли. А село будто затаилось — ни голоса, ни звука, ни отблеска света в окнах.

Прямой угрозы он не заметил, но когда Рыжий потащил его к Дастину, противиться не стал.

— Надо валить отсюда, утра не дожидаясь. Валить, пока целы, — обратился к командиру Жирмята.

Чутью друга Волошек привык доверяться больше, чем собственной интуиции, и потому, когда орк взглянул на него, кивнул, соглашаясь. Дастин, долго не раздумывая, в два счёта собрал наёмников, а Рыжий, не дожидаясь решения, начал грузить шмотки.

— Где Сейтсман? — спросил орк, оглядев отряд.

— За самогоном ушёл, — ответил Хельмут. — Трубы у него горят. А к пиву москали не допускают.

Никто не засмеялся. Рыжий, когда надо, умел исподволь наводить мандраж на всех, кто оказывался рядом. И теперь разве что командир сохранял спокойный вид. Но именно что вид — стоило появиться Сейтсману сбутылью, орк приказал немедленно уходить.

Они покинули село около полуночи и, отъезжая, поняли, что угадали с бегством. В селе началось странное шевеление, шум, заметались огни… Сторожевой амулет, как всегда с запозданием, выдал предупреждение.

— Ходу! — скомандовал Дастин.

Но какой может быть ход у тяжеловозов?..

* * *

Луна позволяла лошадям не переломать ноги, но она точно так же светила и преследователям. Тем не менее остаток ночи и начало дня конвою удалось пройти без стычек. Подозрительные всадники мелькали вдалеке, но так там и держались, не пытаясь приблизиться.

Дастин петлял, что затравленный заяц. Конвой переходил с тропы на тропу, иногда пробираясь вообще без дороги, и тогда они толкали повозки, скользя ногами в грязной жиже. А там, где уклон грозил опрокинуть бочки, их вязали верёвками и, повиснув гроздьями, сдерживали опасный крен своим весом.

К полудню они выигрывали у преследователей несколько вёрст, но короткая остановка, когда лошади попросту встали без сил, свела на нет всё преимущество. А после полудня на конвой навалились всерьёз. Разбойников, среди коих Волошек приметил и орков, и людей, и даже несколько гоблинов, он насчитал с полсотни. Окружить конвой у шайки не выгорело — Дастин своим орчьим инстинктом предугадал опасность и вовремя повернул на другую тропу. Но совсем сбить со следа погоню не удалось. Шайка даже без лошадей быстро нагоняла тихоходный поезд.

Однако и тропу опытный орк выбрал с умом — по сторонам, перемежаясь с топями, тянулись густые заросли, и обойти отряд стало непросто. Головорезам пришлось атаковать с хвоста. И первыми встречать их выпало Волошеку с Жирмятой. Замыкающая повозка стала чем-то вроде трещотки на хвосте гремучей змеи.

— Опять мы крайние, — заметил Рыжий. — Опять за всех отдуваемся. Хоть бы начальник подкрепление прислал.

Боги услышали его ворчание. На помощь подоспел сам Дастин. Он взялся управлять лошадьми, а друзья, соорудив из мешков с припасами подобие баррикады, укрылись за ней. Рыжий принялся обстреливать преследователей из тяжёлого арбалета, запас стрел для которого казался поначалу неиссякаемым. Во время перезарядки Волошек выпускал пару стрел из арбалета поменьше. Скоро к ним присоединился Эмельт, как и всякий эльф, отменно владеющий луком. Больше народу в повозке просто не поместилось бы — стрелять в толчее не слишком удобно. Да и не осталось в конвое свободных людей.

Вчетвером они огрызались долго. Их стрелы, порой достигая цели, удерживали погоню на расстоянии. Разбойники отвечали редко — им для прицельного выстрела приходилось останавливаться, мешая тем, кто бежит следом.

Но сперва подошёл к концу боезапас, а потом шальная стрела нашла Эмельта. С висящей плетью рукой из лука не постреляешь. Дастин отослал эльфа вперёд. Ему на смену прибыл Априкорн.

— Что, достают мерзавцы? — с притворным весельем спросил колдун.

Дастин выругался.

— Мы ползём слишком медленно, — заявил он. — Чтобы затеряться среди этих болот, мне нужен хотя бы час форы.

Часа у них не было. Не было даже пяти минут. Преследователи, заметив слабину, осмелели настолько, что подошли почти вплотную. До фургона отчётливо доносилось тяжёлое дыхание и гулкий топот. Волошек не выдержал и снял самого наглого из вражеского авангарда.

— Остались четыре стрелы, — сообщил он.

— Сбегай до Эмельта, у него был запас, — посоветовал Рыжий.

— Почему бы тебе самому не сбегать? — рявкнул Дастин.

Пожав плечами, Жирмята спрыгнул на землю.

Орк передал вожжи Априкорну и вытащил карту. Не обращая внимания на тряску, он принялся в который раз изучать местность. Результат его не обрадовал. Дастин вздохнул, свернул карту и заявил:

— Через две версты болота сойдут на нет. Дальше бор, он и коннице не помеха. Там нас легко обойдут. Ума не приложу, что делать. В открытой стычке нам их не осилить.

Вернулся Рыжий, притащив всего-навсего несколько стрел. Молча протянул их Волошеку и уселся подальше от командира.

— Можно пожертвовать припасами, — предложил Априкорн. — Ты уводи конвой, а мы замедлим ход и попридержим кодлу. Без стрел нелегко будет, но некоторое время продержимся. А там, если что, бросим повозку да через лес пробьёмся.

Дастин прищурился. В его голове словно трещал разом десяток арифмометров.

— Хм. В этом что-то есть, — он покусал ус. — А как потом нас нагоните? Без амулета путеводного да без карты заплутаете под Покровом.

— Ничего, я как-нибудь выведу, — заверил колдун. — В случае чего в Альмагарде встретимся.

Рыжий нахмурился. Гремучая змея обернулась ящерицей, и хвостом, который она собиралась сбросить, была их повозка. Он не стал возражать, но только лишь потому, что не желал лишний раз раздражать командира. Однако тот и сам заметил его сомнения.

— Дело добровольное, — заявил Дастин. — Хочешь, пересаживайся вон к Хельмуту.

— Да уж мы как-то вместе привыкли, — улыбнулся Рыжий.

И всё же, несмотря на весомость аргументов, с предложением колдуна орк согласился не сразу. Он сомневался в успехе такого трюка и попытался найти иной выход. Но время шло, Волошек стрельнул ещё дважды, и, наконец, не желая больше тянуть и, возможно, упустить единственный шанс, Дастин махнул рукой.

— Как из топей выберемся, возьмём левее, а дальше ищите знаки, — он соскочил с повозки.

— Эй! — остановил командира Жирмята. — Корзиночку-то с пивом прихвати. Оно и нам спокойнее будет.

— Ах ты, зараза, — ругнулся в сердцах Дастин, но пиво взял. И помчался в голову, бренча бутылками.

Они остались втроём. Некоторое время понадобилось орку, чтобы объяснить остальным суть дела. Затем фуры с бочками пошли быстрее.

Лошади заволновались, обнаружив, что расстояние до впередиидущей повозки увеличивается. Припустили было вдогонку, но Априкорн осадил животных.

— Куда, орчья сыть?

Те смирились с судьбой и сбавили ход. Конвой удалялся. Наёмники не оглядывались на арьергард. Какие чувства вызвала у них безумная попытка товарищей, можно было только гадать.

Преследователи пока не замечали обмана. Они продолжали эту странную подвижную осаду, терпеливо ожидая истощения вражеских ресурсов.

Волошек выложил перед собой полдюжины стрел — всё, что осталось от запасов Эмельта. Он изредка выпускал их в особенно прытких ватажников, давая понять остальным, что поезд способен ещё огрызаться. Те не спешили, не лезли на рожон. Изгибы дороги, заросли и повозка всё ещё скрывали правду.

Получасом спустя Априкорн произнёс:

— Полагаю, они достаточно оторвались. Самое время подумать и о себе.

Зажатая болотами дорога вот-вот должна была вырваться на простор и рассыпаться десятками направлений, среди которых предстояло найти то единственное, что выбрал Дастин. Но с погоней на плечах догонять конвой не имело смысла. Не для того отставали.

— Заткнуть бы это горлышко, — заметил колдун. — Да пробки подходящей нет.

Волошек выпустил последнюю стрелу и отложил лук.

— Эх… — Рыжий вздохнул. — Влипли по самое не могу.

Он перелез назад и схватил арбалет. Поломанная многозарядка полетела в дорожную грязь.

— Кидай всё, что тянет, — предложил Рыжий. — Один чёрт пропадёт.

За арбалетом последовали мешки с овсом, тяжёлые запасные колёса, цепи… Друзья принялись опустошать повозку с энтузиазмом разбойников, наскочивших на караван, к которому вот-вот подойдёт подкрепление.

— Голубей оставь, — крикнул Волошек. Он вдруг подумал, что Жирмята давно хотел прибраться в повозке, да вот повода удобного не находилось.

Лошади пошли заметно резвее, однако против верховой погони и быстроногих орков им было не выдюжить. А хотя бы и справились коняшки — дорога всё равно не позволяла как следует разогнаться.

— Может, спрыгнуть и в лес уйти? — предложил Жирмята. — Прикроемся поворотом. Затихаримся, переждём и к своим пробираться станем.

В такое спасение он не верил и сам. Шансов укрыться от ватаги в лесу, тем более в болотах, — почти никаких, а три меча, пусть даже один из них лучший в Европе, недолго продержатся против многих десятков.

На почётную сдачу тоже надеяться не приходилось. За ними шла не армия с воинами, не чуждыми чести, а ватага головорезов, которая если и продлевает жизнь пленным, то только на время допроса. И конечно, они не станут оставлять свидетелей, если охотятся за грузом.

Трое переглянулись. Лицо Волошека сохраняло внешнюю невозмутимость, Рыжий не скрывал беспокойства, Априкорн был мрачен. По сути, это он втравил молодых людей в авантюру, и, видимо, теперь его покусывала совесть.

Бор небольшим возвышением уже просматривался за блеском болотных луж. Через минуту его увидят и те, что гонятся следом. И тогда…

— Уходите, — сказал вдруг колдун, передав вожжи Рыжему. — Я вас прикрою.

— А как же ты? — спросил Волошек.

— А как же мы? — почти одновременно с ним спросил Жирмята и тем избавил Априкорна от ответа на первый вопрос.

— Пойдёте по следу, найдёте наших рано или поздно. А нет, так выбирайтесь до ближайшего города.

Дилижансы в Альмагард не часто, но ходят. Всех подряд не берут, конечно. Но если сошлётесь на Турга, вам не откажут.

— У тебя второго артефака нет, — едва слышно произнёс Волошек.

— Нет, — согласился Априкорн. — Но я их задержу. Посчитав разговор оконченным, он спрыгнул с повозки и встал посреди тропы на пути набегающей погони.

Волошек тоскливо смотрел на удаляющуюся фигуру, понимая, что колдун вряд ли вернётся. Он видел, как Априкорна обступили разбойники, как тот взял в руки самый обыкновенный меч, и в него не стали стрелять, рассчитывая пленить. А они уходили дальше и дальше. Рыжий лупил кнутом по лошадиным спинам, вдохновляя животных на подвиг. Но те как будто и сами понимали, что нужно отдать последние силы спасительному рывку. Волошек же, вглядываясь в маленькие фигурки, пытался разобрать, что происходит там, позади. Колдун, похоже, отбивался до последнего, выигрывая у смерти лишние мгновения.

А потом раздался взрыв. Тёмный, почти без вспышки. Волна горячего воздуха долетела до уходящей повозки, стирая с лица Волошека неожиданную слезу.

Взрыв обезглавил погоню. Если кто из лиходеев и пережил эту бойню, им не скоро предстояло оправиться настолько, чтобы продолжить преследование.

Повозка выскочила из горловины болот и повернула налево. Напряжение, вызванное опасностью, отступило, открыв дорогу чувствам иного свойства. Ощущение оторванности от всего мира усиливало пустоту внутреннюю.

Они горевали по Априкорну, но горевали каждый по-своему. Волошек успел полюбить колдуна. Как друга и как человека, превосходящего его силой духа и разумом. Он горевал, как горюют об ушедшем наставнике, потеря которого означает потерю части себя и в некотором смысле крушение веры.

Жирмята же гибель товарища воспринял скорее как личное неудобство. Из его привычного уютного мира изъяли некий элемент, заставив приспосабливаться к новым реалиям. В этом был весь Рыжий. Волошек не сомневался, что, раздели он судьбу Априкорна, Рыжий недолго будет страдать и скоро озаботится собственными проблемами.

Большая развилка заставила их остановиться. На самом пересечении дорог разлилась огромная лужа, однако никаких следов на её топких краях не было видно — Дастин позаботился о скрытности. Но и про друзей не забыл — оставил знак в стороне. Надломленная ветка берёзы указывала налево. Стало быть, поворачивать им следовало направо.

Ещё несколько раз они отыскивали знаки и меняли направление, пока не увидели с возвышения хвост конвоя. Последняя бочка, покачиваясь, уползала в лес. Они закричали разом, но их не услышали.

— Догоним, — ободрил товарища Рыжий. — Их лошади уже на пределе. Дастин будет вынужден сделать остановку.

Стоящий на обочине отряд встретил их радостным гулом, который немедленно смолк, когда наёмники увидели недостачу. Волошеку говорить не хотелось, Жирмята, как мог, рассказал товарищам о гибели Априкорна.

— Странный парень, — заметил он в заключение. — Сперва извёл бесценную вещицу, которую и не сравнить с гонораром наёмника. Теперь и вовсе собой пожертвовал. Ради чего? Ради грёбаного конвоя?

Волошек не желал думать, будто Априкорн погиб зря.

— Может, он на тех работал, кому пиво везём? — предположил он. — Может, это пиво силу даёт, и альмагардцы с его помощью надеются одолеть чернильников в этом, как его… в Донровском ущелье… Вот он и пожертвовал собой ради дела.

— Тоже мне Астерикс с Обеликсом, — ухмыльнулся Андал. — Пиво волшебное придумали. В бабках всё дело, в лавэ… За золото кореш ваш сгинул.

Дастин свар не приветствовал, но и затаённую вражду не желал взращивать — прорвётся потом не ко времени, беды не оберёшься. Потому, почуяв срыв, счёл за лучшее отвернуться.

Волошек ударил без замаха. Андал рухнул и с минуту лежал неподвижно. А когда пошевелился, даже приятель его, Хельмут, не подал ему руки.

Наконец тот поднялся сам и, опустив глаза, вдруг сказал:

— Простите, братцы, не прав я… Занесло…

Не прошло и пяти минут, как Волошек уже пожалел, что не сумел сдержаться. Он отошёл от лагеря и присел на поваленное дерево. Комары набросились на него со всех сторон. Изнутри грызла совесть. Он не отбивался, ему было муторно. Ударить товарища, пусть и за дело, не лучший способ помянуть Априкорна… Гнев поутих, оставив Волошека копаться в запущенных комплексах.

За спиной послышались шаги. Он не обернулся, не стал гадать, кто там решил потревожить его одиночество. Он не хотел никого видеть.

Рядом опустилась Ксюша. Она не произнесла ни слова, просто взяла его руку и держала в ладонях, словно маленького зверька. Странно, но сейчас Волошек не испытывал обычного смущения. Он был благодарен девушке за молчаливую поддержку. У него и в мыслях не было…

Ксюша вдруг наклонила голову и коснулась ухом его щеки. Её волосы пахли костром и дорогой.

Сердце заколотилось как нутро самохода. Кровь потащила в голову кислород. Какая-то мелочь решила дело.

Якобы мягкая лесная подстилка оказалась полна шишек, иголок и острых веток.

Глава одиннадцатая ГИБЕЛЬ ДРАКОНА

Утро придавило конвой грязным небом. Низкие облака плотной толпой беженцев удирали на запад, сбрасывая по пути излишки влаги, словно мешающий бегству скарб.

Подняв народ, Дастин дал полчаса на сборы. Наёмники неохотно выбирались из спальников. Настроение у всех было сродни небесному. Хотелось всё бросить и забиться поглубже в ближайшую нору.

Хорошее настроение обнаружилось только у Волошека. Вылезая из спальника, он выдал такую улыбку, что товарищи всерьёз испугались, не случилось ли с ним нечто вроде давешнего недуга Сейтсмана.

Не долго пришлось ему улыбаться. Ровно до того момента, когда, увидев Ксюшу, он решил поприветствовать девушку. Встретив его взгляд, переполненный влюблённостью, она вдруг отвернулась. И отвернулась слишком резко для простого смущения. Мир потерял былую привлекательность, краски жизни полиняли, улыбка погасла. У Волошека кольнуло в груди — она сожалеет о вчерашнем.

Теперь никто в отряде не выделялся неуместным и вызывающим оптимизмом. Упадничество властвовало безраздельно. С этой бедой Дастин разобрался в свойственной ему манере — сократил время завтрака вдвое. Декаданс сменился лёгким унынием. Наёмники поспешили со сборами.

Жирмята заморочился с кофе. Он крутил мельницу с видом бурлака, тянущего перегруженную булыжником баржу. В хрусте зёрен Волошеку вдруг почудились знакомые интонации. Он точно услышал голос старого эльфа, что угощал его пивом и расспрашивал про таинственную книгу. События последнего дня вытеснили из памяти странное видение в Грушевке. Долгая погоня, гибель Априкорна, ссора с Андалом и последовавшее за этим раскаяние, наконец, неожиданный флирт с Ксюшей и ещё более неожиданное её охлаждение… Короче говоря, мусора в голове хватало.

Теперь же Волошек задумался. Тогда в корчме собеседник показался ему сумасшедшим. Однако призрак Романа и книга, которую тот листал, слишком уж походили на невнятный рассказ плешивого эльфа.

Обдумав этот вопрос за кружкой кофе, он вызвался помочь раненому Эмельту управлять лошадьми. Дастин не возражал: на шесть повозок наёмников осталось восемь душ, и подменять друг друга приходилось бы так или иначе.

От Бориса и Глеба в повозке осталось много вещей. В торце бочки висел образок одного из черниговских святых, рядом торчала игла со свисающим хвостиком суровой нитки. Скомканная бумага с жирными пятнами, полураскрытый вещмешок, из которого вылезла складка спальника… Всё лежало нетронутым, словно братья отлучились ненадолго и вот-вот вернутся.

У эльфа не поднялась рука выкинуть пожитки, а быть может, он опасался трогать вещи убитых. Лук, предварительно сняв тетиву, он пристроил под бочкой. Собственный мешок, не открывая, сунул за спину. Прислонился к нему и задремал, поглаживая перевязанную руку.

Где-то в повозке Сейтсмана сейчас лежал мешок Априкорна. Вещи продолжали путь уже мёртвых хозяев.

— Слушай, Эмельт, — спросил Волошек, когда они немного проехали. — А бывают старые плешивые эльфы?

Эмельт вопросу быть может и удивился, но виду не подал — о чём только не спрашивают друг друга, лишь бы скоротать дорогу. Всяко лучше плоских шуток Андала.

— Нет, не бывают, — ответил он, продолжая дремать. — Мы не дряхлеем с возрастом. Мы всегда молоды.

Волошек кивнул.

— Знаешь, а я вот видел одного. И он показался мне сущим стариком.

Эмельт от неожиданности даже выпрямился.

— Ты, верно, спутал, — заявил он. — Альфа повстречал, не эльфа. Чудо, что тебе удалось уйти от него живым. Этим тварям только…

— Да нет же, — рассердился Волошек. — Что я, альфов никогда не видел? Упыри упырями и в людных местах не появляются. Нет, этот пришёл в корчму и угощал меня пивом. Да расспрашивал о том о сём.

Эмельт помрачнел. Дремать ему расхотелось.

— Хм. Неужели ты встретил старика Верхэля?

— Он не представился… — начал Волошек, но напарник не слушал его.

— Только один из нас может выглядеть как старик. Плешивый, ты говорил? Да, пожалуй. Похоже на него.

— А кто он такой?

— Многие из нас считают его проклятым. Но я склонен думать, что он попросту одержим. Он ищет выход из этого мира.

— Да старик говорил мне о ходе, но я не вполне его понял.

— Это он, — Эмельт нахмурился ещё больше и погрузился в раздумье.

Некоторое время они проехали молча. Волошек не торопил собеседника. Он почуял близость разгадки и теперь выжидал, пока Эмельт не заговорит сам. Тот, похоже, искал отправную точку и забрался в этих поисках довольно глубоко, потому что, когда продолжил, заговорил совсем не про Верхэля.

— Пятьсот лет назад на Земле жили одни только люди.

— Чем же они питались? — вырвалось у Волошека.

— Нет. Живность всякая и растения тоже были, я имел в виду, что из разумных рас обитали здесь только люди.

— А! Это фэнтези. Априкорн рассказывал мне про сочинителя польского…

— Да нет же, — рассердился эльф. — Это не фэнтези. Это история, которую вы, люди, почему-то не жалуете. Мир кажется вам неизменным испокон веков, а он меняется. И иногда меняется слишком стремительно, угрожая всему сущему…

Так вот, пятьсот лет назад люди ожидали конца света. Было много пророчеств на сей счёт, ещё больше слухов. Были странные откровения, вроде христианского апокалипсиса. Даже точные расчёты имелись, когда это должно случиться — в семитысячном году или, по нынешнему счёту, в конце пятнадцатого века. Люди по-разному воспринимали неизбежное. Многие, пожалуй, даже большинство, продолжили жить какпрежде. У простых людей всегда находились заботы более насущные, чем ожидание исполнения пророчеств. Поля и скотина требуют ухода, а дети хотят кушать.

Другие, главным образом высшая знать, принялись чудить, стараясь изведать все пороки, успеть до иного ничто. Храмы превращались в бордели, честь и мораль уступали место похоти и разврату. Города и целые страны теряли веру.

А некоторые, очень немногие, стали искать выход. Алхимики — эликсир бессмертия. Математики — совершенное число. Путешественники — новые земли, второй Арарат, где можно спастись, как они думали, от ещё одного потопа. Отважный ваш мореплаватель по имени Колумб отправился вовсе не открывать западный путь в Индию, как об этом написано в хрониках, и не на поиски золота, как полагали его хозяева. Он взялся отыскать убежище для достойных спасения. Землю, не отягощенную грехом.

Но Колумб не успел.

Потому что раньше один недалёкий монах открыл врата в иной мир. В мир моих предков. И чуть было не устроил тот конец света, которого так боялся.

Повозку тряхнуло. Эмельт поморщился и погладил руку.

— Готов поспорить, ты никогда не слышал о вратах и событиях, с ними связанных. Мало кто из людей знает об этом, а знающие предпочитают молчать. В хрониках многое вымарано, дабы не смущать понапрасну умы и не тревожить души. А тогда произошла катастрофа. Из открытого монахом мира хлынула лавина хоблинов…

— Я думал, хоблины всегда обитали в Новом Свете.

— Ерунда. Там жили такие же люди, какие и здесь. Разве что говорили иначе и почитали иных богов, но по большому счёту ничем не отличались от вас. Строили храмы, крепости, города… Они не смогли сдержать лавину и быстро погибли.

В том мире есть сила, которая поддерживает равновесие. Магические ордена да военные союзы следят, чтобы ни одна из сторон не взяла слишком много власти. За века совместного существования народы привыкли друг к другу.

А здесь хоблины почувствовали безнаказанность и отсутствие серьёзных границ. Они почти не встретили сопротивления, так как превосходили людей числом и умением, а ещё потому, что ожидание конца света подготовило для вторжения благодатную почву. Люди эти не сопротивлялись захватчикам, считая всё происходящее промыслом божьим, наказанием за грехи. Эльф помолчал.

— Верхэль был среди тех, кто повёл эльфов в ваш мир. Он считал, что люди не способны сами справиться с нашествием и эльфы обязаны им помочь. Он был во многом прав. Когда эльфийские владыки и некоторые союзные маги решились на военную кампанию, хоблины уже захватили весь Новый Свет. Там они истребили почти всё население, а оставшееся загнали в пустыни и холодные горы. Вместо коренных обитателей они завозили рабов из Африки, отбирая самых сильных, выносливых и здоровых. А знаешь как?

— Как?

— Набивали трюмы «живым товаром» — так они называли рабов — и за время пути, а это несколько недель, лишь изредка спускали внутрь бочку воды. Многие гибли от жары, болезней и духоты. Тот, кто добирался до Нового Света живым, считался пригодным к дальнейшей работе.

— Ужас! — Волошека передёрнуло. — Люди никогда бы до такого не додумались!

— Ну вот, — продолжил Эмельт. — А покуда эльфийские владыки спорили, кому из них вести армии, да собирались, орки посчитали момент удачным, чтобы отхватить свой кусок пирога. Несколько лихих отрядов сбили воротную охрану и вырвались на простор. Ну, это так, мелочи. Орки потеснили кочевников в степях, на том и успокоились. Хуже, что ворота надолго остались без всякой охраны. Сперва тихой сапой через них просочились гномы, надеясь новые рынки сбыта, ну а за ними попёрла всякая нечисть.

Наконец эльфы выступили. С ними пошли союзные маги, многочисленные наёмники, а следом, как это водится, шлейф маркитантов и авантюристов Война длилась долго. Ваши хроники содержат лишь отголоски тех битв. Экспансию хоблинов удалось остановить, но отбить уже захваченное не получилось. Лишь большая часть Старого Света осталась за людьми. За людьми и эльфами.

Однако вернуться назад не смог никто. Врата вдруг захлопнулись. Как оказалось, монах, виновник всей кутерьмы, пожертвовал собой, чтобы запечатать их. Он долгие годы искал способ исправить ошибку, но нашел слишком поздно. И слишком дорого заплатил.

Эльфы застряли в чужом мире. Впрочем, многие из них и не пожелали бы вернуться. Они нашли здесь место под солнцем и нашли предназначение — опекать людей. Второе, пожалуй, даже важнее. Ведь оно даёт жизни цель. А для бессмертных это многое значит.

Один Верхэль не смирился. Он считает, что мой народ должен вернуться назад. Утверждает, что мы превратили людей в домашних животных своей опекой. И опять он по-своему прав.

До нашего прихода люди уже придумали порох и оружие, способное с его помощью разбивать камень. Они могли бы сдерживать хоблинов и друг друга. Но мощная магия, принесённая из открытого глупым монахом мира, не позволила изобретениям достичь совершенства. Какой прок в неуклюжем, опасном и тяжёлом огненном оружии, когда заклинания взламывают стены ничуть не хуже?

Эльфы помогли людям, но они же и оставили человечество навеки в тёмной эпохе, закупорив стремления и поиски тромбами собственных достижений.

— Априкорн читал, что люди могли бы со временем строить даже небесные лодки и подниматься до звёзд.

— Вполне может быть, — кивнул Эмельт.

Волошек помолчал немного.

— По-твоему, этот мир принадлежит только людям? — спросил он.

— Принадлежал, — поправил собеседник. — Не забывай, многие, и я в их числе, родились уже здесь. И этот мир наш в той же степени, что и людей.

Так что оно и к лучшему, что люди не знают истории, не то началась бы бойня. Крестовые походы и прочее. Дураков всегда в избытке у любого народа.

Услышанное от Эмельта требовало времени для осмысления. Столь революционные изменения в привычной картине мира отодвинули на второй план всё прочее. Загадка «Ходовой книги» превратилась лишь незначительный фрагмент глобальной головоломки. Поэтому следующий вопрос Волошек задал лишь для поддержания разговора:

— А чего этот Верхэль такой старый и плешивый?

— За людей испереживался. Вот и стал похож на них. На вас, то есть.

— Что-то мне твои слова совсем не по душе.

— Какие уж есть.

— То говоришь, он против заботы о людях, то — распереживался.

— Парадокс, это верно. Он такой, Верхэль, парадоксальный весь из себя.

Эмельт потрепал остриё уха.

— Знаешь, лучше держись от него подальше. Зря он ни с кем не заговаривает. Случайная встреча? Чёрта с два! Старик немного читает будущее и раз подошёл к тебе, значит, подглядел нечто важное. Значит, ниточка твоей судьбы уже вплетена в гобелен его интриг…

Эмельт устал от разговора и вновь прислонился к бочке. Волошек отважился только на один последний вопрос.

— А ты… Ты на чьей стороне?

— А ни на чьей, — прикрыв глаза, ответил Эмельт. — И людям я не пастух, и уходить никуда не желаю. Говорю же тебе, мой это мир.

* * *

Около полудня далеко впереди мощно рвануло. Лошади шарахнулись в испуге, а потом встали, не желая продолжать путь. Наёмники забрались на бочки, пытаясь оценить угрозу, но высокий холм загораживал обзор, и лишь столбик сизого дыма указывал направление.

Путеводный амулет принялся выписывать кренделя, словно компас на Курской Магнитной Аномалии. Орк в который уж раз нахмурился.

— Мы забрались слишком далеко, чтобы он мог потерять дорогу.

— Что-то случилось с Покровом, — предположила Ксюша. — Интересно, надолго ли?

— Пойдем, как шли до первой развилки, — решил Дастин. — А там посмотрим.

Лошадей едва заставили тронуться с места. Они подчинились, но с приближением к холму всё чаще выражали недоверие к людям. Одно дело уходить от погони и совсем другое — совать голову в улей. Наёмники спешились. Приготовив оружие, пошли рядом с повозками — лошадям предстоял затяжной подъём.

С вершины холма они увидели последствия взрыва. По склону до самого подножия спускалась глубокая борозда. Такая внушительная, что конвой легко смог бы укрыться в ней. Поверхностный слой был содран, обнажая сырой песок. Вырванные с корнем деревья рассыпались на отвалах. Словно лемех гиганта прошёлся для пробы по целине.

В конце борозды, среди сметённых со склона камней и расщеплённых стволов, покоилась причина взрыва.

— Дракон! — не без труда угадал Волошек. Массивная туша сейчас мало походила на грациозную тварь. Шея была свёрнута, одно крыло неестественно выпирало вперёд, другое наполовину сгорело, всё остальное сбилось в громадный ком, в котором где хвост, где лапы — не разобрать.

Ход катастрофы можно было восстановить по увиденным разрушениям. Дракон, по неясной причине утратив летучесть, спланировал на склон горы, пытаясь уменьшить ущерб от падения. Частично ему это удалось, он не разбился напрочь, но сила удара всё равно оказалась чересчур велика. Грудь поддалась, псевдолёгкие сжались, огнерод сдетонировал. Какие цвета носила тварь до падения, теперь было не разобрать, быть может, она из тех, что выручили их в степи?

— Кто-то сбил зверюгу, — заявил Дастин.

— Бывает, они падают, когда пережрут тыквы, — проявил осведомлённость Волошек.

— Такого от тыквы не возникает, — орк указал на дыру в крыле. — Разве что запустить ею из катапульты.

Дастин отправил конвой вниз по дороге, а сам вместе с Волошеком спустился вдоль борозды. Жирной нефтью из многочисленных ран выливалась кровь, земля не в состоянии оказалась впитать в себя это море, и кровь собралась тут и там в мелкие лужицы. Их черные зеркала отражали грязное небо.

Пасть с прикушенным языком нашлась под изувеченным крылом. Над пастью двумя надраенными медными котелками блестели глаза. Они тоскливо наблюдали за человеком и орком.

Дракон умирал. Ему не было больно — крылатые твари умеют усмирять боль. Но он стократ сильнее страдал от приближения смерти. Дракон был молод, философия сородичей, что находят в смерти определённые достоинства и даже удовольствие, его ещё не заразила. Он не желал умирать.

— Тут был бы бессилен и Априкорн, — вздохнул Волошек.

Он жалел тварь, но ничем не мог ей помочь. Даже утешением. Драконы не понимают иных языков, кроме собственного, а выучить его способны немногие из людей.

Глаза захлопнулись. Дракон всё ещё цеплялся за жизнь и решил экономить силы.

В трёх десятках шагов от холма послышался хруст. Наёмники схватились за рукояти мечей — тот, кто подбил дракона, мог оказаться неподалёку.

К великому их изумлению из кустов выбрался израненный, чудом уцелевший погонщик. Его лицо было разбито и обожжено, одна рука висела без движения, вторая шевелилась с трудом. Однако серьёзных травм водитель дракона, похоже, избежал. Пошатываясь, он направился к месту падения.

Его одежда из чёртовой кожи почти не пострадала. Никакого оружия Волошек не разглядел, если не считать кортика, который являлся скорее данью традиции и профессиональным атрибутом.

Взглянув со вздохом на умирающего дракона, погонщик поздоровался с наёмниками.

— Темирко, — представился он. — Вторая патрульная группа. Драконюшни Альмагарда.

Дастин назвал себя, представил спутника, но конвой почему-то обозвал «караваном торговцев». Затем он свистнул Рыжему, чтобы тот притащил аптечку.

Пока перевязывали раны и смазывали ожоги, погонщик рассказал, как было дело:

— Обычный патрульный полёт. Кто бы мог подумать, что посреди Покрова появится эта тварь! Сроду здесь ничего опасного не летало. Воздух не держит чужаков. Мы и наблюдаем-то всё больше за землёй.

Однако вот напала. Из тучи вывалилась, мы ни отвернуть не успели, ни ударить первыми. Некрупная тварь, да к тому же одна-одинёшенька. Какой, казалось бы, от неё урон? Но как плюнула кислотой — полкрыла мигом разъело. Повезло мне, что на склон планировали.

Погонщик помял бритый затылок здоровой рукой и попросил:

— Мне бы добраться до Чёрного Форта. Боюсь, не чернильников ли рук дело? Нужно предупредить всех наших.

Дастин запустил когти в щетину и с минуту шкрябал подбородок с таким шумом, что распугал всех падальщиков, ожидавших неподалёку кончины крылатого колосса.

— У нас, конечно, свои дела, но помочь покровским стражникам — дело благое и даже обязательное для каждого легального путника. А мы из всех прочих самые легальные. Только тебе придётся указывать на дорогу. Из-за этой беды наш амулет совсем ошалел.

— К вечеру эфир успокоится, — пообещал патрульный. — Если не очень спешите, позволь мне попрощаться с драконом.

Дастин кивнул и отправился на дорогу. Вздремнуть, как он выразился. Рыжий с Волошеком решили остаться. Они лишь отошли подальше, чтоб не мешать погонщику. А тот уселся под крылом и, поглаживая морду, беззвучно разговаривал с умирающей тварью.

Дракон издох через час. Закапывать такую тушу добровольцев не нашлось. Да и не хоронят драконов в земле. По традиции следовало бы устроить погребальный костёр, но ни нефти, ни масла у них с собой не было. Темирко пообещал вернуться, как только сможет.

Рыжий встал «над» драконом и пробурчал эпитафию, из которой Волошек разобрал последнюю фразу:

— …и пусть та тварь, что повинна в гибели твоей, в вашем драконьем раю будет вечно чесать тебе холку.

— В смерти дракона всегда виноват погонщик, — зачем-то сказал Темирко.

Глава двенадцатая ЧЁРНЫЙ ФОРТ

Их новый спутник указывал дорогу. Как всякий патрульный, он обходился без амулетов и легко ориентировался под Покровом. Волошек даже пожалел, что его не нужно доставлять в Альмагард, не то конвой быстро бы добрался до места. А так, напротив, придётся делать солидный крюк.

Крюк, впрочем, вышел небольшим. Через три часа они увидели крепость, стоящую на островке посреди то ли озера, то ли болота. К единственным воротам вела узкая насыпь.

Форт был чёрным в той же степени, в какой Жирмята рыжим. То есть название отражало суть, а не цвет. Не самый, надо сказать, редкий топоним. Почти каждое укрепление, стоящее посреди леса или ещё в каких мрачных местах, прозывают чёрным. Цветом же форт был грязно-серым с буро-зелёными разводами, словно каменные блоки нарочно вымачивали в болоте, прежде чем возвести из них стены. Добавляя возраста и мрачного колорита, вдоль щелей тут и там спускались белые солевые подтёки.

Ворота открыл пожилой человек в протёртой до кожи меховой куртке. Морщин на его лице было больше чем на перезревшем грибе. Казалось, старик вот-вот разлетится по ветру спорами.

— Формикус, смотритель этой крепости, — представил погонщик.

Хозяин сухо поздоровался с Дастином, которого, всей видимости, встречал и раньше, потом кивнул остальным и, указав сперва на конюшню, а затем на большую пристройку, сказал:

— Лошадей здесь разместите, а сами вон там располагайтесь. За стены после заката выходить не рекомендую.

Наемники, разумеется, пожелали узнать причины, хозяин уже занялся патрульным. Осмотрел его, вправил руку и увёл в недра крепости.

— Однако гостей здесь любят, — произнёс Рыжий. Он не успел развить мысль, как окрик Дастина отправил его поить лошадей.

— Удачи! — напутствовал Волошек и потащил вещи в пристройку.

Здесь было темно и сыро. Очаг в углу безбожно дымил, а соломенная подстилка уже с год требовала замены. И все-таки это было жильё. Последний раз наёмники ночевали под крышей в упыриной деревне. Но обстоятельства не позволили им тогда насладиться отдыхом. Теперь же, за стенами крепости, они почувствовали себя почти как дома.

Варили любимую Рыжим гречку (все прочие крупы тот предусмотрительно выбросил, уходя от погони), доедали остатки мяса. Сытость и тепло вызвали разговоры. Не тревожные, как у лесного костра, спокойные.

Лучше бы уж тревожные.

Чего Волошек не переносил на дух, так это болтовни о том, кто да как будет тратить свою долю. При одном упоминании о деньгах перед глазами вставали лица погибших товарищей. Однако такие разговоры неизбежно возникают в любом походе. Обещанная награда возбуждает, и всегда находится торопыга, которого пробивает на болтовню.

В этот раз не выдержал Сейтсман. Он завёл бодягу про девочек и верный бизнес с хорошим доходом, собираясь поделить гонорар поровну между этими статьями бюджета. Потом стал приставать с расспросами к другим.

Но наёмники — народ суеверный, о не полученных ещё богатствах говорить не любили. Вылетит слово — прилетит стрела. Так часто случалось. Поэтому одни отмалчивались, другие отшучивались.

— Вон, Эмельту лютню куплю, — хмыкнул Андал. — Самую лучшую. Из Вероны. Пусть учится играть, как все прилежные эльфийские мальчики.

Эмельт сверкнул глазами.

— А ты, Хельмут? — взялся Сейтсман за кореша. — Ты как распорядишься?

— Пропью, наверное. Он помолчал.

— И вы все пропьёте, чего бы сейчас ни говорили.

* * *

Крепость там или не крепость, а ночное дежурство никто не отменял. Никто — значит Дастин. Волошеку как раз и выпало стоять первую смену. Он подозревал, что за выбор командира должен благодарить Ксюшу. Она упорно избегала его и вполне могла попросить орка об одолжении. Раз так, то и Волошеку будет лучше занять голову службой, чем полночи страдать, разгадывая символику взглядов и жестов девушки.

Проверив ворота и бревно, что их запирало, он отправился бродить по форту. С виду скромная постройка внутри оказалась запутанным лабиринтом из множества проходных комнат и коридоров. Повсюду висели и стояли рыцарские доспехи, оружие, знамёна, шкуры, трофейные рога и головы — всё, чему полагается украшать замки и дворцы.

Крепость явно не готовилась к обороне. Не встретил Волошек ни солдат, ни даже слуг, которые могли бы её защищать. Кроме старика Формикуса, здесь, по-видимому, вообще никто не обитал.

Хозяина он обнаружил в библиотеке. Помещение глядело скорее залой для приватных разговоров, но табличка над входом утверждала другое. Стеллажи с книгами распластались по стенам, а середина оставалась пустой, если не считать брошенной небрежно шкуры мастодонта. Стена напротив входа лишена была даже полок. Там стоял огромный камин, украшенный витой решёткой и изразцовыми плитками. Возле камина в единственном кресле сидел хозяин, а справа от него висела голова лося с роскошным лапником рогов.

Формикус на шум шагов не обернулся, но Волошеку показалось, что лосиная голова недовольно зыркнула в его сторону.

Да нет, не показалось. И правда глаза живые! Посмотрели на незваного гостя с укором и повернулись к хозяину. А тот продолжал:

— Люди совсем разучились считать взятки. Природа сдала им такой дивный расклад, а они спустили всех козырей без всякого толку. В Европейских лесах почти осталось крупного зверя. Да и сами леса вот-вот сойдут на нет. Конечно! Отапливать огромные дворцы жизненно важно, а уголёк дорог, его нужно покупать у гномов. Так под топор леса! В прошлом году в Голландии срубили последний дуб.

Старик бросил в камин пару поленьев из собрата того самого, последнего дуба.

— Птиц этих самых, как их там… дронтов? Да, дронтов! Поели в один присест, словно прозаические консервы. А климат? Эль-Ниньо?

— Чушь! — отозвалась голова. — Ты опять порешь чушь.

— Я хочу сказать, что антропогенное воздействие на окружающую среду…

— Гномогенное воздействие на горы, эльфогенное здействие на леса, оркогенное на степи…

— Завелась… — хозяин с раздражением махнул рукой.

— Завёлся, — поправила голова. — И, кстати, у нас гость.

Формикус оглянулся, кивнул и жестом предложил присаживаться. Возле камина само собой появилось ещё одно кресло. Волошек сел.

— Ну-с, молодой человек, чего мы ищем в столь поздний час в библиотеке богами забытого форта?

— Вообще-то меня назначили сторожить, — ответил Волошек. — Тут у вас не больно-то поставлено бдение. Дозора на стенах нет, ворота брёвнышком хиленьким заперты…

— Ну уж… — усмехнулся старик. — Однако ноги привели вас в библиотеку, а не отправились расхаживать вдоль стены. Ноги, молодой человек, подчас вернее головы соображают. В корень, так сказать, зрят.

— Есть такое дело, — смутился Волошек. — Не мешало бы мне прояснить один вопросик. До истины докопаться…

— А?! — воскликнул хозяин, взглянув победно на лосиную голову, словно они только что побились об заклад на сей счёт. Затем вернулся к гостю. — Все ищут истину, молодой человек. Могилянская Академия ищет, и Лавра ищет, и советчики княжеские… Все ищут вместе, потому и не находят. Истину можно найти только в одиночку. Она пугается толпы. Пугается власти, церкви, колдовства… Науки, кстати сказать, тоже боится…

— Так я, вроде бы, и ищу в одиночку, — улыбнулся Волошек. — И потом, вообще истину трудно отыскать. Истину с большой буквы. Я же ищу кое-что поконкретней.

— Что же? — заинтересовался Формикус.

— Есть ли в собрании форта «Ходовая книга»? — наугад спросил он.

— Ходовая, от слова «ход»? Она же печатная, ибо содержит заклинание Печати? Она же путёвая, так как дает сведения о Пути? Не ищите этой книги, молодой человек. Ни здесь, ни где-либо ещё. Её не существует, миф.

— Есть люди, вернее, не столько люди, которые считают иначе…

— Эльфы! — с азартом угадал старик, словно участвовал в викторине со ставкой в тысячу гривен. — Их бессмертие сказывается на рассудке.

— Гм… то есть?

— Это всего-навсего моя гипотеза, — пояснил Формикус. — Психика бессмертных нестабильна. Они не спешат жить подобно людям. Им неведом предельный порог и, как следствие этого, критичность. Поставьте перед пьянчужкой бездонную бочку с пойлом, а заодно избавьте его от симптомов отравления, дайте человеку абсолютную власть и вместе с тем освободите его от всякой ответственности. Ни в том ни в другом случае не выйдет ничего путного. Та же беда и у эльфов. Бессмертие! Личность теряется в бесконечности.

— Но! — Формикус поднял скрюченный палец. — На определённом этапе этого затяжного сплина наступило то, что я называю «прободением социальной активности». Результат непредсказуем. Личность принимает за великую миссию первое, на что падает взгляд, считает такой сказку. Бам! И пошёл кольцо в вулкане плавить.

— Жаль, если так, — расстроился Волошек. — Я-то надеялся прояснить историю этого мира.

— Мира? — переспросил хозяин. Менторские тона в его голосе усиливались с каждым произнесённым словом. — Мир велик. А знаете ли вы историю своего а, историю собственной земли? Для начала. Лосиные глаза перескакивали с одного собеседника на другого. Казалось, голова размышляла, чью сторону взять.

— Я знаю родословную нижегородских князей до самого Константина Васильевича, — гордо заявил Волошек.

— А собственную? Волошек улыбнулся.

— Я же говорю, до самого Константина Васильевича.

— Ха! — воскликнула лосиная голова. — Уел старикана! Ай, молоток!

Старик помолчал, потом произнёс примирительно:

— Про весь мир разговор долгий. Но если есть конкретные вопросы, я постараюсь ответить.

Волошек подумал с чего бы начать. Вопросов скопилось столько, что, почуяв щёлку, они рванулись скопом и устроили настоящую давку. Как всегда, в подобных случаях, первым просочился самый незначительный из них.

— Кто такие чернильники? — сорвалось с языка. — Ну, кроме того что они любят хроники составлять, а в них подвиги свои расписывать.

Формикус пожал плечами.

— Пёс их знает. Беседовать не довелось с кем-то из них. Думаю, они вроде падальщиков, что слетаются на обречённые миры и подъедают останки.

— Наш мир, что, обречён?

— Да вроде пока никаких к тому признаков. Однако…

— Что?

— Раз чернильники появились, стало быть, что-то где-то засмердело.

— Кто ни с чем к нам придёт, от ничего и погибнет, — с пафосом заявила лосиная голова.

Реплику проигнорировали.

— А этот ход-выход, ну, Донровское ущелье, он никак не связан с тем, по которому явились в наш мир эльфы, гномы и прочие народы?

— Да нет. Язв на теле нашего мира — что у старого сифилитика. Человечество…

— Эльфечество, гномечество, оркечество… — прорвало голову.

— У него того, — хозяин коснулся виска, — чердак продуло. Тоже, видать, истину искал. Вот и попал в переделку. Едва я его вытащил. Но пришлось на здешнюю магию его жизнь завязать и разум в лоси-то голову поместить. Он теперь и существовать-то может только под Покровом, а вытащи его в мир — сразу развоплотится.

— Вот и про Покров хотелось бы узнать побольше, — воспользовался Волошек подходящим поводом.

— Ну, в этом я легко помогу. Сам его ставил, так что расскажу, как на школьном уроке.

В руке Формикуса возник серебряный кубок. Старик сделал глоток и разжал пальцы. Кубок исчез, не достигнув пола.

— Покров представляет собой динамическую систему, поддерживаемую нестабильными вихревыми потоками магии, и имеет форму тора.

— Чего? — удивился Волошек.

— Бублика, по-простому.

— Да нет, я знаю, что такое тор, — вежливо возразил Волошек. — Но не могу представить его на плоскости, каковой мне представляется поверхность земли.

— Верно, — кивнул хозяин. — Но поле сие вихревое имеет высокое проникающее свойство. Так что бублик этот как бы утоплен наполовину в землю. Хм… Так… значит… хм… система имеет тороидальную форму…

— Бубликоедальную, — поправила лосиная голова.

— Не тебе, канделябр, рассказываю!

Формикус разозлился и окончательно сбился с наукообразного стиля:

— В дырке, в центре то есть, стоит Альмагард. Он запирает путь к Донровскому ущелью. Там, как и в центре тайфуна или смерча, зона спокойствия. Пространство самое обычное. Твёрдое, как мы говорим. А вот Чёрный Форт и шесть его собратьев стоят, напротив, в зоне весьма зыбкой. Неверной, по нашей терминологии. В самой толстой части бублика… тьфу ты… В общем, они сдерживают Покров, не давая ему расползтись или удрейфовать в сторону.

Волошек считать умел.

— Так мы что, только ещё половину пути одолели? А я надеялся, уже к концу дело движется.

— И да, и нет. К Покрову с обычной меркой не подступишься. Середина середине рознь. Вы как бы взобрались на вершину холма, и теперь вам осталось только спуститься. Три дня отсюда до Альмагарда, три дня — самое большее. И куда проще найти дорогу. Нужно просто идти туда, где ярче краски и сильнее голоса.

Он помолчал, словно вспоминая что-то, потом продолжил рассказ.

— Покров ставили сильнейшие чародеи мира. И я в их числе. Мало нас осталось. Шестеро, не считая меня, в фортах кукуют, дюжина в Альмагарде и в Донровском ущелье сражается. Ещё двое или трое в дальние земли подались. Из прочих мало кто от старости умер, сгинули все. А на смену никто не идёт. Вырождается наше дело.

Старик, сам не замечая этого, совсем отошёл от темы и заговорил о наболевшем:

— Нынче всякий, кто додумается сыпануть в котёл с похлёбкой глутамата натрия, уже мнит себя колдуном. Бездари лезут в искусство. Толпой прут. Прут во имя денег и при помощи денег. Способности больше не значат ничего. Бесталанные пожирают одарённых. Неучей становится всё больше, они взбираются всё выше и сами начинают учить. Естественные законы больше не действуют. Ничтожества сбились в стаю и сообща грызут сильных… Мир катится в пропасть…

Формикус разошёлся не на шутку. Словно оратор на форуме, он обличал и разоблачал, писал красочную патологическую картину и призывал к крестовому походу против серости. Даже лосиная голова раскрыла пасть и внимала.

— Один ученик у меня был, — со вздохом закончил старик. — Настоящий ученик. Большие надежды подавал. Но свой путь Априкорн выбрал.

— Априкорн? — Волошек вздрогнул.

— Да. Ты знаешь его? Встречал? Давно ли? Волошек замешкался с ответом. Вздохнул.

— Погиб Априкорн, — сказал он. — Несколько дней назад. С нами в конвое шёл, как простой наёмник. И погиб, спасая других.

— А он ли это был? — возразил хозяин. — Не тот он человек, чтобы в наёмники записываться. При его способностях деньги добыть не проблема.

Волошек, как умел, описал внешность погибшего товарища, его одежду, вещи.

— Артефак? — Формикус поморщился. — Да, известная мне вещица. В Нджамене мы нашли её. Едва ноги тогда унесли. Неприятное вышло дело… Значит, он это был. И значит, не зря мне сразу показалось, что не простой у вас груз.

— Сразу показалось?

— Покров всякой магии особенно противится. Против неё и поставлен. Обычным дилижансом вы за пять ней легко добрались бы. Поплутали бы, не без этого, но и особых трудностей не встретили бы.

Старик вздохнул.

— Не покажешь, где случилось всё? Будет время, хожу, разведаю.

— В дне пути от Грушевки. А точно, если только Дастин укажет.

Формикус совсем съёжился, словно постарел на сто лет. Встал кряхтя.

— Пойду, что ли, напьюсь… — пробормотал он и пошаркал к выходу. На полпути обернулся. — Этому, — показал на голову, — если будет соли просить, не давай много. Потрохов-то у него нет, так всё на стенах внешних проступает. Некрасиво.

Бормоча что-то про любимого ученика и злодеяния судьбы, хозяин удалился.

— Ещё неизвестно, кому чердак продуло, — пробурчала вслед ему голова. — Грузит ночи напролёт своими бредовыми идеями. А я вынужден слушать, потому как сбежать мне некуда и нечем.

Волошек, пропуская нытьё мимо ушей, направился к стеллажам.

— Тоже мне спаситель-благодетель, — не унималась голова. — Заменил четвертование каторгой. Оскорбления его всегдашние сносить приходится. Мудрец без буквы «р». Лучше бы он меня в тигриную голову запихал. Уж я бы извернулся разочек цапнуть…

Книг было много. Названия вроде «Ограниченная алхимия» или «Метафизика мёртвых тел» он пропускал не глядя, вещи эпические просматривал. В конце концов выбрал красочное «Сказание о рыцаре Доброхоте, его славных подвигах и страшной гибели» и вернулся в кресло. Правда, насладиться выдумкой не успел.

— Слушай, будь другом, дай мне соли лизнуть.

Волошек осмотрелся. На маленькой полочке нашёлся увесистый кусок серой соли. Не зная, как тут происходит кормление, он просто поднёс соль к лосиной морде. Высунулся шершавый язык и с затяжкой прошёлся по куску. Глаза зажмурились от удовольствия.

И вдруг, цап! Весь кусок исчез в пасти.

— Хрум, хрум…

— Н-да, — озадачился Волошек, отдёрнув руку. — Сдаётся мне, хозяину предстоит попотеть, отчищая стены.

Уворовав лакомство, голова успокоилась и скоро заснула.

Мягкое кресло пересилило долг. Бродить по форту Волошеку окончательно расхотелось. Да и какой смысл в ходьбе — отсюда и так всё хорошо было слышно. Вот доносится из погреба бульканье, то хозяин сцеживает вино. Вот фыркают лошади и храпит Жирмята. И даже звуки ночного леса слышались из библиотеки вполне отчётливо.

Около полуночи до окна добралась немного обглоданная луна. Волошек почти не удивился, когда возне стеллажей появился знакомый призрак. Монах почти сразу выудил искомую книгу и, раскрыв её, принялся шевелить губами.

— Роман! — окликнул Волошек.

На сей раз призрак услышал его и обернулся.

— Князь?

— Роман! — повторил Волошек, не зная, что ещё можно сказать в такой ситуации.

— Я не Роман, — покачал тот головой. — Таково уж проклятье — принимать облик последнего из пожертвовавших собой монахов. Не только облик, многое из их памяти оседает во мне. Их грехи и сомнения, невыполненные обеты и искушения. Всё это сильно гнетёт.

Волошек молчал. Страх пропал, но беседовать запросто с привидением духу не хватало. Впрочем, призрак и не ждал от него утешения. Он говорил о своём, быть может впервые за время потусторонней жизни повстречав слушателя.

— По сути, я сам вызвал катастрофу, которую стремился предотвратить, — он почти слово в слово повторил то, что говорил Эмельт накануне. — Нелепая ошибка, случайная описка, и всё пошло наперекосяк. Вокруг было столько свободных миров, где люди могли бы обрести новую жизнь, укрыться от скверны нашего мира, но меня угораздило открыть Врата в это средоточие магии и злобы.

— Верхэль пытается всё повернуть вспять, — осмелился Волошек на реплику.

— Верхэль — выживший из ума старик. Даже если ему и удастся открыть Врата снова, то как он собирается убедить сородичей вернуться домой? Многие из них добились в нашем мире успеха, другие полюбили власть, третьи, вроде твоего друга Эмельта, родились уже здесь. Нет. Они не пойдут за полоумным стариком.

Монах захлопнул книгу, и та, выпустив облачко пыли, исчезла.

— А хоблины? Что Верхэль собирается делать с ними? Погонит через Врата словно скот? Или достанет из рукава волшебную дудочку?

Призрак махнул рукой.

— Скорее уж выйдет наоборот. За прошедшие пятьсот лет хоблины в их родном мире наверняка вновь расплодились сверх меры. И единственное, что нас ожидает, так это новое нашествие, от которого мы, быть может, и не отобьёмся.

— Он ищет книгу… — продолжил призрак. — Чушь! Её не надо искать. Она есть в каждой старой библиотеке, и простенький заговор позволяет обнаружить её. Просто Верхэль одержим самим поиском. Возомнил себя спасителем человечества. Ему удобно в этой святой шкуре и не хочется ничего менять.

— А что, в таком случае, ищешь ты? — спросил Волошек.

— Истину. Каждый список книги немного отличается от других. Не знаю, как так получилось, но книги разные. Среди их множества есть та, которая не содержит моей ошибки. И верный текст заклинания открывает другие Врата. Райские, если угодно.

— Не слишком ли поздновато? Сам говоришь, ничего уже не исправить.

— Может так, а может и нет. В любом случае я должен найти её. Только через это и смогу обрести успокоение.

Он помолчал.

— Круг сужается. Через неделю наведаюсь в королевскую библиотеку в Кракове. Надеюсь, там поиски и закончатся.

Кашлянул внеурочно петух. Монах исчез. Ноздрей Волошека коснулся запах перебродившего пота — на смену ему орк прислал Хельмута.

* * *

Встали поздно. Дастин позволил наёмникам вволю отоспаться под защитой стен, но уж потом потребовал усердия. Так что не успел он перекинуться парой слов с хозяином, как поезд готов был выезжать из ворот.

Друзья обнаружили, что в повозке припасов прибыло — Формикус расщедрился на продукты и внушительную вязанку стрел.

— А где Темирко? — на правах ночного собеседника спросил Волошек хозяина. — Чего проститься не вышел?

— Он ранним утром ушёл, — буркнул старик.

— Куда?

— Туда же, куда и вы. В Альмагард.

— А не лучше бы ему было с нами вместе отправиться?

— Нет. Не лучше, — довольно грубо ответил Формикус, потом подумал и соизволил пояснить: — У него своя забота, у вас своя. И цеплять на шкуру чужих блох ни ему, ни вам не стоит.

С Дастином он поговорил конкретнее. Сперва попросил путеводный амулет. Подержал недолго в ладони, а возвращая, посоветовал:

— Бери градусов на пять правее. Сбитый он у тебя. Вернее, Покров просел малость.

Проводив конвой за ворота, хозяин показал дорогу.

— По ней до самого Лежачего Камня не сворачивай. Чего бы тебе твоя цацка не подсказывала. В конце концов, всё равно туда выведет. А так хорошую кривулину срежешь.

Глава тринадцатая ПУСТЫШКА

Лежачий Камень некогда служил указателем, каким отмеряют десятки и сотни вёрст. В неведомой давней заварушке его повалили поперёк дороги, чтобы устроить засаду, а быть может, отсечь погоню. Так он с тех пор и лежал. Никто не сподобился водрузить тяжесть обратно. За долгие годы камень и часть колеи возле него заросли мхом и молодыми берёзками; сама же дорога сместилась немного в сторону, отобрав у леса лишний клочок земли.

Удобное для засады место и поныне пользовалось спросом. Выехав из-за поворота, наёмники увидели следы схватки. Несколько деревцев лежали подрубленными; содранный местами мох обнажил ноздреватую поверхность отставного верстового столба, открыв взгляду несколько букв: «Аль… О… рст».

Возле камня, прислонившись к нему спиной, сидел человек. Откинутая в сторону рука сжимала короткий меч, а голова была опущена, словно воин заснул, устав от тяжёлой борьбы.

— Погонщик, — узнал Хельмут первым. — Вдруг ещё жив?

В такое везение никто не поверил, но только тронув затвердевшее тело, они убедились, что их знакомый уже несколько часов как мёртв. Рану обнаружили в спине. Темирко, похоже, устроил врагам серьёзный отпор. На его груди и руках не нашлось ни единой царапины. Но один из врагов подобрался сзади и кончил дело смертельным ударом.

— Прогадал Формикус, — заметил с огорчением Волошек. — Вместе надо было идти.

— Кто знает, — возразил Дастин. — Быть может, тем самым старик уберёг нас от гибели. Надеюсь, он подстраховался с информацией про ту тварь. Мы-то мало что рассказать сможем.

Пока рыли могилу, Ксюша походила вокруг, выискивая следы.

— Трудно сказать, — доложила она вернувшись. — Четверо, а может и больше.

— Кто такие?

— Непонятно. Следы нечёткие. Но вряд ли случайная шайка. Пришли и ушли. Не задерживались, не ждали. Словно знали кого и когда встречать.

— Каждому своё, — произнёс Жирмята над свежим холмиком. — Ненадолго ты пережил дракона, погонщик. Не дотянул до пенсии.

* * *

Четыре фигуры возникли перед конвоем внезапно, словно ожившие вдруг стволы придорожных деревьев. Чёрные с ног до головы, они держали прямые и узкие мечи редкой для этих мест ухваткой. Поначалу Волошек решил, будто обычные разбойники попросту насмотрелись живых картинок, что на ярмарках показывают в своих балаганчиках гномы; среди прочих там попадались истории про сказочных воинов востока, якобы способных в одиночку сражаться с целой армией хоблинов или орков. А то бывает какой-нибудь крестьянский сын пролежит на печи тридцать лет, начитается лубочных комиксов и давай рубаху рвать…

Но когда Жирмята почти в упор разрядил арбалет, а нападавший спокойно отвёл стрелу тыльной стороной кисти, Волошек понял, что это не маскарад.

Чёрный воин с грацией кошки вскочил в повозку, и он, Первый Клинок Запада, как титуловали победителей Уимблдона, с трудом отразил бешеный натиск, прикрывая Жирмяту, который только-только потянулся к мечу.

Волошеку удалось смутить противника. Тот, похоже, не ожидал встретить мастера и сбавил напор. Кое-как отбиваясь, Волошек потащил товарища к середине поезда, туда, где завязалась основная схватка, — против эдаких чертей нужно было отбиваться всем вместе.

Двукратное преимущество отряда таяло на глазах. Хельмуту снесли голову ещё до подхода друзей, а раненый Эмельт продержался немногим дольше.

Скоро Волошек приноровился к необычной технике врага, напомнившей ему фехтование на рапирах, с той лишь разницей, что колющими ударами дело не ограничивалось. Он стал даже навязывать свой стиль, но при этом отчётливо сознавал, что кроме него, пожалуй, только Дастин и Ксюша могли на равных противостоять странным воинам. Жирмята не выстоял бы против них и минуты. К счастью, товарищи держались рядом, и Волошек несколько раз спасал ему жизнь.

Впрочем, Рыжему выпал случай вернуть часть долга. Один из чертей резко выбросил руку вперёд, и с его ладони сошла стальная снежинка. Враг метил в лицо или висок, но Волошек успел прикрыться рукой. Острие клюнуло чуть ниже локтя, выплеснув адский котёл боли. Пользуясь смятением, соперник бросился на Волошека, выставив перед собой меч. Тут и вмешался Жирмята. Он не смог бы отразить нападение и просто пихнул товарища в бок. Меч рассёк вожжи и укоротил хвост одной из коняшек.

Странным был этот бой. Ни ободряющих возгласов, ни команд, ни криков — только звон стали и усталое пыхтение с обеих сторон. И когда Волошек умудрился-таки проткнуть своего противника, тот упал, не издав ни стона.

Ещё одного зарубил Дастин, но и сам рухнул следом. А вскоре на землю осел Андал. Конвой менял двух бойцов за одного. И при такой арифметике дело шло к полному и взаимному уничтожению сторон. Двое уцелевших врагов считать умели. Подпустив едкого дыма, они подхватили тела соратников и исчезли в лесу.

Дым унесло ветром. Битва закончилась.

Волошек первым делом бросился к Ксюше, но та отмахнулась, мол, задели не сильно. Вместе они осмотрели товарищей. Эмельт не дышал, а голову Хельмута нашли под фургоном.

Тяжелораненых было двое. Андала проткнули насквозь, насадив внутренности, точно кусочки мяса на шампур. Будь на нём хоть самая примитивная защита, рана не оказалась бы столь тяжёлой, но он встретил меч волосатой грудью и теперь едва дышал, плюясь кровью. Дастину повезло больше — длинный рубец, пересекавший лицо и далее плечо, оказался неглубок — но и орк вряд ли в состоянии был править сейчас лошадьми. Как в этой мясорубке уцелел Сейтсман, оставалось только гадать. Чудо — не иначе.

Раны перевязали. Тяжёлых уложили в повозку. Хельмута с Эмельтом похоронили возле дороги. Церемония прощания вышла недолгой.

— Искал ли ты острых ощущений, — произнёс Рыжий, начав с напарника Ксюши, — или просто хотел быть подальше от папаши? Не знаю. Теперь ты в полной мере обрёл и то и другое.

С Эмельтом получилась заминка. Жирмята не нашёл с ходу нужного слова. И тогда вперёд вышел Волошек.

— Ты считал этот мир своим. Ты не желал уходить. И теперь остался здесь навсегда.

Его не поняли, но посчитали, что молодой человек знает, о чём говорит.

Отряд поредел изрядно. Потери превысили критический уровень, и повозки пришлось вновь сцепить поездом. Дастин показал Ксюше на карте ближайший хуторок, скорее даже отдельную корчму, передал амулеты, и она повела конвой. Рыжий с Сейтсманом поглядывали по сторонам, а Волошек ухаживал за ранеными.

Дастин скоро заснул, а Андал бредил. Он иногда приходил в себя, и тогда озирался, стараясь понять, где находится и что случилось. Вспомнив, спрашивал:

— Что с Эмельтом? Как он?

— Эмельт погиб, — всякий раз отвечал Волошек, не желая ни врать, ни успокаивать подопечного.

Андал кусал окровавленные губы и вновь забывался.

* * *

— Он умер, — сказал Волошек, закрывая глаза Андалу.

Подошедшие на оклик наёмники вздохнули.

— Скоро конец считалки, — пробурчал Дастин, косясь на мёртвого соседа.

Андала выгрузили и схоронили под деревом. Жирмята, ставший кем-то вроде отрядного капеллана, не стал прерывать традицию:

— Не знаю уж, куда отправилась твоя душа, но уверен, она одинаково достанет и тех, что в перьях, и тех, что с рожками. Аминь.

С полянки, на которой стоял конвой, виднелась уже корчма. До Альмагарда, если верить карте, оставалось сорок вёрст или около того. Они стояли и не знали, что делать дальше. Командиру становилось всё хуже, он часто терял сознание, а когда приходил в себя, говорил лишь одно — надо спешить. Его мало кто слушал. Выжившие балансировали на грани нервного срыва.

— Нас всех перебьют! Чёртов груз, чёртов наниматель, чёртовы гномы, — психанул Жирмята и со злобой ударил кулаком по первой попавшейся бочке.

— Эй! Осторожней, не «миргородскую» везём, — осадил Дастин.

Кулак, занесённый для второго удара, замер. Жирмята медленно повернулся к раненому орку. Глаза его стали малыми щёлками, словно у ханьского монаха.

— Что ты сказал?

Совершенно не требуя ответа, Рыжий вспрыгнул на фургон, вытащил кинжал и принялся буравить дырку. Сейтсман с любопытством подошёл поближе.

— Эй! Ты спятил? — попытался возразить орк.

— Ерунда… я на самом верху… чуть-чуть… малую такую дырочку… Сейтсман, дай кружку!

Сцедив совсем немного, он пригубил жидкость, уже заранее зная, что обнаружит.

— Минералка! — весьма довольный собой, кивнул Жирмята.

— Что?! — взревел Сейтсман, выхватывая кружку. Сделав глоток, он сплюнул. — Вода, мать её.

— Чистейшей, как говорится, воды, — заверил Жирмята. У него вроде как и настроение поправилось от открытия.

Волошек присвистнул. Ксюша пожала плечами.

— Подстава, — Жирмята принялся расхаживать взад-вперёд. — Нечто подобное я от Турга и ожидал. Какой-нибудь скромный с виду конвой, на самоходах по хорошей дороге, в бочках из-под минералки уже давно перевёз всё пиво, а мы, как последние придурки, ползём по просёлкам с водой, притягивая к себе всеобщее внимание, вместе со стрелами, мечами и чарами.

Тут Сейтсман сорвался и набросился на орка.

— А ты, гад, наверняка знал? Небось, и проговорился из-за ранения. Помутилось у тебя в голове, вот и сболтнул.

— Ничего я не знал! — прохрипел тот, но Сейтсмана успокоить было непросто. Он бегал между бочками, пинал колёса и матерился.

— Что делать будем теперь? — спросил Волошек товарища.

— А вот что. Бочки, к бесам собачьим, в овраг! Повозки туда же. На лошадях верхом пойдём. Не скакуны, но за день доберёмся. Нам за что платить будут? За пиво! — Жирмята поднял палец. — Вот мы те самые бутылки из припасов и возьмём, а больше ничего нам не надо.

— А его как потащишь? — кивнула Ксюша на орка. — Он верхового пути не выдержит. Да и не брошу я груз.

— Нужно связаться с хозяином, — заявил Жирмята.

— Пошли голубя, — устало предложила девушка.

— К чертям голубей! Вдруг их бьют на подлёте к городу? К тому же птицы не возвращаются, а я желаю услышать от Турга ответы. Его чёртов голос желаю услышать.

Жирмята вспорол подкладку куртки и вытащил синий глянцевый прямоугольник.

— Берёг на самый край, — пояснил он Волошеку. — Родителю твоему позвонить, если совсем вилы настанут.

Товарищи отправились к корчме, а Ксюша с Сейтсманом остались охранять обманки и раненого орка.

* * *

В корчме было пусто. Лишь эльф за стойкой скоблил ножом дерево.

— Мне нужна связь, — заявил Рыжий с порога. Хозяин тоже не счёл нужным поздороваться, сразу спросил:

— Будете платить наличными?

— У меня карточка.

— Гномьих огрызков мы не принимаем, — поморщился тот.

Жирмята смерил эльфа взглядом.

— Верно, поэтому вас и недолюбливают некоторые… — Он протянул синий прямоугольник. — У меня карточка Волжской Эльфийской Связи.

— О!

Эльф положил карточку на серебряное блюдце, усыпанное по краю драгоценностями, и протянул Жирмяте.

— Наберите пин-код.

Жемчуг, Изумруд, Рубин, Малахит, Янтарь, Топаз, Аметист, — привычно коснулся Жирмята. На карточке проступили тёмные эльфийские руны.

— Вашего кредита хватит на пять минут разговора, — сообщил хозяин.

— Достаточно, — буркнул Рыжий и взял протянутый эльфом голубой шар, покрытый для пущей сохранности толстой и упругой кожей вумурта.

— Расслабьтесь и представьте лицо собеседника… — принялся инструктировать хозяин.

— Знаю, — оборвал Жирмята и прикрыл глаза.

Как только связь наладилась, его окружила звуконепроницаемая, слегка мерцающая сфера, так что Волошеку не удалось расслышать ни единого слова. Он только видел меняющуюся мимику товарища, его резкие жесты…

Затем сфера растаяла. Стекла искрящимся потоком и исчезла.

— Скотина! — ругнулся Жирмята, швыряя шар об пол. Тот спружинил, подскочил и оказался в руках улыбающегося эльфа.

— Спасибо, что воспользовались Эльфийской Связью. Будем рады видеть вас вновь, как только вы обзовите свой счёт в Волжском отделении.

Не удостоив хозяина ответной благодарностью, Рыжий шагнул к двери. Волошек поспешил следом.

— Что тебе ответил Тург? — спросил он уже на улице.

Жирмята в сердцах помянул дьявола вкупе со всеми чертями и ответил:

— Он сказал, что бочки должны быть доставлены в срок. Даже если они наполнены вонючим дерьмом троллей. И что от их целости только и зависит наше вознаграждение. А контракты мы можем засунуть себе… в общем, в любое доступное место.

* * *

Полянка встретила их тишиной. Сейтсман исчез, а Ксюша сидела на земле, прижимая руку к груди. Из-под руки, просачиваясь между пальцами, капала кровь. Волошек вскрикнул и бросился к ней.

— Сейтсман сбежал, — с трудом дыша, сообщила девушка. — Хотел другие бочки вскрыть, а я ему помешала, так он, подлец, меня кинжалом угостил. Да хитро так ткнул, я и сообразить не успела.

Жирмята взглянул на охранный амулет, что висел на девушке — тот даже не тлел.

— Теперь понятно.

— Что? — Волошек опустился на корточки, собираясь перевязать девушку.

— До сих пор амулет не горел лишь однажды, — пояснил Рыжий. — Помните, когда Сейтсман потерял память в Хмарной Стороне? Теперь мне понятно, почему не горел. Идиот с пустыми мозгами не опасен был грузу. Точно вам говорю, этот мерзавец и наводил на нас врагов, а жучков для отвода глаз подсыпал. Теперь понял, что обманки везём, вот и утёк. Урод!

Ксюша кивнула, соглашаясь, и тут же вскрикнула от боли. Чтобы отвлечь её от раны, Волошек, осторожно вспарывая куртку, начал рассказывать о беседе с Тургом. Но вдруг замолк на полуслове, увидев на плече татуировку. Пятилистник.

— Где-то я такой уже видел, — пробормотал он. — Ты, что ли, за легализацию марихуаны?

— На бочках видел, друг мой тугодумный, — усмехнулся Жирмята. — Это не конопля, а каштан. Хотя, если признаться, стилизация оригинальная.

Наклонившись к Ксюше, он протянул:

— Так-так. Стало быть, ты на пивоваров работаешь?

— Угу, — согласилась девушка, морщась от растревоженной раны. — В особом отделе.

Волошек закончил перевязку и поднялся, намереваясь заняться конвоем, однако Рыжий не спешил. Он занял место товарища и довольно резко предложил:

— Ну, рассказывай, во что вы с Тургом нас втравили.

— Нечего рассказывать, — девушка потрогала повязку. — Я и сама толком не знаю. Тург сказал, что среди наёмников может затесаться шпион. И если вдруг я его вычислю, то чтобы не трогала, а наблюдала исподволь. Что бочки нужно доставить любой ценой. И даже если они пострадают и часть груза будет утеряна, доставить в Альмагард в срок. Но вот про воду он даже не обмолвился.

— Может, в ней всё и дело? — предположил Волошек. Ему хотелось хоть немного защитить девушку от нападок товарища. — Формикус, помнится, утверждал, что от конвоя, мол, так и разит волшбой.

— Обычная вода, — скривил губы Рыжий. — Не заметно, чтобы сил у меня прибавилось… или ума…

Последние слова прозвучали двусмысленно, но никто даже краешком рта не улыбнулся. Жирмята задумался, а Волошек не стал мешать. Знал — товарищ, дай ему время, разгадает любую головоломку.

— Разве что сами бочки имеют какую-то ценность, — буркнул тот. — Дерево, скажем, заговорённое…

— Ну вот, видишь, — обрадовался Волошек.

— Так что, воду повезём? — с сомнением спросил Жирмята.

— Выходит, что так, — Ксюша попыталась подняться, но пошатнулась. — Чёрт! Ноги не держат совсем.

Вдвоём они отвели девушку к повозке и уложили рядом с Дастином. Ксюша протянула Волошеку пучок амулетов и ободрила:

— Немного уже осталось. Выберемся.

Глава четырнадцатая АЛЬМАГАРД

Свою, ставшую уже родной, повозку Волошек и Жирмята поставили вперёд.

Она заметно опустела, их повозка. Припасы подошли к концу, оружие растратилось в стычках, многое было брошено во время бегства. И лишь клетка с голубями да пресловутая корзинка с пивом не позволяли назвать её порожней. И ещё раненые спутники.

Отряда не стало.

Рыжий спал. Волошек, поглядывая на амулеты, правил лошадьми, а в душе его лютовала тоска. Тоска по погибшим товарищам, пусть непутёвым, сварливым, грубым, но с которыми они столько пережили (то есть это они вчетвером пережили, а остальные как раз и нет). Тоска от напрасных жертв, от бессмысленности совершённых подвигов. Тоска от сознания, что их скорее всего подставили, послали на верную смерть и что подобное свинство давно в порядке вещей.

Тоска, боль и апатия.

Напади на них сейчас деревенская шпана, вооружённая вилами, у него и тогда не нашлось бы ни сил, ни духа для отпора.

Поэтому, когда на горизонте появился внушительный, закованный в броню конный отряд, он даже не потянулся к мечу. Не толкнул Жирмяту, не осадил лошадей. К чему? От судьбы не уйдёшь. Злая стерва достанет. Так и катили они этой судьбе навстречу.

Отряд остановился в полусотне шагов, выпустив вперёд одинокого всадника. Тот поравнялся с поездом и спросил, одновременно пытаясь разглядеть сквозь краску тавро на ближайшей бочке:

— Каштан?

Волошек кивнул, подтверждая.

— Дружина! В конвой! — прозвучал приказ. Всадники сорвались с места и, охватив поезд с двух сторон, двинулись параллельно ему эскортом. Волошек поднял голову — в чистом небе барражировало звено серебристых драконов.

— Альмагардцы? — дошло до него. — А мы и голубя забыли отправить.

— Просто вы появились точно в срок, — ответил всадник. — Кто у вас старший?

Волошеку стало безразлично. Он убрал за пазуху ненужные уже амулеты и карту; растолкал Рыжего, отдав ему вожжи и предоставив возможность разбираться с дружинником, а сам завернулся в тёплый ещё спальник и сразу заснул.

* * *

Разбудил его грохот. Колёса и подковы выбивали из мостовой рваный лязгающий ритм. Фасады домов игрались эхом, швыряя звуки друг в друга, пока те не становились монотонным гулом и, разливаясь по переулкам, не поглощались городом.

Привыкший ко всему Альмагард пропустил конвой без особого интереса. Лишь прохожие, завидев дружину, жались к стенам, да девицы осторожно выглядывали из окон, надеясь увидеть знакомых парней.

Рыская то вправо, то влево, улица долго взбиралась на холм и, наконец, упёрлась в массивные ворота замка. Цитадель возвышалась над городом розовой глыбой, но нависающий чуть позади горный хребет низводил её до мелкого камушка. Чёрная гряда в синей дымке источала угрозу, однако вместе с тем была и смыслом существования Альмагарда.

После недолгих переговоров ворота распахнулись. Внутри цитадели было не многим светлее, чем на городских улочках. И значительно тише. Казалось, что замок необитаем. Конвой отнюдь не встречали. Воротная стража так и не появилась из-за каменных блоков, а всадники, оставив повозки в тесном дворике, направилась вдоль стены к конюшням. Никто из них не посчитал нужным бросить наёмникам хотя бы слово. Исполнив долг, дружина спешила поставить лошадей и отметить удачу в ближайшей таверне.

Четверо наёмников состязались в молчании с цитаделью. Впрочем, Ксюша и Дастин принимали участие в этой странной игре, не пробуждаясь. Двор наполняло только усталое пыхтение тяжеловозов, а каменные стены возвращали его, словно это дышал сам замок.

Минут десять ничего не происходило. Затем где-то в глубине крепости, а точнее в коренастой центральной башне, послышался кашель, который скоро сменился свистящим хрипом. Даже лошади дёрнулись от жутковатого звука.

Пытаясь угадать, из которого окна доносился хрип, друзья прозевали, как из неприметной ниши в стене возник Тург.

Завидев бочки целыми и почти невредимыми, он встал, словно император на заваленном трупами поле битвы. Выигранной им битвы. Его лицо излучало торжество. Даже лысина приобрела какой-то парадный блеск и только что зайчиков не пускала. Тург мог быть доволен собой. Спектакль состоялся. Посланные им наёмники появлялись на сцене каждый в своё время и уходили, отыграв отведённую роль. Даже предатель Сейтсман выполнил предназначение, позволив обескровленному конвою завершить миссию. Великий режиссёр Тург. Великая постановка для услаждения одного знатока — самого Турга.

На сей раз тишина длилась недолго. Начальник охраны хлопнул в ладоши, и дворик стал наполняться людьми. Десятка полтора подручных выполняли распоряжения мгновенно и чётко. Шевеление пальцем — и вот появились носилки. Ксюшу и Дастина, осторожно сняв с повозки, потащили во чрево замка. Ещё несколько человек забрали их вещи и клетку с голубями, Волошек посмотрел вслед девушке и наткнулся на встречный взгляд. Она смотрела на него, как бы пытаясьчто-то сказать. Он понял: Ксюша прощалась.

Тем временем остальные занялись грузом. Их подход к делу показался друзьям необычным. Из бочек просто-напросто выбили пробки. Причём никто не поспешил заменить их кранами или хотя бы подставить вёдра. Тугими струями вода ударила в затопленную до черноты брусчатку, постепенно возвращая младенческий розовый цвет. Грязные потоки лениво поползли к водостоку.

Ничего не понимая, Волошек пригнулся и отхватил струи несколько глотков. Затем сунул под напор голову. Заклинание ещё действовало — вода была ледяной. Свежесть, однако, совсем не прибавила ясности. Ему оставалось лишь наблюдать.

Когда вода сошла, молчаливые подручные Турга аккуратно, по дощечкам, разобрали днища бочек. Внутри, завёрнутые в мягкие ветошки, лежали бутылки. Очевидно, на сей раз с пивом. Их бережно влекли, поместили в корзины, переложив беличьим мехом, и унесли в башню.

Всё это время на двух друзей никто не обращал внимания. Но когда бутылки оказались в безопасности. Тург подошёл и протянул два увесистых мешочка.

— Вас осталось четверо, — сказал он. — Таким образом, доля каждого увеличилась втрое. Ибо смета пересмотру не подлежит, а искать наследников мы не будем.

Подцепив мешок Априкорна, начальник охраны повернулся спиной и неспешно направился к башне. Пожитки прочих наёмников остались лежать на повозках. Скоро их отправят на свалку. Вещи мёртвых. Тепла в них ощущалось больше, чем в глазах нанимателя.

— Что же это за пиво такое? — остановил его вопросом Жирмята. — Из-за чего мы рисковали шкурой?

— Что вам за дело? — Тург обернулся. — Вы получили деньги, мы получили груз. Контракт исполнен, не о чем говорить.

Рыжий так не считал.

— За доставку заплачено крови больше, чем в тех бутылках пива. И нам хотелось бы знать, во имя чего…

— Какая вам разница? — резко оборвал Тург. — Может, это необычайно вкусное, но самое обыкновенное пиво, и его холодным в пекле пустыни подадут аравийскому шейху. А быть может, в нём действительно сокрыта волшебная сила, способная сделать из простого воина витязя, а из витязя бога, и благодаря этому альмагардские отряды в мрачном Донровском ущелье одержат победу над ордами чернильников. Зачем вам знать? Вы наёмники, не более…

— Всё же согласитесь, есть некоторое различие: рискуешь ли ты жизнью во имя коммерческой тайны или же спасая человечество?

— Это различие иллюзорно.

— Наши товарищи погибли… — начал Жирмята, но его вновь перебили.

— Им тем более всё равно. Они мертвы, — Тург улыбнулся. — Губит людей не пиво.

— Ну да, вода губит, минеральная, — разозлился Жирмята, восприняв бородатую шутку как циничную усмешку.

— Каждый получил своё… Вы стремились домой, вы заработали на дорогу. Кто готов был умереть за деньги, тот умер. Кто готов был пожертвовать собой, ют пожертвовал. Иной хотел искупить грехи и сполна искупил их. А кто собирался сбежать, тот сбежал…

Рыжий вот-вот готов был броситься на Турга с кулаками, невзирая на десяток головорезов из свиты. Ананиматель теперь вовсе и не спешил закончить разговор, словно его забавляло происходящее. К пьесе вдруг добавился ещё один акт, где сам режиссёр смог сыграть финальную сцену и тянуть до тех пор, пока неопустится занавес.

Волошеку стало противно.

— Пошли отсюда, — он дёрнул Рыжего за куртку. Тот поддался, не вполне сознавая, куда и зачем его тащит товарищ. А когда они миновали ворота, Волошек неожиданно заметил:

— Возможно, он ищет себе оправдание.

Ему всегда доставало упрямства находить в людях что-то хорошее.

Эпилог

Почти сутки они отсыпались в лучшей гостинице города. Она не шла ни в какое сравнение с их прежними дорожными приютами, а корчма на Васильковом тракте казалась сараем на фоне здешней роскоши. Бархат на окнах и стенах, пальмы и цветы, золотые светильники, не дающие копоти, горничные с улыбками и намёками… Словом, здесь можно было провести весь их немалый остаток жизни.

Искушение не сработало. Они начали думать о возвращении, как только отоспались. Выяснилось, однако, что ближайший дилижанс до Киева отправляется следующим утром. Им предстоял ещё день безделья.

Рыжий ушёл бродить по городу — он легко перевернул очередную страницу своей жизненной летописи. Волошек же почти не выходил из комнаты. Тоска вернулась. Вновь и вновь он переживал судьбу товарищей, задним умом соображая, как нужно было повернуть дело, чтобы избежать их гибели. Но если вдруг находил умозрительную возможность спасения, ему становилось совсем паршиво. А ещё ему хотелось увидеть Ксюшу, поговорить с ней. Хотя он совсем не представлял, что скажет девушке при встрече. Служба по найму — не то место, где заводят романтические знакомства.

Если бы не голод, он так и просидел бы в четырёх стенах до самого отъезда, истязая себя размышлениями. Но запахи гостиничной кухни заставили отвлечься.

Спускаясь по лестнице, Волошек сперва услышал знакомый хрустящий голос, а потом заметил среди посетителей ресторана приметную плешивую голову. Верхэль что-то втолковывал богато одетому молодому человеку, а тот внимал, позабыв даже про изысканные яства, выложенные на столе.

Волошек замер и укрылся за мраморной колонной, подпирающей лестницу.

— …с тобой или без тебя, но я добьюсь своего, — говорил эльф. — Остался пустяк — найти эту книгу прежде монаха. Он — единственное неизвестное в моей комбинации. Всё остальное лишь вопрос времени. Со дня на день ожидаю вестей от одного человечка. Вестей настолько важных, что я дал ему «зовущую карту».

— Ну?! — богатый юнец выпучил глаза.

— Он стоит того. Его информация может решить дело, и я не поскуплюсь на награду. Хотя, скорее всего, он не догадывается о значении сведений.

Верхэль замолчал. Судя по возникшей улыбке, мысли унесли его в мир триумфа. — Я заставлю их уйти… — он мерзко хихикнул. — Сгораю от нетерпения увидеть лица властителей, когда мои аргументы проникнут в их ожиревшие мозги… О, да! Старость им не понравится. Они мигом позабудут про людей, про здешние дела и со всех ног рванут к воротам. Ещё проситься будут…

Волошек шагнул назад и задумался. Ему было что сказать старому эльфу. Теперь он знал куда больше, чемпри первой их встрече, и уже не считал Верхэля жившим из ума. Но главное, он знал, где именно призрак появится в следующий раз, где он вновь раскроет сакральную книгу.

Знать-то он знал, но смутное пока беспокойство завило его не спешить к старику со сведениями. Он поднялся на пару ступенек, подумал ещё мгновение наконец, решительно вернулся в комнату. Визитка нашлась в старой куртке. Белая картонка казалась ему сейчас перевёрнутой рубашкой вверх этой, которая могла дополнить нужную комбинацию, но могла и окончательно провалить игру. Собственно, и игра, и комбинация имели к Волошеку слабое отношение, более того, он и сам выступал в чужой партии джокером — картой славной, но не имеющей собственной воли.

Расковыряв под потолком щель, Волошек засунул визитку поглубже. Может, когда-нибудь эта роскошная корчма и сгорит. Даже наверняка сгорит. Картонка призовёт эльфа, но тому не с кем будет говорить, Волошека здесь не будет.

Прав Верхэль или же нет, Волошек не знал. Его устраивал и тот мир, в котором он жил, и менять, потрясать основы ему не хотелось. Пусть разбирается сам. Пусть других помощников ищет. Пусть даже и добьётся своего. Но без него, без Волошека.

* * *

Утро их отъезда выдалось студёным. Похоже, лето так и не справилось с миссией и готовилось досрочно уступить полномочия осени.

Быстро собрав пожитки, он спустился в холл. Жирмята, с мешком возле ног, завтракал, о чём-то споря с худеньким, похожим на мумию человеком. Завидев Волошека, Рыжий попрощался с собеседником, схватил вещи и вышел вслед за товарищем на крыльцо.

— Ну что, домой? — Волошек с удовольствием вдохнул утренний воздух.

Рыжий замялся с ответом.

— Что? — насторожился Волошек.

— Тут дельце одно образовалось, — виновато признался Рыжий.

— Больше никаких дел! — обрубил Волошек. — Средств, чтобы добраться до Нижнего, хватит.

— Средств хватит, — согласился товарищ. — Но не лучше ли вернуться домой на добрых лошадях? И не стоит ли перед возвращением съездить в Бремен и выкупить твой кубок? Заказчик обещает по пятьсот монет на нос.

— За что в наше время дают тысячу монет? — усмехнулся Волошек. — Предлагают лишить жизни великого князя? Если так, то я пас.

— Нам ведь всё равно через Киев возвращаться, — пробормотал Жирмята.

— И что? — Волошек заподозрил неладное.

— Рецептуру пива этого добыть надобно.

Волошеку захотелось немедленно удавить товарища, но он лишь махнул рукой.

Спорить с Рыжим он не любил, да и не умел.

2004 год, Киев — Дзержинск

Рейд

Глава первая НА МУРОМСКОМ ТРАКТЕ

Скоростной дилижанс — одно название. Вместо двух пар лошадей запрягли три — вот и вся разница, дороги же остались прежними. Разбитыми, грязными, путаными, стремящимися не силой так хитростью сбросить с себя путников. Рессоры стонут, вагон опасно кренится, подпрыгивает, то и дело ломаются обода, спицы. Приходится вставать, менять колёса. Какой уж тут выигрыш времени?

И первый класс — сплошная фикция. Нет, просторно, конечно, и трясёт не так сильно, как над колёсами; опять же стюард на остановках хлопочет: чай, бутерброды, за газетой сбегать. Но вот диваны… Они предназначены для комфортного сидения. Сидения! А кто же высидит двое суток кряду? Во втором классе, когда пассажиров нет (а их, кажется, и вовсе не существует в природе), можно улечься во всю длину дивана. Здесь же, в породистом салоне, — не моги! Для особо настырных клиентов правила хорошего тона подстрахованы массивным и намертво посаженным посреди дивана подлокотником.

От Мурома они с Жирмятой ехали вдвоём. Сели лицом по ходу, выложив ноги на пустые места. Укрылись пледами, сунули под головы куцые подушечки с запахами прежних пассажиров и пассажирок. Всю ночь вертелись, пытаясь пристроиться.

Утром и этому убожеству пришёл конец. В Рязани к ним подсадили эльфа. Он был одет в тройку и держал себя подчёркнуто вежливо. Поздоровался. Обозначив лёгким движением желание занять место напротив Жирмяты, подождал, пока тот уберёт ноги, и устроился. Волошек тоже ноги убрал. Первый класс, чтоб его! Приличия соблюдать надо.

Днём ехать стало вовсе невмоготу. Окно не открыть — пыль, а люк в крыше заставлен всяческим барахлом. Солнце пекло, особенно свирепо налегая на дорогую кожу их роскошного салона. Обитый сукном второй класс сохранял больше прохлады. Сейчас там дрых стюард. Славный малый с говорящим прозвищем Сачок.

Волошек молчал. Старый эльф лишь поглядывал искоса на попутчиков, но беседу начать не решался. Рыжий, напрягая глаза от тряски, читал купленные в Рязани «Ведомости».

Долго молчать он не умел. Одолев передовицу, выглянул из-за газеты.

— Смотри-ка! Ещё неделю назад репортёры называли Гарчи не иначе как вшивым наёмником, а теперь — Генерал! Спаситель нации! Главнокомандующий! Его людей называли сбродом, писали, что, мол, вот-вот подойдут дружины и справятся без помощи всякого мужичья… А теперь, когда князей размазали, вспомнили об ополчении. Добровольческая армия! Последняя надежда человечества! Сила!

Эк их прижало, убогих!

Эльф улыбнулся краешком рта. Волошек промолчал.

Его поспешный отъезд из Нижнего многие, возможно, расценили как бегство, тем более сейчас, когда запахло войной. Отец наверняка посчитал его дезертиром. И то, что бежал он не куда-то там в тыл, а даже совсем напротив, да и не бежал собственно, а спешил на выручку, — сути не меняло.

Всё началось с того, что посыльный мальчишка доставил ему невесомый лоскут серого шёлка с вензелем экспресс-почты. После начала войны княжич целыми днями занимался с новобранцами и писем ни от кого не ждал.

Письмо оказалось от Турга, лысого начальника секретного отдела пивоваренного товарищества, которого Волошек уж никак не мог отнести не то что к друзьям, а даже к приятелям. Знакомство с этим циничным и жестоким человеком оставило слишком много неприятных воспоминаний. И хотя с тех пор прошло четыре года, за которые некогда наивный юноша расстался со многими иллюзиями, возобновлять знакомство желанием он не горел.

Убористым и аккуратным почерком Тург сообщал, чтопамятные Волошеку Ксюша с Дастином отправились в Альмагард. Отправились как раз накануне вторжения. И что он, Тург, теперь сильно переживает за своих сотрудников. Никаких предложений или просьб о помощи письмо не содержало. Тург приписал только, что если Волошек волею обстоятельств окажется в Киеве, он может всецело располагать как имсамим, так и всей его организацией.

Неожиданное сообщение взволновало Волошека куда больше, чем недавняя новость о вторжении. Он воин и к большой войне готов всегда. То, что ввергло смятение города и страны, привело к панике и даже бунтам (такой вот загадочный минерал эта соль, что имеет привычку исчезать перед любым бедствием, невзирая ни на какие стратегические запасы, и самые мудрые алхимики только разводят руками, пытаясь объяснить это его свойство), так вот, всё это для Волошека выражалось коротким словом «война». Простым и понятным.

Другое дело память о девушке, которая некогда всерьёз зацепила его чувства. Несколько лет он старательно прятал воспоминания, но единственный лоскут шёлка одним рывком вытащил из глубин памяти всё запрятанное, запретное, и чувства обнажились, затрепыхались, подобно пойманной рыбе.

И не существовало для таких случаев алгоритма действий, подобного мобилизации, воинским сборам, планированию, наконец, походу; и бесполезен был прежний опыт, которого у Волошека и без того накопилось немного; и не читали в академиях лекций, где старые побитые жизнью менторы раскрывали бы природу скрытых течений страсти и подводных камней любви. Личное дело — оно и есть личное.

Нечего было и думать, будто такой прожжённый мерзавец, каким без сомнения является Тург, написал своему бывшему наёмнику только затем, чтобы поделиться печалью. Лысый чёрт наверняка рассчитывал заманить Волошека в Киев, где тот обязательно попадёт в силки Турговых интриг и займёт подобающее место в очередном изощрённом замысле. Тург верил в своё обаяние, в умение убеждать и заставлять.

Нужно отдать Волощеку должное — он не бросился сломя голову. Пару дней терзался сомнениями, разрываясь между любовью и долгом. Он попытался связаться с Тургом, но эльфийская связь уже работала с перебоями, а в Киеве, поговаривали, воцарился сущий хаос, и узнать, открыт ли вообще офис товарищества, не представлялось возможным.

Наконец, рассудив, что война до его родного города вряд ли докатится раньше, чем к ноябрю, Волошек собрался в путь. Тут они с отцом и повздорили. И объясниться уже не успели. Да отец всё равно бы не понял.

* * *

Неожиданно (Путивль проехали час назад, а до следующей станции оставалось вёрст пять) дилижанс остановился. Где-то впереди послышалась грязная брань. Жирмята, приоткрыв дверь, высунулся.

— Колёса и лошади целы, — сообщил он спутникам. — Затор на дороге какой-то.

Затем крикнул вознице:

— Чего стоим?

С высоты своего положения тот видел гораздо дальше.

— Застава, задери её бесы! И откуда только взялась? Сотни раз тут проезжал совершенно свободно. Князь, что ли, какой удельный от хозяина отложился? Вот же нашёл время откладываться!

— Ну почему? — хмыкнул Жирмята. — Самое то время…

Пассажиры вышли. Возница, кряхтя и проклиная феодальную раздробленность, отправился вперёд вдоль вереницы повозок. Друзья, чуть подумав, пошли следом. Сторожить карету остались стюард с эльфом.

Народ, собираясь кучками, роптал, но протестовать всерьёз никто не решался. Одного взгляда хватило Волошеку, чтобы понять: возница зря проклинал феодализм. Полдюжины оборванцев устроили нечто вроде дорожного бизнеса. Поперёк проезда лежал толстый еловый ствол. Свежий, ещё пахнущий смолой. На нём, устроившись меж заострённых сучьев, восседал предводитель ватаги. Размахивая в такт словам саблей, он вещал:

— Мы собираем средства на армию Гарчи! Слышите, убогие? На армию нашего спасителя! Святой долг каждого из вас — помочь защитникам отечества. А для кого долг — пустой звук, тому клинки наши весомым аргументом послужат. С людей и косоглазых по гривне. С эльфийских ублюдков — всё что найдём.

Несколько оборванцев потрошили повозку. Её хозяин потирал побитую скулу, а баба, прижав к груди отрез дешёвой материи, видимо, собиралась отстаивать до конца именно эту часть поклажи.

— У кого денег нет, возьмём вещами или продуктами, — продолжал атаман. — Армии нужно кушать. Овёс тоже пойдёт.

На обочине уже скопилась груда разнообразного отобранного добра. Судя по её размерам, парни промышляли здесь с самого утра.

— Почто бедняков обираете? — попытался возразить один из только что подошедших мужиков. — У меня оба сына в ополчение ушли. Неужто ещё и платить?

— Патриотов не обидим, дед, — усмехнулся предводитель. — Да только нынче всякий говорит, будто его родня у Гарчи служит. Проверим, будь покоен.

Как собирается вожак проверять слова путника, Волошек слушать не стал. Развернулся и решительно зашагал к дилижансу. Рыжий, потянув за рукав возницу, поспешил следом.

— Давай, дорогой, взбирайся на место и хватай вожжи, — приказал он, сразу проникнув в замысел товарища. — Как только путь освободится, подберёшь нас там.

Отстранив стюарда, Волошек снял со стены салона свой меч, Жирмята вытащил из багажа любимую пятизарядку. Сунул треногу Сачку, а на собственное плечо взвалил боевую часть.

— Но, господин, я вовсе не хочу туда идти, — взмолился паренёк.

— Что? — нарочито свирепо взревел Рыжий. — Ты допустишь, чтобы твоих клиентов обобрали грязные проходимцы? А ну пошёл!

Пинок пришёлся в пустоту. Служащий компании решил не возражать грозному пассажиру. Пока они спорили, а потом тащили тяжёлую систему к баррикаде, Волошек вырвался далеко вперёд и начал представление, не дожидаясь подхода товарища.

— Бревно убери, — предложил он вожаку.

— Ты кто такой, твою мать? — удивился тот. Заслышав перемену в голосе предводителя, ватажники бросили копаться в чужих вещах. Выхватили оружие и двинулись стенкой на наглого прохожего.

Тот даже ухом не повёл.

Из кустов выскочил парень.

— Слышь, Козьма, — шепнул он вожаку, кивнув на Волошека. — Этот не сам по себе, он остроухого сопровождает.

— Та-ак, — протянул предводитель, поднимаясь бревна. — Эльфийский прихвостень, стало быть.

А знаешь, с таких, как ты, мы вдвое больше берём, хотя по мне — так висеть бы вам всем на сучьях рядом с хозяевами. Испоганили вы род людской.

— Ну, так подойди ко мне и вздёрни! — Волошек явно провоцировал стычку.

Рыжий прибавил шагу. Конечно, его товарищ и одиночку способен разобраться с разбойниками, такие обычно пасуют, встретив серьёзный отпор. Но у Жирмяты чесались руки, а, кроме того, он был большим любителем балагана. Установив кое-как треногу, стюард поспешил исчезнуть. Жирмята взгромоздил самострел и щёлкнул запорами.

— А ну, шпана, стоять на месте!

За тылами и флангами никто из разбойников проследить не додумался. Пятизарядка оказалась для них полной неожиданностью. Часть стенки развернулась в сторону новой угрозы, но переть на стрелы люди не решились, другие остановились, даже попятились. Вожак, потеряв поддержку, не знал, что предпринять.

Ему подсказал Волошек:

— Выходи, биться будем.

— Ты кто такой?

— Выходи, выходи… Твоей чести мой титул не уронит.

Предводитель шагнул вперёд и не слишком ловко крутанул мечом. Его противник не шелохнулся.

Стычка мастера с самозванцем закончилась быстро и некрасиво. Уже третьим ударом Волошек отхватил негодяю кисть. Вместе с клинком та свалилась в дорожную пыль. Разбойник завыл, перехватывая руку чуть выше раны.

— Куда?! Стоять! — рявкнул Жирмята на ватажников, что рванулись было бежать. — А кто брёвнышко убирать будет?

— Поеду обратно, заберу голову, — пообещал Волошек раненому главарю и повернулся к притихшему сброду. — Перетяните ему жилу, а то кровью изойдёт.

Мужики, осмелев, подбирали оружие, некоторые принялись растаскивать из кучи добро. Своё и чужое.

— Бревно взяли и отнесли с дороги! — крикнул Рыжий оборванцам, подкрепляя приказ шевелением пятизарядки. — И с улыбочкой, уроды, с улыбочкой!

С трудом объезжая повозки, к ним приблизился дилижанс.

— Будете вести себя смирно, останетесь живы, — пообещал Жирмята ватажникам. — Эй, кто-нибудь, свяжите им руки. И доставьте в ближайший острог.

Народ загудел. Самозваных сборщиков дани быстро связали.

— Они же эльфа увозят! — завопил вдруг предводитель. — Наверняка золотишка под самую крышу навалено. Нашего с вами золотишка!

Рыжий даже восхитился врагом. Попытка была неплоха. Толпа и правда косилась на дилижанс с некоторой враждебностью. Где-нибудь на площади люди могли и поддаться, но нынешний крикун только-только пытался обобрать их самих, а Жирмята, усаживаясь в карету, не выпускал из рук арбалета.

— Мир катится в пропасть, — вздохнул Волошек, возвращая меч на место.

— Он круглый. И с этим ничего не поделаешь, — глубокомысленно изрёк Жирмята.

Дилижанс тронулся. Разоружённые оборванцы проводили его злобными взглядами. Лица мужиков, что окружили пленных, не гарантировали соблюдения чужих обещаний.

— Благодарю, молодые люди, — сказал эльф. — Вижу, вы не вполне разделяете настроения ваших соотечественников.

— Не вполне — верное слово, — ворчливо заметил Рыжий. — Вы тоже хороши. Какого беса ваш народец ударился в драп, едва заслышав о вторжении? Вы сами настраиваете людей против себя.

Он потряс газетой. Один из заголовков на развороте кричал: «Великий исход эльфов! Гавани Антверпена переполнены беженцами».

Эльф поморщился.

— Полагаю, вы не считаете этот пасквиль серьёзным аргументом в споре? Жёлтая газетёнка подыгрывает фашистам.

— С вами трудно говорить. Любое замечание вы воспринимаете как расизм, ксенофобию. Но ведь я и без этого писаки знаю, что эльфы уходят. В нашем городе их остались единицы, а некогда проживала большая колония.

— Ну да, — горько усмехнулся попутчик. — Мы ударились в драп. А остальные, что, остались на месте? Что, людей на дорогах мало? Или взять, к примеру, гномов. Слиняли тихо в одну ночь. Никто ничего не заподозрил. С вечера закрыли как обычно свои мастерские, магазины, а утром глядь — ни одного не осталось. Но никто гномов не поносит, все на эльфов окрысились. А наши, между прочим, перед тем как банки закрыть, объявили, что в течение недели вернут вкладчикам всё до последнего гроша.

— Верно, — согласился Жирмята. — А всё оттого, что вас и раньше недолюбливали. Вторжение лишь обострило давнюю неприязнь. Что, скажете, нет тому причин?

— Может, и есть, — качнул головой эльф. — Да только золото отсюда не унести. Не имеет оно в нашем мире никакой власти. А про лепёшки на крови человеческих младенцев — конечно, чушь.

— Мы не об этом…

— Как видите, я никуда не бегу. Напротив, еду вместе с вами туда, где опасно. Что до моих сородичей, то я их не осуждаю. В конце концов, это не наш мир.

Тут уж не выдержал Волошек:

— Сколько вас знаю, только и слышу- «это не наш мир». Надо бы определиться. Считаете вы этот мир своим, значит, нужно за него драться, а нет, так приходите как гости, но не лезьте в наши дела…

Он вздохнул и добавил:

— Верхэль годами призывал эльфов вернуться в родной мир, а на него смотрели как на полоумного. Но теперь, когда запахло жареным, у старика вдруг оказалось много сторонников.

Лицо у эльфа вытянулось. Оно понятно. Подавляющее большинство людей на Земле не только не знали какого-то там Верхэля, но и того факта, что эльфы некогда пришли сюда из другого мира. История давно была не в чести.

— Но дело даже не в этом,- продолжил Волошек. — Вопрос, который меня действительно интересует, не почему вы драпаете, а куда? Верхэль, насколько мне известно, так и не отыскал ключ к Вратам. Путь в ваш мир по-прежнему запечатан. Эльф помолчал. Выдавил:

— Вы знаете старика? Потом, ещё помолчав, заметил:

— Молодой человек, вы пугаете меня своей осведомлённостью.

Волошек понял, что сказал так попутчик не из рисовки. Он действительно напугался. Но вместе с тем нашёл хороший повод не отвечать.

— И всё-таки?

На сей раз эльф молчал долго.

— Вы знаете наши мифы? — спросил он тихо. — Знакомы с пророчествами? Наверняка, раз уж помянули Верхэля. Наша эпоха должна рано или поздно закончиться. Таково предсказание. Мы должны были покинуть этот мир, и вот время пришло. А откроет Врата Верхэль или кто другой — не столь важно.

— Непонятно только, почему эпоха закончилась именно тогда, когда запахло жареным, — буркнул Жирмята.

* * *

На станции возница сообщил пассажирам, что дальше дороги нет.

— Чернильники в сорока верстах от Чернигова, — пояснил он.

— Ну и что с того? — возмутился Жирмята. — Вчера они были в сорока пяти верстах от того же Чернигова. А ведь вы можете объехать город южнее. В конце концов, нам выходить раньше. Довезли бы хотя бы до любого приличного города. Что нам делать в этой дыре?

Возница буркнул, дескать, не он здесь решает, и пошёл распрягать лошадей. Сачок притащил багаж, выгрузил почту и занялся излюбленным делом — завалился спать.

Кроме них ещё один клиент застрял на безымянной станции. Он развалился в глубоком кресле и пил коньяк, заедая его лимоном. Кивнув товарищам по несчастью, он икнул…

— Я давно говорил, что этим закончится. Как только они запретили курение в каретах. Мы благородные люди. Прежде чем закурить, я всегда спрашивал позволения у соседей. Дамы, дети, астматики… я понимаю. Но чтобы мне запрещали курить лакеи! Везде и всегда! Вот с этого всё и началось…

Тут вошёл эльф. Пьяный пассажир сморгнул, будто не веря, что подобное ещё случается и, тряхнув головой, принялся хлестать коньяк из горла.

Жирмята изловил начальника станции и долго ругался, требуя возвращения денег. Тот заявил, что не уполномочен решать такие вопросы и что нужно обращаться по месту продажи билетов или в головную контору компании. Затем, проскользнув в кабинет, закрыл перед носом клиента дверь.

На двери висел выгоревший плакат «Сто лет со дня открытия регулярного сообщения Муром — Киев. Потрясающие скидки!».

— Потрясли и скинули, — поморщился Жирмята, аккуратно снимая плакат.

Странствуя по свету, он собрал неплохую коллекцию разнообразных афиш.

Волошек торкнулся в конторку эльфийской связи. Тщетно. Уже пятая станция подряд покинута бессмертными. Связи нет. Что же, их эпоха и правда пошла к закату?

— Думаю, мы скорее доберёмся своим ходом, — сказал Волошек. — Может, купим лошадей?

— Кто бы их ещё продал в эдакой дыре, — фыркнул Рыжий. — А этот наш попутчик как думает добраться?

Они оглянулись. Благородный пассажир дремал, эльф исчез.

Глава вторая ГАРЧИ

Дорогу до военного лагеря можно было и не спрашивать. После того как друзья сошли с тракта, она одна тут такая была — хоженая-перехоженая. Однако Волошек решил подстраховаться. Остановил встречную женщину и спросил, правильно ли они идут.

— Куда вас несёт, сыночки? — тоскливо пропела енщина. — На убой ведь идёте, аки агнцы. Силища идёт страшная, войско непобедимое. Божье наказание грядёт за грехи наши. А вы супротив воли евойной пытаетесь упорствовать.

Махнула рукой, указывая направление, и ушла себе.

Лошадей пришлось вести в поводу. Багажа оказалось слишком много, чтобы заставлять купленных по случаю животных тащить на себе и хозяев.

Поначалу за воинскую ставку они приняли городок маркитантов. Волошек даже разочарованно выдохнул — убогие кибитки, мусор, висящие тряпки, беспорядок и хаотичное людское шевеление — такой пейзаж разрушал надежду на серьёзность добровольческой армии.

Всё прояснилось, когда из городка к дороге повалила пёстрая толпа. Кого в ней только не было: и старики, и девицы, и сорванцы малолетние. Спеша обогнать друг друга, толкаясь и ругаясь, все устремились к двум путникам, как будто те уже блеснули содержимым кошельков.

Гонку по пересечённой местности выиграл мужичок. С виду полный, он бегал весьма шустро.

— Славные воины готовы вступить в ряды армии великого Гарчи? — отдуваясь, вопросил победитель бега. — Купите меч, латы, шлем. Превосходный гномийтовар.

Говорил он без особого пыла. Заметил уже — оружия у прохожих и своего довольно. Скоро его оттёрли сомнительные девицы.

— Не желают ли господа повеселиться перед последней битвой? — предложили они себя.

Их сменил обросший старичок. Хитро поблёскивая единственным глазом, он зашептал:

— Обереги от вражеских стрел! Древние. Из сарматских курганов. Глаз супостату запорошат, отведут смерть.

— Любезнейший, — ухмыльнулся Жирмята. — Беда в том, что не использует супостат никаких стрел. Да и глаз у него пока не видывали.

Старичок смутился, чем не преминул воспользоваться конкурент помоложе.

— Не слушайте этого шарлатана. Он себе уже один глаз запорошил. Возьмите вот этот талисман удачи. Редкостная вещица, другой такой во всём свете не сыщешь. И гномы поработали, и, не при детях будут помянуты, эльфы руку к чарам приложили. Дёшево отдам. Последний он у меня остался.

— Так нет другого такого во всём свете, или последний остался? — подковырнул Жирмята.

Но от всех не смог отговориться и он. Толпа плотно окружила друзей, принудив остановиться. Со всех сторон потянулись руки, искажённые лица замельтешили перед глазами, крики слились в неразборчивый гул — ну просто стая упырей дорвалась до пищи.

— Только не вздумай у них хоть что-то купить, даже пустячной булавки, — шепнул Волошеку товарищ. — Растерзают, коли поддашься.

Безобразие прекратил небольшой конный разъезд. Выскочив из-за крайних домов деревушки, пятеро всадников быстро поравнялись с базаром. Трое бородачей выставили вперёд пики, молоденький паренёк ограничился плёткой, а воин лет сорока, судя по сержантским нашивкам, старший в отряде, даже не потянулся к мечу.

— А ну, с дороги! — рявкнул он на торговцев. Тех как ветром сдуло.

— Гарчи запретил приживалам подходить близко к лагерю, — пояснил сержант, остановив лошадь и оценивающе разглядывая путников. — А заодно и в Солодку соваться остерёг. Жители уж больно просили избавить от муки. Вот как пройдёте деревеньку эту, сразу под горой увидите лагерь. Вы ведь к нам путь держите?

— К вам, — подтвердил Рыжий.

— Ну да, — рассудил сержант вслух. — Сейчас либо к нам, либо бежать без оглядки, а это совсем в другую сторону.

Он оглядел крепкие фигуры друзей, покосился на самострел, притороченный к поклаже Жирмяты. Задумался.

— Смотрю, вы на бродяг не похожи, да и на горожан простых тоже. Наёмники?

— Вроде того.

Сержант кивнул, довольный правильной догадкой.

— Много Гарчи платить не сможет, — предупредил он. — Армия-то добровольческая. Но коли толк будет, поставит на взвод. Нехватка у нас взводных-то. К генералу всё больше крестьяне идут или горожане цивильные. Мало кто с воинским делом знаком.

— Что ж, значит, подходит народ? — поддержал разговор Жирмята. — А то мы по дороге и не встретили попутчиков.

— Здесь сейчас только из случайных кто, вроде вас, ходит, — пояснил воин. — У нас нынче вербовщики в крупных городах. Оттуда в лагерь лесными тропами новобранцев приводят. А кто средствами помочь желает, те уполномоченным сборщикам отдают.

— Встретили мы тут одних «сборщиков», — ухмыльнулся Рыжий. — На дороге рогатки поставили и с прохожих дань взимали. Якобы в пользу армии Гарчи. А по виду — сущее отрепье…

— Вот против таких разбойников меня с парнями и отправили.

Волошек едва заметно улыбнулся. На «парней» бородачи походили мало. Такие же умудрённые опытом мужики, как и сам начальник. Один, пожалуй, даже постарше сержанта будет.

— Сейчас много лиходеев по дорогам да сёлам шныряет, — продолжал тот. — Так мы у них время от времени отбираем то, что нашим именем собрано, а самозванцев, понятно, на сук. Ваши-то где промышляли?

— Далековато, — отмахнулся Жирмята. — На тракте, верстах в десяти от Путивля.

— Вон оно уже куда докатилось… — сержант присвистнул. — Нет, туда не поспеем. Здесь поближе почистим дороги. Ну, бывайте!

Бородачи и малец, не проронив и слова, умчались вслед за командиром.

— Чёрные вороны, — произнёс Рыжий.

— Где? — не понял Волошек.

— Эти бородачи — чёрные вороны. Так они себя называют. Ну, которые в степном приграничье живут. Вольные люди. Свирепые как черти. Князья, бывает, нанимают их, чтобы с бунтами управиться. Зело они лютые, эти вороны. С орками воюют годами, так набрались опыту… Случалось, говорят, целые деревни повстанцев вырезали.

— Не слышал я, чтобы наш князь таких приглашал, — нахмурился Волошек.

— Повезло тебе с родителем, — хмыкнул Жирмята.

* * *

Стражник на воротах спросил:

— Пришли записываться в армию или внести пожертвование? Если что-то другое, лучше сознайтесь сразу. Коммивояжеров и репортёров приказано выкидывать через Мусорные ворота.

— Нам нужен генерал Гарчи, — сказал Волошек.

— Так уж сразу и генерал? — ухмыльнулся стражник. — Вон в той палатке с зелёным вымпелом распоряжается сержант Вреда. Он ведает вербовкой. А вон в той, что во внутреннем лагере и с красным вымпелом, сидит казначей. Ему, стало быть, золотишко сдавать.

Волошек взглянул на Жирмяту. Он давно не был уж тем застенчивым пареньком, что терялся, встречая хамство или подначки. Но до сих пор пасовал перед бюрократией или — как вот теперь — перед караульной службой. Его товарищ гораздо лучше справлялся с такими препонами.

— А если мы готовы внести ну очень большое пожертвование? — спросил Рыжий стражника. — И хотим заверить господина Гарчи в нашем расположении?

Тот покосился на тяжело навьюченных лошадей, прикидывая, сколько пудов серебра может содержать поклажа.

— К казначею, — наконец решил он.

— А если у нас тайное дело? Если мы кое-что знаем о чернильниках такое, чего ещё не знает никто.

— К сержанту Вреде.

Он подумал ещё немного.

— Уж если совсем горячее…

— Ну? — поторопил Рыжий.

— К адъютанту можно обратиться.

— Зови адъютанта.

Стражник отправил посыльного, а друзьям указал на скамеечку возле привязи.

— Что-то не так в лагере этом, — произнёс Жирмята, пристроив лошадей.

Волошек оглянулся, прислушался.

— Клинки не звенят, — решил он. — Даже деревяшки учебные не стучат. Не учат здесь фехтованию и не упражняются даже. Либо ветеранов немного, но скорее смысла особого нет. Не против людей армия выступать готовится.

Скоро подошёл адъютант. Им оказался молоденький парень с нашивками лейтенанта. Высокомерно взглянув на друзей, он, похоже, собрался выслушать заковыристую историю или предложение о поставке добровольческой армии вот этих вот прекрасных самострелов новейшей конструкции, после чего намеревался со спокойной душой распорядиться выставить гостей вон.

Но Волошек не стал ничего говорить. Он вырвал страничку из блокнота, черкнул пару строк и передал лейтенанту.

— Доложите о нас генералу. Записка предназначена только ему.

Адъютант, пожав плечами, ушёл. Вернулся он скоро. Надменный вид сменился плохо скрываемым изумлением.

— Прошу, — сказал он. — Генерал примет вас. Всю дорогу лейтенант молчал. Волошек и Рыжий с любопытством разглядывали лагерь. Судя по неловким движениям большинства воинов, здесь в основном натаскивали новобранцев, а сколоченные отряды уводили поближе к передовой.

Помимо обычных упражнений попадались и занятные аттракционы.

Один из ветеранов забрался на высокую стремянку и принялся вертеть привязанной к палочке лентой, на манер того, что исполняют гимнастки. Внизу сержант показывал ополченцам приёмы защиты и нападения, совсем не похожие на фехтование…

Главнокомандующий обитал в единственном на весь лагерь бревенчатом доме. Он встретил гостей на крыльце. Старый тёртый наёмник. Расшнурованная наполовину куртка. Волосы собраны на затылке в тугую косу. Вдоль руки тянется длинный рубец. Взгляд острый, но без поспешной оценки.

— Пропустите, — крикнул Гарчи часовым.

Они вошли в комнату, где, кроме большого стола, маленькой конторки и нескольких стульев, не было никакой мебели.

— Это правда? — спросил генерал, едва закрыв дверь. — Вы закончили военную академию в Кёнигсбepгe? Да ещё и с отличием?

— И военно-морские курсы в Архангельске, — добавил Волошек. — Правда, с тройкой за дисциплину. Судя по всему, такая оценка послужила дополнительной рекомендацией. Гарчи довольно кивнул и повернулся к Жирмяте.

— Нижегородский университет, — не дожидаясь опроса, доложил тот. — Факультет общественных наук и права.

Взгляд генерала немного потускнел. К Рыжему он утратил всякий интерес и продолжил разговор лишь с Волошеком.

— Приятно видеть вас здесь. Знаете, выпускники академий воротят носы от нашей армии. Они предпочитают отираться возле князей и вместе с ними выжидают, куда всё повернёт.

— Их трудно упрекать. После кровопускания в «великом ударе» князья стали осмотрительней. Теперь все ждут чуда от вашей армии.

Волошек улыбнулся и добавил:

— Говорят, у вас взводных нехватка?

— Взводных?! Да мне на роты некого ставить, на полки!

Он вздохнул.

— Людей приходит много. Грех жаловаться. Но большей частью все они не обучены. В лучшем случае ополченцы или копейщики из городской стражи. Ставлю на роты вчерашних взводных. На полки просто способных парней из бывших военных. Я и сам до вторжения командовал ротой наёмников. Признаться, неплохо справлялся. Все мои парни теперь сержанты… Но армия — это не отряд головорезов.

Генерал помолчал. Прошёлся до большого стола и обратно.

— Итак, — сказал он. — Вы решили присоединиться к нам? На какую должность рассчитываете?

Волошек смутился.

— Генерал, — произнёс он. — Мне приходилось командовать и ротой, и полком. Пусть и не в бою, но опыт есть. И я с радостью встану туда, где принесу больше пользы. Однако прежде чем принять решение, мне хотелось бы ознакомиться с обстановкой. До сих пор я узнавал о положении только из газет.

— А о чём пишут газеты? — прищурился Гарчи и, увидев на лицах друзей сомнение, добавил: — Нет, правда, я до сих пор не прочёл ни одной.

— Ну, говоря коротко, пахнет жареным.

— И всё же? Поверьте, мой друг, это не праздный интерес. От газет, как я понимаю, во многом зависит приток добровольцев и средств.

— Чего же вы тогда приказали выбрасывать репортёров через Мусорные ворота? — не выдержал Жирмята.

— Далеко не всех, — усмехнулся генерал. — В Солодке поселилось с полдюжины. Ещё несколько шатается возле передовой. Я держу их на голодном пайке. Таинственность только подогревает интерес, а любой пущенный вовремя слух становится для них желанной добычей. Поэтому мне и интересен ваш взгляд, так сказать, со стороны.

— Извольте, — Волошек кивнул. — Чернильники наступают сплошным фронтом, расходясь почти правильным кругом от центра Альмагардской зоны. Делают по четыре версты в сутки, может, чуть больше. На сопротивление по всему периметру сил не хватает. Поэтому вы пытаетесь прикрыть южное направление. На севере действуют литовцы. Фланги и у них, и у вас оголены, если уместно вообще называть флангами обширные территории, не прикрытые войсками. Спасает лишь то, что чернильники не стремятся по каким-то причинам к охвату, прорывам, а тупо наступают сразу и везде. Пробить или хотя бы поколебать вражеские порядки не удалось. Князья попросту сложили головы в единственном ударе, а ваши войска медленно пятятся. В этом отступлении многие видят хитрость, стратегический замысел, но… Волошек запнулся.

— Договаривайте.

— Генерал, меня не могут обмануть газеты. Люди хотят верить в чудо, но я привык доверять здравому смыслу. Насколько я понимаю, за всё время боёв вам не удалось заставить чернильников хотя бы замедлить поступь.

— Верно, — признал Гарчи. — Мы не можем сдержать их. Мы ни черта не можем. Мы не знаем о них ничего. Кто они такие? Откуда пришли? Чего хотят? Мы не знаем даже, как выглядят эти самые чернильники.

Он подошёл к столу и развернул карту. Собрался было что-то на ней показать, но, бросив с досадой карандаш, продолжил:

— Защитники Альмагарда были слишком тщеславны. До тупости, я бы сказал, тщеславны. Они вели войну, как будто она была их привилегией. Хранили все секреты при себе. Всю мало-мальски важную информацию. Надеялись, что будут удерживать проход вечно. Но полегли поголовно в Донровском ущелье во время прорыва, не оставив ни единой записи о природе врага, ни единого живого свидетеля прежних боёв. Как результат, теперь мы бьёмся вслепую. Тыкаемся тут и там. Пробуем то да сё…

— Кое о чём могут знать эльфы, — заметил Волошек.

— Верно. Да только я не успел их догнать, чтобы расспросить.

Генерал присел на край стола.

— Основу боевых порядков чернильников представляют подвижные башни. Такие себе гелеполи. Но то по сути. Формой же они больше напоминают грибы. Огромные грибы, сплетённые из толстых белых волокон. Что за материал — неизвестно. По виду не железо, не камень, не дерево… Подобраться близко не удалось, — Гарчи повёл плечом. — Парни на передовой поговаривают, будто это человеческие кости. Останки тех, кто оказался на той стороне. Рассказывают страшилки о демонах, которые сдирают плоть с ещё живых пленников. Но это, к сожалению, всего лишь окопные байки.

— К сожалению? — удивился Волошек.

— В нынешнем положении я был бы рад любой определённости. Человеческие кости? Отлично! Значит, врага можно держать на голодном пайке, просто-напросто не давая ему достаточно материала. Сколько их там за линией фронта обитало? Тысяча, две, ну пусть пять. А башни вон какие огромные. Косточек много надо.

Гарчи задумался, перебирая пальцами карандаш, затем продолжил:

— Каждая из башен отстоит от соседней примерно на пять сотен шагов. Они отражают любую магию, уничтожают любой снаряд или живую силу в радиусе тех же пятисот шагов. Иначе говоря, свободно добивают до подошвы соседней башни.

— Две башни на версту, — пробормотал Волошек. — Это означает, что с каждой верстой продвижения вперёд им требуется вводить в дело двенадцать — тринадцать новых башен? Полсотни в сутки.

— Вы быстро считаете, — довольно кивнул Гарчи. — Я полагаю, что скорость наступления как раз и ограничена возможностями вражеского тыла. Эти грибки не охапка стрел.

— А кроме них?

— Некие чёрные вихри. Не знаю уж, сами они по себе или их порождают башни, но далеко от этих махин вихри не удаляются.

— И скольких вам удалось уничтожить?

— Дюжину или полторы… Вихрей, я имею в виду, башен же ни одной. С их защитой мы ничего не в состоянии сделать. Колдуны пытаются нащупать слабину, но пока без толку.

— А с воздуха? Если подняться выше их поражающей сферы?

— Нет. Всех драконов сбивают летучие твари. Ровно над линией и сбивают. Да и кто даст мне драконов? Хозяева питомников в первую голову их увели. Есть пара приблудных, а всё одно… Огнемётами их разве что ставить, в землю закапывать?

— А реки, озёра? Башни могу преодолеть такую преграду?

— Овраги переходят легко. Крупных водоёмов на иx пути пока не встречалось. Вот надеюсь, Десна их сдержит. Собственно я и готовлю армию к этому рубежу. Сейчас на передовой лишь натаскиваю парней… чтобы попривыкли к страху и поверили в дисциплинy. Сколачиваю войска. Но всё, чему нас учили, здесь не годится. Сплошная неприступная линия. Никакой возможности для маневра. Скажите, в вашей академии изучали приёмы боя в таких условиях?

— Мы проходили позиционную войну лишь как гипотетическую абстракцию. Даже хоблины не имели ресурсов, чтобы воевать сплошным фронтом. Увы, серьёзных разработок на подобный случай не проводилось…

Волошек задумался. Наверное, со стороны его мыслительный процесс смотрелся эффектно, потому что генерал вдруг вскочил:

— Слушайте, а хотите, я назначу вас начальником штаба? Киньте мне верную идею, а я так ударю!

Дела у Гарчи похоже совсем никудышные, если он вывешивал подобные должности в качестве морковки. Однако в ослики Волошек пока не стремился.

— Я подумаю, генерал. Но сперва хотел бы побывать на передовой. Взглянуть на них собственными глазами.

— Я выпишу пропуск, — с готовностью согласился тот и направился к конторке.

— Э-э, — Волошек замялся. — По ряду причин я бы не хотел, чтобы в бумагах фигурировало моё настоящее имя.

— Назовите любой псевдоним, — Гарчи уже держал перо наготове.

— Однажды мне пришлось драться под именем Деймоса.

— Шутите? — Генерал взметнул брови. — Так это вы взяли кубок Большого Шлема? Увели его у рыцарей Запада и как в воду канули.

— Четыре года назад, — кивнул Волошек, слегка покраснев.

— Уступить, что ли, вам своё место, а самому взять под начало полк?

— Спаситель у нации может быть только один, генерал, — улыбнулся Волошек. — Не стоит вносить путаницу в газетные репортажи. Под ваше имя собирают средства, к вам стекаются люди. Прессе нужны такие герои…

— Я не верю в героев, — буркнул Гарчи. — Никому из них мир не спасти. Мир должен сам поднапрячься, чтобы уцелеть. И потом, что такое герой? Известное имя и только. Ради славы одного в порошок растираются сотни. Вот они-то и достойны славы, те, кто погиб, не оставив по себе даже памяти… Генерал неожиданно оборвал размышления.

— Жду вас завтра вечером, — он протянул пропуск. — Переночуете в Солодке, а рано утром присоединитесь к маршевой роте. Сержанта Вреду я предупрежу и на передовую сообщу, чтобы встретили. Советую побывать на участке Ревеня. Там мудрят наци колдуны и учёные.

Глава третья ПЕРЕДОВАЯ

Переночевав в Солодке в доме приветливой, но совершенно глухой старушки Хавруси, они оставили у нее большую часть вещей, а сами отправились на передовую с очередной маршевой ротой.

Лица у новобранцев — сплошь угрюмые, тревожные. Кое-кто из них уже пожалел, что поддался благородному порыву, кое-кто уже косился неприветливо на верховых командиров. Простые люди, они всю жизнь терпели произвол власти, сносили унижения, притеснения и вот теперь отправились умирать за этот несправедливый мир. Отправились добровольно. Зачем? В чём суть того чувства, что заставляет забыть обиды?

Рота шла молча. Ворчал, почуяв в попутчиках ровно, только сержант.

— Не в том беда, что парни наспех обучены, а в том, что мы не знаем, чему их учить. Весь наш прежний опыт никуда не годится. Что толку от марш-бросков? Что толку от умения держать строй? Строем на башни лезть — верная смерть. Сражаться копьями да опорами не с кем. Не война, а какая-то канитель…

— Всё же вы натаскали их на борьбу с вихрями, — заметил Жирмята, припомнив упражнения с гимнастической лентой.

— Ерунда это всё, — отмахнулся сержант. — Пока с настоящим ворогом не столкнутся — ничему не научатся. А там, кто из них уцелеет, тот, стало быть, и молодец.

На берегу Десны кипела работа. Тысячи людей — ополченцы, добровольные помощники из ближайших сёл, беженцы из Чернигова — под присмотром военных строителей валили деревья, сколачивали изсырых стволов срубы, возводили башни и стены. Дюжина инженеров возилась с метательными машинами. Из нескольких собранных пристреливали противоположенный берег.

— Линия Гарчи, — не без гордости сообщил сержант.

Волошек кивнул, машинально прикидывая, что он сделал бы по-другому. Генералу и его офицерам приходилось учиться на ходу. Подобные массы людей собирались под военными знамёнами впервые. Опыт княжеских дружин и профессиональных наёмников здесь помогал мало. Опыт партизанской войны тем более не годился, ибо враг пришёл не того разбора, какой можно покусывать из-за угла, разоряя фуражиров.

А как управлять армией, разбросанной на десятки вёрст, не имея в достатке опытных офицеров; как и чему обучать вчерашних мужиков, как снабжать воинство: ведь несколько тысяч людей проедают ежедневно сотню пудов одного только хлеба? Где добыть на всех оружие, как найти лошадей? И нужно учитывать, что в окрестных городах и странах воцарился хаос. Цены взметнулись до небес, купцы стараются вывезти всё, что могут, подальше от фронта, а Гарчи не имеет никакой власти над гражданским населением.

На полянке возле тропы, по которой доставлялись подкрепления, лежал дракон. По его линялым крыльям облезлым бокам опознать породу было невозможно.

Сержант подал команду. Новобранцы с опаской подходили к страшной пасти по одному, чётко произносили свои имена и прозвища, а дракон обнюхивал каждого, словно выбирал, кем отобедать.

Погонщик скучал рядом.

— Что-то вроде обряда? — предположил Жирмята. — Проверка на вшивость?

— Нет. Что-то вроде учёта, — ответил погонщик. — Драконы способны запоминать миллионы запахов. Ине просто запоминать, как, скажем,- собаки, а связывать запах с именем, обликом. Гарчи считает, что это может сгодиться для поисков пропавших без вести…

Роту оставили на тыловом рубеже — рабочих рук не хватало. Люди сразу повеселели. Сержант не стал даваться в подробности начальственных замыслов. Чего зря парней расстраивать? Вот скоро их мелкими группами будут вытаскивать поближе к огню, чтобы оветеранить, сами всё узнают.

Здесь Десна делала крутую петлю, выпирая на север далеко за Чернигов. Сюда линия фронта должна была подойти раньше всего. Здесь и готовились к первому сражению.

Река выглядела серьёзной преградой, однако крутой берег достался вражеской стороне. Это наверняка снизит эффективность катапульт и лучников, а стены сделает не слишком надёжным укрытием.

Жирмята с Волошеком завели лошадей на паром отправились на другой берег.

Там их встретил капитан Ревень. Он нахмурился, не обнаружив на гостях ни нашивок, ни даже значков добровольческой армии. Прочёл генеральскую бумагу, которая ровным счётом ни о чём не сообщала, кроме строгого приказа обеспечить гостям безопасность и оказать всяческое содействие в проведении рекогносцировки. Ревень сухо поздоровался, заподозрив инспекцию, кои на передовой недолюбливали во все времена и у всех народов.

— Прошу за мной, — капитан взобрался в седло. Они проскакали вёрст пятнадцать в полном молчании.

Возле небольшого сарайчика на краю леса Ревень остановился.

— Здесь командный пункт и штаб, — он кивнул на сарайчик. — Но вы, как я понимаю, желаете взглянуть на врага…

— Желаем, — согласился Волошек.

— Тогда оставим здесь лошадей, — сказал капитан. — Дальше через лес пешком.

На его свист из сарая выскочил мальчишка и, ни о чём не спрашивая, принял животных.

Они прошли лес, а когда вышли на опушку, капитан тронул Волошека за локоть.

— Прошу спуститься в траншею, — произнёс он. Отрытый в полный рост ход вёл дальше на север через неубранное поле. Стены траншеи и нависающая над ними рожь не позволяли разглядеть, что происходит вокруг.

— Далеко ли до передовой? — спросил Жирмята.

— Не очень, — отговорился капитан.

Они миновали несколько поперечных траншей, в которых обживались группки бойцов. Навстречу пронесли носилки с раненым. Человек не стонал, он ругался.

Мёртвых они увидели чуть позже. Три тела лежали под солнцем ничем не прикрытые. Они были свежие, ещё не источали запах смерти, только синие пятна проступили на коже, будто хозяин небесных пастбищ пометил их своим тавром.

— Эти утром погибли, — пояснил Ревень. — Попали под вихри на рассвете. Стояли в боевом охранении не успели отойти. То ли заснули, то ли замешкались. В сумерках вихри едва различимы. Самое опасное время.

Волошек скользнул по телам взглядом. Судя по одежде, бывшие горожане или селяне зажиточные, трое молодых и старик.

Вербовщики — большие доки в популяризации и романтизации войны. Они никогда не расскажут новобранцу о таких вот трупах, о вшах и грязи. Они говорят о патриотизме и славе, о женщинах, что любят солдата, и даже гибель в их рассказах выглядит не иначе как подвигом, свершённым на глазах восхищённых товарищей и благодарных командиров.

— Трупы разведка вытащила, — добавил Ревень. — Гарчи приказал не оставлять тел врагу.

Извилистым ровиком, где на каждую дюжину шагов стояло по два бойца, капитан провёл друзей на НП. До сих пор им не удалось толком разглядеть окрестности. Отсюда же вид открывался знатный.

Волошек впервые увидел гриб воочию. Тот стоял примерно в версте перед наблюдательным пунктом. Почему башню так обозвали, понять было сложно. Больше она напоминала заполненный наполовину потому сморщенный воздушный шар. Если гриб, дождевик, молодой, вытянутый, с утолщением наверху. Его фактура действительно напоминала переплетённые волокна. Толстые, как раз такие, чтобы заподозрить в них кости. Висящие внизу щупальца усиливали сходство как с грибом, так и с шаром, если принять их за корни или привязные канаты.

Из-за формы и обеих аналогий башня казалась лёгкой, воздушной. Однако даже сильный порыв ветра не мог поколебать её.

— До башни почти верста, — прикинул Рыжий. — Какого беса мы залезли в траншею? Она ведь не добивает досюда?

— Не добивает, — согласился Ревень. — Но всякое случается.

— Скажите, капитан, башни накрывают людей лишь в зоне прямой видимости? — спросил Волошек. — Вы пробовали воспользоваться складками местности?

— Несколько дней назад попытались оврагом пройти. Удобный такой был овраг, в аккурат между башнями тянулся.

— И?

— Только парней зря потеряли, — Ревень поморщился от неприятных воспоминаний. — Форменный фарш от людей остаётся, когда эти грибки внимание проявляют. Учитель мой школьный говаривал, будто человек на четыре пятых из воды состоит. Только тогда и поверил, когда это месиво увидел.

— Но траншеи-то вы роете? — возразил Жирмята.

— Однако мы не остаёмся в них, когда эта пакость подползает на дистанцию удара. Земная толща прикрывает немного, но что нам даст выигрыш в полсотни шагов? Пятьсот или четыреста пятьдесят — не велика разница.

— Пожалуй, из орчьего лука можно попасть и с пяти сотен шагов. Обычная стрела, конечно, ему не повредит, но зачарованная…

— А! — Ревень махнул рукой. — Где в ополчении опытных лучников взять? За неделю чему их научишь? Они и в такую дуру не попадут, даже если в упор стрелять будут.

— А щиты, винеи, черепахи, мускулы? — Волошек припомнил лекции по домагической полиокретике.

— Обычная защитаих не останавливает. Наши колдуны утверждают, что оружие чернильников использует свет как проводник смерти. Не прямые лучи, а любой свет, даже отражённый или рассеянный. Они экспериментируют с разными покрытиями и заклинаниями, но пока без толку. Вот гнома бы сюда хоть одного! У них, я слышал, водятся особые брони, что против магических ударов спасают. А наши колдуны больше на ощупь движутся.

— Можно переговорить с ними?

Ревень кивнул и показал ответвление от главной траншеи.

— Пойдёте, пока не упрётесь. Только не высовывайтесь попусту. Мне перед Гарчи за вас отвечать.

В просторном окопчике, куда вполне поместился и дракон, распоряжался колдун. В заляпанном бурыми пятнами фартуке он походил на мясника.

— Висмут, — назвался колдун, выслушав Волошека. — Вы как раз вовремя. Сейчас опробуем новинку.

Он кивнул на большой котёл, в котором пыхтела, словно манная каша, какая-то красноватая жижа.

«Сейчас» несколько затянулось. Колдун заглядывалв окуляр буссоли, расставлял вешки, листал таблицы стрельбы и математические справочники. Выписав, конец, в блокноте мудрёную формулу, карандашом указал друзьям на закуток:

— Схоронитесь там.

Некоторое время доносилось его бухтение, затем раздался громкий хлопок. Друзья осторожно высунусь. Котёл валялся на боку и дымился. Его стенки отражали небо, словно мифические великаны за один миг вычистили посудину и натёрли до зеркального блеска. В отражённом небе медленно плыл болид.

Они повернули головы. Огненный шар с шипением летел к башенке.

— В укрытие! — рявкнул капитан на бойцов, что высунулись посмотреть на потеху.

Ревень знал своё дело. Невидимая ракетка отбила огненный шар, и он, изрядно прибавив в скорости, врезался в землю в трёх шагах от окопчика колдуна. Плеснуло чернозёмом. Запахло палёной шерстью.

Хладнокровно отряхнув с головы землю, Висмут взглянул на хронометр и сделал запись в блокноте.

— Не пошло,- промычал он, грызя карандаш. — Заверть напутал? Вряд ли…

Он открыл длинный кейс, в каких профессиональные игроки в бильярд носят складной кий и который в последнее время вошёл в моду у придворных колдунов для ношения посохов и мечей. Из среднего отделения Висмут извлёк длиннющего червяка. Тот был прямым и твёрдым, словно его заморозили. Такая себе палка — хоть в землю втыкай. Что колдун и проделал, перегнувшись за бруствер.

Пока червяк торчал из земли, Висмут рассказывал.

— Когда ставили Покров, случилась тут неподалёку под Чернобылем, одна неприятность. Молодые мы тогда ещё были, беспутные, соперничали, ребячились.., Вот двое как-то раз и схлестнулись. Сперва вроде бы в шутку, но быстро в раж вошли. Волшба их заплелась в саморазгоняющийся контур. Погасить его вовремя не сумели, а потом уж только бежать оставалось. Ну и жахнуло. Магии дикой выплеснулось изрядно, всё вокруг пропитало. С тех пор там люди не живут, зато обитают разные магические зверушки, вроде этого вот червя.

Червяк вдруг обмяк, сложившись на земле оборванной верёвкой, но тут же ожил и, гоняя по телу волны, заковырялся в землю.

— Ну-с, теперь ждать часа полтора.

— Нас больше защита интересует, чем нападение, — закинул Волошек удочку.

— С защитой дело обстоит не лучше, — ответил колдун. — Достаточно толстый слой земли их оружие не пробивает. Червь сейчас зарылся на сажень и вполне себе ползёт… Но винеи курганом не обсыплешь. Малейшая дырка — смерть.

— А можно прокопать подземный ход?

— Гипотетически — да. Однако это долго и хлопотно, а грибы не стоят на месте. Но главная загвоздка в том, что из любого хода рано или поздно нужно выбираться наружу. Тут-то вас и прищучат.

— А если прокопать ещё дальше? За линию фронта?

— Можно, — кивнул колдун. — Но опять же только гипотетически. Потому как — а дальше что? Башни защищены со всех сторон, это проверено. В тыл им не ударить, а вот собственного снабжения лишитесь. Останетесь на той стороне без припасов…

По настойчивым вопросам товарища Жирмята, наконец, догадался, куда тот клонит.

— Ты же не собираешься… лезть на ту сторону?

— Почему нет? Вот только бы найти верное средство.

— Почему? — удивился Жирмята. — Да потому что это опасно…

Он явно выбрал не то слово, а пока подбирал нужное, упустил момент.

Решив, что время подходит, Висмут достал ещё один кейс, на сей раз обычный, и, щёлкнув замками, откинул крышку. Весь чемоданчик до краёв оказался наполнен полупрозрачным веществом, напоминающим то ли студень, то ли кисель. Когда минуту спустя из-под корешков гриба взметнулась пыль, колдун протянул ладонь и долго держал её над дрожащей поверхностью.

— Магия слабенькая, — буркнул он. Неожиданно его лицо застыло. Колдун будто прислушивался к биению собственного сердца.

— Заверть сейчас рой пускать будет, — сообщил он, захлопнув крышку чемоданчика. — Весьма любопытное зрелище.

Они устроились у бруствера поудобнее.

На левом фланге в воздух поднялось тёмное облачко. Тысячи насекомых кружили над позициями роты, превращаясь то в почти идеальный шар, то в бесформенную кляксу, а затем вдруг сорвались и устремились к башне. С приближением к опасной зоне облако раздавалось вширь, теряя плотность. Его трудно стало разглядеть.

Несколько сотен крошечных существ полыхнули серией искр, словно кто-то сыпанул в огонь пригоршню соли. Спустя пару мгновений фейерверк повторился и продолжался до тех пор, пока туча не иссякла.

— В чём смысл?

— Заверть решил посмотреть, сколько целей разом может накрывать башня.

— И?

— Если бы вместо мошкары были люди, мы теряли бы по роте каждые две секунды. Учитывая, что люди покрупней мошек, а движутся медленнее, то вывод печален — до подножия башни им не дойти. Та попросту перемелет на подходе любое войско.

* * *

Вернулись они даже раньше назначенного срока, а потому генерала в штабе не застали. Побродили по лагерю. Теперь Волошек куда внимательнее присматривался к тренировкам новобранцев, что осаждали вертящиеся ленты. Он сразу уловил суть. Меч надо класть на вихрь словно на точильный круг, так, чтобы едва касаться поверхности.

— Эх, нам стоило бы взглянуть на настоящий бой. Всего на этих муляжах не понять, а учиться на той стороне будет поздно.

— Нет, ты всерьёз задумал совать голову под топор? — насел Рыжий.

— Всерьёз.

— Ну, не знаю… Мне кажется, тут мы оказались бы полезней.

— Как съездили? — встретил их генерал. — Присмотрелись?

— Линия на Десне выглядит довольно уныло, — заметил Волошек.

— Основная надежда на метательные машины, — пояснил Гарчи. — Жаль, механиков маловато, не успеем подготовить больше пары батарей. Суть задумки вот в чём: если запускать снаряды по параболе, то даже частичное разрушение не сможет остановить удар. Снаряд рассыплется, но его осколки всё равно падут на башню.

— Думаю, щебёнка этим монстрам не повредит.

— Попробуем с огненными смесями, с ядами… Впрочем, готов выслушать ваши соображения.

— Есть одна мысль, — не слишком уверенно начал Волошек.

— Прошу.

— Их уязвимое место — Покров. Даже сейчас он сдерживает напор. Коммуникации должны проходить по таким гиблым и путаным местам, что быстро доставить подкрепление для врага — великая сложность. Пока же, насколько можно догадываться, снять Покров чернильникам не удалось. Таким образом, само собой напрашивается единственное решение — ударить по путям снабжения. Перехватим их, и полчище встанет.

Как это случалось с ним на экзаменах в Академии, начав говорить, Волошек быстро успокоился.

— Покров даст нам массу преимуществ. Простой прорыв в тыл наступающим порядкам лишён смысла — башни защищены со всех сторон. Вопрос времени, когда они окружат прорвавшуюся группу. А под Покровом дело другое. Там невозможно никого окружить, пространство разорвано на куски, а переходы между ними бессистемны.

— Это всё любопытно с точки зрения чистой теории, — возразил Гарчи. — Вы прекрасно знаете, что на практике ни разу не удалось прорвать фронт. Дружины князей не моим парням чета, а и те разлетелись вдрызг при атаке.

— У меня есть задумка, как сделать это. Не прорвать, но просочиться. С небольшой конной группой. Пройдёмся по тылам. Разведаем. Хуже не будет. Лишний полковник вам погоды не сделает. А там я смогу найти кое-какие ответы.

Генерал нахмурился. Волошек, по его мнению, чего-то недоговаривал.

— Если у вас есть мысль, как пробить брешь, скажите, — буркнул он. — Введём туда отборную роту, да что роту — всю армию. На Десне она один чёрт долго не выстоит.

Рыжий был целиком на стороне генерала. Если уж действовать, то крупной массой.

— Мы пройдём под землёй, — пояснил Волошек. — Достаточно далеко, чтобы выйти из зоны поражения. Но боюсь, моя лазейка слишком мала для армии. Небольшой отряд проведу. И потом, этот трюк хорош для разведки, но он не решит вопроса, как разметать вражеский фронт.

Гарчи подошёл к столу и принялся разглядывать штабную карту, на которой Покров обозначался белым пятнышком с размытыми краями. Три версты в поперечнике — при выбранном масштабе его можно накрыть пятаком.

— Допустим… — генерал задумался.

Весь его вид излучал сомнение, мол, где там на эдакой-то плеши развернуться. Как и всякому человеку, знающему об аномалии понаслышке, ему трудно было вообразить, что пространство под Покровом куда как больше этих трёх вёрст и если сложить площадь его анклавов, пятно закрыло бы на карте дюжину княжеств.

Волошек достал тубус и вытряхнул из него свёрнутый трубочкой лоскут шёлка.

— Карта Дастина? — удивился Рыжий.- Так ты стащил её у Турга?

— Не вернул, так будет точнее, — поправил Волошек. — Тогда, знаешь ли, не до того было.

— Что это? — спросил Гарчи, машинально освобождая на столе место.

— Карта Покрова. Со всеми своими анклавами, переходами, сюрпризами и прочим добром. Ну, может, ине со всеми, но со многими…

— На топографическую мало похоже, — буркнул генерал. — Вы разбираетесь во всех этих значках?

— Несколько лет изучал, — Волошек пригладил рукой лоскут. — Вот какое дело. Через неделю смена зодиака. Приход Льва. Это самое мощное колебание Покрова в годовом цикле. Многие переходы изменятся, распадутся даже некоторые анклавы. Как бы ни наладили чернильники снабжение, без последствий такое возмущение не останется. Самое удобное время, чтобы добавить неразберихи рейдом.

Они проговорили около часа. Гарчи выдвигал аргументы, Волошек разбивал их. Мало-помалу генерал поддавался, пока не капитулировал вовсе.

— Есть ещё один вопрос, — сказал он напоследок. — Диверсии на коммуникациях — это хорошо, но вот разведка… Что мне толку от вашей разведки, если я не смогу получать сведения? Уж не собираетесь ли вы шастать через линию фронта, как тараканы через порог?

— Это проблема, — согласился Волошек. — Голуби из-под Покрова не долетят, разве что с самой окраины, а отделения эльфийской связи там вряд ли уцелели.

Он подумал.

— Нам всё равно подготовиться нужно. До выхода отряда я постараюсь решить этот вопрос. А пока надо бы отобрать пять-шесть добровольцев…

— Добровольцев? Чёрта с два! Да к вам половина офицеров сбежать постарается. У всех эти окопы вот где сидят, — генерал постучал себя по шее. — Дам одного сержанта и с ним человек пять ополченцев. На большее не рассчитывайте. Впрочем, можете вербовать из гражданских.

— Нам бы ещё колдуна. Хоть самого слабенького.

— Исключено. Их у меня всего трое. И все трое занимаются делом. Без колдунов я не поставлю на успех ни гроша. Нет, даже и не просите.

Глава четвёртая ЧЕРНИГОВ

Утром, выбираясь из тёмной, как заброшенный склеп, хижины, Волошек с Жирмятой обнаружили на улице под домом пятерых воинов. Они никуда не спешили, топтались, вполголоса обсуждая что-то своё, и, только заметив друзей, потянулись к воротам. Без сомнения, все пятеро ожидали их появления. Причём ожидали давно: лошади, лениво подбирающие сухую траву, успели продрейфовать до самой лесной опушки.

По бородам и суровым лицам Волошек узнал в гостях тех самых бойцов, что некогда отбили их с Жирмятой у назойливых маркитантов.

— Сержант Чабрец, — представился старший. — Приказом генерала Гарчи откомандирован вместе с отрядом в ваше распоряжение.

Закончив с официозом, он улыбнулся.

— Как почувствовал тогда на дороге, что судьба у нас общая.

Сержант Волошеку понравился, а его парни не очень. Тройка бородачей держалась невозмутимо, как бы подчёркивая всем своим видом полное равнодушие как к неожиданной миссии, так и к новому командиру. Волошек понял, что с ними ещё предстоит хлебнуть лиха. Четвёртый, городской парнишка, глядел на него с любопытством. Пакостей от такого ожидать было сложно, однако и подвигов тоже.

— Завтракали? — спросил Волошек. Чабрец кивнул.

— Ну а мы прогуляемся до корчмы.

— Нам-то что делать?

— А ничего. Сегодня мы с товарищем съездим в Чернигов, кое-какие дела уладим. Там от вас толку не будет. А как время появится, я списочек составлю, что взять с собой нужно.

Он показал на Жирмяту.

— Это мой заместитель. Вместе с ним и займётесь сборами.

Идея поставить товарища на хозяйство возникла у него только что. Никто лучше Рыжего не обеспечит тыл, тем более в таких условиях, когда это сытое и спокойное понятие несколько притянуто за уши. Жирмята был из тех, кто сварит суп из топора. Правда, таковым товарища Волошек знал раньше, однако рассудил, что вольная, но полная лишений студенческая жизнь вряд ли изменила его натуру.

Предоставив Чабрецу и его бойцам полную свободу, друзья отправились в корчму.

Убогий домик раньше корчмой не служил. Превратили его в питейное заведение совсем недавно, когда появился лагерь, а генерал запретил своим парням ходить за выпивкой к маркитантам. Ушлые селяне быстро поняли выгоду и перестроили брошенный дом. Всей общиной работали: кто самогон гнал или пиво варил, кто прибирался и готовил, кто за стойкой стоял.

Корчму заполняли в основном сержанты и офицеры. Местные жители иначе как на работу сюда не ходили, новобранцам увольнительных не давали, а чужаков большей частью гнали взашей. Впрочем, друзья приметили нескольких человек вроде них самих, что заходили сюда, но не носили значков Гарчи.

Хавруся была слишком слаба, чтобы готовить еду на двух прожорливых молодцев, а потому они появлялись в заведении трижды в день. Сперва их разглядывали с осторожным любопытством, затем перестали обращать внимание. Правда, на сей раз любопытство к военным вернулось, а один из офицеров шепнул товарищу, кивая в сторону новых посетителей. Вероятно, слухи о встречах Волошека с Гарчи и визите на передовую уже просочились в армейские ряды.

Смахнув тряпкой крошки со стола, девушка поставила пару глиняных кружек с молоком и миску с ломтями ароматного хлеба. После чего отправилась за яичницей.

— Гарчи сбыл нам сомнительный товар, — пробурчал Жирмята, брезгливо принюхиваясь к молоку. — Козье, что ли? Он либо не верит в твою затею, либо оказался куда большим скрягой, чем я полагал. Готов побиться об заклад, что бородатые головорезы его самого уже достали до печёнок. Вот он и решил двух зайцев убить.

— Дарёному коню в зубы не смотрят.

— Ну да, не смотрят, а потом наполучают пряников сладких, как те троянцы.

Жирмята отставил кружку, так и не рискнув глотнуть.

— Брось, — Волошек махнул рукой. — Люди как люди. То, что у них вид суровый да взгляды с тобой разнятся — делу не помешает. Лишь бы во время рейда не бузили.

Положа руку на сердце сам Волошек и ножика точенного бы не поставил на то, что всё обойдётся без проблем, но товарища следовало осадить, не то неприятности начнутся куда раньше.

— Знаешь, может, связаться с Киевом и узнать про Дастина с Ксюшей? — предложил Рыжий. — Вот кого бы взять с собой. И с оружием в ладах, и с нами в дружбе, и под Покровом не раз бывали.

Волошек невольно вздрогнул.

— Что? — насторожился Жирмята.

— Я уже пытался, — буркнул товарищ. — Их нет в Киеве.

Рыжий прищурился, что-то соображая, но ход его мысли перебил запах еды. На почерневших от копоти сковородах подали яичницу. Столы были длинные, а друзья сидели у самой стены. Не имея навыков безопасного ношения горячей еды над головами посетителей, здешняя обслуга попросту выставляла заказы на край стола.

Двух одинаковых посудин в заведении не попалось — утварь, верно, собирали с бору по сосенке — вот и сковороды отличались и формой, и глубиной, и размерами. Рыжий придвинул к себе широкую с едва загнутыми краями, в которой глазунья хорошо пропеклась, оставив Волошеку маленькую, размером с блюдечко сковородочку…

Ковыряя вилкой в плохо прожаренном белке, Волошек задумался. Рыжий, сам того не подозревая, коснулся больного места. Он-то полагал, что товарища сорвали в путь война и желание поспеть к битве, которая до их родного города если и доберётся, то не скоро. До сих пор даже лучшему другу Волошек боялся признаться, что дело выходило куда более личное…

Вошедший в корчму молодой человек вызвал большое оживление военной братии. Она зашумела, как птичий базар при виде хищника. Хотя на роль хищника гость подходил мало. Его худобу не могла скрыть даже просторная безрукавка с нашитыми тут и там карманами, из которых торчал всевозможный хлам. Ну, просто не одежда, а вывернутая наизнанку лавка «тысяча мелочей». По тому, как человек двигался, можно было угадать завсегдатая художественных салонов, аристократических приёмов, богемных тусовок, привыкшего к постоянному вниманию и потому всегда игравшего на публику.

Игнорируя галдёж военных, молодой посетитель оглядел корчму и направился к столику, за которым сидели друзья. Не спросив позволения и даже не поприветствовав их, он плюхнулся на свободный стул. Как-то картинно плюхнулся.

Жирмята машинально отодвинул от непрошеного гостя свою кружку с так и не начатым молоком.

— Вы сэр Деймос, — заявил тот без тени вопроса. — А вы его товарищ по прозвищу Рыжий. Меня зовут Ха Венур, я репортёр. Пишу под псевдонимом Тимьян Вредный. У меня к вам заманчивое предложение. Вы, как я слышал, собираетесь в рейд…

— Не имею ни малейшего желания говорить с вами, — резко перебил неучтивого журналиста Волошек.

Но Жирмята такое желание имел. Вернее сказать, у него возникла потребность малость нахамить наглецу.

— Вредный? Так это ты, щелкопёр, год назад разродился статьёй о том, что неплохо было бы отвоевать для эльфов Пустоши у орков, и пусть, мол, они там своё государство строят?

Тут и Волошек припомнил имя. Да, этот писака славился своими провокационными публикациями! Да и не только публикациями. Поговаривали, будто он стоял за несколькими погромами.

Тимьян как ни в чём не бывало отколупал от столешницы щепку, поправил её ногтем и принялся ковырять в зубах.

— А что, — улыбнулся он. — Неплохая идея. Сколько зайцев разом убить можно. Остроухих всех отсюда выселить. И занять на долгие годы. Пусть там в Пустошax с косоглазыми хоть веками воюют. И от тех и от других нам, людям, облегчение выйдет.

— Я бы для нацистов отдельное государство соорудил. В Пустошах. А лучше в Антарктиде. Причём для всехсразу. Истребляли бы друг друга вволю. А скажи-ка лучше, как ты, завод желчегонный, пронюхал о рейде?

— Слухами земля полнится, — дежурно начал репортёр, но, наткнувшись на угрюмые взгляды приятелей, изменил тон. — Нет, я не собираюсь писать о рейде сейчас. Понимаю, секретность и всё такое. Я бы хотел пойти с вами.

— С нами? — удивился Волошек.

— Старина Гарчи, похоже, организовал очередную утечку, — ехидно заметил Рыжий.

— Но зачем?

— Затем, что мы до сих пор не решили одну проблему. Не то что не решили, но пока даже не брались за неё…

— Связь? — догадался Волошек.

— Вот именно.

Помолчав немного, Волошек повернулся к репортёру.

— Как вы отправляете репортажи в газету?

— Раньше эльфийской связью, сейчас голубями.

— Значит, так, — заявил Волошек. — Предлагаю сделку. Нам нужен Вещун и к нему несколько слухачей. Сроку вам на поиски ровно три дня. Достанете — отправитесь с нами, ну а нет, так не обессудьте.

— Где ж я его сейчас достану?

— Ваше дело. Если газета хочет получить эксклюзив, думаю, найдёт.

— Хорош эксклюзив, когда передачу любой желающий слушать сможет!

— Знаете… — Волошек взглянул журналисту в глаза. — Мне глубоко наплевать на проблемы грязной газетёнки…

* * *

Будто опасаясь пропустить сигнал к эвакуации, горожане с раннего утра до позднего вечера топтались на рыночной площади. Здесь они проводили весь день без особого толку, перетирая слухи, прикидывая шансы добровольческой армии и делясь весточками от родственников, что покинули город раньше и уже обживались на новых местах. Здесь же работали вербовщики Гарчи, крутились перекупщики ценностей и прочий подозрительный сброд, ищущий поживы на людских бедах.

По ночам город спал тревожно. Нет-нет, да и хлопала ставенка, и перепуганное лицо вглядывалось в темноту улицы — не двинулся ли в путь народ, позабыв предупредить соседей. И это случайное беспокойство тут же передавалось дальше. Скрипы окон, дверей, сдавленные вскрики и ржание лошадей наполняли тревожный переулок, выливались на улицу и далее разбегались по городу нервной дрожью огромного, но пугливого зверя. Каким-то чудом волнение затихало, не перерастая в паническое бегство, но на рассвете, пережив бессонную ночь, очередная партия обывателей не выдерживала и уходила с семьями за Десну.

Удивляло не то, что люди бежали от страха, а то, что большинство, вопреки всем страхам, решало остаться на лишний день и наутро привычно тянулось к рыночной площади. Это упорство казалось тем более удивительным, что даже призрачных шансов отстоять родные дома у людей не осталось. Защищать древний город было некому.

Генерал, посчитав его оборону стратегически неоправданной, с большей охотой возводил линию на Десне. Местный властитель Доброкнут вместе с наследником и дружиной сгинул в пресловутом «великом ударе». Старшим из княжеского рода остался его кузен Передар, за слабость к спиртному именуемый народе не иначе как Перегаром. Его небольшой отряд, состоящий из таких же, как он, выпивох, спасти Чернигов не мог в принципе. Сами горожане, кто посмелее, давно ушли к добровольцам, остались те, кого принято называть обывателями.

Пробираясь за товарищем сквозь толпу, Рыжий прислушиваясь к разговорам, сплетням, а Волошек, не обращая внимания на болтовню, пытался найти кого-нибудь из членов Собрания. Прибыв в город, они обнаружили на дверях ратуши амбарный замок. Дом купеческой гильдии также оказался покинут.

— Что вы, господа хорошие, кого вы пытаетесь найти? — вздыхали люди. — Наши кровососы давно продались бы чернильникам, да вот беда, не знают, как это сделать.

— Кто не погиб, разбежались все, — говорили другие. — Один светлейший Перегар остался. Да и тот только потому, что не просыхает с самых весенних праздников. Он, верно, и не в курсе, что у нас тут война.

— Судя по затяжным кутежам, он даже не знает, что стал черниговским князем.

Волошек был обескуражен ответами.

— Не к князю же идти, — пробурчал он. — Чего доброго усадит за стол до самого утра. И от дома к дому ходить — времени много потратим.

— Да что мы ищем-то? — не выдержал Рыжий.

— Мне нужны адреса богатых людей. Желательно купцов, промышленников, аристократов.

— Хочешь потрясти их в пользу Гарчи? — ухмыльнулся товарищ.

— Нет, желаю купить имение.

В голосе Волошека не проскользнуло и тени иронии, поэтому Жирмята решил, что тот говорит серьёзно.

— Слышь, парень, — остановил он пацана, который с охапкой газет шастал среди людей. — Городская «вечёрка» выходит ещё?

— Так вот, вчерашняя, — паренёк тряхнул пачкой. — Полторы копейки…

— Давай, — Рыжий кинул ему пятак. — Сдачу себе оставь.

Поблагодарив господ, паренёк умчался. Пока Волошек стоял задумчиво на краю площади, Жирмята развернул газету и пробежался взглядом по заголовкам.

— Пошли, — ткнул он пальцем в последнюю полосу.

* * *

В редакции готовились к переезду. Через распахнутые двери кабинетов виднелись груды пустых ящиков, выпотрошенные столы, сотрудники вязали бумаги в кипы и сваливали вдоль стены коридора. Несмотря на беспорядок, работа над вечерним выпуском продолжалась. Носились с рукописями репортёры, корректоры; размахивая воронёными ладонями, ругался с выпускающим редактором наборщик.

Быстро разобравшись в людских потоках и вычленив главный, Рыжий потащил товарища к двери.

Главный редактор закричал на визитёров с порога:

— Объявлений о продаже недвижимости больше не принимаем! Всё завалено, — он показал на стол, покрытый бумажной грудой. — Не газета, а прайс-лист какой-то.

— А о покупке? — хмыкнул Рыжий.

— Шустрик, глянь! — крикнул редактор за спинy. — Дурни какие явились…

Он повернулся к Жирмяте.

— Проваливайте, господа хорошие, без ваших шуточек тошно.

— Мне нужно просмотреть их, — кивнул Волошек нa бумажные залежи и, не дожидаясь ответа, двинулся вперёд.

— Проще всего с ним не спорить, — шепнул Жирмята, сунув хозяину монету. — Пороется и уйдёт. Поверь мне.

Тот пожал плечами и отправился помогать Шустрику паковать арифмометр.

Волошек шуршал листками с заявками, как бывалый кассир ассигнациями.

— Вот подходящие, — он тряхнул жидкой стопкой отобранных объявлений. — До вечера обойти успеем.

Два дома он забраковал, едва заглянув в подпол. Третий, уже отчаявшись продать, разбирал на стройматериалы хозяин. Представители Гарчи скупали за копейки всё, что могло пригодиться на возведение линии. Взглянув на груду обломков, Волошек даже заходить не стал.

Заглянув в очередной листок, он прочёл:

— Некто Щеглан продаёт имение с каменным домом, большим винным погребом, вишнёвым садом и конюшней… Просит сущую мелочь — пятьдесят золотых.

— Вишнёвый сад? — хмыкнул Жирмята. — Вот же кретин! Вишню куда выгоднее просто загнать краснодеревщикам, вместо того чтобы отдавать и сад, и дом за бесценок.

Ворота оказались открытыми. Во дворе стояли подводы. Два десятка рабочих осторожно вытаскивали из подземелья бочки, секции дубовых стеллажей и бутылки с рукописными и печатными этикетками. Всё это аккуратно и с толком размещалось на подводах, перекладывалось ветошью и укрывалось тентом.

Полноватый седой человек присматривал за работой. Он не кричал на людей, лишь изредка давал указания ближайшим слугам. Те без лишней суеты передавали приказы дальше.

— Господин Щеглан? — спросил Волошек.

Тот торопливо кивнул и вернулся к надзору за погрузкой.

— Меня заинтересовало ваше объявление о продаже дома. С вишнёвым садом и винным погребом, если не ошибаюсь?

— Точно так, — ещё раз кивнул хозяин, присматриваясь к лицам и одежде гостей.

Покупателям он больше удивился, чем обрадовался. Видимо, с потерей имения уже смирился, а объявление подал просто так, для порядка.

— Цена за такое роскошное имение меня вполне устраивает, но прежде чем заключить сделку, я хотел бы взглянуть на погреб. Надеюсь, это не одна из тех дилетантских поделок, которые нынче в моде у нуворишей? Знаете, эдакие гнёздышки со столами, мягкими креслами, с оконцами в потолке и шкурами на полу, чуть ли даже не с каминами…

— Ну что вы, — хозяин улыбнулся. — Погреб добротный. Его завёл ещё мой прадед и, поверьте, всё сделал собственными руками. То, что наше дело продержалось на плаву четыре поколения, лучшее тому свидетельство.

— Больше всего меня беспокоит солнечный свет.

— Ни единого кванта… — заверил хозяин.

— Температура? Влажность? Вибрация?

— Четыре сажени в глубь глины и известняковой породы! Идеальный режим и, заметьте, никакой там магии или гномьей техники. Не признаём мы, Щегланы, этого. Да и не нужны они здесь. Сама природа позаботилась о благоприятной среде для выдержки…

— Очень рад найти, наконец, нужное мне имение.

— В свою очередь рад встретить здесь знатока. Жаль, что время не слишком доброе. У вас виноградники, погреба или занимаетесь торговлей?

Хозяина вроде бы вовсе не интересовало, зачем кому-то вздумалось покупать имение в городе, который вот-вот падёт.

— Я скорее потребитель, — улыбнулся Волошек. — Не такой фанатичный, как ваш князь, конечно.

— Не откажитесь отведать кое-что из моей коллекции? — предложил хозяин. — Несколько бутылок я оставил на утро. Хотел, так сказать, попрощаться с родовым гнездом, но раз такое дело… предпочитаете декантированное?

— Боюсь разочаровать вас плебейскими привычками, но я всегда отдавал должное бутылке на столе. Визуальные ощущения неплохо дополняют вкус и аромат. Пыль снаружи и рубашка внутри, есть в этом нечто такое… Однако сперва мне хотелось бы заглянуть в погреб. Не сочтите за недоверие, но слишком многое поставлено на карту.

— Ну что вы! Понимаю!

Хозяин с Волошеком сошли по ступеням, а Рыжий остался среди рабочих и слуг, которые из-за неожиданного визита получили отдых. Доверить им погрузку без присмотра Щеглан не решился.

Четверть часа спустя Рыжего позвали в дом. На веранде стоял небольшой столик с четырьмя бокалами и парой тёмных бутылок.

Волошек достал кошелёк и передал его виноделу. Тот, не считая, упрятал деньги среди складок роскошного платья. Затем составил купчую. Рыжий и управляющий Щеглана выступили свидетелями сделки.

Затем все четверо выпили.

— Коллекционные вина я вывез, большую часть марочных тоже, а ординарные… — он махнул рукой. — Пейте на здоровье или вон людям раздайте. К вечеру я закончу с погрузкой. Тогда и вселяйтесь. Если что, ключи оставлю на гвоздике.

— Что ж, не будем вам мешать. Мы с товарищем пока прогуляемся.

* * *

Они осматривали недостроенный бастион, прикидывая возможность его использования по назначению, когда со стороны рыночной площади послышался шум. Он быстро приближался, и скоро из переулка на башенную площадь вывалила возбуждённая толпа. Парни в первых рядах решительно сжимали колья, но остальной народ, судя по всему, сорвался с рынка внезапно, увлечённый призывом. Одни держали корзины с покупками, плечи других оттягивали лотки с товарами, но большая часть людей бежала с пустыми руками.

Посреди площади толпа встала. Отсюда расходились несколько улиц, и зачинщики, вероятно, размышляли, какую из них выбрать.

— Остроухий не пробегал здесь? — спросил один из них, увидев нижегородцев.

Волошек принялся разглядывать заваленное мусором углубление едва начатого рва, будто его заинтересовал кирпичный бой и забракованные доски.

— Стащил что-нибудь? — равнодушно поинтересовался Жирмята.

— Ловим его… — парень замялся. — Конторку ихнюю возле рынка разгромили, а этот улизнул. Чужой вроде бы, здешние ещё неделю назад убрались восвояси.

— Это они, уроды, на нас беду навели, — пояснил его дружок. — Через них и нашествие вышло.

— Ясно, — Рыжий кивнул и задумчиво потёр подбородок. — Полагаю, на реке искать надо. Беглый эльф первым делом к воде бежит. Такая уж у них, остроухих, натура.

Толпа притихла. Народ внимал, словно повстречал проповедника после долгих веков блуда. Жирмяту, привыкшего играть на публику, это только раззадорило.

— Вообще я вам вот что посоветую. Словить эльфа — дело нехитрое, если с умом подойти, — он пошарил по толпе взглядом. — Ловят остроухих на вкусняки всякие. Вяленой вишней подманивают, колбасой краковской, а лучше всего сырными булочками. Но только свежие они должны быть, чтобы аромат шёл. Выкладываете их кучкой на камушек, поближе к воде, а сами с дрекольем в засаде хоронитесь. Обязательно на запах выползет.

— Такие пойдут? — вынырнул из толпы торговец с целой корзиной сырных булочек.

Рыжий взял несколько штук. Надкусил.

— Вполне… — кивнул он. — Только обязательно до заката успеть нужно. Потом труднее с этим зверьём сладить, да и альфа ненароком привлечь можно. А его дрекольем не возьмёшь.

Толпа укатила к набережной.

— Хочешь? — Рыжий протянул товарищу один из трофеев.

— Какого чёрта тебе приспичило разговаривать с ними? — удивился тот. — Да ещё нести всякую чушь про воду, про беглых эльфов? Булочек дармовых захотелось?

— Давно таких не пробовал, — согласился Рыжий. — Но дело не в булочках. Просто я приметил того, за кем они гонятся.

Волошек проследил за взглядом Жирмяты. Знакомый по дилижансу эльф высунулся из проёма недостроенной башни и с виноватой улыбкой на лице помахивал им рукой.

— Вылазь! — крикнул знакомцу Рыжий.

Тот с опаской огляделся по сторонам и перешёл через ров.

— Второй раз вы меня выручаете, молодые люди, — сказал он. — Разрешите представиться. Меня зовут Дайарн. Вообще-то Далларн, но я долго жил в Кастилии, а там имя переиначили. Привык. Я врач.

Точно у него немедленно потребовали дополнительных доказательств, эльф приоткрыл саквояж и вытащил оттуда стетоскоп.

Волошек промолчал. Ему совсем не хотелось сходиться с прежним попутчиком.

— А я ведь не просто так здесь, — улыбнулся Дайарн. — Я вас разыскиваю.

— Нас? — удивился Рыжий. — Тут скорее петлю разыскать можно или костёр, а то кол плохо обструганный и грязный, что чревато сепсисом прямой кишки.

— Я слышал, вы под Покров собрались? — не обращая внимания на шутки Рыжего, спросил эльф.

— Это, видимо, давно ни для кого не секрет, — Волошек даже не удивился. — Вам-то что до этого? Ваша эпоха закончилась, так, кажется, вы соизволили заявить третьего дня?

— Мне нужно попасть в Альмагард, ну, скажем… по семейному делу.

— По семейному? Мы что, похожи на волонтёров фонда вдов и сирот?

— Я бы мог быть полезен вам как врач. А кроме того, я знаю, где искать архив стражей Покрова. Вы ведь нуждаетесь в информации о чернильниках, не так ли?

Положа руку на сердце, Волошек нуждался совсем в другой информации, но открываться перед Рыжим пока не решался.

— Архив архивом, но кое-что вы могли бы прояснить и сами, — заметил он. — Гарчи воюет вслепую. Ладно, альмагардцы полегли и унесли с собой все секреты. Но ваш народ сталкивался с этим врагом и раньше, он знает куда больше.

— Потому и бежит… — вздохнул эльф.

— Что, так плохо?

— Многие из наших полагают, что чернильники несут смерть.

— Вот новость так новость, — усмехнулся Волошек.

— Нет. Вы не поняли, — эльф замялся. — Хорошо, скажу иначе: они отбирают у нас бессмертие…

Богатей пожаловался нищему на мелкость икры.

— Ничего не обещаю, — осторожно сказал Волошек после раздумий. — Мы остановились в Солодке. Найдёте нас там послезавтра.

Глава пятая ОТРЯД

Корчма пустовала. Офицеры уже отобедали, а друзья поднялись слишком поздно, чтобы проголодаться к полудню.

Рыжий, заняв большой стол, обложился готовальней, лекалами, цветными карандашами, красками; с ветхой тряпицы Дастина он переносил карту Покрова на лист дорогой бумаги. В доме старухи было темно и тесно, поэтому Рыжий и предложил расположиться в корчме.

Волошек скучал. Запах с жаровни настойчиво будил аппетит, но тот никак не желал пробуждаться. Раньше селяне подавали посетителям нехитрую пищу, к какой привыкли сами. Обычную для трактиров жареную на вертеле дичь они считали переводом продуктов и даже яичницу полагали городской блажью. Но мало-помалу поднаторели в деле. Соорудили жаровню, отправили ходоков в город и, накупив всякой всячины, экспериментировали с пряностями, соусами, сложными гарнирами. Короче говоря, запахи в корчме поселились соблазнительные, но брюхо точно заснуло.

Неожиданно на дворе послышалась ругань. Голоса показались знакомыми. Кажется, адъютант генерала пытался настоять на своём, а его собеседник довольно грубо отбивался. Именно из-за грубости Волошек и не узнал второй голос, пока в корчму не ввалился Висмут. Колдун пришёл с огромным заплечным мешком и чемоданчиком в руке. При виде товарищей злость исчезла с его лица.

— С вами пойду, — сказал он без предисловий и приветствий.

Усевшись напротив Волошека, колдун запихнул вещи под соседнюю лавку, так, чтобы всё время держать их под присмотром. Объяснять что-либо он, похоже, не собирался.

Волошек вздохнул. Висмуту он был рад, но то, как появлялись в отряде новые персонажи, несколько выводило его из себя. По сути, среди будущих спутников не было ни одного, которого бы подобрал он сам. Отряд сколачивался стихийно, и Волошек вдруг ощутил себя подхваченным горным потоком, в который легко войти, но трудно выбраться, где не выбирают попутчиков и не влияют на скорость или направление.

— Гарчи отказался отпускать со мной колдунов, — заметил он.

— Его никто и не спрашивает, — буркнул Висмут. — Пусть деревенщиной своей командует. Надо мной начальников нет! Я как услышал, что вы берёте ссобой остроухого, так сразу свернул изыскания на передовой и примчался.

— Я ещё не дал ответа эльфу.

— Так дайте. Будет просто чудесно, если он пойдёт с нами.

Себя Висмут, кажется, уже утвердил в составе отряда.

— Чудесно? — Волошек разозлился. — А не сочтёте ли за труд объяснить, чем именно чудесно? Может, его семейное дело каким-то боком касается вас? Вы не родственники часом?

— Семейное дело? — Висмут едва не расхохотался. — Это он так сказал? Совсем от долгожительства фантазия иссякла…

Колдун нагнулся к самому уху Волошека и прошептал:

— За этим докторишкой глаз да глаз нужен. Отправься он под Покров в одиночку, его трудно было бы выследить. А так при отряде будет, всегда под присмотром.

— Кого бы мне совсем не хотелось видеть в отряде, так это человека, который не признаёт над собой начальников.

— Бросьте, — улыбнулся Висмут. — Про Гарчи это я так, к слову. К красному словцу, в смысле. Присмотр за эльфом не помешает мне выполнять обязанности. Вы же не собираетесь ворожить сами?

— Колдун нам нужен, — согласился Волошек. — Соваться под Покров без вашего брата рискованно. Да и карта Дастина далека от совершенства, а распутать тамошние тропинки без чар непростая задача.

— Карта Дастина? — Висмут улыбнулся. — Позвольте взглянуть?

— Рыжий! — позвал Волошек. — Сворачивай черчение, давай обедать, наконец.

Он подозвал девушку:

— Что это за блюдо, запах коего донимает меня последние два часа?

— Жаркое в горшочках, — улыбнулась девушка. — Принести на троих?

Волошек взглянул на колдуна.

— Я не голоден, — отмахнулся тот и схватил протянутую Жирмятой карту.

— На двоих, — подытожил Волошек.

— Так-так, — пробурчал Висмут, разглядывая карту. — Так-так… Кстати, Дастин ушёл в Альмагард за три дня до вторжения. Тург, как чувствовал, отправил лучших своих людей… Но они не успели или не смогли ничего предпринять.

— Угу, я знаю.

— Знаешь? — вмешался Жирмята. — Ты же говорил, что не смог связаться с Киевом.

— Я говорил, что Ксюши с Дастином нет в Киеве, — поправил Волошек.

Рыжий задумался.

— Ты думаешь, этот Дайарн случайно оказался с нами в дилижансе? Ох, не верится мне в такие случайности…

— Брось. Как он мог знать, что я собираюсь идти под Покров?

— А ты собирался? Уже тогда?

Волошек смутился, словно его поймали на чём-то постыдном, затем признался:

— Тург сообщил мне. Прислал письмо.

Он вытащил комок шёлка и протянул товарищу. Тот, развернув, быстро пробежался глазами по тексту.

Девушка привычно поставила горшочки на край стола, предоставив посетителям самим разбираться, где чей заказ. Обычно Рыжий грабастал блюдо первым, не оставляя товарищу выбора, но сейчас он так крепко задумался, что Волошек неожиданно встал перед дилеммой, какой из одинаковых горшочков предпочесть. Совершеннейшая глупость и нелепость подобного выбора только мешала сосредоточиться. Наконец, тряхнув головой, он придвинул тот, что стоял чуть ближе. Рыжий рассеянно вернул письмо.

— Так вон оно в чём дело, — произнёс он. — Ты идешь туда из-за Ксюши? Я-то думал…

— Что это меняет? — пожал товарищ плечами.

— Что меняет? — переспросил Жирмята. — Это авантюра! Вот что. Причём твоя личная авантюра. Но ведь ты тащишь на дело других. Якобы в рейд, якобы против чернильников…

— Не якобы! — возмутился Волошек. — Я не прикрываюсь рейдом. Мы действительно сможем остановить нашествие, если пробьёмся в зону и отыщем уязвимое место.

— Я отправлялся с тобой на войну, — упрекнул Рыжий.

— Мы уже на войне.

— Не увиливай. Ты прекрасно знаешь, что я бы шёл с тобой и по личному делу, но ведь ты и словом не обмолвился о Ксюше, когда позвал меня с собой. Так друзья не поступают.

— Ещё не поздно отказаться.

Зря он это сказал. Рыжий тут же надулся. Замолчал. Прежде они никогда не ругались настолько серьёзно, чтобы вредило делу. Скрывать от товарища письмо Турга было ошибкой, но исправлять её поздно. Лучше всего сейчас было бы нагрузить Жирмяту работой.

— Вот тебе список, — сказал Волошек, словно ничего не случилось. — Доедай цыплёнка, бери Чабреца отправляйтесь к армейскому интенданту. Выбейте из него всё. Бейтесь за каждую позицию, а если заартачится, идите к Гарчи. Угрожайте, умоляйте, но чтобы припасы были.

* * *

Волошек нашёл верное средство против крамольных мыслей Рыжего. Тот так набегался за прошедший день, что утром едва смог подняться.

Генерал, прижимистый в том, что касалось людей, припасов, однако, не пожалел. Вьючных лошадей выделил по две на брата, считая и тех «братьев», что прибились к отряду со стороны.

Их, собственно, и оставалось дождаться.

Первым объявился Тимьян.

— Уф! Упарился, — репортёр уселся на узкой лавке и оглядел убогую комнатушку. — Вещуна, к сожалению, не оказалось. Редактор готов был выложить на бочку любые деньги, но увы. Весь Киев облазил, нет ничего. Зато нанял на Бессарабке по дешёвке Кощуна с полным комплектом слухачей. И тачанку к нему.

— Кощуна? — Волошек скривился, словно разжевал зелёный лимон.

— В принципе, разница небольшая, — попытался отговориться Тимьян.

— Как раз «в принципе» очень большая.

Жирмята непонимающе переводил взгляд с одного на другого. Он совершенно не разбирался в вопросах вещания. Слухач и тот держал в руках пару раз, а откуда в красивом булыжнике возникают голоса, даже не задумывался. Может, туда женщин колдовством заманивают.

— Есть ещё одно «но», — продолжил Тимьян.

— Ещё?

— Хозяин Кощуна…

— Что?

— Он поставил условием пойти с нами.

— С нами? — возмутился Жирмята. — Ты говоришь так, будто уже причислил себя к «нам».

— Но я же добыл… — возразил журналист. — Согласен, немного не то, что требовалось, но всё же…

— Кто он такой? — оборвал пикировку Волошек.

— Менестрель. Зовут Алейко. Сам вырастил Кощуна и ни за что не желает с ним расставаться.

— О боги! — вздохнул Волошек. — Он хоть знает, куда мы собрались?

— Знает, — кивнул Ха Венур. — Но ему всё равно. Он, как бы сказать помягче, немного того… Как и все менестрели.

— Ты бы за царапаньем дурацких статеек о мягкости вспоминал! — буркнул Рыжий.

Они вышли из дома. Во дворе стояла тачанка, запряжённая парой. Возле неё прогуливался парнишка лет пятнадцати. Кощун оказался жирной бесформенной тушей. Какой-то варёный, словно огромный пельмень, он едва помещался в тачанке. Полупрозрачное тело время от времени вздымалось.

— Он что, живой? — удивился Жирмята.

— Моллюск, — бросил мимоходом Волошек. — Или что-то вроде того.

— Вот те раз.

— Не просто моллюск, — с энтузиазмом поправил Алейко. — Он из таинственного Моря Шёпота, что в стране эльфов. В пору отлива, когда гигантские отмели обнажают дно, моллюски слушают шёпот звёзд. От звёзд они научились мастерству рассказа.

Парень, похоже, обрадовался возможности поговорить на излюбленную тему.

Волошека с репортёром детали не интересовали, они отошли в сторонку и стали о чём-то негромко спорить, а Жирмята решил выяснить всё до конца.

— Откуда ты знаешь про страну эльфов? — спросил он парнишку. — Приходилось бывать?

— Нет, что ты! — грустно улыбнулся Алейко. — Людям туда пути нет. Вернее есть, но в один конец, без возврата. О Море Шёпота мне рассказывал учитель музыки.

— Эльф?

— Ну да.

— Значит, все эти вещуны, кощуны… они оттуда, из страны эльфов?

— Угу.

— Как же они живут у нас без воды?

— Учитель рассказывал, что в пору великого отлива бескрайние отмели надолго обнажают дно. Обитатели моря научились дышать воздухом. Впрочем, в неволе их всё равно надо регулярно смачивать солёной водой.

— Любопытно. А каким образом они связаны со слухачами?

Алейко подвёл его к Кощуну и раздвинул складки. Под ними, словно булки в лотке, лежало полдюжины слухачей.

— Я всегда думал, что слухачи — это камни такие.

— Это икринки, — пояснил Алейко.

— Больше похожи на яйца, — буркнул Рыжий. Алейко усмехнулся:

— А откуда, по-твоему, образуется жемчуг?

— Откуда же?

— Есть такой морской глист. Он заползает под раковину и там подыхает. День за днём его омывает слизь. Глист обрастает перламутром и превращается в жемчуг.

— Так эти яйца — жемчужины?

— Вроде того. Только икринки живые под этой красивой оболочкой. Они дремлют и могут дремать сколько угодно долго. Пока кто-нибудь не освободит их… — взгляд Алейко наполнился печалью. — В естественных условиях это трагедия. Моллюск, икринки которого созрели, теряет раковину и становится беззащитен перед глумом. Родитель гибнет, но его потомство в брюхе хищника обретает свободу. Жемчужные оболочки медленно растворяются в желудке глума, а икринки превращаются в маленьких моллюсков и успевают выйти на волю. Большинство их собственных сказаний — об этом…

Алейко замолчал, словно поминая всех погибших ради продолжения рода существ.

Подошёл Волошек и осторожно изъял одну из икринок.

— Я к Гарчи, — сказал он. — Минут через пять нужно будет проверить связь.

Алейко кивнул. Тимьян увязался за командиром, надеясь разнюхать в штабе последние новости с фронта.

— Подожди, — задумался Жирмята. — А как же получается эта связь?

— Всё просто. Икринки дремлют, а родитель нашёптывает им всякую всячину. Причём нашёптывает не простым голосом, а голосом звёзд. Поэтому неважно, как далеко находятся икринки, они всё слышат и повторяют во сне рассказ на языке, понятном тому, кто касается их в это время.

— Ладно… Допустим… Но почему они передают то, что наговаривают им люди? Почему не рассказывают твои сказки из как его там… из Моря Шёпота?

— Эльфы научились освобождать икринки, не губя при этом родителя. Из них они выращивают Вещуна или Кощуна, которые взрослеют в особых условиях и начинают повторять чужие слова. Причём их, выращенных за пределами моря, уже воспринимают любые икринки. Отсюда вещание получается.

— Бр-р, — запутался Рыжий. — А чем отличается Вещун от Кощуна?

— Вещун малость туповат, что ли… Он передаёт ровно то, что услышал от эльфа или человека. А Кощун — это своего рода поэт. Он преломляет сказанное через свои чувства. Вырастить такого совсем не просто.

— Короче говоря, выгоднее продавать яйца, чем дожидаться, когда из них вылупится Вещун или Кощун, — решил Рыжий.

— Да и тех потом нужно долго растить, — добавил Алейко. — Я растил своего Кощуна с детства. Это был подарок отца…

Словоохотливость паренька тут же пропала, как только Рыжий решил выяснить семейную историю.

— Хочешь послушать его? — спросил тот вместо ответа.

— Ну… Можно попробовать…

Пошарив среди складок, Алейко вытащил слухача.

— Погладь его немного, чтобы настроить на свой язык.

Сам он принялся почёсывать Кощуна и засовывать ему в ротовую щель мочёную ботву из ведёрка. Затем прошептал несколько слов.

Некоторое время ничего не происходило. Слухач шипел и потрескивал, как если бы где-то за стенкой бросили масло на горячую сковороду. И вдруг яйцо заговорило:

— В одном лесу жили-были зайчики и лисички. И был у зайчиков меч лубяной, а у лисичек ледяной…

— Сам сочинил, — задрав нос, похвастал Алейко, как только слухач сделал паузу.

Рыжий подумал, что паренёк, небось, сам и паузу заложил в сказку. Нарочно, чтобы успеть похвастать при случае.

* * *

— …И жил в том лесу злой-презлой продавец мороженого. А был он таким злым вовсе не от природы, а оттого, что никто не покупал у него мороженого, хотя лучшего не продавалось нигде во всех окрестных лесах.

И вот однажды продавец отправился к колдуну, который жил на вершине самой высокой горы, и попросил устроить потепление климата, чтобы стало очень жарко и всякий обитатель леса поскорее купил бы у него лучшее в мире мороженое.

И колдун исполнил просьбу продавца.

— Что это? — изумился Гарчи, рассматривая перламутровое говорящее яйцо, водружённое на его стол.

— Это наша связь, — тихо ответил Волошек.

— Издеваетесь? Я что, войну по сказкам планировать буду?

— Другой связи у нас всё равно не будет.

* * *

— …Жара становилась с каждым днём всё сильнее. Наконец она добралась до глубокой-глубокой горы, священной норы, в которой лисички хранили своймеч.

И ледяной меч растаял.

И тут же кончился мир между лисичками и зайками, и первые пошли войной на вторых…

Со стороны дома послышался шорох. Звонко треснула доска. Рыжий оглянулся и увидел высокого парня, который выбирался через узкое окно их с Волошеком комнаты. Глухая старуха оказалась негодным сторожем.

— Тать! — крикнул Жирмята. — Стой, гадёныш! Он бросился следом за вором, но не успел. Парень проявил редкое проворство, проскользнув между жердинами. Рыжий же в щель не пролез. Вернулся он с опущенной головой. Дослушивать эсхатологическую сказку пропала всякая охота.

Как раз в это время во двор ввалились командир, пятёрка Чабреца, Висмут и журналист. Жирмята пожаловался на вора и признался в собственном конфузе.

— Что он там искал? — озаботился Волошек. — Но главное, нашёл ли?

Товарищ, побледнев, метнулся в дом. Выскочил он уже красным.

— Негодяй украл копию карты!

— Проклятье! Вот они чем оборачиваются, утечки-то хитрые.

Чабрец со своими парнями тут же отправился на поиски. Они прошерстили деревню, окрестности, заехали даже в городок маркитантов, где перевернули всё вверх дном, но след злодея простыл.

— Надеюсь, этот парень не на чернильников работал, — произнёс Волошек.

С появлением эльфа на дворе собрались все участники предстоящего рейда. Волошек не стал проверять боевую готовность, выступать с наставлениями, а лишь внимательно наблюдал за подчинёнными, позволив им присмотреться друг к другу.

Реакция не радовала. Бородачи Чабреца не скрывали ненависти к эльфу. Косые их взгляды казались предвестниками серьёзной стычки.

— Врач? — донеслось до Волошека. — Он, верно, на липосакции наживался или зубодёрню в столице держал. Уж точно не в сельской лекарне за гроши трудился.

Волошек заметил, как Чернозуб шепнул пару слов товарищам, а те решительно кивнули в ответ. Вероятно, чёрные вороны поклялись, случись чего — лучше истечь кровью, нежели дать перевязать себя инородцу. Эльфу вообще обрадовался лишь Алейко. Он даже попытался завести разговор о каких-то там легендах, но Дайарн отнёсся к почитателю неожиданно холодно, если не сказать по-хамски — взял да и отвернулся на середине фразы. Тимьян молчал. Опытный журналист дожидался для своих расспросов более удобного момента.

Собранный на скорую руку отряд совсем не понравился Волошеку. Трое гражданских были скорее обузой. Правда, Алейко утверждал, что неплохо стреляет из лука, но, будучи сыном рыбака, он до нынешнего похода даже не охотился. Стрелять по щитам, это совсем не то же самое, что целить в живое. Опыта у мальца никакого. Из группы Чабреца кроме самого сержанта меньше всего раздражал Лысик, человек городской, образованный. Однако он был и хуже других обучен. Городское ополчение годится защищать стены, но мало способно к рейду. Трое же степняков, вояк бывалых, держались вместе и всячески подчёркивали свою независимость. Будто отправлялись на собственную войну. Они, как заметил Волошек раньше, и сержанта-то слушали постольку поскольку, и чуть ли не при каждом приказе двое молодых, Тумлук и Парило, косились на Чернозуба, ища его одобрения.

Что ж, выбирать не приходилось. Волошек только надеялся, что заместители (которыми были назнаны Жирмята, Висмут и Чабрец) избавят своего командира от излишнего общения с прочими.

Глава шестая ПОГРЕБ

Чернигов совсем обезлюдел. Остатки населения снялись и покинули город в одни день. Во все временa находились люди, которые не прочь попытать удачу при оккупационной власти, но на этот раз такихжелающих не нашлось. Главным образом потому, что никто даже предположить не мог, каков будет на вкус этот новый порядок. Чернильники не утруждали себя пропагандой или вербовкой сторонников, а слухи, что расползались по городам, заставляли покрываться испариной самых опытных душегубов. Не удивительно, что даже каторжники из прифронтовых земель предпочитали драпать за океан к хоблинам.

Волошек задержался наверху чуть дольше других.

Его люди уже перетащили припасы, свели лошадей, по уложенным поверх ступеней доскам осторожно спустили тачанку с Кощуном; уже разобрали сходни и спустились сами, а он всё стоял под сенью вишен, то ли не решаясь так сразу захлопнуть дверь, то ли желая взглянуть напоследок в лицо противнику. До сих пор он отмахивался от доводов Рыжего, вероятно, опасаясь, что товарищ сможет переубедить его. И только теперь впервые задумался, в какую авантюру полез сам да вдобавок втравил кучу народа. Допустим, его хитрость позволит пропустить над собой башни. Но что дальше? Что ждёт смельчаков за передовой линией вторжения? Ведь пока никому не удавалось заглянуть в тылы чернильников. Что если они обнаружат там выжженную пустыню, что если всюду потравлена земля, вода, воздух и само пребывание на осквернённых чужаками землях смертельно?

Идти на попятную всё равно было поздно. Быть может поэтому Волошек только теперь и позволил себе сомнения. Жизнь давно вдолбила в него одну истину. Мотив «я хочу» — порожняя болтовня. Его недостаточно даже для того, чтобы оторвать задницу от кресла. Можно мечтать о чём угодно, лежа на подиуме, наслаждаясь вином и танцами красоток. Можно играть умом, воображением, поднимая воздушные замки и разрушая их такими же воздушными снарядами. «Я должен!» — вот мотив, который способен заставить тебя шевелиться. Неважно, мелкой кажется тебе цель или на карту действительно поставлена судьба мира. Убеди себя в долге и своротишь горы.

Есть и обратная сторона медали — кто умеет убедить в долге других, сворачивает горы чужими руками.Волошек горько усмехнулся. В закромах его памяти тут же блеснула лысина Турга.

Но вот чёрные вихри принялись шнырять по переулкам, тщетно пытаясь обнаружить добычу, а на северной окраине города появились первые боевые башни. Где-нибудь в Новом Орке их было бы не разглядеть среди небоскрёбов, они потерялись бы в тесных ущельях тамошних улиц, но здесь, возвышаясь над крышами, бесформенные гиганты только подчёркивали неотвратимость прихода новой власти.

Рисковать далее Волошек не пожелал. Быстро сбежал по ступеням и, отсекая массивной дверью последние отблески света, кивнул колдуну. Тот только и дожидался приказа. Несколько торопливых слов, едва слышных, непонятных, но явно пугающих. Земля прогнулась. Часть дома обрушилась, устремилась лавиной в вытяжную шахту, в лестничный проход, забивая их камнями, обломками перекрытий и мебели.

Сгущённый воздух больно ударил по ушам, в ноздри полезла едкая пыль. Лошади забеспокоились, студенистое тело Кощуна заколыхалось и, хотя дрожь в темноте была не видна, ощутили её многие.

Алейко скормил подопечному пук мочёной ботвы, колдун погрузил лошадей в дрёму. Люди же ещё долго не могли устроиться. Приближение врага, несколько саженей грунта над головой, что, с одной стороны, защита, а с другой — настоящая могила, наконец, просто начало их полного опасностей похода — всё это возбуждало. Лишь Чабрец остался спокоен.

— Четыре версты в день… — принялся подсчитывать он. — Значит, завтра утром они будут над нашим убежищем, а за следующий день уйдут достаточно далеко, чтобы мы смогли выбраться.

— Не следует выбираться слишком рано, — возразил Волошек. — Мы пересидим здесь три полных дня. К тому времени они упрутся в Десну и ввяжутся в бои на линии Гарчи. Надеюсь, генерал не подкачает и чернильникам будет не до наблюдений за ближними тылами.

— Если Гарчи сумеет их задержать, мы окажемся слишком близко от передовой, — нахмурился Жирмята.

— Если я прав, и смена зодиака нарушит пути снабжения, они в любом случае остановятся. Тут уж ничего не поделаешь.

* * *

Поначалу, оставив поднебесное пекло, они наслаждались прохладой. Но настоящее блаженство никогда не бывает долгим. Очень скоро мнимая благодать обернулась серьёзной проблемой. Спальники, одежда, припасы набухли влагой, но поглотить всю её не могли. Вода сочилась сквозь кладку, восстанавливая те самые идеальные условия, что сказываются на конечной цене продукта. Что хорошо для изысканного вина, не слишком годится обычному человеку. Впрочем, Жирмята скоро придумал, как примирить нынешних обитателей погреба с прежним его содержимым. На правах интенданта он обследовал брошенные хозяином запасы. От молодых вин пользы было мало, но двухлетней выдержки портвейн показался Рыжему неплохим подспорьем в борьбе с холодом. Испросив разрешение Волошека, он выдавал вино к обеду и ужину.

Полдня все отсыпались, затем прибавили ещё несколько часов в счёт будущих недосыпов. Некоторое время просто лежали и прислушивались, пытаясь понять, что происходит в городе. Но звуки не могли проникнуть сюда, и бессмысленное занятие людям скоро наскучило. А потом они начали изнывать от безделья.

Тут весьма некстати пришёлся портвейн. Разговоры пошли совсем не добрые. Волошек надеялся, что вынужденное сидение в подземелье, риск остаться здесь навсегда несколько ослабят вражду, заставят людей сотрудничать или хотя бы делать вид, что они одна команда. Однако против его ожиданий давняявражда только разгоралась.

Чернозуб вытащил бутылку, наверняка не из тех, что раздавал Рыжий к обеду, а стянутую со стеллажа без спросу, и, отыскав в темноте эльфа, уселся рядом.

— Выпьешь со мной, остроухий? — вопрос прозвучал как угроза. В том смысле, что от таких предложений отказываться себе дороже.

— Не хочу, — буркнул тот.

— Ну, пригуби для приличия, — не отставал бородач.

— Отстань! Знаешь же, что мы не употребляем вино местной выработки.

— Вот! — Чернозуб добился своего. — Не пьёте вы нашего вина и хлеба доброго не едите, одни лепёшки свои вонючие трескаете. Не позволяет вам традиция принимать от инородцев хлеб с вином. А между тем банки-то свои всюду открываете и деньгами народ маните. То есть, мы ваше покупаем, а вы наше нет. Дайарн вздохнул, видимо, посчитав, что от степняка не отвязаться.

— Никто не заставляет вас покупать товары в эльфийских лавках, — ответил спокойно он. — И кредиты в наших банках брать никто не принуждает. Сами выбираете, добровольно. У нас это всё дешевле, выгоднее, потому как умение есть, а вы, вместо того чтобы трудиться в поте лица, привыкли кивать на расу.

— Э-э, врёшь, остроухий! Одно дело «никто не заставляет», а совеем другое — строгий запрет, за исполнением которого надзирают старейшины. Вы-то наше в рот не возьмёте, даже если оно и дешевле будет и лучше качеством. Я вот тебе сейчас бесплатно предлагаю, а ты всё одно нос воротишь.

Мог ли Жирмята утерпеть и не влезть в политический спор? Да сроду такого не случалось!

— Что-то дерьмецом потянуло, не находите, джентльмены? — он уселся на спальник и обвёл взглядом темноту, как бы ища согласия публики.

— Дерьмецом? — Чернозуб заподозрил подвох.

— Именно. Ты, случаем, не участвовал в фекальном шествии? Может, и не мылся с тех пор?

Рыжий имел в виду нашумевшее в своё время фекальное шествие. Тогда процессия обывателей с ночными горшками направилась на торговую улицу, чтобы выплеснуть содержимое на витрины банков и дорогих магазинов, принадлежащих главным образом эльфам. Люди шли как на праздник, орали нацистские лозунги, ритмично, в такт словам громыхая железными крышками по горшкам.

Шествие закончилось конфузом. Некий шутник взорвал среди толпы петарду и перепуганные обыватели в панике разбежались, опрокидывая предназначенное витринам дерьмо друг на друга. С тех пор название стало нарицательным для всякого не слишком умного начинания.

Чернозуб громко засопел, а в углу, где отдыхали его приятели, послышался шорох. Над головой Жирмяты хлопнула о камень бутылка. Запах спиртного наполнил воздух.

— А ну, на место! — рявкнул Чабрец. Волошек положил ладонь на рукоять меча. Если завяжется потасовка, по шее получит как бородач, так и Рыжий. Нечего провоцировать драку. С другой стороны — лучше уж пусть сейчас пар выпустят, чем потом под Покровом сойдутся, где даже мелкая свара может запросто погубить всех.

— Я в своём праве, — заявил Чернозуб, отдуваясь. — Я родился здесь и не желаю видеть на моей земле остроухих и косоглазых извергов. Не желаю — всё тут!

— Вот как? — ухмыльнулся Жирмята. — А я, представь себе, тоже родился здесь. Но вот желаю, чтобы вокруг меня жили и эльфы, и гномы, и орки, причём жили свободно, без притеснений. Я хочу встречать их на улицах и болтать с ними в кафе. Твои желания против моих, Чернозуб! И что дальше? Как родину делить будем? Ответа не последовало, и Жирмята, глотнув вина, принялся развивать успех:

— И потом, не надо мне песни петь про преференции. А то я не знаю, что вы, бородатые, эльфийских торговцев в городках степных крышуете.

— Мы вольный народ. Кого хотим, того и крышуем.

— Ах вольный? — уцепился Рыжий. — Так вы считаете себя вольным народом? Но почему в таком случае вы нанимаетесь на службу ко всякой мрази? Почему ваши вольные отряды разгоняют народ на площадях, секут и рубят тех, кто восстал против сатрапов? Разве может быть человек свободным, помогая угнетать других? Свобода — это ведь не монета, которую можно отнять у другого и положить в свой карман.

— Однако же она и не манна небесная, — возразил бородач. — Мы свою волю отстаивали в жестоких войнах. Свою землю вырывали клочками у степи. Каждая пядь там полита кровью и потом. А эти городские парни, эти очкарики из университетов за всю свою жизнь не видели большей муки, чем розги наставника. Они считают, что им должно быть дадено всё просто так.

Спор вошёл в русло привычной полемики, которую так любили разводить думные бояре и собратья Тимьяна по перу. Драка откладывалась. Волошек убрал с меча руку.

Всё же нет у него способностей к работе с людьми! Вот Тург — хоть и прощелыга каких поискать, а как народ в отряд вербовал. Неделями подноготную выведывал. Одного к одному подбирал, будто стрелы в колчане или там камни в браслете. Посмотришь на них со стороны — сущий сброд. Не заподозришь, что такие способны крутые дела вершить, не скажешь, что единство какое имеют в помыслах. Тоже ведь всё съесть друг друга норовили, но как до дела доходило, всяк на своём месте оказывался.

А впрочем, рано он себя терзать взялся. До серьёзной-то работёнки его парни ещё не добрались…

* * *

Время обернулось влагой и сочилось сквозь камень. Капли срывались со свода, глухо шлёпались о влажные плиты или звенели, попав в редкую лужицу. Люди хлюпали носами, покашливали, изредка всхрапывали лошади, сытым котом урчал Кощун. Каждый звук множился, его отголоски сплетались и долго блуждали по пустующим нишам, поворотам и закоулкам винного погреба.

Напялив на себя всю, какая ни есть, одежду, люди кутались в спальники. Сырой холод пробирал до костей. Воздух был ценнее тепла, и потому огонь не разводили. Питались холодными консервами. Не зажигали даже свечей, ориентируясь по дюжине светлячков, разложенных тут и там Висмутом.

Подземные залы, что поначалу казались большими, просторными, теперь, когда люди освоились, словно съёжились до размеров тюремного карцера.

— Последние сутки, — шмыгнув носом, произнёс Чабрец. — Как бы лихоманку не заработать в эдакой сырости.

— Ещё прокалишься на солнышке, — обнадёжил колдун. — Ещё не раз вздохнёшь с тоской по нынешней прохладе.

Разговор быстро угас. У людей не оставалось желания и сил даже на споры.

Кто-то поднялся и, ступая рядом с мощёной дорожкой, захрустел щебёнкой. Некоторое время спустя в дальнем углу зажурчало. Закуток был отведён под отхожее место. Воздух можно сберечь, отказав себе в тепле и свете, но от естественной нужды так просто не откажешься, а потому свежесть при эдаком числе людей и лошадей пропала в первый же день.

К концу заключения ноги у людей стали ватными, в головах воцарился монотонный шум, как будто подземный поток проложил дорогу среди извилин.

Последние мгновения третьих суток люди отсчитали вслух, словно стояли перед гигантским таймером на столичной площади в новогоднюю ночь. Командирский хронометр со светящимися стрелками и шкалой держал Волошек, а Рыжий, заглядывая ему через плечо, оглашал цифры.

— Время! — сообщил Жирмята, и отряд взревел.

Лысик запалил свечу. Висмут, открыв чемоданчик, вытащил червя. Оживил его и, приладив странную штуку, которую назвал датчиком, запустил тварь в трещину свода. Червь немного отличался от собрата, виденного друзьями на передовой. Этот был помельче, зато (ну точь-в-точь паучок) выпускал за собой тонкую нить, конец которой колдун зажал в кулаке.

— Боится, как бы не сбежала игрушка, — шепнул ин из парней Чабреца. — На поводке держит.

Висмут рыкнул на бородача, но пояснять не стал. Он прикрыл глаза, стараясь прочесть по дрожанию нити ощущения червяка.

— Порядок, — сказал колдун чуть позже. — Наверху никого. Можно откапываться.

Народ взялся за шанцевый инструмент с большим энтузиазмом. Дверь взломали, камни и мусор оттаскивали в свободные ниши, песок и пыль отгребали в сторону. Хотя многих и пошатывало с непривычки, работали споро, а ведь им предстояло отрыть не просто лаз для человека.

— Шире проход ройте, шире! — подгонял Чабрец, сам ворочая ломиком. — Тачанку и лошадей здесь решили оставить? А ну навались!

Управились за несколько часов. Спёртый воздух рванул наружу, обгоняя людей.

Пока наслаждались вечерним теплом и свежестью, пока поднимали грузы, будили и выводили лошадей, а те, ошалевшие от колдовского сна, едва не сбежали и их пришлось успокаивать; пока, наконец, выкатили тачанку с Кощуном, уже стемнело.

Собрались выступать, но Жирмята соблазнился портвейном.

— Не бросать же его здесь, — сказал он. — Тем более и заплачено за него уже.

— Животных не перегрузи, — остерёг Волошек, хотя опасался совсем другого.

Он догадывался, что не одному только Рыжему пришла в голову мудрая мысль запастись дармовым пойлом. Можно смело поставить меч против зубочистки на то, что парни набили бутылками вещевые мешки и седельные сумки. И хорошо ещё, если в запарке не повыбрасывали, освобождая место, лишний по такому случаю груз.

Пьянства в походе Волошек не терпел, но что тут сделаешь?

Наконец колонна двинулась в путь. Через город предстояло идти пешком. Жирмята, ведя коня под уздцы, шёл последним. Он вдруг споткнулся. Рассмотрел в свете луны игрушечного медвежонка, сшитого из обрезков меховых шкурок. Прицепил его на заднем борту тачанки.

— На удачу, — произнёс Рыжий.

Глава седьмая ПОЛЕ

Прикрываясь тьмой и длинными тенями домов, отряд благополучно покинул Чернигов. Как ни велик был соблазн дождаться утра и проследить за действиями оккупационных сил, если таковые обоснуютсяв городе, как ни хотелось взглянуть хоть одним глазком на начало битвы за линию Гарчи, Волошек задерживаться не стал. Рисковать всей миссией было глупо, да и времени оставалось мало. Созвездия же передавали власть одно другому, а отряду ещё предстоял нелёгкий путь до границы Покрова.

На рассвете они осмотрелись. Прежние опасения Волошека оправдались лишь отчасти. Земля здесь не оказалась истерзанной, загаженной, выжженной, однако живые звуки пропали. Исчезло пение птиц, заглох гул насекомых, только свист ветра и шелест сухой травы нарушали тишину.

Тем больше накатывала тоска. Странное ощущение, когда ступаешь по родной стране, зная, что она захвачена врагом. По-иному смотришь на речушки, на леса, на горизонт… Осознание, что всё это утрачено, терзало душу ничуть не меньше, чем картина смерти и разрушения, какую привычно видеть на месте схваток. Но вид разорения хотя бы порождает гнев, заставляет действовать, думать, пусть даже искать мести, а теперь у Волошека возникло странное чувство напрасной утраты. Как будто всё это пространство они потеряли по глупости.

Вечером отправили голубя, сообщая Гарчи, что выбрались в тылы благополучно. До выхода под Покров Волошек намеревался передать с голубями побольше сведений, ибо на Кощуна не особо рассчитывал.

— Долетит? — с сомнением произнёс Жирмята. — Вон тут как, даже мух выбили.

— На версту поднимется — так долетит. Не станут же эти крылатые монстры гоняться за голубями.

* * *

Поле было широким, ровным, покрытым невысокой травой. Идеальное место для битвы, какое ищут обычно княжеские дружины да рыцарские отряды, случись у них повод для свары. Такое место, где ты с врагом одного поля ягода. Расставляй войска, вывешивай знамёна, труби атаку и бейся на славу.

Так князья, судя по всему, и поступили. Вот только враг пришёл иной. Ни тактика таранного удара по центру, ни фланговые охваты, ни внезапное нападение из засады не могли перемочь боевые башни с их гибельным оружием. «Великий удар» рассыпался, как трухлявая дубина, встретившая камень.

Стервятникам не пришлось пировать. От людей и коней не осталось даже костей. На поле лежали щиты, шлемы, конская и людская броня, копья, мечи, топоры, кое-где трепыхались на слабом ветру лоскуты одежд и попон, но ни единого куска мёртвой плоти. Железо же, частью поломанное или погнутое, но в основном целое, покрывало пространство нелепыми рядами, точно торговцы утилем разложили свои товары на блошином рынке.

— Похоронить бы… — предложил Чабрец.

— Кого? Доспехи? — огрызнулся Волошек.

Он бросил сержанту повод и зашагал между грудами железа. Чабрец остался, решив, что командира сейчас лучше не беспокоить.

Как всякий представитель княжеского рода, Волошек неплохо разбирался в геральдике. Для человека, далёкого от дворянского сословия, это были просто гербы с изображением чудных животных, растений, разноцветных полей и силуэтами башенок, для Волошека за картинками стояли знакомые имена, а нередко живые люди. Ещё недавно живые.

Он брёл по этим зловещим рядам и осматривал щиты, стараясь не упустить ни одного герба. Понятно, что во множестве монастырей и университетов имена уже занесены в хроники. Выход дружин в поход отмечался большим шумом, и списки, подготовленные к победным реляциям и пафосным одам, целиком пошли в мартиролог. Но Волошек посчитал себя обязанным сохранить в памяти имя каждого воина.

Два щита, лежащие рядом, словно две скорлупки расколотого ореха, заставили его вздрогнуть. Он узнал родовые знаки своих прежних знакомцев по рыцарским турнирам. Сэр Ругги и сэр Парфинг. Давние спорщики, они не желали уступать один другому ни в чём. Вместе путешествовали в поисках диких драконов и разбойничьих шаек, вместе разъезжали по турнирам, ловя благосклонность дам. Соперничали во всём, даже в помощи друг другу. Только его, Волошека, победа над обоими смогла на короткое время их примирить.

— Эх, сэры, сэры, вас-то как сюда занесло? — буркнул он. — Решили продолжить спор на войне? И кто ж кого переспорил? То-то и оно…

Отряд ожидал командира в полной тишине. Как только Волошек вернулся, Рыжий достал портвейн и разлил по кружкам. Воины выпили не чокаясь, молча, каждый о своём думая. Впрочем, думы расходились не слишком. Пища для ума расстилалась перед ними почти до самого горизонта.

Костёр решили не разводить, открыли тушёнку. Лениво ковыряя ложкой в консервной банке, Волошек размышлял о судьбе князей.

Прав, ох как прав оказался отец, отказав союзникам выставить собственную дружину. А ведь они тогда даже поссорились. Волошек настаивал на походе. Ещё бы — весть о большой войне распалила его не на шутку. Он рвался в бой, желая успеть к триумфу.

Кто мог подумать, что отборные витязи, лучшие рыцари, властители многих земель лягут в поле, не только не добыв победы, но и вовсе бесславно? Лучшие династии полегли, оставив вотчины и уделы на растерзание проходимцам и побочным ветвям. В городах и странах воцарялись авантюристы, полыхали мятежи, и мало кому было дела до медленно наползающего на страну врага.

— Надо бы попробовать твоего моллюска, — Волошек облизал ложку.

— В каком смысле попробовать? — Алейко умудрился покраснеть и побледнеть одновременно.

— Лимонов у меня нет, — нарочито равнодушно заметил Жирмята. — Можно горчицей или уксусом сдобрить.

Бледность на лице паренька пересилила краску. До Волошека, наконец, дошло.

— В смысле опробовать, — выдавил он улыбку. — Много чего сообщить генералу надо, а голубь даже списка погибших не унесёт. Слишком длинен он, список-то.

— А-а, — Алейко перевёл дух. — Ну, это мы мигом…

Он притащил ведёрко с замоченной ботвой и принялся скармливать Кощуну. Волошек убористым почерком заполнял именами погибших страницу за страницей. Затем, вырвав из блокнота листки, протянул их Тимьяну.

— Передашь вместе с репортажем.

Тот кивнул. На задумчивом лице уже проявлялись абзацы передовицы.

Нашептав Кощуну текст и зачитав длинный список, Тимьян присоединился к отряду, что собрался всторонке возле слухача. Все с нетерпением ждали первой передачи.

Сперва яйцо шипело и трещало, словно ощущало себя яичницей среди шкварок на сковородке. Затем нараспев понеслось:

А как вышел в поле Деймос — богатырь, Да со храбрыми со своими товарищами, Да сразиться вышел с врагами лютыми, Не за славу сразиться, за Землю-матушку. Уж сполна напилась земля кровушки, Разродилась ржавыми всходами, Затянули в домах песни грустные, Заскрипели монахи перьями. Долгим вышел тот скорбный перечень, Первым в нём стоит князь Черниговский, Доброкнут — храбрейший из воинов, Что возглавил полки союзные…

Алейко просто млел от наслаждения, бородачи недоумённо переглянулись, Рыжий едва сдержал смешок.

— Ну, какой тут репортаж… — Тимьян плюнул с досады.

— Может его того… салом накормить? — предложил Жирмята.

Алейко обжёг интенданта взглядом.

— Шучу я.

Ночевать на бранном поле они не решились. Передав репортаж, отправились дальше, хотя солнце уже погасло и сумерки понемногу наливались чернотой.

— Надо выбираться из тьмы, — произнёс Жирмята.

— Куда же из неё до рассвета денешься? — не понял Волошек.

— Я имею в виду тьму культурную, — пояснил товарищ. — Феодализм, будь он неладен. Система княжеских дружин и рыцарских орденов давно изжила себя. Они годятся только мужика в повиновении держать да друг с другом биться. А как серьёзная война вроде нынешней подоспеет, так толку от них никакого. Нужна мощная армия, народная, обязательная для всех… Пусть каждый сызмальства учится клинок держать, а то разбежались, как куры от лис.

— Не говори ерунды, — поморщился Волошек. — Ты предлагаешь держать такие войска, как создал Гарчи, на постоянной основе? Да это всё равно что плавать с камнем на шее. Для такой армии работа выпадает раз в две сотни лет, а то и реже. И что она будет делать всё остальное время? Границы сторожить?

— Ну, мало ли…

— А я тебе скажу. Тут только две возможности будет. Либо эта лавина рано или поздно решит потупить клинки о соседей, просто так, безо всякого повода, либо, пока достойного врага дождётся, разложится на грабежах, безделье, политических интригах. А когда пробьёт час, она окажется неспособной даже задержать вторжение, и дело всё одно закончится ополчением. Но в любом случае эта прорва будет тянуть соки из тех же крестьян, из торговцев, только во много раз больше, чем нынче, да ещё и заставит погибать их самих.

Волошек перевёл дух.

— Я ведь за нынешний порядок выступаю вовсе не потому, что у меня отец князь, и я, быть может, со временем займу его место. И не потому, что традиции наши слепо почитаю. Я действительно считаю такой уклад лучшим из того, что имеет человек.

— Мы Европу с тобой исходили, — не унимался Рыжий. — В иных землях только языком да верой отличие проявляется, но помнишь земли, что, как и наши, низовскими называют? Ты видел, как там простой мужик живёт? Дома под черепицей, нужник тёплый, у каждого в хозяйстве и лошадь, и корова тучная, и мелочи всякой в достатке. Ему, мужику, есть что терять, а потому он готов и платить, и сам ставать в строй.

Волошек улыбнулся.

— А ты видел тамошних свинок? С нашими доходягами худосочными не сравнить: упитанные, подбородки до самого хвоста, как кружевные воротники, спускаются… Но означает ли это, что их растят не на колбасу? Пойми ты. Одно дело, когда мужик власть раз в год во время сбора видит и отдаёт ей десятую часть, а всё остальное время он сам себе голова и никто ему не указывает, как и что делать. И совсем другое, когда его налогами свяжут, да самого же и служить заставят, а кроме того, урядника приставят, что каждый его шаг параграфами обложить. Вот и будет он с той тучной коровы молоко другим отдавать.

Глава восьмая ПОКРОВ

От места, где полегли княжеские дружины, до границ Покрова они прошли за день. Тут только и начинались настоящие трудности. Несколько дней отряд топтал просёлки, тропы, месил болотца, продирался сквозь заросли, пытаясь выйти под Покров. Волошек менял направление, петлял, выписывая сущие кренделя, но зацепиться за более или менее стабильную зону отряду не удавалось. Несмотря на мощные амулеты и то, что Волошек потратил на изучение карты Дастина несколько лет, сказывалось отсутствие опыта, а возможно, сыграла роль и дестабилизация Покрова. Дважды их выбрасывало обратно почти к самому гиблому полю, и поиски пути приходилось начинать сызнова.

Висмут на просьбы о помощи разводил руками.

— Ни один из тех, кто ставил Покров, не способен познать его. В этом весь смысл. Мы так запутали пространство, что сами оказались на положении гостей.

* * *

Перемену заметили даже новички. Живые звуки вернулись, словно пробились вдруг сквозь толстую стену. Застучал дятел, протрещала крыльями стрекоза, зажужжали шмели. Волошек несколько повеселел. Если здесь уцелела живность, стало быть, и на встречу с людьми надежда осталась. Понятно, что среди множества абстрактных «людей» его больше всего волновала судьба Ксюши.

Припоминая свои впечатления от знакомства с Покровом, он покосился на спутников. Чабрец и его воины явно попали сюда впервые: они озирались, будто ожидали углядеть волшебные пылающие арки, порталы с демонами на страже, жертвенные чаши с кровью и прочую чушь из бульварных романов. Алейко тоже вертел головой, а вот эльф, как и Висмут, был совершенно спокоен. Значит ли это, что Дайарну приходилось уже бывать здесь?

Попал отряд совсем не туда, куда рассчитывал командир. Но это не пугало. Зыбкая территория на окраинах выделывала такие шутки и с опытными проводниками. Пугало другое. Деревня, на которую вышел отряд, оказалась совершенно пустой. Не такой, когда люди уходят намеренно, заколотив окна и двери, припрятав добро и скотину, а такой, будто жители внезапно пропали. Открытые настежь ворота, приготовленные к колке дрова, вывешенное для просушки бельё — всё это напомнило об окопных байках про человеческие кости. Тревога вернулась. Неужели Покров и впрямь лишился всех обитателей?

— Но ведь зверьё уцелело, — буркнул под нос Волошек.

Ещё и ещё раз он изучал старую карту. Деревня нашлась на одном из островков тверди, который помечен был странной загогулиной. Даже Висмут не мог разъяснить этот символ.

— Похож на родовой знак Астара, это колдун такой был, — заявил Висмут. — Но я точно знаю — он Покрова не ставил, гораздо раньше сгинул, а значит, его магии здесь быть не должно.

— Может, могила его здесь? — предположил Рыжий.

— Лучше бы ты ошибался, — нахмурился Висмут. — Возле могилы колдуна завсегда нечисть отирается.

— Мы всё одно долго не задержимся, — решил Волошек. — Проверим Духмяный тракт, раз уж сюда занесло, и отправимся дальше.

Ошибки быть не должно — после смены зодиака большинство старых путей из Альмагарда прервались, а на поиск новых у чернильников вряд ли есть время. В зоне высокой стабильности лишь две дороги остались прежними — Духмяная, по какой в старые времена добирались торговцы пряностями и благовониями, и та, что идёт через Хмарный лес. Было ещё множество обходных путей, движение по которым могло занять не один месяц, но эти две дороги стоило проверить прежде всего.

— На лошадях, если Кощуна не брать, за четверть часа доберёмся, — сказал Волошек.

— Если не брать — значит оставить, — прищурился Рыжий.

— Ты проявляешь просто чудеса логики, — усмехнулся Волошек. — Всех цивильных с тобой во главе оставим в деревне. Покараулите обоз, а мы налегке смотаемся к тракту.

Жирмята выругался на счёт спеси и снобизма военной аристократии, Тимьян принялся возражать, считая, что его лишают зрелища. Он апеллировал к договорённости, но Волошек твёрдо решил гражданских не брать. Разместив тачанку и вьючных лошадей на крепком, окружённом частоколом дворике, разведчики умчались к тракту.

Иллюзия единого пространства сбивала с толку даже тех, кому приходилось бывать под Покровом. К таким вывертам магии трудно привыкнуть. Казалось, что тракт продолжается в обе стороны на многие вёрсты, на самом же деле только небольшой, шагов в пятьдесят, отрезок проходил по этому анклаву и был доступен разведчикам. Вздумай они пройтись по дороге дальше, их могло вынести куда угодно.

Духмяный тракт оказался совершенно пустым. Висмут изучил следы, вернее, зализанные ветрами жалкие их остатки, и заверил, что по крайней мере неделю здесь никто не ходил и не ездил.

— Странно, — произнёс Волошек. — Если не здесь, значит, через Хмарную Сторону они идут. Но там же дорога узкая, башне не пройти, а по сторонам туман, он мозги прочищает…

— Может, на них туман не действует, — предположил Висмут. — Или мозгов у них нет. Что мы знаем про эти башни, вихри, а тем более про тех, кто их сопровождает?

— Или же они всё-таки сбились с пути, а мы получили выигрыш времени.

Слухач вдруг прекратил издавать треск. Прокашлялся, точно артист перед выступлением и заголосил на народный манер:

Ой, беда пришла, ой, беда, Ой, пришли враги лютовать, Ой, ты смертушка пожаловала, Ой, не вовремя меня призвала.

— Проклятье! — воскликнул Чернозуб. — Малец, что ли, балует?

— Может, это вовсе не наш Кощун? — предположил Чабрец.

Все посмотрели на Висмута, но тот пожал плечами.

— Возвращаемся, — решил Волошек, взбираясь в седло.

Перевалив через холм, они приостановили коней, чтобы оценить обстановку. Не пришлось ломать голову, чтобы понять — Кощун затянул тоскливую песню не ради развлечения. Из овражка, что тянулся от лесной речки до самой околицы, выбирались люди, вооружённые кто косами, кто вилами, кто попросту дубинами. Единственная пологая, но узкая промоина в крутом склоне позволяла подниматься не больше чем двум-трём мужикам разом. Не дожидаясь друг друга, онитонким ручейком тянулись к дому, где засел обоз, к возвращению группы под частоколом уже собралась толпа человек в пятьдесят.

Разведчики подоспели вовремя. Мужикам как раз удалось проломить ветхий участок ограды, и бой завязался возле бреши, через которую во двор попёрла первая волна нападающих.

Сперва Волошеку показалось, будто на тылы напала ватага местных жителей, невесть где скрывавшихся до сих пор. Мужики могли принять вооружённых чужаков за разбойников, сборщиков подати, вербовщиков или, скажем, фуражиров чернильников. В таком случае следовало поскорее остановить бойню, разъяснить селянам, что отряд пришёл сюда не грабить, а напротив — защитить людей от напасти.

Но просто так озверевшую толпу не остановить, тем более что кровь, как видно, уже пролилась, поэтому Волошек, пустив коня шагом, принялся взглядом искать предводителя, к разуму которого можно было бы апеллировать.

Однако, подъехав ближе, он вдруг разглядел у мужиков синюшные лица, на руках и ногах из-под оборванной одежды виднелись гниющие язвы, а кое-где плоть и вовсе отставала от кости, свешиваясь шматами. Ему даже почудился гнилостный запах.

— Упыри! — воскликнул рядом Лысик. — Среди бела дня попёрли!

Да, с этими не договориться.

— Не думаю, что упыри, — буркнул Висмут. Расспрашивать, что тот имеет в виду, времени не осталось, Волошек и так промедлил, надеясь найти мирное решение.

— Чабрец, Лысик — со мной, — распорядился он. — Чернозуб, Парило, Тумлук — ударите по оврагу. Не давайте им выбраться оттуда.

Не желая преждевременно привлекать внимание мертвяков, Чернозуб не стал бросать клич, а только махнул рукой. Бородачи синхронно перекрестились и, выставив пики, бросили лошадей к оврагу. Волошек повёл свою часть отряда к пролому. Висмут приказа не получил. Колдун способен и сам разобраться, чем лучше помочь товарищам.

Между тем защитники отступили в глубь двора, прикрывая тачанку и вьючных лошадей. Одна из них уже лежала недвижно, остальные отбивались копытами, крутились, норовя куснуть врага, короче говоря, так или иначе вносили в оборону посильную лепту.

Алейко с тачанки посылал одну стрелу за другой. Вид у него был преисполнен пафоса, а героическая поза словно сошла с обложки куртуазного романа. Стрелял он и правда шустро, почти так, как стреляют эльфы, но в отличие от них даже в близкую цель попадал через раз.

Эльф же, будто нарочно развеивая стереотипы о своём племени, орудовал тростью как завзятый аристократ. Хлёсткие удары заставляли упырей держаться на почтительном расстоянии, хотя Волошек не мог припомнить, чтобы такое оружие числилось в соответствующих каталогах или пособиях по борьбе нежитью. Рыжий, давно разрядив самострел, отбивался мечом. А журналист размахивал трофейной косой, да так ловко, что причинял больше ущерба, чем все его товарищи вместе взятые. Заметил Волошек в рядах защитников и пополнение. Незнакомый мужичок в разорванной телогрейке помогал отбиться от упырей.

От упырей ли? Волошек вспомнил бурчание Висмута. Действительно, воинственная нежить мало походила на них. Мало того что эти ничуть не пугаются солнца, так даже приняв в грудь не одну стрелу, продолжают сражаться, как ни в чём не бывало. А покойный Априкорн, помнится, утверждал, будто дерево для упыря гибельно. И не просто утверждал — на глазах Волошека он легко прикончил мертвеца обычной лучиной.

В двух скоках от вражеских спин кони, наконец, заржали. Обученные хранить молчание при сближении с противником, животные не могли сдержать яростного крика перед самой сшибкой. Некоторые из мертвецов обернулись, но встретить всадников оружием уже опоздали. Копыта и клинки разметали арьергард, врезались в толпу, кроша мертвечину. Навстречу разведчикам ударили обозники во главе с Рыжим. Ватага мертвецов развалилась на две неравные части. Меньшая тут же бросилась к оврагу, где предупреждённые криком бородачи уже развернусь навстречу, другая, куда большая часть, отступила глубь деревни, но драпать не спешила. Поняв, что подкрепление невелико, мертвяки сбились в плотную гурьбу, взвыли и пошли вперёд. При свете дня это выглядело не так уж страшно, в некоторой степени даже комично, хотя лёгкий морозец вдоль спины пробежал, наверное, у каждого из бойцов.

Тут вступил в дело Висмут. Колдовство не отличалось зрелищностью или большим шумом. С его ладоней один за другим срывались и лениво неслись к упырям тёмные бесформенные комки. Они походили на лохмотья кудели, сдуваемые порывами ветра.

Мертвецы остановились. Затем попятились. Колдовские снаряды приближались к ним без спешки, что только подчёркивало неотвратимость возмездия. Вот первый коснулся головы противника. Упырь в последний момент попытался увернуться, но комочек тьмы, словно хищная рыба, предпринял резкий рывок и вцепился в обезображенное лицо. Мертвец взвыл, но тут же захлебнулся. Голова его стала сохнуть, как фига на солнце, только в сто раз быстрее. Сморщенная, почерневшая, она вдруг отвалилась от тела, а само тело упало, не подавая признаков того, что заменяло упырям жизнь.

Дожидаться поголовного истребления они не стали. Развернулись и бросились к лесу, да так резво, что посланцы Висмута даже не попытались догнать. Уцелевшие комочки растворились в воздухе, а людям показалось, будто за миг до исчезновения они разочарованно вздохнули.

* * *

Стычка закончилась без потерь для отряда. В некотором смысле его ряды даже пополнились. Вот о пришедшем на помощь обозу селянине и спросил Жирмяту Волошек. Не считая мертвецов, тот был первым обитателем Покрова, которого повстречал отряд, а значит, мог рассказать, что здесь творится.

— Из местных он, — подтвердил товарищ. — Только через него мы и смогли продержаться до вашего подхода. Заранее предупредил нас. Успели ворота закрыть и сообщение через Кощуна нашептать.

— Расспросить бы его, — произнёс Волошек.

— Подожди. Сам видишь, не отошёл он ещё. Рыжий был прав. Обхватив голову руками, мужик сидел на колоде и раскачивался, словно пребывал в наркотической ломке.

В извлечённых из чемоданчика тонких перчатках Висмут осматривал вражеские тела, вернее, уцелевшие их фрагменты. Особенно его занимали отрубленные головы. Колдун открывал рты и заглядывал внутрь — точь-в-точь как опытный стоматолог.

— Клыков нет, — заявил он. — В строго научном смысле это не упыри.

— А кто же? — изумился Рыжий.

— Ну, скажем, восставшие мертвецы.

— Зомби, что ли? — с недоверием уточнил Жирмята.

— Тьфу ты, — рассердился колдун. — Комиксов дурных насмотрелся? Причём тут зомби? Те вовсе и не мертвецы, просто опоенные дурманом люди. Нет, эти из могил вылезли.

— Значит, упыри, — упёрся Рыжий. — Разницы никакой.

— Не скажи, — покачал головой Висмут. — Упырь — это тот, кто помер нехорошо, неправильно и не обрёл в могиле покоя. Заложенный покойник, говоря по-научному. Христиане относят к ним и померших колдунов, что, впрочем, большая натяжка.

— Ну? — поторопил Рыжий.

— А эти вполне себе нормальные жмуры, вон тлен их попортил, у иных кости проглядывают, и запах чуешь какой? А главное — клыков нет. Вряд ли должок за белым светом они взыскать припёрлись. И всё же некая сила выгнала их из могил.

— Так в чём подвох?

— Упырей обычно мало. Даже во время мора они не сбиваются в такие армии. Ну, деревня чумная порой возникает, ну, две. И потом, рано или поздно к каждому приходит упокоение. Не от человека, так от самой природы. Бродят годами лишь единицы.

Колдун содрал перчатки и выбросил их в кусты.

— А представь, сколько в здешней земле лежит обычных мертвецов? Сотни тысяч! И далеко не все они обернулись прахом. Земля вон какая: пески, болота. Сохранность превосходная. Так что много кого поднять можно.

— И как их загнать обратно? — спросил прагматичный Волошек.

— Не знаю. Это вопрос не магии, но технологии. Разве только кромсать на куски, обращать в прах, жечь, возможно, топить… Короче говоря, уничтожать традиционными средствами, имея в виду, что от раны в сердце они не умирают.

Протерев для верности руки вонючим раствором, Висмут закрыл чемоданчик.

— Обычный мертвец туповат в сравнении с упырём, — добавил он. — Однако этим кто-то вложил толику разума. По крайней мере, выглядят их действия осознанными.

— Кто-то?

— Вот именно. Это и есть главный вопрос.

Подумав над результатами своих изысканий, Висмут собрал у людей оружие, вытащенные из мертвецов стрелы, даже косу, какой орудовал Тимьян. Всю эту груду оружия колдун принялся обкуривать травами и читать непонятный наговор.

— Клинки жаждали крови, а рубили мёртвую плоть, — пояснил он позже. — В некотором роде они не получили удовлетворения. Клинок с норовом может затаить досаду на хозяина и подвести его.

Пока Висмут очищал оружие, бородачи успели возобновить затоптанный костёр. Чабрец водрузил котелок, вылил в него вина, сыпанул гвоздику, душистый перец, ещё какие-то пряности.

По приказу сержанта Томило привёл к костру мужика. Того трясло. Но не мелкой дрожью, как трясёт от пережитого волнения или страха. Он содрогался через равные промежутки времени всем телом, как будто всякий раз натыкался взглядом на нечто мерзкое, неприятное.

— Как зовут тебя, парень? — спросил Чабрец, разливая ароматное варево.

— Радик.

— Натерпелся ты там страху-то? — сержант протягиваяему кружку.

Тот обнял кружку ладонями, уставился в центр костра, то ли пронзая пламя взглядом, то ли поглощая его. Потом произнёс.

— Страху, говоришь, натерпелся? Нет. Страшно было, конечно, но поверь мне, добрый человек, боязнь за собственную шкуру — это пустяк. А вот когда твоя родня, твоё дитё, твоя кровинушка выпускает зубы и бросается на тебя, а ты понимаешь, что ничего человеческого в ней уже не осталось, одна только внешность, но эта внешность не морок какой-нибудь… Вот тутстановится по-настоящему жутко. И сердце плющит молотом, когда собственными руками вонзаешь осиновый кол в родную плоть.

— Откуда они тут появились? — спросил Висмут.

— Уж и не знаю, — покачал головой мужик. — Те, чтосейчас навалились, они вообще не из здешних. Своих мы как раз накануне добили. А тут возвращались с поля, эти и подоспели. Нас в живых-то оставалось полдюжины. Теперь вот я один.

Радик замолчал, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.

— Чернильников колдовство? — предположил Рыжий.

— Может да, а может и нет, — Висмут задумался. — Неужели и впрямь могила здесь чёрная? Она способна издалека мертвецов приманивать. А что, добрый человек, не слышал ты рассказов о колдуне похороненном или о могиле какой беспризорной?

Тот помолчал ещё немного, пытаясь взять себя в руки. Глотнул вина.

— Нет, не слышал про такое. А вот болото, что за этим леском, оно и правда гиблым всегда считалось. Хотя на моей памяти никто там не пропадал, но и ходили ведь мало. А старики рассказывали, что нечистое оно. Почему — не объясняли, сами не слишком помнили.

Слушая разговор, Волошек разглядывал карту. Затем отозвал в сторонку штабных.

— Что с этим селянином будем делать, с собой возьмём? — сразу спросил Чабрец.

— Куда ж его девать, — согласился Рыжий. Волошек кивнул равнодушно.

— На Духмяном тракте следов нет, — объявил он скорее Жирмяте, так как прочие сопровождали его в разведке. — Стало быть, чернильники, если они всё ещё наступают, прорываются через Хмарную Сторону.

— Удобное место для засады, — заметил Рыжий. — Если договориться с местными племенами, то дорогу можно атаковать, прикрываясь туманом. Не самим нам, конечно. Эх, жаль сгущёнки не взяли: помнится, Дастин быстро сговорился с аборигенами.

Висмут кивнул.

— Мы не пойдём туда, — сказал вдруг Волошек.

— Почему?

— Пока в стане врага смятение, вызванное переменой Покрова, я хочу подобраться поближе к Альмагарду. Мы пришли сюда не как коты, но как мыши. Нам нестоит затевать второй фронт. Гораздо умнее пробраться в самую серёдку и тихонько перегрызть приводные ремни вторжения.

Чабрец принял такую стратегию за чистую монету, Висмут посчитал, что Волошек чересчур мудрит, но равнодушно кивнул, и лишь Рыжий догадался о подлинных причинах.

— Слушай, — сказал он, когда друзья остались вдвоём. — Это опять из-за Ксюши? Ты отказываешься от верной возможности ударить по чернильникам только из-за того, что тебя манит женщина?

— Мы будем действовать так, как решил я, — заявил Волошек.

— Чёрт! Приятель! Я не узнаю тебя!

— Я, Рыжий, и сам себя не узнаю.

Он не лукавил. Смутная цель в виде смутных же чувств мобилизовала его куда вернее обычных воинских инстинктов. Иррациональный аргумент «я должен!» овладел сознанием, прогнав оттуда все прочие резоны, а обычно рассудительный Волошек принялся искать горы, что ему предстояло свернуть.

Глава девятая НЕЖИТЬ

Мертвецы, которых члены отряда по привычке называли упырями, рыскали под Покровом большими стаями. В их передвижении не усматривалось никакой системы. Следы пересекались, расходились по сторонам, исчезали в лесах, чтобы затем вынырнуть возле очередной деревеньки и обернуться жуткими картинами кровавой резни. Ватаги опустошали селение и уходили дальше.

— Странная всё же нежить, — заметил Жирмята. — Она тупо разоряет деревни, но не задерживается, уходит дальше, хотя пропитания хватило бы в любом посёлке надолго.

Волошек, к которому обращался Рыжий, промолчал, но разговор поддержал Чабрец.

— Что значит: хватило бы? — спросил он.

— Они ведь, как бы это сказать… Скорее холоднокровные, чем теплокровные… Выходит, и пищи для поддержания их хм… нежизнедеятельности нужно не так уж много. Они могли бы пастись возле одной-единственной деревеньки неделю, а то и месяц. Чего зря по болотам носиться?

— Ну и? — сержант мало что понял из путаных объяснений Жирмяты.

— Я что хочу сказать… Такое ощущение, будто нежить нарочно спустили с поводка.

— Ты недалёк от истины, — кивнул Висмут. — Такие лишённые смысла разбои, тем паче дневные… Не припомню, чтобы мне встречалось в хрониках нечто подобное.

— Чернильники? — Рыжий вернулся к своим подозрениям.

— Возможно. Или кто другой решил воспользоваться оказией, чтобы свести с людьми счёты. В любом случае, тот, кто выгнал такую прорву нежити из могил, сделал это с определённой целью. Ведь не ради развлечения такая бесовщина устроена?

Волошек не прислушивался к разговору. И ночью, когда он смыкал глаза, и сейчас, на полном скаку, перед его глазами мельтешили фрагменты карты, топографические и магические значки и картинки из прочитанных книг.

Три года потратил он на изучение Покрова. Карта, (оставшаяся в наследство от Дастина, стала основой, но детали приходилось выуживать по крупицам, перекапывая отцовскую библиотеку, а во время учёбы — залежи академического архива. Стражи Покрова скупо делились сведениями с заезжими учёными или путешественниками. В трактатах встречались намёки, гипотезы, но чёткую систему предстояло создать самому.

Покров представлялся Волошеку огромным сухопутным архипелагом, что волей множества колдунов был перемешан, сбит в единую кучу. Островки тверди, лоскуты пространства, из которых соткано тело Покрова, назывались в литературе анклавами. Их было около трёх тысяч — от мелких, размером с поле для игры в лапту, до гигантских пространств. Нередко они накладывались один на другой, формируя трудные для понимания образования, а ведь кроме анклавов встречались во множестве особые элементы — всяческие магические объекты, собранные колдунами со всего мира с единственной целью — усложнить путнику жизнь. Здесь были и чёртовы дороги, и зачарованные озёра, и обычные, только очень уж запутанные, лабиринты…

Анклавы связывались переходами, режим работы которых зависел от множества факторов. От наличия магического воздействия, погоды, времени года и даже скорости движения. Магическое поле, удерживающее Покров, привносило свои возмущения. Привести эту картину в удобную для пользования системy не могли даже сами создатели Покрова. Собственно, он для того и замышлялся, чтобы сделать невозможными любые исследования. Ведь если его могут познать люди, значит, смогут и враги. Карта не отражала и половины анклавов, а уж переходы и мелкие элементы пропускала дюжинами, она была лишь одной из проекций.

И вот теперь дилетант пытался применить добытые знания на практике, попав сразу в бешеную гонку на выживание. Упыри преследовали отряд с упорством бывалых маньяков. Не раз и не два получали они по зубам, но угомониться никак не желали. Держать пари на то вывалит или нет из леска очередная толпа мертвяков, стало просто невыгодно.

А последние пару дней разрозненные шайки нежити стали объединяться и предпринимать весьма серьёзные, а главное, осмысленные попытки разделаться с отрядом. Отбиваться становилось всё сложнее. Будто гигантская рука сгоняла против горстки воинов новые и новые толпы врагов. Волошек уповал на скорость, на выносливость лошадей, но мертвецы продолжали преследование днём и ночью без устали, без передышки, и пока отряд стоял на ночёвках, полученное днём преимущество испарялось.

Теперь Волошек вполне понимал прежнее напряжение Дастина. Под Покровом нельзя наметить на карте путь и, разбив на дневные переходы, следовать ему. Подобно капитану или штурману морского корабля, нужно постоянно сверяться со звёздами, делать поправки на ветер, течение и обросшее днище, только здесь это всё стократ запутаннее. Да и карта была лишь одним из приближений истины. Не случайно и Дастин и другие проводники предпочитали следовать амулетам и приметам, а колдуны, что живут под Покровом постоянно, как, например, Формикус, ориентируются, повинуясь больше наитию, чем твёрдым знаниям. Подобно мальчишкам, которые покажут любое место в окрестностях своей деревеньки, но встанут в тупик от азимутов, альтитуд или точных расстояний.

Волошеку не хватало опыта, а чутьё покуда не выработалось. Сбить мертвецов со следа не удавалось. Отряд перескакивал из анклава в анклав, иногда значительно удаляясь от намеченного пути, а то и возвращаясь к самой границе, рискуя вылететь из зоны вовсе; часто его переносило в места неведомые, необозначенные на карте, выбираться откуда становилось сущим мучением. Вместо того чтобы спасать Ксюшу или хотя бы человечество, он думал, как спастись самому вместе с вверенными людьми.

— Кровь! — выкрикнул вдруг шедший в боевом охранении Лысик.

Отрядное начальство нагнало авангард. Расставив людей по сторонам, Чабрец спешился и отправился вдоль кровавого следа, что тянулся от дороги к опушке леса. Вернулся он быстро.

— Человек, — доложил сержант. — Раненый, без памяти, но дышит.

Прихватив саквояж, эльф поспешил за Волошеком и колдуном.

Каким-то чудом упыри не добрались до человека, хотя свежая кровь должна была собрать их сюда целые толпы. Дайарн полез за бинтами и примочками, Волошек решил осмотреться. Свежее кострище, аккуратно припрятанный мусор, едва заметные пролежни от палаток. Ватажка опытных бродяг вставала здесь на ночёвку и ушла поутру без спешки, бросив по непонятной причине товарища.

Колдун увидел чуть больше.

— Это не местные, — заключил он. — Воинский отряд вроде нашего. Может быть, чуть поменьше.

— Гарчи подстраховался? — предположил подошедший Жирмята. — Отправил кого-то ещё?

— Чего гадать, сейчас парень очнётся, и спросим. Висмут откопал в жухлой траве чёрную штуковину.

— Артефак? — проявил эрудицию Рыжий.

— Контрафак, — бросил через плечо колдун. — Подделка. Магии в нём ровно столько, чтобы обмануть дилетанта. Такие штамповки в Тимбукту разбивают камнями.

Эльф закончил обрабатывать распоротый бок, перевязал человека и сунул ему под нос пузырёк. Раненый вздрогнул, затем фыркнул и отстранился. Оглядев собравшихся вокруг воинов, он успокоился. Особенно когда опознал в лекаре эльфа.

— Проклятье! — прохрипел парень. — Куда они делись? Вы перебили их?

— Кого? — Дайарн положил ладонь ему на голову.

— Эту шайку, что пытала меня.

— Жара нет, — заявил эльф и принялся собирать саквояж.

— Упыри? — спросил Жирмята.

— Упыри? — раненый вздрогнул. — Нет. Бог миловал. Мародёры, авантюристы, искатели сокровищ, чёрные археологи. Не знаю, кто точно. Их человек десять — двенадцать. По виду ребята тёртые, а совести ни на грош. Они выпытывали у меня сведения об Опорном камне. Желали добраться до него. А перед самым отъездом угостили клинком.

— Ты рассказал? — испугался Висмут.

— То, что он лежит в основании Розового замка? Это не тайна ни для кого. А вот как найти нужный под множеством одинаковых глыб, я и сам не знаю.

— Что ещё за Опорный камень? — насторожился Волошек.

— Камешек этот дороже любого бриллианта, — Висмут с подозрением покосился на эльфа. — Его можно загнать за хорошие деньги ювелирам, но куда вернее продать богатому колдуну или даже гильдии, ибо главная ценность камня вовсе не в чистоте и твёрдости. Вот только…

— Что?

— Не знаю, на что рассчитывают разбойники, ведь если изъять камень из ложа, Покров может схлопнуться вместе со всеми, кто под ним окажется.

— Так, быть может, они хотят заткнуть проход для чернильников?

— Скорее открыть. Покров-то исчезнет, но Донровское ущелье и врата в иной мир уцелеют. Просто мы лишимся последней защиты от вторжения.

— А сам ты кто будешь? — спросил Рыжий парня.

— Я страховой агент.

— Страховой агент? — даже Волошек не сдержал удивления.

— Ну да, — пожал тот плечами. — Эта ваша цитадель была застрахована на крупную сумму, и меня отправили оценить ущерб, а также разнюхать, не стоит ли за всем этим вторжением страховое мошенничество.

— Вот уж форменные придурки твои начальники, — заметил Жирмята.

— Не скажи. В моей практике я всякого навидался. Бывает, и войну начнут, чтобы только следы замести, князьку приспичит, скажем, кремль обновить, а денег нет. Так он войной на соседа выступит, а в родном городке огня невзначай подпустит.

Волошек не привык сбрасывать со счетов даже самые дикие версии, но слишком уж велики были масштабы вторжения, чтобы оказаться прикрытием рядового мошенничества.

— Темнеет, — нахмурился Чабрец.

— Здесь и заночуем! — решил Волошек.

— Возле кровавого следа?

— Более удобной стоянки нам впотьмах не найти. Алейко помчался с ведёрком к ручью, чтобы развести соли для Кощуна, остальные занялись палатками. Чабрец отправил бородачей в дозор. Он опасался, что запах крови заставит мертвецов шевелить ногами.

— Что с раненым будем делать? — спросил сержант. — В седле он не выдержит нашего темпа.

Судя по виду, Чабреца беспокоило что-то ещё, но Волошек не стал выпытывать.

— Дайарн с колдуном обещали, что к утру поставят его на ноги, — ответил он. — В крайнем случае, проедется в компании Кощуна…

Сержант натянул капюшон на голову, но так, что одно ухо оттопырилось и торчало наружу. Ночь предстояла тревожная.

* * *

Новичкам пришлось знакомиться с Покровом, удирая от мертвецов. Однако они первыми приметили странных трёхногих созданий с длинной шеей, которую венчала узкая цилиндрической формы головка. Ожидая от аномальной зоны всяких чудес, бородачи приняли трёхногих за обычных её обитателей, но Висмут, углядев пару особей, заявил, что таких уродцев здесь прежде не встречали.

Твари вели себя смирно, на путников не нападали, а, казалось, просто блуждали по земле безо всякого смысла. Колдун обозвал их жирафоподами и загорелся сделать описание для научного альманаха. Уже подбирая вслух соответствующий латинский термин, он вместе с Чабрецом осадил командира на предмет добычи экземпляра для вивисекции.

Но тот отмахивался. Он спешил добраться до знакомых мест, а от трюка, что намеревался там провернуть, пребывал в плохом расположении духа. Вон оно как всё сложилось. Четыре года назад Дастин направил конвой в населённую область, желая избавиться от преследования. Подставлять невинных селян показалось тогда Волошеку верхом цинизма. Нынче же ответственность за людей и за миссию нёс он сам, и оставалось лишь тосковать по старым добрым временам, когда приходилось всего-навсего выполнять чужие приказы.

Он втайне даже надеялся, что не застанет людей в опустошённых селениях, но россыпь мелких деревушек и починков, на которую отряд вышел через несколько дней, оказалась обитаема. Бродячие мертвецы ещё не добрались сюда.

— Предупредите жителей, — приказал Волошек бородачам. — Пусть собираются и уходят к югу. Утром мы повернём на восток. Надеюсь, наши преследователи малость собьются.

В хижине, давшей отряду временный приют, он разложил карту и в который раз попытался отыскать верный путь, хоть какую-нибудь зацепку, что позволила бы оторваться от безумной погони.

Пришёл Чабрец.

— Селяне в отряд просятся, — доложил он.

— Пусть уходят… — отмахнулся Волошек.

— Я бы всё же взял несколько человек.

— Тебе нужны люди? Но это же необученные селянe, что в них проку?

— Люди сгодились бы, — вздохнул сержант. — Но яещё вот о чём подумал…

— Ну?

— Этот страховщик… Он ведь у нас в отряде тринацатый… Не очень хорошо получается. Не то чтобы я суеверным был, а кошки скребут…

— Вот его бы и оставить с мужиками.

— Не захочет. Ему в Альмагард нужно.

— Мало ли куда кому нужно… — возмутился Волошек, но потом смягчился. — Сколько их просится?

— Тех, кто с лошадьми, две дюжины будет, — с готовностью доложил Чабрец. — Пехота нам, полагаю, без надобности.

Положа руку на сердце, Волошеку и лишняя конница была ни к чему, но свои сомнения он придержал при себе.

— Действуй, — разрешил он. — Бери всех под свою команду, а десятников сам назначай.

В селении нашлось и несколько подрессоренных тачанок. Их Чабрец передал в распоряжение Жирмяты, который, пользуясь оказией, загрузил их припасами сверх всякой меры.

— Мужики всё одно разбегаются, — пояснил он. — Что же упырям добро оставлять?

* * *

Чтобы оторваться от мертвяков, Волошек повёл отряд через пустыню.

— Этот путь открылся недавно, — сказал он. — Здесь не должно быть чернильников.

Перед ними лежала бесплодная земля. Наполовину солёная степь, наполовину пустыня, она истекала маревом под жарким солнцем. Лошади ступили на хрустящую подстилку с большой неохотой.

— Пустыня не должна быть долгой, — ободрил Волошек спутников. — Верхом пару дней пути. А вот упырям предстоит попотеть в прямом и переносном смысле.

— В прямом они, думаю, не потеют, — возразил Жирмята. — Да и пустыня их не задержит. Они же не нуждаются в воде и без крови могут обойтись довольно долго. А солнце, как мы убедились, для них не помеха.

— Их задержат здешние обитатели, — Висмут кивнул в сторону.

Параллельным курсом в тысяче шагах от отряда трусила небольшая стайка полосатых зверушек. Возможно, она бежала по своим делам, но людям казалось, будто животные намеренно сопровождают их.

— Зебры? — удивился Жирмята.

— Гиены, — усмехнулся Висмут. — С зебрами их роднит только масть и размер.

Люди вздохнули, а колдун добавил:

— Упырям придётся несладко. Гиенам ведь всё равно кого жамкать, свежатину или мясо с душком. С душком, пожалуй, даже более предпочтительно. А что такое наши преследователи, как не ходячая падаль?

— Похоже, однако, что и нам ночью спать не придётся, — буркнул Чабрец.

Слухи среди зверья расходились быстро. Ближе к вечеру несколько новых стаек присоединились к той, то присматривала за отрядом.

— Наверняка учуяли Кощуна, — усмехнулся Рысий. — Десять пудов деликатеса — не шутка.

Алейко вздрогнул.

— Ничего, тем злее будут, когда останутся с носом, — ободрил Волошек паренька.

— А они останутся? — поёжился тот.

Пучком свежей зелени посреди степи торчал оазис. Серая бетонная стена, подкрашенная закатом, кружала неровным периметром селение. Строители не искали архитектурных изысков, думали больше о защите. Да и некому было любоваться красотой в такой дыре.

На гребне стены маячили рослые воины.

— Остроухие! — воскликнул Чабрец.

Люди присмотрелись и действительно разглядели эльфийских лучников.

— Ну вот, а вы говорили, что все ударились в драп, — заметил Дайарн.

Но в голосе его совсем не звучала радость от встречи с сородичами.

— Не знал, что они вообще живут под Покровом, — заметил Чабрец.

— Это эльфийская пустынь, — сказал Висмут. — Община земледельцев. Такие во множестве встречаются на юге, в бесплодных землях, но и в более холодных краях их иногда можно встретить.

— Земледельцев? — удивился Чернозуб.

— А ты думал, эльфы зарабатывают исключительно биржевыми спекуляциями, ростовщичеством и ювелирным промыслом? — подначил колдун.

— Ну, ещё они врачуют и играют на лютне, — усмехнулся Жирмята.

Припоминая прежние эльфофобские домыслы Чернозуба, каждый находил, чем уязвить бородача. Тот насупился. Как и всякий человек, что столкнулся с явлением, выходящим за рамки устоявшегося мировоззрения, он заподозрил обман.

— Тут и земли-то приличной нет, — буркнул Чернозуб.

— Так вы, вольные вороны, весь чернозём к рукам прибрали. Что эльфам осталось, как не пустыня?

— Тут дело иное, — пояснил Висмут. — Они нарочно выбирают пустынное место и начинают с нуля. Таков у них принцип жизненный — всё от плодородного слоя и до конечного продукта создавать собственноручно. Никакой манны небесной, никаких преференций климата или ландшафта.

— Зачем? — озадачился Чабрец.

— Таковы их каноны свободы. Не зависеть ни от кого. Ни от власти, ни от богов, ни от людей. Они пожелали стать хозяевами своей судьбы. Им некого проклинать за неудачи, некого благодарить за удачу, но зато не перед кем и держать ответ.

— Единственное, что меня сейчас интересует, принимают ли они путников, — сказал Жирмята и покосился на ближайшую стайку гиен. — Ночевать под крышей как-то удобней.

Путников эльфы принимали. Правда, без особой радости. Открыв ворота, стражники молча указали на пару саманных сараев в ближайшем углу посёлка, после чего о гостях будто забыли. Никто не вышел навстречу, никто не расспрашивал о превратностях пути, никто не объяснил, где что найти и чем можно пользоваться. На проходящие вдоль стены тачанки жители поглядывали из окон своих аккуратных домиков, но завести разговор не пытались.

Хорошо хоть колодец рядом с сараями оказался, так что лошадей напоили, а для Кощуна сварганили раствор.

— Какой, однако, нелюдимый здесь народец живёт… — произнёс Чабрец.

— Нелюдь — оттого и нелюдимая, — пошутил Рыжий.

Только когда совсем стемнело, в сараи заглянул круглолицый эльф и принёс свечи.

— Гоблинмых, — представился он. — Есть ли нужда в чём?

Больше всего люди нуждались сейчас в отдыхе, а потому и просьб не последовало. Вразнобой поблагодарили хозяина за заботу и замолчали. Лишь Рыжему вздумалось поболтать. Припомнив слова Висмута о канонах свободы, он стал выпытывать подробности.

— Да какие там каноны, — отмахнулся Гоблинмых. — Проблема бессмертных — вот наш мотив. Молодым нет дороги. Старики не спешат передавать дела и освобождать места. Приходится смиряться и жить под родительской властью веками либо уходить в поисках собственного дела. Вот потому среди эльфов много бродяг…

Он вздохнул.

— Вот вы, небось, гадаете, отчего, мол, имя такое неблагозвучное — Гоблинмых? А всё от того же. От бессмертия. Букв-то в нашем диалекте всего пятьдесят четыре. Много ли имён из них составишь? Называть по живым не принято, а освобождать имена старики не торопятся. Вот и именуемся как попало… Разговор не клеился. Эльф собрался уже уходить, но, взглянув на дремлющего в углу Дайарна, задумался и отозвал Волошека в сторону.

— С твоим отрядом путешествует наш сородич, — сказал Гоблинмых, как только они оказались за дверью. — Будь острожен. Нам известны те, что послали его.

— Послали? Ты имеешь в виду ювелиров?

— Каких таких ювелиров? — озадачился эльф.

— Его же послали найти Опорный камень? — неуверенно спросил Волошек.

— Вовсе нет. Он из тех, кто ищет ключ к вратам.

Озадачив гостя, хозяин ушёл, а тот, немного подумав, направился к соседнему сараю, где вместе с сельскими новобранцами расположился колдун.

Висмут разулся и лежал, пристроив на мешке опухшие ноги. При появлении командира он даже не шевельнулся. Волошек присел рядом на корточки и едва слышно спросил:

— Что ты задумал, отправляясь с нами? Что может сделать здесь Дайарн такого, что вызвало твои опасения? Надеюсь, ты не из тех, кто хочет выставить это племя из нашего мира?

Висмут вздохнул. Ему явно не хотелось касаться скользкой темы. Но поняв, что на сей раз не отвертеться, он убрал ноги с мешка и улыбнулся.

— Тебе встречался хоть один колдун, который бы желал изгнать эльфов? Согласен, встречаются среди нас такие, что недолюбливают остроухих. Но гнать?! Нет. Да мы зависим от них, как морфинисты от зелья!

— Вот как?

— Естественное магическое поле Земли очень слабо. И колдуны до известной тебе катастрофы могли черпать из него в час по чайной ложке. Так, светлячка подпустить хватит или приворожить кого. А эльфы сами по себе существа намагиченные. Своим присутствием они усилили естественный фон, и теперь мы можем куда больше, чем навести порчу или гадать по потрохам.

Он потеребил ухо.

— Уйди эльфы из нашего мира, и мы превратимся в знахарей. Будем собирать травки и врачевать. Да и то недолго. Оккупация не обещает быть мягкой. А с уходом эльфов мы лишимся последнего оружия против чернильников. Не думаешь же ты одолеть их одними клинками?

История. После пивного конвоя Волошек всерьёз взялся за эту науку и поразился, как мало уделяют внимания мелочам те, кто именуют себя историками. Сколько отовсюду торчит намёков, несоответствий… И никто не обращает внимания. А кому говоришь — пожимают плечами, какая, мол, разница — пятьсот лет назад пришли в мир эльфы или тысячу, или всегда здесь обитали. Отец и тот отмахнулся. Не интересно, не важно…

Но даже Волошек проглядел тот факт, что магия пришла в его родной мир вместе с эльфами. Не упоминается она в античных хрониках, только в мифах и сказках. Иначе откуда взялись бы такие предметы, как домагическая полеокретика? Нынче мало кто берётся за осаду без хорошего колдуна или боевых артефактов, но раньше, как утверждают учебники, приходилось сооружать целые осадные города.

А тактика боя? Хотя аристократия и продолжает культивировать «честную сталь» и, скажем, на турнирах любое волшебство строго запрещено, но во время войны колдовством не брезгуют.

— А другие народы, орки, к примеру? — спросил он. — Часть из них решила остаться.

— Нет. Орки по сути те же эльфы, только размагиченные и, как следствие, смертные. Гномы — те да, пожалуй, только они не пожелали развивать в себе дар. Увлеклись технологией, ремеслом.

— Допустим, — согласился Волошек. — Но ты не ответил на главный вопрос.

— Я не знаю, чего он хочет. У эльфов несколько партий, несколько тайных организаций, которые преследуют противоположные цели. Одни желают властвовать над людьми, другие оставить в покое, одни стремятся уйти, другие остаться. Он может быть подослан как теми, так и другими, а быть может, и кем-то ещё, узнать это мы сможем, только когда он начнёт действовать. Я ничего особого не задумал, просто присматриваю за ним, и если он начнёт свою игру, я постараюсь помешать. Вот и всё.

* * *

После ночлега в поселении эльфов Чернозуб стал задумчив. Крушение многих предрассудков повлияло на него больше, чем на молодых соплеменников. Казалось, те в своей неприязни просто следуют традиции, а этот пропускает всё через сердце, через разум. И оттого терзается не в пример товарищам.

На остановке старый воин напросился к командиру на разговор. Вести душеспасительные беседы Волошек не любил и не умел, но просьба Чернозуба стала столь неожиданной, что он не нашёл сразу повода отказать…

— Вы вот думаете, что мы эльфов по темноте своей не любим? — начал бородач.

Волошек промолчал.

— Вижу, так и думаете… Но ошибаетесь вы. Все эти сказки про кровь человеческих младенцев… вон молодёжь пусть перетирает. Историю-то мы знаем. Чай, батюшка просвещал. С их приходом вера упала. Вот в чём главное зло. Разуверились люди в боге едином, как этих исчадий повстречали с их молодостью и бессмертием.

— Мой прадед христианином был, — пожал плечами Волошек. — Никаких притеснений не испытывал.

— А раньше-то каждый князь в любом роду Христа признавал.

— Что с того? А ещё раньше Перуна почитали, а до того, поговаривают, и Одина.

— Всякое бывало, согласен, и впотьмах жили, аки звери, и слова истинного не знали. Да вот как только налаживаться жизнь началась, остроухие-то и вылезли. Разрушили они и уклад вековой, и веру. Кем мы стали? Прислугой при них?

— Прислугой? Это уж как себя кто поставит, — возразил Волошек. — Сейчас враг у нас с ними единый. Что бы там ни было раньше, теперь мы одно дело делаем. А потому не желаю я свар в отряде…

— Одно дело? Ой ли? — начал было Чернозуб.

Но теперь, когда беседа вышла из прежнего доверительного русла и стала походить на спор, Волошек нашёл повод прекратить её.

— Вот что, — оборвал он. — Твоё недоверие к эльфам я понимаю, хотя и не разделяю. Но пока ты в моём отряде, будь любезен не лезть на рожон. И парням своим заповедуй.

Глава десятая СНАДОБЬЕ

Первая за лето серьёзная гроза разразилась как раз тогда, когда её меньше всего желали. Природа напрочь отказалась встать на сторону защитников этого мира.

Они лежали на промокшей земле, уже погрузившись наполовину в грязь, и тяжёлые набухшие влагой плащи вдавливали людей всё глубже. Волошек и Висмут по очереди смотрели в бинокль. Жирмята лежал без дела. Бородачи, рассредоточенные по сторонам, прикрывали фланги.

Однако враг вовсе не помышлял об охватах или коварных ударах, он вообще не подозревал о присутствии людей. Башни двигались маршем одна за другой. Двигались медленно, но заметно быстрее, чем на передовой. Ливень нисколько не мешал им. Вихри шныряли вокруг псовой сворой, но далеко от башен не отходили.

Массивная туча проглотила закат, показав на горизонте лишь розовую дымку. С наступлением темноты разглядеть что-либо мог только Висмут, остальные ловили вспышки молний, что подсвечивали силуэты грозных странников.

— Ровное место, — пробормотал колдун. — Эдакие махины должны притянуть хоть одну.

Он чего-то ждал, но друзья не находили смысла в его бормотании.

Молния ударила в вершину последней башни. Небесную силу та отразить не смогла. И без окуляров было видно, как рваный кусок величиной с воловью шкуру сорвался и отлетел от башни, кружась кленовым семечком. Частые молнии разделяли падение на отдельные картинки, будто небесный художник делал наброски карандашом.

— Есть! — воскликнул Висмут.

— Они всё-таки уязвимы, — произнёс Жирмята. — Вот только бы научиться ещё метать громы.

— Главное не в этом, — поправил колдун. — Как только они пройдут, мы, наконец, заполучим образец их структуры.

— А… — дошло до Рыжего.

Мокнуть им пришлось ещё долго. Всю ночь и весь следующий день башни добирались до горизонта, но только во вторую ночь уползли достаточно далеко.

На рассвете, прихватив Тумлука и Парилу, Висмут правился к дороге. Втроём они притащили слегка изогнутый кусок из странного белого материала, твёрдого как камень и лёгкого словно пена. Возможно, это и была затвердевшая пена, подобная той, рождённой извержением вулкана, что встречается в море. Правда, добыча Висмута оказалась куда прочней.

— Теперь пойдёт дело, — улыбнулся колдун. — Уже ради одного этого стоило лезть в пекло.

Он не вытерпел и всю обратную дорогу пробовал ковырнуть трофей то ножом, то хитрой иглой, но к стоящим исследованиям колдун приступил, когда добрался до своей поклажи. Оказалось, что он таскал собой целую алхимическую лабораторию.

— Это фрагмент верхнего… м-м… Назовём его панцирем, — пояснил Висмут. — Вот тут и тут видны… м-м… сухожилия, соединяющие защиту с телом.

— С телом? — перебил Жирмята. — Так ты полаешь, что эти башни всё же живые?

— Вне всякого сомнения. Причём, судя по небольшому остатку плоти, что мне удалось соскоблить, она у них нежная, как у нашего Кощуна, и уязвимая, если, конечно, пробиться сквозь панцирь.

— И ты надеешься выяснить, как это сделать? — спросил Волошек.

— Мне нужно укрытое от ветра и дождя место и время, — заявил колдун.

* * *

Следующие несколько дней отряд занимался только тем, что обеспечивал работу колдуна, который устроился под тентом. Чабрец расставил охрану, Алейко носил кофе, воду и пищу по первому требованию алхимика.

Висмут колдовал на этот раз скорее в переносном смысле, нежели в прямом. Он возился с множеством склянок, пузырьков, реторт, — мешая жидкости, растворяя порошки, нагревая и охлаждая смеси. Из-под навеса то выползал вонючий туман, то доносились проклятия. Ночами что-то светилось, а однажды выпорхнула птица и, покружив по лагерю, скрылась в лесу.

Мужики поглядывали в сторону тента с большой опаской и недоверием. Они даже попытались роптать, но Чабрец придумал занять их упражнениями, и к вечеру загонял до такой степени, что на ропот не оставалось сил.

Наконец из-под навеса раздался радостный вопль. Вкусившие муштры воины только переглянулись. Даже репортёр лишь привстал, вытянув шею, но не двинулся с места. Под тент поспешили начальники и Алейко, который к воинским порядкам приучиться был не способен в принципе.

— Есть! — Висмут щёлкнул обожжёнными пальцами перед носами высокой комиссии.

Волошек с Жирмятой, осмотрев панцирь, нашли в нём дыру с оплавленными краями. Чабрец поцокал языком.

— Чем это ты? — не без уважения спросил Жирмята.

— Смесь нескольких кислот, растительных вытяжек с кое-какими магическими присадками, — как о чём-то обычном доложил колдун.

— Теперь будет чем снаряжать катапульты, — почти равнодушно заметил Волошек.

Но и его новость всё же обрадовала. По крайней мере, она означала конец безделью.

— Проблема вот в чём: как передать формулу Гарчи? — почесал переносицу Висмут. — Этот говорящий студень переиначит всё на былинный лад, а сложная рецептура не терпит вольностей.

— Тебе остаётся одно, — усмехнулся Жирмята. — Самому зарифмовать состав.

Висмут выругался, а Жирмята задумался.

— Не эта ли самая смесь была в тех пивных бутылкаx, что мы везли в Альмагард? — тихо спросил он.

Волошек поморщился. Предположение друга только усилило его собственные подозрения.

— Если так, то Тург знает больше, чем мне раньше казалось. Вот же гад, он мог бы помочь…

Как ни спешил Волошек продолжить путь, отрядупришлось задержаться ещё на день. Висмут загорелся идеей смастерить стрелы, способные повредить башенный панцирь, а отказываться от такого оружия было бы глупо.

Отряд обшаривал лес в поисках куколок древовошек, из которых колдун намеревался наделать капсул.Узким кривым ножом, о предназначении которого люди могли лишь с содроганием догадываться, Висмут вскрывал куколок и ловко извлекал студенистую начинку. Заметив, что за ним наблюдают, он усмехнулся и отправил одну из личинок в рот.

Селяне брезгливо скривились. Несколько человек метнулись к кустам.

— Не хуже тигровых креветок, — весело сообщил колдун…

Пустых куколок он налаживал поверх наконечников стрел и, заполнив на две трети своей смесью, перехватывал суровой ниткой.

— Оболочка выдержит кислоту несколько часов, поэтому снаряжать их лучше всего перед боем.

Несколько пробных выстрелов показали неплохой результат. С сотни шагов куколки разлетались вдребезги, а колдовская смесь выплёскивалась на трофейный панцирь. Очень скоро тот оказался изъеден во множестве мест.

До сих пор колдуна в отряде не любили. Волошек проморгал момент, когда затаённая неприязнь вылилась в почти открытую ненависть. Все эти новобранцы из вчерашних мужиков притащили с собой суеверия, но ещё не восприняли армейский прагматизм, при котором человек готов держаться хоть чёрта, лишь бы выжить. Сам Волошек привык относиться к колдунам как к обычным людям, обладающим знанием и умением, но кроме этого ничем не отличающимся от прочих. Свою привычку он ошибочно распространял на других. Большинству же мужиков страх застилал глаза. Они видели в Висмуте не человека, но только его колдовское ремесло.

Отношение изменилось только теперь, когда воины увидели от чар конкретную пользу и уверовали в способности колдуна. Они радовались волшебным стрелам, как дети игрушкам, даже вечно хмурый Чернозуб выдавил подобие улыбки и приветливо кивнул Висмуту.

Вместе с Алейко, большим докой по части поэтических метафор, колдуну удалось составить шифровку для Гарчи.

— Генерал не дурак. Думаю, он найдёт среди ополченцев ценителя поэзии.

Висмут сказал это не слишком уверенно. То ли сомневался в догадливости Гарчи, то ли в социальном составе армии.

— Будешь передавать эту песню каждые два часа, — распорядился Волошек. — Не генерал, так кто-нибудь из его офицеров обязательно догадается, в чём тут суть.

* * *

Время, потраченное на изыскания колдуна, позволило вражеской стае обнаружить отряд. Будь мертвецы чуть посмышлёней, они могли бы устроить западню, но эти напали с ходу, наделав много шума и не получив результата. Потеряв всего двух человек, что отправились в лес за хворостом и наткнулись на самое логово, отряд ушёл в отрыв.

Вновь началась гонка. Допустив оплошность в самом начале, упыри постарались взять реванш во время преследования. Обременённый колонной тачанок, отряд вынужден был держаться дорог. Дороги петляли, ватаги нежити шли напрямик. Каким-то чудом они угадывали, куда повернёт отряд, и выдвигались наперехват. Только густой лес до поры сдерживал их, не позволяя обогнать добычу и отрезать ей путь к дальнейшему бегству. Но первый же степной участок должен был привести к окружению.

Висмут с нарастающим подозрением приглядывался к трёхногим, которые встречались всюду, где проходил отряд. Однажды он увидел, как два жирафопода, стоя на удалении версты, повернулись головками друг к другу, словно переглядываясь.

— Триангуляторы! — осенила догадка Висмута.

— Думаешь, они составляют карту местности? — пробурчал Волошек. — Но это не имеет смысла.

Он потряс собственной картой, как бы аргументируя невозможность нормального ориентирования.

— Они ищут путь, — пояснил колдун. — Это разведчики. А ещё они наводят на нас мертвяков.

С этих пор за трёхногими началась настоящая охота. Беззащитных тварей расстреливали из луков и рубили саблями. Возвращаясь из охранения, парни похвалялись друг перед другом отрезанными рожками, которые они придумали цеплять к поясам. Чабрец подогревал дух состязательности, награждая самых удачливых охотников лишней чаркой портвейна.

* * *

Дорога вывела отряд к крупному селению. Его можно было назвать укреплённой деревней, а то и маленьким городком. Угловые дома больше походили на башни, чем на сельское жильё. Между ними тянулся частокол с крепкими воротами посредине. Судя по всему, острожек не являлся импровизацией. Укрепления стояли здесь изначально, а теперь, ввиду угрозы, их лишь усилили баррикадами на улицах и проездах.

— Кажется, упырей здесь готовы встретить достойно, — заметил Чабрец.

— Тут что, дружина засела? — удивился Жирмята. — Чьи эти знамёна?

Волошек не смог узнать рисунка.

— Они составлены не по канонам геральдики, — сказал он. — Какой-нибудь местный самопровозглашённый князёк. Или удачливый разбойник. В любом случае будет нелишним сперва разведать, кто тут хозяйничает.

Чабрец отправился на переговоры. Ему навстречу из ворот вышло полдюжины местных жителей, которые совсем не походили на забитых пахарей. Облачённые в броню, с мечами на поясах или с топорами в руках, они выглядели настоящими воинами. Да, как теперь заметил Волошек, и возделанной земли вокруг селения было немного. Попадались тут и там подсобные огородики, но крупных посевов, за исключением обширного конопляного поля, на глаза не попалось.

Сержант, быстро переговорив, вернулся.

— Это слободка мастеров-оружейников, — доложил он. — До сих пор поставляли оружие и припасы Альмагардской дружине. Но, говорят, вот уже несколько месяцев закупщики не приезжают. Зато полезла нежить.

— Далековато для слободки, — по привычке возразил Рыжий.

— Капризы Покрова, — сказал Висмут. — Теперь припоминаю это местечко. Оно возникло некогда прямо под стенами города, но пространство разметало на клочки колдовством, и слободка оказалась в глуши, правда, как поговаривают старожилы, раз в двенадцать лет село прибивает на прежнее место…

— Надо думать, сейчас не тот случай, — буркнул Чернозуб.

— А было бы удобно добраться до места, отсиживаясь в домах… — усмехнулся Висмут. — Вот славно, если у них найдутся нужные ингредиенты для снаряжения стрел. Моих запасов хватит только на опытные стрельбы. Войны с ними не выиграть.

Жители приняли гостей радушно. Не косились подозрительно на вооружённых людей, подобно забитым властью хлебопашцам, привыкли иметь дело с воинами. В слободке нашлась даже заезжая изба, где останавливались обычно альмагардские закупщики.

— Цеховой староста желает переговорить с тобой, — доложил Жирмята.

— Я же просил избавить меня от подобных церемоний. Мне нужно подумать.

— Есть вопросы, которые можешь решить только ты, — презирая субординацию, Рыжий уселся на лавку, закинул ногу на ногу. — И потом, если они поставляли оружие в Альмагард, то, возможно, знают больше и о чернильниках.

— Зови… — Волошек вздохнул.

Товарищ не оторвал зада от лавки, а только повторил чуть громче распоряжение командира. Вошёл Чабрец и с ним здоровенный парень, тело которого привыкло управляться с тяжёлым молотом.

— Это Шрам, — представил сержант. — Он здесь старший над мастерами.

Парень, кивнув командиру, перевёл взгляд на Рыжего. Тот сидел настолько вальяжно, что больше земляка походил на начальство. Не то чтобы Волошек заревновал, но решил осадить товарища. Он предложил сержанту и старшине сесть по другую от стола сторону. Таким образом, Рыжий оказался в стороне. Свершив мелкую месть, Волошек спросил у Шрама:

— Скажи, вы готовили для Альмагарда какое-нибудь особенное оружие? Вам заказчики рассказывали хоть что-то о противнике? Быть может, говорили о боях и о том, как показал себя ваши изделия?

— Нет, молчуны они были большие, альмагардцы-то. Привозили монету и забирали заказ по списку. Заказ обычный. Требовались, правда, дальнобойные луки, вроде тех, с которыми орки бегают. А так ничего особенного.

— А, скажем, алхимические составы вы для них приготовляли? Магию использовали? Или, быть может, особую закалку клинков, наконечников?

— Ничего такого, — парень помотал головой. — Да и нет у нас колдунов, чтобы хитрости всякие готовить. Обычное честное железо.

— Хорошо, ступай…

Шрам не ушёл.

— Ваши ребята рассказали нам, что происходит. Мы тут переговорили и решили отправиться с вами.

— Но я не набираю войско. Тем более ополчение.

Чабрец взглянул на командира с долей осуждения. Одно дело — путь выбирать против воли соратников, тут он в своей власти. А вот отказ от усиления войска товарищи не поймут. Они пришли сюда бить врагов, а не искать утраченную мечту.

— Я не желаю терять мобильность и обременять себя неопытными бойцами, — пояснил Волошек. — Пусть идут за Покров к Гарчи, или уходят в леса партизанить, или тут остаются семьи защищают. Крепость-то добрая, любой приступ выдержит.

— У нас в достатке лошадей, — возразил Шрам. — Что до умения, то здесь живут лучшие воины, уж поверьте. Какой мастер не владеет собственным оружием?

Волошек задумался. Селян он набрал уже достаточно, а здесь действительно народ обитал на голову поопытней землепашцев. После прежних спонтанных вербовок и отказывать глупо…

— Займись ими, сержант, — махнул он рукой. — Ивпредь решай такие вопросы без меня. Главное — чтобы задержки не вышло. Вот за это тебе ответ держать.

Шрам, поклонившись, вышел. Чабрец умчался довольный, вероятно, уже примеряя в мыслях нашивки лейтенанта.

Груды скопившегося оружия укладывали в тачанки. Превосходные луки, кирасы и кольчуги, клинки топоры… Всё, что душе угодно! Мастера жили отнюдь не бедно. Лошади и тачанки находилось в каждом дворе. Рыжий, пополнив припасы, пребывал в хорошем расположении духа.

— Вот бы такой силищей навалиться, — поделился он с товарищем.

Тот радости его не разделял.

— Никуда мы не будем наваливаться.

Глава одиннадцатая БАШНЯ

Солнце жарило, как полковая вошебойка. Земля обдавала людей драконьим дыханием. Потные пятна на рубахах испарялись, не успевая толком проявиться. Волосы сбились в колтуны, кожа краснела и трескалась… Но спорить со светилом — дело бесполезное, они двигались вперёд.

Длинная колонна из тачанок и всадников поднимала пыль. Много пыли. То, что не оседало на лицах, одежде, лошадях, ветер относил от дороги, сбивая в громадное облако, которое тянулось за корпусом, точно дымный хвост за лесным пожаром. О скрытном движении нечего было и думать.

Каждый раз, вставая вместе со штабной свитой в сторонке и наблюдая за прохождением колонны, Волошек хмурился. Его замысел — просочиться в серёдку Покрова тихо и незаметно, малым отрядом, — приказал долго жить. Они проходили деревню за деревней и обрастали воинами, как старый скряга ненужным хламом.

Может быть, зря он отдал Чабрецу на откуп работу с новобранцами? Сержант слишком рьяно взялся за дело, руководствуясь принципом, что кашу маслом не испортишь. Он принимал в отряд всякого, кто имеет коня и оружие, и только строгий запрет командира не позволял старому вояке сколотить парочку полнокровных пехотных полков.

— Зато и упыри нам больше не досаждают, — угадав сомнения начальника, заметил Чабрец.

Это правда, мертвецы давно отказались от преследования. Отряд разросся настолько, что мог разметать в клочья любую орду. Однако Волошек подозревал, что, игнорируя приказы, Чабрец сам ищет столкновений.

Все эти рассылаемые по сторонам разведывательные группы слишком часто и без серьёзных оснований ввязывались в стычки с нежитью, вынуждая начальников отправлять подкрепление, разворачивать войска в боевые порядки и, как результат, терять целый день на зачистку никому не нужной территории.

Вечерами на разносе десятники прятали глаза, виновато разводили руками и принимали как должное любое взыскание. Но что толку в таком воспитании, если, выйдя от командира, они получали дружеские хлопки товарищей и одобрительную улыбку сержанта.

Война шла помимо воли Волошека, шла у него за спиной, и помешать этому он был не в силах…

— Что-то колдун задерживается, — озаботился Чабрец, вглядываясь в горизонт. — Может, притормозить покуда?

До кромки анклава оставалось не больше полутора вёрст, а Висмут ушёл с авангардом бородачей на ту сторону. Он предпринимал такие вылазки всякий раз, когда природа Покрова позволяла свободно переходить туда и обратно, даже без помощи амулета. Анклавная ассоциация, как называл колдун подобные образования.

Волошек кивнул сержанту. Тот разослал посыльных. Скоро поднимающая пыль колонна встала, разошлась на обе стороны от дороги и, выдвинув по всем направлениям щупальца охранения, превратилась в огромного осьминога. Возможно, Чабрец и допускал своеволие в стычках с упырями, но дисциплину поддерживал строго. Каждый в отряде знал своё место при любом повороте событий. Не успел Волошек слезть с лошади, а несколько ополченцев уже ставили штабной шатёр, в то время как другие водружали над таганом котёл.

Вода закипеть не успела.

— Возвращаются… — сообщил Чабрец. — Видно, с хорошими новостями.

Каким образом сержант всякий раз предугадывал результаты разведки, Волошек только гадал. По лошадиному ходу ли, по осанке людей, или дело не в опыте, а в чутье, так или иначе, но Чабрец почти не ошибался с прогнозом.

Четверо всадников влетели в лагерь. Формально разведку возглавлял Чернозуб, а колдун состоял при нем кем-то вроде проводника. Поэтому Висмут доклад проигнорировал, а, встав в сторонке, принялся болтать с Рыжим.

— Башни! Две штуки! — доложил Чернозуб. — Сопровождение слабое. Полдюжины вихрей, а то и меньше. Движутся нам навстречу. Часов через пять-шесть подойдут к переходу.

В последнее время башни частенько попадались на пути отряда. Трансформация Покрова, вызванная сменой зодиака, растерзала коммуникации чернильников. Застигнутые переменой дорог, колонны башен оказались разбитыми на множество мелких групп, которые, утратив связь с командованием, рыскали по Покрову в поисках выхода.

Но даже такие разрозненные группы вовсе не превратились в лёгкую добычу, и Волошек предпочитал избегать встречи, всякий раз поворачивая отряд в сторону. Благо, уйти от столкновения было нетрудно — медлительные сооружения чернильников не годились для преследования.

Он перевёл взгляд на Висмута, а тот вдруг кивнул на шатёр. Волошек удивился. Собирать совет ради такого пустяка? Обходной путь легко может найти и он сам.

— Показывай, — Волошек развернул карту. Чернозуб нашёл кромку анклава и, отмерив три пальца, указательным другой руки ткнул на дорогу. Будто букашку раздавил.

— Вот здесь они сейчас.

Висмут кивнул. Волошек прошёлся взглядом по подозрительно возбуждённым лицам советников. Что-то имелось у них у всех на уме…

— Уйдём сюда, — решил было он. Молчание.

— А может того… — Чабрец щёлкнул пальцами. — Попробуем?

Висмут с Чернозубом заулыбались, Рыжий хитровато щурился. Вот оно, значит, в чём дело.

— Бросьте! — отмахнулся Волошек. Чабрец проявил настойчивость.

— Парни хотят настоящего боя, — заявил он. — Стычки с упырями и охота на трёхногих — дело хорошее. Мы изрядно почистили Покров от нечисти. Но главная-то угроза не в них. На весь остальной мир, Гарчи прут именно башни, и завалить хотя бы одну из них было бы реальной помощью добровольческой армии.

— Что пользы от гибели пары башен, даже если нам удастся их завалить? — возразил Волошек. — Их тут многие сотни. Тем более те, на которые ты предлагаешь напасть, и без наших стараний потеряны для противника. Они могут блуждать под Покровом хоть целую вечность.

— А моральный аспект? — в сержанте пробудилось красноречие. — Уничтожить башню — это ведь обрести надежду на успех всей кампании, воодушевить людей. И не столько наших, сколько тех, кто остался на той стороне… Ну а кроме того, мы могли бы испытать, наконец, снадобье.

Висмут блеснул глазами. С тех пор как он пополнил запасы в оружейной слободе, у него чесались руки пустить своё средство в ход.

— А ты подумай, чем это грозит нам, — упорствовал Волошек. — Что, если состав не сработает или окажется не столь эффективным? А даже если и сработает, башни успеют испепелить всех, до кого дотянутся. Мы рискуем положить в сомнительной атаке половину отряда. Сколько нужно лучников, чтобы ударить наверняка? Две дюжины? Полсотни? Сто? Ты готов списать их в расход?

Чабрец, как показалось Волошеку, готов был ради успеха на любые жертвы, но спорить с командиром не решился. А тот нахмурился. Вот оно — бремя власти. Друзья не поймут, если он откажет им в отличной возможности куснуть противника. С другой стороны, командир не должен идти у подчинённых на поводу. Сейчас им хочется в бой, а завтра приспичит деревню пограбить, с селянками расслабиться.

— Ну, а если появится возможность обойтись малой кровью? — спросил Висмут.

— Вот тогда и будет о чём говорить. Однако негодники всё просчитали заранее.

— Изволь, — колдун указал на карту. — Эта сахарная парочка движется сюда, к нам. Мы, конечно, легко уйдём, пока они доползут, но можно и задержаться. Смотри. Передовая башня перескочит в наш анклав и окажется одна-одинёшенька всего в двух сотнях шагов от вот этого вот холма. Если там заранее поставить лучников, они успеют дать залп, прежде чем башня среагирует. Вторая же ещё долго будет топтаться в соседнем анклаве и не сможет нам помешать. Мы легко уйдём по одной из этих дорог.

Если честно, замысел был неплох, но Волошек стал придираться.

— Но как поймать башню на переходе? — спросил он.

— Просто, — заверил колдун. — Я отправлюсь на ту сторону с Кощуном и подам через него сигнал. Если всё как следует рассчитать, то лучники смогут ударить, ещё не увидев врага.

— Рисковать связью? Один у нас Кощун-то.

— Невелик риск. Мы же не станем к ним приближаться. Так, издали понаблюдаем, а потом соседним переходом к вам вернёмся. Зато какая возможность!

— Уговорили, — сдался Волошек, но от маленькой мести не удержался. — Отряд стрелков наберём из добровольцев, а поведу его я.

Товарищи разом напряглись. Ага! Хоть это проняло.

— Хм. Стоит ли так рисковать? — Висмут облёк в вопрос общее сомнение.

— Ты же только что утверждал, будто малой кровью можно обойтись, — нарочито беззаботно ответил Волошек.

— Твоя кровь — не малость, — буркнул колдун.

— Что ж, это заставит тебя тщательнее подойти к подготовке.

* * *

Висмут воткнул прутик с маленьким флажком посреди дороги. То есть это казалось так, будто дорога продолжается дальше, за вешку, на самом деле уже в пяди от неё проходила кромка анклава. Лучники, отряженные в ударный отряд, наблюдали за вознёй колдуна с возвышенности. Холм напоминал формой цветок ромашки, от которого при гадании оторвали почти все лепестки, кроме двух: «любит — не любит». Тот, на котором расположились всадники, длинным пологим склоном спускался от центрального кургана к дороге, второй тянулся параллельно ей. Здесь же крутился Чабрец со своими бородачами. Под склоном стояла тачанка. Алейко привычно занимался моллюском. Колдун вернулся к холму.

— Попадёшь? — спросил он одного из слободских мастеров.

— А то! — хмыкнул лучник.

— Стреляй прямо сейчас.

Тот недовольно буркнул, дескать, не мальчишка — испытания держать.

— Выполнять! — приказал Волошек.

Наблюдая за короткой подготовкой, прицеливанием, выстрелом, провожая взглядом стрелу в полёте, Висмут отсчитывал губами мгновения.

— Жаль, хронометра точного нет, — сказал он. — Ну и так, полагаю, сойдёт.

После этого вместе с Алейко колдун некоторое время экспериментировал с Кощуном, вернее, с поэтическим стилем и скоростью восприятия моллюска.

— После первой строки изготовка, — наконец сказал Висмут Волошеку. — После второй — залп.

Он забрался на подножку тачанки и кивнул Алейко.

— Гони!

Тачанка пронеслась мимо вешки и вдруг пропала. Клубы пыли пару минут отчётливо обозначали границу анклава, потом развеялись. По всем расчётам у них в запасе было ещё около часа времени.

Прогнав Чабреца в тыл, Волошек расставил людей по гребню холма.

— Башню мы не увидим, пока она не перевалится через проход, а тогда стрелять будет поздно, — напомнил он. — Поэтому просто представьте, что она уже стоит на месте вешки. Стрелять по моей команде, после чего сразу же откатываться под склон;

Сам Волошек занял позицию на пределе дистанции, на самом конце «лепестка». Он надеялся успеть отпрянуть, случись вдруг неприятность.

Ожидание оказалось штукой неприятной. Сколько ни напрягайся, а в отсутствие других средств связи, кроме моллюска, сигнал всё равно прозвучит неожиданно.

Так оно и случилось.

— Мрачная тень легла на равнины, — ожил слухач.

— Товсь! — крикнул Волошек, едва заслышал первое слово.

Люди вскочили. Мгновение потребовалось им, чтобы поднять луки, ещё одно, чтобы наложить стрелы и натянуть тетиву.

— Ворог коварный черту преступает, — продолжил моллюск.

— Пли!

Лучники ударили по пустому месту. Стрелы неровной стаей взмыли к солнцу и, зависнув в небе, устремились вниз. Вместо того чтобы скатиться вниз и укрыться за гребнем, большинство лучников уставилось на пустую дорогу, к которой приближались их стрелы.

Башни всё ещё не было. Одинокая вешка ждала ядовитых укусов, предназначенных вовсе не ей. Слухач надрывался пафосом, вещая про тяжёлую поступь, которой сотрясается твердь, про замолкших птиц, годное дыхание врага и тому подобную чушь. Волошек не слушал, он нервничал. Его подмывало скомандовать второй залп. Он испугался, что Висмут ошибся в расчётах и задумка расстроилась.

Колдун не ошибся. Словно из ниоткуда возникла башня. Окажись на её месте проворный дракон, даже не успел бы среагировать. Стрелы клюнули тело, полсотни оболочек разбились, выплеснув на врага колдовское снадобье. Основной удар пришёлся под основание башни.

Та сперва вздрогнула. В местах поражения продлись тёмные пятна ожогов. От них потянулся дымок. Башня завалилась вперёд и немного набок, а как только коснулась земли, вдруг полыхнула зелёным пламенем и распалась на куски.

Воины взревели, потрясая луками и подбрасывая вверх шапки.

— Уходим, — приказал Волошек.

Можно было и не спешить. Следующая башня, если верить Чернозубу, появится здесь не скоро.

— Может, и вторую того? — предложил один из десятников.

Волошек покачал головой. Подобные мысли соблазнили и его. Но теперь он имел железный аргумент для отказа. Он не договаривался с Висмутом о второй атаке, значит, и сигнал вовремя подан не будет.

Увидев на лице командира сомнение, воины медлили.

— Выполнять приказ! — рявкнул Волошек и поймал себя на том, что не знает даже имён собственных десятников.

Висмут догнал их часом спустя. Ему пришлось переходить границу далеко от холма.

— Жаль, не смог осмотреть обломки, — только и сказал он.

* * *

Ещё дважды они устраивали подобные засады и всякий раз обходилось без потерь. Мало того, унося ноги с места последней стычки, отряд наткнулся на толпу мертвецов и с ходу разгромил нежить. Люди преобразились. Глаза вчерашних селян наполнила жажда битвы. Адреналин вперемешку с тестостероном хлестал через край.

Дабы остудить народ, пока он не вышел из-под контроля, Волошек объявил днёвку. Чабрец получил строгий приказ «навести гигиену». Одежду стирали, прожаривали, владельцев десятками пропускали через импровизированную баню. Лагерь скоро наполнился чистыми и, к радости командира, умиротворёнными людьми.

Журналист наговаривал Кощуну очередной репортаж о победной поступи корпуса, как называли теперь отряд на той стороне фронта. Кроме Алейко, никто не слушал прямых репортажей свихнувшегося на эпосе моллюска. Все выжидали час-другой и ловили пересказы событий от столичных вещунов.

— …Тимьян Вредный сообщает. Экспедиционный корпус полковника Деймоса продолжает свой героический рейд по тылам чернильников. Коммуникации противника дезорганизованы. Снабжение фронта сорвано. Наступление выдохлось.

Корпусом отряд окрестили репортёры (на самом деле войско едва дотягивало до двух полных рот), а вот в полковники Волошека произвёл Гарчи. Об этом, как и обо всём, что происходит на той стороне, люди узнавали из выпусков новостей. Новому чину командиpa они радовались точно дети, хотя сам новоиспечённый полковник остался равнодушен к карьерному росту.

— На фронте генерала Гарчи без перемен, — доносилось из слухача. — Продолжаются мелкие столкновения. За прошедшие сутки уничтожено около двух десятков чёрных вихрей, огнём катапульт причинён значительный ущерб нескольким боевым башням чернильников.

Журналист, отработав хлеб, теперь сидел в стороне и забивал блокнот плотными строчками случайных мыслей. Пережёванные Кощуном репортажи его удручали, и он нашёл отдушину в записях.

— Вернусь, книжонку тисну, — сказал он Алейко. Парень почитал беллетристов, может, чуть менее боготворимых эльфов. Писатель для него был почти небожителем, своеобразной тенью Творца.

— Если Творец так же халтурил, то нечего и удивляться, что мир под угрозой, — заметил по этому поводу Жирмята.

Волошек отделился от кучки слушателей и побрёл своему шатру. Его мысли в который раз терзали сомнения. Желание побыстрее попасть в Альмагард последние дни сменилось осторожностью. Вдобавок то и дело всплывали мелкие резоны, вроде нынешней остановки, попытки отыскать короткий путь вдруг приводили к неожиданным стычкам, победам, а цель отнюдь не становилась ближе.

— Я больше не буду отговаривать тебя, — ухмылялся, потягивая винцо, Жирмята. — Следуя за тобой, мы натыкаемся на врага куда чаще, чем если бы искали его нарочно.

— Хочешь сказать, мне не везёт?

— Не везёт?! Да нет же, лопни моя печень! Ты запудрил мозги самой Судьбе! — Жирмята поднял палец. — Возможно, ищи мы боя нарочно, то давно лежали бы горсткой пепла в бурьяне. А ты своими метаниями выводишь нас туда, где она, судьба то есть, не успела подготовить встречу. Парни тебя боготворят, шепчутся, что на тебе лежит печать богов, что, мол, ты избранник небес…

— Ну тебя в пень, Рыжий, — разозлился Волошек.

— Хоть в печь, только горшком не зови! — переиначил тот поговорку.

* * *

Очередной бой с башней вышел не таким удачным.

Редкий случай. Башня то ли отбилась от группы и заплутала, то ли перескочила случайно не в тот анклав, то ли нарочно пущена была впереди основных сил в целях разведки или поиска пути. Так или иначе, она двигалась в полном одиночестве. Вокруг не оказалось ни вихрей, ни упырей, ни даже жирафоподов.

Дожидаться, когда медлительная махина доберётся до перехода, чтобы подловить её, как прежде, неожиданным залпом, и бойцам, и командирам показалось излишней тратой времени, а Волошек, уверовав в судьбу, пустил дело на самотёк и оказался не столь придирчив во время проработки операции. Всех охватила победная эйфория.

— Там есть удобный овражек, — излагал план Чабрец. — Эта дура бредёт как раз в его сторону. Часа через три окажется на дистанции выстрела. Засядем в овражке и подождём, из хороших луков добьём и за пять сотен шагов. А промахнуться по такой цели сложно.

— Действуй, — одобрил Волошек.

Чабрец отобрал лучников из числа оружейников и селян по количеству снаряженных Висмутом стрел.

Воины отправлялись на дело с шутками, оставшиеся в лагере завидовали ушедшим.

А потом произошла катастрофа. Полсотни бойцов команде сержанта разом выстрелили из луков и, как прежде, жаждали насладиться результатом. Но теперь залп, и самих стрелков не укрыла призрачная граница между анклавами. Пока стрелы летели, башня дважды прошлась лучами по кромке оврага. Три дюжины мужиков разлетелись мельчайшими шматками мяса, а Чабрец уцелел только чудом.

Вероятно, зачатки разума у башни имелись. Мозги её и сгубили. На летящие косяком стрелы она не обратила внимания. Стрелы ведь не живые и слишком лёгкие, чтобы причинить вред.

Волошек наблюдал бой издалека. Зрелище взрывающихся людских тел, страшного гуляша из человечины, вызвало в груди приступ боли. Это гибли его солдаты, пусть незнакомые, пусть случайно попавшие в отряд, но люди, за которых он отвечал. Пусть только перед самим собой.

Волошек впервые столкнулся с массовой гибелью подчинённых. И хуже того — с гибелью совершенно ненужной, глупой. Курсантов в академии не учили переживать за солдат. Математические расчёты, отношение своих и чужих потерь к полученной тактике или стратегической выгоде — вот аксиома военного искусства. Простое уравнение, где погибшие были одним из чисел.

А сами бойцы? Они взревели, едва башня разделила участь прежних врагов. Покрытые кровью, ошмётками плоти товарищей, словно веснушками, их лица наполнились торжеством. Переживал за погибших, казалось, один лишь Волошек.

Прискакал гонец от сержанта. Доложил о потерях. Раненых не было. Оружие чернильников либо убивало, либо оставляло людей невредимыми. Эльф опять остался без работы.

— Привал, — произнёс Волошек так, чтобы гонец услышал.

Потирая грудь, он присел под ближайшее дерево.

Когда дым рассеялся, Висмут отправился к башне в надежде изучить её внутренности. Он потерпел неудачу. Всё, кроме защитного покрытия, выгорело дотла. По сути, на дороге лежала только скорлупа, наполненная прахом.

Колдун собрал пару горстей пепла для исследования, но разобраться в иномирной физиологии не сумел. Он вернулся мрачный и молча уселся рядом с Волошеком. Чабрец так и не появился. Видимо, счёл за благо избегать до поры командира.

Отдохнуть высокому начальству спокойно не дали. По отряду прошёл слух, будто панцирь можно приспособить вместо доспехов и он убережёт от гибельного огня. От человеческого оружия уж точно. Воины отпрашивались у десятников и подбирали на дороге куски. Вот только ни подогнать защиту под фигуру, ни даже проделать дырки для привязи они не могли. Материал чужаков не поддавался.

Тогда-то бойцы и потянулись к Висмуту, упрашивая того прожечь дырки.

— Уйдите, — ругался колдун. — Я вам не закройщик.

Простые мужики оказались сметливее воинов и оружейников. Они собирали мелкие фрагменты панциря и попросту вшивали их в свои телогрейки.

— Снадобье закончилось, — сообщил после долгого молчания Висмут. — Мне нужны реагенты. В деревнях их не добыть. Нужно двигать в Альмагард.

— Или в Чёрный Форт, — добавил Волошек. Висмут повернул к нему голову.

— Я думал, тебе не терпится добраться до Розовой Цитадели.

— Если честно, то я побаиваюсь, — признался Волошек. — Боюсь того, что могу там найти…. Или не найти…

Глава двенадцатая ФОРТ

Воинство росло как на дрожжах. Каждый день к ним прибивались подозрительные ватаги, отряды сельских ополченцев, купеческие поезда, авантюристы-одиночки, застигнутые вторжением под Покровом.

Несмотря на пространственный хаос, слухи о рейдирующем корпусе расходились удивительно быстро. Встречи с ним искали нарочно, одни из желания присоединиться к борьбе, другие — чтобы уцелеть.

Многих людей Волошек не то что не помнил по именам, но вовсе не узнавал в лицо. Чабрец вполне справлялся с работой, и командующий очень скоро превратился для рядовых бойцов в величину запретную. Люди смотрели на него, как на полубога, а всегдашнюю отстранённость, блуждающий взгляд, скользящий по встречным лицам, воины воспринимали как должное — полубог не обязан помнить о каждом из них.

В его чутьё, в его удачу верили абсолютно. Призы, переданные от имени полковника, бросались исполнять с невиданным рвением, даже если дело касалось чистки лошадей или приготовления пищи, солдаты готовы были умереть за своего командира, но вместе с тем не сомневались, что он приведёт их победе, а не к смерти.

Даже парни, с которыми он вышел из Чернигова, мало-помалу заразились общим настроением. Конечно, в святость полковника они не верили, но всячески подыгрывали сложившемуся у бойцов образу. Не бескорыстно. Кое-что от командирской славы перепадало и им, как старым соратникам.

Волошек вдруг понял, что нуждается в оппоненте. Раньше с ним спорил Жирмята, спорил до хрипоты. Но, решив для себя однажды, что товарищ дурачит Судьбу, и он перестал возражать. Потому теперь, дабы не утратить чувство реальности, сомневаться в правильности выбранного пути приходилось самому Волошеку.

Что гонит его вперёд, заставляя выписывать малопонятные даже ему самому вензеля? Любовь? Но он никогда не поддевался на сентиментальные крючки.

Однако краткое свидание, уже тогда почти не отличимое от сна, превратилось со временем в ноющую занозу. Он неожиданно прикоснулся к страсти и был удалён раньше, чем успел распробовать вкус. Нехватку ощущений восполнило воображение. Иллюзия захватила его мысли. Но почему только теперь? Четыре года сердце молчало и вот вдруг полыхнуло этим странным ощущением неутолённой жажды.

Волошек был уверен: продлись их с Ксюшей отношения некоторое время, он бы успел насладиться ими, распробовать, и теперь, возможно, не мчался бы сломя голову. Четырёх лет с лихвой хватало, чтобы успокоиться, переварить чувства, положить их в разряд приятных воспоминаний, которыми можно пользоваться по необходимости, под настроение, но которые не вмешиваются в жизнь.

Так что же, получается, он гонится за миражом?

С этим, казалось бы, простеньким и логичным заключением Волошек согласиться не мог. Потому что был ещё Тург. Начальник службы безопасности, письмо которого позвало в дорогу. А Тург являл собой воплощение интриги. Он был игроком, мастером манипуляции. Любое его слово, любое действие имели двойное дно. А заглянуть под лысую черепушку, чтобы узнать потаённые мысли, не удавалось, наверное, и самим богам.

Нет. Если любовь и привела Волошека на войну, то теперь вела не она. В основе его метаний, зигзагов, перемен настроения была боязнь сплясать под чужую дудку.

Отчасти сознательно, отчасти по наитию, он старался действовать так, чтобы не стать игрушкой ни руках Турга, ни в руках Гарчи, ни тем паче в руках его странных спутников, каждый из которых преследовал собственные, весьма мутные, цели. Может быть, и не стоило придавать чужим интригам такое значение, вообще принимать их всерьёз, но он не мог перебороть себя, и в стремлении оборвать поводок, возможно, перегибал палку.

— Ты параноик, — усмехался Жирмята. — Но дай тебе боги здоровья с твоей паранойей.

* * *

Корпус на марше растягивался на целую версту, а то и больше. Амулеты не справлялись с такой прорвой народу. Во время скачков возникала угроза, что колонна порвётся и хвост затеряется на магических тропах.

Вернуться за ним, даже с амулетом, — задача не изпростых. Переходы между анклавами редко работают в обе стороны. Чтобы собрать отставших, корпусупришлось бы надолго вставать, ждать, пока они отыщут обходную дорогу. Всё это означало потерю времени.

Волошек нервничал. Он клял свою уступчивость, из-за которой теперь оброс людьми, животными, тачанками, припасами и значительно утратил мобильность. Не желая рисковать миссией, он собрал в голову колонны самых полезных, с его точки зрения, людей, а перед каждым скачком войско подтягивалось, сбивалось в плотную кучу и, двигаясь, словно отара овец, переходило в следующий анклав.

И всё же однажды хвост отрезало. Так сказать, по самую голову.

Вместе с командиром незримую черту успел пересечь штаб да три десятка всадников, главным образом оружейники из слободы. Из знакомых рядом оказались Рыжий, Чабрец и Висмут, а также Алейко, сопровождающий Кощуна. По ту сторону магических врат остались бородачи вместе с Лысиком, журналист, эльф и все те, кто прибился к отряду в начале похода.

Волошек ещё некоторое время ждал, надеясь, что переход одолеют и остальные, но, поняв тщетность дальнейших ожиданий, объявил привал.

— Проклятье! — он развернул карту. — Мы почти уже вышли к Чёрному Форту.

— Их могло вынести вот сюда, — палец колдуна упёрся в отдалённый анклав. — Могло отбросить назад или куда угодно ещё… Зона тут весьма зыбкая. В любом случае им быстро не выбраться.

— Так что, возвращаться? — произнёс Рыжий. Волошек возвращаться не желал, о чём заявил твёрдо.

— Я могу сходить за ними, — предложил Висмут. — Мне будет проще сориентироваться. К вечеру вы доберётесь до Чёрного Форта, там всех и дождётесь. А нет, так сами управитесь. Оттуда дорога проще, да и Формикус поможет, если застанете его дома.

— Возьми слухача, — посоветовал Волошек. Терять колдуна было жалко.

Пока Висмут изучал карту, запоминая соседние участки и варианты переходов, Рыжий сбегал за слухачом. Чабрец, построив остатки войск, доложил подчинённым о текущем моменте. Оружейники ничуть не расстроились, узнав, что оторвались от основных сил. Ведь с ними остался их командир, а уж он найдёт способ воссоединить корпус.

— Короче говоря, пусть Ганеш думает, у него голова большая, — пробурчал Волошек.

Проводив колдуна к ближайшему переходу, они двинулись дальше.

* * *

Чёрный Форт обветшал, поседел, подобно дряхлому старцу. Обильные отложения соли на стенах сделали его похожим на снежную крепость. Куда бы ни падал взгляд, он натыкался на следы запустения. Озеро превратилось в болото. Его берега заросли камышом, по поверхности плавали поля ряски. Ведущая воротам дамба в нескольких местах была сильно разрушена паводками, и тачанку приходилось перетаскивать через промоины чуть ли не на руках.

Ворота оказались не заперты, а двор пуст. Сараи конюшни покосились, пахло древесной гнилью, никаких следов штурма или пожара, форт просто поддался времени.

Бойцы озирались, с любопытством разглядывая полуразрушенные укрепления. Возможно, эти руины надолго станут их домом. Волошек подозвал Чабреца.

— Займись обороной, — распорядился он. — Людей на стены поставь, на хозяйство, пристрой лошадей, посмотри, где починить что нужно, в общем, действуй. А мы с Рыжим внутри поищем, может, заснул хозяин. Или хотя бы записку оставил.

Облазив весь форт и не обнаружив ни записки, ни каких-либо следов Формикуса, они поднялись в библиотеку. Здесь всё было как прежде. Только Лосиная Голова на стене не подавала признаков жизни. Глаза её были закрыты, из пасти свешивался мясистый язык. Посиневший, почти чёрный и какой-то засохший…

— Давненько, видать, хозяин ушёл, — произнёс Жирмята.

Он плюхнулся в единственное кресло и вытянул ноги к остывшему камину. Когда друзья оставались наедине, субординация забывалась. Видимо, компенсируя прежнее вынужденное чинопочитание, Рыжий становился даже менее учтив, чем обычно по жизни.

— Дровишек не принесёшь? — попросил он с ухмылкой.

— Я так рассчитывал на помощь Формикуса! — вздохнул Волошек, машинально ища взглядом уголь или поленья.

— Старик наверняка сбежал.

— Или ушёл в Альмагард.

— Брось! Никто не рвётся спасать этот грёбаный мир. Взять хотя бы нас. Один, прикрываясь судьбами мира, отправился спасать даму сердца и втянул в авантюру товарища. Ещё один кропает книжонку о ходе спасения и передаёт репортажи. Эльф ищет своё, колдун приглядывает за эльфом.

— А солдаты?

— Они всегда гибнут за чужой интерес.

— Ты циник!

Внизу послышался грохот.

Друзья поспешили в подвал, хотя совсем недавно проверяли его. Хозяина там не оказалось, но в одной из кладовых комнат они наткнулись на Алейко, который шарил по полкам, методично заглядывая в каждую банку, короб или мешок.

— Ты чего по чужим закромам шаришь? — наехал на паренька Рыжий. — Нужно что — обратись к интенданту, то есть ко мне.

— Соль, понимаешь, морская кончилась, — виновато ответил тот. — Нечем Кощуна смачивать. Вот думал хотя бы обычную пищевую найти.

— Это ты зря так думал, — ухмыльнулся Жирмята. — Жил тут один любитель соли. Всю начисто смёл. Оттого и подох, наверно.

Намётанным интендантским взглядом он оглядел кладовую. Сняв крышку с кадки, выловил огурец. Захрустел.

— Рассолом попробуй.

* * *

Формикус появился через два дня. Сторожа прозевали его приход, а, скорее всего, тот и не приходил привычном понимании. Старик просто возник посреди двора и, сдержанно кивнув Волошеку, словно они расстались только вчера, придирчиво осмотрел самозваный гарнизон и следы ремонта.

— Пустое, — махнул он рукой. — Сюда эти черти не сунутся. Лучше бы сарай подновили.

Волошек проигнорировал стариковское брюзжаниe. Он обрадовался хозяину. С души свалился пудовый камень, а с плеч гора. Теперь, по крайней мере, коe-что прояснится.

Однако колдун не спешил с рассказами, напротив, пригласив Волошека в библиотеку, ещё по дороге принялся расспрашивать сам.

— Что там? Князья, небось, драпанули?

— Да, но большинство погибло. Против чернильников выступила добровольческая армия. Собственно, мы действуем от её имени.

— Ополчение? — морщины на лице Формикуса сдвинулись. — Вот уж не ожидал. Кто с вами из колдунов?

— Висмут.

— Недурственный выбор, — похвалил старик.

— Да не было у меня никакого выбора. Он один только и вызвался идти.

— Я не чувствую его присутствия в форте. Где он сейчас?

— Отправился отставших разыскивать. Подрезало нас на последнем переходе.

— Покров лихорадит, — согласился хозяин. — Я вот тоже тут вокруг побродил. Мохнатые друзья попросили. Искали мы разбойников, что под шумок решили похитить Опорный камень. Но опытные оказались мерзавцы, знают, как следы путать. Не достали мы их.

Кто такие эти мохнатые друзья, Волошек уточнять не стал.

— Ещё на самой границе Покрова к нам пристал один человек, который был в плену у странной шайки, — припомнил он. — Утверждал, что разбойники пытали его насчёт Опорного камня. Тогда нам не до них было, сами бегством спасались, а теперь этот парень потерялся. Но мы и позже на их следы несколько раз натыкались.

— Натыкались… — проворчал Формикус. — Нужно было присмотреться к ним повнимательнее. Знаешь ли ты, что в шайке верховодит тот парень, который шёл тогда с вами, с конвоем…

— Дастин? — удивился Волошек.

— Тьфу ты, — разозлился колдун. — При чём здесь Дастин?

— Но из конвоя дошли до Альмагарда только четверо, — заявил Волошек. — Ксюша не парень, мы с Рыжим здесь, остаётся Дастин.

— Детектив, чтоб тебя! Не знаю я, кто из вас добрался до цитадели, я говорю о тех, что ночевали тогда в Чёрном Форте.

— Но остальные погибли, — удивился Волошек. — Хотя вру… Погибли не все.

— Ну вот, видишь…

— Сейтсман сбежал тогда… Мы так и не поняли, на кого он работал. На гномов или на чернильников.

— Возможно ни на тех ни на других. Похоже, парень сам по себе действует. Охотник за артефактами, а попросту говоря, гробокопатель. Но и у живых отобрать не брезгует, коли случай представится. Любопытно, как он собирается этот камень вытащить, так, чтобы ему не рухнула на голову небесная твердь.

Как всегда, без спросу прибрёл Алейко. Лениво кивнув начальству, он принялся бродить среди стеллажей.

— Н-да, — Формикус только теперь окинул взглядом библиотеку. И заметил, наконец, безжизненную Лосиную Голову.

Хозяин отнюдь не опечалился. Он подошёл к стене и, вытащив точно из воздуха прутик, стеганул с оттяжкой по языку.

Язык дёрнулся, попытался втянуться внутрь пасти, но сил не хватило. Приоткрылись глаза. Муть во взгляде стало понемногу уносить потоком разума. Голова попыталась сглотнуть слюну, но таковой не оказалось, и дело закончилось кашлем.

— Воды, — просипела Голова.

— Смотри-ка! — воскликнул колдун. — Впервые слышу, чтобы он попросил что-то кроме соли.

— Шёл бы ты, старикан, со своими шуточками. У меня в брюхе пустыня адская, там скорпионы бегают…

— Нет у тебя никакого брюха, — хихикнул колдун. — А пустыня разве что в голове.

Он достал спринцовку и брызнул в пасть немного воды.

— Теория струн, — послышалось бормотание Алейко. Они обернулись на голос. Паренёк стоял с книгой в руках. Он раскрыл её, удивился. Глянул ещё раз для верности на обложку и произнёс задумчиво:

— Странный учебник. На ноты не похоже. Значки совсем не музыкальные.

— Что-о? — налетев коршуном, Формикус выхватил книгу. — Какой идиот засунул трактат по физике на полку с дурацкими песнями? Я искал его несколько лет, пытаясь разобраться в природе межпространственных переходов.

Он пролистал страницы, словно боялся, что ополченцы растащили их на самокрутки.

— Наверняка и «Призрачное действие» засунули куда-нибудь к нежити, — проворчал хозяин. — Нет, ну для кого существует классификатор?

Волошек покраснел. Кажется, именно он некогда переставил в библиотеке пару томов.

* * *

На следующий день объявился Висмут. Усталый и злой. Ему мало кого удалось найти. Корпус разметало по анклавам, и с колдуном вышли только бородачи и пара десятков ополченцев.

— Ворожба чужая, как пить дать, — оправдывался колдун, пошатываясь. — Я ещё тогда почуял, когда переход накрылся. Не в амулетах там дело было. Возмущение какое-то. Как топором ухнуло…

Висмут, наконец, не выдержал, опустился прямо на утоптанную землю дворика и прислонился спиной к бочонку.

— Привет, — сказал он, заметив подошедшего Формикуса.

— Покров им не по зубам, но ключики пытаются подобрать… — согласился тот. — Время от времени кое-что и получается.

— Так что же теперь? — озаботился Волошек.

— Я пирамидки из камней поставил в разных местах, — сказал Висмут. — С записками, куда идти да какие молитвы читать. Не дураки — так выберутся потихоньку, а коли дураками окажутся…

Раздался негромкий храп. Висмут заснул на середине фразы.

Прихватив пару бутылок дорогого вина, Формикус привёл Волошека на гребень стены. Здесь на одной из дозорных площадок у старика было устроено уютное гнёздышко. Два кресла, столик между ними и проём в стене позволяли с комфортом обозревать все окрестности форта.

— Закат отсюда особенно хорош, — промурлыкал старик, укрывая ноги клетчатым пледом.

Они потягивали вино и наблюдали, как из леса выходят люди. По одиночке и группками, с лошадями и без. Ошмётки корпуса прибивало к стенам крепости, как мусор, что выносит волнами на берег после кораблекрушения.

— А у тебя неплохое войско, парень, — заметил колдун, откусывая кончик сигары. — Собираешься раскровянить нос чернильникам?

— Как получится, — Волошеку не хотелось рассказывать о своих личных проблемах.

— Я помогу, — пообещал Формикус, выпустив клуб дыма. — Хорошо, что вы сюда завернули и меня дождались. Я следил за ними с первого дня вторжения, кое-что успел выяснить. Сюда-то им дороги нет, а мне удобно контролировать прилегающие районы с помощью жучков. Так что я выследил. Но в одиночку тут мало что сделаешь. А вместе, пожалуй, и навалимся…

На опушке леса появились Дайарн и Тимьян. Они вели лошадей под уздцы и оживлённо спорили.

— Ого! Смотрю, с вами и эльф отправился?

— Напросился… — буркнул Волошек и только потом понял, что слова прозвучали как оправдание.

Будто он виноватым себя чувствовал, что не смог отшить остроухого.

Тут он вспомнил разговор с отрядным колдуном.

— Висмут утверждает, будто на эльфах вся наша магия держится. И, мол, с их уходом мы лишимся последней надежды. Это верно?

— Верно, да не совсем. В уходе эльфов, а значит, и в отказе от магии, возможно, единственный выход. Ведь чернильники, как и мы, существа немагичные. Они черпают силу из того же источника. Иссякни поле — и все их башни, вихри и истребители драконов станут обычным хламом.

Он подумал и погасил сигару.

— Многое они могут только в своём собственном мире. Он переполнен магией, так как чернильники выкачивают её отовсюду. Из других миров, из пространства… А наше поле слабовато. Оно способно поддерживать их магические устройства, но создавать, творить в нашем мире сложно. Здесь возможны большей частью иллюзии, ну, мелкие пакости ещё…

Впрочем, я не уверен.

Два следующих дня бойцы продолжали выходить к форту, и скоро народу во двор набилось столько, что пришлось срочно возводить лагерь за стенами. Но затем людской поток резко иссяк. За третий день не вышло ни единого человека. Чабрец провёл перекличку. Корпус не досчитался полсотни людей и половины тачанок с припасами.

— Там башни стоят на дороге, — хмуро заметил Радик, вышедший одним из последних. — Может, кто и угодил на них в темноте.

* * *

Совет проводили в библиотеке. Кроме корпусного штаба и хозяина на него по настоянию Формикуса пригласили эльфа. Лосиную Голову никто не звал, но исказать, что она явилась без приглашения, тоже было нельзя.

Ещё раз выслушав рассказ Волошека, Формикус поделился результатами наблюдений:

— Собственно чернильников здесь мало. Не больше дюжины. Увидеть их удаётся не часто, ещё реже они встречаются друг с другом, чтобы можно было подслушать разговор.

— Как хоть они выглядят? — спросил Чабрец.

— Обычные люди, — пожал плечами колдун. — Но мощные маги. Сильнее любого из наших или эльфийских. Однако ленивые до жути… и снобы, каких свет не видывал. Припёрлись нас завоёвывать, но даже не соизволили осмотреться толком, мир изучить. Ни культура наша их не интересует, ни технология, ни возможности сопротивления.

— Если они возомнили себя богами, — заметил Рыжий, — то этим нужно воспользоваться.

— Они считают себя почти богами, это правда, — согласился Формикус. — Проблема в том, что они и на самом деле приблизились к высшему уровню организации, к такому, где собственно организация сходит на нет. Их общество преодолело зависимость от ресурсов. Всё, что нужно, они могут создавать с помощью магии. Причём, как я понимаю, каждый индивид может создавать всё, что только пожелает. Любые новации, любая информация становятся общим достоянием. Как следствие, такая открытая система привела к ликвидации каст или классов, или что уних там было раньше, не знаю. Говоря попросту, корыто с ограниченным доступом перестало существовать, и сейчас у них нет иерархии.

— Ну а в чём загвоздка-то? — спросил Чабрец, даже нe пытаясь переварить услышанное.

— А в том, что такая система почти неуязвима. В ней трудно найти слабое звено, по которому можно ударить. Уничтожить же всех нам вряд ли по силам.

— И что — совсем никаких институтов? — с сомнением спросил Жирмята.

— Какие-то есть, но аналога в нашем мире я подыскать не смогу. Когда они решили проблему ресурсов, смерти, молодости, смыслом их жизни стали некие эрмионы.

— Что за эрмионы, прах их побери? Департаменты, службы?

Формикус задумался.

— Пожалуй, больше похоже на рыцарские ордена и одновременно на клубы по интересам. Ни один из них, как я понял, не имеет верховенства над другими, но и не может действовать вразрез с ними. Они как-то там договариваются. Вопрос в том, что за миссия у эрмиона под названием Лус. Ибо именно его люди заправляют вторжением.

Хозяину Чёрного Форта многое удалось выяснить. Однако эта информация пока была бесполезна. До похода корпуса колдун занимался общими исследованиями и не помышлял о борьбе. Воинам же требовалась более практичная информация.

— Не беда, — хмыкнул старик. — Пойдёте со мной и сами услышите, что вам нужно.

* * *

Коридор, как называл его Формикус, ничем не отличался от обычной лесной тропки.

— Да, — сказал колдун. — Только лес, что растёт по бокам, на самом деле находится за сотню вёрст отсюда. Потому бегать по нужде не рекомендую — назад не вернётесь. Я пробивал коридор целый месяц, зато теперь могу приближаться к их логову незаметно.

Тропка закончилась маленьким пятачком вытоптанной земли, который едва вместил депутацию разведчиков. Вокруг по-прежнему шумел лес, а полянку окружала черта из белой извести. Выходить за черту Формикус запретил.

— Что мы отсюда увидим? — удивился Жирмята.

— Всё, что надо. И больше услышим, нежели увидим. Но прежде следует подготовиться.

Колдун вытащил металлическую коробочку, в каких продают печенье или конфеты. Поддел ногтем крышку.

У многих побежали по спине мурашки — внутри коробочки неприятно шевелился слизистый комок. Чёрные жирные пиявки гоняли по телу волны, словно питоны, глотающие зверьё.

Старик вложил каждому в ладонь по паре пиявок.

— Засуньте в уши, — сказал он, как будто речь шла о берушах.

— Вот это? — брезгливо поморщился Рыжий.

— Ха! Хочешь понять, о чём они будут говорить, засовывай и не ной. Мы же не знаем их языка, а эти тварюги воспринимают любую речь и транслируют её в твоё ухо.

— Они же шевелятся! А если такая пакость решит заползти поглубже?

— Обязательно решит, до самой перепонки, — подтвердил Формикус. — А иначе ничего не услышишь.

Лес перед ними начал таять, открывая взгляду просторную лужайку. Они увидели здание. Не избу, не дворец, не крепость — шар шести саженей в диаметре. Абсолютно гладкий и белый, он выглядел неестественно на зелёной траве. На то, что это именно жилое, а не боевое сооружение, намекала овальная дверца и короткая лесенка под ней. К шару из леса вела дорожка, вымощенная камнем. Слишком прямая и ровная, чтобы возникнуть обычным способом.

Подле шара стоял медноволосый мужчина в серой рубашке с короткими рукавами и в смешных коротких штанах. Изредка он бросал взгляд на дорожку, словно кого-то ждал.

Так оно и оказалось.

Ступая по каменной плитке босыми ногами, к шару подошла женщина. Её платье такого же серого цвета, что и одеяние мужчины, было лишено украшений. Чернильники, похоже, предпочитали простоту и практичность.

Они не обменялись словесными приветствиями или заменяющими их жестами.

— Доходят слухи, будто у Ками Лус проблемы, — сразу начала женщина, и напротив её губ вдруг возник искристый шарик.

— Никаких, — шарик перепрыгнул к лицу мужчины. — В назначенный срок ормуны выйдут на расчётные позиции, и можно будет ставить купол.

— Поговаривают, будто на этот раз туземцы доставляют больше хлопот.

— Не более чем пыль на дороге…

Искристый шарик возникал перед лицом говорящего, словно пытаясь сбить его с мысли. Волошек заподозрил, что это такая игра. Шарик отзывался на движение ладоней обоих собеседников, но говорящий не пытался отстранить его от себя.

— Однако попытки привлечь к полицейской работе местную нежить вызывают улыбки, — женщина при этом вовсе не улыбалась. — Ками Лус не в состоянии справиться с проблемой штатными средствами?

— Ками Лус признаёт: аномалия заставила его поломать голову. Убрать её, не нарушив плоть этого мира, невозможно. Но выход прост…

Дама нахмурилась. Искристый шарик взмыл высоко над обоими.

— Ками Лус не забыл, что Ров, помимо прочего, держит ключи от Дан? — спросила, наконец, женщина. — Эрмион не санкционирует применение такого оружия без крайней необходимости.

— В Дане не будет нужды, — усмехнулся мужчина. — Тана Ров зря беспокоится. Лус принял решение оставить аномалию в покое, но заблокировать коммуникационные узлы. Не все, только те, что связаны с лазом.

Женщина облегчённо вздохнула. Шарик вернулся в игру.

— Всё же стоит признать, что здешние магические технологии уникальны. Это общество достойно того, чтобы сохранить свою идентичность.

— Эрмион Ров порой поражает своей наивностью, — пожал плечами мужчина. — О каком сохранении идентичности может идти речь, если сюда пришли Оми!

— Важно, чтобы эрмионы не слишком вмешивались в местные дела. Не передавали технологии, не навязывали моральных установок туземцам.

— Нет же! — воскликнул мужчина и тут же получил щелчок шариком по носу. — Вот это и есть наивность, если не глупость. Одно присутствие Оми означает культурный шок, переворот в мировоззрении аборигенов. Даже если эрмионы не шевельнут и пальцем, местная культура претерпит глубокую модернизацию. Они не смогут игнорировать купол, не смогут забыть о вторжении, просто о существовании кого-то, то превосходит их разумом. Оми пришли, Оми непобедимы, а значит — местной культуре конец.

— Снобизм Эрмиона Лус — притча во языцех. Люди Лус считают, что разбираются во всём абсолютно. В социоистории, в экологии, в этнографии и в чём угодно… но когда дело касается их миссии, их области знаний, то все прочие, кто имеет особое мнение, объявляются дилетантами. Важность миссии Лус для всей Омионы вскружила им голову.

— При всём том Тана Ров не может отрицать необратимость социальных процессов, вызванных потрясением.

— Ну, отчасти это верно в отношении ближайших к куполу регионов. Однако не следует забывать, что здесь царит Средневековье. Коммуникации не совершенны. Далеко не все будут соприкасаться с периметром непосредственно. За десяток прит от купола его станут воспринимать как одну из многих баек, что рассказывают путешественники о дальних странах.

Игра резко закончилась. Шарик растаял. Пальцы женщины коснулись мужской ладони. Парочка богов, не сводя глаз друг с друга, скрылась за овальной дверцей.

* * *

— Кто-нибудь что-нибудь понял? — Рыжий попытался вытряхнуть из уха пиявку.

Не тут-то было. Мерзкая гадина не спешила отцепляться от перепонки. Напротив, Жирмяте показалось, что она вгрызается ещё глубже.

Формикус достал пинцет. Освободив от пиявок прежде всего собственные уши, он стал обходить людей и складывать ценных тварей обратно в коробочку.

— Чёрт! — ругнулся Жирмята, вычищая уши от слизи пальцем.

— Первое важное заключение: они не собираются захватывать весь наш мир, — подытожил Волошек. — Знать бы ещё, сколько составляет их прит. Пять вёрст, десять?

— Не собираются уничтожать весь наш мир, — поправил Формикус. — Захватчику не нужно выжигать всё вокруг, достаточно расчистить место под крепость.

— А как же их принцип сохранения культуры?

— В этом вопросе я склонен согласиться с этим снобом в коротких штанишках. Культуры под оккупацией не сохранишь.

— Это ничего не меняет, — сказал Висмут. — Так он собираются нас покорять или эдак… Мы пришли, чтобы сорвать их замыслы. Нужно двигать в самое логово, в Альмагард.

— Этот тип утверждал, будто принял меры.

— Значит, нужна разведка. Вряд ли в Покрове не найдётся лазейки.

Глава тринадцатая ЯЗЫК

Лазейку отыскать, однако, не удалось. Небольшие группы, сопровождаемые Формикусом или Висмутом, пытались нащупать проход к Альмагарду и всякий раз возвращались ни с чем. Кое-где дорогу перекрыли башни, но в большинстве случаев действовала известная магия. Она отбрасывала разведчиков назад к Чёрному Форту.

— Обложили, — ругался Висмут. — Наставили локальных блоков, а где не сумели, просто закрыли брешь башнями.

— Ну, так нам не впервой, — заметил Чабрец, — башни-то валить.

— Слишком плотно они стоят. Весь корпус ляжет, а успеха не добьётся.

— Постой, — Волошек задумался. — Выход должен быть. Им и самим порой необходимо передвигаться. И потом, разве могут они познать все нюансы Покрова?

— Башни своих не трогают. Что до познания, то наверняка есть тропки, которых они не учли. Беда в том, что и мы про них ничего не знаем. С тем расчётом Покров и ставили, чтобы даже чёрт ногу сломал.

— Выход один — захватить пленника, — произнёс Формикус.

— Разве можно пленить того, кто превосходит тебя? — удивился Алейко.

Паренёк опять явился на совет без приглашения. Колдун, тем не менее, ответил:

— Люди издавна охотятся на животных, которые превосходят их силой. Главное — всё хорошо продумать и навалиться скопом.

— Но то животные, — возразил Алейко. — Они не разумны, и потому у людей преимущество. А как навалиться на тех, кто превосходит тебя не только силой, но и разумом?

— Пчёлы или осы неразумны и слабы, однако вполне могут зажалить человека до смерти.

— Ловушку поставить не проблема, — произнёс Висмут. — Проблема найти наживку.

— Чем можно привлечь внимание таких снобов? — развёл руками Жирмята.

— Их планам сильно мешает аномальная зона, — рассудил Формикус. — Если мы поманим чернильников артефактом, позволяющим снять Покров, они наверняка клюнут.

— Опорный камень? — догадался Волошек. — Но он в Альмагарде, а туда мы как раз и не можем попасть. И потом, это же опасно трогать его, или я не прав?

— То, что он в Альмагарде, мало кто знает, — ответил Формикус. — Я вовсе не предлагаю насаживать на крючок настоящий камень. Мы изготовим муляж.

— Муляж?

— Да. Подберём валун побольше, набросаем кучу фальшивых заклятий, а когда всё будет готово, представим дело так, будто камень только-только случайно вылез из-под земли.

— Но они же не дураки.

— Зато снобы, как здесь уже подмечали. Местную магию знают плохо, а свои силы переоценивают.

Два колдуна долго рылись в закромах Чёрного Форта. Они извлекли на свет немало странных вещиц, а потом сидели во дворе и разбирали хлам, точно грибники, отделяющие знатные боровики от всякогомусора.

Глядя на приготовления колдунов, воины почуяли приближение дельца. Стали с нарочитой тщательностью проверять оружие, доспехи. Засиделись, мол, уже в форте. Но Волошек разочаровал бойцов.

— Отбери дюжину самых сильных, — приказал он Чабрецу. — Всякие там умения нам не потребуются, вот кто завалить кабана голыми руками умеет, того возьмём.

Висмут вдруг озаботился, куда бы им спрятать пленника.

— Они же чувствуют друг друга. Не знаю, могут передавать точную информацию, как вещуны, надеюсь, что нет, ведь пришлось же им встречаться лично, но выследить соплеменника для них — пара пустяков.

— Они встречались совсем не для того, чтобы переговорить, — заметил Рыжий. — Свидание у них было, а болтовня только повод. Так что ничего нельзя исключать.

— Значит, мы сцапаем языка, а на выручку к нему сбегутся другие? — переспросил колдуна Волошек. — И что ты предлагаешь?

— Есть под Покровом одно местечко, — подумал Висмут вслух. — На картах оно не обозначено, так как для путевых дел не пригодно, но мне приходилось бывать там по прежней службе. Вход туда один, же и выход. Но внутри весьма занятный феномен. Подземная анклавная ассоциация. Чрева трёх разных гор соединены единой огромной пещерой, переходы можно совершать легко, передвигаясь от одного угла пещеры к другому. Любой, кто попытается проследить, будет сбит с толку.

— Точно! — поддержал Чабрец. — Привяжем под сводами качели с пленником, и пусть его сородичи мечутся по всему Покрову.

— Нечего мудрить, — прекратил разговор подошедший Формикус. — До этой пещеры не ближний свет. Нас ещё на подходе перехватят. Здесь, в форте, спрячем добычу. Сюда им ходу нет.

* * *

Всё было подстроено под природный катаклизм. Якобы оползень обнажил кирпичную кладку тайника на откосе, а лишённый земляного покрытия артефакт начал «фонить».

Две группы захвата едва успели укрыться, как возле оползня появился тот самый мужик в коротких штанишках, разговор которого они подслушивали несколько дней назад. Он не прилетел на драконе или ковре-самолёте, не прискакал на лошади, просто вышел из леса и спустился к ручью, как будто пробуждение артефакта застало его за утренней прогулкой.

Чернильник остановился в пяти шагах от тайника. Волошек почувствовал, как лежащий рядом Висмут напрягся. Расчёт колдунов строился на том, чтобы враг коснулся кирпичной кладки. В противном случае он легко отобьётся и от мужичья, и от колдунов, сколько бы их ни навалилось.

В ручье плеснула рыбина. Чернильник вздрогнул, мотнул головой и, видимо, устыдившись глупого испуга, решительно шагнул к тайнику. Едва он коснулся кирпичей, фальшивый артефакт сработал. Люди увидели только слабую вспышку, но те, кто обладал колдовским даром, получили по выражению Висмута «короткое замыкание». Может, и короткое, однако его хватило воинам, чтобы наброситься на врага.

Ударами дубинок и увесистых кулаков чернильника оглушили, перебив для верности руки и ноги, а пока он пребывал в беспамятстве, очухались колдуны и поставили над врагом как палатку особую экранирующую сеть.

— Порядок, — сказал Висмут, потирая виски. — Даже если он способен чаровать усилием мысли, до источника магической энергии ему не добраться.

— Вяжите его, — прохрипел Формикус, пошатываясь. На хозяина Чёрного Форта магический удар подействовал гораздо сильнее, чем на коллегу.

Вытащив из карманов мотки бинтов, воины стали туго накладывать их на чернильника. Чтобы не таскать вместе с добычей «палатку», между слоями бинтов положили тончайшую сеть экрана. За мину-пленника спеленали от кончиков пальцев до макушки. Он превратился в мумию. Только для дыхания на всякий случай оставили узкую щёлку, хотя Формикус и утверждал, что тот вполне сможет обойтись без воздуха несколько часов. Противник не ожидал от местных дикарей такой прыти. Пока его волокли к форту, он даже не попытался освободиться, когда во дворе раздался рёв ополченцев, приветствующих успех миссии, он только дрогнул и лишь в библиотеке, где сняли бинты, стал понемногу приходить в себя. Но Формикус хорошо подготовил помещение. Возле камина, к которому приковали пленника, была сооружена клетка. Сторожевые чары, припрятанные среди томов детективной литературы, составляли второй контур охраны, а Лосиную Голову хозяин привлёк к круглосуточному наблюдению. Кое-что добавил от себя Висмут, а Чабрец выставил удвоенный караул. Победители, натащив кресел, стульев и табуреток всего форта, расселись вокруг камина.

— Как допрашивать будем? — спросил Чабрец.

— Запихаем пиявки в уши — и все дела, — поморщился Рыжий.

— И ему тоже? — уточнил сержант. — Иначе как он поймёт, о чём его спрашивают?

— Но тогда он сможет подслушивать и наши переговоры, — озадачился Рыжий.

Колдуны пропускали эту болтовню мимо ушей, а сами буравили взглядами чернильника. Оба полагали, что прибегать к пиявкам не придётся.

— Не надо ничего запихивать, я вполне понимаю ваши языки, — сознался пленник.

— Смотри-ка, — удивился Рыжий. — От первого лица умеет говорить.

— Не обольщайся, — хмыкнул Формикус. — Так они общаются с дикарями.

Он повернулся к пленнику.

— Готов ответить на наши вопросы?

— Отнюдь. Советую разойтись миром. Я не стану преследовать вас. Мне вы не нужны. И этот мир, кстати, тоже.

— Что же вы сюда рвались целое столетие? — вырвалось у Жирмяты.

— Нам нужна база в вашем мире, только и всего.

— База? — возмутился Рыжий. — Она будет просто так тут стоять, ваша база?

— Я не скажу больше ни слова.

Пленник отвернулся от Жирмяты, и его взгляд упал на Чернозуба, который как раз достал из камина раскалённый прут.

— Пытками меня не запугать, — чернильник ухмыльнулся. — Мы умеем усмирять боль.

— А смерть? — спросил Висмут. — Смерть вы умеете усмирять?

— Прискорбная перспектива. Но мы способны вовремя блокировать психику. Так что угрозы ваши бессмысленны.

Колдуны ему не поверили, а быть может, решили нарочно не отступать от программы.

Чернозуб оказался большим докой по части пыток. Он умел извлекать боль, не причиняя телу увечий. Усердие бородача было тщетным. Как ни старались Висмут с Формикусом помешать пленнику, тот легко справился с болью. В основе его метода лежала психология, а не магия, — и колдуны капитулировали.

— Перерыв, — объявил хозяин.

Оставив чернильника под присмотром стражи, люди вывалили на галерею. Кто закурил, кто предпочёл побаловать лёгкие свежим воздухом. Все молчали. Обсуждать положение никому не хотелось.

— Я знаю, что может заставить его говорить, — произнёс вдруг Жирмята. — Он готов терпеть боль, готов даже умереть, но вряд ли желает превратиться в полного идиота.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Волошек.

Рыжий скорчил гримасу.

* * *

Небольшой отряд всадников добрался до Хмарной стороны всего за сутки. Формикус чувствовал себя под Покровом как рыба в воде, он даже ни разу не заглянул в карту. Выбирал скрытые тропки, русла ручьёв, поворачивал в места, с виду непроходимые, но, как оказывалось в итоге, значительно сокращающегопуть. Тому, как колдун находил переходы из анклава в анклав, мог бы позавидовать и сам путеводный амулет. Ему оставалось просто указывать в спину старику.

Пленника надёжно привязали к носилкам, укрепленным между двух лошадей, замотали с ног до головы в бинты, экранировали, но опасение быть обнаруженным подстёгивало Формикуса. Единственный из всех, он относился к идее Жирмяты без восторга лишь старался, насколько это возможно, сократить сроки рискованного предприятия.

А Рыжий ощущал себя на гребне успеха, хотя тот нуждался ещё в подтверждении. Как только отряд выехал на дорогу, обочины которой скрывались в тумане, Рыжий перехватил власть из рук Формикуса.

По его указанию пленнику размотали голову, а затем на короткое время сунули ею в туман, позволив сделать один-единственный вдох.

— Будешь говорить? — спросил Жирмята для проформы.

Пленник промолчал, но Рыжий и не рассчитывал на быстрый результат. Вытащив из поклажи верёвку, он привязал её к ногам «мумии». Вместе с Чернозубом они раскачали тело и бросили в туман. Формикус скептически скривился. В подобные методы он не верил, лишь волновался, что отряд обнаружат.

Прошло минут пять. По отмашке Рыжего парни потянули за конец и вытащили пленника на дорогу.

— Не передумал?

Пленник мотнул головой. Он не отказывался и не соглашался, просто не мог прийти в себя. Свойства тумана оказались для него новинкой.

— Что это за субстанция? — спросил, наконец, он.

— Почём я знаю, — ухмыльнулся Жирмята. — Но действует безотказно. Откажешься говорить — проведёшь там куда дольше времени. Знаешь, что будет потом? Ты понемногу превратишься в идиота. Твои мозги потекут, как сосульки, память сотрётся… Не вся и не сразу. Ты перестанешь существовать как личность, утратишь понятия о долге, чести, или что у вас там ценится в людях? Но, надеюсь, даже после этого ты сможешь ответить на многие наши вопросы.

— Нас скоро засекут… — напомнил Формикус.

— Тогда чёрт с ним! Оставим в тумане насовсем. Да привяжем к дереву покрепче, а то вон дикарям отдадим, пусть подальше оттащат. Пока его дружки вызволять будут, глядишь, ещё у парочки мерзавцев память отшибёт. Так и пойдёт понемногу дело… Пленник вздрогнул.

— Что? — ухмыльнулся Жирмята. — Подумал о том же, о чём и я? Точно, приятель! Твоя дорогая первой примчится спасать тебя. А что ты хотел? Мы дикий народ, такие понятия, как честная игра, нам чужды…

Рыжий напустил на себя свирепый вид.

— Дикий, но гордый! Мы будем защищаться до последнего вздоха последнего оккупанта.

— Не знал, что в гуманитарном университете учат методам ведения допросов, — хмыкнул Волошек.

— Давай! — приказал Рыжий бородачам. Те с готовностью схватили «мумию».

— Постойте, — выкрикнул чернильник, уже будучи в воздухе. — Что вы хотите знать?

— Ну вот, давно бы так, — ухмыльнулся Жирмята.

— Сваливаем, — поторапливал Формикус. — Дома поговорим.

Бородачи погрузили пленника на носилки, и отряд помчался к Чёрному Форту.

* * *

В библиотеке пленник принялся было вновь отмалчиваться, пока Жирмята не напомнил ему о тумане.

— Нам, конечно, не с руки ещё раз туда мотаться, но уж если надумаем, назад точно вернёмся без тебя.

— Мы пришли сюда не как враги, — начал чернильник.

Рыжий аж подпрыгнул.

— А как кто же? Как друзья?

— Скорее пришли с миссией.

— Вы, верно, из тех миссионеров, что забирают у дикарей последнюю рубаху, — завёлся Рыжий.

— Не мешай ему говорить, — оборвал товарища Волошек.

— Не просто так мы бродим между мирами. Вселенная стареет. Мне трудно подобрать понятную вам аналогию…

Чернильник задумался. Его никто не торопил.

— Миры как снежинки. Похожи друг на друга и вместе с тем уникальны. Когда они молоды, то парят независимо, лишь иногда касаясь друг друга… Как раз в местах соприкосновения и возникают порталы. Но то большая редкость у молодых миров. А вот стоит снежинкам упасть на поверхность, они слипаются. И чем больше их падает, тем плотнее и плотнее сбивается сугроб. Хрупкая структура отдельных миров ломается, индивидуальность уступает место монолиту. Врата, которые так вас пугают, — всего лишь начало. Пройдёт совсем немного времени по меркам Вселенной, и переходы откроются всюду. Границы между мирами сотрутся. Вам в любом случае не сохранить изоляции.

А потом приходит весна. Злая вселенская весна, которая отнюдь не пробуждает жизнь, но уничтожает её. Сугробы тают. Миллиарды миров исчезают в один миг. Ни магия, ни наука смертных или бессмертных не могут предотвратить заложенный ход событий. Даже боги бессильны…

— Всё это любопытно, — буркнул Жирмята. — Но каково ваше место в этой эсхатологической картине?

— Эрмион Лус пытается продлить существование миров. Он создаёт Каркас, или, если пользоваться аналогией со снежинками, — холодильник. Тысячи лет мы вырываем из лап вечности. Чем больше миров в Каркасе, тем стабильнее система.

— Перерыв! — объявил вдруг Рыжий.

Как только они вышли на галерею, он заявил:

— Не верю я ему. Снежинки, холодильники… Бред собачий! Ему соврать — раз плюнуть. Такую сказку мог легко сочинить и наш моллюск. Как мы проверим?

— Возьмём ещё одного языка и сверим ответы, — предложил Чабрец.

— И думать забудь, — остерёг Формикус. — Они теперь осторожны.

— Ладно, — Волошек выставил ладонь. — Что изменит правда об их миссии? Нам всё одно идти в Альмагард. А для этого нужно найти лазейку или какой-нибудь пропуск.

— Нет ничего проще, — охотно ответил чернильник. — Заслоны ормунов, боевых башен то есть, вам не преодолеть, а там, где магические блоки поставлены, нужно попросту выбрать время. Начиная с полудня в течение часа переходы открыты.

— С двенадцати до часу у заклинаний обеденный перерыв, — хихикнула Лосиная Голова.

— Больно легко ты расстался с тайной, — нахмурился Жирмята.

— Это оттого, что вы всё равно не сможете нам помешать.

— Посмотрим.

— На всякий случай я проверю его слова, — вызвался Висмут. — Если не вернусь, замаринуйте его в тумане.

— Сержант! — приказал Волошек. — Готовьте корпус к походу.

* * *

Пока Висмут разведывал, а дворик форта бурлил от приготовлений, Волошек решил проведать пленника по личному делу. Он вошёл в библиотеку, беззаботно поигрывая теннисным мячиком, и застал оживлённый спор.

— Хочешь сказать, вы коммунизм построили? — напирала Лосиная Голова. — Старина Борода Лопатой, небось, на том свете слюной исходит от зависти.

— Применение местных социальных теорий к нашему обществу некорректно. Ваши концепции основаны на той или иной системе распределения ресурсов. Часть общества считает справедливой один подход, часть — другой. У нас же попросту не встаёт такая проблема.

— Не встаёт у них, — буркнула Лосиная Голова. — Чёрта лысого! Фашизм у вас получился, господа недобоги. Фашизм чистейшей воды. Ресурс не ограничен? Чушь! Так не бывает. Магическую-то энергию вы выкачиваете из всех миров. Что ж своей не обходитесь?

На пленника слово «фашизм» не произвело ни малейшего впечатления. Он даже не расценил это как оскорбление.

— Не так. Мы не отбираем энергию у других. С нас достаточно и той, что без толку рассеяна в пространстве. Напротив, мы стараемся закапсулировать магию в слабых мирах. Таких, как ваш. Именно поэтому уход эльфов крайне нежелателен. Мир без магии не может стать частью Каркаса.

Заметив Волошека, пленник вздохнул с видимым облегчением. Болтовня с библиотечным старожилом измотала его куда сильнее пыток Чернозуба.

— Чушь! — воскликнула Лосиная Голова, но, в свою очередь увидев гостя, замолкла.

Волошек помял мячик в ладони и уселся в кресло.

— Здесь, под Покровом, должна была бродить небольшая группа, — сказал он как можно более равнодушно. — Что ты можешь сказать о ней?

— Охотники за артефактами?

— Нет. Другие. Орк и девушка. Может быть, с ними кто-то ещё, не знаю…

— Чувствую, у тебя здесь личный интерес, возможно любовь, — пленник вдруг повеселел. — Дай-ка я угадаю… орк? Нет, вряд ли…

Голова набрала воздух для реплики, но Волошек резко метнул в неё мячиком и попал точно в открывающийся рот.

— Что я получу взамен? — спросил пленник.

— Жизнь.

— И свободу.

— Только жизнь, — твёрдо заявил Волошек. — Я понимаю, смерти ты не боишься, но стоит ли приближать её из-за такого пустяка? Я ведь не секреты ваши выведываю.

Пленник слегка покраснел.

— Обещай, что не позволишь совать меня в эту гадость, — попросил он. — Жизнь идиота меня не прельщает.

— Договорились.

— Орк и молодая дама пробивались к Розовой Цитадели, как вы её называете. Но дойти не смогли. Попали в западню… нет, не в нашу, — поспешил он добавить. — В природную ловушку, ну, или поставленную вашими колдунами.

— Точнее, — потребовал Волошек.

— Грубо говоря, они заблудились в трёх соснах. Или, вернее, в Трёх Соснах.

— И что с ними теперь?

— Ничего. Вода там есть, ручеёк течёт. Воздух опять же свежий. Ну, поголодают малость… Похудеют…

Вынув мячик из пасти Лосиной Головы, Волошек отправился на двор.

— Ерунда! — заявил ему Висмут. — Плёвое дело! Оттуда трудно выбраться, это верно, но если помочь извне, то никаких проблем.

Волошек посмотрел на Формикуса, которого считал большим знатоком Покрова. Тот кивнул.

Глава четырнадцатая АЛЬМАГАРД

Из рощицы, которая выглядела на просвет совершенно пустой, доносились голоса. Разобрать слова было невозможно, но интонации показались знакомыми как обоим друзьям, так и Формикусу.

— Рубите! — приказал Висмут.

— Что рубить? — не поняли ополченцы.

— Вот эти ближайшие сосны и рубите.

Волошек нервничал. Одна из целей его авантюры была близка. Он так упорно рвался сюда, но теперь не мог толком решить, как вести себя, что сказать девушке и нужно ли вообще что-то говорить. Может быть, лучше предоставить спасение подчинённым, а самому заняться планированием последнего броска?

Додумать он не успел. Сосны с хрустом повалились, и почти сразу из рощицы выбралась вымазанная грязью, как сказочная Золушка, Ксюша.

Прошло четыре года. Девушка не могла остаться прежней, но в памяти её образ сильно размылся и теперь легко вобрал в себя старые и новые черты. Она показалась Волошеку такой, какой и была.

Почему же тоска не отпускает?

Ксюша обняла его осторожно, но быстро отстранилась и, хлопнув по спине, поздравила:

— Доходят слухи, что ты стал полковником.

Он не нашёлся что ответить, да и нужно ли было отвечать?

— Извини, — сказала девушка. — Я должна привести себя в порядок. В этом лесочке такая грязь…

При этом она оглядела толпу бойцов и командиров, словно искала кого-то. Тут появился Дастин. Орк прихрамывал. Он сильно постарел за эти годы. Его тело ещё наливалось силой, но морщины и седой волос намекали, что пора бы подавать рапорт об отставке.

— Едва дождались, — произнёс Дастин с улыбкой.

— Так вы ждали нас? — удивился Волошек.

— Слушали передачи, — кивнул тот. — Ксюша зразу сказала, что ты не упустишь возможности заскочить сюда, чтобы помочь старым друзьям.

Волошек оглянулся. Ксюша успела исчезнуть.

— Накормите их, — распорядился он.

— Нам нужно попасть в Альмагард, — сказал Дастин. — Попытаться разыскать архивы стражей.

— Истощал ты, командир, — улыбнулся Волошек. — Сперва подкрепись. Мы выступаем через час.

* * *

По Альмагарду словно прошлась рота великанов. Гуда и обратно. Раз десять. Кое-где устремились к нему обелисками уцелевшие углы домов, торчали минаретами печные трубы, розовой грудой возвышались на вершине холма останки цитадели. Впрочем, копоть на камнях почти везде скрыла природный цвет.

Мёртвый город. Ни врагов, ни защитников, ни мирных жителей.

Страховщик сразу же полез на холм. Его миссия была хоть и трудной, но понятной. Остальные разбрелись по развалинам в поисках хоть каких-нибудь намёков на тайник. Трудно ориентироваться в городе, который превратился в руины. Угадать среди россыпи битого камня можно было разве что главный проспект, все прочие очертания сглаживали обвалы. Сдругой стороны, всё равно никто не знал, где искать архив, а Волошек вдобавок сомневался, что бумаги стражей вообще окажутся полезны.

Он обыскивал развалины наравне со всеми. Изматывал себя, стараясь тупой работой вытеснить неприятные мысли. С самой рощицы он не говорил с Ксюшей. Лишь слышал её смех, долетавший вечерами от простого солдатского костра. Ополченцы обхаживали девушку, расписывая собственные подвиги, и расспрашивали об её с Дастином приключениях. Но подойти, заговорить не решались ни он, ни она.

— Что делать-то будем? — выворачивая камень и отдуваясь, вопросил Чабрец. — Этот город сейчас ничего не значит.

— Кто-нибудь знает путь к Донровскому ущелью? — поинтересовался Жирмята.

— Без Розовой Цитадели туда не проникнуть, — сказал Висмут.

— Но чернильники всё же идут.

— Идут, — колдун огляделся. — Куда это Дайарн пропал, хотел бы я знать.

Прибежал Томило.

— Там возле развалин задержали чужака, — доложил он.

— Где? Тут всюду развалины.

— Я покажу.

Командиры поспешили за бородачом.

Среди каменной осыпи зияла дыра. Возле неё стояли рядком вещевые мешки, а единственный человек, судя по всему сторож, сидел в сторонке под охраной бородачей. Он выглядел перепуганным и в ответ на вопросы бормотал всякую чушь.

— Есть тут кто? — крикнул Висмут в дыру. Молчание.

Рыжий развязал один из мешков. Завёрнутое в тряпицу, там обнаружилось столовое серебро и золочёные подсвечники.

— Мародёры, — заключил он. — Вон и кирпичная пыль на вещах осталась.

Висмут пересчитал мешки.

— Восемь человек, не считая этого. Сами, думаю, не выйдут, но я их выкурю.

Через десять минут он вернулся с дымящейся консервной банкой. Сыпанул туда какого-то зелья, раскрутил на проволоке, распаляя угли, а когда повалили зеленоватые клубы, метнул банку в зев.

Из дыры выбирались перепачканные разбойники. Они кашляли и тёрли глаза. Бородачи умело скручивали их и укладывали рядом с мешками.

Последним из отверстия показался Сейтсман. Сперва его лицо посветлело, верно, негодяй опасался встретить чернильников, но потом, увидев Волошека и Рыжего, он вздрогнул и втянул голову в плечи.

Перехватив его взгляд, Рыжий метнулся к крайнему мешку. Сперва принялся рыться, но потом в нетерпении вывалил содержимое на землю.

— Вот она, моя карта! — воскликнул он, обнаружив свёрток бумаги.

— Арестовать мародёров, — распорядился Волошек.

— Может, вздёрнуть? — Чернозуб обвёл взглядом руины, будто надеясь обнаружить уцелевшее дерево.

Дерева не оказалось.

— Арестовать, — повторил Волошек.

Сейтсман встрепенулся, попытался оправдываться, но командир уже отвернулся. Он не желал говорить с предателем. Нынешнее мародёрство, собственно, не являлось серьёзным проступком, хотя воровство карты в военное время можно было бы подвести под саботаж и измену. Однако Волошек не желал прощать Сейтсману совсем иное деяние.

* * *

Волошек гнал мысли о Ксюше, гнал воспоминания, но прошлое само находило его. Жирмята привёл товарища к зданию, пострадавшему меньше других. Почти половина его уцелела вместе со стенами и перекрытиями, даже крыша, растеряв черепицу, словно старик шевелюру, удержалась наверху. Внутренности второй половины обнажил рухнувший фасад. Маленькие комнаты выглядели пустыми пчелиными сотами.

— Узнаёшь? — спросил Рыжий.

— Нет.

— Это же та самая гостиница, где мы отдыхали после пивного конвоя.

Волошек узнал ресторан, осмотрел заваленную хламом, но уцелевшую мраморную лестницу. Осторожно ступая, поднялся наверх.

— А вот и наша комнатушка, — обрадовался Жирмята.

Стены пошли трещинами, но одна избежала повреждений. Волошек нахмурился. Уцелела та самая стена…

Он встал на цыпочки и вытащил из щели картонку.

— Случайно ли этот дом не рухнул? Мне вот кажется, что нет. Судьба всё же вывернулась и взяла реванш. А возможно, намеренно вела меня сюда, ограждая от крупных стычек…

— О чём ты?

— Верхэль оставил мне эту визитку, чтобы я вызвал его, когда наткнусь на Книгу. Но я не решился брать на себя ответственность.

Рыжий не стал докучать другу расспросами. Присев на мраморную ступеньку, он принялся рассматривать разрушенный город. Волошек устроился рядом.

— Ума не приложу, что нам делать дальше, — произнёс он.

— А ты и не прикладывай, — усмехнулся товарищ. — До сих пор тебя вёл отнюдь не разум. Положись на судьбу, а она найдёт способ подать тебе знак.

Знак был подан судьбой в образе Дайарна. Друзья видели, как эльф с большим свёртком в руках пробрался зигзагами через развалины, расспрашивал встречных бойцов, пока один из них не указал на гостиницу. Дайарн вскинул голову и, увидев полковника с интендантом, отправился прямиком к ним.

Он положил перед командиром стопку разномастных документов.

— Я своё обещание сдержал, — сказал эльф. — Здесь всё, что уцелело от архивов.

Волошек перебрал листы, не вникая в написанное. Здесь были и древние пергаменты, покрытые заковыристыми, но малопонятными письменами, и совсем свежие бумаги, вышедшие из-под типографского станка ещё в этом году.

— А как же твои семейные дела? — спросил он.

— Я жду, когда ты сожжёшь картонку.

— Вот как?

Рядом, словно почуяв момент истины, возник Висмут. Он держался чуть в стороне, но следил цепко за каждым движением эльфа.

Волошек подозвал проходившего мимо бойца.

— Разыщи орка и передай бумаги ему, — приказал он, даже не пытаясь припомнить имени воина.

Тот кивнул и умчался.

— Ну что же… — Волошек вертел в руке картонку.

Жирмята с полным безразличием на лице протянул товарищу спички.

Визитка обернулась пеплом, едва язычок пламени коснулся уголка. Раздался хлопок и голос, напоминающий хруст кофейных зёрен, произнёс:

— Вот значит как? — Верхэль выступил из-за колонны и обращался к сородичу, напрочь игнорируя людей и даже того, кто вызвал его. — Воспользовался старой картонкой. Чего же ты хочешь?

— Пришло время открыть врата, — произнёс Дайарн. — Мы знаем, что ты нашёл ключ.

— Поганец! — не сдержался Висмут.

— Нашёл, — кивнул старик. — Но знаешь, пока я искал его, многое поменялось.

— Что же?

— Я передумал уходить.

— Но ты же сам проповедовал, что люди должны разбираться со своими делами, что не нужно вмешиваться в их судьбу, надзирать за ними…

— Проповедовал? Пусть так.

— Что изменилось?

— Чернильники. Они прорвались и теперь угрожают этому миру. Мы не можем оставить людей без помощи.

— Чёртов гуманист! — выругался Дайарн. — Передумал уходить — оставайся. Но ты должен открыть врата. Пойми, старик, это решение Большого Совета, а не одной только партии возвращенцев. Ты должен подчиниться.

— Никто никому ничего не должен!

Спор эльфов неожиданно отошёл для Волошека на второй план. Похоже, судьба решила вывалить все сюрпризы в один день.

Уж чего он ожидал сейчас меньше всего, так это появления в разрушенном городе Турга. Начальник охраны числился среди тех, кто гребёт жар чужими руками, и потому увидеть его в самом сердце вторжения, было сродни чуду. Волошек даже не сразу поверил, когда среди камней блеснула знакомая лысина. Мало ли у него в корпусе стариков — Чабрец меры в вербовке не знал. Но деловую, полную достоинства походку Турга спутать трудно.

Как же он проник сквозь запертые башнями границы Покрова? Этот вопрос недолго занимал мысли Волошека. Тург и раньше проделывал подобные трюки, умея появиться тогда, когда дело приближалось к развязке. Дастин только что получил вожделенный архив, и вот, пожалуйста!

Оставив продолжающих спорить эльфов на Висмута, Волошек покинул гостиницу.

— Сейчас заслушаем финальную мизансцену, — буркнул Жирмята, поспешив за товарищем. — Только бы старый козёл опустил мораль. Она у него порядком смердит.

Обошлось без морали. Тург вообще не произнёс ни слова. Они встретились посреди каменных обломков и остановились в пяти шагах друг от друга — ну, просто хоблинские ковбои накануне перестрелки. Волошек гадал, какую пакость на этот раз ожидать от знакомца, но вроде бы превзойти обычный цинизм тому будет сложно. Причин для беспокойства нет? Но отчего так тяжело на душе?

Неожиданно рядом с ними появились Ксюша и Дастин. Оба встали подле начальника охраны, как бы заранее беря его сторону. Тут прежние волнения и подозрения Волошека стали обретать очертания.

Он перевёл взгляд на девушку.

— Я замужем, полковник, — чуть виноватым голосом подтвердила она худшую из его догадок. — Ты слишком долго искал меня.

Разгоняя последние сомнения, а заодно и снимая возможный вопрос, Тург обнял Ксюшу за талию…

Волошек сумел выдержать удар судьбы. Вернее, смог сохранить на лице невозмутимость. Спрашивать о подробностях альянса смысла не было, а к вторжению и планам Турга он вдруг потерял интерес. Так о чём говорить?

Рыжий потянул его за рукав. Волошек поддался.

— Лысый чёрт опять использовал тебя втёмную, — посочувствовал товарищ. — Зря ты отговорил меня тогда выкрасть рецепт. По крайней мере, щёлкнули бы дьявола по носу.

* * *

Волошек присел на фундамент разрушенного дома. Парни разбрелись по развалинам, деликатно избегая улочки, что облюбовал командир. Если кто и не понял причины его хандры, то сама хандра чувствовалась за версту.

Вот и иссякла та сила, что толкнула его на безумный рейд и питала всё это время. Любовь слезала, как обгоревшая на солнце кожа, причиняя лёгкую боль. До сих пор его подогревала мечта, наивная, юношеская, способная, однако, сподвигнуть на многое, а теперь подпорки не стало. Разумом он понимал, что скоро придёт облегчение, что чувство перегорит. Но понимание не унимало нынешней тоски.

Поневоле он стал сравнивать себя с тем, кто занял его место. Что же в нём такого? Молодость, сила и ловкость были на стороне Волошека. Знатностью он всяко не уступал Тургу. Вряд ли тот является каким-нибудь тайным принцем. Богатство? Смешно. Наследник великого князя мог купить дюжину лысых начальников.

Единственным, пожалуй, преимуществом Турга было хитроумие. Но как раз это качество Волошек достоинством не считал, и оттого его обида только усиливалась.

Уединение нарушил Алейко. Он прибежал от тачанки возбуждённый.

— Срочное сообщение! — начал он ещё на бегу. — Гномы ударили по врагу и пробили брешь в его порядках! Гарчи вводит в прорыв полки!

Все, кому удалось расслышать отрядного менестреля, понесли весть дальше. Развалины ожили. Люди махали руками, кричали, обменивались поздравлениями…

— Откуда там взялись гномы? — удивился Волошек.

— Не знаю. Но целая армада их самоходов ударила по наступающим башням. Те ничего не смогли сделать, гномы прикрылись своей хитрой бронёй. Верно, они копили силы и выжидали подходящего момента. Как только у Гарчи появилось снадобье, они и ударили.

— Так что, выходит, мы победили? — устало спросил Волошек.

Парнишка ответить не успел.

— Вовсе нет, — раздался голос.

Женщина появилась перед ними словно из пустоты. Волошек узнал ту самую чернильницу, что некогда гостила у их нынешнего пленника. Кажется, её звали Тана. Вблизи она выглядела даже более обворожительно, чем некогда разглядел Волошек, но сейчас ему было не до соблазнов…

Алейко раскрыл рот, потом попятился, развернулся и бросился прочь. Защищать командира попросту не пришло ему в голову.

— Я бы даже взялась утверждать обратное, — добавила гостья. — Вы проигрались, как это у вас говорится, в пух и прах.

Навстречу Алейко и мимо него уже спешили, доставая мечи на ходу, бойцы, помнящие о чести и привыкшие к дисциплине.

— Открывай врата, дьявол тебя побери! — донеслось от гостиницы.

Тана взмахнула рукой. Тут и там развалины вспучились; отбрасывая битый камень, вздулись белые пузыри, словно больная плоть самой земли пошла вдруг нарывами. Среди рассеянных и растерянных воинов быстро вырастали чудовищные грибы, превращаясь понемногу в известные всем боевые башни. Волошек лениво подумал, что всё же солдаты Гарчи угадали с названием.

Ополченцы похватали луки, но угроза исходила со всех сторон, и люди некоторое время вертелись, не зная, куда ударить. Да и колдовским зельем стрелы снабдить опоздали.

— Вот так, — произнесла женщина. — Останови своих людей, князь. Ормуны не проявят агрессии, пока твои воины будут вести себя тихо…

— Не стрелять! — громко крикнул Волошек. Затем посмотрел на женщину. — Что же теперь?

— Война окончилась, князь.

— Вот как?

— Да, мне пришлось, как ни прискорбно, пустить в ход Дан. А против него не существует защиты. Прямо сейчас армия вашего генерала спасается бегством, а гномы… Мало кто из них уцелел, к сожалению. Но они знали, на что шли. В отличие от вас, с ними нам приходилось встречаться.

Эти постоянные оговорки, намекающие на вынужденность содеянного зла, вывели Волошека из себя.

— Пришла вызволить своего возлюбленного? — огрызнулся он. — И ради него устроила бойню? Значит, любовь и для богов не пустой звук? Значит, и у вас есть уязвимое место?

— О да. Но моя любовь, князь, оказалась сильнее твоей.

— Это не любовь оказалась сильнее, а только оружие.

— Ты так думаешь? — женщина усмехнулась. — Что ты знаешь о силе любви, юноша? Я не имею в виду метафоры, но подлинную мощь. Энергия не рождённых в любви детей, дикая сила безумных ночей, что так и остались в мечтах… Впрочем, не буду тебя разубеждать. Прикажи привести сюда Ками.

Волошек махнул рукой, подзывая Чабреца.

— Разыщи Формикуса, — приказал он. — Старик прячется на южной окраине. Приведите сюда пленника.

Сержант ушёл.

— А хочешь, я избавлю тебя от неразделённой любви, князь? Уйму твою боль? Поверь, мы способны…

— Неужели? — Волошек возмутился. — Чего же ты угробила мой мир, вместо того чтобы унять собственную страсть? Нет уж, благодарю покорно! Я останусь со своими переживаниями. Мне мои раны дороже ваших лекарств…

— Твоя интуиция верна, юноша, но ей не хватает знаний. Что до судьбы мира, то ты сгущаешь краски. Он не погиб, хотя и отравлен… Впрочем, об этом поговорим позже.

Чабрец с ополченцами притащили «мумию». Формикус не пришёл. Старик предпочёл по-тихому слинять с заведомо проигранной битвы. Как выяснилось, не только он. Пока пленника освобождали от бинтов, Волошек огляделся. Тург, Дастин и Ксюша исчезли тоже. Не видно было обоих эльфов вместе с Висмутом, удрали куда-то чёрные вороны, подмыл Алейко с Кощуном и даже страховой агент затерялся в обломках цитадели.

Короче говоря, среди развалин и боевых башен стояли только завербованные уже под Покровом ополченцы, которые продолжали верить в своего командира даже на пороге разгрома. Кроме них с Волошеком остался верный товарищ Жирмята и Чабрец. Последний, видимо, предпочёл погибнуть капитаном, чем драпать обратно к нашивкам сержанта.

Бинты иссякли, опав на битый камень бесформенными кучками. Пленник выглядел помятым и обескураженным.

— Ками Лус должен винить самого себя, — сказала женщина. — Полномочия Лус прекращены. Сейчас всем заправляет Ров.

Мужчина пробурчал несколько невнятных фраз на языке чернильников.

Дама не ответила. Как раз в этот миг у одного из селян сдали нервы. Он бросился на башню с мечом. Сгусток огня ударил в шаге от него, выбросив ком земли. Воин одумался, остановился. Бросив ругательство, убрал меч и вернулся к товарищам.

— Как видишь, нам не нужны напрасные жертвы, — заметила женщина.

— А как же принципы? — спокойно, даже лениво возразил Волошек. — Как же уникальность местных культур?

— О, а ты неплохо изучил нас. Но, видишь ли какая штука, разумное существо, если оно не отказалось от любви, не сможет достичь абсолютной гармонии. Чувство способно многое перевернуть, князь. Любовь — это своего рода хаос.

Тана щёлкнула пальцами.

— Мне жаль, что так получилось, и я постараюсь сгладить, насколько это возможно, последствия удара.

Она заговорила тихо, но каким-то образом её услышал каждый, кто был сейчас на развалинах.

— Мертвецы, разбуженные моим коллегой, отозваны в могилы. Боевые башни и вихри настроены только на оборону. Купол будет поставлен, как только башни выйдут на нужный рубеж. Война на самом деле закончилась, но за это пришлось дорого заплатить. Вашим домам сейчас угрожает разорение, вашим городам — упадок.

Однако мы не желаем зла. Положение поправимо. Каждый из вас может помочь нам справиться с последствиями катастрофы. Нам необходимы местные добровольцы…

Воины молчали. Эта чернильница, чего бы она там ни говорила, была врагом.

Из-под надзора непривычных к охране селян вырвался Сейтсман. Он побежал к женщине. Бойцы не преследовали его, а башни не стреляли.

— Госпожа! — крикнул мародёр. — Я готов… Я вызываюсь добровольцем…

Дама указала Сейтсману, куда встать. Он встал и тут же крикнул подельникам, чтобы следовали за ним. Однако среди мародёров единства не оказалось. Трое бросились за вожаком, но пятеро остались с ополченцами. А те ждали, что скажет их командир. Они готовы были погибнуть в последней атаке на башни.

— Я распускаю корпус, — произнёс Волошек. — Каждый сам может выбрать, куда ему пойти.

— Но мы могли бы уйти в леса, затеряться под Покровом и оттуда, как мошкара, досаждать врагу, — возразил Чабрец. — Мы могли бы выворотить Опорный камень. Сейтсман почти откопал его, я смотрел, там хватит небольшого толчка, и он выпадет как гнилой зуб…

— Ты предлагаешь капитуляцию, — добавил Жирмята.

— Я не Тург, — осадил друга Волошек. — Я не стану бросать людей в мясорубку ради…

Да в том-то и дело, что никаких «ради» у него не осталось.

2006 год, Дзержинск — Киев

Оглавление

Конвой

  Глава первая . НА ВАСИЛЬКОВСКОМ ТРАКТЕ

  Глава вторая . КИЕВ РАССВЕТНЫЙ

  Глава третья . НАЁМНИКИ

  Глава четвертая . СТЕПЬ

  Глава пятая . ЗАЧУМЛЁННЫЕ ЗЕМЛИ

  Глава шестая . ДЕРЕВНЯ МЕРТВЕЦОВ

  Глава седьмая . ХМАРНАЯ СТОРОНА

  Глава восьмая . ОСТАНОВКА В ПУТИ

  Глава девятая . ПЕРЕПРАВА И ЖУЧКИ

  Глава десятая . ПРИЗРАК И КОЛДУН

  Глава одиннадцатая . ГИБЕЛЬ ДРАКОНА

  Глава двенадцатая . ЧЁРНЫЙ ФОРТ

  Глава тринадцатая . ПУСТЫШКА

  Глава четырнадцатая . АЛЬМАГАРД

  Эпилог

Рейд

  Глава первая . НА МУРОМСКОМ ТРАКТЕ

  Глава вторая . ГАРЧИ

  Глава третья . ПЕРЕДОВАЯ

  Глава четвёртая . ЧЕРНИГОВ

  Глава пятая . ОТРЯД

  Глава шестая . ПОГРЕБ

  Глава седьмая . ПОЛЕ

  Глава восьмая . ПОКРОВ

  Глава девятая . НЕЖИТЬ

  Глава десятая . СНАДОБЬЕ

  Глава одиннадцатая . БАШНЯ

  Глава двенадцатая . ФОРТ

  Глава тринадцатая . ЯЗЫК

  Глава четырнадцатая . АЛЬМАГАРД

Реклама на сайте