«Путь наемника»

Глава I

Городок показался ей смутно знакомым. Впрочем, большинство подобных поселений мало чем отличались друг от друга. Лишь дойдя до главного перекрестка с постоялым двором, Пакс поняла, что действительно бывала здесь раньше. Она помнила этот мощеный двор, широкую дверь и яркую вывеску «Веселый парень». У нее перехватило дыхание. Перекресток был намного оживленнее, чем в тот раз, когда она была здесь впервые. Люди входили и выходили с постоялого двора и расходились в разные стороны по дорогам. Из раскрытых окон таверны до нее донесся взрыв хохота. Пакс вздрогнула. Ее могли узнать даже в той одежде, которую она носила теперь. Она вспомнила о деньгах, лежавших в ее кошельке, о еде, которую она могла бы купить, но ни за что на свете она бы не решилась войти в заведение Джоса Хеббинфорда и заказать себе обед. Не пошла бы она и в другую таверну, как не стала бы покупать еду где-нибудь в частном доме. Весьма вероятная перспектива быть узнанной пугала ее гораздо больше, чем предстоявший голодный вечер.

Пакс замотала головой, из последних сил сдерживая слезы. Ведь когда-то она скакала по этим улицам, останавливалась на этих постоялых дворах и повсюду, в каждой компании у нее были друзья и приятели.

— Эй, а кто это у нас тут такой грустный? Пакс вздрогнула, оглянулась и увидела позади себя патруль городских стражников. Начальник патруля с улыбкой глядел ей в глаза. Его лицо показалось ей знакомым.

— Эй, подруга! Как должностное лицо, я не могу допустить, чтоб по моему городу ходили в одиночестве такие грустные девчонки. Давай посидим где-нибудь за кружкой эля, поболтаем. Глядишь, настроение исправится.

Страх еще сильнее сжал сердце Пакс.

— Нет, благодарю вас. Ни в коем случае. Я просто задумалась…

Офицер прищурился:

— Ты чего-то боишься. Что-нибудь случилось? Этот город — вполне безопасное место. Я тебе это говорю с полным знанием дела. Как-никак я сам отвечаю здесь за порядок. Может быть, я могу чем-то помочь тебе? Скажи, в чем дело?

Пакс попыталась обойти патруль, сделав шаг в сторону Северной дороги.

— Нет-нет, мне ничего не нужно. У меня все хорошо. Офицер шагнул ей навстречу и взял за руку.

— А мне так не кажется. Ты мне кого-то напоминаешь. Смотри, не пришлось бы мне отконвоировать тебя к своему капитану. Выглядишь ты что-то уж очень подозрительно. А кстати, в городе кто-нибудь может за тебя поручиться? Где ты собиралась остановиться? Зачем приехала сюда? На ярмарку?

На миг Пакс чуть не лишилась сознания. Перед ее внутренним взором пронеслись имена и лица: маршал Кедфер, Хеббинфорд, капитан Фелис, господин Сеннет. Ни за что на свете она не стала бы просить их стать своими поручителями. Ведь они знали ее как настоящего воина, ветерана когорты герцога Пелана. Она уехала из этих мест в Фин-Пенир, и все ждали, что она вернется маршалом или будет посвящена в рыцари. Даже если бы эти люди узнали ее — в чем она изрядно сомневалась, — на нее обрушилось бы их презрение или сочувствие. Патрульный крепко держал ее за руку, и Пакс дрожала, как пойманный кролик. Начальник патруля уже потащил ее в сторону городской комендатуры, но тут в ее памяти всплыл другой образ: тихая роща, кристально чистое озеро и мудрое доброе лицо киакдана.

— Я… я шла в священную рощу, — хрипло произнесла она. — Я хотела увидеть киакдана.

Начальник патруля остановился, но не выпустил ее руку из своей.

— Неужели? Так прямо туда и шла? А ты хоть знаешь, как зовут нашего киакдана?

— Оукхеллоу, — ответила Пакс.

— И ты собиралась там остаться?

— Да. Наверное. Я хочу его о многом расспросить. За этим я сюда и пришла.

Произнося эти слова, Пакс осознала, что говорит абсолютную правду.

— Ну что ж, если у тебя дело к киакдану… Кстати, ты сказала, что идешь в его священную рощу? А ты знаешь, в какой она стороне?

Роща начиналась в сотне шагов от окраины города. Пакс кивнула головой в ту сторону.

— Ну ладно, по крайней мере, это тебе известно. Надеюсь, по дороге с тобой ничего не случится. И учти: не вздумай шататься по городу ночью. Если я тебя увижу, отведу на гауптвахту. Пусть с тобой капитан разбирается. Кстати, ночью вокруг города патрулирование ведется усиленное.

Патрульные проводили Пакс до входа в священную рощу, отмеченного белыми камнями между двух деревьев.

— Ты точно решила — тебе сюда? — спросил один из них. Пакс кивнула:

— Да. Благодарю вас.

Она развернулась и зашагала по узкой тропинке, которая, извиваясь, бежала между деревьями.

В роще стояла тишина. Сквозь листья пробивался солнечный свет. Из города сюда не долетало ни звука, хотя до него было рукой подать. Где-то неподалеку запела птица. Ее короткая рулада из трех нот звонко разнеслась по окрестностям. Пакс перестала дрожать, но в тот же миг за ближайшим кустом послышалось какое-то шебуршание. Пакс охватила паника. Когда перед ней на тропинку выскочил кролик, она чуть не разрыдалась от облегчения.

Пакс шла все дальше вглубь рощи. Где-то высоко наверху над ее головой шелестели листья, дул ветер, но здесь было тихо. Под одним из деревьев она услышала неясный гул. Присмотревшись, Пакс увидела пчел, деловито кружившихся над мелкими желтыми цветами. Наконец до нее донеслось знакомое журчание: родник, бивший у дома киакдана, был уже близко. А вот и знакомая поляна. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как Пакс впервые побывала в священной роще. Приземистый, крытый корой дом был заперт и, судя по всему, пуст. Ничто вокруг не шевелилось, если не считать струйки воды, звонко разбивавшейся о каменное ложе.

С минуту Пакс постояла в лучах солнца, глядя на воду. Она думала о том, как слова лжи, сказанные городским стражникам лишь для того, чтобы избавиться от их общества, обернулись правдой. К сожалению, ждать помощи от обитателя лесной хижины ей не приходилось. Ни одному из киакданов не было дела до того, что она потеряла. Киакданы вообще не слишком-то жаловали воинов. Тем не менее придется ей остаться здесь — по крайней мере до вечера. Возвращаться в город было нельзя. Пакс подумала, что ей следовало бы пересечь рощу и скрыться в безлюдных холмах. Она вздохнула. Как же она устала от необходимости постоянно бежать и прятаться от всех тех, кто знал ее раньше. Но встретиться с ними лицом к лицу она тоже не могла. «Скорей бы конец», — подумала она.

Пакс развязала заплечный мешок и вынула оттуда завернутые в тряпочку монеты — неприкосновенный запас, который выдала ей на дорогу Верховный Маршал. К этим деньгам она добавила медяки и две большие серебряные монеты из кошелька, висевшего у нее на поясе. Получилась аккуратная стопка. Много это или мало? Достаточно, чтобы скромно прожить месяц. Или один раз как следует покутить, угощая друзей в хорошей таверне. Чуть заметно усмехнувшись, Пакс высыпала монеты в чашу для подношений. Металлические кругляши со звоном скатились на дно. Пакс заглянула в мешок, прикидывая, нет ли у нее с собой еще чего-нибудь ценного. Ничего особенного: зимний плащ, запасная рубашка, запасные ремешки с пряжками для сапог… Да, оставалось еще кольцо, которое подарил ей герцог Пелан в тот день, когда она уезжала из Фин-Пенира. «Передашь мне это кольцо или принесешь его, если тебе понадобится моя помощь» — так он напутствовал Пакс, вручая свой подарок. Пакс внимательно смотрела на кольцо. Ей бы очень не хотелось, чтобы его нашли при ней, когда… Усилием воли она отбросила эту мысль и опустила кольцо в чашу рядом с монетами. Посмотрев на рюкзак, она решила оставить его здесь же. Киакдан найдет, кому отдать плащ и рубашку. Прикрыв деньги рюкзаком, она пошла прочь, думая о том, где спрятаться до наступления темноты. Скорее всего, стоит углубиться еще дальше в рощу, чтобы сократить себе путь.

Только в этот момент Пакс обнаружила, что все это время с другого конца поляны, стоя возле угла дома, за ней наблюдал киакдан. Его лицо было скрыто тенью от низко надвинутого на глаза капюшона. Пакс окаменела от неожиданности, лишь сердце бешено забилось у нее в груди. Заглушая журчание источника, по поляне разнесся негромкий, но отчетливый голос колдуна:

— Ты желала поговорить с киакданом? Пакс бил озноб, но в то же время пот, как в самую невыносимую жару, ручьем стекал у нее по спине.

— Господин, я… я пришла лишь за тем, чтобы сделать подношение.

Киакдан подошел поближе. Его одеяние почти сливалось с красками леса: плащ колдуна был темно-зеленого цвета с коричневыми пятнами не правильной формы.

— Понятно, — сказал он. — Большинство из тех, кто делает подношения, хотят получить что-нибудь взамен: совет, лекарство, исцеление от болезни. А тебе, значит, ничего не нужно?

Пакс прекрасно помнила его голос: глубокий, сильный, со множеством обертонов. Судя по всему, он немалую часть жизни провел в обществе эльфов. Теперь, когда он подошел ближе, Пакс заметила, что его глаза пристально следят за нею.

— Вы совершенно правы, — сказала она, отводя взгляд. — Мне ничего не нужно.

Втайне она еще надеялась, что киакдан не узнает ее, отпустит, не утомляя излишними расспросами.

— Я могу расценивать твое подношение как некую благодарность, не правда ли? Видимо, ты получила какой-то дар и, будучи признательна, готова разделить со мной свое имущество? Впрочем, как я погляжу, о том, чтобы разделить, речь не идет. Ты отдала мне все до последнего медяка. Не желаешь сказать почему?

— Нет, — выдавила из себя Пакс, всем телом ощущая, что колдун подходит все ближе и ближе.

— Ну-ну. А я вот тут слышал, что некто, очень похожий на тебя, сказал патрульным, будто хочет поговорить со мной, задать мне кое-какие вопросы. И что же теперь? Я обнаруживаю тебя в своей роще, ты складываешь в мою чашу все свои вещи и деньги — всё, вплоть до запасной рубашки, — и при этом у тебя нет ко мне никаких вопросов.

Пакс молчала. Дрожа всем телом, она наблюдала, как зелено-коричневая тень подходит к ней вплотную. Киакдан тем временем продолжал говорить:

— Если у тебя нет вопросов, то они есть у меня. Посмотри мне в глаза.

Не успела прозвучать эта команда, как Пакс почти против своей воли поглядела в лицо колдуну. В ее глазах стояли слезы.

— Как же, как же. Если память мне не изменяет, ты уже заглядывала ко мне однажды. Не понимаю только, почему ты отказываешься от моей помощи, — Паксенаррион, если я не ошибаюсь?

У Пакс перехватило дыхание, горло сжало, словно невидимой рукой. Слезы заструились по щекам. Она попыталась отвернуться, но сильная ладонь колдуна схватила ее за подбородок и удерживала так, что она не могла отвести взгляд от лица киакдана.

— Я смотрю, с тобой много чего произошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. Сдается мне, что, кем бы ты теперь ни стала, лгать тебя жизнь так и не научила. Итак, Паксенаррион, ты спросишь меня о том, о чем собиралась спросить, и еще раз выслушаешь мои советы.

— Нет-нет, не надо, — с трудом ответила Пакс. — Вы ничего не сможете сделать. Просто дайте мне уйти…

— Я ничего не смогу сделать? Извини, девочка, но позволь мне самому судить о том, что я могу и чего не могу. А насчет того, чтобы отпустить тебя, — так куда это ты собралась без вещей и денег?

— Мне все равно. Пойду на восток или на юг, в холмы. Это неважно.

— Там, в холмах, и без того полно скелетов. Нет уж, никуда я тебя не отпущу, пока ты мне не расскажешь о том, что тебя мучает. Иди за мной.

Словно в забытьи, Пакс последовала за киакданом к его дому. Даже не удивившись, она заметила, как дверь сама открылась в тот момент, когда киакдан приблизился к ней. Он наклонился, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, и зашел внутрь. Вслед за ним, так же пригнувшись, в помещение вошла и Пакс. Они оказались в большой, вытянутой в длину комнате с прохладным земляным полом. В стене напротив двери были прорублены окна, к которым вплотную подступали деревья. С потолочных балок свисали пучки пахучих трав. В одном из углов комнаты беззубой пастью разверзся пустой, давно не топленный очаг. Возле окон стояли два стола: один — заваленный какими-то свитками, другой совершенно пустой. К нему была придвинута скамья.

— Иди сюда, — сказал киакдан, — садись. Я принесу тебе чего-нибудь попить.

Пакс безвольно опустилась на скамью, а колдун взял глиняный кувшин и налил ей кружку воды. Она хлебнула и почувствовала, что вода имеет какой-то острый специфический привкус.

— Это листья мяты, — сказал киакдан, — да гвоздика — самая малость. И вот еще, держи. — С этими словами он снял с потолочной балки сетку с большой головкой сыра. Отрезав изрядный кусок, он протянул его Пакс. — Перед серьезным разговором всегда следует хотя бы немного перекусить.

Пакс казалось, что кусок не полезет ей в горло, но сыр оказался таким вкусным и мягким, что она сама не заметила, как проглотила его. Киакдан налил ей вторую кружку ароматной воды и достал откуда-то большую краюшку аппетитно пахнущего свежего хлеба.

Магистр Оукхеллоу сидел во главе стола, откинув капюшон и жуя хлеб с сыром. Пакс внимательно посмотрела на него. Все то же загорелое, обветренное лицо, кустистые темные брови, длинные густые волосы, на затылке перехваченные в пучок витым шнурком цвета коры. Он глядел куда-то за окно, слегка нахмурившись. Пакс посмотрела в ту же сторону. На стволе ближайшего к дому дерева устроилась черно-белая птица, которая, поразмыслив над чем-то, начала усиленно долбить кору. Дробь звонко разнеслась по лесу, словно ударили в небольшой барабанчик. «И как у нее голова-то не расколется», — подумала Пакс. Ей не раз доводилось слышать в лесу этот звук, но откуда он берется, она и понятия не имела. Кусочки коры посыпались вниз из-под острого клюва.

— Это дятел, — сказал киакдан, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Он находит под корой вредных насекомых и съедает их. Не будь дятлов, деревья давно были бы уничтожены этими крохотными паразитами.

Пакс чувствовала, как ее мышцы одна за другой расслабляются.

— А он… они… этих птиц — их много? Киакдан улыбнулся:

— Да. В основном они такие — черно-белые с красными шапочками. Но бывают и буровато-коричневые, и серые. Одни большие, другие поменьше. Есть те, что отмечены желтой полоской, а не красной шапочкой.

— Как же им удается долбить дерево с такой силой? Магистр пожал плечами:

— Так уж они устроены. Жизнь приспособила их для этого. Животные, следуя своему предназначению, вряд ли смогут навредить себе. Вот скажи мне: как лошади умудряются скакать по камням на своих крохотных копытах? Ну, я имею в виду — копыта ведь маленькие по сравнению с размером и весом лошади.

С этими словами он снова налил себе и Пакс ароматной воды. Пакс взяла со стола еще один кусок хлеба.

— А еще я слышала в роще, когда только входила сюда, как пела другая птица. Ее песенка была короткой: три ноты, одна выше другой. — Тут Пакс попыталась просвистеть услышанный сигнал.

— Понятно, — кивнул киакдан. — Это пересмешник. Веселая птичка, но очень пугливая. Перышки у нее сверху коричневые, а на брюшке серые с черными пятнышками. Она питается комарами и мухами. А яйца у нее зеленые, в темно-коричневую крапинку.

— А я думала, что большинство птиц, не считая орлов и ворон—падальщиц, едят семена.

— Некоторые действительно питаются семенами — большинство воробьиных, например. Но есть птички, которые любят хлебные крошки. Вот смотри.

Он взял кусок хлеба и раскрошил его на широком подоконнике, затем вынул откуда-то из складок плаща тоненькую деревянную дудочку и подул в нее. Раздалась легкая мелодичная трель. Пакс увидела, как между веток ближайшего дерева замелькали крылышки, и на подоконник тотчас же опустились пять небольших птичек. Пакс замерла. Три птицы были одинаковые — зелененькие, с желтыми грудками, одна коричневая, а еще одна — огненно-красная с черными крыльями. Клюя крошки, они перескакивали с места на место и опасливо поглядывали на Пакс, сверкая бусинками глаз. Когда крошки кончились, киакдан взмахнул рукой и птицы разлетелись. Девушка перевела дыхание.

— Какие они красивые! Мне никогда не доводилось видеть таких красивых птиц, особенно такую, как та — оранжевая с черным.

— Согласен. И ты согласись с тем, что видела еще далеко не все в этом мире. Так почему же ты так запросто решила покинуть его?

Этот вопрос снова вогнал Пакс в оцепенение и заставил ссутулиться. Она услышала, как киакдан вздохнул, затем встал и отодвинул табуретку от стола.

— Побудь здесь, пока я не вернусь, — строго сказал он.

Пакс, не поднимая головы, слышала, как магистр прошагал по комнате, подошел к двери и вышел за порог. Дверь сама с легким стуком захлопнулась за ним. У нее в голове мелькнула мысль выбраться через окно, но солнце уже начало опускаться, и роща выглядела мрачной и непроходимой. Дятел улетел, и теперь его стук доносился откуда-то издалека. Пакс отложила недоеденный хлеб и огляделась. Комната словно потемнела. Пакс задумалась, не придется ли ей провести здесь одной всю ночь. Спать в этом помещении можно было только на полу — никакой мебели, кроме двух столов, тут не было. Откуда-то из леса донесся странный, незнакомый крик. Пакс вздрогнула. Она вспомнила, что, по слухам, ночами киакдан превращается в огромного медведя.

Как открылась дверь, она не слышала — просто в какой-то момент колдун оказался рядом с нею.

— Пойдем, поможешь мне принести дров, — сказал он, и Пакс послушно вышла за порог, где лежала большая груда хвороста. Пакс обратила внимание, что солнце уже село за верхушки деревьев. Впрочем, тут ей стало не до наблюдений за природой: пришлось помогать киакдану ломать хворост и затаскивать его в дом. Затем колдун зажег свечи и, выйдя вновь за порог, вернулся с громадным свертком. Под несколькими слоями плотной материи в нем оказался большой глиняный горшок на специальной подставке, в которой несколько все еще тлевших углей поддерживали тепло. По всей комнате поплыл аромат тушеного мяса, грибов и лука. У Пакс непроизвольно потекли слюнки.

— У самого Хеббинфорда брал, — гордо сказал киакдан, расставляя миски на столе. — Лучшая похлебка во всем городе. А уж что касается жареных грибов, так ты, по-моему, всегда была большой любительницей этого блюда. Давай-ка садись и принимайся за еду, пока не остыла.

— Я не хочу есть, — уныло ответила Пакс.

— Вот чушь! Видела бы ты себя, когда я приподнял крышку. Твое тело лучше разберется, нужна ему пища или нет, если уж у тебя ум за разум зашел.

Пакс медленно, словно нехотя, опустила ложку в миску с жареными грибами. Не успела она даже осознать, что происходит, как с грибами было покончено. А вскоре подошла к концу и густая мясная похлебка. Пакс опомнилась, только обнаружив, что вытирает куском хлеба дно миски. Ее желудок довольно урчал. Пакс уже и вспомнить не могла, когда она ела так много и с таким удовольствием. Оторвав взгляд от миски, она заметила, что магистр Оукхеллоу внимательно смотрит на нее.

— Теперь десерт, — строго, словно приказывая, сказал он. — Сливовый пирог или яблочный?

— Яблочный, — не задумываясь, ответила Пакс и с не меньшим усердием, чем прежде, принялась за пирог. Доев сладкое, она взяла со стола оставшийся кусок хлеба и быстро сжевала его. Только теперь она ощутила настоящую сытость. Более того, ее тотчас же стало клонить в сон.

Киакдан доел пирог и, вытерев рот салфеткой, сказал:

— Вот так-то оно лучше. А теперь, я думаю, ты будешь не прочь помыться и привести себя в порядок. Давай я тебе покажу, где у меня тут умывальня.

Киакдан слегка надавил на кусок стены у очага, и та немного отъехала в сторону. Открылся узкий коридорчик с парой дверей по обеим сторонам. За одной из них скрывалась небольшая лесенка, спустившись по которой, Пакс оказалась в выложенной камнями темной комнатушке, вдоль одной из стен которой бежал по каменному желобу ручеек. Колдун внес в помещение несколько свечей и сказал:

— Увы, вода только холодная. Здесь лежит мыльный корень, а вот тебе полотенце. Если захочешь переодеться — тут на крючке висит что-то вроде платья.

На вешалке у дверей действительно висел темно-коричневый балахон.

— Ну все, я пошел. Теперь умывайся, — сказал киакдан. — Когда закончишь, иди обратно в комнату. Можешь делать все, что хочешь, только ни в коем случае не выходи из дому. Все ясно?

— Так точно, — по-военному ответила Пакс.

— Вот и хорошо. — Киакдан развернулся, поднялся по лесенке и скрылся в коридоре, освещая себе путь свечкой.

В маленькой комнате было сыро и холодно, но при этом абсолютно чисто и пахло здесь лишь свежей водой и землей. Пакс вымыла руки, ополоснула лицо, а затем с опаской выглянула за дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, сбросила с себя одежду. Она так давно не переодевалась и толком не мылась, что на теле запеклась короста из грязи и пота. Пакс, поеживаясь от холода, тем не менее с удовольствием намылилась и, встав на дно каменного желоба, стала обливаться ледяной водой. Когда купание было закончено, она дрожала от холода, у нее стучали зубы, но энергичное растирание чистым полотенцем быстро согрело ее. Посмотрев на свою одежду, она даже пожалела, что отдала в качестве подношения запасную рубашку. Уж на что грязной была она сама, но одежда была еще грязнее. Поколебавшись, она все же сняла с крючка оставленное ей платье и надела его. Ткань оказалась мягкой и теплой. Затем Пакс с сомнением поглядела на оставшуюся на полу одежду. «Подтирать ее сейчас?» — мелькнуло у нее в голове. Но от этого решения пришлось отказаться. Чтобы отстирать такую грязь, потребовалась бы горячая вода и что-нибудь вроде таза. Пакс сгребла одежду в кучу, надела сапоги на босу ногу и, пройдя по лестнице и коридору, вернулась в большую комнату.

Перед тем как уйти, киакдан зажег еще несколько свечей, и теперь приятный теплый свет заливал все помещение. Ставни были закрыты, что немало порадовало Пакс. Она села за стол и приготовилась ждать, когда же вернется хозяин. Потом задумалась о том, где бы ей пришлось провести эту ночь, не забрось ее судьба в этот дом: скорее всего, она ушла бы в холмы, и вряд ли дожила бы до рассвета. Она поежилась и ощутила приятное теплое прикосновение чистой ткани к телу. Как же это здорово — чистая одежда, вода, мыло, хорошая еда! «Интересно, — подумала Пакс, — почему я ни разу… Ведь хотя бы жареных грибов-то могла бы себе купить». Потом ее мысли побежали в другом направлении. Она задумалась о том, где сейчас мог быть киакдан и на какие деньги он купил такой вкусный обед. Не на те ли, что она оставила в чаше? А еще больше ее занимало, что он собирается делать дальше. Пакс сама себе удивилась, обратив внимание, что размышляет о таком непонятном и странном человеке, не испытывая ни малейшего страха.

Так, сидя за столом, она и не заметила, как уснула. Когда вернулся киакдан, Пакс не услышала. Проснувшись, она обнаружила, что лежит, завернутая в одеяло, на полу у стены, неподалеку от очага. Ставни были раскрыты, и в окна пробивался солнечный свет. Пакс чувствовала себя совершенно выспавшейся и отдохнувшей. В животе у нее урчало: организм явно требовал пищи. Она скинула одеяло, встала, и в этот момент в дом вошел колдун.

— Пора завтракать, — сообщил он прямо с порога.

В руках он держал какой-то котелок, на крышке которого лежал большой кусок сотового меда. Пакс непроизвольно по-собачьи облизнулась. Быстро свернув и аккуратно сложив у стены одеяло, она подошла к столу, на котором уже лежали сыр, хлеб и мед.

— Такого меда ты еще не пробовала, — заявил киакдан. — Это яблоневый — ранний весенний мед, его никогда не бывает много. — Внимательно посмотрев Пакс в лицо, он улыбнулся:

— Ты, похоже, отлично выспалась.

Пакс впервые за долгое время улыбнулась в ответ:

— Да… Благодарю вас. Я действительно хорошо отдохнула.

— Давай-давай, садись за стол, — сказал он, наливая в кружку из кувшина козье молоко. — Добавь в молоко меду — увидишь, как будет вкусно.

Пакс отломила кусочек сот и бросила в молоко. Действительно, получился ароматный и вкусный напиток. Киакдан тем временем нарезал сыр и протянул несколько кусков Пакс. Сделав бутерброд, он полил его медом. Пакс последовала его примеру и стала уписывать завтрак за обе щеки. Через открытое окно в комнату влетели несколько пчел и уселись на остатки сот.

— Ну уж нет, сестрички, — сказал киакдан, — это нам и самим пригодится. — Он издал какой-то звук, похожий на пчелиное жужжание, и пчелы немедленно вылетели в окно. Пакс изумленно посмотрела на колдуна, а он лишь улыбнулся ей в ответ.

— Вы действительно умеете разговаривать с пчелами? — спросила она.

— Ну, нельзя сказать, чтоб я с ними разговаривал. Это скорее похоже на песню. Пчелы — очень музыкальные создания. Они прекрасно чувствуют ритм, мелодию и, кстати, неплохо танцуют. Ты когда-нибудь видела, как танцует пчелиный рой?

— Пакс покачала головой, про себя прикидывая, не подшучивает ли колдун над нею.

— Честное слово. Я как-нибудь тебе покажу, — заверил он ее.

— А с животными вы умеете разговаривать?

— Киакдан тем и отличается от других людей и колдунов, что умеет говорить с природой: с деревьями, с травой, птицами, животными, пчелами и другими насекомыми. Нужно научиться понимать, что есть что в этом мире и какое место занимает в нем каждое живое существо. Поймешь — сумеешь и общаться с ними. Только научиться этому нелегко и учиться нужно долго. Все живые существа отличаются друг от друга, все говорят на разных языках.

— Есть волшебники, которые тоже умеют разговаривать с животными, — сказала Пакс. Киакдан фыркнул в ответ:

— Волшебники! Это ж совсем другое дело. Понимаешь, любой волшебник хочет обладать большей властью. Если он разговаривает с животным — уверяю тебя, делает он это с какой-то корыстной целью. Мы же, киакданы, учим язык животных, потому что мы любим их — любим такими, какие они есть, какими созданы в этом мире. И если я говорю с совой, которая живет в дупле вон на том дереве, я делаю это не для того, чтобы извлечь для себя какую-то выгоду, а просто потому, что мне этого хочется. Нет, я не буду скрывать, что иногда мы пользуемся этим даром с какой-то конкретной целью. Мы можем попросить животных о чем-то, договориться с ними. Мы знаем их природу, но в то же время мы признаем право каждого живого существа быть таким, каким оно создано, и не пытаемся изменить его. Вот почему наш общий знакомый, маршал Геда, так и не может решить, надежный я для него союзник или во мне есть какая-то червоточина.

Пакс смотрела на киакдана и слушала его. Она понимала, что нечто в его словах имеет непосредственное отношение к ней самой, но думать о чем-то сложном у нее не было сил. Оставалось только ждать, когда он начнет расспрашивать ее.

Колдун встал из-за стола и сказал:

— Ну что ж, твоя одежда постирана и сушится на кустах. Но, боюсь, она еще слишком влажная, а гулять по лесу в этом платье будет не слишком удобно. Дай-ка я подыщу тебе что-нибудь более подходящее. — Он подошел к большой плетеной корзине, стоявшей у стены. — Мне кажется, вот это будет тебе в самый раз. — Он протянул Пакс домотканые брюки с продернутой вместо пояса бечевкой и льняную рубашку. — Переоденешься — выходи, я хочу тебе кое-что показать. — С этими словами колдун вышел за дверь и захлопнул ее за собой.

Пакс поглядела на предложенную ей одежду. Судя по складкам на ткани, она пролежала в корзине очень долго.

Пакс настороженно посмотрела в окно, подошла к очагу, но потайная дверь в коридорчик с умывальником была закрыта. Найти замок ей не удалось. Тогда она, оглядевшись еще раз, присела на пол за столом и, сняв с себя платье, быстро надела брюки и рубашку. Подпоясавшись, она поискала глазами свой кинжал. Он лежал на столе.

Пакс подошла к двери, слегка толкнула ее, и та беззвучно распахнулась. Залитая солнцем поляна казалась пустой. Пакс даже не сразу увидела киакдана, стоявшего неподвижно на вымощенной камнем дорожке. Он махнул ей рукой, и она пошла к нему через лужайку.

— Держись поближе ко мне, — сказал он. — Эта роща — не самое безопасное место для чужаков. Даже опытные следопыты могут заблудиться. Если ты вдруг потеряешься, оставайся на месте. Я сам найду тебя. Пока ты стоишь или сидишь неподвижно — ну, или пока мы с тобой вместе, — тебе не грозит никакая опасность. Может так получиться, что мне придется неожиданно исчезнуть. Надеюсь, этого не потребуется, но все же… В таком случае оставайся там, где стоишь, не уходи далеко. В любом месте этого леса ты найдешь достаточно интересного, за чем стоит понаблюдать до тех пор, пока я не вернусь за тобой.

Колдун двигался между деревьями мягко и бесшумно, как легкий ветерок. Пакс старалась не отставать от него. Время от времени киакдан останавливался, прикасался к какому-нибудь дереву или гладил траву, но при этом молчал. Пакс тоже старалась не нарушать тишины. Солнце все сильнее нагревало воздух, птицы пели все громче, от земли поднимались ароматы прелой листвы и свежей травы. Дышалось легко и свободно. Пакс понятия не имела, в каком месте леса они находятся, но ее это и не слишком волновало. Она начала более внимательно присматриваться к деревьям и кустам, мимо которых они проходили. Вот киакдан прикоснулся к стволу какого-то дерева. Пакс заметила, как между его ладонью и корой проскочило что-то вроде зеленовато-коричневой искры. Время от времени ее внимание притягивали то живописно расположившийся под кустом гриб, то цветущий кустик земляники, то ажурные листья папоротника. Рассматривая очередной цветок, она оглянулась и заметила, что магистр Оукхеллоу неподвижно стоит на месте, наблюдая за нею. Когда их глаза встретились, он одобрительно кивнул.

Глава II

Так прошел этот день. Теплое весеннее солнышко и гостеприимный лес постепенно снимали напряжение, так долго копившееся в душе Пакс. Вдвоем с киакданом они долго шли по священной роще, остановились попить у лесного родника, а вскоре после полудня присели передохнуть у большого валуна. Пакс задремала. Когда она проснулась, киакдана рядом не было. Но не успела она пару раз потянуться, как увидела его между деревьями. То и дело в течение дня она мысленно возвращалась к мучившей ее вчера боли, но словно стеклянная стена встала теперь между нею и реальностью прошлого. Более того, ей никак не удавалось заставить себя подумать о том, что делать дальше, куда идти, и наконец она прекратила эти попытки.

К дому киакдана они вернулись ближе к закату. Пакс сняла с кустов высохшую чистую одежду и остановилась в дверях, держа в руках свои вещи. Приятная усталость охватила ее, а вместе с ней пришло и чувство голода. Колдун улыбнулся.

— Посиди здесь, в тепле, а я принесу ужин, — сказал он. — Или, если хочешь, можем прогуляться вместе.

Пакс на миг представила себе деревенскую таверну, множество знакомых и незнакомых людей, и ее тотчас же забила дрожь. Проломив невидимую стену, кошмарная реальность обрушилась на нее с прежней силой. Прежде чем она смогла сформулировать ответ, киакдан сам покачал головой и сказал:

— Нет, нет, не сегодня. Ты еще не готова. Оставайся здесь. Я так и думал. Твое исцеление займет не один день.

Махнув рукой на прощание, он пошел через поляну по тропинке в сторону Бреверсбриджа.

Пакс села на пороге, дрожа и обливаясь потом. Она ненавидела себя за тот страх, что снова лишил ее всякой воли к сопротивлению. Ей не удастся заставить себя хотя бы заглянуть в таверну — даже здесь, в этом городе, где у нее все сплошь друзья и нет ни одного врага. Она посмотрела на свои сильные, покрытые множеством шрамов руки. Если она не сможет держать в них меч или лук, что же ей делать? Не оставаться же навеки здесь с киакданом. К этому она не готова. Она привычно потянулась к кошельку на поясе, но тут Же вспомнила, что выложила его содержимое в чашу для подношений. Теперь у нее ничего не было — ничего из того, что она заработала за все годы службы. Наемным солдатам вообще редко удается скопить много денег, но по крайней мере они всегда берегут какие-то свои талисманы или амулеты. У Пакс же не осталось ничего — ни красной лошадки от Сабена, ни медальона Канны. Теперь у нее не было даже последней спасительной надежды — кольца, подаренного герцогом. Это было уже третье кольцо, врученное им ей за время службы, и всех трех она умудрилась тем или иным образом лишиться.

Как и в предыдущий раз, когда киакдан вернулся, Пакс не смогла бы сказать, сколько времени его не было. Он просто вырос перед ней в вечерних сумерках как из-под земли. В руках у него опять был большой глиняный горшок. Пакс заставила себя встать, и они вместе вошли в дом. На этот раз она помогла ему распаковать ужин и накрыть на стол. Более того, она не стала утверждать, будто не хочет есть. Киакдан принес баранину, запеченную в густом соусе, тушеные овощи и грибы. Опять. Пакс хотела было спросить, сколько это все стоит, но, встретившись взглядом с колдуном, предпочла промолчать. Ела она молча и сосредоточенно, удивляясь своему аппетиту, но при этом ее не оставлял страх перед неизбежными расспросами магистра.

Однако за все время ужина Оукхеллоу так ничего и не сказал. Он быстро покончил с ужином и сидел молча, глядя в стену, пока Пакс доедала и убирала со стола. Затем, будто очнувшись, он обернулся к ней и с улыбкой спросил:

— Ты, наверное, хочешь знать, когда я начну тебя расспрашивать?

Пакс отвела взгляд, но затем усилием воли заставила себя посмотреть собеседнику в глаза.

— Да, — ответила она.

— Я собирался заняться этим сегодня вечером. Но передумал.

Последовала долгая пауза. Пакс посмотрела в потолок, обвела взглядом комнату, а затем наконец решилась спросить:

— Почему?

Он вздохнул и покачал головой:

— Честно говоря, я не уверен, что сумею тебе это объяснить. Насколько ты знаешь, целительство — это дар всех киакданов.

Пакс кивнула.

— Ну так вот: часть этого дара состоит в знании того, когда именно нужно применять то или иное целебное средство, когда действовать, а когда ждать. Если речь идет о людях, очень важно знать — когда спрашивать, а когда молчать. О том, что тебя мучает — что бы это ни было, — ты сейчас говорить не готова.

Пакс беспокойно заерзала на стуле.

— Вы, наверное… вам, по всей видимости, рассказывали, что…

— Мне много чего рассказывают, — перебил ее киакдан. Пакс внимательно смотрела ему в лицо.

— В основном все то, что достигает моих ушей, оказывается ложью. Все новости, которые доходят до нашего городка, лежащего в стороне от главных караванных дорог, обрастают большим количеством излишних, придуманных подробностей. И что бы я про кого ни слышал, тебя должна волновать только ты сама, только твое состояние. Только ты и будешь в конце концов исцелена. Ты — и никто другой. Нужно лишь дождаться подходящего момента.

Пакс отвернулась. Из ее глаз снова потекли слезы.

— Ну вот видишь — ты еще не готова. Но ты не бойся: время придет. Пусть твое тело восстановит силы. На это потребуется несколько дней. Ты уже выглядишь лучше, хотя сама, может быть, этого не замечаешь.

— Но я… я ведь даже не смогла заставить себя… — Ее голос прервался, и она закрыла лицо руками.

— Все это пройдет. Пройдет.

Не успели прозвучать слова киакдана, как тепло и покой разом обволокли Пакс. Боль опять отступила.

Но несколько дней спустя, ночью, кошмар вернулся к ней. Она вновь сражалась не на жизнь, а на смерть, вновь ее мучили голод и жажда, вновь страшно болели раны. Опять чадили смрадом горевшие зеленым пламенем факелы, опять обрушивались на ее тело удары кнута и клинка. И вдруг Пакс очнулась, обнаружив, что киакдан сидит рядом с нею и держит ее за руку.

Свечи заливали комнату мягким светом. Несколько секунд Пакс, как безумная, оглядывалась вокруг, все еще не в силах прийти в себя после кошмарных сновидений.

— Успокойся, — тихо сказал колдун. — Не нужно ничего говорить. Ты меня узнаешь?

Не сразу, словно подумав, она кивнула. В горле у нее пересохло, и она с трудом произнесла:

— Вы — господин Оукхеллоу.

— Правильно. И здесь, в моем доме, ты в безопасности. Лежи, не пытайся встать. Сейчас я принесу тебе чего-нибудь попить.

Ароматная мятная вода приятно охладила ее горло. Пакс попыталась сесть, но киакдан удержал ее. Все ее тело по-прежнему била дрожь. Попытавшись унять ее, Пакс почувствовала боль во всех старых ранах.

— Тебе все еще больно? — спросил колдун.

Пакс кивнула.

— Как давно тебе нанесли эти страшные раны? Пакс попыталась сосчитать. Мысли ее убегали куда-то в сторону, и лишь немалым усилием воли она смогла заставить их собраться.

— Насколько я помню, это случилось прошлым летом. В конце лета.

— Так давно? — Киакдан удивленно поднял брови. — Ну и ну! И какое же колдовство наложило на них заклятие? Пакс устало покачала головой.

— Я не знаю. Киакномы… Паладин и маршал Геда пытались излечить меня, но потом…

— Киакномы? Да как тебя к ним занесло? Пакс, отвернувшись, произнесла:

— Они взяли меня в плен. В Колобии.

— Вот оно что! Теперь понятно, почему лечение идет так тяжело. Это они заколдовали раны такой болью?

— Нет… не совсем так. Дело было…

Кошмарные воспоминания лишили Пакс дара речи. Она лишь энергично затрясла головой. Киакдан аккуратным, но сильным движением взял ее за подбородок и заставил успокоиться.

— Ну все, на сегодня хватит, — сказал он. Увидев в ее глазах страх, он добавил:

— Спи спокойно, кошмары больше не будут мучить тебя. Это я тебе обещаю. Ты будешь спать спокойно, как в первую ночь, которую провела здесь. Пробуждение твое будет легким и радостным. Спокойной ночи.

Подчиняясь ласковому голосу, Пакс провалилась в сон.

Проснулась она действительно отдохнувшей. Тем не менее ей было стыдно за вчерашний срыв, и к столу она подошла молча, без тени улыбки на лице.

— Эти кошмары больше не будут преследовать тебя, — спокойно сказал киакдан, жестом приглашая ее к завтраку. — Когда я вновь разрешу твоему мозгу видеть сны, ты уже исцелишься. Это в моих силах. Сколько было возможно, я ждал, чтобы твое тело набралось сил, потому что исцеление духа — не самая легкая процедура. А теперь, Паксенаррион, настало время для исцеления твоей души и твоего разума. Зло, исковеркавшее твою судьбу, сумело нанести глубокие раны как телу, так и твоему внутреннему миру.

Пакс кивнула и молча принялась за еду.

— Мне нужно будет посмотреть твои раны, — сказал колдун и взял Пакс за руку.

Она вздрогнула, но затем решительно протянула ему руку, закатав рукав. Посмотрев на кровавые рубцы, киакдан спросил:

— И много на тебе таких отметин?

— Да, — коротко ответила Пакс.

— По всему телу?

— Да, — повторила она.

— И с того времени, как ты их заработала, прошло уже более полугода?

В ответ Пакс только кивнула.

— Значит, так и не заживают. — Киакдан покачал головой. — Без какой-то колдовской отравы, причем весьма сильной, здесь не обошлось. Скажи, а они хоть немножко у тебя подживали?

— Иногда… иногда они бледнеют, — тихо ответила Пакс. — На неделю, дней на десять. Мне кажется, что они уже начинают заживать, а потом — все сначала. В первый раз они побледнели всего-то на день. Потом эти периоды стали дольше, но по-настоящему они так и не заживают.

— Понятно, понятно. А кто-нибудь из эльфов пытался лечить тебя?

— Да, тот, кто вернулся с нами. Он предположил, что здесь использованы заклинания вроде тех, которые эльфы применяют, замедляя или ускоряя рост растений.

— Действительно, похоже на то. И надо же было додуматься применить такое благое волшебство для такого страшного дела. Вот только одного не понимаю: зачем им нужно было это временное облегчение твоих страданий?

Пакс почувствовала себя как еж, который только и мечтает свернуться в колючий клубок. Говорить на эту тему оказалось еще тяжелее, чем она предполагала.

— Ну… они это делали для того, чтобы я могла сражаться.

— Сражаться? — переспросил киакдан и замолчал. Видя, что Пакс не собирается ничего больше рассказывать, он продолжил за нее:

— Значит, участвовать в бою тебе приходилось в таком состоянии, с едва затянувшимися ранами. А теперь ты и сражаться не можешь — это тоже их рук дело?

— Нет, — выдавила из себя Пакс и снова замолчала. Киакдан вздохнул.

— Попробую-ка я заняться одним из этих рубцов, — сказал он. — Учти, может быть больно.

Он взял ее за руки. Через мгновение одна рука Пакс онемела от холода, а вторая разогрелась, будто в лихорадке. Ощущение было странное и неприятное. Пакс бросила взгляд на лицо колдуна. Он ушел в себя и, казалось, ничего не замечал вокруг. Неожиданно от запястья до плеча Пакс пробежала волна такой острой боли, что она, не выдержав, застонала. Бросив взгляд на запястье, она увидела, что шрам потемнел сильнее, чем раньше. Затем боль прошла, и взгляд киакдана снова сфокусировался на лице Пакс.

— А ведь эльф был прав, — сказал он. — Эти заколдованные раны полумерами не залечишь. Пытался он лечить тебя целиком?

— Он сказал, что его сил и знаний не хватит на это. У него были друзья, которые смогли бы попытаться, но…

— Понятно. Паксенаррион, учти: лечение будет трудным и долгим. Мне надо вывести из твоих ран весь колдовской яд. Если сможешь потерпеть боль еще немного, то твое тело наберется сил для истинного лечения. Потерпишь?

Пакс не без труда улыбнулась.

— После стольких-то месяцев — почему ж не потерпеть? Какое-то подобие улыбки появилось и на лице колдуна.

— Вот и хорошо. А теперь давай дальше. Перейдем к тому, из-за чего ты была готова расстаться с жизнью. Что еще с тобой сделали?

— Что, рассказывать прямо сейчас? Обязательно?

— Я думаю, время пришло. Это лечение потребует огромных сил от нас обоих. Мне нужно знать все о тебе, все, что с тобой не так, какие резервы остались в твоей душе и в твоем теле. Мы не должны упускать ничего.

Тут киакдан встал и как ни в чем не бывало начал убирать со стола. Пакс по-прежнему сидела неподвижно и молча следила за ним. Сметя со стола крошки и высыпав их на подоконник подлетевшим птицам, киакдан обернулся к ней и сказал:

— Может быть, тебе будет легче поговорить вне стен дома? Давай прогуляемся по лесу.

Целый час они. шли по роще молча, и лишь затем Пакс заговорила. Она повела рассказ с самого начала, со своих первых дней в Фин-Пенире. Когда они вернулись к жилищу колдуна, солнце стояло уже высоко. Но именно сейчас, в яркий теплый полдень, стало особенно заметно, каким холодным сумрачным местом была поляна, примыкавшая к дому. Пакс невольно сбилась, потеряла нить рассказа, а затем и вовсе замолчала. Киакдан не торопил ее. Лишь журчание родника нарушало тишину на поляне, до тех пор пока Пакс, собравшись с мыслями, не продолжила свой рассказ:

— Я не могла ничего, не могла даже произнести имени Геда, не могла обратиться к нему с мольбой о помощи. Это я запомнила. Сначала я пыталась… точно-точно, я помню, как пыталась молиться, а затем… мне было не произнести, не вспомнить его имени. И мне приходилось сражаться. Стоило мне очнуться, как они окружали меня со всех сторон, и я должна была вступать в бой.

Пакс рассказала все, что помнила: о поединках на арене, об ужасном гигантском пауке, пожиравшем побежденных ею противников.

— А потом… потом я ничего не помню. Те, кто пришел за мной и спас меня, рассказали, что на мне были заколдованные доспехи, а шею сжимал обруч — символ поклонения Ачрии.

— Кто разыскал тебя?

— Другие члены нашего отряда: Амберрион, Феллис и остальные. Всех я и не помню. Я помню только, как очнулась и обнаружила, что иду вместе с остальными по тропе в каком-то каньоне к крепости Луапа. Эта огромная крепость спрятана глубоко в горах и наполовину вырыта в пещерах.

Перед мысленным взором Пакс снова предстал каменный мост между передовым фортом и главной стеной крепости. Она продолжала рассказ о том, что было с ней уже после возвращения в Фин-Пенир: о том, как Верховный Маршал сказала ей, что злое колдовство киакномов слишком глубоко впиталось в ее душу; и ей ничего не оставалось делать, как согласиться с этим. В какой-то момент Пакс заметила, что ее всю трясет. Тут же и колдун прервал ее рассказ, сказав:

— Пойдем-ка в дом. Пора ужинать, уже поздно. Солнце действительно уже опустилось за верхушки деревьев. Пакс очень боялась оставаться одна, но еще больше боялась признаться в этом. К ее удивлению, киакдан не стал уходить, а лишь принес хлеб и сыр. Поели они молча. Колдун, казалось, думал о чем-то своем. После ужина он в первый раз за все эти дни зажег огонь в очаге и сел поближе к пламени.

— Продолжай, — сказал он, — только не торопись. Что по этому поводу сказала тебе Верховный Маршал, почему она решила, что Гед не стал защищать тебя?

— Почему — она не объяснила, — ответила Пакс на первый вопрос. — Я так думаю, она решила, что я слишком недавно стала последовательницей Геда и была чересчур уязвима как кандидат в его паладины. Говорят, что души таких, как я, слишком открыты злу. По ее словам, эти бесконечные тренировки и бесчисленные поединки открыли злу путь к моему разуму. Избавиться от него было возможно, но… — Пакс замолчала, посмотрела на огонь и, не отводя взгляда от языков пламени, продолжала:

— Она сказала, что зло проникло слишком близко к тому… к тому, что делает меня солдатом, и уничтожить это зло было бы равносильно тому, чтобы уничтожить самое важное, что есть во мне.

— И что же это такое, по ее мнению?

— Моя смелость, — одними губами едва слышно произнесла Пакс. И даже сквозь шепот можно было расслышать, каких усилий стоило ей выговорить это слово.

Киакдан что-то пробурчал себе под нос, а затем молча подтащил несколько поленьев к очагу и подбросил их в огонь. Сноп искр взметнулся к дымоходу. Вновь усевшись поудобнее, колдун заметил:

— А теперь, значит, боец из тебя никудышный. И как ты думаешь, почему так получилось?

— Я знаю это наверняка, — сказала Пакс, опустив взгляд себе под ноги.

— И почему же? Не потому ли, что ты узнала, что такое страх? Разве раньше ты ничего не боялась? Мне показалось, когда мы впервые встретились, ты испугалась меня. А разве ты не испугалась заклинаний волшебника Зинтиса? Ты же сама рассказывала мне об этом.

— Раньше я умела противостоять своему страху, справляться с ним, и я всегда могла сражаться. Честно говоря, страшно мне бывало не слишком-то часто.

— А теперь, получается, ты не можешь побороть страх, — бесстрастным голосом, не одобряя и не осуждая ее, заметил киакдан.

— Да. Тогда, только-только набравшись сил, я попыталась преодолеть поселившийся во мне ужас, но я боялась всего, боялась даже вида собственных доспехов. Оружие, резкие звуки, лица окружающих — меня пугало все. Потом я немного окрепла, но по-прежнему мне было страшно даже выходить из своей комнаты. Верховный Маршал сказала, что такое иногда происходит с ранеными, так что, взяв в первый раз меч в руки и почувствовав его чужим, я даже не очень расстроилась. Поначалу. Но затем… — Пакс поморщилась, вспомнив, как впервые после болезни решила попрактиковаться с оружием. — Это была самая обыкновенная тренировка, — сказала она. — Все знали, что я еще не оправилась после ранения, и никто не стал бы работать со мной в полную силу, но я… у меня ничего не получилось. Стоило партнеру направить оружие в мою сторону, как я застыла на месте. А потом… потом меня затрясло от страха, и я вообще уронила меч. Я даже не смогла сесть верхом на лошадь. Вы же знаете, как я люблю лошадей… — Она бросила взгляд на киакдана. Тот кивнул. — Моя собственная лошадь, та, вороная, — я не смогла сесть на нее. Не смогла. Она почувствовала мой страх, стала пятиться, брыкаться, и я поймала себя на том, что думаю лишь о том, как силен может быть удар ее копыта. Все решили, что мне нужно помочь, и предложили для начала сесть на спокойного маленького пони. Я взобралась в седло, будто первый раз в жизни, и стоило этой лошадке сделать несколько шагов, как я рухнула на землю.

— Итак, ты ушла от них. Или тебя выгнали? Пакс покачала головой.

— Нет. Они были великодушны. Верховный Маршал предложила мне остаться с ними или попытаться начать жизнь торговца или ремесленника — как я захочу. Меня бы научили всему, чему нужно, дали бы возможность встать на ноги. Но вы же знаете, что Гед — это покровитель воинов. И вряд ли было бы логично навязывать ему купца или ремесленника. А наш герцог… — Тут ее голос снова задрожал.

— Он был там? Пакс взяла себя в руки и сказала:

— Да. Герцог Пелан приехал за мной, когда… когда ему сообщили, что я… Он сказал, что возьмет меня опять к себе, что я буду капитаном, но… я знала: они были правы. Со мной что-то случилось. И они поступили правильно. Я и сейчас так думаю. Герцог вынужден был согласиться, когда узнал, что со мной. Он дал мне…

— Тот перстень, который ты оставила в чаше для подношений, — вздохнув, сказал киакдан. — Твой герцог — интересный человек. Он не особо жалует последователей Геда, еще меньше любит маршалов и откровенно недолюбливает Верховного Маршала, и несмотря на это… Наверное, он очень тебя ценит.

— Уже нет, — сокрушенно сказала Пакс.

— Между прочим, перстень он тебе вручил уже после того, как все это случилось. Так что, Пакс, не умаляй достоинств своего командира. — Колдун вновь поворошил угли в очаге и продолжал:

— Однажды я его видел: давно это было. Я еще тогда задумался, что это за человек. Потом, конечно, я о нем слышал — в основном те слухи, которые доступны всем. В основном…

— А почему он так не любит последователей Геда? — спросила Пакс.

Киакдан покачал головой.

— Это не та история, которую мне стоит рассказывать. До меня она дошла не то что через третьи, а через сто тридцать третьи руки и, скорее всего, обросла слишком большим количеством ненужных и ложных подробностей. Возможно, когда-нибудь он сам тебе все расскажет. Я… это вряд ли. Ты думаешь, что никогда к нему не вернешься? Ерунда. По крайней мере, этикет и законы чести требуют, чтобы ты заглянула к нему и выразила свою благодарность.

— Но…

— Придется, Пакс, придется. Вне зависимости от того, суждено ли тебе когда-нибудь обнажать свой меч под знаменами герцога, ты не имеешь права оставлять его в неведении относительно того, жива ты или нет. Не сегодня, не завтра, но рано или поздно ты должна будешь отправиться к герцогу и засвидетельствовать ему свое почтение. И когда настанет время, ты поймешь, что я был прав.

Пакс ничего не сказала. Она и представить себе не могла, что вернется к герцогу, не победив свой страх. Предстать перед командиром, перед боевыми товарищами, не обретя мужества, не вернув способность участвовать в бою, — это было для нее невозможно.

— А теперь, девочка, — сказал колдун, — расскажи-ка мне с самого начала, подробно, как ты почувствовала, что твое мужество покинуло тебя? Как ты смогла это понять?

Пакс на некоторое время задумалась, решая, как получше описать свои чувства. Начала она действительно издалека:

— Как-то раз, когда герцог впервые появился у нас на тренировке, он выбрал меня в качестве напарника, и я почувствовала в этом учебном бою какую-то особую энергию. Герцог словно заразил меня чем-то. Когда потом Сиджер, наш учитель фехтования, встал в пару со мной, я ощутила, как эта энергия начинает закипать во мне. Возбуждение, восторг — я даже не знаю, как это описать, но мне хотелось сражаться, хотелось наносить удары, обманывать противника. Хотелось победить. Когда он охладил мой пыл ловким ударом, мне было больно, но только больно — и все. Как в детстве, когда споткнешься и упадешь. Я ничего не боялась и ни о чем не беспокоилась. И потом, в боях мне, конечно, бывало страшно, особенно в первый год, но это чувство находилось где-то внутри меня, глубоко-глубоко, и стоило начаться сражению, как боевой пыл гасил во мне любое проявление страха. Это чувство никогда не подводило меня, даже в худшие моменты, когда мы попадали в засаду или когда мы с Месенионом противостояли злому чародею. Я порой уже прощалась с жизнью, но это никак не мешало мне продолжать драться. Наоборот, это лишь подстегивало меня. Да мы там все такие были. Те, кто боялся ран, увечий или смерти, ушли из нашей роты. Опасность была составной частью нашей жизни. Некоторым настолько нравилось состояние, которое возникает в бою, что они искали любого повода, лишь бы устроить драку даже среди своих. От бесконечных поножовщин в казарме таких удерживали только строгие правила. Однажды я оказалась в самом центре такой заварухи, и это стало для меня хорошим уроком. С тех пор я зарубила себе на носу: никаких скандалов и драк со своими. Для боя должны быть веские причины.

Тут Пакс снова замолчала, поймав себя на том, как участилось ее дыхание. В горле у нее пересохло. Киакдан заметил это, принес кувшин с водой и наполнил две кружки. Пакс залпом осушила свою.

— В Фин-Пенире все было как во сне — в прекрасном, счастливом сне. О такой жизни я мечтала, когда была маленькой. Рыцари, паладины, торжественные гимны, музыка.

Каждый день тренировки с лучшими воинами Восьми Королевств. Тут не было ничего из того, что тревожило и не давало мне покоя там, на юге. Нам предстояло сражаться только против зла, против настоящего зла. А еще я там встретилась с настоящими эльфами, гномами, научилась как следует обращаться с оружием. Говорили, что получалось у меня неплохо. Мне предложили вступить в братство Геда и стать паладином. Для меня… да я даже в самых дерзких мечтах не осмеливалась представить себе такое. — Налив воды в кружку, Пакс сделала еще один большой глоток. — Неожиданно мне стало понятно значение всей цепочки странных событий, случившихся в Ааренисе. Разумеется, я согласилась с предложениями, которые мне были сделаны в Фин-Пенире. Я почувствовала, что нашла дом, настоящий, истинный дом. Моя жизнь обрела смысл.

— Ну а теперь?

— Это были счастливейшие дни в моей жизни. Господин Оукхеллоу, вам это покажется смешным и глупым, но для меня сомнений нет: ведь сбылись самые сокровенные мечты дочери пастуха, которая день и ночь грезила о том, как она будет сражаться волшебным мечом против чудовищ; мечты девчонки, сбежавшей из дому, чтобы вступить в наемную роту; мечты солдата, провоевавшего несколько сезонов. Может быть, там, в Фин-Пенире, не все до конца понимали, что они для меня значат, но это было неважно. Я пыталась научиться всему, чему могла, чтобы стать по-настоящему полезной им всем. И там — там, где все служили делу чести и защите чести силой оружия, — там я была счастлива.

— Разве я сказал, что нахожу это глупым? — удивленно вскинул брови киакдан. — Такую мечту трудно воплотить в жизнь, но это вовсе не глупость. Лучше скажи: что в тебе изменилось после того, как Верховный Маршал сделала все что могла для твоего исцеления?

— Счастье и смысл ушли. Вот и все. То самое чувство, которое наполняло меня, когда я сражалась, — оно ушло, оставив после себя пустоту. Словно земля вдруг ушла у меня из-под ног, и я осталась без опоры. У меня не хватило ни навыка, ни сил, ни мужества, чтобы закрыть эту брешь. Нет, поначалу я думала, что все пройдет само собой. Я пыталась что-то сделать. Через некоторое время я стала лучше двигаться, более или менее управляться с мечом, но стоило мне выйти на поединок, пусть даже с условным противником, как пустота начинала охватывать меня со всех сторон. Я будто зависала на краю пропасти, которая все расширялась, расширялась и грозила поглотить меня навсегда. В общем, с тех пор и по сей день, стоит мне увидеть перед собой что-либо пугающее — а страх на меня наводит теперь что угодно и кто угодно, — и я ничего не могу с собой поделать.

— Скажи, уехав из Фин-Пенира, ты сразу решила прийти ко мне?

— Нет, ни в коем случае. Я бродила по дорогам, искала себе работу. Я думала, что сгожусь в качестве подсобного рабочего — ну где-нибудь на ферме, — но меня ведь все пугало, пугало даже то, чего не боятся маленькие дети. — Пакс прикинула, стоит ли рассказывать колдуну о нападении на караван, о том, как ее выгнали из придорожной харчевни, но решила, что в этом не будет никакого смысла. Какая разница, узнает киакдан все подробности ее позора или нет. — В основном я просто бродяжничала. Я даже не знала, что пришла в Бреверсбридж, пока не подошла к постоялому двору. Я бы сбежала отсюда, но патруль городской стражи заметил, что я вела себя как-то странно, и меня чуть не упрятали за решетку до выяснения обстоятельств.

— Разве маршал Кедфер не поручился бы за тебя? Ты же сказала, что Верховный Маршал пообещала тебе покровительство везде, где есть фермы Геда.

— Я полагаю, что он не отказался бы от поручительства, но я не смогла бы просить его об этом. Однажды я обратилась с такой просьбой в Финте. Мне было так стыдно! Одно дело, если бы я потеряла в бою руку или ногу, если бы мое увечье было видно окружающим, но трусость… Последователи Геда полагают, что это позор на всю жизнь или, на худой конец, наказание за какие-то страшные грехи. С обычными солдатами все еще проще: трус — он и есть трус, и говорить тут не о чем. Я даже согласна с ними, но ничего не могу с собой поделать. — Слезы потекли по щекам Пакс. — Я не могу… я не могу жить… такой, какой стала сейчас. Маршал знал меня раньше. Он бы подтвердил, что я не преступница, но… его презрение…

— Ну все, достаточно. Между прочим, маршала я тоже неплохо знаю. Он человек честный, достойный, пусть в чем-то и ограниченный. А к себе ты абсолютно несправедлива. Впрочем, уже поздно, тебе пора отдыхать. Поговорим об этом завтра. И не бойся заснуть: кошмары не будут тебя сегодня мучить.

Укладываясь спать, Пакс полагала, что утра ей будет не пережить, но, проснувшись, она почувствовала себя куда спокойнее, чем во все последние дни, и поняла, что даже ждет расспросов киакдана. Однако во время завтрака он ничего не сказал, а потом предложил ей прогуляться по роще: все как обычно. Примерно час они гуляли в молчании. Пакс, как всегда, на каждом шагу обнаруживала для себя что-нибудь новое. Прежде ей не доводилось жить в лесах, и ей даже в голову не приходило, какая полная, разнообразная жизнь идет в этом мире. Наконец колдун обернулся к ней и сказал:

— Садись. Давай поговорим.

Пакс села, прислонившись спиной к какому-то дереву, он же расположился напротив нее на земле.

— Паксенаррион, по-моему, ты набралась сил с тех пор, как пришла ко мне. Заметила ты это?

— Да, конечно. — Пакс даже покраснела. — Мне кажется, я слишком много ем.

— Вовсе нет. Ты была настолько исхудавшей, что даже сейчас тебе еще нужно набрать вес. Но согласись, в тот день, когда ты пришла ко мне, ты бы не выдержала вчерашнего разговора.

— Но ведь это относится к душе, к разуму. Колдун презрительно фыркнул:

— Паксенаррион, твое тело связано с твоей душой гораздо крепче, чем улитка привязана к своему домику. Если ты расколешь раковину, выживет ли без нее улитка?

— Нет, но…

— Великое Дерево! Нашла повод спорить со мной. — Киакдан рассмеялся, а затем снова стал серьезным. — В тот день, когда я увидел тебя, ты мне не сказала, каким образом ты собиралась расстаться с жизнью. Может быть, ты сама об этом и не думала, но мне было ясно, что от смерти тебя отделяло совсем немногое. Причина? Сейчас это неважно. Не надо было быть колдуном, чтобы с первого взгляда понять: досталось тебе изрядно. Ты была слаба, худа, как щепка. Я начал с того, что лечится проще: хорошая еда, сон, отдых — все это лечит многие раны тела, да и души. Ты помнишь, как ты боялась всего — даже кролика, выскочившего неожиданно на тропинку, по которой ты шла ко мне? Разве сейчас ты такая же?

— Нет… Во всяком случае, здесь, в этом лесу, я уже другая. Но я не знаю, что будет со мной, когда я выйду отсюда. — Пакс попыталась представить себе это, представить, как она идет где-нибудь по городской улице, и обнаружила, что панический ужас, охватывавший ее при этой мысли раньше, куда-то исчез. — По крайней мере, я могу думать о том, чтобы оказаться где-то еще, — задумчиво сказала она.

— Уже неплохо. Твое тело начало выздоравливать. А раз так, то настанет черед и душе, и разуму.

— По-моему, вы сказали, что раны придется лечить долго.

— Да, так и есть. И лечение опять потребует от тебя сил. Вот почему я решил дать тебе время отдохнуть. Пойми, Паксенаррион: самое важное в лечении — это выбрать нужный момент. Не забывай еще и о том, что сначала мне пришлось заслужить твое доверие, чтобы, по крайней мере, та боль, которую я причиню тебе в момент лечения, не ввергла бы тебя в панику. Затем нужно было дать еде и отдыху время, чтобы они вылечили то, к чему непричастно колдовство. И если заколдованные раны пока не затянулись, то в остальном твое тело стало намного сильнее и крепче. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Не совсем. Я вот подумала: а разве еда и отдых не могли бы излечить…

— Излечить тебя совсем? В обычных случаях это возможно. Но те, кто заколдовал тебя, обладают немалыми черными силами. Как правило, их бывает более чем достаточно, чтобы угасить стремление к жизни в любом человеке. Эта колдовская отрава вытягивает из тебя силы и будет вытягивать до тех пор, пока мы не изгоним ее. И пока твое тело не очистится, душа твоя тоже будет нести в себе этот яд.

— Понятно.

— А теперь ты боишься узнать, что же потребуется для того, чтобы я смог излечить тебя, — глядя ей в глаза, сказал киакдан.

— Да. Дело в том, что я… однажды мне уже пришлось пройти через это, и мне сказали, что все дело во мне, в моей Душе, что зло проникло в нее и поселилось там и что пришло время выкорчевать его с корнем. И вот теперь вы…

— Ну-ну, успокойся. Я, по крайней мере, смогу тебе показать, что собираюсь сделать. Вот посмотри на этот рубец У тебя на руке — тот, который так болел в тот вечер.

Пакс быстро закатала рукав и увидела, что рубец, который сильно распух на следующее после лечения утро, превратился в тонкую розовую полоску. Нажав на него пальцем, она обнаружила, что и жгучая боль куда-то пропала.

— Он что, действительно затянется и заживет?

— Да, через несколько дней он станет бледным, как твои старые шрамы. Применять более сильнодействующие и быстрые методы после того, что с тобой сделали, я не решился.

— А остальные шрамы?

— Разве ты не помнишь, как больно тебе было, когда я лечил этот? Едва ли не так же больно, как когда тебе нанесли эту рану. Вспомнила?

Пакс кивнула.

— А шрамов таких у тебя по всему телу хватает. Попытаться исцелить их все сразу было бы слишком рискованно. Нет, можно было бы тебя усыпить и лечить во сне, но тут возникает вопрос о твоем разуме. Если в твоей душе по-прежнему сохранилось желание умереть, я бы мог не заметить и упустить тебя, пока занимался лечением. Уследить и за телом, и за душой одновременно мне не под силу. Поэтому, прежде чем приступить к решающему этапу исцеления, я предпочел бы заручиться поддержкой не только твоего тела, но и твоего разума. Может быть, мне следовало призвать на помощь другого киакдана, или колдунов-эльфов, или того же маршала Кедфера, но пока я не понял, в чем причина твоих страданий, я не считал себя вправе поступить так.

— Но мои раны — вы ведь можете излечить их? — не столько вопросительно, сколько утвердительно произнесла Пакс.

— Да.

— А остальное? Ну, то, что заставляет меня страдать?

— Я не уверен. Думаю, заколдованные раны настолько измотали и ослабили тебя, что даже без вмешательства Верховного Маршала в твой разум рано или поздно они сгубили бы тебя. Честно говоря, я не знаю наверняка, что именно делала с тобой Верховный Маршал. Но любое средство, способное выжечь глубоко поселившееся в душе человека зло, скорее всего, окажет сильное воздействие и на другие стороны его души. Зло растекается по телу и душе, как чернила по воде, покрывая пятнами все, к чему оно прикасается. Твоему телу снова изрядно досталось. Ты же сама рассказывала мне, как после лечения Верховного Маршала ты поначалу даже не могла ходить. Вот почему я надеюсь, что, излечив твое тело, я смогу подобраться ближе к исцелению твоей души. Вернется ли к тебе утраченная храбрость — этого я казать не могу. Тем не менее нельзя отрицать, что выглядеть ты стала гораздо лучше, дела твои пошли на поправку, и это вселяет в меня надежду.

Пакс, глядя перед собой в землю, сказала:

— Мне все равно страшно. Нет, я боюсь не боли. Сильнее она или слабее — это не так важно. Я боюсь чего-то другого.

— Я понимаю. Я бы мог лечить твои рубцы один за другим через некоторые промежутки времени. Такое лечение заняло бы много месяцев. А кроме того, я должен тебя предупредить, что зло, изгоняемое постепенно, сопротивляется намного более ожесточенно. У него имеется время, чтобы собраться с силами. Поэтому каждый следующий шаг излечения будет даваться большей болью, чем предыдущий. И решиться на это без твоего согласия значит обрушить чрезмерную, невыносимую нагрузку на твой измученный разум. Вот почему я ждал. Ждал и надеялся, что ты все-таки сможешь проникнуться ко мне доверием.

— Сколько времени займет лечение?

— Если взяться за все сразу, то мне понадобится по меньшей мере день, чтобы подготовиться самому. Ты проведешь этот день в доме, взаперти, я же должен буду собраться с силами и с мыслями. Практически все нужные мне травы и снадобья у меня есть. То, чего не хватает, я смогу собрать сегодня. Затем два, может быть, три дня на само лечение. Точнее я сказать не могу до тех пор, пока не посмотрю, не прочувствую каждую твою рану. И не забудь: в первые дни после лечения ты будешь очень слаба, но на этот раз силы вернутся к тебе гораздо быстрее.

— Во время лечения я буду спать?

— Во время самого лечения — да. Во всяком случае, я бы очень рекомендовал тебе это. Даже если бы ты захотела вытерпеть всю эту боль бодрствуя — твоя реакция, а попросту говоря, твои крики и стоны могут отвлечь меня от этого важного дела, требующего предельной концентрации.

— Я бы хотела… — сказала Пакс и вдруг замолчала. Перейдя дыхание, она решительно произнесла:

— Я хочу, чтобы вы исцелили меня. Всю сразу. Это мое окончательное решение. А кроме того, мне кажется, у меня нет выбора.

Киакдан негромко возразил:

— Ты не права. Не в моих правилах навязывать добро ему бы то ни было. У всех должен оставаться выбор. Я ни к чему не принуждаю ни зверей, ни птиц, ни насекомых. Мы, киакданы, изучаем их, но вовсе не для того, чтобы менять их привычки или повадки. А уж что касается людей, то у них всегда должна оставаться свобода выбора.

— Между прочим, в тот первый день вы сами заставили меня поесть.

— Тогда мне было не до долгих рассуждений. Еще немного — и ты бы отправилась на тот свет. Заставив тебя поесть, я выиграл немного времени, чтобы разобраться в том, что произошло с тобой. Сейчас ты встала на путь исцеления, и, по-моему, ты вполне в состоянии решать сама за себя. Я могу дать тебе совет, но ты свободна — следовать ему или нет. Так что решение о необходимости столь болезненного исцеления ты вовсе не обязана принимать сию секунду.

Пакс подобрала с земли какой-то прутик и стала машинально выкапывать им аккуратные круглые ямки. Ряд этих ямок выстроился возле ее ног, затем еще один, и еще. В какой-то момент Пакс представила их себе, как схему боевого строя. Помотав головой, она одним движением смахнула этот чертеж.

— Тогда скажите, — обратилась она к колдуну, — как вы думаете: попросить вас исцелить меня прямо сейчас или еще подождать?

— Я предложил бы тебе такой совет: спроси сама себя, доверяешь ли ты мне; спроси, доверяешь ли ты сама себе; верит ли твой разум в то, что твое тело выдержит новую лавину боли. Спроси себя, нужно ли тебе все это. Может быть, этот шанс излечиться вовсе не привлекает тебя? Ведь если ты по-прежнему собираешься украсить своими костями один из окрестных холмов, то, смею тебя заверить, какой-нибудь орк или стая волков будут счастливы помочь тебе в исполнении этого решения.

Подумав, Пакс чуть слышно произнесла:

— Я сама не знаю, чего хочу.

— Понимаю, — кивнул киакдан.

— Нет, я не совсем правильно выразилась, — поправила себя Пакс. — Я уверена в том, что хочу выздороветь, если это, конечно, возможно. Если все дело в том яде, которым отравлены мои раны, то, разумеется, я попрошу вас попытаться залечить их — любой ценой.

Остаток дня они провели, собирая в роще травы и цветы, необходимые киакдану для ее исцеления. Большинство этих растений были незнакомы Пакс. Колдун не слишком подробно объяснял ей их предназначение. В основном он лишь указывал пальцем на тот или иной росток или побег и говорил, как тот называется. Вечером, оставив Пакс в доме, киакдан ушел в город за едой. Вернулся он не один: поваренок из харчевни помог ему принести все, что было куплено киакданом. Пакс услышала голос мальчишки за дверью. Рассчитавшись, киакдан отослал поваренка обратно в город. Лишь когда мальчик скрылся за поворотом тропинки, он велел Пакс открыть дверь и занести корзины в дом.

— Нам потребуется много еды, — объяснил он, — на несколько дней. Я же проведу день натощак. Зато еда понадобится мне во время лечения. Иначе у меня просто не хватит сил. — Кратко объясняя это, он распаковал несколько буханок хлеба, окорок, нарезанную баранину, вареные яйца и другие продукты.

Следующий день показался Пакс целой вечностью. Она уже привыкла к долгим прогулкам по лесу, и сидеть взаперти оказалось для нее сущей пыткой. Какое-то время она убила на то, чтобы выкупаться и вымыть голову. Чем занять себя дальше, она не представляла. Слоняясь из угла в угол, Пакс совершенно забыла о привычном втором завтраке в полдень. Где-то во второй половине дня желудок напомнил ей о том, что неплохо бы подкрепиться, а оставленные на столе ветчина, хлеб и сыр оказались как нельзя кстати. Когда день стал клониться к вечеру, Пакс забеспокоилась, придет ли киакдан к ужину. Дверь в его личную комнату была закрыта весь день. Постучать туда она, естественно, не осмеливалась. Но в то же время ей казалось, что ужинать без него было бы невежливо.

Когда окончательно стемнело, Пакс зажгла свечи. Вскоре из темного коридора показался киакдан. Не говоря ни слова, он кивнул ей и подошел к окнам, чтобы закрыть ставни. Пакс хотела что-то сказать ему, но повелительным жестом он не позволил ей этого. Подложив дров в очаг, он развел огонь. Пакс стояла посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Колдун показал ей на стол, на еду и все так же молча, жестом предложил поесть. Когда она протянула ему ломоть хлеба с ветчиной, он отрицательно покачал головой, но в то же время сел за стол и стал смотреть, как она ест. У Пакс пропал всякий аппетит. Кусок ветчины провалился в желудок, как булыжник. Во рту пересохло. Она, в свою очередь, тоже стала смотреть на колдуна. Тот ободряюще улыбнулся.

На следующее утро она проснулась, чувствуя себя совершенно нормально. Разумеется, усталость давала о себе знать, но не более, чем после обычного боя или тяжелой работы, сделанной накануне. «Ни одной мысли в голове», — отметила про себя Пакс. Ни мыслей, ни каких бы то ни было эмоций. Но тело вполне подчинялось ей, хотя движения по-прежнему были несколько вялыми и неловкими.

Глава III

— Силы к тебе вернутся, пусть и не сразу, — сказал магистр Оукхеллоу, приглашая Пакс к завтраку. — Давай лучше обсудим, что у тебя в душе творится, — добавил он и, отхлебнув козьего молока, уточнил:

— Если, конечно, тебя это по-прежнему волнует. Что скажешь?

Пакс покачала головой.

— Честно говоря, я об этом даже и не думала. Опасности, сражения, храбрость — все это сейчас так далеко от меня.

— Ну-ну, может быть, это и к лучшему. Глядишь, и сумеем спокойно поговорить о том, что тебя так волновало.

Киакдан отрезал еще по куску хлеба и протянул один из них Пакс. Она с удовольствием продолжала завтракать. До сих пор она боялась поверить в то, что у нее ничего не болит, и только сейчас начала осознавать, каким страшным грузом давила боль все это время. Сейчас для нее и в самом деле было не очень важно, сможет ли она в будущем снова стать солдатом. Ей было достаточно того, что она может сидеть вот так за столом и завтракать, не ощущая боли в истерзанном теле. Она почувствовала на себе взгляд киакдана и, подняв глаза, улыбнулась ему. Тот, добродушно усмехнувшись, сказал:

— Ну, по крайней мере, той колдовской отравы в тебе больше нет. Это я по твоему лицу вижу. А теперь скажи, готова ли ты?

— К чему?

— К тому, чтобы поговорить о храбрости. Пакс заметила, что вся напряглась, и попыталась усилием воли заставить себя расслабиться.

— Да, — сказала она.

— Очень хорошо. Тогда слушай. На мой взгляд, твой разум затмили два ошибочных убеждения. Во-первых, ты почему-то решила, что быть храброй ровно настолько, насколько храбры в большинстве своем люди, — недостойно тебя. Тебе, видите ли, храбрости нужно куда больше, чем остальным. Так ведь это гордыня, Паксенаррион, чистой воды гордыня. Вот ты и пришла к выводу, что жить с той мерой храбрости, которая дана каждому нормальному человеку, — это просто позор. Но это же смешно. Посмотри на себя: ты молодая, крепкая, теперь еще и здоровая, силы и ловкости тебе не занимать. Тебе и так дано больше, чем многим. А ты почему-то решила, что не сможешь прожить, если не истребуешь у богов еще чего-нибудь.

Пакс вспыхнула. С этой точки зрения она свое поведение никогда не рассматривала.

— Паксенаррион, я бы хотел, чтобы ты подумала обо всех тех обыкновенных людях, которых ты обычно даже не замечаешь. Они живут своей жизнью, постоянно подвергаясь множеству опасностей: болезни, разбойники, пожары, бури, стаи волков, грабители, убийцы, всякого рода нечистая сила, и самая страшная опасность — это война. У большинства из них нет оружия, практически никто не умеет им пользоваться. У них нет ни времени, ни возможности обзавестись клинком и овладеть навыками ведения боя. Прошлую зиму ты прожила среди них. Теперь ты знаешь, ты прочувствовала, как беззащитна крестьянка против вооруженного человека или городской ремесленник против банды грабителей. Их жизнь полна страха в той же мере, как твоя жизнь в последние полгода. Тем не менее они продолжают жить и что-то делать. Они пашут землю, выращивают хлеб, они ткут материю, из которой шьют для тебя одежду, они делают посуду, сыр, варят эль, изготавливают обувь, мастерят телеги, строят дома. Все то, чем мы пользуемся, делают вот эти испуганные люди. Ты отчего-то решила, что не хочешь быть такой, как они. Но ведь ты еще должна стать такой, как они. Ты должна дорасти до них. Ты должна обрести в себе такую же храбрость, какая есть в каждом из них, прежде чем задумываться о большем.

— Но ведь вы… вы же сами сказали, что у них нет храбрости.

— Вовсе не так. Я сказал, что они боятся. И вот здесь кроется твоя вторая ошибка. Храбрость — это не какая-то сумма денег, большая или меньшая, что лежит у тебя в кошельке. Ее нельзя потратить, потерять, растранжирить. Храбрость от рождения присуща всем живым существам.

Это то самое свойство, которое поддерживает в них жизнь. Она позволяет им противостоять опасностям и трудностям этого мира. Пойми, Паксенаррион, ведь та же самая храбрость, которая присуща тебе, заставляет желудь упасть на землю, раскрыться и пустить росток в поисках пропитания. Да, его можно растоптать, и он может погибнуть. Но до тех пор, пока он жив, в нем, как и в любом живом существе, остается ровно столько храбрости, сколько отпущено ему природой.

Пакс почувствовала, что запутывается в этих рассуждениях.

— Все это звучит странно и непривычно, — сказала она.

— Да, потому что ты была воином среди воинов и привыкла думать о храбрости, как о презрении опасности. Я прав?

— Наверное, да. По крайней мере, мы считали, что храбрость — это способность идти вперед, сражаться и не позволять страху овладеть тобой.

— Совершенно верно. Но самое главное в твоем перечне — это способность идти вперед. А тяга к опасности, к ее преодолению в какой-то мере присуща каждому. Вспомни хотя бы, как ведут себя маленькие дети. Они специально залезают высоко на дерево, чтобы испытать страх и преодолеть его. Впрочем, этот дар проявляется в людях в разной степени. Воину он не помешает ни в коем случае. Умение подавить в себе страх не будет лишним для профессионального солдата. Но не это главное, Паксенаррион, даже для того, кто избрал военную службу делом своей жизни. Идти вперед, преодолевать себя — вот что составляет смысл храбрости. Даже самый великий воин может очутиться в такой ситуации, когда опасность оказывается настолько велика, а противник настолько превосходит его по силам, что ни о каком боевом задоре, ни о какой радости от участия в сражении уже не может быть и речи. И что тогда? Неужели воин должен бежать с поля боя и бросить тех, кого он защищает и кто зависит от его храбрости, только потому, что такое сражение ему не по вкусу?

Пакс покачала головой.

— Согласен. Конечно нет. Ты сама наверняка попадала в такие ситуации. Справедливо и то, что тот человек, который не находит удовольствия в противостоянии врагу и преодолении опасности, вряд ли добровольно выберет путь воина.

Другое дело — крайняя необходимость. Вспомни своего покровителя Геда. Ведь в соответствии с легендой, до того, как пришла опасность, он не был воином. Ему и его близким пришлось взяться за оружие. Предположи, что на самом деле ему вовсе не нравилось воевать, но он сделал все что мог, и сделал это неплохо. Разве это делает его образ недостойным почитания и уважения?

— Нет конечно, — ответила Пакс. — Но исходя из того, что вы говорите, получается, что я могу навсегда остаться такой. А я все-таки хотела бы понять, смогу ли я снова стать солдатом.

Киакдан долго смотрел на нее оценивающим взглядом.

— А что ты понимаешь под словом «такой»? Ты чувствуешь себя точно так же, как и в тот день, когда пришла сюда?

Пакс мгновение подумала.

— Нет. Пожалуй, уже нет. Я чувствую, что мое состояние заметно улучшилось, но мне все же хочется стать такой, какой я была раньше.

— Согласен. Быть такой, как раньше, куда более приятно. Не чувствовать страха, знать, что тобой восхищаются… Пакс понурила голову.

— Да, вы правы. Но, кроме того, я могла, например, помогать другим…

— Я знаю, ты сделала много доброго. Но раз уж у нас зашел разговор о том, останешься ли ты такой, какая сейчас, мы должны разобраться, какой ты стала и какой хочешь быть. Нужно выяснить, что у нас тут за росток. — С этими словами он ласково прикоснулся к ее руке. — Дуб это, вишня или ива? Как ни крути, а на дубе вишни не вырастут, как и желуди на иве. С другой стороны, Паксенаррион, в прошлое вернуться нельзя. Ты никогда не станешь точно такой, какой была раньше. Все, что с тобой происходит, оставляет след в твоей душе. Но любое дерево, сколько бы ран оно ни получало, каким бы засушливым ни выдавался год, — если оно выживает, оно остается самим собой. Дуб будет дубом, если До этого был дубом. Так и ты всегда останешься собой, Паксенаррион, и все, что было, останется в тебе — все хорошее и все плохое.

— Я понимаю, — кивнула Пакс, — но я этого не чувствую. се то, что было раньше, до Колобии… оно осталось где-то Далеко. Я не ощущаю его в себе.

— Это мы постараемся изменить. Никуда оно не делось, просто глубоко спряталось. Начнем прямо сегодня. Вставай-ка. Мне кажется, у тебя вполне хватит сил на небольшую прогулку. Солнечный свет тебе не повредит.

Они шли узкой тропинкой, петлявшей по роще. Киакдан постепенно перевел разговор на юность Пакс, потом на ее самые ранние воспоминания. В какой-то момент образы из далекого детства нахлынули на нее. Она вдруг вспомнила, как ее отец помогал разродиться овце, как вытирал насухо только что появившегося на свет ягненка, как она шла рядом с отцом, а тот после целого дня работы в поле еще нес на плечах ее младшего братишку. Вспомнила Пакс и то, как зимними ночами жутко выли волки, бродившие вокруг кошар и дома. Она вспомнила, как тянула под уздцы упрямого пони, помогая отцу вспахивать единственный пригодный для посева клочок земли неподалеку от их дома. Вспомнила, как мать, стоя на крыльце, выбивала полосатые одеяла, которыми они укрывались по ночам. По прошествии стольких лет отец уже не показался ей мрачным, упрямым и жестоким чудовищем, каким она помнила его по последним дням, проведенным дома. Она увидела его сильным, любящим жену и детей человеком, который всю жизнь трудился с восхода до заката солнца, чтобы обеспечить более или менее сносное существование своим близким.

Вечером, сидя у очага, Пакс призналась:

— Он ведь так поступил, заботясь обо мне. Мне тогда казалось, что он меня ненавидит. Но он просто хотел для меня спокойной и безопасной жизни. Вот почему он тогда…

Киакдан кивнул.

— Он предвидел, сколько опасностей будет грозить тебе, если ты покинешь дом и станешь солдатом. Родителям не надо быть провидцами, чтобы предчувствовать беды, поджидающие их детей. Одна мысль о том, что его дочь окажется под градом ударов мечей, пик, стрел, что она будет ранена, что она будет умирать где-то в чистом поле, среди чужих людей…

— Да, — кивнула Пакс. — Тогда я об этом не думала. Я жаждала почувствовать настоящую опасность.

— Уж чего-чего, а опасностей на твою долю выпало предостаточно. Ну ладно, ты уж особо-то не переживай. Посмотри на себя: какая из тебя крестьянская жена? Если уж человеку втемяшилось стать воином, лучше ему в этом не перечить. Согласись: даже сейчас, после всего, что с тобой случилось, выйти замуж за хозяина свиной фермы и жить тихой жизнью — это, прямо скажем, не по тебе.

— Конечно. Только теперь я стала бы плохой крестьянской женой уже по другой причине.

— Справедливо подмечено, — согласился киакдан. — И я думаю, жизнь твоего свиновода — как там его звали? — оказалась счастливее с любой другой женщиной, которую он взял себе в жены.

Ферсина Амбейссона Пакс не вспоминала уже много лет. Она даже не задумывалась над тем, на ком он мог жениться, когда она сбежала. Сейчас ей не без труда удалось восстановить в памяти его круглое, добродушное, покрытое ранними морщинами лицо. Выглядел он, как ни странно, совсем как Сабен, только рыжий.

— Надеюсь, ему повезло с женой, — искренне сказала она.

— Хороших жен в мире немало, — ответил колдун и перевел беседу на другую тему.

Разговор о прошлых годах жизни Пакс занимал теперь каждый день по несколько часов. Она рассказала киакдану о своих первых днях в роте герцога Пелана, о первых друзьях, появившихся у нее среди сослуживцев, о неприятной истории, случившейся у нее с Коррином и Стефи. Этот случай заинтересовал магистра гораздо больше, чем Пакс могла предположить. Он вызнавал у нее все новые и новые детали этого скандального инцидента, причем зачастую расспрашивал о том, что, с точки зрения Пакс, не имело никакого отношения к делу.

По ходу этих разговоров прошлое Пакс становилось для нее более ясным. Смутные образы превращались в воспоминания о реальных событиях. Она вновь восстановила мысленную связь между собой сегодняшней и той непоседливой Девчонкой, любительницей приключений, не дававшей скучать ни родителям, ни старшим братьям. Постепенно, шаг за шагом она мысленно доросла до самой себя в юности, когда, еще неопытной, но столь же упрямой девушкой, она сбежала из дома, чтобы стать наемным солдатом. Пришел черед и освежить в памяти первые сражения бок о бок с надежными товарищами по роте герцога. Вот там, в те годы, она и была, пожалуй, по-настоящему самой собою — дерзкой, целеустремленной, решительной и умеющей хранить верность единожды данной присяге. Тогда она начала замечать, что в людях одни и те же черты характера могут проявляться в качестве их сильных сторон и в качестве их слабостей — все зависит от конкретной ситуации. Присягнуть на верность герцогу Пелану означало стать членом братства благородных воинов. Оказаться в начале воинского пути в каком-нибудь полубандитском отряде беспринципных псов войны означало раз и навсегда пустить свою жизнь по другому руслу.

Как-то раз, прогулявшись по роще и присев на залитой солнцем поляне, Пакс обратилась к киакдану:

— Раньше мне никогда не приходилось думать о выборе. Я решала для себя: этот человек хороший, а этот плохой. Третьего было не дано. Пелан пытался объяснить мне, что я не права, но тогда я по-настоящему его не понимала. Лишь намного позже до меня стало доходить: в жизни нужно решать, кому можно доверять, а кому нет. Решать каждую секунду, оценивать каждый свой поступок — правилен он или нет.

Колдун кивнул:

— Для воинов это самое трудное дело. Ты сама знаешь, Паксенаррион: воинам приходится учиться подчиняться, причем подчиняться, не задавая вопросов. Очень часто на вопросы просто нет времени. Вот почему некоторые из нас — я имею в виду киакданов — не хотят иметь дела с воинами. Многие из тех, кто избрал этот путь, оставаясь верными присяге, утрачивают способность самостоятельного выбора между добром и злом. Таким образом вольно или невольно они выступают на стороне хаоса, а не порядка. Для такого человека, как ты, кто избрал для себя — или, быть может, был избран высшими силами — стать участником великой битвы добра со злом, нужно уметь не только сражаться, но и думать, принимать решения.

Пакс кивнула:

— Теперь мне это ясно. А раньше? Могу ли я сказать, что всегда принимала решения самостоятельно? Я делала то, что мне приказывали, и признавала за теми, кому подчинялась, право распоряжаться моей судьбой. Я заранее была уверена, что они абсолютно правы во всем, и старалась даже не задумываться над смыслом приказов. — На некоторое время Пакс замолчала, размышляя о прошлом. — Даже в те мгновения, когда я начинала сомневаться, — например, в тот раз, когда я решила, что герцогу лучше убить Синьяву одним ударом, — я ведь потом даже и не вспоминала об этом.

— Верно подмечено. Ты выбрасывала из головы эти мысли и снова становилась нормальным солдатом. А потом раз за разом тебе предоставлялись все новые возможности вырваться из этих узких рамок, начать думать своей головой. Вспомни о тех случаях с талисманом Геда — ты же сама мне рассказывала.

— Я помню. Помню, как всячески старалась избежать необходимости принять очередное решение. — Пакс вздохнула и потянулась. — Интересно. При этом я была уверена, что никогда не отказываюсь принимать вызовы судьбы, а оказывается, я их даже не видела. Может быть, это и есть трусость?

Киакдан пожал плечами:

— А разве мы уже определили, что такое трусость? Вот ты: почему ты, например, раз за разом отказывалась принять вызов? Если только потому, что была уверена, будто твой удел — подчиняться командиру, это одно дело. Но если ты боялась риска принять не правильное решение, боялась ошибиться…

— Так оно и было. И при этом я, да и все остальные были уверены, что я — храбрейший из храбрых солдат. Может быть…

— Может быть, ты просто боялась чего-то, как все боятся? Ничего в этом страшного нет. Не бывает человека без недостатков. Мы как раз сейчас пытаемся разобраться в том, кто ты есть на самом деле и кем ты можешь быть. И для этого вовсе нет необходимости каяться в какой-то несуществующей вине.

Пакс внимательно поглядела на колдуна.

— Но ведь вы сами говорили…

— Я говорил только, что ты постоянно отказывалась принимать какие-то решения. А теперь от тебя требуется признаться в этом себе самой, а вовсе не мучиться из-за того, что когда-либо в прошлом ты могла сделать что-то иначе, и тогда твоя жизнь пошла бы совсем по-другому. Прошлого не изменишь и не вернешь. Если захочешь, можешь принять этот вызов в любой момент, хоть сейчас, начиная с сегодняшнего дня.

— Это правда? Вы думаете, я смогу?

— Разумеется. Только пойми: я вовсе не уговариваю тебя немедленно вновь стать солдатом. За много лет службы ты не раз оказывалась в ситуации, когда требовалось принять решение. Сейчас у тебя больше свободы: ты можешь сначала решить для себя, что хорошо, а что плохо, что верно, а что неверно, и лишь затем действовать в соответствии со своим выбором.

Пакс задумалась над словами колдуна, а когда обернулась переспросить его о чем-то, киакдана на месте не оказалось. Привыкшая к такому поведению повелителя священной рощи, Пакс осталась сидеть на месте, размышляя над его словами.

Вернулся он не один. Незнакомец, шедший за ним следом, явно принадлежал к племени эльфов. Пакс неловко вскочила на ноги, вдруг осознав, что за все это время не видела ни одной живой души, не считая киакдана.

— Знакомься, это Паксенаррион, — сказал колдун эльфу. — Она была тяжело ранена нашими Черными братьями.

Эльф что-то пробурчал себе под нос, и киакдан нахмурился.

— Халлерон, — обратился он к эльфу, — ты прекрасно знаешь, что они не миф, что они существуют. Паксенаррион, это Халлерон, эльф из Лионии. Он говорит, что эльфам-рейнджерам, стерегущим границы королевства со стороны Южных холмов, не хватает личного состава для патрулирования. Кажется, так это у вас, военных, называется. Сдается мне, это дело вполне подошло бы тебе. Жизнь на свежем воздухе тебе не повредит. Поднаберешься сил, восстановишь утраченные навыки владения оружием. Я думаю, моей рекомендации будет достаточно, чтобы тебя взяли на службу.

Пакс была столь поражена таким предложением, что не нашлась с ответом. Эльф хмуро посмотрел на нее и обернулся к киакдану.

— Нам только доходяг не хватало, — сказал он колдуну по-эльфийски. — Пусть ищет себе санаторий где-нибудь в другом месте. И кстати, это случайно не та, о которой я слышал? Ну, та, которая из Фин-Пенира…

Пакс почувствовала, как волна гнева охватила ее — впервые за несколько месяцев.

— С вашего позволения, — обратилась она к Халлерону на прекрасном эльфийском языке, — я бы не хотела, чтобы потом обо мне говорили, что я подслушиваю чужие разговоры, делая вид, будто не понимаю языка, на котором они ведутся.

Эльф удивленно посмотрел на нее:

— Прошу прощения за невежливые слова в ваш адрес. Я не знал, что вы владеете нашим языком.

— Она еще много чего умеет, — усмехнулся киакдан. — И уверяю тебя, что для ваших лесных прогулок сил у нее достаточно.

Киакдан и эльф пристально смотрели друг на друга. Пакс физически ощутила столкновение двух волевых личностей. Эльф словно горел изнутри невидимым пламенем, киакдан же, напротив, становился все мрачнее и суровее, будто могучее старое дерево. В конце концов эльф, кивнув головой, сдался.

— Киакданы черпают силы в корнях мира, — эти слова эльфа прозвучали как известная всем цитата. Затем Халлерон обернулся к Пакс:

— Не могу не признать, что мои братья, рейнджеры-пограничники, нуждаются в помощи. Если вам действительно интересна такая работа и вы знаете воинское дело, мы будем рады принять вас в свои ряды.

Пакс посмотрела на киакдана. Его лицо было непроницаемо. Подсказки или помощи ждать от него теперь не приходилось. Пакс вспомнила все, что он ей говорил, подумала и решилась:

— Я буду счастлива прийти на помощь истинным эльфам, — вежливо сказала она. И добавила:

— В любом благородном деле.

Она бросила короткий взгляд на киакдана и заметила, что в его глазах сверкнула довольная искорка.

Эльф кивнул.

— Решено. Я собирался отправиться в путь сегодня же вечером. Но если вам… то есть тебе нужно время, чтобы набраться сил, если ты еще слишком слаба, чтобы отправляться в дорогу…

Пакс вдруг поняла, что чувствует себя прекрасно.

— Нет, я готова идти, когда потребуется. Единственное, чего бы я хотела, — это поесть на дорогу.

— Ну, разумеется, — улыбнулся эльф. — А кроме того, тебе еще нужно будет собрать вещи.

— У меня ничего нет. — Она вспомнила свой дорожный мешок, плащ, другую одежду, но даже не бросила взгляда в борону киакдана.

Эльф удивленно поднял брови. Пакс неотрывно смотрела ему в глаза. Наконец он отвел взгляд и обратился к колдуну:

— Магистр Оукхеллоу, скажите, мы сможем поужинать у вас?

Тот кивнул, но тотчас же передумал:

— А почему бы по такому случаю нам не сходить в город, на постоялый двор?

Говоря эти слова, он внимательно смотрел на Пакс. Она физически ощущала на себе его взгляд. Понимая, что отступать некуда, она приготовилась к тяжкому испытанию.

Впрочем, к ее удивлению, испытанием это не стало. На улицах городка ее никто не узнал. Скорее на одного из ее спутников — на эльфа — кое-кто бросал косые подозрительные взгляды. На постоялом дворе эльф и киакдан заспорили, кому платить за ужин. Эльф выиграл это почетное право. Сначала Пакс опасалась отрывать взгляд от тарелки, но любопытство взяло верх, и она стала оглядываться по сторонам.

Помещение не было переполнено, как вечером, но Пакс все же заметила несколько знакомых лиц. Как обычно, в углу сидел Мал, и в его руке, как всегда, была зажата огромная пивная кружка. Неподалеку от дверей на кухню сидела мать Хеббинфорда, присматривавшая за порядком и заодно вязавшая очередной шарф. На минуту в зал заскочила Севри. За то время, что Пакс не видела девочку, та изрядно подросла. Похоже, никто не собирался узнавать впервые появившуюся на людях Пакс. Мало-помалу она успокоилась. Она внимательно прислушивалась ко всем звукам, к разговорам, звону посуды; все это казалось чрезвычайно громким после тишины в роще киакдана. Но, к удивлению Пакс, ничто за все время обеда не напугало ее, как это случалось раньше. Ей даже почти захотелось, чтобы кто-нибудь узнал ее. Почти. На десерт киакдан заказал пироги. Эльф откинулся на спинку стула и оглядел помещение. Пакс принялась незаметно рассматривать его. Он был на полголовы выше нее, волосы у него были темные, а глаза — цвета морской волны. На кожаной куртке, накинутой поверх рубахи и длинных штанов, виднелись характерные потертости на плече и поясе — явный след от долгого ношения перевязи с оружием и колчана со стрелами. Поймав на себе взгляд Пакс, эльф улыбнулся:

— Могу я поинтересоваться у тебя, где ты выучила наш язык?

— Один из истинных эльфов в Южных горах оказал мне такую честь, обучив меня, — ответила Пакс, не вдаваясь в подробности. Если этот эльф знает, что она бывала в Фин-Пенире, то догадается и обо всем остальном.

— Для человека ты говоришь на нашем языке очень неплохо. Большинство из вас слишком непоседливы и нетерпеливы, чтобы найти время и потратить силы на его изучение.

За Пакс ответил киакдан:

— Хоть Паксенаррион и принадлежит к человеческому роду, но упорства ей не занимать. А кроме того, она умеет и любит учиться. — С этими словами колдун улыбнулся Пакс и приподнял кружку с элем в знак того, что собирается выпить за ее здоровье.

— Странное дело, — удивленно, но скорее довольно произнес эльф. — Неужели юные расы наконец-то научатся у старших терпению? — С этим вопросом он обратился, естественно, не к Пакс, а к киакдану.

— Опыт, нас всему учит опыт, — сказал киакдан. — Всему свое время. Надеюсь, что доблестный эльфийский народ не забыл те давние дни, когда самих эльфов называли юной расой.

— Да вроде не забыли мы ничего. Как бы далеко ни отстояли от нас эти времена, память о них сохранилась в наших преданиях и легендах. — Сказав это, эльф оглянулся на Пакс. — Еще раз прошу прощения за бестактность, проявленную мной при знакомстве с тобой.

— Я не обиделась, — вежливо, не желая сказать чего-нибудь лишнего, произнесла Пакс. Она как раз задумалась о том, не были ли киакдан и этот эльф старыми противниками. Впрочем, вряд ли колдун опять стал бы впутывать ее в какую-нибудь темную историю. Хотя, вспомнив свой последний разговор с ним, она засомневалась и в этом.

Когда они вышли с постоялого двора, солнце клонилось к холмам на западе. По дороге по направлению к Северному перекрестку прошла группа солдат. Пакс поежилась.

— Замерзла? — спросил ее эльф.

— Нет. Так, вспомнила кое-что. — Пакс посмотрела на киакдана, и тот улыбнулся ей в ответ.

— Паксенаррион, — сказал он, — если тебя когда-нибудь снова занесет в эти места, в моей роще тебе всегда будут Рады.

— Благодарю вас, господин Оукхеллоу, и хочу сказать… Но киакдан уже уходил прочь, махнув на прощание рукой и даже не Пакс, а пробегавшему в сторону постоялого двора ребенку. Выдержав небольшую паузу, эльф вежливо, но настойчиво сказал:

— Нам пора. Не хотел бы заранее тебя запугивать, но идти нам далеко, а если учесть, что ты еще не оправилась после тяжелых ран, то поспевать за мной тебе будет нелегко.

Пакс еще несколько секунд смотрела в спину уходившему киакдану. По правде говоря, она не ожидала, что расстанется с ним вот так поспешно.

— Я… ну да, все правильно. Конечно, я готова.

— У тебя что, действительно ничего нет? Где твои вещи?

— Я же сказала, у меня только то, что на мне.

— Ну-ну. Сдается мне, эти сапоги долго не продержатся. Пакс посмотрела на свои ноги.

— Ничего. Носила я сапоги и похуже, и куда как долго. Эльф рассмеялся характерным для его народа смехом, похожим на звон серебряного колокольчика.

— Ну что ж, отлично. Пойдем тогда сначала сюда. — Он махнул рукой вдоль дороги.

Пакс последовала за ним, сначала на шаг-другой позади, а затем, поравнявшись, решила идти бок о бок с эльфом, пока позволяла ширина дороги. Они пошли на восток от города по той же самой дороге, по которой Пакс явилась сюда полтора года назад. Роща киакдана осталась слева от них, по правую руку тянулись ряды крестьянских домиков. Пакс попыталась вспомнить, в которых из них жили ее знакомые. Вон в том, втором справа, кажется, жила та женщина, связавшая ей носки. Эти носки оказались настолько крепкими, что продержались вплоть до самой прошлой зимы. Миновав последнее вспаханное поле с зеленым покровом еще не созревшей пшеницы, эльф свернул с дороги.

— Так будет короче, да и на глаза никому попадаться не будем, — пояснил он. — Шагай прямо за мной, стараясь попадать в мои следы. Так тебе будет легче идти по пересеченной местности.

Пакс такие указания не понравились, но вступать в пререкания ей тоже не хотелось. Она собиралась обдумать все то, что сделал для нее киакдан, то, о чем они с ним говорили, и решить для себя, стоило ли ей принимать предложение поступать на службу к лионийским рейнджерам. Час за часом она молча шла след в след за эльфом. Пока было светло, ей не составляло труда поспевать за ним. Когда же сгустились сумерки, она с удивлением обнаружила, что на том месте, где земли касалась нога эльфа, некоторое время остается слабое, чуть заметное свечение. Это облегчало ее задачу, потому что, ступая точно по следам своего провожатого, она всегда обнаруживала под ногой ровную плотную поверхность.

К ночи Пакс изрядно устала. Даже наступая на светящиеся следя эльфа, она умудрялась время от времени спотыкаться и сбиваться с ритма. Как далеко они ушли и в какую сторону, она не знала. Отыскивать в траве следы Халлерона и одновременно отслеживать путь по звездам она не успевала. Судя по запахам и траве под ногами, Пакс поняла, что, пройдя какое-то время по лесу, они вышли на открытое место, а затем вновь углубились в лес.

— Отдыхать будем здесь, — неожиданно сказал эльф. Пакс огляделась. Они оказались на опушке леса, там, где небольшие группы деревьев, аккуратные рощицы постепенно сменяются полянами и лугами. Выбрав раскидистый дуб неподалеку от ручейка, эльф расстелил на земле плащ. Пакс потянулась, выгнула спину, несколько раз наклонилась. Неторопливые и нерегулярные прогулки с колдуном по роще никак не подготовили ее к столь стремительному и долгому переходу. Ноги у нее горели, и она прекрасно знала, что наутро они будут ныть и болеть еще сильнее.

— Ну вот, — сказал эльф и, показав на плащ, добавил:

— Ляг и поспи немного. Дежурить буду я.

Пакс присмотрелась к выражению лица эльфа, стараясь выяснить, не издевается ли он над нею. Но улыбка Халлерона была почти дружеской.

— Ты проделал точно такой же путь, как и я, и при этом шел впереди и указывал дорогу, — возразила Пакс.

— Я умею отдыхать по-другому. Если тебе доводилось общаться с эльфами, то ты прекрасно знаешь, что мы очень редко спим так же глубоко, как вы. А кроме того, киакдан сказал, что ты еще не окончательно оправилась после серьезных ран. Так что не спорь, ложись спать. Нам предстоит еще Долгий путь.

Пакс села на постеленный плащ и разулась. Отставив сапоги в сторону, она увидела, что Халлерон внимательно смотрит на шрамы у нее на лодыжках.

— Это те раны, которые тебе нанесли наши Черные братья? — спросил он.

— Ну, не они сами, — ответила Пакс. — Это сделали орки по их команде.

Эльф при этих словах нахмурился и отвернулся.

— Мы слышали, что эти ребята водят дружбу с темными силами, но, честно говоря, до конца я в это не верил. Хотя орки, прямо скажем, и сами не подарочек, но общаться с воплощением зла, по-моему, не стал бы и самый злой колдун.

Пакс покачала головой, удивляясь сама себе. Оказывается, она могла теперь говорить на эту тему, не впадая в истерику.

— Там, где я была, киакномы, вернее, их командир — он был иунизином — командовал орками, как слугами. Они у него были на положении обычных солдат. Меня взяли в плен во время внезапного налета на наш лагерь. Иунизин приказал оркам и другим пленным сражаться со мной. Во время первого боя мне даже не выдали оружия.

Эльф, изменившись в лице, посмотрел на нее.

— Ты вышла на бой без оружия?

— Сначала — да. Потом мне оставили оружие одного из убитых мной орков. Вот только на следующий бой передо мной выставили сразу нескольких противников.

— И сколько раз… — перебил ее Халлерон, — …в скольких поединках ты участвовала?

— Точно не знаю. Вернее, сейчас я уже и не вспомню. Если судить по количеству шрамов на моем теле, то их было немало.

— Тем не менее ты выжила. — Эльф неотрывно смотрел Пакс в глаза. — В жизни бы не подумал, что человек способен остаться в живых, попав в плен к Черным братьям и к тому же заработав столько ран. А ты не только жива, но и ничуть не похожа на калеку. Сдается мне, нам, эльфам, придется еще многому поучиться, чтобы понять вас, людей. Кто же сумел излечить отравленные раны?

— Киакдан. Другие тоже пытались испробовать на мне свои целительные заклинания. На некоторое время они снимали боль, но раны так и не затягивались. Киакдан придумал что-то другое. Мне действительно стало легче.

— Ну ладно, на сегодня хватит разговоров, — не столько Пакс, сколько самому себе сказал эльф. — Я думаю, в Лионии у нас еще будет время поговорить.

Хотя долгий ночной переход изрядно утомил Пакс, мысли, крутившиеся у нее в голове, не давали ей покоя, и уснула она только под утро. Проснувшись, она обнаружила, что полдень уже давно миновал и теплые лучи послеобеденного солнца приятно ласкают ей лицо. Эльфа рядом не было. Пакс огляделась, потянулась и направилась к ручью, чтобы умыться и попить воды. Тело ее действительно ныло, но тем не менее, чуть размявшись, Пакс обнаружила, что вспоминает вчерашний переход вовсе не как пытку. Вернувшись к дубу, она наткнулась на эльфа, который напряженно глядел в ту сторону, откуда они пришли накануне.

— Что-то случилось? — спросила Пакс. Лично она не видела ничего, кроме деревьев, травы и порхавших с ветки на ветку птиц.

— Нет, — ответил эльф. — Я просто так смотрю. Красиво здесь. Да и вообще красиво везде, где рукотворные поля, мосты и постройки не портят природный пейзаж. А что касается непрошеных попутчиков — можешь не волноваться. Нас никто не побеспокоит. Не знаю, поймешь ли ты меня правильно, но я наложил на нас специальное заклятие. Теперь ни один смертный не сможет увидеть нас по дороге.

— Вот как? — Пакс огляделась, подсознательно пытаясь обнаружить вокруг какой-нибудь таинственный светящийся ореол или иное доказательство свершившегося колдовства. Но все вокруг выглядело как обычно.

— Есть хочешь? — спросил Халлерон. — Выходить нам еще только через несколько часов. В те часы, когда наши тела не отбрасывают резкой тени, идти будет легче.

Пакс действительно изрядно проголодалась и с интересом наблюдала за тем, как эльф развязывал свой небольшой дорожный мешок. Оттуда он извлек плоский сверток, развернул его и пояснил:

— Это наша походная еда. Что-то вроде ваших сухарей. Попробуй.

Пакс взяла из его рук кусок хлеба, действительно напоминавший на вид и на ощупь сухари, которые использовались в роте герцога во время долгих переходов. Пакс привычно впилась в сухарь зубами, рассчитывая на сопротивление жесткого, высушенного теста. К ее удивлению, эльфийский сухарь оказался хрупким и легким. Пронзив кусок сухаря насквозь, ее зубы звонко стукнулись друг о друга. Эльфийский хлеб не был похож ни на что, что ей доводилось есть раньше, но на вкус он был неплох. Куска среднего размера вполне хватило, чтобы утолить ее голод. Поев, Пакс заметила, как силы возвращаются к ней.

В ту же ночь они пересекли границу Лионии и попали в дремучий лес. Деревья становились все выше, а подлесок все гуще. Путникам пришлось идти по едва заметной извилистой тропе, проложенной неизвестно кем в этих зарослях. Во время одной из остановок эльф показал Пакс на какие-то ягоды и сказал:

— В это время года путешествовать по лесу лучше всего. По крайней мере до конца осени с голоду помереть практически невозможно, даже в самой чащобе. Конечно, при условии, что ты разбираешься в съедобных и ядовитых растениях.

— Лично я в лесу плохо ориентируюсь и разбираюсь, — призналась Пакс. — Там, где я выросла, все деревья были наперечет. Даже наша деревушка называлась Три Пихты, потому что только эти самые три пихты росли у нас по соседству.

— А, бескрайние Северо-Западные болота! Бывал я и неподалеку от Трех Пихт. С твоей точки зрения, это было давным-давно. Я был в Кингс-Форресте — это еще дальше на запад, — и на обратной дороге попал в заваруху. Твои соотечественники отбивались от огромной орды орков. Разумеется, я помог им сражаться против этих мерзких тварей. Набег был отбит, но ценой немалых потерь среди местных крестьян.

— Орки бывали в наших краях во времена моего дедушки, или нет, подожди, кажется, прадедушки.

— А после того в ваших краях, насколько мне известно, не было войны. С чего же ты решила стать солдатом?

— Даже не знаю. Наверное, сказки, легенды, древние песни. А еще у меня был двоюродный брат, который сбежал из дома и стал солдатом. Когда он как-то раз заехал домой на побывку и рассказал нам о своей жизни, я поняла, что мне прямая дорога туда, в солдаты.

— Ну и как тебе армейская жизнь? Не разочаровалась? Пакс не могла не улыбнуться.

— Да ты что! Мне нравилась даже жизнь новобранца. Хотя не скрою: молодым солдатам частенько достается та работа, которая никому не в радость. Зато я никогда не забуду тот день, когда впервые взяла в руки меч. Как сейчас вспоминаю чувство радости, охватившее меня тогда. Нет, потом, конечно, всякое бывало. Далеко не все мне нравилось. Взять, например, некоторые военные кампании на юге…

— Ты участвовала в общем походе против Синьявы? Пакс кивнула. Эльф же со вздохом сказал:

— Политая горючими слезами земля стала еще горше. Вот когда мы жили там, на юге…

— Что? Разве эльфы обитали в тех краях? — удивилась Пакс, которая всегда была уверена в том, что эльфы живут только на севере.

— Это было очень давно. Кое-кто из людей полагает, что их предки, люди из Аара, изгнали нас из южных земель, но в их историю и летосчисление вкралась ошибка: мы ушли оттуда намного раньше.

Пакс хотелось спросить, почему так произошло, но она не решилась. Лишь спустя еще несколько часов перехода, когда солнце встало над горизонтом, Халлерон продолжил рассказ:

— Эльфы далеко не всегда поступают мудро и справедливо. Мы тоже наделали немало ошибок там, в той стране, которую вы называете Ааренисом. Это мы виноваты в том, что в ту землю вошло горе и зло. — Тут Халлерон затянул песню на незнакомом Пакс древнем эльфийском наречии. Даже не зная слов, можно было понять, что эти длинные ритмичные строки повествуют о горьких и печальных страницах истории. Заканчивалась песня фразой, которая, к удивлению Пакс, была ей знакома. Оказывается, с этих же строчек начинал другую песню Адхиэл, которого Пакс доводилось слышать раньше.

— Ну вот, пора и отдохнуть, — неожиданно для нее сказал Халлерон. — Ты пока не жалуешься, но, судя по сбившемуся ритму твоих шагов, я чувствую, что ты устала.

Вскоре они подошли к небольшой поляне, где из-под груды валунов вытекал кристально чистый ручеек. Напившись ледяной воды, Пакс сказала:

— Расскажи мне о Лионии. Все, что я знаю об этой стране, — лишь то, что у Алиама Хальверика где-то в этих краях есть замок. А еще мне известно, что король Лионии — наполовину эльф.

Халлерон стал отвечать ей нараспев, глядя куда-то вдаль.

— Это было спустя долгое время после того, как эльфы отошли на север, и задолго до того, как люди пришли в Ааренис, когда башни Аара все еще возвышались над Южной пустыней. Непроходимые леса покрывали все пространство от гор до Хоннергейта и дальше до границы бескрайнего моря травы — Страны Быстрых Лошадей. В Кзордании лес доходит на севере вплоть до самой Страны Льда, где не растет ничего, кроме мха. Мы жили в лесах между горами и Великой рекой. В северные леса и другие враждебные нам места мы наведывались лишь изредка. — Замолчав и задумавшись о чем-то, эльф вдруг посмотрел на Пакс и спросил:

— Слушай, а ты случайно не та Паксенаррион, которая разбудила Проклятый Лес?

— Ну, было дело.

— Понятно. Тогда ты знаешь, что эльфы в основном живут не в построенных из камня или дерева домах. У нас есть особые места, где мы собираемся и отмечаем наши праздники, обсуждаем и решаем проблемы нашего народа. Так вот, ты видела одно из самых древних эльфийских святилищ в этих краях. Там же произошла трагедия. Темные силы пришли к нам из Аарениса, и самый могущественный из наших магов смог лишь задержать это нашествие на то время, которого остальным хватило, чтобы бежать. Маг заплатил за свой подвиг страшную цену, попав на долгие века в рабство к черным силам.

— Это тот, которого я видела, тот самый? Эльф кивнул.

— Да. Он рисковал собой, чтобы спасти остальных. Спастись самому ему не удалось. Для нас, эльфов, нет участи страшнее, чем плен и подобное рабство. Человек, по крайней мере, всегда может надеяться на смерть, которая избавит его от страданий. Никто из вас не живет и ста лет. А для эльфа плен означает бесконечное страдание безо всякой надежды на избавление. — Голос Халлерона дрогнул, и он поспешил отвернуться.

Пакс не смогла придумать, что сказать ему в утешение, и предпочла промолчать. Дожевав свой кусок сухаря, она еще раз сходила к ручью, чтобы попить. Когда она вернулась, эльф прогуливался по поляне, явно пытаясь успокоиться. Пакс осторожно спросила:

— Мы пойдем дальше нынче ночью?

— Нет. Я договорился с рейнджерами встретиться с ними здесь, у этого ручья. Если ты не очень хочешь спать, я бы мог рассказать тебе еще немного о Лионии.

Пакс кивнула, и эльф, расстелив на траве плащ, лег рядом с нею.

— Я уже говорил тебе, как эльфы пришли сюда, — продолжил свое повествование Халлерон. — Но эти края вовсе не были необитаемыми. В скалистых грядах, прорезающих эти леса, жили карлики и гномы. По самим лесам кочевали огромные племена орков. Этих мы шаг за шагом изгнали отсюда. Жили здесь и другие народы и племена, все не вашей, не человеческой расы. Все они очень быстро ушли отсюда, и мы даже не успели толком установить с ними отношения. Долгое время эти леса принадлежали нам одним. Мы старались привести их в порядок и сделать удобными для жизни. Мы выкорчевывали, пересаживали и выращивали все новые и новые деревья, цветы и мхи. А потом… потом пришли люди. — Эльф замолчал, задумался и далеко не сразу продолжил свой рассказ. — Сначала здесь появился корабль Морского Народа. Они бежали от врагов вверх по Хоннергейту. Найдя подходящее место, они расчистили часть берега и посеяли там свою пшеницу. Мы наблюдали за ними издалека. Еще одна колония появилась на побережье, там, где сейчас находится Баннерлит. Потом возникло поселение на другом берегу устья реки. К побережью прибывали все новые и новые корабли. Мы созвали Эльфийский совет и на нем решили познакомиться с пришельцами.

— И что произошло?

— Первые люди, прибывшие сюда, были скорее воинами, чем мастерами ведения переговоров. Я полагаю, они решили, что без труда изгонят нас из окрестных лесов. Все к тому и шло, но однажды случилось так, что сын одного из капитанов и люди из экипажа корабля выручили эльфа, на которого напала стая волков у самого берега. Как из отдельных чистых нот рождаются стройные аккорды и гармоничные мелодии, так и единственный благородный поступок делает возможной дружбу. Вскоре произошло разделение: те, кто согласился жить вместе с нами, поселились на южном берегу. Остальные уходили дальше на север. Эльфы — не самые желанные гости в Паргуне и Костандане. Затем другие люди стали появляться с юга. Они были совсем не похожи на тех, первых поселенцев. Эти люди обосновались в Финте и Тсайе. Когда мы впервые встретились с ними, у них были припасены для нас добрые слова, а не клинки. Многим из них доводилось встречаться с эльфами в горах к западу от Южных Болот. Здесь, в самой Лионии, мы заключили с людьми договоры и поделили между собой земли, леса и поля. Мало-помалу у нас появились смешанные браки, в этих семьях стали рождаться дети. К тому времени, когда Лиония доросла до того, чтобы стать настоящим королевством, в жилах королевской семьи уже текла эльфийская кровь. Впрочем, у нынешнего короля ее присутствие можно считать чисто символическим.

— Значит, Лиония сейчас поделена между эльфами и людьми?

— Да — насколько могут смертные и бессмертные разделить между собою что-либо. Среди тех, с кем тебе предстоит нести службу, есть как люди, так и эльфы. Большая часть из них — дети от смешанных браков.

— Из них? — спросила Пакс. — А разве ты сам — не один из них?

— Я? — Халлерон усмехнулся. — Нет. Я к рейнджерам не имею никакого отношения. Просто так получилось, что магистр Оукхеллоу проведал, что им нужно подкрепление. Вот он и решил использовать меня как посланника и проводника. Он, как и все киакданы, никогда не упускает возможности обратить себе на пользу любую ситуацию.

— По-моему, ты его недолюбливаешь.

— Я — его? — переспросил эльф. — А впрочем, какая разница? Киакданы чужды эльфам, хотя знают они нас лучше, чем многие. Нам же до них нет никакого дела. Когда-то они заняли наше место у Великого Дерева. Некоторые из нас так и не простили им этого, и никто из нас не забыл об этом. Поэтому нельзя сказать, что я люблю или не люблю киакданов. Я их уважаю.

Пакс устало потянулась. По правде говоря, она обрадовалась, узнав, что ей не придется шагать всю предстоящую ночь до самого утра.

— Ты бы поспала, — предложил ей эльф. — Я останусь на страже.

Глава IV

Пакс увидела подошедших рейнджеров лишь тогда, когда они шагнули из леса на поляну. Плащи и куртки зеленого цвета с коричневыми и желтыми разводами прекрасно маскировали их в чаще. Халлерон поздоровался с ними.

— Привет, друзья! Вот я и вернулся из Тсайи с рекрутом для вас на нынешнее лето. Знакомьтесь, это Паксенаррион. Ее воинское искусство было не раз доказано в прошлом.

— Мы приветствуем тебя, Паксенаррион, — поздоровался с Пакс самый высокий из рейнджеров. — Владеешь ли ты нашим языком?

— Да. Благодаря любезности и терпению Адхиэла из Эринвейла, — ответила Пакс с церемонным поклоном.

Рейнджер в свою очередь тоже кивнул ей, улыбнулся и обратился к Халлерону:

— Благодарим тебя за помощь, хотя мы рассчитывали на большее.

Халлерон нахмурился и бросил короткий взгляд в сторону Пакс. Та поняла, что в этот момент эльф предпочел бы, чтобы она не знала языка его народа. Пакс хотела что-то сказать, но, не найдя нужных слов, просто развела руками. Рейнджер, поняв неловкость ситуации, снова улыбнулся ей и сказал:

— Понимаешь, Паксенаррион, мы не то чтобы недооцениваем тебя как воина, но за прошлую зиму мы потеряли из-за эпидемии лихорадки стольких товарищей, что, будь ты полубогом, — работы бы тебе хватило с избытком, да еще и осталось бы для многих других. Могу ли я спросить тебя о твоем воинском опыте? Конечно, рекомендации Халлерона более чем достаточно, но, как говорят, каждый клинок имеет свои достоинства.

Пакс ждала такого вопроса, поставленного более или менее тактично. Она рассчитывала, что некоторое ее замешательство будет списано на то, что ей приходится говорить на чужом языке.

— Почтенный… — начала она и запнулась.

— Прошу прощения, — поспешил сказать рейнджер. — Мы до сих пор не имели чести представиться тебе. Меня зовут Джайрон. В моих жилах течет как эльфийская, так и человеческая кровь. А теперь знакомься: это Фаэр, Клевис, Ансули и Тамар.

Рейнджеры по очереди кивнули Пакс, и Джайрон продолжил:

— Ну, что ты нам расскажешь? Пауза, в течение которой происходило представление, позволила Пакс успокоиться и ответить с достоинством:

— Я прослужила три боевых кампании в роте герцога Пелана, в пехоте. Затем в течение нескольких месяцев… я самостоятельно… — Пакс почему-то постеснялась рассказывать историю, связанную с эльфами. За нее об этом вспомнил Халлерон.

— Паксенаррион, не скромничай. Джайрон, это она была в Проклятом Лесу. Ты же знаешь эту историю.

— Что? Так ты и есть та самая Паксенаррион? А я слышал, что ты уехала в Фин-Пенир, к почитателям Геда. Пакс кивнула:

— Так оно и было. Я училась и тренировалась вместе с ними в течение полугода, а затем отправилась в экспедицию в Колобию.

— Ну и что, нашли вы крепость Луапа? Похоже, Джайрона действительно интересовал этот вопрос.

— Да, нашли. — Пакс почувствовала, что в горле у нее пересохло. Ей вовсе не хотелось рассказывать незнакомцу обо всем, что там произошло. Тут в разговор опять вмешался Халлерон:

— Я познакомился с Пакс у киакдана в Бреверсбридже. Оукхеллоу рекомендовал мне ее. Она излечилась благодаря его искусству.

— Вот как? — Джайрон сурово посмотрел на Пакс. — Значит, ты оставила служение Геду. И почему же?

Судя по его тону и выражению лица, Пакс поняла: кое-что этот полуэльф о ней слышал. Были ли эти сведения правдивыми или сплошной выдумкой, ей оставалось только догадываться.

— Долгое время я не могла участвовать не только в сражениях, но даже в тренировочных поединках. И они… да и я тоже… В общем, казалось, что я никогда не смогу больше взяться за оружие. Поэтому я и ушла от них.

— И что, киакдан излечил то, что оказалось не под силу маршалам Геда? Пакс кивнула.

— Вот как? Сдается мне, Паксенаррион, ты многого недоговариваешь. Тогда ответь мне на другой, простой и понятный вопрос: можешь ли ты сражаться сейчас? Нам не нужны больные, слабосильные рейнджеры. У нас и самих таких хватает.

— Думаю, что смогу быть полезна в бою.

— Между прочим, из Бреверсбриджа мы дошли сюда так же быстро, как если бы я шел один, — сообщил Халлерон.

— Так-то оно так, но… — Джайрон покачал головой и криво усмехнулся. — Помощь нам, конечно, нужна, но я не могу принять в отряд кого-то, кто может оказаться обузой.

Люди меняются, как и оружие, которое иногда ржавеет и ломается. Смотрю я на тебя, Паксенаррион, и вижу, что ты сама себе до конца не доверяешь. Как же я могу доверять тебе?

— Между прочим, киакдан… — быстро заговорил Халлерон.

— Да что мне твой киакдан? Что ты заладил! С каких это пор ты проникся такой любовью к киакданам? Интересно, почему я должен выбирать себе товарищей по оружию по совету какого-то старикашки из дальнего леса? Чья кровь прольется на корни деревьев, если он ошибся в этой девчонке? Мне кажется, что не кровь твоего обожаемого колдуна! — Последние слова Джайрон почти прокричал.

Все вокруг молчали. Казалось, притих и лес, и шумевший в ветвях ветер. Пакс пожалела, что в ответ на эту вспышку в ней не поднялась, как это бывало раньше, волна гнева, которая позволила бы ей бросить вызов тому, кто так оскорбительно отозвался о ней и о ставшем ей близким человеке. Вместо этого она вдруг посмотрела на себя глазами только что познакомившихся с ней рейнджеров. И то сказать, сомнительное приобретение для отряда: худая, в грязной поношенной одежде, в стоптанных сапогах, абсолютно без оружия. Вдруг Пакс поняла, что по-своему эта ситуация даже забавна. Неужели в ней не осталось ничего от ее прошлого, от всех тех лет, когда она держала в руках оружие, носила доспехи и училась солдатскому ремеслу?

Неожиданно для самой себя Пакс улыбнулась Джайрону и сказала:

— Я согласна с тем, что каждый воин выбирает оружие себе по руке, но глуп тот, кто выбирает клинок только по его внешнему виду. Меч с гравировкой «Побеждающий всех» может быть всего лишь изящной поделкой придворного ремесленника для дворцовых ритуалов, совершенно бесполезной в бою. Сам Гед обнаружил, что увесистая дубина нужной длины вполне может свалить с коня рыцаря в латах, если только в нужный момент приложить ее толстый конец к его черепу. Возможно, что пока на мою долю выпало быть той самой грубой дубиной, но, если у тебя, как у командира, хватит умения использовать то лучшее, что осталось во мне после долгих месяцев страданий, вполне может статься, что я окажусь очень даже полезной в твоем отряде. Впрочем, решать тебе. Я могу вернуться в Бреверсбридж даже без провожатого.

Выслушав эту тираду Пакс, вся компания заулыбалась. Тамар, единственная среди рейнджеров женщина, ободряюще похлопала Пакс по плечу. Джайрон продолжал недовольно качать головой, но по всему было видно, что настроение его изменилось.

— По крайней мере, в дерзости и в бодрости духа тебе не откажешь. А кроме того, храбрости тебе, видно, тоже не занимать, коль ты собралась идти обратно одна. Что бы ты стала есть по дороге?

Пакс усмехнулась:

— Если б я и не нашла себе какого-нибудь подножного корма, дошла бы голодной. Подумаешь, серьезное дело! Не впервой.

— Ну-ну. Скажи-ка мне лучше вот что: ты с луком умеешь обращаться?

— Да было дело, приходилось. Хотя не стану утверждать, что я большой специалист по этой части.

— Насколько мне известно, твоим основным оружием был меч?

— Так точно.

— Сколько времени прошло со времени твоего последнего поединка?

— Чуть больше полугода.

— Тамар, дай-ка ей свой меч. Он полегче будет, чем остальные.

Тамар протянула Пакс свой меч, положив его при этом на предплечье левой руки, по эльфийскому обычаю.

У Пакс бешено застучало сердце. «Получится ли?» — пронеслось у нее в голове. Она обхватила ладонью рукоять клинка и про себя взмолилась, обращаясь к Геду: «Помоги мне, покровитель воинов! Дай мне сил преодолеть себя». С непривычки было так странно ощущать в ладони рукоять боевого оружия. Пакс перехватила ее чуть поудобнее. Все. Вот так. По крайней мере, она его не уронит. До слуха Пакс донесся свистящий звук выхватываемого из ножен клинка. Это Джайрон обнажил свой меч. Их взгляды встретились.

— Хочу посмотреть, как ты владеешь оружием, — сказал полуэльф. — И пойми, дело не в каких-то слухах. Мне просто нужно убедиться, что человек, которого я беру к себе в отряд, чего-то стоит.

Договорив, он сделал шаг вперед. На какой-то миг Пакс показалось, что она дрогнет и опустит оружие. У нее перехватило дыхание и потемнело в глазах. Сжав рукоять меча покрепче, она вновь вознесла мысленную молитву Геду. Откуда-то из подсознания донесся голос киакдана: «Храбрость придет». Кивнув головой, она шагнула навстречу Джайрону.

С первым ударом стали о сталь пелена, окутывавшая ее разум, рассеялась. Рука двигалась словно сама, парируя первые, медленные и аккуратные удары эльфа. Пакс прекрасно понимала, что удары действительно наносятся нарочито медленно, как на тренировке. Она чувствовала, что ее противник просто хочет что-то для себя выяснить и вовсе не собирается загонять ее до смерти. Вот его удары стали чуть быстрее. Пакс внимательно следила за тем, как двигаются его локоть, предплечье, запястье, постепенно, раз за разом на долю секунды раньше вспоминая, какой удар последует за тем или иным движением. Его локоть изогнулся вот так: значит, последующий удар парируется вот такой защитой. Пакс чувствовала себя, как и должен чувствовать боец на тренировке после долгого перерыва. Ей приходилось следить практически за каждым своим движением и за каждым движением противника. Отразив не один десяток ударов, она вдруг сделала резкий выпад. Эльф, в свою очередь, тоже успел парировать удар, но далось ему это явно не без труда. Он даже удивился такой перемене в ее настроении. Впрочем, сама Пакс удивилась себе ничуть не меньше. С каждым мгновением она двигалась все менее скованно, рукоять меча все более ладно лежала у нее в ладони. Джайрон попытался обойти ее, и Пакс, не задумываясь, автоматически изменила стойку. Ее ноги двигались сами собой и уже не требовали специальной осмысленной команды. В Джайроне разыгрался азарт, и он уже не на шутку взвинтил темп поединка. Теперь Пакс пришлось действительно тяжело. Бесконечный град ударов она отражала с немалым усилием. «Только не сдаваться, — мелькнуло у нее в голове. — Думай лишь об Ударах и защите, лишь об этом». В какой-то момент она неудачно наступила на неровный камень и на миг сбилась с ритма. В следующую секунду острие клинка эльфа процарапало ей кожу на левой руке. Но, восстановив равновесие, очередной удар противника Пакс вновь приняла во всеоружии. Вскоре эльф сделал шаг назад и опустил меч.

— Достаточно, — сказал он и с уважением посмотрел на Пакс. — Тебе нужно будет потренироваться, но, судя по всему восстановив силы, ты станешь действительно опасным противником для любого неприятеля. Впрочем, мечи не являются нашим основным оружием. В лесу зачастую куда полезнее оказывается лук. Но я в любом случае буду рад принять тебя в свой отряд.

Пакс молча кивнула. У нее слегка кружилась голова от облегчения и радости: она не уронила оружие, не убежала от противника, не рухнула в обморок. Более того, она достойно выдержала этот учебный бой. Свежий порез на руке, конечно, саднил, но эта боль совершенно не волновала и не пугала ее.

— Ты как? Все нормально? — спросил Джайрон. Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Да-да, все хорошо. Даже очень хорошо. Просто давненько не приходилось мечом помахать. — Обернувшись к Тамар, она протянула ей меч. — Благодарю за то, что ты разрешила им воспользоваться. Кстати, в самом деле отличный клинок.

— Семейное оружие, — улыбнувшись ей в ответ, сказала Тамар. — Раньше он принадлежал моей тетке, а до того — ее матери.

Пакс на мгновение вспомнила старый меч, висевший над камином в отцовском доме. Тамар же тем временем вынула из висевшего на поясе мешочка маленький пузырек и полоску чистой ткани.

— Протри рану и смажь ее этой мазью. Поблагодарив Тамар, Пакс закатала порванный рукав, чтобы стереть натекшую из раны кровь.

— А шрамов-то у тебя немало, — заметил Джайрон. Пакс молча кивнула и, открыв флакончик, обмакнула в него клочок ткани.

— А вот с одеждой дела у тебя обстоят, прямо скажем, неважно, — продолжал эльф. — К закату, я думаю, мы доберемся до ближайшего городка. Там под охраной гарнизона ночуют многие торговые караваны. Всяких лавок там тоже хватает. Ты, кстати, до сих пор не спросила, сколько тебе будут платить.

Пакс посмотрела на него, а затем, возвращая флакончик Тамар, сказала:

— А чего спрашивать-то? Сколько ни заплатят, я именно на это и рассчитывала.

Джайрон рассмеялся — первый раз за все это время нормальным веселым смехом.

— Неплохо сказано. А что касается платы, могу тебя заверить — денег будет не столько, сколько могло бы, особенно учетом того, что нам еще нужно купить тебе одежду и оружие. Но при этом в щедрости короны Лионии можешь не сомневаться.

Не прошло и недели, как Пакс почувствовала себя в компании лионийских рейнджеров как дома — почти так же легко и приятно, как в роте герцога Пелана. Она носила ту же форму, что и ее новые сослуживцы: в зеленых и бурых разводах с узором в виде листьев и изредка повторяющейся на ткани короны. На ладонях Пакс появились такие же, как и у рейнджеров, мозоли от тяжелого лука, выданного ей в качестве оружия. За все эти дни ни одного столкновения с противником не было. Пакс вместе с небольшим отрядом бродила по лесу и гадала, куда именно они направятся после следующего привала и где остановятся на ночлег.

Как-то раз, сидя на травке во время дневного отдыха, она сказала:

— Я все-таки не понимаю: мы охраняем границы королевства, выслеживаем разбойников или делаем что-то еще, о чем я не догадываюсь?

— Понимаешь, Лиония не похожа на другие королевства, — привычно ответил ей Джайрон.

Пакс слышала эту фразу столько раз, что она уже начала раздражать ее. Похоже, никто не собирался давать ей более развернутого объяснения.

— Все это я уже слышала, — повысила голос Пакс, — но мне бы хотелось знать…

— Ишь ты, какая нетерпеливая! — добродушно рассмеялась Тамар. — В тебе ведь, насколько я знаю, нет эльфийской крови. Ты полностью принадлежишь к человеческой расе.

— Именно так. И что дальше?

— Тогда я попытаюсь объяснить тебе, но только попытаюсь: здесь, в Лионии, мы вынуждены охранять не только территориальные границы королевства, но также отслеживать состояние души этой территории, этих непроходимых дремучих лесов. Понимаешь, о чем я говорю? Тебе довелось побывать в Проклятом Лесу, ты жила в роще киакдана. В этих местах особая атмосфера. Каждое место на земле обладает тем, что называем душой. Иногда она проявляет себя отчетливее, иногда ее почти не замечаешь. Этот лес практически не затронут деятельностью людей, поэтому его душа ничем не изранена и ощущается во всем: в каждом дереве, в каждой поляне. Лес — это единое живое существо.

— У этого живого существа есть имя или название?

— Может быть, и есть, только нам оно неведомо. Душа леса не станет обращаться к тебе или ко мне напрямую. Она слишком велика и могущественна, чтобы размениваться на такие мелочи. Пожалуй, даже киакданы не будут утверждать, что им полностью ведома душа лесов и что они могут общаться с ней вот так, запросто.

— И все-таки я не совсем понимаю, что это за душа такая.

Все вокруг рассмеялись, но этот смех был не оскорбительным, а скорее дружеским.

— Это все вполне естественно, — пояснила Тамар. — Ты не понимаешь, что это такое, а я не знаю, как еще тебе объяснить. Если поживешь среди нас подольше, может быть, это понимание придет к тебе, как оно приходит к некоторым людям. Другое дело, что не обязательно понимать для того, чтобы чувствовать. Даже когда душа леса не обращается к тебе напрямую, ты можешь ощутить дыхание, прикосновение, ну, некое воздействие, назови, как хочешь. Вспомни, например, как это случилось с тобой у водопада Эррейсбрит.

Действительно, Эррейсбрит — это было название небольшого водопадика, всего-то в пару ладоней высотой, который сбегал с уступа валуна и терялся в поросшем мхом склоне холма. Когда Пакс впервые увидела его, она остолбенела, пораженная красотой и очарованием этого места. Далеко не сразу она пришла в себя и смогла оторвать взгляд от этого воплощения природной красоты.

— Да, — сказала Пакс, — это я хорошо запомнила.

— Так вот, — продолжала Тамар, — в нашу задачу и входит следить за состоянием души, внутренней энергией нашего леса. Если с ней происходит что-то не то, мы докладываем об этом королю. Вот мы и забираемся в самые дальние, непроходимые места, прислушиваясь, принюхиваясь, пытаясь понять, как здесь обстоят дела. Что же касается разбойников, то их в Лионии не так уж много, и у местных землевладельцев есть свои отряды для того, чтобы выслеживать их и бороться с ними. Иногда они обращаются к нам за помощью, особенно в том, что касается разведки, и если у нас есть время, мы, конечно, идем навстречу нашим баронам и герцогам. Границы? Да, за границами мы тоже следим. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что речь идет не только о тех границах, которые могут пересечь смертные, такие как ты.

Оглядев поляну, на которой отряд обосновался на отдых, Пакс пожала плечами и сказала:

— И все-таки я не очень понимаю…

На этот раз в разговор вступил Джайрон:

— Лиония принадлежит людям и эльфам. Эльфы бессмертны. Надеюсь, это натолкнет тебя на какие-нибудь мысли?

Пакс задумалась. Халлерон действительно что-то рассказывал ей об эльфийской магии, о ее разных уровнях.

— Магические границы? — осторожно спросила она. Джайрон усмехнулся.

— Ну, если хочешь, можешь называть их так. Эльфы — я имею в виду настоящих эльфов, а не нас, потомков смешанных браков, — они живут не только в этом, доступном людям мире. В эльфийских королевствах границы совершенно другие. Без сопровождающего человек никогда не сможет пересечь их. Люди даже не догадываются, где они и что нужно сделать, чтобы пройти за них. У Лионии — смешанного королевства — есть и те и другие границы. Что касается внешних, понятных людям границ, нас они беспокоят меньше. Имея верных рыцарей, чьи замки расположены ближе к Тсайе, а также и саму Тсайю в качестве союзника, мы не боимся наткнуться здесь на вражескую армию. Что касается бандитов — если мы натыкаемся на такую шайку, мы, естественно, вступаем с ней в бой. Впрочем, в последнее время наши бароны научились защищать территорию королевства практически без помощи рейнджеров. Что касается южной границы, проходящей по горам, оттуда, разумеется, исходит некоторая угроза. Племена горцев время от времени объединяются и пытаются устроить набег на Лионию. Кроме того, с юга, как через видимые, так и через невидимые границы, к нам век за веком пытаются пробиться те, кого мы называем трибандами, а вы — орками, а кроме них, урчии и еще много всякой гадости.

— Например, вроде того…

— Неважно, как оно называется. — То, что захватило в плен эльфийского мага? Джайрон кивнул.

— Это и многое другое. Многие из представителей этой нечистой силы очень слабы поодиночке. Кроме того, далеко не все зло рвется к немедленному господству. Повелительница паутины — не будем называть ее имя…

Пакс вздрогнула и кивнула. Ей вовсе не хотелось, чтобы это имя было произнесено вслух.

— Так вот, — продолжал эльф, — ее подручные вновь и вновь готовятся проникнуть через наши границы. Они маскируются, выдавая себя, например, за приезжих купцов или даже за давно живущих здесь крестьян. Долгие годы они готовы вести себя как нормальные люди, а сами тем временем плетут свои сети, подстраивая окружающим пакость за пакостью. Проявляться это может по-разному: то распустят какой-нибудь ложный слух, то перессорят между собой соседей. Самое неприятное — то, что обычная стража и армия не могут вычислить их среди нормальных людей. Для этого есть мы, умеющие чувствовать целостность и настрой души леса, полей, скал, ее малейшие изменения. Папоротник дает знать, если на него ступали чужие ноги. Ливеты…

— Ливеты? — переспросила Пакс, никогда не слышавшая этого слова.

— Зверюшки такие ночные, быстро бегают, маленькие, туловище вытянутое. Они охотятся на мышей и прочую мелюзгу. У них темные сверкающие глазки, длинные когти и острые зубы. Крестьяне их недолюбливают, потому что те таскают время от времени куриные и утиные яйца, а самые крупные нет-нет да и позарятся на молодняк домашней птицы. Но если разобраться, как и большинство животных, они не плохие и не хорошие. Ливеты такие, какие есть. Другое дело, что их часто используют в своих целях сторонники злых сил, в частности, Черной Паутины. Их тушки применяются во многих темных ритуалах. А кроме того, зверьков можно заколдовать и использовать как гонцов. Вот это-то мы и должны определить по их поведению и по тому, как на них реагирует их обычная добыча.

— Понятно. Но если у вас есть этот дар благодаря присутствию в ваших жилах эльфийской крови, то чем могу помочь я? Разумеется, если придется вступить в бой, я свою задачу понимаю, но в остальном…

— У тебя тоже есть свое чутье, — уверенно, как о чем-то очевидном, сказала ей Тамар. — Мы это сразу почувствовали. А кроме того, тебе уже доводилось сталкиваться с миром эльфов, и ты доказала, что способна ощущать его тонкие энергии.

— А еще, — добавил Джайрон, — тебя прислал киакдан из Бреверсбриджа. А он не стал бы направлять в наш отряд того, кому абсолютно чуждо тонкое чутье.

— Между прочим, ты далеко не сразу согласился…

— Я не мог знать, сможешь ли ты участвовать в боях. Понимаешь, Паксенаррион, к моему стыду, я наслушался разных сплетен и отнесся к тебе с предубеждением. Вот почему пришлось просить тебя доказать, что ты сможешь сражаться. Что же касается твоего чутья, способности ощутить присутствие зла, нарушающее целостность души леса, тут я заранее был в тебе уверен.

Это случилось через несколько дней. Отряд пробирался колонной по одному по узкой лесной тропинке. Пакс шла между Тамар и Фаэром. Неожиданно она почувствовала, как ее голову сдавило что-то невидимое. Она споткнулась, задрожала и стала оседать на землю. Фаэр успел подхватить ее. Тамар обернулась и, явно обеспокоившись, спросила:

— Что случилось?

Фаэр помог Пакс сесть и, наклонившись, посмотрел ей прямо в лицо. Пакс прошиб холодный пот.

— Я… я не знаю. Что-то в голове… Она кружится, что-то давит…

Говоря это, Пакс понимала, что в словах ее мало смысла, но сформулировать более четко то, что с ней происходит, она не могла. У нее болел живот, грудь сжимало, словно железным обручем, дышать было практически невозможно. Откуда-то из дальних закоулков сознания выплыло воспоминание о лесной засаде Синьявы в тот день, когда разыгралась страшнейшая гроза.

— Опасность… — сумела прошептать Пакс.

— Где? — Этот вопрос задал подошедший к ним Джайрон. Пакс не столько увидела, сколько почувствовала, как сильно он встревожен. Поняв, что ожидать от Пакс по-военному четкого ответа не приходится, он стал отдавать приказания:

— Фаэр, ты останешься с ней. Остальные… Сидя прислонившись к дереву, Пакс старалась взять себя в руки. Наконец ей удалось вдохнуть полной грудью. Один вдох, другой… То, что вызвало этот приступ, не исчезло. Она по-прежнему чувствовала какое-то страшное давление. Но ощущение было такое, будто эта невидимая туша зла сосредоточилась где-то в другом месте, неподалеку. Пакс попыталась встать. Фаэр спросил ее:

— Тебе лучше?

Она чуть заметно кивнула, решив не тратить силы на то, чтобы отвечать вслух. Медленно, словно боясь рассыпаться на мелкие кусочки, она встала сначала на колени, а затем, помогая себе руками, поднялась на ноги. Обретя равновесие, она тотчас же сняла с плеча лук, приготовила его к бою и вынула из колчана, висевшего за спиной, две стрелы. Одну Пакс тотчас же приладила к тетиве, другая осталась зажатой у нее в ладони.

Пакс огляделась. Остальные рейнджеры скрылись в лесу. Рядом с нею остался лишь Фаэр, лук которого тоже был наготове.

— Говорить можешь? — шепотом спросил он. — Тебя что, заколдовали?

Пакс вдруг совершенно ясно осознала, что, если Фаэр или кто-нибудь из рейнджеров почувствует, что на нее наложено заклятие, первая же стрела из его лука будет выпущена в нее.

— Нет. — Пакс сама удивилась своему голосу: сильный, как обычно, низкий, он прозвучал так, будто с ней ничего и не происходило. — Нет, — повторила она. — А оно… оно где-то рядом. Не здесь, но совсем близко. Так близко, что я даже не могу точно определить направление, словно оно везде.

Фаэр кивнул:

— Когда ты упала и на миг потеряла сознание, мы все почувствовали, что здесь что-то не так. Оно напало на тебя или…

Пакс покачала головой.

— Да нет, я так не думаю. Ему совсем не до меня. Просто я как-то почувствовала его…

— Редкостное дело, — признался Фаэр, — чтобы человек оказался более чувствителен к чему бы то ни было, чем тот, в чьих жилах течет эльфийская кровь. — В голосе Фаэра даже послышался оттенок обиды. — Скажи, может быть, ты поклоняешься какому-то божеству, которое просветляет твои разум и твои чувства?

Пакс сейчас было не до обсуждения своих особых способностей. Ощущение опасности, присутствие какой-то злой силы все так же давило на нее. Головокружение и слабость прошли, и Пакс всячески пыталась понять, откуда, с какого направления исходит эта опасность. Слегка прикрыв глаза, она медленно поворачивала голову из стороны в сторону. Какой-то легкий звон здесь, какой-то шорох вон там… но при этом ничего конкретного. Фаэр внимательно следил за нею, в свою очередь напряженно прислушиваясь.

— По-моему… да, кажется, там. — Пакс кивнула в ту сторону, куда уходила тропа вверх по склону невысокого холма.

— Я пока никак не могу угадать направление, — сказал Фаэр. — Наверное, нужно дождаться, пока Джайрон вернется.

— Нет. Если мы приблизимся, у нас есть шанс захватить врасплох это — что бы это ни было. А если будем стоять здесь…

Пакс осторожно сошла на пару шагов с тропы. Ощущение опасности усилилось, воплотившись в своего рода острую годовую боль. Поежившись, Пакс сделала несколько шагов вперед. При этом она внимательно рассматривала каждое дерево и каждый камень, как учили ее сами рейнджеры. Теперь лес был ей более знаком; по крайней мере, она узнавала почти все деревья и травы, росшие здесь. Бросив взгляд назад, она увидела Фаэра, шедшего за ней по пятам.

Пихта, еще пихта, ель, каменная плита, достаточно большая, чтобы над ней не сомкнулись ветви деревьев, отчего в сумрачном лесу образовалось светлое пятно. И при этом оттуда, со стороны камня, накатывалась волна какой-то чуждой, враждебной силы. Сзади послышался шепот Фаэра:

— Я тоже поймал! Пакс, не двигайся, стой на месте и слушай мои команды. Когда будет нужно…

В этот момент каменная плита или то, что ею казалось, вздрогнуло, изогнулось и взметнулось в воздух змеиными кольцами. При этом окружающее пространство заполнила невыносимая вонь. Пакс, не дожидаясь приказаний, выпустила стрелу в ближайшее кольцо этого змееподобного чудища. Послышался звон, как если бы стрела ударилась о каменную стену. Пакс, понимая всю безнадежность этой затеи, все же перехватила вторую стрелу и стала натягивать тетиву.

— Это камнезмей! — прокричал Фаэр.

Пакс это название ничего не говорило. Впрочем, и без того было понятно, что от этого неведомого ей существа и исходило то чувство опасности, которое захлестнуло ее несколько минут назад. Казалось, что сама земля и камни вздыбились, превратившись в невероятной величины змею, ни головы, ни хвоста которой пока нигде не было видно. Помянув про себя Геда, Пакс прицелилась и выпустила вторую стрелу в то, что ей показалось брюхом этого туловища, — туда, где на вид чешуя была мельче и тоньше. Стрела вроде бы угодила в стык между двумя пластинами, но не смогла проникнуть вглубь тела змеи. Инстинкт воина помог Пакс не впасть в отчаяние. Весь ее опыт говорил о том, что в схватке с превосходящим по силе противником ничего не может быть хуже паники и отчаяния. Кроме того, своим внутренним чутьем она ощущала хлесткие волны ненависти, исходившие от этого впервые встреченного ею врага. Рука Пакс потянулась за очередной стрелой, и тут сильный толчок в спину сбил ее с ног.

— Я же сказал: это камнезмей! — крикнул прямо у нее над ухом Фаэр. — Человек, лежи и не двигайся! Это работа для эльфов.

В этот момент до слуха Пакс донеслись голоса остальных рейнджеров. Сначала Джайрон скомандовал что-то по-эльфийски, затем над лесом пронесся боевой клич Тамар, похожий на завывание ветра в грозу. Подняв голову, Пакс увидела, что Фаэр накладывает на тетиву лука стрелу из своего колчана.

— А почему мне нельзя…

— Это особенная стрела. У тебя таких нет. Пакс присмотрелась и увидела, что оперение этой стрелы выглядело так, будто было сделано из камня, а наконечник представлял собой цельный кристалл граненого хрусталя. Фаэр натянул тетиву, а тем временем над ними нависали все новые и новые кольца каменной змеи, которая постепенно начинала смещаться вниз по склону чуть левее тропы. Фаэр шагнул вперед, зачем-то посмотрел вдоль тела камнезмея, что-то прикинул, прицелился и выстрелил явно в точно выбранное место чешуйчатого тела чудовища. Затем он стремительно отбежал назад.

Стрела угодила в цель и пронзила чешую змеи, словно сыр. Прямо на глазах Пакс раненая петля бесконечного тела камнезмея стала втягиваться в каменную плиту, из которой вылезла всего какую-то минуту назад. Тем временем Фаэр снова что-то прикинул в уме и, выждав момент, пустил стрелу в другое кольцо змееподобного чудовища. Этот выстрел тоже оказался удачным, но оставшиеся незаколдованными кольца, изменив направление движения, словно плети хлыста, ударили в ту сторону, откуда исходила угроза. Пакс не успела отскочить даже на шаг назад, а деревья, за которыми они с Фаэром прятались, уже были сметены, будто спички. Тяжелые и твердые, как камень, чешуйчатые кольца всесокрушающим катком прошлись по тому месту, где стояли Пакс и Фаэр.

Глава V

Едва очнувшись и еще не осознав, что же произошло, Пакс ощутила холод и навалившуюся на нее страшную тяжесть. Было темно. От холода ее начал бить озноб. От едкого, неприятного запаха щипало в носу. Пакс захотелось почесать переносицу, но тут же поняла, что не может пошевелить руками. На какое-то время ее охватила паника: жутко оказаться беспомощной в темной холодной западне… Пакс стала изо всех пытаться выбраться. Единственное, что ей удалось, — это чуть-чуть разогнать кровь по онемевшему телу и понять, что тяжесть, навалившаяся на нее, действительно неподъемна. Придавленная ею, Пакс не могла пошевелить ни руками, ни ногами. От напряжения дыхание ее участилось, и перед лицом Пакс поднялось облачко пыли. Она чихнула. От чихания пыль и грязь разлетелись еще сильнее. Пакс чихнула еще раз.

К ней стало возвращаться какое-то подобие здравого смысла: по крайней мере, если она могла чихать и не корчиться при этом от боли, было ясно, что тело ее не раздавлено в лепешку. Превозмогая сильную головную боль, Пакс стала обдумывать свое положение и возможные пути к спасению. «Первое, — подумала она, — руки». Она попыталась пошевелить ими, подвигать пальцами. Одна рука была согнута, Пакс лежала на ней правым боком. Ей удалось немного подвигать пальцами и кистью этой руки. Другая рука была столь же крепко прижата к ней сверху, и высвободить ее из-под тяжести Пакс не удалось. Как ей показалось, ее придавило сверху что-то тяжелое, но достаточно мягкое. Что-то вроде мешка с зерном или с мукой. Однако, попытавшись поднять голову, Пакс тотчас же ударилась о нечто столь же тяжелое, но очень твердое. Удар пришелся на то самое место, которое и без того изрядно болело. Пакс застонала, из ее горла вырвалось привычное казарменное ругательство. Пришлось твердо запомнить: головой шевелить нельзя, будет больно. Оставались ноги; попытавшись пошевелить ими, Пакс поняла, что и это — дело безнадежное. Мягкая, но неподъемная тяжесть прочно прижимала все ее тело к земле. Опустив голову щекой на землю, Пакс усилием воли заставила себя отключиться от панических мыслей и вскоре, усталая и измученная, смогла забыться тяжелым сном.

Услышав какие-то голоса, Пакс в первый момент подумала, что это ей снится. Похожие на звон серебряных колокольчиков голоса эльфов звучали где-то неподалеку. Некоторое время Пакс продолжала лежать в темноте, пытаясь проморгаться. Вдруг она заметила, что тьма перестала быть абсолютно непроглядной. В нескольких дюймах от своего носа она разглядела изогнутый корень какого-то дерева. Вовремя вспомнив о твердом препятствии над головой, она осторожно изогнула шею и попыталась посмотреть вверх. Сквозь все то, что придавливало ее к земле, не без труда пробивались слабые лучи света. Голоса продолжали звучать все ближе и ближе. На сон это уже не походило. Пакс прислушалась.

— …Похоже, где-то здесь, если я ничего не путаю. Великое Дерево! Видно, камнезмей просто упал на них!

— Наверно, так и было. Посмотри, как деревья выломало. Неужели и пихты не выдержали?

— Против такой тяжести никакое дерево не устоит. В какую-то секунду Пакс вдруг поняла, что голоса ей знакомы. Это же Джайрон и лионийские рейнджеры! В голове у нее что-то стало проясняться, вновь начала работать память.

— Наверное, они погибли.

Женский голос? Тамар? Точно, именно так ее звали.

— Увы. — Это опять Джайрон. — Скорее всего, их уже нет в живых. Но нужно обыскать все вокруг. Я не могу себе позволить оставить их останки гнить под изуродованными нечистой силой камнями.

— Хорошо бы, конечно, но боюсь, не разобрать нам эти завалы. — Еще один мужской голос. Это Клевис или Ансули, Пакс не могла сказать наверняка. Знакомый голос звучал как-то непривычно. Видимо, рейнджер был ранен и говорил с трудом.

— Вот что мы сделаем. Ты, Ансули, забирайся повыше и оставайся на страже. Тогда мы с Тамар сможем спокойно заняться поисками.

Медленно, будто во сне, Пакс стала осознавать, что ей нужно что-то произнести, чтобы привлечь к себе внимание. Но, словно в ночном кошмаре, с ее губ не слетело ни звука. Ее пересохший рот был забит землей. Следующая попытка обернулась едва слышным хрипом. Пакс слышала, как кто-то ходит по ближайшему к ней камню, и звук шагов был намного громче, чем удавшийся ей хрип. Попробовать еще раз? Очередной хрип, чуть громче, но нисколько не похожий на нормальный человеческий голос. Тут пыль вновь набилась Пакс в нос, и она опять чихнула. Шаги послышались совсем рядом, затем раздались голоса.

— Фаэр, ты жив? Паксенаррион, это ты? Пакс сделала еще одну попытку.

— Да… я… здесь… внизу…

Сказать громко у нее не получилось, но лионийские рейнджеры не зря славились острым слухом. Теперь Пакс услышала шуршание и какие-то звуки прямо над своей головой. Стало светлее. Вновь послышался голос Джайрона:

— Под этим деревом? — Голос раздавался совсем рядом, прямо над нею. — Кто здесь?

— Пакс, — выдохнула она. — Я прямо под вами.

— Где Фаэр? Он жив?

Не успев больше ничего сказать, Пакс осознала, что за мешок с мукой придавливал ее сверху. Она попыталась прислушаться, чтобы понять, дышит ли навалившееся на нее тело, но не уловила ни малейшего звука. Онемевшая рука тоже не чувствовала никакого движения.

— Я… по-моему… он тоже… здесь…

— Паксенаррион, ты можешь двигаться? — Это уже был голос Тамар, звучавший тоже откуда-то из-за головы Пакс.

— Нет… почти нет… Я могу только чуть поворачивать голову. — Пакс еще раз попыталась высвободить из-под себя правую руку, но безуспешно.

— Все ясно. Ты, главное, не бойся. Мы тебя вытащим.

— Слушайте, а что меня так придавило?

Наверху помолчали, а затем, после паузы, ответили:

— Ты не беспокойся. Мы тебя обязательно освободим. Только, к сожалению, это займет некоторое время.

Пакс показалось, что это заняло целую вечность. К тому моменту, как Тамар смогла спуститься в образовавшееся свободное пространство к голове Пакс и поднести к ее губам флягу с водой, стало уже смеркаться. По звукам пилы и топорика Пакс поняла, что оказалась придавлена к земле весом дерева или даже нескольких стволов деревьев. Свободного пространства рядом с нею становилось все больше. Вскоре Пакс смогла повернуть голову, и из этого положения ей удалось увидеть Тамар, обрубавшую толстые ветки с огромного ствола примерно на уровне пояса самой Пакс. Прямо над ней, судя по всему, нависал ствол другого дерева. Впрочем, этого Пакс рассмотреть уже не могла, потому что поднять голову ей по-прежнему не удавалось.

Тогда Пакс решила повернуть голову в другую сторону. Не без труда осуществив это движение, она чуть не вскрикнула от неожиданности: лицо Фаэра оказалось прижатым к ней вплотную. В нормальной ситуации так близко друг к другу могут оказаться только лица супругов или любовников в общей постели. Кожа Фаэра была бледной, холодной, сухой. Он явно был мертв, и, судя по всему, смерть наступила уже несколько часов назад. Пакс затрясло от ужаса. Во-первых, она и не подозревала, что Фаэр все это время был от нее так близко, а во-вторых, она не могла понять, почему находившийся совсем рядом с нею Фаэр погиб, а она осталась в живых. На мгновение вывернув шею совершенно неестественным образом, Пакс разглядела, что Фаэр был не только придавлен стволом, но и пронзен толстыми сучьями, а кроме того, прямо на него свалилось несколько тяжелых камней, целая груда которых сейчас уходила от придавливавшего их обоих дерева дальше вверх по склону. Поняв, какая невероятная тяжесть нависла над нею, Пакс изо всех сил попыталась высвободить из-под себя руку. Эта попытка также оказалась безуспешной.

— Тамар! — отчаянно позвала Пакс.

— Пакс, не волнуйся. Мы работаем. Торопиться нельзя: чуть-чуть не рассчитаем, дерево сдвинется, и все эти камни рухнут. Тогда тебя наверняка раздавит насмерть.

— Я все понимаю, но… Знаешь, я смогла чуть-чуть повернуть голову… Тут Фаэр…

— Мы знаем, — донесся с другой стороны голос Джайрона. — Когда Тамар нагнулась к тебе, она увидела его из-за твоего плеча.

— Но ведь он… — На глаза Пакс навернулись слезы.

— Он погиб достойно, как настоящий воин. Как я понимаю, он успел выпустить даскинские стрелы.

— Даскинские? — переспросила Пакс. — Это те, что с хрусталем?

— Они самые.

— Да, две стрелы. И обе попали в цель. А потом… потом вдруг — хвост или щупальца… я не знаю, что за часть тела этого чудовища взметнулась вверх и, как огромный хлыст, обрушилась на нас.

— Ну, это уже понятно. — Джайрон вздохнул. Он стоял достаточно близко к Пакс, чтобы она услышала этот вздох. — Но знаешь, Паксенаррион, нам ведь еще повезло. Наткнувшись на камнезмея, мы потеряли всего двоих товарищей — Фаэра и Клевиса. Эта тварь запросто могла перебить нас всех, если учесть, что ее челюсти легко дробят камни, а слюна разъедает их. Я выражаю тебе благодарность от лица командира патруля. Никто из нас не почувствовал присутствия противника раньше тебя. Никто из нас не смог определить направление, откуда исходила опасность. Камнезмей как раз и отличается тем, что свое ядовитое излучение он растворяет в камне, отчего его практически невозможно обнаружить.

К Пакс снова наклонилась Тамар.

— Паксенаррион, — спросила она, — ты чувствуешь, насколько тело Фаэра прикрывает тебя?

— Нет. По крайней мере, руку, бок, может быть, часть ноги…

— Работать быстрее мы не можем, действовать надо очень аккуратно. Но, судя по всему, ты теряешь силы. На, выпей вот это и постарайся поесть.

Тамар подсела совсем близко к Пакс и протянула флягу с каким-то травяным настоем к ее губам. Пакс пила медленно, делать большие глотки ей не удавалось. Часть настоя пролилась на землю. Затем Тамар разломила на мелкие кусочки сухарь и стала аккуратно подносить их ко рту Пакс. Когда Пакс подкрепилась, Тамар занялась тем, что стала массировать частично высвобожденную из-под завала руку Пакс. Поначалу Паксенаррион совсем не чувствовала ее прикосновений, но вскоре кровь быстрее потекла по сосудам, и ожившая Рука дала о себе знать — сначала будто уколами множества невидимых иголок, а затем волной едва выносимой жгучей боли. Проделав массаж, Тамар укрыла, где это было возможно, тело Пакс своим плащом и сказала:

— Главное, не теряй самообладания. Экономь силы. Мы вытащим тебя и тело Фаэра.

— Слушай, а что это за зверь такой — камнезмей? Я слышала, как Фаэр крикнул это слово, но, понятно, в тот момент мне было не до расспросов.

— Ну-у…

Это «ну» по длительности было почти равно любимому междометию киакдана. Наконец Тамар сказала:

— Если тебе действительно неизвестно, что это такое, давай лучше не будем пока говорить на эту тему. Выберемся отсюда, уйдем подальше, а там и поговорим.

— Но он… или это оно… мы ведь убили его?

— А ты сама уверена, что оно до этого было живым? Пакс передернуло. Не хотела бы она снова встретиться с этим чудовищем. Прислушавшись к своим чувствам, Пакс порадовалась тому, что не испытывает никакого ощущения тревоги, никакого страха. Подумав над вопросом Тамар, она заметила:

— Пожалуй, живым в привычном смысле слова назвать этот кошмар было бы неверно.

— Это правильно. А следовательно, убили мы его или нет — разницы особой я не вижу. — Тамар встала, предварительно на миг прикрыв глаза Пакс ладонью. — Ты не волнуйся, мы тебя вытащим. Постарайся пока отключиться. Может быть, уснешь. Это поможет тебе сэкономить силы. Главное — не допустить, чтобы камни или стволы деревьев обрушились на тебя.

Совсем стемнело, а до конца работы было еще далеко. Камни в завале были большие и тяжелые. Аккуратно сдвинуть их стоило немалых трудов. Несколько раз они начинали грозно покачиваться под ногами Джайрона, и дважды огромные куски камня чуть было не придавили его и Тамар. На помощь товарищам поспешил Ансули. До Пакс донеслись его затрудненное дыхание и сдавленные стоны. Видимо, рана не давала ему работать в полную силу. Вскоре Джайрон прервал работу.

— Все, дальше нельзя, — сказал он. — В темноте работать опасно. Того и гляди, не только Пакс завалит, но и нас самих. Нужно, чтобы место работы было освещено. Каким образом — подумаю. А может быть… Как ты считаешь, Тамар, Паксенаррион продержится до утра?

Услышав этот вопрос, Пакс чуть не разревелась. Она была уверена, что не протянет здесь, в холодной земле, неподвижная, еще целую ночь. Ей стоило немалых трудов удержаться от того, чтобы не прокричать это вслух. Если разобраться, она никак не могла повлиять на рейнджеров. В конце концов, реши они уйти, бросив ее тут умирать, — и она ничего не сможет сделать.

— Джайрон, — возразила Тамар, — Пакс выдержала больше, чем можно было бы ожидать от любого человека. Но еще одна ночь на холоде, с неподвижными, сдавленными конечностями может добить ее. Мы должны продолжать работу.

— Но у нас же был уговор не демонстрировать при ней никакого эльфийского колдовства.

— Джайрон, она ведь теперь с нами. И не забывай, это ты взял ее в наш отряд.

— Я тоже думаю: нет ничего страшного в том, чтобы показать ей кое-что из наших фокусов, — произнес Ансули. — В конце концов, она уже была в священных местах эльфов, она сумела вырваться из плена черных сил; насколько нам известно, она и так уже достаточно много знает о наших особых способностях.

Пакс стала вспоминать все то, что она знала об эльфийском колдовстве. Чего стоил только звук эльфийского рога. Но более всего ей запомнился крылатый скакун, на спине которого восседал неземной красоты всадник. Не успела Пакс как следует порыться в своих воспоминаниях, как внезапно вокруг стало светло, причем светло не как днем, а как-то по-особому, словно свет всех звезд в ясную ночь сконцентрировался на небольшом пространстве. У него не было одного определенного источника. Он распространялся вокруг, как солнечное сияние в туманный день. В его лучах предметы не отбрасывали тени.

— Ну что, хватит у вас сил камни ворочать? — спросил Ансули.

— Сил-то у нас побольше, чем у тебя, будет. Ты давай-ка лучше следи за светом. Я думаю, тебе хорошо бы хоть с этим управиться. Тамар, ты как?

— Я готова.

Пакс вновь услышала, как отламываются и отпиливаются ветви от стволов поваленных деревьев, как стучат друг об Друга отбрасываемые в сторону камни. Как продвигается работа, она не видела. Ей оставалось только гадать, какой высоты завал еще предстоит разобрать, чтобы освободить ее. Становилось холодно. От земли и камней, на которых она лежала, просто тянуло стужей. Пакс усилием воли заставляла себя быть спокойной. В какой-то момент, измученная и совсем обессилевшая, она уснула.

Проснулась она от острой боли. Левая рука, спина, ноги — всё словно горело в огне. Кто-то тянул ее за плечи, тащил вверх, и ей казалось, что с нее живьем сдирают кожу. Пакс застонала, открыла глаза и увидела рядом с собой лицо Тамар.

— Паксенаррион, потерпи, успокойся. Мы тебя вытащили. Теперь у тебя восстанавливается кровообращение после почти суток, проведенных неподвижно под грузом, и поэтому тебе так больно. Можешь считать это счастливым случаем, можешь списать на особое благоволение высших сил, но у тебя даже все кости целы.

Судя по мучившей ее боли, Пакс могла бы и усомниться в правдивости последнего утверждения Тамар. Все ее тело горело, щипало, саднило, ныло и словно скручивалось в жгут. Она попыталась вдохнуть поглубже и зашлась в приступе болезненного кашля. Тамар поддержала ее, приподняла за плечи и дала попить. Пакс смогла сделать несколько глотков, и приступ прекратился. Постепенно оболочка боли, окутывавшая ее всю, стала истончаться, рваться и наконец сжалась до размеров и интенсивности вполне знакомых синяков и ссадин. Пакс огляделась. Джайрон разложил небольшой костер, от которого исходило приятное тепло. Пакс понятия не имела, где они сейчас находятся. По другую сторону от костра, завернутый в плащ и одеяло, лежал Ансули. Несмотря на серьезные раны, он тоже смог отдохнуть в первый раз за все это время.

— Тела Фаэра и Клевиса мы положили в лесу неподалеку, — сказала Тамар, отвечая на невысказанный вопрос Пакс. — Завтра мы исполним над ними похоронный обряд, а на эту ночь Джайрон наложил на покойных охранительное заклинание. Клевиса убило другим концом камнезмея, обрушившимся на нас. Как и Фаэр, он погиб сразу, на месте. Тебе и Ансули повезло — вы скоро поправитесь, хотя в течение нескольких дней ты, я полагаю, будешь чувствовать себя неважно.

Подложив под голову Пакс вещевой мешок, Тамар сняла с огня булькающий котелок.

— На вот, выпей горяченького, — сказала она. — А то совсем замерзла.

Горячий травяной отвар заметно приглушал боль. Пакс стало легче, и она попыталась подвигать ногами. Не без труда, но ей все же удалось согнуть их в коленях. Зато правая рука по-прежнему казалась совсем чужой и, несмотря на все усилия Пакс, никак не хотела двигаться. Тамар пришла Пакс на помощь, сгибая и разгибая руку в локте и вращая запястье. Через некоторое время Пакс почувствовала, что рука снова принадлежит ей. Теперь все ее конечности худо-бедно повиновались ее воле. Пакс поняла, что самое страшное позади, и тотчас же осознала, что ужасно хочет спать. К этому моменту небо на востоке уже стало светлеть. Джайрон, который все это время охранял их маленький лагерь, подошел к костру и стал готовить какую-то горячую пищу. Тамар ушла за водой. Ансули проснулся, распутал укрывавшие его одеяло и одежду и приподнялся на локте.

— Ну, как она? — первым делом спросил он.

— Все нормально, — радостно ответила ему Пакс. У нее по-прежнему кружилась голова, сил было мало, но она чувствовала, что это скоро пройдет. Джайрон, несколько раз переведя взгляд с Ансули на Пакс и обратно, сказал:

— Если она и не совсем еще пришла в себя, то, по крайней мере, куда в более сносном состоянии, чем можно было ожидать. — Помешивая еду в котелке, он спросил:

— Тамар говорит — ты не знаешь, что это было, Пакс? Я ее правильно понял?

— Да. Никогда раньше мне не доводилось слышать ни о каком камнезмее.

— Так вот. Камнезмей, он же — Скала Ужаса. Иногда его называют каменной змеей, хотя, конечно, никакая это не змея. На змею он только по форме похож — длинный, с извивающимся телом, которое может складываться во множество петель. Говорят также, что гномы выращивают этих тварей, чтобы те охраняли их подземные кладовые с сокровищами. Впрочем, мне сдается, что это полная чушь. Эльфы, конечно, редко ладят с гномами, но в одном мы все согласны: гномы не принадлежат к лагерю сил зла. По крайней мере, большинство из них. Что же касается этого кошмара, то, как ты заметила, он до поры до времени удачно притворяется камнем. Обычно он принимает форму каменной плиты, выходящей на поверхность земли, или невысокой скальной гряды. Впрочем, иногда камнезмей прикидывается остатками разрушенной стены или руинами какого-нибудь Дома. Пакс вспомнила все руины, мимо которых она проходила во время той экспедиции, и вздрогнула: а что если бы одно из этих разрушенных зданий оказалось такой вот тварью?

Джайрон тем временем продолжал рассказывать:

— Даже когда камнезмей вылезает из-под земли, у него сохраняются сила и вес каменной глыбы. Обычное оружие ломается или отскакивает при ударе о его чешую. Даскинские стрелы — произведение ремесленного искусства гномов — пронзают его тело и пригвождают его в этом месте к земле, и колдовская сила расползается по всей длине его туловища, но довольно медленно. Поэтому у камнезмея остается время, чтобы отомстить за нанесенные ему раны. А самое страшное заключается в том, что потом, через долгое и точно не известное время он может вновь вернуть свои силы и способность передвигаться.

— Но почему его присутствие так сильно воздействовало на мой мозг?

— Честно говоря, Паксенаррион, я не понимаю, откуда у тебя такое острое чутье на эту тварь. То, что ты испытала страх и омерзение, — это понятно. Любой нормальный человек или эльф, которому вообще дано предугадать появление по соседству камнезмея, будет испытывать именно эти чувства. Это жуткое существо приводит всех в душевное смятение и, конечно, вызывает омерзение. Те же, у кого нет чутья, могут подойти к нему настолько близко, что будут им сожраны. По правде говоря, никому из нас не понятно, почему нечто из камня охотится на созданий из плоти и крови. Но факт остается фактом. В любом случае эта тварь принадлежит миру темных сил, а боги Света создали нас — расы существ из плоти и крови — для добрых дел. Может быть, в этом и есть причина его агрессивности.

Подоспевшая к этому времени горячая еда пришлась Пакс как нельзя кстати. Но даже наевшись досыта, она не могла сказать, что силы полностью вернулись к ней. Она закатала рукава и осмотрела свои руки. Их сплошь покрывали синяки. Судя по всему, остальные части ее тела выглядели не лучше. Ансули попал под град камней, и, помимо синяков и ушибов, у него были сломаны два ребра, а на левой ноге зияла большая рана. Тамар заработала всего лишь один шрам: через весь лоб у нее протянулась глубокая царапина — от ветки, как объяснила она Пакс. Джайрон слегка прихрамывал, а на лодыжке у него была большая ссадина. После завтрака все немного отдохнули, сидя у костра, затем Джайрон вздохнул и встал на ноги.

— Пора, — сказал он. — Мы должны совершить погребальный обряд над телами наших друзей. Ансули, если я тебе помогу, ты сможешь идти?

— Ради такого дела — конечно. — Ансули подтянулся, застонав от пронзившей его боли, но, опираясь на руку Джайрона, довольно ловко встал.

— Паксенаррион, — сказал командир отряда, — боюсь, тебе будет не то что не дойти, но и не встать. Впрочем, если хочешь попробовать, Тамар поможет тебе.

Пакс чувствовала себя отвратительно. Тело ее словно налилось свинцом, но с помощью Тамар она все же смогла подняться на ноги. Сделав шаг вперед, она закачалась и чуть не упала. Джайрон покачал головой.

— Пожалуй, так ты далеко не уйдешь. Ложись здесь и жди нас.

— Нет. — Пакс замотала головой, отчего ей показалось, что ее череп вот-вот расколется. — Я не собираюсь оставаться здесь одна.

Джайрон удивленно поднял брови:

— Ты, по-моему, собиралась в одиночку вступить в бой с камнезмеем и при этом боишься остаться одна здесь, в этом тихом и безопасном месте? Слушай, а может быть, ты что-то снова почувствовала?

— Нет, дело не в этом. Я хотела сказать… Я имела в виду, что… ну, мы ведь с Фаэром были вместе… мы… мы упали вместе, и если бы он не прикрыл меня, я бы скорее всего…

— Я тебя понимаю. Значит, ты хочешь принять участие в посмертном восхвалении погибшего героя?

— Да. Если Тамар мне поможет, я смогу идти. Чтобы доказать правоту своих слов, Пакс сделала еще шаг вперед и удержалась на ногах даже без посторонней помощи. Впрочем, далось ей это нелегко.

— Ну что ж, желание похвальное, — сказал Джайрон. — Мы пойдем очень медленно.

Как оказалось, ночь они провели на самом краю проплешины в лесной чаще, образовавшейся после атаки агонизирующего камнезмея. Посмотрев на нагромождение валунов и поваленных деревьев, Пакс еще раз удивилась тому, что ни одно дерево и ни один камень не нанесли ей смертельной или хотя бы сколько-нибудь серьезной раны. Джайрон повел такой поредевший отряд вниз по склону — сначала по тропе, по которой они пришли сюда, а затем куда-то в сторону. "скоре они оказались на небольшой поляне, окруженной се-Ребристыми тополями. Фаэр и Клевис лежали рядом друг с Другом, между их телами были положены два лука.

— Оставайтесь здесь и охраняйте их, — сказал Джайрон. — Мы с Тамар пойдем собирать священные траурные венки.

Пакс и Ансули сели под одним из тополей на краю поляны. Некоторое время они просидели молча. Сквозь серебристую листву тополей пробивались золотые солнечные лучи. Пакс с удовольствием вдыхала лесной воздух, втягивая в себя аромат прелой листвы. Затем она посмотрела на ковер из прошлогодних листьев, устилавший землю. Пакс понимала, что, разглядывая листья, она не столько постигает бесконечную красоту природы, сколько пытается отвлечься от грустных мыслей, а главное — не смотреть на тела погибших товарищей. По правде говоря, ей было очень не по себе. По крайней мере, оставлять ничем не закрытыми лица покойных казалось ей не лучшим проявлением почтения к ним. Разумеется, она слышала о том, что похоронный обряд по эльфийскому обычаю отличается от человеческого, но никогда в жизни ей еще не приходилось присутствовать на таких похоронах. В ярком солнечном свете эльфийские черты лиц усопших — скулы, надбровные дуги, контуры подбородков — казались еще более непохожими на человеческие, чем при жизни. Пакс вздрогнула. Она была уверена, что Ансули в этот момент не без досады думает о том, почему ей удалось выжить, когда его старый боевой товарищ, родственный ему по эльфийской линии, погиб. Она знала, что Ансули наблюдает за ней. Резко повернув голову в его сторону, она встретилась с ним взглядом.

— В тебе ведь нет эльфийской крови? — не столько спросил, сколько повторил для себя Ансули. — Наверное, тебе непонятны наши обряды.

— Я только хотела… Просто мы обычно… У нас принято хоронить погибших и умерших.

— И тебе непонятно, почему мы оставляем лежать наших мертвецов на земле, делая их добычей диких зверей, хищных птиц и довершающих их дело стихий.

Пакс молча кивнула.

— Вы, люди, опасаетесь, что души ваших умерших будут страдать, если кто-то непочтительно отнесется к оставшимся на земле их мертвым костям. Я правильно вас понимаю? Мы, те, в ком течет эльфийская кровь, как, разумеется, и сами эльфы, не испытываем такого страха. Вы, люди, вышли из земли и принадлежите ей. Чем-то вы напоминаете мне душу леса. Да-да, не удивляйся. Как душа каждого места, каждой поляны, каждого отдельного леса может принадлежать только именно этому месту, так и вы, люди, слишком привязаны к своей земной оболочке. Эльфу же, убитому в бою, его земное тело больше не нужно. Что бы ни произошло с этой плотью, никакого оскорбления его душе это не нанесет. Эльфа можно захватить в плен, можно заколдовать, можно обратить в рабство, но только до тех пор, пока он жив. Смерть освобождает эльфа от всех чар. Вот почему мы возвращаем наши тела земле, вскормившей их, не заботясь о том, кто станет нашим могильщиком. В качестве дани памяти и, пожалуй, скорее для нас, остающихся в живых, мы кладем тела покойных прямо, лицом к небу, и собираем для них священные венки.

Пакс кивнула, но смотреть на лежащие на солнце тела ей по-прежнему не хотелось. Ансули продолжил:

— Ты ведь прослужила несколько сезонов в роте одного из друзей Хальверика, и тебе наверняка доводилось терять в бою товарищей.

— Да, — подтвердила Пакс, — но… — Она посмотрела на Ансули, пытаясь понять, какие слова точнее выразят ее мысль. — Но если бы Фаэр…

— Человек, ты можешь успокоиться? Какое-то божество даровало тебе чутье на злые силы и, кроме того, умение выследить, откуда исходит угроза. Зато Фаэр успел всадить в нападающего камнезмея две заколдованные стрелы. За одно это его следует отпеть, как воина и героя. Он поступил так, как считал нужным, и сделал для этого все, что мог. Но получилось так, что одна из пихт, вывороченных чудовищем, упала именно так, а не иначе. Видимо, так было угодно богам. Ведь твое чутье в этот момент не сработало. И что, неужели ты будешь оспаривать решение высших сил?

— Нет конечно. Но…

Ансули рассмеялся, но смех его оборвался очень быстро — видимо, смеяться со сломанными ребрами было больно.

— Вот ведь вы какие, люди! Лишь бы вам с кем-нибудь поспорить. Пойми, Паксенаррион: я ни в коей мере не сержусь на тебя. Неужели ты решила, что мы не рады тому, что ты выжила? Да, мы скорбим по нашим друзьям, но ведь не ты убила Фаэра или Клевиса.

Пакс молчала. Она по-прежнему чувствовала себя чужой в отряде, понимая, что лишь в ее жилах не течет кровь эльфов. А кроме того, с камнезмеем она практически и не сражалась. Пущенную ею стрелу тот даже и не заметил. Ансули слегка откашлялся, видимо, чтобы привлечь ее внимание.

— Я тут подумал, — сказал он, — ну, насчет этого твоего дара. Давно он у тебя открылся?

— Ты о чем?

— Да о твоем умении почувствовать приближение злых сил. Давно ты заметила в себе это? Или оно у тебя с детства?

— Не знаю, — сказала Пакс. — В Фин-Пенире мне рассказывали, что паладины умеют отличать добро от зла. Это дар, предоставленный им Гедом, только его еще надо уметь развить и натренировать. Поэтому существуют специальные заклинания, с помощью которых этому дару помогают проснуться. Но я не уверена…

— Пакс, я спрашивал не обо всех людях и даже не обо всех паладинах. Мне интересно, как этот дар появился у тебя.

— А! Так у меня… это совсем недавно стало заметно. Честно говоря, до вчерашнего дня я и не думала…

Не успев договорить эту фразу, Пакс вспомнила о многих случаях, особенно во время службы в роте у герцога. Наскоро пересказав эти истории Ансули, она все же добавила:

— Скорее всего, главную роль здесь играет медальон Канны, а не мой собственный дар. Да и Верховный Маршал сказала, что это чутье открывается только у тех, кто уже посвящен в паладины Геда.

— То есть ты хочешь сказать, что она отрицает наличие такого дара у паладинов Камвина и Фалька? — В голосе Ансули явно слышались недоумение и даже насмешка.

— Нет конечно, но…

— Знаешь, Паксенаррион, сколько бы мудрости и разнообразных талантов ни было присуще Верховному Маршалу Геда, вряд ли эта женщина столь же мудра и могущественна, как сами боги. И, разумеется, по возрасту она, прямо скажем, помоложе большинства эльфов. Ты, кстати, знаешь, что в Лесу Великой Госпожи живут эльфы, которые лично знали самого Геда? Знали его так, как, например, Адхиэл знает тебя.

— Нет, — протянула Пакс, которой до сих пор не приходило в голову посмотреть на почти бесконечную продолжительность жизни эльфов с этой точки зрения. Не без любопытства взглянув на Ансули, она как бы невзначай осведомилась:

— А ты его знал?

— Кто, я? Да что ты! Не забывай, во мне ведь только половина эльфийской крови и мне не дано прожить столько, сколько живут настоящие эльфы. Но мне доводилось пообщаться с одним из тех, кто знал Геда. А вот женщине, которую вы называете Верховным Маршалом, такой удачи в жизни не выпало. И я не думаю, что она имеет право судить, у кого есть божественный дар, а у кого нету. Мне кажется, спроси ты ее об этом напрямик, она бы сказала тебе то же самое. Вполне возможно, что в ее времена в Фин-Пенире боги даровали эту чувствительность на присутствие зла некоторым избранным, тем, кого здесь, на земле, назвали паладинами. Но в другие времена, в других местах боги могли распорядиться своей милостью по-другому. Например, наградить этим даром тебя. Медальон твоей погибшей подруги мог сконцентрировать силу этого дара в человеке, не знающем о его наличии и, естественно, не умеющем с ним обращаться. Я имею в виду тебя. Но сам по себе дар принадлежал тебе, и только тебе.

На Пакс нахлынули сложные, противоречивые чувства. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. И сквозь весь этот калейдоскоп эмоций в ней росла, усиливалась, уверенность в том, что ей действительно принадлежит дар отличать добро от зла. Но все же привычка подвергать все сомнению взяла верх. Пакс осторожно спросила:

— Но ведь я… такая, какой я стала сейчас?..

— А, так ты об этом! Джайрон ведь не единственный, до кого доходили разные слухи. Что я могу сказать? Ты смогла победить свою болезнь и свою немощь. Я смотрел — в твоем колчане не хватает стрел. Судя по всему, ты тоже стреляла в камнезмея.

— Стрелы сломались или отскочили от его брони, — шепотом произнесла Пакс, глядя в землю.

— А чего ж ты хотела? Так и должно было случиться, если учесть, с какой тварью ты вступила в бой. В следующий раз, воин, надеюсь, у тебя будет более подходящее оружие под рукой. Так что не хватило тебе не навыка, не храбрости, а даскинских стрел. — Ансули усмехнулся и тотчас же снова поморщился от боли. Потом он подмигнул Пакс и сказал:

— Интересно, в чем еще проявляется снизошедшая на тебя милость богов? Какие еще способности они даровали тебе, да так, что ты об этом до сих пор не догадывалась? Ты, часом, свет творить не умеешь? А исцелять? Может быть, тебе дано источать воду из камней или направлять ветер в паруса кораблей?

— Я… Да нет! У меня совсем… Этого просто не может быть! Понимаешь, это бы значило…

— Это бы значило только одно: то, что тебе предстоит много работать над теми способностями, которыми наградили тебя боги. И что тебе придется научиться пользоваться ими, не тратя при этом попусту слов, сил и времени на отрицание очевидного. — Ансули вынужден был прервать свой монолог, потому что к ним приблизились Джайрон и Тамар, негромко напевающие траурную песню.

Не прерывая пения, Джайрон помог Ансули встать. Тамар, в свою очередь, протянула руку Пакс. Все вместе они подошли к центру поляны и возложили венки, сплетенные из ветвей ивы, кедра, рябины и дуба, на грудь покойным. Пакс молча с почтением наблюдала за незнакомым ей похоронным ритуалом.

Когда все было закончено, Тамар помогла Пакс добраться до лагеря. Оставшуюся часть дня и всю ночь Пакс проспала. На следующее утро она уже могла встать без посторонней помощи, хотя все еще пошатывалась от слабости. Синяки и ссадины на ее теле болели гораздо меньше, чем накануне. Ансули лежал на земле в полусне-полубреду. Его сильно знобило. Когда Пакс позавтракала, Джайрон и Тамар подошли к ней и сели рядом.

— Есть ли у тебя дар целителя? — спросил Джайрон так спокойно, словно бы речь шла о том, нравится ли Пакс походная баранья похлебка.

Она, в свою очередь, постаралась ответить так же спокойно:

— Однажды я попыталась попросить у богов исцеления для подруги, используя при этом медальон Геда. Я даже не знаю, сработало это или нет…

— Что нужно было исцелить — рану или болезнь?

— Рану. От стрелы. Но вполне возможно, что помогли не столько мои молитвы, сколько мазь. У нас был флакон с лечебной мазью, и, разумеется, мы накладывали ее на рану.

— Шрам остался?

— Дело в том, что… просто через несколько дней моя подруга погибла. Я даже не знаю, излечилась бы она до конца или нет. — Пакс произнесла это, глядя себе под ноги.

— Тогда понятно, — сказал Джайрон. — И больше ты ни разу не пробовала?

Пакс покачала головой.

— А почему?

Она пожала плечами:

— Просто как-то не доводилось. Не было особой необходимости. У нас в роте были врачи, маги…

— Для того чтобы развить дар целительства, требуется много времени и применять его надо очень осторожно, — негромко произнесла Тамар. — По крайней мере, так мне всегда говорили. Не зная, как им распорядиться, можно не только не помочь, но и навредить тому, кого хочешь излечить.

— Все это понятно, — со вздохом сказал Джайрон. — Слушай, Пакс, а тебя ведь лечили когда-нибудь таким образом — ну, другие, кто обладает этим даром?

— Да. — Пакс вспомнила о Леваде в Ааренисе, об Адхиэле и, конечно, о киакдане, лечение которого, разумеется, отличалось от того, что практиковали все остальные, но тем не менее в чем-то было и схоже.

— Ну что ж, значит, можно рискнуть. Ты должна попробовать.

Пакс удивленно посмотрела на Джайрона и Тамар, только что говоривших ей, что, не умея исцелять наверняка, лучше не пробовать делать это наугад. Джайрон ободряюще улыбнулся ей:

— Рано или поздно тебе все равно придется попробовать. Так почему бы не начать прямо сейчас? Раны Ансули оказались серьезнее, чем твои. Ему теперь совсем плохо. Попытайся излечить его. Посмотрим, что у тебя получится.

— Но ведь… — Пакс посмотрела на Тамар, которая в ответ только улыбнулась.

— Мы не собираемся никому рассказывать об этом, — заверил ее Джайрон. — Если у тебя нет такого дара, стыдиться тут нечего. Мы тоже не умеем исцелять других, как и большинство людей и эльфов. Если ты когда-нибудь все же станешь паладином, умение исцелять окажется для тебя нелишним. Но здесь и сейчас ты можешь просто попытаться. Никто не смотрит на тебя умоляющим взглядом. А что касается высших сил — по крайней мере, ни один из богов, которым поклоняемся мы, не осудит тебя за попытку вылечить боевого товарища. Если же у тебя что-то получится, ты будешь знать, что имеешь эти способности и что тебе нужно над ними работать, а наш друг Ансули сможет вновь вернуться к нормальной жизни.

— Я не молилась Геду уже несколько месяцев, — шепотом проговорила Пакс. — Не будет ли проявлением самонадеянности и алчности с моей стороны просить его сейчас…

— А если попытаться обратиться не к Геду? Ты рассказывала, что сам Гед служил Верховному Господину. Обратись к нему, если ты решишься попробовать излечить Ансули.

Пакс поежилась. Она побаивалась обнаружить в себе этот дар, но еще больше она боялась узнать, что никаких способностей к исцелению у нее нет. Посмотрев в глаза Джайрону, она сказала:

— Я попытаюсь.

Джайрон поднял ее на руки и положил рядом с Ансули. Пакс опустила руку ему на бок, туда, где, по ее предположению, должны были находиться сломанные ребра. Чего ждать, что должно последовать теперь, она не знала.

Поначалу ничего особенного не произошло. Пакс не знала, что именно ей нужно делать. Мысли были слишком запутанны и беспорядочны, и ей никак не удавалось сосредоточиться на Геде или Верховном Господине. То и дело она вспоминала о киакдане, о герцоге, о Сабене и Канне. Неужели тогда ей действительно удалось излечить Канну с помощью силы, дарованной ей Верховным Господином? Пакс попыталась вспомнить, что она тогда делала. Она держала в кулаке медальон, но сейчас медальона Геда с ней не было. Она посмотрела в лицо Ансули, покрытое потом и горевшее в лихорадке. Об ознобах и лихорадках она не знала ничего, кроме того, что они долго мучают людей после некоторых ранений. Еще она вспомнила, как Джайрон при первой же встрече сказал, что им не хватает людей. Теперь, когда их отряд стал на двух человек меньше, эта нехватка будет ощущаться еще сильнее. Однако Джайрон не стал ей напоминать об этом в последнем разговоре. Пакс почувствовала, что она нужна здесь, нужна в этом отряде, и тем более сейчас, когда они только что похоронили двоих товарищей и остались с тяжелораненым на руках. Пакс попыталась представить себе, что она проникает вглубь раны Ансули сквозь покрытую синяками кожу.

Вдруг, совершенно неожиданно для нее, синяк, оказавшийся под ее ладонью, стал бледнеть. Пакс услышала участившееся дыхание Джайрона, но постаралась не обращать на это внимания. Она не чувствовала, чтобы кто-то или что-то водило ее рукой, заставляя прижимать ладонь к тому или другому месту на теле Ансули. По правде говоря, она сама не понимала, что происходит. Единственное, что она чувствовала, — это то, что ссадины под ее ладонью затягиваются, а синяки на глазах рассасываются. Она приподняла голову и посмотрела в лицо Ансули. Ей показалось, что его выражение стало более спокойным, не таким страдальческим. Дыхание его явно стало ровнее и размереннее. Пакс почувствовала, как у нее по спине ручьем течет пот. Она понятия не имела, что она уже сделала, что делает сейчас и когда ей нужно остановиться. Ей вспомнилось, как киакдан говорил о целительстве, о своих методах излечения. От этих воспоминаний ей стало страшно, потому что она поняла, насколько опасными могут быть последствия слишком долгого или слишком сильного воздействия целителя. Не навредит ли она тому, кого хочет вылечить? С этой мыслью Пакс отвела руку от Ансули.

Глава VI

Одетая в коричнево-зеленый камуфляж лионийских рейнджеров, Пакс пробиралась напрямик через леса и поля к границе. Она научилась двигаться почти так же тихо и бесшумно, как рейнджеры. Ее товарищи по оружию подарили ей отличный лук и предложили остаться на службе вместе с ними до зимней ярмарки, пообещав за этот сезон помимо обычной оплаты еще и хороший меч. Пакс отказалась от этого предложения, потому что хотела как можно скорее вернуться к герцогу Пелану.

Ее путь снова пролегал через Бреверсбридж. Пакс, улыбнувшись самой себе, подумала, что знает этот городок едва ли не лучше, чем родную деревню. «Я ведь, пожалуй, даже не вспомню, где там у нас в Трех Пихтах была пекарня», — подумала она. Впереди стали видны очертания священной рощи — обители киакдана. Пакс, не колеблясь, свернула и вышла на дорогу, которая делала небольшой крюк на пути к городу. Тем не менее Пакс предпочла не рисковать и не идти без провожатого через священную рощу, несмотря на опыт лесной службы, которую несла в течение полугода.

За поворотом навстречу ей двигался караван. Пакс издали заметила пыль, поднимавшуюся над деревьями. Караван направлялся на восток, в сторону Лионии. Подходя к дороге наперерез каравану, Пакс махнула рукой в знак приветствия сопровождавшим груз охранникам. Здесь, совсем рядом с городом, они скорее всего приняли бы ее за пастуха или, возможно, за гонца, но никак не за разбойника. Выйдя на обочину, Пакс еще раз кивнула охранникам. Командир конвоя, облаченный в кольчугу, сидел на передней повозке со взведенным арбалетом в руках.

— Привет, — кивнул он Пакс. — Как там впереди, у границы, спокойно?

— Вроде бы да. Хотя я выбиралась из тех краев не по дороге. Вы в Чайю или по лесной дороге через Прилит? Командир стражников криво усмехнулся.

— Ну, в Чайю. Хотя какое твое дело?

— Тогда ничем не могу помочь. Три дня назад я вышла из Южного Леса. Там в последнее время все было тихо.

— Так ты что, из рейнджеров будешь? — Стражник и не пытался скрыть подозрительность в голосе.

Пакс откинула отворот плаща и показала ему вышитую металлическими нитями эмблему. Это чуть-чуть успокоило ее собеседника.

— По правде говоря, я что-то не слышал, чтобы лионийские рейнджеры забирались так далеко сюда, в Тсайю. А кроме того, ты… ты уж извини… как-то мало похожа на родственницу эльфов.

— Куда там! — улыбнулась Пакс. — Я просто нанялась к ним на службу на лето. Если по дороге, возле источника, который местные называют Кьесселим, вы наткнетесь на патруль, скажите им, что видели меня около Бреверсбриджа и что со мной все в порядке.

— Сказать-то скажу, да только от кого привет передавать? От желтогривой дылды?

— Меня зовут Паксенаррион, — сказала она и, махнув на прощанье рукой, пошла в сторону города.

Удивленный, но, похоже, совершенно успокоившийся командир стражников повел караван дальше в сторону Лионии.

Пакс еще никогда не доводилось бывать в Бреверсбридже летом. Весь двор у харчевни был заполнен лошадьми и мулами. Пять больших телег перегородили выезд со двора и добрую часть улицы. Пакс пришлось пробираться сквозь толпу. Еще с середины двора она услышала, как Хеббинфорд вежливо, но непреклонно выпроваживает посланцев очередного каравана, отказывая им в размещении на своем постоялом дворе. А тем временем по дороге в город уже заходил очередной караван, тяжелые телеги которого тащили огромные волы. Возницы, одетые на непривычный для Пакс манер, комплекцией и выражением лиц очень походили на погоняемых ими животных. Пакс поняла, каким образом городок смог так разрастись и разбогатеть. На постоялом дворе места для нее не предвиделось. Вокруг города тут и там вспыхивали бивачные костры — многим караванам приходилось устраиваться на ночлег в чистом поле. Судя по всему, ни одной свободной комнаты в городе уже не было. На выбор оставались два пристанища: ферма Геда и роща киакдана. Поговорить с маршалом Кедфером Пакс собиралась в любом случае. Разумеется, он не отказал бы ей и в месте для ночлега. Но… почему-то она повернула на Северную дорогу и направилась к священной роще. Недалеко от городской стены ее остановил патруль.

— Эй, рейнджер! — Страх знакомой искрой пробежал по ее телу, но Пакс взяла себя в руки и обернулась к окликнувшим ее стражникам:

— В чем дело?

— Что тебе нужно в Тсайе? И как там на границе?

— Насколько я знаю, на границе все спокойно. И я больше не рейнджер. Я отслужила у них сезон, а сейчас направляюсь на север.

— На север, говоришь? А поточнее? И кстати, кто ты такая?

К удивлению Пакс, среди патрульных не было ни одного знакомого ей лица.

— Я следую в крепость герцога Пелана. Мое имя — Паксенаррион, дочь Дортана.

— Вот оно как, — недобро ухмыльнулся один из солдат. — Значит, ты и есть та самая Паксенаррион, которая…

— Заткнись, Кейрил, — оборвал его рыжеволосый, слегка грузноватый командир патруля. — Так ты говоришь, тебя зовут Паксенаррион? И ты знаешь кого-нибудь в наших краях?

— Да. — Пакс сама удивилась спокойствию, с которым встретила этот неожиданный и неприятный допрос. — Меня здесь знают маршал Кедфер, магистр Оукхеллоу, и я полагаю, что господин Хеббинфорд тоже без труда припомнит меня.

— Ну что ж, список неплохой, — сквозь зубы процедил начальник патруля. — А нашего командира ты, может быть, тоже знаешь?

— Капитана Фелиса? — переспросила Пакс. — Конечно. Я думаю, он тоже легко вспомнит меня.

— Ну ладно, — чуть смягчился начальник патруля. — У нас была тут недавно небольшая заварушка. Приходится внимательнее следить за тем, как ведут себя незнакомые люди.

Пакс кивнула в сторону запруженной караванами дороги и подмигнула патрульным:

— Тут столько народу — поди уследи за всеми. Улыбок в ответ она не получила.

— Да, дел хватает, — ответил один из патрульных. — И ничего смешного здесь не вижу. А кроме того, насколько мне известно, в роте Пелана в основном учат владеть мечом, а не луком.

— Что поделать, если лионийские рейнджеры предпочитают лук. Послужив с ними, я получила в пользование их привычное оружие.

— Ну хорошо, а где ты собираешься остановиться?

— Пока еще не знаю. На постоялом дворе не протолкнуться. Видимо, придется идти в священную рощу. Я все равно собиралась заглянуть к киакдану.

— А я вроде бы слышал, что ты была паладином Геда, — не без усмешки в голосе произнес молчавший до этого солдат.

— Нет, — спокойно возразила Пакс и уточнила:

— Я принадлежу к почитателям Геда, но я не паладин.

— Ну ладно, — вновь вступил в разговор командир патруля. — Судя по всему, ты и есть та самая Паксенаррион, а значит, в городе ты уже бывала. В общем, учти: у нас тут и без тебя забот хватает, и не хотелось бы лишних неприятностей, драк и всякой поножовщины в городе.

— Вот уж не собиралась…

— Я сказал только то, что должен был сказать. Остановишься у маршала Геда, у киакдана или где-нибудь у друзей — очень хорошо. Если не найдешь места для ночлега — подойдешь к нашему штабу. Полагаю, что капитан Фелис выделит тебе место в казарме. Мое же дело — просто поддержание порядка.

— Прекрасно понимаю, — кивнула ему Пакс. Командир патруля кивнул ей в ответ и направил своих подчиненных дальше в обход города. Пакс успела услышать, как они, отойдя буквально на несколько шагов, стали о чем-то вполголоса оживленно переговариваться.

Подходя к роще, Пакс задумалась о том, сколько раз она уже бывала в этом лесу и сколько раз еще ей суждено пройти по этой тропинке. У нее даже мелькнуло подозрение, не наложено ли на нее какое-нибудь заклятие, привораживающее ее к священной роще киакдана у Бреверсбриджа. Отбросив эти мысли, она шагнула под сень густого леса. Как всегда, городской шум мгновенно стих, уступив место лишь шелесту листьев и посвистыванию ветра в верхушках деревьев. Пакс отметила, что теперь ей знакомы названия всех деревьев, трав и цветов, росших вдоль тропинки, что по голосу она может определить любую из птиц, певших где-то в глубине рощи. Да, теперь она знала о лесе достаточно много, чтобы удивиться тому, что в священной роще бок о бок растут кедр и ива, или тому, например, что земляника здесь цветет по сию пору. Поляна с журчащим родником вновь открылась перед нею. Остановившись перед жертвенной чашей, Пакс задумалась о том, что она могла бы положить сюда на этот раз. Покопавшись в карманах плаща, она вынула оттуда семечко высокого, красиво цветущего дерева, которое росло только в одном из дальних уголков Лионии. Пакс молча постояла около ручья. Никто не вышел ей навстречу, и она даже забеспокоилась: неужели киакдан перебрался куда-нибудь в другое место? Представить себе эту рощу без него было просто невозможно. Тревожные мысли стали одолевать Пакс. Какую такую заварушку имел в виду начальник патруля, когда разговаривал с ней? Что могло приключиться в этих краях за то время, что ее здесь не было? Думая об этом, Пакс присела на землю на берегу ручейка, чтобы дать отдохнуть ногам после долгого перехода.

Киакдан появился, как всегда, неожиданно. Какую-то секунду назад Пакс еще была уверена, что рядом с ней никого нет, и вдруг он оказался уже возле нее — всего в каких-то трех шагах. Пакс сделала движение, чтобы встать при его появлении, но колдун жестом вновь усадил ее.

— Ну — сказал он, — я смотрю, ты обзавелась луком. Значит, все в порядке?

— Да. — Пакс с удовольствием осознала, что дает честный ответ на его вопрос. Не все было у нее так, как ей хотелось бы, но сказать, будто что-то не в порядке, значило бы покривить душой.

— Уже неплохо. И выглядишь ты лучше. Куда направляешься?

— К герцогу. Мне показалось, что уже пора. Киакдан грустно кивнул.

— Не просто пора, а давно пора. Кстати, Паксенаррион, доводилось ли тебе участвовать в бою, с тех пор как мы с тобой расстались?

— Да. И я не… я, конечно, не чувствую себя так, как раньше, но я могу драться, и вполне сносно. Во всяком случае, то, что я жива, свидетельствует об этом. Хотя, если признаться честно, дело не только в том, что ко мне вернулись былые навыки, а в том, что эльфы и рейнджеры и тренируются по-другому, и противники у них, скажем так, не всегда обычные.

— Это верно. Но ты ощутила себя снова воином? Пакс задумалась. С ее точки зрения, истинный воин должен был постоянно рваться в бой. В то же время она прекрасно поняла смысл, который киакдан вложил в свой вопрос.

— Ну… я думаю, да.

— Переночуешь у меня? А может, задержишься подольше?

— Вообще-то, я собиралась остановиться на постоялом дворе, но там яблоку негде упасть, и если бы вы позволили…

— Само собой. Если помнишь, на прощание я сказал, что всегда буду рад видеть тебя в своем доме. А кроме того… — Колдун перебил сам себя на полуслове и заговорил о другом:

— Кстати, ты ела что-нибудь?

— Утром я позавтракала.

— Так-так. Забыты все мои уроки и наставления. — В суровом голосе киакдана Пакс услышала нотку добродушной усмешки. — Давай-ка вспомним, что я тебе говорил по поводу правильного питания.

Пакс расплылась в улыбке, вдруг осознав, что ей нечего бояться.

— Ну, что касается службы, то рейнджеры кормили меня отлично. Это, наверно, по мне заметно. А по дороге я просто решила не останавливаться на обед, потому что хотела добраться до города пораньше, до наступления темноты.

— Ладно, если ты не против, поужинаем на постоялом дворе. Да, лучше оставь лук здесь, у меня. Местный гарнизон очень подозрительно относится ко всем вооруженным незнакомцам.

— Это я уже заметила. Неужели разоружают даже последователей Геда?

— Ну, к маршалу они с этим предложением даже не суются, и по молчаливому уговору многие из братства Геда продолжают носить оружие. Что же касается остальных, то, во избежание неприятностей, в городе все появляются безоружными. Слухи в последнее время ходят разные… Поговаривают, что в Лионии большие неприятности, король при смерти… — Киакдан направился к дому, говоря на ходу:

— Здесь даже боятся нападения с той стороны, из Лионии. Чушь, полная чушь! Если у них там не все гладко, то скорее следует ожидать гражданской войны внутри королевства, чем нападения на соседей. Но наш граф почему-то изрядно обеспокоен развитием событий в Лионии.

Пакс зашла вслед за колдуном в дом, поставила в углу лук и аккуратно положила рядом колчан со стрелами.

— Помыться хочешь? — спросил киакдан.

— Да, спасибо.

Утром Пакс, конечно, искупалась в каком-то ручье, но после того она еще целый день шла по жаре. В общем, вернувшись из купальной комнаты, она почувствовала себя уже хорошо отдохнувшей. Киакдан тем временем разглядывал ее лук.

— Отличное оружие, — сказал он. — Очень хороший экземпляр. Странно, что они согласились продать его тебе.

— А мне и не продавали, — возразила Пакс. — Это подарок за хорошую службу.

Колдун удивленно поднял брови.

— Ничего себе! Похоже, ты действительно неплохо зарекомендовала себя в отряде рейнджеров и, наверное, отличилась в какой-нибудь острой переделке.

— Да ладно, служила, как могла, — отмахнулась Пакс, продолжая вытирать мокрые волосы. — Вы, кажется, что-то про ужин говорили?

Киакдан улыбнулся, и они вместе направились по тропинке, ведущей к городу.

Хеббинфорд узнал ее сразу же.

— Пакс! — воскликнул он. — В жизни бы не подумал! Я уж и не… Как я рад снова тебя видеть! — Чуть успокоившись, он добавил:

— Ты, кстати, слышала насчет того, что с оружием у нас теперь строго? Впрочем, как я погляжу, ты уже знаешь.

— Да, спасибо за предупреждение.

— Ты уж извини, комнаты свободной не найдется — у нас тут столько народу. Боюсь, даже в общем зале придется на ночь тюфяки раскладывать.

— Все в порядке, мне есть где переночевать. Хеббинфорд посмотрел на киакдана, а затем снова на Пакс.

— Нет, я действительно очень рад тебя видеть. Поужинаете у меня?

— Если у тебя для нас место найдется, — улыбнулся киакдан. — И, конечно, если на кухне хватит еды. Пакс сказала мне, что она изрядно проголодалась, а это значит…

— Да уж, мой аппетит тут, наверно, помнят лучше, чем меня саму, — улыбаясь, сказала Пакс.

Хеббинфорд махнул рукой, приглашая их войти.

— Помню, помню! — повторял он по дороге. — И твои любимые блюда тоже помню. Если не ошибаюсь, жареные грибы в первую очередь. Пойду распоряжусь и заодно позову Севри. Она столько раз про тебя спрашивала! — С этими словами хозяин постоялого двора скрылся на кухне.

— У тебя здесь много друзей, — сказал киакдан. — Может быть, он всего лишь простой хозяин деревенского постоялого двора, но…

— Это вы про Хеббинфорда? — Пакс посмотрела в глаза колдуну. — Уж вы-то знаете, что он не всего лишь хозяин постоялого двора.

— Согласен. А кстати, ты, наверное, не знаешь, что Севри защищала тебя, твое доброе имя — тут даже до драки дело доходило, — когда зашел спор о… ну, о тех сложностях, что у тебя были.

— Неужели и вправду в драку полезла?

— Ну, схлопотала синяк под глазом.

— Пакс! — Этот голос Паксенаррион узнала бы из тысячи других. Принадлежать он мог только Малу. — Пакс! — вновь раздался знакомый с давних пор рык. — А где ж твой здоровенный меч и где твой вороной конь?

Пакс заметила, что киакдан беспокойно заерзал на стуле. Сама же она вздохнула и, доверившись судьбе, бросилась в объятия Мала. Выбравшись на свободу живой и невредимой, она ответила:

— С мечом тут у вас особо не разгуляешься.

— А, ну да. Так неужели это и к тебе относится? Поговори ты с маршалом или с капитаном Фелисом, и они…

— Слушай, я ведь только что из Лионии, — сказала Пакс. — У меня сейчас и меча-то нет. Мы там в основном пользовались луками.

— Да ты что? — Мал скептически посмотрел на нее. — Лук — не простое оружие. Мой брат Кон — да ты его знаешь — он долго учился, прежде чем стал настоящим стрелком.

— Да, я все собиралась поучиться у него, но как-то так и не собралась.

— А я по-прежнему верен старому доброму топору. Мал подтащил табурет и присел к столу Пакс и киакдана. Служанка тотчас же принесла большой кувшин с элем.

— Ты, Пакс, человек понимающий, — продолжал Мал, — и согласишься, что лучше топора оружия не бывает. Он тебе и меч перешибет, и палицу переломит, и…

— Согласна. Я и сама как-то пробовала помахать.

— Правда? А где? Ну скажи — ведь отличное оружие?

— Не по мне, — вздохнула Пакс. — Я себе чуть ногу не отрубила.

— Ну конечно, не каждому подходит столь деликатный инструмент, — глубокомысленно изрек Мал. — Это не я придумал, а мой брат Кон — тот, который по части стрельбы из лука большой мастер. Ну вот ты, Пакс, — ты же умная женщина. Представь себе такую ситуацию: обзавелся я, значит, мечом и пошел при этом лес валить. Рублю я себе дерево, и в это время… вот что-то тут такое происходит. Это, получается, я должен отбросить топор и хвататься за меч. Не-ет уж! Вот что я вам скажу: дайте мне топор, и я как с делами, так и с врагами управлюсь. — После столь долгого и рассудительного монолога Мал хорошенько приложился к кружке с элем, а затем, понизив голос, спросил:

— Слушай, Пакс, а это правда?

У Пакс екнуло сердце.

— Что — правда?

— Ну, было тут такое дело: заходил сюда один тип и стал трепаться, что у тебя в Фин-Пенире были какие-то неприятности. Ну, будто бы ты там стибрила что-то у них, в их крепости, и, дескать, за это вытурили тебя в шею. Потому ты вроде бы и не стала паладином. Так дело было?

— Нет, — с облегчением в голосе ответила Пакс. — Совсем не так.

— Само собой. — Мал откинулся на стуле и обвел комнату гневным взглядом. — Ну, а тому парню, который все это наплел, я так прямо в лоб и заявил: вранье, мол, это все.

А этот болван еще смеяться надо мной вздумал. — Мал искоса посмотрел на Пакс и на киакдана, чтобы увидеть, какова будет их реакция. Лицо Пакс оставалось спокойным. — В общем, пришлось ему руки-ноги пообломать, — гордо продолжил Мал. — Надо ж понимать, где и о ком можно приврать, а где — не стоит. Он думал, мы тут в нашем захолустье ничего знать не знаем. Я ему сразу сказал, что ты бы никогда в жизни красть ничего не стала. А уж если бы и решилась на такое дело, то ни за что бы не попалась. Я-то помню, как ты по туннелям шастала — тише мышки.

Пакс тряхнула головой. Она и рада была бы посмеяться, но вовсе не хотела, чтобы расспросы зашли дальше.

— Это и был тот парень, который пожаловался капитану Фелису? — спросил киакдан. — Я помню, тут была какая-то неприятная история…

— Ну да, он самый. Еще заявил, будто я напал на него просто так, без всякой причины. Собирался меня к графу на суд тащить, да мне было не до судов. Я как раз лес валил на стропила для ратуши. Ну, в общем, он рассказал капитану Фелису, как он это дело понимал, а я рассказал, что этот парень тут нам плел. Короче говоря, капитан Фелис отправил меня домой и этого парня тоже выставил из города.

— Насколько мне известно, он отправил тебя домой с приказанием сидеть под замком и уж во всяком случае не ломать никому больше ни рук, ни ног, — тихо заметил киакдан.

— Э-э… да, может быть, и было сказано что-то вроде этого, но знаете, уважаемый, я ведь просто так никому рук не ломаю и уж честному человеку ни за что вреда не причиню. Однако такой враль заслуживает и худшей доли. Взять Пакс: да даже если бы вся эта история была правдой, нечего здесь сплетни распускать — здесь, где ее все знают. — Говоря это, Мал уперся взглядом в стол. — А вот кто действительно не на шутку разозлился, так это маршал. Знали бы вы, чего он мне только не наговорил. Можно подумать, я ему личный врагом стал. Представьте себе: я маршалу говорю, что этот человек несет всякую чушь про Пакс, а он мне в ответ — знаете что? Он говорит, что даже в этом случае нельзя… и так далее. А я говорю: надо было ему не только руки-ноги обломать, а еще и голову открутить. А он говорит…

— А я сказал, Мал, что если кому и следует защищать честь Паксенаррион, то не тебе, а братству последователей Геда. — Эти слова принадлежали незаметно подошедшему к столу маршалу, в глазах которого сверкали искорки вызова и соперничества.

— А я сказал, что не вы ему накостыляли, а я, и что я очень рад, что все так получилось. — Мал откинулся на спинку стула и расплылся в широченной полубеззубой улыбке. Впрочем, через секунду он вскочил на ноги и, сохраняя достоинство, удалился к своему столу.

— Рад тебя снова видеть, Паксенаррион, — произнес маршал, и в его голосе звучал невысказанный вопрос. — Что ты делаешь здесь вместе с киакданом?

— Я тоже рада видеть вас, маршал Кедфер, — сказала Пакс. — Может быть, поужинаете с нами? Я только-только появилась в городе.

— О твоем появлении мне уже доложил сержант Каннис. Я посижу с вами немного. Мне еще предстоит ночная тренировка с моими подчиненными. — Помолчав, он напрямик спросил Пакс:

— Не хочешь позаниматься с нами?

— Благодарю вас, господин маршал, но сегодня вряд ли. — Такой ответ дался Пакс не без труда.

— Ну да, смею предположить, что путь твой был неблизок и отдых никак не будет для тебя лишним, — кивнул маршал, а затем оглядел зал. — Народу много. Ты, по-моему, впервые оказалась в наших краях в самое ходовое для караванов время? Если хочешь… — Он бросил жесткий взгляд на киакдана. — Под нашей крышей для тебя всегда найдется место, в любое время, — сказал он и уточнил:

— Даже без какого бы то ни было уведомления со стороны Верховного Маршала.

— Благодарю вас, господин маршал. Завтра я отправляюсь на север, в крепость герцога Пелана. А сегодня…

— Ты, видимо, решила остановиться в священной роще, — вздохнул маршал. — Что ж, может быть, это и к лучшему. Но я смею надеяться, что ты заглянешь к нам на мызу перед тем, как отправиться в путь. Мы по-прежнему считаем тебя одной из нас, принадлежащей к братству Геда. И, наверное, здесь, в Бреверсбридже, мы ощущаем это единство сильнее, чем где бы то ни было.

Пакс была тронута такими словами маршала Кедфера: его отношение к тому, что происходило с ней, было ей небезразлично.

— Я, конечно, зайду к вам, — сказала она. — Все это лето я провела в Лионии, в патрульном отряде рейнджеров.

На лице маршала отразилась неподдельная радость.

— Да что ты, правда? Очень хорошо! А если так, то скажи… может быть, ты… — Тут он запнулся, и Пакс подумала, что он собирается расспросить ее об участии в боях. — Я хотел бы спросить — если это, конечно, не будет слишком бестактно и если ответ не заставит тебя нарушить какое-нибудь обещание или присягу, — в общем, было бы интересно узнать, как обстоят дела в Лионии? Может быть, там до вас быстрее и точнее доходили какие-либо сведения…

— Да. — Пакс была рада тому, что разговор перешел на эту тему. — Многого я сказать не смогу — просто потому, что большую часть времени мы провели в южном лесу. Но мои товарищи по службе были очень обеспокоены какой-то опасностью, угрожающей их королевству. Они даже поговаривали об угрозе, исходящей из Тсайи.

— Из Тсайи? От нас-то? Вот уж полная ерунда! Наше королевство ни с кем не враждует уже много поколений, и у нас нет никаких планов…

— У них тоже, смею вас в этом уверить, — сказала Пакс. — Они говорили только о каких-то слухах примерно той же степени достоверности, что доходят и сюда. Им было трудно принять это на веру, трудно обосновать, но все в Лионии опасаются козней… — Тут Пакс замолчала, обвела взглядом зал и, понизив голос, сказала:

— Козней Ачрии.

Лица маршала и киакдана одновременно напряглись и посуровели.

— Вот оно в чем дело, — сказал маршал. — Опять она… она. Похоже на правду. Тут сшивался один ее приспешник, да еще одного денежного менялу заподозрили в сотрудничестве с этой кликой, насколько мне известно. Ну что ж, если она опять начала действовать…

— А что, разве бывает так, чтобы она не действовала? — спросил киакдан. — И скажите на милость, что может быть для нее приятнее и полезнее, чем спровоцировать войну между старыми друзьями?

— Пожалуй, вы правы, — сказал маршал. — Видит Гед, если ее планам суждено сбыться, это сулит нам неисчислимые беды. — Тут он посмотрел на Пакс. — Кстати, если ты прослужила целый сезон вместе с рейнджерами, то наверняка научилась худо-бедно стрелять из лука.

— Есть такое дело. — Пакс подумала, не собирается ли он предложить ей продемонстрировать свое мастерство, но маршал только кивнул и встал из-за стола.

— Ладно, у нас сегодня занятия, и мне нужно еще подготовиться. Паксенаррион, если передумаешь, будем рады тебя видеть сегодня на нашей мызе. — Махнув на прощанье рукой, он вышел из зала.

Киакдан, в свою очередь, поднял кружку в прощальном жесте.

— Помнишь, Паксенаррион, — сказал он, — как я говорил, что маршал еще удивит тебя своим отношением? Похоже, с весны много воды утекло. Изменилась и ты, Пакс, и все мы.

— Похоже, что так, — кивнула Пакс и, допив эль, наполнила кружку заново.

— Судя по всему, тебя в этой ситуации устраивает далеко не все. — В ответ Пакс только покачала головой. — Но и страшных переживаний по этому поводу я в тебе тоже не замечаю.

— Совершенно верно, — со вздохом ответила она. — Меня по-прежнему куда больше волнует мое собственное состояние. Честно говоря, я до сих пор не уверена в том, насколько достойным и храбрым будет мое поведение, случись мне попасть в серьезную переделку.

— Ты считаешь, что встреча с камнезмеем — это не серьезная переделка?

Пакс даже вздрогнула от удивления.

— А как вы узнали об этом?

— Великая Мать всех деревьев! Неужели ты думаешь, что я отправил тебя с глаз долой и забыл обо всем, что с тобой связано? Нет уж, извини: я был в курсе основных событий, происходивших с тобой, и об этом бое я тоже знал. Мне известно, что ты, конечно, не смогла убить это чудовище, но я знаю и то, что ты достойно встретила явно превосходящего тебя по силам противника. А еще… а еще я вижу, что нам наконец-то принесли ужин.

Пока подавальщица накрывала на стол, собеседники молчали. И Пакс, и киакдан с любопытством и нескрываемым Удовольствием наблюдали за тем, как на столе появляются подносы, дымящиеся тарелки и горшочки с запеченным мясом, похлебкой, грибами, сыром, хлебом, маринованными овощами и гороховым пюре. Наконец, закончив сервировку, служанка ушла, захватив с собой пустой кувшин и пообещав принести полный.

— Я знаю, Пакс, что ты не запаниковала в тот момент, когда это было бы вполне простительно. И более того, мне сказали, что ты почувствовала присутствие камнезмея раньше, чем кто-либо из твоих товарищей по патрулю.

— Да, было дело, — кивнула Пакс, сооружая себе основательный бутерброд с запеченным мясом. — Напугалась я, конечно, тоже преизрядно — скрывать не буду. Но я заставила себя сосредоточиться на том, что говорили мне вы, и на том, чему меня учили рейнджеры насчет использования лука в бою: руку сюда, шаг ногой туда — в какой-то момент я успокоилась и поняла, что могу трезво противостоять противнику. — Договорив, Пакс с удовольствием впилась зубами в хлеб с мясом.

— Ты сумела переломить себя, свою слабость, и это главное, — сказал киакдан и, последовав примеру Пакс, принялся за еду.

Некоторое время они жевали и орудовали ложками молча. Затем к столу подошла Севри, заметно подросшая за лето.

— Пакс, здравствуй! Отец сказал, что ты у нас не останешься. А то я бы подыскала тебе свободную комнату. Ну, я имею в виду, что ты могла бы переночевать у меня.

— Севри, ты, наверное, устала от того, что все тебе говорят одно и то же, но я не буду оригинальна и скажу, что ты очень выросла. Чем ты сейчас занимаешься? Работаешь в конюшне, как и раньше?

— По-всякому. Я помогаю, чем могу, и на самом постоялом дворе, и на кухне, но работать в конюшне мне больше нравится. — И Севри улыбнулась прежней открытой, добродушной улыбкой. — А как ты, Пакс? Странно видеть тебя без меча.

— У меня все нормально. А с каких пор здесь стали запрещать ходить с оружием?

— С начала лета. Конечно, когда в городе полно торговцев и охранников из разных караванов, это очень даже помогает: драк стало меньше, и в поножовщину они переходят гораздо реже. — Бросив взгляд в сторону киакдана, она вдруг встрепенулась и поспешила извиниться:

— Прошу прощения, магистр Оукхеллоу. Я не поздоровалась с вами.

— Ничего страшного.

— Пакс, у тебя все та же вороная лошадь или уже другая?

— Теперь я путешествую на своих двоих, — ответила Пакс, осторожно подбирая слова. — Я оставила Сокс в Фин-Пенире. Мне пообещали, что будут за ней ухаживать до тех пор, пока я не вернусь забрать ее. — Пакс показалось, что на лице Севри мелькнуло тщательно скрываемое сомнение, но девочка все так же открыто и безмятежно сказала:

— Надеюсь, там ей будет хорошо. Помню, как поначалу я боялась ее, а к тому времени, как ты уехала, я запросто кормила ее прямо с ладони. — Окинув форму Пакс понимающим взглядом, она решила уточнить:

— Ты теперь рейнджер? Или об этом не стоит спрашивать?

— Я прослужила лето вместе с рейнджерами, а теперь собираюсь отправиться к герцогу Пелану. — Пакс подумала, что стоило бы сказать Севри что-нибудь ободряющее, но не нашла подходящих слов. Та же, шмыгнув носом, сказала:

— Ладно, пойду я. Работы много. Как раз очередной караван подошел — нужно мулов покормить. — Она сделала шаг к выходу, а затем обернулась:

— Я очень рада, что ты снова заехала к нам, Пакс. Надеюсь, ты еще вернешься сюда.

Подождав, пока девочка уйдет, киакдан сказал:

— Севри тут поговаривала о том, чтобы вступить в братство Геда. Она говорит, что хочет быть похожей на тебя. Пакс вздрогнула.

— Вот еще не хватало! И вообще, мне кажется, что она…

— Она гораздо крепче духом, чем ты думаешь. Она стала бы отличным воином, в чем-то, быть может, действительно похожим на тебя. Хотя, на мой взгляд, ей не стоит становиться профессиональным солдатом. Впрочем, если в этот город придет беда, она сможет достойно защищать родные стены.

Когда они, поужинав, вышли с постоялого двора, было уже темно. Однако улицы городка по-прежнему кишели народом. Пакс объелась, и ее клонило в сон. Обильная еда наложилась на усталость после долгого перехода, и теперь ей хотелось только одного — добраться до постели, до любого тюфяка или хоть охапки соломы. Но когда они вернулись к дому киакдана, тот, к ее удивлению, развел в очаге огонь и пододвинул табурет поближе, явно настраиваясь на долгий разговор.

— Спасибо за подарок, — сказал киакдан. — Я заглянул в чащу и увидел семя ариссы. В моей роще нет этого дерева, и я очень рад, что появилась возможность вырастить его здесь. Ты видела, как цветут ариссы?

— Да, — зевая, ответила Пакс. — Похоже на… на… больше такие огненные вспышки.

— Расскажи мне о тех лесах, где ты провела эти последние месяцы.

Пакс хотелось спать, она зевала, но, не в силах отказать киакдану, начала рассказывать, как проходила ее служба, стала вспоминать деревья, цветы, лианы, птиц и зверей, виденных ею в Лионии. Киакдан то и дело перебивал ее уточняющими вопросами. Затем он спросил о камнезмее.

— Понимаете, я что-то… что-то почувствовала. Мне стало плохо, словно болезнь навалилась какая-то. — Пакс вновь ощутила нечто вроде недомогания, рассказывая о пережитом кошмаре. — Это было во мне, ну прямо в голове. Сначала я даже упала, как будто меня придавило это ощущение.

— А потом?

— Потом я преодолела страх и боль. Даже более того — сосредоточилась и смогла определить направление, откуда это исходило. Впрочем, только приблизительно.

Пакс описала, как они с рейнджерами искали камнезмея и как шел бой, когда он обрушился на них. Спать ей уже не хотелось. Киакдан, сидя у огня, внимательно выслушал ее рассказ, а затем, когда она закончила, обернулся и сказал:

— Признайся, Паксенаррион, ты до сих пор не оставила мечту стать паладином?

Пакс на мгновение задумалась.

— Я… я даже как-то забыла об этом. Старалась не думать. Это было не совсем верно, особенно если учесть, что рейнджеры прямо-таки потребовали от нее признаться в зачатках особого дара и попытаться использовать его для благого дела. Никаким намекам и предчувствиям она бы не поверила, но нельзя было отрицать того факта, что Ансули был исцелен ее усилиями и мольбами. Тогда Пакс снова вспомнила о своей мечте и о той боли, которую она испытала, когда мечта разрушилась. Но разрушилась ли она на самом деле? Да, когда-то мечте пришел конец, но затем она снова стала расти, как прорастает весенний росток на дереве, казалось бы, умершем по осени. Но была ли это та же самая мечта?

— Ты сказала, что вновь почувствовала себя воином. Ответь мне: каким воином ты видишь себя? Воином, сражающимся за что, за кого и против чего?

— Я… — Тут Пакс задумалась. — А что, отвечать обязательно? Впрочем, ладно. Я чувствую себя воином — воином, сражающимся на стороне добра.

— По-прежнему?

— Да.

— И это означает для тебя быть паладином или рыцарем Геда, Фалька, Камвина или кого-то еще?

— Для меня это означает… только то, что я сказала. Сражаться, но лишь за то, что я считаю добром.

— За то, что ты считаешь добром? Не по приказу других? Пакс серьезно задумалась.

— Нет, вы знаете, наверное, нет. Не по приказу, а по собственному решению. Но если боги… Я имею в виду — если боги направят меня…

— Понятно. То есть — не люди?

— Нет. Не люди, а высшие силы, — твердо сказала Пакс. Произнося эти слова, она почти физически ощутила, как отсекает себя от всех знакомых ей воинских братств, ибо ее слова означали преодоление уз присяги любому командиру, господину, даже королю. А как она могла считать себя членом братства последователей Геда, если не собиралась исполнять приказы Верховного Маршала? Пакс даже вздрогнула. Неужели она именно это имела в виду? Поразмыслив, она вынуждена была признать, что именно эту мысль она и выразила в своих словах. Колдун с довольным видом вновь обернулся к огню.

— Скажи, Пакс, тебе эльфы рассказывали, откуда берутся паладины?

— Нет, — ответила она. Кое о чем ее товарищи, конечно, проговаривались во время вечерних бесед у костра, но никаких прямых ответов на свои вопросы ей получить не удалось. В конце концов она прекратила эти попытки.

— Ну, значит, придется тебя просветить. Когда-то давно сами боги выбрали паладинов. Их отметили и избрали среди смертных, желавших сражаться и рисковать ради добра. Дар богов, которым наделены паладины, выражается в том, что они обладают некоторыми особыми способностями. Великие герои, чьи культы возникли по всему миру — некоторых из них теперь называют святыми, — были отмечены и избраны примерно так же. По крайней мере, так принято считать. Но со временем люди, поклоняющиеся тому или иному герою, те самые служители культов, сами начали отбирать кандидатов и готовить их, развивая их силы и способности. Получилось к, что эти люди, служители, оказались посредниками между богами и паладинами и стали навязывать им свою волю. Хотя, как ты понимаешь, поначалу предполагалось, что паладины будут получать указания напрямую от высших сил.

Пакс тем временем подумала об Амберрионе. Неужели сам Гед действительно приказал ему увезти ее в Колобию? Или все-таки это было распоряжение Верховного Маршала?

— Я вовсе не собираюсь обвинять в чем-либо служителей Геда, — спокойно, совершенно ровным голосом произнес киакдан. — Хотя мои слова кто-то может истолковать именно так. Братство Геда немало сделало для наших королевств, и воспитанные им рыцари по крайней мере не забывают, что такое забота о беззащитных. Но то, что было милостью богов, — как цветы, вольно растущие в лесах и полях, — стало каноном, которым распоряжаются служители Геда. Это уже похоже на цветы, растущие в горшках, расставленных вдоль дорожки. Любой цветок по-своему прекрасен, где бы он ни рос, но… — Колдун замолчал и посмотрел на Пакс. — Понимаешь, Паксенаррион, — продолжил он через некоторое время, — не мне об этом судить, но вполне возможно, что время от времени боги даруют особые способности избранным смертным, независимо от принадлежности к какому-либо культу. Если, как ты только что заявила, ты не хочешь больше зависеть от других людей в понимании того, что есть добро и зло, и учитывая, что у тебя есть некоторые таланты — в существовании которых мы уже имели возможность убедиться, — свойственные обычно только посвященным паладинам…

Пакс прикинула, откуда ему об этом известно, но если уж история с камнезмеем дошла до него, то нет ничего удивительного, что он знает и ее продолжение.

Пакс растерянно опустила взгляд.

— Я ведь… я ведь не знаю ничего наверняка. Не знаю, как я смогу сама во всем разобраться.

— В том-то все и дело. В наше время паладин, не связанный с каким-нибудь рыцарским орденом или чьим-либо культом, — редкая птица. И колдун—киакдан вряд ли является кладезем знаний о таких вещах.

С этим утверждением Пакс не могла согласиться, особенно в том, что касалось именно этого конкретного киакдана.

— Когда ты приходила ко мне в прошлый раз, ты принесла мне в дар все, что у тебя было, причем совершенно добровольно.

— Да, — коротко ответила Пакс, по-прежнему не желавшая углубляться в воспоминания о том периоде своей жизни.

— Так вот: среди прочего ты подарила и то, что дарить не имела права.

— Что вы имеете в виду?

— А вот взгляни. — С этими словами он протянул ей перстень герцога с выгравированной на черном камне лисьей головой. — Этот перстень не принадлежит тебе, Паксенаррион, и я не могу принять его от тебя в дар.

Пакс некоторое время с изумлением смотрела на него, а затем на кольцо.

— Но ведь…

— Забирай его. Если ты собираешься вернуться к герцогу, ты должна предстать перед ним с этим перстнем.

Пакс медленно, словно зачарованная, протянула руку, и он аккуратно положил перстень ей на ладонь.

— Надень его.

Пакс послушно надела подарок герцога на палец. Она и не надеялась когда-либо вновь увидеть этот перстень. Она повернула его на пальце так, чтобы печать герцога оказалась внутри, со стороны ладони. С тыльной же стороны это украшение выглядело обыкновенным кольцом. Так Пакс всегда носила его раньше.

После долгой паузы киакдан продолжил разговор.

— Ты достаточно пришла в себя для того, чтобы участвовать в бою, — сказал он. — Похоже, ты неплохо восстановила силы. Тело твое здорово, и разум твой вполне ясен и чист. По крайней мере, ты, не колеблясь, можешь определить, что есть добро и что — зло. Помутненному рассудку такое не дано. Скажи теперь: ты по-прежнему жаждешь обрести то упоение битвой, которое возникало в тебе раньше? Или ты воспринимаешь теперь это чувство как скрытую опасность — сладостное искушение вступить в бой безо всякой причины?

— У меня было достаточно возможностей узнать, чем заканчивается поединок, в который человек вступает только ради упоения самим боем, и этого я не желаю. Но тем не менее я хочу, чтобы, когда это будет нужно, во мне просыпалось бы чувство радости, схожее с тем, что испытывает любой человек, с удовольствием делающий свое любимое дело. Как-то раз один дровосек рассказывал мне, как ему нравится само ощущение того, что срубленное им дерево аккуратно ложится на землю, строго туда, куда ему было предназначено. Этому человеку доставлял удовольствие запах свежей щепы и опилок. Я помню отца — как ему нравилось возиться со своими овцами. Помню, как он, выходя из дома, глубоко вдыхал воздух окрестных холмов и при этом довольно улыбался. Разве не естественно для человека, занимающегося любимым делом, испытывать при этом удовольствие? И я хочу, чтобы это чувство иногда приходило и ко мне. Хочу брать в руки меч, прикидывать, как он сбалансирован, перехватывать рукоятку и делать это, не преодолевая в себе чувство страха.

— А что, разве страх в тебе еще остался?

— Похоже, что да. Скорее я могу объяснить это так: я уже привыкла к нему, смирилась с ним и считаю нормальным, что мне приходится его преодолевать.

— Однако же ты пока не спрашивала меня, могу ли я своим колдовством восстановить прежнее состояние твоей души.

— Нет, благодарю вас. Вы и так уже много для меня сделали, и кроме того… мне почему-то кажется, что если бы вы хотели сделать что-то еще, то сделали бы, не дожидаясь моих просьб и вопросов.

— Ты совершенно права. Все, что было в моих силах, я уже сделал.

Пакс поняла, что сказано это было серьезно и искренне, и мысленно приговорила себя всю жизнь продираться сквозь страх, пытающийся сломить ее волю. Киакдан же тем временем продолжал:

— Между прочим, многого ты уже добилась сама, и еще очень многого можешь добиться. Это лето ты провела с эльфами и с теми, среди чьих предков были и эльфы, и люди. За это время ты многое познала и многому научилась. В первую очередь я имею в виду понимание леса и вообще того, как действуют силы природы и что нужно сделать, чтобы научиться взаимодействовать с ними. Обещать я тебе ничего не могу, но, если у тебя хватит смелости решиться на отчаянный, очень рискованный шаг, вполне возможно, что чувство радостного упоения битвой вернется к тебе.

— Я готова, — не задумываясь, мгновенно ответила Пакс.

— Я ведь еще не сказал, что нужно будет сделать. Она покачала головой.

— Это неважно. Я все равно готова.

— Ну что ж, это неплохо.

Колдун встал и подошел к поленнице.

— Я тут кое-что с весны припас. Наверное, дровишки уже подсохли.

Бормоча что-то себе под нос, он стал выкладывать короткие поленья перед очагом. — Посмотри: вот сердцевина красного дуба, — сказал он, показывая Пакс очередное полено. — На первый взгляд практически не отличается от любого другого дуба. Эльфы называют это дерево огненным дубом. А вот пара кусочков черного дерева. Да ты не волнуйся — из этих огрызков лука на смастеришь, даже детского. Как бы ни был я далек от оружейных дел, но сжечь кусок черного дерева, пригодный для изготовления лука, не пришло бы в голову даже мне. Так, а теперь нам нужно закончить композицию. Дай-ка подумать: яблоня или рябина? Скажи мне, Паксенаррион, что тебе больше всего запомнилось с того раза, когда ты пришла сюда по весне? Что первым придет тебе в голову?

Пакс задумалась и тотчас же вспомнила пчел, которые прилетели на соты с медом.

— Пчелы, — сказала она. — Вы еще что-то прожужжали, и они улетели.

— Ага, пчелы и яблоневый мед. Очень хорошо. Киакдан разгреб угли и еще не догоревшие дрова в очаге и в середине сложил пирамидкой отобранные поленья. Затем он поднес к ним огонь, и выбранные колдуном дрова вспыхнули так, будто были пропитаны маслом. Пламя они при этом давали куда более яркое, чем обычные сложенные в очаг дрова.

— Времени у тебя мало. Прогорит этот костер очень быстро, — твердо сказал киакдан, оборачиваясь к Пакс. — Ты должна произнести имена своих богов — можешь про себя — и протянуть руки в огонь. Пылающая сердцевина огненного дуба придаст тебе мужества. Черное дерево — крепости духа и воли к сопротивлению. А цветущая яблоня — это символ верного служения силам добра. Вперед, Пакс! Действуй быстро. Решайся.

Мгновение Пакс оставалась неподвижной. Слишком ярко и жарко пылало колдовское пламя. Она почувствовала, как пот сначала выступил у нее на лице, а затем полился ручьями. Она ощутила, что от ужаса сводит живот, словно гигантский удав страха сжимал ее своими кольцами. Собравшись с силами, она вытянула руки перед собой и шагнула к огню.

Пламя метнулось ей навстречу. Пакс даже не пыталась отпрянуть — настолько быстро и мощно охватил ее огненный ореол. «В конце концов, если мне суждено сгореть, — Успела подумать Пакс, — то уж лучше погибнуть мгновенно, чем остаться калекой». Она сама удивилась своей доверчивости и тому, что шагнула в огонь, не спросив у колдуна, что с ней будет и как себя вести, если чары не подействуют и пламя начнет сжигать ее. Впрочем, менять что-либо было уже поздно. Беззвучно, одними губами Пакс прошептала имя Геда — защитника слабых. В тот же миг ей показалось, что сильный, высокий, широкоплечий человек встал между ее руками и языками пламени. А затем в памяти Пакс всплыло другое имя. «Великий Господин», — так же молча взмолилась она. И вот тот первый человек отступил на несколько шагов назад, прозвучали фанфары, и огонь обернулся чашей из чистого серебра, в которой лишь отражалось пламя костра. Сама же чаша, наполненная какой-то ледяной жидкостью, легла в протянутые руки Пакс.

— Пей, — прозвучал откуда-то незнакомый голос. Пакс повиновалась. Пламя металось вокруг нее, горячее и ледяное одновременно. Она чувствовала, как его языки облизывают ее руки и ноги, как огненные волны пробегают по ее телу. Затем порыв ураганного ветра на миг отбросил пламя в сторону. Под ногами Пакс словно застучал барабан. Перед ее мысленным взором пронеслись лошади и все, что было связано с ними в ее жизни: сами лошади, Сабен, его подарок и многое другое. Она скакала верхом на Скакуне Ветра сквозь пламя, перепрыгивая через пропасти, проваливаясь в никуда. Затем последовали бескрайние цветущие поля, цветы, в которые, остывая, обращалось пламя. Воздух наполнился пряными ароматами трав, волны мяты сменялись шафраном и едва уловимым запахом свежей родниковой воды. «Алиания, — подумала Пакс. — Алиания, Госпожа Мира и спокойствия. Странная покровительница для воина». В ответ раздался добрый звонкий смех, а потом Пакс ощутила исцеляющее прикосновение трав Госпожи Мира. Пакс повторила два эти имени вместе, и пламя вспыхнуло с новой силой, словно огромное опахало из хрустальных разноцветных лепестков. На миг этот сверкающий смерч скрыл от нее весь окружающий мир, а затем унесся ввысь, к небу, где и рассыпался веером сияющих звезд. Пакс последовала за ними — туда же, ввысь, к усеянному звездами небосводу…

Очнулась она, сидя на холодном полу у самого очага в доме киакдана. Все дрова, колдовские и обычные, прогорели до тонкого слоя пепла. Даже в полной темноте она ощутила рядом присутствие колдуна. Пакс глубоко вздохнула.

— Паксенаррион! — раздался в темноте голос киакдана, ждавшего ее возвращения к реальности. Никогда раньше его голос не звучал столь призывно.

— Да, — ответила Пакс. Говорить ей было трудно, думать тоже. Что с ней произошло, сколько времени все это продолжалось — она сказать не могла.

Киакдан тяжело вздохнул.

— Я уже начал волноваться. Я испугался, что с тобой что-то случилось, когда ты не вернулась сюда сразу же после первых вспышек пламени.

— Я, честно говоря… даже не знаю, где я была.

— Сейчас речь не о том, где ты была и почему там оказалась. Скажи мне, как ты себя чувствуешь?

Пакс попыталась со всей серьезностью отнестись к предложению почувствовать себя. Через несколько секунд она ответила:

— Ну, по крайней мере, вроде бы не обожглась. Киакдан рассмеялся.

— Не обожглась — мягко сказано. Не сгорела дотла, и то слава богу. Надо посмотреть, как ты выглядишь. Сейчас я зажгу свечи.

Пакс, не задумываясь над тем, что делает, подняла руку, чуть напряглась, и над кончиками ее пальцев зажегся луч света.

— Великая Мать Всех Деревьев! — В голосе киакдана слышалось нескрываемое изумление. — Вот оно как дело обернулось!

Пакс сама с неменьшим удивлением смотрела на пробивающий темноту луч.

— Я и сама не понимаю, как это получилось. И вообще — что происходит?

— Как что? Зажегся свет. Есть такое заклинание — «порождение света». Некоторые паладины умеют освещать пространство вокруг себя, даже не прибегая к долгому ритуалу. Разве тебе не доводилось видеть таких фокусов?

Пакс чуть встряхнула свою память и тотчас же вспомнила о том, как паладины распространяли вокруг себя сияние.

— Да, конечно, но…

— Какие еще «но»? Ах, вот ты о чем! Ну, как я и подозревал в какой-то степени, мы можем назвать тебя паладином вне закона. Ты не бойся, что это так странно звучит. Я имею в виду закон, установленный людьми, закон посвящения в это братство. Это никак не мешает тебе быть истинным паладином.

— Но ведь так… я не смогу… не умею… И в конце концов, как все это делается и как это прекратить?

Пакс по-прежнему неподвижно сидела на полу, глядя на луч света, поднимавшийся от ее руки. Она боялась отвести взгляд или пошевелиться.

— Подожди-ка.

Киакдан встал и достал откуда-то огарок свечи. Им он прикоснулся к руке Пакс. Ничего не произошло.

— Ага, — удовлетворенно сказал киакдан.

— Что — ага?

— А то, что это настоящий волшебный свет, а не ведьмино пламя. От ведьминого пламени загораются свечи, а то и целые дома. Волшебный свет в этом отношении безопасен.

Пакс услышала, как киакдан стал возиться, высекая искры кремнем. Вскоре его усилия увенчались успехом, он зажег свечу, и рядом с рукой Пакс заплясал знакомый огонек.

— Ну все, твой свет нам больше не нужен. Попроси, чтобы он погас.

— Кого попросить? — Пакс почувствовала себя полной дурой.

— Как кого? Тех, чьи имена ты произносила в огне. С кем ты? Под чьим ты покровительством? Ты же паладин, не забывай. Не колдунья и не волшебница. Ты не приказываешь, ты просишь.

«Пожалуйста», — мысленно произнесла Пакс, все еще не понимая толком, что и как нужно делать. Свет исчез, а где-то внутри нее пробежал добродушный смех.

— Неужели вы это и имели в виду? — не веря сама себе, спросила Пакс киакдана, зажигавшего одну за другой свечи в настенных канделябрах. — Неужели вы и вправду хотите сказать, что я — настоящий паладин, после всего того, что… — Она замолчала, не договорив фразу.

— По паладинам я не специалист, — твердо заявил колдун, — но что-то с тобой действительно произошло. Я могу с уверенностью сказать тебе, что ты ни в коем случае не киакдан. Мы оба знаем, что ты не маршал Геда. Ты не колдунья. Не эльф. Остается не так много вариантов, объясняющих наличие у тебя некоторых особых дарований. И, по-моему, паладин — это то звание, которое подходит тебе лучше всего.

— Но я же была… — Она запнулась на полуслове, но киакдан ее понял.

— Видишь ли, — сказал он, — мне всегда было непонятно, как паладины Геда могут считаться защитниками слабых и обделенных, если сами они никогда не были ни слабыми, ни обделенными в чем-либо. Сокол не сострадает мыши, волк не сочувствует овце. Если даже случится чудо и удастся приручить волка, он станет отличной овчаркой, но никогда не узнает, что чувствует при его появлении овца и как вообще она живет в этом мире. Тебе, Паксенаррион, повезло гораздо больше. Тот период твоей жизни, когда ты была трусливой, не способной сражаться, поможет тебе понять других. Тебе знакомо горькое чувство собственной беспомощности, и ты знаешь, какое зло делает человека таким. А значит, ты гораздо больше приспособлена к тому, чтобы сражаться против этого зла. По крайней мере, мне кажется, что дело обстоит именно так.

Пакс по-прежнему не могла прийти в себя. Она сосредоточенно разглядывала палец, из которого только что исходил свет. Она хотела возразить киакдану, сказать ему, что все это не может быть правдой, что ее душа была слишком, слишком глубоко ранена, что ей еще нужно много времени и сил, чтобы просто залечить эти раны, не говоря уже о каком-то шаге вперед… Но одновременно в глубине ее души росла уверенность в том, что она обладает какой-то новой огромной силой. Радость и упоение наполнили ее. Чем-то это было похоже на упоение битвой, но ощущалось сильнее и ярче, как сильнее и ярче пламени свечи был свет, исходивший из ее руки.

Глава VII

Дорога от Вереллы была Пакс знакома. Несмотря на то что с последнего перехода по этому пути прошло уже три года, Пакс помнила каждый изгиб дороги и большинство придорожных деревушек. В этих деревнях на постоялых дворах она в основном и ночевала, потому что с наступлением осени ночи в этих краях становились уже довольно холодными. Днем Пакс делала хорошие переходы, но старалась не слишком торопиться, чтобы не измотать себя вконец этой дорогой.

Когда она подходила к последнему холму, загораживавшему от нее панораму городка у Восточной крепости герцога, пошел холодный мелкий дождь, сразу же притушивший яркие краски золотой осени. Пакс усмехнулась, вспомнив о том, как когда-то мечтала вернуться сюда на коне в прямом и переносном смысле, во всем блеске славы и обязательно в яркий солнечный день. Теперь же ей пришлось даже снять с лука тетиву и спрятать ее в поясной кошель, чтобы та не намокла. Будучи одиноким путником, Пакс, к своей радости, могла хотя бы идти по менее раскисшей от дождя обочине, чего нельзя было делать во время следования в колонне. Она надвинула капюшон и стала подниматься в гору. Быстро холодало. Каждые несколько минут Пакс приходилось промаргиваться, чтобы стряхнуть с ресниц набегавшие дождевые капли. На вершине холма ее чуть не сдуло встречным ветром. Дождь пошел еще сильнее. К счастью, дальше дорога шла под гору и идти по ней было легче. Вот впереди показался и сам городок. По правую руку от дороги, как и прежде, стоял каменный домик, за которым простирался огромный яблоневый сад. За домом Коулы показался мост и чуть выше по течению реки — мельница.

Пакс критически посмотрела на свой промокший плащ, на сапоги с налипшей на них глиной и решила идти на постоялый двор. Коула не ждала ее появления и, может быть, даже не узнает ее. Пакс прошла мимо ворот ее дома и направилась дальше к центру городка. Вода в речке поднялась высоко и была очень мутной. Судя по всему, выше в горах дожди шли уже не один день. Как показалось Пакс, камни, из которых был сложен мост, приобрели более выраженный синий оттенок, чем в былые годы.

Несмотря на то что еще не стемнело, на улицах было очень мало людей. За занавешенными окнами почти везде горели свечи. С рыночной площади она свернула налево, в сторону постоялого двора. Вот и знакомый дом, к которому Пакс подходила, мечтая о теплом очаге и горячем ужине. Дверь была прикрыта от дождя и ветра, но легко распахнулась, стоило Пакс надавить на нее плечом. Проскользнув внутрь дома, Пакс поспешила закрыть дверь за собой. Большой зал был освещен несколькими масляными лампами и огнем, пылавшим в большом камине. От промокшего плаща Пакс тотчас же стали подниматься струйки пара. Проморгавшись и стряхнув с лица дождевые капли, Пакс откинула капюшон.

— Добро пожаловать, путник. Могу ли я чем-нибудь быть вам полезен?

Трактирщик выглядел точно так же, как в тот год, когда Пакс в последний раз была здесь. Тогда сама она была едва оперившимся новобранцем, мечтавшим о том времени, когда будет запросто приходить в харчевню, как это делали старшие товарищи по службе.

— Пожалуй, что да, — улыбнулась трактирщику Пакс. — Я бы хотела поесть, помыться и…

— Наверное, вам потребуется и комната для ночлега?

— Пока точно не знаю, — пожав плечами, ответила Пакс и повесила плащ на крюк у двери.

— Поздновато отправляться в дорогу вечером в такую погоду, — начал было убеждать ее трактирщик и вдруг замолчал. Пакс посмотрела на него и заметила, что он с изумлением рассматривает кольцо на ее правой руке. Он поднял взгляд и, нахмурившись, поинтересовался:

— Разве вы из герцогских…

Пакс кивнула.

— Да. Я служила в роте герцога Пелана. Это кольцо герцог вручил мне, когда мы виделись в последний раз, и сказал, чтобы я возвращалась, когда я… если и когда я… в общем, когда я разберусь со своими делами.

Трактирщик кивнул.

— Тогда понятно. И вы собирались добраться до его крепости еще до темноты?

— По правде говоря, нет. Для начала я хотела зайти в гости к одной старой подруге. Она живет здесь, в городе. Это Коула Министьера.

— Коула? Так она ваша подруга? Тогда разрешите узнать ваше имя, если, конечно, это не секрет.

— Да какой же секрет? Меня зовут Паксенаррион. Пакс даже не стала пытаться понять, какие чувства отразились при этом сообщении на лице трактирщика. В конце концов, в этом городке все наверняка слышали хоть какую-нибудь историю о ее приключениях. Развязывая вещевой мешок, она лишь добавила:

— Я служила в когорте Арколина.

— Да-да, конечно, я… я кое-что слышал… — Впрочем, профессиональная вежливость и благоразумие заставили трактирщика не болтать лишнего. — Итак, ужин и ванна. Что сначала?

— Пожалуй, ванна, — ответила Пакс. — У меня есть во что переодеться, но я промокла до костей. Да, кстати, нельзя ли послать кого-нибудь с сообщением для Коулы?

— Мой внук сходит к ней. Хотите написать ей записку?

— Нет, просто попросите передать на словах, что я у вас и буду счастлива увидеться с нею.

— Хорошо. Проходите, пожалуйста, сюда. Сейчас я устрою ванну.

Вскоре Пакс уже соскабливала с себя дорожную грязь при помощи мочалки, горячей воды и кусочка ароматного мыла, которое она купила в Верелле. Окатившись напоследок остатками теплой воды, она вытерлась, стоя совсем близко к небольшой жаровне, согревавшей ванную комнату. Сменную одежду она предусмотрительно повесила рядом с жаровней, чтобы из вещей успела выветриться осенняя сырость. Теперь, переодеваясь в свежую рубашку, она ощутила чистой кожей прикосновение теплой мягкой ткани. Пересчитав монеты, остававшиеся у нее в кошельке, Пакс решила, что вполне может позволить себе хороший ужин. Возвращаясь в общий зал по коридору, она почувствовала себя готовой к встрече с любым из старых знакомых. Впрочем, большой зал постоялого двора был пуст, если не считать девушки-подавальщицы. Пакс выбрала столик поближе к камину и поставила лук к стене. Служанка тотчас же подошла к ней.

— Хозяин велел спросить у вас, не желаете ли вы поужинать в отдельной комнате.

— Нет, — ответила Пакс. — Мне здесь нравится. Что у вас есть?

— Запеченная баранина и говядина, овощи, белый и желтый сыр, грибы с подливкой, ячменный пудинг, пирожки с мясом, пирожки с…

— Все, достаточно, — рассмеявшись, сказала Пакс. — Тут уже главное — не запутаться. Запеченную баранину и подливку — обязательно. Пудинг — само собой. Грибы — пожалуй, двойную порцию. И… кстати, суп у вас есть?

Девушка кивнула:

— Суп у нас всегда есть. И если вы замерзли, я бы предложила вам подогретый сидр.

— Отлично. Вот это мне нравится.

Подавальщица ушла на кухню, а Пакс придвинула скамейку вплотную к стене, чтобы опереться на нее, и села поудобнее, вытянув ноги к камину. Огонь в камине неторопливо беседовал сам с собой, за закрытыми ставнями барабанил дождь, время от времени от порывов ветра вздрагивали занавески. Но в том углу, где сидела Пакс, было тепло и не было ни малейшего намека на сквозняк. Пригревшись, Пакс даже на некоторое время задремала, но, соскользнув спиной по стенке, проснулась и заставила себя встряхнуться. Вместо того чтобы спать, ей следовало продумать, о чем она будет говорить с Коулой, а потом и с герцогом. В конце концов, она ведь даже не знала, что и из каких источников слышали о ее приключениях Коула и герцог Пелан.

Открылась входная дверь. Пахнуло холодным осенним вечером, и в дверном проеме показался силуэт женщины, одетой в дорожный плащ. Пакс даже оторопела: не могла же Коула прийти сюда так быстро. Но когда женщина подошла поближе к центру зала, стало понятно, что она явно моложе Коулы и, главное, обе руки у нее на месте. Вслед за женщиной в зал вошел мужчина. Женщина откинула капюшон и тряхнула копной золотистых, красиво уложенных волос. Под плащом на ней было надето простого покроя платье, сшитое, тем не менее, из дорогого темно-зеленого бархата. Когда она сняла перчатки, у нее на обеих руках засверкали драгоценные перстни. Ее спутник, чье лицо показалось Пакс смутно знакомым, был одет во все черное. Пакс прикинула, откуда они могли приехать. Судя по виду обоих посетителей, скорее всего, родом они были из какого-нибудь крупного города вроде Вереллы. Неожиданно Пакс поймала себя на том, что незаметно повернула перстень герцога камнем внутрь, к ладони, так, чтобы со стороны была видна только узкая полоска кольца. Вышедшая навстречу посетителям девушка-подавальщица проводила их в коридор, туда, где располагались отдельные комнаты. Судя по всему, этих людей здесь видели не в первый раз. Когда посетители проходили мимо, Пакс стало как-то не по себе. Они же не обратили на нее никакого внимания.

— А, вот вы где! — Голос трактирщика ворвался в мысли Пакс. Поднос с тарелками опустился на стол перед нею. Аромат еды приятно защекотал ноздри. Трактирщик вновь обратился к ней:

— Советник Министьера просила передать вам, что сейчас у нее важная встреча, но она будет рада видеть вас у себя дома. Как только она освободится, то зайдет за вами сюда.

Похоже, такое отношение Коулы к Пакс послужило для трактирщика лучшей рекомендацией.

— Большой зал ближе к ужину будет переполнен, — сказал он. — Здесь будет шумно и тесно. Если вы предпочитаете более тихое место, где можно подождать госпожу Министьеру, я могу вам предложить один из закрытых кабинетов.

Подумав над таким предложением, Пакс рассудила, что пока еще не готова встретиться со Стэммелом и остальными старыми знакомыми.

— Пожалуй, я воспользуюсь вашим гостеприимством, — сказала она, — но сначала пообедаю. Нет смысла перетаскивать еду с места на место.

Трактирщик улыбнулся, понимая, что в принятии такого решения большую роль сыграло чувство голода, и оставил Пакс одну. Баранина, принесенная ей, была нежной и вкусной. Горячий суп мгновенно согрел ее изнутри. К тому времени, как Пакс почти доела все, что было перед нею, в зале стали появляться первые посетители, с любопытством поглядывавшие на нее. Подозвав служанку, Пакс спросила у нее, как пройти в уборную и где находятся отдельные кабинеты.

— Уборная вон там, в конце коридора направо, — ответила девушка. — А еще хозяин сказал, чтобы я показала вам вот эту комнату.

С этими словами девушка приоткрыла одну из дверей, выходивших в коридор. Маленькая комната за дверью понравилась Пакс. В небольшой печурке уже горел огонь, три стула и круглый стол стояли посередине помещения. Вдоль одной из стен тянулась длинная скамья. По обе стороны от стола на стенах висели большие канделябры. Служанка поспешила зажечь свечи.

— Может быть, принести вам что-нибудь еще? — спросила она.

— Нет-нет, сейчас пока ничего не нужно. Наверное, когда придет Коула, мы еще что-нибудь закажем.

Мысленно Пакс прикинула, сколько будут стоить еда, ванна и отдельный кабинет. Если учесть, что за комнату на ночь платить, судя по всему, не придется, то денег должно было хватить.

Вернувшись из уборной, Пакс села поближе к печке и занялась луком. Осмотрев оружие, она слегка протерла его маслом, так, что деревянная дуга заблестела. Ухаживать за луком она научилась у лионийских рейнджеров. Достав тетиву, она изогнула лук и натянула ее. Лук казался столь же послушным и надежным, как в любой другой день. Довольная, она снова сняла с него тетиву и поставила оружие в угол комнаты.

Все произошло очень стремительно. Вроде бы Пакс только что спокойно сидела на стуле, как вдруг она обнаружила себя стоящей с кинжалом в руке, напряженно вглядывающейся в дверь. Тряхнув головой, она заставила себя снова сесть на стул. «Чушь какая-то», — мысленно произнесла Пакс. Здесь, в самом сердце владений герцога, в трактире, стоящем у стен крепости, ничто не могло угрожать ей. Пакс вновь повернула перстень и посмотрела на выгравированную на черном камне печать. «Нервы, наверное, — подумала она. — Страх перед встречей с Коулой. Кто знает, что ей тут наговорили». Посмотрев на кинжал, зажатый в руке, Пакс проверила ногтем лезвие и, удовлетворенная состоянием оружия, опустила его в ножны. Тем не менее сидеть спокойно больше не получалось. Пакс встала и принялась ходить по комнате из угла в угол.

Из угла комнаты, противоположного тому, где стояла печь, до слуха Пакс доносились едва различимые голоса. Судя по всему, их обладатели разговаривали не в общем зале, который располагался в другой стороне, а в одной из соседних маленьких комнат, выходивших в тот же коридор. Пакс долго смотрела на стену, осознавая, как растет в ней чувство тревоги. Затем она развернула стул и села спиной к огню и лицом все к той же стене. Впрочем, долго просидеть ей не удалось. Состояние покоя бесследно исчезло. Сонливость и дремоту как рукой сняло. За время всего долгого путешествия на север с нею не происходило ничего подобного. Она уже стала забывать о том, что чувство опасности может быть таким острым. Пакс даже начала сердиться на себя, но тут в дверь постучали.

— Кто там? Дверь приоткрылась, и в проеме показался трактирщик.

— Советник Министьера, — объявил он и отступил в сторону.

Пакс шагнула навстречу появившейся на пороге Коуле. Седины в ее волосах, пожалуй, прибавилось, но в остальном Коула практически не изменилась со времени их последней встречи. На ее лице играла широкая улыбка.

— Пакс! Рада тебя видеть! Ну и погодку же ты нам принесла! — При этом Коула продолжала внимательно оглядывать Пакс с ног до головы.

— Да уж, еле добралась сегодня до вас. Эля хочешь или, может быть, сидра?

— Пожалуй, эля, — ответила Коула. — А что касается сидра, так мне яблок самой девать некуда, готовлю из них все, что только можно.

Войдя в комнату, она заняла один из стульев, а Пакс тем временем попросила трактирщика принести им эля.

— Переночуешь у меня сегодня? — спросила Коула. Пакс кивнула.

— Вот и отлично. Хорошо выглядишь, — сказала Коула. — Герцог будет рад видеть тебя. Мы тут кое-что про тебя слышали… — Коула замолчала и внимательно посмотрела Пакс в глаза.

Пакс была готова к такой реакции. Она обезоруживающе улыбнулась.

— Да уж я думаю. И стоит признаться, что рассказывать было о чем. Кстати, Коула, мой знакомый киакдан, магистр Оукхеллоу, просил передать тебе записку и какой-то подарочек. — Порывшись в своем мешке, Пакс извлекла оттуда пергаментный свиток и маленький тряпичный мешочек, который за время путешествия ей и в голову не пришло открыть.

— Спасибо, — сказала Коула и на некоторое время замолчала, потому что в комнату вошел трактирщик с элем. Дождавшись, пока он уйдет, Коула развернула свиток и прочитала послание. — Оукхеллоу передал с тобой семена и побеги. Ты, кстати, знаешь, что это он помог мне разбить мой сад, после того как я потеряла руку?

Для Пакс это оказалось полной неожиданностью. Единственное, что было ей известно, — что Коула принадлежала к Любящим Деревья. Впрочем, и об этом она узнала только тогда, когда Оукхеллоу попросил ее передать Коуле его послание.

— Мы были знакомы еще до того, как я нанялась на службу к герцогу, — сказала Коула.

— Так ты родом из Бреверсбриджа?

— Нет, — ответила Коула, не вдаваясь в дальнейшие пояснения. Бросив взгляд на только что прочитанный свиток, она проговорила:

— Похоже, далеко не все из того, что мы тут о тебе слышали, можно принимать на веру.

— Понимаешь ли… — сказала Пакс, наливая эль в две кружки. — Я не знаю, что тут вам рассказывали, но, честно говоря, я была бы рада, если бы многое из того, что я пережила на самом деле, оказалось досужим вымыслом. Впрочем, сейчас…

— Ты, насколько я понимаю, снова стала настоящим воином, — сказала Коула и сделала глоток из своей кружки. — И случилось это, как и предполагал герцог, без вмешательства служителей культа Геда.

— Да, я снова могу быть солдатом. — Пакс осторожно произносила каждое слово, решая про себя, что следует сказать Коуле, а что может подождать. Глядя на свою собеседницу, она вдруг поняла, насколько та старше нее и опытнее. — В том, что со мной случилось, нет вины братства Геда, — добавила Пакс.

Коула фыркнула.

— Вот-вот. Герцог говорит то же самое. Но ты ведь не будешь утверждать, что… — Тут она запнулась, явно пытаясь подыскать тактичные слова, для того чтобы выразить свою мысль.

— Я утверждаю лишь одно: они сделали, что могли и как могли. Нашему общему знакомому, киакдану, удалось большее. Видимо, он обладает большими знаниями, по крайней мере в каких-то областях.

— И что, ты теперь тоже присоединилась к Любящим Деревья?

— Нет, — ответила Пакс, не зная, как определить свое теперешнее состояние.

— По-прежнему подчиняешься ордену Геда?

— Нет, тоже нет. Хотя в некотором роде… Понимаешь, это все очень трудно объяснить. Но дело не в этом. Коула поспешила деликатно поддержать Пакс:

— Как ты себя ощущаешь? Сражаться снова сможешь? — Да, с этим у меня все в порядке. Лето я прослужила вместе с рейнджерами в Лионии, и в боях мне довелось участвовать, хотя и не в самых серьезных.

— Я смотрю, у тебя нет меча, — заметила Коула.

— Чего нет, того нет. Там мне выдали казенный клинок. только выкупить, денег у меня не хватило. Лук вот подарили, а чтобы получить меч, нужно было бы прослужить еще сезон. Впрочем, в Фин-Пенире пообещали сохранить мое оружие. А если даже его кому-то отдадут, то ничего страшного. какой-нибудь подходящий меч мне подыщут, когда придут в себя от изумления.

— От изумления? — переспросила Коула.

— Ну конечно. Никто ведь не ожидал, что я смогу полностью выздороветь.

— Ну да. Герцог говорил, что тебе выдали денег, когда ты уходила оттуда… Что же с тобой случилось?

— Это долгая история. А если в двух словах, то она уже закончилась.

Коула кивнула.

— Когда поедешь обратно в Фин-Пенир?

— Пока не знаю. — Отвечая на вопрос Коулы, Пакс почувствовала тревожное беспокойство: точь-в-точь такое же, как то, с которым она боролась до прихода старой подруги. Преодолевая свои чувства, она продолжала говорить:

— Я в любом случае сначала хотела заехать сюда: повидаться с тобой, поблагодарить герцога за помощь. Может быть, мне еще удастся чем-то помочь ему, быть для него полезной. Не знаю.

Коула, допив эль, сказала:

— Можешь опять поступить на службу в роту, если ты это имела в виду. Я знаю, что герцог с удовольствием примет тебя снова. Или ты все еще хочешь стать паладином?

Вертя в руках кружку, Пакс ответила:

— У меня нет выбора. Понимаешь, Коула… Хотя нет, не так. Скорее всего, я свой выбор уже сделала. — Большим глотком допив эль, она поставила кружку на стол. — И все, хватит на сегодня об этом. Не хочу больше говорить на эту тему. Может быть, пойдем отсюда?

Коула с удивлением посмотрела на нее.

— Пакс, да здесь ведь тихо, спокойно и совершенно безопасно. Трактирщик Питер так же верен герцогу, как и я. От него ни одного лишнего слова никто не услышит.

Пакс встала из-за стола.

— В вас я не сомневаюсь. Но что-то здесь… Понимаешь, Коула, я этого так просто объяснить не смогу, но не обращать внимания на эти внутренние предупреждения я тоже не имею права. — Шагнув к двери, она резко распахнула ее и выглянула в коридор. За дверью никого не было. — Пойду рассчитаюсь за ужин, — сказала Пакс.

— Я с тобой. — Коула встала в дверях и подождала, пока Пакс собрала вещи в мешок и взяла лук.

Вдвоем они проследовали по коридору в общий зал. Здесь уже было полно народу, и трактирщик не сразу заметил их. Затем он подошел к Пакс и Коуле и спросил, не нужно ли им чего-нибудь еще.

— Нет благодарю, — ответила Пакс. — Я только хотела рассчитаться и поблагодарить за гостеприимство.

Питер посмотрел ей в глаза, затем перевел взгляд на Коулу.

— Я тут подумал… В общем, обойдемся без денег на этот раз. Пакс тоже посмотрела на Коулу, но та хранила непроницаемое выражение лица.

— А в чем дело? Я прекрасно поужинала, приняла ванну, мне предоставили отдельную комнату… Трактирщик упрямо смотрел ей в глаза.

— Я сказал — нет. У вас на пальце печать герцога. Иногда я могу себе позволить бесплатно накормить кого-либо из людей Пелана. А кроме того, я ведь раньше тоже служил в его роте. И что такое нужда, мне также известно.

Пакс вспыхнула.

— Благодарю вас, но я сейчас не настолько нуждаюсь. Если мне будет совсем голодно, я приду к вам и попрошу кусок хлеба. Сегодня у меня есть деньги.

— У вас нет меча. Вот когда вы придете ко мне с новым клинком, в новой форме и с полным снаряжением — тогда и заплатите. Если, конечно, после покупки всего этого у вас останется хоть пара медяков. А на сегодня разговор окончен. — Судя по интонации трактирщика, спорить с ним дальше было бесполезно.

— Тогда примите мою благодарность, — кивнула ему Пакс. — Надеюсь, что еще не раз и не два холодными вечерами я воспользуюсь теплом вашего дома и порадуюсь мастерству вашего повара.

Пакс и Коула вышли на улицу. Было уже темно. Дождь прекратился, но воздух был по-прежнему сырой. Некоторое время они шли молча. Наконец, пройдя рыночную площадь, Пакс спросила Коулу:

— С чего это он так?

— Ты о чем?

— Ну, о том, что он с нас денег не взял. Неужели он действительно часто кормит герцогских подданных бесплатно? Сдается мне, так он быстро разорился бы.

— Да нет, Пакс. Подожди. Дойдем до дома — там и поговорим.

Вскоре они перешли мост и подошли к дому Коулы. Коула провела Пакс по вымощенной каменными плитами дорожке и распахнула тяжелую дверь. Комната была освещена догоравшим камином. Коула взяла щепку, опустила ее в угли, и, когда та загорелась, зажгла свечи в настольных подсвечниках и настенных канделябрах. Подбросив поленьев в камин, она сказала:

— Пакс, тебе нужно просушить свои вещи. Пакс быстро распаковала свой рюкзак и развесила на тонких планках сушильной решетки влажную одежду. Затем она осмотрелась. Большое помещение представляло собой кухню и гостиную. Над открытым очагом в дальнем углу висели крючья для котлов. Рядом стоял умывальник, полки с посудой, с потолка свешивались связки лука, сетки с сырными головами и пара окороков. Ближе к камину на полосатом домотканом коврике расположились основательный тяжелый стол и несколько стульев. Вдоль стены под окном стояла длинная скамья, покрытая яркой разноцветной накидкой. Коула вышла в дверь рядом с очагом и вскоре вернулась с большим керамическим блюдом, полным яблок. Яблоки она поставила на стол возле тарелки с лесными орехами.

— Ты, наверное, на свои яблоки уже смотреть не можешь, но позволь заметить, что выглядят они на редкость аппетитно, — сказала Пакс.

— Они и на вкус ничего. У меня в этом году две новые яблони впервые зацвели и дали урожай. Вот эти, зеленые с красными полосками, — это лионийский сорт. Несколько лет назад магистр Оукхеллоу прислал мне черенки. Вон те, что потемнее, — это совсем новый сорт; по крайней мере, так меня уверяли торговцы, когда я покупала саженцы на ярмарке. Обеим этим яблоням сейчас уже… дай-ка припомнить… да, лет по девять будет. Те, что я передавала тебе на юг, — это королевские паргунские. Их действительно выращивают в королевском саду Паргуна. Они долго хранятся, хорошо переносят дорогу, достаточно сладкие, но вот эти получше будут. У них кожица тонкая… — Судя по всему, Коула была рада завести разговор на столь безобидную тему. Пакс тоже решила отложить более серьезные вопросы на потом.

— Сколько же у тебя сортов в саду?

— Точно уже не помню, но стараюсь собрать все, что удастся. Яблони разных сортов, высаженные рядом, плодоносят лучше. Кроме того, не каждый год бывает урожайным для всех сортов. Тогда те яблони, что уродили лучше, выручают меня, давая возможность другим передохнуть. В этом году хорошо удались семь сортов: вот эти два, королевские паргунские, ореховые из Финта, большие и малые сидровые и западные зеленые. Впервые дали урожай и еще два сорта, но на этих яблонях плодов было немного. Один из них ранний похожий вот на эти по форме, только желтый, а не зеленый, и я очень надеюсь, что на следующий год еще лучше уродится другой, южный сорт — крупный, в красную тонкую полоску. Да, а ведь с тех пор, как ты уехала отсюда, я стала выращивать еще и груши. В этом году мы собрали больше двадцати мешков груш.

Пакс откусила кусок красно-зеленого яблока, которое оказалось на редкость сочным.

— Очень вкусное, — сказала она. Коула сжала в кулаке два ореха и раздавила их друг о друга. Выбирая ядра из осколков скорлупы, она произнесла:

— Так вот, Пакс, возвращаясь к нашему разговору: я очень рада видеть тебя здесь и надеюсь, что ты остановишься у меня. Но скажи: ради чего ты вернулась? Неужели только для того, чтобы поблагодарить герцога за помощь?

Пакс некоторое время задумчиво жевала яблоко.

— Честно говоря, Коула, я не уверена, что смогу тебе толком все объяснить. Я и сама до конца не понимаю, что именно случилось со мной тогда…

— Герцог нам все рассказал: про Совет, про то, что было после. Тебя обвинять не в чем.

— Он всего не знал, — глядя в стол, сказала Пакс.

— Он сказал, что виновата была Верховный Маршал. И ни одного дурного слова в твой адрес.

— Она не была виновата. По крайней мере, не в том смысле, какой вкладывает в это слово герцог. Он вам рассказывал про Колобию? Про то, что случилось со мной там?

— По правде говоря, нет. — Коула явно занервничала. — Ну, мы здесь что-то слышали, что тебя захватили в плен какие-то темные силы.

— Именно так. — Пакс изо всех сил старалась сохранить спокойствие, мысленно убеждая себя в том, что теперь уже может спокойно, без истерики рассказать обо всем, что с ней случилось. — Меня захватили прислужники Ачрии.

Коула, вздрогнув, кивнула.

— Я должна была участвовать в поединках, чтобы выжить. По крайней мере, я так поняла их предложение. Поединки происходили на какой-то арене в подземной пещере. Драться пришлось по большей части с орками.

— По большей части? — переспросила Коула. — Значит, не один раз? А сколько?

— Точно не помню. — Пакс положила яблоко на стол так бережно, как будто фрукт был живым существом. — Судя по количеству шрамов — достаточно много. А под конец меня втиснули в заколдованные доспехи.

— Великая Мать Всех Деревьев! — выдохнула Коула. Осенив себя защитным знамением, она встряхнула головой и сказала:

— Извини, Пакс, продолжай, я слушаю.

Пакс взяла второе яблоко и стала его рассматривать.

— Во время этих поединков в мой разум внедрилась злая сила. Она стала расти, неподвластная моей воле. Вот это-то и увидела Верховный Маршал в Фин-Пенире. И, по правде говоря, она была не единственной, кто смог заметить во мне эти перемены. Даже я… когда они… — Пакс замолчала, чтобы перевести дыхание. — В общем, посовещавшись, они решили, что излечить меня можно только одним-единственным способом. Целительством занялись Верховный Маршал, два паладина и один истинный эльф. Они попытались выжечь зло из моей души. В общем-то, это им удалось.

— И, судя по словам герцога, — добавила Коула, — они изрядно перестарались, оставив тебя чуть ли не инвалидом. Пакс покачала головой.

— Не совсем так. Ты прости меня за бестактность, но вот у тебя нет руки. Отрубленную в бою руку никакое колдовство, никакое целительство не сможет вернуть тебе. У меня же руки-ноги на месте. Я только какое-то время не могла ими толком воспользоваться.

— Герцог сказал, что они немало навредили тебе, твоей душе, твоему разуму, вырвав из тебя главный стержень твоей личности — воинскую храбрость.

— Я тоже так думала, как, в общем-то, и все остальные. Но киакдан сумел доказать мне, что это не так.

— Ты уверена? — спросила Коула, глядя Пакс прямо в глаза. — Мы слышали, что ты собиралась стать паладином. И вот я вижу тебя практически без денег. По крайней мере, купить себе меч ты не можешь.

— А что, разве паладинами становятся на основании богатства? Или я выгляжу такой уж запуганной, шарахаюсь от тебя? — Говоря это, Пакс улыбалась Коуле.

— Ну… пожалуй, нет. Но, с другой стороны, с чего бы это тебе меня бояться?

— Эх Коула! Ты меня раньше не видела. Я боялась всего вся. Более того, я не могла скрыть свой страх. Не знаю, что рассказывал вам герцог, но, если говорить честно, я на его глазах не могла даже взять в руки меч. Он видел, как я отшатывалась от лошадей и как падала даже с самых смирных из них. Он видел меня — ветерана своей роты — теряющей сознание от ужаса, когда инструктор делал шаг в мою сторону с мечом в руке.

— Как же тебе было больно… Пакс фыркнула.

— Знаешь, Коула, дело ведь не в этом. Меня забросило так далеко от привычного солдатского мироощущения, что я даже не смогу тебе это описать. Я почувствовала в себе такую же беззащитность, какую чувствуют перед разбойниками или наемниками простые крестьяне. Тем не менее я выкарабкалась из этого состояния — не без помощи киакдана. Почему и зачем я здесь — это другая история. Вот скажи мне: не подумаешь ли ты, что я сошла с ума, если… — Тут Пакс запнулась, и Коула с любопытством посмотрела на нее.

— Если что?

— Коула, понимаешь, со мной происходили очень странные события, особенно в Ааренисе, на третий год моей службы. Это и другие заметили… — Пакс было нелегко подобрать слова и признаться Коуле, что она разглядела в себе призвание и способности паладина.

— Стэммел кое-что мне рассказывал. — С этими словами Коула расколола еще два ореха. — Он говорил, что это было как-то связано с медальоном Геда, который подарила тебе Канна, и еще, что ты могла чувствовать то, что другие не ощущали.

— Ну да, и не только это. Вот почему я и подумала: может быть, неспроста мне сказали, что я могу стать паладином.

— И ты убедилась, что это правда?

— В некотором роде — да. — Пакс почувствовала, как ее прошибает пот. — Дело в том, что… просто у меня действительно есть какие-то особые способности. Вообще обладание таким даром свойственно паладинам. Но я так и не закончила обучение и не приняла обета. Магистр Оукхеллоу полагает, что мой дар был воспринят мной напрямую от богов. если так… — Пакс снова замолчала.

— Если так, то получается, что ты самостоятельно стала паладином. Я правильно тебя поняла? — Коула искоса посмотрела на Пакс. — Ничего себе заявление. Нет, я не то чтобы сомневаюсь в твоих словах, — поспешила поправить себя Коула. — Просто, понимаешь, я никогда ни о чем подобном не слышала. Когда я говорю о паладинах, я вспоминаю тех, кого я видела за годы службы. И никто из них не был похож на тебя, особенно на такую, какая ты сейчас.

— Это-то понятно, — сказала Пакс, наклонившись вперед. — Я с такими вместе училась. Я понимаю, о чем ты говоришь: сверкающие латы или кольчуга, великолепный конь. За таким кто хочешь на смерть пойдет. Я не претендую на то, чтобы быть похожей на них. Понимаешь, Коула, я могу с уверенностью сказать только одно: по воле Великого Господина или его верного слуги Святого Геда я пришла сюда с какой-то целью. И там, на постоялом дворе, я почувствовала присутствие некоей злой силы. Во мне все напряглось и взбунтовалось против такого опасного соседства. И я поняла: за этим я и приехала сюда. Я должна защитить герцога, хотя, честно говоря, и сама еще знаю, в чем кроется опасность и как я могла бы попытаться ее предотвратить.

— Ты поговоришь об этом с герцогом, когда увидишься с ним?

Пакс сокрушенно покачала головой.

— Не уверена. Ты сама говорила, что я не слишком-то похожа на паладина. Сказать ему что-то конкретное я не могу. Могу лишь оставаться здесь в готовности быть ему в чем-то полезной, сослужить ему любую службу, если потребуется. И боюсь, скоро моя помощь окажется нужной.

Коула поежилась.

— Я не могу заподозрить тебя во лжи. Магистр Оукхеллоу заверил меня в том, что я могу полностью доверять тебе. А уж причин не доверять ему у меня быть не может. И в то же время, если вспомнить все твое прошлое, давнее и совсем близкое… Великое Дерево! Знаешь, Пакс, ничего я не понимаю.

— Я тоже, — сказала Пакс.

— Значит, ты больше не принадлежишь к последователям Геда? — спросила Коула.

— Я и сама не знаю, как это определить. Я… понимаешь, я больше не могу считать себя подчиненной Верховного Маршала. Но я принесла клятву следовать пути Геда, и эту клятву я не нарушу.

— Герцогу это не понравится.

— Скажи, а почему он так недоброжелательно относится к ордену Геда? Я знаю, тут дело далеко не только во мне. Он не благоволил к ним и раньше. Я спрашивала у Оукхеллоу, но тот мне так ничего и не сказал.

— Ты что-нибудь слышала о герцогине?

— Почти ничего. Я знаю, что герцог был женат, что его супруга скончалась лет десять тому назад и герцог считает, что в какой-то степени в ее смерти виноват орден Геда. А ты ее знала?

— Да. Мы вместе служили в роте в одно и то же время. Естественно, еще до того, как она вышла замуж за герцога. — Коула вздохнула и, обернувшись к камину, стала глядеть в огонь. — Знаешь, Пакс, мы стараемся о ней много не говорить. Герцогу тяжело слушать эти разговоры. Но я думаю, тебе пора знать, что здесь произошло. Может быть, тебе это поможет разобраться в своих мыслях. Звали эту женщину Тамаррион Нистианни. Понятно, мы все называли ее коротко: Тамар. Она была солдатом и, следует признать, одним из лучших: высокая, сильная и… — Коула бросила взгляд в сторону Пакс:

— И знаешь, ты ведь очень похожа на нее и не только внешне, но и манерой двигаться, походкой. У нее тоже были синие глаза, только еще ярче твоих. К моменту поступления на службу к герцогу она стала последовательницей Геда. Впрочем, в те годы большая часть роты исповедовала этот культ. Она пыталась обратить и меня, но особо не настаивала, когда я отказалась. В роте ее все любили. Она всегда была в хорошем настроении, ни с кем не ссорилась, работала за троих, и знаешь, видела бы ты ее в бою: более надежного товарища трудно было найти. Истинный ее характер и темперамент — все это раскрывалось именно в бою. Глаза у нее сверкали синим огнем, она даже негромко смеялась. И, представляешь себе, за все время нашей службы она ни разу не была ранена, хотя более ранние шрамы я на ней видела.

Герцог был тогда ненамного старше большинства солдат. Думаю, что взаимности Тамар добивались многие мужчины в роте но ей было наплевать на все мужские ухаживания, так, впрочем, и на женские. Однако герцог — это другое дело он в те годы сражался бок о бок с нами. Как-никак вся та представляла собой одну неполную когорту. Нас было всего около сотни человек. Частенько герцог вставал в одну шеренгу с Тамар. Поженились они, когда я заканчивала первый срок службы.

Тогда все было совсем не так, как теперь. Рота — маленькая, крепость — просто земляной вал и деревянные бараки казарм. Тамар никогда не разыгрывала перед нами госпожу и продолжала работать, как и раньше. Впрочем, герцог не отставал от нее. Вместе они разработали план строительства крепости, стали строить здание внутри и деревню за стенами, вместе они ездили заключать контракты на каждую летнюю кампанию. В те годы мы обычно не забирались далеко, тем более что часть и без того небольшой роты приходилось оставлять на гарнизонную службу в недостроенной крепости. Хорошие это были времена. Радовало и то, что герцог всегда заключал контракты с той стороной конфликта, за которую воевать было не стыдно и не противно. Кстати, у нас даже жил свой маршал Геда. Он, конечно, время от времени приставал к нам, пытаясь обратить всех в свою веру, но мы на него не обижались. Главное — каждый из нас мог доверять товарищам, как самому себе, и нести службу с гордо поднятой головой, зная, что делаешь достойное дело. Я думаю, ты меня понимаешь.

Пакс, вспомнив последнюю кампанию в Ааренисе, почувствовала, что прекрасно понимает Коулу.

— Ну так вот, — продолжала Коула, — когда родились дети…

— Дети? — переспросила Пакс. — Я никогда не слышала о том, что у герцога есть, то есть были дети.

— Об этом обычно не говорят. Дети погибли вместе с Тамар. Старшей девочке было лет восемь. Останься она в живых, сейчас была бы примерно твоего возраста. Мальчику было всего три года. Когда у Тамар родился первый ребенок, герцог предложил ей перебраться куда-нибудь в более безопасное место, но она, естественно, отказалась. Разумеется, за некоторое время до каждых родов и примерно с год после этого она не участвовала в боевых кампаниях, но я прекрасно помню, как она скакала верхом, тренировалась с оружием и работала вот с таким животом. — Коула жестом показала, каким может быть живот у женщины на последних месяцах беременности. — И после родов, как только у нее хватало сил, чтобы надеть доспехи, она опять начинала тренироваться. Когда нашу роту стали нанимать на службу в дальние королевства, Тамар стала оставаться на время кампаний здесь, в крепости. Но она так и не стала изнеженной светской дамой.

А потом случилось вот что. Во время одной из кампаний Верховный Маршал Геда — предшественник нынешней руководительницы ордена на этом посту — предложил, точнее, настоятельно порекомендовал герцогу участвовать в одной из войн в Ааренисе силами всей роты. Контракт был согласован с королевским двором Тсайи. Герцог собирался оставить часть когорты с Тамар или предложить ей поехать с ним. Но она настояла на том, чтобы вся когорта отправилась в дальний поход во славу Геда. По ее мнению, дети были еще слишком малы, чтобы уезжать так далеко от дома. Что же касается охраны, то она полагала, что достаточно будет отряда ополченцев Тсайи, которые должны были прибыть в крепость на лето. Она еще как-то при всех пошутила, что наследнику стоит оставаться в родовой резиденции на тот случай, если с отцом что-то случится. Мы знали, что по поводу планов на ту кампанию они с герцогом даже поругались. В конце концов, оба они были горячими, властными натурами, но понимаешь… — Коула на какой-то момент замолчала, — …понимаешь, Пакс, я никогда ни до, ни после не видела пары, в которой мужчина и женщина были бы так близки друг другу. Они были друзьями, любовниками и боевыми товарищами. Когда речь заходила о том, что было угодно Геду, переспорить Тамар было практически невозможно. В итоге она сумела убедить герцога взять в поход обе когорты, сформированные к тому времени. Он отправился на юг, оставив супругу и детей до прибытия ополчения с десятком охранников, не больше. Разумеется, в крепости оставались слуги, дворецкий, рабочие и маршал Геда. Сам он уже не был бойцом по возрасту. Все эти люди худо-бедно могли стать на защиту крепости. Впрочем, это, к несчастью, не помогло.

Коула встала и беспокойно заходила по комнате.

— Ты не хочешь попить? — спросила она.

Пакс вовсе не испытывала жажды, но решила, что Коуле просто нужно на какое-то время отвлечься.

— Я бы выпила воды. Что-то уж больно крепок был эль у трактирщика.

— Хорошо, я сейчас. Одну минуту. — Коула вышла в кладовую и вскоре вернулась с кувшином. Она поставила на стол две кружки и налила воды. — Вот, держи.

— Спасибо, — сказала Пакс, сделала пару глотков и поудобнее уселась на стуле. Про себя она гадала, должна ли она сейчас о чем-то спрашивать Коулу, или лучше промолчать. Через несколько минут Коула все же села за стол, подбросив перед этим дров в камин.

— Никто точно не знает, что там произошло. Предполагают, что она поехала кататься верхом вместе с детьми, а может быть, на охоту. С нею были дворецкий и маршал да пара солдат, помогавших детям управляться с пони. Выехали они все с утра, но к обеду не вернулись. Впрочем, никто не обеспокоился: пять взрослых человек, четверо из которых — опытные воины, все верхом, и, кроме того, к тому времени уже больше года в округе не было ни одного нападения на наших людей. Стало темнеть, а они все не возвращались. Вот тут-то мы и забеспокоились. Если бы Тамар решила остаться на ночь где-то в чистом поле, она бы обязательно прислала гонца, чтобы известить остальных об этом.

Сержант, остававшийся за начальника охраны крепости, отправил людей на поиски примерно за час до полной темноты. Те вернулись ни с чем. Тогда сержант распорядился собрать всех свободных людей в крепости, взял факелы и собак. Они попытались пройти по следу уехавших утром, но что-то сбило собак, и они не смогли взять след. В общем, первое тело они нашли к северу от крепости только на следующее утро. Это был старый дворецкий. Он был весь утыкан стрелами и исполосован большим кинжалом или мечом. Вскоре нашли и остальных. Наверное, нападавшие хотели захватить Тамар живой, потому что вокруг нее и детей лежала целая груда трупов врагов. Ее восьмилетняя дочка Эстиль тоже пыталась обороняться: Тамар уже начинала обучать ее владению маленьким учебным мечом. В детской ладошке был зажат кинжал, который Эстиль подарили на последний день рождения. И даже этот маленький клинок был в крови по самую рукоятку. Девочка упала на маленького братишку, видимо, до последней секунды пытаясь прикрывать его. Если детские трупы остались почти нетронутыми, то Тамар и маршала было нелегко опознать — настолько изрезанными и изрубленными были их тела. Разбитое и разрезанное снаряжение и доспехи валялись вокруг.

Пакс представила себе эту страшную и героическую сцену: пятеро взрослых пытаются защитить детей от нападения превосходящей банды, и вместе с ними маленькая девочка с кинжалом в руке до последнего мгновения старается спасти младшего братишку. Пакс попыталась вспомнить себя в возрасте восьми лет — как она возилась и в шутку дралась со своими старшими и младшими братьями.

— Скажи, Коула, а кто на них напал — паргунцы или орки?

— Судя по трупам, это были орки и эти ублюдочные твари — помеси людей и орков. Мы насчитали двенадцать трупов и множество кровавых следов от раненых, которых унесли с собой остальные нападавшие. Еще два тела мы нашли примерно в миле от места боя.

— Ты тогда тоже была здесь?

— Да. Эстиль, дочка Тамар, любила играть со мной. Тамар попросила меня остаться по крайней мере до прихода отряда ополченцев. В тот день я пошла на мельницу — самой деревни здесь еще не было, но мельницу уже построили, — за мешком муки. Когда я вернулась обратно в крепость после обеда, сержант уже начал волноваться. Нам так и не суждено было узнать, почему они направились на прогулку на север, в самом опасном от крепости направлении, и откуда взялся в окрестностях такой большой отряд орков, к тому же решившийся напасть при свете дня. Видимо, какая-то сила или чей-то приказ заставили их рискнуть и отправиться на столь опасное дело. Но кто или что руководило орками в тот жуткий день, нам также осталось неизвестно.

В общем, мы отнесли тела погибших в крепость и отправили гонца к герцогу. К потрясению, испытанному всеми нами, примешивалась изрядная доля страха. Ты, наверное, видела герцога в гневе. Сама знаешь, что в такой ситуации врагу не пожелаешь попасть ему под руку. А мы все чувствовали себя виноватыми: ведь нам была поручена защита Тамар и детей. Мы должны были что-то предвидеть, что-то сделать, чтобы не допустить такой трагедии. У меня глаза неделю не просыхали от слез. И все остальные были в похожем состоянии. И вот приехал герцог. Сначала все происходило так, как мы и предполагали. Ощущение было такое, что там! где он прошел, земля будет еще долго дымиться. Каждого из нас он подолгу допрашивал: где мы были, почему нас не было с Тамар, почему его жена и дети оказались за стенами крепости с такой малочисленной охраной. Нам было нечего скрывать, и мы всё честно рассказали: кто где находился по расписанию дежурств, караулов и кому из нас Тамар сама приказала остаться в крепости. К нашему удивлению, слова упрека лично в адрес кого-либо из своих подданных герцог не произнес. Весь его гнев обрушился на братство Геда. Он обвинил Верховного Маршала в том, что тот подбил Тамар настоять на участии обеих когорт в кампании. Переубедить его никто не смог. Он отправился в Фин-Пенир и Вереллу, где крупно поговорил с иерархами культа Геда. Мы даже боялись, что он распустит роту и отойдет от воинских дел. Но этого не случилось.

Прошло немного времени, и, к нашей радости, но и к немалому удивлению, герцог Пелан отдал приказ о расширении роты еще на одну когорту и стал подписывать контракты на каждую очередную кампанию в Ааренисе. Разумеется, никаких маршалов Геда ни в крепости, ни в его владениях не осталось. Впрочем, с солдатами и офицерами — последователями Геда — он по-прежнему был корректен, и принадлежность к этому ордену не являлась для новобранцев препятствием при поступлении на службу. Помимо врачей, он стал нанимать магов для лечения в особых случаях. Единственное, в чем мы заметили разницу, — это в качестве подбора новобранцев, не столь тщательном, как прежде. В остальном же герцог с тех пор практически не изменился. Он по-прежнему храбр, честен и только набрался опыта. Будь у меня обе руки на месте, я бы до сих пор считала за честь служить в его роте. Командир он такой, о каком другие только мечтают. Но… кое-что из случившегося во время последней кампании в Ааренисе никогда бы не произошло, будь Тамар жива. Она, разумеется, не стала бы что-то запрещать герцогу: он сам не стал бы так поступать.

Пакс вспомнила о смерти Синьявы и кивнула. Коула замолчала, и некоторое время обе женщины смотрели в огонь. Затем Пакс повернула голову и увидела, что глаза Коулы закрыты, а по ее щекам текут слезы.

— Спасибо, что ты все это мне рассказала, — негромко сказала Пакс. — Наверное, тяжело говорить о погибшем близком человеке с тем, кто его никогда не знал.

— Как же ты на нее похожа, — хрипло выдохнула Коула. — Признаюсь тебе, Пакс: когда тебя приняли на службу, Стэммел на это сразу обратил внимание. Он специально пригласил меня посмотреть на одно из первых ваших занятий, чтобы я увидела тебя — ту девчонку, о которой он мне говорил. Потом и другие заметили это. Особенно, когда ты набралась сил, приобрела какой-то опыт и стала подобающим солдату образом носить форму и держать оружие. Потом Стэммел рассказал мне о том, что произошло там, в Ааренисе, когда ты сумела остановить жестокий порыв герцога. Знаешь, Пакс, как Стэммел описал мне этот эпизод? По его словам, он словно услышал голос Тамар с того света. Никто другой не мог бы несколькими словами заставить герцога изменить свое решение. Я думаю, герцог именно поэтому так рассвирепел, когда получил то сообщение из Фин-Пенира. Судя по всему, для него это было повторением пережитого кошмара.

— Но ведь он никогда ничего подобного не говорил…

— Естественно. В конце концов, ты же ему в дочери годишься. Ни о чем таком он с тобой говорить и не стал бы. Ты лучше признайся, что он сказал тебе, когда вручал этот перстень.

— Он сказал, что, если мне когда-нибудь потребуется его помощь, я должна буду прийти к нему с этим кольцом или просто передать кольцо ему.

— Я так и думала. Вернувшись из Фин-Пенира, он собрал нас, офицеров и отставных ветеранов как из Западной, так и из Восточной крепости, и сказал, что если ты каким бы то ни было образом появишься сама или перешлешь нам кольцо, то мы обязаны сделать для тебя всё — понимаешь, Пакс? — всё, не задавая никаких вопросов: потратить последние имеющиеся в распоряжении деньги, применить оружие, убить твоих противников, если ты вдруг окажешься в опасности. Теперь, я думаю, тебе будет понятнее, почему Питер наотрез отказался брать с тебя деньги. Да, у него есть негласное правило: один раз в жизни каждый из герцогских солдат обедает у него бесплатно. Но сегодня дело было не в этом, а в распоряжении герцога.

Пакс вспыхнула.

— Но ведь сейчас я не нуждаюсь ни в какой помощи. Коула, пойми, мне не нужно, чтобы…

— Как ты понимаешь, Питер не мог быть в этом уверен. По крайней мере, меча у тебя при себе нет. Герцог сказал, то ты можешь появиться в любом обличье: нищенки, воришки, рабыни, какой-нибудь чернорабочей или самого низкооплачиваемого охранника, но в любом случае, если только не прискачешь к нам на роскошном коне, в полном обмундировании, в доспехах и с отличным оружием, мы должны расценивать ситуацию так что тебе требуется наша помощь. При этом все мы прекрасно понимаем: без крайней необходимости ты не попросишь помощи. — Коула помолчала и вздохнула. — Ну и что, после всего, что я тебе рассказала, пойдешь ты к герцогу?

— Да, обязательно. Завтра же. Если, конечно, ты не назовешь мне убедительной причины, по которой не следует делать этого так срочно.

— Что ты, ни в коем случае! Поезжай к нему. То-то он удивится, увидев тебя без меча.

— Ты говоришь, что он мог бы взять меня на службу. Тогда мне выдадут казенный клинок, а через некоторое время я сама заработаю на меч по своему вкусу.

— Возьмет-то он тебя обязательно. У нас нынешней зимой многих скосила лихорадка. В когортах большой недокомплект.

— В каких краях была рота во время последней кампании?

— Разве герцог тебе не рассказывал? Ах, ну да, вряд ли. Дело было так. Примерно в то время, когда ты уехала из наших краев, его вызвали на Королевский Совет в Вереллу. Там к нему пристали с разбирательствами по поводу того, что он увел в поход на юг всю роту, не оставив гарнизона в северных крепостях. Рассердились там не на шутку.

Пакс удивилась и даже не сразу поняла, о чем идет речь. Коуле пришлось ей растолковать суть дела.

— Понимаешь, герцог получил эти земли в распоряжение от королевского дома Тсайи. По договору он должен укреплять обе крепости, что, впрочем, он сделал великолепно, и содержать в них гарнизон, чтобы противостоять любому противнику, наступающему с этого направления. До того как Пелан получил эти земли, здесь были небольшие форты — форпосты Тсайи на севере. В общем, обычно он оставлял в нашей крепости не меньше пятидесяти солдат, а как правило, даже больше. В тот последний год кампании в Ааренисе он забрал с собой всех — новобранцев, вспомогательные службы, уволившихся со службы ветеранов, в общем, всех, кто мог держать в руках меч. Вот регенты королевского двора и заявили, что Пелан, мол, нарушил присягу, принесенную королевскому дому. И настаивали на том, чтобы отозвать грамоту, предоставлявшую ему эти земли. Другое дело, что желающих прибрать эту территорию к рукам особо и не было. Никто не изъявил большого желания гонять орков по болотам и к тому же переходить дорогу герцогу Пелану.

Арколин слышал часть выступления герцога на Совете. Он сказал, что клятва, принесенная им каждому из его солдат для него важнее всех других обязательств. Кроме того, он вполне убедительно доказал, что особых опасений по поводу судьбы оставленных крепостей не было. Более того, его насчет оказался точен, и ни единого нападения на оставленные территории в тот сезон не случилось. За двадцать лет герцог впервые отступил от одного из пунктов своего договора с королевским двором. Но он не стал дожидаться разбирательства и запрета отправлять своих солдат во время очередной кампании на юг и сам заявил о том, что предстоящий сезон проведет вместе со своей ротой на севере. Он достаточно заработал за предыдущие кампании, зато людей у него не хватало. В общем, в ту зиму, в позапрошлом году, он лишь гонял орков по окрестностям да принимал на службу новобранцев. Очередную партию молодых солдат он нанял на следующее лето. Помимо потерь, понесенных ротой, герцог уволил со службы многих из тех, кто присоединился к нам на юге. К нынешней весне мы как раз восстановили свои силы. Герцог даже отослал одну усиленную когорту на восток — нести гарнизонную службу в фортах на границе с Паргуном. Сам он, впрочем, остался здесь.

— Значит, он провел здесь, в крепости, больше года?

— Если не считать тех нескольких недель, что вы провели вместе в Фин-Пенире. Пожалуй, так долго он не оставался в крепости с тех пор, как погибла Тамар.

— Ну и как он сейчас? Коула посмотрела куда-то в сторону.

— Нормально, как мне кажется. Он ведь все время занят. Лихорадка, изрядно потрепавшая всех нас, его миновала. Он постоянно тренируется с оружием, поддерживает себя в форме.

— Но что же в таком случае…

— Я сама не знаю. Во-первых, его мучает эта история с регентами из Тсайи, потом этот конфликт с Верховным Маршалом, и, как мне кажется, герцог начал волноваться по поводу наследника. Честно говоря, мы тут гадаем, не решил ли он снова жениться. — Коула помолчала, катая по столу яблоко.

— Особо по этому поводу мне сказать нечего. Если между нами, то не все этому рады. Мы, ветераны, уже уволившиеся со службы, очень волнуемся по поводу того, как все обернется… ну, если он…

Пакс кивнула.

— Я чувствовала, что с ним что-то не так. Это было заметно уже во время моего последнего года службы в Ааренисе. Еще больше его внутреннее напряжение и какая-то озлобленность стали проявляться в Фин-Пенире. Но в любом случае, Коула, я уверена в герцоге. Он не сделает ничего такого, что пошло бы во вред нам, роте, любым благородным идеям.

— Она, понимаешь ли, уверена, — передразнивая Пакс, сказала Коула. — Да ты хоть понимаешь, сколько лет я его знаю? Впрочем, ладно, Пакс, извини. Зря я так. Может быть, ты понимаешь его гораздо лучше, чем я, честное слово.

Глава VIII

Слабое утреннее солнце с трудом пробивалось сквозь густые тучи. Пакс поднялась на гребень к югу от крепости и увидела знакомые стены. На поле под западной стеной отрабатывала практику боя группа солдат. Пакс попыталась разобрать, новобранцы это или взвод опытных бойцов роты, но на таком расстоянии ей это не удалось. Даже подойдя к крепости намного ближе, она так и не обнаружила в ней каких-либо значительных изменений. Флаг герцога Пелана все так же развевался на ветру. Главные ворота, как и раньше, днем были открыты. Пакс замедлила шаг. Узнают ли ее те, кто сегодня в карауле на главной башне и у ворот? Кто встретится ей в первом дворе?

Пакс вспомнила, как впервые прошла через эти ворота, как волновалась, глядя в спину возглавлявшему колонну Стэммелу. Странно, после всех лет, проведенных на службе, она волновалась точно так же, как тогда. Пакс непроизвольно покрутила перстень на пальце, удостоверившись, что он надет так, чтобы печать была видна снаружи.

— Эй, кто там на подходе? — раздался знакомый оклик часового со стены.

Пакс остановилась. В воротах показался дежурный.

— Подойди сюда и назови свое имя. Кто ты и какое у тебя дело в крепости?

Пакс шагнула вперед. Окаймленное темной бородой загорелое лицо дежурного было ей незнакомо.

— Я Паксенаррион, дочь Дортана. Я служила в этой роте, и сейчас я хочу получить аудиенцию у герцога.

Стражник ухмыльнулся. Пакс отметила, что он еще совсем молод и вряд ли прослужил больше сезона после того, как его перевели из новобранцев в рядовые.

— Прямо-таки к самому герцогу? Интересно, с чего это ты взяла, что… Подожди, как ты сказала, тебя зовут? Говоришь, в нашей роте служила?

— Меня зовут Паксенаррион, дочь Дортана. Я прослужила в когорте Арколина три года. Глаза стражника округлились.

— Паксенаррион? Да-да, конечно. — Его взгляд упал на ее руку, и она подняла повыше перстень с печатью герцога. — Ну конечно, я помню. Следуйте, пожалуйста, за мной. У герцога сейчас военный совет, но я тотчас же сообщу о вашем прибытии. Вы позавтракали?

— Да, благодарю вас, — сказала Пакс и проследовала за дежурным в знакомый до боли двор со столовой и лазаретом в дальнем углу. Вооруженные мужчины и женщины в знакомой форме ходили по двору, направляясь по каким-то своим делам. Кто-то провел к конюшне красивую высокую лошадь. В общем, все было как обычно. Пакс старалась особо не глазеть по сторонам и, опустив глаза, пошла вслед за своим провожатым к воротам во внутренний двор. Но неузнанной она оставалась недолго. Не дойдя и до середины двора, они наткнулись на сержанта Стэммела.

— Пакс! — раздался знакомый голос. — Разрази меня Тир! А я уж и не чаял тебя увидеть. Вот встреча! — Сержант крепко обнял ее. — Ну что, ты к нам вернулась?

Пакс сама не заметила, как ее лицо расплылось в счастливой улыбке.

— Я, вообще-то, сначала к герцогу…

— Это уж само собой. Но в любом случае, побудь у нас, Пакс. Не уезжай сразу в Фин-Пенир.

— Ну нет, туда я в ближайшее время точно не собираюсь. Вырвавшись из железных объятий, Пакс еще раз улыбнулась Стэммелу. Молодой часовой смотрел на эту сцену, широко раскрыв глаза. Стэммел весело подмигнул ему:

— Давай-давай, веди ее к герцогу! Мало кому он будет Рад больше, чем нашей Пакс. — Обернувшись к ней, он сказал:

— Решишь свои дела с герцогом — возвращайся, поболтаем.

Пакс кивнула и вновь последовала за молодым часовым. Она не могла не заметить, что того разбирало любопытство. Не успели они пройти еще несколько шагов, как вновь послышались знакомые Пакс голоса:

— Смотри-ка, неужели это…

— Великие Боги! Да это же Пакс!

— Пакс!

Она обернулась, и на нее тотчас же налетели Арни и Вик. Утонув в их объятиях и едва не оглохнув от радостных возгласов, Пакс почувствовала, что у нее на глазах выступили слезы.

— Я знал, что ты вернешься! Я все время это твердил! — смеясь и плача одновременно, сказал Арни. — Что бы они ни говорили, я тебя ждал.

Вокруг стали собираться другие солдаты. До слуха Пакс донеслась чья-то реплика:

— Вот подождите, еще Барра узнает…

Затем на нее снова обрушились дружеские похлопывания по плечу и объятия. Это Воула и Дженидс, ее бывшие новобранцы, присоединились к группе встречающих старого друга. Пакс даже в самых дерзких мечтах не ожидала, что ее встретят с такой неподдельной радостью. В этот момент она вдруг осознала, насколько ей не хватало всех этих людей. Пресекая обрушившийся на нее поток вопросов и признаний в дружеских чувствах, она подняла руки. Все замолчали, словно к тишине их призвал требовательный жест офицера.

— Мне… мне сначала нужно к герцогу, — с трудом сглатывая ком в горле, проговорила Пакс. — Я пройду к нему, а потом…

— Давай, давай, возвращайся, — сказал Арни. — Ты же ненадолго, а потом сразу к нам?

— Да, конечно. Вообще все зависит от того, примет ли меня он…

— Еще бы он тебя не принял! Он всем сказал, что всегда, в любую минуту будет рад тебя видеть. — Арни обернулся и со смехом обратился к незнакомым Пакс молодым солдатам:

— Эх, ребята, как я по ней соскучился! Салаги, знали бы вы, в какие мы с Пакс попадали переделки, какие мы с ней дела творили! Да что я вам говорю! Вы пропустили в жизни самое важное. Так что теперь ждите, пока она вернется и сама все вам расскажет.

— Арни! — строго сказала Пакс.

— Да ладно тебе! — отмахнулся тот. — Иди, иди к герцогу. Я уверен, он тебя сразу примет. А потом нам с тобой предстоит охота на орков. Я за то время, что тебя не было, много чему научился. Надеюсь, ты не забыла, как нужно драться с этими тварями?

Пакс, покачивая головой и не говоря больше ни слова, проследовала за вконец онемевшим часовым к воротам во внутренний двор.

Раньше ей никогда не доводилось бывать в этой части крепости. Внутренний двор был отделен от главного плаца задней стеной столовой, лазаретом, отдельно выстроенной стеной и частью казармы. С другой стороны к стене примыкали покои герцога, большое здание, в котором рядом с ним располагались комнаты командиров когорт и прислуги. В этой же части крепости находились оружейные и хозяйственные склады. В центре маленького внутреннего дворика был и колодец, огороженный каменным парапетом с каменной же скамейкой. Рядом на клочке свободной земли росло невысокое деревце. Резиденция герцога располагалась на северо-западной стороне двора.

Из дверей здания навстречу Пакс вышел еще один часовой, тоже незнакомый. Не успели они подняться на несколько ступенек лестницы, как появился капитан Арколин.

— Пакс, это ты? Неужели? — воскликнул он. — Герцог будет очень рад.

— Так точно, капитан! — Едва увидев своего бывшего командира, Пакс вновь ощутила себя такой, какой была раньше: дисциплинированным рядовым, соблюдающим устав роты.

— Отлично выглядишь! Как ты?

— Все в порядке, господин капитан!

— Молодец. Пойдем со мной. — Арколин сам провел ее по лестнице и по коридору, ведущему в северный флигель. — Герцог сейчас в своем кабинете. Ты вроде бы там раньше не бывала?

— Никак нет, господин капитан.

— Третья дверь справа.

Дверь, указанная Арколином, была открыта. Подходя ближе, Пакс успела разглядеть большую комнату, залитую светом, проникавшим через широкие окна с незакрытыми ставнями. Капитан шагнул вперед, Пакс же задержалась на пороге.

— Мой господин, разрешите доложить: к нам прибыла Паксенаррион.

Пакс наконец увидела герцога, сидевшего за письменным столом, сплошь заваленным бумагами. Он оторвал голову от документов, и Пакс заметила, что за прошедшее время герцог Пелан практически не изменился. Разве что на сей раз он выглядел более усталым, чем обычно. Герцог посмотрел на нее и, встретившись с Пакс глазами, улыбнулся. При этом с его лица мгновенно исчезло недовольное выражение.

— Здравствуй, Пакс, заходи. Или теперь тебя следует называть полным именем?

— Благодарю за приглашение, мой господин. Меня абсолютно устраивает любое обращение. — Пакс шагнула в комнату, и Арколин тотчас же тихо вышел, прикрыв за собой дверь. Герцог оглядел Пакс с ног до головы.

— Ты выглядишь лучше, чем во время нашей последней встречи.

— Так точно, мой господин. Я и чувствую себя намного лучше.

— Садись. — Свое приглашение герцог подкрепил жестом, указав на стул рядом со своим столом. — Я смотрю, у тебя нет меча, — сказал он. — Значит, все осталось по-прежнему?

— Никак нет, мой господин. Прошедшее лето я провела в Лионии на службе в отряде рейнджеров. Они в основном пользуются луками, а на меч у меня денег не хватило.

— С рейнджерами? — Лицо герцога сначала оживилось, затем вновь будто окаменело. — Значит, насколько я понимаю, ты теперь можешь… — Герцог замолчал, но Пакс прекрасно понимала, о чем он хочет ее спросить.

— Мой господин, я снова могу сражаться, и мне доводилось доказать это самой себе и окружающим на деле. Я прибыла сюда, чтобы поблагодарить вас за помощь и за ваше доверие.

Пока она это говорила, герцог встал и подошел к ней. Он остановился в нескольких шагах от нее и снова пристально посмотрел ей в глаза.

— Если я и сделал для тебя что-то доброе, то могу чувствовать себя сполна вознагражденным, видя тебя здесь перед собой в полном здравии. Что я могу для тебя сделать теперь — разумеется, помимо того, чтобы выдать тебе меч?

— Мой господин, я пришла не за тем, чтобы выпрашивать у вас меч, а попроситься к вам на службу. Если вам нужен еще один солдат, я буду счастлива вновь поступить в роту.

— Ты что, не собираешься обратно в Фин-Пенир? — В вопросе герцога слышалось удовлетворение.

— Если бы я собиралась туда, я бы не могла рассчитывать на то, что мне вернут мое старое оружие.

— Да ну? — довольно ухмыльнулся герцог. — А ты действительно в отличной форме. Кстати, ты не забыла, как я обещал, что ты станешь у меня капитаном?

Пакс рассмеялась.

— Мой господин, ваше великодушие переходит всякие разумные границы. Прошу прощения за то, что позволила себе такую шутку, но, говоря начистоту, я не думаю, что смогу навеки связать свою судьбу с нашей ротой.

— Хорошо. А что потом — Фин-Пенир и братство Геда? Или на этот раз что-то другое?

— Я сама пока точно не знаю. Но я бы хотела провести у вас полгода, а может быть, больше, если, конечно, вы согласитесь принять меня на службу. Разумеется, отнюдь не как капитана. Я не считаю, что принять от вас в данный момент столь высокое звание будет самым достойным поступком с моей стороны. Есть в роте люди, которое заслуживают этого куда больше, чем я.

— Ну прямо уж — больше! — Сказав это, герцог опустил взгляд. — Впрочем, я понимаю, что ты имеешь в виду. В любом случае я буду очень рад взять тебя на службу. Прошлым летом нас здорово потрепала лихорадка. Были и смертельные случаи, а многие заболевшие так толком и не выздоровели и были вынуждены уволиться со службы. Давай-ка прикинем, куда нам тебя определить. Предположим, что я верну тебя обратно в когорту Арколина. Оплата по ветеранской ставке. Значит, к следующей весне у тебя точно будет собственный меч. Тут вопросов нет. Но ты же все еще мечтаешь о том, чтобы стать паладином? Я угадал? — Герцог внимательно посмотрел ей в глаза. Пакс кивнула. Больше вопросов не последовало. Герцог просто продолжал размышлять вслух:

— В таком случае тебе не помешает командирский опыт. Тут долго Думать не надо. В последнее время орки совсем обнаглели. Будешь командовать эскадроном, формирующимся ежедневно из разных когорт для выслеживания и истребления этих тварей. Да, и еще…

— Я слушаю.

— Понимаешь, большинство паладинов являются выходцами из рыцарских орденов. У них было предостаточно возможностей научиться хорошим манерам и дворцовому этикету. Судя по тому, что я наблюдал в прошлом году, у тебя с этим не все гладко. Я прав? Пакс вспыхнула.

— Так точно, мой господин. Я, конечно, пыталась чему-то научиться…

— И учитывая то, что ты родом из семьи деревенского пастуха, ты многое успела понять и усвоить. Знаешь, Пакс, я ведь тоже начинал практически с нуля. Родился и вырос я далеко не во дворце. Но сейчас я вполне могу отобедать с королями, не беспокоясь о том, как бы не ткнуть кого-нибудь локтем или поставить бокал куда не следует. Мы с моими офицерами можем тебя кое-чему научить, если ты, конечно, захочешь. — На мгновение герцог замолчал, пристально глядя в глаза Пакс. — Можешь не волноваться: никаких сложностей в отношениях с друзьями у тебя не возникнет. Здесь все прекрасно понимают, что ты — не просто еще один солдат моей роты. Если ты согласна, то можешь проводить часть свободного времени у меня в библиотеке, изучая историю и другие науки, а также со мной и с остальными офицерами, когда мы будем обсуждать политику и вопросы стратегии. Ну что, идет?

Пакс была потрясена этим предложением.

— Мой господин, я… Так точно, мой господин. Я с удовольствием. Только боюсь, я не так много знаю, чтобы даже приступать к обучению.

— Ладно, ладно, разберемся. Ты, главное, не робей. Хотя раньше за тобой этого не водилось. А теперь держи: передашь вот эту бумагу квартирмейстеру, а вот эту отдашь Арколину. Потом иди устраивайся. Арколин составит для тебя индивидуальное расписание занятий и дежурств. Я предпочел бы, чтобы ты ужинала с нами всякий раз, когда будешь свободна, при условии, что это не помешает выполнению твоих служебных обязанностей.

— Слушаюсь, мой господин.

Через час Паксенаррион уже была облачена в знакомую форму роты герцога Пелана. На перевязи у нее висел выданный ей на оружейном складе меч. С непривычки у нее поначалу озябли ноги. Сравнив себя с остальными солдатами, она поняла, что ее незагорелые икры кажутся остальным болезненно-бледными. Инструктор Сиджер, с почтением оглядевший лук Пакс, попросил ее продемонстрировать свое умение.

— Нет-нет, Сиджер, не сейчас, — запротестовал Стэммел. — Нам еще нужно выдать ей амуницию и поставить на довольствие.

— Ну ладно, тогда после обеда, — согласился Сиджер. — Отличный лук. Надеюсь, ты научилась пользоваться им подобающим образом. А еще мне уж очень любопытно узнать, каким таким хитрым штучкам научили тебя в Фин-Пенире. Пакс рассмеялась.

— Работать с коротким пехотным мечом меня там не учили. А кроме того, я уже неизвестно сколько месяцев не держала в руках ничего похожего на клинок, если не считать короткого кинжала. Другое дело, когда я разомнусь и немножко восстановлю навыки…

— Понятно, куда ты клонишь. Ладно, иди устраивайся. А то, что там учили обращаться с рыцарским двуручным мечом, — это я знаю. Но ни за что не поверю, что ты не приберегла для старика Сиджера какой-нибудь ловкий приемчик.

Перед обедом у Пакс состоялся долгий разговор с Арколином. Он настаивал на том, чтобы она заняла должность капрала: во-первых, потому что ему как раз не хватало одного из младших командиров, а во-вторых, потому что в таком случае у нее оставалось бы больше времени и возможностей на дополнительные занятия, предложенные герцогом. Пакс согласилась, думая при этом, как воспримут старые друзья такое повышение по службе. Конечно, они были рады видеть ее, но Пакс не знала, как они отреагируют на то, что после всего с ней случившегося ее поставили командовать ими. Она не стала говорить о своих сомнениях Арколину, который как раз рассказывал, какая у нее сложилась репутация среди молодого пополнения.

За обедом Пакс переговорила со Стэммелом и Девлином о своих новых обязанностях и изменениях в распорядке дня, произошедших за время ее отсутствия. С учетом того, что в крепости находились все три когорты и отряд новобранцев, расписание работ, занятий и дежурств изменилось сильно. После обеда Стэммел вывел одну из когорт на полевые занятия потренироваться с оружием. Пакс последовала за Стэммелом в общем строю. Сиджер уже поджидал ее с луком в руках. Кроме того, он успел приготовить и мишень.

— Ну-ну, посмотрим, — нетерпеливо потирая руки, сказал он.

Пакс натянула тетиву и выбрала стрелу из колчана. Ветер, сильно дувший поутру, стих, но Пакс очень волновалась за свой первый выстрел. Она не в полную силу натянула тетиву и пустила стрелу. Повезло ли ей или навык оказался прочным, но Сиджер расплылся в улыбке.

— Отлично, попала прямо в яблочко! Давай-ка еще раз, — почти потребовал он.

Пакс всадила еще три стрелы подряд в пятачок, который можно было бы прикрыть одной ладонью. При этом стрелы летели к цели одна за другой, с той скоростью, с какой Пакс успевала доставать их из колчана. Со стороны шеренги зрителей донеслись удивленно-одобрительные возгласы.

— А мне можно попробовать? — спросил Сиджер.

— Конечно, — ответила Пакс. — Боюсь только, что лук хорошо подходит по росту именно мне.

— Согласен. Такой попробуй согни. — Сиджер слегка натянул тетиву и отпустил ее. — Ты права. Для такого коротышки, как я, это оружие великовато. Пожалуй, оставлю я его тебе. Не пристало мне позориться перед вами, сопляками. Давай-ка лучше посмотрим, как ты с мечом управляешься.

— Посмотрим, посмотрим, — уже загоревшись азартом соревнования, сказала Пакс. Она быстро сняла тетиву с лука и бросилась было бежать к мишени, чтобы собрать стрелы.

— Не надо, — остановил ее Сиджер. — Эй, Сим! Ну-ка сгоняй за стрелами.

Молодой парень в коричневой форме новобранца бросился выполнять приказ.

— Ставь лук сюда, — распорядился Сиджер, показав Пакс полевые козлы для хранения оружия. Пакс отложила лук и вернулась на площадку для индивидуальных занятий, где Сиджер уже ждал ее с мечом в руке.

— Защитный нагрудник наденешь? — спросил он.

— Если предстоит тренироваться с вами, то обязательно. Пакс подошла к стопке учебных защитных доспехов и стала надевать на себя те, что были ей впору. Она обратила внимание, что позади двух рядов молодых солдат, наблюдавших за ее приготовлениями, мелькнул силуэт Арколина. Сиджер, к ее удивлению, приказал наблюдающим солдатам заняться тренировкой.

— Что вы здесь уставились на нас как бараны на новые ворота? Хотите посмотреть, как Пакс мечом владеет? Скоро увидите, когда она вас учить начнет. Вот тогда держитесь! А чтобы хоть как-то устоять против нее, быстро приступайте к занятиям по намеченному плану, если не хотите, чтоб я каждому второму из вас ребра поотбивал. Ну-ка марш!

Солдаты неохотно отошли на поле для групповых занятий и стали строиться в две шеренги. Пакс была очень благодарна Сиджеру за это решение. Она могла вздохнуть с облегчением. Ей действительно очень давно не доводилось держать в руках меч, а уж тем более противостоять такому противнику, как Сиджер. Теперь, когда в непосредственной близости не было наблюдателей, она решительно и спокойно шагнула в круг. С первым же выпадом Сиджера все вернулось на свои места. Осознание того, что она возвратилась к любимому делу, буквально окрылило Пакс. Она не столько ходила, сколько летала по площадке. Отработав одно из учебных упражнений, чтобы дать Пакс размяться и привыкнуть к мечу, Сиджер перешел к более серьезному испытанию. Град нестандартных, хитроумных ударов посыпался на Пакс. Та не без удивления обнаружила, что навыки, полученные за долгие годы, никуда не исчезли, как и чутье настоящего воина, позволявшее ей в последние доли секунды реагировать на, казалось бы, совершенно неожиданные выпады и удары Сиджера. Некоторое время ей удавалось защищаться вполне успешно. Клинок Сиджера ни разу не коснулся ее. Затем с помощью какого-то особенно хитрого финта он заблокировал ее клинок и слегка задел ей предплечье. Добившись успеха, инструктор, ухмыляясь, отступил на пару шагов.

— Ну, вот и славненько, — сказал Сиджер. — А то я уж подумал, что ты и вправду мне не по зубам.

Пакс с нескрываемым удивлением обнаружила, что дыхание Сиджера стало прерывистым от усталости. Неужели он, неутомимый Сиджер, сумел так вымотаться всего лишь за один короткий учебный бой? Пакс даже призадумалась, не является ли все это уловкой, и перешла в контратаку с еще большей осторожностью.

— Ничего себе! — сказала она. — Чтобы кто-то был вам не по зубам? Да не бывать такому — при вашем-то опыте.

— Опыт опытом… — Сиджер опять улыбнулся, едва успев отбить очередной удар Пакс. — Но ведь возраст, сама понимаешь, — старею я, старею, неповоротливым стал… — Молниеносный укол достиг цели. Острие клинка уткнулось в защитой нагрудник Пакс. — Молодец, что не зазналась и не побрезговала надеть защитное снаряжение, — наставительным тоном заметил Сиджер.

— Мне бы и щит не помешал, — ответила Пакс. — Да уж, сразу видно, постарели вы изрядно. А неповоротливы стали — просто увалень какой-то. — Она попыталась применить ловкий прием, который однажды застал Сиджера врасплох на тренировке в Ааренисе, но тот не забыл, как защищаться от этой хитроумной атаки.

— Твой старый приятель Вик здорово потренировал на мне этот удар, чем позволил мне постоянно отрабатывать контратаку, — сказал инструктор.

Не выжидая особенно долго, Пакс попробовала применить другой изученный ею прием и на этот раз достигла успеха. Просвистев прямо под рукояткой меча Сиджера, ее клинок ткнулся ему в плечо.

— Вот ты как! Ничего себе! — Успехам учеников Сиджер радовался, как своим собственным. — Неплохо, неплохо. А теперь давай-ка сменим упражнение. Вспомним кое-что из приемов работы в общем строю. Тут ведь, понимаешь ли, не все рыцари. — Сиджер отошел назад и опустил меч.

Пакс посмотрела по сторонам. Судя по всему, большая часть когорты, несмотря на все попытки изобразить самостоятельные занятия, наблюдала за ее поединком с Сиджером.

Несколько дней Пакс пребывала в счастливых для нее хлопотах по обустройству на новом месте и привыкала к своим новым обязанностям. Кроме того, она была несказанно рада проводить свободное время в компании старых друзей по службе. Обязанности капрала освободили ее от части строевых занятий, потребовав посвящать больше служебного времени индивидуальным заданиям. Зато каждую свободную минуту вокруг нее собирался кружок друзей и приятелей, которые рассказывали ей о событиях, произошедших в роте за время ее отсутствия, и с удовольствием выслушивали ее рассказы о путешествиях. Они явно нисколько не были против ее повышения по службе, скорее наоборот, были слегка удивлены тем, что ее назначили всего лишь капралом. Самой Пакс больше нравилось расспрашивать друзей, чем рассказывать им о себе. Ее быстро посвятили в положение дел в роте. Она узнала, что Песка, младший капитан и заместитель Доррин, принятый на службу годом раньше, ушел из роты, как только они вернулись обратно на север. Герцог не стал нанимать другого офицера со стороны, а назначил младшим капитаном когорты своего старшего оруженосца. Сначала это был Джоури, которого Пакс помнила по Ааренису, а теперь на этом же месте служил Селфер, потому что Джоури прервал карьеру ротного офицера и отправился на обучение в орден рыцарей Фалька. Теперь у герцога оставался на службе всего один оруженосец — Кессим, которого Пакс помнила едва ли не мальчишкой.

Поразмыслив над этими назначениями, Пакс быстро сообразила:

— Подождите, таким образом у нас по-прежнему остаются две когорты без заместителей капитанов. Или же придется отзывать одного из офицеров от новобранцев.

Кефер объяснил Пакс ситуацию:

— С новобранцами опять занимается Валичи. А в остальном ты абсолютно права. У нас четыре офицера на три когорты. Понт опять заменяет Кракольния. Но до тех пор, пока мы находимся всей ротой в крепости, такого количества офицеров вполне достаточно…

— Остается только молиться богам, чтобы никого из них не свалила лихорадка, — вступил в разговор сержант Стэммел. — Сам понимаешь, Кеф, как будет трудно, если Арколин или Доррин вдруг заболеют. Или, да хранят их боги, получат стрелу орка в спину.

На следующий день Пакс вновь завела разговор на эту тему.

— Вроде бы сам герцог никогда не болел, — сказала она, — и раньше у нас в роте не было эпидемий. К тому же здесь, на севере, это вообще редкое явление.

Ответил ей Вик:

— Ты знаешь, мы тоже задумывались над этим делом. Странно все как-то. Врачи предполагают, что это из-за нашей скученности. Столько народу в небольшой крепости. Но мы выполняем все их предписания: чистим выгребные ямы вдвое чаще, чем раньше, еще тщательнее моем казармы и следим за чистотой в столовой…

— Одним этим от всего не защитишься, — вздохнул Стэммел. — В наших краях теперь стало гораздо больше торговцев хотя бы из той же Вереллы и из других, еще более южных краев. С одной стороны, это радует, а с другой — караваны могут принести с собой какую-нибудь заразу.

Пакс задумалась, вспоминая о том, чему ее учили в Фин-1енире в отношении фортификации и обеспечения крепостей водой. Судя по всему, ошибок при строительстве крепости герцога Пелана допущено не было. Тем не менее Пакс решила, что отдельно поразмыслит над этим на досуге. В этот момент к разговору присоединился подошедший к друзьям Девлин:

— Нельзя забывать, что мы можем подхватывать болезни и от орков, которых в последнее время стало вокруг так много.

— Откуда они берутся-то? — спросила Пакс.

— Знаешь, ощущение такое, что просто из-под земли, — нахмурившись, ответил Стэммел. — По-моему, я раньше тебе об этом не рассказывал. К северо-западу от крепости возвышается скальная гряда. Там существует, можно сказать, целый город из пещер и узких троп между ними. Когда герцог получил от королевского двора Тсайи здешние земли, этих тварей там было как собак нерезаных. Скалы прозвали Логовом. Я думаю, чтобы наверняка очистить скалы и пещеры от орков, потребовалось бы одновременно пять-шесть рот численностью не меньше нашей. Тем не менее нам удалось изрядно потрепать их и заставить отступить дальше на север. Может быть, там они нашли себе подходящие пещеры для жилья — этого я точно не знаю. По крайней мере, здесь они стали появляться гораздо реже, и в течение многих лет у нас не было особых поводов для беспокойства. А в последний год они как с цепи сорвались.

— И что вы предприняли? — спросила Пакс.

— Да мы уже все перепробовали, все, что могли предложить офицеры. Патрулирование по заранее проложенным маршрутам? Высылаемые наугад поисковые дозоры? Отлично! Стали работать так, но то отряды возвращаются через три дня поисков, не встретив ни одного орка, а то натыкаются на такую ораву, что вступать в бой оказывается слишком рискованно. Гнаться за каждой замеченной группой орков? В последний раз, когда мы решили разогнать особо зарвавшуюся компанию, они увели нас далеко на север и ушли в глубь топких болот. Дальнейшее преследование оказалось бы слишком опасным. Пытались мы и устраивать засады. Результат тот же самый: иногда удача, а иногда — либо отсидишь несколько дней кряду без всякого толку, либо нарвешься на такую толпу этих тварей, что еле уносишь ноги. Организовать полный контроль периметра у нас тоже не хватит сил, если пытаться защитить при этом обе деревни, крепость и наш участок дороги.

Пакс, по крайней мере с ходу, не смогла предложить ничего нового. Стэммел продолжал:

— Во всяком случае, пока мы держим ситуацию под контролем. Конечно, мы несем потери, но и противник особо не наглеет. Крестьяне обрабатывают те же поля, что и раньше, более или менее спокойно собирают урожай, на деревни пока что нападений не было. Но орки выматывают наши силы. Мы вынуждены ежедневно выделять часть солдат на борьбу с ними. И самое неприятное заключается в том, что мы до сих пор не можем понять, чего же именно они добиваются. Иногда складывается ощущение, что им просто хочется ввязаться в драку, вне зависимости от потерь. Попыток штурма крепости они пока не предпринимали, что, в общем-то, говорит об их сообразительности. Штурмовать укрепленную штаб-квартиру роты Пелана с полным гарнизоном было бы полнейшей глупостью. Я вот что подумал. — Тут Стэммел замолчал и обвел тяжелым взглядом окружающую компанию солдат. Большинство из них правильно истолковали пожелание сержанта и поспешили отойти в сторону. Дольше всех держался Вик, но наконец и он сдался и, пожав плечами и тряхнув рыжей шевелюрой, отошел вслед за остальными. Остались Стэммел, Девлин и Пакс. — А хотел я сказать вот что, — понизив голос, произнес Стэммел. — Складывается такое ощущение, что герцогу некогда особо сосредоточиться на борьбе с орками. И, по моему мнению, причиной этому — сестра Веннера.

— Что-то мне не верится, что он все-таки женится на ней, — сказал Девлин. — Как-то я не могу себе представить… Стэммел покачал головой.

— Герцог задумался о наследовании. В его возрасте это понятно. После гибели Тамар ему долгие годы было вообще не до женщин. А теперь… Сам понимаешь, Дев, мне она нравится не больше, чем тебе, но она — единственная женщина подобающего воспитания и ранга в наших краях, которая могла бы…

— Подождите, что-то я не понимаю, — перебила Стэммела Пакс. — Вы говорите, что герцог собирается жениться? Судя по словам Коулы, он вообще не собирался вступать в брак после той трагедии.

— Знаешь, в былые времена я бы полностью присоединился к этим словам. Но в последние два года герцог большую часть времени проводит здесь, в крепости. Разумеется, у него остается больше времени на размышления о том, что будет, когда он состарится. Я знаю, что у него была мысль провозгласить одного из сыновей Хальверика своим наследником. Но, сама понимаешь, такая передача титула не встретила бы одобрения при королевском дворе Тсайи, учитывая то, что Хальверики родом из Лионии. Брать в жены совсем молодую женщину герцог сейчас, наверное, не стал бы. А сестра Веннера, судя по всему, знает, чем и как можно привлечь к себе мужчину.

— Она вдова, — вставил Девлин. — Вроде бы так все говорят. Сюда она приехала, чтобы помочь Веннеру вести дела в усадьбе.

— А как она выглядит? — поинтересовалась Пакс. — Она хоть иногда выходит из внутренних покоев крепости?

— Она… — задумался Стэммел. — Я бы сказал, что она весьма привлекательна. У нее рыжие волосы… Да ты ее сама увидишь. Время от времени они с Веннером выезжают на верховую прогулку по окрестностям. А иногда…

— Иногда они еще заезжают в «Рыжего Лиса» поужинать, — добавил Девлин. — Питер сам мне об этом рассказывал. Обычно они едят в отдельном кабинете.

Пакс тотчас же вспомнила ту женщину, которую она видела в день своего приезда. То, что герцог мог бы жениться на такой женщине, никак не укладывалось у нее в голове.

— Вообще-то это не нашего ума дело, — сказал Стэммел, но в его голосе не слышалось должной уверенности. — Если она нравится герцогу…

— Да по всему видно, что нравится. А что касается нее — сами понимаете: такой мужчина, как герцог Пелан, — желанный жених для любой женщины. Он богат, у него доброе имя, его титул и владения передаются по наследству…

— Все равно. Мне почему-то не нравится эта затея, — пожав плечами, сказала Пакс.

— Ну что ж, нам остается только надеяться на лучшее. Лично я жду не дождусь, чтобы все это каким-то образом разрешилось, — сказал Стэммел. — Расстанется ли герцог с этой женщиной или женится наконец на ней — у него освободится больше времени для того, чтобы всерьез заняться этими орками. Чует мое сердце, неспроста после стольких лет спокойной жизни, когда ни мы им, ни они нам ничем особо не досаждали, эти твари вдруг решили проверить нас на прочность. Ясное дело, что-то они затевают.

— Эх, был бы у нас здесь паладин! — воскликнул Девлин а затем, бросив взгляд на Пакс, осекся. — Ты извини, Пакс, я как-то не подумал…

Пакс только кивнула головой.

— Да нет, что ты, все нормально. — По правде говоря, ей вовсе не хотелось заявлять сейчас о своих особых способностях или пытаться демонстрировать их. — Ты, Дев, наверное, имел в виду, что было бы неплохо попытаться выяснить, где источник этой злой силы.

— Ну да. Я полностью согласен со Стэммелом, что неспроста орки так зашевелились. Кто-то их спровоцировал на такое поведение. И наверняка эти разрозненные нападения являются частью какого-то большого плана, отвлекая нас, наше внимание и силы от нависшей над нами серьезной опасности. Вот ты, Пакс. Тебе ведь уже доводилось сталкиваться с силами зла в Колобии. Скажи, ты не видишь сходства с тем, что происходит у нас?

Первое столкновение Пакс с орками было совершенно типичным. К крепости прибежал мальчишка из местных и, задыхаясь от слез и усталости, сказал, что на ферму его отца, недалеко от западной деревни, напали орки. Дежурившая по гарнизону Пакс мгновенно подняла два эскадрона и, не задумываясь о том, должны ли остальные подчиняться ее командам, возглавила погоню. Как ей и рассказывали сослуживцы, едва завидев солдат, орки бросились врассыпную. Юркие и проворные, моментально меняя направление движения, они легко уходили от всадников. Попытка догнать их на пересеченной местности в пешем порядке была еще более трудным, если не безнадежным делом. Вскоре Пакс была вынуждена прервать погоню, пока в пылу преследования ее отряд не угодил в какую-нибудь хитро подготовленную засаду. Солдаты вернулись к ферме, чтобы помочь хозяину восстановить то, что было разрушено нападавшими.

День шел за днем, и все столкновения Пакс с орками проходили примерно по тому же сценарию. Она постоянно думала над тем, как должен был бы поступить паладин в такой ситуации. Было совершенно ясно, что солдаты герцога не избегали сражения, что их боевой дух был, как всегда, крепок что командиры вели погони и устраивали засады по всем правилам тактики. Пакс не могла предложить ничего нового казалось, что все средства уже испробованы. Она понимала, что, по крайней мере, Стэммел ожидал от нее большего: какого-то чудодейственного вмешательства, которое могло бы помочь разрешить загадку неожиданно проснувшегося интереса орков к землям герцога и отвадить их от этих краев на долгие годы. Пакс ломала себе голову над тем, как обратить неясное предчувствие, ниспосланное ей богами, во что-нибудь более конкретное и действенное. В конце концов, зачем-то же ее повлекло в обратный путь сюда, в крепость герцога Пелана. Какие опасности или злые силы она должна была разглядеть и предотвратить? Но сколько она себя ни мучила, в ней лишь крепла уверенность, что она находится там, где нужно, и делает то, что положено. Пакс оставалось только ждать.

Глава IX

После первой встречи с герцогом Пакс в течение нескольких дней практически не видела его. Сейчас, подходя к воротам внутреннего двора крепости, она гадала, что ждет ее там. Похож ли будет ужин у герцога Пелана на трапезу с Верховным Маршалом или на банкет в Зале кандидатов в паладины в Фин-Пенире? Пакс вдруг осознала, что понятия не имеет о том, какую одежду носят герцог и его офицеры во внеслужебное время, что они едят, о чем разговаривают. «Интересно, — подумала Пакс, — а играют ли у герцога за столом музыканты?» Не по себе ей было и оттого, что она собиралась сесть за один стол с офицерами в своей обычной солдатской форме. Впрочем, все это Пакс постаралась списать на обыкновенную нервозность перед чем-то новым, но нестрашным.

Дверь ей открыл ветеран из когорты Кракольния, кивнувший в знак приветствия. Поднявшись по лестнице, Пакс вновь заволновалась, не зная точно, куда идти дальше.

— Пакс, это ты? Иди сюда, — раздался голос Доррин из широкого коридора слева.

Пакс пошла на голос капитана и вскоре оказалась в просторной комнате с длинным столом посередине.

— Обычно мы здесь ужинаем, а также проводим совещания. — Большой зал тонул в полумраке, и стоявшую в темном углу Доррин Пакс обнаружила только по голосу и по отблеску сверкнувшего в свете свечей рубина — центральной части эмблемы Фалька, медальон которого Доррин носила на груди. — Мы с тобой сегодня первые, — сказала Доррин. — Кракольний еще не вернулся с патрулирования, Понта сегодня не будет, Арколин сейчас в кабинете у герцога, а Валичи заканчивает занятия с новобранцами. — Шагнув навстречу Пакс, Доррин уже менее официальным тоном спросила:

— Ну и как тебе тут у нас после возвращения, нравится?

— Так точно, госпожа капитан, очень нравится. Пакс никогда особо не общалась с Доррин и мало пересекалась с ней по службе. Поэтому ей было трудно даже попытаться ответить опытному офицеру не по уставу. По возрасту и по негласной офицерской табели о рангах Доррин занимала место сразу вслед за Арколином. Пакс вдруг подумала, что Доррин, по всей видимости, была знакома с Тамар.

Почувствовав, что стоять по стойке «смирно» от нее здесь не требуется, Пакс стала осматривать зал. Стол был уже накрыт. Тарелки и большие двузубые вилки, пользоваться которыми она уже научилась в Фин-Пенире, были расставлены и разложены у каждого места, предназначенного гостям. Рядом с каждой тарелкой располагались кубки из литого синего стекла, высокие фужеры и основательные керамические кружки для зля, который подавался после еды. Хлеб, соль и блюдца со специями, к которым герцог пристрастился в Ааренисе, также занимали свое место на столе. На одной из стен красовалось развешанное оружие: сверкающий позолотой боевой топор (Пакс немало подивилась этому: ей никогда не приходилось видеть, чтобы герцог тренировался или брал с собой в поход такое оружие), изящный тонкий меч с крупным зеленым драгоценным камнем на рукоятке, две сабли с волнообразным лезвием, по которому были вытравлены кислотой неведомые Пакс руны. Среди других клинков выделялся потертый вороненый меч, при одном взгляде на который Пакс поежилась. В этот момент к ней снова обратилась Доррин:

— Наверное, тебе станет спокойнее, если я заранее расскажу, кто будет присутствовать на сегодняшнем ужине. Помимо офицеров, которых ты всех знаешь, герцог частенько приглашает за стол врачей. Ты наверняка помнишь господина Визаниора и магистра Симмита. Наш маг, магистр Вертифьюджи, тоже обычно присутствует за столом, но сейчас он в отъезде, у кого-то из своих знакомых колдунов неподалеку от Вереллы. Так, кто еще? Кессим, оруженосец — само собой, и дворецкий герцога. Ты, когда служила, успела познакомиться с Веннеристимоном?

— Никак нет, госпожа капитан.

— Ну, это неудивительно. Новобранцы редко пересекаются с ним даже по каким-либо хозяйственным делам. Так вот, он тоже часто обедает и ужинает с нами. В последнее время с ним приходит и его сестра. Она вдова и перебралась сейчас к брату. Она помогает ему здесь по хозяйству, а он отправил приказчика в ее усадьбу, чтобы управлять хозяйством в ее отсутствие. По крайней мере, так нам объяснили причину ее появления в крепости. — По едва заметной напряженной сухости в голосе офицера Пакс догадалась, что сестра дворецкого не слишком нравится Доррин. Вспомнив, как о ней отзывались Стэммел и Девлин, Пакс убедилась, что пока не слышала о ней ни одного благожелательного мнения.

— Пакс, ты уже здесь? Отлично. — В зал одновременно вошли Арколин и Валичи. Пакс тотчас же обратила внимание, что ни один из офицеров не был вооружен. От внимательного взгляда Арколина не ускользнуло удивление, отразившееся на лице Пакс. — Обычно мы оставляем оружие за дверями этого зала, — спокойно сказал он. — У герцога иногда бывают гости, которых он не хотел бы видеть вооруженными у себя в покоях.

— Но вы… — заикнулась Пакс.

— Никто из гостей не будет протестовать против такого порядка вещей, если мы все будем здесь безоружными.

— Ясно, — кивнула Пакс.

— Можешь быть спокойна, — ободряюще улыбнулся ей Арколин. — Друг друга нам нечего бояться.

Неожиданно Пакс на мгновение почувствовала тошноту и головокружение. В этот самый момент, чуть скрипнув, приоткрылась входная дверь. Тряхнув головой, чтобы сбросить наваждение, Пакс резко обернулась ко входу. На пороге стоял герцог, держа под руку рыжеволосую женщину в синем платье. Она, в свою очередь, не просто церемонно опиралась на поданную руку, но висла на ней едва ли не всей тяжестью своего тела. Пакс тотчас же узнала ее: это была та самая женщина, которую она видела на постоялом дворе в день своего приезда. За спинами герцога и женщины мелькнул Кессим, оруженосец Пелана. Арколин негромко, почти скороговоркой пояснил Пакс:

— Это сестра Веннера, госпожа Арвис Терростин.

Герцог провел даму в зал. Она улыбнулась и поздоровалась со всеми капитанами, а затем подошла к Пакс. Женщин представили друг другу.

— Паксенаррион? — переспросила госпожа Терростин. — Какое редкое и необычное имя, дорогуша. Кьери так много мне о тебе рассказывал. Я бы даже приревновала, если бы имела на это право. — Женщина протянула Пакс мягкую холеную руку, и та даже испугалась, что прикосновение к мозолистой солдатской ладони будет той неприятно. В момент, когда две руки соприкоснулись, Пакс пронзила волна отвращения, и ей стоило немалых трудов скрыть сжигавшее ее чувство. «В конце концов, — убеждала она себя, — нравится мне эта женщина или нет, но ее пригласил герцог, и этим все сказано». Видимо, заметив что-то неладное, а может быть, просто из вежливости, желая поддержать смущавшуюся в высшем обществе Пакс, к ней обратилась Доррин:

— Кстати, Пакс, все забываю спросить тебя: это имя — оно у вас в роду не в первый раз дается?

— Так звали сестру моей бабушки. Не знаю, в честь кого назвали ее, но мне дали имя Паксенаррион именно в ее честь.

Улучив момент, когда госпожа Терростин отвернулась, Пакс проворно вытерла руку о тунику, словно желая стереть с нее грязь. Доррин же улыбнулась и, обращаясь к Пакс и гостье, сказала:

— А меня назвали в честь бабушки моего отца. Но когда я сбежала из дома, чтобы стать наемным солдатом, вся семья рассердилась на меня, и в семейном архиве было заменено не то мое, не то прабабушкино имя, я уж сейчас и не помню. — Рассмеявшись, Доррин пояснила:

— Мне прислали одно-единственное письмо, в котором сообщали о таком наказании. Больше я со своими родственниками никогда не виделась и не переписывалась.

Пакс с огромным интересом слушала эту историю, потому что никогда раньше у нее не было возможности узнать, начинался боевой путь ее командиров.

— Мой господин, прошу прощения за опоздание, — раздался голос Кракольния который, шагнув в зал, остановился у порога и сняв меч протянул его слуге, тотчас же скрывшемуся в коридоре.

— Как успехи? Нашли что-нибудь? — спросил его герцог.

— Все как обычно. Ничего нового выяснить не удалось, — Кракольний, явно только что спешившийся с коня, тяжело, вразвалочку подошел к столу и налил себе бокал вина. При каждом его движении раздавалось негромкое позвякивание кольчуги. Выпив вино практически залпом, он сказал:

— Орки опять рванули к себе в Логово. На этот раз их было штук сорок. По ходу погони штук пятнадцать мы уложили, еще несколько были ранены, и мы бы обязательно добили эту банду, если бы они, как всегда, не провалились сквозь землю в своих скалах.

— Я уверена, вы сделали все, что было в ваших силах, — поспешила вступить в разговор госпожа Арвис.

На какой-то миг все посмотрели на нее, а затем направились к столу.

— У нас тут без особых церемоний, — сказал Валичи, подталкивая Пакс вперед. — Разумеется, если нет посторонних гостей. Садись, где хочешь.

Тем не менее Пакс выждала, пока не расселись остальные. Для себя она присмотрела место на противоположном от герцога конце стола. Рядом с герцогом, по его левую руку, села госпожа Арвис, справа занял место магистр Симмит — врач, облаченный в черный балахон. Кракольний, Валичи и Визаниор — второй врач роты — сели с левой стороны стола, а Арколин, Доррин и появившийся в последний момент дворецкий — с правой. К Пакс подсел Кессим. Слуги внесли блюда с едой, и ужин начался. Пакс ела очень осторожно, но мысли ее были заняты вовсе не этикетом, не опасениями взять что-нибудь не той рукой или не правильно воспользоваться вилкой. Ощущение опасности вновь сверлило ее изнутри, и, как и раньше, Пакс злилась на себя за то, что ей никак не удавалось вычислить, с какой стороны или от какого человека исходит эта волна. Примерно так же она чувствовала себя в отдельной комнате на постоялом дворе у Питера. Пакс задумалась о том, не является ли причиной ее состояния соседство с этой неприятной, но на вид вполне безопасной рыжей женщиной. Тем временем зашел разговор об орках и их набегах. Капитан Валичи, в такт словам покачивая поднятым бокалом, произнес:

— Я просто ничего не понимаю. После стольких лет абсолютного спокойствия… Может быть, оставаясь в крепости и занимаясь новобранцами, я что-то упустил? Мы не отправляли разведку в Логово и, наверное, дали им возможность набраться сил, но клянусь вам, мой господин, они ничем себя не выдавали, и мы жили спокойно, не ощущая никакой опасности. За все эти годы у нас не было ни единой стычки с орками.

— Я тебе верю, — кивнул герцог и со вздохом сказал:

— Объяснение этому напрашивается само собой: видимо, орки стали вести себя так нагло, невзирая на потери, лишь потому что за ними стоит какая-то более могущественная темная сила. — В этот момент ладонь госпожи Арвис легла герцогу на руку, а затем женщина, наклонившись, что-то прошептала ему на ухо. Пелан улыбнулся и, покачав головой, сказал:

— Впрочем, наверное, нет необходимости портить спокойный ужин разговорами на столь тяжелую и неприятную тему. Видит Тир, мы каждый раз сбиваемся на одно и то же, сами не даем себе спокойно отдохнуть. Кто-нибудь может рассказать нам что-то менее серьезное, не связанное с нашими повседневными неприятностями?

Пакс заметила, как взгляды присутствующих уткнулись в тарелки или стали блуждать по стенам. Сама она и представить себе не могла, чтобы герцога можно было так легко отвлечь от разговора на столь серьезную тему, касающуюся безопасности его солдат и крепости. И, как оказалось, такой, почти магической силой обладает не кто иной, как эта рыжая Арвис.

Тишину нарушил магистр Симмит, который стал рассказывать о слухах, доходящих из Лионии: о болезни короля и о проблеме наследования престола. Госпожа Арвис слушала его чрезвычайно внимательно и, когда Симмит сделал паузу, чтобы глотнуть вина, поспешила спросить:

— Вы что-нибудь слышали о лорде Пеннинальте?

— Нет, уважаемая госпожа, в последнее время мне не доводилось о нем слышать. А вы с ним знакомы?

— Да, и уже давно. Очень приятный человек. Часть земель моего покойного мужа принадлежала раньше лорду Пеннинальту. Потом они как-то перераспределили эти территории. Каждый год мы ездили к нему в гости на весеннюю ярмарку. — Обернувшись к герцогу, она добавила:

— Он не такой высокий, как вы, мой господин, и не так прославлен в боях, но тем не менее он достойный и храбрый человек.

Льстить мне нет никакой необходимости, — сказал герцог и по его голосу можно было догадаться, что лесть из этой женщины все же не была ему неприятна.

Пакс передернуло. Подняв глаза, она неожиданно наткнулась на взгляд Веннера, направленный прямо на нее.

— Пакс, все в порядке? — спросил он. И хотя голос дворецкого был предельно вежлив и заботлив, он полоснул по слуху Пакс, словно омерзительный скрежет.

— Да, — коротко ответила она.

Судя по дрогнувшему взгляду дворецкого, он принял какое-то решение. Спустя мгновение он уже протягивал флягу с каким-то другим вином, до того не стоявшую на столе.

— Вот, попробуй это. Может быть, тебе станет получше, — сказал Веннер.

Остальные присутствующие за столом с любопытством посмотрели в сторону Пакс. Она, сохраняя спокойствие, налила себе в бокал переданного ей дворецким белого вина. Ей вовсе не хотелось пить его, но она решила не спорить, чтобы не привлекать к себе всеобщего внимания.

— Благодарю вас, — сказала она. Передав флягу обратно, Пакс положила себе на тарелку очередной кусок баранины, полила его соусом и стала орудовать ножом и вилкой. Остальные присутствующие также решили воздать должное угощениям. Подняв взгляд через некоторое время, Пакс обнаружила, что Веннер по-прежнему искоса смотрит на нее. Когда он поймал на себе ее взгляд, его лицо на миг исказила судорога. У Пакс мурашки пошли по коже, а сердце бешено застучало. Сестра дворецкого и доктор Симмит продолжали болтать о светской жизни и столь же непринужденно — о политике. Пакс посмотрела себе в тарелку. Не зная, чем себя занять, она решила положить себе чего-нибудь еще и протянула руку к большому блюду с остатками какого-то гарнира.

— Что, Пакс, не наелась? — От вопроса госпожи Арвис, заданного самым доброжелательным и теплым тоном, Пакс передернуло точно так же, как от голоса Веннера. — Видимо, ты много работаешь…

Пакс почувствовала, что заливается краской, и скрыть это от остальных даже в сумрачном обеденном зале было невозможно. У нее подвело живот и перехватило дыхание. Неожиданно за нее ответил капитан Валичи:

— Уважаемая госпожа, — обратился он к сестре дворецкого, — солдат, прослуживший несколько лет, привыкает не отказываться от еды, когда бы и сколько бы ему ни перепало. — Пакс искоса посмотрела на капитана, который в этот момент демонстративно потянулся к другому блюду и переложил к себе на тарелку последний остававшийся там кусок баранины — А наша Пакс к тому же не из тех, кто лезет с разговорами, когда ей нечего сказать, и потому предпочитает хорошенько подкрепиться, не теряя времени даром.

— Дорогая, я не хотела обидеть тебя, — сказала дама, улыбаясь Пакс через стол. — Ну, Пакс, скажи, что ты на меня не сердишься, что ты меня простила.

Во рту у Пакс пересохло. Машинально отпив вина из бокала, она прокашлялась и сказала:

— Мне не за что прощать вас, госпожа. Вы же не хотели нанести мне оскорбление.

Вино неожиданно сильно ударило ей в голову. Более того, в глазах у Пакс потемнело. Зал словно наполнился густым дымом. Посмотрев на другой конец стола, она встретилась взглядом с госпожой Арвис. Глаза женщины изменили цвет, став из зеленых непроницаемо черными. Затем словно невидимая рука повернула лицо Пакс в другую сторону. Вновь ее взгляд остановился на ухмыляющемся, довольном, но в то же время встревоженном лице Веннера. Чувство тревоги и опасности жгло Пакс все сильнее. Наполовину оглушенная вином («Откуда оно взялось, такое крепкое? — мелькнуло в голове Пакс. — Я ведь сделала всего один глоток»), она переводила взгляд с одного лица на другое. Пакс еще долго сидела бы неподвижно, размышляя над своими чувствами, но из этого состояния ее вывел голос дворецкого:

— Что, Пакс, все еще не по себе? Или вино оказалось чересчур крепким?

Волна злости нахлынула на Пакс. Чувство это было острым, но при этом словно приходило откуда-то извне, оставаясь для Пакс чужим. Она не на шутку встревожилась. Попытавшись прислушаться к собственным чувствам, она поняла, что в ней в этот миг живет всего одна мысль: мольба о том, чтобы высшие силы помогли ей принять верное решение в этой ситуации. Язык с трудом ворочался у нее во рту, но, собрав все силы, Пакс смогла произнести:

— Во имя Великого Господина… Лицо Веннера исказилось судорогой, глаза налились черной злобой. Неожиданно зал погрузился во тьму. Легкий дымок, курившийся над одной из ламп, вдруг превратился в густой столб дыма, заметавшийся по помещению, скрывающий за собой остальные источники света. Пакс, не задумываясь попросила высшие силы дать ей свет и тотчас же обнаружила себя в центре сверкающей сферы. Она нагнулась над столом, пытаясь отыскать взглядом Веннера. До ее слуха донесся стук отодвигаемых стульев, какие-то удивленные возгласы и проклятье, громогласно произнесенное сестрой Веннера. Герцог вскрикнул и застонал. Пакс, даже не глядя в ту сторону, поняла, что он ранен. По другую сторону стола, где должен был сидеть Веннер, ей ничего не было видно, кроме черного дымного смерча.

— Твой дар не пошел тебе на пользу, ибо ты глупа и не обучена, — донесся до ее слуха голос из темноты. — Теперь ты станешь только более легкой мишенью. — Что-то невидимое толкнуло Пакс с силой, не меньшей, чем брошенное копье. Тем не менее она лишь слегка покачнулась, потому что основную мощь удара принял на себя светящийся вокруг нее ореол. Пакс посмотрела на офицеров. Те неподвижно сидели на своих местах, глядя немигающими глазами перед собой. — Они тебе не помогут! — прокричал Веннер. — Они заколдованы. Ты безоружна, а я…

Пакс увидела, как смерч темноты метнулся к стене, сорвав с нее страшный черный клинок.

— Герцогом займется она, — хрипло произнес Веннер. — Я же убью тебя этим мечом, как и других, стоявших у меня на пути. И никто ни о чем не узнает. Когда я сниму с офицеров заклятье, они увидят все так, как я того захочу. Будет признано, что ты ни с того ни с сего обезумела, как это случилось с капралом Стефи, — если ты еще не забыла той истории, — и в припадке безумия убила герцога, несмотря на то что я пытался тебе помешать, спасая его жизнь.

Пакс, не дослушав до конца эти слова, вскочила из-за стола и, схватив большое бронзовое блюдо — самый массивный предмет сервировки, — стала прикидывать, как ей самой подобраться к стене, где висело оружие. Она едва не опоздала. Веннер успел схватить не только меч, но и другое, не менее страшное оружие: откуда-то из темноты вылетел и обрушился на Пакс тяжелый топор. Она успела выставить перед собой блюдо, при помощи которого ей удалось отвести удар в сторону. В правой руке она уже сжимала кинжал — увы, слишком короткое и малоэффективное оружие в поединке с практически невидимым противником. Зазубренное лезвие меча Веннера преградило путь кинжалу, едва не выбив его из руки Пакс. Той оставалось только отпрыгнуть назад, чтобы выиграть время.

— Ну уж нет, уйти тебе не удастся, — снова раздался голос из темноты. — Ты…

Пакс увидела на стене мерцающую точку. Бросившись в ту сторону, она едва избежала удара мечом, обрушившегося на стену прямо в том месте, где она только что стояла. Но в следующую секунду в ее руке засверкал другой меч — тот самый, с зеленым камнем. Стоило Пакс прикоснуться к рукоятке клинка, как по нему растеклось светло-голубое свечение. Не успела Пакс обернуться, как Веннер нанес следующий удар. Она сжала зубы, но не издала ни звука, когда черный меч полоснул ее по левому боку. Отработанным движением Пакс упала на пол, откатилась в сторону и вскочила на ноги, вновь готовая к бою.

Теперь она смогла разглядеть противника. В самом центре черного смерча она увидела какой-то силуэт — не столько человека, сколько фигуру, похожую на скелет. Одна костлявая рука сжимала рукоятку черного меча, другая — кинжал длиною примерно в два раза меньше основного клинка. Пакс бросилась в атаку. Веннер сумел отразить ее удары, действуя обоими клинками. Пакс удалось выбить у него кинжал и заставить отступить. Многолетние тренировки сделали свое дело. Без устали нанося удары, Пакс продолжала теснить противника.

— Ты же меня не видишь! — прохрипел Веннер. — Это невозможно!

Но она его видела — темноту в темноте, черное на черном. Постепенно по ходу боя скелетообразный силуэт становился все более заметным. Неожиданно чернота исчезла. Там, где только что находился Веннер, Пакс увидела стену и пол. Сам противник пропал из поля зрения. В следующую секунду черный меч, словно из ниоткуда, обрушился на Пакс. В последний миг, не столько увидев, сколько почувствовав едва уловимое движение, она сумела отбить этот коварный удар. Еще через секунду Пакс вновь смогла увидеть противника. теперь он предстал перед нею как дрожащее уплотнение в воздухе, едва заметное, прочти прозрачное свечение. Эта маскировка оказалась более действенной, чем попытка слиться с темнотой. Веннер почти исчез в свечении, исходившем от самой Пакс, тем не менее она продолжала наступать. Меч, который она сжимала в руке двигался, казалось, по своей собственной воле но при этом в полном соответствии с желаниями Пакс. Она практически не ощущала веса клинка, настолько хорошо он лег ей в руку. Веннеру пришлось отступить еще на несколько шагов. Пакс продолжала теснить его к дальнему концу стола. Она, конечно, не ожидала, что дворецкий окажется таким искусным воином. Впрочем, сейчас ей было не до размышлений. Противник ей достался в высшей степени умелый и коварный.

Неожиданно Веннер левой рукой опрокинул стол, и с него на пол посыпались еда и тарелки. Пакс ответила на эту хитрость другой уловкой: сделала вид, что поскользнулась, наступив на разлившийся жирный соус. Веннер с победным криком занес над ней меч, но Пакс, изогнувшись, ушла из-под удара и в свою очередь ткнула клинком в грудь противника. Раздался стон Веннера, и в тот же миг он стал видимым. Действие колдовства кончилось. Уронив меч, Веннер сделал вид, что хочет зажать обеими руками рану на боку, но прежде чем Пакс успела вернуться из выпада в устойчивую позицию, он нырнул под ее окровавленный меч, сжимая в руке короткий кинжал. Пакс успела заметить какой-то бурый налет на этом клинке — несомненно, яд.

— Стерва! Деревенщина северная! — зарычал Веннер. — Подстилка гедовская! Я убью тебя, как убил ту — шлюху герцогскую, и в этой крепости навеки воцарится Ачрия!

Противник оказался так близко от Пакс, что она не смогла бы воспользоваться мечом на таком расстоянии. Бросив клинок, она перехватила рукой запястье врага, занесшего над ней кинжал. На губах Веннера выступила кровавая пена, но он продолжал не только сопротивляться, но и атаковать. Пакс никак не ожидала, что он окажется таким сильным и выносливым.

— Арвис! — крикнул Веннер. — Арвис! Помоги мне! Пакс услышала шум, поднявшийся в комнате. Попадали стулья, по каменному полу забегали люди, послышались голоса. Но ей сейчас было не до того, чтобы прислушиваться к чему бы то ни было. Веннер перехватил рукоятку кинжала обеими руками, и ей, в свою очередь, также приходилось обеими руками изо всех сил удерживать его. Глядя ей в глаза, Веннер прохрипел:

— Ачрия — это великая сила! Умирая, ты успеешь смириться с этим. А еще ты пожалеешь, что не умерла так, как умирают другие. Тебя ждут вечные муки в ее огненной паутине. Слышишь, ты, собака гедовская?

— Именем Великого Господина, — негромко, но уверенно произнесла Пакс, — ни ты, ни повелевающая тобой Ачрия не получите эту крепость. Сила Великого Господина неодолима. И Гед — его посланник на этой земле.

— Ты умрешь, — повторил Веннер. — Умрут все, кто сейчас находится в этом зале, и она, она вознаградит меня, как вознаграждала раньше. — Было заметно, что Веннер слабеет.

Пакс сумела отодвинуть от себя отравленный клинок. Она почувствовала, как дрогнули под ее напором запястья Веннера, и, сжав руки еще сильнее, заставила его застонать и выпустить кинжал из рук. Оружие со звоном упало на пол. Пакс ногой отшвырнула его подальше и, рискнув отпустить одну руку, потянулась к своему кинжалу, лежавшему на полу неподалеку.

— Ну вот, — хрипло проговорила она, — сейчас мы из тебя душу-то и вытряхнем!

— Плевать я на тебя хотел, собака Гедова — захрипел в ответ ее противник, слабеющий на глазах.

— Пакс, подожди! — донесся откуда-то голос Арколина. — Надо разобраться, что это за…

Пакс поднесла острие кинжала вплотную к горлу Веннера и замерла, пристально глядя в глаза противнику.

— Герцог! — раздался отчаянный крик магистра Симмита. — Великие Боги! Наш герцог мертв или вот-вот умрет… Злорадный голос Арвис разнесся под сводами помещения:

— А его душа попадет в рабство к Ачрии! Как и… как и твоя! — завопила она" срываясь на визг.

— Ну, уж с этим мы подождем" — злобно ответил ей Кракольний. — Думаешь, легко проткнуть ножом кольчугу?

Их голоса на миг отвлекли внимание Пакс. Веннер попытался воспользоваться этим и вырваться из ее хватки. Пакс, почувствовав опасность, непроизвольно дернула рукой, стремясь защититься. Кинжал вошел Веннеру в глотку, и тот, прохрипев последние проклятья, испустил дух.

Пакс поднялась на ноги и огляделась. По всему залу в неровном свете, исходившем от нее, метались тени. Герцог сидел неподвижно, откинувшись на спинку стула и запрокинув голову назад. Над ним наклонился магистр Симмит. По Другую сторону стола Кракольний держал Арвис, заломив ей руки за спину.

— Свет! — потребовал врач. — Пакс, давай быстро сюда, если это ты там светишься.

Пакс бросилась к столу. В этот момент Доррин уже работала огнивом, зажигая одну за другой погасшие под действием колдовского вихря лампы и свечи. Герцог был очень бледен и тяжело, с усилием дышал. К нему подбежал и Визаниор. Врачи аккуратно переложили герцога на стол, подстелив ему накидку магистра Симмита. На левом боку у герцога Пелана зияла небольшая узкая рана. Пакс бросила взгляд на Арвис и увидела, что у той с запястья свисают ножны маленького дамского кинжала.

— Какой опасный удар, — негромко пробормотал доктор Визаниор, осматривая рану герцога. — Близко к сердцу, и, наверное, отравленный клинок?

Вслед за ним к ране наклонился и магистр Симмит.

— Яд, причем какой-то очень сильный, и действительно прямо у сердца.

Визаниор разогнулся и бросился к дверям.

— У меня в комнате есть некоторые противоядия…

— Поздно, — прошипела почти по-змеиному Арвис. — Вы его не спасете. Ни его, ни себя. Ни одно средство не поможет вашему драгоценному герцогу, как вы его называете, снова занять свое почетное место.

Кракольний покрепче сжал ей руки, и женщина захрипела от боли.

Пакс шагнула вперед и прикоснулась к плечу герцога.

— Пакс, отойди. Ты не врач, и у нас нет времени на то, чтобы…

— Пропустите ее к нему, — раздался голос Доррин, которая тем временем пододвинула ближе к столу все загоревшиеся лампы; их золотистый свет смешался с белым колдовским свечением. — Она одна из нас почувствовала опасность Веннера и догадалась о его темной сути. Она единственная смогла вступить в поединок с могучим колдуном. Может быть, у нее получится… — Она посмотрела на Пакс, машинально теребя медальон Фалька у себя на груди. — Может, ты знаешь больше, чем мы все, вместе взятые. Попробуй сделать хоть что-нибудь.

Пакс не знала, что ответить на эти слова, но понимала, что сейчас не время для долгих рассуждений. Она знала наверняка только одно: ей нужно прикоснуться к герцогу и попросить высшие силы о помощи. Возложив ладонь ему на плечо, она закрыла глаза. В этот момент волшебное свечение вокруг нее почти исчезло, сильнее засверкав около ее ладони и плеча герцога.

Что будет дальше, Пакс не знала. Прикосновение к раненому было сродни чувству, которое она испытывала, положив ладонь на поверхность быстро текущей воды: такое же легкое сопротивление и ощущение большой силы, скрытой глубине. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Пакс положила вторую руку на другое плечо герцога. Она почувствовала и в себе течение такой же силы, как в теле герцога, с той лишь разницей, что в ней эта энергия текла легче, не встречая сопротивления. Мысленно Пакс попыталась слить эти два потока воедино.

Поначалу она ощутила сопротивление разделявшей потоки границы. Ритм, в котором текла энергия в теле герцога, замедлялся, становился прерывистым и слабым, словно проворно бежавший по каменистому дну ручей вдруг растекся по топкому, тормозящему всякое движение болоту. Обращение к Великому Господину и Геду дало Пакс чувство особого внутреннего зрения. Она погрузилась в этот невидимый поток так же легко, как в воду. Течение беззвучно повлекло ее куда-то вдаль. Мало-помалу Пакс стала ощущать, что языки пламени, плясавшие в ее душе с той давней ночи, проведенной у очага в доме киакдана, стали согревать этот холодный, почти замерзающий поток.

Постепенно герцог стал отвечать на ее прикосновения. Чем бы ни был этот невидимый, но вполне осязаемый ею поток, он стал ускорять свой бег, словно река, набравшаяся сил после впадения очередного притока. Пакс осторожно двигалась по течению в поисках ядовитого источника, отравлявшего энергию раненого тела. Наконец она почувствовала, что нащупала его, и обрушила на источавшую яд язву всю мощь своего волшебного пламени. Ощущение враждебного противодействия исчезло, но в тот же момент она почувствовала сопротивление иного характера. Пакс поняла, что ее пациент приходит в себя и подсознательно противится постороннему вмешательству в свой организм. Почувствовав это, Пакс поспешила закончить сеанс целительства.

Аза герцога были широко открыты. Если в первую секунду он еще выглядел каким-то потерянным и даже чуть испуганным, то через мгновение воля, сила и понимание действительности вернулись к нему. Пакс растерянно отступила шаг назад, сама потрясенная своим даром. Симмит изумленно глядел на нее. Впрочем, не меньшее удивление застыло глазах всех остальных, присутствовавших в обеденном зале. Само помещение было залито светом зажженных ламп и свечей. Волшебное свечение Пакс погасло.

— Что это было? — негромко, но твердо произнес герцог, обводя взглядом зал. Рукою он непроизвольно потянулся к тому месту на боку, где кинжал Арвис нанес ему рану.

— Мой господин, это Веннер…

— Эта так называемая госпожа…

— Пакс единственная смогла…

— Тихо! — раздался голос Арколина, и в помещении воцарилась тишина. — Мой господин! Судя по всему, ваш дворецкий оказался предателем. На кого он работал, нам пока неизвестно, но похоже, что за ним стояли могущественные темные силы. Пакс удалось расправиться с ним. На всех остальных подействовало наложенное им заклятие, и мы были не в состоянии сдвинуться с места, хотя видели и слышали почти всё, происходившее в зале. Кессим убит, а эта… — Он замолчал и злобно посмотрел на Арвис.

— Она ударила меня кинжалом, — спокойно произнес герцог. — Это я помню. Сначала какой-то спор, а затем темнота, и вдруг острое лезвие впивается мне в бок. — Герцог сел на столе и посмотрел на кровь, залившую всю его одежду. — Ничего себе! — воскликнул он. — И никакого шрама. Что это за чудодейственное снадобье и кто из вас так умело применил его? — Задавая этот вопрос, герцог, разумеется, смотрел на Визаниора и Симмита.

— Это не мы, — ответили оба лекаря в один голос. — Это Паксенаррион.

— Так ты, оказывается, еще и целительница, — сказал герцог, посмотрев Пакс в глаза. — И похоже, лечишь ты ничуть не хуже, чем орудуешь мечом.

— По воле Великого Господина мне иногда удается помочь раненым. Но, мой господин, это лишь единичные случаи.

Тем временем герцог перевел взгляд на Арвис, и лицо его потемнело.

— Ты… — проговорил он и замолчал. — Ты скажешь мне почему? Ты же хотела выйти за меня замуж. Принять на себя титул и достойное имя моего рода. Почему же ты решила убить меня?

Женщина молчала, и Кракольний тряхнул ее за плечо. Тогда она по-змеиному прошипела:

— Ты самозванец. Ты недостоин своего титула! А в жены тебе я набивалась лишь потому, что такова была воля моей госпожи. В один прекрасный день ты все равно получишь удар отравленным кинжалом в сердце. Не сомневайся, до тебя еще доберутся.

Герцог удивленно поднял брови.

— Говоришь, госпожи? И кто же это? Неужели королева так разгневалась на меня? Арвис хрипло рассмеялась.

— Королева? Что ты понимаешь в королевах — ты, способный назвать этим титулом смертную женщину? Когда ты увидишь вокруг себя ее сети и ощутишь в своих жилах ее яд — вот тогда ты поймешь, кто такая королева: истинная повелительница, куда более могущественная, чем любой смертный! Я говорю о Повелительнице Паутины Ачрии, против которой бессилен любой человек.

— Однако я жив, несмотря на все ее могущество, а ты, ее верная слуга, взята мною в плен. Отвечай: Веннеристимон тоже служил ей?

— С чего это ты решил, что я буду отвечать тебе?

— С того, что твоя госпожа далеко, а я здесь. Может быть, ты почему-то рассчитываешь на снисхождение, но уверяю: тебя ждут такие мучения, что смерть покажется тебе самым прекрасным выходом из положения.

— Можешь убить меня так, как пожелаешь, — усмехнулась Арвис. — Что бы ты ни сделал, моя госпожа отомстит за меня, за него и за других своих слуг, погубленных тобой. Так что можешь не сомневаться: вечная пытка тебе обеспечена.

— А я вот сомневаюсь, — сказал герцог, выискивая что-то в груде посуды и других предметов, валявшихся на полу. Наконец он нагнулся и подобрал маленький, чуть длиннее его ладони, кинжал. — Твой вроде бы? — спросил герцог у Арвис. — Ну что, хочешь попробовать на себе собственную отраву?

— Тоже мне, напугал! — ответила Арвис, и ее лицо расплылось в презрительной ухмылке.

Вдруг она словно обмякла в цепкой хватке Кракольния. Пакс и остальные с удивлением смотрели на то, что происходило с пленницей. Раздались удивленные возгласы. Прямо на лазах лицо женщины стало меняться, теряя свою привлекательность и стремительно превращаясь в покрытое морщинами и искаженное злобной гримасой лицо древней старухи. Кракольний, стоявший позади нее и только по лицам окружающих догадавшийся о том, что с пленницей творится что-то неладное, еще сильнее прижал ее к спинке стула. Тут и он заметил, что копна золотисто-рыжих волос на ее голове превратилась в редкие седые космы. Конвульсии, сотрясавшие женщину, сопровождали столь же разительные перемены в ее теле. Оно так же быстро теряло свои соблазнительные формы и превращалось в скелет, обтянутый тонкой, сухой, похожей на пергамент кожей. Чтобы удержать ее на месте, Валичи поспешил на помощь Кракольнию. Пакс же подняла с пола меч которым только что действовала в бою, и поднесла его острие к горлу старухи.

— Мне кажется, что вот это оружие не будет так смешить тебя, — сказала Пакс. — Эльфийский клинок! — во весь голос воскликнула она.

— Дубина деревенская! Выскочка с навозной кучи! — зашлась бранью удерживаемая офицерами старуха. — Думаешь, спасла своего драгоценного герцога? Не надейся! Он все равно сдохнет, заведенный в ловушку тобой, доверившийся какому-то дару, который у тебя якобы имеется! — Аккуратно, чтобы не поцарапаться об острие меча, старуха повернула голову и, сверкая черными глазами, обратилась к герцогу:

— Ты ей расскажи, герцог Пелан, как ты присвоил себе титул! А еще расскажи, что случилось с той блондинкой, которая последней брала в руки этот меч. Может быть, стоит рассказать ей, как орки узнали, куда собрались на прогулку твоя жена и дети в тот день? И кто, кстати, предложил именно этот маршрут, где, понимаешь ли, так красиво цвели полевые цветы? И ты уже никогда не вернешь тех, кого любил. — Старуха сдавленно захихикала. — Ты, герцог Кьери Артсель Пелан, сам пригрел змею у себя на груди. Твоя жена сама предложила взять его в помощники к дворецкому, а затем…

Пакс слегка надавила на клинок:

— Заткнись! Слушать тебя — только время терять.

— Да будто бы? Как же ты любишь убивать, простая крестьянская девочка. Маленькая беглянка, удравшая от отца-овцевода и суженого-свинопаса. Скажи-ка лучше, сколько раз тебе доводилось убегать. Или, думаешь, я не знаю обо всех этих случаях? По-моему, твой обожаемый герцог не посвящен в самые позорные моменты твоей жизни. Помнишь Морской Луг — как ты улепетывала там во все лопатки? А как ты бросилась наутек от овчарки — даже не от волка, — в Арнбоу, помнишь? Я знаю очень многое, о чем неплохо было бы узнать и ему, раз уж он решил положиться на тебя. — Многозначительно закатив глаза, она замолчала.

— Храни меня Фальк от дурного слова, — пробормотала Доррин за спиной у Пакс.

— Во имя Великого Господина! — вслед за ней повторила Пакс.

Глаза старухи гневно и болезненно сверкнули, но губы ее остались крепко сжатыми. Герцог подошел к ней плотную и посмотрев сначала на Пакс, а затем на Арвис, сказал:

— Когда один человек колет тебя отравленным кинжалом, а другой исцеляет, вопрос, кому из них доверять, отпадает сам собой.

— Она сведет тебя в могилу, если ты раньше не сдохнешь, схлопотав стрелу в горло или пику под сердце.

— Ну, это мы еще посмотрим, — мрачно улыбнулся герцог. — Пакс, как-то раз, было дело, тебе уже доводилось помогать мне в принятии сложного решения. Скажи и теперь:

— как ее следует убить?

Не отводя взгляда от острия меча, Пакс мгновенно ответила:

— Как именно — неважно, мой господин. Но чем скорей, тем лучше.

— Можешь не беспокоиться, — произнесла старуха. — Я не доставлю тебе такого удовольствия. — Дернувшись всем телом, она умудрилась пораниться о кинжал, который все еще сжимал в руке герцог. В тот же момент она взвыла от боли и забилась в припадке.

— Что за мерзость! — воскликнул Кракольний. — Пакс, Валичи, кто-нибудь, добейте вы ее!

Короткий взмах — и меч Пакс вонзился в грудь Арвис между ребрами прямо в сердце. Черный силуэт, удерживаемый Кракольнием на стуле, еще раз дернулся, а затем как-то обмяк и стал на глазах менять форму: словно стекая по стулу вниз, он обрел несколько черных изогнутых лап. Кракольний, не выдержав, отшатнулся и выпустил уже потерявшее человеческий облик создание. Сбросив остатки человеческой одежды, омерзительная тварь предстала во всей своей красе: над округлым приплюснутым телом появилась небольшая черная голова, которую окольцовывал ряд сверкавших изумрудным светом глаз. Разверзлась огромная пасть, и в ней звякнули вставшие в боевое положение клыки. При виде этого омерзительного и жуткого превращения все замерли. Самообладания не потеряла только Пакс. Едва поняв, в кого обращается только что бывшее привлекательной женщиной существо, она изо всех сил нанесла сокрушительный удар мечом по черной голове. Паукообразное тело завалилось на бок, из черных набухших сосков на брюхе брызнули в разные стороны струйки какой-то липкой гадости, к счастью, не задевшие никого из присутствовавших.

— Великие боги! — прохрипел Кракольний. — Что это такое? Паучий демон?

— Это кто-то из высших служителей Ачрии, — ответила Пакс, глядя на дергающееся на полу тело. — Они могут менять свой внешний вид, как захотят.

— Значит, в Колобии тебе пришлось столкнуться с… этим? — спросил Арколин. — Видит Тир, я бы не смог… Герцог тоже был бледен.

— Паксенаррион, — хрипло произнес он, — похоже, ты опять оказала нам услугу, за которую мы едва ли сможем по достоинству тебя отблагодарить. — Встряхнувшись, словно вылезшая из воды собака, он оглядел зал:

— Господа офицеры, мы должны разобраться в том, что все это значит. Для начала неплохо бы определиться с тем, что мы имеем. Если я правильно понял намек, наша крепость находится в опасности даже теперь, когда эти двое мертвы. Я приказываю удвоить караулы и начать общую проверку территории. Арколин, ты здесь с первого дня. Собери команду из наиболее опытных солдат, которые знают крепость так же хорошо, как и ты; можешь привлечь для этого и кого-нибудь из ветеранов, живущих в деревне; и начинай искать… — Герцог замолчал и почесал в затылке. — Что именно следует искать, я не знаю. Скажем так: выискивай все необычное. Доррин, остались у тебя еще подозрительные солдаты из Аарениса?

Доррин, подумав несколько секунд, ответила:

— У меня в когорте — нет, мой господин. Разве что Керин, который в когорте Арколина.

— Арколин, немедленно рассчитай его и уволь со службы. Кто-нибудь еще? — снова спросил герцог.

— Никак нет, мой господин.

— Хорошо. Но если вспомнишь еще кого-нибудь, немедленно сообщи. Что же касается слуг…

— А кстати, почему никто из них не появился здесь? — встревожено оглядевшись, спросил Валичи.

— Понятия не имею. Всех их нанимал Веннер. Может, они являются соучастниками заговора, а может, ничего не знают о нем. Вызовите сюда дежурное отделение — нет, лучше два, — и мы сейчас со всем этим разберемся. Пакс… — Герцог посмотрел на нее, и взгляд его упал на меч, который она сжимала в руке. — Подумать только! — воскликнул герцог. — Ты же схватила ее меч!

— Извините, мой господин? — Пакс удивленно посмотрела на меч.

— Это же клинок Тамаррион, моей… моей жены…

— Я прошу прощения, мой господин, — испуганно сказала Пакс, — я ведь не знала… Этот клинок я сумела разглядеть в темноте, и он был единственным оружием, до которого я смогла добраться…

Герцог покачал головой.

— Ты прекрасно воспользовалась им. Сама понимаешь, не мне жалеть о том, что он оказался в твоих руках. Просто никто не пользовался им с тех пор, как она… — Переведя дыхание, герцог помолчал и продолжил отдавать распоряжения:

— Пакс, ты и Валичи останетесь со мною здесь, как и врачи. Посмотрим, можем ли мы что-нибудь сделать для Кессима. Кракольний, глянь, что там в коридоре. Кто знает, не придется ли нам с боем пробиваться к выходу.

Кракольний подошел к двери, аккуратно приоткрыл ее и выглянул в коридор.

— По крайней мере, здесь никого, мой господин. С вашего позволения, я вызову часового от входной двери.

— Я думаю, не стоит. Там, где он сейчас, от него больше толку. Пакс, иди сюда.

Арколин и герцог наклонились над телом Кессима. На него пришелся удар топора, отбитый Пакс. Череп оруженосца был чуть ли не надвое расколот ударом чудовищной силы. Юноша был мертв. Едва разжимая губы, герцог произнес:

— Черт побери эту ведьму! Этого парня никакое колдовство мира уже не спасет. Хороший был оруженосец, и если бы не эта тварь, он бы стал прекрасным рыцарем.

Пакс почувствовала угрызения совести. Если бы она не отбила этот удар… Она ведь даже не задумалась о том, что Кессим сидел рядом с ней, не в силах пошевелиться… Не Успела она произнести и слова, как герцог обратился к ней:

— Если бы не твоя реакция, Пакс, мы бы все погибли ты сумела отбить этот удар и все остальные. В противном случае я был бы уже мертв, ты тоже, и для остальных, насколько я понимаю, шансы на спасение были бы равны нулю. Так что не вздумай упрекать себя в чем-либо. А теперь…

— Мой господин, позвольте мне проверить вход в кухню. — Пакс подошла ко второй двери зала, через которую слуги обычно вносили еду. Открыв дверь, она шагнула за порог. Этот коридор был поуже, чем тот, который вел в зал со стороны парадного входа. Откуда-то с левой стороны потянуло запахом еды и дыма. Коридор был пуст. Пакс захлопнула дверь и подперла ее тяжелым стулом. — Никого не видно, — доложила она.

— Отлично, — сказал герцог. — Господа капитаны, давайте вооружимся и примемся за дело. Пакс, пока что можешь оставить себе этот меч — по крайней мере, до тех пор пока роту не поднимут по тревоге.

Старшие офицеры покинули зал, и лишь Кракольний вскоре вернулся, неся меч и кольчугу герцога.

— Я сказал часовому у входа, что у нас тут были некоторые сложности с дворецким, — доложил капитан. — Я приказал ему не выпускать никого из слуг через парадную дверь. Кстати, часовой ничего не слышал. По всей видимости, колдовство Веннера скрыло все происходившее в зале от постороннего слуха. После того как все мы оказались обездвижены его чарами, это уже не выглядит чем-то сверхъестественным. Доррин с двумя отделениями солдат вот-вот вернется. Что прикажете делать с трупами?

Герцог молча застегнул на себе кольчугу, также не говоря ни слова, подогнал поудобнее перевязь с мечом и лишь затем ответил:

— Если бы я наверняка был уверен в том, что Веннер — человек, я бы знал, как поступить с его телом, а так… я не представляю, что полагается делать в таких случаях: сжигать их, закапывать или рубить на мелкие кусочки? Пакс, ты случайно не знаешь?

— Никак нет, мой господин. Тем слугам Ачрии, что умеют менять обличье, следует отрубать голову, потому что они не зависят от целостности сердца и могут спрятать его в любой части тела. Что же касается Веннера, я полагаю, что физически он мертв, но я не знаю, какой силой он по-прежнему может обладать. Я… — Пакс прислушалась к своему внутреннему ощущению, но не почувствовала ничего подозрительного, а только отвращение. — Я не ощущаю никакой опасности, мой господин, — сказала она. — Ничего подобного тому, что я чувствовала раньше…

— Раньше? — переспросил герцог. — Когда? Перед ужином?

— Нет.

— В общем, сейчас не до этого. Когда будем в безопасности, поговорим об этом. А что касается этих трупов, то, независимо от того, опасны они или нет, в моем обеденном зале им делать нечего. Их следует вынести из крепости, и подальше. Кстати, на всякий случай нужно обезглавить и труп Веннера. Тело Кессима отнесите в другую комнату до утра. Завтра мы отслужим по нему поминальную службу и объявим всей роте, что произошло сегодня здесь. Кстати, неплохо было бы показать солдатам и вот эту паукообразную мерзость. Пусть знают, что нам противостоит.

За дверью послышался шум. Это во внутренние покои герцога Доррин ввела два отделения солдат.

— Соберите в одном помещении всех слуг, — приказал ей герцог. — Не говорите им, что случилось, и никого не трогайте. Просто предложите пройти на место сбора. Вполне может быть, что эти люди ни в чем не виноваты, но на всякий случай следует пока что взять их под стражу.

Глава Х

К тому времени, как колокол отбил третью стражу, вся крепость уже пришла в движение. Слуги были собраны в одной из комнат над складом и взяты под охрану солдатами из когорты Доррин. Слуги были явно напуганы и не знали, чего ждать. Пакс под предлогом передачи охране приказаний от герцога и офицеров несколько раз заходила в комнату и проходила между слугами. Ни один из них не вызывал у нее чувства тревоги, ничто не говорило о присутствии зла в их душах. Судя по всему, они ни в чем не были виноваты, но герцог не стал рисковать и оставил их под стражей еще на полтора дня. Тело Кессима было положено на помост в приемном зале и вокруг него встал почетный караул из всех трех когорт.

Арколин и ветераны роты, участвовавшие еще в строительстве самой крепости, осматривали одно за другим помещения в поисках тайников. Кое-что они обнаружили почти сразу же, причем в личных покоях герцога.

— А вот это явно не моих рук дело, — пробормотал бывший плотник, наткнувшись на подозрительно новую и непрочно закрепленную доску в задней стенке гардеробной, примыкающей к спальне герцога. — Что-то я такого не припоминаю. Смотрите-ка, да ведь ничего не стоит отодвинуть эту доску и попасть сюда, внутрь, словно через дверь. Сиди себе здесь, подслушивай или даже… Сдается мне, на такую работу потребовалось не меньше недели. Кто ее сделал? Во всяком случае, не я — вот все, что я могу на это сказать. Впрочем, Веннер время от времени вызывал каких-то рабочих из Вереллы. Моя жена видела их иногда на дороге, и мы думали, что это делалось по вашему приказу, мой господин.

В кабинете герцога также обнаружилась потайная стенная панель, которая без труда позволяла проникнуть в помещение из соседней комнаты, использовавшейся в качестве библиотеки и архива.

На стенах крепости службу нес удвоенный караул. По лицам сержантов солдаты поняли, что в эту ночь лучше не болтать с напарником, встречаясь с ним на углу стены при очередном обходе, и не задавать лишних вопросов при смене караула. Многие солдаты видели, как через ворота к сторожевой башне были вынесены два завернутых в простыни тела. Чьи это были трупы — никто не знал, но всем стало ясно, что случилось нечто серьезное.

Герцог успевал повсюду; порой казалось, что он находится одновременно в нескольких местах. Пакс следовала за ним по пятам. Герцог лично поднялся на стены примерно в середине второй стражи, сам обошел все казармы. В лазарете он задержался около каждой кровати до тех пор, пока санитары не разбудили каждого из больных и те не увидели и не узнали своего командира. Почти на каждом посту он успевал остановиться и задать пару вопросов часовому. Его озабоченное, но деловое настроение передалось всей роте. Главное, что герцог был жив, судя по всему, здоров и явно не выпускал командования из своих рук. Кое-кто из солдат с удивлением посматривал на Пакс, сопровождавшую герцога, гадая при этом, с какой стати она вооружилась длинным рыцарским мечом, к тому же явно очень дорогим — по всей видимости, из личного арсенала герцога. Впрочем, задать прямой вопрос не решился никто.

Минула середина третьей стражи. За все это время Арколин не нашел ничего подозрительного во внешнем дворе и казармах.

— Чтобы обыскать все досконально, потребуется несколько дней, мой господин, — доложил он. — Но мы с Сиджером думаем, что самые уязвимые и подозрительные места мы проверили. Вполне логично было бы предположить наличие подкопа, но ничего подобного мы не нашли. Периметр крепости осмотрен полностью, как и выгребные ямы. Ничего подозрительного. Другое дело — здесь, во внутренних покоях…

— Понятно, — устало кивнул герцог и тяжело опустился в кресло в своем кабинете. — Здесь мы уже много чего нашли. В основном это приспособления для того, чтобы шпионить за мной или за вами, моими офицерами. Мне кажется, в последние годы Веннеру или его сообщникам было доступно едва ли не каждое произнесенное нами слово. Я полагаю, в этом кроется и разгадка того, как Совет Регентов узнал о том, что случилось во время последней кампании в Ааренисе.

— Мой господин, вы… вы слышали, что он сказал во время поединка с Пакс?

— Нет, после удара кинжалом я ничего не видел и не слышал.

— Кьери, он не только подслушивал, он еще и напрямую творил черные дела. Он успел рассказать, что…

— Ладно, об этом потом. Я предполагаю, что только лишь соглядатаем он не был. Сейчас меня больше волнует, был ли у него выход за территорию крепости и следует ли нам ждать атаки, а если да, то когда и какими силами. Я уверен — нападение неизбежно, вопрос лишь в том, когда нам его ждать. Доррин уже обыскала нижние этажи и подвалы?

— Еще не все. Тут и наверху хватило дел. Мой господин, за последнее время Веннер запрашивал разрешения на какие-нибудь строительные работы, перепланировку или что-либо подобное?

— Вроде бы… Да как же! Новое помещение винного погреба.

Арколин согласно кивнул — Веннер сказал, что хочет расширить погреб, раз уж мы собираемся провести сезон всей ротой в крепости. Я отдал распоряжение, приказав лишь не выводить погреб за периметр внутренних стен. Но после всего, что случилось, я даже не знаю …

— Надо посмотреть. Арколин встал и потянулся.

— Устал я, Тир меня побери! Ну что стоило этому мерзавцу начать всю эту заваруху после того, как я хорошенько бы отоспался после дежурства…

Герцог уже не помнил наверняка, какую именно камеру погреба хотел увеличить дворецкий. Он вместе с Арколином Пакс и отделением солдат из когорты Доррин начал осмотр с нижней площадки кухонной лестницы. Этот коридор шел на север вдоль всего здания. Примерно через равные промежутки в него выходили двери каких-либо помещений. Все комнаты, обращенные к внешней стене крепости, были осмотрены, но ничего подозрительного, никаких следов реконструкции или строительства обнаружено не было.

— Может, кто-нибудь из слуг знает, — предположила Пакс.

— Вполне возможно, — ответил герцог, протирая глаза. — Согласен я с Арколином: не дал нам этот негодяй поспать. Я тоже устал. Наверное, уже светает? Пойдемте спросим у слуг и выясним, кто и что здесь перестраивал.

Повара сразу же поняли, о каком погребе идет речь.

— Мой господин, это третья дверь по правую руку, последняя по этой стороне перед углом. Веннер сказал, что собирается расширить погреб, причем так, чтобы не выйти за периметр крепости и в то же время не завалить колодец, находящийся посреди двора. Мой господин, вы не могли бы сказать нам, что случилось? Может быть, мы чем-то прогневили Веннера? Но мы ничего плохого не делали, могу в этом поклясться.

— Все в порядке, ничего не случилось. Что касается Веннера — можете не беспокоиться насчет его гнева или милости. Значит, говорите, третья дверь справа?

— Да, мой господин.

Старший повар хотел еще что-то добавить, но герцог уже вышел из комнаты и во главе небольшого отряда направился через двор ко входу в подвалы.

— Стало быть, тот погреб, который уходит от коридора внутрь крепости? — Арколин почесал в затылке. — И с чего бы это ему потребовалось? До чего он собирался докопаться — в буквальном смысле этого слова?

— Ни до чего хорошего, — коротко ответил герцог. У входа в здание стояли уже четверо часовых, бодро отсалютовавших герцогу. На пороге к нему обратилась вышедшая из обеденного зала Доррин:

— Мой господин, я распорядилась, чтобы с солдатской кухни нам принесли завтрак.

— Я не хочу… — Вдруг герцог замолчал, подумал и внимательно посмотрел на своих спутников. — Впрочем, было бы нечестно утверждать, что я совершенно не голоден. Спасибо, Доррин. К тому же мои повара взяты под стражу, и ожидать от них завтрака вовремя не приходится.

За время отсутствия герцога солдаты по распоряжению Доррин успели убрать основные следы боя в обеденном зале. На наскоро протертом столе стояли большой котел с кашей и огромный чайник с сибом. Над мысиком чайника поднимался пар, а запах горячей каши приятно щекотал ноздри, напоминая вошедшим о том, что со вчерашнего дня они еще ничего не ели. На углу стола были выставлены кружки и стопка мисок.

Пакс села завтракать вместе с остальными, уже не задумываясь о том, кто здесь старше нее по возрасту и по званию. Большая миска каши и пара кружек сиба помогли ей стряхнуть сонливость. Герцог тоже выглядел посвежевшим. К этому времени Доррин сменила участвовавших в обыске солдат, отправив их на завтрак и вызвав другое отделение.

— Ну что ж, — сказал герцог, допив третью кружку сиба, — сейчас посмотрим, что там у нас в погребе, а затем — разумеется, если не придется тотчас же вступать в бой, — нужно будет поспать.

— Согласен, — зевая и потягиваясь, сказал Арколин. — Доррин, Понт уже вернулся?

— Да. Как только он прибыл, я отправила его отдыхать. Сейчас он уже встал и готов принять командование дневным караулом. Снаружи ничего не изменилось. Да, кстати, мой господин, я взяла на себя смелость отправить гонцов в обе Деревни.

— Спасибо, Доррин. Честно говоря, я должен был сам подумать об этом.

— Гонцы вернулись только что, когда уже рассвело. Пока что в обеих деревнях все спокойно. Их советы приняли решение действовать по плану тревоги. Всем ветеранам приказано не отлучаться из дома. Питер передал список всех тех, кто остановился у него в таверне. Кроме того, он просил передать, что никто из них в ближайшие часы никуда не уедет.

— Это как?

— Ну, у одних что-то случилось с лошадьми, у других — с повозками. А еще именно сегодня ночью какой-то странный воришка прошелся по коридору и украл все левые башмаки постояльцев. Сейчас они проснутся, и Питер уже готовится ко множеству скандалов и к улаживанию этой истории.

Герцог рассмеялся, и к нему присоединились остальные.

— Ох уж мне этот Питер! Ну хитрец! Я считаю, что мне повезло с таким союзником. Видит Тир, он один без всякого кровопролития может нанести противнику урон, не меньше чем целый вооруженный отряд. Ну ладно, пора браться за дело. — Герцог встал из-за стола и поправил меч. — Пошли в погреб, и я надеюсь, мы не обнаружим там ничего настолько подозрительного и опасного, что заставило бы нас отказаться от заслуженного сна.

Указанная поварами дверь не отпиралась ни одним из ключей, имевшихся на связке. Доррин с одним из капралов обыскали покои Веннера и обнаружили другую связку в нише над его кроватью. Ключи на этом кольце были тоньше и новее, чем остальные. Один из них подошел к замку, и дверь открылась.

На первый взгляд, помещение выглядело именно так, как и должен выглядеть винный погреб: с одной стороны вдоль стены шел длинный ряд стеллажей с бутылками, с другой выстроились поднятые на специальные подставки бочки. Следы строительства были прекрасно видны, их явно даже никто не пытался скрыть. После реконструкции помещение стало едва ли не вдвое больше, чем прежде. Вдоль дальней стены также выстроились решетчатые стеллажи для бутылок. По большей части их ячейки были еще пусты. Солдаты обыскали погреб и простукали стены. Никаких пустот обнаружено не было. Пакс стояла посреди комнаты рядом с герцогом. Ей показалось, что в помещении можно было бы разместить гораздо больше стеллажей и бочек, если расположить их по-другому, не так далеко от стен. Пакс поделилась своими сомнениями с герцогом.

— Честно говоря, я даже не подумал об этом, — сказал он, пожав плечами. — Наверное, так положено? Может быть, для того, чтобы воздух здесь не застаивался или чтобы убирать удобнее было…

В помещении было действительно очень чисто, словно его тщательно подмели совсем недавно. Пакс нагнулась и заглянула под один из стеллажей, рассчитывая обнаружить под ним хоть какую-то пыль. Невозможно ведь предположить, чтобы при каждой уборке перетаскивали с места на место все бочки. На чисто выметенном полу она заметила какой-то темный предмет. Пакс дотянулась до него рукой и вытащила на свет кусочек сухой глины, практически не отличавшейся от той, что налипала на ее сапоги в окрестных полях.

— Что это? — спросила Доррин из-за ее плеча.

— Не знаю. По-моему, глина.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Доррин. — Не похоже на обычную глину. Эта какая-то серая.

— Ну, во-первых, она очень сухая, а во-вторых, здесь не слишком светло.

— И все-таки… — Не договорив фразу, Доррин присела, а затем даже легла на пол, чтобы тщательнее разглядеть пространство под стеллажом. — Ничего себе! — присвистнула она. — Пакс, присмотрись-ка! Может быть, мне кажется, но, по-моему, вон тот камень несколько отличается от других по цвету.

Пакс легла рядом и заглянула под стеллаж. Один из плоских квадратных камней, которыми был выложен пол погреба, действительно чуть-чуть отличался по цвету от остальных. Но, в конце концов, так могло показаться потому, что свет практически не проникал под стеллаж. Пакс вытянула руку и, дотянувшись до камня, ощупала его. Камень как камень, ничего необычного. И все же…

Пакс и Доррин встали и посмотрели на герцога.

— Нужно отодвинуть стеллаж, — сказал он, увидев их озабоченные лица.

Несколько солдат мгновенно передвинули тяжелое сооружение. Подозрительный камень действительно был немного темнее других. Щели между ним и соседними плитами были плотно забиты землей.

— На люк не похоже, — сказал Арколин. — Посмотрите, как забиты щели вокруг него.

— Куда плотнее, чем остальные, — возразила Доррин. Действительно, щели между другими плитами не были плотно, по самую кромку, заполнены утрамбованной землей. Там, где по ним прошлась метла, часть песка и глины была сметена, так что между камнями остались маленькие желобки. При этом стоило копнуть ножом зазор вокруг подозрительного камня, как высушенная глина стала вываливаться из него крупными кусками. Под нею щель была пуста и не заполнена даже обычной пылью.

На мгновение все замерли и уже приготовились к тому чтобы поддеть камень подходящим крюком. Общий порыв был остановлен герцогом.

— Давайте рассуждать здраво, — сказал он. — Не зная ответов на вопросы «что», «кто» и «сколько», мы будем полными дураками, если откроем люк прямо сейчас. Может быть отложим это дело на денек?

— Выставить здесь караул — не проблема, — кивнула Доррин. — Другое дело, что мы действительно не знаем, какой именно опасности ждать отсюда. Если речь идет о каком-нибудь колдовстве — боюсь, охрана может не справиться.

— Продумайте усиленный караул и систему оповещения, — распорядился герцог. — Вынесите из комнаты все стеллажи и бочки и поставьте охрану внутри комнаты, за дверью и выше по лестнице. В любом случае не хотелось бы поднимать этот камень до тех пор, пока мы не поймем, что происходит.

Не дожидаясь, пока помещение погреба будет расчищено, герцог направился в свои покои, приказав своим спутникам воспользоваться возможностью поспать. Пакс подумала было, что заснуть ей не удастся, но стоило прилечь на койку в казарме, как она провалилась в глубокий сон без сновидений.

Разбудил ее Стэммел. День клонился к вечеру, небо заволокло пеленой туч, в казарме уже зажгли масляные лампы. Пакс зевнула и потрясла головой, чтобы прийти в себя. Оглядевшись, чтобы убедиться в том, что в помещении никого нет, сержант снова обратился к ней:

— Говорят, ты герцога исцелила от смертельной раны? Пакс молча кивнула, не зная, что сказать. Стэммел посмотрел ей в глаза и сказал:

— Помнишь, мы как-то давным-давно говорили с тобой о том, что когда-нибудь ты, может быть, станешь паладином? Я ведь не забыл, что ты тогда рассказала про Канну, и я еще тогда подумал, что скорее всего именно ты излечила ее. А потом, когда герцог вернулся, он нам ничего не говорил, но до нас дошли слухи, что в Фин-Пенире у тебя были какие-то трудности. — На секунду Стэммел опустил взгляд, но затем снова посмотрел в глаза Пакс. — Я хочу, чтоб ты знала, что я никогда не верил этим слухам. Что касается герцога то ты сама знаешь, я в этой роте с тех пор, как ушел из дома совсем мальчишкой. И я не знаю другого такого человека, за которым можно было бы смело, не боясь опозориться, идти в огонь и в воду. Когда ты ушла от нас, я много думал о тебе у меня были свои мысли и сомнения на этот счет, но если все это было нужно хотя бы для того, чтобы ты теперь вернулась сюда и спасла ему жизнь, этого уже более чем достаточно. — Выражение лица сержанта смягчилось, он словно сбросил с себя напряжение. — Но, честно говоря, могла бы и признаться в том, что ты теперь умеешь. По крайней мере, мы могли бы сэкономить на врачах и прибавить ребятам жалованье.

Пакс, не ожидавшая шутки, не сразу расплылась в улыбке.

— Дело в том, — словно оправдываясь, сказала она, — что я до сих пор сама не знаю, что я умею и чему мне еще предстоит научиться.

— Не хочешь ли ты сказать, будто не знала о том, что умеешь исцелять? А все остальное — колдовской свет и другие штучки?

— Я смотрю, тут обо всем узнают быстро, — улыбаясь и почти не удивляясь, сказала Пакс. — Врать не буду: кое о чем я уже знала. Эти способности стали проявляться у меня постепенно в последнее время. Но я до сих пор не знаю, получится у меня что-то или нет, по крайней мере до тех пор, пока не попробую. Свет я вызвала всего лишь второй раз в жизни. Когда это случилось впервые, я испугалась чуть не до смерти.

— Могу себе представить, — задумчиво кивнул Стэммел. — Это где было, в Колобии?

— Нет, всего с месяц назад в Бреверсбридже, у киакдана.

— А, у того — друга Коулы?

— Да. А вчера ночью, когда нас вдруг окутала тьма, вызванная заклинаниями Веннера, я просто… ну, просто попросила, чтобы появился свет. И вот…

— А целительство? Ты же лечила других раньше. Канну, например.

— Был еще один случай — в Лионии. Я помогла одному из рейнджеров, с которым мы вместе служили. Но я ведь ока только учусь всему этому. Эльфы предупредили меня, о Целительство — это то искусство, овладеть которым стоит много труда и усилий. Тут дело не только в способностях и силе, как, например, со светом. Тут нужно умение. Что касается герцога, то ведь на самом деле его случай был не таким уж трудным — просто рана от небольшого кинжала. Боюсь, я бы не рискнула сейчас взяться за что-либо более сложное, например, за перелом или какую-нибудь, болезнь.

— Знаешь, в любом случае все наши очень рады тому, что у тебя получилось. А что теперь? Ты, видимо, сразу же уедешь?

Пакс пожала плечами.

— С какой стати? Я вовсе не собиралась никуда уезжать из нашей крепости, и за то время, что прошло после исцеления герцога, мой внутренний голос не потребовал от меня срочно куда-то отправляться.

— Так ты и сюда вернулась по зову внутреннего голоса? — спросил Стэммел. Пакс кивнула.

— Я так и думал. Я сразу решил, что ты появилась здесь не только для того, чтобы вернуть герцогу его перстень. Ну что ж, тем лучше. Значит, Пакс, ты у нас теперь паладин? Паладин Геда?

Прежде чем ответить, Пакс некоторое время молчала.

— Я сама не знаю, кто я. Я обладаю неким особым даром, который обычно присущ паладинам, и я принадлежу к последователям Геда. Но ведь сам Гед служил Великому Господину, и у меня есть чувство… — Пакс опять замолчала, не зная, как описать то, что ей довелось испытать в последнюю ночь в доме киакдана. Было ли это видением, миражом, откровением? Подумав, она сказала:

— Я услышала призыв. Призыв, на который не могла не откликнуться. Этот зов привел меня сюда, и я останусь здесь до тех пор, пока этот внутренний голос не позовет меня куда-нибудь в другое место. Киакдан и эльфы говорили мне, что боги обычно обращаются к паладинам напрямую. Может быть, я и есть паладин, но, по крайней мере, представляла я себе это совсем по-другому.

— Да, много воды утекло с тех пор, как мы с тобой встретились в Трех Пихтах, — вздохнул Стэммел. — Ты была такой… вроде бы типичный новобранец. Даже мечты у тебя были, как у большинства других: победные гимны, колдовские мечи, летающие лошади… И в то же время я сразу отметил твое умение работать над тем, чтобы воплотить мечты в реальность. А помнишь первые дни службы у нас в роте? Ты ведь представляла себе жизнь солдата совсем по-другому? Пакс рассмеялась.

— Это точно! Бесконечная уборка, починка стен, подгонка формы — как мы это все возненавидели с первого же дня! Мне казалось, что у нас совсем не остается времени на то, чтобы обучиться воинскому искусству. А всякие строевые занятия, постоянные тренировки с оружием — это меня никогда не утомляло.

— В любом случае, и новобранцем, и солдатом-первогодком ты показала себя очень достойно. И вот сейчас ты вновь спасла жизнь герцогу. Что ты удивляешься? Думаешь, я забыл о том, что случилось тогда в Ааренисе? Ну ладно, что-то мы с тобой заболтались. Как бы ты из-за меня не опоздала. Герцог распорядился вызвать тебя на совещание, которое он решил провести до ужина.

Герцог выглядел намного лучше. Отдохнувший и посвежевший, он стоял возле своего письменного стола, склонившись над развернутой картой. Вокруг собрались все офицеры, кроме Кракольния, остававшегося на дежурстве. Когда Пакс вошла в кабинет, все посмотрели на нее. Пакс опять смутилась. Герцог ободряюще улыбнулся ей и властным жестом приказал подойти к столу.

— Давай я введу тебя в курс дела, — сказал он. — Мы тут вспоминаем детали некоторых событий, происходивших здесь, когда я только-только обосновался в этой крепости. Насколько я знаю, в Логове орков тебе бывать не доводилось. Во время одного из первых походов мы выбили этих тварей из ближайших пещер и надеялись, что если не навсегда, то надолго. Часть пещер мы пытались обследовать. Дело это оказалось неблагодарное: мы потеряли нескольких солдат не то на естественных обрывах, не то в ловушках, расставленных орками. В общем, я на долгие годы оставил скалы и пещеры без внимания. Но вот мы тут поговорили с Джанделиром…

Пакс вздрогнула, так как впервые услышала, чтобы в присутствии кого-либо из солдат герцог назвал капитана по имени. Так вот он вспомнил, что был там один туннель, который уходил на юго-запад, то есть в нашу сторону…

Я это отлично помню, — кивнул Арколин. — Я хорошо мнил этот проход потому, что он был явно не естественного происхождения и к тому же шире большинства других. Впрочем, был он недлинным и доходил, пожалуй, лишь вот до сих пор. — С этими словами капитан показал какую-то точку на карте. — Прокопать намного дальше им вряд ли бы удалось. Помните, вот тут находится болото, из которого вытекает несколько ручейков. Можете себе представить, к чему привела бы попытка прокопать туннель в трясине. Хотя не сомневаюсь, что эти тупицы орки не раз пробовали это дело, прежде чем убедились в бесполезности такой затеи. Впрочем, может быть, они просто хотели подобраться к крепости как можно ближе, чтобы организовать внезапное нападение. В те годы это было вполне возможно, потому что старые стены вряд ли можно было считать надежной защитой от серьезного штурма.

— Арколин имеет в виду старую крепость, — сказала Доррин, обращаясь к Пакс. — Ее построил бывший владелец этих земель, назначенный из Вереллы.

— Вот мы и гадаем сейчас, не восстановили ли орки этот туннель с учетом того, что за последние годы болото практически пересохло, — сказал герцог, — и не выходит ли он, например, — совершенно случайно, — в наш винный погреб.

— Ну, там их ждет сюрприз, — мрачно заметила Доррин.

— Не лучшее место для боя, — возразил Понт. — Учитывая обычную тактику орков, того и гляди, упустим кого-нибудь из них. Да и потерь, боюсь, не избежать. — Подумав и сделав глоток воды, он продолжал:

— Но в любом случае это лучше, чем соваться к ним в туннель. Если стража противника будет вооружена пиками, это можно считать чистым самоубийством.

— А по-моему, не составит большого труда вообще не давать им высунуть носа из туннеля, — сказала Доррин, опираясь обоими локтями на стол. — Помещение у нас расчищено. Можем расставить по периметру стрелков с луками, и они утыкают стрелами первых же показавшихся из люка орков. Судя по размеру камня, туннель не настолько широк, чтобы они могли вылезать оттуда более чем по двое сразу.

— Знать бы, что они замышляют… — начал фразу Арколин, но герцог перебил его:

— Вот именно. Это бы нам точно не помешало. Паксенаррион, у тебя в этом деле больше опыта, чем у любого из нас. Тебе и прежде доводилось иметь дело с подданными и жрецами Ачрии. Как ты думаешь, чего нам стоит теперь ожидать.

Несколько секунд Пакс молчала, не в силах раскрыть рот. На нее смотрели все офицеры, явно ожидавшие от нее, самой младшей по возрасту и званию, какого-то совета.

— Мой господин, я не знаю точно, что вам уже известно…

— Уверяю тебя, немногое. Так что смело можешь начинать с самого начала.

— Ну, тогда… Ачрия, Повелительница Паутины, занимает далеко не самую высокую ступень в иерархии сил зла. По крайней мере, так мне рассказывали в Фин-Пенире. Но люди и эльфы лучше знают ее, потому что она напрямую вмешивается в наши земные дела. Ей нравится плести интриги, создавать заговоры, и она затягивает людей в паутину зла, подчиняя их своей воле при помощи неспешно действующего колдовства в течение долгих лет. Если, например, Лиарт, Повелитель Мук, предпочитает действовать напрямую и пытками выбивает у своих жертв признание в верности, то Ачрия плетет свою бесконечную паутину и наслаждается, видя усилия жертвы вырваться из этих пут. По крайней мере, так мне об этом рассказывали. — Пакс перевела дыхание. По правде говоря, ей было очень тяжело прямо говорить об Ачрии и Лиарте. — Еще говорят, что больше всего она ненавидит эльфов, потому что у них более острое внутреннее зрение и ее чары практически бессильны против них. Кроме того, среди людей ее противники — это последователи Геда и Фалька, потому что члены этих орденов не пойдут на сделку со злом ради сиюминутной выгоды, что заметно осложняет ее задачу. Ачрии очень трудно действовать в мирных, хорошо управляемых государствах. Поэтому она постоянно пытается организовать какие-нибудь заговоры и волнения. Как и любому пауку, ей на руку всякий раздор в доме, который отвлекает силы, время и внимание хозяйки от того, чтобы взять в руки метлу и смести всю скопившуюся по углам паутину.

— А что ты знаешь о способности ее последователей менять облик?

— Я как раз собиралась перейти к этому. Некоторые из ее жрецов обладают такой способностью, причем они могут превращаться как в других людей, так и в подобие своей повелительницы: нечто вроде огромного паука. Я видела такие превращения в Колобии, а еще раньше слышала об этом в Фин-Пенире.

— Значит, получается, что все ее жрецы и последователи — это люди? Но я слышал о киакномах, и тебе доводилось их видеть в Колобии.

— Да, это правда. Киакномы — эльфы, отвернувшиеся от служения Великому Господину, подчиняются силам зла. Их еще называют иунизинами. Говорят, что они перешли на службу Ачрии в незапамятные времена. Судя по легендам, тогда же, когда киакданы впервые воспели свой гимн Великому Дереву.

— Скажи, Пакс, по твоему мнению, как поступит Ачрия в данном случае? — Доррин перешла к практической стороне дела. — Она знает, что ее жрица убита, а помимо нее еще и Веннер?

— Честно говоря, не знаю. Мне неизвестно, как ее жрецы общаются с нею. Мне рассказывали, что Ачрия, в отличие от более могущественных злых божеств, сама не знает всего, что происходит по ее воле. В том, что касается получения сведений, она зависит от своих подданных. Если это так и Веннер и его так называемая сестра были всего лишь ее лазутчиками в нашей крепости, она может еще и не знать об их смерти. Но, судя по всему, Арвис была еще и жрицей, и о ее смерти Ачрия узнает немедленно или в самое ближайшее время. Что она предпримет, зависит от того, какими силами она располагает здесь, в наших краях. В первую очередь это орки, но даже для нее они слишком недисциплинированная и плохо управляемая сила. И главное, мы до сих пор не знаем, зачем именно она заслала сюда Веннера, зачем подчинила его себе. По крайней мере, мне об этом ничего не известно. Сколько лет он прослужил здесь дворецким?

— С того самого дня, как старый дворецкий был убит вместе с Тамаррион, — ответил герцог. — Еще новобранцем Веннер был ранен, но попросил меня оставить его здесь на службе. Я не стал ему отказывать и направил в помощники дворецкому. Он прослужил в этой должности несколько лет, а потом, после той кровавой бойни… В общем, в тот момент мне было не до этого. Дело он знал, и я назначил его дворецким.

— Судя по тому, что он сказал перед смертью, — вставил Арколин, — нападение орков тоже было его рук делом. Герцог мрачно кивнул.

— По всему так и выходит. Я вот только теперь думаю, неужели он был агентом Ачрии с самого начала?

— Конечно же нет, — уверенно сказала Пакс. — Маршал Геда не мог бы не заметить такого близкого соседства с силами зла.

Герцог удивленно посмотрел на Пакс, явно ожидая дальнейших объяснений. Пакс набралась смелости и продолжала говорить:

— Мой господин, маршал Геда рано или поздно заметил бы что Веннер принадлежит к сознательным последователям Ачрии. Но в том-то все и дело, что она умеет добиваться своего постепенно. Веннер долго мог даже и не осознавать того, что делает.

При этих словах герцог воскликнул:

— Интересно, как это можно не осознавать, что делаешь, устраивая нападение толпы орков на мою жену и детей, выехавших из крепости почти без охраны!

— Мой повелитель, я имела в виду не этот случай. Раньше. Мы не знаем наверняка… Может быть, он обманул кого-то или украл какую-нибудь ерунду. Я слышала, что Ачрия цепляется за такие проступки и обращает их себе на пользу. Возможно, ему наговорили каких-нибудь гадостей про вас, что на первых порах помогало ему оправдывать свои действия. К тому времени, как Веннер понял, каким силам он служит, может быть, уже было поздно пытаться вырваться из их власти.

— Не хочешь ли ты сказать, что он и вовсе ни в чем не виноват?

— Никак нет, мой господин. Мне кажется маловероятным, что все это время он находился под воздействием какого-то колдовства. Он вполне мог отвечать за все свои решения и поступки. Я лишь хотела сказать, что в самом начале, только поступая на службу к вам, он, может быть, и не хотел причинить вам никакого зла… Возможно, он погряз во лжи и дурных делах постепенно, не за один год; и вполне вероятно, что то нападение, в котором погибли ваша супруга и дети, было его первым открытым выступлением на стороне зла. Маршал тогда тоже был убит, и не потому ли, что стал что-то подозревать и о чем-то догадываться? Очень может быть, что та атака орков была направлена в равной мере как ваших близких, так и на маршала Геда.

— Нет! — закричал герцог, вскочив из-за стола. Затем он взял себя в руки и снова сел на стул. — Это невозможно! Хотя, впрочем…

— Мой господин, вполне возможно, Тамаррион тоже стала что-то замечать, — спокойным тихим голосом произнесла Доррин. — Учитывая ее тонкое чутье ко всему происходящему, на пути Ачрии она была не меньшим, а, может быть, даже большим препятствием, чем сам маршал.

— Тем не менее мы до сих пор не знаем, почему Ачрия плетет свои интриги именно здесь, — напомнила всем Пакс.

— Северная граница… очень важный район… — голос Арколина выражал его неуверенность в собственных предположениях.

— И так давно это тянется, — с сомнением произнес герцог. — Если Веннер был всего лишь частью большого плана, то получается, что этот заговор плетется уже больше шестнадцати лет. И против кого? Неужели только против меня? Или против моих союзников? По крайней мере, я знаю, что Ачрия поддерживала Синьяву в Ааренисе.

Придвинувшись поближе к столу, к разговору присоединился Кракольний:

— Если все это затеяно для того, чтобы наша крепость перестала быть препятствием на пути нового полномасштабного нападения с севера, то почему Ачрия не нанесла удар в то время, как вся рота находилась в Ааренисе?

— Кстати, примерно в это время и начались набеги орков…

— Согласен. Но эти нападения никак нельзя назвать серьезными попытками уничтожить нас или заставить уйти из крепости. Скорее они пытались дискредитировать ваше командование этим северным гарнизоном. Хотелось бы знать, с кем Веннер общался в Верелле. И все равно мне непонятно, почему выбор пал именно на вас, мой господин. Я ни в коей мере не хочу утверждать, что вы не представляете для сил зла никакой опасности, но в то же время я далек от мысли о том, что вы являетесь в этих играх ключевой фигурой, при всем моем к вам уважении, мой господин.

— Да ладно тебе, можешь не извиняться, — улыбаясь, сказал герцог. — Свое место я прекрасно знаю. Вам, офицерам, хорошо известно, что я по мере сил пытался укрепить свое положение в этом королевстве, но я не думаю, что мой попытки были настолько значимы и успешны, чтобы всерьез разозлить кого-то из демонов. Я имею в виду, что вряд ли я сделал столько добрых дел, чтобы вызвать у них гнев.

— Но почему Веннер просто-напросто не зарезал вас как-нибудь посреди ночи? — продолжал развивать свою мысль Кракольний. — С моей точки зрения, учитывая все те тайные переходы, которые мы здесь обнаружили, сделать это было бы совсем нетрудно.

— Такое решение было бы не в духе Ачрии, — возразила Пакс. — Она предпочитает не столько мгновенное разрушение, сколько медленное отравление. Ее подручные запросто могли бы расправиться со мной в Колобии, но им был нужен не мой труп, а паладин, подчиняющийся силам зла, или, на худой конец, ни на что не годный отчаянный трус. — Пакс сама удивилась легкости и спокойствию, с которыми она говорила на эту тему. — Каковы бы ни были ее планы относительно вас, вашей роты или крепости, мой господин, я уверена, что замысел ее был сложен и коварен. Укол кинжалом от ее жрицы был скорее всего жестом отчаяния, а не заранее продуманным поступком. По крайней мере, я так считаю.

— Ну что ж, похоже, — пожав плечами, согласился герцог. — Это, видимо, отвлекало мое внимание от орков. Мне следовало бы всерьез задуматься о том, откуда они лезут и почему ведут себя так странно. Мне приходилось воевать с орками раньше, и никогда они не придерживались такой непонятной тактики. С другой стороны, если она хотела отвлечь меня на время, достаточно долгое для того, чтобы они добрались до крепости изнутри, то чего мне следовало ждать потом? Я полагаю, все равно смертельного удара кинжалом? — Помолчав, он оглядел присутствующих и сказал:

— Я думаю, нам нет необходимости разбираться во всех деталях плана Ачрии, чтобы признать тот факт, что нам противостоит хитрый и коварный противник, который к тому же Давно перешел в наступление. Знать бы, как она поведет себя дальше. Ожидать ли нам нападения орков или каких-нибудь чудовищ из мира темных сил?

— Мой господин, она не будет рисковать собой в поединке с противником, готовым отразить нападение. Ачрия предпочитает, чтобы за нее воевали другие. Большого нападения орков мы вполне можем ожидать. Если под ее властью где-нибудь поблизости есть люди или киакномы, они могут присоединиться к этому нападению. Но не менее вероятно и то, что она на время отступит, спрячется и будет пытаться сплести паутину другого заговора. Нельзя забывать и о том, что у нее могут быть другие агенты или жрецы как внутри крепости, так и в ближайших окрестностях. Их-то мы и должны выявить в первую очередь.

— Среди слуг ты никого не заметила…

— Никак нет, капитан, — ответила Пакс Арколину. — Но я не до конца уверена в своих силах и в своем чутье. Я не могу гарантировать, что не пропустила хорошо замаскировавшегося противника. Большое зло я бы, наверное, учуяла в любом случае, а вот мелкие служители темных сил…

— Тут мы, кстати, подходим еще к одному вопросу, — сказал герцог. — Скажи, пожалуйста, как так получилось, что ты очутилась здесь именно тогда, когда твой дар оказался востребован? И кто ты теперь, Пакс? Неужели ты и дальше будешь утверждать, будто возвратилась сюда лишь для того, чтобы вернуть мне перстень?

— Никак нет, мой господин. — Мрачно, но уверенно Пакс смотрела в глаза герцогу. — Еще находясь на службе в Лионии, я вдруг почувствовала… даже не знаю, как описать это… что-то вроде внутреннего голоса или зова. Мне показалось… то есть я вдруг поняла, что я нужна вам или понадоблюсь в ближайшее время. Сама не знаю как, но я внезапно почувствовала, что мне нужно возвращаться.

— Ты уже знала о своих особых способностях? Ну, о том, что можешь зажигать колдовской свет, исцелять, ощущать присутствие злых сил?

— Да, но я до сих пор не уверена в том, как пользоваться этими способностями и чего мне от себя ждать.

— Пакс, значит, ты паладин? — не столько вопросительно, сколько утвердительно сказала Доррин, прикасаясь пальцем к эмблеме Фалька.

— И рейнджеры, с которыми я служила, и киакдан из Бреверсбриджа думают так, — медленно произнесла Пакс. — У меня тоже нет иного объяснения этим способностям. По всей видимости, ими я обязана богам. Как мне кажется, самому Великому Господину. Но границы, до которых простирается этот дар, мне пока неведомы. Я полагаю, мой господин, — сказала Пакс, обращаясь к герцогу, — что вам следует вызвать маршала Геда или какого-нибудь паладина из Вереллы или Фин-Пенира; кого-то, кто знает, как пользоваться божественным даром, для того чтобы обезопасить роту от предателей, возможно, находящихся среди нас.

— Неужели ты не доверяешь собственному дару? Пакс помолчала, продумывая ответ.

— Мой господин, я доверяю самому дару, но не своему умению применять его. И с вашей стороны было бы мудрым шагом воспользоваться чьим-либо еще опытом хотя бы для того чтобы удостовериться в моей правоте.

— Понятно, — сказал герцог, обводя взглядом комнату. Арколин отвел глаза и, нахмурившись, теребил лежавшую на столе салфетку. Доррин сидела неподвижно, сжав руки в кулаки. Понт откинулся на спинку стула, притворившись при этом, что дремлет. Кракольний переводил взгляд герцога на Пакс и обратно. Затем герцог вновь посмотрел на Пакс.

— Может быть, ты не знаешь, но я отказался от присутствия в крепости маршалов Геда после гибели моей жены. Я с первого дня обвинял их в ее смерти за то, что они настояли на том, чтобы я отправился с большей частью роты в поход, оставив крепость и жену с детьми без надлежащей охраны, а также за слабость маршала, который в минуту опасности не смог спасти моих близких. Мне всегда казалось, что последователи Геда называют себя защитниками слабых и обиженных. Но, судя по всему, это всего лишь пустые слова.

— Мой господин, вы потеряли жену и детей. Ваше горе и ваш гнев вполне понятны и оправданны.

— Возможно. Но ты не знаешь всего того, что я наговорил Верховному Маршалу, когда узнал, что случилось с тобой. В твоих несчастьях я также обвинил орден последователей Геда. Тебе это известно?

— Никак нет, мой господин. Поскольку любой последователь Геда является противником Ачрии, я сознательно пошла навстречу той опасности. Служители Геда и даже сама Верховный Маршал могут ошибаться, но все те мои знакомые, кто принадлежит к этому братству, — люди достойные, и разве что, в худшем случае, у них может быть слегка ограниченный взгляд на мир.

— Но ведь они не смогли излечить тебя. Они бросили я одну, беззащитную, без всяких средств к существованию…

Пакс рассмеялась:

Мои господин, вспомните: они были готовы приютить меня на всю жизнь. Я ушла не только по своей воле, но даже наперекор просьбам Верховного Маршала. Да, конечно, они не смогли излечить меня полностью. Тем не менее они сделали главное: выкорчевали из моей души ростки зла, уже пустившие там корни. Конечно, после этого в моем сердце не могло не остаться рубцов и шрамов. Но, с другой стороны, вот я, перед вами: что я потеряла? Ничего. Вы видели меня в бою. Кроме того, я обрела редкие, свойственные очень немногим людям способности. Кстати, сами маршалы Геда признают мудрость или достойный и благородный поступок, совершенный любым человеком, независимо от принадлежности к их братству.

— Неужели ты… так настрадавшись от них… неужели ты предложишь мне вызвать кого-то из них, зная обо всем, что было в моем прошлом?

— Я знаю далеко не все, мой господин, а лишь то, что вы мне рассказали. И я не могу представить себе, чтобы маршалы Геда уговаривали вас увести роту из крепости, зная при этом, что вашей супруге угрожает опасность. И не могу представить маршала в тот трагический день иначе, как отчаянно сражающимся против орков и пытающимся защитить Тамаррион и детей. Ваш гнев, мой господин, мне понятен. Ваше горе — тоже. Если говорить начистоту, в течение последней зимы я ощутила, наверное, не меньшее отчаяние. Но сейчас мне кажется, и я думаю, вы не станете отрицать, что тогда вы и ваша семья оказались жертвами хорошо продуманного коварного плана. О том, насколько удачно враг все просчитал, говорит тот факт, что вплоть до вчерашнего вечера никто даже не подозревал, что предатель есть внутри крепости. Осмелюсь предположить, что Ачрия была премного обрадована, когда вы выставили маршалов и паладинов за ворота крепости.

Герцог прикрыл глаза ладонью и некоторое время сидел так молча. Затем глухим, сдавленным голосом он произнес:

— Видят боги, я никогда не думал об этом. Никогда не думал… Я знал лишь одно: Тамаррион погибла, а меня не было рядом, и я не смог защитить ни ее, ни детей. Горе ослепило меня и отчасти даже помутило мой разум.

В комнате опять воцарилось молчание, которое через некоторое время нарушила Доррин, осторожно, с опаской сказавшая:

— Все эти годы Ачрия пыталась воздействовать на нас, разлагая роту изнутри. Среди нас не было никого, кто мог бы напрямую почувствовать присутствие зла. Еще немного — и мы могли бы незаметно для себя подчиниться ее воле.

— Но ведь этого не произошло, — горячо возразила Пакс. — Наша рота, рота герцога Пелана, известна своим благородством…

— Да на фоне других мы, может быть, смотримся неплохо, — вновь вступил в разговор герцог. Он убрал ладони от лица и оказалось, что по его щекам текли слезы. — Мы уже далеко не те, Паксенаррион. Эх, знала бы ты нас в былые годы, тогда, когда Тамаррион была жива, а маршал Геда жил во внутренних покоях крепости… — Герцог помолчал, сделал глубокий вдох и сказал:

— Ну что ж, следует признать, что я был не прав. И, возможно, эта ошибка — самая тяжелая из тех что я совершил за всю свою жизнь. В том, что случилось, не было вины Геда или его последователей. Горе и гнев ослепили меня. — Оглядев офицеров, он, словно ища поддержки, обратился к ним:

— Ну что, капитаны, вы согласны?

Все, почувствовав не столько по словам, сколько по тембру голоса герцога произошедшие в нем изменения, согласно закивали. Первым заговорил Арколин:

— Мой господин, мы следовали за вами всегда и везде. Но, признаюсь, мне всегда было тяжело осознавать, что между вами и братством Геда встала какая-то стена. В общем, я был бы рад, если бы вы снова пригласили к нам маршала.

— Я тоже, — поспешила подтвердить Доррин, лицо которой явно просветлело. — Я абсолютно согласна, несмотря на то что принадлежу к ордену Фалька.

— Не знаю, согласятся ли они вернуться сюда, — сказал герцог. — После того, что я наговорил Верховному Маршалу, не удивлюсь, если она предложит нам самим расхлебывать заваренную нами же кашу.

— Сомневаюсь я в этом, — с улыбкой предположил Кракольний. — Вы только представьте себе, как она обрадуется, что вы признали ее правоту.

Герцог покачал головой.

— После стольких лет мне потребуется какое-то время, чтобы заставить себя думать по-другому. В любом случае наш враг сейчас — Ачрия, но ни в коем случае не Гед. По крайней мере, это мы знаем. Паксенаррион, ты спасла не одну жизнь учитывая твои особые способности, я не могу допустить, чтобы ты и дальше оставалась простым капралом. Я хочу, чтобы ты постоянно была рядом со мной — например, в качестве оруженосца или адъютанта, называй как хочешь, — во всяком случае до тех пор, пока мы не развяжем этот узел.

— Ну вот все как всегда, — делая вид, что сердится, но почти не скрывая улыбки, пробурчал Арколин. — Только выучишь из кого-нибудь приличного капрала, и вот на тебе — тут же забирают. И что мне прикажете делать? Откуда я вам возьму очередного капрала? Из воздуха?

— Брось, у тебя полно отличных солдат. Назначь кого-нибудь из них, а сержанты помогут ему освоиться. До тех пор пока в крепости не появится маршал или паладин, Пакс единственная, кто может распознать приспешников Ачрии. — Обернувшись к Пакс, герцог обратился прямо к ней:

— Ну, Паксенаррион, ты согласна?

— Мой господин, — ответила она, — я вернулась сюда, чтобы служить вам в любой роли, и я буду исполнять все ваши приказания до тех пор, пока боги не позовут меня куда-нибудь еще.

— Ну что ж, на том и порешим. Останешься при мне. Кстати, как по-твоему, где может находиться ближайший маршал Геда?

— По правде говоря, точно не знаю. Ближайшая ферма Геда, как вам известно, находится в Дорнингмиде, в двух днях пути на юг отсюда. Но когда я проходила по дороге, мне сказали, что дорнингмидский маршал отбыл в дальнее паломничество, и я не знаю, когда он вернется. Может быть, быстрее будет отправить гонца прямо в Вереллу.

— Не хотелось бы действовать так открыто, — задумчиво сказал герцог. — Если агенты Ачрии следят за нами, они сразу же заподозрят неладное.

— А я полагаю, что Ачрия уже все знает, — сказал Кракольний. — От всех ее соглядатаев нам не уберечься, как ни старайся. Считайте, уже сутки прошли с тех пор, как ее жрица убита. Она либо нанесет удар в самое ближайшее время, либо отступит, чтобы перекроить свои планы.

Глава XI

Первым следствием нового назначения Пакс стало ее немедленное отделение от когорты. Стэммел ничуть не удивился, когда она появилась в казарме перед отбоем лишь затем, чтобы забрать свои вещи. Понимая, какие противоречивые чувства испытывала в тот момент Пакс, он первым подошел к ней и сказал:

— Пакс, ты теперь не просто солдат. И не нужно делать вид, что ничего не произошло. Что касается наших отношений, то все остается по-прежнему. Если тебе нужен друг, можешь на меня положиться. А что касается службы, то я готов выполнять твои приказы точно так же, как если бы они исходили от Арколина или от герцога.

Пакс молча покачала головой и развела руками, не в силах придумать подходящий ответ. Сержант тем временем продолжал:

— Я только хочу напомнить тебе о том, что неизбежно подстерегает тебя на этом пути. Я помню, как ты бежала от этого в Ааренисе. Учти: если ты собираешься стать паладином или просто любым командиром старше сержанта, ты должна быть готова к одиночеству. Тебе придется самостоятельно принимать решения и заставлять других исполнять твою волю. Сама понимаешь, ожидать в этом случае толпы друзей, как это было, когда ты жила со всеми вместе в казарме, не приходится.

Пакс наконец смогла ответить:

— Я помню, как киакдан говорил что-то похожее на ваши слова, сержант. Я понимаю, что это правда. С одной стороны, я подчиняюсь теперь только велениям своих богов, но в то же время…

— С непривычки трудно? Это понятно. — Сержант дружески похлопал Пакс по плечу. — Ты еще молодая, но уже далеко не неопытная девчонка-новобранец. В твоем возрасте наш герцог командовал когортой. В те времена это и была вся наша рота. А барон Марракай доверил ему командовать всеми силами королевства. Ты слышала об этом?

— Нет. Расскажите, — с неподдельным интересом попросила Пакс. О прошлом герцога она знала очень и очень немногое.

— Ну, история это долгая, — начал Стэммел, — рассказывать полностью времени нет, тебя, того и гляди, хватятся во внутренних покоях. Но вкратце расскажу: оно того стоит. Первый самостоятельный контракт герцог заключил с королевским двором Тсайи, направив свою когорту вместе с остальными подразделениями в поход на Паргун. Командовал объединенными силами наследный принц Тсайи. Герцог, в то время просто капитан Пелан, получив независимый контракт, в некоторой степени встал вровень с остальными командирами — герцогами, графами и прочей знатью. Насколько я слышал — и это вполне понятно, — им это вовсе не понравилось. Как-нибудь порасспроси Сиджера, он тебе все подробно расскажет, тем более что он там был, а я все знаю с его слов. Так вот, случилось, что как-то вечером, еще на паргунской границе, принц созвал общее совещание командующих подразделениями. Все командиры собрались в одном большом шатре; командиры и их непосредственная охрана. Паргунцы же узнали от разведки или просто угадали это и ударили в тот день всеми силами именно на этом самом участке. В общем, перебиты были почти все командиры отрядов Тсайи. В том бою герцог был оглушен, принц — убит, а Марракай, самый влиятельный и богатый барон, тяжело ранен.

Поговаривали, что сам Марракай и выдал противнику место сбора командиров. К тому времени его отношения с королевским двором накалились до предела. Сама понимаешь, что представлял собой лагерь в тот момент. Оставшиеся в живых командиры затеяли долгий спор по поводу того, кому из них брать на себя командование. Придворные вообще потребовали немедленного возвращения в Вереллу с телом погибшего принца. И на этом фоне наш герцог смог взять командование на себя. Как говорит Арколин, видимо, он просто кричал громче других. Когда первая атака была отбита, герцога вызвал барон Марракай и передал ему командование своими войсками — пятью боевыми когортами и обозом. Он приказал атаковать паргунцев, чтобы отомстить за гибель принца. Так герцог и поступил. Ему удалось сломить сопротивление противника и принести в лагерь голову Сейгода — командующего западной паргунской армией. Это была первая большая операция, проведенная под командованием герцога Пелана. Свой титул и эти земли он получил от королевского двора Тсайи в награду за этот поход. На следующий год он впервые стал нанимать рекрутов в северных королевствах. Я помню как сейчас, как увидел его небольшой отряд, входивший в наш город. Я тогда был еще молод, считай — совсем мальчишка. В общем, я не стал больше ждать и, не откладывая дела в долгий ящик, поступил к нему на службу.

— Я как раз хотела узнать, как герцог получил эти земли, — сказала Пакс.

— Теперь у тебя будет больше возможностей. Попробуй поговорить с Арколином. Если он будет в настроении, то расскажет тебе многое. Он был первым заместителем герцога еще в той единственной когорте. Герцог нанял его в Тсайе, а до того Арколин служил младшим капитаном в городской страже. Сиджер знает герцога еще дольше: в давние времена он был сержантом в роте Алиама Хальверика, а именно в этом отряде герцог начал осваивать воинское мастерство.

— А вы знаете, откуда он сам родом? Где он провел юность до того, как попал на службу к Хальверику? Стэммел покачал головой.

— Нет. Этого не знаю ни я, ни кто-либо другой из наших. Может быть, что-то известно самому Хальверику. Я, кстати, попытался как-то спросить об этом у Сиджера, так он мне чуть руку не отрубил. Так что лучше не рискуй. Несмотря на все твое мастерство, противник он по-прежнему опасный, и лучше нашего старика не злить. — Стэммел, улыбаясь, поглядел Пакс в глаза. — Ну все, как-нибудь еще поболтаем. А сейчас иди: тебя ждут другие дела — те, ради которых ты вернулась к нам в роту.

Пакс едва успела разложить часть вещей по полкам в шкафу, как в коридоре раздался голос герцога. Тот интересовался, вернулась ли она из казармы. Пакс тотчас же вышла в коридор и проследовала за Пеланом в кабинет. Кракольний и Валичи уже ждали их там. Герцог перешел к делу без предисловий:

— Чем больше я об этом думаю, — сказал он, — тем больше убеждаюсь, что Веннер стоял за всеми неприятностями, происходившими в крепости. Валичи напомнил мне ту историю, которая произошла с капралом… как его звали? Стефи, если я не ошибаюсь. Ясное дело, что в тот день его чем-то опоили. Если Веннер мог становиться невидимым — насколько мне известно, ты в этом убедилась, когда вступила с ним в бой… — Герцог на мгновение замолчал, и Пакс утвердительно кивнула. — Так вот, получается, что он мог подсыпать какой-то отравы в эль, которым угостил капрала.

Бросив тяжелый взгляд на Пакс, Кракольний возразил:

— Мой господин, тем не менее я не понимаю, зачем ему это понадобилось. С какой стати Веннер стал бы так рисковать, провоцировать такой скандал, и все лишь ради того, чтобы доставить одному из капралов такие неприятности.

— Сдается мне, дело тут не в Стефи, — сказал герцог. — Мишенью Веннера была Пакс. Если он уже знал, что ей суждено стать паладином…

— Тогда почему он просто не убил ее? — чуть ли не со злобой в голосе спросил Кракольний. — Прошу прощения, мой господин, но не слишком ли сложные схемы мы выстраиваем по прошествии стольких лет?

— У Веннера не было никакого доступа к новобранцам, — негромко произнес Валичи. — Он практически не выходил из внутреннего двора крепости, разве что иногда ему приходилось съездить либо в одну, либо в другую деревню. Если бы он появился в казарме, дневальный, несомненно, заметил бы его, а уж новобранец, не знающий дворецкого в лицо, и вовсе вызвал бы сержанта при появлении незнакомца.

— Но ведь мы сошлись на том, что он мог становиться невидимым.

До сих пор Пакс молчала, не совсем уверенная в том, что ее новый статус дает ей право голоса. Наконец, набравшись смелости, она позволила себе принять участие в разговоре:

— Мой господин, я уверена, что дело не только в этом. Когда речь идет о кознях и заговорах Ачрии, всегда следует искать несколько целей и пересекающихся путей их достижения. В той истории Веннер не только стремился дискредитировать одного или двух хороших солдат — например, меня и Стефи, — но и вызвать разногласия и трения внутри роты: например, между новобранцами и ветеранами, между солдатами-мужчинами и женщинами, наконец, между когортами и их командирами. — Она замолчала и дождалась, пока оба капитана медленно, словно неохотно кивнули. Герцог же продолжал смотреть Пакс прямо в глаза. Поняв, что ее не прерывают, она продолжала:

— А кроме того, вспомните других новобранцев — Коррина и Дженса.

— Тоже мне, вспомнила двух мерзавцев, — вставил Валичи.

— Я с вами согласна, господин капитан. И если бы они остались в роте подольше, они могли бы принести много вреда своим дурным влиянием. Но тем не менее следствие и наказание, которое они понесли, заставили некоторых новобранцев отказаться от дальнейшей службы, и вы это прекрасно помните. Кстати, среди них были далеко не худшие из нас.

— Это точно. — Валичи снова согласно кивнул. — К тому же, насколько я понимаю, приятели Стефи по службе первое время не слишком-то жаловали тебя, Пакс.

Пакс вспомнила несправедливые придирки Донага.

— Так точно, господин капитан. Поначалу мне пришлось нелегко. Позволю себе только напомнить, что Стефи сделал все, что мог, чтобы смягчить это отношение ко мне. Он всегда был честен и…

— Он был отличным солдатом, — продолжил за Пакс герцог, — и если бы мы тогда знали… — Он вздохнул и процитировал старую пословицу:

— «С „если» бой не выиграешь". Мы должны исходить из того, что мы имеем. Гонца за маршалом я уже послал. — С этими словами он внимательно посмотрел на обоих капитанов и Пакс. — Но до тех пор, пока орден Геда не пришлет нам своего представителя, мы можем рассчитывать только на тебя, Паксенаррион, на то, что ты сумеешь предупредить нас о приближении зла. Поскольку никого из моих слуг ты не подозреваешь в связях с Ачрией, я намерен позволить им вернуться к работе. Честно говоря, нам не нужно так много прислуги, и я бы с радостью рассчитал кое-кого из них, но в это время года найти работу в другом месте будет нелегко. Я прекрасно знаю, что поздней осенью и в начале зимы почти нигде не требуются лишние работники. — Последние слова герцог произнес мрачно, даже с горечью в голосе. Пакс заинтересовало, откуда ему было это известно. Сама она на собственной шкуре ощутила прошлой осенью и зимой, что такое избыток рабочей силы в деревне.

— Можно будет пристроить кое-кого из них в наших деревнях, — предложил Кракольний. — Это освободит часть наших ветеранов для патрулирования окрестностей и, если потребуется, для организации ополчения.

— Так-то оно так, — сказал герцог, — но я бы хотел наверняка быть уверенным в том, что среди них нет предателей. В конце концов мы здесь, в крепости, способны противостоять вражеским проискам лучше, чем деревенские жители. Еще меня беспокоит вот что. Скажи, Пакс, насколько велика вероятность того, что нам снова придется столкнуться с этими огромными пауками?

— Честно говоря, не знаю, — ответила Пакс, поморщившись при упоминании о чудовищах. — Этот паук — третий, которого я видела в жизни. Двух других мне довелось увидеть в Колобии. Я понятия не имею, насколько часто они встречаются там и в других местах. В общем, мне кажется, нужно быть готовым к встрече с такого рода чудовищами, но, по-моему, их не должно быть слишком много.

— И что, все они — умеющие менять облик жрецы Ачрии? — спросил Валичи. Пакс покачала головой:

— Не думаю. Один из тех, кого я видела, — он был гораздо больше, чем тот, вчерашний, — скорее был их талисманом или священным животным. Там, в Колобии, ему поклонялись, молились на него перед поединками, и, как я поняла, он был наместником Ачрии, ее непосредственным слугой. Он…

— Подожди, — перебил ее Кракольний, — ты говоришь, он был больше, чем этот… — Судя по всему, Кракольний произнес эту фразу, не без труда преодолевая ужас и отвращение.

Пакс кивнула:

— Да, намного больше. Его ноги были больше человеческого роста, а глаза размером как минимум с кулак.

— Великие боги! И это чудище… что оно там делало?

— Оно обматывало паутиной и пожирало тех, кого я побеждала в поединках.

Кракольний смотрел на Пакс совсем по-иному. В его глазах явно читалось уважение и едва ли не преклонение перед ее героизмом.

— Мой господин, — обратился он к герцогу, — я даже не предполагал… Вы мне, конечно, рассказывали, но я и представить себе не мог… что Паксенаррион сумела выстоять, оказавшись лицом к лицу с такой опасностью. Там, где я родился, рассказывают страшные легенды о демонах-пауках. Смерть в их паутине считается у моего народа самой жуткой, мученической гибелью.

— Честно говоря, я не совсем представляю, как эти твари ведут себя вне своей паутины, — сказала Пакс. — Те, с которыми мне довелось встречаться, действовали как когтями, так и выбрасываемой из брюха клейкой сетью. Что-то подобное попытался проделать и тот паук, с которым мы столкнулись прошлой ночью. Двигаются они очень быстро и прыгают выше человеческого роста. Если у нашего противника есть несколько таких пауков, которые возглавят нападение из подземного туннеля, то вполне вероятно, что стрелы не смогут остановить их.

— Скажи, тебе что, действительно приходилось драться с такими тварями? — спросил Кракольний.

— Да, но, разумеется, я была не одна. Мы сражались против них втроем: я, паладин, тренировавший меня, и еще один гном.

— А как противостоять выбрасываемой паутине?

— Паук не может выстрелить паутину, пока он идет или стоит на всех лапах. Просто за ним остается след в виде клейкой нити. Но, разозлившись, он встает на задние ноги и выбрасывает петли этой паутины вперед. Помешать ему прицельно поразить противника могут стрелы, пущенные в заднюю часть его туловища, покрытую слоем жира. Опасны, конечно, и когти на длинных лапах. Впрочем, умело действуя мечом, ничего не стоит поотрубать их одну за другой. Больше одного удара на каждую лапу не потребуется.

— А если стрелкам дать команду целиться по глазам — это сработает?

— Да, возможно. Но не забывайте, что эти твари двигаются очень быстро и попасть им точно в глаза — скорее дело случая. Передняя часть их туловища и голова покрыты толстой и прочной броней, от которой отскакивают как стрелы, так и клинки.

— Я вот что думаю, — сказал герцог. — Если Ачрия — не совсем уж глупый и безрассудный демон, то она должна перейти в контрнаступление в самое ближайшее время. И скорее всего, как мне кажется, это случится сегодня ночью. Будь я на ее месте, я бы постарался действовать как можно стремительнее. Учитывая вполне вероятное наличие ее шпионов в окрестностях крепости, а то и в наших рядах, я бы воспользовался их сведениями и попытался нанести ответный удар по возможности быстрее. Жаль, что магистр Вертифьюджи в отъезде. Его колдовские огненные шары помогли бы нам поджарить одного—двух паучков.

Пакс промолчала, хотя в глубине души была рада тому, что Вертифьюджи в крепости отсутствует. Колдуны и паладины редко действуют заодно: слишком разные способы использования таинственных волшебных сил мешают им сработаться даже перед лицом серьезной опасности. Впрочем, Пакс предпочла промолчать и не напоминать герцогу об этом. Другой, более земной способ предложил Кракольний:

— У нас на складе достаточно масла. Мне кажется, волна липкого пламени — неважно, колдовского или обычного происхождения, — не понравится любому пауку. Помещение погреба целиком каменное. Я думаю, даже если мы сожжем там несколько бочек масла, для остальной части здания это не создаст никакой угрозы.

Герцог кивнул и повернулся к Валичи:

— Что-нибудь слышно снаружи? Какие-нибудь перемены?

Валичи покачал головой:

— Абсолютно ничего, мой господин. Ни из деревень, ни с ферм не поступало ни одного донесения о появлении поблизости орков.

— Одно это говорит о том, что они что-то затевают. — Герцог наклонился над столом и зашелестел листами карт. — Помимо двойных караулов и усиленной охраны выхода из туннеля — если это действительно туннель, — я больше не могу ничего придумать. Может быть, кто-то из вас предложит что-либо еще, что будет полезно предстоящей ночью?

Оба капитана покачали головами, но Пакс попросила слова.

— Я бы хотела предложить… — начала она фразу и, дождавшись одобрительного кивка герцога, продолжила:

— Предложить подумать вот над чем. А что если они вовсе не собираются нападать на крепость, а просто обойдут ее и нападут на ваши владения к югу отсюда? Например, они могут решить штурмовать вашу Восточную деревню хотя бы потому, что она стоит прямо на караванной дороге. Может быть, они нанесут удар и вовсе за пределами ваших владений, но для этого им придется совершить слишком длинный переход. Если предположить, что одной из целей Ачрии является дискредитация вашей власти и вашей деятельности в качестве распорядителя этих земель…

— Слушай, Пакс, а я ведь об этом и не подумал. Такой план, кстати, может включать и небольшое нападение на крепость, просто чтобы отвлечь наше внимание; а тем временем основные их силы ускоренным маршем проследуют на юг. Кракольний, что скажешь?

— В течение сегодняшнего дня они не могли пройти мимо нас незамеченными. Возможен, конечно, путь по той стороне скальной гряды, там, где мы не ведем наблюдения, но, по-моему, этот крюк получился бы слишком длинным. Остается только попытка выйти на караванную дорогу под покровом темноты сегодня ночью.

— Чтобы сработал план дискредитировать меня, они должны будут доказать, что мимо моих патрулей и в обход гарнизона неприятель может провести крупные силы, — задумчиво сказал герцог. — Если бы они подошли с востока или с запада… В конце концов всем понятно, что я не могу одними лишь своими силами патрулировать всю линию северной границы. А к западу от нас ее вообще никто не охраняет. Нет, для того чтобы такой план сработал, оркам потребуются какие-то доказательства того, что они прошли именно здесь…

— Я думаю, добыча или пленники из одной из ваших деревень послужили бы для них очень убедительным доказательством вашей слабости, — сказал Валичи. — А ведь если говорить начистоту, то ни одна из наших деревень не выдержит нападения многочисленного противника.

— Это верно, — с металлом в голосе ответил герцог. — Видят боги, по-моему, мы раскусили их план. Что скажешь, Пакс?

— Так точно, мой господин. Мне тоже кажется, что наша догадка правильна.

— Так. Тогда что мы можем предпринять? — произнес герцог. — Давайте подумаем. Сколько бойцов им потребуется для того, чтобы обозначить нападение на крепость?

— В темноте, наверное, немного. Дадут пару залпов горящими стрелами; попытаются прорваться через подземный ход в винном погребе; может быть, бросят с полсотни орков на стены.

— Кракольний, с каким наименьшим количеством стрелков ты сможешь удерживать крепость?

— Я? Видит Тир, я думаю, мне потребуется вся когорта, чтобы не сказать — вся без исключения, если речь пойдет о более или менее длительном штурме. Я не могу отправить всех на стены, имея в тылу выход из туннеля.

— Этого я не забыл. И все-таки давай поступим так: я тебе оставлю взвод из когорты Арколина: они встанут на стены вместе с твоими. При этом я заберу у тебя два взвода стрелков. Пакс, немедленно найди Арколина и Доррин и передай им приказ сейчас же поднимать когорты по тревоге и готовить их к выходу. Потом пусть сразу же идут ко мне. А ты скачи в Восточную деревню: я уверен, что удар будет нанесен именно там, потому что Восточная деревня стоит на главной караванной дороге. Пусть поднимают по тревоге ополчение и ждут нас. Мы выступим как можно скорее. У мэра Хериберта Фонтайна есть большой рог. Пусть дает сигнал тревоги, если орки подойдут к деревне.

— Слушаюсь, мой господин, — сказала Пакс и стремительно направилась к дверям.

— И учти, Пакс: даже если ты великий паладин, не пытайся справиться в одиночку со всем этим стадом.

— Я все понимаю, мой господин. Я не буду рисковать зря. — Пакс кивнула и выскочила в коридор.

Доррин и Арколин поняли ее с полуслова и тотчас же направились в казармы. Прежде чем Пакс успела оседлать коня, когорты уже были подняты по тревоге и первые отделения начали выстраиваться на плацу. Пакс вывела коня за ворота и оказалась на пронизывающем холодном ветру в полной темноте. Сев в седло, она направила своего скакуна к Восточной деревне. Понукаемый Пакс конь перешел в галоп. Чутью животного и его умению заметить в темноте неожиданное препятствие Пакс доверяла больше, чем своему. Вскоре звуки, доносившиеся из-за стен крепости, где готовилась поднятая по тревоге рота, стихли у нее за спиной. Пакс скакала одна в темноте, и до слуха ее доносились лишь перестук копыт и завывание ветра.

Ей еще никогда не приходилось ездить верхом в такой кромешной тьме. Она чувствовала себя как в пещере: низкие густые тучи заволокли небо, и Пакс не видела вокруг ничего, даже лошадиной гривы перед собой. О том, что она достигла знакомого холма, Пакс догадалась только по чуть сбившемуся дыханию лошади и по изменившемуся ритму скачки. Затем перевал, и дорога пошла вниз сквозь темноту. Пакс подумала, не запросить ли для себя волшебного света, но решила подождать до минуты, когда это будет действительно необходимо. А кроме того, освещенный всадник на дороге скорее стал бы отличной мишенью для вражеских разведчиков и спрятавшихся в засаде стрелков.

Наконец впереди показались сторожевые огни Восточной деревни. Почуяв знакомое место, конь фыркнул и еще бодрее поскакал вперед. Огни приближались. Вот уже стали видны отдельные дымящиеся факелы на изломах невысокой земляной насыпи, охватывавшей деревню с севера. Пакс пустила коня рысью и еще издали окликнула стражу.

— Стой! Кто идет? — донеслось в ответ из-за насыпи. Пакс натянула поводья, и конь остановился как вкопанный.

— У меня сообщение от герцога мэру Фонтайну, — прокричала она в темноту. — Мое имя Паксенаррион.

— Давай проходи, — послышался голос часового. — Что случилось?

Пакс медленно въехала в круг света от нескольких факелов и спешилась.

— Срочно поднимайте ополчение и всех, кто может держать оружие, — требовательно сказала она. — Герцог подведет сюда всю роту так быстро, как только сумеет. Он предполагает, что орки нанесут здесь сильный удар сегодня ночью.

— Здесь? Но почему?

Пакс узнала Питера, хозяина постоялого двора. В ответ она тряхнула головой и сказала:

— Долго объяснять. Но уверяю, это предположение более чем основательно. Будьте начеку. Как найти мэра?

— Ты знаешь, где его дом? — спросил Питер. Пакс кивнула.

— Двигай к нему, а я соберу остальных. Какими силами располагают орки, известно?

— Нет, но герцог считает, что эти твари соберут всех, кого только смогут.

Пакс пошла по аллее, ведя коня в поводу. За ее спиной раздались команды Питера и топот сапог. Часть караульных отправилась на насыпь усиливать охрану, остальные же бросились в деревню поднимать по тревоге других ополченцев.

В доме мэра как раз заканчивался поздний ужин, на который хозяин пригласил своих советников и наиболее уважаемых жителей деревни. Коула улыбнулась вошедшей Пакс, но, увидев выражение ее лица, тотчас же встревожилась. Пакс коротко описала ситуацию.

— Через сколько времени герцог сможет прибыть сюда? — спросил Фонтайн, явно обеспокоенный.

— Когда я выезжала за ворота, когорты уже строились, — ответила Пакс.

— Если нападение будет действительно серьезным, мы вряд ли долго продержимся, — сказал мэр. — От насыпи толку немного. Она задержит противника лишь на минуту и даст нашим стрелкам возможность сделать пару залпов из луков. У нас меньше сотни человек, способных держать оружие в руках…

— Давайте обсудим, чем мы реально располагаем, — сказала Коула. — Большинство зданий в центре деревни вполне способны выдержать непродолжительную осаду. При их строительстве герцог настоял на каменных стенах и черепичных несгораемых крышах. Быстро выкурить запершихся там не удастся.

Выслушав Коулу, мэр кивнул и сказал:

— Всех жителей, кроме тех, кто будет держать оборону, нужно собрать в самые крепкие здания в центре.

— Хватит ли у нас времени, чтобы сообщить об опасности кому-нибудь из окрестных фермеров?

— Полагаю, что нет. Кроме того, я предлагаю держать оборону лишь от площади до северной насыпи. К сожалению, мельницу и южную часть деревни придется оставить. Иначе нам будет не удержать противника, и, прорвав нашу оборону, орки пройдутся по всей деревне.

Раньше Пакс не доводилось видеть совет деревни в сборе, и она не знала имени грузного темноволосого человека, который заговорил следующим, обращаясь к мэру:

— Двину—ка я к южной насыпи, предупрежу об опасности всех, кого успею, и скажу, чтоб собирались на площади. Если удастся, может быть, доберусь до ближайших ферм.

— Спасибо, Дэн, — ответил мэр, и тот быстро вышел на улицу. Затем мэр обратился к человеку с длинным шрамом через все лицо:

— Вик, распорядись, чтобы в здания вокруг площади успели принести еду и воду. Вскрывайте погреба с зимними запасами, если успеете организовать доставку на телегах. Когда до складов доберутся орки, они нам все равно ничего не оставят. А если нас перебьют в бою, то тем более никакие зимние запасы нам уже не понадобятся.

— Ладно вам, господин мэр, — усмехнулся Вик. — Не хороните нас раньше времени. Я предлагаю также разобрать мельничное оборудование и повыкатывать жернова на улицу или даже притопить их у берега. Если орки спалят мельницу, то жернова в таком пламени могут расколоться.

— Хорошо, что напомнил, — согласился мэр. — Будешь заниматься едой, а заодно пошли кого-нибудь с моим приказом к мельнику. Теперь ты, Коула…

— Я все поняла, — ответила та и быстро направилась к двери, на прощание вновь улыбнувшись Пакс.

Мэр подошел к внутренней лестнице на второй этаж и обратился к находившейся там жене:

— Арни, доставай рог и тащи его сюда. — В ожидании он повернулся к Пакс и сказал:

— В моем доме слишком много дверей и окон. Я отошлю семью на площадь вместе с остальными жителями.

Песочные часы отмерили время стражи. Пошли минуты следующей. Пакс стояла на северном углу насыпи и вместе с остальными вглядывалась и вслушивалась в темноту, изо всех сил стараясь предугадать или почувствовать приближение противника. Все понимали, что роте потребуется еще как минимум половина стражи, чтобы дойти в боевом порядке от крепости до деревни… при том условии, что противник не навяжет когорте бой прямо на дороге, пусть даже силами небольшого отвлекающего отряда. Жители деревни сделали все, что было возможно, для организации обороны. Все, кто не мог участвовать в бою, были собраны в нескольких зданиях вокруг центральной площади. В этих домах было лишь по одной двери и узкие окна, напоминающие бойницы. Находившиеся внутри этих зданий вполне могли продержаться некоторое время, даже если бы их стали штурмовать превосходящие силы противника. Те, кто умел обращаться с луком, поднялись на верхние этажи и чердаки и заняли позиции у окон.

Пакс неожиданно вздрогнула, подняла голову и принюхалась. Она по-прежнему ничего не слышала, но очередной порыв ветра принес вместе с чувством беспокойства еще несильный, но вполне ощутимый омерзительный кислый запах.

— Они приближаются, — сказала Пакс соседу по оцеплению. Тот передал сообщение дальше по цепи и вынул меч из ножен. Шуршание обнажаемых клинков прокатилось по всему земляному валу. У каждого из защитников лежали наготове факелы, но до появления противника зажженными оставались лишь обычные сторожевые огни на углах насыпи.

Пакс почувствовала по соседству что-то неладное. Кожа ее покрылась мурашками. Помимо орков, к насыпи с северной стороны приближалось что-то еще. Пакс вынула из ножен меч Тамаррион. Клинок засверкал синим пламенем. Пакс внимательно всмотрелась в темноту. Что там? Какие-то отблески. Издав боевой клич, она призвала на помощь Великого Господина, и с ее вытянутой вперед руки ударил луч света, мгновенно выхвативший из темноты два паучьих силуэта на фоне толпы орков. Пакс бросилась на гребень насыпи. Послышались тревожные выкрики часовых, и через несколько секунд вся насыпь ощетинилась вспыхнувшими факелами. Орки затянули какой-то свой боевой гимн и бросились вперед. За спиной защитников послышался громогласный звук огромного рога. Оба паука, попавшие в луч волшебного света, сначала попятились, но затем вновь бросились вперед, возглавляя толпу нападающих.

Паукообразные демоны без малейшего усилия вскарабкались по внешнему склону насыпи. Пакс встретила их обоих широким горизонтальным ударом эльфийского клинка. Один из пауков отпрыгнул, уворачиваясь от удара, а второй, лишь чуть попятившись, попытался нанести удар когтистой лапой. Пакс увернулась от кинжалоподобного когтя и, поднырнув под паучьи лапы, нанесла удар снизу вверх, целясь в уязвимую шею противника. Меч Тамаррион свистнул в воздухе и вонзился в черную броню, как в масло. Голова паука бессильно поникла, ноги подкосились, и Пакс едва успела выскочить из-под повалившегося на землю демона. Она отпрыгнула назад, на гребень насыпи, и закрутила головой, стараясь увидеть второго паука. Один из ополченцев махнул рукой в сторону деревни. Пакс успела разглядеть, как паук перемахнул через последнюю шеренгу защитников насыпи и бросился бежать по направлению к центральной площади.

— Берегись! — услышала Пакс предупредительный окрик. Резко обернувшись, она сошлась лицом к лицу с первой шеренгой нападавших орков. Стальной звон скрестившихся клинков наполнил воздух. Пакс расправилась с первым оказавшимся перед ней противником, успела нанести тяжелую рану второму, но на их место вставали все новые и новые орки. Теснимые превосходящими силами противника, ополченцы вынуждены были отойти на внутренний склон насыпи. На какой-то момент это дало необходимую передышку. Телосложение орков и их манера ведения боя делали их более уязвимыми для ударов, наносимых снизу. Но огромное численное превосходство нападавших не могло не сыграть свою роль. Ополченцы, стараясь сохранить строй, стали отходить к площади. Не было возможности даже унести погибших: орки волна за волной перекатывались через гребень насыпи, и ополченцы, из последних сил держа строй, могли лишь замедлить продвижение противника.

Неожиданно слева донесся какой-то гул, а потом знакомый до боли боевой клич роты Пелана. Это обе когорты, прямо с дороги развернувшись в боевой порядок, ударили во фланг толпы орков. Как только те от неожиданности ослабили давление на обороняющихся, Пакс приказала ополченцам перестроиться из двух шеренг в четыре и повела усиленный строй в контратаку. Защитникам вновь удалось зацепиться одним флангом за насыпь и выстроиться в линию обороны вдоль аллеи. Воспользовавшись минутой передышки, ополченцы соорудили какое-то подобие баррикады между насыпью и ближайшим домом, взяв для этого мебель, бочки, телегу из этого дома и камни из окружавшей двор стены. Эта преграда помогла ополченцам отбить еще одну волну орков, но тем не менее они сумели прорваться вглубь деревни где-то на правом фланге, обойдя основную линию обороны.

Однако было очевидно, что орки никак не ожидали такого организованного и отчаянного сопротивления. Вскоре их натиск ослаб, а затем нападавшие и вовсе стали потихоньку отступать, теснимые ополченцами. Вернувшись на позицию вдоль насыпи, Пакс убедилась в том, что противник на время прекратил попытки штурмовать преграду, и вызвала из строя Питера, которому передала командование обороной.

— А ты-то куда? — удивленно просил трактирщик.

— Там второй паук. Я должна найти его, — коротко ответила Пакс.

Питер вздрогнул и мрачно кивнул.

— Понимаю. Удачи тебе. И будь осторожнее. Пакс бегом направилась к центральной площади. Здесь еще несколько минут назад держал оборону второй отряд ополченцев. Сейчас они быстро выдвигались в сторону насыпи на правый фланг, откуда недавно прорвались орки. Площадь освещали десятки факелов, но света все равно не было достаточно, а кроме того, присмотреться к тому, что происходит вокруг, мешали пляшущие тени. Пакс внимательно поглядела во все стороны, выискивая взглядом отблески факелов на черной паучьей броне или ледяное зеленое пламя, горевшее в глазах демона.

Улицы и промежутки между зданиями, выходившими на площадь, загораживали баррикады из телег и повозок. Учитывая малочисленность защитников, этой преграды оказалось недостаточно: орки ворвались на площадь, и теперь она была завалена трупами как нападавших, так и защитников. Часть телег горела, словно огромные костры. Гигантского паука видно не было.

— Пакс! — раздался голос Коулы в окне верхнего этажа одного из зданий.

Пакс мельком взглянула наверх и, не переставая оглядываться, спросила:

— Что?

— Отбили?

— Еще не совсем. Но наши уже вступили в бой со стороны дороги. Слушай, Коула, огромного паука не видела?

— Он перепрыгнул через вон ту телегу и скрылся в переулке за ней.

Пакс махнула рукой и двинулась в указанном направлении. Сзади она услышала умоляющий голос Коулы:

— Нет, Пакс, только одна не суйся туда!

Пакс посмотрела в сторону здания, в котором находилась Коула, и вдруг какой-то намек на тень на карнизе крыши привлек ее внимание. Даже не присматриваясь, Пакс мгновенно поняла, что это такое.

— Коула! — закричала она. — Он над тобой, на крыше! В тот же миг паук почти скатился вниз по стене, зацепившись за карниз толстой блестящей веревкой-паутиной. Две лапы впились в подоконник прямо перед Коулой. Сложив остальные ноги, паук размахнулся всем телом, явно намереваясь одним броском проникнуть внутрь здания. Понимая, что скорее всего опоздает, Пакс все же закричала:

— Эй, кто-нибудь! Бросьте мне лук!

Тем не менее Коула или кто-то, кто был рядом с нею, не растерялись, и, прежде чем паук успел пролезть в окно, ему в грудь уткнулся горящий факел. Не удержавшись на подоконнике, паук проворно заскользил вниз по стене. Пакс бросилась к тому месту, где он должен был спуститься на землю, надеясь нанести первый удар до того, как все когтистые лапы обретут точку опоры. Но паук не стал дожидаться приближения противника и, оттолкнувшись от стены, бросился навстречу Пакс.

Ей удалось увернуться от первой атаки. При этом она сама попыталась нанести удар, но промахнулась. Паук вновь кинулся в атаку, двигаясь неожиданно боком, не разворачиваясь. Еще один взмах эльфийского клинка — и паук попятился, выжидая момента для нанесения решающего удара. Кружа по площади, он постарался занять такое положение, при котором свет от горевших телег бил бы в глаза Пакс. Та лишь усмехнулась и решила воспользоваться данной ей подсказкой. Отступив на шаг, она подхватила с земли недогоревший факел на длинной рукоятке. Паук попятился, но не столько отступая, сколько готовясь к стремительному прыжку. На мгновение противники замерли, а затем снова стали сходиться. Несколько раз Пакс слышала звон отскакивавших от мостовой стрел. Кто-то из запершихся в домах на площади жителей пытался подстрелить паука, но из опасения попасть в находившуюся рядом с ним Пакс лучники укладывали стрелы слишком далеко за спиной ее противника. Паук бросился в атаку. Его передние лапы были расставлены шире, чем могла развести меч и факел Пакс. В воздухе сверкнули огромные кинжалоподобные когти, и Пакс, выждав нужное мгновение, кинулась прямо к паучьему туловищу. При этом факелом она целилась повыше, в голову паука, а мечом — в нижнюю часть туловища, в наименее защищенный живот. Она увидела прямо перед собой набухшие железы, готовые выплеснуть на нее струи ядовитой клейкой жидкости, мгновенно превращающейся в прочную паутину. Отвлекающий маневр сделал свое дело. Уворачиваясь от факела, паук чуть присел на задние лапы, открыв брюхо для удара. Меч Пакс мгновенно вонзился в уязвимое место на теле противника. Паук зашипел от боли и попытался выбросить паутину. Но было уже поздно: меч поразил нервный узел, отвечавший за ядовитое оружие. Клейкая жидкость лишь выступила из желез, и одна капля упала на руку Пакс. Яд мгновенно проел перчатку, и Пакс сжала зубы, чтобы не закричать. Однако ей хватило силы воли, чтобы нанести еще один, последний, решающий удар. Меч взвился над присевшим на задние ноги пауком и с одного взмаха отсек голову от бронированного туловища.

В этот же момент на площадь вышли солдаты из первого взвода когорты Доррин.

— Эти затянувшиеся за полночь совещания становятся, с одной стороны, привычными, а с другой — начинают меня утомлять, — ворчливым голосом произнес Арколин.

Пакс удивленно подняла брови. Неужели капитан шутит? И кто — сам Арколин, сама строгость и бесстрастность!

— Почтит ли нас герцог своим присутствием? — спросил Хернберт Фонтайн, облаченный в мантию мэра.

— Не думаю, — ответил Арколин, растирая себе щеки и шею. — Симмит сказал, что герцог скоро поправится, но тем не менее врач настаивает на сутках или полутора полного покоя. И, видят боги, именно покой сейчас и нужен герцогу.

— А врач уверен в том…

— Он абсолютно уверен в том, что герцог скоро выздоровеет. У него небольшие раны, сущие царапины. Гораздо сильнее он страдает от переутомления. Я уверен, что Симмит врать не будет, и, кроме того, полностью присоединяюсь к его мнению.

В помещение зашел Валичи и плотно закрыл за собой дверь. — Удивительное дело, уважаемый мэр. Солдаты обыскали все окрестности и докладывают, что на том берегу реки и за насыпью ущерб нанесен минимальный. Орки прошли через усадьбу Коулы, вломились в дом, но не сожгли его. Насколько мне известно, у нее пострадали две или три молодые яблони, и все. Судя по всему, отступали они стремительно, в панике, и им было уже не до мелких пакостей. На эту ночь мы выставили стражу по большому периметру, включая дома вдоль реки и южной насыпи, но, разумеется, не фермы, лежащие за этими границами. Впрочем, надеюсь, что сегодня им больше ничего не грозит.

Пакс была вынуждена полностью согласиться с мнением Арколина. Ночное совещание оказалось действительно утомительным. Во-первых, пришлось подробно пересказать события последних дней, чтобы объяснить совету мэра причину такого яростного нападения орков. Это оказалось нелегким делом хотя бы потому, что все советники то и дело перебивали рассказ своими замечаниями, комментариями и воспоминаниями о былых боях и походах. Настоящую бурю негодования вызвало известие о том, что Веннер оказался едва ли не главным виновником смерти Тамаррион. Тишина наступила лишь тогда, когда было объявлено, что герцог послал гонца за маршалом Геда, с тем чтобы вернуть служителя этого ордена в крепость. Пакс, внимательно наблюдавшая за собравшимися, увидела искреннюю радость на многих лицах, спокойное согласие — на некоторых, но никто, как она ни напрягала свои чувства, не проявил беспокойства или неудовольствия, узнав эту новость.

Глава XII

Ледяной осенний дождь сменился мокрым снегом. Часовым на стенах были видны только ближайшие подступы к крепости. Специально выделенная бригада не без труда поддерживала огонь погребальных костров. Зловонный дым густыми клубами поднимался над трупами орков, но сами они никак не желали гореть. Посмотрев на это зрелище со сторожевой башни, герцог распорядился выдать со склада бочку бараньего жира. Его растопили, стащили все трупы противников в одну кучу, облили их жиром и подожгли. Лишь тогда омерзительная вонь, свойственная как живым, так и мертвым оркам, исчезла, и оставшийся прах не пах ничем, кроме пепла и сгоревшего жира.

На следующий день, ближе к вечеру, группа всадников приблизилась к крепости на расстояние полета стрелы и лишь тогда была замечена часовыми — настолько сократили зону видимости туман и снегопад. Горн протрубил сигнал тревоги, и Пакс поспешила к покоям герцога. Вместе они направились к воротам внутреннего двора. Здесь их уже ждал часовой с докладом:

— В крепость прибыл вызванный герцогом маршал ордена Геда.

— Кто именно? — раздраженно переспросил герцог. — Пусть назовется.

Пакс искоса посмотрела на него. Она прекрасно понимала, что полученные в последнем бою раны не способствуют благодушному настроению, и испугалась, что герцог откажется принять прибывших. Когда накануне она предложила ему воспользоваться ее целительским даром, он отказался, заявив, что не стоит тратить попусту драгоценные способности из-за каких-то царапин. Тем временем часовой передал запрос герцога дежурному на сторожевую башню, и через минуту ответ был получен:

— Их трое. Их имена — Керрин, Амберрион и Ариания.

— Что? Верховный Маршал? — Герцог недовольно и с подозрением посмотрел на часового.

— По крайней мере, так они представились, мой господин. Кто именно эти люди, мне неизвестно. Судя по одеяниям, это…

Властным жестом герцог приказал солдату замолчать и, обернувшись к Пакс, спросил:

— Что скажешь? Это похоже на нее? Интересно, с какой стати я удостоился такой чести. Не собирается ли она посмеяться и позлорадствовать над моей слабостью?

— Ни в коем случае, мой господин, — твердо ответила Пакс. — Я уверена, что это не так. Если это действительно Верховный Маршал, то она приехала сюда, во-первых, потому что поняла по вашему посланию, что дело серьезное, а во-вторых, потому что предполагает — вам может потребоваться ее помощь. Злорадствовать или смеяться над попавшими в беду — не в ее духе.

— Все это так… — проговорил герцог, потирая раненое предплечье.

Часовой, дрожа от холода, ждал команды.

— Разрази меня гром, никак не могу свыкнуться с этой мыслью! — воскликнул наконец герцог. — Ладно, короче, открывайте ворота и впускайте их. Держать таких гостей на холоде в любом случае не стоит. Горнистов на стену, пусть сыграют приветственный марш. Вот только выстраивать почетный караул, а уж тем более выгонять роту на плац я не собираюсь. Своих солдат я тоже не намерен морозить просто так.

Часовой бросился исполнять приказ, а герцог направился к воротам, по пути вызвав офицеров. Сверху, с площадки сторожевой башни, раздались звуки фанфар. Впрочем, озябшие пальцы музыкантов не смогли безупречно отыграть давно не исполнявшийся в крепости мотив. Приветственный марш прозвучал не без фальшивых нот. Огромные петли главных ворот заскрипели; одновременно послышалось шуршание сдвигаемого створками снега, скопившегося за воротами.

Перед воротами Пакс разглядела небольшую группу всадников. Из-за снега, лежавшего на чепраках коней и плащах всадников, трудно было разобрать, кто есть кто. Двигаясь против ветра и натягивая капюшоны пониже на глаза, прибывшие въехали в крепостные ворота. Пакс так и не смогла узнать никого из них до тех пор, пока они не подъехали вплотную. Человек, возглавлявший небольшой отряд, остановил лошадь и отбросил капюшон синего плаща.

— Приветствую вас, герцог Пелан, — раздался знакомый голос Ариании.

— Госпожа Верховный Маршал, для меня большая честь принимать вас в моей крепости. — Произнеся эти слова, герцог шагнул навстречу гостье и протянул ей руку. — Отбрасывая все формальности, — добавил он, — я предлагаю продолжить обмен всеми приветствиями и любезностями в помещении. Полагаю, вы изрядно замерзли в дороге и не станете возражать, если все церемонии будут совершены там, где хоть чуть-чуть теплее.

— Воистину мудрые слова, — улыбаясь, ответила Верховный Маршал; но, прежде чем спешиться, она еще раз медленно обвела взглядом двор и стены крепости, словно выискивая что-то или желая запомнить расположение каждой двери и каждого окна. Затем, вновь обращаясь к герцогу, она произнесла:

— Да благословит Гед это место, всех находящихся здесь и тебя, мой герцог.

Пелан заметно напрягся, но, пусть и не без усилия, поклонился в ответ на слова благословения. Наконец Верховный Маршал спешилась, и ее примеру последовали остальные всадники. Один из них подошел поближе и взял под уздцы лошадь Верховного Маршала. Сама же Ариания чуть виноватым голосом сказала:

— Я надеюсь, для вас не будет большой обузой сопровождающий меня эскорт. Мы взяли нескольких человек, чтобы ухаживать за лошадьми и помогать нам в дороге.

— Ну что вы, госпожа Верховный Маршал. Арколин, размести людей и прикажи накормить животных. А теперь, уважаемые маршалы, я был бы рад, если бы вы согласились проследовать за мной.

— С одним условием, — улыбаясь, ответила Верховный Маршал и, увидев удивление на лице герцога, пояснила:

— Если следовать за вами предстоит в теплое помещение. Клянусь всеми священными свитками, сегодня с самого утра ветер дул нам только в лицо. — Неожиданно для самой себя гостья встретилась взглядом с Пакс. — Что?! Паксенаррион! Неужели ты? Ты провела здесь все то время, что… — В смятении она замолчала и удивленно перевела взгляд с герцога на Пакс и обратно.

— Как, Пакс здесь? — Из-за спины Верховного Маршала к Пакс шагнул Амберрион. — Хвала Геду, Паксенаррион! Я рад видеть тебя и не могу не отметить, что ты в отличной форме.

Пакс, конечно, заметила, что, взглянув на нее, маршал обратил внимание и на клинок, висевший у нее на боку.

— Неужели ты вновь…

Впрочем, Пакс абсолютно не была расположена продолжать какие бы то ни было разговоры на холодном ветру. Больше всего ее заботило то, что герцог плохо себя чувствует и как никто другой из присутствующих нуждается в тепле.

— Господин маршал, — обратилась она к Амберриону, — герцог Пелан абсолютно прав. Мы вполне можем продолжить разговор в теплом помещении.

Герцог провел гостей в обеденный зал. Слуги были немедленно посланы на кухню за горячей едой. Через минуту, едва гости успели снять мокрые плащи, на столе уже появились кувшины с горячим сибом и большой котел с супом.

Слуги унесли сушиться верхнюю одежду гостей и предложили тем, у кого промокли ноги, мягкие домашние туфли с теплыми шерстяными носками.

— Старею я, старею. Тяжко мне даются такие поездки, — устало и совершенно искренне призналась Верховный Маршал. — Я уже и не помню, когда в последний раз выезжала из Фин-Пенира поздней осенью или зимой. А, горячий супчик! Ну что ж, может быть, он и спасет меня от неминуемой смерти от холода и сырости. — Она улыбнулась герцогу и вдруг нахмурилась. — Мой господин, вы больны или скорее ранены. Зачем же вы выходили встречать нас в такую погоду?

— Я не ребенок, — отрезал герцог. Пакс встревожено посмотрела на него, но он уже взял себя в руки. — Прошу прощения, госпожа Верховный Маршал. Несколько дней назад я действительно был ранен. Раны болезненные, но неопасные. С моей стороны было бы просто постыдно не выйти к воротам, чтобы приветствовать вас.

— Ну да, само собой. И никаких возражений на этот счет вы не стали бы слушать. Я вас понимаю и все же смею напомнить, что мы прибыли сюда для того, чтобы оказать помощь. А если вы потратите все ваши силы на гостеприимство, мы превратимся из помощников в обузу. — На несколько секунд Верховный Маршал замолчала, отдавая должное горячему супу. — По правде говоря, я бы сейчас сжевала и камни, будь они хорошенько прогреты, но, уверяю вас, этот суп не оставил бы меня равнодушной, даже если бы я не замерзла. Полагаю, вы были несколько удивлены, запросив в качестве поддержки одного из маршалов и получив в ответ верховного иерарха ордена Геда. Все объясняется очень просто: я как раз была в Верелле, куда меня вызвали на совещание с наследным принцем и Советом Регентов. — Доев суп, Ариания придвинула к себе кружку с сибом. — Тут-то и подоспело ваше послание. В нем вы упомянули Ачрию, предателей в вашем ближайшем окружении и высказали опасения по поводу возможного нападения орков. На мой взгляд, причины для того, чтобы поехать к вам, были вполне вескими. Кроме того, Правящий Совет и без того был обеспокоен ситуацией в ваших владениях. Почему именно, мне неизвестно. — Она внимательно посмотрела на герцога, но тот с демонстративным спокойствием отхлебнул сиба и промолчал. — Разумеется, я не стала зачитывать им ваше послание, но сообщила о своем решении посетить вас. Полагаю, что сам факт этого визита несколько успокоит излишне разволновавшихся членов Правящего Совета.

В этот момент в зал вошел Арколин, а за ним и другие офицеры.

— Госпожа Верховный Маршал, — обратился к гостье Арколин, — ваши лошади расседланы, поставлены в стойла и накормлены. Ваши спутники размещены в одной из казарм. Этого достаточно, или нам следует…

— Совершенно достаточно, — не дослушав, ответила Ариания. — Двое из наших сопровождающих — новички. Им будет полезно увидеть казарменную жизнь и хотя бы ненадолго окунуться в нее. Эти юноши — сыновья благородных и богатых родителей. Отправляясь с нами в поездку, они были убеждены, что мы приготовили им в месте каждого ночлега как минимум по отдельной комнате, если уж не роскошные апартаменты. Полагаю, они пытались высказать вам свои соображения на этот счет.

Арколин кивнул и ухмыльнулся.

— Действительно, двое из них хотели что-то рассказать мне о своем происхождении, но, к сожалению, у меня не было времени выслушать их внимательно.

— Отлично. Уверяю вас, истории самые обычные; ничего нового и интересного вы от них не услышите. Вы прекрасно понимаете, что я счастлива видеть, как растет братство Геда, и, будучи Верховным Маршалом, я не имею права и не смею отвергать ни одну потянувшуюся к нам душу, но все же я бы с удовольствием ввела обязательное правило для всех отпрысков благородных семейств, желающих вступить в наше братство: провести несколько лет там, где никто не будет знать об их происхождении. Мы делаем все возможное, чтобы выбить из них излишнюю спесь и чванство, не говоря уже о привычке к комфорту, но, как Пакс уже знает, нам не всегда это полностью удается.

Пакс сама не заметила, как рассмеялась. Вплоть до этого дня она не раз задумывалась о том, какова будет ее новая встреча с Верховным Маршалом после долгого перерыва. По правде говоря, картина такой встречи рисовалась ей не особенно приятной. Даже принимая во внимание тот факт, что Верховный Маршал скорее всего уже знала о выздоровлении своей бывшей подопечной, неприятных расспросов и объяснений, как думала Пакс, ей будет не избежать. Но все оказалось гораздо легче и проще: Верховный Маршал обратилась к ней словно между делом. Впрочем, все присутствующие тотчас же замолчали и тоже посмотрели на нее.

— Паксенаррион, — сказала Ариания, — я с трудом верю своим глазам. Милостью Геда ты, судя по всему, не просто исцелилась, но и набралась новых сил. Как-нибудь при случае расскажешь нам, как это произошло?

— Разумеется, с удовольствием, — кивнула Пакс. — Впрочем, многое из того, что со мной случилось, я сейчас не смогу объяснить даже самой себе.

— Я чувствую, что в тебе проснулись до того дремавшие огромные силы, причем не только проснулись, но и значительно окрепли, — заметил Амберрион. — Являешься ли ты по-прежнему последовательницей Геда?

Пакс кивнула.

— Я не клятвопреступница, уважаемый паладин. В церемониальном зале Фин-Пенира я дала клятву верно служить великому Геду, и этой клятве я буду верна. Но в моей жизни произошло то, чего я никак не могла ожидать, равно как и вы не смогли этого предвидеть.

В глазах Верховного Маршала блеснули слезы.

— Паксенаррион, каким образом ты исцелилась, какие добрые силы помогли тебе в этом — для меня не важно. Все мы счастливы вновь видеть тебя такой… такой, какая ты есть. И поверь, потерять тебя было для нас тяжелым ударом. Гед свидетель, если бы ты обратилась к Фальку или Камвину и исцелилась с помощью их заступничества, я была бы рада точно так же и ни в коей мере не стала бы обвинять тебя в измене за переход в другой орден. Не Гед виноват, а я и только я, что ты оказалась в такой опасности. Из-за моей ошибки ты чуть было не погибла. Но поверь, я вовсе не настолько зловредная тетка, чтобы не признать имеющиеся у тебя особые способности, например, дар целительства.

— Однако те силы, которыми я обладаю, — аккуратно подбирая слова, произнесла Пакс, — они проявились… в общем, я их в себе осознала не сразу после посвящения в церемониальном зале.

— Поверь, мы не забыли, как начинается путь паладина, — возразил ей Амберрион.

— Сила исходит от Великого Господина, и, если он даровал нам право открывать в некоторых людях присутствие этой божественной силы, это вовсе не значит, что он не может действовать напрямую, минуя нас. Так что, если Гед обратился к тебе… — Паладин вопросительно посмотрел на Пакс. Она же удивленно переводила взгляд с одного из присутствующих на другого.

— Я ведь еще никому… даже герцогу Пелану… не рассказывала всего, что со мной было.

— Я думаю, и сейчас не лучший момент для этого, — высказала свое мнение Верховный Маршал. — Если этой крепости угрожает сама Ачрия…

— Думаю, это уже в прошлом, — медленно проговорил герцог. — Паксенаррион сумела распознать ее шпионов среди моего ближайшего окружения. Когда я отправил вам письмо с просьбой о помощи, они уже были мертвы. Затем мы обнаружили туннель, уходящий из нашего винного погреба в неизвестном направлении. Разумеется, мы насторожились и стали ждать нападения. Какого именно — нам не было известно. Противник перешел в наступление на следующий день. За ночь все было кончено, и вчера мы сожгли тела убитых орков.

— У вас, по всей видимости, есть раненые, нуждающиеся в лечении.

— Да, но многие из них не принадлежат к братству Геда.

— Мы попытаемся излечить тех, кого сможем. Вы уверены, что все предатели уже опознаны?

— Надеюсь, что дело обстоит именно так. Хотя Паксенаррион именно поэтому и просила меня вызвать помощь. Она не уверена в том, что ее чутье абсолютно точно и безошибочно.

— Разумеется, в этом мы также постараемся помочь вам.

— Кстати, я никак не ожидал такого быстрого ответа. А вы успели приехать сюда прямо из самой Вереллы.

— Ваш гонец, господин герцог, прибыл в Бернингмид к маршалу Керрин. — Ариания кивнула в сторону своей третьей спутницы. — Та как раз находилась в Верелле вместе со мною. Ее заместитель, поняв, что дело серьезное, воспользовался нашей особой связью, которую мы используем только в редких, не терпящих отлагательства случаях.

Герцог кивнул.

— Я помню скорость и эффективность вашей тайной связи. — Он закашлялся, и Пакс встревоженно посмотрела на него. Но он перевел дыхание и продолжил:

— Мое послание, госпожа Верховный Маршал, было кратким, как и подобает сообщению об опасности. Но сейчас я хочу, чтобы вы выслушали меня. Я хочу признаться вам — как уже признался перед своими офицерами, — признаться в том, что тогда, много лет назад, был не прав, обвиняя братство Геда в смерти моей супруги.

— Господин герцог, — перебила его Ариания, — в нашем противостоянии злу все мы — и вы, и я — совершали ошибки. Я всегда молюсь Великому Господину о том, чтобы он уберег меня от ошибок серьезных и непоправимых. Как видите, иногда мои мольбы достигают цели с едва ли не безнадежным опозданием. — При этом Верховный Маршал кивнула в сторону Пакс. — Вы уже как-то указывали мне на эту ошибку, а кроме того, не вы один — то же самое мне сообщили эльфы. Что же касается той давней истории, то я рада слышать, что вы поняли не правильность своих выводов. Разумеется, ни я, ни мой предшественник не хотели причинить вред ни вашей семье, ни Паксенаррион. Но трагедия в одном случае и драма, едва не обернувшаяся трагедией, в другом произошли по воле временно одержавших победу темных сил. И если теперь вы поверите в то, что все это случилось не по вине моих собратьев по ордену и что я скорблю по погибшим и переживаю из-за страданий, выпавших на долю живых, то, на мой взгляд, этого уже более чем достаточно для восстановления нормальных отношений между нами.

— Я позволю себе набраться дерзости и возразить Верховному Маршалу, — сказал герцог, грустно улыбнувшись. — Лично я считаю, что сказанного недостаточно. — Герцог Пелан замолчал и некоторое время сидел, глядя на стол перед собой. Все присутствовавшие молча ждали, что он скажет дальше. — Может быть, вы помните, что до того, как погибла моя жена, вся рота сражалась под покровительством Геда.

— Разумеется, я помню об этом, — кивнув, ответила Верховный Маршал.

— Когда случилась эта трагедия и я порвал все связи с братством Геда, я тем не менее пытался сохранить традиции роты и управлять вверенными мне землями по тем же благородным заповедям.

— Вам это удалось, — сказала маршал Керрин. — Вы всюду известны как справедливый и благородный правитель, а ваша рота — Герцог жестом призвал ее к молчанию.

— Если сравнивать с некоторыми другими, уважаемая маршал, может быть, оно и так. Но сравнить мою роту сейчас с той, какой она была раньше… Впрочем, о чем говорить. Если хотите, можете сами расспросить моих офицеров. — Он кивнул в сторону Доррин, Арколина и остальных. Никто не произнес ни слова. Тогда герцог Пелан продолжил:

— После прошлогоднего похода в Ааренис даже я был вынужден признать, что в моих подразделениях произошли большие перемены. Нам очень недоставало людей. Полагаю, вам известно предательское нападение на форт Страж Гномьих гор. — Верховный Маршал кивнула. — Так вот, я созвал под свои знамена всех годных к строевой службе отставных солдат и капралов. Когда же стало ясно, что людей все равно недостает, я нанял на службу наемников из самого Аарениса. Это сильно изменило роту, но самое неприятное заключается даже не в этом. К сожалению, я использовал верных мне людей не так, как подобает достойному командиру. А когда Синьява наконец был схвачен, я…

При этих словах Пакс вздрогнула. Верховный Маршал посмотрела на нее, а вслед за нею, оторвав взгляд от стола, на Пакс поглядел и сам герцог. Уголками губ он ободряюще улыбнулся ей и продолжил свой рассказ:

— Так вот, уважаемая Верховный Маршал, гнев затмил мой разум, и, поймав коварного и бесчестного противника, я был готов пытать его и обречь на медленную мучительную смерть. Вряд ли кто-то смог бы остановить меня, если бы не Пакс. Как же я на нее тогда злился!

— Но вы же не стали пытать пленного, — спокойно и холодно произнесла Верховный Маршал.

— Нет. Но я хотел. Я собирался.

— Вы ведь могли… вы — командир роты — вовсе не обязаны были прислушиваться к… кем тогда была Пакс? Рядовым? Капралом?

— Рядовым. Но я был обязан выполнить ее волю. Я дал слово. Если хотите узнать подробности той истории, расспросите саму Пакс или паладина, присутствовавшего при этом.

Амберрион вздрогнул и произнес:

— Это был Фенит. На следующий год он покинул этот мир. Это случилось в западных горах. Верховный Маршал вновь взяла слово:

— Итак, вы предпочли сдержать данное обещание и, судя по вашим же словам, не смогли удержаться и излили гнев на Паксенаррион. Пока что я не вижу повода называть ваш поступок большим бесчестием, уважаемый герцог.

— Это лишь деталь, которая говорит о многом, — мрачно сказал герцог. — В общем, рота сильно изменилась, я стал без нужды рисковать своими людьми, подвергать их лишним опасностям. Нынешние солдаты и ветераны, некогда дававшие клятву и служившие в достойнейшем подразделении, столкнулись с не имеющими никакого представления о чести наемниками с юга и были вынуждены уживаться с ними. Но самое страшное — то, что я попал под колдовские чары сестры Веннеристимона — если, конечно, она была его сестрой…

Верховный Маршал встала из-за стола и сказала:

— Герцог Пелан, в другой раз, если вы захотите, я дослушаю ваш рассказ, но, насколько я поняла, у вас в роте есть раненые, которые нуждаются в срочной помощи.

— Как скажете, уважаемая Верховный Маршал. В любом случае я благодарен вам и за то, что вы меня выслушали, и за то, что вы готовы помочь моим солдатам. А теперь я прошу прощения — если вы не против, Доррин проводит вас к раненым. Боюсь, если я сам пойду в казармы и лазарет, доктора собственноручно меня зарежут.

— Может быть, стоит начать с вас?

— Нет. Моей жизни и моему здоровью ничто не угрожает. Доррин, ты готова?

— Так точно, мой господин. Госпожа Верховный Маршал, соизволите ли вы пройти со мной? — Доррин встала из-за стола и направилась к двери. За нею последовали Верховный Маршал и Амберрион. Керрин тоже хотела выйти вслед за ними, но Ариания приказала ей оставаться в зале.

— Если потребуется, мы тебя вызовем. Пока можешь оставаться здесь, отдыхать и греться.

Керрин подсела поближе к камину и обратилась к герцогу:

— Уважаемый герцог Пелан, я не раз видела, как вы проезжали через наш город, но у нас не было возможности познакомиться лично.

— Увы, это так. Насколько я понимаю, вы — ближайшая к нам представительница ордена Геда.

— С южной стороны — да. Если же направляться на запад, то Стилдейл находится чуть ближе. Впрочем, всего несколько лет назад там жил один лишь воин-отшельник, посвятивший себя Геду. — Долив себе сиба, Керрин продолжала:

— Вы, может быть, не помните, но у вас в роте служил мой дядя, Гарин Аркоссон. Он был в когорте Арколина.

— Конечно, я его помню. Он был вторым в третьем отделении, замещал капрала. Его убила арбалетная стрела…

Дайте вспомнить… да, конечно, при осаде Сильвана. Высокий такой, худощавый и с рано появившейся сединой в волосах, спадавших ему на лоб. Керрин кивнула:

— Я удивлена, господин герцог, что вы так хорошо его помните. Это было столько лет назад… Герцог пожал плечами:

— Любой командир должен хорошо знать своих подчиненных. Без этого никак нельзя. А что касается имен, то у меня просто хорошая память на них.

— И тем не менее. Я помню, как его вдове вернули его меч и медальон. Маршал нашего городка выставил тогда эти реликвии в святилище на всеобщее обозрение. И кроме того, я хорошо запомнила, господин герцог, что его вдова, моя тетушка, неплохо жила на выплачиваемую пенсию. — Кашлянув, маршал осторожно поинтересовалась:

— Правильно ли я поняла, господин герцог, по вашим словам, что вы собираетесь вернуть всю роту под покровительство Геда?

— Ну, об этом надо еще подумать. С тех пор как последний живший здесь маршал скончался, я принял на службу многих солдат, которые не принадлежат к последователям Геда. Более того, часть из них не служит ни Фальку, ни вообще кому-либо из небесных покровителей воинов. Тем не менее большинство из них — отличные солдаты и настоящие боевые товарищи. Я не хотел бы провоцировать их на лишние сомнения и переживания. Слишком многим я обязан этим людям.

— Уважаемый герцог, в мои планы вовсе не входит — как, я полагаю, и в планы Верховного Маршала, — принуждать или подталкивать солдат, не принадлежащих к нашему ордену, отрекаться от своей веры. У вас в роте наверняка служат те, кто исповедует культ Тира или Сертига, равно как и поклоняющиеся Верховному Господину, Геду и Фальку. Кроме того, насколько я понимаю, ваши обязательства перед королевским двором Тсайи вряд ли позволят вам официально объявить роту частью Великого воинства Геда. Но если вы лично пожелаете для себя и своих солдат покровительства нашего святого, включая постоянное размещение маршала в крепости или на ваших землях, мы будем рады организовать это без лишних формальностей.

— Вы так уверенно говорите об этом? — нахмурившись, спросил герцог.

— А я действительно абсолютно уверена во всем, что говорю, — ответила Керрин, которая все же вынуждена была опустить глаза и начала вертеть в руках лежавшую на столе салфетку. — Понимаете ли, герцог Пелан, вам это может показаться странным, с учетом вашего отношения к ордену Геда в течение последних полутора десятков лет, но должна вам сказать, что мы никогда не испытывали подобных чувств к вам, ибо Гед не ошибся, увидев в вас благородное сердце. Мы лишь наблюдали за вами со стороны и ждали.

Герцог попытался что-то сказать, но Керрин, не обращая на него внимания, продолжала свою речь:

— Я могу поклясться вам, господин герцог, что, если бы нам стало известно что-либо определенное, если бы мы могли сказать, кто или что является источником бед на вашей земле или интриг, которые велись против вас при дворе, мы непременно сообщили бы вам об этом.

Герцог изобразил на лице преувеличенно любезную заинтересованность и откинулся на спинку стула. Пакс обратила внимание, что остальные офицеры сидели неподвижно и напряженно вслушивались в слова маршала.

— Но, не имея возможности появиться здесь и провести свое расследование, — сказала Керрин, — мы были бессильны чем-либо помочь вам. Я не знаю, верите ли вы в практическую силу молитвы, но уверяю вас, что в наших храмах в Бернингмиде и Стилдейле во время каждой службы возносились молитвы за вас и за вашу роту. Мы, служители Геда, равно как и здравомыслящие и достойные члены Правящего Совета, прекрасно понимаем, что вы и только вы стоите между Тсайей и северными землями, защищая королевство от всех опасностей, исходящих с этих территорий.

— Между прочим, могли бы хоть как-то намекнуть нам, — негромко, но достаточно четко произнес Кракольний. Герцог бросил на него сердитый взгляд, но промолчал. Керрин подняла голову и изменившимся тоном сказала:

— Интересно, капитан, как вы это себе представляете? Признайтесь честно: стали бы вы меня слушать, сообщи я вам о том, что в вашем подразделении или в самой крепости что-то не так? Причем что именно — я бы вам сказать не смогла. Другое дело, если бы у меня была возможность видеть ваших людей. Если бы я познакомилась с предателем-дворецким — как, вы говорите, его звали? Веннеристимон? — Кракольний кивнул. — Так вот, если бы я увидела его, скорее всего я бы поняла, в чем дело. Но смогла бы я убедить вас в этом? И чем тогда, скажите на милость, мы могли бы вам помочь?

— Молитвой, — буркнул герцог.

Керрин напряженно, скорее из вежливости, улыбнулась.

— Вот именно, только молитвой, господин Пелан. К счастью, как говорит пословица, у Геда не один клинок на поясе. Не имея возможности достучаться до вас через своих маршалов, он направил к вам надежного человека, к которому вы не испытываете недоверия. — Сказав это, маршал кивнула в сторону Пакс.

— С этим не поспоришь, — проговорил герцог и, вздохнув, добавил:

— Я прошу прощения, маршал Керрин, но при всем моем к вам уважении я бы хотел обговорить некоторые стороны этого вопроса лично с Верховным Маршалом.

— Да-да, разумеется.

— И даже признавая свою не правоту и несправедливость своего гнева в ваш адрес, я не могу не заметить, что последователи Геда тоже совершают ошибки.

Керрин рассмеялась.

— Уважаемый герцог, в наших легендах рассказывается и о том, какие ошибки совершал сам Гед. Все мы люди, и Верховный Маршал только что призналась вам в одной из своих собственных ошибок. Но, насколько я понимаю, все мы являемся союзниками в борьбе с силами зла. Все мы пытаемся укрепить и усилить наши владения, будь то ваши земли, крепость или наш храм и принадлежащие ему фермы.

— Согласен, — кивнул герцог, — но тем не менее… — Он замолчал, обдумывая очередной аргумент.

Тем временем Пакс обратила внимание на то, как побледнело лицо герцога и как тяжело он откинулся на спинку стула. Пакс поймала взгляд Арколина, и капитан понимающе кивнул ей. Он встал и подошел к герцогу.

— Мой господин, — вполголоса, но так, чтобы слышали все присутствующие, произнес Арколин, — я должен напомнить вам о предписаниях врачей.

— Чушь это все. У нас гости, причем редкие и очень почетные.

— Маршал Керрин, — обратился Арколин к столь лестно отрекомендованной гостье, — врачи взяли с меня обещание напоминать герцогу об их распоряжениях. И, с вашего позволения…

— Ну конечно. — Керрин явно обеспокоилась. — Может быть, мне следует вызвать Верховного Маршала?

— Нет-нет, это не требуется. Пакс позовет одного из наших врачей.

— Визаннор в своей комнате наверху, господин капитан, — быстро доложила Пакс.

— Отлично.

Герцог попытался что-то возразить, но вдруг сдался и тяжело оперся на подлокотник кресла.

— Видит Тир, Арколин, я действительно не в форме. Госпожа маршал, прошу прощения, но я буду вынужден откланяться, хотя это всего лишь…

— Конечно, конечно. Всего лишь царапины. Я уже слышала об этом. А кроме того, я сильно подозреваю, что, не считая боя и полученных ранений, вы провели последние дни практически без сна и отдыха. Надеюсь, вы не будете отрицать искренность моих заверений в том, что мы расцениваем вас как ближайшего союзника в борьбе против опасностей, исходящих с севера. А раз так, то прошу вас поверить и в следующий за этим утверждением вывод: нам очень не хотелось бы потерять вас или даже надолго остаться без вашей поддержки в том случае, если ваше здоровье изрядно пошатнется и потребует долгого лечения. Не смею больше вас задерживать и рассчитываю на продолжение разговора только после того, как вы хорошенько отдохнете и полностью восстановите свои силы.

При разговоре герцога с Верховным Маршалом на следующий день Пакс не присутствовала. Пелан и Ариания провели в кабинете несколько часов один на один. Пакс скоротала это время за разговорами с Амберрионом. Он рассказал о том, как его вызвали в один форт на южной границе Финта, где он провел предыдущее лето, пытаясь убедить местных крестьян в том, что они действительно в состоянии объединиться и противостоять набегам грабителей, спускавшихся с гор.

— Впрочем, большинство из этих грабителей и сами с трудом сводят концы с концами, — задумчиво сказал Амберрион. — Всего несколько лет назад они были фермерами, но бросили свои хозяйства и ушли в горы, спасаясь от самоуправства местного барона. Но в горах слишком мало подходящей для обработки земли и трудно собрать достаточный урожай. Беглецы стали промышлять охотой, а при этом оружие, одежда и снаряжение быстро выходят из строя. Что им оставалось делать, если у них не было ничего, что они могли бы предложить на обмен? Неудивительно, что эти люди стали грабителями. Некоторые из них совсем не рады такому повороту в своей судьбе; они куда с большим удовольствием вернулись бы к крестьянскому труду, если бы нашли подходящий участок. Впрочем, такие настроения свойственны далеко не всем из них. — Амберрион грустно вздохнул и продолжал:

— Демонам, подобным Элиахту, нетрудно заполучить себе новых почитателей там, где людям приходится жить по волчьим законам, под угрозой голода или смерти.

— Но почему противостоять набегам должны сами крестьяне? — удивилась Пакс. — Разве не может местный землевладелец — кто у них там, граф или барон? — построить форт, пусть простейший, с земляным валом и частоколом, и, выставив посты, организовать защиту своих подданных?

— Нет, Пакс, в Финте такое невозможно. У нас там практически вся земля находится во владении тех, кто ее обрабатывает. Баронами называют тех, у кого ее столько, что они не могут сами управиться с основными сезонными работами и вынуждены нанимать работников со стороны. Таких баронов, как в Тсайе и Лионии, у нас очень мало; я уж не говорю о действительно крупных землевладельцах, вроде семейств Марракая или Верракая, или хотя бы таких, как ваш герцог. — Увидев замешательство на лице Пакс, Амберрион напомнил:

— Брось, Паксенаррион. Ты же изучала историю, пока жила в Фин-Пенире. Сам Гед был крестьянином. Финт — это центр его культа. По законам Финта, каждый крестьянин владеет той землей, которую он может вспахать. Пастбище обычно принадлежит общине. Это на севере, откуда, например, ты родом, пастбищные земли могут быть собственностью фермера. В общем, наш Правящий Совет никогда не предоставляет большие участки земли в обмен на оборону пограничных территорий. Те, кого наделяют обычными в наших краях клочками земли, должны обрабатывать их сами. Когда возникает необходимость, каждый выполняет свою клятву, данную Геду, и вступает в тот или иной отряд под знаменами ордена. Если у кого и оказывается участок земли несколько больше, чем у остальных, в большинстве случаев эта земля унаследована единственным потомком двух семей. Ближайший к моему форту барон, если можно так его назвать, мог предложить в качестве помощи лишь самого себя и своих старших сыновей, что он и сделал, будучи человеком честным и благородным. — Амберрион помолчал и добавил:

— Один из его сыновей погиб тем же летом в бою с бандой, спустившейся в гор.

Пакс, в свою очередь, успела подробно рассказать Амберриону о летних месяцах, проведенных ею в Лионии в отряде рейнджеров. Когда ее рассказ подошел к концу, закончилось и совещание у герцога. Один из слуг пригласил всех офицеров, Пакс и гостей проследовать в кабинет. Кивнув вошедшим, герцог сразу же перешел к делу.

— Нам с госпожой Верховным Маршалом удалось о многом договориться, — сказал он. Пакс обратила внимание на то, что герцог, несмотря на сохранявшуюся бледность, выглядел лучше. — Во-первых, нам обоим понятно, что прошлого не вернуть и моя рота уже никогда не будет такой, как прежде. Со дня гибели моей жены прошло более пятнадцати лет, и в течение всего этого времени никто ни в малейшей степени не пытался каким бы то ни было способом отсеять из наших когорт тех, кто не принадлежит к ордену последователей Геда. Солдаты, поступившие на службу за эти годы, успели отслужить не по одному контрактному сроку, и большинство из них я могу только поблагодарить за то, что они выбрали именно мою роту. Разумеется, я не могу взять и мгновенно изменить правила и традиции, сложившиеся в моем подразделении. Однако же не могу не признать: не все, что менялось у нас в роте, менялось в лучшую сторону. С такими переменами мы будем бороться все вместе, включая представителей ордена Геда. Да, не все, что происходило в моих землях и с моей ротой за эти годы, соответствует тем планам, которые строили мы с Тамаррион. Кроме того, нельзя сбрасывать со счетов и мои отношения с Советом Регентов, и мои обязательства по договору с королевским двором Тсайи. В итоге нам с Верховным Маршалом удалось договориться о следующем: я признаю на принадлежащих мне землях прерогативу культа Геда. Везде, где соберется достаточное количество его последователей, я обязуюсь построить храмы и наделить их соответствующими участками земли. Там, где для создания фермы Геда не будет необходимого числа прихожан, мы построим так называемые амбары для проведения разовых служб. Кроме того, либо здесь в крепости, либо где-то на полдороге между Западной и Восточной деревнями будет размещена резиденция маршала Геда. Точное место и кандидатуру мы еще согласуем с Верховным Маршалом. Любая помощь маршалам или храмам и фермам со стороны моих служащих, принадлежащих к ордену, будет приветствоваться и поддерживаться командирами. Что же касается меня лично… — Герцог посмотрел куда-то в окно, а затем обвел взглядом всех собравшихся в кабинете. — Большинству из вас мало что известно о моем прошлом. До того как появиться в этих краях в качестве командира собственной когорты, я прожил несколько лет в семье Хальвериков. — Судя по напряженным лицам офицеров, Пакс поняла, что они едва ли знают о прошлом герцога больше, чем она или Стэммел. — До того, — продолжал герцог, — я не принадлежал к последователям кого-либо из святых или покровителей. По всей видимости, ни один из них не поразил мое юное воображение настолько, чтобы я решил посвятить себя служению кому-либо из них. Род Хальвериков в те годы, как и сейчас, принадлежал к ордену Фалька. Тогда я впервые узнал о Фальке и о Великом Господине. Я прослужил оруженосцем у Алиама Хальверика несколько лет, и он заплатил за меня взнос в казну ордена Фалька, позволявший мне стать кандидатом в их рыцари и продолжить свое обучение в школе ордена. Лишь намного позднее я узнал, насколько велика была цена этой награды, причем узнал из других источников. Сам же Хальверик так и не признался мне в том, в какую сумму обошлось ему мое обучение в школе ордена рыцарей Фалька. Я полагаю, Хальверик искренне надеялся, что рано или поздно я присягну ордену и дам клятву верности Фальку.

— Но как же… как же так получилось, что вы стали последователем Геда? — спросил Понт, позволивший себе пусть не перебить герцога, но, по крайней мере, заговорить в момент, когда тот сделал паузу, чтобы перевести дыхание.

— А получилось так, что я им и не стал, если говорить строго. — Герцог помолчал, переложил какие-то свитки на своем рабочем столе и, подняв голову, продолжал рассказ:

— Давайте все по порядку. После двух лет обучения я был посвящен в рыцари ордена Фалька, но не дал личной клятвы этому небесному покровителю воинов. Почему так получилось, я точно сказать не смогу. Просто я не чувствовал внутреннего зова и готовности принести такую клятву. Затем — и опять же с помощью Алиама Хальверика — я начал самостоятельную карьеру в качестве наемного офицера при дворе Тсайи. Капитан Арколин, я думаю, прекрасно помнит это время. В течение двух-трех сезонов я брался за гарнизонную службу в гиблых фортах, с которыми никто из более опытных офицеров не желал связываться. В межсезонье я не гнушался и работой по охране караванов, возглавляя конвой наиболее крупных обозов, перевозивших имущество королевского двора и государственные подати. В общем, набирался опыта, где мог и как мог. Затем исполнилась моя заветная мечта: я получил свой первый контракт как командир независимого подразделения. У нас тогда едва хватило людей на то, чтобы заявить о себе как о полноценной когорте. Арколин помнит, как ему пришлось в последний день самому ходить по улицам и чуть ли не силком тащить записываться в когорту мало-мальски подходящих для этого людей. Разумеется, большая часть из них скрылась сразу же после выхода когорты из города, но все же нам удалось выполнить условия того контракта. Понемногу из той когорты выросло все это. — Герцог обвел руками помещение. — Мы получали все новые контракты. Затем на службу в роту поступила Тамаррион. Мы полюбили друг друга и поженились. Она была настоящей последовательницей Геда, я думаю, одной из самых достойных. — Герцог замолчал, и Арколин воспользовался паузой, чтобы налить в кубок вина и протянуть его герцогу. Сделав несколько глотков, тот продолжал говорить:

— Я и раньше принимал на службу последователей Геда, потому что они практически всегда оказывались честными и трудолюбивыми солдатами. Разумеется, впоследствии я стал принимать их на службу еще и потому, что того желала моя супруга. Как вам известно, наша свадьба состоялась в церемониальном зале Фин-Пенира — опять же по ее желанию. Несмотря на то что я жил, как подобает жить последователю Геда и члену ордена, я так и не дал личную клятву верности этому святому. — Еще один глоток вина, и герцог, разведя руками, сказал:

— Я опять же не могу вам объяснить, почему именно так все обернулось. Тамаррион часто просила меня вступить в орден, и, пожалуй, это едва ли не единственная ее просьба, которую я так и не исполнил. Мне кажется, я чувствовал… — Герцог опять сделал паузу и посмотрел поверх голов собравшихся куда-то вдаль, словно обозревая поле сражения. — Да, наверное, я чувствовал, предполагал, что должен буду дать другую клятву и для этого мне нужно быть свободным от каких бы то ни было клятв и обязательств. Вы скажете, что это глупость, мальчишество? Возможно, вы и правы. Но Тамаррион считала — или, по крайней мере, говорила, что считает, — что клятва должна быть принесена абсолютно добровольно, сознательно и с полным желанием. Видя, что я не даю ее лишь потому, что не до конца разобрался в себе, Гед не станет гневаться на меня за промедление. По крайней мере, таковы были ее слова. А после того, как она погибла, я… Как вы все знаете, вопрос о моем вступлении в братство отпал сам собой.

— А что теперь? — спросила Доррин.

— И теперь все не так просто. Вот вы, капитан Доррин, как-то спорили со мной, утверждая, что нельзя нарушать данное ранее обязательство. — В первый раз в жизни Пакс увидела, как Доррин покраснела. — Вы были абсолютно правы, за исключением того, что меня не связывают никакие обязательства подобного рода. Я признаю, что был не прав в своем отношении к ордену Геда, и я хочу изменить эту ситуацию. Но точно так же я должен сказать вам и о том, что я по-прежнему чувствую внутреннее сопротивление тому, чтобы дать личную клятву верности этому святому.

— Но в таком случае… — Маршал Керрин начала фразу, однако замолчала, встретившись взглядом с Арианией.

— В сложившейся ситуации, — сказала Верховный Маршал, — я не смею просить герцога Пелана лично присоединяться к братству последователей Геда.

— Но почему?

Ариания удивленно и в то же время недовольно вскинула брови:

— Вы хотите, чтобы я поведала вам все, о чем мы беседовали с герцогом наедине? Причина кроется как раз в том, во что мы не хотели бы посвящать никого более. Понимая вашу личную заинтересованность и обеспокоенность как ближайшего к этой крепости маршала, я могу только заверить вас в том, что я пришла в такому решению не из-за недостатка доверия к герцогу Пелану. Я лишь могу согласиться с ним и вслед за ним повторить, что время дать клятву верности нашему небесному покровителю для него еще не наступило.

Выждав паузу, герцог вновь взял слово:

— Что касается вас, господа офицеры, вы абсолютно свободны в своем выборе — уйти или остаться со мной. Разумеется, покинувшие роту будут достойно вознаграждены. Кроме того, я должен сообщить вам о предстоящих изменениях в наших планах. Как и планировали некогда мы с Тамаррион, я сделаю перерыв в военных походах на несколько лет. У меня сейчас достаточно средств на то, чтобы, оставаясь здесь, в своих владениях, попытаться превратить их в процветающий край под справедливым и — да даруют мне это боги — мудрым правлением. Мы должны стать настоящим могучим стражем на границе северной пустыни и остальной части королевства Тсайя. Если кто-либо из вас недоволен такой перспективой, если вдруг кому-то не по душе постоянное присутствие здесь маршала Геда, вы можете в любое время обратиться ко мне, не сообщая никому больше о принятом вами решении, и покинуть роту с моими благодарностями и с весьма ощутимым вознаграждением.

— Я-то останусь, сам знаешь, — сказал Арколин, обращаясь к герцогу на «ты», что делал в присутствии посторонних чрезвычайно редко.

Остальные офицеры лишь молча кивнули вслед за своим товарищем.

— Тем не менее мое предложение остается в силе, — повторил герцог. — Если в будущем кто-либо из вас изменит свое решение — я повторяю, это относится к каждому из офицеров, — поверьте, у вас не будет повода упрекнуть меня в неблагодарности за долгую и безупречную службу в моей роте.

— Когда вы собираетесь сообщить об этом солдатам? — спросил Арколин. — Может быть, вы хотите, чтобы сначала мы попытались…

Герцог покачал головой:

— Нет, я уверен в том, что все мои люди должны узнать о принятом мною решении от меня самого. Слухи у нас расходятся быстро, поэтому тянуть нет смысла. Завтра, по всей видимости, — нет, у нас в лазарете лежат тяжелораненые, которые могут скончаться сегодня ночью. Я полагаю, лучше послезавтра. Запланируйте на этот день строевые занятия, а затем парад и церемониальный смотр. Верховный Маршал вполне имеет право увидеть нашу роту в полном составе. Там я и объявлю о своем решении. Кроме того, мое предложение, касающееся выбора дальнейшей судьбы для любого из нас, относится ко всем: к сержантам, капралам и к каждому из солдат. Мне лишь остается добавить, что я буду по-прежнему оценивать своих подчиненных лишь по их делам, невзирая на веру, которую они исповедуют.

Резкие порывы ветра словно содрали тучи с неба, обнажив его бледный, почти прозрачный купол. Стоя на шаг позади герцога, как положено оруженосцу, Пакс внимательно следила за тем, как после часа показательных строевых занятий рота возвращается в крепость и выстраивается на плацу для торжественного смотра. Бросив искоса взгляд на Верховного Маршала, Пакс заметила по-прежнему невозмутимое выражение на ее лице и контрастировавший с ним восторженный блеск в глазах. Пакс вновь перевела взгляд на выстроившуюся роту. Никогда еще родное для Пакс подразделение не вызывало в ней такой бури противоречивых чувств. Она ощущала, как ее душа разрывается на части. Вот она стоит рядом с герцогом, верный оруженосец своего господина. Но в то же время — вот она марширует со своими товарищами на привычном месте в строю когорты Арколина: первая шеренга, командир второго отделения. Слева марширует сержант Стэммел, команды которого она готова выполнить мгновенно и точно.

Вот последняя когорта заняла свое место на плацу в парадном развернутом строю. Пакс переводила взгляд с одного лица на другое. Как же она сроднилась с этими людьми! Вот Стэммел, внимательно оглядывающий плац такими знакомыми ей карими глазами. Вот Девлин, умудряющийся оставаться изящным и грациозным, даже стоя по стойке «смирно». Трудно поверить, что у него пятеро детей, старшему из которых остался какой-то год до того, чтобы записаться в роту герцога Пелана новобранцем. А вот и Арни, только что произведенная в капралы, пытающаяся не выдать радостной улыбкой переполняющие ее чувства. Вик, Барра, Натслин… Рауф, который уволится и вернется на ферму, как только набегам орков будет положен конец.

Капитаны строевым шагом подошли к герцогу и отсалютовали ему. Герцог жестом пригласил Верховного Маршала следовать за собою, и они направились к первой когорте для церемониального смотра. Пакс как тень последовала за ними.

Казалось, у герцога найдется пара слов практически для каждого из солдат, и только нехватка времени заставляла его проходить мимо многих из них, лишь кивнув в знак приветствия. Верховный Маршал следовала за герцогом Пеланом не говоря ни слова, но внимательно вглядываясь в лицо каждого солдата. Пакс было не по себе. Идти вдоль строя вместе с командирами ей довелось впервые. При этом она прекрасно помнила свои ощущения во время парадного обхода герцогом выстроившихся когорт. Больше всего эмоций вызвало у Пакс прохождение вдоль строя новобранцев. Слезы умиления душили ее в той же мере, что и старательно подавляемое желание рассмеяться. Она отлично помнила, как ноет шея, как начинают болеть глаза, которые ну никак не хотят смотреть в одну точку перед собой, как все сильнее дрожат руки по мере приближения герцога и его почетных гостей. Одна из девушек забыла назвать герцога "мой господина и вспыхнула, точь-в-точь как Пакс, допустившая такой же промах несколько лет назад. Голос другого " новобранца сорвался, отчего лицо его тотчас же покрылось холодным потом. Еще один и вовсе застыл как истукан, не в силах вымолвить ни слова.

Наконец обход был закончен, и герцог вернулся на почетное место перед строем. Несколько секунд он стоял молча, словно дожидаясь тишины, хотя и без того никто в крепости не издавал ни звука.

— Братья по оружию! — с такого древнего, почти забытого обращения начал герцог Пелан свою речь. — Вы помните, что я вам обещал после того, как мы победили орков в бою при Восточной деревне. Как вы уже знаете, к нам прибыли Верховный Маршал ордена Геда, сопровождающий ее маршал Коннаут, а также маршал Керрин из Бернингмида и паладин Геда, рыцарь Амберрион. Некоторым из вас была оказана помощь, и вы исцелились от ран усилиями этих иерархов ордена Геда. Некоторым из вас — я надеюсь, очень немногим, — стало не по себе от того, что произошло с нашим подразделением в эти дни. — Герцог выдержал паузу, переводя взгляд с одной когорты на другую. — Те, кто служит у меня уже долгие годы, наверное, помнят времена, когда среди нас была Тамаррион Нистианни, моя супруга, и здесь же, в крепости, росли мои дети… — Пакс заметила, как вытянулись от изумления лица самых старших солдат и сержантов. — Да, вас это удивляет, но теперь я могу говорить об этом. Вы наверняка помните и то, какой была рота в те времена, когда здесь же, в крепости, находилась резиденция одного из маршалов Геда. С тех дней, друзья мои, прошло более пятнадцати лет. Но за эти годы понятия добра и зла абсолютно не изменились. Не изменились и силы, выступающие на каждой из этих сторон. Так вот, с сегодняшнего дня я вновь приглашаю в свои владения всех последователей Геда, его паладинов и его верных служителей — маршалов. Лично я не принадлежу к этому ордену, но я по-прежнему верен клятве, данной мною короне Тсайи и силам добра. Разумеется, я, как и раньше, служу этим силам, равно как и почитатели Великого Господина и его пророков Геда и Фалька.

Друзья! Вы верно служили мне все эти годы, и вы заслуживаете полной свободы в принятии решения о своей будущей судьбе. Вы можете остаться у меня на службе, чему я буду только рад; при этом вам следует учесть все намечающиеся перемены в связи с появлением в наших стенах маршала Геда. Вы также имеете полное право уволиться из моей роты, получив положенное вознаграждение в зависимости от количества проведенных в роте лет. Я должен предупредить вас, что в течение нескольких сезонов мы будем оставаться здесь, на северной границе. Следовательно, у меня не будет возможности пополнить свое состояние выгодными контрактами в Ааренисе, равно как и вам не приходится ожидать случая поживиться добычей в каком-нибудь взятом городе или трофеями поверженного противника. Если вы предпочтете более активную, рискованную, но и более выгодную службу, я с радостью подпишу вам рекомендательные письма в подразделения любых командиров, чьи имена вы мне назовете. Можете обратиться с запросами к своим капитанам или, если не захотите сделать это по каким-либо причинам, напрямую ко мне. В любом случае решение будет принято исключительно исходя из вашего желания остаться у меня на службе или покинуть ее. — Герцог вновь замолчал, но никто при этом не пошевелился и не произнес ни слова. Пакс почувствовала, как по ее щекам потекли слезы. — Я надеюсь, — продолжал говорить герцог Пелан, — что никто из вас не покинет роту. Вне зависимости от того, какому святому вы служите, какой культ исповедуете, каждый из вас остается прекрасным солдатом. Любой командир был бы горд вести за собою таких бойцов, как вы. Если же вы останетесь со мною, мы вместе, с помощью Геда и под его покровительством, попытаемся построить на этих землях царство справедливости, процветающий, безопасный и спокойный край, который в то же время станет непреодолимой преградой на пути любых сил, атакующих наше королевство с севера. Итак, каково бы ни было ваше решение, я горд тем, что командовал вами, каждым из вас, и тем, что вы служили под знаменами нашей роты. Вы также можете гордиться своей службой и своими подвигами.

Сделав шаг назад, герцог поклонился офицерам, и те, повернувшись кругом, четким строевым шагом направились к когортам. Верховный Маршал кивнула герцогу и негромко произнесла:

— Ваше великодушие и душевная щедрость, как всегда, выше всяких похвал, уважаемый герцог.

На это замечание последовал неожиданно холодный и короткий ответ:

— Эти люди заслуживают гораздо большего.

— Может быть, это и так. Но в таком случае я понимаю, где и у кого они научились всему этому. Видит Гед, уважаемый герцог Пелан, я должна признаться, что, даже получив ваше сообщение, я не могла надеяться на такой прием. Я предполагала, что вы в лучшем случае позволите нам оказать вам помощь в сложившейся трудной ситуации. Вы не принадлежите к нашему ордену, но сделали для него едва ли не больше, чем многие из тех, кто искренне считает себя приверженцами Геда. Кроме того, вы предельно благородно отнеслись к своим подчиненным. Мой предшественник очень хорошо о вас отзывался. Когда я приняла на себя сан Верховного Маршала, он сказал мне, что одним из самых серьезных сожалений в его жизни является разлад между вами и братством последователей Геда. Теперь я его понимаю еще лучше, чем раньше.

Герцог, глядя куда-то вдаль, спокойно возразил:

— Как вам известно, я никогда не выступал против заповедей Геда и законов добра, которым следовал он сам.

— Да, это так, — кивнула Верховный Маршал и проследовала за герцогом во внутренние покои крепости. При этом ее взгляд упал на Пакс, и она обратилась к герцогу с вопросом:

— Уважаемый герцог Пелан, если вы не возражаете, я бы хотела в свободную минуту выслушать рассказ Паксенаррион о ее чудесном исцелении.

Герцог оглянулся и, перехватив взгляд Пакс, сказал:

— Это ей решать. Если она надумает рассказать нам что-то о себе, я буду рад послушать ее. Но приказывать в этом случае я не вправе.

— Я скорее приказала бы камням летать, чем воздействовать своим авторитетом и званием на Пакс, но я не могу не признаться в том, что меня гложет, если можно так выразиться, профессиональное любопытство. Да, я признаю, что ошибалась в диагнозе и методах лечения. Но я очень хочу узнать, в чем была моя ошибка. — С этими словами Верховный Маршал тоже оглянулась и улыбнулась Пакс. — Ну что, согласишься ли ты рассказать нам свою историю, или мы будем вынуждены теряться в сомнениях и догадках до конца наших дней?

Пакс, напрягшаяся было вначале, неожиданно для самой себя расплылась в улыбке.

— Уважаемая Верховный Маршал, я попытаюсь пересказать, что помню и что знаю, но заранее предупреждаю вас, что история это долгая, запутанная и до сих пор до конца не понятная ни мне, ни кому бы то ни было.

Глава XIII

Герцог провел Пакс и Верховного Маршала мимо кабинета, в самый конец коридора, к своим личным покоям. Пакс впервые оказалась в этой комнате и с любопытством оглядела ее. В углу уютно потрескивал огонь в камине; несколько мягких кресел и невысокий столик находились в той же части помещения. Стены комнаты были почти целиком укрыты коврами и портьерами. За невысокой перегородкой в дальнем углу помещения была видна широкая двуспальная кровать — одна лишь деревянная рама, ни матраса, ни балдахина сверху. Узкая солдатская койка, заправленная шерстяным полосатым покрывалом, стояла у одной из боковых стен.

— Присаживайся, — сказал герцог, подталкивая Пакс к креслам у камина. Верховный Маршал уже выбрала себе место у огня и даже пододвинула под ноги невысокую обитую тканью скамеечку. Пакс поняла, что не сможет угадать, какое из оставшихся кресел герцог предпочел бы занять сам, и решила проблему просто, сев в ближайшее из них. Она успела отметить про себя искусную резьбу на подлокотниках, оканчивавшихся драконьими головами. От дальнейших наблюдений и размышлений ее отвлек герцог. Присев в кресло напротив Пакс и вытянув ноги, он вздохнул и печально сказал:

— Здесь все осталось, как тогда… Когда эта часть крепости была наконец достроена, именно здесь мы проводили заседания нашего совета. Тот кабинет, который я использую сейчас, был помещением для писцов и секретаря. Не один вечер провели мы здесь вместе с Тамар и маршалом Вреланом. — Герцог налил сиба из стоявшего на столике кувшина в три кружки, две из которых были предложены гостьям. Верховный Маршал внимательно посмотрела герцогу в глаза и осторожно спросила:

— Если мой вопрос не покажется вам нескромным, я хотела бы узнать, сколько вам лет, уважаемый герцог.

— Около пятидесяти. А что?

— Когда вы приехали в Фин-Пенир, мне показалось, что вы несколько моложе. Но когда вы вспомнили о своей погибшей супруге и детях и к тому же сказали, что вашей дочери было бы сейчас примерно столько же лет, сколько Паксенаррион, я поняла, что изрядно просчиталась.

Герцог усмехнулся.

— Я тогда был здорово рассержен, а гнев, по всей видимости, внешне молодит меня.

— Дело не только в этом. Большинство людей в этом возрасте успевает растерять энергию и жизненную силу, особенно после столь нелегкой жизни, как та, которая выпала вам. Насколько мне известно, вы сирота, но, судя по всему, замешали вас из крепкого теста.

— К сожалению, об этом я ничего не знаю, — мрачно произнес герцог, и Верховный Маршал тяжело вздохнула, услышав эти слова.

— Я не хотела вас расстроить… — сказала она.

— Расстроили меня не вы, уважаемая Верховный Маршал, а мои размышления. У меня ведь нет семьи; я действительно не знаю, кто я и откуда родом. Мне не известно ничего о моих родителях, какие черты я мог унаследовать от них, какие сильные стороны характера, какие слабости. Мое имя очень типично для южной Тсайи и ее западных границ. Когда во время первого похода в Ааренис я встретил первого в жизни человека по имени Кьери, я было подумал, что нашел родственника. Впрочем, вскоре мне пришлось удостовериться в том, что Киров и Кьери в этих краях — как собак нерезаных.

— А ваше родовое имя?

— Пелан? — переспросил герцог. — Нашел я одного Пелана в Плиуни, в винной лавке. Он сказал, что его родня вся сплошь малорослая и темноволосая. Еще один Пелан есть в Фосснире — портной. Да, еще один шерстобит в Амбеле. Вот и все. Ни на одного из них я абсолютно не похож внешне. Ни в одной из этих семей не было преданий о пропавших детях. Судя по тому, как я выгляжу, кто-то из моих родителей должен быть родом с севера. Сами знаете, в Восьми Королевствах полно высоких рыжих мужчин с серыми глазами. Так что можете выбирать любую версию моего происхождения. Самая простая и вероятная из них — это нежеланный внебрачный сын, подкинутый кому-то и забытый. — Пакс услышала горечь в голосе герцога. — А потом, много лет спустя, когда я наконец обзавелся собственной семьей и даже детьми, все рухнуло в один день. Я не знаю своих предков, а значит, до меня как бы ничего не было. Нет у меня и наследников, так что, по всей видимости, после меня тоже ничего не останется. Кому я все это оставлю? Клянусь, если бы не эти, только эти мысли, я бы никогда не попал под воздействие Арвис. Вот он я: мне пятьдесят лет или что-то около того — точно ведь я не знаю, — и у меня нет наследника. Я поклялся перекроить заново все свои владения, но ради чего?

Верховный Маршал кивнула:

— Вы действительно оказались в очень тяжелой ситуации, господин герцог. Любому человеку нелегко работать над чем-либо долгие годы, не зная, кому завещать плоды своих трудов.

— Вот именно, — подтвердил герцог. — Ведь все это пойдет прахом, как только я умру. Подумайте, сколько лет я еще смогу управлять всем этим? Лет двадцать, не больше, а скорее всего, гораздо меньше. По правде говоря, я даже не понимаю, зачем Ачрия так торопилась. Немного терпения, и время сделает за нее всю работу.

— Нет, мой господин! — воскликнула Пакс, сама не ожидавшая от себя такой дерзости. — Вы не правы. Вы найдете человека, который будет достоин того, чтобы завещать ему ваши владения. Я уверена в этом. И все, что вы уже сделали и сделаете в будущем, стоит затраченных усилий…

Герцог немного печально улыбнулся ей.

— Я рад слышать от тебя такие слова, Пакс. Нам остается только надеяться на то, что Великий Господин считает точно так же. Но… ты уж прости меня… когда я смотрю на тебя, то сразу вспоминаю Эстиль, мою дочь… Вы были бы с ней очень похожи.

Верховный Маршал прокашлялась и сказала:

— Уважаемый герцог Пелан, на досуге я подумала над тем, что вы мне рассказали, и, может быть, выскажу свои соображения на этот счет, которые мы впоследствии обсудим. Вы смогли создать этот оазис в пустыне и уже избавили многие города и поселения к югу от вашей крепости от ежегодных набегов с северных пустошей. Одно это, не считая всего остального, уже заслуживает величайшей похвалы. Уверяю вас, ваши труды не пойдут прахом, если только братству последователей Геда будут даны силы спасти и приумножить их.

— Благодарю вас, — сказал герцог, вздохнул и потянулся за кочергой, чтобы поворошить угли в камине. — Ну ладно, я предлагаю сменить тему. Что скажешь, Пакс? Если ты считаешь, что пришло время, мы будем рады выслушать твой рассказ о том, что с тобой было после того, как ты ушла из Фин-Пенира.

Пакс поставила кружку на стол и усилием воли заставила себя успокоиться.

— Ну, во-первых, вы, наверное, помните, что со мной творилось в последние дни пребывания в Фин-Пенире. — Герцог и Верховный Маршал кивнули. — Теперь-то я понимаю, — продолжала Пакс, — как глупо было уходить именно тогда, зимой, да еще в таком состоянии. Все пошло так ужасно, как вы и предполагали, госпожа Верховный Маршал, если даже не хуже.

— Я надеялась, что разосланное мною по нашим фермам предупреждение поможет тебе…

— Так бы оно и произошло, если бы я воспользовалась помощью собратьев по ордену Геда. — Заметив, как участилось ее дыхание, Пакс постаралась снова взять себя в руки. — Но получилось так, что, опасаясь насмешек, я старалась обходить наши храмы и фермы за версту.

— Насмешки? О чем ты? Я же предупредила всех…

— Госпожа, поверьте, никто в этом не виноват, — заверила слушателей Пакс. — Никто не хотел обижать меня, все стремились только помочь. Маршал, у которого я остановилась в первый раз, всячески пытался показать мне свое расположение. Дело в природе поразившей меня слабости. Понимаете, любой из наших собратьев прекрасно понял бы мою беду, если бы я, скажем, потеряла в бою ногу или руку. Даже если бы речь шла не о ратных ранах, а, например, о внезапной слепоте или чем-то подобном, меня окружили бы искренним сочувствием, без намека на насмешку или презрение. Но дело в том, что последователи Геда всегда уверяют в позорное™ любого проявления трусости. По нашему учению, трусость — это то, что исходит из глубины души человека и никак не может быть навязано ему извне.

Верховный Маршал, подумав, кивнула:

— Похоже, мы сами только усугубили твое положение. Пакс покачала головой:

— Я вовсе не обвиняю вас в этом. Так принято считать везде, не только среди последователей Геда. Я и сама так думала, даже после того, как со мной все это случилось. Я проклинала себя за свою слабость…

— Паксенаррион, мы же говорили тебе о том, что это ни в коей мере не слабость, не порок и не бесчестие. Ты виновата в том, что с тобой случилось, не больше, чем виноват в своем увечье солдат, которому вражеский клинок отсек руку.

— Да, именно так вы и говорили. Но мне было не заставить себя поверить в правоту этих слов. — Даже сейчас воспоминания о том унижении заставили слова комом застрять в горле Пакс. Она молча смотрела на свою правую руку, изо всех сил сжимавшую подлокотник кресла. — Мне… мне было очень тяжело в ту зиму.

Герцог и Верховный Маршал молча ждали, пока Пакс соберется с силами и продолжит рассказ.

— Мой господин, вы помните, как Арвис говорила, что мне не раз и не два в жизни приходилось убегать от опасности? Все это правда. — Коротко и предельно откровенно она рассказала своим слушателям об этих случаях: о том, как она бежала от овчарки и едва ли не от овец, и о том, как спутник-торговец бросил ее одну, не способную сопротивляться напавшим на них разбойникам. Страх перед всеми и перед всем превратил Пакс в то время в едва передвигавшуюся на ногах развалину.

— Сколько времени это все продолжалось? — осторожно, чтобы ненароком не обидеть Пакс резким словом, спросил герцог.

Обрадовавшись тому, что не придется в подробностях описывать все свои злоключения, Пакс поспешила ответить:

— До самого начала весны, мой господин. Она решила ничего не рассказывать о случае на постоялом дворе, как и о тех ночах, что ей довелось провести в сточных канавах. Она посмотрела в лицо герцогу, и ей вдруг показалось, что он уже сам обо всем догадался. В глазах его стояли слезы.

— Я вернулась в Бреверсбридж, — спокойно сказала Пакс и вдруг снова замолчала.

Ее слушатели ждали. Наконец она нашла в себе силы продолжать. По лицу Верховного Маршала было видно, что она предпочла бы услышать о том, что Пакс пошла за помощью в один из храмов Геда, а не в священную рощу киакдана. Тем не менее она слушала, не перебивая, рассказ Пакс о первых днях лечения, о долгих разговорах с колдуном, частично восстановивших ее душу. Пакс не без удивления заметила, как Верховный Маршал одобрительно закивала головой, услышав в пересказе Пакс рассуждения киакдана о природе храбрости. И герцог, и Верховный Маршал были просто поражены, когда Пакс поведала им о месяцах, проведенных в Лионии в отряде пограничников-рейнджеров. Впрочем, как она поняла, оба ее слушателя были куда лучше нее осведомлены о многом из того, с чем ей впервые довелось столкнуться прошлым летом. Они стали наперебой расспрашивать ее об отношениях эльфов и людей в Лионии и о многом другом, о чем Пакс имела весьма смутные представления. Наконец речь зашла и о встрече с камнезмеем, о том, как Пакс впервые почувствовала присутствие зла в непосредственной близости от себя. Верховный Маршал отставила кружку с недопитым сибом и подвинула свое кресло поближе к Пакс. Та, подумав, развела руками и сказала:

— Именно тогда я впервые поняла, что обладаю какими-то особыми способностями, обычно присущими лишь паладинам. Мои товарищи по отряду были поражены тем, что я почувствовала присутствие камнезмея раньше, чем они, и, более того, сумела угадать направление, в котором он находится. А затем они обратились ко мне с просьбой попытаться помочь одному из раненых товарищей…

— Видит Гед, я бы ни за что и не подумала… Не дослушав Верховного Маршала, Пакс выпалила:

— И моя попытка оказалась успешной! Уважаемая госпожа, я была изумлена этим не меньше, чем если бы вдруг обнаружила у себя за спиной выросшие крылья.

— Вот как, — одобрительно кивая, пробормотала Верховный Маршал, глядя на нее в упор. — Неудивительно.

— А потом, ближе к концу лета, я вдруг почувствовала — не сразу, постепенно, — что здесь, в нашей крепости, творится что-то не то. Мне показалось, что герцогу Пелану понадобится моя помощь. Вскоре я направилась сюда по дороге через Бреверсбридж. — Пакс в подробностях пересказала свою последнюю встречу с киакданом, ритуал, исполненный им, и свои ощущения. И герцог, и Верховный Маршал слушали ее, раскрыв рты.

— Видит Гед, ну конечно! — почти про себя прошептала Верховный Маршал. — Серебряный кубок, конь, цветы… Дитя мое, да ведь ты была настолько близка к богам в тот миг, насколько это вообще возможно для того, кому еще суждено вернуться на эту землю.

— А что было потом? — сдержанно спросил герцог.

— А потом, когда я наконец пришла в себя, я обнаружила, что ко мне вернулось былое ощущение радости жизни.

— Скажи, Паксенаррион, и ты не сожалеешь о времени потерь и боли? Не стали ли эти полгода временем, вычеркнутым из твоей жизни?

Пакс покачала головой и решительно ответила:

— Ни в коем случае, госпожа Верховный Маршал. Киакдан оказался абсолютно прав: я познала то, что было ведомо и самому Геду — каково приходится тем, кто не может защитить себя от опасности. А еще я поняла, что так хорошо известная нам, солдатам, ярость, которую мы зачастую принимаем за истинную храбрость, вовсе не так уж нужна даже для воина. Мне больше не требуется будить в себе гнев и злость. Я помню, как через мою собственную злобу ко мне в душу проникли злые чары Ачрии. Я поняла, что если будет на то милость богов, то, спросив у них совета, я сумею отличить добро от зла.

Верховный Маршал внимательно смотрела на Пакс еще несколько секунд, а затем сказала:

— Ну что ж. Амберрион рассказал мне, что ты по-прежнему считаешь себя верной обязательствам, данным ордену Геда. На это я могу сказать тебе, Паксенаррион, что больше не вправе называть тебя стрелой из своего колчана. Ты переросла это. Лишь Геду и Великому Господину ведомо, каково твое истинное предназначение. Я не могу больше направлять тебя, потому что любые мои советы будут лишь ограничивать и сдерживать твои порывы.

Пакс с искренней улыбкой на лице возразила:

— Я позволю себе еще раз выразить свое почтение перед вашей мудростью и опытом…

— Давай обойдемся без лести, дитя мое. Я уверена в том, что ты истинный паладин, призванный богами напрямую, как это бывало в древности. И именно богами, а не кем-либо из них в отдельности. Если тебе потребуется совет, если я смогу поделиться с тобой опытом — что ж, я всегда к твоим услугам. Но мне кажется, что ты сумеешь воспользоваться своим даром совершенно особенным образом, но как — я не могу даже предположить.

— Если это так, — удивленно заметил герцог, — то и появлением Пакс здесь, в крепости, мы обязаны воле богов?

Верховный Маршал не менее удивленно посмотрела на него:

— Разумеется. Неужели вы в этом еще сомневаетесь?

— Но почему? И зачем?..

— Во-первых, чтобы помочь вам исполнить задуманное. Я имею в виду ваш план превратить эти земли в процветающий край. Во-вторых… впрочем, остальное мне пока неведомо. И кроме того, я уверена в том, что миссия Пакс здесь еще не исполнена до конца. Что скажешь, Паксенаррион?

— По крайней мере, сейчас я не чувствую никакого зова, который гнал бы меня отсюда.

— Значит, ты останешься, если, конечно, захочешь? — произнес герцог. Пакс улыбнулась.

— Я останусь.

— Не забывай: в Фин-Пенире тебя по-прежнему ждут твое оружие, снаряжение и конь, — напомнила Верховный Маршал. — Они твои и будут дожидаться тебя столько, сколько потребуется. Или, если хочешь, я могу отдать распоряжение и их тебе перешлют туда, куда ты прикажешь. — С этими словами Верховный Маршал откинулась на спинку кресла и, вздохнув, сказала:

— Герцог Пелан, честно говоря, я не припомню более насыщенного дня в своей сознательной жизни, даже во время ученичества на звание маршала, когда я постоянно открывала для себя что-то новое.

— Для меня этот день стал, пожалуй, самым радостным с тех пор… — На этом герцог прервал свою мысль и замолчал, глядя в огонь. Заметив, что его собеседницы вопросительно смотрят на него, он покачал головой:

— Я думаю, на сегодня нам достаточно нелегкого и серьезного рассказа одного из нас. Если в двух словах, то однажды, очень давно, я неожиданно для самого себя сумел вырваться из опутавших меня сетей зла. Как и когда это случилось — об этом я предпочел бы сегодня не рассказывать.

— Как вы думаете, многие ли из ваших солдат покинут роту, узнав о том, что она переходит под покровительство Геда? — спросила Верховный Маршал, явно стараясь быть тактичной и сменить тему разговора.

— Надеюсь, что нет. Ни вы, ни ваш паладин не обнаружили среди моих солдат ни одного явного лазутчика, засланного к нам силами зла. Впрочем, некоторым, я полагаю, просто-напросто придутся не по нутру происходящие в роте перемены. Южные походы означают для многих солдат лихие приключения, возможность неожиданно разбогатеть при разграблении взятого города, встречи с другими наемниками — со старыми друзьями и новыми знакомыми…

Пакс вспомнила, как и сама считала Вальдайр, в котором одновременно останавливались на постой дюжина или больше различных подразделений, лучшим местом на свете. Она вспомнила о тех временах, когда заглядывала в «Белого Дракона», чтобы провести там веселый вечерок — с Виком и Арни, а еще раньше с Сабеном и Канной. Наверняка многим будет недоставать такого веселья, учитывая расстояние, на котором находится от крепости Верелла — ближайший большой город.

Несмотря на все эти рассуждения, Пакс была немало удивлена, когда увидела предварительный список тех, кто собирался покинуть роту. Больше всего ее поразило то, что возглавляла список Баррани, поступившая на службу в один год с Пакс и вместе с нею прошедшая подготовку в когорте новобранцев. Только сейчас Пакс вспомнила, что с момента ее возвращения Барра практически не общалась с нею. То есть она и раньше замечала, что, когда в свободную минутку ей удавалось пообщаться со старыми товарищами, Барры почему-то не оказывалось рядом. Но тогда Пакс не придала этому большого значения. Не поставив в известность герцога, Пакс сама решила поговорить со старой подругой. Когда она зашла в казарму, Барра уже упаковывала свой вещмешок. Натслин сидела на соседней койке, пытаясь сохранить внешнее спокойствие, хотя во всему было видно, что предстоящее расставание будет для нее большим испытанием.

— А, это ты, — бросила Барра через плечо, когда Пакс вошла в казарму. — Странное дело. Я думала, ты уже забыла дорогу туда, где живут простые солдаты. Вот только позволь тебе напомнить, что я-то тебя знаю давно, задолго до того, как ты стала нашей местной знаменитостью.

— Барра… — с укоризной в голосе произнесла Натслин. Пакс и сама удивилась тому, сколько озлобленности и язвительности вложила в свои слова Баррани.

— Барра, за что ты так на меня обозлилась:? Я всегда считала, что мы друзья…

— Друзья? Если мы когда-то и были друзьями, то с тех времен много воды утекло. Это было еще до того, как ты возомнила себя особым уполномоченным Великого Господина. Я-то тебя давно вычислила, Паксенаррион, дочь Дортана. Я так и знала, что из-за тебя рано или поздно у всех у нас будут серьезные неприятности. Как видишь, так оно и получилось.

— Барра, это ведь не правда. — Виновато взглянув на Пакс, Натслин ласково погладила Барру по руке. — Да, Пакс изменилась, но ведь и ты тоже.

— Разумеется, все мы меняемся. Только она, единственная из всех… — не договорив фразу, Барра поджала губы и стала скатывать запасной плащ, чтобы приладить его к вещмешку. Затем, обернувшись к Натслин, она сказала:

— А вот тебя я никак не могу понять. Чем она тебя так очаровала, что ты решила остаться? Неужели ты думаешь, что в этой роте хватит места еще для одного героя? До тех пор, пока Пакс сшивается рядом с герцогом, все лакомые куски наград и почета будут доставаться ей. Я бы рекомендовала и тебе, Натслин, уйти отсюда и перейти на службу в любую другую роту. Что тебя ждет здесь? В лучшем случае дослужишься до почетной ветеранской пенсии, заработав себе еще пару дюжин шрамов. И моли богов, чтобы при этом тебе не оттяпали руку или ногу, за которые тебя, с позволения сказать, отблагодарят, поселив в развалюхе где-нибудь на отшибе с парой чахлых яблонь перед крылечком. Вспомни Коулу: хороший пример?

— А что, мне яблони нравятся, — со вздохом сказала Натслин и, обернувшись к Пакс, обратилась к ней:

— Честное слово, я не знаю, чего она на тебя так взъелась. Я прекрасно понимаю, что ты не виновата в том, что…

— Ах да, ну конечно, она у нас ни в чем не виновата. — Схватив Натслин за руку, Барра силой оттащила ее от Пакс. — А ну-ка напомни мне, кто сумел извлечь себе выгоду даже из драки со старослужащим капралом? Кого оставили на службе, да еще и погладили по головке, в то время как двух таких же солдат-первогодков выгнали из роты в шею? А еще напомни мне, кто у нас был «героем» форта Страж Гномьих гор? А кто отговорил герцога от того, чтобы обойтись с Синьявой так, как он того заслуживал? А о ком мы слышали ежедневно и едва ли не еженощно почти весь прошлый год? О ком, как не о бедненькой, храбренькой, такой чудненькой Пакс? Помнишь Эффу, как она приставала к нам со своими бесконечными причитаниями: «Гед все видит, Гед все слышит, Гед защитит своих почитателей»? Ну, и где она, наша Эффа? Убита! Я еще тогда поняла, чего стоят эти заверения в покровительстве обожаемого всеми святого Геда. А вот Пакс!.. — Легким движением Барра неожиданно швырнула вещевой мешок через всю казарму, заставив немало испугаться солдат-первогодков, собравшихся в дальнем углу и прислушивавшихся оттуда к спорам старослужащих. Обернувшись к Пакс, Баррани дрожащими губами повторила:

— Ты, ты, я к тебе обращаюсь! Ты же была ничем не лучше остальных, когда мы только поступили на службу. Видит Тир, я прекрасно помню, как тебе доставалось от меня на первых занятиях по владению оружием. Помнишь, сколько синяков я наставила тебе деревянным мечом? У тебя ведь не было никаких особых способностей, ты сама об этом говорила. Но тебе почему-то всегда везло. Все само шло тебе в руки: все возможности выслужиться, проявить себя, получить награду, почет и уважение.

Пакс слушала старую подругу и вспоминала при этом погибшего Сабена, Канну, черные дни, проведенные в боях с кошмарными кровожадными чудовищами и киакномами в Колобии. С содроганием вспомнила она и камнезмея. Награды, почет, уважение? И ее упрекают в этом после всех унижений и страданий, перенесенных прошлой зимой! После всех ночей под открытым небом, после голода и холода. Впрочем, вслух Пакс возражать не стала, понимая, что доводы разума не заставят Барру изменить свое мнение: настолько злоба и зависть помутили ее рассудок.

— А когда на тебя впервые свалились неприятности, — громко, во весь голос сказала Барра, так, чтобы ее слышала не только Пакс, но и все находившиеся в казарме, — ты не смогла достойно противостоять им. Я бы сумела справиться с этими невзгодами получше, чем ты. Уж я не довела бы себя до того, чтобы стать посмешищем для половины Северных королевств, обезумев от того, что не все в жизни течет как по маслу…

Пакс наконец поняла, как интерпретировали слухи то, что случилось с нею в прошлом году. А впрочем, сейчас это волновало ее куда меньше, чем злоба, накопившаяся в душе старой боевой подруги. Тем временем Баррани продолжала свою громкую обвинительную речь:

— Я бы сумела умереть достойно, если бы поняла, что мне не дано достойно жить.

Пакс все так же удивленно смотрела на нее. Куда же подевалась та молодая девчонка, — пронеслось у нее в голове, — которая, перехватив последний кусок сливового пирога со стола, передала его Пакс через всю переполненную солдатскую столовую? Что смогло превратить ту, которая мечтала стать настоящим героем, рыцарем, даже паладином, в черствого, озлобленного солдата? Неужели зерно зла было сокрыто в душе Баррани изначально? Неожиданно в памяти Пакс всплыл один давний разговор с Виком: «…Ты думаешь, что она добрая и хорошая, потому что она тебе нравится… Но запомни: люди… они ведь не такие, какими мы их видим или хотим видеть». Может быть, в этом все и дело? Может быть, дружеская симпатия к Барре ослепила ее? Ведь сейчас Пакс ясно видела перед собой черную сторону души старой подруги: ту, что была открыта для любых темных сил. Пакс даже удивилась, как Верховный Маршал и паладин Амберрион упустили такое явное темное пятно, обходя стоявшую в почетном карауле роту.

— Очень жаль, Барра, что ты все поняла именно так, — с демонстративным спокойствием в голосе произнесла Пакс. — Я согласна: вполне возможно, что ты справилась бы с той ситуацией лучше, чем я. Кто-то другой поступил бы тогда еще более разумно и достойно. Но так уж получилось, что занесло туда именно меня.

Барра невесело усмехнулась.

— Ну да, конечно, тебе всегда везет. А уж шанса своего ты точно не упустишь. Помнишь, как ты явилась в лагерь под Ротенгри глухой ночью? Я еще тогда удивилась: ну почему ты, именно ты смогла избежать плена при нападении Синьявы на форт, смогла обойти армию и разведчиков этого головореза, смогла избежать всех опасностей и все-таки добраться до нашего лагеря? Скажи честно, Пакс: это боги лично тебе помогли или, может быть, ты сама управилась?

Баррани уже не скрывала своего желания поддеть Пакс и спровоцировать ее на безрассудный поступок. Натслин попыталась что-то возразить подруге и как-то успокоить Пакс, но у той уже перехватило дыхание от нахлынувшей волны гнева. Пакс не успела даже обратиться с какой-либо просьбой к высшим силам, как внезапно вокруг нее разлилось яркое свечение, рядом с которым померк свет мрачного зимнего дня, пробивавшийся сквозь окна. Барра попятилась и зажмурила глаза. Поборов в себе ярость, Пакс заставила себя погасить волшебный свет. Когда нормальное освещение казармы восстановилось, Пакс просто посмотрела в глаза Баррани, и та, не выдержав, опустила взгляд. Натслин со слезами на глазах повернулась в Барре спиной и вышла из помещения.

— Когда-нибудь, Барра, ты поймешь, — обратилась Пакс к бывшей подруге, — что словом человек может ранить тебя больнее, чем клинком. К сожалению, я не могу даже предложить тебе поединок чести, потому что заведомо знаю: силы будут неравными. Ты не сможешь достойно противостоять мне, и ты сама это прекрасно понимаешь. Я попрошу тебя лишь об одном: помирись с Натслин перед тем, как уйдешь от нас. Она была тебе верным другом все эти годы.

— Не каждый, с кем спишь, — твой друг, — процедила Барра сквозь зубы.

— Я согласна, но согласись и ты: Натслин не только твоя любовница, но верный друг и надежный боевой товарищ. Ты можешь уйти из нашей роты, затаив злобу на герцога, рассердившись на меня, но прошу, не оставляй Натслин с таким камнем на душе. Ей и без того сейчас плохо.

Баррани вдруг как-то померкла и уже без вызова в голосе сказала:

— Видит Тир, можно подумать, что Натслин была твоей, а не моей любовницей, — так ты беспокоишься о ее переживаниях.

— Прощай, Барра, и пусть удача сопутствует тебе повсюду.

— Ты только за мной не увяжись! — почти с отчаянием воскликнула Баррани. — Не вздумай вставать мне поперек дороги. Дай и мне шанс поймать удачу.

Пакс вышла из казармы и сразу же за порогом наткнулась на Доррин. Та лишь покачала головой и грустно улыбнулась. Капитан и оруженосец герцога вместе направились через двор к столовой.

— Ты бы ее все равно не остановила, — сказала Доррин спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся.

— Я должна была попытаться…

— Насколько я помню, вы пришли к нам в один год и были вместе в отряде новобранцев. Но, как я знаю, настоящими подругами вы никогда не были.

— А я думала, что… Впрочем, не знаю.

Доррин снова вздохнула и сказала:

— Пакс, согласись, что у Барры практически не было друзей. Наверное, меньше, чем у кого-либо во всей роте. Разве что Натслин…

— Да, характер у Барры всегда был не из легких… — согласилась Пакс.

Доррин же продолжала рассуждать вслух:

— Она всегда была готова воспринять любое замечание, любую шутку как оскорбление. А обид никогда никому не прощала и была на редкость злопамятна. Она отлично исполняет все солдатские обязанности, честна, умеет не только воевать, но и работать, — с этим я не поспорю. Однако, по правде говоря, я получала на нее столько жалоб от сержантов, сколько, наверное, на всех остальных солдат вашего года службы, вместе взятых. Она не была плохим солдатом в том смысле, в каком я могла бы пожаловаться на нее как капитан. Но не было в ней какого-то внутреннего благородства. Ей слишком уж нравилось унижать и задевать всех остальных. Дело вовсе не в том, что она предпочитала мужчинам женщин. Я в ее личную жизнь не лезу. Проблема в другом: она ненавидела мужчин, да и, пожалуй, всех людей вообще. А кроме того, есть у нее один серьезный недостаток, который рано или поздно заведет ее в тупик: Барра вбила себе в голову, что мир к ней несправедлив. Клянусь Великим Господином, я согласна с тем, что не все в мире честно и справедливо, но я уверена, что несправедливость достается всем нам в равной мере. Таков уж он, этот мир. А Баррани вдруг решила, что ей не везет больше, чем остальным.

Они подошли к столовой, и Пакс пропустила капитана вперед. Обернувшись к ней, Доррин договорила:

— Натслин опять будет переживать и мучиться. Сколько раз ей приходилось извиняться за Барру перед другими, улаживать отношения, накалившиеся исключительно по вине ее подруги. Я очень рада тому, что Натслин остается на службе, вот только не знаю, как она переживет это расставание.

— Я ведь и понятия не имела, что остальным тоже было трудно с Баррой, — со вздохом сказала Пакс. — Не знала и о том, что у нее были взыскания по службе.

— Конечно, — кивнула Доррин, — это все оставалось внутри моей когорты. А когда в последнее время Барра сумела перессориться чуть ли не со всей ротой, тебя здесь не было, и потому ты не знаешь обо всем, что у нас происходило.

Пакс так больше и не увидела Баррани. Та покинула крепость, не попрощавшись с нею.

Прошла неделя. Внешне рота герцога Пелана освоилась с изменениями в жизни и в распорядке дня. Последователи Геда в свободное от служебных обязанностей время помогали работать на священной ферме и в храме. Другие время от времени тоже помогали, когда требовалось много рабочих рук. Разумеется, о патрулировании границы не было забыто. Патрули стали высылаться даже в более отдаленные районы. Возвращаясь с промерзших, покрытых инеем холмов, начальники патрулей и разведывательных эскадронов докладывали о том, что скоплений орков нигде в окрестностях не наблюдалось. Кроме того, орки прекратили и свои набеги на фермы и дальние деревни в предгорьях. В Восточной деревне постепенно ликвидировали все последствия набега орков. Мельничные жернова вернулись на свое место и продолжали молоть муку. Верховный Маршал отслужила первые службы для последователей Геда, а затем объявила, что собирается уезжать.

— Если я не уеду в ближайшие дни, — пояснила она, указывая на небо, — боюсь, мне придется зимовать здесь. А так дело не пойдет: в Фин-Пенире меня ждут другие важные дела. Уважаемый герцог Пелан, я благодарю вас за приглашение, за оказанный прием, за решение допустить в ваши владения наш орден и могу лишь обещать вам ежедневно возносить молитвы за вас нашему небесному покровителю.

— Я, в свою очередь, также благодарю вас, — ответил герцог.

— Паксенаррион, — обратилась Верховный Маршал к Пакс, — не забывай: в Фин-Пенире тебе всегда будут рады. У тебя там остались друзья, которые скучают по тебе. Я же смиряюсь с мыслью о том, что ты теперь свободна от любых моих указаний и распоряжений. Знай лишь, что, даже если нам больше не придется свидеться по эту сторону радужного стола, накрытого нам Верховным Господином, я всегда буду вспоминать тебя в своих молитвах и желать тебе только удачи.

Пакс поклонилась и поблагодарила Арианию. Небольшой отряд, сопровождавший Верховного Маршала, быстро собрался в дорогу, и через пару часов герцог и Пакс уже провожали отъезжающих у ворот крепости. Обведя в последний раз взглядом стены, башни и крепостной двор, Верховный Маршал сказала:

— Герцог Пелан, человек, который смог привнести порядок в тот хаос, которым была до недавних времен наша северная граница, может быть уверен в том, что его усилия не пошли прахом. Я не пророк и не могу предвидеть будущее. Я лишь чувствую, что ваша власть, ваше могущество только-только набирают силу. Да благословят Гед и Верховный Господин все, что вы делаете, и все ваши помыслы. — Ариания легко вскочила в седло и направила лошадь к крепостным воротам. Вновь зазвучали фанфары, а затем многоголосый солдатский хор отчеканил слова церемониального прощания. Верховный Маршал ордена Геда и ее сопровождающие выехали из крепости герцога Пелана на продуваемую зимними ветрами равнину.

Глава XIV

Следующие несколько недель пролетели для Пакс быстро и насыщенно. Она делила свое время между полагающимся по должности сопровождением герцога и ставшим уже привычным патрулированием окрестностей к северу и востоку от крепости. Раз за разом, возвращаясь из очередного дозора, сержанты и капралы докладывали одно и то же: орков нигде не было видно. Тем не менее герцог не считал возможным рисковать и продолжал отправлять конные патрули по все новым и новым маршрутам.

— Не хочу я сейчас поднимать всю роту и штурмовать их Логово, — объяснил герцог как-то раз, разложив на столе старые карты запутанных переходов, туннелей и скальных гротов. — Столько времени и сил потеряем, а мне сейчас не до этого. Знать бы еще наверняка, сколько придется карабкаться по этим скалам. Мы ведь так никогда и не прошли их до самого конца. Я все-таки считаю, что лучше будет разместить небольшой гарнизон поблизости от Логова и высылать как регулярные патрули, так и внеплановые дозоры, чтобы не пропустить неожиданного появления противника. А там… там будет видно. По крайней мере, воевать в такую погоду никому из нас не улыбается.

Погода действительно установилась по-настоящему зимняя. Было холодно, а кроме того, над северными горами нависли низкие мрачные тучи — верный признак грядущих метелей и обильных снегопадов.

Вопреки опасениям Пакс, вся рота как должное восприняла ее новый необычный статус. Выезжая на патрулирование во главе эскадрона, Пакс надевала обычную форму солдата роты герцога Пелана и вооружалась коротким мечом или луком. Ее старые и новые друзья быстро отбросили ненужные в таких случаях церемонии и запросто болтали с ней, как с обычным сослуживцем. Тем не менее жила она во внутренних покоях крепости, в том же здании, что и капитаны. На довольствие ее также взяли на герцогской кухне, что, впрочем, не мешало Пакс для экономии времени, если того требовало расписание патрулирования, пообедать в солдатской столовой. В оружейной мастерской по личному распоряжению герцога для Пакс начали изготавливать кольчугу. Тренировалась она по обе стороны ворот: вместе с капитанами и самим герцогом она упражнялась во владении двуручным мечом как верхом, так и в пешем порядке. Однако она не упускала возможности потренироваться с коротким пехотным мечом — в индивидуальном поединке с Сиджером или в общем строю на привычном для себя месте в первой шеренге. Копье, пику и лук Пакс тоже не оставила в стороне. Вместе с герцогом ей пришлось поездить по его владениям. Она присутствовала на заседаниях местных советов в обеих деревнях к востоку и к западу от крепости. Постепенно, слушая разговоры членов советов, она набиралась знаний по управлению городским хозяйством, ремесленными мастерскими и по организации сезонных сельскохозяйственных работ. Ведь рано покинув отцовскую ферму, она не успела научиться всему этому дома. Мало-помалу она стала разбираться, каким образом работа всех мастерских, умельцев-надомников и фермеров-земледельцев оказывается скоординирована между собой и как происходит обмен излишков производства на те или иные товары, привозимые по заказу герцога из Вереллы.

По вечерам Пакс слушала разговоры капитанов, обсуждавших не только внутренние дела герцогства, но и проблемы соседних королевств. Пакс узнала о том, как герцог впервые прибыл в Костандан и почему Софи Гэнаррион решила помочь ему в Ааренисе. Постепенно она все больше узнавала и о самом герцоге: о том, как он служил оруженосцем у Алиама Хальверика, как обрел свой титул и земли в награду за то, что взял на себя командование армией Тсайи после гибели наследного принца и разбил основные паргунские силы, сосредоточенные у границы. Меч Тамаррион, как узнала Пакс, был свадебным подарком от Алиама Хальверика. Сама же Тамаррион была родом из Финта, из города, который назывался Холм Черных Костей.

Прибегая к помощи карт, текстов договоров, зафиксированных на разного возраста свитках, и наскоро набросанных схем, герцог и офицеры обсуждали отношения Восьми Королевств, проблемы, возникавшие между лесными, степными и горными территориями, между владениями людей и королевствами гномов или эльфов. Пакс с удовольствием набиралась новых знаний, расширяя образование, которое она успела получить в Фин-Пенире. По ходу разговоров капитаны рассказывали ей о том, как правильно обращаться к офицерам разного ранга в каждом королевстве, описывали и рисовали знаки отличия всех рыцарских орденов, вспоминали и рассказывали об особенностях этикета при каждом дворе. Не раз и не два сами офицеры просили Пакс подробнее рассказать им о Фин-Пенире и о Колобии. Поначалу она еще несколько робела высказывать свою точку зрения в их присутствии, но постепенно стеснительность уступила место спокойной уверенности в себе в сочетании с уважением к опыту и образованности старших товарищей.

День проходил за днем, герцог почти оправился от ран, нападение орков становилось все менее и менее вероятным… Менялось и общее настроение в роте. Пакс казалось, что атмосфера в крепости стала лучше. Солдаты чаще улыбались, больше смеялись в казарме и в столовой, но при этом никак не снижали интереса к боевой подготовке и столь же ответственно подходили к выполнению всех тренировочных заданий и любой работы. Сам герцог выглядел отдохнувшим, успокоившимся, но в то же время был предельно собран и внимателен. Он находил время на то, чтобы лично заняться любой возникавшей проблемой: от восстановления сожженных орками ферм до заделывания туннеля в винном погребе. С новой стороны открылись Пакс и офицеры. Арколин казался ей всегда воплощением невозмутимого и чуть занудного служаки, а, например, Доррин обычно выглядела холодной, чуть надменной и очень суровой. Тем не менее при более близком повседневном общении Пакс открылись такие черты в их характерах, о которых она раньше и не подозревала: все офицеры оказались жизнерадостными, веселыми и вполне открытыми людьми. Просто далеко не всегда у простого солдата была возможность лично убедиться в этом.

Большую часть из происходивших в крепости Пелана положительных перемен Пакс приписывала появлению в этих стенах резиденции маршала Геда.

Незадолго до Праздника середины зимы маршал Керрин обосновалась в самой крепости. К этому времени в Бернингмид прислали ей замену. Ферму Геда посредине герцогских владений не успели достроить из-за начавшихся холодов, поэтому Керрин поочередно ездила в обе деревни для проведения служб. Время от времени Пакс сопровождала ее в этих поездках. Несмотря на то что Керрин была значительно моложе всех остальных знакомых Пакс маршалов, она не уставала удивляться знаниям, воле и опыту этой женщины. Керрин довелось служить в качестве вице—маршала на двух фермах, затем она была отправлена на обучение в Фин-Пенир и, кроме того, побывала в Западном Финте во время войны с кочевниками. Этой спокойной, уверенной в себе и благожелательной к людям женщине удалось привлечь многих обитателей герцогских владений на свои службы. Кое-кто стал реально подумывать о том, чтобы присоединиться к ордену последователей Геда.

Накануне Праздника середины зимы Пакс вместе со Стэммелом и небольшим дозорным отрядом выехала на патрулирование по маршруту, проложенному у подножья холмов к северо-западу от крепости. Как это часто бывает в середине зимы, небо было ясным, а ветер сдул снег со склонов на дно долины. В тот день над холмами гулял несильный, но холодный и пронизывающий ветерок. Пакс поплотнее запахнула плащ и надвинула капюшон на самые глаза.

Неожиданно топот копыт, раздавшийся неподалеку, привлек ее внимание. В этот же момент подал сигнал возглавлявший дозор разведчик. Откинув капюшон и привстав в стременах, Пакс увидела на склоне ближайшего холма несущуюся галопом гнедую лошадь.

— Это конь-демон! — закричал один из разведчиков.

— Точно! Нужно пристрелить его. Кто-то уже сдернул с плеча лук, но Пакс тотчас же скомандовала:

— Нет Отставить!

Следя взглядом за описывающим дугу вокруг отряда конем, она негромко, но так, чтобы всем было слышно, произнесла:

— Подождите. Мне кажется… Точно, это животное не принадлежит силам зла.

— А ты уверена? — спросил подъехавший вплотную к Пакс Стэммел.

Та кивнула, не отрывая взгляда от коня, перешедшего на изящную рысь.

— Нет в нем ничего страшного и зловещего. По крайней мере, я ничего такого не чувствую. И мне кажется, что, исходи от него опасность, я бы заметила это в первый же момент.

Весь отряд внимательно следил за неизвестно откуда появившимся конем. Ко всеобщему удивлению, гнедой просто сверкал под неярким зимним солнцем, словно только что покинул конюшню после хорошей чистки. Лошади, на которых ехали солдаты, за полдня, проведенные под открытым небом, испачкались и потускнели куда сильнее. Конь продолжал кружить вокруг них, и из его ноздрей выбивались клубы белого пара. Два маленьких белых пятнышка украшали его круп, а прямо посреди лба красовалась яркая белая звездочка. Пакс издали навскидку попыталась определить его рост: получалось ничуть не меньше, чем у вороной Соке, что ждала ее в Фин-Пенире. Гнедой выглядел немного более стройным и поджарым, словно самой природой созданным для долгой и стремительной скачки.

— Может быть, попробуем поймать его? — предложил Стэммел.

— Отличная мысль, — кивнула Пакс, и отряд, выстроившись дугой, попытался окружить гнедого коня. Тот сначала замер, подозрительно присматриваясь к этим маневрам, а затем, изобразив растерянность и прянув раз-другой в разные стороны, стремительным броском проскочил мимо загонщиков, известив их об удаче своего маневра довольным ржанием. Несколько попыток взять гнедого в кольцо окончились столь же безрезультатно.

— Сдается мне, что этот конь не совсем обычный, — негромко сказал Стэммел, обращаясь к Пакс. — Уж не заколдованный ли он? Странный какой-то и слишком уж умный.

— Да нет, — отмахнулась Пакс. — Просто сейчас холодно, вот он и разыгрался. Наши точно так же вели бы себя, только они уже подустали, а этот явно полон сил и энергии. — Пакс замолчала, глядя на то, как конь, опять обойдя их шеренгу, остановился неподалеку, но вне их досягаемости. — Видит Гед, он просто красавец! — искренне восхитилась Пакс. — Хотела бы я сейчас посмотреть на того, с чьей коновязи сорвался этот любитель одиноких прогулок.

— Знаешь, мне кажется, этот конь давненько седла не видел. С месяц как минимум. Посмотри, у него на шкуре ни единой отметины.

— Похоже на то, — кивнула Пакс. — А дикие северные лошади выглядят несколько иначе. Эй, малыш! — Последние слова Пакс были обращены к коню, который тотчас же навострил уши, не переставая внимательно наблюдать за всадниками. — Интересно, — предположила Пакс, — а он подпустит меня к себе, если я подойду одна и пешком?

— Ты бы поосторожнее, Пакс, — предупредил ее Стэммел. — К чему зря рисковать?..

— Да он же совершенно нормальный. Нет в нем ничего зловещего.

— Зловещий не зловещий, но ведет он себя вовсе не так, как положено вести, как ты изволила выразиться, нормальному коню. Смотри, какой он здоровенный: если лягнет или зубами вцепится — мало не покажется.

— Ну, на такие трюки все они сильны. Даже вьючные мулы требуют к себе уважения. — Улыбнувшись, Пакс соскочила со своей лошади и протянула поводья Стэммелу. Сержант только сокрушенно вздохнул. Пакс ободряюще улыбнулась ему и шагнула по направлению к гнедому коню. — Все оставайтесь на местах. Не вздумайте идти за мной следом, — распорядилась она. — Главное — не спугнуть его.

Не успела Пакс сделать и нескольких шагов, как из-за спины до нее донесся ворчливый голос Стэммела:

— Кстати, тебе не доводилось слышать о лошадях-демонах, которые позволяют людям сесть на них верхом, а затем уносят их неведомо куда?

— Да уж наслышана, — бросила через плечо Пакс. — Но вы не волнуйтесь, этот не такой.

— Тир тебя раздери, Пакс! Прошу, конечно, прощения у вашего паладинского превосходительства за такие слова, но ты уже ведешь себя как наполовину заколдованная. А что будет, когда ты подойдешь вплотную к этому невесть откуда взявшемуся пришельцу?

— Да все будет нормально, — сказала Пакс с полной уверенностью в своих словах.

Стараясь не делать лишних движений, она медленно приблизилась к гнедому. Он внимательно наблюдал за ней, подобравшийся и, казалось, готовый в любой момент отпрянуть. Вот Пакс подошла к нему вплотную и заглянула в огромные сиренево-карие глаза с длиннющими ресницами. Взгляды человека и животного встретились. Белая звездочка действительно оказалась прямо посредине лба гнедого коня. Пакс еще раз внимательно осмотрела животное. Сложено оно было просто великолепно: сильные длинные ноги, широкая грудь, изящная длинная шея. Пакс осторожно сделала еще один шаг вперед, затем еще один, последний. Что-то неудержимо влекло ее к этому коню. Совершенно неожиданно для нее самой тот вдруг чуть наклонил голову и ласково ткнулся губами ей в руку.

— Ах ты, мой хороший! — похвалила она его, и конь, чуть подавшись вперед, ткнулся ей головой в плечо. Пакс погладила его по шее, и тот тихонько, едва слышно заржал, явно признавая ее ласку.

Пакс переступила так, что рассмотреть коня сбоку. Тот грациозно выгнул шею, продолжая внимательно наблюдать за ней. Пакс поразилась красоте и утонченности изогнутой шеи и немало удивилась, разглядев вблизи, насколько сильные и натренированные мышцы играют под гладкой шкурой. Да, этот конь был чуть легче и изящнее ее вороной кобылы, но и ему силы было явно не занимать. Пакс осторожно положила руку ему на спину. Он продолжал стоять неподвижно, словно чего-то ожидая. Проведя ладонью по передней ноге, Пакс привычным движением попросила коня подать копыто для осмотра. Не проявляя ни удивления, ни недовольства, гнедой столь же привычно согнул ногу, демонстрируя неподкованное копыто без единого скола или трещинки. Судя по внешнему виду и общему состоянию этого животного, оно совсем недавно побывало в руках добросовестного конюха. Стоило Пакс отступить на шаг назад, как конь вновь повернулся к ней и игриво фыркнул. Он явно провоцировал Пакс, подталкивал ее к чему-то. Сама Пакс вдруг почувствовала непреодолимое желание сесть верхом и попробовать прокатиться на нем. Судя по всему, конь бросал ей своего рода вызов, предлагая сделать попытку справиться с такой силой и мощью. «Неужели так и действует колдовство?» — мелькнуло в голове Пакс, но она тотчас же отбросила от себя эту мысль.

Она еще раз обошла коня. Никаких подозрений это животное у нее не вызывало. Отличный скакун, все, что нужно, на месте, и нет ничего, что можно было бы назвать лишним. Крепкий костяк, мышцы и сухожилия; воплощенная сила и стремительность. Подойдя опять к голове коня, Пакс протянула руку к его губам, чтобы рассмотреть, в каком состоянии находятся его зубы. Конь отпрянул и громким фырканьем выразил явное неудовольствие таким посягательством на свою личную жизнь. Пакс рассмеялась и, кивнув, сказала:

— Ну все, договорились. Не будем выяснять, сколько тебе лет. Видит Гед, старым ты быть в любом случае не можешь.

— Пакс… — Порыв ветра донес голос Стэммела. — Только не вздумай садиться на него верхом!..

— Все нормально. Как раз именно это я и собиралась сделать. — Отвечая Стэммелу, Пакс отвернулась от коня и вдруг почувствовала у себя на шее его теплое дыхание. Отпрыгнув, она строго посмотрела на гнедого:

— Слушай, ты только без вольностей!

Тот лишь тихонько заржал и снова аккуратно ткнулся мордой ей в плечо. «Что это? — мелькнуло в голове у Пакс. — Приглашение? Вызов?» Она в задумчивости похлопала коня по шее, размышляя про себя о том, что настоящего паладина конь-демон обмануть не может. «А значит, — рассуждала Пакс, — либо это не призрак, засланный злыми силами, либо я не настоящий паладин. В общем, чем бы или кем бы это животное ни было и кем бы на самом деле ни являлась я, один раз я на нем прокачусь во что бы то ни стало». Сама удивляясь тому, что практически не испытывает страха, Пакс подошла к боку коня и положила руку ему на холку. Тот стоял неподвижно, и лишь по настороженным ушам было видно, что животное внимательно следит за человеком.

— Если ты сбросишь меня и выставишь перед ребятами полной дурой, — предупредила Пакс, — я устрою за тобой погоню и буду преследовать тебя до самой Ледяной пустыни.

Конь пошевелил ноздрями, моргнул, но остался стоять неподвижно.

Пакс набрала в легкие воздуха, крепче взялась за холку коня и одним прыжком вскочила ему на спину. Пара секунд ей потребовалась на то, чтобы устроиться поудобнее. Все это время гнедой продолжал стоять как изваяние. Пакс бросила взгляд на Стэммела, на лице которого застыло выражение неодобрения, смешанного с удивлением. Пакс чуть сжала колени, и конь двинулся вперед. Ей не доводилось ездить без седла с тех пор, как свершилось чудесное исцеление, вернувшее ей воинский дух и силу. Поначалу Пакс было непривычно ощущать под собой движущиеся бугры мышц, но гнедой не сделал ни единого резкого движения, и Пакс вскоре заново освоилась с такой верховой ездой. Чуть более сильное нажатие одной ногой — и конь послушно изменил курс, направившись в сторону Стэммела. Пакс напряглась и чуть откинулась назад. В ответ, как и положено хорошо выученной лошади, гнедой остановился как вкопанный.

— Ну что ж, вынужден признать, что эта тварь ведет себя не так, как полагается демонам, — притворно ворчливым голосом сообщил Стэммел. — Насколько мне известно, те предпочитают срываться в галоп и уносить седока неизвестно куда.

— Да никакой это не демон, — отмахнулась Пакс. — Впрочем, что это за конь и откуда он здесь взялся, я просто ума не приложу. — При этих ее словах гнедой вскинул голову и протяжно заржал. Похлопав его по шее, Пакс сказала:

— Ты уж меня извини, я действительно не понимаю. Слушай, Стэммел, попробую—ка я прокатиться на нем. Посмотрим, чего он стоит.

Стэммел опять удивленно поднял брови:

— Как, без седла и уздечки?

— А что? По крайней мере, пока что мне вполне удается управлять им одними ногами, а там посмотрим. Если я по собственной глупости сломаю себе шею, можете передать герцогу, что это была только моя вина. — С этими словами Пакс тронула каблуком левый бок коня, и тот, мгновенно отозвавшись, повернул направо. Еще один толчок обеими ногами — и гнедой пошел вперед легким изящным шагом. На всякий случай вцепившись руками в гриву своего скакуна, Пакс попробовала перевести его на рысь. Тот подчинился. Его рысь оказалась более мягкой и в то же время несколько более размашистой, чем у вороной кобылы, принадлежавшей Пакс раньше. Без какого-либо усилия Пакс пустила коня по кругу, а затем восьмеркой. Тот подчинялся ей беспрекословно. Более того, казалось, он способен угадывать малейшее желание своей всадницы. В общем, Пакс вдруг поняла, что это лучший конь, на котором ей доводилось ездить когда-либо в жизни: отличный ход, прекрасно выдержанный ритм, полное взаимопонимание… Не без сожаления Пакс вновь подъехала к своему отряду и остановилась прямо перед Стэммелом.

— Ну что ж, — кивнул ей сержант, — выглядит вполне убедительно. И что ты с ним собираешься делать?

— Честно говоря, еще не задумывалась. Пожалуй, я бы… — В этот момент конь опять заржал, и Пакс пришлось снова похлопать его по шее. — Наверное, я прокачусь на нем до крепости. Ведь если его потеряли где-то поблизости, то хозяева вполне могут заехать к нам, чтобы спросить, не видел ли кто-нибудь такого красавца.

— Знаешь, Пакс, я не думаю, что такое случится. Чьим бы ни был этот конь раньше и откуда бы он тут ни взялся, я уверен, что он появился здесь только для тебя. Серьезно, не надо обманывать себя. Ты посмотри на него: никакой, конечно, это не демон в лошадином обличье, но… — Стэммел прищурился и хитро посмотрел на Пакс. — Напомни-ка мне: откуда у паладинов обычно берутся их скакуны?

У Пакс просто челюсть отвисла. Она и думать забыла о чудесных обретениях паладинами своих лошадей. В Фин-Пенире после посвящения в паладины в церемониальном зале вновь посвященные выходили во внутренний двор замка, где их уже ждали прекрасные кони. Все уверяли друг друга и посторонних в том, что эти лошади появлялись сами собой, присланные богами, и что никто — начиная от Верховного Маршала и вплоть до рядовых членов ордена — не имеет к этому никакого отношения.

— Ты ведь паладин, — продолжал Стэммел, — и вполне логично предположить, что рано или поздно ты должна была обрести своего коня. В конце концов, как я понимаю, ты же не собираешься провести у нас в крепости всю оставшуюся жизнь.

— Да… — Пряча смущение, Пакс теребила лошадиную гриву. — Я… я как-то об этом не подумала. А может быть… — Она наклонилась вперед и заглянула в скосившийся назад глаз лошади. — Эй, скажи! Ты случайно не конь паладина? Признавайся: ты мой?

Громко фыркая, гнедой затряс головой и несколько раз ударил копытом о землю. Стэммел рассмеялся и уже с явным одобрением посмотрел на гнедого скакуна.

— Видят боги, Пакс, — сказал сержант, — с тобой всегда так: либо ты попадешь в какую-нибудь переделку, либо найдешь что-то интересное. Я ведь потому и стараюсь почаще выходить на патрулирование вместе с тобой. А кстати, мы будем заканчивать маршрут, или твое драгоценное приобретение настаивает на том, чтобы поскорее вернуться домой?

Гнедой конь что-то профырчал, и Стэммел строго сказал, обращаясь прямо к нему:

— Я прошу прощения, уважаемая скотина, но не все могут позволить себе беззаботные прогулки. Кое-кому нужно и делом заниматься.

— Возьмем его с собой, — решительно сказала Пакс, — пускай привыкает. — Забрав у Стэммела поводья лошади, на которой она выехала из крепости, Пакс повела ее в поводу. Небольшой отряд продолжил патрулирование выделенного ему участка в окрестностях крепости герцога Пелана.

Когда под вечер отряд вернулся в крепость, гнедой конь сразу же привлек к себе всеобщее внимание. Пакс едва успела въехать в ворота, как вокруг нее собралась целая толпа желающих посмотреть на красивого скакуна. Маршал Керрин, которая как раз шла через двор из одной казармы в другую, остановилась и подошла к воротам.

— Где это вы раздобыли такое сокровище? — спросила она.

— Да он сам вышел нам навстречу между холмами, — ответил Стэммел, прежде чем Пакс успела раскрыть рот. — Потом он покрутился вокруг нашего отряда, легко раскусил все попытки окружить его, но при этом совершенно спокойно допустил к себе Пакс. По правде говоря, я поначалу предположил, что это конь-демон, но Пакс утверждает, что это не так. Впрочем, то, как лихо Пакс его укротила, подтверждает ее правоту.

Маршал покачала головой.

— Да нет, какой же это конь-демон… Ну, Пакс, ты, как всегда, в своем духе. Опять нас всех удивила.

— И чем же, уважаемая маршал? — поинтересовалась Пакс, спрыгнув с коня, но продолжая держать его за гриву.

— Я все думала, — пояснила маршал, — о том, как ты обретешь своего скакуна — истинного коня паладина. Честно говоря, я терялась в догадках и даже предположила, что в обозримом будущем тебе придется обходиться без своего скакуна. Ты ведь не такая, как другие паладины Геда, и трудно предугадать, что может случиться с тобой. Говоря откровенно, менее всего я ожидала, что такой конь появится здесь посреди зимы…

— Значит, вы думаете, что это…

— Твой конь паладина. А что же еще? Ты только посмотри на своего красавца. — Маршал протянула руку к гнедому, тот ткнулся ей в ладонь носом, а затем вновь повернул морду к Пакс. — Странно только, — добавила маршал, — что он не появился здесь сразу вместе с тобой. — Конь фыркнул и ударил копытом о камни, которыми был вымощен крепостной двор. Маршал удивленно посмотрела на него, а затем снова покачала головой. — Понимаешь, Пакс, лошади паладинов тоже обладают некоторыми особыми способностями. Я не знаю, говорил ли тебе об этом Амберрион…

— Кое-что мне известно…

— Вот и хорошо. Не все они одинаковы. Я, пожалуй, не стану зря гадать, что именно умеет этот гнедой, но заранее предупреждаю: не следует слишком удивляться, если он вдруг выдаст что-нибудь необыкновенное. — Сказав это, маршал кивнула Пакс и ее коню и направилась к казарме.

Пакс оглядела собравшихся вокруг солдат. Никто не осмеливался спрашивать ее о чем-либо, но, судя по взглядам, можно было понять, что всех интересует, что Пакс собирается делать дальше. Помолчав некоторое время, она вздохнула и сказала:

— Пожалуй, для начала надо подыскать ему место в конюшне.

Пакс даже удивилась тому, насколько спокойно и охотно ее гнедой зашел в конюшню, встал в стойло и принялся жевать сено, как самая обычная рабочая лошадь. Убедившись в том, что гнедой чувствует себя на новом месте совершенно нормально, Пакс поспешила во внутренние покои крепости, чтобы разыскать герцога и доложить ему о случившемся.

Выслушав ее, герцог Пелан задумчиво сказал:

— Есть у меня подозрение… что все это значит только одно: ты больше не задержишься здесь надолго. Кстати, кольчуга твоя тоже почти готова.

— Может быть, ты что-нибудь чувствуешь? Какой-нибудь внутренний голос? — спросила Доррин.

— Нет. — Пакс оглядела обеденный зал и пожала плечами. — Пока ничего. Но может быть, мой господин, вы и правы. Я не представляю, для чего здесь, в крепости, может потребоваться такой скакун.

— По крайней мере, Праздник середины зимы ты должна провести здесь, — сказал герцог и, улыбнувшись, добавил:

— Если, конечно, у твоих богов есть хоть какой-то здравый смысл. Я решил в этом году закатить праздничный пир, который запомнится надолго. Надеюсь, ты такое событие не пропустишь.

Пакс вспомнила о том, как она встречала середину зимы год назад: замерзшая, напуганная, прячущаяся от своего прошлого и бегущая от будущего. Несмотря на мрачность воспоминаний, она нашла в себе силы улыбнуться и сказать:

— Мы отметим этот праздник вместе, мой господин и уважаемые капитаны. Для меня он будет праздником победы света над тьмой и храбрости над трусостью.

Герцог хотел что-то сказать, но махнул рукой и одобрительно кивнул головой.

В праздничную ночь вся рота в полном составе отстояла торжественную стражу, отдавая дань памяти погибшим. На следующий день новобранцы, освобожденные по случаю праздника от большей части привычных работ и занятий, набрались дерзости и рискнули угостить офицеров, маршала и паладина собственноручно испеченными пирогами с сушеными фруктами. В тот же день Пакс должна была сопровождать герцога в поездке в обе деревни для совершения церемониального обмена поклонами и грамотами. Она и не думала отправляться в столь недалекую дорогу на своем гнедом, но, спустившись к воротам, обнаружила его у коновязи, оседланного и в сбруе. Герцог, улыбнувшись, покачал головой:

— Осторожней, Пакс. Будь внимательна. Боги явно оказывают давление на тебя.

— Я, честно говоря, вовсе не собиралась…

— Только не нужно мне опять пересказывать старую историю о том, что за паладинов все решают боги, — снова с улыбкой сказал герцог. — Если бы мне кто-то подарил такого коня, я бы и шагу пешком не ступил, выполняя волю богов.

— Ну что ж, а я, в общем-то, и не против… — сказала Пакс, погладив коня по шее. Грива гнедого была такой гладкой и блестящей, словно по ней только что прошлась щетка конюха. — Я хотела лишь узнать, кто его оседлал.

— Спрашивай, спрашивай, — ответил герцог, — только боюсь, что этого не делал никто.

— Но, мой господин, лошади ведь не умеют сами себя седлать…

Возражение Пакс было опровергнуто фырканьем гнедого коня, который к тому же чуть попятился и аккуратно, но недвусмысленно боднул свою хозяйку.

— Ну ладно, извини, — сказала Пакс. — Я только хотела узнать…

Конь опять фыркнул, и герцог рассмеялся уже в открытую.

— Все, Пакс, замолчи, — сказал он. — Садись в седло, и поехали. А иначе, того и гляди, ляпнешь что-нибудь такое, чего он тебе никогда не простит.

Пакс вскочила в седло. Ей показалось, что оно было сделано специально под нее, по заказу. Даже стремена были подтянуты на нужную высоту. Никто так и не признался ей, как и откуда была доставлена в крепость эта сбруя (хотя самым естественным объяснением было бы то, что герцог заказал ее кому-то в Верелле). Тайной осталось и то, кто же так вовремя и так удачно оседлал гнедого. Пакс вслед за герцогом выехала из ворот крепости — заинтригованная, теряющаяся в догадках, но довольная. Когда поздно вечером они вернулись обратно, конь позволил ей снять с себя седло и узду, но, несмотря на полдня скачки, на его шелковистой шкуре не осталось ни намека на след от подпруги или самого седла. Пакс лишь пожала плечами, положила седло на стеллаж, повесила уздечку и направилась во внутренние покои крепости, все так же теряясь в догадках.

Глава XV

Пакс поняла, что раньше ей всегда приходилось бежать откуда бы то ни было: она бежала из дома, бежала из своей роты в Ааренисе, бежала из Фин-Пенира. Каждый раз, когда она пыталась избежать чего-то, причина ее бегства вновь и вновь оказывалась перед нею. На этот раз она уезжала, но не пыталась и не думала бежать. Она покидала знакомое место по зову богов и по своему личному желанию. К собственному удивлению, Пакс обнаружила, что вид выстроившихся для прощания с нею когорт не тронул ее до глубины души, до слез — так, как это бывало раньше. Герцог лично скомандовал сыграть прощальный марш. Прозвучали фанфары, вознося хвалу богам, направлявшим паладина по имени Пакс. Глаза герцога горели так, как Пакс еще не доводилось видеть. Между ней и герцогом было сказано все, что нужно. На ее перевязи висел меч Тамаррион. В ответ Пакс не могла отблагодарить герцога ничем, кроме своих молитв. Неплохим подарком можно считать и спасенную жизнь командира.

Проезжая по Восточной деревне, Пакс почувствовала, как конь стал просто пританцовывать под нею, а его копыта отскакивали от камней мостовой, как от горячих углей. Услышав этот цокот, на дорогу высыпали все: мужчины, женщины и дети. Все махали Пакс руками, и лишь немногие находили себе смелость крикнуть ей что-нибудь на прощанье. Она знала большинство из этих людей по именам, практически всех — в лицо и искренне, радостно улыбалась им, как, им, и самой себе. Осуществилась ее давняя, детская мечта: вот так проехать по городу. И пусть этот городок был не Пихтами, где бы ее провожали братья, сестры и другие родственники, — неважно: ей этого было вполне достаточно. Она чувствовала, как радостно играет под ней конь, предвкушая дальнюю дорогу в направлении, ведомом пока только ему. Он нетерпеливо фыркал и звонко отбивал копытами прощальную дробь по мостовой. Перед домом Коулы он сам вился, прежде чем Пакс дотронулась до поводьев. Выйдя к калитке, Коула приветливо кивнула Пакс и оглядела ту с ног до головы.

Ну, все идет, как и предполагалось, — со вздохом сказала она. — Да, Пакс, мне будет тебя не хватать. Я думаю, и герцогу тоже… — Тут Коула замолчала, когда ее взгляд наткнулся на меч Тамаррион. Она внимательно посмотрела в Пакс и негромко спросила:

— Что, и это тоже?

Да. Он подарил мне меч. Я сначала возражала, но…

И что — только меч? — В вопросе Коулы заключалось гораздо больше смысла, чем просто в этих словах. Пакс прекрасно понимала, что ее собеседница имеет в виду отнюдь не только кольчугу, шлем и щит, на изготовлении которых герцог настоял перед тем, как отпустить Пакс, так как, по его словам, негоже паладину Геда отправляться в дальние странствия не полностью экипированным. Дело заключалось совсем не в этом. Основное предложение герцога совершенно недвусмысленно прочитывалось за его заботами о снаряжении Пакс так же, как и в вопросе Коулы. Пакс посмотрела вперед, на дорогу, а затем снова обернулась к Коуле.

— Понимаешь, Коула, я не могу отвечать на любой зов. А кроме того, так будет лучше для него самого. — Говоря это Пакс искренне надеялась и молила богов о том, чтобы ее слова оказались правдой. — Даже если бы я была свободна… Если бы я вышла за него замуж… Понимаешь, я ведь не она, не Тамаррион. И дело не только в возрасте.

Коула вздохнула.

— Нет конечно. И ты абсолютно права, Пакс. Ты уж извини, что я спросила. Просто, сама понимаешь, ты так на нее похожа, и из-за вашего сходства я никак не могу выбросить из головы эту мысль. Может быть, действительно хорошо, что ты уезжаешь. Хотя бы одним вопросом станет меньше.

Гнедой конь стоял неподвижно, но Пакс чувствовала, как внутренне он стремится вперед. Обернувшись в последний раз и оглядев знакомый городок, мост и яблоневый сад Коулы, она сказала:

— Мне нужно ехать. Я не имею права терять время…

— Все, Пакс. Я все поняла. Примешь ли ты на прощание благословение от киакдана?

— От друга — с радостью.

— Тогда пусть тень Великого Дерева осеняет твою тропу, пусть его плоды помогут тебе утолить голод, и да пребудет с тобой мудрость всего живого.

В ответ Пакс произнесла:

— Пусть пребудет с тобой милость Великого Господина и покровительство его верного слуги, святого Геда. Пусть Госпожа Мира ниспошлет на твой сад хороший урожай.

Коула и Пакс пожали друг другу на прощанье руки, и гнедой конь тронулся вперед, вдаль по уходившей к горизонту дороге, Пакс так ни разу и не оглянулась, пока не скрылась за поворотом.

Пакс всегда мечтала стать паладином, но, как оказалось, она ни разу серьезно не задумывалась над тем, что представляют собой странствия в этом качестве. У нее были какие-то смутные представления по поводу того, что паладины изначально знают, куда им следует идти или ехать и что делать там, куда приведет их внутренний зов. Еще она почему-то считала, что на ночлег они останавливаются на фермах Геда или при храмах. Когда дело дошло до настоящего путешествия, выяснилось, что очень многое оставалось для нее загадкой. Спросить кого-либо из собратьев по ордену у нее не было возможности, потому что ее путь зачастую лежал совсем не там, где можно было встретить паладина или рыцаря. Судя по давним кратким встречам с другими паладинами, они знали, что им нужно ехать на запад или, скажем, на север, но куда именно и насколько четко они себе это представляли — Пакс могла только теряться в догадках. Ее гнедой конь выбирал дорогу сам, и далеко не всегда этот путь пролегал от одной фермы Геда до другой или вдоль знакомых дорог.

Перейдя восточную границу владений герцога, они свернули с караванной дороги, уводившей к Верелле, и отправились напрямую через поля и рощи. Пакс уже смогла убедиться в том, что ее конь скачет быстрее и нуждается в отдыхе меньше, чем обычные лошади. Она предоставила ему самому выбирать время, подходящее для отдыха, и следовало признать, что отдыхать им пришлось совсем немного. Через три дня довольно напряженной скачки они добрались до реки Хоннергейт, намного ниже Вереллы по течению. Конь остановился, чтобы перевести дыхание, а Пакс, замерзшая и продрогшая, опасливо поглядывала на пересекавшую им путь реку.

— Ну, и что дальше? — спросила она своего скакуна. — Надеюсь, ты не собираешься переплыть ее прямо здесь? Кстати, позволь заметить, что все мосты находятся намного выше по течению. По крайней мере, мне не известно, чтобы здесь была какая-то постоянная переправа.

Уши коня вздрагивали в такт ее словам, словно животное внимательно слушало всадницу, пытаясь разобрать человеческую речь. Пакс потянулась и оглядела пространство вокруг себя. Прямо перед нею раскинулся неширокий заливной луг, сухую траву которого в это время года покрывал лишь слой инея. Вдоль самой реки то тут, то там росли деревья и кусты. Ниже по течению поднимались в небо отдельные столбы дыма и виднелись коньки крыш нескольких домов. Пакс вспомнила деревушку в Ааренисе, где ее и двух ее сослуживцев встретили воры и бандиты, и поморщилась. На невысоком холме еще дальше вниз по течению виднелось довольно большое здание: по всей видимости, храм какого-нибудь культа или просто убежище для окрестных пастухов и путников. Выше по течению располагалась еще одна деревушка, окруженная плотным и высоким частоколом. Заметив, как вздрогнули уши коня, Пакс тоже прислушалась, и до нее донесся звон колокольчиков пасшегося где-то неподалеку стада.

Звук хорошо разносился над зимней рекой, и Пакс услышала топот копыт одновременно со своим конем. От большого здания на противоположном берегу отделилась группа всадников, явно направлявшихся в ее сторону. Итак, она была замечена.

— Ну что ж, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала она, обращаясь к своему гнедому. — Мне остается только положиться на тебя и поверить в то, что, блуждая по рощам, мы не пересекли где-нибудь паргунскую границу.

Впрочем, по мере приближения всадников Пакс успокоилась. На них была форма с розовыми и серебряными полосами — цвета флага королевского дома Тсайи.

— Эй, странник, остановись и назови свое имя, — разнеслось над рекой.

Всадники стремительно приближались к Пакс. Та сидела спокойно и позволила им подъехать вплотную. Гнедой навострил уши, но не проявлял признаков беспокойства. Пакс узнала эмблему на плащах всадников: королевская стража Тсайи. Впрочем, что они делали здесь, на таком расстоянии от Вереллы, для Пакс оставалось загадкой. У их предводителя на груди был выткан полумесяц Геда и знак ордена Колоколов. По всей видимости, этот человек был рыцарем весьма благородного происхождения. За ним скакали шестеро вооруженных всадников в опрятной чистой форме и в полном вооружении. Приблизившись на расстояние, достаточное для нормального разговора, рыцарь натянул поводья. Пакс кивнула ему в знак приветствия и сказала:

— Да благословит вас Гед, почтенный рыцарь. Удивление промелькнуло в его глазах, и после короткого I замешательства он ответил:

— Да благословит Гед и тебя… э-э…

— Мое имя Паксенаррион, дочь Дортана, — церемонно представилась Пакс.

— Вы едете из…

— Я только что прибыла сюда из крепости герцога Пелана, — пояснила Пакс. — Я несколько лет прослужила в его роте, но больше не принадлежу, как вы можете видеть, к этому подразделению.

Наряд Пакс — однотонный коричневый плащ, купленный ею в Бреверсбридже на остатки денег, полученных в Лионии, и накинутый теперь поверх кольчуги, — не давал ее собеседникам ни малейшей зацепки, чтобы догадаться, кто она и что здесь делает.

— Ну-ну. — Рыцарь почесал подбородок в явном замешательстве. — Вы здесь по делам герцога?

— Нет. Я здесь по делам своего небесного покровителя Геда.

Такие слова не могли не удивить и не привлечь повышенного внимания как рыцаря, так и всех и его спутников. Пакс надеялась, что это заявление прозвучало не слишком дерзко. Впрочем, она чувствовала, что сказала так, как должна была сказать.

— Позвольте узнать, вы… вы маршал ордена Геда? При этих словах гнедой конь фыркнул и потряс головой. Эта реакция коня заставила Пакс улыбнуться.

— Нет, почтенный господин рыцарь, — сказала она, сдерживая смех. — Я ни в коем случае не маршал Геда. Могу ли я узнать ваше имя?

— Ах да, конечно, — сбитый с толку неожиданный ходом разговора, ее собеседник явно забыл, что ему тоже следует представиться. — Мое имя — Регнал Костван. Я третий сын рода Костванов. Королевская стража разместила гарнизоны вдоль всей границы. Отдельные заставы расположились даже в охотничьих домиках и придорожных убежищах для путников. Вот почему мы здесь.

— А что, на паргунской границе опять неспокойно? Собеседник Пакс нахмурился:

— Не то чтобы неспокойно… В общем, не более, чем обычно. Но, учитывая состояние дел в Лионии… — Он внимательно посмотрел Пакс в лицо, явно желая узнать, понимает ли она, о чем он говорит. Пакс кивнула, и рыцарь продолжил:

— Помимо других распоряжений, мы получили приказ проверять всех путешествующих в этом направлении. Собирались ли вы пересечь реку? Должен вас предупредить, что вам придется получить у меня разрешение для того, чтобы нанять кого-либо из местных жителей в качестве перевозчика.

— Да, у меня есть намерение перебраться на ту сторону. И причины для этого у меня достаточно веские, — сказала Пакс и замолчала. Она поняла, что ей будет весьма и весьма трудно объяснить бдительным пограничным стражникам, куда и зачем она едет, учитывая, что и сама она не слишком отчетливо представляла себе это.

— Я бы порекомендовал вам проследовать со мной на заставу, — сказал командир небольшого отряда. Пакс не столько увидела, сколько почувствовала возросшую нервозность ее собеседников. Судя по всему, у них в последнее время было немало поводов для беспокойства, если они вели себя так подчеркнуто холодно и напряженно. — Мой командир наверняка захочет поговорить с вами.

— Ну что ж, я буду только рада, — сказала Пакс. — Сегодня, пожалуй, слишком холодно, чтобы продолжать нашу беседу на свежем воздухе.

Направив гнедого в указанном ей направлении, Пакс почувствовала, что стражники вздохнули с облегчением.

— Говоря по правде, слыхал я об одной Паксенаррион… — Рыцарь оборвал свою фразу на середине, явно провоцируя Пакс на продолжение разговора. Его спутники просто обратились в слух, боясь пропустить хоть одно ее слово.

— Господин Регнал, вполне вероятно, что слышали вы именно обо мне, хотя, полагаю, особой славы я себе еще не снискала. Могу вам сообщить, что я воевала в составе роты герцога Пелана в Ааренисе, а затем уехала в Колобию с воинами Геда из Фин-Пенира. Так что, если это совпадает с тем, что вам известно, то перед вами именно та Паксенаррион.

Рыцарь искоса посмотрел на нее чуть-чуть снизу вверх. Его лошадь была заметно ниже коня Паксенаррион, поэтому о росте своего собеседника та могла только догадываться.

— М-да… об этом мне доводилось слышать, — сказал он. — И еще кое-что… — Он замолчал, оглянулся, а затем вновь посмотрел на нее.

Пакс кивнула.

— Господин Регнал, вы могли слышать правду, полуправду и полную ложь. Если говорить начистоту, то полная правда оказалась, как это обычно бывает, весьма нелицеприятной. Так что я предпочитаю особо не распространяться на тему своего прошлого.

— Я вас понимаю, — кивнул рыцарь, и некоторое время они ехали в молчании. Затем, когда всадники уже подъехали почти вплотную к обнесенному забором каменному зданию, ворота которого выходили к реке, рыцарь снова обратился к Пакс:

— Это не моя личная инициатива. Такой у меня приказ. Мы должны выяснить, что за люди или представители других рас и с какими целями путешествуют по этим местам. Хотелось бы выяснить, интересы каких корон и орденов они представляют. То, что я слышал об одной Паксенаррион, не позволит мне дать разрешение беспрепятственно пройти мимо нашей заставы той, что представится этим именем. Так что кое о чем вам придется рассказать мне, а также каким-то образом доказать истинность ваших слов и верность ордену, в принадлежности к которому вы нас уверяете.

Гнедой остановился, и Пакс, помолчав, сказала, глядя прямо в глаза своему собеседнику:

— Уважаемый рыцарь, моя вера и верность были доказаны и проверены уже неоднократно. Испытания, которым они подвергались, могут считаться более чем достаточными. Мне почему-то кажется, что лично вам не доводилось подвергать свою верность присяге и ордену Геда столь суровым проверкам. — Рыцарь вспыхнул, но Пакс, не дав сказать ему ни слова, продолжала:

— Я полагаю, что вы получите исчерпывающую информацию по поводу того, «что за люди или представители других рас и с какой целью» путешествуют здесь на таком коне и в таком одеянии. — Широко улыбнувшись, она легким движением направила коня вперед, в сторону распахнутых ворот. — Впрочем, я полагаю, будет гораздо легче и проще убедить вас и заодно вашего командира, не тратя силы на повторение объяснений. Предлагаю не терять времени даром и проследовать в теплое помещение. — Еще один взмах поводьями, и гнедой, перейдя с шага на галоп, мгновенно оставил позади лошадь рыцаря и стремительно влетел через открытые ворота во двор импровизированной заставы.

Регнал Костван сухо, но предельно корректно представил Пакс своему начальнику, грузному пожилому человеку с разноцветными аксельбантами, обозначавшими звание командира когорты. Затем рыцарь представил своего командира гостье:

— Гэннаррион Верракай.

Пакс вспомнила, что в одном из свитков в библиотеке герцога ей доводилось встречать это имя. Гэннаррион был вторым по старшинству сыном в одном из не первостепенных родов клана Верракаев. Этот клан был вторым по влиянию при королевском дворе Тсайи, уступая в могуществе только династии Марракаев. Пакс церемонно поклонилась и, вспомнив нужное обращение, приветствовала дворянина так, как полагалось при королевском дворе — с указанием его положения и звания:

— Почтенный господин, барон-ниган Верракай. Барону удалось сохранить невозмутимое выражение лица, но было видно, что такое учтивое и полное обращение не осталось незамеченным.

— Итак, вы Паксенаррион, дочь Дортана, офицер роты герцога Пелана?

— Так точно, мой господин, с тем лишь дополнением, что больше я не состою на его службе.

— Ах да, мне уже доложили. Как вы уже сказали рыцарю Регналу, вы находитесь на службе у Геда.

— Вам передали абсолютно точную и правдивую информацию.

Пакс сама удивилась тому, как спокойно и веско выговаривает эти слова.

— Есть ли у вас какие-нибудь подтверждения от маршала или с ближайшей фермы Геда? Может быть, какой-нибудь документ или свидетельство из Фин-Пенира?

— Мои свидетельства и дозволения исходят непосредственно от Геда, — столь же уверенно ответила Пакс.

На этот раз барону не удалось скрыть своего удивления. Пакс знала, что не все представители династии Верракаев принадлежали к последователям Геда. Часть из них поклонялись Фальку, некоторые — Великому Дереву, а кое-кто, как поговаривали, состоял на службе у менее достойных и почитаемых богов.

— Но, как я понял, вы не маршал?

— Нет, мой господин. — Первый раз за время разговора Пакс чуть замешкалась, прежде чем открыто заявить о своем статусе в кругу незнакомцев. — Я паладин, — наконец произнесла она. Прозвучало это, как ей показалось, вполне достойно.

Некоторое время в помещении царило молчание. Наконец командир заставы, пожав плечами, повторил:

— Паладин?

Судя по всему, одних только слов Пакс ему было мало. Пакс это не удивило. Ей и самой уже казалось, что, по всей видимости, будет необходимо представить собеседникам какие-то зримые доказательства.

— Не могли бы вы объяснить мне, — обернулся к ней Верракай, — с какой это стати паладин появляется здесь, в наших краях, куда его вовсе не звали?

— Я оказалась здесь лишь потому, что вы находитесь между тем местом, где я была, и тем, куда мне нужно попасть, — сухо ответила Пакс.

— Вот как? И куда же вы направляетесь, позвольте узнать?

Пакс уверенно встретилась взглядом с собеседником, и тот отвел глаза первым.

— Я не думаю, — твердо сказала она, — что эта информация является совершенно необходимой для исполнения вами ваших служебных обязанностей. Если вам известно что-либо о паладинах, то вы должны знать, что мы путешествуем, следуя внутреннему зову, не задавая своим небесным покровителям лишних вопросов. Разумеется, мы и не отвечаем на лишние вопросы без крайней на то необходимости.

Верракай кивнул.

— Ну да, разумеется. Мне известно об этом. Я просто… я просто хотел бы знать… Дело в том… — Замолчав, командир заставы оглядел ее с ног до головы. — Просто в прошлом году, находясь при дворе, я кое-что слышал… Я не хотел бы, чтобы это прозвучало оскорбительно… но до меня дошли слухи о том, как кое-кто из роты герцога Пелана отправился в Фин-Пенир, чтобы стать паладином. Попытка оказалась неудачной, и этот человек отбыл из Фин-Пенира; при этом не обошлось без каких-то неприятных историй. Затем этого человека видели тут и там жалким, презираемым… — Тут Верракай снова замолчал, видимо, боясь произнести оскорбительное слово.

— Трусом? — пришла ему на выручку Пакс, сама удивленная тем, как легко говорит о своем тяжелом прошлом.

Верракай бросил на нее быстрый взгляд и кивнул. Пакс сухо продолжила:

— Похоже, вы слышали очень многое из того, что было на самом деле. Впрочем, и это далеко не вся правда. Правда же заключается в тем, что раны имеют свойство залечиваться, а трусость — вновь оборачиваться смелостью. А еще правда заключается в том, что сейчас я являюсь паладином. Когда Верховный Маршал приехала в крепость герцога Пелана…

— Что?! — Было видно, что последняя новость вызвала у Верракая еще большее недоверие. — Верховный Маршал Геда была допущена к герцогу Пелану?

— Именно так. Он вызвал маршала по моему совету, и случилось так, что на послание герцога откликнулась сама Верховный Маршал.

— Ну и дела! Кто бы мог подумать? Ведь, насколько я знаю, Пелан терпеть не может последователей Геда.

— Когда-то дело обстояло именно так. Теперь все изменилось. В крепости находится резиденция маршала, а во владениях герцога солдаты строят ферму Геда.

— Ну и ну! — покачал головой барон Верракай. — Вы уж меня извините, но должен признаться: я вряд ли поверю вам на слово в том, что касается отношения Пелана к последователям Геда. Да, кстати, вы сказали, что вы паладин. А это вы можете как-нибудь подтвердить?

Пакс улыбнулась и мысленно попросила дать ей свет. Мгновенно вспыхнувшее вокруг нее сияние залило комнату гораздо более ярким светом, чем тот, который проникал через окна. Не прошло и нескольких секунд, как командир заставы кивнул и взмахнул рукой. Молодой же рыцарь был явно потрясен увиденным и еще долго не мог проморгаться.

— Да, похоже на правду. Мне такой свет уже приходилось видеть. — Голос Верракая звучал теперь куда мягче и приветливее. — Ну что ж, госпожа Паксенаррион, может быть, вы и вправду едете куда-то по делам, ведомым только Геду. Но почему же вы путешествуете скрытно, почти инкогнито?

— Я путешествую так, как мне приказывает мой внутренний голос. Сам Гед был простым человеком, и я по рождению всего лишь дочь пастуха. Когда Геду будет угодно, чтобы меня узнавали за версту, осмелюсь вас заверить, мой господин, я добьюсь такой славы и такого признания.

— Хороший ответ, ничего не скажешь, — улыбаясь, сказал Верракай. — Ну что ж, мне остается только сказать, что для нас большая честь видеть вас на нашей заставе. Мы готовы оказать вам любую посильную помощь и, разумеется, предоставить вам кров, ночлег и еду. Собираетесь ли вы переправляться через реку?

Пакс кивнула.

— Тогда, с вашего позволения, я отправлю Регнала договориться о переправе. Есть ли у вас возможность остаться у нас до утра? Я был бы счастлив пригласить вас на наш скромный офицерский ужин.

Пакс не чувствовала особой спешки и была рада переночевать в тепле. Кроме того, переправляться через ледяную реку вместе с лошадью Пакс предпочла бы отдохнувшей и по возможности при дневном свете.

Командир заставы накрыл великолепный стол, а рыцарь Регнал, вполне оправившийся от потрясения, оказался весьма приятным собеседником. В основном разговор шел вокруг слухов о положении дел в Лионии.

— Я, разумеется, не могу вас спрашивать напрямую, я все понимаю, — многозначительно сказал Гэннаррион Верракай, — но, по моему мнению, понадобятся не то что усилия одного паладина, а, боюсь, целая рота таких отмеченных богами рыцарей, чтобы помочь Лионии избежать долгих лет хаоса и гражданской войны. За последние полгода мне постоянно передают информацию о том, что лионийский король очень плох. Кроме того, все говорят о противоречиях в борьбе за престол. И если в Лионии, нашей верной союзнице, воцарится хаос, я опасаюсь, что Паргун постарается воспользоваться этой ситуацией. Таково мое мнение, и оно совпадает с мнением многих весьма уважаемых людей.

— О чем тут говорить! Паргунцы непременно нападут на нас, — отставив кубок, вступил в разговор Регнал. — Мой дед был убит паргунцами в том самом сражении, госпожа Паксенаррион, в котором погиб наследный принц Тсайи, а ваш герцог принял на себя командование. Это было еще до того, как он получил титул и земли. А Паргун всегда точил зубы на эти приграничные территории, только выжидая случая, чтобы с наименьшими потерями присвоить их.

— Согласен, но дело-то не только в этом, — со вздохом сказал Верракай. — Я помню, как мой дед рассказывал легенды о давней битве добра и зла, еще до того, как Тсайя и Финт присоединились к Лионии и Прилиту в борьбе против Повелителя Мук, Лиарта. Если Лиония ослабнет, это зло может вновь объявиться прямо посреди Восьми Королевств. А ведь мы уже давно привыкли к тому, что оно вытеснено за наши границы. Но если хорошенько подумать, еще совсем недавно произошла битва у Длинного Камня. Лишь с тех пор мы жили относительно спокойно в нашем союзе королевств. Рискну предположить, что Повелитель Мук не упустит своего шанса вновь укрепиться на давно отобранных у него землях.

— Да, Повелитель Мук — страшный противник, — сказал Регнал и, бросив взгляд на Пакс, добавил:

— Но еще страшнее она. Насколько мне известно, вы, госпожа, знаете о Повелительнице Паутины столько, сколько вообще может знать человек, оставшийся в живых после знакомства с этими черными силами.

Пакс кивнула:

— Вы правы. И я понимаю, что вас беспокоит.

— По моему мнению, она скорее всего имеет какое-то отношение к тому, что наследный принц Лионии погиб, и погиб именно так, — сказал Верракай. — Никто не может этого утверждать, но лично я уверен в том, что какие-то злые силы ополчились на королеву и принца. Если бы он тогда не погиб…

— Нет, я полагаю, вся проблема заключалась в том, что король уже был близок к смерти, а принцесса еще слишком молода, — возразил Регнал. — Она обладала эльфийским чутьем, но без опытного наставника она так и не научилась пользоваться им в полной мере.

— К тому же, — согласился Верракай, — она так вполне и не оправилась от горя. Если бы королеву не убили…

— Когда это произошло? — спросила Пакс. Ей уже доводилось слышать эту историю в общих чертах, но детали по-прежнему были ей неизвестны. Рейнджеров куда больше интересовали более близкие события, в основном связанные с неожиданно поразившей короля болезнью.

— Сейчас, сейчас, дайте мне вспомнить. — Верракай на некоторое время замолчал, глядя на стол перед собой. — Когда это случилось, я был еще ребенком, а значит, с тех пор прошло лет сорок, если не пятьдесят. Да, что-то вроде того. Кое-что об этом вы, наверное, слышали.

Пакс кивнула:

— Насколько я знаю, на королеву и принца напали, когда они были за пределами дворца и ехали куда-то. Ее убили, а принца потом так и не нашли. Это правда?

— Да. Он был еще ребенком, а принцесса вообще младенцем. Ее оставили дома, потому что считали поездку слишком тяжелой для такой крошки.

— Проблема состоит еще и в том, — добавил Регнал, — что по линии наследников не осталось никого, в ком было бы достаточно эльфийской крови, и многим это не нравится, потому что они не знают, чего ждать от… — Он бросил взгляд на Верракая, который мгновенно покраснел.

— Юный Регнал Костван, не смотрите на меня так. Я никогда не был эльфоненавистником в отличие от своего дяди. Мне доводилось встречаться с рейнджерами, верой и правдой служившими нашему двору, и я отлично понимаю, что они имеют в виду, когда говорят об особом эльфийском чутье. Я полагаю, что для нас, людей, вполне достаточно благоволения и покровительства Геда, но я не могу не признать и того, что Лиония — это совсем другая страна. Люди делят это королевство с эльфами, и те имеют полное право на то, чтобы корона досталась если не представителю их народа, то по крайней мере, тому, в ком есть эльфийская кровь. Где есть эльфы, там, естественно, заходит речь об их особых способностях и чутье. Но даже в Лионии немало людей, которые не желают усиления их влияния, особенно при дворе. На особый статус и особую ситуацию в королевстве им наплевать. Вот и получилось, что Лионией правили подряд два короля, лишенные какого бы то ни было эльфийского чутья и не способные услышать гром задолго до грозы. Сейчас эта гроза вот-вот разразится, а у них при дворе нет никого, кто мог бы реально привлечь эльфов к противостоянию надвигающемуся злу.

Слушая весь этот рассказ, Пакс вдруг почувствовала, что должна запомнить все дословно, что вся эта информация самым непосредственным образом касается того, с чем ей предстоит иметь дело в ближайшем будущем. Почему и как именно — этого она сказать не могла. Оставалось только поверить своим предчувствиям. Неожиданно Верракай благодушно улыбнулся ей и проговорил:

— А что, может быть, им действительно понадобится паладин в качестве правителя? По крайней мере, на моей памяти такого еще никто не пробовал. Видит Гед, если вам дано отличать добро от зла напрямую по милости богов, то, я полагаю, вы вполне смогли бы справиться с этим делом не хуже любого эльфа.

Побывавшая в Лионии Пакс прекрасно понимала, что эти два дара — вовсе не одно и то же. Впрочем, сейчас ей вовсе не хотелось вдаваться в подробности и объяснения. Она просто от души посмеялась над таким предложением вместе со своими собеседниками, а затем сказала:

— Почтеннейший господин, паладинов обычно призывают, чтобы занять место куда менее уютное, чем трон. Даже учитывая, что усидеть на лионийском троне будет нелегко, равно как и править страной в такое время, я могу со всей уверенностью заявить, что никто из паладинов не учился тому, как управлять страной, как заниматься ее хозяйством и как вершить правосудие. Наше предназначение состоит в том, чтобы вмешаться в конфликт в самый критический момент на стороне сил добра. А затем мы уходим, предоставляя другим оспаривать право наследования власти и престола. Я не стану отрицать, что в некоторых ситуациях было бы куда лучше, если бы паладин остался при власти, но не мне менять освященные веками традиции или пытаться идти наперекор воле богов. Я могу лишь надеяться на то, что в Лионии все наладится в самое ближайшее время. На нас самих в последнее время серьезно навалились орки, а за их спинами замаячили тени еще более страшных противников. Если нам предстоят серьезные испытания, хотелось бы надеяться, что наши ближайшие и верные союзники окажутся в состоянии прийти нам на помощь.

На следующее утро Пакс и ее гнедой конь были переправлены через Хоннергейт. Могучая река лениво катила свои воды, казавшиеся абсолютно черными по контрасту с ледяной кромкой вдоль обоих берегов. Поднявшись на противоположный берег, Пакс села верхом на гнедого и неторопливо поехала вперед. Она обратила внимание на то, что ее кольчуга сверкала ярче, чем накануне. Ни она, ни кто-либо другой не чистил и не полировал кольчугу, равно как и кольца и пряжки на ее оружейной перевязи. Они тоже засверкали ярче прежнего. Пакс вспомнила, как не раз видела паладинов в сверкающих, словно отполированных доспехах, и задумалась над тем, обретают ли этот волшебный блеск ее собственная кольчуга и снаряжение.

Земли к югу от Хоннергейта были плодороднее, и люди здесь жили богаче. Пакс проехала через несколько деревень и к полудню уже въезжала в небольшой город. Гнедой подвез ее к внушительных размеров ферме Геда как раз в тот момент, когда местный маршал выходил за ворота.

— Да пребудет с тобой Гед, странник, — приветствовал Пакс маршал, оглядывая ее с ног до головы. — Меня зовут маршал Пилиан, а тебя?

— Паксенаррион, — ответила Пакс. — Я паладин Геда, покровителя всех этих земель.

Глаза маршала широко раскрылись, но он не стал демонстрировать свое изумление, а, наклонив голову в знак приветствия, сказал:

— Добро пожаловать в наш город. Не желаете ли отобедать вместе со мной?

— Почту за честь, — кивнула Пакс. Она уже имела возможность убедиться в том, что чувство голода у паладина ничем не отличается от того, что испытывает обычный солдат. Спешившись, Пакс перекинула поводья через руку и спросила:

— Есть у вас место в конюшне?

— Да, пожалуйста. Можете поставить своего коня вот сюда.

Маршал провел Пакс во двор и показал стойло по соседству с тем, где мирно дремал его собственный конь. Дождавшись, пока Пакс расседлает гнедого, подкинет ему сена в кормушку и нальет воды, маршал проводил ее к выходу из конюшни и заметил:

— Тяжелая, должно быть, была дорога. Пакс пожала плечами.

— Да нет, не хуже, чем обычно.

— Ну что ж. Многие считают любую поездку в это время года тяжким испытанием. Но, судя по всему, вы не из их числа.

Вдвоем они быстро дошли до ближайшего постоялого двора, куда маршал и предложил зайти Пакс, учтиво пропустив ее вперед. Почти все сидевшие в общем зале посетители сочли своим долгом привстать и поприветствовать маршала. Навстречу гостям вышел хозяин и с любопытством уставился на Пакс. Властным жестом маршал заставил его оставить при себе любые вопросы и попросил посадить их где-нибудь в тихом уголке. Когда подходящий столик был найден, маршал откинулся на спинку стула и сказал:

— Это очень неожиданно. Да, я просил о помощи, но никак не думал, что для решения моих проблем потребуется присутствие паладина. Неужели ситуация действительно настолько серьезная?

Пакс немало удивилась этим словам. У нее не было предчувствия, что целью ее путешествия был этот городок, или ощущения того, что здесь ей предстоит что-то сделать.

— Уважаемый маршал, я приехала в этот город вовсе не по вашему призыву, по крайней мере, насколько мне это известно. Да, я действительно путешествую, исполняя долг паладина, но осмелюсь предположить, что на этот раз боги вызвали меня в другое место.

— Понятно, — с явным облегчением кивнул ей маршал. — А вы случайно не знаете, в Фин-Пенире получили мое послание?

— К сожалению, нет, — пожав плечами, ответила Пакс. — В Фин-Пенире я не была уже больше года.

— Ну вот, — разочарованно протянул маршал. — Знать бы наверняка, что… — Маршал замолчал, потому что в это время к их столику подошел хозяин. Маршал наскоро заказал тушеное мясо с овощами и горячий свежий хлеб. Когда хозяин отошел, он посмотрел на Пакс и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. — Ну да, то еще гостеприимство с моей стороны! Даже не спросил у гостьи, чего бы ей хотелось съесть на обед. Вы уж меня извините, это все от бесконечных переживаний. Кстати, когда мы с вами столкнулись у входа на нашу ферму, я как раз раздумывал над тем, не отправиться ли мне завтра самому в Вереллу.

В этот момент к столику вновь подошел хозяин с подносом, на котором стояли две огромные глиняные миски с тушеным мясом и блюдо с ломтями горячего, только что испеченного хлеба. Пакс с удовольствием взялась за еду и довольно быстро с ней расправилась. Остатки соуса со дна миски она по привычке подобрала последним куском хлеба.

Маршал настоял на том, что за обед рассчитается именно он, и ни словом не обмолвился о своих проблемах до тех пор, пока они не вернулись к ферме. Лишь у ворот, на безлюдной улице он сказал:

— Я ни в коем случае не смею вас задерживать, но, если вы найдете немного времени, чтобы выслушать меня, я был бы вам очень признателен. Может быть, вы сможете хотя бы дать совет по поводу того, стоит ли мне самому ехать в Вереллу или лучше оставаться здесь, на месте службы. Все это так сложно, запутанно, и к тому же я сам не могу точно определить, что именно меня беспокоит…

Пакс стало любопытно, какие именно события в жизни городка так взволновали этого серьезного и явно не робкого десятка служителя Геда. Кроме того, она была бы рада помочь ему и хотела знать, какая именно помощь с ее стороны будет полезна местному маршалу. В общем, она без колебаний согласилась проследовать в его кабинет, чтобы за кружкой сиба обсудить мучившие того неурядицы. Свой рассказ он начал издалека:

— В наших краях культ Геда издавна занимает сильные позиции. О чем говорить, если первая ферма Геда в этом городе была основана еще задолго до того, как королевский дом Тсайи заявил свои права на эту территорию. Естественно, у нас всегда было здесь сильное постоянное воинство, то есть мы — рыцари и маршалы Геда. Не менее мощным было у нас и ополчение — простые прихожане, которые вверяют свои судьбы нашему небесному покровителю. В общем, на недостаток паствы никогда жаловаться не приходилось. Нельзя забывать и о том, что мы находимся неподалеку от Лионии. Отсюда до Харвэя каких-то полдня ходу, а это фактически уже граница. Поэтому неудивительно, что среди местных жителей немало тех, кто принадлежит к ордену Фалька. Против них я ничего не имею. Это достойные, веротерпимые, законопослушные люди. Кроме того, они надежные союзники и храбрые бойцы, на которых можно положиться в критической ситуации. Но вот начались эти сложности в Лионии. Через некоторое время беспокойство докатилось и до наших краев. Когда первые несколько членов ордена Фалька пришли ко мне с намерением перейти под покровительство нашего святого, — не могу не признаться, я принял их с радостью. В конце концов, любой маршал только и мечтает о том, чтобы пополнить свое ополчение достойными людьми. О таких новичках, как бывшие почитатели Фалька, можно только мечтать. Кстати, капитан их ордена как-то даже пытался — в шутку, а отчасти, может быть, и всерьез — выяснить мой секрет: как я привлекаю прихожан на свою сторону. Но после того, что началось нынешней весной, стало уже не до шуток. Орден Фалька закрыл здесь свое поле — ну, это то же самое, что мы называем фермой, — распустил когорту и отозвал капитана, оставив немногих верных Фальку прихожан под надзором сержанта ордена. А наша ферма теперь битком набита бывшими почитателями Фалька.

— Как вы думаете, что стало причиной такого массового перехода из одного ордена в другой? — спросила Пакс. По правде говоря, пока все это не казалось ей серьезной и достойной таких волнений проблемой.

— Причина одна — ситуация в Лионии, — со вздохом ответил ей маршал. — Я полагаю, что они хотят таким образом продемонстрировать верность Тсайе, где большая часть двора исповедует культ Геда. Разумеется, в открытую никто из них мне в этом не признаётся. Все понимают, что я в таком случае просто не допущу их в наш храм. Недостойное это дело — менять небесного покровителя просто так, в угоду политическим обстоятельствам. В общем, часть моих сложностей связана именно с ними — этими новоявленными почитателями Геда. У меня нет ни достаточного количества оружия, чтобы вооружить их всех, ни денег, ни времени, чтобы обзавестись новыми клинками и луками. Само собой, капитан ордена Фалька не передал мне оружие, хранившееся у него для прихожан. Это не только объяснимо, но абсолютно законно и понятно. Лично я тоже никогда не передавал в другой орден оружие, если мой прихожанин по каким-либо причинам покидал мою ферму. Короче говоря, мои новью прихожане ходят безоружными. Они все время говорят, говорят, говорят, обращаются ко мне со всякими вопросами и заботами, а у меня здесь всего лишь один вице-маршал — очень пожилая женщина. Она давно и серьезно больна. А кроме того, на мне еще повисла проблема временных переселенцев.

— Временных переселенцев, говорите? — из вежливости переспросила Пакс, поняв по паузе, которую сделал маршал, что он ждет от нее этого вопроса.

— Да, — мрачно подтвердил он. — Как я уже говорил, мы здесь живем почти на самой границе. Для мирных горожан, торговцев и крестьян она долгие годы была открыта. Немудрено, что многие семьи по обе стороны границы давно породнились. У нас сплошь и рядом играют свадьбы сначала по одну сторону границы, а потом по другую. Так вот: как только над Лионией нависла угроза нестабильности и хаоса, многие родственники моих прихожан, живущие по ту сторону границы, перебрались сюда — до лучших времен, как они говорят, если, конечно, эти лучшие времена когда-нибудь наступят. Окрестности нашего города издавна заселены очень плотно. Свободной для пахоты земли практически нет. Можете себе представить, как трудно принять сразу несколько сот человек, не зная к тому же, на какой срок они прибыли сюда. Те семьи, у которых дела пошли совсем плохо, обращаются к нам на ферму за помощью. Не могу не признать: урожай мы собрали хороший, но большинство из тех, кто пришел к нам с той стороны границы, оказались здесь уже после окончания уборки, а не во время жатвы, когда их участие способствовало бы увеличению урожая. Еще весной я написал в Фин-Пенир о том, что мне нужен еще один вице-маршал, а лучше — маршал с заместителем, которые основали бы рядом с городом вторую ферму. Мне прислали ответ, в котором говорилось, что я должен ждать и докладывать, как развиваются события. В общем, получилось так, что я оказался здесь практически один. Ферма моя полна людей, из которых я давно и хорошо знаю едва ли половину. У меня нет ни достаточного количества оружия, ни времени, чтобы тренировать мое ополчение, ни материальной возможности поддержать их, ни помощника, который разделил бы со мной эти трудности. Я, конечно, понимаю, что это не дело паладина… — Не договорив, маршал печально посмотрел на Пакс.

— Расскажите мне о своей заместительнице, — попросила Пакс, пытаясь придумать, чем она может помочь, не задерживаясь в этом городке надолго. — Вы сказали, что она тяжело больна?

— Да, как я уже говорил, она далеко не молода, и каждый год зимой ее мучает легочная лихорадка. По правде говоря, нынешним летом она так и не оправилась по-настоящему от болезни, от которой страдала всю прошлую зиму и весну. И вот сейчас ее вновь скрутило, да так, что она почти не встает.

— Может быть, я навестила бы ее? — предложила Пакс и, подумав, добавила:

— Вы ведь, как я понимаю, уже пытались исцелить ее?

Маршал покачал головой.

— Она не хочет получать никакого, как она говорит, искусственного исцеления ни от меня, ни от кого-либо другого. Честно говоря, за последний год она сильно сдала и почти потеряла волю к жизни. В моем окружении нет никого, кто бы мог поговорить с нею, как-то ее взбодрить. А ехать куда-либо за таким человеком мне было совершенно некогда, учитывая количество дел, которые на меня навалились. А ее что-то беспокоит, и мне кажется…

— Согласится ли она поговорить со мной?

— Надеюсь, что да. Все-таки не часто в наши края заезжают паладины. К тому же вы заглянули к нам по ходу странствия, в которое отправились по воле богов. Я думаю, что это ее непременно заинтересует.

— А разве вы не можете назначить другого вице-маршала?

— Ну разумеется, с точки зрения правил ордена, это вполне возможно, и я давно бы так и сделал, но… Здесь все сто лет знают Рейчел. Она служила ордену в этом городе еще до того, как меня прислали сюда. В общем, до тех пор, пока она… Да и потом, у меня нет никаких причин сердиться на нее или быть чем-то недовольным. Она честно помогала мне в меру своих сил… по крайней мере, вплоть до последнего года.

— Где она сейчас? — спросила Пакс.

— Здесь, рядом.

Пакс проследовала за маршалом по коридору, уходившему вглубь здания. Перед одной из дверей маршал остановился и постучал. Пакс услышала, как за дверью скрипнуло кресло, затем раздался кашель и послышался усталый голос явно немолодого человека:

— Кто там?

— Это я, Пилиан, — ответил спутник Пакс. — Рейчел, у нас гостья — паладин Геда.

Дверь открылась. Вице-маршал Рейчел оказалась на голову ниже Пакс ростом; длинные седые косы были уложены кольцом на ее голове. На лице пожилой женщины застыла маска страдания. Стояла она, чуть согнувшись, как человек, привыкший к постоянной боли внутри своего тела. Пакс почувствовала спертый, даже неприятный воздух в комнате, но не только внутренняя атмосфера в этом помещении встревожила ее.

— Уважаемый маршал, — прозвучал глухой, словно сквозь ватную стену, голос. — Паладин?..

— Паксенаррион, — представил маршал гостью. — Она совершает дальнее путешествие по воле богов и по дороге заехала в наш город, чтобы поесть и передохнуть.

— Да благословит вас Гед, уважаемая госпожа, — не без усилия произнесла Рейчел. — Не желаете ли войти?

— Да пребудет с вами сила Геда, — приветствовала ее Пакс. — Я почту за честь принять ваше приглашение, разумеется, если мое присутствие не слишком утомит вас.

Рейчел улыбнулась, но в голосе, которым она ответила на эти слова Пакс, не было ни капли веселья:

— Меня уже ничто не может слишком утомить. Я устала от самой жизни. — Слабым жестом руки она пригласила Пакс войти.

Комната вице-маршала оказалась небольшой и чистенькой. В углу горел камин, перед которым стояли два удобных мягких кресла. Небольшой столик, узкая кровать, кресла — вот и вся мебель, находившаяся в помещении. На специальной подставке в углу висела старая кольчуга. Несколько разной длины клинков были развешаны на крюках над кроватью. Рейчел тяжело опустилась в кресло. Даже со стороны было видно, как часто и прерывисто она дышит.

— Сколько времени вы уже болеете? — спросила ее Пакс. Рейчел покачала головой:

— Я уже сама не помню. Одна из старых ран оказалась для меня роковой. Каждый год зимой или в начале весны я подхватываю легочную лихорадку. Теперь мне уже и не вспомнить, когда это началось. Но год назад меня скрутило по-настоящему. Лишь в середине лета я очухалась настолько, что была в состоянии дойти до Харвэя и вернуться обратно за один день. И не успели мы управиться с урожаем, как меня снова подкосила лихорадка.

Пожилая женщина замолчала и постаралась успокоить дыхание. Цвет лица у нее был не только нездоровым, но скорее его можно было назвать мертвенно-бледным. Пакс уже доводилось видеть людей в таком состоянии после серьезных ран в грудь, когда оказываются сильно задеты легкие. Вице-маршал закашлялась, согнувшись при этом в три погибели. Пакс в это время решала про себя, возможно ли в данном случае рассчитывать на удачу, если попытаться применить дар целительства. Когда кашель отпустил Рейчел, та тяжело вздохнула и сказала:

— Наш маршал… он считает, что меня нужно попытаться исцелить… Ерунда все это. Уж я-то знаю, в каком я состоянии… В общем, уже слишком поздно. Время упущено… да я и не хочу… — Очередной приступ кашля прервал слова вице-маршала. — Слишком я устала, — наконец смогла произнести она. — Я много воевала… с людьми… затем с болезнью… Я очень устала.

— Позволите ли вы мне попытаться облегчить ваши страдания? Ну, скажем, просто снять боль? — осторожно спросила Пакс.

— Снять боль, говорите? Не исцелить?

— Если я почувствую, что исцеление возможно, я, естественно, сделаю все от меня зависящее. Но будем смотреть правде в глаза, Рейчел. Боюсь, вы правы: слишком многое упущено, и болезнь зашла очень далеко. Однако я могу сделать так, что на какое-то время вам станет лучше.

— Я не принимаю дурманное вино или какие-нибудь обезболивающие зелья, — словно извиняясь, сказала Рейчел. — Не чувствую я себя человеком, когда дурман валит меня с ног, не позволяя ни думать, ни что-либо делать.

— Никаких дурманных снадобий я не использую, — заверила ее Пакс.

Сама же она тем временем внимательно вглядывалась в лицо вице-маршала и все больше понимала, что едва ли сможет переломить ситуацию. Единственное, что ей было непонятно, — это то, что сам маршал не видел, насколько далеко зашла болезнь и настолько близко к смерти стоит его помощница. Впрочем, может быть, он не только не видел, но и не хотел вглядываться. Рейчел кивнула Пакс и не без труда произнесла:

— Если вам удастся… прошу прощения, госпожа… В общем, вы понимаете, что я хочу сказать, а мне сейчас нелегко подобрать нужные слова.

— Я все понимаю. Не нужно тратить силы на лишние разговоры, — улыбнувшись, сказала Пакс. — Кстати, вы не хотите прилечь?

— Да, если это вас не обидит. Слишком тяжело мне даются любые усилия и разговоры, и сейчас мне трудно даже сидеть.

Пожилая женщина с трудом встала с кресла и подошла к кровати с грудой разного размера подушек в изголовье. Пакс подумала, стоит ли звать сюда маршала или хотя бы извещать его о том, что она хочет попробовать облегчить страдания больной женщины, но решила этого не делать. Рейчел легла на кровать, опершись плечами и головой на подушки. Ее глаза были полуприкрыты. Пакс, успокоив дыхание, призвала на помощь Геда, Великого Господина и возложила руки на лоб Рейчел.

Стоило Пакс коснуться высохшей, похожей на пергамент кожи, как ей стало ясно, что никакое целительство уже не спасет вице-маршала. Она вознесла молитву, прося о том, чтобы боги облегчили страдания женщины, лежавшей перед нею. Вскоре дыхание Рейчел успокоилось. Через несколько минут Пакс почувствовала внутренний призыв прекратить воздействие. Она убрала руки со лба Рейчел, и та открыла глаза.

— Да, — прошептала она, — так… пожалуй, намного лучше. Примите мою благодарность, уважаемая госпожа, ибо через вас на меня снизошла милость Геда, облегчившая мои страдания.

Выглядела она действительно лучше, словно после длительного отдыха. Не позволив женщине встать, Пакс поднесла к ее губам кружку с каким-то травяным настоем, стоявшую на столе.

— Да смилостивятся над всеми нами Гед и Великий Господин, — произнесла Пакс, глядя в глаза вице-маршала. Та кивнула.

— Да, все мы в их власти. Но мне ведь действительно стало намного легче. Эх, если бы так дальше и оставалось! Если бы мне не стало хуже, я бы еще успела… — Неожиданно она замолчала, вновь прикрыла глаза и бессильно откинулась на подушки.

Пакс, давно чувствовавшая присутствие смерти где-то рядом, поняла, что та сделала свое дело. Помолившись, она поправила тело Рейчел, положив его ровно вдоль ложа, и, выйдя в коридор, позвала маршала.

Глава XVI

Итак, случилось то, что должно было случиться. Маршал совсем не выглядел удивленным смертью своей заместительницы.

— Я знал, что это должно произойти скоро. Не знал лишь, когда именно.

Вместе с Пакс они приготовили тело к похоронному обряду. Пакс испытывала сложные чувства. Она не привыкла иметь дело с естественной смертью. Гибель в бою — другое дело. Она мгновенна, и с мыслью о ней легко примириться. Примерно такие же ассоциации возникали у нее с большинством серьезных болезней: человек либо выздоравливает и выживает, либо болезнь ломает его, и он умирает. Для большинства людей, кому дано состариться в мире, слабость старости приходит с возрастом, незаметно. Смерть словно подкрадывается к ним, втирается в доверие и перестает быть врагом. Но для этой женщины…

«Видели бы вы этот шрам, — обратилась Пакс к какому-то невидимому собеседнику. — Я уверена, что он болел всякий раз, когда ее скручивала лихорадка. В течение последних двух лет каждый вздох нес с собой боль. Она была слишком сильна и упорна, чтобы быстро сдаться и умереть. Она знала, что смерти придется выпить из нее все силы, и была готова противостоять ей, сколько будет возможно. И страх, который угадывался в глазах стоявшей на краю могилы старой женщины, был страхом того, что смерть наконец начинает одолевать ее».

Несколько растерявшись, Пакс отошла от постели усопшей и, подумав, поделилась своими мыслями с маршалом. Тот кивнул:

— Вы абсолютно правы. Страх воина уступить в противостоянии даже с таким грозным и заведомо непобедимым противником, как смерть, стал подавлять в ней все остальные мысли и чувства. А затем, когда боль благодаря вашим усилиям неожиданно отступила…

— Я понимала, что она может этого не выдержать, — опустив голову, призналась Пакс.

Маршал подошел к ней и положил руку ей на плечо.

— Вы еще так молоды и, судя по всему, на путь паладина вступили совсем недавно. Я позволю себе набраться дерзости и ответить на не заданный вами вопрос. Более того, я отвечу и на тот вопрос, который вы боитесь услышать от меня. Да, мгновенное избавление от боли могло вызвать эту быструю смерть. Но я прекрасно понимаю, что вы не желали ее смерти, как не желали и приносить кому-либо горе или страдание. Поверьте, я ни в коей мере не считаю, что вы убили ее, ибо сила к исцеляющему приходит, как вы сами сказали, от Великого Господина. Он же освобождает нас от боли, но не дает нам боль в качестве испытания или наказания.

— Если вы все знали, то почему сами не…

— Мне оставалось только ждать и молиться. Она бы ни за что не позволила мне применить к ней целительную силу, снисходящую на нас, маршалов, от Геда. Вот почему мы так запустили ее болезнь. Она не хотела, боялась признаться мне в своей слабости и отказывалась принять от меня помощь. Нужно было ждать, когда появится кто-то другой.

— А почему… почему Гед… Почему эта страшная рана не была вылечена именем Геда с самого начала? — Пакс услышала в своем голосе ноту вызова и недовольства и поспешила взять себя в руки и утихомирить бушевавшие в ней чувства.

Маршал молча накрыл тело покойной одеялом и положил ей на грудь медальон Геда. Затем он повернулся к Пакс и спокойно сказал:

— В то время она не принадлежала к последователям Геда. Она… — Маршал бросил взгляд на мертвую женщину, а затем вновь посмотрел на Пакс. — Она была разбойницей. Только Геду ведомо, каким богам она поклонялась, если вообще знала, что такое вера и религия. Маршал, мой предшественник в этом городе, обнаружил ее в пещере в скалах, после того, как ополчение Геда наголову разбило одну банду, долго терроризировавшую окрестные села. Оставшиеся в живых разбойники на себе дотащили раненую до скал и бросили там, понимая, что с такой обузой им не оторваться от преследователей. Уже к тому времени эта рана была слишком старой и воспаленной, так что вряд ли ее можно было залечить без последствий, даже будь эта женщина членом ордена. Как она выжила — мне неведомо. Единственное, что я знаю, — что мой предшественник был отличным лекарем-травником. В общем, выздоровев, она перешла на службу к нашему небесному покровителю. Впрочем, большого выбора у нее не было. Не уйди она под покровительство нашего святого, местный совет приговорил бы ее к смертной казни. За разбойные нападения на наших сограждан ее ждала виселица.

— Ну да, тогда понятно, — кивнула Пакс.

— А потом мой предшественник пошел на очень рискованный шаг, понимая, что одно лишь членство в ордене, возможно, и спасет Рейчел от виселицы на городской площади, но может не уберечь ее от самосуда. Тогда он неожиданно для всех назначил ее вице-маршалом. Надо сказать, что он не просчитался. Рейчел служила Геду верой и правдой долгие годы — с того дня и до самой своей смерти.

На следующий день Пакс продолжила свой путь на восток. По дороге она размышляла над тем, что рассказал ей накануне маршал, и внимательно оглядывала незнакомые места вокруг. В этих краях не было видно следов войн, как в Ааренисе. Деревни и отдельно стоящие фермы были ухожены, выглядели богатыми и безмятежными. На дороге было не так уж много путников, но в конце концов, подумала Пакс, зима — она на то и зима. Без крайней необходимости в такую погоду никто в дорогу не отправится. Еще до полудня она миновала Харвэй, и вскоре дорогу ей преградил дозор в лионийских зеленых плащах с золотой полосой. Впрочем, стоило ей назвать свое имя, как все вопросы были мгновенно решены и путь в Лионию был для нее открыт. Один из стражников уточнил:

— Ты случайно с рейнджерами прошлым летом не служила?

— Да, в отряде Джайрона.

— Я так сразу и подумал. Он еще по осени передал по всем постам твое имя. Говорят, ты здорово помогла нашим ребятам в тот сезон. В общем, поезжай, куда тебе нужно. Да, если вдруг соберешься в Чайю, обязательно зайди к дворцовому коменданту. По приказу короля все приезжающие в столицу должны отметиться при дворе.

— Мне еще никогда не доводилось бывать в Чайе, — сказала Пакс. — Как туда добраться?

— Очень просто. Езжай прямо по этой дороге и никуда не сворачивай. Она ведет на юго-восток прямо в Чайю. Если ты имела дело с эльфами, если научилась их хоть как-то понимать, то, уверен, этот город тебе понравится.

— Спасибо за то, что все объяснили. Да, кстати, а как найти земли, принадлежащие Хальверику?

— Которому из них? Это большой род, и им принадлежит много замков.

— Я имею в виду Алиама Хальверика. У него еще своя наемная рота…

— А, этот! Так ведь прошлым летом ты была совсем неподалеку от его владений. Разве наши тебе не говорили? Пакс покачала головой:

— Да как-то нам тогда не до того было. Стражник пожал плечами и сказал:

— Это еще дальше на юг. Честно говоря, я сам там никогда не бывал.

По мере того как Пакс продвигалась вглубь территории Лионии, рощи и перелески по обеим сторонам дороги становились все более густыми и протяженными. Обрабатываемые поля, наоборот, мельчали, превращаясь скорее в небольшие проплешины в сплошном лесном ковре. Вокруг самой Чайи был оставлен и вовсе нетронутый пояс дремучего леса. Снег выбелил весь пейзаж, насколько хватало глаз. Черными оставались лишь стволы деревьев и полоса дороги с комьями замерзшей грязи. Деревья постепенно становились все выше и выше, их кроны — раскидистее, а следовательно, расстояние между стволами тоже увеличивалось. Подъехав к внутренней границе лесного кольца, окружавшего город, Пакс натянула поводья и остановила коня, чтобы осмотреться.

В отличие от Вереллы и Фин-Пенира, Чайя была выстроена не для обороны: город не был окружен крепостной стеной. Издали этот город более всего походил на рощу из огромных деревьев, а на вычищенном пространстве вокруг их стволов росли десятки и сотни грибов с разноцветными шляпками. Грибами, как вдруг поняла Пакс, были городские дома. Деревянные и каменные, они были выкрашены в самые разные цвета, и даже черепица на их крышах была разноцветной. Деревья же — тут Пакс запрокинула голову, — под которыми раскинулся город, были просто невероятных размеров. Почти все они были в обхвате больше, чем любой из домов. В нижней части стволов их кора была яркого коричнево-красного цвета. На том уровне, где начинали расти ветки, этот цвет становился бледнее и выше переходил в белесо-серый и почти серебристый. На одной из опушек этой фантастической рощи возвышался замок. Его отделяла от лесного пояса самая широкая полоса открытого пространства, в это время года заметенного снегом. Рядом с гигантскими деревьями замок выглядел просто игрушечным.

— Похоже, вы впервые видите Чайю, — раздался позади Пакс голос с характерным эльфийским акцентом.

Пакс обернулась и увидела рядом с собой человека, в жилах которого, несомненно, текла и эльфийская кровь. Он был одет в кожаные брюки и охотничью куртку.

— Да, — кивнув, сказала она. — Этот город… В общем, он не такой, как другие.

— Конечно, — подтвердил незнакомец. — Это единственное место, где растут такие деревья, если не считать лесов в эльфийских королевствах. Эта роща — своего рода символ того, что наша страна принадлежит обеим расам. — Вздохнув, он добавил:

— До тех пор, пока это так, они будут жить и осенять нашу столицу. Но если вдруг…

— Вы случайно не из рейнджеров? — поинтересовалась Пакс.

— А ты думаешь, что нам, полукровкам, больше нечем заняться в собственном королевстве?

Пакс не поняла причины недовольства и упрека, явно прозвучавшего в его голосе.

— Я не хотела вас обидеть, — сказала она. — Просто в прошлом году я прослужила летний сезон в отряде рейнджеров, на юге Лионии. Вот мне и захотелось узнать, не знакомы ли вы с кем-нибудь из них.

Выражение лица незнакомца смягчилось.

— А, ну если так… Может быть, кое-кого я и знаю. У меня много друзей на юге.

Впрочем, как выяснилось, друзей Пакс он знал лишь заочно, через кого-то из своих знакомых. Пакс опустила поводья, и гнедой медленным шагом направился в сторону города. Незнакомец без труда поспевал за ним. Некоторое время они шли в полном молчании. Наконец, когда дорога привела их к первым домам на окраине Чайи, спутник Пакс снова заговорил:

— Ты приехала от них, с юга? Посреди зимы не многие отваживаются на столь далекое путешествие.

— Я паладин Геда, — с достоинством произнесла Пакс, — и в путь я отправилась по воле богов.

Незнакомец остановился, и Пакс тоже пришлось натянуть поводья, просто хотя бы из вежливости.

— Вы паладин? Значит, вы прибыли для того, чтобы исцелить нашего короля?

— Я, к сожалению, сама не знаю наверняка причину, по которой боги направили меня в ваше королевство.

— Да уж скорей всего именно для этого. По крайней мере, вам в любом случае следует явиться во дворец и доложить о своем прибытии. Я уверен, что вас тотчас же примут. — Оглядевшись, незнакомец взмахом руки подозвал появившегося на улице юношу в зеленом камзоле с золотой полосой. Тот быстрым шагом подошел к ним и учтиво поклонился. — Вот, знакомьтесь, это Бельварин. Он проводит вас во дворец. Бельварин, эта дама — паладин Геда. Она должна обязательно попасть на прием к королю.

Следуя за своим провожатым, Пакс проехала по извилистым аллеям, огибавшим стоявшие вразнобой дома. Вскоре перед ними распахнулись ворота в стене замка. И сами ворота, и двор, открывшийся за ними, и основное здание поразили Пакс своими размерами. Она поняла, что лишь по соседству с огромными деревьями замок выглядел таким миниатюрным. Въехав во двор замка, Пакс спешилась, и к ней тотчас же подбежал молодой конюх, еще совсем мальчишка. Она настрого приказала ему отвести гнедого в стойло, но ни в коем случае не привязывать. Мальчик кивнул и увел коня, не забыв при этом осведомиться у гостьи, нужно ли поить и кормить ее скакуна.

Сопровождавший Пакс юноша в камзоле распахнул перед нею дверь и повел по длинным коридорам и огромным залам замка. Пакс обратила внимание на то, что встречавшиеся им по дороге слуги с явным почтением кланялись ее спутнику, как очень знатному господину. Несмотря на долгий переход по незнакомому зданию, Пакс поняла, что сопровождающий привел ее в дальний конец замка на верхний этаж, откуда окна выходили скорее всего на поле и леса за ним. Наконец юноша остановился перед резной двустворчатой дверью. Навстречу Пакс шагнули двое одетых в дорогие костюмы придворных — судя по всему, представители высшей местной знати. Они приветствовали ее сопровождающего, а затем церемонно поздоровались с нею:

— Итак, добро пожаловать, госпожа Паксенаррион, паладин Геда! Рады вас приветствовать при дворе нашего короля. Позвольте представиться: меня зовут барон Бельварин. Надеюсь, мой сын бь1л надежным и неназойливым спутником, — с улыбкой сказал один из придворных. При этом Пакс заметила, как покраснел сопровождавший ее юноша. Отец его был высокий, может быть, чуть полноватый, с волосами и усами рыжеватого цвета.

— А мое имя — барон Хальверик. Позвольте узнать, не та ли вы Паксенаррион, которая служила в роте герцога Пелана из Тсайи?

Пакс кивнула, и барон улыбнулся ей:

— Осмелюсь предположить, что вы знакомы с моим племянником Алиамом Хальвериком?

— Разумеется, мой господин, — ответила Пакс. Присмотревшись к своему новому знакомцу, она обратила внимание, что ее собеседник действительно был похож на Алиама, разве что превосходил его ростом да количеством седины в шевелюре.

— Позвольте узнать, госпожа Паксенаррион, — церемонно обратился к Пакс барон Бельварин, — вы прибыли для того, чтобы исцелить нашего короля? — При этом барон бросил мрачный взгляд на Хальверика, что не ускользнуло от внимания Пакс.

— Я почла бы за честь предложить свои целительные силы, если король согласится принять мою помощь, — учтиво ответила Пакс. — Но вынуждена предупредить вас, что целительная сила исходит не от меня, а от Великого Господин, и мне не дано знать, когда ему будет угодно даровать ее мне.

— Боюсь, госпожа Паксенаррион, что вы прибыли слишком поздно, если, конечно, боги призвали вас к нашему двору именно за этим. Тем не менее вам все равно следует встретиться с королем, разумеется, если вы согласитесь, и, может быть, вам удастся облегчить его страдания. — Сказав это, барон Хальверик снова улыбнулся ей и повернулся к дверям.

— Ты не торопись, Джерис, — обратился к нему Бельварин. — Ты что, забыл, что сказали врачи? Король должен отдохнуть, насколько это у него получится, учитывая мучающие его боли.

— Золотая клятва Фалька! — вырвалось у Хальверика. — Томессим, король умирает прямо у нас на глазах. Неужели ты думаешь, что от появления паладина ему может стать хуже?

— Но врачи…

— Опять ты со своими врачами! Что, лучше ему стало за последние месяцы, несмотря на все их усилия?

Придворные перешли на повышенные тона, и Пакс ничуть не удивилась, когда из приоткрывшейся двери в приемную выскользнул человек, негромко, но требовательно призвавший спорщиков к порядку.

— Господа, — обратился он к ним, — вы не могли найти другого места для выяснения отношений? Неужели обязательно нужно кричать под дверями королевской спальни? Король только-только забылся. — Заметив наконец Пакс, человек внимательно посмотрел на нее и спросил:

— А это кто? Что за незнакомка?

— Это паладин, — отрекомендовал ее Хальверик. — Паладин Геда, слуга Великого Господина. Может быть, это и есть шанс нашего короля…

— На исцеление? — В голосе человека явственно слышалось сомнение.

Пакс позволила себе вступить в разговор:

— Уважаемый господин, я прибыла сюда, в Чайю, по зову и приказу Великого Господина. Мне неведомы его намерения, но что касается вашего короля, я могу предложить свои молитвы и искреннюю попытку исцелить его, если мне будут даны на то силы.

Незнакомец еще раз окинул ее взглядом с ног до головы и явно уже более спокойным и миролюбивым голосом произнес:

— Воистину, давненько нас уже не посещали паладины, уважаемая госпожа. Для нас это большая честь, и король, чувствуй он себя хоть чуть-чуть получше, посчитал бы своим долгом лично приветствовать вас у входа в замок. Принимая во внимание его нынешнее состояние, я осмелюсь предложить вам самой проследовать к нему и решить, можете ли вы исцелить его или хотя бы облегчить его состояние.

Пакс низко поклонилась.

— Клянусь милостью Геда и могуществом Великого Господина, я сделаю все, что смогу. — Посмотрев на только что перессорившихся при ней придворных, старавшихся теперь избегать взглядов друг друга, она кивнула им. — Да благословит вас Гед, — сказала Пакс и, стараясь ступать как можно тише, вошла в королевскую опочивальню.

Большое помещение с высоким потолком было хорошо освещено дневным светом, проникавшим через окна в двух стенах. Королевское ложе стояло на невысоком помосте. Помимо большого камина, несколько жаровен наполняли воздух в комнате не только теплом, но и ароматами курящихся благовоний. Король полулежал на подушках под расшитым золотом покрывалом. Не менее роскошный балдахин был свернут и убран к изголовью кровати. Пакс, следуя за так и не представившимся ей придворным, подошла ближе к королевской постели. Сидевшая рядом с кроватью женщина встала и шагнула ей навстречу. На ее шее висел медальон, выдававший ее принадлежность к ордену рыцарей Фалька, но одета она была не в военную форму, а в простое платье.

— Госпожа, вы — паладин? — спросила женщина. — Вы можете спасти его?

— Я не знаю. Я сделаю все, на что благословят меня боги и на что они даруют мне силы.

Пакс посмотрела через плечо женщины. Глаза короля были закрыты. Выглядел он глубоким стариком, хотя, по рассказам, Пакс представляла его намного моложе. Она внимательно смотрела, как женщина подходит к изголовью, наклоняется над королем и тихонько говорит ему что-то. Король медленно, с явным усилием открыл глаза, словно подернутые пеленой. Его взгляд, поблуждав бесцельно по комнате, наконец остановился на гостье. Король напрягся и попытался сесть.

— Добро пожаловать в Лионию, уважаемая госпожа, — с трудом шевеля губами, произнес он. — Для нас большая честь принимать вас при дворе. Приношу свои извинения за то, что не могу встретить вас, как подобает воспитанному кавалеру принимать в своем доме даму…

— Ваше величество, для меня огромная честь быть представленной королю Лионии, и все же я сразу обращусь к вам с просьбой: не тратьте зря силы. Могу ли я подойти к вам? — Король кивнул и чуть заметно пошевелил рукой. — Могу ли я спросить у вас, в чем заключается ваша болезнь и каковы ее причины?

— Этого мы не знаем, — сказал человек, проводивший Пакс в королевскую опочивальню. — Позвольте представиться: меня зовут Эскерьель, я оруженосец короля.

Пакс не могла скрыть удивления: оруженосец был мужчиной средних лет. Заметив выражение лица гостьи, он улыбнулся:

— Госпожа, оруженосец короля может быть вполне почтенного возраста. Ваш покорный слуга, позволю себе заметить, является рыцарем ордена Фалька, как и второй оруженосец, Льет. А теперь разрешите мне ответить на ваш вопрос. К сожалению, королевские врачи не знают, что это за болезнь.

— Я страдаю, — чуть слышно произнес король, — от страшной слабости и сильных болей вот здесь… — Правой рукой он прикоснулся к левой стороне груди и левому плечу. — Моя мать страдала от такой же болезни, от нее она и умерла. Врачи кивают на сердце, а как только мне становится трудно дышать, сразу же вспоминают и про легкие. Вынужден вам также признаться и в том, что в последнее время ничего из того, что я съедаю, не задерживается во мне достаточно долго, чтобы быть должным образом переваренным.

Пакс встала рядом с кроватью и взяла в ладонь руку короля. Его кожа была тонкой и высохшей и почти вплотную прилегала к костям. Это были руки очень и очень старого человека. На какой-то миг Пакс даже испугалась, вспомнив о неожиданной смерти вице-маршала Рейчел. Но внезапно усилившееся в ее душе ощущение своего долга подтолкнуло ее к действию…

Когда Пакс наконец отпустила руку короля, она едва ли смогла бы сказать, сколько времени прошло с начала ее молитвы. Оглядевшись, она поняла, что весь процесс занял как минимум несколько часов. По крайней мере, дневной свет за окнами сменился густыми сумерками. Колени Пакс дрожали. Эскерьель тотчас же подставил ей табуретку и предложил сесть. Король спал с мирным, безмятежным выражением на лице.

Льет поднесла ей кубок горячего вина с ароматными травами.

— Госпожа, — прошептала она, — я никогда не думала, что мне удастся увидеть…

— Я тоже, — перебил ее Эскерьель. — Ваши силы просто поражают воображение.

Пакс покачала головой, которая ей самой показалась тяжелой, будто камень.

— Дело не в моих силах. Все, что я делаю, даровано мне Великим Господином. Но не могу не признать — устала я ужасно.

— Это неудивительно. Но ничего, теперь у вас будет время отдохнуть. Король спит, ему явно стало лучше — впервые за последние дни.

— Увы, он не исцелен, — со вздохом сказала Пакс. Оба оруженосца внимательно посмотрели на нее.

— Но, может быть… — попыталась возразить Льет с надеждой в голосе.

— Нет. Я приношу свои извинения, но не могу скрывать от вас правду. Почему именно я так думаю, сказать вам я не могу, поскольку сама не знаю. Но король Лионии не исцелен, ему лишь стало легче на какое-то время.

— Это уже немало, — твердо сказал Эскерьель. — А теперь, если у вас хватит сил, позвольте проводить вас в вашу комнату.

— Как это — в кою комнату? — переспросила Пакс. Оруженосец неожиданно улыбнулся совершенно обезоружившей Пакс улыбкой:

— Уважаемая госпожа, у нас было несколько часов на то, чтобы подготовиться и проявить наше гостеприимство. Вы простояли у постели нашего короля с середины дня и до самого вечера. Вы можете идти?

Пакс медленно, преодолевая навалившуюся на нее усталость, встала с табурета.

— Ну что ж, самое трудное позади. Дойти я, пожалуй, смогу.

Ее комната оказалась буквально через две двери от королевской спальни. Это было небольшое помещение с камином и увешанными коврами стенами. Единственное окно выходило во внутренний двор замка, на небольшой сад, засыпанный снегом. Высокая, резного дерева кровать была застелена несколькими перинами и покрывалом. Меховой ковер закрывал почти половину пола. Дорожная сумка Пакс уже была аккуратно поставлена на тумбочку в ногах кровати.

— Уважаемая госпожа, можете обращаться ко мне с любой просьбой. Слуги сейчас принесут горячую воду и все необходимое для принятия ванны. Вы предпочтете поужинать одна или в обеденном зале?

— По правде говоря, я бы хотела побыть одна, если это не будет расценено как невежливость. Я на самом деле устала.

— Я вас прекрасно понимаю и уверяю, что никто не расценит это ваше пожелание как невежливость, — заверил ее Эскерьель. — С вашего позволения, я передам слугам указание никого к вам не впускать и не беспокоить вас без крайней необходимости.

Пакс кивнула:

— Благодарю вас. Но, само собой, если король вдруг проснется и захочет поговорить со мной, я всегда к его услугам.

— Мы также благодарим вас, госпожа, и поверьте, наша благодарность глубока и искренна. Я только прошу прощения… так получилось… я не знаю, как вас зовут…

— Разве? — переспросила Пакс и вдруг вспомнила, что переругавшиеся придворные не представили ее королевскому оруженосцу. — Меня зовут Паксенаррион, дочь Дортана. Некогда я служила в роте герцога Пелана в Тсайе, но теперь являюсь паладином Великого Господина и Геда.

Оруженосец поклонился и сказал:

— Госпожа Паксенаррион, добро пожаловать в королевский замок Чайи. Я уверен, что барон Хальверик, несомненно, представил бы меня вам по всем правилам этикета, как сделал бы это и барон Бельварин, но, к сожалению, их взаимная неприязнь не позволила обоим проявить элементарную вежливость. Должен признать, они с трудом терпят друг друга.

— Это я успела заметить, — сказала Пакс, покачав головой.

— Разумеется, разногласия между придворными не должны касаться паладина и как-то влиять на соблюдение этикета в отношении почетных гостей. Так что я вынужден еще раз принести вам свои извинения. — Эскерьель, казалось, готов был еще многократно извиняться, но тут его речь прервали двое молодых слуг, внесших в комнату большой бак с горячей водой. Вслед за ними в комнату вошел очень старый, совершенно седой человек, который нес на руках стопку полотенец, увенчанную большой резной шкатулкой.

— А вот и Джуриам с банными принадлежностями, — представил вошедшего Эскерьель. — Сейчас позвольте вас оставить. Все, что вам понадобится, можете спрашивать у Джуриама. Кроме того, любой из слуг мгновенно вызовет меня, если в этом возникнет необходимость. — Эскерьель еще раз поклонился и вышел из комнаты. Вслед за ним в коридор вышли и молодые слуги. Пакс встретила взгляд старика, пытливый и любопытный.

— Ну что ж, уважаемая госпожа, надеюсь, вам у нас понравится, — сказал он, раскладывая полотенца на кровати и открывая шкатулку. В деревянном ящичке оказалось несколько шариков ароматного мыла. — Прошу вас, вот мыло с андраском, фиганом и эррисом. У нас эти травы считаются лучшими Для восстановления сил после зимней дороги.

Пакс никогда не доводилось слышать ни про андраск, ни про фиган. Один раз она видела сушеный эррис в какой-то лавке. Выглядел он как невзрачная травка с желтыми цветочками. Хозяин лавки пояснил ей, что эту траву используют как в мыле, так и при приготовлении горячего вина. Пакс с интересом наблюдала за тем, как Джуриам раскладывает ряд полотенец и выставляет на маленьком столике кусочки мыла явно в какой-то определенной последовательности. Каждое движение старого слуги было отточенным и церемонно-артистичным. Со дна шкатулки он извлек небольшой футляр, из которого, в свою очередь, достал два гребня — костяной и роговой. Оба они заняли свои места рядом с мылом. Затем старик вновь посмотрел в глаза Пакс и спросил:

— Уважаемая госпожа, позволите ли вы мне помочь вам снять плащ?

Пакс кивнула и потянулась к застежке. Старик подошел к ней сзади и принял спавший с ее плеч плащ. Пакс отстегнула ножны с мечом Тамаррион (про себя она по-прежнему называла этот меч именно так) и положила клинок на кровать. Затем она сняла через голову оружейную перевязь и начала расшнуровывать зимнюю меховую куртку, надетую поверх кольчуги. Обернувшись, она обратила внимание на то, что Джуриам, широко раскрыв от изумления глаза, неотрывно смотрит на рукоятку лежащего на кровати меча.

— В чем дело? — спросила она слугу, но тот даже не пошевелился.

— Это… — почти шепотом произнес он. — Именем Великого Господина, уважаемая госпожа… Скажите, откуда у вас этот меч? — В глазах слуги засверкал гнев, и слова его прозвучали скорее не как вопрос, а как обвинение.

— Это подарок, — сказала Пакс, внимательно глядя на старика. — Он был вручен мне герцогом Пеланом из Тсайи. Ранее этот меч принадлежал его жене.

— Пелан из Тсайи, — будто про себя повторил слуга. Затем он снова впился взглядом в меч. — Уважаемая госпожа, я прошу прощения; я только хотел бы узнать: на клинке этого меча есть какие-нибудь руны?

— Да, — ответила Пакс. — А что, собственно говоря…

— Сколько лет этому герцогу Пелану? Он старик, как я?

— Вовсе нет. Он среднего возраста — ну, может быть, лет пятидесяти.

— И вы утверждаете, что этот клинок принадлежал его жене? Как он попал к ней?

Этот допрос стал уже раздражать Пакс, но, посмотрев в глаза Джуриама, она увидела в них столько достоинства, честности и в то же время сожаления о том, что приходится нарушать правила этикета, что решила ответить ему абсолютно правдиво и как можно полнее:

— Я уже сказала вам, Джуриам, все, что мне было известно. Этот меч принадлежал жене герцога, и его удалось вернуть после того, как в бою с орками погибла она сама. Это произошло примерно пятнадцать лет назад. Те, кто рассказал мне об этом, — люди достойные и заслуживают всяческого доверия. Я же паладин. Верить мне или нет — решать вам. Но… позвольте узнать, почему это вас так интересует? Может быть, вы знаете об этом клинке нечто большее?

Морщины, изрезавшие лицо старого слуги, казалось, стали еще глубже. Вздохнув, он покачал головой, но все же ответил:

— Госпожа, я с трудом верю своим глазам, но… В общем, если руны на клинке этого меча те же самые, то могу вас уверить, что некогда этот меч находился в нашем замке и принадлежал не кому иному, как самой королеве. Правда, должен вам признаться, что это было давно. Очень давно.

— Подождите, неужели это правда?

— Да, уважаемая госпожа. Вы, судя по вашему возрасту, не то что помнить об этом не можете, но даже вряд ли что-то слышали. В те годы, когда я, еще совсем мальчишкой, состоял на службе при дворе, у нас в"Лионии царствовал король, приходившийся нынешнему сводным братом. Он женился на эльфийской принцессе по древнему обычаю, чтобы эльфийская кровь и эльфийское чутье не прерывались в правящей династии. — Замолчав, Джуриам с сомнением в глазах посмотрел на Пакс. — Скажите, вы же не боитесь эльфов? Некоторые последователи Геда, прямо скажем, недолюбливают этот народ…

— Ко мне это не относится, — твердо заверила его Пакс. — У меня есть друзья среди истинных эльфов, и к тому же я провела некоторое время на службе вместе с рейнджерами в южных областях вашего королевства. Я с великим уважением отношусь к эльфийским традициям, к умению эльфов жить в единении с природой и видеть не только наш мир, но и другие.

Слуга кивнул, явно удовлетворенный ответом Пакс.

— Что ж, вполне возможно, рейнджеры рассказывали вам о некоторых особенностях пашей страны. В Лионии живут как люди, так и эльфы. Это человеческое королевство и союз эльфийских сил. Вместе они составляют корень и ветви одного дерева. В добрые времена это королевство управлялось теми, кто обладал эльфийским чутьем и мог напрямую почувствовать любые изменения как в нашем мире, так и в тонких мирах. Старый король, отец Фалькьери и нынешнего короля, был женат первым браком на дочери смешанной эльфийско—человеческой семьи. В общем, у Фалькьери было достаточно эльфийского чутья. Достаточно, но не более того. У него хватило мудрости жениться на эльфийской принцессе, что бы потом об этом ни говорили. Их сын с детства демонстрировал огромные способности на стыке человеческих и эльфийских возможностей. И дочка тоже, бедная девочка.

— А что с ними случилось — я имею в виду сына и дочь? Или в вашем королевстве трон наследуют братья, а не дети короля? — спросила Пакс, гадая про себя, не путает ли что-либо слуга на старости лет — уж слишком его история отличалась от того, что ей доводилось слышать от других.

— Да нет же. Вот об этом я и собираюсь вам рассказать. Наш нынешний король и тот, что правил до него, рождены разными матерями. Они лишь сводные братья. Вторая жена старого короля не имела никакого отношения к эльфам. Тогда ему казалось, что это не имеет значения, учитывая, что Фалькьери был жив—здоров и к тому же женат на эльфийской принцессе. В общем, когда двое детей чуть подросли, королева решила познакомить сына, наследника престола, с ее народом. Насколько я понимаю, она подумала, что ему пора принять участие в какой-то церемонии эльфийского посвящения. Впрочем, я был тогда слишком молод, занимал при дворе весьма незначительное место, и, как вы понимаете, в подробностях мне никто ничего не докладывал. В общем, королева и наследный принц уехали из Чайи по направлению к эльфийскому Лесу Великой Госпожи. Принцесса осталась дома вместе с королем. Однако на караван, сопровождавший королеву, было совершено нападение в приграничном лесу. Все уехавшие были убиты.

— Убиты? — переспросила Пакс, которая уже поняла, что Джуриам рассказывает ей все ту же самую историю, только увиденную с другой точки зрения.

— Да. От них слишком долго не было никаких известий. А эльфы ни за что не забыли бы сообщить о благополучном приезде королевы, их бывшей принцессы. Кроме того, эльфийский совет почувствовал неприятные изменения в тонком мире на восточной оконечности королевства. В общем, в срочном порядке снарядили поисковый отряд, и вскоре было найдено место гибели королевы. То есть нашли телеги, убитых лошадей и погибших в том бою придворных. По крайней мере, большинство из них. Нашли и тело королевы, но маленький принц так и пропал без вести. Впрочем, мальчику было всего четыре года, и скорее всего, его тело просто утащили дикие звери, — Джуриам замолчал, очевидно ожидая, что Пакс о чем-нибудь спросит его, но та лишь молча повела рукой, давая понять, что желает выслушать печальную историю до самого конца. — Надеюсь, вы понимаете, чем это все для нас обернулось, — сказал слуга. — Король был безутешен. Он и его погибшая супруга поклялись друг другу быть верными до самой смерти. Он так больше и не женился, несмотря на то что в живых у него осталась лишь дочь, единственная наследница. Горе от потери любимой жены и сына подкосило его. Он так и не смог до конца прийти в себя и вскоре скончался. Принцессе было тогда лет девять или десять. Братья короля тоже были еще слишком молоды, чтобы взойти на престол. Короче говоря, регентом при принцессе был назначен двоюродный брат короля. — Джуриам замолчал, поправил стопку полотенец на кровати и вдруг сменил тему:

— Я прошу прощения, уважаемая госпожа, но боюсь, вода скоро остынет. Я думаю, мой рассказ подождет. Вам важнее сейчас принять ванну.

Пакс посмотрела на него в упор. Похоже было, что старик вот-вот заплачет. Ей показалось странным, что давняя, едва не забытая история смогла так расстроить немало повидавшего на своем веку человека.

— Быть может, то, что вы мне рассказываете, куда важнее, чем теплая ванна, — возразила она.

— Уважаемая госпожа, я… я вам все расскажу, если вам, конечно, будет интересно, но я знаю, что вы очень устали и, судя по всему, изрядно замерзли.

Пакс вдруг осознала, что ее действительно бьет озноб. Что же касается усталости… от позвоночника по всему ее телу расходились волны боли, словно в спину ей воткнули раскаленный железный прут. Пакс поглядела на бак с горячей водой, над которым так соблазнительно поднимался пар.

— Джуриам, я хочу дослушать все до самого конца. Но вы правы — я очень устала, замерзла, и вполне возможно, что мое внимание не будет полностью сосредоточено на вашем рассказе. У меня к вам лишь одна просьба: до тех пор, пока вы не расскажете мне все до конца, я бы попросила вас ничего и никому не говорить об этом мече. Вполне возможно, что это другой клинок.

— Госпожа, я не буду ни с кем говорить об этом. Просто… вы меня поймите: стоило мне увидеть этот меч, как я словно перенесся в те далекие, тяжелые и трагические для моей страны дни.

— Я вас понимаю, — сказала Пакс, хотя не была уверена, что имеет полное право произнести эти слова. — Итак, я пошла мыться и постараюсь не задерживать вас слишком долго. А пока что сделайте одолжение: сходите, пожалуйста, на кухню и принесите чего-нибудь горячего. Что именно — неважно: любой суп, например. А потом мы с вами снова поговорим.

— Я только заберу ваши вещи и отдам их в стирку и чистку, — сказал Джуриам, кивнув головой. Он отодвинул портьеру, висевшую на одной из стен, и взгляду Пакс открылась глубокая ниша с крючками для одежды и небольшим комодом. Из верхнего ящика Джуриам извлек теплое домашнее платье, которое тотчас же повесил поближе к камину, чтобы оно успело прогреться.

Пакс искоса наблюдала за ним, не зная, удержится ли старый слуга от искушения прикоснуться к заветному мечу. К ее удивлению, он не дотронулся ни до клинка, ни до оружейной перевязи и даже старался не смотреть на них лишний раз.

Горячая ванна освежила Пакс, и она, переодевшись в платье, устроилась поудобнее в кресле, подвинув его ближе к камину. Постучавшись, в комнату вошел Джуриам с большим подносом. Вслед за ним вошли двое других слуг, которые, не говоря ни слова, убрали бак с водой и использованные полотенца. Сам же Джуриам тем временем быстро накрыл на стол. На подносе оказалась большая миска с супом, тарелка с нарезанным крупными кусками окороком, соусник и две небольших буханки горячего хлеба. Завершали сервировку высокий кувшин и кружка.

— Садитесь, — сказала Пакс и жестом показала Джуриаму место в соседнем кресле, — и рассказывайте. Я умираю от голода, но обещаю, что слушать буду внимательно.

— Садиться? — едва ли не обиженным голосом переспросил ее слуга. — Уважаемая госпожа, я, может быть, и стар, но чувствую себя достаточно хорошо. — И действительно, единственное, что позволил себе старик за время долгого рассказа, — когда усталость стала давать о себе знать, он прислонился к стене у камина. — Так вот, как я вам уже говорил, — продолжил свой рассказ Джуриам, — король умер, когда принцессе было лет девять или десять. Его двоюродный брат оказался человеком достойным и честным.

Пакс заметила, что Джуриаму стоило некоторых усилий объективно и доброжелательно охарактеризовать того человека, к которому он лично не испытывал никаких симпатий.

— Я полагаю, он делал все, что считал нужным, для блага страны и правящей династии. Но видите ли, уважаемая госпожа, я думаю, для вас не секрет, что многие люди — как бы это сказать? — опасаются эльфов. И… ну, недолюбливают их, что ли. Сам же регент не имел и понятия об эльфийском чутье и связанном с ним восприятии мира. К тому же он обвинял покойную королеву в гибели юного принца. С его точки зрения, трагедия случилась лишь потому, что они поехали в эльфийские земли ради какого-то непонятного ему ритуала. Невзлюбил он и придворных эльфов, которым предстояло учить принцессу правильно пользоваться дарованным ей по наследству эльфийским чутьем.

— Но разве он не знал, что Лионией должен управлять тот, кому ведомо это чутье?

— Мне кажется, он не верил в важность этого качества для правителя. Есть такие люди — они как те слепые, что отрицают наличие зрения у остальных, потому что им самим это чувство неведомо. Но, если не считать этого, во всем остальном регент честно и достойно действовал на пользу принцессе. И, учитывая, что она была единственной наследницей, он настоял на том, чтобы она рано вышла замуж. Когда же эльфы воспротивились этому, он просто выставил их из королевского дворца.

Пакс снова вспомнила, как ей рассказывал об этих событиях Адхиэл.

— Насколько мне известно, — сказала она, — женщинам—альфарам, а также дочерям от смешанных браков и даже тем, в чьих жилах течет всего лишь четверть эльфийской крови, не следует слишком рано выходить замуж, потому что они позднее достигают необходимой для этого зрелости. И, по-моему, раннее замужество, а тем более беременность могут быть очень опасны и…

— И даже смертельно опасны, — закончил Джуриам мысль Пакс. — Да, это так. И с нашей несчастной девочкой, с нашей принцессой все так и случилось. Регент и Правящий Совет настояли на том, чтобы она вышла замуж как можно раньше, едва достигнув минимального разрешенного законом возраста. Ей вбили в голову, что таков ее долг перед страной. Истинная дочь королевского рода, она была готова на все что угодно, если этого требовал ее долг наследницы престола. В общем, она вышла замуж в тот же год, когда была коронована. Мужем ее стал сын регента…

— Значит, этот придворный интриган все же сумел… — Пакс, естественно, сразу же заподозрила в таком повороте событий заговор, организованный регентом.

— Нет-нет, — перебил ее Джуриам, который, как Пакс уже успела убедиться, старался рассуждать объективно и справедливо. — Я так не думаю. Этот мальчик очень любил принцессу, да и она была влюблена в него с детства. Поскольку сама она была наполовину альфарой, для нее не было необходимости выходить замуж за кого-нибудь из эльфов. Всем ее детям было бы присуще эльфийское чутье в достаточной степени. А сын регента, кстати, поклялся не предъявлять никаких претензий на корону в том случае, если королева вдруг умрет. Так что, мне кажется, здесь не было никакого заговора, и единственное, чего боялись регент и Правящий Совет, — это усиления эльфийского влияния при дворе. Вот они и заставили девочку выйти замуж так рано, рассчитывая, что все обойдется. Но увы, столь ранний брак и беременность убили ее. Ребенок тоже так и не родился. — Джуриам замолчал и опустил голову.

Пакс, несмотря на все переживания, связанные с этим рассказом, все же воспользовалась паузой для того, чтобы доесть едва начатый суп. Затем, переставив тарелки и пододвинув к себе поближе мясо, она стала ждать, пока слуга соберется с духом и продолжит рассказ.

— С того дня дела пошли совсем плохо, — произнес наконец Джуриам. — Пока была жива принцесса, к ней прислушивались, а она, даже не получив достаточного образования по эльфийским меркам, тем не менее обладала сильным эльфийским чутьем и нередко предупреждала Правящий Совет об опасностях. Регент слушал ее. Как я уже сказал, он был человеком честным и достойным. Но потом… Среди предков второй супруги старого короля не было ни одного эльфа. Разумеется, ни о каком чутье в ее случае речи быть не могло. Когда умерла и она, Правящий Совет постановил предложить унаследовать корону младшим братьям Фалькьери. К тому времени они уже были достаточно взрослыми, и оба они были достойными людьми. Пожалуйста, поймите меня правильно: они были честными, храбрыми и верными своему королевству. В какой-нибудь другой стране этого было бы достаточно, но в Лионии — нет.

— Скажите, кто является наследником нынешнего короля? Джуриам грустно усмехнулся.

— У него нет наследников, по крайней мере прямых. Несчастья преследуют этот королевский дом уже почти пятьдесят лет. После смерти короля по нашим законам право на трон переходит к двоюродным и троюродным братьям старого короля. Уверяю вас, если дойдет до этого, права на престол заявят представители едва ли не половины знатных родов нашего королевства. А что это значит, уважаемая госпожа, я думаю, вам объяснять не надо: междоусобная война. Великие боги! У нас в Лионии не было внутренних войн с тех пор, как был заключен договор с эльфами. Мы лишь совместно защищали наши границы. А теперь все в страхе ждут этих распрей. И никто не видит способа избежать такого несчастья для страны. Стоит любому нормальному человеку представить себе войну в Лионии, горящие эльфийские леса… Кстати, никто не знает, как поведут себя эльфы. Они ведь тоже имеют какие-то виды на урегулирование ситуации в королевстве, которое принадлежит им в той же мере, что и людям.

Пакс кивнула:

— Теперь понятно. Ладно, давайте вернемся к мечу. Кому он принадлежал?

— Королеве, уважаемая госпожа. Но не юной королеве, а той, первой супруге Фалькьери, принадлежавшей к эльфийскому знатному роду. Это был ее меч. Я видел его в ее руках и на выделенном для ее оружия месте в церемониальном зале. Я запомнил его с первых дней, как поступил на службу во дворец. Такой огромный зеленый камень на рукоятке… форма эфеса…

— Вы еще что-то говорили про руны. Какие знаки нанесены на клинок этого меча?

— Сам я не умею читать руны. Я помню, как выглядели два знака из тех, что находились на клинке, потому что однажды, когда я… — Тут слуга запнулся и покраснел. Пакс, несколько обеспокоенная, поглядела на него. Слуга проморгался и продолжил рассказ:

— Я тут кое-что сломал, и меня как раз отчитывали за это. А королева в это время была рядом и держала меч в руках. Вот и получилось, что, вместо того чтобы слушать нравоучения, я лишь всматривался в этот невероятной красоты клинок.

— Так как, вы говорите, выглядели те руны, которые вы запомнили?

— По-моему, вот так. — Влажным пальцем слуга начертил на полированной поверхности подноса упрощенную копию руны, обозначавшей «сокровище», и какой-то другой знак, который Пакс был совершенно незнаком. Может быть, Джуриам просто что-то забыл и совершенно не правильно начертал вторую руну.

— Кто-нибудь мог бы узнать этот меч и вспомнить все руны, нанесенные на клинок? Джуриам задумался.

— Я, пожалуй, самый старый из слуг, оставшихся при дворе. Ведь всех эльфов повыгоняли. А уж они бы ни за что не забыли…

— Повыгоняли, говорите? Но почему?

— Сначала их стал выживать регент. А потом… Если честно, то в Лионии вообще стало гораздо меньше эльфов, а в Чайе, в окрестностях королевского замка они практически и вовсе не появляются. Они слишком чутко ощущают холодный прием и не любят, когда с ними общаются через силу.

— Ну, это никому не понравится, не только эльфу, — пробормотала Пакс. А затем, уже громче, добавила:

— А кто еще мог бы вспомнить этот меч…

— Ну, найдется кое-кто… Например, барон Хальверик старше меня, хотя по виду этого и не скажешь. У него в жилах течет эльфийская кровь, поэтому он не так быстро стареет. В те дни он служил при дворе. Кроме него, пожалуй, немногие. Вот разве что лорд Хаммарин, начальник королевской конюшни — ему уже под девяносто. Один из членов совета — Эльгалвари. Да, и пожалуй, Тэкко: он был королевским егерем в те годы, но оставил службу лет пятнадцать назад. Надеюсь, что он еще жив. Все эти люди наверняка вспомнят меч, только, боюсь, Тэкко вряд ли разбирается в рунах лучше меня.

Пакс доела все, что было на подносе, и отодвинула от себя тарелки.

— Ну что ж, Джуриам, я думаю, следует вызвать всех тех, кого ты назвал, сюда, во дворец. Если действительно окажется, что ко мне какими-то неведомыми путями попал меч, являющийся достоянием вашего королевства, то я думаю, будет справедливым вернуть его в Лионию. Вы согласны?

Джуриам с удивлением посмотрел на нее:

— Но, госпожа, ведь сейчас этот меч ваш…

— Он у меня не первый, и сомневаюсь, что окажется последним. Если окажется, что он принадлежит королевскому двору Лионии, я почту за честь вернуть его.

— Да нет же, госпожа, дело ведь совсем не в этом! Я прошу вас… — Джуриам явно забеспокоился. — Дело ведь вовсе не в мече. Даже если это тот самый меч и вы нам его вернете, я не уверен, что дела у нас пойдут лучше. Да, скорее всего, это именно тот меч, который принадлежал королеве еще до того, как все эти напасти обрушились на нашу страну. Я только хотел сказать, что… — Слуга устало покачал головой. — Даже не знаю, как вам объяснить. Я стар, и я всего лишь один из дворцовых слуг. Мне не все ведомо, что происходит в королевстве. Но мне кажется, если бы мы смогли узнать, что с ней тогда случилось… Ведь если ее меч нашелся, если это он и есть, может быть, и королеве тогда удалось выжить. Может быть, тело, которое было опознано как ее, на самом деле принадлежало другому человеку. Возможно, она до сих томится где-нибудь в плену и ее можно освободить, вернуть в Лионию и передать ей корону…

Пакс, в свою очередь, сокрушенно покачала головой.

— Джуриам, давайте смотреть правде в глаза, — сказала она. — Я не думаю, что это возможно. Захватить в плен королеву-альфару, продержать ее в неволе сорок пять, а то и пятьдесят лет, да так, что никто из следопытов-эльфов не почуял никакого следа, практически невозможно. Ее либо нет в живых, либо… либо она в любом случае не сможет править королевством.

— Вы имеете в виду… киакномов? Говорят, что они берут в плен эльфов и…

Когда разговор перешел на эту тему, лицо Пакс приобрело такое выражение, что Джуриам невольно вздрогнул.

— Знаете, Джуриам, я побывала в плену у киакномов. Из их царства можно вернуться или сразу же, или… никогда.

— Я прошу прощения, уважаемая госпожа. Я не знал…

— Я пробыла у них всего несколько дней. И с того времени на мне осталось больше шрамов, чем за несколько лет боевых походов в Ааренисе, причем моя душа и разум были изранены не меньше, чем тело.

— Я приношу вам свои извинения, уважаемая госпожа.

— Да ладно, ничего страшного. Другое дело, что я должна буду поговорить с теми людьми, которых вы назвали. Сюда, в Лионию, меня привел внутренний зов, отвечавший на волю богов. Ваши соотечественники решили, будто я прибыла сюда для того, чтобы исцелить короля. Но, выходит, скорее всего целью моего приезда было вернуть королевскому двору этот меч. Я могу просить вас лишь об одном: не говорите никому ничего о нашем разговоре до тех пор, пока названные вами люди не будут созваны во дворец для того, чтобы опознать меч. В таких серьезных делах действовать нужно крайне щепетильно и осмотрительно.

— Я абсолютно с вами согласен, госпожа. Я только позволю себе спросить у вас, к кому вы хотите сначала обратиться: к дворецкому или к барону Хальверику?

Пакс задумалась. Она не была в курсе тонкостей этикета и церемониала королевского двора Лионии. Разногласия между баронами Хальвериком и Бельварином не ускользнули от ее внимания, равно как и бдительность королевских оруженосцев, и авторитет, которым они пользовались во дворце. К тому же во все это дело явно должны были быть вовлечены эльфы. Поразмыслив над всем этим, Пакс сказала:

— В первую очередь я буду говорить об этом с королем. Он имеет полное право узнать все первым. После этого, если он захочет и будет в состоянии, он созовет всех тех, кого сочтет нужным, в качестве свидетелей. И я буду настаивать на том, чтобы эльфы тоже присутствовали при опознании клинка. Наверняка при дворе есть кто-нибудь из эльфов — какой-нибудь посланник или поверенный в делах, — не знаю, как точно назвать такую должность.

Джуриам только развел руками и еще больше заволновался.

— Понимаете, уважаемая госпожа, в Чайе, в построенном ими дворце… эльфов больше нет. Они, конечно, бывают в городе, но в королевском замке, уверяю вас, нет ни одного представителя их народа. Но скажите, почему им обязательно нужно…

— Да потому что вы сами сказали: этот меч мог принадлежать ей, королеве. Она была эльфийской принцессой. Так что, Джуриам, я полагаю, эльфы имеют полное право присутствовать при этом. Может быть, они потребуют вернуть меч им. — Пакс решительно встала из-за стола и потянулась. Усталость давала о себе знать, но ванна и горячий сытный ужин подкрепили ее силы. А кроме того, она чувствовала, как внутренний голос твердит ей, что нельзя терять ни минуты и следует действовать решительно и без промедления.

Глава XVII

Пакс переоделась в чистую сухую одежду и выглянула в окно. Уже совсем стемнело. Снег, запорошивший дворцовый сад, сверкал под светом звезд на ясном небе, перемешанным с отблесками пламени горевших по углам двора факелов. Джуриам, ждавший Пакс за дверью, проводил ее к королевской опочивальне. Открывший им дверь Эскерьель выразил свое недоумение по поводу столь неожиданного визита удивленно поднятыми бровями.

— Уважаемая госпожа… я думал, что вы… Прошу прощения, вы, конечно, можете войти… — В голосе оруженосца явно звучали вопросительные интонации.

Перед тем как отправиться в королю, Пакс снова облачилась в сверкающую кольчугу и надела перевязь с таинственным мечом.

— Как себя чувствует его величество? — негромко спросила она у оруженосца.

— Он просыпался и сказал, что боль утихла. Да к тому же он с удовольствием поел. Сейчас он снова забылся, и я осмелюсь спросить вас, действительно ли так необходимо будить его.

Пакс внимательно посмотрела в глаза сначала одному оруженосцу, затем второму.

— Позвольте мне все объяснить, — сказала она. Оруженосцы проводили ее к окну в дальнем конце опочивальни, откуда их голоса почти не были слышны у королевской постели. Пакс все время следила за собой, чтобы ни в коем случае не начать говорить в полный голос.

— Когда я ехала сюда, и даже по прибытии, я не знала, зачем боги направили меня в вашу страну. Обнаружив, что король тяжело болен, я было подумала, что моя миссия состоит в том, чтобы исцелить его. Но, как я вам уже говорила, это не так, и моих сил недостаточно, чтобы вернуть ему здоровье. — Оба оруженосца вздрогнули, но промолчали. Пакс продолжала говорить:

— Когда вы проводили меня в отведенную мне комнату, со мной остался слуга Джуриам. Так вот, пока я разбирала свои вещи, он обнаружил среди них один предмет, который может представлять собой значительную ценность и к тому же являться достоянием вашего королевства.

— Что? Старый Джуриам заметил какую-то дворцовую реликвию среди ваших вещей? Пакс кивнула:

— Если он окажется прав, вполне возможно, что целью моей поездки в Лионию и было возвращение этого сокровища его истинным владельцам. Весьма вероятно, что этот предмет заключает в себе некую особую волшебную силу и сможет каким-то образом помочь Лионии в нынешней трудной ситуации. Впрочем, об этом ни мне, ни Джуриаму ничего не известно. Старый слуга назвал мне имена нескольких человек, которые, возможно, узнают эту вещь, если, конечно, он ничего не перепутал и этот предмет действительно является местной реликвией. Но мое мнение таково, что сам король должен лично определить, как именно будет происходить опознание этой вещи.

Эскерьель был явно поражен ее словами:

— Но, прошу прощения, уважаемая госпожа… Каким образом у вас могла оказаться реликвия из королевского дома Лионии? Я надеюсь, Джуриам вас не оскорбил какими-либо подозрениями… Уверяю вас, мы прекрасно понимаем, что вы не способны на нечестный поступок…

— Успокойтесь. Джуриам не высказывал ко мне никаких претензий. И дело даже не в этом. Я сама хотела бы знать, где был этот предмет с тех пор, как покинул эти стены. Я повторяю — если это действительно та вещь. Интересно мне и то, каким путем он попал туда, где мне его подарили. Я смотрю, вы не спрашиваете меня о том, что это за вещь.

— Нет, — хором ответили оба оруженосца. — Если вы захотите, то сами скажете нам об этом.

— Скажите, вы согласны с тем, что его величество имеет право узнать об этом первым?

Оруженосцы переглянулись.

— Это, безусловно, так, но… — На лице Эскерьеля отразилось сомнение. — Вот уже в течение нескольких недель он не способен отдать ни одного распоряжения своим подданным. Может быть, Правящий Совет…

Пакс покачала головой.

— Нет. Если это то, что предполагает Джуриам, то эта вещь принадлежит именно королевской династии. А еще она имеет отношение к эльфам, причем к эльфам самых высоких сословий. Поэтому я настаиваю на том, чтобы его величество лично решил, как поступать дальше.

— Ну что ж, пожалуй, вы правы. Но скажите, нельзя ли подождать хотя бы до утра? Если его величество поспит спокойно хоть одну ночь после стольких дней постоянных болей и мучений…

Пакс опять покачала головой, и от ее внимания не ускользнуло то, что обоих оруженосцев не обрадовала ее настойчивость. Тем не менее она продолжала убеждать их:

— Я приношу свои извинения. Поверьте, мне самой тяжело поступать именно так. Но, как я вам уже говорила, я послана сюда не за тем, чтобы исцелить его величество. Вполне возможно, что дни и часы короля уже сочтены. А это дело, как я полагаю, достаточно срочное и заслуживает того, чтобы побеспокоить короля, даже если эта ночь — последняя, которую ему было уготовано провести в спокойном и безмятежном сне. Разумеется, после того, как его величество примет решение, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вновь облегчить его страдания.

Оруженосцы кивнули Пакс и, оставив ее у окна, направились к постели короля. Некоторое время они что-то негромко шептали ему, затем Льет махнула Пакс рукой, призывая ее подойти поближе. Когда Пакс подошла к королевской кровати, она обратила внимание на то, что гримаса боли, искажавшая лицо короля, исчезла, но, судя по цвету лица и тяжелому дыханию, общее его состояние улучшилось ненамного. Губы короля чуть дрогнули, растянувшись в подобии улыбки.

— Уважаемая госпожа, я полагаю… у вас достаточно веские причины… чтобы разбудить меня посреди ночи. Я благодарен вам… вы облегчили мои страдания. Боль ушла, но… прилива сил я, признаюсь честно, тоже не чувствую. Итак, в чем же дело?

— Ваше величество, я перейду сразу к самому главному. Ваш старый слуга Джуриам узнал среди моих вещей один предмет, который, по его мнению, принадлежит к реликвиям вашего королевского дома. Если он прав, то, вполне вероятно, возвращение этой вещи в ваш дворец и было целью моего путешествия в Лионию. Учитывая то, что этот предмет изготовлен руками эльфов и ранее принадлежал альфаре, супруге вашего старшего брата, правившего много лет назад, я подумала, что вам надлежит узнать об этом первому и решить, как следует поступить в этой ситуации.

Глаза короля засверкали. На щеках даже появилось подобие румянца.

— Ценная вещь, говорите? Изготовленная эльфами и принадлежавшая эльфийской королеве? Тогда это наверняка… — Король задумался, размышляя над небогатым, по всей видимости, выбором. — Да, скорее всего, это либо кольцо, либо меч.

— Это меч, — сказала Пакс. Она не стала обнажать клинок, а лишь откинула полу плаща. Король бросил взгляд на эфес и кивнул:

— Вполне возможно… На рукоятке ее меча был точно такой же зеленый камень. Я хорошо его помню, хотя, когда я видел этот клинок в последний раз, я был еще зеленым юнцом. Но позвольте узнать, как он оказался в ваших руках?

Пакс коротко рассказала королю то, что уже поведала Джуриаму. Король выслушал ее очень внимательно.

— Не понимаю, — со вздохом сказал он, — ну как может он быть тем самым мечом? Как могло такое сокровище попасть к какому-то командиру роты наемников из Тсайи?

— Если я все правильно помню, — сказала Пакс, — то этот меч был свадебным подарком его супруге от Алиама Хальверика.

— Хальверик? — Напрягая последние силы, король попытался сесть. Мгновенно среагировавшие Льет и Эскерьель поддержали его и подложили ему под спину побольше подушек. — Неужели Хальверики — предатели? — сокрушенно покачал головой король. — В жизни бы никогда не подумал. — В голосе короля слышались явные ноты сомнения.

Пакс поспешила внести ясность:

— Ваше величество, я уверена в том, что никто из рода Хальвериков не крал этого меча, как и в том, что они не причастны к тому разбойному нападению на королеву и принца. Что же касается самого Алиама Хальверика, то позволю себе напомнить: он просто слишком молод по возрасту для того, чтобы иметь возможность принимать участие в тех давних событиях.

— Меч Фалька! — выдохнул король. — Он ведь и правда всего на несколько лет старше, чем я. В те годы он даже не был представлен ко двору. Забудьте о том, что я сказал. Это все моя болезнь, слабость и, конечно, поздний час, в который вы, уважаемая госпожа, изволили меня разбудить, — с шутливым упреком в голосе произнес король. Затем, помолчав и переведя дыхание, он сказал:

— Я, кстати, помню, что, когда это случилось, мы оба служили пажами и как раз те самые дни провели вместе. Само собой, Алиам здесь ни при чем.

— Ваше величество, род Хальвериков всегда верно служил короне, — негромко произнес Эскерьель.

— Да-да, конечно. Вот почему и меня с братом направили набираться ума-разума на службе у Хальверика. Точно-точно, там я и получил свой первый пажеский кинжал. Так что мои подозрения — это всего лишь минутная слабость…

— Когда сообщают такие новости, ваше величество, на ум может прийти все что угодно. Но позволю себе повторить: на мой взгляд, определить, что это за меч, нужно незамедлительно. С тех пор как Джуриам обратил на него внимание, я не вынимала его из ножен. Таким образом, никто во дворце не видел его клинка. Могли бы: вы описать его?

— Ну да, разумеется, — сказал король. — Рукоятка, ножны… впрочем, это я мог и увидеть, когда вы заходили ко мне в комнату. Так что давайте-ка перейдем к самому клинку. Насколько я помню, на нем были выгравированы какие-то руны. Какие именно — я едва ли вспомню точно. Аверрестиниль — так звали королеву — редко обнажала этот клинок. А я вообще тогда был мальчишкой, которого нечасто допускали ко двору. Эльфы лучше помнят этот меч, если вы, конечно, захотите приглашать их, и, разумеется, барон Хальверик. Наверное, поможет и старый егерь, если только не ослеп. Зрение у него стало сдавать еще много лет назад. Скорее всего, он не раз видел этот меч, может быть, даже держал его в руках. Аверрестиниль любила охоту.

— Ваше величество, мне кажется, эльфам нужно обязательно сообщить об этом. Они с большей степенью надежности смогут подтвердить, тот ли это меч, о котором вы говорите. Мне известно только то, что он был выкован эльфами, что он заключает в себе какую-то магическую силу, но не более того. — Пакс поглядела на оруженосцев и увидела, что они, в свою очередь, смотрят на нее весьма недружелюбно. Тогда Пакс поспешила вновь обратиться к королю:

— Я не могу сказать наверняка, ваше величество, что именно этот меч может сделать для королевства Лионии, — если, конечно, это тот самый меч, который был утрачен, когда погибли королева и принц…

— Вполне возможно, что он укажет нам наследника… истинного наследника… — осторожно вступила в разговор Льет. — Мне доводилось слышать о таких мечах. Они начинают светиться, когда их вынимает из ножен тот, кому боги предначертали править страной.

Пакс, не задумываясь над значением своих слов, тотчас же ответила:

— Вряд ли это так. Этот меч светится, когда я беру его в руки… — Только сейчас она поняла, как ее собеседники могут расценить ее слова, но было уже поздно. Льет кивнула, улыбнулась, и, к удивлению Пакс, улыбка появилась и на лице короля.

— Если так, то, скорее всего, вашей миссией и было спасти Лионию, приняв на свою голову ее корону.

— Нет, ваше величество! — В душе Пакс все противилось этой мысли. — Я солдат, воин Геда, а не правитель.

— В любом случае я согласен: нужно разобраться в том, что это за меч. И участвовать в опознании должны все, кто может его помнить, и несомненно, эльфы, — со вздохом сказал король. — Жаль, что моего двоюродного брата уже нет в живых. Он был регентом при моей племяннице до самой ее смерти. Он умел быть и осторожным, и в то же время вежливо-предупредительным в отношениях с эльфами. Лично я мало имел с ними дела и растерял все связи с их народом.

— Ваше величество, вы желаете, чтобы мы собрали всех этих людей здесь, в вашей опочивальне? — спросила Пакс, чувствуя, что пора переходить к конкретным действиям, не дожидаясь утра.

— Я считаю, что собрание должно быть открытым, — возразил король. — Нельзя решать столь важные вопросы в узком кругу, без свидетелей. Итак, я приказываю созвать всех во дворец, но не сюда, а в Большой зал для аудиенций. Вызовите также всех членов Правящего Совета, как людей, так и полуэльфов.

— Ваше величество, — осторожно возразил Эскерьель, лицо которого выражало серьезную озабоченность, — мне кажется, у вас не так много сил, чтобы…

Король нашел в себе силы снисходительно улыбнуться:

— Мой верный друг, я уверяю тебя, что на такое дело сил мне хватит. Видят боги, я не уйду из этого мира, не разгадав хотя бы этой тайны. Если этот меч и все, что с ним связано, позволят хоть немного улучшить ситуацию в нашем королевстве, если это поможет предотвратить междоусобные войны и многолетний хаос, а также позволит мне не слышать ссор и скандалов собственных придворных, которые доносятся ко мне через двери спальни практически ежедневно…

— Ваше величество, мы делаем все, чтобы они… — попытался возразить Эскерьель.

— Да я знаю, знаю. Известно мне и то, зачем они сюда приходят. Ничего, Эскерьель, день или два жизни стоят того, чтобы узнать, что королевство после меня останется хотя бы с надеждой на мир и благополучие. — Король глубоко вздохнул, и, судя по сошедшей с его лица улыбке, боль вновь вернулась к нему. Пакс положила свою руку на его ладонь, но он снова нашел в себе силы улыбнуться:

— Благодарю вас, госпожа, но я полагаю, что в данный момент больше не нуждаюсь в том, чтобы вы тратили на меня свои силы. Я же поберегу свои для того, чтобы быть в состоянии обратиться к своим подданным, когда они соберутся. Льет, подогрей мне бодрящий травяной отвар и вызови магистра Оскарлита. Эскерьель, позаботься о вызове членов Правящего Совета, всех пэров или заместителей тех из них, кого нет в городе. Вызови также представителя эльфов. Я даже не знаю, кто у них сейчас находится на этой должности, что не украшает меня как правителя. Впрочем, я думаю, тебе не составит труда узнать это.

— Честно говоря, я не уверен, что эльф-посланник согласится прийти… — возразил Эскерьель.

— Он придет, и не один, если я сама вызову их, — сказала Пакс. — Вы позволите, ваше величество?

— Да. Если госпожа паладин не против, пусть они все соберутся в Зале Листа. Как только все будут на месте, пусть слуги перенесут меня туда.

— Но, ваше величество…

— Все, Эскерьель, довольно возражений. Я знаю, что я все равно скоро умру, и я встречу смерть счастливым, если буду сознавать, что сделал все, что в моих силах, для благополучия Лионии. Да хранит тебя Фальк, Эскерьель! Ступай и исполняй приказания своего короля.

— Слушаюсь, ваше величество.

Низко поклонившись и бросив гневный взгляд на Пакс, Эскерьель выскользнул из комнаты. Льет, за это время подогревшая на жаровне травяной отвар, подала королю кружку и, также поклонившись, вышла из комнаты, с тем чтобы вызвать врача. Король слабым жестом руки попросил Пакс нагнуться к нему.

— Госпожа паладин, Эскерьель очень любит меня. Я признаюсь вам в том, что он мой сын — увы, внебрачный. Его мать — потомок смешанного брака с эльфами в третьем поколении. По крайней мере, у нее эльфийское чутье было куда сильнее, чем у меня. А Эскерьель — единственный из моих сыновей, не умерший в детстве или в юности. Он что-то подозревает, вполне возможно, что и догадывается о нашем родстве. Официально я ему никогда ничего не говорил, а он никогда и не помышлял о том, чтобы прибрать к рукам мою власть. Я очень люблю его, и если вдруг вы сможете чем-то помочь ему, прошу вас, не откажите моему единственному сыну в этой помощи. Я имею в виду в первую очередь утешение после моей смерти, если вы будете рядом.

Пакс почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза.

— Ваше величество, я постараюсь его утешить как смогу, как даст мне на то сил и мудрости Великий Господин. Но сейчас, я полагаю, нужно думать о более близких и неотложных делах. С вашего позволения я отправлюсь на поиски эльфов.

Король опустил веки в знак согласия, и Пакс поспешила к выходу из комнаты.

Найти эльфов в Чайе оказалось не так легко, как Пакс могла надеяться, но и не так трудно, как она опасалась. Во дворце, похоже, никто не знал, где они могли собираться.

— Сами понимаете, госпожа, они такие непоседливые. Вроде бы они рядом, а как начнешь искать, так никого и нету…

Пакс даже испугалась, что все эльфы покинули Лионию и ушли в свои покрытые лесами земли. Туда ей доступа не было, да и лежали эти территории весьма далеко от столицы Лионии. Пробродив бесцельно и безрезультатно по извилистым улицам Чайи несколько часов, она вдруг услышала обрывки фраз, произнесенных на эльфийском языке. Обернувшись, Пакс поняла, что находится у входа в таверну. Она подняла глаза и заметила вывеску, подсвеченную факелом: под арфой, увитой плющом, была начертана эльфийская руна, обозначавшая музыку и пение. Постучав в незапертую дверь, Пакс открыла ее и вошла. Стоило ей перешагнуть порог, как зал погрузился почти в полную тьму. Волшебный эльфийский свет померк, уступив место темно-красным отсветам от догоравшего камина. Пакс почти физически ощутила покалывание во всем теле. Сам воздух в этом помещении был пропитан магией. Пакс сделала шаг вперед и огляделась.

— Что-то ты припозднился, случайный путник, — раздался голос хозяина таверны, в полумраке подошедшего к Пакс почти вплотную. — Что привело тебя сюда?

— Я ищу кое-кого, — ответила она по—эльфийски. В зале воцарилась гробовая тишина. До Пакс донеслось лишь шуршание одежды из одного угла да тяжелое дыхание из другого.

— Принадлежишь ли ты к эльфийскому народу? — спросил ее хозяин таверны уже по—эльфийски. — Может быть, ты родом из клана Листа или клана Источника?

— Я не принадлежу к вашему народу, — ответила Пакс опять же по—эльфийски, — но у меня есть друзья как из клана Листа, так и из клана Источника. Друзья, делившиеся со мной своей мудростью и своими песнями. Мое имя — Паксенаррион, дочь Дортана. Адхиэл назвал меня другом эльфов. Мне довелось познать эльфийское чутье, я побывала в иунизинском плену и пробыла там дольше, чем хотелось бы вспоминать, а затем, когда мои раны затянулись, я служила с лионийскими рейнджерами и вступила в схватку с камнезмеем.

— Слыхал я об одной такой Паксенаррион, — сказал хозяин. — Она служит Великому воину Геду, насколько мне известно, водит дружбу с киакданом из Бреверсбриджа и состояла на службе у Кьери Пелана из Тсайи.

— Все точно, — кивнув, сказала Пакс. В почти темном помещении опять повисло молчание. Пакс пришло в голову, что эльфы порой думают на удивление медленно.

— Чего ты ищешь здесь? — наконец спросил хозяин. — Магию? В тебе самой столько колдовской силы, что любой из вас, людей, мог бы считать себя на твоем месте могучим волшебником.

Пакс рассмеялась:

— Я ищу не что-то, а кого-то. Я ищу тех, кто мог бы узнать одну вещь и рассказать мне ее историю, причем рассказать не только мне. Я ищу, как вы могли бы догадаться, тех эльфов, которых я рассчитывала найти в Чайе — в сердце благородного королевства Лионии, ибо, как мне говорили, это королевство принадлежит как людям, так и эльфам.

— Когда-то это было так, Паксенаррион, — донесся до нее другой голос со стороны догоравшего очага. — Много лет прошло с тех пор. Злые силы повергли в прах этот союз и мечту о совместном правлении…

— Добрые силы помогут этой мечте восстать из пепла, — возразила Пакс. Неожиданно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, она попросила богов дать ей свет. Как только яркая вспышка озарила комнату, она увидела вокруг себя множество эльфов. Многие из них, судя по дорогим одеждам, принадлежали к богатым и знатным родам. Волшебный свет паладина отражался в драгоценных камнях на перстнях, в полированных застежках и сверкающих ножнах оружия. Кроме того, он сияющими узорами плясал на стенах, где глянцевыми изразцами были выложены какие-то древние заклинания.

— А, так, значит, ты паладин! — Голос хозяина таверны был по-прежнему спокоен; по крайней мере, яркая вспышка не вогнала его в страх.

— Да, я прибыла в Чайю по зову богов, которым служу. Этот зов направил меня на поиски эльфов — эльфов, которые помнят лучшие дни: те дни, когда у короля Фалькьери была жена из знатного эльфийского рода, когда у них было двое детей…

— Кто это вдруг решил вспомнить о тех днях? — спросил эльф, сидевший в углу помещения. Он восседал на резном стуле, напоминавшем сплетение корней дерева в форме довольно внушительного трона. Бархатный плащ этого посетителя таверны был расшит золотыми и серебряными узорами.

— Это нужно королю, — ответила Пакс. — Он прислал меня к вам с этим вопросом.

— Человеческому королю?

— Да. Он знает, что дни его сочтены, и хочет, чтобы Лиония осталась после него мирным и процветающим королевством.

Сидевшие за столами эльфы переглянулись. Пакс почувствовала, как много всего было сказано между ними при помощи этих взглядов.

— Значит, сейчас, на смертном одре, он вдруг вспомнил о той мудрости, которая могла бы спасти всех нас, обратись он к ней раньше? — В голосе одного из эльфов, сидевшего у окна, слышалась ядовитая ирония.

— Успокойся, Чаум, — сказал ему богато одетый эльф. — Мудрость никогда не бывает лишней, и обрести ее никогда не поздно, а для человека, душа которого живет после его смерти, мудрость — и вовсе бесценный дар. — С этими словами он встал и подошел к Пакс. — Паксенаррион, — обратился он к ней, — ты этого не помнишь, но нам уже доводилось встречаться с тобой.

Пакс внимательно посмотрела ему в лицо, покопалась в памяти, но все было напрасно. Эльф улыбнулся ей:

— Мы нашли тебя замерзающей в горах. Мы едва не опоздали, но наши усилия увенчались успехом. И мы поступили с тобой не очень вежливо: наложили на тебя заклинание, с тем чтобы ты кое о чем забыла. Впрочем, клянусь тебе, мы доставили свиток к Эстиль Хальверик быстрее, чем это сделала бы ты.

Пакс сначала даже не нашла что сказать.

— Ты… значит, ты — один из тех эльфов, которые обнаружили меня после того, как…

— Да. После того, как ты уничтожила зло в Проклятом Лесу — нашем древнем святилище. Братья мои, — обратился он к сидевшим в зале, — эта женщина — действительно настоящий друг эльфийского народа. Я рад видеть тебя, Паксенаррион, не только во здравии, но и полной новых, неведомых тебе ранее сил. До нас прежде доходили слухи, что не все в твоей жизни было гладко.

Пакс только кивнула в ответ на это.

— Можешь погасить свет, потому что у нас есть свое освещение, — сказал ей эльф.

Пакс улыбнулась в ответ и мысленно велела волшебному свету погаснуть. Буквально спустя секунду комнату осветил волшебный свет эльфов, почти такой же, разве что с жемчужным оттенком. Казалось, что он зажигается просто в воздухе, без какого-либо определенного источника. К тому же в эльфийском свете предметы и люди не отбрасывали тени.

— В ту ночь ты спросила, как меня зовут, — вновь обратился эльф к Пакс. — Я полагаю, что ты не хотела быть невежливой, несмотря на то, что мы обошлись с тобой весьма сурово. Знаешь, было тяжело признать, что какой-то смертный сделал то, что так долго не удавалось эльфам. Но теперь… — он поклонился, — позволь мне представиться: мое имя Амбротлин. Тот, что правит сердцем Леса Великой Госпожи, и брат той королевы, о которой ты говорила.

— Той самой королевы, которая… которая погибла вместе с сыном, наследником трона?

— Да, той самой. И если мне не изменяет зрение — а оно, насколько я помню, никогда меня не подводило, — у тебя на поясе тот самый меч, который…

По правде говоря, в ходе этого разговора Пакс совсем забыла о своем мече. Теперь она положила ладонь на его рукоятку и сказала:

— Это то самое, из-за чего… Эльф кивнул:

— Я понял. — Он обвел взглядом комнату и обратился ко всем присутствующим:

— Пора, братья мои. Пора и еще раз пора. Мы, эльфы, обычно не торопимся, но время нераскрытых тайн прошло. Настало время узнать правду. Я возьму шестерых из вас с собой: тебя, Дельвис, тебя, Джиорлан, тебя, Чаум… Пойдут со мной также Адриад, Сигнис и Прелиат. — Вновь обернувшись к Пакс, он спросил:

— Когда король желает нас видеть?

— Как можно скорее, мой господин, — ответила ему Пакс.

— Мы отправимся во дворец прямо сейчас. — Эльф взмахнул рукой, и волшебный свет погас. Пакс на какое-то время почти ослепла в этом полумраке, пока ее глаза не привыкли снова к багровому свету, исходившему от очага. Затем она развернулась и вышла на улицу. Эльфы последовали за ней.

За всю дорогу они не обменялись ни словом, по крайней мере вслух. Тем не менее Пакс была уверена в том, что ее спутникам было о чем подумать. У стражников, дежуривших перед входом во дворец, глаза полезли на лоб, когда они увидели компанию, сопровождавшую Пакс. По всей видимости, страже были даны соответствующие указания, потому что, несмотря на все свое изумление, стражники распахнули перед пришедшими двери и впустили их во дворец. На этот раз Пакс оказалась внутри замка с парадного входа. На ступенях ее и эльфов встречала Льет, переодетая в церемониальные доспехи и плащ цветов флага Лионии.

— Госпожа Паксенаррион, опознание меча будет происходить в Зале Листа, — негромко доложила Пакс оруженосец. — На вызов Эскерьеля откликнулось слишком много людей, так что вопрос о проведении встречи в королевской опочивальне отпадает сам собой — мы там просто не поместимся.

Пакс представила пришедших вместе с ней эльфов, и Льет вежливо поклонилась им.

— Уважаемые дамы и господа, добро пожаловать в королевский замок. Его величество скоро примет вас. — Льет распахнула широкую двустворчатую дверь, за которой открылось большое помещение с высоким потолком и стенами, покрытыми резными деревянными панелями. Зал был ярко освещен множеством свечей. Человек двадцать — мужчины и женщины — уже собрались в этой комнате. В двух каминах, находившихся в противоположных углах зала, весело трещали дрова. Мягкое удобное кресло, в котором человек мог бы не столько сидеть, сколько лежать, было выставлено на почетном месте для его величества. Эльфы вслед за Пакс вошли в комнату. Она обратила внимание, что на лицах некоторых присутствовавших мелькнула довольная улыбка, другие же приобрели озабоченное выражение. Обернувшись к Льет, Пакс спросила:

— Вам помочь перенести его величество в зал?

— Ни в коем случае, госпожа. Он настоял, чтобы его облачили в парадную кольчугу, а когда переодевание будет закончено, мы с Эскерьелем и двумя младшими оруженосцами перенесем его сюда. Он велел передать вам его просьбу ждать его здесь, в зале.

— Ну что ж, так мы и поступим. Кивнув, Пакс вошла в зал. Почти сразу же к ней подошел барон Хальверик.

— Ну что ж, уважаемая госпожа паладин, вы воткнули факел прямо в бочку с маслом. Скажите, по какому поводу нас здесь собрали? Я полагаю, вам это известно?

— Мой господин, я подожду, пока его величество прикажет мне рассказать вам об этом.

Хальверик тревожно посмотрел на нее.

— Вы полагаете, мне не следовало об этом спрашивать? Прошу прощения, уважаемая госпожа, я, видимо, несколько поторопился. Я так давно состою в Правящем Совете, а король так давно болен, что вот уже долгие месяцы все королевские дела и вопросы становятся делами и вопросами нашего Правящего Совета, и мы уже просто привыкли к такому положению вещей.

— Я понимаю и вовсе не осуждаю вас, господин Хальверик.

Барон кивнул и продолжил:

— Надеюсь, мне будет позволено поблагодарить вас за то, что вы облегчили страдания его величества. Нам уже сообщили, что он впервые за последние месяцы спокойно уснул.

— Я сожалею, мой господин, что моих сил оказалось недостаточно, чтобы исцелить вашего короля.

По правде говоря, Пакс не была уверена в том, что ей следовало признаваться в этом. Слишком много народу внимательно прислушивалось к их разговору с Хальвериком.

— Увы, никто из нас не всесилен, — сказал Хальверик, поклонился Пакс и отошел в глубь зала. В тот же миг к Паксенаррион подошел барон Бельварин и, нахмурившись, заметил:

— Прошу прощения, уважаемая госпожа, но мне странно, что вы решились пригласить во дворец эльфов. Может быть, вы не знаете, как мы относимся к…

— Я не знаю, как и к чему относитесь вы, господин Бельварин, — сухо возразила ему Пакс, — но я прекрасно знаю, что это королевство принадлежит как эльфам, так и людям. И так было с тех пор, как люди пришли сюда. Эльфы предоставили людям все права на эти земли, но право первенства осталось за ними. Мы не должны забывать, что они здесь жили долгие века еще до появления в этих краях наших предков. — Бельварин покраснел, а Пакс решила продолжить:

— Кроме того, я лишь выполняю распоряжение его величества, который приказал мне привести сюда эльфов.

— Что? Король пригласил эльфов во дворец?

— Именно так, — сказала Пакс, не удержавшись от торжествующей улыбки. — Уверяю вас, я не решилась бы привести сюда кого-либо — человека или представителя иной расы — без согласия короля. Я повторяю: его величество лично приказал мне разыскать и привести сюда этих эльфов.

Бельварин покачал головой и растворился в толпе придворных. Пакс внимательно смотрела ему в спину. Нет, у нее не было ощущения присутствия зла где-либо по соседству, как это было с ней в крепости герцога Пелана, но она чувствовала, что что-то здесь идет не так, как нужно.

— Дамы и господа! — донеслось со стороны входа. В дверях появились четыре оруженосца, несшие на руках кресло, на котором, откинувшись на груду подушек, сидел король. О прибытии его величества собравшимся возвестил незнакомый Пакс человек в зеленом, цвета лесной листвы, камзоле. Все присутствующие низко поклонились. Оруженосцы проследовали к почетному месту в центре зала, и из вежливости никто не смотрел в открытую на то, как они пересаживают короля из одного кресла в другое, более роскошное, напоминающее трон и подобающее такому случаю. Закончив эту процедуру, оруженосцы заняли свои места по обе стороны от короля.

— Уважаемые господа, дамы, а также представители высоких родов эльфов Лионии и Эльфийских Лесов! — Голос короля звучал негромко, но уверенно. Переведя дыхание, король продолжил:

— Богам было угодно, чтобы сегодня в Чайю прибыла паладин Геда. Я счел необходимым созвать вас всех в связи с тем, о чем поведала мне эта госпожа. — Взяв из рук Льет серебряный кубок, король сделал глоток и приступил к объяснению:

— Среди вещей госпожи паладина обнаружился один предмет, который, возможно — я повторяю: возможно, — является одной из реликвий нашего королевского дома. Этот предмет считался утерянным с того дня, когда супруга короля Фалькьери и наследник были убиты, что случилось, как вам известно, более сорока лет назад. Если это окажется так, то госпожа паладин выразила готовность вернуть нам эту реликвию, которая, в свою очередь, может помочь нам в нынешние тяжелые времена. Я вызвал вас для того, чтобы вы были свидетелями при опознании этого предмета, а также выслушали все то, что известно о нем нашей гостье.

— И что, ради этого стоило будить нас и тащить во дворец среди ночи?

Пакс с трудом разглядела в дальнем конце зала высокую темноволосую женщину, задавшую столь дерзкий вопрос. К ее удивлению, король лишь улыбнулся в ответ и сказал:

— Именно так, Джаннелит. Все вы знаете, что жить мне осталось недолго. Паладин Паксенаррион попыталась исцелить меня, попросив об этом богов. Увы, они отказали мне в выздоровлении. — Чтобы остановить поднявшийся в зале шум, король был вынужден требовательно поднять руку. — Я прошу вас, не отвлекайте меня и не заставляйте зря тратить силы. Паксенаррион удалось облегчить мои страдания. С прошлой весны я не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Если богам угодно, чтобы моя жизнь оборвалась именно в эти дни, то кто я такой, как, впрочем, и кто такая Паксенаррион, чтобы оспаривать их волю? Я ни в коем случае не гневаюсь, а, наоборот, испытываю к нашей гостье глубочайшую благодарность. Но в то недолгое время, что осталось мне провести на этом свете, я хотел бы узнать все, что возможно, об этом сокровище. Паксенаррион, подойдите сюда.

Пакс подошла к королевскому креслу, чувствуя, как глаза всех присутствующих внимательно следят за ней. Спиной она ощущала, что Амбротлин неотступно следует за ней. Выждав, пока Пакс церемонно поклонится, король приказал:

— Покажите всем собравшимся меч прямо в ножнах. Пакс отстегнула меч с перевязи и на вытянутых руках показала его столпившимся у королевского кресла придворным. На большинстве лиц не отразилось ничего, кроме простого любопытства. Но кое-кто явно заволновался. Среди них Пакс заметила барона Хальверика, одного очень пожилого человека в зимней охотничьей куртке и подбитом мехом плаще. Удивление и буря других эмоций отразились на лицах эльфов.

— Кто из вас считает, что этот меч ему знаком? — спросил король.

Первым шагнул вперед барон Хальверик.

— Ваше величество, судя по драгоценному камню на рукоятке и по форме ножен, этот меч очень похож на тот, что принадлежал эльфийской принцессе, супруге вашего брата Фалькьери. Насколько я помню, тот клинок был украшен несколькими рунами. Я полагаю, что это он и есть.

— Подождите, — остановил его король. — Кто-нибудь еще? Вперед шагнул поддерживаемый под руку каким-то юношей пожилой человек в синем камзоле.

— Я видел этот меч в ее руках, — с огромным трудом произнес старик. — В тот день, ваше величество, когда королева уезжала, я вывел ей коня, помог усадить ребенка у нее за спиной. В тот день этот меч был у нее на поясе. Если вы позволите мне посмотреть на ножны с внутренней стороны, скорее всего мне удастся обнаружить там небольшую царапину. Ее оставил маленький наследник, ковырявший ножны чем-то острым. Я помню, как королева еще рассмеялась, увидев эту царапину, и сказала, что будет считать ее первым шрамом, нанесенным ей подрастающим сыном. Она, конечно, имела в виду, что дети, подрастая, не только радуют, но и порой больно ранят своими поступками родителей. Впрочем, дело даже не в этом. — С этими словами старик наклонился над мечом, перевернул ножны внутренней стороной кверху и стал водить скрюченными пальцами по скрывающему клинок футляру. Он явно искал царапину в определенном месте, чуть выше середины ножен.

— А, так вот же она, — с едва заметной улыбкой произнес старик. — Видите, вот здесь.

Пакс протянула меч королю, и тот тоже увидел эту царапину.

— Благодарю вас, лорд Хаммарин. Кто-нибудь еще? Настал черед пожилого человека в простой зимней одежде. Кожа на его лице была выдублена ветрами, дождями, солнцем и морозами. Морщин на ней было побольше, чем у других, но двигался этот старик, несмотря на возраст, достаточно легко и даже изящно. Возложив узловатую, всю в трещинах ладонь на ножны, он сказал:

— Ваше величество, я уверен, что это тот самый меч. Он… я ощущаю его точно так же, как тогда. Он совсем особый, даже не на ощупь, а по ощущению, которое возникает при прикосновении к этим ножнам или рукоятке. Кстати, камень, венчающий эту рукоятку, тот самый. — Аккуратно, одним пальцем он прикоснулся к самоцвету. — Я много раз видел этот меч, во всяком случае его рукоятку и ножны. Но насколько я помню, он принадлежал не королеве, а мальчику…

— Что?! — не выдержав, воскликнул один из младших пэров.

— Это действительно так, — подтвердил Хаммарин, вновь обратившись ко всем собравшимся. — Я помню, она как-то говорила, что настанет день, и этот меч будет вручен ее сыну. Но какое это теперь имеет значение?

— Уважаемый егерь Тэкко, — обратился король к старику, — вы знаете, что за руны украшают клинок этого меча? Старый егерь расплылся в беззубой страшноватой улыбке:

— Ваше величество, вы меня спрашиваете? Знаете ли, единственные руны, которые мне ведомы, — это следы зверя, птицы или человека, оставленные в лесу в любое время года. Я помню, что на этом клинке были выгравированы какие-то знаки, но какие именно и что они означали — увольте. Это вопрос не ко мне.

— Я прошу прощения, ваше величество, — негромко, но уверенно обратился к королю Амбротлин, — позволено ли будет мне взять слово?

— Уважаемый гость, как я понимаю, вы эльф?

— Да, — спокойно кивнув, ответил Амбротлин. — Альфара, о которой мы говорим, супруга вашего брата, короля Фалькьери, приходится мне сестрой. Этот меч и связанная с ним история хорошо известны мне.

В зале послышался неясный гул, все придворные явно заволновались. Король опять призвал подданных к молчанию и вновь отпил целебного травяного отвара из серебряного кубка, поданного Льет. Затем он сказал:

— Уважаемый господин эльф, мы все с нетерпением ждем, что вы нам расскажете.

Амбротлин повернулся так, чтобы все собравшиеся хорошо видели и слышали его:

— Ваше величество, в те дни, когда королева вынашивала своего первенца, она попросила своих родственников в Стране Леса Великой Госпожи, чтобы ее будущему сыну выковали достойный клинок. Она предчувствовала, что жизнь его будет полна опасностей, и хотела, чтобы он мог защищаться от них с помощью такого клинка, какими славятся эльфийские мастера. Кузнецы сделали свое дело, затем настал черед колдовских песнопений. Только что выкованный, этот меч был навсегда заговорен и предназначен только одному человеку — будущему принцу.

— Но ведь королева сама носила этот меч и пользовалась им? — Пакс услышала, как и без ее участия остальные поспешили одернуть самого нетерпеливого из членов Правящего Совета.

— Вы правы, — спокойно согласился Амбротлин. — Так оно и было. Королева предполагала, что ее сын будет высокого роста, какими вырастают большинство детей, рожденных в смешанных браках. Соответственно, и меч был выкован полноразмерным, как и подобает мечу, предназначенному для сильных мужских рук. Но… — Тут эльф сделал паузу и внимательно посмотрел на меч, который продолжала держать в руках Пакс. — Всем вам известно, что некоторые заколдованные мечи, предназначенные к тому же лишь одному человеку, могут до некоторых пределов изменять свою форму и размеры. До тех пор пока наследник не вырос бы настолько, чтобы управляться с этим клинком, королева носила его сама, поддерживая в том состоянии, в котором ей было удобно пользоваться этим оружием. Она рассудила, что так меч будет в большей сохранности, чем если оставить его лежать без дела. Да, вот еще: несмотря на то что меч был сделан непосредственно для наследника и заколдован под его имя сразу после изготовления, другое заклинание было наложено на него как раз перед тем самым путешествием. До тех пор этот клинок мог быть использован как простое оружие любым человеком. После дополнительных заклинаний он мог принадлежать только владельцу или искренне желавшим ему добра людям, а попади меч в руки злых сил, он немедленно начал бы ржаветь и в самое ближайшее время пришел бы в полную негодность. Таким образом мать хотела сохранить столь редкое оружие в целости и сохранности до тех пор, пока наследник не вырастет. Во время пребывания в Лесу Великой Госпожи она намеревалась также присоединить к уже имевшимся на мече заклятиям свое материнское защитное заклинание.

— Подождите, а как же этот меч оказался у нее? — спросил барон Хальверик, сурово поглядев на Пакс.

— Я прошу вас, уважаемый барон, позвольте мне закончить рассказ о том, что мне доподлинно известно. Руны, имеющиеся на этом клинке, символизируют следующие понятия: огонь, сокровище, охранение или защита, вознаграждение или радость, гора и королевство или король. — Называя символы, эльф одновременно чертил их в воздухе лучом эльфийского света. Пакс увидела, как испуганно попятились многие придворные. Обернувшись к Пакс, Амбротлин спросил:

— Скажите, это те руны?

Пакс кивнула и проговорила:

— Да. Это именно те знаки. — Поглядев в сторону короля, она добавила:

— Должна ли я обнажить клинок, ваше величество?

— Подождите, — сказал он, глядя на эльфа. — А вы, уважаемый гость, можете добавить что-нибудь еще?

— Да. Все руны можно читать и толковать по-разному. Но именно эта комбинация была начертана таким образом, что лучшие эльфийские толкователи прочли бы ее так: «Береги это королевское сокровище, и горы вознаградят тебя за это». Под королевским сокровищем, само собой, следовало подразумевать самого принца. Форма и размер меча, каким вы увидите его сейчас, несомненно, были выбраны королевой для собственного удобства. Вот почему он выглядит недостаточно мощным оружием в руках мужчины.

— Я что-то не понимаю, — медленно сказал король. — Как это может быть, что меч, с одной стороны, заколдован, чтобы служить только принцу, и в то же время не заколдован настолько, чтобы им не пользовался другой человек? Впрочем, с другой стороны, какой нам теперь от этого толк? Амбротлин вежливо улыбнулся:

— Ваше величество, при изготовлении клинок был заколдован, и все его магические свойства связаны только с именем принца. Это значит, что никто другой не может пробудить в нем все его волшебные способности. Когда королеве сообщили, что изготовление клинка подходит к концу, она отправила колдунам, готовившимся исполнить необходимые обряды, кусочек ткани с каплей крови принца и несколько волосков с его головы. Но окончательный ритуал, который навеки связывает меч с его единственным владельцем, должен был быть исполнен лишь в тот день, когда принц подрастет настолько, чтобы быть в состоянии взять клинок в руки и произнести слова заклинания. Не случись той трагедии, принц стал бы единственным хозяином этого меча, ведающим все его тайные силы. Что случилось на самом деле — вы все знаете. И принц, и королева исчезли, и меч был утерян.

— Да, но он здесь, — протиснувшись вперед, заявил Бельварин, ткнув пальцем в сторону обсуждаемого клинка. — Он здесь, в нашем замке. Где же он был все это время?

— Что касается этого, уважаемый барон Бельварин, то всей его истории я не знаю. На долгие годы следы этого меча затерялись. Может быть, он был украден нападавшими или же сама королева забросила его подальше в чащу леса, чтобы он не попал в руки врагов. В следующий раз я услышал о нем, когда Алиам Хальверик прислал в Страну Леса Великой Госпожи гонца с сообщением о том, что его солдатами был обнаружен эльфийский меч рядом с трупами трех убитых эльфов. Случилось это где-то между Чайей и его собственными владениями. Описание, данное бароном Хальвериком, было абсолютно точным. Ошибки быть не могло — это был тот самый меч.

— Но вы же не сказали ему, что это за клинок? — полуутвердительным, полувопросительным тоном произнесла Пакс. — Он ведь не знал, чье это оружие?

— Разумеется, нет. Хотя… — На миг Амбротлин замолчал, и глаза его словно устремились куда-то вдаль. Впрочем, он тотчас же взял себя в руки и продолжал говорить:

— Конечно, мы не стали сообщать ему всю правду. Поймите нас правильно, ваше величество: в те времена ваш брат Серростин только-только взошел на трон. Мы боялись, что появление такой реликвии именно в это время может… может способствовать лишнему беспокойству и даже спровоцировать какие-то беспорядки в королевстве. Нам было очевидно, что эльфы становятся все менее желанными гостями при дворе. Мы опасались, что нас заподозрят в каких-либо интригах и в желании повлиять на политическую ситуацию в королевстве. Согласитесь, появление этого меча в то время легко могло быть расценено как попытка эльфов если не сменить правителя на престоле Лионии, то по крайней мере заявить свои права на этот престол в будущем.

— Но ведь… — Барон Хальверик явно волновался. — Алиам никогда мне ничего не рассказывал об этом мече. Если бы он сказал мне, я бы вспомнил и… Эльф вздохнул:

— Мы знаем об этом, господин барон. Алиаму просто не пришло в голову сказать вам об этом.

— Вы его… вы его заколдовали?..

Эльф чуть заметно поклонился, и глаза его засверкали.

— Даже если бы это было так, уважаемый барон Хальверик, в конце концов, прошло уже столько лет. А причины поступить именно так у нас были весьма и весьма веские. Мы посоветовали Алиаму Хальверику передать этот меч тому, для кого он был сделан…

— Что-то я не понимаю… Это кому же, по-вашему, — погибшему принцу? — вступил в разговор король.

— Или вы хотели, чтобы Хальверик переслал меч на место захоронения несчастного наследника? — спросил кто-то из зала.

— Можете расценивать мои слова, как вам будет угодно, — с достоинством сказал эльф. Пакс почувствовала, что он чего-то недоговаривает, но почему-то решила не расспрашивать Амбротлина при всех, пытаясь вызнать у него правду. На какую-то долю секунды на губах эльфа мелькнула многозначительная улыбка, словно он втайне над чем-то потешался. Но рассказ он продолжил вполне серьезным и столь же почтительным тоном:

— Вскоре он сообщил нам, что собирается подарить этот меч герцогу Пелану из Тсайи, причем скорее даже не ему, а его невесте — в качестве свадебного подарка. Звали его нареченную Тамаррион, что в переводе с эльфийского означает «горный свет» или «огненные горы». В общем, ее имя включало две из этих рун. Мы согласились с таким решением барона Хальверика. В зале повисло молчание, и тогда слово взяла Пакс:

— Когда жена герцога Пелана была убита вместе с детьми при обстоятельствах, похожих на те, при которых погибли королева с наследником, меч был найден и повешен на стену в церемониальном зале крепости герцога, где он и провисел долгие годы вплоть до того дня, когда я взяла его в руки в минуту крайней необходимости.

— Что же произошло? — заинтересовался король.

— Ваше величество, дворецкий герцога Пелана в течение многих лет был тайным агентом… — Пакс задумалась, стоит ли произносить вслух это имя, и решила выбрать лишь один из титулов, — агентом Повелительницы Паутины. — Когда она проговорила эти слова, по залу пробежала волна шепота. — Стоило мне появиться в крепости еще новобранцем, как он заподозрил, что рано или поздно я смогу открыть его истинную сущность. Когда же спустя годы я оказалась допущенной во внутренние покои крепости и стала чаще общаться с офицерами и самим герцогом, дворецкий понял, что долго скрываться ему не удастся, и попытался убить герцога и меня, прежде чем я выведу его на чистую воду. В большой зал крепости герцога Пелана, который использовали также как офицерскую столовую, все обычно входили безоружными. Когда дело дошло до открытого столкновения, дворецкий схватил со стены то оружие, до которого сумел дотянуться. Я же по чистой случайности смогла завладеть этим мечом. К счастью для меня, он помог мне выдержать поединок с хитрым, коварным и, кстати, практически невидимым противником.

— Так, кое-что проясняется, — кивнул ей король. — Скорее всего, после этого случая герцог подарил вам этот меч или, по крайней мере, передал в бессрочное пользование. И вы, не зная истории этого клинка, приехали с ним сюда. — Было видно, что король очень устал и даже сидеть ему становится все тяжелее. Очередной глоток целебного отвара помог ему на время восстановить силы.

— Ваше величество, сейчас я просто уверена в том, что меня прислали сюда боги, чтобы вернуть это оружие туда, где ему надлежит быть. — Эльф, стоявший рядом с Пакс, вздрогнул, но та была непреклонна. — Я не знаю, чем вам сможет помочь этот заколдованный клинок, но наверняка такой источник волшебной силы должен…

— Нет, — твердо сказал король и покачал головой.

— Ваше величество, что вы имеете в виду?

— Нет — значит, нет. Вы, госпожа, будучи паладином, несомненно прибыли сюда не просто так, а по велению высших сил. Неспроста получилось, что вы оказались здесь именно с этим мечом. Но предполагать, что вы прибыли лишь вернуть его нам, — нет, я с этим согласиться не могу. На что нам теперь этот меч, когда тот, для кого он был выкован, давно лежит в могиле? — Наклонив голову, король встретился взглядом с Амбротлином. — Скажите мне, господин, что представляет собой этот меч в отсутствие его истинного владельца, связанного с ним заклинаниями?

— Ваше величество, все перед вами. Это отличный клинок — я надеюсь, что госпожа паладин сможет подтвердить мои слова, поскольку ей довелось испытать его в деле. Пожалуй, он особенно хорош в сражении с некоторыми воплощениями зла. Может ли он принести кому-либо какую-то особую пользу или сделать его непобедимым? Я так не думаю. Он был выкован с добрыми побуждениями и ради добра. Похоже, что и пользовались им в основном с добрыми помыслами. Насколько мне известны наложенные на него заклятия, этот клинок вряд ли сослужил бы хорошую службу своему владельцу, попади он в недобрые руки.

— И на что же он способен в руках истинного хозяина?

— Ваше величество, все магические способности этого меча мне не известны. Мне ни к чему было об этом знать, а кроме того, когда его ковали, я находился вдалеке от родных мест. Как и большинство эльфийских мечей, он загорается довольно ярким светом, когда хозяин извлекает его из ножен. Более того, этим свечением он предупреждает, что к владельцу приближается заведомое зло. Некоторые из таких мечей могут излучать неяркий, другого тона свет, когда к ним прикасается человек без злых намерений, но все же не являющийся их истинным владельцем.

При этих словах Пакс вспомнила, что меч действительно начинал светиться всякий раз, когда она доставала его из ножен.

— Значит, получается так, — неспешно рассудил король. — Если меч зажегся ярким светом, то… нет, подождите: что это может означать? Вполне возможно…

— По правде говоря, ваше величество, я не знаю точно, какие именно заклинания наложила на него моя сестра.

Неожиданно голос подал егерь Тэкко:

— Я что-то не припомню, чтобы он вспыхивал или излучал какой-нибудь свет, когда королева доставала его из ножен. — Все повернули головы в сторону старика. Он же настойчиво повторил:

— Не раз и не два мне приходилось видеть королеву с мечом в руках, но я никогда не замечал, чтобы при этом от него исходило какое-нибудь свечение.

— Вот что я вам скажу на все это, — не без усилия произнес усталый король. — Нам известно, что сюда, в Чайю, прибыла паладин Геда, и прибыла в очень тяжелый момент. Все вы понимаете, что я скоро умру. Наследников у меня нет. Лиония оказывается перед лицом множества опасностей. Я опасаюсь возникновения трений и конфликтов между людьми и эльфами, между нашими соседями и союзниками. Кроме того, я очень встревожен состоянием дел на паргунской и костанданской границах, да и вообще в наших северных пределах. Госпожа паладин, — из последних сил король протянул руку и взял Пакс за рукав, — была названа другом эльфийского народа самими эльфами. Она — воин Геда, и о ней знают при королевском дворе Тсайи, а также Финта. Пожалуй, это не может не порадовать наших союзников. Рейнджеры доложили о том, что у нее есть эльфийское чутье, которого, к моему стыду и сожалению, у меня никогда не было. Она приехала к нам с реликвией нашего королевского двора, причем как только ей это стало известно, она выразила готовность вернуть нам этот меч, принадлежавший некогда супруге моего старшего брата и выкованный, как нам теперь известно, для ее сына, который должен был стать нашим королем. Я призываю нашу гостью вынуть из ножен этот меч, чтобы увидеть, пойдет ли от него волшебный свет. Если это случится — а я верю, что так оно и будет, — тогда позвольте мне высказать предположение, что наследник престола найден. Согласитесь, вряд ли мы найдем лучшего кандидата на место правителя Лионии. Паксенаррион является паладином, она вооружена выкованным эльфами магическим мечом, она не только умеет ладить с эльфами, но и названа ими своим другом, и к тому же ей ведомо эльфийское чутье — столь необходимое качество для того, кто восходит на престол нашего королевства.

Пакс в изумлении обернулась к королю и взмолилась:

— Ваше величество, нет, ни в коем случае!

За ее спиной послышалось возмущенное шушуканье придворных.

— Я ведь не правитель! Я ведь и родилась-то не в благородной семье.

— Если боги выбрали вас паладином, то с какой стати я буду копаться в вашем происхождении? — Стоило королю заговорить, как все перешептывания придворных стихли. — Госпожа Паксенаррион, тяжкие испытания подтвердили, что вы достойны носить полумесяц Геда или корону — символ королевской власти. Но пока я являюсь королем Лионии, я приказываю вам обнажить меч, выкованный для наследника этого трона, и продемонстрировать нам, что ответят на это эльфийские заклинания.

Пакс оглядела зал, заметив, что большинство придворных глядят на нее с сомнением или даже с неприязнью. Вновь обернувшись к королю, она невесело сказала:

— Ваше величество, как паладин я поклялась следовать воле богов в первую очередь. Но ваш приказ не вступает в противоречие с нею. Поэтому… именем Великого Господина и его верного слуги, святого Геда…

Одним привычным движением Пакс выхватила клинок из ножен и подняла его над головой. Меч засверкал небесно-голубым светом, как это бывало всякий раз с тех пор, когда Пакс впервые взяла его в руки, сняв со стены в крепости герцога Пелана. Со всех сторон послышались изумленные возгласы.

Глава XVIII

— Ну что, видели? — чуть громче, чем раньше, даже с азартом в голосе произнес король.

Пакс только покачала головой, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

— Ваше величество, — обратилась она к королю, как только шум в зале начал стихать, — я все же осмелюсь возразить вам. Боюсь, ваш выбор наследника является неверным. Ничто во мне не говорит, что боги одобрили бы этот выбор. Я не могу принять ваше предложение. А что касается светящегося меча, то всем известно: клинки многих паладинов излучают свет, когда те достают их из ножен.

— Уважаемая госпожа, я согласен с тем, что скромность украшает человека, и тем более будущего правителя. — Король явно не хотел расставаться со своей идеей. — Вы же видите, что вы, несомненно, посланы богами, как идеальное решение нашей проблемы. Вы — паладин, а значит, вам неведомы недобрые помыслы. Вы паладин Геда — одно это успокоит наших союзников на западе и предупредит потенциальных противников на севере. У вас есть эльфийское чутье, и, насколько я могу судить, эльфы признают вас в качестве законного правителя. — Тут король внимательно посмотрел на Амбротлина. Тот церемонно поклонился и произнес:

— Паксенаррион действительно друг эльфийского народа. Как вам известно, ваше величество, мы, эльфы, не вмешиваемся в дела наследования трона и не считаем для себя возможным давать людям какие-либо советы в этом отношении. Но могу сказать лишь одно: если Паксенаррион взойдет на престол, эльфы возражать не будут.

Пакс бросила на Амбротлина суровый взгляд, пытаясь понять, что скрывалось за столь скупыми словами. Впрочем, лицо эльфа оставалось абсолютно непроницаемым.

— Но ведь я не принадлежу к королевскому дому Лионии, — продолжала настаивать она. — Я вообще не из этого королевства, во мне нет эльфийской крови, и я…

— Все это нам известно, но мы знаем и то, что вы храбрый воин, честный и надежный друг и к тому же обладаете всеми магическими способностями паладинов. Я думаю, это сослужит хорошую службу любому правителю. А что касается благородного происхождения, то… много ли толку мы все получили от того, что я принадлежу к древнему королевскому роду? — Эти слова король произнес устало и с горечью в голосе. — Правящий Совет при моем дворе вот уже два года не может решить вопрос с кандидатурой наследника. Я нашел человека, который подходит на эту роль лучше любого из предлагавшихся моими придворными. — Оглядев зал, король поинтересовался:

— Может быть, кто-то хочет оспорить мои слова, уважаемые члены Правящего Совета?

— По крайней мере не я, — быстро и, похоже, искренне ответил барон Хальверик.

Остальные придворные не столь активно, но все же высказали свое согласие. Лишь барон Бельварин, нахмурившись, спросил:

— А если она агент королевского дома Тсайи? Что вы скажете на это, ваше величество? Она же служила в роте этого… как его… Пелана. Он ведь герцог, титул которому дарован королевским домом Тсайи, так что я бы на вашем месте был поосторожнее.

— Чтобы паладин действовал как агент одного королевства в другом? — Королю явно казалась дикой сама эта мысль. — Бельварин, если она и действует по чьей-то воле, так по воле богов, а не правителей соседнего королевства.

Судя по выражению лица Бельварина, слова короля его не убедили, но формально барон выразил свое согласие кивком головы. Тогда король вновь обратился к Паксенаррион:

— Уважаемая госпожа! Перед лицом Правящего Совета моего королевства, при всех моих придворных и в присутствии представителей уважаемых эльфийских родов я прошу… я умоляю вас принять корону Лионии после моей смерти. Управлять королевством хуже, чем я, у вас все равно не получится. Но шутки в сторону. Я уверен, что, действуя в согласии с волей богов и руководствуясь своими убеждениями, вы будете править на благо нашего королевства мудро и справедливо. Это королевство, эта зеленая, покрытая лесами страна является сердцем союза четырех южных королевств. Если она рухнет, то злым силам откроется свободный путь в Тсайю, Прилит, не говоря уже о Стране Леса Великой Госпожи.

Пакс опустилась на колени:

— Ваше величество, я сожалею о том, что ваше королевство оказалось в такой серьезной опасности и что вам стало не по силам управлять им. Мне искренне жаль, что у вас не осталось наследника по прямой линии…

— Паксенаррион, кто-то должен взять на себя эту ношу, — мягко и в то же время уверенно сказал король, по глазам которого Пакс поняла, что боль снова начала мучить его. — Я прошу тебя: спаси мою страну… Никто больше не сможет… только ты… — Голова короля вдруг бессильно откинулась на подушку. Пакс физически почувствовала волну страха, пробежавшую по всем, собравшимся в Зале Листа.

— Ваше величество!

Пакс положила ладонь на руку короля и поняла, что не сможет передать умирающему даже малейшую частицу целительной силы. Прямо под ее ладонью еще живая кожа начала остывать и сохнуть, как застывающий на холодной поверхности свечной воск. До ее слуха донесся шелест ткани. Пакс оглянулась и увидела, что все в зале преклонили колени — все, даже эльфы.

Первым встал с колен и подошел к умершему королю Эскерьель. Осторожно приподняв голову усопшего, он вынул из-под нее капюшон церемониального плаща и накрыл лицо короля. Пакс увидела, что в глазах оруженосца стоят слезы. Он склонился над мертвым королем и внезапно встретился глазами с Пакс. В его взгляде она прочла одновременно вызов и восхищение.

— Дамы и господа! — медленно, сдерживая слезы, произнес Эскерьель. — Наш король умер. Он был… — На этом голос верного оруженосца сорвался.

— Наш король, — подхватил его слова Амбротлин, к удивлению Пакс сделав ударение на слове «наш», — был храбрым воином, мудрым и справедливым правителем. Мы скорбим о нем и будем чтить его память.

Все четыре оруженосца поднялись с колен. Вслед за ними встала и Пакс. Эскерьель уложил руки покойного на груди и обратился к придворным:

— Итак, наш король скончался. Перед смертью он высказал свое последнее желание. Разумеется, больше я не являюсь королевским оруженосцем. Я не вхожу в Правящий Совет. У меня нет никаких официальных прав. Тем не менее вы знаете, что я всегда сопровождал нашего короля, и он всегда… он всегда был необычайно добр ко г"гае. Позвольте же мне спросить всех присутствующих: согласны ли вы исполнить его последнюю волю?

— Я не вижу никаких других вариантов, — вставая с колен, сказал барон Хальверик. Остальные придворные тоже встали. — Более того, я считаю, что это лучший выбор, по крайней мере из того, что у нас есть. Так что… упокой Фальк душу нашего короля, нам не остается ничего иного, как исполнить его последнюю волю, высказанную при всех нас.

Негромкий гул голосов подтвердил согласие придворных. Даже Бельварин, пожав плечами, согласно кивнул. Амбротлин внимательно посмотрел Пакс в глаза, а затем поклонился ей:

— Я уже сказал, что эльфы не будут оспаривать такое решение вопроса о наследнике престола.

— Итак, теперь мы должны спросить вас, госпожа Паксенаррион, согласны ли вы принять на себя эту почетную, но тяжелую ношу, — обратился барон Хальверик к Пакс, подходя к ней вплотную. — Наша страна находится в очень тяжелом положении. Она стоит перед лицом огромной опасности. Вы были посланы богами, чтобы спасти нас. По крайней мере я так понял ваши же слова. Я предлагаю вам корону нашего правителя с этого дня и до самой вашей смерти, рассчитывая на то, что за время вашего правления все перемены, ожидающие нашу страну, будут переменами к лучшему.

Пакс еще раз посмотрела на скончавшегося короля, а затем, обернувшись к Хальверику, сказала, глядя ему прямо в глаза:

— Господин барон, я с огромным почтением относилась к вашему королю и всей душой хотела бы исполнить его последнюю волю. Я прекрасно понимаю и вашу тревогу за будущее страны. Но прошу вас понять и меня: я поклялась исполнять волю своих богов, и, по правде говоря, я не считаю, что стоит обсуждать это здесь и сейчас, когда ваш король еще…

— Очень жаль, если вы считаете, что нам нужно еще что-то обсуждать, — со вздохом сказал барон Хальверик. — Я-то надеялся…

— Уважаемый барон, если я взойду на престол, вы обнаружите меня гораздо менее сговорчивой, чем вы надеялись.

Подобие улыбки мелькнуло на губах барона, отчего он стал еще больше похож на своего родственника Алиама.

— Госпожа Паксенаррион, я готов выслушивать отказ на любое свое предложение, готов смириться с тем, что каждое мое суждение будет осмеяно или опровергнуто, лишь бы вы согласились принять корону и спасти тем самым наше королевство. Впрочем, не могу с вами не согласиться: если нам действительно нужно обговорить какие-то условия, то, судя по всему, делать это надо не здесь и не сейчас. — Обернувшись к остальным придворным, он сказал:

— Как старший из присутствующих членов Совета, я прошу дворецкого объявить о смерти короля. — Дворецкий поклонился и вышел за дверь зала. Барон Хальверик вновь обратился к членам Совета:

— Я полагаю, что настало время траурного бдения над телом усопшего. Первыми заступят в караул верные оруженосцы короля. Мы же, совершив обряд первого прощания, приступим к исполнению своих обязанностей членов Совета. В первую очередь я предлагаю выслать гонцов за теми из членов Совета, кто не смог присутствовать на сегодняшнем собрании. — Сказав это, Хальверик подошел к телу короля и на мгновение прикоснулся губами к капюшону, закрывавшему лицо покойного. Остальные один за другим последовали его примеру. Затем члены Совета и другие придворные покинули зал. Оруженосцы переложили тело короля на кресло, в котором его принесли на последнюю встречу с подданными, и понесли тело усопшего обратно в опочивальню.

Пакс дождалась, пока все придворные покинут зал, а затем подошла к задержавшимся у дверей эльфам. Их лица были по-прежнему непроницаемы — даже для нее. Первым заговорил Амбротлин:

— Госпожа Паксенаррион, вы, по всей видимости, очень устали. Как вы думаете распорядиться ближайшими часами: собираетесь ли вы отдохнуть или сразу же примете участие в заседании Совета?

Пакс готова была лечь на пол и уснуть прямо в этом зале, на голом полу. Мысленно она обратилась за помощью к Великому Господину и другим богам. К ее удивлению, усталость почти мгновенно ушла из ее тела, и Пакс не без гордости улыбнулась эльфам:

— Посплю, когда все уляжется. Боги дают мне силу, когда это действительно очень нужно. Уж кому, как не вам, знать это, ведь, насколько мне известно, вы, эльфы, вообще очень редко спите.

— Очень немногим людям удается припасть к тем же источникам, из которых пьем мы, — мрачно произнес Амбротлин. — Впрочем, не могу не признать, что вы несколько отличаетесь от большинства людей. Не многие из них обладают и чем-либо похожим на эльфийское чутье. И все-таки, вы скажете нам, что вы решили?

— Скажу, когда пойму, чего хотят от меня боги. А кроме того, мое решение будет объявлено на Совете, — спокойно ответила Пакс. — Разумеется, вы тоже имеете право там присутствовать.

За дверью Пакс дожидался барон Хальверик.

— Госпожа Паксенаррион, я уверен, что вы страшно устали, и если вы хотите отдохнуть и помолиться перед тем, как идти на встречу с Правящим Советом, мы готовы подождать вас. Но столь важные государственные дела должны решаться по возможности быстро. Поэтому я хотел бы высказать пожелание всех членов Совета и просить вас не держать нас в неведении долго. Пожалуйста, как только вы примете решение, мы будем рады выслушать его.

— Господин барон, если Правящий Совет желает сейчас обсуждать вопрос престолонаследия, я готова присутствовать на этом заседании в любую минуту. Но, если я правильно поняла, вы только что собирались отправить гонцов к некоторым из членов Совета. Если у меня есть какое-то время до того, как Совет соберется в полном составе, я бы предпочла воспользоваться этим и немного поспать.

Барон кивнул:

— Полагаю, до того как Совет соберется полностью, у вас есть несколько часов. Те же члены Совета, кто уже присутствует во дворце, могут тем временем обсудить процедурные вопросы, а также текущие проблемы управления государством. Уверяю вас, мы занимаемся этим ежедневно уже в течение полугода практически без участия короля. Гонцы будут разосланы прямо сейчас, приглашен будет также и капитан ордена рыцарей Фалька. В том, что касается вопроса о престолонаследии, должен вам признаться, я опасаюсь малейшего промедления. Лично я отказываюсь от своих претензий на трон в вашу пользу. В настоящий момент большинство из ваших потенциальных соперников также согласны исполнить последнюю волю короля. Но…

— Это я прекрасно понимаю, — сказала Пакс. — Вы лучше скажите мне вот что: какие действия предпринял бы Правящий Совет, если бы у короля остался малолетний наследник?

— Ну, эта процедура нам уже знакома. Был бы создан Совет Регентов из членов Правящего Совета королевства, затем были бы установлены условия попечительства, и регенты принесли бы клятву верности наследнику. Потом последовало бы обсуждение целого ряда рутинных вопросов: составление и рассылка верительных грамот, передача в архив подписанного всеми регентами текста клятвы и многое другое.

— Скажите, а не мог бы Правящий Совет в полном составе выступить в качестве регента на какое-то врем?

— Но регента при ком? При вас? — Барон явно растерялся.

— Ну, скажем так: при том, кто взойдет на трон.

— Я об этом как-то не подумал, — разведя руками, признался Хальверик. — Золотой клинок Фалька! Если вы, госпожа Паксенаррион, все же станете нашей королевой, как я на это надеюсь, то, судя по всему, вы будете не только справедливым, но и мудрым правителем. Разумеется, в вашем предложении нет ничего противозаконного, и лично мне оно кажется более чем обоснованным. Помимо того, я позволю себе заметить, что вы действительно не знакомы ни с нашими законами, ни с традициями, и до тех пор, пока полностью не овладеете всеми тонкостями нашего уклада, Правящий Совет вполне мог бы выполнять регентские обязанности. — Поглядев через плечо Пакс на сопровождающих ее эльфов, он спросил:

— Такое решение устроило бы вас?

— Временное регентство? — переспросил Амбротлин. — Решать этот вопрос должен Правящий Совет. Впрочем, на мой взгляд, это предложение вполне разумно.

И опять Пакс не столько услышала, сколько почувствовала в голосе эльфа какую-то веселую нотку.

— Могу ли я предложить вам, госпожа Паксенаррион, проводить вас в выделенные вам покои? — спросил барон Хальверик. — Все, что вам потребуется…

Пакс кивнула, не дослушав очередной по—придворному многословной и цветистой фразы, смысл которой был ясен с первых слов. Барон повел ее вверх по лестнице, а затем по длинной анфиладе залов. Пакс даже не сразу поняла, что идет не в ту комнату, которую ей уже выделили раньше. Прежде чем она успела сформулировать этот вопрос, барон Хальверик сказал:

— Та комната находится слишком близко к королевской опочивальне. Сейчас она может потребоваться для тех, кому предстоит подготовить тело усопшего короля к прощанию, и в любом случае тихо в том крыле дворца в ближайшие часы не будет. Ваши вещи уже перенесены в бывшие покои королевы. Слуги также ждут вас там. — Обернувшись, барон Хальверик обратился к Амбротлину и еще двум эльфам, по-прежнему следовавшим за ними:

— Могу ли я просить вас оказать нам честь и остаться во дворце в течение некоторого времени? Комнаты вам будут предоставлены в том же крыле, где располагаются покои, выделенные госпоже Паксенаррион. Если вам что-то потребуется…

— Я обязательно останусь рядом с госпожой Паксенаррион, — ответил Амбротлин. — Уверяю вас, я не собираюсь беспокоить ее, вести с ней разговоры и каким бы то ни было образом мешать ей отдыхать или молиться, но я считаю, что кто-то из эльфов должен быть рядом с нею, если ей вдруг потребуется помощь, которую может оказать только мой народ. Разумеется, наше присутствие будет небесполезным, если госпоже Паксенаррион захочется навести какие-либо справки о прежних договорах между людьми и эльфами о совместном владении этим королевством.

Пакс снова искоса посмотрела на Амбротлина, и опять ее взгляд споткнулся о непроницаемое выражение его лица. Хальверик лишь молча кивнул, и вскоре они остановились перед высокой двустворчатой дверью, за которой явно скрывалось большое помещение.

— Покои королевы насчитывают несколько комнат, — доложил Хальверик. — Я надеюсь, что вам там будет удобно, уважаемая госпожа. А теперь прошу вас.

Пакс проследовала в распахнувшиеся перед нею двери. Переступив порог, она оказалась в просторной комнате, освещенной пламенем, пылавшим в камине, и высокими свечами. В комнате находилось несколько столов и удобных кресел. Старый Джуриам уже стоял посреди комнаты навытяжку; рядом с ним точно так же вытянулись две служанки в платьях цвета зеленой листвы. Кроме того, в комнате была и Льет, по-прежнему в доспехах. Из этой комнаты открывались двери в другие помещения. В одном из них Пакс успела заметить высокую кровать под балдахином, в другом — выстроившиеся вдоль стен книжные шкафы. На жаровне, поставленной в центре гостиной, соблазнительно булькал и пускал ароматный пар металлический кувшин. Хальверик поклонился и сказал:

— Госпожа Паксенаррион, позвольте откланяться. Желаю вам хорошо отдохнуть. Мне же остается только молить богов о том, чтобы они позволили вам исполнить последнюю волю нашего усопшего короля. — С этими словами он исчез за дверью. Пакс задумалась над тем, что следует делать дальше.

У Джуриама на этот счет никаких сомнений не было.

— Мне кажется, что вам будет гораздо легче, если вы снимете с себя кольчугу, — заметил слуга и подошел к Пакс. — Селла, — обратился он к одной из служанок, — принеси платье, которое мы согрели у камина. Господин эльф, осмелюсь предложить вам горячего пунша. Керис будет счастлива налить вам бокал. Керис, надеюсь, ты не забыла, что бокалы стоят вон в том буфете.

Вторая служанка поспешила выполнить распоряжение Джуриама. Амбротлин и его спутники, улыбнувшись, приняли из ее рук серебряные бокалы с ароматным пуншем. К этому времени Джуриам уже помог Пакс снять меч, перевязь и стянуть кольчугу. Если для Пакс посторонняя помощь в таком деле была чем-то новым и непривычным, то Джуриам знал свою работу прекрасно и действительно избавил Пакс от лишних усилий. Она не успела оглянуться, как ее облачили в теплое яркое платье и усадили к огню, подав бокал горячего пунша. Пакс внимательно посмотрела на Льет.

— Уважаемая госпожа, — осторожно заговорила Льет, — Правящий Совет решил, что вас должны сопровождать оруженосцы, как это положено нашему правителю. Я предложила свои услуги на эту ночь, поскольку мы с вами уже знакомы. Эскерьель сейчас несет скорбную службу.

— Для меня это большая честь, — искренне сказала Пакс. — Вы ведь знаете, что я пока не дала своего согласия…

— Да, я знаю об этом. Но если вы все же согласитесь, то такое сопровождение будет тем более уместно. Однако в любом случае я рада оказаться у вас на службе, пусть даже на короткое время.

— Послушайте, Льет, вроде бы, когда мы с вами увиделись в первый раз, на вас не было доспехов, — заметила Пакс.

Мимолетная улыбка коснулась губ Льет.

— Разумеется, мы не всегда надеваем доспехи, находясь во дворце. Но поймите меня правильно, уважаемая госпожа: мы оказались в промежутке — надеюсь, кратком — междувластия. Вы еще не приняли на себя обязательств правления, но и защита короны на вас тоже не распространяется. Поэтому я решила, что мне будет лучше сменить церемониальный мундир оруженосца на доспехи и провести первую ночь у вас на службе в полном вооружении. Не хочу вас пугать, но это может оказаться необходимым в том случае, если кто-то из лионийской знати затевает что-нибудь недоброе.

Амбротлин улыбнулся и сказал:

— Льет, а вы, оказывается, мудрый оруженосец. По правде говоря, мы остались тут по этой же причине.

— Неужели вы опасаетесь за мою безопасность здесь, во дворце? — удивленная, переспросила Пакс.

— Госпожа, вы — паладин. Злые помыслы не могут овладеть вами без вашей на то воли. Но удар кинжала в спину несет в себе смертельную угрозу любому из нас.

— Да кому ж придет в голову ее убивать? Она ведь… — растерянно проговорил Джуриам.

— Джуриам, успокойся. Ты же не станешь отрицать, что злые силы терзают наше королевство уже долгие годы. Неужели ты думаешь, что зло сдастся так легко? Если наша гостья является надеждой для нашего королевства, то она тем более может стать мишенью для тех, кто сознательно или бессознательно служит силам зла.

— Паладины для того и существуют, — заметила Пакс, — чтобы не избегать конфликтов и противостояний, а, наоборот, вступай в любую схватку, чтобы все противоречия разрешались в честном бою.

Амбротлин сказал с улыбкой:

— Все это так, но на всякий случай сегодня вас будут охранять многолетняя верность Джуриама королевскому дому, честь верной последовательницы Фалька Льет и эльфийское чутье, способное заметить появление любой опасности. Так что, госпожа Паксенаррион, вы можете спокойно отдыхать или обращаться к богам с молитвой: мы обеспечим вашу безопасность.

Пакс кивнула:

— Большое вам спасибо. Всем вам.

Она обменялась со своими спутниками еще парой фраз, и через несколько минут Льет проводила ее в спальню. Впервые в жизни Пакс спала под шикарным балдахином с вытканными на нем цветами и лозами, лежа на тонких простынях, окантованных золотой вышивкой. Уснула она сразу же и спала лучше, чем сама ожидала. Проснулась же Пакс незадолго до рассвета по сигналу горна, прозвучавшему на сторожевой башне. С минуту Пакс еще полежала неподвижно, глядя в бледное, чуть светлеющее небо за окном. В комнате было еще темно, и лишь на фоне окна Пакс заметила стоящую на страже Льет. Она потянулась, зашуршала одеялом, и Льет обернулась.

— Уважаемая госпожа, сейчас очень рано, и если вы хотите, можете еще поспать.

Пакс чувствовала, как сонливость уходит из нее с каждой минутой.

— Нет-нет, благодарю вас, я вполне отдохнула.

— Если вы позволите, я разожгу камин, — предложила Льет.

Пакс вспомнила, что в спальне тоже есть камин, но, по правде говоря, такая роскошь была ей непривычна и казалась чем-то излишним. Она отрицательно покачала головой, а затем, вспомнив, что в темноте Льет вряд ли увидит это, сказала:

— Да нет, спасибо, и так хорошо. Скажите, где я могу найти тихое место, чтобы спокойно подумать и помолиться?

— Здесь. Я останусь за дверью, и уверяю, никто не будет допущен к вам до тех пор, пока вы сами не разрешите.

— Очень хорошо, — сказала Пакс, затем откинула одеяло и встала с кровати.

Льет тотчас же вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Пакс подошла по ковру к окну и выглянула во двор. В белесой предрассветной мгле замок и главный его двор представляли собой странное, какое-то колдовское зрелище. Пакс разглядела около главных ворот несколько человеческих силуэтов, темных на фоне снежного покрова. На востоке, над гребнем стены, прямо на глазах светлело: под темно-синей полосой стали появляться зеленоватые отсветы. Распахнув окно, Пакс высунулась в проем и посмотрела вверх. Последние ночные звезды догорали и гасли в небе одна за другой.

Пакс вновь поглядела вниз, во двор. Из трубы невысокого темного флигеля, стоявшего напротив, к небу поднимался столб дыма. Затем дым появился и еще над одной трубой по другую сторону двора. Пакс вспомнила, как, стоя на страже на крепостной стене, они с товарищами ждали, когда поднимется первый столб дыма над кухней, означающий скорый подъем всей роты и смену караула. А сейчас ей предлагали стать хозяйкой всего этого — этого двора, этого замка, всей этой страны. Причем Лиония всегда была богатым королевством: ее небольшие поля давали хорошие урожаи, а в лесах было полно дичи. Облокотившись о подоконник, Пакс позволила себе несколько минут помечтать, представив себя королевой в этом замке. Пожалуй, она смогла бы быть доброй к своим подданным — это первое, что пришло Пакс в голову. Наверное, у нее неплохо получилось бы управлять хозяйством страны и даже заниматься политикой. Разумеется, ей многому пришлось бы учиться, но главное у нее уже есть — даже отсюда, из замка, она чувствовала душу леса, могла раскрыть свой разум и впитать в себя душу всего королевства. Оно лежало перед ее внутренним взором как огромный разноцветный ковер, и Пакс сразу видела те места, где что-то пролилось грязным пятном на ткань этого ковра, или места, где он вытерся и готов был порваться. Еще Пакс почему-то сразу вспомнила Льет и Эскерьеля, которые стали бы ее верными друзьями и доверенными слугами. Она представила себе, как они будут охотиться в лесах, как она поскачет на своем гнедом коне, резвом и неутомимом, словно северный ветер. На этом мечты Пакс оборвались. Ей стало совершенно ясно, что гнедой — это вовсе не тот конь, который нужен королеве, а жизнь в королевской конюшне, состоящая в пережевывании лучшего овса и редких прогулках по окрестным лесам, никак не подходит ее скакуну. Пакс вздохнула, отошла от окна и подсела к камину, в котором уже лежали аккуратно сложенные дрова, ждавшие только того, чтобы к ним поднесли лучину.

Мысли Пакс освободились от тронов и корон, покинули их и воспоминания о правящих советах, королевских дворах и тонкостях этикета. Мысли Пакс практически застыли на месте. Ее разум был неподвижен, как бывает неподвижна гладь лесного озера в тихий день. Что в этом мире она на самом деле знала и в чем понимала толк? Ей была ведома тяжесть меча в руке. Знала она и страх, заставляющий дрожать колени, и родную сестру этого чувства — безудержную ярость упоения боем. Знала и вкус хлеба, который утоляет голод, блаженство тепла, приходящего на смену стуже. То, что Пакс действительно знала, постепенно проходило перед ее внутренним взором. Затем перед ним прошли образы тех, кто встретился ей в жизни и помог стать тем, кем она стала сейчас: Сабен, магистр Оукхеллоу, Стэммел, Алиам Хальверик, герцог Пелан… Затем исчезли и эти образы. Перед ее мысленным взором взвились языки пламени, а до внутреннего слуха донеслись звуки торжественной песни, почти гимна. Из пламени стало расти дерево, тут же сгоравшее и одновременно остававшееся нетронутым огнем. Затем гнедой конь прорвался сквозь пламя на ледяном зимнем ветру и унес ее куда-то далеко, в край цветущих лугов и вечной радости.

Пакс пришла в себя, услышав стук в дверь и потрескивание дров в камине. Тряхнув головой, она встала и открыла дверь спальни. К этому времени, как она успела заметить, уже наступил день. Зимнее яркое, но холодное солнце заглядывало в обращенное на юг окно ее комнаты.

— Мы уже стали беспокоиться, уважаемая госпожа, — чуть виноватым голосом произнесла Льет, стоявшая на пороге. За ней Пакс увидела баронов Хальверика и Бельварина.

— Прошу прощения, — поспешила извиниться она. — Когда с тобой говорят боги, бывает очень трудно понять, сколько времени прошло, и заставить себя прекратить этот разговор.

Трое стоявших перед Пакс людей изумленно глядели на нее, явно заметив в ее лице что-то такое, что сама она еще не успела почувствовать.

— Когда вы будете готовы, — сказал наконец барон Бельварин, — Правящий Совет будет счастлив встретиться с вами.

— Я мигом, — заверила их Пакс.

Она чувствовала себя полной сил и отдохнувшей. Бароны покинули королевские покои, и Пакс обратила внимание на то, что Джуриам уже подогрел большой котел с водой, приспособив его на углях камина в гостиной. Эльфы по-прежнему стояли на страже у входной двери. Амбротлин кивнул Пакс и сказал:

— Похоже, госпожа, нет смысла спрашивать о том, как вы отдохнули. По крайней мере нам, эльфам, очевидно, что время, проведенное в уединении, не было потрачено впустую. Боги явно позаботились о вашем физическом отдыхе и душевном спокойствии.

— Я видела ваше Великое Дерево, — сказала Пакс. Еще за секунду до этого она и сама не знала, как назвать то неясное видение, промелькнувшее перед ее мысленным взором.

— Правда? — с искренней радостью в голосе переспросил Амбротлин. — Тогда я позволю себе выразить надежду, что вы получили благословение от его листьев. Если вам суждено хотя бы ненадолго остаться в этом королевстве, милость Великого Дерева придется вам очень кстати.

Пакс приняла ванну и оделась чуть быстрее, чем того хотелось бы Джуриаму. Она шутливо подгоняла старого слугу, не давая исполнить все казавшиеся ему незыблемыми обязанности.

— Поймите, Джуриам, — успокаивала его Пакс, — вы привыкли служить знатным персонам королевских кровей. А я — всего лишь паладин, воин богов, а вовсе не королева и даже не принцесса. Вот привыкну я к вашей роскоши и постоянной заботе, и что тогда? Каково мне придется, когда всего этого рядом не окажется? Например, в очередном походе?

— Нет… но все-таки…

— Джуриам, вы и так очень много для меня сделали. Достаточно. Ваша забота просто опасна для моего боевого духа.

В первый раз за все это время старик улыбнулся Пакс:

— Ну уж, скажете тоже. Ладно, в следующий раз приведу вас в порядок по-настоящему. Вот увидите, богам вовсе не противны чистота, уход и даже некоторый комфорт в жизни. А что касается опасности привычки к этим радостям, то, насколько я могу судить, вы опытный закаленный воин и едва ли привыкнете к комфорту настолько, что не сможете без него обойтись. Такие же, как мне кажется, у вас отношения и с едой. Вы не прочь хорошо и вкусно покушать, но, если нужно, готовы долгое время недоедать и даже голодать.

— Вы, как всегда, абсолютно правы. Эх, грибочков бы сейчас! — Пакс засмеялась и попросила Льет помочь ей застегнуть кольчугу. — Джуриам, вы уж поберегите свои силы для правителя королевства, договорились?

Старый слуга кивнул и сказал:

— Надеюсь, что этим правителем будете вы, моя госпожа. Это все, что я могу сказать вам сейчас.

— Джуриам, на все воля богов. Вашему королевству сейчас на самом деле нужна помощь, и думаю, боги действительно лучше знают, каким образом я могу оказать ее.

Правящий Совет собрался в Зале Листа. Большинство его членов уже были знакомы Пакс. Те, кто отсутствовал на ночном собрании, были наскоро ей представлены: капитан рыцарей ордена Фалька, вдовствующий супруг скончавшейся при родах королевы и, кроме них, еще несколько представителей лионийской знати. Пакс заранее готовила себя к тому, что вдовец королевы ей не понравится, но он оказался именно таким, каким описал его Джуриам: добродушным, искренним, быть может, слегка ограниченным в своих воззрениях на мир, но действительно лишенным каких-либо политических амбиций. Совершенно другим был капитан рыцарей Фалька: родившийся в смешанном эльфийско-человеческом браке, он был выше Пакс ростом и, как только их представили друг другу, с вызовом посмотрел ей в глаза и спросил:

— Значит, говорите, паладин Геда? — Его рукопожатие было крепким, но ни в коем случае не причиняющим боль. — Вы не похожи на других, кого я знал.

— Я согласна с вами, — сказала Пакс и замолчала.

— Мне приходилось о вас слышать, — продолжал рыцарь Фалька. — Из того, что мне известно, я, признаться, делаю вывод, что вы не лучший кандидат на корону нашего королевства.

— И, как вы, должно быть, уже знаете, — ответила Пакс, — я вовсе не рвусь завладеть ею.

— Об этом мне уже сообщили, — сказал он. — Ну что ж, непостоянство в решениях никогда не было отличительной чертой паладинов. Если сказали «нет», то не отказывайтесь от своего мнения, пока вам не представят действительно серьезных аргументов. — На миг он в задумчивости прикусил губу, а затем произнес:

— Честно говоря, я был удивлен, что вы так отнеслись к предложению Правящего Совета. Но как знать, может быть, мы, фалькианцы, действительно больше ценим возможность командовать и распоряжаться, чем последователи Геда.

Пакс вспомнила Верховного Маршала и не без труда подавила усмешку:

— Уверяю вас, что стремление покомандовать — вовсе не редкость и среди тех, кто поклоняется Геду.

— Ах вот как! И вы, стало быть, являетесь исключением?

— Это зависит от конкретного стечения обстоятельств, — ответила Пакс.

— Ну да, разумеется. Как же повлияет на ваше решение данное стечение обстоятельств?

— Господин капитан, как только заседание Правящего Совета будет официально объявлено открытым, я обращусь ко всем его членам, и вы вместе с остальными узнаете, к какому мнению я пришла после молитвы, обращенной к моим богам.

— Ну что ж, вы удачно поймали меня на излишнем нетерпении, за что я получил хорошую отповедь, — сказал фалькианец, опустив глаза. Пакс как-то не поверила в то, что он на самом деле раскаивается и признает свою не правоту. Впрочем, в данный момент это не было для нее столь важно.

К этому времени все члены Совета собрались в плотный полукруг, обращенный к стоявшему посреди зала креслу. Барон Хальверик посмотрел на Пакс и, когда она кивнула ему, начал говорить:

— Дамы и господа, почтенные члены Правящего Совета! Мы собрались здесь, чтобы обсудить и постараться исполнить последнюю волю только что покинувшего наш мир короля. Кроме того, нам предстоит урегулировать вопрос управления государством в переходный период. Но это уже не столь важно. Я полагаю, всем вам известно, что король перед смертью попросил вот эту госпожу — паладина Геда, приехавшую к нам с мечом наследника короля Фалькьери, — стать его преемницей на троне Лионии. Она же, в свою очередь, отказалась принять это предложение, не испросив совета у Великого Господина и своего небесного покровителя святого Геда. Большинство из нас видели, как вчера ночью она вынула тот самый меч из ножен и он загорелся у нее в руках ярким голубым светом. — С этими словами барон обернулся к Пакс:

— Действуя в качестве временного регента, я прошу вас, госпожа Паксенаррион, от имени всех членов Правящего Совета Лионии вновь обнажить этот меч и дать нам свой ответ.

Пакс положила ладонь на рукоять меча, но не стала доставать его из ножен. Она медленно обвела глазами полукруг придворных, стремясь встретиться взглядом с каждым из них. Ее даже удивило то единодушие, которое она читала в глазах собравшихся, независимо от их ранга и принадлежности к человеческой, эльфийской или смешанной расам. Пораженная таким единодушным одобрением своей кандидатуры, она набрала побольше воздуха в легкие и начала говорить:

— Дамы и господа, почтенные члены Правящего Совета Лионии! Уважаемые представители эльфийских родов! Для меня было безмерной честью получить от вашего короля такое предложение. Но, как вам известно, паладины не свободны в выборе своей судьбы. Они лишь исполняют волю почитаемых ими богов. Я прибыла сюда по воле моих небесных покровителей. Мое задание до сих пор не выполнено. После долгой молитвы я, как мне кажется, сумела понять, в чем смысл моего появления в Лионии именно в этот трудный и столь важный для вашей страны момент. — Пакс сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и обратила внимание на то, как тихо было в зале. Никто не произнес ни слова, все стояли неподвижно. Казалось, даже дрова в обоих каминах горят, не издавая ни звука. — Так вот, уважаемые члены Правящего Совета, я считаю своим долгом сообщить вам, что цель моего приезда в Лионию состоит не в том, чтобы стать вашей королевой. — При этих словах по залу прокатилась волна возгласов удивления и разочарования. Не обращая на них внимания, Пакс продолжала говорить:

— Поверьте, для меня было бы огромной честью принять ваше предложение. Но уверяю вас, мое предназначение заключается не в этом, и я не могу отступиться от того, что предначертано мне богами. — В зале вновь наступила полная тишина. — Почтенные члены Правящего Совета! Я не могу остаться безучастной, видя, перед какой опасностью стоит ваше королевство. И свое предназначение я поняла так: я не должна становиться вашей королевой, но должна попытаться, если будет на то благословение высших сил, найти вам правителя — того, кто должен быть на том месте, которое вы предложили мне. Полагаю, что именно для этого попал ко мне в руки меч, являющийся реликвией вашего королевского дома. Именно поэтому он и отзывается на мое прикосновение, признавая меня своей временной хозяйкой. — С этими словами Пакс выхватила меч из ножен, и яркий голубой свет залил помещение. — Не я должна править в вашем королевстве, — повторила она, вновь вкладывая меч в ножны, — но тот, кого я постараюсь найти и кто является законным владельцем этого клинка.

— Но ведь он мертв! — позволил себе нарушить тишину барон Бельварин. — Этот меч был выкован для сына Фалькьери, а он мертв!

— Это точно? — спросила Пакс.

Многие придворные подняли глаза, услышав этот вопрос, и Пакс увидела, что далеко не все члены Совета так уверены в смерти наследника.

— Я здесь человек чужой, — сказала Пакс, — и может быть, я по-иному воспринимаю то, к чему вы уже привыкли. Принято считать, что наследник погиб. Но что может служить доказательством этого?

— Там все было обыскано… тела… королева… Пакс остановила поток возгласов, требовательно подняв руку:

— Так. На них напали — это известно. Королева была убита. Насколько я знаю, с этим тоже все ясно. А сам принц? Ведь его тело так и не нашли. Может быть, он остался жив?

— Если ему удалось остаться в живых, то почему мы ничего о нем не слышали все эти годы? — спросил один из придворных. — И как мог ребенок четырех лет выжить в лесу один?

— Я не могу ответить, как ему удалось выжить, где он сейчас и почему никто о нем ничего не слышал, — сказала Пакс. — Но я убеждена в том, что он тогда не погиб. За вчерашний вечер и последовавшую за ним ночь я узнала много нового. Я слушала всех, кто говорил со мной, и услышала то, что было сказано, а не то, что все привыкли вкладывать в эти слова. — Неожиданно Пакс обернулась и обратилась к Амбротлину:

— Повторите, пожалуйста, что вы ответили Алиаму Хальверику, когда он предложил вернуть этот клинок изготовившим его эльфам.

Глаза эльфа недовольно сверкнули, но он четко ответил:

— Мы предложили вернуть этот меч тому, для кого он был выкован.

— Но ведь получается… — Барон Хальверик сам оборвал себя на полуслове, пытаясь сформулировать то, что стал понимать:

— Получается, что вы… вы знали, что принц жив. Лично вы знали об этом?

— Если кто и мог об этом знать, — сказала Пакс, — то именно эльфы. — Она видела удивленные лица придворных, чувствовала, как в некоторых из них начинает закипать гнев, и поспешила высказать им свои соображения и подкрепить их признаниями некоторых собеседников. — Все посчитали, что малолетний наследник погиб в том бою. Узнав о послании эльфов, вы совершенно однозначно сделали вывод, что его не следует понимать буквально, что в нем имеется в виду другой человек или вообще что-то иное. Но если предположить, что принц был жив — по крайней мере тогда, — то эльфы могли иметь в виду буквально то, что и было сказано в этом послании.

— Так был он жив тогда или нет? — сурово спросил барон Хальверик у Амбротлина.

Эльф кивнул и совершенно безучастным голосом сказал:

— Да, он был жив.

— Но почему вы не сообщили нам об этом? Почему… ведь мы могли спасти его…

Амбротлин не дал барону договорить:

— Почтенные дамы и господа! Спасти его все равно никому бы не удалось. Дело в том, что поначалу мы тоже полагали, будто он погиб. Никому из наших магов не удавалось перехватить его след в тонком мире. А потом, когда совершенно случайно кто-то из эльфов увидел его вновь, он был… — Оборвав себя на полуслове, эльф задумался, явно подбирая подходящие слова. — В общем, он больше не был принцем.

В зале повисла напряженная тишина. Нарушил ее барон Бельварин:

— Что вы имеете в виду? Тот, кто рожден принцем, всегда останется…

— Нет. Он сильно изменился. Мы пришли к выводу, что ему больше не суждено быть правителем.

— Ах, они пришли к выводу! Да как вы смеете! Вы…

— Не забывайте, ваше превосходительство, что наследник был сыном моей сестры. — Амбротлин произнес это так сурово, с таким холодом в голосе, что все невольно поежились. — Внук моей матери, цветок эльфийского леса; мы любили его не меньше, чем вы как наследника вашего трона. Кроме того, вы знаете, или должны знать, что у нас, эльфов, очень редко рождаются дети. Наверное, вам известно, как мы дорожим ими. И тем не менее мы приняли именно такое решение. Да, мы, которые знали и любили его мать в течение стольких веков, что вы, люди, назвали бы это время вечностью. И все же мы так решили. Если бы вы сами увидели его тогда, господин барон, вы пришли бы к такому же выводу. Более того, боюсь, вы были бы еще строже и суровей к бывшему наследнику, ибо вряд ли узнали бы в нем потомка королей.

— Что же с ним случилось? — разнесся в полной тишине по залу голос Пакс.

Амбротлин, стараясь подавить в себе гнев, обернулся к ней и заговорил, тщательно подбирая слова:

— Уважаемая госпожа, точно нам это не известно. Он был весь изранен — как физически, так и душевно. Мы могли лишь предположить, что на какое-то время он попал в рабство к жестокому и бездушному хозяину. И занесло его при этом в какие-то очень дальние края, потому что, как я уже говорил, даже эльфийское чутье оказалось бессильно, ни один из наших магов и следопытов не мог почувствовать ни малейшего его следа. Когда же мы наконец обнаружили его, душа бывшего наследника была полна страха, смешанного с беспредельной тоской и темным гневом.

Пакс, повернувшись так, чтобы говорить не только с Амбротлином, но и со всеми присутствующими, сказала:

— Значит, какое-то время назад принц еще был жив. По крайней мере несколько лет спустя после того, как все сочли его мертвым. Может быть, он жив и сейчас и уже сам успел обзавестись наследниками. — Вновь посмотрев в глаза Амбротлину, она спросила:

— Так он жив?

— Я позволю себе переспросить уважаемого паладина Геда: вы уверены, что вам следует знать ответ на этот вопрос?

— Амбротлин, я задаю эти вопросы не для своего удовольствия. Я действую по воле Великого Господина. И нужно это не мне, а королевству.

— Ну что ж, госпожа, да будет так. В таком случае я отвечу вам: да, он жив.

— Вы знаете, где он находится? Вам известно его имя?

— Здесь я вам помочь не могу, — сказал Амбротлин. — Вы до сих пор не спросили меня, почему он сам за все прошедшие годы не объявился в Чайе и не заявил о своих правах на престол. Я отвечу вам на этот не заданный вопрос: он ничего не помнит. Его память была уничтожена, стерта. Впрочем, если только… — На мгновение Амбротлин отвел взгляд, но затем снова пристально посмотрел в глаза Пакс. — Если бы… Мы, эльфы, не любим этого выражения, но в данном случае я позволю себе воспользоваться им. Так вот, если бы нападение произошло на обратном пути из эльфийского леса в Чайю, последствия пленения не были бы для принца такими ужасными. Пробужденные эльфийские способности уберегли бы его память и разум хотя бы в какой-то степени. Но случилось то, что случилось, и сейчас он не знает ни своего настоящего имени, ни титула. Когда принц вернулся в Союз Восьми Королевств, человек, взявший его к себе на службу, случайно догадался, кем он может быть. Но, будучи человеком мудрым, он справедливо рассудил, что бывшему наследнику больше нет места при королевском дворе. Поэтому он решил не говорить мальчику ничего о его прошлом.

— Кто этот человек? — спросил барон Хальверик. — Где это случилось? В Лионии? В Придите?

— Я не могу вам помочь, — повторил Амбротлин.

— Не можете или не хотите? — жестко переспросила Пакс.

— Уважаемая госпожа, я все сказал. Мы, эльфы, не считаем его способным занять трон королевства. У него был шанс проявить свою наследственность и волю к обладанию властью. Он не воспользовался им и отступил.

— Почему вы его не исцелили? — неожиданно вступил в разговор Бельварин. — Неужели вы не могли применить все свои магические способности сразу же, как только нашли его после нескольких лет отсутствия?

Амбротлин приложил к груди руку, давая этим понять, что готов поклясться в искренности своих слов.

— Мы не могли сделать этого, не рискуя причинить огромный вред как самому наследнику, так и всему королевству. Если бы нам удалось, скажем, восстановить в памяти принца его имя и титул и при этом оставить его без составлявшего часть его разума чутья эльфийских миров, что бы с ним тогда стало? Мы решили даже не пытаться. Бывает, что само время лечит лучше, чем любая магия — эльфийская или человеческая. Мы стали ждать. Мы наблюдали за ним издали. Ни единого ростка, который нам следовало бы лелеять и выхаживать, в нем не появилось, и мы не желали приносить еще больше смятения и хаоса в душу того, кто и так изрядно настрадался и многое перенес в своей жизни. — Выждав, пока уляжется поднявшееся в зале волнение, Амбротлин закончил свою речь:

— Что касается вопроса о престолонаследии, я повторяю: мы не будем давать королевскому дому советов. Но вынужден сообщить вам, что мы не станем никоим образом помогать вам разыскивать того, кого не считаем способным взойти на престол и править этим королевством. Если вам удастся найти его самим, несмотря на все наши предостережения… ну что ж, тогда посмотрим.

Внимательно слушая эльфа, Пакс вдруг почувствовала в себе неизвестно откуда взявшуюся уверенность, что ключ к разгадке у нее уже есть. Нужно было время, немного тишины и спокойствия, чтобы сложить вместе рассыпавшуюся перед ней мозаику. Разумеется, в течение следующего часа о тишине и спокойствии нечего было и думать. Правящий Совет Лионии гудел, как пчелиный улей. Члены Совета стали подсчитывать, сколько лет должно быть теперь принцу, они пытались догадаться, кем он мог стать и в каких краях поселиться. Этими вопросами пэры и бароны одолевали эльфа. Тот вежливо, но непреклонно уходил от какого бы то ни было конкретного ответа. Пакс отошла в сторонку, к камину, и попыталась сосредоточиться на том, что успела услышать за предыдущий день и за время, прошедшее с начала заседания Совета. Время от времени она прислушивалась и к тому, что происходит в зале. Наконец, когда она поняла, что одни и те же предположения и догадки, высказываемые одними и теми же членами Совета, начали повторяться по третьему разу, Пакс решительно подняла руку, призвав всех к молчанию. В зале действительно мгновенно воцарилась тишина.

— Дамы и господа! Почтенные члены Совета и уважаемые эльфы! — обратилась к собравшимся Пакс. — Я повторю вам, что цель моего появления в Лионии — найти наследника вашего престола и помочь ему взойти на трон. Это невозможно без вашей поддержки. И я должна заручиться вашим согласием признать того короля, которого я разыщу и приведу к вам. — Пакс сама удивилась, как легко и спокойно произнесла она эти дерзкие слова. Судя по всему, боги действительно по-особому подвешивали ей язык, когда намеревались с ее помощью донести что-то до смертных. — Итак, я отправляюсь на поиски принца и вернусь либо с ним, либо с его наследниками. Согласны ли вы на это?

Члены Совета какое-то время поспорили между собой. Некоторые из них считали, что лучше все же возвести на трон уже имеющегося в их распоряжении паладина, чем дожидаться, пока найдут — неизвестно еще, живого ли — принца, который к тому же, если верить эльфам, абсолютно не годится на роль правителя и недостоин даже усилий, которые будут затрачены на его поиски. Пакс пришлось еще раз твердо отказаться от предлагаемой ей короны, и Правящий Совет, не видя другого выхода, был вынужден согласиться с ее предложением. Последним свое согласие выразил Амбротлин. Эльф лишь кивнул головой, а перед этим долго и пристально смотрел Пакс в глаза.

— Если вы найдете его и сумеете доказать нам, что скопившийся в нем за все эти годы гнев не разорвет на куски наше королевство, мы признаем его. И если нам это удастся, мы попытаемся восстановить его эльфийские способности.

— Да будет так, и да исполнится воля Великого Господина, и пусть пребудет с нами наш небесный покровитель Гед! — торжественно произнесла Пакс и добавила:

— Я верю в то, что мы найдем принца и что он сможет достойно править этим королевством. Иначе боги не стали бы отправлять меня в этот поход.

— Да будет так! — со вздохом сказал Амбротлин. — Если действительно дело обернется так, что злые козни окажутся разрушены, то безмерная радость посетит наш эльфийский род — род Источника.

— Я собираюсь задать вам множество вопросов, — сказала Пакс, — и с вашей стороны самым мудрым решением будет не пытаться уйти от ответов, а, наоборот, отвечать по возможности полно, четко и, разумеется, искренне.

Эльф удивленно поднял брови, и на его губах мелькнула насмешливая улыбка.

— Что я слышу? Человек, пусть даже паладин, собирается учить эльфов тому, что есть мудрость? Впрочем, пожалуй, к этому все и идет. Ладно, посмотрим, как оно обернется в будущем. Разумеется, я отвечу на все вопросы, и клянусь своей честью и честью своего рода, что в ответах моих будет только правда. Пусть это поможет восстановить мир и покой в Лионии!

Глава XIX

— Раз уж вы решили, что ваш долг — найти наследника нашего престола, — начал свою речь капитан рыцарей Фалька, — мы, в свою очередь, считаем своим долгом попытаться помочь вам в этом благородном деле.

Пакс не могла не улыбнуться, глядя на выражение его лица.

— Вы знакомы с Верховным Маршалом Арианией? Лицо рыцаря дрогнуло, но он спокойно ответил:

— Да, мы как-то встречались с ней в Верелле. Потрясающая женщина.

— Может быть, она успела посвятить вас в некоторые тайны моего прошлого? — с полным безразличием на лице осведомилась Пакс.

— Ну… — Фалькианец явно растерялся, получив столь дерзкий вызов. — Да хранит меня Фальк! — выдохнул он наконец. — У меня нет никаких причин сомневаться в том, кто вы и являетесь ли той, за кого себя выдаете. Всем известно, что паладины не могут лгать, не потеряв своих способностей. Если говорить совсем честно, то мое несколько настороженное к вам отношение вызвано лишь тем, что я в какой-то мере считаю: рыцарь ордена Фалька вполне управился бы с тем делом, для исполнения которого Великий Господин назначил одного из паладинов Геда.

— Я прошу учесть, что любой член вашего ордена, рожденный и выросший в Лионии, изначально признавал смерть принца свершившимся фактом, — осторожно заметила Пакс. — Быть может, именно мое неведение сыграло в мою пользу, когда высшие силы выбирали смертного исполнителя своей воли.

— Странно, такие рассуждения я скорее готов был услышать от киакдана, а не от последователя Геда. Пустота требует заполнения — не это ли вы хотите сказать?

— Не совсем так, — покачала головой Пакс. — Хотя, может быть, вы уже знаете, что окончательное исцеление моих душевных и физических ран я получила от одного из киакданов. А сказать я хотела лишь то, что новый принятый на службу офицер всегда может заметить недостатки подразделения, с которыми старослужащие привыкли мириться и даже перестали замечать их.

— Ну что ж, вы использовали образ, близкий нам обоим как воинам.

— Скажите мне лучше, госпожа Паксенаррион, как и где вы собираетесь начинать свои поиски? В Союзе Восьми Королевств немало мужчин подходящего возраста, и даже если мы отбросим всех темноглазых брюнетов, заведомо не являющихся наследниками нашего престола, то все равно поле деятельности остается более чем обширным. — С этими словами барон Хальверик налил Пакс и капитану рыцарей Фалька сиба из большого кувшина.

На этот раз старейшие пэры и бароны собрались вместе с Пакс и капитаном ордена Фалька в покоях королевы. Приглашены были в первую очередь те, кто мог вспомнить что-либо о королеве и наследнике. Эльфы удалились, чтобы отдать последние почести усопшему королю в соответствии с их обычаем. Уходя, они пообещали Пакс вернуться по первому ее зову.

На некоторое время Пакс замолчала, пытаясь уловить в водовороте бурливших у нее в голове мыслей ту, что выражала волю высших сил.

— Я думаю, — проговорила она, — что начать нужно с истории этого меча. Я собираюсь переговорить с вашим племянником, господин барон. Мне нужно будет посетить Алиама Хальверика, увидеть то место, где он нашел меч, и услышать от него точно, слово в слово, то сообщение, которое передали ему эльфы. Насколько я понимаю, они предложили Алиаму Хальверику передать этот меч тому, для кого он был выкован. И сказано это было так, словно в то время он мог сделать это, выполнив пожелание эльфов буквально. Если бы так все и произошло, то меч попал бы в руки своего владельца и подтвердил, что тот является принцем. Но, по всей видимости, ваш племянник не знал, что где-то в его окружении находится принц. Не знал он и того, что этот меч заколдован. По крайней мере, так нам сообщил Амбротлин. Нужно будет подробнее расспросить его об этом. А пока что я хотела бы просить вас рассказать мне все, что вы помните о юном принце. Джуриам, предлагаю начать с вас.

— Уважаемая госпожа, я ведь и сам тогда был почти мальчишкой. Столько лет прошло, многое забылось. Но в любом случае я запомнил принца очень живым и непоседливым ребенком. Четыре года ему было или пять… Умел он задать нам жару. У него были рыжевато-золотистые волосы, почти такие же, как у его отца, разве что чуть светлее, как это часто бывает у детей.

— Какие-нибудь особые приметы у него были?

— По крайней мере мне об этом неизвестно, уважаемая госпожа. Кто бы доверил нянчиться с младенцем совсем юному пажу, у которого еще нет своих детей? Я встречался с ним, только когда он чуть подрос и стал бегать по дворцу. Я помню, как однажды он вылез через окно на карниз и по дороге спихнул с подоконника вазу с цветами…

— Как же, как же, помню я этот случай, — вступил в разговор лорд Хаммарин. — Видит Фальк, этот мальчишка действительно не раз и не два заставлял нас серьезно переживать за него. Очень уж он любил залезать куда-нибудь повыше. А в тот раз цветы вместе с вазой полетели вниз, во двор замка, едва не угодив в голову старине Ферсину, да упокоят боги его душу. Осколки вазы разлетелись по всему двору. А было принцу тогда года три, не больше.

— Джуриам, тебя ведь послали тогда снимать его с карниза? — спросил барон Хальверик. — Насколько я помню… Джуриам кивнул и, преодолевая смущение, ответил:

— Да, мой господин, так и было. Я оказался ближе всех и, кроме того, самым легким из тех слуг, что были под рукой. Все опасались, что карниз или крепление подоконника могут не выдержать слишком большого веса. Дело ведь было еще до того, как отремонтировали это крыло замка. Так вот, я высунулся наружу, вылез на подоконник и понял, что дальше не смогу продвинуться ни на дюйм — так страшно мне было. Признаюсь вам, уважаемая госпожа, высоты я всегда ужасно боялся. А принц, увидев это, возьми да и скажи: «Не бойся, Джуриам, я сейчас сам слезу». И проворно так слез по карнизу прямо ко мне. Держался он уверенно, как кот на толстой ветке дерева.

— Что-нибудь еще можете вспомнить?

— Вы только не подумайте, что он был испорченным, избалованным ребенком, — вступил с разговор пэр Хальварин, пожилой лысый мужчина с серыми глазами. — По крайней мере не больше, чем любой другой принц в его возрасте. Любили его, конечно, все, в первую очередь родители. Он был гордостью нашего замка, гордостью рода правителей Лионии. Но следует отметить, что отец всегда настаивал, чтобы наследник был вежлив с придворными. И надо сказать, мальчик понимал, о чем идет речь, и никогда не изводил нас просто так, со зла, пользуясь своим положением наследника престола.

— Это действительно так, — подтвердил барон Хальверик. — Кроме того, для своих лет он был очень развитым ребенком. Хватал он все просто на лету, и казалось, что он по развитию намного старше. Злобным, избалованным ребенком он и вправду не был, но это не мешало ему время от времени устраивать нам всем хорошую встряску. Помните, как отец подарил ему щенка? Борзого, если не ошибаюсь.

Хальварин покачал головой, но тут вновь раздался смешок Хаммарина:

— Конечно, помню. Уж мне ли этого не помнить! Этот пес стал просто проклятьем для всех дворцовых служб. Кто бы знал, что мы пригреем в доме такого воришку! Сколько он нам всего перепортил, сколько вещей пришлось потом искать по всему замку. По-моему, он перегрыз по крайней мере половину сбруи у меня в конюшне.

— Ну что ж, во всяком случае он приучил ваших конюхов вешать сбрую на крюк, а не швырять ее на пол, — заметил барон Хальверик. — А вот если подумать, каким принц был ребенком… Знаете, как иногда мальчишки бывают жестоки к собакам? Как-то раз, наказывая щенка за какую-то провинность, он взял прут и хорошенько отстегал собаку. Я узнал об этом, когда случайно услышал, как отец отчитывал его за этот поступок. Через пару дней я услышал, как принц сам поучал кого-то из детей придворных, пойманного на мучении котенка. Слово в слово он повторил нравоучение отца, подражая ему во всем, даже в интонациях: «Недостойно мужчины злоупотреблять слабостью тех, кто не может защититься. Недостойно любого правителя причинять боль там, где этого можно избежать». Смешно было слышать такие слова из уст пятилетнего ребенка. Но тем не менее звучало это вполне искренне…

— Судя по всему, он мог бы вырасти справедливым и мудрым правителем, — вздохнула Пакс, — если бы… если бы не случилось…

— Я согласен с вами, — кивнув, заметил пэр Хальварин. — У меня нет никаких сомнений в том, что Фалькьери и его жена, столь серьезно подходившие к воспитанию наследника, подготовили бы его к управлению государством должным образом. Принц уже в детстве демонстрировал все признаки того, что он вырастет умным, рассудительным и справедливым человеком. Я не буду его идеализировать: он вел себя как любой ребенок в этом возрасте — шалил, хулиганил… Но все эти шалости были беззлобными. Не было в них ни жестокости, ни злого умысла. И если бы все пошло нормально, учитывая образование, которое собирались дать ему родители, а также их хороший пример и любовь, я не вижу, с какой стати он мог бы испортиться.

— Вспомните его сестру, молодую королеву, — сказал Хаммарин. — Как она прекрасно держалась, как старалась исполнить свой долг! А ведь она выросла практически без матери, да и отец умер, когда она была совсем ребенком. И несмотря на это…

— О чем тут говорить: кровь есть кровь! Девочка была храброй, великодушной, умной… Не могу я поверить в то, что, несмотря на все с ним случившееся, Фальки абсолютно не способен управлять королевством, — со вздохом сказал барон Хальверик и подлил себе в кружку горячего сиба. — Видят боги, люди могут меняться, и меняться очень сильно. Но было в этом мальчике что-то такое… Как можно было растерять все это наследие и при этом остаться в живых, я не понимаю.

Пакс подумала, что, будь у нее время и желание, она могла бы рассказать барону, что это вполне возможно. Впрочем, сейчас придворным и без того было о чем подумать. Пакс постаралась загнать тяжелые воспоминания в дальний угол памяти. Ее больно ранила одна лишь мысль о том, что мучения, подобные тем, которые перенесла она, могли выпасть на долю малолетнего ребенка. С содроганием думала она о том, как ему пришлось жить без малейшей надежды на выздоровление долгие и долгие годы, в таком же состоянии, в котором она провела всего несколько месяцев.

— Как его звали? — спросила она, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

— Принца? Первое имя, разумеется, было тем же, что и у его отца — Фалькьери. Мы называли его Фальки. Как вы понимаете, принадлежность к королевскому роду обязывала родителей дать ему это имя. Вторым именем принца было…

Подождите, дайте вспомнить… Ну конечно, я только сейчас понял, почему его назвали Амбротлин: естественно, в честь дяди по материнской линии. А именем Артсьелан он был обязан другому дяде, а именно — брату матери короля Фалькьери, если я, конечно, не ошибаюсь. Было в списке его имен и еще какое-то, но что-то не приходит оно мне на память. Нужно будет посмотреть в королевских архивах. Давно это было, а мы не молодеем, и память наша лучше не становится. — Покачав головой, лорд Хаммарин тяжело вздохнул.

— Сколько имен обычно бывает у принцев? — спросила Пакс.

— Это зависит от традиций и обычаев королевства. Но, как правило, четыре или пять. Нужно уважить основные рода и династии, отпрыском которых является наследник. Боюсь только, что нам будет мало толку от этих имен. В каждой семье, где родители поклоняются Фальку, найдется один, а то и двое Фалькьери. В Лионии это одно из самых распространенных имен. Артсьелан — могу вам сказать на примере своей семьи: так зовут одного из моих сыновей, внука и одного из племянников. А кроме того, если верить эльфам, принц не помнит своего имени. А нам неведомо, каким именем его называют теперь.

— Так. Что мы пока имеем? — Пакс попыталась привести в порядок свои мысли. — Как вы сказали, ему должно быть сейчас лет пятьдесят. Какого цвета у него волосы — рыжие или все же светлые?

— Я полагаю, они скорее рыжеватого оттенка, — сказал барон Хальверик. — Такого цвета они были, когда он исчез, но может быть, они чуть-чуть потемнели с возрастом, как у его отца.

— Скорее всего, он высокого роста, — продолжала рассуждать Пакс. — А глаза? Какого они цвета?

По этому вопросу среди придворных разгорелся настоящий спор. Сначала Пакс показалось невероятным, чтобы никто не мог наверняка вспомнить, какого цвета были глаза у наследника. Впрочем, подумав, она пришла к выводу, что и сама едва ли смогла бы с уверенностью назвать сейчас, например, цвет глаз своего родного брата. Наконец ее собеседники пришли к заключению, что вряд ли глаза принца были зелеными, золотисто-янтарного цвета или темно-карими. Скорее всего, синие, или серые, или какого-нибудь оттенка между этими двумя цветами. Впрочем, этой информации было явно недостаточно, чтобы хоть как-то ограничить круг поисков. Высокий мужчина среднего или чуть старше среднего возраста, с рыжими волосами и синими или серыми глазами: и это если еще не брать в расчет, что он мог поседеть или облысеть. Пакс с трудом могла представить себе лысого принца, но заставила себя признать, что этот человек по возрасту может годиться ей в отцы. По сведениям эльфов, он какое-то время провел на службе у кого-то: тоже сомнительной ценности информация. Сначала Пакс предположила, что это могло происходить, скорее всего, в Союзе Восьми Королевств, но потом поняла, что, кроме личных предположений, у нее нет никаких оснований так ограничивать круг поисков. Более того, пропавший принц мог стать крестьянином, живущим где-нибудь на заброшенном хуторе, или, еще того лучше, избрать для себя работу дровосека, который большую часть жизни проводит в лесу, появляясь в деревнях и городах лишь для того, чтобы привезти туда нарубленные бревна. В какой-то момент Пакс вспомнила Мала из Бреверсбриджа, но вынуждена была признать, что Мал слишком молод. Принц мог стать странствующим купцом, моряком, да вообще кем угодно. Пакс вспомнила, скольких рыжих мужчин высокого роста она видела в северных королевствах, и поняла, что ей предстоит искать иголку в стоге сена. А ведь нельзя было исключить и то, что принц мог перебраться на юг, в Дарение, или вовсе уплыть за океан. Пакс поймала себя на том, что в задумчивости водит пальцем по полированному столу, рисуя концентрические круги. Все ее собеседники также хранили молчание. По мрачному выражению их лиц можно было догадаться, что и они понимают трудность решения задачи, которую взяла на себя Пакс.

— Если только эльфы не передумают и не согласятся помочь нам, — сказал барон Хальверик, — я, по правде говоря, не представляю себе, как вы сможете отыскать его в обозримое время. Слишком уж много…

— Я думаю, что небесполезным окажется разговор с эльфами о тех деталях, которые известны только им. Например, они могут описать мне, как он выглядел, когда они видели его в последний раз, ну и кое-что другое. Я лишь позволю себе напомнить, почтенные члены Совета, что боги послали меня сюда именно за этим. И если Великому Господину угодно, чтобы ваш принц взошел на престол Лионии, неужели какие-то эльфы смогут спрятать его от меня?

Эти слова в какой-то мере приободрили ее собеседников. Пакс поняла, что за последнее время овладела искусством воздействовать на людей силой слова.

Похороны старого короля продолжались с рассвета до позднего вечера. Когда все было кончено, Пакс вернулась в свои покои лишь затем, чтобы взять уже собранные и упакованные вещи. В гостиной она наткнулась на ожидавших ее Эскерьеля, Льет и остальных королевских оруженосцев.

— Уважаемая госпожа, вы не стали нашей королевой, — сказал Эскерьель, — но у нас по-прежнему нет короля, которого мы могли бы сопровождать. С вашего позволения, мы хотели бы сопровождать вас в вашем путешествии. Возможно, вам понадобится наша помощь в вашем путешествии, а если… то есть я хотел сказать — когда вы найдете нашего короля, мы первыми присягнем ему на верность, и он вернется в родное королевство, как и положено, в сопровождении оруженосцев.

Пакс изучающе посмотрела на Эскерьеля. С момента смерти короля она еще не обменялась с ним ни словом. С остальными Пакс уже успела переговорить, поскольку они по очереди несли дежурство в ее покоях. Ни малейшего следа воздействия злых сил на королевского оруженосца она не обнаружила. Впрочем, все четверо не производили впечатления людей, готовых темной ночью вонзить кинжал ей в спину.

— Я не знаю, насколько затянется мое путешествие, — сказала Пакс. — Позволят ли вам оставить двор на столь долгое время?

— У нас теперь нет правителя, которому мы служим. Раньше лишь его величество мог дать нам разрешение покинуть дворец или столицу. Кроме того, уважаемая госпожа, позволю себе рекомендовать всех нас как рыцарей Фалька. И хотя мы проводим достаточно много времени при дворе, уверяю вас, мы по-прежнему готовы сносить все тяготы и лишения походов и, кроме того, умеем держать в руках оружие, как это и подобает рыцарям ордена Фалька. Впрочем, позволю себе выразить надежду, что проявлять свое воинское искусство нам в этом путешествии не понадобится. — Эскерьель на мгновение обернулся, и один из его спутников передал ему небольшой мешок, который Эскерьель, в свою очередь, протянул Пакс. — Более того, уважаемая госпожа, королевский двор Лионии счел за честь взять на себя все расходы, которые вы можете понести в этом путешествии. В этом мешке дар Правящего Совета вам или всем нам, если вы позволите мне и моим товарищам отправиться в путь вместе с вами.

Пакс посмотрела в глаза каждому из королевских оруженосцев. Все они производили впечатление уверенных в себе, опытных воинов и, судя по всему, были бы неплохой компанией в дальней дороге. Она кивнула:

— Я буду рада, если вы разделите со мной эту дорогу до тех пор, пока наши желания и понимание общего дела будут совпадать. Но я не смею требовать от вас клятвы или присяги. Не знаю, куда и на какое время я уезжаю, и с моей стороны было бы несправедливо требовать от вас каких бы то ни было заверений в верности. Если по какой-либо причине один из вас или все вы решите оставить меня, я ни в коем случае не смогу осудить вас и лишь выражу вам свою благодарность. Единственное, о чем я хотела бы сказать вам прямо сейчас, это то, что выехать я собиралась уже сегодня вечером, уважаемые оруженосцы. Или теперь мне следует обращаться к вам по-иному?

Льет улыбнулась:

— С вашего позволения, мы останемся при вас оруженосцами. По крайней мере, уважаемая госпожа, это позволит нам не потерять навыков подобающего обращения до того момента, когда мы, как я надеюсь, все же найдем нашего короля. Эскерьеля и меня вы уже знаете. Позвольте представить вам Гарриса — он самый старший из нас, но не думаю, что слишком стар для подобного путешествия, — и Сурию — самую младшую.

— Мы также готовы отправиться в дорогу прямо сейчас, — сказал Эскерьель. — Наши лошади оседланы и накормлены. Все, что нужно для путешествия, упаковано, и нам остается только набросить плащи.

— Отлично, — сказала Пакс. — Тогда — в дорогу! Они выехали из замка и направились к выезду из города. Чайя была освещена траурными факелами. Вымоченные в особом солевом растворе, они горели зеленым пламенем. Запах гари еще некоторое время преследовал всадников после того, как они выехали за пределы города. Гаррис, старший из оруженосцев, служивший еще у предыдущего короля, повел небольшой отряд на юг напрямую через лес. Все всадники держали в руках факелы, свет которых освещал им дорогу и заставлял переливаться всеми цветами радуги снег, лежавший под копытами лошадей.

К рассвету они были уже далеко от Чайи, среди поросших лесом холмов. Утро выдалось серым, и все седловины между холмами затянуло плотной сырой дымкой. Гаррис остановил отряд и сказал:

— Я думаю, нужно передохнуть и подождать, пока все это рассеется. Я знаю, где мы находимся, но у меня нет достаточного эльфийского чутья, чтобы найти в этих краях дорогу в тумане.

— У меня это получится, — сказала Пакс и тут же добавила:

— Но в любом случае нам не повредит горячий завтрак. Скажи, Гаррис, если мы будем ехать весь день, сможем ли мы добраться к вечеру до какого-нибудь убежища или нам придется ночевать прямо на снегу?

— Если будем придерживаться взятого направления, то во второй половине дня доберемся до усадьбы одного из наших лордов. Боюсь только, как бы нам не проскочить мимо нее. Эти края не столь густо населены, как знакомая вам Тсайя.

— Ладно, посмотрим, — кивнула Пакс.

Двое оруженосцев быстро развели костер, остальные распаковали один из вьюков и принялись за приготовление завтрака. Пакс прошлась вокруг, разминая затекшие руки и плечи и посматривая за тем, как управляются с походной рутиной ее спутники. Накануне вечером она не особо приглядывалась к тому, как они подготовились к дороге. Сейчас Пакс не без удовлетворения отметила, что ее спутники продумали все необходимое и даже взяли двух вьючных лошадей, чтобы не перегружать тех животных, на которых сами ехали верхом.

— Это дело для нас привычное, — пояснила Льет. — Когда король куда-то уезжал, мы всегда сопровождали его и собирали вещи в дорогу. Если бы вы захотели, мы могли бы взять и большой королевский шатер, но поскольку распоряжений не поступало, мы решили ограничиться маленькой палаткой. В ней, если потесниться, могут уместиться на ночь человек шесть.

— Я с вами совсем избалуюсь и почувствую себя знатной придворной дамой, — улыбаясь, сказала Пакс, наблюдая, как ее спутники раскладывают по тарелкам кашу и разливают по кружкам сиб. Не ускользнуло от Пакс и то, что они соблюдали требования безопасности: даже находясь в своей родной, пока еще мирной стране, они поочередно выставляли кого-то одного дежурным, в обязанности которого входило следить за окрестностями, не отвлекаясь на хозяйственные дела. Когда с завтраком было покончено, Пакс повела отряд за собой дальше на юг, изредка сверяя направление с тем, которое предлагал Гаррис. Она чувствовала где-то впереди небольшое изменение в спокойных волнах неторопливо накатывающегося на нее духа девственного леса. Ни Пакс, ни кто-либо из оруженосцев не захотел делать долгий привал. Дав передохнуть лошадям, они вновь продолжили путь на юг. Едва начали сгущаться сумерки, как отряд подъехал к большой, затерянной в лесу усадьбе. Основную территорию с большим каменным домом окружал высокий деревянный частокол. Несколько домиков поменьше словно жались поближе к этой защите. Навстречу приехавшим выбежали с лаем несколько собак. Вслед за ними в воротах показался человек в длинной зимней кожаной куртке на меху. Заметив подъехавших путников, он приветливо помахал им рукой. Эскерьель и Льет поскакали вперед. Пакс с удивлением обнаружила, что они не забыли взять с собой и опознавательные знаки: на тонких шестах над головами оруженосцев затрепетали вымпелы цвета королевского флага Лионии, и, к еще большему удивлению Пакс, на втором вымпеле оказался вышит полумесяц Геда. К тому времени, как она сама подъехала к воротам, ее спутники уже объяснили хозяину цель их приезда, и он учтиво поклонился ей:

— Добро пожаловать, госпожа Паксенаррион! И пусть сопутствует вам удача в вашем деле. Мы все скорбим по скончавшемуся королю. Гонец, отправленный к Алиаму Хальверику, заехал к нам, чтобы покормить коня, и рассказал нам о случившемся.

— Благодарю вас за гостеприимство, — ответила Пакс.

— Позвольте представить, это лорд Сельвис, — сказала Льет.

— Заезжайте во двор, — распорядился хозяин. — У самого частокола — большой амбар. Предлагаю поставить лошадей там. По ночам к нам нередко наведываются рыси. В наших краях они очень крупные, а в это время года еще и очень голодные.

Гнедой конь Пакс весь день вез ее точно так же, как и другие лошади своих седоков, ничем не выделяясь. Но стоило Эскерьелю протянуть руку к его поводьям, как гнедой попятился. Пакс улыбнулась и сказала:

— Я сама отведу его.

— В Чайе он ведь не имел ничего против того, чтобы за ним ухаживали наши конюхи, — заметил Эскерьель.

— Ну во-первых, я сама об этом попросила, а во-вторых, не удивлюсь, если он понял, насколько срочными и важными были дела, не позволявшие мне самой заняться им.

Пока Пакс вела коня в амбар, тот то и дело тыкался ей мордой в затылок. Когда Пакс сняла с него седло и уздечку, она обнаружила, что на шкуре ее любимца не осталось ни малейшего следа от сбруи. Можно было подумать, будто он только что побывал в руках умелого конюха. На всякий случай она все же взялась за щетку, но конь, изогнув шею, отвел ее руку в сторону. Эскерьель в изумлении глядел на все это:

— Никогда в жизни не видел такого коня.

— Я тоже, — призналась Пакс. — Он появился у крепости герцога Пелана — это в Тсайе — совершенно неожиданно, по всей видимости, откуда-то с севера. Сколько и где он путешествовал до этого, мне неизвестно. Выглядел он тогда точно так же, как сейчас: свежим и словно только что вычищенным. Ну а то, что он себе на уме, — это было понятно буквально сразу же.

— Сколько времени он уже у вас?

— Недолго. Мы наткнулись на него во время патрулирования в начале нынешней зимы. — Пакс высыпала овес в кормушку, а затем, подумав, прошлась по амбару и добавила коню ячменя. — Я, конечно, знала, — сказала она Эскерьелю, — что у паладинов бывают необыкновенные лошади. Но, как вы, наверное, слышали, я стала паладином не совсем так, как это обычно происходит, не в Фин-Пенире. Так что я понятия не имела, когда и как я обрету своего скакуна и вообще суждено ли этому сбыться.

— Как вы его назвали?

— Если у него и есть какое-то имя, то пока что он не спешит открыть его мне.

Следующий день вновь выдался ясным. Гаррис быстро ориентировался на занесенных снегом тропах, и до вечера путники успели проехать довольно большое расстояние. Эту ночь им предстояло провести в поле. Оруженосцы наотрез отказались включать Пакс в очередность дежурства.

— Я ведь не королева, — напомнила она им, — и дежурить положенную мне часть времени — привычное для меня дело. К тому же я моложе большинства из вас.

— Не забывайте, что мы все зависим от вас, — возразил Гаррис. — Я думаю, для нас всех будет лучше, если вы сможете как следует отдохнуть.

В итоге, проснувшись посреди ночи, Пакс просто встала и вылезла из палатки. Сквозь голые ветви деревьев на чистом небе сверкали яркие, колючие звезды. Воспользовавшись выкопанной по соседству с лагерем выгребной ямой, Пакс вернулась к палатке и сказала дежурившей в эту смену Сурии:

— Что-то мне совсем не спится. К тому же я должна о многом подумать. Давай поменяемся: ты пойдешь спать, а я разбужу следующего через час-полтора.

Сурия, младшая из оруженосцев, кивнула и забралась в палатку.

Пакс неторопливо обошла лагерь. Ночь была безветренной и настолько тихой, что отчетливо слышался каждый вздох лошадей. Гнедой сам шагнул навстречу ей и прижался к хозяйке опущенной головой. Погладив любимого коня, Пакс несколько минут постояла рядом с ним. Затем, похлопав его по спине, она продолжила обход лагеря. Ничто внутри Пакс не говорило о какой-либо опасности по соседству, но вскоре она заметила, как между деревьями сверкнули какие-то искры. Пакс замерла. Чуть в стороне снова мелькнули загадочные огоньки. Приглядевшись, Пакс заметила каких-то маленьких ночных зверьков, круживших вокруг лагеря, вероятно, в надежде поживиться чем-нибудь из мешков с провизией. Вспомнив Синьяву, Пакс еще раз прислушалась к своим внутренним ощущениям. Все было спокойно. Никакого колдовства, просто лесные зверюшки. Когда звезды передвинулись по небосклону на несколько пядей, Пакс потрясла Эскерьеля за плечо и, убедившись в том, что он проснулся, с чистой совестью завернулась в свое одеяло.

На пятый день дороги сильная метель застала их на полпути между двумя фермами. Пакс еще с утра чувствовала неясную тревогу и торопила остальных, требуя как можно скорее закончить завтрак и не тратить много времени на сборы. Она предчувствовала, что впереди их ждет какая-то опасность, которую лучше переждать где-нибудь в надежном месте. Единственное, чего она не учла, так это того, что метель подкрадется незаметно. Легкий снегопад поначалу даже порадовал ее — настолько красиво ложились на зимний черный лес снежинки. А к тому времени, когда вьюга разыгралась не на шутку, их отряд проехал уже более половины пути к следующей ферме, и возвращаться обратно не было никакого смысла. Снег шел все гуще и гуще; словно мягкое пуховое покрывало заметало оставленные лошадьми следы. Затем усилился ветер. Под его порывами охапки снежных хлопьев то тут, то там представали в виде каких-то полупрозрачных гигантских призраков. А потом будто снежная лавина обрушилась на лес. Ветер и снег скрыли от путников весь остальной мир. Даже находясь на расстоянии одного шага, они с трудом видели друг друга.

Будь Пакс одна, она доверилась бы своему коню, предоставив ему самостоятельно пробиваться сквозь густой снег по незнакомой местности. Но с нею были еще четыре всадника и к тому же две вьючные лошади.

— Стой! — закричала Пакс, не столько увидев, сколько почувствовав, как конь Эскерьеля стал забирать влево, отдаляясь от основной группы. Эскерьель подъехал к остальным, и по его лицу было видно, что перспектива заблудиться в незнакомом месте в сильную пургу никак не обрадовала его. Теперь всадники старались держаться как можно ближе друг к другу. Они высмотрели небольшую кедровую рощу чуть в стороне от маршрута и подыскали в ней место с подветренной стороны невысокого, но достаточно крутого пригорка. Кое-где вокруг снега уже намело выше чем по пояс. Поставить палатку в такую погоду было делом нелегким. Пакс спокойно, как само собой разумеющееся, приняла на себя командование. Когда палатка была наконец установлена и подперта дополнительно срубленными кольями, чтобы не рухнуть под тяжестью наметаемого снега, все путники забрались внутрь, и Пакс поняла, что, пожалуй, впервые почувствовала себя легко и свободно в компании своих спутников.

— Жаль, что мы не захватили с собой лампы, — посетовал Эскерьель. В палатке было почти совершенно темно, да и снаружи не намного светлее. Пакс вызвала магический свет, чтобы помочь побыстрее найти в рюкзаках то, что было нужно в первую очередь.

— Здорово! — с восхищением в голосе произнесла Сурия. — И главное, полезно: не придется обедать в темноте. — С этими словами она выудила из вьюка колбасу и хлеб. — Жаль, что при помощи этого света не удастся подогреть еду.

— Увы, это так, — улыбнулась Пакс. — К сожалению, от него даже свечку не зажжешь.

— И то ладно. Нашли на что жаловаться! Мало вам света, так еще и тепло подавай, — со смехом произнес Гаррис.

Пообедав при волшебном освещении, путники завернулись в одеяла и воспользовались возможностью хорошенько отоспаться.

На следующее утро им пришлось прокапывать туннель в наметенном над палаткой сугробе. Снегопад по-прежнему продолжался, но уже не такой плотный. К тому же ветер немного утих. Протоптав тропинку к тому месту, где стояли сбившиеся в плотную группу лошади, путники покормили их, а затем Льет вскарабкалась на вершину пригорка, чтобы оглядеться. Спустившись, она разочарованно покачала головой:

— Снега везде намело столько, что намека на тропу не видно. Судя по тучам, погода до вечера не изменится. Снега насыплет столько, что даже не представляю, как мы будем пробираться по этим сугробам. Впрочем, попытаться, конечно, можно…

Пакс отрицательно покачала головой:

— Нет, я считаю, что нужно переждать. Лошадям тоже очень трудно пробираться по такому глубокому снегу. А с учетом того, что сейчас легко заблудиться, мы рискуем вконец измотать их. А сменных лошадей, как вы понимаете, нам поблизости никто не приготовил. Остается одно — сидеть и ждать.

Льет с облегчением вздохнула:

— Я, конечно, понимаю, что вы очень торопитесь…

— Да, тороплюсь, — подтвердила Пакс, — но тороплюсь найти того, кто нам нужен, а не свернуть себе шею, рухнув вместе с лошадью с какого-нибудь обрыва.

Гаррис весело рассмеялся, и, улыбнувшись ему в ответ, Пакс сказала:

— Знаете что, ребята, Гед не даст соврать — паладины обычно отличаются не только храбростью, но и наличием здравого смысла.

Сурия улыбнулась:

— Судя по тому, что слышала я, это не всегда так.

— Ты? — с привычным упреком в голосе переспросил Сурию Гаррис. — Да что ты вообще могла слышать? Сколько тебе лет-то? Едва ли наберется столько, чтобы честно заявить, что ты слышала все байки и якобы правдивые истории о героях, рыцарях и паладинах. Да о чем мы говорим! Ты ведь и о моих похождениях далеко не все знаешь.

Сурия со стоном закатила глаза, чем изрядно позабавила всех остальных.

— Уж кто-то, а я-то твоих историй не слышала! — смеясь, заверила Пакс Гарриса. — Мы тут целый день проторчим, поэтому, когда соберем достаточно дров и разведем костер, я с удовольствием послушаю тебя, если никто другой не захочет.

Впрочем, до рассказов дело дошло не скоро. Несколько часов путники потратили на обустройство лагеря. Снегопад к тому времени кончился, ветер совсем стих. Только небо по-прежнему оставалось мрачно-серым, словно стальной лист. Перед палаткой была вытоптана ровная площадка, на которую были не без труда принесены толстые ветки и сучья. Затем двое оруженосцев занялись разведением костра и приготовлением обеда, а двое других вместе с Пакс выгуляли лошадей, дав им размяться, напоили их собранной вокруг костра талой водой и снова накормили животных. Над костром весело булькал большой котел с густой мясной похлебкой. Гаррис даже сумел приготовить некую кондитерскую импровизацию — нечто среднее между сладкими лепешками и печеньем, использовав для этого невысокую кастрюльку с плотно прилегающей крышкой.

Неожиданно раздался условный свист Эскерьеля, предупреждавший о возможной опасности. Пакс прислушалась к своим ощущениям, но не почувствовала ничего враждебного. В следующую секунду до нее донеслось знакомое пересвистывание лионийских рейнджеров, которое в летний день нетрудно было спутать со щебетом птиц. Эскерьель окликнул приближавшихся, и через несколько минут двое рейнджеров вышли из-за ближайших деревьев и вступили на некоторое подобие хозяйственного дворика, вытоптанное в огромном сугробе.

— Хорошо, что мы вас нашли, — сказал один из них, откидывая с головы капюшон. — Мы знали, что вы двигаетесь в нашем направлении, и забеспокоились, когда вы не успели прийти в Аулу до начала метели.

— С одной стороны, мы, конечно, знали, что королевские оруженосцы и паладин не пропадут в лесу, — сказал второй рейнджер, — но такая снежная буря — серьезное испытание Для любого путника.

— Поедите с нами? — спросила Пакс вновь прибывших.

— А как же! — Улыбаясь, первый рейнджер повернулся к ней. — Ты и есть Паксенаррион? Джайрон и Тамар передают тебе привет. Пару дней назад мы виделись с их патрулем. Меня зовут Ансули. Нет-нет, я не имею никакого отношения к тому Ансули, которого ты знала. А это Гэрия.

— Если снова встретитесь с ними, — сказала Пакс, — передайте от меня привет и огромную благодарность.

— Хорошо, — кивнул ей рейнджер и протянул руки к огню, чтобы быстрее согреться. — Сейчас уже поздновато; скорее всего, вы останетесь здесь переночевать. А завтра мы с удовольствием проводим вас дальше. Мы лучше вас знаем, где сейчас меньше снега и где вашим лошадям будет легче идти.

— Похлебка готова, — объявил Гаррис.

Ели все с огромным аппетитом. Затем настал черед обещанных рассказов. Истории следовали одна за другой, но и времени в тот долгий зимний вечер у путников было предостаточно. Как-то так получилось, что все рассказы оказались связаны с зимними путешествиями. Пакс вовсе не горела желанием поведать спутникам о том, как она провела прошлую зиму, и поэтому решила в основном слушать.

Эскерьель рассказал о том, как однажды они с королевским двором поехали на волчью охоту, а зима в тот год была настолько суровой, что Хоннергейт покрылся слоем льда, по которому запросто можно было проехать верхом. В общем, охотники так увлеклись, что чуть не заехали в Паргун, где, скорее всего, им самим бы пришлось стать объектом охоты. Пакс с трудом представила себе реку настолько замерзшей, чтобы по ней мог скакать всадник. В ответ на эту историю Ансули рассказал о том, как в его родных краях зимой ездят в горы охотиться на тварей, похожих на орков, только крупнее. Эти чудища нападают на людей и эльфов целыми стаями, и их основным оружием являются куски льда и камни, которые они с отменной меткостью запускают из пращей. Льет с совершенно серьезным выражением лица стала рассказывать о том, как еще подростком она попыталась перейти из родительского дома в дом дяди во время снежного бурана. Сам ее отец в это время пережидал непогоду как раз у дяди. Перед тем как уйти из дома, он крепко-накрепко приказал дочери не высовываться на улицу, если пойдет снег и подует сильный ветер. Льет действительно чуть не заблудилась и не замерзла насмерть, пока добиралась до дядиного дома таким знакомым и, казалось бы, коротким путем. Выслушав эту историю, все сидевшие у костра из вежливости покивали Льет! недоумевая, что же такого интересного и необычного было в этом рассказе о непослушной девочке-подростке. Выждав паузу, Льет словно невзначай добавила: увидев на пороге дочь, отец так взгрел ее, что она и думать забыла о холоде и готова была со всех ног бежать обратно домой. Это добавление к рассказу заставило остальных от души посмеяться.

— Гаррис, — обратилась Пакс к старшему из оруженосцев, — по-моему, ты собирался рассказать какую-то историю.

— Историю? Скажете тоже, госпожа. У меня этих историй знаете сколько. Вы бы всю ночь сидели развесив уши, если бы я взялся вам их рассказывать. Впрочем, если сегодня вам мало снега и холода, которые нас окружают, и вы все вознамерились рассказывать друг другу только истории о зимних приключениях, я вам расскажу вот о чем. Хотя… ваш старый знакомый, герцог Пелан, случайно не рассказывал вам о зимнем переходе через перевал Хаккенарск в компании со мной и Алиамом Хальвериком?

Пакс была сильно изумлена.

— Я и не знала, что вы знакомы с герцогом Пеланом.

— Ну вот, скажете тоже! Клянусь мечом Фалька, я ли с ним не знаком! Впрочем, это было много лет назад, а впоследствии мы расстались. Короче, мы вместе служили оруженосцами у Хальвериков, по крайней мере до того самого года. Узнав об этом переходе, мой отец решил, что не стоит так рисковать, пытаясь сделать из меня мужчину, и лучше иметь живого сына-недотепу, чем дожидаться, пока он свернет себе шею в горах или погибнет где-нибудь в Ааренисе. — Оруженосец замолчал и стал смотреть в огонь. Потом, усмехнувшись, он добавил:

— Впрочем, вполне возможно, что это сам Алиам потерял наконец терпение и решил избавиться от меня. Согласитесь — какому боевому командиру нужен нерасторопный оруженосец, которому к тому же приходится все не по одному разу объяснять. Не побоюсь сейчас признаться — я был довольно большим тугодумом и вообще медлительным парнем в те годы.

— Ладно, хватит на сегодня самокритики, давай лучше выкладывай, что там у вас стряслось на этом перевале, — стал теребить товарища Эскерьель. — Сдается мне, что этой истории я от тебя еще не слышал.

— Я, кстати, тоже, — добавила Льет.

— Вполне возможно, — сказал Гаррис. — В конце концов, я и сам уже долгие годы не вспоминал об этом. Когда я только вернулся от Хальверика, я, наверное, года два всем надоедал своими рассказами о боевой службе, а потом все как-то само по себе забылось. Но должен вам сказать, веселые были времена. — Гаррис подобрал со снега тонкую веточку и стал ворошить угли в костре. Остальные терпеливо ждали. Пакс заметила это и решила не торопить рассказчика. По всей видимости, Гаррис действительно не отличался торопливостью, по крайней мере в рассказах о своем прошлом. Наконец, додумав какую-то свою мысль, Гаррис вернулся к реальности и продолжил рассказ:

— А случилось тогда вот что. Алиам как-то по осени очень уж торопился добраться домой. И вместо того чтобы ехать вместе со всей своей ротой через Вальдайр, решил пойти коротким путем через горы. — Гаррис опять сделал паузу, на этот раз достаточно красноречивую. Льет поспешила протянуть ему фляжку, из которой он сделал несколько глотков. — Так вот. Я тогда был совсем молодым. Да что говорить! Это был мой первый выезд вместе с ротой Хальверика. А всего к тому времени я, стало быть, прослужил у него года три. Кьери — я имею в виду герцога Пелана — был на пару лет старше меня. И дело даже не в возрасте, а в том, как он и я себя ощущали. Мне он всегда казался намного старше. Всем нам было понятно, что через год-другой он станет главным оруженосцем Алиама Хальверика, а там, глядишь, дослужится у него и до командира когорты.

— А откуда родом был герцог? — спросила Пакс.

— Кьери-то? Понятия не имею. Я его никогда об этом не спрашивал. Я слегка побаивался его и не приставал с лишними вопросами. В общем, Алиам взял нас и еще четырех человек понадежнее, и мы отправились из Сервина прямо на север. Сначала туда ведет мощеная дорога, потом она становится грунтовой, накатанной телегами колеёй, затем переходит в узкую тропу и упирается в небольшую деревушку у подножия гор. По крайней мере раньше там была деревня. Мне как-то рассказывали, что впоследствии эту деревню снесли; куда подевались жители, я не знаю, но судьба этих мерзавцев меня меньше всего волнует. На том месте Серрелин построил что-то вроде форта или даже небольшую крепость.

Пакс вдруг с изумлением осознала, что Гаррис, скорее всего, имеет в виду до боли знакомый ей форт под названием Страж Гномьих гор.

— Тот день уже подходил к концу, — продолжал свой рассказ Гаррис. — Начинало темнеть. Алиам решил остановиться на ночлег в деревне. Там было что-то вроде постоялого двора. Пока он договаривался с хозяином об ужине, мы с Кьери отправились в конюшню, чтобы расседлать и покормить лошадей. Деревня мне, кстати, сразу не понравилась: мрачная она была какая-то. Приземистые каменные дома и ледяной ручей из горного ключа, текущий по крохотному каменистому каньончику прямо между зданиями. В общем, все убого, и еще раз повторю — очень мрачно и даже как-то зловеще. Мы отвели лошадей к водопою, вернулись обратно на постоялый двор, и хорошо, что не стали сразу их расседлывать, а решили сначала отнести в комнаты наши вещи. Вдруг до нас донеслись крики, какой-то шум, и когда мы заглянули в общий зал, то увидели, что на наших напали со всех сторон, как только они расслабились и отложили оружие. Двое солдат были уже убиты, а сам Алиам получил удар чем-то тяжелым по голове. Кьери ни на миг не растерялся. Не было в его поведении и намека на испуг. Он тотчас же приказал мне бежать к лошадям, отвязывать их и быть наготове. Сам же бросился в дом, чтобы вытащить Алиама. — Гаррис вновь прервал рассказ, чтобы еще раз приложиться к фляге. — Что там внутри происходило, я не знаю. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем в оконном проеме появился Кьери, тащивший на себе Хальверика. Видимо, оставшиеся в живых солдаты прикрывали его отход, потому что грохот оттуда доносился неимоверный. Да что грохот — стоны раненых, которые я слышал едва ли не впервые в жизни! Алиам был без сознания. Кьери помог мне положить его поперек седла, наскоро примотал какой-то веревкой и отправил меня с ним вперед в горы, приказав вести в поводу и запасную лошадь для него самого. Догнал он нас выше по тропе один. Никто из солдат не остался в живых. Сам Кьери был с ног до головы в крови. Как он тогда мне сказал, кровь была лошадиная.

— Так прямо и сказал? — спросил Эскерьель.

— Ну да; видимо, не хотел пугать меня. Да только рану долго не скроешь. Но об этом позже. Мы уходили по тропе с такой скоростью, с какой лошади только могли подниматься по этой круче. Мы опасались погони, потому что местные жители прекрасно знали опасные и более или менее сносные участки этой тропы и при желании могли легко нас догнать. К тому же Алиам едва держался в седле. Время от времени его просто приходилось поддерживать. Когда рассвело, я увидел у него на голове огромную вспухшую шишку, а посередине ее была рана. Готов поклясться, что череп ему все-таки пробили. Кьери чуть не с ложечки накормил и напоил его, а также промыл рану. Я бы не знал, что делать, если бы не Кьери. А так мне просто приходилось слушаться его указаний. В тот же день, чуть позже, Алиам вроде бы очухался. Он не только узнал нас, но и выслушал рассказ о том, чем кончился бой, похвалил нас обоих за храбрость и выдержку, а затем объяснил, в какую сторону ехать, на двух ближайших развилках тропы. Только тут я заметил, что и сам Кьери был ранен. Седло и чепрак его лошади были испачканы кровью.

— А ты как же? — спросила Льет.

— А что я? Несколько синяков на ногах да на спине — это когда нас пытались остановить палками да камнями гостеприимные жители деревни. Самого страшного и опасного — я имею в виду бой на постоялом дворе — я избежал, потому что Кьери приказал мне готовить лошадей и ждать снаружи. В общем, я как умел перевязал друга. Оказалось, что он был ранен дважды: его полоснули широким клинком по бедру и ткнули чем-то острым под ребра. В ту ночь на нас вышел довольно большой отряд гномов. Мы как раз находились на верхней точке первого из перевалов — самого высокого. Алиам пришел в себя и смог внятно рассказать гномам, что с нами случилось. Им эта история, разумеется, не понравилась. Они сказали, что давно были наслышаны об этой деревне и, прямо скажем, странных нравах ее обитателей. Алиам предложил гномам забрать себе все его имущество, оставшееся в деревне, а также пообещал оказывать помощь и содействие в дальнейшем, если те вдруг окажутся в его родных краях или встретятся с ним в Ааренисе, и попросил при этом только об одном: отомстить за его погибших солдат и подобающим образом похоронить их. Гномы согласились, а насколько мне известно, этот народ умеет держать данное слово.

— А что было потом? — спросила Льет.

— Потом… потом стало холодно. Клянусь вам, никогда раньше мне не доводилось так мерзнуть, и надеюсь, что никогда больше не придется. На следующее утро Алиаму снова стало плохо, и он даже не смог вспомнить гномов, с которыми говорил накануне ночью. Мы опять не без труда усадили его на лошадь и даже предложили привязать к седлу, от чего Алиам категорически отказался. Я помог Кьери взобраться в седло. Ну а потом — опять в путь: вверх-вниз, вверх-вниз, перевал за перевалом. Пошел снег, лошади стали скользить и спотыкаться. Мы спешились и повели их под уздцы. К концу дня пешком идти пришлось и Алиаму. Мы очень боялись за него — боялись, что от упадка сил у него может закружиться голова, он поскользнется и сорвется в пропасть. Но, к счастью, все обошлось. В ту ночь было еще холоднее, чем накануне. У нас не было дров, чтобы развести огонь, и к тому же не осталось почти никакой еды. Гномы сказали нам, что до следующей деревни после первого перевала полдня пути вниз, затем полдня вверх, второй перевал, а потом еще два или три дневных перехода вниз. Когда мы остановились на ночевку у подножия второго перевала, Алиам тоже увидел, что Кьери ранен. Он потерял много крови, и теперь его бил страшный озноб. Я очень испугался за него, потому что ослабленному человеку обморозиться — пара пустяков. Когда мы миновали последний перевал, Алиаму стало легче, зато Кьери основательно простудился. У него был жар, кружилась голова, темнело в глазах. Как только мы спустились до той высоты, где растет лес, нам пришлось остановиться. Кьери не мог ни идти, ни ехать верхом. Вот тогда-то он впервые и заплакал. Если бы не бред и почти бессознательное состояние, в котором он находился, он бы никогда не позволил себе такой слабости. Алиам положил его голову к себе на колени и крепко обнял. — Гаррис снова пошевелил угли обгоревшей веткой, и над догоравшим костром взвился сноп искр.

— Он плакал? — спросил Ансули. Гаррис сурово посмотрел на него:

— Да. И кроме того, я заметил, как слезы потекли и по щекам Алиама. Мне вообще показалось, что между ними были какие-то особые отношения. Впрочем, я особенно не вникал в это дело, а Алиам вовсе не собирался объяснять мне все. В общем, никогда раньше не видел я Алиама Хальверика таким расчувствовавшимся и сентиментальным. Хотя, конечно, было бы преувеличением назвать его циничным или жестоким человеком…

— Кого? Алиама Хальверика назвать жестоким? Ну, ты скажешь тоже! — Удивление в голосе Гэрии полностью совпало с тем, что почувствовала Пакс.

Гаррис покачал головой:

— Дело не в том, как кого назвать. Конечно, я знаю, что по сравнению с другими командирами наемных рот Алиам Хальверик — это воплощение благородства и даже, если так можно выразиться, добродушия. Но речь не об этом. Кьери тогда был так напуган; но, с другой стороны, вы только представьте себе: лихорадка, жар, болезненные раны, страшный холод вокруг, первый настоящий бой, в котором чуть не погиб любимый командир, — и все это случилось с нами, когда мы были практически мальчишками. Ну, я был чуть моложе, но и досталось мне гораздо меньше. А что касается Кьери, то я всегда восхищался им, с первого дня, когда нас познакомили в замке Алиама. Кьери всегда был лучшим учеником по всем боевым упражнениям. Он лучше всех нас фехтовал на мечах, обращался с копьем, был самым храбрым из нас, оруженосцев и воспитанников роты Хальверика. Увидеть его таким напуганным было для меня более чем достаточно, чтобы самому перепугаться до смерти. Хотя полагаю, что к сегодняшнему герцогу Пелану это не имеет никакого отношения. Наверное, госпожа Паксенаррион лучше нас всех знает, насколько ее бывший командир бесстрашен в бою и дерзок в принятии решений.

Пакс, задумавшаяся к тому времени о чем-то своем, вздрогнула и поняла, что все сидевшие у костра внимательно смотрят на нее, явно ожидая какого-то ответа.

— Я всегда знала его только таким — отчаянно храбрым и дерзким, — спокойно, зная, что говорит правду, сказала она. — Я его видела как в битве, так и в поединке. Он лучший боец во всей своей роте и, скажем так, один из лучших среди тех, кого мне доводилось видеть за всю мою жизнь.

— Вот видите, — явно удовлетворенный ответом Пакс, произнес Гаррис. — А дело-то как раз в том — и не нужно мне было уходить от главной мысли рассказа, просто что-то уж я увлекся воспоминаниями юности… Главное, повторяю, заключается в том, что он перетащил нас всех через самые трудные перевалы живыми, несмотря на холод, раны и отсутствие опыта. Ведь если говорить начистоту, то, когда я увидел, как толпа деревенских мужланов накинулась на наших, как Алиам получил страшный удар по голове, как стальной штырь пронзил шею Роллина и на целый фут вышел наружу у него на затылке, я был уверен, что никому из нас уже не суждено вырваться оттуда живым. Но Кьери просто приказал мне:

«Делай, что я тебе говорю, не спорь, и мы с помощью богов вытащим живым нашего господина и выберемся отсюда сами». Как видите, все получилось, как он сказал.

К этому времени совсем стемнело, и все стали готовиться ко сну. На этот раз Пакс не стала настаивать на том, чтобы ее включили в ночное дежурство. В конце концов, с появлением рейнджеров, прекрасно чувствующих появление любых недобрых сил, отряд мог считать себя в относительной безопасности. Пакс же поняла, что в эту ночь ей придется о многом подумать.

Глава XX

До владений рода Хальвериков Пакс и ее спутники добрались через три дня. На опушке леса, по которой проходила условная граница, отделявшая поместье Хальвериков от остальной лионийской территории, их встретил почетный эскорт — десять верховых солдат и мальчик-подросток, по лицу которого Пакс безошибочно определила его принадлежность к знатному роду Хальвериков. Юноша представился как Алиам, сын Калиама, который, в свою очередь, являлся сыном Алиама. Пакс тотчас же вспомнила трагические события в Ааренисе и поняла, о чем тогда говорил старший Алиам своему изувеченному сыну. У Калиама действительно к тому времени уже были дети. Пакс оставалось только порадоваться за него. Несмотря на свой юный возраст, мальчик был облачен в кольчугу, держался в седле уверенно, а судя по тому, как привычно он поправлял и передвигал висевший у него на перевязи меч, Пакс могла наверняка сказать, что и оружием он, скорее всего, владел не по годам умело.

По дороге юноша говорил мало. Лишь когда отряд подъехал поближе к крепости, он показал, где находятся главные ворота, где, в стороне от стен, стоит мельница, "где расположены площадки для строевых занятий и отработки навыков верховой езды.

— Если поехать вон туда, в холмы, то там очень красиво, и лошади есть где размяться, — сказал он, с интересом поглядывая на скакуна Пакс. Лошадь, на которой сидел сам юноша, Пакс, приглядевшись, оценила как очень хорошую, но довольно старую. — Если вы задержитесь у нас… я хотел сказать… то есть я, конечно, не хочу ничего вам навязывать, У вас есть более важные дела, но…

Пакс поспешила прийти ему на выручку, потому что мальчик явно не знал, как закончить начатую фразу.

— Если у нас будет возможность задержаться здесь подольше, — сказала она, — то, может быть, мы как-нибудь и прокатимся по холмам, и тогда я попрошу тебя показать самый интересный и красивый маршрут.

Алиам-младший замолчал, не рискуя больше вступать в разговор. Пакс улыбнулась, стараясь при этом, чтобы у нее на лице не отразилось умиление, несомненно оскорбительное для подростка. По мере приближения к крепости Пакс обратила внимание на разбросанные на почтительном расстоянии друг от друга крестьянские дома. Лишь в одном месте несколько зданий образовывали некое подобие деревушки. Заметив интерес гостьи, юноша объяснил ей, что было решено так расселять окрестных крестьян, чтобы, во-первых, снизить риск пожара, а во-вторых, облегчить задачу обороняющим крепость стрелкам.

— Так со всех сторон? — поинтересовалась Пакс. Юноша утвердительно кивнул в ответ. По периметру крепости лес был расчищен на расстоянии, явно превышавшем дальность полета стрелы. Мальчик поспешил объяснить и это:

— Мне сказали, это для того, чтобы дать возможность тем, кто в крепости, стрелять прицельно. Стрелкам противника, чтобы их стрелы долетели до крепости, придется выйти на открытое место.

— Разве у вас есть враги в окрестных лесах?

— Нет, — покачал головой мальчик. — Уже многие годы здесь все спокойно, но дедушка говорит, что нужно всегда быть готовыми ко всему. — Осторожно посмотрев на Пакс, Алиам-младший позволил себе задать вопрос, который явно вертелся у него на языке:

— Скажите, а это правда, что дедушка был знаком с вами еще до того, как вы стали паладином?

Пакс повернулась к нему и честно ответила:

— Да, это так. И по правде говоря, однажды мне пришлось сложить перед ним оружие.

По выражению лица мальчика она поняла, что авторитет деда в глазах Алиама-младшего возрос еще больше.

— Неужели он взял в плен паладина? — задыхаясь от восхищения, спросил юноша. Пакс рассмеялась:

— Ну, положим, я тогда не была паладином. Я была обычным солдатом, рядовым, и служила по контракту в другой роте.

— Да, но ведь… — У Алиама-младшего явно не сходились концы с концами. — А мне рассказывали, что паладины, перед тем как стать паладинами, обычно бывают рыцарями.

— Ты знаешь, оказывается, не у всех у них одинаковая судьба, — сказала Пакс. — Я была самым обычным солдатом, а затем вольным наемником. После этого я занималась в учебной роте в Фин-Пенире… — Тут Пакс уже пожалела о том, что начала это перечисление, потому что понятия не имела, стоило ли рассказывать почти ребенку о том, что случилось с ней после Фин-Пенира.

— А когда вы познакомились с моим дедушкой… — своим нетерпеливым вопросом юноша выручил Пакс из затруднительной ситуации, — вы тогда были просто солдатом — не оруженосцем, не рыцарем?

— Нет.

— Понятно. А в какой роте вы служили?

— В роте герцога Пелана из Тсайи.

— А, я его знаю! Дедушке нечасто удается захватить в плен взвод или когорту солдат герцога Пелана. А в последний раз, когда это случилось, все вообще обернулось очень плохо. Только вы не подумайте чего-нибудь… Я уверен, что с вами это никак не связано. А было это… ну, несколько лет назад.

К счастью, небольшой отряд в это время уже подъехал к воротам, и Пакс не пришлось вдаваться в подробные воспоминания. Из ворот навстречу гостям вышел Алиам Хальверик. За его спиной, на шаг позади, стояли двое мужчин, более молодых и высоких — ростом намного выше самого Алиама. Пакс предположила, что это и есть его сыновья. Сам Хальверик совсем облысел за то время, что Пакс его не видела, но выглядел по-прежнему крепким и полным сил.

— Кого я вижу! Паксенаррион! — во весь голос закричал Хальверик, приветствуя ее. — Ну-ка, Пакс, иди сюда!

Пакс спешилась, шагнула ему навстречу и оказалась в объятиях, похожих скорее на медвежьи.

— Я прошу прощения, госпожа паладин, за такое вольное обращение, но вы знаете, Кьери Пелан столько рассказывал мне о вас, что я уже заочно воспринимаю вас едва ли не как Родственницу. Рад видеть вас в отличной форме, полной сил и бодрости.

Пакс хорошо помнила ту теплоту, с которой Алиам Хальверик относился к близким ему людям. Эта теплота была, пожалуй, самой яркой чертой его характера. Сейчас, в холодный зимний день она, казалось, согревала еще сильнее. Не без труда согнав с лица улыбку и демонстративно сурово сдвинув брови, он обратился к внуку:

— Эй ты, лентяй, а ну-ка слезай с лошади и отведи в конюшню лошадей наших гостей. Что ты расселся, как король на именинах? Думаешь, тебя на руках с седла снимать будут? — Стоило ему обернуться к Пакс, как улыбка снова заиграла на его губах. — Паксенаррион, заходи! Прошу прощения, госпожа паладин, позволите ли вы мне, как и раньше, обращаться к вам на «ты»? И вы, господа оруженосцы, разумеется, будете моими почетными гостями. Паксенаррион, пойдем, я познакомлю тебя с Эстиль, моей супругой. Она тоже собиралась выйти приветствовать вас, но, видимо, решила предпочесть церемонии хлопоты по подготовке обеда для столь дорогих гостей.

— Мой господин, — обратилась Пакс к Хальверику, — я бы хотела сама отвести своего коня в конюшню. Дело не в недоверии, просто он не всегда слушается кого-либо другого.

Алиам с нескрываемым восхищением осмотрел гнедого.

— Хорош, хорош! Ну красавец! Истинный конь паладина. Ничего удивительного, что он не слушается никого другого. Ну что ж, пойдем, я сам тебя провожу. Калиам, проводи оруженосцев в их комнаты. Халиам, распорядись насчет их багажа.

Жестом пригласив Пакс следовать за ним, Алиам Хальверик быстрее, чем можно было ожидать от человека его лет и телосложения, направился через просторный внешний двор крепости к небольшим открытым воротам по правую руку от главного входа. Пакс успела обратить внимание на то, что в крепости царили чистота и порядок. Двор и центральный плац были выметены так, что на каменной мостовой не оставалось ни снежинки. Тяжелая крышка на центральном колодце была пригнана так плотно, что не оставляла ни щелочки. Разумеется, нигде, ни в одном углу не было заметно ни мусора, ни сложенного «на всякий случай» старого снаряжения. В конюшне было так же чисто. Пакс завела гнедого в стойло, где в поилке уже была приготовлена вода. Как всегда, на шкуре своего скакуна Пакс не обнаружила ни малейшего следа от седла и подпруги. Никаких потертостей, только та же блестящая, будто только что вычищенная шерсть. Алиам аж присвистнул, увидев это.

— Он подпустит к себе конюхов, чтобы его почистили, или приказать, чтобы к нему вообще никто не подходил? Пакс, похлопав своего любимца по холке, ответила:

— До сего дня он, по крайней мере, никого не лягнул и не укусил. Если он не захочет, чтобы его чистили, он просто отстранится или отведет головой руку со щеткой. В таком случае настаивать не надо. Единственное, о чем я попрошу, — не привязывать его.

— Хорошо, — кивнул Хальверик, — я распоряжусь об этом. — Он пошел к конюхам, которые расседлывали лошадей оруженосцев. Вскоре он вернулся обратно, не поленившись притащить тяжелую торбу с зерном. Пакс сама насыпала зерно в кормушку для своего скакуна, передала торбу подошедшему конюху и последовала за Алиамом обратно через двор ко входу во внутренние покои крепости.

На пороге их встретила Эстиль. Пакс увидела перед собой высокую — с нее саму ростом — женщину с темными, тронутыми сединой волосами, широкоплечую и тем не менее по-своему грациозную. Она бросила на Алиама вопросительный взгляд, словно ожидая какого-то подтверждения. Выражение лица ее мужа, широкую улыбку на губах, искорки в глазах нельзя было истолковать ошибочно. К тому же сам Алиам радостно заявил:

— Эстиль, представляешь себе, вот уж сюрприз так сюрприз! Это Паксенаррион — с недавних пор паладин, да будет тебе известно.

— Я уже знаю, — сказала Эстиль и, отмахнувшись от мужа, протянула Пакс руку. Рукопожатие ее было крепким, а рука мозолистой и явно привычной к работе. — Заходите скорее в дом. Наверное, вы устали и замерзли в дороге. Сиб уже готов, а скоро и обед накроют.

Пакс проследовала за хозяйкой в главный зал замка. Сурия и Гаррис уже были там и отогревались у огромного камина, горевшего в углу помещения. Гаррис о чем-то оживленно беседовал с одним из сыновей Алиама. Помимо них, в зале находилась еще дюжина человек, поспешно накрывавших на стол.

— Эх, сколько ж воды утекло с нашей первой встречи! — вздохнув, сказал Алиам, подходя вслед за Пакс к камину. — Клянусь Фальком, я сразу тебя запомнил, когда в том форте — помнишь, у Гномьих гор? — тебе пришлось сдать мне оружие… Спасибо, Калиам. — Поблагодарив сына, Хальверик отхлебнул горячий сиб из большой кружки. Точно такая же кружка оказалась и в руках Пакс. Она осторожно посмотрела вслед Калиаму, который проследовал туда, где Гаррис беседовал с его братом. Выглядел Калиам отлично, и ничто не выдавало того, что несколько лет назад он получил страшнейшие раны. Тем временем Алиам Хальверик обвел взглядом зал и постарался привлечь внимание собравшихся у очага. — Вы представляете, она ведь была тогда солдатом-первогодком! Причем, как потом выяснилось, отличным солдатом, умеющим ценить и гордиться принадлежностью к достойной и благородной роте. А тут на тебе — сдача в плен! Я видел, какие чувства кипели в ее душе, и, по правде говоря, мне стало не по себе, когда она по нашей команде вынула меч из ножен. Я боялся, что чувства в ней возьмут верх над разумом и она бросится в атаку. Впрочем, в подразделении Пелана дисциплина всегда была на высоте. А еще я запомнил, что, когда остальные плененные солдаты бросили свои мечи на землю, Пакс не поленилась нагнуться и аккуратно положить его перед собой. Очень аккуратно, — добавил он и покачал головой. — Мне довелось многое повидать на своем веку, командуя наемной ротой, но знаете… бывают такие мелочи, которые почему-то крепко западают в память. Ведь казалось бы, какая-то девчонка, без году неделя на службе, а столько в ней гордости! Если бы вы знали, чего мне стоило убедить ее, что для всех нас будет лучше, если она даст мне обещание соблюдать правила пребывания в плену.

Пакс почувствовала, что краснеет, и поняла, что в последнее время это ощущение посещало ее все реже и реже.

— Мой господин…

— Ладно, я ведь не умаляю твоих заслуг. Я просто хочу сказать, что уже тогда ты нацеливалась на что-то большее, чем должность сержанта в своей роте. В своей или какой-либо другой. — Хальверик снова покачал головой и вдруг, искоса посмотрев на Пакс, заявил:

— Сдается мне, что, если б я попытался забрать меч у тебя сейчас, все вышло бы по-другому.

Все вокруг рассмеялись, а Пакс распахнула плащ и повернулась так, чтобы Алиам увидел рукоятку меча Тамаррион. Заметив, как сверкнул зеленый камень на эфесе, Алиам нахмурился. Пакс же, в свою очередь, улыбнулась и сказала:

— Мой господин, я с удовольствием вручу вам этот меч, если вы объясните мне, как он оказался у вас. Хальверик на глазах побледнел:

— Великие боги! Это же… это… меч Тамаррион!

— Нет, — спокойно возразила ему Пакс, — этот меч был подарен ей, но выковали и заколдовали его для другого человека — для принца, наследника престола этого королевства, который пропал без вести много лет назад и которого мы сейчас пытаемся найти.

Побледнев еще больше, Алиам коротко ответил:

— Это невозможно.

— Почему же? Или вы хотите сказать, что это не тот меч? Уверяю вас, у меня были все возможности убедиться в том, что это именно тот клинок. Его узнали несколько пожилых придворных и слуг. Кроме того, эльфы подтвердили, что именно они выковали его, и именно для наследника.

— Но ведь… они же… мне никто ничего не сказал. — Бледность на лице Хальверика уступила место густому румянцу. Он явно начинал сердиться. — Я же спрашивал эльфов, чтоб им пусто было! Они мне ничего о принце не сказали…

— Об этом я знаю, — кивнув, подтвердила Пакс. — Они ничего не сказали ни вам и никому другому. Кое в чем они признались лишь несколько дней назад, когда король лежал на смертном одре.

— И все равно, я не могу в это… Паксенаррион, ты можешь поклясться мне, что все это правда? Пакс изумленно посмотрела на него:

— Мой господин, я — паладин и не могу лгать. Если вы хотите, я могу поклясться вам в том, что все, рассказанное мною, я либо видела своими глазами, либо услышала от тех, о ком мы с вами говорили.

— Разумеется, у меня нет никаких оснований не верить тебе. Извини, — сказал Хальверик, обхватил руками голову и вдруг обменялся многозначительными взглядами с Эстиль. Затем, обведя глазами присутствовавших, явно заинтересованных этим разговором, Хальверик взял себя в руки и сказал:

— Ну что ж, я считаю, для начала достаточно. Паксенаррион, ты привезла мне тяжелые вести. Я думаю, после обеда мы соберемся в более узком составе и хорошенько все обсудим. Но сначала — горячая еда и приятная беседа на менее печальные темы. Все согласны?

Пакс, думавшая в этот момент о чем-то своем, рассеянно кивнула:

— Как вам будет угодно, мой господин. Единственное, о чем я позволю себе вам напомнить: у меня мало времени.

— Понятно, — согласился Хальверик. — Давайте пообедаем и сразу перейдем к серьезному разговору. А теперь прошу всех к столу, и пусть ничто не омрачит нашу трапезу.

Обед оказался именно таким, каким Пакс и представляла себе прием гостей в родовом имении Хальвериков: много хорошо приготовленной вкусной еды и куда меньше формальностей, чем можно было ожидать от трапезы в таком роскошном зале. Более того, в одном из дальних углов помещения было накрыто несколько простых деревянных столов, за которыми в какой-то момент расселись вооруженные солдаты из роты Хальверика. Алиам поспешил объяснить, что решил накормить остатками приготовленной для гостей еды только что сменившийся караул. Солдаты выглядели так же, как Пакс запомнила их по службе: суровые, дисциплинированные, опытные воины. Время от времени она ловила на себе заинтересованный взгляд, но стоило ей поднять глаза, как солдаты снова утыкались взглядами в свои тарелки. За столом, накрытым для гостей и хозяев, царила непринужденная атмосфера. Пакс усадили между Алиамом и Эстиль, и она поняла, что таких радушных хозяев, не дающих заскучать гостям, она еще не встречала в своей жизни. Эстиль без видимых усилий успевала поддерживать светскую беседу, руководить слугами, подававшими блюдо за блюдом, и одновременно не забывала отдать должное той еде, что оказывалась у нее на тарелке. Обернувшись к Пакс, Эстиль поинтересовалась:

— Мне говорили, что ты какое-то время служила с нашими рейнджерами. Наверное, они научили тебя обращаться с большим луком? Я постоянно твержу Алиаму, что это замечательное оружие, и…

— Для женщин с длинными руками — да, несомненно, — сказал Алиам с притворно недовольным выражением лица. — Вот она и твердит мне о нем, чтобы лишний раз напомнить о моем невеликом росте.

— Что за ерунду ты мелешь! — всплеснула руками его супруга. — Ты ведь отлично стреляешь из лука, и мне кажется…

— Да не хочу я заниматься организацией когорты лучников, и я тебе об этом уже сто раз говорил. Почему? Да хотя бы потому, что у Кьери уже есть такая когорта.

— Вот видите, — Эстиль улыбаясь обратилась к Пакс. — Несколько лет назад он даже уже начал закупать луки, обмундирование, снаряжение, но стоило ему узнать, что Кьери его опередил, как он сразу же отказался от этой идеи.

— Ну, в конце концов, надо же дать возможность мальчишке хоть в чем-то меня обставить! — Алиам произнес эту фразу, одновременно жуя кусок запеченного мяса, а затем, размахивая вилкой, продолжал:

— Он бы лопнул от зависти, если бы я обзавелся когортой лучников, зная, что моих стрелков будет тренировать сама Эстиль.

— Алиам, я никогда не говорила, что буду тренировать твоих солдат. — Судя по веселым искоркам в глазах Эстиль, Пакс поняла, что как раз этим она бы занялась с огромным удовольствием. Еще раз посмотрев на широкие плечи и крепкие, сильные запястья супруги Хальверика, Пакс не могла не согласиться с тем, что эта женщина была отличным стрелком. По крайней мере сил для этого у нее было достаточно, да и роста ей было не занимать.

— А кто, если не ты? Я, что ли? Упаси меня от этого Фальк! Мое оружие — меч. Я соглашусь пустить в противника стрелу, только если мой клинок переломится пополам. Нет, даже не пополам, а у самой рукоятки.

— Я ведь даже не знала, что герцог — ну, герцог Пелан — пробыл у вас так долго, — словно невзначай заметила Пакс. — Гаррис по дороге рассказал мне…

Алиам вдруг рассмеялся:

— Ну еще бы, конечно, по дороге к Хальверику Гаррису было о чем рассказать! Он действительно прослужил у меня несколько лет оруженосцем и…

— В любой момент готов к вам вернуться, мой господин, — подхватил Гаррис, торжественно взмахнув перед собой кружкой с элем.

— Гаррис, ты ведь уже двадцать лет называешь меня на «ты» — с тех пор, как тебя посвятили в рыцари. С чего это ты вдруг снова вспомнил о моем титуле?

— Сам понимаешь, атмосфера тут такая. Воспоминания нахлынули.

— Тогда сядь и выпей еще эля. У нас тут за столом что ни едок, то оруженосец. Так что вакансий пока нет. И вообще, что это вы стали вскакивать, чтобы обратиться ко мне? Сидите спокойно. Здесь вам не банкет при королевском дворе. Вы устали с дороги и проголодались. Так что ешьте, пейте и отдыхайте. — Затем, понизив голос, он обратился к сидевшей рядом с ним Пакс:

— Знаешь, по правде говоря, этот Гаррис был самым тугоумным, бестолковым и безнадежным парнем из всех, кого я когда-либо пытался сделать настоящим воином.

— Мой господин! — донеслось с другого конца стола.

— Гаррис, до тех пор пока не будешь называть меня на «ты» и по имени, я не желаю тебя слышать. Паксенаррион, я этого парня хотел отослать домой, наверное, раз двадцать. Нет, он старался, всегда исполнял все приказания, никаких лишних шалостей или непослушания за ним не водилось. Но он никак не мог ни на чем сосредоточиться. Переходя через крепостной двор, он мог споткнуться о валявшуюся под ногами ветку, упавшую с телеги с хворостом, и вместо того, чтобы поднять ее и убрать куда-нибудь, он на обратном пути снова спотыкался о нее и разбивал себе нос. — Алиам подмигнул Пакс и посмотрел на Гарриса, который выглядел в этот момент как мальчишка, которого отчитывают за не совершенную им проказу. Это выражение забавно контрастировало с сединой в волосах уже немолодого человека. Алиам же продолжал разглагольствовать:

— Ладно, сейчас мы не будем уделять много времени тому, что ты все-таки сумел стать достойным человеком. Боюсь, в этом заслуга тех, кто занимался твоим воспитанием до и после меня. Если честно, я ведь в те годы, когда Гаррис состоял у меня на службе, и сам был довольно молод. Это сейчас мне ясно, что тогда я ничего не понимал в том, как и чему нужно учить молодежь. А в те годы я, разумеется, был полностью уверен в своих педагогических талантах. А что прикажете делать: чтобы воспитывать молодого парня, вести за собой оруженосца, нужно быть полностью уверенным в том, что делаешь. Малейшую слабину, любую неуверенность они чувствуют тотчас же, и тогда — все, прощай, доверие! — Алиам прервал свою речь, чтобы налить эля себе и Пакс. Затем он снова заговорил:

— А теперь представьте себе эту картину: служит у меня Гаррис спотыкающийся о собственные ноги, а рядом с ним, тоже оруженосцем, служит Кьери — на несколько лет старше Гарриса и созданный для воинского дела, как хороший меч. — Прожевав какой-то кусок, подхваченный вилкой с тарелки, Алиам продолжал:

— И вот эти двое умудрились подружиться. Можете себе представить мое удивление! Кьери вообще в те годы трудно сходился с людьми. Большую часть времени он проводил один, погруженный в свои раздумья. Куда больше времени мне приходилось уделять не ему и не Гаррису, а другим ребятам, благородного происхождения — кое-кто из них даже вырос при дворе, — с которых мне приходилось сбивать аристократическую спесь и заново учить воинскому уму-разуму. Гаррис же не отходил от Кьери ни на шаг, словно выбрав его для себя командиром. И знаете, что произошло? Кьери, сам, может быть, того не понимая, стал учить Гарриса тому, что безуспешно пытался втолковать ему я, и преуспел в этом куда больше меня. — Посмотрев на противоположную сторону стола, он спросил:

— Ты уже рассказал Пакс о переходе через перевал Хаккенарск?

— Да, мой… да, Алиам. Рассказал то, что осталось у меня в памяти.

— Готов поспорить: ты помнишь каждую минуту, каждый шаг, сделанный нами в том кошмарном переходе. Я и то помню все, как будто это было вчера, разумеется, не считая тех часов, что я провел без сознания, схлопотав изрядную оплеуху чем-то вроде молотка или цепа. Мне кажется, тот переход сильно повлиял на тебя, изменил как-то. Хотя должен признаться, что за предшествовавшее ему лето ты очень повзрослел.

— Правда?

Пакс была уверена, что Гаррис вовсе не хотел, чтобы его вопрос прозвучал так громко и заинтересованно.

— Конечно, правда. Дети не всегда замечают происходящие с ними перемены, но поверь, мне со стороны было виднее. Ты не раз и не два по-хорошему удивлял меня в то лето, и еще больше — в те тяжелые дни, когда мы пробирались по горам.

Пакс заметила, как Гаррис подобрался, выпрямил спину и с нетерпеливым любопытством ждет дальнейших слов Хальверика.

— Я уже хотел просить твоего отца оставить тебя у меня на службе до тех пор, пока ты не будешь готов вступить в орден рыцарей Фалька. Но, сам понимаешь, после Хаккенарска отец и слышать не хотел о продолжении твоей службы. Он сразу же отозвал тебя обратно.

— Мой господин… то есть Алиам, я-то всегда думал, что это ты меня отослал.

— Видят боги, нет конечно! С чего ты это взял? Может быть, отец так описал тебе ситуацию? — Алиам покачал головой. — Понимаешь, он решил, что отпускать тебя снова в Ааренис будет слишком рискованно. А я… я был бы только рад, если бы ты остался у меня на службе.

— Да нет, отец мне все так и сказал, — со вздохом произнес Гаррис. — Только я ему тогда не поверил… У меня ведь братья тоже оруженосцами служили, поэтому, что такое война и риск, в семье было известно. Я решил, что ты все-таки устал возиться со мной и отправил обратно к отцу… — Замолчав, Гаррис сокрушенно покачал головой и уткнулся взглядом в тарелку.

Пакс воспользовалась повисшей в зале тишиной, чтобы перевести разговор на интересующую ее тему:

— Меня очень удивило, что вместе с Гаррисом у вас оруженосцем служил герцог Пелан. Не то чтобы это оказалось для меня полной неожиданностью — как-то герцог сам упоминал об этом в разговоре в начале зимы. Но тогда это показалось мне чем-то невероятным. Сами понимаете, мне трудно представить его себе кем-то иным, кроме как командиром одной из лучших наемных рот в Тсайе.

— Это обычное дело, — поспешил поддержать разговор Алиам. — Всегда трудно представить себе, что у людей старше тебя по возрасту до того, как вы познакомились, была другая жизнь. Я помню, как встретился с одним эльфом, и тот вдруг взял да и рассказал мне, что ему довелось познакомиться с моей бабушкой, когда та совсем еще юной девушкой собирала цветы на лесной поляне. С тех пор мне всегда было не по себе в его обществе. — Отхлебнув эля, Алиам добавил:

— Хотя эльф весьма благожелательно описал бабушку, отметив ее очарование и привлекательность.

Пакс хотела что-то сказать, но почувствовала, что будет лучше, если она промолчит. Уже дважды она пыталась подтолкнуть Алиама к разговору о юности Пелана, что казалось ей естественным — ведь эта тема была приемлемой для них обоих. Однако оба раза он ловко уходил от такого разговора. Обернувшись к Эстиль, Пакс заметила тревогу, мелькнувшую в ее глазах. Быстро отвернувшись, хозяйка подозвала одного из слуг и распорядилась подавать десерт — горячие, только что из печки пироги. За всю оставшуюся часть обеда Пакс не проронила ни слова.

Как только обед закончился, Алиам и Эстиль пригласили Пакс в кабинет хозяина замка. Она готовилась к тому, что Алиам и дальше будет избегать серьезного разговора, но, как только дверь за ними закрылась и со стола были убраны разбросанные на нем свитки с картами, Алиам Хальверик перешел прямо к делу.

— Итак, Пакс, у тебя оказался меч, который я подарил Кьери, точнее, его невесте Тамаррион на свадьбу. Этот меч был с нею в тот день, когда она погибла. Его нашли рядом с ее телом. А теперь ты сообщаешь мне, что этот клинок был выкован для наследного принца, исчезнувшего больше сорока лет назад. Кроме того, по твоим словам выходит, что эльфы скрыли это от меня. Это все, что ты хотела мне сообщить, или у тебя есть что-то еще?

Пакс рассказала ему все, что ей было известно, переставляя по ходу рассказа отдельные его фрагменты, как кусочки мозаики, чтобы самой лучше понять, что же именно произошло со дня исчезновения принца. Свой рассказ она закончила на том, как эльфы признались в королевском замке, что принц не только не погиб в тот трагический день, но и живет где-то по сию пору.

— Истинный наследник трона Фалькьери, — пробормотал Хальверик. — Если только он, конечно, жив… А эльфы, как ты говоришь, утверждают именно это. И что дальше? Они сказали, кто этот человек и где он находится?

— Нет, мой господин.

— Слушай, Пакс, обращайся ко мне на «ты» и называй по имени. К чему нам лишние церемонии? Кое-что мне о тебе написал Кьери, кое о чем сюда дошли слухи. Позволь выразить тебе мое восхищение. Настрадаться тебе пришлось не по годам много. Тем более я рад видеть тебя сейчас такой…

— Господин Хальверик, я бы предпочла…

— Хорошо, хорошо, не будем об этом. Ты лучше объясни, почему эльфы ни о чем мне не сказали? Почему не рассказали мне о принце? И почему продолжают упорствовать в своем нежелании раскрыть нам эту тайну?

— Эльфы утверждают, будто то, что случилось с бывшим — по их словам — принцем, сделало его непригодным для управления государством человеком.

— Интересно, и что же они имеют в виду под словом «непригодный»?

— Этого они не сказали.

— Еще бы! Дождешься от них. — Алиам встал из-за стола и заходил по кабинету. — А ты уверена, что это тот самый меч?

— Мой господин, ваш дядя и некоторые пожилые придворные узнали этот клинок. Они смогли описать не только его в целом, но и назвали отдельные приметы, а главное — перечислили руны, украшающие клинок, не имея возможности увидеть их. Подтвердил подлинность меча и Амбротлин — брат погибшей королевы, матери принца.

— Я ведь никогда не рассказывал Джерису о том, что нашел этот меч, — разведя руками, признался Алиам. — Сам не пойму, как это могло получиться. Было бы самым разумным сообщить ему, члену Правящего Совета, о такой находке. Но за все эти годы мне ни разу не пришло в голову, что дядю следовало бы поставить в известность о найденном мече. Он ведь постоянно находится при дворе и мог бы…

— Эльфы сказали, что они… ну, в общем, это они сделали так, что вы ничего не сказали своему дяде о находке.

— Ах, чтоб их!.. — К удивлению Пакс, в голосе Алиама слышалось гораздо меньше злости, чем можно было предположить. — Они всегда себе на уме и считают себя вправе делать, что им хочется, не заботясь о наших, человеческих интересах. Боюсь, как бы в один прекрасный день они не перехитрили сами себя. Так что, они уверены, что принц жив?

— По крайней мере они так утверждают, но категорически отказываются сказать, кто он и где находится. Вот и пришлось мне отправляться на его поиски.

— А ты уверена, что именно в этом заключается твоя миссия? — спросила у Пакс Эстиль. — Как ты узнала об этом?

Пакс покачала головой:

— Уважаемая госпожа, перед самой смертью король попросил меня взойти на престол после него. Он считал — для этого достаточно того, что я паладин и в моем пользовании оказался вот этот самый меч. Остальные члены Совета согласились с этим. Но паладин — не правитель. Я была призвана сюда не для того, чтобы править, а чтобы спасти это королевство, вернув ему законного наследника трона. Я абсолютно уверена, что это и есть мое предназначение. Откуда у меня такая уверенность, я вам объяснить не смогу.

Эстиль хотела еще о чем-то спросить ее, но Алиам опередил супругу:

— Как ты рассчитываешь найти его? По каким приметам, признакам? Ведь прошло столько лет.

Пакс коротко перечислила ему все догадки, которые были сделаны в Чайе на совещании с придворными: возраст, цвет волос, глаз, то предположение, что принц на какое-то время попал в плен — впрочем, неизвестно к кому, и к тому же, если верить эльфам, полностью забыл, кто он, откуда родом и даже как его зовут.

— Впрочем, не могу не признать, что под это описание подходит слишком много людей, — со вздохом сказала Пакс. — Начать я решила с того, чтобы вернуться в то место, где этот меч был обретен заново. Эльфы рассказали, что вы нашли его и сначала хотели вернуть клинок им.

— Так и было, — подтвердил Хальверик. — Я нашел этот меч в лесу, рядом с трупами трех эльфов и куда большим количеством мертвых орков. Через рейнджеров я передал сообщение в Лес Великой Госпожи. Оттуда пришел ответ с предложением передать клинок тому, для кого он был выкован.

— А вы и понятия не имели, кто был этим человеком?

— Ну разумеется. Все, что мне было известно об этом мече, — это то, что он явно эльфийского происхождения.

— При дворе вы ни у кого его не видели?

— Нет, — подумав, ответил Алиам Хальверик. — Я в те годы вообще практически не бывал в королевском замке. Я служил пажом при своем дяде вместе с младшими братьями короля — я имею в виду старого короля. Да, как летит время! Ведь они оба уже успели побыть королями на нашем троне.

— Вы видели где-нибудь другой меч, похожий на этот? Хальверик лишь покачал головой.

— Тогда позвольте узнать: о чем вы подумали, когда получили такой ответ из Страны Леса Великой Госпожи? Алиам нахмурился:

— Честно говоря, я подумал, что это типичная эльфийская дерзость. Они знали что-то, что мне было неведомо, и просто в очередной раз решили посмеяться над людьми, выбрав в качестве объекта для шутки меня. Ничего особо примечательного в ножнах я не обнаружил. Другое дело — сам клинок с рунами и прекрасно сделанная рукоятка с драгоценным камнем. Выглядел этот меч скорее как оружие для женской руки. Судя по рунам, я предположил, что он предназначался женщине из их народа. Ни одна из этих рун не соответствует имени Эстиль или кого-нибудь из моих дочерей. Никто из них не проявил особого желания взять себе этот клинок, особенно узнав о том, что именно мне ответили эльфы. Продавать я его, само собой, не стал, а просто отослал в наш родовой замок, не сообщив ничего эльфам. Впрочем, я полагаю, что им об этом стало известно. На какое-то время я успокоился, решив, что рано или поздно объявится какая-нибудь дама эльфийского происхождения или дочь от смешанного брака, которая предъявит свои права на меч. Случилось же так, что заехал ко мне Кьери Пелан, решив лично сообщить о своей предстоящей женитьбе. Сказал он, и как зовут его невесту — Тамаррион Нистианни. Две из имевшихся на клинке рун совпали с ее именем: «свет» или «огонь» и «горы». Я сразу же подумал об этом и без долгих размышлений вручил Кьери меч в качестве свадебного подарка. Разумеется, вскоре я сообщил эльфам, где и у кого будет находиться впредь их клинок. Они в ответ передали, что вполне довольны моим решением.

— Неужели? — переспросила Пакс. — Так-таки и довольны? Я вот что по этому поводу думаю: эльфы считают, что этот меч, попав в руки истинного владельца, во-первых, отзовется на его прикосновение, а во-вторых, дарует ему какую-то магическую силу. Они попросили вас передать меч тому, кому он предназначен, — истинному владельцу, связанному с этим клинком сильными эльфийскими заклинаниями. Какое предположение можно сделать, исходя из этого? По всей видимости, они считали, что этот человек находится среди ваших знакомых. Остается только выяснить, кто из них мог быть в прошлом наследником престола. — От внимания Пакс не ускользнули быстрые взгляды, которыми обменялись Алиам и Эстиль. Тем не менее она задала свой следующий вопрос:

— Скажите, мой господин, как бы вы поступили, если бы сразу узнали, что за меч попал к вам в руки? Кому, какому человеку вы сочли бы возможным передать его?

— Я… я не могу ответить на этот вопрос. Не подумай дурного, Пакс: просто не знаю, как бы я тогда поступил. — Алиам вновь вернулся к столу и тяжело опустился на стул. — Паксенаррион, ты пришла в наше королевство с надеждой спасти его от хаоса и войны. Ты считаешь, что сможешь достичь этого, отыскав давно пропавшего принца, ставшего теперь нашим законным королём. Но боюсь… как бы тебе это сказать… Вполне возможно, что принесла ты не столько спасение, сколько серьезную опасность. Подумай: а что если эльфы правы? Что если этот человек, которому сейчас уже под пятьдесят и у которого нет никакого опыта в управлении не то что государством, а, допустим, даже поместьем, — что если он действительно абсолютно не годится на роль правителя?

— Мой господин, всего год назад никто не подумал бы, глядя на меня, что я гожусь на роль паладина, — ни вы, ни герцог Пелан, ни я сама. Меньше всего в это поверила бы именно я. — Пакс не без труда удалось заставить себя отвлечься от нахлынувших на нее тяжелых воспоминаний. — И все же — вот я перед вами: настоящий паладин, излечившийся от всех ран, как телесных, так и душевных. И мне дарованы силы и способности, о которых раньше я не могла даже мечтать. — Сосредоточившись, Пакс на мгновение озарила кабинет ярким волшебным светом, после чего в глазах Алиама Хальверика исчезла последняя тень сомнения. — Боги отправили меня в этот поход для того, чтобы я нашла вашего короля. Я не думаю, что они стали бы снаряжать меня на заведомо бессмысленное задание. Если мне удастся найти пропавшего принца и он действительно окажется совершенно непригодным к тому, чтобы стать правителем, я полагаю, у богов найдутся силы и способы излечить его и вернуть то, что принадлежит ему от рождения.

Алиам, подумав, кивнул:

— Может быть, ты и права. Я готов молиться о том, чтобы твоя правота оказалась полной. Как ты думаешь, а остальные — ну, члены Правящего Совета, другие придворные, — они согласятся признать его, если тебе все же удастся найти принца?

— Они поклялись мне в этом, мой господин. А Амбротлин сказал, что эльфы по меньшей мере примут во внимание это решение Правящего Совета.

— Капитан рыцарей Фалька присутствовал при этом? Пакс кивнула.

— Что он сказал?

— Он? — переспросила она и на мгновение задумалась. По правде говоря, она не слишком много внимания уделила мнению капитана рыцарей. — Да, вспомнила! Мой господин, он сказал, что не рад тому, что боги избрали на это дело паладина Геда, а не рыцаря Фалька.

Эстиль рассмеялась:

— Это на него похоже. А по делу он ничего не сказал? Не назвал каких-нибудь зацепок?

— Нет. А что, мог бы? — удивленно вскинула брови Пакс. Ответа не последовало, и она со вздохом сказала:

— У меня такое ощущение, что вы, мой господин, и вы, госпожа Эстиль знаете что-то такое, о чем я, оставаясь в неведении, вынуждена только догадываться.

— Ты права. — Алиам вновь встал из-за стола. — Как бы тебе все объяснить? Знаешь, Паксенаррион, поставь себя на мое место. Представь: как я должен был себя вести, если бы вдруг встретил человека, который почему-то — сам не знаю почему — показался мне похожим на пропавшего принца? Скажу откровенно: так оно и было. Что же дальше? Какие у меня доказательства? На чем основываются мои догадки? Ну, разве лишь на том, что совпадают возраст, цвет волос, черты лица да возможное родство с королевским домом. И что дальше? А кроме того, не забывай, что самого принца я никогда в жизни не видел. Я даже не знал, как его звали…

— Фалькьери Амбротлин Артсьелан, — глядя в глаза Алиаму, стала перечислять Пакс. Хальверик вздрогнул.

— Все равно, — выждав несколько секунд, сказал он. — Никаких доказательств у меня не было. От мальчишки в таком возрасте, к тому же от ребенка, который забыл свое прошлое, ждать разгадки не приходилось. Учти и другое: в то время принцесса была жива и здорова, пусть и осталась сиротой. Я не видел причин… понимаешь, я думал… — Хальверик замолчал, и по его дыханию чувствовалось, как он волнуется. Пакс терпеливо ждала. — Видят боги, Паксенаррион, я сделал то, что считал в то время наиболее разумным. Чего еще можно ждать от обычного человека? Ну мог он оказаться принцем, а мог и не быть им. Вероятность, сама понимаешь, минимальная. Сам он ничего не помнил. Говорить ему о своих предположениях? С какой стати я стал бы навязывать парню свои домыслы? Кроме того, я не считал себя вправе хоть в какой-то мере выступать против его сестры. Она была признанной наследницей, которой вскоре предстояло принять корону. Ее любил народ, она была вполне готова к тому, чтобы… Она была моей принцессой и вот-вот должна была стать моей королевой. Когда мне даровали эти земли с правом построить на них замок, я принес присягу на верность ее отцу. Такую же присягу я готовился принести ей самой в день коронации. И что ты от меня хочешь? Чтобы я незадолго до ее вступления на престол заявил, что под моей опекой находится истинный наследник? Да какие у меня были этому доказательства? Мальчишка мог быть внебрачным сыном кого-либо из дальних родственников короля, может быть, кого-то из придворных, а может быть, и вообще взялся неизвестно откуда. Я делал для него все что мог. По крайней мере все, что мог в то время. Я взял его на службу, устроил ему хорошую учебу, сам занялся его воспитанием и подготовкой к военной службе. Но получилось так…

В этот момент словно молния промелькнула перед внутренним взором Пакс, высветив перед нею всю правду.

— Пелан! — выдохнула она. — Вы же говорите о Кьери Пелане! Все сходится: возраст, цвет волос…

— Да, — подтвердил догадку Пакс Алиам Хальверик. — Ты права: он Кьери Артсель Пелан — так он представился, когда появился здесь. Видят боги, если бы я просто почаще прислушивался к Джерису, если бы у меня на слуху крутилось тогда имя принца… Но пойми: я сам был в те годы почти мальчишкой.

— Странно, — задумчиво произнесла Пакс. — Но ведь герцог Пелан совсем не похож на других детей от смешанных эльфийско—человеческих браков.

— Я знаю. Он гораздо больше похож на отца. По крайней мере это я сразу заметил. Как я тебе уже сказал, это и навело меня на мысль о том, что он, возможно, внебрачный потомок кого-либо из их рода. Благородное происхождение чувствовалось в нем с самого начала. И тем не менее если такая крамольная мысль и приходила мне в голову, то один внешний вид Кьери опровергал эту и без того казавшуюся безумной догадку. Посмотрев на него, никогда не скажешь, что он по крови наполовину эльф. Никаких способностей, свойственных самим эльфам или их детям, рожденным в браках с людьми, у Кьери не было. Никто из нас за ним этого не замечал. И еще раз я вынужден повторить только одно: я был слишком молод и многого не понимал.

— Не думаю, что и имя убедило бы нас в правоте такой догадки, — добавила Эстиль. — Фальки — это очень распространенное в наших краях имя, даже прозвище, которое дают на счастье. А что касается Кьери, то это имя знакомо нам по Тсайе и Ааренису.

Алиам покачал головой:

— Вот оно как обернулось. Как непредсказуема бывает судьба. — Вдруг он строго посмотрел на Пакс и сказал:

— Но не может он быть королем! Кости Тира, я готов правую руку отдать за то, чтобы дело обернулось именно так! Но не сходится…

— Что не сходится?

— Эх, знал бы я тогда, что это за меч! — сокрушенно сказал Алиам. — И останься Тамаррион в живых, он тоже мог бы вернуться и даже восстановить эльфийское чутье, но… Подождите-ка! Опять не сходится. Я ведь сам передал ему этот меч, и ничего не произошло.

— Вынимал ли он при вас его из ножен? Алиам задумался и посмотрел на Эстиль, словно ожидая от нее помощи:

— Честно говоря, точно не помню. По-моему, нет. Сам я доставал его из ножен, чтобы показать Кьери руны. И я не помню… вот думаю сейчас об этом и вспоминаю, что, по-моему, он даже не притронулся к мечу ни разу. Кьери поблагодарил меня за подарок, и я приказал слугам завернуть меч получше, чтобы его было удобно везти в качестве багажа.

— А я вот что вспомнила, — неожиданно встав со стула, сказала Эстиль. — Тамаррион сама рассказала мне это, когда мы виделись с нею после рождения ее первого ребенка. Так вот, когда Кьери передал ей наш подарок, он поклялся никогда не обнажать этот меч.

— Точно, точно, ты же мне об этом рассказывала! — Обрадовавшись напоминанию, Алиам приобнял жену в порыве благодарности. — Я еще тогда подумал, что Кьери, наверное, так же сентиментален, как и я. Он хотел, чтобы его молодая жена почувствовала, что он ни в чем не собирается ограничивать ее свободу воина. Он говорил, что не прикоснется ни к одной из вещей, которые имеют отношение к Тамаррион как солдату. Что же касается этого меча, то он торжественно поклялся никогда не обнажать его и не прикасаться к нему, давая понять, что этот клинок принадлежит ей и только ей. Но все равно мне это кажется невероятным. Он был так близко к этому мечу. Наверняка хотя бы для того, чтобы вручить его Тамаррион, он должен был взять его в руки, пусть даже в ножнах. И чтобы такой клинок ничем не выдал, что оказался в руках истинного владельца…

Пакс надолго задумалась, а Алиам и Эстиль тем временем внимательно смотрели на нее. Наконец, пожав плечами, Пакс сказала:

— Вполне возможно, что ничего и не произошло. Амбротлин сказал так: несмотря на то что меч был изготовлен для принца и должен был как-то узнавать своего истинного владельца, до поры до времени он был словно запечатан даже для своего хозяина. Чтобы снять это охраняющее заклятие, мальчик должен был пройти какой-то эльфийский ритуал. По-моему, как раз для этого мать и повезла его в Лес Великой Госпожи. А до того меч мог отзываться на прикосновение владельца, только будучи вынутым из ножен.

— И все эти годы он был так близко… — Эстиль выглядела совершенно подавленной. — Все время находиться рядом… Мне даже не верится, что он так никогда и не…

— Наоборот, ничего удивительного, — возразил супруге Алиам. — Пелан всегда умел держать данное слово.

— Мой господин, — сказала Пакс, наклонившись над столом, — надеюсь, теперь вы понимаете, что я должна знать о нем все, что знаете вы. Я должна понять, почему вы решили, что он и есть принц, а также то, что заставляло вас в этом сомневаться. Мне необходимо понять, почему вы считаете его неподходящим для роли правителя. — Эстиль вздрогнула, но Пакс, не обращая внимания на ее реакцию, продолжала:

— Я должна узнать все, что известно вам о его прошлом, все, что вы знаете, независимо от того, насколько страшные или постыдные факты могут скрываться в этом прошлом. Если он является законным наследником, а следовательно, уже королем…

— Но ведь все сходится и сходилось с самого начала, — разведя руками, сказал Алиам. — Меч. Они ведь сами сказали мне отдать клинок ему, прекрасно понимая, что едва ли у меня будет другой выбор. Они сами сказали, что мое решение их вполне устроило. Я имею в виду — когда я подарил ему этот меч для Тамаррион. Эльфы были уверены в том, что рано или поздно он возьмет в руки этот меч.

— Мой господин, я задала вам вопрос, — глядя в глаза Хальверику, сказала Пакс.

— Ну хорошо. — Алиам вздохнул и обратился к супруге:

— Эстиль, что ты скажешь? Я знаю, есть вещи, о которых он говорил с тобой, но никогда не признался бы в них мне.

Эстиль поправила волосы и начала рассказывать:

— Паксенаррион, он появился у нас примерно лет сорок назад. Можно заглянуть в архивные свитки, но и я сама могу сосчитать. Это случилось как раз в то время, когда Калиам только-только начал самостоятельно ходить. Значит, это было… дай-ка подумать… тридцать восемь лет назад. Точнее — где-то в конце осени, или нет, скорее в начале зимы.

— Привел его к нам один из дровосеков, — проговорил Алиам. — Сказал, что наткнулся на парня, который шел куда-то через лес не разбирая дороги. Я в тот день как раз занялся забоем скота. Было понятно, что даже с помощью всех имевшихся слуг нам до вечера только-только удастся управиться. А парень сказал, что ищет любую работу. Ну, я и разрешил ему остаться до вечера; сказал, что рассчитаюсь, когда мы все закончим уборку на скотном дворе. — Почесав нос, Алиам продолжал:

— Он был худущий, грязный, ни дать ни взять — рыжий крысенок. Кожа да кости, одет в какие-то лохмотья. Он сказал, что сошел на берег в наших краях с какого-то корабля в самом начале осени. Судя по всему, высадился он где-то в районе Баннерлита и стал пробираться все дальше и дальше от берега. Но так уж получилось, что зимой работы ему было не найти. Понимаешь, Пакс, это обычное дело. Летом или по осени в любой деревне тебя с удовольствием примут на какое-то время, может быть, даже оставят насовсем до следующего сезона. А так, чтобы по зиме найти новую работу, — это, я тебе скажу, большая проблема.

Пакс решила не посвящать Хальверика в то, что ею эта проблема была прочувствована на собственной шкуре. Она смотрела на него, ожидая продолжения. Сам же Хальверик опять кивнул Эстиль, и рассказ продолжила она:

— В общем, Алиам оставил его у нас. В первый раз увидев его за столом, я удивилась тому, как умело и правильно он ведет себя. Большинство мальчишек в его возрасте — я имею в виду, в его тогдашнем возрасте — роняют вещи со стола, проливают еду на скатерть, пачкают одежду… У него же все получалось словно само собой. Я решила, что он может стать хорошим пажом. Сами мы тогда еще были молоды, нам было не до оруженосцев, а уж о том, чтобы нанять пажа, мы и не думали.

— Знаешь, Эстиль, это я и сам мог бы рассказать. Давай лучше вспомним, что парнишка в то время был изрядно чем-то напуган, — обратился к жене Алиам Хальверик. — Помнишь, в первый же вечер, когда он сидел за столом с нами и с нашими гостями, он не правильно понял какие-то мои слова и съежился так, словно я замахнулся, чтобы ударить его. Алиам требовательно поглядел на Эстиль. Та покраснела, а затем не без труда начала говорить:

— Да, Паксенаррион, все так и было. Что именно сказал Алиам, я не помню, но Кьери просто отбросило от него. Я поняла, что Алиам может рассердиться на него за такое поведение. Ведь на самом деле мой муж всегда был справедлив по отношению ко всем слугам. А тут при посторонних людях ребенок ведет себя так, будто его здесь то и дело избивают.

— У нас тогда гостили купцы из Аарениса, — вставил Алиам, — представители Гильдии. Я как раз обсуждал свой первый независимый контракт на охрану караванов и гарнизонную службу в одном из фортов.

— В общем, я попросила Кьери выйти вместе со мной из зала, — сказала Эстиль. — Вскоре я выяснила, что ему уже действительно доводилось бывать на торжественник обедах в каком-то замке. Где именно — я так от него и не добилась. И, исходя из своего прошлого опыта, он подумал… — Эстиль посмотрела на Алиама так, словно боялась продолжать рассказ без его разрешения. Тот утвердительно кивнул головой. — Он подумал… — Не договорив фразу, Эстиль снова замолчала. — В общем, он решил, что Алиам отправляет его в постель к одному из гостей в качестве…

— Я все поняла, — сказала Пакс. Эстиль кивнула ей.

— Я не знаю, каким приличным словом описать это, — сказала она. — В общем, я — заверила его, что Алиам имел в виду совсем другое и что ничего подобного у нас в доме никогда не было и ни в коем случае ему не грозит. Знаешь… после этого он словно заново ожил. Лишь позже я заметила шрамы у него на голове, да и по всему телу…

— Я узнал об этом гораздо позже, — сказал Алиам. — Как-то раз, когда мы воевали на одной стороне по контракту в Ааренисе. По крайней мере кое о чем он дал мне догадаться.

Эстиль снова взяла слово:

— В общем, когда мы решили сделать его пажом, было ему лет четырнадцать. Вполне подходящий возраст, чтобы начать практиковаться во владении оружием. Так вот, поначалу мы думали, что из него ничего не получится…

— Если говорить начистоту, — признался Алиам, — я решил, что этот парень — просто безнадежный трус. Надеюсь, тебе, Пакс, не надо объяснять, как же я ошибался. А дело было знаешь в чем? Ему и в голову не могло прийти, что он имеет право на ответный удар. Зато когда мы наконец вдолбили это ему в голову, его уже ничто не могло остановить. В бою он был бесстрашен. Понимаешь, ничто не могло напугать его, если оставалась возможность сражаться.

— А учился он, кстати, замечательно, впитывал знания, словно губка, — добавила Эстиль. — Это касалось как наук, так и воинского искусства. Рос он тоже как на дрожжах. Чтобы нормально одевать его, нам пришлось тратиться гораздо больше, чем на других слуг — его сверстников. За все, что мы для него делали, он платил нам чем мог — беззаветной верностью. Я уверена, что он был готов на все ради меня и Алиама. Причем его отношение распространялось — совершенно искренне — и на наших детей. Другие оруженосцы, прямо скажем, недолюбливали наших малолетних наследников. Кьери же относился к ним как к родным. Они отвечали ему тем же, особенно Калиам, да, пожалуй, и все остальные.

— Ладно, Эстиль, хватит петь Кьери дифирамбы. Какой он хороший, Пакс лучше нашего знает. Вспомни, какие у нас были с ним сложности. Началось все с того момента, как Кьери понял, что может защищаться. Его страх бесследно исчез. Этот парень готов был вступить в бой с кем и с чем угодно. Более того, у него появилось желание поразить всех вокруг своими достижениями и даже подавить окружающих. Впрочем, он никогда не переходил границ дозволенного, но в нем появилась уверенность в себе, убежденность в том, что он может победить всех и вся…

— Одних драк сколько нам пришлось разнимать! — Говоря это, Эстиль не могла не улыбнуться.

— Нет, он не то чтобы провоцировал кого-то — ни в коем случае, но сам не упускал ни единого повода пустить в ход кулаки. Малейшая придирка, одно-единственное обидное слово, брошенное кем-то, — а сама понимаешь, среди мальчишек и молодых ребят это неизбежно, — и он уже не отступал от своего. Бывало, что на него набрасывались сразу несколько человек, но он дрался либо до потери сознания, либо до победного конца. Жаль, что я тогда не мог уделить ему больше внимания. Надо было бы как-то скорректировать это его поведение. Да что там! Сам молодой, я, пожалуй, даже внутренне одобрял такое упорство Кьери, — передвинув стул поближе к камину, сказал Алиам. — С таким упорством и с таким стремлением к победе, само собой, тактику он одолевал легко. Вот со стратегией дела обстояли хуже. Ему не было свойственно загадывать вперед. А еще… он жаждал власти, стремился к ней. Разумеется, ему и в голову бы не пришло попытаться оспорить мое первенство, но обойти более слабого оруженосца или даже кого-нибудь из офицеров когорты было для него высшим удовольствием. То, как он повел себя на перевале Хаккенарск, — очень характерно для Кьери. Он мгновенно выработал единственно верный план, блестяще реализовал его, не забыл ни одной важной детали, а потом чуть не погубил себя, пытаясь продолжать командовать, несмотря на тяжелые раны. А чего стоит один случай в Ааренисе! Это было на следующий год. Я отправил его вместе с небольшим отрядом в разведывательный дозор. Командиром был назначен опытный сержант. Как же, разбежались! Вскоре я узнаю, что, выполняя распоряжения Кьери, половина патруля попала в плен. Что он тогда делает? Он на все свое жалованье нанимает себе отряд из местных крестьян, которые худо-бедно умели держать в руках оружие, продумывает, как и откуда напасть на противника, спасает наших людей и безоговорочно выигрывает свой первый бой с минимальными потерями. Когда же я спросил сержанта, почему он не пресек всю эту самодеятельность с самого начала, тот только развел руками и предложил мне попробовать остановить на полном скаку боевого коня, намертво закусившего удила. Кроме того, мы с сержантом вынуждены были признать, что Кьери поступил так, как было нужно. Но ведь риск-то какой…

— Так почему же, мой господин, вы считаете, что он не подходит на роль правителя? Ведь посмотрите сами, каким он стал теперь. Чего стоит только его опыт управления герцогством, которое выделил ему королевский дом Тсайи. Эти земли, бывшие некогда нищим, почти не возделываемым клочком Северных холмов, страдающим к тому же от постоянных набегов орков, превратились в густонаселенный, безопасный и процветающий край. Основная заслуга в этом принадлежит именно герцогу. Разве это не доказывает то, что он мог бы стать прекрасным правителем в королевстве?

— Согласен, но это еще не все. Понимаешь, Пакс, ты родом не из Лионии и не знаешь, чего мы ждем от нашего короля.

— Эльфийского чутья? — глядя прямо в глаза Хальверику, спросила Пакс.

— Да, и этого тоже. А насколько мне известно, у Кьери нет и намека на способности к восприятию тонких эльфийских миров. А чего стоят его вспыльчивость и нежелание докапываться до того, кто виновен в том или ином проступке! Ты ведь сама прекрасно знаешь об этом, тем более что была не только свидетелем, но и участником тех страшных событий в Ааренисе. Другое дело, если бы Тамаррион была жива. Он так изменился после свадьбы. Жаль, что ты не знала его тогда. Не зря в ее имени была руна, означающая «свет». Ее любовь высветила лучшие стороны того, что представлял собой Кьери, не ломая его личность.. А после ее смерти он стал мрачнее и, не побоюсь этого слова, чернее, чем раньше. Он выставил из своих владений маршала Геда… Нет, он, правда, написал мне, что собирается восстановить с ними какие-то официальные отношения после того, как ты вывела перед ним на чистую воду дворецкого, но…

— Орден Геда получил прежние права во владениях герцога Пелана.

— Что?!

— Мой господин, по-моему, вам известно далеко не все, что произошло за эту осень с тех пор, как я вернулась к герцогу. Он пригласил к себе маршалов, провел переговоры с Верховным Маршалом Арианией, и когда выяснилось, что между ним и орденом Геда нет никаких противоречий, герцог Пелан выделил место для резиденции маршала в крепости и приказал начать строительство фермы в ее окрестностях.

— Ничего себе! — Эти известия явно были полной неожиданностью для Алиама Хальверика. — В жизни бы не подумал! И хотя я по-прежнему считаю, что этого недостаточно, тем не менее…

— Мой господин, я должна согласиться с вами, что тот человек, которого мы с вами оба знали и с которым бок о бок сражались тогда в Ааренисе, не стал бы хорошим правителем ни в Лионии, ни в какой-либо другой стране. Но это было больше двух лет назад. Год назад я сама была бездомным бродягой, шарахавшимся от всех и вся; полным, законченным трусом, каким вы поначалу считали Пелана. Как видите, я сильно изменилась. Изменился и он. Я могу утверждать это смело, потому что сама видела, как происходили в нем эти перемены. В то время я не знала, чем эти перемены могут реально обернуться. Но вполне возможно, что боги ниспослали их лишь для того, чтобы стало возможно доверить ему управление Лионией.

— А как же эльфийское чутье?

— Тут я ничего конкретного сказать не могу. Возможно, меч поможет восстановить его. Может быть, придут на помощь эльфы. Если они боялись его горячности и вспышек безудержного гнева, то изменения в характере герцога могут изменить и отношение эльфов к нему.

— Как ты думаешь, они знают об этих переменах в Пелане?

— Понятия не имею.

— В любом случае следует сообщить им об этом. Остается только решить, как лучше это сделать. — Алиам обернулся к Эстиль и спросил:

— Что ты на это скажешь? — Не знаю. Честное слово, не знаю. Я сейчас не могу думать ни о чем, кроме как о Кьери. Мы ведь его знали так долго… Потом этот меч… Быть так близко рядом с ним и…

— Мой господин, далеко ли отсюда находится эльфийское королевство? — спросила Пакс. Алиам удивленно вскинул брови:

— Далеко ли? Понятия не имею. Я там никогда не был. Туда все равно не попадешь, если они сами не пригласят тебя.

— Это я знаю. Но может быть, рейнджеры могли бы проводить меня. Амбротлин заявил, что королева была его сестрой, а их мать — Госпожа Леса. Если бы я смогла убедить ее… — Убедить эльфа или альфару? — Алиам выразительно посмотрел на Пакс. — Знаешь, любому другому я честно сказал бы, что это пустая затея. Но ты — кто тебя знает, может быть, у тебя и получится. Однако смотри: эльфы любят своих детей едва ли не больше, чем мы, люди. И тем не менее они знали, что он выжил, и ничего не предприняли для его спасения. По всей видимости, у них были на это причины, хотя им и нелегко было переступить через свои чувства. Судя по каким-то намекам, они все эти годы спорят между собой, решая, правильно ли они поступили, отвернувшись от сына одной из них. Понимаешь, не в обычаях эльфов бросать родню по крови в беде.

— Может быть, они ему и помогали, — неожиданно возразила Эстиль. — Вспомни, Алиам: когда молодой Кьери еще был здесь, у нас почти каждую зиму гостили эльфы, да не по одному, а целыми компаниями. Иногда они даже оставались на Праздник середины зимы. Кьери общался с ними любезно и с удовольствием, как и все наши оруженосцы.

А потом он пару раз упоминал, что эльфы иногда помогают ему, оказывают какие-то небольшие услуги…

— Вполне возможно. И все-таки я думаю, что, если он и есть принц, да к тому же наполовину эльф по крови, им стоило немалых трудов удержаться от того, чтобы помогать ему везде и во всем, а не ограничиваться какими-то случайными услугами. Клянусь Фальком, Эстиль! Эльфы всех кланов с огромным почтением относятся к родовитости и происхождению своих соплеменников.

— Да, но только до тех пор, пока силы зла не перечеркнули благородство этого происхождения. Пусть мы и немногое знаем об их законах и традициях, но все-таки вспомни… Помнишь, как они рассказывали нам о киакномах и прочих ужасах.

— Да ты что! Это совсем другое дело! — Покраснев, Алиам чуть не сорвался на крик. — Может быть, у Кьери и тяжелый характер, но эта гадость не имеет к нему никакого отношения. Да я ни за что не поверю, что эльфы бросили в беде принца, в котором наполовину течет их кровь. Поэтому их отношение к Кьери остается для меня загадкой.

— Скажите мне, мой господин, а что еще, по-вашему, они могли сделать? — рассудительно спросила Пакс. — Если они по каким-то причинам отказались напрямую влиять на его судьбу, то, зная, что он находится под вашей опекой, они могли быть относительно спокойны за него. Как ни суди, никто не может отрицать того факта, что, подобрав в лесу напуганного, потерявшего всякую надежду мальчишку, вы сделали из него храброго, сильного, уверенного в себе мужчину, настоящего воина.

— И все же… — Алиам Хальверик не успел закончить фразу. Его перебил стук в дверь. — Ну что там еще? Я же просил меня не беспокоить! — с раздражением в голосе сказал он.

Глава XXI

В приоткрывшуюся дверь заглянул Калиам Хальверик. Пакс сразу поняла, что он с трудом скрывает свое волнение.

— Я прошу прощения, но дело в том, что прибыли эльфы…

— Эльфы?

— Да. Я знаю, что не следовало прерывать ваш разговор ни при каких условиях, но все же решился…

Алиам кивнул:

— Все правильно. Паксенаррион, пойдешь со мной встречать их? Эстиль, как ты?

— Конечно, мой господин.

Пакс и Эстиль проследовали за Алиамом Хальвериком вниз, в большой зал, где их уже ожидала группа эльфов. Знакомых Пакс среди них не было. Все прибывшие были в кольчугах и в длинных меховых накидках. Надвинутые на глаза капюшоны скрывали выражение их лиц.

— Позвольте приветствовать вас, — едва войдя в зал, громко произнес Алиам Хальверик. — Добро пожаловать в крепость Хальвериков.

— Господин Хальверик, — ответил один из эльфов, — вполне возможно, что вы не захотите приглашать нас к себе в дом, когда узнаете, по какому делу мы прибыли к вам. Не желаете ли сначала выслушать наш вопрос?

Алиам на миг застыл на месте. Пакс увидела, как наливаются кровью его шея и затылок.

— Эльфов всегда радушно принимали в этой крепости. Кроме того, все знают, что мои гости могут смело высказывать любые суждения, даже если они противоречат моим.

— Ваше гостеприимство хорошо известно, господин Хальверик. Но тем не менее позвольте мне перейти к делу. Амбротлин передал в Лес Великой Госпожи сообщение о том, что Паксенаррион родом из Трех Пихт, паладин Геда, поклялась найти пропавшего наследника престола. По словам Амбротлина, существует опасность того, что вы вдвоем сможете догадаться о том, кем сейчас является этот человек, узнать его имя и где он находится. Мы прибыли сюда, чтобы предотвратить это.

Пакс шагнула вперед, чувствуя, как от эльфа катится на нее волна гнева, беспокойства, однако не злого умысла.

— Амбротлин сказал, что не будет вмешиваться в мои поиски, тем более как-либо мешать им, — проговорила она. — Почему на это решились вы?

Глаза эльфа недобро сверкнули.

— Как я понимаю, вы и есть тот самый паладин?

— Да, это я.

— Мне доводилось о вас слышать. — В эти слова он вложил все презрение эльфов к тем смертным, которые, на взгляд других людей, достигли чего-то особенного. — Не удивлюсь, если и вы не сможете меня понять. В конце концов, в вас ведь нет ни капли нашей синьинской крови. Впрочем, многие из нас уже давно жалеют о том, что пошли на союз людей и народа Синьин в этом королевстве. Это было ошибкой, и свидетельство тому, что наша возлюбленная сестра вышла замуж за смертного короля и погибла от рук смертных. Потерять ее детей из-за человеческих страстей — одного из-за денег, а другую из-за жажды власти — это было еще большим горем для нас. И никакая крестьянская дочь, наследница пастуха и невеста свинопаса, не сможет возвести на трон этого королевства жестокого палача, лишенного эльфийского чутья. Я ясно выразился? Я пришел для того, чтобы забрать у вас меч, который вам не принадлежит.

Боковым зрением Пакс увидела, что королевские оруженосцы встали за ее плечами и держат руки на рукоятках мечей. В комнате как будто стало холоднее. Холодным блеском засверкали полированные металлические предметы. Эльф тем временем продолжал свою речь:

— Меч не принадлежит ни вам, ни кому-либо из людей. Он был выкован для одного из нас, передан на хранение одной из нас, и к нам он должен вернуться. Вы должны вернуть нам этот клинок. — С этими словами эльф выбросил вперед руку в требовательном жесте.

— Нет, — спокойно ответила Пакс. — Я его не отдам.

— Вы вынуждаете меня вступить в бой в зале крепости Хальверика? — Эльф сбросил плащ и взялся за рукоятку своего меча.

Пакс по-прежнему стояла спокойно, не прикасаясь к оружию.

— Я никого ни к чему не принуждаю. Если вы устроите здесь резню, это будет целиком на вашей совести. — Эльф хотел что-то сказать в ответ, но Пакс не дала ему раскрыть рта. — Я не верну этот меч вам лишь потому, что он не ваш. Он принадлежит тому, для кого был выкован и с чьим именем навеки связан магическими заклинаниями. Вы прекрасно знаете, что я говорю о пропавшем принце, который теперь должен занять место усопшего короля, о том, кто должен править в Лионии по воле Великого Господина.

— Он погиб, — сказал эльф, — его больше нет.

— Амбротлин сам сказал мне, что он жив.

— Амбротлин солгал. Его тело живо, но это и все. Сам принц, его личность — этого в живых уже нет. — В голосе эльфа к злости стали примешиваться просительные ноты. — Мы не можем допустить, чтобы трон унаследовал пустой человек.

— Пустой?

— Я имею в виду — потерявший свою личность и ставший другим.

— Но ведь это не так, — спокойно возразила Пакс. Услышав эти слова, эльфы вздрогнули и переглянулись.

— Может быть, ты знаешь, кто этот человек? Не только эльфы, но и все присутствовавшие в зале замерли, ожидая ответа на этот вопрос. Пакс оглядела и зал и увидела, как напряглись все, кто ее слушал.

— Я знаю, кто это, и я знаю, что он не потерял себя, не стал, как вы выразились, пустым человеком.

— Но ведь там, в Ааренисе… — Не договорив фразы, эльф замолчал, понимая, что Пакс догадается, о чем идет речь. Пакс, подняв руку в предупреждающем жесте, сказала:

— Господин эльф, не все, кто находится в этом зале, знают, о ком мы говорим. Я не хотела бы объявлять сейчас во всеуслышание это имя. Может быть, вы возьмете на себя такую ответственность?

— Великий Певец, я хочу, чтобы никто" никогда не узнал этого имени! — Эльф повернулся кругом и быстро заговорил со своими спутниками по-эльфийски. Говорили они негромко, и до Пакс долетали только обрывки фраз, сложить которые во что-либо осмысленное у нее не получалось. Затем эльф вновь повернулся к ней:

— Паладин, вы лезете в дела, в которых ничего не понимаете. Так не должно быть.

— Господин эльф, вы также влезаете в то, в чем ничего не понимаете. Может быть, вы станете оспаривать волю Великого Господина?

— Я готов оспорить способность любого человека правильно понять эту волю. Что же касается вас, мне доводилось слышать об одном новоявленном паладине. Насколько мне известно, вы были не кем иным, как простым, самым обыкновенным солдатом, наемником, иными словами — оплачиваемым убийцей, а затем пали еще ниже…

За правым плечом Пакс в воздухе раздался характерный свист вылетающего из ножен клинка. Эскерьель сделал шаг вперед. Пакс вытянула руку в сторону и движением ладони потребовала от оруженосца вернуться на прежнее место.

— Нет, Эскерьель, убери оружие. Я по-прежнему готова подписаться под всеми своими словами. По-моему, этот эльф действительно любит лезть в дела, в которых ничего не смыслит. Слова правды не могут оскорбить меня, а что касается неверного толкования этой правды, то я готова списать его скорее на невежество, чем на злой умысел.

— Клянусь Фальком! — не выдержав, взорвался Алиам. — Кем бы вы ни были, господин эльф, я не разрешу вам в своем доме таким тоном разговаривать с паладином. И позвольте вам заметить, что она никогда — повторяю, никогда — не была простым, обыкновенным солдатом…

— Мой господин, прошу вас, успокойтесь. Было время, когда я так про себя и думала, и этого мне было более чем достаточно. Господин эльф, прошлое осталось в прошлом. Может быть, это прозвучит для вас странно — ведь вы привыкли измерять время совсем по-другому. Но для меня то, что случилось год назад, случилось очень давно. Кем бы я тогда ни была, сейчас я паладин, я избрана моими богами для выполнения их воли. Если вы будете упорствовать, оспаривая это, я готова предоставить вам все необходимые доказательства того, что остановить меня на пути исполнения высшей воли не может ничто. Единственное, о чем я могу просить вас в этом случае, — это проследовать во двор, а еще лучше — за крепостные стены. Даже в мою бытность простым, как вы выразились, солдатом я всегда недолюбливала беспорядочные драки в помещениях. Помимо всего прочего, жаль будет портить такой интерьер, а то, что он может пострадать при подобном развитии событий, становится более чем вероятным.

Слова Пакс порадовали и даже рассмешили солдат следующей дежурной смены, как раз заканчивавших обед и не успевших уйти до того, как в зале появились эльфы, а также Алиам Хальверик с супругой и гостьей. Пакс заметила, как в сдерживаемой улыбке искривились губы Эстиль, а один из эльфов, стоявший в дальней шеренге, и вовсе улыбнулся ей в открытую. В свою очередь, эльф, который до этого момента вел переговоры, сурово нахмурился и сказал:

— Если вы не сдадите меч добровольно…

— Не сдам.

— Тогда… — Все вокруг замерли. — Я должен попытаться убедить вас в этом. Я всегда считал, что паладины дают присягу на верность добрым силам…

— Я присягнула на верность богам, которые выбрали меня. Как вы сомневаетесь в том, что кто-либо из людей способен понять волю Великого Господина, я так же сомневаюсь, что вообще кому-либо дано отличить добро от зла, если на то не будет божественной воли.

Эльф на мгновение задумался над ее словами, глядя куда-то в стену за спиной Пакс.

— Но ведь вы паладин Геда? — спросил он.

— Я принадлежу к последователям Геда, и я паладин. Но это не будет полным моим описанием в такой роли. Да, Гед присутствовал среди тех, кто избрал меня для осуществления на земле своей воли. Но помимо него я узрела среди них Великого Господина, Скакуна Ветра и Алианию.

— Что?! — разинув рот, переспросил эльф. — Ты видела… Пакс поклонилась. В течение нескольких секунд в зале стояла полная тишина. До слуха Пакс доносились лишь слабые звуки из кухни, где, по всей видимости, готовился ужин, и цокот копыт на крепостном дворе.

— Ну что ж… — Эльф, обернувшись на миг к своим товарищам, затем вновь обратился к Пакс:

— Если это действительно правда или если вы искренне считаете, что это действительно правда, в таком случае я должен сообщить об этом своей Госпоже.

— Кому-кому? — словно невзначай осведомился Алиам Хальверик.

— Повелительнице Леса Великой Госпожи, — отчеканил эльф. Во взгляде, которым он смотрел на Пакс, ясно читалось недоверие. — Мне трудно поверить в то, что…

— Мне тоже было трудно поверить, когда я это увидела, — призналась Пакс и улыбнулась. — Смею вас заверить, что киакдан из Бреверсбриджа, который помог мне увидеть моих небесных покровителей, тоже испытал некоторые затруднения, пытаясь осознать это.

— Что? Киакдан? Паладин Геда пользуется помощью киакдана?

— Именно так. — Пакс готова была рассмеяться, глядя на лицо своего собеседника. — И позволю себе заметить, я ведь никогда не давала клятвы быть «простым, обыкновенным» паладином.

Все в зале, кроме стоявшего перед Пакс эльфа, рассмеялись, услышав эти слова.

— Я боюсь, — произнес собеседник Пакс уже другим тоном, — что вас будет трудно убедить в чем-либо. Амбротлин предупреждал меня об этом, и его слова подтвердил Адхиэл.

Впрочем, это неважно. Согласитесь ли вы поехать со мной в Лес Великой Госпожи? Я обещаю не причинять вам вреда и провожу вас кратчайшей дорогой.

Пакс вспомнила, как эльфы впервые заколдовали ее, когда она пыталась добраться до крепости Хальверика. Доводилось ей слышать и о людях, которые пропадали на долгие годы, собираясь зайти к знакомым эльфам на минутку, а порой и вовсе оказывались по возвращении глубокими стариками. При этом все они были уверены в том, что провели всего несколько дней в краю неземного блаженства и удовольствий. Эльфы действительно умело использовали разницу в восприятии времени между собой и смертными людьми. Услышав такое предложение эльфа, Пакс покачала головой:

— Боюсь, что положение дел в королевстве не терпит отлагательства. Лионии нужен король, господин эльф, и я не смею брать на себя ответственность, откладывая выполнение своей миссии хотя бы на минут.

— Но поймите, нашей Госпоже нужно поговорить с вами… Один из эльфов, стоявших у него за спиной, коротко сказал ему что-то на своем языке. Собеседник Пакс обернулся и шагнул к нему. Эльфы стали что-то обсуждать, и Пакс воспользовалась возможностью ободряюще подмигнуть своим оруженосцам. Эскерьель по-прежнему хмурился и был готов выхватить меч из ножен.

— Все нормально, — сказала Пакс. — Меч я им не отдам, и я почему-то думаю, что он не согласится на поединок со мной.

— Я бы на его месте проявил такое благоразумие, — хмуро улыбаясь, сказал Алиам Хальверик. — Тоже мне, нашел «дочь пастуха»!

— Но ведь я и есть дочь пастуха, мой господин.

— Да в конце концов, какое ему дело! Он ведь… В этот момент эльф вновь обернулся к ним с абсолютно бесстрастным выражением лица.

— Господин Хальверик, приношу вам свои извинения. Мне казалось, что не следует утруждать вас, представляясь и называя наши сложные имена. И все же позвольте мне теперь представиться. Меня зовут Серротлин. Я двоюродный брат Амбротлина, с которым госпожа паладин встречалась в Чайе, и племянник нашей Госпожи. Один из моих спутников сделал сейчас предложение, которое, на мой взгляд, вполне приемлемо для всех нас и послужит общему благу.

— Да что вы говорите! — В голосе Алиама не слышалось энтузиазма.

— Я полагаю, что нашей Госпоже все же необходимо переговорить с вами и с госпожой паладином. Пропавший принц, кем бы он ни был, — в первую очередь ее внук. И именно на ней более всего отразятся все его шаги, доведись ему занять трон Лионии. Осмелюсь напомнить, что лишь с ее согласия ее дочь смогла выйти замуж за смертного короля. И она должна лично узнать от вас, чем вы собираетесь оправдать жизнь и поступки того, кого вы намерены вернуть в это королевство из небытия.

— Это я прекрасно понимаю, — сказал Хальверик, пристально глядя в глаза эльфу. — И все же, что вы предлагаете?

— Если паладин Паксенаррион отказывается посетить Лес Великой Госпожи, то, может быть, вы согласитесь, чтобы сама наша Госпожа приехала сюда…

— Но насколько я слышала, она никогда не покидает эльфийские земли, — вмешалась в разговор Эстиль.

— Так оно и есть. Но что такое эльфийские земли?.. — Эльф издал похожий на свист переливчатый звук, который Пакс в последний раз слышала от Адхиэла. — Как вам известно, границы наших королевств и владений отличаются от тех, что вычерчивают на земле люди. Места, где живут смертные, — для Лионии всего лишь крохотная проплешина на бескрайнем ковре Эльфийских Лесов. Если вы дадите нам свое разрешение, уважаемый лорд Хальверик, мы, в свою очередь, постарались бы убедить королеву прибыть сюда… Это будет означать, что на время ваш дом станет частью Леса Великой Госпожи.

— Разве такое возможно? — изумленно спросил Хальверик.

— Для нее — да. — Эльф улыбнулся. — Мы поведали людям не обо всех наших способностях и возможностях. — Оглядев зал, он добавил:

— Но прежде чем вы согласитесь, и, разумеется, если вы согласитесь, уважаемый барон, я должен буду предупредить вас: если сюда прибудет наша Госпожа, это будет означать, что на какое-то время ваша крепость превратится в крохотную частицу великой страны эльфов. Ни один человек не сможет войти сюда или уйти без нашего сопровождения. Никто не должен будет ходить по территории, подчиняющейся законам Эльфийского Леса, потому что, уверяю вас, для смертного лес, в котором живут и правят эльфы, не менее опасен, чем, например, роща киакдана.

— Ну-ну. — Алиам опустил взгляд, а затем повернулся к Пакс:

— Что скажешь? Я, со своей стороны, не могу не признать, что Госпожа имеет право знать, что у нас тут творится и что мы с тобой затеваем.

— Я согласна, — кивнула Пакс. — Волнует меня другое — вопрос времени. Я не хотела бы рисковать успехом своего дела ради очаровательной перспективы насладиться прелестями эльфийского колдовства.

Серротлин улыбнулся:

— Госпожа, я прекрасно понимаю ваши опасения. Такое действительно может произойти, но не вопреки нашей воле. Достаточно ли вам будет моего слова и моих заверений в том, что мы не позволим случиться такому здесь в момент переговоров?

— С Адхиэлом это произошло, когда он и не знал об этом. Вы можете предотвратить такой поворот событий?

— Это было совсем другое дело. Вам ведь тоже знакомо состояние молитвенного транса? Боги могут заколдовать кого угодно, даже эльфа. Если бы вы не проявили беспокойства по поводу этой опасности, я бы, наверное, поддался искушению и вообще не стал упоминать о ней, а постарался бы решить эту проблему по-своему. Но, несмотря на то, что я, прямо скажем, недолюбливаю людей, — как вы уже, должно быть, заметили, — я еще никем и никогда не был обвинен в нечестности. Я даю вам слово, что вы вновь обретете полную свободу передвижения по своей земле не позднее, чем закончатся переговоры с нашей Госпожой.

— Скажите, а среди вас действительно много тех, кто сожалеет о заключенном союзе? — неожиданно для всех спросила Пакс.

— Их количество неуклонно увеличивается, — ответил Серротлин, — в течение нескольких последних столетий, если использовать понятное вам исчисление времени. Для многих из нас стало ясно, что люди не умеют держать слово, по крайней мере данное их предками. Впрочем, немало и тех, кто считает это простительным, учитывая вашу короткую память, связанную со столь же коротким сроком жизни. Но я помню времена, когда эльфы были желанными гостями в доме любого благородного гражданина Лионии. Я помню, как все занятые вами леса всё же были открыты нашим сердцам, а герои, которых вы называете святыми, приходили к нам и набирались у нас мудрости. Теперь же, чтобы чувствовать себя в лесу свободными, мы должны уходить все глубже и глубже в чащобу, уступая все большую часть королевства людям. А с недавних пор нас стали демонстративно вытеснять и из королевского двора, расположенного в самом сердце нашего общего королевства.

— А что говорит по этому поводу ваша Госпожа? Эльф нахмурился:

— Я не завожу разговоров с нашей Госпожой ни по этому вопросу, ни по какому-либо другому. Никто из нас сам не обращается к ней с вопросами. Возможно, вы услышите ответ от нее лично.

— Разумеется, если господин Хальверик позволит нам устроить эту встречу, — сказала Пакс, глядя на Алиама. — Мой господин, выбор остается за вами. Это ваш дом, и вам решать, подвергать ли его такому риску. Я верю словам нашего гостя, но окончательное решение должно быть принято только вами.

— Видите, Серротлин, далеко не все люди не доверяют эльфам, — сказал Алиам Хальверик. — Не все люди заслуживают и вашего недоверия. Я отдам распоряжение моим людям оставаться на месте и не ходить ни по крепости, ни по усадьбе. Если вам угодно, можете просить вашу Госпожу прибыть сюда прямо сейчас.

Серротлин поклонился и вышел из зала. Вслед за ним вышли и его спутники, за исключением двоих. Эти двое подошли к Алиаму и Пакс и приветливо поздоровались.

— Мой господин, уважаемая госпожа, меня зовут Эсвеналь. Я друг Адхиела, — представился один из них. — Для нас будет легче, если один из нас останется здесь, в зале, чтобы помочь установить мост, по которому наша Госпожа промчится сквозь все границы.

— Вы тоже не любите людей? — глядя прямо ему в глаза, спросил Алиам, явно ожидая откровенного ответа.

— Мне они нравятся меньше, чем Адхиэлу, но с тех пор, как мы оказались в этом зале, я уже полюбил их гораздо больше, чем раньше, — несколько витиевато ответил ему эльф. Алиам фыркнул, оценив остроумие и откровенность своего собеседника.

— Ладно, я пойду отдам приказ своим людям, — сказал он, — так что, с вашего позволения, оставлю вас на некоторое время.

Он вышел из зала через противоположную от входа дверь, забрав с собой солдат и Калиама. Эстиль послала слуг предупредить всех, проживавших в крепости, чтобы те оставались на своих местах. Оруженосцы по-прежнему стояли рядом с Пакс. Встретившись с ней взглядом, эльф сказал:

— Я бы ни за что не узнал вас, госпожа Паксенаррион, если бы опирался в своих поисках только на описание Адхиэла. Вы, прямо скажем, совсем не похожи на того человека, которого он мне описывал.

— Хвала богам за это, — с подобием улыбки произнесла Пакс, сама удивившись тому, как легко у нее это получилось. — Но та Паксенаррион, которую помнил ваш друг, — это еще далеко не та действительно несчастная и жалкая женщина, которую он, по счастью, не видел. Поверите ли вы в то, что если мне было даровано счастье так измениться, то и принц вовсе не безнадежен?

— Мне трудно сейчас судить об этом. Один раз я видел его лично. — Эльф бросил взгляд на оруженосцев и Эстиль. — Я…

— С вашего позволения, я полагаю, что нам сейчас не следует обсуждать его прошлое, по крайней мере до тех пор, пока не прибудет ваша Госпожа, — прервала его Пакс. — Сколько времени займет ее путешествие? Далеко ли она находится?

Оба эльфа довольно рассмеялись:

— Вы спрашиваете, далеко ли она? «Далеко» — это слово, которое используют люди для описания пространств. Точно так же слово «долго» — это слово, которым вы описываете время. Нет, госпожа Паксенаррион. Переходя на понятный вам язык, я могу сказать, что это не займет много времени, ибо путешествие, которое предстоит совершить нашей Госпоже, не является поездкой издалека. У нас есть свои способы пересекать пространство на наших землях.

— Между прочим, ваш друг Адхиэл проехал верхом и прошел пешком ровно столько же миль, сколько и мы, — заметила Пакс. — Но в знак вежливости, путешествуя вместе с людьми…

— Я уверен, что он поступил так только из уважения. Впрочем, возможна и другая причина. То путешествие проходило не по Эльфийским Лесам, а попытаться стремительно пересечь пространство в чужих краях означает подвергнуть себя немалому риску и опасности.

— Наверное, это было бы так же опасно, как человеку войти в Эльфийский Лес без позволения, — предположила Пакс.

— Возможно, — сказал второй эльф. — Я как-то не задумывался над этим.

Эстиль вновь вернулась в зал к своим гостям:

— Господа эльфы, вы не скажете мне, ваша Госпожа останется у нас на ужин? И если да, то какие блюда кажутся вам наиболее подходящими?

Один из эльфов отрицательно покачал головой, другой же задумался.

— Вряд ли она задержится дольше, чем потребуется для того, чтобы выслушать Паксенаррион, — сказал он. — Уважаемая хозяйка, если у. вас в доме найдется что-нибудь выпить…

— Какое время года сейчас в Лесу Великой Госпожи?

— О, вы, оказывается, знаете об этом… Когда мы отправлялись в путь, у нас был конец лета. Впрочем, что-то могло сдвинуться, когда мы пересекали невидимые границы.

— У меня есть подходящее вино для этого времени года, — сказала Эстиль.

Пакс в изумлении посмотрела на нее. Она и понятия не имела, что в эльфийских краях времена года могут отличаться, а уж тем более непредсказуемо меняться.

Эстиль в ответ улыбнулась и сказала:

— Терпение рано или поздно бывает вознаграждено. Наконец-то я смогла хоть как-то применить на практике частицу того, что мне удалось подслушать у дверей комнаты моей двоюродной бабушки, когда она болтала со своей подружкой—альфарой. Я уже готова была смириться с тем, что изрядное количество ударов хворостиной, которые я схлопотала от родителей, останется единственной наградой за мою тягу к знаниям.

Едва Эстиль вышла из зала и направилась в погреб, как Пакс почувствовала, что пространство, воздух и весь мир вокруг нее начинают меняться. Сначала у нее было такое ощущение, что всю комнату заполнила вода. Однако дышать при этом тяжелее не стало. Кровь быстрее потекла по ее жилам. В воздухе запахло медом и, может быть, началом осени. Самым приятным оттенком в этой гамме запахов был аромат созревших, только что упавших на землю яблок. Волна ароматов окатила Пакс, затем отступила, накатила вновь и застыла, слегка подрагивая. Пакс увидела, как самые простые предметы на столе или каминной полке стали выглядеть как таинственные заколдованные талисманы из древних сказок. Ее бы сейчас не удивило, если б стол вдруг пустился в пляс или огонь в очаге обратился к ней со словами приветствия.

Пакс посмотрела на оруженосцев. Их глаза сверкали. Сурия даже слегка наклонилась вперед, ее губы слегка раскрылись, словно она увидела старого друга и решила с ним поздороваться. Дверь, выходившая во двор, распахнулась. Вместо серого зимнего неба, под которым они ехали несколько дней, они увидели голубой купол небосвода и солнечные лучи, играющие на камнях мощеного двора. Пакс услышала щебет птиц и звон капели. Это стал таять снег, лежавший на крыше. Эльфы, находившиеся в зале, внешне вроде бы ничуть не изменились. Тем не менее Пакс показалось, что они стали двигаться еще более грациозно, а когда они заговорили, музыка их голосов проникла прямо ей в сердце. Эта музыка была столь прекрасна, что в какой-то момент Пакс не уловила смысла произнесенных слов, а продолжала стоять, просто наслаждаясь их звучанием. Эльфы подождали, а потом заговорили снова. На этот раз она поняла, чего они от нее хотят. Повелительница Леса Великой Госпожи стояла перед воротами и звала ее выйти наружу. Пакс бросила еще один взгляд на оруженосцев. Эскерьель, судя по всему, по-прежнему опасался, что она вдруг сдастся и, очарованная эльфийской магией, отдаст меч. Она молча покачала головой и шагнула навстречу свету.

Узоры света и энергии обступили ее со всех сторон. Пакс вспомнила, как Месенион рассказывал о страсти эльфов к таким узорам и орнаментам. Чем изящнее и стройнее получался этот узор, тем больше магии можно было в него вложить. Неожиданный солнечный свет эльфийского лета заставлял по-иному звучать каждую черточку в контурах и силуэтах во дворе крепости Хальверика. Сверкали мостовая и камни стен, по которым разбежались, словно ветви каких-то неведомых деревьев, трещинки и стыки. Арки над входами в конюшни будто были готовы заговорить. Пакс подумала, что, если бы это произошло, их голос, наверное, был бы похож на звук большого рога. Еще недавно голые и казавшиеся абсолютно безжизненными деревца во внутреннем садике и торчавшие из-под снежных шапок вечнозеленые колючие кусты уже дали свежие побеги и покрылись почти прозрачной нежно-зеленой дымкой — такой легкой и беззащитной на вид. Прямо на глазах у Пакс свежая трава стала пробиваться в узкие щели между камнями у подножия ближайшей к ней стены.

Но свет, заливавший двор, был не только солнечно-золотым. Через открытые ворота проникало мерцающее серебристое сияние эльфийского колдовского света. И в этом невероятном сочетании серебра на золоте появилась Повелительница Леса Великой Госпожи. Она была так великолепна, что, запомнив ее облик в целом, Пакс ни за что не смогла бы описать, например, ее лицо. Госпожа была высокой, как и все эльфы, и столь же грациозной. На ней было одеяние, которое клубилось вокруг ее тела, как туман вокруг гор. Не было у нее ни одного седого волоса, ни единой морщины на светлом и утонченном лице, но весь ее облик свидетельствовал о том, что у нее за плечами огромный опыт, накопленный за неисчислимую толщу веков. Не менее ясно было и то, что эта женщина обладает огромной властью.

Алиам Хальверик склонился перед ней в приветственном поклоне. Госпожа в ответ чуть наклонила голову. Она вошла в ворота, огляделась и встретилась взглядом с Пакс. Вошедшие вслед за ней Серротлин и Амбротлин, не глядя друг на друга, остановились и замерли рядом с Хальвериком.

— Лорд Хальверик, — обратилась к Алиаму королева эльфов, — мы давно заочно знаем вас, и для нас большая радость познакомиться с вами лично в ваших владениях.

Алиам вновь почтительно поклонился:

— Госпожа, вы всегда желанный гость в моем доме, как всегда были и будут все ваши родственники и подданные.

— Мы, со своей стороны, выражаем надежду, что ничто не сможет омрачить нашу дружбу, лорд Хальверик, — сказала Госпожа Леса и еще раз оглядела двор. — Позволю себе заметить, вы не совсем правильно подвязали деревья на зиму, — добавила она, кивнув в сторону нескольких яблонь беспомощно склонившихся к крепостной стене. Впрочем, сейчас, под солнечными лучами они на глазах распрямлялись, покрывались листвой и распускали нежные, чуть розоватые цветы. — Не волнуйтесь, я усыплю их, когда настанет время прощаться, — сказала она. — Было бы невежливо оставить вас к весне с замерзшими в самый разгар цветения яблонями. Могу ли я поприветствовать ваших близких?

— Разумеется, Госпожа.

Алиам взмахом руки подозвал своих родственников: сначала Эстиль, затем детей по старшинству, а потом внуков. Госпожа приветливо улыбалась всем им, но искреннюю радость на ее лице Пакс заметила, когда один из самых младших внуков Алиама, только-только научившийся ходить, не спрашивая разрешения, потопал прямо к ней.

— Что ты, дитя мое, — обратилась она к ребенку, — захотел подойти к блестящей тете? — Совершенно не королевские интонации и слова зазвучали в речи Госпожи Леса. — Она протянула малышу руку, и тот, еще с трудом умеющий держать равновесие, облегченно вцепился в сверкающий рукав, чтобы не упасть. — Ну что, малыш, как тебя зовут? Скажешь мне? — Госпожа поискала глазами мать ребенка — жену Халиама.

— Госпожа, он еще не умеет говорить. А зовут его Кьери — в честь герцога Кьери Пелана, друга лорда Алиама, — не задумываясь о том, что говорит, представила мать своего сына.

— Хорошее имя, и дано в честь храброго человека; да помогут малышу боги стать похожим на него. Кстати, храбрости вашему маленькому Кьери и сейчас не занимать. — Она рассмеялась, заметив, как ребенок в стремлении познать мир на вкус взял покрепче рукав ее платья и потянул в рот. — Что ты, малыш, это не едят! Иди лучше к мамочке, она даст тебе что-нибудь повкуснее. — Подхватив ребенка, она аккуратно передала его подбежавшей матери. Пока мальчика уносили обратно в дом, он во все глаза продолжал таращиться на таинственную сверкающую незнакомку.

Затем настала очередь Пакс.

— А ты, должно быть, та самая Паксенаррион, которая нашла свитки, в незапамятные времена написанные Луапом, чем немало помогла эльфийскому народу.

— Да, это я, Госпожа.

Одним взглядом Повелительница Эльфийского Леса очистила двор. Беспрекословно повинуясь, эльфы вышли за ворота, а люди, за исключением Пакс и Алиама Хальверика с супругой, удалились в дом. Перед тем как уйти, двое эльфов поднесли своей Госпоже и Пакс по удобному креслу. Дождавшись, пока они будут установлены, Госпожа одним движением приказала своему сыну и племяннику удалиться. Пакс почувствовала за ее изяществом и вежливостью огромную решимость добиваться своего, подкрепленную авторитетом бесчисленных прожитых ею лет. Легко и красиво опустившись в кресло, Госпожа перешла к главному разговору.

— Мой сын и племянник, — начала она, — принесли мне пугающие известия о тебе, Пакс, и о твоей миссии. Я ведь так надеялась, что этого не случится. Поверь, моя дочь была мне дороже, чем большинству людей их дети — просто хотя бы потому, что их у вас обычно больше. А кроме того, смерть для вас естественна, неизбежна и постоянно сопутствует вам в жизни. Когда же моя дочь погибла, а ее сын исчез, горе мое было сравнимо только с моей любовью к ним. Когда горе чуть отступило, я постаралась успокоить свои воспоминания и надеялась найти утешение в оставшейся в живых дочери моей дочери. Дошедшие до меня через несколько лет вести о принце были пугающими. Мне передали, что он перенес столько страданий, получил столько ран, что полностью забыл о том, кто он такой, и потерял способность пользоваться тем, что он должен был унаследовать от нас, эльфов. С твоей точки зрения, это горе меньшее, чем смерть. Но поверь, для нас, для тех, кто любил его, это не так. Понимаешь, оборванный, незаконченный орнамент остается в прошлом. А разорванный — тот, чей узор продолжается рваться у тебя на глазах, — приносит постоянную боль. К тому времени, как мы вновь нашли его, он был уже здесь — живой и, главное; в безопасности. — Повелительница Эльфийского Леса вновь обвела взглядом крепостной двор. — Если он и мог хоть немного излечиться, то только у таких людей, как вы, которые отдали ему всю свою любовь, как родному. По крайней мере так мне об этом рассказали мои подданные.

Пакс обратила внимание на то, что Госпожа ни разу не назвала Кьери Пелана по имени и даже не спросила у нее, знакомо ли оно ей.

— Почему вы не… — начала фразу Эстиль, но Алиам тотчас же дернул ее за руку. Госпожа чуть нахмурилась и продолжала говорить:

— Эльф, который принес мне эту весть, госпожа Эстиль, узнал об этом от одного из рейнджеров. Затем он появился у меня в гостях сам. Его имя — Халлерон, он наш дальний родственник, которому приходится много путешествовать по землям, населенным смертными. Он рассказал мне, что мальчик перенес страшные страдания и был весь изранен. Раны задели не только его тело, но и разум и душу. Халлерон сказал, что он не нашел в мальчике ни капли памяти о прошлом, ничего, за что можно было бы зацепиться, чтобы попытаться исцелить его. Чтобы удостовериться в необратимости этих изменений, ему пришлось бы влезть в его разум и душу — не забудьте, в больной разум и исстрадавшуюся душу. Разумеется, при этом всегда существует риск нанести несчастному еще больший вред, не говоря уже о той боли, которая сопутствует таким попыткам исцеления. — Голос Госпожи дрогнул, и она была вынуждена на миг отвернуться.

— Значит, это вы все время посылали к нам эльфов? — спросил Алиам Хальверик. — А мы думали, что им просто нравится бывать у нас, что они испытывают симпатию к нам и к нашему дому.

Госпожа спокойно посмотрела ему в глаза:

— Лорд Хальверик, они… мы… Мы действительно полюбили вас. Вы заботились о попавшем к вам больном ребенке, в жилах которого течет и наша кровь. Вы сделали все, что было в ваших силах, чтобы исцелить его, и преуспели в этом больше, чем это было бы дано любому лекарю. Мы навеки в долгу перед вами. Неужели вы думаете, что я стала бы сдвигать границы Эльфийского Леса, чтобы нанести визит кому-либо из смертных, не испытывая к этому человеку глубочайшего уважения и благодарности?

Алиам, словно проглотив язык, только покачал головой.

— Вы вправе спрашивать меня о том, почему мы ничего не сказали вам и ничего не предприняли сами. Мы это сделали ради самого мальчика. Судя по тому, как описал Халлерон произошедшие с ним изменения, любое вмешательство в его внутренний мир могло как увенчаться успехом, так и еще сильнее навредить ему. Про лишнюю боль я сегодня уже говорила. Мне рассказывали, что Паксенаррион может подтвердить правоту этих слов. — Она внимательно посмотрела на Пакс, которая просто кивнула ей в ответ. — И мы рассудили так: вполне возможно, что знание о своем потерянном прошлом и утраченном будущем может не только не облегчить участь мальчика, но, наоборот, окончательно сломить его, если вдруг наше целительство окажется неудачным. Мы продолжали следить за ним издалека, пытаясь уловить малейший признак того, что его душа исцелилась хотя бы вполовину того, насколько исцелилось его тело. Если бы к нему вернулась память, если бы проявилась хоть одна из эльфийских способностей…

— Как же они могли проявиться без вашей помощи и участия? — спросила Пакс. — Я ни за что не поверю, что вы об этом не думали.

— Ты права. Лорд Хальверик знал его сестру, которая практически без какой-либо нашей помощи взошла на престол Лионии. И ее судьба была второй причиной, по которой мы не стали вмешиваться в судьбу мальчика. Вспомните: в тот же год, когда он появился здесь, скончался ее отец. Как мне сообщили, причиной смерти стали горе и скорбь по погибшей жене и потерянному сыну. Девочку стали воспитывать как будущую королеву. До тех пор пока принц не продемонстрировал бы нам, что он возвращается к своему истинному "я", с нашей стороны было бы несправедливо по отношению к ней и к самому королевству предлагать в качестве наследника едва ли не лишенного разума и точно потерявшего эльфийское чутье принца взамен подающей огромные надежды принцессы. Вы ведь и сами так думали, лорд Хальверик, признайтесь. И скажите, когда вы впервые заподозрили, кем может быть оказавшийся в вашей крепости мальчик?

— Вы правы, — кивнув, сказал Хальверик. — У меня не было никаких доказательств моим догадкам. А принцессе предстояла коронация уже на следующий год. Но откуда вы знаете о том, над чем я ломал голову? Я же никому никогда не рассказывал…

— Не совсем так. Кое о чем вы сказали капитану рыцарей Фалька. В нем также течет эльфийская кровь, ибо он — один из моих праправнуков.

— Ах вот как! — искренне удивившись, сказал Хальверик.

— Он, разумеется, рассказал мне все, что ему стало известно об этом. Впрочем, вы поведали ему очень немногое. Я бы хотела, чтобы вы рассказали мне сейчас, почему вам пришло в голову, что Кьери Пелан и есть пропавший наследный принц.

— Он сам сказал мне об этом в конце концов. Было это, когда он служил у меня старшим оруженосцем, во время одного из походов в Ааренис. Я… я бы не хотел сейчас вдаваться в подробности всего, что тогда произошло, но он рассказал мне о том, что сам помнил. Видели бы вы его тогда! Как человек, много перестрадавший в детстве и в юности, он всегда выглядел старше своих лет, и со временем в его облике стали проступать черты отца… А его немногочисленные воспоминания придавали особый смысл этим внешним признакам.

— Что же он мог вспомнить? Халлерон сказал, что в его памяти не осталось ничего, кроме боли и отчаяния.

Алиам провел ладонями по лысой голове, затем почесал в затылке и сказал:

— Я, конечно, не ручаюсь, что повторю слово в слово все, что он мне рассказывал. К тому же вполне возможно, что какие-то детали стерлись уже не в его, а в моей памяти. В основном это были обрывки воспоминаний, какие-то случайные образы из глубокого детства, которые обычно остаются в памяти людей. Он помнил тарелку, из которой его кормили, высокие окна, сад с розами, щенка, с которым он играл… Помнил он и какого-то человека, который брал его на руки. Я думаю, что это вполне мог быть старый король. Кьери рассказал, что запомнил одежду зеленого и золотистого цветов, а кроме того, окладистую бороду. Осталось в его памяти и то, как он едет на лошади позади своей матери… как они скачут по лесу, — вы понимаете, это меня сразу заинтересовало, — и то, как на них нападают какие-то люди.

— Это больше, чем я предполагала, — сказала королева эльфов, глядя куда-то вдаль. — Халлерон ничего этого не заметил.

— Придворные, когда рассказывали мне о принце, вспомнили, что у него был щенок, — сказала Пакс.

— Точно! Кьери рассказывал мне, что собака случайно повалила его на землю, ну, или что там случилось между малолетним ребенком и игривым щенком, — я думаю, это неважно. Так он запомнил, как его отчитали за то, что он позволил себе побить животное. — Алиам замолчал и вдруг обратился напрямую к Госпоже Леса:

— Я приношу свои извинения, может быть, мой вопрос покажется вам несерьезным и неуместным в такой ситуации, но я давно думаю над этим и никак не могу найти ответ: если он действительно тот самый принц, то, следовательно, он наполовину эльф по крови. Почему же он тогда совершенно не похож ни на одного из детей от смешанных браков, которых я знаю? По правде говоря, внешность Кьери была серьезным аргументом против того, чтобы я действительно поверил, будто он и есть пропавший наследник.

— Вам не за что извиняться. Вы задали хороший вопрос. Дело в том, что уже в те годы в королевстве было много людей, которые очень опасались усиления эльфийского влияния. Зная об этом, моя дочь решила, что ее детям будет легче жить среди людей, если они не будут похожи на эльфов. Такой выбор у нас есть. Когда мы рожаем детей от браков с людьми, мы сами решаем, насколько кровь народа Синьин будет проявляться во внешнем облике ребенка. Кроме того, тот облик эльфов, к которому вы так привыкли, в какой-то мере является следствием развития нами наших способностей. В этом нет ничего удивительного. Точно так же у человека, постоянно упражняющегося во владении мечом и другим оружием, руки и плечи становятся крепче, сильнее, мышцы увеличиваются и твердеют. Если бы принц рос, имея возможность развивать свое эльфийское начало под умелым руководством родителей и учителей-эльфов, рано или поздно наша кровь дала бы о себе знать и в его внешности. Впрочем, он все равно был бы куда более похож на человека, чем на эльфа, ибо так решила его мать.

Алиам Хальверик задумчиво кивнул, дослушав объяснение Госпожи Леса. Сама же она вновь нахмурилась и, чуть наклонившись вперед и в его сторону, спросила:

— Господин Хальверик, правда ли, что вы действительно ничего не знали о том, что за меч был найден вашими людьми в лесу?

— А что я мог о нем знать? Вы имеете в виду — откуда он там взялся? Нет, мне об этом абсолютно ничего не было известно. Да я ведь и сообщил об этом в своем послании.

— Да, конечно, но… — Госпожа в задумчивости стала теребить складку своего платья. — Трудно понять вас, людей. Иногда вы нас просто ставите в тупик своей проницательностью и сообразительностью, и при этом вполне может выясниться, что вы ничего не знаете. Как же так? Этот меч хорошо знали при дворе. Там любой бы узнал его.

— Я тогда практически не бывал при дворе. Я был почти мальчишкой и служил пажом у своего дяди. В основном моя служба проходила в нашем родовом замке. Так что этого меча мне раньше видеть не приходилось.

Великая Госпожа покачала головой:

— Я полагала, что вы всего лишь отдали дань вежливости, предложив нам решить, как поступить с найденным мечом.

— Ах вот оно как!

— Я действительно не могла представить себе, что вы о нем ничего не знаете. Амбротлин предположил, что нам следует понимать ваше послание буквально, но мне это показалось не правильным и невероятным. Потом, когда вы сообщили нам, что собираетесь передать его в качестве свадебного подарка…

— Его невесте, — вставил Алиам.

— Я решила, что вы предоставили богам самим сделать выбор и принять за вас решение.

Алиам с удивлением посмотрел на свою гостью.

— А сказали бы вы мне правду, — осторожно спросил он, — если бы узнали, что я на самом деле ни о чем не догадываюсь?

— Я… я не знаю. Вполне возможно.

— В то время, как вы сами сказали, он подходил на роль правителя не больше, чем занявший трон новый король, у которого не было никакого эльфийского чутья и никакой перспективы обзавестись им. Но потом, потом, когда ничего не произошло, почему вы не сказали…

Госпожа Леса вздохнула и развела руками:

— Господин Хальверик, когда вы передали меч супруге Кьери Пелана в качестве свадебного подарка, я подумала, что вы таким образом предоставили возможность богам напрямую реализовать их волю. Захоти они — и в один прекрасный день он взял бы этот клинок в руки и вынул его из ножен. Не будь на то их воли — он бы никогда к нему не притронулся. Что я могла сделать в такой ситуации? Мы стараемся по возможности не вмешиваться в жизнь наших смертных соседей, но уверяю вас, мы никогда не упускали герцога Пелана из своего поля зрения. Мы никогда не замечали, чтобы в нем проявилось хоть что-то из его эльфийского наследия. Не было в нем и особого стремления поближе познакомиться с нашим — и наполовину его — народом. И мы решили не подталкивать его к сближению с эльфийским миром. — Она покачала головой, и ее волосы скатились по плечам сверкающей волной. — Да, лорд Хальверик, мы были не правы. Вы слышите? Я, Госпожа Эльфийского Леса, находясь на территории, которая сейчас подчиняется моей воле, признаюсь перед вами, смертными, в том, что мои подданные совершили ошибку. Мы были не правы, когда подумали, что вам все известно, а вы действительно пребывали в неведении. Не менее серьезная ошибка заключалась в том, что, присмотревшись к Кьери Пелану издали, мы не испробовали все возможные пути для того, чтобы понять его по-настоящему и попытаться спасти то, что в нем оставалось от наследного принца. Единственное, в чем я могу вас заверить, — это в том, что мы не желали зла ни ему, ни кому-либо другому. Я рассчитываю на то, что вы поверите моим словам.

— Конечно, мы верим вам, — ответил Алиам Хальверик за себя и за своих спутниц, сокрушенно разведя при этом руками.

— Но ведь зло — оно все же свершилось! — неожиданно для всех воскликнула молчавшая до того Эстиль. — Мы все виновны в этом, и себя я виню за то, что решила пойти по наиболее легкому пути. Я постоянно повторяла себе: «Забудь о своих сомнениях и подозрениях. Не думай о них. Отложи их подальше и смотри в будущее». Можно подумать, мы не знаем, что будущее строится крупица за крупицей из нашего же прошлого.

Госпожа Эльфийского Леса бесстрастно посмотрела на Эстиль, но Пакс не могла не заметить уважение, появившееся в глазах эльфийской королевы.

— Что ж, госпожа Эстиль Хальверик, я слышу от вас мудрые слова. Мы, певцы этого мира, для которых фальшивая нота, дисгармония страшнее, чем отсутствие звука, зачастую выбираем тишину вместо неупорядоченного шума. И не всегда это решение оказывается верным.

— Госпожа, поможете ли вы нам теперь? — обратилась к гостье Пакс.

— Паксенаррион, я готова сделать все для этой страны, я была бы рада помочь как тебе, так и Хальверикам, но пойми: я до сих пор не уверена в том, что мой внук может взойти на престол, не принеся при этом несчастья и бед этому королевству.

— Неужели лишь потому, что из его памяти стерлись воспоминания о раннем детстве?

— И поэтому тоже, хотя я бы сказала, что дело не в детских воспоминаниях, а в осознании себя тем, кем ты был рожден. Важнее другое: не будем скрывать, что этот человек повернулся лицом к силам зла после смерти своей жены. Даже в нашем далеком Эльфийском Лесу мы узнали об этом, а также о том, как он вел последние боевые кампании в Ааренисе. Паксенаррион, нам не нужна гражданская война в этой стране. Мы не хотим, чтобы набранные со всего света наемники составили королевское войско Лионии и навязывали волю правителя там, где, действуя только силой, он не сможет ничего добиться.

— Может быть, дело обстоит вовсе не так плохо, как вы думаете? — предположил Алиам Хальверик. Госпожа обернулась к нему:

— Я даже осмелюсь утверждать, что дела обстояли гораздо хуже, чем мы с вами описали. Коснулась эта темная сторона Пелана и вас, Алиам Хальверик. Единственная дурная весть, касавшаяся вас, пришла к нам из Аарениса, где вы решили остаться вместе с Пеланом и поддержать его в том походе.

— Вы имеете в виду поход против Синьявы?

— Я имею в виду поход после победы над Синьявой. Неужели вы думаете, что мы здесь живем, ничего не зная о том, что происходит в Ааренисе?

— Госпожа, я даже не знаю; как вам объяснить… Я не знаю, поймете ли вы…

— Я прекрасно все понимаю, когда речь идет о том, что есть добро и что есть зло. — В голосе Госпожи Леса словно зазвучала грозная медь труб. — Появление зла я чувствую за версту, даже если оно проявляется среди моих ближайших подданных или родственников. Поверьте мне, его вонь одинаково омерзительна в любом из миров.

— Госпожа, я позволю себе произнести слова оправдания как за себя, так и за своего друга. То, что случилось в тот год в Ааренисе, не могло не оставить шрамы в наших сердцах, не могло не помутить на какое-то время наш рассудок. Когда Синьява пытал моих солдат и подчиненных Кьери Пелана в форте Страж Гномьих гор…

— Господин Хальверик, объяснения и оправдания всегда существуют. "Мне это хорошо известно. Такой человек, как вы или герцог Пелан, не станет творить зло без причины. Другое дело, что причины — они всегда найдутся. И вот я задаю себе и вам вопрос: имеем ли мы право возвести его на трон? Именно здесь, в этом королевстве, расположенном между Тсайей, Прилитом и Эльфийскими Лесами? Не случится ли потом так, что он запустит орду своих наемников в самое сердце нашего священного леса? Не предоставит ли им полную свободу убивать и грабить, как это было с Черным Алюредом, которого он отпустил на все четыре стороны, вместо того чтобы расправиться с этим разбойником? Я прошу меня извинить, но я вынуждена коснуться очень болезненной для меня темы. Мне известно о той трагедии, которую пережили вы и в первую очередь ваш сын Калиам. Я могу себе представить, какой гнев обуял вас, когда вы узнали об этом. И если бы речь шла только о пытках Синьявы из чувства личной мести…

— Но ведь они его не пытали! — набравшись дерзости, перебила Пакс Госпожу Леса. — Ни герцог Пелан, ни барон Хальверик — они не стали…

— Это ты остановила их! Разве не так?

— Так, конечно, но ведь и без меня…

— Паксенаррион, если ты решила вступить с эльфами в разговор о политике, будь готова увидеть всю правду и говорить им только то, что сама считаешь правдой. — Вновь обернувшись к Алиаму, она продолжала:

— Будь дело только в этом, я бы так не беспокоилась, но вы знаете — вы, все, кто здесь присутствует, — знаете, что было дальше, до чего дошел герцог Пелан в стремлении утолить свою жажду мести, оказывая при этом, сам того не ведая, огромную услугу силам зла. Я не хочу, — впрочем, я полагаю, никто из нас не хочет, чтобы человек, который помог Алюреду захватить, разграбить и практически уничтожить прибрежные города, имел возможность поступать точно так же здесь, в Лионии, обладая к тому же практически неограниченной властью. Мы не можем допустить такого, и неважно, к какому народу принадлежит этот претендент на трон, человек он или эльф. Впрочем, эльф с такой черной душой мог бы натворить на троне Лионии еще больше зла, чем человек. Окажись на престоле этого королевства эльф, не заслуживающий такой чести и не способный править должным образом, — и древнее соглашение между людьми и народом Синьин может быть разрушено окончательно. Мы не можем допустить, чтобы подтвердилась дурная слава, которая идет о нас среди людей. Об эльфах говорят, что они надменны, дерзки, холодны, безжалостны и подвержены вспышкам необузданного гнева. То, что герцог Пелан наполовину принадлежит к нашему народу, лишь убеждает меня в невозможности рисковать отношениями эльфов и людей ради того, чтобы дать ему возможность утолить свою жажду жестокости и насилия.

— Нет, Госпожа, вы не правы, — вновь возразила гостье Пакс. — Позвольте рассказать вам то, что я знаю по своему опыту службы у…

Королева эльфов посмотрела на нее сурово, без тени улыбки:

— Паксенаррион, разумеется, я тебя выслушаю. Но заранее хочу сказать тебе: я не отрицаю того, что этот человек способен любить, быть нежным и справедливым по отношению к немногим. Ты напоминаешь ему его погибшую супругу. Вполне возможно, что он воспринимает тебя как родную дочь. Поэтому он раскрылся перед тобой со своей лучшей стороны. Поверь, лишь немногие совершенно черные в душе люди не способны на нежность и заботу о близких. Король, правитель — это совсем другое дело. Внешние проявления характера герцога Пелана — вот что волнует нас больше всего.

Пакс физически ощущала, как накатывается на нее сила власти и авторитета сидевшей перед ней альфары. Казалось, этот поток невозможно ни остановить, ни перекрыть, ни преодолеть. И в то же время Пакс вдруг поняла, что ей удалось понять и прочувствовать самую суть эльфийского характера, его сильные стороны и границы его возможностей. Древнейшие из представителей древних рас, бессмертные, мудрые хотя бы потому, что мудрость приходит с годами, а их за плечами каждого эльфа остается несчетное множество, — эльфы достойно несли свое великое наследие, но все же… все же они не были ни богами, ни полубогами, несмотря на все свои таланты. Созданный Великим Певцом, этот народ так чувствовал гармонию, был настолько зависим от гармоничности окружающего мира, что был способен противостоять любому противнику, выдерживать любой конфликт лишь короткое время. Эльфы не были трусами, решительно вступали в бой, храбро сражались, но старались уладить все спорные вопросы как можно быстрее и если прибегали к силе оружия, то либо стремились к быстрой победе, либо… отступали. И не слабость или трусость заставляли их уходить все дальше и дальше в дремучие леса, когда силы зла захватывали их земли. Просто эльфы были созданы для другого. Им была дарована способность чувствовать и воссоздавать гармонию мира. Они готовы были трудиться над стройным орнаментом становления королевства, над не менее важной задачей творения узора прожилок на зеленом листе и посвящать этому день за днем, год за годом. В этом крылось происхождение и их целительского искусства, умения выращивать любые растения на любой почве, способности чувствовать души леса, холмов, рек и полей, ибо только эльфы среди всех рас и народов, населявших землю, могли постичь, увидеть в целостности всю многогранную, разноцветную, невероятно сложную мозаику жизни. Только им было дано играть с этой мозаикой, создавать новые узоры, не рискуя при этом нарушить целостность ее структуры или повредить составляющую ее ткань. Могли они и зачаровывать смертных, набрасывая на реальность пелену наскоро созданных прекрасных орнаментов.

И все же, как бы могущественны они ни были, — могущественны, как музыка, от звуков которой у человека сжимается сердце, текут слезы или появляется на губах улыбка, — все же они, как и любая музыка, подчинялись своему создателю. Пакс поняла, что людям нет смысла преклоняться перед их бессмертием, перед их ледяной мудростью, перед их умением чувствовать тонкие миры, перед их способностью колдовством обманывать человеческое восприятие мира. За свою короткую жизнь человек успевает сразиться с такими противниками, встретиться с такими опасностями, при одном упоминании о которых отступил бы любой эльф. Людям дано постичь долговременную, на много поколений вперед, стратегию противостояния злу. Эльфы же способны лишь на блестящие тактические победы. Люди созданы для того, чтобы воевать, бороться за себя и своих близких, терпеть и противостоять опасностям долгое время. Более того, боги даровали многим людям способность отличать добро от зла вернее, чем это получается у эльфов. Люди созданы для борьбы в такой же мере, в какой эльфы сотворены для гармонии. Обоим народам недоставало мудрости и опыта друг друга, ибо каждый из них не мог перешагнуть за границы своей природы, установленные богами. Бессмертным было проще проявить терпение, отступить и переждать, пока опасность минует…

Пакс ощутила, как к ней возвращается уверенность. Возраст и опыт Госпожи Эльфийского Леса перестали давить на нее с непреодолимой силой. Этот опыт был опытом эльфийского народа и не годился для решения тех проблем, которые Пакс видела перед собой. Сам Кьери Пелан был всего лишь наполовину эльфом по крови. Его право на трон перешло к нему по отцовской, человеческой линии. И стоило Пакс почувствовать, что она смотрит на Госпожу Эльфийского Леса с меньшим благоговением, пусть и с ничуть не меньшим уважением, та сама изумленно посмотрела Пакс в глаза.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — спокойно и неторопливо заговорила Пакс. — Мне не раз говорили, что я очень похожа на Тамаррион. Вполне возможно, что ко мне герцог Пелан отнесся с большей добротой, чем к большинству незнакомцев. Но сейчас речь идет не о том, как он относился ко мне.

Королева эльфов кивнула, и Пакс рассказала, как благороден и великодушен был герцог по отношению ко всем своим подчиненным — от новобранцев до давно вышедших в отставку ветеранов; ко всем, кто честно служил ему, пусть даже совсем недолго.

— О том, что случилось в тот год… — Пакс перевела дыхание и постаралась подобрать единственно нужные слова. — Да, Госпожа, он был не прав. Я могу сказать об этом открыто, а лорд Хальверик подтвердит, что я не держу зла на герцога. Он был не прав, поддержав Алюреда, по крайней мере в такой форме. Исходя из того, что я видела сама и что узнала впоследствии, я могу заключить, что он сам был не рад этому. Но он дал слово, когда еще не знал, что именно собирается делать Алюред. Совершая не праведный поступок, любой человек несет вину за причиненное им зло, вне зависимости от обстоятельств. Но разве вы сами только что не признались, что тоже совершили ошибку и поступили неверно, причинив, возможно, немалый вред не только Кьери Пелану, вашему родному внуку? Господин и госпожа Хальверик тоже признались в своей не правоте и сожалеют о том, что все так обернулось.

Госпожа Леса напряглась, как, впрочем, судя по его дыханию, и лорд Хальверик. Понимая, что страшно рискует, что небо может в любой миг обрушиться на ее голову, Пакс решила не останавливаться и продолжала начатую речь:

— Да, тогда он был не прав. Я тоже ошибалась, и не раз. Но позволю вам напомнить, что он вновь призвал к себе в крепость маршалов Геда и принес им извинения за то, что не допускал их в свои владения. Перед всей ротой, перед каждым солдатом он признал свою ошибку, признал, что совершил ее в порыве гнева, и еще раз при всех попросил прощения. Говорит ли это о нем как о человеке самовлюбленном, не способном воспринять чужую точку зрения, стремящемся навязать свою волю любому и каждому, пусть даже насильственным, жестоким путем?

Великая Госпожа выслушала все, что сказала Пакс, не перебивая. Когда воцарилась тишина, она сидела все так же молча, думая над только что услышанным. Раза два Пакс порывалась сказать что-то еще, но затем, опасаясь, что и так наговорила лишнего, одергивала сама себя. Наконец Госпожа Эльфийского Леса вздрогнула, словно человек, которого неожиданно вырвали из сна наяву, и, широко улыбнувшись, обратилась к Пакс:.

— Если человеку удалось вызвать любовь и уважение паладина, это уже говорит о нем с лучшей стороны. Твой рассказ абсолютно правдив и искренен. Я считаю, что даже твое стремление представить все лучше, чем, может быть, оно есть на самом деле, вполне простительно. Ты имеешь полное право видеть все происходящее именно так. Мне, кстати, не было известно, что он призвал маршалов обратно в свои владения. Если он оказался способен признать собственные ошибки, что ж… вероятность того, что он окажется на троне этого королевства, будет меньше пугать меня. И все же я не могу сказать, что уверена в нем полностью. Мне мало того, что будущий правитель Лионии не служит в открытую темным силам.

— Позволю себе напомнить, что Кьери также посвящен в рыцари Фалька, — сказал Алиам Хальверик. — Я имею в виду, что его посвятили и приняли в рыцари. Но сам он не давал обета, не приносил присяги и никогда не носил ни на одежде, ни в виде медальона эмблемы ордена. Сейчас, спустя много лет после того посвящения, я могу лишь порадоваться такому решению, казавшемуся мне тогда непродуманным. Кьери не пришлось отступать от данного ранее обета, чтобы присягнуть на верность Геду.

— Он не приносил присяги, — возразила Пакс.

— То есть как? Да нет, наверняка он поклялся в верности небесному покровителю воинов Геду, восстановив отношения с этим в высшей степени достойным орденом.

Пакс отрицательно покачала головой:

— Нет, мой господин. Об этом он говорил с Верховным Маршалом в моем присутствии. Он всегда приветствовал то, что Тамаррион принадлежала к ордену последователей Геда, но сам ни при ее жизни, ни сейчас не давал клятвы верности этому святому. Он сказал Верховному Маршалу, что всегда чувствовал себя не вправе связать себя такой клятвой, словно предполагая, что в будущем ему предстоит принести единственную, самую главную в жизни присягу.

Глаза Госпожи Леса засверкали, она вся подалась вперед.

— Он так и сказал? Паксенаррион, постарайся вспомнить слово в слово все, что он сказал Верховному Маршалу.

— Он сказал, что судьба сводила его с представителями достойнейших воинских орденов — последователей Фалька и Геда. Жизнь и отношения с близкими людьми подталкивали его к тому, чтобы вступить в то или иное братство. Но от этого шага его всегда удерживало внутреннее ощущение, что такая клятва будет дана им не от чистого сердца. В свою очередь, Верховный Маршал передала своим маршалам, что она удовлетворена объяснениями, данными герцогом, не настаивает, чтобы он принес присягу ордену, и не будет уговаривать его сделать это.

— Вот как…

— Но какое это имеет значение? — спросила Пакс, в изумлении видя, какое впечатление произвели ее слова на эльфийскую королеву.

— Я сама пока не уверена. Если это значит то, что может значить… — Госпожа вновь улыбнулась и покачала головой:

— Вы можете подумать, что я нарочно говорю загадками, в полном соответствии с тем, как описывает нас, эльфов, людская молва. Но дело в том, что у меня самой нет ничего, кроме намеков и догадок. Но если… и я прошу запомнить, что я сказала «если»; так вот, если отказ Кьери Пелана дать клятву верности какому-либо воинскому ордену связан с сохранившимися в нем остатками воспоминаний об истинном его происхождении и предназначении, то… возможно, при определенном стечении обстоятельств эта память может быть в нем восстановлена.

— Но ведь правители Лионии могут принадлежать к ордену Фалька. По крайней мере, мне об этом говорили.

— Так оно было. И действительно, два последних короля принадлежали к этому ордену. Но ведь в них не было ни капли эльфийской крови. А тот правитель, который несет в себе наследие эльфийского народа, правитель, которому дано чутье тонких миров, свойственное нашей расе, будет напрямую следовать воле того, кого вы называете Великим Господином. — Вздохнув, Госпожа Эльфов пожала плечами. — Многое из того, что ты мне рассказала, было мне неведомо. Я должна признать, что уже не считаю недопустимым приход этого человека к власти. Выслушав тебя, Паксенаррион, я признаю и твое понимание воли богов, отправивших тебя в этот поход. Ты имеешь полное право считать, что призвана найти истинного наследника трона Лионии и привести его к власти. Я согласна с твоим решением проверить, является ли человек, которого вы знаете как герцога Пелана, моим внуком и наследником престола. И проверить это ты действительно можешь при помощи этого меча. Но прежде чем я дам согласие на его коронацию, я хочу лично встретиться с ним. Если он способен стать тем, кем должен был стать по рождению, мое волшебство поможет ему. Если же нет… тогда нам останется только надеяться, что самые страшные из моих опасений не сбудутся. — Госпожа Эльфийского Леса встала со своего кресла. Пакс и Хальверики попытались подняться вслед за нею, но поняли, что не могут пошевелиться. Голос Госпожи Леса звучал по-доброму, серебряные трели его музыки звенели теплее и мелодичнее, чем раньше. — Если все узнают, что крепость Алиама Хальверика на время отошла под покровительство Госпожи Эльфийского Леса, задача Пакс от этого не станет легче, скорее наоборот. Поэтому, как только я сниму свои чары с этого дома и вернусь в эльфийские леса, вы увидите, что никто из ваших родственников, друзей и слуг не вспомнит о чудесном летнем дне посреди зимы. Что касается вас, то память о нашей встрече поможет вам в дальнейших поисках. Кроме того, никто из моих подданных не побеспокоит вас и не станет препятствовать Паксенаррион в исполнении ее долга.

Неожиданно Пакс вспомнила о заговоре Ачрии, который Повелительница Паутины плела вокруг герцога и его крепости долгие годы. Ей пришло в голову, что это могло быть частью единого плана, направленного силами зла против Лионии — единственного королевства, где люди и эльфы смогли заключить договор о совместном управлении. Пакс с ужасом подумала, что, по всей видимости, нити этого заговора проникли повсюду — и в это королевство, и в соседние. Она испугалась, что все ее усилия окажутся напрасными, потому что слишком поздно силы добра спохватились и начали борьбу. Она захотела спросить об этом Великую Госпожу и рассказать все, что ей было известно, но тут прямо у нее в голове зазвучал легкий серебристый смех, а затем удаляющийся голос Госпожи Эльфийского Леса:

— Не волнуйся, паладин. Не ты одна можешь видеть черную паутину зла на светлом фоне добра…

В дверь постучали. Пакс и чета Хальвериков изумленно посмотрели друг на друга. Перед ними на столе стояли неизвестно откуда взявшиеся плетеная корзина с яблоками и крохотный хрустальный флакончик с ароматной эссенцией из лепестков цветущей яблони. Смешанный запах весны и осени окутал кабинет Алиама Хальверика.

— Ну, кто там? — хрипло, как после долгого молчания, спросил Алиам Хальверик. — Что там у вас стряслось?

В приоткрывшуюся дверь просунусь голова его старшего сына Калиама.

— Отец, мама, уже поздно. Где вы будете ужинать с нашей гостьей — здесь или вместе со всеми в большом зале?

Пакс тряхнула головой и посмотрела в окно. На улице был поздний вечер. Уже совсем стемнело.

Глава XXII

Три человека, сидевших в кабинете, переглянулись. Они все еще не могли прийти в себя. Пакс заметила, с каким удивлением Калиам посмотрел на свежие, словно только что с дерева, яблоки и на сверкающий при свете свечей хрустальный флакон с эссенцией. С не менее удивленным видом он поглядел и ей в глаза. С удовольствием вдохнув аромат яблок, Пакс потянулась, заставила себя встать из-за стола и энергично заходила по комнате. Алиам, в свою очередь, тоже перевел дыхание и стукнул увесистыми кулаками по подлокотникам кресла.

— Ужинать здесь, говоришь? Ну уж нет, ни за что! Через несколько минут мы спустимся в зал. Слушай, Калиам, скажи честно, ты случайно не… — Поймав взгляд супруги, он оборвал себя на полуслове и, махнув рукой, попросил сына передать остальным, что они сейчас придут.

Вновь оставшись втроем, они улыбнулись друг другу. Эстиль положила одну руку на плечо мужу, а другую протянула Пакс:

— Я благодарю тебя, дорогая Паксенаррион, за столь интересную и… скажем так, поучительную беседу. — Пакс поняла, что воспоминания о визите Госпожи Эльфийского Леса остались в памяти этой женщины, так же как и в памяти ее мужа. Тем временем Эстиль продолжала:

— Очень жаль, Паксенаррион, что ты скоро уезжаешь. Тем не менее, пока ты у нас в гостях, постарайся отдохнуть, набраться сил и поднять себе настроение.

— С удовольствием! — воскликнула Пакс и от всей души обняла Эстиль. Они рассмеялись и вышли из кабинета. Все собравшиеся в большом зале крепости с любопытством посмотрели на припозднившихся хозяев и почетную гостью. Вечером за столами почти не оставалось свободных мест. Калиам, его братья и их жены сидели во главе большого стола вместе со старшими Хальвериками и Пакс. Разного возраста дети расселись на противоположном конце стола, за соседними столами, а самые маленькие к тому же то и дело перебегали с места на место. Большой зал гудел. Время от времени общий шум множества голосов перекрывал чей-нибудь взрыв смеха. Многие с откровенным интересом посматривали в сторону Пакс, понимая, что вряд ли им предстоит в ближайшем времени увидеть еще одного паладина. По нетерпеливым взглядам Пакс решила, что от нее ждут каких-то чудес. Ей же в этот вечер хотелось просто отдохнуть и повеселиться. Не успела она сесть за стол, как сзади к ней подкралась одна из внучек Алиама и дерзко потянулась к рукоятке меча паладина. Девочка, конечно, считала, что действует скрытно и незаметно, но Пакс сразу раскусила ее «коварный» замысел и подмигнула Эстиль. Та, как только сообразила, в чем дело, тотчас же перехватила руку ребенка и оттащила девочку от Пакс.

— Это опять ты, Сули! Безобразница! Мало того, что это невежливо. Рано или поздно ты поплатишься за свои выходки. Захочешь так подшутить над недобрым человеком и запросто останешься без руки, это если повезет. Сколько раз повторять, что нельзя без разрешения прикасаться к чужому оружию!

— Бабушка, но меч такой красивый! Я только хотела… но…

— Вот-вот, подумай, что теперь делать. Если хочешь о чем-то спросить или что-то сказать госпоже паладину — пожалуйста, она готова тебя выслушать.

Сули, скорее заинтригованная, чем испуганная, получив толчок в спину, шагнула к Пакс. Та, стараясь сохранить на лице строгое выражение, повернулась к ней и вопросительно посмотрела в глаза ребенку.

— Я… я прошу прощения, — промямлила девочка. Пакс услышала, как за соседним столом, на безопасном расстоянии, засмеялся один из мальчишек. Сули бросила в его сторону сердитый взгляд, но в следующую секунду снова обернулась к Пакс.

— Бабушка совершенно права, — сказала Пакс, наклонившись пониже, так, чтобы не говорить с ребенком сверху вниз. — Конечно, я тебе ничего за это не сделаю. Но за всех остальных людей я поручиться не могу. Кто-то выхватит клинок и обернет его против тебя по злобности своей натуры кто-то может заколоть тебя просто от неожиданности и испуга. А кроме того, разве ты не знаешь, что бывают волшебные мечи? К такому клинку может прикасаться только его настоящий хозяин. А если это сделает кто-то другой, то… По меньшей мере может быть очень больно. Ты девочка храбрая, и это хорошо. Только надо слушаться бабушку, и ты узнаешь, что разум должен повелевать храбростью.

Девочка покраснела, а Пакс подняла голову и обратилась к детям, сидевшим за тем столом, откуда раздался столь обидевший Сули смех.

— А что касается вас, — громко, на весь зал заявила Пакс, — я могу сказать, что смеяться издалека, конечно, легко, особенно когда ругают того, кто в чем-то провинился. Но поверьте мне на слово: от того, что кому-то плохо, тебе самому лучше не станет, и еще никто не стал умнее от того, что кто-то другой совершил глупость. Вы меня удивили. Мне казалось, что в такой семье все должны защищать друг друга.

При этих словах мальчик, примерно одного с Сули роста и возраста, встал из-за стола и, преодолевая смущение, подошел к ней.

— Я смеялся только потому, что она ничего не боится, а потом ее больше всех ругают, — как нечто само собой разумеющееся, объяснил он Пакс причину своего веселья. — Конечно, я был не прав и прошу прощения у вас и у Сули. Но предупреждаю: если бы вы вдруг захотели ударить ее, я сразу же бросился бы ей на помощь, и уж тогда… — Поняв, что наговорил лишнего, мальчик замолчал и уставился в пол.

Пакс улыбнулась и сказала:

— Я рада, что ты готов прийти на помощь тем, кому плохо. Я же не хотела никого обидеть, а лишь сказала о том, как обидно бывает, когда смеются над беззащитным. Я хорошо знаю это. Надо мной тоже смеялись, когда я была слабой и беспомощной.

— Вы?! А я думал… Разве паладины бывают слабыми и беззащитными?

— Знаешь, дружище, я ведь паладином не родилась. Даже сейчас я знаю, что есть такие серьезные враги и противники, с которыми я рискну вступить в бой, только полагаясь на свою веру. Она и только она помогает мне преодолеть страх.

— Я больше никогда не буду смеяться над Сули и над другими, кого будут ругать, тоже, — серьезно пообещал мальчик. — Сули, прости меня, — добавил он.

— Все в порядке. — Сули протянула мальчику руку, и только сейчас Пакс поняла, что перед нею двойняшки. Вдвоем они очаровательно улыбнулись ей, и стоило брату, поклонившись, чуть зазеваться, как Сули тотчас же пихнула его локтем в бок. Не дожидаясь разрешения отойти к своему столу, они побежали друг за другом, смеясь и делая вид, будто затевают драку.

— Вот сорванцы! — улыбаясь, сказала Эстиль. — Ну просто жеребята!

— Мама, это ты их избаловала и испортила, — улыбаясь, заявила женщина, сидевшая напротив Эстиль и Пакс. — Стоит к вам приехать, как ты…

— Ладно, ладно. Я имела в виду, что они такие же здоровые и игривые, как молодые жеребята, — поспешила Эстиль порадовать мать близнецов. — Кстати, это единственная пара близнецов в нашей семье. И хвала богам, что единственная: если все двойняшки такие, то здесь было бы просто невозможно жить.

— Между прочим, дома, — возразила женщина, обращаясь к Пакс, — они у меня приучены к порядку и ведут себя прилично. Правда, когда мы гуляем в лесу, можете себе представить, что они там вытворяют. Зато дома ведут себя более или менее сносно. Но мы почти по полгода проводим здесь, и дети успевают избаловаться до неузнаваемости. Бабушка слишком многое им позволяет…

— Ну, это уже нечестно, — с такой же радостной улыбкой возразил сидевший рядом с ней высокий мужчина. — Может быть, стоит рассказать, что ты мне говорила, когда мы собирались в дорогу?

Женщина расхохоталась, а мужчина, по всей видимости ее муж, продолжал:

— Знаете, почему она с таким удовольствием приезжает сюда? Сама мне призналась, что здесь, стоит близнецам что-нибудь натворить, у нее всегда есть возможность свалить на бабушку все пробелы в их воспитании.

— Ну что ты говоришь!

— Ладно-ладно, я тебя выведу на чистую воду! А еще ей пришлось признать, что дети гораздо приличнее ведут себя после того, как мы возвращаемся отсюда, из крепости, к себе домой. И куда менее прилично — спустя полгода, когда мы снова собираемся сюда. — Шутливо ущипнув жену за нос он, передразнивая детей, спросил:

— Ну что, получила, получила? Я на тебя наябедничал!

Женщина закатила глаза, пожала плечами и совершенно неожиданно для Пакс состроила ей и Эстиль потешную гримасу.

Пакс была очарована настроением, царившим в зале. Ей никогда не доводилось бывать в такой семье. Ей неожиданно пришло в голову, что она вообще не бывала в семейной обстановке с тех пор, как убежала из дома. К этому времени в зале оставалась, наверное, еще дюжина детей. Некоторых уже отправили спать, а кое-кого пришлось уносить: набегавшись, самые маленькие засыпали прямо за столом. В этом доме жили под общей крышей три или четыре поколения одной семьи, и жили, как могла видеть Пакс, счастливо и дружно. Пакс внимательно посмотрела на Эстиль — хозяйку дома, бабушку, а то и прабабушку. И подивилась, как ей удается быть в такой хорошей форме. Судя по словам Алиама Хальверика, она по-прежнему отлично стреляла из лука. Как же она все это успевает? Пакс не могла себе представить, что женщина, у которой столько детей (за столом сидели Калиам, Халиам и Сули, вышедшая замуж за рыцаря из Тсайи, но на зиму приезжавшая домой погостить; кроме того, Пакс слышала и о других детях Хальвериков), следящая за хозяйством в огромном доме, еще находила время, чтобы продолжать тренироваться с любимым оружием. Паксенаррион восхищенно покачала головой. Эстиль заметила ее движение и, обернувшись к ней, спросила:

— Что, Паксенаррион, слишком шумно для тебя? Что есть, то есть — семейка мы не самая тихая, так уж у нас повелось. Мы с Алиамом любим большие компании, музыку, и вообще любим отдохнуть так, чтобы забылись все печали и невзгоды.

— Нет, что вы, мне очень нравится! Я просто… я никогда не… В общем, у вас все по-другому, — разведя руками, призналась Пакс.

— Это же просто семья, разве что более многочисленная, чем большинство других. А ведь тут еще не все собрались.

Если сосчитать остальных… — Эстиль оглядела зал. За приставными столами по-прежнему сидело много народу. Пакс обратила внимание на то, что многие из них были одеты в форму прислуги и просто в обычную рабочую одежду.

— Скажите, Эстиль, а что, у вас все едят здесь, в большом зале? Каждый день? — Пакс была уверена, что в богатых домах хозяева и их родственники едят отдельно от остальных.

— Ну конечно, не каждый день и далеко не все из наших людей. Некоторые просто живут в своих домах поодаль, другие предпочитают есть на постоялом дворе или готовить дома, но зимой обычно собирается довольно большая компания. А что, зал у нас большой, дров для камина хватает, мы рады всякому доброму и веселому человеку. В это время года в наших краях делать особо нечего, и вечерами мы с удовольствием собираемся и веселимся. Моя сестра, которая иногда приезжает из Северной Лионии, говорит, что наш дом больше похож на казарму. А мне так нравится. — Эстиль улыбнулась.

Вдруг Пакс услышала перебор струн лютни и огляделась. Старший сын Калиама принес лютню в зал и, сев в уголке, стал настраивать ее. Разговоры за столами начали стихать. Когда инструмент был готов, мальчик встал, подошел к Алиаму Хальверику и, поклонившись, протянул ему инструмент.

— Ну нет, сначала ты, — отмахнулся от него старший Хальверик. — Я, пожалуй, разогрею руки под твою музыку.

Юноша начал наигрывать зажигательную танцевальную мелодию, ритм которой многие из присутствующих стали отбивать руками и ногами. Кто-то знал слова песенки, но совершенно не имел голоса, и то, что пение получилось весьма сомнительного качества, еще больше всех развеселило. Постепенно куда более музыкальные голоса подключились к общему хору. Затем юноша сыграл мелодию медленной романтической песни о летних закатах накануне сбора урожая. Пакс почувствовала, как на ее глаза навернулись слезы. Потом наступил черед песни о любви, которую подхватили почти все мужчины, сидевшие за столами. После этой песни лютню взял в руки Калиам. Своему сыну он велел принести большую флейту, а затем, обернувшись к оруженосцам Пакс, спросил:

— Гаррис, ты еще играть не разучился?

— Да ты что, я уже несколько лет к флейте не притрагивался, — отмахнулся от него Гаррис.

— Ну вот и замечательно. Будет повод попрактиковаться. — Младший Алиам вскоре принес флейту и положил ее на стол перед Гаррисом. Калиам тронул струну, задавая тон. Гаррис взял в руки флейту, подождал второго прикосновения к струне, набрал воздуха в легкие и… Жалобный стон, похожий на последнее мяуканье кошки, швыряемой в воду с камнем на шее, пронесся по залу и оборвался для полноты образа столь же резко и неожиданно. Секундная тишина — и, словно раскат грома, в зале раздался взрыв общего хохота.

— Эй, Гаррис! Я ведь просил тебя сыграть, а не терзать инструмент!

— Я же сказал, что уже сто лет… — Тем не менее Гаррис попытался взять другую ноту и издал такой звук, от которого задребезжала посуда на полках и столах. Веселье усилилось. Гаррис тем временем невозмутимо бормотал себе под нос:

— Ну вот, уже лучше… Сейчас попробуем взять аккорд… — Очередная попытка также потерпела фиаско. Тем не менее Гаррис решил не разочаровывать публику. Облизав губы и посетовав на то, что перед дальней зимней дорогой упражняться в игре на духовых инструментах — не самое разумное дело, он хитро прищурился и обратился к слушателям:

— Что, повеселиться захотели? Ну, держитесь! Я вам сыграю «Кедровую долину».

— А, ну это нам так, для разминки, — кивнув Гаррису, сказал Калиам и взялся за лютню. Серебристый звон струн на фоне медленных звуков флейты был подобен резцу гравера, пробежавшему по суровой благородной поверхности мореного дуба, — такое сравнение пришло в голову Пакс, когда она прислушалась к неторопливо звучавшей мелодии. С непривычки Гаррису игралось нелегко. Время от времени он фальшивил или сбивался с ритма. Но в общих чертах Пакс поняла, что именно пытался изобразить этот импровизированный дуэт. Затем Гаррис передал флейту Халиаму, а Хальверик—старший взял лютню.

— А теперь сыграем для паладина, выступившего в дальний поход по зову богов, — объявил Алиам всем собравшимся, и в зале наступила полная тишина. — О том, что этот паладин у нас в гостях, вы уже знаете. Я наберусь смелости и скажу вам кое-что еще. Ее миссия заключается в том, чтобы найти настоящего наследника трона Лионии, нашего законного короля. Пусть наша гостья знает, что, когда она покинет этот дом, с нею вместе в путь отправятся наши надежды, молитвы и пожелания удачи. А теперь для нее, в честь ее миссии мы с Халиамом сыграем и споем то, что исполняем очень и очень редко. Я имею в виду старинную песню «Клятва Фалька».

Пакс в общих чертах знала историю жизни Фалька и знала, что о нем сложена не одна песня. Но слышать их ей как-то не доводилось. Она знала, что в свое время Фальк, связанный в переносном смысле своей клятвой, а в прямом — скованный цепями, провел во вражеском плену много лет, а затем вернулся в тот край страха и отчаяния верхом на волшебном коне и освободил собратьев по несчастью. И вот в зале крепости Алиама Хальверика зазвучали торжественные и печальные слова:

Клятва кровью — проклятье Лиарта. Клятва смертью — для павших. Железом окована клятва Тиру себя отдавших. Камнем хранима клятва Народа с отрогов горных. В серебряном сердце ветра — Парусу клятва покорных.

Но ветер изменчив, и камень непрочен, Меч кровью невинною не опорочен. Час смерти назначен, но нам он неведом. Лишь золото чести нам будет обетом!

Куплет сменялся припевом, и если припев затягивали все присутствовавшие в зале, то основные строки пели лишь Алиам Хальверик и его сыновья:

Темный страх в немой ночи таится, Не проникнуть звукам голосов В каменный застенок, где томится Юный принц под тяжестью оков. Но свободы золотая птица Прилетит на остриях клинков.

Как только Алиам и его сыновья пропели эти строки, музыка влилась в кровь Пакс, превратившись в песню, посвященную пропавшему принцу по имени Кьери. Пакс улыбнулась Алиаму и по его глазам поняла, что он именно для этого вспомнил старую балладу. А тем временем лютня, флейта и голоса представителей славного рода Хальвериков продолжали исполнять торжественную песню, закончившуюся такими словами:

И свершилось клятвенное слово — Черной кровью выжженный гранит В том порукой. И звенят подковы, И судьба в пути его хранит, И вернет под сень родного крова. Только юных лет не возвратит.

Последние аккорды мелодии стихли под сводами зала.

— Ну а теперь, — сказал Алиам Хальверик, вновь обращаясь ко всем гостям и родственникам, — я не знаю, как долго Паксенаррион сможет пробыть у нас; позволю себе заметить, что для нас чем дольше, тем лучше. Но я напомню всем еще раз, что она вольна остаться или уехать тогда, когда посчитает необходимым. Кроме того, она может взять из моего дома все, что ей будет нужно. Если она обратится к кому-то из вас за помощью, выполните ее просьбу так же, как вы бы выполнили мою. Я надеюсь, всем это ясно?

— Так точно, наш господин. — Хор голосов прозвучал пусть и не очень стройно, но искренне. Алиам кивнул и обернулся к Пакс:

— Может быть, ты, Паксенаррион, и твои спутники-оруженосцы хотите отдохнуть. Поступайте так, как вам нравится. Оставайтесь с нами или идите в ваши комнаты. Разумеется, я с огромным удовольствием еще пообщался бы с тобой, Пакс, и с твоими друзьями, но если ты захочешь уехать не попрощавшись, не спрашивая моего разрешения, я все пойму и ни в коем случае не обижусь. В общем, пока ты здесь, чувствуй себя как дома.

— Я благодарю вас, — сказала Пакс и, встав из-за стола, поклонилась хозяевам дома. Буквально через несколько минут она кивнула остальным на прощание и вместе с Алиамом Хальвериком вышла из зала. За ними последовали Эстиль и королевские оруженосцы.

Из сладкого, теплого, уютного сна Пакс вырвало внезапно вскипевшее в ней чувство опасности. Она открыла глаза и прислушалась. В комнате было тихо; в окно проникал слабый свет, который давали звезды, высыпавшие на ясном небе и отблески факелов на крепостном дворе. Слабо светили не до конца догоревшие угли в камине. На соседних кроватях спали оруженосцы. Судя по их размеренному дыханию, Пакс поняла, что проснулась пока лишь она одна. Медленно, почти бесшумно она встала с постели, одновременно сжав рукоять меча, лежавшего у нее под рукой. Вынимать клинок Пакс не стала: и без помощи эльфийской магии она чувствовала приближение опасности. Она подошла к узкому стрельчатому окну, но ничего не разглядела за толстым слоем морозных узоров. По-прежнему босая, Пакс на цыпочках подошла к двери и открыла ее. В темном коридоре ничего не было видно. Но чувство тревоги еще сильнее накатило на Пакс, предупреждая о том, что опасность совсем рядом, причем опасность очень и очень серьезная.

Притворив дверь, Пакс, не поворачиваясь к ней спиной, вернулась к середине комнаты и разбудила оруженосцев. Когда они встали и взяли в руки оружие, Пакс быстро оделась, набросила на себя кольчугу и вновь взяла меч. Ей казалось, что вены на висках у нее вот-вот лопнут — так сильно стучала ей в голову тревога. Пакс вновь подошла к двери, опять распахнула ее и, повинуясь внезапному порыву, призвала на помощь волшебный свет.

Яркое освещение залило комнату и коридор. Все пространство за дверью оказалось многократно перечеркнуто черной паутиной, нити которой тянулись от пола к потолку наискось под самыми разными углами. Центр этой кошмарной паутины находился как раз напротив двери в комнату Пакс, и какая-то черная нечисть повисла в этом центре на расстоянии вытянутой руки.

— Что, не ждала встречи со мной? Не рада? — Чужой омерзительный голос почему-то звучал до приторности сладко.

Пакс не разглядела, на что была похожа эта нежить. Она не могла бы описать, какой она формы или даже размера. Меч, повинуясь движению руки, стремительно вылетел из ножен.

— Я всегда жду и радуюсь встрече со злом, — громко сказала Пакс. — С оружием в руках я готова сразиться с кем угодно.

— Твоя радость поутихнет, когда ты узнаешь, что ты натворила. — Казалось, черная тварь вот-вот издевательски захихикает. — Ты, чих человеческий, я же тебя предупреждала, и не раз, а ты все продолжаешь убивать, убивать и убивать. Ты осмелилась коснуться своим мерзким клинком моей паутины. Ты похитила у меня мою добычу…

Пакс рассмеялась. Тень на стене напротив двери словно сгустилась, став плотной, едва ли не твердой, и повисшая там тварь оказалась крупнее, значительно крупнее, чем поначалу показалось Пакс.

— Я сделала то, что было долгом любого добросовестного солдата, — сказала она. — Когда в казарме наводят чистоту, паутину сметают вместе с пауками.

— Безумная! — Это слово обрушилось на Пакс, словно удар тяжелым камнем. Оно несколько раз повторилось у нее в ушах, и ей даже пришлось податься вперед, чтобы устоять на ногах. — Думаешь, ты сможешь противостоять мне, Повелительнице Паутины, мне, создательнице самых коварных планов и заговоров…

— Не я противостою тебе, а Гед и Великий Господин.

— Сколько же раз они бросали тебя, — усмехнулась тень. — Ты попалась в мои сети в Ааренисе, а затем и в Колобии. Ты уже отравлена моим ядом навеки. Стоит мне позвать тебя, и ты откликнешься и придешь на мой зов.

— Нет! — Услышав, как оруженосцы ближе подходят к ней, готовясь встать рядом и принять бой вместе, Пакс взмахом руки приказала им отойти в глубь комнаты. — Именем Великого Господина и святого Геда — я не твоя подданная, и их именем я приказываю тебе: изыди из этого дома!

— Если я уйду отсюда, как ты думаешь, куда я направлюсь? Ну, шевели мозгами, дочь пастуха! Сообразила? Ты ведь по-прежнему смертная, и у тебя есть те, кого ты любишь. Себя ты можешь защитить, но убережешь ли ты их?

В это мгновение Пакс увидела свой дом, вспомнила отца, мать, братьев, сестер и лишь огромным усилием воли отогнала от себя эти мысли. Если Ачрия решила убить их, ни смерть Пакс в бою, ни даже унизительная сдача в плен не спасут родных ей людей. А приторно-сладкий голос продолжал вещать:

— Есть ведь еще и другие, более мудрые люди, которые собираются в советы. И они не захотят, чтобы руки, по локоть обагренные кровью, прикоснулись к короне. А теперь подумай также о тех, кто стоит у тебя за спиной. Можешь ли ты доверять этим почти незнакомым людям, любой из которых может быть моим верным слугой? Думаешь, это невозможно? Учти, нет людей без слабостей и недостатков. Я знаю, на чем можно поймать тех, кого ты по глупости считаешь своими друзьями и союзниками. Я могу воспользоваться…

— Ты не сможешь воспользоваться ничем. Ты даже не можешь толком спрятать свои козни и заговоры, жалкая безмозглая тварь! — Пакс почувствовала, как ее вера в собственную правоту броней защищает ее от сомнений и искушений, насылаемых черной тенью. — Стоит навязать тебе открытый бой, как ты бежишь, потому что ничего не можешь противопоставить силе добра, — громко произнесла Пакс не столько для себя или противника, сколько для того, чтобы ее услышали оруженосцы. — Как свет помогает увидеть любые ловушки, так правда откроет всю твою ложь и будет лучшим противоядием твоим отравленным словам. — В этот момент она почувствовала, как напряглась тень на стене коридора, и приготовилась к бою.

Тень еще больше почернела и бросилась вперед. Пакс вскинула эльфийский клинок, чтобы встретить противника. Она почувствовала, как что-то хлестнуло ее по руке, заставив оружие дрогнуть, но сама тень со свистом пролетела мимо нее и исчезла за окном. В коридоре остались лишь обвисающие на глазах веревки черной паутины. Пакс посмотрела на свою руку. Никакого следа, никакого ожога. Меч по-прежнему сверкал безупречно отточенным лезвием.

— Благодарю и возношу молитву, — негромко, почти шепотом произнесла Пакс.

— Что это было? — спросила Льет, стоявшая к ней ближе всех.

— Я думаю, кто-то из слуг Ачрии, — сказала Пакс. Она боялась признаться даже самой себе в том, что, по всей видимости, это была сама Повелительница Паутины. Остатки ее черной силы продолжали действовать на разум Пакс, пытались погрузить ее в состояние отчаяния и безнадежности. С немалым трудом Пакс заставила себя прогнать эти мысли и чувства.

— А откуда взялась вся эта… не знаю, как назвать, паутина, что ли? Что это такое? — спросил Эскерьель.

— Ну, некоторое подобие паутины, только, как видите, покрепче будет и поопаснее. Плетут ее слуги Ачрии. Только не трогайте, не прикасайтесь к ней, можете обжечься. — Пакс Дотронулась острием меча до одной из нитей паутины. Та дернулась, стала извиваться и развалилась на куски. — Сейчас я все это вычищу. — Пакс успела дойти до середины коридора, когда неожиданно распахнулась дверь спальни Алиама Хальверика.

— Что здесь происходит?.. — Он остановился на пороге, с удивлением глядя на черную паутину.

— Не прикасайтесь к ней! Сейчас я все расчищу. Сначала избавимся от этой гадости, а потом я вам все расскажу.

— Слушай, а факел не поможет? — Протянув руку, Алиам вынул горевший у входа в его комнату настенный факел. Пакс совсем забыла, что при помощи огня тоже можно избавиться от черной паутины Ачрии.

— Точно! Это же отличное средство, — сказала она. — Только смотрите, не дотроньтесь до этой дряни — она сразу же прожигает и одежду, и кожу.

Вместе с Хальвериком и оруженосцами Пакс быстро расчистила коридор от остатков паутины. Но, как выяснилось, слуги Ачрии успели сплести ее не только перед дверью Пакс. Паутиной были затянуты почти все коридоры крепости, разве что не так плотно, как там, где Ачрия пожелала встретить обидчицу.

— Интересно, насколько быстро они плетут эти сети? — спросил Алиам, заканчивая разбираться с паутиной. — Наверное, они работали с той самой минуты, как мы отправились спать.

Пакс покачала головой:

— Не думаю. Я проснулась, как только почувствовала, что зло где-то рядом. Наверное, сотворили они эти ловушки быстро, почти мгновенно.

— А почему я не проснулся? И почему стража нас не предупредила? Храни меня Фальк! Стража! — Алиам бросился к дверям.

— Стойте! — закричала Пакс. — Не вздумайте поднимать тревогу. Если везде расставлены эти сети, то ваши люди, неожиданно выскочив из комнат, могут получить сильные ожоги, а то и погибнуть в этой паутине.

— Но я должен…

— Гаррис, иди с ним. Ты знаешь, как пройти по крепости. Мой господин, продвигайтесь аккуратно и тихо. Особенно внимательны будьте у постов стражников. Держите наготове факелы и жгите эту гадость. Госпожа Эстиль, берите с собой Эскерьеля и идите на кухню, к кладовым и комнатам слуг.

Будьте предельно осторожны там, где могут находиться люди. Я буду вынуждена остаться здесь и вознести молитвы, чтобы разобраться, не было ли сотворено зло где-нибудь поблизости.

Все поспешили исполнить распоряжения Пакс. Вскоре и она присоединилась к остальным, когда поняла, что никакой нечисти ни в крепости, ни поблизости больше не осталось. Впрочем, нужно было внимательно обыскать всю крепость и убедиться, что, убегая, слуги Ачрии не оставили за собой коварных ловушек. В первую очередь надо было расчистить выходы из спален и других помещений, чтобы люди, не ведающие о грозящей опасности, не пострадали. Вскоре вернулись Алиам и Гаррис. Часовые как на постах, так и в помещении для караула были целы и невредимы, но все как один крепко спали.

— Их просто заколдовали, — сказала Пакс, когда Алиам вознамерился хорошенько взгреть их. — Точно так же, как тогда, в Ааренисе, когда от нас Синьява чуть не ушел, помните? Хвала богам, что все не обернулось хуже. Мой господин, похоже, это наше присутствие притягивает к вашему дому злые силы и страшные опасности. Я полагаю, нам следует немедленно уезжать.

— Но куда и какой в этом смысл? — с удивлением посмотрел на Пакс Хальверик. — Что ты собираешься делать, когда выйдешь из-под защиты этих стен?

— Я собираюсь ехать как можно быстрее. Нет сомнений в том, что эта черная тварь со своей паутиной появилась для того, чтобы задержать нас тут и если не запугать, то по крайней мере серьезно встревожить. По расчетам наших врагов, я должна была бы поддаться искушению и остаться здесь, чтобы помочь вам защитить себя и ваших близких. Мой господин, я не буду говорить вам точно, куда именно мы поедем. Хотя общее направление, я думаю, вы и так знаете. У меня к вам просьба: пожалуйста, не говорите никому о том, что вам это тоже известно. Берегите себя, свой дом и семью. Пусть дети не выходят за крепостные стены…

Услышав это предупреждение Пакс, Хальверик побледнел:

— Храни меня Фальк! Только не это! Только не дети…

— Берегите их. Держитесь все вместе, молитесь и усиливайте охрану. Сообщите рейнджерам — пусть они передадут эльфам о нависшей над вами опасности. Если они действительно благодарны вам за ту помощь, которую вы им оказали, то они найдут способ вам помочь. Я бы сочла за честь остаться с вами, чтобы защитить ваш дом от нашествия слуг Ачрии. Но мне почему-то кажется, что эта угроза будет тем слабее, чем дальше мы будем от вашей крепости.

Хальверик молча кивнул. Спустившаяся по лестнице с луком в руках Эстиль подошла к ним и встала рядом с мужем.

— Паксенаррион, может быть, вы все-таки останетесь до утра? Ночью ехать очень тяжело…

— Ничего страшного, госпожа. Одно ночное нападение мы уже отбили. Будем надеяться, что нам не приготовили ловушек в окрестностях крепости. Днем мы будем в безопасности, и я рассчитываю, что к завтрашнему вечеру мы окажемся уже довольно далеко отсюда.

— Тебе виднее. Может быть, возьмете что-нибудь с собой? — спросила Эстиль у оруженосцев. — Пойдите в кладовую, посмотрите, что вам может пригодиться.

— Благодарю вас, Эстиль, — сказала Пакс. — Сурия, Гаррис, вы собирайтесь и продумайте, какие запасы нам нужно пополнить. Готовьтесь к отъезду, я сейчас присоединюсь к вам. Мне нужно лишь сказать несколько слов Алиаму и Эстиль.

Оруженосцы направились в сторону кухни, где, как услышала Пакс, повара уже начали греметь посудой и раскрывать двери кладовых. Подойдя вплотную к Хальверикам, Пакс негромко спросила:

— Если вы вспомнили что-нибудь еще — ну хоть что-то, хоть какую-нибудь мелочь из прошлого герцога, пожалуйста, расскажите мне об этом прямо сейчас.

Алиам почесал свою лысину и, усмехнувшись, сказал:

— Вспоминать о чем-то после того, что мы сейчас пережили… Ладно, дай подумаю.

— Может быть, вы вспомните что-нибудь, что поможет нам понять, где он провел те годы, когда о нем никто ничего не слышал.

— С этим, пожалуй, будет трудно, — вздохнул Хальверик. — Слушай, а зачем тебе это нужно? Ты же знаешь, где он сейчас.

Пакс в свою очередь тоже вздохнула:

— Это-то понятно. Я тут еще вот о чем подумала: по правде говоря, я не совсем себе представляю, как нам туда пробираться. Сами понимаете, если я поведу королевских оруженосцев за собой в Тсайю…

Алиам явно успокоился и всем своим видом дал понять, что эта проблема — далеко не самая трудная из тех, что Пакс предстоит решить, выполняя свою миссию.

— Знаешь, тут я, наверное, смогу поделиться с тобой весьма полезным опытом, — ухмыльнувшись, сказал Хальверик. — Здесь дело в дипломатии. Ты прекрасно знаешь, что я не раз проходил с иностранными войсками по территории Тсайи. Такое уж у нас ремесло — у командиров вольных подразделений. Вступишь с кем в союз — и веди его когорты вместе со своими. То, что королевских оруженосцев лионийского двора лучше не вести через Тсайю без разрешения, — это ты верно подметила. Такой шум поднимется! Да кроме того, тебя, того и гляди, арестовать захотят. Ты, само собой, не дашься, ну и пойдет накатываться одно на другое, как снежный ком. В общем, мой тебе совет: отправляйтесь сначала в Вереллу…

— Но ведь герцог… Если кто-то догадается и окажется у него раньше, чем…

— Если боги хотят, чтобы Кьери взошел на наш престол, они поберегут его до того времени, пока ты объявишься в его владениях. Не забывай, он у себя дома, в окружении верных ему солдат и офицеров — в общем, в большей безопасности, чем где бы то ни было. После всего, что у вас там творилось осенью и в начале зимы, неужели ты думаешь, что они ослабили бдительность? Да герцога там берегут как зеницу ока. Разумеется, не потому, что он якобы является наследным принцем, а просто потому, что любят и дорожат службой под его командованием. — Покачав головой, Хальверик добавил:

— Так что ты двигай сразу в Вереллу. Добейся встречи с членами Совета Регентов и расскажи, с какой миссией направили тебя к ним боги. О Кьери ничего им не говори — успеется. Скажи им, что тебе надо расспросить его об этом мече. Тебе даже врать не придется. Все логично — этот меч был в его крепости и в былые времена принадлежал жене герцога Пелана. По-моему, все сходится.

Пакс, подумав, кивнула. По крайней мере такой вариант устраивал ее гораздо больше, чем попытка добраться до герцога скрытно, особенно зимой, в холод и по глубокому снегу. Закашлявшись, явно чтобы привлечь внимание, Алиам прикоснулся к руке Пакс и негромко, почти на ухо сказал ей:

— Паксенаррион, если вдруг… в общем, если тебя убьют — как мне тогда поступить?

— Мой господин, если меня убьют раньше, чем я доведу до конца это дело, то грош цена любым моим советам. Я не могу придумать ничего такого, до чего вы не дойдете своим умом. Кроме того, у вас есть передо мной огромное преимущество — опыт и долгие годы дружбы с герцогом Пеланом. Мы оба прекрасно понимаем, что вашей стране предстоят тяжелые времена, если достойный правитель не взойдет на трон. Я надеюсь, что герцог Пелан и есть самый достойный и законный наследник престола. Ну а пока… — Пакс протянула руки и обняла обоих Хальвериков. — Берегите себя и сделайте все, чтобы в вашем королевстве сохранились мир и покой до тех пор, пока я не вернусь с ним.

— А что, ты опасаешься, что здесь может начаться заваруха? Неужели так быстро?

— Мой господин, вы же видели, как быстро затянула черная паутина коридоры вашей крепости. Если зло сплетет паутину всеобщего недоверия в вашем королевстве, как вы думаете, сколько продержится этот разношерстный Правящий Совет, пока не перессорится или не перестанет вызывать доверие у подданных? Слишком многие знают что-то плохое о герцоге. Несмотря на данную мне членами Совета клятву и их, предположим, искреннее желание помочь мне, народ будет нетрудно убедить, что Пелана ни в коем случае нельзя допускать к трону, потому что это жестокий, кровожадный и беспощадный тиран. Знаете, на вашем месте я бы приготовилась к тому, что ваша помощь может потребоваться вашему дяде, барону Хальверику, и его сторонникам при дворе.

— Я подготовлюсь, — спокойно пообещал Алиам. Пакс обернулась и увидела, что ее оруженосцы уже собрались и готовы в любой момент тронуться в путь. Пока Гаррис и Сурия упаковывали вещи и провизию, Льет с Эскерьелем оседлали лошадей и подвели их к дверям большого зала. Пакс низко поклонилась Хальверикам. Те, в свою очередь, ответили ей поклоном.

— Мой господин, моя госпожа, да благословит Гед этот дом, и да пребудут в нем сила и покровительство Великого Господина.

Когда Пакс произнесла эти слова, вокруг нее вновь вспыхнуло сияние. Оно осветило большой зал и ее спутников, вышедших во двор под ночное черное небо. Пакс решила не гасить волшебный свет, чтобы в непосредственной близости от крепости обеспечить себе и своему небольшому отряду дополнительную защиту от сил тьмы.

Они выехали за ворота крепости и отправились в дальний путь по ночному лесу. В воротах Пакс на мгновение оглянулась и заметила в одном из окон жилого флигеля две детские головки. Улыбнувшись, она задумалась о том, вспомнят ли брат с сестрой, когда вырастут, ту далекую ночь, когда они еще совсем маленькими увидели, как из их дома уезжает паладин, вокруг которого колышется сфера волшебного света, многократно усиленная миллионами сверкающих, словно искры, снежинок.

Глава XXIII

Рассвет застал путников, когда они были уже далеко от крепости Алиама Хальверика. Они ехали напрямую через лес в направлении границы Тсайи. По пути Пакс пыталась вспомнить, по какой из дорог, ведущих на север, они доберутся до Вереллы без лишних встреч со стражей и местными жителями. У нее даже появилась мысль заехать по дороге в Бреверсбридж, потому что киакдан наверняка знал о герцоге больше, чем успел рассказать ей. Пакс интересно было бы узнать его мнение о том, насколько вероятно полное исцеление герцога и возвращение ему памяти о детстве. Но от этой идеи пришлось отказаться. Ачрия знала, где Пакс доводилось бывать раньше, знала, где живут ее друзья. Пакс не могла себе позволить так рисковать покоем и миром Бреверсбриджа. Прежде чем ее отряд покинет городок, наверняка на его улицах прольется немало крови. Так начинать путешествие по земле Тсайи было бы не только неразумно, но и просто подло. Как только рассвело и на снегу стали вырисовываться длинные серо-синие тени деревьев, она резко повернула своего коня на север.

— Госпожа, — обратился к ней Гаррис, — вы уверены? Вы не скажете, куда мы направляемся?

Некоторое время Пакс ехала молча, продумывая ответ. Никто не торопил ее. Наконец она чуть натянула поводья, гнедой остановился, и оруженосцы подъехали к ней вплотную.

— Все вы видели, с какой опасностью и с каким противником довелось нам встретиться прошлой ночью, — сказала Пакс. Оруженосцы кивнули. — Наверняка вы уже догадались, что нечисти не угодно, чтобы наследник престола был найден и возведен на трон. Поначалу я было надеялась, что нам удастся опередить силы зла, пройти мимо их соглядатаев незамеченными. Но должна вам признаться, что паладины — не шпионы богов, а их воины. Увы, я не приношу мир туда, куда прихожу.

— Это я понимаю, — вырвалось у Сурии, которая тотчас же покраснела, заметив, как посмотрели на нее остальные. Пакс улыбнулась:

— Сурия, я тебе доверяю. На твоем месте… знаешь, я, наверное, сказала бы то же самое. Но все же позволь мне договорить. Да, я не сказала вам всего, что мне известно, и не собираюсь говорить, по крайней мере пока. Поверьте только, что дело не в моем недоверии к вам. Просто, прислушавшись к направляющим меня богам, я решила, что пока будет лучше не делиться ни с кем этой тайной.

— Но… если с вами что-нибудь случится… ну допустим, вас тяжело ранят… — Гаррис нетерпеливо пытался подыскать менее тревожные и зловещие слова.

— Гаррис, если потребуется, я все вам расскажу. Но до поры до времени, если вы согласны ехать со мной дальше, вам придется оставаться в неведении.

— Разумеется, мы поедем с вами туда, куда вы нас поведете, — сказал Эскерьель, попросив взглядом поддержки у друзей. Все согласно кивнули. — Мы доверяем вам, госпожа.

— Скорее уж не мне, а богам, в воле которых мы все находимся, — сказала Пакс. — Вы поклоняетесь Фальку и можете молиться ему. Я также чту этого святого. — Посмотрев на восток, где уже показалось солнце, Пакс потянулась и более жизнерадостным голосом добавила:

— Так-то оно лучше будет. Повелительница Паутины — порождение тьмы. Во тьме она плетет паутину своих заговоров. Нападать в открытую она не любит, если только заранее не уверена в победе. Я думаю, что можно защититься от всех ее козней, если бдительно нести стражу по ночам и стараться проехать как можно большее расстояние при свете дня. Она не особенно любит леса, тем более такие, куда частенько заглядывают эльфы и рейнджеры, чувствующие вибрацию тонких энергий, отражающих состояние души этих мест. Появление зла не останется для них незамеченным. Куда больше я опасаюсь другого. Скажите, знаете ли вы о том, кто такой Лиарт, Повелитель Мук?

— Я знаю, — поежившись, ответил Гаррис. — В Ааренисе…

Пакс выжидательно посмотрела на остальных.

— В офицерской школе нам о нем рассказывали, — сказала Льет. — Я знаю, что это злое божество и… пожалуй, и все. В Лионии, к счастью, у него нет последователей, и поэтому мы никогда не обращали на него особого внимания.

— А я вообще думала, что он может действовать только в тех странах, где сохранилось рабство, — сказала Сурия.

— Увы, нет, — огорошила их Пакс. — Последователи Лиарта могут оказаться где угодно. Самое опасное заключается в том, что он иногда объединяется с Ачрией ради того, чтобы осуществить какой-нибудь из сплетенных ею заговоров. Он куда быстрее Ачрии, он более подвижен, и, боюсь, наше продвижение на север не осталось для него незамеченным. А теперь слушайте меня внимательно. Последователи Лиарта пытают своих пленников в ритуальных целях, его сила — в страхе и боли пытаемых жертв. Я не хочу пугать вас, но должна предупредить. Если вдруг нам придется разделиться и кто-то из вас попадет в плен к тем, кто поклоняется Повелителю Мук, вашей единственной защитой останется молитва. Не отчаивайтесь. Великий Господин защитит ваши души, если вы не забудете его имя и обратитесь к нему с просьбой о помощи.

Лица ее спутников изрядно помрачнели. Никто не стал спрашивать ее, откуда ей все это известно. С минуту Пакс внимательно смотрела на оруженосцев, переводя взгляд с одного на другого. Затем, усилием воли стряхнув с себя мрачное настроение, она вдруг почувствовала, как силы возвращаются к ней вместе с первыми лучами солнца.

— Веселей, ребята! Прочь печали и тревоги! Посмотрите, какая красота вокруг. По крайней мере, боги избавили нас от снегопада и сильного ветра. Что же касается опасностей и лихих людей, в конце концов, может быть, боги помогут нам избежать встречи с ними, а если и нет, все вместе мы зададим жару кому угодно. А пока слушай мою команду: едем дальше еще часок-другой. А там солнце поднимется повыше, станет теплее, и можно будет спокойно остановиться, чтобы перекусить. — Одним движением поводьев она пустила гнедого в галоп. Снег вихрем взвился у него под копытами. За спиной Пакс слышались ржание и топот копыт остальных скакунов. Через несколько минут лошади вновь перешли на шаг, но за это время настроение всадников заметно улучшилось. Словно почувствовав это, лошади стали поигрывать друг с другом и довольно фыркать. Пакс замурлыкала себе под нос «Кедровую долину». Услышав ее, Сурия запела во весь голос:

Скажите мне, кедры в долине, Увижу ли дом свой родной Иль обрету на чужбине Я вечный могильный покой?

Остальные хором подхватили припев:

Эх вы, кедры в долине, эх вы, кедры на ветру! Пакс пропела следующий куплет:

Скажите мне, кедры в долине, Где же возлюбленный мой? Иль суждено мне отныне Дни коротать одной?

Припев все пропели хором. Очередь дошла и до Гарриса:

— Эх вы, кедры в долине, спойте… нет, подождите… расскажите нам про то…

— Слушай, Гаррис, петь у тебя получается еще хуже, чем на флейте дудеть, — громко расхохотавшись, заявил Эскерьель.

— Ну вот, из-за тебя сбился, — огрызнулся на него Гаррис. Он с удовольствием затянул куплет с начала и не успокоился, пока не допел до последней строчки:

Кольчуга сверкала на нем.

Пакс вполуха слушала все новые и новые куплеты, а их как в Лионии, так и в Тсайе насочиняли великое множество. Эту песню солдаты с давних пор использовали как походный марш, чтобы скоротать время в долгих переходах. С куда большим вниманием Пакс присматривалась к левому уху гнедого, которое то и дело беспокойно вздрагивало. Наконец Пакс не выдержала и подняла руку. Льет замолчала на полуслове. Пакс внимательно прислушалась. Ничего, кроме хруста снега, позвякивания и поскрипывания сбруи да дыхания лошадей. Отряд остановился. Пакс по-прежнему ничего не слышала, но гнедой все тревожнее косился на полосу леса слева от путников. Он хотел было заржать, но поборол страх и лишь обеспокоенно всхрапнул. Пакс передалось его напряжение. Эскерьель вопросительно поднял брови, и Пакс негромко, почти шепотом ответила:

— Я пока ничего не слышу и, по правде говоря, понятия не имею, что нам может грозить. Но поверьте, у меня уже была возможность убедиться в том, что на мнение этого коня стоит обращать внимание. — С этими словами она вынула меч из ножен. Тревожной волной пробежал синий свет по эльфийскому клинку. Пакс услышала, как прошелестели вынимаемые из ножен мечи ее спутников. Гнедой опять тревожно захрапел. Пакс огляделась. Они стояли на широкой поляне, слева по ходу движения виднелось почти заметенное снегом русло замерзшего ручья. За ручьем стеной поднимался лес. Такая же темная стена окаймляла поляну и по правую руку. Путники снова отправились вперед, стараясь двигаться пусть не быстро, но максимально бесшумно. Вьючные лошади были взяты на короткий повод.

Если бы гнедой не продолжал тревожно коситься в левую сторону, Пакс решила бы, что им ничто не угрожает, — ее отряд проехал уже достаточно большое расстояние, и ничто вокруг не предвещало опасности. С правой стороны лес подступал все ближе и ближе к ручью. Само русло стало ветвиться, обтекая обширную россыпь разного размера валунов и обломков скал. Эти камни, торчащие из-под снега, серьезно осложнили бы путь вперед и вниз по течению. Пакс присмотрелась к опушке леса. Как назло, именно в этом месте он был очень плотным: деревья росли близко друг к другу, густой кустарник перекрывал все проходы между ними. И все же, чтобы не рисковать лошадьми, Пакс стала высматривать проход вдоль ручья по краю леса, а не через коварные, прикрытые снегом камни. Едва заметное движение поводьев — и гнедой послушно направился к опушке.

— Пакс! — Крик Гарриса заставил ее обернуться. Три огромных, похожих на гигантских волков зверя с рыком бросились на путников откуда-то из-за каменной гряды с противоположного берега ручья. Твари были размером с пони, а глаза их горели недобрым бледно-зеленым огнем. Вьючные лошади в ужасе заметались, и Сурии пришлось напрячь все силы, чтобы удержать их. Льет пришпорила своего коня и успела проскочить между Сурией и косматыми чудовищами. Ее меч обрушился на ближайшего зверя. Гаррис и Эскерьель тоже бросились на хищников, но те оказались удивительно проворными и стремительными для своих внушительных размеров.

Гнедой заржал и, повинуясь воле всадницы, бросился к ближайшему волку. Пакс нагнулась в седле, и мощный рубящий удар эльфийского клинка настиг серо-бурую тварь. Зверь взвыл и рухнул на землю. Меч перерубил ему позвоночник. Другая тварь успела завалить одну из вьючных лошадей и уже подбиралась к ее горлу. Третий нападавший метался от одной лошади к другой, пытаясь изранить как можно больше лошадей своими длинными, как кинжалы, клыками. Конь Эскерьеля в какой-то момент шарахнулся в сторону, и меч оруженосца лишь распорол шкуру зверю, который терзал поваленную лошадь. Хищник развернулся и изготовился к прыжку, чтобы отомстить за нанесенную рану. В это мгновение ему в спину вонзился меч Льет. К несчастью, третий зверь в это же время атаковал лошадь самой Льет. Лошадь, обезумев, взвилась на дыбы, Льет потеряла равновесие и вылетела из седла в глубокий снег. В два прыжка гнедой оказался рядом с ней. Пакс протянула Льет руку и помогла взобраться на круп своего коня. К этому времени Гаррис добил зверя, раненного Эскерьелем, но третья волкоподобная тварь решила загнать оставшуюся без седока лошадь Льет. Хозяйка стала призывно свистеть, но перепуганное насмерть животное помчалось прочь не разбирая дороги.

— Льет, спрыгивай! — приказала Пакс. — Забирайся на коня Сурии. Держитесь вместе, а я попробую догнать твою лошадь. — Пустив гнедого в галоп, Пакс одним движением загнала меч в ножны и, выхватив из-за плеча лук, наложила стрелу на тетиву.

— Нет, госпожа! — закричал Гаррис. — Только не в одиночку! Подождите меня!

— Может быть, именно этого они и добиваются. Без лошади нам никак! — крикнула в ответ Пакс, а ее конь уже мчался вдогонку убегавшей лошади и ее преследователя.

Гаррис и Эскерьель помчались вслед за Пакс. Оставшаяся без седока лошадь неслась вдоль русла ручья. Кровожадная тварь стремительно настигала ее. Пакс поблагодарила богов за то, что те надоумили ее не убирать лук и стрелы во вьюки, и, постаравшись получше прицелиться, выстрелила. Стрела вонзилась хищнику в спину. Гнедой скакун постепенно догонял зверя. Раненый, тот сбавил ход, и расстояние между ними стало быстро сокращаться. Пакс выхватила из колчана вторую стрелу. Теперь, когда ее конь почти поравнялся с гигантским волком, целиться было легче. Вторая стрела угодила хищнику между ребер. Зверь взвыл, побежал еще медленнее, заметно припадая на левую сторону. Кровавый след тянулся за ним по снегу. Вдруг Пакс услышала крики Гарриса и Эскерьеля.

Обернувшись, она увидела, что наперерез ее спутникам, отсекая ее от них, скачут четыре всадника в латах серого цвета и рогатых шлемах, которые Пакс так хорошо запомнила по походу в Дарение. Один из всадников поскакал навстречу Пакс; рядом с ним на поводке несся еще один гигантский волк. Остальные, повернув лошадей, понеслись в атаку на оруженосцев. Пакс выпустила еще одну стрелу в хищника и забросила лук на ветви ближайшего дерева. Вновь в ее руке сверкнул синим огнем эльфийский клинок. Разворачивая гнедого, она, уже не опасаясь воющего от боли зверя, одним взмахом меча снесла ему голову. Через секунду могучий конь уже нес Паксенаррион навстречу нападавшим.

Один из незнакомцев издал какой-то дикий, душераздирающий боевой клич. Пакс уже давно не реагировала на такие запугивания, но успела заметить, что оруженосцам стало явно не по себе, и они встревоженно переглянулись. Тем временем противник, который несся навстречу Пакс, спустил с поводка свою дрессированную тварь. Огромный зверь, опережая лошадь хозяина, понесся навстречу гнедому. Пакс была готова к такому повороту событий. По ее команде гнедой приготовился к прыжку, и когда серый хищник с горящими глазами оказался на расстоянии двух-трех шагов, конь оттолкнулся от земли всеми четырьмя ногами, и хищник промчался под ним. Прежде чем кровожадная тварь сообразила и развернулась, Пакс стремительно налетела на ее хозяина.

С такого близкого расстояния ей удалось разглядеть, что казавшиеся издалека серыми доспехи на самом деле были черного цвета, но измазаны какой-то серовато-белой не то краской, не то слизью. В руке всадник держал длинный, по всей видимости, тяжеленный меч с зазубренным, словно у пилы, лезвием. Встретив первый удар, эльфийский клинок тяжело застонал от такой нагрузки, но прекрасно справился с задачей. Гнедой вдруг неожиданно дернулся и отодвинулся подальше от коня противника. Пакс успела бросить взгляд на эту лошадь и увидела, что ее сбруя, чепрак и нагрудник сплошь увешаны острыми зазубренными крючками. Противник, громко рассмеявшись, занес меч для следующего удара. Пакс также рассмеялась в ответ и, поднырнув под щербатый клинок, коротким тычком вогнала свой меч в стык между боковыми пластинами панциря противника. Удар пришелся в нужное место, но, к несчастью, ей не удалось вонзить меч достаточно глубоко. Лишь кончик лезвия обагрился кровью врага. Случилось так потому, что именно в этот момент гнедой подскочил на несколько футов вверх, отчего Пакс чуть не выронила меч из рук. Она знала, что ее конь не позволяет себе таких неожиданных маневров без крайней необходимости. Так было и в этот раз. Не успели его копыта вновь вонзиться в снег, как на то место, где он только что стоял, приземлился гигантский волк. Хищная тварь не ожидала такой прыти от намеченной жертвы и на миг потеряла равновесие. В следующую секунду гнедой вновь подпрыгнул и рухнул всем своим весом и четырьмя копытами на зверя. Гигантский волк с переломанным позвоночником жалобно взвыл от боли, не в силах встать на лапы или сдвинуться с места.

У Пакс не было времени добивать его. Она успела заметить, что оруженосцам приходится очень и очень несладко. Нападавшим удалось оттеснить их, и теперь ее друзья сбились в тесную группу вокруг мертвой вьючной лошади. Льет отражала нападение уже в роли пехотинца. По всей видимости, вскоре к ней должна была присоединиться и Сурия — лошадь под ней сильно хромала. Эскерьель и Гаррис как могли прикрывали их, но один из нападавших всадников был вооружен длинным копьем с крюком на конце, действуя которым он мог теснить оруженосцев, оставаясь вне досягаемости их мечей. Все спутники Пакс были в крови; впрочем, издали не было понятно, ранены они сами или это кровь лошадей.

Раненный Пакс всадник еще мог сопротивляться и вести бой, но ей уже было не до него. Она бросилась в атаку на остальных, понимая, что ей во что бы то ни стало нужно выбить это страшное копье из рук противника. Только так она могла развязать руки своим товарищам. Прежде чем она добралась до намеченного в жертвы врага, двое других всадников развернулись и понеслись ей наперерез. Копьеносец, изрядно постаравшись, вполне мог один не только сдерживать атаки оруженосцев, но и вообще держать их на одном месте. Скачущие в сторону Пакс всадники издали похожий на волчий вой боевой клич. В ответ Пакс во весь голос закричала:

— С нами сила Великого Господина и Геда!

С ближайшим из нападавших она сошлась лоб в лоб, понимая, что таким образом подставляет бок второму противнику, но рассчитывая на то, что ее гнедой успеет вовремя отскочить. Первый из нападавших подался назад, явно желая увести Пакс подальше от оруженосцев и полностью переключить ее внимание на себя. Пакс не поддалась на эту уловку и, подняв гнедого на дыбы, резко повернулась в сторону. Сделала она это как раз вовремя, чтобы уклониться от атаки второго всадника, решившего напасть на нее сзади. Она смогла нанести ему страшной силы удар по доспехам. Латы зазвенели, всадник покачнулся в седле, и конь пронес его мимо Пакс.

Она развернулась, чтобы вновь сойтись лицом к лицу с первым из этих всадников. Гнедой полноценно участвовал в битве: он чуть попятился и, встав на дыбы, обрушился передними копытами на шею лошади противника. Пакс отразила удар, который должен был перерубить ее коню сухожилия, и попыталась вонзить меч противнику в горло. Тот увернулся и вновь занес свое оружие для очередного удара. Под заостренным книзу забралом его шлема, над грудной пластиной доспехов оставался небольшой зазор. Лошади продолжали ржать и пытались укусить друг друга; при этом гнедой неумолимо давил коня противника книзу. Пакс повторила попытку вонзить меч в уязвимое место под забралом врага. Тот попробовал отклониться, но в этот момент его лошадь споткнулась и резко дернулась назад, чтобы вырваться из-под навалившейся на нее тяжести тела гнедого. При этом, не удержавшись на ногах, лошадь стала заваливаться набок. Пытаясь удержаться в седле, всадник откинулся назад, и в ту же секунду его горло было вспорото острием меча Пакс. Всадник и конь рухнули на снег, заливая его кровью.

Гнедой чуть попятился, и тут на Пакс обрушился страшный удар со спины, едва не выбивший ее из седла. Ее левая рука онемела и бессильно повисла, выпустив поводья. Затем по ней разлилась острая боль, от которой у Пакс свело пальцы. Из последних сил она обернулась и встретила лицом к лицу второго нападавшего. Судя по всему, он был опытным воином и прекрасно владел мечом. К тому же боковым зрением Пакс увидела, что самый первый противник, раненный ею, медленно приближается к месту ее поединка. Он не без труда держался в седле, сидел чуть согнувшись, но при этом уверенно держал в руках оружие.

— Да хранит тебя Фальк! — услышала она крик одного из оруженосцев.

— С нами Гед и Фальк — святые воины Великого Господина! — прокричала она в ответ. Ее меч вновь и вновь взлетал в воздух и обрушивался на врага. Словно предупреждая хозяйку об опасности, гнедой захрапел и чуть повернулся. Пакс успела среагировать и встретила подъехавшего раненого противника скользящим ударом по ноге. Из образовавшейся раны ручьем хлынула кровь. Теперь вновь тот, второй. Понимая, что пробить его доспехи будет трудно, Пакс снова нацелилась на раскрывающийся просвет между забралом и нагрудником. Врагу удалось уйти от ее удара, затем он сам, сделав хитрый финт, сумел занести клинок прямо над головой Пакс. Неожиданно за его спиной возник силуэт Эскерьеля, и всадник в серых доспехах получил не смертельный, но спасительный для Пакс удар в спину. Когда он инстинктивно обернулся, чтобы встретить оказавшегося сзади противника, Пакс изо всех сил вонзила меч ему в бок между пластинами доспехов. Всадник рухнул на землю, и его растерявшаяся лошадь еще прошлась по нему копытами. Пакс развернулась и атаковала державшегося из последних сил в седле первого врага. На него обрушился град ее ударов, и через несколько секунд третий труп в серых доспехах рухнул на заметенную снегом поляну.

Всадник с копьем остался один против пусть и раненых, но все же пяти нападавших. К удивлению оруженосцев, он не обратился в бегство. Пакс же поняла, что справиться с ним будет труднее, чем с остальными. Было в его поведении что-то особенное, неуловимо грозное и чрезвычайно опасное. Его конь, повинуясь хозяину, отступил на несколько шагов, и всадник как-то странно, непривычным образом перехватил свое грозное копье — так, словно это было не колющее, а легкое метательное оружие. Наконечник копья был нацелен на Эскерьеля.

— Уходи! Уходи назад! — закричала Пакс, поняв, что сейчас случится непоправимое. — Пригнись! Уходи зигзагами и падай! — кричала она, бросаясь к противнику, но понимая, что, скорее всего, не успеет. Эскерьель, не поняв, что происходит, остановился и с удивлением посмотрел на Пакс.

С наконечника копья неожиданно сорвалась огненная стрела. Она ударила Эскерьеля прямо в грудь, и он беззвучно рухнул на снег. Стремительный, как змеиный язык, всадник развернул коня и, воспользовавшись тем замешательством, которое произвело на оруженосцев колдовское оружие, вновь занес копье и стал нараспев читать какую-то мрачную литанию. Гнедой стремительным галопом несся к нему, но противник успел выпустить в сторону оруженосцев еще одну огненную стрелу. На этот раз она попала в Гарриса и выбила его из седла. Теперь чудовищное копье нацелилось прямо на Пакс. Черный всадник вновь затянул свое заклинание. Пакс прокричала в ответ молитву своим богам, и навстречу огненной стреле с клинка ее меча сорвался и понесся вихрь синего пламени. Когда два огня сошлись в ледяном зимнем воздухе, раздался взрыв, подобный раскату грома, отчего у Пакс даже заложило уши. Главное было сделано — она выиграла несколько драгоценных секунд и теперь была совсем рядом с противником, на том расстоянии, где сталь и сила мышц оказываются эффективнее любого колдовства.

Стоило клинку Пакс встретиться с копьем врага, как она поняла, что этот поединок будет по-настоящему трудным, действительно на пределе ее возможностей. Вновь и вновь сходились равные по силам противники, их лошади уже перемешали снег с землей, и теперь место поединка представляло собой серое пятно на белой, кое-где окропленной красным поляне. Наступил момент, когда Пакс не столько поняла, сколько почувствовала, что гнедой начинает уставать. Он потемнел от пота, хлопья пены слетали с его губ, но он столь же упорно продолжал сражаться, угадывая каждое пожелание хозяйки и раз за разом спасая ее жизнь. В какой-то миг Пакс и ее конь встали против солнца. Его лучи, отраженные снегом, ударили им в глаза. Вдобавок именно в этот момент гнедой поскользнулся, встав одним задним копытом на подвернувшийся под его весом камень. Не успел конь восстановить равновесие, как этой секундной заминкой воспользовался противник, и в тот же миг копье чуть было не вонзилось в Пакс. Неимоверным усилием она сумела увернуться от острого наконечника, покрытого, как она уже давно заметила, подозрительным бурым налетом — скорее всего, яд. Увы, от зазубренного крюка ей увернуться не удалось. Его острие зацепило Пакс под мышкой, и, резко попятившись, всадник в серых доспехах выдернул свою противницу из седла, как улитку из раковины. Пакс упала на снег, перекатилась с боку на бок, извиваясь всем телом, чтобы сорваться с прижимавшего ее к земле крюка. Каким-то чудом острые зазубрины на стальном крюке не зацепили ее кольчугу, и Пакс вскочила на ноги уже свободной. Всадник засмеялся чудовищным злым смехом и бросился в атаку. Он решил, что победа уже практически одержана и что ему остается лишь добить почти поверженного противника. Не учел он лишь того, что давно прошли те времена, когда несущаяся на Пакс лошадь со всадником-копьеносцем могла заставить ее замереть от страха. Годы службы в пехотной роте сделали свое дело. Пакс была готова, и когда наконечник копья почти уперся ей в грудь, она низко присела, а затем изо всех сил выпрыгнула навстречу несущемуся на нее всаднику. Левой рукой она схватила его за плечо и потянула вслед за собой на землю. Ее обнаженная правая рука, сжимавшая меч, взмыла вверх, занеся оружие для удара.

Всадник не удержался в седле и вместе с Пакс повалился на снег. Как она и рассчитывала, в падении противник выпустил копье из рук, и в результате этого рассчитанного и многократно отработанного акробатического трюка в момент приземления Пакс оказалась сверху и придавила врага к земле. Прежде чем он понял, что произошло, и сообразил, как можно защититься в такой ситуации, Пакс вспорола ему горло по дуге, от уха до уха.

Все разом стихло. До слуха Пакс больше не доносились ни крики, ни тяжелое дыхание противника, ни ржание лошадей, ни звон металла. Она не без труда встала, чувствуя, как стынет под кольчугой намокшая в крови одежда. Это была кровь поверженных врагов и, несомненно, ее собственная. Пакс начал бить сильный озноб — первый признак предельной усталости. В нескольких шагах от нее Льет и Сурия растерянно стояли на снегу спина к спине, прикрывая неподвижно лежащего Гарриса. Их лица были настолько бледны, что почти не отличались цветом от серого, истоптанного копытами снега. Чуть поодаль, там, где его настигла огненная стрела, лежал Эскерьель.

Только теперь Пакс смогла перевести дыхание. Она остановилась и, устремив взгляд в небо, обратилась к богам со словами благодарности:

— Хвала вам, Гед и Фальк! И пусть примет мою благодарность Великий Господин!

Затем, вытерев меч о плащ, она вложила клинок в ножны и подошла к оруженосцам.

— Как Гаррис? — спросила она.

— Он жив, — ответила Сурия. — По крайней мере он дышит, хотя и с трудом. — Сама она при этом опустила голову, стараясь не столько скрыть слезы, сколько перебороть свой плач.

— Ты все сделала правильно, — все еще задыхаясь, сказала Пакс. — Вы все вели себя так, как нужно. Сурия, ты не ранена?

— Нет, госпожа. — Ее голос задрожал, и сквозь слезы самая младшая из оруженосцев произнесла:

— Я… я не смогла… я не сделала того, что должна была…

Пакс сдернула с рук пропитавшиеся кровью перчатки и положила ладонь на плечо Сурии.

— Сурия, ты сделала все, что могла, и сделала немало, поверь мне. Поверь также на слово, что эти четверо — едва ли не самые опасные и сильные противники из тех, с кем можно встретиться в этих краях. Уверяю тебя, далеко не каждому из рыцарей доводилось вступать в бой с таким противником. И, увы, лишь немногим из них улыбается удача рассказать потом об исходе этого поединка. Льет, а что с тобой? Ты ранена?

Та кивнула:

— Да, но, по-моему, не тяжело, госпожа. Один раз я не увернулась от меча, и дважды это кошмарное копье пусть вскользь, но все же задело меня.

— Нужно посмотреть, что с Эскерьелем. Сурия, пойдем со мной, а ты, Льет, оставайся с Гаррисом. Потом посмотрим, может быть, мне удастся исцелить тебя сразу же.

Эскерьель лежал на спине, раскинув руки, — так, как упал с лошади. Кожа его была холодна почти как снег, но, наклонившись над ним, Пакс почувствовала слабое дыхание.

— Нужно перенести его туда, где лежит Гаррис, — сказала Пакс. Сурия кивнула и просунула руки под плечи оруженосца. Пакс взяла его за ноги.

— Госпожа, а что это было? Я имею в виду эти огненные стрелы, — спросила Сурия.

— Точно я и сама не знаю, — ответила Пакс. — Это какое-то особое оружие, овладеть которым смогли члены этого зловещего ордена. Очень похоже на молнию, но, конечно, гораздо слабее. Впрочем, этой силы почти всегда хватает, чтобы убить или тяжело ранить.

Эскерьеля уложили на снег рядом с Гаррисом. Пакс положила ладони им на лица.

— Они оба живы, — сказала она, — но я не знаю, поправятся ли они. Нужно срочно поставить палатку, потому что, даже если мне удастся им помочь, им надо будет находиться в тепле, чтобы восстановить силы и прийти в себя.

Неожиданно где-то совсем рядом заскрипел снег под лошадиными копытами. Пакс подняла голову и с удивлением обнаружила, что ее конь неспешно, но очень целеустремленно легкой рысью направился к замерзшему ручью. На мгновение у Пакс перехватило дыхание. Она с ужасом представила себе, что гнедой решил бросить ее. Означало ли это, что она больше не является паладином, или просто было признаком того, что миссию, которую она считала делом своей жизни и чести, ей выполнить не удастся? Эти мысли пронеслись в голове Пакс, но по-настоящему испугаться она не успела. Буквально через секунду она поняла, что ее конь направился к стоявшей поодаль лошади Льет, по-прежнему боявшейся подойти к тому месту, где только что кипел бой. Гнедой, чувствуя себя вожаком в этом табуне, просто решил пригнать отбившуюся лошадь поближе к остальным. Пакс вновь посмотрела на Льет и Сурию, пока еще державшихся на ногах. Оценив состояние обеих, Пакс велела Сурии, которая почти не пострадала в бою, снимать вьюки с погибшей лошади и ставить палатку.

Затем она обернулась к Льет.

— Теперь давай-ка займемся тобой. Не думай, что твои раны — просто царапины. Вряд ли они заживут сами собой. Я попытаюсь исцелить тебя, причем займусь тобой первой, потому что потом тебе придется помочь Сурии заниматься устройством лагеря. Нам всем, и в первую очередь Эскерьелю и Гаррису, понадобятся крыша, тепло и горячая еда. — Договорив, Пакс взяла в руки ладони Льет и стала молиться. Она почувствовала, как яд разъедает раны, как постепенно проникает через кровь все глубже и глубже в тело, как вытягивает из Льет силы и подкрадывается к сердцу. Пакс стало очевидно, что если бы она не вмешалась, то уже через день Льет почувствовала бы себя плохо, ее скрутила бы страшная боль во всем теле, а еще через два-три дня она бы, несомненно, погибла. Но на этот раз Пакс ощутила, как сила, дарованная Великим Господином, входит в нее и через ее руки вливается в тело Льет. Они молча просидели на снегу еще некоторое время, и, когда Пакс отпустила ладони Льет, на лице исцеленной женщины уже появился здоровый румянец.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросила Пакс.

— Хорошо, очень хорошо, госпожа. Я… я так не чувствовала себя с тех пор, как начал болеть наш король. — Льет медленно, словно проверяя себя, встала, потянулась и, удостоверившись в том, что у нее действительно ничего не болит, обратилась к Пакс:

— Спасибо вам, госпожа… и пусть примут боги мои благодарности.

Пакс тем временем обернулась к Эскерьелю, которому было явно хуже, чем Гаррису. Эскерьель принял на себя удар первой, самой сильной огненной стрелы. Пакс возложила руки на его лицо. Прикоснувшись к щекам Эскерьеля, она вздрогнула: они были холодными, почти как у мертвеца. Никакого ответа на прикосновение горячих, излучающих энергию рук паладина она не почувствовала. Понимая, что, скорее всего, сделать уже ничего не удастся, Пакс тем не менее снова обратилась с молитвой к Великому Господину, попросив у него дать ей целительных сил.

Когда Пакс вновь пришла в себя, Льет и Сурия уже установили палатку буквально в нескольких шагах от нее, привязали всех лошадей, кроме ее гнедого, и развели костер, над которым уже бурлил котелок с чем-то вкусным. Лицо Эскерьеля приобрело чуть более живой оттенок, он потеплел и уже не походил на мертвеца. Впрочем, в сознание он так и не пришел. Гарриса рядом с ним уже не было.

— Мы перенесли его в палатку и закутали в одеяло, — сказала Льет, обратив внимание на то, как Пакс удивленно посмотрела вокруг себя. — Сурия сейчас там, рядом с ним.

Пакс кивнула.

— Помоги мне перенести Эскерьеля. Вдвоем они занесли почти безжизненное тело в палатку, где их встретила Сурия еще с двумя одеялами.

— Ну, как он? Ему лучше? — спросила она.

— Немного. Но боюсь, этого недостаточно. — Пакс вздрогнула и вдруг почувствовала, как измотал ее бой и насколько вытянули из нее последние силы попытки исцелить раненых друзей. Сурия помогла Пакс расстегнуть и снять заскорузлый от крови плащ и набросила ей на плечи другой, сухой и чистый.

— Госпожа, посидите здесь и отдохните. Сейчас я принесу вам чего-нибудь горячего.

Пакс опустилась на какой-то из вьюков, радуясь возможности перевести дух и хоть немного отдохнуть. Льет улыбнулась ей и сказала:

— Госпожа, даже если Эскерьель умрет, даже если умру я, я все равно должна сказать вам, что счастлива быть здесь с вами и участвовать во всех испытаниях, которые были и которые нам еще предстоят.

В это время в палатку вошла Сурия с чашкой горячего, почти кипящего супа. Пакс ухватила керамическую чашку обеими ладонями, наслаждаясь теплом, которое хлынуло ей в руки. Тем временем Сурия села рядом с нею и спросила:

— Почему он пустил огненные стрелы в них — в Эскерьеля и Гарриса? Почему, например, не в меня?

— Знаешь, Сурия, однажды я задала похожий вопрос сержанту, когда была солдатом-первогодком и уцелела в бою, в котором погибли те, кто прослужил с ним долгие годы в роте герцога Пелана. Могу заверить тебя, что полученный ответ мне пришелся очень не по вкусу и навсегда отбил у меня охоту задавать подобные вопросы. Что же касается мотивов выбора цели, то единственное объяснение поведения жреца Лиарта, которое я могу найти, — то, что в этом черном ордене преклоняются перед физической силой. Поэтому он, может быть, даже неосознанно, просто счел мужчин более серьезной опасностью, чем женщин. У него не было возможности присматриваться к тому, насколько умело каждый из вас владеет мечом и как ведет себя в поединке. Он выбрал своей целью тех, кто казался ему опаснее, просто по внешнему виду.

— Третья стрела досталась вам, — напомнила Льет.

— Да, конечно. Во-первых, я в тот миг уже неслась на него с мечом в руке и явно не с предложением о переговорах. Во-вторых, двое ближайших к нему противников уже были повержены, а я позволю себе заметить, что вас обеих он мог некоторое время не опасаться: настолько вы были ошарашены действием его колдовского оружия. Что же касается меня, то, как видите, я имею возможность противостоять черному колдовству. К сожалению, я до сих пор толком не знаю, что, когда и как я могу сделать. Знай я лучше, какие магические силы даны мне как паладину, — может быть, никто из вас и не пострадал бы в этом бою. — Пакс вздохнула и покачала головой. — Но сейчас не время и не место рассуждать о том, что могло бы быть, и винить себя в том, что мы, может быть, не сделали. А учиться и проверять мои дарования нам сейчас, как вы понимаете, и вовсе недосуг. Скажите лучше, как там лошади?

Выяснилось, что погибла одна из вьючных лошадей и получила серьезную рану другая. Ранены были и два коня оруженосцев. В качестве трофеев им достались две лошади нападавших. Выглядели эти животные вполне нормальными, не заколдованными, и, судя по всему, вполне могли заменить потерянных отрядом Пакс скакунов. Пакс с наслаждением продолжала пить густой, почти как жидкая каша, суп. Его тепло приятно растекалось по всему телу. Плечо, по которому пришелся предательский удар сзади, по-прежнему болело, но еще во время боя Пакс сумела восстановить подвижность онемевшей было руки. Льет то и дело проверяла состояние Гарриса и Эскерьеля. Оба дышали, но были по-прежнему без сознания. Пакс и Сурия вышли из палатки, чтобы покормить лошадей и осмотреть их раны.

Когда они вернулись, Пакс спросила:

— А что вы сделали с трупами нападавших и с их снаряжением и оружием?

— Ничего. А что, нужно было что-то сделать? Сбрую с их лошадей мы сразу же сбросили. Прочее снаряжение валяется там же, прямо на снегу. Мы почему-то решили, что лучше будет не перетаскивать ни оружие, ни вещи к палатке.

— Совершенно правильно. Не нужно лишний раз прикасаться ни к чему из их вещей, а уж тем более брать их себе и пользоваться ими.

— А что, вы думаете, нам может грозить еще большая опасность? — Сурия вдруг снова побледнела. Пакс улыбнулась ей и бодро ответила:

— Еще большая, говоришь? Знаешь, опасности нам, конечно, грозят, и немалые, но смею выразить надежду, что не сегодня вечером и не в ближайшую ночь. Да ты только вдумайся в то, что произошло. Понимаешь, Сурия, мы только что столкнулись с такой опасностью, противостоять которой доводилось, по счастью, далеко не каждому маршалу Геда. Однако мы живы, а те, кто решил с помощью черной силы остановить нас, убиты. — Пакс взмахнула рукой, обводя поляну, на которой недавно шел бой. — Хвала Геду, Фальку и Великому Господину! Мы с тобой столкнулись с великим злом, и, как видишь, оно обломало о нас зубы. Так что не бойся трудностей и опасностей, просто будь готова к ним, поняла?

— Так точно, моя госпожа. — Судя по голосу Сурии и по тому, как прозвучал ее по-военному четкий ответ, слова Пакс действительно приободрили ее. Сама же Паксенаррион вновь обратилась к ней:

— Слушай, и раз уж мы все равно путешествуем вместе, вместе отбиваемся от врагов, не могли бы вы с Льет отбросить лишние церемонии и называть меня на «ты»? Все товарищи по оружию, с которыми я служила с тех пор, как ушла из дома, называли меня просто Пакс.

— Что? Называть вас на «ты»? Просто Пакс? — Сурия явно была удивлена, но и обрадована. Пакс похлопала ее по плечу.

— Да, зови меня Пакс. Кстати, это самый короткий и действенный способ привлечь мое внимание. «Паксенаррион» и «госпожа» — это еще не сразу и выговоришь. Помнишь, как окликнул меня Эскерьель, когда над нами нависла серьезная опасность? И кстати, когда я слышу обращение «госпожа», мне все время хочется оглянуться и поискать глазами, где же здесь нашли эту самую госпожу. Ладно, а теперь давай снова примемся за дело. — Пакс нагнулась, зачерпнула ладонью горсть истоптанного серого снега, растерла его и сказала:

— Да, жарко нам пришлось. Пойду—ка я посмотрю, как там эти, в серых латах…

— Они все мертвы. Льет сама проверяла каждого…

— Очень хорошо, что она это сделала. Сталкиваясь с таким противником, всегда лучше удостовериться в том, что он действительно мертв. Но здесь особый случай. Жрецам Лиарта ничего не стоит притвориться мертвыми. Они могут обмануть кого угодно — не только человека, но даже диких животных, гораздо лучше чувствующих разницу между жизнью и смертью. А кроме того, нельзя забывать и о том, что многие заклинания продолжают действовать даже после смерти колдуна, который их наложил. Взять, например, вон того жреца… — С этими словами Пакс подошла к последнему убитому ею всаднику, который по-прежнему лежал там, где настигла его смерть. — Его латы могут быть заколдованы. Если это так, то нельзя оставлять их здесь, на открытом месте. Того и гляди, кто-нибудь наткнется и, не зная, какой опасности подвергает себя, решит воспользоваться столь удачной находкой. — Она протянула меч к поверженному противнику, и клинок полыхнул тревожным светом. — Вот видишь, какая-то опасность от них по-прежнему исходит. Так что, Сурия, давай помолимся: ты — Фальку, а я обращусь за помощью к Геду.

Пакс прикоснулась к доспехам погибшего острием меча, и через слой серо-белой омерзительной слизи стали проступать до тех пор скрытые черные линии, складывающиеся в символы смерти, ужаса и опасности. Волшебный свет вспыхнул вокруг Пакс, и под воздействием этого свечения, обычно холодного и не способного ни согреть, ни зажечь что-либо, символы зла на латах жреца Лиарта вспыхнули и, догорев, превратились в дорожки рассыпанного по металлу белого пепла. А еще через несколько секунд сами латы и тело погибшего рассыпались в прах, и лишь горка каких-то серых хлопьев и порошка осталась лежать на примятом снегу.

— Что это было? — спросила Сурия, крепко, до боли в пальцах обхватившая рукоять своего меча.

— Боги помогли нам избежать еще одной опасности, — ответила Пакс. — Давай посмотрим, что у нас тут еще.

Шлемы служителей Лиарта оказались заколдованными и точно так же рассыпались в прах при прикосновении к ним эльфийского клинка. Вспыхнули и рассыпались нагрудники с защитными пластинами и щитками. Впрочем, тела остальных трех всадников не исчезли и остались лежать на снегу. Огромные, похожие на волков хищники оказались просто мертвыми зверями и больше не представляли собой никакой опасности. Пакс и Сурия стащили трупы людей и животных в одну кучу, несколько раз сходили к ближайшей опушке, чтобы натаскать побольше хвороста и дров и сложить погребальный костер.

— А что теперь? — спросила Сурия, когда костел разгорелся.

— А теперь лично я собираюсь сходить поискать свой лук, а то вдруг еще понадобится. Потом мы приведем в порядок себя, посмотрим, хорошо ли прогорел костер, и займемся Эскерьелем и Гаррисом. Кто знает, может быть, удастся сделать для них что-нибудь еще.

Пакс оглянулась и увидела, что гнедой уже направляется к ней, будто почувствовав, что может понадобиться хозяйке. Пакс улыбнулась, увидев, как при этом зрелище Сурия просто разинула рот от изумления. Вскочив на коня, она направилась к тому месту, где, разворачиваясь навстречу напавшим на них всадникам, отбросила в сторону лук.

Она нашла его легко — лук висел на нижней ветке ближайшего к тому месту дерева. Пакс вынула стрелы из тела убитого ею гигантского волка и решила, что нет смысла тащить эту" тушу к погребальному костру: мертвый зверь — он и есть мертвый зверь, и нет ничего страшного в том, чтобы оставить его здесь на радость воронам и другим любителям падали. К тому времени, как Пакс вернулась к палатке, солнце уже готово было скрыться за верхушками деревьев.

Еще дважды за тот вечер Пакс призывала на помощь богов, прося у них целительные силы. Она возложила руки на лицо Гарриса, а затем повторила попытку исцелить Эскерьеля. Увы, несмотря на все ее старания, ночью Эскерьель умер, так и не придя в сознание. Гаррис же, наоборот, на какой-то момент пришел в себя, непонимающим взглядом обвел склонившихся над ним Пакс, Льет и Сурию, а затем вновь отключился, но при этом не потерял сознания, а погрузился в сон. Когда стало ясно, что Эскерьелю уже ничем не помочь, Пакс склонила голову и отошла в другой конец палатки, чувствуя себя слишком усталой, чтобы плакать.

— Простите, — сказала она, когда к ней подошли Льет и Сурия. — Мне не дано было исцелить его. Погиб он как истинный воин, рыцарь, в бою, лицом к лицу с противником.

Сурия кивнула, а Льет вытащила из-под тела Эскерьеля одеяло и, еще раз посмотрев погибшему товарищу в лицо, накрыла его с головой.

— Он всегда был таким, — сказала она. — Всегда готов был взять на себя чужие дела, горе, боль, всегда рвался в бой впереди других… — Она отвернулась и вытерла глаза, стараясь скрыть слезы.

Пакс положила руку ей на плечо и проговорила:

— Не надо стесняться слез, Льет. Наоборот, будет лучше, если кто-то сможет оплакать усопшего. Король рассказал мне о нем — о своем сыне, которого он не мог позволить себе признать, и, догадываясь, что король — его отец, Эскерьель никогда не искал для себя никаких выгод из этого родства. Он не искал никакого материального вознаграждения, не желал совсем ничего, даже не пытался обрести положенное ему по рождению имя. Я думаю, он заслужил в жизни гораздо больше наград, чем получил, и оборвись его жизнь не здесь, а в Чайе, думаю, что оплакивали бы его не только мы, а многие и многие.

Льет обернулась к Пакс и, уже не скрывая слез, всхлипывая, произнесла:

— Ты… ты устала, Пакс. Тебе нужно поспать. Твои силы понадобятся не только тебе, но и всем нам. А я… я исполню положенный обряд и проведу эту ночь, оплакивая погибшего друга. Ложись, Пакс, спи.

Под звуки прощальных молитв, которые поочередно бормотали Льет и Сурия, Пакс уснула почти мгновенно, едва завернувшись в одеяло.

На следующий день, когда она проснулась, было уже светло и солнце вышло из-за горизонта. Тело Эскерьеля, накрытое одеялом, лежало в дальнем конце палатки. На грудь покойному был положен его меч.

Приподнявшись и повернув голову, Пакс встретилась взглядом с глазами Гарриса. Он тоже только что проснулся и еще не окончательно пришел в себя, да и к тому же не понимал, где находится и что с ним случилось.

— Госпожа, что со мной? — не без усилия спросил Гаррис, с трудом шевеля губами.

Пакс прекрасно помнила, чего обычно стоит произнести первые слова после тяжелого ранения.

— Все нормально, Гаррис, ты идешь на поправку. Пакс села, отбросив одеяло. Несмотря на то что у нее по-прежнему болели те места под кольчугой, где остались синяки от ударов противников, в общем и целом чувствовала она себя сносно.

— Сейчас я принесу тебе чего-нибудь поесть. Гаррис осторожно покачал головой, словно проверяя, может ли он вообще двигаться.

— Я не все помню… — Поморщившись от боли, он поднял руку и провел ладонью по лбу. — Скажите, я что, упал с лошади?

— Помимо всего прочего, было и такое дело.

— Ничего себе! Вот ведь стыд какой! В моем возрасте, с моим-то опытом — и оказаться сброшенным с седла, да еще и собственным конем…

— Гаррис, что ты помнишь? Оруженосец нахмурился:

— Как — что? Я помню, что мы… подождите… Мы были У Алиама Хальверика. Надеюсь, я ничего не путаю?

Пакс кивнула ему и жестом просила продолжать рассказ.

— Потом… потом нам пришлось уезжать от них… почему-то ночью. Что-то произошло… — Он попытался стряхнуть с себя наваждение, но даже попытка резкого движения причинила ему резкую боль. — Действительно, дальше ничего не помню. Нет-нет, я помню лишь то, что мы уезжали из крепости… Да-да, я помню, что мы уезжали ночью, потому что на стенах горели факелы. В палатку заглянула Льет:

— Пакс, как ты… Гаррис, проснулся? Принести вам чего-нибудь?

— Гаррису — попить чего-нибудь горячего. С едой пока подождем. Да, и мне чего-нибудь, — добавила Пакс, вставая на ноги. — Видит Гед, спала я, как сурок. — Она зевнула и, почувствовав зуд в голове, поняла руки, чтобы почесаться. Только сейчас Пакс поняла, что накануне вечером так и не сняла с головы шлем. С огромным удовольствием она стянула его с себя и тряхнула высвободившейся тугой косой. Понимая, что какое-то время у нее еще есть, Пакс решила заняться волосами: распустить косу и хорошенько расчесать ее.

В палатку вошла Льет с двумя большими кружками. За нею показалась Сурия с котелком в руках. Запах еды и сиба наполнил палатку. Гаррис взял протянутую ему кружку, пересел поудобнее, оглянулся и вдруг увидел накрытое одеялом тело в дальнем конце палатки. Заметив лежавший на груди покойного меч и оглядев остальных, находившихся в палатке, Гаррис вздрогнул и пролил горячий сиб себе на руку.

— Клянусь Фальком! Кто это? Эскерьель?

— Да, — сказала Пакс, — это он. Гаррис, давай мы тебе все объясним. Вчера — случилось это прямо днем — нашими противниками стали, как и я предполагала, жрецы и последователи ордена Лиарта. Ты и Льет были серьезно ранены, а Эскерьель погиб.

— Но я же ничего… Как же получилось, что я ничего… — Руки Гарриса задрожали, и Пакс пришлось взять у него кружку, чтобы он не опрокинул ее и ко всему прочему еще и не ошпарился.

— Гаррис, твоя рана оказалась очень серьезной и была нанесена не простым оружием. Поэтому ты ничего и не помнишь.

— Но ведь я хорошо себя чувствую…

— Боги даровали тебе исцеление. Увы, к Эскерьелю они не были так благосклонны. Прости, мне не удалось исцелить его. — Пакс внимательно следила за выражением лица Гарриса, и когда горечь утраты сменилась на нем гневом, вновь обратилась к старшему оруженосцу:

— Я предупреждала всех вас, что это путешествие будет очень опасным. Я несколько раз повторила, что никто из вас не обязан ехать вместе со мной. Вы сами выбрали свой путь. Эскерьель тоже сделал этот выбор самостоятельно. Он сам пошел навстречу опасности: вырвавшись от удерживавшего его неприятеля, он, рискуя собой, бросился мне на помощь. И когда мне было совсем тяжело, когда я оказалась лицом к лицу с двумя опытными и сильными противниками, его помощь спасла меня. Эскерьель фактически вывел из боя одного из нападавших, которого мне осталось только добить. Увы, он первым попал под огненную стрелу, посланную жрецом Лиарта. Вторая стрела угодила в тебя и оглушила настолько, что ты даже не помнишь ничего, что вчера было.

Гаррис сокрушенно кивнул, и в глазах его появились слезы.

— И что… вы ничего не смогли сделать? Не смогли уберечь его?

— Нет, — вздохнув, ответила Пакс. Ее слегка покоробил тон упрека, с которым обратился к ней Гаррис. По всей видимости, он считал, что ее магические силы просто беспредельны. А ведь, как бы то ни было, ей самой пришлось несладко. Подавив вспыхнувшее было в ее душе раздражение, она сказала:

— Гаррис, я молила богов, чтоб они даровали ему исцеление так же, как и тебе. В Фин-Пенире меня учили, что порой подвиги земных воинов оцениваются Великим Господином так высоко, что он призывает их к себе на службу немедленно, не дожидаясь, когда они доживут отмеренный им срок. И такая смерть должна восприниматься как награда от богов. Я уверена, что с Эскерьелем произошло именно это.

— Я все понимаю, — сказал Гаррис и взял кружку с сибом. Сделав несколько глотков, он снова посмотрел на Пакс и спросил:

— А теперь вы, может быть, все-таки скажете, куда мы едем?

Пакс задумалась. В крепости Хальверика она не стала говорить оруженосцам о том, куда и к какому человеку они направляются. Она боялась, что в крепости найдется человек, менее разумный, чем Хальверик и его супруга, и заветное имя будет произнесено не там, где нужно. Потом, в лесу она тоже не была уверена, что стоит произносить имя герцога вслух, ибо лес также может скрывать вражеских шпионов. Но сейчас, после победы, одержанной над приспешниками Лиарта, Пакс почувствовала, что настало время все рассказать своим спутникам. Она кивнула и сказала:

— Я вам все расскажу до того, как мы соберемся и поедем дальше. — Обернувшись к ждавшим у входа в палатку Льет и Сурии, она позвала:

— Идите сюда, вы тоже должны все знать.

Льет села рядом с Пакс, а Сурия осталась поближе ко входу, откуда она могла видеть, что происходит снаружи.

— Я думаю, что некоторое время мы можем считать себя в безопасности. Мы победили вчерашних противников, и мое внутренне чутье говорит мне, что в непосредственной близости отсюда нам ничто не угрожает. Кроме того, здесь рядом с нами нет и непрошенных соглядатаев. Я назову вам имя принца и место, куда мы направляемся, чтобы найти его. Но предупреждаю: это имя нельзя произносить нигде, даже в дремучем лесу. То зло, с которым мы столкнулись вчера, умеет подчинять себе и часть природных сил. Там, где душа леса истончилась или ослабла, оно может прорвать эту невидимую ткань, нанеся лесу тяжелую рану. Так что мы не должны рассчитывать, что лес сможет защитить нас всегда и везде. Враг может проникнуть в него, и, скорее всего, уже проник и находится где-то здесь. Всякие мелкие животные, подчиненные силам зла, могут следить за нами и передавать наши слова друг другу и тем, кто наложил на них заклинания. Хотя, повторяю, я практически уверена, что сейчас мы в безопасности. Но нам предстоит еще долгая дорога. Более того, не все время мы будем ехать в безлюдном лесу. Часть пути мы проделаем по дорогам, через деревни и города. Там у сил тьмы еще больше помощников. Лично я обладаю некоторой защитой от воздействия всякой нечисти. Ничто не может одурманить мой разум и развязать мне язык. Когда вы со мной, эта защита распространяется и на вас почти в полной мере. Однако когда вы остаетесь одни… В любом случае остерегайтесь произносить это имя вслух и старайтесь как можно реже расставаться со мной, чтобы не оказаться без магической защиты. Я надеюсь, вы все поняли?

— Я всегда буду с тобой, — тотчас же ответила Льет.

— Я тоже, — кивнула Сурия. Обе они посмотрели на Гарриса.

— А я? Что я? — переспросил он. — Конечно, я буду верен нашей госпоже. — Гаррис явно был сбит с толку тем, что другие оруженосцы обращались к Пакс на «ты». — Клянусь мечом Фалька, — сказал Гаррис, — я тоже останусь с вами, госпожа, потому что даже не могу себе представить, как после всего этого я поеду домой один, и к тому же так и не узнав, чем кончается такая замечательная сказка. И знаете, я почему-то чувствую себя сейчас, как в ту ночь, когда Кьери вел нас через перевал Хаккенарск. Впереди тогда, как и сейчас, нас ждали неведомая дорога, холод и неизвестность. Извините, что вспомнил об этом, но уж очень похожи мои теперешние ощущения на те, что я испытывал тогда.

— А ведь ты совершенно прав, — сказала Пакс. — И неспроста ты вспомнил именно ту далекую ночь. А еще, перед тем как рассказать вам все о нашей миссии, я хочу снова поблагодарить вас за то, что вы согласились отправиться в путь вместе со мной. Для меня большая честь — исполнять волю богов в сопровождении столь достойных и верных людей. Я уверена, что без вас я бы не справилась с этим нелегким делом. Но при этом я точно так же уверена: оно стоит того, чтобы постараться его выполнить, пусть даже ценой жизни всех нас. — Переведя дыхание и сделав глоток сиба из кружки, Пакс посмотрела в глаза всем своим спутникам и сказала:

— Ну а теперь…

Они отправились в путь лишь после полудня. Могильный холм из принесенных от ручья камней был воздвигнут над телом погибшего Эскерьеля. Пакс нашла удобный проход вдоль русла, и лошади спокойно преодолели каменистый участок, ни разу не поскользнувшись и не попортив копыта. Гаррис, все еще бледный и слабый, все же настоял на том, чтобы ехать верхом самостоятельно. Он действительно нашел в себе силы даже на то, чтобы самому, без посторонней помощи сесть на лошадь. Льет и Сурия оседлали трофейных коней, а их собственные раненые лошади пошли в поводу, неся на себе лишь нетяжелые вьюки. День шел за днем. Путешествие продолжалось без каких-либо приключений. Заснеженные леса сменялись полями, а затем снова вставали темной стеной перед путниками. Обычно зимняя дорога считается трудным испытанием для путешественника, но Пакс впоследствии вспоминала об этих днях как об отдыхе, своего рода передышке между тяжкими испытаниями. Порой они ехали час за часом, не обменявшись ни единым словом. Тишину зимнего леса нарушали лишь хруст снега под копытами, поскрипывание седел да лошадиное дыхание. Вокруг простиралась снежная пустыня. Ничто не говорило о близости человеческого жилья. Даже звериные следы попадались очень и очень редко. Единственным источником тепла были костры, которые путники разводили по вечерам. Весь пейзаж был исполнен в двух основных красках: белой для снега и черной для деревьев и веток, и в бесчисленных оттенках серого. Из этой гаммы выбивались лишь одежда Пакс и ее спутников и вещи, которые они везли с собой. Отношения в маленьком отряде с каждым днем, с каждым разговором за вечерней кружкой сиба становились все более теплыми и дружескими. Обстановка напомнила Пакс о днях и годах, проведенных в компании верных друзей и сослуживцев, о том ощущении товарищеского плеча, которое она всегда так ценила. Согревал же ее не только лагерный костер у входа в палатку, не только лучи полуденного солнца, пригревавшие ее темный плащ, но и какое-то волшебное тепло, растекавшееся по ее телу и душе. Этот огонь горел все время, вне зависимости от того, насколько холодной и темной была ночь, невзирая на то, что вокруг не было видно ни зги, и будущее было точно так же скрыто во мгле неизвестности. Ее друзья, королевские оруженосцы, подбадривали друг друга добрыми словами, дружеской шуткой, просто улыбкой, рады были сказать ей что-нибудь хорошее и ждать от нее любых приказаний. Пакс как могла старалась делиться с ними своим внутренним теплом, и чем больше она его отдавала, тем теплее ей становилось самой. Все больше и больше она начинала понимать, какие силы скрыты в ней и как много значит для нее этот внутренний свет и огонь.

Глава XXIV

Добравшись до Харвэя, Пакс и ее товарищи проделали оставшийся путь до Вереллы с куда меньшими трудностями, чем Пакс опасалась, но далеко не так скрытно и незаметно, как она рассчитывала. Маршал Пилиан, с которым она встречалась по пути в Лионию, узнал, что она возвращается, незадолго до того, как маленький отряд подошел к его городку. Он объяснил это тем, что королевский гонец, выехавший из Харвэя как раз в тот час, когда Пакс только-только появилась там и остановилась на отдых, передал ему эту весть по дороге в Вереллу. Сам маршал передал известие о появлении Пакс в другие храмы и фермы Геда, лежавшие по дороге на столицу Тсайи. Таким образом, во всех городках, куда прибывала Пакс, ее и ее спутников встречали приветливо и даже радостно, впрочем, не проявляя излишнего любопытства. Пакс радовалась, видя, как навстречу ей выбегают и провожают по улицам городов дети; нравилось ей и то, как стихал шум в залах постоялых дворов, когда они перешагивали порог; и она лишь молилась про себя, чтобы это восхищение ее статусом паладина не оказалось преждевременным. Кроме того, она прекрасно помнила прошлую зиму, когда, бродяжничая, заходила в эти же городки в поисках куска хлеба, а попадавшиеся навстречу дети не приветствовали незнакомку, а дразнили и изводили ее как могли. На ночевку ее отряд обычно останавливался при храмах Геда или на его фермах, расположенных между городами. Пакс объяснила своим спутникам, что делает так не только потому, что силы зла не рискнут сунуться в святилища столь могущественного святого, но и потому, что вполне земное покровительство влиятельного ордена обеспечивало большую безопасность рыцарям, прибывшим без приглашения из другого королевства. Каждому встречавшему их маршалу было о чем рассказать Пакс и что ей посоветовать. Она же с удовольствием выслушивала все новости и рекомендации. Назвать имя предполагаемого принца Лионии она не могла, но старалась рассказывать о своей миссии подробно, не скрывая от заинтересованных слушателей того, что, по ее мнению, не повредило бы делу. Чем ближе они подходили к Верелле, тем более свежие новости из столицы доходили до них через маршалов Геда. В Вестбеллсе — последнем городке, лежавшем на их пути к Верелле, — маршал Торин поведал Пакс, что герцога Пелана вызвали на заседание Совета Регентов. Пакс не стала задавать лишних вопросов и только отметила про себя, что вызов герцога с далекой северной окраины королевства ко двору интересовал даже тех, кто жил в других городах и вроде бы не имел к этому непосредственного отношения.

— Как я слышал, — сказал маршал, пережевывая очередной кусок жареного цыпленка, — после того как Верховный Маршал съездила к Пелану и отношения герцога с орденом Геда были восстановлены, его сторонники и доброжелатели в Совете решили, что теперь Пелан будет в силах сам отстоять свою точку зрения при дворе, и уступили тем, кто давно собирался его вызвать, возможно даже лелея тайную мысль о том, чтобы лишить герцога права управления его землями.

Пакс кивнула. Обо всем этом она слышала от Верховного Маршала. Предположения Ариании сбывались почти слово в слово.

— Лично я никогда не думал о герцоге плохо, — заверил Пакс маршал Торин. — А что касается его проступков перед королевским двором, так, поставив себя на его место и представив, что половина моих ополченцев погибла, попав в ловушку, расставленную коварным врагом, я бы и сам многим рискнул, лишь бы отомстить за это. Но говорят, что, согласно условиям договора с Советом Регентов, он обязался держать на северной границе, если не ошибаюсь, не менее сотни солдат в боевых порядках, то есть в казарме с офицерами и сержантами. А поговаривают, что он не в первый раз оставил северные границы без прикрытия. — Маршал продолжал есть, а затем, отставив тарелку с куриными костями и вытерев салфеткой губы и руки, сказал:

— По правде говоря, мне в это не верится. Если бы Пелан на самом деле пренебрегал своими обязательствами перед королевским двором, у нас на северных границах было бы куда менее спокойно. Барон Костван, который, так же как и Пелан, охраняет границы Тсайи и чьи земли находятся к юго-востоку от его территории, никогда не жаловался на соседа. Но дело не только в этом. Говорят, что до Совета дошли слухи о том, как Пелан воевал в Ааренисе. Насколько я знаю, сообщил им об этом маршал, представляющий орден Геда в тех краях. А в прошлом году, вместо того чтобы спокойно сидеть в своем герцогстве и не высовываться, чтобы не спровоцировать гнев правящего двора, он взял да и отправился в Финт ради того, чтобы… — Тут маршал замолчал и даже заметно покраснел.

Пакс улыбнулась:

— Уважаемый маршал, он отправился в Финт только ради того, чтобы помочь мне. Может быть, это и был безрассудный поступок, но мне кажется, он выдает в герцоге Пелане благородство и великодушие.

— Благородно он поступил или нет, не нам с вами решать. Я знаю лишь, что Совет здорово разозлился, узнав об этом. Ведь Пелану было предписано оставаться в пределах своего герцогства и…

— Но ведь там оставались его солдаты, — неожиданно возразил присутствовавший за столом вице-маршал, совсем молодой человек, напомнивший Пакс Амброса из Бреверсбриджа. — В крепости оставались офицеры и почти все солдаты. Они могли прекрасно справиться с любой опасностью даже во время краткого отсутствия герцога Пелана.

— А я и не говорю, что члены Регентского Совета правы, — поправил своего заместителя маршал. — Я сказал только, что они были недовольны, узнав об этом.

— Кое-кто из них был бы недоволен вне зависимости от того, как поступил бы герцог Пелан, — заметил юноша, которому было трудно перечить собственному начальнику. Пакс удивило, что этот незнакомый ей человек так защищает герцога.

— Кери, — сурово обратился к нему маршал, — это все дворцовые сплетни. Никакого подтверждения этому у нас нет. И кроме того, это вообще нас не касается. А теперь можешь быть свободен.

Маршал подождал, пока Кери выйдет из комнаты, и лишь затем продолжил разговор. Пакс воспользовалась паузой, чтобы спросить у своих оруженосцев, готовы ли они продолжать путь на следующий день с рассветом. Вопрос был совершенно излишним, но спутники Пакс сделали вид, будто обдумывают ответ, и стали обсуждать детали завтрашнего перехода. Избежав таким образом неловкой паузы, Пакс отправила оруженосцев отдыхать и вновь вернулась к разговору с маршалом.

— В Верелле вас примут на заседании Совета Регентов, — сказал Торин. — Вот почему я и заговорил о Пелане. Вы ведь его хорошо знаете. Он, скорее всего, будет там, и ему придется нелегко, когда за него возьмется Совет. Разумеется, в Совете есть и симпатизирующие ему люди, есть и просто его друзья, но нельзя забывать и о недругах Пелана, причем достаточно влиятельных. Пока Совет с ним не разберется, им там будет не до вас. Впрочем, если вы заявите, что Правящий Совет Лионии направил паладина на поиски в Тсайе их наследного принца, посмотрим, как они еще запоют. Вы представляете, что им нужно будет признать правителем соседнего королевства кого-то, кто, может быть, и не принадлежит к тсайской знати. А что если этот человек и вовсе простой крестьянин или чей-нибудь слуга?

— Ну, положим, не до такой степени, — многозначительно сказала Пакс.

— Так вы знаете, кто он?

— Да, но у меня нет права открывать его имя до тех пор, пока я не переговорю с ним.

— Это я, конечно, понимаю. Вполне разумное объяснение. — Маршал посмотрел куда-то в сторону, а затем поинтересовался:

— Что, кто-нибудь из знати? И как такое могло случиться, если только… Впрочем, ладно. Не буду ставить вас в неловкое положение своими вопросами и догадками. В конце концов, вас ведут Гед и Великий Господин, и я могу лишь присоединиться к молитвам наших братьев, чтобы наши небесные покровители ниспослали вам удачу. Сдается мне, что дело вы затеяли нелегкое, даже если вам уже известно, кто этот человек.

— Не могли бы вы мне помочь и подсказать, к кому из членов Совета Регентов есть смысл обратиться? — поинтересовалась Пакс.

— Н-ну… знаете, что я на это скажу: как вы ко мне, так и я к вам, — улыбаясь, ответил маршал. — Я не считаю себя вправе говорить о том, какие мысли и подозрения есть у маршала по поводу тех или иных членов Совета. Доказательств у нас нет, и мы не будем предавать огласке то, в чем не уверены. Хотя, — Торин многозначительно покосился на Пакс, — могу вам сказать одно: полностью доверять я не стал бы никому из них. И уж само собой, никому из рода Верракаев. Костван — пожалуй, верный короне человек, но он не настолько влиятелен. Марракай… Марракаи всегда были влиятельным кланом, и мне кажется, что их нынешний представитель в Совете — человек надежный. Но знаете, за этим кланом тянется давняя история с так и не доказанным предательством и сговором с паргунцами. Но, опять же, я думаю, вам объяснять не надо: дурная слава — это еще не доказательство. А настоящий предатель может жить спокойно и не вызывать никаких подозрений. Кто у нас там дальше? Кланнаэт? Человек совершенно несерьезный и не желающий отстаивать никакую, даже собственную точку зрения. А в последнее время ему стало вообще не до государственных дел. Говорят, что причиной тому его пошатнувшееся здоровье, но мой двоюродный брат, который служит там неподалеку, не без оснований утверждает, что барон Кланнаэт просто-напросто попал под влияние своей молодой жены. Дестваорн породнился с Марракаями, в чем я лично ничего плохого не вижу, если бы не те самые подозрения относительно самих Марракаев. Комхальт? Пожалуй, от него я тоже держался бы подальше. Лично я против его семьи ничего не имею. Вот только ближайшему к его замку маршалу трижды приходилось изгонять всякую нечисть с окрестных холмов. Знаете, пожалуй, и всё. Все остальные обладают гораздо меньшим влиянием, чем те, кого я перечислил. Либо тесно связаны с ними и выступают заодно. Пожалуй, лично я сначала бы обратился к Коствану или Дестваорну, а затем к Марракаю. Пелан, конечно, не из тех, кто даст себя в обиду, но ему придется нелегко. Вы, главное, не перестарайтесь. Все знают, что вы у него служили, но излишняя заинтересованность паладина в судьбе своего бывшего командира может вызвать у них раздражение или какие-нибудь ненужные подозрения.

Пакс внимательно выслушала описания придворных, входящих в Совет, стараясь ничего не упустить. Затем она упомянула о капитане из рода Верракаев, которого она встретила на северной границе, у реки Хоннергейт. Маршал — прекрасно знал этого офицера, потому что тот тоже принадлежал к ордену Геда.

— Знаете, Паксенаррион, пожалуй, это наиболее достойная ветвь клана Верракаев, — сказал он. — Наверняка он сначала сурово вас встретил, но затем сделал все, чтобы помочь. Понимаете, с большими и знатными родами всегда так, и Верракаи здесь не исключение. По принадлежности к роду нельзя сказать, что это за человек. А имя тем не менее довлеет над ним. Другое дело — Марракаи. Неважно даже, были ли представители этого рода предателями, проблема в другом — они все на одно лицо и ведут себя вполне предсказуемо. Когда один из них заменяет другого на государственном посту, ничто в политике не изменяется. Остальные известные кланы — совсем другое дело. Там кого только не встретишь: людей добрых и недобрых, трезвых в прямом и переносном смысле и окончательно спившихся, героев-храбрецов и трусов. В общем, полный компот, и смотреть надо не на имя, а на то, как человек себя ведет.

— Я постараюсь все это учесть, — сказала маршалу Пакс.

Возвращение Пакс в Вереллу изрядно отличалось от ее первого появления в этом городе. Стража у первых наружных ворот уже была предупреждена о ее скором появлении. Как только Пакс и трое оруженосцев были замечены с надвратной башни, охрана расчистила от немногочисленных путников ворота и дорогу непосредственно перед ними. Пакс призналась, что не помнит, как добраться от южных ворот ко дворцу, и начальник стражи отдал приказание одному из солдат проводить паладина со спутниками к резиденции Совета Регентов. Солдат оказался совсем молодым, по всей видимости, новобранцем. Пакс, пряча улыбку, с уважением и умилением смотрела, как серьезно он выполняет поручение, уверенный, что ему выпала большая честь.

Переходя Хоннергейт по мосту в пешем строю, Пакс никогда не видела саму реку из-за высоких парапетов. Сейчас, сидя верхом на коне, она прекрасно видела все русло, скованное льдом даже посередине, где под тонкой прозрачной коркой просвечивала темная, словно свинцовая вода. На северном берегу, у внутренних городских ворот их дожидался уже капитан дворцовой стражи. Приказав солдату возвращаться к месту несения караула, он сказал, что сам проводит путников во дворец. На лошадь капитана была наброшена парадная попона цветов королевского дома Тсайи: серебряная полоса на розовом фоне. Некоторое время они ехали вслед за капитаном вдоль высокой стены без единого окна, а затем повернули налево, и здесь Пакс уже сориентировалась. Еще один левый поворот — и они оказались у открытых ворот, выходивших в широкий просторный дворцовый двор. Здесь путники по предложению капитана спешились, и подбежавшие к ним конюхи увели лошадей в гостевую конюшню. Пакс предупредила приставленного к ее гнедому конюха о том, что тот не терпит, когда посторонние пытаются вести его под уздцы. Конюх удивленно кивнул, но не стал перечить, и гнедой спокойно пошел за ним к отведенному ему стойлу.

— Госпожа Паксенаррион, — обратился к Пакс капитан, отвесив ей церемонный глубокий поклон, — у меня есть распоряжение немедленно проводить вас в зал заседаний Совета Регентов, если, конечно, вы не слишком устали после такого путешествия, но я лично могу предположить, что дорога изрядно утомила вас. — Судя по голосу капитана, он лелеял надежду, что Пакс и ее спутники действительно сильно устали и захотят сначала отдохнуть.

Поклонившись в ответ, Пакс сказала:

— Ну что вы, мы совсем не устали. А кроме того, я прибыла сюда, в королевский дворец Тсайи, по воле святого Геда. Я не думаю, что мы с вами вправе откладывать исполнение его воли.

К удивлению Пакс, капитан слегка покраснел, но продолжал гнуть свою линию:

— Я прошу прощения, уважаемая госпожа… Совет Регентов предположил, что вы, вполне возможно, захотите отдохнуть или поесть, но вне зависимости от того времени, когда вы прибудете, они готовы… Впрочем, заседание идет прямо сейчас. Как только будет объявлен перерыв, я… уверяю вас… — Капитан уже почти открыто пытался навязать свою точку зрения. На это Пакс возразила:

— С вашего позволения, господин капитан, я не собираюсь вламываться в зал заседаний, если на то не будет воли богов. А пока, если вас не затруднит, извольте проводить нас в приемную Совета и известить уважаемых лордов, что я желаю видеть их.

— Они знают, что вы должны приехать, — сбивчиво начал капитан, однако Пакс перебила его:

— Да, знают, но когда именно — это им неизвестно. И кроме того, вряд ли им уже доложили, что я нахожусь во дворце и желаю их видеть. Господин капитан, смею вас заверить, дело достаточно срочное. — Произнося эти слова подчеркнуто сухим тоном, Пакс вдруг почувствовала, что внутренне совершенно уверена в том, что встречу с членами Совета Регентов нельзя откладывать ни на минуту. — Уверяю вас, господин капитан, услышав новости, которые я привезла в Тсайю, члены Совета не пожалеют, что согласились дать мне срочную аудиенцию.

— Ну что ж, госпожа… — Офицер уже не представлял себе, как переспорить паладина, исполняющего свою миссию. Пакс любезно улыбнулась ему:

— Ну что ж, господин капитан, проводите же нас в приемную Совета. Пусть лорды сами решат, есть у них для меня время или нет. От вас требуется только сообщить о моем прибытии. Пойдемте, что толку стоять здесь на морозе.

Капитан, смирившись с тем, что проиграл в этом противостоянии, кивнул и повел гостей через двор к дверям замка. Оруженосцы следовали за Пакс, не отходя от нее ни на шаг. Им, как и Пакс, сразу бросилось в глаза, насколько разительно отличался этот дворец от королевского замка в Чайе. С трех сторон двор королевского дворца был обрамлен галереей, поддерживаемой резными колоннами из какого-то разового камня с роскошными капителями. Высеченные в стенах полуколонны уводили взгляд выше, на второй и третий этажи. Между ними также тянулись ввысь стрельчатые окна, над которыми нависал роскошный резной карниз, закрывавший от взглядов снизу крышу здания. Вход во дворец, расположенный напротив ворот, украшала изящная каменная арка. Морозные узоры проступили на каждой трещинке и шероховатости облицовочного камня и плит, которыми был вымощен двор. Дворец сверкал и переливался под зимним солнцем, и в этой игре цветов главные партии исполняли издавна символизировавшие Тсайю розовый и серебристый: отделочный камень и иней со льдом. Неожиданно откуда-то сверху раздался мелодичный перезвон. Пакс сначала удивилась, что это за звук, а потом вспомнила о знаменитых колоколах Вереллы. Капитан обернулся к ней и, заметив удивление на лице гостьи, спросил:

— Госпожа, вам раньше не доводилось слышать наши колокола?

— Нет. — Пакс пока что даже не могла сказать, что этот звук ей нравится. Ей просто хотелось его слушать. В одной старой песне пелось о золотых колоколах Вереллы. Ей было интересно, действительно ли эти колокола были отлиты из чистого золота. Спросив об этом капитана, она услышала такой ответ:

— Эти колокола — дар эльфов, который они преподнесли в день основания города. На вид они действительно как золотые, но, естественно, отлиты из чистого золота они быть не могут. Золото — не тот металл, который хорошо звучит и выдерживает нагрузку при ударе, а ведь все они здесь уже много веков. Помимо искусной работы литейщиков, нельзя не признать и колдовское мастерство эльфов: наложив свои заклинания на колокола, они добавили очарования их перезвону. — Последние слова капитана прозвучали неожиданно громко. Пакс поняла, что на самом деле говорил он так же, просто колокола перестали звонить.

— И как часто в них звонят? — спросила она.

— Это зависит от решения Совета Регентов. Малый набор колоколов звонит на рассвете каждое утро и на закате. Но этот звук слышен лишь в ближайших ко дворцу кварталах. Большие же колокола звонят в полдень в дни заседаний Совета Регентов. Ну и, разумеется, в дни больших праздников — Праздника середины зимы, наступления лета, дня Тира, праздника урожая и годовщины победы Геда.

Они подошли к ступеням, ведущим к дверям в глубине арки. Стражники в розовых с серебряной полосой камзолах кивнули капитану и пропустили его и гостей внутрь.

Пакс и оруженосцы оказались в большом зале, пол которого был выложен полированными серебристо-серыми камнями. Впереди, в дальнем конце зала, вновь уходила вперед и вверх широкая лестница. Постепенно она переходила в сравнительно узкий коридор, который все равно был намного шире, чем самая большая комната в обычном деревенском доме. Проходя через зал, Пакс заметила по обеим сторонам открытые двери, за которыми открывалась анфилада таких же больших и роскошных помещений. Ковры и гобелены украшали стены. Металлические держатели ламп и факелов были отполированы до блеска. Около одной из дверей капитан остановился. Навстречу им вышел юноша в зеленом плаще с красной оторочкой по низу и по краю капюшона. Порывшись в памяти, Пакс вспомнила, что это фамильные цвета клана Марракаев. Капитан приветствовал молодого человека и спросил:

— Кирган, скажите, Совет все еще заседает? Юноша, по-видимому оруженосец, кивнул и сказал:

— Да, господин капитан, а что?

Пакс обратила внимание на то, как юноша лишь на миг отвел глаза от лица капитана, чтобы посмотреть на прибывших, и снова дисциплинированно устремил взгляд на старшего по званию.

— Да тут… — капитан замялся, — прибыла госпожа Паксенаррион, паладин. Она считает, что ей срочно нужно переговорить с членами Совета.

— Прямо сейчас? — Юноша удивленно вскинул брови.

— Я лишь хочу, чтобы членам Совета сообщили о моем прибытии, — спокойно сказала Пакс. — Решение о том, принимать меня или нет, находится, полагаю, исключительно в их компетенции.

Юноша вдруг рассмеялся и сказал:

— Вряд ли они откажутся выслушать паладина. Смею высказать предположение, что это всяко уж интереснее и занятнее того, чем они занимались…

— Молодой человек! — От тона, которым капитан произнес эти слова, оруженосцы Пакс даже вздрогнули. Юноша покраснел и, опустив глаза, церемонно ответил:

— Приношу свои извинения. Мое поведение недостойно звания благородного оруженосца.

Кивнув молодому человеку, капитан обернулся к Пакс и предложил ей следовать за ним. От Пакс не ускользнуло то, каким обозленным взглядом проводил юноша практически оттолкнувшего его с дороги офицера.

— Кирган, я на вас не обижаюсь, — успела шепнуть ему Пакс.

Следуя за капитаном, они прошли еще два больших зала и спустились по широкому ступенчатому коридору, упиравшемуся в глубокую нишу в какой-то стене. Перед дверями замерли четыре стражника в розовых с серебром плащах. Такая же двухцветная мозаика украшала редкой красоты двери. Капитан негромко обратился к одному из стражников, причем говорил он на каком-то малознакомом Пакс диалекте. Стражник поклонился и отошел на шаг в сторону. Капитан кивнул и негромко, явно стараясь не производить лишнего шума, постучал в дверь.

Ответ последовал быстро, практически мгновенно. Дверь слегка приоткрылась, и капитан, просунув голову в образовавшуюся щель, о чем-то переговорил с теми, кто находился по ту сторону. Пакс почувствовала, какое напряжение исходит из-за резных инкрустированных дверей: оно просто переливалось через порог, словно бьющий по ногам ледяной сквозняк. Затем за дверью раздался чей-то более громкий голос, отдающий какой-то приказ. Капитан повернулся к Пакс, даже не пытаясь скрыть при этом своего удивления.

— Вас примут прямо сейчас, — сказал он.

— Благодарю вас, господин капитан, за вашу помощь и сопровождение, — ответила Пакс и шагнула вперед.

Стражники отступили в сторону и отсалютовали ей и ее спутникам. Пакс и вставшие за ее спиной оруженосцы оказались в помещении, несколько меньшем по размеру, чем те, через которые они проходили. Зал был хорошо освещен дневным светом, лившимся сквозь ряды окон на двух противоположных стенах. В дальнем от входа конце, на возвышении с несколькими ступенями, стоял пустой трон. По обе стороны от него, отделенные невысокой перегородкой, выстроилось несколько рядов кресел, уступами поднимавшихся к окнам. Почти все места на этих ярусах были пусты, лишь у подножия трона расположились несколько оруженосцев, да на самом верху Пакс с удивлением разглядела двух эльфов. Большую часть пространства в центре зала занимал огромный тяжелый резной стол черного дерева с серебряной инкрустацией. Вокруг этого стола сидели лорды — члены Регентского Совета Тсайи, ради встречи с которыми Пакс и пришла во дворец. В кресле, расположенном под самым троном, восседал наследный принц, которому предстояло стать королем в день Праздника начала лета. Посмотрев на него, Пакс подумала, что перед ней действительно уже не ребенок, а вполне взрослый человек. Второй принц, на три года младше наследника, сидел рядом с братом. Он не занимал никакого официального поста в Совете и откровенно скучал, как и должен скучать подросток, которого взрослые заставили участвовать в обсуждении политических вопросов, вместо того чтобы отпустить на охоту. Слева от принца сидел довольно полный мужчина в зеленом камзоле с красным воротником и манжетами. Фамильное сходство с юношей, встретившимся Пакс во дворце, было несомненным. По всей видимости, это и был барон Марракай. Рядом с ним восседал герцог Маеран. Цвета его рода были красный и серебряный; затем барон Дестваорн в синем с красным; Костван в зеленом и синем; Верракай — на представителе этого клана Пакс задержала взгляд чуть дольше. Их цвета были синий и серебристый; Серростин в голубом и розовом; Кланнаэт в желтом. На противоположной стороне, совершенно один, с мрачным выражением лица сидел герцог Пелан в своем парадном обмундировании — бордовом с белой полосой. Герцог улыбнулся Пакс, и ему даже пришлось слегка отодвинуть свой стул, чтобы ей было удобней подойти к столу.

Открывший Пакс дверь седой пожилой мужчина в расшитой золотом ливрее торжественно объявил о ее прибытии:

— Госпожа Паксенаррион, паладин святого Геда. Пакс низко поклонилась принцу:

— Ваше высочество! Почтенные члены Совета Регентов! Я благодарю вас за проявленное ко мне уважение и согласие дать мне аудиенцию.

Наследный принц тотчас же приветливо ответил:

— Госпожа Паксенаррион, для нас большая часть принимать паладина при нашем дворе. Я могу лишь смиренно просить вас поведать нам, чем мы можем помочь в исполнении вашей миссии.

— Я постараюсь быть краткой. — Пакс сделала паузу и обратила внимание на то, что непроизвольно поглядывает в сторону герцога Пелана. Кроме того, она почти физически ощущала, что меч, висевший у нее на боку, как живой, тянется к нему. Отогнав от себя эти мысли, она сказала:

— Я полагаю, что всем присутствующим уже известно что король Лионии скончался, не оставив после себя прямого наследника. — Все кивнули. — Боги призвали меня как своего паладина в Чайю, но, увы, не для того, чтобы исцелить короля. Более того, сама не зная того, я прибыла в Лионию, имея при себе реликвию их королевского двора. Я имею в виду вот этот меч. — Пакс откинула плащ, и все присутствующие посмотрели на рукоятку, украшенную зеленым камнем. Герцог Пелан тоже был взволнован, явно удивлен, но не более того, как отметила про себя Пакс.

— Что это за меч? — спросил придворный маршал Геда, нарушив повисшее в зале молчание. Пакс была уверена, что он уже знал все, что было известно другим маршалам, и лишь решил выслушать изложение этой истории лично от нее самой.

— По свидетельству почтеннейших лордов королевского двора Лионии, а также нескольких эльфов, этот клинок был выкован в эльфийских мастерских для сына короля Фалькьери, пропавшего вместе с матерью на пути в обитель эльфов — Лес Великой Госпожи. Когда я прибыла во дворец и обнаружилось, что при мне находится этот меч, король, которого я застала уже на смертном одре, решил, что боги послали меня в Лионию, чтобы я взошла на престол после его смерти. Таково было его решение. Но, по моему глубочайшему убеждению, не за этим направили меня боги в королевство, над которым нависла серьезная угроза.

— Что?! Король Лионии предложил занять трон вам? — разнесся по залу удивленный и недовольный голос барона Верракая. Кроме того, Пакс почувствовала, как ее обдало волной его великосветского презрения. — Кому? Э-э… человеку неблагородного происхождения? Да что там говорить, давайте честно: неужели король перед смертью решил передать корону крестьянской дочери?

Пакс боковым зрением заметила, как напрягся, закипая на глазах, герцог Пелан. Но прежде чем она или герцог успели что-то сказать, барону Верракаю ответил сам наследный принц:

— Господин барон, я попрошу вас успокоиться. Гед сам выбирает себе паладинов. Кем бы ни была госпожа Паксенаррион в прошлом, ей были даны такие способности и силы, которые были бы к лицу наследнику любого престола. А кроме того, позволю себе напомнить, что в этом зале никому не разрешено оскорблять гостей. — Улыбнувшись Пакс, он сказал:

— Госпожа Паксенаррион, я надеюсь, вы простите удивление барона Верракая. Нам, живущим при дворе и общающимся в основном с отпрысками благородных семей, наделенных всеми возможными достоинствами, иногда бывает трудно поверить в то, что такие же таланты и достоинства могут быть присущи человеку любого происхождения. — Пакс почувствовала скрытую иронию в этих словах. Судя по всему, уловил ее и Верракай, который во время короткого выступления принца успел побледнеть, а затем вновь покраснеть. Пакс поклонилась:

— Ваше высочество, я не могу считать оскорблением слова правды. Я действительно не происхожу из знатной семьи. Я действительно дочь пастуха, и мысль о том, что я могу оказаться на троне, показалась мне не менее дикой, чем уважаемому барону Верракаю. Быть правителем — действительно не моё предназначение, и я вовсе не стремлюсь к этому, но умирающий король, желающий только добра своей любимой стране, вполне мог подумать, что паладин принесет ей мир и покой. Это я прекрасно понимаю. Более того, почтенные лорды, члены Правящего Совета Лионии, любящие свою страну и желающие ей мира больше, чем удовлетворения своей сословной гордости, согласились исполнить последнюю волю своего правителя. — Пакс вновь сделала паузу, чтобы это известие не прошло незамеченным для всех членов Совета. Судя по выражению лиц многих из них, им стоило немалого труда поверить в это. — Ваше высочество, мне было дано понять, что мое призвание состоит не в том, чтобы править этим королевством, а в том, чтобы найти законного наследника престола. Я уже привезла этот меч туда, где его смогли опознать. Я уже смогла проследить его историю. Теперь я ищу того человека, который некогда был наследным принцем Лионии. Делая все это, я рассчитываю найти законного наследника престола и таким образом обеспечить мир в соседнем с Тсайей королевстве. Чтобы помочь мне в исполнении моей миссии, меня сопровождают оруженосцы скончавшегося короля Лионии. Они засвидетельствуют истинность того, что найденный мною человек действительно является законным правителем Лионии, и сопроводят его в Чайю.

— И что, их всего трое? — задал вопрос младший принц, который слушал Пакс, раскрыв рот.

— В путь со мной отправились четверо, — ответила Пакс. — Один из них погиб. Злые силы пытались помешать исполнению нашего дела. Почтенные члены Совета, я имею в виду действительно силы тьмы, которые не желают мира и процветания королевству Лионии и поэтому пытаются помешать возвращению на трон законного наследника.

— Как же вы собираетесь узнать его? — вновь задал вопрос придворный маршал.

— Тому свидетелем будет этот меч, — объявила Пакс, положив ладонь на рукоятку, отозвавшуюся волной внутреннего тепла на ее прикосновение. — Этот клинок был выкован для принца. С его именем он был связан множеством эльфийских заклинаний. Но не все эти заклинания действуют в полную силу, если сам наследник не прошел обряд эльфийского посвящения. Если бы то путешествие закончилось, меч принадлежал бы только одному законному владельцу. Никто другой не смог бы вынуть его из ножен. Но этому не суждено было случиться. То давнее путешествие трагически прервалось. Вот почему этим клинком могла воспользоваться я и еще несколько человек. Но, как убеждают выковавшие его эльфы, он по-прежнему готов признать своего законного владельца, когда тот вынет его из ножен.

— А где вы его взяли? — все так же мрачно поинтересовался Верракай.

— Мне вручил этот клинок герцог Пелан, — ответила Пакс.

— Ах вот оно что! Этот вор, — пробормотал Верракай так, чтобы Пакс наверняка расслышала эти слова, сказанные якобы лишь для себя и своих ближайших соседей. К удивлению барона, Пакс рассмеялась в ответ.

— Вы назвали герцога Пелана вором? — спросила она. — Не думаю, что у вас есть для этого какие-либо основания. По крайней мере этот меч никак не сможет подтвердить гнусные домыслы, если мы, конечно, не согласимся с предположением, что герцог Пелан выкрал этот меч у наследника, будучи сам едва ли не в младенческом возрасте. Я позволю себе напомнить, что этот клинок был потерян более сорока пяти лет назад. А герцогу Пелану, уважаемый барон, его вручил Алиам Хальверик, который, в свою очередь, нашел его в лионийских лесах рядом с телами погибших в бою эльфов.

— Ну, это он так говорит. — Верракай даже не пытался скрыть неприязнь, которую он испытывал к упомянутому Пакс роду Хальвериков.

— Так говорит не только он, но и подтверждающие его слова эльфы, — по-прежнему ровным и спокойным голосом возразила Пакс. — Алиам Хальверик сообщил эльфам, что он нашел меч, явно выкованный в их мастерских. К его удивлению, эльфы в ответном послании не попросили вернуть им клинок, а предложили возвратить его тому, для кого он был выкован. Как выяснилось только сейчас, во время моего расследования, они считали, что ему известно, чей это меч. Увы, эльфы совершили типичную для них ошибку: не учтя краткости человеческой жизни, они не приняли в расчет, что Алиам Хальверик был слишком молод, чтобы иметь возможность видеть меч при дворе.

— Но тогда получается… — Голос наследного принца был заглушен поднявшимся в зале гулом. Лишь когда голоса лордов стихли, принц смог продолжить свою фразу:

— Получается, что эльфы все знали: знали, кто этот принц и где он. Почему же они просто не сообщили об этом королевскому двору?

— Еще интересно было бы спросить, откуда они все это знали? — произнес придворный маршал, бросив недобрый взгляд на двух эльфов, сидевших в верхнем ряду на гостевых стульях.

— Не забывайте, что супруга Фалькьери принадлежала к знатному эльфийскому роду. Их сын, наследный принц, был наполовину эльфом по рождению. Похоже, когда случилась эта трагедия, все решили, что мальчик был убит. Согласились с этим предположением, повторяю, все, включая эльфов. На самом же деле, по всей вероятности, он был увезен куда-то далеко, скорее всего за море, потому что эльфы считают, что они смогли бы почувствовать его присутствие в любой точке по эту сторону океана.

— Даже в Паргуне или Костандане? — спросил герцог Марракай.

— Мой господин, на этот вопрос я не могу дать вам точного ответа.

— Да, даже там, — раздался серебристый переливающийся голос с верхнего яруса гостевых мест. — В любой части королевств Аарениса, почтенный герцог, мы, эльфы, смогли бы разыскать его.

— Таким образом, как вы видите, — продолжала Пакс, — эльфы тоже решили, что принца нет в живых, когда им не удалось разыскать его. Затем, несколько лет спустя, он вернулся в Лионию. Каким образом это произошло, я точно не знаю. Но эльфы, разумеется, обнаружили его там достаточно быстро и…

— И ничего не сделали? Вы хотите, чтоб я поверил в это? — Верракай разорвал тишину своим вопросом, а вслед за ним в зале опять поднялся шум и гвалт. Пакс подождала, пока голоса придворных стихнут, и принц также решил дать всем выговориться.

— Эльфы рассказали мне, что, по всей видимости, наследный принц перенес в далеких краях страшные страдания. С ним обращались настолько плохо, что он полностью забыл обо всем, что с ним было в детстве. Можете себе представить, что ему пришлось пережить. Он забыл свое имя, не помнил, кто были его родители и где он жил раньше, из его памяти стерлось даже то, что он наполовину принадлежит к эльфийской расе. Когда эльфы обнаружили его в таком состоянии, они испугались, что у него совсем не осталось столь нужного правителю Лионии эльфийского чутья. Но, боясь навредить настрадавшемуся подростку еще больше, они не рискнули пробовать на нем свое магическое целительство.

— Значит, они никому ни о чем не сказали, — спокойно подытожил слова Пакс наследный принц.

— Не совсем так, ваше высочество. Они решили выждать и понаблюдать. Кроме того, не забудьте, что в то время сестра принца была жива, здорова и готовилась вступить на престол.

— А теперь, — подхватил слова Пакс наследный принц, по-своему интерпретировавший ход ее мысли, — когда Лиония осталась без короля и без законного наследника, эльфы решили возвести на престол того, в ком течет их кровь. Я все правильно понял?

— Опять же не совсем, ваше высочество. Они вовсе не хотят, чтобы этот человек правил Лионией, если он не готов к этому и не способен править должным образом. А судя по их словам, они очень и очень сомневаются в его способности исполнять долг правителя совместного королевства эльфов и людей. — Вновь Пакс пришлось сделать паузу, чтобы переждать поднявшийся шум. Когда разговоры придворных стихли, она коротко добавила:

— Лично я не сомневаюсь, что он достоин возложить на себя корону.

— Что?! — Наследный принц наклонился всем телом вперед. Придворные, все как один, изумленно посмотрели на Пакс. — Так вы знаете… вы знаете, кто этот человек?

— Да, ваше высочество. Мне это известно.

— Так почему же вы нам до сих пор ничего не сказали?

— К чему вся эта чушь с разговорами о тайной миссии и неясных догадках? — усмехнувшись, вопросил Верракай, пытавшийся под равнодушием скрыть сжигавшее его любопытство.

— Я до сих пор не назвала вам его имени лишь потому, что не получила разрешения на это ни от богов, ни от самого короля. А что, вы предложили бы мне подвергнуть опасности невинного человека? Ведь назвав его имя, я выставила бы его на всеобщее обсуждение и привлекла бы к нему множество опасностей. Один из лионийских оруженосцев уже погиб. Он был убит жрецами Лиарта, которые пытались помешать мне найти наследника лионийского престола. В самой Лионии также концентрируются силы зла, которые хотят помешать ему взойти на трон. Представьте, что я сразу же, как только догадалась, кто этот человек, назвала бы во всеуслышание его имя. Как вы думаете, дожил бы он до нынешнего дня, чтобы принять из моих рук этот меч и получить подтверждение тому, что он действительно является наследником престола?

— Хорошо сказано, — заметил придворный маршал. — В самом деле мудрые слова.

— Я приехала сюда, — вновь взяв себя в руки, спокойным размеренным голосом сказала Пакс, — чтобы сообщить Совету Регентов Тсайи о том, что мой внутренний зов привел меня в это королевство. Я следую этому зову, исполняя волю богов, и, несмотря на все мое глубочайшее уважение к вашему королевству, я прошу вашего разрешения исполнить то, что мне предписано богами.

— Так он здесь? — спросил наследный принц. Поймав на себе настороженный взгляд Пакс, он извиняющимся тоном добавил:

— Я хотел спросить вас, госпожа Паксенаррион, если вы, конечно, можете дать ответ на этот вопрос: не в границах ли королевства Тсайи находится тот, кого вы разыскиваете?

— Да, он здесь, — ответила Пакс, рассчитав про себя, что вряд ли может навредить герцогу этим признанием.

— Можете ли вы сказать нам, кто этот человек?

— Нет, ваше высочество. По крайней мере сейчас не могу. Сначала мне нужно будет задать несколько вопросов герцогу Пелану. Эти вопросы касаются истории появления эльфийского клинка в его доме. Мне нужно знать, кто и в течение какого времени был его владельцем.

— К герцогу Пелану у нас тоже есть немало вопросов, — злобно усмехаясь, заметил Верракай. — Я надеюсь, госпожа Паксенаррион, что, отвечая на ваши вопросы, он не будет так же увиливать от правдивых ответов, как он это делал в беседе с нами.

Наследный принц бросил в сторону Верракая суровый взгляд, заставивший барона замолчать. Затем принц улыбнулся Пакс:

— Я думаю, мы можем прервать наш разговор с герцогом Пеланом на то время, что потребуется госпоже Паксенаррион для выполнения ее долга паладина. Я считаю, что исполнение паладином воли богов является более важным делом, чем обсуждение отдельных статей договора между королевским двором Тсайи и герцогом Пеланом. — С этими словами принц встал из-за стола, и вслед за ним поднялись все придворные. Поклонившись Пакс, принц вышел из зала через дверь, находившуюся за троном. Цепочкой, один за другим, за ним последовали придворные. Замыкали процессию оруженосцы в парадных розово-серебристых плащах. Перед тем как выйти из зала, к Пакс и герцогу Пелану подошли оба присутствовавших в зале эльфа.

— Госпожа Паксенаррион, уверены ли вы в правоте своих предположений? — сухо спросил один из них.

— Уважаемый господин эльф, единственное, в чем я уверена, — это в правоте моих небесных покровителей. Мои личные суждения, предположения и догадки не имеют сколько-нибудь серьезного значения по сравнению с их волей.

— Будьте бдительны в своей слепой вере, паладин Геда, — сказал другой эльф, гневно сверкнув глазами.

— Нам же остается надеяться только на то, что вы действительно правы, — чуть менее резко, но не менее враждебно произнес его спутник. — Не хотел бы я видеть пожары, бушующие в лесах моей родной Лионии, как это было в других странах. — Повернувшись ко второму эльфу, он сказал:

— Пойдем, скоро мы все узнаем. В любом случае мы должны предоставить госпоже паладину возможность спокойно делать свое дело.

Поклонившись, эльфы также покинули зал. Тем временем герцог развернулся всем корпусом к оруженосцам, посмотрел на них внимательно и вдруг узнал Гарриса. Вскочив из-за стола, он подбежал к старому другу, пожал ему руку и крепко обнял.

— Гаррис, старина! Видят боги, вот кем ты стал! Старший королевский оруженосец. А что, хорошее место для хорошего человека.

— Ну, мой господин… я… это… — Гаррис из последних сил сдерживался, чтобы не сболтнуть раньше времени то, что ему было известно о герцоге. Услышав такое к себе обращение, Пелан искренне возмутился:

— Какой я тебе господин? Гаррис, ты что, с ума сошел? Разве мы так обращались друг к другу, когда еще мальчишками служили у Хальверика? Ты, кстати, рассказал Пакс о наших совместных похождениях? — Герцог обернулся к Пакс и с улыбкой сказал:

— Я поступил к Алиаму на службу примерно за год до Гарриса. Ох и доставалось же ему от меня; изводил я его как мог по праву старшинства…

— Мне об этом рассказывали несколько по-другому, — тоже улыбаясь, возразила Пакс.

— Ну да, он, конечно, благородно меня выгораживал, — сказал герцог. — Ладно, садитесь. Как я понимаю, нам нужно поговорить. Вы давно приехали? А как добирались? Я ведь ни о чем не знал, пока не приехал в Вереллу. Только здесь мне сказали, что король Лионии умер и что ты едешь сюда из Чайи, выполняя долг паладина и волю богов.

— Мой господин, мы только что прибыли в Вереллу, — ответила Пакс, устраиваясь на том самом стуле, где до этого сидел барон Верракай. — Сегодня утром мы выехали из Вестбеллса.

— Отдохнуть-то хоть успели? А что-нибудь перехватить или попить горячего? Давайте я вызову дворецкого. Как бы они ко мне ни относились, в просьбе накормить паладина они мне не откажут.

— Нет-нет, благодарю вас, мой господин. Времени на отдых у нас еще будет предостаточно. Сейчас главное — дело. Герцог внимательно посмотрел на Пакс:

— А что, это действительно так срочно? Ну что ж, Пакс, я готов. Спрашивай все, что считаешь нужным, и я постараюсь ответить как можно полнее и точнее.

Пакс пересказала то, что ей было известно об истории меча. Герцог согласно кивал. Он подтвердил все то, о чем говорил Алиам Хальверик. Потом, практически без наводящих вопросов, герцог рассказал о своей клятве Тамаррион.

— Понимаешь, Пакс, она ведь была настоящим воином как и я. И, выйдя за меня замуж, она вовсе не собиралась как это предполагали многие, оставлять службу и тренировки. — Герцог бросил взгляд в сторону Льет и Сурии и сказал:

— Я думаю, вам это объяснять не нужно. В общем, я почувствовал… когда передавал ей подарок Алиама, что с моей стороны будет проявлением вежливости дать обещание что этот клинок будет всегда принадлежать только ей. Ну а по такому торжественному случаю я облек свои слова в форму клятвы.

— Что произошло, когда она впервые обнажила этот клинок? — спросила Пакс.

— Он сверкнул сине-голубым светом, как многие заколдованные мечи. Впрочем, не так ярко, как тогда, когда ты впервые прикоснулась к нему, Пакс. Но учти: Тамар в те годы не была паладином. Эх, останься она в живых… с ее-то верной службой Геду она обязательно стала бы рыцарем и, быть может, паладином.

— Мой господин, кто-нибудь еще из ваших людей вынимал этот клинок из ножен?

— Нет. По крайней мере мне об этом неизвестно. Тамар очень гордилась тем, что он принадлежит только ей. Я думаю, это неудивительно, тем более что меч действительно отличный. Маленькая Эстиль, наша дочь, которая тоже погибла тогда, — она хотела как-то достать его, но я хорошо запомнил, что Тамар строго-настрого запретила ей делать это до тех пор, пока она не вырастет.

— А после ее смерти?

— Нет. Когда их нашли… ну, там, где они погибли… кто-то из моих солдат обнаружил меч. Его вычистили, вложили в ножны и отнесли обратно в крепость. К тому времени, когда я вернулся из похода, Тамар уже похоронили, а ее меч, как и доспехи, лежали в нашей комнате, дожидаясь меня. Я повесил меч на стену в зале, где ты, Пакс, его и увидела впервые. Там он оставался все эти годы, до тех пор пока ты не схватила его, чтобы сойтись в поединке с Веннеристимоном. Сдается мне, что этот предатель тоже за версту обходил клинок, боясь, что тот если не убьет его, то по крайней мере обнажит тем или иным способом его истинную сущность.

Дослушав герцога, Пакс кивнула и задумалась. Ни сам герцог, ни оруженосцы не хотели беспокоить ее и ждали, пока она сама заговорит. Пакс же мучительно решала, как ей быть дальше. Она ощущала, как оруженосцы мысленно подталкивают ее к решительному шагу, но не могла пойти на него, не взвесив окончательно все «за» и «против». Она молила богов, чтобы те подсказали ей, что делать дальше. Признаться герцогу во всем? Протянуть ему меч? А что потом? Она подняла голову и посмотрела Пелану в глаза. К ее удивлению, лицо герцога было спокойнее, чем еще несколько минут назад. Но что это было за спокойствие — признание поражения? Впрочем, нет. В его глазах по-прежнему горел огонь, ни руки, ни голос ни разу не дрогнули. Теперь, зная о нем больше, чем он сам знал о себе, Пакс стала замечать в его облике черты, роднившие его с эльфами. К тому же для человека пятидесяти лет он выглядел на редкость молодо… Стоявшая позади Сурия чуть шевельнулась, послышался шелест ткани плаща.

— Мой господин, — аккуратно взвешивая каждое слово, произнесла Пакс, — что вы помните… что вы помните о своем детстве?

Глаза герцога широко раскрылись, догадка сверкнула у него в мозгу.

— Что? — воскликнул он и вскочил из-за стола, бледный и в первый раз за все это время по-настоящему удивленный, почти испуганный. — Нет, Пакс, этого не может быть. Я не могу поверить… — Он положил руки на спинку стула и помолчал. Кровь стала медленно приливать к его лицу. — Так, я все понял. Не знаю, что там на самом деле, но ты, наверное, решила просто помочь мне, сделать что-то для своего бывшего командира. Но поверь…

— Мой господин, я прошу вас… — Пакс постаралась вновь сосредоточить его внимание на интересовавшем ее деле. — Я прошу вас отвечать на вопрос паладина. Что вы помните о своем детстве?

— Ничего хорошего, — мрачно произнес он. — И ты, Пакс, совершенно не права, предположив то, что сейчас, как я вижу, у тебя на уме.

— Неужели? — Пакс сама удивилась тому, как спокойно она говорит с герцогом в минуту наивысшего напряжения. — Мой господин, я прошу вас выслушать меня и внимательно подумать над тем, что я скажу, не отметая все мои слова с порога. Итак, эльфы, когда они узнали от Алиама Хальверика, что меч оказался у него, просили передать его принцу. А когда он сообщил им, что меч был подарен вам, они ответили, что он поступил верно. Они ошибались лишь в своем предположении, что Алиаму Хальверику знакомы этот меч и тот, кто должен им владеть. Но им было известно, что он догадывается о вашем истинном происхождении.

— Кто, Алиам? — Герцог опять побледнел и вцепился пальцами в спинку стула. — Он все знал?

— Мой господин, он не знал, он подозревал. И у него не было никаких доказательств правоты своих догадок и никакой возможности обрести эти доказательства. К тому же в то время ваша сестра была жива и готовилась взойти на престол.

Герцог покачал головой и, тяжело вздохнув, сказал:

— Я ведь ему доверял… Алиам говорил мне… еще тогда…

— Мне он сказал, что не смог придумать, как доказать ваше происхождение и вернуть вам то, что было положено вам по рождению. Смею вас заверить, думал он над этим долго и мучительно. Он не был ни в чем уверен. Не забывайте, как молод он был, когда все это произошло. А расспрашивать об этом своих родственников и придворных он не решился, тем более в преддверии коронации вашей сестры.

Больше всего Пакс опасалась, что герцог обидится на Алиама, замкнется и вообще перестанет отвечать на ее вопросы. Но он поднял голову, кивнул ей и, дослушав ее слова до конца, сказал:

— Я все понимаю. Мальчишка, взявшийся неизвестно откуда… Что мог привести Алиам в доказательство правоты своих догадок? Обрывки моих воспоминаний? Так ведь слишком мало сохранилось их в моей памяти. К тому же как бы на него посмотрели те, кто возлагал свои надежды на мою сестру? Я никак не могу держать на него зла и по-прежнему остаюсь благодарен ему за все, что он для меня сделал. Но… — Тут он внимательно посмотрел Пакс в глаза:

— Скажи мне честно, Паксенаррион, ты сама-то уверена в том, что, разыскав меня, ты действительно выполняешь волю богов, а не пытаешься как-то отблагодарить своего бывшего командира?

— Мой господин, дело даже не в том, что я могу отличить собственные соображения от воли моих небесных покровителей. Я уже все обсудила с Алиамом Хальвериком и переговорила с эльфами, принадлежащими к самым древним и знатным эльфийским родам. Они…

— Так почему же они… — Герцог замолчал, не договорив фразы. Занесенная было для удара по столу рука тихо опустилась на спинку стула. — Ну да, конечно, — совершенно убитым голосом произнес Пелан. — Я ведь не был готов к тому, чтобы вступить на престол. Да я и сейчас не готов.

— Нет, мой господин, сейчас все изменилось.

— Да что ты, Пакс! Ты ведь и сама знаешь. Не обманывай себя. Ты видела меня… А ведь Правитель Лионии должен обладать такими качествами, которых у меня нет… если вообще когда-то были.

— Мой господин, вы наполовину эльф по рождению, и ваши способности едва ли уступают тем, что есть у любого эльфа. Ограничены они лишь продолжительностью человеческой жизни. Я полагаю, что эльфийское чутье просто уснуло в вас, погребенное под грузом страданий, которые выпали на вашу долю. Рассудите сами: стали бы Великий Господин и Гед отправлять меня на ваши поиски, если бы не считали, что вы — тот самый правитель Лионии? Нужен ли нашим небесным покровителям король, не достойный трона?

— Нет, но ведь…

— И если богам удалось сделать паладина из меня, мой господин, после того, что было со мной, я думаю, им нетрудно будет сделать вас настоящим королем.

— Не знаю, не знаю. Возможно. — Герцог снова сел за стол и сказал:

— Итак, что мы имеем? Ты и эльфы уверены в том, что я был рожден принцем и являюсь законным наследником трона Лионии. Кто-нибудь еще верит в это?

— Алиам Хальверик.

— Так. А еще кто?

— Мой господин, мы не рискнули называть где бы то ни было ваше имя из страха перед тем, что злые силы могут настичь вас раньше, чем я доберусь до Вереллы или ваших владений. Но все члены Правящего Совета Лионии, собравшиеся во дворце после смерти короля, согласились признать истинность свидетельства меча. Кроме того, эльфы признали, что принц жив и может быть найден. Я полагаю, что большинство лордов Лионии, если даже не все, признают вас своим королем.

Герцог смотрел в стол, машинально водя пальцем по линиям серебряной инкрустации.

— Честно говоря, все это было бы смешно, если бы я мог сейчас смеяться, — тихо сказал он. — Подумать только, оказывается, я был рожден не просто аристократом, а даже принцем. И по происхождению я, оказывается, гораздо выше, чем те лорды, которые обращались со мной как с выскочкой—самозванцем, в лучшем случае незаконнорожденным отпрыском какого-нибудь захудалого рода, зарабатывающим себе на жизнь, командуя наемниками. Они были настолько уверены в своем превосходстве… Впрочем, ровно настолько, насколько я был согласен с ними… И вот теперь… — Оторвав взгляд от стола, он снова посмотрел на Пакс. — Скажи честно, ты ведь догадалась, что я хочу быть королем?

— Никак нет, мой господин. Мне известно только то, что вы законный наследник и королем быть просто должны, вне зависимости от того, хочется вам этого или нет.

— Ну-ну. — Герцог перевел взгляд с Пакс на ее оруженосцев. — Гаррис, Льет, Сурия, если Пакс права, значит, я являюсь вашим королем. Но я должен сам признать это, независимо от того, как видите ситуацию вы. Что я могу вам сказать? Много лет прошло с тех пор, как я, голодный и одинокий, бродил по просторам Лионии, уже отчаявшись найти хоть какую-нибудь работу. Алиам Хальверик подобрал меня и не только накормил и дал работу, но и обучил всему, что умел сам, — воинскому искусству и другим наукам. Ему я обязан тем, что почитаю светлых богов, он заложил в меня то, что позволяет мне, по моему разумению, отличать добро от зла. Гаррис, ты знаешь меня с тех самых пор, помнишь, каким я был в юности. Скажи, тебе когда-нибудь приходило в голову, что я мог быть принцем или просто происходить из благородной семьи?

Гаррис вспыхнул:

— Мой господин, я всегда думал, что вы какой-то особенный. Вы ведь сами помните… Я всегда относился к вам с уважением, чувствуя, что в вас скрыто что-то, еще не ведомое ни мне, ни вам. Вы помните?

— Я прекрасно помню, что ты относился ко мне с уважением как к старшему по возрасту и по сроку службы у Хальверика. Но это не имеет отношения к происхождению.

— Знаете, что я скажу вам, мой господин? Вы всегда вели себя как настоящий принц.

Губы герцога искривились в подобии улыбки.

— Ты что, серьезно? А мне казалось, что я пытаюсь во всем подражать Алиаму. Но сейчас я имею в виду другое: когда Алиам подобрал меня, у меня не было ничего. Он дал мне все, дал возможность начать жизнь заново. Впрочем, что мне вам объяснять, вы и сами все это знаете. Но с того дня, как я покинул его, а может быть даже раньше, я строил свою жизнь сам, полагаясь лишь на собственные силы. Эти земли на севере, моя крепость и мои владения — они принадлежат мне. Они были построены на мои деньги, но это не главное. Часть крепостных стен я возвел своими руками. Не раз и не два обдирал я пальцы об эти камни. Я проливал свою кровь на тех холмах, воюя с орками, изгоняя их с моей земли. Годы и годы моей жизни прошли там. Лучшие годы. Вместе с Тамар мы строили планы на будущее, решали, как обустроим крепость и окрестные земли. Там родились мои дети — в той самой комнате, в которой ты, Пакс, была в тот вечер, когда мы говорили с Верховным Маршалом. Да, я воевал в Ааренисе, потому что там можно было заработать денег на обустройство моих земель. Из Аарениса я привез деньги на строительство мельницы. На эти деньги я закупал еду до тех пор, пока вокруг крепости не поселилось достаточное количество крестьян, которые смогли без страха и без риска обрабатывать свои поля. На эти деньги я закупал для них инструменты, рабочую скотину, упряжь. Я помогал им строить дома и амбары. В конце концов, даже большинство саженцев для сада Коулы были привезены в обозе, возвращавшемся из очередного похода в Ааренис. И во все это я вкладывал не только деньги и силы, но еще и душу. Я заботился о своей земле, о своих людях, о своих солдатах. — Герцог сжал кулаки, помолчал и продолжил:

— А теперь обнаруживается, что я, оказывается, принц, которому надлежит править другой страной, другими людьми. Но смогу ли я бросить все то, что у меня есть, что создано моими руками? Смогу ли я бросить дом, где жили и любили друг друга мы с Тамар? Внутренний двор моей крепости, где играли мои дети? Бросить тех, кто помогал мне все эти годы, тех, кто был верен не принцу и наследнику престола, а просто молодому капитану, командиру маленькой самостоятельной когорты, который еще тогда лелеял казавшуюся несбыточной мечту получить в единоличное управление клочок земли? В этом году всем им уже пришлось пережить серьезные изменения в привычной жизни. Виновником тому был только я. Кто-то ушел, но те, кто остался, — это мои люди, мои верные друзья, мои солдаты. — Посмотрев внимательно в глаза своим слушателям, герцог спросил:

— Вы ведь понимаете, о чем я говорю?

Пакс почувствовала, как слезы покатились у нее по щекам. Она была рада, что Гаррис первым нарушил молчание, хотя и его голос тоже выдавал сильное волнение:

— Мой господин, я прекрасно вас понимаю. Вы всегда были таким. Даже в молодости, на службе у Хальверика, вы всегда отличались особым чувством ответственности. Я прекрасно понимаю ваши чувства и то, что вы считаете себя связанным обязательствами перед верными вам людьми.

Сурия встала из-за стола и, обойдя Пакс, подошла к герцогу. Когда он поднял голову и посмотрел на нее, она сказала:

— Ваше величество, если бы вы не были достойны занять наш трон, как этого некоторые боялись, мы бы не услышали от вас таких слов. Я самая молодая из ваших оруженосцев, но, с вашего позволения, я не оставлю вас до тех пор, пока вы не взойдете на предназначенный вам престол.

Герцог нахмурился и сурово возразил ей:

— Видят боги, Сурия, да ты хоть слышала, что я сказал? Я ведь до сих сам не понял, нужно ли мне все это.

— Ваше величество, я клянусь мечом Фалька — вы будете королем, и до того дня я буду охранять вас.

Пакс никогда не видела Сурию такой серьезной, спокойной и уверенной в себе. Она улыбнулась Пакс и сказала:

— Госпожа, вы не раз говорили нам, что король, которого мы ищем, будет достоин того, чтобы мы, королевские оруженосцы, верно служили ему. Я нашла своего короля. Если он сейчас не найдет в себе сил исполнить долг, выпавший ему по жребию рождения, я буду ждать. Рано или поздно его величество должен занять трон, который предназначен ему по праву.

— Да благословит Гед твою верную службу, Сурия, — сказала Пакс, а затем обратилась к герцогу:

— Мой господин — или теперь, наверное, к вам положено обращаться «ваше величество», — я считаю, что вы теперь должны исполнить не мою прихоть, не свое желание, а волю богов. И их воля сейчас состоит в том, чтобы вы взяли на себя управление Лионией. Поверьте мне, если вы поступите в согласии с волей богов, благодать снизойдет не только на вверяемое вам королевство, но и на ваши земли на севере Тсайи.

— Скажи честно, ты действительно так думаешь? Столько раз в жизни мы встречались с тем, что человек поступал, как ему казалось, в соответствии с высшей волей, а затем все оборачивалось совсем по-иному.

— Вы имеете в виду гибель вашей жены, — уверенно и четко сказала Пакс. — Мой господин, это случилось не во исполнение воли богов, а, увы, по воле Ачрии. Мне кажется, что ее план был разработан очень и очень давно и приводился в исполнение постепенно, когда ни вы и никто другой об этом не догадывались. Вы помните слова ее слуги в ту ночь? Вы помните, как она прокричала, что вы не были рождены герцогом?

— Да, — со вздохом подтвердил герцог. — Но что же это такое? Столько лет я не знал покоя, потому что мне не было известно, кто мой отец, к какому роду я принадлежу, и вот теперь… — Вновь подняв голову, он посмотрел на Сурию и сказал:

— Конечно, ты права, как права и Паксенаррион. Если я действительно король Лионии — хотя мой разум пока еще отказывается принимать эту мысль, — то тогда я должен стать этим королем. Я не могу запереться в собственном гнезде и обречь Лионию на войны, хаос и страдания.

Пакс почувствовала, как спало напряжение в зале. Гаррис и Льет перешли с ее стороны стола туда, где сидел герцог, не произнеся при этом ни слова. Пелан улыбнулся им.

— Что? Значит, вы так запросто оставите Пакс без охраны? Смею вас заверить, господа оруженосцы, что здесь, при королевском дворе Тсайи, мне не угрожает никакая опасность.

— Госпожа Паксенаррион — паладин и сумеет постоять за себя, — сказала Льет. — Впрочем… с вашего позволения, один из нас будет поочередно сопровождать ее до тех пор, пока все не разрешится.

— Вот это правильно, — сказал герцог. По крайней мере мысленно Пакс по привычке называла его герцогом Пеланом. — Предположим, что я действительно могу теперь командовать вами. Тогда слушайте мой приказ: один из моих оруженосцев должен постоянно сопровождать Пакс. Ладно, с этим решили, — уже более серьезно сказал он. — А что будем делать дальше? Как я понимаю, доказательством моего происхождения должен стать этот меч. Как мы поступим? Я выну его из ножен прямо здесь и сейчас? Впрочем, вряд ли. Это должно засвидетельствовать большее количество людей. Тогда остается заседание Совета. Или ты вообще предложишь мне ехать для этого в Чайю? Что скажешь, Пакс?

— Я пока не знаю, — развела руками Пакс. — Вы больше знаете о том, как принято решать дела при дворе. Вот у нас здесь есть три свидетеля. Нужно ли собирать кого-то еще? " любом случае, мне кажется, не стоит отправляться в дальний путь, пока я не передам вам этот меч. В такой опасной дороге он будет поистине надежной защитой для вас, поскольку все его магические силы откроются, только когда вы прикоснетесь к нему.

— Ага, а ты, значит, останешься без меча, — сказал герцог. Пакс пожала плечами. — Да ладно, не бойся, — все так же с улыбкой обратился к ней Пелан. — Найдем мы тебе подходящий клинок. Видит Гед, не оставлю я его верного паладина безоружным ради собственной безопасности. Давайте подумаем, как нам быть дальше. Принц должен об этом узнать в первую очередь, по крайней мере вместе с членами Совета. Его отец передал мне в управление мои земли. Он был моим другом. Я без колебаний принес бы присягу этому мальчику, хотя бы в благодарность за то, что сделал для меня его отец. — Улыбнувшись, Пелан подмигнул Пакс и добавил:

— Вовремя ты добралась до меня, Пакс. Тут меня начали уговаривать поклясться в верности наследнику прямо сейчас, еще до его коронации, назначенной на лето. Ну, якобы в целях подтверждения и своего рода проверки моей лояльности правящему дому Тсайи. И знаешь, я был готов дать эту клятву и связал бы себя по рукам и ногам, если бы ты задержалась еще на несколько дней, потому что, повторяю, у меня не было никаких причин отказываться от присяги на верность нынешнему принцу.

— Ваше величество… — вступил в разговор Гаррис.

— Гаррис, да ты в своем уме? Какое я тебе «величество»? Никто из вас не должен обращаться ко мне как к королю до тех пор, пока этот меч не подтвердит, что я действительно являюсь тем, за кого вы меня принимаете. Кроме того, я, конечно, почту за честь, что меня будут сопровождать столь достойные оруженосцы, но мы не должны забывать и о правилах этикета, принятых при этом дворе. Я думаю, Пакс, что лучше испытать меня этим мечом при всех — я имею в виду полный состав Совета. Если мы поступим по-другому, это вызовет множество подозрений. А если я не пройду испытания мечом…

— Это невозможно! — в один голос воскликнули оруженосцы.

— Если, я повторяю, если — тогда по крайней мере все узнают, что я не плету интриг и не участвую ни в каких тайных заговорах. Пакс, будет лучше, если ты лично обратишься к лордам. У принца официального голоса на заседаниях Регентского Совета нет, но многие прислушиваются к мнению, насколько это возможно. Все понимают, что он вот-вот станет королем и обретет единоличную власть. Я думаю что он объявит время проведения этой церемонии.

— Я бы хотела, чтобы это произошло как можно быстрее.

— Тут, как я понимаю, все в его власти, — сказал герцог. — Ты увидишь: он хоть и молод, но если решит что-то для себя, то переубедить его очень трудно. Впрочем, а кто из нас был другим в его возрасте?

— Как мы объясним при дворе то, что вас будут сопровождать лионийские оруженосцы? — спросила Пакс, почесав в затылке и представив себе, как герцог проследует по помещениям королевского дворца Тсайи в сопровождении охраны в зеленых плащах с золотой полосой. Пелан нашел решение мгновенно:

— Скажем так: ты попросила их изучить некоторые свитки — старые хроники. Я ведь привез с собой архив своей роты. Меня об этом попросили члены Регентского Совета, чтобы сверить какие-то старые платежи. По-моему, было бы вполне логично, если бы твои спутники, к тому же лионийские придворные, попытались проверить по летописям историю этого меча.

— Отлично придумано, — сказала Пакс. Затем она встала и вместе с герцогом проследовала к дверям зала. Седой дворецкий, объявлявший Совету о ее появлении, ждал за порогом. — Господин дворецкий, могу ли я попросить аудиенции у принца? — спросила Пакс.

— Вы имеете в виду наследного принца, госпожа? — на всякий случай уточнил он.

— Именно так.

— Тогда извольте проследовать за мной. А герцог Пелан… он будет дожидаться продолжения заседания Совета?

— Да. — Пакс сделала вид, будто только что вспомнила о чем-то. — Я, кстати, попросила его поискать кое-какие записи в архивах его роты. Оруженосцы проследуют вместе с ним, чтобы уточнить эти сведения и сделать необходимые выписки. К тому времени, как я переговорю с принцем и с членами Совета, я полагаю, он уже освободится.

Дворецкий низко поклонился.

— Я сообщу о вашем решении, госпожа Паксенаррион. — Подозвав пажа, он распорядился, чтобы тот передал слова Пакс лордам. Еще раз предложив самой Пакс следовать за ним, дворецкий повел ее к дверям покоев наследного принца.

Глава XXV

Принц принял Пакс в своих личных покоях. Юноша лет двадцати, высокий, вовсе не изнеженный дворцовой жизнью прямо смотрел в глаза гостье. Церемонным жестом предложив ей сесть, он протянул ей изящный кубок из дымчато-розового стекла, наполненный каким-то ароматным горячим напитком.

— Я знаю, что вам более привычен сиб, — сказал принц, подождав, пока Пакс сделает пару глотков. — Этот напиток варится на основе двух трав, входящих в состав сиба, и еще нескольких, которые привозят с далеких Западных гор. Мне он больше нравится, но если вам он придется не по вкусу, то я распоряжусь принести вам сиба. Как мне сообщили, вы так и не отдохнули с дороги и не успели поесть.

— Нет, ваше высочество, но я не считала себя вправе даже на миг откладывать выполнение своего дела. Что-то мне подсказывает, что я близка к разгадке.

— Как я понял, вы уже расспросили герцога Пелана о том, что считали нужным, а теперь желаете поговорить со мной. Единственное, о чем я сожалею, уважаемая госпожа, это о том, что в силу своей молодости я едва ли знаю что-то, возможно, для вас интересное относительно столь давних времен.

— Позволю себе возразить вам, ваше высочество. Я полагаю, вы знаете именно то, что мне нужно. Могу ли я перейти к делу?

Принц кивнул, и Пакс, отставив кубок, сказала:

— Я полагаю, что в настоящее время человек, являющийся королем Лионии, находится здесь, во дворце. Ради его безопасности и сохранения его репутации испытание эльфийским мечом должно быть проведено открыто, на заседании Совета Регентов.

— Что? Он здесь? — заинтригованный, воскликнул принц, — Не просто в Тсайе и не просто в ее столице, но у меня во дворце? Как я понимаю, вы знаете, кто это? Так, я начинаю догадываться. О чем бы вы ни говорили с герцогом Пеланом, судя по всему, этот разговор лишь убедил вас в правоте ваших догадок. Наверное, вы расспросили его о тех людях, которые прибыли вместе с ним. — Пакс не хотела углубляться в дальнейшее обсуждение возможных тем ее беседы с Пеланом, но принц продолжал говорить, не обращая внимания на скептическое выражение ее лица:

— Да, скорее всего, это кто-то, кого он знает. Может быть, кто-то из его офицеров или… — На миг принц задумался и вдруг, перейдя на шепот, спросил:

— Уж не хотите ли вы сказать, что это…

— Ваше высочество, я ничего не хочу сказать и никого не хочу называть, по крайней мере сейчас.

В глазах принца загорелся озорной мальчишеский огонек.

— Ну конечно, называть его вы не будете, но я ведь тоже не дурак и кое о чем догадываюсь. Видит Гед, вот потеха-то будет, когда об этом узнает Регентский Совет! Я настоятельно рекомендую вам посмотреть в эту минуту на физиономии некоторых лордов. — Рассмеявшись, принц встал, прошелся по комнате, подошел к жаровне, на которой стоял кувшин с ароматным напитком, и вновь наполнил кубок Пакс. Затем его лицо стало серьезным, и он, почесав в затылке, заметил:

— Да, госпожа паладин, вот уж удивили так удивили! И кажется мне, что ваше решение поставит перед нами множество новых проблем. Северная граница…

— Ваше высочество, я умоляю вас! Давайте не будем обсуждать дальнейший ход развития событий, пока мои предположения не подтвердятся или не будут опровергнуты.

— Ну что ж, согласен. Как я понимаю, вы считаете, что нужно созвать заседание Регентского Совета и засвидетельствовать испытание мечом до того, как мы закончим обсуждать предыдущий вопрос. Вы, может быть, не знаете того, что некоторым из моих благородных подданных, не входящим в Совет, на последнем заседании было настоятельно предложено принести мне присягу на верность еще до коронации. Я полагаю, нам нет смысла настаивать на проведении этой церемонии… — тут губы принца помимо его воли растянулись в улыбке, — потому что, как мне кажется, это может вызвать дополнительные трудности с реализацией вашего плана. Итак, я объявляю чрезвычайное заседание Совета Регентов. Я думаю, придворный маршал поддержит эту идею. Вы хотите, чтобы это заседание состоялось как можно скорее? Согласен. Я предлагаю назначить его на завтрашнее утро. Во-первых, несколько часов потребуется на то, чтобы уладить все организационные дела, к некоторым из отсутствовавших сегодня лордов понадобится послать гонцов со срочным уведомлением, а кроме того, сегодня вечером у нас во дворце, как, надеюсь, вам известно, отмечается праздник — пир Луапа.

Я думаю, мы засидимся в придворном храме Геда допоздна потому что в честь праздника маршал посвящает в рыцари нескольких юношей.

По правде говоря, Пакс совсем забыла о празднике.

— Скажите, ваше высочество, а нельзя ли перенести эту церемонию?

Принц не поверил своим ушам:

— Что?! Перенести пир Луапа? Посвящение в рыцари? Разумеется, нет! Родственники многих из этих юношей прибыли ко двору специально к этому дню, проведя в дороге долгое время. Нет, я думаю, нет таких причин, по которым я мог бы отменить пир Луапа. Даже если огнедышащий дракон приземлится во дворе замка, посвящение в рыцари все равно состоится. Если вы беспокоитесь о безопасности… скажем так, одного человека, я могу дать распоряжение страже скрытно усилить его охрану.

— Нет-нет, ваше высочество, это излишне. Единственное, о чем я вас попрошу, так это о подтверждении того, что королевские оруженосцы из Лионии действительно изучают архивы роты герцога Пелана в поисках дополнительных сведений о мече и его возможных владельцах.

Принц кивнул:

— Это не потребует от меня никаких усилий, госпожа. Более того, я сделаю это с удовольствием, понимая, что тем самым помогаю вам. А теперь прошу прощения — я должен вызвать придворного маршала и обсудить с ним предстоящую церемонию.

Пакс тотчас же встала и поклонилась принцу:

— Могу ли я со своей стороны предложить вам помощь в подготовке и проведении этой церемонии?

Принц, похоже, даже удивился такой подчеркнутой вежливости своей гостьи:

— Ну что вы, госпожа Паксенаррион, в этом нет никакой необходимости. Я полагаю, у вас и так есть о чем подумать, а кроме того, отдых после долгой дороги вам никак не помешает. Разумеется, вы не обязаны отвечать никому из моих лордов ни на один вопрос. Когда они соберутся, я передам им свое распоряжение не выпытывать у вас ничего. Впрочем, полагаю, они и без того проявят достаточную вежливость и не станут приставать к вам с излишними расспросами.

Принц кивнул, и Пакс покинула его покои. За дверью ее ждал паж, готовый отвести гостью в выделенные ей комнаты.

Переступив порог, Пакс обнаружила Льет, ждавшую ее в первой комнате из целой отведенной Пакс анфилады. Вещи Паксенаррион уже были распакованы, над ванной с горячей водой поднимался пар.

— А я думала…

Не успела она договорить фразу, как Льет поднесла палец к ее губам и громко произнесла:

— Пока Гаррис копается в свитках, а Сурия делает необходимые записи, я думаю, мое присутствие там будет излишним. Госпожа, позвольте вашу кольчугу.

Льет помогла Пакс расстегнуть металлические застежки и снять кольчугу. Затем Пакс поспешила сбросить с себя одежду и опустилась в горячую воду.

— А еще я подумала, — уже тише добавила Льет, — что тебе не захочется, чтобы посторонние люди находились рядом с этим мечом. В общем, когда меня привели сюда, я первым делом выставила за порог двух дожидавшихся тебя служанок.

— Спасибо, Льет, — сказала Пакс. Некоторое время она молча наслаждалась горячей ванной и ароматным мылом. У нее в голове мелькнула мысль, что так можно и войти во вкус, привыкнуть к подобной роскоши. Когда она вылезла из ванны, Льет подала ей подогретый у камина розовый шерстяной халат. Пакс набросила его на себя и, обнаружив на нем серебряные пуговицы, усмехнулась и сказала:

— Прямо скажем, небедно здесь живут.

— Это точно, — рассмеявшись, ответила Льет. Она подошла к двери в следующую комнату, открыла ее и жестом пригласила войти двух служанок. — Они там пока на стол накрывали. Не хочешь перехватить? — Она взяла с собой кольчугу и шлем Пакс, и той осталось только отнести в соседнюю комнату драгоценный меч. Служанки остались наводить порядок после купанья.

На небольшом круглом столике, стоявшем у самого окна, был накрыт скромный по дворцовым меркам полдник: свежий, еще теплый, тонко нарезанный хлеб, роскошная ветчина и блюдо с фруктами. В этой комнате так же весело, как и в первой, горел камин. Еще одна дверь вела в помещение, где стояла неширокая, но очень уютная кровать под воздушным балдахином. Оглядев выделенные ей хоромы, Пакс усмехнулась и с аппетитом принялась за еду.

— Льет, ты что стоишь? — произнесла она с набитым ртом. — Давай садись, налегай. Или ты уже успела поесть, пока ждала меня?

— Да, меня сразу же накормили, — сказала Льет. — Но еще от куска ветчины я не откажусь, — добавила она и, подсев к Пакс, тоже отдала должное вкусному мясу. Некоторое время они ели молча, думая каждая о своем. В какой-то момент, откинувшись на спинку кресла, Пакс обратила внимание, что Льет внимательно смотрит на нее.

— Льет, что случилось? — спросила она, опасаясь лишь одного: вдруг герцог пришелся Льет не по нраву. Первые слова Льет лишь подтвердили ее опасения:

— Я приехала сюда, чтобы служить королю, — сказала та. — Я не знала о нем ничего, кроме того, что тебе известно, кто он.

— И что? — спросила Пакс, почувствовав, что Льет готова замолчать и даже отложить этот разговор.

— Я рада, что встретилась с ним. Не знаю, каким я себе его представляла, но точно не таким, каким увидела. И уверяю тебя, он оказался куда более достойным взойти на престол моего королевства, чем я ожидала. — Льет вновь замолчала, но на этот раз Пакс лишь вопросительно посмотрела на нее. Та же, казалось, ждала, что Паксенаррион начнет ее расспрашивать, и не знала, как самой перейти к делу. Наконец Льет сказала:

— Я — королевский оруженосец. Оруженосец короля Лионии. Я посвящена в рыцари Фалька. Здесь, в Тсайе, среди последователей Геда, зная, что моего короля тут не признают и даже пытаются унизить, я чувствую себя не в своей тарелке. Знаешь, Пакс, если бы я в Лионии услышала то, что мне довелось услышать сегодня, я знала бы, как ответить на эти домыслы. — Рука Льет потянулась к рукоятке меча. — Но здесь я чужая. В этом королевском дворце у меня нет никаких прав.

— Льет, да что случилось? С чего ты так рассердилась на местных придворных, что они успели при тебе ляпнуть?

— Пакс, а ты знаешь, сколько врагов у нашего ко… у герцога?

Пакс нахмурилась:

— Нет. Враги у него, конечно, есть, но сколько их точно, я не знаю. По-моему, немного.

— Ну, так, значит, они все собрались здесь, при дворе, можешь мне поверить. Например, Верракай. Я успела перекинуться парой слов с одним из его оруженосцев и кое с кем из слуг.

— Что? Ты уже говорила с ними? — Пакс от изумления аж привстала в кресле. До сих пор Льет казалась ей наиболее исполнительной и осторожной из сопровождавших ее оруженосцев.

— Ты не волнуйся, я умею держать язык за зубами, — успокоила ее Льет. — Так, поговорили, словно ни о чем. Повод нашелся сам собой, когда они увидели, что мы сопровождаем герцога Пелана в его покои. И знаешь, у всех у них нашлось что сказать о нем, и сказано было только плохое. Они успели наговорить мне, что даже твой приезд именно сегодня был подстроен Пеланом, чтобы отложить требуемую от него присягу на верность принцу. А еще они сказали, что ты — не настоящий паладин, с чем, как ты понимаешь, я могла искренне поспорить. Я рассказала, что видела тебя в бою, видела, как ты исцеляешь людей, как умеешь противостоять темному колдовству, но, похоже, мне особо никто не поверил. Они проболтались мне, что у их господина есть свидетель, который подтвердит и приведет неопровержимые свидетельства, будто и ты, и герцог оба являетесь лжецами и, более того, предателями.

Пакс стало не по себе.

— Интересно, как они собираются это доказывать, если мы на самом деле не лжем и не собираемся никого предавать? Слушай, а Гаррис и Сурия участвовали в этом разговоре?

— Нет, и вообще они большую часть времени провели с герцогом. А я прошлась по дворцу и успела кое с кем повстречаться, пока меня вели сюда, в твои покои.

— А что говорят королевские слуги? Они тоже клевещут на герцога?

— Нет, по-моему, никто из них не настроен против него. Кое-кто считает, что герцог Пелан необуздан и непредсказуем, но никто не склонен подозревать его в закулисных играх и в неверности королевскому двору. Другое дело — Верракай. Я наткнулась в одном из залов на целую компанию: оруженосцы Комхальта, Кланнаэта, паж Соррестина и кто-то из клана или прислуги Верракая. Они с радостью воспользовались возможностью наговорить мне кучу гадостей о герцоге, ну и о тебе тоже.

— Сдается мне, чего-чего, а гадостей о моей персоне у них накопилось порядочно, — спокойно сказала Пакс, ничуть не опасаясь, что мнение Льет о ней может измениться.

— Противно только слушать было, — мрачно сказала Льет. — Тоже мне, почитатели Геда! Лично я думала, что даже члены ордена Геда с большим уважением относятся к паладинам.

— Почему «даже»?

Льет покраснела и, смутившись, попыталась оправдаться:

— Пакс, то есть госпожа, прошу прощения… Я не специально. Так, сорвалось. Пакс покачала головой:

— Льет, во-первых, далеко не все из них поклоняются Геду. Во-вторых, по крайней мере пока мы находимся здесь, в Верелле, постарайся не вспоминать все то, что рассказывают последователи Фалька о тех, кто поклоняется Геду, договорились? И не забывай: я ведь тоже принадлежу к этому ордену.

— Да, конечно, я знаю. И я правда не хотела никого обидеть. Просто они так разозлили меня. — Неожиданно какая-то мысль пронеслась в голове у Льет, и она встревоженно спросила:

— Слушай, Пакс, а он… он тоже?

— Кто, герцог? Нет, он не поклоняется Геду. Его жена была рыцарем этого ордена, но он так и не связал себя клятвой ни с одним из воинских орденов.

— Пакс, а ведь я как-то не задумывалась о том, что он вдовец. Значит, он должен снова жениться? Как ты думаешь, он решится на это?

Пакс задумалась:

— Знаешь, Льет, герцог такой человек, что уж если дал слово, то сдержит его. Причем выполнит все, что обещал, в точности, и даже более того. Если он сказал, что принимает на себя ответственность за королевство, то выполнит все обязанности, стоящие перед королем. Мне кажется, что вопрос о наследнике престола входит в круг забот любого правителя. Но знаешь, обсуждать королевские свадьбы — не моего ума дело. Я в этом мало что понимаю.

— Ты с принцем переговорила?

— Да.

— Как он тебе?

— В смысле — как правитель?

— Как ты думаешь, при его правлении Тсайя по-прежнему будет союзником Лионии?

— Вроде бы он мне понравился, — сказала Пакс и задумалась над тем, что от нее порой ждут слишком многого. Явное добро от явного зла отличить она могла, но разобраться в хитросплетениях добрых и злых черт характера, свойственных большинству нормальных людей, было выше ее сил. Кроме того, у нее не было опыта общения с наследными принцами. Будь он молодым офицером или оруженосцем, она бы только порадовалась за его будущую карьеру при любом дворе или командире. Но как отразятся те же черты характера в человеке, который должен вот-вот взойти на престол, — это было Пакс неведомо.

Разговор был прерван вежливым стуком в дверь. Льет встала из-за стола и направилась к выходу. Пакс осталась сидеть. Вскоре Льет вернулась с озадаченным выражением лица.

— Послушай, Пакс, там какой-то мальчишка хочет с тобой поговорить. Уверяет, что вы с ним знакомы.

— Знакомы? — Пакс быстро оглядела себя. Принимать кого бы то ни было в халате, пусть даже с серебряными пуговицами, — такого она позволить себе не могла. Льет кивнула и тотчас же протянула ей чистую полотняную рубаху, обычно надеваемую под доспехи.

— Да, он сказал, что он — младший из клана Марракаев. Зовут его Арис. Помнишь такого?

Пакс тотчас вспомнила мальчика, с которым она познакомилась в первый же вечер в Фин-Пенире и часто встречалась там.

— Ну конечно, Арис, Арис Марракай, четвертый сын барона! Надо будет поговорить с парнишкой.

Пакс бросила взгляд на кольчугу и решила не надевать ее. Она просто накинула перевязь с мечом и застегнула потуже пояс прямо поверх одежды. Затем Пакс вышла в первую комнату, которой надлежало, по всей видимости, быть гостиной. За то время, что Пакс не видела Ариса, тот стал гораздо выше ростом и выглядел значительно старше в форменном камзоле оруженосца, на котором причудливо сплелись узоры и цвета двух знатных родов: положенная ему по званию темно-зеленая с синей полосой эмблема рода Костванов и красный на зеленом фоне знак принадлежности к клану Марракаев. Юноша отрастил довольно длинные волосы, но, похоже, время бриться ему еще не пришло. Он смущенно топтался у дверей и, когда увидел Пакс, расплылся в той же почти детской доброй улыбке.

— Пакс! — воскликнул он. — Ой, прошу прощения, госпожа Паксенаррион! Мне столько говорили… а я им все твердил, что рано или поздно вы вернетесь. Вы выглядите… — Он на миг замолчал, восхищенно глядя на Пакс, но затем более спокойным тоном закончил:

— Выглядите отлично. А почему на вас нет кольчуги? Ну, серебряной сверкающей кольчуги, положенной паладину?

Пакс не могла удержаться от смеха:

— Есть у меня кольчуга, Арис. Но даже паладинам иногда приходит в голову снять ее.

— Понятно, — разочарованно кивнул Арис. — Я-то хотел… Когда мой брат Кирган сказал, что видел вас сегодня, я сразу же решил разыскать вас… А потом я всем смог бы сказать, что видел вас в кольчуге паладина, понимаете?

— Понимаю. Ты хочешь удивить других оруженосцев тем, что видел паладина в полном боевом снаряжении. Арис покраснел и, опустив голову, сказал:

— Знаешь, Пакс… извините, госпожа Паксенаррион, это просто…

— Я знаю, что ты самый младший из оруженосцев, — невозмутимо заметила Пакс, — остальные тебя дразнят, изводят как могут, и ты хочешь любым способом доказать им, что тоже чего-то стоишь.

— Да, но…

— Ты думаешь, что, пообщавшись со мной, сможешь отчасти избежать насмешек и придирок со стороны старших?

— Знаете, госпожа Паксенаррион, — насупившись, сказал Арис, — раньше вы не были такой.

— Нет. Но ведь и ты был другим. Когда мы с тобой познакомились, ты мне бы как младший братишка, совсем ребенок. А теперь ты вырос и не должен забывать, что являешься потомком знатного рода, который может постоять за себя перед другими оруженосцами, не только хвастаясь тем, что водит знакомство с паладином.

Арис кивнул:

— Вы правы. Извините.

— Да ладно, — отмахнулась Пакс. — Я все равно рада, что ты зашел. Я с удовольствием поболтаю с тобой. А то, что другие считают тебя маленьким выскочкой, который хочет погреться в лучах чужой славы, — так это даже лучше.

— Почему?

— Слушай, Арис, я знаю, что котелок у тебя варит.

— Услышав о себе такой лестный отзыв, Арис расправил плечи и довольно заулыбался. Пакс продолжила свою мысль:

— Нет, действительно. Один человек недавно сказал мне, что вне зависимости от того, похожи друг на друга потомки клана Марракаев или нет, их сразу можно отличить от остальных, и именно по тому, как хорошо они соображают. Так вот что я тебе скажу, младший из Марракаев: если пока в силу возраста и меньшей, чем у других, физической силы ты не можешь противостоять им в поединке, старайся побороть их умом и хитростью. Только не думай, что от дружбы с кем-то из взрослых тебе станет легче со сверстниками. А сейчас давай прикинем, чем твоя сообразительность может быть полезна мне.

— Вы хотите сказать, что я могу быть вам полезен? Правда? А что я могу сделать?

— Знаешь, я хотела бы узнать, как распределяются мнения в Регентском Совете. Ну, кто выступает против твоего отца и по каким вопросам. Я, конечно, не предполагаю, что ты знаешь все о политических проблемах государства, но кое-какие сведения до тебя все равно доходят.

— Конечно, я вам все расскажу. Хотите, прямо сейчас? Все, что знаю.

— Ну, если у тебя есть что рассказать, я тебя с удовольствием выслушаю. Только знаешь что, пойдем лучше в соседнюю комнату. Я тебе покажу свою кольчугу и, если хочешь, могу предложить тебе фрукты и сиб.

Оказавшись за столом, Арис пришел в себя и обрел свойственное ему красноречие. Он в таких выражениях рассказал Пакс все, что ему было известно о положении дел в Совете, что Льет едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Пакс ни разу не перебила мальчишку и не стала поправлять его не вполне корректные характеристики некоторых уважаемых лордов. Ей были важны общие впечатления, сложившиеся у мальчика, какими бы запутанными и беспорядочными они ни были.

Единственная уловка, на которую пошла Пакс, — это оброненное будто невзначай имя герцога Пелана. Арис тотчас же ухватился за подкинутую ему идею и стал рассказывать:

— Из-за герцога Пелана, которого за глаза еще называют Рыжим, у отца как раз и идет в последнее время раздор с другими лордами. Пелана, кстати, еще называют Лисом, и я согласен, что это не оскорбление, а вполне подходящее для него прозвище. Но кому я, собственно, говорю? Вы же его лучше моего знаете. Тогда тем более вы поймете меня. Отец говорит, что это не коварство, а здоровая хитрость, проявление острого ума. И вы знаете, далеко не все лорды тут с ним согласны. Кое-кто считает, что герцогу Пелану вообще нельзя доверять. Говорят, что он слишком быстро разбогател, что мол, невозможно за такое короткое время заработать столько денег даже на самых удачных контрактах. По их словам, кто-то точно ему помогает, и этот кто-то — опять же по словам его недоброжелателей — как минимум саймитрис, если не какая-нибудь нечисть рангом повыше.

В этот момент Пакс протянула ему кружку с сибом. Но взгляд юноши настойчиво упирался в кувшин с элем, стоявший на столе. Пакс рассмеялась и, подумав, налила в пустой кубок немного пенистого напитка.

— А еще, — добавил Арис, — брат барона Верракая рассказал своему пажу, что у него есть доказательства связи герцога Пелана с темными силами. Кто-то из тех, кто бывал с герцогом в Ааренисе, видел, как он водит шашни со жрецами разных черных культов, и может это подтвердить.

Пакс не без труда продолжала изображать на лице абсолютное спокойствие. Она лишь удивленно подняла брови, чем подтолкнула Ариса к продолжению рассказа:

— Этот паж сказал мне, что речь идет о женщине, служившей у герцога в роте. Она не захотела оставаться у Пелана на службе, потому что он не то плохо обошелся с нею, не то по какой-то другой причине — точно не знаю. А еще говорят, будто она может доказать, что вы не настоящий паладин. И не только может, но и обязательно это сделает.

— Ну, я думаю, доказать это будет затруднительно для кого бы то ни было, — пробормотала Пакс.

— Ну конечно, я ведь знаю, что вы настоящий паладин, — заверил Пакс Арис. — Я-то сам эту женщину не видел, но Дортон — так зовут этого пажа — говорит, что встречался с ней в замке у отца. По его словам, она высокая, с черными волосами, и в плечах, мол, широкая, как бык. Тут, правда, поправку надо сделать: Дортон — он такой худющий, что, с его точки зрения, и у меня плечи широченные.

Пакс мысленно перебирала всех своих знакомых, но никто не подходил под описание Ариса.

— А ты знаешь, как зовут эти свидетельницу? — спросила она.

— Нет. Дортон сам этого не знает. А что, вы думаете, это кто-то из ваших знакомых?

— Может быть. Если она служила в роте в те же годы, что и я, мы вполне можем быть знакомы. Ты лучше вспомни, не слышал ли о ней чего-нибудь еще.

К сожалению, о таинственной свидетельнице Арис больше ничего не знал. Он стал путано и долго пересказывать рассуждения оруженосцев и пажей о других дворцовых проблемах. рассказал он о посвящении в рыцари второго сына младшего брата барона Кланнаэта, о наследнике Комхальта, об одной девушке из крепости Дестваорна, которая каким-то непостижимым для Пакс образом должна была влиять на мнение Комхальта в споре с Марракаем по поводу увеличения бюджета, выделяемого на королевскую стражу. Через несколько минут Пакс поняла, что окончательно потеряла нить повествования, и решила, что пора остановить этот поток домыслов, перепутанных обрывков чужих мыслей и мальчишеских суждений. Она уже готова была отослать Ариса под каким-нибудь благовидным предлогом, но тут во входную дверь снова постучали. Арис явно испугался.

— Слушай, Пакс, — прошептал он, — а вдруг это Кирган? Тебе обязательно говорить ему, что я у тебя?

— А что? Думаешь, он рассердится?

— Если узнает, что я здесь, конечно, рассердится. Когда я ему сегодня только заикнулся, что мы с тобой знакомы, он сразу же потребовал, чтобы я не лез к тебе и оставил гостью в покое.

Льет подтвердила, что госпожу Паксенаррион хочет видеть Кирган Марракай. Пакс встала и подтолкнула вставшего вместе с нею Ариса к дверям в гостиную.

— Не бойся. Вот заодно и узнаешь, что такое покровительство паладина.

Увидев входящую в гостиную Пакс, Кирган вежливо поклонился ей, а когда заметил за ее спиной младшего брата, нахмурился и сказал:

— Я прошу прощения, госпожа Паксенаррион, за то, что беспокою вас. Но я предполагал — и, похоже, мои предположения оказались верными, — что мой младший брат может оказаться излишне назойливым.

— Позволю себе возразить вам, уважаемый Кирган Марракай, — столь же вежливо и церемонно ответила Пакс. — Ваш брат вовсе не надоедал мне, а, наоборот, предоставлял очень важные сведения, за что я ему чрезвычайно благодарна. Дело в том, что, не имея практически никаких знакомств при дворе, я не знала, к кому мне обратиться с моими вопросами.

— Вы сами попросили, чтобы он к вам зашел? — не веря своим ушам, спросил Кирган.

Пакс улыбнулась:

— Ну, если быть совсем откровенной, это не совсем так Но позволю себе напомнить, что у меня была возможность убедиться в верности вашего брата, когда мы вместе находились в Фин-Пенире. Его мнение мне далеко не безразлично и я готова прислушаться к его оценке того, что происходит при дворе. Мы поговорили буквально в течение нескольких минут, и, уверяю вас, я бы не стала задерживать его надолго не заручившись при этом разрешением лорда Коствана.

— А я у него отпросился, — пискнул Арис из-за ее спины. Пакс и Кирган сурово посмотрели на него, отчего тот как-то съежился, словно даже став меньше ростом. Затем Пакс снова поглядела на Киргана и любезно улыбнулась ему:

— Ну а теперь, как раз когда мы с вашим братом закончили беседу, я позволю себе попросить вас уделить мне несколько минут.

— Меня? — Кирган был явно удивлен таким оборотом дела.

— Да. А что в этом странного? Есть вещи, в которых пажи и младшие оруженосцы разбираются лучше, чем наследники престолов. А кроме того, я не хотела бы отвлекать принцев и лордов по поводу не самых существенных вопросов. Ну так что, найдется у вас для меня несколько минут?

Кирган согласно закивал и, повинуясь приглашающему жесту Пакс, проследовал за ней во вторую комнату ее покоев. Арис тем временем проскользнул за ее спиной в направлении входной двери, провожаемый последним строгим взглядом старшего брата.

— Скажите, он действительно был вам нужен, — спросил Кирган, — или вы просто заодно с этим настырным и бестолковым мальчишкой?

Несмотря на суровый тон Киргана, Пакс почувствовала в его словах нежность к младшему брату.

— Паладин заодно, как вы изволили выразиться, с настырным и бестолковым мальчишкой? Как вы это себе представляете?

И Кирган, и Льет, и сама Пакс не могли не рассмеяться, представив себе такой тайный сговор. Затем Пакс уже менее официальным тоном сказала:

— Я хорошо запомнила его по Фин-Пениру. Действительно непослушный, вечно лезущий не в свое дело мальчишка. Но, несмотря на все его проступки, я уверена в его преданности и честности. Я думаю, вы не станете отрицать наличие этих качеств у своего брата. А расспрашивала я его вот о чем: понимаете, Кирган, мне необходимо было узнать кое-что из того, о чем шепчутся и судачат при дворе. Не буду объяснять зачем, но мне это в самом деле нужно. Он рассказал мне то, что ему известно, и поверьте, я вряд ли могла бы обратиться к кому-то другому с таким вопросом.

— А ко мне?

Пакс пристально посмотрела ему в глаза. Встретившись с Кирганом утром, она подумала, что он принадлежит к хорошо знакомому ей типу молодых наследников известных родов, которые так гордо и заносчиво вели себя в Фин-Пенире. Впрочем, что-то ей подсказывало, что за внешней надменностью в нем кроется такое же открытое и доброе сердце, как и у Ариса.

— Я хочу задать вам несколько вопросов, — сказала Пакс. — Может быть, они покажутся вам странными и даже оскорбительными, но я прошу учесть, что мне ничего не известно о положении дел при дворе. Я пользуюсь лишь искаженными сведениями, доходящими до меня в виде слухов и сплетен. Поэтому, Кирган, повторю: не обижайтесь. Итак, не желая никого оскорбить или в чем-то заподозрить, я все же спрашиваю: ваш отец верен короне Тсайи? А вы лично?

Юноша поджал губы и сказал:

— Мне следовало ожидать этого вопроса. Как я понимаю, по пути сюда с восточной границы вы ехали через земли, принадлежащие барону Верракаю. Что ж… Что творится у моего отца в душе — ведомо только ему, уважаемая госпожа. Но, насколько мне известно, он был и остается верным слугой королевского дома Тсайи. Что же касается меня, я отношусь к наследному принцу, как к брату. Поверьте, это действительно так, хотя я не стал бы заявлять о своих чувствах на публике. Я лишь отвечаю на ваш вопрос. И когда я сам стану герцогом, я буду так же верно служить ему.

— Очень хорошо. Именно такой ответ я и ожидала услышать. А теперь другой вопрос: вам известно, что за свидетельница собирается, по словам Ариса, выступить против герцога Пелана и подтвердить выдвинутые против него обвинения?

— Нет. Кто она такая, мне неизвестно. Я только слышал, что есть такой человек, и все. Кстати, многие лорды были очень удивлены тем, что эта женщина раньше служила в Роте самого герцога Пелана. Обычно его ветераны, вне зависимости от того, сколько они у него прослужили, отзываются о нем либо хорошо, либо очень хорошо.

— Смею вас заверить, делают они это не без причины, — сказала Пакс. — Ну что ж, теперь последний вопрос: какого вы сами мнения о герцоге Пелане?

— Я? — Юноша улыбнулся. — Мне он всегда нравился. Отцу тоже. Он говорил, что в Пелане больше благородства, чем в любом так называемом благородном лорде в нашем королевстве. По его словам, это одна из причин, почему они к нему так прицепились. Со мной герцог Пелан всегда был вежлив и справедлив. Я с удовольствием всегда наблюдал за тем, как он руководит своей ротой. Впрочем, вы служили у него и сами все знаете.

— Ну, мое-то мнение давно известно, и вряд ли кто-то сможет изменить его, — сказала Пакс. — Мне было важно выяснить, что думаете о нем вы и как относятся к нему некоторые другие. Приехав в Вереллу сегодня утром, я обнаружила, что мой бывший командир вызван сюда едва ли не на суд. Разумеется, я ни на шаг не отступлю от выполнения своей миссии, но вы же понимаете: после всего, что герцог Пелан для меня сделал…

— Вы хотите выступить в его защиту? Здорово! Я хотел сказать, что это, конечно, не моего ума дело, но очень уж мне не по душе, как выдвигает свои обвинения барон Верракай. У меня ощущение, что он сам все время лжет и просто пытается запутать всех остальных. Видит Гед, однажды я чуть было не взорвался и не наговорил ему того, что не имею права высказывать по рангу, и хорошо еще, что отец выставил меня из зала Регентского Совета, сказав, чтобы я поостыл и поучился вежливости. Я на отца не сержусь: этикет есть этикет, и ему действительно нужно договариваться с другими членами Совета…

— Кирган, скажите своему отцу, чтобы он был поосторожнее, — глядя в глаза юноше, сказала Пакс. — У меня такое ощущение, что Верракай неспроста противоречит вашему отцу и пытается дискредитировать герцога Пелана. Я не всегда буду рядом, чтобы прийти на помощь герцогу в нужную минуту. Вот тогда ему и понадобится поддержка надежных друзей и честных придворных.

— Я все передам отцу слово в слово, — тоже заметно посерьезнев, сказал Кирган. Встав из-за стола, он по-военному отдал честь и спросил:

— Разрешите идти?

— Вы свободны, Кирган Марракай, — так же четко и спокойно ответила ему Пакс. Затем, подмигнув, поинтересовалась:

— Признайтесь, по-моему, я на некоторое время отсрочила изрядную трепку, которую должен был схлопотать ваш младший брат?

— Нет, госпожа… то есть да. В общем, честно говоря, повезло ему, что я не добрался до него сразу же, как только он покинул ваши покои. — Кирган рассмеялся и, разведя руками, добавил:

— Вообще-то дело не только и не столько в том, что он осмелился побеспокоить вас. Я полагаю, вы смогли бы отшить любого непрошеного гостя. Куда больше меня интересовало, что делал этот сопляк в комнате нашей двоюродной сестры вчера вечером. Он, кстати, вам об этом не рассказывал, не хвастался?

— Уверяю вас, Кирган, если бы мы с вашим братом и обсуждали такие дела, я бы ни за что не раскрыла вам его тайны. Дружба есть дружба. — Она со смехом распахнула дверь и увидела в коридоре, на расстоянии буквально пары шагов от ее покоев, двух королевских слуг, которые будто бы случайно проходили мимо. — Учтите, Кирган, — громко, так, чтобы ее слышали в коридоре, сказала Пакс, — если юный Арис захочет заглянуть ко мне, я буду рада его видеть. Считайте, что мое разрешение он получил. Мы были с ним друзьями в Фин-Пенире, а друзей я не забываю, даже самых младших. Кроме этого, он, конечно, должен отпроситься у своего господина, но, повторяю, вашего позволения спрашивать он не обязан.

Кирган перешагнул порог с серьезным и суровым выражением лица, будто его действительно только что отчитали. Но, развернувшись и зная, что его никто, кроме Пакс, не видит, он залихватски подмигнул ей. Закрывая за ним дверь, Пакс подумала, что совершенно согласна с маршалом Пилианом, утверждавшим, будто все потомки рода Марракай, даже самые юные, отличаются природной сообразительностью. Льет понимающе кивнула.

— Я думаю, твои последние слова послужат хорошим объяснением визита Киргана для всех, кто вас подслушивал.

— Я на это и рассчитывала, — сказала Пакс, вздохнула и потянулась. Она с большим удовольствием поспала бы сейчас несколько часов, но понимала, что нельзя терять времени. Она пожалела, что не спросила у молодых оруженосцев, предусмотрено ли присутствие герцога на церемонии в храме Геда. От размышлений ее отвлек очередной стук в дверь. Когда Льет открыла, на пороге стоял придворный паж в парадном камзоле.

— Приношу свои извинения за беспокойство, — сказал он. — Я должен вручить госпоже Паксенаррион это послание и дождаться ее ответа.

Пакс кивнула, взяла у пажа конверт и вскрыла его. Придворный маршал Секлис очень рассчитывал на встречу с нею перед вечерней церемонией посвящения в рыцари. Все время, остававшееся до обеда, он собирался провести в дворцовом храме и был бы рад видеть Пакс, когда она сочтет это удобным. Пакс показала письмо Льет; та, быстро пробежав его глазами, кивнула. Затем Пакс обернулась к пажу и сказала:

— Разумеется, я принимаю приглашение придворного маршала. Вы можете проводить нас к нему?

— Да, госпожа.

— Кольчугу надеть не хочешь? — негромко спросила Льет. Пакс улыбнулась ей:

— Что, здесь, во дворце?

— Да. На всякий случай.

Пакс уже имела возможность убедиться, что Льет умеет настоять на своем, оставаясь мягкой и ненавязчивой. На этот раз Пакс решила не спорить и, выйдя в соседнюю комнату, с помощью Льет быстро надела кольчугу.

— Я с тобой, — на всякий случай известила ее Льет.

— Как хочешь. Я буду только рада, — сказала Пакс.

Придворный маршал встретил гостей у входа в храмовый зал. Обменявшись с Пакс и Льет положенными приветствиями, он поспешил перейти к делу:

— Госпожа Паксенаррион, если мое предложение не противоречит вашим планам, я был бы рад просить вашего согласия принять участие в церемонии сегодня вечером.

Пакс нахмурилась:

— Не могли бы вы объяснить, что это за церемония, уважаемый маршал…

— Прошу прощения. Я забыл, что мы друг другу не представлены. Мое имя — Секлис. Меня назначили на должность придворного маршала примерно год назад. Так вот, возможно, вы знаете, что орден Колоколов традиционно проводит церемонию посвящения в рыцари в Праздник пира Луапа. На этот раз у них примерно двадцать кандидатов.

Учитывая, что этот орден фактически является ответвлением ордена Геда и различия между нашими доктринами весьма несущественны, мы позволяем им пользоваться нашими фермами и церемониальными залами для посвящения в рыцари. Как и в нашем ордене, под посвящением подразумевают ритуальный поединок кандидата с двумя вооруженными противниками, членами ордена. Разумеется, в сегодняшнем ритуале будут принимать участие и другие маршалы, рыцари наших орденов, ваш покорный слуга, но при этом…

— Насколько я знаю, в церемонии посвящения со стороны ордена могут принимать участие только рыцари? — возразила Пакс.

— Да, конечно, но ведь паладины являются в первую очередь рыцарями, и поэтому… Пакс покачала головой:

— Нет, уважаемый маршал. Я не являюсь рыцарем ордена Геда.

— Вы?! Но ведь вы наверняка… Нет, я конечно, слышал, что вы стали паладином не совсем обычным путем, но мне кажется…

— Уважаемый маршал, позвольте мне все объяснить. Я пробыла в Фин-Пенире совсем недолго и не успела пройти весь курс обучения, не говоря уже о том, чтобы быть посвященной в рыцари. Другое дело, что Верховный Маршал приняла меня в орден кандидатом в паладины до того, как меня посвятили в рыцари. Такие случаи в истории ордена Геда уже бывали.

— Да, но…

— А после похода в Колобию я оказалась непригодна к дальнейшему обучению. Насколько я знаю, все маршалы были поставлены в известность об этом. — Придворный маршал неохотно, как показалось Пакс, кивнул, явно не желая заострять внимание на этом вопросе. — Итак, я ушла из Фин-Пенира, не дослужившись до посвящения в рыцари. Не могу не признать, что в то время даже самым благожелательно относившимся ко мне людям и в голову бы не пришло, что когда-нибудь из меня вновь получится воин, достойный быть кандидатом в рыцари. Мне тоже было, прямо скажем, не до претензий на такую честь.

— Но ведь… теперь вы — паладин?

— Да. Милостью Геда и Великого Господина я стала паладином. Но это произошло без соблюдения всех церемоний и формальностей, установленных в Фин-Пенире. Уважаемый маршал, я не претендую на то, чтобы понимать и раскладывать по полочкам все, что имели в виду боги, когда избирали меня своим паладином. Я лишь выполняю их приказы и, помолившись, пользуюсь теми способностями, которые они даровали мне.

— Я все понял, — кивнул маршал и задумался. — Честно говоря, я никогда не слышал ничего подобного. Я имею в виду сугубо процедурные вопросы. Вы стали паладином, перепрыгнув через несколько ступеней и множество церемоний и ритуалов.

— Похоже, в сегодняшней церемонии я буду для вас лишь обузой…

— Нет, ни в коем случае. — В голосе маршала слышалась убежденность и уверенность. — Если боги решили, что именно вы должны стать их паладином, то кто я такой, чтобы оспаривать их волю, ссылаясь на установленные орденом правила и церемонии? Вы — истинный воин богов; в этом нет никаких сомнений, и этого вполне достаточно. Я повторяю свою просьбу к вам участвовать в сегодняшней церемонии посвящения в рыцари.

— В связи с этим у меня к вам будет еще один вопрос, — сказала Пакс. — У меня нет собственного меча. Этот дан мне лишь на время исполнения моей миссии. Как вы уже слышали, он должен засвидетельствовать, что найденный мною человек действительно является королем Лионии. Я не могу использовать этот клинок для какой бы то ни было иной цели.

— Ну, это не проблема, — улыбнулся маршал Секлис. — На любой ферме Геда, а уж тем более в придворном храме всегда есть большой запас оружия. Вы можете выбрать клинок, который вам понравится. Наш оружейный склад в вашем распоряжении. Разумеется, если вы скажете, что по каким-либо причинам не можете отвлекаться от исполнения задания, ниспосланного вам богами, я ни в коем случае не буду ни на чем настаивать.

— Знаете, господин маршал, я не чувствую никакого внутреннего противодействия и признаюсь, что для меня будет большой честью принять участие в таком ритуале. Единственная моя просьба состоит в том, чтобы вы объяснили мне, как все будет происходить, чтобы я не выглядела полной невеждой.

— Вы знаете, мы не изобретаем ничего особенного. Все церемонии посвящения похожи друг на друга. Разница лишь в деталях. Впрочем… как же я забыл! Пожалуйста, проходите. — Маршал провел Пакс и Льет в зал придворного храма и показал, где и как будет происходить ритуал посвящения.

Зал Геда в королевском дворце Тсайи был по размерам несколько меньше, чем церемониальный зал Фин-Пенира, но общий стиль архитектуры делал его очень похожим на знакомое Пакс помещение. Ряды поднимающихся все выше и выше сидений расходились по обе стороны от центральной площадки, на которой и должны были состояться ритуальные поединки. Кандидатам предстояло войти в одну из дверей зала и выйти в другую, встретив на пути по крайней мере двух вооруженных экзаменаторов.

— Обычно, — сказал Секлис, — мы хорошо знаем наших кандидатов и не ожидаем от них никаких сюрпризов, как, впрочем, и они от нас. Поединок превращается в сугубо ритуальный обмен серией ударов, своего рода прилюдное доказательство того, что посвящаемый действительно может противостоять вооруженному противнику. Впрочем, иногда кандидаты изрядно удивляют нас. В прошлом году был у нас один парень, который на церемонии посвящения победил двух маршалов и ужасно измотал меня, прежде чем я все же сумел доказать превосходство опыта над юностью. Сейчас этот юноша учится на маршала, и полагаю, что в будущем он станет одним из надежнейших слуг Геда. Вынужден предупредить вас, что и на сегодняшней церемонии можно ожидать любых сюрпризов. Дело в том, что многие из кандидатов специально напросились на участие именно в этой церемонии посвящения, чтобы впоследствии иметь возможность сказать, что они стали рыцарями в год коронации наследного принца и принесли ему присягу с первого дня его восхождения на трон. В общем, отступать никто из них не захочет, и нам предстоит испытать двадцать очень достойных и прекрасно подготовленных кандидатов. Так что позволю себе признаться: для меня ваше присутствие на церемонии — это не только вопрос чести, не только обеспечение дополнительной солидности когорте экзаменаторов, но и большая практическая помощь. Понимаете, я созвал маршалов со всех ближайших ферм, упросил кого мог из опытных рыцарей, но, как вы можете представить, при дворе большинство из них либо уже в возрасте, либо изрядно обленились и вряд ли смогут, не опозорившись, противостоять молодым запальчивым кандидатам. В общем, у меня набралось всего пятнадцать экзаменаторов, так что на каждого из нас придется как минимум по два поединка. Ваше участие немало облегчит нашу участь, сэкономив нам силы и избавив от необходимости лишний раз потеть в учебном бою.

Секлис объяснил Пакс некоторые детали подбора и порядка представления кандидатов к церемонии посвящения, познакомил ее с несколькими назначенными орденом наблюдателями, которым предстояло следить за ходом каждого поединка, а затем отвел ее на оружейный склад, предоставив самой выбрать меч по своему усмотрению. Все клинки в этом арсенале были выкованы по одному образцу: с печатью Геда, глубоко выгравированной на не особо изысканной, но очень удобной рукоятке. Отличались они лишь по длине и весу. Пакс выбрала себе два меча, и Секлис приказал своему вице-маршалу отложить их отдельно до вечера. Затем, уже выйдя со склада, он вновь обратился к Пакс:

— Да, кстати, если вы не будете возражать, я бы попросил вас не надевать кольчугу на ритуальные поединки. В этих случаях все — и кандидаты, и экзаменаторы — выступают в обмундировании цветов своего ордена, и для вас мы, разумеется, подберем подходящую куртку цветов ордена Геда, а также выдадим защитный нагрудник, думаю, еще не забытый вами.

— Хорошо, — кивнула Пакс, но при этом задумалась. С одной стороны, она хорошо понимала, что появление одного из экзаменаторов не в учебном нагруднике, а в боевой кольчуге будет выглядеть, мягко говоря, вызывающе, а с другой — ей почему-то не хотелось оставаться без ставшей уже привычной надежной защиты.

— Прошу прощения, господин маршал. Я не хотела бы нарушать сложившиеся при дворе традиции…

— Равно как и я не хотел бы ни в чем препятствовать исполнению вашей миссии, — перехватил ее слова маршал. — Госпожа Паксенаррион, вы лучше чувствуете, возможно, грозящие вам опасности. Я ни в коем случае не хотел бы, чтобы вы встретили их безоружной и незащищенной. И все же мне кажется, что никакая нечисть не рискнет напасть на вас в храме Геда, да еще в тот день, когда там будут присутствовать несколько маршалов, рыцарей и ревностно ждущих посвящения кандидатов. Сами кандидаты…

— А кстати, как у вас относятся к самозванцам? — спросила Льет. — Или у вас нет традиции допускать к испытанию заранее не известных кандидатов в рыцари?

Придворный маршал нахмурился:

— У вас они называются самозванцами? Мы предпочитаем слово «чужаки». Знаете, что касается сегодняшней церемонии, я сомневаюсь, что кто-нибудь рискнет…

— Подождите! О чем вы говорите? — спросила Пакс. — Не забывайте, что я не особо сведуща в придворных традициях.

— Это такой обычай, — объяснил ей маршал. — Каждый человек, имеющий какие-либо претензии ко двору, к кому-то из членов ордена или экзаменаторов, может выставить вместо себя любого неизвестного нам воина, который, разумеется, не является членом ордена, с формальной заявкой на участие в ритуале посвящения. На самом деле зачастую это превращается в своего рода легальную дуэль или заурядное сведение счетов. Впрочем, обычно, когда кто-то планирует такого рода выходку, я вовремя узнаю об этом. В конце концов, полная непредсказуемость результатов поединка не может быть на руку даже тому, кто бросает этот вызов.

— Погодите, а чужаки что, сражаются на тех же сугубо формальных условиях?

— Нет, эти поединки проводятся в полном вооружении. Госпожа Паксенаррион, вам это кажется подозрительным? У вас появились какие-то сомнения?

— Если говорить честно, уважаемый маршал, я пока еще сама не поняла, что именно я подозреваю. Но какие-то неприятности нам предстоят. Будем надеяться, что не очень серьезные. Что касается исполнения мною и моими спутниками ниспосланного богами задания, то я могу сказать, что нам уже пытались помешать слуги Ачрии и несколько жрецов Лиарта со своими бешеными волками. До тех пор пока я не увижу законного короля Лионии в безопасности на предназначенном ему троне, я не смогу успокоиться. Пока что я все время пытаюсь прощупать все вокруг себя, выискивая малейшую опасность. Я с огромным удовольствием встретилась бы с вашими кандидатами без доспехов и даже, если бы вы попросили, с учебным мечом в руках, но если дело дойдет до защиты оказавшегося в опасности короля."

— Я прекрасно вас понимаю, — кивнул маршал.

— Да, кстати, вот еще вопрос: если в зале появится кто-то, кто заявит себя в качестве кандидата-чужака, ему предстоит сразиться только с кем-либо из экзаменаторов или он может вызвать на поединок любого из присутствующих в зале?

— Он имеет право вызвать любого.

— Ах так. — Пакс на минуту задумалась. — Я бы, пожалуй, согласилась участвовать в ритуале без кольчуги, если бы… если бы она находилась где-то рядом. Скажите, а Льет может находиться рядом со мной, чтобы, если возникнет необходимость…

Льет кивнула, а Секлис даже улыбнулся:

— Само собой, госпожа Паксенаррион. Это даже предусмотрено всеми правилами. Каждый из экзаменаторов приходит на церемонию вместе с оруженосцами. Хотя это не настоящий бой, но должен же кто-то вытереть пот у вас со лба между поединками. Разумеется, Льет может держать при себе и вашу кольчугу на тот случай, если она вам понадобится. И кроме того, я обещаю вам внимательно следить за тем, как будут развиваться события, и если почувствую приближение какой-либо опасности, сразу же сообщу вам об этом. Даю слово маршала Геда.

Глава XXVI

Пакс вошла в церемониальный зал дворцового храма в надежных тренировочных латах и предоставленной Секлисом фехтовальной куртке. Эльфийский меч несла Льет, ступая след в след за своей госпожой. На улице еще не стемнело, и сквозь высокие окна в зал поступал дневной свет. Кроме того, помещение было освещено множеством свечей и ламп. Свечи горели на огромных металлических решетках, поднятых под потолок, на парапете, который ограждал ритуальную площадку в центре зала, а лампы на металлических подставках почти сплошь опоясывали стены и колонны на уровне чуть выше человеческого роста. Еще по дороге в кабинет придворного маршала Пакс заглянула в зал. Многие места уже были заняты.

Секлис встретил ее с улыбкой:

— Госпожа Паксенаррион, рад, что вы согласились принять мое предложение. Прошу вас, проходите. Позвольте представить вам ваших коллег по сегодняшнему экзамену.

Знакомьтесь: маршал Сулинеррион с фермы Цветущего луга, маршал Арис с фермы Кукурузного поля и маршал Дориан…

Кто-то в этот момент отвлек придворного маршала, и он был вынужден отойти. Пакс осталась лицом к лицу с тремя представленными ей маршалами: высокой женщиной с каштановыми волосами и двумя мужчинами. Она сразу отметила, что у обоих были темные глаза и изрядно тронутые сединой волосы. Впрочем, запомнить, кто из них кто, было нетрудно: отличительной приметой Ариса, помимо высокого роста, был длинный шрам, пересекавший его лоб. Пакс едва успела переброситься с маршалами несколькими приветственными фразами, как к ним вновь подошел придворный маршал и сказал, что церемония вот-вот начнется. И действительно, через минуту начали звонить большие колокола, и Секлис быстро выстроил команду экзаменаторов в одну шеренгу в том порядке, который он счел нужным. Никто не стал спорить с ним, понимая, что вся организация церемонии легла на его плечи.

— Так, Сули, давай ты сюда, затем Сили, вставай рядом, теперь твоя очередь, Пакс… — Наклонившись, он быстро шепнул ей на ухо:

— Извини, но когда я вижу перед собой не госпожу паладина, а солдата Геда, я буду называть тебя на «ты». Так, подровняйтесь. Да хранит вас всех Гед.

— Да пребудет с вами благодать святого Геда, — отозвались маршалы и рыцари. Затем они быстро проследовали в церемониальный зал и выстроились в том же порядке вдоль ближнего ко входу края площадки для боев.

Зал был полон. Пламя множества свечей отражалось в бесчисленном количестве драгоценных камней, плясало на блестящих складках шелка и парчи и в глазах присутствующих. В дальнем конце зала прозвучали фанфары, призвавшие всех к молчанию и остановившие колокольный звон. В зале появились заранее избранные судьи, которым предстояло следить за ходом ритуальных поединков. Все они были облачены в белые, хорошо заметные отовсюду плащи. Они проследовали к центру зала, поклонились экзаменаторам, публике, а затем выстроились в две шеренги по краям площадки, где должны были происходить поединки. Вновь прозвучали фанфары, и с противоположной стороны в зал вошли кандидаты в рыцари. Построившиеся в две шеренги, двадцать юношей и девушек были одеты в серые учебные доспехи и поношенные фехтовальные куртки. Встав по стойке «смирно» напротив экзаменаторов, они поклонились и стали ждать. Придворный маршал Секлис шагнул вперед.

— Кто представляет этих кандидатов ко вступлению в орден?

— Я. — С ближайшей к церемониальной площадке скамьи поднялся крупный широкоплечий мужчина в трехцветном плаще ордена Колоколов. — Мое имя Аринальт Комхальт, — представился он, — магистр, учитель ордена Колоколов.

— Назовите имена ваших кандидатов.

Учитель и тренер назвал имя каждого из своих подопечных, те поочередно кланялись придворному маршалу. Когда представление было закончено, маршал вновь взял слово:

— Здесь, в том самом зале, в котором обращался к слушателям Луап, проповедовавший учение великого воина Геда, защитника слабых и беспомощных, нам сегодня предстоит проверить и засвидетельствовать готовность этих юных последователей Геда носить почетное звание рыцарей этого славного ордена. Каждому из кандидатов надлежит продемонстрировать по крайней мере в двух поединках свое умение владеть мечом и храбрость, позволяющую ему или ей выйти на поединок с вооруженным противником. Согласны ли вы доверить решение о вашем соответствии требованиям ордена присутствующим здесь судьям?

Все кандидаты без исключения кивнули головами и произнесли традиционные слова согласия.

— Теперь я оглашу для всех список тех, кто будет экзаменовать сегодняшних кандидатов. — Секлис представил всех экзаменаторов. — Учитывая большое количество кандидатов, участвующих в сегодняшней церемонии, — продолжал придворный маршал, — мы не можем провести все поединки одновременно. Итак, пусть первые пять кандидатов выберут себе экзаменаторов.

Первая пятерка кандидатов сделала шаг вперед. Пакс присмотрелась к ним, и кандидаты в рыцари показались ей очень молодыми. Ей пришлось напомнить самой себе, что за плечами каждого из них было по крайней мере два года обучения воинскому мастерству, не считая, скорее всего, еще нескольких лет службы в звании оруженосцев. Никто из первой пятерки не выбрал ее, и Пакс получила возможность посмотреть, как экзаменаторы и судьи разводят кандидатов по выделенным секторам центральной площадки. Оставшиеся кандидаты начали нетерпеливо переступать с ноги на ногу. Согласно уставу церемонии, они так и остались стоять лицом к лицу с шеренгой экзаменаторов, не имея права развернуться или повернуть голову, чтобы посмотреть, как проходят поединки. Им оставалось лишь догадываться об этом по лицам стоящих перед ними экзаменаторов и изображать спокойствие.

Вновь прозвучали фанфары, и поединки начались. Зазвенели мечи, и эхо разнесло топот множества сапог по каменному полу. Ближайшая к Пакс пара начала поединок, как ей показалось, едва ли не на равных. Секлис предупредил ее, что экзаменаторы традиционно начинают учебный бой с более или менее стандартных комбинаций ударов. Поединок считался законченным, когда судьи засчитывали не менее пятидесяти нанесенных ударов, вне зависимости от того, кто из соперников их нанес. Разумеется, иногда им приходилось останавливать встречи досрочно. Но, как сказали Пакс другие экзаменаторы, обычно число ударов успевало достичь ста — примерно вдвое больше оговоренного правилами минимального количества. Пакс попыталась посчитать удары, нанесенные ближайшей парой, но сбилась, когда откуда-то с верхнего ряда раздался слишком громкий крик в поддержку одного из кандидатов. Зрители обернулись на этот возглас, но никто из находившихся на площадке не отвлекся от поединка. Пакс вновь посмотрела в сторону ближайшей к ней пары. Экзаменатор — маршал, имя которого она сейчас забыла, — уже начал теснить своего соперника, гоняя его по выделенному сектору и набирая очки с каждым нанесенным ударом. Кандидат отчаянно сопротивлялся и пытался использовать малейшую возможность перейти в контратаку. В какой-то момент ему это почти удалось, но град ударов со стороны маршала пресек эту отчаянную попытку. Вскоре судьи остановили этот поединок, как оказалось, уже третий из первой пятерки.

После первого раунда кандидатам предстояло сходиться со вторыми экзаменаторами. Один из кандидатов выбрал себе в соперники Пакс, причем вызвал ее на бой единственный из кандидатов, одержавший победу в первом поединке. Пакс проследовала за ним на выделенный для их боя участок центральной площадки. Судьи дали команду, и начался второй раунд. Пакс перехватила поудобней меч и ободряюще улыбнулась сопернику, не воспринимая его как настоящего врага. К ее удивлению, улыбка, похоже, произвела на него обратное действие, и с юноши тотчас же сошел налет самоуверенности, появившийся после первой победы. Впрочем, некоторая растерянность никак не сказалась на его храбрости и стремлении к победе. Кандидат сразу же перешел в атаку. Пакс легко отразила его первый удар, и клинок соперника отскочил довольно далеко в сторону, открыв левый бок юноши для контратаки. Обозначив свой возможный удар, Пакс снова встала в исходную стойку. Ее кандидат, похоже, не ожидал от экзаменатора такой скорости и точности работы мечом в церемониальном поединке. Помня все же, что находится не в тренировочном зале, а участвует в испытаниях на почетное звание рыцаря, Пакс решила не давать противнику передышки и сама бросилась в атаку. Конечно, она сразу стала теснить менее опытного противника, гоняя его по всем углам выделенного им сектора. Но тем не менее юноша держался молодцом и по крайней мере пропускал далеко не каждый из предназначавшихся ему ударов. Пакс решила дать ему возможность попробовать себя в разных стилях. Она наносила удары с разных сторон под самыми разными углами, хотя не использовала и половины тех приемов, которые ей были не только известны, но и отработаны до автоматизма. В какой-то момент она задержалась с очередным шагом вперед, чем дала своему молодому сопернику возможность перейти в контратаку. Воодушевленный, он взвинтил темп, намереваясь тем самым сбить свою соперницу с ритма. К его удивлению, Пакс практически без усилий стала отбивать и наносить удары с предложенной им скоростью. Затем, понимая, что пора так или иначе заканчивать этот поединок, и не желая ни в коей мере давать юноше ложный повод для гордости, Пакс обрушила на него град ударов, из которых ему удалось парировать или заблокировать едва ли каждый четвертый. Такой темп боя, пусть даже ритуального, подразумевал довольно сильное соприкосновение меча с целью, иначе поединок переставал быть настоящим испытанием и превращался в предсказуемый набор упражнений. Судя по всему, плечи и руки оппонента Пакс должны были быть все покрыты синяками, несмотря на все защитные приспособления. Когда раздался сигнал прекратить поединок, юноша нашел в себе силы, превозмогая боль, подойти, отвесить ей церемонный поклон и поблагодарить за преподнесенный ему урок фехтовального мастерства.

— Уважаемая госпожа, быть побежденным таким мастером владения мечом — огромная честь для меня, — сказал он.

— Пусть это поражение будет твоим последним, рыцарь Джорис, — ответила Пакс, запомнившая имя своего визави, когда судья представлял их друг другу. Согласно правилам, кандидата впервые называл рыцарем экзаменатор, с которым он проводил свой последний ритуальный бой. Только что посвященный в рыцари юноша расплылся в довольной улыбке.

— Уважаемая госпожа, если я смогу научиться владеть мечом так, как вы, это поражение действительно станет моим последним. Но, как мне кажется, учиться мне придется еще очень и очень долго. Позвольте спросить вас, приходится ли вам открывать для себя в воинском искусстве что-то новое?

— Джорис, перестань лезть с вопросами к госпоже Паксенаррион. — Спустившийся со зрительской скамьи отец новоиспеченного рыцаря обнял юношу и улыбнулся Пакс. Та, в свою очередь, поздоровалась и улыбнулась ему, понимая, как радуется сейчас отцовское сердце.

— Я все же отвечу на вопрос рыцаря Джориса, потому что он был задан не из праздного любопытства. Учиться продолжаешь ровно столько, сколько считаешь для себя нужным.

Юный рыцарь кивнул, толком еще не разобравшись в смысле сказанного, а его отец искренне поблагодарил Паксенаррион за столь мудрый совет. В это время к ним подошел один из судей и попросил отца Джориса покинуть церемониальную площадку.

— Уважаемый господин, я прошу вас… Сейчас не время для семейных поздравлений. Нам предстоят другие поединки, завершающая речь принца и придворного маршала, а затем вы сможете поздравить сына лично.

Пакс вернулась ко входу в зал, а ее недавний соперник занял место позади шеренги экзаменаторов вместе с другими претендентами, заслужившими право называться рыцарями.

Пакс по совету Секлиса встала за одним из экзаменаторов, еще не участвовавших в поединках. Таким образом у каждого из них появлялась возможность отдохнуть между раундами. Вторая пятерка уже начала свои первые поединки, а последний бой из первой смены так и не был закончен. Пакс поняла, что сугубо формальными эти испытания назвать было нельзя. Воспользовавшись передышкой, она обвела взглядом зал, пытаясь отыскать герцога. В толпе людей, одетых в разноцветные одежды, ей это удалось не сразу. Почувствовав беспокойство Паксенаррион, Льет шепнула ей на ухо:

— С ним все в порядке. Я видела, как он только что прошел в зал.

Через несколько минут очередной кандидат, на этот раз девушка, вызвала Пакс на поединок. Этот бой дался Пакс несравненно легче и не занял много времени. На пятидесятом ударе судья объявил ее победителем. Дело было в том, что ее соперница получила сильный удар по плечу еще в первом раунде. Пакс предположила, что у девушки сломана ключица. Превозмогая боль, обливаясь потом и кусая губы, девушка все же нашла в себе силы поклониться и поблагодарить Пакс за оказанную честь.

К этому времени ряды экзаменаторов поредели. Один из маршалов выбыл из дальнейшей череды поединков также с подозрением на перелом ключицы, другой экзаменатор — рыцарь ордена Колоколов — сильно вывернул запястье, и было решено, что ему также нет смысла рисковать здоровьем в церемониальном поединке, а не в схватке с настоящим противником. Таким образом, Пакс достался внеочередной раунд, закончив который она обнаружила, что не слишком устала, и почти сразу предложила заменить запыхавшегося коллегу по команде экзаменаторов. Заняв место в первой шеренге, она была вызвана на поединок почти сразу же. Эта схватка также оказалась не слишком изматывающей, хотя Пакс и довела счет ударов почти до сотни. Немалую часть из этих очков заработал и ее противник, правда, не без согласия на то самой Паксенаррион. Отработав свое на площадке, Пакс стала дожидаться, когда закончатся последние затянувшиеся поединки. Затем родители и родственники каждого претендента, прошедшего посвящение, вручили своим детям новые рыцарские доспехи. Пока рыцари переодевались в новую, уже не учебную броню, экзаменаторам тоже дали возможность сменить тренировочные нагрудники на нормальную одежду. Переодеваясь, Пакс вспомнила девушку со сломанной ключицей и заочно посочувствовала той, представляя, каково той сейчас натягивать на себя кольчугу. Затем все вернулись в зал и выстроились по обе стороны церемониальной площадки. Наследный принц поздравил всех прошедших испытание, потом лично подошел к каждому и после того, как бывший кандидат представлялся наследнику престола в своем новом качестве, вручал рыцарям маленький золотой колокольчик — символ ордена. Когда представление молодых рыцарей и поздравления были закончены, слово взял придворный маршал.

— Мы приветствуем наших новых собратьев по ордену Колоколов, — сказал он, — и просим великого Геда и мудрого Луапа ниспослать на них свою благодать и принять в свое войско новых достойных лордов. А теперь я, исполняя древний закон нашего королевского двора, спрашиваю у всех присутствующих в зале: хочет ли кто-нибудь бросить вызов кому-либо из присутствующих здесь рыцарей?

— Я! Я бросаю вызов! — этот возглас, раздавшийся где-то около дальнего входа в церемониальный зал, прокатился эхом под высокими сводами.

Сначала в зале воцарилась тишина, затем послышался удивленный и недовольный ропот. Придворный маршал жестом призвал всех к молчанию.

— Назовите имя того, кого вы вызываете, — сказал Секлис. На церемониальную площадку вышел человек в полных пластинчатых доспехах и в шлеме с густым забралом. В это же время на одной из зрительских трибун поднялся другой человек в камзоле цветов клана Верракая.

— Господин придворный маршал, — обратился он к Секлису, — я бросаю вызов герцогу Кьери Пелану. Выступающий от моего имени воин внизу перед вами. Это бывший солдат его роты.

В зале опять поднялся шум, и лишь строгий голос маршала заставил гостей замолчать. В мгновение ока Пелан вышел на церемониальную площадку. Лионийские оруженосцы старались окружить его со всех сторон, и ему стоило немалых усилий заставить их отступить назад. У края площадки Пакс заметила сопровождавших герцога в поездке в Вереллу капитана Доррин и Селфера — герцогского оруженосца.

— Герцог Пелан, — произнес придворный маршал, — каков будет ваш ответ?

— Я хочу знать, почему ты, Верракай, вызываешь меня на поединок.

— Я обвиняю тебя в предательстве по отношению к королевскому дому Тсайи! — прокричал тот в ответ.

— Я опротестовываю этот вызов, — неожиданно для всех негромко, но уверенно вступил в разговор наследный принц. — Это не тот случай, который можно решить поединком. У нас назначено заседание Совета, на котором и будет определено, нарушал ли герцог Пелан свои обязательства перед королевским двором.

— Это мое право, — настойчиво повторил Верракай.

— Но ведь вы не барон, — удивленно сказал наследный принц. — Где же сам ваш брат?

— Ваше высочество, он заболел и не смог присутствовать на церемонии.

— И вы принимаете ответственность говорить от его имени?

— Мой брат разделяет мое осуждение предательского поведения герцога Пелана. Что же касается вызова и воина, которого я выставляю на поединок, то это мое личное решение.

— Так пусть оно при вас и остается, — сурово сдвинув брови, произнес наследный принц. — Я не позволяю герцогу Пелану принимать этот вызов.

— Ваше высочество!

— Надеюсь, я ясно выразился, уважаемый герцог? До тех пор пока вы остаетесь вассалом этого королевского двора, — от Пакс не ускользнуло ни то, как подчеркнул эти слова наследный принц, ни то, как отреагировал на них герцог, — так вот, до тех пор вы будете исполнять мои приказы. Я не позволяю вам принимать этот вызов. Понимая, что такое решение может уязвить ваше самолюбие, я оставляю за вами право выставить вместо себя кого-либо другого.

Пакс не раздумывая шагнула вперед и сказала:

— Если господин герцог даст свое согласие, я сочту за честь…

— Что?! Паладин? — усмехаясь, переспросил Верракай. — Вы собираетесь выступить вместо этого, с позволения сказать, герцога? Впрочем… я и забыл: вы ведь тоже служили у него и являетесь ветераном его роты.

— Да, ветераном и никем больше. — Из-под шлема донесся, как поняла Пакс, женский голос. Пакс он показался смутно знакомым, но забрало настолько сильно искажало его, что определить, кому он принадлежит, ей не удалось.

Герцог напряженно поклонился принцу, затем вызвавшему его на поединок Верракаю, а потом обратился к Пакс:

— Для меня было бы огромной честью, если бы вы выступили в защиту моего доброго имени. Но мне, как и всем присутствующим в зале, известно, что вы прибыли в Вереллу, к королевскому двору, по важному, доверенному вам богами делу. Я не смею ни принять ваше предложение, ни отказать вам, ибо лишь вы, повинуясь воле ваших небесных покровителей, должны решить, как вам следует поступить в этом случае.

Брат барона Верракая и его оруженосец также спустились со зрительской трибуны поближе к церемониальной арене и встали напротив герцога. Пакс и ее таинственная соперница вышли вперед, оказавшись друг к другу ближе, чем те, чью честь они собирались отстаивать в поединке. Пакс внимательно следила за своей противницей, сразу отметив про себя, что та не уступает ей в росте, но несколько неловко двигается в полных глухих доспехах. Такая защита не была ей привычна. Придворный маршал в последний раз посмотрел на наследного принца, который лишь развел руками и кивнул ему, и приказал дать сигнал к началу поединка. Буквально в ту же секунду соперницы обменялись первыми ударами.

Незнакомка оказалась сильным и опытным противником. Пакс почувствовала это по тому, как отдался ей в руку и в плечо первый удар мечей друг о друга. Пакс шагнула в сторону, словно обходя соперницу, проверяя на самом деле, как та держит равновесие. С этим у нее все оказалось в порядке. Парой пробных ударов Пакс проверила, как та защищается. Похоже, с левой стороны незнакомка была более уязвима. Это не удивило Пакс, потому что именно слева стоящий в строю пехотинец обычно не только прикрыт щитом, но и полагается на защиту соседа по шеренге. Пакс предположила, что ее противница не слишком опытна во владении длинным рыцарским мечом. Она попыталась нанести хитрый, неоднократно отработанный удар и едва увернулась от столь же уверенно проведенной контратаки. По всему выходило, что незнакомке уже приходилось отбиваться от противника, вооруженного таким мечом, а кроме того, она умела защищаться от наиболее часто применяемых приемов. Пакс попробовала использовать еще одну знакомую, отработанную комбинацию и вновь получила столь же четкий и опасный ответ. Затем незнакомка сама перешла в атаку, применяя те приемы, которые, как поняла Пакс, она освоила в роте гер-Цога Пелана. Эти удары Пакс отразила без особого труда. Не без сожаления она вспомнила просьбу придворного маршала взять более легкий и короткий из выбранных ею мечей, чтобы не слишком травмировать в ритуальных боях кандидатов в рыцари. Зато теперь Пакс попалась равная противница как в радиусе досягаемости ударов, так и в их мощности.

Соперницы продолжали кружить друг вокруг друга, обмениваясь яростными ударами. Пакс по-прежнему держалась очень осторожно, пытаясь почувствовать манеру ведения боя противницей и одновременно стараясь приспособиться к легкому, не совсем подходящему для такого поединка мечу. Она чувствовала, как вздрагивает клинок при каждом столкновении с мечом соперницы, и пыталась отражать ее удары как можно более легкими движениями, рискуя пропустить какой-нибудь из них. Судя по всему, незнакомка догадалась об уязвимой стороне обороны Пакс. Она перешла в дерзкую атаку, обрушив град ударов не столько на саму Паксенаррион, сколько на ее меч. Пакс оставалось парировать эти удары близкой к рукоятке частью клинка, опять же рискуя пропустить один из них и угодить прямо под меч противницы. В какой-то момент она не успела изменить плоскость, в которой двигался ее меч, и удар лезвия клинка противницы пришелся на плоскость ее меча. Послышался характерный звенящий звук, и начиная с этого момента меч Пакс отзывался на каждое соприкосновение с оружием соперницы на тон выше. Предупрежденная этим звуком, Пакс была вынуждена отступать, стараясь лишь чуть-чуть сводить в сторону траекторию, по которой двигался летящий на нее меч, и тратя силы на то, чтобы самой уходить с линии атаки. Долго так продолжаться не могло — это было понятно и Пакс, и ее противнице, и заволновавшимся зрителям. Еще один удар — и вдруг меч Пакс обломился примерно на треть длины. Придворный маршал дал команду остановить поединок, но противница Пакс даже и не подумала замедлить темп атаки. Некоторое время Паксенаррион еще удавалось удерживать ее обломанным клинком, но буквально минуту спустя тот окончательно потерял жесткость, когда глубокая трещина пробежала по нему около самой рукоятки. Судьи вновь потребовали прекратить поединок, и противница сделала вид, что отступает на шаг назад. Пакс бросила на пол остававшийся у нее в руках обломок меча, и в следующую секунду лишь отменная реакция спасла ее от смертельного удара, направленного в живот. Пакс просто отскочила в сторону, все еще не веря в такое коварство со стороны своего противника.

— Стоять! Прекратить! — кричал придворный маршал, но незнакомка явно решила воспользоваться тем, что ее противница оказалась безоружной. Пакс знала, что Льет держит наготове второй отобранный для церемониальных поединков меч, но, как назло, в этот момент она оказалась в дальнем от Льет углу площадки. Выхватив из ножен на поясе кинжал, Пакс сумела удержать еще несколько мощных ударов, последний из которых все же изрядно промял ей кольчугу на плече, оставив на теле глубокую ссадину и синяк. Незнакомка рассмеялась:

— Какой же ты паладин! Тебе просто везло, вот и все! На этот раз Пакс узнала голос и интонации.

— Барра! — закричала она.

Теперь незнакомка тоже на миг остановилась и подняла забрало, под которым Пакс увидела знакомое лицо, искаженное злобой.

— Вот видишь, я всегда знала, что смогу одолеть тебя… — Не договорив фразы, Баррани занесла меч для размашистого, идущего по косой сверху вниз удара.

Но Пакс среагировала быстрее, чем ее противница могла предположить. Против всякого ожидания и любых правил, Паксенаррион пригнулась и бросилась вперед. Ее пальцы вцепились в запястье занесенной для удара руки Барры, плечо уперлось противнице под мышку, и, отогнувшись в резком повороте, Пакс вывела Барру из равновесия. Та рухнула на пол. Падение в тяжелых латах не могло не вызвать хотя бы секундного замешательства, если не краткого паралича. В любом случае, подняться с земли в полном тяжелом доспехе было целой проблемой. В общем, прежде чем Барра успела пошевелиться, Пакс уже приставила к ее горлу острие ее же собственного меча. На какое-то мгновение боевой азарт, жажда мести и стремление доказать свою силу едва не затмили разум Паксенаррион. Еще чуть-чуть — и она убила бы свою соперницу. Но, взяв себя в руки, она не поддалась минутному порыву и в последнее мгновение ослабила давление на меч. На шее Баррани осталась лишь кровоточащая царапина. Самым сильным звуком, который слышала в тот момент Паксенаррион, было биение ее собственного пульса. Между этими громоподобными ударами она сумела разобрать обрывки слов, произносимых придворным маршалом:

— Лорд Верракай, ваш вызов был принят и поединок состоялся. Представлявший вашу сторону воин повержен.

Лорд Верракай был вынужден подчиниться требованиям этикета. Поклонившись, он признал:

— Сам вижу, господин придворный маршал! — Обернувшись к герцогу Пелану, он также поклонился ему и произнес:

— Приношу вам свои извинения, почтенный герцог.

Герцог Пелан молча поклонился в ответ и, дождавшись, когда Верракай отвернется, направился на свое место на зрительской трибуне. Неожиданно Верракай вновь обернулся к нему и крикнул:

— Как же я сразу не догадался, что все так и выйдет! Надо было быть полным дураком, чтобы довериться одному из ваших ветеранов. Скажите мне, господин герцог, все ваши солдаты такие же лжецы, как и та, что клялась, будто способна победить паладина Паксенаррион? А если это так, то скажите, можем ли мы доверять вышедшему из вашей роты паладину?

Пелан побледнел, но отвечать не стал. Лорд Верракай пожал плечами и вышел из зала. Тогда Пелан посмотрел на придворного маршала и обратился к нему:

— Господин маршал, мое доброе имя было подтверждено силой оружия. Боюсь, что я заплатил за это слишком большую цену. Куда больше, чем собственной репутацией, я дорожу добрым именем своих солдат и ушедших в отставку ветеранов.

— По-моему, господин герцог, доброго имени лишился только один из ваших бывших солдат. Но скажите мне как командир командиру: в каком, даже самом лучшем подразделении не появляется время от времени паршивая овца, случайный человек или даже настоящий предатель? Я думаю, что ваши недоброжелатели получили достойный ответ. На вызов, брошенный вашим бывшим солдатом, ответил другой ваш бывший подчиненный.

Герцог благодарно кивнул придворному маршалу, по-военному отсалютовал ему и подошел к тому месту, где Пакс все еще удерживала Барру на полу, приставив к ее горлу меч.

— Госпожа Паксенаррион, прошу вас позволить вашей противнице встать.

Пакс поклонилась и отступила на шаг, не выпуская из рук меча Баррани. Герцог протянул Барре руку, но та, оттолкнув ее, сама встала на ноги. Сняв с себя тяжелый шлем, перчатки и налокотники, она злобно улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Скажи мне, Баррани, почему ты оказалась на службе у моего недруга?

— Да потому, что вы сошли с ума, — громко ответила ему Барра. Кто-то из зрителей от души расхохотался при этих словах, но, не обращая на это внимания, Баррани продолжала говорить, постепенно переходя на крик:

— Вы ведь могли стать еще богаче, могли достичь куда больших успехов, если бы не отступали, объясняя свои решения какими-то идиотскими рассуждениями о благородстве и чести! А еще… а еще я хочу сказать, что я была нисколько не хуже, чем Пакс, но вы все время подыгрывали ей, давали возможность выслужиться и заработать очередную награду. Ей всегда, всегда везло, а я…

— Это ложь! — раздался голос Доррин, которая вступила на площадку и быстрым шагом подошла к своей бывшей подчиненной. — Вы с Пакс вместе поступили на службу в нашу роту. В один день вас, новобранцев, посвятили в рядовые роты герцога Пелана. Это правда, единственная правда в твоих словах. Да, в течение, быть может, всего первого года вы были примерно равны во владении оружием. Но больше между вами ничего общего не было. Пакс во всем превосходила тебя. А со второго года службы ты отстала от нее и в главном — воинском искусстве.

— Я? Да я… да что вы…

— Поверь мне, Баррани, я говорю это вовсе не для того, чтобы оскорбить тебя. Клянусь Фальком, я ведь капитан твоей когорты, я знаю тебя как облупленную. Ты всегда старалась доставить командирам и своим товарищам по службе как можно больше неприятностей, правда не нарушая правил и уставов в открытую. Ты вечно была в ссоре со всеми вокруг. Мне приходилось продумывать, с кем ставить тебя в караул, отправлять в патрулирование или назначать в наряд. Приказ есть приказ, и твои сослуживцы способны были исполнять свои обязанности в любом составе, но я понимала, что никто не хочет оказаться с тобой в одной команде, и пыталась хотя бы чередовать твоих напарников. Сколько же мне довелось поломать над этим голову! Сколько раз я была вынуждена делать тебе замечания! Сколько раз мы обсуждали твои ссоры и мирили тебя с товарищами! А Пакс — она никогда…

— Конечно, она всегда умела подлизаться к начальству! Доррин и герцог Пелан лишь понимающе переглянулись, но на этот раз не выдержали нервы у Сурии:

— Что? Это ты паладина Паксенаррион называешь подлизой? — гневно воскликнула самая младшая из лионийских оруженосцев.

Поняв, что рассчитывать на поддержку с чьей-либо стороны ей не приходится, Барра покраснела и во весь голос закричала:

— Да чтоб тебе провалиться! Ты умеешь выслужиться, воспользоваться любым шансом, перешагнуть через труп друга! Ты безжалостная и расчетливая подхалимка! Все всегда на твоей стороне, всегда…

— Баррани! — громко произнесла имя недавней соперницы Пакс. Что-то в ее голосе заставило Барру замолчать. — Послушай меня, Барра: ты сейчас выставляешь в неприглядном свете не столько меня, сколько себя.

— Что?! Я выставляю себя в неприглядном свете? Нет, Пакс: всеми своими неудачами я обязана тебе. Вот и сейчас ты выставила меня на посмешище перед толпой своих дружков и подружек, очарованных твоими сладкими речами. Ты на себя посмотри: тоже мне, хорош паладин… — Барра вдруг схватила с пола свой тяжелый шлем и швырнула его в Пакс, которой не составило труда увернуться. Тем временем Барра продолжала истерически вопить:

— Я еще тебе покажу, Паксенаррион! Ты, дочь пастуха из глухой деревни! Я ведь все про тебя знаю! Ты в душе жалкая трусиха! Что, кто-то не согласен? Если бы в тебе была хоть капля смелости, ты бы убила меня. Что, кишка тонка? Давай, у тебя же в руках меч, давай, убей меня, рискни! — Раскинув руки и запрокинув голову, словно подставляя горло под удар, она захохотала:

— Что же ни Гед, ни Фальк не помогут тебе? Да потому, что ни один святой не станет помогать жалкому трусу! И вы все, — закричала она в зал, — все, собравшиеся здесь, — мелкие, ничтожные трусы! Ну ничего, вот подождите, придет и мое время! А ты, рыжая стерва, я тебе обещаю: однажды я еще с тобой поквитаюсь!

Баррани развернулась и пошла к выходу. Стражники хотели преградить ей дорогу, но, повинуясь жесту Пакс, расступились и распахнули дверь.

— Ну что ж, — раздался в напряженной тишине голос принца. Дождавшись, когда Баррани выйдет из зала, он обратился к Пелану:

— Если это и есть тот заветный свидетель барона Верракая, который должен был подтвердить его обвинения против вас, герцог Пелан, я полагаю, вы можете быть уверены, что вам удастся защитить свое доброе имя на заседании Совета. По моему мнению, все, о чем кричала тут эта женщина, пропитано ядом, кипящим в ее сердце, и не имеет отношения к вашим реальным поступкам.

По залу пронесся одобрительный гул. Герцог Пелан улыбнулся принцу:

— Благодарю вас, ваше высочество, за ваши слова и чувства. Я действительно надеюсь, что ни одним своим поступком не дал повода своим солдатам так отзываться обо мне и моей роте. Но все же я обещаю хорошенько подумать над этими упреками. — Обернувшись к Пакс, он поклонился ей и сказал:

— Паксенаррион, ты опять защитила меня — на этот раз от дурного слова. Как всегда, ты сослужила мне добрую службу.

— Господин герцог, на этот раз я исполняла волю богов, а не долг солдата вашей роты. Я больше не ваш солдат, но до конца жизни останусь верным вам ветераном.

Несмотря на то что загодя предсказанные Пакс неприятности как пришли, так и ушли, не причинив какого-либо реального вреда герцогу, Пакс по-прежнему чувствовала себя неспокойно. Вечером, когда герцог удалился в выделенные ему покои, она собрала королевских оруженосцев у себя, чтобы обсудить с ними, как быть дальше. По всему выходило, что герцогу нельзя было показываться нигде без их сопровождения. Если Пакс не могла быть рядом с ним, охрану должны были нести оруженосцы.

— Но скажи, Пакс, чего ты теперь опасаешься?

— Злобу, которой кипит Барра, направляет куда более мощная и умелая сила, — нахмурившись, сказала Паксенаррион. — Поэтому я напомню вам еще раз: наш король еще не взошел на престол и не принял на себя корону. И пока это не произойдет, мы не имеем права доверять никому.

Гаррис и Сурия отправились в покои герцога, чтобы обеспечить ему охрану, а Пакс, оставшись с Льет, стала готовиться ко сну. Но, несмотря на всю усталость, она еще долго ворочалась и перебирала в памяти события прошедших дней.

Как ни странно, наутро она почувствовала себя свежей и вполне отдохнувшей. Позавтракав с герцогом в его покоях, Паксенаррион вместе с Пеланом и оруженосцами отправились на заседание Совета. Как только они вошли в зал, Пакс обратила внимание, что в зале присутствовал сам барон Верракай, а место, отведенное на зрительских скамьях для его брата, осталось пустым. Пришли на заседание и оба эльфа, занявшие на этот раз места в нижнем ряду гостевых стульев, поближе к столу, за которым сидели члены Совета. Пакс захотелось спросить у эльфов, что они думают по поводу того, как вел себя герцог накануне. По ее мнению, то, что он смог сдержать свои эмоции и не только здраво оценить сложившуюся ситуацию, но и достойно воспринять несправедливые обвинения, говорило о его способности хладнокровно принимать решения в самых критических положениях, провоцирующих на необдуманные поступки.

Заседание началось с обращения наследного принца.

— Почтенные члены Совета Регентов! Я созвал это заседание по просьбе госпожи Паксенаррион, которую все мы имели удовольствие видеть на вчерашнем заседании Совета и на церемонии посвящения в рыцари. Всем вам известно, что она прибыла к нам, исполняя волю богов и разыскивая истинного наследника трона союзного нам королевства Лионии. Госпожа Паксенаррион считает, что нашла этого человека, и просит вас быть свидетелями правильности или ложности ее догадки и присутствовать при испытании избранного ею кандидата эльфийским мечом.

— Так кто же это, ваше высочество? — обратился к принцу барон Верракай. Остальных членов Совета разбирало не меньшее любопытство, но никто не осмелился выразить его вслух в прямом вопросе.

— Я предоставляю паладину Геда госпоже Паксенаррион самой сказать все, что она считает нужным. — Наследный принц занял свое место за столом и жестом пригласил Пакс начинать.

— Почтенные лорды! Сначала я коротко опишу вам сложившуюся ситуацию и цепь рассуждений, которые привели меня к моей догадке. Затем я оглашу имя того, кого я считаю наследником престола Лионии. — Пакс вновь подробно, но без лишних деталей привела все известные ей и восстановленные по рассказам события, начиная с опасений эльфов по поводу того, что принц забыл свое прошлое и тем самым перечеркнул свою будущую судьбу, и заканчивая их посланием, переданным Алиаму Хальверику после того, как тот подарил меч герцогу Пелану на свадьбу.

— Узнав об этом поступке барона Хальверика, — сказала Пакс, — эльфы сообщили, что полностью удовлетворены им. Эта информация позволила мне сделать вывод, что принц — кто-то из тех, с кем были знакомы как Алиам Хальверик, так и Кьери Пелан. Затем один из лионийских королевских оруженосцев, по имени Гаррис, рассказал мне, как они вместе с Кьери Пеланом служили оруженосцами у Алиама Хальверика. Это было давно, еще в их ранней юности. Кстати, Кьери Пелан уже тогда выделялся среди своих сверстников и был назначен старшим оруженосцем. — Пакс заметила, как догадка мелькнула на лицах некоторых членов Совета, и обратилась к герцогу, прежде чем кто-то успел произнести хоть слово:

— Почтенный герцог, вчера я в частной беседе рассказала вам о своих догадках. Теперь же, в присутствии королевских оруженосцев Лионии, Совета Регентов Тсайи и наследника престола этого королевства, я объявляю о том, что считаю вас законным наследником трона Лионии, единственным сыном короля Фалькьери, наполовину эльфом по материнской линии. — Сказав это, Пакс повернулась к Льет, которая протянула ей ножны, скрывающие эльфийский клинок. — Я считаю, что этот меч был выкован именно для вас в эльфийских мастерских и предназначен вам и только вам. Вся его магическая сила вскроется лишь тогда, когда он попадет в руки своему законному владельцу. Когда вы вынете его из ножен, он должен будет сам подтвердить, что попал в руки того, с кем его связывают узы эльфийского колдовства. Ответьте мне теперь: правда ли, что вы никогда прежде не вынимали этот меч из ножен?

— Да, это так, — сказал герцог. — Я поклялся своей жене, что никогда не буду прикасаться к ее оружию. Я дал это обещание в тот момент, когда вручил ей переданный Алиамом Хальвериком подарок. С тех пор я не прикасался не только к самому мечу, но и к ножнам. И до тех пор, пока вы, Паксенаррион, не схватили его со стены, чтобы сразиться с напавшими на нас слугами Ачрии, этот клинок в стенах моей крепости вынимала из ножен только моя покойная жена.

— В таком случае я прошу вас вынуть клинок из ножен сейчас, — требовательно объявила Пакс. — Именем Великого Господина, пусть это станет доказательством вашего королевского происхождения.

Несколько секунд Пакс и Пелан смотрели друг другу в глаза. Затем он шагнул вперед и взялся за протянутую ему рукоятку меча. Выражение лица герцога сразу же изменилось, и в тот же миг какой-то низкий вибрирующий звук, похожий на странную музыку, заполнил зал заседаний Совета. Одним решительным движением Пелан выхватил меч из ножен. Эльфийский клинок засиял ослепительным, не столько голубым, сколько серебристым светом. Пакс никогда не видела, чтобы вокруг меча разливалось такое облако сверкающего света. Лезвие клинка будто завибрировало в унисон с заполнившим зал гулом, хотя, как поняла Пакс, именно эта вибрация и порождала звук. Все новые и новые волны звука и света разбегались от меча по всему помещению. Скоро они проникли в другие залы дворца и, устремившись ввысь, заставили знаменитые колокола Вереллы сначала загудеть, а затем и зазвенеть во всю мощь, извещая всех о знаменательном событии. Пелан перехватил рукоять обеими руками и поднял меч над головой. Свет, исходивший от клинка, заплясал по залу, словно солнечные лучи, отраженные от воды в погожий день. Прямо на глазах Пакс эльфийский клинок заметно удлинился и вроде бы стал несколько шире: подчиняясь эльфийской магии, он принял форму и размер, подходившие его истинному владельцу. Затем свет, исходивший от меча, будто сгустился, и в центре сверкающей сферы проступили на плоскости клинка магические руны. Они горели еще ярче, переливаясь линиями расплавленного серебра. Яркой звездой пылал зеленый самоцвет у основания рукоятки. Пелан опустил меч, аккуратно положив его клинком на свою левую ладонь, и снова посмотрел в глаза Пакс. Никогда еще его серые глаза не глядели на нее с таким выражением. Когда Пелан заговорил, голос его зазвучал совершенно по-новому, в нем были сила и величие:

— Госпожа паладин, вы были правы. Этот меч принадлежит мне, и, по-моему, никто не станет оспаривать это. — Вслушиваясь в интонации голоса Пелана, Пакс услышала в них невысказанное: «Пусть кто хочет попробует!» — Я действительно никогда не думал, что такое может случиться. И кроме того… представьте себе, какая игра судьбы: столько лет этот меч висел на стене в моем доме, а я и не догадывался о его предназначении.

— Ваше величество! — обратился наследный принц к Пелану, встав из-за стола. Вслед за ним поднялись со своих мест и остальные члены Совета. — Все это… — Судя по восторженному выражению лица принца, он на какое-то время забыл о правилах этикета и воспринимал происходящее, как любой юноша, впервые присутствующий при том, о чем обычно складываются легенды и баллады. — Все это просто невероятно, ваше величество! Как в древней песне, как в сказании арфиста… — Принц был явно потрясен тем, что увидел.

— Ваше высочество, я пока что не заслужил того, чтобы ко мне обращались подобным образом, поскольку еще не являюсь королем, но я с радостью принимаю этот титул из ваших уст как признание того, что вы не станете возражать против моего вступления на трон союзного вам королевства.

— Возражать? Я не собираюсь спорить с богами, определившими, кому править Лионией. Это потрясающе! И действительно, я о таком слышал только из древних легенд: быть королем и не знать об этом! К тому же иметь в собственном доме неопровержимое доказательство своего королевского происхождения — просто невероятно!

— Но ведь… он же… он же просто командир банды наемников… — оправившись от шока, подал голос Кланнаэт. Придворный маршал и наследный принц гневно посмотрели в его сторону.

— Меч Геда! — воскликнул принц. — Если бы вас похитили из родительского дома в младенчестве, как бы вы попытались заработать себе на хлеб? Неужели стали бы пастухом или завели себе свиноферму?

— Я не это имел в виду. — Глаза Кланнаэта забегали, но его уже никто не слушал.

Пакс поразилась произошедшей в герцоге перемене. Она боялась, что он не поверит в истинность испытания мечом. Но ни тени сомнения не промелькнуло на лице Пелана. Что за колдовские силы были сокрыты в эльфийском клинке, еще никто не знал, но одно было Пакс совершенно ясно: этот меч заставил Пелана поверить в свое королевское происхождение. Дождавшись, пока улягутся шум и разговоры, вызванные словами Кланнаэта, он обратился к членам Совета:

— Почтенные лорды! Когда отец нашего принца доверил мне владеть и управлять землями на севере своего королевства, я сказал ему, что у меня нет планов стать независимым самостоятельным властителем. И я был искренен, говоря эти слова. Но теперь я обрел другую землю, другую страну — страну, которой я нужен, которая ждет меня. Долгие годы, как вам известно, я посвятил труду на благо пожалованных мне вместе с герцогским титулом земель, входящих в состав Тсайи. Я не думаю, что вы позволите правителю соседнего королевства владеть и распоряжаться частью земли, находящейся под властью этой короны. Но я нижайше прошу вашего соизволения оставить за мной право распоряжения моими бывшими землями на некоторое время — обещаю вам, недолгое. Более того, я рискну попросить вас, чтобы мой голос приняли во внимание, когда будет обсуждаться вопрос, кому передать управление этими землями. Ваши северные границы, которые были в течение стольких лет моими границами, моими землями, по-прежнему являются неспокойными. Увы, нет за ними столь верных, сильных и надежных союзников, как королевство Лиония. Чтобы остальная часть Тсайи по-прежнему чувствовала себя защищенной, тому, кто придет на мое место в Северной крепости, потребуются воля, решительность и твердый расчет. Сейчас я должен буду уехать в Чайю, чтобы избавить мое королевство от страха неопределенности. Но уверяю вас, что во время моего отсутствия офицеры моей роты должным образом справятся с охраной и защитой границы. Такова будет моя просьба к Совету Регентов.

Наследный принц и придворный маршал высказались за то, чтобы удовлетворить просьбу Пелана. Члены Совета почти единогласно согласились с этим. По всей видимости, решила Пакс, они просто еще не оправились от пережитого потрясения и не сумели воспользоваться возможностью высказать Пелану свои давние претензии.

Пакс посмотрела в сторону эльфов. Их лица были, как обычно, непроницаемы, но по крайней мере выражения досады или раздражения Пакс на них не разглядела. Один из них поймал ее взгляд и сделал знакомый ей едва заметный жест ладонью: этому сигналу, обозначающему у эльфов согласие, Пакс научилась у рейнджеров. Ей оставалось лишь перевести дух.

— Вернулись ли к вам теперь воспоминания о вашем детстве? — обратился придворный маршал к Пелану. Герцог в ответ кивнул и сказал:

— Кое-что вернулось. Более того, теперь эти воспоминания обрели для меня смысл. Я помню, очень смутно, своего отца — высокого рыжеволосого и рыжебородого мужчину в зеленом бархатном камзоле, расшитом золотом. Теперь я понимаю, что эти вышитые знаки были золотыми полумесяцами — символом нашего рода. Помню я и двор в каком-то замке, с клумбами, на которых росли розы. Скорее всего, это Чайя. И рискну предположить, что мне удастся самому, без посторонней помощи найти туда дорогу.

— И каково же ваше истинное имя? — послышался голос барона Верракая.

— Я сам до конца не уверен. Ваше высочество, ваш отец однажды спросил меня, откуда я родом и где провел детство.

Рискну напомнить, что потом он поклялся никогда больше не заводить со мной разговора на эту тему. Но сейчас, когда я обрел подтверждение своего происхождения, я сам расскажу вам все, что со мной было. Свои самые ранние воспоминания я вам уже перечислил. А потом, как вы все знаете, наследный принц Лионии… то есть я, был похищен во время поездки в эльфийские леса вместе с королевой-матерью. Я помню, как ехал вместе с ней на лошади, и помню шум и сумятицу боя. После этого… после этого идет самый страшный период моей жизни. Я попал в плен к человеку, который требовал, чтобы к нему обращались как к барону Секкади. Ваше высочество, почтенные лорды, такого жестокого и бесчеловечного рабовладельца мне не доводилось видеть за всю свою жизнь. И по правде говоря, я был бы счастлив, если бы память изменила мне и стерла воспоминания о годах, проведенных в рабстве у этого исчадия ада.

— А что он такого делал… — начал фразу один из лордов, но Пелан, резко обернувшись, перебил его:

— Что он делал? Спросите лучше, чего он не делал из того, что только может прийти в голову жестокому человеку, поклоняющемуся темным божествам. Почтенные лорды, представьте себе собственных детей во власти такого мерзавца: они голодны, измучены, их ежедневно избивают и… если бы дело ограничивалось только побоями! А еще он с радостью посвятил бы меня в члены, а затем и в жрецы своего черного культа, если бы ему это удалось, если бы вся моя сущность не воспротивилась такой ломке.

— Он знал, кто вы такой?

— Я думаю, да. Обычно он хвастался, демонстрируя меня своим гостям. После одного такого банкета кто-то из них узнал меня, но барон Секкади заставил его замолчать.

— Что значит — заставил замолчать? Убил? — спросил придворный маршал.

— Если бы он его убил, я бы так и сказал. Господин маршал, на этого человека было наложено какое-то заклятие, заставившее его сохранить эту тайну. Я не был посвящен в секреты колдовства своего хозяина, но я знаю, что он умел заставить людей замолчать, мог превратить их в неподвижные статуи, но более всего ему нравилось причинять им боль и страдания. Он наслаждался их криками и стонами. Тот гость, имя которого я так и не узнал, сам обладал каким-то колдовским даром. Он сумел разбудить меня, вывести из спячки и полного отчаяния, когда его самого пытали в подземелье замка барона. Этот человек вернул мне стремление к свободе, и благодаря ему я вновь решился на попытку побега.

— А что, вы уже пытались бежать? — спросил придворный маршал.

— Да, пытался. Дважды. Я был наказан за это столь жестоко, что остался и перестал надеяться на что-либо, кроме смерти. Но тот человек взял на себя мой страх и успел сказать мне: «Над всеми баронами есть Великий Господин. Беги отсюда, стремись попасть ко двору Великого Господина, и обретешь свободу». В ту же ночь я выбрался через окно в спальне барона, спустился по стене и бросился бежать напрямую через лес. Я знал, что барон Секкади бросится за мной в погоню, поэтому бежал что было сил. Мне удалось вырваться из его владений и добраться до побережья. Там я попросился на какой-то корабль, и так получилось, что в следующий раз моряки пристали к берегу в Баннерлите. Там они попрощались со мной, пожелав удачи. Я стал пробираться через леса Лионии, пытаясь найти какую-то работу в любой попадавшейся на моем пути деревне. В один холодный зимний день я оказался во владениях барона Хальверика. Один из его дровосеков привел меня на хозяйственный двор его крепости. Барон увидел меня и взял к себе на службу. Сначала я был чернорабочим, и по весне мне предстояло отправиться на какую-нибудь ферму во владениях Хальверика. Но случилось так, что я оказался допущен в их дом, меня сделали их пажом, а затем, когда я проявил способности во владении оружием, назначили оруженосцем. Остальное вам известно. Что же касается моего имени, то помню я его по тому, как называл меня барон Секкади. Он сказал, что меня зовут Кьери Артсель Пелан. Сам он называл меня Артсель. Я же избрал себе имя Кьери. А по всему выходит, что мое полное имя…

— Фалькьери Амбротлин Артсьелан! — громко объявила Пакс.

— Фалькьери… — негромко повторил герцог. — Так близко, совсем рядом… Почти как и с мечом…

— Он наверняка знал, кто находится у него в плену, — задумчиво сказал придворный маршал. — Осознание того, что в его власти оказался наследный принц, будущий король, наполняло этого негодяя черной гордостью. Я почти уверен в том, что это был один из жрецов Лиарта. А не могли бы вы вспомнить, где находились его владения?

— Почтенный маршал, если бы я мог это вспомнить, я бы давно избавил эти земли от его владычества.

— Из мести? — подал голос один из эльфов.

— Нет… скажу точнее: далеко не только из мести. Он был жесток ко всем, не только ко мне. У меня на сердце стало бы намного спокойнее, если бы мне удалось избавить мир от этого черного человека.

— Уважаемый герцог, — обратился к Пелану наследный принц, — позвольте мне пока что называть вас так, как мы все привыкли — до тех пор, пока не состоится церемония вашей коронации. Так вот, я хотел спросить вас о том, что вы собираетесь теперь предпринять. Вы желаете отправиться в Чайю немедленно?

Пелан посмотрел на Пакс, и та кивнула.

— Я думаю, что таков мой долг, ваше высочество. Лиония слишком долго ждала меня.

— А примут ли вас там? — спросил барон Марракай.

— Госпожа Паксенаррион говорила что-то о согласии эльфов…

— Правящий Совет Лионии поклялся признать королем того человека, право которого на трон будет подтверждено этим мечом, — ответила Пакс. — И поверьте, в тот день я и понятия не имела о том, что наследником престола является герцог Пелан. Что же касается эльфов: их королева, Великая Госпожа, пожелала встретиться с ним до коронации. Действительно, у эльфийского народа были свои опасения насчет этого человека.

— Я думаю, они у них и остались, — сказал Пелан и вдруг обратился к сидевшим в зале эльфам:

— Что скажете… родственники?

— Лорд Фалькьери, я прошу вас не расценивать опасения моего народа как личное недоверие или оскорбление в ваш адрес, — сказал один из эльфов, поднявшись и поклонившись Пелану. — Мы боялись тех перемен, которые произошли в вашем сознании под воздействием того жестокого и кровожадного служителя темных сил, у которого вы провели в рабстве несколько лет. Не станете же вы отрицать некоторую непредсказуемость своего характера, порывы охватывавшей вас безудержной ярости и слепой злости, которые не раз заставляли вас совершать весьма неблаговидные поступки?

— Я ничего не отрицаю. Все, что я сделал, останется со мной. Но спрашиваю я о другом. Ваши опасения по-прежнему связаны именно с моим характером?

Второй эльф рассмеялся и, также встав со своего места, сказал:

— Лорд Фалькьери, вы оказались не тем безудержным и непредсказуемым человеком, о котором я слышал. Перед моими глазами предстал человек сдержанный и взвешенно принимающий решения. Вы доказали, что способны воспринимать критику и достойно отвечать даже на самые оскорбительные слова, брошенные в ваш адрес. И в самые напряженные минуты вы сохраняете способность логически мыслить и принимать решения не под влиянием эмоций, а исходя из разумных доводов и своего понимания чувства долга. Что касается лично меня… увы, я не принадлежу к числу тех, кому предстоит принять это решение, но я со спокойной совестью доверил бы вам управление любым королевством… королевством, принадлежащим людям.

— Но Лиония принадлежит не только вашему народу, — продолжил мысль собрата первый эльф. — Слишком долгие годы те, кто оказывался на троне Лионии, были лишены даже намека на эльфийское чутье. Эта, с вашей точки зрения, мелочь доставила нам много бед и невзгод. Вы же… Пока что я должен констатировать, что не чувствую в вас ни единого проблеска тех неведомых людям способностей, которые дарованы богами нам, эльфам.

— И вы полагаете, что мое эльфийское чутье было также уничтожено жестокостью барона Секкади? Эльфы кивнули.

— Если ребенка, рожденного в смешанном браке, не учить и не развивать в нем эти способности, а, наоборот, обречь его на долгие годы боли и страданий, эльфийское чутье может быть утрачено… утрачено на время или навсегда.

— Спасибо за откровенный ответ. А теперь скажите мне вот что: я был рожден от смертного мужчины и альфары. Но обычно даже четверти эльфийской крови достаточно для того, чтобы человек обладал вашими способностями в нужной мере. Передастся ли способность к восприятию тонких миров моим детям, несмотря на то, что сам я утратил всякое понимание эльфийского чутья?

— Я думаю… то есть я хотел сказать, что я не думал… — Эльфы были явно сбиты с толку таким вопросом. Наконец один из них решился произнести то, что у обоих явно вертелось на языке:

— Насколько нам было известно, вы дали обещание никогда больше не жениться.

— Да, таковы были мои слова. Но прошу учесть, что это было лишь обещание, которое я не подкреплял официально принесенной клятвой. Как вы знаете, я вообще старался пореже связывать себя столь серьезными обязательствами, что позволило, несмотря на все мои грехи и неблаговидные поступки, избежать клейма клятвопреступника. Учитывая то, в какой ситуации оказались я сам и мое королевство, я считаю своим долгом оставить после себя законных наследников трона Лионии. Принимая во внимание мой возраст…

— Возраст? — расхохотался эльф и вдруг, посерьезнев, поспешил извиниться:

— Я прошу прощения, лорд Фалькьери, уважаемые лорды, члены Совета. Я не хотел никого оскорбить или обидеть. Просто дело в том… Лорд Фалькьери, я только хочу напомнить вам, что, наполовину принадлежа к эльфийской расе, вы не можете называться пожилым или старым человеком. Можете считать, что вы только-только достигли зрелости. А значит, у вас есть еще много лет для того, чтобы встретить женщину, подходящую вам в качестве жены, но позволю себе напомнить, что ваши подданные были бы рады узнать о вашей свадьбе чем скорее, тем лучше.

— Но мне ведь уже…

— Пятьдесят лет. И что с того? Мало кто из рожденных в смешанных браках приходит к расцвету своих сил в более ранние годы. Ваша сестра тоже была бы сейчас жива, здорова и полна сил, если бы не вышла замуж и не забеременела в столь юном возрасте. Так что, лорд Фалькьери, не бойтесь в обозримом будущем естественной смерти. Да, клинок, стрела или отравленное вино могут оборвать вашу жизнь, но годы сделают это не раньше, чем сыновья ваших сыновей будут посвящены в рыцари.

Дождавшись завершения разговора герцога с эльфами, слово опять взял наследный принц:

— Господин Пелан, мы будем рады предоставить вам на пути в Лионию почетный эскорт. Госпожа Паксенаррион упоминала о возможно грозящих вам опасностях, и ввиду того, что наши страны являются давними союзниками, я хотел бы предоставить вам некоторую гарантию спокойного путешествия. Согласны ли вы на такое сопровождение?

Пелан кивнул. Пакс вдруг увидела, что герцог был готов расплакаться от происходящего вокруг. Он даже не сразу нашелся, что ответить принцу.

— Ваше высочество, со мной в Вереллу прибыли лишь несколько человек. Для меня будет большой честью путешествовать в сопровождении официально выделенного мне эскорта королевской стражи. Но разрешите узнать, когда сопровождающие меня стражники будет готовы выступить в поход?

С этой минуты заседание Совета стало больше похоже на совещание в военном штабе. Один за другим начали обсуждаться пусть и важные, но все же рутинные вопросы: какое именно подразделение королевской стражи и в каком составе будет сопровождать наследника престола Лионии? По какому маршруту предстоит двигаться этому отряду? Кто отправится в крепость герцога Пелана с официальным уведомлением и его посланием к своим офицерам? На сколько переходов разделить дорогу от Вереллы до Чайи? Пакс внимательно слушала, стараясь не пропустить ни одной подробности, и даже вздрогнула от неожиданности, когда к ее плечу прикоснулся придворный маршал:

— Госпожа Паксенаррион, не найдется ли у вас для меня несколько минут? Пакс кивнула.

— Я хотел бы побеседовать с вами в своем кабинете.

— Да-да, конечно, — согласилась Пакс. — Судя по всему, выехать мы сможем не раньше чем через несколько часов, если вообще соберемся сегодня…

— Сегодня не получится, — сказал Пелан, услышав ее последние слова. — В лучшем случае завтра. Извини, Пакс, но перед отъездом мне нужно доделать свои дела здесь.

Пакс поклонилась и подозвала к себе Гарриса, неотступно следовавшего за ней:

— Гаррис, пожалуйста, будьте все время с ним. Я повторяю: кто-то из вас все время должен быть рядом с ним. Не оставляйте его буквально ни на минуту. Я не знаю, какая именно опасность может грозить ему, но мы все прекрасно понимаем, что силы зла не желают видеть его на троне.

— Паксенаррион, я обещаю: мы не оставим его ни на минуту.

— Я скоро вернусь, — сказала Пакс и следом за придворным маршалом вышла из зала.

Секлис провел Пакс в свой кабинет и усадил ее в кресло перед небольшим очагом. Вице-маршал принес поднос с печеньем и большой кувшин с сибом. Затем заместитель Секлиса удалился.

— Госпожа Паксенаррион, — сказал придворный маршал, — я понимаю ваше беспокойство, но поверьте моему опыту службы при дворе: остаток дня королевская стража проведет в сборах и подготовке к столь дальнему, по их понятиям, путешествию. Как я думаю, ваши сборы не займут столько времени. Что касается Пелана, то сейчас рядом с ним находятся королевские оруженосцы. Свой драгоценный клинок вы передали тому, кому он должен принадлежать по праву, и сами остались без оружия. Я предоставлю вам другой меч, но при этом попрошу оказать мне одну услугу: я хочу записать для архива Верховного Маршала ваш подробный рассказ об исполнении ниспосланного вам богами задания.

Пакс вздохнула, но, понимая нужность такого дела, подробно пересказала все, что с ней случилось, начиная с того дня, когда она покинула крепость герцога Пелана, и вплоть до прибытия в Вереллу. Она старалась по мере возможностей опускать излишние подробности, но при этом не сокращать рассказ настолько, чтобы он потерял связность и логичность. В общем, к тому времени, когда рассказ подошел к концу, кувшин с сибом почти опустел. Придворный маршал откинулся на спинку стула, потянулся и довольно потер руки.

— Теперь я понимаю, почему вы так спешите. Пойдемте. Эльфийских клинков у меня, разумеется, нет, но, надеюсь, мы сумеем подыскать для вас меч, более прочный и больше подходящий для реального боя, чем тот, который так подвел вас в церемониальном зале.

Маршал проводил Паксенаррион на оружейный склад, где Пакс долго перебирала предложенные ей на выбор мечи, пока нашла тот, который всем устроил. Потом они вернулись в главное крыло дворца и решили заглянуть в покои герцога. Там царил настоящий хаос: бегали слуги, ждали своей очереди посетители, и к тому же везде валялись разбросанные и приготовленные к путешествию вещи. Увидев в глубине герцогских покоев Коулу и Доррин, Пакс подошла к ним.

— Он ненадолго вышел, но сейчас вернется, — сказала Доррин. — Можешь не волноваться. Все королевские оруженосцы вышли вместе с ним, да прибавь к этому и увязавшегося за герцогом Селфера. Так что ты лучше посиди, отдохни. Видит Фальк, Пакс! Знай мы с самого начала, кем ты станешь и что тебе суждено сделать, я не уверена, что мы бы стали рисковать, выставляя тебя в боевой строй. А уж о том, чтобы назначить тебя в наряд по казарме, я бы, наверное, и не заикалась.

— Не удивлюсь, если б так оно все и было, — сказала Пакс. — Вот только как можно проверить эффективность оружия, не испробовав его в реальном бою? На что бы я была годна, не пройди я всю воинскую школу, начиная с новобранца? А вешать меч на стену — последнее дело. У вас, кстати, уже была возможность в этом убедиться.

— Нам будет не хватать Пелана, — печально сказала Коула. — Человека, который так умеет руководить и распоряжаться выделенной ему землей, надо еще поискать. И кстати, я не единственная, кто думает точно так же. Нет-нет, я никому не желаю зла и не хотела бы помешать исполнению того, что предначертано судьбой. Жаль только, что нельзя выкопать все мои яблони да и перебраться вслед за герцогом в Лионию.

— Я думаю, он и там подыскал бы тебе подходящий фруктовый сад.

— Ну, это совсем не то. Те самые первые яблони, саженцы которых я училась окапывать, действуя одной рукой, — этого уже не вернешь и не повторишь. Я навсегда останусь с ними.

— Я думаю, герцог понимает это не хуже тебя и испытывает по отношению к своей крепости и к своим землям те же чувства. Вот почему ему так тяжело, — сказала Пакс.

— Это понятно. И все же я очень рада за него. Сколько лет он был вынужден терпеть брошенные в спину, а то и в лицо обидные слова: «герцог без роду, без племени», «головорез, купивший титул на кровавые деньги»… Интересно, как теперь запоют все те, кто его так невзлюбил и в то же время так ему завидовал? Я могу сказать лишь одно: с нами он обращался с истинно королевским благородством и великодушием. По-моему, Лионии просто повезло. А сам Пелан заслуживает счастливого царствования.

— Кто с ним поедет? По крайней мере, кого он привез сюда и кто отправится с ним дальше в Чайю? Доррин стала перечислять, загибая пальцы:

— Арколин остался в крепости за старшего. Мы с Селфером приехали сюда и, ясное дело, поедем вслед за ним в Лионию. Еще вместе с нами в Вереллу прибыли, помимо Коулы, Донаг Кириссон, мельник из Западной деревни, и Сиджер. Добавь к этому Воссига и полдюжины ветеранов, которые должны были дать показания на заседании Совета. И, как обычно, погонщики, конюхи и так далее. Наверное, ветеранов он возьмет с собой в Чайю. И сдается мне, что Сиджера от нашего герцога оторвать никому не удастся. Сколько королевских гвардейцев будет выделено в качестве сопровождающего эскорта?

— Полагаю, что не меньше двух десятков. Наследный принц был бы рад выделить герцогу хоть целую когорту, но ты сама понимаешь, что это значит в смысле припасов и обеспечения. Потребуется такой обоз, что этот переход займет у нас неизвестно сколько времени. Герцог, то есть король, всегда говорил, будто королевская стража Тсайи настолько обленилась и привыкла к комфорту, что берет с собой в поход пуховые перины и кровати с балдахинами.

Придворный маршал кивнул:

— Все так и есть. Придворная жизнь, ничего не поделаешь. Сколько я спорил, доказывал — все без толку. Я не стал бы говорить, что они плохо подготовлены и недисциплинированны. Полагаю, что в бою они ведут себя вполне достойно. Но любая наемная рота запросто обставит их на марше. Я думаю, два-три перехода — и гвардейцы не смогут догнать никакое другое подразделение, будь это союзник или, наоборот, отступающий противник.

— Жаль, что наша рота не стоит лагерем у Вереллы, — вздохнула Доррин. — Солдаты Пелана порадовались бы за своего командира и были бы рады сопровождать его хоть на край света.

— А сколько это отсюда — недельный переход? Боюсь, я вынужден согласиться с госпожой Паксенаррион. Королю не стоит так надолго откладывать выезд в Чайю. Хотя, конечно, собственная рота была бы лучшим почетным эскортом для любого правителя.

— С другой стороны, появление такого подразделения в границах Лионии могло бы перепугать ее граждан, — заметила Доррин. — Там не привыкли, что по ее землям то и дело проходят колонны солдат в самой разной форме.

Пакс с удивлением посмотрела на нее, и Доррин вдруг покраснела.

— Я ведь там училась, — сказала она. — Ты же знаешь, я тебе рассказывала. И кроме того… я ведь по происхождению принадлежу к клану Верракая. Да. Впрочем, они меня своей больше не считают, — Доррин улыбнулась и покачала головой. — Мой троюродньгй брат — он просто сумасшедший. Я помню, как мы с ним постоянно дрались, пока я не убежала из дома.

В герцогских комнатах появлялись все новью посланники и посетители. Кто-то подошел к Доррин с грудой свитков и каким-то вопросом. Та виновато развела руками и, кивнув Пакс, пошла разбираться с архивом. Слуги внесли в комнату большие подносы с едой. Пакс вспомнила, что еще не собрала свои вещи, и предположила, что Льет не успела упаковать их, отправившись с Пеланом. Пробравшись через толпу посетителей к Коуле, Пакс поинтересовалась, когда герцог обещал вернуться.

— Точно не знаю, он сказал лишь, что скоро, но просил не беспокоиться, если это затянется на время стражи или чуть дольше. Он говорил, что ему нужно урегулировать некоторые финансовые вопросы обеспечения роты. Он уже переговорил со своим казначеем и набросал письмо Арколину. Что-нибудь ему передать?

— Да нет, я просто пойду в свои комнаты и соберу вещи. У меня это действительно не займет много времени.

Пакс не без труда пробилась через толпу посетителей к выходу в коридор и поспешила в свои покои. Льет на самом деле не успела собраться в дорогу, но в комнатах дожидались распоряжений две служанки. С их помощью Пакс быстро завернула все необходимые вещи в седельные сумки и во вьюк. Перекинув через плечо свои сумки и те, что были собраны ею для Льет, взяв в руку перетянутый ремнями вьюк, Пакс направилась обратно в герцогские покои. День клонился к вечеру, и в окно ей было видно, что большую часть двора замка уже скрыла удлинившаяся тень крепостной стены. Суматоха в покоях Пелана несколько стихла. У входа в гостиную были сложены перевязанные веревками мешки и вьюки с вещами, которые предполагалось взять с собой в Лионию. Коула, Доррин, придворный маршал и Донаг Кириссон, расположившись вокруг невысокого столика рядом с камином, уписывали за обе щеки наскоро нарезанные бутерброды и запивали их горячим сибом. Им наконец удалось урвать несколько минут, чтобы утолить голод. Никто из них не ел с самого утра. Пакс, умудрявшаяся сохранять отменный аппетит даже в самых напряженных и опасных ситуациях, поняла, что и сейчас никак не считает нужным отказываться от куска хлеба с запеченным мясом. Она уже протянула руку к буханке, как вдруг что-то кольнуло ее в сердце.

— Где он? Он еще не вернулся?

— Пока нет, — ответила Коула. — Пакс, ты что, волнуешься? Перестань! Не преувеличивай. Как бы то ни было, мы в Верелле, в королевском дворце. К тому же герцога сопровождают аж четыре королевских оруженосца.

— Он взял меч? — спросила Пакс, не вступая в спор с Коулой.

— Нет, — отвечала Доррин. Она откинула плащ и показала Пакс столь знакомую ей рукоятку и ножны. — Он сам сказал, чтобы я нацепила меч на свою перевязь, — пояснила Доррин. — Сказал, что не хочет выносить его из своей комнаты.

Пакс нахмурилась. Ее беспокойство усиливалось с каждой секундой.

— Жаль, что он его не взял. Об этом нужно было его предупредить и потребовать, чтобы он всегда носил этот клинок с собой.

— Но почему?

— Да просто потому, что это замечательный меч, равных которому в деле я еще не встречала. Более того, в его руках он обладает огромной магической силой, а никто из нас не сможет им воспользоваться.

— Но ты ведь сможешь?

— Уже нет, — ответила Пакс. — После того как он вынул клинок из ножен, меч будет принадлежать ему и только ему, ибо так составлены эльфийские заклинания. Лично я не осмелилась бы теперь вынимать его из ножен.

Доррин посмотрела на меч и покачала головой:

— Если бы я знала об этом…

— Прошу прощения, госпожа паладин, мне передали для вас послание и сказали, чтобы я отдал его вам лично в руки. — Пакс обернулась и увидела на пороге комнаты пажа в камзоле цветов королевского дома. Юноша протянул ей какой-то сверток. Когда Пакс взяла его в руки, паж развернулся и тотчас же скрылся в коридоре. У нее на ладони остался маленький пергаментный пакетик. Она аккуратно развернула жесткий неподатливый пергамент, и когда увидела, что в нем было завернуто, ее окатило такой волной холода, словно ее окунули головой в прорубь, пробитую во льду, сковавшем реку или озеро.

Глава XXVII

На ладони Пакс лежал перстень герцога с черным камнем и печатью — тот самый перстень, который она пронесла от Фин-Пенира до рощи киакдана в Бреверсбридже; тот самый перстень, с которым она вернулась к герцогу прошлой осенью. Собравшиеся в гостиной подошли к Пакс, желая посмотреть, что так ошеломило ее. Пакс вытянула руку с перстнем на ладони и увидела, как побледнели лица ее друзей. Никто не проронил ни слова. Пакс разгладила пергамент и обнаружила короткую надпись. Угловатые буквы, начертанные тонкими линиями, проведенными, как она сразу поняла, кровью. Паксенаррион вздрогнула. Это была его кровь.

Ты одна, или Лиония останется без короля. Пакс повернула пергамент так, чтобы надпись была видна остальным, и вытянула руку.

— Клянусь Великим Деревом… — первой смогла преодолеть оцепенение Коула. — Пакс, что ты будешь делать?

— Искать его, — мрачно ответила Паксенаррион.

— А как?

— Они меня сами на него выведут. Ведь в этом и состоит их цель.

Пакс начала бить дрожь. Ее одновременно сжигали ярость и жажда мести и в то же время вгоняло в отчаяние осознание безнадежности ее задачи. Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы подавить эти чувства. Если она собиралась что-то предпринять, то более всего в такую минуту ей требовались спокойствие и собранность. Она забрала перстень у Доррин и надела его себе на средний палец левой руки. Доррин почти не отреагировала на это и так и осталась стоять, глядя себе на ладонь, словно не понимая, что происходит вокруг.

— Коула, — обратилась Пакс к однорукой женщине, пытавшейся бороться с душившими ее слезами, — срочно разыщи ближайшего киакдана. Наверняка кто-нибудь из них должен жить поблизости от Вереллы.

— Зачем?

— Поможешь ему, когда он отправится в путешествие. Я хочу испробовать все. Может быть, удастся отыскать Пелана в тонких мирах, ведомых киакданам и эльфам.

— Великие боги! — воскликнул придворный маршал. Пакс лишь бросила на него строгий взгляд и продолжала давать наставления:

— Скажи киакдану, ну постарайся убедить его в том, что это действительно нужно, — пусть он встретится в тонких мирах с тенью магистра Оукхеллоу. Пусть передаст ему вот что. Запоминании: три дерева — огненный дуб, черное дерево и белая яблоня.

— Ты хочешь попросить его, чтобы он сложил священный костер для герцога?

— Для меня, — тихо сказала Пакс. Обернувшись к Доррин, она уже другим голосом проговорила:

— Капитан, приготовьте все к немедленному выезду. Поторопите стражу — пусть будут наготове. Возьмите все, что потребуется. Надеюсь, капитан, что придворный маршал поможет вам.

— Да-да, разумеется, — кивнув, сказал придворный маршал. Впрочем, по его голосу было понятно, что особых надежд на благополучный исход дела он не питает. — Обещаю, госпожа Паксенаррион, что все маршалы в Верелле…

— И по дороге, куда я поеду, — сказала Пакс. — Я вам сообщу направление движения, как только сама что-то узнаю. И еще: господин маршал, я бы хотела поговорить с вами наедине.

Доррин и все остальные вышли из комнаты, и прежде чем Пакс обратилась к маршалу Секлису, тот сам задал ей вопрос:

— Скажите честно, паладин Геда, вы предчувствуете свою скорую смерть?

— Я ничего не предчувствую и не предвижу, господин маршал. Мне дано чувствовать лишь то, на что меня направляют боги. Однако не могу не признаться, что недавно полученное послание сильно смахивает на приглашение в последнее путешествие. Хотя, как нам обоим известно, воина Геда не так-то легко вогнать в гроб. — Секлис заставил себя улыбнуться невеселой шутке Пакс. Тем временем она снова обратилась к нему:

— Господин маршал, я попрошу вас об одном одолжении. Не могли бы вы обратиться к Верховному Маршалу с просьбой передать ко мне домой — я имею в виду, моим родителям в Трех Пихтах, — меч с символом нашего ордена? Пусть она сама определит, когда это сделать, чтобы не навлечь опасности на мою семью. Ну и, само собой, я попрошу, чтобы с мечом передали несколько слов обо мне.

Каких? Да пусть она сама решит, что им нужнее и что они хотят обо мне услышать.

— Я обязательно выполню вашу просьбу, — сказал ей маршал. — Только скажите: вы действительно уверены в том, что никогда туда не вернетесь?

— Это я уже давно поняла, господин маршал. Чем бы ни кончился этот поход, домой мне все равно путь заказан. Не хочу, чтобы злые силы воспользовались моей слабостью и обрушили свою ненависть на моих близких.

— Я обязательно передам Верховному Маршалу все, что вы сказали, — заверил ее Секлис. — Чем еще я могу вам помочь?

— Знаете, на этот раз я не хочу пренебрегать символами ордена Геда, — сказала Пакс. — Я хочу вернуть свое оружие и медальон. Не будете ли вы любезны оставить их на ферме Геда в Вестбеллсе по пути на восток?

— Вы думаете, что окажетесь там, следуя за нами? Пакс покачала головой:

— Я окажусь там, куда направит меня Гед, господин маршал. Я хотела бы последовать за вами… не только в прямом, но и в переносном, высоком смысле этого слова. Однако… если говорить начистоту, у меня нет предчувствия, что так оно и получится.

Маршал негромко, но четко проговорил, глядя Пакс в глаза:

— Не в обычаях нашего братства приносить в жертву силам зла кого-либо из воинов Геда, а уж тем более паладина, без отчаянной борьбы за его спасение.

Пакс заставила себя улыбнуться:

— Клянусь честью, господин маршал, нашим братьям по ордену еще предстоит побороться, и побороться очень и очень серьезно. И может быть, не совсем так, как они того ожидают. А кроме того… — Пакс с удивлением обнаружила, что улыбка сама держится на ее лице, — представьте себе, сколько неприятностей мы уже доставили нашим врагам! Всего-навсего один паладин смог так сильно подпортить столь долго готовившийся заговор. Сколько лет хозяйка Черной Паутины ткала свои сети, пытаясь проникнуть всюду, куда ей было нужно. А Повелитель Мук — как он наслаждался страданиями несчастного ребенка! И что теперь? А теперь, когда законный король вернется на трон, их коварные планы навеки разделить Лионию и Тсайю рухнут.

— Если… если ты сумеешь найти его, — ответил придворный маршал, спокойно глядя Пакс в глаза. — И если сможешь заплатить требуемую цену.

— Я его найду, — сказала Пакс. — А что касается цены, то все, что у меня есть, принадлежит Великому Господину. И я готова отдать все, если он об этом попросит.

— Да пребудет с тобой Гед, паладин! — В устах маршала древнее пожелание удачи перед боем прозвучало особенно торжественно.

— И пусть Гед-воин и Гед-землепашец хранит вас и вашу ферму, — такими же древними словами благословения ответила Пакс. Поклонившись, она быстрым шагом вышла из кабинета придворного маршала.

Она шла по дворцовым коридорам, почти не замечая тех, кто попадался ей на пути. Всю дорогу Пакс думала, как герцога удалось заманить в ловушку. Неужели все оруженосцы погибли? А может быть, и он погиб? И это послание — не более чем ловушка уже для нее? Но Пакс никак не могла в это поверить, потому что в таком случае ее внутренний зов повел бы ее куда-нибудь в другое место. Она была уверена, что легко найдет Пелана. Те, кто переслал ей перстень, сами позаботятся об этом. Выйдя во внешний двор замка, Пакс посмотрела на небо, чтобы понять, который час. Судя по всему, до темноты оставалось смениться еще одной страже. Никто ни о чем не спросил ее на вькоде из дворца. Стражники лишь отдали ей честь, как почетному гостю. Она кивнула им и вышла на широкую улицу, уводившую ее от дворца.

В городе Пакс заставила себя идти помедленнее и стала присматриваться к тому, что происходит вокруг. На улице было много людей, они кутались в теплые плащи и шубы, заходили в дома и выходили из них. Прямо напротив дворцовых ворот находился большой постоялый двор, так и называвшийся: «Дворцовый страж». С одной стороны от него располагалась шорная мастерская, над входом в которую изящно изогнулась вырезанная из дерева лошадь. Дальше шла мастерская сапожника, еще чуть поодаль виднелась вывеска портного. По другую сторону от ворот стояло здание, где работали переписчики, готовые составить и правильно оформить любой нужный документ. За этим домом в сторону уходил узкий переулок. Пакс пошла туда, специально пройдя мимо окон большого зала постоялого двора. Она ничуть не удивилась, заметив, что кто-то вышел из дверей и пошел следом за нею.

Она спиной чувствовала чей-то напряженный взгляд, но заставила себя идти дальше вперед неторопливо, уверенно и не оборачиваясь. Шаги за ее спиной стали чаще. Пакс зашагала еще медленнее, направляясь к крыльцу конторы переписчиков. Вскоре у нее за плечом послышался низкий незнакомый голос:

— Я так думаю, что ты и есть Паксенаррион. Пакс оглянулась. За ее спиной стояла высокая рыжеволосая женщина в одежде вольного наемника, не имеющего контракта. Пакс сразу же заметила торчавшие из-за голенищ сапог незнакомки рукоятки кинжалов. Третий кинжал висел у нее на поясе.

— Да, — спокойно сказала она, — я Паксенаррион. Рыжая с любопытством, смешанным с презрением, осмотрела ее с ног до головы.

— Все сходится. Ты точно такая, как тебя описала Барра. Ну что, получила наш подарочек?

Пакс с деланным удивлением приподняла брови:

— Ты имеешь в виду колечко?

— Слушай, паладин, мне с тобой беседовать не о чем. Так что не выпендривайся и делай, что говорят. Хочешь увидеть этого живым — иди за мной и постарайся лишний раз не прикасаться к мечу. А то кто знает, как оно все обернется… — С этими словами женщина развернулась и пошла прочь.

— Стой! — негромко окликнула ее Пакс. Было в ее тихом голосе что-то такое, что заставило женщину замереть на месте. Затем она повернулась и удивленно посмотрела на нее. Пакс тем временем продолжала:

— Прежде чем я сделаю еще хоть один шаг, ты мне ответишь на два вопроса: жив ли он и живы ли оруженосцы?

— Все они живы — и твой Пелан, и твои оруженосцы. Но они умрут, если ты не поторопишься.

— А если я потороплюсь пойти за тобой, нас всех прихлопнут вместе, заодно? Я правильно тебя понимаю? — Пакс заставила себя подпустить в голос издевательской усмешки и заметила, что незнакомку такая интонация порядком озадачила.

— Не совсем так, — злорадно ответила она. — Мой повелитель был бы рад убить вас всех сразу. Он, безусловно, разделается с вами, но у тебя есть возможность немножко отсрочить исполнение приговора твоему герцогу, если, конечно, ты не испугаешься того, что тебе предложат.

— Куда мы идем?

— Даже если я тебе скажу, ты все равно не найдешь это место. Тебе его название ничего не скажет. Есть в Верелле такие места, дорогу куда знают только члены Гильдий. А есть и такие, куда смеют сунуть нос лишь немногие из Гильдий. — Еще раз пристально посмотрев Пакс в глаза, рыжая тряхнула головой и сказала:

— Я вот думаю… а может быть, Барра ошиблась…

— Так что, это все Барра затеяла? Или Верракай?

— Много будешь знать — скоро состаришься. Смешно, правда? Пошли. — Женщина снова развернулась и быстрым шагом стала удаляться. Пакс, сжав зубы, последовала за ней.

К ее удивлению, они пошли не в узкий переулок, который Пакс уже заметила, а дальше по главным улицам в направлении западных кварталов Вереллы. Здесь женщина свернула на какую-то узкую улочку, потом на другую, а затем Пакс и вовсе потеряла направление, следуя за своей провожатой по лабиринту улиц, переулков и проходных дворов. Тут царила нищета, знакомая Пакс по всем городам, кроме Фин-Пенира и Чайи. Маленькие, покосившиеся дома нависали над щербатой булыжной мостовой и скованной морозом грязью. Полураздетые дети сидели прямо на земле, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы меньше мерзнуть. Из открытых дверей и окон доносились запахи несвежей еды и помоев. Пакс постоянно ловила на себе пристальные взгляды, которые оценивали не столько достоинство паладина, сколько возможную цену ее оружия и кольчуги. Провожатая Пакс вдруг свернула в узкий проход между двумя зданиями, ширины которого едва хватало, чтобы идти по нему прямо, а не боком. Проход изгибался вокруг толстой каменной дымовой трубы и выходил в крохотный дворик. На противоположной от входа стороне выделялась двустворчатая дверь, похоже, совсем недавно выкрашенная черной краской, с ярко-красными петлями. В эту дверь и постучала рыжеволосая женщина рукояткой кинжала. В одной из створок приоткрылось маленькое окошечко. Пакс обвела взглядом дворик. Узкий, зажатый между стенами домов, он уже погрузился в предвечерние сумерки. Пакс удивилась полному отсутствию окон в выходивших в этот двор стенах домов, а затем заметила, что когда-то окна существовали, но потом были заложены кирпичом или наглухо заколочены прочными ставнями. До нее доносились голоса ее провожатой и говорившего с ней из-за двери мужчины. Кроме того, в одном из углов в груде мусора угадывалось какое-то шевеление и слышался писк. Если не считать этих звуков да едва доносившегося сюда городского гула, во дворике было очень тихо.

Скрипнули петли, и приоткрылась одна половинка черной двери.

— Пойдем, — сказала женщина и махнула Пакс рукой. Та не сдвинулась с места.

— Я хочу его увидеть.

— Там, внутри.

— Нет, здесь. Живым. — По воле Пакс волшебный свет залил мрачный двор, груды мусора у стен и покрытые плесенью каменные плиты мостовой. Какие-то тени с визгом шмыгнули в норы под стеной.

Женщина вновь обернулась к невидимому стражнику и стала о чем-то спорить с ним. Дверь снова захлопнулась, и женщина повернулась к Пакс:

— Я же сказала тебе, что он жив. От тебя только одни неприятности.

— Совсем наоборот, — возразила Пакс, — я делаю то, что нужно.

— Нужно? — переспросила женщина и сплюнула. — Ничего, скоро тебе объяснят, что нужно и что не нужно.

— Возможно. Но сначала я увижу его живым и здоровым.

— А это уж как решит Повелитель. Но в любом случае я тебе не завидую.

Несколько минут они молча стояли посреди двора. Когда обе створки ворот наконец открылись, во двор вышли и выстроились в две колонны вооруженные люди: солдатами Пакс назвать их не смогла. Вслед за своей бандой во двор вышли два жреца Лиарта. Их огромные рогатые шлемы отбрасывали в волшебном свете трепещущие тени. Если не считать того, что один из них был выше другого ростом, они походили друг на друга как две капли воды. Рыжеволосая женщина низко поклонилась им обоим. Жрецы посмотрели на Пакс, и один из них, угрожающе подняв тяжелую шипастую палицу, сказал:

— Паладин Геда, ты пришла, чтобы освободить своего хозяина?

— Он мне не хозяин, но он — законный король Лионии. Это вам всем известно.

— Дерзкая ты все-таки женщина!

— Мне было ведено богами возвести его на трон. Он больше не мой командир, ибо я стала паладином Геда.

— Но ты же пришла за ним.

— Я пришла за королем Лионии.

— Повелитель Мук не желает, чтобы он взошел на престол королевства Лионии.

— Повелитель Мук уже имел возможность убедиться в том, что воля Великого Господина исполняется вне зависимости от его желаний. — Ответом на эти слова стали неясные крики и голубая молния, которую метнул в нее второй жрец. Пакс рассмеялась и отшвырнула огненную стрелу в сторону одним движением руки. — Вот видите, — сказала она, — вы передали мне, что он жив и что у вас на уме какая-то сделка. Но ведь и я — не беззащитная овечка. Так что выдвигайте свои условия, и будем торговаться. Я ясно выразилась, рабы жалкого господина?

— Вы умрете, умрете все в страшных мучениях… — зашипел было один из жрецов, но второй оборвал его и шагнул вперед.

— Ты убила слуг нашего Повелителя в Лионии, — сказал он. — Еще раньше ты убивала их в Ааренисе. За эту пролитую кровь Повелитель заставит тебя пролить свою. Если же ты откажешься, он прольет кровь короля Лионии.

— Значит, смерть за жизнь? — спросила Пакс.

— Нет. — Жрец медленно покачал головой. — Муки за жизнь. Ясно тебе, паладин Геда? Смерть слишком легка. Одним ударом можно отсечь все ваши головы. А наш Повелитель знает, что вы, паладины, думаете, будто вас после смерти ожидают бесконечные пиры и празднества. Нет, ты должна выкупить свободу короля Лионии ценой своих собственных страданий и мучений. Кто-то из вас — ты или король Лионии — проведет эту ночь и завтрашний день под самыми страшными пытками. Такова воля нашего Повелителя.

— А потом все начнется снова, и в конце концов вы убьете того, кого захотите. — Пакс не без труда удавалось говорить твердо и спокойно.

— Может быть, и так, потому что, кроме нашего господина, есть и еще кое-кто, жаждущий твоей смерти. Неопределенность — составная часть пытки. Но условия сделки ты знаешь. Ты сдаешься и без сопротивления всходишь на наш алтарь. В противном случае король Лионии будет изувечен физически и душевно так, что уже никогда не доберется до своего трона.

— Докажите мне, что он и его оруженосцы живы.

— Оруженосцы? Какое тебе до них дело?

— Вам все равно не понять. Я требую доказательств. Один из жрецов удалился внутрь здания. Через некоторое время он вновь вышел во двор, а вслед за ним под конвоем, связанные и обезоруженные, показались в дверях Пелан и оруженосцы. Последним вышел человек, который нес все отобранное у них оружие. Вышедшие из темного здания щурились на волшебный свет. На лице Пелана, как только он увидел Пакс, проявилось лишь одно чувство — отчаяние. Гаррис покачивался между двумя конвоирами; он едва стоял на ногах, по всей видимости получив серьезную рану. Правая рука Сурии была наскоро перевязана. У Льет же повязка охватывала всю голову: похоже, что в бою ей пробили череп. Селфер тоже передвигался не без труда и сильно хромал.

— Пакс, я-то понадеялся, что ты не сунешься в эту ловушку. Думал, что у тебя ума хватит. — Негромкий голос Пелана едва слышно разнесся по дворику.

— Твое кольцо сработало, как мы и предполагали, — ухмыляясь, сказал один из жрецов.

— Мой господин, у паладина, действующего по воле богов, мало пространства для выбора, — сказала Пакс, не обращая внимания на жрецов и глядя в глаза Пелану.

— Ну что ж, ты убедилась: у нас есть то, что мы выставляем на торги, — сказал первый жрец. — Будешь выкупать его?

— Всех, — твердо сказала Пакс. — Оруженосцев тоже.

— А их-то зачем?

— С какой стати мне оставлять их у вас в лапах? — Пакс помолчала и сказала:

— Предлагаю сделку. Я выкупаю короля и оруженосцев на следующих условиях: один день и одну ночь — сутки — за каждого из них. До этого вы возвращаете их оружие и не трогаете их по дороге в течение всех этих дней.

— Нет, Пакс! Не вздумай! Только не это! — Сурия дернулась вперед, и конвоиры тотчас же, вцепившись в веревки, отшвырнули ее обратно.

— С чего это ты взяла, что мы будем выслушивать твои условия? — спросил жрец. — Мы можем убить всех прямо сейчас.

— Не забывайте, что вы здесь не у себя дома, — сказала Пакс. — А я, как вы уже успели убедиться, под защитой моих богов. Может быть, я и не спасу своих друзей. Может быть, даже глупо рассчитывать на это. Но я смогу убить вас обоих.

— Что ж… — Жрецы посмотрели друг на друга и заговорили между собой на каком-то непонятном Пакс языке. Затем, развернувшись к ней, один из них объявил:

— Мы ставим следующие условия: день и ночь за каждого. Пятерых будешь выкупать?

— А у вас что, есть еще пленные?

— Нет, по крайней мере пока нет. Итак, пятеро. Пять дней и пять ночей. Мы вернем им оружие и освободим их, как только ты войдешь в дом.

— Нет, — отрезала Пакс. — Что такое слово паладина, я думаю, даже вам хорошо известно. Чего стоят ваши уверения и обещания — мне тоже объяснять не надо. Вы освободите их прямо сейчас, и, подчиняясь данной мною клятве, они не поднимут оружие против вас…

— Пакс!

— Замолчи, Сурия. По крайней мере сейчас я запрещаю вам пытаться отомстить. Вы будете связаны моей клятвой. Заберите оружие и возвращайтесь во дворец. Берегите вашего правителя во время путешествия и никому ничего не рассказывайте. — Она посмотрела на оруженосцев и герцога, взглянула каждому из них в глаза. — Вы — я всех спрашиваю, — вы все поняли?

В глазах Пелана мелькнули слезы.

— Пакс, не надо. Ты не понимаешь…

— Прошу прощения, мой господин, но я-то прекрасно понимаю… Может быть, даже лучше, чем вы. Я теперь не ваш солдат. Я исполняю приказания Великого Господина и Геда, защитника слабых и безоружных. Умоляю вас, не делайте мое задание еще более трудным.

Герцог поклонился, насколько это позволила ему стягивавшая его по рукам и ногам веревка.

— Госпожа Паксенаррион, пусть все будет так, как вы сказали. Но раз уж я являюсь королем…

— Тогда и разговор ведите так, как того требует королевская честь, — сказала Пакс, спокойно глядя ему в лицо. Потом она снова перевела взгляд на жреца Лиарта. — Вы не будете преследовать их во время срока исполнения сделки.

— Обещаю, мы их не тронем.

— Тогда я даю клятву: именем Геда и Великого Господина, как только я увижу их свободными, вооруженными и беспрепятственно уходящими отсюда, я без боя сдамся вам и вашему повелителю на пять дней и пять ночей.

— Развяжите их, — сказал один из жрецов.

— Стойте! — сказала Пакс, и все замерли, глядя на нее. — У меня еще одно требование: пусть они унесут отсюда мое оружие. Нечего клинку Геда гнить в ваших подземельях.

— Ничего не имею против, — коротко ответил ей один из жрецов. По его кивку конвоиры развязали веревки. Гаррис просто рухнул на землю. Сурия и Селфер подбежали к нему и постарались поднять на ноги.

— Он жив? — спросила Пакс.

— Похоже, что не совсем, — мрачно пошутил Селфер. Пакс помолилась, уверенная в том, что жрецы Лиарта не позволят ей здесь и сейчас практиковаться в целительстве. Впрочем, ей вдруг показалось, что спасительная энергия пусть и слабым потоком, но потекла от нее к раненому Гаррису. Вскоре это ощущение исчезло, но Гаррис все же пришел в себя и сумел встать на ноги без посторонней помощи. Сурия посмотрела Пакс в глаза и чуть заметно кивнула в знак благодарности. Когда пленным вернули их оружие, Пакс сказала:

— Идите сюда, к выходу со двора. Здесь я отдам вам свое оружие.

Льет и Пелан прикрыли ее как могли, пока она снимала с себя оружейную перевязь, шлем и кольчугу. Пакс завернула все свои вещи в плащ, спрятав в его складках медальон Геда. Затем она сняла с пальца перстень Пелана и протянула его герцогу.

— Мой господин, вот ваше кольцо. Возьмите ваш меч и с этого мгновения держите его всегда при себе. Льет, придворный маршал Секлис заберет мои вещи. А теперь, мой господин, вы должны немедленно уйти отсюда.

— Пакс! — воскликнул он.

— Да хранит вас святой Гед, ваше величество. — Сказав это, Пакс поклонилась. Пелан кивнул ей и шагнул к выходу со двора. Последней, прикрывая отход и пристально поглядев Пакс в глаза, скрылась в узком проеме Льет. Пакс подождала, пока ее друзья скроются за выступом дымовой трубы, а затем резко повернулась к остальным. Никто из остававшихся во дворе не пошевелился.

— Потрясающе! — не без удовольствия сказал один из жрецов. — Как все-таки эти почитатели Геда доверчивы и неблагоразумны. — Пакс промолчала. — Между прочим, паладин, этот человек мог бы перейти на службу к нашему Повелителю.

В ответ Пакс рассмеялась:

— По-моему, ты должен кое-что знать о паладинах. Если бы этот человек перешел на сторону зла, я бы узнала об этом первой. Души таких, как ты и тот, что стоит рядом с тобой, я вижу насквозь.

— Вот и хорошо, — сказал жрец таким голосом, от которого кровь стыла в жилах. — Приглядись к ним повнимательней и ужаснись. — По его знаку конвоиры шагнули вперед и стали по обе стороны от Пакс. — И помни о своей клятве, безумная: ты обещала пойти с нами не сопротивляясь.

У Пакс замерло под сердцем, на мгновение страх пронзил ее тело и разум. Но она все же сумела собраться, взять себя в руки и, посмотрев в глаза жрецам, ответить:

— Я выполню свою клятву. Я дала ее, потому что так было угодно Великому Господину и его верному слуге Геду. Оба жреца расхохотались:

— Какое зрелище мы предложим нашему Повелителю! Вот развлечемся-то! Не так часто удается захватить живьем паладина! А такого, чтобы еще и поклялся не сопротивляться, можно смело назвать величайшим трофеем.

Пакс ничего не ответила и, подождав, пока конвоиры окружат ее со всех сторон, покорно пошла в сторону черной двери. Пока она не перешагнула порог, ее никто не пытался ударить или даже прикоснуться. Охранников, даже вооруженных, отпугивал волшебный свет, все еще окружавший Пакс сияющей сферой. Но внутри здания сияние как-то сразу померкло; один из жрецов схватил Пакс за руку и, резко дернув, толкнул к стене. Волшебный свет погас окончательно. Словно невидимые смертельные щупальца потянулись к ее сердцу. Пакс не испугалась, зная, что зло бессильно воздействовать на ее душу таким образом. Стражники связали ей руки и ноги крепкими ремнями, а затем потащили по каким-то длинным извилистым коридорам, по лестницам, каждая ступенька которых оставляла на теле Пакс очередной синяк, по комнатам, минуя двери, люки в полу и потайные лазы в стенах.

Пакс уже потеряла счет помещениям, сквозь которые ее проволокли, когда наконец стражники и жрецы остановились в довольно большом зале, освещенном факелами и наполовину заполненном стоявшими на коленях последователями культа Лиарта. Конвоиры рывком подняли Паксенаррион на ноги и удерживали ее в таком положении, чтобы она могла увидеть не только помещение, но и помост с орудиями пыток. Зрелище действительно было жуткое. Пакс уже доводилось видеть эти страшные приспособления. Она вдруг пронзительно ясно осознала, что ей уже никогда не выйти из этого черного храма: она умрет под пыткой, а если даже выживет, то это будет еще хуже — на нее будут показывать пальцами, издеваться над ее уродством, насмехаться над беспомощностью и неспособностью защитить себя и даже раздобыть кусок хлеба. Это ей тоже довелось пережить. Пакс попыталась отвлечься, заставить себя подумать о чем-нибудь другом — о чем угодно, и вдруг почувствовала теплое и мягкое прикосновение к затылку, словно ее гнедой конь подошел к ней сзади и ткнулся в нее мордой. Когда жрецы приблизились к ней, Пакс знала, что на ее лице нет и намека на страх.

Когда один из жрецов назвал имя пленницы ожидавшей толпе, она услышала, как по залу прокатился гул. Не всех обрадовало это известие. Немало было в толпе тех, кто не на шутку испугался. Как-никак, а кто такой паладин, знали все. Не вступятся ли за нее ее боги? Этот невысказанный вопрос словно повис под сводами зала. Жрецы развеяли опасения, рассказав, какую клятву дала им пленница. Боги не смогут прийти ей на помощь, потому что она сама связала себя по рукам и ногам своим обещанием. Пакс увидела жадный блеск в глазах собравшихся и слюну, выступившую на губах от предвкушения захватывающего зрелища. Один из силуэтов в задних рядах показался Паксенаррион знакомым. К тому же она увидела злорадную ухмылку на полуприкрытом капюшоном женском лице. «Не Барра ли это?» — мелькнуло в голове Пакс. Один из жрецов продолжал рассказывать, как им удалось уловить в свои сети паладина Геда, и за это время зал почти заполнился. Все новые и новые люди входили в помещение, влекомые жаждой крови, предвкушающие удовольствие от созерцания мучений беспомощного пленника. Пакс поняла, что ей остается только молиться.

В отличие от того, что с ней случилось в Колобии, эти пять дней и ночей ясно отпечатались у нее в памяти.

Началось все вполне предсказуемо. С Паксенаррион сорвали одежду, которую швырнули в толпу. Зрители разорвали ткань на мелкие кусочки под смех и одобрительные крики жрецов. Пакс смотрела в противоположную стену зала поверх голов зрителей, уже становившихся участниками издевательства. Затем один из жрецов, схватив веревку, которая была наброшена на шею Пакс, стал дергать ее из стороны в сторону, похлопывать по бокам, словно предлагал на продажу неплохую вьючную лошадь. Потом первого жреца сменил второй. Этот начал с того, что отхлестал Пакс по щекам тяжелыми перчатками с металлическими накладками, а затем принялся больно щипать за грудь и живот.

Настал черед зрителей, которых тоже пригласили поучаствовать в происходящем на помосте действе, разрешив каждому пощипать и подергать пленницу. Это было противно, унизительно, но еще терпимо. Пакс была просто потрясена тем, сколько людей, которым она не сделала ничего плохого, были готовы, хихикая и облизываясь, погладить ее грязными руками по лицу, ущипнуть, провести рукой между ног, отвесить шлепок. Она отказывалась понимать, как можно получать удовольствие от такой гадости. Недоступным ее пониманию оставалось и то, каким образом и под действием каких сил эти люди стали такими.

Какой-то молодой парень подпрыгнул и дернул Пакс за волосы. Это вызвало восторг у остальных, и многие стали пытаться повторить его выходку. Кто-то дотягивался до головы Пакс и старался выдернуть один волосок, кто-то накручивал на руку целую прядь. Потянулись грязные руки и к волосам на других частях тела пленницы. Пакс вздрогнула и напряглась, а ее мучители обернулись к жрецам, ища в их глазах одобрения. Затем пролилась первая кровь Пакс: кто-то из зрителей глубоко расцарапал ей лоб острой гранью камня на перстне. Жрецы сразу же остановили его.

— Еще рано, — сказал один из них. — Тебе, раб, было сказано, что у Повелителя достаточно времени, чтобы насладиться ее мучениями. А уж причинять боль он умеет куда лучше, чем ты. Я обращаюсь к вам, рабы: не смейте проливать ее кровь раньше времени. Если не будете выполнять приказов, будете жестоко наказаны.

Тот, кто расцарапал лицо Пакс, побледнел и машинально повернул перстень камнем к ладони. Жрец расхохотался:

— Ты что, решил, что можешь спрятаться от Повелителя Мук и великого мастера пыток? Он видит мир и через твои глаза, ему ведомо все, о чем ты думаешь и что знаешь. Не торопись, успеешь еще попробовать ее кровь на вкус. Лишь исполняй нашу волю беспрекословно.

Один из жрецов подошел вплотную к Пакс, и шипастое забрало его шлема чуть не уткнулось ей в лицо.

— Ну что, паладин, еще не боишься? Не жалеешь, что согласилась на эту сделку?

— Нет. — К собственному удивлению Пакс, голос ее звучал сильнее и тверже, чем можно было предположить. — Я никогда не жалею о том, что сделала, исполняя волю почитаемых мною богов.

— Еще пожалеешь, — сказал жрец и сделал знак конвоирам. — Тебе доводилось видеть наказания виновных в банде Пелана. Сейчас ты узнаешь, как мы наказываем тех, кто виновен перед нами.

По команде жреца один из конвоиров повалил Пакс спиной на какое-то подобие скамьи, намотав при этом веревку, которая связывала ей руки, на крюк, вделанный в пол. У Пакс неприятно заломило выгнутую спину, но самое страшное было не в этом. Жрец похлопал ее по голому животу и снова расхохотался:

— Что, паладин, не понравилось, когда наши гости дергали тебя за волосы? Мы избавим тебя от такой неприятности. У тебя просто не останется волос, за которые можно дергать. Знаешь такое выражение — «киниси тьюрин»?

Зрители подобострастно захихикали, и перед глазами Пакс появился второй жрец с бритвой в руке.

— Жаль, затупился инструмент. Гладко сбрить не получится, — издевательски усмехаясь, сказал он. — Но по-своему… с нашей точки зрения, так работать даже удобнее.

Затем он схватил волосы Пакс, оттянул их и лезвием длинной бритвы стал сбривать, время от времени царапая кожу на голове. Не прошло и минуты, как он уже показал пленнице копну волос у себя в руках. Пакс же ощущала только боль от порезов и непривычный холод на лишившемся волос черепе. Жрец отошел на несколько шагов, а затем вернулся в сопровождении двоих помощников, которые принесли ему небольшую жаровню. Лезвие бритвы накалилось докрасна.

— Так оно лучше бреет, — пояснил жрец и приложил раскаленную полосу металла к животу Пакс. Та сумела заставить себя не вздрогнуть и не закричать. Но к тому времени, когда жрец еще раз прошелся бритвой по ее голове и сбрил волосы на остальных частях тела, оставляя на коже полосы ожогов, она уже не могла сдержать бившую ее дрожь. Зрители смеялись и переговаривались между собой, как толпа зевак на ярмарке, глядя на выступление жонглера или клоуна. Посмотрев на Паксенаррион, жрец довольно кивнул:

— Теперь, паладин, ты познаешь отчаяние. Ты уже испытала то, чего и представить себе не могла. А сейчас нужно отметить тебя клеймом Лиарта, чтобы ты ощутила его владычество над своим телом.

Один из жрецов сжал голову Пакс, чтобы та не смогла пошевелиться. На мгновение перед ее глазами задержали раскаленное клеймо в виде рогатого круга, а затем прижали эту печать к ее лбу. В первое мгновение металл показался Пакс холодным. Раздалось шипение испаряющейся крови, а затем нестерпимая боль пронзила ей голову. Слезы хлынули из ее глаз, и Пакс не смогла удержать вырвавшегося из ее груди крика. Жрец засмеялся и сказал:

— Ну вот, теперь ты принадлежишь Лиарту. Ты отмечена его клеймом, как рабочая скотина. Подожди, у тебя есть время свыкнуться с этой мыслью. Мы же пока займемся другими делами, исполняя волю нашего Повелителя.

Что происходило в зале дальше, Пакс не видела. Но то, что доносилось до ее слуха, заставило ее содрогнуться. Она услышала, как один из жрецов выкликнул кого-то из слуг культа по имени. В ответ в толпе раздался испуганный детский голос, а за ним другой — уже взрослый, мужской, моливший о пощаде. Гневный обвинительный окрик жреца заставил его замолчать. Пакс не могла разобрать всех слов, что употреблялись служителями и почитателями культа Лиарта, но общий тон и смысл она понимала прекрасно. Вновь послышался детский голос, теперь в нем помимо страха слышалась еще и боль. Раздались удары. «Кнут», — мелькнуло в голове Пакс. Ребенок отчаянно кричал, а в те секунды, когда он, захлебываясь слезами, замолкал, до слуха доносились всхлипывания и плач мужчины. Вновь угрожающий окрик жреца — и мужчина замолчал, напоследок произнеся несколько слов, выражающих смирение и покорность. Жрец вновь обернулся к Пакс, схватил ее за уши и заставил поднять голову. Удерживая ее одной рукой, другой он легко поднял с пола и показал Пакс истекающего кровью ребенка, тело которого было иссечено ударами кнута.

— Видишь? Если мы так обходимся с детьми, вся вина которых состоит в недостаточной верности их родителей Лиарту, то можешь себе представить, что будет с тобой.

— Да спасет святой Гед его душу, — тихо произнесла Пакс. — Защитник слабых дарует ему мир и покой.

Жрец отпустил бессильно упавшую голову Пакс, и через минуту пытки возобновились. Удары розгами сменялись тычками металлических прутьев и хлестанием ремнями со свинцовыми грузами на концах. Затем Пакс развязали и швырнули на пол. Ее пинали, торкали в нее какими-то палками, снова били, пусть и не так сильно, чтобы переломать кости, но достаточно, чтобы она в какой-то момент отключилась и потеряла сознание. Все это время толпа жадно следила за происходившим, с восторгом встречая каждый вырывавшийся у Пакс крик. До того момента, как сознание покинуло ее, Паксенаррион пыталась сосредоточить все свои мысли на Геде и Великом Господине, вспоминая священный огонь, разожженный в хижине киакдана, и прикосновения теплой морды гнедого коня.

Прекратив на какое-то время избиение, Пакс дали прийти в себя и вновь заставили смотреть на мучения ребенка. Его подвесили к какой-то перекладине на платформе и еще больше исполосовали все его тело кнутом и ножами. Ребенок уже не кричал, а лишь слабо стонал и вздрагивал при каждом ударе. Затем стражники отвязали его и швырнули в угол зала. Пакс стиснула зубы, чтобы не закричать, когда маленькое истерзанное тельце с глухим стуком ударилось о каменный пол. Потом она еще раз негромко произнесла слова молитвы. Жрец тотчас же ударил ее по лицу.

— За себя молись! Мой тебе совет — умоляй о милости нашего Повелителя, ибо только он теперь может избавить тебя от мучений.

— Великий Господин выше всех других, — прошептала в ответ Пакс и сама удивилась спокойствию, с которым произнесла эти слова.

Жрец дал очередной приказ стражникам, и те, перехватив связанные руки Пакс, подвесили ее на веревке к той же перекладине. У Пакс потемнело в глазах. Ей казалось, что ее руки вот-вот выскочат из плечевых суставов. Тем временем стражники разрезали веревку, связывавшую ее ноги вместе, и, разведя их, привязали за голени к нижним столбам перекладины. После этого, потянув за другие веревки, они подняли перекладину так, что вся тяжесть тела жертвы пришлась на ее запястья, вытягивая плечи из суставов.

— Ты не бог, а всего лишь смертный человек, — сказал тот из жрецов, что был ниже ростом. — А значит, наш Повелитель обладает всей властью над тобой. Или ты с этим не согласна, несмотря на все, что только что испытала и видела?

От пота, лившегося со лба, у Пакс щипало глаза. Она зажмурилась, тряхнула головой и сказала:

— Я паладин Геда, и тот, чьим рабом являешься ты, не имеет надо мной никакой власти.

— Гед тебе здесь не поможет, слышишь ты, паладин! — закричал ей в лицо жрец. — Ты ему теперь не нужна. Если мы выдернем из суставов твои руки и оставим их так, ты уже никогда не сможешь держать меч, а значит, будешь своему господину без надобности.

— А ведь это еще не все, что мы для тебя приготовили, — сказал другой жрец. — Такого безмозглого и заносчивого паладина следует проучить хорошенько. Ты ничего не сможешь противопоставить нашей силе и власти нашего Повелителя.

Пакс ничего не ответила. Ей с трудом удавалось дышать. Боль все сильнее разрывала ее руки, плечи и спину. Ожоги, ссадины и синяки, которые еще недавно, казалось, едва можно было терпеть, утонули в потоке этой боли. «Сколько еще это может продолжаться? — подумала она. — Сколько еще терпеть, пока…» Словно угадав ее мысли, жрец сказал:

— Что, забыла о том, где у тебя раньше болело? Сейчас я тебе напомню.

Одетыми в перчатки руками он стал поглаживать ее тело, поначалу даже не причиняя ей боли, издевательски пародируя любовные ласки. Зрители расхохотались, когда он, им на радость, стал утрированно изображать движения человека, занимающегося любовью. А затем его пальцы вонзились в ее тело, безошибочно находя те точки, которые отзывались на тычок вспышками боли. Пакс была не в силах неподвижно дожидаться очередного тычка и попыталась, извиваясь, избежать болезненного прикосновения. К сожалению, только попыталась, потому что боль в спине и плечах не позволила ей сдвинуться ни на дюйм. Она стала задыхаться, словно захлебываясь переполнявшей ее болью. В какой-то момент в ее отступающем сознании выплыли образы давнего ночного нападения на нее на постоялом дворе. Потом в глазах Паксенаррион все потемнело. Заметив это, жрец отошел от нее и подождал, пока она пришла в себя и чуть-чуть успокоила дыхание. Потом все повторилось. И опять, поймав момент, когда сознание готово было покинуть ее, пытку прекратили. На третий раз Пакс отключилась совсем.

Когда она очнулась, то обнаружила, что ее руки привязаны к углам все той же рамы с перекладиной. Один из жрецов читал собравшимся своего рода проповедь:

— …Вот видите, нет необходимости увечить ее и убивать, по крайней мере для начала. Настоящее мастерство состоит в том, чтобы знать, куда ударить, насколько сильно и сколько раз. Не меньшее умение требуется и для того, чтобы нанести самую болезненную душевную рану, выбрать, например, того из детей, кого отец любит больше других.

Молчание. Тишина. Ни одного возгласа со стороны слушателей.

— Наказание должно быть как можно более жестоким и суровым. — Опять молчание. — А ведь многие из вас уже наверняка убили бы паладина Геда и тем самым лишили бы нашего Повелителя долгого многочасового удовольствия. Смотрите же и учитесь. Радуйтесь вместе с нами, ибо власть нашего Повелителя распространяется повсюду и на всех. Даже так называемые святые воины древности не спасут никого, даже своего паладина, не говоря уже о простых прихожанах их храмов. Мы сможем сделать с этой женщиной все что угодно, и с нами ничего не случится. Власть принадлежит нашему Повелителю, и только ему одному. Он готов поделиться этой властью со своими верными слугами. Вы тоже сможете почувствовать вверенную вам его власть над этим паладином. Учитесь, делайте, что вам прикажут, и паладин будет истекать кровью, кричать от боли и молить вас о пощаде. И если в нашей власти оказался паладин, то что можно сказать о других, простых людях, не отмеченных особой милостью их богов?

Жрец грозно наклонился над первым рядом слушателей и обвел их взглядом, словно хищная птица. Пакс увидела, как попятились и сжались те, на кого упал этот взгляд. Тем не менее все собравшиеся неотрывно смотрели в лицо жрецу. Тот, довольный произведенным впечатлением, продолжал:

— Что есть власть, которой вы все жаждете? Это деньги? Все золото паладина в нашем распоряжении. Кровь? Она тоже наша, и вы увидите, как она будет истекать кровью, нам на радость. Сладострастие? Мы дадим вам возможность удовлетворить вашу похоть. Само ощущение власти? Избранным из вас будет дано увидеть, как она смиренно поползет к нам на коленях, признав нашу силу. Сила нашего Повелителя безгранична. Вы, его верные слуги, можете получить частичку этой силы. Все другие в конце концов будут побеждены и повержены. Они беспомощны перед нашей силой, и эта гордая девчонка-паладин — лишь первый тому пример. Вспомните, как вы боялись ее, когда она появлялась перед вами в сверкающих доспехах, с мечом в руке. — При этих словах толпа заволновалась. — Признайтесь, вы же боялись ее, даже здесь, на улицах этого города. Вы втягивали голову в плечи лишь при одном ее появлении. Признайтесь, презренные рабы: вам приходилось прятаться, скрываться от нее по щелям и подвалам. А теперь смотрите — вот она висит, вздернутая на дыбу, связанная и беззащитная. Все, что у нее осталось, — жизнь и способность воспринимать этот мир, что, скажу я вам, немало, — осталось у нее лишь потому, что мы не отобрали у нее это. — Жрец махнул рукой в сторону Пакс. Проследив его жест, некоторые слушатели встретились взглядами с Паксенаррион. При этом все они постарались поскорее опустить глаза. Жрец же все не унимался.

— Вот ты! Ты, там, в третьем ряду! — закричал он. — Ты же можешь выцарапать ей глаза, ослепить ее! Она в твоей власти. А ты можешь отрезать ей уши! Кто остановит вас, кроме нашего Повелителя? Кто сможет наказать вас за что-либо, кроме него? Кто единственный из богов заслуживает нашего поклонения? Кто, если не…

Он замолчал, и толпа хором ответила ему, троекратно прокричав:

— Наш Повелитель! Наш Повелитель! Наш Повелитель! Лица тех из собравшихся, кого Пакс могла видеть, выражали не столько энтузиазм, сколько страх. Не все были так уж воодушевлены возможностью поучаствовать в медленном умерщвлении паладина, как в самом начале, когда им предоставили право просто поизмываться над беззащитной женщиной. Пакс поняла, что по-своему даже сочувствует этим несчастным людям, по незнанию вверившим свои души столь жестокому божеству и столь коварным и безжалостным служителям его культа.

— Да, наш Повелитель могуч и непобедим! Лиарт всесилен! — продолжал завывать жрец. — Презренные рабы, вы недостойны даже произносить вслух его имя! Это право будет дано лишь тем из вас, кто взойдет на алтарь и поклянется в верности Лиарту. Но вы знаете, кто он для вас и для всего мира. — Жрец поднял руку, сжатую в кулак. Ответ последовал незамедлительно.

— Наш Повелитель! — прокричала толпа. Жрец заметил, что Пакс открыла глаза, и вновь подошел к ней. Она спокойно встретила его взгляд.

— Ну что, ты снова с нами? — спросил жрец.

— Великий Господин всегда с нами, — сказала она. В толпе кто-то присвистнул от изумления. Несколько человек рассмеялись. Второй жрец, подскочив к Паксенаррион, дважды ударил ее по бокам.

— Судя по твоим шрамам, не слишком-то он защищал тебя. Я даже готов предположить, что ты уже побывала в руках верных слуг нашего Повелителя.

— Нет, — ответила Пакс. — Это следы работы Ачрии. Жрец изо всех сил ударил ее кулаком в живот.

— Не произноси этого имени вслух, недостойная! Пакс, восстановив дыхание, прохрипела:

— Ты… ее… боишься…

Еще один удар в живот, а затем другой — в лицо. Потом жрец схватил лежавший на полу колючий кнут, которым до того он избивал ребенка, и показал это страшное орудие Пакс.

— Я думаю, что это научит тебя уважению к нашему Повелителю. Он сильнее Повелительницы Паутины и, в отличие от нее, не выпускает попавших к нему в плен врагов.

Жрец хлестнул кнутом по ногам Пакс, затем по животу. Потом он зашел ей за спину, и пять ударов вспороли кожу. Кровь потекла по спине Паксенаррион, по ногам, закапала на пол. Пакс стиснула зубы, пытаясь противостоять дикой боли. Прежде чем боль хоть чуть-чуть отступила, мучители перешли к следующей пытке. Из жаровни щипцами были извлечены раскаленные цепи. Одной из них жрецы обмотали талию Пакс. Затем намотали две другие ей на ноги от колен и ниже. Пакс почувствовала запах паленой кожи.

Зрители, избранные жрецами, вновь были приглашены на помост принять участие в издевательствах. Многим мужчинам не терпелось воспользоваться возможностью утолить свою похоть, но, заметив, как кто-то потянулся к застежкам на штанах, жрец остановил его жестом и сказал:

— Еще рано. Подожди, всему свое время, а пока радуйся тому, что тебе дозволено.

Поднявшиеся на помост стали бередить раны Пакс, ковырять их пальцами и, подражая жрецам, тыкать ее в самые болезненные синяки и ссадины. Паксенаррион увидела, как один из них облизал палец, вымазанный в ее крови. От этого ее чуть не вывернуло наизнанку. Жрецы рассмеялись.

— Что, нравится? Ничего особенного, кровь как кровь, можете попробовать!

Многие действительно стали тотчас же мазать ладони и пальцы ее кровью и облизывать их. Пакс вдруг вспомнила, скольких солдат противника довелось ей убить в бою. Сколько крови — чужой крови — довелось ей пролить. Но никогда в жизни ей и в голову не приходило попробовать на вкус эту кровь. Никогда она не слышала и о том, чтобы другие солдаты проявляли такую бессмысленную жестокость.

При этом, как она заметила, многие из тех, кто находился в зале и даже был приглашен принять участие в пытках, выглядели еще более напуганными, чем раньше. Им явно не доставляло удовольствия то, в чем они участвовали. Они опускали головы и старались не глядеть ни на Пакс, ни на жрецов. Прошло довольно много времени до того, как жрец приказал всем снова спуститься с помоста в глубину зала.

Жрец, который был выше ростом, щипцами вынул из жаровни раскаленную металлическую пластину.

— Теперь, когда ты отмечена печатью Лиарта, — сказал он, — мы не должны особенно портить твою внешнюю красоту. Но если мы украсим тебя хорошими ожогами вот здесь, — с этими словами он приложил пластину к внутренней стороне бедра Пакс, — твоя внешность не пострадает, но ты никогда не сможешь ездить верхом, да и ходить будешь с огромным трудом, хромая и переваливаясь. — Последних слов мучителя Пакс уже не слышала. Не знала она и того, насколько глубоким был полученный ею ожог. Ей казалось, что пламя охватило всю ее ногу.

— У нас еще кое-что приготовлено, — доверительным тоном сказал второй жрец. — Если мы испробуем на тебе все телесные пытки, боюсь, ты уже не сможешь оценить наше мастерство в причинении душевных страданий. Я предлагаю на время переключиться и заняться твоими чувствами и убеждениями.

По его команде двое охранников вышли через одну из дверей и вскоре вернулись, втащив в зал девочку-подростка, совершенно незнакомую Пакс. Судя по ее одежде, она была прислугой в каком-то богатом доме. В рот ее был засунут кляп, а руки связаны за спиной. Как только жрец вынул кляп у нее изо рта, девочка громко закричала.

— Заткнись! — еще громче крикнул жрец и хлестнул ее по лицу. — Издашь еще хоть звук, я… — Он счел ненужным конкретизировать угрозу. Девочка и без того замолчала и лишь полными слез глазами следила за каждым его движением. Жрец обернулся к Паксенаррион.

— Время от времени мы берем очередную жертву прямо с улицы, — сказал он. — Эта девчонка слишком поздно гуляла в темном переулке. Мы решили не отказывать себе в удовольствии заполучить очередную жертву.

Только в этот момент девочка увидела истерзанную, привязанную к перекладине Пакс. Ужас исказил ее лицо, и она дернулась, словно пытаясь убежать. Один из стражников заломил ей руку, и девочка, осев на пол, сдалась, подчинившись грубой силе.

— Ну что, паладин, предлагаю тебе другую сделку, — объявил жрец. Пакс промолчала. — Итак, ты обязалась радовать нашего Повелителя пять дней и пять ночей. Прошло совсем немного времени, и у нас есть еще пять дней и четыре ночи, чтобы испробовать на тебе все самые изощренные пытки. Но если ты согласишься с тем, что наш Повелитель всесилен, нам не придется калечить эту девочку, доказывая тебе его могущество и свое мастерство. Если же ты будешь неразумно упорствовать в том, что твои боги, как ты их называешь, более могущественны, нам придется доказать их и твое бессилие, заставив страдать этого ребенка. Ведь не мы, а ты называешь своего Геда спасителем беззащитных. Ты называешь себя его паладином. Может быть, это и так, но даже ты, паладин так называемого защитника несчастных и отчаявшихся, сможешь спасти ее только именем нашего Повелителя.

— Я прошу вас… — Голос девочки был слаб и едва слышен, но глаза ее смотрели прямо в глаза Пакс. — Пожалуйста, сделайте то, что они говорят. Не позвольте им…

Пакс отвернулась, посмотрела в толпу почитателей Лиарта, на жрецов, на охрану, потом вновь в глаза девочке.

— Нет, — твердо сказала она. — Я не могу.

— Итак, — возвестил высокий жрец, — тебе, по-моему, начинает нравиться то, чем мы здесь занимаемся. Хочешь посмотреть еще? Не могу не согласиться. Зрелище предстоит достойное внимания.

Где-то в толпе раздался издевательский смешок.

— Нет, — ответила Пакс, — мне никогда не доставляло удовольствия причинять кому-то боль или видеть, как кого-нибудь мучают на моих глазах. — Девочка открыла рот, чтобы что-то сказать, но Пакс, не дав ей заговорить, продолжала:

— Я не могу предать богов, которым дала клятву. Аминь, дитя мое. Я могу лишь молиться за тебя, за то, чтобы Гед и Великий Господин защитили тебя и утешили, дали тебе сил. Я молю Госпожу Мира, чтобы она даровала тебе мир и покой. Но повелитель этих рабов принадлежит к черным силам зла. Я не могу обратиться к нему с молитвой.

— Ну что ж, тогда ей предстоят адские мучения, и виновата в этом будешь ты и никто другой, — сказал жрец.

— Нет! Если вы причините ей боль, она будет страдать только по вашей вине. Не я пытаю невинных, но вы.

— Ты. можешь остановить это, помочь невинной жертве.

— Разве это в моих силах? — Пакс попыталась улыбнуться, но ее улыбка больше походила на очередную рану на ее лице. — Ты говоришь, что я могу остановить это. Как? Поверив тебе? С какой стати? Что ты сделал, чтобы я могла поверить хоть единому твоему слову? Пока я здесь, в вашей власти, вы можете делать все, что захотите. А вам нравится причинять людям боль и страдания. А кроме того, как я вижу, ваш так называемый повелитель — изрядный трус. Только получив заложника, он начинает издеваться над другими. Я не могу назвать его великим божеством. Вы называете его Лиартом Всесильным? Как же! Скорее Лиарт Жалкий Трус.

— Гедовская стерва! — закричал жрец, схватил с пола кнут и дважды хлестнул им Пакс, прежде чем второй перехватил его руку.

— Брат, она сильнее, чем ты думал. Она провоцирует тебя на излишнюю спешку. Ты же знаешь, что, пока она без сознания, она отдыхает.

— Я не позволю ей упасть в обморок, — ответил первый жрец. Он намотал кнут на руку поверх перчатки и провел им, как теркой, по израненной спине Пакс. Затем, вымазав в крови вторую руку, он показал ей алую ладонь и у нее на глазах облизал пальцы. — А если она все же отключится, это время, каждая минута, будет прибавлено к общему времени, положенному нам по условиям сделки. Ясно тебе, паладин? А кровь-то у тебя сладкая! Скоро придет время — попробуем, каково на вкус твое мясо. — Было видно, что гнев, вспыхнувший в нем при оскорбительных словах в адрес его божества, прошел, и жрец уже спокойно обернулся к плакавшей девочке и сказал, обращаясь к Пакс:

— Ты, паладин, слушай меня внимательно. Можно, не убивая человека, изуродовать его на всю жизнь. Некоторые способы… скажем так… более артистичны, чем другие. Предлагаю тебе оценить вот этот. — Взяв большие щипцы, он вынул из жаровни камень размером с кулак. — Видишь? Горячий камень. Приложи его к суставу — например, к коленному, с внутренней стороны, и свяжи ногу так, чтобы он там и оставался. Он глубоко вжарится в тело, пережжет все сухожилия, высушит их. Как видишь, потребуется не так уж много времени и совсем немного усилий, чтобы ножка или ручка этой девочки никогда больше не смогли ей служить. Можно использовать этот способ с коленным, локтевым суставом, с ладонью, или засунуть этот камень человеку под мышку — все зависит от того, какого размера камень выбрать для процедуры.

Конвоиры подтащили девочку к тому месту, откуда Пакс могла ее видеть, швырнули лицом на пол, навалились на нее и задрали подол юбки. Жрец положил камень на коленный сгиб, и стражи тотчас же согнули ей ногу, зажав камень между голенью и бедром, и в несколько секунд стянули ремнями. Девочка кричала изо всех сил, и крик ее эхом разносился под сводами зала. Стражники отпустили ее и перерезали веревки, которые связывали ребенку руки. Она поползла по полу, продолжая кричать и время от времени пытаясь сорвать затянутые мертвыми узлами ремни на ноге.

Пакс чуть не лишилась чувств. Она была бессильна помешать тому, что происходило прямо перед ней. Закрыв глаза, она попыталась сосредоточиться на образе Геда, помолиться. Она слышала, как толпа приверженцев Лиарта смеялась, кричала, веселилась, радуясь страданиям ни в чем не повинного ребенка. Она почувствовала, как кто-то впился ей в израненную ногу. Открыв глаза, она увидела девочку, которая, добравшись до помоста, пыталась залезть на него и при этом кричала сквозь слезы.

— Я умоляю вас! Умоляю! — почти выла она. — Остановите их!

— Я не могу, — пробормотала Пакс. — Только Гед…

— Нет, вы… — Девочка застонала и обеими руками вцепилась в ногу Пакс, пытаясь расцарапать, разорвать ей сухожилия. — Вы не хотите помочь! Да будьте вы прокляты! — Она в последний раз попробовала подтянуться, чтобы влезть на помост, но силы ее оставили, и она рухнула на пол, продолжая стонать. Пакс тряхнула головой. Слезы жгли ей глаза. Сердце, казалось, было готово остановиться у нее в груди. Жрецы дождались, пока крики девочки не сменились бессильными рыданиями, затем дали команду стражникам, и те разрезали ремни и распрямили ей ногу. Девочка издала последний пронзительный крик, когда пинком сапога камень выбили у нее из-под колена. Он покатился по полу, унося на себе клочья дымящегося мяса и обгоревшей кожи.

— Ну что, паладин? Защитил ее твой Гед? — спросил жрец, пнув плачущую девочку сапогом.

Пакс ничего не ответила. Ей приходилось всеми силами души бороться против насылаемого на нее отчаяния. Она заставила себя подумать о том, как сейчас скачет на восток король в окружении оруженосцев. Меньше всего на свете она хотела причинять боль кому бы то ни было из-за своих убеждений. Но даже сейчас она не считала, что поступила не правильно, не пойдя на эту сделку. Прошло немало времени, прежде чем жрец снова обратился к ней:

— Думаешь, твой защитник спасет тебя? А зачем ты ему нужна? Неужели ты с ногами, изуродованными таким образом, останешься ценным приобретением для своего ордена? А представь себе свои руки — руки, которые привыкли сжимать оружие, — изуродованные такими же страшными ранами. — Жрец прикоснулся к локтевому сгибу правой руки Пакс, затем провел перчаткой у нее под мышкой. Паксенаррион вздрогнула. — Я вижу, ты понимаешь, о чем я говорю. Какому небесному покровителю воинов ты будешь нужна поcле этого? Значит, нет смысла ускорять демонстрацию прямо сейчас. — Обернувшись к конвоирам, он сказал:

— Свяжите девчонку и утащите ее отсюда. Она нам еще пригодится.

— Нет! — выкрикнула Пакс.

— Что значит — «нет»? Ты здесь будешь приказывать? Или ты хочешь признать власть и силу нашего Повелителя?

— Нет, я лишь хочу, чтобы вы не трогали ее больше. Она ничего вам не сделала.

— Ну и что с того? А если это нам просто нравится?

— И кроме того, ее мучения научат тебя уму-разуму. Ты поймешь, что выхода у тебя нет. Твои душевные страдания и страх — вот что дает истинную радость нашему Повелителю. Впрочем, ты можешь порадовать его еще больше, а вдобавок к этому спасти девчонку, смирившись с очевидным и признав его своим повелителем.

Пакс стала молиться, пытаясь передать девочке хоть крохи целительной силы, дарованной ей богами. Пакс почувствовала ласковое прикосновение невидимых рук к своей голове, но ни единого намека на то, что исцеляющая энергия передалась девочке. Та по-прежнему лежала лицом в пол, лишь рыдания, сотрясавшие ее все это время, стихли.

Долгое время после этого Пакс так и висела перед толпой, привязанная за руки и за ноги. Она обратила внимание на то, что многие присутствовавшие не выдерживали и уходили из зала. Вообще вся толпа постепенно менялась: одни почитатели черного культа приходили, другие уходили куда-то через двери в стенах зала. Некоторые через какое-то время возвращались. Жрецы вновь и вновь подходили к Пакс и начинали опять избивать ее кнутом или придумывали какое-нибудь очередное издевательство. В какой-то момент они попытались поднять лежавшую все это время на полу девочку и обнаружили, что она умерла. Ее тело тотчас же вытащили из зала. Сколько прошло времени, Пакс не знала. Боль и жажда вконец измучили ее. Но стоило ей потерять сознание, как ее сразу же вновь приводили в чувство. В итоге она почти свыклась с постоянной болью и желала лишь одного — забыться и таким образом отдохнуть. Через какое-то время она заметила, что количество желающих насладиться ее мучениями вновь увеличилось.

Стражники внесли в зал и выстроили в ряд перед помостом несколько ламп, от которых, помимо слабого красноватого света, исходила резкая омерзительная вонь. Дым столбами поднимался над этими светильниками-курильницами и на уровне глаз Пакс клубился, извивался и превращался в одно неопределенной формы облако. В полуобморочном состоянии Пакс смотрела на него, удивляясь тому, что у нее еще находятся силы, чтобы пытаться понять, на что похоже изменяющееся поминутно облако. Эти размышления и наблюдения отвлекли ее от заклинаний, читаемых жрецами. Пакс даже нашла в себе силы повторить про себя молитву и десять заповедей Геда. Но боль и усталость все же сделали свое дело: как только стражники направились к ней, она не смогла больше сосредоточиться ни на чем, кроме ожидания новых страданий. У нее свело живот, язык прилип к пересохшему нёбу. Двое охранников перерезали ремни, которые удерживали запястья Пакс, и отпустили ее. Она рухнула вниз всем телом, лицом вперед, ударившись об пол, словно сброшенный с телеги мешок. Пакс на мгновение вновь потеряла сознание и даже не почувствовала, как стражники обрезают ремни, удерживавшие у столбов ее ноги. Она пришла в себя, лишь когда ее ступни также стукнулись об пол.

Облегчение от того, что руки перестало вырывать из тела, было недолгим. Не прошло и минуты, как конвоиры схватили ее за руки и за ноги и перетащили на каменный алтарь в центре помоста. Они вновь привязали ее за запястья и лодыжки так, что грубая каменная глыба впилась шероховатостями в израненную спину Пакс. Высокий жрец положил плоский, довольно большой камень на живот Паксенаррион. Затем из-за его спины показался его напарник и положил второй камень ей на грудь. Пакс гадала, что будет дальше. Пока что камни не доставляли ей особого неудобства, если не считать боли в тех местах, где их вес пришелся на ожоги. Она ждала, что произойдет. Пока что, не ощущая сильной боли в руках и плечах и имея возможность расслабить шею, положив голову на каменную глыбу, она чувствовала себя куда лучше, чем до этого. Впрочем, через минуту дикая боль прокатилась волной от пальцев к локтям и плечам. Стало восстанавливаться кровообращение, и затекшие, онемевшие конечности горели, словно в огне. Тем временем жрецы подозвали зрителей, сказав им подойти поближе.

— Мы продемонстрируем вам пытку, которая применяется только в случаях особо важных жертвоприношений, таких как сегодняшнее, — сказал первый жрец. — Мы будем прибавлять вес к этим камням, используя для этого звенья тяжелой железной цепи. Вес будет увеличиваться до тех пор, пока она не перестанет дышать. Потом мы снимем несколько звеньев, и тогда главным мучителем для нее станет время. Рано или поздно ее тело не выдержит, легкие не смогут втянуть в себя воздух, и дыхание остановится. Вы же будете нашими помощниками в ритуальной части этой процедуры. Вы вручили свои души нашему Повелителю, и теперь от вашего имени мы, действуя ему во славу, будем добавлять столько звеньев цепи, сколько вы потребуете.

Рядом с алтарем стоял большой кувшин, в который каждый подходивший бросал монету или две. По команде жрецов стражники опускали на камни соответствующее число звеньев железной цепи. Один человек в богатом шелковом одеянии положил в копилку большую серебряную монету. Двенадцать звеньев зараз опустились Пакс на грудь.

Навалившаяся на нее тяжесть впечатала спину Паксенаррион в камень алтаря. Перед нею прошла лишь половина толпы, а ей уже было тяжело дышать. Она попыталась напрячь грудь и вдыхать за счет мышц живота, но жрецы сразу же добавили груза именно на нижний камень. Перед глазами Пакс опять поплыли разноцветные круги. Она зажмурилась, пытаясь сосредоточиться лишь на своем дыхании. Она слышала жрецов, но уже не могла разобрать, что именно они говорят. Когда сознание должно было вот-вот покинуть Пакс, тяжесть перестала увеличиваться. Она уже не понимала, что происходит, а лишь инстинктивно боролась за каждый вздох. Воздух с хрипом входил и выходил из ее горла. Кто-то плеснул ей в лицо холодной водой. Вода попала ей в рот, Пакс подавилась, попыталась откашляться и не смогла. Прежде чем она окончательно отключилась, с нее сняли несколько звеньев цепи и стали наблюдать за тем, как она станет сопротивляться оставшемуся весу. Когда и эта тяжесть измотала ее вконец, были сняты еще несколько звеньев.

Больше всего Пакс хотелось уснуть и чуть-чуть отдохнуть от этого кошмара. Но с таким грузом на груди и на животе ни о каком сне или забытьи речи быть не могло. Стоило ей чуть забыться, как дыхание останавливалось. И вновь она потеряла счет времени, совершенно не представляя, сколько тянутся эти мучения. Ей казалось, что от одного с невероятным трудом дающегося вдоха до другого проходит едва ли не час. Она слышала голоса, чувствовала, как жрецы играют с нею на потеху публике, то добавляя веса, то снимая часть звеньев с ее груди и живота. Время от времени они начинали колоть ее остриями кинжалов, хлестать по ногам и рукам плетьми, плевать ей в лицо, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. Она была способна думать лишь о воздухе, желать лишь воздуха. Она боролась за каждый вдох, а камень и металл, лежавшие на ней, слишком быстро выдавливали из ее груди с таким трудом добытый воздух.

В те минуты, когда сознание не отказывалось служить Пакс, она не раз и не два вспоминала о том, как раньше переносила выпадавшие на ее долю арест или плен. В ту ночь, которую она провела в карцере в роте герцога Пелана, она так жалела себя, страшась, как самого страшного наказания, гнева Стэммела. Боль казалась ей настоящей и нестерпимой, страх — абсолютно обоснованным… Сейчас Пакс прекрасно понимала, что это были совершенно детский страх и боль ребенка, которого отшлепали за проступок. Ребенок, растерявшись и не понимая взрослой жизни, не верит в то, что боль скоро пройдет, а родители рано или поздно перестанут сердиться. Он при этом искренне уверен в том, что его страдания неимоверно тяжелы. Взрослые разбираются в этом уже лучше. Повзрослевшая Пакс пожалела ребенка в самой себе, вспомнив, как она, замерзшая и испуганная, сидела в темном карцере, похоронив раз и навсегда надежду стать настоящим воином. А потом — каким жестоким показалось ей наказание, которое понес Коррин! Много дней после этого она вздрагивала, представляя на себе удары хлыстом и позор перед строем. С нее хватило и того, что ее вывели на плац перед всей ротой без одежды. Так, постепенно в ней выковывалась солдатская выносливость, умение переносить боль и преодолевать страх, заменяя его злостью, стремлением к победе и надеждой на отмщение. Этот праведный гнев сослужил ей хорошую службу в противостоянии силам Синьявы, по крайней мере так ей тогда казалось. Стремясь отомстить за погибших друзей, она сделала то, что в другой ситуации оказалось бы не под силу обычному человеку. Зато в Колобии тот же самый гнев навлек на нее страшную беду. Она слишком хорошо помнила то состояние — черную ярость, граничащую с безумием, куда менее невинное чувство, чем паника избитого новобранца. Но, в конце концов, под этой яростью скрывались те же самые детские страхи, спрятанные, хорошо замаскированные, но так и не подавленные до конца.

И опять Паксенаррион видела себя такой, какой представляла в детских мечтах. Она скакала на прекрасном коне в сверкающих доспехах и с мечом в руке. Боль и удушье заставили образ померкнуть. Ей удалось разглядеть тень, отбрасываемую прекрасным всадником, тень, сотканную из страхов, которые и породили этот исполненный силы и уверенности в себе образ: отчаяние, унижение, боль, смерть в одиночестве или в окружении врагов, а дальше — пустота, бесконечная пустота. Она всегда боялась этого и творила из этих страхов мечту — о власти, о свободе, о непреодолимой силе и храбрости. Она заставила себя поверить в то, что ей не придется пережить ничего из того, что так ее пугало, ибо ей суждено было стать героем, побеждающим всех врагов, героем, который выше любого страдания.

И вот она лежит, связанная по рукам и ногам, истерзанная, беспомощная, перед врагами, которые наслаждаются ее болью и страданиями. По их словам, это прекрасный пример власти Лиарта. Для них она — замечательная возможность вложить еще больше страха и ненависти в своих последователей, доказательство тому, что победа света — лишь обман. И нет у нее ничего, что она могла бы противопоставить лживым речам служителей зла: нет ни силы, ни сверкающего меча, ни горячего коня, ни возможности защитить даже саму себя.

Потом образ ее мечты перестал дрожать и расплываться в дымке. Пакс яснее прежнего увидела паладина на сверкающем коне. В конце концов, никто на свете не хочет страданий, не хочет стать жертвой заговора черных сил, жертвой предательства, никто не желает ни себе, ни кому-либо из близких таких мучений, какие выпали на ее долю. Ее детские страхи, пусть и оставшиеся с нею на всю жизнь, ничем не отличались от страхов, испытываемых другими. Людям свойственно бояться боли, одиночества и отчаянной тоски, точно так же, как им свойственны тяга к деньгам, к комфорту, желание любить и быть любимыми, простое желание по вкусу посолить пищу. Это Пакс осознала, живя у киакдана. А сейчас, на пороге смерти, она в конце концов признала за собой право испытывать эти человеческие страхи. Она поняла, что не должна отрицать их в себе, а должна лишь побеждать, преодолевать их в глубине своей души.

И в этом — Пакс не могла не понимать — мечта сбылась полностью. Она реализовывалась не в преодолении сугубо эгоистического страха за себя и стремлении защитить только себя саму, но создавалась постепенно с целью выступить на стороне добра, защищая других. И за эту мечту, как бы далека и недостижима она ни казалась в эти страшные минуты, стоило еще побороться до последнего вздоха. Прекрасный образ непобедимого героя вовсе не уводил сознание от страха, как типичная мечта о власти и силе, но в ее случае уже исполнившаяся мечта в жизни Пакс вновь обращала ее к тому самому страху. Вся ее жизнь, весь узор, раскрашенный яркими красками, был похож на прекрасную песню, на символическое дерево жизни, о котором рассказывал ей киакдан под кронами священной рощи. Корни этого дерева уходили в толщу страхов; отчаяния, набирались сил в смерти друзей, опутывали кости павших, впитывали в себя пролитую кровь. А где-то высоко-высоко наверху сверкали на солнце мирные весенние листочки и яркие лепестки цветов. И чтобы стать такой цветущей веткой, непременно нужно питаться теми же самыми страхами. А значит, уметь находить их в себе, направлять и использовать себе во благо, но не отвергать и не отбрасывать.

Эти мысли привели ее к видению нового образа. И Пакс не узнала себя. Кто она теперь? Какая она? Этого она не смогла бы сказать даже самой себе. Словно несколько четко очерченных "я" появились в ее внутреннем мире, таинственным образом разделенные и в то же время неразрывные. Пленница своего терзаемого тела, она оставалась все тем же ребенком, воспринимавшим каждую новую пытку как волну невыносимой боли, каждый стон, вызываемый этой болью, — как новое унижение. Опытный, много повидавший на своем веку солдат с сочувствием смотрел на это тело, которое постепенно отступало под натиском истощения и невыносимой боли, как сдавалось бы любое тело: чье-то чуть раньше, чье-то чуть позже. И не было никаких оснований стыдиться ни своей беспомощности, ни каких бы то ни было звуков, издаваемых под пыткой, ни запаха, исходящего от истерзанного тела. Такое могло случиться с кем угодно, и Пакс с чистой совестью могла сказать, что никогда не насмехалась над страданиями других и не хвасталась, что на месте другого смогла бы продержаться дольше или лучше. Этот закаленный в боях солдат требовал от нее лишь одного: терпеть, пытаться сберечь силы и пусть даже погибнуть, но до последней секунды сохранить надежду на то, что удастся отомстить и прихватить с собой на тот свет хотя бы одного врага. Но в то же время Пакс понимала, что появился в ней еще кто-то: она сама, но совершенно новая, отказавшаяся от вечной солдатской тактики выжидания, накопления злости, стремления отомстить. Это ее новое "я" заглядывало в собственные страхи, в свою же боль и пыталось найти нити, связывавшие ее с теми, кто собрался вокруг, по крайней мере с теми из ее мучителей, кто выглядел не довольным, а испуганным, с теми, кто не был потерян окончательно для сил добра.

В редкие минуты передышки, когда жрецы отвлекались от издевательств над нею, чтобы обратиться к своим последователям, или когда, приведя Пакс в чувство, готовили инструменты для новых пыток, она, к своему удивлению, ощущала себя абсолютно спокойной. Разумеется, ни боль, ни страх никуда не исчезли. Но она не чувствовала себя обязанной реагировать на них так, как раньше. В ней не осталось ни злости, ни ненависти, ни жажды мести — ничего, кроме жалости к тем, кто находил происходящее забавным, и тем, кто не понимал, зачем он здесь находится, но не мог найти в себе храбрости воспротивиться или просто уйти. То, что с нею случилось, могло случиться. Все, чего она боялась, все, с чем боролась, взяв в руки оружие, — все это навалилось на нее непреодолимой тяжестью и… и она смирилась. Смирилась не потому, что это было справедливо: такой кошмар не мог быть порождением справедливости. Смирилась не потому, что заслужила это: никто, ни один человек не заслуживал такого насилия над собой. Смирилась она потому, что смогла смириться, будучи такой, какой она была. Это смирение разрушало власть зла над нею и над другими, доказывая на примере ее истерзанного тела, что сила страха коренится в самом страхе, что еще большая сила может, питаясь от тех же погруженных во мрак корней, найти путь к свету.

Этот покой, это смирение создали вокруг себя небольшой островок мира в море насилия и жестокости. Сначала это заметили только жрецы, которые обрушили всю свою ненависть и злобу на крошечный клочок инородного в их святилище светлого спокойствия. Но оно не было ни стальным листом, который можно было бы согнуть или пробить другой сталью, ни стеклом, которое можно расколоть, а походило скорее на застывший на одном месте мощный поток, исходивший от неровного ритма едва бьющегося сердца Паксенаррион и даже от ее стонов. Спокойствие распространялось все шире и шире. Оно лилось из глаз, в которых не было ненависти к тем, кто плевал ей в лицо или пробовал на вкус ее кровь; из голоса, который, вырываясь из ее окровавленного горла, рождал лишь стоны и слова молитвы, а не проклятия в адрес своих мучителей.

Те, кто в изумлении смотрел на нее, не могли не видеть ран: они видели, как эти раны появлялись на теле Паксенаррион, они сами делали их более болезненными. Все видели кровь, чувствовали ее запах. Многие из них познали ее соленый вкус. Все ощущали удушливый запах горелой человеческой плоти. Все видели, как появляются на теле пытаемой все новые и новые раны и как жрецы ковыряют клинками и каленым железом в старых, заставляя их вновь кровоточить. Все видели, как умирала девочка-служанка. Все видели исполосованного кнутом и истекшего кровью мальчика. Все присутствовали при поругании девственности и видели, как надругались над старыми солдатскими шрамами, покрывая их свежей кровью. Все, все слышали, как стонет паладин, как и обещали им жрецы.

И все же… Они не чувствовали ее ненависти. Они не чувствовали ее страха. И когда ей удавалось произнести несколько слов, она говорила о том, что воля Великого Господина в конце концов восторжествует. Жрецы в ответ кричали, угрожали ей, обещали все более страшные пытки, но все их угрозы разбивались о стену спокойствия и убежденности пытаемой ими женщины. Это спокойствие растекалось все шире и шире по залу, как незаметно выходит из берегов и разливается по окрестным берегам вдруг переполнившийся водой ручей по окончании сухого сезона, когда проходят первые дожди.

Один за другим те, кто собрался в зале, прекращали издеваться над Пакс или, понукаемые жрецами, делали это все с меньшей охотой. Она была столь слабой и столь беззащитной, столь истерзанной, что… что они вдруг представили себе сестер, подруг, матерей — всех, кого они знали и кто мог оказаться на ее месте. Когда они пришли в этот подземный черный зал, то думали, что им доставит удовольствие увидеть паладина — не гордого и могущественного, на прекрасном коне, а униженного и измученного. Но почти все они знали, кто такая Пакс, знали, что ей пришлось пережить. По крайней мере всем была известна ее история, начиная с того года, когда ей пришлось покинуть Фин-Пенир и жалким трусом, убогой нищенкой ходить по городам и деревням, боясь даже попросить себе кусок хлеба. Все знали, что она родилась в бедной семье простого крестьянина. Какой же был смысл в том, чтобы унизить дочь пастуха, которая к тому же уже познала весь возможный стыд и унижения? Кое-кто из присутствовавших раньше был солдатом. Им не нужно было объяснять, откуда на теле мучимой женщины множество шрамов: мало на ком из них не было таких же, общих для всех солдат ран, полученных за годы тяжкого ратного труда. Эти люди понимали, что они не станут храбрее, не докажут свою доблесть, переломав кости связанному по рукам и ногам такому же солдату, как и они. А те, кто поначалу хохотал, глядя, как происходит поругание девственности, и даже многие из тех, кто присоединился к этому с охотой и удовольствием, теперь переводили взгляд с того места, где еще недавно лежала мертвая служанка, в тот угол, где по-прежнему валялось тельце истекшего кровью, истерзанного кнутом ребенка. При этом они ощущали что-то похожее на стыд — за себя, за то, что они могли поставить удовлетворение своей похоти в ряд с другими адскими издевательствами над людьми. Все понимали, что Паксенаррион не представляла для них никакой опасности. Многие задавались вопросом, почему они решили, что им нужно ее бояться и за что-то ей мстить. Паладины никогда не обижали беззащитных и не нападали на безоружных, а опасность… опасность исходила от кого-то другого и… и похоже, от тех, кто избрал для себя символом рогатый круг Лиарта, от тех, кто с восторгом орудовал шипастым кнутом и раскаленными цепями.

Мало-помалу настроение собравшейся в подземелье толпы стало меняться. Почувствовав, что нестойких подданных начинают мучить сомнения, жрецы не могли не попытаться пресечь опасные мысли в зародыше. Но страх перед ними не помог восстановить былое настроение толпы. А когда жрецы занесли клинки над далеко не случайно выбранными жертвами, жажда крови и звериный восторг при виде чужих страданий сменились в душах большинства присутствовавших внутренним смятением и каким-то неясным, еще не оформившимся сочувствием к жертвам. Час шел за часом, сгоревшие факелы меняли на новые, день сменялся ночью, ночь переходила в новый день. Постепенно многие из тех, кто пришел в храм Лиарта убежденным в правоте темных сил, к собственному удивлению, стали смотреть на мир совсем по-другому.

Пакс едва ли смогла бы уловить это изменение в настроении и мыслях тех, кто пришел посмотреть на ее мучения. В те редкие минуты, когда она приходила в себя, она вынуждена была собирать в кулак всю волю, чтобы сохранить верность не только своим богам, но и самой себе, своему былому "я". Иногда силы оставляли ее, и она чувствовала, как ее душа погружается в отчаяние, смешанное с отвращением, презрением к самой себе. В эти минуты она старалась сосредоточиться на том, чтобы изгнать из себя гнев и ненависть, принимая боль как неизбежное испытание, как часть некогда избранного ею пути. Когда ей начали ломать пальцы — фалангу за фалангой, кисти — кость за костью, запястья, она изо всех сил стремилась подавить в себе страх остаться калекой. До этого мгновения она цеплялась за надежду, что, если ей удастся выжить, она по крайней мере рано или поздно залечит ожоги и раны и будет способна держать в руках оружие. Теперь она поняла, что на это надежды нет, но осознала также и то, что если ей удастся пройти через эти адские муки и выжить, ей будет дано большее, чем просто способность держать в руках меч: она сможет жить и быть паладином Геда, если сможет хотя бы дышать, в то время как вполне могла бы дожить до глубокой старости целой и невредимой и остаться никем. Выбор был сделан ею когда-то давно. Она сама выбрала свою судьбу, сама добивалась всю жизнь того, чего сумела добиться, и никто, кроме нее самой, не мог заставить ее отказаться от этого выбора. Изнасилование, чего раньше она боялась как совершенно неведомой ей боли и унижения, оказалось ничем не страшнее любой физической боли. Она ничего не потеряла, ибо ничего не имела: никогда не рассчитывала на получение удовольствия от своего женского тела, никогда не задумывалась над тем, что физическая близость может быть венцом внутренней близости двух людей. В очередной момент беспокойного забытья Пакс показалось, что сама Алиания явилась к ней со словами утешения и поддержки, но что в те минуты было рядом, а что лишь привиделось в кошмарном бреду, — этого Пакс определить не смогла бы. Все, начиная от боли и кончая видениями, перемешалось в ее сознании, проникая сквозь полуразмытую границу между чудовищной реальностью и потусторонним миром.

В очередной раз стражники подняли Пакс на ноги, чтобы ее было видно со всех концов зала. Помещение было набито людьми до отказа. Видимо, все понимали, что дело подходит к концу. По команде жрецов стражники швырнули Пакс на пол.

— Признаёшь ли ты власть нашего Повелителя над собой? — спросил ее один из жрецов, приподняв носком сапога голову Пакс, чтобы видеть ее лицо.

— Я во власти Геда и Великого Господина, — с трудом размыкая губы, произнесла Пакс. К невероятному ее изумлению, голос ее прозвучал куда громче и четче, чем она могла предположить.

— Ты ни на что не годный кусок истерзанного мяса! Ты отдана в жертву нашему Повелителю, как он того и пожелал, — ледяным голосом сказал жрец. — Если ты сейчас же не признаешь его своим господином, тебя ждут раскаленные камни.

Пакс молчала.

— Что, захотела стать беспомощной калекой? — усмехаясь, спросил ее жрец.

— Нет, — ответила она, — я хочу быть паладином Геда. — И вновь она почувствовала едва заметное прикосновение к голове, после чего словно невидимая, зыбкая, но в то же время прочная пелена отделила от нее ее боль. Чтобы скрыть досаду, жрец изобразил усмешку и пнул Пакс сапогом в лицо.

— Паладин Геда? Ты, видимо, совсем помешалась от боли, мешок с костями и кровью! Ну что ж, получай то, что заслуживаешь, паладин Геда. Я тебя предупредил, но ты сама выбрала себе путь.

Взрыв боли прокатился по ногам Пакс и по всему ее телу, когда ей в коленные сгибы положили раскаленные камни и связали согнутые ноги ремнями. Она сжала кулаки, забыв о том, что кости на руках у нее переломаны, но даже эта боль не смогла заглушить ту, что шла снизу, от ног. Теряя сознание, Пакс лишь стискивала зубы, чтобы меньше стонать.

— Ну что ты теперь скажешь, паладин? Где твой защитник обиженных и униженных? — Жрецы схватили ее с двух сторон и поставили на колени, так, чтобы на сжигаемые суставы приходился вес ее тела.

— Все в воле Великого Господина, — прохрипела Пакс. — Гед поддержал меня. Я не сдалась. Я все выдержала.

Стоило жрецам отпустить ее, как Пакс повалилась на пол, желая лишь одного — упасть в какую-нибудь бездонную пропасть и разбиться.

Стражники вновь подняли потерявшую сознание Пакс и удерживали ее на коленях в вертикальном положении, чтобы толпа зрителей могла ее видеть. В зал потянуло запахом горелого мяса, и толпа зашевелилась, уже не вслушиваясь в очередную проповедь жрецов. Все переглядывались, молча, одними глазами спрашивая друг у друга: «Что она имела в виду, когда сказала: „Я все выдержала?»" Голова паладина бессильно свесилась на грудь. Из зала было видно только кровоточащее клеймо Лиарта на лбу Пакс. По команде жрецов стражники развернули ее спиной к зрителям. Один из жрецов разрезал ремни, связывавшие ей ноги, и голени Пакс безжизненно упали на пол. Длинными щипцами жрец вырвал камни из прожженных ими ям вместе с клочьями пригоревшей к ним кожи. Зрители замерли. Паладин не двинулся и не издал ни единого крика. «Наверное, несчастная умерла от боли», — подумали те, кто еще недавно жаждал понаблюдать за ее мучениями. На этот раз все стояли неподвижно и чего-то ждали. Затем стоявшие в первом ряду увидели что-то такое, от чего, не веря своим глазам, попятились и даже попытались спрятаться за спинами других.

Увидели же они вот что: там, где по всем законам должны были оказаться выжженные вместо сухожилий и суставов дыры с обгорелыми кровоточащими краями, оставалась здоровая чистая кожа без единого шрама или даже намека на ожог. Увидев реакцию зрителей, жрецы развернулись, посмотрели на ноги Пакс и в изумлении уставились друг на друга. Одна за другой затягивались у них на глазах другие раны на теле Паксенаррион. Палец за пальцем ее изуродованные руки вновь обретали прежнюю форму. Державшие Пакс стражники испуганно выпустили ее из рук и отбежали на несколько шагов. Пакс, по-прежнему неподвижная, рухнула на пол. Один из жрецов, хрипло прокричав проклятие, занес над ней свой кнут, взмахнул им, но удар почему-то миновал тело пленницы и пришелся прямо по доспехам самого жреца. Второй жрец выхватил кинжал с зазубренным лезвием и занес его над спиной Пакс. Ко всеобщему изумлению, клинок остановился в нескольких дюймах от ее тела, словно наткнувшись на невидимую стену. Лезвие изогнулось и со звоном сломалось пополам. Пакс по-прежнему лежала неподвижно, и на ее теле не появилось ни единой новой царапины.

В зале воцарился хаос. Те, кто стоял в задних рядах, хотели увидеть, что происходит впереди, на помосте. Те, кто уже все видел, мечтали лишь о том, как бы поскорее убраться из подземелья. Они испугались, что разящая рука Геда покарает их прямо здесь и сейчас. Жрецы приказали другим стражникам поднять Паксенаррион, голова которой все так же бессильно свешивалась на грудь. Все смогли увидеть, что символ Лиарта больше не уродует ее лоб. Вместо него на месте кровоточащего клейма появился серебристый сверкающий круг. Увидев священный знак Великого Господина, жрецы против своей воли опустили глаза и попятились. Напуганные стражники готовы были опять бросить Пакс, но жрецы, криками и проклятиями маскируя собственный страх, приказали им унести ее из зала через ту самую дверь, в которую ее сюда затаскивали. Затем они стали выгонять из зала своих недавних слушателей и учеников, и вновь громкими командами и бесчисленными ругательствами им приходилось скрывать свой страх.

Бежавшие из подземелья повергли в панику и смятение владения воровской гильдии. Те, кто все видел сам, пытались убедительно рассказать об этом тем, кто не видел. Те же, кто не хотел верить сразу, сталкивались со все новыми и новыми свидетелями. Кто-то попытался выбраться на улицу. Черная ночь, мороз, ледяной ветер и усиленные патрули королевской стражи загнали их обратно в подворотни и темные переулки с проходными дворами. Все это добавило страха и неразберихи. Тотчас же среди обитателей этих грязных, опасных даже днем кварталов вспыхнули старые ссоры, вспомнились давние обиды. Кое-где уже зазвенела сталь, покатились в сточные канавы первые трупы. Те, кто собрался с мыслями и решил вытащить тело паладина за городские стены, завернули Пакс в плотный плащ и понесли ее по темным улицам, всячески стараясь не дать плащу развернуться. Никто не хотел становиться свидетелем того, как идет чудо исцеления, опасаясь, что случится еще одно чудо, и Паксенаррион оживет, а вслед за этим кара богов обрушится на головы виновных. Эти люди жаждали лишь одного — скорее избавиться от тела Пакс, вытащив его за пределы своих владений.

По всем королевствам и землям, где был хоть один последователь Геда, в каждом храме, на каждой ферме, в резиденциях всех маршалов, в домах всех тех, кто не смог добраться до храмов, — повсюду шла общая служба. Всюду возносились к небесам молитвы о спасении. Совершаемое в едином порыве многими тысячами благородных душ таинство молитвы продолжалось до самого рассвета.

Глава XXVIII

Кьери Пелан уезжал из Вереллы холодной темной ночью, страдая от бессильной злобы и обвиняя себя в случившемся. Он был взят в плен, попавшись на уловку, о которой вполне мог бы догадаться, поддавшись на уговоры одного из своих ветеранов. Это было полной глупостью, и ему не казалось достаточным оправданием то, что на него в тот день обрушилось столько новостей и дел. Даже тот факт, что он стал королем Лионии, не должен был настолько отвлечь его от окружающей действительности. А потом… потом он был спасен, когда уже потерял всякую надежду. Спасен другим ветераном — Паксенаррион, ныне паладином Геда. Она освободила его и его оруженосцев, но сама оказалась в плену. На пять дней она отдала себя во власть жрецов Лиарта, понимая, что те сорвут на ней всю ненависть к силам добра. Пелан был вынужден согласиться с этой сделкой. Согласиться, потому что… потому что другого выхода у него не было. Пакс заключила сделку со жрецами Лиарта, связав этой клятвой и его самого. Мрачно опустив голову, он ехал по заснеженной дороге, радуясь, что в темноте никто из спутников не видит его лица. В конце концов, что они все могут подумать о короле, который пожертвовал паладином ради спасения собственной жизни?

И в то же время… в то же время он был вынужден признаться самому себе, что поступил правильно. Теперь благодаря Паксенаррион он узнал, кто он такой — законный наследник трона Лионии, рожденный наполовину эльфом, но забывший о своем происхождении и предназначении, попав в раннем детстве во власть жестокого рабовладельца. Никто другой не смог бы сделать того, что должен был сделать он, — восстановить раздираемый на части хрупкий мир в Лионии и союз эльфов с людьми, чтобы вместе очистить леса родного королевства от расплодившейся в них нечисти и почувствовавших себя слишком вольготно прислужников тьмы. Лионии был нужен ее король, и он не мог отрицать право паладина самому решать, где, как и каким образом должна быть завершена ниспосланная богами миссия. Но Паксенаррион… он любил ее, как родную дочь. Сердце Пелана обливалось кровью при мысли о том, в чьих руках она сейчас находится. В эту ночь ему вспомнились все ужасы войны и сопутствующие ей жестокости, все, что довелось увидеть за более чем тридцать лет походов, битв, побед и поражений. Он содрогнулся, представив то, что предстояло пережить Пакс.

С огромным трудом Пелан заставил себя сосредоточиться на собственных планах. Если уж он такой дорогой ценой купил свою жизнь, нужно было использовать ее с максимально возможным толком. Тактику проведения предстоящей операции Пелан с его опытом руководства самостоятельной ротой рассчитал почти мгновенно. Судя по всему, Селфер сейчас уже был далеко от Вереллы и скакал во весь опор навстречу когорте Доррин. Сама Доррин в Верелле за это время получит разрешение королевского двора на проход вооруженного подразделения по территории королевства и приготовит для когорты свежих лошадей. Костван лично выразил согласие пропустить Арколина через свои земли, если это потребуется, а кроме того, обещал повысить бдительность и подготовить свою стражу на тот случай, если паргунцы решат воспользоваться отсутствием герцога и части его роты в крепости. Мысленно обрисовав для себя сложившуюся ситуацию, Пелан стал просчитывать возможные варианты развития событий. Несомненно, враг нанесет удар до того, как они доберутся до Чайи. Но где и когда? Скорее всего, не на территории барона Маерана, в непосредственной близости от Вереллы. Вряд ли и в небольших княжествах Априсса или Дайи. Может быть, дальше на востоке, во владениях Верракаев? Непосредственно на границе или уже в Лионии? Пелан вспомнил, как Пакс рассказывала ему о появлении Ачрии в тех местах. Многие воспринимали его как жадного до громкой славы, власти и денег наемника. Кроме того, Пелана беспокоил и тот факт, что он не слишком хорошо представлял себе дорогу вдоль реки. Обычно он заезжал в гости к Хальверикам с юга, резко сворачивая на восток сразу после Перекрестка Пяти Дорог, чтобы тем самым убить двух зайцев — завернуть в Бреверсбридж и не заезжать на земли клана Верракаев.

В Вестбеллсе придворный маршал и Пелан ненадолго остановились, чтобы разбудить маршала Торина и вручить ему кольчугу, шлем и меч Паксенаррион. Секлис не стал вдаваться в подробные объяснения, а маршал Торин, с которого мгновенно слетели остатки сна, когда он увидел, что за сверток принесли ему нежданные ночные гости, предпочел не задавать лишних вопросов. Кьери Пелан в последний раз — в чем он был абсолютно уверен — прикоснулся к сверкающей кольчуге Пакс и вознес молитву всем богам, чтобы те помогли ей избежать худшего. Когда они выехали из городка, небо на востоке чуть-чуть посветлело. Со всех сторон вокруг Пелана слышался топот копыт тяжелых боевых коней. Двадцать рыцарей были его непосредственной защитой и эскортом. За рыцарями следовали менее нагруженные, более легкие и подвижные лошади солдат, вооруженных меча ми и луками. Замыкал колонну вьючный обоз. Кьери не смог сдержать ухмылки, вспомнив, как Доррин предсказывала, что в Лионию его будет сопровождать целый караван из телег и саней с припасами и вещами для королевской гвардии. Единственное, что сейчас примиряло Пелана с черепашьим темпом его перехода, — это надежда на то, что Доррин со своей когортой быстрее нагонит их по дороге. Пелан прикинул, где к этому часу мог оказаться Селфер. Дорога от Вереллы была знакома ему как свои пять пальцев. Скорее всего, он сейчас уже менял где-нибудь лошадь и, едва хлебнув горячего сиба на постоялом дворе, готовился к рывку через Воронью Гряду.

Когда стало светлее, Кьери оглядел едущих рядом с ним рыцарей, чтобы оценить, как выглядит его эскорт при дневном свете. Он увидел двадцать тяжелых серых боевых коней, на которых восседали двадцать рыцарей в полных доспехах, с копьями и мечами. Кони-тяжеловозы уже покрылись потом. Грозные и сильные, они были созданы для боя, мощного рывка, но не для переходов на дальние расстояния с полной выкладкой. Двадцать посаженных в седла пехотинцев ехали на той же масти лошадях, значительно уступавших по размерам боевым коням рыцарей. Солдаты были вооружены короткими мечами, а к их седлам были приторочены щиты. Следом за ними ехали десять стрелков с короткими, сильно изогнутыми луками наподобие тех, что используют северные кочевники. Такой лук был универсальным оружием: им можно было пользоваться как в пешем строю, так и верхом; кроме того, он прекрасно подходил для боя в лесу. Все тридцать солдат были одеты в форму цветов королевского дома Тсайи. Десять солдат, сопровождавших герцога из самой крепости, по-прежнему облаченных в бордовые плащи с белой полосой — парадные цвета роты герцога Пелана, — отправились в путь на лошадях одинаковой каштаново-коричневой масти. («И как только Доррин сумела раздобыть их!» — мелькнуло в голове у Пелана.) Возглавлял отряд сержант Воссиг. Королевские оруженосцы из Лионии ехали бок о бок со своим королем. Кроме Гарриса, Пелан толком никого из них не знал. Эти его спутники были одеты в форму лионийского королевского двора — зеленую с золотыми узорами. Кроме того, в колонне ехали два маршала Геда — придворный маршал Секлис и маршал Сулинеррион, в синих с белым плащах с полумесяцем Геда на груди. Едва ли не на такое же расстояние, как основная часть колонны, растянулся обоз: слуги, погонщики, вьюки с припасами и всем тем, что королевские гвардейцы Тсайи посчитали нужным взять с собой. Кроме того, в обозе следовали более сорока запасных лошадей.

Кьери огляделся в поисках командира когорты королевской стражи. Накануне вечером он познакомился с ним перед самым отъездом из дворца. Но сейчас он никак не мог узнать офицера среди других рыцарей. Впрочем, сам командир стражников, перехватив взгляд Пелана, натянул поводья лошади, поравнялся с ним и поклонился:

— Мой господин, не желаете ли вы сделать остановку на отдых?

Кьери едва не рассмеялся, но заставил себя ответить вежливо и почтительно:

— Нет, капитан Аммерлин. Я привык к гораздо более долгим переходам. Я просто хотел узнать у вас, каков обычный распорядок движения на марше, которому следуете вы с вашими людьми.

Аммерлин нахмурился:

— Дело в том… Просто мы очень редко выезжаем так далеко. В конце концов, мы ведь королевская стража, наше дело — охранять дворец, столицу и самого принца. Должен признаться, мой господин, что скоро лошади выбьются из сил. Если нам предстоит долгая дорога…

— До Лионии действительно далеко, — сказал Пелан. Ему казалось, что они не едут верхом, а ползут. Опытный, привычный к долгим переходам пеший воин вполне мог бы следовать за такой колонной, не боясь отстать. Впрочем, Пелан прекрасно понимал, что нет никакого смысла требовать от временно переданных ему в подчинение людей того, на что они действительно не способны. Еще меньше он хотел бы уязвить самолюбие Аммерлина.

— Я полагаю, что нам вполне можно сделать остановку, чтобы дать лошадям передохнуть, — сказал Кьери.

Аммерлин поклонился, поблагодарил его и подал условный сигнал остановки. Сзади послышался какой-то шум и недовольные голоса, смешавшиеся с лошадиным ржанием. Оказывается, Воссиг вместе со своими солдатами наехал на последних всадников в колонне королевской стражи. Пелан громко прокричал приказ остановиться и хмуро посмотрел на подъехавшего Воссига. Маршал Секлис, в свою очередь, улыбнулся сержанту и, подмигнув ему, сказал:

— Мне кажется, вы сделали это нарочно.

— Да что вы, господин маршал! Просто у нас в роте не знают принятых у них сигналов. Секлис добродушно рассмеялся:

— Мой господин, по-моему, солдаты вашей роты всегда могли держать нужный интервал без каких бы то ни было сигналов. Может быть, вы что-то изменили в их подготовке или они так устали из-за долгого изнурительного перехода?

— Вполне возможно, — не удержавшись от улыбки, сказал Пелан.

Уже спешившийся к тому времени Аммерлин подошел к герцогу, и тот, напустив на себя предельно серьезный вид, спросил:

— Сколько времени потребуется на отдых?

— Примерно четверть смены стражи, мой господин. Мне нужно проверить, как обстоят дела в обозе, и вполне возможно, охране придется подтянуть какие-то вьюки. Кроме того, каждый всадник приведет в порядок свою лошадь, седло и сбрую.

— Ну что ж, тогда я, пожалуй, слегка прогуляюсь. — Кьери спрыгнул с коня, обнаружив, что Льет уже стоит рядом, придерживая поводья. — Быстро ты, — сказал он, улыбаясь.

Льет опустила глаза:

— Не всегда так быстро, как хотелось бы, ваше величество.

Пелан понял, что она имела в виду предыдущий вечер, когда все они попали в западню. Он положил ей на плечо руку и сказал:

— Льет, я не буду просить тебя не думать об этом. Я сам думаю об этом постоянно. Но мне нужны оруженосцы, полностью сосредоточенные на том, что происходит вокруг, и готовые уберечь меня от любой опасности. Я не могу приказывать — я лишь могу просить тебя не погружаться полностью в эти тяжелые мысли. Давай не будем сейчас упрекать себя за то, что было. У всех, у каждого из нас были в прошлом поражения и неудачи.

Льет подняла глаза, полные слез, и кивнула:

— Я больше не буду говорить об этом.

— Нет, Льет, мы обязательно будем говорить об этом и расскажем все, что с нами случилось, перед Правящим Советом и всеми придворными Лионии. Но сначала мы должны туда добраться.

Льет чуть заметно улыбнулась ему, и Пелан пошел вдоль дороги, а затем свернул на заснеженную обочину. Сурия и Гаррис двигались бок о бок рядом с ним. И стоило Пелану хоть на секунду обернуться, как его взгляд натыкался на Воссига, который почему-то именно в этот момент все время оказывался в шаге за его спиной. Лионийские оруженосцы, похоже, не только не возражали, но даже приветствовали такое усиление непосредственного сопровождения короля одним из его самых верных и надежных воинов.

Привал затянулся чуть дольше запланированного. В обозе пришлось перепаковать некоторые вьюки. Кьери сдержал свое недовольство, к неимоверному облегчению Аммерлина. Придворный маршал Секлис был менее сдержан:

— Капитан Аммерлин, я уже давно мучаюсь над вопросом: как ваше воинство успеет прибыть к предполагаемому месту сражения, не опоздав и не пропустив все самое интересное? Теперь я понимаю, что вы действительно никогда не будете принимать участия в боевых действиях, потому что просто не успеете добраться туда, где они происходят.

Аммерлин покраснел.

— Наш долг — защищать Вереллу и участвовать в сражениях на ближайших подступах к городу, а не…

— Меч Геда! — воскликнул маршал. — Да мы же сейчас и находимся на ближних подступах к столице! Отсюда до Вереллы каких-то четыре часа нормальной езды.

— Но ведь нас сопровождает обоз, лошади в котором далеко не так быстры, как боевые.

— Я думаю, что экспедиция к крепости Луапа везла с собой меньше багажа. А ведь они отправлялись в путь с расчетом вернуться не раньше чем через год, — уже с нескрываемым раздражением сказал Секлис.

— Господин придворный маршал, я бы попросил вас… — сурово сказал Кьери и покачал головой.

Секлис замолчал и отвернулся. Аммерлин отправился к своим рыцарям, явно рассерженный.

— Не нужно постоянно упрекать его в том, что он не может изменить, — сказал Пелан. — Тем более неуместны сейчас насмешки. Не забывайте, что нам очень понадобятся исполнительность Аммерлина и самоотверженность его людей, когда на нас нападут.

— Вы думаете, что нападение все-таки будет? Пелан пожал плечами:

— Было бы наивно с моей стороны предполагать, что мне спокойно позволят добраться до Чайи. Паксенаррион предупреждала, и, по-моему, не без причины, что по крайней мере два могущественных демона не желают, чтобы я взошел на престол Лионии. Я до сих пор не понимаю, почему они не убили меня тогда сразу же, но даю голову на отсечение, что сейчас они планируют избавиться от меня раз и навсегда. И сделать это здесь, по дороге, представляется наиболее удобным и легко исполнимым вариантом, хотя бы с сугубо военной точки зрения.

— Тогда почему вы не послали гонца к себе в крепость и не подождали в Верелле, пока к столице подойдет вся ваша рота?

Кьери искоса посмотрел на него и криво улыбнулся:

— Уважаемый маршал, если бы я привел с собой всю свою роту, — а видят боги, насколько спокойней я бы при этом себя чувствовал! — неужели вы думаете, что Верракай пропустил бы меня через свои земли? А кроме того, что бы подумали граждане Лионии, если бы я появился в их стране с собственной армией? Особенно с учетом того мнения обо мне, какое, как мне известно, сложилось у многих лионийцев. Нельзя забывать и о том, что злые силы непременно воспользуются отсутствием войск там, на севере. Моей роте надлежит прикрывать Тсайю от опасностей, исходящих из Северных пустынь. Так что, как видите, существует много причин, почему этого нельзя сделать. — Секлис и Сулинеррион кивнули. — Как вы знаете, я запросил и получил разрешение провести одну свою когорту по территории Тсайи. Если королевская стража будет двигаться не спеша — а как вы видели, так оно и происходит, — Доррин нагонит нас еще на подходе к границе.

— Как быстро они преодолеют разделяющее нас расстояние? — спросила Сулинеррион.

— В Верелле они будут через три дня после выхода из крепости, — сказал Пелан, выдержал паузу и улыбнулся, увидев удивленные, вытянувшиеся лица своих собеседников. — Разумеется, я имею в виду переход верхом.

— Верхом на чем? — уточнил Секлис, когда к нему вернулся дар речи. — На крылатых конях?

— Нет. И даже не на боевых. Просто обычные рабочие лошадки. Порода, выведенная северными кочевниками; впрочем, не столько ими, сколько самим Севером. Лошадки эти невысокие, худенькие, страшненькие на вид, но неимоверно выносливые и обходящиеся скудным, а при необходимости и весьма нерегулярным питанием.

— А какой у вас обычно обоз? — спросила Сулинеррион. — На сколько вьючных животных вы распределяете его при таком переходе — долгом, но на высокой скорости?

— На когорту? — уточнил Пелан. — Караван из десяти мулов примерно на неделю пути. Если же требуется достичь цели как можно быстрее, умножьте это число на два. Еще больше мулов понадобится, если предполагается большое количество боев во время перехода: во-первых, возможны потери в обозе среди вьючных животных, а во-вторых, я не люблю оставлять своих раненых в ненадежных местах. Кстати, иногда я нанимаю и повозки: не тяжелые телеги с волами или лошадьми, но именно повозки, в которые впрягаются мулы. Но для этого я должен знать, что переход предстоит по ровным и достаточно хорошим дорогам.

— Ну и ну! — с явным восхищением развела руками Сулинеррион. — Похоже, многое из того, что я слышала о походах в Дарение, может оказаться правдой.

— Все зависит от того, что именно вам доводилось слышать.

— Я имею в виду рассказ о том, как ваша рота прошла от верхнего течения Иммера до Кортс-Андресса меньше чем за пятнадцать дней, да еще участвуя по дороге в боях.

Кьери стал считать, загибая пальцы:

— Десять дней… да, вроде бы десять дней от Айфосса до Кортс-Андресса. Разумеется, никаких телег и повозок у нас не было до тех пор, пока мы не захватили часть обоза Синьявы на северной границе Андрессада. Кстати, тот переход вовсе не был таким уж страшным. Вон, спросите Воссига. — Пелан обернулся к сержанту и махнул тому рукой, приглашая принять участие в разговоре. Воссиг строевым шагом подошел к маршалам, отдал честь и сказал:

— Уважаемые господа маршалы, мой господин абсолютно прав. — После этого Воссиг замолчал, выжидательно глядя на Пелана. Тот улыбнулся, давая ему понять, что от него ждут не церемоний и односложных ответов, а нормального рассказа о прошлых походах роты. Воссиг кивнул и сказал:

— Дело в том, что мы большую часть времени шли по равнине, причем по сухой и не пересеченной местности, а где-то и вовсе следовали по вполне приличным дорогам. Так что держать высокую скорость было не слишком трудно.

Я рискнул бы высказать свое мнение, что переход через леса или через Сильван был куда тяжелее.

— Да, одна погода чего стоила! — подтвердил Пелан. — А ведь у нас с собой еще были раненые. Кто мог, шел сам, а кто совсем обессилел — тех пришлось нести на носилках. А как тебе тот последний рывок в Фальо?

Воссиг улыбнулся:

— Я бы предпочел забыть об этом, мой господин. Чертова грязь под ногами! Все дороги в Фальо, по-моему, проложены специально по трясине. В полях и то нога проваливалась в грязь выше середины сапога. Мне уже начинало казаться, что мы никогда не выберемся из этого болота.

К беседующим подошел Аммерлин и напряженно поклонился Кьери Пелану:

— Мой господин, мы готовы выступить в дорогу. Ждем ваших указаний.

— Благодарю вас, капитан Аммерлин, — сказал Пелан. — Мы выступаем немедленно. Но сначала я хотел бы познакомиться лично с остальными рыцарями. Они оказали мне большую честь, отправившись вместе со мной в качестве почетного эскорта, и я хотел бы поблагодарить их за это. Кроме того, я думаю, нам будет легче взаимодействовать в случае нападения, если мы будем знакомы лично.

Настроение Аммерлина явно улучшилось.

— Личное знакомство с вами, мой господин, будет большой честью для каждого из моих рыцарей, — сказал он и повел Кьери к группе закованных в латы воинов, ожидавших команды сесть в седло. Пелан лично поздоровался за руку с каждым из них, отметив про себя хорошую физическую подготовку всех рыцарей и их спокойную готовность выполнить свой долг по защите почетного гостя королевского двора. Затем он обратился к рыцарям, составлявшим основу его почетного эскорта:

— Вот уже долгие годы я не участвовал в военных кампаниях вместе с подразделениями тяжелой кавалерии. Полагаю, кое-что из вашей тактики я уже забыл, а многого просто и не знал в силу недостаточного опыта координации действий с этим родом войск. Господин Аммерлин, я полагаю, вы не станете скрывать от меня реальное положение дел и без нужды изматывать лошадей длинными переходами. Сообщайте мне немедленно, когда сочтете нужным остановить колонну, чтобы дать лошадям передохнуть и привести в порядок их экипировку. Я думаю, мы все — и я, и ваши рыцари — понимаем, что пехотная рота, временно посаженная на лошадей или мулов, движется совсем не так, как подразделение тяжелой кавалерии.

Аммерлин почти совсем успокоился:

— Мой господин, я сожалею, что мы не можем двигаться с большей скоростью. Я прекрасно понимаю, что ваша поездка не терпит отлагательств и вы должны как можно скорее добраться до цели. Провожая нас и напутствуя в дорогу, наследный принц сказал, чтобы мы сделали все для вашего скорейшего прибытия в Лионию. Я знаю, что маршалы считают нас недостаточно подготовленными, но… — потрепав своего коня за шею, Аммерлин улыбнулся и сказал:

— Эти ребята были рождены не для скачек и не для пробегов. Но в ближнем бою они представляют собой надежную защиту. Мы сможем опрокинуть любую кавалерию противника, не перестраиваясь и не подвергая вас излишнему риску. Другое дело… Будет хуже, если противостоять нам станет тяжелая пехотная рота с копьями, но в таком случае…

— Если мы столкнемся с таким противником, — сказал Пелан, — скорее всего, нам просто надо будет постараться обойти его. Поверьте, я высоко оценил благородный жест принца, предоставившего мне столь многочисленный и хорошо подготовленный эскорт. Единственное, о чем я прошу вас, — не таите в себе сомнения и недовольство. Для того чтобы я мог лучше использовать все выигрышные стороны сопровождающего меня отряда, мне потребуются все ваши советы и ваш опыт.

Судя по выражению лица Аммерлина, было ясно, что напряжение наконец покинуло его.

— Мой господин! — совершенно спокойным и уверенным голосом сказал он. — Эти кони готовы идти весь день, но медленно, или сделать недолгий, но быстрый рывок. Здесь ничего не поделаешь, таков объективный выбор. Я бы предложил двигаться шагом, не переходя на рысь. Разумеется, эта скорость будет несколько меньшей, чем у лошадей, взятых в конюшне легкой кавалерии. Короткий отдых потребуется им каждые два часа. Разумеется, более длинный привал сразу после полудня. — Пелан быстро мысленно пересчитал скорость такого перехода и уже с полной уверенностью мог сказать, что когорта Доррин догонит их еще до границы. — Если же мы попытаемся увеличить среднюю скорость дневного перехода, — добавил Аммерлин, — то через два-три дня треть лошадей выйдет из строя. И что прикажете тогда делать?

«Бросить их и двигаться дальше», — промелькнуло в голове у Пелана, но он не стал произносить эту мысль вслух, прекрасно понимая, что рыцари королевского эскорта еще потребуются ему, причем именно верхом на этих грузных, неповоротливых, но сильных лошадях.

— Ну что ж, — сказал он наконец, — посмотрим, как у нас все получится. Я не стану торопить вас, если, разумеется, это не будет продиктовано крайней необходимостью. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Так точно, мой господин. — Аммерлин был явно счастлив, найдя общий язык и взаимопонимание с человеком, выполнять приказы которого ему было поручено.

— Теперь я хотел бы оговорить возможные изменения в боевом порядке колонны, — сказал Кьери.

— Да, мой господин. Вы хотите что-то предложить?

— Что вы скажете, если мы вышлем вперед нескольких стрелков в качестве разведчиков?

На лице Аммерлина отразилось удивление.

— Ну… мой господин, если вы считаете, что так будет лучше, я готов исполнить ваше распоряжение. Но ведь мы сейчас находимся на территории барона Маерана. Не кажется ли вам, что здесь такие предосторожности будут излишними?

— Согласен, но давайте лучше отработаем взаимодействие основной колонны и разведки заранее. Кто знает, будет ли у нас такая возможность, когда мы окажемся в менее гостеприимных краях?

Аммерлин задумался, переваривая только что преподанный ему урок тактики следования в колонне, и не мог не признать правоту Пелана. Он отправился давать соответствующие распоряжения, а сам Пелан, сев в седло, проследил за тем, как несколько солдат с луками за спиной, объехав колонну по обочине, направились вперед по дороге.

— Вот и отлично. Там от них больше толку будет, чем в хвосте колонны, — негромко заметил Гаррис, подъехав вплотную к Кьери.

— Сам понимаешь, у них нет никакого опыта маневрирования на вражеской территории, — сказал ему в ответ Пелан.

Там, где позволяла ширина дороги, тяжелые кони рыцарей двигались по пять в колонне. Таким образом, перед Пеланом и его оруженосцами выстроились четыре шеренги закованных в броню воинов. Непосредственно за шеренгой Пелана и оруженосцев двигались десять солдат его роты во главе с Воссигом. (Кьери настоял на таком порядке следования, сославшись на то, что у его солдат здесь, в колонне, не было никого из офицеров, и он просто хотел быть рядом с ними.) За солдатами Пелана двигался оставшийся отряд королевских стражников. После того как стрелки были посланы в передовой дозор, вьючный обоз, замыкавший колонну, двигался след в след за шеренгами стражников. Пелан хмурился, не видя, что происходит впереди. Высокие рыцари в громоздких шлемах закрывали ему обзор. Сам же он привык всегда возглавлять колонну своей роты, а кроме того, обычно мог доверять проверенным разведчикам, высланным в передовой дозор. К тому времени, как колонна подошла к Магьену, Пелан понял, что им потребуется дней десять, если не больше, чтобы добраться до приграничного Харвэя. Аммерлин согласился с его расчетами, напомнив, что не так давно эскорт сопровождал наследного принца к замку барона Верракая на охоту. Дорога в оба конца заняла у них десять дней.

По приглашению местного маршала Пелан, королевские рыцари и, разумеется, маршалы Геда остановились на ночлег на ферме Геда в Магьене. После ужина в кабинете местного маршала зашел серьезный разговор в первую очередь о слишком медленном продвижении колонны к своей цели.

— Мой господин, — обратился к Пелану один из маршалов, — двигаясь так медленно, мы даем противнику время собрать большие силы и выдвинуть их нам наперерез.

— Я знаю об этой опасности. Именно поэтому Паксенаррион настаивала, чтобы мы поспешили с отъездом. Но, с другой стороны, нападения, боюсь, избежать не удастся. Чуть большими силами или чуть меньшими атакует нас противник — мне в любом случае потребуется помощь этих хорошо вооруженных и, по-моему, вполне надежных воинов.

— А может быть, стоит созвать ополченцев Геда с ближайших ферм?

Кьери покачал головой:

— Стоит ли призывать ополченцев Тсайи выступить на защиту короля Лионии? Пожалуй, я не стал бы этого делать. Если кто-то из почитателей Геда сочтет возможным присоединиться ко мне, я с благодарностью приму эту помощь. Но объявлять призыв или публично просить о помощи я не считаю возможным.

— По правде говоря, — вступил в разговор маршал Хайгин, — не все фермы смогут выставить достаточное количество подготовленных бойцов. Возможно, придворный маршал не знает того, что многие фермы в наших Восточных землях почти лишились прихожан-ополченцев.

— Честно говоря, для меня это действительно сюрприз. Если бы мне было известно об этом, я бы постарался что-то предпринять в такой ситуации. — Секлис явно был удивлен обрушившейся на него новостью. — Так в чем же причина такого положения дел?

— Я и сам точно не знаю. Кое-что я слышал от путников, останавливавшихся у нас на ферме, о чем-то поведали путники на постоялых дворах нашего городка, но в общем все сходятся на том, что причиной этих неприятностей являются беспорядки, да и вообще нестабильное положение во владениях Комхальта и Верракая.

— Барон Верракай, по-моему, никогда не был моим горячим сторонником, — заметил Кьери Пелан. Маршал Хайгин понимающе рассмеялся:

— Приношу свои извинения, мой господин, но я позволю себе более откровенную формулировку, которая все равно будет гораздо мягче той, которая отражала бы истинную ситуацию: барон Верракай — один из ваших извечных недоброжелателей. Но сам барон — это еще полбеды. Куда неприятнее все, что связано с его братом. Он…

Маршал Секлис перебил собрата по ордену, переведя разговор в более практическую плоскость:

— Я все равно считаю, что, пробираясь черепашьим шагом по единственной нормальной в это время года дороге, мы предоставляем нашему противнику возможность собрать против нас хоть целую армию.

— Армию-то армию, — задумчиво возразил Пелан, — да только насколько она будет хороша и боеспособна? Давайте посчитаем, сколько и каких войск они смогут собрать против нас. Исходить будем из худшего для нас варианта.

— Для начала стражники барона Верракая, — сказал Секлис. — Учитывая богатство и влияние их командира, я уверяю вас, что речь не идет о небольшом отряде, обеспечивающем безопасность замка и его владельца. Под маркой личной стражи у Верракая числится три полные когорты.

— Прошу прощения, господин придворный маршал, но в это время года им вряд удастся вывести в поле все три когорты, — возразила Сулинеррион. — Скорее уж две, да и те наверняка не в полном составе. Дело в том, что один из моих дальних родственников женат на представительнице клана Верракаев. Кое-какие сведения об их боеспособности мне у него удается выудить.

Кьери кивнул, выражая благодарность маршалу за это уточнение, и стал вместе с остальными подсчитывать, какие еще силы могли бы дожидаться их под знаменами противника. Получился следующий список: примерно с полкогорты стражников Комхальта, переправленных через реку, и, вполне вероятно, собранные по деревням и поставленные в строй крестьяне, многие из которых даже не служили в ополчении. Само собой было ясно, что эти отряды будут плохо вооружены и практически не обучены, но их численность — вполне вероятно, просто огромная — не позволяла сбрасывать их со счета.

— А как насчет паргунцев? — спросил Пелан. Все замерли, удивленно глядя на него. Он же продолжил свою мысль:

— Паргуну невыгодно, чтобы я стал королем Лионии. На это есть несколько причин. Когда-то, много лет назад, я разбил армию Сагона. Да, тогда я лишь временно возглавил чужие войска, но победа была одержана именно под моим руководством. Они прекрасно понимают, что королем я буду сильным и постараюсь сделать так, чтобы мои земли были хорошо защищены от всех врагов. Их шансы расшириться за счет приграничных территорий Лионии будут сведены к нулю. Кроме того, в Паргуне ненавидят эльфов.

— Но такое выступление Паргуна будет означать войну с нашим королевством, — возразил Хайгин. — Неужели они пойдут на такой риск?

— Если паргунцы организуют короткий и решительный бросок на нашу колонну и уйдут обратно, то войны, вполне возможно, удастся избежать. В конце концов, я ведь не король Тсайи. Паргунцы пойдут на некоторые уступки во второстепенных вопросах и сумеют замять путем дипломатических переговоров это происшествие.

— Но ведь для того, чтобы ударить по нам, им придется пройти через территорию барона Верракая. Неужели он пропустит паргунские войска?

— Да запросто. А потом, разумеется, свалит все на них и еще выступит в качестве единственного защитника отечества, помешавшего дальнейшему продвижению паргунской армии в глубь страны.

— Неужели паргунцы столь глупы, что попадутся на такую примитивную наживку? И все ради чего? — Последний вопрос был задан молчавшей до этого Льет.

— Ты имеешь в виду — что они с этого получат? Ну, во-первых, им не придется иметь дело со мной в качестве короля соседнего государства. А меня, как мы уже выяснили, там недолюбливают не без причины. Кроме того, Верракай вполне мог уже получить от них что-то или как-то быть с ними связан. Может быть, он и вовсе вступил с ними в сговор и пообещал отдать часть своих земель в качестве плацдарма на этом берегу реки. За такое дело они его озолотят с ног до головы. В общем, варианты их сотрудничества нам все равно не просчитать. Меня волнует другое: сколько паргунских когорт сможет выставить против нас Сагон, если, конечно, соберется?

— А через Лионию они пройти не смогут? — обеспокоенно спросила маршал Сулинеррион, обращаясь в первую очередь к королевским оруженосцам.

— По крайней мере, без больших кровопролитных столкновений им пройти через границу не удастся, — ответил Гаррис. — У нас вдоль реки стоит несколько гарнизонов. Патрульная служба у них отлажена отлично благодаря рейнджерам. В конце концов, опыт уже есть: паргунцы уж не раз пытались совершить такой маневр, но мы всегда пресекали эти попытки.

— В западных землях его королевства у Сагона, как говорят, собрано восемь когорт, — сказала Сурия. — Но нельзя забывать, что половина из них, если не больше, сосредоточена ближе к северной оконечности границы.

Пелан рассмеялся:

— Да мне ли этого не знать! И по-моему, я со своей ротой являюсь главной тому причиной. Паргунцы вынуждены держать много сил на том участке границы с Тсайей, который прикрываю я. Итак, остаются три-четыре когорты, и полагаю, не более двух из них окажутся достаточно близко, чтобы успеть выйти наперерез нам. Таким образом, пара когорт от Верракая, еще две паргунских… интересно бы узнать, кто будет у них командиром, — и не более одной когорты от Комхальта. Господа маршалы, а что вы скажете по поводу ордена Лиарта? Сколько у них последователей, реально готовых взяться за оружие?

Придворный маршал Секлис нахмурился:

— Еще совсем недавно, мой господин, я мог бы ответить вам, что в Верелле последователей Лиарта нет совсем. Однако все мы — а вы и вовсе на собственном опыте — могли убедиться, что это не так. Только Геду ведомо, сколько их прячется по лесам в этих краях. Пелан покачал головой:

— Похоже, они разрешили кролику пробежаться лишь затем, чтобы потом дать поразмяться своим гончим. Ну что ж, придется устроить им сюрприз. Они, наверно, и не предполагают, что кролик может показать зубы.

Собеседники Пелана рассмеялись.

— И то верно, мой господин, — улыбаясь, сказал маршал Хайгин. — Не зря же вас прозвали Лисом, но никак не кроликом.

— Мне кажется, уважаемый маршал, что я заработаю себе куда менее благозвучное прозвище, по крайней мере у врагов, если мы сумеем добраться до цели. А теперь серьезно: давайте посмотрим правде в глаза. С одной стороны, против наших семидесяти человек может быть выставлено четыре, если не пять когорт. Звучит страшновато. Но при этом никто из наших противников и не подозревает, что за нами, нагоняя нас с каждым часом, движется когорта из моей роты. Два к четырем — соотношение уже вполне сносное, если учесть, что и противник, вполне возможно, не соберет все силы в один кулак ко дню первого столкновения. Кроме того, несмотря на медлительность рыцарских коней, задерживающую наше передвижение, я рассчитываю, что отряд тяжелой кавалерии сыграет свою роль, и роль немаловажную, когда дело дойдет до сражения.

— Ну что ж, будем на это надеяться, — со вздохом сказал придворный маршал Секлис. — А теперь, с вашего позволения, мой господин, я проследую в храмовый зал, чтобы вознести молитву…

— А я, с вашего позволения, присоединю свои молитвы к маршалу. Насколько я понимаю, обращаться к Геду мы собираемся с одной и той же мольбой.

Все сидевшие в кабинете замолчали, вспомнив о пленнице, благодаря которой сами они были живы и свободны. Сгустившиеся за окном сумерки означали начало второй ночи ее мучений.

Первое, что она почувствовала, когда очнулась, был холод, и ничего больше. Даже собственное тело словно не принадлежало ей. С толку сбивал и белесый, едва уловимый свет, исходивший неведомо откуда и не освещавший ничего вокруг. Некоторое время Пакс никак не могла решить, жива она или мертва. Предполагая оба исхода, она менее всего могла ожидать именно такого пробуждения — в холоде и тумане. В ее мозгу стали появляться обрывки не то сна, не то видения, не то воспоминаний о реальных событиях. Она вспомнила чьи-то руки, теплые и излучающие добро, растирающие ее затекшие конечности. Хриплый и в то же время мягкий голос, успокаивавший ее и убеждавший больше ничего не бояться. Потом эти воспоминания снова куда-то исчезли. Она ощущала пространство вокруг себя, догадывалась, что лежит под открытым небом, но никак не могла рассмотреть кругом ничего, кроме плотной серой пелены Она сначала осторожно, а затем более энергично поморгала. Потом попыталась пошевелиться. Затекшие мышцы и суставы запротестовали против такой нагрузки. Она перевела дыхание и решила попробовать еще раз. Что-то мягкое и теплое лежало у нее под головой. С огромным трудом она смогла поднять руку и, проведя ею по голове, почувствовала вновь начинавшие прорастать волосы, которые кем-то были заботливо убраны под капюшон плаща. Ее пальцы обследовали ткань капюшона, нащупали какой-то шов, а затем, спустившись чуть ниже, обнаружили сверток, поддерживавший ее голову, и воротник плаща, прикрывавшего ее наготу. Подняв руку к лицу, она смогла разглядеть ее. По крайней мере, зрение у нее сохранилось.

Она вновь попыталась пошевелить ногами. Они почти отказывались двигаться, не то одеревенев от холода, не то в результате чудовищных пыток. Сразу ей было не определить причину своей неподвижности. Но постепенно она смогла распрямить их, и во всяком случае, там, где должны были остаться раны от раскаленных камней, ее пальцы не обнаружили ничего, кроме гладкой неповрежденной кожи. Сами руки двигались почти безболезненно, словно и не были в них переломаны все кости. Она заставила себя сесть, а затем, переведя дыхание, облизала пересохшие губы почти столь же сухим языком. Откуда-то донеслись непонятные здесь, но такие знакомые звуки: скрип телеги, мычание коровы. Снег пятнами покрывал замерзшую землю. Она нащупала сверток, лежавший у нее под головой, и поняла, что это была одежда. Ее собственная одежда, сорванная с нее стражниками. Кто-то успел наскоро, грубыми стежками сшить разорванные куски, пришить несколько оборвавшихся деревянных пуговиц и даже залатать самые большие разрывы и дыры кусками какой-то другой, совершенно не подходящей по цвету ткани. В одежду был завернут небольшой мешочек с хлебом, несколькими кусками мяса и фляжкой. Пакс вынула пробку и попробовала жидкость на вкус. Это была чистая вода. Она выпила ее залпом до дна, вздрагивая от прикосновения к воспаленному нёбу и горлу ледяной жидкости. Затем, собравшись с духом, она откинула плащ и быстро влезла в свою одежду, стараясь не смотреть на себя и не выяснять, какие из ран и ссадин успели зажить, а какие нет. Вновь закутавшись в плащ, она попыталась что-то вспомнить и хоть как-то объяснить свое нынешнее положение.

По крайней мере она была жива. Воображение отказывалось представить себе вариант загробной жизни, где ее ждала бы старая, причем починенная одежда, где на теле по-прежнему виднелись бы черные пятна синяков, хотя основные, самые страшные, почти смертельные раны затянулись практически без следа. Итак, живая и свободная; судя по звукам, где-то за пределами города. А кроме того, кто-то явно проявил к ней сострадание и заботу, побеспокоившись об одежде и еде. Пакс стала медленно жевать кусок мяса, не без труда работая затекшими челюстями. Жива, свободна, одета, накормлена. Чего еще можно было пожелать? Впрочем, кое-какие желания пришли ей в голову. Не помешало бы согреться. Еще неплохо было бы узнать, что же все-таки произошло. Разобраться в том, где она и какой теперь день. И выяснить, где король. Вот и все. Додумав, Пакс попыталась встать на ноги. Ее неизвестный доброжелатель не продумал вопрос с обувью. Пошарив по земле в радиусе нескольких шагов, Пакс не обнаружила ни сапог, ни каких-либо туфель. То, что ее собственные сапоги были с нее сняты, — это она хорошо помнила. Носки, впрочем, у нее остались, завернутые все в тот же сверток. Но зимой в одних носках далеко не уйдешь. Встав в полный рост, она поняла, что находится ниже уровня окружающей местности — в широкой канаве или ложбине. В нескольких шагах впереди проступал сквозь туман пологий склон. Она сделала несколько шагов по направлению к подъему и несказанно обрадовалась, обнаружив, что ходьба дается ей без большого труда. Чуть в стороне она заметила какой-то довольно большой темный предмет на земле. Добравшись на него, она поняла, что перед нею труп женщины.

Та лежала, чуть согнувшись, запрокинув голову. За время, прошедшее после смерти, тело уже успело остыть, и в неверном туманном свете лицо покойной казалось высеченным из серого камня. Пакс с огромным трудом заставила себя сосредоточиться. Эта женщина была ей знакома. Но кто она?.. Легкий ветерок пронесся по низине, вырывая из-под плаща Пакс жалкие частички тепла и попутно шевеля черные волосы на голове мертвой женщины. Баррани… Труп бывшей подруги по отряду новобранцев был одет в одежду ярко-красного, издали заметного даже при неверном туманном освещении цвета. Красный плащ, красная рубашка, красная куртка, и лишь брюки и сапоги черного цвета. В руке Барра по-прежнему сжимала меч. Пакс осторожно, морщась от боли в собственном теле, перевернула Барру, чтобы понять, отчего она погибла. Рукоятка кинжала торчала у нее из груди. Другой клинок, чуть поменьше, вонзился ей в горло. Рубаха, куртка и земля вокруг были пропитаны замерзшей кровью. Пакс судорожно сглотнула. Осмотревшись, она заметила, что снег и земля вокруг были взрыты, похоже, во время смертельной и довольно долгой схватки. Осторожно, одними пальцами она прикоснулась к рукояткам кинжалов, торчавших из тела Барры, и вдруг, словно о чем-то догадавшись, осмотрела накинутый на собственные плечи плащ. Действительно, в его складках скрывались кожаные ножны, как раз подходившие для ношения двух этих клинков.

Пакс стало не по себе. Память ничем не могла помочь ей. Оставалось только гадать: не она ли сама метнула эти ножи в ту женщину, что лежала сейчас перед нею? Не убила ли она таким образом человека, который хотел ей помочь? Впрочем, Пакс отказывалась поверить в то, что Барра вдруг изменила свое мнение относительно нее и решила выходить чудом спасшегося от мучительной смерти паладина. Неужели они с Баррани опять сошлись в поединке? Но тогда откуда взялись накинутый на нее плащ и еда? Из невеселых раздумий Пакс вывел порыв ветра, донесший характерный, знакомый Пакс по долгим ночным засадам и разведке звук: где-то совсем рядом по замерзшей земле шел в ее направлении человек. Пакс присела рядом с трупом и замерла, напряженно прислушиваясь.

Шаги приближались. Незнакомец шел уверенно, зная, куда именно хочет попасть в этом тумане. Вот он на мгновение задержался на краю и быстро, почти бегом спустился на дно впадины. Столь же уверенно он проследовал к тому месту, где, по его расчетам, должна была лежать Пакс. Оттуда до нее донесся его удивленный свист, а затем голос:

— Пакс! Пакс, да ты что? Во дает! Очухалась и ушла! И сил хватило! Но все равно, вряд ли она могла уйти далеко отсюда. Пакс, где ты? — Последние слова он произнес громче, так, чтобы было слышно на несколько десятков шагов вокруг.

Паксенаррион попыталась ответить, но вместо голоса из ее горла вырвался лишь сухой хрип. Сориентировавшись по звуку, незнакомец направился к ней, и вскоре она смогла разглядеть высокого мужчину, одетого в черное. В руках он нес пару небольших мешков.

— Вот ты где, оказывается! Наверное, ты меня не помнишь… Меня зовут Арвид Семминсон.

Но Пакс к этому моменту уже вспомнила элегантного и обаятельного мужчину, к тому же неплохо владеющего мечом, с которым она встретилась в Бреверсбридже. Тогда он еще сказал ей, что едет куда-то по делам воровской гильдии. Пакс кивнула ему в знак приветствия. Он подошел поближе, но не вплотную к ней.

— Ты думаешь, тебе стоит ходить и вообще напрягаться? — Голос Арвида был куда менее самоуверенным, чем Пакс запомнилось по их предыдущей встрече. В ответ она пожала плечами и сказала:

— Встать я смогла вполне самостоятельно. Не могу же я валяться на земле бесконечно. Того и гляди, простужусь.

После того, что с ней происходило в последние несколько суток, боязнь простудиться выглядела каким-то издевательством над самой собой, но больше Пакс в голову просто ничего не пришло. В конце концов, если ей каким-то чудом удалось выжить, то впереди ее еще ждала недоделанная работа. Арвид также кивнул ей, при этом стараясь избегать ее взгляда.

— Знаешь, Пакс… то есть извините, госпожа Паксенаррион, я очень рад, что все обошлось, что вы сносно себя чувствуете, но… — Он протянул ей мешок и запечатанный кувшин. — Мне кажется, что вам нужно еще поесть и попить перед тем, как отправляться в дорогу. А как я понял, сидеть на месте вы не намерены.

Пакс сразу же потянулась к кувшину и с удивлением заметила, что Арвид постарался избежать прикосновения ее рук к своим и чуть ли не бросил сосуд ей в ладони. Она с недоумением посмотрела ему в лицо и не увидела, не почувствовала в своем старом знакомом никакого зла, что, однако, не мешало ему изрядно нервничать, находясь рядом с ней. При этом он все так же упорно избегал ее взгляда. Решив отложить выяснение отношений на потом, Пакс поскорее выдернула пробку и припала губами к горлышку. Разбавленное водой вино на время избавило ее от зуда и жжения в пересохшем горле. Желая найти взаимоприемлемую тему для разговора, Пакс кивнула в сторону лежавшего в шаге от нее трупа Баррани:

— Не расскажешь, что тут произошло?

— Вообще-то история получится довольно долгая. Не знаю, госпожа, согласитесь ли вы ее выслушать от начала до конца. А если вкратце, то она затеяла спор и стала выторговывать себе право убить вас прямо здесь, пока вы лежали без движения. Кое-кто согласился. Она бы так и сделала, если бы… если бы я не помешал ей. Разумеется, просто спором или даже ссорой дело не обошлось. Слово за слово, мы схватились за оружие, и надо вам сказать, что я едва не погиб в этом поединке. Что-что, а держать меч в руках она умела. У меня ведь даже клинок переломился. Пришлось браться за кинжалы.

— Так это ты убил ее? — переспросила Пакс. Арвид кивнул.

— У меня не было выбора. Она не ушла бы, не добившись своего. — Все так же осторожно он подал Пакс мешок в вытянутой руке. — Вот, госпожа Паксенаррион, тут еще кое-какая еда. Вам обязательно нужно поесть…

Пакс отошла на несколько шагов от трупа Барры и, стараясь не делать резких движений, аккуратно села на землю. Она чувствовала, как по-прежнему ноют и болят некоторые раны на ее теле. «Почему не все? — мелькнуло у нее в голове. — Что же все-таки произошло?» Арвид остался стоять, а когда она жестом пригласила его сесть рядом, он опустился на землю на некотором расстоянии от нее. Паксенаррион мгновенно развязала мешок и извлекла из него котелок с чем-то горячим, плотно закрытый крышкой. Кроме того, пошарив на дне мешка, она обнаружила еще одну буханку хлеба. Когда она предложила Арвиду поделиться с ним пищей, тот только покачал головой и протянул ей ложку, вытянутую из кармана. Пакс с жадностью принялась за горячую кашу и свежий, только что испеченный хлеб.

— Арвид…

Услышав свое имя, Арвид едва не подпрыгнул на месте и напрягся до предела. Пакс вздохнула и чуть не рассмеялась, сравнив напуганного и смирного Арвида с тем уверенным в себе и в своих силах человеком, с которым она познакомилась в Бреверсбридже.

— Слушай, Арвид, я ведь не кусаюсь, — сказала она, усмехнувшись. — Давай-ка лучше расскажи, что случилось. Во-первых, где мы? Чем там все закончилось?

Судя по побледневшему лицу Арвида, последний вопрос пришелся весьма некстати.

— Госпожа, — дрогнувшим голосом сказал он и, глядя в землю, повторил:

— Госпожа… там… меня там не было. Я бы ни за что не пошел смотреть на такое… — Он опять замолчал, подыскивая подходящее слово и все не находя его. — Такое издевательство, такую мерзость… Да, это происходило в одном из тайных помещений воровской гильдии, но многие из нас хотели, чтобы это вообще нас не касалось. Мы, конечно, воры или укрыватели воров и разбойников, но вовсе не каждый из нас при этом поклоняется черным богам.

— Арвид, я всегда так и думала, — спокойно сказала Пакс. Он посмотрел ей в глаза и, по всей видимости почувствовав отсутствие ненависти по отношению к нему лично, чуть успокоился.

— Поэтому я в общем-то и не знаю, что именно произошло. Все, что мне известно, я узнал с чужих слов. Я знаю… я видел… — Он опять замолчал, посмотрел себе под ноги, потом в небо, потом зачем-то встал и огляделся по сторонам, снова сел и лишь затем продолжил свой рассказ.

Пакс сразу поняла, что версия, поведанная ей Арвидом, имеет мало общего с реальностью. Это походило на наскоро составленную легенду на основе какого-то исторического факта, расцвеченного множеством лишних подробностей и деталей. Если бы сам Гед спустился на землю и ворвался в зал воровской гильдии, если бы капли ее крови обернулись дымящейся, кипящей кислотой, прожигающей дыры в камне, если бы такое было возможно, — ей непременно рассказали бы об этом еще в Фин-Пенире. Со времен службы в роте Пелана она прекрасно знала, как быстро обрастают дополнительными подробностями все истории о чем-либо из ряда вон выходящем. По крайней мере, на пути от поля боя до ближайшей таверны количество врагов умножалось если не в восемь, то хотя бы в два или в четыре раза.

— Меня там не было, — в очередной раз заверил Арвид чуть спокойнее, потому что рассказ подходил к концу. — У меня были другие дела… — На какое-тот мгновение он стал похож на того самого Арвида, которого она знала раньше и который вкладывал двойной смысл в каждую, казалось бы, самую малозначительную фразу. — Мы… я… то есть, в общем, у меня не было никакого желания, чтобы тебя… то есть, извините, вас, госпожа, убили в зале воровской гильдии. Другое дело, что до того, как случилось чудо, мы были бессильны что-либо предпринять. В общем, кое-кто оказался согласен со мною и последовал моему предложению вытащить вас из того здания, а потом и совсем из города. Мы решили, что здесь вам не будет угрожать никакая опасность.

— Я очень благодарна тебе, — сказала Пакс, но Арвид продолжал говорить, будто не расслышав ее слов:

— Я по дороге увидел рану у вас на руке — рану от ожога. Я ее заметил, когда мы закутывали вас в плащ. Остального я не знаю, госпожа, но тут… — Он снова замолчал и поглядел на Пакс вытаращенными от изумления глазами. — Понимаете, госпожа, этот ожог — я видел, как он стал меняться. Я сам увидел это. Свежая, чуть ли не обуглившаяся рана превратилась в красное пятно, потом в розовое, а потом… потом совсем ничего не осталось! Чистая, непораненная кожа. Вроде бы, когда смотришь на него, ничего не меняется, а стоит отвернуться — и потом уже совсем другое дело, гораздо лучше, чем было. В общем, ничего общего по скорости с любым обычным лечением. — Дыхание Арвида участилось, и на лице его отразился страх, перемешанный со стремлением поведать хотя бы ей то, что он видел. — Госпожа, скажите, кто вы?

Пакс, жевавшая в этот момент кусок хлеба, ответила ему прямо с набитым ртом:

— Кто-кто? Паладин Геда! А ты, Арвид, что подумал?

— Но тогда… тогда почему? Почему Гед позволил, чтобы вы так страдали? Неужели не было другого способа спасти Пелана? Неужели паладин стоит настолько меньше короля? Это же не было притворством. Раны были настоящие! Я сам видел… — Тут он оборвал себя на полуслове, покраснел, а затем мгновенно побледнел, пойманный на собственной лжи. Пытаясь хоть как-то выкрутиться, он залепетал:

— Я ведь только заглянул, госпожа… Вы поймите, я же ничего не мог сделать… А они потом нас не выпускали… И мне действительно было страшно видеть, что происходит, и я очень жалел вас…

— Арвид, я прекрасно понимаю, что ты не тот, кто будет в свое удовольствие мучить людей, — сказала Пакс и, проглотив хлеб, спокойно поглядела ему в глаза и подтвердила:

— Да, раны были настоящие. Боль — тоже. — Она улыбнулась сама себе, неожиданно ощутив, что говорит об этом с легким сердцем. — Никто из тех, кто это видел, не усомнится в том, что страдала я по-настоящему. Может быть, в этом и заключается главный смысл того, что со мной случилось.

Арвид смотрел на нее завороженно и внимательно слушал, и Пакс решила частично посвятить его в свои размышления.

— Понимаешь, скорее всего, были и другие способы спасти Пелана. Просто я о них не знала и не знаю до сих пор. Паладины ведь вовсе не всеведущи. Нам известно только, куда мы должны идти, чтобы выполнить волю наших богов. Ты лучше подумай вот над чем: а был ли какой-то другой способ спасти воровскую гильдию?

Арвид ошеломленно посмотрел на нее, беззвучно шевеля губами. Наконец он не без труда выдавил из себя:

— Воровскую гильдию?.. А какое дело Геду до воров и разбойников?

— Этого я тоже не знаю, — со вздохом сказала Пакс. — Но, наверное, какое-то дело ему до вас есть, если он позволил своему паладину пройти через такие муки, а затем напугал вас, и тебя в частности, почти до смерти, заставив проявить уже совсем было утраченное чувство сострадания.

— Так это значит, что вы… Пакс пожала плечами:

— Я не знаю, что и с какой целью затевают боги. Пойми, Арвид, я лишь делаю то, что мне говорят. Помнишь, как ты сам наставлял меня, утверждая, что я слишком доверчива?

Несколько секунд Арвид сидел молча, а затем засмеялся, несколько нервно, но все же искренне. Он быстро ответил ей на все оставшиеся у нее вопросы, рассказал, что знал о судьбе Пелана и о сделке, которую Баррани заключила со жрецами Лиарта. Неожиданно их разговор был прерван стуком лошадиных копыт. Лошадь приближалась к тому месту, где сидели Пакс с Арвидом.

— Да что же это такое? — пробормотал Арвид. — Ни за что бы не подумал, что кто-то отважится…

Еще не видимый в тумане конь фыркнул. Вдруг Пакс разглядела в серой пелене какую-то тень, и через мгновение большой гнедой конь спустился к ним в низину. Пакс замерла на месте, а конь спокойно подошел к ней, еще раз фыркнул и ткнулся мягким носом прямо ей в лицо.

— Потерялся, наверное, — сказал удивленный Арвид.

— Он не потерялся. Он нашелся, — ответила Пакс, у которой на глаза вдруг навернулись слезы. — Или это я нашлась. В общем, он мой.

— Это ваш конь? — Арвид внимательно посмотрел на Пакс и гнедого и сам себе ответил:

— Хотя что ж тут сомневаться-то.

Гнедой по-прежнему продолжал тыкаться носом в плечи и руки Пакс. Арвид почесал в затылке и сказал:

— По правде говоря, я было подумывал украсть из королевской конюшни этого коня. Но должен признаться, даже для самого искусного вора такая задача была бы не по зубам, особенно если учесть, как сейчас усилена охрана дворца и самого города.

— Даже не верится… — Пакс обняла коня и прижалась к его теплой шее. Тепло и сила невидимым потоком устремились от коня к ней. — Он, наверное, сам вырвался на свободу или вел себя так, что его отпустили, — сказала она. — Впрочем, кто-то ведь оседлал его. — Поводья Пакс обнаружила заправленными за ремни крепления седельных сумок.

Обернувшись к Арвиду, она увидела, что тот, не глядя на нее, снимает с трупа Барры сапоги. Увидев выражение лица Пакс, он покачал головой, развел руками и сказал:

— Я прекрасно знаю, что вы вместе служили в роте Пелана. Знаю я и то, что вы, благородные солдаты, никогда не занимаетесь мародерством по отношению к таким же, как вы, наемным воинам. Но поймите, госпожа Паксенаррион, эта женщина собиралась убить вас. Черная безудержная ревность обуяла ее. Так что… Так что незачем подводить под это всякие теории! Вам нужны сапоги, а ей — нет. Вот, примерьте.

Пакс без особой охоты натянула на ноги чужие сапоги. По крайней мере для путешествия верхом они вполне годились. Арвид тем временем вынул из тела Баррани оба кинжала и разжал ее пальцы, по-прежнему сжимавшие меч. Наскоро очистив клинки и вытерев их об ее плащ, он спросил:

— Не знаю даже, предлагать ли вам мои кинжалы? Скорее всего, вам они и без надобности, — с надеждой в голосе произнес Арвид. — А вот меч… В конце концов, нельзя вам отправляться в путь безоружной. Или все-таки вы рискнете и на это?

— Меч мне дадут на любой ферме Геда, — успокоила его Пакс. — Но сначала позволь мне поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Без этого плаща, без одежды, без твоей помощи и защиты я бы умерла здесь от холода или от руки заклятого врага…

Арвид поклонился ей и сказал:

— Госпожа Паксенаррион, когда-то вы очень помогли мне. Похоже, каким-то образом вам удалось не только помочь нам всем, но и спасти меня и моих товарищей здесь, прямо в Верелле. Я имею в виду то, что произошло в эти дни. В общем, я считаю себя вашим другом. Разумеется, моя дружба, как и любая другая, ограничена пределами моих личных интересов, но по мере возможностей я буду стараться сделать для вас все, что вам потребуется и насколько, повторяю, это будет в моих силах.

Пакс, не выдержав, рассмеялась, выслушивая эту витиеватую тираду:

— Ты всегда умудрялся говорить так, что я с трудом тебя понимала. Но понимать твои поступки мне не составляло никакого труда. Более того, если вспомнить все твои поступки, о которых мне известно, я, пожалуй, не вспомню ни одного случая, когда я сама поступила бы иначе. Будь осторожен, береги себя и свою вольную воровскую душу, а иначе, того и гляди, в один прекрасный день сам станешь паладином.

— Саймит меня сохрани! Не хотелось бы закончить жизнь так, как чуть не закончили ее вы. Пакс пожала плечами:

— Но ведь… все кончилось.

— Разве? — переспросил ее Арвид. — Разве были бы вы здесь, почти здоровая, да еще с верным конем, если бы ваша задача была выполнена? Так что, полагаю, вас ждет еще множество дел. Я был счастлив помочь вам, госпожа Паксенаррион. Для меня это большая честь. Осмелюсь попросить лишь об одном: не забывайте меня.

— Ну, это я тебе обещаю.

Пакс, все еще опираясь на коня, высвободила заправленные под крылья седла стремена и решила рискнуть сесть в седло. Арвид подал ей руку, и с его помощью она села верхом на гнедого. Было больно, но не так, как следовало бы ожидать. Может, просто холод притупил ощущение боли в онемевшем теле. Неожиданно Пакс вспомнила кошмарный случай с Калиамом Хальвериком и поразилась, как он вообще мог сидеть в седле после того, что с ним сделали в плену у Синьявы.

— Удачи вам, — сказал Арвид и махнул рукой на прощанье.

— Да хранит тебя святой Гед, — ответила ему Пакс. Арвид улыбнулся и покачал головой. Гнедой конь в два прыжка взлетел на гребень склона.

Глава XXIX

Выбравшись из низины и к тому же сидя верхом, Пакс смогла наконец оглядеться. Она действительно оказалась в чистом поле где-то невдалеке от стен Вереллы. Утро становилось все светлее, туман рассеивался, и время от времени в разрывах облаков даже пыталось появиться солнце. Гнедой, похоже, знал, куда ехать. Пакс обратилась к нему, как к человеку, на словах объяснив, что ей нужно добраться до фермы Геда в Вестбеллсе. Когда конь тронулся с места, Пакс почувствовала, что долго ехать верхом ей будет тяжело. Впрочем, после всего, что она пережила, ее по-прежнему изумлял сам факт, что она вообще могла двигаться. Кто-то или что-то изрядно поработало над ее исцелением. Что сыграло главную роль — ее собственный дар, милость Геда или сами боги — это Пакс было неведомо. Она не совсем понимала, почему исцеление оказалось неполным, но ей и в голову не пришло жаловаться. Она была благодарна за все: за то, что выжила, не стала калекой и, судя по всему, была способна восстановить силы. Впрочем, боли неведомые исцелители оставили ей предостаточно, и она очень обрадовалась, когда на горизонте показался Вестбеллс. Добралась она до него около полудня. Доехав до фермы Геда, Пакс слезла с коня и, не в силах сделать ни шагу, оперлась на плечо гнедого. Ноги у нее просто горели.

Открыв дверь на ее стук, маршал Торин буквально остолбенел:

— Неужели… неужели это…

— Паксенаррион, Паксенаррион, — заверила его Пакс. Он подставил ей плечо и помог войти в дом.

— Милость Геда! Глазам своим не верю! Мы ведь организовали сегодня ночью общее моление за тебя — везде, на всех фермах, во всех храмах… Мы даже не верили в то, что ты выживешь, а уж в то, что вернешься здоровой и на своих ногах, тем более.

Пакс с облегчением опустилась в подставленное ей кресло.

— Я и сама в это не верила, — сказала она. Только теперь Пакс почувствовала, что силы уходят из нее, как вода в песок. О том, чтобы сделать еще хоть одно движение, она не хотела даже думать.

— Пять дней! — Пакс не смогла бы сказать, чего в голосе маршала было больше — удивления, сочувствия или восхищения. — Ну, теперь этим мерзавцам…

Маршал быстро поставил чайник на решетку над очагом и начал доставать из шкафов еду и посуду.

— Паксенаррион, я не буду спрашивать, что они с тобой делали, эти ублюдочные прихвостни Лиарта. Но… я полагаю, то есть я уверен, что тебя нужно будет лечить всеми доступными маршалу Геда способами. Еда, питье, отдых — все это само собой. — Положив буханку хлеба на стол и пододвинув большую чашу с чистой водой, он обошел Пакс и снял с ее головы капюшон. Судя по изменившемуся дыханию, то, что он увидел, поразило его до глубины души. — Будь они прокляты! — прошептал маршал. Затем его руки, излучающие тепло, легли на голову Пакс. Несколько минут он стоял неподвижно, и Пакс почувствовала, как спокойствие и тепло разливаются по ее телу. Затем ей пришлось поморщиться, пока маршал прочищал каждую ссадину у нее на голове чистой тряпочкой, смоченной в ледяной воде.

— Это от чего? — спросил он, прикоснувшись ко вздувшемуся волдырю на ее затылке.

— Точно не помню. Может быть, ударилась о лестницу. Может быть, туда приложили что-нибудь горячее. Возможно, и то и другое.

— Ладно, с головой более или менее ясно. Теперь давай посмотрим, какие раны остались у тебя на теле.

Маршал помог ей снять одежду, и к тому времени, как вода в чайнике закипела, он успел прочистить все начинавшие воспаляться раны, которых, впрочем, оставалось на теле Пакс не так уж много. Затем он набросил ей на плечи теплый мягкий халат и поспешил налить полную кружку горячего сиба.

— По правде говоря, — сказал маршал, — не так страшно, как я ожидал. Все-таки… пять дней и ночей…

Пакс сделала несколько больших глотков и почувствовала, как усталость уходит, уступая место голоду.

— Их было гораздо больше, — сказала Пакс и сделала еще глоток сиба. Сколько именно ран должно было быть на ее теле, она предпочла не вспоминать. От одной мысли об этом ей становилось плохо.

— Кости были переломаны. Ожоги почти по всему телу… Но они… исчезли. — Пакс вяло взмахнула рукой, не в силах объяснить, как это случилось.

— Несомненно, твой дар целительства помог тебе, — сказал маршал. — Вполне возможно, что остальное сделал сам святой Гед. Я слыхал о таких случаях. А то, что осталось… наверное, это нужно для того, чтобы засвидетельствовать перенесенные тобой мучения. Как сказано в уставе воинства Геда, шрамы подтверждают участие в боях, как пот подтверждает силы, потраченные на тяжелую работу. И все же, с твоего позволения, я вознесу молитву об исцелении, и надеюсь, мой дар не откажет мне, а святой Гед не воспротивится тому, чтобы я помог тебе выздороветь и набраться сил. По-моему, теперь уже никто не посмеет поставить под сомнение твой тяжкий опыт.

Пакс кивнула:

— Благодарю вас, маршал, но я не могу себе позволить…

— Не хочу ничего об этом слышать, — перебил ее маршал. — Ты сделала все, что было в твоих силах, и даже больше. Не забывай, что дар целительства не только излечивает, но и изматывает того, кто пользуется им часто, спасая других. Отметина у тебя на лбу…

Лицо Пакс исказила гримаса.

— Клеймо Лиарта! Ну как же, помню. — Она действительно отчетливо помнила раскаленное докрасна клеймо в виде круга с рогами у себя перед глазами. А потом… потом жрецы еще и поднесли к ее лицу зеркало, чтобы она увидела в нем навеки выжженное на ее лбу клеймо черного божества.

— Да нет же… У тебя на лбу совсем другой знак! Ты разве не видела?

— Откуда же…

— Подожди, я сейчас. — Он встал из-за стола и, сняв со стены небольшое зеркало из полированной меди, протянул его Пакс. Та осторожно взяла его и опасливо поднесла к глазам. Лысая голова в ссадинах, синяках и пятнах какой-то зеленой мази, наложенной маршалом, выглядела, пожалуй, даже смешно, но и жутковато; в общем, примерно так, как Пакс и предполагала. Совсем чужеродной на этой почти мертвой коже смотрелась короткая светлая щетинка там, где снова начинали пробиваться волосы. Что же касается лица… Пакс едва узнала свое отражение. Но отметина на лбу действительно превратилась из рогатого круга Лиарта в бледный круг, время от времени сверкавший, как начищенная серебряная монета. Пакс едва не выронила зеркало и изумленно посмотрела на маршала Торина.

— Но это же не…

— Чем бы это ни было, Пакс, как бы мы ни называли такой знак, он появился у тебя на лбу с благословения Великого Господина и Геда. Мне доводилось только слышать о таких случаях. Такую честь, как отметина богов, заслужить очень и очень нелегко. Теперь я понимаю, хотя, впрочем, могу лишь догадываться, какие невыносимые мучения тебе пришлось претерпеть. Ведь даже после исцеления, ниспосланного тебе напрямую самими богами, ты до сих пор вся в ссадинах и синяках.

Паксенаррион рассказала маршалу о том, что услышала от Арвида: слухи, обрывки чьих-то рассказов, куча преувеличений и искаженных сведений — в общем, ничего такого, чему можно было бы поверить. Но если выжженное клеймо смогло настолько измениться, если глубокие ожоги затянулись за какие-то несколько часов — что же тогда было правдой? Маршал Торин внимательно слушал Пакс с горящими от восторга глазами.

— Все правильно. Ты абсолютно верно догадалась, — сказал он, когда Пакс закончила свой рассказ. — Боги всегда преследуют много разных целей, когда почти напрямую вмешивают в дела смертных. И ты, конечно, была послана в Тсайю и Лионию не только для того, чтобы спасти короля и возвести его на престол. Я уверен, что из этого черного храма навеки уйдут многие прихожане и немалая их часть станет искренними и надежными ополченцами в воинстве Геда. Это те, кто понял, что истинная сила кроется не только в страхе. Молодец, Паксенаррион, паладин Геда! То, что ты сделала, достойно не только великого воина, но и великого мудреца.

Поев, Пакс с огромным трудом заставила себя пройти несколько шагов по коридору к ближайшей гостевой комнате. Там она рухнула на кровать и уснула раньше, чем маршал Торин накрыл ее одеялом.

Проснувшись, Пакс сразу же поняла, что все ее раны окончательно затянулись, а ожоги полностью зарубцевались. Дышала она свободно, не испытывая ни малейшей боли. Большая рана на голове тоже затянулась, и от нее остался лишь плотный валик шрама, коснувшись которого она не почувствовала ни боли, ни жжения. Все еще недоверчиво она притронулась пальцами одной ноги к ступне другой. Похоже, что от тех ожогов не осталось и следа. Пакс потянулась и встала с кровати. На ее теле остались лишь бледные отметины там, где еще вчера были серьезные раны. Более того, она не ощущала ни слабости, ни боли. Другое чувство сжигало ее изнутри… Паксенаррион, паладин Геда, ощутила всем своим существом, что ее миссия еще не окончена. Она набросила халат, и в этот момент в дверь постучали.

— Паксенаррион? — Судя по голосу, Торин не был уверен, стоит ли будить ее или лучше подождать, пока она сама выйдет из комнаты.

— Да, входите, я уже проснулась.

Приоткрыв дверь, маршал заглянул в комнату и сказал:

— Я бы не стал будить тебя, пока ты не проснешься сама, но твой конь, боюсь, просто выбьет дверь в дом.

— Видит Гед, я же совсем забыла про него!

— Не волнуйся, я покормил его, как только ты легла спать. Но осмелюсь предположить, что он вбил себе в голову, будто ему нужно срочно увидеться с тобой. Я пытался убедить его, что у нас тут паладинов не едят, но он и слушать не захотел.

— Сколько я проспала? Который час?

— Скоро утро, хотя еще темно.

Пакс прошла вслед за маршалом по коридору прямо в халате. По всему дому действительно разносились удары лошадиных копыт по доскам крыльца. Маршал приоткрыл дверь, и в образовавшуюся щель тотчас же просунулась конская морда.

— Значит, это ты, — мрачно сказала Пакс. Конь фыркнул. — Так вот: со мной все в порядке, я только что проснулась, и в любом случае перед тем, как куда-то ехать, мне нужно поесть. — Конь снова фыркнул. — Тебе, кстати, тоже рекомендую, — строго сказала Пакс. — Мог бы вообще-то дать мне поспать хотя бы до рассвета.

Гнедой не оставлял попыток все же проникнуть в дом. Пакс пришлось слегка шлепнуть его ладонью по носу.

— Иди, иди отсюда. Холодно. Не волнуйся, я быстро. Гнедой попятился, и маршал закрыл за ним дверь.

— Честно говоря, я хорошо помню, что вечером закрывал дверь конюшни на засов, — сказал Торин.

— Честно говоря, я уверена, что в королевской конюшне в Верелле закрывали двери не на один засов, — в тон ему ответила Пакс. — Но этот конь умеет найти дорогу туда, куда ему нужно. Так что ничего не поделаешь — придется довериться ему и начать собираться в путь.

Вернувшись в свою комнату, Пакс обнаружила, что за ночь ей приготовили чистую одежду, а самое главное — принесли ее кольчугу и меч. Даже сапоги были подобраны точь-в-точь по размеру. Пакс оделась, надела кольчугу, и вдруг оказалось, что без привычной уложенной на голове косы шлем сидит далеко не так удобно и плотно, как раньше. Маршал быстро нашел вполне приемлемое и необременительное решение, предложив Пакс повязать голову своим старым вязаным шарфом. Получилось очень удобно. Облаченная в кольчугу, с мечом на поясе, Пакс наконец почувствовала себя той же, что раньше. К тому времени, как они с маршалом позавтракали и упаковали в седельные сумки еду на дорогу, небо на востоке чуть-чуть посветлело. Пакс вскочила в седло и направила гнедого к дороге. Вдруг он остановился и стал к чему-то прислушиваться, косясь на дорогу, уходившую на запад. Пакс многозначительно посмотрела на маршала, вышедшего проводить ее.

— Я ничего не слышу, — сказал он, — но, по-моему, твой конь что-то учуял.

— Я бы не стала сбрасывать со счетов его мнение, — ответила Пакс. Практически одновременно ее меч и клинок маршала выскользнули из ножен. Гнедой задрал голову и, шевеля влажными ноздрями, внимательно принюхивался к морозному воздуху; затем он на мгновение согнул шею, вновь запрокинул голову и протяжно заржал.

— На тревогу вроде бы не похоже, — заметил маршал. — Да и не весна еще…

Пакс, рассмеявшись, потрепала гриву гнедого. Она вдруг живо представила себе его во главе небольшого табуна кобылиц.

— Нет, думаю, дело не в этом, — сказала она. Конь снова заржал и начал как-то боком, пританцовывая, слегка продвигаться в ту сторону, куда перед этим напряженно косился.

— Слушай, ты, скотина неразумная, успокойся. — Пакс сделала вид, что сердится.

— Тихо, — оборвал ее маршал. — По-моему, я что-то слышу… Пакс напрягла слух… Что это? Далекое эхо ржания гнедого? Ветер стих. Теперь и она ясно услышала барабанную дробь множества копыт, скрип и позвякивание сбруи. Ей вдруг стало не по себе. Повинуясь ее команде, конь вышел на середину дороги, и Пакс, привстав в стременах, стала напряженно вглядываться в темноту. Ее глаза уловили какое-то движение. Огромная темная масса приближалась к Вестбеллсу и ферме Геда с западной стороны.

— Кто бы это мог быть? Королевская стража? — негромко предположил маршал.

— Или орда почитателей Лиарта? — сквозь зубы проговорила Пакс. — Меня они отпустили — куда было деться после того, что произошло, — а теперь, собрав все силы, видимо, решили догнать короля.

— Через шесть, почти семь дней?

— А почему бы и нет? В конце концов, ничего другого мне в голову не приходит.

Маршал покачал головой, но не стал возражать Паксенаррион. В утренних сумерках все отчетливее вырисовывались контуры большого количества всадников в колонне, двигавшейся по заснеженной дороге.

— Ты только не вздумай пытаться задержать их, — не особенно уверенно сказал маршал.

Пакс прикинула количество всадников в колонне и покачала головой:

— Не думаю, что здесь, на открытом пространстве, у меня это получится. Что ж, остается скакать вдогонку за королем, а там будет видно. По крайней мере, смогу предупредить его об опасности с тыла.

— На таком коне тебя никто не догонит, — сказал маршал. — Прощай, Пакс. Скачи, а я попытаюсь задержать их. Надеюсь, какое-то время удастся выиграть переговорами, чего-то стоят дарованные маршалу способности… Я думаю, многих из них напугают мои фокусы. Ну а последнее средство… — Торин поднял над головой свой меч. — С помощью Геда я смогу подарить тебе еще несколько мгновений форы. Вперед, Пакс, скачи!

Паксенаррион кивнула и натянула поводья, заставляя коня развернуться. К ее огромному удивлению, он стал упираться, отказываясь выполнять ее требования. Его определенно тянуло в ту сторону, откуда двигалась к городку колонна неведомых всадников. Пакс сжала коленями бока гнедого, все еще не понимая, что с ним творится. А в следующую секунду в морозном воздухе прозвучал сигнал горниста. Пакс так и замерла. Этого просто не могло быть: наверное, ей послышалось. А затем, пустив коня в галоп, она поскакала прямо навстречу приближавшейся колонне. Она услышала, как зовет ее маршал, умоляя остановиться, но даже не оглянулась, чтобы как-то ответить ему.

И вновь прозвучал горн — этот сигнал Пакс узнала бы из тысяч и тысяч других. Но услышать его здесь было просто невероятно. Гнедой несся навстречу колонне и замер всего в нескольких шагах от возглавлявшего ее командира, уже подавшего сигнал к отражению атаки.

— Это ты? — Голос Доррин из-под шлема с забралом был почти неузнаваем.

— Не верю своим глазам! — воскликнула Пакс, понимая, что верить можно и нужно.

Третий сигнал горна прокатился над колонной, и девяносто мечей со звоном взлетели в воздух. Доррин подъехала к Пакс и пожала ей руку.

— Клянусь Фальком, неужели это ты! А герцог сказал, что…

— Так и было, — перебила ее Пакс, — Но ты здесь… как?.. Доррин откинула забрало и объяснила:

— Понимаешь, Пакс, мы ведь не королевская стража Тсайи. Нашей когорте не требуются два дня на сборы перед походом.

— Подожди, разве он не выехал из Вереллы в тот же вечер?

— Выехать-то выехал, но для этого мне чуть ли не собственноручно пришлось навьючивать их обозных мулов. Тир бы их всех побрал! Чуть не каждому третьему коню из королевской конюшни понадобилось срочно менять подковы. И это не считая прочих мелочей. Странно, как у меня после этого не сорвался голос.

— Ну и?.. — Пакс развернула гнедого и поехала рядом с Доррин во главе колонны.

— Как только герцог вернулся во дворец, он отправил Селфера на север, навстречу моей когорте.

Колонна уже вступала в Вестбеллс, и Пакс решила подъехать к маршалу Торину, который все еще стоял у ворот фермы с удивленным выражением лица.

— Это когорта Доррин из роты Пелана, — объяснила она маршалу. — Они идут на подмогу.

— Ну, это я уже понял по вымпелам и форме, — сказал маршал. — Но, видит Гед, как же им удалось добраться сюда так быстро? Когда они вышли из крепости?

— Я пока сама всего не знаю, — ответила Пакс. — Да и времени выяснять детали нет. Как-нибудь потом… — Взмахнув рукой на прощание, она поскакала вдогонку за уходившей колонной. Оказавшись во главе когорты родной роты, Пакс вновь почувствовала себя как дома. Доррин поравнялась с ней и сказала:

— Пакс, я уж и не думала, что снова увижу тебя, а тем более вот так — скачущей верхом рядом со мной. И выглядишь ты… Честное слово, я не помню, когда ты выглядела лучше! Как ты от них вырвалась и… эта отметина…

— Все милостью святого Геда, — сказала Пакс. — Всего я и сама объяснить не смогу. Но, по крайней мере, меня оставили в живых до конца оговоренного сделкой срока. А затем… по всей видимости, боги исцелили меня. А эта отметина поначалу была клеймом Лиарта. Судя по всему… — Пакс искоса посмотрела на Доррин и решилась рассказать ей о своих догадках:

— Все это было нужно не только для спасения короля. Что-то сдвинулось и забурлило в воровской гильдии. А как ты знаешь, жрецы Лиарта постоянно ищут себе последователей среди ее членов.

Доррин кивнула:

— Герцог… то есть король… все-таки надо привыкнуть называть его так, — он как-то рассказывал мне об этой воровской гильдии. А в тот вечер он сказал, что эти самые воры ни за что не позволили бы служителям Лиарта убить его на их территории. Но все равно не понимаю, как это могло помочь тебе.

— Знаешь, пару лет назад, после того как я покинула роту, я встретилась с одним вором в Бреверсбридже. — Доррин презрительно усмехнулась, но Пакс, не смущаясь, продолжила свой рассказ:

— Один из жрецов Ачрии привел банду грабителей в окрестности города. Они устроили себе логово на каком-то заброшенном постоялом дворе. Короче говоря, меня наняли избавить городок от такой напасти. А этот вор… в общем, ему был нужен главарь этой банды, чтобы наказать его за неуплату взносов в гильдию. Доррин покачала головой:

— Честно говоря, с трудом представляю себе паладина Геда, имеющую приятеля — вора и разбойника. Пакс вспомнила Арвида и возразила:

— Ну, он не то чтобы вор… то есть не совсем… но и не друг он мне, если уж выражаться совершенно точно.

Судя по лицу Доррин, эти сбивчивые объяснения Пакс ее ничуть не убедили. Паксенаррион постаралась описать ей свое знакомство с Арвидом более подробно:

— По крайней мере он мне так сказал. Судя по всему, он занимает довольно высокое положение в гильдии. Впрочем, чем именно он занимается, я от него так и не узнала. Он не похож ни на одного из воров, с которыми я встречалась или о ком слышала. Но дело даже не в этом. Как бы то ни было, он спас мне жизнь. Это он собрал своих воров, чтобы они вынесли меня из города — живой или мертвой, — когда вышло время, отведенное жрецам Лиарта. Он сделал все, чтобы я не погибла потом от холода или какого-нибудь случайного клинка. Да о чем говорить — он сам убил того, кто выкупил право убить меня.

Доррин посмотрела на Пакс с удивлением:

— И все это сделал какой-то вор?

— Да. — Пакс прикинула, стоит ли напомнить Доррин о том, что перед Гедом равны все, от короля до последнего воришки, и что ему есть дело до них до всех, но решила не торопиться с такими заявлениями. В конце концов, рыцарь Фалька, женщина благородного происхождения имеет право на некоторую ограниченность взглядов даже после долгих лет службы в наемной роте, где никому нет дела до происхождения сослуживцев.

— Ну-ну, — с сомнением в голосе произнесла Доррин. — Похоже, мне придется изменить свое мнение относительно воров и разбойников. — По всему было видно, что вряд ли это произойдет в ближайшее время. Пакс рассмеялась:

— Я думаю, что ради одного Арвида не стоит менять свои убеждения. В конце концов, он не такой, как другие.

— Он просто никогда не залезал к тебе в карман, вот и вся разница, — сухо произнесла Доррин.

— Да, это правда. Меня он не обворовывал. Больше того, он не воспользовался моим беспомощным положением там, в Бреверсбридже, и сослужил мне добрую службу.

С минуту они ехали молча, щурясь на первые лучи поднимавшегося над горизонтом солнца.

— Чего ожидает король? — спросила Пакс. — Если он вызвал сюда твою когорту, то, видимо, ему есть чего опасаться. И что об этом думает Регентский Совет Тсайи?

Доррин нахмурилась:

— Он сказал, что черные жрецы ни за что не отпустили бы его, если бы не были уверены, что сумеют добраться до него до коронации. Он предположил, что, избавившись от тебя, они успеют напасть на него где-нибудь по дороге. Наследный принц был готов дать ему еще больший эскорт, но он отказался… Отказался, заявив, что солдаты и рыцари могут потребоваться даже в самой Верелле.

— Сколько человек с ним?

— Я полагаю, что всех вместе около семидесяти клинков: полкогорты королевской стражи, одно отделение — еще десять солдат из этой когорты, королевские оруженосцы, придворный маршал и еще один маршал Геда. Ну и, конечно, слуги, припасы и прочее. Невероятное количество всякого барахла. Королевская стража настояла на том, чтобы тащить все это с собой. И я уверена, что далеко они уйти не могли. Тяжелая кавалерия плюс большой обоз — все это не способствует быстрым переходам.

— Да, жаль, что с нами нет всей нашей роты.

— И не говори. Но Пелан сказал, что оставить север неприкрытым нельзя, особенно после всего, что произошло за эту зиму. Да и паргунцы, узнай они о том, что все силы Пелана отправлены через Тсайю в Лионию, не упустили бы такого шанса. Он передал Арколину приказ собрать две когорты из ветеранов и выдвинуть на восточную и южную оконечности нашего сектора границы. Просто на всякий случай. Валичи остался в крепости с когортой новобранцев. Судя по всему, и сам Пелан, и наши офицеры опасаются большого скопления черных сил по всему фронту.

— А у нас здесь всего одна когорта, — негромко сказала Пакс.

В ответ Доррин улыбнулась ей и бодро возразила:

— У нас есть еще и паладин, которого они, наверное, мысленно давно похоронили.

— К тому же с ними два маршала, — добавила Пакс, — если не больше. Вполне возможно, что кто-то из тех, кого Мы встретим на фермах по дороге, присоединится к отряду короля или к нам. Главное теперь — догнать их как можно скорее.

— Догоним, догоним, — успокоила ее Доррин. — Тяжелые рыцарские кони вряд ли пройдут за день треть того пути, что проделываем мы. А твой гнедой, сдается мне, может скакать еще быстрее. Как ты думаешь, Пакс, тебе лучше поехать вперед или остаться с нами?

Пакс задумалась:

— Знаешь, пока что… пока что я останусь с вами. С ним маршалы — они не хуже меня почувствуют приближение большого скопления черных сил. Несмотря на все мое уважение к ордену Фалька и его рыцарям, я полагаю, что смогу быть тебе здесь полезной.

— Пакс, ты прекрасно знаешь, что с тобой мне будет намного спокойнее. Я ведь тебе уже сказала: никогда в жизни я не была так изумлена и обрадована, как сегодня, когда увидела тебя скачущей нам навстречу. Знала бы ты, чего нам стоило не забыть про все дела, всю службу и даже королевское предназначение Пелана и не броситься спасать тебя из лап жрецов Лиарта! Но король приказал нам смириться и терпеть. Терпеть и ждать в течение пяти дней.

Пакс кивнула:

— Так было нужно. — Затем она обернулась к Селферу, который за все это время не проронил ни слова. — Как нога? — спросила она.

— Все в порядке, — ответил Селфер. — Маршал вылечил меня перед тем, как я поехал на север.

— Сколько времени у тебя занял этот путь?

— Я выехал… дайте подумать… задолго до полуночи, и с рассветом на третий день я уже встретил когорту. Выступили мы на следующее утро. Они-то были готовы, но заставили меня отоспаться. А там уже и до вечера было недолго. А герцог… то есть король приказал идти в Вереллу только при свете дня.

— Он не хотел, чтобы солдаты слишком устали перед возможным боем, — пояснила Доррин. — Нам пришлось тотчас же снова выступать в поход. Селфер привел когорту в отличной форме. Я бы даже сказала — просто в замечательной, учитывая погоду, холод и все прочее.

Селфер расплылся в улыбке и покраснел от гордости.

— По крайней мере нам удалось пройти самое опасное ущелье до наступления оттепели, — сказал он. — Я очень волновался, когда потеплело и все затянуло туманом.

— Вот видишь, Селфер, — наставительно сказала Доррин, — обо всем приходится беспокоиться, когда тебя назначают капитаном. Ты не передумал?

Селфер, смущаясь, покачал головой и ответил:

— Никак нет, госпожа капитан, не передумал. И чем больше я учусь воинскому искусству, тем больше мне хочется стать настоящим командиром.

Доррин, торжествующе улыбаясь, посмотрела на Пакс:

— Я ведь неспроста его при тебе об этом спрашиваю. В прошлом году он был младшим капитаном в когорте Арколина, а затем замещал меня. И справился отлично.

Селфер покраснел еще больше. Пакс вспомнила, что раньше и сама, чуть что, заливалась краской, и удивилась тому, как давно это было. Оглянувшись, она увидела знакомые лица солдат этой когорты, которых она знала ничуть не хуже, чем тех, кто служил с нею под командой Арколина. В этот момент она почувствовала себя точно так же, как если бы триумфально прошествовала по улицам большого города под звуки фанфар и приветственные возгласы.

От отряда короля они отставали на шесть дней — по крайней мере когда выходили из Вестбеллса. На каждой ферме Геда их ждали хорошие известия: король и его сопровождающие миновали очередной городок без приключений и неприятностей. Кроме того, расстояние между двумя отрядами действительно сокращалось. Когорту всюду провожали любопытными взглядами. Отрядам под знаменами Пелана еще не доводилось проходить по этому маршруту. Пакс заметила также и весьма встревоженные взгляды кое-кого из местных жителей. Доррин везла с собой королевскую грамоту, дающую когорте право прохода по землям Тсайи. Этот документ она показывала в каждом городе, в каждой деревне, через которую лежал их путь. Тем не менее многих из местных крестьян, особенно тех, что жили на отдаленных фермах, никакая бумага, никакой пергамент не могли успокоить окончательно. Следующую ночь когорта провела в Черной Изгороди, поспав несколько часов под крышей, в тепле и в безопасности под охраной часовых. Долго такое блаженство продолжаться не могло, и еще до рассвета колонна снова выступила в дорогу. Город за городом оставались позади.

Теперь отряд Пелана опережал их всего на пять дней. В Пиерри им сообщили, что отряд провел в городе больше чем целый день из-за того, что несколько коней королевской гвардии захромали. Доррин негромко, едва слышно выругалась, а Пакс только рассмеялась и, подмигнув, заметила, что так они совсем уже скоро догонят вышедший с таким большим опережением отряд королевского эскорта. Из Пиерри Пелан с сопровождающими вышел всего за три дня до когорты Доррин. В тот вечер они остановились на привал совсем поздно, миновав еще в сумерках ферму Геда у городка под названием Дортон. Лагерь был разбит в чистом поле, вдалеке от какого бы то ни было жилья. Пакс, поспав всего несколько часов, готова была двигаться вперед, но чувствовала себя обязанной оставаться вместе с когортой. Она с удовольствием поболтала почти с каждым из сослуживцев; тяжело ей дался лишь разговор с Натслин. Та, пусть и ждала хоть каких-то сведений о Баррани, не решилась задать Пакс вопрос напрямую. Сама же Пакс не нашла в себе сил пересказывать все, что произошло между нею и Баррой. Ни словом она не обмолвилась и о том, что самой Барры уже нет в живых.

На следующий день гнедой конь стал тянуть Пакс свернуть с дороги. Поразмышляв над его поведением, Пакс вдруг вспомнила, что в этом месте Хоннергейт изгибается широкой излучиной. Она попросила Доррин свернуть с дороги вслед за нею. Та нахмурилась и сказала:

— Опасаюсь я, по правде говоря, как бы не было неприятностей. В грамоте, выданной мне Советом Тсайи, сказано, что я веду свой отряд по дороге на Харвэй, к границе, и мне будет трудно объяснить наше отклонение от маршрута, если, конечно, на нас не совершат открытого нападения.

— Никто на нас сейчас нападать не собирается, — ответила Пакс, уверенная в своей правоте. — По крайней мере в данный момент. Но если мы сейчас свернем с дороги и срежем напрямую излучину реки, то сэкономим несколько часов.

— Ты думаешь, что королю уже нужна наша помощь? Пакс покачала толовой:

— Я вообще не уверена, что смогу это почувствовать, а сейчас… Пока что я ничего не чувствую, кроме желания двигаться как можно скорее вперед и ехать, если понадобится, по кратчайшему пути. Может быть, это именно то, что ему сейчас нужно.

— Пакс, скажи честно: ты чувствуешь, что боги приказывают тебе свернуть с дороги? Ты в этом уверена?

— Знаешь, Доррин, если бы я была одна, я, конечно, поехала бы напрямик. Но если ты не считаешь себя вправе свернуть с дорога, то, наверное, нам лучше расстаться прямо сейчас и следовать дальше каждой своим путем. Однако, говоря по совести, я в жизни не могла предположить, что меня вообще сюда занесет, а уж тем более во главе целой когорты. Так что приказывать тебе или на чем-то настаивать я не считаю себя вправе.

Доррин прикусила губу. Все ждали, какое решение она примет. Селфер открыл было рот, чтобы высказать свое мнение, но осекся, поймав на себе строгий взгляд Пакс. Наконец Доррин откинулась в седле, вздохнула, махнула рукой и сказала:

— Будь что будет. В конце концов, войны выигрывают не те, кто опаздывает к сражению. — Улыбнувшись Пакс, она добавила:

— Я надеюсь, паладин Геда, что твой святой осенит нас своим покровительством, пока мы следуем за тобой. Меньше всего на свете я хотела бы своим поведением нажить новых врагов нашему королю.

— Капитан, боги порой вели меня не самым безопасным путем, но на то всегда были веские причины.

— Значит, так тому и быть, — ответила Доррин. — Мы пойдем за тобой.

Пакс повела когорту за собой по пустынным полям и напрямую, не сворачивая, через рощи и перелески. Гнедой шел по пересеченной местности, пожалуй, ничуть не менее легко и быстро, чем по ровной дороге. Никто не пытался остановить их. Казалось, что в этой замерзшей глуши вообще нет людей и никакого жилья. На дорогу они вновь выбрались под Свифтином. Маршал Геда, живший в этом городке, сказал, что отряд короля прошел тут всего за день до них. Когорта Доррин остановилась в городке лишь для того, чтобы накормить лошадей и дать им минимум необходимого отдыха. И вновь они провели в седлах едва ли не всю ночь, останавливаясь лишь для того, чтобы поспать несколько часов прямо на снегу рядом со своими лошадьми под охраной часовых. Доррин, похоже, прониклась желанием Пакс догнать королевский отряд во что бы то ни стало. Глубокой ночью с неба посыпалась мелкая снежная крупа. Пакс набросила теплый плащ поверх кольчуги.

Снегопад усилился, и с неба повалили крупные белые хлопья. Позднее, когда стало совсем светло, снег прекратился. Тучи отнесло к востоку, и свежий, ослепительно белый снежный ковер сверкал под солнцем. Пакс решила разведать обстановку на пути когорты. Гнедой рысью пошел вперед, взбивая копытами фонтанчики снега. Пакс проехала через какую-то маленькую деревушку, а затем добралась до городка. Она вспомнила, что однажды уже проезжала его, когда сломя голову мчалась в Вереллу. Маршал Геда удивленно воззрился на нее, когда она назвала свое имя, и доложил, что королевский отряд был здесь всего лишь час назад или чуть более того. Он останавливался здесь на ночевку. До сих пор никто не пытался помешать его продвижению вперед, к границам Лионии. Пакс сообщила маршалу о двигающейся вслед за ней когорте. В ответ маршал изумленно посмотрел на нее и, даже слегка отшатнувшись, воскликнул:

— Что?! Вы ведете солдат Пелана через земли Верракаев? Пакс знала, что владения клана Верракаев находятся на южной оконечности Тсайи. Но ей как-то не доводилось уточнить, где именно.

— У капитана, командующего этой когортой, есть королевская грамота, дающая право на проход по такому маршруту, — медленно, четко выговаривая каждое слово, проговорила Пакс. — Этот документ подписан самим наследным принцем…

Маршал презрительно усмехнулся:

— Где-нибудь в других герцогствах и графствах такая грамота не только даст возможность беспрепятственного прохода, но и заставит местных лордов уважать вас. Где угодно, но не здесь. Хвала Геду, что вас до сих пор не заметили! Впрочем, я не думаю, что никто не доложит барону о целой когорте из роты Пелана, марширующей по его землям. Ему-то зачем это понадобилось?

Пакс постаралась сдержать раздражение от такого отношения к себе и Пелану.

— Он ожидает нападения, и не без причины, — сухо сказала она. — Ему были нужны не просто вооруженные охранники, а подразделение его собственной роты, которое он тренировал и обучал лично, и солдаты, на которых он может полностью положиться… если действительно случится то, чего он так опасается.

— То, чего он так опасается, непременно случится, если поступать, как поступил он, разворошив палкой осиное гнездо! — ответил ей маршал. — Неужели нельзя было спокойно проехать в свое королевство без всей этой помпы, и уж тем более не тащить за собой своих головорезов?

Пакс внимательно посмотрела на него. Она знала, что маршалы бывают разные, и в конце концов дело было не в характере и даже не в оценке происходящего. Более всего ей не понравилось его унылое, пораженческое настроение.

— Господин маршал, — сказала она, — я уверена, что во время остановки королевского отряда придворный маршал Секлис рассказал вам о том, что злые силы уже нападали на короля. Уверяю вас, у него не было ни единого шанса мирно, лишь с почетным эскортом добраться до своего королевства.

— Секлис, говорите? — Лицо маршала скривилось в презрительной гримасе. Он сплюнул на землю перед собой. — Ему легко говорить и советовать. Живет себе в Верелле при дворе и знать не знает, что творится на отдаленных фермах. Попробовал бы восстановить хоть одну из наших разваливающихся ферм, оставшихся почти без ополченцев и даже простых прихожан. Вот вы, паладин, скажите: как я смогу донести слово истины до паствы, если половина моих ополченцев пропала в лесу, похищенная неведомой черной силой? Я вас спрашиваю, кто мне поможет?

— Гед! — ответила Пакс тихо, но с такой убежденностью в голосе, что выражение лица маршала тотчас же изменилось. — Расскажите мне, что у вас происходит, господин маршал, и мы вместе посмотрим, что можно сделать. Вы говорите, что ваши прихожане и ополченцы погибают или пропадают бесследно в лесах?

Маршал смотрел на нее горящими глазами и отвечал четко, не отводя взгляда:

— Они исчезают! Исчезают навеки. После каждого такого случая мы организуем поиски, но безрезультатно. Сколько раз я уже слал доклады в Вереллу, сколько писал, сколько передавал на словах с другими маршалами, проезжавшими через наш городок! Против нас действует какая-то могучая темная сила. Что это — я не могу понять, а уж тем более в одиночку одолеть ее. Но там, в столице, никому нет дела до моих бед, до того, что творится на фермах в отдаленных уголках королевства.

Пакс кивнула ему, и маршал решил излить все, что накипело:

— А потом эти придворные маршалы являются сюда и говорят мне, что я должен позаботиться о безопасности Пелана, что он, видите ли, проездом остановится на моей ферме и что ему, может быть, понадобится помощь. Ему, этому хитрому лису! Как бы между делом мне сообщают, что он теперь, оказывается, король или что-то в этом роде. И надо же — именно в Лионии! Вот уж подходящее местечко для наемника, у которого руки по локоть в крови. Только такого головореза нам и не хватало по соседству. И без того здесь приходится изрядно потрудиться, чтобы сохранить хотя бы хрупкую видимость покоя и порядка.

— Мне кажется, господин маршал, что вы переусердствовали, стараясь сохранить внешний покой во вверенных вам землях. — Пакс наклонилась в седле и посмотрела маршалу прямо в глаза. Он вспыхнул, но выдержал ее взгляд. — Гед — не тот святой, которому нужны покой и тишина, — напомнила ему Пакс.

— Гед далеко, — пробормотал в ответ маршал. — Нет-нет, я знаю, мне про вас рассказывали, госпожа паладин, но поймите: череда геройских поступков — это, конечно, прекрасно, но это далеко не то же самое, что нести службу здесь год за годом, когда твои ополченцы день ото дня становятся все более мрачными, запуганными и все меньше желают демонстрировать кому бы то ни было свою верность ордену.

— Что ж, — сказала Пакс, — вы вовсе не обязаны сидеть здесь и дожидаться, пока последний ополченец уйдет от вас или погибнет в лесах. Вставайте в наш строй, и вы увидите, за что мы готовы сражаться. — Маршал покачал головой, и Пакс более жестким тоном добавила:

— Господин маршал, нельзя всю жизнь прятаться и уходить от проблем. Я осмелюсь высказать предположение, что нам предстоит большая битва, настоящий пир Геда и других небесных покровителей истинных воинов. Неужели вы думаете, что ваши ополченцы не захотят увидеть вас принимающим участие в смертельной схватке сошедшихся друг с другом сил добра и зла?

— Моим ополченцам все равно, где я буду.

— Мне не все равно. — Пакс выпрямилась и первый раз после выхода из Вереллы зажгла свое волшебное сияние. Маршал в изумлении отшатнулся от нее. Пакс увидела, что в окнах домов, выходивших на центральную площадь городка, где и располагалась ферма Геда, появились удивленные лица. В одну секунду гнедой вынес ее на середину площади. Из домов стали выходить люди, дети бежали на площадь уже из ближайших улочек.

— Как называется ваш город? — спросила она маршала, который последовал за ней на середину площади.

— Драконий Зуб, — ответил он. — Но что вы…

— Сейчас всё увидите, — ответила Пакс. Она вынула из ножен меч и положила его перед собой поперек седла. — Ополченцы Геда! — крикнула она во весь голос.

В собравшейся толпе началось какое-то волнение. Кто-то, кто неспешно приближался к площади, словно подгоняемый словами Пакс, почти бегом бросился туда, где светилась посреди городка огненная сверкающая сфера.

— Слушайте меня, ополченцы Геда! — повторила Пакс так же громко. Несколько человек шагнули к ней, отозвавшись на ее призыв: местный пекарь, судя по покрытым мукой рукам и фартуку, дровосек с топором на плече и кто-то еще. Когда примерно дюжина мужчин и женщин собралась вокруг нее, Пакс обратилась к тому, кто шагнул к ней первым, — к пекарю:

— Это что — все ополчение Геда с фермы в Драконьем Зубе?

— Нет, но… а что случилось? И позвольте узнать, кто вы, госпожа рыцарь?

— Мое имя Паксенаррион, я — паладин Геда, исполняющий волю нашего святого покровителя и Великого Господина. Знаете ли вы обо мне? — Многие кивнули в ответ. — Вы знаете, кто останавливался в вашем городе прошлой ночью? — Один из ополченцев кивнул, остальные, не желая отвечать на этот вопрос, просто молча смотрели на Пакс. — Это законный наследник трона Лионии, — во весь голос объявила Пакс, — король, который в детстве был похищен и продан в рабство. Король, который из-за перенесенных страданий едва не забыл навеки о своем предназначении. Когда-то, много лет назад, его похитили, чтобы ослабить прекрасное королевство Лионию, чтобы открыть силам зла путь для проникновения в саму Лионию и в Тсайю.

— Ну а нам-то что с того? — дерзко глядя ей прямо в глаза, спросил один из ополченцев.

— Как что? Эти черные силы угрожают не только соседнему королевству. Насколько мне известно, они терзают и ваш маленький город. Планам Лиарта и Ачрии не суждено было сбыться. Король Лионии найден и призван на престол. Если он наденет на себя корону, мир, покой и свобода воцарятся в этом королевстве. Неужели вы думаете, что Лиарту и Ачрии такое придется по вкусу?

— Но он же наемник! — крикнул кто-то из окна с другой стороны площади.

Пакс обернулась и во весь голос крикнула:

— Да, он был командиром наемного отряда! Он пробивался в жизни так, как ему это было дано, до тех пор пока не знал, кто он по рождению. Но он не просто наемник, он истинный воин. И видит Гед, Лионии сейчас нужен на троне именно солдат, готовый организовать защиту родного королевства.

— Толку-то! :

— ответил тот же голос. — Борись не борись, все едино. А вы всё про Геда. Это уже старая сказка. Настоящая власть скрывается в дремучих лесах, там, где…

— Приди сюда и повтори это здесь, при всех, — требовательно сказала Пакс. — Что, этот свет, который сияет вокруг меня, — тоже старая, лживая сказка? Приди сюда и скажи мне в глаза, что у Геда нет силы.

— Против Лиарта — нет, — донеслось из окна, но человек, крикнувший эти слова, тотчас же исчез из проема. Ополченцы взволнованно переглянулись.

— Кто это? — спросила Пакс.

— Джориам. Он наш старейшина, — сказал дровосек. — У него сын бесследно пропал, а племянник искалечен этими… ну, теми, что в лесу.

В этот момент высокий седовласый человек вышел из двери своего дома на площадь и с искаженным злобой лицом направился к Пакс.

— Эй, ты! — окликнул он ее. — Значит, ты паладин? Ты приехала сюда, поднимешь нас сейчас на бой и уедешь, когда добьешься своего. А у нас все начнется с начала. — Оглядев Пакс с ног до головы, он сказал:

— Конечно, хорошие доспехи, прекрасный конь, добрый меч. Тебе-то не пришлось побывать на алтаре Лиарта! Тебе легко говорить.

Одним движением Пакс сорвала с себя шлем. Все взгляды устремились на ее обезображенную шрамами, наголо обритую голову. В этой тишине Пакс спокойно сказала:

— Вы ошибаетесь, почтенный старейшина. Я как раз побывала на алтаре Лиарта, и вот вам одно из доказательств тому. Я даже была отмечена его рогатым клеймом. Глядите — теперь оно обратилось в символ власти Геда и Великого Господина.

Старейшина безмолвно открывал и закрывал рот, шевелил губами, пытаясь что-то сказать. Собравшиеся на площади стали переглядываться, а те, кто не побоялся признать себя сторонниками Геда, приободрились и приосанились. Затем голос Паксенаррион снова пронесся над площадью:

— Воины Геда! Кому, как не мне, понятны ваши страхи. Я побывала в плену у жрецов Лиарта, так же как и ваши друзья и близкие. Я познала всю горечь плена, унижение, невыносимые муки. Если бы сейчас не было так холодно… — Голос Пакс смягчился, и в нем послышалась легкая ирония:

— Вы увидели бы, что такие шрамы покрывают все мое тело. Но надеюсь, что это, — показала она на свою голову, — будет достаточным доказательством тому, что мне пришлось пережить. Я знаю, что такое алтарь Лиарта и Черная Паутина Ачрии, но я знаю также единственный способ защититься от них. Я обращаюсь к вам, воины Геда! Прислушайтесь к его воле! Пойдемте со мной! Вместе мы победим демонов и страх или… или с честью погибнем в бою. Братья по ордену Геда! Мы не будем больше терпеть кровавые алтари Лиарта. Пусть не наша кровь льется на эти черные камни, но кровь наших врагов обагрит наши клинки. — С этими словами Пакс вскинула вверх меч. В ответ раздались воодушевленные крики.

— Но ведь… — Подняв руку, старейшина призвал всех к молчанию. Пакс не дала ему договорить.

— Нет, почтенный старейшина Джориам, время всех «но» и «может быть» прошло. Вы много страдали, и я сочувствую вам. Но теперь ополченцы Геда возьмутся за оружие и спасут себя от еще больших страданий и унижений. Вперед, и да поможет нам Гед!

Гнедой, пританцовывая, отошел с центра площади, освобождая место для начавших выстраиваться в шеренгу ополченцев.

— Неужели это правда? — воскликнул пекарь, снимая фартук и отряхивая испачканные мукой руки. — Неужели ты действительно сумеешь отыскать логово этих мерзавцев и мы на самом деле сможем победить тех, кто так долго унижал и мучил нас?

Губы Пакс скривились в улыбке, от которой стыла кровь в жилах тех, с кем ей доводилось сойтись в поединке.

— Братья-ополченцы! Нам действительно придется сражаться, на самом деле воевать против сил зла!

В следующий миг она увидела, как вызвавшиеся идти на бой против черных сил бросились к ферме, где маршал уже раскрывал двери оружейного склада. Через несколько минут небольшое, неровное полукаре выстроилось перед Пакс. А вскоре над площадью раздался топот множества копыт. Это когорта Доррин входила в город. Пакс развернула свой новый отряд в почетный приветственный строй и вывела навстречу появившейся на площади Доррин.

Глава XXX

Доррин презрительно оглядела небольшую группу ополченцев, выстроившуюся на площади. При этом она тщательно избегала смотреть на голову Пакс. Остальным солдатам когорты не было необходимости отводить взгляд: они с нескрываемым ужасом смотрели на голый череп Пакс, исполосованный шрамами.

— Что это за люди? — недовольно спросила Доррин. Пакс, глядя ей прямо в глаза, ответила:

— Это ополченцы Геда из Драконьего Зуба. Они готовы выступить вместе с нами.

Доррин удивленно вскинула брови:

— Эти? — Сказано было тихо, но Пакс заметила, как вспыхнул, готовый наговорить грубостей, один из ополченцев — дровосек. Спокойно обмотав шарфом голову, Паксенаррион надела поверх него шлем и кивнула Доррин.

— Они нам будут очень нужны, — сказала она, — ибо сам Гед призвал их нам на помощь.

— Понятно, — ответила Доррин, не желая вступать в пререкания с паладином при солдатах и посторонних горожанах. — В таком случае я предполагаю, что…

— Этот вопрос тоже решен, — не дослушав Доррин, сказала Пакс и обернулась к маршалу:

— Господин маршал, вы сами возглавите ваших ополченцев или предложите это сделать мне?

Интерес к происходящему, который некоторое время назад сменил в глазах маршала отчаяние и раздражение, уступил место настоящей гордости:

— С вашего позволения, госпожа паладин, я почту за честь повести в бой своих прихожан. Позвольте узнать, колонна будет двигаться вперед по дороге?

— Некоторое время — да, — сказала Пакс и обратилась к Доррин:

— Госпожа капитан, я бы предложила перестроиться в боевой порядок и выслать дозорный патруль вперед на расстояние видимости от основной колонны. В течение некоторого времени я поеду вместе с отрядом ополченцев.

Доррин отдала необходимые распоряжения, и Пакс осталось лишь подождать, пока маршал выведет из конюшни свою лохматую лошадь. Они вместе поехали во главе небольшого отряда ополченцев. Прежде чем маршал успел задать какой-либо вопрос Пакс, та сама начала расспрашивать его о дороге, о рельефе местности и об ожидаемой погоде.

Сразу же за городом дорога стала петлять среди невысоких, но крутых холмов, поросших довольно густым лесом. Кое-где в низинах уже текли первые ручейки, и обледеневшая твердая поверхность дорога превратилась в такую же ледяную, но вязкую грязь. Гнедой замедлил шаг, аккуратно переступая через самые глубокие лужи и избегая ступать на подтаявший лед. Ополченцы маршировали быстро, но совершенно не умели держать строй. Пакс с трудом представляла, как они удержат равнение в бою. Но с ее точки зрения, любая схватка и любой ее исход были лучше, чем отупляющее бездействие в ожидании очередной беды. Маршал начал рассказывать ей, что происходило в Драконьем Зубе и ближайших городках и деревнях в последние годы. Она поняла, что какая-то могучая недобрая сила решила извести и эту ферму Геда, и другую, расположенную южнее. Один за другим пропадали лучшие из горожан-ополченцев. Находили же лишь немногих, в основном мертвыми, и только изредка живыми. Племянник старейшины вернулся домой полубезумным, беспомощным инвалидом. Ни его разум, ни тело не смогли оправиться после пережитых мучений. Другой житель города также был найден живым и изуродованным до неузнаваемости. Этот человек спустя некоторое время покончил с собой. Выслушав маршала, Пакс некоторое время ехала молча, а затем сказала:

— Да, уважаемый маршал, действительно в нелегкое время вы возглавили эту ферму. Вы сказали, что пытались выяснить причину этих несчастий.

— Ну разумеется. — Волна гнева вновь нахлынула на маршала. — Гед свидетель, госпожа паладин, когда я прибыл сюда, я был полон надежд и жаждал великих свершений, прямо как вы сейчас. Но год шел за годом, и один за другим погибали те, кто доверил свои души нашему святому. Я ничего не мог поделать, никак не мог выяснить, что же происходит. Как я могу рассчитывать на их доверие, если не в состоянии даже сказать им, где находится логово зла? Как я сам могу доверять себе после этого?

— А другие маршалы, которые служат по соседству? Они ничем вам не помогли?

— Гаррин пытался — до тех пор, пока легочная лихорадка не свалила его. Его вице-маршал также был похищен неведомыми мучителями, и… лучше бы мы его потом не находили. Насколько мне известно, у Берриса, который служит на ферме к востоку от нас, те же проблемы, но. нам обоим было все не выбрать времени, чтобы встретиться и обговорить план совместных действий. Как-никак, ехать до него целый день, если по дороге и в хорошую погоду. У меня ведь здесь шесть деревенских амбаров — шесть деревень, где нет своего маршала и где всегда ждут меня. И в каждой из этих деревень, как и в самом городе, все время что-то шло не так.

— И надежда погибла в вас…

— Надежда? Надежда на что? Что у меня осталось? Половина прихожан-ополченцев по сравнению с тем количеством, которое было на этой ферме, когда я прибыл сюда. Видит Гед, не пройдет и дня, как мы недосчитаемся и половины тех, кто сейчас идет за нами. Но вы правильно сказали, это будет чистая, честная и достойная смерть. Сам я смерти не боюсь. Гед свидетель, мне довелось повоевать за свою жизнь, но…

— Я клянусь вам, предстоящее сражение и одержанная в нем победа навсегда освободят и вашу ферму, и все окрестные от набегов этих злых сил. Кто-то из нас погибнет, но погибнет так, как и полагается истинному воину Геда. Тот человек, которого вы назвали наемником, станет королем Лионии — честным и справедливым правителем, как и подобает наследнику короны. И если нам с вами суждено будет увидеть это, уверяю вас, мы не пожалеем о цене, которую заплатили за победу.

— Что ж, будем надеяться, — со вздохом сказал маршал, а затем, подъехав к Пакс, добавил:

— Не так, не так я себе это представлял, когда готовился к посвящению из старшины ополченцев в вице-маршалы. Я мечтал, что когда-нибудь стану маршалом фермы, расширяющей свое влияние, прирастающей новыми прихожанами, фермы Геда, которая будет сеять добро и справедливость, станет примером и образцом для подражания окрестным крестьянам… И что вместо этого?

— Вы, маршал, вынуждены были вступить в тяжелый и неравный бой. Вы не отступили и не сдались, а удержали занятую позицию до прихода подкрепления. Я предлагаю вам рассматривать сложившуюся ситуацию именно с этой точки зрения.

— Подкрепление, говорите? — переспросил маршал.

— Да, — улыбаясь, сказала Пакс. — Появление паладинов традиционно связывается с помощью в благородных, угодных Великому Господину делах. А чего стоит когорта из роты Пелана? Можно ли представить себе лучшую метлу для выметания грязи из самых запущенных углов ваших владений?

Маршал хотел было что-то возразить, но потом отбросил эту мысль и, расплывшись в улыбке, распрямился в седле и расправил плечи. Лицо его приобрело совершенно другое выражение. Пакс оглянулась на ополченцев и увидела, что они по ходу движения вспоминают то, чему их учили на ферме Геда: строй выравнивался, и сами ополченцы стали выглядеть куда более убедительно в качестве участников более чем вероятного боя.

Так они шли по дороге, преодолевая одну скальную гряду за другой. Следы сопровождавшего короля отряда отлично читались на зимней дороге: широкие отпечатки подков тяжелых боевых коней и более округлые, изящные следы подков легких северных лошадей, на которых двигались солдаты Пелана. Пакс узнала знакомый отпечаток изогнутой под непривычным углом подковы с копыта лошади Льет. Вдруг впереди со стороны когорты донесся быстрый топот несущегося галопом коня. Пакс увидела, что ей навстречу во весь опор несется Селфер. Еще не доскакав до Паксенаррион, он закричал:

— Пакс! Доррин вызывает тебя! Там впереди что-то случилось!

Пакс посмотрела на маршала:

— Ну что ж, господин маршал, настал наш час. Продолжайте движение вперед, но будьте осторожны. Далеко это, Селфер? Насколько мы отстали?

Посмотрев на пеших ополченцев, оруженосец Пелана сказал:

— Я думаю, с полчаса ходьбы. Это прямо там, по ту сторону холма.

— Так, слушайте мою команду. Подходите к арьергарду колонны Пелана, — приказала Пакс. — Я предупрежу там о вашем появлении.

Маршал кивнул, и Пакс поскакала вслед за уже развернувшим своего коня Селфером.

Гнедой настиг второго скакуна через несколько мгновений. Еще несколько секунд бешеной скачки, и оба всадника скрылись из виду. С гребня холма Пакс увидела дорогу, уходившую вниз по склону в узкую долину. В самой нижней ее части дорогу пересекал широкий, но не глубокий ручей, который легко можно было перейти вброд. За ручьем долина становилась шире. По правую руку склоны холмов поросли густым лесом. Слева открывался заливкой луг, в это время года скрытый под снежным покрывалом. Склон и передняя часть луга были абсолютно белыми. Зато центральная часть долины представляла собой темно-серую грязь, перемешанную сотнями ног и копыт.

Хорошо знакомый Пакс шум боя далеко разносился в холодном воздухе. В самой гуще схватки виднелся круг воинов в розово-серых плащах королевского дома Тсайи. Они плотно окружили и прикрывали собой небольшую группу одетых в зеленое королевских оруженосцев Лионии. Кьери Пелан был жив и сражался. Эльфийский клинок в руке своего истинного хозяина сверкал и вспыхивал, словно молния, при каждом ударе. Но этих воинов сплошным кольцом обступила темная, неопределенных цветов масса людей. Цепочка мертвых вьючных лошадей и человеческих трупов тянулась вдоль дороги. Обоз и слуги попали в засаду и, оказавшись отрезанными от основных сил, пали от руки многократно превосходившего их по численности противника. Ни одного вымпела или штандарта над нападавшими не было. Но Пакс сразу узнала воинов в рогатых шлемах. Красные плащи жрецов Лиарта она не спутала бы ни с чем. Сражались они в пешем строю. Пакс предположила, что, напав на конных солдат и рыцарей, они воспользовались каким-то заклинанием из тех, что до смерти пугают лошадей, сводя на нет все преимущества кавалерии. Всадники оказываются вынуждены тратить большую часть сил на то, чтобы успокоить своих скакунов.

Впереди на дороге, всего в нескольких десятках шагов перед Пакс, остановилась когорта Доррин. Солдаты не только не спешились, но, похоже, не собирались этого делать вовсе. Более того, они сидели в седлах практически неподвижно. Пакс выхватила меч и быстро поскакала к голове колонны. Увидев Доррин в седле, она закричала:

— Капитан, в чем дело?

Доррин обернулась к ней. Лица капитана не было видно под забралом шлема. Пакс смогла разглядеть только неестественно широко раскрытые глаза Доррин.

— Это… разве ты не чувствуешь? Мы не можем пошевелиться. Пакс, что делать? Сейчас его там разорвут, а мы не можем сделать ни шагу вперед.

Пакс тронула поводья и проехала несколько шагов вперед. Она почувствовала давление какой-то невидимой силы, словно порыв встречного ветра пронесся не по заснеженной долине, а где-то у нее в мозгу. Оглянувшись, она крикнула:

— Капитан, на что это похоже? Страх, боль, что-то еще?

— Страх, — коротко ответила Доррин. — Разве ты не… Пакс откинула голову назад и громко призвала на помощь Геда. Затем, вновь обернувшись к когорте, она сказала:

— Все, с этим я управлюсь. Слушай мою команду: спешиться, встать в боевой порядок и следовать за мной!

Солдаты, почувствовав свободу, мгновенно исполнили приказание. Тем временем Пакс велела Селферу дождаться подхода ополченцев и вести их вниз, пробиваясь к своим и уделяя главное внимание тому, чтобы держаться в едином строю. Затем по воле Пакс вокруг нее вспыхнуло волшебное сияние, и она неспешной рысью двинула коня вперед. Темное колдовство было не в силах противостоять волшебству паладина. Обернувшись на мгновение, она увидела, что когорта, набирая ход, все стремительнее движется вниз по склону, готовясь к атаке.

До слуха Пакс донесся предупредительный окрик со стороны противника. Приближение когорты Подана было замечено. Часть нападавших на короля солдат развернулась и, перестроившись, двинулась им навстречу. Пакс обернулась к Доррин:

— Капитан, вы лучше разбираетесь в том, как здесь командовать. А мне нужно вернуть должок жрецам Лиарта.

Резко сжав шенкеля, она пустила гнедого галопом по направлению к выделявшимся на общем фоне красным плащам. Она успела насчитать пятерых жрецов, но обострившееся чувство опасности подсказывало ей, что где-то поблизости скрываются еще несколько таких же опасных противников. Тем же внутренним чутьем она ощущала, как усиливается их колдовское воздействие на атакующую пехоту Пелана. Но вражеские чары были бессильны. Даже когда со стороны жрецов в нападающую когорту понеслась ярко-синяя огненная молния, Пакс лишь рассмеялась и одним движением меча отразила ее.

— Гед! — закричала она во весь голос, и гнедой ворвался в самую гущу битвы, разбив на части плотную группу жрецов в красных плащах. Первым же ударом Пакс полоснула мечом по шее одного из них. Жрец в рогатом шлеме рухнул на землю. Едва успев занести меч, Пакс обрушила его на руку второму жрецу. Тот закричал от боли и, изрыгая проклятия, попятился, стараясь скрыться в толпе своих подданных. Еще двое, не дожидаясь, когда на них обрушатся гнев и клинок паладина, последовали его примеру и отступили в глубь толпы, потрясая оружием и пытаясь наскоро сотворить какие-нибудь заклинания, сдерживающие напор Пакс. Она вновь засмеялась, и словно в ответ ей заржал гнедой. Пакс снова бросилась в атаку; на этот раз ее мишенью стал жрец, сжимавший в руках колдовское копье. Он попытался ткнуть этим оружием в коня, чтобы хотя бы удержать Пакс на расстоянии от себя, но она мечом перехватила крюк под самым острием копья и, свесившись с седла, сжала левой рукой древко примерно посередине. Затем она, резко развернувшись, потянула копье на себя. Не ожидавший такого странного приема жрец не успел выпустить копье из рук, и прежде чем ему удалось упереться ногами, чтобы воспротивиться тянувшей его к себе Пакс, ее меч вонзился ему в горло.

Она быстро оглядела поле боя. Колдовские чары жрецов рассеялись, и когорта Доррин стремительно сходилась с противником, нацеливаясь в самую гущу схватки. На вершине холма появились ополченцы. Королевский отряд, пусть и теснимый превосходящим по численности противником, заметил ее и усилил свои контратаки. До слуха Пакс донесся приветственный возглас короля. В ответ она подняла высоко над головой свой меч.

Затем она снова обернулась и посмотрела на дорогу. Разношерстная толпа не то бандитов, не то просто вооруженных крестьян вырвалась из леса, намереваясь ударить во фланг ополченцам. Те дрогнули, впервые за долгие годы сойдясь в открытом бою с противником. Пакс поскакала к ним и стала пробиваться сквозь беспорядочную толпу нападавших к первой шеренге строя ополченцев. Меч ее взлетал вверх и опускался вниз, разя противника каждым ударом.

— Воины Геда! — прокричала она во весь голос, — За мной!

Боевой клич ополченцев Геда был ей ответом, и строй, еще минуту назад готовый вот-вот разорваться, стал теснить дрогнувшего и изрядно опешившего противника. Глаза маршала, возглавлявшего своих прихожан, яростно сверкали. Пакс увидела на его лице улыбку, которая красноречивее всего свидетельствовала, что за боевой дух этого человека можно было больше не волноваться.

— Молодцы! — прокричал он. — Они смогли! Они выдержали! Они…

— Они — воины Геда! — громко произнесла Пакс, так, чтобы услышали все ополченцы. — Они солдаты, истинные бойцы, каким был Гед! За мной, вперед!

Пакс повела их вниз по склону на соединение с когортой Доррин. Вместе эти два отряда превосходили численностью нападавших. Те стали отступать и перестраиваться. Пакс поискала взглядом Доррин. Та, найдя, по ее мнению, наиболее слабое место в строю противника, взявшего в кольцо короля, перестраивала когорту таким образом, чтобы ударить именно в эту точку.

Нападавшие, обнаружив, что им самим с тыла угрожает опасность, сильно занервничали и засуетились. Отлично обученные бойцы Доррин пронзили шеренги противника, как нож — масло. Этот прорыв был встречен радостными криками и контратакой оборонявшихся. Навстречу своим двинулись в первую очередь солдаты Пелана из его эскорта. Два строя, встретившись, слились в один так, словно прошли весь путь вместе и вместе вступили в бой. Даже в суматохе сражения Пакс заметила, с каким вниманием и уважением проследили этот маневр пехоты Пелана все маршалы. Ополченцы, которые теперь с двух сторон поддерживали опытных профессиональных солдат, держались молодцами. Нападавшие дрогнули и слегка подались назад. Пакс мгновенно воспользовалась этой возможностью и пробилась напрямую в самую середину строя оборонявшихся, оказавшись в итоге бок о бок с королем. Лицо его было закрыто забралом, но даже сквозь узкую щель по одним глазам было понятно, как он рад ее видеть.

— Вот так встреча, госпожа паладин! Для меня огромная радость видеть вас живой и здоровой! Что, Пакс, тяжко тебе пришлось? Ладно, потом расскажешь. Здесь тоже жарко. Ну, как-нибудь прорвемся!

— Ваше величество! — Пакс даже сумела изобразить подобие поклона прямо в седле. — Как вам этот меч в бою?

— Превосходный клинок, — ответил Пелан. — Похоже, он не зря побывал в твоих руках. Ты многому его научила. Пакс расхохоталась:

— Ну уж нет, ваше величество! Просто с того самого момента, как его для вас выковали, он ждал своего часа, чтобы сослужить вам добрую службу. Итак, жду ваших распоряжений. Куда будем пробиваться?

— Вперед! — сказал Пелан. — Только вперед! — При этом он специально произнес эти слова погромче, чтобы быть уверенным, что Аммерлин и Доррин услышат его. — Будем чередовать удары: сначала пехота теснит противника, затем рыцарская конница пробивает его фронт. Бросаем туда пехоту или ополченцев и выравниваем линию соприкосновения с противником. Несколько раз подряд должно сработать, а там посмотрим, что предпринять.

— Но… мой господин! А как же обоз? Припасы… — Аммерлин явно в чем-то сомневался и поглядывал на еще не разграбленные остатки обоза.

Состояние Пелана Пакс могла оценить по одному жесту, известному только ей и много лет прослужившим рядом с ним офицерам. Но это отношение к запасливому командиру стражников никак не отразилось в спокойном голосе короля:

— Господин Аммерлин, не забывайте: мы с вами сами просчитывали возможное количество войск у противника. Скорее всего, у них еще есть резервы. Все, что осталось позади, пусть там и остается. Мы будем прорываться лишь с самым необходимым — с оружием в руках. Наша надежда — там, впереди, и только там! Если сможем пробиться…

— Но ведь…

Пакс заметила нерешительность, написанную на лице Аммерлина, и подъехала к нему поближе. Тот обернулся к ней, и она поняла, что он никогда не видел ее и понятия не имеет, кто оказался перед ним прямо в гуще боя.

— А это… неужели это… как я понимаю…

— Это Паксенаррион, — спокойно сказал король, — паладин Геда.

— Господин Аммерлин, — обратилась Пакс к командиру рыцарей, — наберитесь мужества! Гед нас не оставит!

Аммерлин кивнул, и глаза его засверкали. Он обернулся к королю и сказал:

— Ваше величество, я готов следовать…

— В Лионию, только в Лионию! — прозвучал ответ Пелана.

Раздалось несколько коротких команд, Доррин и маршалы согласовали свои действия, и оборонявшиеся приготовились к прорыву.

Поначалу казалось, что им без больших усилий удастся пробиться на вершину восточного склона долины. Жрецы Лиарта командовали почти не обученной, недисциплинированной, плохо вооруженной толпой крестьян и бандитов. Эта орда не могла противостоять натиску организованного пехотного строя. Регулярные когорты противника — паргунцы, судя по речи (хотя Пакс так и не увидела над их строем ни единого знамени или штандарта), оказывали более упорное сопротивление, но шаг за шагом были вынуждены отступать. Пакс видела какие-то темные тени среди деревьев в лесу. Скорее всего, те же разбойники или, что тоже было вполне вероятно, орки. Но они не спешили нападать, выжидая удобной минуты. Судя по всему, они действительно не хотели рисковать, сталкиваясь с плотным, организованным строем противника.

Тяжелая кавалерия королевской стражи Тсайи вновь и вновь бросалась вперед, прорывая строй противника и обеспечивая пехоте возможность продвинуться еще немного. Солдаты и рыцари все лучше понимали друг друга, и их взаимодействие становилось все более четким. Но примерно на середине склона долины прорыв захлебнулся. Нападавшие по-прежнему занимали удобное положение выше по склону и вдвое превосходили прорывавшихся по численности. Пакс поискала глазами оставшихся в живых жрецов Лиарта. Она была уверена, что где-то по соседству прячутся еще несколько негодяев в красных плащах и рогатых шлемах. Они предусмотрительно держались подальше от нее, лишь изредка мелькая в толпе своих бойцов. Несмотря на все противодействие, отряд Пелана сумел подняться еще выше по склону, но тут Пакс услышала незнакомый ей сигнал горна. По этой команде противник перешел в атаку, выкладываясь в полную силу. Бойцы Пелана остановились, не в состоянии сделать вперед ни шагу. Постепенно они стали отступать под все усиливавшимся давлением нападавших. Стало ясно, что на склоне им не удержаться. Несколько команд — и отряд стал организованно, удерживая строй, отступать вниз, на дно долины, к ручью. Пакс, словно таран, бросалась в гущу наступавших, те, в свою очередь, разбегались перед нею, подставляя под ее меч самых неповоротливых, но в ту же минуту их натиск на других участках строя только усиливался. Посмотрев в очередной раз вверх на гребень холма, Пакс увидела, что участок дороги, идущий по склону, весь занят двигающимися на помощь противнику когортами тяжелой пехоты. Это были гвардейцы барона Верракая в обмундировании синего цвета с серебряной полосой. Над ними, на самой вершине холма, заняла позицию полукогорта стрелков с луками в плащах розового и темно-зеленого цвета. Первый же их залп нанес ощутимый урон стоявшим в тесном строю воинам Пелана. Когда набравшая скорость колонна пехоты Верракая спустилась к центру долины, остальные нападавшие расступились, давая дорогу плотному строю натренированных пехотинцев, готовых вступить в бой со свежими силами.

Король заметил приближение верракайской гвардии в тот же миг, что и Пакс. Он тотчас же отдал необходимые приказания Доррин и маршалам, и те успели отвести свои шеренги на несколько шагов в сторону от дороги. Таким образом, противник не столько налетел на их отряд, что, вполне вероятно, могло кончиться потерей целостности строя, сколько проскочил вдоль фланга. Но это было лишь минутной передышкой. Понимая, что противник вот-вот перестроится и вновь нанесет удар уже всеми силами, Пелан приказал срочно отступать вниз, на дно долины, теряя таким образом за считанные секунды все то пространство, что было такой ценой и такой кровью отвоевано за несколько часов. К тому времени, как отряд короля Лионии перестроился на ровном пространстве между холмами, больше дюжины ополченцев и восемь солдат из когорты Доррин остались лежать на истоптанном снегу.

Зимний день клонился к вечеру. Узкую долину накрыла тень от ближайшего холма. Бой шел уже много часов, и хотя сама Пакс не чувствовала особой усталости, ей хватило одного взгляда на лица товарищей, чтобы понять, что долго без передышки они не продержатся. Тем временем когорты Верракая, встретив упорное сопротивление, замедлили темп атаки. А стоило дню смениться вечером, как они и вовсе прекратили нападение и отошли на безопасное расстояние. Пакс видела, как по дороге спустился вниз по склону обоз гвардейцев. Банда последователей Лиарта накинулась на обоз, отбитый у королевского отряда. С той стороны донеслись радостные крики, звуки вспыхивавших ссор и треск вспарываемых вьюков. Оборонявшиеся отдыхали как могли. Первые шеренги по-прежнему держали строй, а задние поочередно садились на землю, чтобы хотя бы перевести дыхание. Король и офицеры оставались в центре строя.

Когда атака на время прекратилась, все три маршала сразу занялись исцелением раненых. Не сговариваясь, все решили, что Пакс не следует ни на миг отвлекаться от наблюдения за противником, учитывая вероятность применения им какого-нибудь колдовства. Паксенаррион сама прекрасно понимала, что оставшиеся в живых жрецы Лиарта не сдадутся так легко. В эти минуты они наверняка уже планировали какую-нибудь гадость из их колдовского арсенала. В наскоро разбитых лагерях противника зажглись костры. Вскоре ветер разнес запах готовящейся еды по всей долине, заставляя оборонявшихся еще острее почувствовать мучивший их голод. Доррин подошла к Пакс и сказала:

— Паксенаррион, у нас сохранилась часть припасов — дорожные. сухари. Кроме того, есть четыре мула. На то, чтобы накормить всех один раз, вполне хватит. А как ополченцы?

Пакс вспомнила, что видела, как они распихивали по заплечным мешкам и сумкам какую-то еду.

— Мне кажется, у них ничего нет. Впрочем, я спрошу. В итоге выяснилось, что только у королевских стражников не оказалось никакой еды. Когда остальные поделились с ними, всем хватило по вполне приличной порции. Еда была холодная, но худо-бедно помогла восстановить силы. Гораздо более серьезной проблемой грозило обернуться отсутствие воды. Отступая, отряд дошел почти до ручья, но в последний момент одно из подразделений противника перерезало им подход к воде. Но один из ополченцев мгновенно нашел решение. Прекрасно зная эти места, он сказал, что подземные воды, стекающие к руслу ручья, подходят здесь почти к самой поверхности земли. Чтобы доказать свою правоту, он тотчас же стал рыть в центре каре небольшую яму. И действительно, на глубине примерно в половину длины клинка яма стала наполняться чистой ключевой водой. Солдаты быстро увеличили яму в размерах, так, чтобы несколько человек сразу могли вычерпывать воду шлемами. Воды хватило всем — и людям, и лошадям. Еще до темноты все смогли напиться вволю и получили достаточно пищи, чтобы заглушить голод и восстановить силы. И все же положение было очень тяжелое. Им противостоял противник, примерно втрое превосходивший их отряд по численности. Безусловно, благодаря оказанной маршалами помощи потери были не столь велики, как того можно было ожидать, но все равно слишком много солдат и ополченцев осталось лежать на склоне холма. В центре каре Пакс перестроила рыцарей таким образом, чтобы они образовали еще один тесный квадрат. Здесь она заставила Пелана хотя бы ненадолго прилечь и отдохнуть. Накрытые плотными попонами кони и закованные в латы рыцари служили хоть какой-то защитой от стрел противника. Нельзя было забывать, что стрелки барона Верракая могли в любой момент подойти на расстояние выстрела.

С наступлением темноты начались новые проблемы и трудности. Сначала под белым флагом, подсвеченным факелом, на переговоры вышел командир гвардейцев Верракая. Он громко обвинил Пелана во вторжении на земли барона Верракая и отказался признать предъявленную Доррин грамоту от наследного принца.

— Этот мальчишка не имеет никакого права давать разрешение на проход по территории королевства! — громко, с издевкой в голосе объявил командир гвардейцев. — Такое дозволяется лишь Регентскому Совету. Эти земли принадлежат клану Верракаев. Это их дорога, и вы не имеете права вторгаться сюда, сопровождая какого-то самозванца с севера.

— Попридержите язык! — крикнул в ответ маршал Секлис. — Этот человек никакой не самозванец, а король Лионии.

— А сам-то ты кто? — презрительно спросил гвардеец.

— Придворный маршал Секлис, состоящий на службе при королевском дворе, и смею вам заметить, что, участвуя в этом подлом и трусливом нападении, вы навлекаете на себя гнев всего братства Геда.

При упоминании звания Секлиса гвардеец поежился, но столь же дерзко ответил:

— Братство Геда, как и сам Гед, далеко отсюда, господин маршал! И если вы настаиваете на том, чтобы разделить судьбу этого так называемого короля, я боюсь, что ваши собратья по ордену никогда не узнают о том, что здесь произошло.

— Разделить его судьбу, говорите? — переспросил Секлис. — Видит Гед, я просто из чувства самосохранения скорее разделю его судьбу, чем вашу.

— Ну-ну, — замялся гвардеец, не зная, как ответить на такое заявление. Затем он привел новый довод:

— Я слышал, что этот человек пожертвовал паладином Геда, чтобы спасти свою шкуру. Неужели почтенный орден великого святого так спокойно воспримет эту потерю? И потом, что же это за король такой, что за командир, если уж на то пошло? Если у вас осталось хоть какое-то понятие о чести, вы должны немедленно покинуть его и перейти на нашу сторону. Пакс зажгла волшебное сияние и шагнула вперед.

— Господин капитан, если вы не знаете точно, о чем собираетесь сказать, то лучше промолчите. Этот король никогда не жертвовал паладином. Я — тот самый паладин, который участвовал в поисках законного наследника престола Лионии, и теперь я намерена сделать все, чтобы он взошел на трон. Как видите, никто мною не пожертвовал.

В волшебном свете было видно, как округлились глаза гвардейского командира. Побледнев, он пробормотал:

— Вы… но я же слышал…

— То, что вы слышали, командир, — это ложь. Пакс услышала, как тревожно зашептались между собой офицеры, сопровождавшие командира гвардейцев. В ответ ее волшебное сияние засверкало еще ярче.

— Будете ли вы рисковать своей жизнью и более чем жизнью — своей душой, выступая против паладина, маршалов Геда и короля Лионии?

— У меня приказ, — сухо, по-военному ответил гвардеец.

— Приказ, который противоречит приказу вашего законного правителя — наследного принца.

— Он еще не коронован, — перебил ее гвардеец, — и до Праздника начала лета… Пакс расхохоталась:

— Господин капитан, вы ведете спор, как судья, но не как солдат. Если наследный принц не станет жертвой какого-нибудь коварного заговора, как это случилось с королем Лионии, он уже сейчас имеет полное право действовать так, как подобает королю. Вам должно быть известно, что Совет Регентов и принц предоставили королю Лионии не только право прохода по территории страны, но также обеспечили ему королевский эскорт. Разве вам раньше никогда не доводилось видеть форму королевской стражи Тсайи?

— Может быть, он просто их подкупил… в смысле — нанял, — сбивчиво возразил гвардейский капитан. Услышав это, даже мрачно молчавшие до того рыцари королевской стражи рассмеялись.

— Никто здесь никого не нанимал, и вы прекрасно это знаете. Вы также знаете, что король Лионии направляется в свою страну с согласия и при полной поддержке как Регентского Совета, так и наследного принца.

— Но без согласия барона Верракая, — громогласно возразил гвардеец. — А он мой сюзерен, и я выполняю только его приказы.

— Итак, барон Верракай поднимает мятеж против правящего дома Тсайи? — переспросила Пакс. Вновь в рядах сопровождавших ее собеседника офицеров послышались перешептывания и недовольные возгласы. — Мятеж и сговор с вероятным противником — Паргуном, — уточнила Пакс.

— Нет… Это не так… Но в любом случае барон не собирается следовать указаниям сопливого мальчишки…

— …Который является его королем. Я все более утверждаюсь во мнении, что все это — не что иное, как мятеж, — сказал придворный маршал. — И по возвращении я буду вынужден доложить об этом на Совете.

— О каком возвращении вы говорите, господин маршал? Лично мне кажется, что никто из вас никуда не вернется, — зло процедил сквозь зубы гвардейский капитан. — Разумеется, если вы не согласитесь отречься от поддержки этого так называемого короля. Мы о нем и без того премного наслышаны: кровожадный, коварный и жестокий наемник — вот и все, что можно сказать об этом человеке. И что бы он вам ни наговорил о своем происхождении — все это ложь.

— Что, и это тоже — ложь? — Король шагнул вперед и встал рядом с Паксенаррион и придворным маршалом. Выхватив эльфийский клинок, он поднял его над головой, и меч засверкал даже сильнее, чем волшебное сияние Пакс. — Ну что? По-моему, этот клинок не похож ни на один из тех, что вам доводилось видеть. Уверяю вас, что никто другой не может взять его в руки. Этот меч был выкован для принца Лионии, затем он был потерян, и лишь когда я впервые взял его в руки, он подтвердил мое право владеть им. Я повторяю свой вопрос, капитан: все это, по-вашему, тоже ложь?

Гвардеец прикусил губу и лишь молча переводил взгляд с одного собеседника на другого, затем на третьего. Потом, собрав в кулак всю свою волю, он покачал головой и сказал:

— Все это не имеет никакого значения. Вы — Пелан, как я понимаю. У меня приказ не пропускать вас ни на каких условиях. Вы и ваши солдаты приговорены к смерти за предательство, заговор с целью захвата власти и вторжение на чужую территорию. Что касается остальных, то если они отрекутся от вас и поклянутся, что они по доброй воле не принимали участия в вышеназванных преступлениях, мы сохраним им жизнь, объявив своими пленниками. Если они продолжат сражаться на вашей стороне, их ждет та же участь, что и вас. Все сопротивляющиеся будут убиты.

— Капитан, вы предлагаете мне выгодные условия. — Не без труда Пелану удалось сохранить презрение и иронию в голосе.

— Ваше положение не дает вам большего выбора, — в свою очередь еще более суровым и грозным голосом возразил капитан. — Мы превосходим вас по численности. Вы находитесь в окружении на невыгодной для ведения боя территории. У вас нет ни пищи, ни воды, ни укрытия, ни лекарств для ваших раненых…

— Которых вы все равно собираетесь убить, — напомнил король. — Клянусь всеми богами, капитан! Если нам все равно суждено умереть, то к чему нам припасы? И осмелюсь предположить, что вам глубоко наплевать на судьбу наших раненых. Поскольку, согласно вашим словам, я и мои солдаты все равно приговорены к смерти, нам остается только проверить, скольких из ваших подчиненных мы сможем забрать с собой на тот свет.

— А что скажете вы, господа? — С этим вопросом гвардеец обратился к маршалу и Аммерлину.

— Для меня большая честь и, осмелюсь признаться, большое удовольствие — служить королю Лионии так же верно, как я служил нашему принцу, — отчеканил Аммерлин. — Я знаю, что такое приказ и что такое верность присяге. Могу лишь предупредить вас о том, что королевская стража — как солдаты, так и рыцари — будут для вас для не самым удобным и легким противником. Я с удовольствием запишу на свой счет еще многих из тех, кто осмелился поднять мятеж против законного правителя этой страны. Можете передать это своим подчиненным.

— Я полагаю, что неприятным сюрпризом для вас, капитан, будем и мы, маршалы Геда, — мрачно заметил Секлис. — Это не та ложка, которую легко облизать. Если вы заявляете, что у вас хватит духу противостоять нам, вполне вероятно, что, прежде чем получить нашу кровь и плоть, вы столкнетесь с нашей сталью. Чем для вас лично и для многих ваших подчиненных кончится это противостояние, я предсказать не берусь.

Капитан гвардейцев Верракая некоторое время молча смотрел на них, словно никак не мог прийти в себя от такого неожиданного для него ответа. Затем, чуть заметно поклонившись, он развернулся и пошел прочь от места переговоров. До строя короля Лионии донеслись неразборчивые голоса гвардейцев, по всей видимости обсуждавших результаты этой встречи. В это время с другой стороны, где занял позицию еще один отряд неприятеля, донесся громкий окрик на незнакомом Пакс языке.

Король резко повернул голову в ту сторону:

— Это паргунцы. Что-то по поводу приказов Сагона. Как мы и предполагали, Верракай и Сагон сговорились и выступили против нас единым фронтом. А раз так, то смею вас уверить, господа маршалы, они сделают все, чтобы никто из нашего отряда не смог никому рассказать об этом сговоре.

— Похоже на то, — кивнул Секлис.

— Я тоже не стал бы надеяться на милость с их стороны, — добавил Аммерлин. Затем он обернулся к королю и сказал:

— Ваше величество, я очень виноват перед вами. Я должен был уложить всех своих коней, всех рыцарей и погибнуть сам, но не допустить, чтобы вы оказались в этой ловушке.

Король положил руку ему на плечо и сказал:

— Аммерлин, эта западня была заготовлена еще до того, как мы выехали из Вереллы. Без ваших рыцарей мы сегодня не были бы так близки к прорыву там, на холме. Более того, я уверен, что без вашей помощи мы бы сейчас не стояли здесь, а полегли бы в этом бою. Так что не тратьте силы на бесполезные сожаления о том, что случилось. Продолжать пробиваться дальше на вершину холма и потерять всех ваших людей было бы не только бесчестно, но и просто глупо. Я повторяю: если бы вы все погибли, мы бы, скорее всего, тоже не дожили до темноты.

— Значит, вы не обвиняете меня… Король рассмеялся:

— Обвинять вас? Кого можно обвинять во всей этой заварухе, кроме барона Верракая, паргунцев, а еще Лиарта и Ачрии? Я вам обещаю, Аммерлин: если мы отсюда выберемся, вы услышите столько похвал в адрес ваших рыцарей и королевской стражи вообще, что у вас уши покраснеют до конца ваших дней. Надеюсь, вы верите моим обещаниям?

— Так точно, мой господин, то есть ваше величество, — поправился Аммерлин, глаза которого горели в свете волшебного сияния Пакс. — Мы будем охранять вас до последнего вздоха.

— Ну вот. Признаюсь вам, Аммерлин, я и сам не вижу легкого пути отсюда, но в любом случае я рассчитываю сделать последний вздох на принадлежащем мне по праву троне Лионии, а никак не в этой проклятой долине. Так что готовьтесь к долгой службе. — Хлопнув рыцаря по плечу, король обернулся к Пакс:

— Ну а ты, насколько мне известно, бывала в переделках и похуже, однако выходила из них живой и почти невредимой. Что скажешь на этот раз? Не гнетет ли тебя чувство отчаяния и безнадежности?

— Никак нет, ваше величество, — улыбаясь, ответила Пакс. — Как говорит пословица, пока волк на тебя не прыгнет, копьем его не достанешь. Мы в большой опасности — этого я отрицать не стану. Но если мы не поддадимся отчаянию, боги придут к нам на помощь.

— Они уже оказали огромную помощь, вернув нам тебя, — сказал Пелан. — Знаешь, Пакс… как же я за тебя переживал.

Пакс вновь улыбнулась:

— А я, ваше величество, за вас. Ну а теперь… я думаю, что именно сейчас, под покровом темноты, они призовут на помощь все черные силы. Ваше величество, я чувствую поблизости присутствие большого зла…

— Я тоже, — подтвердил ее слова Секлис. — Мой господин, все раненые, которых можно было спасти, исцелены. Эту ночь мне, остальным маршалам и Паксенаррион предстоит провести, охраняя ваших защитников.

Жрецы Лиарта начали штурм с громогласных завываний и многоголосого свиста своих головорезов. Затем они притащили трупы погибших защитников Пелана с холма и стали производить всяческие надругательства над ними на глазах у остальных. Паксенаррион и маршалам пришлось воспользоваться всем своим авторитетом, чтобы не позволить ополченцам броситься на тех, кто прямо перед ними рвал на куски тела их погибших товарищей. Более опытные солдаты, как из роты Пелана, так и из королевской стражи, с бессильной яростью в глазах смотрели на этот кровавый спектакль, но не двигались с места, понимая, что самое страшное в такой ситуации — это нарушить строй и подставить весь отряд под удар противника. Чтобы положить конец этому кощунству и не испытывать терпение своих подчиненных, Пелан приказал стрелкам королевской стражи произвести один залп. Пакс направила луч волшебного света на кромсавших трупы последователей Лиарта, и в следующую секунду многие из них — те, что оказались ближе к отрядам Пелана, — получили по стреле в грудь, спину или голову.

После этого жрецы Лиарта еще пытались наслать на окруженный отряд заклинания страха. Но Паксенаррион и маршалы Геда своими молитвами легко отбили эту колдовскую атаку. Тогда в лагере противника наступило затишье, словно большая часть солдат, за исключением часовых, легла спать. Некоторое время все было тихо. Затем из леса на восточном склоне долины раздались крики и какие-то дикие завывания.

— Это еще что?..

До слуха Пакс доносились крики и в лагере противника. Судя по всему, пробуждение их бойцов было незапланированным и весьма неприятным.

— Что бы это ни было, по-моему, они этого тоже не ждали. Их неприятности нам на пользу. — Секлис потянулся, понимая, что временное спокойствие может быть вот-вот нарушено, и отдохнуть, по всей видимости, уже не удастся.

— Будем надеяться, — сказал король, вскочивший с разостланного для него прямо на снегу плаща. Судя по его голосу, усталость все же давала о себе знать. Пелан подошел к тому углу каре, который был ближе всего к поросшему лесом склону холма. Пакс последовала за ним и направила в ту сторону луч волшебного света. Опушка едва угадывалась в темноте. Между деревьями что-то двигалось.

— Что бы это ни было, оно… оно очень большое, — негромко произнесла Доррин. — И оно не одно. Король вздохнул:

— Честно говоря, я бы предпочел неожиданное появление когорты лионийских солдат. Так просто, хотя бы для разнообразия.

Тем временем из леса на открытое пространство выбралась целая толпа каких-то странных существ. Пакс узнала среди них нескольких чудищ, подобных тому, что жило в логове бандитов под Бреверсбриджем. Огромные, волосатые, лишь отдаленно напоминающие людей твари.

— Золотая клятва Фалька! — пробормотал Гаррис. — Это же джибба! И кажется, не один.

— Разве это не холсы? — спросила Пакс.

— Нет, холсы живут в воде. Они не такие волосатые и, главное, не такие здоровенные и сильные. Нет, это джиббы. А вот другие…

Орков Пакс повидала на своем веку немало. Но ей еще не доводилось видеть их охотничьих псов — огромных, ростом почти по плечо среднему человеку, темно-бурых зверей, которые бежали рядом с хозяевами, точь-в-точь как свора гончих.

— Это фолокаи, — доложила Льет. — Быстрые, сильные и очень злобные.

— Ну, в этом я и не сомневалась, — сказала Пакс. — Какие у них слабые места?

— У джибб — не знаю. Фолокаи — ночные хищники. Они не любят огня и яркого света. Но они хитрые и умные, по крайней мере не глупее волков. Живучести их можно только позавидовать: смертельным оказывается либо удар в сердце, либо в основание черепа.

Через несколько секунд дикие кровожадные создания уже мчались по склону долины. Пакс зажгла волшебный свет и вскочила в седло, чтобы лучше видеть, что происходит вокруг. Похоже, что появление непонятных, но явно опасных созданий обеспокоило когорты противников не меньше, чем отряд Пелана. До слуха Пакс доносились крики как на паргунском, так и на тсайском языке, а также вопли орков, которые чуть не передрались между собой, выясняя, на кого следует нападать: на одну из когорт Верракая или на отряд, занявший оборону в центре долины. В полосе света от факелов над гвардейцами Верракая мелькнул один из жрецов Лиарта. Послышалась его отрывистая команда, отданная оркам. Пакс увидела, как к ним обернулись их мерзкие рожи, и заметила, что один из фолокаи присел, готовясь к прыжку.

Размахивая короткими копьями над головами, орки бросились в атаку на отряд Пелана. Первый фолокаи высоко подпрыгнул и, перемахнув через первую шеренгу, вцепился в ближайшего солдата, стоявшего во второй линии. Пакс уже была рядом. Ее гнедой конь успел аккуратно обогнуть всех, стоявших в строю. Быстрым движением она вонзила меч в затылок огромному зверю. Голова фолокаи поникла, но в следующую секунду острые клыки второго такого же хищника с лязгом сомкнулись на ее кольчуге. Гнедой резко развернулся и лягнул фолокаи, отбросив того на несколько шагов. Тот мгновенно вскочил на ноги и злобно оскалился, нацеливаясь перегрызть коню сухожилия. Пакс дождалась, пока хищник бросится на ее скакуна, и попыталась вновь одним вертикальным ударом меча разделаться с огромной зверюгой. Удалось ей это лишь частично: смертельно раненный фолокаи подпрыгнул на высоту ее лица, и если бы не стальной шлем, Пакс было бы не сносить головы в самом прямом смысле этого слова. Ей пришлось добивать хищника еще одним ударом меча в брюхо. Выдернув меч из мертвой туши зверя, Пакс огляделась. Двое джибб, прихватив из леса здоровенное бревно, бросились на шеренгу, действуя им, как тараном. Им уже удалось пробить строй солдат, и лишь удары мечей маршала Сулинерриона и Льет замедлили их продвижение к центру, впрочем не причиняя этой словно закованной в броню нечисти особого вреда. По всей видимости, веса меча было недостаточно, чтобы пробить их толстенную шкуру. Пакс вспомнила Мала из Бреверсбриджа и поискала среди ополченцев кого-нибудь, кто был бы вооружен тяжелым топором. Во второй шеренге отряда действительно стоял здоровенный на вид дровосек, который пока был занят лишь тем, что подбадривал сражавшихся в первом ряду. Слегка ткнув его острием меча в плечо, Пакс привлекла внимание ополченца, и он мгновенно развернулся, занося топор для разящего удара.

— Эй, полегче! Давай за мной! — крикнула Пакс. Дождавшись понимающего кивка, она повела коня вперед через шеренги ополченцев, чтобы ударить по джиббам сзади. — Руби им позвоночник! — крикнула она дровосеку, одновременно вонзая меч между чешуйчатой шеей и толстенной роговой пластиной на плече почти неуязвимой твари. Этим лихим маневром Пакс и дровосек избавили отряд от перспективы перестроения и ведения боя с парой почти непобедимых чудовищ в тылу. При этом в пылу боя она не забыла о том, что, решившись на такой рискованный обход противника, оказалась вне строя своего отряда, так же как и вышедший ей на подмогу ополченец. Прикрыв его отступление за первую шеренгу, Пакс еще несколько раз повернула коня кругом, чтобы несколькими ударами меча заставить ненадолго отступить орков, вознамерившихся закрепить успех джибб. Пакс поняла, что ее, по всей видимости, пытаются увести подальше от отряда, и была очень благодарна сержанту из когорты Доррин, который мгновенно перестроил солдат так, что Пакс оказалась внутри строя.

Тем временем Пелан вступил в схватку с другим фолокаи, перепрыгнувшим через головы солдат. За хищником Пакс увидела лежавшего на земле Гарриса. Маршал Секлис попытался зайти зверю во фланг, но тот мгновенно оценил ситуацию, громко зарычал и ложной атакой заставил маршала отступить на пару шагов. Затем фолокаи моментально развернулся и опять набросился на короля. Эльфийский клинок взмыл вверх, успев сверкнуть ярко-синей молнией, и прежде чем Пакс успела вмешаться, король всадил меч в сердце фолокаи. Зверь рухнул на землю, все еще пытаясь дотянуться до противника когтями или зубами.

Из леса появлялись все новые орки, уже без размышлений бросавшиеся в атаку на отряд Пелана. Бой шел уже по всей восточной стороне холма. В темноте за передними шеренгами когорты гвардейцев Верракая Пакс заметила свет факелов.

— Это паргунцы, — негромко, так, чтобы слышали только офицеры, сказал король. — Сейчас они тоже пойдут в атаку.

— Что, в темноте? — изумился Аммерлин.

— Да. Они иногда так делают: выделяют часть солдат, чтобы те держали факелы.

— Сколько времени мы еще…

Не дослушав Аммерлина, король обратился к Паксенаррион:

— Слушай, Пакс, сколько может гореть этот волшебный свет?

— Не знаю, — ответила она. — Никогда не пыталась одновременно освещать пространство вокруг себя и вести бой.

— Тут найдется кому вести бой, — мрачно сказал Пелан. — А ты уж постарайся, добавь нам света, а мы от души помашем мечами и за тебя тоже.

Пакс не успела ни о чем попросить богов, а вокруг нее уже разлилось волшебное свечение. Было оно ярче, чем когда-либо прежде. На миг она вспомнила волшебный свет, разливавшийся вокруг Сибили в ту ночь, когда они штурмовали городскую стену. На этот раз ее собственный свет, в котором ни предметы, ни люди не отбрасывали тени, осветил узкую долину. На минуту паргунские когорты остановились, а затем продолжили марш, заходя отряду Пелана в тыл и во фланг. Стоявшие ближе всех к оборонявшимся гвардейцы Верракая закрыли глаза руками и старались не смотреть на этот слепивший их свет. Сидя в седле, Пакс увидела, как на какое-то время замерли на опушке и готовившиеся к решающему штурму орки. Собравшись огромной толпой, они ринулись вниз по склону. Волшебный свет отражался в глазах противников, сверкал на клинках мечей и наконечниках копий. Пакс увидела, как один из фолокаи, в последний раз оскалившись и сверкнув клыками, развернулся и бросился в лес, не выдержав яркого света. Гнедой медленно разворачивался на месте, давая Пакс возможность оценить обстановку вокруг ее отряда. Противник наседал со всех сторон, сдавливая небольшое каре все теснее и теснее. Оставшиеся в живых верховые и вьючные лошади сбились в центре строя плотной группой и, нервно прядая ушами, время от времени тихонько и жалобно ржали.

И вот когорты противника бросились в последнюю решающую а-таку. Не обращая внимания на крики, звон металла и стрелы, пролетавшие совсем рядом с нею, Пакс подняла к небу меч и стала молиться. Всей душой она стремилась достучаться этой молитвой до богов, моля их лишь об одном — чтобы они помогли ей удержать этот волшебный свет над полем боя, где ее товарищи сошлись в последнем бою с жестоким и многократно превосходящим их по численности противником.

Глава XXXI

Сколько времени Пакс удалось бы удерживать волшебный свет над сражающимися товарищами, ей так и не довелось узнать. В какой-то момент пронзительный мелодичный звук эльфийского горна всколыхнул ее сердце. Этот звук она однажды услышала в Колобии и запомнила на всю жизнь. Посмотрев на восток, Паксенаррион увидела, как по поросшему лесом склону холма скатывается вниз, в долину, волна серебряного света. Между деревьями замелькали те, кого людям уже давным-давно не доводилось видеть. Высокие, стройные, верхом на бледных, как пена, освещенная звездами, скакунах, они мчались во весь опор, и их перекличка сливалась в единую мелодию, перекладывавшую на свой лад музыку сражения. Шеренга за шеренгой выходили они из темного леса, неся с собой аромат весны и свет эльфийских королевств — свет, порожденный не солнцем и не звездами. Оказавшиеся ближе всех к лесу орки забеспокоились и в какой-то момент, не сговариваясь, бросились бежать. Далеко уйти они не успели: первая шеренга эльфийских рыцарей уже налетела на них. Стоявшая на том же фланге когорта гвардейцев Верракая запаниковала и нарушила строй. Часть эльфов сменила направление, преследуя тех, кто пытался бежать. Остальные продолжали двигаться вперед стройными рядами. Пакс не поверила своим глазам, когда увидела скакавшую в середине эльфийского строя всадницу без доспехов. Боясь поверить в то, что происходит, и опасаясь радоваться преждевременно, она посмотрела туда, где еще недавно стояли бок о бок паргунцы и гвардейцы Верракая. Оставшись без прикрытия разбежавшихся гвардейцев, когорты паргунских солдат отступали достойно, удерживая строй. Еще одна группа эльфийских рыцарей проскакала вдоль противоположной стороны каре защищавшихся солдат Пелана. Серебристый свет накрыл обороняющихся, сияющей стеной отгородив их от нападавших.

К крикам и лязгу металла — привычным звукам боя — добавились новые ноты: звон копыт эльфийских скакунов, пронзительные крики всадников, испуганные возгласы и даже мольбы о пощаде со стороны отступающего противника. К ее удивлению, вокруг короля образовалось словно озеро тишины: все меньше и меньше проникали в центр каре когорты Пелана звуки жаркого боя. Без единого слова передние шеренги каре с той стороны, где командовала Доррин, разомкнулись и пропустили внутрь строя эльфийских всадников. Без единого слова, в полной тишине Пелан шагнул им навстречу и поднял меч в знак приветствия. Сжимая занесенный над головой, сверкающий голубыми всполохами меч, он выглядел как король из древней легенды. Королева эльфов, подъехав к нему вплотную, наклонилась в седле, сняла с его головы шлем и передала его Льет, мгновенно преодолевшей тот шаг, на расстоянии которого она оставалась от своего короля все это время. Тогда Пелан опустил меч и преклонил колени перед великой альфарой.

— Госпожа, — сказал он, и голос его зазвучал совершенно по-новому; таким Пакс его еще никогда не слышала. — Какая честь для меня…

— Ваше величество, — последовал ответ, и, услышав этот голос, Пакс отбросила последние сомнения относительно того, кем была эта прекрасная всадница. — Вы тоже оказали большую честь нам — как нашему народу, так и нашему королевству.

Король поднял голову и обратился к Госпоже с вопросом:

— Значит, вы согласны признать меня…

— Встаньте, ваше величество. — Жестом показав на меч, Госпожа продолжала:

— Я видела, как сын моей дочери защищается мечом, который был выкован для него в год его рождения лучшими мастерами моего народа. Я видела и слышала, как этот меч отозвался на прикосновение руки его истинного хозяина. Мы прибыли сюда, чтобы приветствовать вас и возрадоваться вместе с вами вашему прибытию, и мы глубоко сожалеем о том, что не успели сделать это чуть раньше.

Король встал на ноги и, держа меч перед собой, подошел к скакуну, на котором сидела Госпожа. Она слегка наклонилась и прикоснулась к его голове. Одно легкое касание руки, сверкнувшей серебряным огнем. В голосе альфары послышалось искреннее удовольствие и веселье:

— Если бы я в чем-то и сомневалась, сын моей дочери, сами враги, которых ты себе нажил, были бы прекрасными свидетелями в твою пользу. Ни один человек, сердце которого отдано пороку, не собрал бы против себя такую армию.

Король спокойно и не смущаясь рассмеялся:

— Госпожа, благодарю вас за ваше доверие. С другой стороны, я не могу не спросить вас: не считаете аи вы, что только безнадежно глупый человек мог накликать на себя столько бед сразу?

— Я так не думаю. Глупые люди слишком осторожны. Но, ваше величество, я вырвала вас из неоконченной битвы. Быть может, вы желаете, чтобы я предоставила вам возможность закончить ее? Мои рыцари в вашем распоряжении.

Оглядев свой отряд и сверкающее подкрепление, король сказал:

— С вашего позволения, уважаемая Госпожа, мы постараемся очистить эту долину от всякой гадости, надолго отвадив силы зла от этих мест.

Альфара поклонилась, и король стремительным шагом вернулся к своим защитникам. Пакс вдруг поняла, что давно уже не освещает пространство вокруг отряда Пелана. Погас ли волшебный свет из-за того, что истощились ее силы, или от пережитого ею потрясения, она не знала, но факт оставался фактом: над долиной горел лишь свет эльфов. Король же, заняв свое место в центре каре, подозвал ее к себе. Никогда еще Пакс не видела столько величия в его облике.

— Паксенаррион, — обратился он к ней, — мы не будем гнать паргунцев и стремиться перебить их солдат. Я подозреваю, что их фактически заманили сюда, чтобы впоследствии обвинить во вторжении на территорию сопредельного королевства и в резне, учиненной над отрядом лионийского короля. Пусть уходят. Я не хочу бессмысленных жертв среди моих солдат и солдат соседнего, пусть и враждебного мне королевства. Не нужна мне и их слепая ненависть и жажда мести. Но что касается жрецов Лиарта" орков и слуг Верракая, то они должны ответить за все.

— А вы, ваше величество? Как же вы? — спросила Доррин.

— Я останусь здесь, и если будет на то воля Великой Госпожи, поговорю с ней. Мне нужно спросить ее очень и очень о многом.

В ту ночь противник оказался заперт словно ожившей тьмой леса, не позволившей никому покинуть долину. До самого утра эльфийские рыцари прочесывали ее склоны и дно. Все три маршала и Пакс скакали вместе с эльфами, выслеживая и преследуя жрецов Лиарта. К утру, добавившему золота к серебряному свету, осиявшему долину, Пакс успела убить еще двоих жрецов в рогатых шлемах. Каждый маршал записал на свой счет по одному жрецу, и еще одного эльфы обнаружили скончавшимся от ран. Помимо жрецов, убитыми оказались два десятка джибб, дюжина фолокаи и больше сотни орков. Паргунские когорты стояли, запертые невидимой стеной в дальнем конце долины, лишь по привычке сохраняя какое-то подобие строя. Когорты барона Верракая были разбиты на несколько групп, разоружены и взяты под охрану. Больше половины стрелков Комхальта погибли. Оставшиеся" так же как. и гвардейцы Верракая, стояли, тесно сбившись в одну плотную кучу" под неусыпным надзором конвоиров. Что же до последователей Лиарта, то большую часть из них разметали по всей долине и затоптали копытами эльфийских скакунов.

Пакс вернулась к строю королевского отряда, щурясь от смешанного сияния эльфийского света и солнечных лучей. Она сразу же присоединилась к маршалам, вознесшим молитву об исцелении раненых. Когда последний из исцеленных уснул, положенный, на ворох теплых плащей, чтобы набираться сил, Пакс почувствовала рядом е собой чье-то присутствие. Обернувшись, она обомлела.

За ее спиной стояла Госпожа Леса и смотрела на нее в упор, пристально, так же как недавно смотрела в глаза королю.

— Я хочу поговорить с тобой, паладин Геда, — произнесла Великая Госпожа.

Пакс вслед за ней отошла чуть подальше от раненых. За время, прошедшее с тех пор, как королева эльфов появилась в долине, по берегам ручья не только растаял снег, но и появилась нежная зеленая травка. При этом каждый росток, каждая травинка, казалось, переливались всеми цветами радуги. Госпожа подвела Пакс к самому берегу ручья, где на высоком пригорке уже распустились первые желтые цветы. Здесь она расстелила плащ прямо на земле и жестом предложила Пакс сесть рядом с собой. Пакс, робея и стесняясь, аккуратно села на самый краешек и поджала под себя ноги. Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к журчавшему по-весеннему ручейку.

— Мы появились здесь не для того, чтобы воевать, — этими словами нарушила тишину королева эльфов. — Просто я захотела сама встретиться с Фалькьери перед тем, как он войдет в Чайю.

— Я помню это ваше желание, — сказала Пакс.

— Я вовсе не хочу уязвить твою честь, когда говорю, что мне захотелось самой увидеть его. До нас дошли известия о том, что ты позволила взять себя в плен и попросила одного из киакданов разжечь священный костер от его имени. — На мгновение взгляд Госпожи стал более суровым и жестким. — А когда речь заходит о таких вещах, как священный костер, священное дерево или священное чутье тонкого мира, — это, Паксенаррион, как ты понимаешь, не может не касаться эльфов хотя бы потому… потому что огонь бывает очень опасен для нас, для нашего леса.

Пакс покачала головой:

— Я приношу свои извинения, Великая Госпожа. Я знала только, что мне нужно известить всех о том, где он и что с ним. А киакдан… просто он первым пришел мне в голову.

— Мы принимаем твои извинения. Мы не можем не брать в расчет и то, что один из киакданов в свое время исцелил тебя. Но даже в этом случае нам показалось, что будет разумным приветствовать короля на ведомой людям границе его королевства. Да, мы знали, что ему здесь грозит опасность. Но я так давно не покидала Эльфийского Леса, что даже не могла себе представить, насколько эта опасность велика. Великое Дерево Мира скорбит о том, что под его кроной смогли собраться воедино и нанести удар столь многочисленные силы зла. Великий Певец безмолвствует, ибо не в силах описать все предательства, обрушившиеся на сына моей дочери и близких ему людей. — Великая Госпожа замолчала и некоторое время спокойно сидела, глядя на воду и поглаживая рукой траву, как человек гладил бы лежащую у его ног любимую собаку. — Но Великий Певец и Великое Дерево Мира объединились в стремлении к торжеству истины и справедливости. Когда пришло назначенное время, мы исполнили данное обещание. Сын моей дочери не разочаровал меня, Паксенаррион. Истинной правдой были твои слова, что он станет достойным королем.

Пакс ничего не сказала. Возразить на это было нечего, а подтверждение словам эльфийской королевы не требовалось.

— А еще меня очень порадовала та, что по праву стала паладином Геда, — продолжала Госпожа Леса:

— Мы узнали, что ты добровольно сдалась в плен тем, кто продал свои души темным силам, и пошла на это ради короля. Мы испытали чувство глубокой скорби, полагая, что уже никогда не увидим тебя живой. И вот ты здесь и по-прежнему верой и правдой служишь королю, защищая его от навалившихся со всех сторон темных сил. Не хочешь ли ты, паладин Геда, поведать нам, что с тобой произошло? Я думаю, этот рассказ будет достоин того, чтобы его воспели великие певцы наших королевств.

Пакс сидела, молча глядя на воду, с мелодичным журчанием бежавшую меж камней. Ей даже показалось, что она увидела на одном из перекатов серебристую рыбку.

— Госпожа, — сказала она, — я бы не стала лишний раз вспоминать о тех страшных днях. Их лучше не воспевать, а навеки забыть. И кроме того, ни один смертный не сможет рассказать всего, что там со мной случилось. Это ведомо только самим богам.

— Не хочешь ли ты воистину забыть пережитые тобой мучения? Мы многим обязаны тебе, Паксенаррион, паладин Геда. Если таково будет твое желание, мы можем наполнить твои воспоминания радостью и стереть в твоей душе все шрамы, что напоминают тебе о тех пытках.

Пакс покачала головой и вновь посмотрела Госпоже Леса в глаза:

— Нет. Я благодарю вас за то, что вы предложили мне эту помощь. Воспоминания действительно тяжелы для меня, но я сейчас такая, какая есть, благодаря всему, что со мной было в прошлом. — Помолчав, она добавила:

— Благодаря этим страшным дням тоже. Мне было так страшно, больно и плохо, что душа моя болит до сих пор. Но если я забуду о перенесенных мучениях, если я не буду знать, что такое в мире бывает, то как же я смогу помогать другая? Шрамы, оставшиеся на моем теле, равно как и те, что исполосовали мою душу, свидетельствуют людям и мне самой о том, что я знаю полную меру страданий и с полным правом защищаю других от страха, унижения и боли.

— Воистину мудрые слова, — последовал ответ королевы. — Пусть нам, эльфам, и не нужно видеть твой шрамы, чтобы понять, кто ты такая и что довелось тебе "свершить в прошлом. Но мы должны сложить о тебе хвалебную песню, чтобы отблагодарить тебя за то, что ты сделала для вашего короля, и пусть эта песня начнется с печальной вести о твоем пленения слугами Повелителя Мук. Пусть другие знают, во что обращаются те, кто жаждет только власти, добивается ее любыми, самыми черными способами и использует ее в черных целях Быть может, ты расскажешь нам хотя бы о том, так тебе удалось избежать верной смерти и как подучилось, что ты вновь оказалась рядом с тем, кому ты так нужна?

При этих словах Пакс искренне рассмеялась. Разведя руками, она сказала:

— Я сама хотела бы это знать. — Затем в нескольких словах она пересказала то, что, сбиваясь и перевирая, говорил ей Арвид. — Воры, конечно, врут — это всем известив, уважаемая Госпожа, — сказала она в заключение. — А людская молва склонна делать из любого необычного случая легенду, имеющую мало общего с тем, что происходило на самом деле. По крайней мере, клеймо Лиарта на самом деле превратилось в это. — Пакс прикоснулась к серебристому кругу, поблескивавшему у нее на лбу.

— Значит, ты прибыла сюда с когортой верных герцогу солдат и немалым отрядом ополченцев Геда? Как такое могло подучиться?

Пакс поведала королеве эльфов, как ей довелось встретиться с когортой Доррин в Вестбридже, о стремительном переходе по заснеженной дороге вдогонку за направлявшимся в Лионию королем, о встрече с впавшим в уныние маршалом и о том, как ей удалось воодушевить его и его ополченцев. Когда рассказ был закончен, Госпожа Леса кивнула:

— Получается так, что слуги зла выковали на собственном огне оружие против самих себя. Я обещаю, что это будет достойно описана в сложенной нашими певцами песне. Фалькьери за годы, проведенные вне Лионии, сумел научиться брать лучшее из всего, что ему встречалось в жизни. Ты, Паксенаррион, тоже сумела научиться этому — находить добрые стороны во всем, что происходит с тобой в жизни, во всех тех, кто встречается тебе на этом пути. — изменив тон голоса и даже подмигнув Пакс, Госпожа Леса добавила:

— О чем тут говорить, если ты сумела разглядеть что-то доброе даже в киакдане. И поверь моему слову, не зря ты обратилась к нему за помощью. Душа леса очищена от скверны. Из него изгнаны все нечестивые создания — отсюда и до самой Лионии.

— Что? — удивленно переспросила Пакс.

— Ты же видела, что случилось перед тем, как в долине появились, мы. Вся нечисть сломя голову бежала прочь из леса. Эти существа страшатся, как самой смерти, оказаться в неожиданно распахнувшихся границах невидимого эльфийского королевства. А завидев хотя бы слабый отблеск эльфийского света, они, обезумев от страха, бегут куда попало.

— Так это они от вас бежали? — спросила Пакс.

— Да, во не забывай, что в страхе они еще более опасны. Жрецы Повелителя Мук умеют использовать страх людей и других созданий, подчиняя тех, кто боится, своей воле.

— А невидимый барьер по краю леса на другой стороне долины — его тоже воздвигли вы?

— Не", это не наша заслуга. Ты сама просила киакданов пробудить душу этих лесов. Тот киакдан, который воздвиг барьер, на западном склоне долины, хотел встретиться с тобой, когда тебе будет удобно.

Пакс почувствовала, как кровь прилила к ее лицу.

— Киакдан, который…

Госпожа Леса добродушно усмехнулась:

— А что ты думала, когда просила их разбудить таящий лес? Как ты это себе представляла? Как это огромное прекрасное существо! сможет защитить себя и других от злых сил?

У Пакс голова игла кругом.

— Я думала… я считала… что тогда… по крайней мере, король будет знать о приближении зла… может быть, получит даже какую-то защиту…

— Так оно и вышло. Но ты попросила об этом не эльфов, а киакдана. Он именно так воспринял твою просьбу и выполнил ее по-своему. Я не стану вмешиваться в дела лесных властителей, не стану и спорить с ними сейчас. Помощь пришлась очень кстати. — Затем, вновь улыбнувшись, королева эльфов опять перевела взгляд с западного склона долины на Пакс. — Давай все же вернемся к тебе, паладин Геда. Что мы можем сделать для тебя — для тебя лично? Неужели у тебя нет таких желаний, которые мы могли бы исполнить?

Пакс покачала головой:

— Я… честное слово, я не знаю. С меня довольно и того, что все кончилось: король жив, и вы признаете его. А значит, уже ничто не сможет помешать ему взойти на престол.

— Она не стала говорить о том, что, скорее всего, Гед послал ее в этот поход не только с одной целью. По всей вероятности, то, что не касалось судьбы самих эльфов и их королевства, не представляло для них никакого интереса.

— Ты верно служила своему небесному покровителю Геду, — сказала Великая Госпожа, — так же как и наш король. Певец Великих Имен не зря послал вас в этот мир. Я думаю, мы еще не раз увидимся с тобой. А сейчас мне надо отправляться обратно в Лионию и подготовить все к возвращению короля. Мои рыцари останутся с вами, хотя, я полагаю, ничто вас больше не побеспокоит и они будут лишь почетным эскортом короля страны людей и эльфов. Знаешь, Паксенаррион… Ну-ка, сними шлем, если не возражаешь.

Пакс не раздумывая стянула с головы шлем и размотала сбившийся, пропитавшийся потом шарф. Повинуясь едва заметному жесту королевы эльфов, она склонила перед нею голову. Госпожа Леса улыбнулась и легко прикоснулась кончиками пальцев одной руки к макушке Пакс. Прикосновение было холодным и теплым одновременно.

— Это, конечно, такой пустяк, — сказала королева, — но мне так понравились твои золотистые волосы при солнечном свете, когда мы встретились в усадьбе Алиама Хальверика. Я хотела бы видеть тебя такой же при дворе, на коронации сына моей дочери.

В тот же миг Пакс почувствовала, что длинные пряди рассыпались по ее плечам, вновь прикрыв голову от прохладного ветра. Поднятые этим ветерком, несколько прядей упали Пакс на лицо. Волосы были мягки, словно только что вымыты, хорошо расчесаны и готовы к заплетанию в косу.

— Не одни киакданы обладают исцеляющим даром, — улыбаясь, заметила Великая Госпожа.

Прежде чем Пакс смогла произнести слова благодарности, эльфийская королева встала и направилась к своему скакуну. При этом волшебный свет стал настолько ярким, что Пакс пришлось зажмуриться. Даже открыв глаза, она еще некоторое время не видела ничего, кроме серебристого сияния. Затем оно исчезло. Не было видно и самой королевы эльфов. О ее недавнем присутствии свидетельствовал лишь небольшой участок на берегу ручья, где посреди зимы зеленела трава и цвели цветы. Далеко не сразу зимний холодный воздух сумел вновь захватить этот отвоеванный у него уголок весны. Какое-то время Пакс молча сидела на пригорке, глядя на ручей. Минута прошла или час — этого она сказать не могла. Затем, встав и потянувшись, она привычными движениями быстро заплела тугую косу, с трудом сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы. Уложив косу вокруг головы, Пакс надела шлем и огляделась.

Неподалеку от нее стоял король, беседуя о чем-то с эльфийскими рыцарями. С двух сторон за его спиной замерли оруженосцы. Рядом, внимательно слушая, но не участвуя в разговоре, стояли Аммерлин и придворный маршал Секлис. За ними в нескольких десятках шагов ополченцы из Драконьего Зуба и солдаты из когорты Доррин уже разожгли два больших костра. До Пакс тотчас же донесся запах запекаемого мяса. Другие солдаты были заняты переноской и сортировкой трофейного оружия, а также разбором доставшихся в качестве добычи обозов побежденных. Какой-то человек в длинном плаще-балахоне, доходившем ему до пят, склонился перед одним из коней королевской стражи, ощупывая его переднюю ногу. Пакс первым делом направилась в ту сторону. Подойдя поближе, она заметила глубокую резаную рану на ноге лошади чуть ниже пясти. Человек в балахоне пробурчал что-то себе под нос и аккуратно, чуть заметно притронулся к ране. Она стала затягиваться на глазах, и через несколько мгновений от нее остался лишь небольшой шрам на лошадиной шкуре.

— Вот так-то. Я думаю, все пройдет, — сказал человек рыцарю, который держал коня за повод. — Последите, чтобы ему несколько дней давали побольше хорошего зерна. Если сумеете где-нибудь раздобыть сена посвежее, оно тоже пойдет ему на пользу. — Человек обернулся и увидел Пакс, наблюдавшую за его действиями. — Ага, Паксенаррион, дошли до меня слухи, что ты не смогла сама добраться до священной рощи и лично попросить меня о помощи.

— Я… я действительно…. — Пакс засмущалась и, лишь заметив веселые искорки в глазах киакдана, сказала:

— Ну да, не. смогла я сама добраться до вас. Не успела. Зато."

— Зато ты: успела туда, где без тебя не обошлись бы. Судя вго тому, что я видел сегодня ночью, и по количеству уничтоженных тобой врагов, как людей, так и нечисти, ты целиком в полностью оправилась от своих былых душевных ран. Я прав?

— Абсолютна, — уверенно ответила Пакс. — Великий Господин — тому свидетель. Это истинная правда.

— Ну вот, а еще говорят, что боги не вмешиваются в дела смертных, — усмехнулся киакдан. — Нам ли этого не знать! Нам да эльфам. — Он помолчал, а затем улыбнулся и сказал:

— Знаешь, Паксенаррион, я был бы страшно горд, если бы имел право заявить, что ты — мое создание. Но мы все знаем, что это не так. Каждый из нас — отдельная ветвь огромного, дерева, или строчка в дневнике. Великого Певца, как предпочитают говорить эльфы. Я счастлив видеть тебя в полном здравии, овладевшей всеми дарованными тебе силами и способностями. И разумеется, ты всегда будешь желанной гостьей в моей священной роще.

— Благодарю вас… — Пакс сбилась, не зная, как, какими словами выразить испытываемые ею чувства. — Я даже не знаю, как объяснить, насколько я вам признательна…

Киакдан протестующе замахал руками:

— Я всего лишь освободил придавленный росток, а дальше он рос и развивался сам. Твой дар — прекрасное владение этим клинком. Мне же дано понимать и чувствовать живые души.

Пакс, улыбаясь, подхватила его фразу:

— Причем самые испуганные тоже. Я этого не забыла и никогда не забуду.

— Ты лучше скажи мне, — неожиданно сменил тему колдун, — не забыла ли ты, когда тебе в последний раз довелось поесть?

— Когда было нужно, тогда и еда, если не было более важных дел, — от души расхохотавшись, сказала Пакс. — Не желаете ли разделить с нами трапезу? Это было бы большой честью для меня и…

— …И огромным испытанием для рыцарей, которые и так чувствуют себя не в своей тарелке рядом со мной. Так что я, пожалуй, воздержусь от посиделок за вашим столом, тем более что доверившийся мне лес еще не успокоился. Чтобы привести его душу в должное состояние, мне придется много поработать, и чем скорее я начну, тем лучше.

— Уважаемый магистр Оукхеллоу, — почтительно, с использованием полного титула, обратилась к колдуну Пакс.

Тот, поняв, что шутки отброшены в сторону, приосанился и внимательно посмотрел ей в глаза. Пакс же, опустив голову, сказала:

— Если Гед пошлет меня теперь туда, откуда мне уже никогда не придется вернуться в вашу священную рощу, то я хочу, чтобы вы знали: я все помню и остаюсь безмерно вам благодарна. У меня ничего нет при себе, что я могла бы принести вам в дар, кроме слов моей благодарности.

Коротко кивнув, киакдан ответил:

— Госпожа Паксенаррион, паладин Геда! Вы принесли в дар священной роще и душе этого леса все, что у вас было, и все, что мог отдать смертный этим непонятным для людей божествам. Не считайте себя связанной обязательством вернуться ко мне или принести что-либо в дар. Если богам будет угодно, чтоб мы снова свиделись, я буду рад этому в любой день, в любую погоду, в любое время года. Вы навсегда останетесь в моем сердце, в душе леса и в тонком мире эльфов, ибо Великое Дерево знает, какие плоды растут на его ветвях. — Договорив похожие на заклинание прощальные слова, он развернулся, набросил на голову капюшон и скрылся а лесу — там, где, казалось, между деревьями не было и подобия травы.

Пакс обернулась и увидела, что королевские оруженосцы уже установили походный шатер. За откинутым пологом стоял стол, за которым сидели король, один из эльфийских рыцарей, Аммерлин и три маршала. Свободным оставалось одно место напротив короля. Поймав взгляд Пакс, он встал и позвал ее:

— Госпожа, мы как раз собирались приступить к завтраку. Не окажете ли вы нам честь присоединиться к нашей компании?

Пакс едва успела сесть за стол, как оруженосцы подали большое блюдо с хлебом и тарелки со свежезапеченным мясом. Поначалу Паксенаррион чувствовала себя не совсем уютно: королевский шатер располагался на виду у стоявших под конвоем разоруженных гвардейцев Верракая и паргунских солдат. Король, похоже, не придавал этому значения, и Пакс решила, что не стоит заострять внимание на своих ощущениях. Ее гораздо больше интересовало то, как изменился Пелан с тех пор, как она его видела в последний раз в Верелле. Выглядел он гораздо лучше, словно сбросил десяток самых тяжелых лет и избавился от самых горьких воспоминаний. В лице Пелана все явственнее проявлялись черты, роднившие его с эльфами. Пакс медленно ела, внимательно наблюдая за ним. Точнее определить, что именно так изменило короля, она не могла. Если бы ее сейчас спросили об этом, она бы просто ответила, что теперь он выглядит моложе, чем раньше.

Сначала за столом говорили мало. До королевского шатра доносились звуки, сопровождающие обычно походную трапезу большого отряда: звенели котлы, миски и ложки. Когорта Доррин и королевская стража и тут действовали организованно и дисциплинированно: к кострам, над которыми готовилась еда, подходили поочередно отделение за отделением, в то время как остальные продолжали охранять пленных и нести караул на дальних подступах к лагерю. Ополченцы, естественно, остались верны себе и, быстро поделив еду между всеми бойцами отряда, сели завтракать одной большой веселой компанией.

Молчание под пологом шатра первым нарушил король:

— Ну что ж, дорогие собратья по оружию, нам довелось увидеть рождение еще одного дня. По-моему, сегодня ночью это было пределом наших мечтаний.

Аммерлин кивнул и сказал:

— Ваше величество, мне кажется, вы и сами не были уверены в том, что нам удастся избежать смерти или поражения.

— Что касается смерти, то я могу быть уверен, что мне не удастся ее избежать. Рано или поздно она меня настигнет. А поражение… Знаете, Аммерлин, поражение всегда является следствием отчаяния. А у меня неоднократно была возможность убедиться, что даже в самой тяжелой ситуации нельзя поддаваться отчаянию, ибо оно обычно является результатом воздействия сил зла. — Сказав это, король посмотрел на Паксенаррион, и этим взглядом было сказано так много, что словами это пришлось бы передавать очень и очень долго. — Итак, мы живы и встречаем ясное утро. И в огромной степени этим мы обязаны эльфийским рыцарям под вашим командованием, — сказал Пелан, поворачиваясь к эльфу, сидевшему рядом с ним. — Примите нашу искреннюю благодарность за ваше своевременное появление.

— А вы, ваше величество, примите наши извинения за то, что не самые достойные и приятные в общении гонцы сообщили вам о нашем приближении, — совершенно серьезно произнес эльф и лишь затем рассмеялся:

— Клянусь всеми богами, я вовсе не хотел, чтобы вся эта нечисть налетела на вас!

— Тем сильнее был контраст, когда мы наконец увидели вас, — рассмеялся в ответ король. — Кроме того, для наших противников появление орков и прочей нечисти тоже было внезапным и по-своему неприятным. Конечно, я пытался сохранить — в себе огонек надежды нынче ночью, старался не поддаться отчаянию. В конце концов, я знал, что мои товарищи по оружию со мной, и знал, чего они стоят в бою. Но, смею вас заверить, даже в самых смелых мечтах и надеждах я не отваживался предположить, что встречу это утро вот так — в спокойствии, безопасности, комфорте и — главное — со столькими оставшимися в живых солдатами и друзьями.

Улыбнувшись вместе со всеми словам короля, Секлис положил локти на стол и более обстоятельным тоном сказал:

— Все это, конечно, очень хорошо. Но скажите, ваше величество, как вы собираетесь поступить с пленными паргунцами и гвардейцами Верракая?

— Паргунцы практически не оказали сопротивления эльфам и вряд ли будут предпринимать попытки вырваться из-под их конвоя, но что-то я сомневаюсь, что они с радостью и искренне вольются в нашу процессию. Что же касается клана Верракая…

— Ох уж мне эта гнилая семейка! Кого ни возьми — все…

— Не судите всех огульно, — строго оборвал его король. — Капитан Доррин, командир когорты, сражавшейся вместе с нами сегодня ночью, — тоже потомок клана Верракаев. Это никогда не мешало ей верой и правдой служить мне и быть справедливым и любимым солдатами офицером.

— Извините, я не знал… — пробормотал Секлис.

— Естественно, — кивнул ему король. — Понимаете, господин маршал, я не дровосек, а скорее садовник. Я не призываю выкорчевать все дерево с корнем, но скорее предпочту обрезать ту или иную засохшую ветку. Мне доводилось встречаться и с другими достойными людьми. — урожденными Верракаями. Может быть" именно поэтому я до конца и не перессорился с бароном и его братом.

— Но то, что произошло, нельзя оставлять безнаказанным, — продолжал настаивать на своем Секлис, — Видит Гед, они отказались выполнить волю наследного принца, напали на короля соседнего королевства, находящегося у нас в стране под личным покровительством нашего правителя. Кроме того, они угрожали перебить нас всех, чтобы никто никогда не узнал об их предательстве…

— Я все это помню, господин маршал. Они совершили преступление и за это должны предстать перед судом. Но не веред моим судом, уважаемый маршал Секлис" потому что это не мое королевство. Если бы я устроил здесь судилище к стал бы выносить приговоры, я бы оказался самозванцем, присвоившим себе права наследного принца. Для него я либо его вассал" либо правитель соседнего королевства. В обоих этих качествах я могу подать жалобу на действия гвардейцев барона Верракая, но ни в каком из них я не имею права судить или миловать этих людей.

Несколько обескураженный, Секлис проворчал что-то неопределенное и откинулся на спинку стула. Тогда, подавшись вперед, в разговор вступил эльфийский рыцарь:

— Так что же вы предлагаете" ваше величество? Король обвел взглядом сидевших за столом:

— Я предлагаю предоставить Тсайе самой решать свои внутренние проблемы. Что предполагается ее статусом самостоятельного королевства. Принц должен быть извещен о случившемся, равно как и Регентский Совет. Но им также должно стать известно, что король Лионии не превысил своих полномочий, находясь в границах Тсайи. Секлис, вы ведь придворный маршал и состоите в Совете. Вы вправе решать, какие обвинения выдвинуть в адрес мятежников. Вы, господин Аммерлин, являясь одним из старших офицеров королевской стражи, представляете здесь напрямую военную силу королевства, а также власть наследного принца. Вы можете воспользоваться своими полномочиями и лично принять все необходимые меры для поддержания мира и спокойствия во владениях барона Верракая до тех пор, пока Совет и принц не примут окончательного решения. Кроме того, согласно законам Тсайи, вы, господа маршалы, имеете права судей по некоторым вопросам, в частности в том, что касается последователей таких божеств, как Лиарт.

— А что собираетесь делать вы, ваше величество?

— Я отправляюсь в мое королевство, — спокойно ответил король. — Я слышал, что там меня ждут.

— Вы возьмете с собой вашу когорту? — спросил Аммерлин.

— Вообще-то я не отказался бы от их сопровождения. Я надеюсь, что одна—единственная когорта не напугает власти и граждан Лионии. Что вы на это скажете, господин эльф?

— Я думаю, ее появление не вызовет никакого беспокойства, — улыбнувшись, ответил эльф.

— Тогда, господин Аммерлин, вы можете оставаться здесь вместе со всем отрядом королевской стражи.

— Но мы ведь ваш эскорт.

— Да, и вы прекрасно выполнили свою задачу. Но теперь меня будет сопровождать когорта моих солдат и эльфийские рыцари. По правде говоря, я намерен двигаться с максимально возможной скоростью и не хотел бы утруждать вашу тяжелую кавалерию скоростными переходами. Поверьте мне, это ни в коей мере не проявление неуважения ж вам. Наоборот, я считаю, что ваше присутствие здесь, на приграничных землях, окажется куда более важным с учетом неспокойной обстановки во владениях барона Верракая.

Неожиданно их разговор был прерван сигналом тревога, поданным кем-то из часовых. Пакс увидела, как буквально через несколько секунд после этого Доррин верхам на своем коне уже скакала вверх по восточному склону долины. Солдаты мгновенно выстроились в предварительный боевой порядок. Выбежав из-под навеса у входа в шатер, Пакс уже не удивилась, обнаружив рядом гнедого коня. Вскочив а седло, она стала смотреть в ту сторону, откуда был подан сигнал. Вскоре ее лицо расплылось в улыбке, и Пакс возводила себе расслабиться и вздохнуть с облегчением: с востока в долину спускались под двумя знаменами — одно с полумесяцем Геда, а другое с колоколами и арфой Тсайи несколько сот ополченцев ордена, возглавляемых двумя маршалами.

— Поздновато они, — заметила Сурия, перехватив взгляд Паксенаррион. — Но все равно приятно видеть союзников, а не очередного врага.

Маршалы проследовали к королевскому шатру. Пакс узнала Пилиана, а он, в свою очередь, представил всем Берриса, возглавлявшего ближайшую к этому месту ферму на востоке. Пилиан улыбнулся Пакс и кивнул остальным маршалам.

— Один из моих ополченцев сообщил мне тревожную новость, — сказал он. — Какая-то странная когорта без знамен тайно двигалась по лесу примерно на равном расстоянии между фермами Берриса и моей. По его описанию я подумал, что это вполне могут быть паргунцы. Мы организовали поисковую группу и обнаружили спрятанные у берега реки лодки. Тут я и вспомнил, что говорила мне Паксенаррион, и поднял по тревоге ополченцев своей роты.

— Затем он, как снег на голову, свалился на меня, — притворно пожаловался Беррис. — Я сказал ему, что у меня едва ли наберется хоть горстка людей, годных для участию в бою, но собрал всех, кто действительно откликнулся на мой призыв, и присоединился к его отряду.

— И все-таки, похоже, мы опоздали, — сказал Пилиан, оглядывая долину.

— Вовсе нет, — возразил ему король. — Вы очень пригодитесь здесь. Дело в том, что мы не можем надолго задерживаться в этих местах, а разобраться с пленными паргунцами…

— Я же тебе говорил! — сказал Пилиан, с изрядной силой хлопнув Берриса по плечу. — Я сразу понял, что эти мерзавцы, Тир их раздери, замешаны во всей этой истории.

— Есть еще гвардейцы Верракая, — продолжал король. — С ними тоже нужно что-то делать. Мне и моим солдатам нужно отправляться в Лионию. Ваше появление здесь дает возможность придворному маршалу Секлису и господину Аммерлину обеспечить необходимую в таких случаях охрану пленных и поддержание порядка во владениях Верракая.

Пилиан почесал за ухом и сказал:

— Ну что ж, мой господин, то есть ваше величество, хорошо, что мы проделали этот долгий путь не напрасно. Кстати, я должен сказать вам, что многие члены моего отряда — это ваши подданные, бежавшие из Лионии из страха перед возможной войной.

Король улыбнулся:

— Значит, маршал, вы сумели продемонстрировать им, что беда все равно настигнет того, кто пытается от нее скрыться. Отличная работа, маршал Пилиан! Продолжайте свою педагогическую деятельность в том же духе. Когда вы, наконец, сумеете вылепить из них нечто стоящее, тех, кто захочет вернуться в Лионию, я с удовольствием приму обратно.

— А сейчас вы не станете забирать у меня бывших граждан Лионии?

Король внимательным взглядом обвел ряды ополченцев, затем поджал губы и сказал:

— Нет, пожалуй, не стоит. Мои сопровождающие — это закаленные в боях воины, умелые, а главное — надежные. Те же, кто покинул родную страну, опасаясь возможных беспорядков, проявили, скажем так, некоторое малодушие. Этих людей… По правде говоря, маршал, я бы предпочел, чтобы они остались с вами. Перевоспитывать, делать из труса храбреца — это у вас получится лучше, чем у меня. Я лишь могу выразить вам свою благодарность за такую нелегкую работу.

Оставшуюся часть дня королевский отряд отдыхал. Остальные занялись дальнейшим разбором трофеев и обустройством временного лагеря. Погибшие защитники короля были похоронены с подобающими почестями. Трупы противников были свалены в одну кучу и сожжены. Действуя под руководством маршалов, ополченцы приняли на себя конвоирование пленных паргунцев и гвардейцев Верракая. Их отвели подальше от королевского штаба, в другой конец долины. Большую часть лошадей когорты обнаружили на гребне холма — единым табуном, живых и здоровых. Пакс объяснила, что, скорее всего, их удержал воздвигнутый киакданом невидимый лесной барьер. Доррин подозрительно покосилась на нее, но предпочла не вступать в спор.

Рано утром они вновь отправились в дорогу. Пакс по просьбе короля поехала рядом с ним. Ни обоз, ни тяжелая кавалерия теперь не замедляли их продвижения по заснеженной дороге. К вечеру отряд уже входил в Харвэй. На главной площади города их ждал отряд королевской стражи Лионии в парадном строю. Как только король пересек границу, по обе стороны дороги зажглись костры: местные жители приветствовали возвращение правителя на родину. В городе в каждом окне горела свеча. Жители, держа в руках факелы, выстроились вдоль улиц. Маршал Геда и капитан ордена Фалька вышли навстречу королю и поклонились. Пакс увидела цепочку костров, уходящую все дальше и дальше к горизонту. Так новость о прибытии короля передавалась в глубь страны.

Речь короля была краткой: приветствие и несколько вежливых слов в адрес тех, кто вышел ему навстречу. Ничего больше. Пакс видела, что по щекам Пелана текут слеза На ночлег они остановились в Харвэе: король в парадных покоях штаба пограничного отряда королевской стражи, а Пакс, по просьбе маршала, — на ферме Геда.

К тому дню, когда королевский отряд добрался до Чайи, снег в лесах уже сошел, наполнив реки и ручьи весело журчащей водой.

— Ранняя весна, — сказал король, глядя на набухающие почки на деревьях. — Я чувствую, как лес оживает и радуется.

— Чувствуете? — переспросил Амбротлин, ехавший с ними от самой границы. Эльф улыбнулся и сказал:

— Это хорошо. Хорошо, что лес оживает и радуется, хорошо и то, что вы это чувствуете. В вас просыпается эльфийское чутье. Душа леса радуется, приветствуя вас в родной стране. Она поет торжественную радостную песню, ваша душа откликается на ее призыв, и та отвечает новой песней, еще более живой и радостной. Сами времена года приветствуют вас и отвечают на ваши чувства.

Король внимательно смотрел на молодую зелень полей и огромные, нависающие над почти игрушечным замком деревья. Вновь на его глазах выступили слезы.

— Как здесь красиво. Какие деревья! Я боюсь, у меня от счастья разорвется сердце.

— Это самое сердце вашего королевства — то место, где сходится все эльфийское и все человеческое, — сказал Амбротлин. — Ваше величество, добро пожаловать в вашу страну.

На поле, окружавшем город, уже собралась большая толпа. Горожане приветствовали короля, выстроившись шеренгами вдоль дороги. Кто-то кричал от радости, кто-то молча, широко раскрытыми глазами смотрел на возвращающегося в столицу, считавшегося давно погибшим принца. Когда зазвучала музыка, Пакс почувствовала, что ее сердце замирает от восторга и щемящей тоски. Эльфийские музыканты приветствовали возвращение в Чайю короля, которому предстояло править страной, принадлежащей людям и эльфам.

Музыка неотступно следовала за королем и его сопровождающими даже во дворце, где уже собрались лорды — члены Правящего Совета Лионии, придворные, их родственники, — знать Чайи и всей Лионии. Один за другим подданные подходили к королю, преклоняли перед ним колени и отходили. Когда очередь дошла до старого Хаммарина, он внимательно всмотрелся в лицо короля, словно пытаясь отыскать в нем черты того, детского лица принца, а затем, также преклонив колено, прикоснулся к руке правителя.

— Ваше величество, будьте справедливым королем, каким был ваш отец!

— Вы его знали? — спросил король.

— Да. Как и вас — совсем маленьким мальчиком. Хвала богам, что вы вернулись. Знаешь, Фальки, я очень рад этому! Простите, ваше величество, что я позволил себе единожды назвать вас так, как я обращался к вам тогда, много лет назад.

Получив в ответ улыбку и слезы, выступившие на глазах короля, он отступил на шаг назад, предоставляя возможность другим придворным засвидетельствовать свое почтение правителю. Когда все приветствия были закончены, король обернулся к Пакс:

— Госпожа Паксенаррион, паладин Геда! С вашей помощью, по воле богов, я вернулся в этот дворец. Считаете ли вы свою миссию выполненной?

— Еще нет, ваше величество. — Обернувшись к собравшимся, Пакс громко произнесла:

— Вы, члены Правящего Совета Лионии, дали мне свое соизволение на поиски давно пропавшего и считавшегося погибшим короля. Я вызвалась найти его и привести сюда, в королевский замок Чайи. И вот король здесь, перед вами. Эльфийский меч свидетельствует о том, что он и есть истинный наследник трона Лионии. Исполнила ли я наш уговор? Признаете ли вы его своим королем?

— Договор исполнен! Мы признаем нового короля!

Паладин Геда Паксенаррион совершила еще много подвигов, но в Союзе Восьми Королевств ее больше всего знают и чтят именно за то, что она вернула пропавшего короля на принадлежащий ему трон и спасла тем самым Лионию от опасности гражданской войны и узурпации власти каким-нибудь самозванцем. Какой из ее подвигов оказался более других угоден богам — ведомо только Великому Господину, который один лишь может справедливо оценить величие того или иного человеческого поступка, что бы о нем ни говорилось в людских легендах и сказаниях или в эльфийских гимнах.

В хрониках королевского двора Лионии сказано, что коронацию Фалькьери Амбротлина Артсьелана Пелана (ибо он изъявил желание сохранить за собой то имя, под которым прожил большую часть жизни) превзошла радостью и пышностью церемонии только его свадьба, состоявшаяся спустя некоторое время. Король Фалькьери правил долго и справедливо. При его правлении союз эльфов и людей вновь укрепился, как в давние времена. Мир и процветание страны стали почетным символом его правления. После него корона перешла к его старшей дочери, от нее — к ее сыну и к сыновьям ее сыновей…

Что же касается Паксенаррион, то она была названа Другом Короля и наделена пожизненным правом быть при дворе или уезжать, когда она сочтет это необходимым. Когда боги и святой Гед призвали ее на новые подвиги, она отправилась в дальний путь в другие страны.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава Х

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава XIX

Глава XX

Глава XXI

Глава XXII

Глава XXIII

Глава XXIV

Глава XXV

Глава XXVI

Глава XXVII

Глава XXVIII

Глава XXIX

Глава XXX

Глава XXXI

Реклама на сайте